Мент правильный Дмитрий Дашко
        Мент #1
        НЭП, новая экономическая политика, породила не только зажиточных коммерсантов, но и большое количество преступников. Вымогатели, грабители, воры всех мастей вооружены до зубов - только что закончилась Гражданская война и деклассированный элемент ещё живёт по её законам. Когда майор российской полиции Георгий Победин оказался в 1922 году, ему пришлось вспомнить опыт «лихих девяностых». «Ревущие двадцатые» не стали для матёрого опера нерешаемой задачей. Если ты по жизни мент и специально обучен продвинутым методам криминалистики, уголовный розыск будет только рад новому сотруднику. Тем более работы в розыске не продохнуть: и уголовники житья не дают, да и никогда не знаешь, кто находится рядом - человек с ярким прошлым, наследие старого режима или оборотень под личиной сотрудника угро…
        Дмитрий Дашко
        Мент правильный
        
        Глава 1
        Хмурый взгляд, которым меня наградил врач, не предвещал ничего хорошего. Хотелось выматериться, но было как-то неудобно перед доктором. Человек интеллигентный, в очках…
        - Георгий Олегович, а вы в курсе, что у вас предынфарктное состояние? - произнёс эскулап, когда бросил рассматривать кардиограмму, лежащую на его столе.
        Я заёрзал на стуле. Седалище и так было жёстким, а теперь вообще превратилось в наждачную бумагу.
        - И насколько это серьёзно?
        Ненавижу ходить по врачам. А всё дочка: «Папа, запишись на приём. Что-то ты у меня какой-то бледный и за грудь постоянно хватаешься!»
        Сходил, называется…
        - Серьёзнее некуда. Как давно у вас эти симптомы? - продолжил выпытывать доктор.
        - Дня два уже, - прикинул я.
        Он встревожился ещё сильнее:
        - Два дня! Вас нужно срочно госпитализировать!
        Сказав это, врач - полноватый мужчина моего возраста, то бишь не так давно разменявший «полтинник» - потянулся к стационарному телефону.
        И в этот момент зазвонил мой сотовый.
        - Доктор, простите, - повинился я. - Работа.
        При моей работе, действительно, нужно находиться на связи двадцать четыре часа в сутки, включая редкие выходные и не менее редкий отпуск.
        Звонил мой давний осведомитель - Коля по прозвищу Кислый, и этого звонка я ждал целую вечность.
        - Георгий Олегович, я нашёл Аллигатора. Он на хате у своей подруги. Адрес знаете?
        Подруг у Аллигатора как блох у барбоски. Всех не перечесть.
        - Диктуй, - приказал я.
        - Олимпийская тридцать девять, квартира сорок пять. Только приезжайте как можно быстрее, он скоро снимается с адреса. Ищи потом ветра в поле, - затараторил Кислый.
        - Понял тебя, выезжаю. - Я выключил смартфон и посмотрел на доктора. - Вы меня простите, но госпитализация откладывается. Я ненадолго: сгоняю по-быстрому в один адресок и сразу назад, сдаваться.
        - Георгий Олегович! Вы что себе позволяете?! Это не шутки! - разволновался эскулап. - Да уж какие там шутки. Два часа, и я буду здесь как штык. Слово офицера!
        - Хорошо, - сдался он. - В конце концов, это ваше здоровье и ваша жизнь.
        - Именно. Спасибо за понимание!
        Сказав это, я откланялся.
        Говоря по правде, в этот момент на душе кошки заскребли, но потом азарт взял своё. Я был гончей, идущей по следу. В такие моменты меня трудно переубедить.
        Что касается здоровья - два дня проходил, значит, два часа ещё потерпит.
        Я вызвонил наших - по всему выходило, что до хаты, в которой ныкался Аллигатор, ближе всего было мне. Остальные находились в таких ипенях, что смогут добраться туда через час, если не позже. За это время Аллигатор действительно может нырнуть на такое дно, что весь личный состав доблестной полиции нашего города не разыщет. А этот гад был нужен мне позарез, и это было личное.
        Месяц назад Аллигатор убил моего лучшего друга. Тот подрабатывал таксистом и в один злополучный вечер отвозил поддавшего Аллигатора и его кореша из ресторана. Бандиты отказались платить, завязалась драка.
        В итоге друга пырнули ножом, задели жизненно важные органы, он умер на операционном столе, не приходя в сознание. Жена стала вдовой, двое детей остались без отца и кормильца.
        Я поклялся найти убийц, чего бы мне это ни стоило.
        Сначала вышел на подельника - помогли пальчики из картотеки. Тот быстро раскололся и сдал Аллигатора. А потом фарт закончился: основной фигурант бросился в бега. Если бы не наводка Кислого - не видать мне Аллигатора как своих ушей.
        Пока вспоминал, не заметил, как оказался в нужном районе.
        Олимпийскую улицу строили аккурат к московской олимпиаде, на фасаде одного из домов даже нарисовали легендарного мишку. Улица получилась малоэтажной и довольно симпатичной. Из минусов разве что расположение практически на самом конце города - через дорогу начинался лес. Хотя… может, это и не минус. Не все любят шум центральных районов, через которые проходят основные транспортные артерии.
        Я оставил машину у соседнего дома: вряд ли Аллигатор знает мою тачку, но осторожность превыше всего. Здесь он точно ничего не увидит. И значит, я его не вспугну.
        Время рабочее, мест для парковок полно в каждом дворе, не нужно наматывать круги по микрорайону.
        Стоило выйти из машины, как снова бросило в пот. Рубашка просто прилипла к влажной спине. К горлу подступил противный комок.
        Ничего, пообещал я себе, возьму Аллигатора и в больничку. Там меня подлатают. Не впервой.
        Хотя с сердечком прежде таких проблем не было. Лечился обычно от другого: то спину сорвал, то после ранения валялся. А так, чтобы «моторчик» забарахлил - ещё не сталкивался. Как-то не верилось, что такое произойдёт со мной.
        Права дочка, нужно бросать курить. Может, заодно от трескучего кашля избавлюсь.
        Дочка ещё про нервы говорила. Дескать, все болезни от них. Просила, чтобы как можно меньше думал о работе.
        Я, может, и рад бы не думать, но вот не переживать за работу, увы, не получится. Хреновый был бы из меня опер в таком случае.
        Кислый подскочил сразу, как только я нарисовался у подъезда, и тут же заговорил в характерной для него горячечной манере. Не хватало разве что активной жестикуляции.
        - Георгий Олегович, он там… Никуда не выходил…
        - Не части, - попросил я. - Уверен, что он всё ещё на хате?
        - Зуб даю! - поклялся Кислый.
        Он успел замёрзнуть и слегка приплясывал, чтобы согреться. А может, приспичило в туалет. Такое бывает сплошь и рядом. Пасёшь объект, мочевой пузырь готов разорваться, а тебе даже до кустиков нельзя. Работа, понимаешь, такая.
        - Понял, Кислый. Держи, заслужил. - Наше ведомство к числу богатых не относится, но каждый опер время от времени должен стимулировать своих агентов не только морально, но и материально.
        Специально для такой цели я заранее отложил пять штук, которые и вручил Кислому в далеко не торжественной обстановке.
        От меня не убудет, а Кислому - если братва дознается, что он мой человечек, серьёзно поплохеет. И рискует он не только здоровьем, но и жизнью.
        Впрочем, с некоторых пор многое изменилось. Братва стучит ментам через одного, если не чаще, но огласки этой «интимной» стороны жизни никто не любит. Все делают хорошую мину при плохой игре.
        Если на дело идёт «организованная» преступность, мы, как правило, узнаём кто, как и когда. И, разумеется, не в ходе глубокомысленного разглядывания в лупу следов преступления а ля Шерлок Холмс. Опера ноги кормят и армия надёжных осведомителей.
        - Георгий Олегович, спасибо! - Кислый нервно сглотнул и судорожно запихал деньги во внутренний карман. - Ну я пойду, ладно? - Иди, а то не ровен час засекут.
        Он задержался на секунду, бросив на меня настороженный взгляд:
        - Что-то вы неважно выглядите, Георгий Олегович. С вами всё в порядке?
        - Да иди уже, - раздражённо протянул я.
        И этот туда же… Профессор кислых медицинских щей!
        Осведомитель поднял воротник пальто и засеменил, не оглядываясь.
        Я прикинул план дальнейших действий. Сунуться одному в квартиру?
        Пожалуй, повременю. Дождусь кавалерии, а там что-нибудь придумаем. Лишь бы Аллигатор к тому времени не вздумал смыться.
        Только успел об этом подумать, как домофон издал мелодичные звуки и железная, крашенная в революционный красный цвет, дверь подъезда распахнулась, выпуская из бетонного чрева пятиэтажки того, за кем я пришёл.
        Аллигатор - невысокий крепыш в китайском пуховике и джинсах с вытянутыми коленками, осторожно повертел башкой и, не заметив меня, пошагал, низко склонив голову. Он горбился, а его подбородок практически лежал на груди.
        В руках была объёмистая спортивная сумка.
        Эх, не успела моя «кавалерия». Значит, сам. Но это даже к лучшему - хочешь, чтобы было хорошо, сделай лично.
        Пистолет давно был снят с предохранителя, а в ствол, вопреки всем инструкциям, «загнан» дополнительный патрон. Фишка, перенятая от вояк, которая спасла жизнь не одному оперу.
        Сердце предательски кольнуло. Я невольно поднёс руку к груди.
        Слышь ты, четырёхклапанное, не вздумай подвести. Мне, пока дело не завершу, на тот свет никак нельзя.
        Моторчик словно услышал обращённую к нему просьбу, меня отпустило.
        Слава богу! Как хорошо…
        Я уверенно преградил Аллигатору дорогу.
        - Стой, сука! Ты задержан. И даже не вздумай рыпаться.
        Тот замер. Рот открылся, вытягивая и без того длинное некрасивое лицо. Сейчас он чем-то напоминал мужика со знаменитой картины Эдварда Мунка «Крик». Не хватало разве что рук, сжимающих голову словно тисками.
        - Гражданин майор, вы? - с непередаваемой тоской в голосе воскликнул он.
        Нет, с Аллигатора точно надо картины писать. Столько выразительной мимики на каждом квадратном сантиметре «фейса» - звезда МХАТа с зависти помрёт! От ужаса и паники до лихорадочной работы мозга.
        Спасать свою шкуру Аллигатор умел. Я всегда помнил об этом и потому не спускал с него глаз.
        Я бросил на асфальт перед ним наручники.
        - Аккуратно нагнись и надень «браслеты». Повторяю, не вздумай хоть что-то выкинуть - первый выстрел в тебя, второй в воздух.
        Он покладисто кивнул и потянулся за «украшением».
        В этот момент в сердце даже не кольнули - кто-то будто загнал в него осиновый кол. Матерь божья! Как мне хреново.
        В глазах помутилось, стало не хватать воздуха, ноги подкосились.
        Бандит уловил произошедшие со мной перемены. Он мог бы совершенно спокойно убежать - у меня просто не оставалось сил, чтобы выстрелить, пистолет превратился в двухпудовую гирю, просто невероятно, что он ещё не выпал из руки.
        Однако на Аллигатора что-то нашло.
        Отбросив сумку, он кинулся на меня, сбил с ног и вцепился стальной хваткой в горло. В эту же секунду мой палец сам по себе лёг на спусковой крючок. Грохнул выстрел.
        Я увидел испуганные глаза Аллигатора, которого стремительно покидала жизнь. В них было столько паники, что хватило бы на нас двоих.
        Вот только я не паниковал. Мне почему-то было хорошо от мысли, что ещё один урод с моей помощью спроважен на тот свет, что теперь на земле стало меньше сволочи и что друг отомщён.
        Кажется, я улыбался, хотя у меня не было сил даже на это.
        А ещё передо мной вдруг вспыхнул яркий, зовущий свет. И я не мог сопротивляться его зову…

* * *
        - Олегыч, ты что? - опер Мартынов склонился над распростёртым на холодном асфальте телом своего начальника - майора Победина.
        И сразу резко распрямился, сдёрнув с головы клетчатую кепку, которая делала его похожим на шотландца - такого же рыжего и усатого, какими их показывают в кино.
        Победин уже не дышал, но на его устах почему-то застыла странная улыбка, словно в последние секунды перед смертью Георгий Олегович увидел что-то удивительно прекрасное.
        - Эх, товарищ майор… Ну как же так?! - с горечью простонал опер.
        - Сердце, - пояснил напарник Мартынова - Ивашов. - Кардиолог начальству все телефоны оборвал. У Олегыча предынфарктное состояние обнаружилось, а он вместо госпиталя дёрнул Аллигатора брать.
        - И взял, - добавил тихо Мартынов, но его все услышали.
        Рядом с Побединым лежало ещё не успевшее остыть тело бандита, за которым отдел гонялся уже столько дней. Лицо Аллигатора превратилось в страшную посмертную маску. Он будто успел заглянуть за порог загробной жизни и увидел там весь ужас, который его ждал на вечные времена.
        - Знаешь, мой дядя говорит: «Люди не умирают, они лишь становятся невидимыми», - сказал Ивашов.
        Мартынов кивнул.
        - Красиво сказано. Образно.
        Он ещё раз посмотрел на улыбавшегося Победина, потом перевёл взгляд на напарника:
        - Ивашов, скажи - ты в переселение душ веришь?
        Оперативник пожал плечами.
        - Не знаю, а что?
        - Да так… Мне кажется, наш майор, в кого бы его душа сейчас ни вселилась, как был ментом, так ментом и останется. - Он помолчал. - Знаешь, Ивашов, а ведь я сегодня наквакаюсь. Так наквакаюсь, что домой на четвереньках приползу. И хрен с ней, с работой! Как-нибудь обойдутся без меня.
        - Тогда уже вдвоём наквакаемся, - твёрдо заявил напарник.
        Глава 2
        Страшная боль в голове заставила меня застонать и открыть глаза. Почти сразу кто-то громко ойкнул (судя по голосу, женщина) и выпустил из рук нечто железное, с грохотом ударившееся об пол.
        И тут же со всех сторон послышались возгласы - преимущественно ругань и маты.
        К сожалению, в том месте, куда я попал, освещение было тусклым, и я ничего толком не мог разглядеть. А может, подводило зрение. Этого я тоже не исключал.
        Радовало одно: я жив, иначе бы не испытывал ту боль, что заставила меня очнуться. Интересно, насколько всё серьёзно?
        В нос ударили типично больничные запахи… уж что-что, а мне они были хорошо известны. После ранения нанюхался, до сих пор подташнивает.
        Самый главный в этой «симфонии» - ни с чем не сравнимый аромат хлорки, с которой у нас готовы мыть всё, что угодно.
        В поле зрения возникло большое размытое пятно. Я напряг зрение и увидел, что пятно на самом деле являет собой вполне милый овал девичьего личика. Волосы девушки были спрятаны под аккуратной белой косынкой.
        Я смог опустить взгляд и разглядел такой же белый потрёпанный халатик.
        Всё ясно, медсестра или санитарка. Но вообще халатик нетипичный. Сейчас медики всё больше какие-то курточки с брюками носят. И даже цвет далеко не всегда белый.
        Что из этого? Да только одно - я нахожусь в медицинском учреждении: в городской больнице или в нашем, профильном, госпитале… Да собственно, неважно где. Главное, жив… а что насчёт здоров - так узнаем со временем.
        Руки-ноги точно меня слушались. Уже что-то из разряда приятного.
        - Здравствуйте, барышня, - постарался улыбнуться я.
        Меня очень смутило несколько ошеломлённое выражение её лица. Такое чувство, словно я, подобно Лазарю, воскрес из мёртвых и этого точно не ожидали.
        Девушка почему-то не стала отвечать. Лишь ойкнула, тем слегка меня озадачив.
        Наверное, моя внешность не располагала к себе и не вызывала у барышни симпатии.
        Ничего страшного, дайте немного времени, и я смогу растопить даже ледяное сердце Снежной королевы.
        Кстати, насчёт сердца - это оно сыграло со мной злую шутку, когда я почти взял Аллигатора? И да, что с бандитом - я был уверен на все сто, что спровадил его к праотцам, однако в нашей жизни сплошь и рядом бывают случайности. Вдруг этого сукина сына реанимировали?
        Лицо барышни исчезло. Хлопнула дверь.
        Не зная, можно мне или нельзя, я не стал привставать, чтобы хорошенько осмотреться. Больнички - они и в Африке больнички. Чего я в них не видел?
        Лишь бы соседи по ночам не храпели, да кормёжка была сносной. Дочка у меня хоть уже три года как замужем, но толком готовить не научилась, так что на домашние разносолы рассчитывать не приходится. А традиционные апельсины, которые почему-то принято приносить в передачах, я терпеть не могу.
        Повеяло сквозняком аккурат с того места, где я по звуку угадал расположение двери. В палату кто-то вошёл.
        - Вы уверены, что он очнулся? - голос был мужским и слегка сварливым.
        - Уверена, Карл Иванович.
        А это уже женщина. Видимо, недавняя сестричка.
        Надо мной снова нависла тень. На сей раз это был мужчина с маленьким лицом, сплошь и рядом покрытым морщинами. Его глаза за толстыми линзами очков походили на два фарфоровых блюдца.
        - Георгий Олегович, как вы себя чувствуете?
        - Пока могу точно сказать, что - чувствую, - попробовал пошутить я.
        Ни тени улыбки на лице. М-да, шутка пропала впустую.
        - Вы уж извините, но мне придётся вас осмотреть. Если будет больно, голубчик, вы уж сделайте милость - потерпите. В конце концов, всё же для вашего блага.
        - Конечно, доктор.
        Карл Иванович приступил к осмотру.
        Сколько он длился, не знаю, но каких-либо болезненных ощущений у меня не возникло. Да и вообще, у меня вдруг появилось чувство, будто я помолодел лет на двадцать пять-тридцать.
        А когда доктор ушёл, я, к своему удивлению, обнаружил некоторое подтверждение этому странному чувству.
        Зубы… к своим пятидесяти я успел благополучно лишиться нескольких жевательных: не помогли даже визиты к стоматологу. Зубы просто сами крошились и выпадали. То ли хреновые гены, то ли экология. Но не в том суть.
        Проведя языком по рту, я сделал неожиданное открытие: у меня вдруг «выросли» зубы. Блин, неужели пока валялся в отключке, мне сделали протезирование?
        Далеко наша медицина пошла, ничего не скажешь!
        Имплантаты - штука дорогая. У меня на них отродясь денег не было.
        Неужто начальство расщедрилось? Так сказать, всё ради дорогого сотрудника предпенсионного возраста… Но такая щедрость бывает только в сериалах про ментов.
        Обычно начальство жмёт даже маленькую копеечку. Исключения бывают, но это не мой случай. Уж я-то нашего генерала знал как облупленного. Снега зимой не допросишься.
        Тогда как? Точно не дочка. - Я Дашке сам помогаю, у них с мужем квартира по ипотеке - а это кабала на полжизни.
        Новый богатый спонсор в городском ОВД? Не смешите мои тапочки! Их к нам калачом не заманишь.
        Дело ясное, что дело тёмное.
        Так… а с руками что? Не скажу, что у меня кожа на них старческая, вся в морщинах да в пигментных пятнах, но те руки, что предстали моему взору… Ну как бы сказать… Эти руки как-то мало смахивают на мои, привычные.
        А главное, все в мозолях… Такое чувство, что последнюю неделю я без продыху дрова рубил.
        Вставать мне пока не разрешили, но вот подниматься на локтях было можно. Я привстал и огляделся. Интересно же - в какую палату я попал?
        М-да… интерьерчик так себе, какое-то совсем уж ретро. Мне казалось, что медицина хоть как-то, но финансируется, однако палата моя наводила на совсем уж грустные мысли.
        Во-первых, это была даже не палата - а здоровенное помещение со сводчатым потолком, и лежало в нём человек двадцать-двадцать пять. Оно, конечно, лучше, чем в коридоре (и такое было в моей жизни), но всё равно странно.
        Во-вторых, обстановку иным словом как спартанская и описать невозможно. Всё как будто из музея. Даже занавески на окнах и халаты на ходячих пациентах. Сплошной винтаж.
        Ну и освещение тоже не фонтан. В какой-то момент оно просто - бац! - и вырубилось. И никого это ни капли не смутило. Как рядовое явление и только.
        Появилась санитарочка - та девушка, которую я увидел как только очухался, и с её появлением зажглось чудо техники, опознаваемое как лампа-керосинка. У меня в деревне такая же на чердаке валяется - наследство от дедушки с бабушкой.
        Проблема с электричеством смутила меня ещё сильнее. Это ведь больница, тут операции делают. На всякий экстренный случай должны быть свои генераторы… Хотя если они слабые, то мощности на палаты может не хватать, успокоил я себя.
        Пришло время обеда. Появилась санитарка - полная женщина, едва вписывавшаяся в дверной проём. Ей помогали двое ходячих - тащили котлы с едой.
        Хм… в прошлые разы прикатывали столик с тарелками, а тут опять несколько старомодно, что ли…
        Но жрать хочется! В желудке одна кишка за другую заходит.
        На первое был жидкий супчик, на второе - нечто размазанное по тарелке. Вместо хлеба кусочек твёрдого как камень сухаря, цветом напоминающего уголь-антрацит. Ну и сладенький компот, без него - никак.
        В принципе, у нас в столовке кормили ничуть не лучше, так что свою порцию я умял в два счёта. И опять же меня удивил тот зверский аппетит, с которым я накинулся на еду.
        Давно не ел с такой жадностью. Даже на ностальгию пробило: словно вернулся во времена студенческой молодости, когда вечно ходил полуголодным, ибо стипендии не хватало, а тянуть деньги с родителей не позволяла совесть - они и так у меня были людьми небогатыми.
        С работой тогда было туго - девяностые во всей красе. Выживали с трудом. И рабочие руки нищего студента никому были не нужны.
        После еды, как полагается, потянуло на удовлетворение иных потребностей.
        Правильно угадав немую просьбу в моём взоре, санитарка подала судно.
        - Держи, болезный.
        Уже только один вид этой утвари вызывал сложные чувства… Будь моя воля, на четвереньках пополз бы к туалету, но… есть такое слово «нельзя».
        Пришлось, кряхтя, сделать свои дела. Ужасно стыдно и неудобно. Уши, наверное, так покраснели, что за километр было видно.
        К счастью, соседям по палате было наплевать на то, как я справляю вполне естественные надобности. Половина из них тоже не вставала. И не одному мне вдруг понадобилось «подумать».
        После физического облегчения пришло облегчение моральное. Потянуло в сон. Я лёг набок, закрыл глаза и тут же провалился в небытие. Вот только выспаться не получилось.
        - Жора, твою ж мать! - раздалось у меня над ухом. - Мне сказали, я не поверил! Живой! Мужики узнают - охренеют!
        Кажется, обращались ко мне, хотя я жуть как не люблю фамильярности и особенно, когда незнакомые люди называют меня Жорой. Аж скулы сводит!
        Повернувшись на спину, я улицезрел высокого смуглого коротко стриженного парня, зачем-то облачённого в английский френч (уж что-что, а фильмов про Гражданскую в своё время просмотрено было немало).
        Наверное, какой-нибудь реконструктор. Сейчас это довольно модно.
        И всяко лучше, чем тупо пялиться в экраны смартфонов.
        Кстати, смотрелся френч довольно аутентично. Такое чувство, словно парень носил его каждый день, а то и спал, не снимая.
        Сам реконструктор сиял при этом так же, как его начищенные до блеска сапоги. Это я тоже успел заметить как-то само собой.
        - Жорка! - Он едва не кинулся на меня, чтобы обнять, но в последний момент остановился.
        Его явно смутило недоумение, с которым я его встретил. А недоумевать, действительно, было с чего.
        - Во-первых, здравствуйте! Во-вторых, не Жора, а Георгий, - принялся читать я нотацию. - Ну и в-третьих, я вам, молодой человек, в отцы гожусь!
        - Жора, ты чего? - поразился незнакомец. - Издеваешься, что ли? Какие отцы? Я тебя на год старше!
        Я подумал, что окончательно схожу с ума… Парню навскидку было лет двадцать, не больше.
        Глава 3
        Не обращая на меня внимания, он начал выкладывать на прикроватную тумбочку гостинцы.
        - Извини, я на скорую руку собирался. Хватал, что под руку попалось. Тут тебе сала немного, ситного у нэпманов в лавке купил… Свежий хлеб - недавно из печи. А вот табачку, прости, не раздобыл. Зато вот - махорочка есть, - похвастался он.
        - Зачем? - не понял я.
        - Странный вопрос - зачем махорка? Чтобы курить, - пожал плечами парень.
        Махорку мне довелось попробовать в конце восьмидесятых, когда внезапно табачные изделия и мужские носки стали предметом страшного дефицита. Порой доходило до того, что солидные мужики подбирали бычки на улице - и я не шучу.
        Те, кто довёл тогда страну до ручки, вполне заслуживали пули в лоб. И это тоже совсем не шутка.
        - За хлеб и сало огромное спасибо! А вот махорки не надо, - твёрдо объявил я.
        - А что такое? Уж извини, папиросы американские не по карману, - голос парня дрогнул. - До получки далеко.
        И мне вдруг стало глубоко противно за то, что я ненароком задел его чувства. Он ведь искренне рад встрече со мной. Почему - другое дело, это я выясню потом. Ну, а я веду себя как сволочь какая-то. Блин, аж тошно.
        Не по-людски это, не по-людски. Чувствую себя последней скотиной.
        Надо как-то выруливать из ситуации.
        - Курить завязываю, - примирительным тоном сказал я. - Доктор запретил. Говорит, вредная штука - табак. Капля никотина убивает лошадь.
        - Ясно. - Парня мои слова успокоили.
        Не из обидчивых, и это вызывало к нему искреннюю симпатию.
        Он улыбнулся и щёлкнул указательным пальцем по горлу.
        - Ну, а с этим делом как? Не запретили?
        - Нет.
        - Так это же здорово! Надо бы обмыть твоё чудесное выздоровление. Правда, пока нечем, но завтра что-нибудь придумаем. Да, мужики тебе приветы передают. Рады за тебя - слов нет.
        - Спасибо! Ты им тоже от меня приветы передавай! Пусть держатся! - и ведь не знаю пока, о ком речь, но говорю вполне искренне. - Обязательно! - пообещал парень.
        Я набрал в грудь побольше воздуха, выдохнул и осторожно заговорил, надеясь, что после сказанного не стану выглядеть в его глазах идиотом:
        - Слушай, ты извини, пожалуйста, но у меня с памятью что-то не того… Наверное, эта самая - амнезия. Что-то помню, что-то не помню7.
        - А, ну это бывает, - кивнул он. - Я сам после контузии таким макаром мучился. Ничего страшного, потом в норму придёт.
        - Хотелось бы…
        - Да всё путём будет!
        - Не сомневаюсь. Но на это время понадобится… ну ты сам по себе знаешь. И вот какая закавыка - уж больно избирательно как-то память работает. Например, что меня зовут Георгием помню, а вот как тебя - прости, но забыл.
        Он посерьёзнел, подобрался и протянул мне руку.
        - Тогда давай снова знакомиться. Михаил Баштанов - твой друг и по совместительству агент второго разряда губрозыска.
        - Чего? - недоумённо замигал я.
        Признаюсь, слова Михаила загнали меня в тупик. Предположим, что такое губрозыск - понять можно, но что это за агенты, да ещё с разрядами? И ведь не шутит же он, вполне серьёзно говорит, пусть и с лёгкой иронией.
        Может, и впрямь память отшибло?
        - Коллега твой, - пояснил он. - Мы с тобой вместе в губрозыске работаем аж с двадцатого года.
        - Две тысячи двадцатого?
        Он задумчиво почесал макушку.
        - Ну ты хватил, брат! Одна тыща девятьсот двадцатого.
        - Понятно, - протянул я, хотя в действительности не понял ровным счётом ничего. - С одна тысяча девятьсот двадцатого года, значит… Ну, а сейчас год какой?
        - Так двадцать второй, - рот Михаила расплылся в широкой улыбке. - Причём, заметь - одна тысяча девятьсот двадцать второй.
        - Это само собой, - не стал спорить я.
        От услышанного голова просто шла кругом. Я просто не соображал, что со мной происходит и что вообще нужно делать в подобных случаях.
        С ума сошёл? Вряд ли. Для психа я чересчур ясно и логично соображаю.
        Ну и на программу «Розыгрыш» происходившее точно не походило. Да и кто я такой, чтобы так надо мной подшучивать? Обычный опер, каких пруд пруди.
        И стоило мне только вспомнить о своей работе, как в мозгах что-то щёлкнуло. Пропала растерянность, пришла знакомая по службе злость - врёшь, не сомнёшь! И уверенность в собственных силах. Опера никогда не сдаются!
        Хрен знает, что со мной приключилось, но мент - на то и мент, чтобы из любой ситуации, даже той, что описывают фразой «полная задница», выйти победителем. А иначе грош мне цена в базарный день.
        Одно жалко: как там дочка, как ребята из отдела? Уж не знаю, доведётся ли свидеться с ними. Скорее всего - нет, по вполне понятным причинам.
        Вряд ли доживу до двадцать первого века, учитывая то, что ждёт страну впереди. Одна Великая Отечественная чего стоит… Сколько людей погибнет, не узнав, что такое сладкое слово «победа»!
        Но до войны ещё двадцать лет, и вряд ли мои познания о промежуточных патронах и командирских башенках на танках принесут пользу здесь и сейчас. Да и кто станет меня слушать?
        Нет, я опер и если могу чем-то оказаться полезным стране, в которой когда-то родился, то только полученными за время службы навыками.
        Михаил сказал, что я тоже работаю в угрозыске, то бишь по прямой профессии. Пора узнать детали.
        - Слушай, Миша, ты - агент второго разряда, а я - кто? - закинул удочку я.
        - Ты? Ну ты же у нас грамотный, потому делопроизводителем служишь, - огорошил меня Михаил.
        Твою дивизию! Вот удар - так удар! Неужели я долбаная канцелярская крыса?
        Но тут Миша хмыкнул, и я понял, что меня банальным образом разводят.
        - Успокойся, Жора. Ты тоже агент и, представь себе, тоже второго разряда, - успокоил он.
        Фух… прямо от сердца отлегло.
        Ну не лежит у меня душа к перебиранию и складированию бумажек… Тут уж ничего не попишешь. Такой вот у меня характер. Лучше под пулю, чем рапорта строчить. Хотя тут я малость передёргиваю. Писанины в органах всегда хватает. Иной раз шутят, что главное оружие опера - это его ручка. И, в общем-то, это не так уж далеко от истины.
        Мне в первый раз пришлось применять огнестрельное оружие в командировке в Чечню, до этого как-то обходилось. Там же, кстати, и рану схлопотал, когда в спину прилетел осколок от шальной мины.
        Миша оценил мою задумчивость по-своему, решил, что я устал и быстро засобирался, пообещав, что завтра заскочит, причём не один, а с ребятами из Угро.
        И как мне на душе стало хорошо после его слов, как тепло… Наверное, так всего было один раз в прошлой жизни, когда узнал, что Дашка родилась. Я тогда неделю как сам не свой от счастья ходил. Готов был расцеловать каждого встречного-поперечного.
        Тут кто-то окликнул меня. Я скосил глаза и понял, что моей особой интересуется сосед - бородатый мужичок с хитрым взглядом и окладистой бородкой.
        - Зря, мил человек, от махорочки-то отказался. Не тебе, так другим бы сгодилась, - пожурил он.
        Я пожал плечами. Зря, не зря - это уж моё дело.
        - Может, хоть сальцем поделишься? - как-то по-детски заканючил бородач. - А то здесь такая кормёжка, что не знаешь, от чего попервей ноги протянешь: от хвори или с голодухи.
        Поскольку у меня было умиротворённое настроение, я охотно поделился с мужичкой салом, даже позволил тому отрезать кусочек от буханки.
        После того, как сосед, чавкая и отрыгивая, покончил с угощением, я приступил к нему с вопросами, надеясь выведать из него как можно больше информации о себе нынешнем и о текущей обстановке.
        Начну с главного, то бишь с себя - в госпитале я находился уже несколько дней, причём в бессознательном состоянии. По всему выходило, что меня порядком помяли в какой-то стычке - чем-то серьёзным так приложили по голове, что доктора вообще сомневались, смогу ли прийти в себя.
        Но… не знаю, что произошло. Чудо, божественное вмешательство или какой-то технический фокус… В общем, я вдруг оказался в оболочке двадцатилетнего парня, сотрудника уголовного розыска, которого по странной случайности, а может, и не случайности, как и меня, звали Георгием. Так же совпадало и отчество. Но вот фамилия была не Победин, а Быстров. То есть теперь я Георгий Олегович Быстров, почти ровесник двадцатого века, ибо был рождён в тысяча девятьсот втором году.
        Успел, что называется, побывать на «колчаковских фронтах», пусть и был в сущности сопливым юнцом. Хотя во время войны взрослеют рано. И Георгий Быстров дорос до командира взвода в овеянной легендами Конармии Будённого (удивительно, как много, оказывается, вызнал обо мне любопытный сосед).
        Потом… потом уголовный розыск, мобилизация на борьбу с поднявшим голову бандитизмом. Господи боже мой, как мне всё это знакомо!
        Что касается всего остального, то - если быть кратким - на дворе сейчас НЭП (новая экономическая политика), которая была объявлена советским правительством в прошлом году.
        Во многом загадочная и необычная эпоха, выламывающаяся за рамки стереотипов об СССР - стране победившего социализма. Увы, мои личные знания на сей счёт ограничивались теми скудными крохами, что отложились в памяти после просмотра фильмов и чтения художественной литературы.
        Я знал, что многие вчерашние революционеры восприняли НЭП в штыки. Знал, что появилось целое сословие так называемых «нэпачей» или более привычных моему уху нэпманов.
        И опять же многим это придётся не по нраву, ибо в нэпманах видели «контру», представителей того класса, с которым воевали ещё буквально вчера, и вопрос «за что кровь проливали?» отнюдь не был для многих красноармейцев риторическим.
        Потом начнутся индустриализация и коллективизация, гайки закрутят. Нэпманы исчезнут как утренний туман.
        В конце восьмидесятых их назовут по-другому: кооператорами. Потом это будут бизнесмены и предприниматели.
        Имею ли я что-то против них? Разумеется, нет.
        Влечёт ли меня революционная романтика? Тоже нет. Слишком хорошо врезались в подкорку слова о тех, кто пожинает плоды революции.
        Что из этого следует? Да только то, что я должен находиться где-то посередине.
        Ну а там как дело пойдёт. Может, сгину в бешеной пучине событий, которыми живёт молодая республика, а может, достигну чего-то такого, чего не добился сто лет тому вперёд.
        Время покажет, товарищ агент уголовного розыска второго разряда Быстров.
        Глава 4
        Миша обещал навестить меня на следующий день, но так и не появился. В принципе, ничего страшного, учитывая специфику его работы - могли бросить на дежурство или услать в командировку, обычное дело.
        Но, когда он не появился на второй день, я уже встревожился не на шутку, да и тот факт, что кроме него ко мне больше никто не приходил, тоже не вызвал у меня энтузиазма. Что-то произошло, и это «что-то» вряд ли из разряда приятных сюрпризов.
        Предчувствия меня не обманули.
        Это случилось на третий день, когда мне разрешили вставать и даже совершать прогулки. Не представляете, какое это было счастье. Каюсь, грешен, как подавляющее большинство мужиков, люблю порой поваляться на диване, но всему есть предел.
        Надо подвигаться, подышать свежим воздухом, округу рассмотреть.
        Для прогулок больных предназначалась вымощенная булыжниками узкая дорожка, опоясывающая госпиталь почти ровным кругом. Здесь было довольно уютно: ровно подстриженные деревца и кустарники, скамейки, выкрашенные успевшей обесцветиться голубой краской, имелась даже беседка, которая практически никогда не пустовала. В ней обязательно находились если не больные, так кто-то из персонала. И практически все курили: что мужики, что женщины, включая совсем ещё молоденьких медсестёр или санитарок.
        По этой причине я старался не соваться в беседку. Ну как снова проклюнется желание посмолить? Папирос у меня не было, но при желании всегда можно разжиться самокруткой.
        Нет уж, от греха подальше.
        Вернувшись с такой прогулки, я застал в палате невысокого плотного крепыша, у которого, казалось, совсем нет шеи. Он был весь какой-то квадратный, с непропорционально большой головой.
        Одет он был в кожанку и галифе, на боку - деревянная кобура «Маузера». Увидев меня, он выбросил руку:
        - Привет, Быстров! Не надоело прохлаждаться?
        - Надоело, - признался я и принялся разглядывать нового для меня человека.
        Очевидно, с Быстровым они были хорошо знакомы.
        Вот только внешний вид посетителя мне ничего не говорил. Была тайная надежда на какие-то воспоминания от настоящего Быстрова, но, похоже, неоправданная.
        - Тогда собирайся, - приказал крепыш.
        - Собирайся? - удивился я. - Куда?
        - На службу, куда же ещё! - удивился не менее моего визитёр. - С доктором я уже договорился. Он считает, что ты пошёл на поправку. Всё равно через два-три дня выписали бы. А что касается твоего здоровья… Ну, какое-то время позанимаешься бумажной работой, а то у нас совсем дело швах.
        Тьфу ты! Накаркал Мишка! Походу придётся мне побыть канцработником или как там их называют в это время. С другой стороны - не пишбарышней, и то хлеб!
        А валяться в госпитале надоело хуже горькой редьки.
        - Слушаюсь! - обрадованно произнёс я, вызвав некоторое недоумение во взгляде мужика в кожанке.
        Неужели узрел в моих словах что-то старорежимное, оскорбительное для его уха? М-да, похоже, язычок-то придётся покусывать… как бы не ляпнуть ненароком нечто вроде «товарищи офицеры». Могут не понять, а непонимание в некоторых вопросах тут заканчивается «стенкой».
        А что же всё-таки произошло, если понадобилось выдёргивать раненного сотрудника. В принципе, вполне логично выведать об этом у того, кто прибыл по мою душу. Да и странно будет, если я не поинтересуюсь.
        - А что стряслось-то? - спросил я. - Где Мишка? Обещал вчера зайти, да видимо, закрутился.
        Вот хрен его знает - говорят так сейчас «закрутился» или это жаргонизм более позднего времени?
        Но товарищ в кожаном вопрос понял.
        - Вчера в округе видели банду Левашова. Сабель тридцать - не меньше. Туда уже бросили ЧОН, ну и наших на усиление. Народу осталось с гулькин хвост. Так что каждый штык на счету.
        - То есть Мишка там? - облегчённо вздохнул я.
        Приятно знать, что твой друг хоть и находится на передовой, но с ним ничего не случилось.
        - Без него точно никак, - усмехнулся товарищ в кожаном.
        Меня подмывало спросить собеседника, как его зовут, сославшись на всю ту же амнезию, но я не успел.
        Появилась санитарка с ворохом одежды. Очевидно, это мой гардероб, то есть гардероб настоящего Быстрова, который до выписки держали в кладовой госпиталя.
        Поглядим, в чём довелось рассекать моему старому «я».
        Собственно, всё вполне ожидаемо. Гимнастёрка явно из старых запасов ещё царской армии, о чём свидетельствовали шлейки для погон. Вытертые галифе. Как ни странно - никакой «будёновки», или «фрунзевки», а то и «богатырки» (хрен знает, как в данное время называют данный головной убор), вместо неё какая-то мятая фуражка, зато с красной звездой. Из положительного - свежевыстиранный комплект нижнего белья. Мама дорогая, да я в точно такой же рубахе и кальсонах срочную проходил. Вот она - преемственность традиций почти на века.
        И чуть не забыл: портянки (тоже свежие) и стоптанные сапоги, кстати, не кирза - её ещё не придумали.
        С наматыванием портянок никаких проблем - этой нехитрой науке меня в армии туго научили, вовек не забудешь. Кто бы что ни говорил о берцах, но в ряде случаев сапоги и «онучи» предпочтительнее. Можете клеймить меня ретроградом!
        Само собой, укладываться в армейский норматив сорок пять секунд от меня в данный момент не требовали, однако собрался я быстро. Да собственно, чего тут собираться - как нищему: только подпоясаться.
        «Кожаный» оглядел меня со всех сторон и удовлетворённо кивнул:
        - Порядок!
        Было в нём что-то от унтера прежних времён. Впрочем, не удивлюсь, если так оно и есть. Почти все, кто постарше меня, успели повоевать не только в Гражданскую, но и в Первую мировую.
        У больницы нас ждал легковой автомобиль, за баранкой которого сидел ещё один товарищ в кожаной куртке, только вместо кепки на его голове был шлем, а на глаза надвинуты очки-«консервы».
        Крепыш сел рядом с водителем, я разместился на мягком сидении сзади.
        Мотор несколько раз чихнул, потом машина завелась, и мы поехали.
        Мне наконец-то представилась возможность оглядеться.
        Пока увиденное не впечатляло. Не особо большой губернский город, застроенный преимущественно одно-двухэтажными домами. Почти все деревянные, изредка попадались строения, в которых первый этаж всё-таки был кирпичный.
        Дорога разбитая, полная грязи, луж и ям.
        Разумеется, никаких тебе светофоров и пешеходных переходов. Да откуда им взяться, если и правила дорожного движения пока отсутствуют как явление… ну, как и ГАИ само собой.
        В любой миг под колёса могла броситься хоть ватага играющих детишек, хоть случайные пешеходы, да те же собаки, для которых авто было страшной экзотикой, и они регулярно извещали об этом заливистым лаем.
        Мы ехали минут пятнадцать, и за всё это время нам попались только два других автомобиля: нещадно чадящий грузовичок с открытой всем ветрам кабиной - что-то вроде «полуторки», и ещё одна легковая, явно другой модели и выглядевшая более солидной. Каким-то чудом на ней умудрилось ехать не менее десятка пассажиров.
        А так народ передвигался исключительно пешком или на гужевом транспорте.
        Ещё обратил внимание на то, как много садов - практически каждый дом обнесён чем-то вроде палисада, а за ним произрастают деревья.
        Это хорошо, зелень я люблю.
        Ну и воздух - кто постоянно живёт в загазованном мегаполисе, меня поймёт.
        Дышалось здесь иначе, очень легко и свободно. Можно было вдыхать полной грудью и с не меньшим наслаждением выдыхать.
        Внезапно дорога стала лучше, автомобиль выехал на мостовую. Да и дома заметно похорошели. Появились полностью каменные строения с оштукатуренными фасадами. Стали чаще мелькать вывески: рестораны, синематограф (да, пока что это именно так называется, да и слово «фильм» - ещё женского рода), куча разнообразных лавок, цирюльни, аптеки…
        По всем приметам, мы в городском, а следовательно, и деловом центре.
        Машина подкатила к отдельно стоящему особняку из красного кирпича.
        У центрального входа, выполненного в виде древнегреческого портика с треугольной крышей, с высоким крыльцом и обрамлением в виде колонн, стоял боец с винтовкой. К классической «трёхлинейке» был примкнут не менее классический русский четырёхгранный игольчатый штык - страшное оружие в умелых руках.
        Время от времени хлопали высокие деревянные двери, кто-то входил, кто-то выходил. Чуть в сторонке от крыльца находилась коновязь, возле которой стояли всхрапывающие кони.
        В другой стороне расположилась коляска со скучающим извозчиком, рассевшимся на облучке. Рядом «присоседилась» обычная крестьянская телега, вот только вместо мужичков на ней восседали трое вооружённых красноармейцев.
        Я тут же машинально сделал для себя отметку - не вздумать называть бойцов Красной армии солдатами. А то вырвется автоматом и пиши пропало… Если получится написать.
        Наша тачка припарковалась у входа.
        Крепыш вылез первым, я за ним.
        Пока необходимости задавать вопросы не было, мне предстояло следовать в фарватере этого товарища в кожаной куртке. Ну, а кем он является - это я выясню в самом ближайшем будущем.
        Крепыш поздоровался с часовым, я на всякий пожарный тоже кивнул и получил ответный кивок. Боец явно знал Быстрова.
        Стоило переступить порог, как сразу повеяло до боли родным. Почти как в ОВД, в котором я служил, разве что с поправкой на время.
        Как же мне всё это знакомо! Почти как дома!
        Сразу за дверями начинался длинный и гулкий коридор, от которого по обеим сторонам отходили помещения. На дверях висели таблички, изготовленные в разное время и потому отличавшиеся как формой, так и материалом, и цветом.
        Первым нас встретил дежурный.
        Он сидел за длинным канцелярским столом, на суконном покрывале которого стоял телефонный аппарат. Перед дежурным лежала раскрытая амбарная книга с линованными страницами - видимо, какой-то журнал: то ли посещений, то ли происшествий.
        А вот «обезьянника» я пока не приметил, но учреждение, подобное губрозыску, не может обойтись без чего-то в этом роде. Наверное, он находится где-то в глубине коридора, а то и вовсе в подвале. Я видел зарешечённые оконца на уровне чуть выше земли - значит, тут есть и цокольный этаж.
        Мы поднялись на второй этаж по широкой мраморной лестнице, покрытой красной, стоптанной тысячами подошв ботинок и сапог дорожке.
        Тут был не менее длинный и гулкий коридор, правда, в отличие от первого этажа возле почти каждой двери имелись сколоченные из досок лавочки, и ни одна из них не пустовала.
        Периодически двери распахивались, кого-то выпускали, кого-то наоборот запускали.
        Навстречу конвой, моряка (как их сейчас называют - краснофлотцами?) и, судя по надписи на петлице, пришитой к воротнику рубах, бойца ЧОН, провёл угрюмого лохматого мужика с такой физиономией, что сам Ломброзо мог бы использовать его в качестве доказательства своей теории о морфологических признаках, присущих преступникам.
        Уж на что мне было не привыкать, но от этого типа веяло такой угрозой, что она чувствовалась на расстоянии в несколько шагов. - Что, поймали-таки Федьку Коваля? - обрадованно произнёс крепыш, когда конвойные поравнялись с нами.
        Матрос удовлетворённо кивнул.
        - Да уж, пришлось за ним побегать.
        - А что он такого совершил? - не выдержал я и получил в ответ немой вопрос сразу в четырёх парах обращённых на меня глаз.
        - Быстров, ты что? - первым опомнился кожаный. - Это же Федька Коваль, старообрядец. Он живьём три десятка человек замуровал, включая жену и дочерей.
        - Вот урод, - не выдержал я.
        Федька отвёл взгляд. Кажется, ненависть в моём голосе подействовала на него.
        - Ты его ко мне отведи, - продолжил кожаный. - Я сам его допрошу вместе со следователем.
        - Сделаем, - пообещал матрос.
        Процессия продолжила движение, ну а мы подошли к двери, на которой висела табличка «Оперчасть губроз». А что - прикольно звучит!
        - Ты к себе иди, - велел кожаный, - а я к следователю заскочу. Вопросы есть?
        - Есть, - признался я. - Чем заниматься в первую очередь?
        - Я же сказал - пока бумагами. Сводки почитай, дела прошей - ну сам знаешь. И не боись - не забудем. Как только нужда в тебе возникнет, сразу подключу. Понял?
        - Понял, - вздохнул я и толкнул незапертую дверь.
        Она отворилась со скрипом давно несмазанных петель.
        Ну, здравствуй, новая - старая работа! Как я по тебе соскучился!
        Глава 5
        Я вошёл в кабинет и, поскольку, кроме меня, больше в нём никого не было (как там сказал товарищ в кожанке - уехали какого-то Левашова брать?), стал осматривать помещение.
        В жизни не скажешь, что это «штаб-квартира» оперсостава - на вид что-то среднее между учительской в школе и конторой средней руки.
        В глаза сразу бросились письменные столы: их было пять штук и все разные. Значит, набирали по принципу «с бору по сосенке».
        Какой же из них мой? Я попробовал обратиться к внутренней памяти Быстрова, но в душе ничего не ёкнуло.
        Ладно, пойдём от обратного. Если уж я оказался в теле оперативника двадцатых годов прошлого века, наверняка, именно Егор Быстров был выбран не случайно. Что-то нас роднило, и не только одинаковые имя и отчество.
        Какой стол выбрал бы я, Георгий Победин?
        Этот? Нет, слишком близко к окну с плохо законопаченной рамой - сквозит из каждой щели! Терпеть не могу сквозняков и вряд ли бы выбрал этот стол.
        Забраковав ещё два, остановил выбор на расположенном в углу письменном столе, который частично перекрывался массивным сейфом или, как иногда говорят, несгораемым шкафом.
        Терпеть не могу оставаться на виду. Если мы с Жорой (хм) Быстровым чем-то близки, наверняка это его рабочее место.
        Поверх столешницы лежало стекло - этот факт вдруг вызвал у меня приступ веселья: точно такое же было у меня дома во времена детства. Под стеклом я держал всякие полезные бумажки: формулы, правила русского языка, телефоны друзей и прочие нужные вещи, которые не всегда помещаются в памяти.
        Даже если я ошибся, всё равно этот стол будет моим!
        На столешнице не было ничего, кроме настольной лампы с медным абажуром, высохшей чернильницы и гранёного стакана, в котором, как три тополя на Плющихе, стояли три пера «Рондо» с деревянными ручками.
        Я снова испытал приступ ностальгии, вспомнив, как когда-то ходил на почту и ко-рябал точно таким же пером тексты отправляемых родителям телеграмм.
        В школе класса до восьмого мы тоже писали перьевыми ручками - они были нескольких типов: с пипетками на конце или поршневого типа. Когда заканчивались чернила, просили соседей по парте капнуть на бумажку, а потом засасывали или закачивали тёмно-синюю густую жидкость внутрь ручки.
        Как я ни старался, всё равно вечно пачкал руки, а порой и манжеты на рукавах рубашек.
        А вот цвет школьной формы прекрасно маскировал случайно пролитые чернила.
        Так, хватит предаваться воспоминаниям.
        Начальство, а товарищ в кожанке вряд ли был из рядового состава, приказало ознакомиться со сводками. Где бы их взять?
        Логично предположить, что у дежурного.
        Я покинул кабинет (кстати, непорядок, что он не запирается - нас бы за такое в моё время расстреляли бы через повешение), спустился на первый этаж и забрал у дежурного целую кипу макулатуры.
        Посмотрим, как тут поставлено внутриведомственное информирование.
        Принёс в кабинет, положил на стол перед собой, включил настольную лампу - слава богу, что электричество не отключили, и углубился в чтение.
        Материалов действительно было много, и по мере их изучения картинка складывалась нерадостная.
        «Информационно-Инструкторский подотдел Отдела Управления Губисполкома предлагает выяснить личности Дарьинской милиции путем точного заполнения анкет, а также выяснить на месте и должность и отношение к населению, так как крестьяне определенно заявляют, что милиция в большинстве состоит из бандитов…»
        Господи, неужели ничего не меняется, даже спустя сто лет… У нас в соседнем ОВД так целый отдел закрыли - мужики мутили темы не хуже бандитских.
        «20 июня сего года в дом гражданина деревни Михайловки Андреевской волости Якова Прокопенко в 7 часов утра ворвались бандиты с требованием денег. Не получив требуемого, бандиты связали хозяина за руки, зажгли сальные свечи и начали ими прижигать тело».
        Дежавю и только! С одним исключением: при мне всё больше утюги или паяльники шли в ход. Преступность постепенно взяла на вооружение технический прогресс.
        «6 мая тремя вооруженными был встречен милиционер Скрыпник, сопровождавший 2 арестованных. Милиционер убит, арестованные отпущены».
        Царствие небесное павшему на боевом посту! Мне тоже приходилось терять товарищей. И нет ничего хуже, чем сообщать эту горькую весть его родным и близким. Кто сталкивался, тот поймёт.
        Следующим в руки попал документ, составленный коллегами из соседней губернии. Там ищут некоего Ивана Трубку, список обвинений более чем впечатляющий: бандитизм, убийства…
        Вот же мразота!
        К письму приложен довольно тусклый фотоснимок. Судя по надписям с обилием «ятей» на обратной стороне - информация из чудом сохранившихся архивов ещё царских времён.
        Почему чудом сохранившихся? Да по той простой причине, что ещё при Временном правительстве был нанесён серьёзнейший урон органам внутренних дел. Кто-то хорошо заметал следы, убирая все улики.
        Потом, правда, пытались перевести стрелки на большевиков. Дескать, рушили мир до основания, боялись, что выяснится, кто из них оказался «сексотом» у царской охранки, а то и вовсе занимался криминалом.
        У советской, как и у любой другой власти, косяков, конечно, хватало, но архивы начали разорять гораздо раньше.
        Не стоит удивляться глубине моих познаний на сей счёт: об этом не раз рассказывали на экскурсиях в музеях органов МВД.
        К фотоснимку ещё приложили словесный портрет, но он был настолько скуден и невыразителен, что под это описание подходило, наверное, не менее половины встреченных по дороге мужчин. И описание одежды тоже вряд ли пригодится: оно практически один в один с моей - хоть сейчас арестовывай!
        Да, профессионализм у соседей хромает, им ещё учиться и учиться.
        Прошло не меньше часа, прежде чем в кабинет заглянул человек в кожанке.
        - Чем занимаешься, Быстров?
        Я привстал, одёрнул гимнастёрку: у полиции субординация не такая строгая, как в армии, но начальство всё равно необходимо уважать, и бодро отрапортовал:
        - Согласно вашему распоряжению изучаю сводки.
        - Бросай всё, пошли со мной.
        - Есть, - пожал плечами я. - Разрешите только сводки дежурному вернуть.
        - Давай. И через две минуты будь в моём кабинете. Дело есть.
        Я аккуратно сложил бумаги и снова поспешил на первый этаж.
        Дежурный взглянул на меня слегка удивлённо, но ничего не сказал. Мало ли что приключилось? Может, у оперативников снова горячая страда…
        В этот момент в коридоре появились трое в новёхоньком обмундировании, явно недавно полученном со складов. На этот счёт у любого служившего человека глаз намётанный. Прежде чем форма сядет на бойца как надо, её придётся потаскать и поистрепать.
        Один из этой троицы: высокий, скуластый, с густыми восточными бровями, сходившимися на переносице, спросил слегка охрипшим голосом:
        - Товарищи, не подскажете, где мне найти начальника губрозыска товарища Смушко?
        Я предположил, что Смушко и есть тот самый человек в кожанке. Все повадки выдавали в нём серьёзное начальство.
        Дежурный с интересом посмотрел на скуластого:
        - Простите, а вы по какому вопросу?
        Тот отреагировал спокойно, достал из-за пазухи бумагу и показал дежурному:
        - Мы, товарищ, из губотдела ГПУ.
        Я хмыкнул. Ну вот, смежники пожаловали. С этого года ВЧК реформировали и превратили в ГПУ, организацию, которая наряду с политическим сыском занимается и вопросами борьбы с бандитизмом.
        Самих «гэпэушников», как собственно и нынешних коллег из ФСБ, по старой памяти и традиции по сию пору называют «чекистами».
        Интересно, что их к нам привело? Что-то нарыли и теперь спешат поделиться информацией? Это вряд ли, контора предпочитает темнить, такая у них специфика.
        - На втором этаже, после лестницы направо. Третья дверь слева. Там ещё табличка будет - «Начальник губрозыска», - отрапортовал дежурный и, кивнув на меня, попросил:
        - Жора, покажи товарищам, где у нас кабинет начальника.
        Я помнил последовательность действий (второй этаж, направо, третья дверь слева) и без тени беспокойства произнёс:
        - Какие вопросы… Пройдёмте за мной, товарищи. Мне как раз тоже необходимо к товарищу Смушко.
        - Хорошо, ведите, - бросил скуластый.
        Удивительно, но почему-то показалось знакомым его лицо, причём было чувство, что видел я его недавно, уже здесь.
        Может, в госпитале встречались? Ко многим приходили навещать родные и знакомые. В принципе, вполне вероятно.
        Мы подошли к кабинету начальника. Я потянулся к ручке двери, но чекисты довольно бесцеремонно оттеснили меня и вошли первыми.
        Предбанника для секретарей, да и самого секретаря у Смушко не имелось.
        Кстати, догадка оказалась верной - это он забрал меня из госпиталя.
        Начальник сидел за письменным столом и что-то записывал в обычную ученическую тетрадку. Увидев нас, он опустил трубку и вопросительно вскинул подбородок:
        - В чём дело, товарищи?
        - Губотдел ГПУ, - отрекомендовался скуластый. - У меня мандат. Велено доставить задержанного Фёдора Коваля к нам.
        - Покажите, пожалуйста, ваши бумаги.
        Скуластый снова полез за пазуху:
        - Это моё удостоверение.
        Он обернулся к спутникам.
        - И вы, товарищи, тоже предъявите документы.
        Те спорить не стали.
        - А это мандат, - скуластый положил перед Смушко какую-то потрёпанную бумагу, которую начальник губрозыска принялся пристально изучать.
        Очевидно, всё было в порядке, и Смушко, вызвав дежурного, велел тому привести в кабинет Коваля со всеми вещами для передачи сотрудникам ГПУ.
        - Узнать-то можно, чего это он вдруг вам понадобился? - как бы между прочим спросил Смушко.
        Скуластый усмехнулся.
        - Можно. Но только от моего начальства.
        - Понятно, - вздохнул Смушко. - Секретничаете, значит.
        Чекист пожал плечами, но ничего не сказал.
        Арестованного привели минут через пять. Узнав, что его передают в ГПУ, он страшно побледнел. Репутация у органов та ещё. Наводит страх даже на такую сволочь, как Коваль. После выполнения всех формальностей чекисты ушли, забрав арестованного с собой.
        Смушко печально повёл правым плечом:
        - Жаль. Я думал, что сами его раскрутим. Ну… ничего, с чекистами тоже шутки плохи. Они из него всё выжмут.
        И тут меня бросило в жар. Теперь я понял, почему лицо скуластого показалось мне таким знакомым. Разумеется, это была догадка, но я всеми фибрами души понял, что вероятность ошибки нулевая.
        - Товарищ Смушко, - взволнованно произнёс я.
        - Что? - недовольно вскинулся начальник губрозыска.
        - Боюсь, мы совершили страшную ошибку. Это не сотрудники ГПУ, а ряженые. Я узнал их старшего. Видел в сводках его фотографию и описание. Никакой это не чекист, а бандит по фамилии Трубка.
        - Ты уверен?
        - Абсолютно, - твёрдо объявил я.
        - Твою мать! - взревел, как раненый лев, Смушко.
        Он бросил взгляд на меня:
        - У тебя оружие есть?
        - Нет, ещё не получил, - с горечью признал я.
        Признаюсь, что этот вопрос как-то выпал из поля моего зрения. Всё же слишком неожиданно меня дёрнули из госпиталя.
        Смушко рывком выдернул ящик из письменного стола, вытащил из него револьвер и отдал мне. Сам извлёк из кобуры «Маузер».
        Я крутанул барабан своего «Смита-Вессона», чтобы проверить все ли пули на месте. Да… оружие это вещь! Сразу ощущаешь себя человеком!
        - Бегом за бандитами, Быстров! - скомандовал Смушко и ломанулся первым, подавая пример.
        Глава 6
        Мы вихрем вылетели из кабинета начальника УГРО (твою дивизию, и он не запирается!) и стремглав понеслись по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и сбивая с ног встречных.
        Ошарашенный дежурный при виде нас чуть не подпрыгнул. Уж больно красноречиво мы выглядели: раскрасневшиеся, с револьверами в руке.
        - Где чекисты? - проорал Смушко.
        - Так это… минуты две назад вышли с Ковалем. Всё как вы велели, - испуганно пролепетал дежурный, догадываясь, что на его беду приключилась какая-то нештатная ситуация.
        Мы с начальником выматерились в один голос. Надежда застать ряженых в здании испарилась.
        Не сговариваясь ломанулись к дверям, сшибли какого-то пузатого дядьку, выскочили на крыльцо.
        Ядрён батон, не видать наших «чекистов»! Не могли же они раствориться в воздухе!
        Тут меня осенило, и я подскочил к часовому у крыльца:
        - Отсюда вышли четверо, трое в новой форме, вели арестованного… Где они?
        - Так в бричку сели и уехали, - с удивлением ответил чоновец.
        - В какую сторону?
        Боец махнул рукой.
        - Туда.
        Бандиты укатили на экипаже, бегом их не догнать. Я слегка растерялся.
        Транспорт… Нужен транспорт, вот только где его взять?
        - К авто, - скомандовал Смушко и помчался первым.
        Кинулись к припаркованной рядом со зданием ГУБРО машине. На нём мы сюда и приехали.
        И снова облом!
        - Японский городовой! - Меня переполняла такая злость, что я пнул шину.
        Как нарочно, шофёр отсутствовал. Где его носило, не знали ни я, ни начальник ГУБРО. Да и времени на поиски физически не было. У бандитов и без того серьёзная фора. Промедлим - хрен догоним.
        Я недооценил своего нового начальника. Смушко отсутствие водителя ни капли не смутило.
        Вот жеж и жнец, и швец, и на дуде игрец! Прямо-таки специалист универсального профиля!
        Он сам прыгнул на место водителя, а я завёл этот «шарабан» с помощью «кривого стартера». Хорошо хоть, машина находилась в отличном состоянии и долго крутить рукоятку не понадобилось.
        Как только двигатель затарахтел, я заскочил в кабину с опущенной крышей и сел рядом со Смушко. Сама ситуация, что начальник везёт подчинённого могла показаться немного комичной - но в жизни всякое бывает, тем более в нашей, милицейской.
        Сейчас же в голове крутилась только одна мысль: лишь бы догнать ряженых. Вопрос - справимся ли мы с четырьмя бандитами, трое из которых точно вооружены, я в расчёт даже не брал. Обязаны справиться и никаких гвоздей!
        И снова немного ментовского фарта. Как только авто набрало скорость, стало ясно: а тачка-то у нас резвая. Не гоночный болид, но по меркам начала двадцатого столетия очень даже ничего. А значит - есть шансы догнать!
        Бричку с бандитами заметили сразу, она преспокойно катила себе по центральному проспекту.
        «Вот наглецы», - поразился я про себя.
        С другой стороны: правильно сделали, стали бы гнать - привлекли к себе ненужное внимание.
        Было бы наивно думать, что бандиты прохлопают ушами и не обнаружат погоню. На такую удачу никто, собственно, не рассчитывал.
        Рёв автомобиля привлёк себе внимание ряженых, бричка набрала темп.
        - Заметили, сволочи! - ругнулся Смушко.
        - Быстрее сможете?
        - Попробую. Лишь бы мотор не вскипел!
        Он втопил в пол педаль газа, выжимая из машины по максимуму. Дистанция уменьшилась. Я уже отчётливо видел спины пассажиров на заднем сидении.
        Раз те уже знали, что за ними идёт погоня, терять нам было нечего. Смушко нажал на клаксон. Тот издал звонкий, но жутко противный звук, похожий на утиное кряканье.
        Почему Смушко так поступил, понятно. Надежда, что бандиты испугаются и сдадутся, была слабенькой, однако попробовать стоило.
        Последствия не заставили себя ждать. Народ в бричке попался тёртый, на слабо их не взять. Будут спасать собственные шкуры до конца.
        Один из «чекистов» привстал, обернулся в нашу сторону и выстрелил, даже не целясь.
        Сложно попасть, когда тебя бросает из стороны в сторону. Пуля пролетела мимо, кажется, не зацепив никого из случайных прохожих.
        Однако на Смушко выстрел подействовал, он машинально крутанул баранкой, машина вильнула и ушла в сторону, чуть не въехав в дощатый забор.
        - Ты что творишь… твою мать! - выпалил я, напрочь забыв о субординации.
        Надеюсь, мне это не аукнется в будущем. Вроде начальник производит адекватное впечатление и должен понимать, что я кричал на него сгоряча. Если же не поймёт… работа под его руководством станет каторгой.
        Что тогда? Уволюсь нахрен!
        Смушко чудом смог вырулить. Мотор не заглох, и мы снова понеслись по дороге, сокращая расстояние между нами и бричкой.
        - Ничего, догоним! - зло ощерившись, пообещал начальник губрозыска. - И тогда эти суки у меня попляшут!
        Я пожалел, что не отобрал винтовку у чоновца. Понятно, это было бы против всяких правил: часовой на посту - лицо неприкосновенное, сам бы я в жизни не отдал никому боевое оружие, но из «мосинки» у меня было больше шансов достать кого-то из ряженых, а в идеале снять кучера.
        Ещё один выстрел из брички, и снова пуля ушла в «молоко». На сей раз Смушко не стал вилять в сторону, а сидел, вцепившись в руль бульдожьей хваткой, и по-прежнему давил на газ.
        С досады «чекист» стал палить в нас снова и снова, пока не разрядил револьвер. После чего снова бухнулся на сиденье перезаряжать револьвер.
        Меня подмывало выстрелить в ответ, но я пригасил эмоцию: результат будет не лучше. Только патроны понапрасну переведу.
        Не знаю, как насчёт ряженых, а у меня с собой только те, что в барабане «Смит-Вессона», то есть всего шесть маслят. Долго воевать с таким арсеналом не получится.
        Если бандитам было плевать, что они могут зацепить кого-то из посторонних, то для меня было принципиально избежать случайных жертв. Значит, стрелять имеет смысл так, чтобы уж наверняка.
        Плохо, что бричка - не авто, можно было бы попробовать прострелить шины, даже из слабоватого «Смита-Вессона». Но что есть, то есть. Исхожу из этого.
        Удачный момент подвернулся, когда до брички осталось метров пятнадцать. Недавний стрелок снова привстал, но я его опередил, подскочил, как будто ужаленный в одно место, и, цепко схватившись за верх лобового стекла, нажал на спусковой крючок.
        Револьвер дёрнулся, выплёвывая свинцовый гостинец. Я целился в область живота, как известно, он большой и мягкий, но вышло тоже неплохо: пуля угодила в область маленькой и твёрдой башки лже-чекиста. Что называется - наповал. Бандит свалился и больше не вставал.
        Второй его подельник был осторожней, он выставил руку со своего бока экипажа и, стараясь не попадаться на прицел, стал выпускать по нам пулю за пулей.
        Поскольку гадёныш находился по отношению к нам слева, Смушко резко бросил автомобиль в правую сторону и так же резко выпрямил.
        Ни начальника, ни меня не зацепило.
        Более того, нам удалось-таки нагнать бричку, и Смушко «боднул» экипаж передком автомобиля.
        Послышался страшный треск, бричка буквально развалилась на части.
        Хрен его знает, как называется крепление, с помощью которого лошади волокли экипаж: оглобли или по-другому… В общем, неважно. Главное, что это дело оторвалось, и четвероногие с храпом и ржанием устремились вперёд, оставляя человеческий груз позади.
        Автомобиль затормозил.
        Я выскочил из кабины, в два прыжка поравнялся с развалинами «кареты» и сразу нарвался на Трубку. Злодею досталось, но не настолько, чтобы он потерял сознание.
        В руке у Трубки был револьвер, а ствол направлен в мою сторону. Я мог бы выстрелить в него и с большой вероятностью убить, но преступников лучше брать живыми, особенно, если хочешь узнать полезную для себя и следствия информацию.
        Трубка нам был нужен живым.
        Менты - не спецназовцы, нас «танцевать» под пулями не больно-то учат, однако я среагировал правильно: ушёл кувырком вперёд. В ту же секунду грянул выстрел, но было поздно - я оказался рядом с бандитом и из положения лёжа что было дури влупил обеими ногами в пузо «чекиста». Очевидно, угодил в солнечное сплетение.
        Трубка согнулся пополам. Я успел вскочить и нанёс второй удар: на сей раз рукояткой револьвера по кумполу. «Смит-Вессон» в этом вопросе ничем не хуже полицейской дубинки, если уметь пользоваться - вырубает злодея на счёт «раз».
        Оставались ещё Коваль и третий бандос. Однако бородач-старовер валялся в отключке - авария не прошла для него даром, а с ряженым уже сцепился начальник.
        Сдаётся, что Смушко неплохо боксировал, он заехал в челюсть противнику таким хуком, что и Майку Тайсону было бы не зазорно.
        Я мысленно поаплодировал отцу-командиру. Не прост товарищ Смушко, ой как не прост: и авто водит - а эта профессия тут распространена примерно так же, как в двадцать первом веке умение управлять реактивным самолётом, и боксирует на «пять с плюсом». А сколько в этом человеке может быть других, не менее полезных талантов?
        Нет, мне определённо нравится и время, в которое я угодил, и люди, с которыми я буду работать!
        Глава 7
        Разумеется, погоня и перестрелка привлекли к себе внимание, и в нашу сторону со всех сторон бежали вооружённые люди: от постовых милиционеров до красноармейцев.
        К счастью, Смушко многие знали, и никаких эксцессов не возникло, хотя поволноваться мне пришлось: постороннему человеку было бы очень трудно разобраться, что здесь произошло, и тогда всякое может приключиться.
        Но кипучая деятельность начальника губрозыска быстро помогла устранить следы нашего побоища. Труп забрали в морг, трёх арестованных доставили в Губро. На шум примчался наш завхоз, который оперативно реквизировал то, что осталось от брички. Особенно его порадовала пара лошадей, которых отловили в конце проспекта, где они мирно стояли и пощипывали травку.
        Другого столь же счастливого человека на свете ещё стоило поискать.
        Начальник снова сел за баранку и отвёз меня назад, где у входа уже толпились как сотрудники милиции и губрозыска, так и посторонние зеваки.
        Как выяснилось, состояние обоих, Коваля и Трубки, было таковым, что им срочно потребовалась врачебная помощь, ни о каком допросе не могло быть и речи. А вот с третьим лже-чекистом повезло. Смушко «сделал» его гораздо аккуратней, чем я Трубку.
        - Что делать с револьвером? - спросил я.
        - При себе держи. Считай, что с этого дня он твой, - милостиво разрешил начальник.
        Слегка обнаглев, я заикнулся насчёт патронов, но Смушко только хмыкнул.
        Ясно-понятно, и тут работает схема - крутись как хочешь. Ну… что-нибудь придумаем. Главное, что у меня теперь появилась «пушка». Со временем, может, разживусь и чем-то посолиднее. А что - я бы от маузера, как у Смушко, не отказался! И вообще, дайте два!
        Поскольку я был героем сегодняшнего дня, мне разрешили присутствовать на допросе.
        Допрашивали третьего ряженого в кабинете у следователя Юркевича - подвижного как ртуть толстячка, просто излучающего из себя добродушие. В его внешности было что-то от плюшевого медвежонка, он казался милым и несерьёзным, слегка несобранным, на него просто невозможно было обижаться. Не следак, а сплошное ми-ми-ми, подумал я, когда Юркевич вдруг локтём случайно смахнул со стола какие-то важные бумаги, и мы со Смушко стали их поднимать на глазах у противно ухмыляющегося бандюгана по фамилии Зайцев. При этом у Юркевича были такие виновато-просящие глаза, как у кота из мультика про зелёного огра, который так любила смотреть в детстве моя Дашка.
        Но лишь стоило начаться допросу, как Юркевич преобразился. Я понял, что передо мной настоящий профи, а внешняя милота - не более чем маска, позволяющая расположить к себе преступника и вывести на откровенный разговор даже закоренелого злодея. Это был ас своего дела!
        Несколько фраз, и бандит, здоровенный мужик с бритой шишковатой башкой и огромными кулачищами, уже лил крокодиловы слёзы и размазывал по лицу сопли.
        - Зачем вам понадобился Коваль? - спросил Юркевич.
        Лже-чекист всхлипнул.
        - Это Левашов - он Трубку попросил, чтобы мы его у вас увели.
        Я догадался, что речь идёт о том самом бандите, на поимку которого отправились почти все наши, включая Мишку. Что-то говорили о банде числом не менее тридцати сабель. Серьёзная сила.
        Наши за ним гоняются, а Левашов тем временем через своих доверенных людей в городе свои дела проворачивает. Ничего не скажешь - наглец! Надо будет при случае узнать о нём больше.
        - Левашов? - поразился начальник губрозыска. - А ему-то с каких хренов этот старовер-душегуб понадобился?
        - Так понятно зачем: вас, легавых, хотел по носу щёлкнуть, - простодушно ответил Зайцев. - Чтобы, значит, позор на весь свет был.
        - Ясно, - кивнул Смушко и бросил на меня задумчивый взгляд.
        Ну да, если бы не просмотренные мной сводки и натренированная в оперском прошлом память, план лже-чекистов бы удался. Другим словом, кроме как «повезло» - ситуацию описать сложно.
        - Так и запишем - хотели скомпрометировать органы советской власти, - Юркевич макнул перо в чернильницу и старательно зачиркал в протоколе допроса.
        - Чего-чего мы хотели? - захлопал глазами допрашиваемый. - Это вы в чём нас обвинять собираетесь? Ничего мы ментировать не собирались. Не пишите всякого!
        Я невольно улыбнулся, но разъяснять смысл термина не стал.
        - Не берите в голову, Зайцев. Лишнего мы вам предъявлять не собираемся.
        Бандит успокоено вздохнул. Юркевич умел убеждать одной только интонацией.
        - Кстати, - как бы между прочим поинтересовался Юркевич, - откуда Левашов узнал, что мы арестовали Коваля?
        - Тоже мне секрет, - фыркнул допрашиваемый. - Полгорода видели, как вы его брали.
        Лицо Смушко просветлело. Он явно боялся, что среди своих есть кто-то, кто работает на Левашова.
        - Хорошо, это мы прояснили. Тогда ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос: удостоверения сотрудников ГПУ и мандат, где достали? - продолжил гнуть линию следователь.
        Зайцев пожал плечами.
        - Это вы у Трубки спросите, когда он очухается… Ну или если очухается, а то уж больно ваш человек дерётся крепко, - он перевёл взгляд, в котором не читалось ничего, кроме испуга, в мою сторону.
        - Трубка-то очухается, - заверил Юркевич. - И мы обязательно его спросим. Но что мешает вам рассказать? Чем больше будете с нами сотрудничать, тем легче будет ваша участь.
        - Да я бы рассказал, коли бы знал, - грустно улыбнулся Зайцев. - Только кто ж меня в известность в таких делах ставит. Меня для другого берут.
        - Ну вот про это другое вы мне сейчас и поведаете, - вежливо наклонил голову Юркевич.
        Послужной список у Зайцева оказался приличным. Но я заметил вот что: он охотно сознавался в ограблениях рядовых граждан, однако как только речь заходила о государственной собственности, так его словно подменяли - куда-то исчезала словоохотливость, он даже начинал заикаться.
        Сначала это вызвало у меня недоумение - откуда такая избирательность? Чего он так боится? Потом до меня дошло: в это время покушения на госимущество считались намного более серьёзными преступлениями, чем грабёж обывателей, пусть даже эти самые обыватели - граждане молодой советской республики.
        Перекос, конечно, несправедливый, но их и в моё время тоже хватало, как и резонансных дел.
        «Выпотрошенного» Зайцева отправили в камеру на отдых. Юркевич решил, что завтра снова возьмёт бандита в оборот и выжмет из него ещё больше.
        Я покосился на окно: уже темнело, а ведь у меня с утра и маковой росинки во рту не было. Даже по госпиталю затосковал: там меня точно ждали еда и кров.
        Голодный был не только я. По распоряжению Смушко нам троим со следователем принесли по миске каши и по стакану чая.
        Если каша у меня зашла на ура, то чай вызвал странные чувства. Он как-то странно пах, да и на вкус тоже был так себе. Уж лучше бы тогда простого кипяточку.
        Позже я узнал, что мы пили морковный чай, подслащенный сахарином.
        Через час Смушко засобирался и ушёл, Юркевич убежал домой ещё раньше.
        А мне вдруг стало тоскливо. Я сообразил, что просто не знаю, где живу!
        Как-то закрутился и забыл поведать начальству «легенду» об амнезии, тот, глядишь, и просветил бы меня насчёт адреса.
        Что делать? Да спать ложиться в кабинете. Чай не впервой на работе ночую. Утро вечера мудренее.
        Я зашёл в кабинет и снова осмотрел скудную обстановку. Небогато «живёт» оперсостав…
        Надо бы у завхоза при случае выцыганить какой-нибудь диванчик. Как ни крути, сегодня я ему подогнал царский подарок - сразу двух лошадей. Неужели он не пойдёт навстречу и не раздобудет под нужды оперсостава какую-нибудь мебель, на которой можно было бы вздремнуть при возможности.
        Оно, конечно, официально не поощряется руководством, однако Смушко мужик вменяемый. Войдёт в положение.
        И на чём мы сегодня будем ночевать? Столы отпадают - они слишком разные по высоте, если их составить вместе, и перепады весьма ощутимые.
        На полу? Ну нет, хоть товарищ Быстров молодой, физически крепкий и здоровый парень, но и у него может в самое неподходящее время «прострелить» поясницу.
        Тогда остаются стулья - выстрою их рядком, они почти одинаковые.
        Решено, сплю на них. Оно, конечно, утром все бока себе отлежу, но за неимением гербовой…
        Пошёл в коридор, чтобы навестить «фаянсового друга». Кстати, мужской клозет был вполне приличный, содержался в полном порядке. Как справедливо отмечал один из моих прошлых начальников: чистота начинается с туалета.
        Ещё бы зубы почистить, но нет ни зубной щётки, ни порошка.
        Когда возвращался из туалета, столкнулся в коридоре с уже знакомым матросом - он был в числе тех, кто утром конвоировал Коваля.
        - А ты что тут делаешь? - удивился матрос. - Сегодня же я на ночь заступаю. Домой топай, братишка. Не хрен тебе тут шататься.
        Ага, домой… Зашибись. Знать бы ещё, где эта улица и где этот дом.
        Я задумчиво посмотрел на моряка. Может, узнать у него, где я живу? Вроде парень ничего. Немного разбитной, как многие мореманы, но…
        Вместо ответа я пожал плечами:
        - Да так, пока в госпитале валялся, накопились дела. Чтобы совсем не зашиться, привожу в порядок. Видимо, придётся тут заночевать. Домой уже поздно идти…
        - А-а-а, - протянул матрос. - Ну тогда пойдём к нам, у меня тут лишняя шинель завалялась. Возьми - накроешься. Только утром верни - не зажиль. А то знаю я вашего брата - сухопутного!
        - Само собой верну, - обрадовался я. - Даже не думай!
        - Да я и не думаю! - матрос зевнул. - Эх, а мне через пятнадцать минут на ночной обход. Завидую я тебе, Быстров. Можешь спать совершенно спокойно, пока твой сон охраняет бывший комендор эсминца «Азард», по причине ранения списанный на берег.
        - Иди, охраняй, гидромилиционер! - усмехнулся я.
        Мы с удовольствием обменялись рукопожатиями, и я пошёл спать.
        Кое-как составил стулья и завалился на них, накрывшись солдатским «одеялом», пропахшим табаком и средством от моли.
        Надо же… первый день на службе и сразу погоня с перестрелкой. Страшно подумать, какие сюрпризы ждут меня завтра.
        С этими мыслями я провалился в глубокий сон.
        Глава 8
        Крышку открыли, поставив гроб на стылую землю.
        - Можете проститься с усопшим, - сказал похоронный агент и деликатно отошёл в сторону.
        - Иди, солнышко, - супруг подтолкнул Дашу. - Простись с отцом.
        Девушка очнулась, на плохо сгибающихся ногах подошла к гробу, в котором лежал самый дорогой и самый близкий человек на свете.
        Тело только что привезли с отпевания, которое происходило в церкви на кладбище. Место выбрали рядом с мамой… Когда той не стало, папа сделал для Даши всё, что было в его силах и даже больше. Он стал ей настоящим другом, она доверяла ему свои маленькие секреты и большие взрослые тайны.
        В их классе были девчонки, которым доставалось от родителей. Папа никогда не трогал её даже пальцем. А если Даша в чём-то провинилась, умел так поговорить с ней, что сразу становилось ясно: больше так поступать она не будет.
        Она склонилась над телом отца. Тот лежал умиротворённый и очень спокойный. Словно не умер, а ненадолго заснул и вот-вот проснётся.
        Она коснулась губами его морщинистого лба и разрыдалась.
        Папа, папка! Неужели мы больше никогда не увидимся? Неужели сейчас закроют гроб, опустят в свежевырытую глубокую могилу и всё… Ты уйдёшь навсегда…

* * *
        - Жора, ты чего тут разлёгся?
        Голос Миши вырвал меня из сна, в котором я вдруг явственно представил то, что происходит в прошлой моей жизни.
        Внутри меня всё просто переворачивалось, я был готов отдать всё, чтобы оказаться сейчас рядом с дочерью, успокоить её, обнять, сказать, что всё будет хорошо, что за мной она как была, так и всегда будет как за каменной стеной.
        Но это был сон, всего-навсего сон…
        Когда-то я обещал жене, что умру раньше её и… обманул. После смерти любимой Даша была моей единственной отрадой в жизни.
        Как мне утешить её? Как облегчить душевные муки?
        С глазами полными слёз я поднялся с импровизированной лежанки из стульев.
        Мишка внимательно оглядел меня и спросил с неподдельным участием:
        - Жора, что-то произошло?
        - Ничего, - я сделал над собой неимоверное усилие, чтобы голос не дрогнул.
        Мой отец когда-то говорил, что настоящие мужики не плачут. Собственно, я никогда и не видел его плачущим. Расстроенным - да.
        Не надо слёз, опер, не надо слёз! Всё равно они делу не помогут.
        - Ну-ну, - недоверчиво протянул Мишка. - Так что, здесь ночевал? Полундра ведь заступал… Я его только что видел.
        Полундра? А, это, наверное, матрос, который поделился шинелью. Надо бы вернуть её, кстати, пока не забыл.
        - Всё очень прозаично, Миша. У меня, как ты знаешь, провалы памяти, и я понятия не имею, где живу, - пояснил я причину, по которой всю ночь промучился на стульях.
        - Етишкина жизнь! - воскликнул он. - Точно! Как я не догадался! Тогда знаешь что - днём я тебя отведу, покажу, куда тебя на постой определили.
        - Спасибо заранее, Миша, - поблагодарил я и провёл ладонью по щетинистому подбородку. - Заодно хоть побреюсь.
        Дашка приучила меня бриться каждый день. Уж больно любила она прижиматься лицом к моим щекам и была недовольна, когда те кололись. А привычка, как известно, вторая натура. Никуда не денешься.
        - Да, брат, побриться тебе точно не помешает. И в баньку сходить… А то пропах, понимаешь, медицинскими запахами, - подмигнул приятель. - Барышни за версту обходить будут.
        - Не до барышень пока, - сказал я.
        - А вот здесь ты не прав… Пользуйся случаем, пока не охомутали, - засмеялся Мишка.
        В прошлом я любил только четырёх женщин: бабушку, маму, жену и Дашку. Смогу ли полюбить пятую?
        Я успел уже рассмотреть себя в зеркале. Этот Георгий походил на меня: мы были примерного одного роста, разве что весил он поменьше, но это меня, когда сороковник стукнул, слегка разнесло. Как смеялись мои ровесники: в таком возрасте несолидно носить костюмы меньше пятьдесят четвёртого размера. Правда, у меня был пятьдесят второй.
        Что касается лица… ничего особенного. Не тот случай, когда для того чтобы понравиться женщинам, достаточно одной внешности. Девки штабелями к ногам точно падать не будут. Да и не нужно оно мне. Я относился к категории однолюбов и любил добиваться всего сам.
        Для мужика самое главное - это мозги. Всё остальное лишь приложение.
        Ещё порадовала приличная шевелюра на голове. Тот «я» к тридцати уже порядком облысел, приходилось коротко стричься. Жена говорила, что это делает меня брутальней. Может, и прикалывалась… Она вообще у меня любила пошутить.
        Ну вот… вспомнил любимую, дочку и снова стало хреново на душе. Будто кошки изнутри расцарапали.
        Не хватало ещё расклеиться, блин.
        Чтобы вновь собраться, сменил тему:
        - Смушка сказал, что вы Левашова ловить поехали. Получилось?
        Настроение Мишки резко переменилось. Он погрустнел.
        - Ушёл, зараза! За час до нашего прибытия с места снялся и в леса ушёл. А они у нас знаешь какие - можно сто лет прочёсывать и всё без толку.
        - Миша, ты меня прости… Сам знаешь, что со мной приключилось, но кто он вообще этот Левашов - из «бывших»? - заинтересовался я.
        - Если б из бывших, - печально ответил тот. - Из бывших наших он…
        - Как это? - не понял я.
        - Да так. Воевал с германцем, крест Георгиевский за храбрость получил, с самого начала гражданской - в Красной армии, на хорошем счету. В партию вступил. Когда потребовалось - в ЧК перешёл.
        - А потом?
        - Потом… Как оказалось, с гнильцой был Левашов, просто сразу этого не заметили. Начал грабить и убивать. Когда его разоблачили, сбежал из-под ареста, вместе с родственничками организовал банду. Дальше пошло-поехало… Провернул несколько успешных для себя ограблений, стал считаться фартовым. К нему и потянулись. Говорили, что в банде человек тридцать, но, думаю, гораздо больше.
        - Больше, - кивнул я. - Тебе Полундра ещё не рассказал, что вчера было?
        - Нет, - насторожился Михаил. - А что - что-то серьёзное?
        - Серьёзное, - кивнул я и принялся рассказывать.
        После того, как я поведал о том, как Трубка и его кореша практически выкрали у нас Коваля, и как потом выяснилось на допросе - всё это делалось по указанию Левашова, Михаил присвистнул.
        - Однако! Стоило нам уехать, а у вас тут такое…
        Он с уважением посмотрел на меня:
        - А ты молодец, Жорка! Как был человеком, так им и остался.
        - Брось, - сказал я. - Любой на моём месте бы так поступил.
        - А вот не скажи, - заметил он. - И у нас всякой швали хватает. Не всех, как Левашова, вычистили. Но рано или поздно вычистим, помяни моё слово.
        - Давай так, я сейчас умоюсь и приведу себя в порядок, а когда вернусь, ты мне всё и обо всех расскажешь, - попросил я.
        - Лады! - пообещал Михаил.
        Ледяная вода быстро привела меня в чувство, остатки сна как рукой сняло. Всё, готов к труду и обороне.
        К моему приходу Михаил уже где-то раздобыл кипятка и теперь разливал его по кружкам. Я мечтательно вздохнул: эх, сейчас кофейку бы! Не обязательно из турки, сойдёт и быстрорастворимый.
        Но… реальность такова, что приходится отхлёбывать обжигающую воду, которую и подсластить и подкрасить нечем.
        Кстати, я не ошибся. Стол, на котором я остановил внимание, оказался моим, ну то есть настоящего Георгия Быстрова. Гипотеза оказалась верна, моя душа, энергетический сгусток или как там может называться эта хрень, которая заставляет ощущать меня мною, не случайно оказалась в этом теле. Мы во многом близки, просто Георгий значительно моложе меня, и эта молодость не может не радовать. Только осознание этого факта временно примирило меня с тем, что я потерял Дашу раз и навсегда.
        Не будь я опером, возможно, реагировал бы по-другому. Но жизнь научила меня принимать всё таким, как есть, и использовать с максимальной пользой. Я не скурвился, даже когда на работе было совсем хреново, и не собираюсь делать этого сейчас, а времена на пороге такие, что просто закачаешься.
        Начнём с того, что молодое советское государство, может, и радо бы любить тех, кто защищает его в поте лица, но возможностей таких не имеет. Милиционер разут, раздет и голоден. На его получку не купить даже пуда муки.
        Оружие и то порой, действительно, приходится добывать в бою.
        Среди нас много проходимцев и вообще случайных людей, которые оказались в органах по недоразумению. Про них знают, с ними борются, но де-факто многие вещи приходится выстраивать просто с нуля.
        Старая система разрушена и во многом, повторюсь, за короткий и вредительский период правительства Керенского. Хотя и откровенных перегибов со стороны власти Советов тоже хватает - людям, которые сейчас вершат судьбы государства, часто не хватает опыта. Враги (а их навалом) это прекрасно знают и умело пользуются. Да и дураков во власти тоже полно. Кто-то достиг руководящего поста из-за пресловутой пролетарской целесообразности, кто-то элементарно оказался не на своём месте и не понимает, как должны работать винтики государственной машины.
        Но всё же главный капитал страны - это люди, а они есть. В чём-то они фанатики с горящими глазами, в чём-то прагматики, но это не просто люди, а Люди с большой буквы.
        И им многого суждено достичь!
        Когда на них смотришь, когда проникаешься их замыслами, когда погружаешься в романтику построения нового - невольно оглядываешься на себя и думаешь: а достоин ли ты находиться в их рядах?
        Чем больше я нахожусь среди них, тем сильнее загорается во мне тот запал, который есть в этих людях.
        Как говорил поэт: «Гвозди б делать из этих людей: крепче не было б мире гвоздей» - и это полная правда.
        И да, не менее важно: эти прекрасные строки принадлежат не песеннику революции Маяковскому, а поэту Николаю Тихонову. И я готов подписаться под каждым из слов!
        Глава 9
        Когда я вернулся, в кабинете по-прежнему не было никого, кроме Миши.
        - Слушай. А остальные где? - покосился я на пустые столы.
        Если их всего пять, значит, нас тут должно быть как минимум ещё трое.
        - Старший нашей бригады, Гибер, сейчас у Смушко с докладом, Васю Поляницына в деревне оставили на всякий случай - вдруг Левашов проявится, у Чалого жена заболела - он на сегодня отпросился, - перечислил Михаил моих нынешних коллег.
        - Подожди, ты что-то сказал о бригаде?
        - Да. Начальник в Петроград скатался, и уж очень ему понравилось тамошнее разделение уголовного розыска на бригады. Вот он нас и разделил. Теперь у нас две бригады оперативных сотрудников: мы - первая бригада, второй командует Полундра. Его, я так понимаю, ты уже видел, - объяснил он.
        - То есть каждая бригада занимается своим фронтом работ? - уточнил я.
        Миша поморщился.
        - Сначала так и было, но потом все запутались: порой дела так были перекручены, что хрен разберёшь, какая бригада должна заниматься: первая или вторая. Смушко это надоело, и он плюнул на разделение обязанностей. Теперь всё просто - к кому дело попало: Гиберу или, значит, Полундре, тот его и крутит. А потом Смушко подводит результаты: у кого успешных раскрытий больше. Если есть возможность, победившую бригаду награждают: премию выпишут деньгами или продуктами.
        Я кивнул: Смушко внедрил в губрозыске что-то вроде конкуренции. Идея здравая, но с ней нужно быть крайне осторожным. Лишь бы ребята в статистику не заигрались.
        Это я уже на прошлый опыт опираюсь. В своё время с пресловутой «палочной» системой у нас до маразма доходило: взрослые люди вместо того, чтобы заниматься реальными делами, страдали всякой… не хочу выражаться непечатными словами.
        Вот и тут можно загубить в общем-то хорошее начинание. Я всегда считаю, что людей нужно максимально стимулировать, но если они начинают жить только в парадигме стимулов, то тогда нужно бить по рукам.
        В общем, всё зависит от грамотного баланса и способностей руководителя.
        Смушко произвёл на меня впечатление человека, который находится на своём месте. Посмотрим, что у нас за «бригадир».
        Гибер оказался настоящим богатырём: почти два метра ростом, с широченными плечами, бычьей шеей и грудной клеткой, на которой не желала сходиться одежда. Миша потом сказал, что до войны Гибер работал в порту грузчиком. Потом служил в гвардии, а когда его списали по ранению (он и сейчас ощутимо прихрамывал), какое-то время выступал в цирке с силовыми номерами.
        Зайдя в кабинет, Гибер улыбнулся мне как старому другу:
        - Быстров! Выписался-таки.
        - Начальство сказало, что не хрен болеть, без меня не справляетесь, - ответно улыбнулся я.
        Мы пожали друг другу руки. Я опасался, что этот великан сплющит мою кисть подобно прокатному стану, но Гибер был весьма аккуратен.
        - Так, товарищи сыщики, слушаем новую вводную, - объявил он. - Губисполком завалили жалобами: в городе неизвестные вооружённые люди в полном красноармейском обмундировании устраивают массовые грабежи: раздевают прохожих, обносят лавки - пока, - он выделил это слово, - до смертоубийства, к счастью, не дошло, но случаев так много, что Смушко велел всю нашу бригаду сориентировать на расследование деятельности этой банды. Ведут они себя крайне нагло, ничего не боятся - милиционера Петрова, который пытался воспрепятствовать одному из грабежей, жестоко избили, отобрав служебный «наган». И… есть ещё одно важное «но».
        Гибер сделал паузу.
        Мы с Михаилом напряглись, ожидая услышать что-то страшное - вплоть до расстрела или ссылки в Сибирь оперов, которые завалят раскрытие по серии грабежей.
        - В общем, в губисполкоме сказали так - если за неделю не найдёте грабителей, дело передадут в ГПУ. А это, товарищи, будет фактом недоверия к уголовному розыску! - заключил Гибер.
        Михаил озадаченно почесал затылок.
        Оно, конечно, непонятно, какие последствия будет иметь эта ситуация, но что такое честь мундира - знает каждый мент и старается дорожить. Нет ничего хуже, чем подвести своих же.
        - Разрешите приступить? - с готовностью спросил я.
        Гибер подмигнул:
        - Я думал, ты уже по уши в этом деле!
        - Мы с Михаилом на пару поработаем. Что-нибудь нароем, - пообещал я.
        С чего начинается любое расследование, которое не удалось раскрыть по горячим следам? Со сбора и анализа информации.
        У нас был план города, правда, ещё дореволюционный, но больших изменений, как сказал Михаил, не произошло: разве что в соответствии с декретом губисполкома часть улиц сменила «старорежимные» названия на новые революционные (ну просто негоже иметь в городе улицу Дворянскую или, скажем, проспект, названный в честь императора Александра Третьего), однако в быту в большинстве своём переименования пока не прижились, и извозчики исправно возили пассажиров на Благовещенскую, игнорируя тот факт, что теперь она - Розы Люксембург.
        Михаил искал в сводках все упоминаемые случаи грабежей, а я отмечал на карте место происшествия. Чуть погодя выяснилось, что девяносто процентов преступлений происходят в одном районе - на городских окраинах, носящих неофициальное название Жабки.
        - А почему Жабки? - удивился я.
        - А там когда-то стояли склады купца второй гильдии Жабкина. Вот по его фамилии и окрестили, - сказал Миша.
        Так… людей грабят люди в форме. Смущал, правда, факт, что описания менялись - такое чувство, что каждый раз это были разные люди. Нет, понятно, что фраза «врёт как очевидец» родилась не на пустом месте, но общее в этих грабежах было - новое, просто с иголочки обмундирование. Ну совсем как на трёх лжечекистах.
        - Идея! - я поднял вверх указательный палец правой руки. - Давай-ка к нам Зайцева дёрнем - это его мы вчера взяли. Может, он скажет, откуда взялась его одежда?
        Миша пожал плечами, но спорить не стал. Конвойный привёл Зайцева. Тот явно ещё не отошёл после вчерашнего и продолжал боязливо смотреть на меня.
        - Скажи-ка, любезный, - проговорил я, щерясь такой лютой улыбкой, что Зайцева невольно передёрнуло, - а где ты раздобыл свою гимнастёрку и эти, с позволения сказать, симпатичные штанишки?
        - Где взял, там уже нет, - попробовал встать в глухую защиту Зайцев.
        - Слышь, друг! - Я подошёл к нему поближе и посмотрел так, чтобы преступника проняло. - Ты мне ваньку тут не валяй! Отвечай, раз спрашивают.
        Добавлять, чем ему грозит молчание, не стал. Если умный - сам поймёт.
        - Труба раздобыл, как и удостоверения, - побагровев, заявил бандит.
        - Что-то уж больно подозрительно ты всё на него сваливаешь, - хмуро заметил я.
        - Могу побожиться - так и было. Он одёжу красноармейскую принёс, - стал клясться лжечекист.
        - Только не говори, что не знаешь, откуда! - насупил я брови.
        - Почему не знаю - знаю, - с подобием гордости ответил Зайцев. - У знакомого интенданта на муку выменял.
        - Что за интендант? - заинтересовался Миша.
        - Фамилия мне его неизвестна, да и ни к чему мне её знать. Труба говорил, что он в какой-то части служит, что неподалёку от Жабок.
        Мы с Михаилом переглянулись.
        - Точно? - грозно спросил я.
        - Вот те крест.
        - Хорошо, - сказал я. - Я тебе верю.
        И, позвав конвойного, велел отвести Зайцева в камеру.
        Затем, обратившись к Мише, спросил:
        - Есть идеи насчёт воинской части?
        Миша кивнул.
        - Да. Неподалёку от Жабок казармы учебного батальона тридцать пятой дивизии.
        - Можешь аккуратно узнать - не поступало ли им на склад новое обмундирование? Только так между прочим, чтобы к себе внимание не привлекать.
        - Попробую, - сказал Миша. - Меня полчаса-час не будет, так что пока не скучай. - Не буду, - пообещал я.
        Вернулся он с хорошими новостями, весь возбуждённый и раскрасневшийся от удовольствия.
        - Всё сходится - неделю назад в батальон привезли большое количество комплектов полного красноармейского обмундирования. Всех бойцов удалось переодеть, - он вздохнул. - Эх, нам бы так.
        - Ничего, будет и на нашей улице праздник, - заверил я.
        Пазл сложился. Правда, были ещё неизвестны детали, но мы оба чувствовали, что находимся на верном пути.
        - Съездим в часть, поговорим с комбатом? - Предложил Михаил.
        Я отрицательно покачал головой.
        - Не надо. Кто знает, насколько глубоко они у себя разложились? То, что интенданты подворовывают - это нормально. Вернее, ненормально, - спохватился я, - но обычно. Кто знает, вдруг и начальство повязано. Не хотелось бы раньше времени спугнуть эту братию.
        - Тогда что? - недоумённо уставился на меня Михаил.
        Он послушно взял на себя роль ведомого в этом деле.
        - Сначала попробуем вычислить интенданта, потом быстро берём его за грудки. Я стопудово уверен, он знает, кто из бойцов выходит на грабежи. Только его надо брать вечером, когда он дома, а не на службе. И колоть быстро - думаю, сегодняшняя ночь без грабежей не обойдётся, - пояснил текущий расклад я.
        Когда Гибер вернулся с очередного совещания, мы поделились с ним нашими соображениями. Подумав, он дал добро. Ему же удалось раздобыть для нас поимённый список личного состава части, в котором Гибер подчеркнул одну фамилию - заведующего хозчастью батальона Серафима Оглобли.
        - Думаю, это тот, кто вам нужен. Я к нему давненько присматривался, - сказал Гибер. - Когда брать будете?
        Я посмотрел на окно. За стёклами ещё было относительно светло. Есть вероятность, что этот Оглобля пока просиживает штаны у себя в части. Если заявимся к нему домой - спугнём. Тогда «рыбка» уйдёт …
        - Часа через два, товарищ Гибер.
        Глава 10
        У меня были опасения, что прокурор не даст ордер на обыск у Оглобли. Всё же вояка, с ними и в моё время не всё просто было. Может, сдать его «чекистам», а самим умыть руки?
        А как же тогда честь мундира, как слова Гибера о доверии?
        Нет, действовать нужно самим. Хотя поволноваться пришлось - здешний расклад вещей был мне совершенно неизвестен.
        Но, когда в кабинете появился сияющий, как озеро в солнечный день, Миша, я понял, что всё срослось. Прокурору, наверное, из-за этих ночных грабежей тоже всю плешь проели.
        - Ну как? - вопросительно поднял брови я.
        - Гибер сказал, что прокурору позвонили из губисполкома. Ордер есть! - и довольный Миша потряс в воздухе бумажкой. - Живём, Жорка! Живём!
        Телефонное право не всегда плохая штука.
        Жил товарищ Оглобля где-то центре, так что ехать было недалеко. Ну как недалеко… Если идти пешком, то понадобится полчаса, не меньше, а мы планировали привести с собой задержанного. Не топать же с ним через весь город?!
        Миша предложил дёрнуть с нами Гибера, но я решил, что начальство, какого бы оно калибра ни было, должно осуществлять руководство, а уж с остальным подчинённые как-нибудь самостоятельно разберутся.
        Так что поехали мы вдвоём, наняв извозчика. Нам выдавали что-то вроде талонов, которые потом оплачивались казной. Понятное дело, что со страшными задержками и руганью, так что «подписать» извозчика бывало проблематично, но… удостоверение, подкреплённое грозным видом и револьвером, помогало решать эти вопросы.
        Другого общественного транспорта в городе просто не существовало.
        Извозчику, знавшему округу как свои пять пальцев, не понадобилось долго искать адрес. Вот и нужный дом - серый и мрачный.
        Интересно, а я в каком живу? Так и не сподобился у Миши поинтересоваться, потому что наш предварительный план полетел к такой-то матери и мы быстро оказались в гуще событий.
        Понятых нашли в том же дворе: пожилого дядечку в тужурке железнодорожника и не менее пожилую женщину, гревшуюся на скамеечке. Они же и сообщили нам, на каком этаже живёт Оглобля, подтвердив, что тот сейчас дома.
        - Полчаса назад со службы пришёл, - сказала женщина, а железнодорожник закивал.
        - Тогда идёмте, товарищи, - попросил я.
        Двери распахнула полная женщина с тонкой ниточкой не выщипанных усиков над верхней губой. Судя по возрасту - либо мать, либо тёща тридцатилетнего Серафима Оглобли.
        Вела она себя на удивление спокойно. Взяла в руки ордер, внимательно его прочитала и низким грудным голосом сказала:
        - Это явное недоразумение, товарищи! Наш Серафимчик - красный командир. Он определённо не может быть замешан в чём-то плохом.
        - Разберёмся, - коротко произнёс я и первым шагнул в квартиру.
        Семье краскома принадлежали две комнаты из пяти в коммунальной квартире, где он проживал с тёщей (усатая действительно оказалась тёщей), женой и двумя дочерьми.
        Проводить обыск в присутствии детей редко кому доставляет удовольствие, и я попросил гражданку Оглоблю забрать детей и вместе с ними переждать у соседей.
        Сам виновник «торжества» выглядел не в пример бледнее боевитой тёщи. Мы оторвали его от ужина: на застеленном красивой скатертью столе стыл борщ, источавший божественные мясные ароматы.
        Не знаю, как Михаил, а я невольно сглотнул вязкую слюну - сегодня в моём желудке побывал только стакан кипятка: для молодого цветущего организма Георгия Быстрова - преступно мало.
        Разумеется, для аппетита не грех пропустить и стопочку-другую. По запаху из открытого графина на столе я безошибочно определил самогонку. Не самая плохая замена для водки. Правда, в это время с самогоноварением борются, причём довольно жёстко.
        Дело не в пропаганде трезвого образа жизни - просто на самогон переводится так нужные стране зерно и сахар.
        Сам Оглобля не успел переодеться в домашнее. На нём была новенькая гимнастёрка и не менее новенькие шаровары.
        Мы с Мишей, в отличие от него, были одеты, прямо скажем, непрезентабельно.
        - Простите, товарищи, а на каком основании вы производите у меня обыск? - срываясь на «петуха», спросил интендант.
        - На том основании, что вы, гражданин Оглобля, устраиваете спекуляции с казённым имуществом. А ещё у нас есть основания подозревать вас в связях с преступным элементом, который занимается грабежами и убийствами, - пояснил Михаил.
        - Боже мой, какой кошмар! - всплеснула руками тёща. - Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться самому товарищу Троцкому.
        Я столько раз слышал подобные угрозы, что даже ухом не повёл.
        - Пожалуйста, это ваше право, - спокойно сказал я. - Понятые, мы приступаем к досмотру. Будьте внимательны и наблюдайте за нашими действиями.
        Первая улика в виде двух мешков с мукой нашлась тут же в комнате. Её не пытались спрятать.
        - Чьё это? - спросил я, а взявший себя в руки гражданин Оглобля даже глазом не моргнул.
        - Моё. Нам выдали паёк в части, кроме того, один мешок я купил на рынке, потратив на него все личные сбережения. Разве это запрещается?
        - Почему запрещается? Я так не говорил, - улыбнулся я. - Тут на мешках клеймо стоит. Думаю, гражданин Трубка по клейму сможет опознать.
        - Какая ещё трубка! Я не курю никакую трубку, - заволновался Оглобля.
        По глазам чувствовалось, что он врёт, и фамилия бандита, всё ещё не пришедшего в сознание, была ему знакома.
        - А вы с ним познакомитесь на очной ставке, - пообещал я. - Очень интересная личность, скажу вам. Пытался под видом сотрудника ГПУ похитить опасного преступника, но мы его взяли. Столько любопытного нам наговорил, - я даже причмокнул, изображая удовольствие.
        - Не знаю, что вам наболтал этот бандит, но лично я слышу о нём впервые, - ушёл в глухую защиту интендант.
        - Понятые, прошу сюда, - позвал Миша.
        Он открыл стенки шкафа и продемонстрировал полки, плотно набитые комплектами военной формы.
        - Что, тоже скажете, что в части выдали? - Хмыкнул я.
        Оглобля закивал. Я вытащил первую попавшуюся гимнастёрку, прикинул на худом как глист интенданте.
        - Что-то с размерчиком ошиблись. Сюда трое таких, как вы, влезут. На вырост брали, гражданин Оглобля?
        - Хватит издеваться, - всхлипнул он. - Ладно, ваша взяла. Да, я украл это обмундирование из части, но, заметьте, не для своих нужд. Бойцов нужно кормить и поить, а продуктов не хватает. Мне приходилось выменивать одежду на еду.
        - Брешете, - покачал головой Миша. - И мы это докажем в пять минут. На вашем месте я бы уже признался во всём. Глядишь, суд учтёт ваше раскаяние и помощь следствию.
        - Ну, а если будете лепить отмазку, мы сведём вас с товарищами из ГПУ, подав историю как работу на контрреволюцию, - плеснул я масла на сковородку.
        Упоминание о чекистах окончательно добило интенданта. Он понуро опустил голову.
        - Товарищи понятые, попрошу вас подписать протокол обыска, - попросил Миша, после того как мы обшарили обе комнаты.
        Больше ничего интересного не нашли, но и обнаруженного казённого имущества вполне хватило для того, чтобы интенданту обеспечить место за решеткой.
        - Гражданин Оглобля, вы задержаны, - объявил я.
        - Что со мной будет? - вскинулся он.
        - Суд решит, - ответил дежурной фразой Миша.
        - Это какая-то ошибка! - поджала губы тёща.
        Я боялся, что сейчас она устроит истерику, но вроде обошлось. Поджав губы, она вышла на кухню, громогласно объявив, что прямо сейчас накатает на нас такую жалобу, что мы в два счёта вылетим из уголовного розыска.
        Кажется, пришло время расколоть Оглоблю на то, что нам сейчас было действительно важно.
        Интендант быстро сломался, и информация из него потекла рекой. Правда, пока не было ничего, что могло бы помочь в расследовании ночных грабежей.
        Мне пришлось остановить поток его красноречия, чтобы добиться главного:
        - Подождите, гражданин Оглобля. Всё это вы сегодня повторите народному следователю. Сейчас же нам интересно другое - вы ведь знаете, кто из вашего батальона замешан в грабежах?
        Оглобля, не скрывая удивления, бросил на меня неприязненный взгляд.
        - Да, - тихо произнёс интендант.
        - Тогда с этого места, пожалуйста, поподробнее. Постарайтесь ничего не забыть. Нам важна каждая деталь, - заметил я.
        - А это мне зачтётся? - с надеждой спросил интендант.
        - Обязательно, - заверил я.
        - Грабежи - дело рук командира второй роты Раздобреева. Как только его рота становится на дежурство, он выдаёт доверенным людям оружие и отправляет в город.
        Я понимающе кивнул. Какой бы бардак ни творился в части, всё равно должны же быть вечерние поверки, построения и прочие присущие армии моменты, позволяющие чётко контролировать личный состав. Так и знал, что без офицеров… то есть краскомов, тут не обошлось.
        - А откуда вам известно, что это именно он? - как бы между прочим спросил я.
        Оглобля с плохо замаскированной гордостью ответил:
        - Раздобреев лично приходил ко мне, просил перепродать или обменять кое-какие вещи. Много вещей.
        Хм, логично… ворам и грабителям всегда нужны скупщики краденного. Первый, к кому они могут обратиться - их же знакомый интендант, у которого точно рыльце в пушку. - И вы им помогали сбывать награбленные вещи?
        - Раздобреев - страшный человек. Я испугался, - проблеял Оглобля.
        - Чего именно вы испугались?
        - Он мог убить меня. Я знаю, что в прошлом месяце он застрелил бойца, который отказался ему подчиниться, и списал это на несчастный случай. Представьте себе, всё это преспокойно сошло ему с рук.
        - Интересно девки пляшут, - хмыкнул я. - Занятная фигура этот ваш Раздобреев.
        - Ещё какая, - вздохнул Оглобля. - Для него убить человека, что любому из нас, извините, справить естественные надобности.
        - Учтём, - кивнул я.
        Иметь дело с военным при задержании - штука непростая. Тем более, если тот понюхал запах пороха, а в данном случае перед нами боевой красный командир. Другое дело, что он не сможет прятаться так, как это делает матёрый урка. Но мы пока знаем, где тот, кто нам нужен. Осталось понять - как будем брать…
        - А как сегодня - планируются новые грабежи? - прервал молчание Михаил.
        - Раздобреев часто дежурит, подменяя других командиров. Сегодня снова его очередь, - сообщил интендант. - Думаю, грабежи будут.
        Получается, что у нас есть шанс накрыть сегодня эту шайку. Знать бы только, сколько народу в неё входит, но Оглобля назвал лишь ещё одну фамилию - это был кум Раздобреева, служивший в роте своего крестного родственничка.
        - Привлекаем ЧОН? - Миша аж трясся от возбуждения.
        Его горячность в некоторых вопросах могла не пойти на пользу делу. Оперу жизненно необходима холодная голова.
        - Как Гибер скажет, - слегка охладил я парня. - Но одно могу сказать точно: сегодня мы сделаем всё, чтобы разом поставить крест на всей этой банде!
        Глава 11
        Доставив Оглоблю в Губро, пошли докладываться Гиберу. Тот сидел не один, рядом за моим столом пристроился Смушко, который уже был в курсе наших планов.
        Перед ними лежала знакомая карта города с моими пометками. Оба моих начальника тщательно её изучали, словно надеялись как минимум найти клад старого пирата.
        Увидев нас, Смушко обрадовался.
        - Как всё прошло? - нетерпеливо заговорил он.
        - Оглобля раскололся и вывел на командира одной из рот учебного батальона Раздобреева. Раздобреев - главарь банды, его правой рукой является красноармеец Степаненко, - изложил я информацию, полученную от задержанного интенданта.
        - Молодцы, - похвалил Смушко. - Хорошая работа. Говорите, сегодня ночью банда снова выйдет на дело?
        - Да. Они орудуют в районе, известном в народе как Жабки, - доложил я.
        - Тогда поступим так: если Раздобреев сегодня заступил на дежурство, нашими силами его не взять - тут мы задействуем товарищей из ГПУ. А вот основной костяк банды будем брать своими силами с привлечением бойцов ЧОНа, - стал излагать складывавшийся на ходу план Смушко.
        - Жабки - большие. У каждого дома засаду не поставишь, - заметил Гибер.
        - И что тогда - предлагаете и здесь положиться на сотрудников ГПУ? - недовольно прищурил левый глаз Смушко. - А сами мы с бандой не справимся. Так и доложим в губисполкоме?
        - Нет, конечно. В нас верят, и мы должны оправдать это доверие, - смутился Гибер.
        Наступило тягостное молчание.
        - Тогда арестуем Раздобреева, расколем его: он выдаст всех участников банды и мы их арестуем, - предложил Миша.
        - Не пойдёт. Тот же Степаненко или другие бандиты могут случайно узнать об аресте. Вряд ли они явятся к нам с повинной, - не согласился Смушко.
        - Это да, - хмыкнул Гибер. - Скорее, пятки салом смажут для скорости.
        - Тогда возвращаемся к главному вопросу: как будем накрывать банду? - произнёс Смушко.
        - Надо сделать так, чтобы не мы искали банду, а она искала нас, - сказал я и осёкся.
        Мне эта фраза показалась немного затёртой, словно из старого детективного фильма.
        Но мужики из губрозыска ещё не видели эти фильмы, мои слова вызвали у них неподдельный интерес.
        - И ты, Быстров, знаешь как? - с иронией спросил Гибер.
        - Есть кое-какие соображения, - улыбнулся я. - Кто-то из нас сыграет роль залётного нэпмана. Специально пошумит-покричит, привлекая к себе внимание. Главное, чтобы всё это произошло, скажем… - Я задумался, а потом указал пальцем место на карте.
        - Бывшая прядильная фабрика Маничева? - без особой уверенности произнёс Смушко. - Не вариант - сейчас вместо фабрики несколько складов, есть вооружённая охрана. Для наших грабителей лишний риск.
        Поскольку в городе я ориентировался слабо, а если быть точнее - не ориентировался от слова «совсем», то спорить не стал.
        Смушко почесал нос.
        - Где бы им было сподручней раздеть тебя… Да вот тут! - наконец обрадованно произнёс он. - И им хорошо, и нам для засады удобно: там разрушенная кирпичная стена стоит, за ней можно спокойно полроты спрятать, а напротив - пустырь: грабь - не хочу. Ни одна живая душа не услышит. Только надо будет такой за собой след оставить, чтобы бандиты без всяких задних мыслей туда за приманкой притопали.
        - Значит, нужен жирный карась, - хохотнул Гибер.
        - Ага. Вот только кого бы выбрать? - Его задумчивый взгляд перемещался то на Гибера, то на Мишу, то на меня.
        - Давайте я пойду, - предложил я. - Инициатива, как известно, наказуема.
        Начальник губрозыска побарабанил пальцами по столешнице.
        - А сдюжишь?
        - Постараюсь.
        - Постараться - мало. Нужно сделать.
        - Сделаю, товарищ Смушко.
        - Хорошо! - Начальник губрозыска поднялся. - Я насчёт чоновцов пойду вопрос решать, а вы займитесь реквизитом и чтоб у меня…
        Он с усмешкой погрозил пальцем в нашу сторону и вышел.
        - Реквизит, - хмыкнул я. - Легко сказать - реквизит. И где мы его раздобудем?
        - Ну ты же нэпмана из себя лепить будешь? - подмигнул Миша. - У нэпманов и возьмём.
        - Это как? Сами грабить будем?
        - Почти, - туманно сказал Гибер, который, похоже, был на одной волне с Михаилом.
        Мы подъехали на выделенной завхозом пролётке к ресторану с броским названием «Сан-Франциско». Несмотря на постоянные перебои с электричеством, из окон увеселительного заведения лился свет.
        У входа стоял швейцар в ливрее, который галантно открывал перед посетителями двери, а те, судя по довольной роже «халдея», как выразился Гибер, охотно давали тому на чай.
        - Жирует публика, - вздохнул Миша. - Говорят, вечером по субботам там канкан показывают - почти голые девки по сцене скачут и задирают юбки.
        - Что, посмотреть хочешь? - фыркнул я.
        Уж чего-чего, а всякого «канкана» я за время службы насмотрелся. И с юбками, и без.
        - У меня невеста есть, - обиделся Миша.
        - И, между прочим, я комсомолец и комсорг нашей организации. Ты, кстати, тоже, и у тебя ещё за прошлый месяц взнос не заплачен.
        От услышанного я невольно развеселился. Господи, как давно не слышал этих слов. Прямо бальзам на душу. Когда вступал в комсомол, то делал это не по шкурным или карьерным соображениям, а по совести. Тогда я искренне верил и так же искренне хочу поверить теперь.
        Пусть некоторые комсомольские вожаки в девяностые резко перекрасились в хозяев, а вернее, в хозяйчиков жизни. Бог им судья.
        Я… я просто не такой. Может, испорченный перестройкой и прочими прелестями мира, в котором от моей некогда большой страны осталась только лишь часть. Может, немного чужой там, где я прожил почти пятьдесят лет.
        Но вдруг этот мир примет меня?
        - Не злись, дружище, - попросил я.
        Миша улыбнулся.
        - Никто и не злится.
        Вдруг он напрягся.
        - Погоди, вон вроде подходящий тип шкандыбает.
        Я проследил его взгляд и понял, что под «типом» понимался субъект примерно моего роста и телосложения. Одет он был в костюм в большую полоску, на голове была шляпа, а в руке трость.
        Он прошагал буквально в метре от нас и даже не обратил внимания. Нэпмана, как бабочку, привлекали яркие огни «Сан-Франциско».
        - Что скажете, товарищ Гибер? Подойдёт? - спросил Михаил.
        - Подойдёт, - оценил Гибер. - Иди к нему. Но только поделикатней - а то мне здесь только скандала не хватает.
        Миша спрыгнул с пролётки и слегка развалистой походкой подошёл к нэпману.
        - Товарищ, подождите.
        Нэпман обернулся.
        - Это вы мне?
        - Да. Давайте, отойдёмте в сторонку, - казалось, Миша излучает саму изысканность и безмятежность, и потому нэпман без всякого сопротивления согласился отойти.
        - Я из уголовного розыска, - тихо сказал мой друг и осторожно показал удостоверение. - Нам понадобится ваша помощь.
        - Моя? - удивился нэпман. - Но, право слово, я даже не понимаю, какая от меня может быть польза органам.
        - Существенная, - заверил Миша. - Однако вам понадобится ненадолго прокатиться с нами.
        - Я что - задержан? - испугался мужчина в костюме.
        Михаил улыбнулся. Будь у него другой цвет кожи, сейчас он был бы очень похож на молодого Эдди Мерфи времён его первых лучших фильмов.
        - Ну что вы! Я же говорю - вы просто окажете помощь, а мы вам будем за это премного благодарны.
        Через несколько секунд нэпман уже садился в нашу пролётку.
        Увидев Гибера и меня, он снова побледнел.
        - Товарищ, не надо бояться, - попросил Гибер. - Я гарантирую, что с вами ничего страшного не случится.
        Когда мы привели нэпмана в наш кабинет, он долго не мог понять, чего от него нужно. И лишь после совместных уговоров, в итоге сдался.
        - Так мне - что совсем-совсем раздеться? - Жалобно проблеял он.
        - Исподнее можете оставить. Мой товарищ, - покосился я на Мишку, - что-нибудь найдёт для вас на первое время.
        - Уже нашёл, - сказал тот и подал знакомую мне шинель.
        Она так и не вернулась к законному владельцу - Полундре. Сам матрос, вместе со своей бригадой, тоже был откомандирован готовить с чоновцами засаду на банду грабителей.
        Сняв с себя всё, за исключением нательного белья, нэпман беспомощно замер посередине кабинета.
        - Товарищ, у нас холодно. Паровое отопление ещё не работает, - заботливо сказал Миша и накинул на нэпмана шинель. - Мы оставим вас в другом кабинете. Побудете там какое-то время. Дежурный о вас предупреждён, так что всё будет хорошо. Чуть попозже принесут чаю - попьёте и согреетесь.
        - А моя одежда?
        - Вам её обязательно вернут, причём уже очень скоро, - пообещал Миша.
        Потом он посмотрел на меня и строго сказал:
        - А ты чего стоишь? Давай одевайся! Нам ещё для тебя «ваньку» искать.
        Нэпмана вывели.
        Я стал переодеваться, натягивая на себя чужие вещи. Размер действительно оказался мой - намётанный взгляд Михаила не подвёл. Рубаха, манишка, брюки, пиджак, щегольская бабочка.
        Обул смазанные чем-то вроде сала штиблеты. И тут повезло - обувка пришлась в самый раз. Даже нога после сапог отдохнула.
        Снова вошёл Миша.
        - Тросточку возьми.
        - Зачем?
        - Для полноты образа.
        Я взял трость. А ничего так - если по башке заехать, так проломить можно ничуть не хуже, чем рукояткой револьвера.
        Сам револьвер я спрятал во внутренний карман пиджака. Теперь он немного оттопыривался, но Михаил счёл, что ничего страшного. Особо в глаза не бросалось.
        Пришли Гибер и Смушко. Оба придирчиво оглядели меня с ног до головы.
        - Что скажете, товарищ Смушко? Пойдёт? - довольно прищурившись, спросил Миша.
        - Пойдёт, - кивнул начальник губрозыска.
        Он подошёл ближе, поправил мой галстук-бабочку и, сделав шаг назад, замер, подбоченившись.
        - Вылитый нэпман. Хоть сейчас в «Сан-Франциско».
        Гибер дал мне несколько банкнот.
        - Держи. Насилу выбил из завхоза. Твоя задача светить деньгами на каждом углу. Но учти: если хоть банкноту потеряешь, на службу лучше не приходи. Тебя завхоз живьём съест.
        - Он такой, - кивком подтвердил Смушко. - Он может.
        - Тогда сами езжайте, - улыбнулся я.
        - Не могу, - шутливо развёл руками начальник губрозыска. - Где мы второго подходящего нэпмана для меня найдём?
        Глава 12
        «Ванька» высадил меня у кабака, в котором я попридирался к качеству наливаемого пива - собственно, оно действительно было дерьмовое, разбавленное водой безо всякого стыда и совести.
        Дайте капиталисту возможность заработать триста процентов прибыли, и он пойдёт на любое преступление, вплоть до разбавления пива.
        Заплатил за бокал (не членам профсоюза пиво продавалось на восемьдесят процентов дороже), посветил банкнотами и двинулся дальше, искать, где место получше.
        - Ноги моей здесь больше не будет! - пообещал я.
        В ответ получил направление во всем известное место, причём прозвучало оно не абы от кого попало, а от милой барышни в накрахмаленном переднике. Да уж… Я, конечно, не ожидал манер, как в институте благородных девиц, но трёхэтажный мат - это перебор.
        Чтобы не выйти из образа, попробовал дать ответ в этом же духе, но счёт вышел два - ноль в пользу барышни. Век живи, век учись, мент!
        Дверь за мной захлопнулась, я оказался на грязной мостовой. Сделал несколько шагов и обнаружил, что у меня «развязались» шнурки.
        Пока хватаясь за поясницу нагнулся, пока завязал, пока распрямился - прошла целая минута, а двери как были закрытыми, такими и остались. Похоже, моя персона здесь никому не интересна. Иначе бы уже пустились по следу, чтобы не потерять.
        Обидно, досадно, но ладно. Кто сказал, что сразу повезёт? В сказках всё только с третьей попытки удаётся, я же не в сказку попал, а в реальную жизнь, и тут счёт неудач может исчисляться десятками.
        Однако у нас на всё про всё одна ночь. Завтра раскрутится маховик уже другой машины, и честь мундира будет не сберечь.
        Ну и ладушки. Спасибо этому дому, пойдём к другому - благо, до него рукой подать. Эти кабаки раскиданы здесь через каждые сто метров. Авось там повезёт.
        Военных в заведении не наблюдалось, но это ещё ничего не значило. У банды вполне могли иметься наводчики в штатском, на что и был расчёт.
        Маршрут мы заранее согласовали со Смушко и Гибером. Его разработали таким образом, чтобы меня обязательно услышали бойцы, сидевшие в засаде. В качестве сигнального средства выдали обычный свисток.
        Эх, рацию бы… но приходится мириться с текущими достижениями технического прогресса. Главное, что за спину можно не бояться - прикроют.
        Для подстраховки Смушко выделил ещё трёх работников угро из бригады Полундры, которых заранее расставили по местам моего маршрута. Матрос сказал, что все ребята проверенные.
        Одного я заметил в кабаке, он преспокойно дул пиво из кружки и делал вид, что ему нет до меня никакого дела.
        Повторив трюк с пивом (и здесь дерьмовое - куда страна катится?!), я выскочил из второго кабака, снова обнаружил, что проклятые шнурки категорически не хотят оставаться завязанными, склонился… Ага, кажется, клюнуло!
        Почти сразу за мной выскочил плюгавый мужичонка в кепочке, глубоко надвинутой на глаза. Увидел, что я раскорячился в позе «зю», слегка растерялся, заметался из стороны в сторону, а затем скрылся в темноте.
        Его неуклюжесть и замешательство позволили понять, что человечек этот явно не случайный. Более того, он не профессионал - вряд ли в банде красноармейцев есть спецы со стажем. Мужики явно учатся на ходу. Если сейчас не остановить, наломают дров.
        Конечно, одному грабить меня несподручно. Значит, где-то поблизости пасётся группа поддержки, и это отнюдь не девчонки-чирлидерши.
        А пойду-ка поближе к нашим. Свисток-свистком, но эти работники ножа и топора могут не предоставить физической возможности в него дунуть.
        Стоило только свернуть в переулок, как сразу началось.
        - Гражданин, задержитесь, - окликнули меня.
        Я обернулся. Следом за мной шагали трое красноармейцев с винтовками.
        - Простите, а в чём собственно дело? - заплетающимся языком спросил я.
        - Проверка, - сухо произнёс один из них. - Попрошу ваши документы.
        У него было широкое лицо и рыжие усы щёткой.
        Патруль? Если это военные, то зачем придрались ко мне. Милиционеров тут быть не должно: Смушко с начальником губмила договорился.
        Я развёл руки с пьяной улыбкой.
        - Командир, тут, понимаешь, незадача какая: дома оставил.
        - А вы проверьте. По карманам пошукайте, - посоветовал второй боец, явно постарше возрастом.
        У него сломанный нос горбинкой и хитрые глаза, в речи нотки украинского говора.
        По описанию похож на кума Раздобреева Степаненко. Но описание весьма расплывчатое. Он или не он?
        Ну-ну, сейчас «пошукаем».
        Смущает то, что красноармейцы ведут себя достаточно корректно, и на «гоп-стоп» их действия непохожи. Придрались к штатскому? Так время нынче такое… тревожное.
        Твою ж дивизию! А если действительно патруль? Вдруг кто-то кому-то не доложил… Кликну наших - пропало дело…
        Надо бы спровоцировать этих субчиков. Тогда всё станет на свои места.
        - Пошукаю, - обещаю я.
        Фраза не получается такой же мелодичной, как у Степаненко. При условии, что это, конечно, он.
        Лезу в карман, достаю заветные банкноты. Их немного, но в скомканном виде кажется, что речь идёт о неимоверной сумме. В глазах красноармейцев загорается огонёк жадности.
        Стоит положить деньги обратно, и в мою грудь упирается кончик штыка.
        - А ну руки в гору, падла! - требует усатый.
        Он внимательно следит за моими движениями. Так кошка наблюдает за мышкой.
        - Что вам от меня нужно? - лепечу я.
        - Деньги давай и останешься жив, - ухмыляется грабитель.
        Я пячусь назад, изображая неподдельный испуг. Мне на самом деле страшновато. Пусть банда ещё не успела замарать себя убийствами, но рано или поздно это обязательно произойдёт.
        Начинаю медленно поднимать руки. Они немного трясутся.
        Естественность моих движений расслабляет грабителей.
        И тогда я делаю шаг назад, одновременно хватая винтовку и дёргаю на себя. Мой поступок ошеломляет красноармейца. Он тянет оружие на себя, я тут же отпускаю, и усатый валится навзничь.
        И тут же раздаётся выстрел - это усач непроизвольно надавил на спусковой крючок.
        Хорошо, что винтовка направлена в небо.
        Сигнал получился ещё лучше свистка, улица приходит в движение. Я ещё не вижу, но знаю, что ко мне уже бегут парни из уголовного розыска, бойцы ЧОНа.
        И грабители начинают прозревать, что я не тот за кого выдаю. Окончательно их убеждает в этом ствол «Смита-Вессона», оказавшийся у меня в руке. Я извлёк его с ловкостью и быстротой циркового фокусника.
        - Бросай оружие! - зычно звучит мой голос.
        Трёхлинейки послушно опускаются на землю.
        Рядом оказывается Михаил. Он тычет стволом в бок горбоносому:
        - Сколько вас тут? Ну, говори!
        - Тут трое. Ещё Борька - он на этого показал, - грабитель кивает на меня.
        - Такой мелкий, в кепочке? - уточняю я.
        - Он самый.
        - Другие есть?
        - Есть, - вздыхает горбоносый. - Ещё четверо на хате сидят.
        - Покажешь, что за хата? - спрашивает Миша.
        - Покажу, - горбоносый демонстрирует чудеса покладистости.
        - Старший среди вас кто? - это уже я, закрепляю успех.
        - Комроты наш, Раздобреев. Только его здесь нет. Он на дежурстве сёдни, нас прикрывает.
        Приводят напуганного Борьку - кто-то из людей Полундры правильно вычислил его и проследил.
        Борька пытается строить оскорблённую невинность, но очная ставка с подельниками заставляет его признать вину. В общем, колются все быстро - тем более, что взяты с поличным.
        Ребята довольны: взятие банды - это всё же событие. Больше всех доволен Гибер. Он сияет как начищенный самовар. Отличилась его бригада, есть повод погордиться собой.
        Подходит Полундра. Он ещё не видел меня в одежде нэпмана.
        Матрос хлопает меня по плечу.
        - Значит, это и есть счастливый костюмчик? Дашь поносить, Быстров, а?
        - А тебе зачем - на свидание? - подкалываю я.
        - Не. Тоже хочу банду поймать, - хохочет Полундра.
        Гибер строго грозит Полундре пальцем:
        - Но-но! Не замай! Костюм специально нашей бригаде выдан. Себе другой ищите.
        Вроде бы надо переодеваться и возвращать наряд владельцу, но… это означает, что я пропущу вторую часть Марлезонского балета. Мы взяли банду, но ещё не всю. Есть ещё четвёрка, которая не знает о своей участи, а она уже предрешена.
        Не обижайся, товарищ предприниматель. Я ещё поношу твой костюмчик. Пусть он второй раз послужит делу революции! Кто знает, может ещё и в историю войдёт.
        Усатый - на самом деле кум Раздобреева по фамилии Степаненко. Он едет с нами показывать «малину» банды, остальных задерживают и везут в губрозыск.
        Допросы начнутся по горячим следам - прямо сейчас. Чую, что ночка будет весёлая и что домой я опять не попаду.
        Но меня это не огорчает. Я взбудоражен, во мне играет азарт сыщика. Внутри всё прямо колотится от нетерпения.
        Фарт, ментовский фарт…
        Мы на месте. Банда засела в старом доме-пятистенке. Это довольно далеко от нашей засады, вряд ли сюда долетели отзвуки выстрела.
        Да собственно, даже если бы и долетели, в доме бы их вряд ли услышали.
        Миша тихонько прокрадывается к дому и смотрит в окно. Хата, что называется, гуляет.
        Бандиты пьяны в драбадан. На столе бутылки с самогонкой и много еды.
        Кроме четырёх мужчин в доме две не менее пьяные девицы. Михаил узнал в них местных жриц любви. Собственно, сам дом принадлежал одной из них.
        Когда мы ворвались, никто не был в силах оказать нам даже подобие сопротивления.
        Связанных бандитов посадили на подводы и повезли в угро. Девиц прихватили вместе с ними: на хате нашлось много вещей, фигурировавших по делам об ограблениях. Похоже, проститутки занимались сбытом награбленного. Но всё это ещё предстояло выяснить.
        После того, как операция завершилась, я вдруг почувствовал себя выжатым словно лимон. Силы стремительно покидали меня.
        Однако я заставил себя поехать вместе со всеми. Вот поставим все точки над «ё» и тогда отдыхать!
        Если бы я только знал, что произойдёт на следующий день…
        Глава 13
        Нэпман, который уже не чаял и не гадал получить назад свои шмотки, прямо расцвёл, когда я вернул их в целости и сохранности. Рассыпался словами благодарности и моментально умчался, боясь, чтобы не передумали.
        Спать я завалился только в три ночи и опять на службе. Это становилось какой-то нездоровой традицией. Ладно хоть поесть в итоге удалось, но я бы всё на свете отдал сейчас за тёплую ванну и чистое постельное бельё. Похожу ещё день небритым и вообще перестану себя уважать.
        Михаил, которому тоже не улыбалось идти домой, а потом вставать ни свет ни заря, составил мне компанию. В общем, ночевали мы вдвоём. Я спал на стульях, Мишка на столе, свернувшись калачиком.
        Вырубились мы моментально, чему немало способствовала не только усталость, а ещё и тяжёлые капли дождя, вдруг забарабанившие по крыше.
        Я только успел пожалеть, что не расспросил Михаила о своей семье. Судя по тому, что в госпитале меня ни разу не навещали близкие - они либо далеко, либо их вообще нет, то бишь Георгий Быстров - круглый сирота. Да и с невестой у него тоже как-то не очень.
        Но потом меня как по башке ударило, глаза сомкнулись сами собой.
        Едва рассвело, как моё внимание привлёк странный шум с улицы. Возникло ощущение, будто под окнами губро ни с того ни с сего открылся городской базар: одновременно говорили десятки людей, и интонации их голосов были явно напряжёнными.
        - Где эти бл…? Куда наших подевали? Ну, суки, доберёмся до вас, дай срок!
        Пусть я тут без году неделя, но даже мне понятно, что снаружи творится какая-то нездоровая «движуха». Сон как рукой сняло.
        Я выглянул в окно: несмотря на пасмурное утро и порывы ветра, улица была запружена вооружёнными красноармейцами. Их было несколько сотен, и то, как они себя вели, производило скорее впечатление толпы, чем регулярной армии.
        Часового у крыльца не было. Надеюсь, он находится внутри или мог слиться с серой солдатской массой.
        - Какого хрена? - озадаченно протянул Михаил, которого тоже разбудили эти звуки.
        - Самому интересно, - сказал я.
        Толпа буянила, скандалила, ругалась, но пока агрессии действиями не проявляла.
        - Может, это какой-то митинг? - предположил я.
        - Не слышал, чтобы сегодня митинг собирали, да и не проводили их никогда у нас под окнами, - с тревогой проговорил Михаил.
        По коридору протопали чьи-то сапоги. Дверь распахнулась. В проёме нарисовался Полундра. Судя по красным воспалённым глазам, он тоже ночевал на работе.
        - Мужики, вы знаете, что тут происходит?
        - Сами гадаем, - сказал я.
        - Ладно. Сейчас выйду и узнаем, - решительно объявил матрос.
        - Погоди, - попросил я, привычно не ожидая от толпы ничего хорошего.
        Тем более от толпы, состоявшей из вооружённых людей. И неважно, что они считаются бойцами регулярной Красной армии. По факту многие из них вчерашние рабочие и крестьяне, считающие слово «дисциплина» каким-то мудрёным ругательством.
        - Что, сдрейфил сухопутный? - осклабился в улыбке Полундра.
        - Считай, что да, - кивнул я. - Давай из окна посмотрим, а потом будет понятно, что и как.
        - Эх! - Полундра махнул рукой, но всё же присоединился к нам.
        Теперь мы уже втроём наблюдали за происходящим.
        Со второго этажа было видно, как сквозь толпу проталкиваются двое, судя по форме - краскомы. Они двигались в сторону крыльца губрозыска, а бойцы беспрекословно расступались перед ними, как морские воды перед Моисеем.
        Я облегчённо вздохнул. Сейчас эти двое наведут порядок.
        Не дойдя до здания, краскомы остановились. Один вдруг вскинул руку с наганом.
        «Хочет выстрелами привлечь к себе внимание?» - подумал я.
        - Товарищи! - закричал краском с револьвером.
        Толпа всё ещё бурлила, но уже не так сильно.
        - Товарищи! - снова крикнул командир.
        - А ну тихо! - цыкнул кто-то в самой гуще красноармейцев, а с другого конца донеслось не менее громкое «цыть!».
        Наступила тишина, в которой я услышал звук моего дыхания.
        - Товарищи бойцы революционной Красной армии! Вчера мы стали свидетелями, как контра, засевшая в губрозыске, задерживает наших братьев, таких же, как мы - верных борцов за дело революции! Это страшная несправедливость, товарищи! И кто, как ни мы, должны положить ей конец!
        - Верно говоришь, - одобрительно выкрикнули откуда-то слева.
        По толпе прокатился ропот.
        - Твою мать! - сорвалось с губ у Полундры. - Это же… Это же они против нас мятеж устраивают…
        - Ты знаешь этого краскома? - спросил я.
        - Знаю, комбат учбата.
        - Того самого, откуда была вчерашняя банда?
        - Да.
        Я ошалело моргнул. Понятно, что на дворе начало двадцатых, что ситуация во многих местах неустойчивая, но чтобы так… Прямо на моих глазах.
        Толпа зашумела ещё громче.
        - Смушко! - взволнованно брякнул Полундра.
        - Где? - не понял я, но в ту же секунду увидел, как возле краскома оказался начальник губрозыска.
        Он успел, подобно этим подстрекателям, ввинтиться в толпу и добраться до крыльца губрозыска, пройдя через всю улицу.
        - Товарищи красноармейцы! - призвал Смушко. - Я - начальник губрозыска Смушко. Если вы считаете, что мы совершили вчера противозаконные действия, я готов выслушать вас. Но помните, товарищи бойцы, вчера мы арестовали не бойцов Красной армии, а грабителей, терроризировавших город! И у нас есть доказательства.
        - Брешешь, собака! - к крыльцу подскочил низкорослый солдат и плюнул в сторону начальника губрозыска.
        Толпа одобрительно загудела.
        Смушко страшно побледнел, его рука легла на кобуру маузера, но в последнюю секунду он опомнился.
        - Мужики! - с надрывом крикнул начальник губрозыска. - Хорошенько подумайте над тем, что сейчас происходит! Вы нарушаете закон.
        - Мы и есть закон! - проголосил низкорослый солдат, в котором было что-то от шакала Табаки.
        - Верно! Мы закон! - Похоже, подавляющее большинство на улице было на стороне мятежников.
        - Кого вы слушаете? - пытался призвать к голосу разума Смушко, но было поздно - его уже начали обступать взбудораженные люди.
        - Бей его! Топчи, скотину!
        Ораторствовавший краском не даёт начальнику губро выхватить маузер.
        - Что вы делаете?! - орёт Смушко, но его голос только ещё сильнее заводит окружающих.
        - Порвём падлу!
        - Убьём суку!
        - Смерть легавому!
        Ну етишкина жизнь! Ну твою в душу…
        Я бросил взгляд вниз - второй этаж - метра три до мостовой. Прыгать рискованно. Но если побегу по ступенькам - опоздаю.
        Чувствую себя самоубийцей, но решаюсь.
        Хрен с ним.
        - Ты что творишь? - бросил мне в спину Мишка, но я уже летел из открытого окна.
        Дурак! Ой, дурак!
        Бум. Было чувство, что у меня сейчас голова от туловища оторвётся, виски обдало жаром. Но вроде ничего, боли нет. Кажется, ничего не сломал, не вывихнул - сгруппировался удачно.
        И сразу к крыльцу.
        Возбуждённая серая масса обступает Смушко, сейчас его собьют с ног, разорвут на части. Не знаю, что нашло на этих мужиков или скорее парней - почти все молоды, это ведь учебный батальон. Однако на лицах у них читается одно - ненависть.
        В таком состоянии запросто убьют или покалечат.
        Я распихиваю одного, другого. Пока без последствий - меня принимают за своего. Есть такие, что сами уступают дорогу. Не все ж психи, есть и осторожные.
        У меня такой же взъерошенно-взволнованный вид, солдатская гимнастёрка… Это помогает прокладывать «тропку» в возбуждённой солдатской массе.
        Лишь только один или двое что-то шипят позади, но мне нет до них дела. Успеваю оказаться возле Смушко, отдираю от него волосатые ручки низкорослого гадёныша, успевая рассмотреть его пропитую харю - каким же ветром тебя занесло в армию, дядя? Хотя, может, никакой ты не красноармеец?
        Подставив спину под удары, почти затаскиваю Смушко на крыльцо, толкаю в успевшую распахнуться дверь (молодцы, ребята, сообразили). Потом разворачиваюсь и мёртвой хваткой вцепляюсь в оратора, дёргаю на себя и практически закидываю, как мешок с картошкой, внутрь здания.
        Раз пошла такая пьянка, нам может пригодиться заложник.
        В ту же секунду начинается винтовочная пальба. Лопаются и разбиваются стёкла, трещат оконные рамы, а дверь начинает ходить ходуном - в неё ломятся разгорячённые бойцы снаружи.
        Меня начинает трясти - это отходняк после происшедшего. До последней секунды ждал, что между лопатками прилетит пуля или воткнут штык…
        Чудо, что всё обошлось.
        Нас оттаскивают к толстой каменной стене и сейчас же дверь прошивается в нескольких местах винтовочными выстрелами. А ведь я как раз находился на этом месте… Да из меня бы сделали решето.
        Как выясняется, не всем везёт.
        Вскрикивает раненый чоновец, из кабинета вываливается окровавленная женщина - пишбарышня, зачем-то пораньше пришедшая на работу. Её подхватывает на руки Полундра. Он успел сбежать по лестнице на первый этаж и сразу оказался в гуще событий.
        Увиденное охлаждает меня, заставляет взять себя в руки.
        - Пулемёт есть? - кричу я.
        Но кто-то успевает меня опередить. Сверху нашего особняка лает «максим». Надеюсь, пока не в людей… всё же там, на улице, не чужие нам люди - это красноармейцы. Им запудрили мозги, такое бывает, но это свои. Не хочется их убивать.
        Пулемётная очередь лишь ненадолго успокаивает горячие головы. Особняк превращается в осаждённую крепость.
        После того, как на моих глазах прилетает шальная пуля и убивает парня из бригады Полундры, я зверею - хватаю за грудки подстрекателя и подтаскиваю к себе.
        В руке у меня револьвер, его дуло приставлено к подбородку комбата.
        - Или успокоишь людей, или я тебя шлёпну, - скрежещу зубами я.
        - У меня не получится, люди на взводе, - лепечет он, и я вижу, что не врёт. - К тому же там есть пьяные. Мы разгромили магазин по дороге.
        - Какой магазин?
        - Нэпманский… А чего их жалеть, кровопийц! - недоумённо поясняет комбат.
        Вот что я могу объяснить таким людям? Как им вправить мозги?
        Особняк огрызается винтовочно-револьверными выстрелами. Пулемёт пока молчит. Почему? Что-то случилось?
        - Почему молчит пулемёт?! - не выдерживаю я.
        - Лента одна, - отвечает Смушко, внимательно слушавший наш разговор с комбатом. - Экономим.
        - Подмога будет?
        Смушко пожимает плечами.
        Бардак, господи, какой бардак! А ведь это моя страна! Как же она устояла! Каких трудов стоило всё наладить, после того как мир слетел с рельсов!
        У меня нет претензий к Смушко, но я категорически отказываюсь понимать, почему таким, как этот комбат, доверили столь ответственный пост! Настолько плохо с кадрами? Или эта скотина умело маскировалась?
        Наверное, и то и другое!
        Телефон у дежурного разрывается от звонков.
        - Товарищ Смушко, вас, - тычет трубкой в начальника угрозыска дежурный.
        - У аппарата, - кричит тот. - Нет, выехать не можем - окружены. И вы тоже? Держитесь.
        Он разочаровано возвращает трубку дежурному.
        - ГПУ тоже окружили. У них есть убитые и раненые.
        - Неужели это всё из-за ареста банды?! - поражаюсь я.
        На лице комбата появляется самодовольная ухмылка. Он отошёл от испуга и уже издевается.
        У меня возникает мысль пристрелить его на месте, но делать этого нельзя: может понадобиться - зря я его, что ли, сюда притащил. Однако для профилактики двигаю его локтем в живот. Не смертельно, но ощутимо.
        - В городе есть надежные части? - спрашиваю у Смушко.
        Тот кивает. Я облегчённо вздыхаю, но дальнейшие слова начальника способны повергнуть в уныние:
        - Суммарно наберётся где-то три роты. А в учебном батальоне солдат чуть меньше, чем в обычном полку.
        Не знаю, какие сейчас штаты в пехотных полках, но в моё время это где-то около тысячи. Двумя ротами с такой оравой не справиться.
        - Что будем делать? - задаёт общий вопрос за всех Миша.
        - Обороняться и тянуть время, - отвечает Смушко. - Оно играет за нас.
        Глава 14
        Осада была вялотекущей: наблюдался тот случай, когда по-настоящему буйных мало, а одного из вожаков мы изолировали. Время от времени в нас постреливали, то и дело пули чиркали по стенам, однако на серьёзный приступ никто не шёл.
        Поскольку и нам было носу не высунуть, ситуация складывалась патовая.
        Телефонная связь пропала: то ли перебили провода, то ли по Ленинским заветам захватили и телефон, и почту, и телеграф. Последние новости, которые успели передать извне, оптимизма не внушали. Власть в городе захватили мятежники. И, что могло бы показаться забавным, не происходи это сейчас и со мной, каждая из сторон конфликта считала другую контрреволюционерами.
        От такого дикого сюрреализма мозги могли вскипеть у кого угодно, не только у меня. А ведь люди уже несколько лет живут с этим.
        Из допроса комбата я понял, что буча в батальоне началась сразу после арестов, устроенных ГПУ. Похоже, под горячую руку чекистов попал не только Раздобреев, но и несколько бойцов, не замешанных в эту дикую историю с грабежами. Может, со временем в ГПУ и сами бы разобрались что к чему и выпустили бы непричастных, но было поздно: в части полыхнуло и ещё как.
        Комбат сам был замазан в грязные делишки Раздобреева, если бы правда всплыла - его бы ждала незавидная участь. Он не нашёл ничего лучшего, как оседлать этот процесс и направить в нужное русло.
        Как он собирался выпутываться дальше? Какие у него были планы после захвата власти? Есть люди, которые живут даже не сегодняшним днём, а только текущим моментом. Комбат Федотов принадлежал к этой когорте.
        Он сидел напротив меня, жалкий, съёжившийся, губы у него тряслись - а у меня чесались руки проехаться ему по физиономии. Если есть на свете справедливость, гадёныш обязательно получит своё - успокаивал я себя.
        Федотов словно прочитал мои мысли - бросил короткий взгляд в мою сторону и сейчас же короткая судорога свела его рот.
        - А как же комиссары? - печально спросил Смушко.
        Федотов зыркнул исподлобья.
        - А что комиссары? Комиссарам тоже жить хочется. Разбежались комиссары.
        - Значит, хреновые из них комиссары, - побелел от злости Смушко.
        Он хотел сплюнуть, но воздержался.
        - Будете курить? - Михаил достал кисет с махоркой, по очереди показал мне и Смушко.
        - Нет, - ответил начальник губрозыска, да и я отказался.
        Михаил свернул самокрутку, поджёг и жадно затянулся, чтобы выпустить большое прозрачное кольцо дыма.
        Я вдохнул аромат махорки и машинально подумал, что не сдержу обещания, которое дал себе в этом времени - бросить курить. Сейчас бы мне очень пригодилась папироска. Проблем не решает, но успокаивает.
        С улицы донёсся выстрел, цвиркнула пуля. Михаил слегка высунулся из оконного проёма и выпалил из револьвера в ответ.
        Я покачал головой.
        - Хватит ерундой маяться. Только патроны переведёшь. Начнём отстреливаться, если только на штурм пойдут.
        - Да это я так, для острастки, - начал оправдываться Михаил и сразу смолк, понимая правоту моих слов.
        Губрозыск - не оружейные склады, запасы вооружения не бесконечны.
        В руках Полундры появилась граната, он подкинул её на ладони:
        - Если сунутся, в самую толпу захреначу - пусть на клочки рвёт контриков.
        - А ещё есть? - спросил Миша.
        - Увы, - вздохнул матрос. - Кто ж знал, что пригодится…
        Этого не знал никто.
        Окна и двери забаррикадировали по максимуму. В ход пошло всё, до чего получилось дотянуться. Укрепления слабенькие, но лучше уж с ними, чем без них.
        Наладили первую помощь раненым, но опять же: губрозыск - не госпиталь, у нас даже фельдшера своего нет.
        Внимание привлекла ожесточённая пальба. Кто-то развоевался не на шутку! Правда, стреляли не по нам, а где-то вдалеке. Неужели вступили в бой те самые три надёжные роты, о которых говорил Смушко? Хотя вряд ли, шума было бы больше, а так больше походило на какие-то короткие стычки.
        Внезапно перестрелка перенеслась на другой край. В городе определённо что-то происходило.
        - Я проверю? - намылился было моряк, но Смушко остановил его властным:
        - Погодь. Ещё рано.
        Полундра грустно опустил плечи. Второго такого несчастного человека ещё стоило поискать. Неужели, это та самая морская бравада? - Ша, ребята! - выкрикнули из соседней комнаты. - Кажись, парламентёр к нам идёт. Я выглянул из окна. Так и есть, по мостовой к особнячку шёл боец в измятой шинели, на голове его была надвинутая глубоко фуражка, в руке - винтовка, к штыку которой привязана белая рубаха, изображавшая флаг. - Не стрелять, - потребовал Смушко.
        - Неужели говорить с ними будем? - удивился Полундра.
        - Пострелять ты всегда успеешь, - успокоил его начальник губрозыска.
        Парламентёр остановился в паре шагов от дома и интенсивно замахал винтовкой.
        - Эй, уголовка, только не стреляйте!
        - Сам ты уголовка! - возмутился Полундра. - Мы - уголовный розыск!
        - Всё равно не пальните, - спокойно ответил переговорщик. - Я к вам с разговором пришёл.
        - Сдавайся и весь разговор, - предложил Смушко.
        Он встал посредине окна, и меня пробила нервная дрожь: что если в него выстрелят с той стороны? Там всякая публика засела, многим в удовольствие «замочить легавого».
        Однако начальник губро, что называется, «держал характер». С воистину спартанским спокойствием стоял, взирая на делегата.
        - Это ты начальником тут будешь? - поинтересовался парламентёр.
        - Я.
        - Тогда у меня к тебе разговор, товарищ.
        Смушко проглотил этого «товарища», лишь недовольно двинул шеей.
        - Говори, раз пришёл.
        - Федотова верните, - предложил парламентёр. - Он же командир. Как без него?
        - Никакой он не командир. Он - мятежник против советской власти, его судьбу будет решать суд. Лучше о себе подумайте. Может, сегодня и ваша возьмёт, но это ведь ненадолго. В город придут другие части Красной армии. Вам не сдюжить.
        - Твоя правда, начальник, - кивнул переговорщик. - Мы тут сообща подумали… в общем, горячку спороли. Бойцы раскаиваются. Спонтанно как-то всё получилось. Никто не ожидал, что до такого дойдёт.
        Я не верил своим ушам.
        - Допустим, - кивнул Смушко. - Раскаяние - дело хорошее. Советская власть умеет казнить, но умеет и миловать. Только ты мне вот что скажи: сами допетрили али надоумил кто?
        - Рабочие из депо пришли. Ругались с нашими. Сказали, что скоро бронепоезд сюда придёт да батарея трёхдюймовок подтянется. Будут прямой наводкой бить.
        - Значит, испугались бронепоезда и артиллерии, - хмыкнул начальник угрозыска.
        - Это вы правильно сделали, что испугались. Тогда можешь передать своим, пусть складывают оружие… во-о-он там, - махнул он рукой. - И выстраиваются повзводно. Если увижу хоть одного с винтовкой или револьвером, покрошу всех из пулемёта. Понял?
        - Да уж чего непонятного, - вздохнул парламентёр.
        Он немного помялся.
        - Мы это… Ну, чтобы недоразумений не возникло… Короче, зачинщиков к ответу призвали. Кто сопротивлялся, того, значит, извели как контрреволюционный элемент.
        Обстановка прояснилась. Понятно, с какой стати взялась недавняя пальба. Мятежники зачищали свои же ряды.
        В чистосердечность раскаяния особо не верилось. Прав Смушко, это известие о бронепоезде привело к панике в рядах взбунтовавшегося батальона и отрезвило многие умы. Однако сейчас это не принципиально. Главное - навести порядок в городе.
        Что касается виноватых… С ними пусть разбираются чекисты, это целиком и полностью их епархия, к тому же они и сами подлили масла в огонь, когда делали аресты. Хотя не мне их, конечно, судить. Сам бы наделал подобных ошибок.
        Самое хреновое: погибли люди, есть раненые, в том числе тяжело. У мятежников тоже потери и немаленькие, но думаю сейчас как эгоист. Меня интересуют те парни, что бок о бок стояли со мной, та окровавленная пишбарышня. А сколько таких пишбарышень ранило или, не приведи, господь, убило в других госучреждениях? У тех же чекистов, например…
        Церемония сдачи проходит чётко, как по расписанию. Гора оружия растёт на глазах: тут не только «мосинки», хватает берданок и вообще экзотических карамультуков - ну, понятно, часть учебная, что на складах отыскали, то и вручили.
        Появляются чекисты, чоновцы. Приезжает полуторка, с которой лихо выпрыгивают солдаты. Они сразу берут под охрану мятежников.
        Кому-то сегодня предстоит весёленькая ночка, а точнее - не одна.
        Но вернёмся к делам нашим скорбным. Последствия мятежа ещё разгребать и разгребать.
        На носилках выносят трупы и грузят на подводы. В угрозыске убитых немного: всего трое. Но сердце кровью обливается за каждого из них.
        За ранеными уже приехали из госпиталя. Вижу знакомую санитарочку, которую когда-то напугал, когда очнулся в палате. Пытаюсь улыбнуться в ответ, но ей не до меня. Она тщательно бинтует чоновца в насквозь пропитанной потом рубахе. Парню больно, но он держится молодцом. Сидит, стиснув зубы, и беспрекословно выполняет все приказания медработника.
        Чуть погодя приходит мастеровой в чёрной промасленной тужурке. Смушко с ним хорошо знаком.
        Они обмениваются рукопожатиями.
        Мастеровой говорит:
        - Меня от партийной ячейки депо к вам направили. Может, помощь какая нужна?
        У него негромкий глуховатый голос.
        Смушко кивает.
        - Сам видишь, какой нам расквардак тут устроили! У меня финансов на ремонт нет.
        - Что-нибудь придумаем, - обещает мастеровой.
        В его голосе стальная уверенность, он действительно что-нибудь придумает.
        Внезапно Смушко улыбается.
        - Это твои орлы бузотёрам про бронепоезд и артиллерию наплели?
        Железнодорожник ухмыляется, не без гордости отвечает:
        - Мои, конечно, а кто же ещё!
        - Вижу, они у тебя мастера не только паровозы чинить, но и зубы заговаривать! - восхищается Смушко.
        Внезапно появляется дежурный. На его лице целая гамма чувств: от ужаса до обречённости.
        - Та-та-таварищ Смушко, - заикаясь, произносит он.
        - Ну, - хмурится начальник губрозыска.
        - Говори, не тяни.
        - Пойдёмте срочно со мной, - просит дежурный. - Там… там такое!
        Смушко находит меня взглядом.
        - Быстров, за мной.
        - Есть, - чётко, по-военному отвечаю я и следую за начальником губрозыска.
        А в голове мечется одна мысль: что же могло так напугать дежурного, если учесть, что мятеж недавно закончился?
        Глава 15
        Мы спустились на цокольный этаж, где располагались камеры или, как обычно говорили - арестные помещения. Здесь даже в коридоре было темно и сыро.
        За дверями переговаривались задержанные, кто-то громко и надсадно кашлял. В общем, ИВС жил привычной жизнью.
        - Эй, легавые? - донеслось откуда-то сбоку. - На свободу когда? Уж третьи сутки гноите.
        - Заткнись, Рябоконь, - коротко бросил в ответ дежурный. - Когда надо, тогда и отпустим.
        - А ты чё - жив остался? - захохотал невидимый Рябоконь. - Я было обрадовался, что вас по брёвнышку раскатали.
        - Не дождёшься, - буркнул дежурный.
        У дежурного к ремню была пристёгнута тяжёлая связка ключей. Подойдя к одной из камер, он подобрал нужный и стал ковыряться в замке. Что-то щёлкнуло, дверь распахнулась.
        - Вот, - сказал дежурный. - Только осторожно, товарищи.
        Я заглянул внутрь… камера была пуста. Вопросительно посмотрел на дежурного.
        - И что? Камера как камера…
        - Здесь находился задержанный Трубка, - чуть не плача произнёс дежурный.
        - Чего! - взревел медведем Смушко. - И где же он?
        - Не знаю! Вчера вечером был, а сегодня как корова языком слизнула.
        - А камеры кто охранял?! Почему на посту никого? - разозлился Смушко.
        - Камеры охранял милиционер Головко. Только убили его, когда катавасия началась. На стрельбу выскочил и сразу наповал…
        - Ну да… - грустно протянул Смушко. - Хороший был мужик. Жаль, конечно.
        Затем снова накинулся на дежурного:
        - Хорошо, а ты куда смотрел? У нас один выход.
        - Честное комсомольское, не видел я! Не мог Трубка мимо меня пройти - я бы задержал.
        - Задержал… Честное комсомольское! - Смушко трясло от злости. - Ты понимаешь, что с тобой теперь будет?! Да тебя расстрелять мало!
        - Товарищ начальник губро! - обиженно завопил дежурный. - Я-то здесь при чём! Я вообще ничего не понимаю…
        - Может, его в другую камеру случайно определили? - предположил я. - Давайте проверим. Всякое в жизни бывает.
        - Да проверял я! Нет его! Нет и всё! - выпалил дежурный.
        - Ещё раз проверить! Заодно установить - может, кто-то ещё пропал! - нахмурился Смушко. - Задержанных опросить. Через полчаса у меня в кабинете с докладом. А там определимся.
        Увидев, что дежурный находится в оцепенении, начальник губрозыска рявкнул:
        - Выполнять!
        Увы, лжечекист Трубка как в воду канул, и допрос задержанных ничего не дал. Все пожимали плечами и говорили, что ничего не видели, не слышали.
        - А если и слышали что, так ничего нам не скажут. Сознательного элемента, как вы понимаете, там нет и неоткуда взяться. Из хорошего только то, что, кроме Трубки, больше никто не сбежал, - подвёл итоги Гибер.
        Наш бригадир смог прорваться только после того, как мятежники сдались, а до этого вместе с мастеровыми из депо занимался организацией рабочей дружины.
        Смушко вызвал к себе всех сотрудников губрозыска, и обе бригады, пусть и не в полном составе, оккупировали его кабинет. Мест за столом не хватало, люди сидели на подоконниках или, подобно мне, стояли.
        Закончив доклад, Гибер опустился на стул и вытер вспотевший лоб платком.
        - Когда Трубку видели в последний раз? - Спросил Смушко.
        - Сразу после того, как арестованным раздали ужин, - с места ответил Гибер.
        - А что - после никто не проверял? - насупил брови начальник губрозыска.
        - Вы же сами помните, что вчера творилось: задержаний много, допросы… Народ туда-сюда таскали, причём весь вечер и половину ночи. Трубка сидел в одиночке и его не проверяли. Решили, что никуда не денется, - буркнул Гибер.
        - Знаете, как это называется? Это называется бдительность потеряли, товарищи! Расслабились! А что в итоге? Враг на свободе. И что хуже всего: мы не только не знаем, как это случилось, но даже не можем установить - когда. Гибер отвернулся. Другие оперативники тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Случилось ЧП. И даже недавняя атака на губрозыск не могла служить оправданием. Преступник явно ушёл до неё.
        Это бросало тень на весь уголовный розыск.
        С меня тоже снимали показания, но вот только большой пользы это не принесло. Если бы увидел Трубку… нет, даже не на выходе, а просто в коридоре, обязательно бы зафиксировал в памяти. В конце концов, я ведь лично его брал. Но… чего не было, того не было.
        - Дежурный вспомнил что-то полезное?
        - Нет, - вздохнул Гибер. - Я его под арест взял. Пусть в холодной посидит, память проветрит.
        - Это шут знает что! - Смушко покраснел как варёный рак. - Пока одни ставят на кон собственные жизни и рискуют, ловя преступников, другие допускают халатность на посту! Да над нами вся городская шпана теперь смеяться будет! А теперь мой главный вопрос, - он повысил голос, - как мы теперь в глаза смотреть людям будем? Что скажете, товарищи сыщики?
        Наступила мёртвая тишина. Сказать было нечего, все это прекрасно понимали.
        - Молчите… И правильно делаете. И я тоже хорош…
        - Но, товарищ… - вскинулся Полундра, однако Смушко не дал ему договорить:
        - Не надо. Я - начальник, с меня и главный спрос. В общем, в свете нынешних событий считаю, что недостоин занимать данную должность. Прямо сейчас отправлюсь в губком, а там… - Он махнул рукой. - Что скажут, то и скажут! Лично я бы себе вот что сказал: «Провалил ты всю работу, товарищ Смушко». Сам это чувствую и готов хоть сейчас от стыда под землю провалиться.
        Я кашлянул, привлекая к себе внимание.
        - Быстров? - вскинул подбородок Смушко. - Ты чего? Заболел?
        Я отклеился от стены.
        - Товарищ Смушко, может, не надо с губкомом спешить?
        - У тебя есть какие-то предложения? - удивился он.
        - Есть. Думаю, товарищам в губкоме пока не до нас. Они тоже не на «ять» сработали: проглядели мятеж под носом. Пусть вместе с ГПУ разбираются. До нас у них руки в ближайшие день-два точно не дойдут.
        - К чему эти философские выкладки, Быстров?
        - К тому, что раз уж сами обгадились, нам и вытирать. Предлагаю заняться поисками беглеца. Готов взять это на себя.
        - И с чего думаешь начать, Быстров?
        - Да пока выбор не велик, - признался я. - Разрешите поработать с дежурным.
        - Хорошо. Можешь начинать прямо сейчас, - кивнул начальник губрозыска.
        Впрочем, интонация в его голосе недвусмысленно говорила о том, что он не больно-то верит в успех.
        - Спасибо! - поблагодарил я. - Только вы всё же дня два пока о ситуации наверх не докладывайте. Если получится поймать, так сами знаете: победителей не судят. Авось обойдётся.
        Дежурный сам находился под арестом, причём по «наследству» получил ту самую камеру, из которой сбежал лжечекист.
        Если хочешь разговорить человека, попробуй с ним наладить контакт. Не знаю, в каких отношениях с этим довольно молодым ещё парнем был настоящий Быстров, но, кажется, друзьями они не были.
        Миша - да, это друг, я почти сразу это почувствовал, хотя сначала воспринял его в штыки. А дежурный… ну ничегошеньки в душе не шевельнулось, парень как парень. Вот только влип в незавидное положение.
        - Держи, - я подал ему чашку с чаем, заварку для которого выцыганил у хозяйственного Полундры.
        У него же достал и сахарин - жуткую гадость.
        Дежурный поднял голову. Он был серый и осунувшийся. В его взгляде царила безнадёга. - Зачем?
        - Зачем чай принёс? Странный вопрос… Чтобы ты выпил и согрелся - тут, прямо скажем, не курорт, - я зябко повёл плечами. - Холодно…
        - Меня расстреляют? - вдруг спросил он.
        - Три раза, - пообещал я.
        - Тебе бы всё шутки шутить, - вздохнул он. - Знаешь, каково это вдруг на нарах оказаться?
        Я кивнул:
        - Знаю.
        Вдаваться в детали, что это произошло в прошлой жизни, когда меня примеряли на роль оборотня в погонях, что почти получилось, я не стал. Сидел, короче, и точка.
        Парень не стал вдаваться в подробности, а мне не хотелось ему врать. Но, если что - придумал бы. Без подвешенного языка хорошему оперу нельзя.
        Я снова сунул ему кружку в руку.
        - Давай, пей. Остынет.
        - Спасибо! - Он слегка пригубил, явно не ощущая вкуса и попытался всучить кружку назад. - Забери, я не хочу!
        - Пей, говорю! Чего как барышня закапризничал!
        Он снова отхлебнул.
        - Вот и молодца! - одобрил я.
        Допив чай, он слабо улыбнулся:
        - Быстров, ты мне как комсомолец комсомольцу можешь на вопрос ответить? Но только так, чтобы честно…
        - Попробую.
        - Скажи, наши же не думают, что я нарочно арестованного выпустил?
        - На этот счёт можешь быть спокоен. И Смушко, и Гибер… короче, все наши в это не верят. Но никто не понимает, как это могло произойти… Может, ты недоглядел чего? Отвернулся не вовремя или зевнул…
        - Это ты зря, Быстров! - обиделся он.
        - Я службу знаю - можешь быть спокоен.
        Даже когда в нужник, к примеру, бегал, так за себя оставлял.
        - Так-так, - заинтересованно подался вперёд я. - И кого же ты за себя оставлял?
        - Так как положено: кого-то из тех, кто в ночь, к примеру, остаётся… Полундра вон за меня сидел, когда я в уборную бегал.
        - Полундра… - задумался я.
        Нет, матрос никак не тянул на роль пособника. Не тот типаж. Пристрелить - пристрелил бы, а вот чтобы отпустить конкретного злодея. Не он, нутром чую. Психология не та. - А ты только один раз до ветру бегал?
        - Если бы, - опечалился дежурный. - У меня с почками порой просто беда. Иной раз каждые два часа гоняет. Но я на кого попало пост не оставлял. Полундра за меня сидел. Чалого оставлял.
        - Кого-кого? - спохватился я.
        - Да Чалого, говорю, из вашей бригады, - удивился вопросу дежурный. Ага, вспомнил - Миша говорил, что в нашей бригаде есть ещё двое: Поляницын - он остался в деревне, чтобы предупредить на случай появления банды, и Чалый - у того жена заболела, и он отпросился.
        - А что Чалый-то делал? - как бы между прочим поинтересовался я.
        - Так вместе с вами на задержания ездил, - флегматично ответил дежурный. - Говорит, весёлая ночка была.
        Ну-ну… Я, конечно, Чалого в лицо не знаю, но из нашей бригады вчера на задержаниях были только я, Миша и Гибер.
        Может, я себя накручиваю, но, кажется, с этим товарищем что-то нечисто.
        Я распростился с дежурным и отправился к Михаилу узнавать насчёт Чалого: что за человек, где и с кем живёт и что от него можно ожидать?
        Глава 16
        Мишка сидел в кабинете и кемарил, надвинув кепку на лоб. Будить было жалко - оба не выспались страшно, и если начнём ходить как сомнамбулы, то напорем косяков, которые потом вовек не исправишь. Но дело есть дело.
        Я тронул его за руку. Михаил встрепенулся.
        - А? Чего? - у него был взгляд ошалелого от бессонницы человека.
        Усталый, издёрганный, с осунувшимся лицом - он казался гораздо старше своего возраста. Впрочем, вряд ли я выглядел лучше.
        - Скажи, ты Чалого вчера здесь видел? - спросил я.
        - Здесь? - удивлённо протянул Мишка.
        - Конечно, не видел. Нечего ему тут было делать. Он же сутки брал.
        - А сегодня на глаза тебе не попадался?
        - Нет, сегодня его тоже не было. Сам понимаешь - такая свистопляска, - он улыбнулся.
        Ну да, свистопляска ещё та. Мятеж, побег… скучать в этой жизни не приходится.
        - А с какой такой стати ты насчёт него интересуешься? - тревожно спросил Мишка. - Есть причины, Миша.
        - Так излагай! - насупился он.
        - Чалый вчера приходил в угро вечером, дежурный его видел. Скажу больше, какое-то время он за дежурного оставался, - сообщил я.
        - Иди ты! - присвистнул Миша. - Что, думаешь…
        - Пока не думаю, пока проверяю, - прервал я. - Что о нём можешь сказать?
        - Да только хорошее. Наш это человек! - Убеждённо заговорил Мишка. - Всю гражданскую прошёл, в розыске себя проявил. Хороший мужик, ответственный. Ты его не замай!
        - Да не думаю я никого замать… замывать… тьфу ты! Трогать, короче! Но пообщаться нужно. Знаешь, где он живёт?
        Миша кивнул.
        - Да, я у Чалого в гостях несколько раз бывал. Жена у него такие пироги с капустой печёт… пальчики оближешь!
        Я вздрогнул. Моя любимая тоже пекла пироги с капустой. Мы садились втроём с дочкой за стол и все вместе пили чай. А потом включали какое-нибудь кино, жена накидывала на себя плед, прижималась ко мне, а Дашка норовила положить голову на мои коленки.
        Спустя много лет понимаешь, что, наверное, это были лучшие моменты в жизни, которые никогда не повторятся. Как много же я потерял! Хотя… никто не в силах заставить меня позабыть об этом, а значит, обе мои любимые девочки всегда со мной.
        Как же мне без вас скучно?!
        - Жора, ты что? - с каким-то испугом спросил Мишка.
        Я встряхнулся, гоня прочь грустные мысли. Если вот так накручивать себя, жить дальше совсем не захочется. А мне этого делать нельзя. Хрен его знает по чьей прихоти - злой или доброй - я тут оказался, но раз я здесь и занимаюсь любимой работой, значит, сделаю всё, чтобы мир стал чуточку лучше.
        - Да ничего… просто задумался.
        - У тебя был такой странный вид. Словно ты не здесь, - покачал головой Мишка.
        - Ты в чём-то прав, - печально произнёс я. - Так… воспоминания накатили. Ладно, не будем рассиживаться - поехали на адрес.
        - Поехали! - вскочил Мишка.
        Он вообще был лёгкий на подъём. Мне иной раз, чтобы вот так куда-то дёрнуться, нужно немного прийти в себя, продумать, сжиться с мыслью, что побегу сейчас куда-то на Кудыкину гору… Не знаю, характер это или возрастное. А может и то и другое сразу.
        Жил Чалый в рабочей слободке, в одном из бараков, окружающих фабричные корпуса. До гражданской войны на фабрике работала чуть ли не половина города, сейчас же там царила разруха.
        Пейзаж напомнил мне грустные картины девяностых, когда так же массово закрывались предприятия, а люди оказывались на улице.
        - Но ничего, скоро заработает! - с железобетонной уверенностью в голосе сказал Миша.
        Он был прав. Понадобится время, неимоверные усилия миллионов людей, железная воля руководителей (кто бы что ни говорил, но сталинские наркомы не зря стали олицетворением легенды - в чём бы их потом ни обвиняли, это были фанатики своего дела), и фабрика действительно заработает, как тысячи других предприятий по всей стране.
        Путь к бараку, в котором жил Чалый, преграждало море из развешанного на улице белья: словно всем домохозяйкам именно сегодня вздумалось затеять постирушку. Простыни хлопали на ветру словно паруса.
        Сам барак оказался неказистым одноэтажным зданием из почерневшего от времени кирпича. Чуть в стороне стояли многочисленные сарайки, несколько бань, то тут, то там были раскиданы огородики - без личного хозяйства в это голодное время не выжить.
        При виде бани у меня аж всё тело зачесалось. Попариться бы сейчас, а потом посидеть с бутылочкой холодного пива.
        Мишка правильно истолковал мой тоскливый взгляд, обращённый в сторону бань, и усмехнулся:
        - Ничего, мы с тобой как-нибудь в баньку моих родителей сходим. В прошлый раз тебе понравилось.
        - Замётано, - мечтательно сказал я и проскользнул между мужскими кальсонами и женской сорочкой.
        Вход в дом был общий, потом ты оказывался в длинной «кишке» коридора, от которой отходили «рукава»-комнатки.
        Стоило переступить порог, как навстречу попалась женщина с огромной кастрюлей прокипячённого белья. Она с любопытством посмотрела в нашу сторону. Мы поздоровались, она ответила кивком и тут же без злости заругалась на стайку ребятишек, едва не сбившую её с ног.
        Детвора играла в войнушку.
        - Здесь и живёт Чалый, - Мишка остановился возле ничем не примечательной двери.
        Он тихо забарабанил пальцами.
        - Хозяева, открывайте.
        Дверь стремительно распахнулась. Такое чувство, что нас ждали.
        Женщина, довольно молодая и привлекательная с невысказанной надеждой уставилась на нас, но как только узнала, кто пришёл, её взгляд потускнел.
        - Семён, это к тебе, - без намёка на гостеприимство произнесла она и посторонилась.
        Наверное, это и была та самая приболевшая жена. На заболевшую походила не особо, хотя чувствовалось, что женщина серьёзно расстроена.
        Сложно описать словами, но я почему-то понял, что в этом доме случилась беда.
        Вышел Чалый - крепкий мужчина лет сорока с высоким лбом и серыми глазами, в которых застыла неимоверная тоска.
        - Миша, Жорка?
        - А кого ты ожидал здесь увидеть? - ухмыльнулся Мишка. - Чаем напоишь?
        - Ребята, - Чалый помялся, - извините, но давайте в другой раз. Я для вас такой стол накрою - до пуза кормить и поить буду. А пока… простите, не до гостей сегодня. Жена вон болеет, да и мне чего-то нездоровится.
        Он приложил кулак ко рту и ненатурально закашлял.
        - Может, фельдшера кликнуть? - насупился Миша.
        - Не надо фельдшера. Само пройдёт. Отлежусь денёк, всё будет хорошо… Честное слово, мужики.
        - Что-то ты темнишь, Чалый! - хмыкнул Михаил.
        - Скажешь тоже! Ну зачем мне перед вами темнить. Мы же вместе одно дело делаем. Просто день сегодня такой, занят я. В общем, давайте только не сегодня, а? Или вечером заходите, - взмолился Чалый. - Ну надо очень!
        - Сень, я же тебя как облупленного знаю, - покачал головой Миша. - Да на тебе же всё написано. Если что-то стряслось - ты скажи, мы же твои товарищи! Выручим!
        - Не надо меня выручать. Всё хорошо у меня, у жены. Оставьте в покое хотя бы на один денёк, а я потом всё расскажу. Договорились?
        - Не договорились, - сказал я. - Ночью сбежал заключённый Трубка. И ты в этом замешан. Как именно - ещё не знаем, но у тебя есть шанс сейчас всё рассказать нам. Потом будет поздно.
        - Поздно будет, если вы не уйдёте! - в руке Чалого появился миниатюрный пистолет - внешне вроде несерьёзный, но нас разделяли считанные сантиметры - с такого расстояния не промахнуться, выстрел будет наверняка. - Считаю до трёх и уходите! Пожалуйста.
        В его голосе было столько отчаяния, что я понял: случилось нечто экстраординарное, и оно выбило привычную жизнь Чалого из колеи.
        Иначе бы он никогда не наставил на боевых товарищей оружие.
        - Уходите! - едва не сорвался на крик Чалый. - Уходите, а то выстрелю! Я не вру…
        Его трясло как припадочного, во взгляде сквозило безумие. Это же как довели человека, что он решился на такое.
        Можно уйти, а потом вернуться… Но кому от этого полегчает? И не потратим ли мы драгоценные секунды, от которых порой зависит всё?
        Чалый мне ни сват ни брат… Но он свой, а своих не бросают. Даже если те оступились.
        Но сначала мне придётся сделать ему больно.
        Я нырнул к Чалому, повернулся спиной и, схватившись за руку с пистолетом, резко вывернул кисть, заставляя разжать пальцы.
        Пистолетик - кажется, это был браунинг, упал на дощатый пол.
        Будь Чалый врагом, дальнейшие действия были бы жёстче. Но я не стал бить его - развернулся, схватил за ворот рубахи и потянул на себя.
        - Говори! Слышишь - как на духу!
        Из здорового мужчины словно выпустили весь воздух, он сжался, побледнел, заскрежетал зубами, но всё же отрицательно замотал башкой:
        - Не могу, Быстров! Как ты не понимаешь - не могу!
        Я затряс его как тряпичную куклу, но он не проронил ни слова.
        От отчаяния я уже было захотел перейти к более суровым мерам, но тут вмешалась его жена.
        - Сеня, скажи им, - попросила она. - Вдруг они нам помогут?
        Её уговоры подействовали на супруга.
        - Отпусти! - процедил Чалый. - Я всё скажу.
        Я выпустил ворот рубахи, даже разгладил его ладонью.
        - Жги!
        - Я не хотел, - опустив голову, забормотал Чалый.
        - Не мямли! - потребовал Михаил. - Если ты не забыл - мы твои товарищи!
        - Я не мямлю! - вскинул подбородок Чалый. - Просто громко говорить нельзя. Могут услышать!
        - Кто нас может услышать?! - подобрался Михаил.
        Он сейчас походил на льва, выбравшего себе жертву и готового в любую секунду напрыгнуть, решая её участь. И участь та будет незавидной.
        - Заходите, - вместо ответа пригласил Чалый.
        Мы вошли в скудно обставленную комнату с задёрнутыми занавесками. Здесь жили бедно, но чисто. Интересно, а как я живу? Каков мой быт? До сих пор не выяснил.
        Чалый указал на лавку в углу.
        - Присаживайтесь.
        Сам опустился на деревянную табуретку.
        Похоже, он успокоился. Возможно, понял, что мы собираемся ему помочь, вне зависимости от того, в какую передрягу он влип.
        - Меня заставили устроить побег Трубке, - сказал он.
        - Что же могло тебя заставить? Ты ведь войну прошёл, смерти в глаза глядел! - зло произнёс Миша.
        - У меня похитили дочь, - тусклым голосом объяснил Чалый.
        Глава 17
        Я не заметил, как сжал кулаки. Это кем же надо быть, чтобы решиться на такое? Преступники - далеко не святые, но даже у них есть свои табу: угрожать, запугивать, устраивать подлости - сколько угодно. Но похищение детей с целью шантажа?
        Пожалуй, это и есть грань, отделяющая человека от зверей.
        Как бы поступил я, окажись на месте Чалого? Пусть меня простят коллеги, но чтобы спасти Дашку, я бы выпустил из камеры любого урода. Но потом бы… нет, не пустил пулю в лоб. Я бы нашёл того, кто заставил меня пойти на это и сделал бы всё, чтобы эта гадина пожалела, что родилась.
        У меня не было морального основания осуждать Чалого. Я бы поступил точно так же. И всё-таки один вопрос вертелся у меня на языке, и я не преминул его высказать:
        - Хорошо, эти гады похитили твою дочь… Но какого лешего ты не сказал об этом нам, твоим товарищам?
        - А что бы это изменило? - вскинулся Чалый.
        - Многое. Мы обязательно что-нибудь придумали бы, - убеждённо сказал я и потребовал:
        - Давай детали!
        Чалый заговорил. О том, что дочку похитили, он узнал в тот день, когда приехал из командировки. Дочки не было дома, но его это не удивило: та иногда засиживалась у подружек.
        Но тут ему в окошко постучали. Он раздёрнул занавески и увидел серого неприметного человечка в кургузом пиджачке. Тот просил Чалого выйти на улицу для «разговору».
        Оперативник вышел, а человечек с усмешкой сообщил, что дочь Чалого находится сейчас в укромном месте, и если тот хоть пальцем его сейчас тронет или сдаст в угро, то больше никогда её не увидит. В качестве доказательства подал шаль, которую так любила надевать девочка. В тот злополучный день она брала её с собой.
        Чалый мгновенно узнал вещь - это был его же подарок, привезённый после демобилизации из Красной армии.
        Сомнений не оставалось - бандит говорит правду.
        Опер с трудом сдержал себя в руках. Ему хотелось схватить эту гниду и бить, пока тот не расколется и не расскажет, где девочка. Вот только бандиты предусмотрели и такую реакцию, потому сразу предупредили, что ничего хорошего для дочери Чалого тогда не будет.
        - Чего вам от меня нужно? - спросил опер.
        Его трясло от гнева и злости.
        - В угро сидит наш кореш - его фамилия Трубка. Сделай так, чтобы он оказался на свободе, и мы вернём твою дочь целой и невредимой, - объяснил гадёныш.
        - А если я этого не сделаю? - нахмурился Чалый.
        - Тогда в следующий раз ты увидишь её в морге. Только, прежде чем убить, над ней хорошенько позабавимся. Девка есть девка - любая сойдёт, - подмигнул бандит.
        Чалый осознал, что выбора у него нет. Он полностью в руках у этих сволочей, и те могут вертеть им как захотят.
        - Откуда я знаю, что вы меня не обманете? - спросил он.
        - Нам нужен кореш, а твоя девка без надобности. Сделаешь свою часть, и её отпустят. Мы слово держим.
        - Нет, - покачал головой Чалый. - Так не пойдёт.
        - Тебе что, наплевать на дочь? - удивился бандит.
        - Как раз потому, что мне не наплевать, я вам предложу другое.
        - Интересно… И что ты можешь нам предложить? - осклабился человечек.
        - Всё то же самое, но на моих условиях.
        - Ты собираешься диктовать нам условия? - бандит не верил своим ушам. - Легавый, ты, наверное, спятил. В любую секунду пацаны могут пустить твою дочь по кругу.
        - Чтобы этого не произошло, всё будет по-моему. Я вытащу Трубку из угро, но передам его только в обмен на дочку.
        Бандит задумался.
        - Ладно, по-твоему, так по-твоему. Когда за Трубкой приходить?
        - Завтра вечером загляни, и я тебе скажу.
        Тип в кургузом пиджаке кивнул и ушёл.
        - Ну, а дальше вы, наверное, уже знаете или догадываетесь, - продолжил рассказ Чалый. - Я заглянул в губро, увидел, что там беготня и суматоха, а значит, мне будет легче вытаскивать Трубку. Ещё и с дежурным повезло - его в уборную постоянно гоняло. В общем, подменил я его на минутку, а сам бегом в арестантскую, наплёл, что Трубка нужен для разговора. Приставил пистолетик к боку и предупредил, что если дёрнется, то сразу получит пулю. Так и вышли.
        - Погоди, то есть Трубка до сих пор у тебя? - изумился я.
        Чалый кивнул.
        - Да. Хочу сегодня его обменять. Поэтому и спроваживал вас отсюда.
        - Теперь всё стало на свои места, - сказал я. - Где прячешь Трубку?
        - В сарае. Я его связал и кляп в зубы вставил. Можешь поверить - там ни одна собака его не найдёт! - заверил Чалый.
        - А сам не сбежит? - спросил Миша.
        - Нет. Я крепко связал. Можешь мне поверить.
        - Да, Чалый, натворил ты делов, - вздохнул Мишка. - Как распутываться будем?
        - Говоришь, бандит легко согласился с твоими условиями? - спросил я.
        Чалый кивнул.
        - Эта лёгкость неспроста. Значит, они решили убрать и тебя, и дочку, сразу как ты отдашь им Трубку.
        - Я тоже так подумал, - произнёс Чалый. - Но всё равно - это хоть маленький, но шанс выручить дочку. Я ведь без неё не смогу жить.
        - Когда обещался прийти этот типчик?
        - Точного времени не обговаривали, он может явиться в любую секунду, - пояснил Чалый.
        - Хреново, - изрёк я. - У нас нет времени на подготовку.
        - Тогда что делать? - беспомощно спросил Чалый.
        - Брать этого гада и колоть. Колоть жёстко и быстро! - твёрдо сказал я, не вдаваясь в подробности.
        Ненавижу подобные вещи, но на войне, как на войне. Тем более бандиты переступили законы человеческого существования, и потому к ним больше нельзя относиться как к людям.
        - Как думаешь, они уже знают, что Трубка сбежал? - поинтересовался Мишка.
        - В воровском мире новости быстро распространяются. Думаю, полгорода уже в курсе, - ответил я.
        В этот момент дверь в комнату распахнулась, и в помещение бесцеремонно ввалился косматый бородач. Пусть он не походил на описание типчика в кургузом пиджачке, но вполне мог оказаться его сообщником. И что самое хреновое - он увидел нас.
        Мы среагировали мгновенно. Я соскочил с лавки, кинулся к бородачу, подсечкой сбил его с ног и завалил на пол, одновременно заломив руку.
        Миша тоже не сплоховал. Стоило мне «уронить» незнакомца, как друг уже приставил к его давно не стриженной башке револьвер и угрожающе прошипел:
        - Пикнешь - убью! Если понял, кивни.
        Бородатый кивнул.
        - Молодец. Теперь можешь говорить, но делай это тихо и спокойно.
        - Что вам от меня нужно? - сдавленно прошипел мужчина.
        - Говори, где девочка! Если не скажешь, я из тебя все жилы выну, - предупредил я.
        - Какая девочка? - ошалело спросил бородач.
        Я надавил на руку, незнакомец ойкнул.
        - Тихо! - проскрежетал я. - Иначе будет ещё больнее. Где девочка, говори!
        - Да не знаю я! Какая к ядреной матери девочка! Чего вы ко мне пристали? - с отчаянием забормотал мужик.
        То ли нам попался хороший актёр, то ли произошло какое-то недоразумение. Но это ещё было нужно выяснить.
        - Тогда, кто ты? - спросил Мишка.
        - Дворник я тутошний! - испуганно сказал бородач.
        Действительно, поверх одежды на нём был фартук, какие часто носили дворники. Вот только это ещё ничего не значило.
        Я схватил его за волосы и заставил приподнять голову, чтобы показать лицо Чалому. - Знаешь его?
        - Знаю. Он не врёт - дворник это местный.
        Я не собирался сдаваться, правда, волосы отпустил.
        - Зачем пришёл?
        - Мужик один попросил… такой мелкий, плюгавый, в пиджачке. Денег мне дал.
        - Зачем?
        - Сказал, что у него тут симпатия живёт, а у той - супруг ревнивый, мочи нет. Просил, чтобы я, значит, заглянул на квартеру как бы промежду прочим и посмотрел - дома тот али нет.
        Меня осенила страшная догадка.
        - Ёкарный бабай! - Я бросил дворника, кинулся к двери, распахнул её и увидел спину убегающего к выходу из барака человека в пиджаке.
        - За мной, Мишка! - крикнул я и припустил что было сил.
        Мы ринулись за бандитом, который так ловко перехитрил нас. Сукин сын подстраховался, пустив впереди себя случайного человека. Эх, если бы у нас было больше времени, если бы мы успели подготовиться…
        Я ударил дверь барака плечом, едва не вышиб её, и, попав на крыльцо, слегка растерялся: мы снова оказались посреди искусственного моря из свежевыстиранного белья.
        Чуть слева послышался недовольной крик какой-то женщины:
        - Ты чего несёшься как оглашенный!
        Не сговариваясь, полетели на крик и получили на свои головы щедрые порции брани от той, что только что ругала бандита.
        Несмотря на малый рост, бегал тот не хуже заправского спринтера. Ещё немного и стало ясно - уйдёт!
        Я потянулся за револьвером. Терять гада было нельзя, поэтому пришлось идти на крайние меры. Может, удастся попасть в ногу? Я не снайпер, но порой приходит пора, когда хочешь-не хочешь, но открываешь в себе новые возможности.
        Михаил думал одинаково со мной. Он остановился и, взяв беглеца на прицел, нажал на спусковой крючок.
        Грянул выстрел. Тип в пиджачке по инерции пробежал ещё несколько шагов, потом запнулся и упал.
        Мы бросились к нему. Я подбежал первым, увидел выступающее красное пятно на спине. Миша не промахнулся, но это был тот случай, когда для всех было бы лучше, если бы он промазал.
        Я потрогал жилку на шее. Она не пульсировала.
        Хотелось завыть или со всей дури въехать кулаком по каменной кладке стены. Только это бы не помогло.
        Бандит был мертвее мёртвого. Ниточка, которая могла привести нас к похищенной девочке, оборвалась с его смертью. Винить можно было кого угодно, хоть себя.
        - Ну как? - спросил запыхавшийся Миша.
        Он стоял, согнувшись, держась руками за коленки. Его грудь вздымалась и опускалась. - Наповал, Миша. Наповал, - с горечью произнёс я.
        Глава 18
        Нужно было собраться с мыслями. Типчик мёртв, но остаётся ещё один вариант. Да, Трубка не знает, где спрятана дочь Чалого, но должен соображать, кто за него так вписывается. И другой не менее важный вопрос - почему? Только его я бы задал потом.
        На звук выстрела подбежал Чалый. Он увидел труп бандита, всё понял и застонал.
        - Спокойно, Семён, спокойно! - сказал я.
        - Ещё не всё потеряно!
        - А что если этот гад был не один, что если у него был напарник, и он уже ринулся докладывать своим? - задал мучившие меня мысли Мишка, тем самым усугубив отчаяние отца.
        Я зло посмотрел на него, и Михаил заткнулся.
        - Ещё раз говорю: не надо паники! Берём себя в руки. Кто-то знает его? - Я повернул труп на спину, чтобы все смогли разглядеть лицо покойника.
        - Нет, - покачал головой напарник. - Впервые вижу. На серьёзного человека не похож. Какой-то сявка для разовых поручений. - Семён? - обратился я к Чалому.
        - До вчерашнего дня на глаза не попадался.
        - Может, приезжий? - предположил Михаил.
        - Вряд ли. Трубку взяли совсем недавно - не успели бы дёрнуть из другого города, - сказал я. - Думаю, свои кадры, но только из тех, что ещё не раскрыты.
        План действий в голове оформился. Меня ждала очень неприятная часть: Трубка производил впечатление тёртого калача, такого словесными внушениями не убедишь. Тут придётся колоть прямо скажем методами, далёкими от того, чтобы называться гуманистическими.
        Что будет потом, когда правда всплывёт? Да хрен с ним, с этим «потом»! Главное - спасти девочку. Трибунал, суд, да хоть Гаага или что там вместо неё… Любая мера наказаний сейчас меня не волновала. Жизнь девочки - вот, что было для меня высшей ценностью в эти секунды.
        - Мужики, - начал я, привлекая к себе внимание, - делаем следующее: ты, Чалый, дожидаешься наших и хоть из кожи лезешь, но все должны считать, что смерть бандита случайная: нарвался на патруль, его попросили предъявить документы - он струхнул, дал стрекача, в итоге был застрелен. Задействуй какие угодно связи и каких угодно знакомых, но в городе все должны считать, что именно так оно и было. Даже воры!
        - Теперь ты, Миша! - я перевёл взгляд на напарника. - Мы с тобой колем Трубку. Потрошим все его связи и знакомых. Надо узнать, кто его столь плотно опекает. Узнаем благодетеля - поймём, где искать девочку!
        - Погоди, Быстров! - обиженно бросил Чалый. - Почему я должен улаживать формальности с трупом, а не потрошить Трубку? Это ведь моя дочь!
        - Именно поэтому, - пояснил я. - Тут нужна трезвая и холодная голова, а не эмоции. Ты можешь наломать дров. Поэтому тебе лучше заниматься «легендой».
        - Ты что - не доверяешь мне? - зло бросил Чалый.
        - Чушь не пори! - парировал я. - Если бы не доверял, давно бы сдал тебя нашим. А так… есть у меня одна мысль, как вытащить тебя из этой задницы.
        - Быстров, ты что - серьёзно? - удивился Чалый.
        - Я похож на балабола? - У меня действительно появилась идея, как можно будет отмазать Чалого. Правда, она во многом зависела от успеха задуманного. - А сейчас мы пойдём вытаскивать твою дочь. Покажешь, в каком сарае держишь?
        Послышался топот сапог. К нам уже бежали двое милиционеров. Понятно, трудно не услышать выстрел.
        - Жена покажет, - сказал Чалый. - А я тогда здесь останусь. Милиционеры вроде знакомые - я с ними договорюсь.
        - Давай, Сеня! Удачи! - пожал я ему руку.
        - Вам удачи! Найдите Нюшку - век помнить буду! - попросил он.
        - Найдём. Вот увидишь - всё наладится! - Пообещал я.
        Жена Чалого привела нас к сараю, где держали Трубку, немного помялась:
        - Может, вам нужно чем-то помочь?
        - Спасибо! - поблагодарил я. - Всё, что нужно, вы уже сделали. А теперь идите домой.
        - Нюша, - женщина всхлипнула. - Она…
        - Она вернётся домой! - сказал я.
        Внутри меня всё уже бурлило и кипело. Как я смогу посмотреть в глаза эти людям, если у меня ничего не получится или если мы не найдём девочку живой? Но сейчас я не мог сказать ничего другого.
        Если есть на свете высшая сила, она просто обязана оказаться на нашей стороне. Даже если я стану творить сейчас жуткие вещи.
        Чалый основательно спеленал сидящего Трубку. Тот, что называется, не мог даже с места сдвинуться. Семёну было плевать на необходимость естественных надобностей для пленника, и теперь от Трубки нестерпимо разило мочой.
        Я вытащил кляп у него изо рта, склонился, чтобы тот смог получше меня разглядеть:
        - Узнаешь?
        Губы бандита тронула слабая ухмылка.
        - Легавый? Это ты меня взял?
        - Я.
        - Понятно, - он закашлялся. - Дай воды, легавый. В горле пересохло.
        - Я дам тебе не только воды, - пообещал я.
        - Что тебе нужно?
        - Из-за тебя похитили девочку. Если ты скажешь, кто это сделал, я дам тебе напиться. - Легавый, ты идиот?
        - Слушай меня, Трубка! Или ты говоришь, кто за тобой стоит, или я превращаю твою жизнь в боль в прямом смысле этого слова.
        - Не бери меня на понт, мусор! Не на такого попал.
        - Все вы такие! - Я наотмашь врезал его по лицу.
        Бил больно, но аккуратно, чтобы снова не вырубить Трубку, как это было в прошлый раз.
        Голова преступника дёрнулась. Он облизнул рассечённую губу.
        - Вижу, в мусарне ничего не изменилось.
        - Жора, - Мишка тронул меня за руку.
        - Погоди, - попросил я, - мы только начали разговор. И это только так… лёгкая разминка.
        - Зря стараешься, легавый! - бросил Трубка. - Я тебе ни хрена не скажу. Неужели ты не понимаешь - как только я заикнусь об этих людях, мне придёт крышка. Они из вашей долбаной камеры меня вытащили. Думаешь, им составит большого труда в камере же меня и кончить? Нет, я себе не враг! Так что брось свои уговоры, мусор. На меня они не подействуют. Можешь лупить аж до посинения - ничего, мне через такое уже приходилось проходить и не раз. Я вытерплю. А тебя потом наши же на перо посадят.
        - Ты всё сказал? - насупился я.
        - Всё, - хмыкнул он.
        - Знаешь, а твоя идея насчёт пера не такая уж плохая. Миша, - позвал я.
        - Что? - угрюмо откликнулся друг.
        - У тебя была финка - я видел. Дай её, пожалуйста, мне.
        Михаил подал мне ножик, который, как и многие, носил за голенищем сапога.
        Я поднёс нож к лицу бандита, и увидел, как побледнели его глаза.
        - Хочешь, я начну резать тебя на куски? Или просто ткну сюда. - Я приставил кончик лезвия к зрачку бандита, и тот невольно подался назад. - Хочешь? А ещё я могу засадить тебе нож в ногу и проворачивать его до той поры, пока ты мне свою родословную не изложишь.
        - Ты не сделаешь это! - испуганно произнёс Трубка.
        Было видно, что он сдрейфил, но пока ещё держится.
        - Уверен? - хмыкнул я и замахнулся ножом, намереваясь выполнить обещания и засадить финку в его ногу.
        Трубка зажмурился.
        Внезапно, мою руку перехватили. Я обернулся - это был бледный как мел Миша.
        - Жора, ты что творишь?!
        - А ты не видишь? - с яростью бросил я.
        - Жора, так нельзя. Мы - работники уголовного розыска. Я не позволю тебе его пытать!
        - Не дури, Миша! - попросил я. - Не дури. Как друга тебя прошу! Из-за этого гада может погибнуть дочка Чалого. Если эта падаль не желает с нами говорить по-хорошему, я заставлю его развязать язык любым способом! И, если понадобится марать об него руки, я их вымараю до плеч - будь уверен, Миша!
        - А я тебе не позволю, - Михаил встал между мной и Трубкой. - Если хочешь пытать - пытай, но сначала тебе придётся убить меня.
        - Мишка, твою мать! долбаный гуманист! Ты чего! - Я взъярился. Происходящее меня просто бесило, выводило из себя. - Думаешь, мне самому это нравится? Человек может погибнуть, а ты здесь в милосердие играешь!
        - Это не милосердие. Это закон. А мы с тобой комсомольцы. Если станем калечить и пытать людей - чем мы тогда лучше тех, с кем боремся? - запальчиво выкрикнул мне в лицо Миша.
        - Миша, уйди, - попросил я. - Уйди, пожалуйста. Если тебе противно на это смотреть - топай на улицу. Я всё сделаю сам.
        - Хрен тебе, Жора! Я этого не позволю.
        Его револьвер оказался уставленным на меня.
        Я горько усмехнулся:
        - Твою ж мать! Да что за жизнь такая пошла! Уже второй раз свои же на меня револьверы направляют.
        - Прости, Жора. Я не могу иначе! - жалобно, но при этом твёрдо сказал друг.
        - Дурак ты, Миша! - сплюнул я. - Надо было переиграть - тебя с трупом оставить, а Чалого взять с собой. Не ожидал, что ты у нас такой мягкотелый.
        - Это ты дурак, Быстров! И дурак вдвойне, если считаешь меня мягкотелым. Если понадобится стрелять в него, - он кивнул на Трубку, - я выстрелю не задумываясь, как это произошло недавно с тем типом у тебя на глазах. Тогда я находился в своём праве. Но пытать арестованных - это перебор, Жора. Мы советские люди, комсомольцы - нам нельзя превращаться в зверей!
        - Господи! - обессиленно простонал я, хотя чувствовал справедливость Мишиных слов. - И что нам тогда делать? Трубка ни слова не скажет - он боится тех, кто у него за спиной.
        - Миша, я не знаю! - всхлипнул напарник. - Я только знаю, что -2020525002 так, - он посмотрел на нож, который я по-прежнему держал в руке, - неправильно. И я почему-то уверен, что ты найдёшь другой способ.
        - Бл… Бл… Бл…! - выругался я и метнул финку в дощатую стенку сарая.
        Она вошла глубоко в доску, почти до самой рукоятки.
        Я сделал вдох и выдох, потом ещё раз и ещё.
        - Другой способ… - бормотал я. - Другой способ! Сука, где я тебе его найду - рожу, что ли!
        Успокоившись, я шагнул к выходу, не забыв бросить злобный взгляд в сторону напарника:
        - Хорошо, Миша! Я не стану пытать Трубку и, кажется, знаю ещё один способ… Но, чтобы это получилось, мне нужно узнать следующее…
        Глава 19
        Я выскочил из сарая, минут десять потоптался в стороне. Лишь бы только получилось!
        Так, пора!
        Я вихрем влетел внутрь и скорчил самую злобную рожу, на которую только мог оказаться способен.
        - Не получилось ни хрена! А ну, колись, тварь!
        Михаил виновато развёл руками перед Трубкой:
        - Извини, я пас. Ты же видишь - это псих. Я сделал всё, что в моих силах. Извини, у меня нет желания смотреть на то, что он с тобой сделает.
        Я выдернул финку из стены и, перекидывая из руки в руку, направился к Трубке. И тут его проняло. Он что было мочи заорал:
        - Я всё скажу! Всё! Только уберите его!
        Мы с Мишей переглянулись. Импровизация «хороший полицейский - плохой полицейский» была в ходу уже много лет. И при должном исполнении срабатывала даже на таких прожжённых негодяях, как Трубка.
        - Выйди, - попросил напарник.
        Я зловеще оскалился, склонился над бандитом и угрожающе прошипел:
        - Хорошо, я выйду… Но, если ты, сучёныш, станешь ваньку валять, то я от тебя ни одного живого места не оставлю. Так что советую быть благоразумным, иначе…
        Не договорив, я снова покинул сарай. От нетерпения у меня даже скулы сводило. Счёт шёл на минуты. Что если организаторы похищения узнали, кто убил их посланца, или не поверили «легенде», которую по моей просьбе должен был провернуть Чалый? Тогда судьба девочки решена.
        По сияющему лицу напарника я понял, что Трубка сказал всё. Во всяком случае, всё, что нам было нужно.
        - Ну, не тяни! - дрожащим от нетерпения голосом сказал я.
        - Это Симкин, - сказал Миша.
        Мне эта фамилия ничего не говорила, и я вопросительно вскинул подбородок:
        - И?
        - И тут самое сложное: Симкин - зам начальника губотдела ГПУ, - вздохнул напарник.
        - Всё ясно. Цепочка прослеживается: Левашов - бывший сотрудник ЧК, наверняка хорошо знает Симкина. И теперь понятно, откуда у Трубки и его подельников удостоверения сотрудников, - понимаю протянул я. - Ну, что - берём Симкина и вынимаем из него душу. Думаю, он организовал похищение, чтобы мы через Трубку не вышли на него.
        - Не всё просто, Жора, - печально произнёс Михаил. - Симкин - фигура политическая. К нему так просто не подступишься. Нужна куча согласований, и прежде всего - с чекистами. А они могут не поверить показаниям Трубки, особенно, если он скажет, что мы угрожали ему пытками.
        - Да, - кивнул я. - Проблема. Но судьба девочки висит на волоске. Знаешь, мне плевать на должность Симкина и долбаную политику. Я лично возьму его за жабры!
        - Ага, пойдёшь брать штурмом ГПУ! - воскликнул Миша.
        - Если понадобится - возьму! - запальчиво выкрикнул я.
        - Не пойдёт, Жора. Симкин - не бандит вроде Трубки. За ним аппарат. Схема «берём Симкина, колем, находим девочку» - не сработает. Ты элементарно не сможешь к нему подступиться.
        Я нахмурился. Михаил говорил правду. Сейчас день, Симкин наверняка на работе - из здания ГПУ его точно не выкрасть. Взять дома - так когда он ещё туда выберется? Особенно в свете последних событий - чекисты, как и мы, днюют и ночуют на работе. А девочка в опасности…
        Сука! Ну как же её найти, как!
        Стоп… ключевое слово «сука».
        - Миша, у нас в губрозыске или в милиции кинологи есть?
        - Кто-кто? - недоумённо захлопал ресницами напарник.
        - Специалисты со служебно-розыскными собаками, - пояснил я.
        - Чего нет, того нет, - ответил Мишка.
        - Жаль, - опечалился я.
        - До революции, правда, был один такой по фамилии Лаубе, из бывших. Что удивительно, остался в городе - я даже знаю, где он живёт, - подарил мне свет надежды напарник.
        - Тогда пулей к нему. Только бы он дома оказался. И да… пока тело подстреленного тобой бандита не увезли в покойницкую, надо бы с собой прихватить что-то из его вещей.
        - Сапог, - усмехнулся Миша, который понял ход моих мыслей. - А с Трубкой что делать?
        - А Трубку оставим на попечение Чалому. Ты ж знаешь, он с него теперь глаз не спустит. - Это точно.
        Дом Лаубе находился в конце улицы и был обнесён высоким забором. На калитке висела табличка-предупреждение «Осторожно! Злая собака».
        Стоило нам подойти к калитке, как дверь в доме отворилась и на крыльце показался седовласый мужчина в шинели, накинутой поверх плеч. Возле его ног стояла большая лохматая псина.
        - Здравствуйте! - сказал я. - Вы Лаубе?
        - Я, - отозвался мужчина. - С кем имею честь?
        - Уголовный розыск.
        - Удостоверения покажите, пожалуйста, - попросил Лаубе и, спустившись с крыльца, подошёл поближе.
        Пёс как привязанный последовал за ним, но пока не выявлял никакой агрессии, хотя внимательно следил за каждым нашим действием.
        - Обязательно, - заверил я. - А собачка на нас не прыгнет?
        - Гром слушается только моей команды и без неё на вас не набросится, - пояснил мужчина.
        Сложно точно определять возраст по внешности, но по моим прикидкам ему было лет шестьдесят - шестьдесят пять.
        Мы достали удостоверения. Лаубе, близоруко щурясь, внимательно рассмотрел каждое.
        - Что ж… - Он распахнул калитку, впуская нас. - Не стану вас держать на улице - в конце концов, это неприлично. Проходите в дом.
        Мы вошли в светлую комнату. Первое, что бросилось в глаза - обилие книжных шкафов. Полки буквально прогибались под тяжестью фолиантов.
        - Присаживайтесь. Если хотите, могу угостить вас чаем. Вы ведь с вами почти коллеги… в каком-то роде, - грустно усмехнулся Лаубе.
        - Большое спасибо за предложение, но мы вынуждены отказаться, - сказал я. - У нас к вам дело…
        Лаубе догадался, чем вызвано моё замешательство:
        - «Товарищем Лаубе» вам звать меня не с руки - я по вашей терминологии «лишенец». «Господа», как мы знаем, уже не в ходу. Если вас интересует моё мнение - можете звать меня Константином Генриховичем. Итак, чем могу быть полезен новой власти?
        - Константин Генрихович, мы к вам по очень важному и срочному делу. Похищена девочка. Мы хотим найти её по горячим следам с вашей помощью. Нужны вы и ваш пёс.
        - Девочка… - Лаубе резко встал. - Знаете, если бы вы обратились ко мне с какой-то другой просьбой - я бы отказал, не раздумывая У меня, знаете ли, много претензий к новой власти. Но если речь идёт о жизни ребёнка, можете быть совершенно спокойны: я и мой Гром целиком в вашем распоряжении. Пусть Гром далеко не молод, но в нём течёт кровь знаменитого Трефа. Слышали о таком?
        - Конечно, - ответил за меня Михаил.
        - Это ведь не просто пёс, а легенда. Говорят, когда воры узнавали, что в город приезжает Треф, то сами возвращали похищенное хозяевам.
        - Гром - достойный потомок легендарного родственника, - сказал Лаубе. - Давайте не будем терять ни минуты. Ведите на место преступления.
        Я с сомнением оглядел старика.
        - Что, не нравятся мои седины? - усмехнулся Константин Генрихович. - Но тут ничего не поделать: Гром будет слушаться только меня. Хотя его форма гораздо лучше.
        Пролётка, дожидавшаяся на улице, довезла нас до места, где Михаил подстрелил бандита. Сейчас ничего не напоминало, что ещё час назад тут произошло убийство.
        - Один из похитителей был застрелен здесь, - показал я. - Мы хотим, чтобы пёс привёл нас по следу. Думаю, покойник направился к нам с места, где держат девочку.
        - Вы уверены? - внимательно посмотрел на меня Лаубе.
        - Не на все сто процентов. Но мы обязаны отработать эту версию, - сказал я. - У нас есть сапог убитого. Он поможет Грому взять след.
        - Хорошо, - кивнул Константин Генрихович. - Только учите, если бандит приехал - от Грома толку будет мало.
        - Вряд ли наш клиент приехал сюда на извозчике, - сказал я. - Невелика птица. Шёл пешком.
        - Тогда у нас есть все шансы.
        Лаубе дал понюхать собаке обувь убитого и приказал:
        - Искать, Гром.
        Пса словно подменили. Дотоле флегматичный, он вдруг преобразился, резко ощетинился, словно увидел перед собой угрозу и, опустив к земле морду, дёрнул за поводок.
        - След свежий, - обрадованно сказал Лаубе. - Псу легко работать. За мной, господа…
        Охотничий азарт охватил не только его. Даже Миша пропустил мимо ушей старорежимное обращение и вместе с нами ринулся за набирающим скорость псом.
        Сначала Гром привёл нас к бараку, в котором жила семья Чалого, потом потащил на улицу, мы перебежали через перекрёсток, потом нырнули в какую-то арку, пронеслись через двор, распугав баловавшихся ребятишек, выскочили на центральный проспект, пересекли его, снова углубились в какие-то лабиринты.
        Дома и дворы сменяли друг друга как в калейдоскопе.
        Если Гром и мы не ощущали большой усталости, то Лаубе начал сдавать. Мне стало жалко Константина Генриховича. Для его возраста чрезмерные нагрузки вредны.
        - Передохните, - попросил я. - Минут пять у нас есть.
        Он с благодарностью посмотрел на меня и притормозил Грома.
        Пёс сел возле хозяина и не спускал с него влюблённых глаз. Прежде у меня никогда не было собаки, как-то само собой получалось, что Дашка таскала домой исключительно кошек, а мне самому было недосуг заводить домашнего питомца, но в этот момент я ощутил чувство глубокой белой зависти - какая искренняя и, главное, бескорыстная преданность светилась во взгляде Грома!
        - Всё, мне лучше, - сказал Константин Генрихович. - Вы уж простите старую развалину.
        - Хотел бы я дожить до ваших лет и быть таким же активным, - сказал я.
        В прошлой жизни у меня этого не получилось. Что будет в этой - не берусь даже загадывать.
        Наконец, мы оказались возле двухэтажного оштукатуренного дома с большой вывеской «Ткани из Италии» над массивными дверьми. Пёс сел возле них и гордо поднял голову.
        - Кажется, нам сюда, - сказал Лаубе.
        Я кивнул. Вряд ли подстреленному сявке были какие-то дела до итальянских (итальянских ли?) тканей. Если он заходил сюда перед тем, как отправиться к Чалому, значит, это было для него важно и это как-то связано с похищением девочки.
        - Не будем гадать! - сказал я. - Зайдём сюда и проверим.
        - Без ордера? - удивился Лаубе, но увидев мой нахмуренный взгляд, замолчал.
        Юридические тонкости вроде ордера интересовали меня сейчас меньше всего.
        Глава 20
        За моей спиной мелодично звякнули колокольчики.
        - Уголовный розыск! - сказал я.
        По одному только выражению морды продавца - разбитного малого с прилизанными волосами - всё становилось ясно как днём. Он даже выронил из рук аршин, которым собирался отмерять ткань для покупательницы - молодящейся дамочки в легкомысленной шляпке.
        Следом за мной в магазин вошли Миша и Лаубе. От них тоже не скрылось растерянное поведение продавца.
        Его мелкие глазки суетливо посматривали то на меня, то на моих спутников и, наконец, высмотрели пса, который покорно сел у ног Константина Генриховича.
        - Простите, - выдавил из себя продавец, - но у нас с собаками нельзя.
        Он вынул из кармана брюк большой платок и вытер им вспотевшее лицо.
        - Ты, наверное, не расслышал, - покачал головой я. - Мы из уголовного розыска. У нас есть сведения, что у вас в магазине торгуют контрабандным товаром. Мы обязаны проверить.
        Говорить напрямую про то, что мы ищем похищенную девочку, я не стал. Вдруг она находится в другом месте, и тогда история закончится крупным скандалом.
        Услышав про контрабанду, продавец успокоился, даже улыбнулся настолько приторной и неестественной улыбкой, что у меня разом зачесались кулаки.
        - Что вы? Какая контрабанда? - воскликнул он. - У нас весь товар выставлен на совершенно законных основаниях. Могу показать все бумаги.
        - Вот мы сейчас это и проверим, - сказал я и, повернувшись к дамочке, попросил:
        - Побудьте, пожалуйста, в качестве понятой.
        - Извините, но я не могу, мне некогда, - засуетилась она и устремилась к выходу, забыв о покупке.
        Миша хмыкнул и перевернул табличку с надписью «Открыто». Теперь для посетителей с улицы магазин был закрыт.
        Избавившись от свидетелей, я подошёл к продавцу поближе и спросил:
        - В магазине, кроме тебя, есть ещё кто-то?
        - Никого. Магазин маленький, дохода немного - приходится вертеться: я здесь и за хозяина, и за продавца, и за грузчика. Вечером ещё уборщица приходит, - затараторил он.
        - Вот и ладушки. Константин Генрихович, пустите Грома, пусть всё тут проверит, - сказал я. Эх, жаль, что нас всего трое - кого-нибудь поставить у выхода… В идеале вообще оцепить дом, но кто ж нам даст столько людей? Все заняты раскрытием контрреволюционного мятежа, а мы орудуем на свой страх и риск.
        - Но позвольте… - заговорил продавец.
        - Позволим, - кивнул я. - Но потом.
        - Гром, ищи, - тихим голосом произнёс Лаубе.
        Пёс вскочил, вильнул обрубленным хвостом и обежал вокруг прилавка.
        - Ай! Уберите собаку! - истерично выкрикнул продавец. - А вдруг она кусается?!
        - Гром - умница. Хороших людей кусать не станет, - улыбнулся я. - Да, если у тебя есть, что нам сказать, лучше сделать это прямо сейчас. Потом будет поздно.
        - Чего вы от меня хотите? Вам нужны деньги? Хорошо. - Он полез в кассу, выгреб из неё кучу банкнот. - Вот, это всё, что есть… Забирайте, я не в претензии.
        Михаил дёрнулся, словно получил удар током.
        - Что?! - взревел он. - Ты офонарел, сучий потрох! Ты нам - сотрудникам уголовного розыска - взятку предлагаешь! Да я тебя заставлю жрать эти деньги, пока ты ими не подавишься!
        Но тут раздался глухой лай Грома.
        - Он что-то нашёл, - констатировал Лаубе. - Идёмте.
        Я поднял крышку, открывая вход за прилавок. Прежде чем шагнуть, снова посмотрел в глаза продавцу:
        - Ну… Решился?
        - Н-нет, - затрясся тот. - И вообще… это произвол! Вас накажут!
        - Ладно, потом не говори, что не предупреждали. Миша, ты покарауль пока этого субчика, а мы с Константином Генриховичем проверим, что удалось найти Грому.
        - Покараулю, - кивнул успокоившийся напарник.
        Пёс царапал передними лапами крышку подпола, закрытую на засов.
        - Кажется, здесь, - сказал Лаубе.
        - Проверим.
        Я отодвинул засов и поднял крышку. Снизу повеяло сыростью и какой-то гнилью.
        - Погодите, - Константин Генрихович снял со стеллажа, который был установлен в коридоре, плашку с восковыми свечами. - Там темно. А это нам пригодится.
        Похлопав себя по карманам, достал коробок спичек.
        - Всегда ношу с собой по старой привычке, - пояснил он.
        Я зажёг свечу и стал спускаться по лестнице. Лёгкий сквозняк колебал пламя, но был не в силах его затушить.
        Спуск уходил всё глубже и глубже… сейчас это больше походило на подземный ход, а не на подвал.
        Константин Генрихович следовал позади. Я ощущал его дыхание на своём затылке.
        Чернильная беспросветная темнота, холод, сырость… Даже мне было не по себе, а каково ребёнку?
        Под ногой послышался плеск - похоже, я наступил в лужу.
        Да уж… какой же надо быть сволочью, чтобы держать в таких условиях несчастную девочку!
        - Очень надеюсь, что Гром не ошибся и привёл нас куда нужно, - сказал я.
        - Гром никогда не подводит, - ответил Лаубе. - Слышите?
        Я замер.
        - Тут кто-то есть, - тихо произнёс он. - Ну, вы слышите? Это ведь не галлюцинации моего больного воображения?
        Я напряг слух. Лаубе не ошибся, можно было отчётливо расслышать странный звук, раздававшийся где-то впереди по ходу нашего движения. Так скулят брошенные щенки. Я ещё не видел, кто это, но шестое чувство подсказало - там ребёнок, похищенная дочка Чалого.
        - Это не галлюцинация, - убеждённо произнёс я.
        - Слава богу! - Я понял, что Лаубе перекрестился. - Если это та, кого мы ищем, Гром заслужил себе кусочек сахара на ужин. Знаете, он у меня большой сладкоежка…
        - Клянусь, что накормлю его пирожным на всю зарплату, - горячо сказал я.
        Лаубе засмеялся.
        - Не надо пирожных, вы испортите мне пса.
        Звук - не то писк, не то всхлипывание - усилился. Мы были на верном пути.
        - Надо быть осторожнее. Ребёнок наверняка напуган, - предупредил Лаубе. - Для него все, кто приходил сюда, приносили только угрозу.
        - Вы правы. Надо её предупредить. Пусть девочка успокоится. Она знает вас?
        Этого я, увы, не знал. Возможно, настоящему Быстрову приходилось бывать в гостях у Чалого, вот только как достучаться до его памяти? Увы, она оставалась для меня всё тем же пресловутым чёрным ящиком.
        - Нюша, не бойся! - ласково сказал в темноту я. - Мы из уголовного розыска. Нас прислал твой папа.
        Мысленно пообещал, что если над девочкой издевались и причинили ей вред, то я отплачу сторицей Симкину и его прихвостням.
        Должно же быть для людей хоть что-то святое!
        Нюшу я нашёл на полу. Ребёнка держали, как собаку (прости, Гром, не о тебе речь) - на цепи. При виде нас она отпрянула, постаралась забраться в глубь ниши, в которой находилась.
        - Нюша, не бойся, мы свои, - я старался вложить в каждое слово, в каждую интонацию как можно больше доброты. - Ты могла видеть меня у вас в гостях. Я папин сослуживец, дядя Георгий, а это дядя Костя. У него есть собака. Она большая и очень воспитанная. Хочешь на неё посмотреть?
        Девочка кивнула.
        - Тогда я возьму тебя на ручки и понесу отсюда туда, где много света и тепла… Можно? - Я передал свечку Лаубе.
        - А собачка? - спросила девочка.
        - Она ждёт нас там, наверху. Ты сможешь её погладить и поблагодарить. Это она помогла нам найти тебя. А потом мы пойдём к папе и маме. Они очень соскучились по тебе.
        - Очень-очень?
        - Очень-очень! - заверил я, подняв девочку.
        Весила она совсем ничего, словно пушинка. Цепь натянулась, я рванул её на себя и «вырвал» с мясом: крепление было рассчитано только на то, чтобы удержать ребёнка.
        Эх, как давно я вот так не носил свою Дашку! Сколько лет уже минуло с тех пор…
        Отогнав не вовремя подступившие воспоминания, я пошагал за Лаубе, который теперь шёл впереди и освещал наш путь.
        Ну Симкин, ну, скотина! С каким наслаждением я бы свернул тебе шею!
        Когда продавец увидел, как мы возвращаемся с Нюшей, то попытался оттолкнуть Михаила и убежать, но напарник ударом плеча отбросил его назад.
        - Всё, тварюга! Теперь ты за всё ответишь! - Прошипел Мишка.
        - Это не я! - завопил продавец. - Меня заставили! Я… я не хотел! Я с самого начала был против! У меня тоже есть дети. И я бы никогда не смог.
        - Да? - презрительно хмыкнул Миша. - И кто же тебя заставил?
        Зазвучали колокольчики, дверь открылась. Я бросил на Мишку недовольный взгляд - табличку-то он перевернул, а вот двери запереть забыл.
        В магазин вошёл худой высокий мужчина в кожаной куртке, кавалерийских галифе и чёрной кожаной кепке со звездой на околыше. У него было холёное, выбритое до синевы лицо и пронзительный немигающий взгляд, вызывающий непреодолимое желание отвести глаза.
        Это был взгляд убийцы.
        - Он! - вскрикнул продавец, тыча в сторону вошедшего пальцем. - Это он заставил!
        - Симкин, стоять! - среагировал Михаил, но чекист оказался быстрее.
        В его руке словно ниоткуда появился пистолет. Глухо хлопнул выстрел. Во лбу продавца образовалась дырка.
        Следующей мишенью был я, а у меня на руках маленькая Нюша и мне не дотянуться до револьвера. Миша тоже не успевал выхватить оружие. Что уж говорить про Константина Генриховича…
        Я крутанулся на сто восемьдесят градусов, чтобы своей спиной закрыть девочку. Пусть лучше я, чем она…
        Но тут послышался дикий нечеловеческий крик. Это Гром без всякой команды бросился на помощь хозяину.
        Его стальные челюсти сомкнулись на руке Симкина, заставляя чекиста отпустить пистолет.
        На секунду у меня мелькнула мысль оставить этого нелюдя, у которого из человеческого было только обличье, на растерзание псу, но потом стало жалко собаку. Зачем ей эта падаль?!
        - Гром, отпусти, - скомандовал Лаубе.
        И преданный пёс прекратил терзать измочаленную руку Симкина.
        Подонок посмотрел на неё и завыл. Куда делся прежний хладнокровный взгляд, самоуверенность убийцы?
        Я опустил девочку на пол.
        - Подожди, солнышко.
        Подошёл к Симкину и, бросив на него презрительный взгляд, с неописуемым наслаждением сказал:
        - Всё, подонок! Ты арестован!
        В моей жизни было не так много счастливых моментов, но я сейчас был уверен как никогда - это один из них!
        Глава 21
        - Итак, Быстров, какого хрена я обо всём узнаю последним?! - Смушко походил на Зевса Громовержца, который собирался испепелить меня молнией. - Что за самодеятельность за спиной начальства? Представляете, как я выглядел после звонка начальника губотдела ГПУ, который стал на меня орать, какого х… мои сотрудники арестовали его зама?! - Не было времени доложить, товарищ начальник губрозыска, - вступился за меня Гибер. - Быстров и Баштанов были вынуждены действовать на свой страх и риск - жизнь дочери нашего сотрудника висела на волоске. - Не было времени! - рёв Смушко был способен заглушить гудок парохода. - Разболтались вы у меня, голубчики! Никакой дисциплины и порядка. Ничего, я вас в такой кулак сожму - в уборную с моего разрешения бегать будете!
        Закончив обязательную программу, Смушко успокоился, перестал бегать по кабинету и сел на свой стул:
        - То, что спасли девочку - молодцы! Но вины с вас не снимает. Осталось разобраться, как мы поступим с Чалым. Он совершил служебное преступление, а значит, должен понести наказание. С другой стороны есть определённые обстоятельства - была похищена его дочь. Меня через час вызывают в губком. Постараюсь, чтобы товарищи наверху учли все обстоятельства и не были чересчур строги.
        Чалый опустил голову.
        - Товарищ Смушко, я целиком и полностью признаю вину и готов понести ответственность по всей строгости закона.
        - Ответственность он, видите ли, готов понести! - язвительно произнёс Смушко. - Думаешь, в губкоме и губисполкоме ждут не дождутся, когда ты покаешься! Хорошо хоть, дочь освободили, Трубку вернули в камеру, а Симкина взяли под арест… Есть хоть чем-то прикрыться. Надеюсь, что ограничатся только увольнением. Во всяком случае я постараюсь сделать всё, чтобы до ареста не дошло. Правда, чекисты на нас злые… Ну да ничего, авось прорвёмся!
        - Товарищ Смушко, а вы уже дали наверх подробный доклад? - поинтересовался я.
        - Нет, товарищ Быстров, не успел… Вы тут такие дела проворачиваете без ведома начальства, что я уже даже не знаю, что и докладывать, - усмехнулся Смушко, но без злости и запала.
        - Тогда разрешите мне пролить свет на некоторые обстоятельства.
        - Ну, пролей, - снова хмыкнул Смушко.
        Все присутствовавшие уставились на меня с любопытством.
        - Товарищ начальник губрозыска, никакой вины в происшедшем на товарище Чалом нет, - отчётливо произнёс я.
        - Вот как? - чуть не поперхнулся Смушко. - Не виноват, значит. Ну-ну… А кто Трубку из камеры вытащил - папа римский? - Трубку освободил товарищ Чалый - это факт, но он действовал не из личных побуждений, а в рамках согласованной оперативной комбинации по поимке особо опасного преступника.
        - В рамках чего? - обалдел начальник губрозыска.
        - Оперативной комбинации, которую, как я и говорил, мы согласовали.
        - С кем? - уставился на меня Смушко.
        - С вами, товарищ начальник губрозыска. А поскольку мы с самого начала подозревали, что преступник может занимать высокую должность в одной из структур органов правопорядка, всё пришлось проводить в режиме полной секретности. В противном случае информация могла уйти на сторону, что привело бы к гибели ребёнка. Разумеется, вы были в курсе всех деталей операции, более того - это именно вы разработали её план. Ну, а итогом стало не только спасение Нюши Чалой, но и арест сотрудника ГПУ, который занимался контрреволюционной деятельностью и бандитизмом. Так что от лица ваших подчинённых позвольте поблагодарить вас, товарищ начальник губрозыска, за грамотное руководство! - патетично закончил я.
        Наступила тишина, которая говорила о себе лучше всяких слов. Готов поставить сто к одному - идея понравилась. Она автоматически выводила и Чалого, и Смушко из-под удара. А все противоречия легко снимались грифом «секретно».
        - Ну, Быстров! Ну… ты даёшь! - восхищённо произнёс начальник губрозыска. - С ног на голову всё поставил. Тебе бы книжки писать! Такой талант пропадает! Даже благодарность начальству выразил…
        Я сделал вид, что смутился. Моим коллегам ещё предстояло освоить искусство отмазываться и отписываться перед вышестоящим начальством, в моё время на этом каждый опер собаку съел.
        Да… насчёт собаки, пока не забыл.
        - И ещё, товарищ начальник губрозыска, хочу обратиться к вам с просьбой…
        - Быстров, что-то тебя сегодня слишком много стало, - нахмурился Смушко. - Будешь награду просить? Так тебе пора знать, что в свете последних событий - не наказан, считай, что поощрён!
        - Так я не о себе стараюсь, товарищ Смушко. Недавние события показали, что уголовному розыску крайне необходима новая штатная единица кинолога - специалиста по работе со служебно-розыскными собаками. Прошу согласовать с вышестоящими инстанциями данный вопрос. На должность предлагаю кандидатуру Лаубе Константина Генриховича, а его пса Грома прошу поставить на довольствие. Геройский пёс, скажу вам - если бы не он, Симкин бы нас всех перестрелял.
        - Быстров, а ты знаешь, что Лаубе как бывший сотрудник полиции, который в царские времена принимал участие в розыске наших товарищей по делу революции, лишён избирательных прав и потому не может работать в уголовном розыске? - спросил Смушко. - Если нет, так теперь будешь знать.
        - Я считаю, что деятельным участием в поимке опасного преступника Константин Генрихович полностью искупил свою вину. Прошу ходатайствовать о полном восстановлении гражданина Лаубе в своих правах, - молниеносно откликнулся я.
        - Говорящая у тебя фамилия, Быстров. Бежишь впереди паровоза, - покачал головой начальник губрозыска.
        - Но, товарищ Смушко…
        - Никаких «но». С твоими доводами я в целом согласен. От такого сотрудника, как Лаубе, и тем более от его пса будет огромная польза. Но пока обещать ничего не могу…
        Ещё есть какие-то вопросы и предложения? - подмигнул он с усмешкой.
        - Нет, - отрапортовал я.
        - Ты меня успокоил, Быстров. Так, товарищи, на этом летучка закончена, можете расходиться по своим делам за исключением Быстрова.
        Я удивлённо вскинул подбородок. Вроде гроза миновала или напрасно расслабился?
        - Да-да, - подтвердил Смушко. - Все идут работать, а ты, Быстров, персонально топаешь домой и высыпаешься до завтра. Мне твоя сонная рожа уже надоела.
        - Спасибо! - обрадованно сказал я.
        Блин, я ведь даже забыл, что такое нормальный сон в нормальных условиях. От проклятых стульев скоро начнёт трещать спина. Но всё же перед тем, как уйти, я задал мучивший меня вопрос:
        - Товарищ начальник губрозыска, а что насчёт Симкина? Когда можно будет допросить?
        - Симкина допросить не получится. ГПУ забирает его к себе. У них появилась к Симкину масса вопросов, - вздохнул Смушко.
        - Но как же так, - опешил я. - Мы ведь хотели выйти через него на банду Левашова… Может, получилось бы взять всех и сразу.
        - Чекисты обещали, что поделятся с нами информацией, - без особой уверенности сказал Смушко. - В любом случае нужно искать и другие выходы на Левашова. Нельзя допустить, чтобы банда орудовала в городе как у себя дома.
        - Понятно, - без особой радости сказал я.
        В работе опера такое случается сплошь и рядом. Злодея берёшь ты, а плоды пожинают совершенно другие люди, и ты здесь вроде как и ни при чём. Не то чтобы хочется наград и поощрений. Просто чисто по-человечески бывает обидно.
        Потом, конечно, привыкаешь.
        Вполне естественно, что чекистам невыгодно оставлять Симкина у нас - вдруг всплывёт ещё одна тонна компромата и выяснится, что «контора» проморгала и других оборотней в своих рядах. За такое никто и никогда по головке не гладил, так что крутить Симкина будут без нас, а уж в то, что нам с барского стола достанутся хоть какие-то крохи информации - так я вроде взрослый человек и в сказки не верю.
        Нет, мы им в данном случае не нужны. Сливки снимут те, кому нужно, а мы опять рысью в поля…
        - Есть ещё один момент, Георгий, - снова задержал меня, когда я уже направился к выходу, Смушко.
        - Какой, товарищ начальник? - спросил я, догадываясь, что не услышу ничего хорошего.
        - Не хотел говорить понапрасну, но, думаю, тебе надо сказать: начальник губотдела ГПУ товарищ Кравченко если не знает, так скоро выяснит, кто принимал самое деятельное участие в разоблачении Симкина. С виду он, конечно, тебе похлопает, станет улыбаться в лицо, хвалить, лично поблагодарит и пожмёт руку. Но я хорошо знаю его характер. Ты раскрыл Симкина, не поставив Кравченко в известность… как и меня, впрочем, но речь не обо мне… В общем, Кравченко будет считать, что ты бросил тень на репутацию губернского отдела ГПУ и на него лично. А он таких вещей не прощает. Короче, ты нажил себе опасного врага, Быстров.
        - Всё как обычно, - с грустью произнёс я.
        - Я должен был предупредить тебя, - сказал Смушко. - Но, если что - знай: я всегда на твоей стороне и прикрою.
        - Спасибо, - искренне поблагодарил я.
        Хороший начальник тот, за кем подчинённые чувствуют себя как за каменной стеной. Надеюсь, мои парни в той жизни видели во мне эту стену.
        Столько раз приходилось вытаскивать их из передряг, коих всегда в избытке в работе опера, как часто я на многочисленных разносах сглаживал их косяки перед большими шишками из Главка.
        Кажется, мне действительно повезло с начальником губрозыска. Вот только вряд ли его полномочия сопоставимы с тем, чем обладает товарищ Кравченко.
        Но это вопросы завтрашнего дня. День текущий требует от меня одного: забуриться домой и спать как сурок.
        Поймав Мишку, я отвёл его в укромный уголок и потребовал:
        - У меня память ещё не вернулась. Где живу - понятия не имею. Ты обещал показать - так показывай.
        - Я комсомолец и слово держу, - кивнул Мишка. - Только надо бы один деликатный момент прояснить… Твоя жена не будет возражать, если я к вам на обед напрошусь?
        Я изумлённо вытаращил на него глаза. Жена… Какая жена?
        - Да шучу я, - усмехнулся Мишка. - Нет у тебя никакой жены, ты - холостяк и живёшь в нашем общежитии.
        Глава 22
        Находилось общежитие в бывшем доходном доме купца Тюрина. Дом после известных событий национализировали, устроили в нём перепланировку и открыли общежитие.
        Туда и повёл меня Мишка, отпросившись у Гибера на часик. Он же попутно рассказал историю дома, в котором теперь я живу.
        Немаловажный факт - общежитие находилось в получасе ходьбы от работы. Поскольку общественный транспорт отсутствовал в городе в принципе, это немаловажный факт. Когда ещё по улицам пойдут первые автобусы… За это время успею истоптать не одну подошву ботинок.
        - Ну вот, мы на месте, - наконец, сказал Миша.
        Дом производил довольно приятное впечатление: его бы поштукатурить, покрасить, подлатать по мелочам и хоть сейчас переноси на Невский: монументальные классические формы, лепнина на фасаде, балкончики, лоджии и куча всяких архитектурных элементов, названия которых мне неизвестны.
        Хорошо строился купчик, с размахом и со вкусом. Пусть я не великий знаток, но вполне могу доверять своему чувству прекрасного.
        И стоял этот дом в окружении себе подобных, таких же основательных и красивых зданий, только теперь в них сильно переменился контингент жильцов. Кого-то выселили, кого-то уплотнили, кто-то сгинул в пучине гражданской войны или нашёл прибежище на чужбине, а в его квадратные метры заехали новые люди, которые ещё вчера нюхали порох в грязных и сырых окопах, стояли у станка или ходили за плугом. Ну и совслужащие, как без них.
        - Так пошли внутрь, - сказал я. - Я без тебя даже комнаты своей не найду.
        - Просто удивительно, что ты имя своё помнишь, - похихикал Михаил. - Я, грешным делом, надеялся, что ноги тебя сами приведут.
        - Мои ноги могут привести меня куда угодно. Мозг с недосыпа отключился, и тело само по себе, а я сам по себе. - Мои слова были не так уж и далеки от истины.
        Устал как собака и мечтал только о том, как упасть в койку и забыться сладким сном. Сонливость перевешивала даже чувство голода.
        - Помни мою доброту! - улыбнулся напарник. - Идём, так уж и быть - покажу тебе твои хоромы.
        - Спасибо! А сам-то где квартируешь?
        - Так у родителей. Пока не выгоняют, так что жить есть где.
        Кто был хотя бы в одной общаге советских времён, можно сказать, был во всех сразу. Отличия если и имелись, то незначительные.
        Чтобы попасть внутрь, сначала нужно было предстать перед строгим взором вахтёрши, которая безошибочно умела фильтровать своих и чужих. И горе тому, у кого гости задержатся сверх положенного времени. Администрация умела быть изобретательной в своих карах.
        Здесь тоже всё было «как у людей»: роль вахтёра исполняла бабуля в очках, вязавшая спицами не то носок, не то шарфик.
        Стоило нам появиться, как она отложила рукоделие в сторону и, к моему удивлению, заулыбалась.
        Это была первая вахтёрша, которая радовалась моему приходу.
        - Здравствуйте, - в один голос произнесли мы с Мишкой.
        - Здравствуйте-здравствуйте! Что-то давненько ты ночевать не приходил, Жора - мы уж испереживались все, не случилось ли с тобой чего. Эвона какая сёдни пальба была! Хорошо хоть уберёгся, - ласково сказала бабуля.
        От её слов исходила такая теплота, такой уют, что я слегка растерялся. Непривычно, когда совершенно незнакомые люди так к тебе относятся. И вроде бы ходишь весь из себя крутой и строгий, привыкший не доверять никому, даже себе… а даже до тебя ей удаётся достучаться.
        Магия, что ли…
        - Спасибо за заботу, - растроганно ответил я.
        - Да проходи-проходи, милай. Вижу, что еле-еле идёшь.
        - Степановна, я с ним - можно? - спросил Михаил.
        - Конечно, Миша. Только ненадолго: вон у Жоры-то глаза уже сами собой слипаются. Поспать бы ему, соколику, - словно прочитала мои мысли Степановна.
        - Пять минут! - пообещал Мишка.
        Поднялись на второй этаж, подошли к филёнчатой двери - такой тонкой, что через неё, наверное, всё просвечивает.
        Толкнул - заперто. Ну хоть здесь помнят, что на свете существует такое понятие, как замки - не то что у нас в уголовном розыске. Надо будет этот вопрос «провентилировать» со Смушко - коли будут ремонтировать, пусть вставят замки. А то контингент у нас бывает специфичный - ладно, что из личных вещей свистнет, а ну как секретные документы?
        - Ключи, - я похлопал себя по карманам - может, пропустил, и в них валяется ключ от нынешнего жилья?
        - Сдурел? - Мишка нагнулся, приподнял коврик перед дверью и достал из-под него ключ.
        Вот жеж! В святые семидесятые и в начале восьмидесятых практически все так делали: ключи от квартиры держали под ковриками или оставляли в почтовом ящике. И двери были такие - плечом выставишь.
        Это сейчас все железом, словно сейфы в банках, обложились.
        Правда, хороший профи вскрывает эту «броню» как банку консервов, но это уже другой вопрос.
        Изнутри дверь закрывалась на щеколду - мелочь, но приятно. Жуть как не люблю, когда ко мне могут ввалиться без стука.
        В комнате было чисто и светло. Я подошёл к окну, отдёрнул простенькую ситцевую занавеску и машинально отметил, что на ней стоит печать общежития. Понятно, имущество казённое.
        Обстановка скудная и тоже не своя. Две кровати, заправленные солдатскими одеялами, обшарпанный стол, два стула, столько же тумбочек, рассохшийся от древности шкаф - дверцы открывались с душераздирающим скрипом, а чтобы извлечь ящик, приходилось прилагать нехилые усилия - он определённо не желал двигаться по «салазкам» и кренился то в одну, то в другую сторону, и таким образом заклинивался почти намертво.
        - Твоя кровать, - показал Миша.
        Поскольку кроватей было две, логично предположить, что у меня есть сосед.
        - А вторая чья? - спросил я.
        - Ничья, - сказал напарник.
        - Как это? - удивился я.
        - Да так. Неужели не помнишь, почему при виде тебя Степановна от счастья аж светится?
        - Не помню, Миша. Ни хрена не помню.
        - Два месяца назад завхоза обокрали - взяли личные вещи и крупную сумму денег, ты за день нашёл вора и вернул всё похищенное. С тех пор ты здесь на особом счету. И комнату тебе выделили особенную - семейную. Заслужил! - пояснил напарник.
        А мой Быстров, оказывается, по жизни был молодец. Хороший опер.
        - И что, другие не завидуют? - с подозрением спросил я. - Квартирный вопрос - штука такая, многих… - я чуть было не добавил «расчехляет», но потом подобрал более подходящее текущему времени слово, - портит.
        - Само собой - завидуют, - «порадовал» друг. - Только и комендант, и завхоз, и сама Степановна за тебя любого загрызут. Так что завистники как приходят, так и уходят. А кляузы в губисполком на тебя катают регулярно, и так же регулярно те оказываются в мусорной корзине коменданта общежития. В общем, живи и радуйся!
        - Буду стараться, - кивнул я.
        С жильём разобрался, но есть и другие вещи, которые не менее важны.
        - Извини, Миша, но перед тем, как отправиться на боковую, я тебя ещё немного поспрошаю…
        - Давай, коль начал, - покладисто ответил тот.
        - Расскажи о моей семье. Ну, всё, что знаешь, конечно.
        Миша вздохнул и присел на один из стульев. Я опустился на другой.
        - Тогда у меня для тебя не очень хорошие новости. Родителей ты схоронил ещё в девятнадцатом - тиф. Много народа тогда слегло в могилу. Почти вся твоя семья…
        Да, новости откровенно неважные. Мои настоящие отец и мать тоже ушли на тот свет слишком рано. Сначала папа, потом мама. И после ухода каждого я места себе не находил. Постоянно мучился от мысли, что не договорил с ними когда-то, не провёл столько времени, сколько мог. А всё рутина, служба - Дашку опять же пришлось поднимать, а с нашей вечной запарой на работе и, честно скажу - не самой высокой зарплатой это было не особо лёгким делом.
        Однако, оглядываясь назад, понимаю, что это скорее отговорки для самоуспокоения. Ведь мог же заскочить при случае на пять минут или десять… Посидеть с ними на кухне, чайку попить.
        От воспоминаний вдруг перехватило дыхание. Пришлось даже расстегнуть ворот гимнастёрки.
        - Осталась ещё сестра, старшая, - продолжил Михаил. - Но она в Петрограде живёт, и между вами словно кошка пробежала. Не переписываетесь, не встречаетесь.
        - Почему? - сдавленно спросил я.
        Мне всё ещё было не по себе. Всё же уход родных остался для меня больной темой. Эх, как там Дашка? Я же её знаю. Наверняка извелась сильно - она ведь характером вся в меня.
        И пусть говорят, что время лечит - это не совсем так. Оно лишь немного сглаживает остроту потери.
        - Почему вы с сестрой не общаетесь? - переспросил Михаил, от которого не скрылись моя рассеянность и нервозное поведение. - А ты уверен, что есть смысл продолжать? Что-то ты выглядишь не очень… Устал?
        - Хрен с ним! - махнул рукой я. - Что у меня за трения с сестрой такие?
        - Ты, конечно, об этом не любил вспоминать, но как-то проговорился - тебе почему-то не нравился её муж. А вот подробностей, извини, не скажу, - улыбнулся он. - Авось, постепенно сам всё вспомнишь.
        - Может, вспомню, может, нет. Голова - штука тёмная.
        - Слушай, так может тебе к врачу показаться? - участливо спросил Михаил. - Есть у нас в городе один профессор - светило психиатрии. К нему даже из Москвы и Петрограда приезжают за консультациями.
        Я пристально посмотрел на него и спросил с грустной иронией:
        - Что, хочешь, чтобы меня в психушку упекли?
        - Скажешь тоже! - обиделся Михаил. - Я тебе по-дружески помочь хочу, а он…
        - Ну извини. Не подумавши брякнул.
        Мы посидели с ним ещё немного, потом Михаил вспомнил, что ему ещё надо идти на службу, и, быстро собравшись, убежал.
        Я сначала хотел порыться в вещах - может, найду что-то полезное для себя, и не обязательно вещи - хотя бы старые письма (люди в это время берегли переписку как зеницу ока) и, может, из них смогу пролить свет на ещё какие-то факты из биографии Георгия Быстрова, но потом усталость взяла своё.
        Я не лёг, а скорее упал на кровать, не раздеваясь, и отрубился крепким сном честного и до жути уставшего человека.
        Вот только выспаться этому человеку в очередной раз было не суждено.
        Глава 23
        Проснулся я от того, что входная дверь вдруг заходила ходуном. Бросил взгляд на прикроватную тумбочку… Эх, так не хватает часов, обычного механического будильника, например. Обязательно куплю, как только деньги появятся.
        В окне непроглядная темень. И кому я на ночь глядя понадобился - Смушко обещал, что трогать до завтра не будет.
        Я подошёл к дверям. Служба отучила открывать дверь, не узнав или хотя бы попытавшись понять, кто к тебе стучится. Правда, тут был не деликатный стук, а скорее, барабанная дробь. Несчастная филёнка аж прогибалась от глухих ударов.
        - Кто? - спросил я.
        - Товарищ Быстров?
        - Товарищ Быстров - это я, а вот кто вы?
        - Товарищ Быстров, откройте. ГПУ.
        Час от часу не легче. Ночные визиты вполне в духе смежников, но чего их так припекло?
        Цепочки на дверях не было, глазка тоже, пришлось открывать.
        В коридоре топтался молодой пухлощёкий парень, голову которого венчала будёновка.
        - Удостоверение покажите, - попросил я.
        Не факт, что распознаю липу, особенно если та была сделана при помощи Симкина, но хотя бы для блезиру спросить нужно.
        Чекист слегка удивился. Похоже народ привык верить словам, документы если и спрашивали, то нечасто, однако послушно полез в карман гимнастёрки и извлёк сложенный пополам лист картона.
        Вот что меня напрягало - это отсутствие фотографий в удостоверениях, что у сотрудников угро, что у чекистов. Тот факт, что документы могут, к примеру (не приведи Господь, конечно), взять с трупа - пока никого не напрягает. Понятно, что и фоточки свои вклеить можно, но надо же хоть немного затруднить жизнь любителям выдавать себя за сотрудников органов.
        Внешне картонка выглядела чин чинарём - и печати, и подписи, всё на месте.
        - Хорошо, - кивнул я. - Вы искали Быстрова - это я. По какому вопросу?
        - Товарищ Быстров, прошу одеваться и следовать за мной, - подчёркнуто сурово, но при этом без лишней грубости сказал чекист. - Я что - задержан или арестован?
        - Пройдёмте со мной, там вам всё скажут, - продолжил гнуть свою линию чекист.
        - Входите, - сказал я. - Мне нужно минут пять, чтобы привести себя в порядок.
        - Пять минут терпит, - милостиво разрешил чекист.
        Гимнастёрка и штаны уже провоняли потом. Я открыл шкаф (скрип стоял на весь коридор), пробежался взглядом по гардеробу. М-да, как всё запущено.
        У меня в прошлой жизни тоже нарядов было раз-два и обчёлся, но тут дело просто швах. Хотя чего можно ожидать от сотрудника уголовного розыска в эти голодные и тяжёлые годы.
        Второй комплект нательного белья, прибережённый для бани, - уже хорошо. Косоворотка с заплатками на локтях - мягко говоря, не новая, но хотя бы не пахнет. Есть ещё кавалерийские галифе.
        - На улице прохладно, накиньте ещё что-нибудь сверху, - посоветовал чекист.
        Надо же какие мы заботливые.
        В шкафчике на плечиках висел серый пиджачок. И то хлеб.
        Я надел его и понял, что размерчик явно не мой. То ли с чужого плеча, то ли Быстров сильно похудел - учитывая горячку его жизни, весьма вероятно.
        Наверное, пиджак надо перешить - я понял, что угроза набрать лишний вес передо мной не стоит.
        Сполоснул лицо, пополоскал водой рот, запер комнату, положил ключик под коврик, не сумел сдержать зевок (эх, кофейку бы) и потопал за чекистом.
        На выходе из общаги переминался с ноги на ногу не менее заспанный, чем я, сторож - его из-за меня тоже подняли ни свет ни заря.
        Он выпустил нас с чекистом и закрыл за нами дверь. Мне стало завидно: сторож как белый человек снова пойдёт на боковую, а меня тащат на местную «Лубянку», а когда выйду и выйду ли вообще - неизвестно.
        Хотя… если бы собирались взять в оборот, действовали бы по-другому. Значит, тут что-то другое.
        У общаги стояла пролётка - я слышал чекисты обложили местных извозчиков чем-то вроде налога, и теперь ежедневно в порядке очереди у ГПУ дежурили сразу несколько экипажей. Кстати, не самая плохая идея, а то своих средств передвижения у нас в губрозыске кот наплакал, а от наших талонов кучера шарахаются.
        - Сколько сейчас времени? - спросил я чекиста, когда мы сели в пролётку и та тронулась.
        Тот вынул из кармана брюк луковицу часов на цепочке, щёлкнул крышкой и посмотрел на циферблат.
        - Пятнадцать минут второго.
        Если не запрут в камеру, значит, будет время хоть чуток поспать перед работой, прикинул я.
        В ГПУ меня не стали мариновать, сразу повели к кабинету, в котором, если верить табличке, находился начальник губернского отдела. И, судя по свету, пробивавшемуся сквозь щели дверного проёма, он не спал.
        Сердце ёкнуло. Раз мы туда целенаправленно шли, значит, предстояла встреча с товарищем Кравченко, который, как говорил Смушко и вряд ли сгущал при этом краски, будет испытывать ко мне далеко не самые дружеские чувства.
        Начальник губотдела ГПУ оказался человеком жилистым и подтянутым.
        До моего прихода он сидел, склонив бритую под Котовского голову, над открытой пухлой папкой, доверху набитой исписанными бумагами.
        - Товарищ Кравченко, доставил по вашему поручению товарища Быстрова, - почтительно сказал сопровождавший меня чекист.
        - Молодец, свободен, - кивнул ему Кравченко.
        Затем он посмотрел на меня.
        - Товарищ Быстров, извините, что выдернул вас в такое время, но тут ничего не попишешь - дела.
        - Ничего страшного, товарищ Кравченко. Мы с вами одно дело делаем.
        - Это вы правильно заметили - одно дело. Проходите.
        Мы обменялись рукопожатиями и сели друг напротив друга.
        - Раз уже поднял вас в такое время, позволю себе хоть немного загладить вину, - улыбнулся Кравченко. - Чай будете?
        - Не откажусь.
        Нам принесли по кружке дымящегося чая и поставили блюдце с колотым сахаром - точь-в-точь таким, какой очень любили мои бабушка с дедушкой. Они всегда пили чай вприкуску и ненавидели рафинад. Очень переживали, когда твёрдый как камень сахар не удавалось найти в магазинах.
        Немного подумав, Кравченко извлёк из недр стола и высыпал на блюдце несколько баранок.
        Я куснул одну - по твёрдости она не уступала сахару, зубы сломать можно.
        Но какой нормальный опер не любит поесть на халяву. Кстати, был я в Питерском зоологическом, видел там высушенное чучело этой самой рыбы - халява.
        Пару минут мы молча пили чай, думая о своём. При этом Кравченко ни на секунду не отводил от меня взора пристальных глаз - наверное, изучал.
        Мне даже стало слегка неудобно: глядят как на девицу на выданье. Оно, конечно, за смотр денег не берут, но так ведь и дырку во мне просверлить можно.
        Картина «Ленин и печник». Вернусь в губрозыск, спросят - где был, отвечу: «Да у Кравченко за чаем засиделся».
        Допив, отставил кружку в сторону.
        - Благодарю за чай. В самый раз было. Только вы ведь меня к себе посреди ночи не для того, чтобы чаи гонять, пригласили? - Я намеренно акцентировал ударение на последнем слове.
        Именно пригласили и никаких гвоздей!
        - Ваша правда, товарищ Быстров. Вот вы сразу, как вошли, верно подметили - одно дело делаем: давим контрреволюционную гниду во всех её проявлениях. Только заниматься этим необходимо со строгим соблюдением закона, не так ли?
        - Всё так, товарищ Кравченко.
        - Это прекрасно, что мы с вами понимаем важность соблюдения законности и не подменяем закон революционной целесообразностью, - откинулся на спинке стула начальник губотдела ГПУ. - Вот только факты свидетельствуют, что порой слова расходятся с делами, а это плохо, товарищ Быстров. Мы должны калёным железом выжигать в наших рядах тех, кто не стоит на твёрдых позициях правопорядка.
        - Целиком и полностью разделяю вашу точку зрения, - включил режим дурачка я.
        Когда в ход пошли лозунги, жди беды. Тут расслабляться нельзя - держи ухо востро, а то прилетит.
        И оно прилетело.
        - Тогда как я могу трактовать слова арестованного Трубки, что вы избивали его и даже угрожали ему пытками? - зло ощерился Кравченко.
        - Злобный навет. Вы сами знаете, что это за тип - на нём клейма ставить негде. Такому опорочить честь сотрудника уголовного розыска - всё равно, что награду получить.
        - Но как это соотносится с физическим состоянием арестованного? Да на нём места живого нет.
        - Товарищ Кравченко, все свои увечья гражданин Трубка получил во время дорожного происшествия. Вы должны знать обстоятельства его ареста - была погоня, экипаж, на котором передвигались бандиты, пришёл в негодность - фактически рассыпался на ходу. После такого, как сами понимаете, трудно остаться целым и невредимым, - отрапортовал я.
        - А наш бывший сотрудник… гражданин Симкин утверждает, что на него натравили собаку. Теперь он инвалид - правая рука не действует.
        - Конечно, не действует - ведь в ней он держал пистолет, из которого только что убил своего подельника и который направил на сотрудников уголовного розыска и девочку, к похищению которой он имел самое непосредственное отношение, - возмутился я. - Если бы не героизм Грома - мы бы, возможно, с вами сейчас не разговаривали.
        - Вижу, у вас есть ответы на все вопросы, - усмехнулся Кравченко.
        - Просто я говорю правду, а делать это легко и просто. Только мне странно, почему словам уголовной шушеры и контрреволюционного элемента куда больше веры, чем сотрудникам губро, - перешёл в атаку я.
        - А вам палец в рот не клади, - улыбнулся Кравченко. - Ещё раз меня извините, товарищ Быстров. Это была… скажем так - небольшая проверка. Притирка, если хотите. Мы ведь прежде с вами так близко не общались.
        - Никаких обид, товарищ Кравченко.
        - Вот и прекрасно, товарищ Быстров. А теперь я скажу самое главное. Не всё мне в вас сыпать упрёками. А как вы отнесётесь к моему предложению?
        - Так я ещё не знаю, что это за предложение, товарищ начальник губотдела, - пожал плечами я.
        - А оно очень простое, но при этом весьма важное. - Он замолчал, что-то взвешивая. - В общем так, товарищ Быстров. Вы прекрасно проявили себя во время контрреволюционного мятежа и недавнего ареста банды, выдававшей себя за сотрудников ГПУ. Вы помогли разоблачить подлеца Симкина. И мне кажется, что вы вполне достойная кандидатура на должность заместителя начальника губотдела ГПУ. Что скажете, товарищ Быстров?
        Глава 24
        Сложно сказать, что бы ответил на такое предложение двадцатилетний настоящий Быстров. Молодость склонна к авантюрам и не всегда оправданному риску. Но теперь в его шкуре сидел я, пятидесятилетний мужик, которого жизнь побросала из стороны в сторону. Многое мне в жизни обещали и многое на поверку оказывалось лапшой на уши. Да и предупреждение от Смушко пришлось как нельзя кстати.
        Я взял мхатовскую паузу, после которой ответил, взвешивая каждое слово.
        - Скажу, что это большая честь для меня. Вот только…
        - Что только? - подался вперёд Кравченко.
        - Вот только, - продолжил я, - мне бы хотелось выяснить для себя ряд моментов. Товарищ Кравченко, я не буду спрашивать, почему выбор пал на меня. Скажите другое: что я должен сделать?
        - А ты не так прост, каким кажешься, - удивился начальник губотдела ГПУ, который неожиданно для меня перешёл на ты.
        - Так не первый год в розыске.
        - Ну тогда тебе будет проще понять меня. Ситуация у вас, в уголовном розыске, сложилась крайне нездоровая. Лично у меня нет вопросов к вам, сотрудникам, но есть подозрение, что начальник губро не справляется со своими обязанностями.
        - К чему вы клоните, товарищ Кравченко, - напрягся я.
        - Суди сам, Быстров. В округе лиходействует банда Левашова, а товарищ Смушко, вместо того чтобы принять решительные меры к пособникам банды, миндальничет с местным населением. А ведь можно было выйти на Левашова через его родню, объяснить, к чему приводит покрывательство преступного элемента. Ну, а последние события - это вообще кошмар! Учебный батальон подвергся полному моральному разложению и уже несколько месяцев грабил советских граждан, а начальник губрозыска о том ни слухом, ни духом. Только после категоричного вмешательства губисполкома он начал действовать, но было уже поздно - зараза охватила почти весь личный состав батальона. В итоге дело дошло до мятежа! А ведь это можно было предотвратить ещё на начальной стадии процесса!
        Я слушал и охреневал. То, что мне сейчас выкладывал Кравченко - классический вариант переваливания с больной головы на здоровую. Такое часто бывает, когда у кого-то серьёзно подгорело и есть необходимость срочно перевести стрелки.
        С этим явлением я сталкивался сплошь и рядом. Одно начальство без всякого стыда и совести топило другое, когда речь шла о спасении собственной шкуры. Хорошо, видать, зашатался стул под товарищем Кравченко.
        Замаскировав своё отвращение под маской заинтересованности, я стал слушать дальше аргументы, которые один за другим извлекал начальник ГПУ губернии подобно тому, как фокусник достаёт из цилиндра кроликов.
        - Вернёмся к Левашову - его пособники, вроде хорошо вам известного бандита Трубки, хоть и находятся в розыске по стране, преспокойно приезжают в город и даже смеют внаглую являться к самому начальнику уголовного розыска. Если бы не расторопность отдельных сотрудников - то есть ваша внимательность, товарищ Быстров - Трубке и его подельникам удалось бы без всяких препон освободить ещё одного бандита.
        Кравченко вошёл в раж.
        - Ну а вопиющая история с сотрудником Чалым! Неужели хотя бы один нормальный человек поверит, что это была секретная операция?! Я лично не поверил ни одному слову из лживого доклада Смушко и, надеюсь, что докажу свою правоту товарищам в губкоме и губисполкоме.
        Вот сукин сын, подумал я. Понятно, что наша история была шита белыми нитками, но победителей судить не принято.
        - И здесь мне очень бы помогло ваше деятельное сотрудничество, товарищ Быстров, - он уставился на меня так, словно решил, что я идеальная кандидатура на роль Иуды и ради сомнительного продвижения по карьерной лестнице сдам своего начальника и друзей. - Вы могли бы помочь установлению истины. Нет ничего хуже, когда коммунист, прикрывая собственное разгильдяйство, лжёт товарищам. Гнать за это необходимо не только из рядов партии, но и из уголовного розыска!
        Я убедился, что в Кравченко пропадает настоящий актёр. На подмостки театра бы ему, а не в кресло начальника ГПУ.
        - Лишним штрихом к портрету морального разложения Смушко, которого мне уже не хочется называть товарищем, является то, что он набрался наглости просить о восстановлении гражданских прав некоего «господина» Лаубе из бывших, который в старорежимные времена был ищейкой, которая охотилась за нами, большевиками! К сожалению, не все ещё поняли, что за тип этот Смушко. Есть такие, что проявляют политическую близорукость по отношению к нему или ослеплены его мнимыми «подвигами», за которыми в действительности стоит системный провал! Так что, товарищ Быстров, вся надежда на вас. Помогите вывести Смушко на чистую воду, и тогда вам удастся реализовать себя в борьбе с преступностью и контрреволюцией в ещё больших масштабах.
        Он придвинулся ко мне ближе и добавил чуть тише.
        - Через полгода меня переведут в Москву в центральный аппарат ГПУ. Уверен, вы не только станете заместителем, но даже займёте моё место. Ну как, товарищ Быстров? По рукам?
        - Да пошёл ты! - сказал я и вскочил. - Дал бы тебе по морде, Кравченко, да руки марать не хочу.
        Лицо Кравченко покраснело, пошло бурыми пятнами от гнева.
        - Быстров, ты забываешься, щенок!
        - Это ты забываешься! - выпалил я, понимая, что, наверное, совершаю одну из самых сильных ошибок в жизни, что мне стоило, наверное, сдержать эмоции и ответить иначе, в более уклончивом духе.
        Но меня просто распирало от ненависти и омерзения к этой сволочи, засевшей в высоком кабинете. Быть может, молодое тело Быстрова играло свою игру, и его гормоны давили голос разума пятидесятилетнего мужика.
        Кравченко успокоился раньше меня.
        - Хорошо, товарищ агент второго, - он усмехнулся, - разряда. Я вас больше не держу. Но на вашем месте с этого дня я бы старался вести себя тише воды и ниже травы.
        - Ну да, Большой брат следит за тобой, - сказал я и вышел из кабинета.
        Во мне по-прежнему всё бурлило и переливалось. Нет, какая же сволочь, какой наглец!
        Внезапно на пороге появился Кравченко.
        - И не советую рассказывать Смушко о нашем разговоре. Всё равно ему это никоим образом не поможет.
        Не отреагировав на его прощальную реплику, я пошёл дальше.
        На дворе была глубокая ночь, фонарные столбы не горели, только робкая луна, выныривая из облаков, изредка освещала мой путь. А в остальном, как говорят - не видно ни зги.
        Улицы пустынные, ни случайных прохожих, ни патрулей…
        Сначала я хотел вернуться в общагу, но потом понял, что уже не усну. В таком случае придётся снова переться на работу. Переселиться туда с концом, что ли?
        Эх, порядком же меня завела беседа с начальником ГПУ. Давно не ощущал внутри столько эмоций. Может, стоило зарядить ему в глаз для разрядки?
        Я тут же одёрнул себя. Что за мальчишество, ты же опер, а не дворовый хулиган. Веди себя правильно, подумай о будущем.
        Действительно, что ждёт меня в будущем? Весь жизненный опыт, практика прошлых лет говорили: после этого ночного разговора я нажил себе реального врага. И пусть пока у Кравченко большие проблемы - он ведь не случайно дёрнул меня к себе на эту встречу тет-а-тет - я не сомневался, что такое дерьмо, как он, никогда не утонет. А значит, рано или поздно этот враг заявит о себе.
        У гнилых людей всегда обострённое самолюбие и желание мести. Мало мне попортили крови там… Здесь тоже в любую секунду жди неприятностей.
        Учитывая те рычаги, которыми обладал Кравченко, тут и к бабке не ходи: мне придётся несладко. И никакой начальник губрозыска, даже если это Смушко - не будет в силах оказать помощь. Разве что до самого товарища Дзержинского дойти, да и то без гарантии успеха.
        Стоп… А какова вероятность, что Кравченко отправит за мной кого-то из тех, кто способен пустить мне пулю в спину? Что-то я даже не подумал об этом.
        Хотя вряд ли… Для этого необходимо как минимум, чтобы нужный человечек был на месте, так сказать, под рукой. А ещё его необходимо проинструктировать. То есть понадобится такая штука, как время, а его у Кравченко мало.
        Ну и, думаю, вызвав меня, он не ожидал услышать такое в ответ. Скорее всего, верил, что ему удастся перехитрить совсем ещё зелёного оперативника. Тем более обещать - не значит жениться. Я вот на все сто уверен, что должность заместителя - это просто яркая замануха. На самом деле Быстровым бы попользовались, а потом выкинули за ненадобностью. Всё это вполне в духе таких типов, как Кравченко. Уж мне-то их психология доподлинно известна.
        Однако расслабляться точно нельзя.
        Полный мрачных мыслей я брёл по улице. Мне уже стало казаться, что всё происходящее со мной - это просто сон. Сейчас я открою глаза и окажусь дома, храпящим на любимом диване с книжкой на пузе и включенным «ящиком».
        Потом позвонит Дашка, позовёт к себе в гости. Я заскочу в универсам, куплю тортик или набор пирожных, вызову такси, приеду в их жилой комплекс, позвоню в дверь и снова увижу мою доченьку!
        И если она заставит меня снова сходить к врачу, я сделаю это сразу. Без малейших проволочек. Ведь мне так и не довелось понянчить внуков.
        А если этому помешает работа… Так ну её нахрен, эту работу! Уволюсь к такой-то бабушке, найду что-то другое, за что хотя бы деньги платят, а не те копейки, что получал.
        Однако кого я обманываю - это был не сон. И мне больше не суждено увидеть Дашу. Во всяком случае наяву.
        Чекист, который приехал за мной, не обманул: на улице было прохладно. Пиджачок не больно-то и спасал, по-хорошему, стоило поддеть под него свитер, если такой есть у меня в гардеробе.
        И тут моё внимание привлёк звон разбитого стекла, который в ночной тишине прозвучал почти как выстрел. Возможно, на него так среагировало моё обострённое внимание.
        А не менее обострённая интуиция заставила осторожно двинуться в ту сторону. Мне почему-то не верилось, что виной всему случайный порыв ветра.
        Глава 25
        Я вжался в стену дома, прошёл так несколько шагов и выглянул из-за угла. Зрение за время нахождения в темноте успело освоиться, и я разглядел двух мужчин, которые стояли перед аптекой, нервно курили и озирались по сторонам.
        Поскольку меня они не видели, а больше никто на шум не среагировал, один из них выбросил чинарик и полез в окно, а второй остался на стрёме.
        Ясно-понятно, на моих глазах чистят аптеку. И как назло у меня с собой нет револьвера - кто ж ездит в гости к чекистам с табельным оружием…
        Кто ходит в гости по утрам, вернее будет - по ночам? Кого возят, тот и ходит.
        Как там у классика: ночь, улица, фонарь, аптека… И где тот долбаный фонарь?! Наверное, в том же месте, где романтизм Блока.
        Мозг лихорадочно заработал, прикидывая варианты.
        Каков план действий? Искать патруль? По пути он мне ни разу не попался на глаза, и я даже не знаю, с чем это связано - то ли район считается спокойным, то ли я угодил в своеобразное «окно». Не исключаю и того, что милиция элементарно халтурит. Вместо ночного обхода могут преспокойно сидеть в отделении и в ус не дуть, рассчитывая на известное российское «авось».
        Привлечь внимание обывателей и встревожить грабителей… Бандиты наверняка вооружены. Не приведи бог, устроят пальбу в мирных граждан.
        Уйти, сделав вид, что ничего не заметил? И какой я тогда после этого опер?
        Да хреновый - чего тут голову ломать. Другими словами, бандосов надо брать. Двоих может не получиться, но одного точно, а потом через него и на помощника выйдем.
        Вот только говорить намного легче, чем сделать. Я прикинул ситуацию.
        До типа, что стоял у аптеки, метров двадцать, и он отнюдь не расслаблен, при всём желании незаметно не подойти. Как пить дать - заметит. Это надо быть слепоглухонемым, чтобы не запалить меня, а тип на стрёме к данной категории граждан не относится.
        Нет, будь я ниндзя, тогда были бы какие-то шансы, однако благородному искусству ниндзюцу или как там его правильно (хотя чего в том благородного - быть наёмным убийцей) меня в школе милиции не учили. Болевой приёмчик провести, с ног сбить, в тыкву зарядить - это, пожалуйста, это мы и проходили, это мы и изучали, тили-тили, так сказать, трали-вали.
        Вот что же за день такой выдался! И не он один!
        Вообще попадание странное - приключения на одно место как по расписанию. Уже начинаю подозревать, что именно в этом и заключается весь цимес моего переноса в тело Жоры Быстрова. Только преступности много, а я один.
        На что тогда рассчитывали высшие силы? А ведь они есть… Точно есть! Иного объяснения этого колеса Сансары я не найду!
        В материализме такое явление как переселение душ - даже не рассматривается. Но как быть, если я - живое тому подтверждение?
        Хватит метафизики! Работай, опер!
        Как бы отвлечь внимание бандитского часового, чтобы он… ну хоть на секундочку переключился? Тогда будет проще подобраться и взять его за жабры.
        Думай, голова, думай!
        Но решение не приходило.
        И вот он - оперской фарт! Из разбитого окна показалась голова первого грабителя.
        - Чего застыл, принимай товар! - буркнул он подельнику.
        Вам бы троим на дело идти: один внутри работает, второй принимает товар, третий сторожит, да видать что-то не сложилось. Или просто не додумались, ну так я в советчики не нанимался, от меня подсказки не жди.
        Стоявший на стрёме перестал мониторить улицу, полностью сконцентрировавшись на окне, через которое его подельник пытался просунуть какой-то мешок.
        Момента удачнее не придумать.
        Пора!
        Я выскочил из-за угла и стремглав понёсся к аптеке.
        Конечно, бандос на улице заметил мои телодвижения - он просто не мог их не заметить! Грабитель тут же забыл о мешке, резко отпрянул от окна и сунул руку за пазуху.
        Мать твою в душу, и почему я точно знаю, что это он не за документами лезет, а за стволом?! Успеет достать - песец пятидесятилетнему драному коту!
        Мгновение растянулось в вечность. Из-за пазухи уже начал показываться ствол, я отчётливо видел чёрный, как смерть, курок револьвера и часть рукоятки.
        И всё-таки я оказался быстрее.
        Нгав! Башка типа дёрнулась, когда я впечатал в неё свой кулак почти в прыжке. Прямой удар в челюсть - это не шутки, последствия в виде перелома обеспечены, к тому же бил от всей души, чтобы один раз и наверняка.
        Грабитель рухнул как подкошенный, успев вытащить воронённый наган лишь наполовину.
        Трофей сразу перекочевал ко мне. Проверил барабан - патронов полный комплект. Ещё повоюем!
        И тут же из окна грянул выстрел - палил второй гад из аптеки. Он вряд ли меня видел, потому лупил вслепую.
        - Бросай оружие, уголовный розыск! - крикнул я и для острастки бахнул в воздух.
        Пусть гадёныш знает, что не только у него есть «пушка».
        Ответом стала тишина.
        Так… Что если грабитель вскрыл дверь и скрылся через неё? Обидно, конечно, и досадно, ну да ладно! Его сообщник валяется в отключке, так что личность второго установим и обязательно выйдем на него.
        - Выбрось оружие и вылезай! - потребовал я.
        Может, после того, как бандит узнал, что у меня есть оружие, на него подействуют эти, пусть не очень добрые, но всё же слова?
        Не подействовали.
        Убёг, сволота такая… Но как бы проверить?
        Выждав минуту, я отломал ветку с ближайшего дерева, снял с головы фуражку и, насадив на этот деревянный «монопод», осторожно подсунул к оконному проёму.
        Ба-бах! В головном уборе образовалась непредусмотренная дизайнерским замыслом дырка.
        Ах ты, сучёныш!
        Следующий мой выстрел был уже не в воздух, а в окно. Кто-то громко ойкнул внутри помещения. Похоже, зацепил субчика.
        - А ну бросай оружие и вылезай. Руки вверх и без глупостей, - потребовал я.
        - Хорошо, начальник! Выхожу, ты меня ранил. Только не стреляй! - донеслось из глубины аптеки.
        - Будешь себя прилично вести - не выстрелю, - пообещал я.
        В оконном проёме появился грабитель. Сейчас я смог рассмотреть его лучше - здоровенный рыжий детина со зверской рожей. Он спрыгнул с окна и замер.
        - Мордой вниз! - потребовал я.
        Видя, что злодей явно не горит желанием выполнять приказы, я добавил с нажимом:
        - На землю ложись, сука! - И демонстративно направил на него пахнувший острым и пряным запахом горелого пороха ствол.
        - Всё-всё, ложусь, начальник! - прогудел детина.
        Я убедился, что его напарник всё ещё в отключке и, думаю, ещё не скоро встанет. А вот этот кекс, что распластался на пузе перед аптекой, для меня чересчур силен. Если доведётся сплоховать и дойдёт до рукопашной - раскатает как стан заготовку. По фигуре видно - физические кондиции у мужика - ого-го.
        Не удивлюсь, если в прошлом работал портовым грузчиком, а то и вовсе - борцом в цирке. От французской борьбы публика сходит просто с ума, на выступлениях в цирке всегда аншлаги.
        Ранение у него явно лёгкое… так, руку слегка царапнуло, крови почти не видно, значит, силы не потерял.
        И поведение уверенно-наглое: в меня стрелял без секунды раздумий - то есть человека убить для него не проблема, никаких моральных терзаний на сей счёт. Команды выполнял не спеша, с огромным нежеланием - значит, не запаниковал, хотя мог бы.
        Тёртый калач мне однако попался. За таким глаз да глаз нужен. А то, что он сейчас мать сыру землицу животом плющит - ещё ничего не значит. И из такого положения бывало изворачивались.
        Это преступник, ему терять нечего.
        - Лежи смирно, - велел я. - Буду сейчас тебя вязать.
        Из доступных спецсредств только брючный ремень. В прошлой жизни я из дома без наручников не выходил. Даже когда с любимой в театр или в кино ходили, «браслеты» всегда «согревали» мой карман.
        Здесь с наручниками плоховато - то ли наделать в достаточном количестве не успели, то ли работает пресловутая непохожесть советских милиционеров на полицейских с загнивающего капиталистического Запада. Сколько лет понадобится, прежде чем станут выдавать резиновые «демократизаторы» и «черёмуху»! Сколько ребят из органов пострадают из-за отсутствия спецсредств!
        Ладно, хватит лирики. При умении и определённых навыках, брючный ремень зафиксирует злодея не хуже любых браслетов. Хорошо, что штаны с меня не свалятся!
        - Начальник, - вдруг попросил рыжий.
        - Чего тебе?
        - Может, договоримся? Там, - он кивнул в сторону аптеки, - опий. Его столько, что хоть задницей жри. Ты возьми себе сколько хочешь, нам не жалко - толкнёшь его и будешь жить припеваючи много лет. А нас с корешем отпусти, а, - загундосил он противным голосом.
        Я напрягся. Опиум? Вполне логично, что в аптеке есть наркотик, который отпускается строго по рецептам. Но чтобы он прямо мешками лежал… Что-то не тянет это на торговлю медикаментами. Это явно из другой оперы.
        Среди активных деятелей революции были те, кто сам активно сидел на морфии и кокаине. Но в целом с наркотиками ведётся борьба - во времена военного коммунизма наркоторговцев даже расстреливали на месте.
        Сейчас НЭП, нравы не столь суровые, но это не означает, что можно безнаказанно подсаживать народ на иглу. Хотя в целом ситуация по стране, мягко говоря, нездоровая - сколько вчерашних фронтовиков подсела после госпиталей на морфий! И что хуже всего - эта чума всё сильнее и сильнее охватывает молодёжь, совсем как у нас в девяностые.
        Эх, давить надо эту гадину!
        Задумчивость не помешала мне уловить почти незаметное движение руки злодея. Тот выхватил из голенища сапога финку и попытался продырявить мою ногу.
        - Ах ты! - воскликнул я и этой же самой ногой лягнул его по руке, выбивая нож. - Зубы мне заговаривал!
        - Да не врал я тебе, начальник! - чуть ли не сквозь слёзы от боли простонал ублюдок. - Сам проверь - там опием весь склад забит. Это Минц, аптекарь, весь город знает, что он толкает опий и марафет! Ну, будь человеком - отпусти нас, забирай наркоту. Не себе возьмёшь, так перед начальством похвастаешься. - Обязательно похвастаюсь, - пообещал я. - И мне будет вдвойне приятней наряду с Минцем арестовать ещё и вашу несладкую парочку.
        Грабитель застонал с досады.
        - Дурак ты, мусор! Ой, дурак!
        - Дурак, - согласился я.
        Мне часто приходилось слышать это слово и в прошлой жизни, когда не брал взятки, не отмазывал влиятельных боссов, не шил уголовные дела и не крышевал бизнесменов.
        Кажется, всё возвращается на круги своя.
        Глава 26
        Пока я упражнялся с рыжим, очнулся и его подельник, который тут же попытался от меня удрать. Само собой у него не получилось, я держал ситуацию под контролем и уже пару минут как догадался, что бандос ломает комедию, изображая глубокий обморок.
        - И куда ты намылился? - с насмешкой окликнул я гражданина, который попытался на четвереньках скрыться от моего взора.
        Тот замер в довольно комичной позе. Эх, видела бы его местная гопота в такой позе. Он мог бы стать «звездой» в местах лишения свободы.
        - Встать! Ко мне, сукин сын! И чтобы не дёргался, а то свинцом нашпигую! - предупредил я.
        Бандит послушно поплёлся в мою сторону, держась за челюсть.
        - Становись рядом с приятелем. Ремень есть?
        Он попробовал что-то сказать и сразу замычал от боли.
        - Кивни, если есть!
        Бандит кивнул.
        - Снимай, потом клади передо мной и отойди на два шага назад.
        Он сделал, как я приказал.
        - Другие стволы при себе имеются?
        Он отрицательно мотнул головой.
        - Ножи, кастеты? - продолжил перечислять я.
        Ответ такой же.
        - Если найду - пристрелю на месте как собаку, - пообещал я.
        Аккуратно придерживая челюсть, бандит произнёс что-то нечленораздельное. По тону я понял, что уголовный элемент зуб даёт, что другого оружия, кроме отобранного мной револьвера, у него нет.
        - Спиной ко мне, руки назад. Чем быстрее сделаешь, тем быстрее получишь врача.
        Грабитель вёл себя как шёлковый, но расслабляться было нельзя.
        Я связал злодею руки его же собственным ремнём и тщательно обыскал обоих на предмет сюрпризов: хватит с меня той финки, которую мне чуть было не засадили в ногу.
        - Значит так, граждане бандиты: не советую рыпаться - стреляю на поражение, - предупредил я после обыска, который, впрочем, результатов не принёс - и это меня порадовало.
        - Да мы уже поняли, что ты за фрукт, начальник, - вздохнул рыжий. - И откуда ты только такой на нашу голову взялся!
        - Оттуда, - не стал вступать в долгие объяснения я.
        Хреново, что их двое, а я один. И подмоги как не было, так и нет. А ведь мы порядком пошумели, даже до стрельбы дошло. Тем не менее, ни одна зараза, которой полагается по долгу службу реагировать, так и не появилась.
        Узнать бы, чья это земля, и навтыкать лично. Совсем мышей не ловят товарищи милиционеры. Где бдительность, мать вашу?! Где строгое соблюдение должностных инструкций?
        Теперь я был уверен на сто процентов: дрыхнут, сволочи. Не удивлюсь, если такой же бардак творится и днём.
        М-да, как говорится за неимением гербовой, пишем на чём придётся. То есть придётся одному тащить двух злодеев к нам в угро. Там и начнём потрошить на предмет, почему это весь город знает, что какой-то Минц торгует наркотой в промышленных масштабах (мешок с опиумом со слов рыжего в аптеке далеко не один), а мы в уголовном розыске о том ни слухом, ни духом…
        Блин, а что делать с уликами… Если тот же Минц узнает, что его грабили, примчится сюда и перенесёт наркотики в другое место? До уголовки не близкий путь, пока придём, пока рысью назад - сто раз можно аптеку вынести.
        Нет, как ни крути, придется ждать здесь - авось появится кто-то из наших, милицейских, на худой конец военные. Тогда поставлю часового, а лучше двух и бегом к своим в угро.
        - Слышь, начальник, - снова подал голос рыжий. - Отпустил бы ты нас, а? Мы - если что тебе пригодимся. Будем тебе этими самыми… агентами.
        Я задумался: не знаю, как у настоящего Быстрова обстояло с информаторами (пока ни один не напомнил о своём существовании), а мне бы свой человечек в здешних криминальных кругах не помешал. К примеру, Кислый работал на меня отнюдь не из любви к этому искусству - когда-то я помог ему вылезти из серьёзной передряги.
        Но я, когда «крутил» его, сразу понял, что он из себя представляет и оценил степень его надёжности, а эти двое - тёмные лошадки. Им бы только от меня смыться.
        Да и такие вещи принято решать с глазу на глаз: если знают трое, знают - все. Ну уж нет, на такой примитивный развод я не поддамся.
        - Обойдусь как-нибудь без ваших услуг, - объявил я.

* * *
        - Даша, что-то ты зачастила на кладбище, - укоризненно покачал головой супруг.
        Он сидел напротив женщины и допивал утренний кофе, сваренный, как положено, не в кофе-машине, а в турке.
        - Как на работу туда ходишь - почти каждый день. Я, конечно, всё понимаю, но это перебор. Тем более в твоём состоянии.
        - Не переживай за меня - я в порядке. А насчёт кладбища, ты что - забыл? - Дарья кольнула его недовольным взглядом.
        - Что забыл? - испуганно ответил муж.
        - У папы сегодня был бы день рождения… Мужчины почему-то никогда не доживают до своего дня рождения.
        Он кивнул.
        - Я помню. Тебя отвезти?
        - Не надо, я сама. Вызову такси.
        - Хорошо, но, пожалуйста, я тебя прошу - будь аккуратнее и не волнуйся.
        - Не переживай, я же дочь мента и умею о себе позаботиться. Со мной… и не только со мной всё будет в порядке.
        Светлый «Рено Логан» остановился возле железных ворот кладбища. Даша рассчиталась, вышла из такси и прошла через открытую калитку.
        Вот и папина могила. Земляной холмик с воткнутым деревянным крестом и табличкой с именем отца, фотографией и датами рождения и смерти.
        - Здравствуй, папа! - Даша положила на сырую после дождя землю пару красных гвоздичек, купленных по дороге. - С днём рождения тебя!
        Женщина зажгла лампадку, плеснула в стопочку, стоявшую возле креста, немного водки, положила сверху кусочек чёрного хлеба.
        - Пусть земля тебе будет пухом, папа. Знаешь, мы тебе ничего не говорили, хотели сделать сюрприз, но… В общем, ты станешь дедушкой, папа. Это будет мальчик, твой внук. Мы решили назвать его в честь тебя - Георгием.
        - Простите, это ваш отец тут похоронен? - Раздался чей-то женский голос сзади.
        Даша обернулась. За её спиной стояла хорошо одетая женщина лет пятидесяти.
        - Да.
        - У меня тут дедушка неподалёку похоронен, - кивнула в сторону женщина. - Примите мои соболезнования.
        - Спасибо, - сухо поблагодарила Даша.
        - Он ведь в полиции служил, да? Просто на фотографии в форме. Очень красивый и солидный мужчина.
        - Да, папа такой… Был.
        - У меня дедушка тоже хотел в милиции работать, но ему мать, моя прабабушка, не разрешила.
        Даша сама не знала, почему вступила в этот разговор с незнакомым человеком. Но иногда именно после таких бесед становится на душе легче.
        - И что - он послушался?
        - Попробовал бы не послушаться: у меня прабабка была ого-го! - усмехнулась незнакомка.
        - А почему она не хотела, чтобы её сын пошёл в милицию?
        - Тут старая семейная история. В общем, её родной брат в двадцатые служил в уголовном розыске. Хоть и молодой парень, но сыщик, говорят, был от бога. Однажды ночью заметил двух подозрительных типов - они аптеку какого-то нэпмана грабили. Знаете, кто такие нэпманы?
        - Конечно. В школе на уроках истории проходили, - ответила Даша.
        - Ну да… - кивнула незнакомка. - Вы, к счастью, не так давно из школы, ещё должны помнить такие вещи.
        - Так что произошло с этим милиционером - вашим родственником?
        - Двух бандитов он арестовал, а вот третьего, их подельника, видимо, не заметил. Тот в него выстрелил и смертельно ранил. Так вот этот милиционер кровью истёк, но сторожил двух арестованных, пока не прибежали на подмогу.
        - Геройский, наверное, был мужчина. У меня папа тоже можно сказать погиб на посту: поехал больной, в предынфарктном состоянии бандита брать. Ну и сердечный приступ… - вздохнула Даша. - А сегодня у него был бы день рождения.
        - Ещё раз примите мои соболезнования, - искренне сказала женщина. - Все лучшие уходят слишком рано.
        - Вы правы, - вздохнула Даша. - Папа был лучшим.
        Она немного помолчала, собираясь с мыслями.
        - Скажите, а этого третьего, что убил того милиционера - его нашли?
        - Насколько я помню - нет. Те двое грабителей, которых арестовали, почему-то не стали его выдавать. Наверное, очень боялись. - Наверное, - кивнула Даша.
        - Мы с вами, скорее всего, время от времени тут будем встречаться. Вижу, вы регулярно сюда приходите, да и у меня здесь много родственников. Когда-нибудь и сама здесь лягу. Дедушкина могилка - во-он там. Его, кстати, как и вашего папу Георгием звали. Это в честь того погибшего милиционера. Видите - на памятнике надпись - Георгий Быстров. Это он.

* * *
        Что за… Мозг вдруг сдавило как деревянную бочку железным обручем. Голова закружилась. Я чуть не потерял сознание и лишь чудом устоял на ногах.
        А потом стало легче, намного легче… Сознание прояснилось, а вместе с ним пришло неведомо откуда понимание, что сейчас произойдёт нечто страшное, что в темноте прячется враг, что до смерти, как поётся в той песне, четыре шага. И произойдёт непоправимое… Вот-вот, прямо сейчас.
        Что самое загадочное - это известие каким-то образом связано с моей дочерью, с Дашкой. И это я знал наверняка. А ещё меня вдруг охватила глубокая уверенность, что я способен предотвратить то, что выглядело неизбежным ещё мгновение назад, правда, ещё не знаю как.
        Тело само заставило сделать несколько шагов к задержанным бандитам, я оказался за ними. И сразу же грянул сухой револьверный выстрел.
        Пуля попало в предплечье рыжего, тот заорал от боли - до меня за долю секунды вдруг дошло: а ведь это стреляли в меня, просто я отошёл, когда стрелок нажимал на спусковой крючок, и рыжему не повезло - он просто оказался на линии огня.
        Грянул второй выстрел, и снова в рыжего. Тот стал буквально живым щитом, повалился на меня. На сей раз я не смог устоять, упал, погребённый под его телом, но, падая, успел дважды выпалить в темноту, под прикрытием которой прятался неизвестный стрелок.
        И почти сразу на улице зазвучала спасительная трель милицейского свистка.
        - Дашка! - обрадованно прошептал я сухими от волнения губами. - Спасибо тебе, родная!
        Глава 27
        Собеседница ушла по своим делам, а Даша ещё немного постояла возле могилы.
        Папа был из тех людей, с которым было интересно говорить и так же интересно молчать. Вот и сейчас, не произнеся ни слова, Дарья вдруг ощутила какое-то моральное облегчение, словно чем-то смогла помочь папе, вот только не понять - чем.
        Зазвонил телефон - это беспокоился муж. Он, наверное, переживал из-за беременности жены больше, чем сама Даша. Постоянно спрашивал о самочувствии, гонял по врачам и был готов выполнять любые её прихоти.
        - Я уже еду, - ответила Даша. - Ты так не нервничай. Со мной ничего не случится - ты ведь знаешь!
        На секунду ей стало смешно: вроде это её должны успокаивать, а тут вроде как наоборот. С другой стороны, Даша знала, что с мужем ей тоже повезло, не зря они быстро нашли с отцом общий язык. И пусть встречались не так часто, как того бы хотелось, но отец зятя любил и уважал.
        Даша опустила телефон в сумочку. Муж прав, нужно ехать. Да и устала она. Ноги уже не держат.
        - Прости, папа! Мне пора.
        Она направилась к выходу с кладбища. Путь пролегал неподалёку от могилы, о которой рассказывала женщина.
        Даша невольно бросила взгляд на фотографию покойного. На ней был изображён мужчина в старой советской милицейской форме - такую она видела в шкафу у папы.
        Наверное, эта странная женщина что-то напутала, подумала Даша, и стала набирать телефонный номер для вызова такси.
        Как раз успеют доехать, когда она выйдет из ворот кладбища.

* * *
        - Знаешь, Быстров, я всё могу понять в этой жизни, кроме одного: ты что - решил в одиночку вывести весь преступный элемент города? - с доброй улыбкой спросил Гибер.
        Его выдернули из дома, подняв посреди ночи, когда меня и задержанного доставили в губро. Рыжему повезло меньше - его холодное тело отправилось в морг.
        Стрелка так и не нашли. Он успел смыться, не оставив после себя ни улик, ни свидетелей. Мы тщательно осмотрели место, откуда он стрелял: никаких следов, даже окурков.
        - В одиночку не справлюсь, помощь нужна, - шуткой на шутку ответил я.
        - Значит, ты считаешь, что убийца не входил в задержанную тобой шайку? - вновь вернулся к делу Гибер.
        - Я в этом убеждён, иначе бы он проявил себя гораздо раньше.
        - Тогда кто это был?
        - Товарищ Гибер, я понимаю, что мои соображения могут показаться вам странными, но давай я расскажу всё с самого начала.
        Я поведал непосредственному начальнику историю с визитом к Кравченко, как меня заманивали «калачом», думая, что я не пойму, что это банальный развод и туфта, как предлагали слить Смушко.
        Гибер хмыкнул.
        - Да… занятно. После мятежа и разоблачения Симкина в город должна приехать комиссия из Москвы. По головке его точно не погладят, вот Кравченко и решил обставиться: мол, я не я и лошадь не моя. Перевести стрелки на губрозыск, сделать так, чтобы большинство грехов легло на товарища Смушко… Понятно, что и ему придётся несладко, но основной удар придётся по нам.
        - Он, кстати, говорил, что его скоро должны перевести в Москву. И непохоже, что врал, - добавил я. - Думаю, у него действительно есть хорошие связи там, наверху. Так что могло получиться.
        - Почему могло? Может, - вздохнул Гибер. - Тем более, если у Кравченко, как ты считаешь, есть покровители там, в Москве. И аргументы подобрал что надо - из всех самый убойный про банду Левашова. В точку бьёт Кравченко. Знает наше слабое место. Уж что мы только ни делали, какие облавы ни устраивали на Левашова… А он как угорь выскальзывал из любой ловушки. Вот и в прошлый раз выкрутился. Так что пока Левашов бегает на свободе, у Кравченко есть против Смушко и всех нас мощный козырь. И Кравченко обязательно пустит его в ход.
        Тут он замолчал и посмотрел на меня так, словно просвечивал рентгеном:
        - Ты хоть и не сказал прямо, но наверняка думаешь, что в тебя стрелял кто-то из людей Кравченко. Я прав?
        - Это самая логичная версия, которая только могла прийти мне в голову, - признался я.
        - Боюсь, это мы не докажем.
        - Тут я с вами согласен. Улик против Кравченко нет. Единственный свидетель разговора - я. Да, меня видели в его кабинете, но о чём мы в нём беседовали, знаем только мы двое.
        - Полагаю, тебя надо бы спрятать на какое-то время. Думаю, найду местечко, где Кравченко тебя не достанет.
        - Не вижу смысла, товарищ Гибер, - сказал я.
        - Это как прикажешь понимать, Быстров?
        - Так всё просто: меня имело смысл убивать, пока я ещё не встретился с вами или с товарищем Смушко и не передал сведения, что Кравченко копает под начальника губрозыска. Убийца тогда свою задачу не выполнил: застрелил вместо меня грабителя, потом появилась милиция, так что пришлось сматывать удочки. А сейчас убивать меня уже поздно: дорого яичко ко Христову дню, уж извините меня за такое выражение.
        - Но теперь Кравченко знает, что ты всё нам рассказал. И тогда он становится вдвойне опаснее.
        - Не знаю, как теперь будет действовать Кравченко, но, повторюсь, убивать меня ему резона уже нет.
        - Придумает что-то другое! - сказал Гибер.
        - А когда комиссия приезжает? - поинтересовался я.
        - Да уже сегодня на утреннем из Москвы.
        - Ну, тогда ему точно не до меня будет, - заключил я. - Вы сами с товарищем Смушко поговорите насчёт того, что мне сообщил Кравченко, или мне это сделать лично?
        - Сначала я, а потом, если понадобятся детали, он тебя вызовет, - решил Гибер.
        Я кивнул. Такой вариант меня вполне устраивал. Жизнь давно приучила первым делом решать вопросы через непосредственного руководителя. Так будет правильно.
        - Товарищ Гибер, разрешите мне отправиться на задержание аптекаря Минца?
        - Тебе-то зачем? - улыбнулся Гибер.
        - Так это же из-за меня вся каша заварилась, - слегка опешил я.
        - Из-за тебя, - успокоил бригадир. - Но только ты не дёргайся. Я уже отправил Мишу за аптекарем.
        - Что, его тоже из дома ночью дёрнули?
        - А ты как думал? - Гибер засмеялся. - Сам не спишь и другим не даёшь.
        - Ну, а то, что Минц наркотиками торгует - неужели никто не знал? Тот рыжий мне прямым текстом сказал, что весь город в курсе.
        - Мы тоже были в курсе.
        - Тогда в чём дело? Почему его не взяли?
        - Смушко приказал.
        - Что? - Я чуть челюсть не уронил на пол. - Товарищ начальник губрозыска приказал не трогать торговца наркотиками?
        - Именно. И Минца поехали арестовывать после того, как стало ясно, что больше смотреть на это, сквозь пальцы, нельзя. Не поверишь - у самого душа кровью обливалась, когда видел, как эта гнида народ травит!
        Эта информация не укладывалась у меня в голове. Ну не похож Смушко на крышевателя наркоторговли. Не похож. В самом явлении, конечно, ничего удивительного нет - за наркотрафиком моего времени всегда стоят влиятельные люди, некоторые из них носят полицейские или «конторские» погоны с большими звёздами, которые так похожи на звёзды Кремля… но Смушко…
        Ну не может он заниматься такими делами, не того это склада человек. И пусть нет оснований не доверять словам Гибера, приказ Смушко вызван какими-то иными причинами, которые мне пока неизвестны.
        - Почему товарищ Смушко не разрешал трогать Минца? - задал прямой вопрос я.
        Гибер пожал плечами.
        - Этого я, Быстров, к сожалению, и сам не знаю. Тоже спрашивал у него и не раз - а ответа не получил. Но я товарищу Смушко доверяю как самому себе. Раз надо, значит, надо.
        - Хорошо, - согласился я, хотя на душе заскребли кошки. Было бы крайне неприятно разочароваться в начальнике. - Когда Миша привезёт Минца, думаю, многое выяснится с допроса.
        - И я так думаю. Аптекарь - не матёрый урка, человек интеллигентный. Быстро расколется.
        Хлопнула дверь, в кабинет ворвался взбудораженный Миша.
        - Товарищ Гибер, - затараторил он на ходу.
        - Ну, чего? - вскинулся бригадир. - Где Минц? Вы его арестовали?
        Вид Михаила говорил лучше любых слов: произошли какие-то неприятности, которых с каждым днём становилось всё больше и больше.
        - Никак нет! - выкрикнул Миша.
        - И что помешало? - нахмурился Гибер.
        - Беда, товарищ Гибер. Аптекарь и вся его семья застрелены. Не пожалели ни жену, ни детей.
        - Твою ж в душу! - выругался бригадир.
        - А ты чего сюда прискакал? На месте бы остался - по горячим следам искать убийцу или убийц.
        - Да я… - Миша растеряно замолчал.
        - Да - ты! Именно ты!
        Гибер посмотрел на меня.
        - Собирайся, Быстров. Не судьба тебе выспаться. Поехали на место преступления.
        - Вас не пустят, товарищ Гибер, - встрял Михаил.
        - То есть как не пустят? Кто посмеет воспрепятствовать уголовному розыску заниматься тем, для чего он собственно предназначен? - закипятился Гибер.
        - Так вы же меня не дослушали! - воскликнул Михаил.
        - Ну договаривай, - взъярился Гибер.
        - Я с самого начала хотел сделать именно так, как вы сказали - хотел приступить к расследованию, вызвать бригаду, эксперта. Но почти сразу в квартиру Минца явились сотрудники ГПУ. Они меня и выперли оттуда. Сказали, что теперь это их дело.
        - И ты их послушал?!
        - Среди них был сам товарищ Кравченко! - Выпалил Михаил.
        - М-да, - протянул я. - Интересно история закручивается. А я хотел попросить эксперта сравнить пули из тела убитого сегодня грабителя, с пулями, которые бы извлекли из тел Минца и его семьи…
        Если учесть, что и само убийство произошло как-то очень оперативно (то есть убийца знал, к кому надо идти) и то, с какой поспешностью там вдруг оказались чекисты во главе с самим Кравченко (кто ж наводочку-то дал о происшедшем? Соседи? И сразу именно в ГПУ, не к нам…) - картина складывалась неприглядная.
        Теперь было ясно, кто именно крышует наркотрафик города. Вот же, сука, как всё до боли и омерзения знакомо!
        И тут в кабинете появился Смушко. Не здороваясь, он прошагал по комнате и устало опустился на стул.
        - Кто-нибудь из вас может объяснить, что происходит? Меня поднимают звонком по телефону, где сообщают, что мои сотрудники сорвали планы ГПУ по выявлению цепочки поставщиков и торговцев наркотиками. Сказали, что из-за горячности и поспешности работников уголовного розыска погибли ключевые фигуры расследования - был застрелен аптекарь Минц и его семья… Что всё это ложится пятном на работу нашего отдела, и что вопрос о нашей работе будет поставлен в самое ближайшее время в губкоме. Как это прикажете понимать, товарищи сыщики?!
        Глава 28
        Наступило тягостное молчание, которое первым нарушил Гибер.
        - Погоди кипятиться, Борисыч. Мы с тобой попозже хотели поговорить - не посреди ночи, но раз уж тебя выдернули на службу, то…
        Смушко выслушал его внимательно, не перебивая. После того, как бригадир закончил, задал мне несколько вопросов, уточняя детали.
        Я спокойно ответил, поделившись в том числе и собственными гипотезами на сей счёт. - Мне кажется, Кравченко по уши замазан в этом дерьме вокруг Минца. Товарищ Смушко, скажите - это ведь ГПУ просило вас не трогать аптекаря?
        - Да, - кивнул начальник губрозыска.
        - Лично Кравченко со мной об этом договаривался. Мы ведь давно на Минца вышли, собирались его брать, но тут поступили новые вводные. Попросили, чтобы мы перестали крутиться вокруг аптекаря, чтобы не спугнуть: дескать, ГПУ затеяло какую-то крупную игру. Я дал отмашку. Минца оставили в покое. Теперь нас обвиняют в том, что мы поломали эту сложную комбинацию.
        - Жаль, Симкина не тряхнуть - он наверняка бы рассказал нам массу интересного про своего начальника, - с сожалением произнёс Гибер.
        - Жаль - не жаль, нам от этого не легче. Симкина ГПУ не отдаст, как и Трубку. Ладно, товарищи, не стану вас отвлекать.
        - Ну а как насчёт Минца? - вскинулся Гибер. - Что, так и будем без вины виноватыми ходить?
        - Я к восьми утра на ковёр в губком. Там будет видно, - подвёл итоги короткого совещания Смушко. - Работайте, товарищи. На Минце свет клином не сошёлся, у нас ещё полно нераскрытых дел.
        Он вышел из кабинета.
        - Эх, Борисыч, Борисыч, - с тоской протянул Мишка. - Загрызут его в губкоме как пить дать. Заварилась каша, етит твою через кочерыжку!
        Я задумался. Не уверен, что в губкоме сволочь сидит и сволочью погоняет. Наоборот, скорее всего - в подавляющем большинстве нормальные мужики, что прошли и огонь и воду, а медные трубы им и нахрен ни сдались.
        Так что вряд ли визит туда закончится катастрофой. Скорее всего, поставят на вид, стукнут кулаком по столу, обматерят, но отбирать партбилет и выгонять с должности… Это уже перебор, право слово. Или я чего-то не догоняю и у Смушко в губкоме куча врагов?
        Ладно, хрен с ними - политическими раскладами в губернии. Чем я могу реально помочь шефу (разумеется, называть Смушко шефом в присутствии остальных ребят из губрозыска не стану)? Только тем, что привык делать уже много десятилетий: ловить преступников.
        А кто у нас по губернии проходит по категории злодей века? Ответ на поверхности - Левашов.
        Если удастся разгромить его банду, а в идеале ещё и взять самого главаря - любые претензии к уголовному розыску разобьются как волны об утёс.
        Как всё-таки плохо, что память настоящего Быстрова для меня всё равно, что пресловутый чёрный ящик - никакой подсказки. Приходится терять драгоценное время, самому узнавать мелкие детали и подробности, а ведь благодаря им порой удаётся выложить нужную мозаику.
        Поднимать дела на Левашова было некогда, но рядом со мной сидели Гибер и Мишка, которые уже давно имели зуб на этого бандита и знали о нём больше других.
        Тревожных звонков и вызовов на выезд не было, я предложил попить чаю, пусть и с добавлением сухой морковки: ещё немного, и я войду во вкус этого непритязательного напитка.
        И Гибера нашёлся мешочек с сухарями, знавшими ещё времена Первой мировой, но размоченные в крутом кипятке, с голодухи шли не хуже изысканного пирожного.
        Ничто так не объединяет людей в один коллектив, как совместный приём пищи. Тимбилдинг выходит что надо, без всяких, прости господи, коучей.
        Я исподволь перевёл разговор на Левашова и узнал одну немаловажную для себя деталь.
        - Разве ты не знал, что Левашов плотно сидел на марафете? - удивлённо спросил Гибер, вылавливая из кружки сухарики. - Его же из-за этого и попёрли из ЧК. Он под кокаином привязался ни за что ни про что к какому-то деревенскому мужику и чуть не пристрелил - хорошо, свои же помешали.
        - А сейчас он как - продолжает наркоманить? - спросил я.
        Оперская чуйка говорила, что от ответа на этот вопрос зависит многое. И слова Гибера меня не разочаровали.
        - Ещё хуже стало - говорят, ноздри у него теперь красные, как революционное знамя, хотя в душе он прогнившая зелёная сволочь, - сказал бригадир.
        Значит, Левашов - наркоман, и, несмотря на репутацию вечно ускользающего из рук уголовного розыска Робин Гуда, склонен порой к необдуманным действиям. Тогда это укладывается в общую схему с отправленными к нам лжечекистами во главе с Трубкой. Тут явно не только бандитский кураж, но ещё и частично поехавшая на почве наркоты крыша.
        Уж больно высокий и неоправданный риск даже для удачливого грабителя.
        Разумеется, до неадеквата ему ещё далеко, иначе бы банда постепенно рассосалась. Остались бы только отморозки. Ну и поддержки на селе ему было бы не видать, а пока что, как говорят тот же Гибер и Мишка, несознательных в деревенской местности, которые поддерживают Левашова, хватает.
        Я не психолог и уж тем более не психиатр, но с подобным типом людей встречался. Череда успехов кружит им головы, они безудержно верят в свою фортуну, считают, что им всё по плечу, любят доказать собственное превосходство. И ещё они легко клюют на то, что в их глазах имеет максимальную ценность.
        А что самое главное для наркомана?
        - Товарищ Гибер, - спросил я, - а что - много опиума у Минца конфисковали?
        - Мне даже цифры называть страшно, - усмехнулся бригадир. - Скажут, что врут.
        - А ГПУ не затребовали опиум к себе?
        - Зачем он им сдался? - хмыкнул Гибер.
        Ну да, в отличие от Левашова, Кравченко осторожен - лапу на конфискованный товар, тем более такой товар! - накладывать опасно.
        - Тогда, как вы думаете - клюнет Левашов на такое количество опиума?
        - Погоди, Быстров, - сообразил Гибер.
        - Ты что - хочешь Левашова в город заманить приманкой в виде этого опиума?
        - Ну да, - кивнул я.
        В принципе, ничего экстраординарного я не предлагал. Несколько лет назад сотрудники МУРа провернули похожую операцию. Правда, она практически сразу оказалась под угрозой срыва: нескольких оперативников, которые изображали членов бандитской шайки, раскрыли во время сходки на московской Хитровке.
        В итоге потом пришлось гоняться за главарями, ради поимки которых, собственно, всё и затевалось, по всему городу.
        Внедрение - всегда было и остаётся очень опасным способом борьбы с преступностью. Преступники - народ осторожный, у многих высоко развита интуиция, способная без всяких приборов определять, свой или чужой.
        И какую бы крутую легенду тебе ни придумали, какое надёжное прикрытие бы ни обеспечили, всегда есть вероятность разоблачения.
        Ты можешь проколоться на какой-нибудь досадной мелочи, напороться на того, кто знает твой истинный род занятий… да просто твоё лицо может не понравиться кому-то из авторитетов, которые живут и действуют по принципу: сомневаешься - грохни.
        Нет уж, лучший пилотаж в таком деле - иметь в посвящённых кругах банды своего человечка. Но это, конечно, в идеале.
        Я догадывался, что пока в окружении Левашова таких источников информации нет и вряд ли появятся в ближайшее время. А у нас реальный цейтнот: чем быстрее мы провернём задуманное, тем скорее вытащим Смушко и весь наш угрозыск из того дерьма, в которое нас пытаются окунуть некоторые товарищи, которые нам совсем не товарищи.
        И действовать нужно иначе, не как ребята из МУРа. У них были свои обстоятельства, у нас свои. Готового рецепта на все случаи не существует.
        Чтобы рыба такого калибра, как Левашов, клюнула, надо не только подготовить для неё подходящую наживку, но ещё и убедить в том, что прямо сейчас она уйдёт у него из-под носа. И вот это будет по-настоящему обидно! Особенно для такого честолюбивого, как адреналиновый и кокаиновый наркоман Левашов.
        Ох, как он будет рвать и метать, если такая притягательная, как магнит, добыча вдруг уйдёт! И как он не захочет её упустить!
        А отсюда и предлагаемая стратегия, которая заключается в создании нужной нам ситуации для Левашова.
        В общем, если у нас цейтнот, тогда пусть и у него будет совсем ужас-ужас, времени на подготовку всего ничего, а значит - больше ошибок и больше шансов попасться.
        - Делаем следующее, - заговорил я. - Опиум размещаем на такой склад, который вроде бы и считается надёжным, как банк, но при этом взять его силами банды в десять-пятнадцать человек было бы вполне реальным делом. При этом надо сразу через несколько источников распустить слух, что этого опиума на складе как гуталина на гуталиновой фабрике… ну просто завались.
        Не знавшие о существовании дяди Фёдора и кота Матроскина из Простоквашино, Гибер и Мишка спокойно восприняли эту фразу, а я продолжил:
        - Но при этом весь город должен знать, что со дня на день, не сегодня, так завтра товар точно уедет… ну, скажем, в Москву, в бронированном вагоне и при охране с пулемётами. Я буду не я, если Левашов не захочет взять склад приступом.
        Гибер и Мишка переглянулись.
        - Рискованно, - сказал Гибер.
        - Рискованно, - подтвердил Мишка.
        Я расстроенно вздохнул. Такой хороший план летел в тартарары… Боюсь, другого мне уже не придумать. И тогда… Не знаю, что тогда.
        - Но попробовать нужно, - добавил бригадир с улыбкой. - Я всегда считал тебя башковитым парнем, Быстров.
        Я польщённо улыбнулся. Доброе слово… в общем, доброе и всё тут.
        - Пойду твой план согласовывать со Смушко, пока он в губком не умчался, - сказал Гибер, отставляя в сторону недопитый чай. - А вы сухарики грызите пока, но так, чтобы зубы не поломать.
        Глава 29
        Гибер ушёл, в кабинете остались только мы с Мишкой.
        - Слушай, - отчаянно зевая, сказал я, - ты как хочешь, но я подремлю хоть часик.
        - Дрыхни, - великодушно разрешил напарник. - Понадобишься - разбужу.
        - Вот и славно.
        В каких только позах мне не приходилось спать: и сидя, и стоя. Разве что дрыхнуть на ходу не научился, но если и дальше пойдёт в таком духе, придётся осваивать и эту науку.
        Я опустил голову на руки и задремал, слыша сквозь сон, как в кабинет то и дело заглядывают люди, о чём-то говорят, что-то спрашивают, но раз Мишка меня не будил, значит, ничего срочного не было.
        Наконец, я почувствовал, как на спину легла чья-то рука.
        - Подъём, Жора. Гибер сказал, что через пять минут собираемся у Смушко.
        Я с сожалением оторвал голову от затёкших рук. Башка была словно набита ватой и категорически отказывалась соображать.
        - Сколько сейчас времени?
        - Семь утра.
        - Ладно. Я лицо вымою, а то совсем котелок не варит.
        Холодная вода помогла скинуть оцепенение с организма. Кофейку бы для закрепления эффекта… Мечты, мечты, где ваша сладость?
        Вместо него меня ждала кружка горячего чая, правда, на сей раз уже не морковного, а вместо сухарей - тёплая и ароматная плюшка.
        Я вопросительно уставился на Мишку.
        - Тут поблизости нэпманская пекарня есть, - пояснил напарник.
        - Сколько я тебе должен?
        - Нисколько. Просто в следующий раз ты угощаешь.
        Я кивнул.
        Булка оказалось что надо: тем более с голодухи. Умял её моментально, даже крошек не оставил.
        - Вкусно, но мало, - улыбнулся я.
        Мишка развёл руками.
        - На большее денег не хватило. Сам знаешь, как у нас дела с получкой.
        - А как у нас дела с получкой? - заинтересовался я.
        - То есть ты и этого не помнишь? - вздохнул друг.
        - Если бы помнил - не спрашивал.
        - Хреново дела обстоят. Мало того, что платят копейки, так ещё и задерживают. Уже два месяца денег не давали, хорошо хоть продпаёк не зажилили, а то бы совсем ноги с голодухи протянули.
        Он встал.
        - Ладно, хватит лясы точить. Пошли к Смушко.
        Кроме нас в кабинете начальника губрозыска сидели Гибер, Полундра и неизвестный мне седовласый мужчина в строгом костюме, который делал его похожим на дипломата. Как выяснилось почти сразу, я ошибся, но не намного. Перед нами был представитель нового зарождающегося класса советских банкиров.
        - Знакомьтесь, товарищи, - сказал Смушко. - Это товарищ Тарасов, он заведует местным отделением Госбанка. Товарищ Тарасов любезно согласился взять на хранение изъятый опиум, пока мы не организуем доставку этого груза в Москву.
        По поджатым губам советского банкира хорошо читалось, какого рода была эта любезность и через какое колено его ломали. Лишний геморрой был ему откровенно не по душе.
        - А это наши лучшие сотрудники, агенты губрозыска товарищ Баштанов и товарищ Быстров. Прошу любить и жаловать, - представил нас Смушко. - Именно они осмотрят помещения, которые предоставит Госбанк, и проверят, как охраняется объект.
        - Когда выезжать на место? - спросил я.
        - Прямо сейчас. Товарищ Тарасов приехал к нам на авто. Он с огромным удовольствием отвезёт вас и всё покажет. Можете отправляться, товарищи, я вас больше не держу. Мне ещё надо будет телеграфировать в Москву и договориться о прибытии бронированного вагона.
        Игра началась. Ставки сделаны, ставок больше нет.
        Я думал, что нас привезут на какие-нибудь склады, но нет. Мы подъехали к шикарному строению, которое, в отличие от унылых обшарпанных соседей, было приведено в божеский вид.
        Прежде, чем попасть внутрь, нужно было преодолеть высокие кованные решётки.
        - На ночь они запираются, - пояснил Тарасов.
        Я прикинул: их высота под два метра, особой преграды не представляют - спокойно можно перелезть.
        За воротами находился каменный «мешок», в конце которого располагались ступени, ведущие к огромным лакированным дверям с позолоченными ручками.
        - Солидно, - присвистнул я.
        - Мы же серьёзное государственное учреждение, - с гордостью ответил совбанкир.
        Сразу за дверями стоял милиционер. На его поясе висела кобура от револьвера.
        - Милиция охраняет с семи утра и до семи вечера.
        - А ночью? - спросил я.
        - У нас есть сторож с ружьём. В здание проведён телефон, в случае ограбления сторож телефонирует в ближайшее отделение милиции, и те присылают усиленный наряд. Кроме того, в ночное время каждые полчаса возле банка проходит патруль.
        - И как часто вас грабили?
        - Последний раз в девятнадцатом году. Налётчики вломились посреди белого дня, думали взять нахрапом. К несчастью, у них получилось. Хорошо, хоть без трупов обошлось, но покуролесили изрядно: подстрелили постового, ранили нескольких клиентов и кассира, вынесли два миллиона совдензнаками. С той поры в банке одновременно дежурят сразу три милиционера. Один у дверей, двое сидят позади кассиров в особой комнате, чтобы вмешаться в случае необходимости.
        - Грабителей нашли?
        - Спасибо товарищу Смушко. Взяли налётчиков на второй день.
        - Кажется, я припоминаю эту историю, Гибер рассказывал, - поддакнул Миша.
        - В общем, только из уважения к товарищу Смушко и в память о том, что он для нас сделал, мы согласились взять конфискованный опиум на хранение, хотя, как вы понимаете, это совсем не наш профиль, - сказал Тарасов.
        - Покажите, где намереваетесь его хранить.
        Мы миновали конторки, за которыми сидели барышни, которые с интересом посматривали в нашу сторону.
        - Работайте, девушки, не отвлекайтесь, - обратился к ним Тарасов. Он подвёл нас к массивным дверям, спрятанным в глубине коридора, отпер и первым шагнул внутрь.
        - Осторожно, товарищи. Тут очень низкий потолок.
        Зажглась электрическая лампочка.
        - Вот, пожалуйста, - поведал Тарасов. - Я прикинул по площади - тут будет в самый раз. Должно поместиться. Когда собираетесь перевозить опиум?
        - Сегодня, - ответил Мишка. - И да, на время хранения товара, мы заменим вашего сторожа нашим человеком. Возможно, увеличим количество людей, оставляемых на ночь. Вы не беспокойтесь - это будут проверенные товарищи, за каждого из которых ручается лично товарищ Смушко.
        - Как будет угодно, - кивнул без особого удовольствия Тарасов. - Я распорядился оказывать уголовному розыску всяческое содействие. Если возникнут какие-то трения с нашими сотрудниками - сообщите мне, я быстро улажу.
        - Благодарю вас за высокую революционную сознательность, товарищ Тарасов, - искренне сказал Миша.
        - Я член партии большевиков с десятого года, - гордо сказал Тарасов. - Это моя обязанность.
        После осмотра помещения и выяснения всех деталей снова вернулись в операционный зал. Я не смог удержать любопытного взора и стал осторожно посматривать на работавших в банке барышень.
        Тут уж ничего не попишешь: мой разум попал в молодое тело, а молодости свойственен повышенный интерес к противоположному полу.
        Но, какими бы миловидными не были личики этих девочек, ни одна из них не в силах заменить мне слишком рано ушедшую из жизни любимую, вдруг с тоской понял я.
        Сколько лет прошло с её раннего ухода, а я не в силах забыть её и то, что нас связывало.
        Оказавшись в новом времени и новом теле, я всё равно остался тем самым Георгием Побединым, который остаток жизни проходил в однолюбах. Изменится ли что-то теперь?
        Не знаю.
        Но пока я не хочу ничего менять.
        Товарищу Тарасову было нужно срочно ехать по своим делам, но он всё же подкинул нас до губрозыска, напоследок пожелав удачи.
        Гибер выслушал наш доклад.
        - Значит, говорите, место хорошее?
        - Да. Внутри банка можно роту спрятать - никто не заметит, - подтвердил я.
        - Роту нам никто не даст, - хмыкнул он.
        - Боюсь, в нашем распоряжении совсем немного народа.
        - А что такое, товарищ Гибер?
        - Левашов слишком часто уходил от нас. Есть обоснованные подозрения, что у него есть свои источники либо в губрозыске, либо в милиции. Вычислить, к глубокому сожалению, пока не получилось. Вызвать товарищей из других городов, которые бы точно не были связаны с Левашовым, не получится. Поэтому будем обходиться исключительно своими силами, а тех, в ком уверенность сто процентов, не так уж и много. Любая утечка на сторону приведёт к срыву операции, товарищи, - объяснил расклад бригадир.
        - И на кого тогда мы сможем рассчитывать?
        - Только на сотрудников первой и второй бригад, меньше десяти человек.
        - Но ведь у Левашова около тридцати сабель, - заметил я.
        - Так и есть, Быстров. Это значит, что на каждого из нас будет приходиться по три бандита, - как уж слишком оптимистично, на мой взгляд, сказал Гибер.
        - Тогда может устроим грабителям весёленькую жизнь? Заложим внутри фугасы, можно даже растяжки поставить, - я вспомнил увиденную в руках Полундры гранату.
        Как выяснилось позднее, это была предтеча знаменитой «лимонки» - французская граната F-1, которая состояла на массовом вооружении сначала русской, а теперь и Красной армии.
        - Какие растяжки? - не понял Гибер, и я вкратце объяснил идею.
        Уловив суть, бригадир отрицательно покачал головой.
        - Не пойдёт, Быстров. Во-первых, кто нам позволит взрывать действующее советское учреждение, особенно такое важное, как Госбанк. Во-вторых, у нас просто нет в распоряжении специалистов, которые могли сейчас установить и фугасы, и эти твои, как их… растяжки. Здесь надо связываться с инженерными войсками, договариваться - а у нас на это просто нет времени. Да и не забывай, что отделение банка будет днём работать - значит, придётся минировать его ночью, а утром снова разминировать. Слишком хлопотно.
        - Тогда как будем брать банду?
        - Дадим им взять то, что нужно, и возьмём на выходе. Есть местечко, где можно скрытно поставить пулемёт - он отсечёт им дорогу назад в банк, и они не смогут там забаррикадироваться. Пространство открытое, накроем кинжальным огнём с нескольких сторон. Левашова желательно оставить в живых, а вот его дружков кладём на месте - за это с нас никто стружку не снимет.
        - Да, но как же сторож в банке? - справедливо заметил я.
        - В банке есть запасный выход? - прищурился Гибер.
        - Есть.
        - Ну вот пусть сторож, как только поймёт, что банк грабят, сразу сматывает удочки и уносит ноги через запасный выход, не вступая в бой.
        - А бандитов этот факт не смутит?
        - Вряд ли. Они же по себе всё меряют - решат, что сторож струсил, - ответил Гибер. - Понятно, - сказал я. - Брать на выходе - так на выходе. Есть соображения, когда Левашов решится на дело?
        - Мы с товарищем Смушко прикинули: о том, что опиум находится в банке Левашов узнает уже сегодня, где-то под вечер. Будет уже поздно, вряд ли он сразу ринется брать банк. Отправка груза назначена на утро послезавтра, так что уверен - завтрашняя ночь будет решающей, - подытожил Гибер.
        Он так посмотрел на нас, что мне невольно вспомнился отец. Только спустя годы до меня дошло, какая суровая, но при этом именно ласка была в его взоре. И как мне этого порой не хватало и продолжает не хватать.
        - Будьте готовы, товарищи. Придётся нелегко!
        Глава 30
        - А кому щаз легко, - вдруг сказал Мишка.
        - Что? - встрепенулся я.
        - Ничего. Ты же сам так пару раз говорил, - удивился моей реакции Мишка.
        - А, ну да, - успокоился я.
        Мне не всегда удавалось, что называется «фильтровать базар». Нет-нет, да в речи проскакивали какие-нибудь жаргонизмы из моего прошлого. А поскольку эти штуки бывают по-настоящему заразными (или как говорили у нас «вирусными»), неудивительно, что иногда эти фразочки вставляли в свою речь те, с кем я часто общался.
        День оказался достаточно рутинный: нас, конечно, дёргали, но без особого фанатизма.
        Когда стукнуло шесть вечера, Гибер отпустил нас домой. Перевозкой опиума и его охраной занимались парни из второй бригады, первую пока трогать не стали.
        Смушко таки вкатил Чалому десять суток ареста для профилактики, но, когда выяснилось, что рук не хватает, тут же «помиловал».
        Мы столкнулись с Чалым буквально на пороге.
        - Мужики, вы по домам? - спросил он.
        - По домам, - ответил я.
        - А как вы относитесь к тому, что я угощу вас пивом?
        - Какое ещё пиво?! - навострил уши Гибер. - Чалый, ты что - снова под арест захотел?
        - Так это… Должен же я хоть как-то ребят отблагодарить за то, что они для меня сделали… - растерялся тот.
        - Должен. Но не пивом! Я тебе прямо скажу: ты теперь перед Быстровым до самого гроба в долгу.
        - Да бросьте вы! - смутился я. - Если бы я оказался в сложном положении, не сомневаюсь, что каждый из вас пришёл бы мне на помощь.
        - Ты, Быстров, конечно, говоришь красивые вещи, но жизнь показывает, что не всё так просто, - усмехнулся Гибер. - Ладно, Чалый, можешь угостить ребят. Но только по кружке пива! Больше - ни-ни!
        - Спасибо! - просиял Чалый.
        - Только чур пиво идём пить не в Жабках! - Сразу объявил я. - С таким же успехом можно бесплатно налить воды из колодца.
        - Жора - будь спокоен! Я места знаю! - Улыбнулся Чалый. - Но пиво - это так, мелочь. Тебя моя жена ждёт на пироги в ближайшие выходные. И вас, товарищ Гибер, тоже. Ну и тебя, Миша, само собой!
        - Пироги - это дело, - довольно потёр руки Гибер.
        Чалый не обманул, пивная, в которую мы завернули после службы, может, и была непритязательной на вид, но к качеству товара в ней было не придраться.
        Я поднял кружку, с огромным удовольствием сдул пену и сделал мелкий глоток.
        - А ничего так!
        - Так я ж говорю - отличное место! - обрадованно сказал Чалый. - Ну, дёрнем, мужики!
        - За нас! - сказал я.
        - За нас, - кивнул Миша.
        Мы чокнулись.
        - Эх, хорошо пошла! - констатировал Миша. - Может, ещё по одной дёрнем?
        - Не надо, - остановил я. - Сделаем большое дело - тогда и расслабимся. А пока обойдёмся кружкой.
        Внезапно мне показалось, что одна из барышень, чья профессия легко угадывалась на её лице, делает мне какие-то странные знаки.
        И это не похоже на то, что она ищет себе клиента.
        - До уборной сбегаю, - сказал я. - Вроде и выпил всего ничего, а уже назад просится.
        Мужики посмеялись над непритязательной шуткой, а я отошёл от столика, осторожно кивнув проститутке. Та утвердительно качнула головой и тоже оставила компанию.
        Мы пересеклись неподалёку от уборной.
        - Ну, - вопросительно поднял бровь я.
        - Георгий Олегович, - оглянувшись по сторонам, заговорила женщина, - вы просили рассказывать вам о чём-то важном.
        Я снова кивнул. Похоже, проявился первый внештатный сотрудник настоящего Быстрова. А то, что это проститутка - обычное дело. Женщины её профессии всегда многое знали и были ценными источниками информации… Если найти к ним должный подход, разумеется.
        - Просил, - сказал я.
        - Ну так вот - вас хотят убить.
        - Кто? - нахмурился я.
        - Наши его знают по прозвищу Батыр. Он из ваших… ну как из ваших - из ГПУ.
        - Откуда дровишки?
        - Этой ночью он припёрся ко мне, пьяный в дрызг, вся одежда в крови. Гонял за самогонкой, плакал, говорил, что загубил много душ, переживал, что убил каких-то детей.
        Я оцепенел. Неужели, этот Батыр - убийца аптекаря Минца и его семьи? Даже заскорузлым бандюганам непросто пойти на такое. Хотя извергов хватает, тут говорить нечего.
        - Ну а потом ещё прибавил, что чуть было вас не застрелил, да что-то не сложилось. Обещался, что сегодня исправит ошибку.
        - Описать его можешь?
        - Такой кривоногий, маленький, глаза узенькие-узенькие - как две щёлочки. Он, кажется, калмык.
        - Тебе ничего не грозит?
        - Нет. Он с утра даже не помнил, что по пьяни мне ночью наболтал, - отмахнулась проститутка. - Я вам, Георгий Олегович, помогла. Вы мне тоже при случае помогите, пожалуйста.
        - Конечно, - сказал я. - Спасибо тебе огромное, что не побоялась и предупредила.
        - Так я что… Вы мне много добра сделали, Георгий Олегович. Не будь я такой б…, окрутила бы вас и замуж выскочила.
        - Ещё не всё потеряно, - улыбнулся я.
        Женщина расцвела.
        - Ой, - вдруг спохватилась она. - Самое главное забыла сказать: Батыр неподалёку от пивной ошивается. Мне кажется, он за вами шёл.
        - Уверена?
        - Что я - своих клиентов не узнаю, что ли!
        Тут к уборной направился основательно нагрузившийся мужчина, который еле стоял на ногах, и мы с информаторшой разошлись, сделав вид, что незнакомы. А я ведь так даже и не узнал её имени.
        Я вернулся к своим.
        - С облегчением! - поприветствовал меня Миша.
        - Так, мужики, - зашептал я, - дело важное есть.
        - Какое? - удивился Михаил.
        - Тише ты! - попросил я и снова продолжил шёпотом. - Мой источник сказал, что меня хотят убить. Это некто Батыр, невысокий мужчина азиатской внешности. Вроде бы работает в ГПУ.
        - Интересно девки пляшут, - пробормотал Миша. - А ты уверен в этом своём источнике?
        - Не до конца, - признался я. - Но, в целом, сведения похожи на правду. Весьма вероятно, этот Батыр стрелял в меня и расправился с аптекарем и его семьёй.
        - По таким приметам найти его будет реально, - задумался Чалый. - В ГПУ работает не так много азиатов.
        - Кажется, его не нужно искать, он сам меня нашёл. Этого Батыра видели неподалёку от пивной. Он здесь выжидает удобного момента, чтобы меня застрелить.
        - Хреново, - вздохнул Мишка. - Даже если мы его сейчас возьмём, предъявить ему всё равно нечего.
        - Нечего, - согласился я. - Остаётся одно…
        Я сделал паузу.
        - В общем, всё зависит от вас мужики. Я выйду первым, постараюсь держаться освещённых улиц или окон. Куда я пойду, вы знаете - в общежитие. Вы немного побудьте здесь. Если Батыр увяжется за мной и попробует пристрелить - вмешайтесь. Возьмём с поличным. Думаю, через него можно выйти на Кравченко. Что-то мне подсказывает, что Батыр действует по его указке.
        - Жора, может, не надо? - покачал головой Михаил.
        - Надо, - вздохнул я. - Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Я не смогу постоянно ходить и оглядываться - нет ли за спиной этого долбаного Батыра. Так что вся надежда на вас - не подведите!
        - Обижаешь! - решительно произнёс Чалый. - Я за тобой и в огонь, и в воду.
        - Договорились. В общем, я сейчас выхожу. Вы обождите секунд тридцать.
        - Не волнуйся, Жора! Всё будет нормально, - заверил Миша, хотя виду у него при этом был весьма растерянный.
        Да уж, можно понять, что творится у него сейчас в голове… успеет прийти другу на помощь - или нет… Не такое это простое дело.
        Я оторвался от стола, пожал друзьям руки и двинулся к выходу.
        Улица встретила меня порывом ветра.
        Я поёжился… не столько от холода, сколько от морального напряжения.
        Сделал несколько шагов в сторону общежития и сразу почувствовал на себе чужой взгляд. Что это - интуиция или шестое чувство, сложно найти рациональное объяснение. Я просто знал, что за мной идут.
        Убийца старался не привлекать к себе внимания, держался позади, как можно реже бросал на меня взгляд, не шумел, такое чувство, что даже не дышал.
        Я шёл, а по моей спине ручьём струился холодный и липкий пот.
        Мы прошли одну улицу, свернули на другую. Она была практически пустой, только один прохожий двигался навстречу - пожилой мужчина с солдатским вещевым мешком на плечах. Мы быстро разминулись, он исчез где-то далеко позади.
        Всё, вдруг осознал я. На улице никого нет, значит, меня будут убивать.
        И тут позади завязалась сдавленная возня, крики, а потом как гром небесный ударил выстрел.
        Я развернулся, бросился к копошащемся на земле людям, первым оторвал Чалого, потом Мишу.
        На земле осталось лежать маленькое тельце. Не верилось, что оно принадлежит мужчине - было больше похоже на подростка.
        - Что с ним?
        - Кажется, мёртв, - вздохнул Михаил.
        Он присел над телом, проверил жилку на шее.
        - Точно мёртв.
        - Кто стрелял, - сквозь зубы простонал я.
        - Это он - сам в себя, - путанно заговорил Мишка. - Он достал пистолет, мы кинулись бежать, я почти перехватил его руку, она неудачно подвернулась… В общем, наган выстрелил.
        - Мы же хотели взять его живым! Он был нам нужен, чтобы выйти на Кравченко! - почти закричал я.
        - Этот гад мог убить тебя! - взвизгнул Миша. - Ты что - этого хотел?
        - Действительно, Жора! Чего кипятишься, - поддержал Михаила Чалый.
        - На Кравченко мы как-нибудь потом выйдем. Главное, что ты живой и здоровый. Лучше бы поблагодарил Михаила, а не кидался на него!
        - Простите, мужики… Нервы, - вздохнул я.
        - Да ладно! - примирительным тоном сказал Мишка. - С кем не бывает.
        Он протянул мне руку.
        Я кивнул ему с улыбкой, а затем резко вывернул его руку и, наклонив туловище Михаила к земле, заорал:
        - Ты что, сука, думаешь - я ничего не понял! Ты ведь нарочно его убил, как и того мужика, который приходил к Чалому. Говори, гад, на кого работаешь!
        Глава 31
        Чалый, который только что ошалело хлопал глазами, очнулся. Налетел на меня с криком:
        - Жора, ты что творишь?!
        От неожиданности я выпустил руку Мишки, и Чалый оттеснил меня от него.
        Я извернулся, но было уже поздно: Баштанов навёл на нас револьвер.
        - А ну стоять, сволочи! Оружие, мать вашу, на землю!
        - Миша, это как понимать? - замер с открытым ртом Чалый.
        - Никакой я тебе не Миша, - презрительно оттопырив верхнюю губу, произнёс тот.
        - Ну а кто ты тогда… Что-то я ничего не понимаю, - забормотал Чалый.
        - Да, скажи, кто ты такой и как тебя зовут на самом деле? - выступил я.
        Вместо ответа он выстрелил. Пуля чиркнула об булыжник полуразрушенной мостовой.
        - Я же сказал - шпалер на землю! Быстро!
        - Ладно, - я покладисто опустил револьвер перед собой.
        - Ногой пни в мою сторону! - потребовал лже-Мишка.
        - Так ты стреляй, чего томишь? - не выдержал Чалый.
        - Тебя, сука, ещё буду спрашивать! - разозлился человек, которого я буквально недавно считал другом. - Бросай волыну и ногой пни ко мне.
        - Делай, что он говорит, - велел я Чалому.
        Тот со вздохом уронил револьвер и толкнул ногой к бандиту - с этой секундой я так стал называть «Михаила» для себя.
        - Молодцы! - довольно отметил тот.
        - Что ты собираешься сделать: убьёшь нас? Всё поймут, что это твоих рук дело. Тебе придётся бежать, Михаил или как тебя звать на самом деле… - сказал я.
        - Устрою маленький спектакль и всех делов: всё будет выглядеть так, что вас застрелил Батыр, - бросил взгляд в сторону мёртвого калмыка «Мишка». - Ну, а я, в свою очередь, отомстил за вашу смерть. Мне поверят, даже не сомневайтесь.
        - Не сомневаюсь. Ты бываешь очень убедителен, - кивнул я. - Но, раз уж собрался нас убивать, может, объяснишь, почему встал на чужую сторону?
        - Я с самого начала был только на своей стороне. Краснопузые убили моего отца, изнасиловали мать и сестрёнку - а ей было всего двенадцать, вчерашняя гимназистка. Мать сошла с ума, а сестра покончила с собой. Неужели вы думаете, что после этого я не стану мстить - вашему иуде Ленину, его проклятой советской власти, всему этому быдлу, что вытворяет такое с моей родиной? - Чувствовалось, как он заводится, как в нём начинают говорить призраки прошлого.
        - Тогда кто ты такой? - спросил я.
        - А не всё ли тебе равно, как меня зовут? - Ухмыльнулся он. - Вы - трупы.
        - Тогда тем более, тебе нечего бояться, - заметил я.
        Моя правая рука тем временем легла на боковой карман пиджака. Револьвер я отдал этому «Мишке», но в кармане осталась реквизированная у рыжего бандита финка, которой он хотел продырявить ногу. Прятать нож за голенище сапога, по примеру большинства людей этого времени, я не стал, а беззаботно опустил ножик в карман. Потом спросонья забыл вытащить.
        Сейчас же это был мой последний шанс. Мой бывший друг прямым текстом объявил, что собирается лишить нас жизни. А это не входило в мои планы.
        - Я не собираюсь исповедоваться перед тобой… Жора. Какая разница, как меня зовут - тебе всё равно ничего не скажет моё настоящее имя. А документы Баштанова я снял с лично мною же убитого красноармейца.
        - Подожди, а как же твои родители: ты говорил, что у тебя здесь живут отец и мать, в баню звал…
        - А ты хоть раз бывал у меня, Жора? - хмыкнул он. - Нет там никого и не было. Это всё фикция - надеюсь, ты знаешь, что означает это слово?
        - Знаю, - подтвердил я. - На кого ты работаешь? На Кравченко, Симкина или Левашова?
        - Только на себя, Жора! Только на себя! Любой, кто способен вцепиться в бок вашим советам и вырвать из него кусок мяса - мой союзник. И неважно, что им движет. Знаешь, ты был единственным человеком, который мне нравился… И мне будет очень неприятно тебя убивать, но ты сам не оставил мне выбора. А потом я сообщу людям Левашова, что в банке засада. Так что твой план, Жора, обречён. Собственно, таким он был с самого начала.
        - Тогда у меня для тебя плохие новости, - с демонстративным спокойствием и даже с наглостью произнёс я. - Мы тебя сразу вычислили. Ты допустил слишком много проколов… Миша. За спину посмотри, урод! - приказным тоном сказал я.
        Моя железобетонная уверенность сыграла с бандитом злую шутку. Он и впрямь поверил моим словам, слегка повёл головой в сторону, чтобы оглянуться.
        В моём распоряжении были доли секунды, я не имел права потратить их впустую. Раз - и финка перекочевала из кармана в правую ладонь. Два - и я отправил ножик в полёт.
        Грянул выстрел, левую руку в районе чуть выше локтя обожгло: всё-таки реакция у «Михаила» была отменной, он успел нажать на спусковой крючок револьвера, прежде чем умер - финка вошла ему в горло, туда, куда я метился.
        Он выпустил оружие, медленно опустился на колени, а потом упал лицом вниз.
        - Вот и всё, - сказал я.
        Меня трясло, рука словно горела.
        - Тебя ранили! - воскликнул Чалый.
        - Ничего, - устало улыбнулся я. - Извини, мне как-то не очень, чтобы очень сейчас. Вызывай наших… ну и медиков в придачу. Пусть посмотрят.
        - Жора… Ты… У меня нет слов! - покачал головой Чалый. - Я снова у тебя в долгу. - Сочтёмся, дружище, сочтёмся, - сказал я.
        Медики прибыли первыми. Женщина фельдшер сначала бросилась к «Михаилу», но я остановил её:
        - Бесполезно, он мёртв.
        - А с вами что?
        - Надеюсь, ничего серьёзного - пуля чиркнула по руке.
        Она принялась осматривать рану. И пусть внешне женщина не была привлекательной, а ещё от неё исходил густой запах лекарств и махорки, мне всё равно было очень приятно её внимание.
        - Чиркнула, говорите, - сказала она.
        Я кивнул.
        - Мне так показалось.
        - Именно, что показалось. Пуля навылет прошла. Кажется, ничего серьёзного не задели, но рану необходимо обработать и наложить повязку. В госпиталь поедете?
        Я отрицательно замотал головой.
        - Я уже там был… совсем недавно. Если можно оказать помощь на месте, сделайте милость, пожалуйста.
        Она улыбнулась.
        - Впервые вижу такого вежливого и воспитанного сотрудника уголовного розыска.
        Мне хотелось что-то сказать в ответ, однако в голову лезла откровенная чепуха: глупые и ненужные комплименты, плоские шутки или откровенно неуместные фразы. Так что я решил смолчать, чтобы больше походить на умного.
        Она закончила обрабатывать рану, и появились встревоженные Смушко и Гибер. Позади них брёл Чалый. По лицам начальства я понял, что их уже ввели в курс дела.
        - Как он? - спросил Смушко у фельдшера.
        - Предлагала ложиться в госпиталь - отказывается.
        - Что, так серьёзно?
        - Нормально всё! - заверил я. - Подумаешь, дыркой больше - дыркой меньше. Пуля навылет прошла. Сейчас, подлатают и всех делов.
        - Я не тебя, Быстров, спрашиваю, а доктора.
        - Я бы, конечно, предпочла, чтобы раненый находился в госпитале под присмотром - мало ли, вдруг рана начнёт гноиться… Но ничего экстраординарного не случилось, тут я согласна с пациентом, - сказала женщина. - Товарищ Смушко, я вам нужен, - твёрдо сказал я. - И вы сами знаете почему.
        Начальник губрозыска снял фуражку и вытер вспотевшую голову ладонью.
        - Нужен, дери тебя за ногу! Только каждый день чтобы на приём к врачу бегал - пусть рану смотрят и перевязывают.
        - Есть! - радостно откликнулся я.
        Фельдшер ушла. Убедившись, что лишних ушей больше нет, Смушко атаковал меня вопросами:
        - Как ты понял, что Баштанов - не тот, за кого себя выдаёт?
        - Когда он застрелил того типа, что был связным у Симкина, я подумал - ну мало ли что… всякое бывает. Обстоятельства такие.
        Что целиться можно в одно место, а попасть в совершенно другое. Потом мне не понравилось его поведение в лавке, когда туда ворвался Симкин. Он мог в него выстрелить, но почему-то промедлил. Если бы не Гром… в общем, плохо всё было бы. Ладно, подумал я - растерялся парень, с кем не бывает. А когда Михаил вместо того, чтобы скрутить Батыра, его убил - стало ясно, что это уже целая система. Потом я вспомнил, как вы ловите Левашова и всё не можете его поймать - значит, среди нас есть тот, кто помогает бандитам. А пока что каждый поступок Михаила был всё равно, что палкой в колёсах. Доказательств у меня не было, я решил взять его на испуг…
        - Рискованно, - заметил Гибер.
        - Рискованно, но уж больно момент был удачный. В общем, его прорвало. Вместо того, чтобы запираться, он открылся и решил играть в открытую. Видимо давно его истинная сущность рвалась наружу, я лишь помог сбросить маску.
        - Проглядели мы его, нечего сказать, - сказал Смушко. - А ведь казался своим в доску: комсомолец, комсорг, отличный оперативник, на хорошем счету… И надо же, что вскрылось!
        - Контра - она и есть контра, - вставил Чалый.
        - Плохо то, что теперь Кравченко может использовать против нас и этот момент, - сказал я. - Я ведь почему от больнички отказался - не возьмём Левашова и его банду, нас так с дерьмом смешают, что вовек не отмоемся.
        - Верно мыслишь, Быстров. Знать бы ещё - успела эта гнида рассказать людям Левашова о засаде? - спросил Гибер.
        - Не успел. Он сам мне об этом сказал. Так что надо смерть Баштанова оформить как героическую гибель в схватке с преступником, чтобы никого не встревожить. Пусть о том, кем он был на самом деле не знает никто, кроме нас. Ну, а если Батыр на самом деле сотрудник ГПУ - так это уже керосинчик в костёр, на котором комиссия будет поджаривать Кравченко, - предложил я.
        - Слушай, Быстров, чем больше я тебя слушаю, тем сильнее ловлю себя на мысли, что ты тоже не тот, за кого себя выдаёшь! - в упор посмотрел на меня начальник губрозыска. - Может, пора тебе расколоться и поведать всю правду товарищам?
        Глава 32
        Я слегка растерялся. Неужели меня и впрямь вычислили? Ну, а что - памяти настоящего Быстрова у меня нет, вдобавок - мне как ни крути полтинник, разница в три десятка лет, не говоря уже о факте, что я - человек другой эпохи, а это накладывает свой отпечаток.
        Наверняка это заметно: по поведению, разговору… Как бы я ни старался вписаться в образ, наверняка без проколов не обошлось, а в губрозыске люди умеют подмечать перемены.
        Может, ну его - эту «легенду», открыться Смушко и Гиберу, выложить всё как есть: что я - человек из будущего, что нас разделяют сто лет, что там я тоже был ментом… Потом рассказать, что это самое будущее, которое они строят, окажется далеко не таким уж и светлым, а страна, которая сейчас только появляется на карте, распадётся на десятки лоскутков, и некоторые лоскутки будут с огромным наслаждением воевать с соседями.
        Понятно, что войнами этих мужиков не удивишь: они только что прошли Первую мировую, Гражданскую… Но впереди Великая отечественная, до неё всего-то двадцать лет. И это будет действительно страшная война, победа в которой достанется неимоверным трудом, десятки миллионов погибнут.
        Доказательств у меня нет, я не могу навскидку ткнуть пальцем в календарь и объявить, что через месяц вдруг застрелят посла в каком-нибудь Гондурасе, а после дождичка в четверг Японию накроет тайфун. Моя память хоть и хорошая, но под такое не заточена.
        Нет, я помню основные вехи истории, 22 июня 1941-го и 9 мая 1945-го навсегда закреплены в моём сознании. Всё остальное имеет обрывочный и хаотичный характер. Через какое-то время начнётся коллективизация и индустриализация. Когда - не помню!
        Будет знаменитая статья «Головокружение от успехов» - но, хоть убей, дата в голове не отложилась. Могу точно сказать, что не в 1922-м году, а позже.
        Бухарин напишет проект Конституции, которую наша учительница называла самой демократической в мире. Но это опять же не завтра.
        Ягода, Ежов, Берия… Боюсь, эти фамилии пока мало что кому говорят.
        Кирова убьют при весьма тёмных обстоятельствах.
        Историки миллионы копий сломали, дискутируя на эту тему. Версий много, какая из них настоящая: официальная или одна из сонма выдвинутых - тайна великая есть.
        Репрессии тридцатых… Расстрел Тухачевского. И опять же - останься тот жив, да ещё на своей должности, что было бы потом? Версия с заговором военных лично мне кажется весьма правдоподобной.
        Скоро взойдёт звезда Гитлера, надо давить паровозы, пока те только чайники?
        На его партию был с самого начала огромный запрос со стороны немецкого общества, которое замучено последствиями кабального Версальского договора.
        Вдруг вместо Гитлера появится другой людоед, куда более талантливый, чем этот неудавшийся художник и герой-ветеран мировой войны?
        Но потом я увидел смешинки в глазах начальника губрозыска, это была шутка и больше ничего.
        Когда-нибудь я всё же откроюсь. Невозможно всю жизнь носить в себе такую тайну. Кому я её доверю - пока неизвестно.
        Но ещё рано сбрасывать покровы с тайны. Там я был ментом, наверное, не из самых худших. И это у меня получалось.
        Почему я должен бросать такое любимое и порой такое ненавистное дело, которому посвятил столько лет?
        Поэтому я не стал отвечать на вопрос Смушко, а лишь усмехнулся и недоумённо повёл плечом.
        Начальник отпустил меня домой.
        Я пришёл в общагу, разделся, бухнулся на кровать и проспал до обеда следующего дня.
        Иногда крепкий сон - это то, что действительно нужно.
        После него я почувствовал себя другим человеком.
        Посмотрев в зеркало понял, что перестану себя уважать, если не побреюсь. Прежде мне никогда не приходилось пользоваться опасной бритвой - только видел, как бреется ей мой дедушка, пока ему не подарили электробритву.
        Для первого раза получилось неплохо, хотя без пары мелких порезов не обошлось, я заклеил их по старинке полосками из газетной бумаги. Когда подсохнет, отдеру. Следов обычно не остаётся.
        Освежился одеколоном - он пах просто термоядерно, ароматы будут за версту.
        Супруга не жаловала мужскую парфюмерию, поэтому я никогда не пользовался в прошлой жизни дезодорантами или туалетной водой, только лосьоном для бритья.
        Вспомнив любимую, снова взгрустнул. Что-то она даже сниться мне перестала.
        После её смерти она приходила ко мне в сновидениях почти каждую ночь, это казалось таким реальным, что я не хотел вырываться из мира грёз.
        Погрустив, вернулся к бытовым делам: с тоской посмотрел на единственный пиджак в гардеробе: дырка от пули и пятна крови вряд ли сойдут за смелое дизайнерское решение.
        Тот самый случай, когда нужна помощь профессионала.
        Правда, проблема решилась сама собой - заявилась Степановна, которой уже доложили, что видели меня раненым.
        Сердобольная женщина при виде повязки сразу запричитала:
        - Ох, убили мальца!
        От слова «малец», которым она наградила великовозрастную дубину, мне стало чуть легче на душе. Ну и фраза насчёт «убили» была несколько преувеличена.
        Я убедил Степановну, что в целом чувствую себя нормально и вот прям щас у неё на глазах умирать от потери крови не стану.
        Тут она увидела мой «героический» пиджак и тут же забрала, заверив, что постирает, заштопает и вернёт в лучшем виде.
        Как и обещал начальству, завернул перед работой к врачу. Отсидел длинную очередь, наслушался уйму всяких разговоров: от бытовых жалоб до горячих политических диспутов. Всё, как в моём прошлом.
        Снова предложили полечиться в больничке, я снова ответил вежливым отказом. Может, при иных обстоятельствах и стоило бы согласиться, но я не имел морального права подвести своих. Эта ночь обещала стать решающей.
        - Точка и ша! - как сказал Гибер.
        Для засады удалось раздобыть и второй «Максим», что резко повышало наши шансы. Лишь бы бандиты клюнули и всё прошло, как задумано.
        Время тянулось мучительно больно, подтверждая старую прописную истину, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
        Люди старались вести себя тихо, чтобы не выдать присутствие звуком или движением.
        Слишком многое было поставлено сегодня на карту.
        Бандиты заявились поздно ночью, когда я уже было отчаялся и подумал, что либо Левашов обладает воистину фантастической чуйкой, либо наживка не вызвала у него интерес.
        Вдоль улицы пронеслась вереница телег, они разом затормозили напротив ворот банка. С телег попрыгали разношерстно одетые люди, но всех их объединяло одно: вооружены были до зубов.
        - Началось! - тихо сказал Смушко.
        Я затаил дыхание.
        Пока всё шло по плану. Часть бандитов перелезла через ворота, часть осталась прикрывать своих со стороны улицы.
        - Левашова видите? - прошептал я, выглядывая среди них главгада.
        - Вижу, - так же шёпотом ответил Смушко. - Вон тот, с портупеей и маузером в руках.
        Левашов демонстрировал воистину офицерскую выправку и выглядел так, как обычно в художественных фильмах изображают «золотопогонников». Подтянутый, ладный, в подогнанной под фигуру гимнастёрке, в фуражке с высокой, чуть изломанной по бокам тульей. При виде его почему-то верилось, что он мог в своё время водить людей за собой в атаку.
        Я пригляделся к его лицу, поведению, к тому, как он раздавал команды, и мне вдруг стало ясно, что всё это показное, что Левашов - позёр, дрянной актёр из дешёвой антрепризы.
        И приписываемая ему чуть ли не байроновская демоничность куда-то исчезла.
        Обыкновенный бандит и наркоман, отнюдь не народный герой или Робин Гуд.
        На то, чтобы вскрыть двери, проникнуть в банк, у грабителей ушло две-три минуты, всё же народ был опытный, знал, что делать. Надеюсь, парни, изображавшие сторожей, успели выскочить - их штыки сейчас точно не будут лишними.
        Не успел я об этом подумать, как рядом лёг шумно дышавший Поляницын - оперативник из нашей бригады. Ещё вчера его выдернули из деревни, а этой ночью он уже успел сыграть роль ночного сторожа.
        - Ну как? - спросил я.
        - Нормально, - выдохнул тот. - Еле ноги унесли. Двери подпёрли - через них не выбраться.
        Ещё через четверть часа растворились ворота, через них потянулась организованная Левашовым цепочка, по которой передавали «улов». Разумеется, бандитов интересовал не только опиум - в банке всегда имелось, чем поживиться.
        Когда награбленное разместилось на телегах, и бандиты собрались так же резко срываться с места, как прибыли сюда, Смушко подал знак.
        Застрекотали оба пулемёта, выкашивая бандитов как дурную траву.
        Подключились и мы.
        Ураганная пальба закончилась быстро и неожиданно, как и началась.
        Смушко приподнялся, закричал во весь голос.
        - Я - начальник губрозыска. Предлагаю сложить оружие и выйти с поднятыми руками. Те, кто нарушит приказ, будут уничтожены как контрреволюционные элементы. Считаю до трёх! Раз!
        Он не успел досчитать и до двух, как уцелевшие бандиты начали сдаваться. Их оказалось немного, меньше дюжины. Что самое отрадное - Левашов уцелел, но его ранили.
        Он лежал на телеге и стонал. Увидев склонившегося над ним Смушко, на секунду дёрнулся, как поражённый током.
        - Достал, значит, меня, сволочь!
        - Достал, - кивнул Смушко.
        - Пристрели меня! Ты же сам этого хочешь! - с ненавистью выпалил Левашов.
        - Я очень хочу убить тебя, как бешеную собаку! Но ты нам нужен живым, - покачал головой начальник губрозыска. - А главное - тебе и твоей банде пришёл конец! Левашов грязно выругался и закрыл глаза. Похоже, начал терять сознание.
        - Пусть его срочно везут в больницу, - приказал Смушко. - Нельзя, чтобы он подох. И поставьте охрану, пусть глаз с него не спускают.
        Его взгляд упал на меня.
        - Товарищ Быстров!
        - Я.
        - Спасибо!
        Я помялся.
        - За что?
        - За светлую голову! - засмеялся Смушко. - А теперь иди домой и тоже лечись, а то на тебе уже лица нет!
        - Скажете тоже, товарищ начальник!
        - Скажу! - твёрдо объявил он. - Ты меня понял?
        - Так точно, - усмехнулся я.
        - Тогда кру-у-гом! В общежитие ша-а-агом марш!
        И я отправился выполнять приказание.
        Мысли путались. Не верилось, что задумка сработала и что банду удалось извести под корень, а её главаря взять. Не так часто происходят подобные вещи в жизни опера, как того бы хотелось. На один успех порой приходится несколько неудач.
        В приподнятом настроении я вернулся в общежитие.
        Степановна восседала на своём «троне».
        - А что так быстро? - удивилась она.
        - Начальство отпустило.
        - Хорошее у тебя начальство. - кивнула она. - Повезло тебе, Жора.
        Она спохватилась:
        - Да, тебя тут какая-то барышня ищет - молодая, красивая. Уже несколько раз о тебе справлялась.
        - Она представилась, говорила, как её зовут?
        - Нет. Только спрашивала. Где ты живёшь и как тебя найти. Вчера приходила, обещала ещё и сегодня наведаться.
        - Спасибо! Буду знать, - поблагодарил я, не особо задумываясь, кому это вдруг понадобилось меня искать.
        Раз молодая и красивая, то, возможно, часть личной жизни настоящего Быстрова. Парень молодой, наверняка с кем-то встречался. Обычное дело.
        А какой будет моя линия поведения, станет ясно при личной встрече. Пока могу точно сказать, что мне не до романов. И желания особого нет, и времени.
        Да и память о любимой не отпускает.
        Я вошёл в комнату.
        Поспать ещё? Нет, не хочется - адреналин во мне так и бурлит. И пусть за окном ещё темно, сна ни в одном глазу.
        Пожрать бы или, как сейчас модно говорить - пошамать.
        А вот с шамовкой прямо беда. В комнате съестного нет, да и неоткуда было взяться. Столовая при общежитии откроется через два часа. Не сказать, что там подают разносолы, но на голодный желудок сойдёт. Тем более на молодой, который способен переваривать гвозди.
        Я еле выдержал эти два часа.
        Ну вот… пора завтракать.
        Только шагнул к двери, как в неё постучали.
        - Тольке бы не ГПУ! - сказал вслух сам себе я и отодвинул щеколду.
        Напротив стояла женщина. Степановна не ошиблась - довольно миловидная и хорошо одетая. Чувствовалось, что барышня ухаживает за собой.
        Смущало лишь одно - какой-то затравленный взгляд и мученическое выражение на лице.
        Я только хотел открыть рот, но женщина меня опередила.
        - Ты сказал, что я тебе больше не сестра. Ты был жесток, но прав. Это моя вина в том, что произошло. Я старалась не напоминать о себе, как ты просил. Не писала, не искала встречи, хотя это было трудно… Ведь ты для меня не чужой. А потом у меня случилось несчастье. Прости, но мне больше не к кому обратиться.
        Она с надеждой посмотрела на меня:
        - Ты поможешь мне, братик? Хочешь, я встану перед тобой на колени?