Названые братья. Дон Мария Зайцева
        Мир драконов, людей и прочих тварей #4
        Дон Сордо - один из названых братьев императора, мастер меча, наемник, наставник юного императора Ежи… Безжалостный, холодный и немногословный. Он не рассказывает о своем прошлом и не задумывается о будущем, которого у него нет. Потому что будущее возможно только рядом с женщиной, которую он любил. И любит. И будет любить всегда. Даже если их разделяют сотни километров. Даже если они никогда не встретятся…
        Названые братья. Дон
        1
        1
        - Эй, кудрявый, я не пойму, ты какого на меня пялишься? А? Нравлюсь? - грубый голос вырвал Дона из задумчивого, можно сказать даже, медитативного состояния, какое всегда навевала кружка-другая хорошего крепкого пива.
        Он бы, может, и не обратил внимания на крикуна, мало их тут, в таверне, что ли? Но вот обглоданная начисто свиная кость, ударившаяся о руку и отлетевшая на пол, не позволила все списать на случайность.
        Дон повернулся, нарочито медленно, уставился на крикуна мрачно, прекрасно зная, насколько тяжелым может быть его взгляд, оценил габариты метателя костей и усмехнулся:
        - У меня не настолько дерьмовый вкус, кусок говна.
        - Че сказал? - ожидаемо рявкнул костеметатель, вставая и отшвыривая от себя стол с остатками еды.
        Грохнули об пол деревянные лавки, обиженно задребезжала посуда, потому что с зачинщиком начали подниматься еще четверо его собутыльников.
        И подельников, если Дон хоть что-то еще понимал в этой жизни.
        Он оценивающе скользнул взглядом по одинаково массивным фигурам, упакованным в практичные полувоенные куртки, довольным хищным мордам людей, не обременных мозгами, зато дурной силы отхвативших у Единого сверх нужного.
        На поясах висели небольшие мечи, годные для ближнего боя, но пока что наемники, а Дон уже не сомневался, что это были именно наемники, к ним не тянулись.
        Ну конечно… Пятеро на одного, зачем тут мечи трогать? Можно и так, руками.
        Он вздохнул, посмотрел с тоской на вполне годный ужин, к которому толком не притронулся, отдав предпочтение наваристому, густому, словно деготь, пиву, которым славилась эта таверна на весь Восточный тракт.
        Может, дурака включить? Извиниться, прикинуться пьяным…
        Может, Дон ошибся, и они сейчас успокоятся?
        - Эй, повтори-ка! - опять рявкнули со стороны наемников, давая понять, что никто от него не отстанет.
        Единый… А ведь так все хорошо начиналось… Вот всегда нужно доверять своей интуиции. Не хотел же заходить сюда! А, едва зайдя, чуть не повернулся, чтоб выйти…
        Но запахи еды и пива были настолько соблазнительными, а урчание в животе - настолько громким, что Дон позволил себе маленькую слабость… За которую теперь приходилось расплачиваться. Как и за все в его жизни, впрочем.
        Он припомнил, что срисовал эту компанию, мрачно цедящую пиво у дальнего столика, практически сразу, по привычке оценивая всех присутствующих на предмет опасности.
        В таверне было тихо, и, кроме этих вот весельчаков, вызывали опасение еще несколько человек, сидящих в другом углу таверны. Правда, те привлекали внимание в первую очередь своей разношерстностью.
        Здоровенный, как тролль лесной, мужик, весь заросший темным густым волосом, обманчиво медлительный и неторопливый.
        Холодный, надменный аристократ, от которого за версту несло магией, причем, непростой, похоже, драконья кровь, видел таких Дон в своей новой бродячей жизни и справедливо обходил десятой дорогой.
        В компании с ними сидел кажущийся худощавым по сравнению с приятелями темноволосый скалозуб, резанувший по вошедшему Дону острым звериным взглядом, а с другой стороны мрачно смотрел в огонь совсем молодой парнишка, красивый, как грешный бог. Или наследный принц.
        Дополняли странное сообщество два абсолютно одинаковых степняка с повадками охотников за головами.
        Дон прямо поморгал, задумываясь, что свело за одним столом, в одной компании таких разных людей? Аристократ, тролль, принц в изгнании, веселый сорвиголова и два мрачных степняка… Во сне такого не увидишь и нарочно не выдумаешь…
        Он настолько увлекся обдумыванием причин, связывающих этих людей, что по второй компании, не особо примечательной, только взглядом скользнул, сразу опознавая в них коллег-наемников.
        И вот зря, зря не рассмотрел повнимательней!
        Потому что именно они сейчас, похоже, будут снимать с него шкуру!
        А ребята из разношерстной компании - наблюдать. Причем, каждый со своим выражением на морде: аристократ - брезгливо-скучающе, тролль - спокойно и туповато, скалозуб - с усмешкой, степняки - с отстраненным интересом, а принц вообще не соизволил глянуть, так и сидел, в огонь уставясь.
        И зачем Дон конкретно в это мгновение смотрел не на прямую себе угрозу, а именно на этих непонятных людей?
        Наверно, потому, что на наемников смотреть было категорически не интересно. Зачем смотреть на будущее мясо?
        Тем временем мясо, не услышав от него нужных слов, может, нелепых пугливых извинений, или, наоборот, новых насмешек, которые развязали бы им руки, переглянулись и тупо двинулись на Дона всей толпой.
        Он еще раз скользнул взглядом по тому, как они идут, как держат руки… И заскучал.
        Избиение младенцев…
        Их откуда набрали-то, таких… наивных?
        Дон заметил, как нахмурился тролль, пересчитывая, похоже, на пальцах, нападающих и недовольно качая лохматой башкой.
        - Сейчас мы тебе твои слова в глотку засунем! - опять рявкнул один из наемников, решив не ждать милостей от судьбы и дополнительных слов от Дона, которые можно было бы расценить, как оскорбление.
        И вся пятерка дружно кинулась вперед.
        Дон, скорчил испуганную физиономию, нелепо и пьяно покачнувшись, удивленно вскрикнул и… упал! Плашмя!
        Прямо под ноги к нападавшим!
        И они тоже упали! Не все, но трое - точно. Потому что сложно стоять с порезанными ногами.
        Меч у Дона, небольшой, но на дико острый со всех сторон, мог одинаково успешно и резать, и колоть.
        И вот сейчас он со своим делом прекрасно справлялся: резал и колол.
        Прямо из неловкого положения “лежа на полу”.
        Трое из нападавших сходу оказались выведенными из строя, валялись и выли на разные лады, а еще двое, ошалело оглянувшись по полу, в поисках пьяного Дона, обнаружили его совсем не там, где искали: на столе.
        Дон не дал им насладиться пониманием изменения диспозиции и невежливо зарядил одному ногой в лицо, а второму мечом по горлу.
        После спрыгнул обратно на пол, деловито прошелся по валяющимся противникам, безжалостно дорезая, потому что не привык оставлять за спиной проблемы, а того, кому угодил ногой в нос, привел в чувство, уколов острием меча в печень:
        - Кто заказчик?
        - У-у-у-у… - выл на одной ноте наемник, нелепо пытаясь отползти в сторону, но Дон не позволил ему это сделать, сильнее кольнув.
        - Заткнись! Позоришь честное звание наемника! Кто заказал?
        - Су-у-у…
        - Это я в курсе, сука, да. Тот кто заказал - определенно сука. Но мне надо имя. Быстро!
        Наемник как-то тонко, по-женски пискнул от очередного укола в живот и завопил:
        - Монти! Монти Крохобор!
        Дон кивнул задумчиво и не стал сдерживать следующее движение меча.
        Затем встал, стряхнул с оружия кровь, глянул в тот угол, где сидела компания, так заинтересовавшая его в начале вечера.
        Надо сказать, что никто из них не дернулся ему помогать, или нападать, хотя Дон в перерыве между разделыванием наемников улавливал, как вскинулся принц, отрываясь от огня и с возмущением глядя на изначально неравный бой, как хотел он подняться, но коротко брошенный приказ от аристократа усадил паренька обратно на задницу.
        Больше Дон ничего не заметил, бой потребовал внимания.
        И вот теперь смотрел на внимательно изучающих его людей спокойно и выжидательно.
        - Сколько? - в итоге первым подал голос аристократ.
        - Три минуты, - мрачно отозвался скалозуб. И передал пару монет троллю.
        Тот усмехнулся, обнажив клыки, которые и медведю сделали бы честь, принял деньги, упрятал в поясной карман.
        - Но… - мальчишка переводил взгляд с Дона на валяющихся наемников, - но как? Я вообще не понял ничего…
        - В этом и суть, Ежи, - миролюбиво ответил тролль.
        - Пьяный мастер? - все так же холодно и спокойно поинтересовался у Дона аристократ.
        Дон, чуть удивляясь, кивнул.
        Не каждый здесь, в Империи, мог распознать его стиль. Да и вообще, понять, что это был именно стиль боя, а не случайность…
        - Ну что же… - аристократ пересекся взглядом с троллем, скривил губы, - думаю, нам есть, что предложить мастеру меча… Если он, конечно, сейчас свободен от заказов…
        Дон еще раз оглядел компанию, отдельно отметил восторженный взгляд мальчишки…
        И решил, что он свободен.
        Совершенно свободен.
        2
        2
        - Смотри, сам стиль неодинаков… - Дон поощрительно кивнул красному от напряжения и злости Ежи, тот кинулся, оскалившись и целя ножом в горло, уже вообще без шуток, очень серьезно. Дон увернулся, впрочем, сделав пометку более тщательно следить за мальчишкой, у которого обнаружился очень характерный, можно даже сказать, родовой навык, пронаблюдал, как Ежи с приглушенным матерным воплем полетел в дорожную пыль, и продолжил, как ни в чем не бывало, разговор с Волком, - все зависит от комплекции… Например, чем тяжелее воин, тем сложнее ему постичь уровень “мертвецки пьяного”...
        Ежи, отплевываясь, сел, а затем поднялся, довольно легко, прыгуче, повел плечами, пригнулся, поперекидывал нож из одной руки в другую, явно рисуясь.
        А через мгновение уже опять летел в пыль, причем шустро так, перекувыркнувшись несколько раз. И уже без ножа. Нож его в другую сторону полетел.
        Дон подождал, пока парень перестанет катиться и начнет дышать, после чего произнес наставительно:
        - Игры на публику хороши в цирке. А в реальной драке такие рисовалки будут тебе стоить жизни.
        Ежи, постанывая, пытался сесть, впрочем, не переставая неуступчиво блестеть глазами на наставника, и Дон даже зауважал такую силу духа.
        Рядом с Ежи появилась крупная серая волчица, утешающе принялась облизывать его грязную физиономию. Ежи, не ожидавший такой ласки, не удержался на ногах и опять повалился в пыль, бестолково отталкивая радостно наскочившую на него довольную зверюгу.
        Дон вопросительно посмотрел на невозмутимо наблюдавшего за этим Волка, и тот пожал плечами:
        - Любовь зла…
        - Ну да… - вынужден был согласиться Дон, глядя, как Ежи барахтается под навалившейся на него волчицей, вздохнул, - ладно, перерыв. Вечером продолжим.
        Он убрал так и не пригодившийся за время тренировочного боя нож обратно за сапог, развернулся к лагерю, разбитому неподалеку от дороги.
        От костра, скрытно от посторонних взглядов расположенного степняками в низине, уже одуряюще вкусно пахло мясом и кашей, и Дон, втянув подрагивающими ноздрями сытный аромат, подумал, что не ошибся в этот раз с наймом.
        Конечно, люди, предложившие ему бессрочный контракт, были странноватыми, если не сказать больше, но явно знали толк в походах. А такое на памяти Дона случалось не особенно часто, потому и ценилось очень даже.
        У костра обнаружился один из молчаливых степняков, помешивающий варево, а еще здоровенный тролль, откликавшийся на имя Карс, и парочка серых приятелей зубоскала Волка, мирно дремлющих в траве неподалеку и явно карауливших обед. Аристократа не было, наверно, по делам своим улетел.
        Дон покачал головой.
        Вот кто бы ему сказал еще десять лет назад, на Севере, что он будет путешествовать рядом с драконом… Ни за что бы не поверил.
        В его стране драконы не водились, а служители Единого почитали их за тварей бездны и нещадно преследовали всех отступников, вздумавших что-то по этому поводу возражать.
        Так что выходило, что Дон сейчас и есть этот самый отступник… Впрочем, он и без того по законам своей страны должен в петле болтаться.
        Интересно, что бы сказала Мэсси, если б узнала про дракона?..
        Как всегда, воспоминание о ней кольнуло больно в сердце, и Дон сжал зубы, чтоб не проваливаться в привычный ураган эмоций. Слишком уж они были разрушительными. Все разрушили в итоге.
        И его тоже.
        - Эй, придурок степной, опять конину свою вяленую туда кинул? - раздался над ухом недовольный голос Волка, - сколько раз говорил тебе, не добавляй ее в кашу, ну как подошва же, жрать нельзя!
        - Не жри, - равнодушно ответил степняк, по обыкновению совершенно не обидевшись на обзывания. Скорее всего, он просто половины слов не распознал, вот и не принимал их на свой счет.
        - Вот почему, когда я готовлю, все едят, а когда ты или твой брат-идиот, то у кого-то обязательно потом днище вышибает!
        - Я не виноват, что у тебя живот слабый…
        - Это у меня? У меня? Ах ты, морда ты степная…
        - А ты, Волчек, в следующий раз побольше мяска принеси, - мирно вступил в разговор Карс, спокойно гоняя по губам травинку и скалясь медвежьими клыками, - глядишь, и не пригодятся неприкосновенные запасы братишек…
        - Да братья же зайца притащили! - обиделся Волк, - здоровенного!
        - Да сколько там того зайца… - прогудел Карс, - дракоше на один зубок…
        - Вот пусть сам и добывает в следующий раз!
        - Так он и полетел добывать…
        - Пока он растопырится, мы уже все съедим! Он бы еще до завтра лазил по горам своим!
        - Так вон он уже летит… И я бы это… Волчек… Был бы осмотрительней со словами. Дракоша - это тебе не братья степные, он все слова понимает… И слышит хорошо…
        - Да плевать!
        - Вот ему и скажешь…
        Дон к этому времени уже успевший устроиться с удобством возле костра и принять от степняка полоску вяленой конины, слушал перепалку своих путников с некрываемым удовольствием.
        За неделю совместного путешествия он успел понять, что все бранные слова, которые в других компаниях смываются только кровью, здесь вообще ничего не значат, и тот же самый Волк, с огромным удовольствием посмеивающийся над Ежи, в любой другой ситуации глотку за него перегрызет. Причем, похоже, в буквальном смысле… Не то, чтоб Волк хоть раз позволил увидеть свою вторую натуру, да и разговоров про это не было, но Дон все же не слепой.
        То, что он путешествует с драконом, выяснилось уже на второй день похода, когда молчаливый аристократ просто на привале разделся, отошел в сторону и обернулся здоровенным черным зверюгой!
        Дон тогда, помнится, чуть ли не присел от удивления.
        А Карс, оценив выражение на лице нового сослуживца, только кивнул:
        - Вот так как-то…
        Дон открыл рот, затем подумал и закрыл.
        В конце концов, ничего особенного. Дракон и дракон. Чистокровный, судя по ровному черному отливу чешуи. Лет двести примерно. В самом соку, как говорится.
        Примерно через день он, понаблюдав за своими путниками и сделав свои выводы, спросил на привале Карса, безошибочно определив его, как одного из лидеров, несмотря на старательную маскировку под тупого тролля.
        - Скажи мне… У вас есть чистокровный дракон, который сто процентов владеет множеством техник боя. У вас есть степняки, судя по родовым татуировкам, если меня не подводит зрение и память, относящиеся к правящему тейпу Степи, причем, из прямых наследников тагана. Их, насколько я помню, с детства обучают владению саблей, луком, лассо… У вас есть полузверь-получеловек, тоже непростой в плане боя. И ты сам, Карс, судя по тому, как двигаешься, тоже не из простых… Зачем вам я? Какой смысл в моих услугах?
        Карс глянул на Дона внимательно, и тот едва удержался, чтоб не поежиться, настолько неуютным был взгляд великана, помедлил, словно прикидывая, что дальше делать с слишком наблюдательным собеседником, а затем неожиданно засмеялся, обнажая пугающих размеров клыки:
        - А ты хорош, парень! - хлопнул Дона по плечу, чуть не вогнав в землю, - хорош! Говорил я Асси… Впрочем, ладно. Все просто, сординец. Мы все хороши, конечно. Но мы - не то, что надо нашему парню.
        - Вот как? То есть, все из-за него? - кивнул Дон на спящего неподалеку парнишку, - кто он? Принц?
        Карс тут же перестал улыбаться, уставился на Дона мрачно, с угрозой:
        - А вот этого ты не говорил, парень. Да?
        Дон кивнул спокойно, про себя пожав плечами и удивляясь на странности воспитания подрастающего поколения в правящей династии. Насколько он помнил, наследник у нынешнего императора был один. И, если ему не изменял разум, то находился он сейчас отнюдь не в защищенном от всего дворце, а в немногочисленной компании крайне опасных… существ.
        Хотя, с другой стороны, мало в каком месте он мог бы быть еще более защищенным…
        - Что требуется от меня? - спокойно и серьезно спросил он.
        И Карс так же спокойно ответил:
        - То же, что и от нас всех: оберегать Ежи. А оберегать его можно по-разному, сам понимаешь… В том числе, и научив правильно работать с телом и мечом… Асси… Понимаешь, он не сможет. Его самого учили в родных горах… И это было жестко, как спарринг-партнер он не годится совсем. Я - тем более… Волчек просто не умеет, он у нас - вор и бандит, в прошлом, само собой. Но воспитывался не во дворцах, чтоб ты понимал… Ну а братишки… Их бы самих кто обучил. Они умеют по-своему, и хорошо умеют, но это не то, что нужно… Ежи. Мы бы, собственно обошлись и без твоих услуг, но если попался на пути… Зачем отказываться? Я про таких, как ты, только слышал, а видел всего раз… И там парень просто шатался, словно пьяный, но не падал, как ты.
        - Другой уровень, - кивнул Дон, - их несколько.
        - Да, я теперь знаю, - ответил Карс, - и хочу, чтоб ты научил… Нас всех. Всем пригодится. И даже Асси, хотя против его огня ничего не устоит…
        - Почему вас так мало? - спросил еще Дон.
        - А нам больше не требуется.
        Дон кивнул и закрыл разговор.
        Он услышал все, что хотел, выводы сделал.
        И с той поры спокойно и методично выполнял свои обязанности. Молодой принц подавал большие надежды, впрочем, как и Волк. Степняки пока не успевали, были слишком деревянными, да и привыкли работать в тандеме, доверяя друг другу, словно самим себе. А по одиночке проваливались. Ассандр посматривал на тренировки, но пока что участия не принимал. Как и сам Карс, впрочем.
        Но времени впереди было полно, до места назначения, небольшого гарнизона на северо-западной границе, была еще неделя неспешного пешего пути.
        Почему вся компания не передвигалась на автомобилях, поезде или, на худой конец, лошадях, Дон не уточнял.
        Хотят пешком идти, да и пусть.
        Ему-то какое дело?
        К нему за всю дорогу никто не пристал с расспросами о происхождении, прошлом, настоящем имени, и его это более чем устраивало.
        После обеда, на котором все же, к радости ворчащего Волка, вместо похлебки, всеми признанной негодной, поджарили добытого в горах драконом козленка, Дон повалился на спину и прикрыл глаза.
        Солнце слепило через сомкнутые веки, выбивая слезы.
        Точно так же, как когда он смотрел на Мэсси…
        3
        3
        - Что ты здесь делаешь? - надменный, холодный голосок заставил открыть глаза и лениво прищуриться на стоящего против света человека. Девочку.
        Дон еще пару секунд тупо поморгал, сгоняя остатки сна, а затем, осознав, кто перед ним, пружинисто подпрыгнул и поспешно склонился в поклоне.
        Дочь его господина, Мэссания Сординская. И что ей понадобилось тут, на заднем дворе, на крыше голубятни? Это ему впору спрашивать, что она здесь делает…
        Но, конечно, Дон никогда бы не осмелился на подобный неуважительный вопрос.
        Он просто еще ниже склонился, так, что уставился прямо на носочки вышитых туфелек девочки и пробормотал:
        - Я тут… Это самое… Ну… - и, осознав, что слов голове категорически нет, потерянно выдохнул, - простите, миледи…
        - Ты плохо умеешь говорить? - спокойно уточнила дочь господина, рассматривая его внимательно.
        - Нет… То есть, да… Не знаю… Наверно…
        Дон уже сам себя ненавидел за косноязычие, но почему-то нормально говорить не получалось. И смотреть тоже. Только на туфельки и подол белого, чуть уже испачканного платья.
        - Ну… Ладно, - великодушно кивнула Мэссания, - я просто увидела в окне белую голубку… Она прилетела ко мне и села на подоконник… Такая… С хвостиком пушистым, словно веер…
        - Вы хотите эту голубку? - пришел в себя Дон и поднял , наконец, взгляд на девочку. И опять замер, словно обухом по башке ударенный, опять не умея ничего сказать.
        Нет, конечно, он знал, как выглядит дочь его господина, мало того, он даже помнил, как ее впервые вынесли на двор знакомить будущую госпожу с ее подданными.
        Самому Дон тогда было года три, и его больше интересовал разноцветный хвост клювастого петуха, чем какой-то младенчик в пеленках, но все же кое-что запомнил.
        Да и его отец, мастер оружия при господине бароне Сординском, подхватил внезапно и посадил себе на плечи, крикнув:
        - Смотри, сын, твоя новая госпожа!
        Дон, ошеломленно и счастливо взвизгнувший, уцепился за волосы отца, чтоб не упасть, и послушно уставился на белый кулек на руках у госпожи баронессы.
        Все вокруг чему-то радовались, хлопали в ладоши и кричали, и Дон тоже немного покричал и похлопал, сжимая шею отца, словно бока норовистой лошади.
        После Дон иногда видел малышку в окружении нянек в господском саду или в общем дворе, но редко.
        Ну, а затем ему вовсе стало не до рассматриваний других детей, потому что отец принялся за него всерьез.
        И вот теперь он смотрел на девочку, светленькую, с кудряшками, вздернутым милым носиком и кожей, настолько белой, что хотелось ее потереть, просто чтоб понять, не фарфоровая ли? Как та посуда, которую очень берегла его мама и выставляла на стол только для редких гостей дома. Ну, и для господина барона, когда он пару раз заглядывал в дом своего мастера оружия.
        Девочка смотрела на него строго, чуть поджав розовые губки и нахмурив светлые брови.
        Подумала над его вопросом, а затем кивнула.
        Дон посмотрел на летающих парой белых голубей в синем-синем небе, как-то сразу поняв, о ком говорила девочка, и, тоже нахмурившись, отрицательно помотал головой.
        - Никак невозможно, ваша милость…
        - Это еще почему? - сильнее нахмурилась девочка и капризно топнула ножкой, - я хочу ее! Я буду ее кормить и поить…
        - Она… Ваша милость, она не сможет без своего голубка, - попытался объяснить Дон, и, видя, что девочка не понимает, подошел ближе и непочтительно тронул за белый локоток, поворачивая в нужном направлении и показывая, куда смотреть.
        Голубь и голубка уже спустились ниже и теперь сидели на одной из крыш замка, совсем неподалеку, и миловались.
        - Вон, смотрите… Они вместе, они друг без друга помрут…
        Девочка смотрела на белую парочку, открыв рот, а затем перевела взгляд на Дона, подняла подбородок, чтоб заглянуть в его глаза. И Дон поразился, насколько голубые у нее радужки, практически как небо, в котором только что летали голубь с голубкой.
        - Они… - девочка помедлила и продолжила шепотом почему-то, - они любят друг друга?
        Дон не стал бы утверждать, что то, что сейчас происходит у голубей, можно назвать именно так, он вообще не особо понимал значение этого слова, но на всякий случай кивнул.
        - И… - продолжила так же шепотом девочка, тревожно блестя глазами, - погибнут друг без друга?
        Дон опять кивнул. Уже уверенней. И счел необходимым пояснить:
        - Они, ваша милость, пару себе выбирают один раз и на всю жизнь…
        - Как люди? - спросила девочка.
        - Не знаю… - признался Дон, - у людей по-всякому бывает…
        - А ты? - девочка стояла так близко, что он ощущал исходящий от нее тонкий, приятный аромат цветов из оранжереи господина барона, перемешанный с ванильными булочками, которые сегодня пекли на кухне к столу барона, - у тебя как будет?
        - У меня? - задумался Дон, но всего на мгновение, а затем четко ответил, - у меня - на всю жизнь. Да.
        Девочка, еще порассматривав его, кивнула и, развернувшись, молча пошла к лестнице.
        А Дон стоял, глядел ей вслед, на то, как солнце облизывало золотистыми языками ее светлую макушку с ореолом пушистых волос, уложенных в легкие кудряшки, как колыхалась ее белая юбка… И не мог отвести взгляда…
        - Эй, подъем, быстро!
        Голос Волка, против обыкновения, совершенно не смешливый, а тихий и жесткий, вырвал из летнего, самого светлого сна, из того дня, когда Дон впервые заговорил с Мэсси… И впервые разглядел ее.
        Дон открыл глаза, но прыгать не стал, сначала оценив обстановку.
        Темень, на контрасте с ярким сновидением, дополнительно ослепила, над головой горели южные, такие низкие по сравнению с родными северными, звезды, а его спутники, практически все уже проснувшиеся, тихо и скрытно ползали по лагерю, практически не переговариваясь.
        Где-то сбоку замер огромной горой Карс, в другой стороне блеснул волчьими зрачками Волк, рядом так же горели глаза кого-то из его серых братьев. Степняков не было видно совсем, оно и не удивительно: прятаться эти ребята умели отменно.
        Принц Ежи, поблескивая возбужденно оскалом белых зубов, нашелся рядом и, на вопросительный кивок, коротко шепнул:
        - Бродит кто-то…
        Дон легко перекатился на живот, проверил оружие, замер, прислушиваясь.
        И распознавая совсем близко от лагеря какое-то шевеление.
        Интересно, кто такой бессмертный?
        Хотя, чисто внешне их компания - не особенно сложный для наживы объект. Маловато, да и странные…
        Многочисленный отряд разбойников вполне мог и не пройти мимо соблазна пограбить путников.
        Дон заметил легкое дуновение в стороне, там, где ночевал дракон, и усмехнулся.
        Просчитались, дураки. Даже жаль их.
        Хотя, с другой стороны, ребята застоялись, уже неделю ничего не происходило, надо чуть-чуть размять кости.
        Да и, к тому же, сон не дали досмотреть, твари. Сами виноваты.
        4
        4
        Разбойники были совсем плохими, в том смысле, что никакой радости в победе этаких бедолаг, грязных, вонючих, голодных, не было.
        Дон презрительно оглядел пленное воинство, состоящее из десятерых испуганно скулящих мужиков разного возраста, сплюнул презрительно и отошел в сторону чистить любимый меч от дурной крови. А то кто его знает, что там внутри у этих полуживотных? Еще не хватало, чтоб полировка потускнела.
        Вообще, потасовка вышла на редкость бестолковой: разбойники, судя по всему, лучше всего умели скрытно подходить к противнику, прячась в неверности предутреннего сумрака. И внезапно нападать на спящих безалаберных путников, не озаботившихся выставлением караульного. На этом их навыки, собственно, и заканчивались.
        Драться никто из нападавших толком не умел, оружие было сплошь ржавое и не особенно острое, а у половины и вовсе дубинки лишь имелись в арсенале.
        Нет, дубинка - неплохое подспорье в драке, но против холодной стали в умелых руках беспомощно.
        А здесь и вовсе поучаствовать толком не получилось, потому что притворявшийся непонятно откуда взявшейся посреди лагеря горой дракон подождал, пока все разбойники окажутся в зоне поражения, а сослуживцы Дона, повинуясь команде Карса, скользнут в разные стороны, чтоб не попасть под линию огня, и обнаружил свое незабываемое присутствие.
        Да так ярко, что ночь превратилась в день, а половина из нападавших - в малопривлекательные угли.
        На взгляд Дона, Ассандр перестарался, хотя, с другой стороны, прочищение желудка пока никому еще не вредило.
        Правда, лагерь пришлось оставить, слишком там неприятно стало, да и мокро, но в любом случае на дворе занималось утро, пора было двигаться дальше…
        Вот только что делать с пленными, пока еще решалось.
        Дон полировал меч и поглядывал краем глаза на сидящего возле пленных Карса.
        Великан выглядел на редкость мирно, голос его негромко успокаивающе гудел, и лица пленников, до этого бледно-зеленые, понемногу приобретали окрас, более подходящий живым людям.
        Ассандр, явно решив, что сделал свое дело, давно уже перекинулся обратно в холодного, надменного аристократа и сидел неподалеку, задумчиво глядя в сумрак леса, окружавшего полянку, на которой компания нашла себе краткое пристанище, и по его лицу вообще было непонятно, слышит ли он тихий допрос пленников, или вообще о чем-то своем думает.
        Братья-степняки, в отличие от принца и Волка, имевшие явно луженые желудки, а , может, просто опыт в сожжении людей, валялись расслабленно на краю полянки и переговаривались на своем варварском наречии. Их полуголые торсы блестели на утреннем солнце, словно намазанные маслом, хотя Дон не исключал, что так оно и было на самом деле.
        Он в очередной раз скользнул взглядом по родовым татуировкам и снова удивился про себя, какие странные события могли занести старших сыновей тагана Степи, наследников таганата, одного из самых обширных и сильных из четырех имевшихся, сюда, на западные земли, так далеко от степных просторов.
        Впрочем, по остальным путникам вопросов было не меньше, а ответов не находилось. Да Дон и не искал их. Он путешествовал в этой разношерстной компании вторую неделю, за это время выяснил, что они уже больше полугода вот так передвигаются по просторам Империи, отдавая предпочтение границам, по пути ловят преступников, останавливаются в небольших гарнизонах, задерживаются там на неделю-другую, а в некоторых - и на месяц, преследуя какие-то свои цели…
        В целом создавалось ощущение какой-то миссии, о которой знали только дракон и тролль, а остальные были лишь простыми исполнителями. Как во всем этом увязывались наследный принц, сыновья тагана степи и вор-перевертыш со своим зверьем, было неясно.
        Дон примечал все, складывал в уме камни вопросов, из которых можно было уже в скором времени дом выстроить, но старательно отталкивал от разума любое желание вникнуть глубже в мотивы странной компании.
        Он за эти годы странствий вдали от Мэсси специально не пытался прилипнуть к кому-то душой. Не требовалось ему. Душа Дона Сордо была далеко, на севере, рядом с неуступчивой, холодной и в то же время такой манящей и ранимой женщиной. Единственной его любовью.
        И другие привязки не требовались и казались чуть ли не предательством по отношению к Мэсси. Дон понимал, что может и не увидеть ее никогда, и , скорее всего, так и будет, путь в родную страну ему был навсегда заказан, но даже мысли не возникало остановиться, остепениться, может, поискать отвлечение в ком-то…
        И вот сейчас, странствуя с этой разношерстной компанией, Дон все чаще ловил себя на мысли, что, если и приникать к кому-то, то вот к ним.
        Странные эти люди, настолько сильно отличавшиеся друг от друга, были каждый по-своему интересен, ощущалась в них цельность и привлекательность, на внутреннем, сердечном уровне.
        Карс, спокойный, медлительный, казалось, совершенно безопасный увалень… Он любил носить просторные одежды, прятаться за длинной бородой и пушистой шапкой, надвигаемой на глаза. Но Дон видел, что под этими тряпками скрывается мощное тело воина, неутомимого и жесткого. Карс походил на спокойно лежащий на вершине горы снег. И не дай Единый потревожить кому-то эту пушистую шапку, вызвать лавину, страшную в своей неукротимости.
        Дракон Ассандр, острый и холодный, хлесткий, по сравнению с троллем смотрящийся даже хрупко. Но в глазах его золотистых горел дикий огонь ярости. Это было живое пламя, воплощенное в материальном существе. Не вставай, смертник, на пути его. Сожжет и не пожалеет!
        Волк, легкий, веселый, зубоскал и матершинник, не умеющий держать язык за зубами, вечно смеющийся над другими членами отряда, причем, даже Ассандру доставалось периодически. Ничего не боящийся. Неукротимый в бою, яростный, бешеный, безумный. Зверь в человеческом обличие. И Дону очень было интересно посмотреть на его реальную дикую ипостась. Что-то подсказывало, что у него очень сильный зверь.
        Братья-близнецы. Туповатые внешне, совершенно одинаковые, с одинаковыми выражениями на лицах, практически синхронными движениями и манерой разговаривать друг с другом взглядами. Складывалось ощущение, что, когда они наедине, то и слова им без надобности. Следопыты, умеющие подмечать самые мелкие детали даже в незнакомой им местности. Охотники, причем, получше даже, чем зверье Волка. Стрелки, легко попадающие белке в глаз. Отменно соображающие в опасных ситуациях, умеющие реагировать резко и жестко.
        И, наконец, Анджеер. Принц Ежи. Самый молодой, самый неприспособленный к походной жизни. Самый опекаемый. Самый слабый. Чистокровный человек, без примеси магии. Но это на первый взгляд.
        А на самом деле, только присмотревшись, Дон понял, что Ежи - полноправный член этого маленького отряда. Сильный, неутомимый, упрямый. И имеющий какое-то, не иначе как, родовое умение слышать правду и подчинять. Пока еще у него это слабо проявлялось, но в будущем обещало показаться во всей силе.
        Дон слышал, что Агеллонам не нужна была магия, чтоб править. Кровь многих поколений выродилась в уникальный концентрат власти. И власть эта бурлила внутри, иногда вырываясь наружу в резких словах, к которым прислушивались и Карс, и Ассандр, во взглядах, заставлявших обращать на себя внимание. В бешеной, неукротимой, дерзкой яростной волне, противостоять которой было сложно. И теперь, после недели тренировочных боев, Дон понимал, почему Карс с Ассандром выбрали именно его в качестве мастера оружия для молодого наследника. Потому что почувствовали то же, что было у них самих: умение противостоять воле принца. Наверняка, мало кто на такое был способен.
        - Саввун? - чуть повысил голос Карс, но затем, оглянувшись несколько воровато, тут же снова перешел на шепот.
        Дон посмотрел по сторонам, подметив, что Ежи, которому пришлось хуже всех из-за неумения сдержать рвотные позывы от дикого смешения горелого человеческого мяса с другими, тоже малопривлекательными запахами, пропал с поляны. Явно ушел к ручью, тут, неподалеку, дышать и умываться.
        Волка тоже не было видно, как и его пушистой родни. Звери - не особенные любители жареного да горелого, носы чересчур чувствительные… Похоже, умотали от греха подальше.
        Дон подошел ближе к допрашиваемым, прислушался.
        - Ну да, - тихо, плаксиво говорил один из пленников, - я под его началом служил… А после того, как его того… расстреляли, ушел. Новый генерал прибыл из столицы, да сразу нас всех на плац, даже больных, и ну - маршировать….
        - Подожди, - перебил его Карс, - почему Саввуна расстреляли?
        - Так… за измену родине же… - пожал плечами разбойник, - он того… Северу какие-то бумаги передавал… Поймали прямо за руку… Ну, и без лишних слов…
        Карс глянул на чуть нахмурившегося Ассандра и продолжил допрос:
        - Было дознание?
        - Да, - охотно закивал разбойник, - из столицы приезжали… И сразу с новым генералом… Ох, зверюга… Он приказал меня нагайками… Зверь… Всю кожу со спины сняли…
        - А семья генерала? - спросил Карс.
        - Не знаю, - пожал плечами разбойник, - женка его прямо во время расстрела свалилась, говорят, умерла. А девки пропали. Искали их, хотели за отцовские дела спросить, но не нашли…
        - Кто искал?
        - Ну так, знамо кто… Столичные…
        Карс еще раз переглянулся с Ассандром, а затем жестко глянул на разбойника:
        - Ты про это не помнишь. Да?
        Разбойник, заторможенно моргнув, кивнул:
        - Да…
        После этого Карс встал, оставив сидящего и продолжающего пялиться в пространство перед собой мужика, повернулся и встретился взглядом с Доном.
        Скривился чуть заметно, дернул углом губ. И счел нужным пояснить:
        - Мы этого Саввуна знали… И девочек его видели… Странная история. Ты не говори ничего Ежи, он… расстроится.
        Дон кивнул, не задаваясь лишними вопросами. Старательно не задаваясь.
        Не его это дело… Нельзя привыкать.
        Тогда и уходить будет не так мучительно.
        Не факт, что он сможет пережить такое еще раз.
        5
        5
        - Плохо стоишь! - резкий удар по ногам был настолько неожиданным, что Дон не удержался и повалился на камни внутреннего двора, где проходил учебный бой. Верней, не бой даже, а что-то вроде экзамена.
        Как у школяров городских. Правда, в отличие от одетых в форменные куцые пиджачки парней, здесь за провал в знаниях можно было поплатиться здоровьем.
        И Дон платил, куда денешься…
        Он , правда, уже в полете сориентировался, перекатился на четвереньки и споро ушел в сторону, опять покатившись по двору, крутясь, словно детский волчок.
        И вовремя! Как раз по тому месту, где только что валялся, ударил меч отца. Правда, сейчас Дон бы его так даже в мыслях не назвал. В эти мгновения перед ним был не любящий и всегда готовый выслушать родитель, а суровый и жесткий без меры мастер оружия при дворе барона Сординского, двоюродного брата самого короля Иллара Северного, из правящей династии Иллиров. Почетное, очень ответственное звание. Из тех, что по наследству не передаются, хотя отец, конечно, очень сильно надеялся на обратное. И все для этого делал, с самого раннего детства, с того момента, когда маленький Дон только-только нучился ходить, готовя себе из сына достойную смену.
        На мнение самого Дона, как положено, никто внимания не обращал. Да и что он мог возразить? Быть мастером оружия, одним из самых уважаемых, приближенных к господину лиц! Это ли не лучшая из судеб?
        Дон, кстати, и не собирался протестовать, искренне считая, что отец прав.
        И до недавнего времени именно так и было…
        Пока… Пока не появились в голове иные мысли. Плохие, крамольные, недостойные его, сына своего отца, надежды своего отца. Дон изо всех сил выкидывал их из головы, эти глупые, порочные мысли, ругал себя ругательски, злился, изводился больше обычного на тренировках… Только чтоб приползти домой, закинуть в себя оставленный мамой ужин и свалиться с гудящими ногами и руками в кровать… И увидеть ночью ее. Свою порочную фантазию.
        Она смотрела на него кристально ясно, глаза были, словно озера голубые, чистые, прозрачные. А на глубине - омуты. Их не замечаешь, ныряешь, желая достигнуть дна. А его нет, дна. Есть они, омуты. Обволакивают, затягивают, манят. Дышать не дают! Думать не дают! Так и погружаешься, и выплыть не можешь уже, и погибаешь… Радостный погибаешь. Потому что позволила смотреть. Потому что - на дне ее глаз…
        Каким образом Дон умудрялся выныривать из этих снов, было непонятным.
        Зато яснее ясного осознавалось, что это ненадолго. Что однажды он забудется… И не выплывает. Не вынырнет. Погибнет полностью.
        Дон просыпался, тяжело дыша, глядел в пространство перед собой воспаленными глазами, сердце стучало и билось внутри, побуждая к действиям.
        Самым простым и логичным действиям: вскочить, пробраться гибким кошаком по уже давно изведанной дороге, облизанной чуть ли не языком неоднократно, запрыгнуть в полуоткрытое окно, занавешенное лишь легкими шторами. Окно выходило на сад при замке и на реку позади него. Красивый вид. И стража ходит, конечно, ходит… Но ему стража - не помеха.
        Закрыть окно, чтоб не слышно было ничего из того, что будет происходить в этой комнате.
        И шагнуть к кровати, высокой, широкой…
        Настолько широкой, что в ней легко потерять спящую девушку.
        Конечно, не в его, Дона, случае… Он сразу найдет. Сразу. Магнитом притянет его туда, куда нужно.
        Подойти, наклониться, втянуть подрагивающими ноздрями нежный-нежный, мягкий-мягкий дурманящий аромат ее кожи, ее волос, ее тела, чистого, невинного… У нее лилейно белая кожа, такая, что страшно трогать. И Дон только представить себе мог, как бы смотрелась его грубая рука, рука воина, с темной загорелой, буквально дубленой на солнце кожей, с мозолями от рукоятки меча, с зажившими и новыми царапинами и ссадинами, на белом полотне ее нежной ладони. Неправильно! Разбойно! Недостойно! Но так, что слюну приходилось сглатывать от одной только такой горячей картинки.
        Во сне он забывал, что нельзя, что недостойно… Во сне он трогал. Подходил к кровати и проводил ладонью по покрывалу, подрагивающими пальцами перебираясь на золото рассыпавшихся по подушке волос… И дальше - к щеке, тихо-тихо… Чтоб не разбудить раньше времени.
        А затем, мягко, к губам.
        И, если она проснется в этот момент, то запечатать раскрывшиеся в испуганном вскрике губы ладонью. И наклониться еще ниже, с наслаждением втягивая чуть изменившийся аромат, ставший более насыщенным, более ярким. Более влекущим. И утонуть, наконец-то до самого дна ее глаз испуганно расширенных достичь, погрузиться с головой, радостно и с готовностью.
        А затем…
        Дон просыпался, мучительно сглатывая набежавшую слюну, осознавал происходящее… И с рычанием вбивал в постель жесткий темный кулак, сходя с ума от возбуждения и жуткой несправедливости. Потому что нельзя! Нельзя даже думать про нее так, грязно и грубо! Нельзя! Она…
        Она - словно видение, никакая грязь не должна… И уж тем более, такая, что в голове постоянно крутилась!
        После избиения кровати Дон обычно подскакивал и сбегал из дома на улицы небольшого города, окружающего замок господина, топая по известному маршруту в одно известное всем мужчинам города место. Там, где тебя примут любого, со всеми твоими грязными мыслями и недостойными преданного господину вассала фантазиями о том, что бы ты хотел сделать с невинной дочерью этого господина…
        Утром отец, непонятно каким образом узнав, куда ночью носило его непутевого сына, жестко отчитывал его, а пару раз даже порол специально для этого дела висящим у двери кнутом.
        Дон сжимал зубы и терпел, ничего отвечая в ответ на требования прекратить похождения по гулящим девкам.
        Просто потому, что, пообещав, пришлось бы это обещание выпонять, а как тогда быть со снами? А если в какой-то момент перепутает сон с реальностью?
        Возможность эта сносила голову напрочь, дурманила своей доступной сладостью.
        И Дону приходилось только сильнее сжимать зубы и терпеть.
        Отец, выдохнув, проводил беседы о том, что мужчине нужно думать не только о себе, но и о своей будущей жене, о детях… И что от срамных девок можно подцепить всякую грязь…
        Дон кивал, понимая это. Но выхода пока не видел. Верней, он был, выход, был, конечно… Но, если б об этом выходе узнал отец, то кнутом бы дело не обошлось, однозначно.
        Она появлялась иногда во внутреннем дворе, причем, почему-то именно в то время, когда он там занимался. И смотрела… Не одна, конечно же, с парочкой своих подружек-служанок. Они стояли, смотрели на тренирующихся воинов, смеялись и перешептывались…
        А парни, выделываясь перед хорошенькими служанками и молоденькой, едва вошедшей в свой женский расцвет госпожой, вытворяли всякие глупости, показательно кидая друг друга в тренировочных поединках, красуясь мускулами и улыбками.
        И Дон тоже. Всегда первый. Всегда лучший.
        И она смотрела. Иногда ему казалось, что только на него, хотя это было, конечно же, не так…
        Зачем ей, чистой и безумно красивой, такой, что посмотреть страшно в ее сторону, разглядывать его, обычного парня, воина, пусть и одного из лучших, но все же находящегося с ней на невероятном расстоянии?
        Она - дочь барона Сординского, крайне выгодная партия, говорят, чуть ли не с четырнадцати лет уже женихи пороги обивают.
        И он - сын своего отца, очень уважаемого человека, отличный воин, будущий мастер оружия, барон уже приглядывался к нему на этот счет, отец говорил… И это - невероятный рост для обычного солдата, такой же, как и у его отца, прошедшего войну вместе с бароном и получившего свое место отнюдь не за мягкий характер и умение угождать.
        И все равно, они из настолько разных миров! И ни в одном из них Дон даже края платья ее не смеет коснуться, а уж мечтать о том, чтобы до руки дотронуться… Или еще до чего, как ему в бесстыдных, никак не контролируемых снах, виделось!..
        - Плохо уворачиваешься! - острие клинка отцовского меча, вообще, между прочим, не затупленное, а очень даже острое, коснулось лодыжки, отворяя кровь. - В бою остался бы без ноги!
        Дон опять перекатился, вскочил, оскалившись и мельком глянув на порез на ноге. Кровь текла, но не особенно активно. Отец умел сдерживать удар и бить туда, куда требовалось.
        Боль заставила быть осторожнее, двигаться шустрее и смотреть по сторонам тщательнее.
        Дон неожиданно метнулся в одну сторону, в другую, а затем напрямую - к противнику! И умудрился легкой верткой рыбкой поднырнуть под рукой отца и упереть острие клинка прямо в яремную впадину! И все это - практически из положения полулежа!
        Отец замер, с легким изумлением и одновременно затаенным одобрением глядя на Дона.
        - Молодец, - сдержанно похвалил он, - шустрый… Прямо как я, в молодости. Вот только на будущее: лучше не сюда. Здесь есть вариант сделать вот так…
        И он мягко, едва уловимо отклонился назад, а затем и вовсе ушел от удара!
        Дон по инерции качнулся вперед, а, так как стоял он практически на четвереньках, то и упал, едва успев убрать клинок, чтоб не напороться на него по глупости!
        В шею ему тут же уперлось острие отцовского меча, а над головой прозвучал довольный голос:
        - Вот так вас, щенят, и ловят… Но молодец, молодец… Хвалю. Ты сдал экзамен. Вон, госпоже тоже понравилось…
        Отец отошел в сторону, кланяясь, и Дон тут же подскочил и последовал его примеру, почтительно сгибая шею в приветствии неизвестно когда пришедшей во внутренний дворик Мэссании Сординской.
        В этот раз она была одна, без своих вечно хихикающих спутниц, смотрела серьезно, чуть прикусив розовую губку, и выглядела настолько чужеродно здесь, среди грубых вояк и общей неустроенности внутреннего двора, что казалась дивным белым цветком, непонятно как проросшим сквозь булыжник мостовой.
        - Долгих лет, госпожа, - между тем, поздоровался отец Дона, - что вас привело сюда сегодня? Одну? Что-то случилось?
        - Нет… - Мэссания мило покраснела, сжала и разжала немного нервно белые тонкие пальчики на кружевном рукаве, - просто… Папа… Он что-то там говорил, что хочет вас видеть, а все посыльные заняты… А я все равно прогуливалась, вот и…
        - О, прошу прощения тогда, оставлю вас!
        Отец кивнул еще раз, на прощание, и торопливо пошел к выходу из внутреннего двора.
        А Мэссания осталась, пристально рассматривая из-под полуопущунных ресниц грязного, извалявшегося в пыли и соломе, встрепанного Дона…
        И от ее взгляда сердце начинало болезненно биться…
        - Ладони Матушки, да приходи уже в себя, мастер! - нервный голос разбил сладкий и одновременно горький момент их с Мэсси первого после голубятни разговора, заставил вынырнуть на поверхность. В реальность.
        Дон хватанул воздуха, сел, успокаивая бешено бьющееся сердце и возвращаясь из того летнего дня, полного надежд и боли…
        - Ну наконец-то! - Ежи, сидящий рядом, радостно выдохнул, - я уж думал, все, не придешь в себя. Крепко тебя приложили…
        Дон внимательно изучил ссадину на его щеке и общий возбужденно-изможденный вид, затем огляделся.
        Серые стены, тяжелая дверь, а на высоком окне - решетки.
        Тюрьма, что ли? Опять?
        6
        6
        Дон, морщась от резкой боли в затылке, порассматривал пару мгновений встревоженную, расцарапанную рожу принца, вздохнул.
        - Ну, куда мы опять влипли?
        - А ты не помнишь ничего? - подпрыгнул Ежи, возбужденно скалясь и поминутно оглядываясь на дверь, - что последнее помнишь?
        - Не елозь, - поморщился Дон, - рассказывай…
        - Ну… Тебя зовут Дон Сордо…
        - Не так далеко…
        - Карса и дракона напоили! А этих одинаковых придурков связали их же лассо!
        - Не так близко…
        - Ладони Матушки, Дон!
        - Ну все, все…
        Дон взмахом руки остановил взвившегося с колен принца, поднялся на ноги, не так шустро, конечно, все же возраст и приличных размеров шишка на затылке, которую он успел нащупать, пока глумился над перепуганным Ежи, давали о себе знать.
        Конечно, он уже все вспомнил, кроме, пожалуй, последних мгновений перед тем, как заполучить удар по затылку, но они для понимания ситуации не играли никакой роли.
        Дон пошатнулся, скрипнул зубами, выругался тихо.
        - Давно я в отключке?
        - Полчаса примерно, - пробубнил чуть обиженный Ежи, - стонал, какую-то Мэсси вспоминал… Жена твоя?
        Дон промолчал, досадуя на свою внезапную словоохотливость, шагнул к двери, но затем, передумав, отправился к окну.
        Подергал решетки, хмыкнул.
        - Да, так себе, я уже проверил, - сказал Ежи, - можно выбраться, но…
        - Смысла нет, да, - закончил за него мысль Дон.
        - Верно… Надо до конца разобраться, пока они не в курсе, кто мы…
        Дон посмотрел на принца, кивнул, сел обратно на лавку, прижался пострадавшим затылком к холодной стене, блаженно прикрыл глаза.
        - Интересно, где Карс с драконом? - принялся рассуждать вслух Ежи, видимо, обрадованный тем, что теперь есть на кого переложить бремя ответственности. Похоже, парень настрадался тут, один, с бесчувственным Доном под боком.
        Дон вспомнил себя в его возрасте и вздохнул. Да, восемнадцать, это , конечно, много… Но так мало, Единый! Ни мозгов нет, ни понимания жизни. Только дерзости и фантазии неуемной через край… Отличный возраст.
        - Мне куда интересней, почему они дали себя взять… - пробормотал Дон, не открывая глаз.
        Ежи только вздохнул, ответа на этот вопрос у него, похоже, не было.
        Он сел рядом с Доном на лавку, вытянул ноги, подражая наставнику. И затих.
        А Дон, воспользовавшись благословенной тишиной, принялся вспоминать события, приведшие их сюда, в темную камеру с зарешеченным окном.
        После поистине эпического сражения с бандитами, перед путешественниками встал не менее эпичный вопрос: куда девать пленных. Можно было бы, конечно, отправить их следом за приятелями на два метра под землю, но, во-первых, это было немного жестоко, все же разбойники сдались сами, и, что было гораздо более серьезным аргументом, никому не хотелось задерживаться и копать еще одну яму. Предыдущую-то заставили копать самих пленников, а тут пришлось бы трудиться…
        В итоге, было принято решение отвести разбойников в ближайший город и сдать с рук на руки градоначальнику.
        Карс , правда, обмолвился, что они не планировали сюда заходить, что вообще в другое место шли, гораздо южнее, но не тащить же за собой этих поганцев.
        В город, довольно крупный торговый узел, замыкающий на себе не только перевозку товара по суше, но и по воде, добрались к вечеру.
        Дракон с Карсом ушли на прием к градоначальнику, прихватив с собой вязанку разбойников, Ежи с Волком отправились гулять по вечернему городу, братья-степняки, надравшись самого крепкого пойла, какое нашли в местном трактире, где вся компания остановилась, завалились спать тут же, на лавках.
        А Дон ушел на двор, немного потанцевать с мечом и отвлечься.
        Вечер был томный и ничего не предвещало.
        Сначала вернулся Ежи. Один, без Волка. Грустный, понурый, он уселся неподалеку от танцующего Дона и принялся смотреть.
        Дон повернулся и быстренько превратил зрителя в участника. Ежи не особенно хотел, но сопротивляться не стал, послушно нападал, падал, выслушивал короткие замечания про то, что плохо гнет ноги и некачественно падает, и даже старался что-то поменять, но как-то без огонька, вяловато.
        Дон уже хотел его примерно наказать за отсутствие желания тренироваться, когда во двор вошли, чуть покачиваясь, Карс с драконом.
        Вид у них был до того необычный, что Дон , по инерции отбив удар Ежи, замер на месте, рассматривая странную картину.
        За все недолгое время совместного путешествия, он уяснил одну очень интересную вещь: в компании плохо относились к алкоголю. Волка, из-за некоторых особенностей организма, спиртное просто не брало, дракон морщил нос на запах, видно, слишком чувствительный или переборчивый. Кто его знает, может, у них, у драконов, свои напитки… Степняки уважали только забористую, жутко вонючую бурду, основным составляющим которой, как подозревал Дон, была лошадиная моча. Эту хрень подавали не в каждом трактире, на памяти Дона сегодняшний раз был первым, когда братья нашли то, что им по душе и расслабились. Карс был сам настолько ядовит, что никакая отрава его не брала. Ну, а Ежи никто ничего не позволял в силу возраста.
        Потому видеть сейчас явно пьяных, причем, очень сильно пьяных Карса и дракона, было странным до невозможности.
        Дон внимательно изучил своих нанимателей, неверной походкой заходящих во двор, а затем, чуть нахмурившись, глянул за их спины…
        И легко перебросил меч в другую руку, одновременно вытаскивая из-за пояса длинный нож.
        Потому что следом за Карсом и драконом во двор зашли еще человек пятнадцать. Выглядели они очень опасно, да и по движениям угадывалось: не за выпивкой сюда нагрянули…
        Карс и Ассандр, словно не замечая эскорта, вяло попереговаривались друг с другом, не обращая внимания на замерших принца и Дона, будто не узнавая их, и потопали ко входу в трактир.
        В этот момент Ежи, тоже почуявший неладное, кинулся к ним, да так шустро, что Дон не смог его остановить:
        - Карс! Что такое?..
        Он не успел договорить, Карс недовольно сверкнул на него взглядом, пошатнулся… И упал!
        Ежи был настолько потрясен этим зрелищем, что замер на месте, неверяще переводя взгляд с лежащего на земле Карса на стоящего рядом и холодно смотрящего на него дракона.
        А затем Ассандр тоже мягко, плавно, опустился рядом с Карсом. Прямо на землю.
        Ежи не успел никак среагировать, один из пришедших вместе с Карсом и Ассандром людей коротко глянул на него и скомандовал остальным:
        - Этот с ними. Взять.
        На Ежи тут же кинулись двое, явно рассчитывая быстренько перехватить, но верткий парень оступил а затем довольно ловко кольнул одного из нападавших в живот, а второго - в горло. Дон мог бы гордиться собой, совсем недавно эти удары ставил принцу.
        Наступила непроложительная шоковая пауза, на осознание, так сказать, после которой на Ежи кинулись сразу пятеро.
        Дон вздохнул и шагнул вперед, привлекая к себе внимание и перетягивая часть нападавших.
        Он дрался, привычно отбивая удары, уворачиваясь, неожиданно падая плашмя и поднимаясь, подсекая ноги, норовящие потоптаться по нему, и непрестанно смеясь, как и положено пьяному человеку, у которого чисто случайно получается не попадать под клинок.
        При этом он умудрялся прикрывать бешено прущего напролом принца, не подпуская к нему нападающих.
        Правда, Ежи не понимал стратегии Дона, лез вперед постоянно, вообще никак не помогая. Нападавших оказалось больше, чем думалось в первые минуты, отбиваться, одновременно сдерживая слишком прыткого принца, становилось все тяжелее…
        В итоге, Дон все же отвлекся, получил плашмя чем-то тяжелым по затылку и вырубился. Последнее, что помнил, так это свое бесконечное удивление: почему не убивают? Судя по поведению, явно живыми хотели взять… Зачем? Было в этом всем что-то глубоко неправильное…
        Он открыл глаза, посмотрел на молчаливого бледного Ежи, вздохнул опять.
        Однако, надо что-то делать…
        Или нет?
        Ждать развития событий?
        Дон очень надеялся, что Карс и Ассандр знали, что делали…
        Размышления его прервал невнятный шорох, доносящийся от окна.
        И опять принц оказался шустрее, рванув прямо с лавки к решетке так быстро, что Дону пришлось приложить усилия, чтоб опередить его.
        Резкое движение отозвалось болью в голове.
        Ох, уж эти восемнадцатилетние юнцы!
        Дон чуть отпихнул Ежи от окна, а сам, легонько подпрыгнув, поймал за шкирку невысокого паренька, ковырявшегося возле решетки снаружи.
        Паренек, не ожидавший такого, пискнул сдавленно, выронил в камеру глухо звякнувшую железку и уставился на Дона огромными напуганными глазами.
        У странного пришельца были тонкие запястья и пухлые не по-мужски губы…
        Позади сдавленно выдохнул Ежи:
        - Рути…
        И Дон понял, что ситуация вообще не планирует распутываться…
        Надо же, как он удачно выбрал себе попутчиков. А так хотел спокойной жизни…
        7
        7
        - У них тут охрана никакая…
        Дон смотрел на совершенно невзрачное существо, худое, замурзанное до невозможности, с повадками городского уличного воришки, затем переводил взгляд на Ежи, с невероятно сложной физиономией изучавшего тот же объект, и думал о том, насколько в самом деле красота в глазах смотрящего.
        Это так Мэсси говорила… Про него, про Дона.
        Первый раз, когда она его красивым назвала, он настолько удивился, что потерял и тот не сильно развитый дар речи, что еще хоть как-то работал в ее присутствии. Молча откланялся тогда и рванул что есть духу к ближайшему зеркалу, смотреть на себя. И искать подтверждение ее слов.
        Дон помнил, как пялился на свое отражение в полумраке коридора в доме барона Сординского, словно на другого человека смотрел. И все искал, искал… Что же такого увидела в нем Мэсси? Какая, к Темному, красота? Обычная физиономия, не сильно чистая… Но его госпожа была серьезна… И он тогда ее слова долго обдумывал, не понимая их, не принимая.
        А вот сейчас, глядя, с каким выражением мальчишка смотрел на непонятное существо, вытащившее их из-за решетки, Дон подумал, что это выражение как нельзя лучше подходило ситуации.
        Девчонка была вообще страшненькой, да еще и волосы короткие, вихрами торчали. И косточки тонкие, острые, на красивые девичьи изгибы и намека не было, а вот поди ж ты… Принц глаз с нее не сводил, и такое было в них выражение, что не только Дону, но даже насмешнику Волку, который встретил их по ту сторону стены тюрьмы, было не по себе.
        - Три калеки, и те спят, пьяные… - продолжала Рути, верней, если Дон правильно понимал ситуацию, Рутгерда Саввон, дочь опального генерала, которого, после на удивление скорого суда, как-то очень быстро отправили на виселицу… Та самая Рутгерда, которая пропала после суда и казни отца. У нее там еще сестра была, кажется? Интересно, она в таком же виде по стране шастает? И что вообще происходит? - Но вам надо быстро выметаться, - продолжила дочь генерала, сидя на корточках у стены конюшни тюремного гарнизона, тоже, кстати, на удивление погано охранявшейся.
        Вообще, все в этом большом городе, богатом, торговом, было каким-то… недоделанным, что ли… Странным.
        Тюрьма, с толстыми стенами, но вываливающимися решетками, Дону не пришлось даже пользоваться железкой, оказавшейся, кстати, очень неплохим метательным кинжалом, с драгоценными камнями в рукояти и клеймом одного из самых известных в прошлом мастеров на клинке. Он мельком удивился, когда поднимал это изделие с пола камеры, затем отдал его Ежи, еще разочек удивился выражению, с которым тот рассматривал этот нож, но больше времени на эмоции не было.
        Девчонка висела за окном, словно маленькая пташка, зацепившись за решетку, и шипела на них грозно и повелительно, требуя, чтоб пошевеливали задницами, пока стража спит.
        Они и послушались, пошевелили.
        Выбрались из окна, аккуратно придержав вываливающуюся решетку, чтоб не звякнула и не разбудила никого, по-кошачьи скользнули по освещенному луной двору и перелезли через высокий каменный забор по веревке, которую с той стороны заботливо придерживал Волк!
        Дон, приземлившийся первым, осмотрел как всегда иронично скалящегося соратника, заметил еще три пары таких же фосфорецирующих глаз в ближайших кустах. Значит, все волчье семейство на месте. Отлично. И где же эти хвостатые придурки лазили все это время?
        - И где вас носило? - хмуро задал вопрос Ежи, опередив самого Дона, едва приземлился следом, - раньше никак было?
        - Раньше никак, - еще шире оскалился Волк, - лови свою добычу!
        Он кивнул на забор, и Ежи, развернувшись, ловко поймал прыгнувшую сверху девчонку. Та сдавленно пискнула, тут же пытаясь выбраться и встать на землю, но парень проявил хваленую агеллоновскую цепкость и быстро прекратил сопротивление.
        - Пусти, дурак! - зашипела девчонка сдавленно, - нам еще отсюда убираться…
        - Да темного хрена я тебя теперь отпущу, - рявкнул Ежи, да так властно, что замерли все: и девчонка в его руках, и Волк, и Дон. И даже кусты перестали шевелиться, настороженно затихнув.
        - Ты знаешь, куда идти? - первой оправилась от шока девчонка, - в какой стороне нет патруля?
        - Я знаю, малышка, - сверкнул в темноте зубами Волк, и из кустов согласно подтявкнули.
        - Ох, Матушка, какие дураки… - зашипела девчонка, неистово барахтаясь в лапах Ежи, - да там уже все сменилось! Пусти!
        Ежи подумал немного и все же разжал руки, хоть и с огромной неохотой, легко читавшейся на его физиономии.
        Дон отметил это все, но комментировать, естественно, ничего не стал.
        Просто молча последовал на мгновенно растворившейся в полумраке тонкой фигуркой.
        Надо сказать, она и в самом деле знала, куда идти.
        Они легко преодолели два патруля, про первый из которых предупредили серые братья Волка, а вот второй возник перед самым их носом совершенно неожиданно, и , если б не предусмотрительность девчонки, то была бы драка и ненужный шум.
        И вот теперь они сидели совсем недалеко от тюрьмы, но место было настолько укрытое, настолько тихое, что бывшие узники даже посзволили себе чуть-чуть выдохнуть.
        И смогли задать нужные вопросы, чтоб разработать стратегию дальнейшего поведения.
        Ежи, судя по напряжению на лице, ужасно хотелось утащить свою добычу как можно дальше, для уединения и выяснения отношений, но он терпел во имя команды.
        А Рути рассказывала про тюрьму и рисовала на земле план, показывая, где, скорее всего, держали остальных.
        Вопросов, откуда она это все знала, и вообще, каким образом дочь генерала, приличная девица, оказалась здесь, в городе, да еще и в таком виде, пока что не задавалось. Ситуация требовала выручить Карса, Ассандра и близнецов, а потом уже и спрашивать.
        8
        8
        - Ты не пойдешь туда, мы сами справимся! - ярился Ежи, сурово глядя на Рути, но ее, похоже, никакие такие взгляды вообще не пронимали.
        Девчонка усмехнулась, сверкнув в полумраке белыми ровными зубами, и повела весело глазами, показывая, что думает про приказы всяких там мальчишек.
        Дон отследил это, подумал, что в девочнке определенно что-то есть, и что из нее та еще заноза вырастет, но мальчишку поддержал, кивнув.
        - Серые братья покажут путь, а схему ты нам нарисовала, - Волк, похоже, тоже не горел желанием тащить в опасность девочку, но она только еще выразительней закатила глаза.
        - Вот вы дураки, а? Ну какие серые братья в каменном мешке? А я отвлеку…
        - Не надо отвлекать… Мы сами разберемся. А ты тут подождешь, - твердо постановил Ежи, но Рути лишь фыркнула на это заявление и поднялась с земли.
        - Пошли. Вояки, тоже мне. Зачем кровь, когда можно все тихо сделать?
        Она двинулась вперед, но Ежи изловчился и поймал ее за локоть, прижал к себе и тихо, но внятно сказал:
        - Не вздумай потом исчезнуть, поняла? Я с тобой еще не поговорил.
        - Ой, какой грозный… - нисколько не испугалась Рути, а затем неуловимым движением вырвалась из захвата и жестко продолжила, - вот только я тебе не жена. И не невеста. И вообще никто. Потому гулять буду сама туда, куда хочу.
        - Не будешь, - так же жестко ответил Ежи, и Дон поразился этому превращению. Молокосос обещал вырасти в сильного и властного мужчину.
        - Эй, малыши, - вмешался в разговор неугомонный Волк, - скоро рассветет. Мы занимаемся любовью или выручаем наших из тюрьмы?
        Рути сверкнула глазами и пошла первой в мрак ночи.
        Ежи перевел взгляд на Волка, и тот только руками развел:
        - Ну прости, твое высочество!
        В тюрьму они попали через заднюю дверь кухни, скользнув тихими серыми тенями мимо котлов и спящих поварят.
        Дон немного удивился тому, насколько легко удалось попасть в здание. Это было уже не разгильдяйство, а нечто большее… Если все получится, то непременно надо будет попытать эту странную девчонку. И сейчас приглядывать, может, она в ловушку ведет их?
        Дон удивился тому, насколько легко они поверили этой практически незнакомке. Словно наваждением каким-то повеяло… Может, она ведьма? Заморочила…
        Они шли по темным коридорам, сворачивая туда, куда показывала Рути, останавливаясь тогда, когда она делала знак, чтоб пропустить шныряющих повсюду стражников.
        И путь их был легким.
        Дон позволил себе представить на мгновение, как бы они обходились сейчас без Рути, не зная дороги, пробиваясь вперед с боем…
        Оставалось надеяться, что Волк и его серая свора предупредят, если впереди появятся охранники…
        Через пару минут, вытирая клинок об одежду мертвого охранника, Дон подумал, что иметь в соратниках зверюг с их чувствителыми носами и ушами - очень хороший опыт. Положительный.
        Они и в самом деле предупредили за пару минут до того, как охранник появился из-за угла.
        Рути сняла с пояса мертвеца ключи, оглядела их, хмыкнула и в ускоренном темпе понеслась дальше.
        Двигалась она, словно кошка, часто тут бывавшая и давно прижившаяся.
        Остановившись у очередной камеры, она без проблем нашла нужный ключ, отомкнула замок.
        И тут же отступила в сторону, позволяя изготовившемуся для прыжка близнецу без помех вывалиться в коридор.
        Степняк покатился на пол, не удержавшись на ногах, а его брат, легко перепрыгнув через ворочающегося в полном молчании родственника, кинулся на Дона, но тут же затормозил на полном ходу, вытаращив глаза. Узнавая.
        Дон кивнул на второго брата, как раз поднимающегося с пола, и скользнул дальше за двинувшейся по коридору Рути.
        Следом шагнул Волк со своими братьями, затем Ежи.
        Степняки, мгновенно войдя в нужный ритм, четко последовали за соратниками, никак не комментируя их неожиданное появление в тюрьме.
        В следующем проходе случился казус: то ли Рути отвлеклась, то ли просто не было другой возможности, но вся компания вылетела четко на кучкующихся перед дверью запертой камеры охранников.
        Последовала немая сцена, когда обе стороны в немом изумлении пялились друг на друга, затем Рути легко скользнула прочь, к стене, а главные позиции заняли Дон с Волком. Они слаженно рубились с успевшими вытащить оружие стражниками, умудряясь одновременно давать простор для серых братьев и близнецов, отслеживающих, чтоб никто не покинул зону боя и не поднял тревогу раньше времени, и отпихивать в сторону прущего напролом Ежи, который ужасно хотел принять участие в сражении и негодовал, что его не пускают.
        Все закончилось быстро, и какое-то время в коридоре слышалось только частое тяжелое дыхание победителей и смачный хруст костей мертвецов под железными волчьими челюстями.
        А затем из-за двери камеры, у которой и происходила драка, раздался тихий голос Карса:
        - Ребятки, вы там все? Мы выходим?
        - Выходите, - позвал Волк.
        Замок аккуратно щелкнул, дверь распахнулась, и на бойцов уставились спокойный, чуть улыбающийся Карс, как обычно холодный и отстраненный Ассандр… И еще один человек, основательно избитый, едва держащийся на ногах…
        - Что-то вы долго шли, - улыбнулся Карс, - я уже даже начал терять веру в то, что все делаю правильно…
        - Могли бы и сами, раз такие умелые… - проворчал Волк, рассматривая узников, которые оказались слегка не узниками.
        - Если бы мы все могли, то зачем бы мы вас с собой таскали? - резонно ответил Карс, затем обратился к дракону, - дракош, давай-ка его на близнят перегрузим…
        Степняки послушно вышли вперед, приняли стонущего мужчину , подняли и потащили к выходу. Туда, куда скользнула спокойно переждавшая потасовку у стены Рути.
        Следом за ними двинулись Карс и Ассандр, и замыкали Волк с братьями, Ежи и Дон.
        - Это кто вообще? - шепотом спросил у Дона Ежи, указав взглядом на избитого мужчину. Тот лишь молча пожал плечами. Ситуация была странная, но он надеялся, что они сейчас доберутся до безопасного места и все прояснится.
        - А это, твое высочество, - слух у Карса был на редкость острым, - императорский человек… С проверкой прибыл… И вот… Проверил, на свою голову…
        9
        9
        Дон смотрел на перемазанную чем-то непонятным, похоже, смесью крови и черной сажи, Рутгерду, заявленную его соратниками, как дочь генерала, переводил взгляд на бешено, неотступно глазеющего на нее принца и думал, что судьба - странная и страшная штука… И, наверно, еще безжалостней самой Ярики, богини смерти и воинской доблести, в которую верили здесь, в Империи. Потому что любую богиню можно задобрить, принести ей жертву, быть верным ее слугой, наконец… А как задобрить нечто бездушное? Безжалостное?
        Если бы он знал…
        Если бы знал, то уж, наверняка, не сидел бы здесь, в странном темном доме, явно знававшем и лучшие времена, и лучших хозяев, куда привела их веселую разношерстную компанию Рутгерда Саввон.
        Привела, показала, где вода для мытья грязных, окровавленных морд, бочонок кислого вина и чуть-чуть еды, да и уселась сбоку, на лавку, изо всех сил стараясь быть как можно незаметней.
        И ей бы это вполне удалось, умение сливаться с окружающей обстановкой у девчонки было, похоже, одним из коронных, если бы не принц.
        Ежи не разговаривал с ней, потому что вокруг было довольно шумно, многолюдно, имперского проверяющего требовалось лечить, причем, похоже, Карс начал это делать еще в камере, но повреждения были настолько велики, что даже его невероятные умения не срабатывали привычно быстро.
        Близнецы, которых, судя по до сих пор немного шальным взглядам, крепко отоварили по пустым головам, наверно, когда в камеру волокли, шумно переругивались, выясняя на своем варварском наречии, кто из них виноват в ситуации больше, а кто меньше.
        Дон чуть-чуть знал язык степей, правда, не именно это наречие, но с пятого на десятое понимал.
        Ассандр, отойдя в сторонку, пристально смотрел на свою ладонь, явно пытаясь что-то в ней увидеть. И, судя по бешено и злобно горящим глазам, не видел того, чего хотел. И дико расстраивался по этому поводу.
        Волк, умывшись и проверив комплектность своих братьев и сестренки, завалился с ними в обнимку в самый угол и оттуда весело сверкал глазами на всех остальных.
        Дон, оценив обстановку, тихо сел в свободном углу и принялся за самое привычное и любимое дело любого воина: осмотр оружия. После боя - самое оно для этого, а то потом усталость нападет, или очередной смертник… Эту полезную привычку ему еще отец привил: есть свободная минутка, проверь оружие. А если минутка длится, а ты оружие уже проверил и все недостатки устранил, вот тогда можешь и чуть-чуть отдохнуть…
        Именно этим Дон и собирался заниматься, когда остальные договорятся, куда двигать дальше.
        И вообще, ситуация немного прояснится.
        Пока что Дон видел себе происходящее не в особо радужных тонах: похоже, они совершенно нечаянно влезли в какой-то непонятный то ли локальный переворот власти, то ли, что было гораздо хуже, не локальный, а направленный против империи и лично императора.
        В пользу последнего говорило именно присутствие и крайне плохое состояние императорского чиновника.
        Все указывало на то, что местные власти, похоже, или страх потеряли, или мозги, или что-то там себе планируют серьезное и уверены, что вывернутся из ситуации целыми, раз такое творили.
        Трогать имперского человека… Это надо иметь особый склад ума… И беспредельную наглость…
        На некоторые вопросы о происходящем в городе мог ответить чиновник, но он был пока что плох настолько, что говорить не мог.
        Карс сидел возле него, водя огромной ладонью по ранам, затягивающимся на глазах, что было очень даже хорошо… Но мужик все равно в себя не приходил, и Карс хмурился, и это был плохой признак.
        Дон закончил с оружием, любовно протер его специальной чистой тряпочкой, упрятал в ножны.
        И откинулся затылком на стену, чуть прикрыв глаза и притворившись спящим.
        Принц, пару раз глянув сначала на кучкующихся у чиновника старших, затем на ругающихся близнецов, на мурлыкающего с родственниками Волка и, наконец, на спящего Дона, выдохнул и решительно пересел к молча сидящей в углу Рути.
        Она открыла глаза, лениво уставилась на него:
        - Ежи, я устала слегка, дай отдохнуть…
        - Потом отдохнешь, - повелительно заявил Ежи, - сначала расскажи, какого темного ты тут делаешь?
        - Сижу, как видишь… - вздохнула она, - а потом, предваряя твой второй вопрос, отдохну и пойду дальше. У меня дела еще…
        - Какие дела? - зашипел Ежи злобно, - ты же мне сама сказала… Ты же замуж… Какого ты?..
        - Ой, - Рути картинно прикрыла рот ладошкой, будто удивляясь, - а ты не знаешь, да? Нет у меня больше жениха, представляешь? Умер. И папа мой умер. И мама. А сестра… Впрочем, ладно, не будем. Так что я теперь свободная птица, Ежи. Ото всех свободная… Практически…
        Она отвернулась, судя по всему, не желая видеть изумленного лица принца.
        Впрочем, он быстро справился со своим изумлением, развернул ее к себе за подбородок и жестко спросил:
        - Кто это сделал?
        - Император, - выплюнула она с такой ненавистью, что Ежи невольно отшатнулся.
        А Рути продолжила:
        - Моего отца казнили, обвинив в измене императору. Так что тебе теперь опасно со мной общаться, парень. Я теперь - дочь изменщика.
        - Я… Разберусь в этом, - сказал Ежи, сжимая кулаки и крайне серьезно при этом выглядя.
        Вот только на Рути эта серьезность, похоже, никакого впечатления не произвела, потому что она усмехнулась и сказала:
        - Тоже мне… разбиральщик… Что ты можещь-то?
        - Я много чего могу, - ответил принц.
        Рути только рассмеялась горько.
        - Нет уж, не лезь в это дело, мальчик, а то тоже голову потеряешь…
        - Я не потеряю.
        - Ну хорошо, - кивнула она, - посмотрим. Если разберешься и в самом деле, то я… Я тебе буду благодарна. Но лучше не лезь. Бесполезно это.
        - Сам решу, - самоуверенно ответил Ежи, - а пока что ты пойдешь со мной.
        - Нет уж, - улыбнулась Рути, - у меня свои дела.
        - Да какие у тебя дела? - взъярился принц, - как ты вообще здесь?.. И откуда это все?..
        - А этого тебе знать нельзя, Ежи, - ушла от ответа Рути, - и вообще… Зря я…
        - Ничего не зря. Пойдешь со мной, я все решу.
        - Нет.
        - Да.
        - Нет!
        - Да!
        В этот момент имперский чиновник принялся кашлять, громко и надсадно, а Рути, позабыв про разговор и принца, кинулась к нему.
        - Корни, Корни, ты как? - в ее голосе было столько неподдельной тревоги, что Дон открыл глаза и повнимательней посмотрел на кашляющего человека.
        А принц, отчетливо скрипнув зубами, двинулся следом за девчонкой.
        Чиновник открыл глаза и уставился на склонившихся над ним людей, остановил взгляд на Рути и захрипел:
        - Какого темного ты здесь? Пошла прочь…
        10
        10
        - Корни, Корни… - словно заведенная, продолжила бормотать Рути, но чиновник, страшно захрипев и выкатив на нее красные от лопнувших капилляров белки глаз, зарычал, словно восставший мертвец на вкусного прохожего, - пошла про-о-о-чь… Дура…
        Рути, отшатнувшись, поморгала, а затем, резко развернувшись, рванула прочь из дома.
        - А ну стоять! - Рявкнул тут же очнувшийся Ежи и кинулся следом.
        Никто его не стал останавливать, только взглядами проводили, да серая волчица, явно питавшая к принцу симпатию, вымелась за дверь, махнув напоследок пушистым хвостом.
        - Корнель, я надеюсь, ты придешь в себя и ответишь нам на вопросы, - спокойно пробасил Карс, аккуратно придерживая чиновника, чтоб тот не завалился на бок.
        - Карс, какого темного? - закашлялся Корнель, - ты-то здесь откуда?
        - Да вот… - пожал плечами Карс, переглядываясь с Ассандром, как раз к этому моменту прекратившим изучать свои ладони в поисках чего-то, одному ему ведомого, и подошедшим ближе, - отдых у меня… Отдыхаю, вот…
        - Ты же на Севере… - Корнель опять закашлялся, и Карс торопливо подал ему воды, а после бережно уложил обратно на спину и водрузил на грудь огромную ладонь.
        - А ты в столице должен был быть… - пробормотал он, закрывая глаза и сосредотачиваясь, - однако же оба мы почему-то не там, где должны находиться…
        - Ты меня знаешь… - прохрипел Корнель, - я на месте не могу усидеть… И дела тут были…
        - Да я вижу, что за дела… - кивнул Карс, - девочку зачем обидел?
        - Дура потому что…
        - Она переживала… Она помощь привела…
        - А должна была уже за три дня пути отсюда быть! Дура! Нет нормальных людей, Карс…
        - Мне ли не знать… Лежи уже, неугомонный… Я и без того не в форме…
        - Вот и я… Откуда они эту дрянь взяли? Все силы напрочь снесло… - хрипел Корнель тихо.
        Ассандр сел рядом с его кроватью, и, как Дон совсем недавно, уперся затылком о стену, прикрыл глаза.
        А Карс, глянув на него, покачал головой:
        - Что, дракош, никак?
        Тот только оскалился злобно и холодно.
        - Ничего, ничего… У меня потихоньку возвращается… Значит, это обратимо…
        - Вопрос, когда… - подал голос Ассандр, - и сколько у нас есть времени…
        - А вот девочка могла бы рассказать, - задумчиво ответил Карс, - она-то явно тут с пользой время провела…
        - Без пользы… Дура… - пробормотал Корнель, но уже без первоначальной яростной злобы, - у нее другое дело есть, важное. А она тут ошивалась все это время…
        - Тебя спасала… - укоризненно покачал головой Карс.
        - Я не важен, - прошептал Корнель, - а вот ее задание…
        - Ну прости ее, она молоденькая еще совсем…
        - Столько лет, столько работы… Знал же, что бабу - нельзя… Знал… - похоже, что Корнелю становилось хуже, он говорил все тише и тише, и Карс, выругавшись, убрал ладонь, встряхнул обеими руками, попил воды, подышал, словно в себя приходя, словно сейчас делал какую-то невероятно трудоемкую работу.
        Близнецы, перестав переругиваться, затихли, следя за происходящим.
        А вот Волк неожиданно шлепнул по холке одного из своих серых братьев, и тот скользнул тенью к лежащему Корнелю, ткнулся носом ему в лицо, замер… А затем принялся вылизывать его. Медленно, тщательно, не пропуская ни одного участка кожи.
        И Карс, сначала вскинувшийся было, затем уселся и принялся пристально отслеживать состояние чиновника.
        Задумчиво рассматривал серого брата, затем перекинулся взглядом с Волком, продолжавшим сидеть у стены и гладить оставшегося рядом с ним брата.
        И кивнул:
        - Может, оно и так… Может…
        - Воронок знает, что делает, - ответил Волк.
        - Я вижу…
        Через десять минут, видя, как стремительно розовеет лицо Корнеля, Дон понял, что Воронок реально знал, что делал.
        К этому времени , похоже, отдохнул Карс, потому что снова положил ладони на грудь чиновника, и тот вздохнул полной грудью, без прежних хрипов и клокотания в ней.
        Воронок, лизнув напоследок Корнеля, уходить не стал, а легко запрыгнул на низкую лежанку и расположился сбоку, умостив огромную, больше похожую на медвежью голову на животе чиновника.
        И тот, судя по всему, мало что соображая, провел ладонью по мохнатой морде.
        - Корнельчик, давай, приходи в себя… - пробормотал Карс, - нам еще отсюда уходить… А ты не в порядке…
        - Это что за зверь? - прохрипел Корнель, гладя волчью морду.
        - Это Воронок, - ответил Карс, словно это что-то могло объяснить, - он не кусачий… Сейчас.
        - Хороший… Я про таких только слышал… Волки Срединного леса, да? Откуда они здесь?
        - Так это братишки Волчка нашего…
        Корнель приподнялся, хотя Карс пытался уложить его обратно, да и Воронок заворчал недовольно.
        Но чиновник проигнорировал их недовольство, специально, чтоб посмотреть на сидящего в углу Волка.
        Тот ответил ему спокойным насмешливым взглядом, и Корнель улегся обратно со вздохом:
        - Надо же… Думал, не увижу никогда…
        Дон переводил взгляд с невозмутимо скалящегося Волка на лежащего человека и думал о том, что как-то много в одной компании странных личностей. И с каждым днем все страннее и страннее…
        Наследный принц, сейчас увившийся в ночь за непонятной, загадочной девчонкой, у которой явные ведьмовские задатки…
        Магическая четверка волков, один из которых - на двух лапах ходит, вместо четырех… Дракон…
        Лесное чудище…
        Сыновья тагана степи…
        Императорский чиновник, скорее всего, кто-то очень серьезный, засекреченный или на особых полномочиях…
        И он, Дон, беглый преступник, за голову которого в его стране положена серьезная награда, изгнанник, отшельник, наемник, мастер оружия, охотник на людей…
        Что же их всех свело в одно время и в одном месте?
        Что же дальше-то будет?
        В этот момент скрипнула входная дверь, и в проеме появилась невысокая, очень фигуристая девушка.
        И Дон, глядя, как вскинулись и одновременно радостно оскалились близнецы, понял, что лимит странностей вообще не исчерпан.
        Ну что же, зато интересней жить… Хотя, и опасней, конечно же.
        11
        11
        - Степная Луна… - один из братьев подскочил со своего места быстрее даже, чем серая сестренка Волка, - откуда здесь?.. Ох, какая грудь, ветер мне в морду! Хочу себе эту женщину!
        В голосе его было столько нетерпеливого восхищения и жажды, что Дону даже стало слегка не по себе. Словно за чужими брачными играми подсмотрел… Какой шустрый, однако же, степняк! Того и гляди, напугает несчастную девушку до потери сознания!
        Впрочем, судя по совершенно не изменившемуся лицу красотки, а вошедшая в дверь девушка была самой настоящей красоткой, белолицей, светловолосой, фигуристой, как сама Матушка-заступница, и в то же время тонкостанной настолько, что талию ее, кажется, можно было бы ладонями обхватить… Красивое лицо девушки не выказало ни грамма удивления и страха после такого явного, очень собственнического заявления, из чего Дон заключил, что она слов степняка не поняла… Как и остальные его соратники, за исключением, разве что, Карса, которому было на восхищения и претензии братьев откровенно плевать.
        Он молча смотрел на вошедшую девушку, без особого удивления, словно ждал здесь ее появления.
        Дракон тоже не выказал особых эмоций, но он, похоже, тяжко переживал временную потерю способности вырабатывать огонь, и ни на что остальное не обращал внимания.
        А вот Волк был удивлен, что не помешало ему резво подняться и склониться перед девушкой в поклоне, очень даже учтивом:
        - Ваша милость… Неожиданная встреча…
        - Мы знакомы? - подняла бровь красотка, голос ее был слегка низковатым и чуть резким для женщины, но очень красивым.
        - Нет, но я вас видел… Издалека… Любовался… - с каждым словом Волк подходил все ближе и ближе, а голос его становился все более мурлыкающим и завлекающим, чувствовалось, что сейчас будет применен весь арсенал соблазнения. - Вы прогуливались в вашем саду…
        - Не припомню… - слегка рассеянно прервала все попытки Волка девушка и перевела взгляд на Карса.
        - Приветствую, Иргерда Саввон, - склонил голову Карс, - какими судьбами?
        В это время тот из братьев, что подскочил с места, сделал шаг вперед, к девушке, но его обогнал второй брат.
        Они встали перед ней, полностью заслонив от всех остальных, и только Дону со своего места, сбоку, было видно, как один из них , словно в полусне, протянул ладонь и коснулся пальцами светлого локона девушки.
        Она удивленно подняла подбородок, непонимающе переводя взгляд с одного лица на другое и обратно.
        Второй брат, не желая оставаться в стороне, тоже потянул пальцы, уже к щеке Иргерды, но тут она, судя по всему, пришла в себя и резко дернула головой, уходя от прикосновения.
        Сразу же со своего места рявкнул Карс:
        - А ну, отошли!
        И впервые на памяти Дона, братья не послушались своего наставника.
        Стояли, молча, плечом к плечу, смотрели на Иргерду, жадно раздувая ноздри, похожие на двух диких зверей, почуявших близкую и такую лакомую добычу.
        Потребовался еще один резкий оклик Карса вкупе с низким рычанием опомнившегося Волка, чтоб степняки чуть-чуть пришли в себя и расступились, пропуская немного обескураженную девушку в комнату.
        - Доброй ночи, лорд Карс, - спокойно поздоровалась она, - это мой дом.
        - Вот как? - Карс оглянулся, немного демонстративно, и Дон согласился с ним мысленно: дом вообще не был похож на место, где обитают люди.
        Запущенный, грязный, с проеденным мышами полом.
        - Да, - кивнула Иргерда, - временное пристанище… Моя сестра… Она здесь?
        - Нет… - покачал головой Карс, коротко глянув на Корнеля, но тот то ли впал в беспамятство, то ли удачно притворился, но было понятно, что от него ни слова не добиться.
        - Хм-м-м… - нахмурила брови Иргерда, - понятно. Вам что-то нужно? Из еды? Одежды? Еще что-то?
        - А ты, Иргерда, можешь нам помочь? - спросил Карс слегка удивленно.
        - Если спрашиваю, значит могу, - пожала плечами Иргерда, - и, кстати, долго я в этом доме находиться не могу, и вам не советую… Если сестры здесь нет, значит, скорее всего, в ближайшее время по городу пройдут облавы. И вас могут искать. Я же правильно понимаю, вы с новым градоначальником не хотите встречаться?
        - Ты права, девочка… - кивнул Карс.
        - Ну, значит, вам надо пересидеть ночь, а утром, пока еще не рассвело, выходить. На западном направлении сейчас пусто, весь гарнизон распущен во избежание ненужных волнений, так что возможность уйти будет…
        - А ты, Иргерда? С нами?
        - Нет, - усмехнулась она, и эта кривая усмешка очень странно и неприятно выглядела на невероятно красивом лице, - мне с вами не по пути…
        - Иргерда… - проговорил Карс медленно, - я не знаю, что случилось с вашим отцом, но…
        - Но его никто не защитил, да, - продолжила она холодно, - его заслуги перед империей никак не сыграли, император просто подмахнул приказ о его казни… Это уже случилось, этого не изменить. Мой отец убит. Моя мама умерла. Моя сестра… Неважно. Я помогу вам, несмотря ни на что, но учтите, что, если захотите вернуться обратно, восстанавливать справедливость или что-то расследовать, или еще зачем-то… Я к вам не присоединюсь. У меня своя жизнь теперь. И я буду вам благодарна, если вы, в память об отце, не будете разрушать ее.
        - Ты сурова, Иргерда, старшая дочь генерала Саввона… - покачал головой Карс, - я мог бы тебя переубедить… Но не буду. И обещать ничего не буду. Пути судьбы неисповедимы…
        - Это точно, - усмехнулась она горько и сразу же вернулась к прежней теме, - так что, вам что-то нужно?
        - Ничего особенного, Иргерда… Пожалуй, только некоторые зелья…
        - Говори.
        Карс принялся перечислять, девушка - слушать и кивать, состедоточенно хмурясь.
        За ее спиной стеной молчаливой стояли братья степняки, и взгляды их были на редкость жадными, но Иргерда этого старательно не замечала.
        Волк, поняв, что добыча ему не по зубам, сел обратно в свой угол и обнял серую сестру, тут же принявшуюся утешать его, вылизывать мокрым языком щеки.
        Дракон смотрел перед собой невидящим взглядом и периодически щелкал пальцами, явно чего-то от этого действия ожидая… И не дожидаясь.
        Дон изучал спокойное лицо Иргерды и думал о том, как по-разному и одновременно очень одинаково переживают невзгоды и горести в жизни сильные женщины… И что они, мужчины, крайне виноваты перед этими женщинами, просто потому, что не защитили в свое время, не спасли… И вынудили их стать сильными.
        А женщине не надо быть сильной… Ей надо быть любимой.
        Вот только не всегда получается так, как надо. Иногда, как в случае с дочерями генерала Саввона, получается так, как получается…
        Или как с Мэсси, мысли о которой опять укололи сердце болью, очень уж гордая Иргерда напомнила сейчас леди Мэссанию. И еще напомнила о вечной, незаживающей вине.
        Он, Дон, которого теперь зовут Сордо, по имени его бывшего барона, не защитил свою госпожу…
        Дон прикрыл глаза и изо всех сил пожелал, чтоб у нее все было хорошо сейчас.
        В конце концов, он для этого все сделал, все , что смог… Пусть и с опозданием…
        12
        12
        Почтовое отделение в центре столицы Империи, славном городе Аггарде, как всегда радовало взгляд роскошью.
        Дон привычно кивнул знакомой симпатичной девушке за стойкой и прошел к самому дальнему углу, где стояли в ряд ящики с письмами до востребования.
        Приложил ладонь к замку, настроенному на его энергию, и дверца загорелась зеленым.
        Сердце радостно ворохнулось: значит, ящик был не пустой.
        Едва сдерживая нетерпение, Дон дождался, пока замок щелкнет еще раз, и сунул руку внутрь ящика.
        Письмо!
        Достал, медленно расправил уголки и поднес конвертик к носу, пытаясь уловить тонкий аромат холода и снежных роз, такой знакомый, такой возбуждающий. Ее аромат.
        И, несмотря на то, что штемпель о дате прибытия на конверте стоял аж двухмесячной давности, ему показалось, что от бумаги все еще пахнет снежными розами…
        Ох, как этот аромат дурил голову, сносил ее с плеч почище самого острого меча противника, самого крепкого дешевого пива, когда она стояла рядом! Тогда, пять лет назад…
        Она вызвала Дона со двора, внезапно, дождавшись, пока он закончит занятия с отцом. Отправила старого мастера оружия к его господину под каким-то надуманным предлогом…
        И поманила Дона за собой.
        И он пошел… Пошел, как телок на веревочке, огромный, с послушно склоненной головой и все пытался скрыть, спрятать голодный взгляд, жадно скользящий по тонкой, воздушной фигурке идущей впереди девушки.
        У нее были распущенные волосы, с собранными наверху, у макушки, прядками, и заколка в виде розы, холодной, снежной. Или это была живая роза?
        Не помнится… Сейчас уже не помнится… А вот аромат ее, свежий, холодный, волнующий до звезд в глазах, ее волосы светлые, по спине волной, мерное покачивание длинной юбки, мелькающие то и дело из-под подола тонкие щиколотки…
        Это все потом долго сниться будет… И до сих пор снится, надо же…
        Мэссания привела его в изысканную беседку, увитую плющом и поздней розой, и жестом предложила сесть.
        Дон оглянулся на тонконогие скамеечки, представил, как садится на них, тяжеленный, весь мокрый после совсем нелегкого тренировочного поединка с отцом, как подламываются эти ножки… И остался стоять.
        Мэсси , чуть помедлив и так и не дождавшись, когда он сядет, в итоге, тоже осталась стоять.
        Она смотрела в его глаза, бледная, спокойная, совсем не похожая на саму себя, обычно легкую и насмешливо улыбающуюся при виде него. Молчала.
        И Дон почуял беду.
        Она попала в беду, его госпожа, самое светлое, самое чистое, что было в его жизни!
        Ее… кто-то обидел? Кто-то расстроил?
        Эта мысль взбудоражила до красноты перед глазами. Кто посмел? Кто? Да он любого в землю вколотит!
        Он настолько забылся в своей ярости и желании поскорее узнать имя того, кому совсем недолго осталось топтать эту землю, что начал разговор первым:
        - Леди… Что-то случилось? Вы расстроены? Кто вас расстроил?
        Она, выйдя из ступора, недоумевающе хлопнула ресницами, затем покраснела и замотала головой:
        - Ох, нет, нет… Что ты! Нет! То есть, да… То есть… Ох… Послушай… Я… Я хотела сказать…
        Она волновалась, сжимала тонкие пальцы у груди, а Дон смотрел на эти пальцы и думал о том, что, когда он снесет башку ее обидчику, то , может быть, она позволит ему поцеловать их кончики…
        Картинка, как он прикасается своими губами к ее нежной коже, возникла перед глазами, полностью поглотила… И потому он не сразу осознал ее следующие слова. А когда осознал…
        - Замуж? - глупо переспросил он.
        - Да… - Мэсси помедлила и затем начала быстро говорить, энергично жестикулируя, - понимаешь, я его совсем не знаю… Барон Сонский… Говорят, он хороший… Но его дом так далеко, Единый… И я там буду совсем одна… Только парочка служанок… И охрана… И это, конечно, правильно… У меня же там будут свои слуги, новые, понимаешь? И все новое… И дом, и люди в нем… И мне надо учиться управляться со всем этим… И вообще… Я понимаю, что ты не захочешь… В конце концов, отец тебя привечает, и на днях говорил, что ты будешь следующим мастером оружия, что ты уже сейчас… Я понимаю, что моя просьба неправильна и эгоистична, но… - тут она неожиданно обняла себя под грудью, опустила взгляд и закончила тихо-тихо, - но я так боюсь…
        Дон стоял, оглушенный услышанным, и ощущал, как земля под ногами качается. И мир гаснет.
        Она - замуж… Его свет, его звезда, его леди… Замуж… За какого-то там барона Сонского… Но как так? Она… Она же еще совсем маленькая! Зачем торопиться?
        - Зачем так скоро? - вырвалось у него, и, хотя это вообще не тот вопрос, который может задавать своей госпоже простой воин, слуга, Мэсси ответила:
        - Папа… Он… У него интересы там, в баронстве… И его племянник выступил сватом… Сам, лично…
        До Дона медленно доходило, кто именно племянник у его господина, пусть и двоюродный, но родня… И кто выступил сватом…
        И реальность наваливалась на плечи подобно темному, душному одеялу, заставляла забывать , как дышать, как думать. Как жить.
        Как ему жить без нее, его Мэсси?
        Хотя, какая она его?
        В мечтах только, порочных и грязных, совершенно недостойных ее!
        Потому что он, Дон, самый обычный человек, воин, простой и грубый… А она… Она сестра короля. Она - будущая жена одного из самых знатных людей королевства…
        Она…
        Она уедет.
        Без него.
        Очень далеко. К человеку, который будет полностью ею распоряжаться. По праву мужа. По тому праву, которого никогда не будет у него, Дона.
        Она уедет, и Дон никогда больше ее не увидит. Никогда…
        - Я поеду с вами, леди Мэссания… - Дон услышал свой голос, грубый и хриплый, словно со стороны, - когда выезжаем?
        - О… - она распахнула свои невероятно синие, словно северное небо, глаза, - спасибо! Единый, спасибо тебе! Я и не надеялась… Единый…
        Мэсси качнулась к нему и порывисто обняла, отправив в одно мгновение на небеса обжигающе острым ощущением своего нежного тела, так крепко прижатого к его жесткому, напряженному, окутав облаком душистых волос, сведя с ума чистым, морозным ароматом.
        Дон сам не понял, как положил тяжеленные ладони на ее талию, сжал, машинально притягивая ближе, впечатывая в свое твердое тело, принуждая задохнуться от внезапной тесноты…
        Он также не заметил, как приподнял Мэсси над землей, заставив прерывисто вздохнуть и беспомощно дернуть ногами, наклонил голову и уткнулся лицом в уютную ложбинку между шеей и плечом.
        Аромат ее сбивал с ног, а неровно и тревожно стучащаяся прямо в губы ему жилка сводила с ума…
        И он не удержался, дотронулся до нее, просто чуть-чуть коснулся, потерся грубой, жесткой щетиной.
        И Мэсси, обескураженная происходящим, только жалко и непонимающе уперла руки, которыми буквально мгновение назад обнимала за шею, в плечи, пытаясь оттолкнуть, остановить…
        - Что ты… Дон… Дон, пожалуйста… Дон… - тревожно шептала она, силясь дозваться, достучаться до него…
        И Дон, которому голову-то, конечно, заволокло, но слух окончательно не отрубило, замер, послушно и немо.
        А затем, осознав свой срыв, свое дикое поведение, и вовсе поспешно отпустил ее и отошел на пару шагов, за пределы беседки. Для верности.
        Мэсси, взъерошенная и помятая, смотрела на него огромными глазами и явно не знала, что сказать.
        А Дон, выдыхая, отворачиваясь и с усилием убирая руки за спину, чтоб не сорваться опять, теперь уже окончательно, не кинуться к ней, такой соблазнительно беззащитной, такой близкой сейчас, нашел в себе силы коротко кивнуть и пробормотать:
        - Простите, ваша милость… Я… Я не знаю… Я буду готов к поездке, когда вы скажете…
        Развернулся и практически бегом кинулся из господского сада, подальше от своего непреодолимого соблазна…
        И дико боялся, что Мэсси опомнится и окликнет. Вернет. Боялся и хотел этого. Он бы наплевал на все и вернулся. Если б окликнула, позвала…
        Но Мэсси не окликнула.
        Они выехали через две недели, небольшим, но очень серьезным кортежем, в охрану Дон отбирал людей лично, из самых проверенных, самых лучших.
        Для его госпожи.
        Чтоб не боялась ничего на новом месте.
        Если бы Дон знал, что там будет, на этом новом месте, он бы свернул на половине дороги в сторону границы с Империей, не обращая внимания на сопротивление своей госпожи, и увез ее подальше, просто пользуясь своим правом защищать ее от всех невзгод. Правом, которое было у него с рождения, еще с того момента, как , трехлетним, сидя на плечах своего отца, смотрел на маленькую девочку , закутанную в пеленки с родовым гербом.
        Но Единому было угодно испытать их… Обоих…
        И сейчас, прижимая к груди весточку от своей госпожи, Дон страшно жалел о том, что тогда, в беседке, отпустил ее… Не надо было! Не надо!
        13
        13
        “У меня все хорошо, погода, слава Единому, радует, а скоро будет Северник… Хотя, когда ты получишь мое послание, он уже, наверно, пройдет…”
        Дон следил взглядом за ровными, красивыми строчками, а в голове словно звучал ее голос, нежный, спокойный, такой ровный и приветливый.
        Она настоящая леди, его Мэсси.
        Его… Только в мыслях он позволял себе назвать ее своей. Только наедине с собой. По ночам.
        А днем…
        Он вспомнил, какими мучительными, какими жуткими были дни, что он провел в дороге, сопровождая ее, и затем, в поместье ее мужа!
        Она вышла замуж…
        Он сам, своими руками, отдал Мэсси ее жениху, затем ставшему мужем!
        Сам! Сам!
        Охранял ее все долгую дорогу до проклятого северного баронства, где ей предстояло прожить всю жизнь. Выйти замуж за человека, подходящего ей по статусу и положению. Родить ему детей…
        Это убивало, вымораживало до тонкого хрупкого слоя внутри, который в любой момент мог с хрустом поломаться, словно первый лед на реке или наст ранней весной.
        Ночами, на стоянках, он не мог спать и постоянно ловил себя на жутких, неправильных мыслях, фантазиях, в соновном, сводящихся к тому, как он сейчас, наплевав на долг, честь, которая у него, сына своего отца, тоже имелась, просто войдет в ее шатер…
        Она там одна. Совсем. Ее служанки спали в соседних, более скромных шатрах, а для нее каждую ночь ставили высокий, белый…
        И внутри обустраивали все так, чтоб особа ее положения могла чувствовать себя комфортно.
        Конечно, можно было бы останавливаться на постоялых дворах, но разве можно там с достоинством разместить такую нежную леди? Да там в самых лучших комнатах даже служанки ее не станут спать!
        А потому на постоялых дворах только меняли лошадей, потому что до этого проклятого Единым и людьми баронства не пролегало ни одной железнодорожной ветки! И добраться туда летом можно было на лошадях, а зимой - на санях! Про такую роскошь, как автомобиль, там даже и не слышали… Вообще, в королевстве мало кто ездил на этих современных фырчащих железных конях. Неудобно это было.
        Топливо не везде найдешь, по дорогам не везде проедешь… А лошадь, она и есть лошадь. Вездеходная.
        Они ехали тяжелыми северными дорогами, останавливаясь на постоялых дворах и в попутных городках и деревнях, чтоб пополнить запасы провизии.
        И двигались дальше.
        И он сам, лично, следил, чтоб его миледи было безопасно и удобно. О, он отлично выполнял свой долг! Его леди ничего не угрожало в этом мире! Не было опасности, с которой он бы не справился! Ни одного зверя, которого бы он не победил!
        Кроме него самого.
        По ночам, наворачивая бешеные, постепенно сужающиеся у шатра круги по лагерю, Дон представлял, как он откидывает этот белоснежный тяжелый полог, плохо пропускающий звуки.
        И заходит внутрь.
        И видит свою леди, мирно спящую в походной постели. Нежную. Красивую до звезд перед глазами.
        С волосами, светлыми не по-северному, разметавшимися короной по подушке.
        Он подходит к ее постели и опускается на колени. Проводит подрагивающей, разбойной, привычной к мечу и лошадям рукой по роскоши волос… А затем собирает их в горсть. О-о-о-о… У нее волосы нежнее самого нежного шелка! Он помнит! Он один раз уже держал ее в своих руках!
        Мэсси, конечно, проснется, раскроет в испуге свои голубые глаза, увидит его, склонившегося над собой, выдохнет пораженно… И, возможно, захочет задать вопрос, или возразить…
        Но Дон не для того переламывал себя, забывал про долг, честь, отцовские и господские наставления, чтоб остановиться в такое мгновение!
        Он наклонится и закроет ее протест губами.
        И задохнется, сойдет с ума от сладости, запретной и от того самой-самой желанной!
        Может, Мэсси будет сопротивляться… В конце концов, она привыкла к нему, как к своему охраннику, как к человеку, с которым ничего не страшно… Ничего… Он сумеет ее переубедить. Он покажет ей, что бояться вообще не стоит…
        Покрепче перехватит волосы в горсти, чтоб не двинулась, и поцелует так, как мечтал все эти годы, как в снах дурманных видел…
        И в голову будет отдавать бешеным громом барабанов, и кровь будет шуметь в ушах, а тело ее под его грубыми руками станет податливым и послушным… Ей понравится то, что он с ней будет делать! Обязательно понравится! Он на все ради этого готов!
        Сколько раз Дон останавливался в своих фантазиях, в реальности уже стоя на пороге шатра Мэсси? Сколько раз отшатывался, осознавая, что именно собирался только что, через мгновение , сделать с беззащитной, ни о чем не подозревающей девушкой!
        Сколько раз убивал в себе зверя, бешено рычащего, скалящегося, желающего добраться до желанной добычи!
        И молил Единого, так молил, чтоб он дал ему сил! Просто сил, даже не разума! Разум-то давно уже утерян!
        А вот силы противостоять самому себе были необходимы…
        День за днем он выполнял свои обязанности сопровождающего и старался как можно реже подходить к своей госпоже, и как можно меньше смотреть ей в глаза. Чтоб ни в коем случае не догадалась она, какой зверь сидит в нем…
        И что этот зверь хочет сделать с ней каждую ночь…
        Если бы Дон знал, что везет свою нежную госпожу к зверю, который не будет настолько церемонным с ней…
        Эх, если бы знал…
        “Мои маленькие воспитанники, Лар и Лари, чудесные дети… У них обоих есть одна особенность, совершенно неуместная для принца и принцессы крови… Я не могу тебе написать, в чем именно они особенные, эту тайну нельзя доверить бумаге, но мой брат расстроен и разочарован… И даже поднимал вопрос о престолонаследии. На мой взгляд, это неправильно и очень несправедливо по отношению к ним, совершенно невинным малышам, но кто я такая, чтоб обсуждать приказы и действия его величества? Особенно, после всего, что он для меня сделал.
        Единый, Дон, мне страшно подумать, что было бы с тобой, да и мной, если бы мой брат тогда не прислушался к моими мольбам и не подарил тебе жизнь и свободу! Я так мало могу ему отдать в ответ… Только всю себя посвятить его детям, моим племянникам. И это - самая благодатная и чудесная плата в мире! Вот только ты вынужден уехать и скитаться далеко от родного края… И опять из-за меня… Как ты живешь, мой защитник? Мой хранитель? Обижаешься ли на меня? Может, проклинаешь? Тебе есть за что! Если бы не я…”
        Дон оторвался от чтения, зарычал гневно и едва сумел сдержаться и не сжать драгоценный кусок бумаги в кулаке.
        Проклинать? Ее?
        Да он только себя проклинает! Только себя, дурака, так долго не замечавшего очевидного! Если бы раньше узнал, то все бы закончилось без жертв… Со стороны Мэсси.
        А так…
        Больше всего пострадала она, и пострадала совершенно незаслуженно.
        - Эй, Дон! - прервал его самобичевание голос Ежи, - ты меня слышал?
        Дон поднял на него взгляд, и Ежи даже чуть отшатнулся от несдерживаемой ярости, ярко транслируемой оттуда. - Ты чего? Это я!
        - Что. Ты. Хотел. - Голос поддавался с трудом, и Дону пришлось отвернуться, чтоб не пугать принца своими пылающими ненавистью к самому себе глазами.
        - Да ничего… Просто мы выдвигаемся обратно… Тебя Карс звал, ты с нами?
        Дон вдохнул, выдохнул… Глянул еще раз на письмо в руке.
        И кивнул.
        - Да. Только письмо отправлю.
        14
        14
        В столице они провели всего два дня, как раз достаточных для того, чтоб Карс и Ассандр решили свои дела.
        Что за дела, Дона не сильно интересовало, просто слышал краем уха, что это было связано с дочками генерала Саввона. И с самим генералом и его приговором.
        Ежи во дворец не ходил и вообще был на глазах все время, и в голову Дона даже закрались сомнения в правильности своих выводов насчет происхождения мальчишки.
        Быть в паре сотен метров от родного дома, от папочкиного дворца, и не забежать туда… Странно. Тут или сила воли железная, или с папой в серьезной ссоре… Или не принц он ни разу.
        Волк, пользуясь относительной свободой, что предоставили ему его старшие товарищи, просто исчез в клоаке Нижнего города вместе со своей пушистой родней.
        Даже волчица Вишенка умелась, несмотря на явную безответную любовь к Ежи.
        Братья степняки вели себя странно, сидели тихо, шушукались по углам, не пили своего сносящего голову пойла, не подначивали друг друга. И определенно чего-то ждали.
        А Дон, сходив на почтамт за письмом от Мэсси, в тот же вечер написал ответ и отправил его. И оставшееся время сидел себе тихо, привычно по утрам тренируясь до ломоты в костях, а по вечерам надираясь до звезд перед глазами.
        Потому что только так воспоминания отступали, и можно было хотя бы пытаться дышать ровно. И пытаться жить.
        Как он обещал ей когда-то. Перед тем, как уехать, покинуть ту, без которой и дня не мыслил…
        В таверне был полумрак, Дон сидел в самом углу, привычно глядя только в кружку и никуда больше.
        За соседним столом болтали Ежи с близнецами.
        - И чего, не догнал?
        Один из близнецов, с косами у висков и тотемной татуировкой на шее, указывающей, что он родился на полчаса раньше своего брата, оскалился, показывая длинные белые, совершенно звериные клыки.
        Второй скопировал его ухмылку, и Дон подумал, что в полумраке братья смотрелись совершенными дикарями. Опасными и жутковатыми.
        - Не ваше дело, - Ежи, все же, был совершенно отмороженным, на всю голову. Кто другой поостерегся бы так разговаривать с этими зверями, а Ежи их еще и на тренировках, да и не только, по земле валял вполне успешно.
        Он вообще показал себя отличным учеником, словно губка, впитывающим воинскую, впрочем, как и любую другую науку. По крайней мере, Дон, за этот неполный год, что обучал принца, Волка и близнецов пьяному бою, уже видел успехи. И у Ежи они были значительные. Еще через пару лет он и вовсе не будет нуждаться в наставнике…
        - Тебя полночи не было, - не отставал от него степняк, а его брат синхронно с ним угукнул.
        Дон лишь усмехнулся.
        Вряд ли принц расколется, чем именно занимался той самой ночью, когда они спасли имперского чиновника, начальника службы Тайной канцелярии Империи…
        И Дон тоже не собирался просвещать любопытных близнецов на эту тему, хотя ему определенно было, что поведать…
        Например, что Ежи - тот еще везучий засранец, настырный и наглый, как и положено уверенному в себе и своей неотразимости девятнадцатилетнему щенку.
        По крайней мере, та девочка, за которой он выскочил в ночь тогда, далеко не убежала.
        Дон вспомнил, как вскоре после ее побега и исчезновения Ежи вышел подышать на крыльцо, услышал тихие голоса в стороне от забора, за увитой диким плющом калиткой.
        Тихие голоса, скрытные…
        Он не хотел слушать. Оно само как-то…
        - Ты никуда не пойдешь, поняла? - щенок рычал совершенно по-взрослому, сразу давая понять, что в крайне серьезного зверя вырастет.
        - Тебя забыла спросить! - девчоночий голос, тонкий, чуть срывающийся, но вполне себе жесткий, звучал с вызовом. А она - та еще стервочка… Хотя, это и без того было понятно… - Пусти!
        - Нет! Со мной пойдешь! Поедем к отцу сразу!
        - К какому отцу? Ты с ума сошел, что ли? Пусти, я сказала!
        - К моему! Мой отец - император!
        - Ага! А я - наследная принцесса! Так и знала, что ты - больной! Где только мои глаза были?
        - Я - принц! Наследный! Будущий император! И ты пойдешь со мной, поняла?
        - Поняла. Отпусти… Ай!
        - Стоять! Какая же ты… Я ведь поверил, что пойдешь… А ты…
        - Слушай… Ну хватит… У меня очень, просто очень важное дело, понимаешь? Я и без того… Неправильно поступила. Корни не простит…
        - Кто он тебе? Я прикажу, и простит!
        - Он… Он - тот, кто спас! И я ему по гроб жизни… И за то, что отец не мучился, тоже… Так что пусти лучше, а то…
        - Ты с ним… Спишь?
        - Тебе-то что? Ай…
        - Мне? Мне есть что… Ты - моя, поняла? Поняла?
        - Пустии-и-и… Мне идти-и-и-и… Очень… Очень…
        - Ни за что… Моя… Моя… Я чуть с ума не сошел… Когда ты… Замуж… Дурочка… Ты же моя… Ну скажи… Скажи…
        - Пусти-и-и-и… Какой ты… А я… Дура-а-а… Мне идти-и-и-и… Пустии-и-и-и… Ох…
        - Нет. Моя. Моя. Моя.
        Изгородь тряслась, парочка за пределами видимости Дона очень интенсивно “разговаривала”, а сам Дон философски смотрел на полную луну и вспоминал, как один раз чуть было не поцеловал Мэсси… И как его потом, уже по после свадьбы барона Сонского и леди Мэссании Сординской, раздирало на части, стоило только представить, что с ней именно в этот момент делает его новый господин, ее муж… Настолько плохо ему было, что не выдержал, не смог. Боялся сорваться, дел натворить. Отпросился в долгий дозор, отговариваясь тем, что надо границы баронства проверить, надежно ли защищены… И уехал. На полгода уехал… А когда вернулся… Все на свете проклял.
        Парочка у изгороди все “разговаривала”, и Дон даже немного позавидовал такой молодой, неутомимой “разговорчивости” принца. Главное, чтоб потом не упустил девчонку. Тут ведь что основное? Не зевать после “разговора”, не расслабляться…
        Он сел на крыльцо, специально так, чтоб поймать любого выходящего, если вдруг кому приспичит, и не позволить помешать такому серьезному и важному “разговору” Ежи. В конце концов, если девчонка окажется шустрее, когда мальчишке удастся еще так хорошо “поговорить”?
        - Ежи… - голос Рути звучал жалобно уже, тихо. Дон усмехнулся. Надо же. А только что так кричала хорошо, пронзительно… А потом глухо стонала, похоже, мальчишка догадался ей рот ладонью закрыть… - мне надо идти…
        - Нет. Я же сказал. - А вот Ежи тональность не поменял. Наоборот, даже тверже стал голосом. Ну еще бы. После того, как лишний раз утвердил свое право на женщину, мямлить с ней нельзя… - сейчас возвращаемся, и я решу вопрос с этим Корни… Поняла? Эй! А ну стой! Сто-о-о-й!
        Кусты затрещали, длинный крик принца затих в отдалении.
        Дон покачал головой.
        Нет пока в мальчишке должной хватки… Хотя, уж кто бы говорил? Сам-то…
        Перед глазами опять возникло лицо его Мэсси. Такое, каким он видел его в тот день, когда вернулся с дозора и узнал, что госпожа в горячке. Он ворвался к ней в покои и замер у порога, неотрывно глядя на нее, лежащую в кровати, на ее бледное лицо.
        С запекшейся на губе кровью и ссадиной на скуле.
        Она была совершенно белая, до синевы. И ее светлые волосы, до которых он каждую ночь мечтал дотронуться снова, поблекли, превратились в паклю…
        У Дона, здоровенного воина, буквально три дня назад выдержавшего смертельный бой с лесным тигром, способного кулаком вколотить в землю быка, задрожали руки. И подломились ноги.
        Он упал перед ее кроватью на колени и застонал, словно зверь, смертельно раненый:
        - Кто-о-о-о??? Кто, миледи?
        Она что-то прошептала ему, тихо-тихо, он даже не услышал сначала, а когда услышал…
        Побледнел, не хуже нее.
        - Малыш… Он моего малыша… Мой малыш… Он…
        Дон вынужден был сцепить пальцы на покрывале, сжать кулаки добела, стиснуть зубы, чтоб не зарычать, не завыть дико, по-животному. Так умирающие тигры рычат, и долго к ним, мертвым уже, боятся подходить охотники. Потому что последний бросок смертелен…
        - Ненавижу его… Дон… Я его ненавижу-у-у… Убить готова…
        Дон отшатнулся от ее тихого, наполненного звенящей яростью голоса.
        А затем собрал все свои силы, встал, коротко поклонился… И вышел.
        Тварь, посмевшая прикоснуться, ударить беременную женщину, женщину, на которую он сам, Дон, совсем скоро после этих событий забравший себе родовое имя своего настоящего господина и госпожи, Сордо, боялся даже дышать… Эта тварь недостойна жить.
        15
        15
        Пока шел от покоев Мэсси, узнал много чего жуткого от девчонок-служанок, оставашихся с Мэсси еще с родительского дома. Например, что синяки на лице госпожи стали появляться примерно через месяц после того, как он уехал… А еще господин громко кричал на нее днем. А сама госпожа много кричала и плакала по ночам…
        А вот буквально вчера господин изволил вернуться пьяным и громко кричать на госпожу…
        И затем ее нашли лежащей без чувств в луже крови. Ребенка сохранить не удалось. И врач, экстренно прибывший по вызову, давал неутешительные прогнозы… Жить госпожа будет. А вот иметь еще детей…
        Господин по этому поводу изволил опять громко кричать, а затем отбыл в город…
        С каждым услышанным словом Дон все больше леденел, словно изнутри покрывался коркой, твердой, мертвой.
        И, когда нашел тварь, посмевшую ударить его госпожу, его леди, уже не был человеком. Потому что алмазной твердости корка покрыла, казалось, его не только изунтри, но и снаружи.
        Она была настолько несокрушимая, настолько каменная, что Дон даже бить не стал. Тем более, что бить свинью, хрюкавшую в одном из непотребных домов города, в окружении шлюх, было бессмысленно.
        Свинья таращила на него тупые, залитые спиртным глазки… И пыталась встать. На дорогой, тонкого сукна нательной рубашке у него были пятна от вина, сала и еще чего-то не менее мерзкого.
        В этот момент Дон даже не задумался над тем, что ему просто по праву происхождения нельзя наказывать это животное. Что требовать с него ответ может только родственник Мэсси. Ее отец, ее двоюродный брат…
        Что он сам, Дон, вообще никто, обычный воин, не имеющий права прикасаться к столь высокородной особе…
        Не имеющий права вызвать его даже на поединок!
        Он и не стал вызывать на поединок.
        Со свиньями не сражаются.
        Их режут.
        И выпускают ливер наружу.
        Именно это Дон и сделал.
        И был дико рад, и до сих пор вспоминал с удовлетворением, как в глазах свиньи появилось осмысленное выражение. Именно в тот момент, когда кишки на пол вывалились. О да, это был один из лучших его ударов! Подлый, жесткий, сразу насквозь. Сразу насмерть. Но так, чтоб жертва успела полностью осознать, что подыхает. Успела это прочувствовать…
        Когда напуганные и опасающиеся подходить близко к спокойно сидящему и смотрящему на холодеющий труп барона Сонского Дону стражники все же увели убийцу в темницу, завсегдатаи публичного дома долго обсуждали увиденное. И в городе тоже нескоро успокоились.
        Особенно, когда дошли слухи, что увезенного под особым конвоем в столицу Дона освободили высочайшим королевским указом…
        Вдовствующая баронесса Сонская, которая, едва оправившись от болезни, тоже уехала в столицу, обратно уже не вернулась… Говорили, что ее взяли ко двору, наконец… Сделали наперсницей молодой принцессы крови Илларии…
        А Дон покинул страну, чтоб никогда не вернуться.
        И никогда не увидеть больше свою госпожу…
        Когда взмыленный Ежи вернулся обратно в одиночестве, в чем, собственно, Дон Сордо и не сомневался, очень уж девочка принцу попалась шустрая, уже светало.
        За это время в дом несколько раз приходила красотка сестра Рути, Иргерда, с какими-то баулами, загруженными на бессловесных близнецов, после первого же ее появления не отступавших от нее ни на шаг.
        Солнце еще не показалось, рассветы здесь были ранними…
        - Потерял девочку, принц? - усмехнулся незло Дон, - ничего… Найдешь…
        - Она… Она… Как растворилась! - Ежи устало плюхнулся на крыльцо рядом с Доном. - Я же везде искал…
        - Ну что ты хочешь… - пожал плечами Дон, - котята Корнеля умеют быстро бегать и ловко прятаться…
        - Котята Корнеля? - непонимающе переспросил Ежи.
        - Ты же принц… Не знаешь, что у главного пса твоего отца есть целый выводок котят? - усмехнулся Дон.
        - Да как-то… Не приходило в голову интересоваться… - немного смутился Ежи.
        - Ну, вот когда в следующий раз поймаешь свою кошечку, спросишь… Если время на это найдешь…
        - Да как я ее поймаю…
        - Эх, мальчик… - вздохнул Дон, - если б она не хотела, ты бы ее и сейчас не поймал…
        Ежи изумленно уставился на него, и Дон продолжил:
        - Мы же в столицу собираемся… Как ты думаешь, куда рванула твоя кошечка со срочным делом от своего начальника?
        - Корнель! - осенило Ежи, - я спрошу у него!
        - Так он тебе и сказал…
        - Заставлю!
        - Ну-ну…
        Ежи умелся в дом, видимо, трясти своей родословной перед имперским псом, и Дон сильно сомневался, что у него хоть что-то выйдет.
        Сын императора не равно сам император, так что…
        Мимо в очередной раз протопали груженые поклажей близнецы, за ними, мягко, неслышно ступая, прошла Иргерда Саввон.
        А затем на крыльцо вышел Карс.
        Потоптался, пощурился на занимающийся рассвет.
        - Пора, - кивнул на невысказанный вопрос Дона, - а то Корнельчику херово… Боюсь, не дотянет…
        - А здесь что? - спросил Дон, и Карс пожал плечами:
        - А здесь, значит, все… Думаю, императору не понравится здешний расклад власти… Так что наша работа тут закончена, завтра войска сюда зайдут…
        Дон кивнул.
        Городишко, конечно, паршивый, но жителей было немного жаль… Хотя, если будут сидеть по домам, то уцелеют… Наверно.
        - А с Саввоном что?
        - Там непросто… Иргерда отказывается ехать с нами, а оставлять ее тут одну… Неправильно. Воронок с ней побудет. А потом… Потом решим… Пока что дела поважнее есть.
        И Дон согласился тогда.
        И вот теперь, сидя в углу таверны и слушая, как близнецы пытаются раскрутить Ежи на разговор про сестренку их Степной Луны, как они сами между собой называли Иргерду Саввон, Дон вспоминал эту неделю, проведенную в пути до столицы, долгую неделю, с учетом того, что дракон все это время не мог оборачиваться, а Карс - толком не мог колдовать свое странное северное колдовство, и поражался, каким образом им удалось довезти все больше слабеющего Корнеля живым.
        Сейчас за его жизнь боролись лучшие лекари императорского дворца, а сам император, насколько знал Дон, очень сильно удивился тому, что указ о казни генерала Саввона прошел мимо него.
        Похоже, в рядах придворных, приближенных к императору, назревала чистка…
        - Ну она тебе хоть дала? - задал очередной вопрос степняк, и Ежи нахмурился:
        - Не твое собачье дело, морда степная.
        - Эй, ты кого обозвал? - неожиданно обиделся второй, молчащий до этого близнец, Ежи радостно оскалился, похоже, добившись своего и явно намеренный качественно почесать кулаки, Дон вместе со стулом отодвинулся подальше от места боевых действий, близнецы вскочили, поигрывая мускулами, Ежи встал, приглашающе поманив братьев к себе…
        - Стоять, - негромко прозвучало от двери, и все тут же замерли.
        А Ассандр, насладившись минутой внимания, величественно кивнул:
        - Сидеть.
        Ежи и близнецы сели, Дон подвинулся ближе. Похоже, новости. Новое задание! Отлично просто!
        - Так… - Ассандр посмотрел на Ежи, - тебе срочно во дворец. Прямо сейчас.
        Ежи вскочил и, кивнув на прощание всем, торопливо покинул таверну.
        А Ассандр, подождав, пока он уйдет, развернулся к близнецам:
        - Вы двое. Сейчас прямо собираетесь и едете в тот город, откуда мы привезли Корнеля… Ну-ну, никаких боевых стоек мне тут! - близнецы, с совершенно одинаковыми выражениями невероятной сосредоточенности на одинаковых лицах, синхронно выдохнули, - забираете Иргерду Саввон… Помните ее? - одновременный кивок, одинаково бешеное выражение в глазах, - и везете сюда. Не задерживаясь по дороге! Понятно вам? И только попробуйте хоть что-то… - Ассандр прищурил полыхнувшие золотой яростью драконьи глаза, - вырву все, чем попробуете… Понятно? - быстрый один на двоих кивок, - она - дочь генерала. Пострадавшая… И не для ваших грязных лап. Понятно? Сроку вам неделя. Управитесь?
        Близнецы даже не переглядываясь, опять кивнули, очень в этот момент напоминая охотничьих псов, почуявших близкую добычу.
        И рванули из таверны, не попрощавшись.
        А Ассандр перевел взгляд на Дона:
        - Как там на севере дела? - Дон удивленно поднял бровь, и Ассандр продолжил, усмехнувшись, - интересный ты человек…
        - Все хорошо, - кивнул Дон, смиряясь с тем, что его тайна раскрыта.
        - Домой не хочешь? Мы бы поговорили с Илларом…
        Дон на мгновение задохнулся, просто представив, что, согласись сейчас, и скоро, вот очень скоро, увидит свою Мэсси…
        Но затем нахмурился и помотал головой.
        - Нет. Мне туда хода нет…
        - Ну смотри… - Ассандр усмехнулся, - тогда до завтра свободен. А потом уходим.
        - Без близнецов?
        - Они догонят.
        Дон в этом сильно сомневался, но говорить ничего не стал.
        И, когда Ассандр ушел, допил свое пиво и отправился спать. Завтра в дорогу. И это хорошо. В пути забываются невзгоды, а труд отвлекает от мыслей…
        Поехать туда… К ней… Какой соблазн… Невероятный. Но… Она не звала. Во всех письмах, редких, таких редких, она писала о себе, о своих воспитанниках, детях короля Иллара, своего двоюродного брата, в которых, похоже, нашла утешение… И никогда не писала, что нуждается в нем, в Доне. Что ждет его… А без ее разрешения Дону даже в голову не приходило возвращаться.
        И не специальный указ ее брата о том, что вернувшись, Дон автоматически станет преступником, был тому причиной…
        Она с ним все равно не будет… Она - звезда, недостижимая, прекрасная… Его госпожа. Его свет.
        А он… Он стал тем, кем всегда и был, простым воином. Наемником, мастером оружия, ловцом беглых преступников…
        Кем угодно, кроме равного ей.
        Она никогда не позовет…
        Дон и не рассчитывал на это, просто радуясь, что у нее все хорошо, что больше ни одна тварь, ни одна свинья не посмеет тронуть ее. Он все для этого сделал.
        Дон, сын Дора Бешеного, мастера оружия при дворе барона Сординского, бывший воин при дворе барона Сординского, бывший старший охраны леди Мэссании Сординской, в замужестве баронессы Сонской, бывший наемник, ловец беглых преступников, нынешний мастер оружия при молодом принце крови Аджеере, взявший себе родовое имя своего первого господина, Сордо…
        Этот человек с огромным количеством имен с наслаждением променял бы все их на одно.
        То имя, которое дала бы ему она.
        То имя, о котором он мог только мечтать. Несбыточно, конечно же…
        Дон и не подозревал, что до исполнения его мечты осталось всего десять лет…
        Вместо эпилога
        Вместо эпилога
        “Дон, я понимаю, что не могу тебя просить об этом… Это слишком смело и слишком жестоко с моей стороны, после всего, что ты для меня сделал, после того, как ты избавил меня от ужасной участи, от этого жуткого человека… И сам пострадал… Но, если у тебя есть возможность хотя бы порекомендовать мне кого-то, за кого ты можешь поручиться... Я буду тебе так признательна! Я знаю, что у тебя все хорошо, что ты успешен при дворе своего нового императора… И я так горжусь тобой, мой рыцарь! Ты этого всего заслуживаешь…
        У нас ходили страшные слухи о перевороте у вас, перевороте, неудавшемся благодаря тому, что названые братья молодого императора Анджеера вовремя вернулись в столицу и покарали тех отступников, что посмели поднять оружие на его отца.
        Я не сомневалась в тебе, мой защитник!
        Ты всегда был готов помочь тем, кто в этом нуждался…
        И тот дом, в который ты звал меня приехать, погостить… Я уверена, что он невероятно уютный и теплый, и , если бы я была одна, то непременно бы, и с удовольствием…
        Но, к сожалению, обстоятельства таковы, что я не смогу пересечь границу… И не смогу оставить своих воспитанников. Тем более, в такой сложный момент.
        Уверена, что человек, с которым я отправила это письмо, не вскроет его и не предаст меня…
        И потому буду откровенной.
        Над наследниками сгустились тучи, Дон.
        Ты знаешь, что несколько лет назад мой брат снова женился, причем, на женщине гораздо ниже его статусом, и мы все долго пребывали в недоумении, каким образом ей удалось настолько расположить Иллара, что он забыл о своем долге перед страной и, что гораздо хуже, о своем долге перед детьми.
        В этом году его жена родила ему сына.
        На родовом венце его не проверяли, я не понимаю, почему, верней понимаю, сын совершенно не похож на своего отца… Но не понимаю, почему Иллар этого не видит.
        Нас тут же сослали в Летний дворец, но это и хорошо… Поближе к природе, на свежем воздухе, подальше от дворцовых интриг…
        Но внезапно здесь начались сложности…
        Казалось бы, совершенно нечаянные, но крайне опасные для детей ситуации… И я очень боюсь, что , в итоге, эти ситуации приведут к трагедии.
        Дон, я не могу доверять службе безопасности, охране, слугам во вдорце! Я чувствую собственную полнейшую беспомощность, и это угнетает. Я не знаю, как выживу, если с моими племянниками что-то случится. Я просто не вынесу потери еще одного ребенка… Дон, мне больше не к кому обратиться… Сегодня во дворец принесли лилии… Отравленные. А вчера в кухне обнаружился бочонок с вином… Тоже отравленным… Я так боюсь, что однажды не услежу… Помоги мне, Дон, молю тебя. Может, среди твоих новых друзей есть кто-то проверенный, кого ты можешь посоветовать? Я не останусь в долгу, у меня достаточно средств, баронство Сонское процветает, принося мне очень хорошие дивиденды, так что можешь смело предлагать ему хорошие деньги за помощь.
        Жду твоего ответа, Дон, а еще лучше, если твое следующее письмо уже привезет с собой доверенный человек. Но, если не получится никого найти, не кори себя. В любом случае, твоя помощь неоценима.
        И, на всякий случай, если я больше не смогу тебе писать, по разным причинам, хочу, чтоб ты знал, всегда знал, мой рыцарь. Ты - единственный настоящий мужчина в моей жизни. Ты - тот, из-за которого я не могу и никогда не смогу смотреть на других… Тот, чьих писем я жду с невероятным нетерпением… И тот, кого я люблю. И любила, всегда. И так жалею, Дон, что тогда, по пути в баронство, я не…
        Спасибо тебе за все, Дон, надеюсь на твою помощь.
        Прощай.
        С любовью, твоя Мэсси”
        Строчки письма постепенно темнели, по мере того, как бумага превращалась в пепел. Сначала пропали верхние, затем огонь камина в действительно удобном, очень красивом доме названого брата императора Дона Сордо, дома, который он строил и обставлял с единственной целью, пригласить в гости одну знатную особу, добрался до середины листа.
        Вскоре остались только последние, самые личные слова. Они почему-то долго не хотели чернеть, пропадать с бумаги, словно та, что писала их, зачаровала чернила на вечное свечение.
        Наконец, из приоткрытого окна дохнул ветер, камин ярче вспыхнул, огонь все же покорил бумагу, и слова пропали, обуглились вместе с остальными…
        Только пустой дом был свидетелем того, как его хозяин сначала долго читал и перечитывал это письмо, держа его в подрагивающих пальцах, затем замер на длинных пять минут, а после, вскочив и грязно выругавшись самыми неприличными словами, смысл которых сводился к “Никаких тебе других, совсем с ума сошла…”, сорвался с места, мгновенно и опытно собираясь в дальнюю дорогу…
        Письмо полетело в камин, следом за десятком других, написанных тем же убористым, изящным почерком, а входная дверь хлопнула, выпуская на волю того, кто считал себя не узником, но изгнанником…
        Наконец-то он ехал домой, безжалостно оставляя позади все то, что было бы дорого любому человеку: налаженную жизнь, положение в обществе, друзей…
        Это все имело, конечно, значение и для него.
        Но стояло на далеком втором месте. После нее.
        Той, которая писала письма, простодушно рассказывая о своей, наполненной служением чужим детям жизни, и между строк в ее посланиях сквозили боль и тоска…
        Она тосковала и ждала. Но не звала. Не считала возможным возвращать того, кто уже однажды пожертвовал ради нее всем.
        И в этом последнем отчаянном письме просила не для себя.
        Но Дону Сордо, стремительно подгоняющему лошадь к северной границе империи, были не важны причины, по которым она позвала.
        Она позвала.
        Этого было довольно.
        Всегда довольно.