Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Корчевский Юрий / Фельдъегерь : " №03 Сын Боярский Победы Фельдъегеря " - читать онлайн

Сохранить .
Сын боярский. Победы фельдъегеря Юрий Григорьевич Корчевский
        Боевая фантастика Ю. Корчевского
        Новые приключения нашего современника в далеком прошлом.
        Заброшенный в Древнюю Русь фельдъегерь правительственной связи РФ меняет профессию.
        Ему предстоит стать дружинником московского князя и новгородским ушкуйником, служить на пограничной заставе и ходить в морские походы против шведов, штурмовать столицу Волжской Булгарии и выйти на поединок против лучшего богатура крымских татар, зная, что от исхода этой смертельной схватки зависит судьба Русской Земли…
        Юрий Корчевский
        Сын боярский. Победы фельдъегеря
        
        
        Пролог
        Выжив в авиакатастрофе, Алексей знакомится с замечательной девушкой Натальей, ставшей впоследствии его женой. Изъятый у убитого беглого зека невзрачный камень оказывается редчайшим в своём роде артефактом, переносящим в другое время.
        Алексей ухитрился попасть в Византийскую империю, пройти путь от наёмника, рядового гоплита, до трибуна. Ему удалось подружиться и побрататься с легатом Острисом, которого он не раз спасал от смерти.
        В дальнейшем, благодаря камню он участвовал в крестовом походе под водительством короля Ричарда Львиное Сердце. Отказавшись казнить пленных сарацин, он сам едва избегает смерти и покидает крестоносцев. Заводит дружбу с Конрадом и вместе с ним служит верой и правдой Владимиру Мономаху.
        В трудных обстоятельствах Алексею удаётся выжить, остаться верным долгу, сохранить честь и порядочность, а ещё - обрести настоящих друзей.
        Глава 1. «Влип!»
        Полгода Алексей вёл себя как примерный семьянин. Он ходил на службу, что-то делал по дому. Жизнь с Натальей наладилась. По выходным она зачастую тащила его то в театр, то в музеи, благо очагов культуры в Москве было очень много. В свободное же время, которое появлялось не часто, Алексей читал книги по истории. Иногда было интересно, и он засиживался далеко за полночь, но случалось - находил в книге множество неточностей. Бывало так, что версия историка выдавалась едва ли не за истину в последней инстанции, Алексею же посчастливилось самому быть свидетелем некоторых событий.
        Временами накатывало желание снова потереть странный камень и перенестись на многие века назад. Что его жизнь? Дом, служба и снова дом. Драйва не хватало, адреналина, размеренная, спокойная жизнь казалась пресной. Может быть, он бы и считал её нормальной - живут же так тысячи семей в Москве, в России. Но судьба-злодейка приоткрыла ему маленькую форточку в другой мир, полный опасностей и приключений, мир, в котором мужская дружба и воинское братство не были пустым звуком и значили многое. Сейчас такие отношения - редкость. Выпить пива с приятелями, поболтать о футболе, машинах, поругать власть, а на следующий день - снова на работу. Скукота! Жил бы один - давно бы вытащил камень из тайничка.
        Но жена Наталья бдила, уговаривала остепениться и не лезть в авантюры. Известное дело, для женщины налаженная, спокойная жизнь в замужестве - показатель успеха. И на беспокойной журналистской работе своей она постаралась свести командировки к минимуму. Начальству говорила, что после авиакатастрофы смотреть на самолёты не может. Преувеличивала, конечно, но люди ради семейного блага ещё и не то придумывают.
        Нет, Алексей никогда не жалел, что женился на Наталье. Красива, умна, хозяйка хорошая, а в знании литературы, искусств и культуры на голову выше его. И чувства между ними были. У некоторых любовь вспыхивает с первого взгляда, бушует ярким пламенем, но вскоре прогорает. Алексей же каждый день открывал в жене что-то новое, чему иногда удивлялся.
        Но ему не хватало боевых походов, схваток не на жизнь, а на смерть, когда борьба изо всех сил. Пробовал он несколько раз играть в компьютерные игры - жалкая пародия! Сидеть перед монитором, зная, что при любом исходе с твоей головы ни один волос не упадёт, что под тобой надёжный стул, а не раскачивающееся седло лошади, чувствуя в руке компьютерную мышку, а не тяжесть боевого оружия, - этот как эрзац, как сосиски из сои, как резиновая женщина из секс-шопа.
        Наталья, как натура чуткая, уловила периодическую хандру Алексея.
        - Лёш, лето скоро. Давай куда-нибудь в отпуск поедем?
        Отпуск - это всегда хорошо. Перемена мест, никаких мыслей о работе, новые впечатления.
        - Согласен. А куда?
        - Можно в Турцию - поваляться на пляжах, поплавать. А хочешь - в Сибирь махнём, к твоим родителям. Там же места дикие, природа чудная, цивилизацией не испорченная. А воздух какой! Не то, что в Москве на Садовом кольце.
        - У! До отпуска ещё дожить надо, а это ещё целых два, а то и три месяца!
        - Не знала, что ты нытик!
        Но предстоящим отпуском Алексей воодушевился и вместе с молодой супругой стал строить планы. Ему хотелось и у родителей побывать, и в Анталию съездить. Однако где столько денег взять?
        После нескольких дней бурных обсуждений они решили ехать в Турцию. В Египте волнения, а отдых в Анталии стоил умеренных денег, по тридцать тысяч с человека.
        Алексею было смешно наблюдать за Натальей со стороны - то, как она обсуждает с подружками, какие наряды взять с собой. Пляжный отдых предполагает больше отсутствие одежды. В выходной день Наталья с подружкой отправилась по магазинам - присматривать купальники. Ох уж эти шопинги!
        Алексей, как и многие мужчины, ходить по магазинам не любил. А для женщины это - как мёд для пчёл, и Алексей понял, что раньше обеда, а то и позже, Наталья не вернётся.
        Он посмотрел телевизор и взялся за журнал. Полистав его, он прошёлся по комнате и сам не понял, как залез в тайничок - он соорудил его во время ремонта, небольшую закрытую нишу под подоконником. Там он хранил свой перстень с бриллиантом, золотую фигу - подарок Остриса, да камень с рунами, обладающий странным свойством переноса во времени.
        Алексей полюбовался своими сокровищами, и сразу нахлынули воспоминания - ведь каждая вещица была памятна и людьми, и событиями.
        Он погладил золотую фигу - привет от Остриса, зачем-то взвесил её на ладони и ощутил тяжесть металла - как будто почувствовал пожатие военачальника. Странное ощущение. Остриса давно нет. Он, Алексей, знает о его судьбе, а вот поди ж ты, подержал в руке его подарок - и сразу он возник в памяти, живой и энергичный.
        Алексей вздохнул и положил фигу в тайничок. И перстень золотой с бриллиантами - тоже его подарок, только он почему-то не вызывает таких чувств, как фига.
        Алексей всё-таки надел его на палец, полюбовался игрой солнечных лучей на гранях драгоценного камня и вытащил из кожаного чехольчика камень с рунами. Невзрачная, незатейливая вещица. Увидишь такую под ногами в пыли - и не нагнёшься. А вот свойства у неё необычные. То ли древние руны на ней силу такую ему дают, то ли происхождения она неземного… Отдать бы камень учёным на исследование, так Алексей боялся - испортят. Кусочек на анализ отколют - а камень силу потеряет. А если признать, что всё могущество камня кроется в рунах, заклинаниях - так и вовсе тупик. Сколько он уже изучал в книгах древние языки, мёртвые уже, на которых никто не говорит, а ничего похожего не обнаружил. Есть, правда, сходство со скандинавским, но всё равно далеко не то. Да и полустёрлись уже руны, едва видны. Конечно, лет-то им, поди, много, не исключено - не одна тысяча. И владел им какой-нибудь шаман, колдун или волхв. Из Сибири камешек-то, там нашёл его Алексей, у беглого зека. А сколько тайн ещё хранит та земля? Таинственных обрядов у племён местных было много, теперь-то они уже утрачены.
        В раздумьях Алексей провёл большим пальцем правой руки по рунам на камне, тут же спохватился и отдёрнул руку, но было уже поздно. Камень как будто ждал этого момента. Тут же раздался треск, как от электрического разряда, комната осветилась яркой вспышкой, и голова у Алексея закружилась. Ох и дурень же он! Ну, гладил бы камень, сняв с руки перстенёк с бриллиантом, - ведь опыт уже есть!
        В нос ударил запах свежескошенной травы, в ушах раздался стрекот кузнечиков, и Алексей открыл зажмуренные глаза.
        Он стоял на краю луга, рядом с узкой грунтовкой. Впереди, метрах в трёхстах, виднелась деревня.
        Алексей огляделся. На лугу, в валках лежала скошенная трава, поодаль два косаря работали косами-литовками. Ну вот, давал же Наталье слово, что к камню он пока прикасаться не будет, так будто чёрт под руку толкнул.
        Алексей вздохнул, уложил камень в кожаный чехол и повесил его на шею. Перстень на пальце бриллиантом внутрь повернул, чтобы в глаза не бросался. Коли так получилось, надо хотя бы узнать, где он, куда попал. Такого удивления, как в первый перенос, Алексей уже не испытывал.
        Он осмотрел себя - нет ли чего странного. Конечно, костюм спортивный и кроссовки даже в современном городе не везде приветствуются, а уж в деревне… Знать бы ещё, какое время на дворе…
        Алексей вздохнул и пошёл к деревне. Ни ножа при себе, ни зажигалки - да и денег местных тоже нет. Земля, судя по местности, своя, русская. Ну, и то славно, не чужбина, где и обычаи и язык - всё незнакомо. Язык здешний, конечно, отличается от современного ему, но объясниться можно. Русский украинца или белоруса всегда поймёт, хотя языки различаются.
        Алексей подошёл к избам. На завалинке, ближней к нему сидел, грелся на солнышке дед.
        Алексей поздоровался.
        Седовласый старец всмотрелся в прохожего подслеповатыми глазами.
        - И тебе желаю здравствовать! Что-то я тебя, милый, не признаю.
        - И не признаешь, дедушка, первый раз я в вашей деревне. Как она называется?
        - Дергунки, отродясь так называлась.
        - А год какой ноне?
        - Неуж запамятовал? Шесть тысяч девятьсот тридцать девятый от сотворения мира.
        Алексей прикинул в уме: по григорианскому календарю выходило - 1431 год. Он стал лихорадочно вспоминать, кто правил на Руси в эти годы, и получалось, что вроде как время правления Василия II Тёмного было.
        А старец сам стал расспрашивать:
        - Говоришь ты странно. Не литвин ли?
        - И там побывать пришлось, - соврал Алексей. - Далеко ли до ближайшего города?
        - До Переяславля-то? Да вёрст десятка три, а может - и поболе. Кто их мерил?
        Алексея пробил холодный пот - опять Переяславль! Вот это он влип! Хотя, разобраться ещё надо. На Руси три города с таким названием: Переяславль-Рязанский, столица Рязанского княжества; ещё один Переяславль - на Плещеевом озере, называемый Залесским. И тот, что под Киевом, где он одно время был в дружине Мономаховой, - тоже Переяславль. Только с тех пор два века минуло. А вопрос не праздный, для него существенный.
        - Кто же в Переяславле правит?
        Старик хмыкнул:
        - Ты, калика перехожий, не дурачок ли? Иван Фёдорович, великий князь рязанский.
        С души Алексея камень свалился. Теперь он определился и со временем, и с местом. Конечно, перед дедом он выглядел нелепо, глупо - но как по-другому узнаешь?
        Он поблагодарил деда, поклонился. Хорошо, что старик из ума не выжил, отвечал толково.
        - Не серчай, дедушка, первый раз я в этих краях, - повинился Алексей. - Последний вопрос у меня - в какую сторону Переяславль?
        - Туда! - дед махнул рукой, указывая направление.
        «Ага, стало быть - на запад», - определился по солнцу Алексей.
        Зашагал он быстро: времени - полдень, до вечера успеет пройти много.
        Прошло не больше получаса, как сзади послышался скрип тележных колёс, приглушённый стук копыт.
        Алексей обернулся: его нагоняла подвода с двумя седоками. Лошадь была небольшой, лохматой, хвост не обрезан - явно тягловая лошадка.
        Подвода поравнялась с Алексеем.
        - Эй, путник, садись, подвезём, - предложил один из мужиков.
        Кто был бы против? Всё лучше ехать, чем ноги бить.
        Алексей поблагодарил и запрыгнул на подводу.
        И тут случилось неожиданное: оба мужика навалились на него сзади, повалили на настил, едва прикрытый сеном, заломили руки и связали верёвкой.
        Такой подлости Алексей не ожидал и готов к отпору не был. Теперь он ругал себя последними словами, да поздно. Расслабился, а времечко-то жёсткое, даже жестокое.
        - Мужики, вы чего творите? Разве я вам что-нибудь плохое сделал? - повернул он голову к своим обидчикам.
        - А вот мы тебя к тиуну княжескому свезём - пусть он решает, сделал ты плохое али нет, - ответил один. - Одет ты не по-нашему, балакаешь, как литвин… Как есть лазутчик московский - али Литвы поганой.
        Алексей понял, в чём его подозревают. Русь в то время ещё не была единым государством. Княжества разрознены, во главе каждого - великий князь, и они зачастую враждуют между собой. А Москва, Литва и Рязань вечно соперниками были, не раз сходились в братоубийственных сечах.
        Надо срочно придумывать себе «легенду». Ежели тиун не поверит - быть беде, запросто повесить могут. Купцом прикинуться? А где товар, обоз, люди? Воином, гридем по-местному, - так где кольчуга, шлем, оружие, лошадь? Времени для обдумывания немного. На крестьянина - холопа - он одеждой своей и говором не похож, не пройдёт этот номер. Прикинуться иностранцем? Тогда почему один? Поскольку люди из дальних краёв в одиночку по этим землям не ходят - где сопровождающие, охрана?
        Мысли беспорядочно метались в голове, но при некотором размышлении Алексей отбрасывал их одну за другой. Потом решил - надо бежать. Конечно, он понимал, что сделать это со связанными руками невозможно, и тут же, не откладывая, попросил:
        - Хлопцы, «до ветру» мне надо.
        - Делай в штаны, - хохотнул один.
        - Невмоготу уже! Ну православные же вы, Христом-Богом прошу!
        - А на самом-то крест есть?
        - Есть, посмотреть можешь.
        - Ладно. Останови, Кондрат.
        Сидевший на облучке мужик натянул поводья, и лошадь стала.
        - Слазь, пока мы добрые.
        - Руки-то развяжите…
        Мужики переглянулись.
        - Развяжи ему руки, Фома. Нешто мы нехристи? Куда он от нас в голом поле денется?
        Рыжий Фома выругался, но с телеги слез. Зайдя к Алексею со спины, он развязал узел верёвки, стягивающей ему руки.
        А тому только этого и надо было. Не оборачиваясь, он заехал кулаком Фоме в пах; как подкинутый пружиной, одним прыжком вскочил на подводу и кулаком ударил Кондрата в висок. Возничий молча упал навзничь.
        Слетев с повозки, Алексей бросился к Фоме. Тот корчился в пыли, прижав обе руки к паху и подвывая.
        - Как есть вражина, - простонал он, увидев стоящего рядом Алексея. - За что?
        - А нечего со спины нападать! Что я тебе, басурманин какой?
        Алексей наклонился и споро обыскал Фому. Оружия вроде ножа он не нашёл, из чего сделал вывод, что Фома чей-то холоп - как и Кондрат.
        - Хватит выть! Вставай, снимай рубаху и порты.
        - Ты что удумал? - испугался Фома.
        - Одежду твою забрать. Самого тебя не трону, а связать - свяжу.
        Испуганно поглядывая на Алексея, рыжий Фома неохотно стянул с себя рубаху и порты. Положив их на телегу, он остался в одном исподнем.
        - Повернись спиной.
        Алексей связал ему руки верёвкой, которой раньше был связан сам. Потом подошёл к Кондрату, пощупал пульс. Пульс прощупывался - Кондрат был жив.
        - Ты его живота лишил? - Фома неотступно следил за Алексеем.
        - Нет, жив он. Не рассчитал я маленько. Но скоро в себя придет. Ты лучше скажи, куда вы меня везли?
        - Тут недалече деревня есть, Кадошниково, там наш тиун.
        - Чего ему там делать?
        - Известно чего - у старосты деревенского бражку пьёт.
        Тиун был сборщиком налогов и податей у князя, и надолго в веси и сёла не приезжал.
        Алексей надел поверх своего спортивного костюма рубаху и порты Фомы, благо всё было широкое, на любой размер и рост; опоясался чужим поясом. От чужой одежды пахло потом, лошадью, навозом, и Алексею было неприятно. «Привыкай, Алексей», - подбодрил он себя.
        Надо было решать, что делать. Пожалуй, лучше всего было распрячь лошадь и уехать на ней. Седла нет - так это и лучше. Откуда у крестьянина седло, да ещё на тягловой лошади? Только подозрения ненужные вызовет.
        Алексей распряг лошадь.
        - Эй, а мы как же? - спросил Фома.
        - Берись за оглобли и телегу вместе с Кондратом назад в деревню вези - заместо кобылы.
        - Дык руки связаны…
        Алексей замешкался, но потом руки Фоме развязал. Оставшись один, без поддержки Кондрата, Фома утратил боевой пыл.
        - Не попадайся мне больше, - посоветовал Алексей, - не то зашибу.
        - Да за что?
        - Не будешь со спины, по-подлому нападать.
        - Нешто я бы один справился? Ты вон какой здоровый! - начал канючить Фома.
        - Берись за оглобли, не то передумаю.
        Алексей запрыгнул на спину кобылы, ударил её по бокам кроссовками, и лошадка неохотно тронулась с места.
        Через некоторое время Алексей обернулся: Фома, исправно упираясь, тащил телегу за оглобли. Он тоже обернулся, всмотрелся и потом погрозил Алексею кулаком. Вот уже дурак-то! Что стоит Алексею развернуться и догнать его?
        Ездить на лошади, тем более без седла Алексей уже отвык. Ткань спортивных брюк тонкая, и кожу на бёдрах он растёр жёсткой шкурой кобылки едва ли не до крови.
        Лошадь мерно трусила, пока часа через два сама не остановилась на лугу. И то ведь, не машина, поесть хочет, попить.
        Алексей привычно вытащил удила и пустил лошадь пастись. Лошадёнка смирная, не взбрыкивала, как верховые жеребцы, но и медлительна была - куда ей рысью или галопом. Однако это всё же лучше, чем идти пешком.
        Грунтовые дороги сходились, становились шире, потом возник перекрёсток. И попробуй пойми, куда ему ехать, коли указателей нет - никаких и нигде. Извечная российская проблема - дураки и дороги.
        Деревушки и сёла Алексей старался объезжать - мало ли кому вздумается снова его связать? Вроде и предлога не давал - кроме необычной одежды. Правда, после того как он переоделся в привычную глазу аборигенов одежду, на него никто не обращал внимания. Кроссовки сначала выделялись, но Алексей специально вымазал их грязью, и теперь было не понять, что за обувка на нём - вроде грязных лаптей.
        Вот только лошадь пощипала травы, а ему есть охота. Проезжал постоялый двор с харчевней - запахи оттуда доносились просто сногсшибательные, а денег нет. День-то ещё можно перебиться - утром завтракал. А сейчас ему нужно уехать как можно дальше - ведь лошадь он увёл у крестьян, а за конокрадство наказывали сурово. Попробуй докажи, что они первыми напали, а он только защищался. Как по «Правде» - надо было бы ему к князю идти, с челобитной, но где искать того князя? Да и кто он такой, Алексей? Человек без роду, без племени, без места жительства и без занятий.
        Мужчина, даже если он холоп, имеет дом, зачастую - семью, зарабатывает на хлеб трудом своим, а главное - имеет защиту в лице боярина или купца, или монастыря, ежели он к нему приписан. А Алексей нынче сам за себя, никакой защиты и опоры со стороны, потому ему надо быть осторожным и осмотрительным.
        До сумерек он отъехал от места стычки с мужиками вёрст на двадцать. Солнце начало садиться, и Алексей стал приглядывать для себя место ночёвки - в темноте сделать это было бы затруднительно.
        Он приглядел это место недалеко от брода через небольшую речушку. Тут и кострище старое, видно, обозы купеческие и крестьянские не раз тут останавливались. Лошадь отпустил пастись. Костерок бы развести, да что на нём жарить? Утром, посветлу можно грибов насобирать, на прутиках над огнём подержать. Вкусны грибы жареные, только сытости от них мало.
        Так с грустными мыслями он и уснул. Место Алексей выбрал себе неплохое - не на утоптанной полянке, а в зарослях кустов.
        Проснулся он часа через два от перестука копыт, скрипа колёс и людских голосов.
        На поляну въехал небольшой припозднившийся обоз. Уставшие люди тут же устроились спать - кто на телеге с грузом, а кто и под ней. Под телегой сухо - дождик ли пойдёт, либо роса утренняя.
        Алексей и сам устал. Он поглядел из-за кустов на прибывших, повернулся на другой бок и снова задремал - опасности обоз для него не представлял. Однако какие-то, порядком им подзабытые механизмы самосохранения, видимо, уже включились.
        Уже под утро, когда стало сереть на востоке, предвещая новый день, Алексей проснулся от шелеста листвы и шороха в кустах. Проснулся и насторожился - кто-то явно пробирался к обозу. Но если это были обозники, зачем им вести себя скрытно?
        Алексей перевернулся на живот и увидел: метрах в трёх от него за соседний куст улеглись двое мужчин. Алексей их не видел, слышал только их тихие голоса:
        - Я же говорил, что обозы здесь завсегда ночуют.
        - Пять подвод, охраны не видно. Одолеем. Беги за Онуфрием, только не шуми. Пусть поляну окружат, а там и начнём.
        «Готовится нападение на обоз!» - в смятении понял Алексей.
        Охочих до чужого добра на Руси всегда было много. Неурожаи, голод, нападения внешних врагов вроде казанских или крымских татар, княжеские междоусобицы гнали людей с насиженных мест. И если в городах за порядком следили, выставляя на ночь рогатки на перекрёстках и обходя сторожами, то на дорогах голытьба и оборванцы бесчинствовали. Купцы нанимали охрану. Но если на военные отряды разбойничьи ватажки нападать не осмеливались - себе дороже выйдет, то крестьянские обозы грабили беззастенчиво. А что мог противопоставить им крестьянин или холоп? Да только топор. Им и избу рубили, и непрошенных гостей. А настоящее оружие - вроде сабли - стоило больших денег.
        Один из двоих грабителей отполз, потом поднялся и скрылся между деревьями.
        Надо бы обозников предупредить! Но как, если разбойник совсем рядом, а у Алексея даже ножа нет? Решение надо было принимать быстро, через несколько минут к поляне подойдут разбойники.
        Не мешкая, Алексей поднялся. Ступал он осторожно, неся ступню над самой землёй, чтобы не наступить на ветку или шишку - тогда внезапности не получится.
        Вот и тёмная фигура перед ним. Коршуном он бросился на неё сверху, и человек под ним только крякнул. Тут же, схватив обеими руками его голову, Алексей резко крутанул её в сторону, ломая шейные позвонки, и разбойник под ним обмяк.
        Алексей обыскал его, снял пояс с ножом и нацепил его на себя. Да не может быть, чтобы у разбойника только один нож был, должно быть ещё оружие. Он пошарил вокруг себя руками и наткнулся на что-то острое, даже палец порезал. Оказалось - это крепкая дубина, утыканная острыми железными шипами. Два в одном флаконе: и дробящее действие, и рубящее. В сильных и умелых руках да в ближнем бою - оружие страшное своей эффективностью. Да и психологическое воздействие от дубины на противника велико.
        Алексей поднял дубину: тяжёлая, увесистая - и вышел на поляну.
        Охрана у обоза была - мужичок. Только он спал, прислонившись к дереву. Эх, разиня! Утренний, перед рассветом, сон - самый сладкий, самый крепкий. Только ведь можно и не проснуться, прирежут сонного.
        Алексей дубину опустил - незачем пугать обозника. Потом слегка толкнул дозорного. Тот вскинулся и захлопал глазами.
        - Обоз ведь проспишь, тетеря! Старший где?
        - Вон, на второй телеге.
        - Буди, только без шума, по-тихому. Беда пришла.
        - Какая беда?
        - Быстрее!
        Мужик, наконец, отошёл от сна, встал и быстрым шагом направился к телеге. Толкнув спящего, дождался, пока тот проснётся, пошептался с ним, а потом рукой показал на Алексея. Да что же они медлят?
        Наконец старший выбрался из повозки и нехотя направился к Алексею. Был он явно не из простых: шёлковая рубашка, хороший кафтан, штаны английского сукна, справные сапоги, аккуратно подстриженная бородка - не лапотный мужик.
        Подходя к Алексею, он глянул на него снисходительно. Да и то: одежонка на нём убогая, только лицо и выдаёт, что не крестьянин, не холоп. У них выражение лица всегда виноватое, взгляд просящий. Алексей же выглядит смелым, взгляд уверенный, жёсткий.
        - Звал? - спросил, подойдя, старший обоза.
        - Купец, на обоз нападение готовится, разговор в кустах слышал. Надо бы будить обозников, к отпору готовиться.
        - Не купец я, боярин. А сам-то не из разбойников? Что-то вид у тебя убогий…
        - За купца прости, не признал я в тебе боярина. А насчёт нападения… Не хочешь - не верь. Только я одному уже шею свернул, вон он, в кустах лежит.
        Как говорится, насильно мил не будешь. Не хочет боярин его предупреждения всерьёз принять - так то его дело.
        - Прости, боярин, что выспаться не дал. А охранника своего взгрей, спал он на посту. Эдак и обозников вырезать могут.
        Алексей повернулся, готовый уйти. Надо было лошадёнку на лугу поймать и дальше ехать - спать уже не получится.
        Боярин сквозь зубы выругался: бродят-де тут разные.
        Но в это время из-за кустов раздался залихватский посвист и на поляну с разных сторон высыпали разбойники.
        Алексей на свист обернулся и разом всю картину взглядом ухватил.
        Разбойников было семеро. Все одеты убого, можно сказать - в отрепьях, но каждый размахивал оружием - дубиной, косой на короткой ручке, топором.
        Боярин охнул, закричал: «Тревога! Берегись!» - и схватился за саблю.
        Алексей схватил дубину разбойничью. Уж лучше встретить врага с таким оружием, чем с пустыми руками.
        Первые два разбойника уже добежали до подвод и одному обознику с ходу проломили голову дубиной. Второй возничий оказался шустрее, скатился с подводы и на четвереньках пополз в сторону речки.
        Боярин помчался на разбойников, крича:
        - Чёртово отродье!
        За ним, отстав шага на три, бежал Алексей. Он понял, что на обозников надежды нет.
        Боярин с ходу ткнул саблей одного разбойника, кинулся на второго.
        Алексею же пришлось схватиться с ражим детиной. Тот был высок, тощ, в руке коса с короткой ручкой - чем не сабля?
        Детина сделал замах и нанёс удар своим оружием, но Алексей успел подставить под удар дубину. Коса ударила о железный шип, звякнула, и от неё отскочил кусок лезвия. Однако сама она всё-таки глубоко вошла в дерево дубины.
        Разбойник дёрнул косу на себя, и Алексей едва удержал дубину - уж слишком глубоко вошла коса в дерево.
        Тощий снова рванул к себе крестьянское оружие, и Алексей отпустил дубину - даже подтолкнул её. Не ожидавший такого действия детина покачнулся и сделал шаг назад. Алексей ожидал именно такого поведения. Он кинулся к разбойнику и в броске ударил его ногой в грудь так, что у того аж хрустнуло что-то. Детина упал на спину, и Алексей с размаху ударил его ребром ладони по кадыку. Разбойник захрипел, задёргался. Алексей увидел, что не воин тот уже, одна у него теперь работа - выжить.
        Он обернулся. Поляна выглядела, как поле боя: повсюду тела обозников и разбойников. Из возничих один остался - он отбивался топором от нападавшего татя, выкрикивая между ударами:
        - Рятуйте, люди добрые!
        Боярин теснил двоих разбойников: один, здоровенный бугай, размахивал плотницким топором, а второй - невысокий крепыш - пытался ударить боярина коротким копьецом, сулицей. Вообще-то такое копьё - оружие метательное, но разбойник об этом не знал и пытался уколоть им боярина.
        Алексей подобрал свою дубину, наступил ногой на лезвие косы. Вот теперь дубиной можно работать.
        Он подбежал сбоку к разбойникам, нападавшим на боярина. Позиция его была неудобной - пришлось бить слева направо.
        Дубиной он врезал крепышу по рёбрам и явственно услышал, как хрустнули кости. Крепыш заорал от боли и выронил сулицу. Не мешкая, Алексей ударил его по голове, и крепыш упал, обливаясь кровью. Ну уж с одним-то боярин должен справиться сам, и Алексей бросился на помощь к обознику.
        Тому приходилось худо. У разбойника в руках был топор-клевец - боевой, на длинной рукояти. И разбойник, чувствуя своё превосходство, наступал.
        Но в пылу схватки тать услышал топот Алексея и уже начал поворачиваться, когда на него обрушилась дубина. Алексей целил в голову, но удар пришёлся по плечу, раздробив его.
        Разбойник заорал, бросил клевец и Алексей ударил его дубиной ещё раз. Одновременно обозник нанёс по спине татя удар топором, и разбойник упал.
        - Спасибо за помощь, - прошепелявил обозник разбитыми губами. - Думал - конец мне подходит. Вовремя ты подсобил.
        Над поляной нависла тишина.
        Алексей обернулся: последний из нападавших валялся с раздробленной грудью, но и боярин зажимал рукой рану на боку, видно - зацепил-таки его бугай.
        - Помогай, - приказал Алексей и побежал к боярину.
        И вовремя. Тот стоял бледный, покачиваясь, и Алексей с обозником успели в последнюю секунду подхватить его и отнести на повозку.
        - Эх, не послушал ты меня, боярин! - только и сказал Алексей. Но боярин уже не слышал его - он впал в беспамятство.
        Алексей вытащил нож и вспорол им кафтан боярина.
        Рана была неглубокая, лезвие разбойничьего топора скользнуло по рёбрам, рассекло кожу и мышцы, но сами рёбра были целы. Вот только кровило сильно.
        - Мох толчёный, тряпицы чистые - быстро!
        - Я мигом!
        Мужик сбегал к другой подводе и принёс чистую тряпицу - вроде широкого бинта.
        - Приподними его за плечи и держи, я перевяжу.
        Алексей ловко перевязал раненого.
        - Слава богу, жив боярин, - перекрестился обозник.
        - Ты кто такой?
        - Так холоп Захарий.
        - Боярина как величать?
        - Корней Ермолаевич Кошкин.
        - Не тяни кота за хвост! Далеко ли до усадьбы боярина? Его ведь домой доставить надо.
        - Ох ты, беда какая! Недалеко уже, дневной переход.
        Вот хватил обозник - недалеко! Боярина целый день на телеге трясти надо - выдержит ли?
        Алексей осмотрел боярина - вроде крови и порезов одежды больше не видно. По-человечески надо сопроводить его до дома. Обозник один остался - на пять подвод с лошадьми.
        - Откуда идёте, что за груз?
        - Издалека. В Булгар ходили, за товаром.
        - Так ведь хозяин твой вроде не купец?
        - Точно, боярин он - только из обнищавших. Всего-то и было что пять мужиков. Да вишь - один я ноне и остался. А осенью надо боярину на службу, вот и решил он в Булгар сходить.
        - Ладно, все разговоры потом. Запрягай лошадей, сопровожу вас с обозом до дому.
        - Вот спасибо, мил-человек! А то мне одному не управиться.
        Обозник забегал, собрал с луга пасущихся лошадей.
        - Там ещё лошадёнка - не твоя ли?
        - Меня Алексеем зовут. Моя лошадёнка, веди её сюда.
        Они запрягли лошадей в подводы, поводья каждой привязали к подводе впередистоящей лошади, и получился эдакий караван. Захарий уселся на первую подводу - он знал дорогу, Алексей - на последнюю замыкающим. Перед отъездом он собрал всё оружие и сложил к себе в телегу. Железо стоило дорого, и бросать его было грех.
        Только они тронулись, как снова остановились. Захарий спрыгнул с подводы и подбежал к Алексею:
        - Негоже нам уезжать, людей своих отпеть да похоронить бы надо.
        - Правильно говоришь, только рыть могилы нам с тобой здесь до вечера. Как думаешь, выдюжит боярин?
        - Эх, ядрит твою! Что за жизнь такая!
        Захарий расстроился. Ведь убитые холопы - его товарищи, но и в словах Алексея была своя правда. Он понуро пошёл к подводе, запрыгнул на неё, взял в руки вожжи и тронул коня с места.
        Обоз шёл до полудня, потом дали лошадям отдых. Хоть и поторапливаться надо, а животина есть хочет, и объяснить ей что-то просто невозможно. Сами пожевали сухарей из припасов боярина.
        На остановке боярин пришёл в себя, повёл вокруг глазами, увидел Захария и удовлетворённо кивнул.
        - Здесь я, Корней Ермолаевич! И обоз со мной, к вечеру дома должны быть, - успокоил боярина ездовой.
        - Пить дай…
        Обозник напоил боярина из баклажки.
        - А где остальные? - напившись, спросил боярин.
        Обозник отвёл глаза в сторону:
        - Только я да Алексей остались. Кабы не он, все бы полегли.
        Боярин кивнул и смежил веки - слаб он был после кровопотери. Ему бы сейчас покой да уход, а не тряскую подводу.
        Уже в сумерках они подъехали к боярской усадьбе. За тыном располагалась изба хозяина, на заднем дворе - хозяйственные постройки, вроде конюшни, бани, амбаров. Но выглядело всё это достаточно скромно, без резных наличников на окнах. Добротно, но без шика.
        Захарий и Алексей занесли хозяина в дом. Забегали, заохали женщины, принялись осторожно раздевать его.
        Алексей помог завести обоз во двор и распрячь коней. Пожилой дядька принялся разгружать подводы.
        Женщины усадили Захария и Алексея за стол.
        - Кушайте-кушайте, устали, поди, с дороги-то.
        Пища была вкусной; без изысков, но сытной. Лапша домашняя с курятиной, пироги рыбные, пиво. Заметив, что после еды оба гостя стали клевать носами, их отправили спать. Алексея вместе с Захарием уложили в людской на лавках, и оба сразу вырубились.
        Утром Алексей едва расправил занемевшие члены. Лавка была жёсткой, хорошо - под головой подушка, набитая пером. Но при всём при том это была крыша над головой. А что в людской уложили, вместе с холопами, - так ведь на Руси сроду встречали по одёжке, а рубище на нём крестьянское.
        Они позавтракали свежеиспечёнными калачами с сытом. Алексей поблагодарил кухарок и поинтересовался, как себя чувствует боярин.
        - Почивает он. Ослаб после ранения, сердешный.
        Алексей посчитал свою задачу выполненной, пора и честь знать. Гость хорош, когда уезжает быстро, особенно - если гость незваный. Боярин-то то его на поляне встретил и разговаривал не очень приветливо, подозревая в нём разбойника из шайки.
        Алексей вышел во двор и нашёл в амбаре Захария.
        - Мне бы лошадку свою взять, Захарий. И ещё одна просьба… - Алексей замялся. Захарий не хозяин, просить неудобно, но других слуг он вовсе не знал.
        - Говори смелее, - подбодрил его холоп.
        - Мне бы в дорогу хлебца и яиц варёных.
        Конечно, лучше бы сала, оно сытнее, но совесть не позволила Алексею просить большего.
        - Всё сделаю. Кабы не ты, мы бы все там полегли.
        Захарий ушёл и вскоре вернулся с лукошком.
        - Кухарки хлебца свежего в тряпице тебе положили, лука, яичек варёных, как ты просил. И ещё… - Захарий достал нечто завёрнутое в чистую тряпицу, развернул, и Алексей увидел добрый шмат солёного сала. Он немного смутился, поскольку не рассчитывал на такую щедрость.
        - Ну спасибо, удружил. Ввек не забуду доброты твоей.
        - На добро принято отвечать добром, - в свою очередь смутился Захарий.
        Он вывел из конюшни лошадку.
        - Я ей овса задал, напоил. Нельзя животину на одной траве держать, живот будет пучить.
        - Даже не знаю, как тебя поблагодарить.
        - Даст Бог - свидимся ещё.
        Алексей повёл лошадь под уздцы к воротам. Выезжать со двора верхом мог только хозяин или князь, в противном случае это воспринималось как неуважение к боярину.
        На перестук копыт на крыльцо выбежала женщина:
        - Куда же ты, гость дорогой? Боярин видеть тебя хочет.
        Опять неладно. Выехал бы на пару минут раньше - не было бы заминки. Да ладно, в его положении торопиться некуда, пятью минутами раньше или позже - что это решит?
        Алексей подошёл к крыльцу, поставил лукошко с провизией и следом за женщиной прошёл в опочивальню боярина. Войдя, он повернулся к красному углу, перекрестился на иконы и отбил поклон, а уж потом повернулся к боярину.
        - Здрав буди, Корней Ермолаевич!
        Как-то быстро, на ходу вспоминались слова и обороты речи тех времён, когда он служил дружинником у Владимира Мономаха.
        - Здравствуй, гость нежданный. Садись, в ногах правды нет.
        Алексей устроился на лавке. Виноватым он себя ни в чём не чувствовал, потому держался уверенно и с достоинством.
        - Помог ты нам, - продолжил боярин, - казню себя, что не поверил тебе.
        - Обошлось ведь. Вот только мужиков положили.
        - Чьих ты?
        - Уже ничьих, боярин. Служил дружинником в Литве, а ноне здесь оказался, на Рязанской земле.
        - То-то я слышу, говор у тебя не наш.
        Княжество Литовское было православным, люди говорили по-русски, бояре и князья со всей своей челядью зачастую переходили на службу в Московское, Тверское либо Рязанское княжества, приносили великому князю клятву и служили верно. Чем-то предосудительным такой переход не считался, и потому боярин к словам Алексея о его службе в Литве отнёсся спокойно. Однако упоминание о службе дружинником вызвало у него интерес, даже глаза заблестели.
        - Вон как поворачивается! Видел я тебя в схватке с разбойниками, горазд ты драться, чума просто!
        Алексей кивнул, соглашаясь. Уже в скольких схватках ему пришлось поучаствовать - не счесть. И с печенегами, и с половцами, и с сарацинами; с гуннами Аттилы - всех не упомнить.
        - Только не пойму, почему ты в схватку с дубиной бросился? Разбойничье это оружие, не воина.
        - Саблю-то и коня боевого мне вернуть пришлось…
        - Ну да, ну да, оно понятно… А кому служил? - боярин хитро прищурился.
        - Прости, боярин, отвечать правду не хочу, а врать противно.
        - Хм! - Боярин смотрел на Алексея с любопытством: допрежь ему не приходилось встречать таких людей.
        - А одежонка почто как у подлого сословия?
        - В чём же мне быть? В шлёме и кольчуге?
        - Твоя правда.
        Боярин задумался на несколько минут, и Алексей уже было счёл, что аудиенция окончена, собирался откланяться. Ведь боярин слаб ещё!
        - Сиди! - как будто прочитал его мысли боярин. - Предложение хочу тебе сделать.
        Алексею стало интересно.
        - Боевым холопом служить у меня я предложить тебе не могу, не холоп ты мне. А вот в боярские дети пойдёшь? Сыном боярским?
        Алексей растерялся. Боярин мог брать на службу людей достойных, скажем - воинов в дружину. Но это у кого мошна серебром полна. А дворяне победнее набирали так называемых боярских детей. Давали им землю, холопов - на прокорм. За это «боярский сын» должен был по первому зову боярина служить воинскую службу. Раз или два в году боярин должен был выставить для пограничной либо иной службы людей - «конно и оружно», причём число воинов зависело от площади пашни. А один только конь верховой и полный комплект защиты и оружия стоил немалых денег. Князь с бояр спрашивал строго, коней, оружие и прочую амуницию на ежегодных смотрах проверял лично, за нерадивость взыскивал. И по сути, боярин предлагал Алексею удел - землю и холопов в обмен на воинскую службу под знаменем боярина. Только не всякий на такую службу прельщался, в междоусобицах княжеских запросто голову можно было сложить.
        - Что молчишь-то? - боярину не терпелось услышать ответ.
        Холопа можно было переманить, беглых крестьян из порубежья - принять, а вот попробуй найти обученного воина? От справного и удачливого князя и боярина дружинники не уходят, а своего воина вырастить и обучить - долго и дорого.
        - Думаю. Я ведь не селянин. С землёй управляться уметь надо, а я всю жизнь в седле, и кроме как воевать ничего другого не умею.
        - Думаешь - это хорошо. Стало быть, не будешь кидаться очертя голову, как в омут. Что наперёд просчитываешь, похвально.
        - Потому и живу до сих пор.
        - По-другому можно. Жить будешь здесь, в моём доме. Комнату выделю, ну - харч, коня, само собой - оружие.
        - Получается - дружинником? Тогда и оплата быть должна.
        Боярский сын должен был обеспечивать себя сам, кормиться с земли. Только Алексей боялся, что прогорит он в первый же год. Не земледелец он, не хлебопашец, знания в этой области почти нулевые.
        А дружинник был на полном обеспечении боярина. Только, похоже, беден боярин. Либо земель маловато, либо удача воинская от него отвернулась, трофеев мало. А впрочем - откуда им взяться? Земля рязанская со всех сторон врагами окружена. С юга - крымские татары, алчные, безжалостные, и силы у них много. В схватке с ними самому бы уцелеть, и не трофеи добыть. С востока - ханство Булгарское, то нападает, то само подвергается нашествию. После опустошительных набегов монголов, особенно Батыя, померкла слава ханства, и сил поубавилось, и богатства. С запада - княжество Литовское, то союзничает с Рязанью, то войной на неё идёт, и политику ведёт хитрую: то с крымчаками за спиной Рязани сговорится, то с поляками. С севера другой грозный сосед - Москва. Вечно о землях спорит, Рязань себе подчинить хочет. А ведь Рязанское княжество граничит с Диким полем, прикрывает собой подбрюшье княжества Московского. Вот и выходит, что выгодна Рязань Москве в союзниках. И не собачиться бы надо с нею, а дружить. Только попробуй это князьям в голову вбить. Каждый за свой престол руками и зубами держится, самостоятельным хочет
быть.
        - Ну нет у меня денег, - признался боярин. - Хоть режь - нету. Говорю открыто: люб ты мне, воином тебя при себе видеть хочу. Будут деньги али трофеи - своё получишь, не обману, слово даю твёрдое, боярское. А откажешься - твоя воля, не обижусь.
        Боярин прикрыл глаза, ожидая ответа. Слаб он ещё был долго говорить, отдохнуть бы ему надо было - а куда денешься? Не поговори он сейчас, не перехвати Алексея в последнюю минуту перед отъездом - поздно было бы, уехал бы воин, умелый и опытный. А будет ли другой шанс - неизвестно.
        Алексей прикинул для себя расклад. Никто и нигде его не ждёт, денег у самого нет, как и оружия, как и доброго коня. А у боярина кормёжка, крыша над головой. Можно согласиться, осмотреться, а там видно будет. Конечно, назваться боярским сыном куда как лестно, боярский сын - это не простой дружинник. Боярину или даже князю не зазорно с ним за одним столом пировать, чай - не боевой холоп.
        Алексей попробовал найти компромисс:
        - А ежели служить буду дружинником, а прозываться сыном боярским?
        Со стороны это выглядело смешно - боярин старше Алексея всего-то лет на десять. Женат был, только детей Господь не дал. И вдруг едва ли не ровесник - и сын. Однако принято так было, и никто бы не засмеялся.
        - Хорошо, договорились, - согласился боярин, - вот тебе моя рука.
        И он протянул Алексею руку, которую тот пожал. С этой минуты договор считался заключённым.
        - Аглая, поди сюда! - позвал жену боярин.
        - Туточки я, - женщина возникла на пороге сразу, почти неслышно.
        - Познакомься, супружница. Сын боярский у нас, именем Алексей. Комнату ему выдели, столоваться за одним столом с нами будет. Захарий пусть коня ему покажет. А я устал что-то, вздремнуть хочу.
        Алексей откланялся - визит и в самом деле затянулся.
        Он вышел во двор, завёл лошадку в конюшню.
        - Ты чего? Передумал? - Захарий возник рядом.
        - Боярин у себя на службе оставил. Так что лошадку мою в хозяйство забирай. Тягловая она, не верховая.
        - Я то давно увидел.
        - Боярин велел коня боевого показать.
        - Так вот он, в деннике. Орликом звать. Горяч немного, трёхлеток. Ты ему морковку дай, погладь - свыкнетесь.
        Так Алексей неожиданно для себя стал боярским сыном.
        Неделю он вместе с Захарием мотался на коне по боярским землям - особенности территории узнать надо было, к коню привыкнуть. Одно его беспокоило: ни оружия, ни средств защиты у него не было. Боярин обещал всё дать, когда на ноги встанет. А пока только топор-клевец, изъятый у разбойника, да нож на поясе.
        За неделю он земли изучил - где деревенька, где лес, в котором укрыться можно, а где речки или ручьи. Одна из деревень, Мокеевка, стояла особняком, на отшибе, на самом краю боярских земель. Если враг нападёт, защищать её будет сложно.
        Ещё через неделю боярин окреп, встал на ноги и призвал к себе Алексея.
        - Пойдём, пора тебя вооружить. Негоже тебе с топором ездить, не холоп.
        Они прошли в дальний угол дома, боярин отпёр ключом дверь, и Алексей остановился на пороге комнаты без окон. Боярин запалил свечку.
        - Выбирай, что по душе и по руке.
        Алексей осмотрелся. На полках лежали боевые ножи, булавы, шестопёры. На стенах висели сабли в ножнах, круглые щиты, в углу стояли копья и сулицы. Целый арсенал.
        Боярин откинул крышку сундука:
        - Подбери себе кольчугу.
        Алексей заглянул: в сундуке лоснились от масла несколько кольчуг, поблёскивая кольцами, как рыба чешуёй. С них Алексей и начал.
        Кольчуги - это не рубашки, они не растягиваются, и подобрать по объёму и длине не всегда возможно. А если учесть, что Алексей выглядел в средние века человеком крупным - так и вовсе проблема. Мелковат в те времена был народец. Даже в своём родном двадцать первом веке Алексей был немного выше среднего роста, но и высоким назвать его было нельзя.
        Одна кольчуга подошла ему. Правда, немного коротковата была, едва до пояса доходила. С поддоспешником войлочным в облипочку будет - но движений не сковывала. Алексей даже руками помахал, подвигался. Наклонившись, стянул кольчугу. Собственно, она сама с него «слилась», под собственным весом.
        Потом он выбрал ясеневый круглый щит, окованный по краям железной полосой. И умбон был тоже окован. Толковый щитник делал, щит прочный и лёгкий.
        А затем и до сабли дело дошло. Её Алексей выбирал долго: то железо скверное, то по руке не прикладиста, а от сабли жизнь в бою зависит.
        Боярин смотрел на подбор оружия с интересом. Слова не проронил, но глаз не отрывал. Потом одобрительно кивнул:
        - Понимаешь толк в железе, я бы и сам эту саблю выбрал.
        Со шлёмом получилось хуже: только полукруглый, как половинка мячика, по размеру подошёл. Тесноват был, зато кольчужная бармица, как железная занавеска, шею сзади прикрывает.
        - А вот лука, извини, нет. Лук только у меня, потому как дорог.
        Хороший лук стоил как деревня с холопами. Да Алексею он и не был нужен, потому как луком нужно уметь пользоваться. К нему сызмальства привыкают, и потом уже не расстаются. Вот татары луком владеют отменно, в птицу на лету попадают.
        - На нет и суда нет, - перевёл дух Алексей. Главное - всё при нём, можно и дозор нести, и бой вести. А то он чувствовал себя неуютно.
        - За зброю благодарю, боярин.
        - Судя по тому, как ты железо выбирал, опыт у тебя большой. Не ошибся я в тебе, - самодовольно ухмыльнулся боярин. Он задул свечу и закрыл дверь оружейки.
        Алексей направился к себе: надо было саблю точить и мелкие недочёты устранять.
        Глава 2. Засечная черта
        Алексей вернулся с объезда боярских земель. Он ехал, присматривался и прислушивался - не звонит ли где колокол в селе, не видно ли дыма, предвестника несчастья? Крымчаки при нападении старались ничего не жечь, не устраивать пожаров.
        Дым пожаров был виден издалека и воспринимался как тревожный сигнал. Увидев его, селяне хватали детей, скудные пожитки и гнали скот в лес. Только стариков оставляли, поскольку татары их в плен не брали, да бросали свиней - эти животные как еда мусульман не интересовали. В пустой избе брать было нечего, а если и сожгут по злобе, так лес рядом. Две недели трудов - и новая изба готова.
        Только он разнуздал лошадь, завёл её в денник да задал корма, как появился Захарий.
        - Тебя боярин призывает. Гонец в полдень приезжал, стало быть - известия важные привёз.
        Алексей чертыхнулся про себя. Пропылился с дороги, ему бы обмыться да поесть - однако служба превыше всего.
        Он предстал перед боярином.
        - Гонец днём был. Князь приказал через три дня выступить на заставу у засечной черты. Потому на обход земель выезжать теперь не надо. Подковы у коня проверь, оружие не мешает наточить и смазать. Харч женщины приготовят - не в первый раз, знают уже, что класть в чересседельные сумки.
        - Понял.
        - Иди, умывайся, снедать будем.
        На заднем дворе Алексей разделся, выбил о плетень рубаху и порты - пыль стояла столбом. Захарий полил ему воды из бадейки, и Алексей обмылся до пояса. Вот теперь и поужинать можно, упражнения на свежем воздухе способствуют появлению аппетита.
        Последующие дни были заняты подготовкой к отъезду.
        Ополчение из бояр, их ратников и служилых людей призывалось на службу по очереди, обычно один раз в год и в летнее время - ведь кочевники нападали в тёплое время года, когда входили в рост травы - подножный корм для лошадей. Без лошади кочевник - ничто, а возить с собой овёс или сено было не в правилах татарских.
        Перво-наперво в Переяславле-Рязанском состоялся смотр. Сам воевода тщательно осматривал ополчение, причём - дотошно: вооружение всадника, запас провизии, состояние коней. И стыдно было боярину, у которого обнаруживались недочёты.
        Ополченцев записали в писцовые книги и отправили на заставы.
        Боярину Кошкину дорога и застава уже была знакома, приходилось на этой заставе ранее отбывать повинность.
        - Место нам досталось спокойное, - объяснил он едущему рядом Алексею. - Был я на той заставе о прошлом годе.
        Застава оказалась небольшой сторожкой с навесом для лошадей. Зачем строить конюшню, если люди и кони на заставе только летом бывают? Как зарядят осенние дожди - ни по полю, ни по дороге конному не проехать, пока морозы не ударят. Тогда уж на санях, когда снег ляжет.
        Отбывшие повинность воины встретили смену с радостью. Десятник коротко рассказал боярину об обстановке. Набегов не было, показывались вдали одиночные разъезды кочевников, причём было не различить даже, крымчаки ли, булгары или ногайцы. Много в степи разного люда. Это только на первый взгляд степь пустой кажется.
        Воины уходящей смены быстро собрались, вывели коней из-под навеса и с лихим посвистом умчались.
        Приехавшие стали располагаться.
        Старшим над семью воинами был боярин. Почти все, за исключением Алексея и белобрысого новика Петра, здесь уже бывали. Каждый занял себе место на полатях, развесил на деревянных гвоздиках скудный скарб.
        Кашеварить договорились по очереди. Кошкин сразу распорядился двум ратникам идти собрать сухостой для костра. Уже полдень, и пока кулеш поспеет на костре, пару часов уйдёт, самое время обедать будет.
        С едой на заставах не заморачивались. Варили кашу пшённую или гречневую с салом, с вяленым или сушёным мясом - быстро и сытно. На первые дни был хлеб, потом принимались за сухари. Запивали всё отваром иван-чая или ягод, которые росли в изобилии вокруг - только не ленись и собирай.
        Вскоре затрещал костёр, потянуло дымком, а потом и забулькало в котле - медный котёл переходил от смены к смене.
        Кашевар застучал ножом по котлу, давая сигнал к обеду.
        - А ну, налетай, у кого живот подвело!
        Он мог бы и не звать: все толпились неподалёку - уж больно аппетитно пахло!
        Все уселись вокруг котла в кружок, достали ложки. У каждого была своя: у кого-то деревянная, у тех, кто побогаче, - медная, оловянная, а у боярина - серебряная. Вид у неё был красивый, но горячее лучше есть деревянной - губы не обжигает.
        В пять минут опростали котёл, и кашевар отправился с ним к ручью - вымыть. Там он наполнил котёл водой и, вернувшись, подвесил его над костром - запить еду считалось делом обязательным.
        Дома пили сыто - кипяток с мёдом и травами. Отсюда, кстати, и выражение пошло - «наесться досыта».
        Ратники собрали с кустов малину, смородину, причём вместе с листьями - они придавали отвару приятный аромат. Один из воинов достал из припасов горшочек с мёдом и добавил в кипящую воду пару ложек. Получилось вкусно, каждый с удовольствием прихлёбывал из кружки.
        Когда обед был закончен, Кошкин сказал:
        - Передохнули - и будя! В ночь ставлю дозорным Олега, днём - два разъезда по два человека в каждом, один на полуденную сторону, другой - на полуночную. Остальным быть здесь. В случае если врага увидите, в бой не вступать, галопом сюда. Всё ли понятно?
        Служба была привычной, распорядок все уже знали - как знали и то, что Кошкин говорил больше для порядка да для новичков.
        В принципе, служба на заставе засечной черты почти ничем не отличалась от той, которую Алексей нёс в Византии, будучи катафрактом.
        Утром они верхами уезжали в степь, осматривали местность. Изредка видели торговые обозы, шедшие к Рязани или Москве, - они тянулись из Крыма или Булгара. Купцы посолиднее предпочитали обозам корабли - так было и быстрее, и безопаснее. Правители всех ханств и княжеств под страхом смертной казни запрещали грабить или даже просто обижать купцов. Однако находились шайки разбойников-башибузуков, которые законов не чтили, прельстившись лёгкой добычей.
        Дозоры подъезжали к обозам, выспрашивали - не видать ли в степи войск, как идёт торговля, не случались ли нападения? Расспрашивали обстоятельно, если обоз был славянским. Татары или булгарцы больше отмалчивались, делали вид, что язык плохо понимают. Славяне же отвечали охотно - для дозоров сведения, полученные от торговых людей, были важны - ведь это своего рода разведка, лазутчики. И о смене хана сообщат, и о собирающейся коннице. И в случае сведений военных летел на горячем коне гонец в Рязань, к князю, с донесением.
        Так тянулся день за днём. Дней через десять к заставе прибился полуслепой нищий с подростком-поводырём.
        На Руси к увечным да калекам относились жалостливо. Нищих накормили кулешом, дали лепёшек. Вели они себя тихо, даже как-то незаметно. Не положено было на заставе посторонним находиться, однако их никто не гнал, и нищие задержались на несколько дней.
        Вот только Алексею они не понравились. Подросток подозрений не вызвал - сидел себе на бревне да целыми днями свистульки из дерева резал для продажи.
        И старик поперва вёл себя так же. Но вечером, когда солнце садиться стало, Алексей приметил, как полуслепой старик обошёл стороной пенёк. Если он почти слепой и с поводырём ходит, как пенёк узрел? Правда, было это в полусотне метров от заставы, и старик полагал, что его никто не видит.
        Алексея сей факт насторожил - зачем эта парочка прибилась к заставе? Высмотреть, вынюхать? Для чего? Ох, с недобрыми намерениями они тут появились…
        О своих подозрениях Алексей приватно доложил Кошкину, но тот лишь отмахнулся:
        - Старик едва видит, а малец дурной. Ты на харю его посмотри! Да он целыми днями сидит, деревяшки строгает. Подозрителен ты больно, Алексей…
        Либо калики перехожие почувствовали, что Алексей стал их в чём-то подозревать, либо они просто отдохнули и отъелись за несколько дней, однако однажды вечером, после ужина, объявили, что поутру уходят.
        У Алексея полегчало на душе. Ну и слава богу!
        Утром следующего дня один из воинов кашеварил, другие тоже были чем-то заняты: кто оружие точил, кто сбруей занимался, кто подковы у своего коня проверял.
        Алексей же сидел на ступеньках крылечка и смотрел, как дневальный кашеварил. Не нравилось ему, что старик всё время у костра крутится. Понятно, кушать хочется, тем более что от котла уже запах аппетитный исходит.
        Однако дожидаться, когда кулеш поспеет, нищие не стали. Они выпросили по куску лепёшки и откланялись. Никто уговаривать их остаться на завтрак не стал: нищие - люди свободные и делают что хотят.
        Старик сунул лепёшку в заплечную суму, и они вместе с поводырём удалились.
        Алексей удивился. Какой нищий уйдёт от еды, горячего кулеша, ограничившись сухими лепёшками? В душе зародилась тревога. Вроде бы нищие ушли, успокоиться надо, однако беспокойство только нарастало.
        А потом его вдруг как озарило: а не подсыпал ли старик в котёл с кулешом отравы? Кто знает, что у него на уме? Дневальный от костра с котлом отлучался - то за солью, то за дровами. Да и сам Алексей, сидя на крыльце, глаза отводил, на разговоры отвлекался. Конечно, краем глаза он за стариком приглядывал, но были моменты, когда нищий оставался у костра один.
        Он доложил о своих опасениях Кошкину, но тот только рассмеялся в ответ:
        - Какой бес в тебя вселился? Ушли калики перехожие, нет их, забудь!
        Когда все уселись вокруг костра завтракать, Алексей только лепёшку съел да сытом её запил. Воины же ложками работали споро. На свежем воздухе да после физических нагрузок отсутствием аппетита никто не страдал. Да и следующий горячий обед только вечером будет - в дозоре харчились сухарями и салом.
        - Ты чего не ешь, заболел, поди? - обеспокоился Прохор - он часто дозором ходил вместе с Алексеем.
        - И тебе не советую, - шепнул ему на ухо Алексей.
        Однако Прохор то ли не расслышал его, то ли решил, что сказанное Алексеем - пустое, но он продолжил завтрак.
        Когда котёл опустел, стали седлать лошадей, готовясь к выходу в дозор. Но тут зевнул один, потом - другой…
        - Что-то спать охота, прямо сил нет.
        А один из воинов так и вовсе улёгся едва ли не под копыта лошади.
        Кошкин, бывший на заставе старшим, забеспокоился и подозвал Алексея:
        - Не пойму я, что с воинами творится?
        - Сонного порошка нищий в котёл с кулешом подсыпал, вот чего! Предупреждал же я тебя, не нравятся мне эти нищие!
        - Что теперь делать? - схватился за голову Кошкин. Он был явно растерян - его беспечность могла обернуться бедой. Воинов могли не только усыпить - их могли вырезать спящими. Да и не сонным порошком это снадобье могло оказаться, а смертельным ядом. Хотя яд, по некоторым признакам, действовал иначе.
        - Я не лекарь, однако попробуй вот что. Дай каждому, кто ел, выпить побольше воды - и пальцы в рот поглубже, чтобы вырвало его. Желудок освободить надо, чтобы всосалось не всё.
        Алексей кинулся к лошади.
        - А ты куда?
        - Попробую нищего догнать!
        Направление, куда ушла парочка «нищих», Алексей засёк. Пешие, они не могли уйти далеко.
        Алексей сразу пустил лошадь галопом.
        Четверть часа скачки - и впереди показались две фигуры. На стук копыт оба обернулись одновременно.
        Алексей подскакал к ним и в ярости потянул на себя поводья, подняв лошадь на дыбы:
        - Ты что же, собака, делаешь? Так ты на гостеприимство отвечаешь? Мы же тебя не обидели ничем, хлебом-солью делились!
        Преломить хлеб и откушать его считалось неким договором, пактом о ненападении.
        В сердцах Алексей хлестнул старика плетью:
        - Что подсыпал в котёл? Говори, не то на месте порешу!
        Бить старика плетью было неуместно, зазорно. Но нищий вёл себя подло, как враг, а врага жалеть нельзя.
        - Напраслину возводишь на меня, воин. Ни сном, ни духом не ведаю я, в чём ты меня упрекаешь! Не виноват я!
        А сам голову вниз опустил.
        - Ну-ка, дай свою суму…
        Алексей наклонился, сорвал с плеча старика суму и открыл её. Там лежала сухая лепёшка, ложка, деревянная расчёска. А это что? Круглая из дерева шкатулка размером с небольшой кулак. Алексей поднял крышку: ёмкость была наполовину заполнена сероватым порошком.
        Кровь вскипела в жилах Алексея. Отравитель! Ох, зря он не обыскал нищих! Но никто - даже сам Кошкин - ничего не заподозрили, а вот теперь приходится расхлёбывать.
        - Что это? - Он поднёс раскрытую шкатулку к лицу старика. - Порошок сон навевает или жизни лишает?
        Парочка неожиданно бросилась бежать - старик в одну сторону, подросток - в другую. И бежал нищий быстро, ловко огибая камни и кочки, попадающиеся ему на пути. Никакой он не слепой!
        Алексей пустил коня в галоп, в две минуты догнал старика - он главный! - и рубанул саблей по плечу. Тут же развернул коня и бросился за подростком. Однако тот забежал за дерево, избежав сабельного удара, и уже оттуда метнул в Алексея нож, которым допрежь резал деревяшки.
        Алексей едва успел уклониться, и лезвие ножа скользнуло по шлёму. Такой же враг, как и старик!
        Алексей спрыгнул с коня и увидел, как подросток из своих отрепьев выхватил кистень - в умелых руках оружие грозное. В незащищённое место угодит - кости раздробит. А если по шлёму - так железо промнёт, оглушит.
        Непростые нищие оказались. С виду безоружны, а на деле за себя постоять могут. Допросить бы его, да с пристрастием - на кого работают и зачем воинов отравить хотели. Ведь не из-за прихотей своих, цель какую-то имели.
        Подросток смотрел злобно, сжимая в руке грузик кистеня и, по-видимому, выгадывая удобный момент.
        Алексей сделал ложный выпад, и подросток купился, выбросил тяжёлый шар. Только воин был готов к этому, уклонился влево и взмахнул саблей.
        Парнишка закричал от боли, из обрубка руки, пульсируя, струёй била кровь.
        Алексей схватил его руку и передавил пальцами артерию. Кровь идти перестала.
        Парень смотрел на Алексея круглыми от ужаса и боли глазами.
        - Скажешь, кто и зачем послал - руку перевяжу и отпущу. Молчать будешь - убью.
        Парень плюнул на Алексея и отвернулся. Ох, не хотелось тому его жизни лишать - но надо. Нельзя врага в живых оставлять.
        Понятное дело, старик главным был. Но и подросток волчонком смотрит. Воины на заставе нищих не обидели, мстить им не за что. Стало быть, подослал кто-то, направил нищую парочку на заставу.
        Алексей оглянулся на мёртвое тело и решительно вскочил в седло - нужно было мчаться на заставу. Беспокойно было у него на душе, как бы беды не случилось.
        Лошадь он гнал во весь опор. Но, не доезжая до заставы сотни метров, остановил лошадь, спешился и повёл её в поводу - стук копыт скачущей лошади далеко слышен. Почему он так сделал, он и сам объяснить не мог, как будто кто-то свыше советы давал.
        Привязав лошадь в ивняке у ручья, дальше осторожно пошёл сам.
        Ему уже была видна крыша сторожки, как вдруг - чу! - он услышал незнакомые приглушённые голоса. Было ощущение, что люди остерегаются, боятся внимание привлечь.
        На всякий случай Алексей взял в руку нож - хороший, боевой, с тяжёлым лезвием, и, пригнувшись, перебежал поближе.
        Эх, Кошкин, Кошкин, зря ты не послушался советов!
        На небольшой поляне вокруг кострища ходило трое чужаков - и не нищие, воины. В шлёмах-мисюрках, плоских, как миски для похлёбки, из-под одежд незнакомых кольчуги посверкивали. А у самой сторожки воины с заставы лежали, и мёртвые, поскольку все были в кровавых пятнах.
        Алексей понял, что пока его не было, заставу вырезали беспощадно. Засечники и сопротивляться-то толком не могли, опоенные какой-то дрянью. И что теперь делать? В Рязань скакать с горестным известием или бой неравный принять?
        Алексей затаился, ещё раз пересчитал чужаков. Трое. И на него одного это - много, поскольку не разбойники они, не нищие, а воины. Только если он отступит, в Рязань поскачет, спросит его князь: «Где же ты был, почему один в живых остался, где раны твои?» И что он сможет ему на это ответить? Что жизнь свою пожалел, что поступил разумно, поскольку силы были заведомо неравны? Тьфу, даже думать противно! К тому же эта троица - явно лазутчики или дозорные чужого войска. А само войско - в полудне пути.
        На крымских татар чужаки не были похожи, хотя явно степняки: глаза раскосые, лица скуластые, кожа белая. Ногайцы? А впрочем, какая разница? Они на русскую землю пришли, товарищей его боевых живота лишили - убить их надо. Отомстить!
        В душе зародилась злоба. Страшновато одному против троих, да выбор невелик. Как это там говаривали? Делай что должно, и будь что будет?
        Алексей набрал воздуха в лёгкие, вогнал нож в ножны, обнажил саблю и шагнул вперёд - как со скалы в воду прыгнул. Нет назад возврата.
        Чужаки узрели его сразу, как только он из-за деревьев вышел.
        - Ай, урус! Помирать пришёл! Ты бы железо с себя снял, к чему тебе вериги?
        Старший стоял, широко расставив ноги, и презрительно улыбался. А двое его соплеменников не спеша стали обходить Алексея с обеих сторон. Они куражились, показывая своё превосходство, поизгаляться перед сечей хотели.
        Не сводя глаз с врагов, Алексей как-то механически дотронулся до своего камня, висевшего на шее в кожаном мешочке. И вдруг рядом ним, неизвестно откуда, появился воин - точная копия его, Алексея. Только не из плоти, поскольку полупрозрачным был. На Руси таких созданий волхвы вызывать умели, «мороками» их называли.
        Кинулся морок на главаря, саблей взмахнул. Ногаец отшатнулся и саблю вскинул, защищаясь.
        Андрей же, не мешкая, на воина справа от себя ринулся. Упав на землю, он перекатился и в перекате ударил степняка саблей по ногам. Сильно полоснул, одну ногу ниже колена напрочь отсёк, вторую поранил.
        Вскочив, кинулся на воина слева - тот уже сам кинулся ему навстречу, размахивая саблей. Схлестнулись.
        Алексею сразу пришлось туго. Степняк имел преимущество в виде щита - круглого, небольшого. Алексей же свой щит оставил притороченным к седлу лошади - не ожидал, что он нужен будет. И теперь ему приходилось работать телом - прыгать, уворачиваться, пригибаться. Удары Алексея степняк принимал на щит, а вот удары чужака приходилось отбивать саблей.
        Обычная тактика боя в пешем строю простая: принял удар сабли или меча на щит - ударил холодным оружием сам. Алексею же приходилось и принимать удары на саблю, и нападать.
        Степняк полыхал злобой из узких глаз, на губах играла презрительная улыбка. Он был опытным воином и думал, что уруса без щита завалит быстро.
        Алексею же приходилось поглядывать направо, на старшего. А там творилось нечто невообразимое, доселе невиданное. Он бы и поглядел, кабы степняк не наседал. Да сзади хрипит и стонет ещё один враг, которого он ранил, - отвлекает.
        Алексей выбрал единственный вариант - разбить врагу щит. У степняка он по краю железом не окован.
        Он наносил и наносил по щиту удары саблей сверху, от щита летели щепки. И вот настал момент, когда щит развалился, и в руках степняка остался один умбон. Теперь их возможности сравнялись.
        Однако оба уже подустали. Ухмылка с лица степняка стёрлась - он уже не ждал лёгкой победы. По его лицу катились крупные капли пота, дыхание стало шумным. Как же, привык на лошади бои вести, как правило - скоротечные.
        С превосходящими силами степняки старались в бой не ввязываться, а порубить крестьян большого умения не требовалось. Теперь же бой был пешим, всё решали выносливость и умение.
        - Бей его! - закричал Алексей, глядя куда-то за спину степняка. В испуге тот на миг обернулся - неужели за спиной ещё один урус появился?
        И Алексей тут же ударил саблей по руке степняка. По торсу бить было бесполезно - степняк был в кольчуге.
        Глядя на обрубок, из которого хлестала кровь, степняк взвыл. Да он не столько от боли выл, сколько от осознания, что бой им проигран, а с ним потеряна и сама жизнь. Он попытался выхватить боевой нож левой рукой, чтобы ещё хоть немного продлить себе жизнь, но Алексей не дал ему на это ни малейшего шанса, рубанув по незащищённому бедру. Степняк упал, и Алексей добил раненого.
        Сделав это, он крутанулся вправо - там старший из лазутчиков боролся с мороком. Рубить его саблей или ножом было бесполезно - морок не был живым. Но он обволакивал степняка туманом, как густым киселём, не давая ему сделать ни шагу - даже дышать ему было затруднительно.
        И тут Алексей сделал ошибку. Ему бы подобрать щит, валявшийся рядом с раненым в ноги степняком, - всё было бы лучше, безопаснее. А он, пару минут отдышавшись, шагнул к степняку.
        Морок внезапно исчез, как будто и не было его никогда. И на том спасибо. Сковал степняка, пока Алексей с его соплеменником расправлялся.
        Степняк же, видя перед собой невредимого Алексея, кинулся на него. Не зря он был старшим дозора - сабля просто летала в его руке, сверкая сталью.
        Туго пришлось Алексею - щита у него не было. А степняк теснил: то щитом выпад сделает, ударит, то снизу, из-под щита укол нанесёт - опыт у него чувствовался изрядный. Но пока Алексею удавалось отражать его атаки, и он выжидал удобного момента, чтобы атаковать самому. Он пятился понемногу, видел щит, лежавший буквально в трёх метрах, да как его взять, если следует удар за ударом? Двужильный он, этот степняк, что ли?
        Однако один удар Алексей всё-таки проморгал. Степняк ударил саблей из-за щита, вложив в удар всю силу. Острой болью резануло в груди, и он почувствовал, как по коже потекло что-то горячее. В глазах потемнело, накатила слабость, и Алексей упал, потеряв сознание.
        Пришёл он в себя от тряски, его раскачивало, как на корабле. Потом вернулся слух. Вдруг, как из небытия, возникли шаги множества людей, топот копыт, голоса, ржание коней, бряцание оружия. Его везут, и судя по всему на телеге.
        Он осторожно приоткрыл один глаз, почему-то остерегаясь показать, что пришёл в себя.
        На облучке сидел возничий, судя по одежде - русак. Только потом дошло - раненого степняк не повёз бы с собой, зачем ему обуза? Добил бы, и все дела.
        Наверняка обнаружили заставу с побитыми воинами, и сейчас его в Рязань везут. Только странность одна есть: судя по звукам, воинов вокруг много. Если на заставу гонец прибыл, их столько быть не должно. Приподняться бы, посмотреть вокруг, оценить обстановку - да сил нет. Слабость не оставляет, грудь болит.
        Он скосил глаза: кольчуги на нём не было, а грудная клетка туго перевязана чистыми тряпицами. На душе стало радостно: и жив остался, и кто-то заботу о нём проявил. Домой везут - если можно назвать домом имение Кошкина.
        Через какое-то время обоз остановился, и Алексей облегчённо вздохнул: трясло на телеге немилосердно, и каждый толчок болью отдавался в груди.
        Возничий повернулся к нему, и он увидел его лицо - типично славянское: курносый, волосы русые, окладистая борода. На вид лет сорок - сорок пять.
        - Очнулся, милок!
        - Пить дай.
        - Это можно.
        Возничий спрыгнул с облучка, подошёл к Алексею, приподнял ему голову и напоил его из баклажки. Потом отхлебнул из неё сам.
        - Где я?
        - Так на подводе.
        - Это понятно. Куда едем?
        - Князь говорил - на Булгар, - мужик почесал затылок.
        - Какой князь? - удивился Андрей.
        - Известно какой - Фёдор Давыдович Пёстрый, из Стародубских он. Ноне Москве служит, великому князю московскому.
        - Постой, так вы не рязанцы?
        - А я тебе что втолковываю? Или у тебя, кроме раны, ещё и с головой нелады?
        - Я же на заставе рязанской был, на засечной черте.
        - Ага-ага… Тебя ведь случайно нашли, наш дозор наткнулся. Кабы не они, добил бы тебя степняк. И так ваших, рязанских, всех там положили басурмане. Думали, и ты уже неживой. Но глядим - дышишь, вот тебя на повозку и определили.
        - На мне же кольчуга была…
        - Стянули, всё равно негодная. Разрублена она была.
        - А конь?
        - Вот чего не знаю, того не знаю. Это у дозорных спросить надо, как поправишься.
        Алексей схватился за кожаный шнурок, нащупал чехольчик, а в нём - камень. От души отлегло.
        Мужик заметил его движение:
        - Нам чужие обереги не нужны, не тронул его никто. Видать, сильный оберег у тебя. Кабы не он - убил бы тебя степняк.
        Верно, чужие обереги не трогали. Возьмёшь его - и чужую судьбу на себя примеришь. Может, и на самом деле камень непоправимую беду отвёл? Ведь помог же он с мороком? Занятный камушек, интересно - на что он ещё способен?
        Обоз тронулся. Мужик вскочил на облучок:
        - Меня Иваном звать.
        - Меня Алексеем.
        Только голос был слабым, и возничий его не услышал.
        Часа через два обоз снова встал.
        Алексей сделал усилие, приподнялся на локте и повёл головой.
        Ого! Войско большое, обоз в самом конце, а впереди - конные, пешая рать. Неужто на Булгар идут?
        Возничий ушёл, а вернувшись, протянул Алексею кусок лепёшки и ломоть сала.
        - Подкрепись, тебе сейчас силы нужны.
        Есть и в самом деле хотелось.
        Алексей впился зубами в хлеб. Когда съел всё, спросил:
        - Давно я в обозе?
        - Третий день как.
        Ого! А он думал - несколько часов.
        - Потерпи до вечера. Как на ночёвку встанем, лекарь придёт, перевяжет, мазь целебную положит. А как кулеш сварим, я тебе горяченького принесу.
        Обоз снова тронулся. Иногда мимо проносились верховые, вероятно из арьергарда. В походе всегда выставляли боевое охранение: дозоры рыскали и впереди, и сзади, и на флангах.
        Наконец стало смеркаться, и войско остановилось. Запахло дымом от разведённых костров, потом стали доноситься аппетитные запахи от котлов.
        Через какое-то время к повозке подошёл лекарь и поставил возле Алексея короб из лыка.
        - Как дела?
        - Живой пока, твоими заботами.
        - Величать-то тебя как?
        - Алексеем.
        - Меня Тихоном. Я рану твою осмотрю, перевяжу.
        - Делай что должно.
        Повязку пришлось отдирать от раны, пошла сукровица.
        Лекарь осмотрел рану, понюхал её:
        - Слава богу, не гноится.
        Он обильно наложил на рану мазь и перебинтовал её.
        - Повезло тебе. Сабля кольчугу разрубила, но силу потеряла. Два ребра пересекла, да кожу с мясом.
        - Мясо нарастёт.
        - Духом не падаешь, хорошо. Думаю, через две седмицы заживёт всё, ходить будешь.
        - Твои бы слова да Богу в уши.
        Лекарь засмеялся:
        - На Бога надейся, да и сам не плошай. Я завтра приду.
        - Благодарствую.
        Лекарь ушёл, но сразу заявился Иван. В руке он держал деревянную миску.
        - Кушать будем. Ложку сам удержишь?
        - Попробую.
        Иван подтащил Алексея к борту - так, чтобы он опёрся спиной о задок телеги.
        - Держи. Знатный кулеш! Сам только поел. Князь ни сала, ни мяса не пожалел. Ешь!
        В кулеше, среди пшена, густо попадались куски вяленого мяса и сала.
        Алексей съел всё дочиста.
        - Молодец! На поправку пошёл, - увидев это, одобрил Иван. - Теперь сыта принесу.
        Он снова ушёл и вернулся с оловянной кружкой, в которой был кипяток с мёдом и сушёными фруктами.
        - Пей, не обожгись только.
        Пить Алексею хотелось больше, чем есть, - при кровопотере всегда так.
        Напившись, он осторожно повернулся на бок. За три дня, что его везли бесчувственным кулем, спину порядком отбило. Дно у повозки дощатое, на кочках трясло - не мудрено. И заснул он, как человек, а не впал в беспамятство.
        На третий день он ехал уже сидя, держась руками за борта, - это было всё же интереснее: можно было по сторонам смотреть, а не в небо пялиться. И погода для похода в самый раз: солнце пригревает, но не печёт, и дождей нет.
        Повезло ему, что дозор на заставу наткнулся, иначе истёк бы кровью, да и отдал концы. Только получается, что он помимо своей воли из воинов рязанских в московскую рать попал. И вроде как клятву преступил, сам того не желая.
        Раздумывал теперь Алексей, что дальше ему делать. Слезть с повозки и пешим в Рязань идти? Так Кошкин убит, да и слаб он, не дойдёт. Коня нет, оружия нет - как и провизии. Отпадает вариант.
        Тогда другое: сидеть на повозке и смотреть со стороны, как москвичи будут штурмовать Булгар? Невместно. Вот и остаётся ему, как выздоровеет, в Московскую рать вливаться, под руку князя Пёстрого. Решив так, он уснул.
        День за днём по дикой степи рать приближалась к Булгару, к намеченной цели.
        Алексей окреп, рана затянулась. Чтобы прийти в форму, он временами соскакивал с телеги и бежал рядом. Вначале он придерживался за борт, а потом уже двигался самостоятельно.
        - Чего же ты себя так изводишь? - сетовал Иван.
        Алексей перезнакомился с обозниками, сидя с ними у костра по утрам и вечерам.
        А следующим днём вдали показался город Булгар, столица волжской Булгарии.
        Основан город был в VII веке на среднем Поволжье, в июне 922 года принял ислам. С 1223 года начались первые столкновения с пришедшими с востока монголами. В 1236 году город был взят Батыем, с 1240 по 1260 год был столицей улуса Джучи.
        Расцвёл город при правлении Узбек-хана и Джанибека. В Булгаре был водопровод, выплавляли чугун, варили стекло, чеканили монеты. Окружён город был огромным земляным валом и рвом протяжённостью в шесть километров, а также крепостными стенами.
        Русские называли Булгар Бряхимовым. Всех завоевателей привлекало удобное расположение города - на перекрёстке водных и сухопутных торговых путей.
        Рядом с городом был речной порт Ага-Базар.
        Но в 1361 году город был взят Тимуром, прозванным Тамерланом или Железным хромцом. Его частично разрушили, многие жители попали в плен. Это стало началом заката города. Многие города ханства - Биляр, Сувар, Жукотин, Собекуль, Керменчук, Челмат - были разрушены до основания и сожжены.
        Оправиться великому ханству Булгарскому было уже не суждено. Народ булгарский частично перебежал в Иски-Казань.
        А теперь на него надвигалась московская дружина князя Фёдора Пёстрого, выполняя приказ великого московского князя Василия II Тёмного.
        Глава 3. Дружинник московский
        Рать остановилась в виду города, разбила лагерь. На крепостных стенах засуетилась городская стража, сразу закрыли ворота. Город уже не раз переживал нашествия неприятельских войск, подвергался осаде, штурму, был взят на меч. Кое-где его стены были разрушены, потом восстановлены, но места эти выделялись.
        Пока войско отдыхало после перехода, князь, воеводы и бояре собрались на совет. Московское войско не имело стенобитных орудий, и на совете обсуждались действия по штурму. Для начала решили: пустить дозоры вокруг города с целью исключить подвоз провизии и не дать осаждённым возможности послать гонцов, чтобы сообщить в другие города ханства и вызвать подмогу.
        На отдалении от стен, дабы не подвергнуться обстрелу лучниками, дозоры объезжали город. Одиночные путники и горожане в город всё же проникали, пользуясь лодками: ведь одной стороной Булгар выходил к реке, и блокировать водяной путь у москвитян не было никакой возможности.
        Алексей, уже вполне оправившийся от раны, заявился к одному из сотников. Сейчас его положение было неопределённым: не ратник, не пленный, не возничий - да и не болящий. Пора было определяться.
        - Служить в рати желаю! - заявил он.
        - Ты кто такой, откуда взялся? - удивился сотник.
        - Сын боярский, именем Алексей. Служил Рязани, ноне был на засечной черте, на заставе. Бился со степняками, был ранен. Ваши дозорные меня обнаружили без памяти. Очнулся в обозе уже. Вроде окреп, и нахлебником быть не хочу.
        - Слыхал о таком происшествии. Ну-ка, рану покажи…
        Алексей завернул рубаху: поперёк груди тянулся едва заметный рубец.
        - А воевать-то сможешь?
        - Смогу. Только ни оружия, ни коня у меня нет, ваши забрали трофеем.
        - Ну, то вернуть недолго. Вот что: сам я решить это не могу, ты не Московского княжества человек. Рязань к Москве ноне склоняется, союзник. Я с воеводой поговорю, подойди вечером.
        Обнадёженный Алексей вернулся в обоз. Не отказали - уже хорошо. И сотника понять можно, он ратнику рад будет. Любой боевой поход подразумевает потери, вдалеке от Москвы пополнение не получить. А тут готовый воин, сам напрашивается под знамёна встать. Только он ничем от иноземца не отличается - от того же литвина. Государю или князю верности он не приносил, на кресте не клялся. А вдруг трусом или, хуже того, изменником окажется? С сотника воевода строго спросит, не осрамиться бы. За Алексея никто поручиться не может, односельчан или других ратников, видевших его в сече, нет.
        Алексей сотника понимал - в таких делах осторожность не повредит.
        Он едва дождался вечера и подошёл к сотнику.
        - Воевода взять тебя в ратники позволил. Сейчас я тебя в списки внесу и в десяток определю.
        Скрипя пером, он внёс Алексея в список сотни - по этим спискам ратники после похода получали жалованье из государственной казны.
        Алексея определили в десяток, нашли коня, дали щит, шлём и саблю.
        - Вот с кольчугой загвоздка будет, больно уж велик ты. И в кого только такой вымахал? - добродушно пожурил его сотник Антип.
        Десяток был неполный, вместе с Алексеем - восемь человек. С двумя другими десятками они составляли дружину боярина Бецкого, служилого из Коломны.
        - Соловья баснями не кормят; давай поснедаем, пока похлёбка не остыла.
        Однако у Алексея даже ложки не было. Точнее, была на заставе своя, деревянная, да сгинула.
        Десятник из своего узла достал новую, липовую, и протянул её Алексею:
        - Держи, дарю.
        Похлёбку съели быстро, и после ужина в неверном свете костра Алексей перезнакомился с десятком. Ему теперь службу с ними нести, в бой идти, от каждого сотоварища в сече твоя жизнь зависит.
        Спать улеглись, подложив под голову сёдла. У Алексея даже войлочной кошмы не было - на землю постелить. Гол как сокол! Он тешил себя надеждами, что разживётся необходимым в городе: обычно после штурма и взятия города три дня давалось на разграбление его. Понятно, что самое ценное - золото, серебро, иные драгоценности и товары - заберут сотники, воеводы, да и князь в стороне не останется. Рядовым ратникам трофеи попроще достанутся: посуда медная, одежда. А вот пленные - добыча общая. Продадут их перекупщикам, деньги поровну, а князю - слава.
        Пока воеводы не предпринимали попыток штурма. Они объехали крепостные стены, изучая их и нащупывая слабые места. Было понятно, что нужны лестницы, а леса близко нет, город в степи стоит. Да и какие силы город имеет для отражения штурма, неясно.
        Отрядили обоз за жердями и брёвнами - лестницы штурмовые делать.
        Попытались верёвочным арканом со стены дозорного стащить - не получилось, сотоварищ его успел пеньковую верёвку саблей перерубить.
        Когда доставили материал для лестниц, два дня уже прошло. Рать принялась топором сооружать лестницы.
        Защитники обеспокоились, попытались помешать, сделали вылазку. Днём неожиданно распахнулись городские ворота, откуда хлынули верховые. Сначала конница, а за нею - всадники на верблюдах. Зрелище для большей, подавляющей части русских - не виданное доселе.
        Московская рать поднялась в сёдла, однако лошади беспокоились, не слушались поводьев - для них верблюды тоже были внове.
        К вылазке булгар московская рать оказалась не готова. Всего две сотни воинов в седло подняться успели, потому как лошади в табуне паслись, на лугу. Луг был рядом с лагерем москвитян, но до него ещё добежать надо было, лошадей в лагерь привести, оседлать. А в лагере в это время поднялась суета, беготня, с разных его сторон раздавались крики.
        Пока две сотни воинов строились для отражения атаки, к ним один за другим подъезжали те, кто успел привести лошадь и оседлать её. Сотни и десятки перепутались, и спасло рать лишь то, что дистанция от города до лагеря была изрядная, удалось время выиграть и как-то организоваться.
        Когда стало понятно, что сшибка уже неотвратима, воеводы подали прапорами сигнал «В атаку!».
        Со стороны посмотришь - уступала рать московская булгарам. Неприятеля больше, верблюды и кони пыль вздымают, наблюдателям с городских стен не видно, что творится на поле бранном.
        А москвитяне понеслись вперёд с лихим посвистом, и с тыла к ним подсоединялись всё новые и новые всадники. Кто-то только успел на лошадь вскочить, и так, без седла, без защиты - даже босыми, лишь сабля в руке - в атаку шёл.
        Алексей оказался среди ратников, ему не известных. Он выхватил саблю и дал лошади каблуками по бокам. Давненько он в конную атаку лавой не ходил!
        В груди какая-то пустота, дух захватывает, голову пьянит. Ветер в лицо бьёт, глаза режет, выдавливая слёзы. Вокруг - топот коней, шумное дыхание лошадей, бряцанье железа и нарастающий крик: «А-а-а!»
        И сразу - звук столкнувшихся больших масс людей и лошадей. Такой, если хоть раз его услышал, уже не спутаешь ни с чем - и жуткий, и возбуждающий одновременно.
        Впереди Алексея было два ряда русской конницы. Первый почти сразу пал - так всегда бывает при сшибках конных ратей. А дальше уже бились следующие ряды.
        На Алексея бросился булгарин - молодой, горячий, со злобными глазами. Он обрушил на Алексея град ударов, полагая взять его натиском, яростью и быстротой. Алексей же пока только отбивал его удары, принимая их на щит. В запале булгарин не думал о своей защите - он привстал на стременах и приоткрылся.
        Алексей воспользовался моментом и из-под щита уколол противника в живот - грудь булгарина прикрывали железные пластины, нашитые на одежду.
        Булгарин замер в недоумении, глянул на себя - вниз по животу струилась кровь. Он занёс руку с саблей для удара, но нанести его не смог - упал на шею лошади.
        А сзади на помощь уже спешили русичи, слышался тяжкий топот множества копыт.
        Увидел Алексей, что справа двое булгар на русича насели. Помогать москвитянину надо, тяжко ему.
        Алексей сзади ударил по плечу ближайшего к нему врага. Кольчугу не разрубил - хороша оказалась, а вот руку «отсушил». Онемела рука, слушаться перестала. Булгарин саблю выронил, попытался коня развернуть, чтобы щитом прикрыться, да не смог. Теснота, лошади друг друга боками, крупами толкают, грызутся между собой.
        Алексей ещё один удар нанёс булгарину - изо всей силы, но по шлёму. Не пробил - да такое почти и невозможно, но оглушил здорово. Булгарин закачался в седле, как пьяный.
        Алексей ещё два рубящих удара нанёс - поперёк спины. Булгарин с лошади упал, не удержался. Самое худшее в битве - с коня упасть. Если ранен, оглушён - затопчут копытами, в месиво кровавое превратят, в лепёшку. Опознать потом невозможно, кто это был - свой или враг, а уже о фамилии да имени и речи быть не может.
        Пока Алексей расправлялся с противником, москвитянин сразил своего врага. Увидев, что второй булгарин соскользнул под копыта коней, он устало утёр пот со лба и обернулся к Алексею:
        - Ты кто?
        - Алексей Терехов.
        - Спасибо, вовремя подмогнул, ввек не забуду. А меня Арсением Белоглазовым звать, серпуховский боярин я.
        Домчалась русская рать почти в полном составе, врубились воины в битву, и сразу стало легче. Первыми пали под ударами те булгары, которые на верблюдах были. Верблюд - животное выносливое, без пищи и воды груз большой в караване нести может, но для боя верблюд не приспособлен, поскольку медлителен и неповоротлив.
        Булгар стали теснить. Со стен крепости завыла труба, подавая сигнал к отходу.
        Первыми отступать, покидать поле боя стали те, кто был на верблюдах. Когда они въехали в ворота города, отходить стали конные.
        Видя, что городские ворота уже недалеко, русичи отчаянно рвались вперёд - больно велико было желание ворваться в город на плечах противника. Уже и ворота городские рядом, однако на стенах лучники цепью выстроились, стрелы метать стали - густо да метко.
        У москвитян появились раненые и убитые.
        Они уже повернули коней назад, когда им вслед с городской стены громыхнули две пушки. Поднялся густой дым, однако каменный дроб никому вреда не причинил. Пушкари неопытные, всего лишь несколько раз стреляли, да и пушки несовершенные. А русичи - так те вообще в первый раз столкнулись с применением пушек. Они даже не поняли, что это было, лишь усмехались презрительно.
        - Ишь, что выдумали, басурмане! Громом пугать! Пусть лучше своих ворон им пугают!
        Только Алексей понял, какую опасность таят в себе пушки - в другой раз пушкарям повезти может.
        Рать отступила. Подбирали раненых, оружие. Своих раненых отправляли к лекарям, чужих - добивали.
        В качестве трофеев достались булгарские лошади и несколько верблюдов. Что с ними делать, никто не знал, поэтому животных отправили в обоз, решив потом продать.
        Ратники же отправились в лагерь. Кому-то перевязку сделать надо, кому-то - оружие наточить или сломанное заменить. А некоторым - одеться-обуться, поскольку перед боем не успели.
        А воеводам впредь - наука: надо заслон, боевое окружение посильнее, покрепче выставлять. Случись вылазка булгар ночью - ещё неизвестно, кто победу в нём одержал бы.
        Алексей видел, что серьёзной подготовки к штурму не хватает, и в первую очередь - разведки. А ведь бывали в Булгаре купцы русские. Расспросить их дотошно, выпытывая каждую мелочь надо было - где укрепления послабее, каков гарнизон. Да и про пушки узнали бы. У купцов глаз намётан, небось железяки непонятные на стенах сразу заметили бы.
        Князь с воеводой наверняка решили, что после жестоких штурмов монголов, а потом и Тамерлана город ослаблен, защитников мало, и едва не поплатились за это жизнями ратников. Потерпев сейчас неудачу, можно было потерять всё войско. При отступлении булгары не упустили бы своего, преследовали бы по степи, вцепившись в уходящую рать, как волк в оленя. Нападали бы и на марше и на отдыхе, метали бы стрелы издалека, пока не перебили бы - ведь русским подмоги ждать неоткуда. Москва далеко, степь голая вокруг, укрыться невозможно. Да и другие племена не дремлют - та же мордва. На слабого напасть, добить, трофеи захватить - куда какой лакомый кусок. Отношения жёсткие, даже жестокие - кто сильнее, тот и прав.
        Алексей с коня седло снял и отвёл его в табун, на луг - травки пощипать. После сегодняшнего столкновения сомнительно, что булгары повторят попытку. Будут раны зализывать: потери у них большие, несмотря на то что напали внезапно. Как и русские воеводы, они будут размышлять, что дальше делать, какую каверзу учинить?
        В русском лагере развели костры, кашеварить стали. После сечи аппетит-то не пропал, наоборот, усилился только.
        Десяток Алексея и так неполным был, а сейчас ещё и потери понёс: одного убили, второй ранен, в обоз отправили.
        Алексей же после еды на землю улёгся, седло под голову подложил, обдумывать стал - что предпринять можно. Мысли мелькали разные, некоторые были и вовсе нереальными.
        Надо в город проникнуть, разведать - что и как. В бою он лица булгар видел: белые, иные булгары бородатые, другие - с усами. Так что внешне он за своего сойдёт. Только языка не знает, да ещё одежда выдаёт. Но с одеждой решить можно: с убитых снять, да пленных несколько взяли, их можно раздеть. Только вот в город как проникнуть? Ночью забросить кошку на стену и по верёвке подняться?
        Он решил сходить к сотнику и предложить свой план.
        Сотник выслушал, помолчал немного, потом покачал головой:
        - Не правомочен я такие дела решать. План хороший, но рискованный. Если тебя поймают в городе, мучить долго будут - это ты понимаешь?
        - Конечно. Только и воинству нашему под стенами до зимы сидеть никак не можно.
        - Ладно, идём к воеводам.
        Воеводы были в шатре - собрались на совет. Судили-рядили, как на штурм пойти, чтобы в слабые места ударить - тогда потери меньше будут.
        У каждого боярина своя небольшая дружина была, которую он кормил, вооружал, обучал. И потому воинов своих терять неохота.
        Сотник вошёл в шатёр, Алексей же снаружи ждал - не по чину без приглашения на совет воевод идти.
        Доложил сотник о предложении Алексея, и воеводы задумались. Риск большой, но если удача не отвернётся, то план выполнимый.
        Позвали Алексея.
        Он вошёл, поклонился.
        - Из чьих будешь? - сразу спросили его.
        - Сын боярский Алексей Терехов, человек боярина Бецкого.
        - О! - вскочил с места один из бояр. - Так я же тебя знаю, ты меня сегодня в сече выручил. Лихой рубака!
        Бояре одобрительно закивали. Рубака - это хорошо, а если человек ещё и лазутчиком вызвался быть - совсем славно, не каждый на такое решится - даже из-за денег, потому как голову сложить запросто можно.
        - Ну-ка, ну-ка, Алексей, поведай нам, что ты придумал?
        - Одежды булгарские надеть - с пленных снять али с убитых. Ночью, в темноте, забросить на стену кошку и по верёвке взобраться. Дня, полагаю, хватит, чтобы стены изнутри осмотреть. А следующей ночью таким же образом вернуться.
        - Слова ладные баешь, - важно огладил бороду один из бояр. - Одежду подберём, а чтобы отвлечь - нападение на ворота устроим, охрана сбежится для его отражения. Глядишь - и получится. А в следующую полночь нападение повторим, опять охрану отвлечём. Тут уж ты не мешкай, по верёвке назад возвращайся.
        - Я, как взберусь, кошку с верёвкой сброшу - пусть кто-нибудь подберёт сразу. Ежели часовые верёвку обнаружат, тревогу поднимут.
        - Договорились. Вот пусть Бецкой на себя твою переправу и берёт. А Белоглазов в полночь нападение на ворота затеет. Ступай с Богом. Сотник тебя до пленных проводит - забирай всё, что нужным сочтёшь.
        Пленные содержались в обозе, под охраной. Кольчуги и шлемы с них уже сняли, а оружие отобрали ещё на поле боя.
        Алексей приглядел себе длинную рубаху, порты, ичиги сафьяновые, тюбетейку и расшитый пояс. Сотник ему удружил с кинжалом.
        - Без оружия совсем нельзя, а сабля только мешать будет.
        Алексей оделся, и сотник, оглядев его, выставил большой палец:
        - Как есть басурманин!
        Верёвки, как и кошки, в обозе были всегда.
        Время до ночи тянулось утомительно долго.
        Поверх чужих одежд, пахнущих чужим телом, Алексею дали накинуть шерстяной плащ, чтобы не привлекать к себе внимания. Ещё бока сдуру намнут - чего чужак по лагерю ходит? Жарковато было в плаще поверх одежд, Алексей потел - но терпел. Но когда село солнце, в плаще стало хорошо. Ни комары не донимают, ни прохлада. Волга рядом, а с неё по ногам сыростью тянет.
        Около полуночи сотник встрепенулся:
        - Нам пора!
        Часть пути они проехали на лошадях, потом оставили их на ратника и пошли пешком. Ночь для вылазки подходящая, луна за облаками прячется.
        Перебрались через ров. Алексей в руки взял кошку, раскрутил и забросил её на стену. Кошка стукнула, зацепилась, и Алексей прислушался - не привлечёт ли стук ненужного внимания?
        Да только в двухстах метрах, у городских ворот, схватка закипела, наши ратники на штурм пошли. В ворота бревном били, из луков по булгарам, что на стене, постреливали - даже по лестницам взобраться на стены пробовали.
        Стража со стен сюда сбежалась - обманный манёвр за настоящий штурм приняли.
        Алексей подёргал за верёвку - кошка держалась крепко, верёвка выдерживала его вес.
        - Я полез, - прошептал он сотнику. Тот ободряюще хлопнул его по плечу.
        Алексей зажал в зубах кинжал, взобрался по верёвке на стену и осмотрелся. Никого. Он сбросил вниз верёвку с кошкой и заметил, как мелькнула тень: это сотник, подобрав сброшенное Алексеем, перебрался через ров и исчез в ночи.
        Алексей вложил кинжал в ножны и осторожно двинулся по стене, ширина которой местами позволяла передвигаться на повозке. Удобно: камни подвозить, кипяток или смолу для отражения атак.
        Он дошёл до каменной лестницы, ведущей вниз, в город, спустился, и только когда отошёл от стены, перевёл дух. Самая рискованная часть проникновения была позади.
        Алексей двинулся по узкой улочке. Дома - каменные или саманные - стояли за высокими глиняными заборами-дувалами. Ну да, а из чего же их ещё делать, если леса вокруг нет?
        Город старинный и когда-то блистал торговлей и ремёслами. Сюда, в Булгар, приезжали к монгольским ханам за ярлыками на княжение русские, армянские и прочие князья. Только потом монголы воздвигли для себя значительно южнее, на притоке Итиля, город Сарай. А после 1361 года Булгарское ханство распалось на княжества Жукотинское с центром в городе Жукотин и Булгарское. И Булгар постепенно приходил в упадок, потерял былое могущество, хотя ещё имел войско и торговал. С юга, по левому берегу Итиля, булгарское население теснили кочевники-мангиты.
        Надо было определяться, где и как провести остаток ночи. Шататься без цели по ночному городу, - значит наткнуться на патруль из городской стражи. Да и силы стоит приберечь, они днём понадобятся. Хорошо, что собак не слышно, этих врагов лазутчиков и воров.
        Алексей подобрал камешек и бросил его за забор, во двор. Никто в ответ не зарычал, не залаял. Вот тут он и переночует.
        Перемахнув через забор, Алексей оказался в небольшом дворе. Прямо перед ним был дом, справа - хозяйственные постройки. Туда он и направился. Стараясь ступать неслышно, отворил незапертую дверь и уселся прямо на пол. Ножны с клинком передвинул на живот - так удобнее выхватить.
        Вокруг стояла тишина.
        Понемногу Алексей забылся в дрёме, в полусне. Но дремал он сторожко, все чувства были обострены, и главное - слух.
        Сколько он так просидел, и сам не знал, но за дверью начало сереть.
        Алексей поднялся, размялся, отгоняя остатки сна и разгоняя застоявшуюся кровь.
        Только он собрался покинуть сарай, как хлопнула дверь, и во двор вышла старушка. С виду - прямо старуха Изергиль. Чёрт, как не вовремя! Ещё бы несколько минут - и он успел бы перебраться через забор. Ладно, придётся подождать, это всё же лучше, чем если она его обнаружит, не хотелось ликвидировать старую женщину.
        Ещё в военном училище его учили: находясь в тылу врага, маскируйтесь, прячьтесь. Но если вас увидел местный житель, неважно - старик это, женщина или ребёнок, - ликвидируйте. Иначе задание будет провалено. Никакой жалости! Невольный свидетель тут же расскажет соплеменникам, они отрядят погоню и ликвидируют вас. Жёстко - даже жестоко, но в условиях военного времени оправдано. А сейчас для московской рати как раз военное положение. Однако его немного смущало, напрягало немного то, что это они сюда пришли как захватчики, как агрессоры.
        Но так думал он один. Воевать против соседей, других княжеств, а тем более против другой веры не считалось зазорным. Наоборот, расширить свои владения, взять богатые трофеи считалось делом почётным, занятием, достойным для мужчины, воина. После успешного похода князь приобретал новые земли и славу, считался удачливым. А простые ратники довольствовались тем, что можно было уместить в перемётную суму и увезти на лошади. Как говорили в Риме, что позволено Юпитеру, не позволено быку. На Руси же поговорки были не менее точными - по Сеньке и шапка.
        Но, видимо, судьба всё же благоволила к Алексею и женщине. Она ушла в дом, а он выбрался из сарая, перебежал дворик и перемахнул через глиняный дувал. Очень удачно перебрался, поскольку через минуту из-за угла в переулок въехал ослик с тележкой, сбоку которого шагал седобородый булгарин. Почти поравнявшись с ним, старик поздоровался. Алексей лишь приложил руку к сердцу и кивнул - языка-то он не знал.
        В городе, где раньше сходилось множество торговых путей, было много караван-сараев, аналогов русских постоялых дворов. И купцов из всех земель было множество. Поубавилось теперь, но всё равно купцы в городе были.
        Алексей знал и мог говорить на греческом, латыни. Но одет он был как абориген, на купца уж точно не походил, да и денег у него при себе не было - в спешке они упустили этот момент. А стоило взять несколько монет - лепёшек купить или другой еды.
        Монеты в Булгаре чеканились свои, но торговый люд принимал любые, по весу - что серебро, что золото. Ведь ни на Руси, ни в Булгаре разведанных копий, где добывались драгоценные металлы, не было, их привозили из Европы, из Азии.
        Некстати о монетах вспомнилось, Алексей сразу есть захотел. Ничего, день он как-нибудь потерпит, а вода бесплатная. Волга рядом, да и в городе родники есть.
        Алексей направился к крепостной стене. Не приближался вплотную, не таращился - излишнее любопытство привлекает внимание. Кинет беглый взгляд и отведёт глаза. Иногда на камень или скамейку усядется - якобы дух перевести. Память у него была хорошая, почти фотографическая. Где башни стоят, где ворота изнутри плохо укреплены, где проломы заделаны недавней кладкой - всё примечал. Засёк время смены караулов, да ещё когда есть у костров садятся - ведь тогда на стенах немногочисленные дозорные остаются.
        Так не спеша он обошёл по периметру городские стены изнутри. По его прикидкам выходило немногим больше шести километров, или четыре версты. Такую длинную стену защитить сложно, это ж сколько бойцов надо?
        И потому сам собой родился план - ударить одновременно в нескольких местах. Булгары немногочисленных воинов раскидают по многим направлениям, атакующим будет легче.
        План этот Алексей решил предложить воеводам, а примут они его или будут штурмовать в одном месте - их дело. В принципе, ничего плохого удар в одном избранном направлении, скажем - по городским воротам, не несёт. За одним минусом только - жертв с обеих сторон больше будет. А кроме того, Алексей сам видел ворота: их было несколько, и все укреплены добротно. Тяжёлые, из привозного дуба створки, окованные железом, изнутри два поперечных бревна-запора, вложенные в железные пазы. Чтобы такие пробить, нужен крепкий таран, а такого Алексей в русском войске не видел. Хороший таран не спрячешь от посторонних глаз.
        Обычно это тяжёлое, из крепких пород дерева - дуба, лиственницы - бревно, окованное с торца железом. Его подвешивают на железных цепях на хребтине. Для передвижения ставят на колёса, а сверху, для защиты от лучников, ставят навес. Раскачивают такой таран два или три десятка ратников из числа парней крепких, мощных.
        А за воротами, коих несколько в городе, висит кованая опускная решётка. Коли неприятель разобьёт в щепы створки ворот, путь в город ему преградит решётка. Обычно за ней стоят наготове лучники, и через крупные отверстия расстреливают нападающих. Сложно прорваться, потери могут быть просто ужасающие. Помочь бы как-то, каверзу какую-нибудь придумать… Но что он может один? И желудок голодный от дум отвлекает, урчит и сосёт.
        От дома, рядом с которым он сидел, пахнуло дымом, потом потянуло запахом свежеиспечённого хлеба, и Алексей сглотнул слюну. Он решил пройти ближе к берегу и осмотреть его. Может быть, часть штурмующих посадить на лодки? Не беда, что их нет. Стоит пройти вверх и вниз по течению Волги, называемой татарами, булгарами, мангитами и прочим людом Итилем, как лодки найдутся - у тех же рыбаков.
        Тоже надо сообщить воеводам. Он рядовой ратник, и принимать решения не вправе. Даже если чудом пробьётся в десятники или сотники, верховодить будут люди дворянского звания - бояре или князья. И за каждым из них в писцовой книге должность расписана: ертаульный (командир авангарда) или, скажем, полковник, под которым полк левой или правой руки или даже Большой полк - русские издавна имели такое тактическое построение.
        Большую часть войска составляли пешцы, и только столкнувшись с татарами, русские стали активно развивать кавалерию, внедрять деление войска по десятичному принципу. И мечи прямые понемногу уступали место кривым, более лёгким, удобным в конном бою саблям. Меч ведь оружие рубящее, а сабля - ещё и колющее.
        Алексей встал. Солнце уже в зените, времени до полуночи уйма - куда торопиться?
        Из калитки вышла женщина, обеими руками она держала поднос с горячими лепёшками.
        - Эй! - позвала она его.
        Алексей подошёл, и женщина сунула ему в руку поднос. От запаха лепёшек - сильного, аппетитного - в желудке возник спазм.
        Женщина что-то сказала, зашла во двор и вернулась с большим медным кувшином. Наверное, просила помочь. Она приветливо кивнула и пошла к башне городских ворот. Алексей поплёлся за нею - надо изображать из себя глухонемого.
        Женщина что-то сказала, Алексей промычал в ответ. Булгарка посмотрела на него жалостливо, как на больного. А и пусть!
        Видимо, женщина ходила к воинам у башни не раз. А может быть, там нёс службу её муж или сын?
        Булгары встретили её радостными возгласами, взяли из рук кувшин.
        Женщина присела на ступеньку и стала смотреть, как воины разлили густую, приятно пахнущую жидкость по пиалам и кружкам.
        Щербет что ли? Алексей не мог определить.
        Разобрав лепёшки с подноса, ратники уселись на землю и принялись есть. Один из них что-то весело сказал Алексею, остальные засмеялись.
        Алексей промычал и показал на свой рот.
        Смех оборвался - насмехаться над юродивыми и калеками у всех народов было грешно.
        Воин, как бы извиняясь, оторвал часть своей лепёшки и протянул её Алексею. Тот вцепился зубами и кивнул в благодарность. Эх, до чего же вкусна ещё тёплая лепёшка! Жаль только - мала!
        Доев, Алексей показал пальцем на каменную лестницу, ведущую наверх, на стену.
        Ему махнули рукой, мол - можно, валяй.
        Алексей неловко взобрался. Лестница крутая, ступеньки высокие, тут навык иметь надо.
        Он поднялся на второй этаж. Над ним, по верху стены, ходили дозорные - были слышны шаги и приглушённый перекрытием разговор.
        Алексей открыл одну из дверей, похоже - караулка. В углу стояли короткие метательные копья, посередине - низкий столик, вокруг - коврики.
        Он распахнул дверь напротив - там стояло несколько бочек. Ещё удивился - ведь мусульманам их Аллах пить вино запрещает. Но потом дошло - а не порох ли в бочках?
        Он прислушался: тишина. Подошёл к одной из бочек, приоткрыл крышку. Точно, чёрный дымный порох в зёрнах. А ведь наверху, на башне, одна из пушек стоит.
        Алексей вышел из помещения и прикрыл за собой дверь. Ай, удача! Зачем ему порох, он пока и сам не понял, но над этим стоит помозговать.
        Взобрался по лестнице наверх. Дозорный, стоящий у пушки, посмотрел на него безразлично и отвернулся.
        Стоя на стене, Алексей смотрел на русский лагерь вдали. С этой высоты бивуак русских был виден отлично. Ратники ходили, в центре - шатёр княжий, рядом несколько шатров поменьше - для воевод. Всё как на ладони. Только видит око, да зуб неймёт. Ни из лука, ни из пушки до лагеря не достать.
        Алексей посмотрел по сторонам: по стене похаживали дозорные, один от другого в полусотне метров.
        Он повернулся к лестнице, узрел жаровню с углями - на неё рдел запальный прут. Случись необходимость, пушкарю нужно будет только поднести запал к медной пушке. Маловата пушечка и неказиста, на грубом деревянном ложементе, поскольку станком, станиной это назвать нельзя.
        Алексей спустился на второй этаж. Воровато оглянувшись, толкнул дверь в кладовку. Запустив руку в бочку, набрал пригоршню пороха и тонкой струйкой рассыпал его дорожкой вдоль стены к двери. В кладовой, этой крюйт-камере, сумрачно, окошко малюсенькое. А вскоре и вовсе стемнеет, и рассыпанный узкой дорожкой порох виден не будет.
        Он закрыл дверь, отряхнул руки и спустился вниз.
        Стражники уже поели, и лица у них были довольными.
        Алексей растопырил руки, переваливаясь с ноги на ногу, изобразил медведя, помычал.
        Ратники рассмеялись.
        Женщина взяла поднос и кувшин, собираясь возвращаться. Алексей забрал у неё из рук посуду и помог донести её до дому. Это просто везение, что ему с её помощью удалось попасть на башню. И план созрел на обратном пути, пока они возвращались.
        Женщина пригласила его зайти во двор и жестом попросила остаться. Вынеся из дома медную миску с сухофруктами, она жестом показала ему - ешь.
        И тут Алексей едва не допустил ошибку.
        Мусульмане сидят вокруг стола на ковриках или подкладывают под седалище подушечки. Он же едва не уселся на низкую табуреточку - на такие иногда садились для омовения ног. Спохватился вовремя. Лучше есть стоя, уж больно поза непривычна и неудобна - сидеть на земле со скрещёнными ногами.
        Он поел, приложил руку к сердцу и с лёгким поклоном вернул миску женщине. Человек она добрый, накормила его. А ведь он, Алексей, пришёл и по её душу.
        Алексей немного побродил по городу. Как ни странно, большого беспокойства у его жителей он не заметил. Шумел восточный базар, собирались и беседовали купцы, работали ремесленники. Видимо, они надеялись на крепость стен и воинское умение городских ратников. Кричали с минаретов муэдзины, молились на ковриках правоверные, словом - привычная жизнь восточного города не затихала.
        Уже в сумерках Алексею удалось стащить у зазевавшегося торговца медный кувшин. Он наполнил его водой и снова уселся недалеко от дома сердобольной женщины.
        Ждать темноты пришлось томительно долго, он то и дело поглядывал на диск луны. По его прикидкам, полночь уже была близка. Вскоре сотня устроит ложное представление. Эх, кабы сигнал какой-нибудь им подать! Ведь если дьявольский план сработает, можно будет в пролом стены ввести не одну сотню.
        Пора! Алексей встал и не спеша пошёл к башне.
        Стражники были там же, только их было меньше. Алексея они встретили, как старого знакомого, похлопали по плечу, по очереди напились из кувшина. Яду бы или снотворного им подсыпать, момент подходящий - да где взять снадобье?
        По знакомой лестнице Алексей поднялся на стену, на самый её верх. Здесь уже находился другой дозорный. Он посмотрел недовольно и буркнул что-то.
        Алексей подошёл к краю башни. Если стена возвышалась над землёй метров на пять-шесть, то верх башни, её площадка, была ещё на пару метров выше.
        Вдали светился огнями костров русский лагерь. Никаких передвижений войск не было видно. Неужели скрытно подбираются?
        Дозорный не обращал на Алексея никакого внимания, и он осторожно вытянул из ножен кинжал. Лезвие спрятал в рукав, чтобы оно не блеснуло в лунном свете.
        Бормоча под нос нечто нечленораздельное, он приблизился к дозорному и ударил его в шею - раз и другой. Удары наносил сверху, наискось, чтобы наверняка попасть в сердце. В грудь бить было нельзя, под накидкой кольчуга могла быть.
        Дозорный, не издав ни звука, осел на камни площадки.
        Алексей подтащил тело к каменному ограждению, перевалил через него и столкнул вниз. Удар о землю упавшего тела был приглушённым, дозорные на стене не встревожились.
        Теперь всё решало время.
        Алексей схватил железный запал с жаровни и кинулся вниз, на второй этаж.
        Вот и дверь помещения, в котором стояли бочки с порохом. Он приоткрыл её и кинул раскалённый с одного конца прут в угол.
        Зашипел и вспыхнул огонёк. Теперь надо срочно уносить ноги!
        Алексей кубарем скатился по лестнице вниз, едва не подвернув ногу. Несколько метров он прошёл медленно, потом рванул бегом.
        Стражники ничего не поняли и засмеялись.
        Сколько метров он успел пробежать, неизвестно, но сзади вдруг тяжело ахнуло. Огонь озарил стены, в спину сильно ударило взрывной волной.
        Алексей не устоял на ногах, упал, его перевернуло. А затем посыпались камни, куски брёвен.
        От удара он соображал туго, но инстинкт самосохранения заставил его отползти с мостовой к глиняному забору - он тоже потрескался, и в нём зияли дыры.
        Алексей заполз во двор. Голова была, как с похмелья, уши заложило, но тем не менее он услышал топот копыт из-за стены, крики - это русские ратники попытались совершить обманный манёвр, ложное нападение. Но поскольку прямо перед их глазами раздался взрыв, снесло башню и разрушило часть стены, не воспользоваться этим подарком судьбы было бы преступно.
        Конники ворвались в город, не встретив сопротивления.
        У сотника хватило разумения послать гонца к воеводам за подмогой.
        Разбуженные взрывом и встревоженные, к пролому бежали горожане, ратники. А навстречу им, в отблесках пламени, как огненные демоны, скакали русские конники. И рубили, кололи, сбивали с ног, топтали лошадьми.
        Сотня рассеялась, растеклась десятками по узким улочкам и переулкам. Далеко не пошли, в незнакомом городе ночью можно запросто заплутать. Да и что такое одна сотня в большом городе?
        Сотник захватил малую часть города и с нетерпением ждал подмоги.
        Воеводы кинули в пролом всех, кто оказался поблизости, под рукой. Туда бежали пешцы, скакали разрозненные конные. Все понимали - второго такого случая не представится. Надо расширить занятый пятачок, не дать булгарам выбить сотню, иначе потом при штурме потеряют больше.
        Русские силы прибывали. Ночной бой - он самый сложный: не видно, кто с тобой рядом, каждый дерётся поодиночке. Только по матерку, по ругани русские отличали своих. Впопыхах не все русские успели надеть кольчуги, но щиты прихватили все, а сабли с поясов в походе не снимали никогда.
        К пролому из города бежали булгары, а со стороны степи, из лагеря - русские. Два людских потока сталкивались, схлёстывались, дрались в рукопашной, рубились. То одни теснили, то другие одолевали.
        У булгар было преимущество - они знали город. По переулкам, узким проходам просачивались они в тыл к московитам и били их сзади. Суета, неразбериха, темень - только крики и стоны слышны.
        Алексей пришёл в себя. В голове перестало звенеть и шуметь, мир вокруг обрёл былую устойчивость.
        Он встал, постоял немного и шагнул в пролом в заборе. Из оружия у него был только кинжал, который для серьёзной сечи не годился, - куда ему против сабли?
        А пока он стоял у забора и не мог понять, где свои, где чужие. В темноте, совсем рядом, дрались люди, слышался звон оружия, удары кулаками, шумное дыхание. Как тут разобраться?
        Кто-то налетел на него, Алексей едва успел увернуться от сабельного удара и сам ударил ногой. Нападавший упал и выругался по-русски.
        Алексей взъярился:
        - Ты что же на своих нападаешь?
        - Где на тебе написано, что ты свой? Щита и шлема нет, одежда чужая!
        Как же ратник в темноте одежду разглядел?
        Воин поднялся, протянул руку к Алексею и сорвал с его головы тюбетейку:
        - А ну-ка идём к десятнику! Там разберёмся, какой ты свой!
        Алексей пошёл вдоль забора к пролому, через который до сих пор входили в город русские ратники. Сзади его конвоировал московский гридь.
        У башни, сильно разрушенной, догорали остатки брёвен, какой-то мусор.
        От нескольких воинов, группой пробиравшихся через нагромождение камней, отделился человек.
        - Эй, ты чего его ведёшь?
        К ним подошёл боярин Белоглазов - при скудном свете горящих деревяшек он сумел разглядеть Алексея.
        - Басурманин он, хотя по-русски чисто говорит.
        В доказательство ратник протянул сорванную с головы Алексея тюбетейку. Русские носили тафью - небольшую круглую шапочку, не похожую на почти прямоугольную, расшитую узорами тюбетейку.
        - Свой он, русский, лазутчик наш. Ступай с Богом!
        Разочарованный ратник повернулся и через пролом побежал туда, откуда были слышны крики и звон оружия.
        - Уцелел? Видно, охраняет тебя твой ангел. Повезло нам, что башня взорвалась.
        - Повезло?! Да это я башню взорвал, тем порохом, что пушкари для пушек держали.
        Боярин изумился:
        - Славная работа! А то штурмовать пришлось бы. Сигнал бы какой подал, чтобы приготовились мы.
        - Договорённости не было, и так ведь чудом получилось.
        - Я князю о тебе доложу, пусть вспомнит, как трофеи делить будет.
        - Так я в лагерь пошёл, не то меня свои же и зарубят, не разобравшись.
        - Трофим, отведи ратника в лагерь, пусть в свои одежды переоденется.
        Они выбрались из города. Бегущие навстречу ратники кричали весело:
        - О! Уже пленного взял!
        Всё-таки повезло Алексею, что он встретил боярина - его на самом деле принимали за булгарина. А потому могли связать - да в обоз, а то и зарубить походя.
        Алексей добрался до места в лагере, где располагался его десяток, переоделся, опоясался ремнём с саблей, надел шлём и взял щит. Потом спохватился, снял ичиги и натянул свои сапоги.
        Ратник, который привёл его сюда, стоял рядом.
        - Ну что, готов? Пошли воевать, а то без нас город возьмут.
        - Боишься, что на твою долю трофеев не хватит?
        Ратник засмеялся:
        - Город большой, богатый, без трофеев по-любому не останемся.
        Можно было не спешить: бои в городе продолжались несколько дней и стихали, когда уже не было сил биться. Ратники немного передыхали, ели, что обозники успевали поднести, в основном - всухомятку.
        Уже недалеко был берег, и видно было, как снуют лодки, вывозя горожан. Их никто не преследовал, не останавливал - не до них было, да и лодок у москвитян не было.
        «Недочёт, недоработка», - отметил про себя Алексей. Надо было вначале у рыбаков или торговцев все плавсредства изъять да речной дозор выставить. Ведь бегут в первую очередь те, у кого деньги, кто знатен, кто может позволить себе нанять лодку. Ускользают те, кто представляет наибольший интерес. За пленного купца или мурзу заплатят выкуп - он выгоден. А бедняка только продать недорого можно - тем же крымчакам. Немного дороже стоят ремесленники - искусные люди везде нужны. Булгар славился цветным стеклом, выделанными кожами и изделиями из них, в нём плавили чугун и сталь. А ещё здесь жили умелые печники.
        Дома в городе имели одну особенность: печи топили снаружи дома, и разветвленная сеть дымоходов шла под полами, обогревая дом. По улицам шла канализация в глиняных трубах и водопровод в свинцовых. Вода шла самотёком из водяных источников ближайшей горы - именно тут русские, да и другие народы подсмотрели и переняли хитрый обогрев жилища, а вот водопровод и канализация и до сей поры не во всех сёлах есть. После похода на булгар в царских и во многих княжеских имениях появился обогрев через систему дымоходов.
        И всё-таки ратники добили воинство булгарское. Дорогой ценой досталась победа, на улицах города было полно трупов - как русских, так и булгар.
        После победы с привкусом горечи горожане рыли братские могилы. Русских хоронили по православным обычаям, с молебном и православными священниками. Булгарам не препятствовали хоронить по своим обычаям. Бросать мёртвых на улицах города нельзя - могут вспыхнуть эпидемии.
        И только похоронив всех погибших, русские, как метлой, прошлись по городу, забирая всё ценное.
        Алексей со своим десятком тоже обходил дома. Он брал только самое ценное, имеющее небольшой объём - изделия из золота и серебра. Позарился на красивый и дорогой товар: его можно было быстро продать, да и лошадь не перегрузишь. Другие сдуру набивали тюки и узлы - одеждой, надеясь пристроить в обозе. Только подводы в обозе не безразмерные.
        После разграбления города занялись пленными. Отбирали молодых и здоровых - за них работорговцы давали хорошую цену, и ремесленников - вместе с подмастерьями и инструментом. Из-за них бояре спорили, кто кому достанется. Хорошего мастера в собственном имении заиметь - везение. Его напрокат, за деньги, можно соседу-боярину отдать, а то и продать с выгодой.
        Людей набралось много. Их не связывали - куда в степи от конного убежишь? Даже если и повезёт в буерак ночью забраться - дальше что? В степи без еды и воды долго не протянешь, а любой встречный в кабалу, в рабство возьмёт, потому как один и без оружия - добыча лёгкая.
        Уходя, ратники подожгли город. Хотя, по большому счёту, гореть в городе, кроме обстановки в домах, нечему. Дома каменные или глинобитные, заборы высокие - огню преграда. В городе оставались только старики немощные да дети малые. Да и они со временем перебрались в Иски-Казань, куда на лодках уже уплыли до них богатые да знатные.
        Город со временем пришёл в упадок, разрушился, и только память о нём осталась да легенды.
        Князь Пёстрый выполнил наказ великого князя - убрать угрозу с южных границ и ликвидировать давнего торгового конкурента, перевести торговые пути на земли московские. Частично это удалось, в Нижнем Новгороде появилась Желтоводная ярмарка, известная не только на Руси, но и далеко за её пределами.
        А беженцы со временем ушли из Иски-Казани. Это было опасное место, и потому они перебрались на новое место, выстроив город Казань. Долго потом она досаждала Москве, пока царь Иван IV Грозный не взял её приступом.
        Обратно шли по степи, по границе между княжеством Рязанским и мордвой языческой. Здесь ухо востро держали. Рязанцы к Москве склонялись, и потому напасть не должны были. А вот мордва своего не упустила бы. Но то ли дозоры мордовские да чувашские плохо сработали, то ли вожди местные убоялись - ведь рать у москвитян большая. Напав на неё, можно и самому голову сложить.
        Долго добирались до земель московских, до Оки. Пленные шли медленно, проходя за день немногим более десяти вёрст. Да ещё их кормить-поить в пути надо. И войско с ними двигалось с той же скоростью: не бросать же добычу, вмиг найдутся желающие прибрать к алчным ручонкам.
        Уже чувствовалось приближение осени, по ночам становилось прохладно.
        На ночёвках Алексей стелил на землю трофейный ковёр - так было теплее и мягче. А вечерами раздумывал. До Коломны, откуда Бецкой, рукой подать. Город то под Рязанью был, то под Москвой - уж больно расположение его удобное, на слиянии Москвы-реки и Оки. И потому решать ему надо было, в дружине Бецкого остаться или свободным человеком в Москву податься?
        Был ещё вариант - в Серпухов идти. Арсений Белоглазов, боярин, к себе его сманивал. Увидел не то, что Алексей воин опытный - таких в войске и без него хватает. Главное заметил - умом молодой ратник не обижен, на инициативу способен, решителен. Умные среди ратников встречались значительно реже храбрых и опытных, а в тыл врага, в чужой город и вовсе из многотысячного войска единицы пойти отважились бы. Не зря говорят, что на миру и смерть красна. Погибнуть в одиночестве, без надежды на помощь, в муках, от рук палачей - такое далеко не каждый сдюжит. Арсений же обещал и лошадь хорошую дать, и оружие - даже десятником сделать. Правда, должность десятника Алексея не прельщала, ему и повыше занимать приходилось.
        При переходе от одного боярина к другому лошадь и оружие возвращались прежнему владельцу. Это боевой холоп не мог перейти, перебежать к другому боярину, потому как лицо подневольное. Алексей же муж свободный, сам к войску прибился и волен был выбирать покровителя.
        Положа руку на сердце, Алексею импонировал Арсений: не глуп, смел, воины из его десятка одеты, обуты, вооружены получше многих других. То есть вывод напрашивался сам: не жаден боярин, понимает, что от качества оружия да хорошей лошади жизнь воина в сече зависит.
        А вот с Бецким отношения у него не сложились. Неприязни не было, но как-то ревниво относился боярин к успехам Алексея, ревниво - а может, и подозрительно. Алексей ведь из рязанской дружины перешёл. Не по своей воле, конечно, ранен был - но всё же… Хотя и бояре и князья периодически переходили со скарбом и людьми под крыло и на земли великих князей - из той же Литвы в Московию или во Псков. И служили честно, кровь свою проливали, соблюдая клятву верности, которую давали. А данное слово имело вес. Дал слово - держи, не сдержал - потерял честь, восстановить которую было невозможно. Равные потом руки не подадут, за один стол с тобой не сядут. И потому говаривали: «Душу - Богу, жизнь - государю, честь - никому!» И, наверное, Алексей был воспитан так же или консервативен, поскольку в истины эти веровал свято.
        Что Коломна, что Серпухов стояли на Оке, только Серпухов подальше. С 1353 года владел городом князь Владимир Андреевич по прозвищу Храбрый. После его смерти в 1410 году земли княжества были поделены, согласно завещанию князя, между вдовой и пятью его сыновьями, но почти все они погибли во время эпидемии чумы.
        Когда московское войско, одержавшее победу, с превеликим трудностями переправилось через широкую у Коломны Оку, ратники разбили лагерь на обширном лугу рядом с городом. Переправа заняла два дня, ведь моста не было. Но от одного берега реки к другому сновал «самолёт» - так назывался паром. Невелик он был, десяток подвод мог принять или полсотни человек.
        Лагерем на этом лугу стояли раньше войска многих великих князей, в том числе Дмитрия Донского перед походом на Куликово поле. А сейчас необходимо было делить трофеи, поскольку после Коломны бояре с дружинниками расходились по своим имениям. Естественно, каждый боярин, желая получить больше, считал свой род более знатным, более древним, а вклад его дружины во взятие Булгара - более значительным.
        В шатре, где проводился по описи делёж, шум и гам не утихали несколько дней. Делили всё: пленных, ценности, лошадей, оружие, одежду, ковры. И по каждой вещи возникали споры до хрипоты, до битья себя в грудь. Понятное дело, некоторые посчитали, что их обделили, и выходили из шатра обиженные. Была определена доля каждого воина, каждого боярина.
        Алексей получил походный шатёр, седло, сбрую и двух женщин.
        Шатёр и булгарок он продал сразу - на лугу вертелось множество перекупщиков. Когда войско возвращалось из похода с трофеями, всегда они появлялись, слетались, как пчёлы на мёд. Где трофеи, там всегда пена: гулящие девки, продавцы сбитня и перевара, работорговцы и перекупщики. Покупали дёшево, но всё. А кому из ратников охота тащить домой тот же шатёр или пленниц? Да жена такой скандал устроит!
        Со сбруей и седлом он решил повременить до разговора с Арсением. Несколько дней боярин был в шатре, участвовал в дележе, и потому лезть к нему с личными вопросами не следовало.
        Наконец делёж закончился, и Алексей подошёл к боярину. Решать надо было сегодня - ведь Бецкой будет к вечеру уходить с дружиной и обозом с трофеями.
        Лицо у Арсения было красным, голос сиплый - свою долю отстаивал. Боярин был немного раздражённым и даже злым.
        - Удачно ли делёж прошёл? - поинтересовался Алексей.
        - Бывало и лучше, - буркнул Арсений. - Ты определился, с кем пойдёшь - со мной или с Бецким?
        - Твои условия, боярин?
        - Я тебе уже говорил. Ставлю десятником. Крыша, харчи, лошадь, оружие - мои. А что трофеями в походах возьмёшь - то твоё.
        - Не пойдёт. Боевые холопы то же самое имеют. Я же свободный человек.
        - А что же ты хотел? - удивился Арсений. - Доля десятника вдвое больше от простого ратника.
        - Жалованье хоть какое-то. Одежонку себе справить, другое что-то прикупить.
        - Ох и жаден ты, Алексей, - вздохнул Белоглазов. - Не пойдёт!
        - Твоя воля, боярин. Прощай!
        Арсений хотел сказать что-то ещё, да только рукой махнул и отвернулся.
        Алексей пошёл к Бецкому - теперь надо разговаривать с ним. В калите мелочишка звенела, на первое время хватит, потому продать себя надо подороже. Не приказчиком в лавку идёт наниматься, на жизнь спокойную и сытую. Ратник каждый день должен заниматься военными упражнениями, чтобы быть в форме. А в походах он не только ранение или увечье получить может, но и жизнь потерять. Любому боярину ратники нужны. Имеешь землю от государя - выставляй воинов. Это правило неукоснительное, и за неисполнение его князья спрашивают строго. Боярин - муж самостоятельный, но подчиняется своему князю, государю, несёт воинскую повинность. За это и землица-кормилица даётся - с деревнями, сёлами и холопами. Правда, были ещё служилые бояре, земли не имевшие, но получавшие жалованье в Воинском приказе. Они, как правило, отирались возле великого князя и занимали посты - хоть стольника, хоть окольничего, а то и воеводы или даже наместника. И по службе, по иерархической лестнице продвигались они быстрее, чем поместное дворянство. Близость к трону всегда сулила должности, богатство, а иногда и родство с великим князем - коли
удавалось выдать замуж дочку за сына великокняжеского.
        Так что боярин по-любому в новом ратнике заинтересован был. Готовить воина из холопа долго и хлопотно, а потерять в бою запросто. Убыль по ранению, увечью или смерти была всегда, в любом походе.
        Бецкого Алексей нашёл у обоза - боярин держал там несколько подвод и теперь распоряжался погрузкой трофеев. Рядом крутились перекупщики.
        - Отойди, кому сказано! - прикрикнул боярин на перекупщика. - Не продам ничего, самому потребно!
        Алексей остановился рядом с ним.
        - Давай определяться, боярин. Поход закончен, трофеи поделены.
        - А чего долго думать? Воин ты справный, давай ко мне.
        - Условия?
        - Как у всех. Мои харчи, крыша, лошадь и оружие.
        - Я не холоп - ты не запамятовал, боярин?
        - А что ещё? Жену или девку сам себе найдёшь.
        - Я не об этом. Жалованье положишь?
        - Ещё чего! Не договоримся мы!
        - Ну как знаешь.
        Алексей снял пояс с саблей, шлем и положил всё это на подводу.
        - А лошадь, щит и седло - у десятника. Прощай, боярин.
        - Бывай. Может, свидимся ещё.
        Алексей подозвал перекупщика, продал ему седло и сбрую, доставшиеся ему как доля в трофее. Бросил монеты в калиту. Отныне он свободен. Но ни лошади, ни оружия - кроме ножа - у него нет. И кормить его никто не обязан. Иди на все четыре стороны - никто слова не скажет.
        Глава 4. Свободный человек
        Странное состояние. Свободен от всего - обязанностей, службы, оружия, лошади, еды, крыши над головой. Никому ничем не обязан. А удовольствия нет. Человек всегда должен быть кому-то нужен - семье, начальству, друзьям, государству. Однако семьёй здесь он не обзавёлся - как и друзьями, боярам и великому княжеству Московскому не надобен. Вернее - надобен, но за понюшку табаку. Его же такая цена не устраивает - жизнь в обмен на еду и кров: получается, как будто он холоп или раб бесправный.
        И Алексей - пешком уже, не на лошади - отправился в Коломну. Решил остановиться на постоялом дворе: вечер скоро, да и тучки собираются, грозят дождём вылиться. А ему хотелось отоспаться на перине, отъесться - не всё же кулеш да похлёбка.
        Еду они варили сами на костре, а повара-кулинары с воинов неважные. Сытно - и ладно. Алексею же хотелось мясца, да со специями, да чтобы ещё и вкус пива вспомнить.
        Три месяца, как он здесь. Главное - выжил, хотя в передрягах был. Теперь самое время себя, любимого, побаловать.
        А в городе постоялые дворы полны. Войско пришло, всякая пена со дна поднялась и слетелась в город, на трофеи - с трудом Алексей снял комнатку.
        И в трапезной людей полно - пьют, гуляют, шумят.
        Алексей нашёл место в уголке, заказал курицу жареную, пряженцев с рыбой да пива кувшин: гулять так гулять! Давно ему не удавалось посидеть, не спеша поесть не казённых харчей.
        Когда принесли пиво и пряженцы, Алексей отхлебнул из кружки. О! Прохладное, свежее, язык пощипывает. Самое то! И пирожки, называемые пряженцами, с белорыбицей, с пылу с жару, вкусны необыкновенно. Или ему с голодного брюха так кажется?
        Затем и курицу принесли, жаренную на вертеле. Паром исходит курочка румяная - а запах! Вроде уже пряженцами червячка заморил, а слюнки потекли. Оторвал ножку, вцепился зубами… Ум-м, вкуснятина!
        Утолив первый, самый зверский аппетит, Алексей принялся есть не спеша, смакуя каждый кусочек. Наконец наелся. Давненько он так чрево не баловал!
        Лениво, вразвалку он поднялся на второй этаж, в снятую комнату, запер изнутри дверь на массивный запор, разделся донага и улёгся на постель. Хорошо-то как! В походе всё время спал одетым и обутым, тело не дышало. Завтра надо…
        Алексей провалился в глубокий сон. Он не слышал, как по коридору постояльцы ходят и разговаривают, как в трапезной подвыпившие ратники и купчишки песни горланят.
        Проснулся Алексей, когда солнце в слюдяное оконце ярко светить начало, и прямо ему в лицо. Он поднялся, потянулся, разминая занемевшие члены, оделся и спустился вниз, в трапезную. Увидев хозяина, подошёл к нему:
        - В баньку бы мне.
        - К полудню натопят.
        Баньку готовить надо: воды в котлы натаскать, нагреть её - на всё время надобно.
        До полудня другие дела нашлись: на торг городской пошёл - исподнее новое надо, рубаху да порты купить. То, что на нём, пропотело, пропылилось и обветшало, ткань на рукавах рубахи тонкая сделалась, скоро дыры будут. В такой одежонке вид непотребный, а он всё же не голь перекатная. На службу наниматься если, то вид аккуратный иметь надобно.
        Алексей купил одежду, зашёл к цирюльнику - волосы на голове совсем коротко остриг; бороду оправил. Воины волосы короткие носили, а то и брили голову наголо. Удобно так: живности вроде вшей не заводится, да и враг ухватиться за чупрын не сможет.
        Ратника по причёске сразу опознать можно. Прочий люд волосья на голове длинные имеет, потому как дома живёт, возможность регулярно мыться имеет, расчёсывать их, умасливать. А разве в походах это возможно? И рубахи шёлковые воины зачастую покупали - не для красоты или фарса, а чтобы вши да блохи не заводились. Для воина в походе эта живность хуже крымчака.
        Тут, однако, и полдень наступил, Алексей на постоялый двор явился.
        - Вовремя, гость дорогой, банька поспела. Полотенце, мочалку изволишь ли?
        - Изволю!
        - Две ногаты.
        Совсем мелкая монета, с ноготь, лёгкая - потому и название такое приклеилось.
        Слуга провёл его в баню на заднем дворе.
        - Квасу, сбитня или пива опосля принести?
        - Квасу.
        - Сделаю.
        Алексей разделся, облился в мыльне водой, окунул мочалку в щёлок и стал яростно растираться. Облился горячей водой и удивился, что она грязная стекала с тела, почти тёмная. Да и то - в походе не мылся ни разу, впрочем - как и другие воины.
        Голову вымыл, потом пошёл в парную. В углу, в деревянных бадейках стояли замоченные веники - дубовые да берёзовые.
        Алексей плеснул из ковшика на раскалённые камни. Во все стороны рванул пар, зашипело. На полку улёгся, расслабился. Жарко, пот по всему телу выступил.
        Больше четверти часа Алексей не выдержал, хотя веником не обмахивался. Он выскочил из парной с красным, как у рака, телом, и после жара парной в мыльне ему показалось прохладно. Здесь он снова обмылся, смывая пот.
        Он вышел в предбанник. На лавке лежало чистое полотенце, на столе стоял жбан кваса.
        Алексей налил кружку, отпил. Хорош квасок!
        Как был, нагишом, он уселся на лавку. Какая благодать!
        Остыв, облачился в новое исподнее и одежду. Старое даже портомойке - так прачка называлась - отдавать не стал, выбросил.
        Слегка перекусив копчёной рыбой - умеют же в Коломне угря коптить! - он направился в ближайшую церковь. Воин после похода должен грехи отмолить - ведь сколько жизней забрал, руки по локоть в крови.
        В храме благостно, ладаном пахнет.
        Алексей немного постоял перед образами, помолился, и на душе стало спокойно. Вот теперь он почувствовал себя прежним Алексеем.
        Священник читал молебен о здравии и превозносил многие лета великому князю Василию Васильевичу. В 1425 году умер его отец, Василий I Дмитриевич, и начал княжить его десятилетний сын, опекуном которого стал его дед, великий князь Литовский Витовт.
        В 1430 году Витовт умер, и на престол Московский стал претендовать Юрий Галицкий.
        Василий II Васильевич съездил в Сарай, получил ярлык на княжение из рук Улу-Мухаммеда, и летом 1431 года его торжественно возвёл на престол в Успенском соборе московского Кремля посол Ордынский. Вот священник и здравил великого князя.
        Насколько помнил Алексей из истории, год был богат на события. Поляки напали на Волынь, 30 мая была сожжена на костре Жанна Д’Арк. Родился Владислав Цепеш Дракула, господарь Валахии, - да много каких ещё событий меньшей значительности.
        На постоялый двор он возвращался кружным путём - ему было интересно посмотреть Коломну. Город устоял перед многочисленными нашествиями, обзавёлся крепостной стеной и стал «крепким орешком» на южных рубежах Московского княжества. Не одна рать татар-крымчаков, а затем и казанцев потерпела поражение под его стенами.
        Алексей не спеша рассматривал православные храмы, дома именитых купцов.
        Улочка вела под уклон, и пройдя вперёд, он вышел к пристани. Судов полно: ушкуи, лодьи, насады, а лодок - тех и не счесть.
        А не отплыть ли ему в Москву? В первопрестольной уж точно найдётся ему служба по нраву. Город большой, хотя Великому Новгороду по величине уступает.
        Алексей прошёлся по причалу. Вещей никаких у него нет, всё имущество на нём. Одно успокаивает - в калите монеты звенят.
        Тут он увидел, как один кораблик уже собирается отплывать.
        - Славяне, куда путь держим?
        - Пока в Москву.
        Прямо под руку всё, счастливый случай.
        - С собой до Москвы возьмёте?
        - Ежели с нашими харчами - алтын. Только не успеешь ты, отходим мы.
        - У меня вещей нет.
        - Тогда прыгай.
        Алексей перепрыгнул на кораблик. Это был ушкуй, парусно-гребное судно длиной едва ли больше двенадцати метров, шириной метра два с половиной и с небольшой осадкой. Ушкуй мог вместить до тридцати человек.
        Речной ушкуй имел открытую палубу и прямой корпус. Морской был немного - на пару метров - длиннее, в носу и корме имел закрытые трюмы и нёс на мачте косой парус, позволявший ему идти под углом к ветру.
        Едва отчалили, подняли парус, и ушкуй ходко пошёл против течения. Конечно, киль широкий и плоский, скорость не снижает, только остойчивость хуже.
        Алексей сидел на носу и любовался берегами.
        К вечеру они пристали к берегу, развели костёр, и Алексей перезнакомился с ушкуйниками. Команда оказалась новгородская.
        Самые лихие ребята были из Великого Новгорода. Город управлялся народным вече, был по факту республикой, хотя слова такого новгородцы ещё не знали. «У нас свободный город! - с достоинством говорили они. - Это вы, московиты, великому князю в пояс кланяетесь, у нас же все равны».
        Ушкуйники занимались торговлей, не брезговали и разбоем - от них натерпелись и шведы, и Литва. В 1409 году воевода Анфал провёл рейд по Каме и Волге на двухстах пятидесяти ушкуях, пограбив Булгар и Сарай и добравшись до Хлынова. И такие набеги повторялись не раз.
        В 1436 году в устье реки Которосли всего сорок ушкуйников-вятчан взяли в плен ярославского князя Александра Фёдоровича по прозвищу Брюхатый. Князь находился во главе семитысячного войска и имел неосторожность поставить шатёр в некотором отдалении от своих ратников, чтобы побыть, помиловаться с молодой супругой, за что и поплатился. Вернули его за выкуп.
        На Руси в это время было только два свободных города - Великий Новгород и Хлынов, в дальнейшем переименованный в Вятку. Оба управлялись народным вече. И вятские ушкуйники были отколовшейся частью новгородских лихих людей, осевших в этих краях. Правда, вольница в этих городах была подавлена затем московскими царями.
        Поев кулеша, ушкуйники улеглись на гребцовых лавках. Алексей устроился на полу.
        Ушкуй покачивало на волнах, от воды тянуло сыростью, и Алексей пожалел, что не купил кафтан. Всё равно осень на носу, холодать будет, тёплая одежонка нужна.
        Утром, пока ушкуйники разводили костёр да кашеварили, Алексей сделал зарядку - члены затёкшие размять и согреться.
        - Ты с кем это воюешь? - спросил наблюдавший за ними старший, кормчий Корней.
        - Разминаюсь.
        - А-а-а, - протянул кормчий. Наверное, он решил, что у Алексея с головой не всё ладно.
        - Ты кто по жизни? - спросил он.
        - Ратником был - у рязанцев, у москвитян. Только из похода на Булгар вернулся.
        - Видать, плохо воевал-то…
        - Почему ты так решил? - изумился Алексей: так ему ещё никто не говорил.
        - Трофеев не вижу. Гол как сокол.
        - Я же не боярин или князь. У тех трофеев - по небольшому обозу.
        Ушкуйники переглянулись.
        - А вот чем кулаками воздух месить, подерись-ка ты с Иваном. Не против? Или слабо?
        Со своего места поднялся ушкуйник. Из всех новгородцев он был самый рослый и физически очень силён, мышцы так и играли под тканью рубахи. Такие легко гнут подковы, но вот реакция у них замедленная.
        Он снисходительно осмотрел Алексея сверху вниз:
        - Тебя вполсилы бить или как?
        - Как получится.
        Они встали на полянке друг против друга.
        Ушкуйники - все семь человек - от костра ушли: тут зрелище поинтереснее намечалось.
        Алексей понял, что вырубать Ивана надо сразу. Если он кулачищем своим попадёт, рёбра переломает. И в то же время калечить нельзя: ушкуйники обиду не стерпят, всем скопом накинутся - не отобьёшься.
        Иван смачно плюнул на ладонь, сжал кулаки и перенёс вес тела на левую ногу. Значит, сейчас последует удар.
        И точно. Кулак полетел Алексею в голову, как пушечное ядро, - всё-таки ушкуйник быстр для своей комплекции.
        Алексею удалось отклониться, а вот инерция толкнула вперёд Ивана, и осталось только подставить ему подножку - что Алексей и сделал. Иван растянулся на земле под хохот товарищей.
        Поднялся он с красным от злости лицом.
        - Не считается это, я запнулся! - заявил он.
        - Ага, о чужую ногу!
        Ушкуйники просто заржали. Зрелище становилось не только увлекательным, но и смешным.
        Иван обозлился и решил не цацкаться с Алексеем, а свалить его ударом и тем реабилитироваться перед товарищами. Но злость - плохой советчик.
        Едва поднявшись, он ринулся на Алексея, как бык на красную тряпку, но в последнюю секунду, когда кулак Ивана уже летел вперёд, Алексей резко нагнулся. Ушкуйник как будто налетел на вертикальную преграду, перевернулся и с размаху приложился о землю спиной, подняв тучу пыли.
        Ушкуйники смеялись до слёз, до колик в животе.
        - Ванька, сначала рубаху и портки спереди выпачкал, теперь сзади! А-ха-ха! Теперь давай с боков!
        Шутки сыпались со всех сторон.
        Кормчий Корней посерьёзнел.
        - Надсмехаешься над Иваном? Ну-ка, а как насчёт сабельки вострой?
        - До крови?
        - Как получится. Иван, ты проиграл, неси сабли.
        Иван вразвалку, как медведь, спустился к ушкую и вытащил из-под тряпья сабли.
        - Иван, ты уморился, отдай сабли Никите.
        Иван отдал одну саблю Никите, другую - Алексею. Никита роста был среднего, худощав, жилист. Такие в бою резвы, и воины из них бывают хорошие.
        Бойцы встали друг против друга. Никто не пытался напасть первым.
        Никита сделал обманное движение, но Алексей не купился, с места не тронулся.
        Какое-то время они ходили кругами, прицениваясь каждый к другому.
        - Ну что вы, как петухи? Кулеш скоро поспеет, - бросил Иван. Он хотел подзадорить бойцов, чтобы кто-то из них решился на атаку. И он явно желал, чтобы Алексей потерпел поражение в схватке и этим был посрамлён.
        У Никиты было маленькое преимущество: он видел, как двигается Алексей, когда наблюдал за их схваткой с Иваном, и теперь выжидал. Кулачный бой не сравнится с сабельным - другая техника ведения, другие приёмы.
        Алексей решил применить обманный финт, который видел у печенегов, - Никита о нём ведать не должен. Алексей же знал, как ведут бой византийцы, крестоносцы, половцы и печенеги, русские и булгары. И потому он сделал выпад.
        Никита отбил его саблей, попытался сам уколоть Алексея, но тот был готов к этому - сам выбрал такую тактику. Он развернулся боком, завернул правую руку с зажатой в ней саблей за спину и остриём сабли упёрся в грудь Никиты.
        Всё произошло стремительно. Сабли сверкнули, никто ничего не понял, но Никита замер на месте - он-то почувствовал острое жало сабли на коже. Как боец Никита неплохой, опытный, и это чувствовалось, но некоторых финтов он не знает.
        Никита поднял вверх левую руку:
        - Всё, проиграл!
        Публика разочарованно вздохнула. Оба бойца опустили оружие.
        - Ты где так драться научился? - спросил Никита.
        - Жизнь заставила, поляки так делают.
        Видел он как-то в переводной книге, ещё дореволюционного издания, именно этот приём польских рейтаров. А они, видимо, подглядели его у других народов, скорее всего - у венгров, в своё время сражавшихся с ордами половцев и печенегов. Ничего не пропадает бесследно. Вот только с исчезновением холодного оружия из армий ушли и навыки.
        - Да? - удивился Никита. - С ляхами я в бою не встречался никогда.
        - Молод ещё, придёт время - встретишься, - засмеялся Алексей.
        - Эй, бойцы! Кулеш поспел, завтракать пора, - окликнули их от костра.
        Никита забрал у Алексея саблю и отнёс оружие в ушкуй.
        Ели молча. Будешь говорить - другие всё съесть успеют. Ложками работали по очереди, по кругу.
        Когда доели, Корней объявил:
        - Побаловались - и будя. Ветер сегодня встречный, хоть и слабый, на вёслах придётся идти. Я думал, что к вечеру в Москве будем, а ноне сомнения берут - не доберёмся. Иван, мой котёл.
        - Почему я?
        - Проиграл потому как.
        Иван пошёл мыть котёл и оттирать его песком.
        Вскоре отчалили. Алексей тоже уселся на лавку, за весло - скучно просто так на полу сидеть, а на вёсле размяться можно, кровь разогнать.
        Гребли дружно, под команду Корнея:
        - И-раз, и-раз, и-раз!
        На «и» - замах весла, на «раз» - рабочий ход.
        Давно Алексей не сидел на весле, но навыки быстро вспомнились. Ни разу он не ошибся, не ударил своим веслом другое.
        С небольшими перерывами они гребли до вечера, а с наступлением темноты снова пристали к берегу. Теперь очередь кашеварить была Никиты.
        Корней подошёл к Алексею:
        - Вижу - сиживал ты за веслом раньше, навык есть.
        - Было дело.
        - Так ты же просто прирождённый ушкуйник! Гребёшь не хуже других, в кулачном и сабельном бою горазд. Зачем тебе Москва? Давай к нам, на ушкуй.
        - Служба у тебя простая, а сколько платить будешь?
        - Не у великого князя на службе, у нас жалованья нет. Долю, как и все, получать будешь.
        Алексей задумался, и Корней расценил его молчание как сомнение.
        - Не обману. У нас всё честно, у парней спросить можешь.
        Что Алексею терять? Он не знал, что в Москве делать будет, а тут, вроде, и парни неплохие, и кормчий не жлоб.
        - Согласен! - решился он.
        - По рукам!
        Корней протянул ему руку, и Алексей её пожал. С этого момента договор, хоть и устный, считался заключённым.
        За котлом, в кругу ушкуйников, Корней объявил:
        - Алексей отныне в нашей команде не случайный человек. Прошу любить и жаловать.
        Новгородцы переглянулись. За то время, что они плавали одной командой, такое случилось впервые - Корней всегда брал только своих, новгородцев. Москвичам он не верил, считая их народцем гниловатым; рязанцы - себе на уме. Псковичи издавна с Господином Великим Новгородом за главенство боролись.
        Но с этого дня Алексей почувствовал, что отношение к нему команды изменилось. Одно дело - пассажир, можно сказать - балласт, и совсем другое - сотоварищ. От умения каждого, от взаимовыручки, способности поделиться последним куском хлеба, от крепкой мужской дружбы зависит судьба всей команды. Тут принцип единственный: один за всех - все за одного.
        В Москву они попали в полдень следующего дня. Может, транзитом бы её миновали, да у Корнея дела были.
        - Один человек может остаться на ушкуе для охраны, остальные свободны до вечера, - распорядился он, уходя.
        Добровольно остаться вызвался Иван.
        - Чего я в городе не видел? Да и денег у меня нет, - признался он, растянувшись на палубе корабля.
        Алексей же решил Москву поглядеть. Это сейчас она столица великого княжества, а затем станет столицей Великой империи. И империи уже нет - как и царя, но поглядеть интересно. Многие здания просто не дожили до XXI века, а других ещё и в планах постройки не было - того же собора Василия Блаженного. На окраинах смотреть нечего, они во многих городах одинаковы.
        Поскольку ушкуй встал у причала недалеко от стрелки Москвы-реки и Яузы, центр оказался не так далеко.
        Товарищи Алексея разошлись: кто бражничать, кто на торг, а он расспросил у прохожих, где Красная площадь. Самое удивительное было в том, что его не понимали.
        - Нет у нас такой, - отвечали ему.
        И в самом деле, площадь тогда называли Пожаром. С восточной стороны от Кремля располагался торг, судя по размаху и размеру - торжище. На нём были деревянные лавки, которые горели едва ли не ежегодно. Только в конце XV века площадь освободили от торговцев, и она приобрела название Красной, по-русски - красивой.
        И только когда Алексей упомянул Кремль, ему подсказали дорогу.
        Когда он пришёл на место, глаза его отказались верить увиденному. Вместо знакомых красно-кирпичных стен Кремля он увидел белые, сложенные из известняка, более низкие; а башни и вовсе не такие. Не было здания ГУМа, нынешнего Исторического музея. Через ворота проходили в Кремль все, кто хотел, единственно - не пускали лошадей.
        Площадь представляла собой торг с хаотично стоящими лавками. Множество людей, неумолчный гомон, пыль. Никакой брусчатки не было и в помине.
        Алексей зашёл на территорию Кремля. И здесь он не увидел знакомых и знаковых зданий и памятников. Ни Царь-пушки, ни Царь-колокола… Здания Грановитой или Оружейной палаты тоже нет. Зато с Северной стороны, где сейчас за стеной Александровский сад, располагался Чудов монастырь. А ещё красовалась изумительной работы деревянная церковь - собор Спаса на Бору, построенный ещё в 1330 году.
        Алексей походил, поглазел, поудивлялся. Кремль и постройки в нём, Красная площадь даже отдалённо не походили на нынешние. Алексей был не столько удивлён, сколько шокирован увиденным. Не многим людям, а скорее всего - только ему одному - удалось увидеть Кремль старый и тот, который стоит на этом месте сейчас.
        Набравшись впечатлений - вполне неожиданных, Алексей отправился к причалу.
        Не доходя буквально квартала до места стоянки ушкуя, он увидел свару, драку у пивной. Дело обычное. Пивная - злачное место, где собираются обычно корабельщики, ведь заведение располагается на набережной.
        Только среди дерущихся он увидел новгородских ушкуйников, своих новых сотоварищей. Их было пятеро, а противников - вдвое больше, и было видно, что они одерживали верх. Обе стороны были изрядно пьяненькие, и уже раскровянили друг другу носы.
        Бросать в беде ушкуйников было бы верхом непорядочности - да просто не по-товарищески.
        Алексей подбежал к дерущимся. Двоих чужаков он свалил тумаками сразу. Да и немудрено - они едва стояли на ногах. Третий попытался ударить Алексея, но два коротких удара в поддых успокоили его.
        За ворот Алексей вытащил из груды сцепившихся тел Тихона, встряхнул его.
        - Ты ещё что-нибудь соображаешь?
        Тот икнул, всмотрелся в лицо Алексея, с трудом узнал его.
        - Ага…
        - Иди к ушкую, пока не покалечили.
        - А други мои?
        - Иди, я им помогу.
        Поддатый Тихон поднялся и подбрёл, покачиваясь, в сторону причала. По пути он несколько раз оборачивался и грозил кулаком. «Хоть бы добрёл, не упал», - глядя на него, подумал Алексей.
        Один из противников, похоже - тоже из корабельщиков, выломав где-то деревянный дрын, размахивал им, как дубиной, не разбирая, где свои, а где чужие. И этим дрыном он уже треснул по голове двоим своим сотоварищам.
        Алексей решил вырубить его первым, пока он сдуру не покалечил кого-нибудь. Ведь было неписаное правило: в кулачном бою - никаких предметов вроде кистеня или дубинок не применять.
        Подобравшись к нему сбоку, Алексей в прыжке ударил его ногой.
        Пока корабельщик приходил в себя, барахтаясь на земле и пытаясь подняться, Алексей вытащил из груды дерущихся Спиридона. Тот не понял, что перед ним свой, и попытался извернуться и ударить его. Но Алексей дал ему пинка и напутствовал:
        - Быстро на ушкуй, пока не прибили!
        Хоть и пьян был Спиридон, но приказ Алексея, подкреплённый пинком, понял. Выписывая зигзаги, он почти побежал к ушкую.
        А оттуда, выслушав добравшегося Тихона, уже бежал здоровяк Иван. Вдвоём с Алексеем они разбросали по сторонам дерущихся.
        Иван схватил под мышки Никиту и Егора и потащил их к судну. Ухватив за локоть упиравшегося Прохора, Алексей также потащил его к ушкую.
        - Иди же быстрее! Если набегут корабельщики с других судов, нам всем крепко достанется. Какая муха вас укусила, чего вы в драку полезли?
        Прохор долго думал.
        - А чёрт его знает?! Наверное, они кого-то из наших обидели.
        - Пить меньше надо.
        - Медовуха забористой оказалась. По кувшинчику на брата всего и выпили.
        На ушкуе все пятеро горячились и шумно выясняли, из-за чего разгорелась драка, но тут вовремя заявился Корней.
        - Что за шум, а драки нет?
        Алексей коротко доложил о случившемся.
        - Надо менять стоянку. К ночи корабельщики очухаются и могут прийти выяснять отношения.
        Трезвыми были Иван, Алексей да сам Корней - они и вывели ушкуй на стремнину, подняли парус и вскоре причалили уже на окраине Москвы.
        - Говаривал ведь я вам, бестолочи, не пейте в чужом городе!
        Корней опускал голову пьяницы в воду и держал её там до тех пор, пока ушкуйник не начинал сучить ногами, едва ли не захлёбываясь. И так он поступил со всеми пятью ушкуйниками. Зато протрезвели они быстро.
        - Повторится ещё раз - разгоню! - ругался кормчий.
        Вид у всей пятёрки был помятый. У кого фингал наливался багровым, у кого распухали разбитые губы, кто-то осторожно ощупывал саднящие скулы.
        - Эх, голытьба помойная, на кого вы похожи? Как домой-то явитесь?
        Один Тихон попытался оправдаться:
        - Они первыми задираться стали.
        - Вот и ушли бы, не доводили бы до драки!
        - Так говорить стали бы, что новгородцы струсили.
        Кормчий только головой покачал.
        После ночёвки отправились в путь без обычного завтрака. На набережной костёр не разведёшь, а постоялых дворов, где можно было бы купить что-нибудь съестное, поблизости не наблюдалось.
        За вёслами похмелье быстро выветрилось. Небольшая заминка случилась у Волока Ламского - и снова за вёсла.
        В этих краях Алексей ещё не был.
        Через три дня они добрались до Ладоги. Алексей сначала принял озеро за море - ведь вода до горизонта.
        - Балтика? - спросил он Тихона.
        - Ты что? Озеро. Однако в непогоду штормит славно, волна не меньше морской. Сколь уж тут судов сгинуло - ужас!
        - Далеко ли до Новгорода?
        - Два дня - и мы дома.
        Ну, это они дома, у родного очага, среди семьи. Дом - этот тот якорь, который держит мысли торговца или путешественника в родимой сторонке. А для Алексея здесь всё чужое. Одно слово - безродный, ведь никого у него тут нет.
        Из Ладоги они повернули налево, в Волхов. Тут пришлось идти против течения.
        Наконец Корней воскликнул:
        - Святую Софию вижу!
        Он встал на корме и, глядя на купола величественного храма, истово перекрестился.
        Гребцы бросили вёсла и повернулись. Вдали светился золотом купол главного новгородского храма.
        И откуда только силы взялись? Они принялись грести с удвоенной энергией, и через пару часов причалили. Кормчий бросил денежку человеку, стоявшему на пристани.
        - Всё, парни, теперь отдыхаем. Даю седмицу.
        Парни разобрали узлы с личными вещами и сошли на дощатый помост.
        Алексей замешкался: ему-то куда идти?
        Кормчий взял его за локоть:
        - Пойдём, хороший постоялый двор покажу. И недорого, и кормят вкусно. Понадобишься - сам найду.
        Пока шли, Корней сказал:
        - Я недалеко от немецкого двора живу, за церковью Святого Петра - третий дом от угла. В гости бы пригласил, да у меня мал-мала, полный дом. Оба сына женаты с семьями у меня.
        На грубо нарисованной вывеске постоялого двора красовалась рыбина.
        - Корюшка. Рыбёшка мелкая, да вкусная, - со знанием дела сказал Корней. - Тебе сюда.
        Вечер и ночь Алексей провёл в комнате, отоспался и утром, после завтрака, направился в город.
        Великий Новгород стоило осмотреть. Город старый, богатый, самостоятельный. С XII века в нём существовали иноземные дворы: Немецкий и Готский - крупнейшие конторы-фактории Ганзы, немецкого союза городов, ведущих торговлю. В состав Ганзы входило более 70 крупных и 130 мелких городов, столицей Ганзы являлся Любек.
        Через Новгород шли на Русь цветные металлы - медь и бронза, ткани, золото и серебро, которые на Руси не добывали. А вывозила Ганза меха, пеньку, лён, воск и мёд. Немцы ходили на кораблях под Готландским флагом.
        К сожалению, вольница новгородская и торговля с иноземцами закончились в 1478 году, когда Иван Грозный, поверив подмётным письмам о якобы желании новгородцев перейти «под руку» Литве, напал на город. Многие новгородцы, даже невинные женщины и дети, были убиты, храмы осквернены, а немцы изгнаны из города.
        Новгород был один из немногих городов Руси, где женщины были равны в правах с мужчинами, население в значительной части было грамотным - без этого как вести дела? Высшим органом, принимавшим важнейшие решения, было Народное вече, а в повседневной жизни городом управляли посадники. И невиданное на Руси дело: городом, в числе избранных, управляла Марфа-посадница! И это в то время, когда во всех остальных городах женщина не могла управлять лавкой. Иметь её могла, но торговать и заключать сделки мог только мужчина. Потому вольность новгородская, независимость его от бояр и великих князей поперёк горла Москве стояла, как соринка в глазу о себе напоминала.
        Видеть женщин в торговых лавках Алексею было непривычно. Было их меньшинство, но торговые дела они вели бойко, покупателей зазывали на все лады.
        Алексей выбрал себе кафтан - по ночам на улице было прохладно. Не сказать, что он мёрз, но неуютно, некомфортно было. Он приглядел себе по размеру кафтан зелёного цвета, английского сукна. Сторговался, купил, но уходить не торопился - глаза разбегались от обилия товаров. Выбор был значительно больше, чем в Москве: ножи боевые и обеденные - английской шеффилдской или шведской стали, сабли, косы, замки, гвозди. А следующим рядом - сукно на любой вкус и цвет. Тут и плотное немецкое, и шерстяное английское, и шёлк китайский, и совсем невесомая, прочти прозрачная персидская ткань.
        И кожаными изделиями любоваться можно: пояса, сумки, кошельки, туфли и сапоги, сбруя - на любой цвет и стоимость.
        Отдельно, в углу торга - златокузнецы, как называли в России ювелиров. Кольца, перстни, ожерелья, браслеты, броши, шкатулки - из золота, серебра или с самоцветами. Состоятельный покупатель для себя или для женщины мог найти всё.
        А меховые изделия? Глаз не оторвёшь от шапок, шуб, полушубков. Меха и покрой - на выбор: от соболя и горностая до зайца.
        А дальше шли ряды, где торговали на бочки мёдом и воском.
        Ещё дальше травники сидели, товар свой похваливали.
        И уж в конце самом - живой товар: лошади, коровы, свиньи. Товар мычал, блеял, ржал, визжал и кукарекал.
        И торг велик, за день не обойдёшь.
        Алексею спешить было некуда, и он, не торопясь, разглядывал товар, приценивался. Однако часам к четырём он устал, в глазах рябило от обилия товаров. Кое-что понравилось, но денег купить не было. В калите звенела мелочь, но это были последние деньги, и сколько ему ещё жить на них - неизвестно.
        На постоялый двор он вернулся, полный впечатлений, поел и лёг спать.
        А утром раздался стук в дверь.
        Как был, в одном исподнем, Алексей подскочил и бросился открывать.
        На пороге стоял Корней, и во весь рот его сияла улыбка.
        - Я к тебе, здравствуй.
        - Заходи, садись. Может, я оденусь да спустимся вниз, потрапезничаем?
        - Некогда. Ты как смотришь, если завтра выйдем?
        Алексею было всё равно, куда и зачем.
        - Куда приходить?
        - С утречка, на причал. Ушкуй где стоит, помнишь?
        - Конечно.
        - Ну, я побежал, дел много. Харчей надо взять да всех парней обойти, известить.
        Алексея внезапный приход Корнея обрадовал. Лучше делом заняться, чем бока отлёживать да проедаться. Были бы в Новгороде знакомые или друзья - тогда другое дело.
        Утром, после плотного завтрака, Алексей подошёл к причалу.
        Корней уже был тут, заканчивал с Иваном погрузку каких-то мешков.
        - Доброе утро, - поприветствовал их Алексей.
        - Вовремя, - оглянулся на звук его голоса Корней. - Сейчас парни подойдут - и отходим.
        Все сразу и заявились. Отчалили, не медля. Течение само несло ушкуй вниз, к Ладоге. Однако когда город скрылся из виду, кормчий причалил к берегу.
        - Подождём, мы первые.
        В течение получаса к ним подошли ещё три ушкуя, на каждом - по десятку мужиков.
        Корней перебрался с борта на борт другого судна. Там собрались четверо кормчих, они держали совет.
        Длился он недолго, видимо - основные дела обсудили вчера. Кормчие разошлись по своим судам, и караван поплыл под парусами.
        За день они успели пройти Волхов, Ладогу и вошли в Неву, где и заночевали. На берегах Ладоги ночевать опасно, погода здесь может измениться за полчаса. Только что светило солнце - и вдруг набежали тучи, подул холодный ветер. И вот уже поднимаются огромные волны, а сверху льёт дождь. Нева в этом отношении спокойнее, да и деревья не берегу есть, защита от ветра.
        Команды развели костры и стали готовить похлёбку. Кормчие же снова уединились.
        Утром, после завтрака, когда уже шли под парусом, кормчий распорядился разобрать оружие. Алексею достался небольшой круглый щит, шлем и саблю. Щит был новый, по краю окован железом, а шлем хоть и видал виды, со вмятинками, но был годен.
        Однако сабля удручала: c зазубринками от былых стычек, давно не видевшая точила. Как мог, Алексей наточил её камнем.
        - Не ухожено оружие, - посетовал он.
        - Бери, дармовое, из трофеев, - отозвался Тихон.
        За день они прошли всю Неву - немногим меньше ста километров. Река короткая, но полноводная и глубокая. И сколько ни глазел Алексей по сторонам, никаких строений он не увидел, сплошь дикие необжитые просторы. А ведь почти через триста лет царь Пётр заложит тут русскую столицу.
        На ночёвку они встали в устье Невы, впереди простирался мелководный Финский залив.
        Только после того, как команда поужинала, кормчий объявил:
        - На шведский берег идём.
        - Раньше разоряли их всех одним ушкуем, зато и все трофеи наши были, - отозвался Никита. - А сейчас целая ватажка - зачем столько?
        - Так и цель покрупнее - городишко чухонский. Потому предупреждаю: не каждый сам за себя, не добро чужое хапать. Сначала город возьмём на меч, потом трофеи брать будем.
        Разговор получился короткий, без деталей. Видимо, Корней присоединился к походу в последнюю очередь, что походило на правду: ведь они пришли в Новгород всего три дня назад, а затевалось всё значительно раньше.
        Шли под парусом, справа тянулся заросший лесом берег. Там проживали чухонцы и лопари - народности диковинные, находящиеся под рукой шведского короля. Значительно позже тут появится самостоятельная страна Финляндия.
        Никита с Алексеем уселись на носу судна. Их ушкуй был самым маленьким из четвёрки кораблей, идущих в набег.
        - На шведских да датских берегах в своё время викинги да норманны жили, всю Европу в страхе держали, - промолвил Алексей.
        - Ништо! Теперь Господин Великий Новгород никому не уступает. Король шведский мирный договор с нами подписал, а не с Москвой. На море, конечно, Ганза главенствует, тут спору нет. У них корабли большие, а главное - деньги.
        - Мы же на их, шведские, земли идём! Как же договор?
        - Так мы же не с армией, не с войной… Ну, пощиплем немного жирного гуся…
        - Как бы нам всё это боком не вышло. Выходит, мы сами по себе, без ведома вече или городского совета? Откуда ни погляди - навроде разбойников.
        - Ушкуйники сроду купцами и разбойниками были - иначе откуда в Новгороде богатству взяться? Вот ты с нами в Москве был, столице первопрестольной русских великих князей. А чем она красивее или лучше Новгорода? У нас домов каменных не меньше, зато свобода. В Москве жёнки чтить не могут, а у нас грамотные, сами дела ведут. И ещё: в Господине Великом Новгороде никто ни перед кем шапку не снимает, в пояс не кланяется, все равны и свободны. А в Москве боярин столбовой шапку перед князем великим ломает, а то и на коленях перед ним стоит, ровно холоп его. Тьфу!
        Никита говорил правду - Алексей всё видел своими глазами.
        Некоторое время молчали.
        Ушкуи шли кильватерной колонной, один за другим, не сильно удаляясь от берега. Простым глазом можно было видеть деревья на берегу, а не сплошную лесную массу.
        Скорее всего, кормчий на первом ушкуе хорошо знал акваторию, все её отмели и скалы, а главное - цель. Алексей понял, что кто-то из ушкуйников тут уже был - в качестве купца.
        До заключения Ореховецкого мирного договора ушкуйники частенько трепали северные земли Швеции, проходя Северной Двиной через Белое море к Тромсе и другим землям, и даже брали хорошо укреплённые земли - такие как Бьярней. Потом попритихли, поскольку великие московские князья стали обкладывать Новгород данью за нарушение перемирия, и большая часть ушкуйников переключилась на врагов южных - татар со столицей в Сарае, а также расширили восточные земли, забираясь в Пермский край и доходя до Уральских гор, благо - местность изобиловала реками. Если для степных народов, вроде ногайцев и татар, основным транспортом был конь, то для новгородских, псковских и вятских ушкуйников - корабль.
        По тактике ушкуйники многое переняли от варягов - те же нападения с реки или моря, и даже секира была скандинавского типа. Не брезговали они и арбалетом. Варяги не применяли такого оружия, а в западных странах арбалет считался оружием черни, наёмников, подлого сословия.
        У далёкого берега возникла и стала приближаться к ушкуйникам точка. Вскоре стало видно, что это летит птица. Не морская, вроде чайки, а сухопутная.
        Никита подивился ещё:
        - Чего тут ворону делать? Он над морем не летает.
        - С чего ты взял, что это ворон?
        - Так чёрный как смоль. Ты видел других таких чёрных птиц?
        Ворон подлетел, уселся на борт ушкуя, совсем недалеко от Алексея и Никиты. Выглядел он усталым и часто дышал.
        - Чего его сюда занесло? - не унимался Никита. - Если бы коршун за ним гнался - тогда понятно. А то ведь один летел! Ручной, что ли?
        Алексей отломил кусочек лепёшки и протянул на раскрытой ладони птице.
        Ворон наклонил голову в сторону, посмотрел на угощение одним глазом и стал бочком-бочком подвигаться к Алексею. Схватив кусок, прижал его лапой к планширю и начал клевать. Наевшись, каркнул, как будто благодаря.
        - Точно, ручной. Хозяина ищет, что ли? Говорят, вороны по триста лет живут. Брешут, поди…
        Алексей только пожал плечами. Он не орнитолог, таких тонкостей не знает, хотя легенды о долгожительстве воронов слышал. И почему-то все они были посвящены связи воронов с тёмными, злыми силами. На взгляд Алексея - чушь. Это как змеи и жабы у злых колдуний - непременный атрибут.
        Никита всмотрелся в береговые очертания.
        - Был я как-то в этих местах, похоже - туда идём.
        - Куда?
        - В деревню чухонскую.
        - Корней говорил о городе.
        - Он дальше будет.
        Вода билась о форштевень, на котором красовалась диковинная морда медведя, брызгами залетала внутрь ушкуя.
        На ворона брызги тоже попадали, и он отряхивался время от времени, но не улетал, сидел рядом с людьми.
        Алексей медленно протянул руку и пальцами погладил голову птицы. И вдруг - как будто разряд электрический получил. В голове мысли разные возникли, в основном о службе в Византии, Острис вспомнился. И без какой-либо связи с предыдущими событиями.
        Он отдёрнул руку.
        - Чего так? - встревожился Никита. - Клюнул тебя ворон?
        - Нет, вспомнилось разное.
        - Ох, не к добру это. Гони его.
        - Пусть сидит, не мешает.
        Что-то, какое-то непонятное чувство мешало Алексею прогнать приблудную птицу, как будто между ним и вороном установилась незримая связь.
        Передний ушкуй повернул вправо, к берегу. За ним цепочкой - остальные.
        Когда их ушкуй ткнулся носом в берег, Корней скомандовал:
        - Забираем оружие и идём берегом. Не шуметь, оружием не греметь - деревня близко.
        В пару минут ушкуйники выбрались на берег. Почти четыре десятка опытных, хорошо вооружённых воинов представляли грозную силу - слабаков на суда не брали. Да и тренировки постоянные - гребля на вёслах - здорово укрепляли мышцы.
        Гуськом, один за другим ушкуйники двигались вдоль берега. На опушке остановились, сгрудились вокруг старшего, кряжистого воина лет сорока. Алексей ещё подивился: в ширину и в высоту - почти один размер.
        - Без нужды не убивать. Тем, кто сопротивления не окажет или безоружен вовсе, никаких поджогов! Дым потому как издали виден. Делаем быстро дело, забираем всё ценное - и к ушкуям. Сигнал к отходу - труба. - Он поднял над головой рог наподобие охотничьего.
        Слушали молча.
        - Разделитесь наполовину. Одна часть идёт вдоль берега, чтобы жителей от лодок отсечь, другая забирает ближе к лесу - окружаем. Тогда ни один не уйдёт. Те, кто по берегу пойдёт, - вот вам воевода. - Коренастый подтолкнул вперёд ушкуйника довольно сурового вида. Лицо как из камня высечено - одни прямые линии, взгляд жёсткий.
        - Кто не знает - его Евстафием зовут. А другую половину я поведу, Мефодий.
        Алексей обратил внимание, что среди воинов не было кормчих, видно - остались на своих судах для охраны.
        - Коли всё понятно - с Богом!
        Вся команда ушкуя Корнея попала в первую половину, которая двигалась вдоль берега.
        От опушки сразу припустили бегом.
        На половине пути их заметили, и в деревне поднялись тревожные крики, заметались люди. Несколько чухонцев, которые называли себя саамами, бросились к лодкам. Коротко щёлкнули арбалеты, которые имелись у воинов другого ушкуя, и бегущие упали.
        Несколько уцелевших чухонцев бросились назад, под укрытие изб.
        Странные это были жилища, Алексей в первый раз видел такие. Он всегда думал, что изба «на курьих ножках» бывает только в сказках о Бабе-Яге, а здесь он увидел их воочию.
        В местностях, сырых летом и снежных зимой, деревянные избы ставились на столбы. Собственно, не на столбы даже. Дерево срезалось на высоте выше человеческого роста, выкапывалось вместе с корнем и вновь вкапывалось уже на месте строительства избы. Таких опор было много, и обязательно четное количество: четыре, шесть, восемь - в зависимости от размеров избы. Для того чтобы эти своеобразные сваи не гнили, их окуривали дымом, коптили. Такие опоры назывались «обкуренные ножки», а после сокращения - «курьи ножки». В сам дом вела лестница, а под домом, в защищённом от дождя месте, лежала домашняя утварь вроде бочонков, запасных вёсел, сетей - саамы промышляли рыбной ловлей, охотой.
        Ушкуйники растянулись цепью, отрезав чухонцев от берега, от лодок, и стали медленно приближаться к избам.
        Люди кинулись было к лесу - искать спасение в дремучей чаще, но и оттуда показалась цепь чужаков.
        Женщины и дети стали укрываться в избах, запирая двери, а мужчины похватали оружие - рыбацкие ножи, кистени, дубины. Оружие незатейливое, но тем не менее смертоносное.
        Но обе цепи ушкуйников сомкнулись в одно кольцо, окружив мужчин. Те сгрудились в середине деревушки, прижавшись спинами друг к другу, и смотрели затравленно. Ещё бы! Жили спокойно, ни на кого не нападали, и вдруг - чужаки с явно недобрыми намерениями. Столкновения врукопашную, большой крови ещё не было, если не считать двух убитых у лодок на берегу.
        Вперёд выступил Евстафий и сказал по-русски, а потом повторил на саамском:
        - Бросайте оружие, сдавайтесь. Тогда мы никого не тронем. Отдайте шкурки и серебро - и мы уйдём. Богом клянусь!
        Саамы слушали и не верили. Если оружие бросить, не перебьют ли их, как бельков неразумных на льду?
        Однако разум возобладал над страхом и сомнениями. Вперёд выступил пожилой рыбак:
        - Шкурки отдадим, а серебра нет. Рыба есть солёная и копчёная, не продали ещё.
        - Тогда скажи своим - пусть несут сюда шкуры. Только без утайки, сам проверю.
        Чухонцы разошлись по жилищам с унылым видом - шкуры убитых зверей приносили им основной доход. Но все шкурки были со зверя летнего, не самого лучшего. Самый ценный мех - густой, пушистый, с подшёрстком - был зимой, и за него давали самую большую цену. Однако и сопротивляться бесполезно: чужаков больше, и они вооружены хорошо. Мужчин могут убить, и тогда племя вымрет.
        Понемногу чухонцы возвращались из своих избушек на «курьих ножках» и несли с собой связки шкурок. Здесь были заячьи, и куньи, и соболиные; несколько - росомахи, волчьи и одна медвежья.
        Груда мехов на маленькой площадке в центре росла.
        Наконец явился последний и швырнул шкурки песца.
        Старшина деревни обвёл мужчин глазами:
        - Все тут.
        - Проверим. Идём со мной.
        Пока они досматривали дома, Мефодий стал раскладывать шкурки на четыре равные доли - сначала заячьи, потом лисьи, куньи и все остальные. Застопорился на медвежьей. Из неё, коли выделка хорошая, славная накидка для саней получается, ни один мороз такую не проберёт.
        Посомневавшись, Мефодий кинул её в свою кучу.
        Остальные ушкуйники возмутились сразу:
        - Уговор был - поровну, по чести делить!
        - Мне что, шкуру резать, портить?
        - А коли ты себе медвежью взял, нам лисьи дай, или росомахи.
        Пришлось Мефодию делить по совести.
        Потом ушкуйники начали сносить шкурки на берег.
        К тому времени кормчие уже перегнали ушкуи поближе к лодочным причалам. Вот почему они оставались на своих судах! Видимо, тактика сия была отработана уже давно.
        Воины со смешками стали перетаскивать шкурки на кораблики. Мех - груз лёгкий, но объёмный, и сразу заполнил собой много места.
        Укладываться решили позже, сейчас важно было побыстрее покинуть деревню.
        Как только вернулся Евстафий и развёл руками - мол, всё выгребли, подчистую, тут же отчалили.
        Отойдя вдоль берега на полчаса хода, причалили и стали укладывать трофеи в трюмы.
        На трёх больших ушкуях, морских, с этим было проще. На носу и корме трюмы были, а на ушкуе Корнея был лишь один небольшой трюм, на корме. Корней сам заталкивал шкурки в кожаные мешки - они хорошо предохраняли груз от сырости - и укладывал их в трюм. Потом выпрямился и отряхнул ладони:
        - С почином вас, братия! Мыслю я, по золотой деньге каждый из вас себе добыл.
        Глава 5. Ворон
        Ох, не стоило Корнею произносить эти слова, делить шкуру ещё не убитого медведя.
        С ветки дерева слетел ворон и уселся на носу ушкуя. Алексей подкормил его кусочком сухой лепёшки.
        - Гнал бы ты его, колдовская птица! - посоветовал Корней.
        - Пусть сидит, не объест. Всё живность, - отозвался Алексей.
        Набег на деревню ему не понравился - душа претила заниматься грабежом беззащитных людей. Он был гоплитом, катафрактом, служил Византии и Владимиру Мономаху. Фактически, находясь на службе Империи или княжества, он защищал интересы не только власть имущих, но и простого народа. Даже крестоносцем был - и везде защищал веру христианскую, православную. А нынче? Ни страны за ним, ни веры. Муторно на душе. Не так он думал на кусок хлеба зарабатывать. Конечно, время сейчас такое, жёсткое, и окружающие не видят ничего зазорного в том, чтобы время от времени грабить соседей. А с волками жить - по-волчьи выть. Иначе уходить с ушкуя надо. Тут в согласии с душой и моральными принципами жить не будешь.
        На судах подняли паруса, и они направились на север, вдоль побережья.
        Ушкуйники были рады, довольно и возбуждённо хлопали друг друга по плечам. Поход только начался, потерь среди корабельщиков нет, трюм мехами полон - чего унывать? Простые люди, простые желания.
        К вечеру они загнали ушкуи в небольшой затон. За ветвями деревьев, стоящих на берегу, вход в укромную гавань был не виден.
        Четыре ушкуя почти заполнили собой весь затон. С берега по палубам можно было перебежать на другой берег.
        На ночь выставили двух дозорных - всё-таки они на чужой земле. В походах службу несли исправно, за лень и нерадение наказывали строго.
        Алексей, по обыкновению, улёгся на носу, накрылся кафтаном. Даже летом у саамов не жарко, а ночью с воды тянет промозглой сыростью.
        Уснул он быстро, как привык со времени службы в армии, пользуясь свободным временем. И приснился ему странный сон.
        Ворон, слетевший с носа ушкуя и севший рядом с ним, вдруг увеличился в размерах, принял человеческий облик, и Алексей сразу узнал его лицо - Острис!
        - Что, не узнал меня в новом теле? А ведь это я, твой старый друг и побратим.
        - Ты же человеком был, варвар!
        - А разве ты не слышал о переселении душ? Я уже триста лет живу в теле ворона.
        - Как ты меня нашёл?
        - То мне неведомо. Просто потянуло что-то из родных краёв. Если ты ещё помнишь, я из готов.
        Алексей хотел ответить, да ушкуй качнуло волной, и он проснулся. Ворон сидел рядом. Так сон это был или явь? Ведь к нему никогда никакая живность не липла, в руки не давалась. А этот ворон сам прилетел, с руки ест. Ох, неспроста всё это!
        Алексей повертелся на досках, устраиваясь поудобнее, потом открыл глаза. Ворон, сам чёрный, был едва виден в темноте, и Алексею стало не по себе. В мистику он не очень верил, но как тогда расценить увиденное?
        Утром над водой заклубилась дымка, впрочем - ветер её быстро разогнал.
        Кормчий плеснул ушкуйникам по кружке вина для согрева и поднятия настроения.
        Алексей присел на борт и обратил внимание, что ворон смотрит в его кружку. Он поднёс птице кружку. Та глянула одним глазом в ёмкость, а потом запустила туда свой клюв.
        Чтобы ворон вино пил? Ушкуйники замерли в нелепых позах, удивлённые невиданным доселе представлением.
        Ворон задрал вверх клюв, проглотил вино и потом крикнул явственно:
        - Дрррянь!
        Смеялись до упаду все: вино и в самом деле было не виноградное, а яблочное, скорее - сидр.
        После завтрака всухомятку - чёрствыми лепёшками и салом - снова двинулись в путь. Шли кильватерной колонной.
        Кормчий оглядел берега.
        - Скоро город, готовьтесь, парни.
        А чего готовиться? У каждого оружие под рукой. У кого шлемы были да кольчуги - те натянули.
        Алексей из защиты только щит имел, а вот хорошим оружием - шлемом, бахтерцом или кольчугой - не обзавёлся. Их надо снять с убитого врага или купить у оружейника в лавке, продав перед тем добытые трофеи. Куда ни кинь, всюду деньги потребны. Вот и получается, что деньги правят миром.
        Вскоре ушкуи причалили к берегу, и судовая ватажка сразу устремилась на берег.
        Слово взял Мефодий:
        - От опушки до городских ворот не больше двух сотен локтей. Надо одним броском добежать, чтобы стража ворота закрыть не успела. А уж как вломимся - круши налево и направо.
        Алексей встрял:
        - Может, не так сделать? Пойдут двое или трое, без шлемов и кольчуг, а сабли за спиной можно спрятать. Спокойно подойти к воротам да стражу и снять?
        Алексея неожиданно поддержал Евстафий:
        - Дело говорит. Стражников сколько?
        - Когда мы сюда по торговым делам ходили, двое было.
        - Вот двоих и отправим. Добровольцы есть?
        Пришлось Алексею шагнуть вперёд. Да и то, сам предложил - самому и исполнять.
        Рядом с ним встал Никита, боец сильный. Он снял шлем, оба воина отдали щиты. Немного посоветовавшись, оставили сабли - уж больно в глаза бросаются, не спрячешь особо. Ножи боевые были. В руках человека опытного - оружие страшное, но только для ближнего, рукопашного боя.
        - Ну что, охочие люди, готовы? С Богом!
        Бойцы вышли на просёлочную дорогу. Город был рядом. Подошва стены городской была сложена из валунов, а выше - бревенчатая.
        Алексей остановился:
        - Никита, времени мало, и потому давай сразу уговоримся. Я беру на себя правого, а ты левого, чтобы не мешать друг другу.
        - Верно. А если стражников больше будет?
        - Всё равно. Сначала я правого, а ты левого, дальше - по ситуации.
        - Понял.
        - Наше дело - ворота удержать открытыми до подхода наших. Они щиты наши да сабли принесут, тогда легче будет.
        - Договорились.
        А ворота уже рядом. Перед ними стражник стоит - в шлеме и кирасе, с алебардой на плече. Второго стражника не было видно.
        - Он мой, - успел бросить Алексей Никите. - Улыбайся, рожа у тебя злобная.
        Стражник поднял руку с вытянутой ладонью. Ага, остановиться приказывает. Спросил что-то, по-фински или по-шведски - не разберёшь. Да и какая разница, если языков не знаешь.
        Неожиданно ответил Никита:
        - Я, я! - и заулыбался.
        Стражник руку опустил, расслабился.
        Никита сделал пару шагов, выхватил нож и бросился на стражника. Не по сценарию - стражник справа был. Ушкуйник ударил стражника ножом в шею и подхватил падающее тело.
        В этот момент из городских ворот вышла два стражника. И откуда их только вынесло?
        Не дав им времени на осознание происшедшего, Алексей одним прыжком оказался у одного из стражников, ударил его в шею раз и другой. Зато второй, явно начальник караула, поскольку имел не алебарду, а меч, отступил на пару шагов и выхватил из ножен оружие.
        Алексей схватил валявшуюся на земле алебарду - всё лучше, чем с ножом на меч.
        Никита сделал то же самое, и вдвоём они набросились на шведа. Судя по вооружению, это был не саам.
        Тот не стушевался при виде двух врагов и, размахивая мечом, сам пробовал наступать. На голове его был шлем, грудь прикрывала кираса.
        - Бей в лицо и ноги! - крикнул Никите Алексей.
        А стражник между ударами мечом поворачивал голову и кричал, подавая тревожный сигнал.
        По узкой и кривой улочке к городским воротам бежали несколько горожан. Но и сзади нарастал топот - это мчались ушкуйники.
        Если стражник успеет закрыть ворота с помощью горожан, набег сорвётся. Сил для осады не было, да и на чужой они земле. К осаждённым может подойти помощь - как по суше, так и по морю. Фактически сейчас у ворот решалась судьба всего набега.
        Первым добежал до ворот один из горожан.
        - Никита, он твой! - успел крикнуть Алексей.
        Ушкуйник бросился на шведа, у которого в руках была только увесистая палица. Но алебарда была длиннее, и Никита смог ударить горожанина остриём.
        А стражник, яростно размахивая мечом, наступал на Алексея, пытаясь вытеснить его за линию ворот. Он надеялся, что горожане успеют подбежать быстрее, захлопнуть створки ворот и опустить кованую решётку.
        Алексей с трудом отбивался алебардой. Это оружие стражников, неудобное для ближнего боя.
        От ударов меча от древка алебарды летели щепки. Ещё пара ударов - и древко просто переломится.
        Сдерживая натиск, Алексей пятился, но запнулся о тело убитого им стражника, едва успев опереться на древко алебарды, как на посох. На мгновение отвлёкшись, он с ужасом увидел вдруг, как швед занёс над ним меч.
        Вдруг сверху метнулось что-то чёрное и ударило шведа в лицо - это на противника Алексея кинулся ворон. Он с ходу, с лёта клюнул шведа в глаз.
        Тот закричал и схватился за лицо, но эта секундная заминка стоила ему жизни - сбоку его ударил в шею алебардой Никита.
        Стражник упал, обливаясь кровью, а ворон, хлопая крыльями, взмыл вверх.
        В это время к воротам подбежали ушкуйники. Ситуация сразу переменилась, и они толпой помчались по улице.
        Горожане, спешившие к воротам, вмиг оказались вырезаны, забиты, затоптаны. А ушкуйники, как ветер, неслись вперёд.
        У небольшой городской площади немногочисленная городская стража, выстроившись жиденькой цепочкой, попыталась дать отпор. Город явно экономил на стражниках, полагаясь на прочность городских стен.
        Нескольких стражников сразу выбили арбалетами, другие побросали оружие - слишком очевидно было неравенство сил.
        Никита и Алексей держались позади атакующих. Главное они сделали: захватив ворота, удержали их до подхода своих. Да, собственно, после того, как сопротивление стражи было сломлено, никто из горожан не пытался стать героем. Они заперлись в своих домах, думая отсидеться.
        Мефодий с воинами вытащил из здания городской ратуши бургомистра городка, мужчину преклонных лет.
        - Все жители останутся живы, если не попытаются напасть. И, кроме того, горожане должны собрать и принести сюда, на площадь, все деньги и украшения. И не вздумайте нас обмануть!
        Для убедительности Мефодий приставил к горлу бургомистра нож. Швед боялся шевельнуться, опасаясь порезаться.
        - Пошевеливайся!
        Бургомистр, взяв из ратуши помощников, начал обходить улицы. Чтобы жители не сбежали, у обоих городских ворот встали по два ушкуйника.
        Только через пару часов на площадь заявились помощники бургомистра. Они несли мешки с деньгами, в основном - серебром. Да и немудрено, в этих местах были серебряные рудники, и серебряные монеты встречались в обращении значительно чаще золотых. Были и украшения вроде височных колец, перстней, цепочек и ожерелий.
        У Мефодия, заглянувшего в один из мешков, жадно блеснули глаза.
        Видимо, и Мефодий, и Евстафий как руководители набега сочли, что добыча достаточная. По домам ходить они не стали - это заняло бы слишком много времени.
        - На причал, парни! Сегодня у нас славная добыча! - Мефодий вскинул над головой один из мешков, зазвеневших драгоценным металлом.
        При этих словах новгородцы взревели от восторга.
        Испуганные воплем, с крыши взлетели воробьи, и только один ворон сидел, нахохлившись, на высоком заборе и косил глазом.
        Ушкуи уже стояли у пристани, и ватажка шустро погрузилась.
        - А добыча где? - сразу спросил Корней.
        - В мешках, на судне Мефодия, - ответил Тихон.
        Корней в сердцах выругался:
        - Пустили козу в огород! Он же уполовинит всё!
        Однако надо было отплывать, и причём как можно быстрее. Горожане могли послать конного гонца в соседний город или подать сигнал тревоги другим способом. Скажем, разжечь костёр и пускать дым через определённые промежутки, накрывая костёр рогожей, - так делали многие племена: половцы, печенеги, татары, славяне, варяги.
        Ушкуи отошли от берега, подняли паруса и направились на юг, через Неву, к Новгороду, домой.
        До вечера они шли спокойно, и только когда стало смеркаться, пристали к берегу. Принайтовали ушкуи к близлежащим деревьям прочными пеньковыми канатами.
        Кормчие собрались делить добычу, ратники стояли в отдалении. Сейчас бы костёр развести, горяченькой похлёбки поесть, да выдавать себя нельзя, в сумерках и ночи костры хорошо видны. Но и всухомятку питаться, сидеть на сале, сухарях и вяленой рыбе тоже надоело. И они тешили себя скорым возвращением.
        Никита толкнул Алексея:
        - Ворон-то у тебя, можно сказать, боевой. Видел я, как он тебя выручил, в самую трудную минуту помог. Ты правда его не приручал?
        - Правда. Он сам меня нашёл.
        - Занятно. Продай его мне.
        - Ещё чего! Да после сегодняшнего я его отборным зерном кормить должен!
        - Верно. В первый раз такое вижу. Скажи кому - не поверят.
        - Вот и не говори.
        Кормчие договорились и начали считать и складывать в четыре мешка монеты и украшения. Но пока судили-рядили, наступила темнота, делёж добычи прервали до утра, и разочарованные ушкуйники разбрелись по кораблям. Наскоро поев, они улеглись спать.
        Ночью поднялся ветер, переросший к утру в ураганный. На море разыгрался настоящий шторм, волны накатывались метра по четыре, и о выходе в море нечего было и думать.
        Во избежание повреждений команды дружными усилиями вытащили ушкуи на берег до половины корпуса, и кормчие принялись довершать делёж. Но если с монетами всё шло гладко, без споров, то с разделом украшений долго рядились. Хорошо было бы их взвешивать, но весов ни у кого не оказалось, поэтому прикидывали ориентировочно, на глаз. И хоть разделили добычу поровну, однако все кормчие остались недовольны, каждый чувствовал себя обделённым.
        Так и просидели они весь день у судов, поглядывая на бушующее море.
        За ночь ветер стих, волнение почти успокоилось, только бежала крупная рябь.
        Кормчие дали команду сталкивать суда на воду.
        Навалились дружно. Все ратники по очереди окружали каждый ушкуй и толкали его к воде - после шторма вода отступила от берега. Корпуса были недалеко от воды, но оказались на суше полностью, а не наполовину, как вчера.
        Времени и трудов ушло много, новгородцы выдохлись. Они рубили деревья, делая из них катки, которые подсовывали под киль, и помогали слегами.
        Когда столкнули суда на воду, миновал полдень, хотя все проснулись рано, едва забрезжил рассвет.
        Все молча погрузились в ушкуи и подняли паруса. Кормчие стояли у рулевых вёсел, многие лежали на скамьях, отдыхая. Земли чужие, а они с набегом пришли; потому надо уносить ноги.
        Но вчерашняя задержка из-за шторма сыграла роковую роль.
        Часа через два хода ворон, сидевший на верхушке мачты, каркнул.
        Алексей сразу сбросил сонное оцепенение, приподнялся со скамьи и обвёл взглядом горизонт. Вдали виднелось что-то чёрное. Парус?
        Алексей показал рукой кормчему:
        - Корней, никак - корабль?
        Тот поднял ладонь козырьком к глазам, всмотрелся:
        - Точно, судно.
        Он достал из-за пазухи небольшой рожок и подудел в него, давая сигнал остальным ушкуям.
        Дудка подняла всех - это был тревожный сигнал. Далёкие паруса теперь увидели все. В этих водах ходили шведы либо корабли Ганзы. Если это любекские купцы, то не страшно, а вот если шведы? Наверняка жители ограбленного городка успели сообщить властям, а те отрядили погоню. Корабли у шведов хорошие, мореходность их высокая, да и воды они знают как свои пять пальцев.
        Кормчие скомандовали «На вёсла!». Конечно, вёсла добавят ходу, но Алексей в душе приказ кормчего не одобрял. Все и так вымотались, спуская суда с берега на воду, а теперь ещё на вёслах корячиться будут. А доведись воевать? Да ещё если корабль не один? Силы надо было беречь, поскольку в Неву войти они всё равно не успеют.
        Ушкуйники гребли что есть мочи, тем не менее не забывая поглядывать вправо. С левой стороны тянулся берег, справа приближались паруса, и ушкуйники поняли, что с судна их заметили, поскольку корабль изменил курс и теперь шёл им наперерез.
        Алексей раздумывал. В морских схватках он не участвовал, такой поход у него первый. Не разумнее было бы в таком случае пристать к берегу? У корабля осадка больше, и к самому берегу он подойти не сможет. Пушек на корабле нет, и, стало быть, шведам остаётся только десант.
        За кораблём на буксире обычно идёт небольшая лодка: капитана на берег высадить, депешу в порт отвезти - да мало ли какое поручение выполнить. В такой ялик людей много не войдёт - пяток, не больше. Потому небольшой десант перебить легко. И, по мнению Алексея, это лучший вариант. По суше подмога к шведам быстро не подойдёт, а ночью корабль и самим атаковать можно, на абордаж взять.
        Только вот мнения Алексея никто не спрашивал. Новичок, что с него взять? Да ещё с вороном дружбу водит.
        Потому гребли. Алексей не знал всех тонкостей, а кормчие стремились достичь отмелей. Там корабль пройти не сможет, а у ушкуя осадка полметра всего, и днище плоское, есть шансы проскочить.
        Корабль меж тем неуклонно приближался. Вскоре стали видны не только паруса, но и корпус. На корме судна болтался флаг.
        Глазастый Иван всмотрелся:
        - Корней! - прозвучал его крик. - Шведы! Как есть шведы!
        Ушкуи сблизились и шли почти борт к борту. Чтобы случайно не сломать вёсла, ушкуйники бросили грести и уложили вёсла на борт.
        Кормчие стали советоваться, принять бой или пристать к берегу? К отмелям, где корабль не пройдёт из-за осадки, они уже явно не успевали.
        Решено было идти, насколько возможно, а при сближении с кораблём разделиться на два судна и брать корабль на абордаж сразу, с обоих бортов.
        Команда шведского судна довольно небольшая - вроде немецкого когга, и по численности не превышала количество самих ушкуйников. Но борт корабля выше, и на него ещё взобраться нужно. К тому же атакующая сторона всегда несёт потери б?льшие, чем обороняющаяся, - это старая воинская истина.
        Кормчие решили, что шведский корабль всё равно не отстанет, даже если они высадятся на берег.
        А время работало против новгородцев. Шведский корабль имел хорошее парусное вооружение - две мачты и парус на бушприте, поэтому по скорости хода превосходил ушкуи. Строить корабли шведы всегда были мастера.
        Прошёл ещё час. Ушкуи шли под парусами и вёслами, но гребцы уже заметно подустали. Судёнышки делали не меньше пятнадцати узлов, но шведы приближались, и уже хорошо были различимы их лица и форма на моряках. Дистанция сократилась до кабельтова, по сухопутному - немного меньше двухсот метров.
        Кормчие решили - пора! На всех ушкуях прозвучали дудки, и раздалась команда:
        - Суши вёсла! К бою готовсь!
        Вёсла тут же были уложены, ратники стали надевать шлемы и кольчуги, опоясываться саблями.
        Алексей саблю взял в руки, не надевая ножен. Бой предполагался на море, и если случайно в воду упадёшь или столкнут, шансов выплыть у обременённого железом не будет.
        Ушкуи, как по команде, стали разом, дружно, поворачивать направо, мористее.
        На «шведе» манёвр заметили, зарифили паруса. По палубе и реям засуетились матросы, то и дело слышалась трель боцманской дудки. Шведы правильно поняли манёвр ушкуйников, и теперь им надо было успеть спустить паруса, разобрать оружие и готовиться к бою.
        Пройдя ещё немного по инерции, корабль потерял ход. Вдоль бортов выстроились моряки.
        Ушкуйники же сделали обманный финт. Они прошли мимо корабля, почти впритирку, и те, кто имел арбалеты, сделали залп. До самого абордажа дело ещё не дошло, а команда «шведа» уже понесла потери.
        - Парус спустить! Левый борт - греби!
        Ушкуи развернулись и подошли к кораблю с двух сторон. Новгородцы закинули на корабль кошки и подтянули концы, фактически намертво скрепив «шведа» с ушкуями. Ушкуйники кинулись на корабль.
        Шведы пытались рубить и колоть абордажными саблями, короткими пиками. Находясь выше ушкуев, на устойчивой палубе, они имели несомненное преимущество. Ушкуйникам же приходилось взбираться на борт чужого корабля, держа сабли или ножи в зубах. Однако новгородцы имели большой опыт ведения боёв - и на суше, и на море.
        Алексей подтянулся по верёвке от кошки, схватился за планширь и перевалился на палубу. К нему, размахивая саблей, метнулся моряк. Видимо, его учили сабельному бою, но приобрести опыт он ещё не успел. Он вертел саблей, но как-то неуверенно.
        Алексей успел выхватить изо рта саблю и начал ею отбиваться. Только вот пространства для манёвра не было, за его спиной находился фальшборт.
        Моряк надеялся на силу и частоту ударов и бил, как молотилка.
        Алексей пока отбивался, но смог улучить момент и нанёс противнику удар в живот. Моряк упал.
        Рядом кипел бой. Все перемешались, хаотично перемещаясь по палубе.
        Слева грянул выстрел. На корме, рядом с рулевым колесом, стоял офицер с пистолетом в руках - дым ещё вился вокруг него.
        «Капитан или старпом, - сообразил Алексей. - И пистолет разряжен, самое время напасть». Он взбежал по крутому трапу на кормовую надстройку.
        Офицер выхватил саблю и принял вычурную позу: левая рука согнута в локте и поднята, ноги тоже полусогнуты. Ну прямо французский бретёр!
        Офицер выжидал, пока Алексей нападёт первым.
        Алексей сделал один выпад, другой - офицер ловко их отбил.
        С противоположного, правого, трапа ворвался ушкуйник с огромной секирой в руке.
        - Чего ты с ним цацкаешься? Вот как надо! - он ударил офицера.
        Тот попытался прикрыться саблей. Звякнуло железо, и сабля в руках шведа переломилась у рукояти, а лезвие секиры вошло офицеру в грудь. Швед упал, подломившись в коленях, а ушкуйник спрыгнул на палубу, где вовсю кипел бой. Алексей последовал за ним.
        Шведы сгруппировались и стали отступать к носу корабля. Их оставалось не больше полутора десятков. Палуба была скользкой от крови и завалена телами убитых - потери понесли обе стороны.
        Ушкуйники дрались остервенело - у них не было выбора. Или они добьют шведов и вернутся домой, или сложат головы здесь. Шведы же формировали армию и флот из рекрутов, и насильно завербованный не имел такой мотивации, как вольный.
        Схватка ещё продолжалась, но исход был ясен обеим сторонам.
        - Сложите оружие и сдавайтесь! - закричал Мефодий.
        Моряки побросали оружие и подняли руки.
        - Руки марать не будем. Посадите их в лодку, что за бортом болтается, пусть гребут к берегу.
        Десяток оставшихся в живых шведских моряков уселся в маленькую лодку. Она была перегружена и едва не черпала бортом воду. Но до берега было недалеко, и лодка успешно дошла.
        Ушкуйники перевели дух и стали советоваться, что делать с кораблём. Бросить такой трофей - негоже. И тут кто-то закричал:
        - Вижу ещё корабль! К нам идёт!
        Все повернули головы.
        За боем никто не следил за окружающей обстановкой. Меж тем к месту боя спешил ещё один шведский корабль, значительно крупнее.
        - Уходить надо!
        Алексей побежал к камбузу на нижней палубе. Никита решил, что он хочет пошарить по кубрикам в поисках трофеев, но Алексей искал масло и угли. Если уж ушкуйники вынуждены будут покинуть корабль, так пусть он не достанется шведам.
        Масло нашлось в больших кувшинах. Алексею было всё равно, какое оно - оливковое, конопляное, льняное. Главное - оно горит.
        Он с трудом втащил по трапу скользкий от масла кувшин, видимо, кок был изрядный неряха. Опрокинув кувшин на палубу, он стал толкать его ногой - жидкое масло струёй лилось на доски.
        Никита, сидевший на планшире, понял задумку и прокричал что-то своим в ушкуе.
        Алексей снова побежал на камбуз.
        В небольшой каменной печке, стоявшей на большом медном листе, горел огонь. Но не голыми же руками его брать?
        Алексей схватил сковороду, зачерпнул ею горящие угли и побежал по трапу на верхнюю палубу. Запнувшись о ноги убитого шведа, едва не упал и с размаху широким веером рассыпал угли на доски.
        Сначала ему показалось, что масло не загорелось. Потом появились небольшие языки огня, копоть. Масло горело неохотно, но с каждой минутой занималось всё сильнее и сильнее.
        - Лёха, ты что, сгореть решил? - закричал Никита. - Драпаем отсюда!
        Алексей подбежал к борту, но тут же резко развернулся - уж больно была хороша валявшаяся на палубе секира. Схватив её, он перевалился через борт. Ушкуй приподняло волной, и прыгать почти не пришлось - он практически встал на его борт и спрыгнул на дно.
        - Руби концы, отходим! - закричал Корней.
        Обрубили верёвки от кошек, которые держали ушкуй рядом с кораблём шведов, и оттолкнулись от него вёслами. Вроде и задержался Алексей ненадолго, однако три ушкуя новгородских уже на кабельтов ушли. А вот второй шведский корабль изрядно приблизился. Чёрт, как не вовремя он появился! А взять «шведа» в качестве приза - было бы просто здорово, он немалых денег стоит.
        - Ставь паруса!
        Подтянули шкоты, и прямоугольный парус взмыл вверх. Перед форштевнем зашипела вода.
        - Это что же, мы двоих потеряли? - сокрушённо покачал головой Корней.
        - Мы ещё легко отделались, на других ушкуях потери поболе наших будут. Я двенадцать мёртвых насчитал, - отозвался Никита.
        - Со шведами вместе?
        - Зачем они мне? Новгородцев!
        Корней с беспокойством обернулся назад. «Швед» уже явно дымил. Пламени видно не было, но это вопрос времени. А новый преследователь стал намного ближе, и с сильно поредевшей ватажкой отбиться от него будет очень трудно. А ведь наверняка ещё и раненые есть.
        - Эх, до отмели не успеем, - с досадой сказал Корней. - Ну ещё немного бы!
        Ветер был устойчивый, попутный, но он помогал не только ушкуйникам, но и преследователю.
        Алексей перебрался к Корнею:
        - У меня план есть.
        - Говори, я весь внимание.
        - Мне бы пару добровольных помощников. Хочу вернуться на «шведа», распустить паруса и…
        - Погоди, он же горит… Твоими усилиями, между прочим, - перебил его Корней.
        - Ну, большого пожара на «шведе» ещё нет. Мы направим его на преследователя и устроим столкновение. Хорошо бы сцепиться, чтобы и другой корабль загорелся. В любом случае при ударе преследователь повреждён будет, не до нас ему станет.
        - Хм, а вы как же?
        - Вот! Вы за нами пойдёте. Если всё удастся, как задумали, вы нас подберёте. А если нет - уйдёте.
        Корней задумался, потом махнул рукой:
        - Выбора нет. Эй, зарифить паруса, поворачиваем!
        Ушкуй сбросил ход и стал разворачиваться.
        С других ушкуев манёвр заметили, раздались тревожные крики. Новгородцы махали руками и показывали на преследователя - куда, мол, Корней, лезешь? Сомнут ушкуй!
        Кормчий коротко объяснил команде задумку Алексея.
        На ушкуе повисла тишина. Погибнуть в бою - смерть геройская, а сгореть на чужом корабле? Такая перспектива пугала.
        - Чего задумались? Мы за вами пойдём! После тарана только продержитесь на воде немного, а уж мы вас подберём, не бросим. Слово даю!
        Первым встал Никита - собственно, именно на него и рассчитывал Алексей. Новгородец снял шапку и ударил ею о днище ушкуя:
        - Эх, где наша не пропадала! Алексей, я с тобой!
        - И я! - поднялся со своего места здоровяк Иван.
        У Алексея отлегло от сердца - один он бы не управился.
        Все трое сняли сапоги, пояса. Оружие брать с собой не требовалось, а вот облегчить себя - обязательно, те же сапоги плыть помешают. Может быть, и другие согласились бы, только плавать не все умели. Это уж потом Алексей с удивлением узнал, что корабельщики в большинстве своём воды боялись и не плавали. Потому как считалось, что в воде русалки живут, и водяные. Они под воду человека утянуть могут, на веки вечные пленником своим сделать. Суеверия эти старые, ещё языческие, но принятие православной веры их не изменило.
        Подошли к «шведу». От него уже валил густой серый дым, кое-где проблескивали языки пламени. А главное - доносился отвратительный запах горящей человеческой плоти.
        Забросили на борт единственную оставшуюся кошку. Никита и Алексей взобрались на борт «шведа». Иван вдруг упёрся:
        - Простите, братцы, не могу, мертвяки же горят…
        Чёрт, сам вызвался и струхнул. А вдвоём никак не управиться.
        Однако тут же поднялся Тихон, разделся до исподнего и молча забрался на борт «шведа».
        - Помогите развернуть посудину, - попросил Алексей.
        Верёвку от кошки привязали к корме ушкуя, и оставшиеся новгородцы сели на вёсла.
        Медленно, мучительно долго разворачивался корабль. Да и то сказать, гребцов четверо всего было. От напряжения жилы на лбу вздувались, едва не лопаясь.
        - Ну, парни, слушать мои команды! На мачту, распустить паруса! Нам надо набрать ход!
        Сам же, опасаясь наступить босыми ногами на огонь, пробежал на корму, к штурвалу.
        Никита и Тихон, как более опытные мореходы, кинулись не к мачте, а к бушприту. Это был носовой косой парус, и они расправили его в первую очередь, поскольку он позволял судну слушаться руля.
        Потом парни стянули с убитых сапоги, иначе к мачте подобраться было нельзя. Доски палубы уже горели, куда тут босиком? Получалось мешкотно, но ведь их было всего двое. Пока рифы распустили на одном парусе, потом поднялись вверх и другой задействовали.
        «Швед» набирал скорость. Ветром относило дым в сторону, но временами его сносило на корму, и тогда на надстройке нечем было дышать, и ничего не было видно.
        Однако парни сделали своё дело.
        - Всё, братцы. Низкий вам поклон, вы свою работу выполнили. А теперь оба за борт.
        - А вдруг тебе…
        - За борт! - заорал Алексей и сделал страшное лицо.
        Оба ушкуйника перекрестились и спрыгнули за борт.
        Шедший в полусотне метров сзади ушкуй сбросил ход, гребцы тут же подхватили Никиту и Тихона за руки и втянули на судёнышко.
        Огонь разгорался, доски палубы уже трещали, пламя проникло на нижнюю палубу, и из щелей валил дым. Ногам было уже тепло.
        «Не изжариться бы здесь самому», - подумал Алексей, стягивая с убитого офицера сапоги. Их подошва была из свиной кожи, толстая. Но натянул он их на себя с трудом, поскольку малы оказались и жали настолько сильно, что пришлось поджимать пальцы. Алексей успокаивал себя тем, что мучиться ему недолго. До преследователя уже рукой подать, два кабельтова, не больше. И сближались корабли быстро, находясь на встречных курсах.
        Шведский капитан понял, что навстречу ему идёт настоящий брандер. Столкновение и пожар - вот что ему грозило. Он стал поворачивать корабль. Но тот был крупнее и тяжелее горящего корабля, команда была многочисленнее, и, следовательно, инерция была больше.
        Алексей теперь боялся одного: за дымом, от которого уже щипало в глазах и они слезились, он не сможет ударить по подвижной цели. К тому же вращать тяжёлый штурвал надо было с упреждением. Сначала поворачиваешь его, а только через полминуты нос начитает уходить в сторону.
        Пламя уже бушевало вовсю, занялась мачта. Лишь бы огонь не добрался до парусов. Тогда судно потеряет ход, и вся затея выйдет пшиком, он только ушкуйников подставит. Пока его самого спасало от огня то, что он находился на кормовой надстройке. Сюда огонь ещё не взобрался, хотя вся палуба была уже объята пламенем.
        «Швед» почти развернулся, но Алексей с удовлетворением отметил, что не успевают они, догоняет их горящий корабль - ведь «швед» на манёвре потерял скорость. Алексей направил свой брандер носом точно в корму «шведа». Когда уже стало понятно, что таран неизбежен и до него остались считаные секунды, он бросился за борт.
        Ушёл под воду глубоко и уже там услышал сильный треск. Вынырнув, увидел, как подточенная огнём мачта подает на палубу «шведа». До него донёсся удар, крики… Теперь два корабля сцепились, как два лося рогами по весне, в брачных играх.
        Саженками Алексей поплыл к ушкую. Его подхватили и буквально выдернули из воды.
        - Ты как?
        - Жив!
        - А волосья твои где?
        Недоумевающий Алексей провёл руками по голове. Только редкие кустики волос остались, остальные сгорели. Когда и как это произошло, он даже не знал.
        - Чего встали? На вёсла и разворачиваемся! - скомандовал Корней.
        Алексей уселся на скамью и стянул с себя офицерские сапоги. Подошва, хоть и была толстой, местами почти прогорела. Однако босиком он бы точно не устоял на мостике, у руля.
        Под парусом и на вёслах они отошли от «шведов» на пару кабельтовых.
        - Суши вёсла!
        Все гребцы и сам Корней обернулись назад.
        Оба корабля сцепились и горели. У брандера уже прогорела обшивка, и были видны шпангоуты. Другой «швед» только начал гореть, но с него в воду уже прыгали моряки. Корабль был деревянным, горел быстро, и потушить его было почти невозможно. Горящая мачта, рухнувшая на него, сделала своё дело.
        Пожар на корабле в море - страшная картина. Вокруг полно воды, но пожар не потушить.
        Ушкуйники счастливо улыбались.
        - Чего лыбитесь? - охладил их радость Корней. - Алексея благодарите! Кабы не он, так «швед» нас просто потопил бы! На вёсла, своих догонять надо.
        Команды трёх ушкуев, покачивающихся на волнах, никуда не уходили, наблюдали за действом издалека и встретили возвращавшихся восторженными воплями.
        Плыли спокойно, под парусами, уже до вечера. Хоть силён и многочислен шведский флот, но он потерял сегодня два корабля. И вряд ли тут, в этих водах, будет находиться ещё один.
        Ночевали на берегу, уже за отмелями. На стоянке подходили к Алексею, хлопали по плечам и спине, выражая этим своё восхищение.
        А к вечеру следующего дня они уже вошли в Неву. Потом Ладога, Волхов и, как награда, - Великий Новгород.
        Едва увидев сияющие купола Святой Софии, ушкуйники разразились ликующими криками. Поход завершён, есть трофеи!
        Алексея же возвращение не радовало. Во-первых, исчез ворон, и произошло это при захвате ушкуями первого корабля. Куда он делся, Алексей не видел. Он пошёл вместе со всеми на абордаж, потом - бой, суматоха… На то, что ворона нет, он обратил внимание уже после тарана брандером «шведа». Спросил кормчего, ушкуйников - те только плечами пожали. До ворона ли, когда своя жизнь на волоске висела?
        И ещё одно беспокоило в душе. Раньше, во время попадания его в Византию, к Владимиру Мономаху, он служил императору, князю, был на службе государевой, считая это занятие почётным, нужным, важным для себя, государя, державы и веры православной.
        Да, потоплены два шведских корабля с командой, для короля Швеции - потеря ощутимая. Но ведь получилось случайно. Не столько шведской короне хотели насолить, сколько свою жизнь спасали. А по большому счёту, кто он теперь? Да разбойник с большой дороги! Обобрали саамскую деревню, разграбили город. Конечно - не бесчинствовали, не убивали всех, кто на глаза попадался, не насиловали, Боже упаси… Но мелко как-то, лишь бы мошну свою набить. Да, многие сейчас так живут и считают, что нормально. Вон ушкуйники - как радостно вопили, завидев Святую Софию. А как же десять заповедей Христа? «Не убий», «не укради»? Все считают себя православными, в Бога верят, в церковь ходят, крестятся. А меж тем команды не в полном составе вернулись, с четырёх ушкуев двенадцать человек положили за злато-серебро.
        И чем больше Алексей размышлял, тем яснее понимал - с ушкуйниками ему не по пути. Вот если бы они многими судами на Сарай, столицу Ордынскую, двинулись - тогда другое дело. И трофеи были бы, да и потрепать татар следовало. Обнаглели ведь, едва ли не каждый год набеги на русскую землю совершают, бесчинства творят, в полон, в рабство ужасное, вечное, людей угоняют. Возвращаются из него единицы, да и то те, кого родня выкупить сможет. Но даже таких случаев - единицы, по пальцам двух рук пересчитать можно. Кому нужна девка, с которой весь аул спал?
        Да и деньги собрать тяжело, посредников найти. Так и гибнут русские в плену на тяжёлых работах, от голода и холода. Зачем татарину о рабе ничтожном заботиться, если он в следующем набеге других возьмёт, полных сил и не истощённых? А и умрёт если, не велика беда: Русь рядом, и она необъятна.
        Не знали ушкуйники, что часть команды протараненного и потопленного судна спаслась, и уже через два дня король шведский узнаёт, что именно ушкуйники разбой учинили. Возмущённый, в ярости от нарушенного договора, уже следующим днём король пошлёт послов в Москву и Новгород с требованием найти и сурово наказать обидчиков.
        Василий Тёмный отпишется, что-де Новгород - сами по себе вольница, не хуже казаков, сладу с ними нет, не государевы они люди. В Новгороде посадники пообещают наказать, как и писано королём - сурово. Только пусть людишки с корабля укажут, что за ушкуи были, точно ли новгородские? Али псковские, али иные какие?
        В гневе король шведский приказал выставить в море, у берегов кораблей вдвое больше прежнего, да живота не жалеть, ежели ушкуйники с непрошеным визитом пожалуют.
        Меж тем ушкуи причалили в сторонке, на краю пристани. Шкурки кормчий пообещал скорнякам выгодно продать, а деньги по-братски поделить. Серебро и драгоценности делили тут же.
        Убитым долю выделили, как живым. Положено так было, семьям надо помочь.
        - Алексей, тебя-то где искать? - спросил его Корней.
        - Да на прежнем постоялом дворе. Надеюсь, не сгорел он ещё, - пошутил Алексей.
        - Типун тебе на язык! Завтра к вечеру жди, выручка за шкурки будет. Или мехами возьмёшь?
        - Зачем они мне?
        - И я тако же думаю. Ну, бывай. И о походе славном - никому, ни единой живой душе, даже спьяну. Мои-то парни уже учёные, язык за зубами держать умеют.
        - Не малец неразумный, знаю.
        - Удачно ты в нашу судовую команду попал. Саблю-то все знают, с какого конца держать, удалых в Новгороде - каждый второй. А вот умишком Бог многих обделил. Ты же на ходу ситуацию разрулил. Даже мне в голову такое не пришло бы. Тебе бы воеводой быть.
        - Был уже, - сорвалось у Алексея.
        - Да ну! А чего же молчал? Где, под чьей рукой?
        - Говорить не хочу, время не пришло.
        - Ага, понял. То-то я смотрю: странный ты какой-то. Вроде как все, но есть у тебя…
        Кормчий покрутил в воздухе кистью, подыскивая подходящее слово:
        - …стержень, что ли. Вроде как ты наперёд знаешь, что делать. Редкое по нынешним временам качество. И птица при тебе…
        - Да ты философ, Корней.
        - Это кто ж такой? Слова такого не слыхал, хотя по-немецки разумею, и на свейском хоть и не говорю, а понимаю.
        - Мыслитель.
        - Вона как? А что? Голова для этого человеку дадена - чтобы мыслить.
        Мешки со шкурами Иван и Тихон уже домой к кормчему унесли. Заторопился и он. В руке - мешочек небольшой кожаный с серебром. Впрочем, и у Алексея такой же.
        Лёгкий металл серебро, золото в подобном мешке руку бы оттягивало. Но в эти времена серебро не меньше золота ценилось. На Руси своих драгоценных металлов не добывали пока, и торговля с иноземными купцами была единственным путём пополнить запасы. Хотя позже чего только в стране не найдут - от железа до золота и алмазов. Но всему свой черёд.
        Алексей снял комнату на прежнем постоялом дворе. Зачем искать другой, если здесь кормят вкусно? Да и жить спокойно, поскольку гости - люди солидные, купцы из других земель. Это у торга номера снимают приезжие мастеровые да прочий подлый люд, пьют, дерутся и шумят.
        Только тот, кто долго путешествовал, жил в отрыве от цивилизации, может оценить мягкую, сухую и тёплую постель, вкусную и горячую похлёбку; а также спокойствие в сравнении со временем, когда напряжение не отпускает ни днём, ни ночью, когда любое встречное судно или просто всадник может оказаться врагом.
        Алексей забросил скудные пожитки в свою комнату и спустился в трапезную. Заказал себе щедрый ужин: щи с заячьими потрошками, жаренную целиком курицу и пироги с вязигой. А для завершения аппетитного натюрморта - кувшин пива. Обжорой он не был, ужаренная на вертеле курица была размером с голубя - не было тогда бройлерских кур величиной с индюка. Да и сидеть в трапезной он намеревался весь вечер, торопиться некуда. Новые лица, слухи городские - всё интересно.
        Уже когда глаза начали слипаться, он поднялся к себе в комнату. Эх, красота! Сбросив одежду и сапоги, он упал на матрас и сразу же захрапел.
        Утречком - на торг за новым исподним и рубашкой, а потом в баньку. Ух, удовольствие великое - смыть с себя многодневную пыль и грязь, чтобы кожа дышала. После баньки покажется - помолодел лет на пять, кровь в жилах заиграла. Теперь бы с девкой побаловаться! Гулящих девок полно. Угостил пивом, дал пятачок - твоя! Только вот сердце не лежало к таким забавам, заразу подцепить опасался. И вши да блохи - самые безобидные из них.
        К вечеру на постоялый двор Корней заявился слегка хмельной, довольный, рот до ушей.
        - Именины у тебя, Корней, что ли?
        - Ха! Что такое именины? Только голова на следующий день болит! Я шкурки выгодно продал. Договаривался со скорняками, а у меня всё оптом немцы купили, цену хорошую дали.
        Корней бросил на стол маленький, в ладонь всего, мешочек из сукна.
        - Твоя доля. Сочти!
        Алексей высыпал монеты. Восемь рублей серебром. Для этой жизни вполне неплохо, коня с седлом и сбруей купить можно.
        - Ты чего кислый такой?
        - Да после вчерашнего, - соврал Алексей.
        - Имеешь право! Ха-ха, вы все сегодня как сговорились. Я у Никиты был, у Тихона - дух от них тяжёлый. Набрались на радостях. Живые вернулись, ни одной царапины, да ещё с трофеями. Удачный поход! Парни говорят, что ты везучий. В прошлый поход с нами Никодим, новичок, ходил, упокой Господь его душу. Веришь, нет ли - всё наперекосяк пошло. Как по пословице: «За шерстью пошёл - сам стриженый вернулся». Может, пойдём, выпьем? Полечишься!
        - Слышать о ней не могу.
        - Ох как я тебя понимаю! Я вот с возрастом меру знать стал. Главное - пиво и вино не мешать.
        Корней осмотрел комнату Алексея, увидел новые приобретения - рубаху, пояс кожаный.
        - Молодца, времени даром не теряешь. А и правильно это, чего в обносках ходить, коли деньга в калите звенит. Неделю, может - десять дён отдыха даю. Вина попьешь, девок потискаешь.
        - А потом?
        - Потом вместе с другим ушкуем в Пермский край идём, пермяков потрясём немного. Говорят, там меха ценные - рысь, соболь, горностай. И едва ли не у каждого охотника. Раньше бы пошли, да теперь двоих, а то и троих в команду подбирать надо.
        - Тогда четверых.
        - Это почему?
        - Не пойду я с вами более.
        Алексей и сам не понял, почему он так сказал. Сказать, что уж совсем неожиданно? Похоже, думал об этом всё время, пока возвращались. Обмозговывал, даже когда в бане мылся или трапезничал. А теперь решение сразу пришло.
        Корней оторопел:
        - Разве мы обидели тебя чем?
        - Нет, Корней, с вашей стороны никаких притеснений не было. Я сам решил, не по мне такая жизнь.
        - Ну, как знаешь. Коли передумаешь, дай знать. Жаль!
        Глава 6. Рязань
        Сокрушённо покачивая головой, кормчий ушёл. Не понимал он Алексея. Набег удачный получился, и лучше бы хотелось, да некуда. Деньги хорошие взяли, а с таким удачливым и опытным бойцом и это не предел. Но насильно мил не будешь.
        Решение своё Алексей высказал Корнею во время разговора, но это было уже обдуманное, осознанное решение, которое он принял раньше. И на душе сразу стало легче.
        Был за ним должок, на рязанской земле. Дружинники рязанские полегли на заставе у засечной черты, он один чудом выжил. Да и умер бы, как и остальные, если бы не москвичи. Сыном боярским стал. Почётно, не холоп, не простолюдин. Но Боярин Кошкин погиб вместе с другими от руки ногайца или татарина. Поэтому Алексей решил вернуться в имение боярское. Детей у боярина не было, но супруга Аглая была. Вот он при ней и будет. И воинскую повинность отбывать будет, как и должен сын боярский. Тогда он и честь, и достоинство своё сохранит, и на душе спокойнее будет - всё лучше, чем разбойничать.
        Алексей повеселел - теперь у него есть цель в жизни.
        Он собрался на торг. Кошкин дал ему коня, оружие, броню - вот и явиться в имение его, пред глазами супружницы, он обязан в таком же виде. Тем более что есть деньги всё это приобрести. Конечно, практичнее было бы добраться до рязанских земель на корабле, быстрее и спокойнее. Но в Новгороде оружие качественное, из немецкой стали - как и ножи, и кольчуги. Шлем опять же нужен. Да и к коню привыкнет за дальнюю дорогу.
        С утра Алексей отправился на торг, в первую очередь - по оружейным лавкам. Какого оружия тут только не было! У него даже мысль мелькнула - вот бы сюда современного полицейского! Возмущённый увиденным, он бы дар речи потерял. Во-первых, горожане с ножами в открытую ходят. На поясе небольшой, по местным меркам, обеденный нож с лезвием сантиметров пятнадцать - он и нож, он же и вилка. Рядом боевой нож, с локоть длиной.
        Ножи имеют право носить свободные люди, не рабы. А уж в лавках смертоносного оружия на полк хватит. Сабли, мечи, пики, копья, сулицы, щиты и шлемы, кольчуги и панцири, луки и арбалеты - от многообразия дух захватывает.
        Однако Алексей чётко знал, что ему нужно. Больше всего времени он потратил на поиски кольчуги. Обычно она делалась по размеру, но это дело долгое, на несколько месяцев. Поэтому пришлось примерять готовые.
        Только одна пришлась ему по фигуре. Кольчуга - не плащ или иная какая одежда, её не растянешь и не ушьёшь, она не должна стеснять свободу движений.
        В выбранной кольчуге Алексею плетение понравилось, кольца все сварные - кропотливая работа. Он натянул кольчугу, присел, руками подвигал.
        Кузнец, торгующий своим товаром, смотрел ревниво.
        - Не волнуйся, товар надёжный, как для себя делал. Ежели с поддоспешником, любой удар выдержит.
        Кольчугу Алексей купил, не торгуясь, хотя кузнец просил недешево. Хороший товар дёшево стоить не будет, а кольчуга - не простой товар, ей ратник жизнь свою вручает.
        Со шлемом было проще. Сел на голове, не болтается, не жмёт, не давит. Сзади бармица кольчужная, наносник поднимающийся.
        Три рубля он отдал за шлем и кольчугу, целое состояние. За эти деньги деревеньку небольшую купить можно.
        Алексей отнёс покупки на постоялый двор, чтобы руки не оттягивали, и снова вернулся на торг - саблю придирчиво выбирал. Сложное это дело. Смотришь на иную - сама в руки просится, а возьмёшь, взмахнёшь - нет, не твоя. Рукоять не по руке, баланс не тот. Другая же и прикладиста, а качество стали на лезвии дрянное, такая в бою подвести может. И не о зазубринах речь, сломаться у рукояти для такой - обычное дело.
        Но подобрал он себе саблю и по руке, и по душе. Работой на испанскую похожа, хотя продавец клятвенно уверял, что арабская. А ножны для неё Алексей выбрал простые, не для красоты они. Это у князей и царедворцев ножны украшены серебром, всечкой золотой да каменьями самоцветными. Такое больше для статуса владельца подходит.
        Щит купил быстро - круглый, ясеневый, лёгкий. По краю окантовка железная, чтобы противник не разбил за несколько ударов.
        И эти покупки он отнёс на постоялый двор.
        Хозяин, увидев Алексея со щитом и саблей, улыбнулся:
        - Ты не на войну часом собрался?
        - Как придётся, - серьёзно ответил Алексей и снова направился на торг.
        Коня выбрать - целая наука. Лучше брать двух-трёхлетку. Такой конь полон сил, может выдержать погоню и вынести хозяина из передряги.
        Жеребцов смотреть Алексей не стал, больно уж своенравны они. Лучше выбрать мерина или кобылку. Кобылка даже лучше, понятливее, к владельцу привыкает быстрее.
        Ну хуже цыгана Алексей осматривал зубы, ноги, выискивая дефекты. Десятка два перебрал, пока нашёл то, что искал. Кобыла-трёхлетка, поджарая, каурой масти. Что импонировало - хозяин не нахваливал, как другие, и на вопросы отвечал кратко да ёмко. Они ударили по рукам.
        Недалеко, у шорников, Алексей купил для лошади потник, седло и сбрую. Купил также ржаного хлеба, угостил лошадь - ведь надо было завязывать дружбу.
        Кобылка покосилась лиловым глазом, обнюхала хлеб и аккуратно взяла с ладони мягкими губами. Есть контакт!
        Скормив хлеб, Алексей погладил лошадь по шее, а приведя на постоялый двор, завёл в денник. Дал слуге медяху, чтобы тот воды и овса ей задал. Отныне не только о своём брюхе думать надо.
        К лошадям Алексею было не привыкать. Куда бы его ни забрасывала судьба - катафрактом в Византию, дружинником к Мономаху - всюду конь был верным другом и помощником.
        Поужинав, Алексей поднялся в комнату и пересчитал оставшиеся деньги. Сегодняшние покупки не разорили его вконец, но удар по кошелю нанесли более чем ощутимый. Не будь покупок, на эти деньги можно было бы крепкий дом в Новгороде купить и год жить безбедно. А теперь хватит добраться до рязанских земель и полгода жить сносной, но без излишеств жизнью.
        Да чёрт с ними, с деньгами! Семьи у него нет - как нет и дома, копить не на что. Впрочем, можно было бы стать купцом, купить лавку, торговать и приумножать капиталы. Только такая жизнь не для него. Он воин по натуре, по призванию, и другой жизни для себя не мыслит.
        Всласть выспавшись, он позавтракал, оседлал лошадку и выехал. Полностью оделся ещё на постоялом дворе. Дорога дальняя, опасности могут подстерегать на каждом шагу. А что толку от кольчуги, если она покоится в перемётной суме, а не на теле? Вспомнилась пословица: «Нож хорош для того, у кого он есть, и плох для того, у кого его нет».
        Лошадь он не гнал - куда спешить? Давая ей возможность размяться, то голосом торопил слегка, то шагом пускал, давая отдых.
        Часа в три пополудни пустил травку пощипать, водой напоил. На перекрёстке дорог на постоялом дворе пообедал, для кобылки краюху хлеба прикупил.
        По пути по сторонам глазел. По виду полей сразу было видно, рачительному хозяину они принадлежат или лентяю. Где-то грядки с той же капустой или репой ухожены, а где-то чертополохом заросли. Огромна Русь, да единого хозяина в ней нет, на княжества раздроблена.
        Алексей уже проехал Великие Луки, Ржев, Вязьму. Держал он путь напрямую - на Переяславль-Рязанский. Это сейчас почти все дороги ведут через Москву, поскольку машины, поезда да самолёты сократили расстояния. А на лошадках каждую версту приходилось выгадывать, особенно если с обозом.
        Вот и Алексей наметил себе дорогу. Впереди Вязьма, Калуга, потом уж рязанские земли пойдут.
        Утром он выехал с постоялого двора в хорошем настроении. Выспался, поел, лошадь отдохнула. Погода прохладная, ветерок бодрящий, но солнце светит - последние сухие осенние деньки. До грязи и хлябей непролазных он вполне к намеченной цели добраться успеет. Это обозникам кашевариться надо, а если дождь сильный пойдёт, да обозы увязнут - хоть бросай. А ему налегке да верхом не страшно.
        Алексей запахнул поплотнее кафтан. К тяжести кольчуги и шлема он уже успел привыкнуть, благо навык в прошлом был, не забылся. Щит же на луке седла висел.
        Неделя ещё, от силы дней десять, если он из-за непогоды задержится и в имение Кошкина прибудет. Только вот некий червячок сомнения всё равно подтачивал его душу. Как примет его вдова? Да и принадлежит ли ещё ей имение? Может, продала уже да избу купила в Переяславле? Вопросов много, ответов нет. Да и не главное это, ратники везде нужны - хоть великому князю Рязанскому, хоть боярам его. Не пропадёт он, тем более что небольшие деньги есть ещё пока.
        Около полудня он услышал женский крик, внезапно оборвавшийся. И столько в нём безнадёги было, что сердце скребануло. Так кричат в беде, но когда помощи не ждут.
        Алексей остановился, стал по сторонам смотреть, но дорога была пустынной. Вокруг - только небольшие поля с уже убранным урожаем.
        Метрах в ста с небольшим овин стоял, похоже, оттуда крик донёсся.
        Алексей повернул лошадку и ударил в бока каблуками сапог. Плёткой он не пользовался - даже не имел её, лошадка разумной оказалась.
        Пока лошадь рысью летела к овину, он проверил, легко ли сабля из ножен выходит - всяко может случиться.
        Лошадь ещё остановиться не успела, как он спрыгнул и бросился к дверям овина, из глубины которого была отчётливо слышна возня.
        Алексей распахнул деревянную дверь. Полусумрак - в овине окон нет, только через распахнутый дверной проём свет и льётся. На копне сена девушка лет семнадцати в разорванной одежде, на ней - мужик со спущенными портками тощим задом двигает. Второй, тоже явно селянин, у девчонки обе руки держит, за голову заломил.
        Алексей выхватил саблю и плашмя ударил ею по голому заду. Сильно ударил, не жалея.
        Насильник взвыл от неожиданности и боли, вскочил, запутался в спущенных ниже колена портках и упал.
        Второй сразу понял - пахнет жареным, большими неприятностями. Он кинулся к двери, но Алексей успел подставить ему ногу, и мужик с размаху грохнулся об пол. Не давая ему подняться, Алексей стал его пинать, буквально перекатывая ногами по земле.
        Первый, получивший по заду, успел подтянуть портки и бочком-бочком, вдоль стены направился к выходу.
        Краем глаза Алексей заметил движение, прыгнул в сторону, приставил к шее саблю и упёрся её остриём в кадык мужика.
        - Почто беспредел творите?
        Однако мужик, чувствуя на шее остриё железа, боялся говорить.
        Алексей давление ослабил:
        - Будешь молчать - язык отрежу.
        - Так приблудная девка-то, ничья! Ты на харю её посмотри!
        «Харями» на Руси называли раскрашенные лубочные маски, надевавшиеся на праздники вроде Масленицы или Ивана Купалы - больше празднества языческие. Потом «харей» стали называть лица страшноватые, обезображенные оспой или травмами.
        Алексей повернулся к девушке. Разорванная в клочья понёва, сарафан и нательная рубаха не скрывали наготы. Фигура была просто восхитительная: полумячики грудей, точёная талия, широкие бёдра. Но вот лицо! Левая его половина была в ужасных рубцах, какие бывают только после ожогов. Правая выглядела вполне симпатично.
        - Насильничали? - спросил Алексей.
        Дураку понятно, чем мужики занимались, но он хотел услышать подтверждение.
        Девица кивнула. Она уже села и, беззвучно плача, пыталась прикрыть наготу обрывками одежды.
        За изнасилование на Руси полагалась суровая вира в доход князя и битьё батогами с вырыванием ноздрей.
        - Снимай зипун! - приказал Алексей тому, кто держал девушку за руки. - Ей отдай. А ты, - это относилось к насильнику, - рубаху.
        Оба попытались возмутиться - грабёж-де, но Алексей пнул насильника ногой в причинное место.
        Второй, глядя на скорчившегося насильника, сразу снял зипун.
        - Лохмотья свои сбрось, оденься! - приказал Алексей девушке.
        Та надела широкую для неё рубаху, натянула зипун.
        Алексей вложил саблю в ножны.
        Мужики подумали, что наказаны уже, и приободрились, но возмездие только начиналось. Алексей избил обоих до полусмерти, ничуть не жалея. Быдло понимает только силу, слова до него не доходят; да и поздно уже их воспитывать.
        Сбив кулаки в кровь, он устал и уселся на сено.
        - Дяденька, не бил бы ты их больше, - попросила девушка.
        - Жалко стало?
        - Ты уедешь, а они на мне отыграются, - она опустила голову.
        А ведь верно говорит. Ох, правы японцы, утверждающие, что если ты спас человека, то отвечаешь за него.
        - Со мной поедешь! - сразу решил Алексей. - Вещи есть?
        - Только то, что на мне было.
        - Пойдём.
        Выходя из овина, Алексей ещё раз пнул полубесчувственное тело.
        Девушка в чужой одежде со стороны выглядела, как чучело. Но, по крайней мере, нагота её прикрыта, и не холодно.
        Алексей вдел ногу в стремя и взлетел в седло.
        Девушка стояла в недоумении. Лошадь одна, куда ей садиться?
        Алексей протянул ей руку, она ухватилась за неё, и он рывком поднял её.
        - Садись за мной, на круп.
        Лошадь покосилась на девушку лиловым глазом.
        Алексей же удивился, как мало девушка весит, пушинка просто. Да есть ли в ней хоть полсотни килограммов? Он легонько толкнул коня каблуками сапог, и лошадка послушно затрусила к полевой дороге.
        - Ты кто такая?
        - Марфой меня зовут. Сирота я, в приживалках была у дальней родни - они двор постоялый держат. За столом прислуживала. А как масло кипящее на лицо мне нечаянно попало, сродственник выгнал. Сказал, что мне с такой рожей гостей только пугать. Так и попрошайничала. Где на пути милостыню просила, где с огородов репу и морковь тянула. Голод - не тётка, пирожка не даст.
        - Досталось тебе.
        - Хороших-то людей больше. Бывало, кусок хлебца подадут или зимой переночевать пустят. И ты вот попался, иначе они бы замордовали меня в овине.
        - Из каких краёв будешь?
        - Родня говорила - смоленская я. Только я родителей и отчего дома не помню.
        От девушки попахивало. То ли её немытым телом, то ли рубахой и зипуном с чужого плеча, потом мужским. Отмыть её надо, одеть.
        Так они добрались до небольшого села. Алексей направил коня к центру, где церковь высилась. Церковь в любом селе - центр. Там и торг быть должен, и постоялый двор. Торг, конечно, скромный.
        Пока Марфа коня стерегла, Алексей купил ей нижнюю рубаху, понёву, сарафан, зипун женский. Что хорошо - по размеру подбирать ничего не надо. Поясом утянул, и все дела. И про обувку не забыл, поршни заячьи приобрёл.
        Он завязал вещи в узел и попутно выяснил, где постоялый двор - он оказался за углом.
        Слуга принял лошадь с поклоном.
        - Расседлай, накорми-напои.
        - Всё в лучшем виде сделаю, гость дорогой.
        Сняв комнату, Алексей попросил хозяина натопить баньку. Девку отмыть надо было, да и самому помыться не помешает, уже десять дён в дороге, пропылился.
        - Как знал, - рассыпался в любезностях хозяин, - готова банька. Как обозы к вечеру останавливаться станут, баньку завсегда просят. Так что идите.
        Алексей узел с вещами в баню взял.
        Разделись в предбаннике, и он сразу рубаху и зипун мужицкие во двор выкинул.
        - Нечего им тут смердеть.
        В деревнях, да и в городах тоже зачастую в банях мылись всей семьёй. Натопить баню, нагреть воды больших трудов стоит. И не зазорно было мужикам, парням, девкам и бабам вместе мыться. Это уж позже под влиянием церкви мужчины и женщины раздельно купаться стали.
        Девушка, или, как было принято на Руси - девка, кинулась в мыльню, к горячей воде. Кусок хлеба-то перепадал ей иногда, а вот с баней было хуже. Летом в ручье, речке обмыться можно, а в холодное время года?
        Алексей в шайку деревянную, вроде высокого таза, воды навёл и из ковшика на девицу полил. Вода с её тела тёмная, грязная потекла. Потом она мочалкой со щёлоком яростно тёрлась, и её кожа на глазах белее становилась. Волосы трижды мыла, пока колтун на голове не разошёлся. Волосы длинные оказались, до поясницы. Посмотришь на неё со спины или с правого бока - красавица ладная, писаная, а вот с левого… Лучше и не глядеть.
        Алексей собой занимался. Он тоже пропылился, пропотел. Горячая водичка, щёлок вместо мыла да мочалка - и кожа задышала, пальцем проведёшь - скрипит. И запах чистоты, никакой дезодорант такого не даст.
        Девка на Алексея поглядывала, вроде как спросить чего-то хотела, да всё никак не решалась.
        Попарились они в парной, в предбанник вышли - на столе квас в кувшине стоит. Испили по кружке - ох, пробирает! Не иначе - с ржаным хлебом и хреном.
        Алексей развязал узел:
        - Одевайся, твоё теперь.
        Марфа руками всплеснула:
        - Новое всё?
        - Нет, с чучела огородного снял. Владей!
        У девушки градом полились слёзы. Прижав нательную рубаху к лицу, она изо всех сил пыталась успокоиться. Спустя некоторое время сказала:
        - Я ведь нового не носила никогда, всё время за хозяйкой донашивала. Не знаю, смогу ли когда-нибудь тебе отплатить?
        Алексей лишь головой покачал. Это как же надо девку замордовать, забить, чтобы она простым вещам радовалась? Не шубу же соболью или сапожки сафьяновые он ей купил.
        Помывшись, они сели за стол. Алексей заказал уху тройную, пироги с зайчатиной, кашу пшённую с тыквой. Себе - пива, ей - сыта сладкого.
        Девчонка ела мало.
        - Ты не стесняйся, - попытался приободрить её Алексей. - Кушать будем два раза в день, утром и вечером. Мне ехать ещё далеко, в рязанские земли.
        - И я с тобой. На коврике у твоей постели спать буду, только не бросай.
        В порыве отчаяния девушка едва не встала перед ним на колени прямо в трапезной, Алексей удержал. Люди вокруг, неудобно.
        Марфа быстро насытилась. Алексей же ел не спеша, раздумывая, что с нею делать. Лошадь-то выдюжит, вес у девушки небольшой, но куда её потом девать? У самого дома нет. И бросать нельзя, он уже ответственность за неё чувствовал. Понятно, что весь мир не обогреешь, но одной живой душе помочь надо. Глядишь, зачтётся в другой жизни. Да и не в этом дело. Человеком быть хочется, чтобы чести порухи не было. Муж он, для слабых - стариков, женщин и детей - защитником быть обязан, потому как мужчиной родился.
        Но сколько ни размышлял дальше Алексей, ничего придумать не мог. Решил отложить всё до Рязанщины. Вдовица Аглая не должна остаться равнодушной к судьбе этой девушки, почти ребёнка. Марфа производит впечатление совестливой, лиха хлебнула вдоволь. Такие и добро, и заботу ценят. Возьми её в служанки - не подведёт.
        Они прошли в комнату. Кровать деревянная хоть и не узкая, но на одного рассчитана. Два номера брать - дорого выйдет, не одна ночь ещё впереди, а он на одежду для девушки потратился. Расходы были непредвиденными, и теперь каждая медная деньга на счету.
        Девчонка уселась на лавку.
        Алексей разделся и откинул одеяло:
        - Чего сидишь? Раздевайся - и в постель!
        Марфа быстро разделась и нырнула под одеяло. Но Алексей, улёгшись рядом, повернулся к ней спиной. Был, конечно, соблазн. Рядом тело молодое, горячее, пахнет чистотой и ещё чем-то необъяснимым, чем женщины пахнут. Только понимал он, что обижать девушку нельзя. И так жизнь её со всех сторон била, много бед причинила.
        Алексей поворочался, чувствуя, что девчонка тоже не спит, дышит неровно, ждёт, когда Алексей приставать начнёт, иначе для чего он её с собой положил? Но не дождалась. Сначала он уснул - захрапел даже, а потом и она.
        Утром после завтрака продолжили путь. Алексей - уже по привычке - угостил лошадку краюхой ржаного хлеба с солью.
        Так они и тряслись до рязанских земель. Ночевали на постоялых дворах, спали на одной кровати - но как брат с сестрой.
        Когда земли рязанские пошли, Алексей дорогу к имению Кошкина выспросил и уже к вечеру добрался. Солнце к закату клониться стало, когда он остановился у знакомого мостика через речку. Сердце тревожно билось - как-то примет его Аглая? Не будет ли винить в смерти мужа? Сам-то жив остался, а вот помочь мужу выжить не сподобился.
        Так он и стоял в раздумье перед мостиком, как перед Калиновым мостом через речку Смородину. Вздохнул тяжело.
        Марфа, своим женским чутьём почувствовав его волнение, молчала.
        Алексей остановил лошадь у ворот. С виду ни ворота, ни изба не изменились. Только вот оживлённый прежде двор был пустынным, холопов не было видно.
        Он стащил Марфу с коня и постучал в ворота.
        Из-за избы хозяйской, где был флигелёк прислуги, вышел старый знакомец Захарий. Уже добрый знак, хоть узнать кое-что о судьбе боярина можно. Только вот поседел слуга, хоть и времени прошло не так много.
        Открыв калитку, Захарий несколько секунд молчал, потом проговорил:
        - Не пойму я что-то… Вроде на Алексея похож, да только сгинул он…
        - Я тот самый Алексей и есть. Рано ты меня похоронил, Захарий. Я с Аглаей поговорить хочу. Пустишь во двор?
        - Да что же это я? - очнулся Захарий. - Проходи!
        Слуга торопливо отпёр ворота.
        Алексей, ведя в поводу лошадь, прошёл на передний двор. Следом шагала Марфа.
        Захарий принял у Алексея лошадь.
        Хлопнула дверь, и на крыльцо вышла Аглая, ничуть не изменившаяся, на взгляд Алексея.
        - Гости к нам? Прошу в избу.
        Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел мужчина.
        Алексей остолбенел. Обмануться было невозможно: перед ним стоял сам, собственной персоной боярин Кошкин. Изменился, конечно, сильно: через висок и щеку грубый шрам пролёг от сабельного удара. Левый рукав рубахи подвязан, кисти не видно. Видимо, крепко боярину досталось - но жив!
        Оба не сводили глаз друг с друга.
        - Глазам своим не верю! Алексей, ты ли это?
        - Я, боярин!
        Боярин бросился с крыльца, хоть и не по чину было. По неписанным законам Алексей на крыльцо подняться должен был, поклон боярину отбить.
        Обнялись крепко, да так и застыли.
        - Вот уж не чаял тебя увидеть! Я думал, что все на заставе полегли.
        - А я думал - ты убит. Меня ранило сильно. Да повезло мне, мимо рать московская шла. Обнаружили меня, с собой на подводу взяли, выходили. Вот, к тебе вернулся, как видишь.
        - Радость у нас, Аглая! Сын боярский вернулся, почитай - с того света. Идём в дом, отпраздновать надо. Погоди, а это кто с тобой?
        - Сам не пойму. Не служанка, не рабыня, не холопка. Знакомая.
        - И ей место найдётся. Прошу в избу.
        Видно было, что боярин искренне рад.
        Слуги забегали, и с поварни запахло съестным.
        - Захарий, принеси из погреба вина фряжского. Давно такой радости не было! Молодец, Алексей, не забыл Кошкина! И у москвичей не остался, потому я вдвойне рад.
        Они сели трапезничать. Гостей не ждали, но стол был обильным. Курочка жареная, караси в сметане, капуста квашеная, яблоки мочёные, орехи в меду, сырники духом сытным исходили. Вина хозяин налил в кружки, женщин не обойдя.
        - За встречу! Оба не чаяли, что живыми встретимся, однако Господь сподобил.
        Выпили, отдали должное яствам на столе. Алексей и Марфа ещё утром ели, голодными были. Только насытиться им Кошкин не дал:
        - Не томи! Обскажи обстоятельно, где был, что повидал?
        И Алексей подробно рассказал, как он вернулся к заставе и нашёл там тела мёртвых своих товарищей, рязанских ратников, и троих ногайцев.
        - Не послушал я тогда тебя - насчёт старика-то! Опоил он нас какой-то дрянью, вот и поплатились. Грех на мне тяжкий за убитых дружинников, - перебил Алексея Кошкин, и по щекам его потекли слёзы. Он смахнул их рукавом. - Прости, расчувствовался я. Продолжай.
        Обе женщины слушали повествование Алексея, раскрыв от изумления рты. А он рассказывал о походе москвичей на Булгар и о том, что в Новгород ушёл.
        - А чего же не ко мне? - вскинулся Кошкин.
        - Эх, боярин! Я же полагал, что ты убит!
        - Понимаю. А меня едва живым наши порубежники нашли, весь в крови был, - Кошкин показал на шрам на лице. - И левой руки ниже локтя нет, - боярин поднял левое предплечье, показав пустой рукав. - Как кровью не истёк - загадка. Наши убитых на подводы складывать стали, а я застонал. Вот так и получилось, что в братской могиле не упокоили.
        - Тоже повезло. Зато я всех обидчиков убил.
        - Славно! Давай за то кубки поднимем!
        Они сидели до полуночи, уговорили изрядный кувшин вина, доели закуски. Слуги без вопросов Алексея с Марфой спать вместе уложили.
        Утром Алексей проснулся от стука в окно. Кое-как открыв глаза, какое-то время не мог понять - где это он? В голове долбит у него, или на самом деле кто-то в окно стучит?
        Обведя взглядом комнату, он увидел за оконной слюдой ворона, и сон как рукой сняло. Поднялся, распахнул створки, и в спальню ворвался свежий воздух. Осень!
        Ворон каркнул, причём негромко, даже деликатно как-то.
        - Заходи, коли прилетел! - пригласил его Алексей.
        Ворон перепрыгнул на подоконник внутрь комнаты. Неужели это тот самый ворон? И как только он его нашёл? Ведь он же пропал во время морского боя и не показывался больше.
        Алексей натянул портки и прошлёпал босыми ногами в поварню, где хлопотала кухарка.
        - Доброго утра. Кусочек пирога найдётся?
        - День уже. Завтракать скоро будем, боярин распорядился стол накрывать.
        - Да мне немного надо. Пирога кусочек прошу, или просто горсть зерна.
        У кухарки едва глаза на лоб от удивления не полезли. Однако туесок с зерном Алексею дала:
        - Отсыпь, сколь надо.
        Алексей зачерпнул пригоршню зерна, вернулся в комнату и высыпал зерно на стол.
        Ворон накинулся на угощение, видимо - голоден был. Конечно, поля убраны, пшеница и рожь в закромах уже, птице подкормиться нечем. Правда, ворон клювом долбил по столу изрядно, и от этих звуков проснулась Марфа. Она с удивлением глядела на большую чёрную птицу, клюющую со стола зерно:
        - Алексей, чего этот ворон у нас делает? - шёпотом спросила она.
        - Ест, не видишь, что ли? Друг это мой.
        - А, приручил? Понятно!
        Ворон, услышав разговор, перестал клевать и уставился на девушку.
        - Ой, боюсь я его, колдовская птица!
        - Он мне помогает, выручил раз крепко. Одевайся, в порядок себя приводи, завтракать будем.
        На завтрак была гречневая каша с мясом, яичница, копчёная белорыбица, ну и сыто сладкое.
        После завтрака, когда холопы убрали со стола, Кошкин завёл разговор:
        - Полагаю, ты не просто так вернулся, чтобы меня проведать?
        - Прав ты, боярин.
        - Конь у тебя справный, кольчуга, при оружии ты. Всё не нашей выделки, и так думаю, что больших денег это всё стоит.
        - И опять в точку. Немецкое железо, в Великом Новгороде купил.
        - Никак - клад нашёл? - усмехнулся боярин.
        - Кабы так… С ушкуйниками ходил, набегом на шведов да саамов.
        - Так с ними, как я прослышал, мир вроде подписывали?
        - Выходит, свободным людям новгородским договор не указ. Только честно скажу тебе, боярин, не по мне это. Трофеи богатые взяли, риску много. С двумя кораблями шведскими на обратном пути биться пришлось.
        - Неужели сдюжили?
        - Ну да. Видишь, я здесь, перед тобой, а они рыб кормят.
        - Лихо!
        - Разбой это, дело пустое, только мошну набить. Славы не добудешь, а для чести урон. Кабы князю, Отчизне послужил… Не всё в этом мире деньгами измерить можно.
        - Так ты послужить хочешь?
        - А иначе зачем бы я всю свою долю, что саблей добыл, на оружие и снаряжение потратил? Можно было избу в Новгороде или Пскове купить да жить припеваючи.
        - Хм, слышу я слова не мальчика, но мужа достойного. Захарий!
        Явился слуга.
        - Разговор у нас серьёзный. Принеси-ка вина!
        Когда на столе появился кувшин с вином и две кружки, боярин слугу отпустил, а вино сам разлил - в знак уважения к собеседнику. Так делают при разговоре с равным, иначе бы слуга разливал.
        Алексей этот жест оценил.
        На Руси были традиции, жёсткие нормы поведения. Например, если гость в имение приехал равный по чину хозяину, хозяину полагалось спуститься с крыльца и встречать гостя на середине двора. Князя или столбового боярина положено было приветить у ворот, а человека служилого или боярина худородного - и вовсе стоя на крыльце.
        - Не ошибся я в тебе, Алексей, есть в тебе стержень! Давай выпьем за мужей славных. И за тех, кто жив, как мы с тобой, и за тех, кто голову сложил за Отчизну.
        Они выпили до дна и закусили.
        - Теперь давай о тебе поговорим. Будешь у меня служить?
        - За тем и вернулся.
        - Похвально! Условия прежние. Хочешь, выселки себе бери на пропитание, хочешь - в имении живи. Я-то к ратной службе не годен уже, а двоих ратников каждый год выставлять должен.
        - А второй кто?
        - Второго нет пока. А что за девица с тобой? Сама пригожая, ладная, а лицо… - Боярин сокрушённо покачал головой.
        - Никто она мне, сироту подобрал. Просить тебя хочу - возьми её в прислуги, за крышу да пропитание служить будет.
        - Так спишь ты вроде с ней? Полюбовница?
        - Не поверишь - как брат и сестра. Постель одна, это верно. Не было денег на ещё одну комнату в постоялых дворах. Но не прелюбодействовал я с ней, не было этого.
        - Надо же… А по твоему виду не скажешь, что святоша.
        - Досталось ей в жизни, зачем обижать?
        - Ладно, беру. Только если не полюбовница она тебе, отныне пусть в людской спит, на женской половине. Блуда в доме своём не потерплю. Кабы венчаны были…
        - Понял, спасибо тебе.
        - Эх, мне бы ещё одного ратника! Сам понимаешь, не выставлю - землицу урежут.
        - Тут я тебе не помощник.
        - А хочешь, выбери холопа из молодых, научи. Оружие, коня я дам! - загорелся Кошкин.
        - Я-то не против, только ты же понимаешь, боярин, что человек сам желать должен? А если он за сохой ходил и другого дела для себя не мыслит, какой из него воин? Да и долгое это дело - воина обучить.
        - Время пока терпит. Мне, по руке моей, послабление на год дали, - боярин поднял культю.
        - Тогда приглядывай холопа сам или со стороны бери, а я научу.
        - Давай за то выпьем! - Кошкин радостно улыбался.
        Его можно было понять. Князь с него жёстко спрашивает. Имеешь землю - дружинников выставляй для службы. А откуда их взять? То крымчаки нападут, то волжские татары, то ногайцы, а то и Литва подступится. Ратники гибнут, а холопов в плен угоняют - кто спрятаться не успел. Где новых людишек взять? Детишки у холопов есть, да когда они подрастут?
        И Алексей стал понемногу заниматься воинскими искусствами. Саблей фехтовал с воображаемым противником, сулицу - коротенькое копьецо - в чурбак кидал, пока в щепы его не превратил. По утрам бегал, да с утяжелениями - на загривок мешок с песком клал, да с полной боевой выкладкой.
        Холопы поначалу удивлялись:
        - Чудит сын-то боярский!
        А боярин кивал одобрительно - воинскую службу он знал.
        Вопрос с людьми решился неожиданно быстро. В одну из ночей в ворота застучал гонец, прискакавший на взмыленной лошади.
        Захарий побежал открывать.
        - Боярина зови немедля.
        Боярин вышел на крыльцо.
        - На Нижнюю Масловку татары напали! Боярин Шутов помощи просит!
        - Ах ты, беда какая! Скачи в Дубняки, к боярину Звереву, тоже пусть собирается.
        - Не могу! Лошадь насилу на ногах стоит, едва не запалил я её.
        - Захарий, седлай коня, скачи в Дубняки!
        - Понял уже.
        Захарий стал седлать лошадь и довольно быстро выехал со двора. Гнать, даже по дороге, в такую темень опасно. Не ровён час, лошадь споткнётся, и себе ноги переломает, и всадника покалечит.
        Алексей шум, стук в ворота и часть разговора услышал, собираться стал как на войну - поддоспешник, кольчуга, шлем. Сапогами притопнул, портянки осаживая. Саблей опоясался, щит схватил. В коридоре с боярином столкнулся.
        - Готов уже? Молодца! Гонец дорогу покажет.
        В конюшне у лошадей хлопотал молодой холоп. Для Алексея его лошадь оседлал да взнуздал. А для гонца запасную лошадь боярина вывел - по его же распоряжению, ворота распахнул.
        Боярин крестным знамением Алексея благословил:
        - Бей нечестивых, чтобы путь сюда забыли!
        Оба всадника вынеслись со двора. Впереди гонец скакал, за ним - Алексей. Как гонец дорогу различал, непонятно. Чтобы глаза ветками не выхлестать, Алексей к шее лошади прильнул.
        - Сколько татар? - крикнул он гонцу.
        - Кто их считал? Десяток-два!
        Понятно. Татары в набеги на Русь, на Польшу, Литву ходили почти ежегодно. Но тогда двигалось большое войско. Набеги же по своему усмотрению проводила местная знать. Собрали десяток-два-три воинов со стойбища - и айда на Русь, за трофеями! Кровь разогнать, потешиться, пленных захватить.
        Такие рейды были скоротечными. Налетели, кого можно порубали, остальных верёвками связали - и быстрее уходить, пока русичи силы не собрали да не перебили нападавших. И такие случаи бывали.
        Сначала Алексей услышал колокольный набат. Непрерывно бил колокол, оповещая народ, - тревога! Потом, едва ли не под копыта скачущих лошадей, выбежал из кустов мальчонка лет семи, в одной длинной рубашке - успел отпрянуть.
        - Деревня рядом! - прокричал гонец.
        - Где боярский дом?
        - Прямо! А за окраиной - монастырь! Деревенские туда побежали!
        - Останься на опушке, не то сам к татарам попадёшь!
        Гонец натянул поводья, останавливая лошадь, Алексей же ворвался в деревню.
        Одна изба пустая, ворота и двери настежь распахнуты, во дворе труп селянина лежит. И во втором доме такая же картина.
        Немного поодаль - боярская усадьба. Оттуда крики доносятся, звон оружия - держатся ещё!
        Из-за туч на короткий миг выглянула луна, но её призрачного света хватило Алексею, чтобы понять, где татары. Они прыгали с коней на забор, пытаясь ворваться во двор.
        Изнутри отбивались осаждённые. Забор крепкий, тын дубовый - но это не крепостные стены.
        Алексей подскакал. Татары вначале не обратили на него никакого внимания, думая, что это свой. Пользуясь моментом, Алексей полоснул одного татарина по спине, второму отсёк правую руку.
        Татары закричали - теперь они оказались в невыгодном положении. Спереди - тын и запертые ворота, сзади - всадник, да не холоп какой-нибудь, а дружинник в полном боевом облачении. Шлем под луной матово светится на нём, кольчуга рыбной чешуёй переливается - а вдруг это только первый из подоспевшей дружины?
        И татары на своих низкорослых и мохноногих лошадёнках бросились в сторону. Алексей - за ними. Один из татар на скаку лук с плеча сдёрнул, секунда - и стрела, звонко ударив в шлем, отрикошетила.
        Обычно татары в набегах применяли стрелы с широкими наконечниками. Такие хороши для охоты на зверя или против не защищённого бронёй воина. Раны они оставляют широкие, наконечник извлекается с трудом, разрывая мышцы и сухожилия.
        Против воинов в доспехах применяли стрелы с узкими, гранёными наконечниками, называемыми калёными. Те пробивали кольчугу качества посредственного даже издалека, а в упор - и иноземного плетения, из отличной стали.
        Алексей догнал стрелявшего.
        Услышав за собой шумное дыхание чужой лошади, татарин завизжал, никак смерть свою почуял! Он попытался лук на плечо забросить, да не успел - Алексей нанёс ему удар под основание шеи. Татарина завалило набок, он сполз с лошади и упал. Оставшиеся двое поддали ходу.
        Лошади татарские были выносливы, могли бежать долго, но в скорости уступали нашим. Они были неприхотливы, овса не знали, летом и зимой питались подножным кормом. Татары не косили траву, не делали стогов с сеном. Лошади их зимой разгребали копытами снег и ели пожухлую траву.
        Для татарина, как и для другого степняка, лошадь была всем - транспортом, печкой зимой в походе, движимым запасом еды. Конину варили, делали из неё колбасу, коптили, вялили. В походе за основной лошадью татарин вёл двух запасных, пересаживаясь с уставшей лошади на свежую прямо на ходу. И ел он на ходу, спал - даже оправлялся. Потому и скорость передвижения в набеге была очень высокой. За световой день они преодолевали по сотне, а то и с лишком, километров.
        Для русских князей всё это вначале дивно было. Дозоры дальние докладывают, что пыль большая, тучей висит на горизонте. Но пока князь затылок чешет, орда татарская уже рядом. Столько конницы, сколько у татар, не имела ни одна армия.
        Темно, местности Алексей не знает - где переулки, колодцы, заборы? А ведь такое препятствие на ходу убить может.
        Он вернулся к боярскому дому:
        - Эй, хозяева! Живые?
        - А ты кто? - раздалось в ответ.
        - Сын боярский Алексей, боярина Кошкина.
        Над тыном показалась голова.
        - Вроде на нашего похож…
        - Ты Шутов?
        - Холоп его.
        - Боярина зови!
        - Туточки я! - Над забором возникла вторая голова - в шлеме-шишаке.
        - Сказывают, люди к монастырю побежали. Выручать их надо!
        - У меня здесь холопов, которые оружие могут держать, всего трое. С кем выручать-то? Может, от боярина Зверева из Дубняков помощь подоспеет?
        - Если и подоспеет, то не скоро. Дубняки далеко.
        Алексей развернул лошадь. Боится боярин дом бросить - его дело. А ему надо к монастырю скакать. Монахи - народ серьёзный, без боя не сдадутся, а если стены высокие и крепкие, они долгую осаду выдержат.
        - Боярин, монастырь где?
        - За углом налево. Ты что, в одиночку хочешь с татарами драться? Один в поле не воин!
        Но Алексей уже тронул лошадь. Скакать во весь опор не следует, но и стоять на месте, когда там, у монастыря, татары злодействуют, душа не лежала.
        Так он и ехал шагом, ориентируясь на звук колокола.
        Показались белые стены монастыря. Невелик он, и стены не высокие - но каменные, такие сломать только катапультами можно, коих у татар не было. Стало быть, держатся ещё. И крики слышны.
        Навстречу Алексею выбежала растрепанная баба с обезумевшими глазами. Алексей наклонился и схватил её за руку:
        - Что-нибудь соображаешь?
        Селянка завизжала и стала вырываться - за татарина его приняла.
        Алексей влепил ей пощёчину, и крик оборвался.
        - Рязанский я, свой! Татар сколько?
        - Не знаю, полно! Едва вырвалась!
        - К боярину в дом беги, там тихо.
        Чёрт, что же делать? Шутов прав был, один в поле не воин. Двух-трёх ратников бы ему - да ударить в тыл! Подойдут ли на помощь дружинники боярина Зверева? А если и на его имение напали?
        Была у татар такая тактика. Сотня распадалась по три-четыре группы, и они сразу грабили несколько деревень, собираясь потом в обусловленном месте.
        Но вроде пожаров в округе не видать. Когда нападают большими силами, в злобе жгут избы и амбары, не боятся. А малым отрядом жечь остерегаются, для близлежащих сёл и деревень это признак тревоги - чужаки рядом.
        Эх, была не была - Алексей направил лошадь к монастырю.
        Навстречу ему скакал конный, наверняка чужак. Поперёк лошади у неизвестного что-то лежало - человек или мешок с награбленным добром.
        Когда они уж вовсе сблизились, Алексей выкрикнул одно из немногих татарских слов, которые знал:
        - Якши! - и тут же ударил саблей.
        Татарин к выпаду готов не был, вскрикнул и упал на свою ношу.
        Неожиданно мешок зашевелился.
        - Эй, кто там?
        В ответ - молчание.
        Алексей спрыгнул с лошади, схватился за мешок и нащупал ноги. Стянув мешок на землю, он поставил человека на ноги и сбросил с него мешок.
        Девка! Во рту кляп, руки за спиной ремешком стянуты.
        Алексей вытащил у неё изо рта кляп, но неожиданно девка плюнула ему в лицо.
        Алексей невольно отшатнулся и, утёршись, выпалил:
        - Сдурела?
        - Так ты рязанец?
        Алексей отступил от неё на шаг и рукой указал на землю:
        - Вон обидчик твой, в него плюй!
        Ножом он разрезал кожаные путы, и девка стала растирать запястья.
        - Сколько татар в монастыре?
        - Думаешь, из мешка видно?
        - Беги к дому боярина!
        Взяв поводья татарской лошади, Алексей привязал их к луке седла своей лошади. В темноте за своего сойдёт, лошадь вроде как заводная.
        Сняв с татарина малахай, он натянул его прямо на свой шлем. Так шлем отблескивать не будет, и он опять же в темноте сойдёт за своего.
        Завершив все эти приготовления, Алексей вскочил на коня.
        Копыта лошади прогромыхали по небольшому бревенчатому мосту, и на фоне белых монастырских стен Алексею стали видны татары. Они спешились - пешим штурмовать удобнее. И вроде немного их тут, не больше десятка, но для одного человека - с избытком.
        Неожиданно со стены монастыря на татар полилась кипящая вода. Крики ошпаренных, крики боли, радостные вопли монахов! Момент подходящий!
        Алексей обернулся, отсёк саблей поводья татарской лошади - сейчас она только мешать будет - и тронул каблуками бока лошади. Саблю он держал в опущенной руке, чтобы блеском стали не выдать себя.
        С ходу, слегка наклонившись вправо, он ударил одного по голове, сделал полуоборот влево и нанёс ещё один удар. Лошадь смяла ещё одного татарина.
        Монахи, находившиеся на монастырской стене, ничего не могли понять - что за бой внизу и кто его ведёт?
        Алексей же опасался одного - как бы монахи снова кипящую воду или того хуже - кипящую смолу - сверху не вылили. Он круто развернул коня: татары уже пришли в себя и могли кинуться на него.
        С монастырской стены донёсся крик:
        - Шутов, ты ли это?
        - Я!
        Алексей ответил не задумываясь, понимая, что пока он объясняться будет по поводу того, что он дружинник боярина Кошкина, татары его в оборот возьмут. Проще соврать, для дела сейчас полезнее.
        Со стены бросили две сулицы - причём удачно. Татары-то к Алексею повернулись, спины подставили.
        Один из монахов железную кошку бросил - они ими деревянные вёдра из колодцев достают, коли те срываются. Острыми крючьями кошка вонзилась в тело татарина.
        Монахи потянули кошку на себя, и как татарин ни пытался освободиться, вытащили его на стену и добили дубинами.
        Вот это помощь! Двое ошпаренных корчатся у стены, да один невредимый пока ещё к лошадям бежит.
        Алексей бросился за ним.
        Татарин, как заяц, стал петлять, пытаясь уйти от погони. Но куда пешему от конного уйти? Догнав татарина, Алексей зарубил его.
        С монастырской стены снова раздался крик:
        - Шутов, ты один?
        - Один, - невозмутимо отозвался Алексей.
        - Несколько татар наших людей в полон взяли. Вон туда, на Мелентьево погнали.
        - Понял! Кто-нибудь из вас на коне сидел? Помощь мне нужна!
        Монахи стали переговариваться.
        - Будет тебе помощь!
        Монастырские ворота монахи побоялись открывать, спустили со стены на верёвке монаха в чёрном подряснике.
        - Саблю возьми для себя - вон татары лежат.
        Монах, судя по быстрым движениям - молодой, вытащил саблю из ножен убитого татарина.
        - Там кони татарские стоят, выбирай себе любого.
        Сделать это оказалось непросто. Кони знали своих хозяев и чужого к себе не подпускали, кусались.
        Монаху помог Алексей, врезав одной лошади кулаком промеж глаз. Та очумело замотала головой и враз присмирела.
        - Садись, дорогу покажешь. Догонять наших надо.
        Монах поскакал впереди, только полы подрясника развевались, как чёрные крылья. Ни дать ни взять - настоящий демон смерти.
        Четверть часа скачки - и впереди показалась тёмная масса. До Алексея и его спутника доносились удары и стоны - это татары хлестали людей ногайками, чтобы те шли быстрее.
        - Я слева, ты справа, - шепнул Алексей монаху и тут же крикнул: - Бей татар!
        Они налетели на колонну, как филины в ночи.
        Татары не ожидали сзади удара конных, и потому двоих из них удалось срубить сразу. Ещё двое, ехавшие впереди, развернулись и кинулись в атаку, по обыкновению своему завизжав. Ну да не на слабаков напали, не напугают!
        Трудно биться в темноте, удар запросто пропустить можно.
        Алексей обменивался с татарином ударами, лихорадочно пытаясь придумать, как бы его половчее снять.
        В это время на дороге, позади татар, раздался конский топот. Не выдержав, татарин обернулся на миг - поглядеть, свои или чужие за спиной? Тут-то его Алексей и подловил, уколол саблей в бок - едва дотянувшись, почти лёг при этом на шею своей лошади.
        Подскакав к татарину, который бился с монахом, сильно ударил его по правому плечу саблей - но плашмя. Такой удар сушит руку, и она перестаёт слушаться.
        Сабля выпала из руки татарина.
        Пленные стояли, смотрели на бой. Их было человек двадцать, и убежать они не могли - связаны одной верёвкой.
        Алексей показал татарину саблей на землю:
        - Слазь, а то зарублю.
        Татарин послушно слез.
        И монах, и Алексей время от времени поглядывали назад. Кого несёт сюда - татар или рязанцев? От этого теперь зависела жизнь пленных, да и самих Алексея с монахом.
        Из-за деревьев выехали конные, и Алексей увидел, что в свете луны на их головах поблёскивали шлемы. От сердца у него отлегло - свои.
        Всадники подъехали поближе, и татарин сник. Надеялся, видимо, считал, что свои едут.
        Алексей же насторожился. Раз своих ждёт, значит - где-то ещё супостат разбойничает.
        Группу всадников возглавлял Захарий. Это он подмогу из Дубняков привёл, четверых ратников.
        В темноте Захарий как-то узрел Алексея:
        - Алексей, показывай, где басурмане?
        - Алексей? - изумился монах. - Ты же говорил, что боярин Шутов? То-то я голос не узнаю!
        - Какая тебе разница? Дружинник я боярина Кошкина. Просто объяснять долго было, да и не время.
        - А и верно!
        К Алексею подъехал старший из дружинников.
        - Что тут?
        - Похоже, справились. Только сдаётся мне, что где-то рядом ещё татары есть, не иначе - соседей грабят. Сейчас мы татарина спросим.
        Алексей спрыгнул с коня и бросил монаху:
        - Ты бы людей развязал, пусть по домам идут. Сабля вон у тебя в руках - верёвку руби.
        Алексей загнал свою саблю в ножны, взял татарина за отворот тёплого войлочного халата - такие железной проволокой простёгивают, для защиты. И тепло, и саблей не сразу разрубишь.
        - Где татары?
        - Все у монастыря были!
        - Не ври мне! Если будешь врать, для начала глаз выколю. Я тебя гостем на нашу землю не звал, и мне тебя не жалко.
        - Мурза Чет с двумя десятками людей в соседнем селе, - выдавил из себя татарин.
        - Сколько всего в набег пошло?
        - Пять десятков.
        Монах разрезал на пленных путы, разрубил верёвку. Натерпевшиеся страху, ожидавшие впереди только рабство, люди набросились на татарина. Они его били голыми руками, пинали, рвали волосы, царапали лицо.
        Татарин пытался отбиваться, но его повалили и стали топтать. Очень скоро он затих, а толпа продолжала неистовствовать.
        - Будя! - вмешался монах. - Идите по домам. Что вы, как псы!
        - Ты их не стыди, они сейчас из рабов снова свободными людьми стали, - остановил его Алексей. - Ты скажи лучше, с нами едешь на басурман или к себе в монастырь?
        - Послушник я, не монах. Успею ещё на послушание. Потому с вами еду.
        - Вот и лады. Ты местный, веди.
        Соседняя деревня была одна, верстах в пяти.
        Поскакали туда. Была надежда, что живущий там боярин тоже без боя не сдастся, положит хоть нескольких нехристей. Однако, не доезжая и версты до Бутурлиновки, они натолкнулись на пешую колонну пленных.
        Татар вырубили с ходу - их было всего двое. Понадеявшись, что пленные связаны, а они сами при оружии, татары были беспечны и никаких мер предосторожности не приняли.
        Оказалось, что боярина они зарубили, хоть и успел он двух татар сразить. Оставшиеся же басурмане грабили деревню.
        Главное было сделано, людей Алексей с монахом освободили. То, что их пожитки скудные татары заберут, беда невелика. Только вот куда деваться освобождённым пленным? Бутурлиновка разграблена, боярин убит. Назад вернуться - снова в плен попасть.
        Поразмыслив несколько секунд, Алексей предложил:
        - К Кошкину пойдёте?
        - Пойдём. Нам бы крышу над головой и защиту.
        Алексей коротко посовещался с дружинниками зверевскими. Мало их, чтобы в ночи деревню атаковать, главное - люди освобождены. И решил Алексей селян к новому месту жительства сопровождать - тем более что и дружинникам по пути, всё надежда есть довести в целости.
        Они двинулись назад, в Масловку. Там от них отделился и поскакал в монастырь послушник.
        - Братии привет передавай, и поклон тоже, хорошо они монастырь обороняют.
        - Непременно настоятелю скажу. А как тебя кличут?
        - Алексей я, Терехов.
        - Запомню.
        Уже под утро, когда на востоке сереть начало, колонна бывших пленных перешла мост через речку у имения Кошкина.
        Алексей предложил дружинникам к боярину заехать, но те отказались.
        - У вас отбились, а вдруг на Дубняки нападут? Нет уж: за приглашение спасибо, но мы к себе.
        И ускакали.
        Алексей оглядел бывших пленных. В основном это были люди молодые или среднего возраста - мужики, парни, девки, бабы. Хорошее пополнение у Кошкина будет.
        Глава 7. Новики
        Боярин не спал и был в тревоге. Едва заслышав перестук копыт и голоса людей, он выскочил на крыльцо - всяко ведь могло повернуться. Вдруг татары и сюда добрались? Но увидев Алексея и Захария верхами, заулыбался.
        Захарий спрыгнул с коня и стал отворять ворота.
        Алексей спешился и завёл лошадь во двор.
        - Здрав буди, боярин. Пополнение нужно? Вон сколько людей мы привели.
        - Нужно, ох нужно! Пусть заходят. Захарий, кликни холопов, пусть людей накормят, а потом в людскую. Я полагаю, отдых им нужен после перехода. Чьих будут?
        - Из Бутурлиновки. Боярин их погиб, а мы отбили их у татар - уже в полон вели.
        - Из Бутурлиновки? Там же боярин Никандров был! Жаль мужа достойного, хороший человек погиб.
        - В Нижней Масловке монастырь хорошо оборонялся, урон татарам немалый нанесли.
        - Настоятель там толковый, стены каменные поставил.
        - Тебе в имении такие тоже не помешали бы.
        - Людей не было.
        Боярин жадными глазами смотрел на проходящих мимо бывших невольников, а селяне кланялись в пояс новому хозяину.
        - Ты смотри, все молодые да здоровые! И парубки есть! - не скрывал своих восторгов Кошкин.
        Алексей сразу понял намёк Кошкина - было из чего выбрать холопа для обучения воинской дисциплине и боевым навыкам.
        - Боярин, мне бы и самому дух перевести, а прежде того умыться не помешало бы.
        - Да что же это я! Глаша, поди сюда! Полей Алексею, да рушник возьми с собой, не забудь!
        Алексей снял шлем, наклонился. Кольчуга сама стекла с его плеч и с железным шорохом упала на землю. Войлочный поддоспешник пропотел, и его надо было сушить на сквозняке.
        С бадейкой воды прибежала холопка. Алексей умылся, девушка полила ему воды на спину. Эх, хорошо! Он растёрся рушником докрасна.
        - Глаша, поддоспешник мой просуши, мокрый весь.
        Девушка подхватила войлочную рубаху и унесла её на задний двор. Алексей же поднял железо, показалось - тяжело.
        Он зашёл в свою комнату и, едва раздевшись и сняв сапоги, рухнул на постель. Пару минут перед глазами мелькали сцены ночного боя, потом навалился сон.
        Отсыпались все - бывшие пленные, Алексей, Захарий. Над имением стояла непривычная тишина, только куры кудахтали да рылись в пыли.
        Проснулся Алексей сам - сколько же можно спать? Судя по положению солнца, уже часа два пополудни.
        Нежась в постели, он услышал в коридоре осторожные шаги и шёпот:
        - Спит ещё, умаялся. Холопы-то бутурлиновские бают - как демон в ночи налетел, татар порубал. Кабы не он, угнали бы их басурмане.
        - Хуже рабства нет ничего.
        - Тише ты, разбудишь.
        Алексей крикнул:
        - Да проснулся я, чего шепчетесь! Живот уж подвело. Боярин за обед не сказывал?
        Дверь отворилась. На пороге стояла Глаша, держа в руках поддоспешник.
        - Высох, вот - принесла.
        - Положи в угол.
        - Снедать всё готово, да боярин накрывать не велел, пока ты не проснёшься.
        - Сей момент буду.
        Уважает боярин, иначе бы сам давно поел. Но и терпение Кошкина испытывать не след.
        Алексей вскочил с постели и сделал несколько упражнений - застоявшуюся кровь разогнать.
        Войдя в трапезную, он увидел сидящего за столом Кошкина. Перед ним стоял свиной холодец и копчёная рыба, а сам боярин потягивал пиво из кружки.
        - Силён ты спать!
        - Прости, боярин, умаялся ночью.
        - Не оправдывайся, нешто я не понимаю? Садись, обедать будем. Эй, кто там? Обед в трапезную несите.
        Пока слуги носили еду, боярин поинтересовался:
        - Ну, рассказывай - как там да что?
        Алексей рассказал обо всём подробно.
        Боярин слушал внимательно, не перебивая - уже и похлёбка паром исходить перестала.
        - Выходит, Бутурлиновка ноне без хозяина? Что насчёт людей Никандрова думаешь?
        - Парубков, ежели они согласие выразят, можно в боевые холопы определить. Хорошо бы двух-трёх сразу. А остальных - камни собирать да стену делать вокруг имения. Камней много надо. Зима скоро, можем не успеть. Но пусть соберут, сколько смогут, а по весне стену возводить будем. А пока - яму копать да известь завести надо - её же гасить ещё придётся. К лету дойдёт.
        - Ты откель в стройке разбираешься?
        - Довелось по жизни.
        - Славно. Завтра парней себе выбирай - любых. А остальные пусть камни по полям собирают.
        - Подводу им с ездовым дай, быстрее дело пойдёт. Как дожди зарядят, телега не проедет нигде.
        - Разумно. А чего про Марфу не спросишь - где она да как?
        - Ты же боярин, имению хозяин. Сам определил - сам и скажи.
        - Девка твоя кухарить любит и умеет, на поварню я её определил.
        - Спасибо.
        Алексей вышел во двор, вынес кольчугу. Расправить её надо было да осмотреть - нет ли разрывов, в пылу схватки могли и рассечь. Да салом смазать полагается, чтобы не заржавела.
        Положил кольчугу на брёвна на заднем дворе. Боярин думал баньку новую, побольше размером сделать, да видно - избу придётся возводить. Народу в людской прибавилось, тесно стало.
        Кольчужка оказалась цела. Алексей взял заячий хвост вместо кисточки и стал смальцем смазывать железо.
        В это время двое парубков лет по семнадцати, из прибывших, подошли и, уставившись с любопытством, стали перешёптываться:
        - Это чтобы ржа железо не ела? - спросил один.
        - Угадал.
        - А подержать можно?
        - Даже надеть позволю.
        Паренёк неловко натянул на себя кольчугу.
        - Тяжёлая!
        - И мне дай надеть! - попросил второй.
        Они начали снимать кольчугу, но ничего не получалось.
        Алексей усмехнулся. Молодо-зелено!
        - Парни, не так. Помогать не надо. Просто наклонись вниз - сильно, как будто головой земли коснуться хочешь. Под своей тяжестью кольчуга сама с тебя спадёт.
        Парень так и сделал.
        - Здорово! Я и не знал. И сабля у тебя есть?
        - А как же? Чем я, по-твоему, ночью с татарами бился?
        Второй паренёк воскликнул:
        - Я же говорил тебе - он это! Тот дружинник, который ночью бился! А ты - не похож, не похож…
        Первый парубок сделал шаг вперёд и набрал воздуха в грудь:
        - Дядька, спросить можно?
        - Валяй!
        - Я тоже хочу ратником стать - как ты. Чтобы меня татары боялись, а не я их.
        - Одного желания мало. Воином стать не просто, терпение нужно и труд упорный.
        - Я не отступлюсь, возьми меня!
        - Как звать-то тебя?
        - Иваном.
        - А лет тебе сколько?
        - Шестнадцать.
        - Считай - уговорил. Только назад дороги не будет, не семь потов, а семьдесят семь сойдёт. Не испугаешься?
        - Ты же не испугался…
        - Резонно.
        Однако тут же и второй паренёк голос подал:
        - Дядька, меня тоже в ратники возьми.
        - Разговор наш слышал?
        - Слышал, согласен я.
        - А тебя как звать?
        - Прохор я, шестнадцать годов мне.
        «Хм, а выглядит он старше. Наверное, потому, что кость широкая», - как бы между прочим оценил паренька Алексей.
        - Обоих беру. А ещё желающие есть?
        - Не знаем.
        - Тогда идём к вашим.
        Алексей с парнишками зашёл в людскую.
        - Кто в ратники хочет?
        Однако присутствующие опустили головы, пряча глаза. Ну, насильно он никого брать не будет. Конечно, сельский труд тяжёлый. За сохой ходить, скотину обихаживать. А воин головой своей рискует в любом бою. В лучшем случае рану получит, потому боязно многим. Склад характера определённый иметь надо, желание сильное. Ну и труда много вложить надо: чтобы хорошим воином стать, несколько лет обучения требуется.
        - Ну, на нет и суда нет, - резюмировал Алексей.
        Он направился к боярину вместе с парнями.
        - Вот эти двое боевыми холопами желают стать. Другие струхнули.
        - Так забирай, обучай.
        - Ты бы им каморку отдельную отвёл - пусть маленькую. Вроде воинской избы быть должно. Оружие там будет, амуниция разная.
        Боярин задумался:
        - Ой, людей сразу много появилось, в людской места нет. Край как новую избу ставить надо!
        - Ну так ставь! Уж плотники всегда найдутся.
        - Ты говоришь - то камни собирать, то избу ставить. Что раньше-то?
        - Всё надо, и сразу. Людей прибавилось изрядно, это верно. Но зато рабочих рук и новиков прибыло. Причём, заметь, моим радением.
        - Ступай, думок полная голова.
        Назавтра пять мужиков начали возводить на заднем дворе новую избу, остальные отправились на поле собирать камни. Боярин и лошадь выделил с подводой, и ездового.
        Алексей с двумя будущими ратниками тоже участвовал в сборе камней - и помощь по хозяйству, и тренировка. Даже если воин обучен хорошо, без должной физической подготовки он в сече долго не устоит. Сабля полтора килограмма весит, да ею ещё вертеть в бою надо, самому удары наносить и чужие атаки отбивать. А ещё шлем на голове, кольчуга на шее, щит в левой руке… Вот и получается - два пуда на себе носить надо.
        Алексей брал за основу обучение гоплитов - у них и переноска тяжелей была, и бег, и учебные бои на деревянных мечах.
        Так ведь мало того, что они камни на полях искали - они и возили их к усадьбе не на телеге, а носили на руках, да не шагом неспешным, а бегом. Поперва всего часок с тяжестями побегали, а у парней уже и дыхание сбилось. Он им отдышаться дал и марш-бросок на две версты устроил, только без тяжестей - после него уже и одежда от пота мокрая была. Однако храбрились оба, признаваться не хотели, что устали, выдохлись. Алексей же только вспотел слегка.
        А после всего он их в пруд погнал. Разделись донага - и в воду. Бабы, полоскавшие бельё на другом берегу, взвизгнули:
        - Окаянные, хоть бы срам прикрыли!
        Алексей обратил внимание, что Прохор от берега не удалялся.
        - Ты что, плавать не умеешь?
        - Ага! Я воды боюсь.
        - Я тебя научу. В ратном деле умение за спиной не носить, обязательно пригодится.
        В два броска оказавшись рядом с парнем, он поддержал его снизу:
        - Руками и ногами работай, плыви! Доброму пловцу этот прудик переплыть - пара пустяков!
        - Ага, вдруг там водяной?
        - Брось ты эти мысли! Ты крещён?
        - А как же!
        - Ну вот! Бог один на земле, никакой нечисти нет, выдумки это всё!
        После водных процедур - да за обед. Поели сытно. Кухарок на кухне прибавилось: ведь народу прибыло, всех кормить-поить надо.
        Когда они, сытые и довольные, вышли из трапезной, во дворе уже вдоль деревянного забора лежали кучи камней.
        Алексей увел парней на задний двор и дал каждому по деревянной оструганной палке. Вынув свою саблю из ножен, он начал показывать, как нападать и как отражать атаку.
        - Врага вымотать надо, чтобы он силёнки подрастерял, устал - тогда внимание притупится. В грудь не бей, у противника броня может быть - кольчуга либо кираса, или бахтерец. Наноси удары по открытым частям - рукам, шее, ногам. Два-три ранения нанесёшь, вроде и невелик врагу урон, а кровью исходить будет, быстро силы потеряет. Да и нервничать начнёт, ошибки делать. Вот так!
        И показывал, отрабатывая каждое движение помногу. У парней уже кисти рук в синяках и ссадинах, больно, а вида не показывают.
        Похоже, не прогадал Алексей с их выбором. Научить, подкормить, натренировать тело и дух закалить - хорошие новики выйдут.
        Первый раз Алексей выступал в роли учителя, наставника. Раньше его учили, а когда уже декархом стал, центурионом, он получил в подчинение уже обученных солдат.
        К вечеру парни вымотались, но не жаловались, не скулили. Алексей воспринял это как хороший знак, значит - есть терпение.
        На второй день оба новика обмотали кисти рук тряпьём.
        Увидев это, Алексей усмехнулся. Всё в истории повторяется, когда-то и он делал так же.
        И опять бег, переноска камней, схватка на деревянных палках. Физическая нагрузка каждый день росла, но парни переносили её всё лучше, физически окрепли, мышцы уже выпирали под рубахами.
        Алексей включил в программу обучения работу со щитом - для победы в равной мере нужно владеть нападением холодным оружием и щитом. Вроде простая штука деревянный щит, однако, окованный железной полосой по окружности, он легко выдерживал удар меча или сабли, а в некоторых случаях мог сам служить инструментом нападения в опытных руках. Им можно было толкнуть врага, железным краем ударить по коленной чашечке или по лицу - такие удары довольно болезненны. А ещё из-за щита иногда удавалось наносить скрытые удары.
        Когда парни освоили щит в полной мере, они взялись за копья и сулицы. Копьё нужно и конному, и пешему, а сулица - коротенькое метательное копьё. Метнут пешцы разом сулицы во врага - и нанесут урон, расстроят ряды. И потому парни учились бросать их во врытый кусок столба - сначала с малого расстояния, затем постепенно увеличивали дальность броска. Когда стало получаться, стали метать сулицы с хода.
        Боярин периодически выходил на задний двор, а то и вовсе в чистое поле, где тренировались новики. Он наблюдал за тренировками, довольно поглаживая усы.
        В один из дней Алексей подступился к боярину:
        - Всё, что надо пешему знать, парни освоили, пора их на коней сажать. Строевые кони потребны, седло, сбруя.
        - Вижу. Бери деньги, езжайте на торг, выбирайте. Только уговор: не досмотрите, хромую или болящую клячу купите - за свои деньги покупать ей замену будете.
        - Согласен. Парням ещё шлемы нужны и кольчуги.
        - Шлемы в оружейке подберёшь по размеру, а кольчуги заказывать надо. В Куркино кузнец знатный есть. Будут лошади - сам с вами съезжу, договорюсь.
        За лошадьми направились в столицу великого княжества Рязанского - в Переяславль. Город крупный, торг огромный. Лошадей полно - и тягловых, и верховых, и мохноногих татарских. Да разных мастей и пород!
        Выбирали долго, придирчиво, а купив, тут же подобрали сёдла - без излишних украшений, но добротных. В бою красота седла роли не играет. Сбрую Алексей сам проверял - тянул, дёргал, и шорник даже обиделся:
        - Найдёшь хоть один изъян - деньги верну, а сбрую себе оставишь.
        На остатние деньги Алексей купил парням боевые ножи - в кожаных чехлах, из толстой свиной кожи. Такие обоюдоострые ножи, едва ли не с локоть длиной, больше напоминали короткие мечи и прозывались «боярскими».
        Глаза у парней блестели, когда они рассматривали боевое железо в лавках оружейников. Всего полно, только деньги из калиты доставай.
        - Всё, парни, в усадьбу пора! Деньги кончились.
        Обратно ехали довольные, подбоченившись. Как же, ратники едут! Любуйтесь, девки красные, на новиков! Куда селянину до ратника!
        В имение прибыли уже затемно, пропылённые, но не себя приводить в порядок пошли - сначала лошадей вычистили, напоили, в денники завели, овса в кормушки насыпали.
        Алексей же, видя такое радение, только хмыкал одобрительно. Похоже, не прогадал он с парнями. Конечно, насколько они хорошо подготовлены, первый бой покажет. Ежели струсят, сбегут - грош цена им в базарный день. Да и ему, как наставнику.
        Утром боярин сам осмотрел лошадей - изъяны искал. Не найдя, ухмыльнулся в усы:
        - Завтра к кузнецу едем, в Куркино. А сегодня - защиту подбирать.
        В оружейке шлемы стальные по размеру подобрали, сабли с ножнами, копья да сулицы - почти полностью укомплектовались, за исключением кольчуг.
        Парни нехотя сняли с себя шлемы и щиты повесили - уж больно хотели перед дворовыми девками покрасоваться. Ведь пришли к Кошкину все холопами, крестьянами, а теперь ратниками стали, пусть и новиками. Однако ратники на голову выше селянина стоят, на равных с боярином за одним столом трапезничают, поскольку в бою и ратник и боярин жизнью одинаково рискуют. Совместная трапеза чести боярина не роняла, в боевых походах приходилось из одного котла кулеш хлебать.
        Утром конны и оружны выехали в Куркино. Впереди боярин, обочь - Алексей - всё же сын боярский, а позади - новики.
        Через час скачки по проселочным дорогам въехали в село. Со звонницы церкви стлался малиновый звон колоколов, и все перекрестились на храм.
        Боярин со свитой ратников поперва к местному боярину Плещееву направился, поскольку не заехать - значило обиду нанести.
        Плещеев в имении оказался и встретил гостей радушно, обнял посреди двора, расцеловал троекратно.
        - Глафира! Сбитню дорогому гостю!
        Не зря боярин охлопывал да лобызал Кошкина - он время тянул, давал возможность своей супружнице одеться, как подобает, да прихорошиться.
        Павой выплыла Глафира на крыльцо. В сарафане и кокошнике, пальцы в перстях, на шее - жемчуга, собою дородна да пригожа. К Кошкину подошла, корец сбитня с поклоном вручила. Выпил гость, крякнул и корец перевернул, показывая, что ни капли не оставил, боярыню в щёки и уста расцеловал по обычаю.
        А уж после в дом, в трапезную прошли. Во главе стола хозяин сел с боярыней, по правую руку, на почётное место - Кошкин, рядом ратники его. По левую руку - старший гридь Плещеева.
        Боярыня лишь вина из кубка пригубила и откланялась. Не след женщине мешать мужам разговоры серьёзные вести.
        Сначала, как водится, об урожае, что в закрома собрали, потом на татар да прочий степной люд перешли.
        Кошкин на новиков показал:
        - Пополнение в дружине моей, троих на смотр по зиме выставлю.
        - Похвально!
        - За тем к тебе приехал. Кузнец у тебя есть, кольчугами славен.
        - Сделает! Он у меня мастер, не хуже иного заморского плетение делает, сабля не берёт.
        Когда перекусили немного, Плещеев обратился к своему гридю:
        - Степан, проводи ратников к кузнецу, пусть заказ примет. А мы с гостем дорогим потолкуем покамест.
        Степан поднялся, кивнул, и воины направились к кузнице.
        Во всех сёлах кузницы стояли на окраинах. Избы деревянные, а в кузне огонь не утихает, потому от греха огненного подальше держались.
        Кузница оказалась большой и просторной. Один из подмастерьев меха у горна качал, ещё двое молотами по раскалённой железяке били. Сам кузнец молоточками ударял туда, где удар нанести надо. Плющился раскалённый докрасна металл, окалина и брызги во все стороны летели. В кузне жарко, чадно, дымно, железом пахнет.
        Когда доковали и железо остыло, подмастерье ухватил его огромными щипцами и снова сунул в горн.
        Кузнец смахнул пот.
        - День добрый! - поздоровались все.
        - И вам не хворать!
        Степан выступил вперёд.
        - Боярин велел заказ принять, новикам Кошкина кольчуги сделать.
        - Неуж Кошкин приехал? Давненько его не видел, почитай - годика три. Слышал, несчастье его постигло, руку потерял?
        - Так и есть.
        Тонкой верёвкой, на которой через каждую пядь были завязаны узелки, кузнец обмерил новиков и что-то нацарапал писалом на бересте.
        - Полагаю, ко Крещению готовы будут.
        На лицах новиков проступило явное разочарование, но кузнец сказал:
        - А вы как думали? Тысячи колец надо сделать, связать их между собой, сварить. Быстрота нужна только при ловле блох, а серьёзная работа времени требует, трудов. Опять же сталь потребна не абы какая. Моё изделие редкая сабля возьмёт.
        Новики вышли из кузни приободрённые.
        Кошкин с Плещеевым изрядно напились вина да пива. По традициям, если гостя не выносят из избы хозяина, стало быть - приём плохой, скуповат хозяин на угощение и выпивку. А куда пить, коли дорога предстоит?
        Кое-как они усадили Кошкина в седло, откланялись Плещееву, который сам едва на ногах держался, и выехали с его двора.
        Двигались шагом, и боярин всё норовил из седла вывалиться. Однако Алексей ехал рядом и Кошкина поддерживал.
        Новики посмеивались, но Алексей показал им кулак:
        - Не рассчитал боярин, чего лыбитесь! Ещё раз ухмылки на ваших харях увижу - будете завтра с камнем на горбу двадцать кругов бегать.
        Угроза подействовала: новики уже знали, что Алексей слов на ветер не бросает.
        Боярин пришёл в себя, когда они уже подъезжали к имению.
        - Чего ты меня обнимаешь, ровно девку?
        А самого в седле ещё качает. Правда, держится уже самостоятельно, без посторонней помощи. Во дворе слезть попытался, хорошо - Алексей поддержал, иначе упал бы на глазах у дворовых холопов. С одной стороны боярина держал Алексей, с другой - Прохор. Так и завели, а скорее - занесли они его по ступенькам, да сразу и в опочивальню.
        Боярыня ахнула:
        - Случилось чего?
        - Потрапезничал с боярином Плещеевым, да сил не рассчитал. К утру как новая деньга будет, - ответил Алексей.
        - Нельзя ему много пить с его здоровьем. Он, как руку потерял, слабый стал. Хорохорится, как кочет, да я-то вижу.
        На следующий день боярин проснулся только к полудню и вышел с помятым лицом.
        Алексей же с новиками часа четыре уже как занимался. Ноне кулачный бой осваивали, но не русский, как на Масленицу бьются - стенка на стенку. Там всё честно, удары только руками, ниже пояса бить нельзя, а лежачего и вовсе не трогают. Для реального боя эти правила не годятся: тут и подсечки ногами в ходу, и удары щитом хороши, да и пальцем в глаз ткнуть не возбраняется. Главное - противника из строя вывести, а как - это уж твоё дело.
        Ратник в любой момент боя без оружия остаться может. Копьё в чужом теле застрянет так, что и не вытащишь, сабля сломается или вылетит из руки - вот тогда ножом боевым или кулаком биться надо, не оставлять поле боя.
        Алексей не только тело новиков тренировал, он ещё и дух их укреплял. Рассказывал о русских военных традициях, построении войск, манёврах. Ведь вместе с ним ратников всего трое, и при всём желании невозможно организовать учебный встречный бой, отражение в пешем строю конной атаки и другие премудрости. Было бы ратников человек десять - другое дело, их можно было бы разбить на две группы.
        О тактике степняков говорил, подчёркивая, что она отличается от русской. Те же татары пускали впереди основного войска лучников: они наскакивали на неприятеля и осыпали его стрелами, успевая выпустить за короткое время целый колчан, а потом разворачивались и пускались наутёк. Только это обманка была. Неприятель в погоню бросался, разъярённый потерями от обстрела, а основное войско татарское обходило атакующих с двух сторон, окружало, расстраивало их ряды и уничтожало.
        - Не бросайтесь за противником очертя голову! - внушал Алексей новикам. - Конечно, велико желание догнать врага и порубить его в капусту. Только в бою самый лучший помощник - трезвая голова. Думать всегда надо, обстановку оценивать. К примеру: видишь пыль впереди, а ветерок небольшой - откуда пыли взяться? Стало быть, конница идёт, за пешим строем пыли много не будет.
        И об Александре Македонском говорил, о тактике Византии, о Железном Хромце, как звали ещё Тамерлана; о немецких псах-рыцарях рассказывал. Не забыл и Владимира Мономаха.
        Парни слушали, раскрыв рты от изумления, - для них истории о великих полководцах были откровением и звучали как сказания, легенды. Спросили однажды:
        - Дядько Алексей, откуда ты столько знаешь?
        - Учителя были хорошие. Да книги разумные ещё читать надо.
        - Читать? - хором удивились оба. - Мы грамоте не обучены.
        Вот тебе раз! Об этом Алексей как-то не подумал. Не ожидал он, что в таком возрасте парни неграмотны. А впрочем, чему удивляться? Росли в деревне, с малых лет батрачили, школ не было. На селе ведь грамотных людей по пальцам одной руки пересчитать можно - боярин, тиун, священник да сельский староста.
        В этом плане Великий Новгород отличался в лучшую сторону. Многие взрослые, и женщины в том числе, грамоту знали, могли вести счёт. А во многих княжествах даже боярыни или купчихи расписаться не умели.
        Пришлось Алексею с парнями за грамоту взяться. Бумагу достать сложно, да и дорого, вся она была иноземной: персидской, китайской или венецианской, и лист стоил, как курица. А про пергамент или папирус и говорить нечего, на них только государи да великие князья писали. Поэтому учиться писать начали на бересте, а когда её под руками не оказывалось - так и палочкой на пыли, а затем и на снегу.
        Парни успехи делали, за неделю весь алфавит освоили. Затем слова писать начали.
        Алексей любую возможность использовал. Увидит монету, сунет новикам под нос:
        - Прочти, что написано, - ведь надписи были на аверсе и реверсе.
        И счёту учил - хотя бы до ста.
        Для воина счёт - знание необходимейшее. В дозоре, увидев врага, сосчитать его надо. Зачастую не каждого воина считали, а стяги, прапоры, флажки или бунчуки. У каждой сотни - свой. Как у татар: три бунчука разноцветных, стало быть - три сотни. Бунчуки, как и прапоры, не для чужих глаз потребны. Ими в бою управляют - как и трубой или барабаном.
        Барабанщики и трубачи были во всех армиях, назывались только по-разному, как и знаменосцы. У русских знамя называлось прапором, а знаменосец - прапорщиком. Сами же знамёна полков - стяги - тоже разные по цвету были. В бою голосом сигнал не подать, не услышат, вот и били в барабаны, трубили в трубы. Сотник по-любому сигнал поймёт, тем более что он дублировался прапором из ставки князя или воеводы.
        - Своих, рязанских, защищать должны, хоть и ценой живота своего, - поучал Алексей. - Видишь - товарищ твой, ратник, пусть и другого боярина, в тяжёлое положение попал, враг его одолевает - бросайся на выручку, помоги, одним ведь миром мазаны.
        Под «миром» понималось миропомазание, когда во время таинства крещения младенцы священником мажутся миром, священным маслом.
        - Раненого врага за спиной не оставляй никогда, он нож в спину вонзить может али ещё как напакостить. Добей без жалости. Сколько товарищей моих погибло из-за этого! А уж коли в плен взял, обезоружил - милость яви: не пытай, не мучай, голодом не мори.
        - Чего же их - пирогами угощать? - возмутились новики.
        - Пленных всегда на своих обменять можно - или продать с выгодой, и на эти деньги своих выкупить. Ну, изувечил ты пленного - кто его потом купит? Рабы нужны здоровые, для работы.
        Посиделки с разговорами иногда затягивались допоздна, благо - боярин Кошкин сдержал слово, холопы сделали небольшую воинскую избу. Там и полати для ратников были, и оружие с амуницией хранилось. Полатей было с избытком - полтора десятка ратников расположить можно.
        Алексей задумку боярина понял: про запас делает, хочет скромную дружину увеличить. Дело нужное, благое, ведь содержать воинов - вещь затратная, прибыли хозяйству от неё никакой. Каждому ратнику коня дай, оружие - и без воинов никуда. Только ратников враг боится. Каждый боярин так бы за Отечество болел душой - не всякий противник напасть решился бы.
        Парни уже многое умели, саблей и копьём владели свободно, верхом джигитовали и не один пень превратили оружием в щепы на тренировках.
        Однако боярин Алексею попенял:
        - Много трудов ты, Алексей, на новиков положил. Сим доволен я, не скрою. Однако учёба не полная, чувствуется - из литвинов ты.
        - Почему? - удивился Алексей.
        - А лук где?
        Однако луком Алексей и сам не владел, ни в Византии, ни у Мономаха научиться не сподобился. А у татарина или у ногайца лук сызмальства на плече, тренировки постоянные, потому птицу в высоте влёт бьют. Да и дорого стоит обучить хорошего лучника. И сам лук, особенно дальнобойный, тугой огромных денег стоит, деревню с холопами за него купить можно. Это ведь не просто изогнутая деревяшка, каждое плечо несколько слоёв имеет - из роговых пластин и особых пород дерева. Рыбьем клеем всё это проклеено и сушено долго - да в тени, не на солнце, чтобы не покоробило. Искусство делать луки по наследству передаётся, родовые секреты есть.
        Бил хороший лук метров на двести, знатный лучник с тридцати шагов в глаз белке попадал.
        Признаться в неумении боярину стыдно, не скажешь же ему, что из «калаша» он на шестьсот метров в ростовую мишень попадал?
        - К арбалету приучен, - соврал Алексей.
        - Так это даже лучше! - обрадовался Кошкин. - Дешевле будет, а новики освоят быстрее. Говорят, что иноземцы в пехоте уже целые полки арбалетчиков имеют.
        - Врут! - уверенно возразил Алексей. - Команды в каждом полку есть, это верно. А сейчас и помощнее оружие есть.
        - Это какое же?
        - Пушки да пищали. Из пищали, как из арбалета, стреляют, а пушки велики и тяжелы, их в походах повозками возят. Чаще для защиты крепостей используют.
        - Это которые громыхают и серой воняют? - проявил осведомлённость Корней Ермолаевич.
        - Они самые.
        - Упаси Господи! Мы уж по-дедовски, вострой сабелькой да копьём.
        - Верно, неуклюжи они пока, тяжелы. И не зарядишь быстро, но будущее за ними.
        - Ты мне зубы не заговаривай, они у меня не болят! Смотр через три месяца. Кольчуги готовы будут - а луки? Что я великому князю покажу?
        - Арбалеты.
        Боярин застонал действительно как от зубной боли:
        - Да разве за три месяца ты новиков обучишь?
        - Слово даю.
        Кошкин воспрял духом.
        - За неимением луков и арбалеты сгодятся. Завтра же езжайте в Переяславль на торг! Сам выберешь потребные - ну и всё, что к ним надобно.
        - Болты имеешь в виду?
        - Они самые! Название из головы выскочило.
        Следующим днём все трое верхами отправились на торг. Парни были в кафтанах из дешёвого сукна, саблями опоясаны - но в колпаках вместо шлёмов. Холодно, снежок тонким слоем землю укрыл - в шлеме голова замёрзнет.
        Под кольчугой, когда её зимой надевают, войлочный поддоспешник есть. Под шлемом - войлочный подшлемник, но он плоский и короткий, не греет. А толще невозможно, шлем не растянешь и голову не сожмёшь.
        Перед выездом парни перед девками дворовыми покрасовались. В их сторону не глядели, но боковым зрением подмечали, как девки руками в их сторону показывали да обсуждали.
        - Эй, павлины, по коням!
        Когда они уже подъезжали к Переяславлю, Иван спросил:
        - А кто такие павлины?
        - Птицы такие. Перья у них очень красивые, особенно на хвосте. И собой полюбоваться любят - ну прямо как вы.
        Парни засмеялись. Эх, молодо-зелено! Им бы песни с девками петь, хороводы водить да над байками смеяться. А получается, что к сражениям готовятся.
        Детство в нужде пролетело, отрочество в трудах, наравне со взрослыми. Рано тогда на Руси взрослели: в пятнадцать новиками уже в боевые походы ходили, в шестнадцать женились. Ответственность брать на себя не боялись, одно плохо: в сорок пять уже стариками были - те, кто доживал до этого возраста, кто не погиб в сечах.
        Арбалеты Алексей подбирал со всем тщанием. Чтобы плечи были упруги да взводились «козьей ногой», а не рукоятью. «Козья нога» выглядела как стремя, взводила она плечи у арбалета, причём ногой. Такие арбалеты мощнее тех, которые взводились рукой, и к ним прилагались болты калёные, всадника со щитом и кольчугой навылет пробивают. Конечно, минусы у них тоже были: на коне сидя, взвести такой арбалет невозможно - ведь «козью ногу» в землю упирали.
        Каждому новику Алексей подбирал арбалет по размеру. Иван пониже, руки короче; Прохор пошире в кости, ему приклад поменьше надобен - так целиться сподручнее. И себе выбрал, причём не новгородской работы, как новикам, а шведской. На то время лучшая сталь была у шведов, немцев и англичан. За этот арбалет Алексей доплатил из своих денег, поскольку боярских не хватило.
        Вернулись домой затемно, а утром арбалеты боярину показали.
        Кошкин посмотрел неодобрительно:
        - Поди - доску в палец толщиной не пробьёт, куда ж ему кольчугу одолеть!
        - Корней Ермолаевич, у тебя старая кольчуга есть? Пусть и с дырами - испытать арбалет хочу.
        - Есть, кузнецу на переделку отдать хотел.
        По велению боярина Захарий принёс кольчугу - у неё на спине прореха изрядная была, от сабельного удара.
        Алексей надел её на пень, как на манекен. Взвёл арбалет, наложил стрелу, прицелился и нажал на спуск.
        Конечно, расстояние десять шагов всего было. Но болт кольчугу пробил и ушёл глубоко в дерево, едва вытащили.
        - Ну-ну, занимайтесь, - сразу смягчился боярин, увидев результаты.
        От греха подальше пошли на опушку леса - там пней полно в качестве мишеней, да и безопасно, никакого холопа случайно не подстрелишь.
        Алексей показал, как взводить арбалет, как накладывать болт, как целиться.
        - И потом плавненько нажимаешь на спуск. Резко не рви, промахнёшься.
        Новики выпустили по нескольку болтов - половина ушла мимо цели.
        Сидевший на ветке ворон неодобрительно каркнул.
        - Ну ты, курица ощипанная! - погрозил ему кулаком Иван и тут же получил подзатыльник от Алексея.
        - Уважай мудрую птицу!
        Тренировались долго, и все трое уже замёрзли.
        - Всё, на сегодня хватит! - наконец скомандовал Алексей. - Собирайте болты, они денег стоят. И домой - трапезничать и греться.
        Отдавать такую команду дважды никогда не приходилось. Ноги в сапогах замёрзли, и новики шмыгали покрасневшими носами.
        Каждый день не меньше трёх-четырёх часов новики осваивали арбалет, а после обеда уже можно было и сабелькой помахать, кровь разогнать.
        Иногда Алексей менял занятие, и тогда они метали верёвочный аркан или кистень. Вроде кистень - оружие голытьбы, разбойники им не брезгуют, но и воины зачастую при себе носят - особенно когда вне службы. Удобен, места много не занимает, носят его в рукаве, и со стороны кистень не виден. Бояре его иногда на загонных охотах используют, чтобы волка, лисицу или зайца бить с коня. Если грузиком кистеня человека ударить, насмерть можно зашибить - стальной шлём гнет и кости запросто ломает.
        И ножи боевые метали, и топоры. Иногда дозорного надо снять беззвучно, а вплотную подобраться нельзя - в таких случаях нож выручал. Кольчугу, конечно, им не пробить, но ежели в шею угодить, то насмерть получится.
        Подкрадываться к дозорному учил их Алексей, обмениваться условными сигналами. Коли враг близко, в лесу голос не подашь. А птицей коли закричать - той же сойкой, вороной каркнуть или филином ухнуть - враг не насторожится.
        Наблюдательность тренировал, искусство маскировки показывал:
        - Считайте до двух десятков, потом меня ищите. Далеко не уйду, не далее трёх десятков шагов.
        Парни уже в поту были, когда Алексей, наконец, сжалился над ними и спрыгнул с ёлки.
        - Так нечестно, дядька! Про дерево уговора не было! - запротестовали новики.
        - Ты с врагом тоже будешь договариваться? Кто кого перехитрил, обманул - тот и победу одержит. А на дерево ты залез или под водой сидишь - не суть важно.
        - Как это? Под водой не можно! Дышать нечем.
        - Берёшь тростник, срезаешь тростинку в локоть длиной, берёшь её в рот и сидишь под водой, а через трубку дышишь.
        - Поняли. А ещё?
        - Отвернитесь и не смотрите. Как до полусотни досчитаете, искать меня начнёте.
        Алексей уже приметил небольшую ложбинку. Он улёгся туда, набросал на себя веток и пожухлых листьев - даже снежком припорошил. Маловато пока снега, в отлогих местах лежит. Лужи и озёра льдом уже схвачены, а снега мало.
        Только замаскировался, как новики искать его пошли - один из них прямо на спину Алексею наступил.
        Искали они его долго, всё на одном месте крутились, далеко не отходили. Однако найти так и не смогли.
        Алексей уже замёрз и потому выбрался из убежища, изрядно напугав новиков. Ведь в пяти шагах от них поднялся, как упырь, из-под земли вылез.
        Увидев перепуганные лица парней, пристыдил их:
        - Чему я вас учил? Не на дереве сидел, и не под водой - а не нашли. Глаза ваши где?
        А потом новики прятались, а Алексей их искал, проверял, насколько хорошо они маскируются. Поначалу он их издалека уже видел, но с каждым днём они прятались всё искуснее.
        По вечерам Алексей припоминал всё, чему его самого учили, - не упустил чего-нибудь важного, нужного? В военном деле мелочей нет, любая ошибка может жизни стоить, да и не одной. И чем жёстче учёба и выше нагрузки, тем легче потом в бою или походе выжить.
        Медицина в войсках присутствовала - лекари да травники, только уровень её был низок, потому много раненых на поле боя умирало. Тех, кто мог выжить, перевязывали, в обоз несли. А у кого раны в грудь или живот - те редко выживали. При тяжелейших ранениях иногда свои же и добивали - чтобы не мучились.
        С каждой седмицей, с каждым месяцем мужали парни, знаний набирались. А потом завьюжило, снегом замело, да морозы взялись такие, что деревья в лесу трещали и лопались. В такие дни новики в избе сидели, в тепле, и Алексей им разные поучительные истории рассказывал. Если они хоть что-то запомнят да в реальной жизни используют - уже хорошо.
        После Крещения они поехали в Куркино. Боярин на санях-розвальнях, медвежьей шкурой укрытый; на передке Захарий восседает, свистит залихватски. Лошадка, запряжённая в сани, попонкой заботливо укрыта. Мороз градусов двадцать, холодные солнечные лучи слепят, отражаясь от белого снега, за санями снежная пыль летит, искрится. Воздух свежий, чистый.
        За санями все трое кошкинских ратников скачут.
        Так они и влетели в Куркино.
        Боярин сразу к дому Плещеева направился. Зимой-то что делать? Холопы на печи лежат, да за скотиной в конюшнях, коровниках и свинарниках ухаживают. Замерла жизнь в деревне. На полях работы нет, снегу по пояс. Да и дворовые холопы очистят деревянными лопатами дорожки от снега - и быстрее в людскую, отогреваться. Набегов нет: не пройдёт конница неприятельская по снегу, конской многотысячной массе простор нужен, а по степи от селения до селения только узкий санный след идёт. Краткий мир да спокойствие долгожданное в порубежных областях. Вот бояре да князья в гости друг к другу и зачастили. Летом некогда: за холопами приглядывать надо, стройку вести, на порубежных заставах службу нести, набеги отражать. Потому самое время зимой гостевать.
        Прибыли в имение Плещеева, а там и другие гости. Во дворе обнялись, зашумели, знакомцев увидев, да всей гурьбой - в дом, в трапезную, за щедрый стол. Хлебосольный хозяин вина заморские из подвалов достаёт, кухарки парят-жарят: негоже перед гостями боярскими в грязь лицом ударить, для чести боярской урон.
        Пока бояре встречу обмывали, Степан Алексея с ратниками к кузнецу проводил. Они и сами бы дорогу нашли, да не положено, в селе хозяин - боярин.
        Кузнец поздоровался ответно.
        - Кольчуги уже седмицу как готовы. Примеряйте железные рубахи.
        Новики тулупы поскидывали, поддоспешники натянули, а подмастерья помогли им кольчуги надеть. В самую пору оказались железные рубахи! Не тесны, дышать свободно позволяют, руками двигать - кольчугу ведь не растянешь. Выглядели новики как заправские воины, только лица безусы, румянец на щеках о молодости говорит. Ну да молодость один недостаток имеет - проходит она быстро.
        Новики кузнецу поклонились, поблагодарили. Алексей же плетение придирчиво осмотрел, но изъянов не нашёл. Все кольца проварены, держатся крепко и сияют, как рыбья чешуя.
        Алексей руку кузнецу пожал.
        - Мой боярин с твоим рассчитается, а мы люди подневольные, служивые.
        - Да знаю. Кольчужки-то смазывайте салом иногда, дабы ржавь не ела.
        - Сам прослежу за новиками.
        Парни кольчуги снимать не стали, тулупы прямо на них надели. А и пусть попробуют, сколь тяжелы железные одеяния, - как вериги.
        Пока ратники в кузнице были, бояре выпить изрядно успели и во двор вышли - головы остудить.
        - Это чьи же такие молодцы будут? - спросил один из бояр.
        Как позже узнал Алексей, это был думный дьяк Аверкий Затулин.
        - Мои! - гордо выставил грудь Кошкин.
        - Новики! - выпятил нижнюю губу Аверкий. - Против моих слабы будут!
        Каждый из бояр приехал в сопровождении своих дружинников - не столько для охраны, сколько для почёта. Не простой купец едет, боярин со свитой!
        - А вот и нет! - Кошкина задело высказывание Затулина.
        - Тогда пусть поборются. По-честному, трое на трое.
        - Давай!
        Ещё двое бояр, красные от выпитого и мороза, потирали руки в предвкушении интересного зрелища. На санях проехались, выпили-закусили изрядно - кровь в жилах бурлит, выхода требует.
        Новики кошкинские тулупы скинули, кольчуги стянули, оставшись в поддоспешниках. Против них вышла троица ратников Аверкия.
        - Чур - никаких ударов, только борьба! - предупредил хозяин, боярин Плещеев.
        Кровь, даже в учебных боях, не приветствовалась. А уж коли за бороду схватился, волосья выдрал - обида страшная, виру плати.
        Положение кошкинских новиков было несколько хуже. У Аверкия два воина опытных, лет по тридцати, лица в шрамах - в боях побывали. И новик всего один. Аверкинские зубы скалят, улыбаются, словечки разные кидают. Понятное дело, ещё до боя стараются противника разозлить-раззадорить, испугать даже.
        - Парни, держитесь спокойно. Вспоминайте всё, чему я вас учил. И за ногами противников следите.
        Плещеев взмахнул рукой - объявил о начале схватки.
        Обочь двора дружинники других бояр стояли, им тоже интересно было. Холопы из-за избы выглядывали. Неожиданно зрителей набралось много, едва ли не полсотни.
        Аверкинские ратники сразу в атаку кинулись, да только один тут же на снегу поскользнулся и упал.
        Зрители закричали, засвистели.
        Против Алексея воин опытный, кряжистый вышел, сила чувствовалась в фигуре. Такие упорны и выносливы, только скорость реакции замедлена. Самые опасные противники всегда суховаты сложением.
        Чужой ратник со зверским выражением лица медведем кинулся на Алексея. Тот увернулся в последний момент и даже успел толкнуть противника сапогом в пятую точку. От этого толчка тот растянулся на снегу.
        Бояре, за исключением Аверкия, захохотали.
        Воин вскочил. Лицо его сразу побагровело от злости и обиды. Это хорошо, противник нервничать стал, значит - высокомерия поубавилось. Осторожничать начал, пригнулся, руки расставил. В его объятия попадать не след, сдавит - рёбра переломает.
        Алексей стоял спокойно, опустив руки, и выжидал. Проще атаку отразить, контрудар нанести. Краем глаза он видел, что его новики ещё не повержены, на ногах стоят, борются.
        Противник кинулся, стараясь не упустить Алексея, подмять его под себя. Но в последний момент Алексей сам упал навзничь на снег, принял ратника на обе ноги и перебросил его через себя. Тот с хеканьем упал на спину. Снег его выручил. Приземлись он на голую землю - дыхание от удара перехватило бы, не сразу бы и очухался.
        Но силы ему было не занимать, и потому он сразу попытался вскочить. Только Алексей сверху ему на грудь прыгнул и снова на снег поверг. Да ещё своими руками шею ратнику крест-накрест сдавил так, что тот засипел и лицом синий стал.
        Увидев это, Алексей хватку ослабил:
        - Сдаёшься? Не то придушу, как курёнка!
        - Сдаюсь, - нехотя сказал ратник.
        К этому моменту вся схватка уже закончилась. Прохор одолел другого новика, а Иван проиграл вчистую. Рановато ещё ему, новику, против опытного ратника выступать, не выстоять.
        - Ага! - закричал Кошкин. - Чья взяла? Знай моих!
        Бояре зашумели.
        - Аверкий, с тебя бочонок фряжского вина! Да не вздумай запамятовать!
        Бояре раззадорились:
        - А теперь давай моих против твоих!
        В центр двора вышли две другие группы. Но они как-то вяло боролись, больше барахтались в снегу.
        Зрители разочарованно загудели и стали расходиться.
        Бояре продолжили пир в трапезной, ратники же боярские уселись обедать в воинской избе. Еду подали простую, но сытную: каждому по куриной полти, да с лапшой, рыбки копчёной, пирогов с убоиной да пива вдосталь.
        После еды к Алексею подошёл его бывший противник и протянул руку:
        - Меня Егором звать.
        - Алексей, - он пожал протянутую руку.
        - Ты рязанец ли? Славяне ногами подсечки делают - но чтобы через себя перекидывать? Не ожидал я.
        - В Литве служил, - слукавил Алексей.
        - То-то я смотрю - говор у тебя не наш. Ну теперь знакомы будем. Приведётся ещё встретиться на смотре али на заставе.
        - Дай-то Бог.
        К вечеру бояре засобирались домой - все уже в изрядном подпитии. Дворовые холопы каждого вынесли, в сани уложили, шкурами заботливо прикрыли.
        Кошкин так до самого имения и проспал в хмельной дрёме. Когда Захарий во дворе помогал ему из саней подняться, боярин пьяненько улыбнулся:
        - Славно погостевали. Теперь как-нибудь к Аверкию в гости надобно съездить, пусть проставляется.
        Хлопцы в пути озябли: мороз да ветер в лицо, да не под тёплой шкурой, как боярин. Ноги в сапогах застыли, хоть и в двух портянках.
        «Носки шерстяные надо покупать - себе и парням, пока ноги не отморозили. А ещё лучше - валенки», - подумал Алексей.
        Скромно перекусив пирогами с сытом, они направились в свою избу, к печке - отогреваться. В избе хорошо, тепло, полати широкие так и манят.
        Парни шустро разделись и, пока Алексей возился, уже успели уснуть. Он вспомнил, как провёл схватку, и улыбнулся. Жаль, не видел со стороны, как его парни бились. С тем и уснул.
        Утром разбудил его ворон - каркнул над ухом. В маленькие слюдяные оконца били холодные лучи зимнего солнца.
        - Вставать пора? Эх, неохота!
        Боярин и вовсе после полудня из избы вышел. Лицо его было помятое, но довольное.
        Глава 8. Смотр
        Через седмицу приехал гонец с известием, что великий князь объявляет смотр боярским дружинам.
        Смотры устраивали два раза в год.
        Кошкин был доволен. Если летом он не мог выставить никого, то теперь - аж троих ратников. Сам-то он по причине увечности в смотрах и боевых походах участвовать не мог.
        К назначенному дню выехали в Переяславль. Впереди на розвальнях - сам боярин, за ним - ратники. Оружие при себе, кольчуга и шлем в перемётной суме. Всем ратникам дворовые холопки носки шерстяные, толстые связали. Ногам тепло - не как в валенках, конечно, но уже ноги так не мёрзли.
        По мере того как к столице рязанской приближались, ратного люда прибавлялось. То на одном перекрёстке к ним присоединялся отрядик - а то и одиночный воин, то на другом. Алексею это напоминало ручьи - сливаясь вместе, они образуют реку.
        В Переяславль-Рязанский прибыли вечером. Кошкин снял комнаты на постоялом дворе: людям и лошадям отдых требовался, за день полсотни вёрст одолели, да по зимнику. Пусть кое-где срезали, двигаясь по льду замёрзших рек. Летом дорога длиннее, зато ехать комфортнее.
        Поужинав, легли спать.
        Утром после завтрака лошадей чистить стали. Хоть и зима, и пыли вроде нет, а всё равно коня в порядок привести надо. Копыта у лошадей подрезали ещё дома, подковы новые поставили, гривы и хвосты слегка подстригли. Боярин сбрую ещё дома осматривал, чтобы перед князем не осрамиться: оружие и амуниция всегда в должном порядке были, но ещё раз проверили, чтобы всё наточено было. А уж чтобы ни точки ржавчины - это само собой разумеется. Шлемы надраили так, что они сияли на солнце.
        Вывели коней из денников, выстроились рядом. Боярин сам придирчиво ратников осмотрел, лошадей, но остался доволен - придраться не к чему. Сам на смотрах раньше был, знал, что князь спрашивает жёстко, требовательно, спуску не даёт.
        И другие бояре во дворе занимались тем же. Сутолока, шум, бряцание железа.
        И вот все потянулись на окраину, где раньше торг был. Места много, снег утоптан.
        Бояре своих ратников в ряд поставили, в первую линию - пешцев, у кого они были; вторым рядом - конные.
        Пока расставляли, поспорить успели. На правом фланге - ратники именитых бояр, у кого род старше, почётнее; в середине - ратники бояр заслуженных, а слева - малоземельные, кто и боярин и ратник в одном лице. И Кошкин тут стоял бы, кабы не увечье. А ноне и дружина есть, хоть и малая, и заслуги.
        Долго толкались, спорили, уступать никто не хотел. Передвинешься, стало быть - признаешь, что род твой хуже, чем у соседа.
        Сутолоку прервал воевода:
        - Великий князь едет, а вы как торговцы на торгу. Подеритесь ещё. Всем по местам стоять!
        Бояре, кто по здоровью или возрасту в смотре участвовать не мог, встали впереди своих ратников, а не в общем строю. Таких изрядно набралось, едва ли не четверть. Он и понятно: служба боярская трудна, в боевых походах ранения получали, увечья, а другие и вовсе живота лишались.
        Справа показался князь со свитой. Все на конях, украшенных сбруей поверх вышитых попон. На княжеском коне попона красная, как и шерстяной княжеский плащ. Одежду красного, алого цвета мог носить только князь.
        Доехав до бояр, великий князь спешился и поприветствовал собравшихся. Бояре шапки скинули, здравицы вразнобой закричали.
        Алексей стоял довольно далеко от дворян, да и то во внешнем ряду, позади пешцев - оттуда и видно было плохо, и ничего не слышно.
        Воеводы и воинские начальники рангом пониже стали обходить, осматривать ряды ратников, коих была не одна тысяча. Они осматривали оружие, амуницию - вплоть до запаса стрел в колчанах у лучников. Не гнушались осмотреть подпругу у лошадей, поднять коню ногу, чтобы проверить - в порядке ли копыта и подковы.
        Действо длилось часов до четырёх пополудни, люди и лошади умаялись и замёрзли. Попробуй постоять на морозе в чистом поле!
        К дружинникам Кошкина претензий не было - после осмотра он сам прибежал к ратникам:
        - Сам великий князь и воевода похвалил! Мало того, что троих выставил, так и люди и кони исправны. Ведь по Уложению мне двоих лишь выставить положено!
        Кошкин радовался, как ребёнок, и Алексей его понимал: сам увечный, и ратников ни одного не было. Землицу-кормилицу отнять могли, либо налогом неподъёмным обложить. К тому же ратники всё равно нужны - имение охранять, татары и прочие степняки каждое лето наведывались. Сами-то трудиться не привыкли, разбоем промышляли и почитали его, как достойное мужское занятие.
        Кроме того, разбойники всех мастей, сбившиеся в шайки, одолевали. На дорогах орудовали, а если ватажка велика, то и на имения отваживались нападать - были тому примеры.
        Едва смотр закончился, все разъехались по постоялым дворам - отогреваться и есть.
        Бояре за отдельным столом бражничали, похвалялись друг перед другом результатами смотра.
        Следующий день был свободным. Бояре, в том числе и Кошкин, по приказам ходили: деньги за службу заставную за прошлый год получить надо было, подати и налоги заплатить, новости узнать. Кошкин, как и другие, кто жил от столицы далеко, использовали подвернувшуюся возможность. В столицу часто ездить не будешь - далеко.
        И только на третьи сутки после приезда назад выехали. Сначала двигались по большаку нестройной колонной, потом от неё сворачивали в свои имения. Людской ручеёк мельчал, и мимо имения Кошкина только Плещеев со своими ратниками проехал.
        На радостях боярин дал воинам два дня отдыха. Но что с ними делать зимой? Летом искупаться можно, позагорать, на охоту сходить. Сейчас же из избы выходить неохота - холодно, снег.
        Однако развеяться хотелось, и Алексей предложил новикам съездить в городишко Киструс, что был в десятке вёрст. Иван отказался. Познав грамоту, он брал в доме боярина, с его разрешения, книги и читал. Вот и сейчас у его изголовья лежали «Жития святых». Ну что ж, дело похвальное. Прошка же согласился.
        Алексей посчитал монеты в калите. На отдых, ночёвку на постоялом дворе и покупки - если понравится что-нибудь - вполне хватит.
        Боярин коней взять дозволил, однако же наказал:
        - Только без баловства и излишеств. Ты старший, Алексей, за Прохором присматривай: молод ещё, горяч, кабы в свару с местными не ввязался.
        - Положись на меня, Корней Ермолаевич! Не первый день знаешь.
        - Знаю, потому и отпускаю с лёгким сердцем.
        Однако когда они уже оделись, тулупы натянули да саблями опоясались, ворон вдруг нрав свой проявил. Каркать возмущённо начал и пару круг перед носом Алексея сделал, едва крыльями по лицу не задев.
        - Чего это он? - удивился Прошка.
        Обычно ворон вёл себя тихо и внимания не привлекал. Зерна поклюет и дремлет в тепле. На занятия с новиками летал - это было, надо же крылья размять. Новики к птице привыкли и порой даже не замечали.
        - Не знаю, - чистосердечно ответил Алексей. - Может быть, к непогоде? Так вроде бы Захарий не жаловался.
        Захарий предвещал погоду лучше любого метеоролога.
        - Колени крутит, быть завтра непогоде, - говорил он.
        И точно - либо дождь или вовсе гроза летом, либо снегопад или буран зимой. Ноне же он молчал.
        Не понял Алексей знаков ворона, а зря.
        Ехали неспешно - куда торопиться? Городишко не так далеко, а погода хоть и пасмурная, но ветра и снега нет, морозец лёгкий, по ощущениям - градусов пять - десять. Лошадей с шага на рысь переводили, потом опять на шаг - им ведь тоже размяться надо, чтобы не застоялись.
        Вёрст пять-семь одолели - а как точнее скажешь? Верстовых столбов не было.
        Внезапно поперёк узкой лесной дороги, а ноне санного пути, затрещав, упало дерево. Такое бывает зимой, после трескучих морозов.
        Только падение это насторожило Алексея. Был бы хоть небольшой ветер - тогда объяснимо.
        Оба всадника натянули поводья - дерево полностью перегородило дорогу. Теперь надо по лесу объезжать, спешиваться, лошадей под уздцы вести, потому как под снегом пни могут быть или барсучьи норы, в которых конь ногу сломать может.
        Алексей размышлял - назад повернуть или объехать?
        Вдруг из-за деревьев высыпала толпа оборванцев, человек десять-двенадцать. В руках они держали дубины, ножи. Числом много - только не против двух воинов.
        - Саблю наголо! - скомандовал Алексей.
        Оборванцы окружили конных, однако вплотную не подходили, опасались. Сами поняли, что не купцы перед ними, не случайные люди.
        Вперёд выступил крепкий мужичок в драном армяке.
        - Отдай денежку, и мы вас не тронем. Даже дерево оттащим.
        - А ты подойди, возьми! - с ухмылкой ответил Алексей.
        - Нашёл дурака!
        С левой стороны к Прошке бочком придвинулся долговязый оборванец.
        - Руби его! - вскричал Алексей.
        Прохор среагировал быстро. Он перегнулся на седле, оперевшись на стремя, и рубанул долговязого. Тот закричал и выронил дубину.
        - А! Наших бьют! - заорал вожак, и сразу все разбойники кинулись на ратников.
        Один из них попытался схватить коня Алексея под уздцы, однако верный конь не потерпел незнакомца и укусил его за руку. Алексей же вдобавок полоснул саблей по руке.
        И пошла кутерьма! Алексей едва успевал наносить удары саблей налево и направо, не различая лиц - все чужие! Кричали раненые, брызгала горячая кровь, окропляя снег.
        Слева закричал Прохор - в пылу боя Алексей упустил его из виду. Тот тоже дрался, но оборванцы навалились на новика и за ногу уже стащили его с коня.
        Алексей резко развернул лошадь, вздыбил её и занёс саблю. До Прохора всего четыре-пять метров, рукой подать, но тут сбоку на Алексея налетел, размахивая дубиной, вожак. От дубины сабля - плохая защита, не хватает веса остановить инерцию дреколья.
        Один удар, впрочем - скользящий, по ноге, Алексей пропустил. Ногу как огнём обожгло, занемела сразу. Но и он успел уколоть вожака концом своей сабли.
        Пока отбивался, двое оборванцев поволокли Прохора в лес.
        Алексей спрыгнул с коня и саблей зарубил раненого вожака. Краем глаза увидел - трупы разбойников и раненые валялись на дороге. Под руки попалась сабля Прохора - он поднял её со снега. Эх, как же это ты, парень! Опростоволосился, позволил себя обезоружить.
        Алексей бросился догонять разбойников. Похоже, в живых из них только двое и осталось. Не исключено - раненые на санном пути были, но с ними можно позже разобраться, первым делом Прошку надо было выручать.
        Один из разбойников обернулся на ходу и заметил Алексея. Он ухмыльнулся задорно, что-то сказал второму, и они бросили Прошку на снег. Новик остался лежать неподвижно. Оглушили его, что ли?
        Один из разбойников, постарше, двинулся навстречу Алексею. В руке он держал тонкую дубину, утыканную железными шипами, и Алексей остро пожалел, что не снял с седла щит - как бы он сейчас ему пригодился!
        Сойдясь, они остановились в трёх метрах друг от друга.
        - Что, поджилки дрожат? - оскалился разбойник. - Сейчас я тебя убивать буду! - он плотоядно облизнул губы. Прямо маньяк какой-то, садист. - Чего молчишь? Язык проглотил?
        Алексей резко упал на снег и, дотянувшись саблей до разбойника, ударил его по ноге.
        Тот рухнул - невозможно стоять на одной. Из обрубка хлынула кровь. Боль пришла секундой позже, и разбойник завыл, закричал жутко, предчувствуя скорую смерть, - у Алексея аж мурашки по коже пробежали. Жить оборванцу оставалось чуть, он это осознал и потому выл, как смертельно раненный зверь.
        Алексей легко поднялся на ноги.
        - Ты же вроде убить меня хотел? Ну так вот он я, перед тобой.
        Разбойник заскрипел зубами в бессильной злобе:
        - Откель ты только взялся такой… - и потерял сознание. Из обрубка его ноги уже набежала лужа крови, паря на морозе.
        Алексей повернулся.
        Второй разбойник, увидев смерть сотоварища, впал в истерику:
        - Не подходи! Я твоего ратника зарежу!
        В доказательство он приставил нож к шее Прохора и слегка нажал. Чёрт, под кожей - сонная артерия! Немного сильнее резанёт - и Прохору уже никто не поможет.
        Алексей остановился:
        - Что ты хочешь?
        - Уйти.
        - Иди.
        - Обманешь.
        - Тебе придётся мне поверить. Ратника моего ты не утащишь, силёнок не хватит. Один побежишь - догоню, на куски порублю. И простоять с ножом на морозе долго ты не сможешь, одежонка на тебе драная, замёрзнешь.
        Глаза у разбойника лихорадочно бегали: Алексей доходчиво втолковывал ему возможные варианты, и сейчас он раздумывал, что предпринять.
        - Брось сабли, не то прирежу твоего воина.
        - Как хочешь! - Алексей воткнул обе сабли в снег - в случае чего их можно было быстро выхватить.
        Увидев, что Алексей безоружен, разбойник расслабился, переступил с ноги на ногу. И в этот момент Алексей мгновенно выхватил боевой нож и метнул его в оборванца - без замаха рукой, вперёд подался всем телом, локтем и кистью сработал.
        Оборванец даже испугаться и дёрнуться в сторону не успел, как нож ему в плечо вошёл. От удара разбойник качнулся назад, выронил свой нож, и Алексей увидел, как у Прохора по шее потекла струйка крови. Вот сволочь, неужели успел порезать?
        Схватив саблю, Алексей в два огромных прыжка оказался рядом с лежащими на снегу телами. Разбойнику он тут же отрубил голову - незачем такому злыдню жить на свете, воздух портить.
        Тут же отбросив саблю, он упал на колени перед Прохором, и от сердца у него отлегло. Ножом разбойник только кожу на шее рассёк, но неглубоко, до артерии самую малость не достал. Видно силён твой ангел, Прошка!
        Скинув с себя тулуп и поддоспешник, Алексей вытянул из порток низ исподней рубахи и резко рванул её край. Однако рубаха не поддалась, крепка была.
        Сбегав за саблей Прохора, он надрезал льняную рубаху и, оторвав подол в виде длинной полосы, перевязал Прохору шею. Своей саблей - да и ножом тоже - он не стал пользоваться, на них была свежая кровь.
        Подобрав свою саблю, Алексей обтёр её снегом и вбросил в ножны. Из обезглавленного трупа вытащил нож, вытер его об армяк убитого и тоже вложил в ножны. Потом опустился перед Прохором на колени:
        - Эй, парень! Ты жив?
        Прохор дышал - из его рта в ритме дыхания появлялось облачко пара.
        Алексей обтёр снегом лоб и щёки новика. Прохор вздрогнул и медленно открыл глаза. Взгляд его был мутным, зрачки закатывались под лоб.
        Алексей бегло осмотрел новика. Ран не видно. Тулуп, правда, с порезами, но крови нет. Он ощупал, согнул-разогнул ноги Прохора - вроде всё нормально. Однако, приподняв голову новика своей рукой, обнаружил, что ладонь мокрая от крови. Понятно, по затылку парню досталось.
        - Проша, соберись с силами! Дай-ка я тебя посажу!
        Он приподнял Прохора и посадил его. Тот уперся руками в заснеженную землю и сидел покачиваясь, но не падал.
        Алексей побежал за лошадью Прохора, привёл её под уздцы. Подсадив Прохора в седло, практически - чуть не перекинул. Вдел ноги новика в стремена.
        - Проша, посиди немного, я с татями разберусь.
        Не хотелось Алексею раненых разбойников в живых оставлять. Очухаются, уползут в свои берлоги-землянки, отлежатся и снова пакостить будут.
        Алексей подходил к телам и без разбора - живой, раненый или уже мёртвый - рубил саблей. Враг должен умереть! Излишняя жестокость всегда ему претила, но он руководствовался поговоркой «Труп врага хорошо пахнет».
        Завершив дело, он вернулся к Прохору и по пути подобрал его саблю. Оружие бросать негоже, за него деньги плачены. Саблю вбросил в ножны Прохора.
        Свистом подозвав свою лошадь, взлетел в седло. Кабы не слабый сейчас Прохор, можно было бы по следам на снегу выйти к укрытию разбойников и разорить его. Но Прохору покой нужен, вероятно, сотрясение у него.
        Взяв поводья лошади Прохора, он слегка пришпорил свою, и они двинулись. Однако, оглянувшись на всякий случай, Алексей увидел - Прохор качался в седле. Не пойдёт так! Свалится ещё и вдобавок ко всему кости переломает.
        Алексей спрыгнул с седла, обошёл трупы разбойников, снял с них поясные ремни, связал их и привязал Прохора к седлу. Вот теперь можно было потихоньку ехать.
        Те пяток вёрст, что мигом пролетели по дороге сюда, обратно они преодолели часа за два. Алексей всё время оборачивался и смотрел - как там Прохор?
        Их процессию заметили из имения - навстречу выбежали Захарий и Иван. Он развязали ремни, бережно сняли Прохора и занесли в воинскую избу. Захарий спросил:
        - Что случилось?
        - Разбойники. По голове ударили, а на шее - царапина. Жить будет.
        - Уже лучше. Иван, чего встал? Беги лошадей рассёдлывай - и на конюшню.
        Прохора раздели и уложили на полати.
        - Ему покой нужен.
        Прохора не беспокоили неделю. Молодой организм и здоровое, тренированное тело взяли своё, и новик быстро пошёл на поправку. И рана на шее как-то незаметно затянулась.
        - Ничего, шрамы только украшают мужчину, - успокаивал новика Алексей.
        Неудобно было ему перед боярином. За Прохора он отвечал, а получилось - едва не потерял парня.
        Боярин укорял сперва, а потом приехали соседи:
        - От дворовых людей твоих слышали - ратник у тебя ранен.
        - Вам-то что с того? - удивился Кошкин.
        - Знать желаем.
        - Неуж в нехорошем замечен? Захарий, позови Алексея и Прошку.
        Когда ратники вошли в горницу, боярин нахмурил брови:
        - Где набедокурили? Вот боярин Голутвин с людьми приехал, бает - в нехорошем вы замечены.
        - Как на духу, Корней Ермолаевич, никуда не встревали. Ехали в Киструс, на лесной дороге разбойники напали числом превосходящим, бились мы.
        Боярин кивнул:
        - Так ты мне сказывал.
        Он повернулся к Голутвину:
        - В чём кляуза-то?
        - Боярин, а кто о кляузе говорил? - несказанно удивился тот. - Мы знать желали, откель ранение у ратника?
        - Узнали теперь?
        - Узнали. Премного довольны и благодарны. Вожак-то их вместе с людишками из Касимовского ханства пришёл, там разбойничал. По его пятам погоня шла, так он к нам на Рязанщину перебег и здесь злодействовал - с осени, почитай. Несколько деревень разорил, боярина Тютчева едва живота не лишил.
        - Надо же, не знал. Далее-то что?
        - Людишки мои с обозом шли да на мертвяков наткнулись. Много их было, как будто сама смерть с косой прошла. В одном мертвяке вожака опознали - лица-то своего он не скрывал. Стали спрашивать, кто порядок навёл, разбойников порешил. Оказалось - твои.
        Брови у боярина расправились, складки на лице разгладились - Кошкин расцвёл.
        - Я уж о худом подумал поперва, хоть и сомневался. Алексей - воин опытный, в плохом не замечен, я ему калиту свою доверить могу. Ах, шельма! Мне-то как обсказал? Разбойники, бает, напали, да побил он их. Я и подумать не мог, что их там целая ватажка была!
        - Герои! Вдвоём против десятка! От общества поклон низкий, - боярин Голутвин встал и в самом деле низко поклонился. Люди его тоже поклон отбили.
        Такое дорогого стоило. Не по чину боярину боярскому сыну кланяться.
        Алексей смутился, а Прохор и вовсе стоял с открытым ртом. Он только-только после ранения оправился, а тут вызов, обвинения непонятно в чём, затем вот поклоны… Как говорится - из огня да в полымя.
        Кошкин на радостях от встречи с боярином Голутвиным да от добрых вестей приказал стол накрывать. Не чужие воины дело доброе сотворили, стало быть - боярину почёт. Под его рукой ратники, воинам слава, ему - хвала.
        За столом после тостов о встрече Голутвин сказал, что разбойники бесчинствовали под Дорофеевым, Кидусалем, а теперь вот под Киструс добрались.
        Кошкин тут же прикинул - до его имения не так-то много и оставалось. Выходит, Алексей с новиком и его имение сохранил, людишек уберёг.
        Когда отдали должное закускам, бояре заговорили о посевной. Через месяц снег уже таять начнёт, а там и до посевной рукой подать. И строиться надо - забор каменный ставить, благо известь в яме уже полгода гасится. Да и избу для холопов ставить надо, в людской теснота. А там и конюшню расширять придётся. Много забот у боярина - с весны до глубокой осени. Боярина земля кормит, её обихаживать надо, без рабочих рук не обойтись.
        Потом разговор за службу зашёл. По тёплому времени всем троим ратникам по расписанию на заставе порубежной служить надобно. Разговоры об объединении с Москвой давно идут. Коли князь Рязанский под руку Москвы отойдёт, то северные границы княжества охранять надобность отпадёт. Как союзник Москва сильнее, и её лучше в друзьях иметь, чем враждовать с нею. И в случае серьёзного нападения степняков большими силами есть где помощь ратниками просить.
        Разговоры бояр могли длиться бесконечно долго.
        Алексей незаметно вышел из-за стола и пошёл в воинскую избу.
        Часа через два со двора донёсся шум и громкие возгласы - это Кошкин провожал гостей. Через некоторое время он ввалился в воинскую избу:
        - Нет, Алексей, ты только послушай! Тоже мне, сосед!
        - Ты чем так возмущён, Корней Ермолаевич?
        - Да боярин Голутвин, хитрая бестия, тебя переманить хотел. Говорит - жалованье вдвое положу и деревню на прокорм дам. Да кто же в здравом уме ратника отдаст! - чувствовалось, что Кошкин возмущён.
        - Успокойся, боярин. Я ведь не холоп, а свободный человек, и волен сам решать, кому служить. Зачем мне Голутвин?
        - Золотые слова! - расчувствовавшись, боярин облобызал Алексея. Ох и запах от него - чеснока, вина, копчёностей. «Букет» просто убойный.
        Покачиваясь, боярин ушёл.
        Алексей же стал размышлять, да не о воинских делах, а о Марфе, которую он от насильников в овине спас. С некоторых пор она стала оказывать ему знаки внимания. То, встретившись, глазки строит, то сбитень даёт, когда он с новиками после занятий возвращается. Девка ладная, на работу гораздая, да лицо с ожогами. Но не ожоги Алексея отталкивали - просто не люба Марфа ему была. А она, похоже, голову потеряла, влюбилась.
        Алексей пытался ласково с нею поговорить, объяснить ситуацию, но это не помогало.
        - Я же у тебя ничего не прошу - только посмотреть на тебя, поговорить.
        - Не мучай себя, вон вокруг сколько парней и мужиков. Замуж тебе надо, семью заводить, детишек.
        - Один ты мне люб, на других и смотреть не хочу, - только и твердила она.
        Не мог же он ей сказать, что женат и что сам из другого времени? И сколько ни размышлял Алексей, ничего путного придумать не мог. Умом он девушку понимал, но сердцу ведь не прикажешь.
        Через месяц снег стал таять под лучами весеннего солнца, дороги развезло, и проехать даже в соседнее село стало невозможно. Поэтому жили как на острове, и это была одна из двух извечных российских бед. Впрочем, дураков тоже хватало.
        Ещё через месяц набухли почки на деревьях, ветерок подсушил сначала поля и луга, а затем и дороги.
        Боярин с дворовой челядью жил натуральным хозяйством, и распутица не сказалась на жизни имения. Зерно, мука, фрукты и овощи ещё с весны припасены, живности полно - свиньи, коровы, овцы, куры, утки. А уж винцо да пиво сами делали.
        Зимой бабы вязали шерстяные изделия - носки, рукавицы, подшлемники зимние, войлок катали, валенки. Мужики тулупы овчинные шили да шапки. Вот сапожника в имении не было и шорника - ну так эти изделия и на торгу купить можно было.
        Пока не подоспела пора пахать и сеять, боярин распорядился всем свободным людям начать делать каменный забор - камней по осени груды набрали.
        Алексей с новиками тоже в трудах участвовал - и физическая закалка, и польза, и безопасность.
        Забор делали на крепком фундаменте, да над землей камни в человеческий рост, а сверху - ещё ряд дубовых брёвен. Общая высота в три человеческих роста вышла. Не имение, а крепость настоящая получилась. Ещё бы внутри помост устроить, да на осень отложили, потому как за стройкой время пролетело, пахать пора пришла.
        Пока мужики сеяли, Алексей с новиками и плотником новые ворота в имении делали. Если ворота слабые, то один забор не поможет. Делали из дуба, оковали железными полосами, запор-задвижку тоже дубовым сделали. Поверх ворот башенку для караульного сделали, с бойницами.
        Боярин, глядя на изменения, только ахал:
        - Как есть крепость! В Пронске такая же, только побольше размером. Соседи-бояре-то, как узрят - вот обзавидуются!
        Только-только с воротами покончили, гонец примчал, боярину послание вручил - дружинников на засечную черту выставлять пора пришла. Да не поблизости, как раньше, а на самых южных рубежах, за Солчаково. Местность там для заставы и обороны плохая: степь, овраги, редкие перелески - для конницы пространство обширное. Не было оборудованной границы, рубеж по рекам шёл, многие из которых вброд перейти можно вполне, особенно если лето засушливое.
        Заставы редкие, друг от друга в десяти верстах. В случае опасности сигнал подать можно дымом от костра - на такой случай их сразу три разводили.
        Оборону от превосходящих сил застава держать не могла, разве только мелкие группы рассеять. Их задачей была высылка дозоров в степь, дабы вовремя передвижения степняков заметить и немедля гонца к воеводе слать. А уж он с великим князем свяжется, ополчение из бояр и ратников собирать начнёт, да сам с дружиной первым делом и примчится.
        Ополчение быстро не соберёшь: пока гонцы до всех имений доскачут, пока бояре с дружинами до места сбора доберутся - двое суток пройдёт. За это время степняки полторы сотни вёрст покроют, как не больше.
        Ратнику собраться - только подпоясаться. Кухарки провизию на трое суток собрали - хлеб, сало, мясо сушёное и рыбу, крупы, соль - через час после приезда гонца уже к выезду готовы были. Встали у коней, боярин сам ратников проводить вышел. Каждого обнял, перекрестил.
        - На рожон не лезьте, - напутствовал он воинов, - но и за чужими спинами не прячьтесь. Краснеть за вас перед великим князем не хочу. Ну, с Богом! На тебя, Алексей, как на старшего, особо надеюсь.
        Ратники вывели коней за ворота, вскочили в сёдла - и с места в галоп.
        До назначенного места прибыли только к вечеру - усталые, пропылённые. Почти одновременно прибыли ратники из других мест.
        Начальником на заставе был боярин Казначеев. Старая смена передала обстановку:
        - В степи спокойно, только обозы купеческие. Дозоров татарских не видели, чего и вам желаем, - ратники быстро уехали.
        По причине нехватки леса жилище ратников представляло собой землянку. Перекрытая накатом из брёвен, сверху засыпанная землёй и заросшая травой, она была незаметна уже с десяти шагов. Внутри - довольно обширная, с полатями на два десятка воинов. Одно плохо - темноватая, окон нет.
        Для лошадей поодаль отдельная землянка - ведь им тоже укрытие от непогоды нужно, а главное - врагу ни кони, ни ратники не видны.
        В десятке шагов от землянок, за крутым склоном речушка вьётся, а на другом её берегу - уже чужая земля. Для Алексея странно: ни пограничных столбов, ни колючей проволоки, ни контрольно-следовой полосы.
        Захлопали крылья, и на низкорослый кустарник уселся ворон. Как похож он был на его ворона, что остался в имении Кошкина! Алексей наказал Марфе птицу кормить-поить да приглядывать за нею. Сам он уехал из имения далеко и надолго - на месяц, потому птицу решил оставить. Неужели Марфа недоглядела?
        Алексей решил проверить. Он достал из перемётной сумы узелок с крупой, щедро отсыпал на ладонь и поднёс птице. Ворон охотно склевал с руки угощение. Так, всё-таки сбежал! Его ворон! Дикая, живущая в природе птица с руки есть не станет: вороны осторожны и человека близко к себе не подпустят.
        - Чего тебе дома не сидится? - спросил Алексей у ворона, а сам размышлял, что с ним делать. В землянку к себе взять - другие ратники могут возмутиться. В землянку к лошадям - ворон обидеться может, за унижение сочтёт. Вот задал задачку!
        В этот момент со стороны землянки раздался голос Прохора:
        - Дядько, ты с кем там разговариваешь?
        - Да с вороном.
        Прохор подошёл:
        - Точно - твой, ручной. Ты же его в воинской избе оставил?
        - Наверное, дверь не закрыли, когда собирались, вот он и вылетел.
        - Как он нас нашёл? Не собака ведь, чтобы по следу, по запаху идти.
        - У него спроси.
        Однако ворон сам решил, где ему жить. В лощине, в полусотне метров за землянкой одинокая сосна стояла. Корявая, ствол причудливо изогнут - ворон её и облюбовал. Ночевал там, а как Алексея видел, перелетал на кустик, поближе.
        Иван и Прохор к ворону спокойно относились, привыкли давно. Другие воины сначала руками на него махали:
        - Кыш отсюда!
        Но потом и они свыклись. На других заставах собаки были, а у них - ворон.
        Жизнь на заставе была однообразной, каждый день повторял предыдущий. Утром после завтрака большая часть дружинников садилась на коней и уходила в степь, дозором. Иногда забирались довольно далеко, вёрст за двадцать, встречали пастухов и табуны лошадей или отары овец.
        Вся степь была поделена между кланами. Табун или отара не может прокормиться на одном участке. Съели овцы траву - их перегоняют на другое место. И таких участков было три-четыре. Нет участков - скот помрёт от бескормицы. А скот для степняка - источник богатства. Без него мяса на столе нет, одеться не во что, дочь замуж не отдашь - калым нужен в виде стада баранов.
        К русским дозорам пастухи относились спокойно - рязанцы не нападали и скот у них не воровали. Ездят по степи - ну так у каждого своя работа. А для дозорных наличие пастухов у отар или табунов - хороший знак. Когда татары - крымские, ордынские либо ногайцы - набегами на Русь идут, стада исчезают с их пути, угоняют их пастухи.
        Меньшая часть дозорных оставалась на заставе. Завидев в степи неладное, дозоры мчались на заставу, а уж оттуда на свежем коне гонец к воеводе стремглав скакал.
        Приготовление пищи тоже на дневальных лежало. Костёр разжечь, воды натаскать, кулеш сварить, после еды котёл отдраить… А попутно за горизонтом смотреть - нет ли дымов тревожных у соседних застав, или того хуже - не клубится ли облако пыли на юге.
        Когда большое число конников по степи скачет, за ними облако пыли висит, издалека видимое. Невозможно по степи скрытно пройти, проскакать.
        Алексей с новиками каждый день в дозор уходил - далеко на юг от заставы. Не увидев тревожных признаков, на порубежье возвращались. Иногда с ними ворон летал. Устав, он садился на луку седла к Алексею. Тот вздыхал: ворон высоко летает, далеко видит - вот бы его глазами степь окинуть сверху! Так ведь ворон говорить не умеет, разве что каркает иногда.
        И ещё одна неделя прошла в однообразной службе. Новики, как и Алексей, загорели, лица сделались тёмными, как у степняков. Жарко, в полдень одежда мокрая от пота. А сверху рубахи - поддоспешник войлочный и кольчуга. Железо на солнце нагревалось сильно и усугубляло ситуацию.
        Хуже всех жару переносил Иван.
        - Хоть бы дождь прошёл, воздух освежил!
        Но дождей не было. Над степью дрожало марево, в ушах стоял непрерывный звон цикад. Из-под копыт лошадей юркие ящерицы во все стороны разбегаются.
        Они ехали не спеша, ворон улетел вперёд.
        Осмотрели горизонт - чисто. Говорить не хотелось, все темы уже были переговорены.
        Далеко за полдень ворон вернулся и сразу сел на луку седла Алексея. Алексей вытащил из перемётной сумы пригоршню зерна и предложил ворону. Обычно после полётов ворон жадно клевал, но сейчас уставился прямо в глаза Алексею с таким выражением, вроде бы он что-то хочет сказать ему и очень просит его понять. Взгляд был пристальным и как будто гипнотизировал Алексея.
        Подчинившись этому взгляду, Алексей и впрямь впал в какой-то транс. Перед ним сидит ворон, а чудится лицо Остриса и слышится его голос.
        Алексей посмотрел на новиков - только он этот голос слышит или они тоже? Нет, похоже - только он. Новики сидят в сёдлах с осоловелым видом, и голос Остриса звучит только в голове Алексея.
        - В двух днях пути конном степняки числом десять сотен. Уходи, спасайся, заставе не выстоять.
        - Верно ли? - мысленно его спросил Алексей.
        Острис не ответил. Лицо его размылось, пропало, и перед Алексеем сидел только ворон.
        Птица жадно накинулась на зерно.
        У Алексея же от думок распухала голова. Ну, заявится он к старшему по заставе - и что скажет? Птица сказала? Так боярин его куда подальше пошлёт и прав будет. Непростое это дело - гонца к воеводе послать. Он тревогу и всеобщий сбор ополчения объявит, ратников и бояр с места сорвут - а где доказательства? Кто степняков своими глазами видел? А с другой стороны, если боярин поверит, они время выиграют. За два дня дружина княжеская подойти успеет и часть ополчения, что южнее Рязани живёт.
        Решившись, Алексей скомандовал:
        - Дозор, на заставу!
        Новики удивились: до вечера ещё далеко, возвращаться не время, и угрозы никакой нет. Но Алексей в дозоре старший, к тому же ему привыкли беспрекословно верить.
        Ратники рысью понеслись к заставе.
        Порубежники меж тем неспешно занимались своими делами. Дневальный у костра сухие ветки в пламя подкидывал, боярин, раздевшись до пояса, налокотники песочком чистил. Ну да, когда коту делать нечего…
        Дозор перешёл вброд речку, и боярин сразу вскочил, расслабленность как рукой сняло.
        - Что случилось? - Боярин был встревожен. Ни один из дозоров раньше вечера не возвращался.
        Алексей спрыгнул с коня:
        - Степняки в двух днях пути, тысяча сабель.
        - Ох! - боярин витиевато выругался. - Сам видел?
        - Врать не буду - сам не видел.
        - Купцы проезжие донесли?
        - Выслушай, боярин, только прими всерьёз. Птица у меня есть.
        - Как же, видел - ворон. И что?
        - Он ручной, мало того - чужаков в полёте высматривает.
        - Алексей, ты пьян? Вот я тебя плёткой поучу!
        - Казначеев, я подводил хоть раз? Посылай гонца к воеводе, время сэкономим, ополчение князь поднять успеет.
        - И что я князю напишу? Птица каркнула? Так пуганая ворона и куста боится.
        - Послушай, боярин. Что будет, если ты гонца не пошлёшь, а степняки подойдут?
        - Знамо дело, коли отойти не успеем - вырубят нас и в земли рязанские ворвутся. Беда будет!
        - А если гонца пошлёшь, князь с ополчением прибудет, а степняки мимо пройдут, скажем - на Литву?
        - Коли мимо пройдут? - боярин почесал затылок. - Да ничего не будет.
        - Тогда решай сам, что тебе и княжеству лучше, выгоднее.
        Далее продолжать диалог Алексей не стал. Главное он сказал, а дальше пусть боярин решает. Он на заставе старший, ему и отвечать.
        Дозору возвращаться в степь было уже поздно, и Алексей распорядился рассёдлывать коней и отдыхать.
        Боярин был в смятении. Он бродил по заставе, бормотал что-то себе под нос и время от времени размахивал руками. Со стороны он выглядел как умалишённый, но Алексей понимал, как непросто сейчас боярину.
        Казначеев подошёл к ворону, сидящему на кусте, наклонился и уставился ему в глаза. Что уж он там увидел - загадка, только, вздохнув, боярин приказал:
        - Терентий, седлай лошадь, гонцом поедешь. Я пока депешу напишу.
        Боярин спустился в землянку и вскоре вышел оттуда с берестой в руке.
        - Воеводе передашь. И на словах - тысяча конных степняков в двух днях пути от заставы.
        Ратник сунул бересту за пазуху, вскочил на коня и был таков.
        Над заставой нависло тревожное ожидание. Алексей есть не стал - кусок в горло не лезет, аппетит напрочь пропал.
        К вечеру вернулись два других дозора. Один из них ничего тревожного не заметил, зато ратники второго, ходившего несколько восточнее маршрута Алексея, заявили, что ни пастухов, ни пасущихся стад или табунов они не видели.
        Дело дозоров было смотреть и об увиденном докладывать боярину. А уж его дело - правильно оценить услышанные сведения. Косвенное, маленькое подтверждение приближающейся беды было получено.
        Боярин немного воспрял духом. Новости эти для заставы были плохие, грозили гибелью, зато честь боярина удалось бы сохранить. Хоть мёртвые сраму и не имут, но честь ратную, боярскую уронить зазорно. Потом и на внуков-правнуков его пальцами показывать будут.
        Дружинники о разговоре Алексея с боярином не знали, но чувствовали, что какая-то тревога на заставе появилась. Поужинав, ратники не сели играть в кости, не балагурили, как обычно, и спать улеглись рано.
        Утром с неохотой позавтракали - тревога всех лишила аппетита. Боярин и Алексей с беспокойством посматривали на юг - не видно ли пыльного облака?
        Алексей с новиками выехали в дозор. По степи не рыскали, ехали прямо на юг, откуда шли степняки.
        Гнали, судя по теням от солнца, часов до трёх пополудни. Как всегда, пели птицы в вышине, из-под копыт коней выскакивали шустрые ящерки, вдалеке перебегали степные шакалы - но ни пастухов, ни стад, ни войлочных юрт, ни караванов или их обозов не было видно.
        Немного передохнув, ратники повернули к заставе. Приехали они уже по темноте, товарищи их поужинать успели, оставив им в котле их долю.
        Алексей доложил боярину, что в степи пусто - ни скота, ни скотоводов.
        Боярин досадливо крякнул. Понятное дело, сегодня ожидать помощи уже бесполезно.
        Переночевали. Алексею снились кошмарные сны, и он несколько раз просыпался в холодном поту.
        Утром умылись, позавтракали, и боярин объявил:
        - Сегодня в дозоры не выступать.
        А к полудню прискакал во главе двух сотен воевода. Одна сотня была княжеской - доспехи блестят, кони одной масти, а вторая сотня из бояр и их ратников - кони, доспехи и оружие разномастные.
        На заставе и вокруг неё сразу сделалось тесно - ржание коней, людские разговоры, бряцание оружия.
        Наступал самый щекотливый, самый неловкий момент.
        Буквально через пару минут боярин позвал Алексея в землянку. Там сидел воевода и двое сотников. Боярин Казначеев скромно пристроился в углу.
        Алексей решил ничего не говорить о вороне - только засмеют и отбудут восвояси.
        - Ну, здравствуй, Терехов. Помню, помню тебя по смотру. Да и бояре-соседи отзываются о тебе неплохо. Ты бучу поднял?
        - Я, воевода. В дозоре был, старшим. Далеко ушёл от заставы и обратил внимание, что скотоводов со стадами нет; а потом далеко на горизонте и пыль увидел.
        - Ветер был ли?
        Воевода был тёртым калачом, и ему не надо было растолковывать прописные истины, почему нет скотоводов.
        - Небольшой, такой столько пыли не поднимет.
        - Вторые сутки к исходу идут, как ты тревожные признаки обнаружил. Степняки рядом уже быть должны. Где они?
        Вопрос был в лоб. А что Алексей мог ответить?
        - Не могу знать.
        Воевода повернулся к боярину:
        - На другие заставы людей не посылал? Может, конница стороной пошла?
        - Не посылал.
        - Так! - Воевода задумался.
        Уходить, не разведав, было бы легкомыслием, более того - преступлением. Если крымчаки или ногайцы в самом деле идут в набег, а воевода беспечно уйдёт с ратниками, в лучшем случае князь лишит его должности. О худшем же думать не хотелось.
        Воевода потёр шею:
        - Тогда так. Высылаю два дозора - знающие степь люди у меня найдутся. Они будут идти до вечера или пока конницу не узрят. Когда вернутся, всё обскажут.
        Два дозора, каждый числом десять сабель, перешли порубежную реку, и для оставшихся ратников потянулись долгие, томительные часы ожидания.
        За что бы Алексей ни брался, всё валилось у него из рук.
        Казначеев заметил его состояние:
        - Выпил бы ты кружку вина да лёг спать…
        - Нет вина на заставе - али сам не знаешь?
        Алексей прошёл к ложбинке, где росло одинокое дерево, облюбованное вороном, и улёгся в его тени. На сучке, прямо над его головой, сидел ворон и чистил перья.
        - Ну, Острис, ежели ты под монастырь меня подвёл, больше на глаза мне не попадайся!
        Ворон глянул на него одним глазом и каркнул.
        Видимо, всё-таки сказалась беспокойная ночь, и неожиданно для себя Алексей уснул. Проснулся от звука голосов - звали его:
        - Терехов! - донёсся до него крик. - Ты куда пропал?
        Темно уже, только костры на заставе горят, да звёзды ярко светят.
        Алексей поднялся и подошёл к землянке:
        - Заждались тебя, иди быстрее! Дозоры вернулись.
        В землянке горел масляный светильник.
        Состав присутствующих был прежним, но добавились ещё два старших по дозорам.
        - Повтори ещё раз! - ткнул пальцем в грудь десятнику воевода.
        - Далеко мы ушли, вёрст на двадцать. Обозов, пастухов со скотиной не выдели, будто вымерла степь.
        - Теперь ты, - показал воевода пальцем на второго десятника.
        - Ни обозов, ни пастухов, - кивнул старший дозора. - Но далеко, там где небо с землёй сливается, пылевое облако видно. Ветра не было. Я землю слушал - гула нет.
        Когда идёт большая конская масса, топот копыт по земле далеко передаётся, вёрст на пять.
        - Уже кое-что. Похоже, надо к князю гонца посылать, торопить. Боярин, из заставных выставляй боевое охранение. Костры в ночи далеко видны, кабы непрошеные гости к нам не пожаловали. Сотникам - ратники пусть кольчуги не снимают.
        Алексей с новиками попал в дальнее боевое охранение - вёрст за пять от заставы, но даже на таком расстоянии были видны огни костров.
        Лошади щипали траву. Ратники, спешившись, стояли молча - в темноте можно услышать врага прежде, чем увидишь.
        Поутру роса выпала, туман в низинах появился. Приказ был - стоять до рассвета. Когда же на востоке небосвод стал сереть и появился слепящий диск солнца, они поехали на заставу. Ночь прошла спокойно.
        В лагере уже не спали, умывались и готовились завтракать. Но только застучали ложками, как один из ратников вскричал:
        - Смотрите! - и показал рукой направление: далеко на юге клубилось пыльное облако.
        Сомнения окончательно рассеялись: к рязанским землям шла конница. Конечно, две сотни рязанцев не смогут остановить такую лавину, но задержать до подхода основных сил - вполне.
        Ратники поопытнее бросили есть, облизали ложки и спрятали их в чехлы: при ранении в живот у голодного больше шансов выжить. Беспечные отмахнулись:
        - Не пропадать же кулешу!
        Потом ратники стали готовиться к бою. Они проверяли оружие, надевали шлемы - кое-кто молился на складень. Каждый перед боем настраивал себя, как привык, как делал всегда.
        До подхода степняков ещё было время - часов пять. Воевода и на север смотрел, в сторону Рязани и Переяславля, - не идёт ли помощь? Пора уже и князю с ополчением появиться, тогда силы могут уравняться.
        Степняки завязывали бой, когда видели своё численное преимущество, от боя же с превосходящими силами уклонялись. Мурза или тысячник вёл своих джигитов не умирать, а добывать трофеи да пленных. Что проку в бою? Можно бесславно потерять нукеров и уйти не солоно хлебавши, а потерь степняки не любили. Русь велика, Литва рядом - можно и туда повернуть.
        Некоторые ратники речушку перешли - землю слушали.
        Пыльное облако разрасталось, и вскоре стала видна тёмная полоска - она довольно быстро приближалась. Тут уже и ополченцы вскричали:
        - Слышим гул, земля подрагивает! - и назад через речушку перебрались. Татары впереди себя лучников пускали - те запросто могли любопытных стрелами посечь.
        Позади дозорные закричали:
        - Видим наших, только мало их что-то!
        Это было передовое охранение рязанцев.
        Глава 9. Противостояние
        За передовым отрядом двигался сам великий князь с дружиной и ополчением - они были встречены радостными криками заставных ратников.
        Князь сразу выехал на берег.
        Уже были различимы отдельные фигуры коней и людей. На беглый взгляд - тысяча, хотя как пересчитать постоянно перемещающуюся массу?
        Ратники - из тех, кто был на заставе, - сбегали за лошадьми.
        Теперь все рязанцы выстроились рядами на высоком берегу речки. Хоть и небольшая преграда для конных, а всё же обороняться удобнее.
        Князь совещался с воеводой и сотниками - при нём находились и бояре служивые. Кабы было численное превосходство, они смело перешли бы реку и встретили врага в степи, где есть пространство для манёвра. Но, похоже, обе рати одинаково сильны, и если будет бой, обе стороны понесут ощутимые потери. Но у рязанцев за спиной родная земля, им отступать некуда, и держаться они будут до последнего бойца.
        Степняки это понимали. Судя по их одежде и бунчукам, это были крымские татары, только здесь было не всё войско крымского хана. Скорее всего, кто-то из алчных и самонадеянных мурз решил пройти малой ордой по русским землям, вот только организованного войска на рубеже встретить не ожидал.
        Татары всегда шли в набег после разведки. О ситуации докладывали пастухи, а больше всего - купцы, ходившие с обозами в глубь чужих земель. И сведения для татар были благоприятные.
        Бояре и ополчения по имениям своим сидят, разобщены, на порубежье - редкие и малочисленные заставы - набег обещал быть лёгким. И вдруг такое разочарование! Мурза и сотники видели князя в красном корзно, многочисленных ратников.
        Татарское войско застыло у реки в двух полётах стрелы.
        Долго стояли так татары, видно - совещались. Они надеялись по Рязанщине пройти огнём и мечом, нахватать трофеев и пленных и быстро убраться в степи. Не получилось! Но и стоять одному войску против другого бесконечно долго невозможно: и татары и русские утомлены после марша, лошадей кормить-поить надо.
        От орды отделился всадник с белой тряпкой на поясе - символом переговорщика, парламентёра. Он подскакал к реке довольно близко и остановился у самого уреза воды - до князя с боярами был всего-навсего какой-то десяток метров. Видно, не из простых нукеров: халат на нём шёлковый, золотыми нитями расшит, ичиги из красной кожи. Сабли нет - не положена она переговорщику. Неписаные законы обеими сторонами всегда соблюдались.
        Лицо у татарина было загоревшее едва ли не дочерна, скуластое, но глаза европеоидные - не узкие, как у монголов. И заговорил он по-русски чисто - чувствовалась практика.
        - Алтын-мурза приветствует тебя, великий князь Рязанский Иван Фёдорович! Что-то я не вижу князя Пронского Ивана Владимировича! Жив ли митрополит Иона?
        - Слава богу, все живы! С чем пожаловал? Неужели только приветы передать?
        Глаза татарина злобно блеснули и сузились, но он тут же взял себя в руки - переговорщик не должен выказывать своих чувств. Передать слова повелителя, принять ответ - вот его задача.
        - С набегом на Литву шли, - нехотя сказал татарин.
        - Неужели заблудились в степи? Литва в той стороне, - князь показал рукой.
        Дружина и ополченцы засмеялись.
        - Алтын-мурза не желает твоих и своих людей губить. Он предлагает по обычаю предков поединок устроить. Наш батыр победит - война с вами будет, если ваш косопузый одолеет - мы на Литву идём.
        «Косопузыми» на Руси называли рязанцев. Зимой, когда в деревнях делать было нечего, мастеровые мужики отправлялись на отхожие промыслы в другие земли и княжества. Топор плотницкий - для работы и обороны - носили за поясом. От веса топора пояс перекашивался, отчего живот мужика выглядел асимметрично - вот и прилепилась кличка.
        Хитёр был татарин, одним словечком показал, что знает уклад русичей.
        Предложение было неожиданным. Да, поединки перед столкновением войск зачастую были, и самый известный из них - битва монаха Пересвета с Челубеем на Куликовом поле. Но сейчас князь явно был не готов на него ответить.
        - Завтра утром ответ получишь - на этом же месте! - крикнул он.
        - Якши!
        Татарин развернул коня и ускакал.
        Самое плохое было в том, что рязанцы не знали, кого выставят крымчаки.
        Бой может быть на конях и с оружием - до смерти одного из поединщиков, или пешими и на кулаках. И боец от Рязани должен одинаково хорошо владеть саблей и кулачным боем, а это задача непростая. Татары в большинстве своём были роста среднего, но они могли выставить богатыря, или по-ихнему - богатура, один мощный удар которого мог решить не только исход поединка, но и исход сражения.
        Ратники, видя, что сегодня столкновения не будет, расслабились и отвели коней пастись. Однако кольчуг и шлемов не снимали.
        Татары тоже стали располагаться, на их стороне задымили костры.
        А в это время князь стал совещаться с боярами. На поединках домашних, для потехи или тренировки, показа выучки бойцов предложили бы многих. И лестно было бы, и почёт в случае победы. Но сейчас боярам стало боязновато. Если их боец проиграет схватку - погибнет бесславно, а на боярина гнев княжий обратится. Зачем ратника своего выставил, ежели слаб он, не подготовлен?
        Бояре отводили глаза в сторону, вздыхали и переминались с ноги на ногу. Решили клич среди воинов кинуть - не желает ли кто поединщиком выступить?
        Вызвалось двое. Один - уже зрелый воин, кряжистый, с мощными мышцами, бугрившимися под рубахой, - из Глебова. Второй - молодой, едва бородка пробивается - из Шилова. Его князь отмёл сразу:
        - Что поединщиком хочешь - хвалю. За честь княжества постоять почётно. Только молод ты, погоди годков несколько. Тело в силу войдёт, тогда в самую пору будет.
        Не обидно отказал князь, чести ратника не уронил.
        Алексея же как под руку кто-то толкнул. Копьём и саблей владеет, да и в кулачном бою не отрок неумелый. И он шагнул вперёд:
        - Я в поединщики хочу.
        Князь внимательно оглядел Алексея с головы до ног, оценил оружие, щит и кольчугу. Теперь у него выбор есть. Алексей роста выше среднего, по местным меркам - высокий и жилистый, и моложе ратника из Глебова.
        Стоящий рядом воевода наклонился к князю и что-то зашептал на ухо. Что он ему сказал - неизвестно, но князь согласно кивнул и спросил Алексея:
        - Не испугаешься? Сдюжишь?
        - Должен.
        - Чьих будешь?
        - Боярина Кошкина сын боярский, Алексей Терехов.
        - Запомню. Отдыхай покамест, к бою готовься.
        А чего готовиться? Одежда, защита, оружие - всё при нём. Морально только если.
        К Алексею стали подходить ратники вовсе незнакомые. Кто-то ободрял, по плечу хлопал, другие советы давали. Только Алексей решил никого не слушать. Каждый совет, даже дельный, в деле испытать надо, а решающий поединок - не место для отработки навыков. В конце концов, служба катафрактом и в коннице у Мономаха даром пропасть не должна. И опыт у него есть, и умение - лишь бы нелепая случайность не помешала.
        Спать Алексей в ложбинку пошёл, к дереву. Вокруг лагеря рязанцев князь дозоры выставил - пешие и конные: от крымчаков любой пакости ожидать можно.
        Алексей веки смежил, в дрёму уже впадать стал - перед поединком сил набраться надо, выспаться, чтобы голова свежая была. В бою не только саблей махать надо, но и думать.
        И снова ему ворон привиделся. Вместо крыльев руки выросли, тело человеческое, а лицо - Остриса, старого друга.
        - Ох, Алексий, - назвал он его на византийский манер, с ударением на втором слоге, - всё не сидится тебе спокойно. Зачем на поединок вызвался? Крымчак просто великан, и силы огромной. Впрочем, тугодум. У него одно слабое место - на шее, внизу, там, где ворот у кольчуги заканчивается. Туда и бей.
        Видение исчезло. Да и было ли оно или просто сон приснился?
        Алексей проснулся бодрым и полным сил. Солнце уже поднялось, над речкой клубился клочьями туман. Дежурные на кострах варили кулеш. Лагерь неспешно оживал.
        Заставские позавтракали.
        Глядя на Алексея, Казначеев неодобрительно покачал головой:
        - Не ел бы ты, Алексей!
        - Без еды и силы не будет, боярин! А битва мне предстоит тяжёлая, противник мой зело огромен. Но я убью его!
        Сказал он слова эти со всей уверенностью, на какую был способен, как будто уже знал исход поединка. И ратники, хлебавшие с ним кулеш из одного котла, поверили в победу.
        Потом воины разобрали лошадей из табуна и выстроились на возвышенном берегу. В центре - князь с воеводой, свита.
        Через некоторое время от татар снова явился переговорщик, поприветствовал князя.
        - Готов ли твой ратник, князь? Или желающих сразиться не нашлось? - с вызовом спросил он.
        - Разве в войске моём мало храбрых воинов? - спокойно спросил князь. - Мой поединщик готов.
        - Биться будем конно и оружно.
        По дружине пробежал лёгкий гул голосов. Стало быть, до смерти одного из поединщиков.
        - Когда начинаем?
        - Прямо сейчас. Наш богатур, Тагир-батыр, уже готов.
        Переговорщик ускакал, надменно ухмыляясь. Русские не видели, какой у крымчаков воин, и потому думают, что они выиграют схватку. Но против Тагира ещё никто устоять не мог.
        Князь через боярина подозвал к себе Алексея, и когда тот подъехал, спросил:
        - Не передумал?
        - Нет, князь, слово моё твёрдо. Верь, я убью противника, добуду победу.
        - Против солнца не вставай, оно в глаза бить будет, слепить.
        - Учту.
        - Тогда Бог тебе в помощь!
        Алексей съехал к реке, перебрался на другой берег и обернулся. В груди нарастало волнение.
        - Братья, если что - не поминайте лихом!
        Лошадь шла спокойно.
        Увидев Алексея, от группы татар отделился Тагир. Опа! Сам здоров как бык, грудная клетка шириной что «Запорожец». Шлем блистает, кольчуга переливается. И конь ему под стать - где только взяли такого? Не трофейный ли, из Литвы или других дальних краёв?
        От сотен крымчаков исходили явно ощутимые флюиды злобы, агрессии - они были посланцами ада. Ведь добро всегда добром делится, ад же жадно пожирает. Вот и степняки алкали чужого добра, пленных.
        Чем ближе съезжались поединщики, тем сильнее волновался Алексей. Ворон не предсказывал ему победу, только подсказал уязвимое место у татарина. Только ведь до него ещё добраться надо, нанести туда удар, а татарин не будет спокойно наблюдать, он сам будет активно стараться убить Алексея.
        Было страшновато - только дурак не боится смерти. Но страшна не сама смерть, это только миг, тонкая грань между жизнью и небытиём, вечностью - страшно само ожидание смерти. Тем более когда ты молод, полон сил и планов, и тебе кажется, жизнь бесконечна и всё лучшее ещё впереди.
        Позади Тагира, держась метрах в двадцати, ехал ещё один степняк - без оружия, держа на палке белый флаг. Он был нечто вроде судьи, устроителем.
        Его увидели и на нашей стороне. От рязанцев стремглав поскакал один из княжеских дружинников.
        Тагир и Алексей остановились друг против друга в полусотне метров. Лицо крымчака было плоским, узкоглазым, кожа медного оттенка - в нём явно чувствовалась монгольская кровь. И на лице - никаких чувств, абсолютно каменное. Жуткая маска убийцы.
        Судьи съехались, начали разговор. Потом поспорили, горячо размахивая руками, - каждый старался дать своему бойцу более выгодную позицию. Если бы бой происходил в полдень и солнце стояло в зените, позиции были бы равны. Но солнце ещё не успело взойти высоко, и тому, кто оказался бы в бою против востока, солнечные лучи били бы в глаза. И развернуть поединщиков по линии север-юг тоже невозможно, оба войска фактически не увидят поединок.
        И всё-таки судьи пришли к единому мнению. Алексею показали место на северо-запад, татарину - на юго-восток, и они разъехались.
        Судьи стояли в центре, татарин поднял белый флаг.
        Алексей вытащил из петли копьё. Он хорошо владел этим оружием, ещё будучи обученным в гоплитах, а потом и в катафрактах.
        Однако татарин имел преимущества. Его копьё было заметно длиннее, на метр, не меньше - такое же преимущество дают в кулачном бою более длинные руки у одного из бойцов.
        Алексей поднял копьё наизготовку, в левую руку взял щит. Щит был не его - лёгкий, круглый, а одного из воинов заставы - каплевидный, тяжёлый, окованный железом. Такой больше подходит для встречного копейного конного боя.
        Алексей облизал сохнущие от волнения губы.
        Татарин резко взмахнул флагом, и Алексей начал разгонять коня.
        Крымчак всё ближе, он вырастает на глазах - до чего же он огромен!
        В последний миг Алексей направил копьё в щит противника, сам резко отклонившись вправо, за шею коня. Удар, треск! Левую руку как кувалдой ударило, отсушило.
        Выпрямившись в седле, Алексей увидел, что от его щита остались только умбон и ручка. Он отбросил в сторону остатки, и оказалось, что у копья наконечника, называемого рожном, тоже нет - отломился вместе с древком. А ведь хорошее, прочное древко было.
        Копьё, уже бесполезное, он тоже бросил на землю.
        Натянув поводья, остановил и развернул коня и мысленно изумился. Вот дела! Татарин-то тоже без щита и копья - сломались.
        Левая рука ныла, и чувствительности в пальцах не было. Всё-таки силён татарин. Конечно, пару раз у Алексея в конных битвах щиты разлетались, но это были лёгкие щиты.
        Алексей выхватил саблю - крымчак повторил его жест. Оба противника начали снова разгонять коней.
        У крымчака кольчуга, шлем с кольчужной бармицей - куда бить, если он в броне, как в танке? Это ещё счастье, что после такого страшного копейного удара Алексей в седле удержался.
        Противники стремительно сближались. Как не хватает щита!
        Татарин взмахнул саблей.
        Думать Алексею было просто некогда, и тело, натренированное годами занятий, сработало само - он успел подставить под удар саблю. Раздался звон железа, кони в очередной раз пронеслись мимо друг друга, и Алексей похолодел от ужаса: в правой его руке была только рукоять. Клинка не было - сломался у основания. Теперь кроме боевого ножа другого оружия у него нет.
        На какое-то мгновенье его охватила паника, даже слабодушное желание не пришпорить лошадь, направив её вперёд, а развернуть и умчаться прочь, подальше от этого огромного татарина и неминучей смерти. Но он всё-таки взял себя в руки и потянул поводья. Позорно бежать? Ну уж нет, на него князь и ратники рязанские надеются, и он не может их подвести - ведь сам вызвался! А ещё хуже - крымчаки глазеют, победы своего богатура ждут - да просто уверены, что Тагир одолеет неверного русского. Тогда быть страшной сече, и не одна сотня воинов с каждой стороны поляжет. Да и сбеги он, какой пример для новиков - Ивана и Прохора - будет? Скажут с горечью: опытного воина из себя строил, учителем был, а сам трусом оказался.
        И такая Алексея злость разобрала! Это он-то трус? Откуда только силы взялись! В него как будто какой-то дух вселился, злобный и мощный.
        Развернув коня, он вытащил из ножен боевой нож в локоть длиной, немного меньше римского меча, прозываемый «боярским», - он тоже был неплохим оружием. Не сабля, но всё же он не безоружен.
        Татарин тоже повернул коня, и Алексей с мстительной радостью увидел, что руки его пусты, нет сабли - тоже сломалась. Такой удар, какой был у них при сшибке, не каждое железо выдержит.
        Они начали разбег снова - уже в третий раз. В голове Алексея всплыло воспоминание о вороне, его совет - бей его сверху. Только как это сделать?
        Решение пришло в последнее мгновение. Татарин, оказавшись безоружным и надеясь вырвать победу в кулачном бою, где шансов на победу у него было больше, решил лишить Алексея коня. Он ударил его лошадь по голове с такой силой, что Алексей даже услышал треск ломаемых костей черепа бедного животного. Но ратник заранее готовился нанести свой решающий удар. Он загодя вытащил ноги из стремян, и когда кони поравнялись, оттолкнулся от спины коня, подлетел в воздух и ударил татарина сверху в ту самую, небольшую, незащищённую железом полоску открытого тела. Вырвать нож из раны он не успел, и тот остался в теле крымчака.
        Ноги у его лошади уже подломились, и она рухнула на землю, перекувыркнувшись через голову. Алексей упал на её тело и перекатился на землю. Удар был силён, даже дыхание перехватило. Но надо было собраться с силами и встать. Он сжал зубы и поднялся.
        От места столкновения скакала лошадь противника, а сам он лежал на спине, откинувшись на её круп. Ранил он крымчака или убил?
        Татары радостно взвыли. Как же: лошадь под Алексеем пала, а сам он стоит безоружный. Миг удара они пропустили и думали, что богатур их ранен или от удара запрокинулся.
        Но постепенно радостные вопли стихали.
        Лошадь крымчака замедлила ход и остановилась.
        Наступила тишина. Тысячи людей рядом, а слышно, как поёт в вышине какая-то птица.
        К татарину поскакали оба судьи - русский и крымчак. Они осмотрели поединщика. Потом крымчак указал белым флагом на Тагира и опустил его к земле, оповещая тем самым присутствующих, что поединщик пал.
        Ещё секунду стояла тишина, но потом она была нарушена радостным рёвом рязанской рати. Шум был просто оглушительным. Сотни мужских глоток восторженно вопили, а ратники били саблями по щитам. От испуга ржали лошади.
        На Алексея накатило блаженное состояние. Он остался жив и даже не ранен. Ушибы от падения есть, но они пройдут. Но он сделал главное - одержал победу!
        Рязанцы стали переправляться через реку.
        На татарской стороне дважды взметнулся бунчук Алтын-мурзы, взревела труба, и крымчаки разом стали поворачивать коней - не решился мурза рисковать своим воинством. Зачем? Есть другие земли - Литва, Киев.
        А рязанцы скакали к одиноко стоящему Алексею. Он даже испугался - не сомнут ли его лошадьми? Такую массу коней и людей враз не остановишь.
        Но они остановились, застыв в десятке метров, образовав полукруг и обдав Алексея облаком пыли.
        Впереди, в центре был сам князь Рязанский. Он соскочил с коня и подошёл к Алексею.
        - Жив? Не ранен?
        - Ушибся сильно.
        - Как же без этого? Такого великана свалил! Молодец, герой! Только что-то не приметил я, как ты его…
        - Прыгнул и ножом в шею сверху.
        - Ну да, ну да… Но он же в кольчуге, что против неё нож? Ай, парень, такую победу одержал! А я уж думал - всё, конец тебе. Копьё сломалось, щит развалился, а потом и сабля разломилась. Против такого бугая на кулаках выстоять мудрено. Эй, кто-нибудь! Чарку вина мне и ратнику!
        Кто-то из слуг, из ближнего окружения, подсуетился. Из походного бурдюка налили вина в серебряные кубки и поднесли им.
        Князь принял чашу и в знак почёта передал её Алексею. Не из боярских рук принял Алексей чашу - из княжеских. Потом и сам князь взял кубок.
        - За тебя, Алексей Терехов! За твою и нашу победу!
        Оба - и князь, и Алексей - дружно выпили кубки до дна.
        Дружинники снова радостно завопили:
        - Слава князю и Рязанской земле!
        Алексей хотел вернуть боярину кубок, но князь остановил его:
        - Кубок себе оставь в подарок - на память. Саблю герою достать из моих запасов и лучшего коня!
        Бояре вынесли саблю в ножнах и протянули её князю. Князь тут же вручил её Алексею. Алексей вытянул наполовину клинок из ножен, поцеловал и к своему поясу подвесил.
        Сабля была из княжеских запасов, простая, походная, и ножны без украшений. Вот только качества отменного - по клинку узорчатая вязь дамасская. Это сейчас на князе сабля в ножнах изукрашенных, на рукояти самоцветы под солнцем переливаются - потому как для антуража, по званию положена. Только в реальном бою вся эта мишура отлетает мгновенно.
        И коня Алексею подвели из числа запасных - из княжеской конюшни.
        - Владей, - великодушно кивнул князь, - великое дело ты сделал!
        Дружинники снова оглушили их восторженными воплями. Они славили князя и воздавали хвалу Алексею, одержавшему на их глазах невероятную победу. Хотя многие из них, увидев воочию крымчака, в этой победе сомневались.
        Алексей сел на коня. Седло, сделанное со всем тщанием, было новым и удобным. Под седлом попона малиновая с кистями. И сам конь хорош - молодой трёхлеток, глазом косит, копытом в землю бьёт. Чувствуется - горяч.
        Все, не сговариваясь, повернулись в сторону крымчаков. Они уходили не рысью - шагом кони шли. И вид у татар понурый - не удался для них набег.
        Вернувшись к своей заставе, ратники устроили пир. Вина и пива не было - выпивку в походе и на порубежье не приветствовали. Зато достали всё из запасов. Хоть и привычен был кулеш, так в него мяса сушёного положили вдвое против обычного. И мёда для сыта не пожалели.
        Алексею стало неудобно от всеобщего внимания. Совсем незнакомые ратники, бояре подходили к нему, хлопали по плечу и поздравляли. Сначала приятно было, чего уж скрывать. Однако потом излишнее внимание раздражать стало - поесть спокойно не дадут. Каждому внимание уделить надо, поговорить - иначе обида. Но Алексей их понимал: одержав победу в поединке, он тем самым избавил войско от потерь.
        А ещё ратники просили посмотреть, подержать в руках княжеские подарки - серебряный кубок и саблю. Были и такие, кто откровенно завидовал:
        - Повезло тебе, парень! Сам князь тебя приметил, из множества выделил, подарками одарил.
        Алексей сразу в лоб рубил:
        - А кто тебе не давал? У тебя и конь есть, и оружие. Почему на бой не вызвался?
        После такого ответа завистники молча уходили - желающих сразиться с гигантом было очень мало.
        Настал вечер. Утомлённый Алексей снова улёгся на своём любимом месте - в ложбине под деревом. И снова ему пришло видение в виде Остриса. Знакомец давний ухмылялся:
        - Хорошо, что мой совет послушал. Но шлем с головы сними, вон - на ветку повесь.
        - Ты это к чему?
        - Тагира ты одолел. Только впереди тебя искушения ждут.
        - Какие?
        Однако лицо Остриса уже растворилось в голубоватой дымке.
        Проснувшись утром, Алексей вспомнил про сон. Какие такие искушения? Золотом, славой, женщинами? На его взгляд - пустое, уж он-то калач тёртый, не позарится.
        После завтрака дружина и ополченцы засобирались назад - по имениям, по городам своим. А заставные ополченцы - с ними и Алексей - оставались дослуживать свой срок. Война миновала, а служба службой.
        Но не успел Алексей заняться привычными делами, как прибежал княжеский посыльный:
        - Князь велит после службы к нему в Переяславль приехать.
        - Передай - исполню.
        Первым уехал великий князь. И то, понять можно - у него дел важных полно, прохлаждаться некогда.
        За ним бояре с ополченцами потянулись: сначала одной колонной, потом каждый боярин в своё имение.
        И вновь служба на заставе пошла налаженным порядком. Снова дозоры, короткий сон - и опять в степь.
        К новому коню Алексей привыкал долго. Прежняя лошадь, павшая во время поединка, послушная была, хозяина понимала с полуслова. Свистит он - и она из табуна бежит. И как только узнавала? Новый конь был норовистым и горячим, но неутомимым в дозорах.
        Запасы провизии подходили к концу - как и срок службы. И вот настал день, когда к вечеру заявилась пропылённая на марше новая смена. Соскочив с коней, они сразу направились к Алексею - покажи, дескать, княжеские подарки. И откуда только прознали? Ведь в прибывшей смене не было тех, кто неделю назад воевать приходил. Да и новиков с прибывшими было много - едва ли не половина. Они смотрели на Алексея восторженными глазами и просили рассказать о бое.
        Но больше всего Алексея удивил боярин, прибывший со своими ратниками из-под Вознесенского.
        - С ночёвкой на постоялом дворе ехали. А в трапезной бродячие гусляры да дудочники песню о тебе спевают.
        - Не может быть! - поразился Алексей.
        Времени после боя прошло мало, с ратниками ни одного музыканта не было - когда прознать и сочинить успели? Конечно, на душе у Алексея приятно было, но потом он задумался: не об этом ли искушении Острис говорил?
        Утром они доели последние припасы. Оно и к лучшему - перемётные сумы пусты.
        Алексей с новиками отправился в Переяславль - ведь князь велел. Новиков не приглашали, но не отпускать же их в дорогу одних? К тому же он надеялся, что надолго в Переяславле не задержится и они вернутся в имение Кошкина. Небось, до боярина весть о победе уже дошла. Есть чем боярину гордиться, не каждый воин на заставе - да и в бою тоже - отличиться может.
        За два дня неспешной езды они добрались до Переяславля, столицы Великого Рязанского княжества.
        Новиков Алексей оставил на постоялом дворе, отдав им на сохранение саблю - не положено в княжеский терем с оружием входить. Коня в конюшню определил.
        У теремных ворот стояла охрана. Они узнали Алексея, поприветствовали его, но на двор не впустили.
        - Доложить сначала надо, примет ли тебя князь?
        - Тогда докладывайте, я подожду.
        Через полчаса явился челядин княжеского двора.
        - Ты, что ли, Терехов будешь?
        - Он самый.
        - Идём.
        Челядин шёл впереди, показывая дорогу. Перед одной из дверей в тереме он остановился:
        - Шапку сними.
        Однако на Алексее был шлем, а не шапка. Он снял его и повесил на левую руку за ремешок.
        Челядин отворил дверь.
        Князь сидел за столом в большом зале и что-то писал.
        Алексей вошёл, поклонился иконам в красном углу, потом князя поприветствовал:
        - Доброго здоровья, великий князь, и многие лета тебе!
        - Здравствуй, Алексей! Как служба?
        - Срок на заставе отбыл, вот - возвращаюсь ноне.
        - Прости, времени у меня мало. Утром московские послы приедут, и потому короток буду. Есть для тебя две новости.
        - Сначала хорошую услышать хочу.
        - А почему ты решил, что другая плохая?
        - Жизнь научила.
        - Жалую тебя боярином. Ты же сын боярский?
        - Именно так, боярина Кошкина.
        - Отныне в разрядных книгах будет боярин Терехов. Доволен?
        - Не пойму ещё, как обухом по голове.
        - Ха-ха-ха! Насмешил… Тебя татарский богатур убить не мог, и обух не возьмёт!
        Что-то тревожно стало на душе у Алексея. Мягко стелет князь, да не жёстко ли спать будет? Он поклонился:
        - За честь и боярина спасибо.
        - Ты славу ратника рязанского не уронил, жизни многие сохранил. Лучший способ победить в войне - суметь избежать самой войны.
        - К званию боярина земли прилагаться должны, деревни с людьми.
        - Думаешь - забыл? Только вот другая новость все мои планы в отношении тебя смешала.
        Алексей застыл в ожидании.
        - Полагал я - и землицу дать, и две деревни с холопами. Земли хорошие - на границе с Пронским княжеством. Да второго дня гонец новость плохую привёз - нет теперь боярина Кошкина, - князь отвёл глаза.
        Алексей обмер - почему Кошкина нет? Когда он уезжал на заставу, боярин был здоров. Да и не стар он, чтобы умереть. Вопросов навалилось много, ответов не было.
        - Пожар в имении случился. То беда невелика; леса вокруг много, отстроиться за лето можно. Другое хуже - сам он сгорел в огне с супружницей своей вместе. Несколько холопов тоже живота лишились. Жалко, хороший воин был, да и боярин разумный.
        Князь позвонил в колокольчик, и на пороге возник челядин.
        - Вина нам.
        Тут же на подносе были доставлены серебряные кубки и кувшин вина. Челядин разлил вино по кубкам.
        - Не так я хотел отметить твою победу, ратник, и твоё боярство - за пиршественным столом, с боярами да воеводами. Но не довелось. Давай за упокой души боярина Кошкина кубки поднимем - верой и правдой он Рязани служил.
        Выпили не чокаясь, до дна.
        Вино было превосходным, но Алексей не почувствовал вкуса. В голове билась одна мысль: «Ну как же так, он победу одержал, а с Кошкиным беда случилась?»
        - На таких людях княжества держатся. Вроде незаметен был, а имение в порядке держал - вон каких бойцов выпестовал.
        Князь кивнул челядину, и кубки снова наполнились.
        - Скажу по секрету - с Москвой объединяться будем, союзниками верными станем. Крепнет ноне Москва, удельные княжества вокруг себя объединяет. Мыслю - давно пора. Сейчас разрозненны мы, от врагов поодиночке отбиваемся, потому и бьют нас. А если мы веры одной, языка одного, да предок у князей один? Сильная Русь нужна, тогда враги бояться будут, уважать. После Куликова поля князья в Орду за ярлыком вроде как по привычке наезжают, но пора приходит самим править и жить, без татарского соизволения на то.
        О многом, о чём князь говорил, Алексей знал или догадывался.
        Князь поднял кубок:
        - За новоявленного боярина Терехова! Быть добру!
        Они выпили по второй чарке.
        - Кошкина, конечно, жаль, славный боярин был. Да только жизнь продолжается. Один боярин Богу душу отдал, на его место другой встал - как в бою. Указ в Приказе получишь, готов уже. Имение в порядок приведёшь, отстроишь. Мыслю - получится всё у тебя. И за столом с боярами посидим, придёт время.
        Князь кивнул, и челядин вновь разлил вино по кубкам.
        - А теперь за твою победу. Одного лишь татарина свалил, зато какого! За тебя, боярин Терехов!
        Они чокнулись, выпили. Алексей поставил пустой кубок на стол и взглянул на князя:
        - Благодарствую, князь, за ласку твою, за щедрость. Отблагодарил ты за ратную службу, не забыл раба Божьего - за то спасибо. Думаю, краснеть тебе за меня не придётся, сделаю всё, что смогу.
        - Сделаешь - даже через «не могу». Верю. А теперь прости, дела!
        Алексей понял, что аудиенция закончилась. Он поднялся, откланялся и вышел.
        Сколько событий сразу навалилось - голова кругом идёт. Или это от вина? Сегодня только завтракали, но как давно это было! А на голодный желудок три кубка вина - это изрядно, учитывая, что каждый не меньше полулитра будет.
        Алексей вышел из терема и увидел храм. Зайдя, он поставил свечи за упокой раба Божьего, боярина Кошкина и супружницы его, Аглаи. Не его вина, что боярин погиб страшной смертью, а всё равно досадно и обидно. Был бы он там, может, и удалось бы спасти, уберечь? Не случилось.
        В невесёлых раздумьях он заявился на постоялый двор. Внутри его маялись Иван с Прохором. Увидев Алексея, он бросились к нему:
        - Чего князь вызывал?
        Алексей рассказал им всё. Иван с Прошкой слушали, раскрыв от удивления рты:
        - Ты - боярин?!
        - Как есть. Сегодня поздно уже, а завтра в Разрядный приказ пойду.
        - Жалко Корнея Ермолаевича! Как отец родной нам всем был!
        - Жалко, слов нет. Идём в трапезную, поужинаем, боярина и супругу его добрым словом помянем.
        Они сделали заказ, поели, выпили за упокой души. Не радостно было на душе у Алексея. Вроде боярином стал, к чему многие стремились, да у единиц получалось. Победой своей над татарином с Кошкиным поделиться хотел, в подробностях рассказать. Боярин - воин опытный, не в одном боевом походе был, он бы Алексея понял. Не довелось, и оттого горько на душе.
        После завтрака он пошёл в Разрядный приказ, взял указ княжеский о жаловании его боярином и державную на земли Кошкина. За ним теперь и земли, и все сто двадцать душ людишек числились. Получил деньги, что Кошкину причитались за ратников, - это уже воевода поспособствовал. Деньги нужны - как имение отстраивать? Лес вокруг есть, но только и покупать много надо - петли, стекло.
        Вернувшись, он спросил у парней:
        - Что-то я ворона своего не вижу. Когда в Переяславль ехали, он за нами летел.
        - Чего ему в городе делать? Птица завсегда дорогу к дому найдёт. Небось, в имение Кошкина полетел.
        Алексей тоже о том подумал. Но ворон в его жизни больше не появлялся.
        - Собирайтесь, едем домой. Нечего нам тут проедаться.
        Поздним вечером они добрались до имения. Забор каменный с верхом деревянным был цел.
        На стук вышел Захарий. Увидев ратников, прослезился:
        - Беда у нас, Алексей. Боярин…
        Захарий заплакал, потом смахнул слёзы рукавом и открыл ворота.
        Вместо боярского дома Алексей увидел развалины - от них всё ещё несло гарью. Однако дворовые постройки остались целы: людская и воинская изба, амбары, конюшня.
        - Отстоять успели. Холопы водой поливали, чтобы огонь не перекинулся. Как дымом потянуло да огонь появился, я в опочивальню боярина кинулся. А туда уж не подступиться, полыхает вовсю, аж волосья на голове трещат. Видно, от свечи огонь занялся; печи-то не топились, тепло. Как жить-то будем?
        - Будем, Захарий. Боярина схоронили?
        - Чего там от него да супружницы его осталось? Горстка пепла. Собрали, схоронили сегодня. Третий день, по обычаю. Кого-то из бояр теперь пришлют? Землица без хозяина не будет. Я гонца к князю посылал с известием, как случилось всё.
        - Есть уже боярин, Захарий.
        - А ты его видал?
        - Перед тобой стоит.
        - Ты, что ли? А не брешешь?
        Алексей вытащил из-за пазухи княжеский указ:
        - Чти.
        Захарий бумагу взял, полюбовался на сургучную печать с княжеской печаткой и вернул её Алексею:
        - Неграмотный я. Но печать на месте. - И вдруг упал на колени: - Здравствуй, боярин!
        - Ты что, Захарий! Поднимись!
        - Услышал Господь мои молитвы, не чужака прислали!
        - Всё, Захарий, успокойся. Спать давай, устали мы.
        - Завтра всё по обычному распорядку? Людей на поля - а дворовых?
        - Пусть пожарище разбирают. Новый дом ставить будем.
        - Пойду челядь обрадую. А то они уж и не знали, что думать. Ни боярина в имении, ни ратников. Случись плохое, кто нас защитит?
        - Кончились беды, Захарий! Иван, Прохор, чего застыли? Расседлывайте лошадей - и в конюшню. Захарий, овса им засыпь да водички дай.
        Захарий всмотрелся в лошадей:
        - А где Зорька твоя?
        - На поле брани пала. Новый конь у меня, подарок князя.
        - Знать - заслужил.
        Захарий с новиками повели лошадей в конюшню, Алексей же направился в воинскую избу. Он устал - не столько физически, сколько морально. Слишком много потрясений испытал за последние дни.
        Проснулся он от ярких солнечных лучей, бьющих в окно. Похоже, время близилось к полудню. Вот это он поспал!
        Новиков в избе уже не было.
        Алексей встал, потянулся, оделся не спеша, вышел на крыльцо и замер. Вот так номер!
        Перед ним стояли все приписанные к имению люди - все сто двадцать душ. Видимо, стояли они так давно и молча, боясь побеспокоить нового боярина.
        Алексею стало неудобно - заставил людей себя ждать. В горле сразу пересохло, он откашлялся:
        - День добрый!
        Ему вразнобой ответили. Господи, чего они все от него ждут? Вчера ведь он говорил Захарию, куда людей на работы отправить. Были бы перед ним воины - нашёл бы, что сказать. Там, в боевом походе, на заставе все приказы отдаются по ситуации и выполняются беспрекословно. Он же не хозяйствовал сам никогда. Кошкину подсказывал, но сам не главенствовал. Как говорится, быть водителем или пассажиром - разница большая. Но люди ждут от него какого-то слова. И он решил объясниться:
        - Князь за воинские заслуги жаловал меня боярином.
        - Знаем, новики рассказали о твоём геройстве! - закричали из толпы.
        Алексей нашёл глазами Ивана и Прохора - те сразу спрятались за спины холопов. Вот болтуны, и кто их за язык тянул?
        Алексей продолжал:
        - К боярству князь земли дал, но не здесь. Только беда случилась, сгорел боярин с супружницей вместе. Светлая им память!
        Люди стянули шапки, помолчали. Кошкин был боярином справедливым, попусту не обижал.
        - Потому боярин решил его имение мне отдать. Так что теперь вместе жить будем, работать. Вы меня уже знаете, Захарий - так уже года два. Все порядки пока оставляю старые. Кто крестьянствовал - те пусть на поля да огороды идут. Новики - на воинские занятия. Кухарки - на поварню. Остальным - на разбор пожарища. Надо место приготовить, да за лето новую избу поставить. Вопросы есть? Тогда за работу! - Алексей привык отдавать приказы чёткие, понятные.
        Народ стал расходиться.
        И тут к нему бросилась Марфа, упала на колени:
        - Прости меня, боярин, не уберегла я твоего ворона! Даже и не знаю, как он из избы вылетел.
        - Не винись, Марфа! Ворон - птица вольная, в клетке не удержишь. За мной он полетел, не знаю, как и нашёл. И помог мне здорово. Встань, слёзы вытри.
        Марфа послушно поднялась.
        - Что-нибудь поесть мне принеси.
        - Я мигом, одна нога тут - другая там.
        Алексей умылся пока, потом позавтракал. Какой из него боярин? Денег серьёзных у него нет, одежды парадной, кафтана - и того нет. Впрочем, как и дома боярского. И чем он сейчас богаче холопов? Он бы и сам пошёл на разбор пожарища, да не по чину, не поймут его. Одно дело - сын боярский, другое - сам боярин.
        Оказалось, он правильно сделал. Буквально через час застучали копыта, загромыхали тележные колёса, и в ворота постучали.
        Захарий пошёл открывать и вскоре вернулся:
        - Там боярин Демидов.
        - С обозом, что ли? Так у меня и избы нет, где я бы принять его мог.
        - Прости меня, старика. Ты выйди, приветь человека.
        Алексей вышел.
        На коне перед ним сидел боярин. Лицо было Алексею знакомым, похоже - видел его на службе зимой.
        Боярин спрыгнул с коня, подошёл, обнял Алексея:
        - Ну здравствуй, боярин Алексей! Слышал я, князь за подвиг твой жаловал тебя боярином.
        - Так и есть.
        - И о беде с Кошкиным слышал - пусть земля будет ему пухом. Понимаю, только вернулся ты, забот полон рот, даже избы нет. Однако погорельцам на Руси всегда помогали. Вот, прими от меня в дар обоз со строевым лесом.
        На дороге стояло пять подвод, гружённых строевым лесом. Брёвна были хорошие: ровные, ошкуренные - сосна.
        - Спасибо, боярин. Ты первым мне на помощь пришёл в тяжёлый час. До смерти не забуду и в долгу не останусь.
        - Пустое… Мы заодно стоять должны.
        - Захарий, открывай ворота, заводи обоз, разгружайте. А мы, боярин, в воинскую избу пройдём.
        Алексей провёл боярина в воинскую избу - сейчас в имении это была единственная изба, куда можно было привести человека дворянского звания. Приведи его в холопскую избу - обиду нанесёшь, не подобает встречать гостя в людской.
        Кухарки подсуетились, принесли с ледника пива, из амбара - антоновки мочёной, да курицу варить поставили.
        - Давай знакомиться поближе, - предложил Алексей. - Меня Алексей Терехов звать.
        - Да кто же тебя ноне на Рязанщине не знает? После знаменитого поединка все ратные люди да бояре только о тебе и говорят! Честь земли нашей отстоял! Меня Акинфием Демидовым звать, по батюшке - Патрикеевич.
        - Со знакомством, боярин! - Алексей разлил пиво по кружкам и поднял свою.
        Они выпили, и боярин похвалил пиво:
        - Знатное!
        - Кошкинское ещё.
        - У меня в Липицах только один холоп такое варит. Будет время - приезжай в гости.
        - Обязательно. Только не обижайся, не скоро.
        - Конечно, дело прежде всего. Тебе хоромы ставить надо, в хозяйство вникать. Лишние людишки есть? Я бы купил.
        - Извини, боярин, у самого рабочих рук не хватает. А вот печника хорошего у тебя нет ли?
        - Печь ладить? У меня нет, а вот в монастыре есть послушник. Печи кладёт отменные: не дымят, тепло долго держат.
        - Это в каком же монастыре?
        - Да в Тереховом. Съезди к настоятелю, поговори.
        - За подсказку спасибо.
        За хозяйственными разговорами они съели курицу с домашней лапшой и опростали кувшин пива.
        Тем временем холопы обоз с брёвнами разгрузили.
        Боярин поднялся:
        - Делу время - потехе час, Алексей. Бывай. Даст Бог - свидимся.
        - Непременно. С соседями дружить надо.
        - Золотые слова.
        Они обнялись на прощание, и обоз уехал.
        Алексей осмотрел подарок. Славные брёвна: ровные, сухие, для венцов - в самый раз.
        Так пролетел день. А к полудню следующего к воротам подъехала телега, и к Алексею прибежал Захарий:
        - Боярин, тебя просят.
        Алексей вышел за ворота.
        Возничий стянул с головы колпак и поклонился в пояс:
        - Боярин Плещеев кланяется тебе. Сам приехать не может, спину скрутило. Железные изделия в помощь тебе прислал, - холоп откинул рогожу.
        На подводе лежали добротные дверные петли - несколько пар, да запоры дверные, да дверцы малые и поддувало для печи, да по мелочи - гвозди, скобы. Учитывая, что железо стоило дорого, подарок серьёзный.
        - Передай боярину благодарность сердечную.
        - Про пожар да про смерть Кошкина прослышали, вот… - холоп показал рукой на железо.
        - Захарий, пусть разгрузят, а возничего покормите.
        И пошло! Все бояре из ближних и даже дальних имений направляли помощь. Что тут решающую роль сыграло? То ли погорельцам на Руси всегда всем миром помогали, то ли смерть Кошкина тому причиной была, то ли поединок Алексея… А скорее всего - всё вместе.
        На душе у Алексея стало приятно - не один на один он с бедой остался. Даже несколько листов стекла - уж вовсе вещь редкая и дорогая, и те со всем тщанием привезли. Обложили пучками соломы, войлоком проложили да лошадь под уздцы вели, чтобы не погнала да не растрясло, не разбило дорогой груз. Стекло-то больше заграничное было, из Венеции. Варили стекло и на Руси, но пока неровное оно было, мутноватое, с включениями.
        По причине редкости и ценности стеклили рамы только в горнице и в трапезной. В других же окнах слюду ставили. Худо-бедно, но солнечный свет она пропускала, а вот видимости - никакой.
        Изба росла с каждым днём - большая, пятистенка, и клади уже последние венцы. Крышу хорошо бы листами медными перекрыть, да дорого.
        За печником Алексей в монастырь съездил. Настоятель, когда Алексей ему представился, сам помощь предложил. Даже больше - камень пиленый для печей задёшево продал, да гашёной извести воз. Для печи раствор крепкий нужен, да и сама кладка долго сохнуть должна.
        Дольше всего с досками для пола возились. Бревно сначала пилами вручную распускали, потом строгали да шкурили. Зато лицевая поверхность гладкой получалась, как яичко. Босиком ходи - ногу не занозишь.
        За месяц ускоренного, без выходных, труда избу поставили. Да не изба - хоромы получились, на загляденье. Конёк на крыше, ставни на окнах резные! А уж крыльцо и вовсе как деревянные кружева! Это уже свои плотники расстарались.
        Алексей перед стройкой, как и положено, монетку под каждый угол положил, а потом, когда изба уже готова была, священника пригласил - жильё освятить. И кошку сначала в избу запустили. Известное дело, нечистая сила кошек не любит.
        Только пуст дом: ни мебели, ни жены, ни семьи соответственно.
        Священник от благодарственного обеда не отказался, винца с удовольствием пригубил:
        - Его и монаси приемлют!
        Конечно: вино-то фряжское, славное, из кошкинских подвалов.
        - А где хозяйка твоя, боярин? - раскрасневшись от еды и выпитого вина, спросил священник. - Почто не вижу?
        - Как ты можешь увидеть то, чего нет? Не женат я, не сподобился.
        - Ай-яй-яй! Нехорошо! Боярин, ратными делами прославился, в милости у князя. Наследник нужен! Тебе сколь годков?
        - Двадцать семь.
        - О! В самой силе муж! Господь-то что сказал? Плодитесь и размножайтесь! - священник назидательно поднял палец.
        - Батюшка Иоанн! Как только найду подходящую девицу, венчать будешь, да на свадебке мёд хмельной пить.
        - На слове ловлю!
        Священник откланялся и уехал на подводе.
        Алексей же принялся бродить по новой избе. Вроде видел, как она возводится, как каждую доску на пол кладут - но вот чтобы готовую увидеть? Места много, для одного - так с избытком, деревом вкусно пахнет. Но стены голые, одна икона сиротливо в красном углу висит. Ковров нет, и шаги гулко отдаются эхом.
        Никогда у Алексея не было такого просторного жилья! Собственно, первое своё жилище появилось у него в Москве, когда он на паях с женой купил квартиру. Но квартира ни в какое сравнение не идёт с собственным домом. Места много, вокруг лес, река рядом. Такое имение где-нибудь на Рублёвке или в Горках - цены бы не было! И вроде новоселье, радоваться должен, не часто в жизни такое событие случается. А на душе грустно. Не с кем радость разделить - разве что с холопами. Так не по чину! Незримая преграда меж ними и Алексеем возникла. Друзьями не обзавёлся, дамы сердца нет. За время, проведённое здесь, Москва и жена подзабылись слегка, отодвинулись на второй план.
        Однако одному человеку плохо. Человек - существо стадное, общинное. И потому надо обстановкой обзаводиться скорее да соседей-бояр приглашать, поскольку каждый из них добром поделился. Не последнее с тела снял, но и не лишнее отдал, самому бы пригодилось. Новоселье справить надо, боярам уважение оказать, поблагодарить. Только на пол их не посадишь. Конечно, лавки и свои плотники смастерят. Но стулья или кресла, стол для трапезной они не осилят, тут работа тонкая потребна. Вот и выходит, что в Переяславль отправляться надо, мастеров искать. Где-то же столичные бояре мебель себе заказывают? Да, слышал он, особо важные из дворян, кто в княжескую свиту входит, заказывали себе мебель за границей. Говорят, итальянцы да фрязы отлично делают. И материал благородный - красное или чёрное дерево. И работа резная, изысканная. Только стоит она дорого, и ждать долго, с работой и дорогой - год-два. Да и денег у него таких не было. Кроме того, мысль подспудная была: случись нападение - вся красота в пожаре исчезнуть может. А уже и вовсе далеко завела мыслишка крамольная - когда-то в своё время вернуться надо, в
Москву, к жене, на службу. Так зачем деньги на показной шик тратить?
        Оставив на хозяйстве Захария, Алексей взял с собой ратника Ивана. И у него свита должна быть, чай - не простой воин, хоть и заслуженный, боярин ноне.
        Они добрались до Переяславля и остановились на постоялом дворе. Утром Алексей в Воинский приказ отправился: где можно встретить бояр, если не там?
        Интуиция его не подвела: у входа разговаривали два боярина. Алексей их видел, когда войско на порубежье приходило.
        Он поздоровался, обнялись с боярами, и они приняли его, как своего.
        - С чем пожаловал?
        - Обстановка в дом нужна. Стол для трапезной, шкаф, стулья. Заказать хочу.
        - Это ты по адресу обратился. Знаю такого мастера, Кузьмой кличут. В Плотницкой слободе он обретается.
        - Не, я лучше мастера ведаю, не хуже иностранцев каких делает. Едем, покажу.
        Бояре начали спорить.
        - Мужи достойные, не спорьте! У меня заказ на весь дом - старый-то сгорел со всем добром. Весь заказ один мастер долго делать будет, потому мыслю я - на двоих разделить его надобно.
        Бояре успокоились и заулыбались. А то ведь за волосья друг друга хватать едва не зачали. Хорошо, Алексей Ивана с собой не взял - какой бы пример был?
        Сначала все трое направились в Плотницкую слободу - столяр Кузьма как раз на заказ стол закончил.
        Вся троица осмотрела изделие мастера, языком поцокали. Хорош стол, за такой князя посадить не зазорно.
        Алексей заказал у Кузьмы стол да два шкафа - платяной и для посуды. От него поехали к другому мастеру.
        И Фёдор оказался столяром знатным. Осмотрели кровать и кресло, которые уже ждали своих заказчиков. Мебель резная, дубовая, за сто лет не развалится. Алексей и ему заказ сделал - кресло, десяток стульев, стол письменный и пару сундуков.
        - Сундуки с секретом делать? - спросил мастер, пересчитав аванс.
        - Зачем? - удивился Алексей.
        - Бумаги важные прятать, драгоценности - да мало ли что? Другие заказывают.
        - Нет, мне этого не надо. Побыстрее бы.
        - Хорошая работа быстро не делается. Полагаю, месяца три-четыре уйдёт.
        Эхма! Алексей рассчитывал новоселье раньше справить. Но делать нечего, надо набираться терпения.
        Глава 10. Коварный удар
        Иногда Алексей уделял время ратникам, проводил с ними учебные бои - особенно уделял внимание отражению атаки на имение воображаемого противника. Самое слабое, уязвимое место в обороне крепости или имения - ворота. Забор-то на каменном основании довольно высоким получился, даже с лошади, как с опоры, его не перепрыгнешь.
        Была у татар, как у наиболее вероятных противников, такая особенность штурма: бросали копья с близкого расстояния, потом прыгали на древки прямо с сёдел и лезли по копьям, как по лестнице.
        На этот случай с внутренней стороны помост сделали для стражи, и котёл со смолой поставили. Конечно, для того, чтобы растопить, разогреть смолу, время нужно - так быстро татары преграду не преодолевают. А вылить котёл смолы на головы атакующих не воин сможет, а любой холоп. Пушечку бы у ворот приспособить - да увы!..
        Кроме того, Алексей заказал кузнецу изрядное количество железных шипов в виде противотанковых ежей, только маленьких. Раскидай такие со стены - и неподкованные татарские кони ноги изувечат, врагов мобильности лишат. Конечно, имея больше времени и денег, имение можно было бы превратить в неприступную крепость - со рвами по периметру, наполненными водой, с большими крепостными арбалетами, стрела которых всадника с конём насквозь пробивает. Только холопы его на полях заняты, урожай ждать не будет. А урожай - сытая жизнь и Алексея и холопов зимой. Часть его на налоги в княжескую казну пойдёт, да и на продажу тоже - ведь живые деньги нужны. Много забот у боярина.
        Алексей теперь по утрам на небо смотрел - не собираются ли тучи, не грозят ли градом? Не слишком ли жарит солнце, не будет ли засухи? Тогда зерновые высохнут и осыпятся. Пшеница - для муки, овёс - лошадям корм. Сено для скотины насушить надо да заскирдовать во дворе - иначе коровам весной есть будет нечего, молока не будет, падеж начнётся. Да ещё из зерна отрубей наделать для свиней, пшеницу смолоть.
        Своей мельницы в имении не было, приходилось за семь вёрст возить, к соседу. За помол десятую часть брали - опять урон. Стало быть, на следующий год свою мельницу делать надобно. Но не хватало рабочих рук. Планы были, а рук и денег не хватало. И лесопилку свою ставить надо - свои доски будут, они на рынке спросом пользуются, всё копейка в калиту. И за всем пригляд нужен, хозяйский глаз.
        За заботами лето пролетело, благо - сентябрь выдался сухим и тёплым. И набегов татарских не было. Видимо, последнее поражение охоту у них на некоторое время отбило.
        В преддверии осенних дождей Алексей решил отметить новоселье, тем более что мебель уже доставили. Сначала один обоз пришёл, а через неделю - и другой.
        Руководил расстановкой Алексей. Дом сразу уютнее стал, на жилой начал походить, а не на казарму. Но не хватало мелочей, женской руки, которые придали бы ему особенный уют. Неплохо было бы ковры на пол, цветы живые… Словом, всего того, что создаёт обжитость, семейную негу, уют, ещё не было. И денег на ковры уже тоже не было. Купить персидские, самые ценные, либо бухарские, можно, в городских лавках у купцов такого товара полно. Они их и привозят сами. Трофейные продают, что ратники сдают на продажу. Но - дорого! Однако комфорт никогда дёшево и не стоил.
        Кое в чём ему женщины из обслуги помогли. Пуховые перины и подушки, одеяла - их рук изделия - Алексей уже оценил ночами. И мягко, и тепло, по утрам вставать нет никакого желания.
        Но пиво из урожая ячменя сварили, да хмель уродился. Вина фряжского у купцов купил бочонок в пять вёдер. А уж закуска своя, во дворе пока кукарекает и хрюкает, не подозревая о своей участи.
        Ратников с приглашениями соседям-боярам Алексей разослал. Холопов посылать нельзя, для чести приглашённого урон. А ратник, даже если это боевой холоп - просто посыльный. За стол посадить не зазорно, трапезу в походе разделить. Поскольку в бою вместе кровь проливать будут, и вполне вероятно, что ратник спину боярина от татарской сабли прикроет, жизнь ему сбережёт.
        Приглашение приняли все, даже настоятель монастыря. В означенный день съехались около полудня. Алексей сам у ворот гостей встречал, холопы едва успевали лошадей на задний двор отводить. По традиции всех гостей и супружница боярина встречать должна - с корцем сбитня. Но, за неимением жены, угощение подносил сам Алексей.
        Застолье получилось отменным. Гости на новоселье подарки привезли: кто ковёр из трофейных, кто кинжал, а кто - шапку соболью. Да каждый тост говорил, за который выпить до дна надо. Алексей пил из кубка серебряного, что князь ему на порубежье подарил. Ох, хорош подарок княжеский! И красив, и вмещает немного - четверть литра всего. Алексей с ужасом подумал, как бы туго ему пришлось, ежели бы кубок был велик.
        Гости выпили изрядно, кушаньям должное отдали, наговорились всласть. Все ведь знакомы были: по смотрам княжеским, по походам, заставам порубежным - да и как соседи. Было о чём посоветоваться, порассуждать.
        К вечеру Алексей соображал с трудом, еле на ногах держался. Вино фряжское пьётся легко, но голову быстро дурманит. Некоторые из гостей уже лицами в миски с едой упали. Молодец, Захарий! Вовремя подсказал, что спальные места боярам готовить надо. Был опыт: Кошкин иногда посиделки боярские по разным поводам устраивал. И сейчас молодые холопы под руки бояр бережно уводили, раздевали да в постели укладывали. Места всем нашлись.
        А утром, понятное дело, у всех головы болели, вид был помятый, и под глазами мешки. Однако никто ни на что не жаловался. Ежели гость выходил из-за стола сам, даже обидеться мог - хозяин-де плохо угостил. Гостя из-за стола выносить надо было, тогда считалось - хозяин уважил по полной.
        Вообще привычки, поверья и традиции иногда приводили Алексея в замешательство. Вот взять хотя бы тараканов. Мерзкое создание, переносящее заразу. Но среди бояр считалось, что тараканы - первейший показатель достатка хозяина. «Тараканы на потолке - значит монеты в кошельке». Коли тараканов в доме нет, то просто потому, что им там поживиться нечем. Потому в богатых домах с тараканами не боролись. Алексей же всю живность выводить из дома старался. Что проще: зимой, в мороз открой двери и окна и оставь на несколько суток. Все непрошеные обитатели дома - тараканы, клопы, блохи - вымерзнут.
        Первым делом холопы поднесли гостям по кружке капустного рассола, а потом уже и за стол уселись. К тому времени горячий шулюм из баранины поспел. Со свежим пшеничным хлебом деревянными ложками гости с жадностью его прихлёбывали. Для горячего - почти как кипяток - шулюма деревянные ложки в самый раз, бульон губы не обжигает. Потому ложки серебряные, медные или оловянные к горячему не подавались.
        Наевшись от пуза, гости пришли в себя. Нет ничего лучше после вечернего возлияния, чем хороший шулюм с утра. Голову прочищает, в глазах проясняется, сердце не колотится и сушь во рту пропадает. Слава богу, что на боярские посиделки не принято было приезжать с супружницами, иначе боярыни лицезрели бы своих мужей в неприглядном виде.
        Первым отбыл настоятель.
        - За угощение благодарствую! - и размашисто перекрестил Алексея.
        Потом, как-то сразу, принялись разъезжаться бояре. Да оно и сподручнее: многим ехать по пути, веселее в дороге будет.
        Через полчаса гостей в имении не осталось. Да и то сказать, у каждого забот полно, за хозяйством пригляд нужен. За каждым хозяином десятки, а то и сотни холопов, велика ответственность. Позволено много, но и спрос велик, в первую очередь - княжеский.
        Погода как будто дожидалась, когда Алексей новоселье справит. Зарядили нудные дожди, дороги развезло, сразу похолодало. Деревья разом пожелтели, затем листва стала опадать.
        Холопы лишний раз выбираться на улицу не хотели. И так летом потрудились изрядно. Урожай собран, всё в закромах да в амбарах лежит. Сено в стогах на заднем дворе, подальше от построек, дабы не учинить нового пожара. Скотина в стойлах, денниках, коровниках - ухожена, накормлена. Мужики баклуши бьют, стружками людскую завалили; женщины вяжут, шерсть прядут, вышивают - кто на что горазд.
        Быстро, уже в начале ноября ударили морозы. Встали утром, а за окном бело, снега сразу навалило столько - едва ли не по колено, аж глаза режет.
        Мужики подводы в сарай убрали, сани вытащили. Сейчас на санях не проедешь: снег рыхлый, а под ним земля не промёрзла, влажная, полозья проваливаться будут. Ещё неделя - и начнут торить санные пути. А как лёд встанет, так все по нему ездить начнут - и крестьяне, и купцы проезжие. Лёд - дорога ровная, а жильё всегда по берегам рек строят.
        Зато ребятне раздолье: в снежки играть, снежную бабу лепить, на санках с горки кататься.
        Холопы с ратниками борьбу устроили. Сначала в тулупах возились, да несподручно оказалось. Запыхались, вспотели, разгорячились. Тулупы скинули, глаза блестят - азартом полны.
        Алексей с высоты крыльца, в шубе, в собольей шапке - настоящий боярин! - за борьбой наблюдал. Любопытствующие обступили борцов широким кругом - всё развлечение.
        Иван и Прохор, несмотря на молодость и зачастую - с перевесом количества противников - быстро укладывали их на локотки. На крестьянском труде, на здоровой пище и свежем воздухе холопы хилым сложением не отличались, имели накачанные мышцы и думали одолеть силой и напором. Не получалось. Уходили холопы с импровизированного ристалища побеждёнными - под свист и насмешки дворовой челяди. Невдомёк им было, что сила не всё решает, надобно ещё и умение. Алексей же был доволен, не пропали втуне его уроки.
        Когда желающие бороться иссякли, довольные исходом ратники подошли к боярину.
        - Премного вами доволен, хлопцы.
        И, хоть денег было мало, вручил каждому по алтыну. Небось, парни молодые, с девками погулять охота, леденцами их угостить, маленький подарок преподнести - гребешок или другую какую безделицу. Помнил Алексей себя молодым. В деревне жили, у родителей каждая трудовая копейка на счету. Не было денег на подарки, отчего страдал Алексей, чувствовал некую свою ущербность. Девкам ведь поцелуев и ласковых слов мало, им вещественные доказательства привязанности и любви подавай. На девичьих посиделках они друг перед другом подарками хвастаются.
        Может быть, поэтому у Алексея на личном фронте и не сложилось. После школы - в военное училище, потом по гарнизонам. Хорошо - Наталью встретил при обстоятельствах трагических. Да и то: понравилась девушка, а ухаживать постеснялся, фактически - она сама и предложила взять её замуж. Отказа он опасался: она столичная журналистка, вид независимый, квартиру свою имеет. А он кто? Старлей, сокращённый из армии, а ныне - фельдъегерь. Зарплата - едва самому выжить, квартиры нет, на съёмной обитает. Словом, тыл не обеспечен. А ведь сложилось. Жили дружно: сначала нравилась, а потом и слюбилось.
        И так вдруг воспоминания навалились на Алексея, что на душе кошки заскребли. Да, он уже знал, что здесь проходят месяцы и годы, а в своём времени, в двадцать первом веке, - минуты, от силы - часы. Там всё привычно и знакомо, а здесь - интересно. Многое от тебя зависит, от твоего умения, быстроты реакции, навыков, в конце концов - от удачи. Удача - составляющая немаловажная. Вон, пассажиры «Титаника». Многие богаты были, в бизнесе преуспевали, жёны драгоценностями увешаны. А удача в один миг отвернулась - и все на дне морском, в пучине сгинули.
        Что бояре, что священник подталкивали Алексея к женитьбе. Конечно, двадцать семь лет, засиделся парень. Боярин - и одинокий. Несолидно. Семья должна быть, детишки-наследники. И смотрят как-то осуждающе - не дефектный ли? А как им объяснить, что жена есть любимая, а здешние женщины хоть и красивы, так только для утех постельных годны. О чём с ними говорить, если не все читать умеют?
        Он прошёл в трапезную, налил себе кубок вина. По телу тёплая волна пробежала, но на душе всё равно легче не стало. Дом огромный, а он в нём один. Натоплено в доме, тепло, а душевного тепла нет, одиноко. Поединок с татарином он выиграл, а себя побороть не может. На первый взгляд, всё складывается как нельзя лучше. Ратником стал, в бою прославлен, боярином жалован, княжеской милостью обласкан, имение заново отстроил… А что впереди? Князем он не станет - происхождением не вышел, не голубых кровей. Ну, одержит ещё две - даже двадцать побед, а что это изменит? Алексей почувствовал, что на него наваливается хандра, а как сладить с ней, не знал.
        Прибежавший холоп вывел его из задумчивости:
        - Боярин, гонец к тебе.
        - Зови.
        Сам в кресло уселся. Коли в бояре выбился, надо роль играть. Хоть и жалованный боярин, не урождённый, а соседи-бояре приняли его за своего.
        Вошёл гонец, на образа в углу перекрестился, боярину поклон отвесил:
        - Здрав буди, боярин! Долгие лета! Дворянское собрание привет тебе шлёт. Скачки конные через десять дён на реке у Старой Рязани будут. Приглашают приехать, поучаствовать, удаль молодецкую показать. Лёд на реке уже прочный, пора.
        Алексей в кружку вина налил, придвинул гонцу:
        - Выпей с морозца! Да передай - буду, мол.
        - Благодарствую, боярин!
        Гонец выпил, крякнул довольно:
        - Хорошо винцо: фряжское, вкусное - не то, что наше. Извиняй, боярин, мне ещё других объехать надо.
        - За что извинять-то? Служба у тебя такая, лёгкой дороги.
        Гонец ускакал. Ну вот, развлечение впереди замаячило. Куда и хандра девалась. Давненько он коня своего не прогуливал, застоялся уже жеребчик. И парни с ним разомнутся - Иван да Прохор. Для них впервой, пусть на мир поглядят да с людьми познакомятся.
        Вызвал обоих сразу:
        - Через седмицу в Старую Рязань едем, на скачки. Лошадей своих почистить да про мою не забыть. Оружие в порядок привести, одежду - чтобы мне не краснеть за вас. Всё-таки ратники, не холопы чёрные.
        «Чёрными холопами» называли крестьян, приписанных к монастырям.
        Парни обрадовались. Интересно на скачки посмотреть, да там и другие забавы будут: бои кулачные, перетягивание каната. На других посмотреть есть возможность, себя показать. И девок городских много будет, полюбоваться не грех, поскольку все принаряжены будут. Князь на скачках будет, боярство со многих мест, купцы - для них гонки на санях будут после верховых. Само собой, торговлишка на берегах - кто из торговых людей копейку упустит? И шанежки, пирожки горячие, сбитень и медовуха, леденцы и пастила, орешки в меду, халва персидская. А детишки и рады будут. Открывай калиту, родитель, коли чадо любишь!
        Конь у Алексея породистый был, подарок князя, поэтому боярин надежду питал прийти на скачках не последним.
        Захарий, как о скачках узнал, сбрую украсил медной клёпкой, касторовым маслом кожу натёр.
        Неделя пролетела в радостном предвкушении. Алексею хотелось развеять уныние - тяжкий грех по церковным канонам, проверить коня, познакомиться с боярами. Некоторых он знал по порубежной службе, других - как соседей, многие из дворян, кто прибыл с князем, знали его ещё в ипостаси боярского сына, ратника.
        И вот, провожаемые холопами, с добрыми напутствиями, они утром тронулись в путь. Захарий совет дал:
        - Перед скачками коня овсом не корми - брюхо пучить будет. Сена хорошего задай и каравай ржаной. Послушай старого слугу.
        - За совет спасибо, Захарий.
        А Иван с Прохором коней горячат, перед дворовыми девками красуются. Эх, молодо-зелено, погулять велено! Наверное, и он в их годы себя так вёл, да только вот время другое.
        Добравшись до Старой Рязани, они обнаружили, что постоялые дворы почти полны, едва комнаты нашли. Съехалось-то не меньше полусотни бояр - как не более, да слуг из свиты вдвое-втрое больше. Больше бы взяли, да не у всех дружинников много, да и расходы на постоялые дворы большие.
        Прибыли уже к вечеру. Пока поужинали, пока то да сё - время спать.
        Утром после завтрака на реку пошли - посмотреть. Хоть скачки завтра, народ уже толкался, любопытствовал. Костры горели для обогрева, горячие напитки торговцы предлагали. Кто откажется на морозе горячего сбитня отведать или узвару? Пирожки с ливером, капустой, рыбой вмиг разбирали, не хуже шли и пряники печатные на меду.
        Дистанция уже отмерена была. Алексей не поленился, пешком её прошёл - как есть верста. На льду снег, местами скользко. Хорошо, что подковы новые коню поставили, такие лучше держать будут. Да ведь не он один умный такой. У бояр опыт скачек есть, все тонкости знают, он же новичок. Правда, заметил Алексей два плавных изгиба. Здесь бы по внутренней бровке пройти, путь слегка сократить, лишь бы конь не оскользнулся, не подвёл.
        Алексей купил пирожков с вязигой да с курятиной. Перекусили все, в животе приятная тяжесть появилась.
        А к городу уже народ из сёл тянется. Великокняжеский поезд показался. Впереди ратники из дружины, сам князь верхами. За ним приближённые дворяне, а затем - сани с челядью, да женою и детьми княжескими. Издали только и видели, лихо пролетел поезд. Да и то, мороз стоять не велит, градусов пятнадцать, да с ветерком.
        Алексей решил, что не стоит мёрзнуть почём зря, и они отправились на постоялый двор.
        В трапезной за одним столом бояре, за другим - ратники. Алексей сбоку на лавке тихонько примостился. Но его заметили.
        - Чего с краю жмёшься? Ты теперь равный. Сам завтра коня гнать будешь, али заместо себя ратника выставишь?
        - Сам.
        - Ну да, ну да. Конь-то из княжеской конюшни, стало быть, шанс есть. Только и мы не вчера родились, посмотрим, кто кого.
        Задерживаться Алексей не стал: поговорив немного, он поужинал да и отправился к себе в комнату.
        Утром, после завтрака он направился в конюшню. Хлопцы его уже были там. Коню сена задали, а потом Алексей скормил ему пару караваев ржаного хлеба, как Захарий научил. Морду коню огладил:
        - Не подведи сегодня, не оскользнись, первым приди.
        Как будто конь слова человеческие понимает.
        А к берегу Оки уже и пешие шли, и конные. Широка в этом месте Ока, судоходная летом. А зимой санный след в обе стороны тянется.
        На высоком берегу шатёр княжеский слуги поставили. Возле него главный устроитель хлопочет.
        Алексей подъехал, записался.
        - Начало вон там, стоять в линию. Да не вздумай коня вскачь пускать раньше сигнала, не зачтём.
        - Сигнал-то каков?
        - Ты в первый раз, что ли?
        - В первый.
        - Как князь команду подаст, я прапором отмашку дам. Потому сюда смотри, а уж потом гони. Кто первым из верховых придёт, того приз будет.
        - Какой?
        - Вот любопытный! Шуба с княжеского плеча!
        Шуба - это здорово. Обычно дворяне для парадных выездов имели шубы бобровые. Только были они не московского покроя - у тех рукава до полу, сами длинные, тяжёлые. Зато им ни один мороз не страшен. И не столько сама шуба ценна, как ценен подарок от князя - вроде как орден по нынешним меркам.
        Алексей съехал с берега на лёд. Тут он был далеко не первый, наиболее ретивые уже заняли места. Попоны на их лошадях были изукрашены вышивкой, не чета простенькой, защищающей только от холода попоне коня Алексея. Он усмехнулся. Попона хороша лишь для зрителей и говорит о достатке владельца, но на скорость коня никак не влияет.
        Зрителей на обоих берегах собралось много, добрая половина города, за исключением младенцев и стариков, да приезжие из боярского сопровождения. За зрителями снега не было видно. Кое-кто уже ставки делал, остальные жаждали зрелища - ведь после скачек будут соревноваться купеческие тройки.
        Толпа народа шумела, ела, пила напитки и приплясывала.
        Но вот перед княжеским шатром подняли флаг, и Алексей напрягся. Флаг пошёл вниз, и Алексей дал коню шенкелей.
        Животное сорвалось с места. Рядом нахлёстывали коней бояре-соперники. Хуже было тем, кто был дороден и имел изрядный вес.
        Среди бояр толщина была добродетелью, а не признаком избыточного питания. По понятиям того времени худой человек либо болен, либо беден.
        Кони дородных бояр стали отставать после первой-второй сотни метров. Вперёд стали вырываться кони сильные, мощные, с лёгкими седоками. Через полверсты верховые стали растягиваться, и плотной группы, как после старта, уже не было.
        Алексей направил коня по наиболее выгодной траектории. Рядом с ним, корпус в корпус, держался боярин из Глебова.
        Неправда, что кони ничего не понимают. Конь Алексея таки вошёл в азарт, косил фиолетовым глазом и поддавал, пытаясь обойти соперника.
        На пологом повороте глебовский боярин хлестнул плёткой коня Алексея. От неожиданности тот засбоил и слегка оскользнулся левой задней ногой.
        У Алексея ёкнуло сердце: осрамиться перед тысячами людей - что может быть хуже? Но конь устоял и даже наддал ещё. Они снова шли корпус в корпус, только подальше друг от друга держались, в десятке метров.
        Вот уже финиш видно в виде небольшого снежного вала, с обеих сторон - бояре из ближнего окружения.
        Алексей улёгся на шею коня.
        - Давай, милый, нажми немного! Вырви победу!
        В ушах свистел ветер, выжимая из глаз слёзы. Лишь бы на последних метрах конь не оскользнулся и не упал!
        Обе лошади шли вровень, только ледяная крошка из-под копыт летела. Остальная масса коней и всадников на пять-семь корпусов отстала, им явно уже не догнать лидеров.
        Уже близко небольшой снежный вал.
        Конь Алексея сделал рывок и обошёл соперника на четверть корпуса.
        Зрители на берегу закричали, завизжали, запрыгали.
        Алексей стал придерживать коня, но ещё сотню метров проехал. Потом развернулся и направился к берегу, к княжескому шатру.
        С берега скатились Иван и Прохор, взяли коня под уздцы.
        Алексей взобрался по склону, остановился перед князем и отбил ему поклон.
        - Опять ты? - удивился князь. - А я тебя издали не признал, только лошадь знакомой показалась.
        - Из твоей конюшни лошадь, князь. Потому и выиграл.
        - Экий ты гораздый! Татарина одолел, скачки выиграл… Говорят, имение уже отстроил взамен сгоревшего?
        - И новоселье успел справить, - похвастался Алексей.
        - Одно слово - молодец! И дальше такожды держи! А сейчас принародно жалую тебя шубой бобровой. Носи, заслужил!
        Князь скинул с себя шубу и набросил её на плечи Алексея. Шуба изнутри ещё хранила тепло княжеского тела.
        Народ взорвался криками радости.
        Алексей вскинул руки в приветствии, и шуба едва не соскользнула с его плеч. Как ему показалось, больше всех кричали и радовались его ратники.
        А потом начались гонки упряжек. Алексей смотрел на них с берега. Уж купцы расстарались, выставили пятнадцать упряжек. Все запряжены в тройки, кони горячие, бубенцами украшены, лентами. Санки лёгкие, сделаны на заказ. В кузов ковры брошены.
        Вожжи держали сами купцы, только сидели они не на облучках, а в санях, на местах седоков. Лица бородатые, красные от мороза. По коням да по санкам с коврами чувствовалось - солидные деньги вложены. Зачастую купцы были богаче бояр, могли позволить себе пошиковать, пустить пыль в глаза. Где, как не на зимних гонках проявить себя при всём честном народе?
        Едва была дана отмашка, тройки рванули с места, только снежная пыль сзади клубилась.
        Половину дистанции они почти вровень шли, но потом вперёд вырвалась одна из троек. Здоровенный купец стоял в санях на коленях, и рот его был разинут в крике. И сколько другие ни нахлёстывали коней, опередить его они не смогли, так он и пришёл первым.
        Финишировав, он развернул коней, подъехал к берегу, легко взбежал по нему наверх, несмотря на избыточный вес, и подошёл к шатру, к князю.
        Тут уж посадские да торговые люди начали свистеть и орать оглушительно. Как же, купец победу одержал!
        Купчина поклон князю в пояс отвесил, шапку скинув.
        Князь улыбнулся:
        - Патрикеев, ты второй раз гонку выигрываешь!
        - Стараюсь, княже! Кони-то каковы? Каждый как деревня стоит!
        Князь снял со своей руки перстень и надел его на палец купца. Тот поцеловал перстень, снова отвесил князю земной поклон и вскинул правую руку.
        - А…а…а! - разнеслось по берегу. - Князю слава! - Народ был в полном восторге.
        А затем уж народ приступил к забавам. С крутой горки катались на санках и собственной попе, плясали под гусли и балалайку, пели песни, пробовали залезть на обледенелый столб за призом - кожаными сапогами.
        Купцы для поддержки статуса и от щедрот своих раздавали бесплатно кто пирожки, а кто и вино из бочки черпал. Веселись, народ! Благодари князя и торговый люд!
        Князь со свитой уехал вскоре, а гуляние продолжались до темноты. Подлое сословие уже похабные частушки пело, вдоволь выпив вина.
        Алексей с ратниками направился на постоялый двор. Повеселились - пора и честь знать. Надо, отдохнувши, завтра в обратную дорогу отправляться.
        Прислуга определила лошадей в стойло, сами в трапезную зашли. За день на морозе подмёрзли, хотелось согреться да горяченького поесть.
        Алексей заказал на всех куриной лапши, гречневой каши с убоиной да сбитня. Все блюда горячие, паром исходят.
        А за соседним столом уже сидели несколько купцов из приезжих. Они всё косились на Алексея, потом один из них спросил:
        - Это ты, что ли, на скачках первым пришёл?
        - Я. Не узнал?
        - Далековато было, да вот по шубе опознал. Посмотреть подарок княжеский можно?
        - Мне не жалко, смотри.
        Купец шубу пощупал, помял, подклад поднял, швы изнутри осмотрел, крякнул:
        - Мех хороший, да и работа отменная. Носить тебе эту шубу не сносить. Давай выпьем винца, я угощаю.
        Купец кликнул прислугу и заказал кувшин фряжского вина. От рейнского отказался - кислит-де. Когда разлили, сказал короткий тост:
        - Ну, здрав буди, боярин! С победой тебя!
        Кувшин опростали вмиг. Да и то: купцов за столом шестеро, да Алексей с ратниками. В купцах уже удаль заиграла, заказали ещё кувшин вина. И его в один присест распили, а в нём не меньше четверти. Ну а какое же застолье без песен? Музыки не было, хотя на постоялых дворах часто подвизались бродячие музыканты, поэтому пели а-капелла. Только многим медведь на ухо наступил, больше кричали. Причём искренне считали - чем громче, тем красивее.
        Алексею надоело слушать пьяные вопли, он попрощался и ушёл в свою комнату. Ратники же остались сидеть за столом. Им всё внове, интересно ещё, да и внимание купцов приятно. Вон, дочка хозяйская глазами так и стреляет, видно - понравились ей хлопцы.
        Утром выехали. Шубу Алексей свернул и в чересседельную сумку уложил, ехать в ней верхом неудобно.
        Морозновато, понизу позёмка метёт, пургу предвещает. Гнали то галопом, то рысью. Санный путь чем дольше от города, тем всё менее наезженным делался, а местами и вовсе под снегом исчезал.
        До имения оставалось вёрст десять, а то и меньше, и они уже предвкушали, как в избе отогреются да горяченького поедят. Тело в тулупе на ходу не мерзнет, а вот лицо, руки и колени уже окоченели, на бороде и на усах сосульки от дыхания.
        Вдруг кони запрядили ушами и сбавили ход. Алексей насторожился сразу: у лошадей слух хороший, не хуже собачьего. Поняв, что где-то впереди, рядом, есть чужак, он остановил коня.
        Ратники встали рядом. Видно было, что озябли, но улыбаются:
        - Чего встали?
        Однако кони нервно били копытами.
        Ответить Алексей не успел: из чащи леса с рёвом выскочил медведь, и лошади от испуга шарахнулись в сторону. Ситуация - хуже не придумаешь: ведь копья они с собой не брали - не на войну ехали! Только сабли с собой и ножи. Против человека сабля - оружие эффективное, к медведю же ещё подобраться надо. А у него лапы длинные и скорость реакции - будь здоров. И откуда тут медведь-шатун взялся? Ему в берлоге спать надо, лапу во сне сосать.
        - Быстро с коней, сабли наголо! - скомандовал Алексей и сам первым с коня спрыгнул.
        А медведь уже рядом, полсотни метров вмиг преодолел.
        Лошади, учуяв звериный запах, рванули назад.
        А шатун встал на задние лапы и оказался ростом на голову выше Алексея, хотя его самого Господь ростом не обидел.
        Медведь разинул пасть, а там клыки огромные. Глазки маленькие, и блестят злобно.
        - Иди-ка отсюда подобру-поздорову, мишка! - только и успел сказать Алексей.
        Услышав человеческий голос, медведь бросился в атаку, мгновенно нанеся удар лапой. Алексей и пригнуться толком не успел, как медведь лапой его за шапку задел и на снег сбросил. Удар, смягчённый шапкой, всё равно получился сильным, хорошо ещё, что медведь скальп не снял.
        Алексей оказался в неудобном положении, но всё равно саблей его уколол. Рубить почти бесполезно, у медведя шкура толстая, можно не достичь цели.
        Сабля вошла глубоко, и медведь, взревев от боли, наотмашь махнул лапой.
        Удар пришёлся по левому боку. Тулуп затрещал, лопнул и под когтями разошёлся тремя порезами.
        Алексей отлетел метра на три и упал. Тут бы и прикончил его медведь, да парни выручили, разом вдвоём напали. Саблями медведя рубить начали, только клочья шерсти полетели. Рёв, крики поднялись.
        Медведь лапами отмахиваться стал от жалящих лезвий.
        Алексей вскочил, встряхнул головой. Бок тупо ноет, но крови не видно. В два прыжка он подскочил к медведю со спины, вонзил ему саблю под левую лопатку, провернул в ране и выхватил назад, с потягом.
        Из раны ручьём хлынула кровь, и медведь резко повернулся назад, к обидчику.
        И тут ратники не подвели. Не струсили они, хотя у Прохора от левого рукава тулупа лохмотья висели, а у Ивана всё лицо кровью залито, на лбу линейная рваная рана - зацепил его когтем шатун. То ли от бескормицы осенью медведь в спячку не впал, то ли разбудили, потревожили его - охотники ли, пожар ли лесной. Только шатуны озлоблены, без повода на всё живое кидаются. В нормальной обстановке медведи хоть и сильны, агрессию попусту не проявляют. Встречался как-то, ещё в своё время, Алексей с медведем в лесу, в малиннике. Он только в ладоши хлопнул, закричал - и медведь наутёк бросился. Сытый потому что. А этот худой, и шкура облезлая.
        Медведь почти завершил оборот к Алексею, когда Иван рубанул его саблей по лапе. Видно, в удар всю силу вложил, поскольку лапу медведю отрубил. А Прохор по морде его рубанул, в районе переносицы.
        Шатун издал такой страшный рёв, что кровь в жилах заледенела, и рухнул.
        Схватка секунды длилась, от силы - минуту одну.
        Люди смотрели на медведя и переводили дух. Ранен зверь или притворяется? Водилось за медведями да за кабанами и такое. Ранен, затихарится, а как охотник приблизится, в атаку поднимается. Что медведь, что кабан крепки на рану, иногда с пробитым сердцем на сотню метров уходят, обильно поливая землю кровью.
        Алексей несколько раз уколол медведя саблей, но тот не реагировал. И пар из пасти не идёт, стало быть - не дышит.
        - Все целы?
        Иван провёл рукой по лбу, где подкравливала рана.
        - Прохор, доставай тряпицы чистые.
        Каждый воин всегда возил с собой своего рода аптечку: чистые тряпицы, разорванные на полосы на манер бинтов, и в маленьком туеске - сушёный мох. Им раны присыпали: кровь остановить, нагноение предотвратить. Ещё возили с собой тонкий кожаный ремешок - руку или ногу перетянуть, если сосуд сильно кровит. А ещё иглы с нитками брали - раны шить, причём умели это делать не хуже лекарей. После серьёзного боя раненых было много и помощь приходилось оказывать самим, ежели жизнь товарища дорога.
        Вот и теперь они Ивану тряпицей голову перевязали, предварительно обильно посыпав рану высушенным и истолчённым в порошок мхом. Потом тулупы скинули и друг друга осмотрели - нет ли ран, не сочится ли где кровь? В горячке схватки не всегда сразу почувствуешь, что ранен, кровь теряешь. По большому счёту, они отделались лёгким испугом, могло быть значительно хуже.
        Прохор с огорчением вертел перед глазами свой тулуп:
        - Жалко, почти новый был.
        - Плюнь, скорняк тебе другой тулуп сделает, овчина есть. Вы, други мои, почто не насторожились?
        Ратники переглянулись:
        - Разве что-то говорило об опасности?
        - Кони занервничали. У них слух отменный, и нюх тоже. Ушами они прядали, ход сбавили. Ведь неспроста!
        Ратники покраснели - укор был обоснованным. Наверное, они во всём положились на Алексея. Он главный, скачет впереди и команду нужную вовремя отдаст.
        Но Алексей чувствовал, что здесь он сам недоработал. Надо было с воинами все варианты изучить: как нести боевое охранение на марше, как - в дозоре. Ругать молодых ратников он не стал, пожурил - и хватит. После такой встречи с шатуном парни и сами выводы должны сделать.
        Свистом Алексей подозвал коня. Тот подошёл, но как-то осторожно, косясь на тушу убитого медведя. Всхрапывал.
        Парни разом спросили:
        - Боярин, неуж трофей здесь бросим?
        - Что предлагаете?
        - Хоть шкуру снять. С дырками она, конечно, но можно отмыть от крови да выделать, на пол кинуть. Красота же!
        - Давайте, только быстро.
        В два ножа парни стали снимать шкуру с медведя.
        Но как ни торопились, а час прошёл. Стало быстро темнеть, как всегда зимой. Усилилась позёмка, стал крепчать мороз.
        Алексей начал парней поторапливать. Через разорванный тулуп мороз к телу начал подбираться, стоять было зябко.
        Наконец ратники скрутили шкуру, приторочили её за седлом и обтёрли о снег окровавленные руки. Однако сами замёрзли, носами шмыгают.
        Вскочив на коней, они пришпорили их, и те, будто почуяв дом, сами пошли намётом к тёплой конюшне и кормушке.
        Полчаса галопом, и вот уже ворота имения. В окнах колеблющийся свет свечей, из печных труб дым вьётся.
        На стук отпёр Захарий. Он сразу узрел рваные тулупы и замотанную тряпицами голову Ивана.
        - Что случилось? - обеспокоился слуга.
        - Шатун перестрел на дороге. Хорошо - сами живы остались, и лошади целы. Парни, лошадей в конюшню, да холодной воды не давайте, подогрейте сперва.
        - Знаем, боярин.
        Алексей прошёл в свою избу, скинул тулуп. В избе было тепло и уютно. Он стянул кафтан и рубахи - шёлковую верхнюю и исподнюю - и прошёл к зеркалу. На боку и спине красовался огромный синяк.
        - До свадьбы заживёт! - утешил себя Алексей.
        Он оделся и кликнул прислугу - есть пора. Но кухарки и сами услышали, как боярин приехал, и уже подогревали кушанья в печи.
        Алексей поужинал с ратниками, выпили по кружке вина - согреться с мороза, да и победу над медведем-шатуном отметить. Главное - живы!
        Утром Алексей решил обновку - подарок княжий - примерить, да и перед дворней покрасоваться. Оно, конечно, уровень не тот, сюда бы соседей-бояр, порадовались бы, позавидовали.
        Он надел валенки, шапку соболью и шубу бобровую. Погляделся в зеркало - солидно! Ни дать ни взять - боярин столбовой.
        В таком виде Алексей вышел на крыльцо. На улице мороз градусов пятнадцать, ветерок, снежок редкий срывается. А в шубе, шапке да в валенках тепло, только щёки мёрзнут.
        Захарий, шедший от колодца с бадейкой воды, увидев Алексея, замер. Поставив бадейку на снег, он всплеснул руками:
        - Боярин, да ты ли это?! Ну и шуба! У тебя же отродясь такой не было!
        - Подарок это, с княжеского плеча. Скачки я выиграл.
        - Ой, люди добрые! - закричал Захарий. - Да вы только полюбуйтесь на нашего боярина!
        - Уймись, Захарий! Какой бес в тебя вселился?
        - Да как же! Разве каждому боярину такие подарки перепадают? Пусть все видят! У нас боярин заслуженный, не абы какой захудалый.
        Челяди на крики Захария сбежалось много. Они разглядывали Алексея, как невидаль какую. Впрочем, бобровую шубу да с княжеского плеча и в самом деле они видели впервые.
        Алексею и стыдно было за такое внимание, но и гордость была. Не купил ведь он эту шубу, не трофеем забрал - заслужил.
        - Ну, посмотрели - и будя! Идите, работайте, - прикрикнул на челядь Захарий.
        Да и Алексею стоять уже прискучило, и он, решив прогуляться, подышать чистым морозным воздухом и ноги размять, вышел за ворота.
        Санный след почти занесло, да и куда теперь ездить? Если только за дровами в ближний лес?
        Он свернул направо, к реке. Она подо льдом, и по ней обозы зачастую идут - всё интереснее, чем на голые деревья смотреть.
        Но как только он вышел на берег реки, как услышал отчаянный крик:
        - Рятуйте!
        Однако никого не было видно.
        Алексей стал отчаянно вертеть головой, даже шапку снял, чтобы лучше было слышно. И в этот момент он увидел: в проруби, в которой бабы обычно бельё полощут, на стылой воде мелькнула голова. Показалась и вновь под воду ушла.
        Алексей отбросил шапку, а шубу и валенки скинул с себя уже на бегу. В валенках хорошо ходилось, но вот бегать было уже затруднительно.
        Голова снова показалась над водой. Человек попытался крикнуть, да то ли сил не хватило, то ли ещё что, но крик оборвался.
        С ходу, как был, в кафтане, Алексей бросился в полынью. Уже находясь в воде, заметил, что рядом мелькнуло что-то. Ухватившись рукой за это что-то, он подтянул его к себе, глянул и обомлел: мальчонка! Он вытолкнул его на лёд, но мальчишка уже обессилел и едва шевелился.
        Алексей попытался выбраться на лёд и сам, однако не смог. Течением воды его тащило под лёд, того и гляди самого затянет. На мгновение он даже запаниковал. Попробовал подтянуться на руках - не получается. Мокрые руки скользнули по льду, а отяжелевшая от воды одежда тянула вниз.
        С трудом дотянувшись, он толкнул рукой мальчонку:
        - Жив?
        - Жив. Ох и влетит мне от мамки!
        - Беги в имение, зови на помощь!
        - Я мигом!
        Одежда на мальчишке уже обледенела и хрустела.
        Алексей попробовал закинуть ногу на лёд и так выбраться. Ногу-то он сумел закинуть, но она не давала опоры и соскальзывала. И руки уже окоченели, не слушаются. Да чего они там? Чего медлят? Ведь его надолго не хватит!
        В отчаянии кинув ещё раз взгляд в сторону имения, он вдруг увидел, что оттуда стремглав несутся его ратники, без верхней одежды, только в штанах и рубахах, а за ними - толпой холопы.
        Первыми к Алексею подбежали его парни. Они ухватили его за руки и буквально выдернули из полыньи. С одежды Алексея потоком бежала вода. Подбежавший Захарий уже держал в руках шубу, шапку и боярские валенки. Нахлобучив на Алексея шапку, он поставил перед ним валенки:
        - Надевай быстрее, а то застудишься!
        Алексей сунул в валенки, ставшие уже деревянными, ничего не чувствующие ноги.
        Захарий набросил на него шубу:
        - Быстрее домой, к печке! Ах ты, беда-то какая! Нил, Арсений, бегом баню топить!
        Несмотря на то что Иван и Прохор пытались его поддерживать, Алексей дошёл до своей избы сам.
        - Я что, ранен? Чего вы меня, как старика немощного, ведёте? Сам!
        Дома он скинул с себя мокрую одежду. Борода, усы и волосы на голове были схвачены льдом, мёрзлым колтуном. Тело начала сотрясать дрожь. Он нашел в шкафу полотенце и растёрся им докрасна.
        В этот момент зашёл Захарий и протянул ему кружку:
        - На-ка, испей! Вино я подогрел, да с перцем.
        Вино было горячим, как грог, и перца слуга не пожалел. Во рту запекло.
        - Ложись в постелю! Пока банька топится, согреться тебе надо. Я сейчас девок пришлю.
        - Ты чего, Захарий?
        - Да не развлекаться! Согреть! Так ещё наши деды делали.
        - Ну как знаешь.
        Вино в животе разошлось горячим теплом по всему телу.
        Алексей лёг в постель и накрылся пуховым одеялом. Тело перестало трястись, но внутри сохранилась стылость, зуб на зуб не попадал. Сколько он в ледяной воде был? Минут десять, не больше, однако согреться не получалось.
        Дверь в спальню открылась, и вошёл Захарий с двумя молодыми девками.
        - Раздевайтесь - и к боярину. Только чтобы мне без баловства!
        И тут же быстро ушёл.
        Девки шустро разделись и нырнули к Алексею под одеяло. Тела их были молодые, горячие, как грелки, и Алексею сразу стало теплее, меньше стало знобить.
        Не прошло и получаса, как Захарий привёл двух новых девок.
        - Вы обе - геть с постели, одевайтесь. А вы раздевайтесь - и на их место.
        Ничего себе способ! Но деды явно были не дураки. У Алексея перестали клацать зубы, он стал чувствовать пальцы на ногах.
        Снова заявился Захарий, уже один.
        - Одевайся, боярин, в сухое, в баньку идём.
        Воздух в бане был уже горячим, хотя камни ещё не раскалились.
        Захарий сам разделся, обмыл Алексея и уложил его в парной. Хорошенько отходив его веником, плеснул горячей водой.
        Алексей вскрикнул:
        - Ты что творишь? Чуть в кипятке не сварил!
        - Лежи и не перечь! - остановил его Захарий.
        Тем временем холопы подбрасывали дрова в печь, и через полчаса в парной нечем стало дышать.
        - Всё, Захарий, не могу больше! - взмолился Алексей.
        Он выбрался из парной в мыльню и окатил себя водой, смывая пот. Зато согрелся в парной, теплее стало.
        - С потом вся хворь-то и выйдет.
        Алексей обтёрся в предбаннике и вышел. На столе стоял жбан горячего молока и крынка малинового варенья - его варили с мёдом.
        - Пей! - как из-под земли, вырос рядом с ним Захарий. - Всё пей, до дна!
        - Изверг ты, Захарий!
        - У меня одна забота - чтобы ты не заболел. Завтра спасибо скажешь.
        Алексей выпил молоко, поел варенья - приторное.
        - Теперь в избу, под одеяло - и спать.
        - День на дворе… - попытался воспротивиться Алексей.
        - Делай, что сказано.
        Вроде Захарий слуга, но сейчас он командовал Алексеем, и всё, что он говорил и делал, было дельно.
        Алексей перебежал в избу, разделся и нырнул в постель. А там и сам не заметил, как уснул.
        Утром проснулся с заложенным носом. Болело горло, голова была тяжёлой. Он кашлянул пару раз, и сразу вошёл Захарий.
        - Я туточки, в поварне был. Как здоровье-то? Что-то глаза у тебя красные, боярин… - он положил Алексею руку на лоб. - Э, лихоманка у тебя! Надо травы заваривать. Ты лежи, лежи…
        Через полчаса Захарий вошёл с кружкой, от которой поднимался пар.
        - Мой отец такой отвар пил, и тебе поможет. Семь трав тут: зверобой, чабрец, мята…
        - Верно, - перебил его Алексей, - давай.
        Пах отвар приятно, но на вкус оказался горьким. Всё же он выпил кружку до дна и снова уснул.
        В обед Захарий заявился снова.
        - Поешь куриной лапши да отвару попей.
        Есть не хотелось, но пришлось подчиниться. Захарий не отстанет, да и выздороветь хотелось.
        - Захарий!
        - Туточки я!
        - Мальчонка-то как?
        - Он молодой, что ему сделается? После тебя попарили, молоком горячим отпоили - и хоть бы хны. Вон, в снежки во дворе играет. Я матери его наказал, чтобы за ворота не выпускала.
        На душе у Алексея полегчало - всё-таки спас пацана.
        Через пару дней он почувствовал себя заметно лучше: голова не болела, только в горле ещё першило немного. Но прошло ещё несколько дней, прежде чем Алексей окончательно выздоровел.
        Однажды вечером, когда уже стемнело, к нему постучал Захарий:
        - Боярин, тебя гонец спрашивает.
        - Веди его сюда, да винца неси. Угощу человека, озяб небось.
        - Выйти просит, говорит - срочно.
        Алексей накинул кафтан - к чему надевать тулуп или шубу? За пару минут он и в кафтане не замёрзнет. Попутно прошёлся по двору: дорожки подметены от снега, кругом порядок. Молодец, Захарий, держит дворовую челядь в строгости, но и не обижает зазря.
        За воротами стоял молодой безусый ратник - в тулупе, шапке суконной. Рядом лошадь.
        - Здравствуй, боярин. Ты Терехов будешь?
        - Я. Что-то лицо твоё мне незнакомо.
        - Из новиков я.
        Тогда понятно. Многих ратников, да и почти всех бояр Алексей в лицо знал.
        - Послание тебе от князя.
        - Говори.
        - Не на словах передал, бумагу я привёз, - новик полез за пазуху тулупа.
        В этот момент взгляд Алексея упал на снег, на отпечатки следов новика и его лошади. Странно, на отпечатках лошадиных копыт не просматривались подковы. У русских так не бывает.
        Тень подозрения мелькнула у Алексея, но предпринять он уже ничего не успел. Переодетый новиком татарин выхватил из-за пазухи нож и с размаху всадил его в грудь Алексея.
        - Это тебе за Тагир-батыра!
        В последний момент Алексей успел подставить под удар правую руку, но было уже поздно, рука лишь слегка ослабила удар. Алексей упал, и тело его охватила слабость.
        Лженовик вскочил на коня, ударил его плетью, и тот с места рванул в галоп: татарин боялся, что из имения выбегут русские ратники, и тогда ему конец.
        А перед Алексеем пробежала вся его жизнь здесь: поход на Булгар, пиратские набеги с ушкуйниками, поединок с татарином, скачки. Откуда-то всплыло лицо Остриса, он грустно улыбался:
        - Не торопись сюда, Алексей!
        Алексей повёл головой, отгоняя видение. Слабеющими пальцами вытащил за цепочку свой камень-артефакт из-за ворота рубахи, с едва заметным усилием потёр его пальцами, на которых красовался перстень с бриллиантом, подарком Остриса. И вмиг стало светло и тепло.
        «Ох я и дурень! - подумал Алексей. - Татарина переодетого не распознал! А где это я? Неужели в раю? У нас же зима, холодно».
        Он разлепил глаза, повёл взглядом. Да он в своей комнате, на полу спальни валяется. Кровать, телевизор в углу, ковёр на полу.
        Боль в груди медленно отступила, и Алексей глубоко вздохнул. Жив! Он жив! И вернулся в своё время. В очередной раз ему повезло.
        Алексей поднялся с пола.
        - Наталья, ты дома?
        Тишина, только будильник громко тикает. Наверное, жена на работе, в редакции своей.
        Слегка покачиваясь - то ли от не прошедшей ещё слабости, то ли как следствие переноса, - он прошёл в гостиную и увидел на подоконнике сотовый телефон. Нажал на кнопку, и на экране высветилось число, месяц, год и время. Ха! Так ведь здесь прошло всего полтора часа. Наталья и знать не будет, что он несколько лет прожил там. Вот только переодеться надо.
        Алексей прошёл в ванную. Из зеркала на него смотрел он сам, только в окровавленном на груди кафтане и с окладистой бородой. Как есть боярин!
        Алексей стянул кафтан, рубаху, штаны и сапоги. Надо поискать пакет, сложить туда вещи и выбросить всё в мусор.
        Взгляд его упал на грудь. Там, прямо в области сердца, виднелся тоненький шрамик, розовый и совсем небольшой. А потом он обратил внимание на камень, по-прежнему висевший на цепочке. С ним явно было что-то не так.
        Алексей снял его с шеи вместе с цепочкой. Вот чёрт! На камне чётко просматривалась выщерблина от ножа подосланного убийцы. Ох, нехорошо это! На пути ножа сначала его, Алексея, рука попалась, потом камень отклонил направление удара. Мелочи, случайности, но благодаря им он остался жив. Не исключено, что именно камень изменил направление клинка подосланного убийцы, и тот отклонился от сердца. Но камень повреждён, и сможет ли он в дальнейшем проявлять свои свойства?
        Алексей посмотрел на часы. Надо поторапливаться, скоро с работы придёт жена, а он небрит, и вид неприглядный. У Натальи взгляд острый, она замечает все мелочи, и сразу возникнет вопрос - где был?
        Алексей достал ножницы и остриг, как мог, свою окладистую бороду. Потом побрился станком. Кожу с непривычки защипало, зажгло. Надо же, бриться отвык!
        Он забрался под душ и пустил воду. Простая вроде вещь, а как приятно! Ведь всё это время, несколько лет он мылся только в бане, из шайки, и никаких тебе гелей для душа, никаких тебе шампуней - только щёлок.
        Едва он выбрался из-под душа и растёрся полотенцем, как привык, докрасна, как в дверном замке скрежетнул ключ, и вошла Наталья. Дверь в ванную выходила в коридор и была открыта. Поэтому она сразу увидела сапоги, кафтан в пятнах крови и осела на пуфик.
        - Лёш, мы же договаривались! Где ты на этот раз был? Рассказывай!
        - Дай хоть одеться!
        - Зачем? Ты мне и так нравишься.
        - Есть хочу.
        - У мужиков одно на уме - поесть.
        - Не скажи! А выпить?
        - И это потом! Идём!
        И Наталья потащила его в спальню.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к