Отстоять Маньчжурию! Михаил Алексеевич Ланцов
        Фельдмаршал #1
        Русско-японская война - боль и национальная трагедия России! Множество умов тревожили мысли о причинах поражения. Множество людей жаждало ее «переиграть». Но удача улыбнулась не тому, кто об этом мечтал - наш современник Алексей Орлов, мало что помнящий о той полузабытой войне, после своей гибели внезапно осознает, что является генералом Куропаткиным, только-только приехавшим на Дальневосточный ТВД.
        Справится ли он с огромной ответственностью, возложенной на командующего? Сможет переломить «предначертанный свыше» ход войны, к которой Россия оказалась не готова? Сумеет предотвратить революцию и заговор внутри правящего дома? Даст отпор интригам иностранных «доброжелателей»? Окажется достоин высокого звания генерала-фельдмаршала?
        Михаил Ланцов
        Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию!
        
        Предисловие от автора
        Русско-японская война - настоящая трагедия Отечества, о которой не прекращаются споры до сих пор. И Алексей Николаевич Куропаткин[1 - Куропаткин Алексей Николаевич (1848 -1925) - командующий Маньчжурской армией с 7 февраля 1904 года. В период с 1 января 1898-го по 7 февраля 1904 года занимал пост военного министра.] - ее привычный символ. Современники возлагали на него огромные надежды, однако он их не оправдал. Почему? Традиционно принято винить в этом неудачную кадровую политику Николая II, дескать, поставил умного и толкового, но нерешительного и слишком осторожного штабиста командовать войсками. Популярная теория. Но есть нюанс…
        Алексей Николаевич обладал по-настоящему геройской биографией. То он первым врывался на укрепления противника, то успешно вел штурмовую колонну в бой, то организовывал сложнейший марш через пустыню. Нигде и никогда он не проявлял той самой нерешительности и осторожности до самой Русско-японской войны. Что на низовом уровне, что на посту военного министра. Везде решительность граничила с лихостью, дополняясь тонким чувством конъюнктуры, трезвым восприятием новинок и незамедлительным внедрением их в дело. Например, всего за пять лет сидения в министерском кресле он смог качественно переломить катастрофическое положение Русской императорской армии в области снабжения, организации быта и подготовки личного состава. Именно он внедрил в войсках полевую кухню и массовое применение консервов. И прочее, прочее, прочее.
        Почему же тогда, приняв командование Маньчжурской армии, он так резко переменился? Что произошло? При попытке разобраться я наткнулся на так называемый «казус Ухач-Огоровского», который подает ситуацию в совершенно ином ракурсе.
        Полковник Николай Александрович Ухач-Огоровский, опытный интендант, прибывает на Дальний Восток в апреле 1904 года и сразу становится начальником разведки Маньчжурской армии России. Разведки! Никогда с ней не был связан, а тут раз - и стал руководить. И надо отметить, делал это он очень «умело». Как показало следствие в 1911 -1912 годах, Ухач-Огоровский присваивал деньги, выделяемые ему на работу с агентами, а в штаб докладывал сущие выдумки. После того как Николай Александрович «наладил» работу разведки[2 - Всю войну разведка поставляла в штабы в основном неверные сведения о нахождении и численности войск. Как правило, шло существенное завышение численности противника.], Куропаткин сделал его «начальником транспортного цеха». И здесь он развернулся на славу! Именно этот человек был ответствен за срыв обеспечения продовольствием, фуражом, амуницией, боеприпасами и тягловыми животными всей армии, «освоив» под шумок поистине гигантские суммы.
        Знал ли об этом Куропаткин? Конечно, знал. Ведь именно он представил Ухач-Огоровича на повышение, несмотря на массовые жалобы на него боевых офицеров и постоянные сложности со снабжением армии. Да и потом, когда шло следствие, давал очень благожелательные для Николая Александровича показания…
        Совершенно очевидно, что он как-то был связан со всем этим делом. Но как? Никаких внешних признаков улучшения материального благополучия ни у него, ни у его родственников после войны не наблюдалось. Масштаб хищений был огромен - по разным оценкам, он достигал нескольких десятков миллионов рублей. Тех рублей. Николаевских. Если пересчитать на современные деньги по золотому эквиваленту, получатся сотни миллиардов образца 2016 -2017 годов. Очень солидные деньги! Куда они делись? Неизвестно.
        И тут всплывает еще три интересных момента.
        Первый связан с судьбой самого Куропаткина. Дело в том, что в 1918 году он был взят в заложники большевиками, но, когда дело дошло до расстрела, руководство Губ ЧК не решилось его убивать. Вместо этого старого военного министра отправили в Петроград, откуда он вскоре вернулся с «охранной грамотой» от руководителя ЧК и револьвером, выданным ему «для защиты от бандитов». После чего от него отстали, позволив спокойно дожить свою жизнь. Почему его не тронули? Из-за чего? Откуда такое благодушие?
        Второй момент тесно связан с Ухач-Огоровичем. Сразу после войны он ушел в отставку, развелся с женой и уехал в Киев, где в кратчайшие сроки занял видное положение в обществе. Кутил, гулял, волочился за бесчисленным количеством дам. Ну и уделял немалое внимание патриотическому воспитанию молодежи - ездил по учебным заведениям, рассказывая всем, как нужно любить Родину. Ему ли не знать? Не жизнь, а сказка! Одна беда - еще во время войны из-за его действий был поднят шум, не утихающий и после. Боевые офицеры требовали расследования. Но ни полиция, ни жандармерия делами Ухач-Огоровича не интересовались. И только прямой приказ Столыпина в 1911 году заставил нехотя начать дело. Вяло и очень неактивно. Мало того, когда следствие зашло в тупик, именно Петр Аркадьевич приказал Ухач-Огоровича арестовать, подивившись странным и бесплодным уговорам подозреваемого добровольно приехать. Но вот беда. Месяца после этого приказа не прошло, как самого Столыпина застрелили в Киеве, а дело спустили на тормозах. Да, обвинительный приговор прозвучал, но он был невероятно мягок, а сам Ухач-Огорович после этого исчезает
в неизвестном направлении со сцены истории. Вероятно, чтобы отбывать наказание в лучших борделях Парижа.
        Третий момент заключался в том, что, занимая пост военного министра, Куропаткин проводил такую политику по своему ведомству, при котором на укрепление Порт-Артура выделялась лишь малая часть от тех средств, что исправно поступали армейцам на это дело. Из-за чего возведение фортификационных объектов и их вооружение шло с радикальным отставанием от графиков и планов…
        Все это наводит на определенные мысли.
        Я не знаю, что там произошло на самом деле. Но рискну предположить, что некая оппозиционная группа в элитах страны, вроде той, что организовала и провела Февральскую революцию 1917 года, пыталась это сделать еще в 1904 -1905 годах. Куропаткин же, как один из наиболее высокопоставленных военных чиновников России, был с этим как-то сопричастен. Ведь только в его руках была возможность превратить «маленькую победоносную войну» в национальную трагедию. Зачем? Сложно сказать. Своих финансовых выгод в этом деле он не имел…
        Внесем же коррективу в этот изгиб истории и добавим Куропаткину понимания последствий его поступков. Одарим Алексея Николаевича своего рода одержимостью «нечистой силой», то есть наглым и циничным соотечественником из наших дней.
        Пролог
        28 МАРТА 1904 ГОДА, НЕДАЛЕКО ОТ ЛЯОЯНА
        Ординарец тихонько постучался. Не услышав никакого ответа, осторожно приоткрыл дверь купе и уставился на Куропаткина, который с каким-то одуревшим видом осматривал все вокруг… сидя на полу.
        - Упали, ваше превосходительство?
        Вместо ответа Алексей Николаевич устремил свой взгляд на него и что-то бессвязно промычал.
        - Устали от трудов праведных? - сочувственно произнес ординарец. - Эх! Это мы сейчас поправим! Сейчас рассольчику выпьете и сразу полегчает!
        Куропаткин попытался встать, опираясь на сиденье, но руки подвели его, и он брякнулся опять на попу, неудачно щелкнув подбородком о покрытую деревом металлоконструкцию.
        - Э-э-э-х, ваше превосходительство! Ну что же вы? В столь немалых годах уже и поберечь себя можно! Ну, зачем же так самоотверженно? Давайте я вам помогу. Вот. Вот так. Вот, извольте откушать, - протягивая стакан рассолу, произнес ординарец и, несмотря на вялые протесты, помог его испить. Залил насильно то есть.
        Так начинался первый день Алексея Николаевича в новом мире…
        Последнее, что он помнил - нарастающий гул, стремительно приближающегося автомобиля. Удар? Наверное, он был. Но Алексея Николаевича Орлова - тезку Куропаткина - размазало в тонкий блин быстрее, чем он успел испугаться.
        Шмяк.
        И он уже открывает глаза в железнодорожном вагоне со странного вида обстановкой. Натуральный винтаж с немалой претензией на вкус и стиль. А голова… она, казалось, вот-вот расколется от чудовищного вихря разнообразных воспоминаний, что безумным роем пьяных пчел лезли во все щели. Глаза открыть было больно. Ориентироваться в пространстве толком не удавалось. Про то, чтобы подняться самостоятельно, и речи не шло. А тут еще этот чертов ординарец со своим рассолом…
        Вагон поскрипывал и покачивался, отсчитывая стыки рельсов.
        Тук-тук, тук-тук.
        Прошел час.
        Мысли улеглись. Немного. Хотя голова все еще гудела. Но Алексею Николаевичу не стало легче ни на йоту. Скорее наоборот. Пришло понимание ситуации. Страшной. Чудовищной. Безнадежной.
        Он умер. Это было очевидно. После такого столкновения с автомобилем только терминатор смог бы выжить, да и то - частично. Но вместо того чтобы исчезнуть, попасть в ад или переродиться в баобаб, он оказался в этом теле. Дышал. Чувствовал. Шевелился. Мыслил. И все бы ничего. Да вот только настоящий хозяин «этого сосуда», судя по ощущениям, оставался на месте. Просто смутился, испугался и забился в угол. Не каждый день к тебе в голову подсаживается дерзкий хулиган-безбилетник.
        И что делать дальше? Ведь оригинальный Куропаткин, как придет в себя - житья не даст. А его, между прочим, командовать войсками направили. Очень своевременно генерал получил раздвоение личности. Командир-шизофреник, что может быть лучше? Кроме того, Алексей Николаевич ясно и четко понял, что его жизнь закончилась. А этот бородатый перрон - временная остановка, на которой он вряд ли задержится надолго.
        Зачем он сюда попал? Кому это было нужно? Совершенно очевидно, что случайность в данном вопросе можно смело исключать. Почему? Сколько особей этого вида за последние сорок тысяч лет народилось? Под сотню миллиардов, плюс-минус. Так почему же он вселился именно в Куропаткина, да еще в такой момент? Почему не в дикаря-туземца из палеолита за секунду до пожирания того саблезубым тигром? А ведь мог и в тело близкородственное перенестись, вроде неандертальца какого-нибудь. Или на другую планету. Вариантов - масса. А значит что? Правильно. Тут был явно чей-то умысел. Вопрос только в том, чей и какой…
        Алексей Николаевич привел себя в порядок и закурил, уставившись куда-то в даль, что простиралась за грязным окошком. Свежие воспоминания пугали. Сильно. Потому что старый владелец этого тела был замешан в ТАКИХ делах, что и не пересказать.
        Например, среди прочих, он готовил великие потрясения в России. Бывший военный министр трудился над этим проектом вот уже десять лет. И не он один. Впрочем, здесь и сейчас от него требовалось только одно - завершить начатое и проиграть войну. Ну и денег добыть для заговорщиков под шумок.
        От осознания того, в какой кошмар он влез, Алексей Николаевич нервно дернул головой, словно Мюллер в старом советском сериале. Эта гнилая роль откровенно его раздражала. Старый же владелец тела, почувствовав эту волну негатива к своему делу, попытался убедить гостя в своей правоте. Завязать внутренний диалог. Но не тут-то было.
        Алексей никогда не испытывал теплых чувств ко всяким социально-политическим потрясениям. Он твердо знал, что каким бы плохим ни был режим, все эти уголовники, что с наганом в руках рвутся к власти, никого и никогда до добра не доводили. Обычно все заканчивается морем крови и разрухой, которую потом десятилетиями нужно восстанавливать. Зрелость в таких вещах к нему пришла довольно рано.
        Поэтому, желая смутить своего «сокамерника» по бородатому телу, он постарался вспомнить все наиболее грязное и отвратительное, что когда-либо видел и слышал о всякого рода революционерах. Например, поднял воспоминания из фильма «Чекист»[3 - Фильм 1992 года А. Рогожкина «Чекист» описывает гиперболизировано и утрированно, но невероятно ярко и крайне отвратительно так называемый «Красный террор». Значительную часть фильма идут подвальные расстрелы в основном ни в чем не повинных людей с последующей погрузкой тел в грузовик.]. Череду расстрелов обнаженных людей, чья вина заключалась лишь в том, что они родились не у тех родителей. Классовые враги. Потом «украсил» впечатления дивными образами бортовых грузовиков, заваленных тушами людей, сваленных кое-как. Словно на какой-то скотобойне. Прошелся по другим грязным и отвратительным эпизодам контрреволюционной пропаганды. И завершил квинтэссенцией - сценкой из фильма, где революционеры добивают штыками визжащих и перемазанных кровью великих княжон.
        Орлов утрировал, сознательно вымарывая любые светлые аспекты из революционных потрясений. Но давать зацепки и какие-то ненужные надежды своему «сокамернику» он не хотел. Русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Он был подан во всей своей красе, заставив оригинального Куропаткина заткнуться и забиться куда-то в дальний угол. Не такое будущее он рисовал в своих мечтах…
        Зачем Орлов так поступил с соседом? Ясное дело - чтобы задушить к чертям все эти благодушные глупости. Жить в одном теле, пусть и недолго, желательно сообща. Хотя бы согласуясь в главном. И это помогло. Заодно и самого Орлова привело в чувство. Ведь по всему выходило, что ему предстояло разгребать всю ту кровавую кашу, что тщательно подготавливали заговорщики. А заодно еще и японцев бить.
        Задачка…
        Стук в дверь.
        - Войдите, - сухо произнес обновленный Куропаткин, решительно смяв окурок в пепельнице.
        - Ваше превосходительство! - сообщил вполне довольный жизнью ординарец. - Мы прибываем в Ляоян.
        Часть 1
        Крысиный король
        Чем искушеннее игра, тем искушеннее соперник. Если соперник поистине хорош, то он загонит жертву в ситуацию, которой сможет управлять. И чем ближе она к реальности, тем ею легче управлять. Найди слабое место жертвы и дай ей немного того, чего ей так хочется. Кинофильм «Револьвер»[4 - Кинофильм «Револьвер» 2005 года. Автор сценария и режиссер - Гай Ричи (Guy Ritchie).]
        Глава 1
        2 АПРЕЛЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Куропаткин вышел 28 марта из вагона практически в чистое поле.
        Этот небольшой провинциальный городок стоял на пересечении железнодорожной магистрали КВЖД[5 - КВЖД - Китайско-Восточная железная дорога.] и большой грунтовой дороги, уходящей в Корею. Стратегически важное, можно даже сказать, ключевое место. Не требовалось большого ума, чтобы оценить его значимость и заранее подготовиться. Однако этого сделано не было, а потому для приезда командующего армией не было готово ничего. Вообще. И не только. Например, отсутствовали площади под заселение войск и армейские склады. Только скудный жилой фонд обывателей, емкость которого для «армейских квартир» была ничтожна. Городок-то маленький. Тут даже дивизию не поставишь с относительным комфортом. Считай - завози солдат да сажай в чистом поле. Как брюкву. Но это ладно. Это терпимо. Однако ничего подходящего не было даже для структур штаба армии. До смешного. Разве что уважаемых людей города со скандалом выгонять на улицу. Неудивительно, что Куропаткин в реальной истории только глубокой осенью занялся развертыванием организационной структуры армейского штаба, уже отступив к Мукдену. А до того решал все дела «на
коленке», то есть сидя в своем вагончике.
        Как можно было чем-то крупным командовать без штаба, гость из будущего не понимал. Понятное дело, на Руси бардак - дело обычное. Но совсем вот так выглядело откровенным вредительством. Впрочем, первое впечатление осталось в прошлом. И сейчас обновленный Куропаткин потихоньку разворачивался, как мог…
        Выйдя из пролетки, Алексей Николаевич чуть отошел в сторону, наблюдая за медленно плывущими вдалеке облаками. Гостя своего он не встречал. Нельзя было. Игра-с.
        - Добрый день, - вежливо поздоровался Куропаткин, отреагировав на звук шагов за спиной. Да, это определенно был не ординарец или адъютант, походка которых была генералу хорошо знакома. Нет. Это кто-то другой. Но кто? Правильно. Только тот, кого он тут ждал.
        - Добрый, - раздраженным тоном ответил мужчина. - Не понимаю, зачем я согласился ехать сюда… к вам… да еще на такую странную встречу. Что за игры?
        - Потому что здесь мы можем поговорить с глазу на глаз. Пройдемся?
        - Пройдемся? Вы серьезно?
        - Я похож на шутника? Шагов двадцать отойдем, а то, боюсь, наши спутники слишком уж ушасты. Прошу, - сказал Куропаткин и, не оборачиваясь, прошелся до небольшого холмика.
        Алексеев[6 - Адмирал Алексеев Евгений Иванович (1843 -1917) - в указанный момент наместник его императорского величества на Дальнем Востоке. Деятельный, амбициозный офицер. Несмотря на назначение главнокомандующим, не мог в должной степени руководить из-за отсутствия внятной связи и массы иных проблем (включая откровенный саботаж).] недовольно фыркнул, но согласился, жестом остановив свою свиту ожидать.
        - Вы довольны? - наконец произнес он, поравнявшись со все никак не желающим поворачиваться к нему лицом генералом.
        - Да. Вполне.
        - О чем вы хотели со мной говорить? - с легким раздражением поинтересовался наместник на Дальнем Востоке и главнокомандующий всеми силами России в тех краях. - Признаться, я заинтригован вашим посланием. Оно… в высшей степени странное.
        - Думаю, вы прекрасно понимаете, что в Санкт-Петербурге не все хотят победы в этой войне.
        - И вы хотите, чтобы я вам не мешал? - скривившись, буквально выплюнул слова адмирал Алексеев, который, судя по всему, знал намного больше, чем должно.
        - О нет! Отнюдь. Я амбициозен и честолюбив. Чтобы занять пост военного министра, мне пришлось пойти на компромисс со своей совестью. Поверьте - это несложно. Да от меня и не требовалось многого. Просто не обращать внимания на то, как срываются работы по укреплению крепостей в Порт-Артуре и Владивостоке. Ну и так - не совать нос в великокняжеские лобби. Французская партия резвилась как могла. У меня же были свои дела.
        - Зачем вы мне это рассказываете?
        - Я слишком честолюбив, чтобы согласиться на ту роль, что мне отвели.
        - И при чем здесь я?
        - При том, что вы мне в этом поможете.
        - Я?! - ахнул Алексеев, поразившись наглости Куропаткина. - Вы серьезно?
        - А чего вы удивляетесь? Эта великокняжеская свора хочет превратить войну в грандиозное поражение, под соусом которой провернуть изящную революцию, дабы осуществить не только красивый дворцовый переворот, но и учинить грандиозный передел власти вообще.
        - Кхм, - поперхнулся наместник. Его информированность не была столь обширна.
        - Эти кретины думают, что смогут удержать в узде русский бунт. Они совсем не понимают, что, выпустив джинна из бутылки, они могут остаться только лишь у разбитого корыта. Если вообще остаться. Революция в России, безусловно, не оставит камня на камне и все утопит в крови. Впрочем, о подобном не мне судить и не сейчас. Главное то, что в их замысле мне отводится роль жертвенного агнца. Отработаю - и на помойку. А это не входит уже в мои планы.
        - Насколько все далеко зашло? - хрипло поинтересовался Алексеев.
        - Достаточно далеко, чтобы планировать ликвидацию не только Николая, но и всей его семьи с девочками. Однако ПОКА им еще можно испортить игру. Там, в столице, я был вынужден играть под их дудку. Одно неверное движение - и я бы потерял кресло военного министра. Не сразу, не быстро, но убрали бы в две-три недели. Или даже скорее, ведь апоплексический удар табакеркой еще никто не отменял. Но здесь, вдали от их контроля, я хочу сыграть по-своему. И вы мне в этом поможете. Ведь так? - с нажимом произнес Куропаткин, впервые повернувшись к наместнику лицом.
        - Ничего не обещаю, - после долгой паузы произнес Алексеев. Они, наверное, минуты две буравили друг друга глазами, прежде чем он уверился в том, что Алексей Николаевич не шутит.
        - А ничего обещать и не нужно. Держите, - протянул он несколько листов писчей бумаги, сложенных вчетверо. - Здесь мои соображения. Ваша задача - ругать меня на людях и готовить вот эти вещи. Когда придет срок, я разыграю эти тузы. Главное - чтобы в Санкт-Петербурге не узнали раньше времени, что больше не контролируют ситуацию.
        - Хорошо, - кивнул Алексеев. - Я прочитаю ваши предложения.
        - Этого вполне достаточно, - вернул кивок Куропаткин. - И да, имейте в виду - среди вашего окружения много ушей и глаз. И не все они сами за себя. Часть из них делится наблюдениями с Токио, часть с Санкт-Петербургом, часть с Лондоном. Собственно, по этой причине я вас и вытащил сюда.
        - Вы удержите японцев на Ялу? - после минутной паузы спросил наместник.
        - Даже и не буду пытаться. Так - обозначу присутствие.
        - Но почему?
        - А вы не понимаете? - усмехнулся командующий. - Прежде всего потому, что это нереально. Японцы имеют локальное численное превосходство и неплохую выучку. Считайте, что вы сражаетесь с германским ландвером, а не с дикарями. Очень дисциплинированные ребята. Да, можно извернуться и задержать их на реке, несмотря на речные канонерки и подавляющее численное превосходство в живой силе и артиллерии. Но что это нам даст для победы?
        - Как что?
        - На флот даже не надейтесь. Там все очень плохо. Даже если вы лично возглавите флот в Порт-Артуре, вряд ли это что-то даст. Не хочу вдаваться в подробности, ибо не моя тема и не моя зона ответственности. Но все, что мне известно, говорит о том, что наш флот максимум что сможет - где-нибудь героически утонуть совершенно нелепым образом. Удивил?
        - Признаюсь, да, - с раздражением ответил Алексеев. - Я знал, что там все печально, но не думал, что до такой степени.
        - С армией ситуация аналогичная. Была. Меня только упустили из виду. Я не хочу быть жертвой. Впрочем, не суть. Главное - нам нужно, во-первых, не спугнуть столичных сидельцев прежде времени, а, во-вторых, одним решительным маневром завершить войну бескомпромиссной победой. И героическое превозмогание врага на Ялу этому никак не поможет.
        - У вас есть план?
        - Разумеется. И уж, поверьте, не тот бред, что я докладывал императору.
        - Расскажете?
        - Что знают двое, знает и свинья, - пожал плечами Куропаткин. - Слишком высоки ставки. Я не хочу, чтобы о моей задумке кому-то стало известно раньше того момента, когда это знание ничему уже не сможет повредить.
        - Ну, что же. Это вполне разумно, - тяжело вздохнув, произнес Алексеев. - Что-то еще?
        - Нет. Мы и так слишком долго разговариваем. Наведывайтесь время от времени. Не доверяйте бумаге и вестовым.
        - Мне кажется, вы демонизируете. Ладно, люди великих князей - это обычное дело. Но почему вы считаете, что у меня в окружении японские шпионы?
        - Потому что знаю, - холодно произнес Алексей Николаевич. - Во Владивостоке, в Харбине, в Порт-Артуре и прочих наших городах от английских и японских шпионов не продохнуть. В Токио и Лондоне узнают обо всех серьезных событиях в этих землях быстрее, точнее и глубже, чем по официальным каналам докладывают в Санкт-Петербург. Будьте предельно осторожны. Я считаю, что если в Токио посчитают вас или меня слишком опасным для их победы, то нас постараются убрать. Ставки очень высоки.
        - Убрать?
        - Убить. Все, Евгений Иванович. Что хотел - сказал. Остальное почитаете. Больше вас не задерживаю.
        - Честь имею, - произнес без кивка адмирал Алексеев и, резко развернувшись, пошел к своей пролетке. Где чуть слышно процедил: - Вот же мразь… - Но так, чтобы слова адмирала услышали все вокруг.
        Куропаткин постоял еще минут пять, наблюдая за облаками. А после чего вразвалочку направился к своей пролетке с улыбкой на лице.
        - Ваше превосходительство, - произнес адъютант, услужливо помогая забраться и внимательно отслеживая реакции генерала.
        - Этот морячок истекал ядом? - неопределенно кивнул Куропаткин.
        - Матерился-с. Тихо-с.
        - Ничего. Пущай матерится. Главное, чтобы не мешал, - усмехнулся Алексей Николаевич, стравливая контекстом дезинформацию. Он ведь прекрасно знал, на кого на самом деле работает его адъютант.
        Партия началась. Он сделал первый ход.
        Глава 2
        5 АПРЕЛЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Алексей Николаевич начал свою деятельность на Дальнем Востоке с того, что стал раскладывать различные мины. То здесь, то там. Где маленькие хлопушки, где гигантские фугасы, как с тем же адмиралом Алексеевым.
        О да! С адмиралом получилось очень хорошо.
        Дело в том, что в бумагах, которые Куропаткин передал Алексееву, не было ничего, способного вызвать подозрение, возражение или недовольство. Никаких рассуждений. Никаких пространных мыслей. Только предложения - коротко и по существу.
        По замыслу Алексея Николаевича, адмирал должен был обеспечить подготовку и реализацию ровно двух задач. Во-первых, создать ударную группу на железной дороге. Во-вторых, подготовить все необходимое для большой оборонительной операции. То есть то, что Куропаткин не мог себе позволить сделать самостоятельно, дабы не привлечь к себе излишнее внимание.
        В ударную группу должны были войти несколько легких блиндированных поездов для непосредственной поддержки войск. Ну и две-три железнодорожные артиллерийские платформы с шестидюймовыми орудиями для огневой поддержки. Разумеется, все эрзац-типа. Нормальных-то бронепоездов брать неоткуда.
        Для обеспечения предстоящей большой оборонительной операции под Ляояном Куропаткин заказал кучу всяких мелочей вроде примитивных ручных гранат[7 - Речь идет об английской ручной гранате Bettey образца 1915 года, которая представляла собой металлический цилиндр с туго посаженной деревянной пробкой. Запал примитивен - обычный бикфордов шнур, запрессованный в медную гильзу капсюля-детонатора. Конструкция была хороша тем, что корпус можно было делать из чего угодно, хоть отливать, хоть обрезки проката использовать. Куропаткин предлагал приспособить для дела гильзы от 37-миллиметровой пушки Гочкис. Деревянную пробку довести до ручки, облегчающей бросок, укрепляя ее в гильзе сквозной заклепкой. А отверстие для запального шнура сверлить наискосок. Неудобно использовать, но дешево и сердито. А главное - можно было в кратчайшие сроки наладить производство в достаточно больших количествах даже в полевых мастерских.], колючей проволоки[8 - Колючая проволока производится массово с 60 -70-х годов XIX века. К 1904 году не рассматривалась как что-то пригодное к военному использованию. Адмирал Алексеев должен был
поставить под Ляоян колючую проволоку сразу в заготовках (секциях) «спирали Бруно», которую можно было в кратчайшие сроки установить на позициях.] и поставки в армию большого количества бревен да шанцевого инструмента. Здесь, как и в ситуации с ударной группой на железной дороге, бывший военный министр не требовал ничего сверх того, что можно было сделать в местных мастерских или получить откуда-нибудь заказом. Главные критерии: быстро и просто[9 - О взрывателях Бринка он тоже не забыл упомянуть, подавая их дефект не как оплошность и головотяпство, а как диверсию.]. То есть генерал загрузил наместника на Дальнем Востоке делами по полной программе. Ведь реализация всех этих, вроде бы и простых, вещей требовала его непосредственного участия в преодолении бюрократического болота. А значит, что? Правильно. Он был выключен на некоторое время из политической активности в регионе, о чем Алексей Николаевич охотно доложил своим «кураторам» в Санкт-Петербург. Выключен? Выключен. Значит, не мешает и все идет если и не по плану, то в рамках общего замысла.
        Теперь же предстояло заложить еще одну довольно мощную мину, но уже непрямого действия. Для этого Куропаткин собрал в самом большом помещении города всех более-менее влиятельных жителей - городскую элиту китайского и маньчжурского разлива. Требовалось с ними пообщаться…
        - Друзья, - произнес генерал, обведя их всех невозмутимым взглядом, - я собрал вас всех для того, чтобы донести очень неприятное известие. В ближайшие несколько месяцев Русская императорская армия будет вынуждена оставить Ляоян ввиду наступления японцев. И я рекомендую вам заранее подготовиться к эвакуации. Либо приступить к ней незамедлительно.
        - Эвакуация? Почему? - почти хором поинтересовались несколько наиболее уважаемых местных бизнесменов.
        - Вам, вероятно, еще неизвестно, но Кацура Таро[10 - Кацура Таро (1848 -1913) - генерал японской армии и политической деятель Японской империи. Отличился в Японско-китайской войне 1894 -1895 годов. С января 1898-го по декабрь 1900 года был министром армии. Достиг больших успехов в модернизации японской армии. В период с июня 1901-го по январь 1906 года был премьер-министром. Относился к группе «ястребов». Проводил успешную политику экспансии в Тихоокеанском регионе. Был «паровозом» англо-японского союза 1902 года и непосредственным архитектором победы в Русско-японской войне 1904 -1905 годов. Впоследствии, заняв в 1908 году кресло премьер-министра, добился в 1910 году полноценной аннексии Кореи. Считается одним из отцов-основателей современной Японии.] шесть месяцев назад утвердил у императора секретный план «Желтая хризантема». Согласно этому плану… - продолжил самозабвенно заливать Куропаткин.
        Он врал. Нагло и дерзко.
        Разумеется, никакого плана не существовало даже в проекте. Однако в сложившихся обстоятельствах факт отсутствия секретного плана нужно было доказывать уже японцам. Что было очень непросто. Да и потом, даже если бы им поверили, «осадочек все равно бы остался».
        Общая система тезисов, которую выдвинул Куропаткин, сводилась к творческой переработке германского «генерального плана “Ост”», времен господства в Берлине нацистов. Само собой, с обширными дополнениями, связанными с непосредственной деятельностью японцев в северном Китае в 30 -40-е годы XX века. Особенно Алексей Николаевич уделил внимание «отряду 731», который должен был ударными темпами продвигать медицину, используя в качестве «подопытных кроликов» китайское и маньчжурское население, лишнее, по мнению японцев, на этих землях. Выдумывать особенно ничего было и не нужно. Такой отряд действительно существовал. И требовалось всего лишь вспомнить о том, что он тут творил в будущем, в середине XX века… хотя бы в общих чертах.
        - Посему, - продолжал Куропаткин, наблюдая бледные и возмущенные лица не только среди китайцев, но и среди присутствующих европейцев, - я, как уполномоченное лицо Его Императорского Величества, должен заботиться о людях, волею судьбы попавших под его руку. Я не уверен, что мы успеем быстро развернуть нужное количество войск в этих местах. Поэтому рекомендую вам покинуть город во избежание ненужного кровопролития среди мирного населения. Это все, что я могу для вас сейчас сделать. Честь имею.
        Кивнул. И вышел. В полной тишине.
        Адъютант с ошалевшим видом выскочил следом.
        - Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Да как же это! Неужели осмелятся?!
        - А что такого необычного в этом плане? - удивленно повел бровью Куропаткин. - Вон европейские переселенцы в САСШ не далее как полвека назад увлеченно начали резать аборигенов на Диком Западе. И что примечательно - практически уже завершили это. Обычное дело. Человек человеку друг, товарищ и корм, как говаривал один очень циничный шутник.
        - Но… это же… - Адъютант никак не мог подобрать слова. Его подмывало спросить, на кой бес нужно было это все китайцам говорить, да при военнослужащих и парочке журналистов. Но он не мог вот так в лоб это спрашивать. Они оба знали о том, зачем и кем адъютант был приставлен к Куропаткину. Но также имелось ясное осознание - определенные элементы ролевой игры таки требовалось соблюдать. Хотя бы для виду.
        - Главное, чтобы они в своей панике и «Великом переселении народов» нам все тылы не превратили в один сплошной хаос… - с задумчивой улыбкой произнес Куропаткин, тоже прекрасно понявший вопрос.
        - Да… эти могут… - участливо кивнул адъютант, поняв, к чему клонит его формальный начальник.
        В принципе сорвать всякое перемещение грузов из-за бардака в тылу, вызванного табунами переселенцев, было неплохим решением для того, кто стремился к поражению России. С одной стороны - проявлены гуманизм и забота о людях. С другой стороны, оказана медвежья услуга армейским интендантам, затруднив накопление армии под Ляояном и ее снабжение. Не сложно представить грядущий ажиотаж. А также то, как уже через пару недель вся Маньчжурия будет охвачена лихорадочным возбуждением.
        Адъютант оценил ход своего «патрона», лежащий на поверхности. Хотя он не уловил оттенков, с которыми тот доносил эту страшную новость до китайцев. Не хватило квалификации и понимания. Кроме того, он, как и все присутствующие, оказался удивлен словами генерала, а потому растерялся. Все-таки ход Куропаткина вышел неожиданным для всех…
        Спустя всего несколько часов к штабному вагону, где расположился бывший военный министр, подошла делегация китайских ходоков. Человек двадцать. Хмурая. От нее отделились двое мужчин, умеющих более-менее говорить по-русски без переводчика, и направились к генералу. Тот их давно поджидал, понимая, что спровоцировал. А потому, чтобы не было ненужных ушей поблизости, отправил «по неотложным делам» всех, кого хоть как-то подозревал в работе на своих «кураторов».
        - Итак, друзья, - начал Куропаткин. - Я вас слушаю.
        - Мы хотели бы оказать помощь вашим войскам, - произнес спикер этих «ходоков», то есть умеющий говорить по-русски лучше всех.
        - Зачем вам это? - как можно более непринужденно поинтересовался Куропаткин. - Это не ваша война. В Маньчжурии сражаются Россия и Япония за контроль над частью империи Цин[11 - В период с 1622 по 1912 год Китай назывался империей Цин под руководством Маньчжурской династии Цин (Айсин Гёро - Золотой род). Императором в те годы (1871 -1908) был Айсиньгёро Цзайтянь, правивший под девизом «Гуансюй». Однако в период его правления вся власть была сосредоточена в руках его тетки и приемной матери - вдовствующей императрицы Цыси (1835 -1908), которая пресекла реформаторские начинания Гуансюя - проект умеренных «Ста дней реформ» в 1898 году, целью которых было преобразование империи по образцу японской революции Мэйдзи. В ходе этих реформ Гуансюй основал, в частности, Императорскую высшую школу - Пекинский университет.]. Фактически мы делим вашу землю. Ради чего вам ввязываться во всю эту заваруху?
        - Да, воюют Россия и Япония, - согласился спикер. - Но убивать японцы будут нас, если вы проиграете. Из двух зол вы - меньшее. Да и зло ли? Вон - дорогу железную построили. Маньчжурия при вас стала оживать. Появились работа, надежда, будущее…
        - Пафосно, - поморщился генерал. - Слишком пафосно. Но, хм, допустим. Однако разве вы не подумали, что я мог вас банально обмануть? - чуть помедлив, продолжил он. - Мне нужны пустые дома под штабные органы и размещение прибывающих. Хотя бы для офицеров и складов. А в городе масса местных жителей и заселять прибывающих особо некуда. Вам не кажется, что это вполне неплохая уловка для того, чтобы вы сами все освободили без лишнего шума?
        - Это была первая мысль, которая нас посетила, - честно кивнул спикер. - Все слишком очевидно.
        - И зачем тогда вы пришли?
        - Нам кажется, что все не просто так. В ваших словах было столько деталей, названий, имен. А главное - холодной разумности. Ведь резня в Люйшуне[12 - В 1894 году в ходе первой Японско-китайской войны 1-я японская армия в течение нескольких дней убила в Люйшуне более 20 тысяч человек, среди которых были пленные, женщины и дети.] действительно была… странной. Теперь же все становится на свои места. Ради того, чтобы нас напугать, требовалось много меньше. Достаточно было говорить полунамеками. Мы бы все поняли и быстро освободили дома. Но вы пошли намного дальше. Ради чего?
        - Мы помним, - продолжил за спикером второй делегат с весьма подтянутым армейским видом, - как японцы обошлись с посланниками императрицы после победы. Они их унизили. Как своим отношением, так и требованиями, выходящими за все разумные пределы. Не такую уж и великую победу они одержали, чтобы так себя вести. После всего произошедшего план «Желтая хризантема» выглядит слишком реальным.
        - Поэтому мы считаем, - продолжил спикер, - что вы нам сказали правду, для быстрого и спокойного освобождения нами города.
        - Интересно, - произнес Куропаткин, задумчиво рассматривая своих гостей. - Но вы ведь не безвозмездно хотите помочь? Вы хотите заключить со мной сделку. Ведь так?
        - Сделку? - наигранно удивился спикер. - Нет! Просто дружить. Мы вам из самых чистых и светлых побуждений поможем, а вы - нам.
        - Разумеется, - довольно усмехнувшись, произнес Алексей Николаевич. - Я ничего не обещаю, но мы можем обсудить этот вопрос. Все зависит, пожалуй, от того, что вы сможете предложить. Полагаю, выставить несколько китайских дивизий не в ваших силах. Ведь так?
        - Разумеется, - синхронно кивнули они. - Но мы думаем, вас это и не интересует.
        - Вы правы, - улыбнулся Куропаткин. - Ну что же, я вас внимательно слушаю…
        Глава 3
        17 АПРЕЛЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Полковник Николай Александрович Ухач-Огоровский был вполне доволен собой, с особенно приподнятым настроением прогуливаясь по этому провинциальному городку. Он смотрел на окружающих как хозяин, как властелин, о чем местные обыватели пока еще просто не догадывались. Подумаешь? Очередной царский полковник. Тут вон и полный генерал не брезгует прогуливаться на виду у всех.
        Впрочем, Николая Александровича это нисколько не смущало. Безразличие в глазах никчемных, по его глубокому убеждению, людей мало его трогало. А вот к дамам он присматривался. Этот известный ходок и игрок служил минувшее десятилетие интендантом по всяким окраинам. Развлечений там было немного. Вот и пристрастился гулять до девиц да замужних кокеток. Ну и пить, играть в карты и хоть как-то отвлекаться от серых армейских будней. Это требовало денег. Много денег. Очень много денег. Поэтому в вопросах «освоения бюджетных средств» он прослыл одним из самых опытных специалистов во всей империи. Ведь главное в этом деле что? Правильно. Чтобы внимания к тебе лишнего не было со стороны тех, кто может покарать. А значит, нужно заносить и договариваться ДО того, как они проявят свой интерес. Так и дешевле, и проще, и надежнее выходило.
        Собственно, по этому профилю его в Ляоян и прислали.
        В тесной смычке с командующим армией Николай Александрович должен был обеспечить срыв тылового обеспечения и произвести обширные хищения в интересах общего дела. Разумеется, и к рукам прилипнет. Ой как прилипнет! Полковник просто млел от нетерпения. Ведь если раньше ему приходилось сталкиваться с делами на десять-двадцать тысяч, то сейчас он грезил миллионами. Да чего уж там - десятками миллионов! Ох как он развернется!
        Особого вдохновения ему придал разговор с Куропаткиным.
        Генерал принял его очень тепло и сразу ввел в курс дела, пояснил, что, прежде чем заняться «работами по снабжению», нужно кое в чем помочь. Да и куда спешить? Армия-то толком даже не прибыла. С текущих операций только крошки и соскребать.
        И вот он - Ухач-Огоровский, в жизни никак и никогда не сталкивавшийся с разведывательной деятельностью, возглавил разведку целой армии. Пусть и формально, но гордости было полные штаны! Это не какой-то там интендант. Это и почет, и уважение. Конечно, не как у линейных командиров, но и головой рисковать, командуя полками да бригадами, не требовалось. Лезть на передовую под пули, шрапнель и осколки он хотел меньше всего на свете. Не его это дело. Николай Александрович Родину любил иначе, своей особой кормовой любовью. Как колорадский жук картофель. И прекрасно понимал, что он-то у себя один, а вот Родина большая…
        С этими мыслями он и шел по пыльной улочке, что прилегала к железнодорожной станции. Командующий отбыл к Засуличу на Ялу, оставив его налаживать разведку в глубоком тылу. И выделил под это немалые средства. Так что он уже третий день вел напряженные переговоры с дамами низкой социальной ответственности и случайными забулдыгами в разнообразных питейных местах.
        Вот и сейчас, свернул в облюбованное место без задней мысли. А потому и не заметил, как мальчишка лет десяти-двенадцати, проводив его взглядом, снял картуз и кому-то замахал. Впрочем, наверное, никакого особого внимания мальчуган не привлек бы. Как и все вокруг - грязный и ободранный. Обычная уличная шпана. Разве что картуз не по китайской моде. Но так и это не было странным. Местные привокзальные мальчуганы гордились добытыми трофеями такого рода. В общем - парень как парень.
        Впрочем, чутье на непосредственную угрозу у Николая Александровича всегда было очень сильно развито. Как у зверя. Поэтому он не услышал или заметил, а почувствовал нырнувших в переулок следом за ним трех китайцев. Обернулся. И сразу все понял.
        Глянул через плечо.
        Там из питейной вышла веселой гурьбой компания железнодорожников.
        Удача!
        И он быстрым шагом направился им навстречу.
        Китайцы же не спешили.
        Заметив неожиданную помеху, они просто прошли мимо, сделав вид, что Николай Александрович их не интересует. Заглянули в заведение. А в скором времени вышли, унося с собой несколько початых бутылок самого дешевого пойла. Ухач-Огоровский же, несмотря на отсутствие видимой угрозы, продолжал чувствовать «измену». И не менее упорно знакомился с подвыпившим машинистом и тремя кочегарами-железнодорожниками. Им внимание целого полковника очень импонировало. Надулись. Сделались важными. Вон с каким интересом их расспрашивал о работе да прочем. А когда предложил выпить - так и вообще - поплыли.
        Посидели.
        Алкоголь не брал.
        Никаких внешних признаков угрозы не наблюдалось. Однако Николая Александровича все еще не отпускало гнетущее чувство тревоги.
        Вышли подышать свежим воздухом. Чисто. Даже тех трех китайцев не видно. Парочка выпивох лежали у стены, не справившись с алкогольным дурманом. Еще один «по стеночке» шел домой. Трое мальчишек с явным интересом посматривали на валяющиеся «тела», прозрачно намекая на то, что, как те очнутся, у них в карманах не будет ни гроша. А то и обувь снимут или кое-что из одежды.
        Вечер откровенно не ладился.
        Несмотря на объем выпитого алкоголя, дурман и приятное расслабление не приходили. «Этих босяков», с которыми он вынужденно связался, полковник уже не мог видеть. Однако все равно держался, опасаясь оказываться в одиночестве. С этими-то хоть все было понятно. Вон как душу вывернули. Обычные обыватели без цвета, запаха и вкуса. Никаких сюрпризов. Предсказуемы и удобны. А с другими как быть?
        Стремительно смеркалось.
        Чуть-чуть помедлив, он попрощался с железнодорожниками и решительным шагом двинулся прочь, намереваясь как можно скорее достигнуть выделенной ему квартиры. А там напиться до изумления и хорошенько проспаться. Первый раз в жизни чувство опасности его подвело. Видимо, предвкушение бешеных денег довело до паранойи.
        Стало темно.
        Ухач-Огоровский прямо оттаял немного. Кто его в этой темени разглядит?
        - Нихао![13 - Нихао - «здравствуйте» по-китайски.] - раздался хриплый голос откуда-то с боку.
        Не медля ни секунды, находящийся на взводе полковник выхватил револьвер из кармана галифе и выстрелил на звук. Он давно держал его там в руке, опасаясь нападения. Нервы были ни к черту, а это немного успокаивало.
        Выстрелил и словно под каким-то озарением побежал вперед. Николай Александрович никогда так не бегал. Он «летел» словно Остап Бендер, преследуемый шахматистами в той дивной деревне Новые Васюки. Куда бежал Ухач-Огорович? А черт его знает! В практически незнакомом городе он плохо ориентировался. Да еще в темноте. Так что его маршрут оказался предельно прост - вперед и только вперед.
        Сзади доносился топот множества ног. Сколько там человек бежало, сложно было понять. Двое или пятеро? Сейчас ему было все едино. Главное - они не отставали.
        Несколько раз он выстрелил куда-то за спину. На удачу. Не целясь. Попал или нет? Неизвестно. Скорее всего, он смог ранить только ночное небо. Барабан опустел. И полковник, осознав это, с истошным криком запустил свое уже бесполезное оружие в темноту. Вояка из него был совершенно никакой, но от интенданта этого никогда и не требовалось.
        Несколько секунд спустя его ударили в живот, заставив скрючиться. Скрутили, надели на голову мешок, подхватили под руки и потащили куда-то.
        Минут через двадцать за его спиной захлопнулась дверь. Сквозь мешковину пахнули запахи хлева. Впрочем, ее почти сразу сняли, позволяя полковнику оглядеться. Да. Хлев и есть. Только ни коров, ни лошадей, ни коз. Только люди. Он встряхнул головой. Прищурился, всматриваясь в лица, что было непросто при столь скудном освещении. И похолодел. Здесь были те самые «три китайца», от которых он тогда и почувствовал угрозу.
        - Кто вы? Что вам от меня надо? - прохрипел полковник.
        - Николай Александрович? - по-русски, но с сильным акцентом, поинтересовался один из мужчин, выйдя чуть вперед. Если бы Ухач-Огоровский был пятого апреля у штабного вагончика, то, безусловно, узнал бы в этом китайце того второго «ходока». А так ему это лицо ни о чем не говорило.
        - Да! Я начальник разведки Маньчжурской армии! Кто вы такие?
        - Хорошо, - произнес этот мужчина и, кивнув остальным, отступил в сторону. А те принялись за дело. Быстро заткнув рот полковнику, они занялись пытками, что обычно применяли японцы при допросе пленных в полевых условиях. Бывший боевой офицер Цинской армии знал, как работают японцы. Сталкивался минувшей войной… И идея, задуманная генералом, ему пришлась более чем по душе.
        Глава 4
        18 АПРЕЛЯ 1904 ГОДА, РЕКА ЯЛУ
        Куропаткин отъезжал к Засуличу на Ялу с легким сердцем. Все, что нужно было сделать, он сделал. Поручения раздал. От старого адъютанта избавился, взяв себе матерого казака с такой биографией, что хоть сразу кандалы вешай. В том, впрочем, и был залог его верности. Куда ему деваться-то? Особенно теперь, когда засветился подле генерала. Разве что сразу стреляться или в острог. Но главное, доверил своему новому сообщнику - Дин Вейронгу - серьезное поручение.
        Вейронг - тот самый подтянутый ходок, возглавивший делегацию к генералу пятого апреля. И был довольно интересным человеком. Из бедняков, как и его дальний родственник, покойный китайский адмирал - Дин Жучан[14 - Дин Жучан (1836 -1895) - китайский адмирал. Происходил из бедной семьи. В Японско-китайской войне (1894 -1895) командовал Бэйянским флотом. Одержал тактическую победу над японским флотом в сражении при Ялу (1894), вынудив японцев отступить, и прикрыл транспорты с подкреплениями. Однако большие потери привели к панике в Пекине и запрету на выход Бэйянского флота в море, что привело к достижению японцами господства в море. А это во многом обеспечило их решительный успех в войне. Полностью связанный по рукам и ногам приказами из столицы, Дин Жучан был вынужден капитулировать перед японцами после мятежа в Вэйхайвэй (базе китайских ВМФ) 17 февраля 1895 года. После чего совершил добровольное самоубийство.]. Поднялся вслед за ним, хоть и не столь высоко. Но для его семьи и младший комсостав в действующей армии - уже достижение. Прошел всю войну с Японией в 1894 -1895 годах. Участвовал в боях.
Выжил. Отличился. В Бэйянскую академию его не взяли как родственника оплеванного Пекином адмирала[15 - Дин Жучан был одним из наиболее успешных и толковых командиров той войны. Однако это не помешало правительству лишить его посмертно всех званий и наград. Реабилитация же произошла только в 1911 году, уже после смерти (1908) вдовствующей императрицы Цы Си.]. А иного пути на командные посты в разворачиваемую армию «европейского образца» не было. Поэтому он вынужден оставить службу, уйдя оттуда «обиженным на весь мир». После фактической передачи Маньчжурии России переехал и осел в небольшом провинциальном городке - Ляояне. Сколотил банду из своих бывших солдат. Взял под контроль мелкий бизнес - чайные там, забегаловки, бордели и прочее. В дела серьезных людей не лез. Жил тихо. Но когда услышал от Куропаткина о плане «Желтая хризантема», едва сдержался от гневных высказываний. Генерал надавил ему прямо на старый больной мозоль. Вейронг-то надеялся, что уже все прошло, что время вылечило. Однако это не так. Время просто помогает забыть, но не вылечить старые душевные боли.
        Пообщавшись с ним, Алексей Николаевич понял главное - он сделает все что нужно. В конце концов с гнилью среди руководящего аппарата китайцы и сами столкнулись на прошлой войне в массовом порядке. Так что Вейронг с большим пониманием отнесся к просьбе генерала. Рисковал ли Куропаткин, поручая такое щекотливое дело «первому попавшемуся китайцу»? Конечно, рисковал. Впрочем, не сильно. Его слово против слова «недобитого ихэтуаньца»[16 - Речь идет об Ихэтуаньском восстании 1899 -1901 годов. Бои в Маньчжурии продолжались до декабря 1901 года.] - не та весовая категория. Бумаг никаких генерал не подписывал, свидетелей не оставлял. А устные распоряжения доказать еще нужно. Вейронг это тоже прекрасно понимал. Как и то, что ему даже сбежать никуда не получится - правительство Цин охотно его выдаст в случае чего. Он для Пекина отработанный материал. Но согласился. Почему? Вопрос. Может, и правда душой все еще воевал с японцами, никак не желая уйти на покой и смириться с поражением. Впрочем, Алексей Николаевич не сильно морочил себе голову по этому поводу. Справится Вейронг? Хорошо. Можно будет с ним работать
и дальше. Нет? На войне без потерь не бывает. Сейчас его ждали другие дела…
        В расположение Восточного отряда Маньчжурской армии командующий прибыл еще 15 апреля, незадолго до начала первой крупной сухопутной битвы этой войны. И сразу же занялся делами.
        - Ну что же, - доброжелательно произнес генерал, обращаясь к Засуличу. - Пойдемте, осмотрим ваши позиции. Японцев не видно?
        - Как не видеть? Видно, конечно. Снуют на берегу. Но все без воинского обмундирования. Так что огня не открываю, чтобы чего не вышло.
        - Вот как? Прямо-таки и снуют? Хм. Полюбопытствуем…
        С этой непринужденной беседой, последовавшей сразу после штатного обмена любезностями, и начался визит командующего в расположение Восточного отряда Маньчжурской армии.
        Уделил свое любопытство тылам. То есть размещению войск и их обеспечению. Посмотрел. Ничего не сказал. Обычное головотяпство интендантской службы и нераспорядительность старшего комсостава. Но не так что бы и совсем плохо. Терпимо. Удовлетворительно с натягом. Можно было бы и поиграть в самодура да разнос устроить, но он не стал. Да и зачем? Через несколько дней отходить. А минимум все-таки имелся.
        Выехали на позиции.
        И тут Куропаткин дар речи потерял. И было от чего.
        Генерал-лейтенант Засулич предполагал вести бой в поле по схеме «как есть». То есть никаких работ по возведению полевой фортификации и огневых позиций не вел. Да, разместился с умом. Но он даже пушки выкатил на прямую наводку. А значит что? Правильно. Подавят их очень быстро с началом боя. Особенно если канонерки японские подойдут.
        «Гастелло хренов» - пронеслось у Куропаткина в голове, однако вслух подобного не высказывал, понимая, что времена современных полевых фортификаций еще просто не пришли. То есть генерал-лейтенант действовал хоть и неверно, но в рамках действующего устава. Другой вопрос, что шестидесятилетний старик был довольно растерян и нерешителен. После получаса разговора стало ясно - он даже и не думает о том, чтобы упорно сражаться. Отступить в порядке - вот предел его мечтаний. Почему? Не секрет. От него не скрылось то странное положение дел, что имело место на Дальнем Востоке, и он не знал, к какой партии примкнуть. Слишком все было неопределенно и странно.
        - Никто и никогда, друг мой, - разрешил его терзания Куропаткин, - не был наказан за выполнение приказа. Поэтому я и прибыл сюда, дабы снять с вас всякую ответственность. Не переживайте, все свои приказы я буду отдавать вам в письменном виде. Доверие просто так не появляется. Тем более - сейчас, в этой нервической атмосфере.
        Обходить этот вопрос и пытаться лавировать со старым генерал-лейтенантом он не видел смысла. Опытный вояка был не при делах и просто не понимал, как поступать. А Куропаткину для успеха в войне требовались люди, готовые выполнять приказы. Просто и решительно, без какой-либо задней мысли.
        После чего они перешли к более насущным делам.
        Времени оставалось мало, поэтому приходилось импровизировать.
        Восточный отряд Маньчжурской армии к 15 апреля 1904 года насчитывал около двадцати тысяч бойцов. При них имелось пятьдесят два орудия и все восемь пулеметов, которыми располагала Русская императорская армия в Маньчжурии. Громоздкие, неудобные ранние пулеметы системы Максима больше напоминали легкие пушки, чем пулеметы. Однако именно они вызвали у Куропаткина наибольший интерес. Он даже не смог побороть у себя многозначительную усмешку на все лицо, когда их увидел.
        Историю он знал не очень хорошо и конкретно в деталях и событиях Русско-японской войны 1904 -1905 года разбирался плохо. Однако, прокатившись по позициям правого берега реки, он без особенного труда нашел прекрасный участок для атаки японцев. А именно мелководье, позволяющее форсировать реку вброд даже пехотным отрядам. Во всяком случае, казаки, обследовавшие данные позиции, без проблем показали несколько мест с удобным подходом к воде и комфортными глубинами.
        Собственно, здесь и находилось слабое место всей обороны Засулича. На других участках японцы были вынуждены использовать плавательные средства, подводя их под огнем в воде. Что не давало возможности обеспечить должной массовости в натиске. А вот здесь, в этом рукаве реки, имелась прекрасная возможность для масштабного наступления больших воинских отрядов без каких-либо вспомогательных средств…
        Наступило утро 18 апреля 1904 года по старому стилю.
        Восточный отряд Маньчжурской армии количественно и качественно не изменился. Все те же устаревшие 87-миллиметровые полевые орудия образца 1877 года, ранние пулеметы Максима, винтовки системы Мосина да Бердана[17 - Дальний Восток перевооружался по остаточному принципу, поэтому «берданок» было полно.] и револьверы Нагана. Вот только изменились их расположение и применение.
        Всего за пару суток вся пехота сумела пусть плохонько, но окопаться. Жиденькие нитки эрзац-траншей протянулись вдоль расположений четырех стрелковых полков в зоне непосредственного соприкосновения с противником. А вместе с тем удалось отрыть и относительно удобные пути отхода из них в тыл под прикрытие пятого полка. Тот, рассеявшись, занял наиболее благоприятные высоты, откуда можно было огнем прикрывать отступление первой линии. И тоже окопался.
        Артиллерию же просто убрали с прямой наводки. Дарить ее врагу Куропаткин посчитал излишней щедростью.
        И вот, ровно в пять утра, свыше полутора сотен японских орудий[18 - На самом деле 180 орудий разных калибров.] открыли огонь по русским позициям, старательно причесывая их шрапнелью. Но особого эффекта достигнуто не было. Пехота сразу вжалась в свои траншеи, а новое расположение русской артиллерии японцам пока нащупать не удалось.
        Шума много - толку мало.
        Но этих деталей в штабе генерала Куроки не знали. Впрочем, там и о прибытии Куропаткина на Ялу тоже пока не слышали. И действовали по заранее утвержденному плану.
        В шесть часов утра японцы перешли в общее наступление.
        Русские позиции молчали.
        Стрелковые полки не спешили открывать огонь, продолжая находиться под густым шрапнельным дождем. А артиллеристы ждали отмашки сигнальщиков.
        - Почему они не стреляют? - удивился британский офицер Ян Гамильтон, состоявший при генерале Куроки военным агентом. Командующий 1-й армией промолчал. Его этот вопрос волновал не меньше. Поведение русских выглядело в высшей степени странным. - Может быть, они отошли? - не унимался англичанин. - Могли же узнать, насколько серьезные силы подходят к ним, и отойти без боя… - Японец же лихорадочно пытался сообразить, перебирая в голове все донесения последних дней. Наоборот. По словам наблюдателей, русские полки вели последние два дня земляные работы, укрепляя свои позиции. Как после такого отходить? Странно.
        Но вот к рукаву реки, отделяющему крупные острова от правого берега Ялу, вышли команды с плавательными средствами. Различными лодками. Спустили их на воду. Стали загружаться, радуясь своему счастью. Ведь ожидалось, что все это проделывать придется под огнем неприятеля. И тут вдали загрохотало - это артиллерийские орудия. Расположенные на закрытых позициях, они открыли огонь по заранее произведенным счислениям.
        В практике Русской императорской армии таких приемов не использовалось в полевых сражениях. Этот метод ведения боя был нормой только в осадных делах и обороне крепостей. Впрочем, Куропаткина послушались. Да и как не послушаться, коли тот письменный приказ «накатал». Так что все артиллеристы еще 16 апреля покинули открытые позиции и занялись подготовкой к новому делу. Их, конечно, учили, но когда это было? Да и не нужные в полевой артиллерии знания выветрились у большинства. Приходилось коллективно восстанавливать по обрывкам. Это оказалось не по душе многим, но что делать? Письменный приказ командующего - не шутка, тем более что Алексей Николаевич написал его так, что разночтений при всем желании не получалось. Против такого аргумента не попрешь. Вот и занялись.
        Понимая, что предугадать планы японцев в деталях невозможно, вся зона предполагаемого боя была разбита на квадраты. Артиллеристы провели расчеты для наведения в каждый из них. А сигнальщики с цветными флажками обеспечили оперативную корректировку. Ведь пушки пришлось отодвинуть от позиций на три-четыре километра. Систему же флажных сигналов Куропаткин был вынужден делать на коленке, благо никаких особых требований она не предъявляла…
        Пятьдесят два 87-миллиметровых орудия слитно ударили обычными чугунными гранатами, подняв столбы грунта и воды вперемешку с осколками. Устаревшие пушки, стрелявшие еще дымным порохом, оказались очень кстати в сложившихся условиях. Их поганая баллистика пришлась как нельзя лучше для работы с закрытых позиций. И дыма не видно, и настильность траектории снарядов низкая. Ситуацию портили только слабые снаряды. Да невозможность использовать крайне архаичную шрапнель с чрезвычайно «короткими» трубками[19 - То есть замедлитель шрапнельных снарядов горел недолго и не позволял снарядам улететь далеко. Они были рассчитаны совсем уж на ближний бой.].
        Японские полевые артиллеристы оказались не готовы к классической контрбатарейной борьбе. Почувствовали, что надо что-то делать. А что? Не ясно. Удавалось определить только примерный азимут расположения русских батарей. Да и то - на слух по методу «плюс-минус лапоть». А что делать с дальностью? В трех или четырех они километрах? А может, в пяти? Кто знает. Учитывая беглый характер стрельбы на русских батареях, определять время полета снаряда не удавалось. Непонятно было, где чей «подарок». Для чего, собственно, этот метод и применялся. Работать же через триангуляцию они банально не догадались, что также было ожидаемо. Куропаткин отлично знал, что в Японии все более-менее вменяемые артиллеристы принудительно «переводились» на линейный флот по мере их появления, оставляя на долю «сухопутных крыс» только новичков и бездарей.
        Канонерские лодки, подошедшие к островам, чтобы поддержать натиск войск 1-й японской армии, попытались что-то сделать. Но без особого результата. Просто «попугали воробьев» из своих короткоствольных стареньких 120-миллиметровых пушек. Ведь артиллеристы на этих кораблях практически ничем не превосходили своих береговых коллег.
        Русская пехота, впрочем, продолжала стараться не высовываться на своих позициях. Для прицельного огня было пока еще слишком далеко. А удары по площади, по мнению Куропаткина, в данном случае неплохо и артиллерия выполняла. Нечего тратить патроны попусту.
        Где-то около восьми часов утра 12-я японская дивизия при поддержке гвардейской пехоты попыталась пройти бродами. Ожидаемый шаг. И к нему были готовы.
        Как только японская пехота зашла в реку метров на десять, сигнальщики дали отмашку и все восемь пулеметов ударили по бродам с закрытых позиций. Да-да, именно с закрытых. В годы Первой и Второй мировых войн практиковалась такая штука. А тут с ранними, тупоносыми, пулями сам бог велел развлекаться подобным образом. Пуля ведь не луч лазера и летит по некой траектории. Откатил «ствол» на километр-полтора и работай через небольшой холмик метра в полтора-два высотой.
        Сухо, комфортно, и мухи не кусают.
        И вот на бойцов, что попытались форсировать брод, обрушился самый натуральный дождь из пуль, ослабленных, конечно, из-за дистанции, но все равно - еще достаточно опасных. Тем более что ползать по броду раненым не с руки - дышать-то под водой неудобно. А потому в сложившихся обстоятельствах, ранили тебя или убили, особой роли не играло.
        Генерал Куроки, наблюдавший один из таких эпизодов, мог себе позволить только молча играть желваками да сжимать до белых пальцев латунный корпус бинокля. Сэр Гамильтон тоже не сыпал вопросами. Все встало на свои места. Русские не стреляли, потому что не считали нужным. Банально и грустно…
        В половине девятого утра японское наступление окончательно захлебнулось по всему фронту. Войска отошли. Орудия замолчали. А по рукаву реки медленно плыли многочисленные тела погибших.
        Гудящая тишина.
        Русская пехота осторожно выглядывала из траншей и потихоньку оживала. Пошли шутки с прибаутками. Нервные смешки. Многие видели - СКОЛЬКО войск шло на приступ. И радовались сложившемуся успеху. Но недолго. Через час по пехотным позициям начали «работать» канонерки. Не шрапнелью, а вполне себе увесистыми чугунными гранатами из своих «стодвадцаток».
        Взрывы мерно поднимали султаны земли и сотрясали грунт.
        Результативность их огня была довольно слабой. Тут и низкая скорострельность старых орудий, и качка, и постоянное смещение по реке. Ложился снаряд в районе позиций русской пехоты? Уже хорошо. Нет? Не беда. Однако на нервы это давило довольно сильно.
        Чуть погодя к ним присоединились и прочие орудия японского артиллерийского парка. Так что, по жидкой линии траншей долбило уже почти двести «стволов», большая часть из которых, впрочем, была весьма умеренных калибров. Да и современных мощных гранат, позволяющих уверенно вскрывать такие укрепления, у них не имелось.
        Два часа спустя, наведя порядок в своих рядах, японцы вновь перешли в наступление.
        И вновь заработали молчавшие русские пушки с пулеметами. Их запасы боеприпасов были скромны. Не к таким боям готовилась Россия. Ведомая «гладкоствольными»[20 - Здесь идет отсылка к шутке создателя первого русского автомата Владимира Федорова, который характеризовал этот период истории как время, когда оружие уже получило нарезы, а головы генералов - нет. Смысл сводился к тому, что генералитет не вполне понимал, как пользоваться новыми вооружениями, продолжая ориентироваться на нормы и маркеры начала или середины XIX века. Как по тактикам и приемам, так и по эксплуатационным особенностям, таким как расход боеприпасов.] генералами вроде Драгомирова. Совсем не к таким. Поэтому без дела не стреляли.
        В этот раз японцы двигались волнами. Так, чтобы следующая волна стояла достаточно далеко и не попадала под обстрел одновременно с первой. Однако это не принесло успеха. Разве что увеличило расход боеприпасов в русской армии. Ну и потери японцев. Кроме того, уже к концу этого натиска оказалось, что форсировать водную преграду не на чем. Почти все лодки были разбиты или серьезно повреждены. Приличное их количество затонуло…
        Еще несколько часов затишья.
        Японские артиллеристы пытались придумать, как разрешить ту ситуацию, в которой они оказались. Кроме того, требовалось подтянуть боеприпасы к орудиям. Генерал Куроки не планировал СТОЛЬКО стрелять. Разве что канонерки все эти часы методично работали по наблюдаемым позициям русской пехоты. Ну, так - не серьезно, ведя больше беспокоящий обстрел, чем действенный.
        И вот, в начале седьмого часа вечера японцы, завершившие перегруппировку, предприняли новое наступление. В этот раз оказались задействованы все броды. Это привело к резкому снижению эффективности пулеметного огня, который не удавалось фокусировать. Казалось бы, успех был уже близок. И командование 1-й армии воспрянуло духом, видя, как русская пехота оказалась вынуждена открыть огонь по первым прорвавшимся японским пехотинцам. Но… Куропаткин, заметив, что натиск идет только на бродах, распорядился перенести огонь освободившихся батарей на наиболее опасные участки. Три минуты возни. И вот уже в неглубокой воде бродов поднялся целый лес взрывов.
        Батареи слегка увлеклись и ударили залпами.
        На японских канонерках это заметили. Провели счисление. И открыли огонь на подавление. Шрапнелью из своих 120-миллиметровых орудий. Волнение реки и общее смещение давали довольно широкое рассеивание и позволяли накрыть приличный квадрат без поправок. Не сразу получилось, но, мерно работая по азимуту, они смогли через несколько минут нащупать противника и добиться молчания пары батарей.
        Русские артиллеристы, сделав всего по десятку залпов, бросились в укрытия. Куропаткин лично проследил за тем, чтобы возле орудий были вырыты щели для защиты личного состава во время обстрела. Лишние потери ему были ни к чему.
        Плотность же огня со стороны Восточного отряда Маньчжурской армии вновь упала. Но это было уже и не важно. Новая, третья атака 1-й японской армии захлебнулась. Впрочем, генерал Куроки был доволен. Удалось нащупать артиллерию русских. С канонерок уже доложили. Да и он сам все видел. Его штабные офицеры напряженно возились с картами, делая пометки и расчеты. А значит что? Правильно, утром, приведя пехоту в порядок, можно будет продолжить. Только уже на его условиях.
        Однако Куропаткин не собирался продолжать. На каждое орудие у него оставалось снарядов по десять. С винтовочными патронами - не сильно легче. И если пехота получила перед боем по два стандартных БК и в основном их сохранила, то с пулеметами и тыловыми запасами все было кисло - по паре лент на пулемет. Поэтому с наступлением сумерек русская пехота стала тихо отходить со своих позиций и выступать на Ляоян по мере формирования маршевых колонн. Артиллерия с пулеметчиками поступили так же. Восточный отряд Маньчжурской армии уходил в полном порядке, увозя с собой своих раненых и убитых, благо что их оказалось немного. Триста двенадцать раненых и девяносто семь убитых[21 - В реальном бою на реке Ялу русские потеряли 1101 человек ранеными, 478 пропавшими без вести и 593 убитыми. Совокупно 2172 человека. Куропаткину же удалось сократить потери впятеро.]. Очень неплохо для такого боя! О потерях противника можно было только гадать[22 - По японским данным, в том бою они потеряли 4217 человек убитыми и пропавшими без вести, а также 771 ранеными. В реальном бою на Ялу японцы потеряли 223 убитыми и пропавшими
без вести, а также 906 ранеными. То есть Куропаткин смог нанести противнику впятеро большие потери.], но они явно превысили несколько тысяч.
        В официальном донесении Куропаткин написал, что, «…расстреляв весь наличный боезапас, был вынужден отступить с позиций ввиду невозможности продолжать бой». Ничего особенно унизительного в таком поступке не было. Конечно, по идее Куропаткин и отвечал за обеспечение соединения под командованием генерал-лейтенанта Засулича боеприпасами. Но ничего лично Алексею Николаевичу никто предъявить не мог - Восточный отряд был обеспечен патронами и артиллерийскими выстрелами в рамках нормы. О чем, кстати, генерал тоже написал, заметив, что ведение современного боя требует раз в десять большего количества боеприпасов.
        Глава 5
        26 АПРЕЛЯ 1904 ГОДА, ОКРЕСТНОСТИ ЛЯОЯНА
        Автомобиль мерно покачивался по изгибам грунтовой дороги, натужно подвывая двигателем. Он был сильно перегружен. Но оно и неудивительно. В этот фаэтон вместо четырех человек влезло пять. Плюс багажное отделение забили до упора, да еще небольшой прицеп, сделанный из зарядной двуколки, сзади болтался. Следом полз второй Mercedes Simplex[23 - Автомобиль модели Mercedes Simplex выпускался с 1903 по 1905 год и отличался довольно широким диапазоном силовых установок (от 30 до 60 лошадиных сил в основном) и компоновочных решений. Здесь было все - от легкового фаэтона и спортивного родстера до автобуса и легкого грузовичка. Один из наиболее толковых автомобилей тех лет.], напрягая свой бензиновый мотор в удивительные для этих дней сорок лошадей. Полз, разумеется, по меркам Куропаткина. Для него эти двадцать-тридцать километров в час выглядели сущим кошмаром. Местные же наслаждались скоростью. Без шуток.
        С автомобилями вообще отдельная песня связана.
        Когда Алексей Николаевич узнал, что может добраться до этих пусть и не самых надежных и удобных, но авто - все бросил и потянул свои потные лапки с упорством нализавшегося валерьянки кота. В какой-то мере это превратилось в своего рода одержимость. Так что при штабе Маньчжурской армии к середине апреля оказалось уже пять различных автомобилей с водителями, которые самым активным образом использовались. Сначала самим Куропаткиным, а потом, с его подачи, и остальными подчиненными. Люди быстро оценили преимущества этого вида транспорта…
        Вот авто скрипнуло и остановилось, продолжая тарахтеть мотором. Куропаткин с трудом вылез с переднего сиденья и принялся разминать затекшее тело. Отвык он на таком кошмаре кататься. Крайне неудобно по сравнению с автомобилями конца XX и уж тем более начала XXI века. Его спутники тоже приводили себя в порядок, но, судя по выражению лиц, не так чтобы и недовольные. Все познается в сравнении. И этот «пепелац» выглядел, безусловно, выигрышнее на фоне разнообразных повозок.
        Немного придя в себя, генерал осмотрелся и улыбнулся. Дела в этом месте шли куда нужно.
        - Итак, господа, - начал Куропаткин, - мы оторвались от войск на два суточных марша, чтобы ознакомиться с позицией под Ляояном. Здесь нам предстоит остановить японцев. Отдавать им железную дорогу нельзя ни в коем случае. А вот, - он скосился на мужчину, что скачками «хромой кобылы» приближался к ним, - и наш виновник торжества - капитан Антон Иванович Деникин.
        История этого человека была удивительна и интересна. Отец Деникина происходил из крепостных крестьян - отданный в рекруты, он смог выслужиться в офицеры, сделал военную карьеру и ушел в отставку целым майором.
        Сын отца не посрамил. Реальное училище. Служба в пехотном полку вольноопределяющимся. Киевское юнкерское училище, откуда он был зачислен в артиллерийскую бригаду. Академия Генерального штаба, по завершении которой был произведен в капитаны. А с 1902 года, несмотря на неприятное недоразумение с генералом Сухотиным в 1898 году, был зачислен офицером Генерального штаба. И так далее и тому подобное.
        183-й Пултусский полк, в котором служил Деникин, не выдвигался на войну, поэтому Антон Иванович добился личного разрешения быть откомандированным в действующую армию. И это - несмотря на травму, которую он получил в январе того же года[24 - Под капитаном Деникиным, служившим в Варшаве, упала лошадь, нога застряла в стремени, а упавшая лошадь, поднявшись, протащила его сотню метров, и он порвал связки и вывихнул пальцы ноги.]. Уже 5 марта он сошел в Харбине, будучи до прибытия назначен начальником штаба бригады Отдельного корпуса пограничной стражи глубоко в тылу. Рутина - обычное поддержание порядка и борьба с хунхузами. Как в насмешку. Хочешь на фронт? На. Наслаждайся. Алексей Николаевич же в свое время сталкивался с биографией этого человека и прекрасно знал, что Деникин не усидит в тылу и уже осенью таки прорвется на фронт, где проявит себя самым лучшим образом. Энергичный, умный, решительный и распорядительный. Он отличится в делах генералов Мищенко и Ренненкампфа. Поэтому как только Куропаткин вспомнил о нем, так и подтянул к себе. Для окружающих и легенды придумывать не требовалось -
Куропаткин сам вел родословную из крепостных, так что приглашение Деникина на должность офицера штаба армии по особым поручениям мало кого удивило. Да, не совсем капитанская должность. Но Куропаткин был в своем праве.
        - Очень приятно, - кивнул генерал-лейтенант Засулич. - И удивительно. Отчего пехотный офицер занимается саперными делами?
        - Так в эти укрепления не саперы сядут, а пехотинцы. Так что это вполне разумно, - улыбнувшись, возразил командующий. - Антон Иванович очень деятелен и инициативен, а дело важное, новое, непривычное. Тут только с молодым запалом трудиться. Кроме того, я дал ему в подчинение офицеров-саперов и отряды китайцев-землекопов. И, надо заметить, капитан прекрасно справляется. Я, признаться, ожидал увидеть меньшую готовность укреплений.
        - Укреплений? Я вижу только странные траншеи. А где же редуты с люнетами? Или их будут возводить позже? - вновь удивился Засулич. Там, на Ялу, он уже попытался возражать, когда командующий приказал копать траншеи вместо возведения редутов, но его осадили, сославшись на то, что не место и не время. Дескать, выполняйте приказ, поговорим потом. Он подчинился. Сейчас же ситуация располагала.
        - Для этого я вас сюда и привез Михаил Иванович, - с хитрой улыбкой ответил Куропаткин.
        Первая мировая война еще не произвела революцию в полевых фортификациях. Не успела. Поэтому, в сущности, то, что как русские, так и японские войска возводили время от времени в поле, не далеко ушло от формаций времен наполеоновских войн или более древних конструкций. В ходу были все те же редуты, люнеты и прочие возвышающиеся над землей укрепления. Прекрасные мишени для нарезной артиллерии легко ею разрушались. А главное - не давали никакой защиты от шрапнели, ставшей «царицей полей» в эти годы. Конечно, ближе к концу этой войны разнообразные редуты стали уходить в прошлое, уступая место цепочкам траншей. Но до этого было еще далеко. Да и уход этот оказался весьма скромный - до того уровня полевой фортификации, какой имелся на Западном фронте к концу Первой мировой войны, у нас не приближались никогда.
        Вот Куропаткин и решил исправить эту «историческую несправедливость» хоть в какой-то мере.
        Ничего особенного он под Ляояном не возводил. Для этого не было ни времени, ни возможностей, ни строительных материалов. Однако три линии просторных траншей полного профиля, идущие изломанными линиями, строились. А вместе с ними - деревянные подкрепления стенок, фланкирующие дзоты[25 - Дзот - древесно-земляная огневая точка. Куропаткин ставил пулеметные и пушечные дзоты (с 87-миллиметровыми орудиями системы 1877 года) для продольного фланкирующего огня. Желательно, конечно, ставить пулеметные в планируемой им системе обороны, но столько пулеметов у него не имелось.], гнезда для пулеметов и легкой артиллерии, наблюдательные пункты, пути отступления, блиндажи и землянки для размещения личного состава и так далее, и тому подобное. Алексей Николаевич водил эту компанию командиров и объяснял принцип работы такой обороны.
        - А вон там, - показывал он рукой, - будет проход между рядами колючей проволоки. Видите, куда направлена амбразура этого дзота? Правильно. С фронта его уничтожить можно будет только прямым попаданием шестидюймового снаряда, да и то - не факт. Так что пулеметчик сможет работать в относительно комфортных условиях.
        - А откуда колючая проволока?
        - Наместник адмирал Алексеев уже телеграфировал мне, что сумел закупить в Североамериканских штатах большую партию этого товара. Никто ведь ее за военные товары не считает. А зря. Преодоление пехотой таких заграждений - штука непростая. Особенно под плотным стрелковым огнем. Но о том болтать не стоит - сделаем Микадо сюрприз. Да и вообще, болтун - находка для шпиона! Так что думайте, господа, с кем и о чем разговариваете.
        - А артиллерия? - не унимался Засулич. - Вы нам показывали только позиции для легких орудий, непонятно для чего нужных. Как их там? Пушек Барановского[26 - 63,5-миллиметровые пушки Барановского к тому времени считались совершенно устаревшими и никому не нужными. На Дальнем Востоке их имелось несколько десятков штук, прежде всего в виде десантных пушек на боевых кораблях. Моряки охотно от них избавились, сдав армейцам по первому запросу, ибо и сами не знали уже, куда приткнуть. Куропаткин же планировал их использовать как траншейные орудия, ибо они прекрасно подходили под эту нишу. Ну как «прекрасно»? Из того, что в распоряжении Куропаткина было, ничего лучше нельзя было приспособить под эти задачи в кратчайшие сроки.]. А где вы планируете поставить нормальные?
        - Так в тылу. Или вы хотите, чтобы японцы нам орудия повыбили в начале боя? Помните, как мы сделали на Ялу? Повторим. Только вместо сигнальщиков с флажками на наблюдательные пункты поставим связистов, а к ним проведем обычные телефоны.
        - Телефоны? - удивились все.
        - Конечно. А что вас смущает? Я уже заказал из Санкт-Петербурга партию аппаратов, коммутаторы для них, ну и проводов в достатке. Очень удобное средство связи. Или вы хотите, чтобы вестовые под огнем противника бегали оглашенными? Господа, ну что же вы? Мы - цивилизованные люди, и нам такая дикость должна претить. - Куропаткин немного утрировал, он знал, что в Порт-Артуре уже внедряется в крепостном хозяйстве телефонная связь. В том числе и на удаленных укрепленных позициях у Тафашинских высот[27 - Имеются в виду позиции у Цзиньчжоу.]. Но это знал он, а вот его подчиненные подобными сведениями не обладали. Да и его оборона под Ляояном все равно получалась существенно более продвинутой, но все же столь и уникальной. Не сравнить.
        - Но… - попытался возразить Засулич, но осекся. Ведь действительно удобная штука получалась. - А если сломается?
        - Вот тогда и пустим вестового. А заодно и сапера - пусть пробежит по проводам, проверит их целостность. Нормальных техников от армейских связистов-то у нас пока еще нет, а саперы с проводами недурно должны разбираться. Как-никак минное дело изучали…
        Так они ходили и беседовали до самого вечера.
        Куропаткин не стеснялся - рассказывал, показывал, объяснял. Этим офицерам здесь командовать обороной. И недопонимания быть не должно.
        Конечно, работ предстояло еще довольно много. Многие километры даже таких укреплений не могли возникнуть внезапно. Но уже сейчас, благодаря тесному взаимодействию с частью местных китайских и маньчжурских элит Ляояна, а также с Николаем Ивановичем Тифонтаем[28 - Николай Иванович Тифонтай (умер в 1910 году) - китайский и русский купец-миллионщик, настоящее имя - Цзи Фэнтай. Его годовой оборот в канун Русско-японской войны достигал 350 -400 тысяч рублей в год и продолжал увеличиваться. Был кровно заинтересован в русско-китайском бизнесе и торговле. Большой фанат России. Принял русское подданство и православие. В годы РЯВ был одним из главных снабженцев русской армии. В отличие от Ухач-Огоровского, в аферах против России не участвовал и оказался одним из тех, кто действительно снабжал русские войска всем необходимым. Быстро и не оглядываясь на бюрократию. Зачастую в убыток себе. После войны был награжден орденом Святого Станислава II степени и получил 500 тысяч рублей на покрытие неучтенных расходов, это было существенно меньше его убытка, но иным и такого не выделяли.] дела шли очень хорошо и
быстро. Деникин лишь курировал работы и следил за тем, чтобы все делалось сообразно с общим планом. Китайцы старались, являя неплохой уровень организованности и мотивированности, потому что до каждого землекопа Куропаткин постарался довести общую идею плана «Желтая хризантема». Поясняя, что здесь, с лопатой в руках, тот сражается за жизнь и будущее как свою, так и своих близких…
        Полевое совещание подошло к концу, и все разошлись кто куда. Куропаткин же поехал в Ляоян на почтовую станцию. Ему предстояло сделать еще один большой шаг - он собирался слать письма. Много писем разным людям. Императору, в газеты, меценатам и прочим. Предлагая каждому адресату только то, что тому приятно было бы почитать. Первый ругал пулемет максим? Алексей Николаевич посылал ему развернутую критику оружия, основанную «на опыте боевого применения», и просил посодействовать в том или ином посильном деле. Второго - прибыть на Дальний Восток. Третьего - закупить полсотни пистолетов «маузер С-96». Четвертого - приобрести парочку автомобилей Mercedes Simplex и, наняв водителей, выслать все это в Ляоян по железной дороге. И так далее.
        Кураторам своим он тоже слал послание, ожидаемое ими.
        Кроме подробного, с акцентами в нужных местах, описания сражения он выступал с любопытным предложением. Им требовалось много «черных» денег для организации беспорядков в стране? Зачем же тогда играть так грубо? Ведь всплывет же - проблем не оберешься. Поэтому он предлагал организовать обширную материальную помощь фронту из частных сил, искусственно создавая завышенную значимость войны. И даже предлагал варианты агитационных заготовок для этого, дескать, там решается будущее России. А он уж тут развернется. Китай большой, и товаров за полцены он проглотит очень много. И автомобилей, и пулеметов, и патронов со снарядами. Что он, дескать, уже и контакты нашел…
        Прямо писарем генерал заделался. Подчиненным же такие послания не поручишь.
        Над одним письмом он думал дольше всего, никак не решаясь. Алексей Николаевич испытывал прямо-таки трепет какой-то от одной мысли, что прикоснется к этому пласту истории.
        Речь шла об Иосифе Джугашвили.
        Казалось бы, какая связь? Зачем вообще этот человек был нужен на Дальнем Востоке? Но гостя из будущего просто жгло от желания с ним познакомиться. Ульянов, Бронштейн, Скрябин и прочие его мало интересовали. Проходимцы как проходимцы, талантливые, не без этого, но жгучий интерес вызывал только этот осетин грузинского разлива. Впрочем, про историю с Пржевальским и его переводами на имя матери Сталина он тоже слышал, хотя и считал байкой.
        Как его вытащить? Какая может быть связь между генералом царской армии и революционером, что в те дни чинил беспорядки по Закавказью? Но Алексей Николаевич рискнул. Точного адреса проживания этого деятеля он не знал, поэтому послал знакомому в Тбилиси пакет с просьбой разыскать и вручить послание адресату.
        «Здравствуйте, Иосиф Виссарионович!
        Извините, что отвлекаю вас от «борьбы за Светлое будущее», но, я надеюсь, мое предложение вас заинтересует.
        Вы хотите чего-то большего, чем просто кричать о несбыточных иллюзиях, срывая работу заводов и фабрик? Вы хотите взяться за конкретное и действительно полезное людям дело? Тогда подбирайте двух-трех надежных и толковых товарищей и приезжайте в Ляоян. Деньги на проезд я приложил. Если не поедете, то отдайте их на ваше усмотрение той семье рабочего, что больше всего в них нуждается.
        Работа будет простая и сложная одновременно. Мне нужен сторонний уполномоченный инспектор в войсках, который бы следил за бытом простых солдат и не допускал воровства на местах. Во всяком случае, такого, что вредило бы людям. Чина не дам, не могу пока, но полномочия наблюдателя от штаба армии обеспечу.
        Сразу хочу предупредить - займетесь агитацией или подрывной деятельностью в войсках - расстреляю. Я позволить себе гуманизма не могу. Не имею права.
        Почему вы? Потому что деятельный, а не болтун, в отличие от большинства ваших коллег.
        С наилучшими пожеланиями, генерал Куропаткин».
        Написал. Отправил. И с легкой душой поехал к себе в штабной вагончик, чтобы отдохнуть. Почему-то думалось, что адресат не рискнет приехать в Ляоян. Кто же добровольно так рисковать станет? Тем более, ведясь на столь странные обещания. Да и что о нем после этого подумают его коллеги по цеху? Экая дискредитация! Считай - публичное сотрудничество с режимом сатрапа. Но попытку Алексей Николаевич сделал. В конце концов, свое любопытство требовалось хоть как-то удовлетворить, хотя бы вот такой сублимацией.
        Глава 6
        3 МАЯ 1904 ГОДА, ПОРТ-АРТУР
        Генерал-адъютант Анатолий Михайлович Стессель[29 - Стессель Анатолий Михайлович (1848 -1915) - генерал-адъютант, комендант крепости Порт-Артур (до 4 марта), а после начальник Квантунского укрепленного района. На эти должности продвигался Куропаткиным, несмотря на то что, по мнению коллег, мягко говоря, не подходил к этой должности совершенно никак. Отличился тем, что проявил вопиющее бездействие в ходе обороны Порт-Артура, буквально парализуя всю оборону, и сдал крепость, несмотря на то что она могла еще сражаться: в ней хватало и войск, и боеприпасов, и оружия, и продовольствия. По средним оценкам, крепость могла спокойно держаться еще месяц-полтора.] совершал медленную пешую прогулку по городу, обдумывая свежие слухи и новости.
        Ставленник и выдвиженец Куропаткина, Анатоль, был, разумеется, в деле. Однако ныне не испытывал той уверенности, что раньше. До него доходили удивительные слухи о делах Куропаткина. И они откровенно пугали - ибо, обдумывая их, генерал-адъютант непременно приходил к выводу о какой-то своей игре бывшего военного министра. И тот факт, что его в нее не посвятили, лишь подливал масла в огонь переживаний. Дескать, его списали, он больше не нужен или того хуже - кто-то задумал принести его в жертву. Не факт, но вполне возможно. Анатолий Михайлович прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько опасную и масштабную игру они ведут здесь.
        Он остановился, чтобы закурить. Задумчиво открыл портсигар. Достал сигарету. Чиркнул спичками. Прикурил. Затянулся. Мысли путались. Стессель не знал, что думать и к чему готовиться. И эта неизвестность пугала больше явной угрозы.
        Толчок в спину.
        Генерал-адъютант хотел было уже возмутиться, но тело пронзила острая боль. Анатоль опустил глаза и уставился на окровавленный кончик какого-то клинка, пробивший его мундир спереди. Длинный штык[30 - Штык-нож от винтовки Арисака, тип 38, был принят на вооружение в 1897 году и представлял собой короткий тесак с лезвием длиной около 400 мм.] от арисаки вогнали в беспечного генерал-адъютанта по самую рукоять. И теперь тот случайный, неприметный прохожий стремительно удалялся, сохраняя вид спешащего куда-то местного обывателя.
        Стессель слышал о серии загадочных убийств в Ляояне и даже в Харбине. Часть русских офицеров пала от рук загадочных японских диверсантов[31 - Куропаткин ввел в оборот термин «диверсант».], как упорно заявлял Куропаткин. Но здесь, в Порт-Артуре, было тихо. Мало того, Анатолия Михайловича уверили в том, что японцев предупредили о «правильном настрое» в руководстве крепости. Поэтому он не сильно переживал на тему этих странных убийств. Тем более что в отличие от Алексея Николаевича, бо2льшую часть задействованных в операции лиц он не знал и не мог связать воедино тот факт, что японские диверсанты с удивительной точностью выбивают именно замешанных «в деле» русских офицеров…
        Прямая телеграфная связь с Порт-Артуром была уже нарушена. Японцы, продвигаясь вдоль побережья, достигли основания Ляодунского полуострова и перерезали как железнодорожное сообщение по КВЖД, так и телеграфную связь, что была проложена вдоль путей. Поэтому потребовалось больше часа, чтобы телеграмма окольными путями дошла до Ляояна[32 - От Порт-Артура имелась подводная телеграфная линия к материковому Китаю.].
        - Стессель, Фок, Надеин и Рейс убиты, - произнес командующий Маньчжурской армией, начиная экстренное совещание своего штаба…
        Люди Дин Вейронга одним заходом выбили всю команду Анатолия Михайловича. Одним днем. Нагло. Дерзко. Решительно. Благо что в Порт-Артуре обстановка была крайне беспечная и эти генералы оказались непугаными. Так что навыков особых не требовалось - просто догнать на улице и ударить штык-ножом в спину. После чего спокойно скрыться. В том ажиотаже, конечно, их пытались искать. Но внятных органов для этих целей в Порт-Артуре не существовало. Поэтому непосредственные исполнители тем же днем отбыли верхом до порта Дальнего, откуда ушли на рыбацкой джонке.
        Пользуясь тем, что криминалистика в те годы делала только свои первые робкие шаги, Куропаткин на волне истерии, созданной им же, объявил погибших генералов очередными жертвами японских диверсантов. Ведь всех четырех убили штык-ножами от японских винтовок. По трезвой мысли - вообще ни разу не повод к такому выводу. Но командующий Маньчжурской армией в своем развернутом докладе императору апеллировал к тому, что больше некому их убивать. Да и дикари-с. И эти доводы нашли понимание у Николая, который сам в свое время пережил инцидент в Оцу[33 - 29 апреля 1891 года в японском городе Оцу на цесаревича Николая Александровича, что находился в Японии с дружественным визитом, напал один из полицейских и дважды ударил будущего императора саблей, имея все шансы убить.]. Японские убийцы? Ну и ладно. Пусть будет так. Очень на них похоже.
        Посему уже 4 мая по Маньчжурской армии был подписан приказ о создании контрразведывательной службы СМЕРШ с очень широкими полномочиями. А на все возражения командующий отмахивался - император повелел! На самом деле не повелел, а согласился. Но хрен редьки не слаще. От воли императора так просто не отмахнешься.
        И удивительная вещь! Тот самый Дин Вейронг, чьи люди резали «погибших», был введен в эту самую службу армейской контрразведки привлеченным специалистом практически сразу. А в Санкт-Петербург полетела депеша, ходатайствующая о приеме Дин Вейронга в русское подданство и на службу с аттестацией в офицеры. Дескать, очень полезный человек. Куропаткин перешел к выполнению своей части договоренностей с этим китайцем. В конце концов, если можно не обманывать, то так и нужно поступать. Вейронг многим рисковал, и было бы разумно выполнить данное ему обещание…
        Надо сказать, что устранение Стесселя с командой оказалось важным и весьма полезным шагом в этой войне. Живыми ни генерал-адъютант, ни его генерал-майоры не смогли бы принести столько пользы, сколько мертвыми. Удобная и красивая жертва в подходящий момент. Что может быть лучше?
        С одной стороны, этот шаг позволил через наместника протолкнуть кандидатуру генерала Кондратенко[34 - Роман Исидорович Кондратенко (1857 -1904) - генерал-майор, военный инженер, герой обороны Порт-Артура, которым он пока еще не успел стать. Но Куропаткин знал - станет и даже, возможно, выживет. Собственно, несмотря на бездействие, а то и прямое противодействие Стесселя, Фока и других, Кондратенко оказался истинным архитектором обороны крепости. Если бы не он, Стессель сдал бы ее намного раньше. Энергичный, распорядительный, толковый.] на позицию коменданта крепости. Исполняющего обязанности, ибо звания был неподходящего, но это не так и принципиально. Главное - развязать руки Роману Исидоровичу, а дальше он и сам справится. Во всяком случае, Алексей Николаевич надеялся на это.
        С другой стороны, у Куропаткина наконец появилась возможность создать при штабе армии контрразведку с широкими полномочиями. Сама по себе она была не очень нужна. Дин Вейронг и его люди довольно быстро выявили в Ляояне всех японских агентов. Для китайцев, связанных с криминальным бизнесом, эта задача оказалась несложной. Дальше больше - они стали тесно сотрудничать с бандами в других городах, охотно сдававших японцев. То есть можно было и так вполне эффективно работать. Но Алексей Николаевич прекрасно понимал - рано или поздно за ним придут. Он уже «перешел Рубикон» в своих делах, и реакция кураторов становилась делом времени. Поэтому требовалась какая-нибудь служба безопасности собственной тушки с большими правами и возможностями. Неизвестно, насколько это продлит его деятельность на посту командующего, но совершенно очевидно, что в Санкт-Петербурге не ожидали от него такого поступка. А удивишь - победишь. Ну, или хотя бы выиграешь месяц-другой жизни для успеха дела, что само по себе - немало.
        Но главной в этой операции была третья сторона вопроса.
        Куропаткин уже вечером 4 мая 1905 года выслал заранее написанные большие телеграммы в крупнейшие европейские газеты. Там он делился «важнейшими» сведениями о том, с чем столкнулась Европейская цивилизация на Дальнем Востоке…
        Европа начала XX века была не готова к диверсионной составляющей войны. Когда-то в былые времена мастера плаща и кинжала действовали свободнее. Однако в этот период мировой истории Европа, считавшая себя центром мира и цивилизованности, исповедовала совсем иные методы войны, считая диверсии чем-то неприличным, как и партизанский характер боев. Мало того - даже в годы Первой мировой войны, когда германский полковник Пауль Эмиль фон Леттов-Форбек развернул в Восточной Африке весьма успешные партизанские действия против превосходящих сил противника, отношение к нему в метрополии оказалось совсем неоднозначное. Кто-то одобрял, кто-то считал бесчестным. Но в любом случае опыт Пауля не считали нужным перенимать и применять для европейского театра боевых действий. Вплоть до прихода к власти нацистов.
        На этом Куропаткин и хотел сыграть. Ведь отношение к Японии в Европе в те годы было довольно неоднозначно. Пожалуй, только в Англии к японцам относились в целом довольно позитивно из-за обширных военных заказов и общности геополитических интересов в текущий момент времени.
        Так что в крупные европейские газеты от командующего Маньчжурской армией ушла сжатая выжимка о плане «Желтая хризантема» с пояснениями, что в Японии не только китайцев, но и всех европейцев считают варварами. И, как следствие, позволяют себе такие вот выходки по уничтожению командиров в тылу. Общий мотив шел в том формате, что Россия не только сражается в Маньчжурии за свои интересы, но и защищает европейскую цивилизацию от кровожадного чудовища, что вылупилось на островах в глубинах Азии.
        Разумеется, никакого плана «Желтая хризантема» не существовало даже в проекте, и японцы не были никак связаны с убийством целой плеяды русских офицеров. Но это были их проблемы, потому что оправдаться им теперь становилось крайне сложно.
        Алексей Николаевич прекрасно отдавал себе отчет в важности информационной войны, особенно в ее психологическом аспекте. Не меньше он ценил и страсть газетчиков к увеличению тиражей, то есть прибылям. Поэтому генерал давал им сенсацию, отказаться от которой мало кто смог бы. Слишком она была резонансной. А вместе с тем использовал в своих целях, дискредитируя в глазах общественности всех, кто станет помогать японцам. Этот ход был довольно близок к тому поступку, что совершил в свое время президент САСШ Авраам Линкольн, выставив перед международным сообществом Южные штаты - реакционными угнетателями и поборниками рабовладения, в то время как Север «боролся за высокие идеалы». Это никак не соотносилось с действительностью. Однако доказывать, что «не осел», предлагалось защищающейся стороне. И Южные штаты, как и японцы, оказывались в весьма невыгодном положении. Ведь формальные маркеры правоты обвинителя таки имелись. Была резня мирного населения китайцев во время прошлой войны? Была. Тогда еще в газетах Европы шумиха поднялась. Всплыло. А значит, план «Желтая хризантема» не входил в диссонанс со
старыми сведениями. Была резня русских командиров? Была. Кому она была выгодна? Кто ее мог совершить? Для большинства ответ был очевиден.
        Глава 7
        8 МАЯ 1904 ГОДА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
        Великий князь Николай Михайлович[35 - Великий князь Николай Михайлович (1859 -1919) - сын Михаила Николаевича, внук Николая I и дядя Николая II. Прославился удивительно яркими либеральными взглядами и активной, можно даже сказать, революционной жизненной позицией. Сыграл очень большую роль в успехе Февральской революции, впрочем, уже через месяц сильно в ней разочаровался.] нервно постукивал пальцем по небольшому декоративному столику и курил сигарету за сигаретой. Скорее даже прикуривал, делал одну-две затяжки и тушил почти целую «цыгарку» весьма импульсивным жестом. Из-за чего вокруг пепельницы творился настоящий хаос.
        Его собеседник вошел в эту небольшую комнату и брезгливо поморщился. Ему никогда не нравилось, когда люди демонстрируют свое душевное состояние окружающим. А выдержка и умение держать «poker face» считалось им не столько добродетелью, сколько нормой для любого серьезного мужчины.
        - Что-то случилось? - поинтересовался он после минутной паузы, ибо великий князь так и не заметил его прихода, полностью погрузившись в свои мысли. Николай Михайлович вздрогнул, закашлялся, ибо вопрос пришелся на затяжку, и слегка затравленно посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос, и ответил, почти что выкрикнув свои слова:
        - Все пропало! Все!
        - Поясни, - все также спокойно поинтересовался собеседник, присев и принявшись за извлеченную им из футляра сигару. Это мельтешение с сигаретами он не любил и не понимал. Сигара и трубка - это дело. Обстоятельно, внушительно, фундаментально, да и много приятнее, куда уж без этого.
        - Куропаткин… - произнес великий князь и замолчал, собираясь с мыслями.
        - И что Куропаткин? Он внезапно заболел?
        - Вроде того, - нервно усмехнулся Николай Михайлович. - Мы потеряли контроль над ситуацией.
        - Он отказался с нами работать? Почему? На него это совсем не похоже.
        - В том и дело, что нет, не отказался. Он продолжает присылать письма и телеграммы. Если их почитать - все радужно. Даже более того - предложил несколько новых интересных ходов.
        - И что тебя смущает? Ведь все хорошо.
        - Только на словах. В этом и беда! Адмирал Алексеев развил очень бурную деятельность. Производство ручных гранат, блиндированных составов и масса возни с моряками во Владивостоке. К счастью, в Порт-Артуре по морской части дела успешно саботируются, но, я думаю, рано или поздно он и туда доберется.
        - И что с того? - перебил его собеседник.
        - Ты считаешь это нормально? По инициативе Алексеева для флота заказаны во Франции большие партии фугасных снарядов под 75-морские пушки[36 - В Русском императорском флоте для 75/50 пушек системы Канэ до 1905 года применялись только бронебойные снаряды.]. Прямо со складов. Их там хватает. Начались какие-то движения по перевооружению миноносцев. В мастерских возятся с взрывателями Бринка, переделывают. Алексеев лично приехал во Владивосток и накрутил всем хвосты…
        - Это я уже слышал, - перебил его собеседник. - И считаю, что подобные шаги в любом случае мало на что повлияют. На мой взгляд, Куропаткин очень удачно нейтрализовал адмирала. Не знаю, что он ему там сказал, но увлек делом и вынудил самоустраниться. До Порт-Артура и особенно Балтики тот не дотянется, а с Владивостокским отрядом пускай развлекается. Ничего опасного в этом нет. Про гранаты не переживай - это такие убожества, что и говорить про них стыдно. Даже не представляю, как Куропаткин убедил Алексеева наладить их выпуск. Уродцы. Да и толку с них в полевых сражениях?[37 - В те годы гранаты воспринимались как инженерное и штурмовое средство. Времена, когда гренадеры применяли их в полевых сражениях, закончились в XVIII веке. А возрождение гранат как одного из важнейших видов вооружения пехоты произойдет в Первую мировую войну.] А ничего штурмовать мы не собираемся. Что же до блиндированных поездов, то никакой угрозы они не представляют на театре боевых действий. Их удел - тыл от хунхузов вдоль путей прикрывать и не более того. То есть все, чем так увлеченно занимается Алексеев, - это совершенно
бесполезно для победы.
        - Ты слышал про то, что на Дальнем Востоке японцы режут наших офицеров? - мрачно поинтересовался Николай Михайлович.
        - Об этом вся столица только и говорит, - пожав плечами, ответил собеседник.
        - Все убитые офицеры были в деле. Ни одного лишнего. Удивительная избирательность для японцев, не так ли?
        - Серьезно? - Повел бровью встревоженный собеседник. - Не знал.
        - Начальник Квантунского укрепленного района Стессель и его генералы были нашими ключевыми фигурами в районе Порт-Артура. Кое-кто, конечно, остался. Но то моряки и на суше мало что сделают. Да и связь с ними нужно как-то налаживать. Общую координацию осуществлял Анатоль.
        - Плохо, - после паузы констатировал визави.
        - Мой человек, - продолжил великий князь, - неизвестный Куропаткину, проник из Харбина в Ляоян. Потом тихо вернулся и телеграфировал. Его выводы неутешительны. Генерал на полном серьезе готовится к бою. В пригороде непрерывно ведутся обширные земляные работы. Настроения в самом городе благоприятные - обыватели считают, что русские войска защищают их от кровожадных японцев, жаждущих их смерти. А потому оказывают тем всемерную поддержку.
        - И что Куропаткин пишет по этому поводу?
        - Ничего внятного. Будто бы он развил бурную деятельность напоказ, дабы освоить большое количество денег.
        - Кстати, насчет денег. Он уже что-нибудь перевел?
        - Телеграфировал, что передал деньги курьерам несколько дней назад. Но те как в воду канули. В Харбине мои люди ответили, что из Ляояна они не вернулись. Куропаткин только руками развел, дескать, могли по неосторожности ляпнуть кому и нарваться на хунхузов. Деньги-то большие. Соблазнительные.
        - И сколько там было?
        - По его словам, он передал курьерам сто тысяч мелкими и средними банкнотами, упакованными в четыре кофра.
        - Странная ситуация, - после долгой паузы констатировал собеседник. - Он вполне может быть прав. Места там дикие. Курьеров могли перехватить, если языком болтали лишнего. Ты им охранение дал?
        - Двух человек.
        - Всего двух?
        - Слишком большая группа привлекла бы внимание.
        - Хм. А с битвой на Ялу что? Тоже допустимо второе дно?
        - Нам он написал все честно и очень точно описал ход боя. Во всяком случае, наши друзья в Токио все подтвердили. Он забыл только одну деталь - потери. Он нанес японцам ОЧЕНЬ большие потери для такой стычки. Они оказались настолько существенные, что Куроки, получив рапорты, оказался обескуражен. И только донесения разведки, подтвердившей факт отхода русских войск, заставили его возобновить продвижение.
        - А у нас несколько сотен. Хм.
        - Хуже того, что эта датская стерва чрезмерно возбудилась.
        - Дагмара?[38 - Дагмара, или Мария София Фредерика Дагмар, - имя, данное при рождении вдовствующей императрице Марии Федоровне, супруге Александра III и матери Николая II. Отличалась удивительной волей и решительностью, в отличие от своих супруга и сына. Фактически руководила Россией в годы правления Александра III и оказывала огромное влияние на политическое и экономическое развитие России при правлении ее сына. Именно она склонила супруга к развитию отношений с Францией и Франко-русскому союзу. Являлась фактическим лидером так называемой «французской партии» при дворе, которая имела сильную и долгосрочную политическую и экономическую программу, завязанную на экономическую экспансию на Дальнем Востоке и мягкую, естественную индустриализацию России.] А что она такого сделала? Я пока ничего не слышал.
        - На днях ее навещал Витте. О чем они беседовали - неизвестно. Но вечером того же дня он сделал кучу запросов, в том числе в ГАУ и на ряд заводов. Очень опасных, надо сказать, и неловких.
        - Насколько опасных?
        - Может полететь много голов. Эта стерва давит как паровой каток с разных сторон. Витте - не единственный, кто стал задавать неудобные вопросы. Их как-то внезапно стало слишком много. Все тихие и аккуратные, но не отмахнешься. Дошло до того, что сам Ники поинтересовался ходом дела с опытами по армейским гаубицам, заказы на которые были откровенно саботированы. Вот уж кому эти орудия недосуг, но и его она подключила. Хотя, конечно, скандал пока еще не разразился. Однако я уверен - это вопрос времени. Дней, может быть, недель. Тучи стремительно наливаются свинцом. Алексей Александрович[39 - Великий князь Алексей Александрович (1850 -1908) - с 1881 по 1905 год главный начальник флота и Морского министерства. Именно он был ответственен за неготовность флота к Русско-японской войне в полном объеме как в плане слабой выучки личного состава, так и слабости материальной части (включая неудачные и дурно построенные проекты кораблей).] не переживает?
        - А когда и о чем он переживал? - удивился собеседник. - Шлюхи, вино, кокаин, французский стол и увеселения никуда не делись. А значит, все хорошо. Что ему еще для жизни нужно? Босяк-с. Его и на эшафот поведут - не сразу заметит. Надо проверить, может быть, в делах флота «внезапно» образовались проблемы. На Либаву ведь треть средств, выделенных для Порт-Артура, он переводил, есть к чему придраться. Если эта стерва начала копать, то и туда может заглянуть. Да чего уж там - определенно заглянет. А там такое…
        - По отдельности все выглядит неоднозначно, но терпимо. Совокупно же - это кошмар! Катастрофа! Все пропало! Куропаткин сменил партию!
        - Успокойся! - с легким раздражением воскликнул собеседник. - Сначала все нужно проверить. Сам сиди тут. С твоей импульсивностью еще дров наломаешь.
        - А вдруг все плохо и Куропаткин сменил партию? Что нам делать? Начинать беспорядки раньше срока?
        - Без денег? Не смешно.
        - Мы можем вложить свои.
        - А если дело не выгорит? Если тут нас ждет какой-то подвох? Или есть уверенность в этом Гапоне[40 - Гапон Георгий Аполлонович (1870 -1906) - священник, секретный сотрудник Департамента полиции, выдающийся оратор и проповедник. Один из ключевых провокаторов, фактически начавших Революцию 1905 года. Был убит подельниками, узнавшими, что он работает на полицию.] и прочих ухарях? Думай сам, но если окажется, что нас предал Куропаткин, человек, в котором мы были более чем уверены, то есть ли доверие им?
        - Но…
        - Мы живем слишком на виду. Всю нашу бухгалтерию довольно несложно отследить. Мы не можем совершить крупные платежи, не вызвав этим внимание к себе. А если та же Дагмара узнает, чем мы занимаемся, наша судьба окажется незавиднее, чем у Николая Константиновича[41 - Николай Константинович (1850 -1918) - первый ребенок в семье великого князя Константина Николаевича. В 1874 году к нему была применена мера наказания из области «карательной психиатрии» за воровство у своих. Он был объявлен душевнобольным, лишен всех прав с имуществом и помещен в изоляцию.].
        - Не надо меня пугать! - воскликнул Николай Михайлович, смахнув в сердцах пепельницу на пол.
        - Уймись! - прорычал собеседник. - Не все так плохо, как тебе кажется. Если эта стерва еще не начала на нас наступление, значит, ей неизвестно, кто ее противник. Поверь, она не из тех, кто будет ждать у моря погоды. А значит, у нас еще есть время. И совсем не обязательно, что предатель Куропаткин. Может, это еще кто-то. Да и вообще - все что угодно могло всплыть. Дело сложное с множеством участников.
        - Тогда почему его не убили?
        - Он все время на виду. Это непросто. Да и кто знает, может быть, он прямо сейчас уже мертв.
        - И все же, - настаивал Николай Михайлович. - Что нам делать, если предатель он?
        - Обратимся к Евгению Филипповичу[42 - Евгений Филиппович (Евно Фишелевич) Азеф - один из руководителей боевого крыла эсеров и одновременно секретный сотрудник Департамента полиции. Двойной агент, двойной предатель, действовавший только в своих интересах, используя обе структуры.]. В конце концов, если в Маньчжурии японцы убивают русских офицеров, то почему бы им не убить еще одного? Или хотя бы ранить. Ранение же станет вполне подходящим поводом для снятия Куропаткина с должности. На лечение. А уж тут мы его долечим… - холодно усмехнулся собеседник.
        Глава 8
        21 МАЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Несмотря на прямой запрет соваться на Дальний Восток, великий князь Николай Михайлович все-таки вышел из положения. Напился. Проспался. Пришел в себя и уже в спокойном состоянии убедил своего шефа в разумности такого поступка. Ведь если Куропаткин предатель, то он все равно не рискнет что-то делать с великим князем, понимая, что это для него конец. Такое ему никто не простит. И так далее, и тому подобное. В общем, вышло вполне убедительно. Поэтому, не медля более ни дня, Николай Михайлович отправился в Харбин, а оттуда в Ляоян. Как частное лицо, разумеется.
        Особая приятность заключалась в том, что на службе он не состоял, и о своем путешествии уведомлять никого не требовалось. Даже императора. А вот Куропаткину он телеграфировал о своем желании «навестить родственника», несущего службу как раз в Ляояне. Прозрачно намекая - готовь деньги.
        Великий князь Борис Владимирович был Николаю Михайловичу троюродным братом. Отступив в марте из Порт-Артура[43 - После того как брат Бориса Кирилл искупался в прохладной воде из-за гибели эскадренного броненосца «Петропавловск» на японской мине, они оба спешно покинули Дальний Восток. Владимир уехал на лечение в Германию, хотя, кроме легкого переохлаждения, испуга и оцарапанных ног, никак не пострадал в той морской трагедии. А Борис перебрался в ставку командующего Маньчжурской армией в Ляоян, подальше от ставших столь опасными боевых действий.], протирал штаны в ставке командующего армией. Никаких дел Куропаткин ему доверить не мог из-за хронического недостатка ответственности, но и выгнать не имел права. Все-таки великий князь, двоюродный брат самого императора. Тяготился этим обществом и выкручивался как мог. А тут еще один приезжает. Грусть-тоска. Да еще какая! Увидит же этот кадр все своими глазами и поймет, как его прокатили с ветерком в обещаниях. Ведь командующий тратил все выделяемые ему средства на дела и хищениями не занимался, в отличие от увещеваний.
        Войска всецело готовились к боям. Укрепления строились ударными темпами. Снабжение налаживалось, включая опорные склады как в самом городе, так и на полевых позициях. Люди сыты, довольны, обихожены и вполне уверены в себе и своем командире. На все это требовались деньги. Он и так выкручивался, умудряясь обойтись теми скромными суммами, что ему выделяло правительство. Ведь бо2льшая часть средств, которые Россия тратила на войну, уходила отнюдь не на непосредственное финансирование полевой армии. Иными словами - денег, так нужных для организации беспорядков в Центральной России, у него не было и быть не могло. Совсем.
        «Приплыли…» - констатировал про себя Куропаткин и после недолгой паники перешел к организации «операции “Ы”» в весьма извращенном формате. Сдаваться просто так он не собирался. Ведь если Николай Михайлович узнает, что Куропаткин даже не пытался действовать в их интересах, то приложит все усилия к его снятию или устранению. Любой ценой. Вплоть до попытки пристрелить его на месте, сославшись на какой-нибудь формальный и нелепый повод. Например, из-за девушки или еще какой-то фикции. Пусть лучше император осудит троюродного брата за вздорность и импульсивность «ради любви», чем за измену. Тем более что Николай II и сам в свое время ради любви совершил немало глупостей. Домыслы? Может быть. Но кто его знает, как поступит довольно импульсивный великий князь? Командующий слишком много знал, чтобы вот так выйти из дела живым и невредимым…
        Раннее утро на вокзале.
        Куропаткин знал - организовывать торжество с оркестром не нужно. Николай Михайлович же едет как частное лицо. Но просто встретить все одно требовалось. Как-никак великий князь. Да и его непосредственный куратор в весьма щекотливых делах.
        Встретились.
        Посмотрели друг другу в глаза.
        Куропаткин, желая продемонстрировать главенство Николая Михайловича, после небольшой паузы отвел взгляд и горячо поприветствовал того на этой «дикой окраине империи». Он ведь продолжал играть партию покладистого и ведомого подельника.
        Пожали руки. Сели в автомобиль. Поехали. Молча.
        Великий князь смотрел по сторонам и думал. А Куропаткин не желал разговаривать лишний раз, опасаясь «спалиться». Кроме того, у них было крайне мало точек пересечения и общих тем. Да, Николай Михайлович тоже был офицером от пехоты, как и Алексей Николаевич. Целым генерал-майором. Только другим генералом, нежели его визави. Совсем другим. Там, где командующему приходилось «хлебать» проблемы и «прорываться с боями», этот мужчина получал все бесплатно, просто в силу своего рождения. А потому толком и не разбирался в своем деле, не горел им, не интересовался. Насколько Куропаткину хватало знаний о личности своего куратора, тот всегда был очень поверхностным человеком. Увлекающимся, но недалеко, неглубоко и недолго. А главное - большим любителем либеральных ценностей. На словах, разумеется. Там и тогда, где дела касались его интересов, ни о чем подобном он и не помышлял. Этакий модник-оппозиционер, говорящий то, что приятно слышать прогрессивной общественности. Он и в заговор-то этот залез скорее ради красивой позы и неудовлетворенности своим положением, нежели от острого желания благоустроить Россию
или добиться личной власти. И этим он разительно отличался от своего родного брата - Сандро, пославшего заговорщиков куда подальше, когда ему в «девяностые»[44 - Речь идет о 1890-х годах, когда великого князя Александра Михайловича, брата Николая Михайловича, выступившего с массой дельных и очень разумных предложений по устройству флота, вынудили подать в отставку, дабы не мешался под ногами.] не позволили плотно заняться благоустройством флота…
        Прохожие, заметив автомобиль командующего, вполне приветливо махали руками, улыбались и прочим образом выражали свое расположение. Это выглядело странно. Николай Михайлович, замечая эту необъяснимую симпатию, мрачнел на глазах. Просто не понимая, зачем все это и как достигнуто, подозревая худшее.
        «Плавный» поворот напряженно скрипящего автомобиля. Вдали показался уже небольшой особняк, который горожане выделили командующему армией для проживания. Туда-то они и направились. Куропаткин предложил Николаю Михайловичу поселиться у него, ссылаясь на то, что в городе уже совершенно нет мест из-за наплыва офицеров. Великий князь не возражал, ведь это прекрасно отвечало их общим интересам, открывая возможности для проведения приватных разговоров.
        Взрыв!
        Он был настолько неожиданный, что Николай Михайлович даже икнул как-то нервно. И было отчего. Когда до особняка оставалось метров сто, тот жахнул и сложился, словно карточный домик, обрушив свои хлипкие стенки и крышу. Оно и неудивительно. Командующий изначально выбирал особнячок, исходя из того, что им, возможно, придется пожертвовать. Вот и пригодился.
        - Ничего святого, - холодно процедил Куропаткин.
        - Что вы говорите? - переспросил чуть ошарашенный Николай Михайлович.
        - Говорю, что это уже пятое покушение. Слава богу, с адскими машинками дикари толком не разобрались. Да и они, как сказывают минеры, не самое надежное средство. Осечки и промашки дают постоянно. Вон, - махнул он на загоревшиеся руины особняка. - Если бы не счастливый случай, нас бы обоих там и завалило. А потом и пропекло.
        - Пятое покушение? - удивленно уточнил великий князь. Он-то о них ничего не слышал, считая, что Куропаткина обходят стороной. Генерал, конечно, врал, но проверить это Николай Михайлович был не в состоянии. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.
        - Пятое. Но ранее просто пытались подловить с кинжалом или револьвером. Впрочем, я довольно осторожен и сделал выводы сразу, как они по ошибке отравили моего адъютанта. Охраной обзавелся. Стал вертеться. Но и они не унимаются. Вон - поглядите. Хороший дом взорвали. Ничего святого.
        - Вы так спокойно об этом говорите…
        - Так привык уже. Да и война, Николай Михайлович, она стала новой. Стреляют не только на линии фронта, но и в тылу. И если там, в боях, больше простые солдаты гибнут, то здесь страдаем мы - командиры. Я навел справки. Оказывается, для Востока такой стиль - обычное дело. У них даже свои теоретики были, считавшие, что убить одного толкового генерала дешевле и проще, чем выиграть большое сражение.
        - Вы серьезно?
        - Более чем, - кивнул Куропаткин. После чего похлопал по плечу водителя и произнес: - В штаб армии поехали. Здесь нам делать нечего. - И, повернувшись к великому князю, продолжил: - Еще не дай бог кто с винтовкой караулит начальство в соседнем доме. Оно ведь любит слетаться как мухи на такие дела. А мы поступим умнее. При штабе есть гостевые комнаты. Там и поселимся. Все лучше. Да и под охраной. В штаб случайные люди и пройти-то не могут.
        Вновь заскрипел автомобиль, трогаясь с места и нехотя разгоняясь, побежал по улицам небольшого городка. Но недалеко. Штаб находился в десяти минутах пешей прогулки.
        Великий князь молчал.
        До него медленно доходило, что он едва избежал глупой и бесславной гибели. Раз. И все. От осознания этого обстоятельства Николай Михайлович довольно качественно побледнел и покрылся испариной. Ведь умирать скопом - пустяки, даже пошутить можно, а в одиночестве страшно. Так вот - для него там, возле особняка, смерть показалась очень индивидуальной и личной. Скопом? С кем скопом? С этим расходным материалом? Человеком, что кладет свою карьеру на алтарь его развлечений? Для Николая Михайловича Куропаткин был пустым местом, а водитель и сопровождающие их чины казались ему так и вообще декоративной массовкой. Почти что частью ландшафта. О том, что эти люди трудом и усердием достигали своего положения, он и не пытался думать. Ему легко далось и остальным, значит, тоже. Посему великому князю стало жутко одиноко и страшно…
        Доехали.
        Зашли в здание штаба.
        Куропаткин поручил Николая Михайловича дежурному, а сам занялся более насущными вопросами. Требовалось срочно создать видимость напряженной работы по поиску виновников фейерверка. Совместно с Дин Вейронгом, который все это и сотворил. Впрочем, тот его уже поджидал, подготовив план мероприятий по поиску злоумышленников с говорящим названием «Свисток-5»…
        Час спустя.
        Алексей Николаевич с самым мрачным видом зашел в комнату к великому князю.
        - Выпьете? - поинтересовался слегка захмелевший Николай Михайлович.
        - Борис Владимирович мертв.
        - Кто? Что? - не понял собеседник.
        - Мне только что доложили. Великий князь Борис Владимирович заживо сгорел по месту жительства.
        - КАК?! - выкрикнул Николай Михайлович, вскочив, едва не снеся стол.
        - По горячим следам СМЕРШ смог установить только то, что неизвестный, проходя под окнами, кинул туда бутылку, заткнутую тряпицей, предварительно подпалив ее. Вероятно, там был бензин, керосин или еще какая-нибудь горючая жидкость. Но комнату пламя охватило очень быстро. Прислуга ничего не успела сделать. Когда открыли дверь - там уже полыхало так, что не войти.
        - А Борис? Почему сам не выскочил?
        - Он был пьян. Часа не прошло, как его уложили. Он минувшей ночью в карты с офицерами играл. Вот они и набрались изрядно. Разошлись только утром. Я с них обязательно взыщу за то, что развращали великого князя и приучали к непотребству. Слуги донесли его и уложили почивать. Вероятно, так во сне и отошел в мир иной.
        - Огонь уже потушили?
        - Пожарных служб в городе толком нет. Особняк горит. Единственная в городе пожарная команда борется с тем, чтобы на другие особняки огонь не перекинулся.
        - Что же это…
        - Война… - пожав плечами, ответил Куропаткин максимально нейтральным тоном. - Восток - дело тонкое. Тут даже войны не как у людей. Вы бы не задерживались тут надолго. Сами видите, с какими дикими зверьми дело имеем.
        - Да уж… - покачав обреченно головой, ответил Николай Михайлович. - Уехать - это выход. Но я приехал за деньгами.
        - Они в особняке.
        - В каком?
        - Том, который сначала взорвали. Вы же сами видели, как его потом огнем охватило.
        - Что?! Сколько там было?
        - Почти полмиллиона. Четыреста восемьдесят тысяч, если точно. Да и где мне их хранить? В банке? А ну как вопросы у кого появятся? Там и хранил, потихоньку накапливая. Что с ними - не ясно. Нужно дождаться, пока пожар потухнет и все осмотреть. Я их держал в неприметном чемодане в своем кабинете, на втором этаже, что стоял в шкафу. Кто его знает? Может, и не сгорят. Хотя я бы не особо надеялся. Сами видели, как полыхало. Там, в подвале, был запас топлива для автомобиля плюс много медицинского спирта. Госпиталь пока разворачивается, и я выделил свой особняк под склад, опасаясь, что в противном случае солдаты все растащат и выпьют. Так что… - развел он руками.
        - Проклятье! Ну что за чертовщина! - Николай Михайлович в сердцах хватил графином с коньяком прямо о пол. Вбежал слуга, но командующий взмахом руки его отправил за дверь.
        - Мы немного недооценили характер этой войны… и этих людей.
        - Немного?! Это вы называете немного?!
        - И еще, - продолжил Куропаткин, игнорируя припадочное состояние Николая Михайловича. - Какие у нас сейчас отношения с Витте?
        - А что?
        - Три недели назад появились люди, которые суют свои носы не туда, куда нужно. Возможно, и раньше, но я их заметил только три недели назад. Помощников у меня повыбили, так что я сам немало рисковал, собирая деньги. Если они работают не на вас, то у нас могут быть проблемы. Полагаю, это его люди.
        После этих слов великий князь Николай Михайлович посмотрел на командующего каким-то особенно пронзительным взглядом.
        - Что они могли узнать?
        - Не знаю. Предполагаю, что о пропавших курьерах они знали. Во всяком случае, расследование показало, что их видели вместе несколько раз. Это могло быть совпадением, но курьеры пропали. А значит, хунхузам кто-то сообщил о них. Кроме того, ко мне самому повышенный интерес. Слежка идет практически непрерывно.
        - Ясно, - как-то резко протрезвевшим голосом ответил Николай Михайлович. - С деньгами пока не спешите. И вообще - будьте как можно осторожнее.
        - Но вы же говорили, что в полиции и жандармерии все улажено, - напоказ обеспокоился Куропаткин. - Или это уже не так?
        - Там все в порядке. А вот с Витте и его покровителем - нет.
        - Понял, - настороженно кивнул Куропаткин. - И насколько осторожничать?
        - В любых пределах. Главное - не подведите меня. Я не хочу по вашей милости объясняться с ее императорским величеством вдовствующей императрицей Марией Федоровной. И если она узнает про меня - я все буду отрицать и ото всего открещиваться. Вам придется остаться с ней один на один.
        - Если все так серьезно, то я бы хотел просить вас о помощи.
        - Помощи? - искренне удивился великий князь.
        - Я изъял из бюджета армии шестьсот тысяч. Если люди Витте начнут копать, то найдут эти хищения. Подставной фигуры в лице Ухач-Огоровского у нас больше нет.
        - И?
        - Надо бы компенсировать растраты.
        - Вы просите у меня денег? - еще сильнее удивился Николай Михайлович.
        - Да. Шестьсот тысяч. Витте не должен найти хищения. Ну, разве что какие-то неопределенные операции. Главное, чтобы бухгалтерия войны была в порядке, а дебет сводился с кредитом.
        - Ну, вы и наглец… - покачав головой, заявил великий князь.
        - Я не настаиваю. Но в деле не только я участвовал. И не все люди склонны молчать.
        - Вы о ком? - холодно осведомился визави.
        - Не забывайте, кто-то перехватил курьеров. Конечно, их могли и перебить при нападении, но могли и захватить, да вдумчиво поговорить. Под пытками можно много чего выудить из человека. Все зависит от заказчика нападения.
        - Черт! - воскликнул Николай Михайлович и в сердцах ударил кулаком по столу, разнеся вдребезги керамическую тарелку и порезавшись.
        - Вы же сами рекомендуете быть осторожным. А оставить все как есть - это крайне неосмотрительно. Сам я такими деньгами не владею и не в состоянии покрыть недостачу.
        - Я подумаю над вашей просьбой, - хмуро ответил Николай Михайлович, понимая, что вариантов действительно немного. Ведь если допустить, что люди Витте перехватили курьеров, то все плохо, все очень плохо и нужно как-то выкручиваться.
        - И да, важно, чтобы деньги были переданы неофициально. Всякие пожертвования сложно будет пустить на покрытие хищений.
        - Понимаю, - небрежно кивнул великий князь, погрузившийся в свои мысли. А они становились все более и более безрадостными. И даже больше. Во всяком случае, роль Витте в этой истории кардинально менялась. Да и что в том удивительного? Сергей Юльевич на протяжении последнего десятилетия мог без особенных усилий наблюдать различные аспекты ведущейся игры. Почему он донес сведения до Марии Федоровны лишь совсем недавно? Вопрос. Большой вопрос. Возможно, копил компромат и искал какие-то убойные аргументы, ведь речь шла не о ком-то с улицы, а о великом князе…
        Только сейчас, сидя здесь в Ляояне, Николай Михайлович наконец осознал, насколько жестоко он подставился. Конечно, все это нужно еще доказать, что непросто. Он будет все отрицать, а никаких бумаг Великий князь не подписывал - дела делались очень аккуратно. Более того - даже в переписке преобладала иносказательная форма, позволяющая легко оправдаться. Но все равно, до конца быть уверенным в подобных вещах никогда невозможно. Мало ли?
        Куропаткин же старательно делал скорбно-печальный вид на лице и внимательно следил за игрой эмоций на лице Великого князя. А еще он сожалел, что не имеет никакой звукозаписывающей аппаратуры из будущего. Это было бы так удобно и своевременно…
        Глава 9
        25 МАЯ 1904 ГОДА, БЕРЕГ РЕКИ ЯЛУ
        Генерал Куропаткин прекрасно понимал, что оперативные сведения о противнике есть важнейшая информация. Без нее просто нереально принимать хоть сколь-либо адекватные решения. Поэтому, вернувшись в Ляоян после сражения на реке Ялу, озаботился созданием полевой армейской разведки. Как оказалось - ее не было. Мало того, она и не практиковалась, ограничиваясь рекогносцировкой[45 - Рекогносцировка - осмотр позиций противника в районе предстоящих боевых действий лично командиром (командующим) и офицерами штабов для получения преимущества и принятия решения.] и работой с агентурой.
        Конечно, через дружественных китайских купцов удалось довольно быстро наладить поступление некоторых сведений как из Кореи, так и занятой японцами Маньчжурии. У хорошего купца везде есть свои глаза и уши, но, как правило, недостаточно компетентные в военном деле и излишне осторожные. Коммерческий интерес увидят и поймут, а с опасными делами могут и испугаться связываться. Куропаткину же требовались диспозиция японских частей, от полка и выше, их состояние и маневр. Для чего требовался совсем другой уровень работы.
        Казаки охотно откликнулись на призыв сформировать «охотничьи команды». Недели не прошло, как первые два десятка таких отрядов выступили к противнику. Кто-то для скрытого наблюдения, кто-то для ловли «языков», кто-то для диверсий на коммуникациях. Безусловно, «колхоз» и импровизация, но времени на раскачку у генерала просто не имелось.
        Один из таких отрядов возглавил незабвенный Семен Михайлович Буденный, проходивший на Дальнем Востоке сначала срочную службу. Формально-то это, фактически отделение Семену давать не хотели. Не дорос еще. Но Куропаткин, знакомясь с личным составом выборных, легко узнал этого колоритного мужчину. А потом и какие-то фрагменты из биографии припомнил. В годы Первой мировой войны тот проявлял свои лучшие качества именно в такой вот дерзкой работе. О том, какой из Семена командир армии, шуток ходило много как в советское время, так и позже. Но личную храбрость, решительность и находчивость в годы Империалистической войны не ставил под сомнение никто. Так что Куропаткин доверился этой рекомендации и волевым решением поставил молодого мужчину командиром самого маленького отряда. А потом, на личном инструктаже, поставил перед ним очень сложную и непривычную задачу…
        И вот пятнадцать казаков аккуратно прошли по «сопкам Маньчжурии», крадясь и избегая лишних глаз. Конечно, Куропаткин выгреб для своих армейских разведчиков лучшее, что имел на складах, выдав и швейцарские пистолеты[46 - Речь идет о пистолетах системы Борхарда-Люгера, принятых в 1900 году на вооружение швейцарской армии. Вопреки мнению в советской историографии отличались высокой надежностью, а также такими качествами, как точность боя, удобство хвата.], и австрийские карабины[47 - Речь идет о карабинах Kavaliere Repetierkarabiner M.95 образца 1895 года системы Манлихера. Отличался высокой скорострельностью, надежностью, точностью боя и удобством, как и прочие системы Манлихера от 1895 года. Эта система прославилась тем, что стала желанным трофеем в русской армии времен Первой мировой войны.], и много чего другого. Но обошлось без стычек. Японцы, вероятно, просто не ожидали подобной выходки.
        Прислушавшись и убедившись, что все тихо, Семен спешился и осторожно выглянул из-за холма. Перед ним открылся прекрасный вид на мост, охраняемый больше для вида. Ведь для японской армии - это тыл. Враг далеко. А здесь - тихо и спокойно. Разве что хунхузы шалят немного, но на солдат они стараются не нападать, ибо чревато.
        Прильнув к биноклю, он постарался как можно лучше изучить обстановку. Биноклю! При его чинах такое чудо техники не полагалось. Но это там - в полку. Сейчас же он был командиром разведывательного отряда. Вот биноклем и снабдили.
        Несмотря на очень слабую охрану, Семену было очевидно - без шума тут не пройти. Даже ночью. Грузовой поток шел постоянно, и караул, пусть и немногочисленный, был вполне в тонусе.
        Он отполз чуть ниже на обратный скат холма и, вытащив из планшетки карту, уставился на нее, силясь разобраться. Давалось, но непросто. Непривычное это для него дело. Потом он сделал пометки в блокноте, где вел журнал боевых действий отряда по требованию Куропаткина. Никакой практической ценности охрана моста не несла, однако, следуя инструкции, Семен тщательно зафиксировал ее количество и расположение. После чего вернулся в седло и вместе со своими людьми отправился к бродам. Тем самым, где японцев встретили русские пулеметы.
        Здесь никого из военных не было. Да и зачем? Хороший мост под боком. Какой смысл пользоваться бродами? Как эрзац-средство - пойдут, но не более того.
        Оставив наблюдателей, Семен приказал всем отдыхать. Да и сам прикорнул. Перед делом требовалась свежая голова.
        Как окончательно стемнело, выступили.
        Один боец остался на стоянке с лошадьми, а остальной отряд, форсировав реку, отправился в город Ичжоу. Сначала вброд, а потом на рыбацкой лодке, что увели в островной деревушке.
        Буденному очень хорошо описали сам городишко и место, где стоял штаб японской армии, так что найти его даже в темноте оказалось несложно.
        Отряд Буденного действовал дерзко.
        Выйдя к городу, он построил своих людей и те, организованной колонной «по двое», пошли за своим командиром. В темноте толком и не разобрать, кто там идет. Уличного освещения нет. Так - кое-какие отблески местами из окон. Люди вроде бы в форме идут, уверенно и открыто. Свои. Кто же еще себе такое позволит? Посему разведчики удостаивались лишь редких сонных взглядов, да и то - не всегда. А местные жители, например, так и вообще старались сразу испариться с дороги от греха подальше.
        Так и дошли до штаба армии.
        Резкий рывок - и двое часовых, откровенно дремавших на своем посту, тихо оседают убитыми. Взмахи бебутов[48 - Бебут - один из основных типов кавказских кинжалов, весьма популярный в армейской и казачьей среде Имперской России конца XIX - начала XX века. В 1907 году он был даже принят на вооружение.] не оставили им шансов. Тела аккуратно придерживаются, чтобы не падали слишком громко. А потом затаскиваются внутрь. Туда, куда с клинками наголо уже ворвались другие бойцы.
        Те немногочисленные люди, что находились в столь поздний час в штабе, сопротивления не оказали. Двух минут не прошло, как все легли тихо и аккуратно. Без единого выстрела. Что и неудивительно - во сне не очень-то и повоюешь.
        Спешный обыск. Карты и документы отправляются в сумки. Никаких сейфов здесь не было. Да и откуда? Никто не ожидал подобных выходок, даже охрану больше для вида держали. А шкафы на простеньких запорах не выдерживали решительности крепких, здоровых мужчин. Так что уже через пятнадцать минут после нападения все было кончено и можно было отходить в расположение Маньчжурской армии…
        Утром следующего дня генерал Куроки с раздражением пнул все еще дымящуюся головешку.
        - И как это понимать? - поинтересовался он у дежурного офицера, указывая на сгоревшее ночью здание штаба.
        - Пожар, - развел он руками, не зная, что ответить.
        - Сам вижу, что не наводнение. Ты можешь объяснить, почему часовые оказались внутри? Почему никто не смог выбраться?
        - Я… - начал было говорить офицер, но осекся, не понимая, что в такой ситуации нужно говорить.
        - Ладно, - махнул генерал рукой, видя, что ничего не добиться. Да и что дежурный может рассказать? Отвечать-то точно кто-то будет. Но это после разбирательства. Сейчас же это все не имело смысла.
        Отвернувшись от раздражающей его «морды лица», генерал заметил бегущего к нему вестового.
        - Что случилось? - строго спросил он, когда тот остановился и начал хватать ртом воздух.
        - Господин Гамильтон пропал, - наконец, отдышавшись, произнес вестовой.
        - Что?! - воскликнул генерал и решительно зашагал к своей коляске. Слушать этого посланца не было смысла. Все равно слова переиначит. Достаточно и общего смысла.
        Возничий ударил хлыстом, и лошадь пошла рысью практически с ходу. Медлить было нельзя. Начальство не в том настроении.
        - Что здесь произошло? - холодно осведомился генерал, подъехав к дому, в котором размещался на постое военный агент Великобритании при его армии - Ян Гамильтон.
        - Ночью приходили казаки, - хмуро произнес офицер. - Этих порубили. Хозяев дома связали, заткнув рот кляпом. Англичанина утащили с собой. Живым.
        Генерал Куроки Тамэмото поиграл желваками, но промолчал, буравя взглядом тела погибших. Для него стала ясна картина произошедшего ночью. Во всяком случае, в общих чертах. Рейд казаков. Нагло. Дерзко. И результативно. Но главное - похитили английского военного агента, что состоял при нем. Унизительно и неудобно, ибо знал тот слишком много…
        Глава 10
        26 МАЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Обновленный Куропаткин в свои пятьдесят шесть лет старательно демонстрировал немалый интерес к женскому обществу. С умыслом, разумеется. И вел себя словно в анекдоте - седина в бороду, бес в ребро.
        Китайские друзья довольно легко и быстро вычислили в своей среде собственно японцев, а также тех, кто на них работал. Это для европейцев, едва прибывших на Дальний Восток, большинство азиатов были на одно лицо, а для них не составило большого труда проделать эту работу. Тут и факторы внешности, и воспитания, и поведения, и культуры. Шила, как говорится, в мешке не утаишь. Да японцы и не готовились к тому, что им будут противодействовать китайцы, иначе действовали бы совсем по-другому. Но не суть. Главное, что сдавать настоящих шпионов и их конспиративную сеть в заботливые руки СМЕРШа по факту его образования Куропаткин не спешил. Да и зачем? Это ведь такие перспективы! Ему вполне хватало ума, чтобы понять - такими вещами нужно пользоваться. Не каждый раз выпадает такой шанс.
        И вот, реализуя свой план, генерал стал наведываться к одной одинокой даме, старательно оказывая ей знаки внимания. Молодая, ухоженная и весьма симпатичная «вдова» Ли Вэй, если верить ее легенде, переехала на север после смерти ее мужа. Свободно говорила на русском, умела недурно петь и вообще - располагать к себе. Прибыв в Ляоян, она легко влилась в местный «свет» и «торговала лицом», стараясь привлечь на эту наживку кого-то из высокопоставленных офицеров. Оптимально - великого князя. Но не срослось, тому восточные девушки оказались не по душе, да и знать он ничего толком не знал. А вот Куропаткин ее заинтересовал, тем более что тот явно давал понять, что охвачен душевной страстью ну или чем-то вроде этого.
        Ли Вэй не была по легенде проституткой, поэтому требовалось соблюсти хотя бы видимость романа. Куропаткину это было несложно - с одной стороны, приятно, с другой стороны, полезно. Да, в столице его ждала супруга. Но на какие только жертвы не пойдешь ради дела? Особенно если они столь приятны и симпатичны. Впрочем, Алексей Николаевич подошел к делу творчески. Он старательно играл «старого солдата, который не знает слов любви». Получалось забавно. Во всяком случае, даме было приятно такое неловкое и топорное, но старательное ухаживание генерала. И это явно чувствовалось. Да, работа, но, согласитесь, неплохо, когда она приносит приятные эмоции и впечатления.
        Так или иначе, но уже через пару недель платонических воздыханий эта парочка стала уделять время и менее возвышенным вещам. А их отношения стали приятными во всех отношениях. В этом деле, конечно, Куропаткин не мог похвастаться особыми успехами в силу возраста и здоровья. Но он старался, опираясь на богатый жизненный опыт фактически двух жизней. Да и сексуальная революция XX века не прошла для него бесследно. Цель стараний была проста - юная особа должна была понять, что генерал всецело расположен к ней и душой, и сердцем, и кое-чем еще. Словом, Алексей Николаевич старательно вел себя как «влюбленный старый пенек».
        И вот, во время вчерашней встречи, он сообщил ей с грустью прискорбное известие - вскоре ему нужно будет отъехать по делам. Куда? О! То большой секрет! Армия Куроки ведет себя очень нерешительно, опасаясь атаковать и теснить весьма скромные силы русских под Ляояном. Поэтому он планирует перебросить бо2льшую часть своих сил на юг, чтобы ударить в спину войскам, высадившимся на Ляодунском полуострове. Но милая Вэй может не переживать. Это не затянется надолго. Он быстро разобьет врага и прилетит к ней на крыльях любви в самые кратчайшие сроки.
        Сказал, а потом нарочито стал дразнить ее, видя, как ту охватило явное возбуждение. Но не просто так, а продолжая линию поведения «старого дурака», давая понять, будто тоже будет переживать расставание, пытался успокаивать и все такое. Даме от этого становилось только хуже. И он старался все больше, накручивая ее еще сильнее. Так что бедняга держалась едва-едва.
        Наконец наступило утро.
        Куропаткин отбыл по делам службы, пообещав не оставлять ее одну надолго. Отчего ее едва не скрутило. Он ей был весьма приятен, но его эта ее навязчивость в последние часы довела практически до исступления. «Хитрый Джан» это заметил, но никак не отреагировал. В конце концов никаких иллюзий относительно дамы у него не было - Алексей Николаевич изначально знал о том, кто она такая.
        Ли Вэй выскочила на улицу практически следом за генералом, направившись по связным для экстренной передачи депеши своему руководству. Даже ее невеликих представлений о военном деле вполне хватало, чтобы понять - удар русской армии в тыл войск генерала Оку может привести к катастрофе.
        Дама старалась не задерживаться, зная, что «старый пенек» может вернуться удивительно быстро. Однако, когда она вошла в гостиную, он уже сидел там, рассматривая ее своим цепким, холодным взглядом.
        - Ты так быстро вернулся… - поджав дрогнувшие губы, произнесла она. - Я… думала, что тебя ждут дела службы.
        - Дела бывают разные, - чуть пожав плечами, ответил генерал. - Ты, я полагаю, уже подышала свежим воздухом?
        - Я? Да. Тут так душно, - произнесла она и опустила свой взгляд на пистолет, что Куропаткин небрежно держал в руке. Это было очень странно. Он никогда не доставал оружие в ее присутствии. А тут - не только извлек, но и навел на нее.
        - О, не бойся, - кончиками губ улыбнулся генерал. - Это просто мера предосторожности. Мы ведь оба знаем, куда и зачем ты ходила. Ведь так?
        - Я не понимаю тебя.
        - Серьезно? Хм. Знаешь, какой вопрос волновал меня все время нашего знакомства?
        - Какой?
        - Мне было безумно любопытно, как тебя на самом деле зовут.
        - Меня? Алекс, что на тебя нашло?
        - Не надо, - небрежно отмахнулся генерал свободной рукой, впрочем, не отводя пистолета. - Мы оба играли роли. Не без удовольствия. Это глупо скрывать. Во всяком случае, с моей стороны. Но весь этот фарс пора заканчивать. Я знаю, кто ты и на кого работаешь. И знал с первого дня нашего знакомства.
        Дама открыла рот и закрыла, не проронив ни звука. Ей было нечего сказать. После чего, прислонившись к стенке, медленно стекла на пол. Да так и застыла, безвольно распластав руки.
        - Ты меня повесишь? - после пяти минут напряженной тишины спросила она.
        - Зачем? - удивленно повел бровью Куропаткин. - К тебе у меня претензий нет. Насколько мне известно, ты передала всего три депеши. Я их читал. Ничего особенно интересного там не было. Просто отчет о работе и факт романа со мной. Даже гадостей про меня не написала. Мало того, я даже тебе благодарен. Ты помогла нам вскрыть всю агентурную разведывательную сеть в Ляояне.
        - Вчера ты меня специально дразнил? - едва слышно поинтересовалась юная особа.
        - Да. Мне было интересно, решишься ли ты меня убить или нет. Ведь из-за моей опеки ты затруднялась в передаче важной информации и, если честно, я удивлен. Твои соотечественники уже убили столько наших офицеров. На меня покушения устраивали. Великого князя живьем сожгли…
        - Я к этому непричастна!
        - Верю. Но ты японка и ведешь разведку в интересах своей страны. Кто знает, как далеко зайдет твой патриотизм и какие приказы ты получала.
        - Тогда почему? Зачем ты проводил эти дни со мной? Это неразумно! Зачем ты так рисковал? Ты ведь мог поручить это дело кому-то из своих заместителей.
        - Ты мне понравилась, - глупо улыбнувшись, ответил генерал. - И да, согласен, этот поступок совершенно неразумен. Впрочем, это добавляло остроты в наши отношения.
        - И что теперь? - после новой долгой паузы спросила юная особа.
        - Ничего. Живи как живешь. Связных твоих, кстати, я нейтрализую. Когда все завершится, мы начнем аресты под разными надуманными предлогами. Неуплата налогов, хулиганство или еще что. А ты пока посидишь «с мигренью» под присмотром моих людей. Ты милая и приятная женщина. Я бы не хотел, чтобы ты совершила какой-нибудь опрометчивый поступок, заставляющий тебя казнить. Я не хочу с тобой так поступать.
        - Ясно… - глухо и бесцветно ответила молодая женщина.
        - Как тебя на самом деле зовут?
        - Какая тебе разница?
        - Уважь старика.
        - Юми.
        - Хорошо, Юми, - мягко произнес Куропаткин. - Я очень рад нашему знакомству. Я буду помнить тебя. Несмотря на обстоятельства, мне было очень приятно и радостно проводить с тобой время. Жаль, что все это была лишь игра…
        После чего он вышел, оставил ее одну в комнате.
        Дело было сделано. Японское руководство должно было получить горячую и провокационную депешу от одного из своих агентов.
        Часть 2
        Тараканьи бега
        В любой игре всегда есть соперник и всегда есть жертва, вся хитрость - вовремя осознать, что ты стал вторым, и сделаться первым. Кинофильм «Револьвер»
        Глава 1
        1 ИЮНЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Обстановка в Маньчжурии стремительно накалялась. Внешних признаков к тому не было, но Куропаткин твердо знал - донесение Юми должно было спровоцировать натуральный «снежный ком».
        И вот почему.
        Апрельское сражение на реке Ялу поставило японское командование в весьма замысловатую позицию. Слишком несоразмерными и неожидаемо большими оказались потери как в личном составе, так и в расходе боеприпасов. Не к этому они готовились, не этого ожидали. Конечно, в масштабах всех привлеченных сил несколько тысяч убитых и раненых не выглядели катастрофично, но все одно - вызывали озабоченность. Своего рода первый звоночек.
        Во время сражения за Цзиньчжоу[49 - Цзиньчжоу - важный город в основании Квантунского полуострова.] ситуация только усугубилась.
        Новое командование Квантунского укрепленного района, оказавшееся «на коне» после гибели Стесселя со товарищи, проявило много рвения в желании не допустить врага в глубь территории. Даже слишком много. Что смутило умы всех посвященных людей в Токио, которых в свое время что англичане, что союзники в России убеждали, будто все пойдет в ином ключе. Четыре дня шло сражение у Цзиньчжоу. Четыре![50 - В нашей реальности сражение у Цзиньчжоу заняло несколько часов. Оборонительные бои велись силами одного полка, в то время как основные силы, под командованием Фока, находились в 5 -10 км к югу и в бой так и не вступили. Но Стессель погиб, как и его команда в лице того же Фока, поэтому генерал-лейтенант Смирнов смог провести оборонительный бой у Цзиньчжоу много крепче.] И русские войска отошли только после того, как по их позициям начала работать крупнокалиберная корабельная артиллерия. Из тридцати пяти тысяч личного состава 2-й японской армии генерала Оку в строю осталось чуть больше двадцати тысяч. Остальные - убиты или ранены. Войска Квантунского укрепленного района тоже понесли тяжелые потери, но не
только сохранили боеспособность, но и отошли к порту Дальний, где стали укрепляться, стремясь превратить его в важный центр обороны.
        Вторая японская армия генерала Оку потеряла возможности проводить наступательные операции в ближайшие недели. А 1-я армия - пока ее так и не приобрела. Генерал Куроки прекрасно понимал, что если бы не корабельная артиллерия, то у Цзиньчжоу Оку не сбил бы русских с их позиций. А ведь тот имел двукратное превосходство в живой силе и трехкратное в артиллерии. Под Ляояном кораблей не будет, поэтому рассчитывать нужно будет только на себя. Следовательно, наступление не имело смысла без концентрации по меньшей мере трехкратного численного превосходства. О чем он в Токио и писал. И там разделяли его опасения. Однако генерал Оку находился в весьма печальном положении. Деморализованные войска, понесшие чудовищные потери, были не готовы к драке. Да и нечем им было биться, так как японцы израсходовали практически все боеприпасы, что имелись «на руках» в армии. А новых пока не подвезли. Так что войска Оку могли полноценно сражаться не более суток. Да и то - с натягом.
        Да, стратегически Япония пусть с трудом, но выигрывала, оттесняя русских. Но это получалось явно сложнее, чем ожидалось. Конечно, заявленный Куропаткиным маневр выглядел довольно рискованным делом. Но в Токио отлично понимали, что войска Оку слишком истощены для нормального сопротивления. И это создавало критически опасный момент для всей компании в целом. Риск был, но обоюдный. Поэтому донесение Юми должно было лечь на весьма благодатную почву терзаний и опасений Генерального штаба вооруженных сил Японии. А Куропаткин, в свою очередь, помогал им принять нужное решение, имитируя подготовку к стремительному фланговому удару. Прежде всего это касалось сферы транспорта. Те два человека, что трудились на железнодорожном узле Ляояна, шпионя в интересах Японии, были привлечены к работам по накоплению и подготовке подвижного состава. Секретность в этом деле соблюдалась в стиле Полишинеля. Весь город был охвачен ажиотажем! Даже в рюмочных и пивных обыватели обсуждали предстоящее дело. И более того - в «Маньчжурском листке»[51 - Куропаткин наладил выпуск еженедельной эрзац-газеты «Маньчжурский листок», в
которой занимался ненавязчивой политинформацией, подаваемой в формате интересных историй с фронтов, плюс разнообразный развлекательный контент: анекдоты, шутки, забавные рассказы и так далее и тому подобное. Почему в таком формате? Потому что он не вызывал отторжения у личного состава. Ведь действительно работающая пропаганда должна быть умной и скрытой. Чем меньше людей догадываются, что они читают «промывку мозгов», тем легче они моются.] не явно, но в контексте подаваемых материалов можно было догадаться о предстоящем деле.
        Что собой представляла Маньчжурская армия к 1 июня 1904 года?
        Куропаткин ее существенно реорганизовал. Опираясь на вынужденно облегченные штаты, он скомпоновал четыре корпуса: три пехотных и один кавалерийский. И если пехотные соединения могли тянуть на какое-то подобие корпусов, то в подчинении Ренненкампфа была, по сути, усиленная дивизия, числящаяся корпусом только из-за вежливости. Да и то условно. Куропаткин и так генерал-майора Ренненкампфа оказался вынужден назначить исполняющим обязанности командира корпуса, желая подтянуть в звании позже. Слишком уж много желающих со связями и влиянием претендовали на эту позицию…
        В Маньчжурской армии наличествовало четыре корпуса. Казалось бы - внушительная сила! Однако личного состава в них имелось всего шестьдесят две тысячи человек. Да большим войскам и неоткуда было взяться. Ведь сам генерал Куропаткин бомбардировал императора и военного министра требованиями слать как можно больше пушек, пулеметов и снарядов с патронами, а не солдат, ссылаясь на сложности со снабжением имеющихся и «снарядный голод». За эти полтора месяца, что генерал сел «за письма» в военном министерстве и ГАУ, уже крепко поселились панические настроения, грозящие сорваться в открытую истерику. «Нет патронов!» - писал Куропаткин. «Срочно вышлите патронов! Солдатам нечем стрелять!» Ну и так далее. Причем делал это генерал как в формате посланий панибратского толка, так и развернутых формальных докладов, опирающихся на «опыт современных боевых действий». Почему настроения были паническими? Потому что Алексей Николаевич указывал на необходимость в пятнадцать-двадцать раз увеличить нормы расхода боеприпасов. Дескать, плотность современного огневого взаимодействия много выше прежних лет. А никто к этому
готов не был. Вообще.
        Поэтому военное министерство выгребало «все, что нажито непосильным трудом» с армейских складов в центральных регионах России. Понятно, что для «трехдюймовок» снарядов практически не имелось в масштабах, потребных генералом. Так что в Маньчжурию уезжали артиллерийские системы образца 1877 года, но с великим множеством боеприпасов. И так далее, и тому подобное. Все это привело к тому, что к 1 июня 1904 года под Ляояном Куропаткин под своей рукой сосредоточил небольшую, но очень крепко вооруженную армию[52 - 62 тысячи солдат и офицеров, 521 орудие, 122 пулемета (72 системы Colt-Browning, остальные - максимы), 710 самозарядных винтовок Мондрагона, 1520 самозарядных пистолетов Маузера и Люгера, винтовки разнообразные, современных систем около 80 тысяч (с запасом). А также патроны, снаряды и ручные гранаты в достатке.], сытую, одетую и обутую, а также нормально заселенную в спешно возведенные землянки.
        Он и его люди были готовы к грядущему сражению. Оставалось только ждать. Ну и занимать себя хоть чем-нибудь, чтобы не бегать от волнений по потолку. Например, фиксировать в дневнике полезные заметки и советы. С фактом своей неотвратимой смерти в ближайшие недели он смирился и теперь пытался успеть сделать как можно больше. Вот все, что лезло ему в голову, генерал и фиксировал на бумаге, в адаптивном виде, разумеется. Песню вспомнил? Записал, слегка поправив, пусть и не всегда складно. Схему? Зарисовал. Какие-то заметки по технике и тактике, по пропаганде и экономике… Все, что мог выдать его разум, цепляющийся за знания XX и XXI веков. Обрывочно и бессистемно, но не суть. Главное, чтобы было. Авось потомки разберутся.
        Вот за такими изысканиями его и застала неожиданная новость.
        - Ваше превосходительство, - произнес адъютант, заглядывая после стука в кабинет.
        - Что-то случилось?
        - Там пришли три человека. Просят принять. Говорят, что вы их пригласили.
        - Как представились?
        - Иосиф Джугашвили, Александр Сванидзе и Симон Тер-Петросян.
        - Иосиф? - вскинув брови, переспросил генерал, проигнорировав остальных. Вот кого он не ждал. Просто удовлетворил свой зуд, написав то послание, и забыл про него, ни на что не надеясь. - Они сдали оружие?
        - У них его и не было.
        - Досмотрели?
        - Досмотрели, хотя они и возмущались. Но не сильно.
        - Хорошо. Пусть проходят. И распорядитесь чаю подать и чего-нибудь к нему.
        Секунд двадцать ожидания.
        И вот открывается дверь и в нее входят три человека, следуя за адъютантом. Усатого друга всех физкультурников Куропаткин узнал сразу и едва сдержался от того, чтобы не вздрогнуть. Все-таки личность легендарная.
        - Здравствуйте, проходите, располагайтесь, - подавив волнение, произнес генерал. - Не ожидал, признаюсь. Думал, что вы не откликнетесь. Но рад.
        Джугашвили внимательно посмотрел на генерала, но промолчал и сел. За ним последовали его спутники.
        - Вы, наверное, удивлены, что я к вам обратился?
        - Да. Это било неожиданно, - ответил с легким акцентом Иосиф, выдавая тем свое волнение.
        - Мы не думали, - продолжил Симон, - что армейский генерал знает о нас и наших делах. Вы тайно состоите в РСДРП? Или, может быть, в какой-то иной партии?
        - Нет, - с улыбкой ответил генерал. - Чтобы не было недопонимания, сразу проясню. Дело в том, что всякие социалистические движения, как в России, так и за ее пределами, не являются тайными или хоть сколь-либо законспирированными для властей. Например, у нас и полиция, и жандармерия прекрасно осведомлены о составе и роде деятельности членов РСДРП, имея там своих людей на руководящих постах.
        - Что?! - нервно переспросили они все хором.
        - Это звучит удручающе, но факт. Не будем трогать вашу партию, чтобы не задевать за живое. Возьмем социалистов-революционеров… эсеров. Вам известен такой персонаж, как Азеф? Евно Азеф?
        - Конечно, - кивнули они.
        - Большая часть хорошо осведомленных людей знают, что он двойной агент. С одной стороны, служит в полиции, являясь секретным сотрудником, с другой - входит в руководящие органы боевого крыла эсеров, - произнес Куропаткин, сделав паузу. Судя по лицам троицы, они не относились к «хорошо осведомленным» людям. - Но на самом деле он человек одного из великих князей и действует только в его интересах. Удобный инструмент для устранения неугодных людей, позволивший превратить боевое крыло эсеров фактически в частную гильдию убийц. Большинство обывателей считают эсеров бешеными собаками, что оставляет за кадром мотивы и причинно-следственные цепочки их поступков. Очень удобно. Впрочем, я бы не советовал вам сильно о том распространяться. Евно изрядно нервничает относительно своей репутации.
        - А вы не боитесь нам об этом говорить? - поинтересовался, прищурившись, Иосиф.
        - Нет. Он и так за мной придет, - пожал плечами Куропаткин, вызвав легкое удивление в глазах троицы. - Я играю в ту игру, откуда живыми обычно не выбираются. Впрочем, вас она не касается.
        - Вас послушать, так и нет среди высшего руководства социалистических партий самостоятельных фигур, - недовольно фыркнул Александр Сванидзе.
        - Так и есть. Все из них работают на кого-то. Либо на правительства, либо на отдельные группировки. И совсем не обязательно, чтобы тот или иной лидер работал на одного нанимателя. Вы читали Карло Гольдони «Слуга двух господ»? Почитайте. Этими Труффальдино из Бергамо практически все забито в верхах политических партий. И чем радикальнее и глубже в подполье, тем веселее.
        - Как-то все скверно выходит… - хмуро покачал головой совершенно помрачневший Иосиф.
        - Почему скверно? Это обычный пласт изнанки политической жизни, неизменный и насквозь ординарный, что сейчас, что пятьсот лет назад. Обычное «грязное белье» реальности. Идеалисты редко бывают самостоятельны. Из-за особенности взглядов на жизнь они постоянно оказываются под влиянием более циничных и практичных людей, использующих их в своих интересах. Возьмем недавнюю Парижскую коммуну 1871 года. Вы никогда не задумывались, почему она образовалась столь своевременно?
        - Своевременно для чего? - уточнил Симон.
        - Для того, чтобы обрушить тыл и усугубить тяжелое положение на фронте. Из-за революции в тылу Франция не просто проиграла, а была разгромлена на голову и оказалась вынуждена выплатить огромную контрибуцию. Ту самую, благодаря которой в Германии начался мощный экономический подъем. Кроме того, Франция, уверенно конкурировавшая с Великобританией по линейным силам флота, потеряла все свои позиции в этой сфере. Кроме того, именно благодаря столь своевременной коммуне во Франции начался всеобщий упадок, декаданс, что отбросил ее на многие годы назад в плане экономического, политического и общественного развития.
        - Почему вы считаете, что это было кем-то инспирировано?! - возмутился Симон.
        - Я не считаю, а твердо знаю. Разведка России не такая уж и беспомощная, хотя и похуже иных. Когда я занимал пост военного министра, то прекрасно был осведомлен о том, что происходит в этой плоскости боевых действий. Да-да, друзья мои, это именно боевые действия. Еще один фронт.
        Наступила вязкая пауза. Что Джугашвили, что его спутники задумались о том, что им только что рассказал генерал…
        - Что вы хотите от нас? - чуть нервно поинтересовался Тер-Петросян.
        Куропаткин обвел их взглядом и не сдержал мягкой улыбки. Считай юнцы. Иосифу было двадцать пять, Симону - двадцать два, Александру - семнадцать. Неизвестно, поверили они ему или нет, но зерно сомнения генерал, безусловно, в них посадил. Как там пел Градский? Мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли? Для молодых мужчин - вполне естественная реакция. Измену вообще сложно простить, даже в зрелом возрасте. Оставалось лишь закрепить результат. Зачем? Куропаткин не знал. Просто хотелось.
        - Мне нужны люди, для которых благополучие простых солдат не пустой звук. Солдат - то есть вчерашних крестьян и рабочих. Я хочу, чтобы вы варились в их среде, смотрели, слушали и сообщали мне обо всех серьезных перегибах на местах. Например, по армии издан приказ, запрещающий рукоприкладство старших чинов. Иногда распускать руки вполне разумно, но в большинстве случаев - глупость и вредительство. Кто пойдет в бой за командиром, которого ненавидит? Кто будет уважать офицера, который ведет себя с подчиненными как со скотами?
        - Только это?
        - Не только. Мне нужно знать, чем живут солдаты, с какими проблемами сталкиваются, чтобы оперативно их устранять. Каждый солдат - это прежде всего человек. И я не хочу, чтобы с ним обращались как со скотом.
        - Какие у нас будут полномочия?
        - Я выпишу вам мандаты комиссаров по особым поручениям штаба армии с личным подчинением мне. Формально - полномочий не будет. Но фактически - мало кто откажет вам в содействии. Почему не хочу давать юридические полномочия, надеюсь, понятно? Нет? Потому как нет чина. По итогам вашей работы я постараюсь пробить через императора новую службу и новые должности. И, если получится, не только для армии. Без обратной связи с народом нам не обойтись. Ибо он настоящая опора любой державы. Эта связь сейчас потеряна, и я считаю, что ее пора возрождать. Впрочем, у меня пока только общее понимание вопроса. Нужно наработать статистику, опыт, понять форматы взаимодействия. Вам я и хочу поручить это дело… - произнес Куропаткин и замолчал, внимательно отслеживая реакции собеседников.
        Он лукавил. Не сильно, но лукавил.
        В чем была основная задача генерала? Правильно. Хоть как-то пристроить людей. Он ведь не верил, что они таки явятся, а потому и не готовился. Вот и импровизировал на ходу, пытаясь слепить хоть какой-то вариант. Не выгонять же их, ссылаясь на то, что он еще не придумал, чем их занять? Кем он их видел? Да комиссарами и видел, только не при командирах, а при солдатах. То есть Алексей Николаевич, сам того не понимая, фактически возобновлял в их лице институт военных комиссаров в том виде, в котором он и возник в Италии в XVI веке…
        Глава 2
        7 ИЮНЯ 1904 ГОДА, ОКРЕСТНОСТИ ЛЯОЯНА
        Генерал Куроки упирался как мог, но приказ есть приказ.
        И вот в районе обеда 7 июня 1904 года 1-я японская армия вошла в огневой контакт с Маньчжурской армией генерала Куропаткина. Ну как вошла? Начала вялый обстрел позиций, подтягиваясь и накапливаясь.
        Ситуация для японцев была довольно неприятной.
        Да, под Ляояном русские сосредоточили около шестидесяти двух тысяч человек, а в руках Куроки находилось сто двадцать тысяч. Расстарались в Токио, подтянули все возможные резервы из Кореи да ударно перебрасывали подкрепления с островов. Но Куроки твердо знал - его армия не готова штурмовать русские позиции. Заблокировать - да. Но не штурмовать. Впрочем, приказ от него и не требовал непосредственно штурма. «Связать боем все силы, не позволив ударить Оку в спину». Легко сказать «связать боем». Но хорошо хоть не натиск и штурм. Генерал считал требование командования самоубийственной глупостью и паникерством. По его мнению, генерал Оку, при поддержке флота, способен довольно легко удержать свои позиции без поспешных действий 1-й армии. Поэтому и решил действовать очень осторожно, используя неточности формулировок приказа. Связывать боем ведь можно по-разному…
        Сразу после начала канонады Куропаткин прибыл на замаскированный наблюдательный пункт, чтобы лично оценить обстановку.
        Тихое, чистое предполье. А вокруг траншей встают султаны земли и вспухают облака от шрапнели. Но там нет солдат. Еще до начала боя, заметив японцев, генерал распорядился вывести защитников во вторую линию траншей по специально прорытым и не наблюдаемым с фронта проходам.
        - Что докладывали разъезды? - поинтересовался Алексей Николаевич у начальника штаба, прибывшего вместе с ним.
        - Это авангард. Основные силы только подтягиваются.
        - Далеко оторвались? - оживился генерал.
        - Нет, - обломал его наступательные порывы начальник штаба. - Армия растянулась относительно равномерно в этой степи. Есть бреши, но в случае нападения передовые части легко отступят на соединение.
        - Ясно, - хмуро кивнул Куропаткин. - Что-то еще?
        - Пока нет.
        - Известите воздухоплавательный батальон[53 - В реальности 8 апреля 1904 года была сформирована сибирская воздухоплавательная рота, а 8 июля 1904 года еще и восточносибирский полевой воздухоплавательный батальон. Куропаткин ускорил этот процесс, получив полноценный батальон с наблюдательными аэростатами уже 12 мая 1904 года.] - начинаем круглосуточное дежурство. Все в оговоренном формате. Доклад в штаб каждый час.
        - Есть начать круглосуточное дежурство силами воздухоплавательного батальона, - козырнул начальник штаба, после чего развернулся и запустил по этапу данный приказ, не только доводя его до ушей непосредственных исполнителей, но и запуская бюрократическую процедуру. Достаточно было и устного распоряжения. Однако генерал оказался удивительно последовательным бюрократом. Он не желал, чтобы его подчиненные сомневались в точности распоряжений и необходимости их выполнять, поэтому охотно генерировал «бумажки». Ему все равно, а им приятно. Да еще и формулировки можно подобрать такие, чтобы никаких разночтений и недопонимания не получалось. При всем желании. В минувшей жизни гость, подселившийся в Куропаткина, сталкивался много раз с удивительно невразумительными текстами приказов и распоряжений. Наелся. Даже аллергию заработал. Вот и претворял в жизнь свою мечту. Ему-то что? Брать ответственность на себя он не боялся. Все равно помирать не сегодня, так завтра. Поэтому он стремился к предельной ясности, четкости и однозначности.
        Один из новоиспеченных военных комиссаров практически постоянно находился при генерале. Смотрел. Слушал. Наблюдал. Иногда спрашивал. По просьбе самого Куропаткина, разумеется, чтобы быстрее войти в курс дел и понять особенность военной специфики. Офицерский корпус отнесся к нововведению неоднозначно. Кому-то это понравилось, кому-то нет. Однако противиться и оспаривать решение генерала никто не стал.
        Куропаткин бросил взгляд на позиции, на которых непрерывно рвались вражеские снаряды. Хмыкнул. И покосился на артиллерийского наблюдателя, который со специальным странным приспособлением на голове прислушивался к звукам выстрелов японских орудий. Конструкция была предельно проста - этакие две жестяные чашки, превращающие бойца в подобие Чебурашки, сосредоточенно ищущего друзей[54 - Речь идет о классических звукоулавливателях раннего периода ПМВ. Конечно, с такой базой определять направления до батареи сложно, но городить что-то лучше не было никакой возможности. Дело новое, неосвоенное и не до конца понятное для местных.]. Вон какое лицо напряженное.
        - Сто двадцать, - проронил наблюдатель, прислушиваясь.
        - Пост пять, азимут сто двадцать, - продублировал его слова в трубку телефона начальник наблюдательного поста. А где-то там на другом конце провода в уютном домике, что стоял в глубоком тылу, расположился штаб армейской артиллерии, принимающий доклады.
        К Маньчжурской армии удалось подтянуть не так много тяжелых орудий, чтобы применять их по старинке. Поэтому генерал Куропаткин решил серьезно модифицировать практику их использования. Куда стрелять тяжелым крепостным орудиям, коли цели не видно? Правильно. По счислению. Ради чего Алексей Николаевич выпросил у адмирала Алексеева пятерку артиллеристов из крепости Владивостока и от моряков. Далеко не самых лучших, разумеется. Но тут по кораблям стрелять не нужно, главное - чтобы умели внятно проводить счисления. Плюс-минус лапоть в этом деле был не так уж и важен, все равно накрывали площади.
        Получая сведения об азимутах, в штабе армейской артиллерии сопоставляли данные и вычисляли места возможного расположения орудий противника. И довольно быстро, надо сказать. Это был второй этап контрбатарейной борьбы. На третьем штабисты, зная дислокацию своих орудий и их характеристики, проводили счисление углов наведения и передавали готовые пакеты дальше, отделу управлению огнем. А тот, в свою очередь, находясь в живом соприкосновении с подчиненными, организовывал артиллерийский налет на выявленные позиции противника.
        Раз.
        И по выбранной точке отрабатывали два десятка крепостных «шестидюймовок». Довольно экономно. Снарядов-то не так много имелось для них[55 - Это для 87 - и 106,7-миллиметровых систем с боеприпасами было все хорошо. А вот для 152-миллиметровых орудий - жидко.]. Наверное, имело бы смысл и «четырехдюймовые» орудия задействовать для контрбатарейной борьбы, но Куропаткин не спешил раскрывать все свои карты.
        Завершив выезд на позиции, генерал направился в свой особняк.
        Снова накатили усталость и тоска. Он смирился с тем, что придется умереть в ближайшее время и все прекрасно понимал, но все равно - животные инстинкты пытались бороться с разумом. Какое у него будет будущее после всех тех дел, что он тут натворит? Стать личным врагом ряда великих князей - это приговор. И хорошо, если просто убьют, ведь могут сделать много хуже. Выхода не было. Вообще. От осознания этого факта хотелось выть и рычать, но генерал держался. Как там говорил Гоголь? «Уж если на то пошло, чтобы умирать, - так никому ж из них не доведется так умирать![56 - Эта фраза Тараса Бульбы из одноименного произведения, произнесенная перед своими бойцами в тяжелой обстановке.]»
        - Что с вами, ваше превосходительство? - осторожно осведомился адъютант, глядя на вновь посеревшее лицо Куропаткина. По штабу даже ходили слухи о каком-то недуге генерала. Дескать, держится, но слаб.
        - Устал. Просто устал, - чуть нервно ответил командующий. - Я пойду, попробую вздремнуть немного. Мыслю, японцы сегодня в атаку не пойдут. Но если что случится - смело будите. Дело превыше всего. Поняли?
        - Так точно, ваше превосходительство! Будить немедля в случае тревоги.
        - Правильно. Выполняйте, - кивнул Куропаткин и вошел к себе, прикрыв дверь.
        Оставшись наедине с собой, он вновь погрузился в тягостные мысли.
        Уже не первый день он так копался в себе. Не первый. А все почему? Раньше было просто. «Старый жилец» быстро осознал весь масштаб и тяжесть своей вины, поэтому не противился неминуемой смерти, считая ее достойным и справедливым наказанием. А рядом с ним в одном и том же теле сидел тот, кто уже умер. Да, в будущем. Но это мало что меняло. Какие он имел права на это тело? Так, пошалить немного, да и то - с позволения владельца.
        А пару недель назад пришло осознание проблемы - границы смазались, а личности начали смешиваться, сливаясь. И чем дальше, тем больше. Память объединялась, раскрывая новые подробности и смыслы, ранее недоступные. Да чего уж там? В голове генерала фактически родилась новая личность, которая хоть и осознавала преемственность материнских объектов, но считала себя самостоятельным и вполне независимым явлением природы, не желающим отвечать за дела, творимые предшественниками.
        Прояснилась и мотивация Куропаткина, ввергнувшая его в это грязное дело. Наивный доброжелатель? Отнюдь. Он был хитрым и ловким карьеристом с изрядными способностями и талантами. Как оказалось, Алексей Николаевич прекрасно понимал, на что шел. Хотя и не осознавал масштабов последствий, но кто это осознавал до Гражданской войны? Никто. Русские люди еще не окунулись с головой во всю эту грязь, а потому лелеяли в своих душах возвышенные ожидания от революции.
        Впрочем, Куропаткин, как это ни странно, и не стремился к революции как к самоцели. Для него это были средство, метод, инструмент. Внук крепостного крестьянина, он был чужд высшему обществу России. Выскочка. Прыщ, вскочивший на самом неудачном месте, раздражающий аристократию одним фактом своего существования. Да, он был нужен. Но не более того. Его вынужденно терпели, и то - с натяжками. Таких вот «прыщей» на теле империи потихоньку становилось все больше и больше, что не добавляло покоя аристократической верхушке. Конкуренцию никто не любит. Тем более там и тогда, когда конкурировать по-честному нет никаких возможностей. Высшую аристократию бесил один факт того, что ей придется делать над собой хоть какие-то усилия, чтобы сохранять свои позиции. Расслабились. Обленились. Заплыли жиром. А вот их конкуренты вгрызались зубами в свое будущее, что пугало и немало раздражало.
        К чему он стремился? Будучи никем по имени никто, оригинальный Куропаткин хотел войти в команду «своих людей», что крутились вокруг великих князей. Да, он рисковал карьерой. Но, со слов его «друзей», получал большие перспективы в будущем вплоть до обретения титулярного, а не просто наследного дворянства. Не сразу после войны, разумеется, а потом… Сейчас же, получив весьма циничное осознание реальности гостя из будущего, обновленный Куропаткин ясно понял - он ввязался в грязную историю, играя роль обычного расходного материала. Где-то хитрый и ловкий, он просто не смог противостоять своим амбициям и мечтам, удовлетворившись иллюзиями. Вот и попался. Глупо и очень наивно. От чего ему становилось стыдно, обидно, больно и одиноко.
        О да! Чувство одиночества возрастало с каждым днем.
        В Санкт-Петербурге остались его жена с малолетним сыном. Но тут вот какое дело было. Он ее не любил. Ни старый, оригинальный Куропаткин, ни тем более обновленный. Супруга представляла собой вздорную, нервную особу. Да, очень полезная женщина, ибо умела прекрасно договариваться, но жить с ней было крайне сложно. Сын? Да, он был важен. Наверное. Но Куропаткин так мало уделял ему времени из-за постоянной загруженности в делах, что практически не испытывал никаких чувств. Умом понимал - да, его сын. Но сердце никак не реагировало. И это наблюдалось еще до появления незваного гостя в теле генерала. Сейчас же он просто констатировал факт - у него где-то там за горизонтом есть биологический ребенок…
        С каждым днем, с каждым часом ситуация эта усугублялась. Новорожденная личность страдала от одиночества и чуждости окружающей ее действительности. А главное, ее дико раздражала необходимость умереть, но иного выхода из ситуации найти не удавалось. Слишком далеко все зашло. Впрочем, на людях генерал старался держать марку и не демонстрировать своего душевного состояния. Всегда бодрый и уверенный в себе командир. Образец для подражания. Так и только так! Иначе быть беде, что Куропаткин отчетливо понимал. Тащить с собой в могилу ни в чем не повинных людей он не желал.
        Два часа прошло. Сон никак не шел. Генерал прогулялся по комнате. Вышел в кабинет. Посидел, бессмысленно смотря перед собой. Попил воды. Лег на диван и, уставившись в потолок, запел песенку:
        - Выйду ночью в поле с конем. Ночкой темной тихо пойдем…
        Почему-то именно эта песня группы «Любэ» ему сейчас припомнилась. Грустная и, можно даже сказать, нудная. Но он с каким-то странным удовольствием ее затянул. Никогда бы не подумал, что он так удивительно помнил ее. Вплоть до слова и оттенка интонации. Голоса у Алексея Николаевича не было, как и подходящих навыков для пения. Но разве это кого останавливало, если наедине с собой захотелось помычать чего? Вот и его не остановило. Столько всяких образов всплыло в голове, столько эмоций, столько воспоминаний.
        Допел.
        Остановился. И услышал странное сопение у двери. Повернул голову.
        - Ваше превосходительство, - чуть хрипло произнес адъютант. - Вы просили вас будить…
        - Давно в дверях? - смутившись, поинтересовался генерал, видя, что из-за спины выглядывают офицеры, слишком много офицеров…
        - Да, почитай, как голос услышал. К вам пришли. Совещание же плановое. Но вы не велели будить без острой нужды, без тревоги. А вид у вас был очень нездоровый. Вот и не беспокоили, пока не услышали, что проснулись.
        - Ясно… - кивнул сконфуженно Куропаткин, поднимаясь с дивана.
        Глава 3
        15 июня 1904 года, окрестности Ляояна
        Уже практически неделю шло сражение за Ляоян.
        Ну как сражение? Куроки делал вид, что связывает Куропаткина боем, а тот, в свою очередь, позволял японскому генералу так считать, не проявляя никакой особенной активности, кроме контрбатарейной борьбы. Оба играли, тянули и ждали следующего хода. Куроки в принципе устраивало то, что происходило. После битвы на Ялу он побаивался лезть на позиции Куропаткина, справедливо полагая, что такая низкая активность русских войск неспроста. Как, впрочем, и в прошлый раз. О том, что тогда руководил обороной не Засулич, а Куропаткин лично, он уже знал и понимал - от этого «кадра» можно ожидать всего, чего угодно.
        Первая линия русских укреплений к этому времени была уже изрядно повреждена. Траншеи, во всяком случае. Слишком уж все наспех сооружалось, да и строительных материалов толком не имелось на месте. Нормальная траншея полного профиля - это не простая канавка в земле. Там все сложнее.
        Причиной такого обстоятельства было то, что «уши» артиллерийских наблюдателей обладали слишком малой базой, а потому не позволяли нормально брать азимут на цель. Поэтому контрбатарейная борьба хоть и велась вполне успешно, но не так чтобы очень. Да, заставили японцев побегать. Да, не позволяли комфортно накидывать «чемоданы». Да, наносились какие-то потери. Но японцы все равно потихоньку ковыряли русские позиции.
        Иными словами, под Ляояном творился натуральный цирк, а не полевая битва в понимании тех лет. И вполне логично, что слишком долго все это продолжаться не могло.
        И вот вчера командиру 1-й японской армии пришла депеша из Токио, настолько «подчеркнуто вежливая», что у генерала даже холодный пот по спине побежал. Оказалось, что, убедившись в нерешительных намерениях японцев, русские стали отводить тыловые части и грузить их в вагоны.
        Отступление? Может быть. Но почему? Проблем с боеприпасами не имелось. Да и, если верить разведке, русские пока еще не ввели в бой свои 87 - и 106,7 - орудия. И пулеметы. Ну и вообще - странно. Совершенно непонятно, с какой стати им сейчас отступать? А если это не отступление, то что? В Токио пришли к выводу о том, что Куропаткин продолжает реализовывать свой план по удару частью войск в тыл 2-й армии под Цзиньчжоу. Посему Куроки было прямо приказано незамедлительно перейти в наступление.
        Предсказуемый шаг. Он готовился к нему. Подтягивал войска, растянувшиеся на несколько десятков километров. Накапливал их. Давал отдых. Как чувствовал, что одной артиллерийской перестрелкой не удастся выполнить поставленную задачу. Во всяком случае, до того момента, как получится накопить по меньшей мере трехкратное численное превосходство и подтянуть тяжелую артиллерию.
        И вот ранним утром 15 июня началось…
        В этой реальности Маньчжурская армия занимала довольно широкий фронт[57 - В реальности Куропаткин, напротив, поставил войска очень плотно и компактно.], затрудняющий обход по флангам. Поэтому японцы решили атаковать в лоб. Казалось бы, самоубийственная идея после опыта Цзиньчжоу и Ялу. Однако в штабе первой армии посчитали, что раз русские заняли такой широкий фронт, то глубина обороны в каждом отдельном участке у них должна быть небольшой. Вот и решили попробовать ее на зубок.
        Густые, хорошо эшелонированные цепи пехоты вынырнули из-за сопок и стали мерным шагом приближаться к проволочным заграждениям. Людям было тревожно. Где он - враг-то? Визуально впереди были видны только петли колючей проволоки и полоса земли за ней, сплошь избитая снарядами.
        Прошла минута.
        Бойцы преодолели добрую половину предполья.
        Стояла удивительная тишина в это утро. Ведь японская артиллерия прекратила обстрел, опасаясь накрыть свои войска.
        Японцы воспрянули духом. Молчаливое напряжение сменилось нервными смешками. Кто-то даже вспомнил, что они также шли тогда на реке Ялу, атакуя пустые позиции, которые русские загодя оставили. Может, и тут обойдется, и трусливые гайдзины уже сбежали?
        Но не обошлось.
        Куропаткин, не желая подставлять свою не очень многочисленную артиллерию под удар, вывел 87 - и 106,7 - пушки на предельные дистанции и хорошенько их окопал. Да еще и разместил на наклонных позициях, чтобы увеличить углы возвышения, а значит, и дальность боя, выкрутив ее практически в технический максимум. И вот теперь эти батареи заработали на пределе своей скорострельности, обрушив на японцев град фугасов. Да, чугунных, да, начиненных дымным порохом, но других не было. А «короткие» шрапнельные снаряды были отложены в сторонку. Они ведь были «заточены» под бой на малых дистанциях в полтора-два километра.
        Еще хуже обстояли дела со знаменитой «трехдюймовкой».
        Казалось бы - новая, современная пушка. Что там может не нравиться? Однако оказалось, что при всей своей прогрессивности они оказались совершенно непригодны для практического применения. Почему? О, там хватало причин.
        Орудия создавались в рамках доктрины главного российского военного теоретика тех лет генерала Драгомирова. В бытность свою командующим Киевским военным округом он отрешал от командования всякого командира батареи, если тот на маневрах ставил орудия далее двух с половиной километров от неприятеля. Глупость? Бред? Может быть, но только для обновленного Куропаткина. «Гладкоствольный» генералитет тех лет подобные вещи воспринимал вполне спокойно и считал весьма разумными.
        Из-за чего «трехдюймовки» оказались носителем ряда неприятных «заболеваний»[58 - Подробное описание недостатков 76-орудийных систем образца 1900 и 1902 годов можно посмотреть в Приложении, статья «Казус “трехдюймовки”».]. Вроде новая, хорошая, а толку - чуть. Старые пушки 1877 года с устаревшими гранатами из чугуна выглядели много интереснее и привлекательнее. Да, им бы нормальную «длинную» шрапнель, совсем хорошо стало бы. Но чего не было, того не было. Поэтому Куропаткин «махнул не глядя» новенькие «трехдюймовки», сдав их в крепость Владивостока. Ну а куда их еще девать? Только в тыл «на фантики». Зато взамен охотно получал хоть устаревшие, но пригодные в дело орудия систем 1877 года.
        И вот ударили чугунные фугасы по японским боевым порядкам. Дыма много, шуму еще больше, а толку мало. Слабые снаряды. Поэтому японские цепи пусть и с потерями, но вполне уверенно шли дальше через эту стену взрывов. Да и стеной-то ее назвать можно условно. Два-три выстрела в минуту - вот практический потолок скорострельности старых орудий. Так что жиденькая та стеночка вышла. Весьма жиденькая.
        Конечно, нельзя сказать, что проку от обстрела такими снарядами не было. Он был, конечно, и немаленький. Просто остановить действительно массированное наступление такие средства оказались не в состоянии. Лишь потрепать и немного замедлить.
        И вот первая волна японской пехоты прорвалась к проволочным заграждениям.
        Их заранее никто не обстреливал. Ведь «колючка» не шла сплошной линией, имея множество вполне удобных проходов. О том, зачем русские так поступили, в штабе генерала Куроки как-то не подумали, отмахнувшись.
        А зря.
        Дзоты со стороны фронта выглядели как обычные холмики. Ничем не примечательные. Мало того, во время строительных работ китайские землекопы даже дерн аккуратно снимали, дабы его потом уложить для маскировки. В общем - холмики и холмики. Мало ли таких? Но то с фронта. А вдоль флангов у них располагались укрепленные бревнами бойницы с пулеметами. Вот они-то и заработали длинными очередями по толпившейся в проходах массе японцев.
        Эффект был колоссальный.
        Местные жители, лишенные всех прелестей Голливуда и компьютерных игр про войну, просто не были готовы к ТАКОМУ зрелищу. Ведь когда по толпе людей метров с двухсот, а то и ста бьет станковый пулемет, остаются не просто трупы с аккуратными дырками в теле. Отнюдь. Особенно когда тяжелые свинцовые тупоконечные оболочечные пули, пробившие насквозь первого бойца, влетали во второго, сильно деформировавшись. Или сразу залетали в голову, распыляя кровавыми брызгами содержимое черепно-мозговых отростков.
        Вторая волна пехотных цепей, что находилась буквально метрах в двадцати от первой, замерла, не решаясь идти вперед. Слишком уж неприятной была увиденная ими картина. Их товарищей выкашивало настолько стремительно и страшно, что ужас пробирал даже самых смелых.
        Но вот пулеметы замолчали, ленты ведь не бесконечные. И японцы второй волны, ведомые своими командирами, бросились вперед, надеясь проскочить. Но много ли нужно времени на замену пулеметной ленты? Тем более что фланкирующие дзоты работали поочередно, не давая «стволам» перегреться. Поэтому японцев ласкали то с одного бока, то с другого.
        Генерал Куроки, наблюдавший за этими бесплодными попытками натиска с самой первой минуты, приказал остановить наступление только после того, как пятая волна разбилась о русские пулеметы. Какой бы массированной она ни была, проволочные заграждения направляли ее в нужное русло, превращая в удобную и совершенно беззащитную мишень.
        Потери были велики. Очень велики. Хотя, конечно, огромная японская армия все еще сохраняла возможности для наступательных действий. Да и поставленной перед Куроки задачи он не выполнил. Сколько там сил Куропаткин задействовал для отражения натиска? Полк? Да русская пехота даже не приняла участия в этом бою, отдав все на откуп станковых пулеметов и артиллерии.
        Куропаткин же даже не поехал на позиции. Зачем? Диспозицию он знал, а тут, в штабе армии, где он ночевал последние дни, информации было много больше. Большая карта с нанесенными на нее булавками обозначением частей и подразделений оперативно правилась. Отметки о возведенных укреплениях. Места замеченного сосредоточения противника. И так далее и тому подобное. Зачем ему ехать к траншеям? Во время масштабного боя там толку мало от генерала. Ему вот так нужно сидеть в тылу и дергать за ниточки. А то, не ровен час, какой маневр пропустит или пулю шальную поймает.
        Через штаб армии проходила натуральная река информации по меркам тех лет. Притом - максимально оперативно. Здесь старались агрегировать и анализировать все. Даже учет снарядов по калибрам велся прямо на стене примитивным перекидным счетчиком из картона. Слишком уж большая была с ними проблема. Россия не готовилась к подобной войне, а потому, даже выгребая со складов запасы, не могла обеспечить должное снабжение войск.
        Сведения стекались в штаб отовсюду круглосуточно, чему способствовала спешно раскинутая телефонная сеть, курьеры пешие, на лошадях и на машинах да телеграф. Доклады командиров и наблюдателей. Наблюдатели в аэростатах. Материалы от армейской разведки и допроса пленных «языков». Агентурные сведения. И так далее… Получалось, конечно, собирать и обрабатывать их не в реальном времени, но очень близко к этому.
        Но вот японское наступление захлебнулось.
        Пулеметы и пушки замолчали. Начали поступать доклады о потерях, исправности материальной части и наличии боеприпасов.
        Алексей Николаевич вздохнул и покинул командный пункт. Ничего экстраординарного не произошло. Все в рамках ожидания. Было бы странно, если бы японцы смогли с нахрапа даже выйти на первую линию траншей. Удивишь - победишь, как говаривал Александр Васильевич Суворов. Но два раза в одну воронку снаряд не падает. Поэтому Куропаткин был убежден - Куроки попытается что-то предпринять, чтобы убрать заграждения для облегчения натиска. Как именно он выкрутится из этой ситуации? Тут и гадать нечего… вариантов-то немного.
        Выйдя из штаба, генерал направился на квартиру. Пешком. Нужно было размять тело и немного подышать свежим воздухом. А то он как сыч сидит в своем штабе. Да, дело превыше всего. Но так и свалиться от какой болячки можно, что совсем не к месту было бы.
        Пешая прогулка была не в одиночестве.
        Автомобиль, закрепленный за генералом, двигался чуть отстав. Там сидели два бойца эскорта и адъютант. Плюс четыре тройки групп прикрытия, двигающиеся с опережением и отставанием. Не спецоперация, конечно, но Алексей Николаевич понимал - чем больше осторожности, тем лучше. Никогда ведь не знаешь, когда, как и кто тебя решит ликвидировать.
        Тихая, неспешная прогулка. Свежий воздух. Вкусный легкий обед с сочными фруктами и отличным китайским чаем. Алексей Николаевич уже настроился на хороший отдых, но не удалось. Явился Дин Вейронг с докладом. Не то что бы это вызвало раздражение. Нет. Просто легкое сожаление. Но, увидев лицо Вейронга, сильно смягчился, ибо вид у него был до крайности уставший.
        - Что-то случилось? - обеспокоился генерал.
        - Очередную группу выявили.
        - К Ли Вэй?
        - Да, - кивнул китаец. - К ней приезжала «тетя». Но гостила недолго. Заглянула. Поболтала. И уже уехала. Вроде как проездом.
        - «Тетя»? Очень интересно. А что наша девочка? Как повела себя?
        - Я допускаю, что она обменялась какими-то секретными знаками…
        - А если это опустить?
        - Хм. Тогда можно сказать, что она старательно изображала больную, настолько, что даже мои люди, зная, кто она и что делает, прониклись ее игрой. Хотя, может быть, для них и старалась. Как сказал капитан Захаров, у нее удивительный талант лицедейства. «Тетя» задала несколько опасных вопросов, но девчонка выкрутилась. Например, пояснила, что вы не навещаете ее из-за подготовки военной операции, о которой говорит уже весь город. Дескать, дел так много, что даже ночуете в штабе. Показала любовные письма, что вы ей пишете. Сама она никуда не ходит, потому что болеет - сильные мигрени, до тошноты. От чего - не знает. Вы врачей посылаете, но пока результата это не принесло. Поделилась мыслями об отравлении. Дескать, здесь, в Ляояне, хватает дам, желающих занять ее место.
        - И как вела себя «тетя»?
        - Была недовольна, но не более того. Сообщила, что постарается узнать, какой яд мог бы так действовать.
        - Не интересовалась, почему я не позволяю ей навещать себя в штабе?
        - Интересовалась. Но известия о введении новых правил строгого контроля ее вполне удовлетворили. Во всяком случае, не удивили.
        - Вот как? Думаешь, есть еще кто-то? О них ведь не так много людей знает.
        - Офицеры штаба много болтают, - тяжело вздохнув, произнес особист. - Я подавал доклад. За всеми не уследишь, хотя мы и стараемся. Поэтому я предлагаю известную нам сеть японских шпионов брать. Уверен, что часть из их подельников, вольных или невольных, мы пока не знаем. Однако, если разрушим костяк, остальная часть сети окажется парализованной.
        - Это преждевременно.
        - Надо что-то решать по Ли Вэй, - осторожно произнес Дин Вейронг. - Вы действительно хотите ее отпустить после всего, что произошло?
        - Да, - кивнул Куропаткин с каким-то обреченным видом. - Было бы предусмотрительно помочь ей покинуть этот грешный мир. Но я дал ей слово… - сказал генерал и завис, погрузившись в свои мысли.
        - Вы ее любите? - все так же осторожно поинтересовался китаец.
        - Не знаю. Возможно. Понимаю, что старый я дурак. Но пока она не дает повода для ликвидации, пусть живет. Да и куда ей деваться? Ведь мы всегда можем проинформировать японцев о том, что она сотрудничает с нами. Думаешь, они ей это простят?
        - Не думаю. Но убивать сразу не станут. Попытаются поймать и допросить, под пытками выбив из нее все, что она может знать.
        - Ты смог что-нибудь выяснить по ее настоящей биографии?
        - Немного. Сирота. Кто родители - неизвестно, либо тщательно скрывается. Подкинули младенцем в приличную семью, но там ее долго терпеть не стали. Выходили, но в подходящем возрасте сдали в школу гейш. И почетно, и с глаз долой. Имела популярность среди русских моряков. Судя по всему, именно тогда ее японская разведка и завербовала.
        - Значит, она все-таки обычная шлюха…
        - Она мне не нравится, - произнес Дин Вейронг. - Это не секрет. Но вы не правы. Гейши - это не обычные шлюхи, да и, нередко, совсем не шлюхи.
        - Да ладно, - махнул генерал рукой, усмехнувшись, - я в курсе, чем занимаются гейши. И ванну помогут принять, и массаж сделать, и поговорить, и сыграть на музыкальном инструменте, и спеть, и прочее. Широкий спектр услуг. На тебя так подействовали мои слова о том, что я ее, возможно, люблю? Только честно. Хотя, чего это я? И так видно.
        - Не буду отпираться, - едва заметно улыбнулся китаец. - Если вы ее любите, то вам было бы неприятно слышать про нее гадости. Но тут дело в том, что она лицом была очень симпатична русским офицерам. А им не каждая японка по душе. Говорят, она имела среди них немалый успех именно как собеседница, умеющая расположить к себе.
        - Это да, - кивнул Куропаткин. - Девочка очень талантлива. Но ты хотел бы избавиться от нее. Почему?
        - Именно из-за этого. Она опасна, хитра и ловка. Умеет втираться в доверие. Я специально меняю своих людей возле нее, опасаясь, что она сможет подобрать к ним ключик. К вам ведь подобрала. Она ваше слабое место.
        - Серьезно? - нахмурился Куропаткин. - Так это выглядит со стороны?
        - Даже хуже. Многие здесь, в Маньчжурии, считают ее вашей любимой женщиной. Вашей страстью. С одной стороны, это играет нам на пользу. С другой - вы ведь хотите ее отпустить. А эта хитрая особа, я уверен, постарается воспользоваться этой репутацией в своих интересах. И я уверен, что это создаст вам проблем.
        - Они уже начались, - с легким раздражением ответил генерал. - В последнем письме супруга осторожно интересовалась о том, что это за девочка и не потерял ли я стыд на старости лет.
        - Поэтому я и не советую оставлять ее в живых. После того, как все завершится.
        - Я подумаю над твоими словами. Возможно, ты и прав. Но пока я не отдал иного распоряжения, пусть все остается, как я решил. Я ей пообещал, и она честно старается, отрабатывая свою жизнь. Не люблю давать пустых обещаний. Я всегда плачу по своим долгам, даже если это крайне неудобно и стало очень невыгодно для меня, - произнес Куропаткин, внимательно смотря на собеседника. Хитрый китаец знал, как аккуратно прозондировать почву, ведь генерал и ему давал обещание. Не самое удобное и простое в исполнении. Вейронг понял, что его раскусили, и, чуть потупившись, едва заметно улыбнулся. А потом, сильно посветлев лицом, кивнул и ответил:
        - Понял, ваше превосходительство.
        - А теперь ступай, отдохни. На тебе лица нет. Понял? Исполнять. Пусть твои заместители поработают. Да и капитан Захаров не совсем беспомощен.
        Глава 4
        17 ИЮНЯ 1904 ГОДА, ОКРЕСТНОСТИ ЛЯОЯНА
        Сражение за Ляоян продолжалось.
        Сделав паузу, необходимую для уничтожения проволочных заграждений артиллерийским огнем, японцы предприняли новую атаку, еще более массированную, чем два дня назад. Ведь генерал Куроки прекрасно осознал всю щекотливость ситуации. Да в общем-то ему не постеснялись намекнуть о ней, узнав о результатах предыдущего боя. В сущности все свелось к банальности - к его судьбе. Даже прозвучали слова о предательстве, а то и вообще о подкупе. Конечно, в формате глупых слухов, но намек оказался настолько прозрачный и однозначный, что командующий 1-й армией Японской империи понял - ему нужно спасать не только свою карьеру, но и жизнь. Ведь император, без всяких сомнений, снизойдет до того, что «позволит» ему сделать сэппуку после столь неудачных военных операций.
        Правильный настрой повлиял на характер нового наступления. Генерал ввел в бой столько войск, сколько смог. Смог бы - отправил всех на приступ, но это было просто невозможно. Часть бойцов готовилась развить наступление, войдя в прорыв фронта. Часть распределялась вдоль русских позиций, не позволяя оттуда отводить войска для прикрытия опасного участка. Часть обеспечивала тылы от действия изрядно уже раздражавших казаков. Генерал не был уверен, что действовали непосредственно казаки, но, за неимением конкретики, оставалось лишь использовать некое собирательное название. Но не суть. Главное - в атаку пошли все, кого генерал смог туда направить. Просто и незамысловато - весьма широким фронтом прямо по центру позиций. Да и чего мудрить? Куроки прекрасно понимал, что все движения его войск отлично видны с аэростатов. Скрытно ни подойти, ни накопиться. Разве что малыми силами, ротой там или батальоном. А все, что крупнее, хорошо заметно.
        И вновь с далеких позиций ударили 87 - и 106,7 - пушки русских, посылая во врага массу чугунных гранат. Но за счет более широкого фронта наступления плотность огня существенно снизилась. Частично поврежденные дзоты также не смогли обеспечить былой плотности обстрела, когда японская пехота ринулась через измочаленные обрывки проволочных заграждений.
        Первая волна прорвалась. За ней вторая. Третья. Устремившись к отчетливо наблюдаемой траншее.
        С позиций бойко захлопали винтовки, встречая нападающих. Кое-где заухали малокалиберные пушки - 37 - и 47 - гочкисы, установленные на самопальные противоштурмовые лафеты. Но их никчемные чугунные гранаты приносили совсем мало пользы. Куропаткин же планировал их применять против пулеметов противника. Но расчеты не удержались - занялись вздором. Толку от их огня практически не было. Кое-где заработали немногочисленные пушки Барановского - слабенькие, но вполне действенные накоротке, особенно шрапнелью.
        Японская пехота неумолимо накатывала на позиции русских.
        Станковые пулеметы захлебывались, не обращая внимания на перегрев стволов. Да и какая точность тут нужна? Дистанция смешная. Главное - в ту степь бить. Прямо по этой толпе. И как можно чаще, плотнее, гуще.
        Последние десятки метров.
        Ревущие что-то невнятное от страха японцы летели вперед.
        Еще немного.
        Еще чуть-чуть.
        И практически прямо перед бруствером встала целая стена разрывов. Настоящая стена, а не как тогда под ударами пушек. Дым и фонтаны земли словно выросли из покореженного снарядами грунта, оттеняясь вспышками взрывов.
        - Минное поле? - не выдержав, задал генерал Куроки риторический вопрос.
        Но нет, это было не оно.
        Бойцы, выждав момент, массово метнули эрзац версии ручных гранат.
        Первая волна взрывов не успела опасть, как за ней поднялись вторая и третья.
        А потом сквозь этот вязкий белесый дым черного пороха начали выскакивать чумазые японцы с какими-то безумными глазами. И с ходу вступать в рукопашный бой. И еще, еще, еще…
        Они бы и рады сбежать из этого кошмара, но сзади долбили пулеметы. А страх, охвативший их, оказался настолько всеобъемлющим, что солдаты хотели лишь одного - добраться до траншеи и укрыться там.
        Да, там был враг. Но и черт с ним! Враг - не пуля. С врагом лицом к лицу есть шанс выжить. Это пуля такого варианта не оставляет. У тебя дырка, а она полетела дальше. Пуля - дама скандальная и бескомпромиссная.
        Многих гранатами посекло. Да и пулеметы сыграли свою роль - убивая перегретые стволы, они смогли отсечь приличную часть наступающих войск противника. Но хватило и тех, кто прорвался в траншеи.
        Завязался рукопашный бой.
        Дрались кто чем.
        Штыковая? В траншее? Какая глупость. Со штыком там не развернешься. Поэтому бойцы бились как могли. Кто голыми руками, кто какими подручными средствами.
        Алексей Николаевич понимал, что такой исход возможен, а потому постарался бойцам, сидящим в траншеях, выдать подходящие большие ножи и прочие «подходящие инструменты». Само собой, опираясь на опыт более поздних войн. Солдаты недоумевали - зачем им все это, даже посмеивались. Однако сейчас, в момент этой свалки, оценили. Остро отточенные линнемановские лопатки[59 - Линнемановские лопатки - тип индивидуального шанцевого инструмента пехоты. Появились еще в XIX веке, хотя особой популярности не имели из-за низкой распространенности обширных земляных работ по укреплениям на поле боя.], бебуты и многое другое. В ход шло все. Но японцев было очень много. Слишком много для того, чтобы их сдержать.
        И русская пехота стала откатываться к проходам, ведущим во вторую линию.
        А японцы все прибывали.
        Вот через бруствер стали переваливать их легкораненые. Не бог весть какие бойцы, но тоже массовка. Да чего уж там - масса, живая масса обезумевших от страха людей, готовых смести все на своем пути, чтобы выжить.
        Опасный момент…
        Генерал Куропаткин мерно вышагивал по залу командного центра, обдумывая ситуацию на основании оперативных докладов от наблюдателей, прекрасно просматривающих первую линию.
        На начало сражения у Куроки было около ста двадцати тысяч. Пятнадцатого июня он атаковал силами до тридцати тысяч человек и потерял от четверти до трети личного состава. Семнадцатого июня он ввел в бой около сорока пяти тысяч. Примерно, разумеется. Порядка десяти тысяч отсекли пулеметы, вынудив часть «хвостовых» волн отступить. За счет более широкого фронта было задействовано больше фланкирующих огневых точек, что позволило нанести больше урона за полосой проволочных заграждений. И меньше, до нее, так как плотность артиллерийского огня оказалась ниже.
        Таким образом в траншею влетело около двадцати трех - двадцати пяти тысяч бойцов, в то время как обороняло ее порядка пяти тысяч. Но русские солдаты были крепче, тяжелее и сильнее. В среднем. Кроме того, они были снаряжены оружием для ближнего боя, а значит, численное преимущество сказалось не так существенно. Но они все же отступили.
        Поступили доклады о потерях. Там, в траншее, осталось лежать около двух тысяч человек. Немало. А значит, драка была ожесточенной, и японцы тоже понесли приличные потери. Сколько? Сложно сказать. От пяти до десяти тысяч или около того. То есть нужно ориентироваться на пятнадцать - восемнадцать тысяч бойцов остатка, размазанных вдоль фронта в пять километров.
        У Алексея Николаевича в руках было три пехотных корпуса облегченного состава плюс еще один кавалерийский, который вообще следовало бы называть дивизией. Кавалерия и один из пехотных корпусов стояли в тылу, в резерве. Собственно, они и участвовали в шоу по погрузке войск в вагоны, что устраивалось с изрядной регулярностью для японских агентов. Таким образом, на фронт в тридцать километров у Куропаткина имелось всего два облегченных корпуса… и грамотная, можно сказать, передовая, система обороны. Для тех лет, конечно.
        Траншеи шли не одной сплошной изломанной линией. Отнюдь. Соединялись проходами, но не более того. Поэтому первая центральная линия была полностью локализована и изолирована от соседей. Однако японцы теперь могли вполне уверенно блокировать дзоты центральной позиции и вскрыть их, подойдя с тыла. А много ли те продержатся в изоляции? Да и толстые деревянные двери-заглушки не такая уж и надежная защита от врага.
        А значит что? Правильно. Японцы переведут дух. Подавят дзоты и начнут подтягивать подкрепления, желая прорваться во вторую линию обороны. И если первую успели как следует укрепить, то вторая и особенно третья оказались весьма иллюзорны. Работ там требовался еще непочатый край. Да и не хватало много чего от пулеметов до колючей проволоки и банального дерева. Кроме того, между слишком плотными линиями обороны не имелось просторного предполья для работы артиллерии по площадям. То есть создался весьма опасный момент, который грозил поставить под удар все сражение. Японцы реально могли прорвать центр. Хотя для них это и должно было стать Пирровой победой, но не это главное. Если они сделают это. Если заставят отступить Алексея Николаевича, то ситуация России в Маньчжурии окажется плачевной. Войск там немного. Куропаткин специально налегал на поставки вооружений, боеприпасов и обмундирования. И приличная часть всего этого добра хранилась в Ляояне. Потеря этого города в таких обстоятельствах приводила фактически к катастрофе - с голым задом против существенно превосходящих числом врагов особенно не
навоюешь. Тем более что они захватят твои склады.
        Конечно, Алексей Николаевич в своих размышлениях излишне сгущал краски. У него были свежие резервы. Но вводить их в бой - значит сорвать замысел операции. Требовалось обойтись без использования этих линейных частей. А потому Куропаткин, скрепя сердце, решился на введение в бой едва сформированного и еще толком не слаженного штурмового батальона. Ничего особенного там не было. Просто специально отобранные лихие парни, вооруженные самозарядными пистолетами Маузера и удобными, подходящими лично им под руку клинками. Ну и гранатами, куда уж без них? Дурными, конечно. Но других не было…
        Основная свалка в передовой центральной траншее завершилась полчаса назад. Русские войска отступили по проходам, надежно закупорив их спешно установленными пулеметами. Не прорвешься. Да японцы особенно и не пытались. Так - дернулись разок и сразу остыли. Им бы дух перевести да передохнуть.
        Выставили охранение. «Стекли» по стенкам на пол траншеи. Потянулись к фляжкам трясущимися от волнения руками.
        Тишина. Хорошо. Спокойно. Кто-то заговорил о еде.
        И тут от проходов раздались свистки и полетели гранаты.
        А следом посыпали бойцы, с ходу открывая беглый огонь из самозарядных пистолетов. Часто-часто захлопали выстрелы, буквально сметающие всякое сопротивление.
        Штурмовой батальон, разделившись поротно, атаковал вдоль проходов, активно используя гранаты и самозарядное оружие. Его задачей было - отвлечь противника. Увлечь шумом.
        Тем временем из второй и третьей линий центральных позиций подтянулись все доступные для контратаки силы. Около девяти тысяч бойцов. У каждого в руке по гранате, а в зубах зажат тлеющий фитиль, запал-то примитивный. Вторая рука сжимает винтовку. На поясе клинок, лопатка или какие-нибудь паллиативы, созданные в армейских мастерских.
        Впереди, в траншее, заухали гранаты, захлопали выстрелы.
        Шел бой.
        Штурмовой батальон крепко врубился в японцев.
        И вот линейная пехота, услышав свистки командиров, нестройной толпой ринулась вперед. Молча. В зубах же фитиль. С ним не покричишь. Куропаткин специально так решил поступить, чтобы японцы заметили этого «пушного зверька» как можно позже.
        Рывок. Пробежка. Сдвоенный свисток командиров.
        Все девять тысяч бойцов поджигают запал гранаты и кидают. После чего припадают к земле. Где-то японцы, несмотря на отвлекающий маневр штурмового батальона, заметили приближение неприятеля. Раздались редкие выстрелы. Крики. Но что они могли изменить? Линии обороны шли слишком плотно. Бегом преодолеть сотню метров - много ли нужно времени? Так что гранаты, полетевшие на головы японцев, оказались для них в целом полным сюрпризом и неожиданностью.
        Слитная серия взрывов, поднявшаяся стеной. Насколько, конечно, может быть слитной. Ведь кидают гранаты девять тысяч человек. Кто-то раньше, кто-то позже, кто-то себе под ноги, кто-то запутался с фитилем и запалом…
        Но вот затихли взрывы. Рывок. Почти прыжок. И бойцы врубаются в оглушенных, дезориентированных японцев. Кто чем…
        Атака линейных подразделений проводилась в некотором отдалении от проходов, поэтому штурмовой батальон не накрыло гранатами. Как, впрочем, и ощутимую часть японцев, накопившихся для противодействия штурмовикам. Но эти «хвосты» очень быстро подчистили. Самозарядные пистолеты в условиях траншеи оказались удивительно губительным оружием, особенно в сочетании с гранатами. Десяти минут с начала контратаки не прошло, как все оказалось закончено. Конечно, кто-то из японцев выскакивал и пытался бежать обратно, к своим. Но тут уже пулеметы, вроде как замолчавшие, охотно включались.
        Наступление генерала Куроки было остановлено. С трудом, но остановлено. А 1-й японской армии были нанесены очень существенные потери, по меркам тех лет. Сколько? Сложно сказать. Да и преждевременно, операция ведь еще не завершилась…
        Глава 5
        17 ИЮНЯ 1904 ГОДА, ОКРЕСТНОСТИ ЛЯОЯНА
        Генерал Куроки наблюдал в бинокль за ходом наступления и, признаться, немало обрадовался, когда его бойцы ворвались в русскую траншею. Он не сомневался в успехе ближнего боя. Однако то, что произошло потом, испортило ему настроение раз и навсегда.
        На основных японских позициях прекрасно видели, как из второй линии обороны выступила русская пехота для контратаки. Но предупредить своих, увы, не могли. Даже артиллеристов не удалось подключить. Полевой телефонной связи у него не было, как и флажковой системы сигнализации, а вестовым бегать слишком долго. Так что генерал даже не стал пытаться, опасаясь путаницы и накрытия своих войск, находящихся в не самой благоприятной обстановке.
        Русских было не так чтобы и много. По идее его бойцы должны были удержаться. Но волна взрывов в занятой японцами траншее поставила крест на этих надеждах. Он понял - это провал. Полный. Потому что повторить подобное наступление в обозримом будущем он уже не сможет - для того не было ни сил, ни средств. С живой силой еще можно было как-то уладить дела, оголив фланги. Он ведь понял, что новую систему обороны можно прорвать только по-настоящему массированным натиском. Но что делать со снарядами? После стольких дней непрерывной долбежки их осталось совсем мало. Да и моральное состояние войск было теперь ниже некуда.
        Погруженный в эти мысли, он продолжал наблюдать за развитием событий. А когда заметил, что часть солдат, выбитых контратакой из траншеи, все же прорвалась через пулеметы, ушел к себе в палатку, распорядившись самым тщательным образом выживших бойцов опросить. Если и не для себя, то для того, кто займет его пост после отстранения от должности. Такой провал! Если бы он знал, что вся эта история - только начало…
        Куропаткин не стал сразу переходить в наступление. Да и зачем? Японцы худо-бедно канавок эрзац-траншей накопали и пулеметы расставили. Не на фланкирующих позициях, ясное дело. Но все же. Поэтому лобовая контратака ему мыслилась неразумным расходом человеческих жизней, стоящих под его началом. Во всяком случае, без подготовки.
        Поэтому, дав японскому лагерю прийти в уныние от известия о столь печальном провале, он незадолго до сумерек распорядился всеми батареями шестидюймовых пушек открыть огонь по позициям южного фланга противника. Самого края. А потом, когда уже начало смеркаться, отправил часть подчиненных Ренненкампфа обозначить атаку с целью обойти противника.
        Боя толком и не было. Так - возня небольшая. Тут и сил для натиска оказалось задействовано чуть, и особой обороны у противника не было. Но это и не важно. Алексей Николаевич твердо знал - в штабе Куроки знают о том, что почти вся кавалерия Маньчжурской армии сведена в отдельный корпус, стоящий в тылу, в резерве. А значит что? Правильно. С очень высокой вероятностью эту атаку могут воспринять очень серьезно. Удар крупной массой кавалерии во фланг деморализованной армии - вполне себе разумное решение. Особенно в ночи, когда японцы толком не смогут воспользоваться пулеметами для отражения натиска.
        Не прошло и получаса, как с воздухоплавательного батальона доложили - японцы пришли в движение. Наблюдалось это не ясно, конечно. В темноте-то. Но все одно - пропустить движения больших масс людей в отблесках костров было сложно…
        Всю ночь японцы проводили перегруппировку своих войск.
        Всю ночь японцы провели на ногах, маршируя и проводя экстренные земляные работы.
        Всю ночь они вели спорадический огонь по одним им видимым целям. Ведь войск корпуса Ренненкампфа там уже давно не было. Оставались всего две казачьи сотни, да и те резвились сильно рассеянные, дабы минимизировать потери.
        Генерал Куроки не спал.
        Вокруг него находились в непрерывном движении войска. Куда-то стреляли пушки, долбили пулеметы и стрелки, пытаясь отразить натиск противника. Его не было видно. Никто не мог точно сказать, где он, какова его численность и каков маневр. Это удручало. Лишь серое небо радовало, возвещая скорый рассвет, который должен будет все прояснить. Он ждал лучи восходящего солнца с какой-то особой надеждой…
        А вот Куропаткин смог неплохо вздремнуть. Почему нет? Инициатива-то находилась в его руках. Настолько, насколько это вообще было возможно. Войска третьего пехотного корпуса Маньчжурской армии выдвинулись из резерва на свои позиции. Артиллеристы, должным образом отдохнувшие с вечера, были свежи и бодры, находясь при орудиях.
        - Ваше превосходительство, - наконец произнес начальник штаба, следивший за часами. - Время.
        - Начинаем, - кивнул генерал и, завершив завтрак, уверенным шагом направился в командный центр, куда уже «ускакал» начальник штаба, начиная «заваривать кашу».
        Вся артиллерия, что была в распоряжении Маньчжурской армии, ровно в четыре часа по местному времени начала обстрел японских позиций. Кто дотягивался - бил по центру. Остальные - обрабатывали доступный им участок, отвлекая и дезориентируя.
        А пехота третьего Маньчжурского корпуса, поднятая свистками командиров, неровными цепями устремилась вперед. В атаку. Каждому бойцу выдали по гранате и приказали молчать, пояснив, что лишний шум - это кровь. Их кровь. Не нужно привлекать внимание раньше времени.
        Артиллерийские наблюдатели старательно отслеживали ситуацию с замаскированных наблюдательных пунктов. Ведь требовалось вовремя перенести огонь дальше - за линию укреплений. Дабы отсечь возможную контратаку противника и позволить своим ворваться в пусть и жидкие, но траншеи японцев.
        Этот корпус был одно название - около пятнадцати тысяч человек. В то время как у японцев только в центре стояло не меньше тридцати. Да, совершенно деморализованных солдат, уставших и не спавших всю ночь, но все же весьма многочисленных. Однако применение новой и непривычной практики артиллерийского наступления, в сочетании с массированным использованием пусть примитивных, но гранат, позволило серьезно компенсировать этот недостаток.
        Японцы попадали на дно траншеи с первыми взрывами. Особой бравады уже не наблюдалось. Когда же снаряды стали падать в глубине их позиций - начали медленно приходить в себя, отряхиваясь от земли, которой их завалило. Трясли головой, пытаясь избавиться от звона в ушах и общей дезориентации. К тому моменту русская пехота смогла выйти уже на триста метров. И побежала вперед что было сил. Молча. Лишь сопя и громыхая сапогами. Непривычная тактика. Обычно так не поступали. Но приказ генерала не обсуждали.
        То здесь, то там стали раздаваться выстрелы и крики. Японцы поняли, что их атакуют. Но было уже поздно. Долго ли триста метров бежать?
        Раз - и на головы не вполне пришедших в себя японцев полетели гранаты.
        Гранаты - одно название. В мастерских Харбина и Хабаровска из боеприпасов для малокалиберных пушек Гочкиса делали «бомбочки» совершенно архаичного типа. Вынимали снаряд, деактивировали капсюль, после чего засыпали обратно заряд пороха и затыкали все деревянной ручкой, выполнявшей заодно роль пробки. Фиксация «деревяшки» на нескольких гвоздях, проходящих насквозь и расклепанных. Просто и банально, но крепко. В этой самой ручке было просверлено косое отверстие с вставленным туда коротким фитилем. Вот его-то и требовалось подпалить перед броском, из-за чего всем бойцам надлежало тащить с собой в бой уже подожженные бечевки, пропитанные селитрой, или какие иные приспособления.
        Метнули бойцы этот плод любви бульдога с кашалотом в сторону врага. Припали на землю. А спустя какие-то секунды началась серия взрывов. То в траншеях, то рядом что-то ухало и бухало. Ну и японцы орали, попавшие под такой удар, что только добавил какофонии.
        Раздались свистки командиров. И слегка оглохший от взрывов корпус, вскочив с земли, заорав, что было мощи, «Ура!», рванул вперед - атаковать деморализованного противника.
        Удар. И японцы дрогнули. Побежали. Кто смог, потому что губительность и эффективность такой атаки оказалась очень высокой…
        Генерал Куроки сумел разобраться в ситуации только тогда, когда ему доложили, что центр пал и беспорядочно отступает. Мощную серию взрывов он слышал и сам. О том, что это такое, догадывался. Но то, что его центр пал, не ожидал.
        Отовсюду уже сыпались доклады, один хуже другого.
        Вот с северного фланга прилетел вестовой, докладывающий о начале артиллерийской подготовки. Вот прилетел взмыленный унтер, сообщивший о бое на батареях в центре. Вот доложились о том, что видели несколько сотен русских кавалеристов в тылу… У Тамэмото Куроки просто голова пошла кругом от всей этой вакханалии. Но главное, он понял, что его армия скатывается в совершенную панику, теряя управляемость с каждой минутой. Посему единственное, что он сейчас мог сделать - это совершить общее отступление. Вряд ли у Куропаткина имелось под рукой действительно большое количество пехоты, чтобы развить успех в стратегическом масштабе. Конечно, разведка могла ошибаться, но укрыть десятки тысяч человек крайне непросто. Посему главным он увидел недопущение беспорядков и сохранение управляемости пусть и разбитого, но все еще войска. Сохранить. Вывести из-под удара. Привести в порядок. Занять крепкую оборону. И уже потом начать думать - как поступать дальше…
        Когда сражение закончилось, Куропаткин выехал на позиции.
        Безрадостная картина.
        Десятки тысяч человек пали, превратившись в обычные куски мяса, местами уже гниющие. Ведь тела, оставшиеся после провалившейся атаки 15 июня, еще не убрали. И оттуда, мягко говоря, пованивало. Лето все-таки. Везде валялись не только сами люди, но и фрагменты их тел, вывороченные внутренности… Всюду сновали санитарные, трофейные и похоронные команды. Стремительно наводился порядок, насколько это было возможно, конечно. Чуть в стороне китайцы копали братские могилы. Священники мрачно и как-то даже неприкаянно бродили, размахивая кадилом с тлеющим ладаном над телами. То и дело поднимались стайки птиц с раздраженными криками. Оно и понятно - оторвали от вкусной и сытной трапезы…
        В то же самое время кавалерийский корпус Ренненкампфа форсированным маршем уходил на юго-запад, к Инкоу. Там имелся небольшой гарнизон японцев, не представлявший никакой угрозы для кампании. Но это не помешало Алексею Николаевичу отправить туда свою кавалерию. Ренненкампфа не сильно жаловали в армии, а мужчина он был толковый и даже талантливый. Его нужно было продвигать вперед. Толкать руками и ногами, для того и отправил к Инкоу. Требовалось громкое дело, пусть и малой пользы, но большого шума. Начальником штаба при нем стоял Мищенко, тоже неплохой командир.
        Казалось бы, враг под Ляояном разбит и беспорядочно отступает. Идеальная же ситуация для массирования использования кавалерии. Но Куропаткин считал иначе. Да, генерал Куроки потерял много пушек и пулеметов, а его войска практически не управлялись. Но они отходили компактно, и их было много. Очень много. До смешного. По данным штаба под рукой Куроки находилось никак не меньше семидесяти тысяч.
        А что представлял собой кавалерийский корпус Ренненкампфа? Целых три дивизии! Да. Но крайне облегченного состава. В каждой было по два полка, а в тех полках - по два дивизиона при двух эскадронах. Жиденько. Очень жиденько. Да с усилением пушками и пулеметами, да самозарядными винтовками Мондрагона. Однако преследовать и громить отступающего Куроки такой формат войска совсем не подходил. А вот ударить по удаленному гарнизону, не ожидающему такого сюрприза, - вполне…
        Куропаткин шел вдоль траншеи, вглядываясь в лица мертвецов, и напряженно думал. Незадолго до начала наступления японцев от него уехал Витте. Лично приезжал. Несколько часов беседовали, о чем, безусловно, уже доложили его кураторам. Что они подумают? Да это и не важно. Как ни поверни - он становился слишком опасным для них. Многие знания - многие печали. Особенно когда ты знаешь то, чего знать не нужно или представляет угрозу для серьезных людей.
        Алексей Николаевич остановился возле очередного трупа и попытался заглянуть ему в глаза. Новые, странные впечатления. Он как-то не привык заглядывать в лица мертвых, пытаясь там найти ответы на глупые вопросы.
        Потер виски. Поджал губы. Двинулся вперед.
        По всем его расчетам в ближайшие дни должно быть принято решение о ликвидации. Если уже так не поступили. Витте уехал весьма довольный. Это не укрылось от глаз людей. Сложить один плюс один великие князья смогут. Они его держали за пешку в своей комбинации. А значит что? Правильно. Начнут подчищать хвосты. Вон, Гапона[60 - Поп Гапон Георгий Аполлонович - один из общественных лидеров и талантливых ораторов, стоявший у истоков революции 1905 -1907 годов. Служил секретным сотрудником полиции, что, однако, не помешало ему принять самое деятельное участие в организации общественных выступлений.] уже убили. И не только его. Слухами о странных убийствах уже весь Санкт-Петербург полнился.
        Алексею Николаевичу стало грустно.
        Умирать совсем не хотелось. Он ведь себя уже не осознавал толком ни старым Куропаткиным, ни гостем из будущего. Скорее этакой новой личностью с нешуточным задором. Его интересовало все - от женщин до всевозможных технических новинок. Он жаждал познакомиться и пообщаться с легендарными для него личностями. Вот так же, как по вечерам нередко беседовал с Иосифом Джугашвили. Ему хотелось жить, дышать, действовать, к чему-то стремиться, чего-то добиваться… любить, наконец. Эта чертова кукла - японка Юми совершенно не выходила у него из головы.
        «Может, все бросить и уехать?» - пронеслось у него в голове. У него ведь было наличности больше чем на полмиллиона рублей. А дел он уже натворил достаточно, чтобы надежно сорвать революцию 1905 года. Но эта глупость быстро его покинула. Найдут и прибьют. Эти люди не простят того, что их кинули так грубо и жестко. А прятаться остаток жизни в джунглях какого-нибудь Парагвая не хотелось совершенно.
        Солдаты же и офицеры, глядя на это серое лицо командующего, что ходил промеж трупов, думали о том, что он, дескать, переживает о погибших. Страдает. Смотрели и крестились, поминая его добрым словом. Не каждый ведь генерал о простом солдате думал. Да, отправлял на смерть, но не как бездушную скотину. Куропаткин же их даже не замечал. Близость смерти обострила в нем совсем другие чувства и эмоции…
        Глава 6
        20 ИЮНЯ 1904 ГОДА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
        Вдовствующая императрица Мария Федоровна чувствовала себя неважно. Сказывались и возраст, и усталость. Последние недели забот привалило особенно. Один генерал постарался. Это ведь надо написать такое дерзкое и провокационное письмо! Когда она его прочла, то трясло от ярости несколько часов. Хотелось растоптать этого зарвавшегося холопа. Но потом, остыв и придя в себя, перечитала, подумала и ужаснулась. Картина, которую Куропаткин обрисовал своим письмом, оказалась чрезвычайно удручающей. И более того, настолько пагубной, скверной и гнилой, что верить в это не хотелось. Она ответила ему фактически отпиской, скупо поблагодарила за сведения и попросила уточнить кое-какие детали, чисто из вежливости. Надеясь, что этот «зарвавшийся щенок» все поймет. Но он не понял. И вновь ей пришла натуральная «портянка» с массой деталей, ввергнувшая ее в новый шок.
        Несмотря на свою негативную реакцию, вдовствующая императрица не стала игнорировать сигнал и начала проверять сведения. Заодно поручив собрать досье на этого странного генерала. Дальше, по мере вскрытия новых фактов, объем проверок увеличивался, а их результат начал все сильнее вгонять Марию Федоровну в отчаяние. Ведь если и не все, то многое из сказанного оказалось правдой…
        Тут надо пояснить ее роль в жизни России последние два десятилетия.
        Дело в том, что Александр III, если верить дневникам его детей и близких, не отличался какими-либо особыми волевыми качествами. Мягкий, покладистый, веселый и добродушный домашний медвежонок внушительных таких размеров. И, скорее всего, он довел бы страну «до ручки» точно так же, как и его сын, если бы не его супруга, крепко державшая в своих крошечных кулачках не только его яйца, но и всю Россию. Никто никогда не готовил ее руководить страной, никаких подходящих знаний для того она не получила. Она же дама - ей такое в те годы было неуместно. Но ее супруг оказался настолько недееспособен, что волей-неволей Минни пришлось взвалить эту тяжелую ношу на свои хрупкие плечи.
        Александр III умер, уступив престол своему старшему сыну - Николаю. Такому же слабому, но доброму, мягкому и порядочному человеку, как и он сам. Одна беда - с женой Николаю II не повезло. Его возлюбленная Алиса, известная также, как Александра Федоровна, была красива, властна, сильна духом, но еще меньше приспособлена для управления государством, чем Мария Федоровна. Не дура, но ум совсем другого полета. Вот августейшей мамаше, несмотря на уже немалый возраст, и пришлось тянуть лямку фактического руководства дальше. Да не в былом ключе, а с кучей новых трудностей, вызванных откровенной враждой с невесткой из-за борьбы за влияние на Николая. Александре Федоровне совсем не хотелось находиться в тени своей свекрови.
        Но, несмотря ни на что, Мария Федоровна продолжала упорно действовать в интересах России. В той мере, в которой они отвечали пользе прежде всего ее детей. Именно она, в сущности, была главным идеологом и локомотивом проекта Транссибирской железной дороги. Именно она стремилась вывести Россию на рынки Кореи и Китая, дабы спровоцировать мягкую индустриализацию. Без революций, без потрясений, без ограбления своего народа. Она была очень мудрой и ловкой женщиной с поистине железной волей. Собственно, по этой причине Куропаткин и обратился к ней как к тому человеку в доме Романовых, который действительно мог бы поспособствовать пресечению заговора. И не только его. Классического образования ей остро недоставало, особенно в прикладных областях. Однако живой ум позволял пусть и поверхностно да с советниками, но разбираться в очень многих вопросах…
        Служанка робко постучалась, напоминая о встрече. Вдовствующая императрица отложила в папку бумаги, которые изучала, и вышла в соседнюю комнату, где было уже накрыто к чаю, а ее доверенный человек, Сергей Юльевич Витте, стоял у дверей.
        - Рада вас видеть, - бесцветно произнесла уставшая Мария Федоровна, жестом отпуская служанок и позволяя председателю кабинета министров услужить ей со стулом. - Вы сделали то, что я вас просила?
        - Конечно, - кивнул Витте.
        - И?
        - Деньги, доставленные Куропаткину, были получены в ломбардах столицы. Они не такое и анонимное место. Один ловкий мужчина там заложил «наследство бабушки», оказавшееся на проверку драгоценностями, принадлежащими великим князьям. Некоторым. Владимиру Александровичу, Николаю Николаевичу, Михаилу Николаевичу и другим.
        - Значит, это их деньги оказались тайно доставлены Куропаткину? Удивительно.
        - Очень удивительно, но полностью подтверждает его слова.
        - А что по поводу судьбы моего сына и его семьи?
        - Говорят многое, - уклончиво ответил Витте. - Я осторожно переговорил с людьми, близкими к разным столичным салонам…
        - И что же? - Чуть подалась вперед вдовствующая императрица.
        - Они считают такое развитие событий вполне возможным. Особенно если подтвердится история с гемофилией.
        - Так вы думаете, что Куропаткин прав? Признаться, я до конца не могу поверить, что тот Куропаткин, которого мы знали, осмелился подобное сказать. Алексей Николаевич всегда был таким осторожным, - произнесла она, покачав головой. - Он бы никогда не осмелился на такие дерзости. Намеками, да, может быть. Да и то. Так рисковать собственной головой? Ему же это не простят.
        - Он сильно изменился, - чуть пожевав губы, произнес Витте. - Когда я его встретил там, в Ляояне, то сразу и не признал. Он стал совсем другой. Тут и взгляд, и осанка, и манера речи. Вот вроде он, а как заговорит, так диву даешься.
        - Вот даже как? - удивленно вскинула брови Мария Федоровна.
        - Право слово, я даже подумал, что он одержимый каким демоном.
        - Не удивлюсь, - криво усмехнулась вдовствующая императрица, - но этот демон почему-то помогает нам. Почему? Что он хочет? Вы выяснили?
        - Нет, но…
        - Что?
        - Мне кажется, что он собрался умирать. Я попробовал прощупать это подозрение, но тщетно, ничего узнать не удалось. Когда я поделился с ним своим наблюдением, надеясь на откровение, он рассмеялся и выдал целый ворох странных восточных мудростей, одна страшнее другой. Да и вообще рассуждал о своей смерти, как о чем-то свершившемся. Не явно, но подобное ощущалось. А окружающие либо ничего толком не знают, либо не говорят. Ведь его популярность в Маньчжурской армии чрезвычайна, да и вообще в Маньчжурии. Они там все за него горой стоят. Ну, почти все.
        - Очень интересно… - чуть помедлив, произнесла вдовствующая императрица. - Кстати, а что китайцы? Вам удалось переговорить с официальными представителями Китая? Зачем Куропаткин настаивал на этой встрече? Такие секреты…
        - Переговорил. Пустое сотрясание воздуха. Меня вновь заверили в дружбе, но посетовали на то, что объявить войну Японии, следуя букве договора, не могут.
        - И почему же?
        - Казна пуста, - пожал плечами Витте. - Впрочем, этот разговор был ширмой. Вместе с официальным представителем Запретного города прибыл и очень интересный человек - Юань Шикай. С ним-то как раз после официальной части я и побеседовал по представлению Дин Вейронга.
        - Дин Вейронг? Это не тот китаец, за которого просил Куропаткин, дабы принять в русское подданство и аттестовать капитаном?
        - Он самый, - кивнул Витте. - Фактический руководитель СМЕРШа.
        - И что хотел этот Юань?
        - Важно пояснить, кто он такой, - осторожно отметил Сергей Юльевич. - Шикай занимает пост наместника Чжили, что очень высоко для империи Цин. Фактически - один из наиболее высокопоставленных сановников. Кроме того, он командир и создатель Бэйянской армии - одной из немногих стоящих военных сил у китайцев. Грубо говоря - самый влиятельный человек Китая, после вдовствующей императрицы Цы Си, разумеется.
        - Ясно, - сухо кивнула Мария Федоровна.
        - Он сообщил в приватной беседе, что крайне недоволен позицией Запретного города. Он отстаивал вступление в войну с Японией, дабы взять реванш за унижение в Корее, но едва не лишился места за свою настойчивость. И то, что он горячо поддерживает предложенный Куропаткиным план «Все под небесами».
        - Что? - недоуменно переспросила вдовствующая императрица. - Как это? Почему я ничего не знаю об этом плане?
        - О нем никто не знал, - пожал плечами Витте. - Алексей Николаевич снова всех удивил, решив играть по-крупному и не размениваться на мелочи. Суть плана сводилась к тому, чтобы воссоединить разрозненные осколки некогда по-настоящему Поднебесной империи, созданной великим ханом Чингизом. От русских земель на Западе до китайских земель на Востоке под единой короной. Это он и назвал «Все под небесами», - пожал плечами и глупо улыбнулся Витте.
        - Вы мне это говорите серьезно? - удивленно спросила Мария Федоровна.
        - Более чем. По словам Шикая, уже весь Китай знает о японском плане «Желтая хризантема» и то, что русские солдаты дерутся за их жизни и будущее. А также о том, что Запретный город предал свой народ. А потому все готово к восстанию, которое Юань и хочет возглавить.
        - Так уж и весь Китай? - усомнилась вдовствующая императрица.
        - Это я и сам видел. К Куропаткину идут массы добровольцев, готовых помогать. Землю копать, ухаживать за ранеными, а если надо, то и сражаться. Он уже не знает, куда их девать.
        - Хм. Допустим. Шикай поднял восстание и что потом?
        - Он желает стать наместником в Китае, приняв подданство Российской империи и подведя сам Китай под руку его императорского величества. Ту часть, что сможет взять под контроль, во всяком случае.
        - И вы думаете, что Великобритания подобное потерпит? - фыркнула императрица. - Или Франция?
        - Шикай готов уже сейчас выставить тридцать тысяч неплохо подготовленных и вооруженных современным оружием солдат. В течение года при должной поддержке он готов развернуть свою армию вплоть до ста тысяч. Я не уверен, что англичане смогут этому что-то противопоставить в разумные сроки, даже если мы останемся в стороне. А ведь мы можем и не остаться…
        - Вы после разговаривали с Куропаткиным? Он как-то прокомментировал этот фарс?
        - Разговаривал, - кивнул Витте. - От него и узнал, что Юань Шикай хотел бы увидеть себя императором Китая, но его положение при дворе висит на волоске. Слишком много власти он сосредоточил в своих руках. В любой момент его могут казнить. Вот он и ищет выход из ситуации. Готов идти на самые крайние поступки.
        - Сергей Юльевич, а вам не кажется, что Алексей Николаевич забывается?
        - Я ему то же самое и сказал, - охотно согласился с ней визави.
        - И что же? Как он отреагировал?
        - Ну… я, право, не смею… - слегка покраснел и потупился Витте.
        - Нагрубил? Ах оставьте, здесь лишних ушей нет. Мне хочется знать в точности, что он сказал. Это очень важно.
        - Он… - замялся Сергей Юльевич, - он поинтересовался, есть ли у меня яйца, чтобы уже выбраться из-под юбки хрупкой дамы и снять с ее горба хотя бы часть непосильной ноши.
        - Вот так и сказал? - округлила глаза Мария Федоровна.
        - Грубее. Много грубее. Пояснив, что она… то есть вы, вынуждены тяжело трудиться только из-за того, что вас окружают трусливые и нерешительные бабы в мужских платьях, неспособные самостоятельно принимать решения и нести за них всю полноту личной ответственности. И что если я не желаю ему помогать в деле приращения земель российских, то шел бы я куда подальше. Он и без меня справится.
        - Справится? - еще больше ошалела женщина. - Хм. Вы думаете, он сможет справиться?
        - Не знаю… - покачал головой Витте. - Я же говорю, он очень сильно изменился…
        Витте вскоре откланялся, а вдовствующая императрица смогла спокойно подумать над тем, что получилось. Попытаться. Но получалось плохо. В голове просто вертелся вихрь всяких мыслей.
        Открыла досье, которое удалось собрать на этого человека. Ничего особенного. Обычный толковый офицер. Отличался храбростью и распорядительностью. В дела придворных партий не лез или, скорее, не мог залезть. А тут… словно удила закусил.
        Хуже того, она никак не могла понять, откуда этот безумец знает, что ее невестка носит под сердцем больного мальчика? Ведь никто пока даже не догадывается и о поле будущего ребенка, не говоря уже о его здоровье. Мистика какая-то. А все эти сведения, что лились из него как из рога изобилия? И, что немаловажно, в изрядном числе подтверждались…
        Беспокойный день. Нервные дела. Легкая мигрень.
        От этого закусившего удила генерала отчетливо пахло железом и кровью. Так маняще и пугающе одновременно. Она просто не понимала, как нужно поступить. Чуть ли не ежедневно вскрывались новые обстоятельства на такие ужасные вещи, что лучше и не знать их вовсе.
        Вдруг она замерла и побледнела, уцепившись за мысль о том, что сама и виновата в том, как распустились родственнички. Но что, если правда они уготовили ее внучкам смерть от пьяных бунтовщиков? Унизить, изнасиловать и забить штыками на потеху толпе… От одной мысли, что ее девочек ждет такая судьба, Марию Федоровну бросало в дрожь. Как же так? Неужели все эти вежливые и обходительные представители августейшей фамилии посмеют столь чудовищным образом поступить с ни в чем не повинными детьми? Спасители Отечества от революционных чудовищ, вылезших, судя по делам, из самой преисподней. Какая удобная позиция. А ведь, чтобы ее занять, бунтовщики должны действительно показать себя чем-то запредельно нетерпимым и непотребным. Нужны жертвы. Невинные агнцы для публичного заклания, дабы все честные люди осудили этот поступок. Почему бы им не оказаться ее внучками? Особенно если для династии они потеряны из-за гемофилии. Никто ведь не знает - здоровы они или разносят эту заразу. Для нее это звучало невероятно, запредельно, фантастически, а еще практично, цинично и логично. И не такие пакости случались в истории
дворцовых переворотов.
        Глава 7
        23 ИЮНЯ 1904 ГОДА, ЦЗИНЬЧЖОУ
        Генерал Оку нервно вышагивал по просторной комнате в занятом им особняке. И думал.
        До недавнего времени ситуация в Маньчжурии вырисовывалась хоть и напряженная, но стратегически вполне благоприятная для Токио. Конечно, англичане перед войной обещали им большую результативность, дескать, русские совсем никакие воины. Но генеральный штаб изначально делал более осторожные прогнозы и в принципе был готов к тому, что произошло.
        После провала наступления под Ляояном Куроки не сняли и не отстранили от командования. Мало того, им оказались вполне довольны в Токио. Почему? Не секрет. Да, он потерпел поражение и был вынужден отступить, оставив противнику немало трофеев. Но Куропаткин вернулся на свои изначальные позиции. Для японского генерального штаба этот поступок командующего Маньчжурской армией говорил о том, что наличных сил преследовать потрепанного противника у него просто не было. То есть для контратаки и удара по Куроки он был вынужден задействовать все свои резервы. А значит что? Правильно. Потерпев тактическое поражение, Куроки смог достигнуть стратегического успеха, не допустив разгрома 2-й японской армии на Квантунском полуострове. То есть Порт-Артур все так же оставался осажден. Его немногочисленный гарнизон распылен и убывал с каждым днем, не имея возможности получать подкрепления. А к генералу Оку шли пароходы с людьми, оружием и боеприпасами, благо что Цзиньчжоу оказался намного выгоднее расположен, чем Бицзыво из-за проходящей через него железной дороги. Порт Дальний был бы лучше, но его пока удерживал этот
безумный генерал-майор Кондратенко. Пока. Вскоре, подтянув из Японии резервы, Оку совместно с адмиралом Того выбьют его оттуда. И, скорее всего, без особых сложностей.
        Не радужно, но вполне перспективно. Главное - удержали Куропаткина, а значит, все будет хорошо.
        Конечно, ситуацию немного портило падение Инкоу, взятого на днях генерал-майором Ренненкампфом. Но в Токио не сильно переживали. В генеральном штабе Японии сидели не дураки, которые прекрасно понимали, что брать город приступом с помощью кавалерии хоть и возможно, но чревато тяжелыми потерями. Конница не предназначена для боев на «просторах» городского ландшафта. Тем более что небольшой гарнизон Инкоу смог соорудить какие-никакие, а укрепления и даже поставить несколько пулеметов. И генерал Оку был такого же мнения… до вчерашнего дня. О да, вчерашний вечер изменил очень многое…
        Что произошло? Из Инкоу прорвалось человек двадцать. Вот они-то и поведали, что все не так, как кажется. Из спутанных рассказов изможденных людей удалось вычленить два крайне неприятных фактора.
        Во-первых, кавалерийский корпус Ренненкампфа оказался таковым только на словах. На деле же он фактически был пехотным. Как оказалось, Куропаткин удержал за кадром ту деталь, что кавалеристы спешились, погрузились в железнодорожные вагоны и отправились на войну именно в таком формате. Какое-то количество лошадей имелось, но не больше, чем в пехотных частях.
        Во-вторых, этот самый корпус поддерживали блиндированные поезда. Что да как там было, эти бойцы не знали. Они стояли со своей ротой далеко от железной дороги. Поэтому только слышали и пушки, и пулеметы, и крики… А потом, после решительного прорыва многочисленного отряда русских к причалам, оказались отрезаны от своих и принуждены отступить. Собственно, на лошадях они и дали деру, ибо стояли у конюшен. Напоследок, правда, заметив, что русские «кавалеристы» дрались уже на кораблях, причаленных к пирсам.
        Сколько там было людей в Инкоу? Около двух тысяч. При столь решительном и неожиданном натиске кавалерийский корпус Ренненкампфа должен был смять их довольно быстро. Тем более что они оказались рассредоточены по немалой площади…
        Генерал Оку уже телеграфировал в Токио. Прямо ночью, сразу, как удалось выяснить обстоятельства дела. Ответ еще не пришел. И он немало нервничал, вышагивая по кабинету.
        Светало.
        Он взглянул на часы, извлеченные из специального кармана на мундире.
        Через сорок пять минут должны были подойти его офицеры, дабы обсудить обстановку. Ему остро требовались какие-нибудь дельные советы. Перегородить пути мешками с песком? Можно. Но разве локомотив их не снесет? Тут хоть пути разбирай. Может, поставить пулеметы вдоль путей? Так ведь их всего-ничего и снимать с Южного фронта совсем не выход. Этот безумный генерал-майор Кондратенко, что стоял насмерть здесь, в Цзиньчжоу, может воспользоваться столь щекотливым обстоятельством. Рискованно. Тем более что с адмиралом Того действия пока не согласованы.
        Подошел к стулу.
        Сел.
        Прислушался.
        Было тихо… очень тихо… Оно и неудивительно в этот предрассветный час.
        Он пытался вычислять сроки и раз за разом приходил к выводу, что если русские хотели бы атаковать Цзиньчжоу, то должны были уже прибыть. Но их не было. Еще вчера-позавчера могли заявиться. Это и пугало, и обнадеживало одновременно. Вдруг они столкнулись с непредвиденными обстоятельствами там, в Инкоу? Вдруг какой-нибудь удачный пулеметный расчет продержался дольше ожидаемого и заставил их изрядно умыться кровью? Или, может, корабли, что базировались там, оказались им не по зубам? А что? Вполне может быть. Там вроде как стояла пара канонерских лодок, контрминоносец и с пяток мелких миноносок. Совокупно - немалая сила. Пушек-то у них сколько!
        Бам!
        Ухнуло где-то совсем недалеко орудие. А следом, словно стая собак, сорвавшаяся за кошкой, заголосили на все лады пушки и пулеметы, взахлеб пытаясь что-то кому-то доказать. Да так, что даже в особняке, весьма удаленном от железной дороги, завибрировали окна.
        - Не пронесло… - тихо произнес Оку, встал и направился на выход. Требовалось брать ситуацию в свои руки. Хорошо хоть с вечера распорядился перебросить поближе к железнодорожной станции два батальона…
        Головным шел эрзац-бронепоезд «Илья Муромец». Пустые демпферные платформы по краям. За ними боевые вагоны, обшитые толстым котельным железом дюймовой толщины. На них по три импровизированные башни, две из которых были пулеметными, а одна - с 87-мм пушкой. Поворачивались они медленно и плохо. Но вполне выполняли свою работу. Дальше шли паровозы, по две штуки на каждый бронепоезд. Ну и в центре - штабной вагон с командирской и пулеметной башенкой. Разумеется, по всему составу была проложена телефонная связь. А иначе как им управлять?
        Вся эта конструкция, пробив кордоны заграждений, влетела на вокзал Цзиньчжоу, непрерывно ведя огонь «из всех стволов». За ним зашли однотипные с ним «Добрыня Никитич» и «Алеша Попович». Весело так зашли. С огоньком! Совокупно на троих - шесть пушек, пятнадцать станковых пулеметов с водяным охлаждением. Сила! Особенно пусть и за примитивной, но броней. Во всяком случае, японские винтовки не могли пробить двадцать пять миллиметров котельного железа даже в упор. Хватало разных стрелковых систем, но все их объединяло главное - отсутствие пуль со стальным сердечником, а свинцовый, пусть даже и оболочечный, разбрызгивался по такой толстой преграде, оставляя только вмятину.
        Понимая, что стрелять придется и на короткие дистанции, башни пулеметов расположили на вагонах «по-французски»: одна к одному борту, вторая к другому. Да с большими углами склонения. Совокупно это позволяло устранить множество так называемых «мертвых зон» и работать накоротке.
        Влетели на вокзал.
        Открыли ураганный огонь, выкашивая все живое, что могли обнаружить. А следом к Цзиньчжоу подошел состав с пехотным десантом, которым командовал капитан Деникин. Его уже представили к награде и повышению за успех в возведении укрепленной полосы, но бюрократия пока не успела провернуться. Впрочем, для принятия командования десантным батальоном пехоты капитанского звания вполне хватало. Куропаткин, как и в ситуации с Ренненкампфом, сосредоточенно толкал наверх этого командира. К делу приставлял, да. Но такому, где легко преуспеть и можно будет на что-то опираться для ускоренного продвижения по службе.
        Ударный кулак не стал ввязываться в бой на линии фронта, а, продавив ее, пошел в глубь боевых порядков. Как такового даже боя не было с полком заслона. Три бронепоезда и состав с десантным батальоном еще в сумерках проскочили кордон на полном ходу, снеся декоративные заграждения. Разведка показала, что пути пока исправны, вот и действовали. Так что вышло все как нельзя лучше. Даже стрелять не пришлось - японцы спали и не ожидали такой наглости от русских. Рискованно, но Куропаткин посчитал этот ход вполне оправданным. Нагло, дерзко, уверенно… Ему такой стиль работы нравился.
        Прорыв. Удар по вокзалу. Высадка десанта. Захват прилегающих построек. И формирование обороны вокруг бронепоездов, которые должны были стать костяком и главной огневой мощью этого подразделения. На все про все - минут двадцать пять ушло от силы. Да и то - бо2льшую часть времени составы «шевелили своими колесами».
        Долго ли им требовалось держаться? Нет. Ведь с фронта, развернувшись в боевые порядки, надвигались основные силы кавалерийского корпуса, бьющего вдоль путей. В пешем порядке.
        Спешенные кавалеристы были вооружены всем самым лучшим, что было у Маньчжурской армии. Здесь находились все семь сотен самозарядных винтовок, почти три тысячи самозарядных пистолетов, масса австрийских кавалерийских карабинов, удобных для работы накоротке и так далее. Кроме того, сюда Алексей Николаевич передал три десятка станковых пулеметов Кольта-Браунинга образца 1895 года под малокалиберный американский патрон - 6 мм U.S.N. Особенность этих пулеметов заключалась в их конструкции. Тут и воздушное охлаждение рифленого ствола, и треножный станок, и очень умеренная масса, и малоимпульсный патрон, позволяющий вести довольно плотный огонь без водяного охлаждения и смены ствола. Такой станковый пулемет в условиях городского боя был много выигрышнее ранних установок системы Максима, которые и на пулемет-то походили отдаленно, скорее на легкую пушку…
        Генерал Оку осторожно выглянул из окна полуразрушенного здания и устремил свой взор на здание вокзала. Окна уже были выбиты. В них то и дело мелькали люди. Вспыхивали задорные огоньки выстрелов.
        Вот японский отряд числом до батальона поднялся в атаку.
        - Банзай! - хором закричали несколько сотен глоток.
        Русские им ответили мерным перестуком пулеметов. Генерал легко заметил эти адские машинки.
        Вот на помощь в считаные секунды изрядно потрепанному батальону подоспел еще один.
        Свист гудка, и бронепоезд протянул немного вперед, выглянув из-за здания вокзала боевым вагоном. И сразу же два его пулемета и пушка вступили в дело. Минуты не прошло, как оба наступающих батальона были вынуждены откатиться, практически прекратив свое существование. От каждого осталось едва по роте.
        Бронепоезд тоже пострадал.
        В боевой вагон попал снаряд от японской пушки. Хорошо что не граната, а шрапнель, поставленная на удар. Тонкие внутренние переборки и деревянная обшивка не допустили ни рикошета шариков, ни обширных жертв.
        Дело сделано, и состав пыхтя втянулся за здание. Конечно, орудие, ударившее в боевой вагон, уничтожено, но зачем подставляться просто так? Мало ли, выкатят снова да ударят? Видимость из боевого вагона-то не лучшая. Не отследишь.
        Генерал тяжело вздохнул и аккуратно покинул свою наблюдательную позицию. Организовать контрудар и выбить русских с вокзала не удалось.
        Подбежал вестовой.
        - Что? - раздраженно произнес Оку.
        - Срочная депеша, - произнес он и передал конверт.
        Генерал вскрыл его, пробежал глазами и посерел лицом. Его штаб паниковал. Судя по донесениям с северных постов, русские предприняли массированное наступление вдоль железной дороги. И скоро на помощь этому десанту подойдут подкрепления. В то время как основные силы второй японской армии находились в десяти-пятнадцати километрах южнее. Они блокировали гарнизон порта Дальнего и в разумные сроки подтянуться не могли.
        Сколько у него было войск здесь, в Цзиньчжоу?
        До начала сражения в самом городе стояли два полка. Сейчас же, судя по всему, осталось от четырех до пяти батальонов. Совокупно. Да и те распределены по городу. С севера город прикрывал еще один полк, но его, судя по всему, больше нет. Плюс северо-восточнее, возле Бицзыво, стояли еще шесть батальонов, но вряд ли они смогут что-то сделать в текущей обстановке. Да и связь с Бицзыво только вестовыми, а там не ближний свет.
        Как поступать дальше, он не знал. Отходить из города? Но ведь на складах накопились большие запасы продовольствия и боеприпасов. Без них его армия не в состоянии сражаться больше пары дней. А драться за него было нечем. Наличных войск здесь и сейчас просто не было в достаточном количестве. Эти же бросить в атаку - только людей погубить. Хотя, может быть, если получится навалиться сразу со всех сторон и захватить эти бронепоезда, то у него еще оставался шанс удержать город.
        Он тяжело вздохнул и принялся отдавать распоряжения. Требовалось подтянуть к вокзалу все доступные силы. Что было непросто. А раздражение в нем накапливалось с каждой минутой. Глупо, как все-таки глупо получилось. Никто и не ожидал от Куропаткина такой выходки. Хотя о каких-то там блиндированных поездах разведка давно докладывала. Их строили в Харбине и Хабаровске, практически не таясь. Глупо и смешно, если бы не так обидно. А ведь как было удобно! Корабли подвозили грузы сюда, в Цзиньчжоу, уже отсюда их по железнодорожным путям везли южнее, к блокирующей порт Дальний армии…
        Глава 8
        24 ИЮНЯ 1904 ГОДА, ВБЛИЗИ ОСТРОВОВ ЭЛЛИОТ
        Июнь 1904 года стал в Порт-Артуре месяцем грандиозных потрясений.
        10 июня контр-адмирал Витгефт вывел эскадру на прорыв во Владивосток. Но, заметив на горизонте противника, развернулся и с чистой совестью вернулся на базу. Куда же военному флоту идти? Там же враги!
        Генерал Куропаткин держался в стороне от дел своих соседей в Порт-Артуре. Своих проблем хватало. Но проигнорировать такой промах не мог. Тем более что сейчас ему ведь потребовалось участие флота. Можно и без него, но нежелательно. Поэтому, вытащив адмирала Алексеева из Харбина, насел на него, убеждая подписать план военной операции.
        Надо сказать, адмирал сопротивлялся.
        Причина проста. И если по сухопутной составляющей никаких сложностей не имелось. В ней Алексеев ничего не смыслил, да и Куропаткин смело брал на себя любую ответственность. То вот по морской части, в представлении адмирала, предлагался форменный ужас. Дошло даже до криков, что Куропаткин сумасшедший, который сует свой нос не в свое дело и так далее.
        Но обошлось. Адмирал все подписал и в подавленном настроении удалился в Харбин. Причина к тому была самая что ни на есть веская. Оказалось, что его любимчик контр-адмирал Витгефт та еще сволочь. Во всяком случае, таковым его выставил Куропаткин, сославшись на то, что он вместе с ним работал на одних и тех же кураторов. То есть Витгефт просто использовал Алексеева для достижения своих целей. А потом, достав заранее подготовленную бумажку, начал радовать адмирала деталями. Правильная подача информации имеет очень большое значение, поэтому уже через полчаса адмирал Алексеев был уверен в том, что Витгефт умышленно позволил японцам в начале войны уничтожить крейсер 1-го ранга «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец». Да и вообще - действовала «эта сволочь» исключительно в интересах японцев. Например, совсем недавно, 10 июня, вместо выполнения приказа саботировал его, вернувшись в Порт-Артур под надуманным предлогом. «Даже не попытавшись». Ну и так далее и тому подобное.
        Убедившись, Алексеев пришел в ярость. Он так ценил Витгефта, так ценил… Что тем же вечером приказал разоружить и посадить на гауптвахту, где и дожидаться трибунала. И никакие заслуги не помогли. Ничего не помогло.
        В сущности, может быть, Алексеев и не воспринял так остро заявления Куропаткина. Кто он ему? Бывший враг и временный союзник? Но после того странного разговора в апреле Алексеев начал самым пристальным образом следить за ним. В отличие от великих князей, курировавших Алексея Николаевича из Санкт-Петербурга, адмирал сидел здесь же, на Дальнем Востоке, а потому и возможностями обладал не в пример большими. Это позволило ему довольно быстро установить факт интенсивной переписки между Куропаткиным и Марией Федоровной, что говорило о многом. Вряд ли вдовствующая императрица обменивалась бы многостраничными письмами с генералом из чуждого ей лагеря. Да и вообще - слишком много всего говорило о том, что Куропаткин не только перешел из одного лагеря в другой, но и его там вполне приняли. Алексеев даже заподозрил, что Алексей Николаевич специально вошел в сношения с бунтовщиками, чтобы, сдавая их, стать полезным. Какой же из этого вывод? Правильно. Адмирал постарался войти в кильватер Куропаткина и следом проскочить в самый влиятельный политический клан Российской империи. Он же ни к какой крупной
политической группировке не принадлежал, что считал большим упущением. Поэтому, узнав, что Витгефт им попользовался для достижения своих целей, отреагировал не столько эмоционально, сколько конъюнктурно.
        Так что уже 12 июня в Порт-Артур пришел шифрованный приказ[61 - По предложению Куропаткина Алексеев распорядился еще в начале апреля выслать по всем ключевым узловым точкам офицеров для работы шифровальщиками. Никаких особенно хитрых шифров не применялось - классический книжный шифр, чуть модифицированного вида. Первый октет цифр обозначал год, месяц и день (например, 19050616). Эти цифры выступали ключом к странице в книге, используемой в шифровании. Дальше шли удвоенные пары цифр, обозначающих номер строки и колонки. Просто и удобно, хоть и не очень надежно. Ибо достаточно сболтнуть, что за книга и как агрегировать цифры ключа, и все, приплыли. Поэтому на роль шифровальщиков выбрали офицеров без каких-либо выдающихся способностей и связей, пояснив, что это их единственный шанс хоть куда-то продвинуться.], вызвавший натуральное «потрясение основ». Витгефта арестовали словно изменника, прилюдно. Но этим не ограничились и знатно потрясли эту яблоньку с переспевшими яблоками. На землю полетело много излишне нерешительных и несамостоятельных «плодов». А вместе с тем поперек старшинства были
произведены кое-какие назначения и повышения.
        Старшим флагманом эскадры стал Вирен, произведенный той же депешей в контр-адмиралы. Самоуправство, конечно, но согласованное телеграммой с императором. Николай II мог бы и неделю, и другую тянуть с этим делом, размышляя о глубоко духовной природе нервных окончаний кузнечика в изморозь у Приамурья, но Куропаткин подключил тяжелую артиллерию - Марию Федоровну. Так что уже на следующий день пришла телеграмма от императора, в которой он утверждал все движения флотского «топ-менеджмента» на указанной лужайке.
        Почему Вирен? Куропаткин это объяснил Алексееву просто и доходчиво.
        Классический служака прусского типа. Придирчивый педант, поборник порядка и дисциплины, он не отличался особенной инициативой, но для задуманного дела подходил чуть более чем полностью. Ведь он был до крайности исполнительный и ответственный. До тошноты. До ненависти среди подчиненных. Этакий «хер майор» из кинозарисовки «Железный капут» юмористического киножурнала «Каламбур». Только натуральный, живой. Сам ходит, сам шевелится, раздавая нерадивым «Дранкелям» и «Жранкелям» трындюлей. Иными словами, человек сложный, но крепкий. Впрочем, никто другой и не справился бы с реализацией задуманного. Так что Алексеев, сильно не любивший «хер майора», вполне согласился с этой кандидатурой…
        Адмиральский шторм отгремел. Назначения прошли. И все наличные военно-морские силы Порт-Артура стали готовиться к крупномасштабной операции. Хотя, конечно, в нее никто не верил. Бо2льшая часть личного состава считала, что Вирен тупо выслуживается, стараясь оправдать повышение и назначение. Поэтому, когда вечером 23 июня на всех подготовленных к операции судах выстроили экипажи и зачитали обращение Алексеева, народ оказался шокирован.
        «Моряки!
        Измотав японцев в тяжелых оборонительных боях, генерал Куропаткин перешел в контрнаступление под Ляояном и обратил в бегство вдвое превосходящего противника! Захвачены богатые трофеи, в том числе многочисленные пушки, пулеметы и боеприпасы без счета. Следом генерал-майор Ренненкампф, командуя кавалерией Маньчжурской армии, атаковал гарнизон Инкоу и овладел им в считаные часы. Попутно его КАВАЛЕРИСТЫ взяли на абордаж две канонерские лодки, контрминоносец, три номерных миноносца и семь пароходов.
        На текущий момент, совершив стремительный марш-бросок из Инкоу, кавалерия Маньчжурской армии атаковала Цзиньчжоу. Генерал-майор Кондратенко, командуя гарнизоном порта Дальнего, предпринял встречное наступление, не позволяя японцам снять с южных рубежей основные силы и выбить лихих кавалеристов из Цзиньчжоу.
        Славные дела русского оружия! И негоже морякам нашим отсиживаться по углам и хворать от «Севастопольского недуга». А посему приказываю выступить всеми доступными кораблями, способными вести бой, и атаковать японский флот на его базе у островов Эллиот. И сделать это на рассвете 24 июня!
        Сражаться самым решительным образом! До последней крайности! Стрелять из пушек и бить самоходными минами, а коли потребуется, то и на таран идти без колебаний и смело сваливаться в абордажные схватки! Тем же, кто утонет, выбираться на сушу и атаковать береговые команды японцев в свободном порядке!
        Ни одна канонерская лодка не должна выйти к Цзиньчжоу! Ни один японский моряк не должен уйти без должной «ласки» и обихода!
        Адмирал Алексеев»
        Надо заметить, что моряки были обескуражены многим в этом послании. Тут и неожиданная для всех решительная военная операция. И не прорыв во Владивосток, что допускалось, а атака. Да, к некой операции готовились все эти дни, но никто не верил, что руководство на нее решится. Огонька добавлял и стиль изложения, нежно переплетающийся с воспоминаниями о публичном аресте Витгефта. Еще более суровой и весьма обидной оказалась новость о том, что КАВАЛЕРИСТЫ брали японские корабли на абордаж. Немыслимо! Невероятно! Ну и в качестве вишенки на торте оказалось требование утонувшим продолжать атаку. Дескать, даже не надейтесь! Если вас убили, пользуйтесь моментом и заходите с другого фланга! Очевидная ошибка, которую не рискнули проигнорировать, но прозвучало это как-то мрачно и в какой-то степени даже завораживающе…
        Русские морские силы были разделены на четыре отряда. Первый был дан на откуп лейтенанту Колчаку, повышенному до капитана 2 ранга. Он рвался в бой, в самое пекло, вот ему и выделили контрминоносцы - все девятнадцать исправных вымпелов. Второй отряд в пять броненосцев поручили контр-адмиралу князю Ухтомскому. Данный довольно компетентный, но абсолютно нерешительный командир вполне подходил для задуманного дела, прежде всего потому, что на его флагмане держал свой флаг сам Вирен. «Хер майор» вполне был способен сделать даже из этой «бесформенной амебы» крепкого солдата и надежного проводника своей воли. Командование самым малочисленным третьим отрядом получил фон Эссен. Здесь было всего три корабля: «Аскольд» с «Богатырем» и «Новик». То есть все хоть сколь-либо боеспособные и шустрые бронепалубные крейсера Порт-Артура. Завершал же этот «парад» отряд, порученный Старку, куда запихнули все остальное: канонерки, медленные или устаревшие крейсера, различные мобилизованные корабли, хоть как-то пригодные к бою, и прочий хлам…
        Час назад до адмирала Хейхатиро Того наконец добрался вестовой, прояснив обстановку на полуострове. Русские практически выбили генерала Оку из Цзиньчжоу и ведут напряженный бой на развалинах этого городка. Переброска подкреплений из-под порта Дальнего стала крайне затруднительной, потому что генерал-майор Кондратенко развил немалую активность. Поэтому Оку просит срочную поддержку флота. Ему кровь из носа нужно выбить русских из Цзиньчжоу, где находятся важные склады. Без них его армии конец. Еще день-два, и боеприпасы просто закончатся, ведь именно в Цзиньчжоу находились основные склады армии.
        Времени на раздумье практически не было. Адмирал вышел в кают-компанию, расстелил карту и стал думать, пытаясь сформировать в голове общую картину происходящего.
        Уже третий день отряд фон Эссена ведет себя очень агрессивно, гоняя возле Порт-Артура легкие силы и крейсера. О том, что русские вывели на внешний рейд все свои силы, адмирал знал. Неделю как знал. Но зачем - не понимал. Атаковать? Он не верил в то, что русские решатся на это. Во всяком случае до того они показывали себя очень неуверенными и робкими воинами на море. Уходить? Возможно. Агрессивность фон Эссена заставила японского адмирала отодвинуть заслоны восточнее. Такая удобная мишень, как русская эскадра на внешнем рейде, конечно, привлекала. Но фон Эссен сорвал две ночные атаки подряд и Того, потеряв три контрминоносца, решил больше не рисковать.
        Еще несколько дней назад ему было неясно, чего хотят русские. Но сейчас, получив развернутую депешу от генерала Оку, он откровенно разнервничался. С одной стороны, требовалось незамедлительно помочь сухопутным силам серьезным количеством стволов. Пары канонерок было, очевидно, совершенно недостаточно. Ситуация в Цзиньчжоу была по-настоящему критической. С другой стороны - русская эскадра стояла на внешнем рейде и готовилась куда-то сорваться. Куда? Не секрет. В голове Хейхатиро Того собрался пазл - удар по Цзиньчжоу - попытка отвлечь его внимание на второстепенную задачу и позволить русским кораблям уйти.
        Он мутным взглядом обвел карту театра военных действий и обратил внимание на пометку, сделанную у входа в Токийский залив. И сразу понял, для чего контр-адмирал Иессен со своими двумя броненосными крейсерами[62 - Речь о броненосных крейсерах «Россия» и «Громобой», входящих во Владивостокский отряд крейсеров.] потопил там какую-то старую калошу с таким шумом и помпой. Отряд Камимуры бросился в погоню за дерзкими русскими так, что подметки засверкали. Еще бы! Лично император заинтересовался хулиганами. По последним данным, Камимура прошел пролив Цугару и находился где-то к востоку от Японии. То есть у черта на куличках. А значит, к делу его не подтянешь. Камимуру отвлекли, специально отвлекли. Точно так же, как сейчас хотят отвлечь и его - адмирала Того. Достаточно выступить на поддержку Оку хоть сколь-либо внушительными силами, и новый командующий Порт-Артурской эскадрой сразу же бросит свои корабли на прорыв. И не удержишь.
        Было душно. Болела голова от недостатка сна. Адмирал вышел на мостик и, опершись на перила, уставился на черную воду. Зажмурился. Помассировал виски. Поднял глаза, устремляя взгляд на запад. Густые и довольно странные облака клубились едва различимо в небе. Он улыбнулся этой причуде природы и скосился на неплохо освещенный лагерь. Часть моряков отдыхала, разместившись в палатках на берегу. Часть занималась ремонтом и погрузкой угля. Война - это особая жизнь, и она здесь кипела…
        Несколько дежурных кораблей густо чадили дымом, держа котлы под парами, достаточными для полного хода. Адмирал вгляделся в эти дымы. Что-то было в них неуловимо знакомое. Он задумался, порылся в памяти и, слегка побледнев, повернулся всем корпусом на запад. Облака. Точно! Они были какие-то странные… слишком странные…
        - Вахтенный, - хрипло произнес Того. - Отправьте корабль за мыс. Пусть поглядит, что это за облака такие.
        - Слушаюсь! - козырнул вахтенный и немедленно отправился исполнять приказания. Глупость глупостью. Проверять облака. Но перечить он не посмел. В конце концов не он адмирал, а вот этот странный старик.
        Не прошло и минуты, как дежурный контрминоносец сорвался с места и, легко набирая скорость, устремился вперед - изучать облака. Его прожектор вяло ощупывал пустую воду. Экипаж устал и жаждал отдыха. Ночная смена не сахар.
        И вот, когда до мыса оставалось меньше трех кабельтовых, оттуда стали выскакивать маленькие, хищно выглядевшие суда. Без огней. Из-за чего казались еще более мрачными и опасными.
        - К бою! К бою! - закричал наблюдатель. Сомнений не было - пришли русские минные силы. Другим-то откуда здесь быть? Адмирал Того же сохранял внешнюю невозмутимость, лишь крепче сжал бинокль. Его люди знали, что делать.
        Поняв, что его обнаружили, отряд Колчака открыл ураганный огонь по дежурному японцу, внезапно оказавшемуся чуть ли не на дистанции пистолетного выстрела. Исход этого боя был предрешен. Японец почти мгновенно запарил, теряя ход, окутавшись сплошной пеленой маленьких взрывов.
        Но и промеж русских контрминоносцев стали вставать столбы воды. Все чаще, чаще и чаще. Черная гладь начала буквально закипать от переизбытка разгоряченных снарядов. Атака, так лихо начавшаяся, стала захлебываться. Японский адмирал хоть и позволял людям отдыхать, но дежурных возле орудий всегда оставлял, как и какой-никакой, а боезапас для совершения нескольких быстрых выстрелов.
        Колчак рвался вперед. Его контрминоносец агрессивно и бессистемно маневрировал, постоянно перекладывая руль. Что позволяло уклоняться от снарядов. В основном потому, что два «подарка» таки уже поймали. Клапаны на машине были заклепаны. Кочегары выжимали все до последней капли из силовой установки… И все для того, чтобы как можно скорее сблизиться с врагом. Три, максимум четыре, кабельтовых. Еще чуть-чуть. Еще немного.
        - Пуск! - прокричал Колчак. - Пуск… дети!
        Первая самоходная мина пошла, вспенив за собой воду. Колчак отрывисто скомандовал. И его корабль резко вильнул в сторону. Он скосился на часы. Бросил пару слов рулевому. Взглянул на моряков у второго торпедного аппарата.
        - Пуск! - вновь отрывисто крикнул Колчак.
        И вторая самоходная мина отправилась следом за первой. С заметной задержкой, но по такому азимуту, чтобы первая, если встретит противоминные сети, на них и подорвалась. А вторая свободно бы прошла дальше. После чего, не дожидаясь результатов пусков, его корабль заложил новый резкий вираж, стремясь уйти из-под удара.
        Адмирал Того не видел эти пенящиеся следы в воде. Темно и далеко. Но пороховые вспышки пусков замечал. И едва заметно улыбался уголком губ. Он не давал лениться своим людям и заставлял их выставлять противоминные сети на этой открытой стоянке. Да, адмирал не верил в атаку русских, но все равно выставлял. От греха подальше. А значит, эти контрминоносцы только глупо подставлялись под удар. Вон уже несколько парили, потеряв ход. Смело, но глупо. Сами такие же ставят… Еще немного, еще чуть-чуть, и все их труды канут в вечность…
        Бах-ба-бах! Слитно ударили орудия главного калибра откуда-то с запада. И спустя каких-то несколько мгновений рядом с эскадренным броненосцем «Асахи» встало два мощных фонтана. И еще два снаряда зашло в корпус.
        Того не удержался и вздрогнул, побледнев. Из-за мыса выходил под всеми парами эскадренный броненосец «Цесаревич». Он, вслед за англичанами, был невысокого мнения о французской корабельной школе. Да и снаряды, принятые в русском флоте «на французский манер», высмеивал. Особенно после первого боевого контакта с русскими. Их снаряды совершенно не годились для перестрелок дальше двадцати кабельтовых. Слишком легкие и слабые. Казалось бы? Но вот в чем дело - до «Цесаревича» было чуть больше десяти кабельтовых… На этом и строился расчет Куропаткина, предложившего Алексееву таким нехитрым способом преодолеть неисправимый недостаток.
        Следом за «Цесаревичем» выглянул «Ретвизан». Потом шли «Полтава», «Победа» и «Пересвет». Под всеми парами они двигались кильватером, уверенно сближаясь на откровенно кинжальную дистанцию.
        Целая сеть мощных, тугих фонтанов поднялась у кораблей эскадры Того. Это торпеды встретились с противоминными сетями. Лишь одной удалось поразить броненосный крейсер «Касуга», на долю которого выпало дежурство. А потому сетей он не ставил. И вот, поймав 381-миллиметровую торпеду, он стал заметно крениться и терять ход, который так и не успел толком набрать.
        Грустно, но терпимо. Во всяком случае, адмирала Того теперь больше занимали не торпеды, а русские орудия главного калибра, внезапно оказавшиеся так близко. Так самоубийственно близко. На таких дистанциях навыков стрельбы и не требовалось. Наводи прямо на цель на глазок да бей. Что радикально нивелировало низкую выучку русских экипажей.
        Бу-у-у-м! Поднялся мощный столб воды прямо из-под борта «Микасы». Вторая торпеда, пущенная с флагманского контрминоносца Колчака, таки достигла цели. А японский адмирал едва удержался на мостике - тряхнуло корабль здорово.
        Тем временем русские броненосцы уже били прямой наводкой на пределе своей скорострельности, отвлекая на себя практически все орудия противника. Постоянно что-то взрывалось у них на борту или в надстройке. Управление огнем стало невозможным. Дальномеры оказались распылены в дым. Каждая башня, каждая батарея действовали самостоятельно. Благо что целей хватало. Куда ни глянь - везде враг.
        Вирена ранили одним из первых снарядов. В этом сильно помогли большие щели рубки. Ухтомский продержался две минуты, но тоже упал раненым. Уже через десять минут после начала артиллерийского боя в рубке флагмана оставалась только пара относительно целых матросов. На остальных броненосцах ситуация была не лучше. Побитые и искореженные, они парили и стремительно теряли ход. Однако упорно вели огонь. Пусть не столь бодрый, как вначале, но все еще весьма действенный.
        Но японцам тоже досталось.
        С десяти кабельтовых русские двенадцатидюймовые бронебойные снаряды уверенно пробивали броневые пояса японских эскадренных броненосцев. А тугие взрыватели, исправление которых в Порт-Артуре саботировал Витгефт, с трудом, но срабатывали. Поэтому линейные силы японцев натурально умылись кровью. А «Микаса» так и вообще не сумел оправиться от попадания торпеды и настолько сильно накренился, что не мог более вести огня.
        Русская броненосная эскадра дошла уже до середины рейда, когда из-за мыса стали вываливать корабли четвертого отряда. Той самой сборной солянки, куда даже всевозможные калоши запихнули, вооружив для виду 47-миллиметровой пушкой и десантной командой моряков с кораблей, неспособных выйти в море. Первым из-за мыса вывалила главная затычка всего и вся в Порт-Артуре - буксир «Силач» с лейтенантом Сергеем Захаровичем Балком во главе, списанным туда за настолько дивный характер, что и не пересказать. Но здесь и сейчас он был вполне в своей стихии.
        За ним выползали и остальные калоши, с ходу открывая огонь. Но он, ни на кого не обращая внимания, пер к «Микасе». Заваливание этого броненосца прекратилось. Видимо, команда справилась. Опасно. Очень опасно. Но кто обратит внимание на небольшой буксир? Балка и взяли-то только из-за того, что оставлять без присмотра на рейде было попросту опасно. А так Вирен, органически не переваривавший этого безумца, искренне надеялся, что тот затонет во время перехода к огромному счастью офицерского собрания и его лично. Но не получилось.
        И вот буксир, набитый моряками под завязку, смешно покачиваясь на волне, подошел к «Микасе» и уперся в ее борт. Вверх полетели «кошки». И моряки, набранные Балку лично Виреном, бросились в атаку - наносить визит вежливости японцам.
        Надо сказать, что Роберт Николаевич очень большие надежды возлагал на скорое утопление «Силача» где-нибудь подальше от берега. А потому записал туда в десант тех моряков, которые всех совершенно утомили своим буйным нравом и дисциплинарными взысканиями за драки, в том числе и пьяные. Балк шутку оценил. И незадолго до подхода к мысу выкатил с барского плеча «по сто писят» всем участникам предстоящего дебоша.
        И вот эти «морды» рьяно ринулись на абордаж. Все крепкие. Мычат чего-то. Кричат. Ревут. Слов не разобрать. Морды красные. Кулаки крепкие. Ломают все и крушат. Убивают. Этакие исчадия ада, вынырнувшие из морской пучины… Образно, разумеется. Ибо именно такими они запомнились выжившим японцам. На деле же все десантники этого буксира, как и прочие, были вооружены лучшим стрелковым и холодным оружием Порт-Артура. Даже часть гражданских револьверов и пистолетов пришлось экспроприировать. «Хер майор» службу знал и приказы исполнять умел…
        Наступил рассвет.
        В Бицзыво слышали канонаду и отблески огня в предрассветном сумраке. И вот, когда окончательно рассвело, а руководство порта отчаялось связаться с Того, эсминец «Икадзути» отправился на разведку. Быстро добежал до нужного острова. Выскочил из-за него и, заложив резкий вираж, нырнул обратно.
        Бухта, так гостеприимно принимавшая японский флот, находилась в совершенном разгроме. Забитая побитыми кораблями, словно бочка сельдью, вся окуталась дымами непотушенных пожаров и облаками пара из пробитых котлов. Целых кораблей практически не было. Исключая, пожалуй, три бронепалубных крейсера фон Эссена, которые и спугнули «Икадзути». Остальные же либо серьезно просели в воде, либо выбросились на берег или отмель, или совсем уже утонули, собирая на верхних ярусах своих искореженных надстроек жирные стайки людей.
        Несмотря на то что бой в целом закончился, отдельные перестрелки продолжались, большей частью из стрелкового оружия. Но это уже была агония. А над импровизированным флагштоком полузатопленного эскадренного броненосца «Микаса» развивался подранный Андреевский флаг…
        Глава 9
        27 ИЮНЯ 1904 ГОДА, СЕВЕРНЕЕ ПОРТА ДАЛЬНИЙ
        Генерал Оку стоял на берегу моря и с наслаждением вдыхал свежий воздух, вглядываясь в солнечный диск, восходящий где-то вдали.
        Его армия была разбита.
        Нет, конечно, вечером пришли доклады командиров, согласно которым он пока еще располагал восемью тысячами бойцов. Но что они могли в сложившейся обстановке? На каждый десяток винтовок приходилось по пять-шесть патронов. Пулеметы молчали, не имея боеприпасов. А на сорок девять оставшихся пушек было всего семнадцать снарядов.
        На рассвете 24 июня японская эскадра была разбита у островов Эллиот. И уже спустя пару часов бронепалубные крейсера «Аскольд» и «Богатырь» зашли в Талиеванский залив и открыли огонь по японским позициям под Цзиньчжоу. Две дюжины «шестидюймовок» - сила, и немалая. Так что получаса не прошло, как японским войскам, попавшим под столь губительный артиллерийский огонь, пришлось отойти. Окружение замкнулось. Генерал Оку не имел более возможности отвести людей к Бицзыво, а только там и была его надежда - склады с продовольствием и боеприпасами, не такие значимые, как в Цзиньчжоу, но все же.
        На следующий день, плюнув на южные позиции и стянув на север все доступные силы, он попытался прорваться. Но не удалось. Опять помешали русские корабли и бронепоезда, один из которых, кстати, удалось наконец подбить. Но ситуации это не изменило.
        Кошмарные потери!
        Того же 26 июня генерал-майор Кондратенко начал осторожное наступление, оттеснив японские заслоны от города к северу - северо-востоку. Их явно зажимали в узкой полосе между морем и железной дорогой. Что дальше? Полное истребление. Иного в такой диспозиции не предвиделось.
        Ясуката Оку оглянулся. Офицеры его армии собрались здесь. Все двадцать три человека. Больше не было. Напряженная обстановка заставляла офицеров личным примером вести бойцов в атаку. Все остальные к этому моменту оказались либо убиты, либо ранены настолько, что даже самостоятельно сидеть не могли.
        Чуть в стороне стояли русский офицер с перевязанной рукой и десяток солдат сопровождения. Генерал кивнул, и переговорщик, сопровождаемый китайцем-переводчиком, приблизился.
        - Капитан русской армии Деникин, - коротко доложился гость.
        - Я слушаю вас, капитан, - ответил генерал Оку, дождавшись, когда переводчик сделает свое дело. - Что вас привело ко мне в это замечательное утро?
        - Я направлен своим командованием, чтобы предложить вашим людям сложить оружие, - произнес Антон Иванович и, чуть поморщившись, протянул правой перевязанной рукой сложенный вдвое лист бумаги.
        - А что же генерал-майор Ренненкампф? - поинтересовался с едва заметной усмешкой Ясуката Оку, не принимая листка.
        - Павел Карлович ранен, - невозмутимо ответил Деникин. - Я прошу извинить за неподобающий чин, но сейчас я старший из тех офицеров кавалерийского корпуса Маньчжурской армии, кто все еще способен стоять на ногах.
        Генерал Оку ничего не ответил. Промолчал. Лишь его брови не удержались и взлетели вверх. Он знал, что бои в Цзиньчжоу были крайне напряженные, но чтобы так… Секундное замешательство отступило, и он сподобился принять листок, подаваемый ему раненой рукой. Открыл его. И еще раз удивился. Обращение было написано на русском и японском языках. Двумя параллельными колонками: слева на одном языке, справа - на другом.
        - Алексей Николаевич, - произнес, разрывая затянувшуюся паузу, Деникин, - просил передать, что истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть[63 - Здесь идет отсылка к одному из базовых положений Бусидо, изложенных Дайдодзи Юдзаном в «Начальных основах воинских искусств». Дайдодзи Юдзан жил в 1639 -1730 годах. И его постулаты были важнейшей из основ духовного воспитания как японского воинского сословия - самураев, так и их прямых наследников - кадровых военных при императоре Мэйдзи.]. А потому просил вас удержаться от совершения сэппуку, ибо без вас могут быть проблемы с нижними чинами. Только вы способны удержать их в повиновении. И тем помочь выжить. Эта война рано или поздно закончится. И чем больше мужчин вернется домой, тем лучше будет для каждого Отечества.
        - Алексей Николаевич? - еще более удивленно переспросил Оку.
        - Так точно, - кивнул Деникин. - Командующий Маньчжурской армией генерал Алексей Николаевич Куропаткин…
        Генерал Ясуката Оку подписал капитуляцию. В его окруженной армии еды было на два-три дня, боеприпасов не имелось вовсе и помощи ждать не приходилось.
        С берега, занятого японцами, было хорошо видно, как в порт Дальний подходили своим ходом или на буксире пострадавшие в бою корабли. Судя по тому, что на флагштоках некоторых из них, кроме Андреевского, развевался и японский военно-морской флаг, там хватало и трофеев. В хороший морской бинокль было видно, сколько там подползало калек. Деревянные щиты, установленные в огромных дырах у ватерлинии, обгорелые и искореженные надстройки, местами выломанные пушки и вывороченные листы брони…
        Спустя четыре часа после завершения боя у островов Эллиот из Порт-Артура начали подходить пароходы с рабочими и водолазами. На буксире притащили плавучий кран и прочее, прочее, прочее. Да и пленников требовалось забрать. Радио - великая вещь. А «хер майор» озаботился и этим вопросом, выполняя прямые приказы… Русские моряки всеми силами пытались спасти корабли. Подводили пластыри. Откачивали воду, осушая отсеки. Изготавливали временные деревянные щиты вместо отсутствующих кусков обшивки. Машины и пушки починятся потом, при случае. Сейчас же требовалось любой ценой спасти корпуса, изрядно поврежденные в бою. Опыт трагической гибели «Боярина» заставлял шевелиться максимально энергично, опасаясь шторма, который мог бы разметать корабли по морю да изломать их о прибрежные скалы. Поэтому порт Дальний уже к рассвету 27 июня выглядел жутковато, напоминая всплывшее и решившее подышать свежим воздухом кладбище утонувших кораблей. Разве что обрастания на надстройках не хватало для полноты картины и водорослей, гирляндами свисавших отовсюду. И это несмотря на то, что круглосуточные работы у островов Эллиот
даже не думали прекращаться…
        Глава 10
        6 ИЮЛЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Куропаткин уверенным шагом подходил к специально огороженной территории. Импровизированный зал под открытым небом с лавочками напротив своего рода президиума. Вокруг яркое освещение, насколько это вообще возможно в то время. Электрические лампы прекрасно контрастировали с темнотой тихого, приятного вечера.
        Алексей Николаевич прошел в президиум и сел по правую руку от главнокомандующего - адмирала Алексеева. А напротив, на множестве мест, разместились журналисты, которых генерал сманивал острыми новостями буквально со всего света уже несколько месяцев. Ну как журналисты? Некоторые - вполне. А кое-кто и чин имел, да от погон отвыкнуть никак не мог, но прикидывался.
        Одна из первых пресс-конференций Евразии началась.
        После небольшого вступительного слова, произнесенного адмиралом, явно не привыкшим к таким вещам, настала очередь Куропаткина.
        - Итак, - кашлянув, начал Алексей Николаевич. - Дело новое, непривычное. Давайте я для начала кратко обрисую обстановку в целом, а потом вы станете задавать вопросы, которые пожелаете. Хорошо? Отлично. Сим извещаю вас о том, что российская военная операция «Буря в стакане» завершилась вполне успешно. Во всяком случае, все ее основные фазы.
        Куропаткин сделал небольшую театральную паузу, наблюдая за журналистами, особенно за теми двумя японцами, которых с огромным трудом удалось вытащить. В Японии была не только партия войны, но и партия мира. Вот они и отозвались, послав своих людей на французском крейсере «Паскаль». Но название военной операции людей не смутило. Разве что кое-кто из французов и итальянцев заулыбался. А что? Они такое любят.
        - Все началось с того, что русскому агенту с красивым псевдонимом Аматэрасу[64 - Аматэрасу - верховная богиня в японском пантеоне. Богиня Солнца, прародительница японского Императорского дома. Считается, что первый император - Дзимму был ее правнуком.] удалось вскрыть часть разведывательной сети японцев и использовать ее для дезинформации командования. Это привело к взаимосвязанной цепи событий. Тут и неподготовленное наступление Куроки на укрепленные позиции под Ляояном. И внезапный захват Инкоу. И удачное нападение на Цзиньчжоу. И битва при островах Эллиот. Как следствие всех этих мероприятий стала капитуляция генерала Оку, у которого просто не осталось никаких возможностей для сопротивления. В его армии банально кончились боеприпасы и провиант, а она сама оказалась в полном окружении. Вот как-то так. Задавайте вопросы. Сразу предупрежу, не на все мы сможем ответить.
        - Агент Аматэрасу - женщина? - поинтересовалась бойкая дама с американским акцентом. Этакая типичная феминистка тех лет, впрочем, их называли суфражистками.
        - Конечно.
        - Вы считаете, что генерал Куроки не имел никаких шансов проломить вашу оборону? - спросил мужчина с немецким акцентом и настолько явной армейской выправкой, что Куропаткин едва сдержал усмешку.
        - Безусловно. Укрепления возводились из расчета удержания впятеро превосходящих сил. Поэтому основная задача дезинформации заключалась в том, чтобы вовлечь 1-ю японскую армию в бой и лишить подвижности. Но не надо недооценивать японские войска. Уровень дисциплины, порядка и управляемости у них на уровне крепкого ландвера.
        - Ландвера? - неподдельно удивился тот немец.
        - Именно так. Им остро не хватает опыта и навыков, но они представляют собой один из наиболее упорядоченных, дисциплинированных и упорных народов в мире. Да и стойкость перед лицом смерти выше всяких похвал. Наш успех под Ляояном и Цзиньчжоу опирается на превосходство в тактике и стратегии. Японский солдат, хоть и мелкий из-за плохой кормовой базы, но удивительно стойкий и смелый. Под огнем пушек и пулеметов японцы отступали, только потеряв от четверти до трети личного состава. Это очень хороший показатель даже по европейским меркам. Практически на уровне русского или прусского, простите, германского, солдата. А наши народы в этом плане безусловные лидеры.
        - Я понял вас, - сказал немец, кивнул и сел на место, сразу начав перешептываться со своим спутником, у которого так и вообще, казалось, обмундирование буквально просвечивалось сквозь гражданский костюм, а вместо дурацкого берета проступает мираж пикхельма[65 - Пикхельм - германский кожаный пехотный шлем с небольшой декоративной пикой на маковке. Этот тип шлема позаимствован королевством Пруссия в Русской императорской армии времен Николая I в 40-е годы XIX века. То есть вернее его было бы называть «русско-прусский».]. Хотя, конечно, это все были личные галлюцинации генерала, очень уж характерной была внешность.
        - Если вы пожелаете, - продолжил Куропаткин, обращаясь к вопрошавшему немцу, но смотря в глаза его собеседнику, - то подойдите позже, и я поделюсь описанием различных эпизодов, впечатливших меня в полной мере. Полагаю, читатели вашей газеты могут пожелать подходящих зарисовок. Вы ведь, я понимаю, из газеты?
        - Neue Preu?ische Zeitung![66 - Neue Preu?ische Zeitung - «Новая прусская газета», важное консервативное издание в Германской империи, основанное в 1848 году. В свое время в нее писал сам Бисмарк под псевдонимом, разумеется.] Непременно, - привстав, ответил спикер, в то время как его собеседник остался невозмутим, выдержав эту игру взглядами без малейшего напряжения.
        - Мы слышали, что Маньчжурская армия захватила большие трофеи. Велики ли они? - Оживился один из представителей санкт-петербургской прессы.
        - Пятьсот сорок семь орудий, восемьдесят один пулемет и шестьдесят две тысячи винтовок. Разумеется, без учета боеприпасов, обмундирования и прочего имущества.
        Журналисты, как настоящие, так и мнимые, оживленно зашумели, а когда закончили, худощавый мужчина с холодным взглядом предельно вежливым тоном произнес:
        - У меня вопрос к адмиралу Алексееву, если позволите.
        - Да, пожалуйста, - кивнул Куропаткин, откидываясь на спинку кресла, демонстрируя тем самым, что уступает право дискутировать своему командиру.
        - Евгений Иванович, 24 июня произошла крупная битва при островах Эллиот. Она заинтересовала все военно-морские державы мира. Данный ход нас чрезвычайно удивил. Кто разрабатывал план операции? Контр-адмирал Вирен, вы лично или, может быть, кто-то еще?
        Алексеев пожевал губы, попыхтел, после чего, тяжело вздохнув, произнес:
        - Господа, это, конечно, звучит странно, но всю операцию разработал и спланировал Алексей Николаевич.
        - Что? - ахнули хором в зале.
        - Полно вам, Евгений Иванович, - максимально смешливо отмахнулся Куропаткин. - Без вас ничего бы не получилось. Я просто не разбираюсь в морских делах в должной мере, чтобы разумно там что-то планировать. Так что не нужно лишней скромности. Это наш совместный проект…
        Последующие минут пять Алексеев и Куропаткин обменивались самыми нежными и трогательными любезностями, нахваливая друг друга. Словно закадычные друзья, какими они в общем-то и стали за последние месяцы. Можно было бы и дальше создавать видимость вражды, но Алексей Николаевич не видел в этом смысла. Как там было в кинофильме «Убрать перископ»? «Мы оторвались от “Орландо”, прошли противолодочные корабли…», а значит, обретено преимущество, которым и должно воспользоваться. То есть тянуть больше не имело никакого смысла.
        Англичанин смотрел на Куропаткина внимательно и с каким-то задумчивым видом. Вероятнее всего, он был в курсе всей затеи великих князей. А потому происходившее заставляло его многое переосмыслить.
        - Алексей Николаевич, а почему вы выбрали такой ход? - поинтересовался тот же самый англичанин, когда Куропаткин и Алексеев прекратили кривляться.
        - Друг мой - это азы военного искусства. Великий русский полководец Александр Васильевич Суворов, не проигравший ни одного из девяноста трех сражений, опирался на эту стратагему во всех своих победах?
        - Пуля дура - штык молодец! - весело воскликнул кто-то из российских журналистов.
        - Вздор! - поморщился Куропаткин. - Меняется материально-техническое оснащение войск, меняются и инструменты войны. И то, что сто лет назад было замечательным выбором, сейчас вполне можно расценивать как вредительство. Ложка дорога к обеду. Фундаментальной стратагемой Суворова было удивление. Удивишь - победишь! Ее в полной мере развил на море другой наш блистательный командир, который, как и Суворов, не потерпел ни одного поражения, - Ушаков. Впрочем, если порыться в истории, то самые ранние упоминания этого подхода мы найдем в трактате «Искусство войны» китайского философа Сунь-Цзы, писавшего, дай бог памяти, в V веке до Рождества Христова. В Гомеровские времена, господа! Так что ничего удивительного и нового в моем приеме не было. Все думали, что эскадра попытается сбежать, но мы атаковали. Все думали, что бой будет вестись перестрелкой артиллерийской, да не в упор, а на приличной дистанции, а мы решительно сблизились и пошли в рукопашную. Ну и так далее. То есть поступили так, как от нас никто не ожидал, а потому отражать такое нападение не готовился. Мы удивили и с тем победили, хотя
изначально имели более слабую эскадру и менее выгодные позиции.
        Англичанин слушал очень внимательно. Впрочем, так слушали все. И немцы, и французы, и японцы, и итальянцы… И все понимали слова генерала по-своему, по-особенному.
        - Мы все уже знаем, - произнес другой англичанин, куда более жизнерадостный, - о взятии русскими моряками флагмана японского флота на абордаж. Ходят совершенно невероятные слухи. Скажите, какими морскими силами сейчас располагает Россия в Порт-Артуре?
        - Возможно, - чуть подавшись вперед, произнес Куропаткин, - в морских делах я и не сильно сведущ, но информация о численном и качественном составе войск есть важнейшая цель любой разведки, которую должно всем воюющим сторонам добывать самостоятельно… Но вам повезло. Разглашение конкретно этих сведений сейчас крайне выгодно России.
        Он вновь взял театральную паузу на несколько секунд и продолжил:
        - В Порт-Артуре и Дальнем сейчас у нас находятся пять броненосцев 1-го ранга, четыре броненосных крейсера 1-го ранга[67 - «Россия» и «Громобой» ушли после дела в Токийском заливе на юг и, обогнув Японию, соединились с основными силами в Порт-Артуре. Два других броненосных крейсера - это «Ниссин» и «Касуга», повреждения которых оказались вполне терпимыми. Во всяком случае, после установки деревянных щитов у островов Эллиот они дошли своим ходом до Порт-Артура.], три бронепалубных крейсера и семь контрминоносцев. Это что касается основных сил. Да, многие из этих кораблей нуждаются в ремонте, но они на плаву, а это главное.
        - Пять броненосцев?
        - «Ретвизан», «Полтава», «Севастополь», «Микаса» и «Сикисима». Сейчас открыт вопрос о вполне вероятном вводе в строй шестого. «Хацусэ» не так сильно поврежден, как нам изначально казалось. Я удовлетворил ваше любопытство?
        - Вполне, - кивнул ставший совсем хмурым англичанин. Новость для Великобритании и Японии звучала кошмарно. Ведь у Санкт-Петербурга были еще корабли первого ранга на Балтике. Да, спорно спроектированные и построенные, но это не так уж и важно.
        - А что случилось с «Цесаревичем»? - поинтересовался французский журналист.
        - Он утонул.
        - Надеюсь, он проявил себя хорошо?
        - Сожалею, но этими сведениями я не располагаю. Пока могу вам сказать только то, что погиб он первым из броненосцев. Корпус имеет продольный разлом в районе рубки. После того как мы его поднимем, изучим повреждения и сопоставим с хронологией боя, все, я полагаю, встанет на свои места и получит разумное объяснение. Сейчас же все оценочные суждения преждевременны. Но не переживайте. Я прекрасно понимаю, какой интерес вызывает это сражение в мире. Подробную сводку о потерях и повреждениях мы обнародуем позже, когда завершим формировать целостную картину.
        - Благодарю, - произнес француз и сел на место. Вид он имел не очень довольный, но обтекаемая формулировка генерала позволяла довольно гибко трактовать обстоятельства гибели. Не слава для французской кораблестроительной школы, но все-таки. Особенно в свете того, что на плаву остались броненосцы английской и американской постройки.
        Куропаткин взглядом поискал японцев и жестом предложил задать вопрос. Эти два офицера, а в том, что перед ним именно офицеры, сомнений не было, держались осторожно и в стороне, словно в тени. Чуть поколебавшись, один из них встал и с очень сильным акцентом спросил:
        - Нам стало известно, что вы лично просили генерала Оку не совершать сэппуку перед сдачей в плен. Почему?
        - Я наблюдал за тем, как крепко сражались ваши солдаты под Цзиньчжоу. Не представляю, как они повели бы себя в плену. Время военное, я не гуманист, поэтому в случае бунта или прямого неповиновения отдал бы приказ применять оружие самым решительным образом. Только генерал сможет удержать среди них дисциплину и порядок в плену. А потому я считаю, что, пока он не сдаст императору вверенных ему солдат, совершать сэппуку преждевременно.
        Японский «журналист» чуть помедлил, потом обозначил легкий поклон и сел на место.
        Еще немного поболтали. А потом перешли в другую зону, где планировался банкет в честь славной победы. Удобное место, чтобы многое обсудить. Не так часто такие мероприятия случаются в этих краях.
        Немного «поторговав лицом», генерал уединился. Он устал. Хотелось немного посидеть в тишине и подумать. Но и десяти минут не прошло, как к нему заглянули те два немца. И ему пришлось ругать почем зря французские корабли и оружие, ссылаясь на то, что только вежливость не позволила это сделать прилюдно. Нахваливать германские пушки и вообще инженерно-конструкторскую мысль, которую «без должного здравомыслия, практичности и основательности можно считать только за баловство». Их сменили французы, которым генерал пел о том, какие немцы негодяи и продали столько оружия японцам, а ведь на словах-то, на словах… И так далее, и тому подобное. Все заходили и всем он говорил чистую правду, вызывавшую самый теплый отклик. Это было несложно, ведь достаточно было говорить ее не всю…
        Цирк шел около двух часов. И под финиш генерал уже откровенно боялся «запутаться в показаниях». Прекратилось все. Утихло. Он потянулся к теплой, ароматной кружке свежего чая. Но только лишь отхлебнул от нее, как зашел Дин Вейронг с довольно сложным выражением лица.
        - Что-то случилось? - нахмурился генерал.
        - Вы просили отпустить Юми… - начал он говорить. - Но она хочет вас видеть. Просит принять.
        - Что? Зачем? Хотя, впрочем, какая разница? Вы ее досмотрели? Оружие есть?
        - Сама сдала.
        - И вы ей вот так просто поверили?
        - Нет, конечно. Препроводили в комнату, где ее раздели догола и самым тщательным образом изучили тело и одежду.
        - Это сделал ваш человек?
        - Три доверенные женщины.
        - Хм. Ясно. И что, правда, девочка все сдала?
        - Сам удивлен.
        - Хорошо, пропустите. Но будьте начеку. Мало ли?
        Минуты две ожидания.
        Тихо скрипнула дверь. Мягкие, осторожные шаги. Куропаткину жутко хотелось повернуться, все-таки она его чрезвычайно привлекала. Но удержался.
        - Зачем ты пришла? Я сдержал слово. Ты свободна.
        - Я виновна и должна понести наказание. Это было бы справедливо, - произнесла она и замолчала.
        - И что ты хочешь от меня? - спросил Куропаткин, не выдержав и повернувшись. О чем сразу же пожалел. Юми давилась от слез и сделать хоть что-то плохое ей сейчас он просто не смог бы. Она была такой беззащитной.
        - Я должна вернуться на Родину и принять смерть. Но… - произнесла она и осторожно взяла себя за живот, отчего волосы на затылке генерала встали дыбом. Мгновение. И Юми упала на колени перед Алексеем Николаевичем. - Этот малыш ни в чем не виноват. И я не могу… просто не в состоянии пожертвовать им.
        - Это…
        - Это твой ребенок.
        - Если ты меня обманываешь, я тебя убью, - хрипло произнес обескураженный Куропаткин. Он был уверен в том, что девочка знала, что делала, когда предавалась с ним любовным утехам. Школа гейш - не шутка. Там многому учат.
        - Знаю.
        - Это точно мой ребенок? Я ведь немолод.
        - Точно. Больше ни с кем близости я не имела уже много месяцев.
        - О боже… - не выдержал генерал и, порывисто встав, поднял ее с пола и обнял. - Садись, - указал он на диван. - Садись, я тебе говорю! Чаю хочешь? Молока? Сока? Ладно. Черт! Черт! - задергался он, накручивая круги по комнате с взлохмаченной головой. Дин Вейронг осторожно заглянул и прикрыл за собой дверь.
        А генерал лихорадочно соображал. Требовалось быстро и самым решительным образом выходить из сложившегося положения. Он любил эту женщину. Да, теперь можно было сказать определенно - любил. И должен был хотя бы попытаться позаботиться о так неожиданно «случившемся» ребенке. Легализовать. Дать путевку в жизнь. Постараться прикрыть от преследования японцев… ну хоть как-то…
        Спустя час Алексей Николаевич под руку с Юми вышел к участникам банкета. Они продолжали гудеть, общаться, выпивать и так далее и тому подобное. Японцы, кстати, тоже не удалились, активно пользуясь и случаем, и подходящей площадкой для разнообразных консультаций. Очень непростые ребята, как про себя отметил генерал.
        - Господа, прошу минуту внимания, - громко произнес Куропаткин.
        Небольшой провинциальный оркестр прекратил наигрывать музыку. Наступила тишина, и все вокруг устремили свой взгляд к Алексею Николаевичу и его спутнице.
        - Господа, я хочу представить вам даму, сыгравшую одну из ключевых ролей в операции «Буря в стакане». Прошу любить и жаловать - агент русской разведки Аматэрасу, известная и под другими псевдонимами. Я не желал ее раскрывать, но обстоятельства сложились так, что я более не смею рисковать ее здоровьем, - произнес Куропаткин и скосился довольно нежным взглядом на Юми, покрасневшую слегка и закусившую губу.
        Зал отреагировал очень живо, ибо об их любовной связи по всей Маньчжурии говорили. Разве что японцы очень нехорошо прищурились. Они явно знали ее в другом амплуа.
        - Судьба этой удивительной женщины полна потрясений и испытаний. Ее отец - Александр Петрович Давыдов умер в Токио, так и не узнав о рождении дочери. А мать, боясь огласки и осуждения, отказалась от нее, подкинув младенца в чужую семью. Наша дипломатическая миссия в Японии отмахнулась от анонимного письма, пришедшего к ним после смерти Александра Петровича. Но мои люди решили проверить. Они смогли разыскать Юми и предложили сделку, пообещав вывезти в Россию для воссоединения с родственниками. Для сироты это было очень важно. И она согласилась. А дальше все было очень просто. Японскую разведку привлекла милая девушка, легко ладящая с русскими офицерами. И они ее завербовали. Таким образом, агент российской разведки Юми Александровна Давыдова смогла внедриться в японскую разведку. И надо сказать - я не прогадал с выбором. Внучатая племянница главного партизана Отечественной войны оказалась на высоте! Умница, красавица, да и вообще - удивительная женщина и настоящий мастер своего дела!
        Куропаткин замолчал и присмотрелся к японцам. Они уже смотрели на Юми с грустью в глазах и некоторым раздражением, но без явной злобы. О да! Им и так-то было что рассказать своему руководству. А теперь-то и подавно. Алексей Николаевич внутренне улыбался во все свои три ряда виртуальных акульих зубов, предвкушая тарарам, ожидающий японскую разведку. Коллективную сэппуку еще заслужить нужно! А император будет, безусловно, в ярости. Такой провал! С треском! Со свистом! С улюлюканьем! Не говоря о том, что за убийства русских офицеров и, что немаловажно, великого князя кто-то таки должен был ответить. О чем там подумает император - бог весть, но явно никаких светлых мыслей его не посетит. Да и у европейских «журналистов» лица внезапно стали сложные до предела. О том, какая на просторах «Европ» начнется «охота на ведьм», даже и гадать не хотелось. Искать черных кошек в темной комнате само по себе - дело бестолковое, а уж если их там и вообще нет - пиши пропало. Тем интереснее будут результаты. Ведь масса людей под этот шумок пожелает свести счеты со своими конкурентами. Жестоко? Может быть. Но
Куропаткин не переживал. Он прекрасно представлял себе эту публику, привыкшую считать Россию страной глупеньких Иванов, бухающих в обнимку с медведями поганую самогонку под истошный рев балалаек…
        «Какие будут ваши доказательства» относительно происхождения Юми? Да вон - суфражистка от восторга чуть не в панталоны описалась. Глаза горят. Мозг, как полагал Алексей Николаевич, пылает. Он прямо представил, как такие дамы в считаные дни сделают Юми правильную биографию. Хрупкая девушка, которая выиграла войну! А любого, кто рискнет что-то там пищать, - затопчут и загрызут. И суфражистки - черт бы с ними. Жены и дочери тех же самых офицеров и промышленников, купцов и банкиров… они не все довольны своей участью. Культ Юми в текущей обстановке будет обеспечен! И тот факт, что она есть самая что ни на есть натуральная дочь Александра Петровича Давыдова, станет непреложным фактом. Ведь как говорил индейский вождь Сидящий Бык: правда - это то, во что верит большинство.
        Часть 3
        Valar morghulis![«Valar morghulis» в переводе с высокого валирийского языка означает «все люди смертны». Использовалась в качестве ритуального приветствия. Валирийский язык выдуман Дэвидом Петерсоном для сериала «Игра престолов».]
        Общаясь со специалистами, я понял одну вещь: ни хрена эти специалисты не рубят. Любое правило можно обойти, любой закон можно нарушить. Отныне я намерен нарушать их все, потому что отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки. Кинофильм «Револьвер»
        Глава 1
        8 ИЮЛЯ 1904 ГОДА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
        - … таким образом, - продолжал излагать великий князь Николай Михайлович, - по всему выходит, что генерал Куропаткин сделал все, хоть и довольно бестолково, но нас смог выгородить. Дурень как есть. И зачем только мы с ним связались? Такое простое дело испортил! Из-за него мы потеряли столько людей, времени и денег! А главное - реальный шанс. Кошмар! Предлагаю сразу, как все это прекратится, отправить его на покой. На вечный покой.
        - Господа, - подал голос посол Великобритании в России, - я слышал, вы передавали ему деньги?
        - Именно! - воскликнул Николай Михайлович. - И это вместо того, чтобы получать!
        - А сколько?
        - Один миллион двести пятьдесят тысяч рублей. Они пошли на возмещение хищений, подкуп Витте, подкуп Алексеева…
        - Вы уверены? - перебил его посол.
        - Да. Уверен. Один миллион…
        - Я не о том. Вы уверены в том, что он распорядился этими деньгами так, как вы предполагаете?
        - Вам что-то известно? - подался вперед великий князь Владимир Александрович.
        - На днях мне птичка в клюве принесла удивительную новость. Оказалось, что наш любимый Алексей Николаевич внезапно стал самым значимым вкладчиком Русско-китайского банка. Знаете, сколько там у него? - произнес посол и замолчал, наслаждаясь тем, как меняются лица великих князей.
        - Не томи! - воскликнул Николай Михайлович.
        - Три миллиона сто пятьдесят тысяч рублей[69 - При такой сумме речь о банковской тайне практически не идет, потому что банк вынужден предлагать Куропаткину конвертировать часть денег в акции и войти в долю. Для справки: при создании банка в 1895 году было выпущено акций на 4,8 млн рублей. Прошло практически десять лет, капитал банка существенно вырос, но 3,15 млн рублей все равно - очень большие деньги для него. В пересчете на современные деньги через золото это около 32 млрд рублей. Сумма условная, разумеется, но достаточная, чтобы понять масштаб.].
        - Сколько? - ошеломленно ахнули все присутствующие.
        - Три миллиона сто пятьдесят тысяч рублей.
        - Но… Откуда столько?
        - Я могу только предполагать, - пожал плечами посол. - Он вымогал деньги не только у вас, но и шантажировал Запретный город. Сначала «помогая» нужным людям в Санкт-Петербурге понять, почему Китай не может выполнить свой союзнический долг и вступить в войну. Потом - обещая не передавать Юань Шикаю трофейное оружие. Цы Си откуда-то узнала о планах своего генерала и пыталась разрушить сердечное согласие Куропаткина и Юань Шикая, столь опасное для нее.
        - Три миллиона сто пятьдесят тысяч рублей, - медленно произнес Николай Николаевич Младший. - А хищениями он не занимался?
        - Насколько я знаю - нет, - охотно ответил посол. - Хотя что мы о нем теперь можем знать точно?
        - Так нас обдурить… так обдурить… - покачал головой Николай Михайлович. - Да… Дела…
        - Сэр, - обратился Владимир Александрович к послу, - а вам не удалось выяснить, какая сволочь все-таки убила моего сына?
        - Я связался с японцами по своим каналам. И они клянутся, что никто таких приказов не отдавал. Они сами в шоке. Ведут расследование. Пытаются понять, кто виновен. Хотя, на мой взгляд, тут и так все понятно.
        - Простите?
        - А кому была выгодна смерть вашего сына? Да не просто так, а в тот самый день.
        - Боже! Нет! Он не мог на это пойти!
        - Почему нет? Срывать вам планы, а потом бессовестно вымогать деньги - мог, а приказать своим китайцам убить вашего сына не мог? Кстати, после того как Цы Си выплатила все, что просил Куропаткин, он, насколько я знаю, продал Юань Шикаю вооружение. Но не трофейное, а штатное, списав его как утерянное в боях или уничтоженное. Он ведь обещал трофеи не продавать и остался верен своему слову. Думайте сами, я ничего вам не навязываю, но так выходит, что больше никому ваш сын и не мешал.
        - Вот скотина… - тихо прошептал Владимир Александрович. - Боренька… мой Боренька.
        Спустя пять часов. Окрестности квартиры, которую снимала в столице чета Куропаткиных.
        Светало. На сером небе уже отчетливо проступали контуры домов…
        Александра Михайловна[70 - Александра Михайловна - вторая супруга Куропаткина. Мать его единственного сына Алексея Алексеевича (1892 года рождения).] проснулась от настойчивого стука в дверь, что откровенно перебудил всех вокруг. Слуга, охая и тихо причитая, пробежал к дверям. Открыл. Короткий разговор. Выстрел. Звук падающего тела. Быстрые, громкие шаги по коридору.
        Супруга генерала Куропаткина бросилась к секретеру и выхватила маленький «бульдог»[71 - «Бульдог» - в данном случае популярный в те годы короткоствольный английский револьвер большого калибра, применяемый для самообороны. Дальность прицельного огня невелика, но при работе в упор - страшное и весьма действенное оружие.], что у нее там всегда хранился. Вовремя. Удар в дверь. Створка повисла на одной петле. Неизвестный мужчина окинул взглядом помещение. Заметив полураздетую женщину с револьвером в руке, вздрогнул. А Александра Михайловна, отреагировав на это движение, прожала спусковой крючок. Грянул выстрел. И пуля ударила незваного гостя в левую часть груди, от чего тот резко развернулся и завалился на пол.
        - Ты все тут? Прибил бабу? - спросил второй мужчина, входя. Но, увидев тело своего подельника, вяло сучащее ногами на полу в луже крови, осекся и как-то завис, что ли.
        Бах! Вновь выстрелила Александра Михайловна. Но в этот раз руки ее подвели, и пуля лишь задела левое плечо бандита. А вот тот не сплоховал, всадил в бедную женщину две пули из своего «нагана».
        Александра Михайловна согнулась и опала на пол. А он подошел ближе и сделал контрольный выстрел в голову. Чтобы наверняка. Потом проделал то же самое со все еще агонизирующим подельником и поковылял, зажимая рану, дальше.
        Квартира, занимаемая генеральской семьей, была довольно большая. Десяток комнат в два этажа. Но укрыться никому не удалось. Эсеры ответственно подошли к делу и перебили всех, включая слуг и случайных гостей. Жалости к близким людям человека, сорвавшего, как им сказали, революцию, они не испытывали совершенно.
        Кому-то может показаться странным, что идейные социалисты-революционеры покусились на жизнь семьи Куропаткина, ставшего за считаные месяцы национальным героем России. Но ничего удивительного в этом не было. Для любого бунтовщика тот, кто верно и успешно служит действующей власти, - безусловное зло. Ибо укрепляет престол того, кого бунтовщики жаждут подменить собой. Вот и получалось, что Куропаткин выглядел героем только для честных людей, а не для революционеров, потому что посмел выигрывать сражения, способствуя положению и популярности Николая II в народе.
        Впрочем, оценка рядовых революционеров - идейных борцов была просто приятным бонусом. Они ведь не принимали никаких решений. Костяк боевого крыла любой партии всегда составлен из профессионалов без излишних насекомых в голове. В то время как идейные - всегда были лишь расходным материалом для жерновов противостояния. Профессионалы никого просто так не убивают. Зачем им лишние расходы и риски? Но звезды легли так, что Куропаткин со всей семьей не только оказался поперек горла идейным «расходникам», но и был заказан профессионалам…
        Глава 2
        19 ИЮЛЯ 1904 ГОДА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
        Витте вежливо поздоровался и присел на указанный ему стул. А Мария Федоровна, отметив сложное выражение лица визитера, тяжело вздохнула. Эта деталь не несла ничего хорошего.
        Столица Российской империи была на ушах который день. Сначала общественность потрясло убийство жены и сына генерала Алексея Николаевича Куропаткина. А следом, 15 июля, террористы взорвали и министра внутренних дел фон Плеве. Многие, очень многие восприняли эти два поступка взаимосвязано. И если до гибели Плеве еще были какие-то дискуссии, дескать, бандитское нападение. Даже несмотря на то, что на квартире ничего не взяли. То после подрыва министра эти два дела в общественном сознании прочно увязались, воспринимаясь как нечто целое.
        Надо сказать, что народ отреагировал довольно болезненно. И если рабочие и разночинцы начали бузить ожидаемо, то брожения в войсках оказались сюрпризом. Даже Драгомиров, с которым Куропаткин вошел в жесткую полемику на страницах газет, и тот отреагировал остро. Послал Алексею Николаевичу телеграмму с соболезнованиями и разразился резкой статьей с осуждением произошедшего поступка.
        Волнения из-за этих двух событий едва не переросли во что-то большее. Потребовалось шефу отдельного корпуса жандармов выступить с публичным заявлением о том, что его императорское величество берет дело под свой контроль. Ну и так далее. Это позволило хоть как-то успокоить гарнизоны. И вот теперь снова…
        - Еще что-то случилось?
        - Эти дни постоянно что-то случается… - тяжело вздохнув, произнес Витте. - Я вам уже докладывал о том, что Юань Шикай поднял восстание в Китае…
        - Слава богу! Не в Питере! А что Юань? С его делом что-то прояснилось?
        - Адмирал Алексеев наконец сподобился доложиться. Бунтовщик занял после штурма Запретный город, перебил всех представителей династии Цин, кроме вдовы убитого им императора Китая. Эту женщину он взял в жены и провозгласил создание новой династии Юань[72 - В истории уже существовала империя Юань, она была создана в 1271 году монгольскими завоевателями. Продержалась до 1368 года. Юань Шикай специально воспользовался этим названием, так удачно сочетавшимся с его фамилией, дабы провести аналогии с листовками «Все под небесами», распространяемыми в Северном Китае. Да, вопрос там поднимался другой. Но какая, к черту, разница?] с собой во главе.
        - Что?! - ахнула Мария Федоровна. - Он же хотел подавать прошение на принятие в русское подданство!
        - Куропаткин предупреждал, что Юань Шикай вынашивает подобные планы. Впрочем, это не главное. Первым своим указом он денонсировал все внешнеполитические договоры империи Цин и предложил всем желающим договариваться с ним заново. Новая империя, новые договоры. Пока он контролирует только столичную провинцию, а значит, реальную власть распространяет не на весь Китай. Но это вряд ли надолго. У него достаточно современных войск и вооружений для того, чтобы подчинить своей власти весь Китай.
        - Совсем всех договоров? - повела бровью Мария Федоровна, нехорошо прищурившись.
        - Да, но от него уже прибыла делегация в Маньчжурию к Алексееву. Юань предлагает расширить и дополнить старый договор, а границу провести по Маньчжурии. То есть среди прочего официально закрепить всю Маньчжурию как законные владения России. Сверх того, он передает сюзеренитет над Кореей, фиктивный, разумеется, но все же.
        - А взамен?
        - Признание и оружие. В Маньчжурии у Куропаткина есть излишек, и Юань охотно бы его приобрел. Ему нужно все - винтовки, пулеметы, пушки, боеприпасы, амуниция и так далее. Платить обещает серебром и концессиями. Адмирал Алексеев рекомендует согласиться, но настояв на передаче России еще и Монголии с Восточным Туркестаном. Он уверен, что Юань Шикай охотно согласится, потому что все равно их не контролирует. А отдавать чужое легко и просто.
        - Хм. Заманчивое предложение. А что мой сын? Как он отреагировал? Вы ему уже докладывали?
        - Алексеев ему направил отдельный пакет, индивидуально, надеясь на скорое решение. Но Николай Александрович не выказал особого расположения к данному делу, - пожал плечами Витте. - Судя по всему, он решил взять паузу, чтобы подумать и все взвесить. А императрица, как мне сообщили, так и вообще сильно раздражена.
        - Ясно, - как-то грустно произнесла Мария Федоровна. - А что Куропаткин? Как он там держится?
        - Вполне неплохо. Но это мне и кажется самым опасным. Вы же знаете, что император Японии послал ему телеграмму с самыми искренними соболезнованиями сразу же, как узнал о гибели семьи. Все, правда, думают, что это сделали японцы и соболезнования выглядят от того особенно цинично и грязно. Но генерал телеграмму принял вполне благосклонно и даже ответил на нее.
        - Ответил? Не знала. И что же?
        - Поблагодарил и сообщил, что не сомневается в искренности императора, так как имена убийц ему известны.
        - Не томите!
        - Я спрашивал, но он мне не ответил. Никому больше ничего не говорит по этому вопросу. И держится совершенно невозмутимо, подчеркнуто вежливо и ровно. Словно ничего и не произошло. Так не бывает. У человека убили жену и сына, а он, вместо того чтобы горевать или яриться, только собрался и крепче сжал зубы.
        - Он что-то задумал…
        - Безусловно, - кивнул Витте. - Полагаю, что он не назвал мне имена убийц, не надеясь на их справедливое наказание. Из чего можно сделать вывод, что…
        - Я поняла, - мрачно произнесла Мария Федоровна. - Что же, к этому все шло. Наивно было предполагать, что они его простят. М-да. А что, та скандально известная японка, она действительно ждет от него ребенка?
        - Юми Александровна? Да. В этом нет никаких сомнений. Мне донесли, что она возжелала принять православие.
        - Серьезно? Они что, венчаться собрались?
        - Алексей Николаевич ответил мне, что желает обеспечить будущее хоть этому своему ребенку. Через брак с Юми он надеется передать младенцу наследное дворянство и безбедное детство. Сколько средств у него в Русско-китайском банке, вы знаете.
        - Очень интересно… очень… - задумалась Мария Федоровна. - А крестная мать уже выбрана?
        - Пока нет.
        - А что там Давыдовы? Они уже определились в отношении Юми?
        - Выжидают.
        - Кто там у нее из ближайших?
        - Помните графа Орлова-Давыдова Анатолия Владимировича? У него еще три сына и больше двухсот тысяч десятин земли?
        - Как не помнить? Конечно.
        - Он ей двоюродный брат. Их отцы приходились друг другу единокровными братьями от разных жен.
        - Отменно. К нему и езжайте. И порекомендуйте не пропускать крещения своей кузины. И напишите Алексееву, чтобы брал Юми и немедля ехал литерным поездом в Санкт-Петербург.
        - Куропаткин может быть против.
        - Он откажет мне в том, чтобы стать ее крестной? - повела бровью Мария Федоровна. - Или хочет, чтобы я по его прихоти ехала через всю страну?
        - Не думаю…
        - Вот и обрадуйте его. Я уверена, он умный человек и поймет, что такая подстраховка для его Юми - вещь нелишняя. Приедет сюда. Разместим ее здесь, у меня. Дворец большой. Места много. Познакомим с родственниками. Представим свету. Крестим. Наградим орденом каким-нибудь. В общем - ступайте и не медлите. Время очень дорого. Каждый день на счету.
        Глава 3
        25 ИЮЛЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Евно Азеф не спешил выходить, допивая свой чай и разглядывая в окно ландшафт и обстановку. Бегали озорной стайкой китайские ребятишки, предлагающие, где багаж помочь тащить, где провожатыми выступить. Он отметил, что с сильным акцентом, но они вполне говорили по-русски. Вон показался полицейский, прогуливающийся у всех на виду. Удивительно ухоженный, прямо лоснился. И люди, люди, люди, вокзал Ляояна никак не походил на тихий провинциальный уголок из-за этой многолюдности.
        Совсем уже успокоившись, Евно заметил группу вооруженных людей. Офицер и шесть бойцов, причем среди них имелись китайцы. Форма одежды с массой вольностей, как и вооружение. У всех большие кинжалы - бебуты. К ним шли самозарядные пистолеты, а также австрийские кавалерийские карабины Манлихера, отменно подходящие для боя накоротке. Странные ребята. Однако на его бойцов они не отреагировали, разве что проводили взглядом, да и все.
        Но пора. Дальше высиживать означало привлечь ненужное подозрение. Поэтому Азеф встал и максимально ленивым, вальяжным шагом направился на выход. Ему ужасно не хотелось ехать в эти края. Предчувствие не сулило ничего хорошего, а он привык прислушиваться к своей чуйке. Обычно она его не подводила. Но все равно приехал. Выбора-то не было. Требовалось руководить делом на месте, оперативно. Заказчик требовал немедленной ликвидации генерала и всей его семьи. С супругой и сыном проблем не возникло, а вот с генералом явно ожидались сложности. Его сильно смутил этот странный военный отряд. Он располагался очень удобно для наблюдения за большей частью пространства у вокзала, но сам притом в глаза не бросался. Люди были расслаблены, но кобуры пистолетов расстегнуты. А вооружение? Понятно, что здесь война, но все равно…
        Медленно и небрежно пройдя к рикшам, Азеф около пяти минут торговался. Ему нельзя было спешить. Он прямо кожей чувствовал на себе внимательные взгляды. Но обошлось. Никто не стал поднимать шума и бежать к нему. Наконец он уселся в возок рикши и поехал к чудом арендованному дому. Его человек, выехавший сюда сразу после получения заказа, столкнулся с непреодолимыми трудностями. Свободных мест не было из-за наплыва офицеров и разнообразных специалистов. Но тут произошло чудо - на уже практически отчаявшегося эсера вышел один китаец и предложил свои услуги. Это выглядело довольно подозрительно. Но после того как «доброжелатель» выкатил ценник, все сомнения улетучились. Он запросил оплату аренды по вполне столичной планке, неустойку жильцам, деньги на взятку владельцу дома, взятку в администрацию и «скромное» вознаграждение ему лично. Сумма получилась ТАКОЙ, что доверенный человек согласился только после подтверждения от Азефа, данного телеграммой. Если бы это была подстава, то никто бы не стал отпугивать «клиентов» столь чудовищным ценником. Во всяком случае, Евно именно так и подумал.
        И вот он - маленький ветхий домик на окраине жилой застройки Ляояна. Совершенно неказистый и не стоящий даже двадцатой доли от тех денег, что вытрясли за его аренду. Но Азеф не переживал. Если получится закрыть этот контракт вовремя, то ему обещали заплатить двести тысяч. Огромные деньги! Тем более что пятьдесят тысяч выдали вперед. На расходы. Так что, даже если потом откажут под каким-нибудь предлогом, - уже неплохо. Уже в плюсе.
        Внутри - казарма. Иначе и не назовешь. Только Азефу, как главе боевой организации, выделили отдельную комнату. Самую маленькую. Остальные ютились друг у друга практически на головах.
        Он прошел внутрь. Лег на застеленную постель с ногами, заложив руки за голову, и задумался, вспоминая все странное и необычное, замеченное им как на самом вокзале, так и по пути сюда. Все вроде было хорошо, но предчувствие угнетало и раздражало. И чем дальше, тем сильнее. Даже более того - Евно поймал себя на мысли, что ему хочется все бросить и бежать как можно дальше и как можно быстрее. Минут десять так и пролежал, борясь со странными чувствами.
        - Внимание! - раздался усиленный рупором голос откуда-то с улицы, от чего Азеф нервно дернулся, подпрыгнув на постели. - Разбойнички! Сложить оружие в здании и выйти на улицу с поднятыми руками. На размышление пять минут.
        Он метнулся к окну и сразу ушел в сторону, укрываясь за стенкой. На крышах соседних домов мелькали головы людей. Но перевести дыхание не удалось, Евно вдруг осознал, что этот дом отличается удивительно хлипкой конструкцией и жидкими стеночками. Тут оборону не подержишь. Если станут бить из винтовок - прошьют насквозь.
        Азеф рванул из комнаты в зал. Бойцы без лишних команд занимали позиции для боя.
        - Уходим! - воскликнул Азеф. - Резко. Все вместе и в разные стороны. Разбегаемся. Нас кто-то сдал. Готовы?
        - Да, - нестройным хором ответили боевики.
        - Пошли!
        И они пошли. Кто выпрыгивал из окна, кто «приоткрыв» плечом дверь. Азеф же, как умудренный опытом мужчина, первым не полез. Мало ли что? Поэтому, когда из-за стены заработали пулеметы, он рухнул на пол как подкошенный. Не все в здании последовали его примеру, за что немедленно пришла расплата. Восемь станковых пулеметов Кольта-Браунинга шили хлипкие стены на этой дистанции, словно папиросную бумагу. Кроме них, правда, слышались частые выстрелы из пистолетов, но с теми было много лучше - стены их с горем пополам держали. Наверное, поэтому хоть кто-то и выжил в этой бойне.
        Но вот наступила тишина. Не стонали даже раненые, боясь привлечь к себе внимание.
        - Есть кто живой? - вновь спросил кто-то с улицы, усиливая свой голос рупором. - Выходи.
        Евно был потрясен до глубины души. Нервными, резкими движениями огляделся. Отовсюду сквозь пулевые дыры в стенах пробивались лучи света. Лужи крови. Трупы. Вяло шевелились раненые и такие же, как он, везунчики. Ощупал себя. Цел вроде.
        Не привык он к таким теплым приемам. Конечно, полиция или жандармы иной раз постреливали, но чтобы в несколько стволов из пулеметов бить - это за гранью его ожиданий. Вот уж сунулся к воякам на фронт, балбес. Эти ведь и пушку подкатить могли. С них станется.
        - Не стреляйте! - хрипло выкрикнул Азеф. - Я выхожу.
        Медленно поднявшись, он без резких движений подошел к дверному проему. Размочаленная дверь валялась в стороне, а в окнах и на крышах домов напротив расположились бойцы с карабинами. Следом поднялись и вышли, высоко задрав руки, еще пять человек.
        Очень разумный и своевременный поступок. Потому что после того, как их повязали, в помещение вошло несколько бойцов с пистолетами и послышались выстрелы. Возиться с ранеными и симулянтами никто не хотел. А Евно на ватных, негнущихся ногах пошел вслед за конвоирами. Столкновения со СМЕРШем эсеры не выдержали.
        Спустя два часа.
        Подвал. Темнота. Всех развели по разным землянкам, раздели догола и обыскали. Одежду, правда, потом вернули. Но Азеф не успел даже толком перевести дух и собраться с мыслями, как в его землянку заглянул наряд и, подхватив его под белы рученьки, отвел на допрос. Первым.
        - Евно Фишелевич, - вполне дружеским тоном произнес голос за электрической лампой, мерзко светившей прямо в глаза.
        - С кем имею честь? - буркнул Азеф.
        - Ответьте на мой вопрос.
        - Да. Все так. Евно Фишелевич. Но вы и так ведь знаете. А я вас - не знаю.
        - Вы меня прекрасно знаете. Заочно.
        - Алексей Николаевич? - чуть помедлив, произнес эсер. - Неужели вы?
        - Ну а кого вы ожидали здесь увидеть? Марию Магдалину в кружевном пеньюаре?
        - Кто вам меня сдал?
        - А вы думаете, я отвечу честно?
        - А почему нет?
        - А почему да?
        - Я не верю, что вы меня отпустите живым. Вывернете наизнанку все, что я знаю, и прибьете. Утолите мое любопытно, и я обещаю сотрудничать. Мне жутко интересно узнать, кто предатель.
        - Его нет. Просто ваши наниматели предсказуемы чуть более чем полностью. Правда, я не думал, что вы рискнете головой лично. Очевидно же, что дело насквозь гнилое. Прислали бы своего заместителя, этого, как его, Савинкова. Чего сами полезли? Умный же мужчина.
        - Вы удивительно хорошо осведомлены…
        - А, - махнул рукой Куропаткин. - Не удивляйтесь. Не задумывались, отчего эта клика великих князей так возбудилась?
        - Вы тоже на них работали? - повел бровью Азеф.
        - Какое-то время. Но меня перестали устраивать условия труда. Денег мало, работы много. Отпусков нет, больничные листы не оплачивают, да и для здоровья стало вредно дышать с ними одним воздухом. Вот врачи и отсоветовали, угрожая перхотью и жидким стулом. И что мне оставалось делать? Кто я, а кто врачи? Пришлось сменить нанимателя. А эти странные люди взяли и обиделись. И вот вы здесь. Но это даже неплохо. Давно хотел с вами познакомиться да поговорить по душам.
        - О чем же? - несколько обескураженно спросил Азеф.
        - Возможно, я буду банален, но все же спрошу. Вы жить хотите?
        - После того как мои люди убили вашу жену и сына, этот вопрос выглядит сатирично.
        - Евно Фишелевич, вы меня держите за дурного? Или считаете, что умные люди обижаются на нож, а не на того босяка, что им машет? Вы - нож. Какой вам гешефт со смерти бедной женщины и ребенка? Да, было бы недурно, если бы вы постарались предупредить Александру Михайловну. Но, полагаю, времени и возможностей для этого у вас попросту не было. Да и зачем так подставляться? Кто я вам? И так подозрений по партии хватает. Что молчите? Или я что-то не то говорю?
        - То, - мрачно кивнул Азеф.
        - Вот и не стройте тут даму низкой социальной ответственности или как сейчас принято говорить? Нетяжелого поведения? Не набивайте цену, словно мы торгуемся за карасиков. Вы хотите жить или мне позвать следующего?
        - Хотеть-то хочу, но вам, простите, не верю, - усмехнулся Азеф. - Но в любом случае разговаривать много приятнее, чем прикармливать червей. А потому я охотно вас выслушаю.
        - Резонно, - кивнул Куропаткин, отвернув лампу так, чтобы она не светила визави в глаза. - Мне нужно, чтобы вы собственноручно дали правильные показания.
        - И что писать? О чем вы хотите знать?
        - О, вы меня не так поняли, - отмахнулся Куропаткин. - Я уже все придумал. Вам нужно только все переписать да дополнить или поправить, если где-то что-то напутано. Уверен, вам есть что добавить пикантного и предельно неприличного.
        - Возможно, - расплылся в улыбке Азеф. - А если я откажусь?
        - Я передам вас моим китайским друзьям, которые умеют убеждать. В случае чего-то непредвиденного у меня есть кое-какие связи с нужными людьми в Китае и образец вашего почерка. Так что показания я все равно получу. Но при сотрудничестве, вы не только выживете, но и обретете свободу. А в случае отказа - получите долгую и мучительную смерть. И да - гарантий никаких. Только мое слово.
        - А вы знаете, это очень заманчивое предложение, - чуть подумав, произнес Азеф. - Всегда жаждал предстать в амплуа литератора.
        - Я ни минуты не сомневался в вашем благоразумии…
        Прошло пять часов.
        Азеф устало бросил перьевую ручку на подставку и откинулся на спинку стула.
        - И что дальше? - поинтересовался он, поморщившись. - Сейчас ваши ребята выведут меня и расстреляют?
        - Не буду скрывать - это было бы предусмотрительно. Поводов мстить у вас будет более чем достаточно.
        - И что же вас останавливает?
        - Слова одного мудрого человека. Рекомендуясь, он заявил, что в молодости шалил, думал… Потом поумнел - стал соображать. Понимаете, к чему я клоню?
        - Я вам еще для чего-то нужен? - повел бровью Азеф.
        - Видите кофр? Вот у стены. Там разряженный «бульдог», пара десятков патронов россыпью, ваши документы и те деньги, что были при вас. Как мы закончим - вас аккуратно выведут по темноте. Доберетесь до Владивостока. Сядете на пароход и пересечете Тихий океан. Прибыв в Штаты - обоснуетесь и выйдете на связь с общиной. Но осторожно, чтобы вас не сдали Лондону. Думаю, пойти на опыты джентльменам вы и сами не горите желанием. Нужным людям же объясните, что пришло время заканчивать жизнерадостно макаться головой в навоз. Как что-то прояснится, дадите телеграмму мне с пометкой: «На деревню дедушке».
        - Я вас не вполне понимаю.
        - Все вы понимаете, - скривился Куропаткин. - Или вы думаете, что я случайно составил ваши показания, старательно избегая упоминания участия Яши Шиффа и неких забуревших Ротшильдов? А рядовых евреев я тоже позабыл? Таки считайте это авансом в нашем торге. Или не ясно, что тем я вас прикрываю от погромов. Хоть как-то. Хотя дураками земля полнится. Этим только дай повод. А Яша пусть подумает, как он долг отдавать будет. Понимаю, что так легли звезды, но он мне должен за жизнь жены и сына. И не делайте такие круглые глаза, они у вас и так не щелочки. Я хочу поговорить. А он уже пусть думает, о чем и в какой твердой валюте мы станем беседовать.
        - Вы знаете, за что убили Плеве?
        - А что такого? Все знают. Ну, кто с умом, а не с портянками под волосами. Вся эта история с погромами и прочей пакостью уже порядочно всех достала. И да, вы не думайте о себе много. Тот же Яша или молодняк Ротшильдов сами ведут себя как босяки с привоза. От их выходок российским евреям только больнее. Если они не понимают, как надо делать дела, то пусть обратятся к опыту старшего поколения. Как старый Ротшильд и его сыновья получили свой вес во Франции и Великобритании? Бомбами? Террором? Демаршами? Ха! Но ладно. Если я выживу, что не факт, дела, сами видите, - воняют дурно. Вон охочих до моей крови уже пулеметами стригу, что ни в какие ворота не лезет. И дальше вряд ли будет лучше. Так вот. Если выживу - поговорим за то, как убрать к чертям собачьим и черту оседлости и прочие глупости. Вы поняли меня?
        - Понял, - кивнул Азеф, внимательно смотря в глаза генералу.
        - Тогда потрудитесь подождать здесь еще пару часов и уже езжайте. И да - смените внешность. Отпустите там бороду, отрежьте нос или еще чего. Помните - я опубликую эти показания в скором времени, чем возбужу до крайности очень многих. В ваших же интересах не доверять им даже на подержать свои гениталии. Оторвут. Будьте благоразумны.
        С этими словами Алексей Николаевич Куропаткин вышел, прихватив папку с бумагами и оставив Азефа в довольно задумчивом состоянии. Минут десять он посидел. Потом подошел к кофру. Осмотрел его содержимое. Револьвер зарядил, но положил обратно. А дальше погрузился в свои мысли, откуда его и выдернул окрик от двери. Неприметный китаец в имперской форме. Говорил с акцентом. Пистолет в кобуре.
        - Время, - повторил китаец.
        - Да-да, - кивнул Азеф и поспешил за провожающим.
        Дорога до Владивостока прошла спокойно. И только там, уже в городе, его настигло известие, что после грандиозного захвата эсеров те предприняли попытку бегства. Но прорваться удалось только лидеру боевой организации, остальных застрелила охрана. Евно нервно сглотнул комок, подошедший к горлу, и промокнул обильно выступивший пот со лба. А потом поспешил на пароход. Хоть какой-нибудь. Лишь бы скорее убраться подальше отсюда…
        Глава 4
        27 ИЮЛЯ 1904 ГОДА, ВОСТОЧНАЯ МАНЬЧЖУРИЯ
        Ранним утром, еще по темноте, остатки кавалерийского корпуса Ренненкампфа перешли в наступление на японские позиции. Внезапно. Без артиллерийской подготовки и прочих наблюдаемых подготовительных операций. Прорвав довольно слабую оборону возле грунтового шоссе Ляоян - Ичжоу, они вошли в прорыв и, перестроившись в походную колонну, устремились по вполне неплохой дороге к мосту через реку Ялу. Там проходил единственный канал снабжения армии генерала Куроки. Севернее шли горы. Южнее - широкая и глубокая вода реки.
        Раз - и целая армия оказывалась в окружении. Куда ей идти? Штурмовать позиции Куропаткина? И большими силами не удалось. Уходить на юг через степь к побережью моря, которое больше не контролировал японский флот? Пустая затея. На север? Не смешно.
        Шоссе прикрывалось довольно плохо. Да и зачем? Кому в здравом уме придет наступать по дороге под фланкирующим перекрестным огнем? Так - поставили небольшие заслоны. Да и все.
        Три часа. Три долгих часа генерал Куроки пытался разобраться в ситуации. Это было настолько необычно и непривычно в его понимании, что очевидные ответы просто не укладывались в его голове. Как и сам факт столь легкого уничтожения прикрывающих дорогу сил. Когда же понял - было уже поздно. Да, он отправил за Ренненкампфом практически всю свою кавалерию. Но это оказалось уже бессмысленно…
        Несмотря на достижение важного стратегического успеха в войне как на суше, так и на море, генерал Куропаткин не мог удовлетвориться достигнутым результатом. Он хотел завершить кампанию 1904 года совершенным разгромом противника. Чему, к слову, поспособствовало и отбытие адмирала Алексеева, во время отсутствия которого Алексей Николаевич являлся исполняющим обязанности главнокомандующего русскими войсками на Дальнем Востоке. По праву первого заместителя.
        И вот - шанс. Упускать его было глупо.
        С самого мая он старательно выклянчивал для армии автомобили, прежде всего Mercedes Simplex с как можно более мощным двигателем. А также различных технических специалистов. Например, к июлю в Ляояне удалось собрать целых пятнадцать сварщиков. Для 1904 года - совершенно немыслимое количество! Но со всеми был заключен контракт на большой объем работ по армии и флоту на очень внушительные деньги. Так что ребята ни разу не жалели о своем согласии. Учеников даже набрали, «вкалывая» не разгибаясь со своими ацетиленовыми горелками[73 - Ацетиленовые горелки позволяли не только сваривать металл, но и довольно просто его разрезать (первый автоген). Поле работ по этому профилю было к 1904 году уже очень широкое.].
        Почему огрызкам корпуса Ренненкампфа удалось так легко прорвать оборону японцев? Потому что Куропаткину удалось накопить шестьдесят два автомобиля. В них крылся ответ. Пять из них он переоборудовал в эрзац-бронеавтомобили с пулеметом, обшив листами котельного железа. Да, не броневая сталь, но и пуль с твердым сердечником у японцев не было. Если не лезть совсем уж в ближний бой - вполне неплохая защита. Остальные автомобили превратились либо в тягачи для 106,7-миллиметровых пушек[74 - 42-линейная (106,7-миллиметровая) батарейная пушка образца 1877 года была разработана фирмой Krupp и выпускалась на Обуховском заводе. Масса в боевом положении - 1203 кг, в походном (с зарядным ящиком) - 2128 кг. Автомобиль Mercedes Simplex с двигателем в 40 «лошадей» вполне уверенно мог ее буксировать по дорогам, а на малой скорости и по умеренному бездорожью.], либо в легкие грузовики моторизованного обоза.
        Выходила просто сказка по меркам тех лет. Облегченное обозное хозяйство на грузовиках, пушки на прицепах, а пехота - одвуконь, то есть у каждого бойца была заводная лошадь, идущая под паром. Все, что только могло быть заточено под то, чтобы пройти это расстояние до моста как можно быстрее.
        Разумеется, много с таким подходом не увезешь. Но, пользуясь полномочиями главнокомандующего на Дальнем Востоке, Куропаткин задействовал в операции часть флота. Конечно, тот же контрминоносец много не утащит. Но даже двадцать-тридцать тонн снарядов, патронов и продовольствия будут совсем не лишними в такой обстановке.
        Казалось бы, как три с небольшим гаком тысяч человек[75 - На начало операции в корпусе Ренненкампфа оставалось чуть больше трех тысяч человек. Остальные были либо ранены, либо убиты.] смогут удержать мост и близлежащий брод? Ведь поняв положение, Куроки навалится всей армией. А у него там к моменту наступления насчитывалось уже за восемьдесят тысяч человек. Они же должны стереть с лица земли эту горстку защитников. Но все оказалось не так просто.
        Боеприпасов и артиллерии, прежде всего тяжелой, у Куроки было мало. Да и совершить оперативный маневр, перебросив эти орудия на полторы сотни километров, - дело не одного дня. А тут - каждый час играл на руку Алексею Николаевичу. И чем дальше, тем больше.
        Но не это главное. Мост после прохождения кавалерии надлежало взорвать. Плавательных средств-то у Куроки не было. Так что на том участке довольно было и небольшого прикрытия. Оставались броды - узкое место обороны. Для его преодоления генерал передал людям Ренненкампфа не только полсотни облегченных станковых пулеметов Кольта-Браунинга, но и два десятка полноценных Максимов, а сверх того сорок ручных пулеметов Мадсена, наконец-то поставленных компанией DRS. Не меньшим подспорьем стали и самозарядные винтовки Мондрагона. Он присовокупил оставшиеся после ожесточенных боев в Цзиньчжоу «стволы» к тем, что прислала компания SIG новой партией. И вышло, что на руках у бойцов их целых 1125 единиц! То есть каждый третий боец в этом «корпусе» был с длинноствольным самозарядным оружием! Удобные австрийские карабины, самозарядные пистолеты и гранаты шли уже как приятное дополнение. Орудий много взять не могли, поэтому прихватили только две батареи 42-линейных пушек, прекрасно зарекомендовавших себя в предыдущих боях.
        Что в итоге получилось? Конно-механизированная группа? Да. Этакий упрощенный и облегченный ее эрзац-вариант. Наверное, разумно было бы всех спешить, посадить на грузовики и «вдавить тапку». Но таким количеством автомобилей генерал не обладал. И так - с руганью и скандалами эту горстку собрал. Никто в столице просто не мог понять, ЗАЧЕМ ему столько новомодных, дорогих и «совершенно бесполезных тарахтелок».
        Глава 5
        10 -11 АВГУСТА 1904 ГОДА, ОКРЕСТНОСТИ РЕКИ ЯЛУ - ЖЕЛТОЕ МОРЕ
        Японская кавалерия достигла реки еще 3 августа, но, сунувшись на броды, спешно отступила. Кое-как сооруженные дзоты позволили задействовать станковые пулеметы на фланкирующих перекрестных позициях. И это было больно. Очень больно. Из того полка, что сунулся в воду, выбраться на берег удалось только трем десяткам бойцов. Да и то - случайно.
        Генерал Куроки, поняв всю безвыходность своего положения, снялся всеми силами и направился к реке со всей возможной скоростью. Ударят ли русские ему в тыл? Вряд ли. Слишком уже неравные силы сойдутся в открытом поле. Это на своих укреплениях под Ляояном пехота Куропаткина была в текущем раскладе практически неуязвимой. А вот в поле - большой вопрос. Это с одной стороны. С другой стороны, находящийся в Корее генерал Ноги прикладывал со своей стороны усилия для переброски войск к реке.
        Тем временем вице-адмирал Камимура, принявший командование флота Открытого моря Страны восходящего солнца, выдвинулся из главной базы ВМФ Японии. Дело все в том, что, бросив Ренненкампфа затыкать «бутылочное горлышко» сухопутных коммуникаций, Куропаткин, пользуясь полномочиями главнокомандующего на Дальнем Востоке, нагнал в нижнее течение реки Ялу целую армаду всевозможного старья и хлама, в том числе трофейного и кое-как восстановленного. Даже если канонерка не могла стрелять - она использовалась для вида или как обычный грузовой борт.
        Все выглядело так, будто сами звезды дали Японии шанс если и не победить, то избежать совсем уж сокрушительного поражения.
        С одной стороны, нужно было любой ценой пробить этот «затор на реке» и вывести 1-ю армию в Корею. Иначе - беда. С другой стороны - хотелось бы избежать кошмарных потерь. В Токио не сомневались - пулеметов своим кавалеристам Куропаткин отсыпал щедро. А значит, штурм если и приведет к успеху, то чрезвычайно высокой ценой. И единственным способом этому воспрепятствовать - задействовать флот. Об этом бы никто и не подумал. Но в Порт-Артуре, по последним сведениям, - бо2льшая часть основных линейных сил в ремонтных работах. Даже «Ниссин» и «Касуга» и те временно были не готовы выйти в море. А противостоять двум броненосным и трем бронепалубным крейсерам Камимуре было вполне по силам. И даже более того, он очень надеялся на то, что эти корабли придут и вступят в бой. Драка, очевидно, предстоит тяжелая, но вице-адмирала грела надежда на реванш. Такую близкую, такую желанную.
        Однако Куропаткин вновь всех удивил - взял и распространил деятельность СМЕРШа на Порт-Артур и его окрестности сразу после снятия блокады. А тот в сжатые сроки смог добиться впечатляющих успехов. До смешного. Японцы сильно не скрывались, ибо никто их толком и не искал. Прибытие же СМЕРШа испортило весь этот цирк. Так или иначе, но уже 21 июля в Токио начали уходить телеграммы с дезинформацией. Разумной, спокойной, продуманной. Джонки больше в Порт-Артур не заходили, разгружаясь в порту Дальний. А других каналов связи, кроме как связными рыбаками и телеграммами, у японцев не было.
        Первым же посланием отмечено начало большого «движения» у кораблей в Порт-Артуре. А дальше красочно и детально описывался процесс ремонта. Таким образом, к 10 августа в Токио точно знали, у кого из броненосцев что демонтировали, что красят, в каком именно борту заделывают дыру и как. Ну и так далее.
        Вице-адмирал Камимура собрал в кулак все, что оставалось более-менее внятного. Канонерские лодки, старые крейсера, контрминоносцы, номерные миноноски и так далее. Стянул сначала к Чемульпо, а потом и к устью реки Ялу, куда весь этот «караван-сарай» прибыл к закату 10 августа. Сам же Камимура со своими броненосными крейсерами стоял в стороне и слушал радиоэфир.
        Наступило утро.
        Японский флот второй линии вступил в вялую перестрелку со своими коллегами. Миноносцы осторожно начали тралить дельту реки после подрыва на первой мине. Под огнем, разумеется. А генералы Куроки и Ноги ждали исхода морского сражения. По идее нужно было бы пользоваться обстоятельством и нападать. Но поддержка со стороны своего флота существенно облегчала бы задачу уничтожения войск Ренненкампфа. Оставлять на этих позициях несколько десятков тысяч человек им не хотелось, а день-другой у них в запасе имелся.
        И вот в 11.10 Камимура решительным шагом влетел на мостик своего корабля. Долгое сидение в радиорубке закончилось. Русские подошли. Четыре крейсера 1-го ранга, из которых два было броненосных, а два бронепалубных, и «одна шаловливая собачка» - бронепалубный крейсер 2-го ранга, известный как «Новик». Отряд Камимуры, державший котлы под полными парами, «вдавил тапку» и рванул вперед.
        Канонада в устье усиливалась.
        Большие крейсера шли кильватером, держа головными «Россию» и «Громобой». Они плавно сближались с японской «сборной солянкой», ведя непрерывный огонь из всех возможных орудий. «Новик» же бежал мористее и выдвинувшись вперед. Он должен был своевременно обнаружить противника. Поэтому появление отряда броненосных крейсеров Японии фон Эссен не пропустил. Весь его отряд сделал поворот «все вдруг» и начал отходить вдоль побережья в сторону Порт-Артура. «Новик» же сохранил свое положение передового дозора… сзади.
        Через мучительных полтора часа прозвучал первый выстрел. Но отряд фон Эссена постоянно менял курс, «уходя галсами», так что огонь японцев просто баламутил воду. Они банально не могли пристреляться. Русские, впрочем, тоже, но они особенно и не пытались. Так - постреливали для виду.
        Камимура был зол.
        Понять причину низкой результативности огня было несложно. Но как этому противодействовать? Надеяться на случайное попадание? Глупость! Требовалось агрессивнее сближаться, чтобы нивелировать погрешность прицеливания. Кроме того, его сильно смущало то, что русские постоянно что-то телеграфируют. И не открытым кодом, как обычно, а каким-то шифром.
        Отряд контр-адмирала Вирена хранил молчание в эфире, работая только на прием, да и то лишь для того, чтобы выйти на цель в правильной точке. Все еще плохо себя чувствующий командир сидел забинтованной куклой в рубке на специально сделанном стульчике и вглядывался в горизонт. От него много не требовалось. Просто быть. Просто одним своим видом поддерживать боевой дух и правильный настрой.
        Отряд - пять вымпелов: «Микаса», «Ретвизан», «Севастополь», «Ниссин» и «Касуга». Названия никто не менял - русская военно-морская традиция не позволяла. Корабли, конечно, не так что бы и полностью отремонтированы. Где-то не хватало пушек. Где-то все еще была покорежена надстройка. Но главное имелось - они все держали пятнадцать узлов хода.
        Что примечательно, свой флаг Вирен держал на «Микасе». Почему? Не секрет. Все-таки этот броненосец был и крупнее «Ретвизана» с «Севастополем», и мощнее. Подводило только слабое освоение трофея. Но выбора все равно не было. Не задействовать в этой операции относительно дееспособный броненосец Куропаткин не мог себе позволить.
        Без курьеза в этом деле не обошлось. Согласно русской военно-морской традиции, командиром захваченного корабля назначали того, кто его взял на абордаж. Поэтому головная боль всей Тихоокеанской эскадры лейтенант Балк, командовавший буксиром, оказался внезапно командиром эскадренного броненосца 1-го ранга. И контр-адмирал Вирен, искренне не любивший этого человека, оказался вынужден за ним присматривать и держать свой флаг на «Микасе». От греха подальше.
        Так и двигались.
        Фон Эссен каждые пять минут выдавал в эфир сведения о своем курсе и скорости в зашифрованном виде. А Вирен, получая эти данные, корректировал движение своего отряда…
        И вот в 14 часов 10 минут Камимура увидел на горизонте новые дымы и призадумался. Неизвестные приближались с юго-востока. Но здесь не должно быть никаких кораблей! Тем более группы. Камимуру эта неизвестность насторожила, но от своей цели он не отказался. Пугаться дымов? Да его засмеют потом! И так репутация ни к черту.
        Неизвестные корабли вынырнули из-за горизонта, но все еще оставались не идентифицируемыми. Далеко. Японцы до боли в глазах вглядывались в горизонт, пытаясь понять, кого же это черт на своих рогах принес.
        - У головного башня в два орудия, - наконец констатировал сигнальщик.
        - Ничего больше?
        - Далеко. Идут прямо на нас. Нужно подождать. Судя по ширине силуэта - броненосец.
        - С юга? Броненосец? - Камимура сильно удивился.
        На Балтике каждый русский корабль был на счету, да и вторая Тихоокеанская эскадра только формировалась. Черноморские корабли России так даже и не рыпались, запертые проливами. А в Порт-Артуре было все так разобрано, что и через неделю никуда не выйти при всем желании. Кто же это тогда? Англичане?
        После пары минут раздумья Камимура отдал приказ: «Делай как я», и его флагман «Идзумо» вошел в плавный поворот, ложась на обратный курс. Ситуация была слишком неопределенной и опасной. Рисковать последними боеспособными морскими силами Японии он не мог.
        Неизвестные корабли отреагировали почти сразу.
        Во-первых, довернув, ложась на курс схождения, а, во-вторых, из кильватера вырвалось два вымпела, обрезая курс отхода. Через пару минут в них с горем пополам опознали «Ниссин» и «Касугу», ставшие трофеями русских. Камимура побледнел. Новый провал разведки? Очевидно. Тем более что отряд крейсеров фон Эссена тоже начал разворачиваться, ложась на курс преследования.
        Вся эта возня с разворотом отняла время, достаточное, чтобы броненосцы вышли на дистанцию сорок кабельтовых и открыли огонь. Отряд же фон Эссена медленно отставал, но уже был в пятнадцати кабельтовых. Ведь русские повернулись все вдруг, а японцы - последовательно и аккуратно, через одну точку.
        Камимура глянул на карту и побледнел. Море оказалось не таким большим, как кажется. Еще часа полтора полного хода, и их встретит береговая линия. А по суше корабли не бегают. Куда ему деваться? Куда ни поверни - всюду выходит беда. Пойдешь через броненосцы - они размочалят крейсера огнем в упор. Развернешься на крейсера - все одно не проскочишь, стреножат и отдадут на корм «утюгам».
        - Сигнал с «Микасы», - тихо произнес сигнальщик.
        - Что? Какой? - дернулся было Камимура, воспрянув духом, а потом резко как-то замер, нахмурившись. Он на какой-то миг подумал, что «Микаса» все еще их, все еще на мостике этого броненосца стоит адмирал Того…
        - Предлагают сдаться, - произнес сигнальщик и мрачно посмотрел на своего вице-адмирала. Он, как и все в рубке, уже понял - не уйти и не победить. Три эскадренных броненосца 1-го ранга, четыре броненосных крейсера 1-го ранга, два бронепалубных крейсера 1-го ранга - это непреодолимая сила в текущей ситуации. У них было преимущество в скорости, но недостаточное, чтобы оторваться…
        Камимура же совершенно посерел лицом и как-то осунулся.
        Его мозг сопоставил все факты и пришел к неутешительному выводу. Это все изначально было ловушкой. И кавалеристы Ренненкампфа, и водоплавающий хлам Иессена на Ялу, и отряд фон Эссена. Куропаткин ловил акулу на живца. Вкусного и столь жирного, что акула не устояла. И вновь провал японской разведки привел к трагедии. К поражению, но уже не битвы, а войны. Совершенно ясно - его отряд уже не уйдет. В лучшем случае, если очень повезет, прорвется один или два корабля, что избитыми доковыляют до Сасебо. А русская эскадра подойдет к устью Ялу и превратит в «навский шуркъ» весь тот сброд, что туда он сам и стянул. Как следствие, Куроки останется в мешке, где его принудят к капитуляции.
        Шах и мат.
        Хиконодзё Камимура с трудом сглотнул комок, подступивший к горлу.
        - Телеграфируйте Уриу. «Немедленно отходи. Это все большая ловушка. Разведка вновь промахнулась. Отряд окружен превосходящими силами противника. Уйти или победить не могу. Постараюсь задержать». Ну? - прикрикнул он на связиста, который кабанчиком припустил в радиорубку. Вице-адмирал проводил его взглядом и, с трудом выдавливая из себя слова, буквально прохрипел: - Приказ по отряду. Прекратить стрельбу. Лечь в дрейф. Мы принимаем предложение. Сигнальщик! Действуй! И передай на «Микасу» наше согласие.
        - Но адмирал! - взвился капитан корабля, поддержанный возмущенным видом других офицеров. - Мы еще можем сражаться!
        - Мы - последние значимые силы императора. Сдадимся мы или будем уничтожены - других у него нет. А значит, война проиграна. Флот Открытого моря не сможет поддерживать сухопутные войска на материке.
        - Это так, но мы должны сохранить лицо!
        - Сколько мы продержимся, если примем бой? Даже если нам очень повезет - часа три-четыре. Максимум. А потом русские встретят Уриу и перетопят. Вы же видели, что это стадо еле ползло. Куда им идти? В Чемульпо. Но тогда их там и заблокируют. Нет. Им нужно уходить дальше. Поэтому мы должны выиграть для Уриу как можно больше времени. Оптимально - хотя бы часов двенадцать, а лучше сутки. Если мы сдадимся, то русские не смогут проигнорировать такой трофей, бросить его или потопить. Призовых команд для полного взятия под контроль у них тоже нет. Значит, они будут вынуждены конвоировать отряд с предельной осторожностью под дулами пушек до ближайшего порта. До Порт-Артура или Дальнего - не важно. Главное - что это достаточно далеко и им придется задействовать все свои силы. Так и выходит, что, вступая в бой, мы лишаем императора всего оставшегося флота, а сдаваясь - он теряет только наш отряд. Еще вопросы?
        - Вопросов нет, - хмуро произнес капитан броненосного крейсера «Идзумо» Идзити Суэтака…
        Камимура сломался.
        После крайне неудачного дела в начале войны возле Владивостока этот провал добил его окончательно. Тогда, в феврале-марте, когда он упустил Владивостокский отряд крейсеров, соотечественники подвергли его жесткой критике и разгромили особняк в Токио. А отдельные газеты так и вообще писали, что Камимура должен был совершить самоубийство. Сейчас же, когда попал в ловушку, в нем что-то надломилось.
        Надо сказать, что Куропаткин и сам не верил, что японцы согласятся капитулировать. Не как генерал Оку, оставшись без воды, еды и боеприпасов, а вот так - раскорячившись в безвыходном положении, когда, куда ни кинь, везде клин. Алексей Николаевич-то был воспитан на мифах XX и XXI веков, где благодаря кинематографу и аниме действовал очень яркий и чрезвычайно популярный миф о какой-то запредельной стойкости и упорности японцев в боях. Эта сказка оказалась настолько всепоглощающая, что Куропаткин даже и не допускал мысли о том, что японцы сдадутся. А Вирена инструктировал больше для галочки, чем для дела. Дескать, ну и сдаться предложи, чего уж там. Они откажутся, но все равно предложи. Что мы, не люди?
        Глава 6
        15 АВГУСТА 1904 ГОДА, ВЛАДИВОСТОК
        Владивосток гудел.
        Новости, доходящие до него из Маньчжурии, выглядели грозными и волнующими. А здесь было тихо. Вроде и война, а вроде и нет. Пару месяцев назад так и вообще - даже и флота толком не осталось. Ушли и «Россия», и «Громобой» на соединение с основными силами. А еще раньше и «Богатырь» убежал к Порт-Артуру…
        Семен Михайлович Буденный надежно прописался в армейской разведке. Ни дня покоя. Рейд на штаб армии. Захват двух обер-офицеров в плен. И так далее. Куропаткин пристроил его явно к тому делу, в котором он чувствовал себя как рыба в воде. И рос как на каких-то волшебных дрожжах при поддержке своего покровителя. Выбился в корнеты[76 - В Маньчжурской армии нормальных штатов для разведки пока не было, так что армейская разведка числилась отдельным кавалерийским дивизионом.]. Возглавил особую оперативную группу в пятьдесят «лиц». Обзавелся наградами. Полный бант «солдатского» Георгия, «клюква» Святой Анны 4-й степени на золотом оружии «За храбрость». Для человека, который только в 1903 году был призван на срочную службу рядовым, - головокружительная карьера!
        И вот - новое дело. Еще интереснее и авантюрнее, чем прежде. Он отправлялся в рейд в самое сердце Кореи, дабы освободить корейского императора из плена, в котором его держали японцы. В усиление ему дали десяток из ведомства Дин Вейронга, набранных среди коренных корейцев. Вооружение группы было под стать. Тут и три ручных пулемета Мадсена, и двадцать самозарядных винтовок Мондрагона, и австрийские карабины. Ну и гранаты, пистолеты и бебуты, разумеется.
        Лезть по горам - та еще задача. Но небольшой отряд всадников продвигался вполне приличными темпами. Сказывалось наличие корейцев в отряде. Они легко договаривались с местными жителями в горных поселениях, и те, за небольшую плату, охотно показывали удобные пути. А нередко и проводников выделяли. Японцы еще не успели проникнуть в корейскую глубинку и не имели здесь большого влияния.
        Налет на дворец был прост и больше напоминал остросюжетное приключение в духе «Сердца трех» или «Индиана Джонс», чем военную операцию. Семен Михайлович повторил прием, явленный им миру в Ичжоу. То есть вывел своих бойцов на улицы Сеула и открыто повел к императорскому дворцу. Как ему сообщили союзные корейцы - японцев в городе было не очень много. Кое-какие тыловые части держали береговую оборону в порту и охраняли склады. Плюс мелкие патрули и посты. Прорыв Ренненкампфа и занятие им островов на реке Ялу вынудило японцев стягивать войска отовсюду, оставляя в тылу лишь самый минимум.
        А тут он - как снег на голову, прямо с гор.
        Шли не скрываясь. А корейцы, включенные в отряд, охотно сообщали прохожим, что они состоят при Маньчжурской армии генерала Куропаткина. Совершенно точно эта новость должна была ошеломляюще подействовать на генерала Ноги.
        Редкие стычки с японскими патрулями заканчивались «всухую». Бойцы Буденного буквально сметали противников из автоматического и самозарядного оружия. Да и сколько их там было, этих противников? От трех до пяти бойцов в патруле. Невеликая сила. Тем более и к отпору эти вояки оказались не готовы. Психологически. Тыловые же части.
        Шум, бардак и неразбериха в городе нарастали с каждой минутой. Чем Семен Михайлович и воспользовался с превеликим удовольствием. Скоротечный бой у ворот дворца. Организация собственного блокпоста с парой пулеметов и десятком самозарядных винтовок. Рывок внутрь. Перестрелки, больше пистолетные, накоротке. Изредка в ход шли гранаты. Новые. Опытные. Их преимущество - простенький терочный взрыватель. Мелочь, а приятно. Возиться с фитилем уже не требовалось.
        Двое убитых, трое раненых, но вот он последний рубеж. Четверо японцев с револьверами за поваленным столом. Очередь из пулемета, прямо сквозь столешницу. Пробежка. Несколько выстрелов из пистолета. Удар ногой в дверь. И вот уже русские разведчики врываются в довольно скромные покои императора Кореи. Ну а что вы хотели? Он под домашним арестом уже многие годы.
        Бежать? Прямо сейчас? Через горы? Почему нет?!
        Имея слабый и склонный к авантюрам характер, Коджон Чосон охотно согласился на предложение генерала Куропаткина, переданное ему Буденным. Через переводчика, разумеется. Мало того что эта выходка была ему по нутру, так еще и позволяла утереть нос тем, кто так долго держал его в страхе, тем, кто отравил его чудом выжившего старшего сына, тем, кто убил его жену…
        И вот Владивосток.
        Долгий и сложный путь успешно пройден. Лицо Коджона откровенно светилось от счастья. Они сделали это! Они ушли! Он и его дети: три сына и дочь.
        Адмирал Алексеев, «прискакавший» на Дальний Восток практически сразу, как узнал о заваренной Куропаткиным каше, лично встречал дорогого гостя. Торжественный прием. Переговоры. Пресс-конференция.
        Император Кореи, выйдя перед алчущими взглядами журналистов, натурально зажег, выдав на редкость остросюжетную и душещипательную историю! Он поведал и о государственном перевороте 1895 года, в ходе которого японцы убили его любимую супругу. И о том, как мучили его, морили голодом, угрожали, избивали. И о том, как шантажировали расправой над детьми, дабы он согласился на разрыв отношений с Россией в феврале 1904 года.
        Алексеев был в восторге. Журналисты тоже. Ведь это сенсация! Но дальше оказалось острее и интереснее. Следуя предложенной генералом Куропаткиным схеме, он обнародовал свое прошение к императору России, чьи солдаты спасли его и его детей от смерти. Он нижайше просил принять его и всю Корею в вассалы, дабы защитить от безжалостных японцев, которые распространили свой план «Желтой хризантемы» и на корейцев. Кроме того, он заявил, что денонсировал союзный договор с Японией, равно как и Канхвадский торговый договор от 1876 года. Полностью. В одностороннем порядке.
        Пустая и досужая болтовня в общем-то. Если бы не одна деталь. Японские войска находились на территории Кореи на правах союзников. В связи с разрывом союзных отношений между Кореей и Японией они совершенно внезапно оказывались на территории нейтрального государства. И по нормам международного права должны быть интернированы. Конечно, международное право то еще дышло. Но не для Японии в этой обстановке… Пикантности добавляло то, что быстро совершить государственный переворот и поставить в Корее нового вана было невозможно, потому как все законные наследники Коджона были вместе с ним во Владивостоке…
        Глава 7
        20 АВГУСТА 1904 ГОДА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
        Новоиспеченная Юлия Александровна Давыдова[77 - После крещения Юми дали имя Юлия для созвучия и простоты.] сидела в открытой коляске спиной вперед и задумчиво смотрела на людей вокруг. Коляска покачивалась, пробираясь по не самой лучшей брусчатке, регулярно подмачиваемой наводнениями. А она думала о своей судьбе.
        Кто она? Кто ее настоящие родители? Она это истово пыталась узнать еще тогда, когда жила в Японии. Но тщетно. Словно стена. Никто ничего не знал, не видел и не слышал.
        О том, что Алексей Николаевич выдумал всю эту историю с Давыдовым, она прекрасно знала. Вместе же над ней корпели, сверяя и уточняя детали. А потому отлично понимала раздражение своего «брата». Да, против воли вдовствующей императрицы он не пошел, но общение свел к самому минимуму, не желая знаться «с безродной дворняжкой, шлюхой и авантюристкой». Да-да, именно так он ее и охарактеризовал при попытке пообщаться приватно, по-семейному. Юлия Александровна не обиделась, прекрасно понимая, что он прав. А потому больше не стала даже пытаться. Пару раз они встречались в церкви и на приемах, но Анатолий Владимирович кидал на нее столь уничижительные взгляды, что она прекратила даже смотреть в его сторону, не желая больше никак навязываться.
        Напротив нее сидела вдовствующая императрица Мария Федоровна и с некой умильностью смотрела на этого «дикого зверька». Нехватка воспитания и образования давали о себе знать. Юлия откровенно плавала по очень многим вопросам. Но живой, цепкий, гибкий ум, внимательность и какое-то чутье, что ли, компенсировали многое. С ней было на удивление интересно разговаривать. Почему? Не секрет. Эта девочка просто еще не знала, как правильно нужно думать, что позволяло раз за разом узнавать от нее самые обыденные вещи, рассмотренные под другим углом. И не только. Людей она тоже оценивала очень хорошо. Постояла рядом, улыбаясь как наивная дурочка, послушала, а потом шепотом на ушко выдала настолько точную характеристику собеседника, что хоть стой, хоть падай. А иной раз подмечала и такое, что и весьма опытная в таких делах Мария Федоровна не видела.
        За бесценную помощь в претворении в жизнь операции «Буря в стакане», приведшей к разгрому японских вооруженных сил, Юлия Александровна была очень щедро награждена. Кроме августейшего подтверждения происхождения ее возвели в баронское достоинство, породив тем самым ветвь баронов[78 - Баронов в Российской империи по традиции жаловали выходцам из Прибалтийских земель, но тут сделали исключение.] Давыдовых. Ну и, разумеется, новоиспеченная баронесса Давыдова получила награду категории «вислюлька» - малый крест ордена Святой Екатерины. Для женщины выходило весьма недурно по тем годам.
        Но главное не в этом. Главное в том, что Мария Федоровна не отпустила ее вновь на Дальний Восток. После нападения эсеров на Алексея Николаевича попросту не решилась. Беременной женщине не место на войне. О чем она Куропаткину и отписалась. Дескать, заканчивай войну и приезжай уже в столицу, тут и обвенчаем вас при всем параде.
        Мгновение - и Мария Федоровна вздрогнула. Милое личико Юлии исказилось, став хищным и очень опасным. А откуда-то из складок одежды вынырнул пистолет. Вдовствующая императрица и отреагировать-то не успела, как ее японка подалась вперед и, опершись коленкой о сиденье, вскинула пистолет и открыла огонь. Выстрел. Выстрел. Взрыв! Да такой громкий, что в ушах зазвенело…
        Анатолий Владимирович Орлов-Давыдов стоял возле кареты и нервно курил. Он был раздражен собой и ситуацией чуть более чем полностью. Да, гадостей всяких он наговорил этой авантюристке от чистого сердца. Но кому когда была нужна правда? Не выдержал. Погорячился. С кем не бывает? Только что делать теперь? Ведь очевидный же промах, который вряд ли пойдет на пользу и ему, и его детям.
        Юлия Александровна приближена вдовствующей императрицей. Кроме того, она ждала ребенка от генерала Куропаткина, ставшего за последние месяцы натурально героем России. О продвигаемой им новой методике войны все только и говорят. Блистательные победы - лучшее доказательство правоты. Пойти извиниться? Сказать, что вспылил? Нет. Этого точно будет недостаточно. Он помнил этот взгляд и эту реакцию. Холодно и спокойно его слова были приняты к сведению. Никаких лишних эмоций. Далее последовало несколько «контрольных» взглядов при встречах, и все. Как отрезало. Она стала его избегать подчеркнуто и демонстративно.
        Он попытался навести о ней справки. Но ничего нового не узнал, кроме разве что одной детали. Согласно легенде, которую Куропаткин предложил Юми, от нее отвернулась ее мать-японка. И она, в надежде, что хотя бы в лице родственников отца она сможет найти свою семью, согласилась на ужасные поступки и прошла через очень многое. И тут он взял и наступил ей на самую больную мозоль. Ведь как еще можно трактовать его поступок? Граф погорячился и понимал это. Сестра она ему или нет - это не важно. Главное, что не нужно было ей такого говорить. Глупо и недальновидно. Теперь, после такой явственной реакции с ее стороны, он даже как-то и засомневался. А может, и правда сестра? А он…
        - Анатолий Владимирович! - услышал Орлов-Давыдов оклик знакомого голоса. Поднял глаза и увидел натурально гарцующего на разгоряченной лошади своего юного знакомца из полка Конной лейб-гвардии. - Рад вас видеть!
        - Взаимно, Павел Петрович, взаимно. Торопитесь куда?
        - А вы не знаете? Смотрю у экипажа…
        - Что случилось? - перебил он собеседника.
        - Ваша сестра - огонь! - воскликнул он с каким-то безумным огоньком в глазах.
        - Что?!
        - На вдовствующую императрицу Марию Федоровну бомбисты покушение задумали. Так она с ней в коляске была. Заметив подлеца с бомбой, выхватила пистолет и начала палить. Попала по кофру. Тот вдребезги разлетелся.
        - Ох!
        - Это еще не все! Оказалось, что тот подлец был не один. Завязалась перестрелка. Еще двух бомбистов сестренка ваша пристрелила. А четвертого - зарезала! Представляете! У него патроны в револьвере кончились, вот он к коляске и подбежал, схватил ее со спины, пытаясь стащить. А она откуда-то выхватила кинжал и ударила, не глядя за спину. Шею и вспорола. Кровищи - жуть! Но там и ножичек - дай боже! Мария Федоровна жива и невредима. А сестренку вашу ранили. Вроде ничего страшного - одна пуля по плечу чиркнула. Это пятый бомбист пытался стрелять, но его уже прохожие скрутили. Вы бы ее видели! - с восхищением воскликнул штаб-ротмистр. - Стоит она в коляске. Вся в крови с головы до ног. Белое платье чуть подрано и уже совершенно алое. Всю трясет, глаза безумные, в одной руке кинжал, в другой - пистолет. Валькирия! Просто валькирия! И это - беременная баба! Ну и дела!
        - Где она?!
        - Так к дворцу Марии Федоровны и повезли. Она же ее у себя поселила.
        Анатолий Владимирович, не прощаясь, вскочил в коляску и приказал гнать. Немедля.
        Подъехал. Его не стали задерживать. Один слуга даже путь взялся показывать. Взбежал по лестнице и чуть ли не ворвался в помещение, где сновали какие-то бабы.
        - Анатолий Владимирович! - возмущенно воскликнула Мария Федоровна, вставая. - Что вы себе позволяете!
        - Ваше императорское величество, - произнес запыхавшийся уже старый мужчина и поклонился. - С вами все в порядке?
        - Со мной - да. Но вы же приехали не ко мне, не так ли?
        - Виноват.
        - Не стоит виниться. Я все понимаю. Но вы не вовремя. Обождите в соседней комнате, - произнесла вдовствующая императрица и чуть скосилась на Юлию Александровну, что по пояс обнаженная сидела к ним спиной.
        - Конечно, - кивнул Анатолий Владимирович. После чего сделал вопреки ожиданиям несколько решительных шагов к раненой особе, небрежно оттолкнув каких-то женщин, и, опустившись на колено, произнес:
        - Прости меня, сестренка. Дурак. Старый дурак.
        Юлия повернула голову, встретилась с ним взглядом и чуть заметно кивнула, робко улыбнувшись.
        - Анатолий Владимирович, - вновь подала голос вдовствующая императрица, а в ее голосе отчетливо зазвучали сталь и власть, - не испытывайте мое терпение! Всему есть пределы!
        - Да-да, конечно, - ответил граф и спешно ретировался из помещения.
        Легкое ранение в руку? Ха! Их было три! Но все, к счастью, неопасные. Анатолий Владимирович вышел в соседнюю комнату. Сел в кресло и выдохнул. Кем бы эта девочка ни была, не важно. Ему было приятно считать ее своей сестрой. А может, даже все треволнения и зря. Дядя вполне мог учудить.
        Глава 8
        27 АВГУСТА 1904 ГОДА, ТОКИО
        Император Японии Муцухито[79 - Муцухито (1852 -1912) - прижизненное имя императора Японии, известного как Мэйдзи, который преобразил Японию и заложил основы того могущества и благополучия, которое она имеет сейчас. Наверное, один из самых толковых императоров за всю историю Японии.] задумчиво смотрел на фотографию Юми, стараясь разглядеть в ней что-то сокрытое. Женщина как женщина. Миловидная. Лицо явно выдавало, что кто-то из ее родителей не был японцем. На этой фотографии подобная особенность отчетливо бросалась в глаза. Не сильно, но явно.
        - Рассказывайте, - наконец произнес император, аккуратно положив фотографию на пачку газет, посвященных этой особе. Снова ей. Поначалу, когда он узнал обстоятельства поражения Куроки и Оку, то пришел в чрезвычайную ярость. Сейчас же остыл и пытался мыслить трезво, дабы разобраться в этом непростом деле.
        - Мы опросили самым тщательным образом семью, в которой она воспитывалась, и их соседей. Никто ничего не видел. Ни в ту ночь, когда девочку подкинули, ни потом. Сама же Юми никогда не интересовалась своим прошлым. В приемной семье с ней обходились довольно скверно. Да, кормили, поили, одевали, но держали за безродную приживалку, напоминая об этом постоянно. Никаких близких и теплых отношений она не имела ни с кем и восприняла отправку в школу гейш с нескрываемой радостью. Не потому что ей хотелось стать гейшей, а потому что в тягость было находиться среди этих людей. Ситуация отягощалась еще и тем, что ее внешность выдавала в ней айноко[80 - Айноко - японский термин, буквально переводящийся как «выродок», неся явную расистскую коннотацию, ибо чистым и полноценным считался только человек полностью японской крови. Прочие же были либо варварами (гайдзинами), либо выродками (айноко), либо прочими вариантами неполноценных людей. Термин использовался как для людей, так и для животных и ассоциировался с бедностью, нечистотой и беззаконием.].
        - А что в школе гейш?
        - Они оценили экзотичность внешности и не трогали ее. Поэтому все шло ровно. Тем более что очень быстро обнаружился интерес к ней со стороны европейцев. Прежде всего русских.
        - Дети?
        - Нет. Она была аккуратной в таких связях. Поговаривают, что за всю ее бытность гейшей она уединялась с мужчинами для этих целей не больше десятка раз. Юми больше привлекала как собеседница. Быстро и легко выучив русский язык, она научилась располагать к себе гостей. Поэтому ее и завербовали…
        - Что было после вербовки, я знаю, - перебил его император. - Как вообще получилось так, что Куропаткин знал о ее происхождении больше, чем мы? Ладно. Не отвечайте. Вы проверили эти слухи, что гуляют в народе, о том, что она внучка Сайго Такамори?[81 - Сайго Такамори (1828 -1877) - один из самых легендарных персонажей Японии XIX века с совершенно потрясающей историей жизни и посмертной славой. Именно по мотивам последних лет его жизни и был снят знаменитый фильм «Последний самурай».]
        - Да. Были проверены все его кровные родственники и установлено, что женщины рода не имели даже возможности для близости с этим гайдзином. Но Сайго, как вам известно, мало уделял внимания своим женщинам и детям. Относился с этаким небрежением. Поэтому мы пошли по другому пути, полагая, что не все его возлюбленные нам известны. Начали изучать тех женщин, с которыми мог общаться Давыдов во время пребывания в Токио. Их оказалось немного. Опросили людей и остановились на одной кандидатуре. У нее с Давыдовым были довольно теплые отношения, во всяком случае, общались они больше, чем требовалось для дела. А за пару месяцев до его смерти она внезапно уехала, оставив все дела.
        - Вот как? - повел бровью император. - А по срокам сходится?
        - Вполне.
        - Вы нашли эту женщину?
        - Да, - кивнул начальник разведки. - Вы позволите? - И, дождавшись кивка Муцухито, он распорядился ввести даму, дожидавшуюся в приемной. Приблизившись на два десятка шагов, конвоир ее довольно грубо усадил на колени, из-за чего женщина сверкнула глазами так, будто прямо сейчас бросится на него. Но сдержалась.
        Император приподнял фотографию Юми так, чтобы она стала визуально напротив лица этой, уже стареющей женщины. И секунду спустя вскинул брови. Сходство определенно просматривалось.
        - Кто она?
        - Айко, дочь портного.
        - Портного? Это неплохо, - с вполне довольным видом произнес император. - Значит, слухи о родстве Юми с Сайго всего лишь выдумка.
        - Увы… В 1854 году старший сын бедной самурайской семьи Сайго Такамори прибыл в Эдо вместе со своим сюзереном. А после его смерти в августе 1858 года был вынужден вернуться домой. Айко родилась спустя семь месяцев после его ухода. В 1857 году мать Айко овдовела, за делом присматривал брат мужа, а она стала наложницей молодого самурая Такамори, о чем осталось несколько свидетельств. Поняв, что самурай ее бросил, она вышла замуж за брата мужа, уже будучи на сносях. Айко дочь Такамори.
        Император посмотрел на эту женщину, что, потупив взор, изучала пол. Внезапно нашла объяснение странная вспышка гнева, совсем нетипичная для дочери портного. О да! Она совершенно точно знала, кто ее отец, и имела характер.
        - Ничего не хочешь сказать? - Наконец, после затянувшейся паузы, произнес Муцухито, обращаясь к женщине.
        - Нет, - холодно ответила она.
        - Ты выкинула свою дочь в качестве мести?
        - Она не моя дочь! - с нажимом произнесла Айко.
        - Почему же ты тогда уехала? Так внезапно…
        - Моя мать заболела. Ей требовался уход.
        - Она не признается, - пояснил начальник разведки. - Все отрицает. Мать ее действительно в это время болела и вскоре умерла. А она осталась жить с отчимом и помогать ему по мастерской. Спустя два года вышла замуж. Но неудачно. Супруг умер через год от простуды. А ее лавку недавно сожгли конкуренты. Она была слишком хороша, но без защиты, без семьи, без друзей. Айко пыталась что-то сделать и как-то выкарабкаться, но ей не дали. Еще и насмехались, унижали. Когда мы на нее вышли, она готовилась сделать сэппуку. Сидела на пустыре в рванине. Грязная, хмурая и уставшая. А перед ней лежал обнаженный вакидзаси. Откуда он у нее, не говорит. Но при захвате ранила троих и одного убила.
        - А как люди узнали о том, что Юми внучка Сайго Такамори? - после долгой паузы поинтересовался император.
        - Выяснить это не удалось. Она все отрицает. Мы опросили всех ее коллег. Они были крайне удивлены, узнав, что она дочь Сайго. Буквально раздавлены и оглушены. Значит - молчала. Судя по всему, она ненавидит своего отца. Что прикажете с ней делать?
        - Отмыть и привести в порядок.
        - Простите?
        - Сайго бросил любившую его женщину, отмахнувшись от нее и от своей дочери. Его мало интересовали эти вещи. Дочь, озлобленная на отца, столкнулась с непростой ситуацией. Она подумала, что ее возлюбленный тоже бросил ее и не хочет знаться. А потому пошла дальше по этому пути падения и бросила собственную дочь. О том, что Давыдов болел и никогда бы не отказался от своей дочери, она не знала. Ей не сказали. Ведь так?
        - Русские и не распространялись об этом. Смерть Давыдова стала неожиданностью для многих.
        - Дочь Айко пошла дальше. Она ненавидела уже не своего отца, а всю страну. Один дурной поступок породил другой, много хуже. И так до тех пор, пока этот снежный ком не превратился в лавину, которая едва не похоронила всех нас. Что дальше? По всему выходит, что Юми и не предавала своего императора. Я никогда им для нее не был.
        - Но как же?!
        - Судя по вот этому, - махнул Муцухито на газеты, где пестрели заголовки о том, как японка защитила вдовствующую императрицу России от покушения бомбистов. - Ее императором был не я, - произнес он и замолчал примерно на минуту. - Отмойте Айко и приведите в порядок. А ко мне пригласите Кикудзиро[82 - Сайго Кикудзиро (1861 -1928) - старший сын Сайго Такамори. В 1877 году сражался за отца в битве при Сирояме, где потерял ногу. Служил в Министерстве иностранных дел, в секретариате кабинета министров, в администрации Тайваня.]. Его, я надеюсь, уже вызвали в Токио?
        - Разумеется. Будет исполнено, - коротко кивнул начальник разведки.
        Женщину вывели. Но начальник разведки остался.
        - Что-то еще?
        - Куропаткин. Наш агент в Санкт-Петербурге не был никак связан с людьми в Маньчжурии, поэтому выехал туда сразу, как появилась необходимость. Он не японец, русский. Поэтому китайцы его не вычислили. Игрок. С деньгами у него всегда проблемы. Он прибыл туда под видом журналиста, собирающего подробности о жизни генерала Куропаткина. Эта позиция нашла отклик и с ним охотно делились сведениями. Ничего важного в военном плане, да он и не спрашивал такое. Но все равно вышло весьма любопытно.
        - Чем же?
        - Прибыв в Маньчжурию, генерал сильно и внезапно изменился. Старые знакомые не всегда даже узнавали генерала. Но он все помнил, всех привечал. Просто поменялся. Это выражалось во всем. Вот, например, - выложил начальник разведки на стол фотографию, - это генерал Куропаткин в бытность военным министром России незадолго до войны. А вот, - выложил он вторую фотографию, - он же, только в апреле этого года. Сбрита вся растительность на голове. Изменились мимика и выражение лица. Манера движения. Темп и стиль речи.
        - Действительно интересно…
        - Уже в апреле он начал практиковать ушу со специально выписанным китайцем. Гимнастику для здоровья тела, не более. Но для европейцев это не типично. Кроме того, он стал уделять много внимания чаю. И не по-русски, а довольно странно. Тихое, уединенное место. Приглушенный свет. И возможность подумать. Раньше за ним такого не замечали. Он вообще больше, чем раньше, стал нуждаться в уединении. Хотя в иное время темп работы настолько бешеный, что люди вокруг него не выдерживают. И главное… - произнес начальник разведки и выложил на стол из папки слегка помятый листок бумаги.
        - Что это?
        - Наш агент купил его у домработницы Куропаткина. Сказал, что для газеты. Мы полагаем, что это черновик стихотворения, найденный ею в мусорном ведре. Оно посвящено битве при Сирояме. Вот перевод, - сказал он и выложил еще один лист бумаги.
        - Серьезно? - оживился император и вчитался в перевод. Потом отбросил лист и взял черновик.
        Ровные строчки аккуратного, твердого почерка. А слева по центру занимал приличное пространство рисунок тушью. Алексей Николаевич, работая над воспоминаниями, пытался записывать все. Вот и текст песни Shiroyama, шведской группы Sabaton сразу в переводе дал. Поэт из него был плохой, как и музыкант, поэтому перевел как перевел. Вышло корявенько, но общий стиль и смысл выдержать удалось. А вот с рисованием у него дело обстояло много лучше. Не профессиональный художник, но скетчем владел прекрасно. Сказалась любовь юности, вынужденно увлекшая его делами красивыми, но бесполезными. Тогда-то он и заразился привычкой делать зарисовки всего и вся. Вот и изобразил одного из ключевых персонажей кинофильма «Последний самурай» - Кацумото, который был внешне похож визуально на молодого Сайго Такамори. Потом, правда, вообще передумал и выбросил эту заготовку в мусорное ведро. Не все воспоминания были нужны. Но вот - все одно всплыло. Его уже немолодой домработнице в арендованном доме в Ляояне рисунок понравился.
        - Вам не кажется, что это не Такамори? - нахмурившись, поинтересовался Муцухито.
        - Это он. Только молодой. Мы показывали рисунок тем, кто знал его в молодости. Они его вполне опознали.
        - А Куропаткин знал его в молодости?
        - Нет.
        - Тогда как это понимать? Мистика какая-то.
        - Мистика, - согласился начальник разведки.
        Начальник разведки ушел, и Муцухито погрузился в свои мысли.
        Обстановка вокруг Сайго Такамори, несмотря на его смерть в далеком 1877 году, продолжала накаляться. Он и из могилы оказался способен создавать чрезвычайные проблемы. На редкость беспокойная вышла из него личность.
        Ситуация была очень непроста. В 1868 году император Муцухито провозгласил в Японии реставрацию Мэйдзи, основанную на клятве пяти пунктов - наиболее прогрессивной доктрине за всю историю не только Японии, но и, пожалуй, человеческой цивилизации. Однако преодолеть мощную и последовательную реакцию самураев оказалось крайне трудно. Они буквально вгрызались в «сакральное старье». Когда же стало понятно, что прошлого не вернуть, они сублимировали свои устремления в лютый, бешеный милитаризм и крайне агрессивную экспансивную политику, надеясь таким образом вернуть себе ускользающее положение в обществе. Как следствие, уже в 1873 году в японском правительстве вспыхнул острый кризис, вызванный дебатами о завоевании Кореи.
        Окубо Тосимити возглавил олигархическую прогрессистскую партию, поддержанную императором, которая настаивала на сохранении здравомыслия. Им мнилось, что откусывать нужно только тот кусок пирога, который можно проглотить, не подавившись. Сайго Такамори, в свою очередь, возглавил милитаристскую консервативную партию, стремящуюся к экспансии любой ценой. Для Сайго и его последователей война была единственным шансом на реставрацию хотя бы части былых привилегий.
        Непонимание приобрело черты фатального противоречия. Вспыхнуло восстание. Но его смяли и жестоко подавили всего через полгода боев. Оказалось, что пушка как аргумент много значимее, чем какие-то там вековые традиции. А митральезе так и вообще плевать, кого фаршировать пулями - вчерашнего крестьянина или породистого самурая.
        Сайго Такамори умер. Но не умерло его дело. Мало того, он сам посмертно обрел легендарный статус, олицетворяя японские традиции, старину и обычаи, которые отбрасывались прогрессистами как непрактичный и отживший свое мусор. А потому Сайго оказался весьма популярен среди простого народа, который был в основном необразован, из-за чего предельно консервативен. И чем дальше уходила модернизация японского общества и экономики, тем сильнее становилась реакция. Футуршок нарастал. Глухое ворчание в Японии с каждым годом становилось все громче и громче, грозя перерасти в открытые выступления и беспорядки[83 - В реальной истории Японии эта эскалация привела к «Эре народного насилия», которая длилась от массовых беспорядков в Токио в 1905 году до Рисовых бунтов 1918 года. Поводом для вспышки стало неудовлетворение результатами мирных переговоров с Россией.].
        В 1889 году император посмертно помиловал Сайго Такамори, ведь формально он выступал не против него, а против правительства Окубо. Однако общество продолжало стремительно перегреваться. Оно оказалось не готово в одночасье прыгнуть из глухого Средневековья в объятия развитого индустриального стимпанка поздней Викторианской поры.
        И вот - новый виток этой эскалации.
        Простой народ, почти не таясь, уже говорил о том, что страшное поражение в войне - это кара богов. Ведь этот чертов Куропаткин догадался не только правильно выбрать будущего агента и красиво его внедрить, но так еще и назвал предельно вызывающе! Сама Аматэрасу, воплотившаяся в теле внучки народного героя, выступила против японцев, отвернувшихся от нее и ее заветов…
        Глава 9
        1 СЕНТЯБРЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Война в Маньчжурии была сложной и многослойной композицией. Боевые действия, разведка, контрразведка, кадровый вопрос, столичная партия, еврейская партия, японская партия, корейская партия и так далее. Направлений получилось очень прилично. И если бы по всем имеющимся каналам информации шел привычный для XXI века поток информации, Алексей Николаевич просто бы сошел с ума. А так - справлялся. С трудом, но справлялся, работая как проклятый. Штаб у него, конечно, имелся, и генерал его активно использовал, но эти люди думали совершенно неподходящим образом, а переучивать возможности не было. Конечно, от продолжительного взаимодействия с Алексеем Николаевичем люди менялись, но не недостаточно быстро. Эпоха накладывала слишком сильный отпечаток.
        Так вот, одним из важных направлений деятельности Куропаткина в этой войне являлся Китай. Тому было много причин, начиная хотя бы с того, что, согласно договору 1894 года, империя Цин должна была прийти на помощь России в войне с Японией, но делать это не спешила. А такое прощать нельзя. Кроме того, генерала совершенно не устраивали чудовищная пассивность и невнятность Николая II в деле взаимодействия с этой очень интересной страной. После того приснопамятного разговора с Витте никакого ответа из Санкт-Петербурга так и не пришло. Николай II очевидно боялся принимать хоть какое-то решение, а его окружение оказалось не в состоянии прийти к общему пониманию. Поэтому, отмахнувшись от назойливой субординации, он начал действовать самостоятельно, не оглядываясь ни на кого.
        Первым шагом он сообщил вдовствующей императрице Цы Си о том, что ее генерал пробует закупить у него трофейное оружие. Зачем? О! Тут и гадать не требовалось. У него была прекрасно надрессированная и верная ему армия в шесть легких дивизий. А вот с вооружением там имелись критические проблемы. Да, оно было. Но в совершенно недостаточном количестве и большей частью устаревшее. Обеспеченность боеприпасами так и вообще вызывала усмешку. Цы Си побаивалась генерала и не сильно ему доверяла. А тут такой сигнал. Разумеется, она охотно вступила в торги за собственную жизнь - Куропаткин получил от нее очень крупную взятку.
        Тут надо сказать, что Алексей Николаевич проявил себя как человек слова. Обещал не продавать трофеи? Выполнил. И продал Юань Шикаю штатное вооружение Маньчжурской армии, списывая его как необратимо испорченное, уничтоженное или утерянное в результате боевых действий. Те самые «трехдюймовки» и «трехлинейки»…
        А что такого? Помочь установить дружественный режим в государстве, что кинуло тебя и не выполнило союзнические обязательства, святой долг любого честного человека. Но Куропаткин не был бы Куропаткиным, если бы на этом все закончилось. Он выкатил китайскому генералу ТАКОЙ ценник, что у того даже шелковая рубашка встала дыбом. А чтобы ему лучше думалось, начал переговоры с вдовствующей императрицей Цы Си о новой взятке, дабы не продавать теперь уже штатное вооружение.
        Обстановка для Юань Шикая накалялась с каждым днем. Поэтому он прошелся по своим кубышкам и выложил звонкое серебро. Но о чудо! Его хватило только на то, чтобы покрыть часть сделки. Да, Юань Шикай был одним из самых богатых людей Китая. Однако большинство его средств обладало низкой ликвидностью, то есть оказалось крайне затруднительно быстро обменять их в наличность. Вот и получилось, что часть оружия и боеприпасов Куропаткин продал ему по факту, а часть «придержал», ссылаясь на то, что уважаемые люди уже интересовались возможностью приобретения, но он ПОКА готов подождать, ведь Юань Шикай его друг.
        Понимая, что просто так от Куропаткина он ничего не получит, китайский генерал пошел ва-банк, ворвался в Пекин и взял Запретный город. И тут выяснялась новая неприятная подробность. Да, бо2льшая часть правящего дома Айсин Гёро оказалась на месте и была благополучно вырезана его людьми. Но вот Цзайфэн сбежал, да не просто так, а прихватив с собой скудную казну империи Цин.
        Кем был этот самый сложновыговариваемый Цзайфэн? Младший брат покойного императора Китая имел большое влияние в войсках империи Цин. Мало того, он оказался первым человеком из дома Айсин Гёро, что выехал за пределы Китая с дипломатической миссией. И преуспел в ней, произведя неплохое впечатление на европейских правителей. Благодаря его бегству в Китае установилось что-то вроде междуцарствия. С одной стороны, Юань Шикай взял в жены супругу убитого императора Цзайтяня и провозгласил возрождение древней империи Юань с собой во главе. С другой стороны, оказался Айсин Гёро Цзайфэн, претендовавший на престол Цин и сохранение традиций.
        Как так получилось, что он так удачно сбежал? Никакой мистики. Алексей Николаевич Куропаткин не стремился поставить во главе Китая столь экзальтированного милитариста, как Юань Шикай. Тот в его планах был лишь инструментом, средством для реализации задуманного. Поэтому и предупредил Цзайфэня своевременно о предстоящих неприятностях, порекомендовав не сильно распространяться. Китайский принц все намеки прекрасно понял. Поэтому навязанная ему вдовствующей императрицей супруга совершенно случайно оказалась забыта им в Запретном городе, где и погибла. И не она одна. Там много его неудобных родичей и аристократов сложило голову, которых он своевременно пригласил туда под разными предлогами…
        Юань Шикай очень рассчитывал на казну Цин, чтобы рассчитаться с Куропаткиным. Можно было бы и кинуть союзника. Но, во-первых, Алексей Николаевич передал ему далеко не все вооружение и особенно боеприпасы, а во-вторых, предложил продать еще в случае чего. Дорого, но альтернатив все равно не было. Поняв, что казна пуста, новоиспеченный император занялся тем, чем обычно в таких ситуациях и занимаются - начал раскулачивать своих старых политических недругов. Пекин заволновался. Однако деньги удалось найти, и Куропаткин, весьма довольный собой, отгрузил оставшийся объем вооружений согласно договоренностям.
        Для Алексея Николаевича эта операция стала «сделкой века». Он не только возместил полную стоимость списанного имущества, внеся в казну Маньчжурской армии пожертвование от «благодарного китайского народа». Но и накинул сверху кое-что, уже от себя. Остальные же средства внес в вечно пустую кассу взаимопомощи офицеров, повышая их лояльность к себе лично. Ну и снова вложился в Русско-китайский банк, да так, что к 1 сентября 1904 года он выкупил спешно эмитированных акций на восемнадцать миллионов рублей, получив тем самым контрольный пакет. Да на счету оставил два с половиной миллиона, «на карманные расходы». Так в считаные дни один из самых богатых людей Китая оказался обобран если не до нитки, то близко к этому. Земли и доли в бизнесе у него, конечно, оставались, но ими жалованья солдатам не заплатишь и фуражом не обеспечить.
        Получилась очень сложная ситуация. Губернаторы провинций отказались признавать нового императора. Ведь законный наследник был жив, а денег для того, чтобы силой заставить их подчиниться новой власти, у него не было. Армия была, оружие было, а средств на походы - не имелось, о чем все вокруг почему-то быстро узнали. Из-за чего Юань Шикай пошел на довольно экстравагантный ход - заявил о том, что раз империя Цин упразднена, то и договоры, что с ней заключали, больше не имеют силы. Все, включая арендные. Но, не желая портить отношения со старинными партнерами Китая, готов подтвердить или даже расширить старые договоры. За разумную плату, разумеется. «Пацаны не поняли захода». Чего-то там платить какому-то туземному царьку ни Великобритания, ни Франция, ни Германия не желали. А потому бедного Юань Шикая все просто проигнорировали, даже Россия, которой он предлагал перезаключить все бесплатно. Казалось бы, дают - бери. Но признавать правительство бунтовщика в Санкт-Петербурге не спешили.
        Таким образом, в Китае сложился острый кризис власти, грозящий перерасти в большую и затяжную гражданскую войну, потому что накопившиеся к 1904 году тяжелые проблемы и противоречия крайне обострились в обстановке фактического безвластия. И вот теперь генерал Куропаткин лицезрел перед собой того самого Цзайфэня. Суток не прошло, как его доставил бронепалубный крейсер «Аскольд» из Шанхая в порт Дальний…
        - …Вы же понимаете, что я всего лишь генерал? - развел руками Куропаткин, внимательно глядя в глаза своему собеседнику. Ритуалы в такой обстановке были неуместны. Поэтому Цзайфэн охотно согласился на приватный разговор. И он, и Алексей Николаевич владели английским языком на уровне, позволяющем им объясняться, минуя переводчика. Без тонкостей, но внятно.
        - Но это не помешало вам поддержать этого бунтовщика. Чего вы хотите? Денег?
        - У меня есть деньги, - пожал плечами Алексей Николаевич. - Тем более что сумм, которые бы меня устроили, у вас нет. Да и вы, я убежден, - здравомыслящий человек, а значит, опыт Юань Шикая уже учли.
        - Бунтовщик, называйте его просто бунтовщик.
        - Как вам будет угодно.
        - Если не деньги, то что может убедить вас выступить в мою поддержку?
        - А что вы можете мне предложить? Я старый человек, которого не сегодня, так завтра убьют. Слишком многим людям я поперек горла. Не так сильные мира сего представляли себе Русско-японскую войну. Совсем не так. Близких людей у меня немного. Юми да ребенок, что она носит под сердцем. Денег для их безбедной, спокойной жизни я добыл. Что еще?
        - Непростую задачу вы ставите, - хмыкнув, отметил Цзайфэн. - Позвольте мне подумать. А пока давайте коснемся другого вопроса. Вам известно, почему император Николай II не стал принимать предложение Юань Шикая? Оно ведь ему очень выгодно.
        - Николай II очень хороший человек, но в той же самой мере он совершенно ничтожный император.
        - О!
        - Он боится. Для него такие шаги - «слишком». Поэтому, если вы надеетесь предложить ему то же, что и Юань Шикай, не думайте о том, что он быстро согласится. Если вообще согласится. Санкт-Петербург несильно отличается от Запретного города недавних лет. Интриги, интриги, интриги и беспредельные амбиции безгранично бездарных людей, волею случая оказавшихся членами императорской семьи.
        - Вы, я вижу, невысокого мнения о них, - грустно усмехнулся Цзайфэн. - Не боитесь, что я передам им ваши слова?
        - Передавайте, - нейтральным тоном ответил Куропаткин. А потом, хохотнув, добавил: - Сразу видно, вы выросли в Запретном городе. Вместо того чтобы ухватить суть вопроса, вы стремитесь найти повод для очередной интриги или шантажа. Даже если они не имеют смысла и лишь впустую израсходуют ваши время и силы.
        - Что вы имеете в виду? - прищурился Цзайфэн.
        - Я вам уже подсказал стратегию. Но вы ее не услышали, - сказал Куропаткин и покачал головой. - Мой император слаб. Он не готов принимать решения САМ. Но вы можете ему в этом помочь. Ведь слабый император имеет сильную свиту, которая охотно за него и подумает, и решит всякие разные дела, сообщив ему его мнение.
        - Вот как? Знакомо… Неужели везде так?
        - Монархия порождает контрасты, - пожав плечами, произнес генерал. - Она может сначала показать яркую, чрезвычайно высокую, несравнимую ни с чем эффективность, а сразу после этого впасть в полное ничтожество, упиваясь саморазрушением. Как никакая другая форма власти, монархия чрезвычайно остро зависит от людей… и прежде всего от монарха. Демократия в этом плане удобнее. Она дает устойчиво удовлетворительный результат. Даже до хорошего уровня ей никогда не подтянуться, но и не пасть так низко, как может монархия при дурном правителе.
        - Хм, - хмыкнул, покачав головой, Цзайфэн. - Возможно, вы правы. Что конкретно вы предлагаете?
        - Китай разрывают мощные внутренние противоречия. Они настолько сильные, что даже мне, весьма неискушенному в интригах человеку, не составило особого труда устроить этот переворот с Юань Шикаем. Основная ваша проблема - националисты. Маньчжуры, хань, тибетцы, монголы и разнообразные мусульмане вроде уйгуров на востоке. Все они стремятся к своим целям, и им плевать друг на друга. Слишком долго культивировался экзальтированный национализм в вашей стране. Быстро и просто от него не избавиться. А в любой ситуации с множеством народов он только вредит. И чем ярче пылает, тем хуже от него становится. М-да. То, что ваша страна стоит на пороге гражданской войны, полагаю, вам и так очевидно. Даже если я окажу вам военную поддержку и возьму Пекин, это ничего не изменит. Вы погрязнете в затяжной борьбе с провинциями. Да и губернаторы совершенно не факт, что вас поддержат. Когда у атамана плохо с золотым запасом и вооруженными людьми - его власть не вполне легитимна. Поэтому я предлагаю вам разрубить этот клубок противоречий и отпустить то, что удерживать сложно. Оставьте Китай в пределах земель хань. Это
самая большая, густонаселенная и выигрышно расположенная часть империи Цин. Потеря прочих земель ударит по престижу, но не по экономике или военной мощи. Скорее напротив. Пропадет необходимость контролировать огромные пустоши запада и севера.
        - И что вы хотите, что бы я с этими пустошами сделал? - усмехнулся принц.
        - Они хотят свободы? Дайте им ее. Создайте три царства - Тибет, Синьцзян и Монголию. Вы хотите признания и поддержки России? Пригласите туда править русских великих князей. Допустим, Алексея Александровича, Владимира Александровича и Николая Николаевича в Тибет, Синьцзян и Монголию соответственно.
        - Звучит занятно, но, я думаю, они откажутся.
        - О! Скоро должны произойти события, после которых они охотно согласятся и даже будут счастливы, потому что альтернатива окажется много хуже. Правда, тут есть важный момент - нужно спешить. Я не вполне уверен, но у них есть все шансы предстать перед Создателем досрочно и в помятом виде.
        - Интересно, - чуть подумав, произнес Цзайфэн. - Но вы забыли Маньчжурию.
        - Образуйте из нее княжество и подарите мне, - невозмутимо заявил Алексей Николаевич.
        - Так вот что вы хотите! Ха! - расплылся в улыбке Цзайфэн. - Вы понимаете, что просите? Это вотчина моего клана!
        - Да, но она оккупирована русскими войсками, - лукаво улыбнувшись, заметил Куропаткин. - Вы ее уже не контролируете. Дальше будет только хуже. А теперь подумайте, как это все будет выглядеть со стороны? Чужаки захватывают родные земли правящего дома. Зачем вам фиктивные титулы? Чтобы над вами смеялись? Проведите ребрендинг.
        - Что? - удивленно переспросил Цзайфэн.
        - Ребрендинг. Это просто. Сейчас объясню. Вы глава Маньчжурского клана Айсин Гёро, Маньчжурия для вас - родовые земли, утеря которых бьет по репутации. Но если вы примете мое предложение и согласитесь выделить в независимые государства Тибет, Синьцзян, Монголию и Маньчжурию, то в ваших руках останется только народ хань, отягощенный возбужденным национализмом. Вот и подумайте - зачем таких людей дразнить, постоянно напоминая, что ими правят чужеземцы? Ваша мать ведь из хань? Так? Отлично. Выждите пару лет. Наведите хоть какой-то порядок в делах, а потом провозгласите возвращение к заветам какой-нибудь лохматой древности, о которой все равно никто ничего не помнит. Этот шаг позволит провести реформы, в том числе по глубокой, коренной модернизации страны. Главное при этом не дистанцироваться от людей. Помните, как было у Киплинга в «Маугли»? Не помните? Не читали? Не беда. Ключевая идея звучала так - «Мы с тобой одной крови, ты и я». Вот и проведите обширное переименование всего и вся, включая название правящей династии. Например, переименуйте клан из Айсин Гёро в Цзинь[84 - Маньчжурское
словосочетание «айсин гёро» и китайского слово «цзинь» обозначают одно и то же - «золото».], провозгласив его истинно ханьскую природу, а не маньчжурскую. А потом постулируйте возрождение традиций империи Хань, что славилась расцветом культуры и хозяйства. И уже под этим соусом стройте железные дороги там, больницы, школы или еще чего. Главное - умиротворить бурлящую мочу в умах людей и спокойно, методично взяться за работу. А для этого вам нужно выиграть время. И чем больше, тем лучше.
        Цзайфэн долго и внимательно смотрел в глаза этому странному генералу, не понимая - шутит он сейчас или говорит серьезно. Казалось, что все эти потрясения для него всего лишь баловство. Он предлагал вариант. Вполне неплохой. Но Цзайфэн прекрасно понимал, здесь и сейчас они решают судьбу того, кто совсем недавно также беседовал с этим человеком. В чем подвох? Где уловка?
        - Не переживайте, - словно почувствовав мысли принца, произнес Куропаткин. - Я предал лишь единожды, да и то - предателей, оставаясь верным присяге. Вы думаете о судьбе Цы Си и Юань Шикая? Но разве я их в чем-то обманул? О чем договаривались, то они и получили. Полностью.
        - А вы не боитесь, - прищурившись, поинтересовался принц, - что великие князья вас со света сживут? Ведь как это все будет выглядеть со стороны? Будто бы я поставил в один ряд принцев крови и простого генерала. Вам это польстит, а их оскорбит. Должно оскорбить.
        - Это уже будет моя забота, - отмахнулся Куропаткин. - Главное в другом. Вы должны действовать так быстро и ловко, чтобы от Николая II не требовалось принимать НИКАКИХ решений. Не мучайте его.
        - Хорошо. Допустим, я соглашаюсь на ваши условия. Какую помощь вы мне окажете?
        - Война с Японией закончена. Оку и Куроки капитулировали. Ноги интернировался, предварительно разоружившись. Во Владивостоке идут переговоры о мире между Россией и Японией… События в Китае пока мало кого волнуют. Вы даже не представляете, какая во Владивостоке стоит ругань. Поэтому, если я сниму не армию, а корпус да тихо выдвину его на Пекин, это заметят слишком поздно. Об угрозе гражданской войны в Китае знают все, кому это интересно. Прикрытие границы с моей стороны является разумным шагом. А далеко ли от границы до Пекина? Рывок под надуманным предлогом… и все.
        - Вы считаете, что разобьете Юань Шикая так быстро?
        - Доверьтесь мне, - произнес и очень многозначительно усмехнулся Куропаткин. - Вы даете мне княжество, я вам империю. На мой взгляд - вполне честная сделка. Но действовать я буду самостоятельно. Или вы полагаете, что к этому развитию событий я не готовился?
        Глава 10
        15 СЕНТЯБРЯ 1904 ГОДА, ЛЯОЯН
        Генерал Куропаткин вышел из штаба и проводил довольным взглядом своего военного комиссара - Иосифа. Тот с весьма загруженным видом сел в автомобиль и погрузился в размышления. Алексей Николаевич уже прекрасно понял, что этот парень не был идейным «городским сумасшедшим», а потому занялся революционной деятельностью от безысходности. Амбиции, ум, трудолюбие и прочие довольно позитивные качества переплелись в нем воедино и жаждали найти выход. Но системе он был не нужен. А значит что? Правильно, он стал разрушать систему в поисках места под солнцем. И тут на его жизненном пути появился Куропаткин, который смог с ходу спровоцировать застоялые амбиции Джугашвили. И вот который месяц Иосиф был военным комиссаром армии. Что дальше? Да ничего особенного. Алексей Николаевич постарался, с одной стороны, дать ему шанс развития и самореализации в рамках уже существующей системы. А с другой - упорно крушил глупый идеализм, что вливали в уши этому человеку не очень порядочные люди. Он ничего не оспаривал и критиковал. О нет. Он просто правильно задавал вопросы и предлагал разрешить неожиданную задачку. А
потом, когда Иосиф приходил с решением, объяснял, почему вот тут и тут работать не будет. Вот и сейчас. Хмурый и недовольный собой Иосиф забрался на сиденье автомобиля, нахохлившись и погрузившись в мысли. А Алексей Николаевич пошел пешком - ему регулярная прогулка требовалась для тонуса и здоровья. Дин Вейронг же «присел ему на уши», докладывая текущие сводки - обычную текучку…
        Ситуация складывалась как нельзя лучше.
        Кавалерийский корпус Маньчжурской армии, буднично погрузившись в Ляояне в вагоны, отбыл в Пекин. Без лошадей, разумеется. Зачем правильной кавалерии лошади? Правильно. Незачем. Настоящие кавалеристы и сами недурно скачут, особенно усиленные тремя батальонами линейной пехоты да отдельным штурмовым батальоном. А если их поддержать двумя бронепоездами да тремя бронеавтомобилями, то вообще - огонь! Вместе с ними в Пекин по ветке, проложенной от Мукдена, убывал и Цзайфэн с небольшой свитой, подписав предварительно все необходимые документы.
        Так что теперь Алексей Николаевич Куропаткин был не только генералом Русской императорской армии и нетитулованным дворянином Российской империи, выводящий свой род из крепостного крестьянина в третьем поколении. Нет. Он теперь еще был и самодержцем независимого княжества Маньчжурия. Хотя об этом еще никто не знал - спешить с оглаской Куропаткин не хотел. Нужно было с Пекином сначала все уладить окончательно. И на то были все шансы. Ведь четыре дня назад вся мировая общественность натурально вскипела из-за обнародования показаний Азефа…
        Великие князья, уличенные в измене, попытались «дать деру», но их задержали доброжелатели и доставили в Зимний дворец. Причем Николаю Николаевичу-младшему, который пытался по своему обыкновению орать и угрожать, еще и лицо помяли. Император отказался их принять, поэтому заговорщиков посадили под замок в одной из комнат дворца до особого распоряжения. Разумеется, никто бы не посмел просто так взять и задержать этих деятелей, чай не 1918 год. Но выставлять напоказ приказ вдовствующей императрицы, данный через голову сына, посчитали лишним.
        Но на этом столичный скандал не закончился. Вдовствующая императрица прошлась по казармам Семеновского и Преображенского полков, подняла возмущенных гвардейцев и привела их под стены посольства Великобритании. Открыть двери и пустить солдат для досмотра англичане отказались, за что и были побиты. Но и только. Мария Федоровна смогла предотвратить непоправимые шаги. Впрочем, когда в подвалах посольства нашлись склады с оружием и различным печатным материалом для экстремистских организаций, сильно пожалела о своем желании выглядеть цивилизованно. Ведь по всему получалось, что Азеф прав. Дальше - больше. Мария Федоровна инициировала целую волну обысков в столице. С ОЧЕНЬ любопытными последствиями…
        И если Санкт-Петербург фактически перешел на военное положение, то Берлин ликовал. Весь. От простого народа до высшего руководства.
        Безусловно, Вильгельм II знал, что в России закручивается лихая интрига. Немецкая разведка смогла установить факт конфликта интересов между генералом Куропаткиным и группой великих князей, а также выявить сведения о том, что те заплатили Алексею Николаевичу немало денег. Тайно. Выглядело это все очень странно. А потом сына и супругу генерала Куропаткина убили, а на него совершили покушение. Интрига? Еще какая! Весь германский истеблишмент запасся попкорном и начал ждать ответного хода. Все-таки простой генерал против столь серьезных мужчин. Сдюжит ли?
        И тут такая феерия! Такой подарок!
        Если излагать кратко, то Азеф оказался жертвой продолжительного английского шантажа. Те, дескать, взяли в плен его внебрачную дочь и время от времени высылали какую-нибудь часть тела «в подарок» отцу, когда он пытался уйти из дела. Ухо там или палец. И вот незадолго до нападения на чету Куропаткиных он получил банку с заспиртованной головой дочери. А вместе с тем устное обещание взять его супругу или следующего ребенка для таких же забав. Поэтому он и написал столь подробно и открыто, надеясь, что теперь, когда все стало известно, его любимую Любоньку никто не посмеет тронуть.
        Дальше - больше. Лидер боевой организации эсеров взял на себя ответственность за убийство русских офицеров в Маньчжурии, включая великого князя Бориса Владимировича. Всех их убивали по приказу кураторов их настоящих хозяев - английской разведки. Он так прямо и писал, что партия эсеров создавалась английской разведкой, как их карманные цепные псы для всемерной дестабилизации обстановки в России. Хотя, конечно, большинство бойцов, особенно нижнего звена, использовалось втемную. Они, дескать, верили в светлые идеи, не зная, что благими намерениями выстлана дорога в ад. За что Азеф у них просил прощения и надеялся на понимание. Также он отмечал, что в 1900 году он был подчинен группе великих князей, дабы оказывать им всемерное содействие в подготовке к дворцовому перевороту в России. Его планировали совершить на фоне нарочно спровоцированной революции. Подробностей он не знал, но пересекаться с проходящими специальную подготовку агитаторами приходилось.
        Другим интересным моментом стало то, что Азеф признался в причастности к гибели броненосца «Петропавловск». Там, дескать, была мина, установленная моряком-эсером, погибшим вместе с кораблем. Этот первый блин вышел комом. Все подумали на несчастный случай. После чего убийства начали ярче окрашивать этнически, кое-где даже пытки имитировать в японском стиле. Цель проста - как можно сильнее накалить и без того непростые русско-японские отношения, обильно посеяв семена раздора, дабы война продолжалась как можно дольше. Для России затягивание должно было создать революционную ситуацию и успех желаемого дворцового переворота. Правда, только в том случае, если бы Куропаткин пошел на поводу у заговорщиков. Для Японии затягивание позволяло поставить их в фактическое долговое рабство.
        Обобщая, можно сказать, что по прямому приказу сотрудников английской разведки эсеры убили одного великого князя, одного адмирала, семь генералов и тридцать офицеров. Кроме того, ими было совершено неудачное покушение на двух великих князей и целых пять на генерала Куропаткина. Такой интерес к генералу объяснялся банальностью - эта скотина отказывался уступать уговорам заговорщиков и даже под угрозой уничтожения семьи сохранил верность присяге и императору.
        Острым моментом стало еще и то, что кураторы из английской разведки приказывали убить только самого генерала. А вот великий князь Владимир Александрович распорядился вырезать всю семью, когда понял, что их затея пошла коту под хвост из-за упорства Алексея Николаевича. В отместку за непослушание, так сказать. Покушение на вдовствующую императрицу произошло позже отправки посланий, однако Азеф прямо писал, что заговорщики очень боялись разоблачения Марией Федоровной и связанных с этим последствий.
        И подобных перчинок - целый вагон!
        На радостях окрыленный Вильгельм II, упорно, но тщетно стремившийся посеять раздор между нарождающейся коалицией из Англии, Франции и России, даже не знал, как выразить свою благодарность этому русскому генералу. Вот удар так удар! Решительное наступление, повергающее противника в беспорядочное, паническое бегство! Ни одной «медалькой» не выразишь то, каким подарком для стратегических и геополитических интересов Второго рейха было политическое контрнаступление Алексея Николаевича. Тем более что сам Куропаткин германским «журналистам» прямо говорил, что терпеть не может ни англичан, ни французов. То есть он явно намекал на перспективы своего сотрудничества с немцами. Ценный и удобный кадр! Фактически - потенциальный лидер германской партии в России.
        А вот Франция пришла в ужас от происходящего. Оставаться один на один с Германией ей решительно не хотелось. Особенно вследствие затяжной войны между Россией и Великобританией. Казалось бы, как это вообще возможно? Битва слона с китом? Ан нет. Эти две страны имели возможность устроить удивительно жизнерадостный замес в Персии, Афганистане и Северной Индии, а возможно, и в Китае. Удаленность коммуникаций без проблем может растянуть это противостояние на несколько лет без особых нагрузок на бюджет. Столкновения малыми отрядами не так дороги, как масштабные сражения. В общем - Парижем овладела нешуточная паника. Нет, конечно, во Франции никто не был против того, чтобы англичане творили свои гадости русским. Но так несвоевременно подставиться! Хуже того было то, что Париж успел заключить военный союз и с Россией, и с Англией. То есть в случае военного конфликта между ними Франции придется выбирать - на чьей стороне выступать. С Лондоном дружить удобнее, да и старинные конфликты в колониях это позволяло уладить. Но и Россия была нужна для противостояния Германии. Та еще дилемма…
        Что же творилось в Великобритании - в двух словах и не пересказать.
        Британское общество традиционно было очень сложным и дискретным. Часть хотела одного, другая - другого, третья - третьего и так далее. И вся виртуозность правительства Великобритании была в том, чтобы балансировать между этими течениями, не давая им разодрать своими противоречиями державу.
        Какие силы действовали в этой кампании против России? Публичная партия либерал-юниотов, во главе которых стоял действующий глава Форин-офиса. Это был тот самый сэр Генри, который заключил с Японией и Францией военные союзы. Мало того, он даже с Германией заигрывал, дабы сколотить антирусскую коалицию и довершить задуманное полвека назад в Крымской войне. Но с немцами не сложилось, не договорились. Воевать за «спасибо» они явно не хотели, а уступать им что-то серьезное совсем не хотелось.
        Но сэр Генри не был одержимым или дурным ненавистником России. Природа его русофобии проистекала из страхов и откровенной паники. Дело в том, что возглавляемая им партия слабела с каждым годом. И он хотел укрепить ее позиции внешнеполитическими успехами. Разумеется, чужими руками. Кукловод? В какой-то мере, потому что и сам был марионеткой в чужой игре. Ведь за его спиной с комфортом разместились барон Ротшильд и еврейская диаспора Великобритании. Но они не были злобными тварями, как это принято считать. Их устремления диктовались тем, что Российская империя в начале XX века была признанными международным лидером антисемитизма и притеснения евреев. Мало того - держала чемпионский титул в этой сомнительной номинации более столетия. Доходило до того, что люди сравнивали положение евреев в России с египетским рабством Ветхозаветных времен.
        Особняком выступала и та часть британского общества, которая имела бизнес в Японии и Китае, а также планировала на какие-то перспективы от концессий по итогам Русско-японской войны. Надо сказать, что это была небольшая часть истеблишмента, потому что основные, фундаментальные финансовые интересы Великобритании были сосредоточены в Индии, Африке и на Ближнем Востоке. Вот и выходило, что «деньги» играли в данной войне, конечно, немаловажную роль, но отнюдь не решающую. А ключевым, как это ни странно, стал приснопамятный «еврейский вопрос», на который и нанизывались словно на хребет прочие куда более малозначительные причины. Тем неожиданней стало выступление барона Ротшильда, публично осудившего Форин-офис в провокациях, направленных на ухудшение и без того не радужного положения евреев в России. По этому заявлению Натана Ротшильда Куропаткин понял - Азеф благополучно добрался и успел переговорить с серьезными людьми, донеся позицию генерала. Аванс в этих торгах был принят вполне благожелательно.
        Так или иначе, но выступление барона Ротшильда, сделанное уже 13 сентября 1904 года, стало спусковым крючком общественной реакции. Поняв, что еврейская община отвернулась от партии либерал-юниотов, на них спустили всех собак. Ведь кто-то должен был за все это ответить? Мало того, самого главу Форин-офиса по приказу короля арестовали уже 14 сентября. Требовалось немедленно спасать положение. Обстановка накалялась буквально каждый час, грозя вспыхнуть и перерасти в настоящую войну, которая Лондону была совершенно не нужна. Во всяком случае, не с Россией и не сейчас.
        Под давлением Марии Федоровны и забурлившей общественности Николай II утром 14 сентября отдал приказ о начале частичной мобилизации и приведении всех флотов в полную боевую готовность.
        А вечером 15 сентября в Лондон пришла телеграмма, в которой правительство извещалось, что беспокойный генерал разгромил Юань Шикая и реставрировал Империю Цин. Это выглядело очень неплохо. Но только за исключением того факта, что тот самый Тибет, который англичане только-только оккупировали, новый император Цин выделял в независимое государство во главе с русским великим князем. Новая точка напряжения в и без того сложной обстановке не добавила радости никому на туманном Альбионе. Мало того, начали ходить панические слухи о том, что Россия вступила в переговоры с Германией о совместной военной экспансии на юг - на Ближний Восток, в Персию, в Индию, а возможно, даже и в Египет… Сказки? Может быть. Только ведь Вильгельм II и так вел предельно агрессивную экономическую политику в этом направлении. Закрепился в европейской части Османской империи и пытался продвинуться дальше, строя железную дорогу до Багдада. А если его поддержать?
        Запахло жареным.
        Впрочем, это Алексей Николаевич и планировал. Оставалось только дождаться развязки, которая вряд ли заставит себя долго ждать.
        Бах! Бах! Бах!
        Резко и хлестко прозвучали выстрелы в этой довольно мирной обстановке, мгновенно выдернувшие генерала из задумчивого состояния. Он еще до конца не очнулся, а его тело уже совершало неочевидное движение - вместо рывка вперед делало приставной шаг, уходя за единственное укрытие - Дин Вейронга. Тот, впрочем, уже заваливался, поймав, судя по всему, пулю. Так что - без верного плеча своего начальника - устоять не смог бы.
        Не очень красиво. Но фактический начальник СМЕРШа и так уже был убит или тяжело ранен.
        Пауза. Магазины стрелявших опустошены. И Куропаткин рывком бросается к ближайшему дому, рыбкой ныряя в окно, к счастью, не застекленное. И сразу откатывается в сторону, выхватывая нож. Он слышал - за спиной топот. Только чудом не ударил ножом Иосифа, который с пробитым пулей плечом провалился в окно следом. И вовремя. Нападающие перезарядились и вновь открыли огонь. Пули засвистели в оконном проеме, терзая занавеску.
        Поняв, что это Иосиф, а не враг, Куропаткин осторожно выглянул в окно, оценивая обстановку. Наступила тишина, и нападавшие, вышедшие из своих укрытий, приближались к домику, где засел генерал. Они явно не ожидали от него такого поведения.
        - Эй! - крикнули с улицы. - Генерал, а ты прыткий! Как лягушка!
        - Делай зарядку по утрам, такой же будешь! - хохотнул в ответ Алексей Николаевич, глаза которого как-то нехорошо загорелись. - Или глисты мешают?
        - Какие глисты? Ты что несешь?
        - Как же? Али не знаешь? В некоторых людях живет бог, в некоторых дьявол, а в некоторых - только глисты и обитают.
        - Шутишь? - зло произнес голос под смешки и хохоток соратников. - Теперь тебе не уйти!
        - Так я никуда и не иду! Это ты дерзишь как малолетка да у порога топчешься, - произнес генерал и плавным движением вынырнул из-за стены, становясь прямо напротив окна.
        Ноги полусогнуты. Пистолет хватом в две руки, привычным для XXI и чудным для начала XX века. А дальше, как в тире, быстро расстрелял магазин по расслабившимся краткой перепалкой боевикам и так же плавно утек из проема приставным шагом. Отработал хорошо. Восемь патронов в его швейцарском люгере поразили семь целей. Восьмой - в молоко. Все-таки не мастер стрельбы, да и нервничал.
        За окном - мат-перемат. Народ бросился в разные стороны, ища укрытие. А генерал начал в полный голос декламировать песню Кипелова «Жить вопреки», очевидно, незнакомую аборигенам.
        Поняв, что противник вновь стал приближаться к дому, Алексей Николаевич попытался повторить прием, только уже смещаясь в другую сторону. Однако не удалось. Быстро высадив пять пуль, он завалился, резко уходя в сторону после удара в плечо. Зацепили.
        - Ты жив, генерал? - вновь крикнули с улицы.
        - Не дождетесь! - хохотнул переполненный адреналином Куропаткин и наудачу кинул в окно попавший ему под руку какой-то камень. Рефлексов у нападающих на такие вот вылетающие и катящие предметы не имелось. Однако знать об удачном использовании гранат они знали. Поэтому, промедлив секунду-полторы, вновь ринулись в разные стороны…
        Последний патрон ушел, оставив затвор на задержке. Алексей Николаевич прислонился к стене и медленно сполз на земляной пол, оставляя кровавые разводы. Все предполье вокруг дома было завалено трупами и ранеными. С десяток человек лежали у окон в других комнатах домика, пытаясь зайти с тыла или с фланга. Это Иосиф постарался. Ранение в правое плечо вынуждало работать с левой руки. Но он справился.
        Навалилась какая-то слабость.
        Где-то на краю сознания Куропаткин слышал оживленную стрельбу на улице, отметив работу пулемета. Фиксировал какие-то крики Иосифа, вроде как обращенные к нему. Но никак уже ни на что не реагировал. Он вдруг почувствовал такой покой, такую легкость, такую умиротворенность, что невольно расплылся в улыбке. Этот чертов марафон, что он бежал столько месяцев кряду, завершился. И теперь он надеялся хорошенько отдохнуть. Поэтому с этой странной улыбкой на лице и отключился…
        Эпилог
        19 ОКТЯБРЯ 1904 ГОДА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
        Алексей Николаевич только третий день как пришел в ясный рассудок и хмуро взирал на тошнотворно чистую и ухоженную комнату. Двигаться выходило плохо. Каждый день приходил врач. Меняли повязки. Генерал потребовал лично осмотреть раны, и его просьбу удовлетворили. Зеркала - удобная штука. Как ни странно - все оказалось чистенько и без нагноений. Хотя воспаление, как ему сказали, было, и сильное. Лежал в горячечном бреду, говорил какие-то странные вещи. Все уже думали, что не выживет, но отпустило, организм справился. Сам же генерал практически ничего не помнил за минувший месяц. Так, различные всплески миражей, когда перед глазами мелькали лица, вливающие в него какие-то отвары…
        Важной особенностью комнаты оказалась фальш-стенка, неприметная с первого взгляда. Ее назначение было совершенно не ясно генералу. Обычно, как он заметил, за ней возились дежурная сиделка и несколько служанок. Но отчего сделали так - не ясно. Неужели второй комнаты под них не нашлось? Тем более что, судя по всему, он был в каком-то дворце.
        К обеду третьего дня в помещение заглянул лечащий врач. Его приход, правда, сопровождался много большим шумом и шарканьем, чем обычно. Словно туда табун лошадей загнали на цыпочках. Но Куропаткин этому внимания не придал. Мало ли? Кроме того, он был слишком погружен в свои мысли.
        - Здравствуйте, Алексей Николаевич, - слегка нервически поздоровался лейб-медик. - Как вы себя чувствуете?
        - Кто-то хочет со мной поговорить? - хмуро осведомился Куропаткин, с ходу сделав определенные выводы. Обычно его врач так себя не вел.
        - Да, - кивнул он, скривившись так, что Куропаткин понял - предстоит ОЧЕНЬ серьезный разговор. - Если вы испытываете слабость, головокружение или какие-то иные недомогания, то я рекомендую отложить беседу.
        - Вы знаете, что сказал Макиавелли по поводу откладывания? - горько усмехнулся генерал.
        - И не хочу знать, - развел руками лейб-медик, давая понять, что нужно очень тщательно выбирать слова.
        После чего откланялся и вышел, сначала за фальшь-стену, а потом и дальше. Очевидно, его присутствие было нежелательно. Минуту спустя к генералу вошла вдовствующая императрица.
        - Добрый день, Алексей Николаевич. Что вы такой хмурый? - с самым благожелательным видом поинтересовалась Мария Федоровна. - Такой солнечный день, а вы словно туча.
        - У меня по плану были мои похороны. Плач. Патетические речи, полные восторженного бреда. И что вижу я? Прикован к постели, отгороженный от всего мира. Словно в тюрьме. Зачем меня откачали? Чтобы торжественно расстрелять? Или мое прошение о принятии Маньчжурского княжества в вассалы где-то затерялось и требуется написать новое?
        - Что вы такое говорите?! - весьма натурально возмутилась вдовствующая императрица. - Вздор! Глупости! И с прошением вашим ничего не случилось. Его императорское величество благосклонно принял княжество в вассалы.
        - Так что вам еще нужно? Я умираю. Княжество переходит сюзерену по праву пресечения вассального рода. Все чисто и аккуратно. Или вам этого мало? Вы хотите получить долю от завещанного мною Юми имущества? Так она не дура. Намекните - поделится. Я-то вам зачем?
        - Почему вы так говорите?
        - А что я говорю не так? Популярность вашего сына очень скромная, что и неудивительно. Ведь он живет в каком-то своем сказочном, выдуманном мире, полностью оторванном от реальности. Он застрял в иллюзиях, постоянно подвергаясь критике в широких массах. Вся Россия, весь ее народ все громче и громче кричит о необходимости серьезных перемен. Мы крепко застряли в прошлом и никак не справимся с этой невнятной рефлексией. А я - генерал с чрезмерной славой, который завоевал России обширные земли. Ничего не напоминает? Вы серьезно считаете, что России нужен зародыш Наполеона или там Цезаря? Что дальше? Волей-неволей вокруг меня очень скоро станут собираться силы, жаждущие изменений. И я окажусь в оппозиции императору. А дальше как кривая выведет. Одна неудачная провокация, и я уже буду вынужден возглавить восстание или государственный переворот. А оно до добра не доведет. Но выбора у меня не будет, ибо я окажусь заложником ситуации. Почему? Потому что если откажусь, то буду замещен на позиции лидера оппозиции, и мой сменщик не факт, что окажется лоялен дому Романовых. Вот и скажите, зачем так рисковать?
Мне было нужно вовремя умереть. Разве это не ясно? Где ваши благоразумие и здравый смысл? Мария Федоровна, вы меня удивляете.
        - Боже… - тихо ахнула Мария Федоровна. - Так вы специально подставились под удар бомбистов?
        - Разумеется, - пожал плечами Куропаткин. - Мне кажется, это очевидно. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. И Мавр очень недоволен, что вместо торжественных похорон и спокойного гниения в гробу он вынужден справлять нужду как какой-то калека. Живой я больше не нужен. Живой - я слишком большая проблема.
        Мария Федоровна подошла ближе, села на стул и задумчиво посмотрела в глаза генералу.
        - Алексей Николаевич, что же с вами произошло?
        - Как что? Меня пытались убить.
        - Я не об этом.
        - А о чем? Я не понимаю вас.
        - Все вы понимаете, - фыркнула она. - Тот Куропаткин, которого я знала, куда-то бесследно исчез. Вы изменились до неузнаваемости. Все в вас. Вообще все. Даже взгляд. Что с вами случилось? Злые языки болтают даже о том, что в вас вселился демон.
        - Белиал или Азмондан? Нет? Что, нежели они думают, что в меня вселилась эта лукавая чертовка Цидея? Снова нет? Странно-странно. Может, Малтаэль? Тоже нет?
        - Алексей Николаевич, не юродствуйте, пожалуйста.
        - Почему нет? - удивленно поднял брови генерал. - По-моему - очень милая легенда. Ее нужно всецело поддерживать для устрашения врагов. У кого еще из монархов на службе состоит демон? Что? Совсем не смешно? Неужели вы и сами думаете, что в меня вселился демон?
        - Я не знаю, что и думать, - развела руками Мария Федоровна. - Мы консультировались с разными знающими людьми, но они ничего конкретного не говорят. Впрочем, вы назвали несколько новых имен в этом страшном калейдоскопе демонических созданий. Это неожиданно. Вы увлекались магией?
        - Мне очень приятно, что я смог вас просветить в этом эзотерическом бреду. Меня, я полагаю, уже и святой водой омывали и… Что? Серьезно?! Нет, ну вы меня удивляете. Вы хотя бы воду кипятили перед этим? Или вам не хватило нательного креста?
        - Понимаю, выглядит все это довольно странно, но ваши изменения нуждаются в объяснениях.
        - И что вы хотели бы услышать?
        - Правду.
        - Ха! Допустим, я сказал вам о том, что в это бренное тело вселился демон. И что дальше? Как вы станете проверять правдивость моих слов? Как вы заметили, у меня нейтральная реакция на все святое. Согласитесь - неловкая ситуация. Если же я стану все отрицать, то к чему мы придем? Ни к чему. Ни один из вариантов не конструктивен и не несет вам никакой пользы. Поэтому я еще раз спрашиваю, что конкретно вы хотите услышать?
        - Откуда вы узнали о том, что Александра Федоровна родит мальчика? - после достаточно продолжительной паузы и игры в «гляделки» спросила Мария Федоровна.
        - Больного гемофилией мальчика, - поправил ее Куропаткин.
        - Совершенно верно. Откуда?
        - Зератул нашептал на ушко, - с самым шутливым выражением лица заявил генерал. - Вы действительно считаете, что я это скажу? Мне кажется, я уже ясно дал понять - это не те вопросы, на которые я дам ответы.
        - Хорошо. Допустим, - выдохнув, произнесла Мария Федоровна, встав и начав вышагивать по кабинету. А потом внезапно остановилась и спросила: - Гемофилия излечима?
        - Нет. И в ближайшее столетие тоже.
        - Но почему?
        - Это генетическое заболевание.
        - Простите, что?
        - Хм. Чтобы избежать обширной и довольно нудной лекции о генетике, генах, ДНК, нуклеотидах, хромосомах и прочем совершенно лишнем и не нужном для вас знании, скажу проще - эта болезнь есть закономерное последствие чрезмерного увлечения близкородственными браками.
        - Но их не было! - воскликнула Мария Федоровна.
        - Да что вы говорите? - усмехнулся Куропаткин. - Вообще-то все браки ближе пятого колена считаются близкородственными. Вспомните старшую ветвь Габсбургов, которая выродилась и сгнила на корню, утащив с собой в могилу все державное величие, достигнутое ими. Ничего не напоминает? Чем больше поколений увлекается этой дуростью и чем ближе родство, тем хуже обстоят дела. Эффект накопительный. Гемофилия - это одно из явно наблюдаемых признаков, хотя генетических заболеваний там масса. И не все можно заметить и хоть как-то диагностировать, во всяком случае, сразу.
        - Я не верю вам! - с некоторым вызовом произнесла вдовствующая императрица.
        - А я настаивал на том, чтобы вы мне верили? - неподдельно удивился Куропаткин. - Никому нельзя верить. Даже себе. Вы даже не представляете, как легко пойти на компромисс с собой и, уступив сиюминутной слабости, натворить глупостей.
        - То, что вы говорите - страшно!
        - Почему же? Вполне обычно, - пожал плечами Куропаткин. - За все в этой жизни нужно платить. Впрочем, если говорить о нашем случае, то эта генетическая мутация произошла не у сына императора, а еще у королевы Виктории. С этой болезнью все очень просто и мерзко одновременно. Шанс рождения здорового ребенка у женщины-носителя всегда пятьдесят на пятьдесят. Но у больной девочки это никак не проявится, она будет только носителем этой болезни, а вот мальчики, увы, страдают. Считайте это проклятьем королей.
        - Александра Федоровна знала о том, что больна? - слегка охрипшим голосом поинтересовалась вдовствующая императрица.
        - Нет. А вот ее бабушка - предполагала. Поэтому и поддержала так удачно сложившуюся любовь. Ведь согласитесь, лучшей торпеды… хм… самодвижущейся мины для удара по кораблю российской государственности и не придумать. Раз - и капитан убит, а боевой корабль превращен в неуправляемую кучу железа с паникующими людьми на борту.
        - Ясно… - как-то опустошенно произнесла вдовствующая императрица. - Вы все-таки демон.
        - Хотите считать меня демоном? Считайте. Я даже крестик сниму, чтобы вас не смущать, - произнес генерал и, сунув руку за пазуху, рывком разорвал цепочку, снимая тельный крест. - Видите? Все ради вашего успокоения.
        - Зачем вы так?
        - Я труп. И я недоволен тем, что меня лишили покоя.
        - Не говорите глупостей!
        - Какие уж тут глупости? Я вступил в прямой конфликт с великими князьями и англичанами. Сорвал их игру и переломал ноги планам большого количества серьезных людей. Мне этого не простят. Сейчас не убьют, так чуть позже.
        - Не думаю.
        - Это очень самокритично, - попытался сострить Куропаткин.
        - Какой же вы стали язва, - покачала головой Мария Федоровна. - Вы проспали все самое интересное.
        - И что же такого могло произойти? Англичане нашли козла отпущения и сейчас усиленно строят глазки России? За Тибет мы вряд ли договорились, а Синьцзян, Монголию, Маньчжурию с Кореей нам скрепя сердце отдали. С Японией должны быть торги. Денег на контрибуцию у них нет и взять их неоткуда. Могли предложить остров, но на каких-нибудь хитро вывернутых условиях. Так?
        - Все так, - кивнула, искренне и очень светло улыбнувшись Мария Федоровна.
        - Тогда что интересное я пропустил? Я же это сам и планировал. Скука. Все так предсказуемо.
        - А вы?
        - А что я?
        - Как вас коснулась эта лихая интрига?
        - Какая разница? Я всего лишь пешка, которая возомнила себя ферзем и начала действовать самостоятельно.
        - Владимир Александрович передал вам прощальную записку, - сказала Мария Федоровна, протягивая ее, предварительно ловко достав откуда-то из складок одежды.
        - Очень мило. И что там? - поинтересовался генерал, даже не пытаясь ее открыть и прочитать.
        - Он просит у вас прощения за жену и сына. Пишет, что был введен в заблуждение английским послом, который смог убедить его, будто бы это вы приказали убить его сына. Написал это письмо и покончил с собой. Уважьте старика, хотя бы прочтите. Он, к слову, был идейным вдохновителем и фактическим лидером заговора.
        - А покончил с собой зачем? - удивленно выгнул бровь генерал.
        - Всех великих князей, уличенных в заговоре, поставили перед выбором - или добровольный постриг в монахи и строгое послушание, или принудительное лечение как психически больных. Он решил выбрать третий вариант. А тут еще всплыло участие в заговоре его сыновей - и Кирилла, и Андрея, и покойного Бориса. Только дочь осталась в стороне. Кроме того, осужденные на семейном совете лишались всех титулов, званий, наград, достоинства, прав, содержания и имущества. Он хотел выжечь под корень ветвь брата, а фактически уничтожил свою. Поводов у него хватало. Так что? Я развеяла ваши загробные настроения?
        - Остались другие великие князья и великие княгини, которые будут испытывать ко мне острую неприязнь со всеми вытекающими. Я уверен, что они будут ассоциировать страдания родственников с моей персоной. Не будь меня, с ними все сложилось бы много лучше.
        - С ними, но не с нами. Поверьте, вас не станут винить ни в чем. Человек, сохранивший верность престолу в такой острой ситуации, достоин только уважения.
        - Допустим. Но остаются еще англичане. Не думаю, что они мне все это простят.
        - Англичане не такие кровожадные безумцы, как вы думаете, - усмехнулась Мария Федоровна. - Они пошли другим путем. Вы еще не знаете, но глава Форин-офиса был обвинен в работе на германскую разведку, осужден и расстрелян. Вместе с ним оказалось осуждено еще тридцать восемь человек, включая посла в России, которого тоже расстреляли как германского шпиона.
        - Очень мило.
        - Вас же его величество Эдуард VII за неоценимую помощь в раскрытии страшного заговора не только наградил Крестом Виктории[85 - Согласно легенде, эти кресты отливали из бронзы русских орудий, захваченных в Севастополе во время Крымской войны. Впрочем, современные исследования ставят под сомнение эту легенду. Во всяком случае, кресты, отлитые до 1914 года и в промежуток между 1942 и 1945 годами, совершенно точно отлиты из иной бронзы.], но и пожаловал в маркизы. Угасший титул маркизов Грей возродили специально для вас.
        - Нет, - скривился Куропаткин.
        - Да.
        - Я же могу отказаться?
        - Нет. Если, конечно, не хотите действительно поставить под удар свою невесту и ребенка. На мой взгляд - очень неплохой ход, позволяющий превратить вас из врага Великобритании в ее героя.
        - Не было печали, - фыркнул Куропаткин. - Полагаю, что Кайзер не смог пропустить такой замечательный повод подразнить англичан?
        - Разумеется, - улыбнувшись, сказала Мария Федоровна. - Кайзер пожаловал вам Pour le Merite[86 - Pour le Merite («За заслуги») высший военный орден Пруссии и Второго рейха до конца Первой мировой войны.] за восстановление мира в Китае. А вообще на вас просыпался настоящий дождь из наград. Вы ведь теперь монарх. Так что от династических наград никуда не укрыться.
        - Ишь медаль! Большая честь! У меня наград не счесть! Весь обвешанный, как елка, на спине - и то их шесть! - процитировал Куропаткин фрагмент из шутливой сказки Леонида Филатова.
        - Его императорское величество тоже уделил внимание вашему награждению, - проигнорировав шутку, продолжила Мария Федоровна.
        - Орденам?
        - И орденам тоже. Вы теперь собрали всю коллекцию орденов Российской империи, из тех, что можете получить.
        - Моей радости нет предела, - максимально нейтральным тоном произнес генерал.
        - Кроме того, вас произвели в генерал-фельдмаршалы[87 - Генерал-фельдмаршал - 1-й класс по Табели о рангах, в то время как генерал 2-й. То есть более высокого воинского звания в Российской империи просто не существовало.].
        - И что дальше? - после долгой паузы спросил Куропаткин.
        - Выздоравливайте и беритесь за дела. Или вы думаете, что вас теперь кто-то оставит в покое? Не надейтесь. Кроме того, японцы согласились заплатить контрибуцию некоторыми островами, но они хотят, чтобы эти острова вошли в состав России по схеме Маньчжурии. Мало того, править ими должны вы. Они готовы передать Курилы, Рюкю, Цусиму и Тайвань. Вы удивлены? Зря. Это еще пошли им навстречу. Компенсация за контрибуцию и отказ от наших требований полной демилитаризации. Япония напала без объявления войны и нарушила массу норм международного права, подобное нельзя оставлять без наказания. Китайцы, кстати, согласились компенсировать провал соглашения по Тибету островов Хайнань на таких же условиях. Вы у азиатов оказались в каком-то особом почете.
        - Так вот в чем дело… - протяжно произнес, усмехнувшись, Алексей Николаевич. - А я-то думал…
        - Бросьте ваши шуточки! - со сталью в голосе произнесла Мария Федоровна. - Это уже не смешно. Кроме того, к Юлии Александровне прибыли ее мать и дядя. Японцы их все-таки нашли. Они хотели бы присутствовать на вашей свадьбе. У них для вас особый подарок.
        - Судя по тому, что японцы зашевелились, ее дедом был кто-то значимый?
        - Вам что-то говорит имя Сайго Такамори?
        - Безусловно. Что? Да неужели?!
        - Это ее дед. Кстати, император Японии произвел Сайго посмертно в княжеское достоинство[88 - В японской системе Кадзоку («Цветы народа») титул князя был высшим для титулованной японской аристократии. В нашей реальности Муцухито произвел Сайго Такамори посмертно в маркизы в октябре 1904 года, но здесь обстановка была много острее.], распространив этот титул на всех его потомков. Так что Юлии Александровне торжественно вручили документы о том, что она теперь княгиня дома Сайго[89 - За спасение Марии Федоровны баронесса Давыдова (Юлия Александровна) была пожалована в графини.]. Его императорское величество Николай Александрович уже признал этот титул в России и распорядился включить в Бархатную книгу Российской империи. Ваши титулы, кстати, тоже. Маньчжурия, Рюкю и Тайвань как княжества, Цусиму и Хайнань как графства, Курилы как баронство.
        - И как прошла встреча? Юми… кхм… Юлия Александровна не пыталась убить маму?
        - Она с такой испепеляющей ненавистью на нее смотрела, что, казалось, бросится вперед и растерзает. Но это было ожидаемо, поэтому я приказала ей сдать все оружие. Мать поначалу была холодна и надменна. Они о чем-то поговорили на японском языке. После чего обнялись и разрыдались вместе. Дядя стоял рядом и хмурился, но не вмешивался. А когда они обнялись, попытался скрыть улыбку. Говорят, что Сайго Такамори и его тоже бросил в свое время[90 - Сайго Такамори не по своей воле оставил свою первую семью, а по приказу сюзерена. Впрочем, старшему сыну от этого легче не было.]. Беспокойный был мужчина.
        Куропаткин прямо завис. Да не может быть! Как же так? Он же выдумал на коленке легенду для Юми. Конечно, он ориентировался на определенные возможности, чтобы все выглядело реалистично. Но чтобы попасть наугад и так точно? Вздор! Не может быть!
        - Что с вами? - заметив легкую бледность на лице новоявленного фельдмаршала, обеспокоилась Мария Федоровна.
        - Просто слабость. Устал. Я рад, что трагедия моей милой Юми хоть немного сгладилась. То, что ей пришлось пережить, не дай бог никому.
        - Да, вы правы, - благосклонно кивнула вдовствующая императрица. - Ну что же, отдыхайте. Чуть позже к вам придет Юлия Александровна.
        - Как там Иосиф? - поинтересовался Алексей Николаевич, когда Мария Федоровна уже отвернулась и сделала пару шагов к выходу.
        - Жив. Уже поправляется. И мы, признаться, не знаем, что с ним делать. Он герой. Но он революционер, и у полиции с жандармерией к нему вопросы. Зачем вы с ним связались?
        - Я не хочу отвечать.
        - Ну что же, тогда как он окончательно поправится, отправится в Тобольск. В ссылку. Злые языки говорят, что именно он навел на вас эсеров.
        - Мария Федоровна!
        - Что? Не нравится? Или отвечайте, или мы поступим как знаем.
        - Вам не понравится правда.
        - Я справлюсь.
        - У вашего свекра были бастарды не только от княгини Долгорукой[91 - Здесь Куропаткин отсылает к известному скандалу - создания Александром II фактически второй неофициальной семьи с княгиней Долгоруковой.]. Иосиф - бастард бастарда[92 - Куропаткин выдал «семейному совету Романовых» ту версию, которую они смогли бы понять и принять. Кроме того, это позволяло дать Иосифу действительно «зеленый свет» в карьере.]. Но он ничего об этом не знает. Я обещал его отцу за ним присмотреть. Когда я узнал, что он свернул на кривую дорожку, - постарался вытащить, спасти, дать шанс и надежду. Все эти месяцы я занимался его воспитанием, пытаясь вытравить из головы революционные глупости, чтобы направить мысли и энергию в созидательное русло. Вместе с ним его друзья. Они натуральные революционеры, но верны ему и вполне толковые ребята. Если дать им шанс - смогут пригодиться. И я вас очень прошу, не предавать это огласке. Для него мать - святой человек. Единственный лучик света в его мрачной жизни. Не представляю, как он примет ее измену мужу, пусть даже опустившемуся и пьющему. И вас, господа, - резко повысив
голос, произнес Алексей Николаевич, повернувшись к фальшь-стенке, за которой, по его мнению, сидел семейный совет Романовых, - я тоже прошу держать язык за зубами. Да-да. Вас…
        Приложение
        КАЗУС «ТРЕХДЮЙМОВКИ»
        Недостатки «трехдюймовки» проистекали из неверного понимания роли и места дивизионной артиллерии на поле боя. Для этого орудия в полной мере была верна фраза: «Для Атоса это слишком много, а для графа де ля Фер - слишком мало», то есть, будучи современным и вполне хорошо сконструированным орудием, оно не обладало внятной нишей применения, ибо везде оно оказывалось дурным, а то и вовсе бесполезным.
        Для систем 1900 и 1902 годов ключевая проблема использования проистекала из сочетания большой начальной скорости снаряда и малых углов возвышения орудия, что позволяло вести только настильную стрельбу. Разве плохо? Плохо. «Ложка дорога к обеду», причесываться ею - так себе идея, а уж улицу мести и вовсе глупо.
        До 1912 года на вооружение РИА для 76-миллиметровых полевых орудий имелась шрапнель с дистанционной трубкой, дающей замедление на 22 секунды. То есть максимальная дальность полета такой шрапнели составляла 5100 м. В сочетании с высокой начальной скоростью снаряда таким снарядом можно было стрелять, только выкатив орудие на открытую позицию. То есть огонь с закрытых позиций был не для нее. Не потому что не умели или не хотели, а потому что с такого орудия этими снарядами подобного приема не использовать.
        Огонька в ситуацию добавляли и углы вертикальной наводки, которые были очень небольшими. Но это не было «багом», а являлось «фичей», то есть сделано специально. Да и зачем большие углы вертикальной наводки, если воспользоваться ими нет никакой возможности?
        Генерал Драгомиров в бытность командующим Киевским военным округом (в 1893 -1903 годах) отрешал от командования любого командира батареи, что на маневрах ставил орудия далее 2500 м от предполагаемого неприятеля. С его подачи считалось, что от дивизионных орудий не требуется действенный огонь далее 4 км. Поэтому указанные 5100 м были еще приличным запасом.
        В 1912 году для «трехдюймовки» ввели новую 34 - секундную дистанционную трубку, увеличив дальность до 8 км. Это улучшило ситуацию, но не сильно. Дело в том, что из-за высокой начальной скорости снаряда пули шрапнели разлетались очень узким пучком. Например, при стрельбе на 2 км глубина разлета составляла 500 м, а ширина всего 65. То есть стрелять по наступающим сомкнутым боевым порядкам, типа колонны, такая шрапнель была вполне пригодна. А вот работать с фронта по пехотным цепям - уже нет. И неудивительно, что все примеры успешного применения такой шрапнели были связаны с уловками. Например, из засады обстрелять походную колонну продольным огнем.
        Кроме того, высокая начальная скорость снаряда и, как следствие, высокая настильность его полета влекли за собой проблему эксплуатации фугасных гранат. Первую приняли в ноябре 1908 года (до того на вооружении была только «короткая» шрапнель). Однако очень быстро оказалось, что она нередко рикошетирует от грунта. Из-за чего, собственно, фугасное ее действие оказывалось очень слабое, особенно по укрытому в окопах и траншеях противнику. Да и с осколочным действием тоже беда, но там уже была другая проблема.
        Иными словами - 76-миллиметровые пушки образца 1900 и 1902 годов при всей своей новизне и конструкционной перспективности были малопригодны для современной войны. Хотя для сражений 70 -80-х годов XIX века они подходили прекрасно. Видимо, под тот формат боевых действий и создавались. Но осознавать эту критическую ошибку пришлось уже солдатам, заплатив своей кровью за идеологически красивую, но совершенно непригодную для дела артиллерийскую систему. Во всяком случае, в рамках Русско-японской и ПМВ с ВМВ совершенно точно.
        ТИТУЛАТУРА КУРОПАТКИНА С НЕВЕСТОЙ
        НА 19.10.1904
        Алексей Николаевич, генерал-фельдмаршал Русской императорской армии, князь Маньчжурский, Рюкю и Тайваньский, маркиз Грей, граф Цусимский и Хайнаньский, барон Курильский.
        Юлия Александровна, княгиня Сайго, баронесса Давыдова.
        notes
        Примечания
        1
        Куропаткин Алексей Николаевич (1848 -1925) - командующий Маньчжурской армией с 7 февраля 1904 года. В период с 1 января 1898-го по 7 февраля 1904 года занимал пост военного министра.
        2
        Всю войну разведка поставляла в штабы в основном неверные сведения о нахождении и численности войск. Как правило, шло существенное завышение численности противника.
        3
        Фильм 1992 года А. Рогожкина «Чекист» описывает гиперболизировано и утрированно, но невероятно ярко и крайне отвратительно так называемый «Красный террор». Значительную часть фильма идут подвальные расстрелы в основном ни в чем не повинных людей с последующей погрузкой тел в грузовик.
        4
        Кинофильм «Револьвер» 2005 года. Автор сценария и режиссер - Гай Ричи (Guy Ritchie).
        5
        КВЖД - Китайско-Восточная железная дорога.
        6
        Адмирал Алексеев Евгений Иванович (1843 -1917) - в указанный момент наместник его императорского величества на Дальнем Востоке. Деятельный, амбициозный офицер. Несмотря на назначение главнокомандующим, не мог в должной степени руководить из-за отсутствия внятной связи и массы иных проблем (включая откровенный саботаж).
        7
        Речь идет об английской ручной гранате Bettey образца 1915 года, которая представляла собой металлический цилиндр с туго посаженной деревянной пробкой. Запал примитивен - обычный бикфордов шнур, запрессованный в медную гильзу капсюля-детонатора. Конструкция была хороша тем, что корпус можно было делать из чего угодно, хоть отливать, хоть обрезки проката использовать. Куропаткин предлагал приспособить для дела гильзы от 37-миллиметровой пушки Гочкис. Деревянную пробку довести до ручки, облегчающей бросок, укрепляя ее в гильзе сквозной заклепкой. А отверстие для запального шнура сверлить наискосок. Неудобно использовать, но дешево и сердито. А главное - можно было в кратчайшие сроки наладить производство в достаточно больших количествах даже в полевых мастерских.
        8
        Колючая проволока производится массово с 60 -70-х годов XIX века. К 1904 году не рассматривалась как что-то пригодное к военному использованию. Адмирал Алексеев должен был поставить под Ляоян колючую проволоку сразу в заготовках (секциях) «спирали Бруно», которую можно было в кратчайшие сроки установить на позициях.
        9
        О взрывателях Бринка он тоже не забыл упомянуть, подавая их дефект не как оплошность и головотяпство, а как диверсию.
        10
        Кацура Таро (1848 -1913) - генерал японской армии и политической деятель Японской империи. Отличился в Японско-китайской войне 1894 -1895 годов. С января 1898-го по декабрь 1900 года был министром армии. Достиг больших успехов в модернизации японской армии. В период с июня 1901-го по январь 1906 года был премьер-министром. Относился к группе «ястребов». Проводил успешную политику экспансии в Тихоокеанском регионе. Был «паровозом» англо-японского союза 1902 года и непосредственным архитектором победы в Русско-японской войне 1904 -1905 годов. Впоследствии, заняв в 1908 году кресло премьер-министра, добился в 1910 году полноценной аннексии Кореи. Считается одним из отцов-основателей современной Японии.
        11
        В период с 1622 по 1912 год Китай назывался империей Цин под руководством Маньчжурской династии Цин (Айсин Гёро - Золотой род). Императором в те годы (1871 -1908) был Айсиньгёро Цзайтянь, правивший под девизом «Гуансюй». Однако в период его правления вся власть была сосредоточена в руках его тетки и приемной матери - вдовствующей императрицы Цыси (1835 -1908), которая пресекла реформаторские начинания Гуансюя - проект умеренных «Ста дней реформ» в 1898 году, целью которых было преобразование империи по образцу японской революции Мэйдзи. В ходе этих реформ Гуансюй основал, в частности, Императорскую высшую школу - Пекинский университет.
        12
        В 1894 году в ходе первой Японско-китайской войны 1-я японская армия в течение нескольких дней убила в Люйшуне более 20 тысяч человек, среди которых были пленные, женщины и дети.
        13
        Нихао - «здравствуйте» по-китайски.
        14
        Дин Жучан (1836 -1895) - китайский адмирал. Происходил из бедной семьи. В Японско-китайской войне (1894 -1895) командовал Бэйянским флотом. Одержал тактическую победу над японским флотом в сражении при Ялу (1894), вынудив японцев отступить, и прикрыл транспорты с подкреплениями. Однако большие потери привели к панике в Пекине и запрету на выход Бэйянского флота в море, что привело к достижению японцами господства в море. А это во многом обеспечило их решительный успех в войне. Полностью связанный по рукам и ногам приказами из столицы, Дин Жучан был вынужден капитулировать перед японцами после мятежа в Вэйхайвэй (базе китайских ВМФ) 17 февраля 1895 года. После чего совершил добровольное самоубийство.
        15
        Дин Жучан был одним из наиболее успешных и толковых командиров той войны. Однако это не помешало правительству лишить его посмертно всех званий и наград. Реабилитация же произошла только в 1911 году, уже после смерти (1908) вдовствующей императрицы Цы Си.
        16
        Речь идет об Ихэтуаньском восстании 1899 -1901 годов. Бои в Маньчжурии продолжались до декабря 1901 года.
        17
        Дальний Восток перевооружался по остаточному принципу, поэтому «берданок» было полно.
        18
        На самом деле 180 орудий разных калибров.
        19
        То есть замедлитель шрапнельных снарядов горел недолго и не позволял снарядам улететь далеко. Они были рассчитаны совсем уж на ближний бой.
        20
        Здесь идет отсылка к шутке создателя первого русского автомата Владимира Федорова, который характеризовал этот период истории как время, когда оружие уже получило нарезы, а головы генералов - нет. Смысл сводился к тому, что генералитет не вполне понимал, как пользоваться новыми вооружениями, продолжая ориентироваться на нормы и маркеры начала или середины XIX века. Как по тактикам и приемам, так и по эксплуатационным особенностям, таким как расход боеприпасов.
        21
        В реальном бою на реке Ялу русские потеряли 1101 человек ранеными, 478 пропавшими без вести и 593 убитыми. Совокупно 2172 человека. Куропаткину же удалось сократить потери впятеро.
        22
        По японским данным, в том бою они потеряли 4217 человек убитыми и пропавшими без вести, а также 771 ранеными. В реальном бою на Ялу японцы потеряли 223 убитыми и пропавшими без вести, а также 906 ранеными. То есть Куропаткин смог нанести противнику впятеро большие потери.
        23
        Автомобиль модели Mercedes Simplex выпускался с 1903 по 1905 год и отличался довольно широким диапазоном силовых установок (от 30 до 60 лошадиных сил в основном) и компоновочных решений. Здесь было все - от легкового фаэтона и спортивного родстера до автобуса и легкого грузовичка. Один из наиболее толковых автомобилей тех лет.
        24
        Под капитаном Деникиным, служившим в Варшаве, упала лошадь, нога застряла в стремени, а упавшая лошадь, поднявшись, протащила его сотню метров, и он порвал связки и вывихнул пальцы ноги.
        25
        Дзот - древесно-земляная огневая точка. Куропаткин ставил пулеметные и пушечные дзоты (с 87-миллиметровыми орудиями системы 1877 года) для продольного фланкирующего огня. Желательно, конечно, ставить пулеметные в планируемой им системе обороны, но столько пулеметов у него не имелось.
        26
        63,5-миллиметровые пушки Барановского к тому времени считались совершенно устаревшими и никому не нужными. На Дальнем Востоке их имелось несколько десятков штук, прежде всего в виде десантных пушек на боевых кораблях. Моряки охотно от них избавились, сдав армейцам по первому запросу, ибо и сами не знали уже, куда приткнуть. Куропаткин же планировал их использовать как траншейные орудия, ибо они прекрасно подходили под эту нишу. Ну как «прекрасно»? Из того, что в распоряжении Куропаткина было, ничего лучше нельзя было приспособить под эти задачи в кратчайшие сроки.
        27
        Имеются в виду позиции у Цзиньчжоу.
        28
        Николай Иванович Тифонтай (умер в 1910 году) - китайский и русский купец-миллионщик, настоящее имя - Цзи Фэнтай. Его годовой оборот в канун Русско-японской войны достигал 350 -400 тысяч рублей в год и продолжал увеличиваться. Был кровно заинтересован в русско-китайском бизнесе и торговле. Большой фанат России. Принял русское подданство и православие. В годы РЯВ был одним из главных снабженцев русской армии. В отличие от Ухач-Огоровского, в аферах против России не участвовал и оказался одним из тех, кто действительно снабжал русские войска всем необходимым. Быстро и не оглядываясь на бюрократию. Зачастую в убыток себе. После войны был награжден орденом Святого Станислава II степени и получил 500 тысяч рублей на покрытие неучтенных расходов, это было существенно меньше его убытка, но иным и такого не выделяли.
        29
        Стессель Анатолий Михайлович (1848 -1915) - генерал-адъютант, комендант крепости Порт-Артур (до 4 марта), а после начальник Квантунского укрепленного района. На эти должности продвигался Куропаткиным, несмотря на то что, по мнению коллег, мягко говоря, не подходил к этой должности совершенно никак. Отличился тем, что проявил вопиющее бездействие в ходе обороны Порт-Артура, буквально парализуя всю оборону, и сдал крепость, несмотря на то что она могла еще сражаться: в ней хватало и войск, и боеприпасов, и оружия, и продовольствия. По средним оценкам, крепость могла спокойно держаться еще месяц-полтора.
        30
        Штык-нож от винтовки Арисака, тип 38, был принят на вооружение в 1897 году и представлял собой короткий тесак с лезвием длиной около 400 мм.
        31
        Куропаткин ввел в оборот термин «диверсант».
        32
        От Порт-Артура имелась подводная телеграфная линия к материковому Китаю.
        33
        29 апреля 1891 года в японском городе Оцу на цесаревича Николая Александровича, что находился в Японии с дружественным визитом, напал один из полицейских и дважды ударил будущего императора саблей, имея все шансы убить.
        34
        Роман Исидорович Кондратенко (1857 -1904) - генерал-майор, военный инженер, герой обороны Порт-Артура, которым он пока еще не успел стать. Но Куропаткин знал - станет и даже, возможно, выживет. Собственно, несмотря на бездействие, а то и прямое противодействие Стесселя, Фока и других, Кондратенко оказался истинным архитектором обороны крепости. Если бы не он, Стессель сдал бы ее намного раньше. Энергичный, распорядительный, толковый.
        35
        Великий князь Николай Михайлович (1859 -1919) - сын Михаила Николаевича, внук Николая I и дядя Николая II. Прославился удивительно яркими либеральными взглядами и активной, можно даже сказать, революционной жизненной позицией. Сыграл очень большую роль в успехе Февральской революции, впрочем, уже через месяц сильно в ней разочаровался.
        36
        В Русском императорском флоте для 75/50 пушек системы Канэ до 1905 года применялись только бронебойные снаряды.
        37
        В те годы гранаты воспринимались как инженерное и штурмовое средство. Времена, когда гренадеры применяли их в полевых сражениях, закончились в XVIII веке. А возрождение гранат как одного из важнейших видов вооружения пехоты произойдет в Первую мировую войну.
        38
        Дагмара, или Мария София Фредерика Дагмар, - имя, данное при рождении вдовствующей императрице Марии Федоровне, супруге Александра III и матери Николая II. Отличалась удивительной волей и решительностью, в отличие от своих супруга и сына. Фактически руководила Россией в годы правления Александра III и оказывала огромное влияние на политическое и экономическое развитие России при правлении ее сына. Именно она склонила супруга к развитию отношений с Францией и Франко-русскому союзу. Являлась фактическим лидером так называемой «французской партии» при дворе, которая имела сильную и долгосрочную политическую и экономическую программу, завязанную на экономическую экспансию на Дальнем Востоке и мягкую, естественную индустриализацию России.
        39
        Великий князь Алексей Александрович (1850 -1908) - с 1881 по 1905 год главный начальник флота и Морского министерства. Именно он был ответственен за неготовность флота к Русско-японской войне в полном объеме как в плане слабой выучки личного состава, так и слабости материальной части (включая неудачные и дурно построенные проекты кораблей).
        40
        Гапон Георгий Аполлонович (1870 -1906) - священник, секретный сотрудник Департамента полиции, выдающийся оратор и проповедник. Один из ключевых провокаторов, фактически начавших Революцию 1905 года. Был убит подельниками, узнавшими, что он работает на полицию.
        41
        Николай Константинович (1850 -1918) - первый ребенок в семье великого князя Константина Николаевича. В 1874 году к нему была применена мера наказания из области «карательной психиатрии» за воровство у своих. Он был объявлен душевнобольным, лишен всех прав с имуществом и помещен в изоляцию.
        42
        Евгений Филиппович (Евно Фишелевич) Азеф - один из руководителей боевого крыла эсеров и одновременно секретный сотрудник Департамента полиции. Двойной агент, двойной предатель, действовавший только в своих интересах, используя обе структуры.
        43
        После того как брат Бориса Кирилл искупался в прохладной воде из-за гибели эскадренного броненосца «Петропавловск» на японской мине, они оба спешно покинули Дальний Восток. Владимир уехал на лечение в Германию, хотя, кроме легкого переохлаждения, испуга и оцарапанных ног, никак не пострадал в той морской трагедии. А Борис перебрался в ставку командующего Маньчжурской армией в Ляоян, подальше от ставших столь опасными боевых действий.
        44
        Речь идет о 1890-х годах, когда великого князя Александра Михайловича, брата Николая Михайловича, выступившего с массой дельных и очень разумных предложений по устройству флота, вынудили подать в отставку, дабы не мешался под ногами.
        45
        Рекогносцировка - осмотр позиций противника в районе предстоящих боевых действий лично командиром (командующим) и офицерами штабов для получения преимущества и принятия решения.
        46
        Речь идет о пистолетах системы Борхарда-Люгера, принятых в 1900 году на вооружение швейцарской армии. Вопреки мнению в советской историографии отличались высокой надежностью, а также такими качествами, как точность боя, удобство хвата.
        47
        Речь идет о карабинах Kavaliere Repetierkarabiner M.95 образца 1895 года системы Манлихера. Отличался высокой скорострельностью, надежностью, точностью боя и удобством, как и прочие системы Манлихера от 1895 года. Эта система прославилась тем, что стала желанным трофеем в русской армии времен Первой мировой войны.
        48
        Бебут - один из основных типов кавказских кинжалов, весьма популярный в армейской и казачьей среде Имперской России конца XIX - начала XX века. В 1907 году он был даже принят на вооружение.
        49
        Цзиньчжоу - важный город в основании Квантунского полуострова.
        50
        В нашей реальности сражение у Цзиньчжоу заняло несколько часов. Оборонительные бои велись силами одного полка, в то время как основные силы, под командованием Фока, находились в 5 -10 км к югу и в бой так и не вступили. Но Стессель погиб, как и его команда в лице того же Фока, поэтому генерал-лейтенант Смирнов смог провести оборонительный бой у Цзиньчжоу много крепче.
        51
        Куропаткин наладил выпуск еженедельной эрзац-газеты «Маньчжурский листок», в которой занимался ненавязчивой политинформацией, подаваемой в формате интересных историй с фронтов, плюс разнообразный развлекательный контент: анекдоты, шутки, забавные рассказы и так далее и тому подобное. Почему в таком формате? Потому что он не вызывал отторжения у личного состава. Ведь действительно работающая пропаганда должна быть умной и скрытой. Чем меньше людей догадываются, что они читают «промывку мозгов», тем легче они моются.
        52
        62 тысячи солдат и офицеров, 521 орудие, 122 пулемета (72 системы Colt-Browning, остальные - максимы), 710 самозарядных винтовок Мондрагона, 1520 самозарядных пистолетов Маузера и Люгера, винтовки разнообразные, современных систем около 80 тысяч (с запасом). А также патроны, снаряды и ручные гранаты в достатке.
        53
        В реальности 8 апреля 1904 года была сформирована сибирская воздухоплавательная рота, а 8 июля 1904 года еще и восточносибирский полевой воздухоплавательный батальон. Куропаткин ускорил этот процесс, получив полноценный батальон с наблюдательными аэростатами уже 12 мая 1904 года.
        54
        Речь идет о классических звукоулавливателях раннего периода ПМВ. Конечно, с такой базой определять направления до батареи сложно, но городить что-то лучше не было никакой возможности. Дело новое, неосвоенное и не до конца понятное для местных.
        55
        Это для 87 - и 106,7-миллиметровых систем с боеприпасами было все хорошо. А вот для 152-миллиметровых орудий - жидко.
        56
        Эта фраза Тараса Бульбы из одноименного произведения, произнесенная перед своими бойцами в тяжелой обстановке.
        57
        В реальности Куропаткин, напротив, поставил войска очень плотно и компактно.
        58
        Подробное описание недостатков 76-орудийных систем образца 1900 и 1902 годов можно посмотреть в Приложении, статья «Казус “трехдюймовки”».
        59
        Линнемановские лопатки - тип индивидуального шанцевого инструмента пехоты. Появились еще в XIX веке, хотя особой популярности не имели из-за низкой распространенности обширных земляных работ по укреплениям на поле боя.
        60
        Поп Гапон Георгий Аполлонович - один из общественных лидеров и талантливых ораторов, стоявший у истоков революции 1905 -1907 годов. Служил секретным сотрудником полиции, что, однако, не помешало ему принять самое деятельное участие в организации общественных выступлений.
        61
        По предложению Куропаткина Алексеев распорядился еще в начале апреля выслать по всем ключевым узловым точкам офицеров для работы шифровальщиками. Никаких особенно хитрых шифров не применялось - классический книжный шифр, чуть модифицированного вида. Первый октет цифр обозначал год, месяц и день (например, 19050616). Эти цифры выступали ключом к странице в книге, используемой в шифровании. Дальше шли удвоенные пары цифр, обозначающих номер строки и колонки. Просто и удобно, хоть и не очень надежно. Ибо достаточно сболтнуть, что за книга и как агрегировать цифры ключа, и все, приплыли. Поэтому на роль шифровальщиков выбрали офицеров без каких-либо выдающихся способностей и связей, пояснив, что это их единственный шанс хоть куда-то продвинуться.
        62
        Речь о броненосных крейсерах «Россия» и «Громобой», входящих во Владивостокский отряд крейсеров.
        63
        Здесь идет отсылка к одному из базовых положений Бусидо, изложенных Дайдодзи Юдзаном в «Начальных основах воинских искусств». Дайдодзи Юдзан жил в 1639 -1730 годах. И его постулаты были важнейшей из основ духовного воспитания как японского воинского сословия - самураев, так и их прямых наследников - кадровых военных при императоре Мэйдзи.
        64
        Аматэрасу - верховная богиня в японском пантеоне. Богиня Солнца, прародительница японского Императорского дома. Считается, что первый император - Дзимму был ее правнуком.
        65
        Пикхельм - германский кожаный пехотный шлем с небольшой декоративной пикой на маковке. Этот тип шлема позаимствован королевством Пруссия в Русской императорской армии времен Николая I в 40-е годы XIX века. То есть вернее его было бы называть «русско-прусский».
        66
        Neue Preu?ische Zeitung - «Новая прусская газета», важное консервативное издание в Германской империи, основанное в 1848 году. В свое время в нее писал сам Бисмарк под псевдонимом, разумеется.
        67
        «Россия» и «Громобой» ушли после дела в Токийском заливе на юг и, обогнув Японию, соединились с основными силами в Порт-Артуре. Два других броненосных крейсера - это «Ниссин» и «Касуга», повреждения которых оказались вполне терпимыми. Во всяком случае, после установки деревянных щитов у островов Эллиот они дошли своим ходом до Порт-Артура.
        68
        «Valar morghulis» в переводе с высокого валирийского языка означает «все люди смертны». Использовалась в качестве ритуального приветствия. Валирийский язык выдуман Дэвидом Петерсоном для сериала «Игра престолов».
        69
        При такой сумме речь о банковской тайне практически не идет, потому что банк вынужден предлагать Куропаткину конвертировать часть денег в акции и войти в долю. Для справки: при создании банка в 1895 году было выпущено акций на 4,8 млн рублей. Прошло практически десять лет, капитал банка существенно вырос, но 3,15 млн рублей все равно - очень большие деньги для него. В пересчете на современные деньги через золото это около 32 млрд рублей. Сумма условная, разумеется, но достаточная, чтобы понять масштаб.
        70
        Александра Михайловна - вторая супруга Куропаткина. Мать его единственного сына Алексея Алексеевича (1892 года рождения).
        71
        «Бульдог» - в данном случае популярный в те годы короткоствольный английский револьвер большого калибра, применяемый для самообороны. Дальность прицельного огня невелика, но при работе в упор - страшное и весьма действенное оружие.
        72
        В истории уже существовала империя Юань, она была создана в 1271 году монгольскими завоевателями. Продержалась до 1368 года. Юань Шикай специально воспользовался этим названием, так удачно сочетавшимся с его фамилией, дабы провести аналогии с листовками «Все под небесами», распространяемыми в Северном Китае. Да, вопрос там поднимался другой. Но какая, к черту, разница?
        73
        Ацетиленовые горелки позволяли не только сваривать металл, но и довольно просто его разрезать (первый автоген). Поле работ по этому профилю было к 1904 году уже очень широкое.
        74
        42-линейная (106,7-миллиметровая) батарейная пушка образца 1877 года была разработана фирмой Krupp и выпускалась на Обуховском заводе. Масса в боевом положении - 1203 кг, в походном (с зарядным ящиком) - 2128 кг. Автомобиль Mercedes Simplex с двигателем в 40 «лошадей» вполне уверенно мог ее буксировать по дорогам, а на малой скорости и по умеренному бездорожью.
        75
        На начало операции в корпусе Ренненкампфа оставалось чуть больше трех тысяч человек. Остальные были либо ранены, либо убиты.
        76
        В Маньчжурской армии нормальных штатов для разведки пока не было, так что армейская разведка числилась отдельным кавалерийским дивизионом.
        77
        После крещения Юми дали имя Юлия для созвучия и простоты.
        78
        Баронов в Российской империи по традиции жаловали выходцам из Прибалтийских земель, но тут сделали исключение.
        79
        Муцухито (1852 -1912) - прижизненное имя императора Японии, известного как Мэйдзи, который преобразил Японию и заложил основы того могущества и благополучия, которое она имеет сейчас. Наверное, один из самых толковых императоров за всю историю Японии.
        80
        Айноко - японский термин, буквально переводящийся как «выродок», неся явную расистскую коннотацию, ибо чистым и полноценным считался только человек полностью японской крови. Прочие же были либо варварами (гайдзинами), либо выродками (айноко), либо прочими вариантами неполноценных людей. Термин использовался как для людей, так и для животных и ассоциировался с бедностью, нечистотой и беззаконием.
        81
        Сайго Такамори (1828 -1877) - один из самых легендарных персонажей Японии XIX века с совершенно потрясающей историей жизни и посмертной славой. Именно по мотивам последних лет его жизни и был снят знаменитый фильм «Последний самурай».
        82
        Сайго Кикудзиро (1861 -1928) - старший сын Сайго Такамори. В 1877 году сражался за отца в битве при Сирояме, где потерял ногу. Служил в Министерстве иностранных дел, в секретариате кабинета министров, в администрации Тайваня.
        83
        В реальной истории Японии эта эскалация привела к «Эре народного насилия», которая длилась от массовых беспорядков в Токио в 1905 году до Рисовых бунтов 1918 года. Поводом для вспышки стало неудовлетворение результатами мирных переговоров с Россией.
        84
        Маньчжурское словосочетание «айсин гёро» и китайского слово «цзинь» обозначают одно и то же - «золото».
        85
        Согласно легенде, эти кресты отливали из бронзы русских орудий, захваченных в Севастополе во время Крымской войны. Впрочем, современные исследования ставят под сомнение эту легенду. Во всяком случае, кресты, отлитые до 1914 года и в промежуток между 1942 и 1945 годами, совершенно точно отлиты из иной бронзы.
        86
        Pour le Merite («За заслуги») высший военный орден Пруссии и Второго рейха до конца Первой мировой войны.
        87
        Генерал-фельдмаршал - 1-й класс по Табели о рангах, в то время как генерал 2-й. То есть более высокого воинского звания в Российской империи просто не существовало.
        88
        В японской системе Кадзоку («Цветы народа») титул князя был высшим для титулованной японской аристократии. В нашей реальности Муцухито произвел Сайго Такамори посмертно в маркизы в октябре 1904 года, но здесь обстановка была много острее.
        89
        За спасение Марии Федоровны баронесса Давыдова (Юлия Александровна) была пожалована в графини.
        90
        Сайго Такамори не по своей воле оставил свою первую семью, а по приказу сюзерена. Впрочем, старшему сыну от этого легче не было.
        91
        Здесь Куропаткин отсылает к известному скандалу - создания Александром II фактически второй неофициальной семьи с княгиней Долгоруковой.
        92
        Куропаткин выдал «семейному совету Романовых» ту версию, которую они смогли бы понять и принять. Кроме того, это позволяло дать Иосифу действительно «зеленый свет» в карьере.