Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Линник Сергей / Андрей Волошин : " №02 Осень Сорок Первого Или Возвращение Осознанной Необходимости " - читать онлайн

Сохранить .
Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости Сергей Линник
        Андрей Волошин #2
        Продолжение истории с Андреем Волошиным, начатой в повести "Елабуга". Если назад вернуться невозможно, значит надо жить здесь.
        Обложка - Дмитрий DM по мотивам обложки альбома Леонарда Коэна "The Future"
        Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости
        Предупреждение
        Все, здесь написанное, является авторским вымыслом, от первой до последней буквы. Упомянутые в тексте исторические личности никогда ничем подобным не занимались и заниматься не могли, всё вымысел. Все названия населенных пунктов, учреждений, адреса и фазы Луны - суть совпадения и выдумки, упомянуты исключительно в рамках художественного вымысла. Никаких вторых смыслов в произведение заложено не было. Автор с глубоким уважением относится к представителям любых рас, религий и приверженцам любых политических и философских воззрений до тех самых пор, пока они, эти представители, не начинают мешать автору жить и не пытаются заставить его работать.
        Глава 1
        Ну что же, я пойду с тобой,
        Когда под небом вечер стихнет, как больной
        Под хлороформом на столе хирурга [1]
        
        13 СЕНТЯБРЯ 2020 ГОДА
        11 ЧАСОВ 45 МИНУТ
        - Саша, быстро бери оператора и в Борисоглебский переулок, там что-то взорвалось. Быстрее, что вы там возитесь?
        - Уже едем, что ты бухтишь.
        - Давайте, адрес я вам уточню.
        12 ЧАСОВ 05 МИНУТ
        - Алло, слышишь меня?
        - Да, слышу. Что там у вас? Картинка есть?
        - Да нет здесь ни хрена, говорят, в гараже канистра рванула, потушили до нашего приезда. Пострадавших нет. Закопченную стену гаража можем снять.
        - Иди ты в жопу со своим гаражом, даже на новость про хлопок не тянет. Возвращайтесь на базу.
        13 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Начальнику Московского уголовного розыска
        майору милиции Рудину К.М.
        от лейтенанта милиции Карпенко А,Б.
        Рапорт
        Довожу до Вашего сведения, что при расследовании происшедшей 13 сентября сего года около 22 часов перестрелки у ресторана «Метрополь» рядом с трупом гражданина, имевшего документы на имя Заикина Виктора Георгиевича, 1912 года рождения, был обнаружен револьвер системы наган, 24 августа сего года похищенный у участкового уполномоченного сержанта милиции Вострякова Е.В., убитого неизвестным.... Дактилоскопирование револьвера невозможно из-за загрязнения кровью... Приняты меры к розыску стрелявшего и установлению личности второго убитого...
        ***
        А ведь как славно всё начиналось!
        Михаил появился в квартире в Хлебном переулке [2] вскоре после обеда и притащил с собой здоровенный чемодан и циклопических размеров рюкзак, заполнившие всю прихожую. Андрей как раз заваривал чай, Настя возилась у себя в спальне.
        - А я прямо с утра сегодня почувствовал, что ты на месте будешь. Съездил в свою Елабугу? Глотнул реалий здешней жизни по самое никуда? Молодец, вернулся! Такие не пропадают! Помоги вот эти богатства в комнату затащить, чтобы под ногами не болтались, - тут Михаил заметил выглядывающую в прихожую Настю. - Да ты не один? Кто эта красавица? Знакомь нас.
        - Настя, это Михаил Николаевич, мой, как лучше сказать, коллега. Михаил, это Настя Трухачева, мы с ней в дороге познакомились, она в курсе. Девочка она умная и всё понимает.
        Настя восприняла представление чужому человеку спокойно. Андрей ей говорил, конечно, что живут они в чужой квартире и что все вещи здесь - не их, а какого-то Михаила Николаевича. Хозяин квартиры оказался совсем не страшным, наоборот, улыбался искренне и Настя сразу поняла: человек он хороший и ничего плохого от него ждать не стоит.
        - Хорошо, Настя. Рад знакомству. Ты уж извини, мы немного посекретничаем. Сейчас вот барахло это с дороги уберем. Давай, Андрей, помогай, я еле дотащил, руки этим чемоданом оторвал, а с ручкой и колесиками сюда не потащишь. Сюда, в эту комнату, уж как числилась она с самого начала складом, пусть и дальше складом числится.
        - Да ты сюда кирпичей набрал, Михаил?
        - Кое-что получше, потом посмотрим, разберемся.
        Они прошли назад в кухню. Настя наливала себе чай. На столе стояли только что вымытые после обеда две одинаковые тарелки с синим ободком, рядом с которыми лежали просящие чистки серебряные ложки.
        - Вы сами себе наливайте, я пойду. Руки только помойте, извозились, а чай пить пришли.
        - Уела, Настя. Пойдем, Михаил, помоем руки, пока хозяйка наказывать нас не стала.
        - А я, балда, ничего к чаю не купил, - сказал Михаил, когда они вернулись на кухню.
        - Да ладно, ты с баулами такими тащился. За грабителя не приняли?
        - Места надо знать, где ходить. Наливай, Андрей, чай, наливай. Разговор есть, о том, о чем тогда разговаривали.
        - Погоди, я сейчас тебе покажу кое-что. Такая, понимаешь, загадка, думаю, ты поможешь её разгадать.
        Андрей пошел к своему рюкзаку, принес письмо.
        - Вот, почитай.
        Михаил положил письмо на льняную скатерть с петухами, разгладил лист, пробежал глазами текст, перевернул лист, убедился, что там ничего не написано, перечитал еще раз, обхватив голову руками и озадаченно глядя перед собой.
        - Надеюсь, это не розыгрыш? Где взял?
        - Под Арзамасом, из колонны зеков выбросили, мы подобрали.
        - Это дед мой. Его в сороковом посадили, по экономической статье, что-то там не то украли, ерунда, короче. Погибнет в ноябре под Тулой.
        - А остальные?
        - А что остальные? Бабушку с отцом моим отправил в Ташкент еще весной, наврал, конечно, но отправил. Деньги посылаю якобы от дедовых друзей. Квартиру снял, устроиться пока руки не доходили. Спасибо тебе за весточку такую, я ведь не нашел его до сих пор. Слушай, а давай в ресторан сходим! Выпьем, поужинаем. Настя без нас не соскучится?
        - Можно и сходить. Сейчас, оденусь только.
        Андрей поменял рубашку, накинул пиджак, проверив, хорошо ли держится в петле наган.
        - Так и ходишь с ним? Ничего, поменяем.
        - Настя, остаешься на хозяйстве. Никому не открывать.
        - Ладно, дядя Андрей, отдохните там хорошо. Идите, я за вами дверь закрою.
        - Куда пойдем? - спросил Андрей, когда они вышли на улицу.
        - Давай в «Метрополь». Здесь недалеко, кормят там неплохо.
        - Что же, пойдем. Ты о работе хотел поговорить? Что-то определилось?
        - Определилось, Андрей. Короче, скорее всего, ты останешься здесь. Настроить аппаратуру на твое возвращение не получается. Вот такая петрушка. Понимаю, обещали другое, но вот как сложилось, так сложилось.
        - А ты знаешь, я даже рад, наверное. Меня там, в две тысячи двадцатом, никто не ждет, кроме работы постылой и счетов за коммуналку. И с Настей надо решать что-то. Отец ее погиб в Монголии, мать куда-то послали с секретным институтом, тетку, с которой в эвакуацию должны были ехать, арестовали в Арзамасе - одни проблемы. А в детский дом её отправлять - не хочется ни ей, ни мне.
        - Ладно, Андрей, давай сегодня отдохнем, а завтра думать будем. Пойдем-ка, зайдем в местный общепит.
        В огромном зале «Метрополя» свободных мест почти не осталось. Метрдотель, покосившись на скромные костюмы Андрея и Михаила, не сказав ни слова, провел их к столику и так же молча удалился. Официант тоже не спешил. В зале сидело довольно много военных, причем в разных чинах - в разноцветных петлицах отразилась вся геометрия знаков различия Красной армии - от лейтенантских кубиков до майорских шпал и генеральских звезд. Впрочем, гражданские, как мужчины, так и женщины, тоже имелись в наличии.
        - Добрый вечер. Меню, пожалуйста, - официант появился минут через двадцать, когда уже все красоты оформления ресторана оказались досконально изученными. При этом он явно не спешил, всем видом показывая, что как минимум, без сна и отдыха трудился на каменоломнях последние трое суток.
        - Товарищ, - обратился к официанту Михаил, - мы тут с другом хотим отдохнуть. Чтобы нам не мешал никто, понимаешь?
        - Конечно, понимаю. Сделаем всё как надо, - при этом официант показал чудеса престидижитации - десятирублевая купюра, лежавшая на скатерти, исчезла мгновенно, при этом официант руками вроде как и не двигал вовсе, а взгляд его, являвший ярчайший пример взгляда человека, нашедшего после долгой разлуки самых любимых и дорогих сердцу людей, на деньгах даже на миг не задержался. - Вам с заказом помочь? Или вы сами определитесь? Тогда позовите, я вон там стоять буду.
        - Ты никуда не ходи. Сейчас мы с тобой определимся. Ты мне доверишь выбор? - спросил Михаил Андрея и, увидев подтверждающий кивок, повернулся к официанту. - Грешен, люблю вкусно поесть, Бывает, по месяцу одной горелой пшенной кашей вперемешку с холодной тушенкой без хлеба питаться приходится - и ничего. Но если уж доводится вкусно поесть, это я очень люблю. Давай, любезный, раскрывай тайны вашей кухни.
        Заказ превратился в вежливый допрос. Пару раз официант затруднялся с ответом, поэтому бегал на кухню уточнять детали, но минут через двадцать заказ был оформлен.
        - Эх, дал я слабину с заказом рыбы, пошел на поводу у голода, - довольно сказал Михаил, отпустив официанта.
        Минут через пять стол начал заполняться: приборы, фужеры, рюмки, тарелки появлялись как по мановению волшебной палочки.
        Ужин протекал в доброжелательной и дружеской обстановке. Блюда и напитки сменяли друг друга в том темпе, который, с одной стороны, не дает переесть, а с другой - не остаться голодным. За столом ничего серьезного не обсуждали - не то место, чтобы обсуждать перемещение между параллельными вселенными. Выпито было немало, но к моменту, когда решили, что всё, хватит, чувствовалось только легкое опьянение.
        Вышли из ресторана в прекраснейшем настроении в уже в сгущавшихся сумерках пошли в сторону Хлебного переулка. Однако, стоило им повернуть за угол, как они наткнулись на двух молодых людей, лет по двадцать пять, внешне похожих друг на друга, как близнецы, за исключением цвета волос - один блондин, второй - брюнет. Они демонстративно преградили им дорогу. Телосложением молодые люди обладали выдающимся: широкоплечие, ростом под метр девяносто, уверенность в своих силах так и перла от них.
        - Куда же ты пропал, Михаил Николаевич? Мы тебя обыскались совсем. Нехорошо так с друзьями поступать, - сказал блондин, медленно достал нож с выкидным лезвием и сделав легкий взмах рукой, щелкнув кнопкой, раскрыл его. - А это, наверное, Андрей Григорьевич? Будем рады познакомиться, - он, не сводя глаз с Михаила, слегка кивнул.
        - Андрей, давай-ка, уходи, я сам справлюсь, про квартиру они не знают, так что давай быстрее отсюда.
        Андрей немного развернулся. Но не для того, чтобы бежать, а чтобы занять более выгодную позицию для отражения нападения. Его визави это понял.
        - Не так быстро, - процедил брюнет, а потом обратился к своему товарищу - кончаем их, хватит лясы точить, - сказал он, доставая из-за пояса наган.
        - Что здесь происходит? Стоять всем на месте, сейчас патруль вызову! - откуда-то сбоку появился офицер с тремя шпалами в петлицах (подполковник, перевел автоматически в привычные для себя звания Андрей).
        - Слышь, сапог, ты бы шел куда собирался, мы тебе дорогу не переходили и ты нам не мешай.
        - Да вы как с краскомом разговариваете?
        - Ну все, ты достал, служивый, - блондин с размаху ударил подполковника в нос, от удара тот отлетел к стене, гулко ударился спиной и обессилено сполз на корточки.
        Михаил воспользовался таким удачным стечением обстоятельств, тут же сделал короткий шаг вперед, ударил прямой ладонью, как копьем, блондина прямо в кадык, крутнулся на одной ноге и нанес ему удар ногой в печень. Тот хрипя упал, держась за горло и, тихо поскуливая, свернулся калачиком.
        Брюнет в тот же миг поднял наган, но замешкался, взводя курок, очевидно, оружие это для стрелка было не очень привычным, Андрей быстрее его выхватил из подмышки наган, не глядя, уповая на интуицию солдата, выстрелил. Тут же отбежал в сторону. Противник его стоял на месте и как в замедленной съемке, с выражением удивления на лице, поворачивался в сторону Андрея. Андрей уже хладнокровно прицелился, расстояние было плевое, метра три, и дважды нажал на курок. Голова брюнета дернулась, он, качнувшись, сделал шаг вперед и, словно споткнувшись о невидимый камень, упал лицом вниз.
        Михаил подошел к брюнету, наклонился, посмотрел на голову.
        - Двухсотый. Глушняк. Ловко ты его. Дай-ка свою пукалку эту.
        Андрей отдал Михаилу наган. Тот выщелкнул оставшиеся патроны, протер один носовым платком, вставил назад, бросив оставшиеся вместе с гильзами в карман, протер револьвер и, держа его носовым платком, подошел к блондину и выстрелил тому в голову, а затем бросил наган в быстро набегавшую лужу крови.
        - Тебе как, нос сильно разбили? - спросил он у военного, державшего у носа платок.
        - Ничего, нормально, заживет. Не слишком ли ты их?
        - Сам-то как думаешь? А теперь, ребята, ходу отсюда, сейчас тут зрителей будет выше крыши, а нам известность не нужна.
        Они быстро пошли от ресторана, проходили какими-то проходными дворами, так что в конце концов Андрей перестал понимать, куда они идут.
        - Всё, мужики, стойте, - задыхаясь, сказал подполковник минут через пятнадцать, - больше не могу.
        - Да оторвались мы, пожалуй, спешить теперь некуда.
        - Что это было? - спросил военный через минуту, когда дыхание худо-бедно выровнялось. - И кто вы?
        - Я Михаил, это Андрей, а было... скажем так, убить нас хотели эти красавцы. Тебя то как зовут?
        - Алексей.
        - Алексей? То-то, я смотрю, лицо знакомое, точно, знаю я тебя. Представляешь, Андрей, какой-то день сегодня судьбоносный прямо с утра, одно чудо за другим так и прёт. Знакомься, это начальник военно-технического отдела разведуправления генштаба РККА, военинженер первого ранга Алексей Адрианович Коновалов.
        - Вы откуда знаете место моей службы? Это же...
        - Знаю, секретная информация, но не для нас. Позвольте представиться еще раз. Я - Михаил Щербаков, родился в одна тысяча девятьсот семидесятом году в городе Харьков.
        - То есть как в семидесятом? Что Вы мелете?
        - Алексей Адрианович, это всё фигня, мой год рождения. Да, мы из будущего и это не фантастика. Позже обсудим и это. Судьба, она не только мне сюрпризы преподносит. Только что ты встретил свою самую большую удачу в своей карьере. Не спеши только рапорта по службе писать, ни к чему это. Скорее всего, тебе не поверят и отправят к психиатрам, а если поверят, то жить тебе останется недолго.
        - Пожалуй, Вы правы.
        - Давай на «ты», как и начали. Мне так проще.
        - Хорошо.
        - Давай так, Леша, сегодня суббота, в понедельник ты подойдешь с двадцати до двадцати пятнадцати на станцию метро «Охотный ряд» со списком вопросов по военной технике, ответы на которые тебе хочется получить в первую очередь. Не более десяти. Для начала. А то начальство твое точно не поймет, если ты им сразу много плюшек принесешь. Если в понедельник не сможешь, тогда в четверг в то же время. Я к тому времени подумаю над тем, каким образом эти сведения ты можешь получить и почему это можешь быть только ты. И ты подумай, посмотрим, чей вариант лучше.
        - Вы меня разыгрываете?
        - Ну ладно, завтра Жуков будет назначен командующим Ленинградским фронтом, а немцы высадят десант на Моонзунд, на остров Муха. Проверь. До понедельника. Пойдем, Андрей.
        Когда они отошли подальше, Андрей спросил у Михаила:
        - Миша, и что это было? Кто эти красавцы в переулке? И зачем ты рассказал про нас этому подполковнику?
        - Я тебе не всё сказал. Теперь, Андрей, не только ты не сможешь вернуться, но и я. У меня возникли очень серьезные разногласия из-за взглядов на твое будущее. Поначалу, когда мы надеялись достать тебя отсюда, всё складывалось хорошо, ты рассматривался как ценный потенциальный сотрудник, влияние на ход истории твоя поездка в Елабугу оказать не могла. Но потом оказалось, что ты должен остаться здесь, а это потенциально двигало эту реальность хрен знает куда. Приняли решение тебя убрать, я был против. В конце концов я тоже принял решение эмигрировать сюда. Пока я здесь, оттуда сюда никто проникнуть не может. Этих двоих наверняка отправили до меня. Кто они такие? Да, так, спортсмены. Кого смогли, того послали вперед меня. Так что отныне и навеки мы с тобой - единственные люди оттуда здесь. И при изменении хода истории уже даже теоретически из нашей реальности сюда проникнуть не смогут. А через этого Коновалова мы историю сменим очень быстро.
        - Что там у вас за контора, Миша? Я думал, какой-нибудь исследовательский центр или что-то похожее. А у вас чуть не спецслужба какая, получается.
        - Давай завтра уже поговорим об этом. Обещаю, всё тебе расскажу про нашу контору, скрывать уже нечего. Устал я что-то от этих приключений немного. Но, чтобы закончить все на сегодня, пойдем, сходим в Борисоглебский, посмотрим, что эти спортсмены могли на точке переброса оставить, а то как бы до утра кто другой не помог от улик избавиться.
        Трансформаторная будка в Борисоглебском переулке порадовала приютившимся в углу под листом фанеры одиноким рюкзаком несоветского вида с надписью «Adidas» во всю ширь, содержащим внутри разряженный шокер, две пачки советских денег и нераскрытую упаковку презервативов на пятьдесят штук.
        - Гондонами обеспечили хоть, засранцы, - хохотнул Михаил, закрывая будку на замок.
        
        [1] - здесь и далее все эпиграфы из «Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока» Томаса Элиота в переводе Андрея Сергеева
        [2] - о событиях, предшествующих описываемым, см. часть первую, «Елабуга»
        Глава 2
        В гостиной дамы тяжело
        Беседуют о Микеланджело.
        13 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Вечером, когда вернулись в квартиру, на пороге столкнулись с Настей. Девочка сидела на полу в темной прихожей и молчала
        - Что ты, Настя? - спросил Андрей. - Зачем под дверью в темноте сидишь?
        - Вы когда ушли, минут через двадцать приходили сюда. Двое. Высокие, один блондин, второй брюнет. Стучали, звали Вас, дядя Миша. Ругались, потом ушли. Я молчала, даже свет не включала. Сейчас вот вас на лестнице услышала. Мне страшно стало, я не знала что делать, - Настя закрыла руками лицо и зарыдала.
        - Сходили, поужинали, ничего не скажешь, - Андрей повел Настю в ванную умываться. - Всё, Настенька, бояться нечего, они сюда больше не придут никогда.
        - Правда не придут? - всхлипывая, спросила Настя.
        - Правда. Мы с дядей Мишей с ними разобрались. Пойдем, воды выпьешь.
        Михаил уже хлопотал на кухне, заваривая чай в кружке.
        - Вот, Настя, чаю попей, легче станет.
        - Горячий, дайте, я воды холодной долью.
        Настя чай даже не допила, уснула с кружкой в руках. Андрей успел схватить опрокидывающуюся кружку одновременно с Михаилом, подхватывающим Настю. Девочка не проснулась и когда они уложили ее в кровать и укрыли одеялом.
        - Хорошо, что они нас здесь не застали. Представляешь, что здесь творилось бы, доведись разбираться с этими гавриками в подъезде?
        - Хорошо, Миша, что хорошо кончается. Плохо, что ты расслабился и посчитал себя умнее их. Помнишь, ты сказал, что про квартиру они не знают? Получается, знали. А повезло нам сегодня, да. Что живы остались. И что с девчонкой ничего не случилось. Уж ей за эти дни, что мы вместе, досталось. А она - как талисман, все беды отводит. Случись что с ней, я бы, Миша, тебе этого так не оставил.
        - Извини, неправ. Расслабился, думать совсем перестал. Как там говорили про пьяный воздух свободы? [1]
        - Ладно, кончилось. Давай завтра уже поговорим. Поможешь расстелить?
        14 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Утром первым встал Михаил, Андрей сквозь сон услышал, как он босиком пошлепал в ванную, а потом на кухню и там загремел тихонько посудой. Долго спать не получилось, Михаил позвал всех завтракать. Накормил он всех просто и по-холостяцки - яичница с колбасой из неимоверного количества яиц и черный чай. И хлеба по маленькому кусочку - кончился. После такого удара по их запасам еды поход в коммерческий магазин становился неизбежен. Андрей тут же начал составлять список: хлеб, сливочное масло, колбаса, макароны, картофель... Михаил скептически посмотрел на эти приготовления:
        - Да что ты там пишешь, придем в магазин, там разберемся.
        - И обязательно забудем что-нибудь, я уже так в Елабугу ехал, без хлеба и кружки. Зато плюшек купить не забыл.
        - У мужчин всегда так: что надо, забудут, зато какую-нибудь ерунду ненужную обязательно купят, моя мама папе так всегда говорила, - включилась в обсуждение Настя, - так что пиши, дядя Андрей, лишним не будет.
        После завтрака пошли разбирать богатства. Настя увязалась с ними.
        - Вы что же думаете, я просто так всё оставлю и в углу сидеть буду? Значит, как от бандитов прятаться, так «Настя посиди дома, мы тут в ресторан сходим», а как что интересное, так «Настя, сходи книжку почитай?». Вы, дядя Миша, как хотите, а я с вами пойду, - Настя даже ногой притопнула.
        - Сдаюсь, Настя, ты победила, - Михаил шутливо поднял руки, сдаваясь. - Только чур, не мешать.
        Настя смотрела на доставаемые сначала из рюкзака, а потом и из чемодана коробочки с видом дикаря, которому внезапно привалил целый клад из зеркалец и блестящих бус. Андрей, конечно, показал ей свой телефон и она подивилась моментальным фотографиям (полный шок, триста снимков всего вокруг, пока не сел аккумулятор) и прочим чудесам, и даже читала в телефоне книгу (показалось не очень удобно), но вот эти все штучки, которые дядя Миша называл, доставая, а дядя Андрей объяснял, для чего они - это был шок. В конце концов дядя Миша, заметив её осоловевший взгляд, дал ей электронную книжку, объяснив, как листать страницы и отправил ее в другую комнату, читать про Тома Сойера.
        - Так что кое-какой жирок у нас есть, - сказал Михаил, с гордостью глядя на немалую кучу электроники, которую они с Андреем распаковали и не меньшую кучу полиэтиленовой пленки в пупырышки, в которую всё это упаковывалось.
        - Миша, я не Настя, ты же понимаешь, меня этим удивить трудно. Расскажи лучше о том, что это за контора такая, от которой мне в сорок первый год не совсем добровольно отправиться пришлось, а тебе в тот же год бегать.
        - Ладно, расскажу про контору. Это такая организация, которая заявляет своей целью изучение истории. Они и в самом деле изучают историю, только, как выяснилось, весьма специфическими методами. Уйти от них я решил после того, как выяснилось, что готовится налет на эвакуирующиеся из Эрмитажа ценности, а на мне висит операция прикрытия и отход. Планировали привлечь и тебя, а потом сразу и грохнуть за ненужностью, раз ты здесь оказался. Вот после этого я и решил, что пора. После такого исполнители живут очень мало. Это спортсменам этим можно голову задурить, переведя на счет в банке сотню тысяч долларов, со мной такие номера не проходят, я таких спортсменов пачками хоронил в свое время.
        Михаил, очевидно, что-то вспоминая, замолчал, проведя руками по редеющим, коротко остриженным волосам. Андрей, чуть подождав, спросил:
        - Так эта контора государственная?
        - Контора эта, как бы так сказать, к государству официально не имеет никакого отношения. Кому надо, тот знает, но таких мало. Знают ли на самом верху? А хрен его знает, наверное, знают, мне не докладывали. Кураторов я пару раз мельком видел, но они мне не представлялись, знаешь ли.
        - И давно у нас в державе секретным образом работает машина времени?
        - Да вот пять лет уже. Там интересно получилось, два молодых физика лет десять назад смогли в эксперименте синхронизировать два временных потока, в нашем времени и в шестьдесят восьмом. Причем сотворили они это чуть не на коленке в подвале. Гении, что сказать. Ребята молодые, в глазах Нобелевка засветилась, они, значит, сразу статью победную в Nature отправить решили, слава богу, не успели. О статье чуть не за день до отправки известно стало, ребятам объяснили, что не только в Нобелевке счастье и уж точно не в статье в Nature. Физикам выделили невероятных размеров финансирование, набрали команду таких же сумасшедших, за четыре года создали работающий образец. Выяснилось только потом, что синхронизировать потоки получается только на отдельные временные промежутки, перемещать живые объекты получается с большим трудом, что-то там связано со специфическими длинами волн, я читал это научное обоснование, вот поверь, я вроде и не дурак, но в этом объяснении, сильно упрощенном к тому же, как физики эти пошутили, для учащихся вспомогательных школ, я только союзы и предлоги понял. Вышли на четыре точки
времени, куда смогли десантироваться, три в России двадцатого века, одна - почему-то во вьетнамских джунглях тринадцатого века, ну, ту законсервировали, когда перемещаемых подобрать не вышло, один только и пошел. Ну и основали под эту разработку один хитрый фонд, там бенефициаров, даже если сильно захочешь, хрен найдешь, но искать никому не хотелось никогда, жить всяко хочется больше. Начали проводить тестирование на совместимость во всяких трехбуквенных конторах, конечно же, прикрываясь внеочередным медосмотром, это чтобы ты понимал, какие силы этот вопрос решали, вот меня и выпихнули на пенсию и сразу же на работу приняли. Принцип здесь вот какой: первый, кого в реальность сбрасывают, является как бы хозяином этой дыры, через которую сюда проникают. Пока я здесь, забросить сюда никого нельзя. Вот поэтому ты и спортсмены эти сюда попасть смогли, а остальным теперь - хрен. Я тут как пробка сижу.
        Михаил замолчал - вроде всё объяснил, но Андрей не успокаивался:
        - Ты уверен, что больше никто не придет по наши души сюда?
        - А больше не было никого, мы четверо - всё, что смогли сюда переправить. Мало того, кто сюда сейчас из того мира полезет, попадет сюда в сильно разобранном виде. Народу, пока это не выяснилось, полегло немало. Так что на дверь смотреть с опаской не надо, никто там не появится из две тыщи двадцатого.
        - Погоди, Миша, получается, мы здесь собственную историю меняем?
        - Нет, собственного дедушку здесь ты убить можешь при желании, ничего не случится. Ты же про множественные миры слышал? Вот мы сюда когда прыгнули, этот мир от того отпочковался, что здесь произойдет, там уже не аукнется. И чем дальше в сторону уходит история, тем труднее сюда попасть. Так что с подполковником этим нам сильно повезло. Сейчас мы потихонечку погоним через него информацию, пока военную, пока не поменялось ничего, ну, про Бадаевские склады, допустим, сообщим, но надо еще посмотреть, сколько там реально сейчас продовольствия, стоит ли с этими складами светиться, а потом уже техническую, потому что собрано здесь всякого добра, - Михаил похлопал по чемодану, - на триллионы долларов, даже если оптом продавать. Продавать только никому не будем, очень уж пожить подольше хочется.
        Андрей, вспомнив про узнавание вчерашнего подполковника, поинтересовался:
        - Ты что же, всех военачальников теперешних знаешь в лицо, начиная с полковника?
        - Да ну, придумал тоже, - засмеялся Михаил. - Проще всё. Я же на пенсию из ГРУ ушел, ну, слышал же про аквариум, Резуна читал, небось [2]? Вот, мы там тесной компанией собирались время от времени побухать в музее у нашего приятеля, который там дослуживал после ранения. Стол, за которым мы квасили, стоял прямо под стендом с фотографиями этих ребят, которые в ГРУ теперешнем начальники. Так что я с этим Алексеем Адриановичем, можно сказать, много литров водки вместе высадил. Но подробности по всяким персоналиям, конечно же есть, я в эмиграцию не один день собирался.
        - Ладно, вот так, значит, мы повлияем на историю, будем сливать потихоньку, чтобы нас никто не раскрыл, инфу, а сами втихаря будем сидеть в углу и раз в неделю ходить ужинать в «Метрополь», чтобы, опять же, особо не светиться? Так ты, Миша, видишь наше участие в этой войне? - внезапно вспылив, спросил Андрей.
        - А ты, значит, на фронт пойдешь? Ржевский выступ в одиночку выпрямлять? «Вольфеншанце» поползешь взрывать? Андрюша, не надо пытаться забивать гвозди микроскопом. Ты кем из армии дембельнулся? Сержантом? И что ты там навоюешь? Неужели непонятно, что тот факт, что мы с тобой из будущего, умнее нас не делает. Да, искушеннее, хитрее, образованнее, наконец, но не умнее. И уж точно не лучше. Так что прекращай истерику и давай начинать работать. - Михаил замолчал, глядя на притихшего Андрея и продолжил уже спокойнее. - Придумал что-нибудь по легендированию информации для ГРУ?
        - Это ты мне экзамен сейчас устроить хочешь? - не до конца успокоившийся Андрей говорил всё еще на повышенных тонах.
        - Даже если и так? Андрюха, ты успокойся, давай лучше позже обсудим все скопившиеся вопросы и решим всякие мелочи. Попали так попали. Это уже случилось. Так что хватит истерить, ладно? - успокаивающе продолжил Михаил.
        - Хорошо. - Андрей немного успокоился и начал размышлять вслух. - Первое. Источник должен работать только с нашим подполковником, чтобы его не могли заменить или убрать.
        - Согласен.
        - Второе. Источник должен быть официально достаточно хорошо информирован и в обозримом будущем никуда из Союза не уехать.
        - Тоже согласен, подберем.
        - Теперь надо мотив, он должен быть крепким и стопроцентно надежным. Это не деньги, иначе зачем ему только наш Коновалов? Он должен быть инициативником, так это называется?
        - Да, пока всё правильно.
        - Значит, либо это идеологические мотивы, допустим, любовь к нашей стране, у кембриджской пятерки [3] это вроде хорошим мотивом было, но тогда, опять же, не совсем понятно, почему он на Коновалове зациклился? Тут можно попробовать личные мотивы. Допустим, он гей и влюбился в Алексея. Тот ему отказал, потому что крепкий семьянин, но источник это не остановило и он готов из любви к нашему парню делиться информацией. Только где он мог его встретить?
        Михаил задумался, что-то вспоминая.
        - Весной или летом тридцать девятого года, во время консультаций с британцами, там большая делегация собралась. Сейчас посмотрим, вот список делегации, вот второй список, - Михаил быстро выводил списки на взгроможденном прямо на крышку чемодана ноутбуке, - а вот персонал посольства... Есть! Второй секретарь Колин Джеймсон, пробудет здесь аж до сорок четвертого года, участвовал в консультациях тридцать девятого. Тридцать четыре года, женат, жена в Англии.
        - А подполковник наш там присутствовал? - спросил Андрей.
        - А как же, оба раза. Так что встреча вполне могла произойти.
        Андрей встал, прошелся по комнате, выглянул в прихожую, посмотрел через приоткрытую дверь на Настю, сидевшую за столом с читалкой.
        - Миша, а что у нас по занятиям в школах?
        - Сейчас посмотрю. Ничего определенного. Занятия в школах должны возобновиться с завтрашнего дня, но ничего из этого толкового не выйдет, потом школьников с учителями массово отправят в интернаты, в Москве останется совсем немного школ. Та-а-ак, смотрим дальше, в начале октября массовая эвакуация, а оставшиеся школьники будут помогать в госпиталях, которые организуют в школах же и остальное всякое такого же рода, - и тут же без перехода продолжил, - Андрей, а что там с Настиной тетей случилось?
        - Вроде как арестовали в Арзамасе, кому-то что-то не то и не там сказала.
        - А ты не хочешь прокатиться в этот Арзамас? Хороший, наверное, город, а?
        - Деда искать будешь?
        Михаил посерьезнел.
        - Ты мне поможешь?
        - Конечно, помогу, о чем речь?
        - Ладно, давай подумаем об этом завтра.
        - Как скажешь, Скарлетт [4] - улыбнулся Андрей. - Пойдем в магазин лучше. Настя, ты с нами? - крикнул он в другую комнату.
        - Погоди в магазин, - прервал его Михаил. - Давай для начала сходим к метро, где завтра встреча будет, поснимаем там, потом сядем подумаем, куда и как удобнее идти, да и так, на всякий случай, лучше лишний раз глянуть.
        - Прямо вот так и пойдем снимать, с телефоном наперевес? - удивился Андрей. - Да нас же сразу за шпионаж или еще какую ерунду загребут.
        - Вот же наивный чукотский юноша, - пробурчал Михаил, копаясь в куче электроники, горой высящейся на полу. - Ага, вот, нашел, пожалуйста, творение неизвестных китайских мастеров. Шучу, конечно, дерьмо старался не брать, тем более, за чужой счет, линзу можно вставить куда угодно, через блютуз в смартфон пишется с разрешением тысяча восемьдесят точек, для нашей задачи более чем достаточно, даже в очень темных местах хорошо видно. Джеймс Бонд нервно курит в сторонке. Сейчас, на пиджак прицеплю к петлице и пойдем снимать кино.
        - Сейчас, рюкзак возьму только, - Андрей надел пиджак, потянулся к подмышке. - Черт, а оружие? Наган ты вчера выбросил. Зачем, кстати?
        - Детский сад, Андрюша. Вот представь, что тебя останавливают для проверки и находят этот замечательный во всех отношениях револьвер. И обнаруживают очень быстро, что принадлежал он убиенному неизвестными негодяями советскому милиционеру. Дальше что случится, тебе рассказать? На вот, надо было сразу тебе дать взамен, - Михаил порылся в шкафу, достал плечевую кобуру, бросил ее Андрею, следом полетел пистолет. - Пользуйся. Беретта, тридцать пятая модель. Сейчас только разрешение соорудим, согласно постановлению тридцать пятого года.
        [1] - Пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку. (Юлиан Семенов, «Семнадцать мгновений весны»).
        [2] - перебежчик Владимир Резун, офицер ГРУ, под псевдонимом Виктор Суворов в восьмидесятые годы опубликовал книгу «Аквариум» о своей карьере в ГРУ, при этом, как сам Резун неоднократно заявлял, не выдав в книге ни одной тайны.
        [3] - группа высокопоставленных британцев, с тридцатых годов работавших на советскую разведку.
        [4] - «Я подумаю об этом завтра» - фраза персонажа романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» Скарлетт О’Хара.
        Глава 3
        Время вниз по лестнице скорее
        Зашагать.. .
        14 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Рекогносцировка у метро прошла буднично и без приключений. В это время Настя с Андреем постояли в скверике у Большого театра и наблюдали, как растягивают маскировку на фасаде. Театр разрисовали, и теперь с фасада он оказался разделен и выглядел как несколько отдельно стоящих зданий. Дойдя до Красной площади, можно было рассмотреть, что купола кремлевских башен вместе со звездами уже закрыли деревянными щитами, сами башни раскрасили в разноцветные полосы, мавзолей Ленина раскрасили под обычное здание с окнами, а по периметру Александровского сада собирали деревянные макеты зданий. Пока они гуляли и рассматривали, как маскируют центр Москвы, Михаил прошел медленным шагом до угла Моховой, повернул на Тверскую, прошел до Центрального почтамта, перешел на другую сторону улицы, спустился в метро, прошелся по станции и вышел через выход на площади Свердлова.
        - Ничего особого, там на станции еще и бомбоубежище устроено. К тому же в восемь вечера темно уже, выведем его на улицу, нас тут никто не обнаружит. Дома посмотрим еще на видео, но я не вижу трудностей. Да и вряд ли он такой дебил, что притащит за собой соглядатаев.
        Михаил излучал какую-то уверенность, он уже с головой погрузился в эту операцию и жил в ней, планируя на много ходов вперед, что и как он передаст в свою родную организацию и что из этого получится.
        При этом он не забывал отмечать приметы войны, указывая на них Андрею: вереницу толстых аэростатов, которую тащила полуторка, по бокам поддерживаемым пожилыми мужчинами в мешковатой, топорщащейся на них военной форме, установленную недалеко от Центрального почтамта зенитную установку и ящики со снарядами, сложенные неподалеку от нее. Аэростаты перекрыли всю Тверскую, но никакой пробки, как это непременно случилось бы в Москве две тысячи двадцатого, не образовалось, одиноко стоящий на углу Тверской регулировщик скучал: машин в самом центре столицы в этот час не наблюдалось вовсе. Вдруг из-за угла показались... коровы. Несколько десятков буренок, звеня колокольчиками, неспешно прошли в эвакуацию мимо Большого театра, подгоняемые десятком пастухов.
        Очередь в булочную, мимо которой они шли, растянулась на десятки метров. Стояли в ней в основном пожилые женщины. Молоденький солдатик попытался пристроиться в конец очереди, но увидевшая его старушка, за которой он становился, схватила его за руку и потащила к прилавку, покрикивая на очередь, чтобы они пропустили солдата. Тот, совсем еще мальчишка, смущаясь, смотрел на продавщицу.
        - Ты что хотел купить? - спросила его продавщица в мятом грязноватом халате. Весь её вид выражал неземную усталость, казалось, она и говорит с трудом.
        - Вот, булочку за семь копеек, - солдатик протянул мелочь.
        Продавщица не глядя смахнула копейки с прилавка, дала ему две булки:
        - Ешь, сынок, извини, что так, больше ничем помочь не могу.
        - Я сейчас деньги достану, подождите, я же за одну только заплатил, - он полез в карман, придерживая другой рукой булочки у груди.
        - Не надо денег, сынок, иди, поешь.
        Еще более смущенный парень вышел из булочной и пошел по Тверской, откусывая хлеб на ходу.
        - Надо бы побольше продуктов закупить, - задумчиво глядя вслед солдату, сказал Михаил, - а то в начале октября, когда эвакуация массовая начнется, совсем туго будет, даже в коммерческих. Тогда яичницей уже не побалуемся.
        В коммерческом магазине, в отличие от булочной, мимо которой они только что прошли, никаких очередей не наблюдалось. Продавщица в белом халате, с кружевной наколкой в волосах, встретила их у прилавка.
        - Будете покупать что?
        - Будем, - сказал Андрей, - обязательно будем. Вот тут у меня списочек, - и он достал густо исписанный тетрадный листок. - Колбаса копченая, не очень жирную только, три, нет, четыре палки давайте, сгущенки десять банок, тушенки тоже десять, рис...
        15 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        День прошел в какой-то бестолковой и немного нервной суете. Михаил явно волновался, постоянно требуя у Андрея повторить порядок действий при сегодняшней планируемой встрече с Коноваловым. Настя спряталась от них в спальне и выглянула только часа через два.
        - Дядя Миша, включи мне другую книжку, пожалуйста.
        - Я же тебе показывал, как смотреть другие книги.
        - Я смотрела, но там все с непонятными названиями.
        - Дай-ка гляну, что я там такого набросал с непонятными названиями, - Михаил взял читалку, полистал список книг. - Ага, это я сюда резервом лекарства сбросил, сейчас, подожди, Настя, я тебе художественных книг набросаю. Иди вон в комнату, выберем.
        Минут на двадцать Михаил отвлекся на поиск книг для Насти, но потом всё началось сначала: я стою вот здесь, ты здесь, я иду сюда, ты идешь туда.
        - Миша, да успокойся уже, - после очередного Мишиного «Так, давай еще раз повторим» Андрей немного рассердился, - ты как девица перед первым свиданием. Взрослый же дядька уже, в игрищах вся служба прошла, сам же рассказывал, а тут перед какой-то ерундой, даже не передачей материалов, разволновался.
        - Андрюха, ты меня не трогай. У меня предчувствие хреновое. Что-то может пойти не так. Так что лучше потерпи до вечера, вот пройдет всё как следует, я сразу и успокоюсь.
        - Ладно, вижу, не отстанешь, пойдем тогда на кухню, я супчик какой сварганю, перекусить надо, Настя вон, сидит голодная, от тебя прячется.
        - А ты готовить умеешь?
        - Уж всяко лучше твоей яичницы с колбасой, только желудок портить. Я же после армейки сначала в мединститут учиться пошел, четыре курса отучился, пришлось уйти, потом на скорой три с лишним года катался, ну а после скорой в ресторане работал, там кое-чему научился.
        - Официантом?
        - Чуть что, сразу официантом. Нет. И не мойщиком посуды. Помощником повара. Итальянская кухня - паста, пицца, ризотто, минестроне, лазанья, равиоли. Уходил когда, отпускать не хотели. - Андрей, пока рассказывал, успел начистить картошки и лука. - Не сиди, на вон, морковку почисти, - пододвинул он Михаилу нож и морковь.
        - Андрей, если честно, то на кухне я кроме яичницы и картохи в мундирах ничего не умею. Микроволновкой еще пользоваться могу, но у нас ее нет. Так что лучше сам, - и Михаил отодвинул морковку назад.
        - Настя морковку чистить, скорее всего, умеет, но лучше я сам.
        - Дядя Андрей, а про что ты вот это сейчас рассказывал? Пицца вот эта, ризотто? Я никогда про это не слышала? Вкусно? На что это похоже? Ты сделаешь?
        - Что-то сделаю, что-то нет. У нас духовки нет, испечь ничего не получится. Но как-нибудь попробуешь всё, Настя, не переживай, - Андрей, рассказывая, бросил в кастрюлю последние ингредиенты. - Ну вот, минут десять покипит и можно есть, а то одни разговоры с утра. А пустое брюхо к ученью глухо, так еще древние говорили.
        После обеда Настя вдруг спросила:
        - Дядя Миша, а ты обещал новое платье мне купить, помнишь? Когда пойдем в магазин?
        - А вот сейчас и пойдем. Надо развеяться немного, а то, и правда, достану я вас, - сказал, поднимаясь из-за стола, Михаил.
        - А куда пойдем? - спросил Андрей. - Магазины промтоварные, небось, закрыты все, да и вряд ли там что есть сейчас. В ЦУМ, может?
        - В ЦУМе сейчас армейские части квартируют, никакого магазина, одна большая казарма, я вчера видел, - ответил Михаил, обуваясь. - В ГУМ пойдем, там часть магазина еще должна работать сейчас. До середины октября, по крайней мере, пока не начнется, должны работать.
        - А что в середине октября случится, дядя Миша? - Настя собралась в поход за новым платьем быстрее всех и уже стояла у двери.
        - Большая московская паника начнется, нам бы спокойно пережить ее, ладно, время есть, позже займемся припасами.
        - И почему паника начнется?
        - Настя, уже объясняли ведь, фронт приблизится к Москве, начнется массовое бегство из города. А мы никуда не побежим, у нас и здесь работа найдется. Хватит про это, успеем насмотреться, пойдемте уже, - и Михаил открыл входную дверь.
        ГУМ, в отличие от зданий на другой стороне Красной площади, никак не маскировали, может, очередь не дошла. Знаменитый фонтан на первом этаже не работал - его заложили какими-то ящиками. На входах в несколько галерей красовались фанерные таблички с названиями учреждений, которые переехали в магазин, под табличками сидели вахтеры. Покупателей в магазине почти не было, как сказала одна женщина, у которой они спросили дорогу - сейчас всё по карточкам только, ничего и не осталось почти.
        Михаила, впрочем, это не остановило ни на секунду. В магазине готового платья он пошептался о чем-то с продавщицей, откуда-то появилась заведующая и из торгового зала они всей компанией переместились в какую-то каморку, куда заведующая с продавщицей, движимые, несомненно, исключительно внезапно вспыхнувшими любовью и альтруизмом, принесли три платья, зимнее пальто, теплую куртку, белье и чулки для Насти, увенчав всю кучу сверху меховой кроличьей шапкой, а на пол поставили ботиночки и сапожки на меху.
        После этого представления наступила очередь Андрея, которого нагрузили вполне приличным полушерстяным костюмом, зимним пальто, пятью или шестью рубашками, кепкой, кучкой белья и черными ботинками. Приблизительно то же самое получил и Михаил.
        Упаковав все приобретения в серую упаковочную бумагу и перевязав бечевкой, заведующая посмотрела на образовавшуюся кучу и выдала вердикт:
        - Не надо вам с этим всем по магазину ходить. Вы, товарищи, сейчас из магазина выйдете, идите до Исторического музея, там до метро Площадь Революции дойдете, а Зинаида вам все ваши свертки туда поднесет. Не беспокойтесь, накладок не случится, - при этом взгляд ее следил за выражением лица Михаила, а улыбка не сходила с губ, очевидно, ей очень хотелось понравиться этому замечательному человеку, который вызвал у нее абсолютно необъяснимую симпатию.
        И через каких-то десять-пятнадцать минут у метро Зинаида, обвешанная свертками как новогодняя елка, озираясь по сторонам, будто это помогло бы ей, случись кого заметить, передала им обновы с рук на руки у метро.
        - А теперь - домой, мне надо все эти красивые вещи еще раз померить, - скомандовала Настя и никто с ней не поспорил.
        ***
        Вышли из дома за час до намеченного срока. Настя осталась дома, выполнять самую тяжелую часть операции: ждать их возвращения. До метро добрались уже в темноте, пару раз на них наткнулись прохожие. Из-за соблюдающейся светомаскировки фонари не зажигали, люди, которым приходилось выходить вечером на улицу, передвигались медленно, по стеночке - луну, оставшуюся единственным источником света, временами закрывали тучи.
        На встречу Михаил с Андреем пришли загодя, на станцию зашли порознь. Андрей занял место у перехода, в его задачу входило сказать Коновалову идти за ним на улицу и довести его до сквера возле Большого театра, где его поджидал бы Михаил, который, в свою очередь, оставался у входа, чтобы контролировать, нет ли за подполковником хвоста.
        На станции метро оборудовали бомбоубежище, как и говорил Михаил: возле стен стояли сложенные деревянные настилы, которые устанавливали между рельсами, рядом стояли сдвинутые, чтобы не загромождать проход, лежаки и маленькие детские кровати.
        Возле Андрея остановилась молодая женщина с мальчиком лет семи, у которого развязались шнурки на ботиночках.
        - Мама, а мы сегодня опять будем здесь ночевать?
        - Не знаю, сына, надеюсь, что дома, - шнурок порвался и женщина зашнуровывала ботиночек заново, чтобы можно было завязать бантик остатками шнурка.
        - А мне понравилось, мы с ребятами до тоннеля добежали, только дальше нас не пустили.
        - Не крутись, дай мне завязать этот шнурок уже, - немного раздраженно сказала женщина. Наконец-то шнурок поддался и она, взяв мальчика за руку, повела его к выходу.
        Коновалов появился на станции в пять минут девятого. Основной поток людей уже давно схлынул, так что и Андрей, и Михаил заметили его сразу. Алексей Адрианович, одетый в немного мятый гражданский темно-коричневый костюм и порядком ношенную мягкую фетровую шляпу, рубашку с небрежно повязанным галстуком, в черных ботинках, с рыжим портфелем с сильно потертыми углами в руке, выглядел скорее как счетовод с небольшого завода или мелкий чиновник из министерства, но никак не походил на кадрового военного из разведуправления. Он остановился чуть не доходя до Михаила, посмотрел в зал, не останавливая взгляд на Андрее, который неспешно двинулся ему навстречу, постоял несколько секунд, после чего развернулся через левое плечо и так же спокойно ушел к эскалатору, едущему к выходу, встал на него и уехал, все так же не поворачивая головы.
        Андрей продолжил идти в сторону Михаила, но тот жестом остановил его, пошел к последнему вагону укороченного до четырех вагонов поезда и уехал. Такой вариант они предусматривали. Андрей вышел на поверхность через площадь Свердлова, повернул у Большого театра и пошел по Петровке к повороту на Кузнецкий мост, где минут через пятнадцать появился и Михаил.
        - И что это было? - спросил всё ещё недоумевающий Андрей.
        - Обосрался подполковник, скорее всего, побоялся, что это провокация какая-то, проверка, да что угодно, только не то, что мы ему говорили. Ну и хрен с ним, еще кого-нибудь найдем.
        - Ладно, пойдем домой потихоньку, темно, ни хрена не видно, - сказал Андрей. - Ты уже подумал, когда в Арзамас поедем?
        - Да все продумал я давно. Прокатимся завтра на поезде как белые люди, нечего тянуть, время идет. Дома покажу тебе, с кем ехать будешь.
        Михаил наконец-то успокоился, даже отрицательный результат прошедшей встречи его удовлетворил, он даже заговорил размереннее.
        - Что, Миша, дергаться перестал?
        - Понимаешь, Андрюха, вот никак всю жизнь не могу избавиться от этого, понимаю, что хреново, но сделать ничего не могу. Бесит меня неопределенность. Вот когда решилось всё - тут я спокоен как удав, ничто меня поколебать не может. А неопределенности не люблю.
        В слабом лунном свете впереди появились три силуэта, двигавшиеся в их сторону. Чуть ближе стало видно, что это патруль: командира в фуражке сопровождали два солдата в пилотках, каждый из которых держал на плече винтовку с примкнутым штыком.
        - Граждане, документы к осмотру предъявите, - козырнув, сказал стоящий в центре начальник патруля и положил руку на кобуру. В тусклом лунном свете блеснул в его петлице одинокий кубик младшего лейтенанта
        Андрей, хоть и знал, что документы его пройдут любую проверку, каждый раз волновался, когда их приходилось предъявлять. Пройти по центру Москвы ночью, не наткнувшись на патруль, получалось с трудом.
        - У меня документы во внутреннем кармане пиджака, достаю, - опередил Андрея Михаил и показал, достав из кармана, удостоверение.
        Младший лейтенант махнул рукой в арку двора:
        - Туда пройдемте, там посмотрим, не будем нарушать светомаскировку.
        Когда они отошли в арку, солдаты стали по сторонам и немного поодаль, а командир посветил на документ фонариком и, едва глянув на открытую книжечку, поспешно козырнул:
        - Всё в порядке, товарищ капитан госбезопасности. Ваши документы покажите, пожалуйста, - повернулся он к Андрею.
        - Этот товарищ со мной, - кивнул на Андрея Михаил.
        - Документы предъявите, пожалуйста, - повторил через секунду начальник патруля, будто и не слышал, что сказал ему перед этим Михаил.
        Андрей наконец достал паспорт и подал его военному. Взяв документ, он несколько секунд посмотрел на него и отдал, внимательно, насколько позволял свет фонарика, осмотрел разрешение на передвижение в ночное время и отдал их Андрею.
        - Всё в порядке, товарищи, можете следовать своим маршрутом, - сказал младший лейтенант и, еще раз козырнув, увел за собой патруль.
        Глава 4
        Уводят улицы, как скучный спор,
        И подведут в упор
        К убийственному для тебя вопросу...
        16 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        - В Арзамас поедешь со мной завтра? - спросил Михаил утром за завтраком.
        - Поеду, какие проблемы. Только три недели назад для нас с Настей это проблематично оказалось.
        - Это потому, Андрюша, что ты действовал неправильно. Ты поперся и встал в очередь, а очередь ого-го какая большая. А мы поедем без очереди и с удобствами. Арзамас сейчас - огромный железнодорожный узел, через него чуть не половина поездов идет. А вас понесло в какой-то Владимир, в Вологду еще б поехали, или в Ярославль. Короче, сейчас пойду, возьму билеты, завтра съездим, за день-два управимся. Настя нас дома пока подождет.
        - Не останусь я здесь. Вы же тетю Дашу освободите, как ее без меня узнаете? И мне без вас здесь страшно, если честно.
        - Прости, Настя, про это я не подумал. Возьму в таком случае и на тебя билет, конечно же. Ладно, я на Казанский вокзал, скоро вернусь.
        Едва хлопнула входная дверь за Михаилом, как к Андрею пришла Настя.
        - Дядя Андрей, а можно мне читалку с собой взять?
        - И как ты собралась читать ее? А если увидят?
        - Придумай что-то, дядя Андрей, ты же можешь!
        Андрей взял читалку в руки, повертел ее, приложил к лежащей на столе книге.
        - Ладно, неси сюда какую-нибудь книжку, страниц на двести, детскую какую-нибудь, чтобы никто не удивился, что ты ее читаешь, и чтобы не жалко испортить - сказал Андрей, немного подумав.
        - Вот, нашла, - подала ему бумажный томик Настя, - «Приключения Тома Сойера».
        - Не жалко? Хорошая книга ведь, а мы ее испортим сейчас безвозвратно.
        - Нет, потому что этой книги две штуки одинаковых почему-то и в этой страниц в конце не хватает, видишь, вырваны.
        - Ладно, давай нож неси, будем играть в игру «Шпионское снаряжение».
        Андрей пролистал несколько десятков страниц в начале книги, приложил читалку к странице и обвел контур карандашом. Получилось почти по размеру текста. Вырезать пришлось чуть меньше сотни листов, чтобы читалка уместилась по толщине. Промазали вырезанные страницы клеем, чтобы не разваливались - и тайник для читалки готов.
        Пришел Михаил, принес билеты.
        - Так, друзья, едем вечером сегодня, в восемь с копейками, утром в Арзамасе, постараемся там не задерживаться. Настя, рассказывай про свою тетю всё, что помнишь и знаешь.
        - Тетя Даша, она мне по отцу тетя, Дарья Андреевна, девичья фамилия Трухачева, по мужу Бугаева, родилась..., подождите, она старше папы на три года, папе сейчас тридцать пять исполнилось бы, тогда ей тридцать восемь, значит, третьего года рождения, пятнадцатого апреля день рождения у нее, муж ее умер шесть лет назад от туберкулеза, работает в Институте биохимии на Ленинском проспекте, лаборантом.
        Михаил всё это тщательно записывал себе в блокнот.
        - Ладно, с этим понятно. Сейчас надо хоть глянуть, где там в Арзамасе отделение НКВД и кто начальник, не по улицам же у прохожих спрашивать. Все дружно отдыхаем и часиков в шесть выдвигаемся. Еды берем на двое суток.
        Но отдых не задался. Через час, поворочавшись,Михаил спросил:
        - Спишь, Андрюха?
        - Уже нет. Что хотел? Рано же еще.
        - Что-то хреновое грядет, Андрей, такое, знаешь, совсем плохое.
        - Еще бы чуйка твоя, Миша, говорила с какой стороны поганок ждать, цены бы ей не было. Что, предлагаешь отложить поездку?
        - Нет, ехать надо. Меня провинциальные начальники не пугают. Что-то такое случится, от чего застраховаться не получится. Давай-ка мы с тобой в нашу будку на всякий случай тревожный чемоданчик занесем. Пусть лежит, баблишко кое-какое, бланки документов, электроники по мелочи, знаешь, чтобы забежал, схватил и побежал дальше. Вдруг придется быстренько воспользоваться, если, допустим, квартира под наблюдением. Волкодавы местные не дураки, но и мы не солдаты первого года службы, так же? - приговаривал Михаил, складывая в рюкзак всякое добро, бессистемно, казалось бы, выхватывая их отовсюду. - Ну вот, занесем, пускай полежит там, есть не просит, а мне спокойнее.
        Отнесли немалый по размерам рюкзак уже в сумерках без всяких приключений.
        Так же без событий доехали на трамвае к Казанскому вокзалу, где, потолкавшись, нашли свой поезд и вагон, возле которого стоял одинокий проводник. Никто не рвался штурмовать этот состав, будто каким-то волшебным способом его отгородили от бушующего моря пытавшихся уехать москвичей. Проводник проверил документы, которые ему показал Михаил:
        - В третье купе, товарищи, через пятнадцать минут отправляемся. Там застелено уже, располагайтесь. Чаю принести вам попозже?
        - Нет, спасибо, чай сейчас не надо, утром попьем, - ответил Михаил и они пошли в свое купе.
        - Никого не будет? - спросил Андрей, когда поезд тронулся, а в купе больше никто не подсел.
        - А кто ж будет, если я, как в том старом анекдоте, зарезервировал всё купе за нами, - хохотнул Михаил.
        - Я на верхнюю полку, - заявила Настя и, не дожидаясь ответа, полезла наверх, тут же раскрыв книгу.
        - Что это ты там читаешь, Настя? - спросил Михаил.
        Настя показала книгу.
        - Хороший выбор. Дай-ка гляну, я в квартире две таких видел, - Михаил взял у не успевшей отреагировать Насти книгу и открыл ее. - Та-а-а-ак, и что это за фокусы? Твоя работа, Андрюха?
        - Моя.
        - Ну прямо дети малые. А украдет кто книгу вашу или случайно заметит, дальше что? Вы головой думаете хоть? Нельзя же так, ну сколько вам объяснять!
        - Не злись, дядя Миша, это я всё придумала. Прости, больше не будем.
        - Настя, ты должна понимать что одно неверное слово - и мы все покойники. И родня твоя заодно. И повезет, если сразу покойники, а мучиться не придется. Эти, - Михаил махнул головой в сторону окна, - не посмотрят, что ты девочка и тебе двенадцать лет. А на нас тем более смотреть не будет никто. Они, - он опять мотнул головой, будто за окном сидели настороже таинственные чекисты, - о державе думают, а если для державы надо замучить какую-то девчонку мелкую, то так и сделают. Может, им самим противно будет это делать, но сделают, работа их такая. Понятно? Чтобы впредь никакой самодеятельности! Настя?
        - Понятно, - проворчала Настя.
        - Ладно, на, читай. Сделали хорошо, грамотно. Книгу из рук не выпускать, никому не давать.
        - Ну что я, маленькая, дядя Миша? Что ты мне все объясняешь по сто раз?
        - Маленькая, Настя, маленькая, - вздохнул Михаил. - Ладно, давайте спать укладываться, завтра много работы предстоит.
        
        17 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Приехали на вокзал в Арзамас в без четверти девять. Как заметил, выйдя на перрон Михаил, хорошее время, чтобы сделать дела и успеть отдохнуть.
        - Значит, как договорились, вы в больницу и ждете меня там, я в управление, как решу вопросы, к вам туда и подойду.
        - Ни пуха, ни пера, дядя Миша!
        - К черту, Настенька. Всё, идите, дальше я сам.
        Михаил, мгновенно преобразившись, пошел по улице. Сразу стало видно: идет не просто начальник, а очень большой начальник, которому просто взбрела в голову блажь почему-то пройтись пешком. Андрей с Настей провожали его взглядом, пока он не скрылся за углом.
        - Пойдем, Настя. Проведаем Иохеля Моисеевича, как он тут без нас поживает.
        Больница никуда не делась, стояла на том же месте. В приемном покое царила тишина, за столом сидела пожилая медсестра и что-то записывала в журнал, высунув от усердия кончик языка.
        - Здравствуйте, простите, а доктор Гляуберзонас на месте?
        Медсестра оторвалась от своих записей, в последнюю секунду успев подставить под сорвавшуюся каплю чернил листик бумаги, выполнявший роль промокашки и посмотрела на Андрея.
        - Здравствуйте, Иохель Моисеевич сегодня на скорой дежурит, они на вызов уехали недавно. Вы посидите, подождите, они же вернутся.
        - Спасибо, мы на улице посидим тогда, чтобы не мешать.
        - Да Вы и здесь никому не помешаете. Я Вас помню, мы же девочке тогда швы на лоб накладывали, а Вы Володьке Беклемишеву кусок из горла выталкивали. Он на следующий день приходил, искал Вас, поблагодарить хотел. Пойдемте, я вас в ординаторскую отведу, там подождете, никого нет все равно сейчас.
        Иохель вбежал в ординаторскую через час:
        - Андрей, Настя, здрафствууйте! Каккая неошитанная фстречча! [1]
        - Иохель, успокойся, а то ты с таким диким акцентом говоришь, что тебя и не понять почти.
        - Я просто не ожидал увидеть вас, очень обрадовался. Вы какими судьбами здесь?
        - Приехали со знакомым одним по делам, вот, решили подождать у тебя здесь, всё равно идти больше некуда.
        - Молодцы, я очень рад вас видеть. Я часто вспоминал наш разговор тогда. Знаешь, Андрей, я ведь написал статью про тот случай с рабочим, отправил в журнал «Вестник хирургии» на прошлой неделе.
        - Ну и молодец, смотришь, пригодится, займешься наукой после войны.
        - Про войну не успел сказать. Я отправляюсь в армию на следующей неделе. Буду командовать медицинским взводом в медсанбате. Так что очень хорошо, что мы встретились сейчас. Давайте пить чай, пока нет вызова на скорой. Настя, как твоя рана?
        - Спасибо, Иохель Моисеевич, зажила, дядя Андрей снял швы через неделю, всё в порядке теперь, почти не видно уже.
        Иохель пошел распоряжаться насчет чая, а через минуту зашла медсестра из приемного покоя:
        - Андрей Григорьевич, там Вас мужчина спрашивает какой-то, начальник, судя по всему. С ним женщина еще.
        Настя вскочила и с криком: «Тетя Даша!» убежала из ординаторской.
        - Спасибо огромное, очень хорошие известия, как видите. Я сейчас, доктора дождусь только, неудобно уходить, не прощаясь.
        Пришедшему Иохелю Андрей сказал:
        - Извини, дружище, не до чая, наверное, сейчас, там Настина тетя нашлась, она и убежала к ней. Пойдем, познакомлю со своим товарищем.
        Иохель, которому Андрей рассказывал, куда «потерялась» Настина тетя, только улыбнулся:
        - Конечно, какие вопросы, если человек нашелся, это очень хорошо. Пойдем.
        На улице стоял Михаил рядом с маленькой худенькой женщиной, одетой в легкое ситцевое платье и легкую кофточку, с головой, укутанной в платок. Одежда ее, да и вся она, казалось, была покрыта слоем пыли. На женщине висела Настя и, не переставая, целовала её:
        - Тетя Даша, дорогая, я же так скучала без тебя, как же ты, миленькая моя...
        - Отойдем, - сказал Андрей Михаилу, - наверное, это надолго. Познакомься, Миша, это доктор Гляуберзонас, Иохель Моисеевич. Он нам с Настей очень помог тогда.
        - Здравствуйте, Иохель Моисеевич, рад знакомству, - пожал Иохелю руку Михаил. - Вы уж извините, нельзя ли помочь даме помыться и почистить одежду, а то в том месте, где она до сиз пор пребывала...
        - Да, конечно. Это мы сейчас быстренько организуем, - ответил Иохель. - Сей момент, и одежду какую-нибудь соберем, и покормим. После такого, конечно, надо человека в порядок привести.
        - Ладно, пойдемте всё же попьем чай. Вы идите, а я пока распоряжусь о помощи нашей даме.
        - Сейчас, Иохель, одну минутку, - Андрей взял Михаила за локоть и потащил в сторону. - Как всё прошло?
        - Как по маслу. Они даже уголовное дело не успели завести, так что проблем никаких. Позже подробности.
        - А с дедом что?
        - С дедом сложнее, надо ехать на стройку, здесь рядом, но пешком такому большому начальнику не с руки ходить. Сейчас машина через часок приедет и меня какой-то Абаськин повезет туда.
        - Абаськин? Часом, не лейтенант из Чебоксар? Нас с Настей тогда подвозил как раз Абаськин.
        - Лейтенант. Из Чебоксар. Его сюда откомандировали за каким-то чертом. Очень интересное знакомство получается, чрезвычайно интересное, знаешь ли. Поговорю с ним при случае, наверное, этот славный молодой человек захочет мне всячески помочь. Слушай, Андрей, давай так: вы здесь еще побудьте, с Гляуберзонасом пообщайтесь, тетю покормите, а я вернусь в управление, дождусь этого Абаськина и съезжу на стройку. А потом разберемся с тетей, там увлекательная история вырисовывается. Надо будет еще раз наведаться к их родне, там, оказывается, такая интересная личность живёт, ты удивишься. Всё, ждите, я постараюсь поскорее вернуться.
        Дарью Андреевну Бугаеву оперативно помыли, одели в больничную пижаму на несколько размеров больше, накормили и теперь она, улыбаясь чему-то, спала на кушетке в ординаторской, укрытая больничным же одеялом.
        Михаил вернулся часа через три, один.
        - Ну что, Миша, какие новости? - спросил его Андрей, когда тот вышел за ним на улицу.
        - Уехал. Группу тридцать с небольшим человек увезли в формирующуюся воинскую часть неделю назад. Место формирования - где-то под Куйбышевым, точнее сказать не могут, местные их с рук на руки передали военным и забыли. Узнает Абаськин, сообщит мне в Москву, до востребования. Он, знаешь ли, с удивительной теплотой вспоминает ваше маленькое путешествие. Как я его прижал в уголке и напомнил о поездке, так и потек гордый представитель чувашской государственной безопасности, как пионер какой. Стал мне лучшим другом и бегал по этой стройке с реактивной скоростью, лишь бы я поскорее оттуда уехал и не мозолил ему глаза. Так что результата практически нет.
        - А что ты говорил про Настину родственницу эту местную?
        - Так она в органы и настучала про Дарью Андреевну, якобы, та призывала ее хватать в руки хлеб-соль и бежать встречать Гитлера. Тварь, короче, небось, на вещи позарилась. Надо обязательно сейчас пойти провести разъяснительную работу среди отдельно взятой гниды. Очень я таких стукачей люблю, знаешь ли, аж руки чесаться начинают.
        - Вдвоем сходим? - спросил Андрей, поглядывая на спящую Дарью и примостившуюся возле нее Настю.
        - Пожалуй, да. Незачем нашим дамам в разборках участвовать. Мы их после о случившемся проинформируем. Далеко идти? Дорогу помнишь?
        - Да ну, какое там далеко, с километр, может, или чуть больше. Рядом всё. Вон, видишь, церковь на углу? Возле нее налево, а там рядышком уже, Калинина, дом семнадцать. Пойдем, покажу. Мне эта жаба с первого раза очень понравилась.
        Крашеный зеленой краской домик стоял на том же месте, наличники никуда не делись, две яблони перед домом так же радовали глаз густо усыпанными ветками плодами. Под яблонями собирала падалицу уже знакомая Андрею полноватая женщина, возможно, в том же халате, что и в прошлый раз.
        Не спрашивая, Андрей толкнул калитку и та с легким поскрипыванием открылась. Андрей, а за ним и Михаил начали входить во двор. Женщина повернулась посмотреть, кто заходит, увидела Андрея и в ту же секунду завизжала:
        - Ой, люди, бандиты! Бандиты напали! Зовите скорее милицию, они же меня убивать будут!!!
        - Эта, что ли? - спросил Михаил в короткую паузу между воплями.
        - Эта, кто же еще.
        - Про милицию это она очень хорошо придумала. С милицией представление получится еще интереснее. Пойдем вон, на лавочке посидим, подождем представителя власти, - предложил Михаил. - В ногах правды нет.
        - А в чем есть?
        - Кто ж его знает, но точно не в ногах.
        Они присели на лавочку, сняв с нее плетеную корзину с падалицей. Женщина, обескураженная их поведением, ненадолго замолчала, а после перешла в атаку:
        - Чего приперлись? Давайте отсюда, вас никто не звал! Сейчас милиция придет, они вас быстро на место поставят! С тебя, белобрысый, за тот раз еще спросят, ты мне платье новое на клочки порвал, за всё заплатишь!
        - Вы, гражданка, кричать перестаньте. Милицию Вы правильно вызвали. Милиция нам всем очень нужна сейчас, - сказал Михаил, доставая из кармана удостоверение НКВД.
        Баба, увидев удостоверение, тут же закрыла рот, внезапно передумав что-либо говорить, побледнела и, прислонившись к стене дома, начала медленно сползать на землю.
        - Гражданка, прекращайте здесь изображать умирающего лебедя. Вон, как раз милиционер пришел, Вам ему очень много рассказать придется сейчас, - сказал Михаил, кивая на входящего в калитку милиционера.
        Тот подошел и, козырнув, представился:
        - Старшина милиции Голиков. Что здесь у вас случилось? Чего кричала, Степанова?
        - Майор госбезопасности Щукин, - представился Михаил, показывая удостоверение. - Вот, зашли к гражданке по поводу лжесвидетельства и оговора разобраться. Гражданка Степанова двадцать четвертого августа сего года подала в органы НКВД заявление на гражданку Бугаеву, содержащее заведомо ложные сведения и пыталась завладеть вещами гражданки Бугаевой, надеясь на то, что та в ближайшее время будет отбывать срок наказания. Однако, органы государственной безопасности разобрались в этом деле и гражданка Бугаева в настоящее время очищена от всяких подозрений. Поэтому мы с товарищем зашли к гражданке, - тут Михаил сделал паузу и посмотрел на съежившуюся бабу, лицо которой приобрело зеленовато-серый оттенок, - Степановой за вещами товарища Бугаевой, которые та оставила у нее.
        - Ой, так я ж отдам всё, как есть отдам, нешто ж я чужое взять, да никогда в жизни, - женщина по стенке мелкими шажками начала пробираться к входу в дом.
        - Вы знаете, старшина, там принято решение, - Михаил посмотрел вверх, указывая, где именно это решение принимали, - хода делу не давать. Вы же участковый здесь?
        - Так точно, - милиционер ел высокое начальство глазами и всем своим видом показывал преданность и понимание задачи, которую сейчас на него возложат.
        - Расслабьтесь, старшина, мы здесь, скорее, с неофициальным визитом. Зовут Вас как?
        - Михаил. Петрович, - отчеканил милиционер.
        - Вы случайно не родственник Аркадию Петровичу? - внезапно спросил Михаил.
        - Не, Аркадий Петрович, он же курский, они сюда перед империалистической переехали, но жили на одной улице, так что знаком я с товарищем Гайдаром.
        - Хорошо. Так вот, Михаил Петрович, - Михаил приобнял милиционера за плечи, - делу ход решили не давать, но Вы тут на месте, пожалуйста, за этой Степановой проследите. Это моя личная просьба. Очень уж она противная баба, как мне кажется. Постарайтесь, старшина, чтобы гражданка Степанова не забывала о том, что у нас есть кому поставить ее на место. Договорились?
        Гражданка Степанова в это время выволокла из дома два чемодана.
        - Вот, всё, до последней ниточки. Как на духу, ничего не утаила, всё здесь. Простите заради бога, бес попутал, - заикаясь, забормотала она и мелко закрестилась трясущейся рукой, кланяясь в сторону церкви.
        
        [1] Густой прибалтийский акцент и далее сопровождает речь доктора, но для удобства всех участников процесса предлагаю самостоятельно представлять его, читая книгу.
        Глава 5
        В дешевых кабаках, в бормочущих притонах,
        В ночлежках для ночей бессонных
        17 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Чемоданы, хоть и достаточно объемные, особой тяжестью не отличались. Открыв один, Андрей увидел детские вещи и обувь.
        - Здесь - Настины, у тебя, значит, Дарьины. Пойдем?
        - Ну что, Михаил Петрович, мы пойдем, пожалуй, - сказал Михаил, обращаясь к милиционеру, - Вы уж тут без нас дальше.
        Он подхватил оставшийся чемодан и, не глядя на вытянувшегося по стойке «смирно» и отдающего честь старшину, пошел вслед за Андреем к калитке.
        Когда они отошли немного, Андрей спросил:
        - Так как там, Миша, у чекистов прошло, расскажешь?
        - Да что там рассказывать, страна непуганых идиотов. У них же тут старший лейтенант отделением заведует, а на пороге вдруг целый майор с письмом от Меркулова [1] появился. Понятное дело, сейчас в связи с войной и стройкой этого узла связи [2] сюда начальство и побольше майоров залетает, но страх перед большими чинами никуда не делся. Ну а после всё просто - начальник дал команду, подчиненные отработали. Уголовное дело никто не завел в запарке, бросили в камеру и мариновали, пока очередь не дойдет, даже не допросили ни разу. Бумаги я, помахивая письмом Меркулова, изучил, да там и бумаг этих три листочка, фигня. Записали, что сведения не подтвердились и в архив папочку отправили. Всё, конец истории. Дарья Андреевна Бугаева отныне свободный человек и органы государственной безопасности принесли ей извинения за доставленное неудобство.
        - Ну и хорошо. С дедом - будешь ждать сигнала от чебоксарского чекиста?
        - А что еще остается. Там возле Куйбышева этих воинских частей сейчас формируется видимо-невидимо, сам черт ногу сломит искать кого-нибудь. А мелькать с поисками опасно очень, можно нарваться на какого-нибудь служаку въедливого и спалят за три секунды. Спросят, на фига мне зек какой-то, что я им отвечу? Нет, рисковать не будем. Да и что мне дед скажет, когда я его найду и предложу от войны откосить?Да и не стану я ему это предлагать.
        За разговорами они дошли до больницы.
        - Слушай, Андрей, давай так: я на вокзал, узнаю про обратный поезд, ты давай к дамам нашим, дай там медсестрам денег рублей пятьдесят, или сколько там надо, пускай поесть организуют, ну и за хлопоты. Нам ерунда, а им какая копейка карман не оттянет, - сказал перед воротами в больницу Михаил.
        - Давай, не задерживайся, ждем тебя, - Андрей забрал второй чемодан и пошел к знакомому уже приемному покою.
        Утренняя медсестра сидела там же, за столом, и опять что-то писала.
        - Вы уж извините, неудобно как-то получилось, я даже не знаю, как к Вам обращаться, - сказал ей Андрей.
        - Ой, да что Вы, ничего страшного, - женщина почему-то засуетилась, положила на край стола ручку, которую тут же смахнула на пол каким-то журналом, полезла под стол поднимать ее. - Светлана я, Дерюгина Светлана, медицинская сестра приемного покоя.
        - Светлана, да успокойтесь Вы, - сказал Андрей, поднимая ручку, докатившуюся к его ногам. - Что случилось-то? Мы же утром с Вами нормально разговаривали. Я же не начальник какой, можно даже сказать, наоборот, гость ваш. А Вы чуть не по стойке «смирно» встаете.
        - Так Вы же вот... ну, с Вами этот... начальник какой, наверное, большой... и Вы вот тоже, значит... - забормотала Светлана, теребя халат, поправляя косынку на голове и густо краснея.
        - Перестаньте и успокойтесь. Глупости всё это. Послушайте, у меня к Вам просьба. Не могли бы Вы послать кого за продуктами? Вот, возьмите, пожалуйста, деньги, - Андрей протянул ей купюру, - организуйте что-нибудь на нас четверых. Не объедать же вашу больницу, пока мы здесь.
        - Ой, да что Вы, не надо, мы и так бы покормили, - начала отговариваться медсестра, пряча при этом деньги в карман.
        - Вот и хорошо. Будем считать, что договорились. Наши там же, в ординаторской? - спросил Андрей, поднимая чемоданы.
        - Да-да, там же. Вы не беспокойтесь, скоро я всё принесу, я здесь недалеко, - медсестра, не дожидаясь, пока Андрей уйдет, убежала на улицу.
        В ординаторской всё осталось как было, когда Андрей с Михаилом уходили полчаса назад за вещами: Настя у окна читала «Тома Сойера», её тетя посапывала на кушетке. Звук открывающейся двери, очевидно, побеспокоил ее и она быстро вскочила на ноги, озираясь по сторонам.
        - Ой, простите, я никак не могу привыкнуть, что я здесь, - она села на кушетку, приглаживая рассыпавшиеся по плечам волосы пальцами рук.
        - Дарья Андреевна, всё в порядке, не беспокойтесь и постарайтесь забыть все Ваши неприятности, они позади. Никто Вас в НКВД больше не потащит, - сказал ей Андрей, усаживаясь на стул. - Посмотрите, пожалуйста, вот чемоданы ваши, всё ли на месте?
        - А откуда наши вещи взялись? - Дарья, наконец, обратила внимание на стоящие у двери чемоданы.
        - От гражданки Степановой, которая раскаялась и слезно просила их забрать, а то, говорит, место занимают, пройти невозможно, - улыбнулся Андрей.
        - Это же она на меня донос написала, гадина, то-то вилась вокруг вещей моих, лапала их да на себя прикидывала. Это же надо, за тряпки какие-то меня в тюрьму посадить хотела, - она начала всхлипывать.
        - Успокойтесь, пожалуйста. Я же сказал: всё в прошлом. Настя, налей воды своей тете.
        - Вы даже не знаете, как ТАМ ужасно всё. Я только думала, как это пережить, у меня бы сил не хватило, - Дарья, стуча зубами о край стакана, в несколько больших глотков допила воду из стакана. - Настя, еще налей, пожалуйста.
        - Ладно, сейчас дождемся нашего товарища и узнаем, когда поедем назад. Поесть нам скоро принесут, я договорился.
        - А Ваш товарищ, который, ну... там... он кто? - спросила Дарья, допивая второй стакан воды.
        - Не здесь. Мы всё объясним, но позже. Поверьте, Дарья Андреевна, мы все здесь на Вашей стороне, вот Настя может подтвердить.
        Настя с важным видом кивнула головой.
        - Тетя Даша, не беспокойся, это наши друзья. И дядя Андрей, и дядя Миша. Я у них жила в квартире всё время. Они в обиду не дадут.
        - Вы, Дарья Андреевна, вещи-то проверьте, если чего не хватает, так мы сходим, поищем.
        - Да вроде на месте всё, только перерыто, видать, родственница любимая искала что-то. Вот и Настина метрика лежит, - ответила Дарья, проверив оба чемодана.
        - А всё-таки, как же Вы умудрились с Настей тогда на вокзале потеряться? - спросил Андрей.
        - Да так вот и умудрились, я в какой-то момент отпустила её, меня потоком в вагон занесло вместе с чемоданами, а назад уже выйти не получилось. Я и к начальнику поезда ходила, просила высадить, чтобы я назад вернуться могла, а они мне: езжайте, гражданочка, до Арзамаса, а там на месте Вас родственница Ваша и найдет, а отсюда в Москву Вам пешком легче добраться только, поезда не ходят. Говорю им, что родственнице моей двенадцать лет всего, а они и слушать не стали. Вот и поехала на свою голову.
        Медсестра Светлана принесла сколько еды, что Андрей удивился, как она это всё дотащила. Каравай хлеба, десятка два вареных яиц, пироги (с капустой и картошкой, как объяснила, выкладывая из корзины на стол, медсестра), которых хватило бы на неделю и большему количеству народа, горшочек со сметаной, вязка вяленой рыбы, пучок зелени - на столе в ординаторской место кончилось быстро, а бездонная, как казалось, корзина всё преподносила новые и новые сюрпризы.
        - Ну вот, всё, - сказала Светлана, выкладывая кусок домашней колбасы длиной с полметра и две литровых бутыли с молоком, заткнутые газетой. - Если что, я еще принесу, вы только скажите.
        - Хватит, конечно, спасибо огромное, - ответил Андрей. - Денег-то хватило? Добавить не надо?
        - Ой, да что Вы, Андрей Григорьевич, хватило, конечно. Сейчас я сдачу вот, - она потянулась к карману, ничего, впрочем, оттуда не доставая.
        - Не надо, оставьте, - поддержал игру Андрей, - если что, мы теперь знаем, к кому обращаться.
        Медсестра развернулась и пошла к выходу.
        - Корзинку возьмите, забыли, - крикнул ей вслед Андрей.
        - Да здесь оставьте, я потом заберу. А если и заберете, на здоровье только, наплетем еще, - и Светлана с легким щелчком аккуратно закрыла за собой дверь.
        Минут через сорок приехал с вызова Иохель.
        - Ничего себе, у вас тут пир на весь мир. Меня так не кормили, - сказал он, присаживаясь к столу и, схватив пирожок, откусил от него половину. - О, с капусткой, вкусно. Медсестра принесла, Дерюгина?
        - Да вот, попросили, нашла, - сказал Андрей. - Не объедать же больницу вашу.
        - Светлана умеет, молодец, если дома чего нет, у соседей найдет. Очень ценный сотрудник, - ответил доктор, вытирая руки о полотенце, - что ж вы пирожки-то так далеко поставили, специально от меня подальше, нельзя же так с живым человеком. А ведь мне еще людей спасать, я без пирожка с капустой никак не могу.
        - Дамы, давайте-ка мыть руки и садитесь есть, а то дядя Иохель Моисеевич все пирожки приговорит без нас.
        - Сейчас на вызов ездили, очень смешная ситуация. Мужик запил, пил недели две, наверное, ну а сегодня белая горячка приключилась. Показалось ему, что на него волки напали, он от них в сарай спрятался и всю ночь дверь держал, а они дверь снаружи грызли. Вот часа два назад он понял, что дверь вот-вот прогрызут и решил живым этим тварям не даваться. Схватил нож какой-то и перерезал себе горло. Не до конца перерезал, живой остался, но трахеостому себе сотворил. Это такая дырка в горле, - сказал он слушающей с открытым ртом Насте, - её обычно делают, если больному дышать нечем. Так вот, приезжаем мы к нему домой, а он выпил немного, ходит по двору, курит, рубашка вся в крови, зрелище ужасающее. А поскольку у него трахеостома, то дым от папиросы наружу из горла выходит, а не через рот. Мы долго смеялись. Сейчас поем, пойду, зашью ему шею. Главное, белая горячка у него прошла, волки убежали, - улыбаясь, закончил Иохель, и запил пирожок молоком.
        - Один мой родственник из-за неправильной дырки курить бросил, - начал рассказывать Андрей. - У него случилось обострение отита, он долго дома сидел, думал, само пройдет. Тоже водкой лечился. Ну и в какой-то момент у него гной прорвал барабанную перепонку. Ему, естественно, сразу легче стало, и вот он сидит на кухне, выпил на радостях, закурил и смотрит в висящее на стене зеркало. А у него дым из уха попер, через дырку. Испугался и курить после этого бросил.
        - Хорошая история, - сказал Иохель, - ладно, пойду, поработаю немного, не скучайте без меня.
        Михаил вернулся через час, когда на улице уже начало смеркаться.
        - Ага, хотели меня голодным оставить. Налейте-ка молочка в кружечку. Пирожки с чем?
        - Капуста и картошка, только с капустой совсем мало осталось, тут Иохель порезвился, хорошо, на вызов позвали, а то все бы умял.
        - Ничего, с картошкой тоже вкусные. Значит так. На вокзал идем к пяти утра, там нас посадят в вагон прицепной и поедем в Москву. Андрей, у тебя фонарик я видел, жужжащий такой, с динамкой, он работает?
        - Ага, работает, где-то в рюкзаке лежит, - ответил Андрей, допивая молоко.
        - Ты его достань поближе, а то здесь дороги ужасные, а со светомаскировкой ни фига не видно, еще ноги поломаем. Ещё пирожок с картошкой передай, вкусные. Медсестра организовала?
        - Ключница варила [3], она самая, - улыбнувшись ответил Андрей.
        - От ключницы неплохо бы, но пока нет, дома уже, - прожевав пирожок, ответил Михаил. - Праздник устроить не помешает. Что Дарья Андреевна? - кивнул он на дремавшую в углу Дарью.
        - Да она, похоже, от стресса никак проснуться не может. Поела вон немного и опять уснула.
        18 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        В пять утра вся их компания загрузилась в четвертое купе прицепного вагона, минут через десять вагон обнадеживающе дернуло, но на этом движение закончилось и поезд тронулся только часа через три. Михаил ходил ругаться к проводнику, тот приводил начальника поезда, который сначала что-то мямлил невразумительное про паровозную бригаду, после чего начальник поезда, понукаемый Михаилом, бегал к дежурному по вокзалу, коменданту и еще каким-то местным железнодорожным начальникам, но отъезд это ни на секунду не ускорило, хотя и сделало ожидание не таким скучным. Впрочем, Настя и ее тетя на это внимания не обращали, потому что сразу же после того, как зашли в купе, легли спать и крепко спали почти до полудня. Ехали, кланяясь чуть не каждому полустанку,часа два простояли в чистом поле, пока где-то впереди чинили путь и в итоге на Казанский вокзал приехали только в одиннадцатом часу вечера.
        «Граждане, воздушная тревога! Повторяю! Воздушная тревога! Всем пройти в ближайшее бомбоубежище!» - встретил их голос из репродуктора на перроне.
        - Сюда проходим, граждане, без паники, проходим в бомбоубежище, - направлял пассажиров милиционер.
        Пришлось идти в душное бомбоубежище и сидеть там больше часа, пока не зазвучал сигнал отбоя воздушной тревоги.
        - Давай, Андрей, доставай свою динамо-машину, пойдем домой потихонечку, - сказал Михаил, когда они выбрались с внезапно заполнившейся людьми Комсомольской площади, - время позднее, метро закрыто, в такси не содють, остается только пешочком.
        В итоге в Хлебный переулок они добрались только к полуночи. Настя с Дарьей, несмотря на то, что шли без вещей, отстали от Андрея с Михаилом, тащивших чемоданы, метров на пятьдесят.
        - Какая-то пылища здесь несусветная, аж на зубах скрипит, горелым откуда-то воняет, - сказал Андрей шедшему впереди Михаилу, когда они вошли во двор и до их подъезда осталось повернуть за угол.
        Михаил шагнул за угол и вдруг внезапно остановился, так что Андрей чуть не врезался ему в спину.
        - Чего стоим, кого ждем? - спросил он Михаила, но, посмотрев вперед, остановился рядом с ним.
        Дома 17Б по Хлебному переулку, что в городе Москве, столице нашей родины, больше не существовало [4]. Вместо него перед ними лежала груда битого кирпича, в которой пытались копаться какие-то люди.
        - Вот это жопа, - присвистнув, только и смог сказать Андрей.
        - Верное слово, Андрюха, это именно жопа. И мы в ней на очень большой глубине.
        - Вот дела, - удивительно спокойно сказала догнавшая их Настя, - а где же мы сегодня будем ночевать?
        
        начальнику 1-го отдела 2-го Управления
        старшему майору госбезопасности Тимофееву П.П.
        от начальника 3-го отделения ...
        Рапорт
        ... при разборе развалин дома по адресу Москва, Хлебный переулок, 17Б, разрушенного при бомбардировке в 22 часа 30 минут 18 сентября 1941 года в районе первого подъезда ... обнаружены поврежденные огнем обломки различных радиоизделий неизвестного назначения и их корпусов, изготовленных из материала, похожего внешне на эбонит ... надписи на английском языке ... в Китае, Германии и Северо-Американских Соединенных Штатах ... предприятий не существует ... определить назначение приборов не представляется возможным ... также обнаружены значительные суммы в советских денежных знаках (около ... тысяч), долларах САСШ (около ... тысяч) и британских фунтах стерлингов ...переданы для проведения технической экспертизы ... после полного разбора развалин ... приняты меры к установлению...
        [1] В описываемое время Всеволод Николаевич Меркулов - первый заместитель наркома внутренних дел.
        [2] Да, я знаю, что строительство резервного узла связи под Арзамасом началось в ноябре и строили его силами военных строителей, а не зеков, но в этой вселенной это так, как захотел автор. У нас же альтернативная история)))
        [3] Искаженная цитата из фильма 1973 года «Иван Васильевич меняет профессию» режиссера Леонида Гайдая.
        [4] Пытливый читатель мог заметить еще при чтении письма в «Елабуге», что такого адреса в современной Москве нет. Вот поэтому и нет.
        Глава 6
        Сказать, что я бродил по переулкам в сумерки
        И видел, как дымят прокуренные трубки
        Холостяков, склонившихся на подоконники?..
        19 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        - Что значит «где будем ночевать»? - спросила молчавшая до этого Дарья. - Пойдем ко мне. Здесь не очень далеко, возле Зубовского бульвара, минут за сорок дойдем. Только комната моя опечатана.
        - Дарья Андреевна, печать какая-то не проблема, в конце концов, Вы хозяйка. Пойдемте, завтра начнем искать, где жить, - ответил Михаил.
        - Михаил Николаевич, давайте уже без этого имени-отчества, просто Даша. Мне неловко даже, что Вы меня так называете.
        - Хорошо, Даша, давайте так, если Вам удобнее. Тогда и нас с Андреем Григорьевичем называйте просто по имени. Ты ведь не против, Андрей? - спросил он у поправляющего лямки рюкзака Андрея.
        - Не против, пойдемте только отсюда, пыль эта на зубах скрипит, да и нечего здесь делать уже. Показывайте дорогу, Даша, - сказал Андрей, поднимая свой чемодан.
        Сорок минут, однако, оказалось слишком оптимистичной оценкой. На Пречистенке их остановил патруль и у них долго проверяли документы, нудно допытываясь, откуда и зачем они идут среди ночи.
        - Вот и тетин Дашин дом, - сказала Настя, показывая во двор, перед которым они остановились. - Здесь она и живет.
        - Даша, Вы извините, давайте остановимся и обсудим некоторые моменты, - сказал Андрей, ставя чемодан на асфальт. - Надеюсь, Вы понимаете, что о происшедшем в Арзамасе лучше никому ничего не говорить. Совсем ничего. Скажите, что, ну я не знаю, что с родственниками не сошлись характерами, что там работу найти невозможно и Вы хотите работать в Москве, на старом месте. Никаких подробностей.
        - Знаете, Андрей, я и сама не очень хочу рассказывать о том, что случилось, - ответила Даша. - Лучше всё это забыть как страшный сон.
        - Вот и правильно. И еще. О мне и о Михаиле тоже никому и ничего. Нам лишняя известность не нужна, а внимание к нам со стороны, ну Вы понимаете, - в слабом свете фонарика, жужжать которым недавно настала очередь Михаила, Андрей увидел, как женщина кивнула головой, - может принести неприятности всем нам. Чуть позже мы введем Вас в курс дела, а пока представляйте нас, допустим, дальними родственниками из Арзамаса.
        - Хорошо, троюродные братья мужа. Его звали...
        - Дмитрием Тимофеевичем Бугаевым его звали, Настя нам рассказывала, - вмешался в разговор Михаил. - Пойдемте уже отсюда, нечего здесь стоять и привлекать патрули.
        Дверь в коммуналку с шестью звонками Даша открывала долго, путая ключи от трех замков. Когда они наконец, вошли в длинный коридор, из крайней комнаты выглянул лохматый мужик лет пятидесяти с удивительной длины усами.
        - О, Дашка, ты чего это приперлась среди ночи? Мужика себе нашла? Или двух сразу? Это дело надо отметить, наливай!
        - Замолчите уже, Николай Терентьевич, соседей разбудите, - громко зашептала Дарья.
        - Да какие соседи? Один я во всей квартире, хоть всю ночь песни пой, никому не помешаешь. Колокольцевы и Ивановы вместе со своим заводом неделю назад уехали, Оганесова в армию забрали, а Рубин Лева уж дня три, наверное, как ушел и не возвращается.
        - А Варвара Степановна, она где? - спросила Дарья.
        - А Варька моя в больницу слегла, они противотанковые рвы рыли, так ее там землей привалило, так в больницу и свезли, в первую Градскую, так что я человек свободный и, - он остановился, очевидно, утомленный такой долгой речью, икнул, разгладил усы и оперся рукой о дверной косяк, - да, свободный и имею право, вот. Так что наливай, Дашка, в честь приезда!
        - Слышь, Терентьич, давай-ка спать, любезный, а то утром голова болеть будет, - Андрей приподнял шумного соседа за ворот рубашки, затолкал его в комнату и закрыл за ним дверь. - Руки помыть где можно, Даша?
        - Ванная в конце коридора налево, сейчас, подождите, я комнату открою и полотенце дам.
        Михаил взял у Даши ключ от комнаты, сорвал им бумажку с печатью и открыл замок.
        - Заходи, хозяйка.
        ***
        Утром соорудили завтрак из остатков арзамасских запасов. Терентьич, прогромыхав в коридоре какими-то железками, заглянул на кухню, где они пили чай и, пробормотав что-то себе под нос, ушел, хлопнув дверью.
        - Что делать будем? - спросил у всех Михаил, прожевав бутерброд. - Надо бы жилье искать. Здесь на головах друг у друга не очень комфортно.
        - Мне надо в жилконтору, комнату чтобы оформили, а потом на работу поеду, восстановиться надо, а то карточки не дадут, - сказала Дарья.
        - Я дома останусь тогда, - заявила Настя.
        - Миша, давай, я съезжу насчет жилья, есть у меня задумка одна, а ты, наверное, помоги Даше с бюрократией, так быстрее получится.
        - Что за задумка? - спросил Михаил. - Я вроде Москву неплохо знаю, рассказывай.
        - Сокол. Поселок художников.
        - В яблочко. Я бы лучше не придумал. Отлично. Я, честно говоря, не подумал про это место. Всё в сторону Марьиной Рощи мыслил. Сейчас там, в этом поселке,народу в эвакуации чуть не половина, найти какого председателя жилтоварищества или как он у них там называется и организуешь всё. Деньги есть у тебя, или дать?
        - Есть, тут, наверное, на год аренды хватит,если не на два, - ответил Андрей, похлопывая себя по карману. - Ладно, вы тут без меня не скучайте, я постараюсь не задерживаться.
        ***
        «Станция Сокол, конечная, просьба покинуть вагоны», - голос диктора разбудил задремавшего в вагоне Андрея. Он вышел из метро и пошел к поселку художников, до которого идти было меньше километра. Никаких многоэтажек в округе не наблюдалось, если бы не метро, то окрестности можно бы принять за обычную деревню. По улицам неспешно гуляли куры, где-то слышалось мычание коровы. На улице Левитана Андрей спросил у женщины, несшей ведро с водой:
        - Извините, а где бы здесь узнать, где дом сдается?
        - Да кто ж его знает. Кто уехал, кто в армии, не уследишь, - женщина поставила ведро на землю, поправила платок на голове. - Ты сходи, поищи председателя, Борискина, он где-то там, на укреплениях ходил. Вон, смотри, - она показала вдоль улицы, - до первого угла дойдешь, там увидишь, на Саврасова как раз баррикаду строят, спросишь Борискина, покажут.
        - Спасибо за совет. Давайте ведро донесу, мне не к спеху всё равно, - Андрей потянулся к стоявшему на земле ведру.
        - Иди уже, такую тяжесть у меня сил хватит донести, - женщина снова поправила платок, взяла ведро и пошла дальше.
        С улицы Саврасова Андрея послали на улицу Шишкина, но неуловимый председатель уже убежал строить баррикады на Левитана, а с Левитана - на Венецианова. Андрей уже подумал, что придется обойти в поисках Борискина все улицы с именами русских художников, но с улицы Венецианова председатель сбежать уже не смог - улица превратилась в тупик после того, как построили перекрывшую её мастерскую художника Герасимова.
        Всё это Андрею рассказал председатель товарищества Никита Борискин, никак не пожелавший назвать свое отчество.
        - Вот видишь, дорогой товарищ Андрей, это самая короткая улица во всем Советском Союзе, сорок восемь метров всего, но улица, названная именем великого художника Венецианова, - начал проводить бесплатную экскурсию Никита, как только они познакомились, - вон, видишь, в конце мастерская заслуженного художника Герасимова Александра Михайловича. Заслуженный человек, председатель Союза художников, а живет в нашем поселке! - тут товарищ Борискин сделал паузу, чтобы собеседник мог проникнуться важностью момента.
        - Товарищ Никита, мне бы насчет дом снять на длительный срок, - в тон ему ответил Андрей.
        - Дом? Можно и дом. Пойдем, посмотрим. Ты только учти, из городских удобств у нас только электричество. Вода из колонки, печь дровами топим и углем, еда на керосинке или на той же печке. Потянешь такое? Может, в городе поискал бы?
        - Меня, товарищ Никита, всё устраивает. Показывай, что есть у тебя. А я в долгу не останусь.
        - Мне, понимаешь ли, лишнего ничего не надо, мне лишь бы человек дом в порядке держал. А то тут что ни дом, то памятник искусства, двух одинаковых не найдешь во всем поселке. Тут, брат, такие архитекторы дома строили, что только диву даешься. Деревья, опять же, на каждой улице разные насажены, думали люди! И бомбят нас, опять таки, - председатель вдруг перешел на другую тему, - вон, видишь, роддом у нас в июле еще разбомбили, ремонтируют сейчас, госпиталь сделают. Бомба прямо в здание попала, порушило всё до первого этажа сверху, а никто не пострадал. Докторов и рожениц, понятное дело, вывезли всех, но вот видишь, обошлось.
        Первые два дома Андрею не понравились: в одном яблоня упала на крышу и нужен был ремонт, второй стоял прямо возле баррикады и он сразу понял, что после первого же дождя здесь по грязи пройти будет невозможно.
        Зато третий дом, на Верещагина, двенадцать, зачаровал с первого взгляда [1] - за зеленым заборчиком стояло чудо из сказки с остроконечной крышей и высокой трубой над ней,с чердака на улицу смотрело маленькое окошко со ставнями,в дом вело небольшое, буквально метр в глубину, крыльцо, за домом рос небольшой сад, в котором виднелся небольшой сарай, а к задней стенке с левой стороны прислонилась небольшая веранда.
        - Вот этот хорош, - сказал Андрей, возвращаясь к крыльцу, возле которого его ждал председатель. - Здесь бы я хотел жить, товарищ председатель.
        - Ну что ж, просьбу уважить можно. Пойдем-ка в правление, оформим бумаги. Ты в армии служил?
        - Служил.
        - Стрелять умеешь?
        - Дело нехитрое, немного умею. В сарай с трех метров попаду.
        - Шутник ты, товарищ Волошин. В сарай он попадет. А служить пришлось где?
        - Да на границе, на юге, горным воздухом дышал, ответил Андрей, не уточняя, в каких точно горах пришлось бегать.
        - Я почему спрашиваю, товарищ Андрей, здесь у нас, как видишь, и укрепления строятся на всякий случай, и сами мы тоже в стороне не остаемся, - сказал Никита, записав данные Андрея в амбарную книгу и приняв плату за проживание [2]. - У нас тут организованы отряды самообороны и в них записываем всех, кто способен хоть что-то сделать. А вернее, всех, кто хотя бы ходить может. Оружие есть у тебя?
        - Оружия нет пока. Но разрешение есть, - ответил Андрей, решив на всякий случай пока не светить свой пистолет.
        - Ничего, найдем, здесь у нас у местных жителей что-нибудь да найдется. Дежурства потом я тебе сообщу когда. С тобой еще кто приедет? - спросил Борискин.
        - Да брат мой двоюродный, как в дом въедем, подойдем к тебе, оформимся.
        - Бывай, товарищ Андрей, на тебе вот ключ,квитанцию, - он достал из ящика стола, порывшись, ключ с биркой «Вер 12», - заезжай и живи. Дров найти тебе надо, я посмотрел, маловато там, на месяц от силы хватит, но не переживай, это мы организуем.
        Через десять минут Андрей заплатил за вход в метро и поехал к центру.
        Дома у Даши сидела одна Настя. Андрей сгрузил свертки с продуктами, купленными в коммерческом магазине, на стол.
        - Есть новости какие-нибудь? - спросил он Настю, разбиравшую еду по полкам буфета.
        - Да, в жилконторе всё быстро прошло, за час, наверное, управились. А после этого они на Ленинский поехали, на работу к тете Даше. Терентьич напился пьяный, ломился в дверь, таракан усатый, но я его не пустила и он спит, небось, у себя. Он не страшный, только дурной спьяну становится, нудит сильно. Когда жена его дома, она быстро его в порядок приводит, а один он может всю ночь колобродить по квартире. А у тебя что, дядя Андрей, нашел жилье?
        - Нашел, Настя, нашел. Очень красивый дом на Соколе, мне там очень понравилось. Такой, знаешь, поселок, сплошной сад. Красота неописуемая.
        - Когда поедете туда?
        - Вернется сейчас дядя Миша, обсудим с ним. Может, сегодня, может, завтра, как получится. Тесновато здесь вчетвером спать всё-таки, - Андрей кивнул на сложенную в углу раскладушку, на которой спал сегодня Михаил, - да и на полу мне спать не очень понравилось.
        - А меня с собой возьмете? - спросила Настя, сворачивая оберточную бумагу, горка которой возле нее образовалась по мере того, как она раскладывала продукты.
        - Настя, а как же тетя Даша? На кого ты ее оставишь?
        - Я к ней приезжать буду, здесь же недалеко: сел на метро и ты на месте.
        - В школу тебе надо, а не на метро кататься.
        - Сам говорил, что школы не работают, куда же мне идти? Эх, поскорее бы мама вернулась, - вздохнула Настя, - сильно я по ней соскучилась.
        - Ты говорила, что она в институте экспериментальной медицины работает. А кем?
        - Фармакологом. Она новые лекарства придумывает, это не каждый сможет!
        - Новые лекарства, новые лекарства, что-то я такое где-то слышал недавно, пробормотал себе под нос Андрей. - Вспомнил!Настя, а дай-ка мне свою читалку, там же Миша говорил, что-то про лекарства есть.
        - Держи, дядя Андрей, там всяких книжек с непонятными названиями очень много, некоторые даже не по-русски.
        Андрей посмотрел список книг, открыл пару, бегло просмотрел.
        - Ты знаешь, Настя, кажется, твоя мама очень скоро вернется домой и я знаю, как это сделать.
        Михаил с Дашей вернулись, когда на улице уже смеркалось, принесли с собой продукты и бутылку вина.
        - Всё, давайте быстренько на стол накроем и устроим пир, - с порога сказала Дарья. - Всё у меня получилось, спасибо Михаилу за помощь,с комнатой всё решили, на работе я восстановилась, карточки получила. Владимир Александрович, заведующий лабораторией нашей, сказал, что очень хорошо, что я вернулась, а то работы много, а работать некому. У товарища Энгельгардта [3] всегда работы много, но с ним очень интересно.
        - Даша, а Вы можете организовать мне встречу с Владимиром Александровичем? - спросил Андрей.
        - Проще простого. Давайте завтра пойдем со мной на работу и встретитесь с ним. А Вы тоже биохимик, Андрей?
        - Нет, но мне есть о чем поговорить с профессором Энгельгардтом, думаю, ему это будет очень полезно узнать.
        - А с жильем всё получилось у вас? Сняли что-то? - спросила Дарья.
        - Да, всё в порядке, дом на Соколе, в поселке художников. Завтра, наверное, переедем. Хотя что нам переезжать: ботинки обул и готов, - сказал Андрей. - Там, конечно, устроиться еще надо, дров завезти, но это не страшно, сказали, что организовать нетрудно.
        - Андрей, пойдем-ка, пошепчемся, пока тут на стол накрывают, не будем мешать, - сказал Михаил.
        - Пойдем на кухню, Терентьич, скорее всего, спит, мешать нам не будет.
        - Что там у тебя? - спросил Михаил, когда они зашли на кухню.
        - Не у меня, у нас. Помнишь Настину читалку?Ты еще ругал нас, что мы ее в бумажную книгу засунули?
        - Блин, а я с этим дурдомом и забыл совсем. Лекарства! Там же не справочник Видаля какой-нибудь, там же технологические карты, требования к сырью, клинические испытания, всё на блюдечке.
        - С голубой каемочкой?
        - Да с любой каемочкой, Андрюха. Живем! А то у меня после вчерашнего и руки опустились, дурь всякая в голову лезет целый день. Завтра вместе пойдем к профессору. Крутой ученый?
        - Очень. Один из лучших. Помнишь, ты про портрет в музее рассказывал, по которому подполковника узнал? Так вот, это тоже портрет, только на кафедре биохимии, висел в кабинете, где мы пропущенные занятия отрабатывали. Так что я завтра встречу кусочек своего прошлого, только сильно помолодевший.
        
        
        [1] Увы, но сейчас дом на Верещагина, 12 посмотреть не получится - его снесли и построили какой-то новодел.
        
        
        [2] Я сознательно выключил из книги все мытарства с пропиской, ибо ничего в них интересного, кроме очередей и прочего занудства, нет. Кто жил во времена СССР, тот помнит этот геморрой. Пускай будет так, по упрощенной схеме.
        [3] В.А. Энгельгардт - один из выдающихся отечественных биохимиков, в описываемое время возглавлял лабораторию молекулярной биологии в Институте биохимии.
        Глава 7
        Разве я посмею
        Потревожить мирозданье?
        20 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
        - Пешком пойдем, - сказала Дарья, когда они допивали чай. - Время есть еще, погода хорошая, здесь и идти полчаса всего, правда, Михаил?
        - Правда, лучше пешком, чем в транспорте сейчас давиться. Через Андреевский мост перейдем - и на месте, - ответил Михаил, допивая чай, - Терентьич, ты что там за углом притаился? Тебе чай налить? А то покрепче нет ничего.
        Сосед заполз на кухню по стенке. Лицо его уже приобрело тот классический сизоватый оттенок, который так характерен для запойных пьяниц.
        - Николаич, мне бы поправиться, дай денег, я отдам, я вот сегодня похмелюсь и в завязку.
        Накануне сосед свел очень близкое знакомство с Михаилом, причем, не по своей воле. Когда, немного проспавшись, Николай Терентьевич понял, что душа его требует праздника, он устроил в коридоре моноспектакль с песнями и плясками. Быстрее всех впечатлился талантом как раз Михаил, утащивший артиста в ванную и каким-то волшебным способом унявший у того тягу к публичным выступлениям и добавив Терентьичу много очков вежливости, после чего тот всех, включая Настю, начал называть на «Вы» и по имени-отчеству. Впрочем, на Насте он споткнулся, поскольку она не сообщила хмельному соседу свое отчество.
        Сейчас, награжденный кружкой чая и баранкой, Терентьич остался один на кухне с напутствием пьяным домой не приходить, а лучше сразу умереть, так легче будет.
        - Настя, дай-ка книгу свою, пожалуйста, - сказал Андрей, обуваясь.
        - Но я ведь ее читаю! - Настя с большой неохотой рассталась с «Томом Сойером», с обидой глядя, как книга скрывается в недрах рюкзака.
        - Почитаешь еще, - пообещал Андрей и пошел на выход.
        Институт биохимии стоял во дворах и шум с Ленинского проспекта сюда почти не доносился. Вахтер на входе только скользнул взглядом по сопровождавшим Дарью мужчинам. Лаборатория, где работала Дарья, располагалась на втором этаже. Даша заглянула внутрь:
        - Нет никого еще, рано пришли. Ладно, вы здесь посидите, я сейчас схожу посмотрю, где Владимир Александрович. Наверное, с Милицей Николаевной [1] чай пьет, - и Дарья, надев халат, куда-то убежала.
        Михаил с Андреем не успели даже усесться на лабораторные стулья (других в лаборатории не нашлось), как дверь открылась и вошел высокий худощавый брюнет с красивым, как сказали бы авторы книг с участием аристократов, породистым, лицом и бросающейся в глаза эталонной осанкой.
        - Вы к кому, товарищи? Из университета? Мы же договаривались после одиннадцати.
        - Мы к Вам, Владимир Александрович, - сказал мгновенно узнавший молодую версию портрета с кафедры биохимии Андрей. - Вы знаете, у нас с коллегой возник научный спор, он утверждает, что в цикле Кребса выделяется тридцать молекул АТФ, а я - что тридцать две.
        - Вы оба правы. Обычно тридцать две, но при некоторых условиях может и тридцать. Постойте, вы кто? Зачем вам цикл трикарбоновых кислот? - мужчина посмотрел на разошедшегося Андрея несколько обескураженно.
        Андрей же, казалось, с удовольствием вспоминал молодость и кафедру биохимии, попившую у него, как и у всякого студента-медика, много крови.
        - А Вы студентам рассказали уже про «Целый Ананас И Кусочек Суфле Сегодня Фактически Мой Обед» [2]? Очень помогает запомнить последовательность реакций. Мне точно помогло, видите, до сих пор помню, а ведь сколько лет прошло.
        - Сколько? Кребс описал цикл трикарбоновых кислот пять лет назад всего, студентам мы еще не читаем лекцию об этом, - профессор отвечал уже несколько раздраженно. - Если у вас всё, покиньте лабораторию.
        - Владимир Александрович, Вы простите моего коллегу, - вмешался Михаил, - он от волнения несколько неудачно начал разговор. Мы, уважаемый профессор, пришли, чтобы поговорить о вещах более серьезных, чем студенческие считалки. Вы же знаете, чем сейчас занимается Зинаида Виссарионовна? [3]
        - Да, знаю. А вы микробиологи?
        - Да не в том дело, микробиологи мы или нет. Речь, товарищ Энгельгардт, о том, что как раз в этой области у нас есть сведения намного более важные чем процесс получения пенициллина.
        - Это шутка такая? Весьма глупая, скажу вам. Уходите, мне работать надо, - профессор показал на дверь.
        Дверь в тот же миг открылась и в нее вбежала Даша.
        - Ой, а Вы здесь, Владимир Александрович? Я как раз Вас искала, - сказала она, поправляя халат.
        - Даша, дайте нам с Владимиром Александровичем поговорить. Пожалуйста, - сказал Михаил, жестами подкрепляя свою просьбу.
        - Так это Дарья Андреевна вас привела? Ах, точно, я же видел вас вчера вместе, когда она приходила.
        - Я продолжу, товарищ Энгельгардт. Андрей, доставай, - Михаил кивнул Андрею, уже запустившему руку в недра рюкзака.
        - Смотрите, Владимир Александрович, вот какая штука у нас есть, - Михаил открыл книгу.
        - Хотите почитать мне Марка Твена? Вряд ли там есть про пенициллин.
        - Как раз в этой книге есть, и не только про пенициллин. Сюда смотрите. По-английски читаете?
        - Да, конечно.
        - Читайте, - и Михаил показал ему открытую книгу.
        - Sheehan, John C.; Henery-Logan, Kenneth R. The Total Synthesis of Penicillin V, Journal of the American Chemical Society, 1959. - прочитал заголовок Энгельгардт. - Что это? Я знаю этот журнал, там не публиковали такую статью.
        - На дату еще раз посмотрите.
        - Одна тысяча девятьсот пятьдесят девять. Не может быть. Это мистификация? Что это за бумага такая? Куда делась страница со статьей? - спросил Энгельгардт, когда Михаил пролистал статью на следующую страницу.
        - Никуда не делась, Владимир Александрович, и у Вас будет еще возможность прочитать эту и тысячи других статей. Как это ни пошло звучит, но мы с коллегой из будущего и хотим предложить свою помощь. Да, я понимаю, это не совсем Ваш профиль, но надеюсь, что и эту проблему мы совместными усилиями решим.
        - Гм, это несколько неожиданно. Как в романе Беляева [4] каком-нибудь.
        - Мы не из романа Беляева, мы живые. Давайте, профессор, выйдем, прогуляемся в Нескучный сад через дорогу, там и постараемся удовлетворить Ваше любопытство.
        - Хорошо, я сейчас только предупрежу...
        - Жене не надо пока говорить, Владимир Александрович, - попросил Михаил.
        - Нет, конечно же, я предупрежу только, что меня не будет на месте какое-то время.
        На скамейке в Нескучном саду, где, кроме них, в это время никто не гулял, Энгельгардт сначала прочитал ту самую статью про синтез пенициллина, потом Михаил показал ему статью про Франклин, Уотсона и Крика [5] и последним ударом оказалась статья самого профессора, датированная шестьдесят четвертым годом.
        - Это я? Про молекулярную биологию? - спросил он, удивленно глядя на еще не написанные им строки.
        - Вы создадите институт молекулярной биологии. Так что да, это Вы, - сказал Андрей.
        - Послушайте, это же всё, - Энгельгардт потряс книгой, - это же...
        - Пожизненное заключение для всех, кто об этом знает, - закончил за него Михаил. - Поэтому надо действовать предельно осторожно. Будем давать информацию по кусочку, чтобы никто не заподозрил. Количество посвященных - минимально. Подумайте сами, кому можно доверить?
        - Алексей Николаевич [6], он директор института, мой учитель, ему я как себе верю. Милица - да, не скажу, так догадается, только хуже получится. Опарин? Нет, он ненадежен, не стоит. Сашу бы, Баева [7], да где он теперь, так и не смогли найти, - размышлял вслух Владимир Александрович. - Как же не вовремя всё, и институт к эвакуации готовят, это же сколько времени потеряется.
        - Немцы не войдут в Москву, - сказал Андрей, - эвакуация не нужна. Лучше сделайте всё, чтобы остаться. Согласитесь, здесь работать будет проще, чем где-нибудь в Ташкенте.
        - Я займусь этим, поговорю с Бахом, пусть нажимает на все рычаги, какие сможет. Точно немцы не дойдут?
        - Давайте о ходе второй мировой войны мы в следующий раз поговорим. Обещаю, мы всё расскажем, - Михаил захлопнул книгу, от которой не отрывал взгляда профессор и отдал ее Андрею.
        - Когда хоть всё кончится, скажете? - спросил, вставая со скамейки, Энгельгардт.
        - Тогда - в сорок пятом, сейчас - не знаю. Когда в следующий раз встречаемся? - Михаил тоже поднялся и подал ему руку.
        - Давайте сегодня вечером, часов в шесть. В институте. За день я поговорю с директором, подготовлю его. Книгу только возьмите с собой, - он кивнул на рюкзак Андрея, который тот закинул себе за спину.
        - В шесть так в шесть. И правда, что время терять. До встречи, - они еще раз пожали руки и разошлись.
        ***
        - Куда сейчас? На Сокол? - спросил Андрей. - Перебираться надо, мне эти раскладушки уже перестали нравиться.
        - Поехали, посмотрим. Надо посмотреть, что там в дом надо, с чего есть и на чем спать. Пойдем, наверное, пройдемся до парка культуры, там на метро.
        - Что думаешь, Миша, академики не попрут нас вечером?
        - Мне кажется, что любопытство у них победит. Это разведчики - люди осторожные, им не верить никому по роду службы положено, а этим любопытными быть и за горизонты заглядывать их нутро велит. Ты видел, как профессор книжку из рук выпускать не хотел? Да он теперь что угодно сделает, чтобы и дальше ее читать. Сколько ему? Пятидесяти нет еще, даже седых волос нет еще. По президиумам не затаскали еще. Учитель его, который директор, тот, наверное, поосторожнее. Хотя что я говорю, они здесь все осторожные, неосторожных по лагерям развезли. Что гадать, вечером увидим.
        Дом Михаилу понравился. Они прошлись по участку, оценили запас дров, объем работ в саду, где не наводили порядок как минимум с весны. Зато в доме всё оказалось замечательно, только пыль протереть. Мебель предыдущие жильцы (или кто-то после них) заботливо накрыли от пыли чехлами, посуда на кухне имелась. В шкафу даже лежали несколько комплектов постельного белья.
        - Надо найти кого-то, кто уберется во дворе и в доме, неплохо бы кого еще, кто займется стиркой и уборкой. Давай сходим к этому твоему председателю, может, он кого посоветует, - сказал Михаил, закончив обследовать дом.
        - Сходить надо, он же про отряды самообороны говорил, да и зарегистрироваться тебе надо. Тревожный баул твой перевозить будем?
        - Частично перевезем, конечно, теперь в рюкзаке этом все наши запасы. Лучше, если под рукой что-то будет, а на участке здесь и танк спрятать при желании можно. Пойдем к председателю.
        Никита Борискин нашелся намного быстрее, чем в прошлый раз. На этот раз он сидел у себя в кабинете и ругался с кем-то по телефону.
        - Здравствуй, товарищ Борискин, - Андрей зашел в открытую дверь, когда оживленный диалог закончился. - Вот, как и договаривались, брат мой двоюродный, жить вместе будем.
        - Здравствуй, товарищ Волошин, - Никита встал и протянул руку для приветствия.
        - Знакомься, товарищ председатель, это Михаил Щукин.
        - Здравствуй, товарищ Щукин, - Борискин протянул руку Михаилу, - Андрей рассказал тебе уже, что тут и как?
        - Конечно. Мы сейчас участок и дом повторно посмотрели, нас всё устраивает. Сегодня и переедем, вещей у нас немного. Шторки я на окнах посмотрел для светомаскировки, хорошие шторы, плотные. С электричеством как, без перебоев?
        - Перебои сейчас случается, не без этого, скрывать не буду. Так и время сейчас такое, сам понимаешь. Керосин у нас тут керосинщик возит, так что запас обновите. Я ему скажу, он подойдет к вам.
        - Спасибо за заботу. Ты, товарищ Борискин, подскажи еще вот что: есть тут кто, кого можно привлечь убираться в доме и на участке, постирать там, ну, ты понимаешь. Нам некогда, а людям приработок какой-никакой.
        - Есть, конечно, я поспрашиваю, как найду, подошлю к вам. У нас же тут люди непростые живут, даже академики есть, понятное дело, что им недосуг хозяйством заниматься. Вечером лучше?
        - Конечно, товарищ Борискин. Если что, связь через тебя держать будем. Будем должны, если что.
        - Ты мне, товарищ Щукин, мзду не предлагай, я не из таких.
        - Да какая мзда, товарищ Борискин, о чем ты? И мыслей таких не было. Вечерком как-нибудь соберемся, посидим, шашлычков поедим, винца выпьем, по-дружески, можно сказать, по-соседски, чтобы познакомиться получше. Так пойдёт? - успокоил председателя Михаил.
        - Ну разве что по-соседски, это можно, - глаза у Никиты оживленно заблестели. - Вот по дежурствам в отряде самообороны еще решить надо бы.
        - Отряд самообороны, товарищ Никита, это дело серьезное и нужное. Мы с братом обеими руками «за». Давай так, мы пока переедем, определимся, что и как, а там и с дежурствами согласуем. Нам ведь и у себя на службе, - Михаил сделал паузу, чтобы Никита понял, что служба у товарищей непростая и ответственная, - тоже согласовать надо. Но поверь, мы отлынивать не собираемся.
        ***
        Секретарь в приемной Алексея Николаевича Баха отсутствовала. Скорее всего, академик отпустил сотрудницу с учетом субботы и позднего времени. Профессор Энгельгардт постучал в дверь, услышал разрешение войти, открыл ее и пропустил Андрея с Михаилом вперед.
        Старейший академик и старейший депутат принял их, не вставая из-за стола. Директор Института биохимии всем видом походил на ветхозаветного патриарха: густая длинная борода, цепкий умный взгляд, жесткие черты лица. «Небось, когда подчиненным пистоны раздает, мало никому не кажется», - подумал Андрей, увидев его.
        - Присаживайтесь, - академик приглашающе показал на стулья перед столом, - извините, что не встаю, к вечеру трудновато уже. Владимир Александрович рассказывал о вас какие-то совершенно фантастические вещи. Извините, я не представился. Меня зовут Алексей Николаевич, а вы?..
        - Михаил Николаевич, - Михаил встал со стула, - и Андрей Григорьевич, - он указал на вставшего Андрея. - Вещи, действительно, фантастические, но осязаемые. Если коротко, то у нас есть сведения об основных медикаментах, которые изобретет человечество лет за семьдесят. Не только описание, но и данные клинических испытаний, технологические карты и всякое прочее, что позволит в кратчайшие сроки наладить их производство. Не всех, конечно, для некоторых придется серьезно развивать химическую промышленность, но это частности. Те же антибиотики, над которыми сейчас не только Ермольева бьется, но и наши западные, как бы помягче сказать, партнеры, еще по чайной ложке получают, можно делать быстро, эффективно и в условиях чуть ли не полуподвала. Что соответствующим образом скажется на структуре санитарных потерь. Это десятки тысяч раненых и больных, которые вернутся в строй. И всё это здесь, - он потряс читалкой, которую перед визитом Андрей извлек из «Тома Сойера». - К сожалению, мы не профессионалы, я - военный, Андрей - в прошлом недоучившийся студент-медик. Нужен специалист, который в этом разберется и
решит, что надо в первую очередь.
        - Вы позволите? - Бах протянул руку.
        - Да, конечно, не стоит верить своим ушам, если твои глаза этого не видели. Вас что интересует в первую очередь?
        - Не знаю даже. Покажите, наверное, то, что показывали Владимиру Александровичу.
        - Одну секунду, - Михаил включил экран, нашел статью, которую показывали утром Энгельгардту. - Вот здесь сбоку, верхняя кнопка листать вперед, нижняя - назад. Размер шрифта можно менять при желании.
        - Как это, размер шрифта менять? Прямо на странице?
        - Да, смотрите, вот так...
        Футурошок у академика прошел быстро. Через минут пять он уже не обращал внимания на кнопки и экран, с которого приходилось читать. С большой скоростью он просматривал статьи, иногда хмыкал и что-то записывал на листок, лежащий возле него.
        - Что же, вы смогли меня удивить. Я согласен на участие в этой затее, - Алексей Николаевич отложил читалку в сторону. - Надо создать группу, которая займется изучением и систематизацией того материала, который у вас здесь хранится. Очевидно, что число посвященных необходимо ограничить. Поэтому заняться этим придется Владимиру Александровичу. В случае, если институт всё же отправят в эвакуацию, ты, Володя, останешься здесь и продолжишь работу. Но сейчас не это надо обсуждать. Это, - он показал на читалку, - у вас в единственном экземпляре?
        - К сожалению, да, - ответил Андрей.
        - Значит, надо будет организовать копирование материалов, которые потребуется в обозримом будущем. Остальное - потом. Где работать, я найду, чтобы вам никто не мешал. Но это организационные моменты, не ваша забота. - Бах откинулся на спинку стула. - А как же вы, уважаемые друзья, сюда попали?
        - Можно назвать это несчастным случаем, - ответил Михаил. - Давайте только без подробностей - я их вам изложить не смогу. Это как с машиной: водить могу, а как двигатель устроен, не знаю.
        - Но исторический экскурс краткий изложите на ближайшие семьдесят лет?
        - Алексей Николаевич, экскурс будет касаться той истории, которая случилась у нас. Знаете, лет через десять некто Брэдбери в Америке напишет фантастический рассказ о том, как путешественник во времени случайно раздавил бабочку в далеком прошлом, а вернувшись, увидел, что всё изменилось, от состава воздуха до политической ситуации. Так вот, оказавшись с коллегой здесь, мы этих бабочек уже не одну тысячу растоптали. Воды можно? - спросил Михаил у хозяина кабинета.
        - Может, чаю? Владимир Александрович, поможешь?
        - Да, конечно, - Энгельгардт поднялся и вышел из кабинета.
        - Давайте подождем профессора, нечестно будет излагать в его отсутствие.
        - Согласен.
        Несколько минут, пока Владимир Александрович организовывал чай, собеседники молчали. Когда все взяли в руки стаканы в тяжелых подстаканниках и отпили по первому глотку, Михаил продолжил:
        - Так вот, позже выяснилось, что раздавленная бабочка меняет не ту вселенную, откуда прибыл путешественник, а новую, которая возникла в то мгновение, когда погибла бабочка. И вселенных этих бесконечное множество. За подробностями - к физикам, я не в курсе. Так вот, в нашей истории вторая мировая война закончилась в сорок пятом. Берлин в мае, Японцы - осенью. Товарищ Сталин, - Михаил отсалютовал стаканом портрету на стене, - в марте пятьдесят третьего. Трофим Денисыч Лысенко, столь любимый всеми, до середины шестидесятых порезвится еще, с переменным успехом. Советский Союз кончится в девяносто первом.
        - Как это: кончится? - спросил Бах. - Войну проиграем?
        - Нет, сами просрем, без войны. И еще о войне. Потери Советского Союза во второй мировой войне составили около двадцати семи миллионов человек.
        - Сколькооо? - протянул Энгельгардт.
        - Двадцать семь миллионов, - повторил Михаил. - Как вам такой исторический экскурс?
        После окончания беседы, когда Энгельгардт провожал их к выходу из здания, Андрей сказал ему:
        - Владимир Александрович, одна просьба.
        - Да, Андрей Григорьевич, слушаю Вас.
        - В этой нашей группе я хотел бы видеть вот этого человека, у меня здесь данные записаны. Это фармаколог из Института экспериментальной медицины, Елена Сергеевна Трухачева. Они сейчас где-то в эвакуации. Хотелось бы видеть её здесь.
        
        
        [1] Как и многие ученые до него (и многие после), Энгельгардт женился на своей аспирантке. Впрочем, профессор был старше жены всего на три года, поженились они только после защиты, а Милица славилась не только красотой, но и умом и прожили они вместе (и проработали) долго и счастливо, пока смерть не разлучила их.
        [2] Целый Ананас И Кусочек Суфле Сегодня Фактически Мой Обед - мнемонический прием для запоминания последовательности реакций в цикле Кребса (суровая штука, без которой биохимию сдать весьма проблематично).
        [3] Зинаида Виссарионовна Ермольева - мама советского пенициллина. Рассказы попаданцев про плесень, растущую на узбекских дынях и выкраденных у Флеминга из-под подушки чашках Петри с культурой грибка - не более чем легенда. Всё было совсем не так, но работу она вместе с коллективом, ею возглавляемым, провела титаническую.
        [4] Если кто не помнит, Александр Беляев - один из основоположников советской фантастики, отечественный Жюль Верн. Про человека-амфибию как раз он и написал.
        [5] Несмотря на то, что именно работа Розалинды Франклин привела Уотсона и Крика к их нобелевке за открытие ДНК, ей премия не обломилась, потому что к моменту присуждения она умерла.
        [6] А.Н. Бах - основоположник отечественной биохимии, до самой смерти в возрасте почти 90 лет руководил созданным им Институтом биохимии. На момент описываемых событий - 85 лет деду настучало, но на работу академик ездил вовсе не штаны просиживать.
        [7] А.А. Баев - ученик и друг Энгельгардта, в описываемое время отбывал срок в Норильске.
        Глава 8
        А вечер, ставший ночью, мирно дремлет,
        Оглажен ласковой рукой
        03 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        За две недели Андрей с Михаилом освоили профессию фотолаборантов. Кроме них фотографировать, проявлять пленки и печатать фотографии, оказалось просто некому. Энгельгардт привез из дома фотоаппарат «Лейку» и фотоувеличитель, Михаил соорудил из подручных материалов штатив и за несколько дней они напечатали несколько сотен, если не тысячи фотографий. От длительной возни с проявителем и закрепителем руки начали шелушиться и смазывание их вазелином помогало не особо эффективно. Сумку с фотографиями отвозили Владимиру Александровичу раз в три дня по очереди, назад тащили ту же сумку с расходными материалами. Пленки и химикаты для проявки профессор реквизировал в Институте биохимии, но запасы там подходили к концу. Прогрессорство могло заглохнуть по техническим причинам.
        Никита Борискин выполнение своих обещаний в долгий ящик не откладывал. Керосинщик принес керосин и бидон с ним теперь густо пах в сарайчике. Тамара Михайловна, молчаливая женщина лет пятидесяти, за два дня навела порядок в доме и в саду и утащила в стирку кучу одежды, а после коротких переговоров, удовлетворивших обе договаривающиеся стороны, согласилась за смешные, по сути, деньги, вести хозяйство, чем успешно и занималась.
        Жизнь потихоньку налаживалась.
        В четверг, первого октября, фотобумага кончилась. В субботу организовали вечеринку в саду. Идея позвать соседей, чтобы познакомиться, умерла в зародыше: в окрестных домах за две недели, прошедших после того, как они поселились, никого не осталось. Мясо для шашлыков принесла из деревни Тамара Михайловна. Вино и коньяк купил Андрей в коммерческом магазине, когда отвозил в Институт биохимии фотографии. Вместо мангала шампуры, нашедшиеся в кладовке, положили на кирпичи и позвали Борискина. Тот поначалу отнекивался, но больше для порядка, а потом пошел с Михаилом на Верещагина, двенадцать. Сели в саду, у импровизированного мангала, где к их приходу Андрей уже заканчивал жарить шашлыки. Никита оказался очень восприимчив к алкоголю и сдался после второго стакана красного сухого.
        - Вот ты, Миша, ты же в гражданскую воевал? А я воевал. Вот Андрюха, он молодой, он вряд ли захватил, а ты же должен, - он пьянел на глазах и речь его становилась всё более бессвязной.
        - Мне, Никита, о том говорить нельзя, так что прости, не будем об этом, - Михаил поддерживал разговор, надеясь, что председатель отстанет.
        - А мы, Михайла, на Украине, ох, повоевали, там, знаешь, пришлось. Мы там с Никифором Александровичем [2], мы их всех, и немцев, и Скоко, как его, падского, этих да, и французов лупили, и румынов лупили, а потом и этих тоже, - Никита захихикал и, наконец, замолчал. Пьяный до изумления председатель правления заснул прямо за столом, с шампуром в руках.
        - А где он живет хоть? - спросил Андрей. - Надо бы домой оттащить. А то вот-вот Настя с Дарьей приехать должны, а тут недоразумение такое.
        - Да пускай здесь спит, места на всех хватит, - ответил Михаил. - Шампур только забери, пока он ничего себе не проткнул.
        Но Никита при попытке вытащить из его руки шампур вдруг вскочил и побежал по саду, что-то мыча бессвязно.
        - Ну и как у него теперь этот шампур отобрать? - спросил Андрей. - Стиль «пьяный председатель» у него, похоже, развит до совершенства.
        Тут Борискин нашел выход из сада и довольно-таки бодро побежал к калитке, продолжая размахивать шампуром с куском шашлыка и продолжая что-то бессвязно выкрикивать. Калитка прямо перед ним открылась и в нее вошла маленькая, даже можно сказать, миниатюрная женщина. Встав в проходе, она посмотрела на приближающегося Никиту.
        - Женщина, отойдите, он же сейчас... - крикнул ей Михаил, шедший за председателем в надежде перехватить буяна.
        Но она даже не посмотрела на Михаила. Остановившись перед председателем, она, как выяснилось, не собиралась никуда отходить.
        - Никита, так вот ты где сидишь. Домой собираешься?
        Внезапно притихший Борискин, казалось, даже протрезвел и обрел способность говорить.
        - Так я это, Наденька, я сейчас, я тут с ребятами вот это вот, - он помахал шампуром, который женщина тут же отобрала.
        - А Вы, значит, жена Никиты? - спросил подошедший Михаил. - Вы уж извините, мы не рассчитывали на такое окончание, выпили буквально по стакану вина, а его вон как сморило.
        - Да он всегда так - пробку понюхает и готов. Никита, домой!
        Прислонившийся к забору Борискин встрепенулся и схватил жену за руку.
        - Да куда уж теперь спешить? Пойдемте лучше, шашлыков поедите, Андрей Григорьевич их целую кучу наготовил. А Никита посидит с нами. - Михаил как-то незаметно перекрыл выход со двора и, взяв даму под руку, повел ее к шашлыкам. Председатель, как на веревке, шел в шаге позади своей жены.
        - Позвольте представиться. Михаил Щукин. Этот молодой человек, - Михаил показал на Андрея, - мой двоюродный брат, Андрей Волошин. Присаживайтесь, пожалуйста. Вина?
        - Да, пожалуйста, немного только. А я - Надежда Борискина, жена вот этого обалдуя, - она показала на Никиту, державшегося за ветку яблони.
        - Никита, не падай, давай-ка я тебя здесь, возле жены усажу, - сказал Андрей, подхватывая под локоть Никиту, которого в последний момент подвела ненадежная опора и мягко опуская на скамейку. Впрочем, мгновенно заснувший Борискин начал сваливаться и со скамейки.
        - Посадите уж его под дерево, пускай там посидит, ничего с ним не случится, земля сухая, - сказала Надежда, когда тело ее мужа так и не смогло найти устойчивого равновесия на скамейке.
        Михаил подхватил Никиту подмышки и усадил под яблоню на заботливо подложенный пиджак председателя.
        - Собака у вас красивая, - сказала Надежда, отпив глоток вина и показывая рукой с бокалом в сторону мангала, - эрдельтерьер?
        - Ага, красавчик, - заметил Михаил, разглядывая собаку. - Но это не наша собака. Впервые вижу ее. Может, соседская?
        
        - Точно не соседская. Здесь такой ни у кого не водится, это точно. Я с детства по собакам с ума схожу, в округе каждую шавку знаю. Этот мальчик издалека прибежал, вон, в репьях весь.
        Предмет обсуждения тем временем показывал чудеса выдержки и силы воли: сидя перед блюдом, на котором высилась куча готовых шашлыков, не сводил с мяса взгляда, но еду не трогал, хотя и истекал слюной.
        - Там косточки остались? - спросил Михаил у Андрея. - Тащи сюда, животное покормить надо.
        - Остались, сейчас принесу. Давай я ему супа еще налью, пусть похлебает.
        Через пятнадцать минут сытый пес, избавленный от части репьев, со счастливой мордой дремал у ног Михаила, которого, очевидно, решил признать своим хозяином. Рядом, под яблоней, похрапывал председатель жилтоварищества товарищ Борискин.
        - Себе собаку возьмете? - спросил Андрей Надежду, когда она засобирались домой и Михаил перевел Никиту в вертикальное положение.
        - Куда мне? У меня двое есть, по двору бегают, да Борискин еще. А за этим псом ухаживать надо и ест он, небось, побольше моего. Не, такого не потяну. Никита, проспался? Давай, домой.
        - Наденька, да я ведь, ты же знаешь, я готов всегда, - забормотал председатель.
        - Иди уже, всегда готов, дома поговорим. Спасибо за угощение, мужчины, пойдем мы. Вы не серчайте на него. Так-то он хороший, работы не боится и получается у него всё. Опять же, с академиками этими ладит, а они тут как на подбор, люди непростые. Устает очень, да еще и голова у него, контузило его сильно в девятнадцатом, две недели без сознания лежал, думала, всё, кончился мой Никита., - и Надежда, подталкивая мужа, пошла к калитке.
        - Надежда, подождите секундочку, пожалуйста! - Михаил остановил ее. - Никита, ты иди, сейчас жена догонит тебя.
        Никита, пошатываясь, пошел вдоль улицы.
        - Вы что-то хотели, Михаил?
        - Да мелочь, в принципе. Вы, пожалуйста, следите за Никитой. Нельзя ему пить. Если бы знал, не наливал бы. Очень уж чудные вещи про войну он говорит во хмелю. Я, знаете, особо не прислушивался, но люди разные встречаются, нафантазируют невесть что, а потом неприятности. Вы же понимаете. А мужик он хороший.
        - Опять про Никифора вспоминал? - Надежда побледнела. - Вот же дурень бестолковый!
        - Я не прислушивался, честное слово. Но Вы уж за ним присматривайте. Спасибо еще раз за компанию, - Михаил кивнул и вернулся к Андрею, ждавшему его в саду за домом.
        - Вам спасибо, - сказала ему вслед Борискина и пошла догонять мужа.
        - Что с собакой делать? - спросил Андрей. - Хорошая ведь псина, жалко.
        - В принципе, порода неприхотливая, кормить чем угодно можно. Пускай у нас живет пока.
        - Эй, тебя как зовут? - спросил он у поднявшего голову пса. - Не признаешься? Ну, Шариком или Барбосом тебя точно не зовут, порода не та, так? - Собака подняла голову и помотала ею.
        - Да он разговаривать не хочет только потому, чтобы его работать не заставили, - засмеялся Андрей.
        - А то, пес умный, сразу видно. И воспитанный. Ты вон целую кучу шашлыков ему под нос сунул, а он без спросу не взял, хоть и голодный Не всякий человек так сможет. Ладно, не стану усложнять себе и тебе жизнь. Рексом будешь?
        Безымянный пока пес на секунду замер, потом посмотрел на Михаила и отрицающе мотнул головой.
        - Шариком не хочешь, Рексом не хочешь. Как же тебя зовут-то?
        Эрдельтерьер, не отрывая от Михаила взгляда, помахивал скрученным хвостом.
        - Бублик он, что думать, посмотри на хвост, - внес предложение Андрей.
        
        И получил в ответ благодарный лай.
        - Ну вот, имя узнали. Ладно, Бублик, на постой определяю тебя в дом, коврик найдем, гулять в сад, без причины никого не трогать, даже кошек. Согласен? Тогда пойдем, покажу спальное место, - и не оглядываясь, Михаил пошел в дом. Бублик потрусил за ним.
        От калитки послышался Настин голос:
        - Эй, есть кто живой? Мы приехали!
        - Сюда идите! - крикнул Андрей. - Мы в саду.
        Из-за угла вышли Настя, ее тетя Дарья и незнакомая Андрею женщина, которую Настя держала за руку.
        - Вот, дядя Андрей, познакомься, это моя мама, Елена Сергеевна, приехала сегодня наконец-то.
        При взгляде на нее у Андрея пересохло во рту. Он почувствовал себя пятнадцатилетним пацаном, у которого от смущения пропали все слова. Вроде ничего особенного в ее внешности не наблюдалось: среднего роста, стройная, русоволосая, с широко раскрытыми серыми глазами, на лице практически никакой косметики, только губы немного подкрашены, слегка за тридцать.
        - Здравствуйте, Елена Сергеевна, - наконец, выдавил он из себя. - Очень рад встрече, вот, очень рад, располагайтесь.
        «Что я несу?» - подумал он. - «Надо что-то делать»
        - Вы подождите, я сейчас, - сказал он, вытирая внезапно вспотевшие ладони о брюки и почти побежал в дом.
        Михаил уже устроил Бублика на коврик у двери.
        - Глянь, тут вроде не дует, - сказал он, - здесь пусть спит.
        - Там, это, девчонки приехали, - сказал Андрей.
        - Ну и хорошо. Шашлыки не остыли еще. Сейчас покормим их.
        - Настина мама приехала еще, - добавил Андрей.
        - Ну и хорошо, хватит девчонке по углам мыкаться. С матерью жить ей всяко лучше будет, чем с теткой, а тем более, с нами. Ты хоть и специалист по итальянской кухне, а мама девочку получше твоего накормит. С тобой что случилось? - наконец, Михаил обратил внимание на внешний вид стоявшего перед ним Андрея. - Отравился? Бледный весь. Вроде вместе же ели, у меня всё в порядке. Или что другое?
        - Нет, я в порядке, ничего страшного, Миша.
        - Андрюха, да ты точно заболел. Температуры нет? - Михаил приложил ладонь Андрею ко лбу. - Вроде нет. Что ты там говорил? Настина мама? Она, да?
        Андрей кивнул.
        - Как по башке стукнуло. Не было со мной такого никогда. Не шестнадцать же лет. Ты иди, Миша, я потом.
        - Так, Андрей Григорьевич, - в голос Михаила добавилась та нотка, которую называют командирским голосом и обладание которой позволяет невзрачным с виду людям повелевать большими массами непослушных до того людей, - сопли подобрать! Ты мужик или тряпка? В глаза смотреть! Ты что себе позволяешь?
        - Да хватит, Миша, на меня такое давно уже не действует. Я тебе что, салабон после учебки? Мне такие зубры в уши приказы дурные орали, что тебе до них еще расти и расти.
        - Ну вот, очнулся. По морде бы тебе для закрепления врезать, но ладно, надеюсь и так сойдет. Бывает. Стресс, гормоны после переноса, опять же, казарма больше месяца, вот тебя и повело. Всё, готов?
        - Готов.
        - Пойдем тогда, негоже гостей без внимания оставлять. Бублик, а ты что лежишь? Пойдем, дорогой, тебя это тоже касается.
        Ужин прошел великолепно. Шашлыки пошли на «ура», все пили вино (а Настя - лимонад), Бублик очаровал всех и Настя даже заявила, что такую собаку она заберет к себе домой, после чего пес демонстративно перестал обращать на нее внимание. Андрей больше отмалчивался и в разговоре участия почти не принимал, но Михаил на этот вечер стал настоящей душой компании.
        После того, как начало темнеть, перешли в дом, где долго пили чай и спать разошлись уже ближе к полуночи.
        Заснуть не получилось. Провертевшись в кровати неизвестно сколько времени, Андрей накинул пальто и вышел на улицу.
        - Не спится, Андрей Григорьевич? - услышал он со скамейки.
        - Не спится, Елена Сергеевна.
        - Мы же договаривались без отчества, просто по имени.
        - Договаривались. Но Вы же сами начали первой.
        - Давайте тогда уже на «ты» перейдем.
        - Договорились.
        - Знаешь, а я ведь так и не расспросила тебя про Настю. Она мне рассказывала немного о ваших приключениях. Как так получилось хоть, что ты ее забрал с собой?
        - Сначала жалко стало, она такая несчастная на вокзале сидела, ревела в три ручья. Думал, всё равно по пути, завезу, и до свидания, а там, в Арзамасе, видишь, как получилось. Вот и путешествовали вдвоем до самой Москвы.
        - Спасибо тебе.
        - За что благодарить? Что двенадцатилетнюю девчонку потащил за тыщу километров, где ее по дороге чуть не подстрелили бандиты?
        - Всё же кончилось хорошо? Расскажи поподробнее, что там в Казани произошло, мне Настя рассказывала буквально в нескольких предложениях, всё на тебя кивала, дескать, дядя Андрей то, дядя Андрей сё. Как вы там хоть у этих бандитов оказались?
        - Да сдуру пошли к ним во двор, договариваться про машину, расслабились, а они на машине, оказывается, подельника своего вывезти хотели похоронить, подумали, что я увидел его, а потом завертелось. Зачем они нас во двор пустили, а не возле калитки поговорить остановили, теперь уже никто и не расскажет. А дальше - просто везение. Книга эта, что Настю спасла, жаль, в разбомбленной квартире осталась. На работу завтра уже?
        - Да, сегодня не поехала, утром с поезда, устала, как собака, трое суток в поезде вымотали, целый день проспала, вот вечером только в себя пришла. Странная история, конечно, вызов этот от академика Баха, мы вроде с Институтом биохимии по темам не пересекались, а тут вызвали, сказали за неделю работу закончить и передать и в Москву. Я, конечно, рада, что к Насте вернулась, но ничего не понятно пока.
        - Ладно, пойдем спать уже. Спокойной ночи, - сказал Андрей, вставая.
        - Спокойной ночи, Андрей, - она быстро поцеловала его в щеку и пошла в дом.
        
        ***
        
        начальнику 1-го отдела 2-го Управления
        старшему майору госбезопасности Тимофееву П.П.
        от начальника 3-го отделения ...
        Рапорт
        ... в рапорте от 19 сентября сего года ... при разборе развалин дома по адресу Москва, Хлебный переулок, 17Б, разрушенного при бомбардировке в 22 часа 30 минут 18 сентября 1941 года ... техническая экспертиза ... прошу привлечь к работе Лосева Олега Владимировича [3], 1903 года рождения, кандидата ф.м. наук, сотрудника 1-го Ленинградского медицинского института, проживающего; г. Ленинград, ...
        Резолюция
        ... перед Ленинградским управлением НКВД о содействии ...
        Нач. 2-го упр. НКВД Федотов
        
        [1] Михаил представляется именем с чекистского удостоверения, которое он уже использовал в Арзамасе.
        [2] Мало кто помнит сейчас Никифора Александровича Григорьева, который последовательно боролся с немцами, гетманом Скоропадским, Антантой, Красной армией, махновцами, вступая при этом в самые причудливые союзы, и в отдельные моменты контролировал территорию едва ли не в четверть от площади Украины.
        [3] Олег Лосев, пионер исследования полупроводников, умер в Ленинграде зимой 1942 года в возрасте 38 лет.
        Глава 9
        Они всегда берут меня в кавычки,
        Снабжают этикеткой, к стенке прикрепляя
        09 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Утром Михаил начал собираться на почту, проверить, нет ли сообщения из Арзамаса. Он уже вышел из дома, но от калитки вернулся за зонтом: на улице внезапно зарядила противная осенняя морось.
        - Андрей, а куда ты зонт дел? - спросил он, копаясь в прихожей.
        - Небось, Бублик опять утащил, я его в угол ставил, - ответил Андрей, подбрасывая полено в огонь. На улице уже ощутимо похолодало, печку приходилось топить каждый день.
        - Послушай, Миша, - сказал Андрей Михаилу, который перенес поиски зонта в кухню, - а как ты собираешься деда искать, когда Абаськин сообщит, где? Вроде прифронтовая зона - не то место, где можно спокойно передвигаться всем, кому в голову взбредет такое желание? Прикинешься особистом каким? А мне тогда кем при тебе быть? Преданным ординарцем?
        - Пожалуй, вариант с особистом неплох, можно и его использовать. А вот с тобой... Ты же в рекламе работал?
        - И в рекламе тоже. Копирайтером. Писал всякие рекламные заманухи. А последний год параллельно сммщиком подрабатывал, та же фигня, только в соцсетях. Только к чему это? Сейчас на рекламе много не заработаешь, не поймут. Хотя с моими умениями мы, пожалуй, смогли бы и навоз в пакетиках успешно продавать с очень небольшим успехом.
        - Навоз? А фасовать его Тамару Михайловну посадили бы? - засмеялся Михаил. - Нет, с навозом пока повременим. Есть у меня контактик один в «Красной звезде», на Малой Дмитровке. Можно попробовать тебя пристроить туда. Не в штат, конечно, так, фрилансером, писал бы начальнику в свободное время текстики для выступлений, книжку бы какую соорудил. А начальник бы тебе командировку под Тулу организовал, поехали бы вдвоем, всё надежнее немного. Не против?
        - Такую ерунду, Миша, я ночью пьяный, не просыпаясь даже, левой ногой написать смогу. Пару-тройку номеров «Правды» с «Красной звездой» почитаю для вхождения в стиль - и погнали. Когда поедем на смотрины?
        - Давай сегодня. Ага, вот и зонт нашелся, - сказал Михаил, выуживая зонт из-под кухонного шкафа.
        ***
        На почте, судя по внешнему виду Михаила, новостями не порадовали.
        - Тишина? - спросил он для уверенности.
        - Тишина. Полковнику никто не пишет, - ответил Михаил.
        - Ты же подполом в отставку пошел. Да и еды у нас хватает, вспомнил Андрей сюжет книги [1].
        - И Бублик вместо боевого петуха, - рассмеялся Михаил.
        Бублик, который после того, как поселился на Верещагина, двенадцать, первые два дня вёл себя скромно и незаметно, только ел и спал. Тамара Михайловна, полюбившая его с первого взгляда, переводила на собаку горы хозяйских харчей, впрочем, организм пса их перерабатывал без единого сбоя. Зато на третий день собаку как подменили. Хрестоматийный терьер Монморанси из книги Джерома, терроризировавший всю округу, удавился бы от зависти, узнав о проделках Бублика. Тихий и скромный с виду эрдельтерьер резко уменьшил поголовье кошек в округе, а те что выжили, явно приобрели невидимость, потому что прежде гордо вышагивающие коты из поля зрения исчезли. Одновременно с уничтожением котов он провел турнир боев без правил с собаками, в котором участвовали все желающие собаки и Бублик. Победитель определился за явным преимуществом инициатора. Инцидент с курицей зарегистрировали всего один: после изобличения виновника разбойного нападения (улики в виде морды, в которой застряли многочисленные куриные перья, оказались неопровержимыми) Михаил пообещал Бублику, что следующий раз окажется последним. Пёс Михаилу поверил
и террор прекратил, перенеся внимание на зонт и ботинки, которые он мастерски прятал во всем доме.
        - Готов к походу в главную газету армии и флота? - спросил Михаил.
        - Как юный пионер. Пойдем? На Малую Дмитровку? Тут недалеко, - ответил Андрей.
        От центрального телеграфа они по Тверской (Андрей упорно называл эту улицу про себя именно так, несмотря на таблички с надписью "улица Горького" на каждом доме) поднялись до Пушкинской площади и повернули на Малую Дмитровку. Улица стояла пустая. Казалось, до московских особняков война не дошла. На здании «Ленкома», который сейчас еще носил полный вариант названия, имени Ленинского комсомола, висели старые, еще летние афиши. Дом шестнадцать, в котором жила «Красная звезда», зиял выбитыми со стороны райкома партии окнами, которые заделывали рабочие: упавшая рядом бомба немного повредила здание.
        На входе их сразу же остановил вахтер:
        - Вы к кому, товарищи?
        - Нам к главному редактору, - сказал Михаил, доставая из кармана удостоверение, - к товарищу Ортенбергу.
        Вахтер неспешно записал их данные в журнал.
        - Вам на второй этаж направо, кабинет двадцать девять.
        В приемной у товарища Ортенберга сидела суровая с виду секретарша, с ответственным видом раскладывающая письма по стопкам, на стульях терпеливо ожидали своей очереди к начальнику трое мужчин, рассматривающих какие-то листы в большой картонной папке, лежащей на коленях у сидевшего посередине.
        - Вы записаны на прием? - поинтересовалась она у Михаила с Андреем, как только они зашли в приемную.
        - Нет, мы без записи, - сказал Михаил, усаживаясь на свободный стул. - Товарищи Баранкин [2] и Волошин, по вопросу подготовки к докладу.
        Ожидание продлилось минут сорок: за тремя мужчинами в кабинет забегали и выбегали вызванные сотрудники, из-за двери доносились выкрики горячего обсуждения. Андрей не обращал на это внимания: он изучал лежащую здесь же подшивку «Красной звезды». По дороге он прочитал несколько статей на стоящих везде стендах, но тут решил дополнить знания, пользуясь непредвиденной паузой.
        Наконец, вызвали и их.
        Давид Иосифович Ортенберг, худощавый, низкого роста, лет тридцати пяти, с густой шевелюрой, встретил их не очень приветливо.
        - Что за доклад? Мы договаривались? Работы непочатый край, давайте побыстрее, товарищи, - сказал он.
        - Давид Иосифович, мы с Вами встречались в июле, на совещании по поводу Совинформбюро, - начал Михаил.
        - Может, может, не помню, - перебил его Ортенберг. - Давайте поконкретнее, товарищи, дел невпроворот.
        - Вы, товарищ Ортенберг, тогда тоже говорили, что времени нет, текучка задолбала. Вот я и привел Вам, так сказать, помощника. Андрей Григорьевич - мастер своего дела, не побоюсь этого слова. Он Вам, Давид Иосифович, окажет помощь в написании докладов и прочих малоприятных вещей.
        - Да уж, доклады эти. Что же, Андрей Григорьевич, покажете образцы своего ремесла? - спросил он, обращаясь к Андрею.
        - Вы знаете, с собой ничего нет, пришлось, знаете ли, спешно эвакуироваться из Гомеля, - озвучил Андрей часть разработанной ими легенды, - но я готов прямо здесь, не отходя от стола, показать, на что способен. Вы позволите? - кивнул он на пишущую машинку, стоящую на отдельном столе.
        - Что же, покажите, - уже заинтересованно сказал Ортенберг.
        Андрей сел за стол, поправил заряженный в машинку лист бумаги и сказал:
        - Я сейчас буду сразу печатать и читать.
        - Ну, давайте, удивите меня, - сказал главный редактор.
        Андрей занес руки над клавиатурой и начал печатать, одновременно произнося текст: "Как может красноармейское сердце терпеть далее то, что немец наступает, а мы продолжаем отдавать ему нашу землю, наши города и села, обрекать наших детей, жен и матерей на жестокие муки и горькое посмешище! Верховное германское командование торопится упредить неизбежные, страшные ему, события. Оно пытается захватить как можно больше советской земли и воспользоваться не им посеянным хлебом на Дону и Кубани и этим еще раз подхлестнуть настроение у себя в тылу и на фронте; у Гитлера доверчивых дураков еще много, и вагоны с советской пшеницей, несомненно, вызовут взрыв торжества у людей с голодными болячками на губах. Германский тыл смотрит на каждого своего солдата как на добытчика: он-то уж привоюет и хуторок с мельницей и пшеничным полем, и в Берлин пригонит рабынь - славянских девушек, не пропустит ни куска сала, ни хвоста вяленой рыбки, аккуратно упакует для посылки одеяло с пуховой подушкой, и казачьи суконные шаровары, и сдернет с казачки юбку и кофточку, и залезет в ее сундук, вытерев кровь со своей лапы.
Гитлеровские солдаты идут на добычу. Они прут: они понимают, что неотделимо связаны с Гитлером и всей фашистской Германией общностью кровавого преступления, - они боятся суда больше, чем смерти. Германское командование намеревается вырваться к богатейшим районам нашей страны, к хлебу и нефти. Тогда немцам уже не понадобится зарывать свои танки, тогда фашистские пикировщики с командами безусых, белобрысых мальчишек, жадных до убийства, снова и снова будут бомбить и жечь наши города и селения, все, что попадет им в окуляр стереотрубы; будут гоняться за одиночной машиной, подстреливать из пулемета путника на дороге, девочку с лукошком грибов или четырнадцатилетнего кормильца в отцовском жилете ниже колен, пропахивающего картошку вместе с меньшим братишкой, который ведет лошадь по борозде. Сейчас и не позже, в эти дни, сегодня каждый воин Красной Армии должен сказать своей совести: Стоп! Ни шагу назад! Стой, русский человек, врасти ногами в родную землю«[3].
        Он вытащил листок из машинки и передал его Ортенбергу.
        - Пожалуйста, пять минут, ровно сколько Вы будете произносить текст.
        - Впечатляет, - сказал Ортенберг. - Но в штат я Вас взять пока не смогу.
        - В штат пока и не надо, - ответил Андрей, - пока я согласен помогать так, как говорится, на испытательном сроке. Давайте только договоримся, как работать. Я могу приходить сюда, допустим, раза два в неделю и печатать на месте. Если работать дома, то мне нужна машинка, я, как уже говорил, приехал налегке.
        - Машинку организуем, этот вопрос я решу. Зайдите завтра, я найду машинку и подготовлю список тем для докладов, - сказал Ортенберг, провожая их до двери из кабинета, и тут же отвлекся, крикнув проходящему по коридору редакции сотруднику: - Вася! Коротеев! Зайди ко мне, что-то ты в заметке своей начудил опять, надо поправить.
        - Вот жук, даже карточки на продукты не пообещал, - сказал Андрей, когда они вышли на улицу.
        - Ты и не просил, - ответил Михаил. - Пускай привыкает к халяве, посговорчивее будет через пару недель. Зато увидел крестных отцов всех двадцати восьми панфиловцев и комиссара Клочкова вместе с ними [4].Ну что, поехали домой.
        ***
        После обеда Андрей начал опять собираться.
        - Далеко? - спросил Михаил, наблюдающий за поисками ботинок. Бублик с видом оскорбленной невинности смотрел на ползающего по полу Андрея, бормочущего что-то про доставшего его негодяя.
        - Съезжу в институт, Елену встречу, - сказал Андрей.
        - Что же, удачи. Бублик, пойдем, погуляем, - ответил потерявший интерес к разговору Михаил.
        За неделю Андрей трижды ездил встречать Елену, но встречи не задались: ее с первого дня завалили работой и она каждый раз говорила, что именно сегодня ничего не получится. При этом Андрей видел, что встреч она не избегает, просто работы действительно много.
        Но сегодня она, увидев Андрея, сама сказала:
        - Хорошо, что ты пришел. Подожди меня, я скоро, через полчасика, - и убежала назад в лабораторию.
        В коридоре Андрей наткнулся на Энгельгардта.
        - Андрей Григорьевич, здравствуйте. Какими судьбами?
        - Да вот, зашел Елену Сергеевну встретить.
        - Пойдемте пока ко мне, я Вас чаем угощу. Посидим, отдохнем.
        Когда профессор принес чай, Андрей, отпив, спросил у него:
        - Ну и как, получается что-то?
        - Да, не только получается. Получилось. Вчера наконец-то закончили с налидиксовой кислотой, будет ципрофлоксацин. Передадим втихую Гаузе [5],я с ним переговорил уже. Да и всю эту тему надо раздавать. Слишком много нового. Быстро привлечет внимание. Надо остановиться на каком-то этапе, потом осторожно продолжать.
        - А что же все эти открытия? Так и останутся в сейфе? Та же спираль ДНК.
        - Далась Вам эта спираль, Андрей. Открытие эпохальное, да, я бы с удовольствием занялся этой темой. Но что изменится? Какая разница, откроет это профессор Энгельгардт в сорок первом или Розалинда Франклин с Уотсоном и Криком десятком лет позже? Не скрою, мне лично приятнее первое, но для науки это всё совсем не важно. И не надо забывать о Трофиме Денисовиче. Этот человек зарубит всё, что мешает ему и его камарилье, всем этим Презентам и Лепешинским, так что и тут придется помолчать пока. Да что я рассказываю, Вы и сами знаете.
        - Помните, Михаил рассказывал о раздавленной бабочке, ну, рассказ Брэдбери?
        - Помню, я потом прочитал и рассказ.
        - Я думаю, Владимир Александрович, что Лысенко тоже окажется такой бабочкой. Не сегодня, не завтра, но его раздавит вместе с его ветвящейся пшеницей и бредом на тему зарождения клеток из живого вещества. Может, Розалинда Франклин и опоздает со своей догадкой о рентгеновском исследовании ДНК.
        - Успокоили Вы меня, - засмеялся Энгельгардт. - Ладно, чай попили, пойдемте, Елена Сергеевна, наверное, уже освободилась. Не надо заставлять даму ждать.
        - Как она, Владимир Александрович? Справляется?
        - Справляется. Не могу сказать, что она выдающийся фармаколог, слишком мало мы проработали еще, но грамотная, с работой справляется. Я не жалею, что она у нас работает. Да и коллеги по Институту экспериментальной медицины о ней хорошо отзывались.
        - Так Вы о ней справки наводили?
        - Естественно. Не мог же я приглашать кого-то только потому что кто-то меня об этом попросил, даже такой полезный человек, как Вы.
        - Не спорю, - ответил Андрей. - Извините, я пойду, Елена Сергеевна действительно уже ждет. Рад был встретиться. Да, еще одно, - он снова повернулся к профессору, - Вы же где-то в центре живете?
        - В Щепкинском проезде, возле Большого театра.
        - Мы до пятнадцатого, может, не увидимся, будьте осторожны.
        - Я помню, - сказал Энгельгардт. - До свидания.
        Елена ждала Андрея у выхода на лестницу.
        - Не очень долго ждала?
        - Нет, только что вышла. Пойдем, пройдемся по Нескучному, пока не стемнело.
        - У меня фонарик с собой, не страшно, я потом проведу.
        Несколько минут они просто шли под руку по аллеям Нескучного сада, пока Елена не начала разговор, судя по тому, как она начала говорить, весьма ее тревожащий.
        - Андрей, это ведь ты организовал мой вызов сюда?
        - Даже если и я? Я о Насте в первую очередь думал, потому что понимаю, что у меня бы времени не хватило с ней заниматься, ей в школу надо, да и не только это. Девочке мама нужна, а не чужой дядя. У нас сколько дел сейчас планируется, что она неизменно осталась бы без присмотра. Мне надо было определить Настю. Появилась возможность, я попросил Владимира Александровича, - сказал Андрей.
        - Послушай, я тебе уже говорила, что за Настю я тебе очень благодарна. Но тут несколько моментов мне совсем непонятных. Да и не только мне. Вот смотри. Я в этой лаборатории человек новый и не знаю, чем они тут раньше занимались. Но Даша мне рассказала, что тема совсем новая и занимаются они этим всего неделю. Но за неделю у нас не поиски получились, а проверка чего-то готового. Мы как будто проверяли чьи-то наработки, сто раз испытанные. А вместо того, чтобы сверлить дырку для ордена, Энгельгардт договаривается о передаче всех материалов другим людям. Хотя то, что мы сделали, это... ну я не знаю, огромное,как когда радио изобрели. А мы уже другую тему готовим. Так в науке не делают, Андрей. Если кто-то что-то большое открывает, то коллектив после этого с темы долго не слезает, статьи пишут, диссертации защищают... И самое интересное, что появилось это, Андрей, после того, как вы с Мишей познакомились с Энгельгардтом и Бахом.
        - Да, - сказал Андрей, - так и есть.
        - То есть это вы принесли им всё это.
        - Мы, Лена, мы. Если честно, хорошо, что этот разговор состоялся сейчас, потому что я и сам не знал, как к нему подступиться. Только постарайся не очень удивляться, сказал Андрей, собираясь с мыслями. - Всё дело в том, что мы с Мишей, мы не совсем отсюда. Как бы тебе всё объяснить, чтобы это не казалось фантастикой?
        - Говори уже, - нетерпеливо сказала Елена.
        - Ты же помнишь роман Уэллса «Машина времени»?
        - Помню, конечно. И что? - Вот и мы с Мишей такие путешественники во времени. Только наша машина сломалась и мы не можем вернуться назад.
        
        [1] Песня группы Би-2 сослужила дурную службу повести Маркеса и читатели моложе сорока нобелевского лауреата из Колумбии уже не очень-то и помнят (и напрасно). Андрей намекает на ставшие хрестоматийными последние слова из повести «Полковнику никто не пишет», когда в ответ на вопрос жены о том, что они будут есть, полковник отвечает «Дерьмо».
        [2] Да, это фамилия персонажа из детской книги, написанной Валерием Медведевым. Но написана она в шестидесятые, так что секретарша товарища Ортенберга (литературный псевдоним Д. Вадимов, именно так подписывались номера «Красной звезды») знать этого не может.
        [3] Текст из статьи Алексея Толстого «Ни шагу назад!» (газета «Правда» 3 августа 1942 года).
        [4] Миф или не миф история о двадцати восьми панфиловцах и бое у Дубосеково, уже никто не знает, у сторонников обеих точек зрения кучи аргументов. Впрочем, не так это и важно.
        [5] Как писали в комментариях знающие читатели, Ермольева не одна работала над темой антибиотиков, в 1942 году в Москве Георгий Францевич Гаузе вполне успешно произвел грамицидин (заметьте, пробирки у Флеминга точно никто при этом не воровал!).
        Глава 10
        Будет время, будет время
        Подготовиться к тому, чтобы без дрожи
        Встретить тех, кого встречаешь по пути
        10 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        На входе во двор редакции «Красной звезды» Андрея обогнала эмка, красовавшаяся свежими дырками от пуль в водительской дверце и длинной осколочной царапиной на капоте. Машина остановилась буквально в двух метрах от Ортенберга, стоявшего у крыльца. Их задней дверцы выбрался высокий сутулый еврей лет тридцати пяти в круглых очках с толстыми линзами и с двумя подполковничьми шпалами в петлицах грязной шинели и направился к главному редактору.
        - Вася? Гроссман? Вы как? Что случилось?
        - Да попали вот на обратном пути. Ничего, все целы. Ты скомандуй, чтобы пленки в проявку сейчас отдали, там много отсняли.
        - А на фронте что, ты расскажи, мы же тут ничего, кроме радио, не слышим.
        - Хорошего ничего. Восьмого вечером Орёл оставили [1]. Сейчас отдохну, помоюсь, напишу потом отчет, завтра сдам.
        - Да нечего о таком писать, Вася. Сам ведь знаешь, от нас другого требуют. Так что отдыхайте, завтра встретимся. За пленки спасибо, Поскребышев звонил, приказал ему дублировать отчеты [2].
        Гроссман ушел в здание редакции. «Ну вот, еще одного живого классика сподобился встретить», - подумал Андрей, глядя ему вслед.
        - Товарищ Волошин, - увидев его, стоящего буквально в паре метров, Ортенберг шагнул навстречу, - здравствуйте. Хорошо, что пришли. Пойдемте, всё готово, в кабинете.
        - Вот, пишущая машинка, Эрика, модель С, новенькая совсем, случайно нашлась, - сказал Давид Иосифович, с гордостью открывая чемоданчик. - Ленты запасные, копирка, бумага, всё здесь. Мне к послезавтра доклад минут на пятнадцать о работе органов печати в таких вот условиях, ну, Вы понимаете. Без художественных красивостей, просто и четко. Сможете?
        - Конечно. Завтра завезу, ответил Андрей и начал паковать доставшееся добро в рюкзак.
        Метро работало с перебоями, поезда пришлось ждать чуть не двадцать минут, но мысль добираться домой на другом транспорте он отогнал как совсем бредовую: три или четыре маршрута автобуса и трамвай с троллейбусом мало того, что ехали очень медленно, так и ходили совсем нерегулярно.
        Дома Андрей застал Тамару Михайловну, сидящую на кухне и что-то рассказывающую Михаилу. Обычно молчаливая - за день иной раз кроме «Здравствуйте» и «До свидания» и не услышишь ничего - домработница рассказывала об обстановке в округе.
        - И ведь вон чего говорят, что, дескать, если в эвакуацию ехать не хочешь, значит, немцев ждешь. А куда мне в ту эвакуацию ехать? Я тут одна, родни никакой ни у меня, ни у мужа моего, Петра Осиповича, царствие ему небесное, - перекрестилась она. - Старая я уже, пусть будет что будет. Неужто немцам старуха нужна? А ведь ждут некоторые, ой, ждут. Вон, Анна Кузьминична, да знаете Вы ее, в угловом доме живут, так к парикмахеру ходила, прическу обновляла. А для кого прическа? По гостям не ходит, муж ее в Ташкент уж месяца два как уехал, а она тут сидит. Чего, спрашивается, сидит, кого ждет? В Ташкенте ей не то, не поехала, а теперь прически ходит делает.
        - Вы, Тамара Михайловна, не переживайте. Немец сюда не дойдет, - Михаил, которому, очевидно, откровения про прически соседок немного надоели, прервал ее. - Вон, лучше Андрея Григорьевича покормите, небось, голодный пришел.
        - Так это я сейчас, садитесь, Андрей Григорьевич, отобедайте, я вот и щец свеженьких наварила.
        - Спасибо, я только руки помою.
        Тут во входную дверь кто-то требовательно застучал. Домработница, увидев разрешающий кивок Андрея, открыла.
        - Где хозяева? Дома? Дай-ка, пройду, - отодвинув в сторону Тамару Михайловну, в дом вошел тучный высокий мужчина в длинном драповом темно-синем пальто и явно дорогой фетровой шляпе.
        - Здравствуйте, проходите, пожалуйста, - пригласил его Андрей, - будете обедать? Мы как раз собираемся.
        - Какой обедать? Это ваша собака? - он показал на Бублика, лежащего у стола, при звуках чужого голоса поднявшего голову, но сразу потерявшего интерес к гостю.
        - Наша. Что-то случилось?
        - Случилось. Иначе зачем бы я к вам пришел? Этот мерзавец погрыз морду нашему Альберту!
        - Насмерть загрыз? - спросил Андрей, пододвигая тарелку к себе. - Вы присядьте, не стойте. Если не будете обедать, то разрешите, я все-таки начну, мне уходить скоро.
        - Не насмерть, но покалечил! Наша собака участвовала в выставках, медали получала, а теперь... Ветеринар сказал, что на морде шрамы останутся, никаких выставок теперь! И уха кусок нашему Альберту оторвал этот мерзавец! - мужчина показал пальцем на Бублика, невозмутимо лежащего на полу.
        - Какой же породы пострадавший? - спросил пришедший на звук разговора Михаил.
        - Доберман. Вы должны компенсировать увечье нашего пса! - мужчина разошелся не на шутку и из его рта уже довольно заметно летела слюна.
        Разговоры, подобные этому, уже немного надоели. Мелких собак Бублик не трогал, они сами разбегались, получив телепатический посыл от эрдельтерьера, с крупными же предпочитал немедленно сразиться, не тратя времени на подготовку. Он подбегал к сопернику, цеплялся ему в морду и валил на землю. Осечек пока не случалось, тактика эта работала без сбоев вне зависимости от размеров и породы второго участника боя.
        - А, это я видел, - сказал Михаил, - точно, морду погрыз и уха кусок рванул, сегодня утром. Этот ваш Альберт, извините, даже сопротивляться не пытался. Я-то Бублика оттащил, конечно, сразу, но ухо пострадало, это точно.
        - Да вы знаете, кто я? Да вы еще не знаете!
        - Конечно, не знаем. Вы же не представились.
        - Я - Овчинников! - мужчина даже задрал немного вверх подбородок и приосанился.
        - И что? - спросил Михаил. - Мы должны Вас знать? Как-то не припомню ни одного знакомого Овчинникова. Художник?
        - Нет! Я - член комиссии по оценке!
        - Нам нечего предложить вам на оценку. За собаку платить не будем. Если у вас всё, то всего вам хорошего, - Михаил начал оттеснять мужчину к двери.
        - Я этого так не оставлю! - выйдя на улицу, тот сплюнул и ушел, что-то бормоча себе под нос.
        - Этот важный начальник, никогда не здоровается, всегда надутый ходит как индюк. Такой не простит, - сказала Тамара Михайловна, глядя ему вслед.
        - Переживем, - сказал Михаил и закрыл дверь. - Бублик, ты где?
        Тут же по полу зацокали собачьи лапы и появился виновник торжества, глядя на всех с недоуменным видом.
        - Ну сколько можно уже, Бублик? Когда ты успокоишься? Кошки, куры, собаки... Кто следующий? Когда ты уже избавишь нас от визитов этих индюков?
        Бублик посмотрел в глаза Михаилу, фыркнул и пошел назад на кухню.
        - Гулять хоть пойдешь? - спросил пса Андрей. - Поводок неси.
        Поводок Бублик не любил. Он, видимо, считал себя ярым противником любого ограничения свободы. К тому же, поводок сильно мешал проведению бесконечного турнира по боям без правил. Но сейчас, видать,чувствуя себя виноватым в том, что к ним приходил этот кричащий и плохо пахнущий человек, принес орудие своей пытки безропотно.
        На улице, у баррикады на Врубеля, Андрей встретил Никиту. После памятной вечеринки председатель жилтоварищества куда-то пропал и, обычно постоянно мелькающий где-то на горизонте, в последние дни не появлялся.
        - Привет, Никита! Ты где пропал? Что не заходишь?
        - Да болел я, Андрей, - отводя в сторону взгляд, ответил Борискин. - Ты уж прости, что тогда так получилось. Я, наверное, устал сильно в последнее время, вот меня и сморило. От жены вот попало еще, говорит, наплел я там чего-то не того.
        - Не помню, - ответил Андрей. - Ты как выпил, буровил что-то, но разобрать, что именно,извини, не ко мне. Я ничего не понял. Ты, Никита, дурного в голову не бери. Выпил и выпил, с кем не бывает. Ну разморило, так все свои, никто слова плохого не скажет. Ладно, пойду, Бублик покоя не даст, гулять зовет.
        - Да отпусти, пусть тут побегает, что с ним станется?
        - Я бы отпустил, да он же, гад, опять в приключение какое-нибудь попадет. Сегодня вон, какому-то Овчинникову собаку погрыз немного, мужик ругаться приходил.
        - О, этот может. Сложный человек, с таким лучше не связываться.
        - Это кому как, Никита, я от него никак не завишу, пусть ругается, - и Андрей пошел за Бубликом, шлепая галошами по лужам.
        ***
        Вечером Андрей опять поехал встречать Елену. Накануне она довольно-таки спокойно восприняла его рассказ и внешне никак на это не отреагировала. Казалось, что определенность, как бы фантастически она не звучала, удовлетворила ее любопытство полностью. «Это у них семейное», - подумал Андрей, вспомнив, как Настя, узнав о его попаданчестве, заинтересовалась только какими-то бытовыми вещами, вроде того, как одеваются девчонки и сказала, что с самого начала догадалась, что он «не такой».
        Единственный вопрос, который она сразу задала, естественно, был о войне.
        - Тогда победили, - ответил Андрей, - долго, тяжело, но победили. А сейчас и подавно.
        В итоге накануне Андрей провел ее к их дому на Шаболовке, возле Донского монастыря [3].По дороге, занявшей минут двадцать, Елена молчала, держа его под руку. Двор дома, расположенного в каком-то новаторском комплексе из расположенных под прямым углом одно к другому зданий вызывал чувство лабиринта [4].Елена, пожав ему руку (как показалось Андрею, несколько дольше, чем того требовало простое дружеское рукопожатие) и торопливо поцеловав в щеку, ушла, цокая каблучками по ступенькам лестницы.
        Когда дверь подъезда уже закрывалась, Андрей спросил вдогонку:
        - Завтра встретимся?
        - Почему нет? - ответила Елена. - Подходи к работе в это же время.
        И сейчас Андрей стоял чуть в стороне от входа в институт, глядя, как в сгущающихся сумерках выходят на улицу сотрудники и расходятся в разные стороны. Когда Елена вышла на крыльцо и остановилась, осматриваясь, он торопливо пошел к ней.
        - Я здесь. Здравствуй, Лена.
        - Здравствуй. Хорошо, что пришел. Это что, цветы? Как неожиданно, - улыбнувшись,она поднесла к носу букетик хризантем. - Спасибо. Я уже и не помню, когда мне цветы дарили последний раз
        Поиск цветов в прифронтовой, по сути, Москве, оказался довольно-таки трудной задачей. На Даниловском рынке, куда сначала пошел Андрей, никто даже приблизительно не мог сказать, где искать, цветы здесь пропали месяца три назад, как товар ненадежный и мало кому нужный. Сами торговцы цветами пропали вместе со своим товаром. Вспомнив, как месяц назад в «Метрополе» какая-то женщина вроде как предлагала цветы, он пошел в ресторан. Но в «Метрополе» ничем помочь не могли, торговля цветами недели две как исчезла и здесь. И только в «Национале» швейцар, одетый в ливрею с галунами, за тридцать рублей, стоимость хорошего ужина на двоих, принес ему пять мелких хризантем.
        -Пойдем, может, поужинаем где-нибудь? - предложил Андрей.
        - Я не против, давай только я домой забегу, Настю предупрежу, переоденусь и цветы в воду поставлю.
        - Не страшно мимо кладбища ходить? - спросил Андрей, когда они проходили мимо Донского кладбища.
        - Я уже и не замечаю его, мы же здесь скоро десять лет как живем, поначалу, конечно, и монастырь, и кладбище очень впечатляли. Да еще крематорий этот, - она кивнула на ограду кладбища, за которой скрывался первый в Советском Союзе крематорий, -жутковато поначалу бывало. А потом привыкла. Так что нет, не страшно.
        - Я здесь подожду, у подъезда, сказал Андрей, когда они подошли к дому и Елена направилась к двери подъезда.
        - Нет, пойдем, с Настей поздороваешься хоть. Она меня вчера ругала, что я тебя не пригласила.
        Квартира Елены располагалась на третьем этаже. Поднимались, подсвечивая жужжащим фонариком. На стене у входной двери висели привычные уже несколько звонков (пять, автоматически посчитал Андрей).По пути до Елениной комнаты пришлось преодолеть длинный коридор с классическими велосипедами и тазами на стенах. На кухне какие-то женщины о чем-то совещались возле примусов. Настя сидела дома и приходу Андрея очень обрадовалась.
        -Здравствуй, дядя Андрей. Ты про меня совсем забыл. Проходи, я сейчас чайник поставлю, только вот к чаю у нас нет ничего.
        Андрею стало стыдно. Сами они без всяких ограничений покупали еду в коммерческих магазинах, да и Тамара Михайловна приносила молоко с творогом, а при надобности и другие сельхохпродукты. А Елена сидела на карточках, на которые особо не разгуляешься и про нее они с Михаилом просто не подумали.
        - Да не стоит чайник ставить, мы уходим сейчас, - сказал он. - Поставь лучше цветы в воду.
        - Это ты маме подарил? Здорово. У вас настоящее свидание, да?
        - Настя! - строго сказала Елена из-за шкафа, перегораживавшего комнату посередине. - Мы с Андреем Григорьевичем просто пойдем поужинаем.
        - Значит, точно свидание. Молодцы, - на Настю строгий голос ее мамы никакого влияния не оказал. - Я одобряю, если вас интересует моё мнение. Сходите, поужинайте. Куда пойдете?
        - Я не знаю еще, - ответил Андрей.
        - К Саратовскому вокзалу [5] пойдем, там неплохой ресторан, - сказала, выходя из-за шкафа уже переодевшаяся в темно-зеленое платье с брошкой на груди Елена.
        - Возьми с собой судки какие-нибудь, - дождавшись когда Настя пошла набирать воду в вазу, сказал он Елене, - Насте что-нибудь принесем.
        Ресторан на Саратовском вокзале и вправду оказался очень хорошим, несмотря на то, что на площади по пути к нему пришлось пробираться сквозь толпу эвакуирующихся, которая, впрочем, здесь была в разы меньше, чем на Комсомольской площади у трех вокзалов.
        И место в ресторане нашлось сразу, в дальнем от входа углу. Меню, конечно, не блистало разнообразием того, с которым Андрею пришлось столкнуться в «Метрополе», но бутылку «Хванчкары», на красной этикетке которой имелся номер двадцать, сыр и мясо с овощами на углях они получили, заказав еще порцию с собой.
        - Ты так и будешь молчать? - спросила Елена, отпив темно-красное вино из бокала. - Рассказывай уже о себе. Или ты собрался дождаться, когда я умру от любопытства и хочешь оставить мою дочь сиротой?
        Напряженность, которая чувствовалась в ней, пока они шли к ресторану, куда-то пропала, едва официант разлил вино по бокалам.
        - Ладно, постараюсь спасти тебя от смерти, - отпивая, в свою очередь, любимое вино вождя всех народов и пододвигая поближе блюдо с сыром. - Как я уже говорил, я родился в восьмидесятом году. Здесь, в Москве и родился, жили около Филевского парка, дома этого нет еще, там пустырь сейчас. Родители не очень богато жили, так что после школы я сразу в армию попал, на год всего [6],правда,но и того хватило за глаза. После армейки в институт поступил, в медицинский, четыре курса почти отучился, но понял, что не мое. Ушел, в ресторане поваром работал, потом приятель один позвал в рекламу,ее там гораздо больше, чем здесь,где последние годы и трудился, пока сюда не попал. Так что я как тот мастер на все руки: и воевать, и покормить, и вылечить, и продать, что останется, - улыбнулся он.
        - А семья? Родители? Жена, дети? Остался там кто-нибудь?
        Вопрос этот Елена задала настолько равнодушно, что Андрей сразу понял, что как раз это её волнует больше всех исторических перипетий, вместе взятых.
        - Не осталось у меня там никого. Родители погибли в аварии десять лет назад, братьев и сестер нет. Жена... кончилась жена лет пять назад, пропала, как и не было. Жили, квартиру, машину нажили, вроде нормально всё. Детей только не нажили. Я работал, как проклятый, а ей всё мало было, вот и нашла побогаче. Ну а после... ничего серьезного ни с кем не складывалось, да я и сам не стремился. Вот такое вот семейное положение у меня, - грустно закончил Андрей.
        - Как и у меня, - глухо сказала Елена, отпивая еще глоток, - муж мой, Настин отец...
        - Она говорила, на Халхин-Голе... Скучаешь по нему? - спросил Андрей.
        Елена на минуту задумалась, потом вздохнула и ответила:
        - Скучать уже не скучаю, отболело, просто тяжело одной. Жили неплохо,спасибо ему, Настя вот появилась, комнату дали. Хотя по характеру он жесткий был, нежностей не терпел. Может, только со мной он так, всякое случалось, не хочу об этом вспоминать, - Елена как-то успокоилась, очевидно, этот разговор о погибшем муже для нее уже стал привычным. - Скажи, Андрей, а как тебе здесь? Назад не тянет?
        - Раньше точно знал, что вернусь, всё непривычно здесь для меня оказалось,да и попал ведь я сюда неожиданно для себя. А сейчас обстоятельства изменились, так что,хоть как, а мы здесь навсегда, без возврата...Вроде и огорчаться надо из-за этого, а я, знаешь, не жалею. Я встретил тебя и Настю, - и накрыл её руку своей, глядя ей в глаза.
        Она посмотрела ему в глаза и взгляда не отвела. Больше до конца ужина Елена ни о чем из его прошлого-будущего не спрашивала, будто решила узнавать информацию об Андрее небольшими кусочками. Расспрашивала про Бублика, вовсю хохотала над рассказами о собачьих боях без правил, вспоминала, как в детстве у нее был пудель, который умел ловить рыбу в ручье, рассказывала смешные случаи из Настиного детства, в общем, беседовали они как старые друзья, между которыми вроде как произошло недопонимание, но потом выяснилось, что недопонимания и не случилось вовсе и теперь они очень рады этому.
        Набрав Насте в прихваченные с собой судки всяких вкусностей, они отправились назад. Пока они сидели в ресторане, на улице прошел дождь, но сейчас небо очистилось, ярко светила луна и освещала пустынную улицу, по которой они шли вдвоем. Когда повернули на Шаболовку, Елена остановилась, повернулась к Андрею и сказала:
        - Поцелуй меня.
        И когда Андрей робко коснулся ее губ, она схватила его за шею, притянула к себе и поцеловала гораздо крепче, чем он собирался.
        - Вот так. А теперь отведи меня домой, там Настя заждалась.
        
        
        
        Начальнику
        Военно-технического отд. РУ ГШ РККА
        Военинженеру 1-го ранга Коновалову А.А.
        ...капитана Приходько ...
        Рапорт
        ... согласно указанию ... проследить до адреса Хлебный пер., 17 «Б» ... наблюдение не дало результатов ... разрушен в результате бомбардировки ... разборе завалов ... сотрудниками НКВД ... не представляется возможным ...
        Резолюция
        ...поиски прекратить ... Коновалов
        
        начальнику 1-го отдела 2-го Управления
        старшему майору госбезопасности Тимофееву П.П.
        от начальника 3-го отделения ...
        Рапорт
        ...технической экспертизы ... Лосевым О.В. ... заключение ... не имеющие аналогов ... назначение определить невозможно ...
        Резолюция
        ...мероприятия для установления ... продолжить ...
        
        
        [1] Эпизод с простреленной эмкой и Василием Гроссманом в ней в воспоминаниях Давида Ортенберга относится к 7 октября, Гроссман приехал из-под оставленного нашими Брянска. К сожалению, узнал я об этом только во время работы над этой главой, так что дату и город пришлось поменять.
        [2] История с секретарем Сталина, потребовавшим в «Красной звезде» фотоматериалы, из тех же воспоминаний Ортенберга.
        [3] В описываемое время - музей архитектуры, в который попали не только фрагменты снесенных при советской власти храмов и архитектурных объектов, но и установленные сейчас на Кутузовском Триумфальные ворота (до 1936 года стоявшие на пощади у Белорусского вокзала).
        [4] Шаболовка, 63, мне кажется, я бы там заблудился сразу и надолго.
        [5] Павелецким вокзал стал только после войны.
        [6] Как раз в марте девяносто восьмого срок срочной службы уменьшили до одного года.
        Глава 11
        В конце мороженого, в тишине,
        Над чашками и фразами про нас с тобой
        11 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Накануне вечером выяснилось, что Анна Кузьминична, которая живет в угловом доме, вовсе не скрытая коллаборационистка и ей, оказывается, есть для кого ходить к парикмахеру, несмотря на наличие мужа в Ташкенте. Возвращавшийся уже поздно вечером Андрей в предательском лунном свете заметил знакомую вроде фигуру осторожно закрывавшего за собой калитку углового дома мужчины, а дома уже он понял, что чай попить можно только с Бубликом. Очевидно, Михаил решил оперативно проверить, не страдает ли Анна Кузьминична пораженческими настроениями. Старый разведчик вернулся ближе к утру, выдав себя сдержанным ругательством, вызванным столкновением в темноте с телом чемпиона Сокола по боям без правил.
        За утренним чаем (перебои с кофе начались давно и пришлось наступить на горло собственному организму, требовавшему с утра горячей коричневой жижи) Андрей полюбопытствовал:
        - Хорошая прическа хоть получилась? Оценил?
        - Так это ты вчера шел? Я так и подумал, - ответил Михаил, нисколько не смущаясь. - Прическа как прическа, что на нее смотреть? Анекдот про противогаз помнишь [1]? Так это про меня. Меня больше интересует внутренний мир человека и тонкая, знаешь ли, душевная организация, - с серьезным видом заявил он.
        Андрей рассмеялся. Эйфория от вчерашнего свидания с Еленой не покинула его.
        - Что сегодня делать собираешься? - спросил он Михаила, прожевав кусок бутерброда с маслом.
        - Ничего определенного. Схожу вон, с Бубликом погуляю, в саду посмотрю, может, сделаю что. А ты?
        - Я сейчас Ортенбергу речь накатаю, отвезу потом, продуктов Насте с Леной купить надо, а то я вчера к ним зашел, а у них хоть шаром покати, пустой чай пьют. Мне неудобно даже стало, у нас собака лучше питается.
        - Припахал тебя, значит, редактор сразу. Ты у него знаешь что, потребуй разрешение на фотоаппарат. Типа, ты внештатный фотокорреспондент и всё такое. А то заметят профессорскую «Лейку» и пиши письма. Отмажемся, конечно, ерунда это, но зачем нам лишние неприятности [2], - посоветовал Михаил.
        - Ага, это сделаю, думаю, что не проблема. Да и лишняя бумажка лишней никогда не будет.
        Первый опыт работы в качестве спичрайтера прошел без запинки. Андрей, который с самой первой пробы освоил речевые обороты нынешней пропаганды, весьма небогатые, немного добавил свежести из будущего и написал готовый текст выступления через пятнадцать минут, оставив место для вставки показателей.
        - Всё, пойду я. Когда вернусь, не знаю.
        Редакция «Красной звезды» походила на кастрюлю с бурлящим супом: все куда-то бежали и при этом что-то громко говорили. Ортенберг принял его у себя в кабинете в небольшой свободный промежуток. Гора бумаг на его столе выросла до угрожающих размеров.
        - Очень хорошо, даже догадались оставить место для статистики, это секретарь вставит. Зайдите дня через три, подкину работу, заплатим тогда уже.
        - Хорошо, что напомнили, Давид Иосифович. Мне бы какое-нибудь удостоверение надо, что я у вас в газете работаю. А то, знаете, могут возникнуть вопросы. А так спокойнее всё же.
        - Да-да, конечно, я секретарю скажу, она выпишет, а сейчас извините, времени нет, - и он тут же переключил внимание на лежащие перед ним на столе документы.
        Решив, что еще один букет для Елены не помешает, Андрей отправился в выручивший его накануне «Националь», но выручивший его накануне швейцар сегодня не работал, а его сменщик вместо цветов предложил пообедать. Андрей подумал секунду и шагнул внутрь, так как где-то еще поесть в ближайшее время вряд ли получится, а тут еще и вкусно покормят.
        Несмотря на довольно-таки раннее время, в ресторане уже вовсю кипела жизнь. За соседним столиком, судя по множеству пустых тарелок и полной пепельнице, заседали с самого утра. Маленький мужчина с непропорционально большой головой, заплетающимся голосом громко говорил своему собеседнику:
        - Вот увидишь, Веня, я еще вернусь из этого Ашхабада. Здесь все вспомнят, кто такой князь «Националя» [3]! Они думают, что я исписался уже, кончился. Я им покажу, они меня узнают! - устав говорить, он подпер голову рукой и уставился куда-то вдаль
        - Юра, да успокойся же, что ты завелся? Не ты один уезжаешь, ничего страшного. Может, выпьешь еще немного? - он поднял пустой графин и, посмотрев на свет, как бы надеясь, что там что-то появится, разочарованно поставил его обратно. - Выпить нечего.
        - Сейчас принесут! Коля, принеси нам еще водки! - крикнул он официанту.
        - Извините, Юрий Карлович, но Юрий Михайлович, - он кивнул в сторону стоявшего скалой у входа в зал метрдотеля, - сказал Вам больше сегодня не наливать.
        - Ну налей Вене, а он меня угостит, - тут же проявил смекалку князь «Националя».
        - Извините, но Вениамину Наумовичу тоже велели не наливать.
        - Да что же это такое? Почему не наливают мне, члену Союза советских писателей? Вы меня что, не знаете? Я - Юрий Олеша! - маленький мужчина вскочил на ноги и схватил пустой графин.
        - Юрий Карлович, дорогой мой, давайте-ка домой, - подхватил его под локоть, перехватывая при этом свободной рукой графин, подошедший метрдотель.
        - Ты ничего не понимаешь, Юрий Михайлович! А мне завтра в Ашхабад уезжать! Может, я не вернусь оттуда! Налей нам срочно! - не успокаивался член Союза советских писателей.
        - Ничего с Вами не случится в Ашхабаде, Юрий Карлович, вернетесь, мы Вас будем ждать, - метрдотель мягко, но настойчиво подталкивал автора «Зависти», поддерживаемого с другой стороны его товарищем, к выходу.
        - Извините за задержку, видите, вот как получается. Хороший же человек, добрый, компанейский, а так случается с ним, - официант кивнул на выходящего на улицу Олешу, который никак не мог попасть рукой в рукав пальто. - Что будете? Рекомендую шницель и картофельный пай [4].
        - Хорошо, давайте шницель. Кофе есть?
        - Кофе есть.
        - Два маленьких двойных [5], - обрадованно сказал Андрей. - Извините, а можно с собой взять? Я заплачу.
        Выложенные на стол две десятки послужили неплохим залогом успешных переговоров и Андрей через сорок минут ушел из «Националя» с довольно-таки увесистым пакетиком кофейных зерен в кармане.
        В коммерческом, где полки пустели день ото дня, а цены уверенно ползли вверх, Андрей набил рюкзак крупой и тушенкой, сверху положив килограмм шоколадных конфет и отправился на Шаболовку.
        Настя сидела дома одна. В квартире из пяти комнат заселенными осталось три, включая и Елену с Настей, но соседки, которых Андрей видел накануне, уехали на рытье противотанковых рвов.
        - Мне тут скучно, дядя Андрей, - заявила она прямо на пороге, после того как открыла дверь, прогремев цепочками и замками. - Вы с дядей Мишей меня бросили, мама целый день на работе. Даже книжку мою забрали.
        Из Настиных глаз полились слезы. Андрею стало жалко эту несчастную девчонку, которая вынуждена целыми днями сидеть дома. Школы работали с пятое на десятое, большей частью занимаясь тем, что вывозили учащихся в эвакуацию. Туда уже отправились все ее не только подруги, но и мало-мальски знакомые.
        - Тебе что мешало попросить у мамы разрешения и поехать к нам? Там бы хоть с Бубликом время проводила. И книжка твоя там. Сюда я ее не отдам, ты это прекрасно понимаешь. К тому же, я думаю, не сегодня, так завтра вам можно переехать к нам. И даже нужно. Всё, успокоилась? Давай разбирать продукты.
        - Конфеточки мои, - зачарованным голосом прошептала Настя, прижимая к груди пакет со сладостями. - Это нам всё? Спасибо тебе, дядя Андрей.
        - Настя, всего две недели прошло с тех пор, как ты прекратила объедаться этими своими конфеточками, а причитаешь над ними, будто годы прошли. Другие дети о таком и не мечтают. Давай сюда, я спрячу и попрошу твою маму давать по одной штуке в день.
        - Ты жестокий, дядя Андрей. Так с детьми нельзя. Слушай, а ты теперь поженишься на моей маме? Вы же встречаетесь? Ты будешь жить с нами? Мне тебя как надо называть будет: папа или дядя Андрей? - Настя засыпала его вопросами, на которые Андрей не то что ответа не знал, а даже не задумывался об этом.
        - Настя, подожди, успокойся. Тебе не кажется, что эти вопросы мы должны решать не с тобой, а с твоей мамой? И конфеты сюда давай, я о них не забыл.
        Разобравшись с продуктами и разложив их по шкафам и полкам, Настя спросила у Андрея:
        - Сегодня хоть чай попьем? С конфетами?
        - Ну давай, ставь чайник, одну конфету я выдам.
        - Ради такого дела, дядя Андрей, давай мне две конфеты!
        - Какого такого дела?
        - Тебе, дядя Андрей, об этом знать нельзя. Давай конфеты, не жмотись!
        - Ну держи, раз такое дело.
        - Давай, я остальные в шкаф положу.
        - Э, нет, подожди, так не пойдет. - Андрей высыпал конфеты из пакета и сосчитал их. - Дай мне карандаш.
        - Это ты что задумал, дядя Андрей? Что это ты пишешь? - с возмущением спросила Настя, глядя как он выводит на пакете цифры три и восемь.
        - В пакете тридцать восемь конфет. Мама твоя выдаст тебе конфету и запишет остаток, чтобы никакие серые мышки и хитрые девочки конфеты втихаря не таскали.
        Разочарованию Насти не было предела, так что когда Андрей пошел встречать Елену, она даже не попрощалась с ним.
        Радость от предстоящей встречи заставила Андрея по другому посмотреть и на стены Донского монастыря, и даже на ограду Донского кладбища, они казались ему милыми и привлекательными [6]. И дорога с выбоинами в асфальте не раздражала. И лужи. Ничего не раздражало. И война казалась далекой и ненастоящей, проходящей где-то далеко и не взаправду. Зато есть настоящая Лена, хорошая, замечательная Лена, с которой он сейчас встретится, и будет разговаривать, и они пойдут домой, и она возьмет его под руку и прижмется к нему на ходу, и он уже ощутил тепло, исходящее от ее тела, запах ее волос. Так что когда к нему подошла Дарья, он даже не сразу услышал, что она ему говорит.
        - А, Даша, привет. Я Лену встречать пришел. Она долго там еще, не знаешь? - заметил он её.
        - Я же говорю, а ты не слышишь, о чем хоть думаешь? Они с Владимиром Александровичем поехали в университет, на Моховую, сюда она уже не вернется сегодня. А оттуда сразу домой.
        - Давно уехали?
        - Часа два уже прошло, наверное, может, и больше, я не заметила, работы много.
        - Пойду туда, там ее встречу, - растерялся Андрей.
        - Куда ты пойдешь? Туда идти час, не меньше. И где ты ее там искать собрался? Университет большой, где они там, я не знаю. И пока ты доберешься туда, она уехать уже может, разминетесь обязательно. Если надо, иди лучше домой к ним, там подождешь. Ладно, пора мне, пойду я. До свидания! - и Дарья быстро зашагала в сторону Нескучного сада.
        Разочарованный, Андрей пошел назад на Шаболовку.
        - Быстро ты вернулся, дядя Андрей. А мама где? - спросила Настя, когда он пришел назад через каких-то полчаса.
        - Оказалось, что твоя мама уехала в университет, на Моховую. Так что подожду ее здесь, - ответил Андрей.
        - Ну что же, подожди её. Проходи, - и Настя распахнула перед ним дверь.
        Минут через двадцать в дверь позвонили.
        - Странно, - сказала Настя, - кто это может быть. Может, мама ключ забыла? Кто там? - крикнула она в сторону входной двери уже из коридора.
        Из-за двери мужской голос спросил Елену Сергеевну.
        - Её нет. Что ей передать? - спросила Настя, подходя к двери.
        - Это Евгений Викторович, с работы. Она скоро придет?
        - Я не знаю. Ничем не могу помочь, извините, - сказала Настя и ушла от двери.
        - Кто это был? - спросил Андрей.
        - Да один, с маминой старой работы, ходит за ней, год уже, наверное , надоедает только. Противный дядька. Мне он не нравится. И маме тоже, - посмотрев на Андрея, слишком уж равнодушно сказала Настя и, подойдя к окну, посмотрела на улицу. - Стоит, гад, у подъезда. Ждет. Шел бы ты, Евгений Викторович, домой к себе, нечего тебе здесь делать.
        Андрей встал и начал одеваться.
        - Ты куда, дядя Андрей? - спросила Настя, оторвавшись от созерцания стоящего у подъезда маминого воздыхателя. - Ты его не бей, он потом маме неприятности на работе устроит, когда она туда вернётся.
        - Настя, никого я бить не собираюсь, успокойся. Может, с человеком просто поговорить надо, он заблуждается, а об этом ему никто сказать не может.
        - Ты его точно бить не будешь?
        - Настя, перестань, пожалуйста. Я с ним поговорю и он пойдет домой, а мы будем ждать твою маму. Так тебя устраивает?
        - Устраивает. Но я за тобой наблюдать буду.
        «Странное дело», - подумал Андрей, спускаясь по лестнице, - «раньше за ней такого не водилось. Наверное, хрен этот угрожал Лене».
        Мужчина лет сорока, высокий, с симпатичным лицом, в щегольской шляпе и явно дорогом пальто, стоял у подъезда и курил папиросу, небрежно стряхивая пепел. Пахло от него каким-то наверняка модным одеколоном, на шее виднелся небрежно повязанный шелковый платок. Вся его внешность говорила о том, что у Евгения Викторовича жизнь удалась.
        - Привет, - сказал Андрей, подходя к мужчине.
        - Здравствуйте. Мы знакомы? Вы чего-то хотели? - он говорил, будто делал одолжение.
        - Нет, не знакомы, - ответил Андрей, - но это ведь легко устранить. Позвольте представиться, Волошин. Андрей Григорьевич Волошин, литератор.
        - Евгений Викторович Покровский, химик. Кандидат наук.
        - Вот видите, товарищ Покровский, мы уже и знакомы, - улыбнулся Андрей.
        - Чем обязан?
        - Видите ли, Евгений Викторович, так получилось, что мы с Вами интересуемся одной и той же женщиной. И я бы предпочел, чтобы в будущем она осталась со мной.
        - Я не желаю обсуждать это ни с кем, а тем более, с Вами. Елена Сергеевна... я уже давно ухаживаю за ней и надеюсь на взаимность. И я уверен, что как раз Вам здесь делать нечего. Я Вас тут в первый раз вижу. А мы с Еленой Сергеевной скоро год как вместе... работаем... и не только, - он потер переносицу и Андрей вдруг увидел у него на безымянном пальце специфический след от обручального кольца.
        - Холодит? - спросил он, показывая на правую кисть Покровского.
        - Не понял, Вы о чем? - ответил тот вопросом, растерянно глядя на свою руку.
        - Ну, в такую погоду от обручального кольца руки мерзнут, наверное, поэтому пришлось снять [7].
        - Вы ничего не знаете, мы с женой разводимся!
        - Ага, уже пять лет, но она болеет, так что придется немного подождать, да к тому же детям надо школу закончить. Про победу в войне не пробовал? Наверное, тоже пройдет. Слышь, кандидат наук, - Андрей шагнул к нему, так что тот оказался вынужден отступить назад, упершись спиной в стену дома, - давай, шагай к жене и детям.
        Прижатый к стене, Покровский как-то мгновенно потерял весть свой лоск, лицо его побледнело, губы задрожали. Он попытался что-то ответить, но смог только кивнуть.
        - Ладно, прощай, кандидат химических наук, - Андрей подтолкнул его рукой и тот безропотно побрел, опустив плечи. - И, Женя, - позвал он Покровского, тот сразу же остановился, не поворачиваясь, - если в будущем доведётся вам работать вместе, не надо пытаться устроить Елене Сергеевне проблемы, не по-мужски это. Понял? Ну, если понял, давай, иди.
        Глядя на испачкавшуюся в побелке удаляющуюся спину менее удачливого поклонника своей (так уж ему хотелось думать) женщины, Андрей почему-то отряхнул руки.
        
        [1] Анекдот о жене, которая в тщетных попытках обратить на себя внимание мужа, надевает противогаз и получает в ответ реплику «Брови, что ли, выщипала?».
        [2] Все фотоаппараты и радиоприемники у населения вскоре после начала войны изъяли. Именно с этим связано столь малое количество неофициальных снимков того времени. Так, о первом дне московской паники мне не удалось найти ни одной фотографии, только свидетельства очевидцев.
        [3] Как отмечают многочисленные свидетели, Юрий Карлович Олеша в течение многих лет являлся не только завсегдатаем, но и почти символом «Националя», где его кормили и поили не только в долг, но, зачастую, и бесплатно. Получив в пятидесятых гонорар за переиздание своих книг, разбогатевший Олеша подарил каждому официанту ресторана наручные часы, чрезвычайно статусную вещь в то время. Князем «Националя» называл он себя сам. Вениамин Рискинд - поэт-песенник, друг и постоянный спутник Олеши.
        [4] Аллюзия к «Долгому прощанию» Юрия Трифонова, герой которого, Гриша Ребров, именно это заказывал в «Национале».
        [5] Так аж до начала девяностых называли эспрессо в СССР.
        [6] На территории Нового Донского кладбища, мимо которого ходят наши герои, есть две огромных братских могилы, в которых захоронены сотни тел расстрелянных в середине тридцатых. Да и крематорий оптимизма обычному человеку не очень добавляет.
        [7] Вряд ли анекдот о мешающем в жару обручальном кольце был известен в описываемое время, так что Андрей смог обескуражить оппонента.
        Глава 12
        Ну что ж, пойдем вдоль малолюдных улиц -
        Опилки на полу, скорлупки устриц
        11ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Елену пришлось ждать недолго, каких-то полчаса. Изучив за время ожидания каждый сучок в двери подъезда (восемь, и еще один выпал), количество слоев сурика, которым дверь красили, как оказалось, шесть раз, дефекты побелки на стене дома, Андрей даже не успел замерзнуть. Стройная фигура в зеленом пальто, которое ей было велико как минимум размера на два, но плотно облегало силуэт при каждом порыве ветра, появилась, быстро шагая и поеживаясь на ветру и Андрей, пока она приближалась, подумал, что надо бы купить ей пальто потеплее. Увидев его, Елена пошла еще быстрее, улыбаясь ему.
        - Здравствуй. Ты что здесь стоишь? Пойдем домой, я вся замерзла, пока добиралась. Ездили с Энгельгардтом к Гаузе в университет на Моховой, передавать ему то, что мы делали в последнюю неделю, а меня он вроде как на всякий случай взял, отвечать на вопросы, если возникнут. Нашел специалиста, - она улыбнулась.
        - Но ты же справилась?
        - Если честно, там и без меня бы справились, так что я домой пошла, когда стало понятно, что не нужна там уже, а Энгельгардт остался с Гаузе обсуждать царский подарок. Пойдем лучше чай пить, что мы стоим на улице, холодно же.
        Они поднялись по лестнице на 3 этаж в темном от светомаскировки подъезде, и Елена открыла дверь квартиры своим ключом.
        - Проходи, раздевайся. Настя, у нас гости! - крикнула она из коридора в открытую дверь своей комнаты.
        - Так дядя Андрей уже приходил, продукты принес, - ответила Настя и начала что-то шептать ей на ухо, глядя при этом на Андрея.
        Елена обернулась к Андрею, лицо ее не было уже таким приветливым, как минуту назад, когда они встретились.
        - Это правда? - нахмурившись, спросила она
        - Что именно? - Андрей понял, о чем речь, но решил, что немного наивности здесь не помешает.
        - Ты зачем ходил к Покровскому?
        - Познакомился с человеком, поговорили, он и ушел. Вежливо, как два интеллигентных человека.
        - Андрей, позволь мне решать самой, что и кому говорить и с кем встречаться, а с кем не встречаться. Это моя жизнь. Я тебя о подобной помощи не просила. Уходи. За продукты спасибо. Всё, до свидания! - и она, пройдя мимо него, открыла дверь. - Уходи.
        Андрей не мог понять ее реакцию на случившееся. Вроде ничего страшного не произошло. Ну отвадил он этого Покровского, что тут такого? Про себя он решил несколько дней подождать, а пятнадцатого приехать и забрать их на Сокол. Смотришь, за эти дни Елена остынет немного и успокоится.
        Дома Михаил только подлил масла в огонь, не проявив никакого сочувствия. Когда Андрей рассказал ему о происшедшем, он сказал:
        - Ты, Андрюха, вроде и взрослый парень, а порешь такую хрень, извини меня. Ну подождал бы, пока этот хлыщ в лаковых штиблетах померзнет на улице, потом пришла бы твоя Елена Прекрасная, отшила бы его, он бы, небось, ерепениться начал, а тут бы и ты, весь в белом и такой рыцарь-защитник, спасать даму от проходимца. В такой ситуации и по морде дать не грех, и дама твои усилия оценит. А ты как пионер, честное слово. Этот твой Покровский сегодня наоборот, очков набрал, раз ты херню спорол, значит, он на коне. Не горюй, Андрюша, - сказал он, хлопая по плечу совсем расстроившегося Андрея, - что нам кандидаты наук, хоть даже и химических, всё пройдет. Подожди только пару дней, не суйся, а то еще хватит дури цветы дарить и серенады под окнами петь. А там она успокоится, перебесится, поймет, что женатик, да еще и такой ссыкливый, ей на фиг не нужен, а вот холостой красавец очень даже хорош. И Настя за тебя, так что сиди тихо, пиши статейки про непобедимую и легендарную для запаса, завтра сходим, яблони обрежем, развеешься.
        - Да не умею я никакие яблони обрезать, могу только под корень спилить.
        - Не переживай, там всё просто, где я покажу, где Тамара Михайловна подскажет, главное, руками поработать, чтобы дурь из головы выгнать. А что, писатель Олеша и вправду на стол прыгал? - поменял еще раз тему разговора Михаил.
        - На стол не прыгал, графином только размахивал, так его и вывели сразу. Ты, Миша, мне зубы не заговаривай. Налей лучше коньяку грамм сто пятьдесят, да пойду я спать, что-то умаялся я сегодня по Москве бегать.
        15ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Пятнадцатого с утра всё вроде шло, как и прежде, но что-то такое в воздухе витало. То ли знание о том, что начнётся ближе к вечеру, накладывало свой отпечаток и ожидание неизбежного хаоса и беспредела добавляло работы надпочечникам, гнавшим в кровь лишний адреналин. Андрей буквально заставил себя с утра заняться всякой ерундой, чтобы не сорваться и не поехать к Елене, от которой за прошедшее со дня ссоры время никаких новостей не было, так как в институт биохимии ни он, ни Михаил не ездили, а телефонную линии до их дома еще не дотянули.
        Сначала он пилил с Михаилом срезанные с яблонь ветки и складывал их, попутно сортируя, потом ходил с Никитой Борискиным по домам членов отряда самообороны, проверяли их, на месте ли и уточняя в который раз, исправны ли их охотничьи ружья и чем снаряжены патроны.
        Еще где-то в Кремле вождь и учитель только сообщал всем вождям помельче, что пора уматывать из города: кому в Куйбышев, кому в Арзамас, что вместе с собой надо захватить и иностранные посольства. Еще Каганович не отдал команду готовить к взрыву метро. Еще не выдали рабочим зарплату за два месяца вперед и еще не сгребли в мешки остатки заводских касс отдельные красные директора, чтобы сберечь народные деньги у себя под подушкой. Еще не эвакуировались в спешке наркоматы и партийные органы, оставляя открытыми кабинеты и сейфы, вываливая на пол еще утром бывшие секретными документами. Всё еще только начиналось...
        Из Свердловска выпуск Совинформбюро начался обычным «Говорит Москва!» [2], а потом продолжился: «В течение ночи с 14 на 15 октября положение на Западном направлении фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону...» Что за участок, кто там и что прорвал, никто не сказал. А дальше Левитан с Высоцкой рассказали, что именно на этом участке пришлось отступить, но при этом... И пошли десятками сбитые немецкие самолеты вместе с сожжёнными танками, и живая сила противника, потери которой у противника исчислялись тысячами и тысячами, и партизаны в Калининской области, и моряки-черноморцы, и про рабочих, которые три нормы в смену [3]. Только про немцев, которые стояли в нескольких десятках километров от Москвы, не прозвучало ни слова. И про дыру в обороне, в которую можно не одну дивизию тех же немцев провести как на параде, тоже молчок.
        Сводка Совинформбюро из громкоговорителей на столбах и тарелок на стенах не могла рассказать, что в огромном пустом здании Московского городского комитета партии остались буфетчица и главный московский большевик Александр Щербаков, а весь остальной актив унесло на восток попутным западным ветром [2], что в здании Центрального Комитета ВКП(б) на Старой площади, опустевшего в один миг, так что сотрудники НКВД собирали потом секретные документы, брошенные в распахнутых настежь кабинетах, что английское посольство эвакуировали в товарном вагоне, и много чего еще, что началось в столице Союза Советских Социалистических Республик во второй половине дня пятнадцатого октября одна тысяча девятьсот сорок первого года. Впрочем, население об этом могло только догадываться.
        Андрей надеялся, что Елена с Настей всё-таки приедут, но часа в три дня надежда эта почти растаяла.
        - Ну что ты мечешься, успокойся, - попытался утихомирить его Михаил, - может, приедут еще.
        - Что-то не так. Я поеду к ним, посмотрю, что там, - взволнованно ответил Андрей.
        - Ну езжай, посмотри. Может, мне с тобой поехать?
        - Нет, не стоит, я сам, - сказал Андрей, на ходу натягивая свитер.
        На улице его встретил налетевший неизвестно откуда ветер, дувший, как обычно, прямо в лицо, небо в течение нескольких минут затянуло темно-серыми тучами, но возвращаться за зонтом у Андрея даже мысли не возникло, от нетерпения он даже несколько раз пробежал по десятку шагов по пути к метро. Поезд, как назло, задерживался и он нервно ходил по платформе, не в силах оставаться на одном месте.
        Когда Андрей добрался до Шаболовки, уже смеркалось. Взбежав вверх по лестнице, он позвонил в квартиру Елены, но дверь никто не открыл. Нажал звонок еще раз. И еще. Звонок в квартире был слышен, но никто не открывал дверь. Тогда Андрей начал звонить во все звонки подряд, но и тогда к двери никто не подошел. Он понажимал еще на кнопки звонков, постучал в дверь кулаком, для верности добавил ногой, потом прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука. Он, наконец, понял, что квартира пустая. Не зная, что дальше делать, он уперся в дверь лбом, а потом, развернувшись, присел на корточки, от бессилия стукнув по двери несколько раз затылком.
        Внезапно его осенило, что они могут быть у Дарьи и это стало его последней надеждой. Он вскочил и побежал вниз по лестнице, прыгая через несколько ступенек. Путь до дома Дарьи, который они до этого проходили почти за час, он преодолел вдвое быстрее. Прохожих на его пути встречалось мало, пока он не выбежал на Садовое кольцо, где людей было побольше, но бежать ему никто не мешал. Вбежав в подъезд, в котором жила Дарья, Андрей и сам не заметил, как оказался перед ее дверью. Позвонив в первый попавшийся звонок, он услышал за дверью какое-то шебуршание, а затем и грохот. Матерясь, дверь открыл Терентьич.
        - Здравствуйте, Николай Терентьевич.
        - О, привет! Как же тебя, забыл уже.
        - Андрей.
        - Точно, Андрюха, как же я мог забыть. Заходи, - и он открыл дверь пошире, дохнув на Андрея густым перегаром.
        - Николай Терентьевич, а Дарья дома? - спросил Андрей, заходя в квартиру.
        Дарьин сосед, стоящий в дверном проеме босиком, в грязных штанах и неопределенного цвета рваной майке, почесал ухо, откашлялся и сплюнул в темноту лестницы. Пригладив взлохмаченные волосы, он закрыл дверь.
        - Дашки? - он помолчал, собираясь с мыслями. - Не, Дашки нет. После обеда тут что-то ходила, чего хотела, не знаю, опосля пришла к ней родственница ее, не помню уже как ее, с девочкой. Ну ты же помнишь девочку, она с вами же тогда приехала! Помнишь, да?
        - Помню, Терентьич, помню, это Настя. Куда они пошли?
        - Настя, я ж и говорю, Настя, а ты не слушаешь. Слушай, Лёха, а давай выпьем по маленькой. Ты же знаешь, жена моя, Варечка моя, Варвара Степановна, она же вот копала им, этим вот, - он кивнул куда-то в сторону окна, - ямы копала, привалило ее там. Ты же знаешь всё, Лёша, знаешь, да?
        - Терентьич, куда пошла Даша?
        - Так я ж и говорю, пришла к ней родственница с девочкой, как ее, не упомню никак... - Терентьич замер, собираясь с духом.
        - С Настей! - нетерпеливо подсказал Андрей.
        - Ага, с ней, с Настей... Да не шуми ты, я ж не глухой. Горе у меня, Толя, Варечка моя, она ж в больнице померла у меня, вот девять дён сегодня, как схоронил я ее, мою Варвару Степановну... Один я, Толик, остался, девять дён, я и выпил капельку, за Варечку.
        Андрей решил не вмешиваться в путаницу с именами, царившую в голове Терентьича, подумав, что так быстрее получится добраться до интересовавших его сведений.
        - Терентьич, куда пошла Даша? - спросил он еще раз.
        - Я ж и говорю, они сидели, шушукались. Выпить со мной побрезговали, я ж не какой забулдыга, я наливал, за Варечку, значит, мою... А они накричали на меня, эта Дашка, ты с ней не мути, она знаешь какая? Не нальет ни разу, вот представь! Я вот вчера подошел к ней, Андрюха, нет ну ты представляешь...
        - Терентьич, дорогой, вспомни, может, они говорили, куда они пойдут?
        - Говорили, как же! Сейчас, ты подожди, я ж всё помню, сейчас, сейчас... О! Вспомнил! Они пошли к какой-то Ирине. Так и сказали: к Ирине! Видишь, я всё помню! - он поднял вверх грязный указательный палец и уставился на него.
        - Что за Ирина? Где живет? - спросил Андрей, отрывая Терентьича от медитации.
        - Ирина? Не, никакой Ирины я не знаю. Ты вот что, Саня, давай сейчас по маленькой, а? Я тут знаю, в соседнем доме у Машки, у нее самогон ядреный, Саня, ты даже не представляешь! Я сейчас, я быстро, сапоги вот найти только надо. Ты мне только пятерочку дай, а то мои кончились.
        Расстроенный, Андрей только махнул рукой. Он понял, что от Терентьича и от трезвого толку немного, а от пьяного и подавно. Поиски зашли в тупик. Ни о какой Ирине Андрей даже не слышал, ни от Дарьи, ни от Лены. Он не знал, что дальше делать. Оставалось только вернуться домой.
        Он медленно спустился по лестнице, присел на лавочку у подъезда и просидел там, надеясь, что кто-нибудь может вернуться. В течение часа дверь подъезда, на которую Андрей, не отрываясь, смотрел, ни разу не открылась. До него дошло, что никто сюда сегодня не вернется, к тому же, он уже замерз чуть не до костей. Андрей встал, и не спеша, нога за ногу, побрел в сторону дома. Когда он повернул с Садового кольца на Ленинградское шоссе, его догнала какая-то полуторка. Андрей отошел ближе к обочине, пропуская машину, но она остановилась возле него.
        - Далеко собрался на ночь глядя? Подвезти, может? - добродушно спросил его водитель, открывая дверцу.
        - До Сокола по дороге? - ответил он, судя по голосу, пожилому, лет шестидесяти, водителю.
        - До Сокола? Что же, садись, довезу, так и быть. Мне, правда, поближе немного, но не страшно, успеют, - ответил тот чуть хрипловатым голосом, зажигая торчащую изо рта папиросу и разглаживая усы.
        - Кто успеет, батя? - спросил Андрей, садясь в машину и хлопая дверцей, больше для поддержания разговора, чем реально интересуясь, кто ждет машину.
        - Бааальшие люди, ждут, паря, - растягивая гласные и явно кого-то передразнивая, ответил водитель, когда машина уже тронулась с места, громко фыркнув. - Аж сам заместитель народного, панимаш, комиссара легкой промышленности. Народного, тьфу ты, комиссара, - повторил он.
        - Что ж такому большому человеку на ночь глядя машина понадобилась? - спросил Андрей, зная ответ наперед.
        - Драпать собрался большой человек. Немцы со дня на день в город войдут, вот они и драпают один вперед другого. Шмотьё своё, барахлишко с собой тянут, твари, чтоб за тех, которые могут под немцем остаться, в тепле и уюте переживать. Тьфу, аж тошно, - сплюнул он в приоткрытое окно.
        - Кто ж повезет начальника? Не Вы?
        - А кому ж еще? Я и повезу. Не сам же начальник за баранку сядет и под капот лазить под дождем, случись чего в дороге, не заместитель народного комиссара пойдет, а Степаныч. А то, что у Степаныча жена хворая дома лежит и ведро поганое вынести теперь некому за ней, на то плевать всем. А поди откажись, так домой и не вернешься.
        Пару минут они ехали молча, потом водитель спросил:
        - Тебя как зовут?
        - Андрей.
        - А меня Степаныч. Денисом крестили, да только меня уже лет двадцать только Степанычем и зовут. Ты вот, Андрей, кто по жизни? Кем работаешь?
        - Да по-разному получалось. И в армии служил, и на врача учился, и поваром работал.
        - Богатая у тебя биография. Сколько ж годков тебе?
        - Сорок уже.
        - А ты, часом, драпать не собираешься?
        - А зачем? Немцев в Москве не будет. Не дойдут.
        - Эх, Андрей, мне бы твою уверенность. Я вот сегодня из типографии листовки возил в комитет партии, так листовки те уже говорят, что немец Москву захватил [4]. Вот такие дела, парень. Что ж, вот он, твой Сокол. Я тебя у метро высажу, пойдет?
        - Пойдет, Степаныч. Спасибо Вам. Денег вот возьмите.
        - Да брось ты, деньги еще он дает. Люди помогать друг другу должны не за деньги, мы ж не говнюки какие, как эти, баальшие начальники. Давай, Андрей, счастливо оставаться!
        - Погоди, Степаныч! Слушай, вот какое дело. Вы же по шоссе Энтузиастов поедете, как загрузишься?
        - А куда ж еще? По нему и поеду, дорога-то одна.
        - Есть одна мысль, Степаныч, если не боишься. Не спрашивай, откуда знаю. Там, где поворот за мостом через Чернявку, есть одно узкое место с откосом, помнишь? Можно воспользоваться при случае. Удачи!
        Степаныч задумался на секунду, потом дернулся, собираясь еще что-то спросить, но Андрей уже закрывал дверь
        - И тебе, парень, того же! - крикнул ему вслед Степаныч и, развернув машину, поехал назад, в сторону центра.
        Домой, на Верещагина, Андрей пришел почти в десять, с первыми каплями дождя, заставшего его почти у крыльца. Михаил сидел на кухне и пил чай, громко хрустя сушками. Бублик сидел у его ног и зачарованно смотрел, как сушки, столь необходимые собачьему организму, одна за другой отправляются в чужой рот.
        - Что? - спросил Михаил.
        - Ничего. Дома нет, в квартире пусто, ни ее, ни соседок, даже спросить не у кого. У Дарьи тоже нет, но они туда приходили и ушли вместе. К какой-то Ирине. Терентьич пьяный, у него поминки по жене девятый день подряд. Всё. Что дальше делать, я не знаю.
        - И я не знаю, Андрюша. Признаю, неправ, надо бы их с утра сегодня забрать хотя бы, да вместе поехать, чтобы сподручнее, а я тебя тут до обеда мурыжил. Послушай, я тебе обещаю, что сделаю всё, чтобы их найти и чтобы они с Настей оказались в безопасности.
        Андрей посидел рядом с Михаилом, налив себе чаю и, согреваясь с каждым глотком, уничтожил остатки сушек.
        - Ну что, Миша, пойдем спать, всё равно ничего не высидим. Может, завтра определится что-нибудь.
        - Спать так спать. Спокойной ночи, - и Михаил, потрепав Бублика по голове, пошел в свою комнату.
        Андрей провертелся без сна почти час и решил выйти на крыльцо подышать свежим воздухом. Когда он открыл входную дверь, в лицо ему резко дунул холодный влажный ветер и в каплях дождя появились первые снежинки.
        
        [1] С осени сорок первого дикторы Юрий Левитан и Ольга Высоцкая вещали из студии в Свердловске. Только в марте 1943 студия переехала в Куйбышев
        [2] Полную сводку Совинформбюро за 15 октября 1941 года можно прочитать по адресу: HTTPS://SMOLGAZETA.RU/SVODKI-SOVINFORMBYURO/80534-OT-SOVETSKOGO-INFORMBYURO-15-OKTYABRYA-1941-GODA.HTML
        [3] Аллюзия к Памеле Трэверс, Мэри Поппинс в ее книге принесло как раз восточным ветром, а унесло западным.
        [4] Сигнальный тираж листовок с призывом бороться с оккупантами от имени подпольного горкома партии был напечатан 15 октября.
        Глава 13
        Не спрашивай о чем.
        Ну что ж, давай туда пойдем.
        16 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Андрей уснул только под утро. Ворочаясь в постели, он не мог избавиться от мыслей, что может быть с Еленой и Настей, воображение рисовало картины одна ужасней другой, и попытки успокоить себя, что, скорее всего, ничего не случится, если только их не понесет на улицу, ни к чему не приводили. Так что когда рано утром прибежала Тамара Михайловна и с порога закричала: «Метро закрыто!» [1], он с тяжелой головой вылез из кровати, на которой высилась груда скомканного постельного белья.
        - Что случилось, Тамара Михайловна? - услышал Андрей голос Михаила с кухни.
        - Метро закрыто! Говорят, немцы через час-другой в город войдут! Начальство всё вчера сбежало! Что делать-то? - продолжала причитать Тамара Михайловна.
        - Маааалчать! - своим самым лучшим командным голосом рявкнул Михаил и добавил потише: - Метро завтра откроют, немцев тут не будет, начальники вернутся. Вопросы есть?
        Выходящий из спальни Андрей успел заметить, как немного побледневшая домработница мотает головой из стороны в сторону, сидя на краюшке стула. Очевидно, сотрясающий своим голосом стекла в окнах и посуду в буфете Михаил в ее сознании плохо совпадал с тем интеллигентным и вежливым мужчиной, с которым она до этого каждый день общалась.
        - Доброе утро, Тамара Михайловна, - спокойно поздоровался он, входя на кухню. - Завтракать будем?
        - Конечно, конечно, сейчас, - вздрогнув, будто очнулась, домработница вскочила и засуетилась у примуса.
        - Доброе утро, Андрей, - поздоровался сидящий за столом Михаил. - Ты как?
        - Бывало и получше.
        - Давай, умывайся, завтракаем, пойдем потом к Никите сходим, узнаем, что там творится.
        Успокоившаяся Тамара Михайловна накормила их неимоверных размеров бутербродами с вареным мясом, скворчащей на сковороде яичницей на сале и напоила крепчайшим кофе, который она, как оказалось, замечательно варила.
        После завтрака они первым делом, глядя на продолжавший лететь с неба мокрый снег, достали армейские плащ-палатки, купленные Михаилом недавно по случаю у какого-то залетного торговца, который таскал в здоровенном мешке прямо по улицам поселка, скорее всего, ворованное армейское обмундирование.
        - Пистолет свой давно проверял? - спросил Андрея Михаил.
        - Давно, вчера, - ответил тот.
        - Шутить начал? Уже хорошо, киснуть сейчас нельзя. Сколько у тебя запасных магазинов с собой?
        - Три штуки, четвертый в пистолете, ты же мне сколько и давал, помнишь?
        - Помню, возьми тогда еще пару пачек с собой, запас карман не тянет.
        На улице мокрый снег вперемешку с дождем падали на землю, превращая землю в грязь с тонким слоем тающего снега, не хотелось даже выходить.
        Борискина они увидели издалека, когда он бежал от одной баррикады к другой. Возле укрепления на Врубеля они его и поймали. Никита покрикивал на дежурных из отряда самообороны. Члены Союза советских художников безропотно слушали и угрюмо соглашались, когда он, явно не в первый раз за утро, ставил им задачи по наблюдению и оповещению.
        - О, а вот и вы, хорошо, что пришли, - увидев Андрея и Михаила, он пошел к ним навстречу с протянутой для приветствия рукой.
        - Здравствуй, товарищ Борискин, - прожал ему руку Михаил. - Как обстановка на объекте?
        - Всё тебе шуточки, товарищ Щукин, - нервно поморщился Никита, не поддержав шутливый тон приветствия. - Слышал, метро не открыли?
        - Слышал. Не открыли и ладно. Позже откроют. Не вижу пока повода для паники.
        - Это ты не видишь, а другие очень даже видят, - ответил Михаилу Никита, - и не только видят, но и паникуют. Вот и бегаю уже неведомо сколько, грязь мешу, пару раз пришлось и в ухо съездить самым впечатлительным. Ну, я побежал, а вы побудьте пока здесь, на всякий случай, - и Никита побежал к следующей баррикаде.
        «Всякий случай» вышел к баррикаде где-то через полчаса в виде шести подвыпивших мужичков, вооруженных парой вил и одной косой-литовкой на всю компанию, одетых в потрепанные ватники и кепки, выглядевшие так, будто достались в наследство.
        - Далеко собрались, товарищи-граждане? Да еще и с косой? Косить траву сейчас уже вроде как поздно? - встретил их Михаил, забравшийся на верх баррикады.
        - Ты, профессор, пасть прикрой, - сильно шепелявя заявил шедший впереди коллектива один из обладателей вил. - Давайте, разбегайтесь по домам, гниды. Или ты, профессор, думаешь, что меня твоя кучка мешков с песком остановит? Пригрелись тут, крысы городские. Гыыыы. Нынче наша власть, интелихенты очкастые!
        Он снял с плеча вилы и махнул ими, очевидно, надеясь распугать этим засевших за баррикадой, но грянувший в утренней тишине выстрел остановил этот широкий жест. Вилы упали под ноги в грязь, а мужичок заголосил внезапно прорезавшимся фальцетом, глядя на свою простреленную кисть, из которой быстро закапала на землю кровь.
        Остальные участники группы любителей чужого добра бросились врассыпную, оставив своего предводителя, баюкающего правую руку и продолжающего подвывать, в одиночестве.
        - Эй, благородный разбойник! Что стоим? Кого ждем? - спросил Михаил, пряча свой пистолет в кобуру. - Давай, быстрее отсюда. И предупреди там своих, следующие здесь лягут. Беги, беги, а то я ведь и передумать могу!
        Мужик развернулся и неловко побежал, прижав простреленную руку к груди, оставляя за собой неровную дорожку из темно-красных капель, расплывающихся на снегу.
        Прибежавший на звук выстрелов Никита сдержанно похвалил их за находчивость, затем ушел, прихватив трофейные вилы с собой, предварительно обтерев испачканный в грязи черенок куском ветоши, который очень кстати нашелся у него в кармане.
        Кроме этого инцидента, до полудня ничего не произошло. Время от времени с разных сторон раздавались одиночные выстрелы, на которые они скоро перестали обращать внимание. Михаил с Андреем перезнакомились с тремя соратниками по обороне. Всем оказалось далеко за сорок, так что Андрей был среди них самым молодым. Выяснилось, что художник из них только один, нисколько на художника не походивший, и зовут его Егор Степанович, и живет он тоже на Верещагина, через несколько домов, а приехал из города только позавчера, потому что жена его в Лефортово, лежит в больнице, хотел зайти к новым соседям, да постеснялся. Двое остальных оказались инженерами с завода. Роман Семенович и Евгений Антонович жили на Левитана и участки получили после переезда, один из Полтавы, а другой из Уфы. Оба были давно женаты, их жены с детьми сейчас сидели по домам и ждали, чем всё кончится. Разговаривали мало, большей частью о перспективах наступления немцев и взятия ими города, Андрей даже удивился, как люди черпают столь точные сведения о положении на фронте из скупых на конкретику сводок Совинформбюро. Каждый из них думал о
своей семье и о том, как спасать своих близких, если случится то, мысли о чем они так старательно гнали от себя.
        Они уже договорились сходить по очереди по домам для того, чтобы пообедать и немного обогреться и Андрей как раз начал проводить жеребьевку путем вытаскивания короткой спички, и они не заметили, как к ним подошла запыхавшаяся Надежда Борискина.
        - Здравствуйте, - поздоровалась она со всеми, - как вы тут? Ребята, я к вам, - жена председателя обратилась к Андрею с Михаилом, - вы бегите домой сейчас, там пришла женщина из города, ищет вас срочно, говорит, что ее зовут Даша и вы ее знаете. Я её отвела к вам домой, она промокла вся. Обед готовится, вам скоро принесут, хоть согреетесь, - сказала она остальным.
        Но Андрей не стал ее дослушивать и изо всех сил побежал к их дому. Дважды он падал, поскользнувшись, поднимался и опять бежал. Михаил, сначала бежавший рядом, быстро отстал и догонял его где-то сзади.
        Дарья сидела на кухне, закутанная в одеяло, мокрые волосы свисали с головы, у ног расползалась грязная лужица, а возле нее хлопотала Тамара Михайловна, сунув ей в руки кружку с горячим чаем.
        - Сейчас, девонька, потерпи, вода нагреется, помоем тебя, я тебе потом переодеться найду. Что ж ты так, раздетая, даже без платка, чуть не босиком...
        Андрей, едва вбежав в дом, бросился к ней и схватил ее за плечи
        - Даша, где Лена? Настя? Что с ними? - крикнул он.
        Но Дарья не могла ничего сказать: она еще не успела согреться, ее трясло не только от холода, но и от эмоций. Одной рукой она придерживала сползающее одеяло, а другой пыталась удержать кружку с чаем.
        - Чай после. Коньяку ей налейте, Тамара Михайловна, - забрал он кружку, из которой на пол выплескивался чай и, взяв у домработницы стакан, в который та щедро налила коньяк, влил его содержимое в рот Дарье.
        Глотнув его, она закашлялась, слезы из глаз полились еще сильнее, но дрожать Дарья быстро перестала.
        - Даша, скажи мне, где Лена с Настей? С ними всё в порядке?
        - Они на Малой Грузинской, там возле собора, недалеко... Они у подруги моей, Ирины. Мы вчера к ней пошли переночевать, у меня Терентьич буянил, - начала рассказывать она.
        - Я знаю, давай дальше.
        - Ночью к соседям пришли какие-то, не знаю кто, шуметь начали, Ира пошла их успокоить, а они... Они там стреляли... И я не знаю, что с ней..., с ними, - Дарья опять зарыдала.
        - Даша, рассказывай же, не тяни! Что дальше случилось?
        - Мы заперлись, а эти, они ломиться начали, мы тогда дверь комодом подперли, они открыть не смогли, кричали, угрожали нам, потом сказали, что мы рано или поздно всё равно выйдем... И они там до сих пор, мы слышали как они буянят, ругаются, дерутся между собой, стреляют... Целую ночь мы не спали, боялись, что они ворвутся, они же выпьют, песни поорут, а потом к нам подойдут и спрашивают, когда мы выйдем уже. Утром решили выбираться как-то и идти к вам, связали всё, что можно, пододеяльники, шторы и простыни, чтобы вылезти на улицу, там же четвертый этаж, я первая полезла, очень страшно было, а у самой земли оборвалось всё, я упала, в грязь прямо, а Лена с Настей там и остались, вылезть уже не смогли. - она всхлипнула. - Я побежала в милицию, а там нет уже никого, участок разгромленный весь, окна выбиты, внутри гарь какая-то. Я тогда к вам побежала, мы же у вас были тогда, я дорогу помню. Я к вам долго добиралась, метро ведь закрыто, транспорта нет никакого, все как с ума сошли, - уже в полудреме, шмыгнув носом, сказала Дарья, заваливаясь набок.
        Из-за спины Андрея шагнул запыхавшийся Михаил и подхватил Дарью. Оказалось, Андрей не услышал, как тот зашел.
        - Даша, не спать! Не время! - встряхнул ее Михаил.
        - Я и не сплю, - сонно сказала Дарья.
        - Так, быстро, адрес!
        - Я не помню номер дома, там после собора во двор и направо.
        - Рисуй! На вот тебе, бумагу, карандаш. Смотри, вот Малая Грузинская, вот собор, вот улица Климашкина, или как она сейчас называется?
        - Коммунистический переулок, - тихо сказала Дарья.
        - Хорошо, Коммунистический. Куда идти?
        - Вот сюда, здесь дом пятиэтажный, из красного кирпича, возле него повернуть и во дворе вот так этот дом стоит, тоже пять этажей, возле подъезда ёлка растет, высокая, ее издалека видно, она одна там, - нарисовала Дарья.
        - Так, с домом уточнили, теперь квартира.
        - Первый подъезд, там, где ёлка, четвертый этаж, прямо, одиннадцатая квартира.
        - Хорошо, Даша, молодец. Рисуй теперь, где и что там в квартире.
        - Ой, я не помню, - заплакала Дарья.
        - Даша, соберись! Представь, что ты зашла в эту квартиру, ты же там не раз бывала, - подсказал Андрей.
        - Вот так коридор, налево кладовка какая-то, потом поворот направо, здесь одна комната, потом кухня, потом еще комната, тут еще поворот, там ванная и туалет. А здесь справа четыре комнаты. Вот здесь, в третьей комнате, мы и сидели. А эти в первой, после поворота, но они и на кухне шумели, и в коридоре, и везде. Что теперь будет? - опять заплакала Дарья.
        - Подожди реветь. Сколько их? - спросил Михаил.
        - Четверо. Или пятеро. Я не знаю, я их не видела.
        - А в комнате что?
        - Да просто там всё, прямоугольная, как у всех, вот дверь, вот окно, тут щкаф стоит, всё просто, - Дарья нарисовала и план комнаты.
        - Хватит уже девку мучить, дайте я ее хоть помою, она ж промерзла вся, - отодвинула мужчин в сторону Тамара Михайловна. - Пойдем, Дашенька, пойдем, я и воды набрала уже, погреешься хоть, я тебе и переодеться приготовила, а то этим иродам всё равно, что ты замерзла вся и заболеть можешь, - и она увела разомлевшую от тепла и коньяка Дарью в ванную.
        - Мне срочно надо туда, ты со мной? - спросил Андрей.
        - Какой разговор, конечно, с тобой. Девчонок надо спасать. Но сначала надо подумать, как добраться до Малой Грузинской, отсюда это километров десять по Питерской, пешком долго добираться, как хоть Дарья в такую погоду шла. И время работает не на нас, - вздохнул Михаил
        - У Никиты же мотоцикл есть, - осенило Андрея, - надо попросить.
        - А там на месте посмотрим по обстановке. Скорее всего, это обычное пьяное быдло, где-то ствол раздобыли, или пару, нажрались, стрелять начали. Может, они и ушли куда-нибудь уже, или спят пьяные. Приедем, разберемся.
        - Сейчас, подожди, еще один вопрос, - Андрей открыл дверь в ванную и, не обращая внимания на зашипевшую на него Тамару Михайловну, спросил, - Даша, а как его зовут, этого соседа?
        - Сёма, все называли его так, Сёма Щепкин.
        - Щепа или Щепка, кличка какая?
        - Щепа.
        Тут же пошли искать Никиту, но Борискин пребывал в своем обычном состоянии «только что видели вон там, здесь пробегал». Зато нашлась Надежда, которая подтвердила и наличие мотоцикла, и его исправное состояние.
        - Зачем вам Никита? Я такая же хозяйка этого драндулета, как и он. Я дам вам этот мотоцикл, какой разговор, если надо. Замерзнете только, по дождю сейчас ехать.
        - Нам очень надо, Надя, там наши в беде. Мы будем очень обязаны.
        - Вот, Андрей, я на тебя обижусь! Что ж ты за человек такой? Обязан он будет. Перестань даже думать такое, а то я с тобой разговаривать перестану. Свои люди же, кто вам еще поможет? Пойдем уже.
        До дома Борискиных идти было всего метров триста, которые они прошли, не заметив. По двору бегали два пса уникальной породы русская дворовая, сразу же подбежавших к Надежде в ожидании угощения.
        - Вон, проглоты, на вас не напасешься, - отогнала их Борискина. - Андрей, помоги сарай открыть, - сказала она, открыв замок на воротах.
        В сарае стояло чудо темно-песочного цвета, от современных Андрею мотоциклов почти не отличавшееся, разве что фара выглядела чуть попроще. На бензобаке гордо красовалась эмблема в виде букв ПМЗ в красной пятиконечной звезде.
        
        - Вот, смотрите. Ключ зажигания, три скорости, в коляске Никита седушку поменял, чтобы ехать удобнее. Целое состояние за него в тридцать девятом отдал [2], но это же... эх... Борискин мой о таком всю жизнь мечтал. Ездить-то можешь на таком? - спросила она Андрея.
        - А что тут мочь? Он же простой, как трактор, садись и едь, - ответил Андрей, натягивая очки, лежавшие рядом со шлемом и рукавицами в коляске.
        - А мне шлем найдется? - спросил Михаил.
        - Да вон, на полке лежит, - показала Надежда.
        - Ты в коляске? - спросил его Андрей. - Или сзади?
        - Конечно, сзади. Заводи, поехали.
        Андрей повернул ключ в замке зажигания, изделие Подольского мотозавода чихнуло, фыркнуло и мотор ровно загудел.
        - Красавец, - погладил его по бензобаку Андрей, - спасибо, Надя, мы скоро вернемся!
        Ленинградское шоссе двигалось только в сторону центра, из города по нему почти никто не двигался, где-то получалось ехать быстрее, где-то стояли в пробке почти без движения. На обочинах попадались брошенные разграбленные машины. В одном месте, стоя за заглохшим грузовиком, они увидели, как толпа выносит содержимое разгромленного магазина, а стоявший рядом милиционер спокойно курил, будто рядом с ним ничего страшного не происходило.
        Дом на Малой Грузинской они нашли сразу, Ёлка стояла на месте. Дарья ничего не напутала, рисуя свои схемы. Во дворе гоготали подростки, сидевшие группкой за столом. На столе стояли бутылки, лежала наваленная кучей колбаса. Очевидно, молодые люди тоже участвовали в набеге на какой-то магазин.
        Когда Андрей заглушил мотор, они все, как по команде, повернули головы в их сторону. Андрей стащил с головы шлем и позвал парня, сидевшего с краю:
        - Слышь, пойди сюда!
        Тот не спеша поднялся и подошел, остановившись в нескольких шагах от мотоцикла.
        - Ты кто? Обзовись, - тоном, не предполагающим отказа, сказал Андрей.
        - Вовчик я, Попов.
        - Что, магазин подломили? - спросил Андрей, кивая на стол.
        - Ага, - довольно ухмыльнувшись, кивнул тот,
        - Вовчик, подскажи-ка, корешок, Сёма Щепа здесь живет?
        - Ага, вон, в первом подъезде.
        - Лады. Ты, Вовчик, присмотри пока за аппаратом, нам еще сегодня долго кататься, братву собирать.
        Гордый делом, порученным, как ему показалось, настоящими блатными, Вовчик прикипел к мотоциклу.
        На четвертый этаж Андрей взбежал намного раньше Михаила, который поднимался чуть медленнее, и успел прислушаться к тому, что творилось за дверью в одиннадцатую квартиру.
        - Что там? - шепотом спросил подошедший Михаил.
        - Бухают. Вроде четверо или пятеро, слышно плохо. Ну что, я звоню в дверь, кричу, зову Сёму, а как откроет, ты его примешь у двери, а я прямо перед глазком стоять буду, чтобы не напугать.
        - Договорились, - сказал Михаил, доставая свой пистолет, - начинай.
        Андрей нажал сразу на три звонка, не глядя, к кому они, а другой рукой заколотил в дверь кулаком и закричал самым пьяным голосом, какой только мог изобразить:
        - Сёма! Щепа! Открывай!
        Через минуту из-за двери мужской голос спросил:
        - Кто? Кого хоть принесло?
        - Да это же я, Андрюха с Пресни, помнишь? Должок принес вот! Открывай, Сёма, выпить охота, а не с кем! А у меня с собой!
        Щелкнул замок и дверь открылась. В сумерках затемненного коридора Андрей увидел среднего роста мужчину лет сорока, с выдающимся чубом, которому позавидовал бы любой казак и шрамом на правой щеке, из-за которого на лице Сёмы постоянно присутствовала половинка улыбки. За этот чуб и схватил его левой рукой Михаил, вытащив на лестничную площадку и приставив к левому глазу пистолет, который он держал в правой руке.
        - Сколько человек в квартире? - спокойно и буднично спросил Щепу Михаил, чуть сильнее вжимая ствол в глаз.
        - Че... че... тве, - пролопотал он.
        - Где они? - продолжил Щербаков.
        - В ко... комнате, у меня в комнате все.
        - Сколько стволов?
        - Два, у меня и у Аркаши.
        - Уже один, - сказал Михаил, доставая у Сёмы из-под брючного ремня наган. - Где Аркаша сидит?
        - Возле окна, справа, он один, сразу увидите, с усами.
        - Что с женщиной?
        - Я... я... Мы не хотели, Ирка сама, я ее случайно подстрелил, кто ж знал, что она помрет сразу... А тех Аркаша хотел, это не я...
        - Что с теми, что в комнате? - тряхнул его за чуб Михаил.
        - Ничего, они там сидят, не высовываются.
        - Что ж, Сёма, пойдем, - и Михаил толкнул его вперед стволом пистолета. - Мои слева, твои справа, - тихо сказал он Андрею, хватая Щепу за ворот.
        Тот, как загипнотизированный, пошел перед Михаилом и открыл дверь в свою комнату. За столом сидели четверо мужчин, в этот момент поднявшие стаканы с водкой, собираясь чокнуться. Михаил толкнул Сёму вперед, так что тот упал на пол прямо перед столом, шагнул влево, освобождая место Андрею и они начали стрелять почти одновременно, как и договаривались. Аркаша, у которого и вправду за поясом торчал наган, дотянуться до своего ствола не успел и сейчас лежал на столе лицом вниз, под ним расплывалась лужа крови. Еще двое упали на пол и не шевелились, и только тот, по которому Андрей стрелял первым, лежал на полу у окна и хрипел, подергивая левой ногой. В воздухе витал густой запах сгоревшего пороха, крови, разлитой водки и дерьма. Сёма Щепа лежал на полу, куда его толкнул Михаил и испуганно пялился в ствол Андреевой Беретты. Андрей шагнул поближе к нему и выстрелил в лицо.
        - Всё, готовы, - сказал Михаил, подойдя к столу и посмотрев на лежавшие на полу тела. - Дверь только закрой, чтобы девчонки не увидели.
        Закрыв дверь в первую комнату поплотнее, Андрей подбежал к третьей двери и закричал, застучав в нее кулаками:
        - Лена, Настя, я здесь! Это я, Андрей!
        
        [1] 16 октября 1941 года - единственный день в истории московского метрополитена, когда он был закрыт: готовились к подрыву тоннелей.
        [2] Мотоцикл ПМЗ-А-750 в конце тридцатых стоил 7760 рублей, примерно 25 средних зарплат рабочего.
        Глава 14
        И время убивать и вдохновляться...
        16 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Из-за двери послышалась возня и Андрей услышал голос Насти:
        - Дядя Андрей, это ты?
        - Я, Настенька, я! С вами всё в порядке?
        - Да. А эти где? Это ты стрелял?
        - Эти уже не помешают. Выходите, поедем домой.
        - Сейчас, мы тут завалили дверь, теперь эту кучу разобрать надо, - сказала Елена.
        - С вами точно всё в порядке? - спросил Андрей.
        - Да. Теперь да, - ответила она.
        За дверью слышались громкие звуки: то гром, то стук, что-то падало и звенело. Подошел Михаил, успевший бегло осмотреть квартиру, громко сказал в сторону комнаты:
        - Лена, Настя, здравствуйте, выходите уже быстрее! - и добавил намного тише, почти шепотом, Андрею на ухо. - Женщину нашел, в кладовке, я закрыл ее там, чтобы девчонки не увидели, очень уж они ее... Пойду, хоть руки помою, за урода этого держаться пришлось, тьфу, мерзко.
        Наконец, после того, как еще что-то за дверью с шумом загрохотало, щелкнул замок, дверь приоткрылась немного.
        - Помогите, никак открыть не можем, как мы хоть этот комод сюда задвинули, - кряхтя, сказала Елена.
        Андрей с Михаилом нажали со своей стороны, и в образовавшуюся щель буквально протиснулись Елена с Настей и сразу же бросились обнимать Андрея.
        - Спасибо тебе, что выручили нас, не бросили. Ты извини, что так получилось. Из-за дури моей вот в такую историю влипли, мы же...
        - Ерунда всё, Лена, какая же ерунда! Главное, что с вами всё в порядке, - оборвал ее Андрей, прижимая к себе и целуя в щеку.
        - А меня никто не целует, а я ведь тоже участвовал в спасении, - подал голос Михаил.
        Настя и Елена повернулись к нему и, обняв, вместе поцеловали его в обе щеки.
        - Ой, спасибо, дядя Миша! - сказала Настя. - Мы про тебя всегда помним.
        Михаил от поцелуев и комплиментов буквально расцвел, но тут же снова посуровел и сказал:
        - Так, надо отсюда уходить быстро, давайте собираться. Забирайте свои вещи. Если кому надо в туалет или умыться, делайте свои дела и пойдемте. Очень уж мы тут нашумели. Только прибраться надо сначала.
        Тут же он пошел в ванную, взял чье-то полотенце и начал методично, ничего не пропуская, вытирать всё, чего они могли касаться.
        - Лена, не стой, помогай, вытри в комнате всё, что вы трогали, - бросил ей второе полотенце Михаил. - Андрюха, открой дверь пошире, а то туда не пройти.
        - Зачем? - Елена с растерянным видом держала пойманное полотенце.
        - Лена, никто не должен знать, что вы и мы здесь были. Вытирайте, ничего не пропускайте.
        Кивнув головой, она лихорадочно бросилась все протирать.
        Минут через десять они вышли из оказавшейся такой негостеприимной квартиры, бросив дверь открытой.
        - А Даша? Как она добралась до вас? - спросила Елена, когда они уже спускались по лестнице.
        - Да нормально. Промокла только и замерзла, пешком шла, транспорт не ходит. В городе творится чёрте что, очень опасно, так что едем к нам. И Даша у нас сейчас, обогрета, накормлена, ею домработница занимается, - ответил Андрей.
        Вовчик Попов очень удивился, когда вместо блатных ребят из подъезда вместе с хозяевами мотоцикла вышли средних лет женщина и девочка лет двенадцати.
        - Вот на этом и поедем, - сказал Андрей, показывая на мотоцикл, подходя к нему
        - Ух ты, вот это да! Где взяли? - восхищенно воскликнула Настя. - Дядя Андрей, а я в коляске поеду? А поведет кто? Мы все уместимся? А мама где ехать будет? - она так и сыпала вопросами, не обращая внимания на добровольного сторожа, растерянно смотревшего на них.
        - Посторожил? - спросил Андрей Вовчика. - Спасибо, свободен.
        Онемевший от удивления парень так и пошел, пятясь, к своим приятелям, продолжавшим выпивать за столом.
        - Конечно, не совсем удобно, зато не пешком. Одолжили у хороших людей, - сказал Михаил, открывая коляску. - Лена, ты садись с Настей здесь. Все равно быстро мы ехать не сможем. Андрей, мы по Ленинградке не проедем. Давай, наверное, пробовать через Октябрьское поле, Хорошевское шоссе, короче, в стороне где-нибудь.
        - Согласен, так и сделаем, - сказал Андрей, заводя мотор
        Мотоцикл завелся сразу, пофырчал немного, и они уже вчетвером покатили домой.
        Дорогу до Сокола, около десяти километров, они проехали почти за час. Куда бы они ни сунулись, везде натыкались то на заторы, то на не желающих уступать дорогу водителей, то на непонятно что затевающую толпу. Когда они, наконец, остановились у калитки дома на Верещагина, все вздохнули с облегчением. Елене пришлось помогать выбраться из коляски - у нее затекли ноги.
        К калитке подбежала Тамара Михайловна и бросилась всех обнимать, приговаривая:
        - Ой, миленькие, вернулись, живые, слава Богу! А то люди такое рассказывают, что слушать страшно, что там творится! Давайте, заходите, я уже и на стол накрыла.
        На столе парил в кастрюле наваристый борщ, в чугунке, тщательно укутанном старым пуховым платком, ждала тушеная картошка, центр стола занимало большое блюдо, на котором горкой высились свежепожаренные котлеты, а рядом стоял графин с клюквенным морсом.
        - Ой, капустки квашеной сейчас принесу, не успела. Вы садитесь, ешьте, а я пока воду наберу в ванную, помыться с дороги-то. Даша как уснула, так и спит без задних ног, хоть стреляй, и вам сейчас постелю, - Тамару Михайловну с утра как подменили, за один день она произнесла больше, чем за всё время до этого.
        После обеда хотелось отдохнуть, в тепле и после сытого обеда разморило, да и усталость от дороги и пережитого давала знать, но надо было еще вернуть мотоцикл хозяину. Вместе с Михаилом они быстро отмыли его и Андрей поехал к Борискиным.
        На этот раз удалось застать дома Никиту. Он рылся в сарае, бурча что-то себе под нос.
        - Никита, спасибо за мотоцикл, очень выручил. Хоть и ехали со скоростью черепахи, зато ехали, - сказал ему Андрей, складывая на место шлемы, перчатки и очки. - Зверь, а не машина!
        - Приехали? Ну и молодцы. Всё нормально? А то жена говорила, что-то срочно понадобилось.
        - Спасибо, Никита, всё нормально, да. Надо было наших забрать, здесь намного спокойнее.
        - Что там в городе хоть? А то люди рассказывают уже совсем кошмары какие-то.
        - В город, конечно, сегодня-завтра лучше не соваться. Все как с ума посходили, удирают кто на чем, и на машинах, и на мотоциклах, кто с чем, и с тележками, и с велосипедами и с детскими колясками тоже видели. Естественно, весь этот табор на шоссе Энтузиастов двигается. А там забито всё, и чем дальше, тем хуже. Давка, дерутся все, стреляют, убивают, машины на толпу едут... Короче, Никита, паника везде, сам небось на войне такое видел. Ну и всякое дерьмо быстро на поверхность всплыло, как без этого. А наши мародеры из окрестностей что, не шумели больше? - спросил Никиту Андрей.
        - Не, наши не приходили даже, я и людей по домам почти всех отправил, нечего морозить. Если что, позовем, соберутся.
        - Ладно, Никита, пойду и я домой, отдохну немного, устали, пока добрались. Спасибо еще раз, выручил. Если что, мы на месте.
        Но домой Андрей не дошел, на полпути его перехватил Егор Степанович, художник, с которым они познакомились утром на баррикаде. Скорее всего, он ждал его. Сосед подбежал к низенькому, практически декоративному заборчику. Андрей еще раз удивился, насколько тот не соответствовал хрестоматийному представлению о внешнем виде художника: низенький, полный, с румяными щеками, коротко подстриженный. Никакой щегольской бородки или лихо закрученных усов. Да и руки подходили больше не художнику-графику, как представлялся тот, а какому-нибудь рабочему - широкие, крупные кисти с короткими толстыми пальцами.
        - Андрей Григорьевич, подождите, Вы мне очень нужны, - Егор Степанович даже подбежал немного, - одну минуту! Послушайте, Вы же в город ездили и вернулись?
        - Да. - Андрей не делал секрета из их поездки. Чем занимались - совсем другое, но соседа интересовало совсем не это.
        - Вы знаете, я посмотрел на Вас с братом сегодня, вы, как бы это сказать, люди действия, - он замялся, не зная, как изложить свою просьбу.
        - Егор Степанович, а давайте без увертюры, раз я - человек действия. Говорите, что у Вас за проблема?
        - Я же Вам говорил, у меня жена в больнице, в Лефортово. Имени Баумана, возле госпиталя, вот. И я подумал, вернее, я и сейчас думаю...
        - Егор Степанович! - прервал его Андрей. - Говорите, в чем проблема.
        - Я боюсь за нее, - он говорил тихо, что-то теребил руками и смотрел на землю. - Мне кажется, нет, мне не кажется, я знаю, что надо ее оттуда забрать. Я слышал о том, что творится в городе. И я себе не прощу, если с моей женой что-то случится, я без нее никак, мы же всю жизнь вместе. Вдруг он поднял голову, посмотрел прямо в глаза Андрею и уверенно спросил: - Вы поможете?
        - Я готов, - сказал Андрей, хотя еще минуту назад больше всего ему хотелось прийти домой и лечь спать, - думаю, что брат тоже не откажется. Но есть проблема: мы сейчас ездили на мотоцикле, а ехать в Лефортово далеко. Ваша жена, Вы же говорили, у нее что-то с сердцем? Как она перенесет такую дорогу?
        - Никакого мотоцикла, Андрей Григорьевич, у меня ведь машина есть, эмка, нас наградили в прошлом году, только вот ездить на ней я толком не умею, так, по улицам, знаете, кур погонять, в город я всегда просил кого-нибудь подвезти.
        - Хм, это меняет дело. Пойдемте-ка со мной к нам, надо с братом посоветоваться.
        На кухне они застали Михаила с Настей: Настя уже искупалась и сидела с чалмой из полотенца на голове, завернувшись в банный халат, который даже Андрею был великоват, так что он подворачивал в нем рукава, а уж Насте и подавно. Михаил, похоже, клевал носом, сидя за столом. Настя гладила Бублика и допрашивала Михаила. За короткое время, пока Андрей ее слушал, она успела спросить и про Бублика, и как готовит Тамара Михайловна, и где они берут продукты, и где здесь можно погулять, и можно ли принимать ванну каждый день. Ответы она, похоже, собиралась услышать позже, все вместе.
        - У нас гость, Нужна твоя помощь, - сказал Андрей, обращаясь к Михаилу. - Настя, нам надо поговорить.
        - Пойдем, Бублик, - позвала Настя пса и вышла из кухни. Бублик с обреченным видом пошел следом.
        - Садитесь, Егор Степанович, - сказал Михаил, - что стоять. Не просто так же Вы пришли?
        - Да вот... , - решимость соседа опять померкла.
        - Давайте я, - прервал его Андрей. - У Егора Степановича жена в больнице, в Лефортово, возле госпиталя, - тут Андрей сделал паузу, подавив едва не вырвавшееся «Бурденко» [1], - и он просит нас съездить за ней на его «эмке». Вот такая ситуация.
        - Вы знаете, что в городе опасно? - секунду подумав, спросил Михаил.
        - Я потому и прошу, что беспокоюсь за нее. Поймите, я..., - глубоко вдохнув, начал художник.
        - Агитировать нас не надо, - сказал Михаил. - Мы с братом несколько часов назад сами оказались в такой же ситуации и были благодарны за помощь нашим знакомым, о которых до этого не очень много знали, и которые на поверку оказались настоящими друзьями. Так что мой ответ «да» и мы поедем как можно быстрее. Машину давно смотрели? - спросил он, натягивая сапоги. - Горючки в баке много?
        - На машине ездили три дня назад, в город, бак полный, там в гараже еще канистра запасная..., - быстро ответил Егор Степанович.
        - Всё, пойдемте, тянуть нечего, - Михаил, надевая наплечную кобуру, которую он только недавно снял, кивнул на дверь. - Ведите, показывайте.
        - Вы идите, я догоню сейчас, предупрежу, что мы уезжаем, - сказал им Андрей, когда они уже выходили на улицу.
        Егор Степанович быстро посеменил впереди Михаила с Андреем к своему дому, так что когда они подошли, он уже открывал гараж. Машина действительно выглядела как новая. Всё, что должно было блестеть, блестело, что могло быть натерто - натерто, красная полоса по всей длине корпуса выглядела стильно и красиво.
        
        Михаил, вскользь взглянув на всё это великолепие, открыл дверцу с водительской стороны, уселся за руль (Андрей увидел, как его рука автоматически дернулась в поиске ремня безопасности [2]), огляделся в кабине и завел мотор. Подождав, пока мотор разогреется, Михаил позвал молча стоящих чуть в стороне Андрея и Егора Степановича:
        - Чего ждете? Поехали.
        Сосед пошел открывать ворота, а Андрей сел рядом с Михаилом.
        - Что, ремня не хватает? - улыбнулся Андрей. Напряжение, не отпускавшее его с того момента, когда он завопил на весь подъезд «Сёма, открывай!», потихоньку уходило..
        - Сам-то в госпиталь Бурденко дорогу хорошо помнишь? - не остался в долгу Михаил.
        - Один - один, ничья, - сказал Андрей. - Интересно, художник стрелял хоть раз в жизни хоть во что-нибудь, кроме уток на охоте?
        - Сейчас спросим. Как его фамилия, не помнишь?
        - Маслов, Мальцев, Мяльцев? Маслов, точно [3]. График. Лауреат Сталинской премии, между прочим [4], можно сказать, на этой самой премии мы как раз и едем сейчас.
        - Товарищ Маслов, извините, такой вопрос, лучше его выяснить сейчас, чем выяснять, когда поздно будет. Вам воевать приходилось? В людей стрелять? - спросил художника Михаил, когда они уже выехали из поселка.
        - Нет, не приходилось. В империалистическую не воевал, после революции меня в РОСТА привлекли в самом начале, осенью девятнадцатого, так что нет, никогда не стрелял. Поэтому, если что, я вам не помощник, извините, надо будет, конечно, смогу, но умения у меня нет. И давайте на «ты», я ненамного старше вас, да и происхождения я самого простого. Просто Егор, а то пока выговоришь в нужный момент...
        Михаил, который после поездки на мотоцикле понял, что прежней дорогой им не пробраться, решил ехать через Отрадное и Сокольники, объехав центр и заманчивые для бегущих из Москвы восточные направления. Дороги и здесь оказались забитыми, опять то и дело попадались брошенные разграбленные, перевернутые, а то и сожженные машины. Поток людей на дороге казался нескончаемым, иногда они шли мелкими группами, будто тек ручеек, а иногда превращались в реку, заполняя всю проезжую часть и не уступая дороги. Никто между собой не разговаривал, казалось, что они бредут во сне, ничего не соображая, ухватившись за котомки и мешки, с обреченным и озлобленным видом вцепившись в тележки. Несколько раз в ветровое стекло «эмки» прилетели плевки.
        Часа через два они всё же свернули на Госпитальный вал, внезапно пустой после потока людей, стремящихся влиться в недалекое уже шоссе Энтузиастов. Слева оставался госпиталь, справа сквер, впереди уже показался забор больницы имени выдающегося деятеля отечественной и мировой медицины товарища Баумана [5], как вдруг буквально в десяти метрах перед машиной из сквера выскочили трое мужчин, держащих в вытянутых руках что-то явно огнестрельное. Михаил резко, с разворотом, затормозил, подставляя водительскую дверцу.
        - Егор, на пол и не шевелиться. Андрюха, к задней двери! - успел крикнуть он, пока машина с визгом останавливалась.
        Андрей выскочил из почти остановившейся машины, услышав через секунду, как с места, на котором он только что сидел, сползает на асфальт Михаил. Никто не стрелял. Через какой-то десяток секунд низкий мужской голос, почти бас, произнес:
        - Что же вы попрыгали сразу, фраерки? Оставляйте свою таратайку и хиляйте, никто вас не тронет, - при этом его голос приближался к машине, пока не замолчал в районе водительской дверцы.
        За время этого монолога Андрей успел достать свой пистолет и снять его с предохранителя. Посмотрев на Михаила, он увидел, что тот показывает, что берёт на себя того, что справа, наверное, он его видел со своего места. Посмотрев вниз, Андрей подумал, что дорожный просвет в «эмке», наверное, сантиметров двадцать, не меньше и осторожно начал ложиться на асфальт, думая только о том, чтобы не зашуметь и не выдать себя. Как только он лег на асфальт и увидел в сгущающихся сумерках ноги стоявшего перед машиной, как тот зажег спичку и заглянул в салон.
        - О, да тут..., - успел произнести бандит, вглядываясь туда, где лежал Маслов и в этот момент Андрей выстрелил. Через мгновение справа выстрелил Михаил. Стоявший перед машиной завыл от боли, шагнул назад, но оперся на уже не державшую его ногу, покачнулся и упал.
        Слева кто-то выстрелил в их сторону, а потом и со стороны сквера раздался выстрел, скорее, наудачу. Михаил выстрелил еще раз, в того, что остался слева, но снова не попал. Впрочем, стрелять бандит больше не стал и убежал в сторону госпиталя.
        Из машины послышалось кряхтение и в открывающейся двери показалась голова художника.
        - Знаете, это было...
        - Спрячься, дурень, - шикнул на него Михаил. - Тут еще один бегает, недалеко совсем. Сиди тихо и не высовывайся!
        Андрей пошел посмотреть, что же случилось с единственным оставшимся на поле боя бандитом, которого он сам и подстрелил. Тот лежал в той же позе, что и упал, пытаясь дотянуться до лежавшего в паре метров на асфальте нагана.
        - Что смотришь, фраерок? Стреляй, твоя взяла. Видишь же, и так сдохну сейчас, - прохрипел он еле слышно.
        - Да, лежи, подыхай, еще патроны на тебя тратить, - Андрей развернулся, подобрал наган и пошел назад к Михаилу, который продолжал стоять у машины и смотрел в сторону сквера, куда убежал бандит, будто надеялся что-то увидеть в почти полной темноте.
        Вдруг из сквера совсем недалеко от них раздался сдавленный крик и ругань. Через минуту на дорогу вышел мужчина, ведущий перед собой сильно скрюченным, с вывернутой рукой, другого мужчину.
        - Не этот ли от вас забежал? - хриплым голосом спросил он.
        - Может, и этот, - ответил Андрей. Голос спрашивающего показался ему удивительно знакомым, через секунду он вспомнил, где слышал эту хрипотцу. - Извините, а родители Вас не Денисом ли крестили?
        
        [1] Имя Николая Ниловича Бурденко госпиталь носит с 1944 года.
        [2] Напомню, что первыми законодательно ввели ремни безопасности шведы в 1957 году.
        [3] Совершенно выдуманный персонаж, никаких аналогий. Впрочем, сомневающиеся могут вернуться к предупреждению, с которого начинается эта книга.
        [4] Сталинская премия присуждалась с 1940 года
        [5] Николай Эрнестович всё же не был совсем чужд медицине - несколько месяцев из своей короткой жизни он числился ветеринарным врачом.
        Глава 15
        Скользнул к террасе, прыгнул, успевает
        Понять, что это все октябрьский тихий вечер,
        И, дом обвив, мгновенно засыпает.
        16 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        - Так и крестили Дионисием, аккурат сегодня тезоименитство [1]. Знакомы, что ли? - спросил мужчина, подгоняя впереди себя своего пленного, стонущего от боли в выворачиваемой руке.
        - Так вчера вечером, на Питерской, - сказал Андрей.
        - Точно, было дело, признал. Ну вот, голубчик, ложись вот тут, - он толкнул своего пленника на асфальт возле «эмки» и тот, потеряв равновесие, въехал лицом в переднее колесо. - Мародеры, судя по всему. Сейчас, котомку их принесу, там под деревом осталась.
        - Кто это? - спросил Михаил, когда незваный помощник пошел в сквер.
        - Вчера вечером подвозил, Степаныч, хороший дядька, - ответил Андрей.
        - Ну вот и пожитки этих охламонов, - Степаныч вернулся буквально через минуту, неся в вытянутой руке, будто не хотел испачкаться, завязанный солдатский сидор, который он бросил возле лежащего без малейшей попытки освободиться бандита. - Значит, довелось свидеться еще раз, Андрей. Добрый знак, хорошего человека вот так встретить, не гадая. А еще говорят, что Москва большая. Ну, здравствуй! - и он протянул Андрею руку.
        - Здравствуйте, Степаныч. И я рад встрече. Познакомьтесь, это вот брат мой, Михаил, а это, - он повернулся в сторону вылезающего с кряхтением из машины художника, - Егор, наш товарищ.
        - Здравствуйте, - пожал всем руку Степаныч. - А тут вот какое дело: застрял я на Энтузиастов, аккурат после моста. Ехали мы туда половину дня, почитай. А там намертво встали. Люди как с ума сошли, нет, чтобы проезд освободить, машинам дальше проехать дать, а они давай на землю барахло выбрасывать, самим, значит, ехать. И начальник забежал куда-то - вот только рядом сидел, а тут смотрю - нету его, только дверь открытая. Ну, тут паника, стрельба, драка, ругань, затоптали в давке народу немеряно, там и остались, никто и не убирал, я, если честно, труханул изрядно, хоть и видеть в жизни доводилось немало. И ведь милиция, военные, все пропали, как и не было. Хоть бы кто порядок наводить начал, так нет, каждый сам за себя, чисто как звери. Еле выбрался оттуда, помяли меня там изрядно, но ушел. Гори она пропадом, машина эта, будь что будет, а там под сапоги чьи-то ложиться не хотелось, да и по мертвым ехать, не для меня это. Иду вот пешочком, домой добираюсь, а тут, извините, приспичило мне, невтерпеж совсем, я и присел там под дерево. Только наладился, а тут и этот вот, - кивнул он на лежащего, - с
дружками своими, втроем, ага, подбежали, меня под кустом не видно, я и сижу тихо, один говорит, машина едет, эмка, сейчас колеса раздобудем, мешок свой бросили, да на дорогу. А я и поглядываю, чем дело кончится. Потом уже вы их пугнули, так этот за барахлом своим и прибежал. Тут уж я его и скрутил, вспомнил молодость, доводилось. Вот такие, значится, дела, - закончил он свой рассказ.
        - Спасибо за помощь, Степаныч. Может, и точно, мародеры, - согласился с ним Михаил. - Давайте посмотрим, что там у них, сразу понятно станет. Андрей, посвети, пожалуйста.
        Андрей осветил рюкзак и Михаил кивнул Степанычу на сидор, предлагая открыть ему, как добытчику, но тот покачал головой, с брезгливым видом отказываясь. Тогда он сам распутал веревку и распахнул горловину котомки. На поверхности лежали скомканные женские вещи, торчал кусок чего-то мехового. Михаил запустил руку в мешок и почти сразу достал маленькую шкатулочку. Он открыл ее, посмотрел внутрь и, отвернувшись, плюнул на землю, затем повернул ее, чтобы и остальные увидели, что там лежит. Среди кучки брошек и колечек лежали серьги и измятый золотой зубной протез, измазанные в чем-то почти чёрном.
        Маслов, заглянув внутрь шкатулки, тут же отбежал, его начало рвать.
        - Говорил же, мародеры. Я эту погань нутром чую, - сказал, тоже сплюнув, Степаныч. - Ждать, значит, не стали, с ушами рвали. Позвольте, ребята, я его сам, очень уж я их не люблю. Насмотрелся в гражданскую, с ними разговор один, да и кто с ними в таком бардаке возиться будет.
        Михаил кивнул одновременно с Андреем. Тот уже доставал из-за пояса наган, подобранный им возле главаря и протянул его рукоятью вперед. Степаныч взял револьвер, заглянул в барабан и слегка стукнул ногой в бок лежащего без движения бандита.
        - Вставай, пойдем-ка, отойдем, а то что тут дорогу пачкать.
        Тот вдруг бросился к Степанычу в ноги и, схватив его за сапог, заголосил:
        - Дяденька, прости, не убивай! Прости, я не виноват, не убивай, это не я, это же Шило всё, он бабу ту завалил, дяденькаааааа!
        - Иди уже, - толкнул его Степаныч, - не воняй.
        От бандита и вправду сразу же сильно завоняло, но он продолжал, подвывая, умолять не убивать его. Степаныч схватил его за шиворот, оттащил к обочине и, приставив к затылку наган, выстрелил. Мародер завалился на бок и затих.
        Андрей пошел посмотреть, что с главарем. Тот лежал без движения в той же позе, что и несколькими минутами раньше. Посветив фонариком ему в лицо, Андрей увидел неподвижные глаза с расширившимися зрачками. Вокруг бандита расплылась лужа крови.
        - Готов, - сказал Андрей, - кровью истек. Помогите с дороги убрать.
        Вдвоем с Михаилом они оттащили на обочину второго мародера.
        - Далеко тебе добираться? - спросил Степаныча Михаил, когда они, стащив тело с дороги, вытирали руки ветошью.
        - В Сокольники. Дойду как-нибудь потихоньку.
        - Так нам по дороге почти, можно подвезти. Егор, не против? - спросил художника Михаил.
        - Нет, конечно, не против? - Маслов еще не отошел от того, чему только что стал свидетелем, и говорил медленно, будто на иностранном языке, который не очень хорошо знал и потому приходилось вспоминать слова. - Сейчас только в больницу заедем и сразу отвезем.
        - Садитесь, Степаныч, сзади, побудьте хоть немного пассажиром сегодня, - Андрей распахнул перед ним заднюю дверцу. - Не все же Вам за баранкой сидеть.
        К больнице подъехали уже в полной темноте, без помощи художника точно заблудились бы. Машина остановилась у неприметной двери и Маслов тут же живо выбрался и подбежал к ней, бросив уже почти на бегу: «Я сейчас, пять минут!». Но дверь оказалась запертой. Егор долго стучал в нее, но никто так и не открыл. Растерянно он повернулся к машине:
        - Что делать? Там есть еще вход, надо корпус объехать. А вдруг и там закрыто?
        Вдруг дверь открылась и из нее вышла женщина в халате с ведрами. Маслов, воспользовавшись моментом, вбежал внутрь. Вернулся он через пару расстроенным.
        - Не отпускают. Говорят, надо врача дождаться, без врача никак.
        - Пойдем, Егор, сейчас и без врача попробуем справиться, показывай дорогу, - сказал Андрей и, пропустив вперед Маслова, зажег фонарик, чтобы не споткнуться на лестнице.
        - Сюда, на третий этаж, - крикнул показавший неожиданную прыть взбежавший на целый лестничный пролет вперед Егор Степанович.
        Поднявшись на несколько ступенек, Андрей услышал внизу хлопнувшую дверь.
        - Пойду и я с вами, вдруг ты один не справишься, - услышал он голос Михаила. - Подождите меня, а то я на этой лестнице ноги поломаю.
        - Не переживай, ты же в больнице, здесь сразу и помощь окажут, - успокоил его Андрей.
        - Веди уже, шутник, - пробурчал Михаил, догнавший его.
        Маслов ждал их на третьем этаже.
        - Вот, сюда, - и открыл дверь в отделение, пропуская их.
        - Куда? Посещений уже нет. Завтра приходите, товарищи, - перегородила им дорогу вставшая из-за стола, стоявшего у двери, женщина в белом халате и косынке.
        - Мы хотим забрать пациентку, - начал Андрей, но медсестра его не дослушала.
        - Я же сказала: завтра. Идите, идите, не до вас.
        - Послушайте, - опять предпринял попытку договориться Андрей.
        - Не положено. У нас тут кардиологическое отделение, а не проходной двор. Выходите, чего встали, я дверь запру, - зычно произнесла она и начала оттеснять их к выходу.
        Медсестра обладала фигурой борца-тяжеловеса и гренадерским ростом, так что, наверное, считала свою задачу легко выполнимой. До двери оставался буквально шаг, когда в борьбу вступил Михаил.
        - Гражданка! - он сказал это тоном, не предусматривающим отказов и уточнений. - Представьтесь.
        - Медицинская сестра кардиологического отделения Морозова! - ответила та, как солдат на плацу.
        - Медицинская сестра Морозова, значит. Хорошо, хорошо, - продолжил Михаил, доставая из кармана блокнот и карандаш.
        Судя по побледневшему лицу медсестры, ничего хорошего она от Михаила не ждала.
        - Имя и отчество, гражданка Морозова, назовите, - безразличным голосом продолжил Михаил, не отрывая взгляда от блокнота.
        - Ольга... Ми... Ми... Митрофа... новна, - наконец закончила медсестра, отступив и тоже не отводя глаз от рук Михаила.
        - Вы не переживайте, Ольга Митрофановна, - спокойно сказал Михаил, пряча блокнот в карман. - Всё хорошо. Пока.
        Медсестра Морозова меняла цвет лица каждую секунду, ей явно не хватало воздуха.
        - Так вот, гражданка, - тут Михаил опять извлек из кармана блокнот и открыл его, - ага, Морозова, конечно, как я мог забыть, Морозова, мы насчет забрать из отделения гражданку... Маслову? - спросил он Егора Степановича.
        Тот утверждающе кивнул.
        - В какой она палате?
        Медсестра трясущимся пальцем показала направление.
        - В пятой, я знаю, - Маслов пошел вперед, открывая дверь палаты. - Людочка, дорогая, я забираю тебя, собирайся.
        Судя по звукам, донесшимся из палаты, жена Маслова начала собираться мгновенно. Минут через пять Егор Степанович вынес в коридор сумку, а за ним вышла его жена.
        Вдруг недалеко от них открылась дверь, в коридор выбежал мужчина и крикнул:
        - Сестра! Сестра Быстрее сюда! Антонову плохо!
        Медсестра будто очнулась от сковавшего ее оцепенения и бросилась в палату. Андрей пошел за ней и заглянул. Морозова хлопотала возле молодого еще мужчины, который синел прямо на глазах и задыхался. На губах у него появилась розовая пена.
        - Подними его срочно, что смотришь? Он же у тебя задохнется сейчас [2]! - оттеснив в сторону медсестру, Андрей поднял мужчину, прислонил его к стене. - Кресло есть?
        - Есть, в коридоре стоят, - отозвался какой-то больной.
        - Тащите сюда, быстрее, - скомандовал Андрей. - А ты что встала? Давление измерять кто будет? Тонометр, фонендоскоп тащи, не стой!
        Секунд через двадцать Андрей уже распутывал резиновые трубки допотопного фонендоскопа, а медсестра накладывала манжетку такого же допотопного, с точки зрения Андрея, ртутного тонометра. Пока они измеряли давление, мужчины притащили кресло.
        - Аккуратненько пересаживаем, простынку только подложите, а то ему долго сидеть придется. Так, давление держит, пульс сто сорок примерно, одышка около сорока. Инфаркт был? - спросил Андрей у медсестры?
        - Нет, у него стенокардия, - ответила она. - Я дежурного...
        - Ты пока за дежурным побежишь, лечить некого будет. Больных пошли. Морфий есть?
        - Да.
        - Набирай кубик морфия, физраствора до десяти, неси, быстрее. И кислород готовьте. Есть?
        - Да, подушка. Но как же без врача?
        - Ну хоть подушку давай. Я пока за врача буду. Быстрее, что же ты ползешь? - подогнал Андрей и без того не медлящую медсестру.
        Сидя в кресле, мужчина стал дышать чуть реже, пена на губах исчезла, но лицо его оставалось бледным, а губы синими.
        Морозова принесла лоток со шприцем, накрытый пеленкой.
        - Вот. Только как же без врача [3]?
        - Всё набрала? - не вступая в дискуссию, спросил Андрей и, увидев кивок медсестры, протянул руку. - Шприц давай. И жгут накладывай, быстрее!
        Пока она накладывала жгут, Андрей успел посмотреть на шприц. Стеклянный корпус, явно не раз точеная и кривая игла [4]. Хорошо, хоть вены у больного были, как для обучения студентов: толстые и прямые и Андрей без труда попал в вену.
        - Отпускай жгут, - сказал он медсестре и медленно начал вводить наркотик, время от времени останавливаясь и следя за дыханием. Минут через пять всё содержимое шприца оказалось в вене. За это время больной порозовел, успокоился, будто и не задыхался за несколько минут до этого.
        - Вот и всё. Кислород сейчас давать, до утра не трогать, пусть сидя спит. Короче, занимайтесь с дежурным [5], - сказал Андрей, вставая. - Всего вам хорошего.
        - А как же..., - растерянно сказала уже ему в спину медсестра, но Андрей уже вышел из палаты.
        В коридоре его ждал только Михаил, художник с женой уже ушли к машине.
        - Спасли? Поехали уже, а то этот день никак не закончится, похоже. А я спать хочу, зверски просто, - сказал он Андрею.
        - Ты тогда за руль не садись, давай я поведу, а то заедешь еще куда.
        - А я не гордый, не откажусь, - согласился с ним Михаил.
        Домой, на Сокол, доехали почти без происшествий. Поток людей на улицах с наступлением темноты если и не иссяк, то стал значительно меньше. Степаныча, который за всю дорогу не проронил ни слова, высадили у его дома в Сокольниках. Выйдя из машины, он скупо всех поблагодарил и ушел, не оборачиваясь. Жена Маслова, уснувшая у мужа на плече сразу, как только села в машину, до самого дома так и не проснулась, всхрапывая время от времени,
        Остановив машину у дома художника, Андрей вздохнул с облегчением, будто не верил до последнего, что эта поездка закончится.
        - Ну всё, Егор, спокойной ночи. Сам машину в гараж загонишь, я надеюсь? - пожал Маслову руку на прощание Михаил.
        - Да, конечно, - пробормотал сосед и вдруг плечи его затряслись от плача. - Боже, я даже не думал, что это такой ужас... Спасибо вам, я даже не знаю... Спасибо...
        - Егор, иди домой, мы тут сами тогда разберемся, - сказал Михаил, понимая, что Егору сейчас не до машины.
        - Не надо, я сам, попозже, - сказал Маслов, шумно сморкаясь в носовой платок.
        - Забирайте его, - сказал Андрей Масловой, вспоминая, что они так и не познакомились, пока они спустились к машине, она уже спала. - Вы извините, я ведь даже не знаю Вашего имени.
        - Людмила Константиновна.
        - Я Андрей. Это Михаил. Что же, мы пойдем, спокойной ночи вам.
        - Спасибо вам за помощь, - прощаясь, сказала она.
        Дома они застали чаепитие в самом разгаре. Тамара Михайловна как раз ставила на стол розетку с вареньем. Первое, что Андрей увидел, было лицо Елены, разрумянившееся от чая. Андрея мгновенно переполнила радость от того, что он видит ее, что, наконец-то она рядом. Он вдруг осознал, что вернулся домой по-настоящему, все близкие ему люди здесь, с ним. Хотелось, чтобы так и было всегда.
        Из оцепенения его вывел Михаил, толкнувший его в спину.
        - Проходи, что встал? Я тоже чая хочу.
        У ног уже крутился Бублик, подбежала Настя, обнимая Андрея и Михаила, Тамара Михайловна начала хлопотать, наливая им чай и спрашивая, не покормить ли их с дороги, а Андрей всё смотрел в глаза Елене, которая, также не отрывая от него взгляда, встала из-за стола и шла к нему, и секунды эти, пока она не протянула к нему руку и не дотронулась до его лица, казались ему вечностью.
        - Здравствуй, - сказала она, - что же вы так долго? Уехали, я даже поговорить с тобой не успела. Вышла из ванной, а Настя говорит, что вы внезапно собрались и уехали куда-то. От тебя порохом пахнет.
        
        [1] Дионисий Ареопагит, 16 октября и 17 января.
        [2] Андрей помогает лечить отек легких, который при отсутствии помощи может привести к гибели пациента в очень короткое время.
        [3] Внутривенные инъекции еще долго будут считаться врачебной манипуляцией.
        [4] Ох уж эти многоразовые иглы к шприцам! Отдельной песней была их обработка, когда медсестры тратили по несколько часов на их замачивание, чистку, промывание и стерилизацию, а заодно и заточку. Не так уж и давно это счастье в нашей отчизне кончилось.
        [5] Не всегда так быстро и таким минимальным набором средств, но и так бывало, что после единственной инъекции состояние при отеке легких радикально улучшалось.
        Глава 16
        И, как всегда, Швейцар[1], приняв мое пальто,
        хихикнул
        16 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что он даже не помыл руки перед тем, как делать инъекцию и хорошо, что медсестра оказалась до ужаса запуганной Михаилом и не сообразила даже о таких элементарных вещах, иначе без ругани не обошлось бы, но Андрей тут же обо всем забыл, потому что пальцы Лены всё ещё касались его щеки и она не собиралась убирать руку.
        - Ну, так стреляли, - попытался пошутить он и тут же понял, что единственный человек, способный оценить эту шутку, сейчас умывался в ванной, так шумно фыркая, что было слышно даже через закрытую дверь. Говорить больше ничего не хотелось, он просто обнял Лену и прижал ее к себе.
        Из ванной вышел Михаил и хлопнул по плечу, вернув на землю.
        - Не спи, замерзнешь. Андрюха, давай руки мыть, а то так неумытым и останешься. А нечистым трубочистам, как известно, стыд да срам, - и замолчал, поняв некую двусмысленность сказанного им, на что, впрочем, внимания никто не обратил, так как тщательно делали вид, что смотрят куда-то в сторону на Бублика, который с энтузиазмом поглощал обрезки с косточки, которые бросила ему Тамара Михайловна.
        - Ты хоть чаю попей, - сказала Елена, не отпуская руку, - вы же целый день не ели ничего.
        Андрей вышел из ванной, вытирая руки и сел за стол, сразу же начав поглощать бутерброды с колбасой и сыром. Елена села рядом с ним и смотрела на него, не отрывая взгляда, а потом прижалась к его плечу. Настя начала было рассказывать, чем они занимались, пока они где-то ездили, как смешно Бублик гонялся за кошкой, которая обманула его и прыгнула через забор с дерева, но у Дарьи внезапно заболела голова и она поняла, что надо срочно лечь спать, потащив за собой ничего не понимающую и сопротивляющуюся Настю. Тамара Михайловна начала собирать посуду со стола. Михаил, сказав, что устал, ушел к себе в комнату, захватив пару бутербродов и огромную кружку с чаем. Елена еще сильнее прижалась к плечу Андрея, и он замер, боясь спугнуть свое счастье. Так они просидели неизвестно сколько, пока Елена не сказала:
        - Андрей, ты ведь носом уже клюёшь, давай-ка, иди мыться и спать.
        Елена поцеловала его в щеку и Андрей нехотя пошел, но в ванной, встав под душ, он понял, что смертельно устал и сейчас уснет прямо здесь, не дойдя до кровати. Кое-как он вытерся полотенцем, натянул пижаму и со слипающимися глазами добрел до своей кровати, и сразу уснул.
        Андрей проснулся среди ночи, обнаружив себя лежащим под аккуратно подоткнутым со всех сторон одеялом. Он подумал, что, с одной стороны, неплохо отдохнул, а с другой стороны, жаль, что вчера его так срубило и он даже не успел хотя бы поцеловать на ночь Лену, не говоря уже о чем-то большем. Протянув руку, чтобы взять часы, которые должны были лежать на столике у кровати, он вдруг наткнулся на какое-то незапланированное препятствие. Не успев подумать, что бы это могло быть, Андрей услышал сонный голос Елены:
        - Ты хоть знаешь, Андрей, что ты ужасно храпишь? И еще ты постоянно пытался столкнуть меня на пол. Если ты хоть на что-то надеешься со мной, то тебе точно нужна кровать пошире. И кроме того, ты непроходимый дурак, если всё еще лежишь и не знаешь, что делать с женщиной, которая лежит с тобой в одной постели и тебе вроде как небезразлична.
        И тут уже Андрей доказал, что непроходимым дураком он всё же не является.
        17 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        В окнах еще только засерело утро, брызгая дождем, Тамара Михайловна начала возиться у плиты, готовя завтрак. Послышался стук в дверь. Михаил, встававший всегда одновременно с началом утренних хлопот домработницы на кухне, пошел открывать. На пороге стоял Маслов, руки которого были заняты какими-то свертками.
        - Доброе утро, Егор, - поприветствовал его Михаил. - Что так рано? Случилось что?
        - Нет-нет, ничего не случилось, всё нормально, - успокоил его Егор.
        - Хорошо, тогда заходи, позавтракаем вместе.
        - Да я, собственно, на минутку, - замялся художник. - Вы уж извините, как-то вчера немного скомкано вышло, разнервничался. Вот, хочу поблагодарить вас от себя и от жены, конечно же. Если бы не вы, даже не знаю...
        - Тише! - громким шепотом прервал его Михаил. - Не здесь. Сюда пойдем, поговорим, - и он повел его к себе в спальню.
        - Я же говорю, я ненадолго, - опять начал Маслов.
        - Ненадолго, так ненадолго. Садись, - показал Михаил Егору на стул. - Извини, постель убрать не успел, не ждал никого так рано.
        - Михаил, я хотел бы поблагодарить...
        - Егор, послушай, - снова прервал его Михаил. - Надо было вчера об этом сказать, моя ошибка. Ты, пожалуйста, запомни, и супруге своей, Людмиле Константиновне, передай. Вы нас очень обяжете, если забудете обо всем, что вчера было. Ничего не было. Сели в машину, поехали, забрали, вернулись. С кем ездил, тоже без лишней нужды не говори. Понимаешь, у нас с братом такая ситуация сейчас, что нам лишняя известность только помешает. Чем меньше про нас знают, тем лучше. Ясно?
        - Ясно, - согласился Маслов. - Молчок. И Люсю предупрежу.
        - Вот и хорошо. Мы ж не за награды, а просто помочь, - сказал Михаил. - Что ты там принес, кстати? Или это не нам, а так, по пути забежал?
        - Вам, конечно же, - смутился Егор. - Тебе и Андрею Григорьевичу, ему тоже.
        - Да шучу я, - успокоил его Михаил. - Надо же было тебя растормошить как-то, а то ты, смотрю, о мировом заговоре думать начал. Просто служба у нас такая, - Михаил сделал паузу и посмотрел вверх, давая знать собеседнику, что служба непростая и говорить о ней не стоит, - что как приключится что, так легче застрелиться сразу, чем рапорта писать и объясняться. Ну, показывай подарки, очень я это дело люблю и уважаю, - и Михаил потер руки в предвкушении. - А Андрею я позже покажу всё, он спит еще, не хочу будить, устал он вчера.
        - Вот, здесь коньяк, шустовский [2], давно берёг, - Егор протянул сверток с бутылкой.
        Михаил развернул сверток, оценивающе посмотрел на этикетку, будто ее осмотр мог что-то сказать о напитке в бутылке и отставил в сторону.
        - Выпьем, обязательно вместе, но не сейчас, с утра не люблю, - с серьезным видом сказал он и, увидев растерянное выражение лица Маслова, рассмеялся. - Да шучу я, Егор, шучу, не смотри ты так.
        - Вот, тут мой эстамп. Не бог весть что, конечно..., - сказал Маслов, пока Михаил разворачивал сверток.
        - Вот это да..., - восхищенно сказал Михаил, достав оттиск в рамке и поворачивая его к свету. - Это ж просто... нет, печатных слов у меня нет. Я просто... да что там говорить, спасибо тебе! - и Михаил встал, бережно положил эстамп на стол и крепко обнял довольного оценкой своего подарка художника. - Вот уж удружил! Я о таком и мечтать не мог!
        - Я пойду, пожалуй, - засобирался Маслов, - там Люсечка сейчас проснется, надо ее завтраком накормить, - Маслов пошел к двери. - Спасибо еще раз. До свидания.
        - До свидания, Егор. И тебе спасибо, - сказал Михаил, провожая его до двери. - Привет Людмиле Константиновне от нас.
        - Кто приходил хоть в такую рань? - пробурчал сонный Андрей, направляясь из спальни в ванную и протирая глаза. - Доброе утро, кстати.
        - И тебе доброе. Маслов приходил, подарки приносил. Пойдем, посмотришь. Ну и я ему тоже рассказал о правильной линии поведения, а то растрезвонит по всей округе о наших приключениях.
        - Что подарил хоть? - спросил Андрей.
        - Коньяку бутылку и эстамп свой, - ответил Михаил.
        - Хороший?
        - Коньяк вроде хороший, шустовский. А эстамп - хрен его знает, багет выглядит богато, я в этом не разбираюсь. А ты?
        - И мне, что эстамп, что в типографии напечатают, разницу увижу, конечно, но оценить - не моё.
        - Ладно, Андрей, пойдем, завтрак готов, наверное, судя по тому, что Тамара Михайловна греметь перестала. Остальных ждать не будем?
        - Да пусть спят, что им делать.
        Но спокойно позавтракать не получилось, следующим в дверь буквально через пару минут постучал Никита.
        - Ну, рассказывайте, как съездили вчера? А то у Маслова спросил, он молчит, на вас показывает. В историю попали?
        - Было дело, да там ерунда, не стоит внимания. Так, встретили человека одного, случайного знакомого, подвезли, он на Энтузиастов в давку попал, да жену Маслова в больнице не отпускали, - сказал Михаил, наливая себе чай. - Нечего рассказывать, короче. Чай будешь? У нас с утра спокойно хоть?
        - Не, чай не хочу, я завтракал. Да еще после этого чая вспотеешь весь, спина мокрая, а по улице целый день бегать. У нас спокойно, да, а в городе рассказывают, совсем страсти. На вокзалах поезда штурмуют, тоже паника, давка, погибших много, анархия. Говорят, даже поэт какой-то, из этих, - Никита мотнул головой куда-то в сторону люстры, - вторые сутки на вокзале с двумя грузовиками добра стоит, уехать хочет, с ума сходит. Военные есть, но немного совсем, в центре вроде видели, мародеров расстреливали на месте, а милиции не видно. Говорят, - тут Никита заговорил намного тише, - что видели на мусорке «краткий курс» [3], прямо кучу красных книжек. И, - тут он заговорил совсем уж на пределе слышимости, - портреты самого, тоже там валялись. Вы на Левитана подежурите? - заговорил он обычным голосом. - А то мне некого туда поставить до обеда, после вчерашнего дежурства трое заболели, сидят дома, в соплях все, чихают.
        - Подежурим, конечно. Сейчас вот соберемся и пойдем, - сказал Андрей, допивая свой чай. Не глядя, он протянул руку к тарелке с пирожками, стоящей перед ним, но, пошарив в ней, ничего не нашел. - Не понял, куда пирожки делись, только что здесь две штуки лежало?
        - Потому что, дядя Андрей, не один ты пирожки любишь. Моему растущему организму они очень даже полезны, - сказала Настя, которая, как оказалось, незаметно для всех только что зашла на кухню и теперь уплетала пирожок за обе щеки, другой при этом держа в руке. - А с капустой тем более.
        - Всё, я побежал, а вы как соберетесь, подходите, куда, знаете, - сказал Никита, вставая из-за стола. - не провожайте, я дверь прикрою.
        - Настя, ты всухомятку не ешь, это вредно даже для растущего организма, налей чай себе, - сказал Михаил и тоже встал из-за стола.
        - Ну что, дядя Андрей, всё получилось у вас? - спросила жующая пирожок Настя у оставшегося в одиночестве Андрея.
        - Не понял? - удивился Андрей. - Ты о чем?
        - Да ладно, дядя Андрей, конечно же, про тебя и маму. Или ты думаешь, я не видела, как она к тебе в спальню пошла? Подумала, что я сплю, шмыг - и нету. Но ты не переживай, я за тебя. Ты меня устраиваешь. Ты к нам переедешь или здесь жить будем? Здесь мне больше нравится, если кого-то интересует мое мнение. Хотя там маме на работу ближе..., - Настя вдруг прекратила размахивать пирожком, помогая своим рассуждениям и замерла, не договорив фразу. - Доброе утро, мамочка! А мы тут с дядей Андреем чай пьем. Тебе налить?
        - Доброе утро, - Елена поцеловала Андрея в щеку и взъерошила ему волосы на голове. - Настя, я ведь тебе говорила, чтобы ты не смела обсуждать мою жизнь с кем бы то ни было?
        - Да, мама, говорила, последний раз дня три назад. Но дядя Андрей, он же...
        - Я делала исключения для кого-нибудь?
        - Нет, мамочка, - из Насти будто выпустили воздух, теперь она сидела, опустив голову и потеряв всякий интерес и к разговорам, и к полезным для растущего организма пирожкам.
        - Ты позавтракала? - содержание льда в голосе Елены росло с каждой фразой.
        - Я позже позавтракаю, мама, - казалось, что Настя сейчас начнет рыдать, но она держалась из последних сил.
        - Тогда в комнату иди, я скоро подойду.
        Настя встала и пошла, опустив голову.
        - Не слишком ты с ней строго? - спросил Андрей. - Чай будешь? Только вот к чаю уже нет ничего, всё съели, вот пирожок только остался. С капустой.
        - Чаю налей, пожалуйста, не очень крепкий только. А с Настей... С ней по-другому никак нельзя. Ей же немного воли дай, она на голову сядет и не слезет.
        - Не заметил как-то. Она же с нами сколько прожила...
        - Не заметил? Да она же вами там вертела уже как хотела. Вы, наверное, и слова ей поперек сказать не могли, все ее прихоти выполняли. По крайней мере, у меня такое впечатление сложилось.
        - Но стоит ли так строго...
        - Андрюша, поверь, через пять минут она уже снова будет весела и жизнерадостна. За нее не переживай, - она обняла Андрея за шею и поцеловала в губы. - Хватит уже о Насте. Спасибо тебе. Несмотря на мои опасения, ты оказался не таким уж непроходимым дураком, - она поцеловала его еще раз, крепче, и сказала: - Ты только не пропадай никуда, ладно? Я с тобой хоть куда готова, хоть в будущее ваше, хоть в дремучий лес здесь, Только оставайся со мной. Ведь останешься?
        - С тобой - останусь. Лена, правда, я без тебя... да не знаю, куда-то все слова пропали, я как пионер какой сейчас, от счастья голову потерял. Мне и правда с тобой очень хорошо. Обещаю, не пропаду.
        Елена прижалась к нему на мгновение и спросила:
        - Миша сказал, вы на дежурство сейчас?
        - Да, пойдем. Никуда не денешься. Думаю, ближе к вечеру освободимся.
        - Идите, мы вам позже поесть принесем, - Елена встала из-за стола и, наклонившись, поцеловала его в лоб. - Спасибо тебе. Я тебе верю. Я в ванную, - и она ушла, что-то тихо напевая.
        На баррикаде царила откровенная скука - самая хорошая новость на войне. Мужчина, которого они сменили, внешне удивительно похожий на актера Гринько [4], такой же высокий и нескладный, что-то буркнул в ответ на приветствие, поправил на голове вязаную шапочку и, запахнув плащ-палатку, не оборачиваясь, пошел домой.
        Михаил с Андреем убивали время как могли: играли в камень-ножницы-бумага, но бросили игру, когда счет достиг баскетбольного девяносто пять на шестьдесят в пользу Андрея, бросали Бублику палку (псу понравилось, а им тоже надоело). Обсуждали эстамп, подаренный Масловым, вспоминая, сколько людей там изображено. Отметив схожесть своего сменщика с актером, вспоминали стихотворение про конец лета.
        Ближе к полудню со своего поста на верхушке баррикады зарычал Бублик. Выглянув в щель, они увидели, как по дороге плетется вчерашний мародер, подстреленный Михаилом. Сегодня от молодецкой удали не осталось ничего: к ним шёл жалкий, помятый жизнью немолодой уже человек. Раненую кисть, замотанную удивительно грязной тряпкой, он прижимал к груди и время от времени внимательно смотрел на нее, как бы пытаясь убедиться, что она на месте и с ней ничего больше не случилось.
        - Глянь, опять благородный разбойник приперся, - сказал Михаил.
        Мужик остановился шагах в десяти от преграды и молча уставился на нее.
        - Тебе чего? По пятницам не подаю. Иди домой, болезный, от греха подальше, - крикнул в щель Михаил.
        - Так я это, простите, гражданин начальник, - зашепелявил мужик, потом подумал и поклонился. - Вчера вот незадача вышла. Ошибочка, значит.
        Андрей, только что присоединившийся к Михаилу, после «Осибоська знасиць» совершенно неполиткорректно захохотал.
        - Что хотел? - спросил более сдержанный Михаил.
        - Вилки мои, значит, обронил я вчера. Вот, пришел спросить, не находили? Вилки не мои, Анатолий Тимофеича, бригадира, значит, а я вроде как без спросу взял. Он теперь, бригадир наш, грозится в тюрьму посадить. Отдайте вилки, гражданин начальник. Заради бога, простите, пьяный же... Мне же деточек кормить... Ошибочка, значит, вот, - и мужик снова поклонился. - А я на огороде или как там, я отработаю, не сомневайтесь. Вилки отдайте только, а?
        Андрей, пребывавший в прекрасном настроении, решил осчастливить мужика.
        - Стой тут, поищу твои вилы. Только не нуди, - сказал он.
        - Охота тебе возиться? - пробурчал Михаил. - Он свое заслужил, робингуд хренов.
        - У меня сегодня день добрых дел, - не согласился Андрей. - Ноги разомну заодно.
        Никита нашелся удивительно быстро, хоть и пришлось пристраиваться к нему на ходу, он, как обычно, где-то срочно понадобился.
        - Это какие вилы? Которые вчера местные потеряли? Стоят в конторке, забирай, там открыто, сразу за дверью.
        Всё еще удивляясь привычке местных жителей не запирать двери на все возможные засовы, Андрей пошел в закуток, который Борискин гордо называл то конторкой, то кабинетом. Вилы стояли за дверью, никого не привлекая. Андрей прихватил их за грязноватый черенок и не спеша пошел к месту дежурства.
        Издалека он заметил зеленое пальто Елены, стоящей возле баррикады и ускорил шаг.
        - А мы вам поесть принесли, давай, мой руки, горячего поешь, - сказала она.
        - Сейчас, отдам вот инструмент просителю, а то замерзнет там в луже, - ответил ей Андрей и полез вверх по мешкам. - На, лови, осибоська, - бросил он вилы на землю и, не глядя на счастливого крестьянина, полез вниз.
        - Настя, полей дяде Андрею на руки, - сказала Елена, доставая из сумки полотенце. - Давай, мой, я тебе суп сейчас налью. Даша, доставай миску, - сказала она Дарье, засмотревшейся куда-то вдоль улицы.
        - Бежит кто-то, вроде мужчина какой-то, - сказала Дарья, доставая тарелку из своей сумки. - Случилось что-то, что ли?
        Мужчина подбегал, до него оставалось каких-то метров пятьдесят и уже стало видно, что он одет в распахнутый пиджак на голое тело и незастегнутые грязные брюки, державшиеся на подтяжках. Незашнурованные ботинки болтались на его ногах, грозя слететь с каждым шагом, в правой руке он держал пистолет, а в левой покрытую грязью шляпу, которую он, наверное, поднял с земли. Неизвестный не обращал внимания ни на что, он шел удивительно ровно и целеустремленно, как идут пьяные, пытающиеся казаться трезвыми, не обходя лужи. Метрах в десяти от баррикады он остановился, посмотрел на свою шляпу и отбросил ее в сторону.
        - Что, фашисты, не ждали? Думали, не будет вам отпора? А я вам дам отпор, гады! Вон с нашей земли, твари! - он поднял пистолет и дважды выстрелил вверх.
        - Эй, мужик, ты что, лишнего выпил с утра? А ну отпусти пистолет! - Андрей шагнул вперед, закрывая собой Елену и Настю, стоявших рядом, краем глаза замечая, как достает свой пистолет Михаил, как Бублик по обочине бежит к странному мужчине, как Дарья поднимает тарелку перед собой, будто в попытке защититься и понял, что не успевает ничего, потому что в следующую секунду незнакомец поднял руку и с воплем «Смерть фашистам!» выстрелил в Дарью.
        Через секунду Бублик бросился на него и сбил на землю, Михаил, опустив свой пистолет, побежал к стрелку, а Андрей повернулся к Елене. Они с Настей стояли остолбеневшие, прижавшись друг к другу и смотрели на Дарью, которая сползала на земле по мешкам баррикады, неловко подогнув под себя ноги и продолжала держать в руке тарелку. Лицо ее на глазах бледнело, из груди доносился какой-то свист и хрип, она, не издав ни единого звука, открыла рот, будто хватая воздух, которого вдруг стало не хватать. Андрей бросился к ней, отбросив, наконец, в сторону ненужное полотенце.
        - Даша, где болит, покажи, - торопливо спросил он, расстегивая ей пальто. Тихо звякнула о камушек на земле упавшая тарелка и Дарья, закрыв глаза, перестала дышать.
        
        [1] В оригинале «And I have seen the eternal Footman hold my coat, and snicker», Трудное для всех переводчиков стихотворения место, так как в русском языке нет соответствующей случаю идиомы для обозначения смерти.
        [2] Шустовский коньяк, он же предок армянского, вроде как бочки с времен основания не меняли.
        [3] «Краткий курс истории ВКП(б)». Автором книги числился сам Иосиф Виссарионыч. Население книгу было обязано изучать, по единственно верной версии истории партии сдавали зачеты и экзамены.
        [4] Если кто Николая Григорьевича в роли Профессора в «Сталкере» Тарковского не помнит, то уж папу Карло, соорудившего первого советского андроида Буратино или профессора Громова из «Электроника» помнят, наверное, все.
        Глава 17
        О быть бы мне корявыми клешнями,
        Скребущими по дну немого моря!
        17 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        - Что с ней? Андрей! Да не молчи же! - закричала за его спиной Лена.
        Андрей расстегнул, наконец, пуговицы на пальто Даши и увидел на ее блузке почти в центре грудины дырочку с кровавым ободком. На сонных артериях Андрей пульс не нащупал. Оттянув вверх веко, он увидел стремительно плывущий в стороны зрачок, будто покидавшая тело жизнь расширяла себе выход наружу. Андрей, бережно поддерживая Дашу под голову, аккуратно уложил ее на землю и закрыл ей плотнее глаза.
        - Всё, - сказал он. - Насмерть. Прямо в сердце [1].
        - Как - всё? - спросила Елена. Она же вот только сейчас... мы же... нет, Андрей, ты посмотри, она же... да что ты говоришь? Ты зачем... ты что? - она увидела, как Андрей накрывает лицо Даше ее же платком и закричала, захлебываясь от слез: - Дашкааааа! Стой, Дашка, не уходи, нееееееет!
        Настя молча стояла на месте как приклеенная, не отводя взгляд от лежащей рядом с телом тарелки и по ее щекам лились ручьем слезы, которые она даже не пыталась вытирать.
        Откуда-то сразу появились люди, Надежда Борискина пыталась оттащить Лену от тела, Михаил возился возле стрелка, на которого рычал стоящий рядом Бублик, кто-то потащил Андрея за рукав в сторону и он, оглянувшись, увидел Никиту.
        - Так, Андрей, не расслабляйся. Что случилось, ты видел?
        - Видел. Этот, - Андрей кивнул на неподвижно лежащего стрелка, - бежал вон оттуда по улице. Мы его поздно заметили, метров с пятидесяти, я еще подумал, что перепил мужик: раздетый, грязный какой-то. Он подошел вот туда, где лежит сейчас, начал вопить про фашистов, я тогда уже понял, что он не пьяный, а сумасшедший. И прикрыть всех хоть как-то времени не оставалось, он выстрелил сразу.
        - Пойдем, посмотрим, кто хоть.
        Они подошли к Михаилу, стоявшему рядом с Бубликом.
        - Ты бы хоть руки ему связал, - сказал Никита, - не дай бог, еще чего сотворит.
        - Не сотворит, - ответил Михаил. - Его Бублик сбил когда, он упал и наган из руки не выпустил, под ним оказался, он себе в шею выстрелил, то ли специально, то ли при падении. Так что у нас два трупа сразу, Никита.
        Борискин нагнулся к телу, повернул тому голову, посмотрел на лицо.
        - Местный наш, за углом живет, то есть, жил, Коваленко, Тимофей Акимович. Краском в отставке. Жена ушла от него с год назад, он и до этого пил крепко, а потом и вовсе с катушек слетел. Вот, видать, и допился до зеленых чертей, - Борискин снял фуражку с треснувшим козырьком и вытер ею лицо. - Э-эх, что ж за день дурной, ну вот скажи. Ты про похороны не думай даже, я сам всё сделаю, у меня там всё налажено. И гроб, и могилку выкопать, так что даже не думайте. Ты, Андрей, своих домой, наверное, отведи, пусть там посидят, поплачут. Я понимаю - горе, не деревянный, жалко ее, ни за что под пулю попала. Но и ты пойми, тут каждый день то на фронт забирают, то в эвакуацию в пустыню отправляют, то писем с лета из армии не дождутся, тут еще эта свистопляска со вчерашнего навалилась, через одного уже немцев за поворотом видят, а если баба на всю улицу выть еще начнет - совсем невмоготу станет. Уводи их отсюда, пожалуйста.
        Никита сразу же начал распоряжаться, кто-то пошел за подводой, кто-то сразу же принес какое-то полотно, которым накрыли тело Дарьи. Борискина, успокоившая немного Елену, под руку повела ее домой к Андрею. Возле Никиты Лена остановилась и спросила:
        - Куда ее сейчас?
        - В морг, там полежит, оттуда и похороним.
        - А как же дома, попрощаться, не по-людски как-то получается.
        - Время сейчас такое, не до этого, а попрощаться успеете, - сказал Никита и, махнув рукой, отошел в сторону.
        Настя с сумкой, в которой они приносили еду, плелась сзади с Бубликом. Сумка била ее по ногам [2], и девочка поправляла ее на каждом шагу.
        - Сейчас, отведу их и вернусь, - сказал Андрей Михаилу, за несколько шагов догнал Настю, забрал у нее сумку и пошел рядом. Настя взяла его за руку и так и держала до самого дома.
        - Всё, я пошла, - сказала Надежда. - Вечером, может, еще зайду.
        - Заходи, конечно, Надя, - сказала Елена и посмотрела на Андрея, будто спрашивая разрешения и одновременно принося прощения за то, что пригласила кого-то в чужой дом.
        - Надежда, ты не спрашивай, а заходи, мы всегда будем рады и тебе, и Никите, - подтвердил приглашение Андрей.
        Тамара Михайловна возилась на кухне и удивилась, когда Елена достала из сумки нетронутый чугунок с едой.
        - Что-то вы быстро вернулись. А что ж это вы, еду назад принесли? Или не так приготовила? Так я пробовала, вроде не пересолено, вкусно всё. А Даша где? Она же с вами пошла.
        - Дашу убили сейчас, - тихо сказал Андрей.
        - Как - убили? - удивленно спросила домработница, оседая на табурет. - У нас тут, в поселке? Молодая ж баба еще! Ой, что ж творится! Кто ж хоть? Поймали убивцу?
        - Да он сам себя потом застрелил. Коваленко какой-то, - ответил ей Андрей, пока Елена молча выставляла из сумки продукты на стол.
        - Тьфу ж ты, дурак старый! Пьянь подзаборная. Дрянь, а не человек, бурьян, прости господи, - Тамара Михайловна мелко перекрестилась. - Жена ушла от него, пьянку его да мордобой не вытерпела, а он напьется вечно и в ссаных штанах по улице бегает, кричит всё, что с Буденным вместе воевал. Может, и воевал, не знаю, но скотиной от этого меньше не стал, - она замолчала, будто что-то вспомнила. - Ой, что ж это я языком мелю, дура старая. Это ж надо, такая молодая, - всхлипнула она и еще раз перекрестилась. - Царствие ей небесное, Дашеньке. Уж какая вежливая да приветливая, - и продолжила почти без паузы: - Андрей Григорьевич, Вы бы сели пообедали, что ж Вы голодный сидите, это не дело. Давайте, я Вам супчику налью, свеженького, похлебаете.
        Андрей черпал ложкой суп из тарелки, совершенно не чувствуя вкус. Елена что-то сказала и он повернулся к ней:
        - Извини, не расслышал. Задумался.
        - Я говорю, хлеб возьми. Не наешься так, - повторила Елена.
        - Ага, спасибо, - ответил Андрей и взял протянутый ему хлеб.
        - Пойду дров занесу, кончаются, - сказала Тамара Михайловна. - Елена Сергеевна, чайник закипит сейчас, налейте Андрею Григорьевичу чай, пожалуйста. Настенька, поможешь?
        - Конечно, - Настя встала и пошла за домработницей.
        - Странный день, очень странный, - сказала Елена, наливая кипяток из чайника. - Сначала тебя нашла, а прошло несколько часов - и Дашку потеряла. Мы ведь с ней только сейчас сблизились, перед эвакуацией. До этого и виделись раз в месяц самое большое. Так, чай попить, поболтать ни о чем. А сегодня, вот даже не знаю..., - она замолчала, пытаясь сформулировать мысль, - будто судьба возле меня лишних не терпит. Ты появился, а она ушла.
        Андрей накрыл ее ладонь своей.
        - Случилось, что случилось. Ты себя в это не приплетай. Не надо мешать всё вместе и знаки искать, - он встал из-за стола и поцеловал Лену в щеку. - Спасибо, я чай пить не буду, не хочется что-то. Пойду я, Мишу сменю.
        Михаил стоял у баррикады один и переговаривался с кем-то, стоящим по другую сторону заграждения. Тела - и Даши, и бывшего краскома Коваленко - уже убрали.
        - С кем это ты? - спросил Андрей, подойдя вплотную к Михаилу.
        - Да этот, с вилками, развлекает меня, никак не уйдет. Делится подробностями подмосковного крестьянского быта. Ты поел хоть?
        - Поел. Сходи, пообедай, все равно здесь торчать часа три еще, пока придет кто-то.
        - Ладно, пойду я, - сказал Михаил и, уходя, сказал невидимому для Андрея собеседнику: Иди уже, замерзнешь здесь.
        Андрей, подойдя к щели в баррикаде, увидел, как крестьянин с простреленной рукой уходит, старательно обходя лужи. Время от времени подходили люди, большей частью женщины, полюбопытствовать о подробностях происшествия, всё-таки не каждый день в маленьком поселке стреляют. Война - она где-то, пусть и не очень далеко, а тут рядом женщину убили. Андрей на расспросы отвечал односложно, нехотя и вскоре любопытствующие иссякли, будто кто-то распространил новость, что подробностей не дождаться.
        Пришел Михаил, на ходу подбрасывая в руке большое красное яблоко.
        - Скучаешь? - спросил он.- На вот, яблоко съешь. А то жаловались на тебя: ушел, даже чай не пил. Переживаешь, что ли?
        - Не то что переживаю, мы ведь и общались недолго, и не знал я ее почти, неприятно просто. От таких вот, - Андрей кивнул на место, где еще недавно лежал стрелок, - никогда не знаешь, чего ждать. Выскочит, пульнет - и выноси. Что Никита насчет похорон говорил?
        - Ничего конкретного, обещал организовать всё. Хорошо, что Борискин есть, а то на такое я не настраивался, в этом бардаке пойди разберись, как и где человека похоронить. Ладно, хватит об этом. А скажи мне, Андрюша, вот ты думал над тем, что дальше делать? Не завтра, не через неделю, а чуть позже? Нет? Вот и я не думал, а надо. А то плывем по течению, ни о чем не беспокоясь, а время сейчас совсем не простое, не двадцать первый век, здесь государству до всего есть дело. Я-то надеялся тут устроиться с тем, что притащил, и горя не знать. А оно, видишь, как в той поговорке, что, если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах. Ты как думаешь, ищут нас сейчас?
        - Думаю, ищут. Не конкретно нас, а двух мужчин и девочку. Небось, после бомбежки нашли кучу непонятных пластмассовых кусочков и другого непонятного добра. Хорошо, если всё сгорело и ничего не осталось, но так хорошо даже в сказках не бывает. Так что рано или поздно начнут искать неведомых шпионов, а после немного, как разберутся, что это не простое шпионское оборудование, а что-то особенное, искать начнут посильнее. И, скорее всего, уже ищут. Может, даже выяснили, в какой квартире мы жили и пальчики собрали, и у соседей расспросили, кто там жил.
        - Давай порассуждаем в этом направлении, - немного подумав, сказал Михаил. - Искать будут не с целью уничтожить, а с целью спросить. Ну, а после уже - убрать, это само собой, монополию на такие знания сохранять надо. Выходов из этого немного, но есть. Или сменить личности и лечь на дно, здесь, в Москве, или уехать куда-нибудь. Или найти крышу себе, опередить тех, кто ищет. Или, что самое глупое, пойти самим сдаться.
        - Тебя не смущает, что мы сами себе яму копаем сейчас? - спросил Андрей. - Мы же выпустили джинна из бутылки, когда Энгельгардту лекарства отдали. Вот сейчас Гаузе принесет свой ципрофлоксацин, все в ладоши захлопают и Гаузе орден дадут. А через неделю Ермольева ведро пенициллина принесет, а не три миллиграмма, и ей тоже аплодисменты и орден. А еще через неделю третий кто-то, кому там Энгельгардт от щедрот своих отсыплет открытий, еще что-то принесет. А тут уже аплодисменты стихнут и появится вопрос, откуда тут на ровном месте столько гениальных открытий, что Сталинская премия на десять лет вперед расписана. Думаю, что на щедрого волшебника Владимира Александровича выйдут очень быстро. А после уже и на нас - это дело времени.
        - Ты и вправду думаешь, что подставил наивного профессора Энгельгардта? - спросил Михаил.
        - А что, не подставили?
        - Андрюха, Энгельгардт умнее нас с тобой, он сразу всё понял и просчитал. Это ты здесь без году неделя, а он всю жизнь барахтается, он такую возможность в первую секунду продумал. Мы для него как два пацана, что нашли гранату и принесли соседу-саперу, который эти гранаты всю жизнь взрывает, - объяснил Михаил. - Но он на это пошел и риск оценил.
        - Но ведь когда нас начнет вся держава искать, несмотря на издержки, то простая смена документов не поможет. Да и жить в погребе, Миша, не очень интересно, согласись.
        - Не любишь ты советскую власть, Андрей Григорьевич, ох, не любишь, - преувеличенно серьезно сказал Михаил. - не веришь в светлое будущее всего прогрессивного человечества.
        - Не люблю, Михаил Николаевич, - тем же немного саркастическим тоном ответил ему Андрей. - И не верю. Потому что знаю, какой порядок тут после войны наведут. Жить тошно будет, хоть с антибиотиками, а хоть и без них.
        - Предлагаешь рвать отсюда когти [3]? - спросил Михаил.
        - А ты предлагаешь что-то другое? Признайся, есть же парочка счетов в швейцарских банках [4], которыми ты можешь воспользоваться?
        - Не парочка, побольше, есть, чего скрывать, - сказал Михаил, нисколько не смущаясь. - И адрес адвоката в Цюрихе я тебе дам, и пароль, чтобы он тебе, случись чего со мной, письмо отдал, в котором все инструкции есть, что и где лежит. И адрес адвоката в Сиднее тоже дам. И в Буэнос-Айресе тоже. Надо бы раньше это всё тебе рассказать, чтобы недомолвок не оставалось. Да, я соломки здесь себе подстелил, да и тебе, получается, тоже, Из нашего двадцатого года намного проще узнать, где бесхозные деньги сейчас найти можно, так что мне это почти ничего и не стоило. Но сначала деда найдем. Это, Андрюха, дело семейное, я его не брошу, мне с этим надо до конца разобраться теперь. Считай это блажью, принципом дурацким, но я не отступлю.
        По улице затарахтел знакомый мотоцикл. За рулем сидел Никита, а на заднем сиденье сидел кто-то незнакомый, по крайней мере, узнать кого-то в застегнутой до самого верха плащ-палатке, из-под которой торчали испачканные в грязи сапоги, с первого взгляда не получилось. Никита подъехал и остановился.
        - Вот, участковый наш, Аркадий Александрович, - представил он своего спутника. - Надо бы бумаги оформить, чтобы..., ну, сами понимаете.
        - Здравствуйте, - протянул участковому руку для приветствия Михаил. - Щукин Михаил Николаевич. Мы вот с товарищем как раз здесь дежурили, когда случилось всё.
        - Волошин Андрей Григорьевич, - представился в свою очередь Андрей.
        - Ну, а я - Ванин Аркадий Александрович, старшина милиции, - ответил тот, откидывая плащ-палатку и вытерев лоб явно неформенной вязаной шапочкой, которую он стянул с головы. - Давайте, я быстренько запишу всё. Мне товарищ Борискин рассказал всё, так что чисто для проформы. Хорошо, хоть есть кому здесь за порядком следить.
        Милиционер, пожилой уже мужчина, сильно за пятьдесят, с неприятным обрюзгшим лицом и длинными редкими волосами на макушке, которыми он, наверное, тщетно пытался прикрыть расползающуюся лысину, явно тяготился неприятной рутинной процедурой, ради которой ему пришлось покинуть дом и трястись на мотоцикле по осенней грязи. Он достал из планшета лист бумаги и чернильный карандаш и минут пять расспрашивал Михаила, а потом и Андрея, записывая всё на бланк, после чего дав им подписать бумаги. Закончив, старшина, облегченно вздохнув, уселся позади Борискина и они укатили, разбрызгивая грязь из луж.
        
        
        18 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Утром Тамара Михайловна сказала, обращаясь к Михаилу, что молока больше не будет: молочница, поддавшись панике, погнала коровку на восток.
        - Вот, сегодняшнее закончится и всё, не знаю, где брать теперь.
        - Тамара Михайловна, это что, единственная молочница в округе? - удивленно спросил Михаил.
        - Другие дерут втридорога, так и занято у них, а эта надежная...
        - Вот деньги, возьмите, - Михаил достал, не глядя, несколько купюр из кармана. - Надо будет еще - только скажите. Но таких вопросов быть не должно. Мы с Вами договаривались, что продукты должны быть свежими и в достаточном количестве. Так?
        Домработница молча кивнула и взяла деньги.
        Входная дверь открылась и в дом почти вбежала Надежда Борискина.
        - Патруль военный приезжал сейчас, теперь порядок наведут. По радио председатель Моссовета, Пронин, выступал, сказал, чтобы мародеров и паникеров стрелять на месте. Так что поспокойнее теперь будет. Похороны завтра, на Миусском кладбище, это недалеко здесь, в Марьиной Роще. Никита после зайдет, подробнее расскажет.
        
        [1] В жизни ранение в сердце далеко не всегда приводит к мгновенной смерти, как в кино. Во время войны хирурги благополучно ушивали ранения в сердце чуть не на коленке - и люди жили дальше. Но бывает и так как в кино - один миг, и всё.
        [2] Тяжелая сумка, набитая хлебом, била меня по ногам - из песни Сергея Чигракова «Дополнительный 38-й». Специально для тех, кто никак не может понять, где он это уже слышал.
        [3] «Приходится рвать когти. Начальство приказало менять точку. Перебазироваться». Думаю, нет смысла указывать источник цитаты.
        [4] Про кипрские оффшоры и Каймановы острова в описываемое время никто не слышал, не придумали еще такого.
        Глава 18
        И время мнить, и время сомневаться,
        И время боязливо примеряться
        19 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Дашу похоронили тихо и буднично, на Миусском кладбище с ней прощались только Лена с Настей, Михаил, Андрей и супруги Борискины. Все они уместились в одолженную у Маслова «эмку». По дороге на кладбище их остановил военный патруль, привлеченный необычно большим количеством пассажиров и проверка затянулась надолго. Несмотря на то, что документы у всех оказались на месте и в полном порядке, машину хотели отобрать и ни удостоверение внештатного корреспондента «Красной звезды», ни фотография молодого Никиты в обнимку с молодой версией маршала Ворошилова помочь не могли - всем приказали покинуть машину и дальше идти пешком. В борьбу вступил Михаил, взмахнув всемогущим удостоверением и отбив покушение на чужую машину. Были ли это настоящие военные или хитроумные жулики решили воспользоваться ситуацией - кто знает?
        На кладбище Никита вошел в сторожку, стоящую у ворот кладбища, выгнал оттуда трех помятых мужиков неопределенного возраста, каждому из которых на вид можно было дать и тридцать, и шестьдесят лет. Мужики позвали на помощь еще одного, который вез тележку по центральной аллее, все вместе выволокли из сторожки простой сосновый гроб, в котором уже лежала Даша. Как Никита и обещал, организовал всё. Вещи, в которые переодели Дашу, собранные Леной и Тамарой Михайловной, он отвез в морг накануне. Когда гроб поставили у ямы, все вместе подошли попрощаться. Лена задержалась, наклонилась, погладила Дарью по волосам и что-то при этом шептала прощаясь. Мужики, несмотря на свой неказистый вид, оказались настоящими профессионалами: ненавязчиво оттеснили Лену от гроба, быстро прибили крышку гвоздями, аккуратно опустили гроб в могилу и зарыли ее за несколько минут. На холмик один из работников установил простой деревянный крест, прибив тут же подписанную чернильным карандашом фанерку с именем, фамилией и годами жизни.
        Назад возвращались молча и только когда остановились возле дома, Лена позвала Борискиных помянуть Дашу.
        Тамара Михайловна уже ждала с накрытым столом. Поминальный обед был скромным, кроме густого супа и тушеной картошки, на столе стояло только блюдо с пирожками. Бутылку водки домработница поставила на стол вместе с зеленоватыми стопками из толстого стекла, когда все уже расселись по местам. Обстановка к застольным беседам не располагала и обед быстро закончился. Провожая Борискиных, Андрей сказал Никите:
        - Спасибо, ты очень выручил нас. Мы что-то должны? Никита, деньги есть, говори, не стесняйся. Я же видел, сколько ты сделал.
        - Даже не думай, - ответил Никита. - Я денег не тратил и с тебя не возьму. Помогли чем смогли, - и, крепко пожав Андрею руку, ушел.
        Вечером, после чая, Андрей отозвал Лену:
        - Пойдем, прогуляемся.
        - Ты обсудить что-то хотел? - спросила Елена его уже на улице, взяв под руку.
        - Да. Если придется уезжать, ты со мной? Послушай, это может случиться в ближайшее время, и мне надо знать твоё мнение.
        - Я тебе уже говорила, что с тобой, чего бы ни случилось, ты помнишь?
        - Помню. Но тогда... тогда это был просто разговор, а сейчас... всё может оказаться намного серьезнее.
        - Это из-за лекарств?
        - Видишь, и ты сразу догадалась. Да, из-за лекарств.
        - Вы уже решили, куда ехать?
        - Еще нет. Может, даже за границу.
        - За границу, так за границу. У меня никого, кроме Насти и тебя нет. Не подумай, что я бестолковая и не понимаю, что это такое. Андрей, пойми, мне и правда все равно - где. Мне главное - с тобой. Знай, что в любой день, что бы ни случилось, как только ты мне скажешь, мы с Настей будем готовы в дорогу через пять минут. Лишь бы мы вместе оставались. Я люблю тебя.
        
        
        22 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        - Бублик, как же ты мне надоел! Подлая собака! Что ж ты творишь?! И ты думаешь, я тебя кормить после этого буду? - неистовствовала Тамара Михайловна.
        Проступку эрдельтерьера прощения не было, в менее цивилизованной стране, вне всякого сомнения, он тут же подвергся бы долгой и мучительной казни. Только что он оставил без оладушек на завтрак всех обитателей дома на Верещагина, двенадцать. Лохматый негодяй подставил свой организм под ногу домработнице, так что она о него споткнулась и опрокинула миску с тестом на пол и сейчас, ругая своего лучшего друга на все лады, собирала несбывшийся завтрак тряпкой. Виновник сидел в углу и делал вид, что все обвинения напрасны и он тут совершенно ни при чем. Чай пришлось пить с остатками баранок.
        - Всё, я ушла, - сказала Елена, допивая чай. - Бутерброды я взяла, Тамара Михайловна, спасибо. Настя, не забывай помогать по дому. Андрей, встретишь меня вечером?
        - Конечно, встречу, - он поцеловал Лену в щеку и она побежала к метро.
        После восстановления минимального порядка в городе Лена с Настей возвращаться к себе домой, на Шаболовку, не торопились. Банды любителей чужого добра в одночасье не пропали и вечерние прогулки по Москве оставались делом рискованным. Расстрелы мародеров на улицах перестали быть сенсациями и очень скоро вышли из разряда заслуживающих внимания новостей. И только поселок художников оставался островком безопасности на окраине столицы. Первый день беспорядков остался последним. Дежурные из отряда самообороны откровенно скучали, но Никита держал всех в ежовых рукавицах и расслабляться никому не давал.
        Впрочем, бандиты на улицах вовсе не были главной причиной того, почему Лена с Настей задержались на Верещагина. Вместе жить оказалось и легче, и проще, да и места всем хватало, никто никого не стеснял.
        - Андрей, ты сегодня в редакцию поедешь? - спросил Михаил ближе к полудню.
        - Через часок, наверное. Тебе привезти что-нибудь? Или зайти куда надо?
        - С тобой поеду, на почту надо зайти.
        - Ты же завтра собирался?
        - Не, сегодня поеду, наверное, пора, - ответил Михаил, роясь в шкафу. - Вот, нашел, а то думаю, куда рубашка делась?
        - Михаил Николаевич, не надевайте Вы эту рубаху, - сказала Тамара Михайловна, заходя в комнату. - Вы что же, не видите, она вот подмышкой порвалась. Я давно уже заштопать хотела, да запамятовала. Простите. Снимайте, я сейчас зашью.
        - И правда, порвалась, - сказал Михаил, разглядывая рубашку. - Толстею, надо есть поменьше.
        - Ничего Вы не толстеете, Михаил Николаевич, - сказала домработница. - Это я с веревки снимала и о ветку зацепила, а заметила, когда погладила уже. Сейчас, пять минут и как новая будет.
        Когда они шли к метро, Андрей еще раз спросил Михаила:
        - Так что случилось?
        - Думаю, сегодня телеграмма придет. Я почти уверен.
        - Ну поехали, проверим твою чуйку.
        Михаил заразил беспокойством и Андрея. В метро ехали молча. Михаил рассматривал пуговицы на своем пальто, Андрей изучал отражение в стекле вагона. К зданию Центрального телеграфа они подходили взбудораженные, как игроки, вытаскивающие решающую карту.
        - Ну иди, проверяй свою удачу, - сказал Андрей. - Я здесь постою, подожду.
        Через несколько минут Михаил вышел из дверей телеграфа на улицу Горького с сияющим лицом, говорящем о том, что ожиданию пришел конец. В правой руке он держал бланк телеграммы.
        - Ну, показывай, что там? - поторопил его Андрей.
        - На, смотри, - дал ему телеграмму Михаил.
        - И что это? - спросил Андрей, отдавая бланк с текстом назад. - Ничего не понимаю. Какой-то ребенок, шифр, что ли?
        - А ты как думал? Что во время войны пропустят телеграмму, в которой открытым текстом сообщается, что такой-то прибудет туда-то в составе воинской части номер такой-то? Да ни один телеграфист такое даже в страшных мыслях представить не может - это срок гарантированный. Смотри, здесь всё просто, мы с Абаськиным договорились о всех знаках. Он пишет, что девятнадцатого октября у Полины родился мальчик весом два триста и ростом пятьдесят восемь, а назвали его Тимой. Это значит, что нужный нам человек будет в Туле в составе пехотной части двадцать девятого октября, а номер части двести тридцать восемь. Это я уже знаю, двести тридцать восьмая дивизия, нам в Алексин [1]. Теперь к Ортенбергу, чего ждешь?
        Но в редакции Давида Иосифовича не оказалось, как назло, он уехал в командировку под Тулу, как раз туда, куда собирались Андрей с Михаилом. И даже точного дня возвращения главного редактора в Москву сказать никто не мог.
        - Пойдем, до Плющихи пройдемся, - сказал Михаил, когда они вышли на Малую Дмитровку. Андрей задумался, где он мог видеть худощавого мужчину с щегольскими усиками под слегка крючковатым носом, одетого в длинный кожаный плащ, с которым они столкнулись в дверях редакции.
        - Ага, пойдем. Кто это был? - спросил Андрей. - Где-то я его видел, не помню только, где.
        - Кого?
        - Да вон же, к лестнице пошел,
        - Что, правда, не узнал? Если скажу, за автографом не побежишь?
        - Не, я автографы не собираю,
        - Симонов.
        - Тьфу ты, а я голову ломаю, где я его мог видеть. Точно, он же корреспондент «Красной звезды». Что ты про Плющиху говорил? Там что? А то туда идти отсюда не ближний свет.
        - Ты уже как пенсионер брюзжишь. Пойдем, хоть брюхо растрясешь, а то на домашних плюшках скоро разжиреем. А на Плющихе один наш старый знакомый живет. Подполковник Коновалов, Алексей Адрианович.
        - Погоди, это тот самый крендель, который нас кинул тогда, в метро? Интересно, а почему он тогда убежал? А сейчас он вдруг согласился на встречу? Что изменилось?
        - Скажем так - я смог быть убедительным. Он и сам жалел о том, что тогда так получилось, признал, что переосторожничал, что ли. И я всё же профессионал, мне не до сантиментов и глупых обид. Что было, то было. Надо двигаться дальше.
        - И как ты его нашел?
        - В телефонном справочнике. Удивительные по беспечности времена, подполковник из генштаба в справочнике Московской городской телефонной сети [2]. Раздолье для шпионов.
        - И что мы, придем сейчас и ждать его у подъезда будем, пока он со службы придет домой? Мне еще Елену встречать, я там зависнуть надолго не смогу.
        - Зачем ждать? Он нас ждет, позвоним, он выйдет.
        - То есть ты с ним договорился, а мне не сказал? И много я еще чего не знаю? Какие сюрпризы ты мне готовишь?
        - Андрюша, давай ты не будешь вести себя как обиженная восьмиклассница. Вот, уже сказал. Чего не сказал еще, но надо будет - позже скажу. Что изменилось бы, если бы ты узнал об этом утром? Или вчера? Я просто прикинул, что он может стать нашим билетом отсюда. Нашел, позвонил, договорился о встрече. Чтобы не по персидской пустыне шагать триста километров с одним верблюдом и тремя литрами воды на четверых, а цивильно и с относительным комфортом, а главное, по проторенной и более безопасной дорожке. Сам понимаешь, времени мало, так что надо делать всё быстро. Заметь, я тебя не перед фактом ставлю, а зову на эту встречу как партнера. Сейчас, пока дойдем, надо обсудить, что нам надо и что мы им можем пока дать для затравки.
        - Что ты предлагаешь, Миша, как профессионал? Я в этих ваших шпионских играх разбираюсь примерно как в полетах в космос. А, может, и меньше. Давай, колись, что придумал. А я постараюсь посмотреть на это со стороны, чем это может обернуться.
        - Ладно, план такой. Сначала мы переправляем Лену с Настей. Допустим, в Швецию. Или в Канаду. Не знаю как у них сейчас каналы налажены. Главное, отсюда. После подтверждения их прибытия мы выдаем им еще одну порцию информации, плюсом к той, что дадим сейчас. И после того, как воссоединимся, даем третью порцию. А потом четвертую. И остальные, мне не жалко. И всё это совершенно бесплатно. И информация эта... да что говорить, это будет многократно превышать хлопоты, связанные с перемещением четырех человек из одной точки мира в другую. И я сделаю всё, чтобы убедить их, что там и на воле мы будем намного полезнее, чем здесь в какой-нибудь тюрьме. Ну, ты как? Ведь с Леной вы уже говорили на эту тему?
        - Говорил. Она согласна. В любое время в любое место.
        - Отлично. Сейчас, погоди, позвоню ему, пусть выходит навстречу, - сказал Михаил. - Вон, из телефонной будки на углу.
        - Послушай, я всё еще не понимаю, на кой ляд я там тебе нужен? Для мебели, что ли? Я этим ребятам не верю ни на йоту. Где гарантия, что они сейчас не схватят нас для того, чтобы не заморачиваться с хлопотами переброски нас через границу? Или не попытаются надавить через Лену с Настей? Я более чем уверен, что мы при желании сами сможем найти дорогу за границу где-нибудь в Туркмении, или, чем черт не шутит, на Дальнем Востоке.
        - Глупости не говори. На лодке с веслами еще предложи с Камчатки в Америку грести, или на дельтаплане лететь. Контрабандисты сначала тебя ограбят, а потом убьют, а труп в море, или в песок. Или сначала убьют, а потом ограбят. Зачем им с тобой связываться? - с легким раздражением в голосе сказал Михаил. - Я ведь не только за себя договариваюсь, но и за вас. Согласись, что мне одному всё намного проще сделать было бы. Не хочешь идти - не иди, я сам.
        - Ладно, не кипятись. Пойми, что я тоже переживаю, в первую очередь за Лену с Настей. Сам не пойдешь. Лучше я тебя подстрахую. Если навалятся кучей, то я не помощник, но хоть цветы на могилку потом принесу, да и тебе помирать легче будет, если я их парочку уберу.
        Михаил засмеялся:
        - Гвоздики только не носи, не люблю. Ладно, смотри, вон наш Алеша стоит. Иди на ту сторону, пройди вперед немного, если нормально всё, маякни мне, кепку, что ли, поправь. Я его на набережную поведу, ты сзади немного иди, смотри.
        Коновалов ждал на тротуаре возле своего дома - новенькой семиэтажной громады, выкрашенной в стандартный суровый серый цвет. Всё было настолько новым, что высаженные перед домом деревья не успели дорасти даже до второго этажа [3]. Андрей снова удивился, насколько мало подполковник похож на военного в этом черном пальто и темно-синей фетровой шляпе. Пройдя мимо Коновалова и никого не заметив, Андрей остановился. Людей на улице почти не было, только одиноко стоящий подполковник нервно оглядывался по сторонам, да вдалеке гуляли две женщины с детскими колясками. Понимая, что это совсем ничего не значит и при желании куча народу может спрятаться и ждать сигнала в подъезде, он всё же повернулся в сторону, где ждал его товарищ и сдвинул кепку на затылок.
        Михаил не спеша подошел к подполковнику и протянул тому руку для приветствия. Коновалов на приветствие ответил, что-то сказал и кивнул, соглашаясь, после чего они вдвоем рука об руку пошли в сторону Смоленской. По улице время от времени проезжали редкие машины, на перекрестке явно скучал регулировщик.
        Михаил с Коноваловым остановились вскоре после поворота на набережную и долго разговаривали друг другом, время от времени оживленно жестикулируя.
        Андрей уже было пожалел, что обул такие легкие ботинки: у него начали мерзнуть ноги. Наконец, собеседники, очевидно, о чем-то договорились - подполковник, соглашаясь с чем-то, кивнул и Михаил одобряюще хлопнул его по плечу, после чего, достав из кармана небольшой предмет, отдал его Коновалову. Тот с недоумением (по крайней мере, так показалось Андрею с его поста наблюдателя) покрутил его в руках, осмотрел со всех сторон, приложил к уху и что-то спросил. Михаил несколько раз ткнув пальцем в то, что держал в руке Коновалов, засмеялся, пожал подполковнику руку и пошел в сторону Андрея, который, увидев, что он идет к нему, зашел за угол и еще раз огляделся по сторонам.
        - Ну, о чем вы договорились? - спросил Андрей, когда Михаил догнал его. - Я уж думал, до мордобоя дело дойдет, так руками размахивали.
        - Никак не сдавался, упрямый, гад. Но я его дожал. Думаю, его шеф в курсе всего и ему захочется в новом кресле проявить себя [4], так что на уступки начальник разведуправления Генштаба пойти должен. Поторгуемся еще и с ним.
        - А подарил ты Коновалову что? Какое-то особое зеркальце? Или чрезвычайно красочные бусы? Я думал, он в обморок упадет.
        - А, это... Да фигня, не жалко. Диктофон цифровой. Он никак не мог поверить, что в эту хреновину полторы тысячи часов разговора загнать можно.
        - Из резерва достал?
        - А что его жалеть? Там еще парочка есть. А для билета на свободу такого добра не жалко, пускай балуются. Зарядку я им потом отдам, порадую.
        - А результат? Когда известно что-то будет?
        - Завтра позвоню, может с Панфиловым встречусь, он решать будет.
        - Ты сейчас куда? Домой? - спросил Андрей.
        - Да, зайду, куплю что-нибудь вкусное, чтобы отпраздновать - и домой. Всё, пошел я, до встречи, - и Михаил пошел к переходу через Смоленскую, не оглядываясь. Андрей постоял недолго, глядя, как удаляется чуть сутулящийся под порывами ветра его спутник, еще раз проверил, не идет ли за ним кто-нибудь и двинулся в сторону Большой Пироговской. Остановился и немного поностальгировав возле здания Первого мединститута, где когда-то проучился (или только будет учиться, с этим он определиться не смог) почти четыре года, он побрел к Андреевскому мосту.
        До Ленинского проспекта Андрей шел не спеша, прогулочным шагом, до окончания рабочего дня у Лены еще оставалось немало времени. Он брел по тротуару в сторону Института биохимии, когда услышал сзади звук тормозящей машины. Щелкнула, открываясь, дверца и мужской голос сзади произнес:
        - Андрей Григорьевич, пройдите в машину, пожалуйста.
        ***
        Начальнику
        отдела специальных заданий
        Разведывательного управления
        Генерального штаба Красной армии
        подполковнику ....
        ... подготовить мероприятия ... обеспечению ...
        ... женщина, 35 - 38 лет ...... девочка, 11 - 13 лет ...
        
        
        ... генерал-майор Панфилов А.Н.
        ***
        Начальнику 3-го отделения
        ... Государственной Безопасности...
        
        
        Рапорт
        ... при дактилоскопировании ... месте преступления ... по адресу: улица Малой Грузинской, дом ... совпадение отпечатка пальца ... ребенка ... круг лиц ... устанавливается ...
        ***
        Начальнику 1-го отдела 2-го Управления
        старшему майору госбезопасности Тимофееву П.П.
        от начальника 3-го отделения ...
        Рапорт
        ... разрешить передать ... для дальнейшего анализа образцов ... Физического института имени П. Н. Лебедева Академии Наук СССР ... Казань ...
        Резолюция: разрешить передачу ... Фельдъегерского корпуса ...
        
        
        [1] 238-я стрелковая дивизия принимала участие в обороне Тулы с самого начала операции, с октября по декабрь вела бои под Алексиным Тульской области.
        [2] А.А. Коновалов действительно есть в справочнике МГТС за 1939 год. И не только он. но и кто-то, кого зовут так же, как его начальника, тоже есть, не говоря уже о литераторах, артистах и композиторах.
        [3] Дом по адресу Плющиха, 13, построен в 1937 году.
        [4] Алексей Панфилов с июля по октябрь 1941 года носил приставку и.о., пока его не утвердили начальником Разведывательного управления Генштаба.
        Глава 19
        Мой утренний костюм суров, и тверд воротничок,
        Мой галстук с золотой булавкой прост и строг -
        22 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Андрей остановился, расстегнул верхнюю пуговицу на пальто и, продолжая движение рукой, начал доставать пистолет. По спине прокатилась холодная капля пота. Тихо щелкнул предохранитель на Беретте. «Вот засада, кто меня тут знать может? Чекисты? Будь что будет, этих положу, девчонок подмышку и бегом из города, а там разберемся», - успел подумать он, поворачиваясь к черной «эмке», остановившейся у обочины. Со стороны водителя у дверцы стоял улыбающийся мужчина лет пятидесяти с длинной окладистой бородой, протирающий носовым платком сверкающую лысину. «Что-то на чекиста не тянет, но спрятался, гад, просто так не подстрелить», - подумал Андрей, но палец с курка снимать не спешил.
        - Андрей Григорьевич? - повторил мужчина.
        - Да. А Вы, извините, кто? Мы знакомы?
        Задняя дверца черной «эмки» открылась и оттуда выглянул Егор Маслов.
        - Андрей, здравствуйте! С Вами всё в порядке? Что-то у Вас лицо бледное какое-то.
        - Здравствуйте, Егор. Нет, всё в порядке, это, наверное, ветер в лицо, замерз, в тепло попаду, пройдет.
        - А я в мастерской у товарища был, здесь, возле монастыря, надо было сделать кое-что срочно, не смог никого найти, чтобы подвезли, сами знаете, какой я автомобилист, туда кое-как сам доехал, а в мастерской на ровном месте оступился, ногу подвернул, так вот Кирилл Андреевич меня любезно согласился домой подвезти. Смотрим, Вы идете, дай, думаю, подвезу, а сам даже из машины вылезти не могу. Познакомьтесь, кстати.
        Бородач обошел машину, продолжая улыбаться и протянул руку. Андрей, успевший спрятать пистолет в кобуру, руку пожал и сказал:
        - Очень приятно.
        - Садитесь в машину скорее, и правда, холодно сегодня, - сказал Маслов. - Домой?
        - Нет, спасибо, у меня здесь еще дела. Вы езжайте, Егор. Хотя, подождите, давайте я на ногу вашу посмотрю, нет ли там перелома.
        С трудом стащив ботинок с распухшей стопы, под стоны и вздохи, Андрей пощупал ногу, пошевелил ее в суставе, что заставило пережить Маслова еще несколько неприятных мгновений.
        - Перелома точно нет, а сухожилие порвали. Эластичный бинт [1] дома есть?
        - Даже не знаю, - ответил Маслов. - Может, и есть где-то, вроде Люсечка пользовалась когда-то. А надо обязательно?
        - Простым бинтом не так удобно, эластичный лучше. Без тугой повязки к вечеру точно ходить не сможете.
        - Мы с Кириллом в аптеку заедем, купим.
        - Ладно, пойду я, - сказал Андрей. - Ботинок лучше не обувайте, только хуже будет.
        Хлопнула дверца и, фыркнув выхлопной трубой, «эмка» уехала в сторону центра.
        Проводив машину взглядом, Андрей отправился встречать Лену. Постояв немного на улице, он решил зайти и подождать в фойе. Услышав, что закрывающуюся за ним дверь кто-то придержал, Андрей шагнул в сторону, пропуская входящего вперед. С удивлением он заметил, что это профессор Энгельгардт.
        - Здравствуйте, Андрей. Вы за Еленой Сергеевной? Собираетесь ее здесь ждать? Пойдемте ко мне, в кабинете посидим, напою Вас удивительно вкусным чаем, угостили недавно, - сказал профессор, улыбаясь и протягивая ему руку.
        - Здравствуйте, Владимир Александрович. Да я, собственно, заходить не собирался. Озяб немного на улице, решил согреться.
        - Нет-нет-нет, пойдемте, что же Вы здесь стоять будете как бедный родственник, - Энгельгардт взял его за локоть и повел с собой.
        - Сейчас, одну секунду, я только предупрежу... - начал говорить Андрей, когда они проходили мимо лаборатории.
        - Я сам, не беспокойтесь. Елена Сергеевна, когда уходить будете, не забудьте ко мне зайти, - крикнул Энгельгардт, приоткрыв дверь.
        - Хорошо, Владимир Александрович, - услышал Андрей голос Лены.
        Уже у себя в кабинете, разливая по чашкам чай, Энгельгардт спросил:
        - Как вы там? Ужасно, конечно, то что с Дашей Бугаевой случилось. И сюда война достала.
        - Я с Вами хотел поговорить, хорошо, что мы встретились, - ответил Андрей.
        - Что-то произошло?
        - Нет, пока нет. Но мы с Мишей думаем, что в ближайшее время может случиться. Я о закономерных вопросах, которые рано или поздно возникнут там, - Андрей показал наверх. - Да и вряд ли все Ваши коллеги, с которыми Вы поделились сведениями, будут молчать?
        - Я уже подумал об этом, Андрей, еще тогда, когда вы пришли в первый раз. Я тогда еще риск понимал. Но это же такое... Вы даже представить не можете... это как голодного в ресторан привести, хочется попробовать все и сразу... это же какая польза... для всех, понимаете? Я не собираюсь вас выдавать. Дальше меня они не пройдут. Допустим, скажу, что по почте прислали. Но наверное Вы правы, если возьмутся как следует, вряд ли я долго продержусь. Я не герой, Андрей, я ученый.
        - Вот об этом я и хотел с Вами поговорить. Мы уедем в ближайшее время. Исчезнем, как и не было нас. И Елена Сергеевна тоже. Так что если будут расспрашивать, можете долго не сопротивляться.
        
        
        23 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Утром, едва проводили на работу Елену, начал собираться и Михаил.
        - Нет смысла время тянуть. Пойду к почте, позвоню, узнаю.
        Вернувшись, он застал Андрея на улице с Бубликом.
        - Дозвонился, Миша? Что сказали? - спросил Андрей, отбирая у пса мячик.
        - Дозвонился, всё нормально, завертелось. Сегодня встречаемся с Панфиловым. В три часа, на Гоголевском бульваре. Давай так: мы чуть раньше выедем, ты прогуляешься там в районе восемнадцатого дома, посмотришь, нет ли нездорового ажиотажа. Хотя что я мелю, какой там ажиотаж, в здании разведупра полк спрятать можно, никто и не заметит. Захотят заграбастать, так и шапками забросают. Это от нервов. Не каждый день вот так судьбу на кон ставишь. Тьфу, уже как в кино разговаривать начал. Фигня, Андрюха, прорвемся. Мы им по любому нужны больше, чем они нам. Наверное, ты в чем-то прав, если с этими не сложится, то и людей найдем, и дорогу. Но это уже на крайний случай.
        - Хватит нервы на кулак мотать, - ответил Андрей. - Используем пока этот вариант. Что случится, то и случится. Поедем в срок, станешь там, я подожду в стороне. Если поведет куда, или повезет, встретимся тогда, вон, хоть в ресторане Дома актеров, раз «Праги» сейчас нет [2]. Буду ждать там.
        - Смотри, если я не вернусь сегодня, сразу же девчонок в охапку и уезжайте. В Ташкент, к бабушке моей. Вся информация в блокнотике, под подушкой лежит. Если что, я вас там найду. Через месяц, если от меня никаких вестей не будет, уходите, лучше через Иран.
        Мраморный Гоголь на бульваре своего имени сидел, закутавшись в шинель и, наверное, не знал о том, что грустной своей физиономией ввергает в тоску одного дачника, который чуть не каждый день вынужден смотреть на него [3]. Под ноги слетали последние листья с кленов. Михаил, стоявший на углу бульвара и Колымажного переулка, был виден издалека. Время от времени по дороге проезжали машины, так же нечасто появлялись прохожие.
        Черная «эмка» неспешно выехала из переулка, остановилась на повороте, открылась задняя дверца, Андрей увидел, как Михаил подошел и через минуту сел в машину, которая сразу же тронулась с места и поехала в сторону центра.
        Удостоверившись, что за машиной никто не поехал, Андрей пошел на Горького, в ресторан Дома актера. Вход преградил суровый швейцар. Приоткрыв немного дверь, он строго спросил:
        - Удостоверение театрального общества есть?
        - Есть, как же без него, - сказал Андрей и достал пятирублевую купюру.
        Наверное, это было удостоверение актера высокого разряда, почти народного, по крайней мере, неприветливый страж двери сразу же стал услужливым и радушным, спрятав купюру в карман и широко распахнув дверь. Едва Андрей снял пальто, к нему подошел здоровенный метрдотель, лет пятидесяти, яркой восточной внешности, не менее двух метров роста, с черной окладистой бородой, такой густой, что она казалась ненастоящей и проводил его к столику в глубине зала. В ресторане посетителей было немного: кроме Андрея, в углу сидели три дамы средних лет, да через столик от них двое пожилых мужчин.
        - Обедать будете? - спросил, подавая меню, быстро подошедший официант. - Рекомендую, сегодня очень удалась говяжья вырезка, на гарнир можно жареную картошечку пай, это такая, знаете, соломка... - скороговоркой начал он.
        - Знаю, - перебил его Андрей. - Давайте на первое солянку, потом говядину с картошкой, салат какой-нибудь, столичный, что ли. Оливки есть? Несите. Красное сухое какое можете порекомендовать?
        - На выбор, пожалуйста, саперави, кварели, телиани...
        - Бутылку саперави, пожалуйста.
        - На десерт будете что-нибудь?
        - Пока не знаю. Я жду своего товарища, он придет, тогда и решим насчет десерта.
        Есть не хотелось. Андрей надеялся, что аппетит появится, когда заказ принесут, но волнение от ожидания результата встречи отбило всякое желание. Он съел несколько ложек солянки, поковырялся в салате, отрезал кусочек говядины. Есть все равно не хотелось. Отпив глоток, он отставил бокал. Вино показалось совсем безвкусным. В голове крутились самые разные варианты исхода встречи, большей частью плохие. Андрей понимал, что без Михаила будет намного труднее.
        - Извините, всё в порядке? Я имею в виду, с едой в порядке? - спросил его обеспокоенный метрдотель.
        - С едой? Ой, да, извините, всё нормально. Проблемы просто... - отвлекся от тревожных мыслей Андрей.
        - А Вы попробуйте всё же поесть, глядишь, и легче станет. Я ведь здесь уже много лет работаю, всякое видел, а от хорошей еды хуже еще никому не становилось, а у нас, смею заметить, всё по высшему разряду, - не отставал от него метрдотель.
        - Ну да, лишь бы осетрина не оказалась второй свежести, - рассеянно отозвался Андрей.
        - Вы тоже слышали эту шутку? Это всё Михаил Афанасьевич Булгаков придумал, царствие ему небесное. Уж какой человек веселый был, к нам часто захаживал, и жена его, Елена Сергеевна, такая умница. А он какой писатель замечательный! Даже пообещал про меня в книге своей написать.
        - Спору нет, Михаил Афанасьевич и вправду замечательный писатель. Наверняка он про Вас написал, может, еще не напечатали, - успокоил его Андрей.
        - Вы так думаете? Надо у Елены Сергеевны спросить, как увижу ее.
        «Блин, и тут наследил, ведь это тот самый метрдотель», - осенило Волошина, - «и у него хватит ума у вдовы Булгакова просить рукописи» [4].
        - Извините, я должен был сразу представиться. Яков Данилович я. Розенталь. Заведующий вот этого всего, - и он обвел рукой кругом.
        - Андрей Григорьевич, - ответил Волошин.
        Разговор этот немного снял напряжение и Андрей сам не заметил, как появился аппетит. Еда действительно оказалась хорошо приготовленной, о чем он и сообщил стоящему в стороне на своем посту, но время от времени интересующемуся качеством блюд Розенталю.
        Михаил появился внезапно, уже тогда, когда обед Андрея остался в далеком прошлом и он, чтобы убить время, допивал третью чашку кофе. По лицу Щербакова невозможно было понять, хорошие ли новости он принес. Официант с приборами и меню появился в тот самый момент, когда Михаил сел за столик.
        - Товарищ, принеси-ка мне водки. Грамм триста. Холодной такой, знаешь, чтобы аж зубы ломило. Селедки с луком и хлеба черного. Только поскорее, - сказал он, не заглядывая в меню.
        - Ну что? - нетерпеливо спросил обрадованный его появлением Андрей, когда официант ушел.
        - Сейчас, погоди, надо выпить сначала.
        Официант вернулся очень быстро, поставил на стол блюдо с селедкой, хлебницу с тремя кусочками черного хлеба и завершил натюрморт запотевшим графином. Он открыл графин, собираясь налить водку, но Михаил остановил его:
        - Я сам, иди, - и он налил себе рюмку, выпил, тут же налил еще, и снова выпил, закусив только после этого.
        Андрей ждал, хотя нетерпение так и подстегивало его изнутри спросить еще раз о результатах. По крайней мере Михаил живой, а это уже хороший знак. Он взял графин и налил себе в рюмку.
        - Что, поджилки трясутся, Андрюха? - спросил Михаил, дожевав кусок селедки. - У меня тоже, но ни хрена еще не ясно. Жук он, этот Панфилов, не зря до генерал-майора дослужился. За просто так небось только в сортир ходит, да и то не каждый раз. И то ему дай, и это, и еще вот этого полкило насыпьте, а в ответ дает мизер. И то он не может, и это вне его полномочий, дескать. Кто еще может, если не он? Да над ним во всей стране всего два человека стоит. Ладно, не дожал с первого раза, дожму со второго, и не таких обыгрывали. Завтра, Андрюха, всё завтра. Давай лучше еще выпьем. Утром, в одиннадцать, всё, надеюсь, решится в нашу пользу. Эх, нам бы день простоять, да ночь переспать, - вздохнув, сказал Михаил и осмотрелся вокруг. - Метрдотель здесь колоритный, эдакий красавец. Штучный товар, сразу видно.
        - Миша, ты же читал «Мастера и Маргариту»? - решил поделиться своей догадкой Андрей.
        - Ну читал, и что? В гости к Елене Сергеевне [5] предлагаешь сходить?
        - Нет. Помнишь там такого Арчибальда Арчибальдовича?
        - Директора ресторана? Ну, конечно... - и Михаил замолчал, пристально глядя на величественно сидящего у входа в шикарном кресле Якова Даниловича. - Да-а-а-а-а. Точно. Такой два балыка потащил бы легко [6].
        - Заказать еще что-нибудь? - спросил Андрей, когда Михаил прикончил свой графинчик.
        - Пожалуй, хватит. Рассчитайте нас! - окликнул Михаил проходящего мимо официанта и, когда тот подошел, аккуратно положил на край стола две купюры. - Этого достаточно?
        - Да, спасибо, - сказал официант, быстро пряча деньги в карман.
        
        
        24 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Сценарий сегодняшней встречи очень походил на вчерашний: тот же почти пустынный бульвар, та же «эмка», забравшая Михаила...
        На этот раз договорились встретиться на Шаболовке, дома у Лены, куда и она должна была зайти после работы взять вещи.
        Андрей ничего не стал говорить ей об их с Михаилом затее, посчитав, что незачем волновать ее преждевременно. Квартира оказалась пустой, соседок Лены дома не было, только громкоговоритель на кухне тихо бубнил что-то. Андрей подошел к окну, постоял, вспоминая встречу с незадачливым поклонником Лены, а потом прилег на кровать и не заметил как задремал. Ему даже приснился долгий и бестолковый сон, в котором смешалась та Москва, в которой он жил сейчас и та, из которой он сюда попал, он вел Лену по Борисоглебскому переулку к Новому Арбату, а она не хотела идти, потому что Настя осталась стоять у памятника Цветаевой. Тут громко задребезжал дверной звонок и Андрей проснулся с мыслью, что днем спать надо бы поменьше, а то снится всякая ерунда и тут до него дошло, что звонок прозвенел трижды, так, как они договорились с Михаилом.
        Условный сигнал прозвенел еще раз и Андрей, пытавшийся достать из-под кровати ботинок, пробормотал слова благих пожеланий звонящему и побежал открывать дверь босиком.
        - Ну ты горазд дрыхнуть, Андрюха, - сказал стоявший на пороге с довольным видом Михаил. - Я уже думал, что ты ушел куда-то. Ну, показывай хоромы, не стесняйся.
        - Да что здесь показывать, коммуналка как коммуналка. Вон, прямо ванная и туалет, вот тазик для стирки на стене, не знаю, чей. Велосипеда нет, не знаю даже, почему. Вот кухня тебе направо, дальше комната соседки, не помню, как зовут. Вот комната Лены, видишь, дверь открыта. Соседей нет где-то, пусто. Проходи в комнату, чайник сейчас поставлю. Где-то здесь заварка была, - сказал Андрей и ушел на кухню.
        - А ты специально не спрашиваешь, что было? - крикнул в открытую дверь Михаил. - Или тебе неинтересно уже?
        - Почему неинтересно? Просто я знаю уже, что спроси тебя напрямую, так ты мурыжить долго будешь, ходить вокруг да около, - сказал Андрей, возвращаясь в комнату. - Так что лучше немного потерпеть. Считай, что все ритуалы соблюдены, рассказывай. Удачно, да? Больно уж у тебя лицо довольное.
        - Удачно. Сдался генерал, когда я ему рассказал о хитроумных поляках, которые его подставят [7]. Пришлось, правда, пойти на уступки, тут уж я маху дал, многовато ему про американцев рассказал.
        - Миша, хватит сказки рассказывать, ты этот разговор готовил как шахматист, каждое слово продумывал наперед. Вряд ли ты расслабился и сказал что-то лишнее. Или не так?
        - Так-то оно так, конечно. Ладно, о главном. Всё получилось. Первыми - девчонки, через четыре дня, двадцать девятого. Канада. Мы с тобой - после десятого ноября, когда получим подтверждение.
        
        
        
        [1] Выпускают с 1918 года, в описываемое время уже достаточно распространенная вещь.
        [2] В здании ресторана «Прага» с 1925 до 1955 находилась Центральная универсальная научная библиотека им. Н.А. Некрасова. Находившуюся рядом столовую Моссельпрома, описанную в «12 стульях» (именно там Киса Воробьянинов устроил пьяный дебош), закрыли в 30-е годы, когда Арбат стал правительственной трассой.
        [3] С Гоголевского на Никитский бульвар памятник переехал в 1952 году. Есть легенда, что памятник не нравился вождю народов, который постоянно видел его по дороге в Кунцево.
        [4] Яков Данилович Розенталь был метрдотелем ресторана ВТО многие годы. Некоторые комментаторы М.А. Булгакова считают, что именно он послужил прообразом Арчибальда Арчибальдовича из «Мастера и Маргариты».
        [5] Я так часто поминаю здесь вдову Михаила Афанасьевича, что про пасхалку с именем Настиной мамы должен был догадаться даже я, если бы об этом не знал. В гости к ней сходить могли, и даже позвонить по номеру Г64766
        [6] Шеф отправился вовсе не на кухню наблюдать за филейчиками, а в кладовую ресторана. Он открыл ее своим ключом, закрылся в ней, вынул из ларя со льдом осторожно, чтобы не запачкать манжет, два увесистых балыка, запаковал их в газетную бумагу, аккуратно перевязал веревочкой и отложил в сторону. (М и М, глава 28, Последние похождения Коровьева и Бегемота).
        [7] Параллельно с руководством ГРУ А.Н. Панфилов курировал создание армии генерала Андерса. После того как поляки отказались воевать за Советский Союз, генерал Панфилов был наказан.
        Глава 20
        Каждая минута - время
        Для решенья и сомненья, отступленья и терзанья
        24 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        - Стоп. Ты сказал - через четыре дня Лена и Настя уезжают? - спросил Андрей.
        - Двадцать девятого утром к шести надо отвезти их на Чкаловский аэродром, в Щелково. Наверное, у Маслова машину попросить надо, это же часа в два выехать надо, на всякий случай. Да, завтра уже им надо вот в это место съездить, на документы сфотографироваться, еще там всякие формальности, - достал бумажку с адресом Михаил. - А мне завтра опять с утра с коллегами встречаться, делиться вековой мудростью, то еще развлечение...
        - Погоди, Миша, со своими коллегами. Как-то всё быстро очень... Всё это казалось... будто не с нами происходит... то есть, я переживал, что с тобой фигня какая-то приключится, не получится ничего, думал о том, что придется бежать, но только вот сейчас... поверил... - немного растерянно сказал Андрей. - Ведь всё нормально, так же? Блин, это от нервов, наверное.
        - От них, конечно, от нервов, ничего, пройдет. Правда, на этом хорошие новости заканчиваются. Для меня, - успокоил Михаил встрепенувшегося Андрея. - Пришлось продать душу этим засранцам. Тут я сам маху дал. Зря я ему про Лос-Аламос [1] рассказал, он после этого сразу будто точку поставил. Блин, теперь в этой сраной Америке крутись как белка в колесе. Как же, самый главный погубитель атомной бомбы, - сказал он, скорее всего, изображая начальника разведуправления. - На хрена оно мне надо?
        - Знаешь, Миша, а мне кажется, ты рад такому исходу. Скажи мне, что я неправ. Ты сам себя как видишь? На ранчо где-нибудь, сидя в кресле-качалке и попивая вискарь вечером? На яхте где-нибудь на греческих островах? Да ты через неделю заскучаешь и сбежишь куда-нибудь. За месяц здесь ты только и воспрянул после Малой Грузинской, да в Арзамасе, когда чекистов развел. Ты же без работы своей скиснешь. Тебе острые ощущения как воздух нужны. Сам и рассказывал, из-за чего семья развалилась - из-за работы. Себя хоть не обманывай, «ах, зачем я согласился, ох, зачем я рассказал». Сам же, наверное, начальника подвел к решению, что, кроме тебя, никому с этим не справиться.
        - Да, наверное, ты прав, Андрюха. Это я так, не всерьез. К тому же, с таким соперником не пободаться, я бы себе не простил.
        - Надеюсь, что я в твои планы спасения мира не вхожу?
        - Ты? Андрюха, конечно, извини, но ты для этой работы годишься меньше всего. Так что вы - в стороне. Хотя помощью твоей, надеюсь, иногда буду пользоваться.
        - Нам с тобой в Тулу ехать, ты еще здесь не всё закончил, помнишь? - прервал его Андрей.
        - Помню. И мы здесь всё закончим, всё у нас получится, - сказал Михаил, потирая лоб.
        - Миша, ты заметил, что у тебя волосы на лбу выпадать стали? - спросил его Андрей.
        - Что, правда? Да пускай выпадают, ерунда, что же мне их, назад клеить? Не в волосах красота же. В мужчине должна быть харизма.
        Рассказать, в чем же заключается настоящая харизма, Михаил не успел, потому что именно в этот момент послышался звук поворачивающегося в замке ключа, открылась с легким скрипом входная дверь и они услышали голос Лены:
        - Андрюша, ты здесь?
        - Мы с Мишей здесь, - ответил Андрей, выходя в прихожую. - Давай пальто, - поцеловав Лену в щеку, сказал он.
        - О, вы чай пьете? - обрадовалась Елена, увидев расставленные чашки и заварник. - И мне наливайте, замерзла, пока дошла.
        - Присаживайся,- сказал Михаил, наливая ей чай, - разговор есть.
        - Что-то случилось? - взволнованно спросила Елена, посмотрев на Андрея. - С Настей?
        - Нет, не Настя, с ней всё нормально, - успокоил ее Михаил. - Тут другое. Андрей сказал, что вы обсуждали возможность отъезда. Так вот, это случится, и очень скоро. Через четыре дня, двадцать девятого, вы с Настей улетаете.
        - Как? Куда? Так скоро? - растерянно спросила Елена. - А вы?
        - Пока в Канаду. Мы с Андреем к вам немного позже прилетим. Не волнуйся, всё продумано, и долетите спокойно, и там вы будете ждать нас в комфортных условиях. Проблем не будет.
        - Почему так, не вместе? Нет, Андрей, я без тебя не полечу никуда. Что за ерунду вы придумали? - Елену новость явно выбила из колеи и она растерянно смотрела то на Андрея, то на Михаила.
        - Лена, подожди, послушай меня, - Михаил включил самый успокаивающий голос из своего арсенала. - Это не мы придумали. Таковы условия сделки. Нам пока здесь ничего не угрожает.
        - Что значит «пока»? Значит, потом вам будет что-то угрожать? Нет, я так не согласна. Я сказала - вместе, значит вместе, мне эта ваша Канада сто лет не нужна! Андрюша, ну скажи хоть ты, - тут слезы ручьем полились по ее щекам и она схватила сумочку, пытаясь достать носовой платок.
        Андрей налил из графина воду в стакан и дал его Лене.
        - Держи. Ты пойми, это не прихоть, а необходимость. Мне это тоже не очень нравится, по другому никак не получается. Вы подождете нас там совсем немного, недели две, а мы закончим дела и прилетим, - он обнял ее за плечи и она перестала всхлипывать. - По крайней мере, там вы будете в безопасности. И войны там нет. Спокойная страна. Не то что здесь.
        - Ну что ж, раз другого выхода нет, пусть так будет, вздохнув, сказала Елена и начала собирать вещи.
        - Лена, берите с собой самый минимум, смену белья, на пару-тройку раз переодеться, предметы гигиены, - сказал Михаил, глядя, как она достает из шкафа здоровенный чемодан. - Самое необходимое. На месте всё купите, там всё равно ваша одежда не пригодится, они одеваются по другому. Потом еще не раз расскажем, как и что.
        - А что с работой? Увольняться?
        - Лена, никто ничего не должен знать и ни о чем догадываться. Ходи на работу до последнего, как ни в чем не бывало.
        
        
        25 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Первым из дома утром ушел Михаил. Он наскоро позавтракал, даже не допив кофе, чем вызвал осуждающий взгляд Тамары Михайловны. Столь небрежное отношение к дефицитному напитку одобрения у нее не могло получить ни при каких обстоятельствах. Впрочем, прожигающий насквозь взор эффекта не возымел, так как голова у Щербакова явно была занята чем-то другим. Пробурчав что-то вроде «Буду вечером» в ответ на её «Что ж Вы не поели ничего, Михаил Николаевич?», он ушел, даже не обратив внимания на Бублика, радостно вилявшего хвостом у двери в надежде на прогулку.
        Проводив Лену на работу, Андрей погулял с псом, помог Тамаре Михайловне занести дрова, побрился, в который раз пообещав себе освоить опасную бритву, потому что тоненькие пластинки жиллета [2] критики никакой, с точки зрения Андрея, не выдерживали, и тоже начал собираться. Надо было ехать в редакцию «Красной звезды», ловить Ортенберга, так как времени оставалось всё меньше.
        - Дядя Андрей, а можно, я с тобой? - спросила Настя. - Сил уже нет дома сидеть. Примерчики эти ваши я давно сделала, можешь проверить.
        Примерчиками Настя называла весь тот ворох заданий, который весьма бессистемно на нее вываливали все, за исключением, разве что, Тамары Михайловны. В итоге какие-то предметы она освоила за весь шестой класс, в который она сейчас должна была ходить, а к каким-то даже не приступала.
        - Можно, почему нет? - сказал Андрей. - Только там ничего интересного не ожидается. Сходим в редакцию и назад.
        - Тебе неинтересно, а мне интересно. Я вот никогда в редакции не была, хоть посмотрю, как это: делать газету.
        - Ладно, собирайся.
        Настю, как ни странно, известие о предстоящем отъезде совсем не взволновало. С безразличным видом выслушав сообщение о том, что буквально через несколько дней они с мамой отправляются совсем в другую страну и для этого им придется пересечь океан, она только спросила, можно ли взять с собой Бублика. Как раз отрицательный ответ расстроил ее больше всего.
        В редакции, как обычно, царил хаос. Кто-то куда-то бежал, не глядя по сторонам, кто-то что-то кричал, хлопали двери и стрекотали пишущие машинки.
        К счастью, Ортенберг был на месте и проводил совещание. Андрей присел на стул в приемной, а Настя тут же отправилась бродить по редакции, пообещав ничего не трогать и ни к кому не приставать.
        Наконец, дверь открылась и из кабинета главного редактора начали выходить люди. Андрей поднялся, готовясь войти, но увидел, как последний из выходящих остановился в дверном проеме и громко сказал, решив поставить точку в разговоре.
        - Давид, если твои, как ты считаешь, умники, не знают какого-то слова, то заведи себе хоть одного, который хотя бы школу закончил! Ну что за дурь такая!
        - Илья, пойми, дело даже не в том, есть такое слово или нет. Мы издаем газету для людей, которым не до греческой мифологии. Им нужны простые и понятные слова. А мифологию оставь для другого. Мы газета, Илья, не забывай [3]. Проще надо писать, проще. Всё, иди, мне работать надо, - крикнул в ответ главный редактор.
        Собеседник Ортенберга хлопнул дверью, взмахнул рукой, пригладил пятерней взлохмаченные волосы и вышел из приемной. Андрей вопросительно посмотрел на секретаршу, та кивнула и он открыл дверь в кабинет.
        - Ну что ты, Илья, не договорил еще? Иди уже, не мешай, - не поднимая головы, раздраженно сказал Давид Иосифович.
        - Меня родители назвали Андреем, вообще-то, - сказал Андрей.
        - Тьфу ты, этот Эренбург совсем замучил. Ну как можно быть таким упрямым? Постоянно забывает, что пишет не для модернистов своих, а для простых солдат. Хороший ведь писатель, но заносит его временами.
        - Может, кто-то из нас останется в истории только потому, что Илья Григорьевич вспомнит, как ругался с ним, - улыбнулся Андрей, вспомнив шесть или семь томов мемуаров «Люди, годы, жизнь» Эренбурга, которые он когда-то собирался прочитать, да так и не нашел времени.
        - Может, и так, - согласился с ним Ортенберг. - Что у Вас, Андрей? Мы же вроде собирались чуть позже встретиться, или я перепутал?
        - Нет, Давид Иосифович, ничего Вы не перепутали. Тут такое дело. Мне нужна командировка. В Тулу. Если точнее, в Алексин. В двести тридцать восьмую дивизию. После двадцать девятого числа.
        - Откуда такая точность? Вы хоть никому такого не рассказывайте, что ни слово, то военная тайна. Неприятностей не оберетесь.
        - Так я же не кому угодно рассказываю, а Вам. Не буду врать, в конце месяца туда с пополнением попадет мой родственник. Кто знает, чем всё закончится, а мне его увидеть надо. Мы перед войной поссорились очень, я лишнего наговорил, обидел его, - Андрей выдумывал вдохновенно и гладко, историю эту проверить нельзя было никак. - А теперь вот узнал, что его туда распределили. Сами знаете, как оно там, может, и не придется свидеться больше. А мне потом всю жизнь мучиться, что вот так расстались по-глупому. Помириться с ним хочу. Вот такие дела. С меня пять передовиц и статья о боях под Тулой.
        - Десять передовиц и две статьи, и езжай когда захочешь.
        - Семь и две, - Андрей торговался «для порядка», понимая, что отдавать долг, скорее всего, не придется.
        - Ладно, черт с Вами, пускай будет семь передовиц и две статьи на половину страницы. Сейчас напишу записку, оформляйте командировку.
        Командировку Андрею оформили удивительно быстро, где-то через полчаса он уже забирал все нужные бумаги и шел к выходу, осматриваясь по сторонам в поисках Насти. Впрочем, нашла она его сама, выскочив откуда-то из-под лестницы.
        - Ты что здесь делаешь? - строго спросил Андрей.
        - Тише, не выдавайте меня, дядя Андрей, - прошептала Настя. - Скорее пойдемте отсюда, чтобы никто не видел, быстрее, а то сейчас тут такое будет...
        Андрей остановился и посмотрел по сторонам. В конце коридора стоял какой-то мужчина, тряся зажатой в руке стопкой гранок и что-то рассказывал невидимому за скрывавшей его открытой дверью собеседнику.
        - Твоих рук дело? Про тебя говорят? - спросил Андрей у Насти, кивнув на явно недовольного мужчину.
        - Пойдем уже скорее, дядя Андрей, ну правда, влетит же, - сказала Настя. - Давай, я пойду к выходу, а ты меня закрывай сзади, только чтобы этот не увидел.
        - Ну пойдем, - сказал Андрей, - что с тобой поделаешь, но не думай, что так легко отделаешься.
        Когда они уже вышли на улицу и отошли от редакции в сторону Пушкинской площади, он спросил:
        - Ну, и что ты там натворила, рассказывай.
        - Да ничего я не натворила, дядя Андрей. Ходила я по этой редакции, все такие вежливые, всё мне рассказывали, всё показывали, очень интересно было. Ну зашла я к этому дяденьке, он сказал, что ошибки проверяет, а я сказала, что по русскому языку у меня твердая пятерка и я ему могу помочь ошибки проверять. Он смеялся сначала, а потом я взяла у него посмотреть длинный такой листочек, один всего, их же у него много, целая куча, ну, наверное, не очень ловко всё получилось и все эти листочки вдруг рассыпались, и он смеяться сразу перестал, начал топать ногами и кричать совсем не хорошие слова. Я на него не обижаюсь, он, наверное, расстроился немного, но когда он схватил такую длинную железную линейку и хотел меня поколотить ею, вот тут я на него обиделась, потому что детей бить нельзя, правда же, дядя Андрей?
        
        
        29 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Дни перед отъездом пролетели очень быстро. Михаил становился всё более мрачным после очередных встреч со своими коллегами, проронив как-то, что самым лучшим выходом было бы этот монастырь уничтожить, лишь бы не следовать их правилам. Лена продолжала ездить на свою работу, признавшись, что мечтает, чтобы всё уже разрешилось. Андрей занимался с Настей, пытаясь вложить в ее голову зачатки английского. Впрочем, она оказалась очень способной ученицей и уже могла если не полноценно разговаривать, то хотя бы спросить дорогу и купить в магазине продукты и одежду. С Леной он старался проводить всё свободное время, которого им всё равно было мало.
        Двадцать восьмого все остались дома и после завтрака, не сговариваясь, разошлись по своим комнатам. Андрей остался и попросил Тамару Михайловну:
        - Подготовьте, пожалуйста, Елене Сергеевне и Насте еды дня на два-три. Не знаю, пирожки там, мяса отварите, бутерброды, ну, Вы сами знаете, не мне советовать.
        - Уезжают?
        - Уезжают.
        - Как же я без них? Я же привыкла к ним, уже как родные. - сказала Тамара Михайловна. - Конечно же, сейчас приготовлю всё.
        Вечером Андрей пошел к Маслову забирать машину, о чем легко сговорились накануне. Художник прыгал по дому на одной ноге, опираясь на палку - сухожилие никак не хотело приходить в нормальное состояние и гараж пошла отпирать его жена Людмила.
        - Знаете, Андрей, мне эта машина совсем не нравится. Она, конечно, красивая, элегантная, но просто занимает у нас в гараже место. Егор так и не научился толком на ней ездить, я не научусь никогда. Думаю вот сдать ее в армию, что ли, там от нее больше толку будет. Вы как на это смотрите?
        - Хорошо смотрю, - ответил Андрей. - Каждый помогает родине как может.
        - А Вы не знаете, куда обратиться с этим?
        - Спросите у Никиты Борискина, он подскажет, что вам делать. Всё, я поехал, - сказал Андрей и завел двигатель. - Значит, как договорились, до завтра.
        Перед выходом из дома Михаил отозвал Елену в сторону.
        - Последнее напутствие. Смотри, ты девочка умная, надеюсь, повторять не придется. Вот телефон, - Михаил написал цифры на листке, который он вырвал из календаря, - в Монреале. Это адвокат, Аарон Ривкин. Он говорит по-русски. В случае чего... чего угодно, даже если тебе просто покажется что-то, привидится, неважно - звони ему. Он что-нибудь устроит. Номер сейчас запомни, нигде не записывай, никому не говори. Насте в дороге скажешь, пускай она тоже его знает. Это - ваш секретный спасательный круг.
        - Миша, ты же сказал, что всё будет в порядке, - растерянно сказала Елена. - Не знаю, как мы там одни будем, чужая страна, языка не знаем...
        - Говорят, там украинцев много, как-нибудь устроитесь, - с улыбкой сказал Михаил. - Украинский, конечно не русский, но разберетесь. Шучу, конечно, шучу. Хоть я и уверен, что всё будет хорошо, но никто никогда не может знать, что случится. Скорее всего, этот телефон тебе и не понадобится.
        - Украинский я, кстати, знаю, - обиженно сказала Елена. - Я в Полтаве родилась и ридну мову знаю хорошо, так что этим меня не испугаешь.
        - Ну и хорошо. Посидим перед дорогой и вперед.
        У машины собрались все. Бублик тихо скулил, уткнувшись Насте в колени. Тамара Михайловна загрузила в багажник такое количество еды, которой точно хватило бы на пару дней, как и просил Андрей, только не Лене с Настей, а взводу солдат, и сейчас стояла возле калитки в накинутом на ночную рубашку пальто и время от времени крестила Лену и Настю.
        - Ну всё, пора, - скомандовал Михаил. - Андрюха, давай, туда поведу я, а назад ты.
        - Ты, Миша, как в Астрахань собрался. Тут ехать всего ничего. Садитесь, поехали, - взял он за руку Лену.
        - Дядя Миша, я с тобой, на переднем сиденье поеду, - сказала Настя, усаживаясь рядом с Михаилом. - Покажешь мне, как машину водить, да и видно отсюда получше.
        Андрей понимал, что Настя просто уступает ему место сзади рядом с Леной и был благодарен за эту наивную хитрость.
        Заблаговременный выезд оправдал себя: дважды их останавливали патрули, так что на аэродром в Щелково они добрались всего за полчаса до назначенного срока. На въезде Михаил показал часовому бумагу, после чего они выгрузили вещи, к ним подошел военный в шинели без петлиц и молча повел их. Идти пришлось метров триста.
        Самолет с уже работающим двигателем стоял возле открытого ангара.
        - Это что, ДС-3 [4]? - спросил Андрей Михаила.
        - Не, это Ли-2, наши же по лицензии выпускают. Всё, ждите, я сейчас
        Михаил пошел к стоящим у самолета людям в летной форме, пеерговорил с ними и быстро вернулся.
        - Всё, прощаемся, они только нас ждали.
        Андрей обнял Лену и поцеловал ее в губы.
        - Ждите, мы скоро встретимся. Люблю тебя.
        - И я тебя. Ты обещал, я буду ждать, - ответила Лена и поцеловала его.
        Андрей потащил в самолет вещи. Настя стояла возле самолета с Михаилом. Кто-то из членов экипажа притащил с собой два огромных тулупа.
        - Вы бы облегчились, - посоветовал он, - а то лететь долго. Вон, туда, - он показал на домик в стороне от ангара.
        Через несколько минут за Леной и Настей закрылась дверца, самолет медленно вырулил на взлетную полосу, разогнался, оторвался от земли и скрылся в темноте.
        
        
        ***
        Начальнику 3-го отделения
        ... Государственной Безопасности...
        
        
        Рапорт
        
        
        ... проверен круг лиц ... Малой Грузинской ... Бугаева Дарья Андреевна ... Трухачева Елена Сергеевна ... дочь, Анастасия ...
        ... при осмотре комнаты ... Шаболовка ... обнаружены ... отпечатки, совпадающие ... Хлебный переулок ... три комплекта ...
        ... меры к установлению лиц...
        
        [1] Лос-Аламос, что в штате Нью-Мексико - то самое место, где американцы с 1942 года приступили к разработке своей атомной бомбы.
        [2] Пластинкой тоненькой жиллета
        Легко щетину спячки снять - ОЭМ, конечно же.
        [3] Эренбург писал в своих мемуарах: «Пожаловаться на Ортенберга я не могу; порой он на меня сердился и все же статью печатал. Однажды он вызвал Морана (наиболее эрудированного сотрудника газеты) проверить, действительно ли существовали эринии, пожалуй, он был прав - фронтовики не обязаны были знать греческую мифологию, он протестовал также против „рептилий“, против ссылки на Тютчева, протестовал и, однако, печатал» ... В этом рассказе, уламывая Эренбурга снять из статьи «эриний», генерал вызывал, правда, не Морана (человека действительно образованного), а литературного секретаря редакции Вистенецкого, который был большим эрудитом только в глазах Давида Иосифовича, и спрашивал у него, кто такие «эринии». И с торжеством и укором говорил Эренбургу: «Видите, Илья Григорьевич, даже Вистенецкий не знает». (Л. Лазарев, «Он был на своем месте»)
        [4] Дуглас DC-3 - один из самых массовых и популярных транспортных и пассажирских самолетов в истории мировой авиации.
        Глава 21
        Я знаю их уже давно, давно их знаю -
        Все эти утренники, вечера и дни,
        Я жизнь свою по чайной ложке отмеряю,
        29 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        - Ну, и что теперь? Когда ждать известий? - спросил Андрей, глядя в темноту вслед улетающему самолету.
        - Как что? Через две дозаправки Анадырь, это примерно днем завтра, там пересадка, - начал объяснять Михаил. - Оттуда еще сутки лёту - и Монреаль. Пока туда-сюда, числа пятого ожидать подтверждения. То есть, что прилетели, нам в течение суток по прилету скажут, а фотографию - числа пятого. Ну, а дальше...
        - Главное, узнать, что они живы и у них всё хорошо, - перебил его Андрей. - А там видно будет. Съедим пока этот кусочек слона.
        - Ну что, пойдем, у нас здесь больше дел никаких нет, - сказал Михаил.
        Отъехав недалеко от аэродрома, Михаил остановился у обочины.
        - Иди, Андрюха, на заднее сиденье, покемарь часочек, а я здесь. Поедем как рассветет, а то эти патрули сейчас опять доставать начнут, больше времени потеряем. Всё равно спешить уже некуда.
        На часах было почти восемь, когда Андрей проснулся от звука работающего мотора.
        - Неплохо подремали, - сказал Михаил. - Можно и ехать.
        - Давай я поведу, договаривались же, - предложил Андрей.
        - Сиди уже, договорщик, довезу. Вырастешь, внукам рассказывать будешь, что в былые годы у тебя водилой подполковник ГРУ работал.
        У Михаила явно поднялось настроение. Первый этап его операции прошел, как он и запланировал.
        Дорога до Сокола заняла чуть больше часа. Никто их ни разу не остановил и не поинтересовался, куда это они едут и что лежит у них в багажнике, да какие документы есть у всех присутствующих.
        Подъезжая к посёлку, на повороте с Песчаной на Сурикова они увидели отчаянно машущего руками Никиту.
        - Привет, Никита, что-то случилось? - спросил Андрей, приоткрыв дверцу.
        - Случилось. Домой вам никак нельзя. Засада там, ждут вас. А я как знал, сюда пошел встречать, уже часа два вас жду. Надю с другой стороны послал высматривать. Эти, - он брезгливо сплюнул, - раненько, с утра приперлись. Начали спрашивать про смерть Дарьи, похороны, что случилось, как здесь оказалась, зачем. Про вас сразу почти спросили. Я-то дурачком прикинулся, дескать, знать не знаю, видел пару раз. Поехали к вам, там домработницу мурыжить начали, обыскивать дом. И там это... короче, Бублика они... он на них бросился вроде, ну, и, вот... Твари...
        - Вот же суки, - не выдержал молчавший до этого Михаил. - Вот этого не прощу.
        - Короче, ребята, давайте-ка отсюда, от греха подальше, - торопливо сказал Никита. - Машину я сам чуть погодя отгоню. Прощайте. Хорошие вы ребята, не душегубы какие. Этих я навидался, вы точно не из них. Надеюсь, что у вас всё хорошо будет, - Никита попрощался с ними и пошел по улице Сурикова в поселок, а Андрей с Михаилом быстрым шагом двинулись к метро.
        - Хороший мужик Никита, если бы не он, сейчас бы попали в переплет. Бублика, правда, жалко, - прервал молчание Андрей, когда они уже подходили к метро.
        - Не трави душу, Андрюха, сам расстроился. Сраные чекисты, не могли пару дней еще подождать, пока мы не уедем.
        - Там еще читалка осталась.
        - Жалко, да и хрен с ней, с читалкой, - сказал Михаил. - Что можно было, мы из нее взяли, пускай товарищ Меркулов попытается разобраться, как она включается. Ладно, киснуть нечего, с другой стороны, прикинь, если бы девчонки завтра улетали и нас сегодня взяли бы за бочок всей честной компанией. А так - их не достать, мы на свободе, чем не праздник?
        - Блин, а как же вещи?
        - Купим вещи. К тому же надо наведаться в нашу любимую трансформаторную будку, там немного на жизнь возьмем, прокантоваться до отъезда. Что переживать за бумагу?
        - В редакцию поедем? Узнаем, когда машина в Тулу поедет, сегодня уже двадцать девятое ведь, - предложил Андрей.
        - Поехали. Времени у нас вагон.
        В «Красной звезде» их обрадовали: редакционная машина выезжает в Тулу уже завтра утром. Андрей пошел оформлять недостающие бумаги. Выйдя во двор, он увидел Михаила, стоящего возле гаража и разговаривающего с мужчиной, на вид лет пятидесяти, щуплого, сутулого, одетого в ватник и старые форменные брюки, покрытые пятнами масла, обутого в потрепанные пыльные сапоги и теребившего в руках древний треух. Увидев Андрея, Михаил махнул рукой, подзывая его к себе.
        - Знакомься, Андрей, это Николай Васильевич, наш водитель.
        - Очень приятно, - протянул руку Андрей.
        - Да прямо, Васильевич, скажете тоже, просто Николай, - смущенно ответил водитель, протягивая руку, предварительно вытерев ее о ватник.
        - Николай Васильевич, оказывается, живет в Марьиной Роще, в своем доме, и любезно согласился приютить нас на ночь. А завтра утром прямо оттуда и поедем.
        - Дом-то старый у меня, уж не обессудьте, а вы денег даете. Я бы и так пустил, нешто не понимаю. Да деньги пригодятся, крыша худая совсем, чинить до снега надо.
        - Ну видишь, всем хорошо, - сказал Михаил. - Деньги лишними не будут. Значит, как договорились, мы к пяти подойдем, поедем вместе.
        - Подожди, Михаил Николаевич. Не гони коней. Можем сейчас отъехать в магазин коммерческий на машине? - обратился Андрей к водителю. - Купить надо кое-чего с собой, в дорогу и на гостинцы.
        - Ну, если только недолго, - замялся Николай.
        - Конечно, недолго, - успокоил его Андрей. - Одно колесо там, другое здесь.
        - Кому хоть ты гостинцы собрался покупать? - спросил его Михаил, когда водитель отошел в сторону.
        - Вот видно, Миша, что в окопе ты не сидел, не пришлось. А солдату на войне только и радости, что пожрать, посрать, поспать и покурить. Так что табаку и тушенки надо набрать побольше, там всё в один миг разлетится. И с людьми разговаривать намного проще, когда у них на душе легко, а в брюхе не пусто.
        - Это ты хорошо придумал, Андрюха, и правда, дело нужное.
        
        30 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Из дома Николая выехали с первыми петухами. По дороге заехали еще за одним корреспондентом, ехавшим в Тулу. Тот сел в машину, закутанный в плащ-палатку, так же как и Андрей с Михаилом, буркнул что-то вместо приветствия и моментально заснул, так и проспав всю дорогу до Тулы. В Туле, точно так же что-то буркнув, не попрощавшись, он вышел из «эмки» и исчез в здании обкома партии.
        - Ну вот, теперь у нас прямой путь на Алексин. Даст бог, часа за полтора доедем. Бывал я в этой двести тридцать восьмой дивизии, дорога знакомая, так что плутать не будем. У них штаб не в самом Алексине, а в деревне, чуть в стороне. Название еще такое чудн?е, Иньшино.
        Николай Васильевич, до самой Тулы молчавший, будто переключил где-то в голове тумблер в положение «Разговор» и теперь болтал без умолку. Пока «эмка» преодолевала все изгибы и неровности покореженной войной дороги до Алексина, Андрей с Михаилом узнали все детали командировок водителя, историю его трудоустройства, и еще много всякой бесполезной информации.
        На горизонте уже начали мелькать крыши изб того самого Иньшино, а Николай Васильевич уже успел довести до середины свою семейную сагу:
        - ...раз так, говорю я ей, давай, иди куда хочешь, - продолжил он бесконечный рассказ, - в сердцах сказал, конечно, у самого и в мыслях не было, что она и вправду уйдет. А она, зараза, что учудила: собрала вещички, значит, пока я на работе был, на вокзал и в Петушки, это во Владимирской области, да. Сестра там моя двоюродная, так они давно спелись. Ох, ведьма рыжая, только и красоты, что коса до самой жопы [1], а уж язык ядовитый, страсть прямо. Это она, гадина, мою подговорила, я точно знаю... - и вдруг затормозил и остановился у обочины. - Ох, братцы, что-то худо мне. Как ножом в брюхо пырнули, что ж это...
        Николай резко побледнел, его лицо покрылось крупными каплями пота.
        - Раньше бывало с тобой такое? - начал расспрашивать его Андрей. - Живот болел?
        - Болел, да только не так сильно, - простонал водитель, - а тут как кинжалом проткнули... Ой, болит, м?чи нет...
        - Плохо дело. Похоже, язва прободная, - сказал Андрей Михаилу. - В больницу его срочно надо везти. В Тулу надо ехать, назад.
        - Вон, медсанбат за пригорком, - простонал Николай, - там врачей куча... Быстрее только братцы, болит же... Ой худо...
        Андрей с Михаилом перетащили водителя на заднее сиденье, сел за руль и буквально через несколько минут они уже подъехали к медсанбату.
        Скорее всего, последние сутки были для двести тридцать восьмой дивизии относительно спокойными и в палатке, заменявшей приемное отделение, сидел только мужчина в белом халате, колпаке и марлевой маске, закрывавшей его лицо почти полностью, делающий записи в толстую тетрадь.
        - Здравствуйте, посмотрите, пожалуйста, тут у нашего водителя, похоже, прободение язвы желудка, - запыхавшись, громко сказал ему Андрей, затаскивая Николая в палатку.
        - Наверное, так и есть. Если Андрей Григорьевич сам такой диагноз поставил, - немного насмешливо произнес медик очень знакомым голосом с характерным прибалтийским акцентом.
        - Иохель? Ты как здесь? Вот так встреча! - обрадованно сказал Андрей.
        - Лечим потихонечку, - сказал, вставая, доктор Гляуберзонас и распахивая руки для объятий. - Ну, давайте посмотрим вашего больного, - сказал он после того, как они тепло поприветствовали друг друга.
        Осмотрев пациента и подтвердив диагноз, поставленный Андреем, Иохель сказал:
        - Здесь, конечно же, срочная операция нужна, но здесь это делать нельзя: операция большая, да и потом еще лечиться долго придется. Так что мы его обезболим сейчас и отправим дальше, в госпиталь, с этим ему повезло, наш транспорт примерно через час туда отправляется. Сейчас все организую, скажу, чтобы сделали всё что надо.
        Иохель вышел и очень скоро вернулся в сопровождении двух санитаров с носилками, которые переложили на них Николая и унесли.
        - А вы-то какими судьбами здесь оказались? - спросил он.
        - Ищем одного родственника Михаила, где-то в этой дивизии воюет, очень надо свидеться, вот и захватил его в командировку, по случаю. Я же здесь от газеты, от «Красной звезды».
        - Товарищ военврач [2], транспорт с ранеными, на сортировке уже, - крикнули в палатку с улицы.
        - Всё, надо идти, - поднялся Иохель. - Сейчас самая работа. Давайте вечером попробуем встретиться, тогда и поговорим. Очень рад встрече.
        - Ну что, давай по боевым постам, - сказал Михаил, когда они подъехали к штабу дивизии, - бумаги отметим, а там ты к политрукам, собирать сведения о доблести, о подвигах, о славе, а я к особистам. Кто как не они, бойцы невидимого фронта, должны знать, где, кто и что. Водки постарайся много не пить, - дал он последнее напутствие.
        Водки никто и не предлагал. Ни много, ни мало. Политработники дивизии были злыми, усталыми и невыспавшимися и очередному корреспонденту никто рад не был. Андрею просто дали ворох боевых донесений, предложив разбираться самому, а потом уже, как выберет, согласовать всё с ними. Судя по сведениям, которые выписал Андрей, за то, чтобы занять плацдарм на западном берегу Оки, немцы заплатили очень дорого [3]. Сначала эта работа немного раздражала Андрея, но потом он даже вошел во вкус, поняв, что эти, порой небрежно написанные и испачканные листочки - самая настоящая история и работал, не обращая внимания на время, пока на улице не начало темнеть и он уже не мог разбирать написанное. Тут же, будто ждал, когда Андрей закончит, зашел Михаил.
        - Ну что, набрал материал? - спросил он.
        - Практически да, - ответил Андрей, откладывая в сторону стопку боевых донесений. - А у тебя что?
        - Нашел, - улыбаясь, ответил Михаил. - Прибыл двадцать седьмого. Щербаков Алексей Дмитриевич, одна тысяча девятьсот четвертого года рождения. Направили в восемьсот тридцать седьмой полк, в Карташево. Других Алексеев Щербаковых во всей дивизии нет. Утром поедем, сейчас поздно.
        - Ну пойдем тогда к Иохелю сходим, обещали же, может, он закончил с ранеными, - предложил Андрей.
        - Ты иди, а я разберусь, где нам спать устроиться, потом подойду, - ответил Михаил.
        
        
        31 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        Ехать в Карташево на машине им не посоветовали. Дорога местами простреливалась, «эмка» для немцев была бы слишком заметна, так что поехали на подводе с интендантским грузом. Кляча, явно лично участвовавшая еще в русско-японской войне, еле ковыляла, так что с подводы очень скоро слезли все и шли рядом.
        Ночной заморозок немного прихватил землю, так что идти было удобнее, грязь не мешала. До Карташево добрались часа за полтора. Михаил бросился в штаб полка, но вернулся расстроенным:
        - Опоздали, Алексей Щербаков буквально вчера утром был ранен в живот во время контратаки и доставлен в медсанбат.
        Теперь им предстояло снова возвращаться туда, откуда они только что пришли, в Иньшино.
        - Неужели не успеем? Да что же за непруха такая? - сказал, сплюнув на штабное крыльцо, Михаил. - Нет, ну ты представляешь, оказывается, даже ходить никуда не надо, вот он, рядышком, у друга твоего, Иохеля, а мы тут... Нет, ну что ты скажешь, а?
        Таким расстроенным обычно непробиваемого Михаила Андрей еще не видел. Даже узнав о гибели своего стратегического запаса, он расстроился не больше, чем если бы ему обрызгало брюки проезжающей машиной.
        - Ну, и что встал? - спросил Андрей. - Давай, сейчас быстренько в медсанбат, может, он там еще, прооперировали и здесь оставили. Если в госпиталь отправили, то машина - наша, сядем и доедем быстренько. Вперед, пока грязь не растаяла.
        Дорога назад заняла намного меньше времени.
        Гляуберзонаса, с которым так и не удалось встретиться накануне, так как тот оперировал до поздней ночи, они нашли спящим в палатке.
        - Иохель, дружище, извини, потом доспишь, ты нам нужен очень, - потряс его за плечо Андрей.
        - Что хоть случилось? Я же сказал, чтобы не будили, - зевая, пробормотал Иохель. - А, это ты, Андрей... Ты очень нехороший человек. И антисемит, наверное.
        - Иохель, дорогой мой, чтобы и я не стал антисемитом, скажи, вчера раненый в живот был, Алексей Щербаков? Он у вас? Что с ним? - начал допытываться Михаил.
        - Щербаков? У нас остался. Нетранспортабельный. Когда я уходил, живой был. Если интересно, это я его оперировал, - еще раз зевнув, ответил Иохель. - Дайте хоть умоюсь, никак не проснусь.
        Доктор встал и пошел к умывальнику, взяв со спинки кровати полотенце.
        - С ним можно поговорить? - спросил Михаил.
        - Можно. От наркоза он уже отошел, обезболивание разве что. Ну, как немного пьяный будет, - ответил Иохель, вытирая лицо.
        - Жить будет? - наседал Михаил.
        - Хреновое ранение, скрывать не буду. Осколком ему повредило капсулу поджелудочной железы. С ранением кишечника мы справились, это не страшно, а вот поджелудочная... Понимаете, секрет железы, он очень мощный помощник в переваривании пищи и пока он попадает в кишечник, то всё нормально, а тут он попал на саму железу и она начала есть сама себя. Это не остановить. Теперь - конец наступит, когда процесс распада доберется до крупного сосуда. Тогда всё.
        - Он умрет?
        - Да, только никто не знает когда: сегодня или завтра.
        - Так что ж мы сидим? Пойдемте быстрее, - нетерпеливо сказал Михаил.
        - Сейчас, дайте хоть обуться, - смирившийся с тем, что сон у него украли, Иохель начал собираться.
        Алексей Щербаков лежал в самой дальней палате один, скрытый за ширмой.
        - Спит, - сказал Иохель, который, отодвинув занавеску, посмотрел на больного,
        - Здесь нас никто не услышит? - спросил Михаил. - Мне очень надо с ним поговорить.
        - Нет, даже в соседней палатке никого нет, еще вчера увезли. А здесь - сами видите, он один.
        - Хорошо, - сказал Михаил и шагнул за ширму.
        
        [1] Где-то в черновиках «Елабуги» остался кусок сюжета, в котором Андрей, еще без Насти, уезжает от милицейской погони в Петушки на той самой знаменитой электричке. А про девушку с рыжей косой грех было не вставить.
        
        [2] Специалист с высшим медицинским образованием, попадая в армию, сразу же получал звание военврача 3 ранга, что соответствовало пехотному капитану.
        [3] Согласно оперативной сводке Генштаба Красной Армии № 281 на 8.00 4.12.41 двести тридцать восьмая стрелковая дивизия вела ожесточённый бой с противником в Алексинском районе Тульской области на рубеже Погиблово - Карташево - Божениново - Битюги. Потери дивизии за период с двадцать седьмого ноября по второе декабря: убитыми - 537 человек, ранеными - 770 человек и пропавшими без вести - 693 человека. Потери противника за этот же период - убитыми и ранеными свыше 4000 человек, 2 танка, 16 миномётов, 24 станковых пулемёта и 42 ручных пулемёта. Понятное дело, что в боевых сводках командиры взводов и рот немного привирали, но это никоим образом не делает менее значимым то, что сделали на своем месте эти люди.
        Глава 22
        Мы грезили в русалочьей стране
        И, голоса людские слыша, стонем,
        И к жизни пробуждаемся, и тонем.
        31 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
        В тусклом свете, падающем в отгороженный закуток от коптящей керосиновой лампы, Щербаков на кровати увидел более молодую версию себя: более худого, коротко и небрежно стриженого мужчину с впалыми щеками.
        Когда Михаил подошел и осторожно погладил больного по руке, тот открыл глаза.
        - Что? Опять? Болит еще, болит... - простонал он. - И пить хочется... Воды принесите.
        - Здравствуй, дед, - сказал Михаил. - Тебе пить нельзя, сейчас дам маленький глоток, губы смочить.
        - Вы кто? Какой я дед? Вы же старше меня. Моему сыну пять лет всего, - хрипло ответил он.
        - Дед, еще какой дед. Я ведь твой внук, Михаил, родился... нет, еще не родился, рожусь, в семидесятом году. Я ведь тебя не видел никогда, но бабушка Валя много о тебе рассказывала. Мы похожи, посмотри как. А Николай, сын твой, которому пять лет, это отец мой.
        - И правда, похож, моя кровь, - пристально посмотрев на Михаила, сказал Алексей. - Выжили, значит, слава богу. А ты как здесь оказался, на машине времени прибыл, как в книге?
        - Можно сказать и так, - ответил Михаил.
        - Внук, надо же. Credo quia absurdum [1]. Кому надо обманывать умирающего, да еще и вчерашнего зека. Да и зачем? Валя, Колька... ты их нашел? Помог им?
        - Нашел, отправил в Ташкент, жить им есть на что, надолго хватит.
        - Скажу... - Алексей надсадно закашлял и надолго замолчал, собираясь с силами.
        - Воды? - спросил Михаил.
        Андрей дернул остолбеневшего Иохеля за рукав и, потянув к выходу, сказал ему на ухо:
        - Пойдем отсюда. Не будем мешать.
        На улице доктор, выйдя и оглянувшись по сторонам и, не увидев рядом посторонних, тихо спросил:
        - Что это? Что сейчас было? Какие-то рассказы про машину времени? Это что, сказка для умирающего?
        - Пусть будет сказка. Человеку надо умереть с надеждой, - ответил Андрей.
        - Не очень-то похоже на сказку, погоди, - задумчиво сказал Иохель. - Ведь тогда становятся понятны все твои рассказы про медицину, про твоих коллег, которые придумали эти штуки, про которые ты мне говорил! - обычно флегматичный Гляуберзонас разволновался не на шутку, у него раскраснелись щеки и он начал жестикулировать, чего до этого не делал. - Андрей, скажи, ведь это правда, ну же?
        - Иохель, да успокойся же! Сейчас сюда все сбегутся, потише.
        - Успокоился. Но ты мне объяснишь всё, сейчас же!
        - Подумай, тебе это надо? Ты только что узнал чужую тайну. Опасную, к тому же. Тебе с ней жить потом и оглядываться.
        - У меня работа такая - узнавать и хранить чужие тайны. Я врач, ты не забыл? - с примесью пафоса в голосе сказал Иохель.
        Андрей клял себя на все лады за то, что не утащил его сразу же из палаты и доктор стал невольным свидетелем разговора Михаила со своим дедом. «Выпустили джинна из бутылки», - подумал он.
        - У тебя же в Арзамасе семья осталась? - спросил Андрей.
        - Да. Мама и две сестры.
        - Иохель, запомни. Никогда. Никому. Ничего. Только так ты обезопасишь не только себя, но и свою родню. Всё, что я тебе скажу, останется между нами. Ты понял?
        - Да.
        - Ну ладно, спрашивай.
        - Война. Когда? Кто? - сразу же выпалил Иохель.
        
        
        ***
        Михаил вышел где-то через полчаса. Андрей впервые за всё время их знакомства увидел в его глазах слезы.
        - Всё. Ушел. Поехали, Андрей.
        - Мы похороним... - начал было Иохель.
        - Да, спасибо, извините, что так резко. Пожалуйста, сообщите о месте захоронения, сейчас, я запишу, - Михаил достал из кармана свой блокнотик, карандаш, написал адрес и, вырвав страницу, отдал Иохелю. - Это его жена.
        - Ладно, если ехать, то ехать, пойду, оформлю бумаги, - сказал Андрей.
        - Может, перекусите на дорожку? - спросил Иохель.
        - Нет, мы поедем. И да, там у нас в машине... всякое..., брали с собой, сейчас выгрузим. На поминки, получается, - грустно сказал Михаил.
        
        ***
        Выехать удалось еще до полудня. Михаил молчал, если Андрей его о чем-то спрашивал, то отвечал односложно, нехотя. И только когда Иньшино скрылось за очередным холмом, попросил Андрея:
        - Останови, пожалуйста. Постоим.
        Михаил вышел из машины, оперся на открытую дверцу.
        - Ну вот, Андрюха, мы и выполнили свою миссию. Можно уезжать спокойно.
        - Ты как, в порядке?
        - Да. Жаль всё-таки, что так и не уберег его от смерти, а ведь возможность была... А знаешь, он умер свободным. Пошутил даже, что получил назад осознанную необходимость [2]. И еще. Помнишь книгу, в которую вы с Настей засунули читалку?
        - Да, помню, Том Сойер.
        - Так вот, там в переплете лежит листочек с координатами. Дед, оказывается, был собирателем ценностей для Жоры Маленкова. Вот три ящика с всяким барахлом, которого хватило бы, как он сказал, на зал в Эрмитаже, они и спрятали. Координаты в книжке, книжка у чекистов, прямо как в сказке про Кащея. Кстати, координаты неправильные, к долготе надо добавить градус, от широты отнять полградуса. А, пускай ищут, - махнув рукой, сказал Михаил.
        - Садись, Миша, в машину, поехали. Не ровен час, чекисты еще и деда твоего искать на всякий случай начнут. Лучше мы подальше отсюда в это время окажемся.
        - Поехали. Давай, я поведу, а ты ложись пока на заднее сиденье, а то выглядишь, будто всю ночь мешки разгружал. Да и мне отвлечься. Потом поменяемся.
        Михаил аккуратно ехал по подтаявшей грязи, не заглядывая далеко вперед и потому внезапное препятствие заметил только тогда, когда они в него почти уткнулись.
        Прямо перед машиной, размахивая руками, нетерпеливо подпрыгивал на месте молоденький старший лейтенант в щегольской шинели и блестящих сапогах. Наверное, старлей довольно давно бегал по дороге в поисках помощи: лицо его уже приобрело характерный сизоватый оттенок. Рядом стоял военный чуть постарше, с одиноким кубиком младшего лейтенанта в петлице. Этот от холода не плясал, а просто поглядывал по сторонам. В десятке шагов позади них стояла, уткнувшись в придорожный куст «эмка», отличавшаяся от той, на которой ехали Андрей с Михаилом, разве что тем, что была значительно чище.
        - Что у вас? - спросил Михаил, опустив стекло со своей стороны. - Помощь нужна?
        - Машина заглохла, - объяснил старлей, подходя к нему. Младший лейтенант в это время начал обходить машину с другой стороны.
        - Ну давайте я вас на буксир возьму, дернем, может, заведется. А нет, так дотащу куда-нибудь, - предложил Щербаков.
        - Нет. Выходите из машины. Я ее реквизирую. Помощь потом вам пришлем. Я - порученец товарища Маленкова. Быстрее освобождайте машину.
        - Да иди ты в жопу, порученец хренов. Хоть товарищу Маленкову, хоть Папе Римскому. Пойди на хер отсюда, - внезапно взорвался Михаил.
        - Вы... вы понимаете, что говорите? Да я вас! - старлей непослушными пальцами начал расстегивать новенькую кобуру на ремне.
        Михаил рывком открыл дверцу, ударив ею старлея, так что тот отступил на пару шагов назад, и быстро вышел из машины, достав на ходу пистолет и сбросив предохранитель.
        - Вы аресто... ва... ва... - заикаясь, сказал порученец Маленкова. Замерзшие пальцы плохо его слушались и он никак не мог справиться с кобурой. Водительская дверца «эмки» Маленкова открылась и из машины начал вылезать крупный, почти квадратный мужчина в кожаной куртке, доставая наган.
        - Андрюха, мочи своего! - крикнул Михаил и выстрелил в порученца, который сразу упал. Пуля противно звякнула о крышу «эмки», пролетев рядом с левым плечом Михаила, но он не обратил на это внимания, продолжая стрелять, уже в сторону водителя, который, покачнувшись, упал за машину.
        Андрей, остававшийся всё это время незамеченным, наконец-то смог сесть, рывком открыл свою дверцу, зацепив при этом младшего лейтенанта, присевшего, как оказалось, рядом, и выстрелил в него.
        - Андрей, у тебя нормально? Ты как? - спросил Михаил во внезапно наступившей тишине.
        - Я цел, этот двухсотый [3], в голову, - ответил Андрей. - Ты как?
        - Цел. Повезло, водила чуть не попал, прыткий, гад, рукав мне порвал пулей. Тоже трехсотый, стонет за машиной.
        - А молодой?
        - Сейчас посмотрю молодого, - ответил Михаил и через пару секунд раздался глухой выстрел. - Тоже двухсотый.
        - Давай к водиле тогда. Я справа, ты слева, пошли. Миша, за пассажиром смотри.
        - Не учи ученого. Пошли!
        Водитель лежал на спине тяжело дыша и пуская изо рта кровавые пузыри. Наган отлетел в сторону при падении и он никак не мог до него дотянуться. Михаил выстрелил в него и водитель, дернувшись, затих.
        - Пассажир, - сказал Андрей.
        - Я готов, давай, - ответил Михаил и направил ствол в сторону дверцы.
        Андрей рывком распахнул дверцу и одновременно со звуком открывающейся дверцы услышал выстрел. С заднего сиденья сползал полный мужчина в полувоенном френче, выронив пистолет на пол. Рана на правом виске сомнений в исходе выстрела не вызывала.
        - Двухсотый, сам, - сказал Андрей, пощупав пульс на сонной артерии и приподняв веко покойника. - Решил в руки врагу не сдаваться.
        Он отошел от машины и посмотрев в лицо Михаила, спросил:
        - Ну, и на хрена ты это натворил? Видно же было, что пацан этот просто на нервах весь, начальник, небось, его накачал, успокоили бы, отвезли этого борова куда-нибудь и поехали по своим делам. Всё же наши. Что теперь? Хорошо, дорога пустая, а ну появись здесь какой-нибудь патруль, положили бы нас ни за грош.
        - Психанул я. Как этот прыщ про Маленкова завопил, так крышу и снесло, после деда никак не отойду.
        - Давай убираться, Миша, и поехали быстрее отсюда, - Андрей достал из кармана платок и вытер ручку дверцы «эмки», которую он перед этим открывал.
        - А что убираться? За нами и так весь НКВД охотится.
        - Давай-ка я теперь за руль сяду, а то ты еще чего натворишь, - сказал Андрей. - Иди, теперь ты ложись отдыхать.
        До Москвы добрались без происшествий. Все три кордона на дороге проехали без вопросов, везде ограничивались простой проверкой документов. И свежая царапина, которую оставила пуля из нагана водителя Маленкова на крыше машины, никого не заинтересовала.
        - Куда теперь? - спросил Андрей, когда «эмка» пересекла Садовое кольцо.
        - Предлагаю машину бросить возле редакции, а самим пешком потом к трем вокзалам, снимем квартиру там, отсидимся.
        
        
        02 НОЯБРЯ 1941 ГОДА
        Все газеты Советского Союза вышли в этот день с одной и той же одинаковой первой страницей в траурной рамке. Справа вверху сообщалось, что вчера, первого ноября одна тысяча девятьсот сорок первого года, после тяжелой кратковременной болезни в пятнадцать часов тридцать пять минут скончался выдающийся деятель нашей партии и Советского государства, член ЦК ВКП(б), кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), член Оргбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б), депутат Верховного Совета СССР товарищ Георгий Максимилианович Маленков. Ниже размещался портрет товарища Маленкова, обращение от Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) и Совета Народных Комиссаров Союза ССР, некролог, подписанный всеми вождями, обращения от центральных комитетов, народных комиссариатов и прочая, прочая и прочая [4].
        Известие об этом принес вместе с газетой «Московский комсомолец» Михаил, когда вышел после обеда для того, чтобы позвонить и узнать, есть ли новости о Лене и Насте.
        Комнату на Первой Мещанской, в доме сорок шесть с литерой «А», в котором, как гордо сообщил им маклер, живет гроссмейстер Ботвинник, они нашли безо всякого труда, как и предложил Михаил, на площади у трех вокзалов. Проверять наличие в доме шахматиста ни Андрей, ни Михаил не стали [5], а, накупив в коммерческом магазине еды, заперлись в съемной комнате и, не обращая внимания на посторонние шумы, легли спать и проспали с небольшими перерывами почти весь день первого ноября.
        - Хрен с ним, с Маленковым, - сказал Андрей. - Что там с нашими?
        - Долетели, на месте.
        - Слава богу, - радостно выдохнул Андрей. - Ради такого дела и выпить не грех.
        - Давай выпьем, - сказал Михаил. - Имеем право. Наливай.
        Андрей разлил в стаканы коньяк и они выпили. Первую за здравие, вторую - за упокой, а третью - просто так.
        
        
        05 НОЯБРЯ 1941 ГОДА
        На улицу без лишней нужды по обоюдной договоренности не выходили. Рисковать напрасно перед самым финишем не хотелось. Но пятого утром Михаил собрался и ушел звонить, как он сказал, треклятым коллегам. Отсутствовал он долго, часа два и Андрей всерьез обеспокоился. Контрольное время, после которого комнату надо было покинуть, заканчивалось уже через час, так что когда в замке загремел, поворачиваясь, ключ, он достал пистолет и снял его с предохранителя.
        - Я это, я, - сказал Михаил, открывая дверь.
        Андрей вздохнул с облегчением, если бы Михаил сказал, что он один, пришлось бы стрелять - такой был договор.
        - Есть новости? - спросил он Михаила, снимающего плащ-палатку.
        - Новости? А как же, есть, давай, освобождай место и будем смотреть очень интересные фотографии.
        Андрей сбросил со стола лежавшие там книги, с помощью которых они скрашивали свой досуг (второй и четвертый тома «Тихого Дона», «Легенда о Тиле Уленшпигеле» и собрание стихотворений Семена Яковлевича Надсона) и Михаил с торжественным видом положил на стол конверт из плотной коричневой бумаги.
        - Открывай, - сказал он.
        - А ты что, не смотрел? - спросил Андрей.
        - Мельком глянул, конечно. Открывай уже.
        Андрей дрожащими руками открыл конверт и достал из него две фотографии размером тринадцать на восемнадцать.
        На первом фото на ступеньках у левой двери главного входа Монреальского университета стояли Лена (на предпоследней ступеньке первого пролета) и, справа от нее, Настя (на последней ступеньке). Лена держала руки за спиной (Андрей заметил новое пальто, выгодно подчеркивающее ее фигуру и ботинки), а Настя, улыбаясь в камеру самой широкой из всех возможных улыбок, держала, прижимая к новому пальто обеими руками, книгу, заголовок которой не был виден, но обложка была очень знакома.
        - Вот засранка, - восхищенно сказал Андрей. - Она нас всех сделала.
        На второй фотографии Лена сидела за столом и держала в руках номер The Gazette [6] за первое ноября, субботу. Прямо перед ней на столе стояла кофейная чашка.
        
        - Что про нас?
        - Сегодня в восемь вечера, возле Рижского вокзала, или как он там сейчас, да, Ржевский, нас заберут, поживем в казарме на аэродроме. Вылет десятого, аккурат в день советской милиции. Вот так, но родине свой первый день рождения отпраздновать не получится.
        - А у тебя когда день рождения?
        - Восьмого декабря. Как раз в день смерти Джона [7], мне десять тогда было. Помню, отец еще сказал, мол, запомни этот день, как точка отсчета тебе будет на всю жизнь.
        
        
        10 НОЯБРЯ 1941 ГОДА
        Едва самолет оторвался от земли, Андрей понял, зачем им вручили по тулупу - в самолете царил собачий холод. Кроме них двоих летел еще один мужчина, сопровождавший штабель ящиков, которыми было уставлено почти всё свободное пространство.
        - Олег, - первым представился попутчик, низкого роста, полноватый, на вид далеко за пятьдесят. - Ну что, за встречу, пока не сильно замерзли? - сказал он, открывая солдатскую флягу, судя по разнесшемуся запаху, с коньяком.
        До Анадыря они добрались за двадцать восемь часов, что, как сказал пилот, было очень даже неплохим результатом. Сразу по прилету Михаила с Андреем проводили в кабинет военного коменданта. Там они сдали все советские документы, а взамен получили канадские паспорта и три купюры по пять канадских долларов, две английских и одну французскую, с каждой из которых на них подозрительно щурился Принц Уэльский [8]. Михаил стал Майклом Маккензи Морганфилдом, что делало его если не родственником, то тезкой блюзмена Мадди Уотерса [9], а Андрей превратился в Джона Чемберса [10], что заставило его удивиться шуткам судьбы: книги серии «Темной башни» он любил. Еще через пять часов их запихнули в DC-3 американских ВВС, забитый коробками и ящиками почти доверху.
        - Ну что, Джон, теперь до самого Монреаля на людях только по-английски или молчать, - сказал перед посадкой Михаил.
        - Of course, sir.
        Через двадцать два часа и две дозаправки дверь открылась, на землю опустили трап и пилот объявил, сделав ударение на первый слог: «Montreal». Это было пятое из произнесенных им в адрес Андрея и Михаила слов. Еще четыре были приветствием при посадке и объявлением пунктов дозаправки.
        Пограничник, едва посмотрев на паспорт Андрея, шлепнул штамп о пересечении границы и, буркнув что-то официально-приветственное, окончательно потерял к нему интерес.
        - Куда ехать-то, ты знаешь? - тихо спросил он поджидавшего его Михаила. - Не вижу никого с табличками, на которых написаны наши имена.
        - Адрес у меня есть, - так же тихо сказал Михаил. - Пойдем на выход, поищем такси.
        Повернувшись, Андрей поискал глазами выход и вдруг увидел быстро идущую по направлению к нему женщину. Уже в следующее мгновение он, услышав за спиной удивленный вопрос Михаила «Where are you going?», уже бежал навстречу Лене.
        
        
        
        [1] Верую, ибо абсурдно. Авторство фразы приписывают Тертуллиану, хотя на самом деле он написал не так. Источником фразы послужило сочинение «О плоти Христа».
        [2] Еще раз напоминаю, что про свободу как осознанную необходимость сказал Барух Спиноза. Судя по всему, дед Михаила получил неплохое образование, но подробности этого остаются за пределами этой книги.
        [3] Двухсотый - труп, трехсотый - раненый. Армейский жаргон.
        [4] За образец траурной страницы взят выпуск любой советской газеты от первого сентября 1948 года с сообщением от смерти А.А. Жданова.
        
        [5] Не обманул, Михаил Моисеевич Ботвинник действительно жил по этому адресу.
        [6] The Gazette (сейчас - Montreal Gazette) - ежедневная англоязычная газета, выходящая в Монреале.
        [7] Джона Леннона застрелил у подъезда его дома Марк Чепмэн 8 декабря 1980 года.
        [8] С 1935 в Канаде имели хождение равноценные купюры в английском и французском варианте.
        [9] Маккензи Морганфиилд - настоящее имя Мадди Уотерса.
        [10] Персонаж «Темной башни» предпочитал, чтобы его называли Джейк.
        Эпилог
        01 ИЮНЯ 1944 ГОДА
        МОСКВА
        Пожилая женщина медленно шла по улице Верещагина. Судя по походке, прогулка давалась ей с трудом.
        - Доброе утро, Тамара Михайловна, - поприветствовал её шедший навстречу мужчина.
        - Здравствуй, Никита.
        - Как здоровье? Давно тебя не видел.
        - Это ты в других местах ходишь. А я сюда, к двенадцатому дому, как на работу, два раза в день, утром и вечером, и в дождь, и в снег. А здоровье? Что здоровье, ноги ходить не хотят, к дождю, наверное. А этот гад хромой всё сюда меня таскает, видать, надеется, что вернутся они, - вздохнув, сказала она и крикнула: - Бублик, зараза, где ты хоть ходишь? Пойдем уже, проверил, и хватит.
        - Ладно, пойду я, работы много. Слышала, салют сегодня будет?
        - Так кто ж не слышал, целый день радио на столбе бубнит: «День победы, день победы». Только стара я по салютам ходить, пускай молодые идут. Бублик! Да где же ты?
        
        МОСКВА
        Постановлением Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 25 мая 1944 г. присуждена Сталинская премия первой степени ... академику Академии наук СССР Баху Алексею Николаевичу ... академику Академии Медицинских наук СССР Энгельгардту Владимиру Александровичу ... за работы по созданию новых лекарственных препаратов ...
        
        МОНРЕАЛЬ
        Birth certifcate
        Quebec
        Surname: Cornflower [1]
        Given name(s): Marina
        Day of birth: Jun 1st, 1944
        Sex: female
        Place of birth: Montreal
        Date of registration Jun 11th, 1944
        Name of father: Andrew Cornflower
        Name of mother: Helen Cornflower
        
        ЮЖНЫЙ ХАДЛИ, МАССАЧУСЕТС
        Mount Holyoke College [2]
        Student list
        ... Cornflower Anastacia...
        
        КЕНИГСБЕРГ
        Приказ
        ... за действия, порочащие звание советского офицера ... арест 10 суток ... Гляуберзонас И.М., майор м\с ...
        Зам. коменданта гарнизона ....
        
        АЛЬБУКЕРКЕ
        Albuquerque Journal
        Real estate ad
        ... house ... Mr Michael Conway phone ...
        
        [1] Волошка - василёк - cornflower
        [2] Да, тот самый колледж, где в семидесятые преподавателем работал один Нобелевский лауреат
        Послесловие
        Спасибо, дорогой читатель, что добрался аж до этого места в тексте. Обычно предисловия и послесловия пропускают, считая, что хорошего в них ничего нет.
        Так что этот кусок для настырных.
        Как я писал, «Елабуга» родилась из чистой визуализации: человек бежит и не знает, успеет ли. Эта книга родилась из случайного сюжетного хода, предложенного Сергеем Тамбовским, который вспомнил о строительстве резервного узла связи в Арзамасе. Позже добавились зеки (которые в реальности в стройке участия не принимали) и образ брошенного в вечность, как бутылка в океан, письма.
        Загадка перешла в продолжение, из побочного сюжета (первоначально планировалось, что осень сорок первого станет прологом, а основное действие переместится в сорок шестой год) стала основным. Персонажи повели себя своевольно и никак не хотели действовать согласно изначальным задумкам. Андрей влюбился и ему стало на всё наплевать, Михаил оказался вовсе не отечественным вариантом Джеймса Бонда, а давал волю эмоциям направо и налево, ошибался и кроил всё под свои амбиции, одна Настя оставалась такой, как и задумывалось: двенадцатилетней девочкой, умной, хитрой и доброй.
        Потом читатели привели Бублика (Hanseat конкретно, страна должна знать своих героев). А я, если кому интересно, кошатник. Бублик получил приз зрительских симпатий и в итоге я уже знаю, как выглядит эрдельтерьер (но заводить собаку не хочу).
        Я путался в возможных разветвлениях сюжета, к тому же, все они рано или поздно кончались очень плохо для всех. В итоге получилось, что получилось.
        В книге много исторических личностей. Персонажи с одними общаются, с другими просто сталкиваются. Но при этом ничего не пытаются менять. Никто не побежал вслед Константину Михайловичу Симонову рассказывать сюжет «Записок Лопатина» и не начал убеждать Юрия Карловича Олешу лечиться от алкоголизма. Я считаю, что так и должно быть. Эти люди прожили свою жизнь, со взлетами и падениями, ошибками и достижениями, и какое право имеют отставной подполковник ГРУ и менеджер рекламного агентства рассказывать им, что правильно, а что нет.
        За сюжетом осталось много чего, что можно было бы включить, но этого не случилось. Арсений Тарковский с больной матерью на шоссе Энтузиастов. Бомба, попавшая в Большой театр и не разорвавшаяся в куче взрывчатки. Вылитый в канализацию спирт на одном из московских заводов. В последних главах не встретились ни с кем из представителей «лейтенантской прозы», меня отговаривали спасать от плена Константина Воробьева - и я согласился. И еще очень много другого.
        Спасибо еще раз, что дочитали до конца.
        Да, как минимум одна загадка осталась неразгаданной, и опять ее загадал тот же персонаж. Будет ли продолжение? Не знаю. Следующая книга (анонс чуть дальше) сюжетно в этой же вселенной, но с другими главными героями. Точно не будет сюжета о Михаиле в стиле Яна Флеминга, ибо не будет.
        
        
        Благодарности.
        Моей жене, которая взвалила на себя вычитку и редактуру, уберегла меня от многих глупостей и сделала эту книгу намного лучше той, чем она могла бы получиться.
        Дмитрию DM - за обложку, моральную поддержку и советы.
        Сергею Тамбовскому - за сюжетные идеи и вселение оптимизма в те моменты, когда его брать было неоткуда.
        Максиму Арху - за неожиданную помощь в трудную минуту.
        Участникам нашей группы в телеграме за поддержку, критику, неоценимую помощь с бэкграундом (Sal, я всё помню) и просто за то, что вы есть.
        Всем, кто искал и находил ошибки, ругал и хвалил.
        Всем, кто читал.
        Анонс
        ЗВУК, КОТОРЫЙ ТЫ ЗАХОЧЕШЬ УСЛЫШАТЬ
        
        Демобилизацию из рядов Советской Армии ему организовали очень быстро.
        Сначала случился праздничный ужин офицеров гарнизона Кёнигсберга тридцать первого мая в честь дня победы. Ясное дело, ужин очень быстро превратился в невообразимых масштабов пьянку, в ходе которой внезапно выяснилось, что генерал-майор Яшкин [1] желает майора медицинской службы Гляуберзонаса в сексуальном смысле. На что майор Гляуберзонас ответил отказом, подкрепленным разбитым лицом генерал-майора. Сгоряча Иохелю Моисеевичу объявили десять суток ареста на гарнизонной гауптвахте, но на следующее же утро майора вытолкали на свободу, потому что надо было срочно оперировать кого-то там, а доверить это могли только вот этому вот майору и больше никому. После чего к Иосифу Моисеевичу подступили работники особого отдела и предложили замять дело. Требовалась сущая ерунда: майор медицинской службы Гляуберзонас должен извиниться перед генерал-майором Яшкиным, на что особый отдел был послан в путешествие в столь интересующий генерал-майора кусок организма. Третьего июня одна тысяча девятьсот сорок четвертого года Иохель Моисеевич Гляуберзонас с гордостью присоединил к своему воинскому званию еще одно: «в
отставке».
        Отдохнув пару месяцев в Арзамасе (проведал маму и сестер ), Иосиф уехал в Москву, где с легкостью устроился на работу в больницу имени Сергея Петровича Боткина. Злые языки рассказывали, что сам доктор Боткин мимо больницы даже не проходил никогда, но работать это не мешало. Наоборот, Иохель даже начал делать какую-то карьеру: сначала стал заведующим отделением, потом его начали соблазнять ребята с кафедры факультетской хирургии и он даже написал три статьи в журнал «Вестник хирургии». Жизнь налаживалась. Один из высокопоставленных пациентов сказал, что лично его очень возмущает отсутствие у такого замечательного специалиста отдельной жилой площади.
        Идиллия прекратилась вскоре после смерти великого сына советского народа Андрея Александровича Жданова в сентябре сорок шестого года [2]. Сначала очередную статью безо каких-либо объяснений не стали печатать в журнале. Потом главный врач придрался к какой-то ерунде и Иохель вновь стал простым ординатором. Секретарь высокопоставленного пациента отменил назначенный прием, на котором должен был решиться тот самый пресловутый квартирный вопрос. Еще немного погодя к Иохелю поздно вечером заехал раввин из синагоги, расположенной в Большом Староглинищевском переулке, которого он очень удачно прооперировал совсем недавно по поводу камней в желчном пузыре и напрямик сказал, что лучше всего Иохелю будет оказаться сейчас где-нибудь подальше от центра, лучше у моря [3]. Гляуберзонас, уже морально готовый к любым неприятностям, внял предупреждению и через две недели устроился на работу врачом в пароходство, в таком знакомом городе Кёнигсберг, за время его отсутствия ставшим Калининградом.
        После короткой стажировки на берегу сначала его пристроили на сейнер, а потом и на сухогруз. Год коротких походов по Балтике, а потом первый отдел дал добро и Иохель получил шанс увидеть, что там творится на другом берегу Атлантического океана.
        
        
        ***
        Стоянка в Гаване ничем не отличалась от таких же в других портах. Иохель в сопровождении корабельного замполита и старшего механика обследовали город, попутно присматривая друг за другом, чтобы никто не поддался на возможные провокации, о чем им долго и упорно рассказывали в каждом порту. Ходили они таким составом постоянно, поэтому каждый знал, что его спутники на провокации не поддаются, к тому же, возможные провокаторы отлично знали, что у советских моряков на такое денег просто нет. Так что Иохель с удовольствием рассматривал достопримечательности, не отвлекаясь на попутчиков.
        Идущий навстречу белый мужчина лет пятидесяти в широкополой соломенной шляпе, цветастой свободной рубахе, ослепительных белых брюках и сандалиях на босу ногу вдруг остановился, удивленно посмотрев на Иохеля, потом широко улыбнулся и прошел мимо как ни в чем не бывало. Советские моряки на него не обратили никакого внимания, здесь так одет был каждый второй, а улыбался - так каждый первый.
        - Олег Михайлович, я в книжный на минутку, - сказал доктор замполиту и кивнул в направлении витрины замеченного им магазинчика.
        - Охота Вам, Иохель Моисеевич, в книжках рыться, - пробурчал замполит. - Идите уже, только недолго. Мы Вас вон там, в теньке подождем, - и показал где.
        Иохель шагнул в темную прохладу букинистической лавки и услышал, как сзади заходит еще кто-то. Шагнув вперед, чтобы не мешать покупателю пройти, он услышал на чистом русском языке:
        - Ну здравствуй, Иохель.
        [1] Опять предупреждаю: всё вымысел. Но для любителей искать "очернителей истории" сообщаю, что я специально изучил перечень абсолютно всех генералов и адмиралов Великой Отечественной, чтобы исключить даже теоретическую возможность совпадения фамилий. Такого генерала в описываемое время в природе не существовало.
        [2] В реальной истории А.А. Жданов умер в 1948 году.
        [3] Если выпало в империи родиться,
        Лучше жить в глухой провинции у моря - ИАБ, «Письма римскому другу»
        
        ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ, "ЗВУК, КОТОРЫЙ ТЫ ЗАХОЧЕШЬ УСЛЫШАТЬ" ЗДЕСЬ Дополнение 1. Персонажи
        Сведения собраны в первых двух произведениях серии, а также получены из надежного источника, находящегося непосредственно в голове автора. Только неисторические личности (из-за этого не включены профессора Бах и Энгельгардт). Возможны спойлеры, так что лучше читать после чтения книги. Список неполный, по требованию читателей может пополняться деталями или персоналиями.
        АНДРЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ВОЛОШИН
        (А), родился двадцать восьмого мая одна тысяча девятьсот восьмидесятого года. Москвич. Сорок лет. Служил срочную службу в армии, воевал в Чечне, будто бы там полюбил стихи Цветаевой. Учился в Первом медицинском институте, бросил учебу на четвертом курсе по неизвестной причине. Сам заявляет, что разочаровался в профессии, хотя и работал фельдшером на скорой помощи несколько лет после этого. К тому же, фельдшером можно работать только после четвертого курса, так что история эта темная. Впрочем, навыки в области медицины есть. После скорой работал поваром в ресторане итальянской кухни, однако, кулинарные таланты не демонстрировал ни разу. Последнее место работы - рекламное агентство, где он получил профессиональные навыки, которые демонстрировал главному редактору “Красной звезды” Давиду Ортенбергу. Родители погибли в автокатастрофе. Разведен. Детей от брака не имел.
        Рост 174 сантиметра, вес 80 килограммов. Цвет волос - темно-русый. Особых примет не имеет. Характер совсем не нордический.
        МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ ЩЕРБАКОВ
        (М), родился восьмого декабря одна тысяча девятьсот семидесятого года. Москвич. Подполковник ГРУ в отставке. Последнее место работы - некая организация, деятельность которой и привела к описанным событиям. По косвенным данным, занимался оперативной разработкой в данной реальности. Прекратил деятельность в организации, попытавшись уйти на вольные хлеба и стать самому себе хозяином. Разведен. Сведения о семье отрывочные и ничем не подтвержденные, даже не слухи, а домыслы, которые я повторять не буду. Обладает некоторыми артистическими способностями, особенно хорошо удаются роли начальников и армейских командиров. Про таких, как Михаил Николаевич, говорят “себе на уме”. Самолюбив. К тем, кого считает своими, относится трепетно. Скрытен, планами своими делится нехотя и предпочитает, чтобы кроме него, полный план не знал никто. Фанатичен в вопросах, касающихся его семьи, для спасения деда, которого он никогда не видел, натворил много такого, чего делать, может, и не стоило. Рост 178 сантиметров, вес - 84 килограмма. Шатен с намечающимися залысинами на лбу, на что, впрочем, внимания не обращает. Особых
примет не имеет.
        АНАСТАСИЯ ИВАНОВНА ТРУХАЧЕВА
        (Н), родилась в одна тысяча девятьсот двадцать девятом году. Полная тезка родной сестры Марины Ивановны Цветаевой, о чем, впрочем, до знакомства с А не знала, да и узнав, не придавала этому никакого значения. Отец Н погиб под Халхин-Голом в 1938 году. Воспитывалась мамой. Умна и хитра не по годам, по словам ее мамы, вертит окружающими как хочет. Любит читать, ее хобби привело к интересным последствиям. Рост 151 сантиметр, вес 36 килограммов. Волосы ровные, темно-русые.
        ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА ТРУХАЧЕВА
        (Е), родилась в одна тысяча девятьсот восьмом году в Полтаве. Мама Н. Фармаколог. Вдова. Муж, Иван Андреевич Трухачев, 1906 года рождения, кадровый военный (звание неизвестно), погиб под Халхин-Голом. Работала в Институте экспериментальной медицины, откуда была эвакуирована в августе 1941 года, оставив дочь у золовки. Последнее место работы - Институт биохимии. Рост 167 сантиметров, вес 57 килограммов. Волосы тёмно-русые.
        ДАРЬЯ АНДРЕЕВНА БУГАЕВА
        (девичья фамилия Трухачева), родилась 15 апреля одна тысяча девятьсот третьего года. Вдова. Муж умер от туберкулеза в 1935 году. Последнее место работы - лаборант в Институте биохимии.Никита Борисикин, возраст - около 45 лет. Председатель жилтоварищества поселка художников. Женат. В молодости вдоволь повоевал в гражданскую, успел побывать соратником Никифора Александровича Григорьева и Климента Ефремовича Ворошилова. Трудоголик. Плохо переносит алкоголь из-за последствий ранения. Увлекается мотоциклами.Надежда Борискина, жена Никиты. С мужем познакомилась еще в Гражданскую. Любит собак. Других сведений о персонаже нет.
        ТАМАРА МИХАЙЛОВНА
        , домработница А и М. Возраст около шестидесяти. Обладает обширными кулинарными способностями. Всегда в курсе всего, хотя предпочитает сведениями не делиться.
        ГЛЯУБЕРЗОНАС ИОХЕЛЬ МОИСЕЕВИЧ
        , врач, 1913 года рождения. Закончил медицинский институт в Каунасе в 1935 году. Эвакуирован из Каунаса с матерью и двумя сестрами в Арзамас, где работал хирургом и врачом скорой помощи. Впоследствии - военврач третьего ранга в медсанбате двести тридцать восьмой стрелковой дивизии.
        БУБЛИК
        . Эрдельтерьер. Возраст неизвестен, но, судя по всему, находится в самом расцвете. Появился ниоткуда (гипотеза замаскированного инопланетного пришельца подтверждения не нашла). Умен. Хитер. Владеет особым стилем собачьей борьбы, позволяющего ему доминировать над всем псовым поголовьем в окрестностях. Сентиментален, хотя умело это скрывает.
        Дополнение 2. Полный текст стихотворения из эпиграфов
        ТОМАС СТЕРНЗ ЭЛИОТ
        ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЬ ДЖ. АЛЬФРЕДА ПРУФРОКА (перевод А. Сергеева)
        S'io credesse che mia risposta fosse
        A persona che mai tornasse al mondo,
        Questa fiamma staria senza piu scosse.
        Ma perciocche giammai di questo fondo
        Non torno vivo alcun, s'i'odo il vero,
        Senza tema d'infamia ti rispondo.
        Ну что же, я пойду с тобой,
        Когда под небом вечер стихнет, как больной
        Под хлороформом на столе хирурга;
        Ну что ж, пойдем вдоль малолюдных улиц -
        Опилки на полу, скорлупки устриц
        В дешевых кабаках, в бормочущих притонах,
        В ночлежках для ночей бессонных:
        Уводят улицы, как скучный спор,
        И подведут в упор
        К убийственному для тебя вопросу...
        Не спрашивай о чем.
        Ну что ж, давай туда пойдем.
        
        В гостиной дамы тяжело
        Беседуют о Микеланджело.
        
        Туман своею желтой шерстью трется о стекло,
        Дым своей желтой мордой тычется в стекло,
        Вылизывает язычком все закоулки сумерек,
        Выстаивает у канав, куда из водостоков натекло,
        Вылавливает шерстью копоть из каминов,
        Скользнул к террасе, прыгнул, успевает
        Понять, что это все октябрьский тихий вечер,
        И, дом обвив, мгновенно засыпает.
        
        Надо думать, будет время
        Дыму желтому по улице ползти
        И тереться шерстью о стекло;
        Будет время, будет время
        Подготовиться к тому, чтобы без дрожи
        Встретить тех, кого встречаешь по пути;
        И время убивать и вдохновляться,
        И время всем трудам и дням всерьез
        Перед тобой поставить и, играя,
        В твою тарелку уронить вопрос,
        И время мнить, и время сомневаться,
        И время боязливо примеряться
        К бутерброду с чашкой чая.
        
        В гостиной дамы тяжело
        Беседуют о Микеланджело.
        
        И, конечно, будет время
        Подумать: "Я посмею? Разве я посмею?"
        Время вниз по лестнице скорее
        Зашагать и показать, как я лысею, -
        (Люди скажут: "Посмотрите, он лысеет!")
        Мой утренний костюм суров, и тверд воротничок,
        Мой галстук с золотой булавкой прост и строг -
        (Люди скажут: "Он стареет, он слабеет!")
        Разве я посмею
        Потревожить мирозданье?
        Каждая минута - время
        Для решенья и сомненья, отступленья и терзанья.
        
        Я знаю их уже давно, давно их знаю -
        Все эти утренники, вечера и дни,
        Я жизнь свою по чайной ложке отмеряю,
        Я слышу отголоски дальней болтовни -
        Там под рояль в гостиной дамы спелись.
        Так как же я осмелюсь?
        
        И взгляды знаю я давно,
        Давно их знаю,
        Они всегда берут меня в кавычки,
        Снабжают этикеткой, к стенке прикрепляя,
        И я, пронзен булавкой, корчусь и стенаю.
        Так что ж я начинаю
        Окурками выплевывать свои привычки?
        И как же я осмелюсь?
        
        И руки знаю я давно, давно их знаю,
        В браслетах руки, белые и голые впотьмах,
        При свете лампы - в рыжеватых волосках!
        Я, может быть,
        Из-за духов теряю нить...
        Да, руки, что играют, шаль перебирая,
        И как же я осмелюсь?
        И как же я начну?
        . . . . . . . . . .
        
        Сказать, что я бродил по переулкам в сумерки
        И видел, как дымят прокуренные трубки
        Холостяков, склонившихся на подоконники?..
        
        О быть бы мне корявыми клешнями,
        Скребущими по дну немого моря!
        . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
        
        А вечер, ставший ночью, мирно дремлет,
        Оглажен ласковой рукой,
        Усталый... сонный... или весь его покой
        У наших ног - лишь ловкое притворство...
        Так, может, после чая и пирожного
        Не нужно заходить на край возможного?
        Хотя я плакал и постился, плакал и молился
        И видел голову свою (уже плешивую) на блюде,
        Я не пророк и мало думаю о чуде;
        Однажды образ славы предо мною вспыхнул,
        И, как всегда, Швейцар, приняв мое пальто,
        хихикнул.
        Короче говоря, я не решился.
        
        И так ли нужно мне, в конце концов,
        В конце мороженого, в тишине,
        Над чашками и фразами про нас с тобой,
        Да так ли нужно мне
        С улыбкой снять с запретного покров
        Рукою в мячик втиснуть шар земной,
        И покатить его к убийственному вопросу,
        И заявить: "Я Лазарь и восстал из гроба,
        Вернулся, чтоб открылось все, в конце концов", -
        Уж так ли нужно, если некая особа,
        Поправив шаль рассеянной рукой,
        Вдруг скажет: "Это все не то, в конце концов,
        Совсем не то".
        
        И так ли нужно мне, в конце концов,
        Да так ли нужно мне
        В конце закатов, лестниц и политых улиц,
        В конце фарфора, книг и юбок, шелестящих
        по паркету,
        
        И этого, и большего, чем это...
        Я, кажется, лишаюсь слов,
        Такое чувство, словно нервы спроецированы
        на экран:
        Уж так ли нужно, если некая особа
        Небрежно шаль откинет на диван
        И, глядя на окно, проговорит:
        "Ну, что это, в конце концов?
        Ведь это все не то".
        . . . . . . . . . .
        Нет! Я не Гамлет и не мог им стать;
        Я из друзей и слуг его, я тот,
        Кто репликой интригу подтолкнет,
        Подаст совет, повсюду тут как тут,
        Услужливый, почтительный придворный,
        Благонамеренный, витиеватый,
        Напыщенный, немного туповатый,
        По временам, пожалуй, смехотворный -
        По временам, пожалуй, шут.
        
        Я старею... я старею...
        Засучу-ка брюки поскорее.
        Зачешу ли плешь? Скушаю ли грушу?
        Я в белых брюках выйду к морю, я не трушу.
        Я слышал, как русалки пели, теша собственную
        душу.
        
        Их пенье не предназначалось мне.
        
        Я видел, как русалки мчались в море
        И космы волн хотели расчесать,
        А черно-белый ветер гнал их вспять.
        
        Мы грезили в русалочьей стране
        И, голоса людские слыша, стонем,
        И к жизни пробуждаемся, и тонем.
        1911

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к