Родина - за нами! Дмитрий Манасыпов
        Победа будет за нами! Всегда и везде! Но что если враг получил временный перевес, если каждый бой последний? Дизель-панк, мистика и эксперимент с альтернативной историей… Середина 60-х годов ХХ века. Война с фашизмом продолжается. Еще не было капитуляции Германии и парада на Красной площади. Противник силен! Против РККА не только танки, самолеты и вертолеты, но даже экспериментальная техника. В секретной лаборатории под Куйбышевом немцы создают смертоносных, почти непобедимых, генетически измененных солдат. Разведывательно-диверсионная группа под командованием капитана Куминова отправляется в оккупированный немцами город. Их задача - доставить биологические образцы из вражеской лаборатории. Задание необходимо выполнить любой ценой, не считаясь ни с какими потерями. Ведь за каждым из них советская Родина!
        Содержит нецензурную брань.
        Родина за нами!
        Глава первая
        'Воинам, призванным вести разведку в глубоком тылу противника,
        Осуществляя там диверсионно-подрывную деятельность,
        Необходимо обладать высоким уровнем физической подготовленности
        И соответствующими психологическими качествами'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Снег под ногами хрустел как-то очень задорно и весело. Как и положено, наверное, вот-вот выпавшему снегу. Идти по нему было одно удовольствие, особенно как шёл сейчас Куминов. То есть, наступая на него не просто подошвами, а новыми подошвами совсем ещё не разношенных унтов. И именно и в этой, такой незначительной детали, тоже крылась немалая доля удовольствия от этого зимнего утра. Оно ведь как, на войне? Радоваться надо тому, что есть, этому утру, здоровому и целому себе и, уж тем более, самой возможности поскрипывать свежим снегом.
        Унты - вообще обувь отдельная, можно сказать, что первостатейная. Оно, конечно, можно носить и замечательные, толстой бычьей кожи, заокеанские ботинки на шнуровке, с меховыми чулками внутри, да с шерстяными носками домашней вязки в придачу. Или, заранее плотно обмотав ногу чрезвычайно плотной зимней портянкой, нацепить щёгольские хромовые сапоги, как постоянный напарник и конкурент Куминова, старший лейтенант Абраменко. А то и вообще, не думая ни о чём, кроме комфорта по минимуму и тепле, нацепить валенки, да-да, именно так.
        Но, скажите, вот на хрена козе баян, когда в каптёрке старшины разведывательной роты нашлось чудо, что сейчас на ногах капитана Куминова? Откуда они там взялись, если не входят в норму вещевого довольствия обычной дивизии? Ответ был Куминову известен точно: бардак. Война и бардак прямо родственники, вот и занесло как-то имущество, направленное на несдающийся Мурманск, к ним. Пропажу обнаружили быстро, но по спискам проходило меньше, чем на самом деле. А старшины, особенно старшины разведчиков, люди хозяйственные, да… И цену такой обувке знают, как и весь личный состав. В унтах-то хорошо.
        И пусть этой паре выпало скрипеть снегом не в занесённых снегом и продуваемых насквозь ветром степях Бурятии либо Хакассии, или среди торосов Арктики, а всего лишь посреди уральского леса. Даже и не тайги, но всё равно - леса зимнего, с сугробами по колено как минимум. Нет уж, дудки, выпендриваться и форсить там, где этого не нужно капитан не любил. Не мальчик уже, не до того. Тем более унты никоим образом не нарушали установленную форму одежды, да и проверки никакой вроде бы не предвиделось. Что-что, а проверки из штаба армии капитан, как и все прочие в полку, не любил. Ну, а раз её не ожидалось, то можно в штаб идти так, как привычно и удобно.
        Снег хрустел, тучи, виднеющиеся в разрывах между плотно стоящими деревьями, наливались тяжелой серостью. Это хорошо, ясное небо в последнее время несло в себе много нехорошего. Тем более сейчас, когда полк перегруппировался. Слухи о наступлении казались не пустопорожними, а это Куминова радовало. Два месяца стояли за линией фронта, лишь изредка выдвигаясь на поддержку обычным пехотинцам. Оно понятно, полк-то не простой, но стоять вот так… тяжело. Капитан радовался хотя бы ходкам на «ту» сторону, случавшимся постоянно, хоть и не очень часто. В их деле застаиваться все равно, что жиром заплывать. А разведчику такое невозможно.
        С веток высокой разлапистой сосны неожиданно слетел белый пласт, запорошив двух бойцов, присевших передохнуть рядом с длинным бревном станкового гранатомёта, что те несли в сторону складов. Оба вскочили, ругаясь и выбросив погасшие папиросы, крутили головами по сторонам, не понимая - как такое могло случиться, если ветра в помине нет? Куминов чуть улыбнулся этой растерянности и тому, как та закончилась. Причина неожиданного снегозашиворотопада важно шествовала по просеке справа.
        «БШМ-55 - 2»[3 - Б(оевая) Ш(агающая) М(ашина) - 55 года - 2-ой модели. Впервые шагающие танки были применены РККА в сражениях за Пермь в 1956-м году. Потребность в появлении подобной техники была продиктована особенностями ландшафта мест ведения боёв за Волгой (Пермь, Башкирия, Челябинск, т.е. - лесостепи с переходом в предгорья) и в Арктике. После удачного боевого «дебюта» были введены повсеместно. Прим. автора.], сразу три штуки, топали к мастерским. Машины лишь недавно прибыли в дивизию, переброшенные с Арктического фронта. Раскраска, хоть и белая, отличалась от привычной для «своих» ходячих танков. Толстые тумбы ног, равномерно печатающие шаг, и кабина-морда водителя, закрытая бронещитом, были белыми с голубыми и черными вкраплениями. Верх обоих башен с толстыми и короткими стволами орудий были полностью белыми.
        Все три «медведя» раньше воевали там, на Севере, где солнце выхватывало посреди ровной поверхности снега и льда лишь черные камни и торосы. Сейчас требовался чуть другой камуфляж, чтобы не так выделялись на фоне леса и предгорий Урала. А когда армия выйдет в заволжские степи, во что Куминов верил свято, тогда окраску вновь придётся менять. Да, для «медведей» лесостепные просторы подходили не так хорошо, как горы.
        Машины казались обманчиво медленными и неуклюжими, верно. И выпустить их в голую степь смог бы лишь конченый идиот. Но на кручах, порой совсем уж серьезных, «мишки» двигались куда лучше любой колесной или гусеничной техники. Не говоря о вьючном живом транспорте. А вооружение, особенно для гор, было совсем серьезным.
        Среди густой чащи эти хорошо вооружённые и защищённые громады тоже были неповоротливы и уязвимы, но раз доставили, то… Наступление не за горами, все верно.
        Заволжье… мечта, пока недостижимая. Туда рвалась душа, туда хотелось попасть и скорей бы. Хотя бы попробовать, хотя бы сделать свой шаг к победе. Уже на памяти самого Куминова прошло десять лет, как войска Уральского фронта постоянно пытались продвинуться вперёд пусть на сто, да что там, хотя бы на пятьдесят километров. И каждый раз умывались кровью, выгрызая немного родной земли.
        Немудрено, если вспомнить - какой ценой далось создание этого, казавшегося невозможным рубежа обороны. Сам капитан, понятное дело, этого момента не видел, мал был тогда. Но вот командир полка, в ту пору уже лейтенант, как-то рассказал. Тогда Куминову хватило немногого, чтобы оценить весь подвиг, совершенный в середине сороковых.
        Москва, стоящая сейчас безжизненным пепелищем, но не сдавшаяся. Сталинград, превращённый в руины, но не отданный врагу. Куйбышев, оставленный армией с ожесточёнными боями, практически стёртый с лица земли, но выполнивший свою роль. Горький, ставший могилой для третьей группы армий вермахта и союзников.
        Огненная стена, прокатившаяся вдоль самой красивой и самой великой из всех российских рек, остановила крестоносный шторм, дала возможность вздохнуть и собрать силы здесь, за Уралом. Если бы тогда союзники могли бы вмешаться, если бы могли… но половина островной Англии была уничтожена в один миг «оружием возмездия», а действия САСШ оказались скованными по рукам и ногам ордой, навалившейся из Латинской Америки и Японией.
        Куминов, видевший съёмку из Великобритании, чуть дёрнул щекой, вспомнив. Что остановило тогда берлинских убийц, почему и по всей его родине не ударили ракетами? Осознание того, что всё превращается в бесплодную и выжженную пустыню? Возможно, что и так. Вместо этого фашистская свора, споткнувшись о Волжский и Уральский фронты, встала в позиционную войну, перед этим всё-таки уничтожив большую часть центральной России. И война затянулась на пятнадцать лет, давшиеся всем сторонам с величайшим трудом.
        Но происходившее сейчас было неизбежно. Противники восстановили собственные ресурсы, и опять пойдёт битва не на жизнь, а на смерть. Там, за океанами, медленно продолжали вырезать друг друга потомки самураев, ковбоев и индейцев, в своё время не остановившиеся. Здесь же, на его, Куминова, родине, ему и его братьям предстояло уничтожить врага. Навсегда, насовсем, полностью.
        Последний «мишка» задел огроменную ель, та толкнула соседку, а снег теперь засыпал Куминова, отогнав непрошеные мысли, настырно лезущие в голову. Думать о возвышенном и героическом если и стоит, так во всяком случае не сейчас. Уж что-что, а про войну, как про сложную, страшную и тяжёлую работу, Куминов для себя уяснил давно. И, в его-то случае, куда уж тяжелее?
        А раз командир неожиданно вызвал к себе во время заслуженного отдыха, так стоило ждать чего-то внеочередного. Вот капитан и решил не забивать голову чем-то сейчас вовсе не так уж и необходимым. И просто похрустел себе дальше, в сторону штабного блиндажа.
        К слову сказать, но когда часть передислоцировали сюда, в этот лес, то, несмотря на имеющийся опыт, он всё же поразился увиденному. Редко доводилось видеть настолько циклопический размах рытья и преобразования земной поверхности в местах расположения пусть и серьёзной, но, в общем-то, очень даже обычной войсковой части. И это было сделано не только для расположения командования полка, шиш.
        Большая часть подразделений моментально оценила сложный вырытый городок и быстро ушла в глубину его землянок и блиндажей, траншей, ходов сообщений и тоннелей, скрытых под брёвнами, маскировочными сетями и бетонными плитами, привезёнными вообще не пойми откуда.
        Куминов дошёл до паутины траншей командного пункта, предъявил часовым свой пропуск. В последнее время немецкие диверсанты все чаще пытались проникать за линию фронта, бдительность в войсках была очень высокой. Его пропустили, и Куминов нырнул под накат из брёвен, укрытый толстым снежным одеялом.
        Миновал просторную землянку пункта радиолокационного наблюдения. Прошёл мимо помещения дежурной смены взвода охраны. Оставил позади приоткрытый проём столовой комсостава. Есть вроде бы не очень хотелось, но так потянуло манящим запахом наваристого и мясного, что поневоле забурчало в животе.
        Куминов, как и большинство разведчиков-офицеров, старался питаться со своими бойцами. Но в «офицерку», где распоряжался огненновзорный усач-кавказец Арслан, периодически заглядывал. Больно уж творчески подходил главный повар полка к своим обязанностям, умудряясь в полевых условиях создавать маленькие шедевры. Чего стоило его харчо, что без стопки водки представить себе было невозможно.
        Кроме этого «джигит» старательно ухлёстывал за всем, не очень уж и многочисленным женским составом полка. Хотя по имеющимся агентурным данным (а как разведчику без них?), на самом деле всё это он делал для поддержания реноме. То есть на людях обладатель гордого орлиного профиля и густейшей чёрной щётки на верхней губе вёл себя, как и полагается уроженцу Юга.
        Ухаживал за каждой по отдельности и за всеми вместе, преподнося военным в юбках ни разу не повторяющиеся оригинальные комплименты и задорно поводя угольными бровями. Закончив же все свои дела, и проконтролировав порядок на вверенной территории, удалялся в собственные апартаменты, которые ему полагались. КУНГ, палатка или отдельная землянка, в зависимости от места дислокации полка. А там, в свободное от дежурств в лазарете время, его всегда ждала скромная и застенчивая блондинка Верочка из Новосибирска. И мало кто знал, а Куминов-то знал это абсолютно точно, что они уже как два года были мужем и женой. Вот такой вот нонсенс.
        Отметив, что после получения либо задания, либо возможно-неожиданного нагоняя от «бати» стоит заглянуть к Арслану - пошёл дальше, свернув в незаметный для непосвящённых ход сразу за пирамидой патронных ящиков. Пригнулся под совсем уж низким косяком, толкнул дверь, и попал в предбанник, плотно заставленный мешками с землёй, из-за которых прямо в грудь входящему упирался страшный ствол «станкача».
        Повторился ритуал с пропуском, бывший постоянным и непоколебимым, прямо как первый и единственный, несгибаемый и усатый кавалерийский маршал Советского Союза товарищ С. М. Будённый. Понятно, что каждого из командиров разведывательно-диверсионных групп полка знали и уважали, но поблажек не делали. Старший прапорщик Баштовой, командовавший штабной охраной, козырнул капитану, пропуская дальше.
        Здесь всё было как обычно за последние три месяца. Прямо у входа сидела за столом пара молчаливых ребят в фуражках с синим околышем, приветственно мотнувших головами. За ними, нахлобучив наушники и подслеповато щурясь, сидел Петя, любимый «батянин» связист и две его миловидных помощницы. За бревенчатой перегородкой громко шумел начальник арттехвооружения полка подполковник Малинин, еле слышно что-то буркал командир разведчиков майор Синицын. Ориентируясь по сладковатому запаху трубочного табака, становилось ясно, что там же многозначительно молчал «смершовец» майор Круглов.
        Также, судя по свежей щепе на досках пола, уже присутствовал старший лейтенант Абраменко в своих щёгольских подкованных сапогах. А свежий запах оружейной смазки для зимнего времени года с головой выдавал нахождение в штабе капитана Иволгина, командира третьей разведгруппы. Тот лишь вчера вечером прибыл в расположение полка из Тобольска, где лежал в госпитале, и утром Куминов застал его за уходом за личным оружием. Командира четвёртой группы, старлея Иванова, не было уже два дня спустя позднейшего расчётного времени прибытия из рейда. И это заставляло нервничать всех его коллег, а также старших офицеров. Но кроме них присутствовал кто-то ещё, как минимум двое.
        Капитан отодвинул в сторону плащ-палатку, закрывающую вход в «кабинет» комполка и оказался внутри. Догадки подтвердились - оба его товарища-командира сидели с правой стороны грубо сколоченного стола, сейчас накрытого зелёной тканью.
        Абраменко, закинув ногу на ногу, покачивал носком хромового, до зеркального блеска начищенного сапога. Форменная гимнастёрка тёмно-оливкового сукна перетянута в тонком поясе и по груди портупейными ремнями. Синие брюки с узким красным лампасом заправлены в те самые щёгольские сапоги. Позвякивающий «иконостас» на левой стороне и всего одна Красная Звезда на правой стороне гордо выпяченной груди. Что поделать, любил командир одной из РДГ[4 - Р(азведывательно) - Д(иверсионная) Г(руппа) - подразделение специального назначения, состоящее из военнослужащих, морально и физически подходящих для проникновения в тыл противника. Основными задачами РДГ являются: добывание информации о противнике и его действиях (различными методами), нанесение ущерба живой и технической силе врага (различными методами). Количество личного состава и воинская специализация каждого - зависит от характера поставленного командованием задания. Подразделения разведки считаются элитой армии. Прим. автора.] полка такой вот незамысловатый выпендрёж, стабильно и постоянно разящий наповал вновь прибывающих медсестёр, радисток и прапорщиц
полковой канцелярии.
        И заставляющий всех солдат-диверсантов, вверенных товарищу старшему лейтенанту под его строгую руку, тянуться вслед за командиром во всём, включая поведение. Иногда это даже становилось предлогом очередной ссоры между разведчиками и пехотинцами/артиллеристами/сапёрами и так далее, смотря кто оказывался в столовой в одно с ними время.
        Флегматичный и практичный Иволгин сиделне выпендриваясь, затачивал бритвенной остроты «ухорезом» карандаши из письменного набора «батяни». Тот имел привычку пользоваться именно ими, нещадно ломал заточенные и каждый раз убирал лишившиеся грифеля назад в стакан. И терпеть не мог, когда кто-то из ординарцев пытался их трогать.
        Исключение составлял Иволгин, в своё время обучавшийся ребёнком в художественном кружке и затачивающий карандаши до остроты игольного кончика. Последний раз он присутствовал на совещании больше месяца назад, после чего загремел в госпиталь в Тобольск. Сейчас работы оказался непочатый край, чем тот и занимался. Но думать, что почти сорокалетний разведчик не слышит и не видит ничего, механически обрабатывая один карандаш за другим, не стоило. Иволгин был старейшим офицером разведроты после командира и занимал свою должность не зря.
        Майор Синицын, командир всех трёх офицеров-диверсантов, невысокого роста сухощавый и подтянутый, сидел рядом с ними. Спокойно попивал крепкий и забористый чай из стеклянного стакана в подстаканнике с эмблемой наркомата путей сообщения, невесть как оказавшегося здесь. Покосился на чуть задержавшегося подчинённого, погрозил ему пальцем, но не сказал ни слова. Хороший был признак, значит Куминов, которого посыльный нашел далеко за пределами расположения роты, не сильно и опоздал. Иначе сейчас «батя» уже поразил бы его громами и молниями полковничьего гнева.
        Рядом с длинным и тощим Кругловым, представляющим на совещаниях СМЕРШ, сидели те самые двое. На мрачную физиономию особиста, украшенную тонким хрящеватым носом и аккуратными усиками, капитан никакого внимания не обратил. Чего на него смотреть, коли и так надоедает хуже пареной репы? Хотя, чего греха таить, работал Круглов на совесть. Но двое рядом были намного интереснее.
        Пожилой мужчина с бородкой клинышком, в круглых очках в стальной оправе и в хорошо пошитом костюме. С галстуком в тон светло-кремовой сорочке под жилеткой, со светлыми металлическими запонками в манжетах, виднеющихся из-под рукавов твидового, в мелкую клетку, коричневого пиджака с аккуратными овалами светлой кожи на локтях. Причёска со строгим, «под политику», пробором. Не дать, не взять, прямо вылитый бывший «всесоюзный староста», чьи портреты Куминов помнил ещё со школы.
        А вот особа, сидевшая рядом с ним, приковала его внимание намного сильнее. Нет, не из-за того, что она была ПРОСТО женщиной. На совещаниях из всех командиров женского пола присутствовала чаще всего лишь начальник полковой медсанчасти, майор медицинской службы Порошнева и начальник столовой капитан Полякова. И странного в этом было мало, больше женщин офицеров в части не случилось. Всё-таки не женское это дело, война. Нет, всё дело оказалось именно во внешности молодой женщины, сидевшей рядом со «старостой».
        Внешность, на взгляд Куминова, была очень даже неординарная, до жути привлекательная и донельзя просто интересная. «Среднего роста, спортивного телосложения, смешанного славяно-азиатского типа» - мысленно и механически отметил капитан, тут же выругавшись на самого себя. Ну, разве это дело, так вот думать про такую красоту? Далеко не типичную и оригинальную, делающую абсолютно понятной слишком уж фотографичную посадку Абраменко и его же постоянное шевеление с целью как можно более громкого позвякивания наградами.
        Густые чёрные волосы, длиной явно чуть ниже плеч, собранные сейчас в хвост на затылке. Большие карие глаза с едва заметным тем самым азиатским разрезом. Смуглая кожа открытого и чуть улыбающегося полными губами лица. Родинка на подбородке. Почувствовав пристальное внимание вновь вошедшего офицера, девушка повернулась к Куминову, в какой-то момент встретившись с ним глазами.
        Взгляд она не отвела и даже еле заметно нахмурила тонкие, вразлёт, брови того же иссиня-чёрного, что и волосы, оттенка. Капитан сморгнул, неожиданно для самого себя покраснел и присел к Иволгину, предварительно повесив полушубок на один из гвоздей, торчавших из бревенчатой стены. И лишь после этого понял, что его чутьё неожиданно подвело, а новых лиц вовсе даже не двое, а целых три.
        За большой картой, установленной на бывшем кульмане, что «батя» перевозил за собой и вокруг которого имел привычку наяривать круги, поругивая подчинённых, кто-то сидел. Две лампы, висевших на потолке и запитанных от дизельного генератора, не давали достаточно света. Потому сидящий в одном из складных стульев человек полностью прятался в густой чернильной тени за картой.
        Полковник Медведев, навис над столом с разложенной картой, буравя взглядом явившегося запоздавшего подчиненного. Кулачищи комполка опирались на столешницу, крытую зеленой тканью, где стояла тарелка с крупно нарезанной колбасой и хлебом, чуть парил из носика чайник, красовались открытая «жестянка» со сгущённым молоком и початая плитка «Золотого ярлыка».
        «Батя» еще раз хмуро зыркнул на Куминова и продемонстрировал ему же громадный литой кулачище. Капитан, скромно пожал плечами, дескать: а чего сразу я? Но оправдываться не стал. Ведь если комполка с ходу не обрушил на него свой гнев в виде несколько этажных и сложно построенных матерных конструкций, то не всё ещё так плохо. Хотя - как знать?
        Полковника Медведева, мрачного исполина с внешностью отпетого душегуба из кинофильмов, в полку уважали и любили. За то, что он начал свой путь лейтенантом мотопехотного, 66-го Благовещенского полка, брошенного в мясорубку у излучины Волги в сороковых. За то, что он в нём же стал командиром через пару десятков лет, пройдя через многое и не забыв ничего. За то, что никогда не бросал своих солдат, даже оказавшихся отрезанными противником. За что ему часто выговаривали в штабе дивизии, неоднократно грозили «съёмом» с должности… Но никогда не снимали.
        Потому как знали: этот, полностью подходящий под собственную фамилию громадный офицер, всегда выполнит возложенную задачу. Равно как и полк, что порой обзывали «диким», разносили на совещаниях дивизии, армии и фронта, нередко наказывали по мелочи и никогда по-крупному, зная: эти ребята свое дело знают и задачу выполнят. Полягут, если нужно, но выполнят.
        И за это все в части готовы были выдержать даже бурный поток мата, к счастью, бывавший редким гостем в речи командира. А если изливался на кого-либо, то только на офицеров. В сторону солдат Медведев себе такого не позволял, считая, что в любой ошибке рядового состава виноват только командир, и никто другой. Потому уживались с ним не все из приходивших вновь офицеров. Большинство просило спустя какое-то время перевода, но зато те, кто оставался, в «бате» души не чаяли. А для выполнения его приказов готовы были пойти хоть в огонь, хоть в воду, хоть в медные трубы. То без разницы, зная - с тыла их всегда прикроет весь остальной полк, а от командования с дивизии - Медведев.
        - Продолжим то, чего так и не начали, - «батя» ещё раз покосился в сторону опоздавшего. - Благо, что товарищ капитан наконец-то соизволил прибыть. Да, Куминов?
        - Товарищ полковник, я… - Тот встал, понимая, что лучше бы молчать, но…
        - Я, я… - комполка нахмурил бровь. - Дальше продолжать?
        Куминов вздохнул, исподтишка глянув на чуть недовольно нахмурившуюся брюнетку:
        - Головка… от кумулятивного снаряда.
        И сел, почувствовав, как вновь смутился. Рядом чуть хмыкнул Иволгин, толкнув его локтём в бок. Абраменко, решивший загоготать, поперхнулся невырвавшимся смехом, незаметно заработав то же самое от Синицына.
        - Итак, товарищи офицеры! - Медведев стукнул кулачищем по столу. Чайник подпрыгнул, а один из кусков колбасы не замедлил воспользоваться возможностью и шлёпнулся прямо на разложенную карту. Почти шлёпнулся. Успел смершовец поймать его в полёте, не дал оставить на бумаге жирного отпечатка. Полковник благодарно кивнул и продолжил:
        - Впереди у нас с вами сами знаете, что. То, чего мы ждём уже много лет, к чему стремимся вместе со всей нашей страной. К чему шли все эти годы, стиснув зубы и зная про зверства, творимые за Волгой. Час близок, дорогие мои товарищи. Но есть несколько закавык, которые могут помешать нашему с вами долгожданному возмездию фашистам. И хорошо, что об этом там, в Новосибирске, знают уже сейчас, а мы с вами можем упредить врага.
        Куминов переглянулся со смершовцем, сделав вопросительные глаза. Тот лишь дёрнул щекой, дескать, ты слушай дальше и поймёшь. Разведчик пожал плечами и повернулся к командиру полка.
        Медведев скользнул глазами по подчинённым и продолжил:
        - Как стало известно Центру, в Куйбышеве, в подземном городе, фашисты проводят эксперименты по созданию очередного «чудо-оружия», которое может позволить им склонить чашу весов в свою пользу.
        Его слова раздались в полной тишине, и сразу же дошли по назначению. Каждый из присутствующих стиснул зубы, мысленно попытавшись понять и осмыслить сказанное. Очередное «чудо-оружие», уже в который раз разрабатываемое хитрым и изворотливым врагом.
        Глава вторая
        'Для выполнения боевых задач разведчик обязан:
        Знать должным образом материально-техническую базу
        Как свою, так противника, умело пользуясь ею в любой ситуации
        Применять знания грамотно и наиболее эффективно'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Чудо-оружие, твою мать… - под нос ругнулся Иволгин.
        В сорок четвёртом, после атомной бомбардировки Англии и постоянной угрозы применения этого оружия в Советском Союзе, войска РККА[5 - Р(абоче) - К(рестьянская) К(расная) А(рмия) - образована в 1918 из разрозненных отрядов «красной гвардии», войсковых частей императорской армии и флота России, принявших цели и ценности вооружённого переворота в октябре 1917-го года (Великой Октябрьской Социалистической революции). Прим. автора.] отошли к Волге, дав возможность и себе, и врагу, сделать передышку, восполняя силы. Тогда и встала линия фронта почти по Уралу, упираясь на Кавказ внизу и на Мурманск на севере. Лишь страх перед полным уничтожением центральной части страны заставил правительство пойти на этот шаг. Нет, не капитулировать, как того хотели бы в Берлине. Отойти, усыпив бдительность противника, стыдясь, сжав зубы отступить. И нанести удар, которого они не ожидали.
        Исследовательский центр в Пенемюнде, находящийся в непроходимых лесах и болотах, был уничтожен в одну ночь переброшенными по воздуху и по воде диверсантами Генерального штаба РККА. Воины, поставившие на кон свои жизни, не вернулись, сгорев в огненном шквале, пронесшемся по всей северной части Прибалтики.
        Диверсанты уничтожили всю материальная часть проекта «Возмездие», а также большинство ведущих учёных, работающих над созданием очередных боеголовок. Тех самых, которых так дожидались хищные «Фау», нацелившиеся на восток. Запасы урановой руды Германия не смогла восстановить по сей день и нацисты отказались от дальнейшей разработки проекта.
        А сколько усилий пришлось приложить главе Наркомата иностранных дел, постоянно мотавшемуся в небе над Европой или Англией. Лишь его талант и убедительность смогли заставить гордых бриттов отказаться от создания и ответного удара атомным мечом по Европе. Правительство же СССР также «заморозило» все работы над схожими проектами. Здравомыслие смогло одержать победу над яростью и жаждой мести. Но война продолжилась, порождая всё новые и новые методы уничтожения противника.
        Тогда же, рискуя также, как и «красные» союзники', служба специальных операций САСШ и уцелевшие оперативники Интилленджент Сервис провели схожую операцию, лишив немцев надежды на восстановление хотя бы материальной базы. В Норвегии, в районе Рьюкан был уничтожен, полностью стерт с лица земли завод по производству «тяжелой воды», так необходимой для реализации атомного проекта Германии.
        Лишившись атомного оружия, нацисты переключились на создание новой базы обычного вооружения и развивали биологические исследования. С одним из результатов последних полку Медведева пришлось столкнуться лично во время битвы за Уфу.
        Немцы, накачанные тогда ещё неизвестным препаратом, шли в бой, не жалея себя. Более быстрые и выносливые, чем красноармейцы, смогли нанести немало вреда, прежде чем основную часть наступающих двух, всего лишь двух батальонов, удалось заманить в ловушку. Там их уничтожили огнём реактивной артиллерии, не дав чудовищам, совсем недавно бывших людьми, прорваться на окраины столицы Башкирского края. Более-менее пригодные для исследований тела были собраны странными военными, оказавшимися на месте боя спустя всего половину суток, загружены в длинные машины-холодильники и куда-то увезены.
        Тех немцев Куминов помнил сам, отбивая их безумно яростную атаку. Несколько фрицев, пробившись через почти кинжальный огонь, израненные, но стоящие на ногах, прорвались. В рукопашной, длившейся всего несколько минут, разведрота потеряла больше половины солдат и двух офицеров. Именно после Уфы, отлежав своё в госпитале и вернувшись в полк, Куминов принял свой взвод.
        Забыть белые от ярости глаза нападавших, их нечеловеческие силу и ловкость… он бы не смог никогда. И, пусть редко, ему даже снилась та самая атака немцев, когда долго ловил одну из чёрных фигур прицельной мушкой своего «Судаева», ругался и всё никак не мог хотя бы зафиксировать безумно быстрый силуэт. А тот становился всё ближе и ближе, и вот уже совсем рядом оказалась мощная фигура в полевом камуфляже егерей, этой элиты гитлеровской армии.
        Куминов смог отмахнуться прикладом, прежде чем острый и широкий, похожий на кинжал, нож распорол рукав его маскировочного халата. Схватку у безумного немца он выиграл, правда, и сам при этом чуть не погиб. Выручило то неуловимое мгновение, когда толстая подошва сапога фрица соскользнула по влажному после прошедшего дождя глинозёму, в котором была вырыта траншея. Куминов успел выхватить лопатку и нанести удар за секунду до того, как в его бедро воткнулось хищное лезвие. Отточенная кромка малой сапёрной вошло в голову противника как нож в масло.
        Но в это время по ноге разведчика, тогда ещё лейтенанта, уже бежали вниз быстрые и горячие струйки. Находившийся рядом Шут перетянул бедро у самого паха собственной портупеей, но всего этого Куминов уже не видел. От кровопотери он ускользнул в голодный и тёмный сон, где мог и остаться.
        В себя разведчик пришёл в транспортном отсеке транспортника «Пе-10», гудевшего винтами, неся выживших на восток, в сторону новой столицы. Лежал, смотря в выкрашенный белой краской металл потолка в салоне просторной металлической птицы, и вспоминал. Этот странный бой, в котором почти две тысячи человек еле управились с семьюстами. Белые безумные глаза немца, который чуть не убил его. Другие, такие же быстрые фигуры в егерской форме, неимоверно быстрыми рывками уходившие с линии огня. И собственный страх, невольно охвативший в какой-то момент. А как было не испугаться непонятного и упрямо идущего на них?
        В госпитале Куминов провалялся практически месяц. Прекрасная немецкая сталь не просто чуть не лишила его жизни. Хирурги провели три операции, чтобы рассеченные сосуды смогли прийти в норму. Потом молодой организм взял своё и он смог наконец-то ходить. Ещё через полмесяца, пройдя восстановительный курс в санатории на берегу Байкала, лейтенант, получивший дополнительную звёздочку и медаль «За отвагу», вернулся в полк.
        А там разведчик Димка Шутяк, ставший сержантом, после радостных приветствий сунул ему в руку, немного смущаясь, тот самый нож. С которым после этого Куминов уже никогда не расставался. Странно? Да ничего странного в этом он для себя не видел. Вот только всегда доводил до конца дело, если приходилось работать острыми пятнадцатью сантиметрами настоящей золлингеновской стали. Хорошо помнил, как сам выжил после его же удара. И нож ни разу не подводил.
        Потом до них довели информацию о том, что немцев, атаковавших их позиции, завязку накачали каким-то хитрым медицинским препаратом. Тот и дал фрицам возможность двигаться быстрее, бить ловчее, выживать после чудовищных ран и не чувствовать боли. Так что с «чудо-оружием» Куминов был знаком не с чужих слов. И сейчас, когда ему вновь довелось про него услышать, невольно закололо в левом бедре, в том самом месте, куда вошёл немецкий нож.
        Вот только какое отношение вся информация про «вундерваффе» имело отношение к разведывательной роте? Хотя… кое-что он уже понял. И командир не преминул подтвердить все куминовские домыслы с размышлениями.
        - К нашему, то ли счастью, то ли наоборот, это не атомное оружие. - Медведев завёл руки за спину и по давней привычке навернул кружок вокруг кульмана с картой. - И мы снова можем иметь дело с какими-то биологическими исследованиями. Не с теми, что полк столкнулся в Башкирии. А вот с чем именно, сейчас расскажет профессор.
        Все повернулись в сторону седого с бородкой. Тот открыл лежащий перед ним серебристый портсигар с витиеватой монограммой, достал оттуда длинную сигарету с картонкой мундштука. Прикурил от бензиновой зажигалки, протянутой комполка, подвинул к себе пепельницу, сделанную из снарядной гильзы, и повернулся к брюнетке-симпатяшке с родинкой. Затянулся, вопросительно прищурился.
        Девушка кашлянула, рукой отмахнулась от густых клубов дыма и начала рассказывать. Ни капли не смущаясь вытаращенных на неё глаз военных, оторопевших от подобной неожиданности.
        Куминов, к примеру, захлопнул варежку лишь после того, как внимательно смотрящий на неё Синицын наступил ему каблуком на ногу. Чуть не взвыл от боли, но собрался с силами и перестал таращиться на красотку как на заморскую чудо-фруктину ананас, что сподобился видеть в госпитале. Мало ли чего не бывает, и с чего вдруг все взяли, что профессором может быть лишь так похожий на Калинина курильщик?
        Учёная говорила не очень громко, но слышал каждый. Куминову, правда, было очень интересно - а что слышно тому, кто скрывается в тени, но вслух этого не сказал. Естественно.
        - Меня зовут Александра Венцлав. Я еще не профессор, но являюсь кандидатом в доктора наука военно-биологического института при академии Генерального штаба народного комиссариата обороны, - девушка чуть запнулась. - Сейчас я посвящу вас в курс того, из-за чего вас всех собрали именно здесь и сейчас. Информация чрезвычайно важная и секретная. По окончанию нашего разговора с каждого из вас возьмут подписку о неразглашении услышанного и полученных инструкций. Ну, а теперь к делу, товарищи командиры.
        Она отпила давно остывшего чая и продолжила:
        - Город Куйбышев ещё в тридцатых-сороковых подготовили к выполнению функции второй столицы. И какое-то время он ей был, во всяком случае, именно в него перевезли основные производства из Москвы и Ленинграда до того, как оба города оказались в блокаде. Дипломатические миссии, часть народных комиссариатов. И так было вплоть до сорок четвёртого года и до бомбардировки Великобритании атомными бомбами. Что произошло впоследствии, каждый из вас знает.
        Так вот, начиная с конца тридцатых годов, под городом велись крупные работы по устройству системы подземелий и бункеров. И в этом нет ничего странного, так как уже тогда разведывательные органы нашей родины знали о ведущихся работах по созданию атомного оружия. Параллельно с работами в Куйбышеве, создавалось особое хранилище на берегах Волги.
        Также в самих Жигулях, прямо напротив одной из пристаней, соединяясь с общей системой убежища с помощью нескольких тоннелей, был организован целый город. Всё это делалось с запасом прочности на случай рассчитанных ударов и со сроком живучести до года в автономном режиме. Воспользоваться им, как сами понимаете, не пришлось. Нам не пришлось…
        Венцлав замолчала, видимо собираясь с мыслями для продолжения рассказа. Военные сидели молча, переваривая только что услышанное. Куминов не был исключением, хоть и не будучи совсем уж удивлённым. Про что-то подобное ему доводилось слышать раньше. По выражению лиц комполка, особиста и командира разведки можно было понять, что информацией они владеют, пусть и не в той же степени, что молодая учёная.
        Да и странно было бы не знать подобное разведчику. Слухами, как известно земля полнится. Пусть Куминов никогда не держал в руках каких-либо планов подземных коммуникаций, не говоря про нанесённые на карты места входов и выходов. Но работу по этому городу, который стал на какое-то время второй столицей страны, вести доводилось. В том числе и работая в «гражданке» на захваченных территориях. Ну-ну, товарищ профессор, дождёмся продолжения? Ожидание оказалось совсем недолгим. Перед тем, как продолжить, сидевший рядом с ней мужчина в очках раздал каждому из присутствующих по картонному плотному скоросшивателю, под завязку наполненному бумагами. Когда он это сделал, профессор Венцлав продолжила:
        - Откройте, пожалуйста, папки. Сразу переверните страницы вплоть до пятой, и посмотрите фотографии на ней.
        Куминов, как и остальные, послушно проделал всё необходимое. На пятой странице было три фотографии. Присмотрелся, и ему стало ясно, что изображено на них одно, и тоже здание, но с большой разбивкой по времени.
        На верхней - небольшой, вероятно светло-кремового оттенка (фотографии были чёрно-белыми) особнячок в два этажа. На второй он же, но явно после нескольких бомбёжек, наполовину разрушенный, покрытый копотью и следами гари. На последнем из снимков, наиболее чётком и явно недавно сделанном, были видны последствия времени. Сам дом практически полностью оказался заросшим крапивой, лебедой по пояс человеку и прочим бурьяном.
        Вполне понятное дело, подумалось ему. Война штука такая… мало что после неё может оказаться целым. Что такие вот дома, что люди… Но времени на лирику не было, и капитан продолжил слушать девушку-профессора.
        - Это один из входов в систему подземного сообщения Куйбышева. Вы понимаете, почему вам это показывают?
        Синицын понимающе хмыкнул:
        - Моим ребятам предстоит в ближайшее время идти в Куйбышев, товарищ Венцлав?
        - Именно, - учёная согласно кивнула, заставив хвост задорно дёрнуться. - Вы абсолютно верно думаете, товарищ майор.
        - Хороша затея, - командир разведчиков чуть побарабанил пальцами по столу. - Все группы должны будут дойти до одного входа? Или пойдёт одна, я что-то не полностью понимаю.
        - Все, Лёш. - Медведев нарезал ещё один круг вокруг карты, заложив руки за спину. - Пойдут все, и группа Иванова, если успеет вернуться… наверное.
        - Что? - Синицын непонимающе посмотрел на «батю» - Как все? Все разведывательные группы? Для чего, позвольте поинтересоваться, товарищ профессор?
        - Вас что-то в этом беспокоит, товарищ майор? - в разговор неожиданно вступил мужчина в очках, до сих пор не произнёсший ни слова. И вновь, на данный момент, закуривший.
        Синицын немного непонимающе посмотрел на него, приоткрыл было рот, но ничего не сказал. Куминов чуть усмехнулся, глядя на эту немую сцену. Либо «староста» действительно не понимал, чем вызвано недоумение командира всей полковой разведки, либо не понимал того, как работает та самая разведка. Да, на дворе не сороковые года, а начало шестидесятых, и война позиционная. Но кадры для армии не растут как грибы после дождя. Не говоря про кадры для того, чем занимался он сам с товарищами.
        Сколько миллионов людей выкосили в стране те самые, первые огненные годы, прежде чем успело подрасти его поколение, и появиться следующее? Капитану неоднократно приходили в голову такие мысли, но даже озвучивать их в компании самых близких - в голову не приходило. Статью за пораженческие мысли никто не отменял, равно как и товарищей секретных сотрудников, то есть сексотов.
        А уж как работали машины НКГБ[6 - НКГБ - Народный комиссариат государственной безопасности. «СМЕРШ» - Смерть Шпионам. Если кто из современных читателей не знает ни названия, ни роли второй из указанных «организаций» в ходе Великой Отечественной Войны, то это плохо. Прим. автора.] и «СМЕРШа» в сложившейся ситуации, когда каждого десятого стоило подозревать в шпионаже, говорить не приходилось. А тут нате, товарищи офицеры, отправляйте на убой сразу всю полковую разведку. Причём одного из тех полков первой линии обороны. То, что идти предстоит на убой, стало ясно сразу после того, как Куминов понял, что фотографии у всех одинаковые. И сложного тут ничего не было.
        Фотографии абсолютно одни и те же. Видят их командиры всех разведывательно-диверсионных групп одновременно с заявлением о том, что пойдут все. Что это может означать? Да только одно, к сожалению. А именно: хорошо, если шансы дойти есть хотя бы у одной. И это, опять же, к сожалению, просчитано задолго до того, как эти самые непонятные личности оказались здесь.
        Куминов встретился взглядом с Иволгиным. Тот вздохнул и пожал плечами. Он-то тоже всё понял, в отличие от Абраменко, который, скорее всего, думал только о том, что будет под Куйбышевым. А не о том, КАК им туда предстоит добираться.
        - Беспокоит меня? - Синицын хмыкнул и сказал всё то, что только что прокрутил в голове его подчинённый. - Да, ещё как беспокоит, товарищ, не знаю уж, как вас там. А ещё волнует, тревожит и куча прочих синонимов, включая нецензурные. Их-то я не произнесу, как бы мне не хотелось. И задачу, которую сейчас мы услышим, мои люди выполнят. Но от этого беспокойство моё меньше не станет. Что там такого, в Куйбышеве, что туда должны пойти все мои парни, расскажете? Ведь не может же быть так, что отправляем мы их за каким-то новомодным фрицевским шнапсом. Каковы шансы, что вернутся хотя бы две группы?
        Профессор в юбке, во время всего этого монолога молчавшая, вздохнула, виновато покосившись в сторону разведчиков. Её спутник поправил очки и затушил сигарету в пепельнице. Жестом, по которому сразу стало ясно, что он нервничает, потянулся ещё за одной, но передумал. Снял очки, начав крутить их за дужку. Посмотрел на лица каждого из разведчиков, и только после этого ответил:
        - Шансов мало, товарищи военные, очень мало. Говорю это вам очень честно, потому что иначе никак. Задача ваша настолько сложная, что её можно было бы назвать невыполнимой. Но она должна быть выполнена, просто обязана, товарищи. То, что сейчас немцы создают там, в подземельях, может привести к очередному перелому в нашей войне. И мы не должны позволить этому случиться, мда. Может быть, продолжим? И тогда все ваши вопросы должны получить свои ответы. Да… товарищ майор?
        Он повернулся к Синицыну, который вопросительно поднял брови.
        - Я всё прекрасно понимаю, и опасения ваши могу разделить полностью. Но поймите, что так надо. И не мне, как вы могли подумать, дескать, мало ли что необходимо этим учёным-зазнайкам, что вы, ни в коем случае. Это нашей с вами родине надо, понимаете? Давайте уже продолжим, перелистывайте, товарищи офицеры дальше, перелистывайте.
        Куминов и Иволгин переглянулись, пожали плечами и дружно перешли на следующую страницу. По коже капитана пробежали мурашки, очень ощутимые мурашки от страха. Следующие фотографии были… узнаваемыми.
        Те самые лица, которые он уже видел. Перекошенные в гримасе ярости и бешенства, с белесыми, кажущимися выцветшими, глазами. Только тут они были не черно-белыми, как фотографии дома на предыдущей странице. Цветные снимки, сделанные каким-то неведомым профессионалом очень четко и с близкого расстояния. Возникало ощущение, что объектив камеры находился практически напротив этих самых людей с гримасами лютой ненависти ко всему вокруг. И это заставляло насторожиться. Ведь согласно информации, доведённой до военнослужащих после результатов исследований, такое было просто невозможно. Немцы, участвовавшие в бое под Уфой, принимали свой препарат непосредственно перед атакой и шли вперёд в начальный момент его действия. Пик приходился на то время, когда они достигали позиций обороняющихся красноармейцев. Почему?
        Куминов прекрасно запомнил то, что действие чудо-сыворотки, или как там назвать то, что принимали безумные фрицы и гансы, было очень кратковременным. Да вдобавок делало сами объекты воздействия чрезвычайно агрессивными и неуправляемыми. И, факт - само немецкое командование опасалось собственного вундерваффе, и это подтверждали пулемётные расчеты прямо за отправной точкой атаки тех егерей. Заградительные отряды, призванные, если что пойдёт не так, просто покосить всех, кто может пойти не в ту сторону. А тут, приходи, кума, любоваться, прямо постановочные фото с композицией и портретами. Что это могло означать? Да то, для себя понял Куминов, что случилось наиболее плохое: немецкие высоколобые нашли возможность контролировать сам этот процесс. Либо…
        - Фотографии сделаны непосредственно в Берлоге, - симпатичная профессор Венцлав произнесла это все также негромко, и опять очень чётко. - В одном из её исследовательских отделов. Не в том, что нас интересует.
        - Где? - Куминов не сдержался. Вероятно, что эмоции, которые появились во время быстрого анализа этих фотографий, отразились на лице. Потому что обращалась она, говоря всё это, именно к нему.
        - Берлога, товарищ капитан. - «Староста», всё же извлёкший следующую сигарету, закурил. «Смершовец» лишь покачал головой, глядя на него. Сам-то он, не смотря на многолетнюю привычку, ещё ни разу не задымил. Стало хорошо заметно, что сигарета подрагивает в пальцах, волновался старик, волновался.
        - Так они называют собственный комплекс. Вроде потому, что как ещё называть здесь, в России, подобное место. Тем более «Волчье логово» у них уже есть. А тут, извольте видеть, логово медвежье. Снимок сделан немецким фотографом, переправлена плёнка к нам агентом. Так вот, товарищи офицеры, те самые солдаты, с которыми вам доводилось уже иметь дело, не самое страшное из того, что там есть. Хотите знать, что там есть страшнее? Перелистывайте страницу.
        Все молчали, и в этой тишине чётко было слышен шелест переворачиваемых страниц в скоросшивателях. Куминов чуть помедлил и сделал тоже, что и остальные.
        Вытянутые худые фигуры, без каких-либо признаков одежды на них. Сплошь покрытые еле-еле заметными серыми наростами, густо покрывающими всю поверхность тела. На первой фотографии они лежали рядком на чём-то типа длинных и металлических столов. Вот они же, только в непонятных, металлических же ящиках, укладываемые в них людьми в прорезиненных балахонах и в масках, полностью закрывающих лица. А вот снимок, где эти непонятные серые доходяги уже стояли на полу большого, скорее всего бетонного, каземата. На третьей фотографии заметно, что съёмка велась через прутья решётки. И в каземате находились не только две странные фигуры.
        Там же камера, делающая подряд сразу несколько кадров, показала красноармейцев. Пленных, в разодранном обмундировании, со следами крови, в бинтах. В руках у каждого были предметы, которыми можно было воспользоваться на поле боя как оружием. Штык-ножи от СВТ и АСД, сапёрные лопатки, артиллерийские банники, ломы и кирки. Огнестрельного оружия Куминов не заметил. Следующие снимки, также делаемые фотографом в автоматическом режиме съёмки, показывали то, что было дальше.
        А был там бой в рукопашную, красноармейцы и эти, серые длинно-худые. Двое против десятка. Фотоаппарат не мог полностью передать ту скорость, с какой двигались противники пленных, но представить её Куминов мог. Результат поединка для него тоже не стал неожиданностью.
        Из двух тварей на момент появления давешних балахонисто-масочных осталось в живых одна. И та явно не оказалась чересчур живой. Либо просто ей не очень дорожили, и расстреляли перед тем, как войти в каземат. Из красноармейцев в живых осталось трое, которых, не в пример твари, убивать не стали. Наоборот, ребят бережно погрузили на носилки и оттащили куда-то.
        Серия снимков на следующих двух страницах была похожа на первую. Отличием были лишь те, кого снимал фотограф. В какой-то момент в тишине, повисшей в блиндаже, раздался странный звук. Как оказалось, Абраменко не выдержал и выскочил, зажимая рот ладонью. Медведев и остальные проводили его взглядами, в которых не было ни капли осуждения. Не за что было судить разведчика, которому стало не по себе от вида четырёхлапой туши, густо поросшей мехом и с головой, больше всего напоминающей голову крокодила. Разве что не такую длинную. А уж если это существо в собственных челюстях держит разорванного пополам человека… небольшого, еще не выросшего человека… странно было бы осудить боевого товарища, который смерть видел в разных видах, но с такой ещё не сталкивался.
        - Ну те-с, товарищи военные, а это всего лишь побочный проект, случайно выстреливший у наших… врагов. Естественно, немцы с их бережливостью рассматривают и этакого уродца как оружие, проводят опыты, пытаются управлять. Запусти нескольких таких к нам в тыл, в аграрные районы, в страду, представляете эффект? - «Староста» обвёл их взглядом. - Продолжим?
        На войне, как… - 1
        Кубань, захваченные фашистами территории (гауляйтерство «Зюйд-Ост»), 195… год:
        Очередь старенького «дегтяря» рассыпалась горохом долго, пока ее не перекрыли несколько гранатных хлопков. Одиночные постукивали еще немного, каратели добивали выживших, пленных не брали.
        Семён, мокрый от пота и вырвавшийся из кольца, привалился спиной к узловатому стволу старого кизила. Жадно хватал воздух широко раскрытым ртом и трясся, смотря на красные ягоды. Кизила здесь, возле Ахтырской, на сопках росло много. Иногда их алая россыпь, порой и не обираемая, усеивала зелень травы красивым сплошным узором. Семён ещё мальчишкой ходил сюда с дедом, собирать их. Давно, полжизни назад, когда вокруг всё было своим.
        Внизу, у подножья взгорка, сухо треснуло. Семён дёрнулся, уставившись в непроницаемую тьму внизу. С вечера навалило туч, низких, плотных, не пропускающих ни луны, ни звёзд. Тогда Аким даже пошутил, что де в такую погоду-то никто их искать не станет, это точно. Какой, дескать, полицай в такую темень в лес пойдёт, где того и гляди ещё и дождь начнётся. Осень ведь накатила быстро, как обычно, вода хлестала сплошной стеной. Так что странно было бы ждать незваных гостей, что любят гулять с собаками по округе. Не говоря про их старших коллег из гестапо.[7 - Гехаймештаатполицай (гестапо, в данном случае - гехаймефилдполицай) - т. н. «политическая полиция», следящая за состоянием духа, мыслей и прочая на территориях, относящихся к Третьему Рейху. Ну и, соответственно, бдящая при всех проявлениях нелояльности… в том числе и того, чем занимались подпольщики, партизаны, разведчики по ту сторону фронта (тут, правда, они пересекались с Абвером, не менее серьёзной структурой) и… евреи с цыганами. Создание таких «санаториев», как Дахау, Бухенвальд, Освенцим и проч., целиком и полностью лежит на совести
руководителей этой структуры. Первым шефом данной организации являлся Генрих Гиммлер. Термин «гестаповец» даже сейчас, в эпоху повсеместной «забывчивости» о том, что творилось на территории СССР в 1941?1945-ом, означает нечто чётко понимаемое и воспринимаемое. Дальнейшие объяснения явно не уместны. Любой может «погуглить», ведь ищущий да обрящет. Прим. автора.]
        Кто же знал, как оно станет на самом деле? Никто, включая самого командира отряда, регулярно получающего все необходимые данные от своих людей в крае. Да и как можно было ожидать такого?!! Семён ещё раз прислушался к звукам вокруг, отхаркнул липкую слюну и чуть расслабился, приходя в себя. Ноги гудели от бега, сердце трепыхалось в груди, отдавая в висках торопливыми ударами молоточков. Руки и те тряслись… то ли от последствий немыслимо быстрого бега, то ли от пережитого страха. Он подтянул ноги к груди, закутался в плотную прорезиненную ткань немецкого плаща, положив короткий, десантный вариант МП-47[8 - MP ?47(Maschinenpistole) - пистолет-пулемет производства рейхс-концерна ЭРМА, калибра 7,92 мм, является удешевленной версией автоматической винтовки Stg ?44 констр. Г. Шмайссера, выпускаемой по прямому указанию А. Гитлера для пополнения и замены устаревшего вооружения на Восточном фронте. По факту - является именно автоматической винтовкой менее лучшего качества, чем оригинал. Именуется ПП исключительно из «конкуренции» производителей. Прим. автора] на колени, и задумался.
        Молодой, но рано поседевший мужчина, один из тех, за чью голову оккупанты готовы были платить большущую премию, сидел в мокрой от прошедшего ливня траве. Ждал, пока прекратит трястись от иррационального безумного ужаса и вспоминал:
        Отряд отошёл на зимнюю базу неделю назад. Организованное в самом начале войны убежище, тогда известное лишь трём лицам краевого райкома и НКВД, постоянно поддерживалось в порядке агентами, оставленными в тылу отходящей армии. Строили, рыли и укрывали его «зэки» из тех, чью судьбу теперь не проследишь и не узнаешь. В борьбе с врагом хороши любые средства, но когда Семён, бывший командиром одной из групп в отряде, узнал про это, то ему стало не по себе. Одно дело, когда землянка, где ты спишь, длинный подземный коридор, или место для засады в холма над дорогой, вырыты собственными руками. И совершенно другое, когда ты узнаёшь, что прямо под тобой могут лежать те, кто всё это сделал.
        Семён никогда не был тонким романтиком. Пусть и переехала семья из станицы в город за три года перед войной, и он даже успел немного поменяться. Но жёсткость и жестокость настоящей жизни Семён знал и по рассказам, и по самой жизни. Переезд и учёба в хорошей школе, вместе с детьми тех, кто работал в горкоме и других организациях, не выветрили ничего из вложенного в голову паренька дедом.
        Тот, потомственный казак-пластун, в семнадцатом как встал на сторону большевиков, так и держался её до конца. И никогда не скрывал от внучат той жестокой правды, что жила в нём. Семён знал многое. Как рубили в плавнях застигнутых «белых» и их семьи, как расстреливали хутора «кулаков», как потом, после Гражданской, ещё долго бурлила и исходила кровавым потом гордая и непокорная Кубань. А рядом, не собираясь ложиться под «красных», бушевал некогда вольный Дон. И когда на его глазах, из подъезда дома, куда семья переехала, вывели и посадили в «воронок» инженера Фроймана - Семён не удивился. «Воронок» потом зачастил к их дому, украшенному лепниной и колоннами, стоявшему на самой Красной. Брали многих, кого ночью, кого посреди бела дня. После, через несколько дней, недель, иногда через пару месяцев, вывозили и семью очередного «врага народа». А на их место, в опустевшие комнаты бывшего «дворянского» дома, въезжали новые жильцы.
        Такие же, как родители Семёна: молодые комсомольцы и коммунисты, дети тех, кто прошёл революцию с двумя войнами, оставил часть себя в кровавых бурях, но не рвался к власти, не шпионил в пользу Англии-Германии-Японии и прочих империалистов. И тогда подросток с станицы не кривил душой и не жалел ни Оськи Фроймана, ни Маши Дёмичевой, ни других новых друзей. Кто же виноват в том, что их папы и мамы не хотели жить в новой стране так, как положено её гражданам. А вот семья Семёна хотела. И он сам хотел.
        Рос, учился, занимался спортом. Прыгал с парашютом с вышки в парке, что начали строить на Старой Кубани. Стрелял в тире, выбивая девять очков из десяти постоянно. Занимался боксом. Собирался идти дальше в институт, учиться, стать инженером как отец. Но пришли немцы, и Семён, на глазах которого люди в мышиного цвета форме расстреляли его маму, когда она пыталась завести в подъезд девочку с шестиконечной звездой на одежде, ушёл в партизаны.[9 - Звезда Давида, Моген Давид (на данный момент нац. символ государства Израиль, наряду с изображением семисвечника) - традиционный атрибут жителей бывшей Иудеи (т. е еврейского народа). На территориях, подчинявшихся фашистской Германии евреи подвергались преследованиям и уничтожению (т. н. Холокост). Данные действия были напрямую спровоцированы Гитлером и его окружением, стремившимся к расовому очищению и созданию истинно арийского государства (при этом забывая, что арии на своём пути прошли всю Евразию, в том числе и нашу с вами Родину). Нашивки с «Моген Давид» обязаны были носить все лица, причисленные к еврейской нации. Информацию про гетто, газенвагены,
лагеря смерти и прочие, связанные с этим моменты, всегда можно найти в Сети. Прим. автора.]
        Десять лет он провёл в собственном крае, скитаясь по лесам и горам как волк. В своей собственной стране, такие же, как он люди, решившие не сдаваться, постоянно защищались. И нападали сами. Расстреливали полицейские участки и войсковые колонны, пускали под откос поезда с солдатнёй и грузами, подрывали здания администрации и гестапо. Семён был одним из немногих, кто продержался так долго. Тех, кто начал воевать с фашистами одновременно с ним, практически не осталось. Облавы, засады, ловля на живца, предатели. Всего хватало в жизни тех, кто решил бороться до конца и ушёл в лес. А сегодня ночью наконец-таки наши и их. И так, что при одном только воспоминании об этом, Семёна снова начала бить крупная дрожь.
        Если бы он тогда не захотел сходить в сортир, если бы не повариха, царствие ей Небесное, Леночка, нажарившая домашних котлет из свежего мяса… Сейчас бы он, скорее всего, был бы уже мёртв, также, как и товарищи, оставшиеся где-то там, далеко.
        Часовых «те» сняли быстро и практически одновременно. Это Семён понимал уже сейчас. Потому что те, кто уничтожил отряд вошли в «городок» отряда сразу и со всех сторон. А тогда…
        На войне твой «ствол» всегда должен быть рядом. Равно как боеприпасы к нему. И уж как ты выберешься из такой ситуации, как сейчас, когда отвыкший за три месяца рейдов по фашистским тылам организм красного партизана негодовал от нормальной еды - твое личное дело. «Революция» в животе и привела к тому, что Семён даже не смог добежать до нескольких отдельно стоящих деревянных «ватерклозетов», как издевательски прозвали их в отряде.
        Сидя в кустах, росших сразу за «его» землянкой, с ПП, прислонённым к стволу ольхи, своей густой кроной закрывающей его от дождя, он был рад тому, что не погнушался когда-то снять с ещё тёплого фрица удобную «сбрую» из кожи и сейчас та не мешала, оттянутая по груди плотно набитыми магазинами. Было немного стыдно за самого себя, но что тут поделаешь, когда вот так вот прихватит?
        Со стороны одного из трёх входов в «городок» неожиданно раздался чей-то безумно дикий крик, зависший на одной высокой ноте и неожиданно резко оборвавшийся. Семён насторожился, чертыхнувшись про себя и на самого себя. Чуть позже раздались первые очереди и взрывы. Что заставило его тогда тихо отползти в сторону и не убегать сразу? Скорее всего, въевшийся опыт войны, подсказывающий - нужно увидеть тех, кто напал, и понять то, что следует ожидать. Не кидаться, очертя голову, в бой до того, как не поймёшь весь уровень опасности.
        Света в лагере естественно не было. Увидеть что-то Семён смог лишь когда начали полыхать, одна за другой, землянки и несколько палаток, стоявших на отшибе. Увидел, не поверил собственным глазам, но всего через несколько минут сломя голову нёсся через лес. Старался убежать как можно дальше, оскальзываясь и растягиваясь на мокрой траве. Потому что на отряд напали не люди.
        Несколько тёмных и гибких пятен мелькнуло в багровом свете от горящего дерева и ткани. Приникших к самой земле, странно отсвечивающих неестественно большими глазами, вооружённых собственным оружием. Семён видел, как две таких твари вытащили из землянки молоденькую медсестру Юльку, опрокинув её навзничь. Как один из них накинулся на неё, рубанув по шее длинной и странно гнущейся рукой. Кровь брызнула таким фонтаном, что даже при скудном свете пожара её было заметно издалека, блеснувшую и немедленно залившую всё вокруг. А потом в широкий красноватый круг света вошёл первый из тех, кто полностью сломал психику партизана.
        Высоченный, широкий как шкаф силуэт в длиннополом, кожаном, мокром от дождя плаще. С небольшим круглым шлемом на голове, чем-то вроде больших мотоциклетных очков на лице, отсвечивающих изнутри зеленоватым светом. С большим ранцем на спине, из которого тянулась, еле слышно лязгая, длинная пулемётная лента. Тянулась она к МГ-50, который верзила играючи перебросил в руках, срезав очередью кого-то из ребят. Семён застыл, глядя на это чудо и чуть было не попал сам.
        Один из первых, низких, может тот самый, что убил медсестру, повёл головой, как будто принюхиваясь. Застыл на месте, повернувшись в его сторону, Семёна, что-то коротко прошипел. Когда рядом с первым здоровяком возник второй, а ствол МГ в его руках повернулся к партизану, столбом застывшему в спасительной темени кустов, Семён еле-еле успел очухаться. Очереди грянули чуть запоздало, когда он уже нёсся вперёд. Бежал, бросив за спиной погибающих товарищей.
        И вот сейчас, сидя на сопке, возможно, той самой, где в прошлой, мирной и доброй (для него) жизни собирал с дедом ягоды кизила, Семён неожиданно для самого себя заплакал. Тяжело, одними глазами, задыхаясь в спазмах сдерживаемых воплей, рвущихся наружу. Ладонью на всякий случай крепко зажал в рот, стараясь не пропустить подозрительного шума. Плакал от собственного стыда, потому что сбежал. От детского страха, который до сих пор жил в нём, когда в голове всплывало запрокинувшееся навзничь гибкое Юлькино тело, из которого бил вверх всё никак не заканчивающийся фонтан крови. Десять лет партизанской жизни неожиданно ушли в никуда, оставив на высоте сопки лишь одинокого и до смерти испуганного маленького ребёнка с автоматом в руках. Дождь пошёл вновь, смешивая капли с каплями слёз, катившихся из глаз Семёна.
        Он не расслышал того, как экспериментальный образец боевого антропоморфного разведчика тихо поднялся по склону. Не заметил того, как невысокое и гибкое существо в собственном природном камуфляже тенью скользнуло к старому кизиловому дереву, приметив врага, чей запах вёл его вперёд, выдавая даже через сильный дождь. Смерть пришла к струсившему партизану лишь спустя неполных пятнадцать минут после гибели тех, кого он считал друзьями. Быстрая и очень болезненная. Как всегда бывает при применении моментально действующего гибрида искусственного и природного ядов, попавшего в кровь с помощью выстреливаемой иглы.
        - Отличный результат, герр Роецки. - Ханс Зиммер, подтянутый и совершенно соответствующий всем параметрам истинного арийца, довольно кивнул, рассматривая пепелище. - Впечатлен, немедленно по возвращению составлю полную докладную записку в Берлин.
        Полномочный представитель гауляйтера Хоффмана, поблескивающий неизменным кожаным плащом, въедавшимся в членов СС второй кожей, покивал еще раз, рассматривая раскладываемые тела партизан.
        Собеседник, выглядящий в плохо подогнанном фельдграу недавно призванным, кивал в ответ. Кепи, чересчур большая, съехала на лоб, по козырьку вниз катились капли дождя, но его это не беспокоило. Герр Роецки, как нельзя больше соответствующий стереотипам о странноватых ученых, ждал появления подопечных.
        - Нельзя ли в следующий раз, герр штардантенфюрер, выпустить ребят без сопровождения егерей и ваших, мм-м, подчиненных? Хотелось бы наблюдать индивидуальные действия и действия в группе с их личными инциативами.
        - Герр Роецки… - Зиммер обернулся так резко, что без слов стало ясно изменение его настроения. - Ваши ребята есть собственность германского духа и торжества нашей науки, и мы ими крайне дорожим. Потому искренне прошу вас, герр Роецки, больше не пытаться заниматься самодеятельностью, как говорят наши русские… хм… друзья. Хорошо?
        Тот кивнул, поспешно и невольно втягивая голову в плечи.
        - Отлично. За такое понимание друг друга разрешаю вам переодеться в более привычную одежду и по прибытию назад вам не придется быть наказанным за срыв запланированной атаки при ранее не оговоренном выпуске ваших… ребят.
        Герр Роецки сглотнул. И… И вдруг радостно, как ребенок, улыбнулся. Зиммер недоуменно шевельнул бровью, но, услышав тяжелые шаги, все понял и оглянулся.
        Штурмовики, взращенные этой странной программой, где участвовал вылитая крыса Роецки, возвращались. И даже штандартенфюреру Зиммеру стало не по себе от зеленоватых бликов за очками-масками.
        Глава третья
        'Среди физических качеств на первом месте стоит выносливость.
        Ведь выполнение практически любой боевой задачи требует от разведчиков
        Совершения марш-броска протяженностью до 30 - 50 километров'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Итак, товарищи офицеры. - «Староста» встал. Снова покрутил в руках очки и водрузил на нос. - Приношу свои глубочайшие извинения за то, что не представился сразу. Данилов, Юрий Сергеевич, все же профессор, давнишний. Сашенька, с вашего позволения продолжу сам, вы же не против? Ну и хорошо.
        Он налил себе воды из графина, стоявшего на тумбе у карты. Отпил и продолжил:
        - Увиденное вами на фотографиях, не самое страшное. Понятно, что существо подобное тому, что вызвало такую бурную реакцию товарища старшего лейтенанта, не может оказаться добрым, мягким и пушистым. Но дело-то в том, уважаемые мои, что всё это отдельные экземпляры, скорее даже, я повторюсь, побочные результаты основных экспериментов гитлеровских учёных. И именно поэтому они не так страшны, как может показаться на первый взгляд. Намного опаснее для нас образцы солдат из второго поколения тех, кто использовал препарат «Берсерк». С теми, с которыми вы сталкивались, справиться было относительно легко.
        - Что? - комполка недоверчиво посмотрел на него. - Что значит относительно легко? Четверть полка положить не за хрен собачий, это, значит, легко? Простите, товарищ Венцлав.
        - Да нет, нет, товарищ полковник, вы уж простите старика, не совсем верно выразился. Я-то понимаю, вам, кто с ними сражался, не говоря о тех, кто погиб, героически и страшно, было непросто. Но вы же не знаете новинок, подготовленных нам, с позволения сказать, коллегами с немецкой стороны.
        - И что именно? - Медведев одёрнул китель, сел.
        - Так вот, товарищи военные, дайте договорить по порядку, и всё вам тогда станет ясно.
        Профессор прикурил свою очередную сигарету. «Смершовец» присоединился к нему, клубы дыма закрутились в свете ламп. Куминов покосился в сторону темного угла, где сидел третий. Вот эта персона занимала его даже больше, чем какие-то там новости.
        Во-первых, за все это время кто-то, сидящий за картой, ни разу не показался. И это нисколько не задевало никого из командиров. Что само по себе было странно. «Батя», насколько знал его Куминов, подобного не любил. А тут, сидит кто-то себе в темноте, лишь пару раз мелькнув абсолютно лысой головой, и ничего. Никакой реакции командования. Как будто и нет его.
        Во-вторых, не было ни ночью, ни днём самолётов, приземляющихся на аэродроме. Полоса, совсем неширокая и недлинная, находилась в километре с небольшим от места дислокации. Каждый раз перед тем, как использовать её по назначению, выгоняли сапёрные танки, и те довольно быстро справлялись со специально устроенным на её поверхности завалом. А уж когда эти большие машины заводили, то это слышала вся разведрота, блиндажи-то находились как раз недалеко.
        В-третьих, раз ничего подобного не было то каким образом они здесь оказались? И не был ли в данном случае кто-то в тёмном углу человеком из Ставки? Рассказы о сложной системе подземных железнодорожных путей, по всей стране, Куминов слышал неоднократно. А если это правда, и в углу сидит какая-то большая «шишка» из Новосибирска, то дело, как не крути, совсем серьёзное. Вот потому капитан-разведчик и прокачивал ситуацию, пытаясь хотя бы что-то понять.
        Тем временем Данилов продолжил рассказ, и он на самом деле оказался очень интересным. И информативным настолько, что в какой-то момент Куминов чётко почувствовал ту самую дрожь, сопровождаемую мурашками по спине.
        - Второе поколение проекта «Берсерк», товарищи офицеры, намного опаснее. В данном случае нацисты пошли совершенно иным путём, пусть и более длительным, но и давшим совершенно другие результаты. Скажем так, нашим упущением, вернее, упущением ваших коллег по ту сторону фронта, стало отсутствие попыток саботировать исследования. Хотя их-то вины тут немного, так как уровень секретности вокруг данного проекта несоизмеримо выше чем доступные нам… Почти.
        После того, как в наш институт попали некоторые результаты из их «Берлоги», стало совершенно ясно, что изначально первый проект был ложным. Вернее, кгхм, как бы точнее выразиться…
        - Нам подкинули ложную цель? - майор Синицын вопросительно посмотрел на профессора.
        - Именно, милейший, именно так. Оба проекта велись параллельно по времени, причём второй «Берсерк», истинный, запустили раньше, да на несколько лет. А именно - его теоретическую часть. Изыскания, проводимые основной группой немецких учёных, легли на стол Гитлера ещё в сороковых годах, сразу после уничтожения того самого центра в Прибалтике, где готовили ядерное оружие возмездия. Обе разработки проходили по линии ведомства СС, той его части, что прикрывается амбициознейшими проектами «Аннэнербе» и «Туле»[10 - * - Сомнения в существовании вышеуказанных структур в Третьем Рейхе не стоит подвергать сомнению. А вот «отделить мух от котлет», т.е. разобраться в правде и лжи - каждый должен позволить себе сделать сам. Прим. автора.]. Именно так, товарищ полковник, к сожалению, именно так.
        - Это же клоунада, Юрий Сергеевич… - пробасил Медведев, глядя на профессора. - Большая часть офицеров пересекалась с теми или иными упоминаниями про эти якобы «ордена». Да что вы, честное слово, это же бред, как чистой воды, так и сивой кобылы. Оккультизм какой-то и прочее.
        - Под Уфой вы столкнулись с нечистой силой, товарищ Медведев? - профессор внимательно посмотрел на комполка. - Или с чем-то, эм… более овеществлённым, так? А это был результат, полученный даже не в основном эксперименте. Да поймите вы, Господи ты боже, товарищи красные командиры, что сейчас я вам говорю о государственной тайне. Как вы считаете, оказались ли бы мы здесь, если бы это было ерундой и полной ересью? Вот то-то и оно, что ни за что. А раз так, уважаемые товарищи военные, так извольте дальше слушать и не перебивать!
        Последние слова были сказаны настолько не вяжущимся с интеллигентным обликом профессора тоном, что Куминов даже вздрогнул. Даже тембр голоса Данилова мгновенно стал другим, жёстким, отдающим сталью.
        'Да уж, - подумалось капитану, - Не знаю, какой там институт, и ходят ли по нему в белых накрахмаленных халатах, но факт, под халатами у них погоны… это как пить дать. А уж у этого, такого доброго на вид профессора на погонах звёзды явно вышитые*[11 - * * - вышитые звёзды присутствуют на погонах высшего командного состава (генералитета). Прим. автора.]"
        - Так вот… - Данилов нерадостно улыбнулся. - В том-то и дело, уважаемые мои товарищи, что в данном случае и мракобесие было применено просто виртуозно. А то как же… ордена, посвящения, шпаги и прочее, северная религия, копьё Лонгина… купились. И не только мы. Все союзники оказались заложниками собственного самомнения, хотя каждый по-разному. Продолжим…
        - Солдаты второго проекта «Берсерк», по имеющимся агентурным данным, добровольцы. В отличие от вынужденных «добровольцев» при полевых испытаниях сыворотки первого проекта. Тех «как бы» поставили в известность о введении им препарата, повышающий устойчивость психики, дающий возможность быть более быстрыми, сильными и так далее. Заметьте, товарищи командиры, это точные данные. От нескольких разных военнопленных, каждый из которых являлся офицером.
        - То есть непосредственно перед началом атаки каждому солдату делали укол? Как такое возможно технически? - Синицын недоверчиво покосился на профессора.
        - Да очень просто, товарищ майор. - Данилов ещё раз невесело усмехнулся. - У нас с вами, вернее, у вас и ваших подчинённых, когда аптечки появились? Правильно, в самом конце пятидесятых годов. А у немцев они были намного раньше, к сожалению, и давно стало привычно делать вакцинации самостоятельно, по команде. Аппараты были привезены в войска быстро, в полном объёме. Чуть позже - розданы офицерам медицинских служб в подразделениях. И с каждого из них, наверняка, была взята подписка о полном молчании. Контроль осуществлялся офицерами СС и собственной службой безопасности Оберкомандо дес Хереес, вот и вся техника. Да это и не имеет никакого отношения к делу, если уж на то пошло. Важнее другое.
        - Каждый из участников проекта «Берсерк-2», назовём его так, вовсе не похож на своих, с вашего позволения, несчастных коллег.
        В их случае боевое безумие, так присущее этим фольклорным персонажам из скандинавских саг, не более чем дань мифам о «великой арийской расе». Эти солдаты, товарищи офицеры, не впадают в боевое неконтролируемое гипер-агрессивное состояние. Фашисты смогли добиться того, что «берсерки» полностью контролируют собственную психику, получая при этом просто выдающиеся физические данные. А данные, к слову, очень потрясают воображение, и вы в этом сейчас убедитесь. Листаем дальше, товарищи, вплоть до страницы номер двадцать.
        Вновь раздался шелест переворачиваемых листов из плотной бумаги. Куминов внимательно посмотрел на фотографии, которые были на указанной странице. Покрутил головой, присвистнул. Посмотрел по сторонам, остановившись на изумлённых глазах Абраменко и недоверчивых Иволгина. Было с чего им становиться такими.
        Пулемёт «МГ-50», пришедший на замену старому доброму «МГ-42», был, конечно, усовершенствован. В том числе и в области калибра, став полным девятимиллиметровым. Конструкция и компоновка изделия немецких оружейников если и поменялась, то не сильно, равно как и вес. Стрелять и с того, и с другого каждому из разведчиков, находящихся сейчас в блиндаже, приходилось. Ничего не скажешь, хорошая машинка, добротная. Как и всё, что гансы делали для нужд вермахта и третьего Рейха.
        Вот только кто сказал бы Куминову ещё с час назад, что МГ-полста может использоваться при стрельбе на ходу и с рук самого пулемётчика - рассмеялся бы, наверное. А вот сейчас смеяться не приходилось, не та ситуация. Нет, поднять и удержать такую вот железную бандуру возможно, тут-то Куминов ничего против не имел. У него самого половина вновь прибывающих солдат группы не упускала возможность сделать фотографию с МГ наперевес, да ещё так, чтобы и ленты на груди крест-накрест висели. А то, каждому хочется быть круче, чем героический и легендарный герой революции матрос Железняк. Но чтобы стрелять, как парни в форме мышиного цвета на фотографиях? Такого он припомнить не мог.
        Отдача при очередях, а очереди были только длинные, свалила бы любого здоровяка из штурмовой пехоты, не говоря про обычного пехотинца, или даже разведчика. А тут нате-ка, полюбуйтесь - идёт себе фриц чуть не строевым шагом и с такого самого хода ещё и стреляет. Причём стреляет прицельно, паскуда тевтонская. Куминов скрипнул зубами, понимая - фигурки в песочной форме на заднем плане, вооружённые карабинами Симонова - пленные. И они-то хорошо показывали, что стрельба по ним велась очень даже прицельная.
        - Понятно, про что я говорю? - Данилов покачал головой. - Идём дальше. На следующей странице те же самые объекты проекта «Берсеркер» в полном защитном обмундировании. Ничего не стоит на месте, товарищи, и у нас в войсках бронежилеты всё-таки стали обыденностью, и состоят на вооружении каждого боевого подразделения. И снова вы сами не дадите мне соврать о том, сколько весят и наши, и немецкие. Тяжелы? Тяжелы, знаю, неудобны. Работы-то по их улучшению мы ведём, конечно, но результаты пока желают желать лучшего. И так же и у противника. А что мы видим на фотографиях? Представляете, товарищи боевые офицеры, каков вес подобного полного комплекта? А также вес боеприпасов и оружия, которые находятся на ближайшем к объективу солдате? И вы же видите, что они не статичны, нет, они двигаются, да ещё как двигаются.
        - Да, тут применены и некоторые другие результаты параллельных исследований, включая гормональную терапию и даже изменение митохондриальных соединений. Но все же!
        Разведчики и командиры, сидевшие за столом, молчали. Что можно было сказать в данном случае? Такое было практически невозможно, но оно было. Возможности этих солдат поражали. На фотографиях было хорошо видно, как один из солдат, с ног до головы практически «закованный» в защитную «броню», играючи перелетал широкий ров, наполненный водой. Или вот, несколько одинаково кряжистых фигур помогали друг другу, помогая преодолеть высокий забор. Или…
        Фотографий было достаточно для того, чтобы становилось ясно - это не блеф. Всё это есть в реальности. Куминову стало страшно, пусть и на, всего лишь, минуту. Но стало. Представить себе, что в том бою против них были не те, пусть и полубезумные и очень странные солдаты, а вот эти… кто его знает, как мог закончиться тот бой.
        - И таких солдат на данный момент у них уже достаточно много, товарищи офицеры. - Данилов постучал пальцем по столу, привлекая внимание. - Естественно, что после получения подобных результатов фашисты не будут прекращать эксперимент, даже наоборот. А вот тут, голубчики, и кроется та возможность, что даёт нам шанс создать то, что не даст шанс воплотить в жизнь идею о целой армии подобных, э-э-э… людей.
        Профессор улыбнулся. И на этот раз без какой-либо заметной грусти.
        - И именно поэтому вы сейчас всё это нам рассказали? - Комполка отложил в сторону скоросшиватель. - Что сможет разведывательная рота там, где нужна бомбёжка авиадивизией? Или применение реактивной артиллерии особой мощности?
        - А вы знаете, где бомбить, товарищ полковник? Или куда направлять машины с реактивными минометами? Они же не в чистом поле, понимаете?
        Медведев замолчал.
        - И как бомбить то, что создавалось как защита именно от атак с воздуха и даже не простыми авиационными бомбами? - Данилов сел. - И ещё, наши враги далеко не дети. Их контрразведка постоянно ведёт борьбу с теми, кто по ту сторону нашего с вами фронта. Неужели, как вы думаете, нужна была бы разведывательная операция силами ваших, и не только, скажу прямо, людей? Обстоятельства таковы, что у нас нет другого выхода, кроме как отправлять в этот рейд, изначально смертельный, несколько групп. И всё это в надежде на хотя бы одну, сумевшую вернуться и принести необходимые материалы для исследований.
        - Каких исследований? - Медведев посмотрел на него. - У вас же есть вся необходимая информация? Есть?
        - Нет. - Девушка, всё это время сидевшая тише мыши, вступила в разговор. - У нас нет образцов конечных результатов. Именно их необходимо доставить в Новосибирск в результате операции. Простейшая вещь - биологические образцы, простейшая…
        - Что? - Медведев недоверчиво покосился на неё. - Какие, к чёртовой матери, образцы?
        - Желательно одного из вот этих самых чудо-солдат. - Данилов посмотрел на него. Без тени улыбки на лице или в глазах. - Даже не желательно, а необходимо.
        Куминов переглянулся с Иволгиным. Вот чего-чего, а такого безумия он услышать не ожидал.
        - И каким же, мать вашу, товарищ профессор, способом мои ребята должны это сделать? - Комполка начал наливаться краской. Пудовые кулаки сжались до хруста, а слова, с лязгом ложащиеся в тишине блиндажа, «батяня» стал выговаривать очень чётко и раздельно. - Как вы себе такое вообще представляете? Проникнуть на территорию за линией фронта, далеко за линией фронта. На защищённый, как мне кажется, на уровне охраны рейхсканцелярии, объект. Где, если судить по фотографиям, находятся те самые «берсерки», каждый из которых, опять же судя по фотографиям, весит как небольшой медведь. Вытащить одного из таких с того самого объекта, который так охраняется. Выйти с территории Куйбышева и вернуться с ним назад, сквозь несколько сот километров, где стоят части ПВО и куда не отправить авиацию. Тут дело даже не в самоубийстве, которое налицо. Дело в безумии самой затеи. Как, скажите мне, товарищ профессор, вот эти самые ребята должны это сделать? Надеть на головы шапки-невидимки, взять волшебную дудку-самогудку или гусли-самоплясы для той самой охраны, а потом сесть на ковёр-самолёт и прилететь с подобным вот
битюгом? Не подскажете?
        Данилов прикурил. Откинулся на спинку стула, обвёл взглядом всех присутствующих и ответил:
        - Сам не подскажу. А вот с вашей помощью, надеюсь, что додумаюсь.
        Глава четвертая
        'Каждый из бойцов РДГ должен уметь:
        Заменить товарища по своей группе
        Зная и владея в нужной мере его военной специальностью'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Куминов стоял на выходе из всей этой системы ходов и блиндажей. Совещание затянулось и уже давно стемнело. Туч незаметно и, судя по звёздам, стоило ждать мороза. Он стоял и смотрел на ночное небо, вслушивался в тишину леса. Вокруг было очень тихо. Караулы давно стали по своим местам. Машины в парке уже не обслуживали. Свободные от службы разошлись по землянкам и блиндажам.
        Абраменко уже ушёл к своему взводу, вместе с начальником вооружения. Было слышно, как они сразу начали ругаться по поводу требуемого назойливым лейтенантом снаряжения. Куминов усмехнулся про себя, понимая, что спор ведётся скорее по привычке. Не тот случай, когда хозяйственный майор начал бы зажимать собственные запасы, далеко не тот. Рядом стоял Иволгин, задумчиво рисующий сломанным прутом какие-то узоры на сугробе. Он повернулся к товарищу:
        - Дела, Коль, эх и дела.
        - Да не то слово. Что-то мне не по себе даже.
        - Ты потише трепись давай, не по себе ему. Все всё понимают, но если наша контрразведка тебя услышит, то…
        - Ничего не будет. - Смершовец возник сзади мягко и незаметно. Для Иволгина, Куминов его приближение успел почувствовать по запаху.
        - Не сейчас. Да и я тоже человек, понимаю… Ну, братья-славяне, чего нахмурились?
        - Шутишь, что ли? - Иволгин сплюнул.
        - Да не шучу, ты уж извини, привычка. Пойдёмте, товарищ пернатый, есть чего сказать. Мне тебе, а тебе мне. А ты, Николай Саныч, воротись назад, будь добр. Батяня тебя там кличет чего-то.
        И он двинулся вперёд, похрустывая снегом. Иволгин вздохнул и пошёл следом. Дожидаться повторного приглашения не следовало. А Куминов, ещё раз взглянув на звёзды, вновь нырнул в полутьму блиндажей.
        Первое, бросившееся в глаза, когда он оказался в «кабинете» командира полка - передислокация сидевшего в углу. Теперь он высился над столом, именно высился, делая далеко немаленького Медведева не таким уж большим.
        Свет лампы отражался от абсолютно гладко выбритой кожи массивной головы. Далеко немолодой, если судить по морщинам на крупно вырубленном лице. Тяжёлый волевой подбородок, небольшие тёмные глаза, практически полное отсутствие бровей. Защитного цвета френч, брюки, аккуратно заправленные в сапоги. Отсутствие каких-либо знаков различия. Из-под полы выглядывала кобура тёмной кожи, а вот оружие в ней, к собственному стыду, капитан не смог распознать.
        - Это новая разработка. - Голос у лысого оказался глубокий, соответствующий внешности. Как будто из колодца, глухой, с еле уловимой хрипотцой. - На вооружение пока не поступила.
        - Что? - Куминов непонимающе уставился на него.
        - Я про пистолет. Автоматический, восемнадцать патронов в магазине, калибр девять миллиметров. Да ты садись, капитан, в ногах правды нет. А что касается пистолета - так ты настолько видимо напрягся и лоб наморщил, что не удержался. Садись, чаю попей и послушай, о чем я теперь вам, с твоим командиром, расскажу.
        Куминов посмотрел на комполка. Тот согласно кивнул, крутя между пальцев уже сломанный карандаш. Капитан сел напротив обоих ученых, молча смотревших на него.
        - Представляться не стану, оно тебе без надобности. А рассказать кое-что занятное расскажу, и тебе, надеюсь, все станет намного яснее. И то, в первую очередь, почему я именно с тобой решил сейчас поговорить. Да ты пей чай, сынок, пей, он и так уже остыл.
        Николай взял полный стакан, который явно дожидался его. Подумал, решил про себя, что вреда от того, что он позволит себе спокойно не то, что поужинать, это хрен с ним, а просто чаю попить - не будет. Подвинул к себе нарезанную, но так и не съеденную, колбасу и хлеб. Смастерил большой бутерброд, и, не смущаясь присутствующих, начал есть. Аккуратно, стараясь сильно не крошить.
        - Ай, прав ты, Сергеич. - Лысый чуть хлопнул широченной ладонью по столу, обращаясь к профессору Данилову. - Хлопец-то само-то, молодцом держится. Небось, уже понял, что его позвали не просто так байки потравить, и расслабился. Ждёт теперь, что будет и спокойно себе колбасу рубает, да, Куминов?
        Капитан пожал плечами. Повода волноваться он и впрямь не видел. Задача командованием поставлена, его дело теперь эту задачу выполнить. Сидя здесь, он её явно не испортит, так зачем суетиться?
        - Ну, тогда и действуй по поговорке: а Васька слушает, да ест. - Лысый широко и по-доброму улыбнулся. - Начнём с того, Николай Александрович, что после того самого боя под Уфой оказался ты в госпитале. И лечился там достаточно долго, после чего отбыл на озеро Байкал в санаторий. И лишь после полного периода реабилитации вернулся в часть, так? Так, так, это я для проформы. А самое интересное в этом знаешь, что? Нет, случай, когда ты трём морячкам кости поломал, мы вспоминать не будем.
        - Что, товарищ полковник, не знали? А что тут такого, па-а-аду-м-а-а-е-ш-ь… товарищ, тогда ещё лейтенант, заступился за девушку. Из тамошнего медицинского персонала, до коей героические морские пехотинцы решили домогаться. Есть, к сожалению, и такое в рядах красноармейцев с краснофлотцами. Товарищ же Куминов, случившийся рядом во время прогулки, за девушку заступился и доказал, какой он настоящий разведчик. Да это и не так уж важно, если не учитывать того, что были те товарищи вовсе даже и не морские пехотинцы. А были они специальными сотрудниками НКГБ, из того отдела, что должны были нашего лейтенанта оприходовать сразу же. Но вот ведь казус-то какой, не вышло у них.
        Лысый хмыкнул, пряча странноватую улыбку и продолжил:
        - А это само по себе весьма, мягко говоря, удивительно, ведь Куминов Николай Александрович хоть и разведчик, но явно не Илья Муромец или Добрыня Никитич по показателям. И даже не Алёша Попович, хотя тот вообще… ещё та хитрая сволочь была, не отличавшаяся богатырским, значит, здоровьем и духом. Но это к делу никакого касательства не имеет. А имеет к делу отношение лишь тот вопрос, согласно которого каким же таким хитрым способом обычный разведчик умудрился поломать трёх «волкодавов», против которых десять таких выпусти, а они справятся… теоретически. И ещё, прошу заметить, будучи при этом раненым, находящимся на лечении. Ответить тебе, капитан, как такое возможно физически?
        Говорящий сделал театральную паузу и хитровато посмотрел на Куминова. Тот пожал плечами и вернулся к чаю, соорудив себе ещё один бутерброд. На этот раз с варёным сгущённым молоком, в качестве десерта.
        - А ларчик-то просто открывается, товарищи полковник и капитан. Товарищам профессорам объяснять не нужно, они-то в курсе уже. Таких, как капитан Куминов, у нас всего пара-тройка человек на сотню. Причём на сотню тысяч. А уж как нечасто получается им себя показать, я и говорить не буду. Что поделаешь, если наш с вами человеческий организм есть такая вот хитрая штуковина. Чего только в закромах его не натырено до поры до времени, и чаще всего вся эта штукенция никак себя не проявляет. Но бывает и наоборот.
        - Пырнул капитана Куминова секретно-важный захватчик ножом, да так, что должен был капитан сейчас не с нами разговаривать, а помереть… но не вышло у супостата. Организм Николая Александровича проявил вполне обоснованную тягу к жизни и извлёк-таки на свет божий из закромов некоторую, с позволения сказать, заначку. А так как у этой заначки состав химический тоже очень хитрый, то из организма выводится он долго. Анализы крови у капитана Куминова в госпитале брали постоянно… после того, как лаборантка, увидев непонятные ей элементы, в отчёте это самое и указала.
        Ученые переглянулись и кивнули. Батя явно насторожился. А Куминов… Куминов доедал сладкое. Лысый складно трепался дальше:
        - Уведомила соответствующие органы, согласно инструкции, которая вроде и не важная, но есть. Давно уже есть, именно на такие случаи, так как грешно таким людям, если они у Родины есть, ей, Родине то есть, не служить. И уж тем более, когда и так на службе человек, подобный капитану, состоит. Интересно тебе, Николай Александрович, слушать? Хочешь дальше?
        Куминов хмыкнул и кивнул головой. Было заметно, что лысому самому очень нравится сидеть и всё это рассказывать. Но где-то глубоко внутри, в самом низу живота, неожиданно ёкнуло. Какие, к чёртовой матери, заначки и закрома? Мужчина улыбнулся, явно заметив всё то, что происходило в голове разведчика, и продолжил:
        - Так что пошли результаты дальше, и туда, куда и должны были прийти. Умница девушка-лаборант оказалась. Придумали потом повод, чтобы повышение ей сделать и премию выдать. За стахановские показатели в работе и как-то там ещё, наверное, этого-то я уже не знаю.
        А за тогда ещё лейтенантом Куминовым стали наблюдать, и даже непросто наблюдать, но даже немного исследовать. Совсем немножко, чуточку практически. И псевдо-морячков потом специально направили, чтобы на результаты исследований посмотреть. Оправдал наши ожидания лейтенант даже не на сто, а на все сто двадцать процентов. Лишил, правда, при этом, отдел сотрудников на пару месяцев… м-да. Ну, да речь не о том. А так как в институте люди не только любознательные, но и ответственные, знающие цену нашего труда перед Отечеством, то мы пошли дальше.
        - И насколько далеко пошли? - Куминов покачал головой, понимая - дальше услышит совсем интересное.
        - Для начала, Николай Александрович, в группу к вам начали направлять пополнение с похожими показателями. В результате вся она у вас теперь такая, и даже те, кто раньше был, оказались очень близкими к вам по результатам. А оно и неудивительно, так как уже давно известно тем, кому должно быть это известно, что вы, такие-то люди, друг к другу сами притягиваетесь. Особенно во время войн и прочего. А теперь, капитан, серьёзно. Повеселил я тебя и хватит.
        - В вашу разведывательную роту, полковник, последовательно переводили людей, чьи показатели несколько выше, чем у других. Сводили в один взвод, где командует капитан Куминов. Убирали тех, кто был средним и обыкновенным. Показатели группы Куминова намного выше других, так? Так. Это вполне закономерно, даже при учёте того, что не было никаких вмешательств в деятельность организмов военнослужащих. Имеющееся внутри каждого из них есть чудо, чудо, намного лучше любых хитроумных веществ, которые умники, подобные профессорам, что сидят напротив, выдумывают в лабораториях. А творимое гитлеровцы там, в Куйбышеве, очень схоже с тем, что есть у нас. И поэтому сейчас мы здесь и говорим о особенностях нашего капитана и его РДГ.
        Именно группа капитана может выполнить эту задачу, которая так необходима нашей стране. И дело даже не в том, что в «Берлоге» сейчас создают тех солдат. Это, в конце-то концов, просто солдаты, которых можно накрыть бомбёжкой, «катюшами» или просто устроить диверсию с применением БОВ[12 - * - Б(оевые) О(травляющие В(ещества). Прим. автора.]. Но сам процесс, запущенный там, может оказаться необратимым. Если что-то пойдёт не так, то вся захваченная территория может оказаться заполненной результатами данного эксперимента. Мы знаем, что нацисты пошли по пути евгеники, применяя хитрую штуку, генную инженерию. И нам нужен образец как ключ к тому, чтобы разработать абсолютное оружие, которые не позволит использовать результаты их опытов как вещество массового поражения.
        Он замолчал. Ни командир полка, ни сам Куминов не сказали ни слова, ожидая продолжения. Оно не замедлило последовать.
        - Профессор, - лысый посмотрел на Данилова, - вам слово.
        - М-да… - тот уже ставшим знакомым жестом покрутил в пальцах очки. Потом закурил, и продолжил то, что стало совсем неожиданным. - Всё сказано абсолютно правильно, верно и так, как должно быть. На самом деле, нам всем необходимо, чтобы операция прошла нормально, с тем конечным результатом, который необходим и который я озвучил. Вы понимаете, товарищ капитан, что от действия вас лично, и каждого вашего подчинённого зависит многое? Сейчас я постараюсь объяснить ещё кое-что, жаль, что не получится наглядно продемонстрировать.
        Он кашлянул, немного нервно побарабанил по столу пальцами. Потом открыл один из скоросшивателей. Подвинул к капитану. Тот посмотрел на самые первые фотографии, те, на которых были серые тощие твари и медведь с головой крокодила. Вопросительно глянул на Данилова, который затушил сигарету и наклонился к нему. Было видно, что учёный волнуется:
        - Вы только представьте себе, что может произойти, если в какой-то момент нацисты решат выпустить этого зверя из логова. Нет, ни конкретно вот этого, товарищ капитан, нет. Страшная, конечно, скотина, но ведь вы не побоитесь со своим автоматом против медведя выйти, если что? Вот именно, и тут в чём-то схожая ситуация. Да, у этого вот существа, к слову, чрезвычайно низкий болевой барьер, можно сказать, что на раны ему начхать. Регенерация, восстановление тканей, то есть, очень быстрая, куда там любому зверю до него. Но ведь одного такого и группа охотников, если будет готова, теоретически положит насмерть.
        А вот представьте, если таких не одна, а тысячи. И вот таких тоже, и таких. И все они бывшие наши с вами земляки, граждане нашей с вами страны. И вовсе необязательно оккупированных территорий. Ведь рассеять контейнер, или несколько десятков контейнеров этой, подобной вирусу дряни, с помощью дальней авиации очень даже возможно. Представили?
        Зачем тратить силы на войну с врагом, который никак не хочет сдаваться, упрямо вставая грудью против танков, если надо, закрывая собой амбразуры ДОТов или кидаясь с голыми руками на штыки? Проще сделать так, чтобы сами себя изнутри уничтожили. Вы ведь видели, как ведут себя те самые солдаты, они же были практически неуправляемы. На одном из участков фронта, где по какой-то ошибке препарат был применён на час раньше атаки - они пошли на своих. Естественно, об этом нам стало известно через разведку с той стороны. Но ведь пошли, понимаете, батальон солдат пошёл на полк позади, по дороге разбираясь между собой. Я видел киносъёмку, сделанную после их уничтожения. В некоторых местах не было белого снега, был лишь красный. Алый от крови. Забросанный человеческими останками.
        Профессор покачал головой, уставившись в точку прямо перед собой. Замолчал, видимо, вспоминая то, что видел.
        Куминов кашлянул, посмотрел на командира. Медведев сидел мрачный, вновь сжав кулаки, но смотрел не на него. Взгляд командира полка был направлен на лысого. Тот спокойно смотрел в ответ, ожидая того, что тот скажет.
        - И давно про это известно?
        - Не очень… - лысый отхлебнул чай из своего стакана. - Можно попросить сделать погорячее? Очень уж он у вас вкусный.
        - Можно. - Медведев жестом остановил капитана, начавшего вставать. - Ты, Коль, сиди, пойду я схожу, сам поставлю. Ординарец у меня спит уже, нечего его трогать.
        Он встал и ушёл за занавеску. Было слышно, как Медведев о чём-то спросил дежурного связиста. Потом чуть лязгнуло, наверное, командир действительно сам поставил чайник на печь.
        - Такие вот дела, капитан. - Лысый повернулся к Куминову. - Понимаешь теперь, какая на тебе ответственность?
        - Понимаю. - Николай потёр подбородок, который уже успел стать колючим. - Я вот чего не понимаю, так это того, как этот самый образец сюда тащить, после того, как мы туда дойдём и проникнем.
        - Хороший настрой. - Профессор Венцлав кивнула головой. - Необязательно тащить целый экземпляр. Достаточно будет взять просто образцы тканей, причём с разных экземпляров.
        - О как. - Куминов восхищённо присвистнул. - С нескольких-то ладно. Мне вот теперь ещё интереснее. А если, ну, мало ли, отрежу и притащу не тот кусок ливера, что надо, мне снова с ребятами туда идти придётся?
        - Нет. - Девушка покачала головой. - Я пойду с вами. Именно для того, чтобы вы не отрезали не тот кусок ливера.
        На войне, как… - 2
        Кавказ, 195… год
        Жгучая нитка трассеров протянулась к нему через пять минут после вышедшего солнца.
        Солнце выплеснулось из-за серого неба сразу. Залило камни, зеленку внизу, блеснуло по речке. Алым и синим облило хребет, идущий справа, резануло лучами по глазам Макара.
        Тот прищурился, ругая самого себя за очки, до сих пор не опущенные. Здесь, на не самой большой высоте, солнце частенько играло на руку вовсе не им. А врагу. Слепило, отражалось от снега, от кристалликов льда между камнями, не тающих с приходом весны.
        Отряд лежал на дневке. Ночевать пришлось здесь же, опасались слежки. Вчера к вечеру перевал затянуло густо-сизым туманом, липнувшим ко всему, не давай рассмотреть хоть даже руку, выпрямленную перед собой. Сходить, сползая вниз, к ущелью и узкому горлу-вхожу в долину, туман начал лишь под утро. И то, до сих пор вязко ворохался под ветром, вырывавшемся из ущелья, уходящего к хребту.
        Ни сам Макар, ни остальные ребята, да и даже командир, не полезли бы сюда, не приключись беды по пути. Отряд явно сдали, их гнали долго, прижимая к речке, ко второй, надеясь на переправу и возможность пострелять в это время. Но командир, Серега Малинин, Малина, не дурковал, хотя родился не здесь и места знал плохо. Малина вел отряд быстрым бегом, переходя на шаг сразу, как отрывались, оставлял секреты, снимавшие то людей, то, куда важнее, псов.
        Малина, натуральный донской казак, рожак станицы под Новочеком-Новочеркасском, немцев ненавидел лютой яростью, такой, что зубами был готов грызть. И убивал без жалости, не разводя интеллигентных мерихлюндий. Пленные? Какие-такие пленные, война вокруг, пленные, придумали тоже… А они наших там что, на курорты отправляют?
        Все знали - на курорты никого не отправляли. А случалось и хуже. Малина, зная о «хуже» многое, видевший своими глазами, уходил, если обсуждали Дон.
        На Дон, после огненной бури на Волге, вернулись старорежимные, беляки, шкуровцы. А их, как часто случается, некоторые даже ждали, кланялись, протягивали хлеб-соль. Эти лютовали куда там немцам, эти вспоминали все, оставшееся за спиной с семнадцатого года.
        Малине говорили, мол, везде такое есть, всюду подлецы найдутся. Малина слушал, кивал головой рассказам о Кубани, о горцах, среди которых отряд обретался частенько и уходил. Веры в людей ни у кого и не осталось, так, на чуть-чуть. Пока их как-то не спас лезгин с аусвайсом.
        Плотный усатый дядька, вывозивший из сельца заготовленные хворост с бревнами, наткнулся на разведгруппу у речки. Отошел помыть руки и, развернувшись, уставился прямо на Малину в пяти шагах и с ножом в руке. Почему командир не бросил нож, не кинулся, по-кошачьи, чтобы перерезать глотку? Даже сам не смог потом объяснить. Вроде как увидел в глазах что-то, мелькнувшее и цепанувшее накрепко. Малина тогда не прогадал.
        Разведгруппа шла четыре пары ног. Пятую, сержанта Бахметьева, тащили на плечах. Сержанта клюнула пуля, следом вторая, натворив дело в ляжках. Он не умер от кровопотери, но идти не мог. А Малина, полгода воевавший с одними и теми же людьми, нарушил все инструкции. Не добил товарища, приказал тащить на себе. А их уже гнали.
        Макар был тогда с ними, и даже видел грузовик усатого, стоявший на краю села.
        Через час они тряслись в кузове немецкой машины, аккуратно заваленные сухими нарубленными ветками, осторожно ели горячую лепешку, переданную водителем и не знали - чем все закончится.
        Закончилось поздним вечером, стареньким доктором-армянином, ночевкой и новой ездой, теперь уже за старыми больничными матрацами. Лезгин отвез их в Кизляр, откуда требовалось перевозить боеприпасы для егерей, стоявших в горной Чечне. Из Кизляра группа вышла к партизанам на Кубани, и, отлежавшись, их снова отправили назад, воевать в горах и предгорьях, к своему отряду.
        Здесь, на выступе скалы, откуда шла дорога на перевал, они оказались не случайно. Отступать все же оказалось некуда, их загнали, а туман дал отоспаться и хотя бы немного восстановить силы. Сниматься следовало прямо сейчас, когда тропка виднелась хорошо, хотя в горы лезть не хотелось. Стальные клинья у отряда имелись, но маловато. Веревок должно хватить, конечно, но теплой одежды почти нет. А больше двигаться некуда.
        Шамиль, проводник из горских партизан, тоскливо косился на хребет, куда им скоро придется карабкаться. Шептал под нос, поминая милосердного Аллаха и не смотрел на Ваньку, атеиста и комсомольца, своего давнего дружка, встреченного у Малины.
        Отряд должен был добраться до грузинских товарищей, передать им новое оружие, гранатометы, и забрать партию английских лекарств, в первую очередь - антибиотиков. Нападать на госпиталя немцев становилось все сложнее. После начавшейся бучи у их союзников, болгар с турками, немцы зверели с каждым днем. А караулы, обыски, облавы и проверки документов усиливали на глазах.
        - Чуют гниды, чье мясо съели, как та кошка… - Малина злился из-за невозможности пополнить каптерку партизанского госпиталя и радовался творящемуся. - Сейчас-то наши начнут, зараз, наступать. Погонют сволочей и в хвост и в гриву, точно говорю, хлопцы.
        Хлопцы соглашались и снова шли в горы, навстречу редким грузинским товарищам, помнившим честь с совестью. Тем перепадало медикаментами из совсем дальнего Закавказья, где турецкие оставшиеся армяне, объединившись с курдской армией, вовсю воевали с османами.
        Курдов снабжали союзники, потрепанные, как и все за двадцать лет войны, но упрямые, как и все англосаксы. Лекарства, частенько, попадали лежалые, когда совсем выдохшиеся, но госпиталю, спрятанному в разросшихся прикубанских лесах и сопках, нужно было все.
        Кубань, Дон, Кавказ, Причерноморье и даже Крым, отрезанный морем и узостью Перекопа, боролись и сдаваться не собирались. Где-то прижимали, остатки отрядов рассыпались и прятались, терпели и снова выходили дербанить и щипать серо-мышиных, считавших себя хозяевами.
        Вот потому отряд и ушел назад, едва вернувшись и продравшись через три кольца облав, искавших его. И попал, как кур в ощип, зацепившись с полицаями на самой границе Веденской волости. Их отжимали все дальше, догнав до предгорья и там они оторвались на полдня, начав забираться все выше и выше, готовясь пойти в снег в одних сапогах. Планом встреча намечалась на равнине, у села Курчалой, но туда отряд не дошел совсем, развернутый ротой фельджандармерии и прилетевшей на выручку двойкой «Драккенов».
        Ну, и вот…
        Трассера протянулись к Макару жгучей ниткой. Он упал ничком, слыша, как те стучат по камням. Следом ухнуло, а вот грохнуло уже рядом. Погоня умудрилась притащить сюда горную артиллерию, не иначе.
        - Готовиться к подъему! - Малина скатился к тропе, выведшей их на этот скальный козырек. - Пулемет сюда!
        Проскакал, не теряя достоинства, Лева Николян, огромный и всегда смеющийся. Поставил МГ-50, разложил сошки и… прижался к камням и зеленым былкам травы, пробивающейся между ними.
        Малина выругался, вцепился в пулемет и резанул несколькими очередями. Макар подтащил ему две оставшиеся коробки с лентами, поставил.
        - Что там, командир?
        Малина не ответил, прищурившись - искал цель. Николяна снял снайпер, и снайпер очень уж хороший, с такого-то расстояния, да с солнцем сбоку, да снизу. Хотя…
        Макар похолодел, видя входное, точно в ребра и слева. Кинулся вниз, прячась за валун. Пуля тонко взвизгнула, прилетев с гряды напротив и срикошетив о каменюгу.
        Ванька, рванувшись к прогалине между глыбами выступов, залег там. Скинул чехол с прицела, нацепил самодельную крышку-козырек, чтобы хоть как-то убрать блик. Замер.
        Стрелком он был, что говорится, от Бога, от коего сам и отказывался. Попадал куда угодно и во что угодно, что точно видели глаза. Чего не видели, но куда дотягивалась оптика, рассматривал и сшибал с первого раза. Стрелял быстро, не ерзая и пыхтя, как второй снайпер отряда, Мишка Боев. Прижимался к земле, к кирпичу, к кустам, к траве, все равно куда, сливался с ними воедино, находил цель и, тут же, не задерживаясь, отправлял пулю в полет. Иногда следом пускал даже вторую, или чтобы наверняка, или по чуть менее важной цели.
        Шамиль, дравшийся и братавшийся с ним лет с пяти, Ваньке завидовал, но даже не ворчал. Как встретились и оказался он приданным отряду Малины, сам собой оказался номером-помощником, таскал патроны, прикрывал тыл друга, рыл, если надо, ячейку и старался не отпускать того одного на охоту за погонами, молниями на петлицах и фуражками, задранными до неприличия.
        Сейчас, тощий и черный, он уже оказался рядом, выглядывая из россыпи мелкой крошки слева и пытался рассмотреть хотя бы что-то на той стороне, на гряде, поросшей кустами и даже распушившейся горной травой.
        Макар, замерший за своими камнями, не шевелился. Прилетевшая пуля заставила редкий раз испугаться, пройдя совсем рядом и почти коснувшись. Он переводил дух и все пытался понять - стоило ли сейчас беречься, или снайпер-немец не дурак и сейчас, меняя положение, еще и ищет новую цель?
        Малине оказалось наплевать. Втершись между тут-там торчавших острых гольцов, грибами вылезших на самом конце подъема из долины, он постреливал очередями, заставлял ползающих внизу немцев искать укрытие.
        - Егерей прислали! - он повернулся к отряду и улыбнулся. - Ишь, какие мы знатные стали, полицаев да полевую серую кобылку по наши души не отправляют, цвет горных частей вон, внизу раком ползает. А, каково?
        Отряд, десять человек, лежащих и выжидающих результат соперничества Ваньки с неведомым фрицем, молчал. Вжимался в едва вылезшие пучки тонких трав, прятался за выступами каменного горла, ведущего вверх и молчал. Смерть, гуляющая по ним через рамку прицела, ни разу не мелькнувшего с гряды, холодила всех. Не боявшихся пускать под откос поезда, в ледяной воде полугорных речек доплывать до мостов и рвать их к чертям, снимавших часового в пяти метров от его напарника, шедших даже раз прямо на пулеметы районного комиссариата, где случайно сгрузили на ночь пять полевых минометов и запас мин. Отряд делал такие вещи не моргнув, но сейчас, вымотанный пятью непрекращающимися днями бега, собравшийся лезть через перевал, дрогнул перед одним единственным стрелком, не побоявшимся забраться на кручу, высившуюся напротив.
        - Шамиль! - Малина повернулся к проводнику. - Я его выманю, а ты веди. Ваня, готов стрелять?
        - Командир… - протянул Петр, обычно молчаливый и не прекословящий. - Я…
        - Приказ слушай, боец! - выплюнул Малина и повернулся, вдруг показав всем самое страшное - пробитое с правой стороны тело. Пробитое выходным отверстием. Малина был уже мертв и знал это.
        Шамиль, ругнувшись под нос, съежился, готовясь к броску.
        Малина, уже бледнея, неудобно повернулся к гряде. Полоснул очередью, второй, третьей. На пятой, не раньше, его перекрыл звонкий хлест винтовки, а Ванька, вросший камень, выбрал спуск на своей.
        Там, на той стороне, вниз тихо улетело несколько камней и вдруг мазнуло красным на руке, вяло выпавшей из-за укрытия. Красное тут же поблекло, впитавшись в камуфлированную обрезанную перчатку, но рука не шевелилась.
        Малина шевелился. Шевелился совсем плохо, моргая левым глазом, заливаемым кровью со лба, откуда та прямо текла из раны, смахивающей на удар стамески, стесавшей лоскут кожи и чиркнувшей по кости, даже белеющей в длинном разрубе.
        - Быстро! - Малина говорил с трудом, сплевывая розово-красную слюну. - Не слышите, что ли?
        Отряд, качнувшийся к нему, замер. Вслушался, ловя любые звуки.
        С ущелья, тихо и коварно, чавкало винтами. Немецкий геликоптер крался вдоль острых скальных зубьев, стараясь не выдать себя раньше времени и подобраться к отряду наверняка, чтобы накрыть одним залпом. Звук пока еще отражался, размазываясь, но ребята подобрались опытные, угадали - что летит по их души.
        Me-55\3, одноместный переоборудованный автожир, легкий и готовый в сборке сразу по выгрузке из транспортника. На эту модификацию, с двумя усиленными движками и даже кое-какой защитой пилота, ставили крылья-пилоны, державшие по два реактивных «фаусттойфелля» и спаренный курсовой МГ-50. Вроде бы немного, но людям, стоящим на пятачке, хватит полностью.
        Хорошо, хоть не «драккен», тяжелые вертушки сейчас если и поднимали, но в десятках километров. Раз немцы кинули вертолеты, то дело швах, а в сети агентов, работающих среди оккупантов, нашлась крыса. Накрывали не просто партизан, накрывали группу, несущую важный груз. Потому и не поскупились на егерей и авиацию.
        - Один выстрел оставьте. - Малина сплюнул и улыбнулся. - Только зарядите сразу, могу не справиться или затяну…
        Они поняли его, не стали тянуть. Прощались, жали руку, наплевав на слабо тенькавшие пули, летевшие снизу. И уходили, чуть шурша падающими камешками. Макар ушел последним, оглянувшись и видя, как Малина снова начал строчить вниз, не давая егерям спокойно переправиться через речушку, прижимая к земле и оттягивая время, когда те смогут вскарабкаться вверх.
        Серега Малинин тяжело дышал, неожиданно сильно устав и жалея, что не попросил свернуть ему папироску. Отрываться не получалось, а целой не было. Закурить, хотя он и не любил, хотелось неимоверно. Особенно слыша уже очень уверенные «чап-чап» винтов, подходивших все ближе.
        Лишь бы не пропустить и не дать сволочуге пальнуть по нему наверняка первым. Лишь бы…
        Серо-зеленоватый автожир выпрыгнул не снизу. Он быстро, заложив опасный крен, рухнул с неба, на ходу выпустив запас правого пилона. Камень вокруг Малины разорвался шрапнелью, полыхнуло, шваркнув его о плоскую скалу справа. Выбило дух и засыпало с головой, заставив звенеть комариным зудом в голове.
        Откуда-то через это назойливое пение дотянулись гулкие хлопки и, открыв глаз, Малина увидел зависший напротив автожир. Узкая пуля обтекателя, осиные стекла и два ствола, смотрящие на него. Пилот крутил головой и уже начал поднимать машину, чтобы перекинуть через узкий коридор, ведущий вверх, куда утопали ребята.
        МГ затарахтели, раскидывая веер пуль, две точно попали в Малинина, отозвавшись в теле какой-то странно тупой болью. Как в дерево засадили, не в него. Он улыбнулся, надеясь, что сможет встать.
        Снизу, отдаваясь эхом, лаяли немцы, перебравшиеся через реку и уже торопящиеся вверх. А он, командир, лежал тут и пытался собрать себя по кусочкам. Стыдно, стыдно, товарищ старший сержант!
        Немец, зависнув еще на немного, повел рычагами управления, задрал нос и плавно потек вверх, гудя самым настоящим шмелем и показав Малине свое незащищенное пузо. Малина, сплюнув тягучей и бесконечной ниткой красного, лег на спину, вцепился в камень и, крича, смог сесть, несмотря на разрывающуюся боль в спине. Вскинул трубу РПГ-2 и жахнул, наплевав на огонь, отразившийся от камня.
        Ему на смерть стало просто наплевать.
        Глава пятая
        'Разведчики могут успешно решать поставленные перед ними задачи
        Только в том случае, если способны самостоятельно принимать
        Решения в соответствии со складывающейся ситуацией'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - С личным составом познакомлю чуть позже. - Куминов покосился на Сашу, как попросила называть себя девушка. - Сейчас мне с вами нужно просто пообщаться. Правда, совсем недолго, время уже позднее… А мы в армии, подъём ранний.
        - Не стоит думать именно так, капитан. - Лысый, возникший рядом словно из воздуха, улыбнулся. - Выход вашей, и не только вашей, группы, послезавтра. С утра никто вас поднимать не будет, если считаете нужным пообщаться с нашей очаровательной учёной сотрудницей, так вперёд. Тем более, что лично я считаю это верным выбором. Задача перед вами стоит тяжёлая, а Александру вам нужно, да и просто необходимо, понять. В отличие от ваших собственных подчинённых, их-то, полагаю, знаете, как облупленных.
        - Спасибо. - Куминов кивнул ему. Повернулся к девушке. - Давайте прогуляемся, если вы не будете возражать. Мороз несильный, а я, если честно, устал в блиндаже сидеть.
        - Хорошо. - Александра покрутила головой. - Куда пойдём?
        - Вон в ту сторону. - Капитан ткнул пальцем в сторону еле видневшейся в лунном свете открытой поляны. - Под руку меня возьмите, чтобы ноги не переломать. Я тут уже наизусть всё знаю, а вот вам явно неудобно будет.
        - Эх, молодёжь, молодёжь… - лысый улыбнулся. - Всё бы вам романтику, прогулки под луной, стихи Блока там…
        Куминов не стал отвечать, просто повернулся и пошёл в указанную им самим сторону.
        Полная луна мягко заливала лес голубоватым светом. Высокие ели и сосны, казались в нём сказочно красивыми. Да и всё остальное, чего касалось своими прозрачными лучами лунное серебро.
        Вон, чуть в стороне от основной тропинки, которую бойцы втихомолку именовали «проспектом Ильича», спрятались два КВ-5 из охранения штаба полка. Грозные боевые машины, повергающие в страх противника, сейчас казались странным образом перенесёнными сюда военно-морскими бронированными судами. Грозными и страшными для врага, разумеется, судами. Часовые в тулупах и ушанках, попарно ходившие мимо них, напоминали Куминову, любившему в детстве читать Андерсена, зимних троллей, оказавшихся здесь по ошибке.
        Странные чувства вызывала эта спокойная красота у еще очень молодого разведчика-ветерана, идущего под зимним небом с совсем незнакомой девушкой-ученым. Вроде бы, что такого в скоплении военных людей и техники зимой, да под луной? Так ведь нет, есть что-то особенное, неуловимое и пробирающее до глубины души. Романтиком себя Куминов никогда не считал, на красоту внимание обращал, конечно, но не часто. Но последние полгода стал ловить себя на мысли о постоянном желании поймать взглядом такое вот… ну, уловить что-то незначительное и прекрасное, закрепить в голове, запомнить. Совсем как сейчас.
        Куминов смотрел на звёзды и хотел смотреть на них иначе. Сколько угодно долго, не думая о том, что вот так, расслабленно и наслаждаясь их красотой, он, возможно, стоит в последний раз. Эта чёртова война, длившаяся так долго, стала привычной. Но он хотел бы закончить её, чтобы эта сука не досталась другим, спокойно спящим там, за Уралом, у мамки под боком. Ему очень сильно хотелось закончить её, осознавать факт того, что всё осталось позади. Очень хотелось… Написав где-нибудь в Берлине: ВНЕШНИМ ВИДОМ СТОЛИЦЫ ВРАГА ПОЛНОСТЬЮ УДОВЛЕТВОРЁН. И он знал, что так и будет, и никак больше, только так.
        - Капитан? - Саша, молча идущая рядом, нарушила тишину первой. - Вы вполне обоснованно переживаете сейчас за группу, так что поделаешь? Придётся вам меня тащить с собой.
        - А почему вы так считаете? - Куминов чуть глянул на её профиль, чётко обрисованный лунным серебром. - Я ни слова ещё не сказал, тем более что есть приказ.
        - Что и зачем тут говорить? - Девушка чуть улыбнулась. Самым краешком губ, слева. - Всё прекрасно понимаю. Думаете, я бы хорошо себя ощущала, если бы вдруг в мою лабораторию зашли вы с подчинёнными и заявили, что прибыли помогать мне в работе с вирусными культурами, к примеру? Точно также, понимая, что это приказ, делала бы что умею и злилась про себя. Постараюсь не быть совсем уж большой обузой. Я ведь нормы Осоавиахима всегда сдавала легко. И пока училась, занималась атлетикой, лыжами, стрельбой. Самбо немного знаю.
        Куминов хмыкнул. Подумал, хмыкнул ещё раз и двинулся в сторону ближайшего «КВ». Подошёл, пожал руку часовому, тут же тактично отошедшему. Махнул девушке, подзывая её к себе.
        - Вы знаете, что это?
        - Да. - Было слышно удивление в голосе. - Тяжёлый танк «Клим Ворошилов», пятой модели. Вооружение…
        - Не надо мне рассказывать его ТТХ. - капитан улыбнулся. - Рад, что вы действительно готовились ко многим вещам. Вопрос в другом, уважаемая спортсменка, комсомолка и настоящая красавица Александра, совершенно в другом. Я и близко не предполагаю, что такое вирусные культуры, из культур разбираюсь разве что в плодово-ягодных и прочих сельскохозяйственных, и то из-за детства в колхозе. Но соваться в них самостоятельно точно бы не стал, даже если бы знал теорию на отлично, но не имел практики. Да, вы пойдёте в составе моей группы, действительно наиболее опытной и успешной из всех не только в нашем полку, но и в дивизии как минимум. Но это так, для страховки. Знаете, Александра, от чего никто нас с вами не застрахует?
        - Нет… - она насупилась, глядя на абсолютно спокойного Куминова. - Подскажете?
        - Ну, а чего не подсказать-то? - тот кивнул головой. - Я не зря подтащил вас к танку. Это наша боевая машина, прекрасный и незаменимый помощник пехотинца на поле боя. И очень страшная вещь, очень. Понимаете, о чём я? Орудия, пулемёты, усовершенствованный дизельно-комбинированный двигатель, широкие траки, довольно высокая скорость. А броня! Немцы этих машин боятся и всегда боялись.
        Куминов выдохнул, вдруг поняв - шпарит он казенными сухими фразами, да еще так же героически, как в сеансах кинохроники. Нехорошо, товарищ капитан, девушка же…
        - Понимаешь, Саша, у немцев хватает своей бронетехники, всякой разной. Есть, например, «Белая пума», слышали? Нет? А я вам расскажу, потому как каждый разведчик должен знать своего врага.
        А эта машина, вернее, бронеавтомобиль, входит в состав злейших наших врагов. У нас - БРМ и БРДМ, у них - «Пума», к примеру. Высокий дорожный просвет, покрышки с самогерметизирующим составом внутри, броня в несколько миллиметров, устройство радиолокационного, шумового, теплового и ещё бог его знает какого поиска. А также несколько прожекторов и, самое главное, пулемёт калибра девять миллиметров у стрелка-радиста и двенадцати миллиметровая бандура в башне. Которая, к слову, вертится на триста шестьдесят градусов. Уровень проходимости чудесной ганцевской бибики - как у наших разведывательных машин. Объяснить, к чему всё это? Запросто, да прямо сейчас.
        Куминов подошёл поближе к девушке. Посмотрел в тёмные глаза, блестящие в лунно-звёздном свете, нахмурился.
        - Там, за линией фронта, на ничейной полосе, они курсирует как литерные поезда, туда-сюда, туда-сюда. Там целые охотничьи своры немцев, и не только на них. И все они там только и ждут момента, чтобы поймать нашего брата. А вы мне тут про атлетику…
        Можете представить себе, как убегать от такой вот, пусть и не такой огромной, железной машины? Да вдобавок, лупят по вам из крупного калибра, а? И не приведи Господи в такой ситуации нам с вами оказаться, это же провал задания, сразу. Но если что… можете? Понимаете, говорите, меня…
        Куминов покачал головой, глядя на нее. Приказы, приказы, задания. Ну, скажите на милость, какой такой приказ заставляет её идти? У них что, больше не было никого в институте, что ли… или?
        - Стоп, машина… - он подошёл к ней ближе. - А скажите-ка мне, Александра, у вас разве мужчин в институте нету?
        - Есть. - Даже при лунном свете стало заметно, как на её лице заиграли желваки. - А что такое?
        - Вы такая же, как я? - капитан внимательно посмотрел в глаза собеседницы. Та не отвела их, кажущихся такими чёрными ночью. И еле заметно кивнула головой. - Ясно…
        Он задумчиво повертел головой и направился в ту сторону, куда и шёл. Венцлав чуть пожала плечами и двинулась следом.
        В молчании они шли недолго.
        - Расскажите мне, пожалуйста, про этих самых фрицев. Фотографии фотографиями, но хотелось бы конкретнее немного знать - что нас ожидает. Расскажете?
        - Конечно, только есть условие.
        - Молчать? Так оно и ежу понятно…
        - Нет. - Венцлав чуть улыбнулась. И снова одними кончиками губ. - Прекратите мне «выкать» и называть Александрой. Я же просила называть меня Сашей. Хорошо?
        - Да. - Капитан оглянулся вокруг. - Пойдёмте… э-э-э, пошли вон в ту сторону. Не замёрзла?
        - Нет. - Саша поправила шарф крупной вязки, крепко обмотанный поверх отложного воротника овчинного полушубка. Притопнула практически такими же, как и у Куминова, унтами и развела руки в сторону. Вроде как: а с чего бы мне мёрзнуть, капитан?
        - Ну да. - Куминов крякнул и пошёл к блиндажу собственного взвода.
        У входа в небольшую траншею находилась «курилка», устроенная посередине трёх лавок, оббитых войлоком. Он сел на одну и похлопал ладонью, приглашая девушку присоединиться.
        - Что именно ты хочешь узнать?
        - Оно вроде понятно насчёт того, что эти самые фрицы не совсем обычные. Вот только и мы с тобой вроде как не совсем стандартные люди. А что в этих-то такого, раз позволяет сигать через рвы обвешанными железом? Это к примеру.
        - Хороший вопрос… - Саша сняла вязаную рукавичку и запустила руку в карман полушубка. Достала пачку «Столичных» и зажигалку, посмотрела на капитана. - Не против?
        - Да нет. - Куминов повёл плечами. Сам он не курил, дыма не очень любил, но на свежем воздухе тот его абсолютно не раздражал. - Кури, если хочется.
        - Сам не куришь? - девушка щёлкнула колёсиком зажигалки.
        Фитилёк, пропитанный бензином, вспыхнул еле заметно. Саша прикрыла его ладонями, и погасила сразу же. Сигарету зажала в кулаке, на что Куминов одобрительно поставил плюс про себя. Может она и правда будет не такой уж и обузой, как подумалось сначала. Во всяком случае, многие из пополнения новобранцев, да и многие из тех, кто служил за линией фронта, простую истину о вреде курения ночью из-за снайперов проверяли собственными продырявленными головами. А тут на-ка, посмотри, абсолютно привычным жестом это делает девчонка.
        - Не курю. Это вредно при моей воинской специальности. - Куминов подумал, глядя на явно заинтересовавшуюся собеседницу, и нехотя продолжил. - Во-первых, просто вредно для здоровья. Дыхалка, кровеносная система, они разведке необходимы в первую очередь. Во-вторых, вредно для обоняния, это очень важно. Сильные запахи я чувствую издалека, а хороший «ловец» с той стороны - ещё лучше. Меры противодиверсионной деятельности есть разные, и лучше не курить, чтобы ни себя не выдать, ни самому кого близко не подпустить. Как-то так.
        - Ясно, просто и доходчиво. Попробую тоже также объяснить насчёт немцев. Так вот… - Саша посмотрела на небо. - Слушай, товарищ капитан, оно важно…
        Час назад ты узнал, что сам являешься не совсем обычным человеком. Через полчаса станешь знать ещё больше. У тебя, как и у меня, есть свои, отличающиеся от большинства наших граждан, особенности. Развитие их идёт по нарастающей, сразу же после первичной активизации. Наверняка уже сам обратил внимание как простые ссадины у тебя проходят за полдня, не больше. Ещё, думается мне, приходиться и отшучиваться: как на собаке заживает, ведь так? Можешь и не отвечать, знаю, сама проходила. Выносливость, восстановление, да и прочие физические параметры… чудесно, да? Столько всего можно сделать, столько полезного, особенно сейчас, когда война.
        Но есть одно «но», капитан Коля. Если активизировать все скрытые до времени ресурсы организма, то расплата будет. Случившееся в бою под Уфой, как раз один из таких случаев. Так уж наш организм устроен, что за всё приходится платить.
        - То есть? - Куминов немного непонимающе уставился на неё.
        - Да всё просто. - Саша бросила докуренную сигарету в бак с песком. - У тех немцев агрессия была вначале. Те, кто попал в плен, скончались в течение трёх дней, от полного физического истощения, да и психологического тоже. Некоторые, правда, выжили, самые сильные. Сейчас их содержат в изоляторе института, за стальными дверями, постоянно прикреплённых к собственным койкам. И только потому, что они нужны как подопытный материал. Как люди они уже не существуют. Препарат сделал из них практически зверей. Очень агрессивных, опасных и выносливых зверей, готовых к постоянному убийству. Воздействие основных активных веществ, содержащихся в составе инъекций, на определённые участки головного мозга привело к такому результату, Коля. И знаешь, что?
        - Что?
        - У каждого из нас в индивидуальной аптечке будет по пять одноразовых ампул с инъекционными иглами. И дублирующие у меня. А препарат, который в них находится, практически тот самый, немецкий, только что улучшенный. А еще антидот, его необходимо применить сразу после прекращения действия препарата. Если не применить, то сам понимаешь, чего случится.
        - И зачем тогда нам такая радость? - Куминов поёжился.
        - Случай же всякий бывает, согласись со мной, капитан. Именно на такой вот всякий случай они у нас с собой и будут. Но это не самое главное, тем более, что рассказывала я тебе про то, что нас ждёт.
        - Это точно.
        - Те, настоящие «берсерки», созданы по другому принципу. Это, если уж ты говоришь, что знаком с агрокультурами, в чём-то схоже с ними. В течение полутора десятка лет немцы создавали своих юберзольдатен, экспериментировали с различными катализаторами, реагентами, операциями. У этих ребят нет никакой необходимости в постоянно вводимых внутривенно чудо-препаратах, они у них всегда с собой. В самом их организме, постоянно выделяемые и восстанавливаемые.
        - Их как сорта помидоров, что ли, выводили? - Куминов мотнул головой.
        - Вот-вот, именно так. Долго, вдумчиво, и со знанием дела. А то, что говорил твой комполка про шарлатанство всех этих туле и аненнербей, только помогало. Сам понимаешь, что я не так уж давно этим занимаюсь. Но уже успела понять, насколько далеко они шагнули вперёд… хотя и мы стараемся не отставать, хотя бы по некоторым параметрам. Так вот…
        Образцы на фотографиях созданы именно как солдаты. Тяжёлая штурмовая пехота, не более того. Пусть и очень страшные, сильные и прочее, но пехотинцы, понимаешь? Другое дело, Коль, что такие, как они, могут сотворить во время боя. Именно поэтому нам надо как можно быстрее разобраться с тем, что происходит в их организмах, чтобы и создать что-то для равноценного удара.
        - Подожди… - Куминов недоверчиво покрутил головой. - Ты хочешь сказать, что вы в своём институте создаёте что-то подобное?
        - Не совсем. - Саша нахмурилась. - Мы идём по другому пути. Ты, я, твои ребята, вот что нам необходимо. Нам не до того, чтобы создавать таких же чудищ.
        - Понятно… - капитан кивнул, сделав в голове необходимую зарубку. - А дальше?
        - Что именно?
        - Что ты знаешь про то, с чем нам придётся столкнуться?
        - А что я знаю? - девушка пожала плечами. - Непосредственно в Берлоге нас будут ожидать разные сюрпризы. Про них перед выходом проведут инструктаж, выдадут всю необходимую информацию. Думаешь, мне известно достаточно много? Да нет, ничего подобного.
        - Другие фотографии… - Куминов встал, протянув ей руку. - Пойдём потихоньку в сторону командирских покоев. Вы же там остановились?
        - Да. Что про другие фотографии?
        - Сколько нас может ждать крокодиломедведей или странных серых доходяг?
        - Это неизвестно. Хуже всего, что периметр Куйбышева давно и надёжно охраняется, а вот внутри него… вот там, Коля, настоящий ад. И мы-то пойдём как раз через него.
        - Ад?
        - Ад, а вернее… - девушка поправила тёмную прядь, выбившуюся из-под кожаного, на меху, шлема с наушниками, похожего на лётный. - Вернее будет сказать - чистилище. Со всеми его прилагающимися кругами.
        - Весёлая предстоит прогулка, ничего не скажешь. - Куминов невесело хмыкнул. - Ну, да ладно, на месте разберёмся.
        Остаток пути до командирского «подземелья» они прошли молча. Кивнув на прощание, Саша скрылась под козырьком входа. Капитан глянул на циферблат своих «командирских», присвистнул и торопливо пошёл в расположение собственного взвода.
        Он лежал на кровати, застеленной шерстяным серым одеялом поверх матраса. Куминов накрылся собственной шинелью, никогда не пользованной другим способом. За исключением тех редких случаев, когда до полка добиралась совсем уж «высокая» проверка и приходилось передвигаться в форме одежды по Уставу, согласно времени года. А так шинель играла роль именно одеяла, придавая сну под ней какой-то собственный, абсолютно непередаваемый уют. Капитану не спалось, и неудивительно.
        Из его «командирского» угла виднелся один из рядов двухъярусных кроватей, где сейчас богатырски отсыпался родной взвод. Печь, находящаяся посредине, отбрасывала на стены, закрытые плащ-палатками, причудливые отблески. Старший сержант Воронков, как обычно дежуривший ввиду отсутствия рейдов на «ту» сторону, подрёмывал рядом с ней. Каждый раз, когда дрова в печи прогорали, кажущийся полностью спящим рано облысевший разведчик неожиданно вставал, тихо открывал дверцу и закидывал в неё несколько поленьев. Шурудил кочергой, сделанной из прута спинки кровати, выгребал из поддувала золу в цинковый патронный ящик, служивший мусоркой. И снова затихал, превращаясь в сонную статую.
        Куминов усмехнулся, когда в очередной раз Воронков неожиданно встал и стукнул дровами. Этого сержанта-молчуна он планировал взять в Куйбышев в обязательном порядке. План выхода, состава группы и ориентировочного маршрута уже начал рисоваться в голове. И это было хорошо, потому что доказывало самому капитану факт отсутствия какого-либо внутреннего расстройства из-за услышанного сегодня. А вернее, вчера, уже вчера.
        - Итак, товарищ капитан, - подумалось ему, - кто же у нас пойдёт?..
        А чего тут думать…
        Глава шестая
        'Разведчик должен уметь в полной мере оценивать боевую задачу и ее результат
        Лишь полное понимание результата позволит бойцу РДГ быть беспощадным
        Как к врагу, так и к себе, полностью посвятив жизнь ее выполнению'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Его взвод и его группа, уже отобранная в собственной голове, так и есть:
        Старший сержант Алексей Воронков, так весело прикидывающийся сейчас дрыхнущим. Командиром одной из троек, больше никак. Вместо лейтенанта Игонина, того придется оставить за старшего во взводе. На Лёху Куминов мог полагаться полностью, что было важно. И ещё важнее - Воронков лучший технарь роты. А это в Куйбышеве наверняка может пригодиться.
        В его тройке будут ещё Сергей Шутяк, весёлый колобок из мышц и Арсений Силаев, чуть похожий на Пьеро, спокойный деревенский парняга. На войне ставший замечательным снайпером, которого Куминов всегда брал на любую операцию.
        Командиром следующей тройки пойдёт лейтенант Хрусталёв, переведенный совсем недавно, и зарекомендовавший себя с самой лучшей стороны. Нахальный худощавый летёха уже успел прославиться в полку неуёмной любовью к уничтожению врагов Родины и непонятным везеньем. К нему в группу Куминов мысленно пристегнул Герасима Пчёлкина и надёжного, хотя и не всегда послушного, Рустема Сафина.
        Последняя тройка, всю сложную дорогу прикрывающая группу, должна быть особенно сильной в плане огневой поддержки. Тут думать капитану тоже не пришлось. Старший лейтенант Эйхвальд, самое оно в данном случае. Женя из потомственных поволжских немцев, давно и прочно обрусевших и воевавших со своими бывшими соотечественниками так, что иногда впору было ставить их в пример некоторым прочим национальностям. Ну и с ним как раз впишутся Андрей Шабанов и Расул Валиев. Андрей был вторым из снайперов, что Куминов планировал брать с собой.
        Так как с одним из его личной двойки, а вернее, одной, уже всё определилось, то остался всего один боец. Связист, всегда находящийся рядом. И на эту роль капитан без лишних размышлений определил Камиля Джанкоева, одного из «стариков» с тех пор, когда Куминов был только лейтенантом.
        В печке потрескивали сухие дрова, чуть отдавая лёгким смолистым запахом. Он смотрел на тёмный потолок из вплотную друг к другу накатанных брёвен, думал, вспоминал. Сколько вот таких ночей уже осталось позади? Куминов, конечно, мог бы посчитать в голове, но не хотелось. Было не до того. Впереди была неизвестность и опасность, связанная именно с этой неизвестностью.
        Ему довелось сходить за линию фронта не один десяток раз за прошедшие пять лет его личной войны. И каждый выход был донельзя опасен, напряжён и ответственен. Половина операций выбивала в его взводе людей, хороших и добрых парней, с каждым из которых успел подружиться. Но всякий раз Куминов сам возвращался назад живой и невредимый, даже начиная верить в удачу. А сейчас? Да черт знает, как оно сложится сейчас. Но и что в этом такого, если надо? А ничего, просто ещё один рейд, всего один… и он провалился в сон.
        - Товарищ капитан… товарищ капитан!!! - его настойчиво дёргали за плечо. Куминов открыл глаза и посмотрел на будившего бойца. Потом поднёс к глазам циферблат часов.
        - Охренеть… - такого с ним давно не случалось. Проснуться в десять часов… а-я-я-я-й, товарищ капитан. - Чего раньше не будили?
        - Так комроты сказал, чтобы вы отсыпались, вот и не будили. - Боец пожал плечами. Показал в сторону стола, вкопанного в углу. - Мы вам поесть принесли, так остыло, наверное, всё уже.
        - Спасибо. - Куминов сел. Засунул ноги сначала в тёплые шерстяные носки, а потом в лёгкие тапки, стоявшие под его кроватью. Ну, если уж разрешили поспать, то явно никто не будет против того, что он появится не сразу по пробуждению. Зарядкой и пробежкой сегодня можно пренебречь, времени на работу по операции совсем мало.
        А вот, кроме того, чтобы умыться и почистить зубы, стоило побриться - этого не отнять. Простейшие вещи, связанные с личной гигиеной, ему привили в училище, вдобавок к приученным папой с мамой. Грязь, длинные волосы, наплевательское отношение к самому себе - ведут ко многим неприятностям. И обычный педикулёз среди них далеко не на первом месте. Заболевания кожи куда как неприятнее. Так что требование военного командования по поводу ежедневного бритья сейчас воспринималось совершенно не так, как на гражданке. А со временем Куминов вообще приобрёл своеобразное пристрастие и привычку к этой процедуре.
        А на выходах? Выходы - это выходы. Вон, редко встречавшиеся церковники, пока в дороге даже посты свои нарушают. И ничего, в дороге же.
        Горячая вода, нагретая дневальными в баке, уже стояла в специально отрытом рядом с входом в блиндаж крытом умывальнике. Надо торопиться, а то холодно и ёмкость, пока еще исходящая парком, могла остыть очень быстро. Дневальный полил командиру на голову, крепкую шею и широкую спину, украшенную несколькими шрамами разной степени длины, глубины и ширины. Куминов отряхнулся как мокрый пёс, насухо растёрся жёстким полотенцем. После трёхминутной, согласно профилактической памятки и рекомендаций военврачей, чистки зубов, капитан приступил к самой любимой части ежеутренних водных процедур.
        Помазок с короткой и жёсткой щетиной вспенил обмылок в металлическом стаканчике медного оттенка. Пена, полученная от туалетного земляничного мыла, была густой и плотной, идеально ложащейся на упорные скулы и жёсткий подбородок. Металлическая безопасная бритва лежала наготове рядом. Куминов подмигнул своему отражению в небольшом прямоугольном зеркале, уведенном разведчиками со склада автомобильных запчастей, и начал бритьё.
        Утреннее бритьё - это ведь, если подход грамотный, не просто удаление ненужной растительности с лица, вовсе нет. Ведь что с утра самое нужное? Правильно, настроиться на необходимый лад. А что может помочь это сделать, как не внимательная работа острой полоской металла, которая за крохотную долю секунды может оставить совсем неприятный след от неверного движения. Раз так, то и делать это следует вдумчиво и сосредоточенно, особенно если время позволяет. А уж чем и как, это личное дело каждого.
        Куминов, например, на дух не переносил так распространившиеся в последнее время литые и глупые станочки с парой лезвий в них. Ни веса, ни уверенности, не говоря о качестве, что напрямую зависит от всего перечисленного и остроты. Опасной же бритвой, как следует выправленной на кожаном ремне, он пользоваться не умел и никогда не учился. Новомодных механических, на ручной заводке, и тех, что шли со шнуром и вилкой на конце, просто не воспринимал. Пользовался трофейной, золлингеновской, к ней лезвия, производимые за Уралом, подходили идеально.
        Лезвие со скрипом прошлось по гладкой щеке. Капитан смыл остатки пены, глянул на себя в зеркало и остался доволен результатом. Прополоскал принадлежности для бритья, вытер насухо специальным куском ветоши. Убрал их в небольшой кожаный несессер, тоже трофейный. Достал стеклянный флакон с немецкой надписью «Зигфрид» и плотно притёртой пробкой. Налил на ладонь немного резко, но приятно пахнущей жидкости, предвкушая короткий обжигающий миг, нанёс на лицо. Замер… Кожа на какое-то мгновение вспыхнула огнём и тут же успокоилась, подарив ещё немного бодрости.
        Через пятнадцать минут готовый к очередному совещанию лейтенант, затянутый в свежевыглаженную форму, уже хрустел снегом, направляясь в штаб.
        Всё и все были, как и вчера. Комполка крутил в пальцах карандаш. Профессор поблескивал стёклышками очков, протираемых клетчатым платком. Учёная помоложе и покрасивее задумчиво дымила сигаретой и отхлёбывала, если судить по запаху, кофе из кружки. Особист и начальник разведки рассматривали карты, разложенные на ближнем конце стола. Абраменко красовался орденом и медалями, а Иволгин затачивал вновь сломанные карандаши. Давешний лысый прятался за кульманом. Все дружно повернули голову в сторону вошедшего Куминова, но никто ничего не сказал, лишь «батя» погрозил пальцем.
        - Начнём, товарищи? - полковник чуть стукнул кулаком по столу. - Давайте уже замолкайте и предлагайте продуманные и грамотные предложения.
        Командир разведки пожал плечами и подошёл к карте, закреплённой на кульмане.
        - Времени у нас, конечно, было маловато, ничего не скажешь. - Его красные и не выспавшиеся глаза это только подтверждали. - Но кое-что успели намерковать за ночь, товарищ полковник. Итак, предлагаю следующий вариант…
        Майор ткнул линейкой в то самое место, где они сейчас все находились.
        - Все группы выходят одновременно, завтра после обеда, следуют до точек, отмеченных на оперативных картах. Перед этим - начинается артиллерийская подготовка. Этим, соответственно, мы создаём первый уровень прикрытия. Уровень предосторожности никогда не бывает лишним, и уж тем более, не в нашем с вами случае. Хотя наш СМЕРШ и работает на ять, но лучше перебздеть, чем недобздеть, да… Мои извинения, Александра, вырвалось.
        Первой, прикрываясь штурмовым батальоном Остапчука, начавшего прорыв линий обороны противника, выходит группа Абраменко. Это вот здесь… - линейка ткнула в район, находящийся примерно в половине пути от полка до точки отправки за линией фронта. - Здесь у нас несколько довольно сильных участков, причём все они находятся в лесу. То есть разведчики должны мгновенно скрыться в ближайшем пролеске, при этом их прикрывает приданная группа из трёх «Т-45», сопровождает, прикрывая огнём. Танковый взвод здесь идёт как раз в самом необходимом месте этой части немецкого укрепрайона. Прикрывают танки две роты батальона, создавая у противника ощущения разведки боем. Немцы не должны ничего понять.
        Есть данные о том, что в нашем районе идёт разворачивание штурмовой группы, и, значит, упреждающие действия с нашей стороны покажутся своевременными. Они не вызовут подозрений, так как за рубеж, захваченный во время атаки, мы будем держать за собой любой ценой. Самое главное - пройти вот этот кусок, закрываемый тремя ДОТами[13 - П. С: «А. Матросова» означает Александра Матросова. К сожалению, у нашей Родины подрастает поколение, которое не знает не то, что фамилий Кантария, Егоров, Гастелло, Рокоссовский или Малиновский, нет. Некоторые даже не владеют «инфой» - кто есть такой маршал СССР Георгий Константинович Жуков.]. Дальше группа прокладывает маршрут сама, в основном воспользовавшись лыжами. Вероятнее всего, что вам будет наиболее удобно пройти вот здесь, между населёнными пунктами Сергиевск и Ташлы, выйдя к селу Красный Яр.
        Следующей, через десять километров выходит группа Иволгина, вот здесь… Что мы имеем тут, товарищи, так это возможность прождать проход основной группы наших атакующих сил по руслу, и позже уйти по льду реки на довольно значительное расстояние. В данном случае есть небольшой процент возможного обнаружения группы авиаразведкой противника. Она, как давно известно, курсирует вот в этом и этом районах. Но мы можем уничтожить патрульные геликоптеры и автожиры, и это не привлечёт ненужное внимание. Раньше-то никто их не трогал, пока совсем не обнаглели.
        В случае же атаки никто не помешает авиаторам сделать небо хотя бы на пару часов чище и свободнее. Так что в данном случае группе Иволгина предлагается уйти в одной из трёх точек выше по течению, что только поспособствует возможному успеху. Прошу обратить внимание также на тот фактор, товарищ капитан, что маршрут вашей группы идёт по дельте реки Большой Кинель, которая в свою очередь выходит в Сухую Самарку. Понимаете, к чему я? Вот-вот, часть пути, при определённых мерах предосторожности, соблюдаемых разведчиками, можно попробовать пройти, пользуясь участками реки. Благо, что петляет она изрядно. К контрольному максимальному времени вы должны успеть. Во всяком случае, расчёты мы делали вместе с вами, так что, Иволгин, тебе и карты в руки.
        Ну, а теперь то, что касается третьей группы. Куминов, ты стартуешь позже всех, и идёшь с разведчиками вот отсюда, проходя по диагонали до посёлка Петра Дубрава. Путь самый короткий и, ясное дело, из-за этого наиболее опасный. Этот сектор находится в зоне постоянного контроля охранной дивизии СС, размещённой в Куйбышеве, да…
        Майор остановился. Налил волы из стеклянного графина, выпил, продолжил.
        - Вы понимаете, товарищи командиры, насколько важна ваша миссия, осознаёте? Не только наш полк, оба соседних, включая лётчиков и танкистов, будут умирать для того, чтобы вы смогли выполнить задачу. Не подведите, ребята, прошу вас…
        Батя положил ему на плечо свою тяжеленную руку. Сжал так, что вновь побелели костяшки на литом кулаке:
        - То, что нам с вами рассказали товарищи ученые, не совсем понятно, но и не том спасибо. Что же касается охранцов, парни, то тут дело такое… там по периметру стоят иностранные легионы. Из наших… бывших наших. Объяснять кому-то и что-то надо?
        Объяснять никому и ничего не было нужно. Слава этих подразделений далеко опережала их самих. Попасть в руки кому-то из тех, кто пошёл по одной дороге с немцами, было страшно, действительно страшно.
        - Вот такая у нас с вами диспозиция. Прошу всех заняться подготовкой к операции, включая постановку задач подчинённым. - Полковник, хлопнул ладонью по столу. - Так что разойтись…
        Куминов отошёл от блиндажа, сославшись на необходимость зайти на склады вооружения и боеприпасов. После чего вернулся к командирскому блиндажу и зашёл через незаметную дверь за небольшой будкой нужника. Истолковать как-то по-другому подмигивание «бати» он не мог. Как оказалось, догадка была полностью правильной.
        - Садитесь, капитан. - Профессор Данилов достал из собственного портфеля, плотной кожи, с медными замками, очередную папку. - Ознакомьтесь, пожалуйста.
        Николай развязал тесёмки, разложил чуть желтоватые листы, первым из которых шёл сложенный вдвое план-карта. Покрутил его и понял, что догадки по поводу способа доставки гостей тоже оказались верными. Чёткая чёрная жирная линия с частыми поперечинами шла от места дислокации полка в сторону Уральского хребта. В другую сторону она не вела, начинаясь лишь возле населённого пункта с названием Сергиевск. Хотя Куминову сразу стало ясно, что эта ветка шла параллельно одному из основных ответвлений Волго-Вятской железнодорожной магистрали.
        - Вам необходимо добраться до этого пункта. - Лысый, вышедший на свет, сел на лавку рядом. - Отсюда часть пути пройдёт относительно безопасно и быстро. Запас необходимых заряженных аккумуляторов для локомотива постоянно обновляется нашими агентами. Сядете в поезд, правда не в «СВ», и поедете себе тишком… под землёй.
        - А остальные пойдут по верху, значит? - Куминов покачал головой.
        - Да, сынок. - Данилов нервно побарабанил пальцами по крышке портсигара. - Именно так и будет. Ты сам до всего дошёл верно, и правильно. Только пойми простую вещь - так необходимо для успеха операции.
        - На живца… - Николай сплюнул на пол. - Охренеть не встать, товарищи, что сказать ещё. Пехота пойдёт на убой, чтобы вывести ребят за линию фронта. Ребята пойдут на убой, чтобы дать пройти нам… неужели у вас нет никого, что вы решили отправить именно мою группу, прикрывая её нашими товарищами? Вы ведь подозреваете, что и в полку есть абверовские агенты, и только из-за них затеяли всю эту бойню. Неужели нет никого, каких-нибудь чудо солдат-диверсантов… Не поверю ни за что.
        Лысый посмотрел на него, долго, внимательно и изучающее. Откашлялся без надобности и, лишь потом заговорил. Так мягко, что Куминов сразу начал ожидать какого-то подвоха.
        - Спрашиваешь, есть или нет, товарищ капитан? Так я тебе отвечу… что нет, вот сейчас и нет. Те, что могли пойти, уже пошли. И не вернулись назад, и весточки не подали. Война идёт, солдат, священная война, ты помнишь про это? Враг уже двадцать лет почти стоит на наших территориях, захватив всю практически европейскую часть нашей с тобой родины! А ты мне тут говоришь про живца и ловлю на него… не обнаглел ли ты, капитан, а?
        Замолчал, глядя на напрягшегося Куминова, и продолжил снова мягко и обходительно:
        - Мы тоже не лыком шиты, Коля, далеко не лыком. Но ресурсы, которыми обладали, либо закончились, либо стоят в таком резерве, что пускать их в ход следует только в очень крайнем случае. А он ещё не наступил, и от тебя и твоих ребят зависит то, наступит он или нет. Мне, веришь ли, не хочется, чтобы он наступил. Продолжим и, надеюсь, без того, что было сказано по поводу твоих друзей. Когда война закончится, сынок, а она обязательно закончится, вот тогда и вспомним всё это.
        И после того, как на развалинах Берлина выпьем за победу и за мирное небо, третью поднимем за всех тех, кто помог её достичь, нашей общей победы. А пока не вздумай, товарищ капитан, распускать нюни и забивать голову ненужными тебе переживаниями. Война идёт, помни это. Продолжим?
        Куминов кивнул, соглашаясь. Покосился на командира полка. Медведев сидел мрачный, горой нависая над столом. Во время разговора капитану послышался какой-то хруст, и сейчас стало видно, что комполка сломал карандаш, который крутил в пальцах.
        Лысый посмотрел на них обоих, чуть дёрнул вбок головой, вздохнул.
        - Локомотив должен доставить вас на одну из станций возле основного тоннеля, проходящего под Куйбышевым. Часть из них взорвали и завалили, не давая возможности врагам хотя бы немного продвинуться вперёд, открывая секретные коммуникации. Часть затопили, и они не должны знать хотя бы что-либо. Во всяком случае, теперь нет никого, кто мог бы открыть эту тайну, документы либо уничтожены, либо вывезены в Новосибирск.
        «Завалили и взорвали, и никто ничего не знает… - верилось в это с трудом. Но оговорка про то, что именно „теперь“ никого нет, сделала своё дело. Куминов вздрогнул, поняв, что человек напротив не ставит человеческую жизнь ни в грош. Если это необходимо для дела»
        - А вот дальше разобраться в ситуации сможете лишь на месте. В самом Куйбышеве наших агентов уже нет. - Лысый зло хрустнул пальцами.
        - Вычислили? - Комполка мрачно взглянул на него.
        - Непонятно. Никаких сеансов связи, ничего подобного.
        - А как же тогда с тем, что вы сказали по поводу безопасности подземных коммуникаций? - Куминов напрягся.
        - Они не были в курсе про них. Слухи слухами, но найти то, что не хотелось бы, чтобы было найденным, тяжеловато. Если, в особенности, не знаешь, где искать.
        - Что нас может ожидать в Куйбышеве?
        - Хорошего ничего. Город охраняется практически по своему периметру. Внутри, по тем данным, что есть, всего несколько районов пригодны для жизни. Именно в них находятся основные немецкие подразделения и администрация, заводы и лагеря с заключёнными, работающими там. Они охраняются даже больше, чем периметр.
        - Почему? - Куминов недоумённо уставился на лысого.
        - Да непонятное там что-то творится, и нехорошее. И ещё, капитан, запомни… - палец собеседника ткнул в карту на той её части, которую предстояло пройти пешком. - Вот тут вам надо быть очень осторожными. Там происходят странные и страшные дела. Так что держите уши востро, не удивляйтесь и действуйте оперативно, если что-то пойдёт не так. И запомни ещё, Коля… среди охраны самой Берлоги немало необычного, но есть и такое, что ты сначала можешь не понять. В общем, там не только ходячие результаты экспериментов, там, скорее всего, есть те, кто и людьми-то не полностью являются.
        - Это как? - капитан недоверчиво покосился на собеседника.
        - А вот так, товарищ красный командир. - лысый усмехнулся, растянув губы в совсем незнакомой для него гримасе. - Ты уж поверь, что там встретишь много такого, что раньше только в книгах замечал. Или когда бабушка страшные сказки рассказывала. Запомни одно - любое живое существо всегда можно уничтожить, самое главное хотеть этого. А ты должен, Николай Александрович, очень должен этого хотеть. Потому как, дорогой мой, если ты или твои ребята этого не пожелают, то справиться вам будет тяжело. Права на ошибку у вас нет, ни права, ни шанса ошибиться. В лепёшку расшибитесь, что хотите делайте, но задачу, поставленную перед вами командованием и партией выполните.
        Куминов молча смотрел на него. Спокойным и невозмутимым взглядом серо-стальных глаз. Лысый чуть дёрнул щекой, продолжил спокойнее и мягче:
        - С собой у профессора Венцлав будет пакет, который она откроет, лишь перейдя границу города. Ознакомитесь с ней на месте, и, исходя из этой информации, будете действовать. Да ты не думай, Николай, что вас отправляют без каких-либо шансов вернуться. Кое-какая страховка у вас с собой будет. Э? Никак наша симпатишная учёная уже рассказала тебе кое-что? Ох, молодёжь… Венцлав?
        - Да?
        - Привлечь бы тебя по всей строгости сурового закона военного времени за то, что язык распустила, да не могу. В общем, товарищ капитан, и ты, и ты твои солдаты люди опытные, серьёзные и боевые. Не думаю, что испугаетесь того, что встретите. А если и испугаетесь, то сможете справиться, иначе-то никак.
        - Чего нам ждать? - капитан говорил также спокойно, как и раньше. Не волновался, а вернее ничем не выдавал собственного, пусть и небольшого, мандража.
        - Ничего особенного, Николай. Так, всё по мелочи, всякой твари по паре. Читал, небось, Гоголя, «Вечера на хуторе близ Диканьки»?
        - Читал…
        - Ну вот… - лысый улыбнулся. Неожиданно широко и по-доброму. - Вот всякую нечисть и встретите. Неужели ты, командир РККА, испугаешься оборотня, к примеру?
        - Да уж… - Куминов сглотнул неожиданно подступившую слюну. - А у нас такие есть?
        - У нас? - лысый хмыкнул. - Есть, а куда ж без них-то.
        На войне, как… - 3
        Северо-запад СССР, октябрь 195… год
        Смерть здесь случалась разной. Но пахнущей кровью, сохнущей на жесткой шерсти и длинных клыках, такая ему еще не встречалась.
        В город свозили население отовсюду. Новых хозяевам город требовался настоящим, с прогулками по его красивым улицам, с работающими магазинами и улыбающимися людьми. Витрина для той части мира, что верила тем, кто командовал этим театральным представлением.
        Когда прорывали блокаду, главным стало вывезти выживших. Любой ценой - вывезти. Самолетами, машинами, поездами. Прикрыть их, не дать бить по пыхтящим составам, по грузовичкам и пассажирским автомобилям, катящимся через озера и заснеженные подтопленные участки, сбивать с серого неба транспортники.
        За две недели, уложившие в себя эвакуацию, уложили две дивизии добровольцев. Вызвавшихся самих, понимающих - их может не стать. Не стать из-за блокадников, и так умирающих от голода, авитаминоза, болезней и постоянных обстрелов. Жителей города Ленина, бывшего города Петра, людей, ставших символом борьбы с врагом.
        Кто-то остался. Даже не кто-то, а многие, не слабые, таких выносили на руках и грузили в транспорт, нет. Остались боявшиеся самого пути, открытого в лютый мороз, быстро сменившийся шквальным снегом. Пугавшихся немецких стали со свинцом, ждущих их на сотне километров перед новой жизнью.
        Остались подпольщики и диверсанты. Остались уголовники и беспризорники. Остались забытые и покалеченные. Но большинство выехало из Ленинграда, загрузившись на железке в вагоны, везшие их к Уралу и дальше.
        Уже потом оказалось - им повезло. Тем, кто не струсил и решил идти через огненное кольцо, окружившее город на третий день экспедиции и несколько узких коридоров, постоянно менявшихся и ждущих людей.
        Но, в первые месяцы, когда по улицам застучали кованые немецкие сапоги, оставшиеся думали иначе. Так бывает везде и всегда. Везде и всегда найдутся «моя хата с краю», даже если не хата, а квартира в доме на бывшем Невском. И даже не в месяцы, и не в недели. А в дни.
        Немцы хотели пройти парадом до Зимнего. Немцы начали идти от Лавры. Первый взрыв случился у Московского вокзала, когда туда подтянулись остатки потрепанной испанской «голубой» дивизии. Им тоже не повезло, заряды закладывали на совесть.
        Грохотало у Таврического. У Казанского. Бывший Елисеевский разорвался самой настоящей лавой, густо замесив внутри огненной смеси тысячи тысяч подшипников. Питер, рабочий Питер, советский рабочий Ленинград желал мстить. И мстил.
        Патрули остались на улицах столицы Революции навсегда. И убрать их оттуда мог лишь приход своих. Наших. РККА.
        Но до этого остались даже не годы, а больше. Десятилетия, прячущие в себе постоянную борьбу тех, кто не сдался.
        Беспризорник, их-то, набежавших со всех областей вокруг, никак не могли вывести даже новые хозяева, вжался вглубь большого деревянного ящика, служившего домом. Куча мусора и ящики поменьше закрывали его, скрывая от ненужных глаз. Но инстинкты, берущие своё начало со времён обезьян, прячущихся на баобабах от хищников, заставляли вжиматься глубже. Луны не было, а когда в сторону кучи посветили фонарём, он накрылся с головой кучей пёстрого тряпья, и его никто не заметил.
        Там, где фонари, ещё пару минут назад ревели и выли, страшно хрустели суставами и скрипели зубами. Но теперь просто стояли, шумно вдыхая воздух и прихлёбывая что-то горячее из термосов, принесенных людьми в длинных кожаных плащах. Собаки, если судить по тоскливым и жалобным подвываниям в стороне, сюда не подходили. И беспризорник четвероногих понимал.
        В воздухе висел густой и липкий запах крови, растёрзанного человеческого тела, смерти и… страха. Зубы пацана невольно и в очередной раз выбили дробь, и он постарался сжать их как можно сильнее, боясь выдать себя. Лишь бы не выдать, лишь бы не выдать себя этим, которые сейчас, довольно переругиваясь на своём лающем языке и, изредка взрыкивая, торопливо одевались в принесённую «кожаными» одежду.
        Его подвела собственная правая, затёкшая коленка и давно рассохшийся ящик. Когда паренёк чуть шевельнулся, стараясь не издать ни звука, доска треснула со звуком пистолетного выстрела в ставшей почти мёртвой тишине переулка. Один из успевших нацепить лишь штаны, дёрнулся в его сторону, поведя головой так, как будто принюхался. Луна, наконец-то выскочившая из-за низких туч, отразилась в глазах высокого мужчины серебристым блеском и остановилась на сверкнувших в её свете зубах. Слишком больших для человека зубах. И тогда беспризорник закричал. Отчаянно и безнадёжно.
        Полчаса назад:
        Темно в некоторых местах так, что хоть глаз выколи. Здесь же практически нет фонарей, а те, что есть, не могли освещать все уголки. Это было хорошо, пусть и не во всём, но хотя бы в чём-то. Возможно, что сразу не увидят его издали, не откроют огонь.
        Холодно. И вот это уже плохо, очень плохо. От ледяного воздуха мысли сбивались, заметно хуже работало тело. Хотя… тем, кто шёл за ним, тоже ведь сейчас несладко.
        И ветер: злой, резкий, рвущий. Проникал в слишком широкие рукава пальто, остро бил через реденький шарф, намотанный на шею. Лезвием только что выправленной опасной бритвы проводил по заледеневшей коже ладоней. Перчатки… перчатки остались где-то там, позади, брошенные в спешке. Некогда, нельзя было задерживаться, чтобы подобрать их. Совсем нельзя. По пятам, по следам уже достаточно давно торопливо шли. Торопливо, быстро и неумолимо шли. Рядом, совсем уже недалеко почти бежали серые тени на двух ногах, которые так хотели загнать его в паутину дворов и проулков. А там взять в кольцо, скрутить, стреножить. И ещё рядом с ними шли другие, те, которые на четырёх лапах, и при хорошем свете чёрно-рыжие, низкие, длинные. С четким нюхом, который помогает им практически всегда и практически везде.
        Он бежал, бежал как мог быстро в этом теле, бежал, надеясь выскользнуть из облавы. Раскрыл свою первую личину, державшуюся все последние семь лет, но это не так страшно. Таких в городе хватит для всех нужных дел. Для террактов, для шпионажа, для передачи данных, для всего, необходимого для победы.
        Он боялся раскрыть вторую личность, спрятанную глубже остального, раскрывавшуюся всего три раза и все эти разы оказались очень опасными. После второго в город привезли его… товарищей по приобретенным способностям. Товарищей с «той», немецкой, стороны.
        Глупо было считать себя единственным, да ему так и не думалось. Их и высадили втроем, дальше пути разошлись, но пару месяцев назад он почуял, пошел за едва уловимым следом. Феромоны и препараты, вытяжки и сыворотки, все, вкачанное в тела добровольцев, не растворяются бесследно. Особенно когда знаешь - как те пахнут.
        Бабкины страшные сказки оказались научными выкладками. Предания старины глубокой обернулись толстыми скоросшивателями документации экспериментов. Небыли и едва уловимые басни у костра обернулись оружием, опасным и необходимым, необъясненным для самого оружия.
        Он знал очень немного, знал лишь механизм «развертывания» и «схлопывания», знал свое время в активной фазе, понимал подаренные физические возможности и четко помнил необходимые дозы антидотов с преобразователями, позволявшие мыслить.
        Кроме тех трех раз у него - было еще десять. Из них половина оказалась подарком от кого из сорвавшихся коллег, не сумевших справиться. Одного ему пришлось ликвидировать, отыскав дела его рук и зубов. Тогда их осталось двое.
        Пару месяцев назад он сам чуть не сорвался, вывернув из подворотни и уткнувшись в серо-холодные глаза третьего… третьей. Женщины всегда были спокойней и контролировали себя лучше. Но за льдом в ее глазах ему пришлось рассмотреть страх. А в левом рукаве пальто - незавершенную трансформацию. Он сбил ее в канализационный люк и выбрался наружу где-то за городом, отлеживаясь сутки и сожрав всех крыс в округе.
        А потом…
        А потом из канализации, перебивая ужасающий и тяжелый запах, добралась тонкая весточка от таких же, как он. Только чужих.
        Вот сейчас и приходилось бежать, надеясь скрыться и думая лишь о том, как выбраться в сторону Карелии. Там леса, болота, там можно пройти до Мурманска, к своим.
        Он бежал, как можно быстрее.
        Город святого Петра, чьи лабиринты пока давали возможность уходить от погони, спал. Своим обычным, для последних лет, неспокойным сном, прерываемым постоянными свистками и лаем. Как было всегда с того времени, когда на эти улицы, помнившие многое и многих, гордой надменной поступью вошли, чеканя шаг подкованными сталью каблуками, потомки гордых тевтонов. «Ordnung ist ordnung», «Arbeiten mach frei» и «Jedem das seine»[14 - «Порядок есть порядок», «Труд освобождает» и «Каждому свое». Последнее утверждение не является исключительно германским и введено в обиход еще во времена Древнего Рима. Приведенные «философские» мысли, кроме первой, украшали ворота фашистских лагерей Бухенвальда, Освенцима, Заксенхаузена и Дахау. Прим. автора.]…
        Порядок? Порядок был, поддерживаемый жесточайшим контролем над оставшимися в живых горожанами, оставшимися после прекращения блокады. Из-за этого, из-за постоянных патрулей, регулярно проходивших по улицам, сейчас не удавалось оторваться. За ним шли по пятам, отставая всего лишь на чуть-чуть.
        Делала ли работа на них кого-то свободным? В этом он сомневался. Если не считать свободой полное освобождение от собственной телесной оболочки в лагерях, на заводах, в аграрных хозяйствах. От голода, болезней, истязаний… Новое хозяева старательно уничтожали всех, кто хотя бы пытался мыслить, бороться, не сдаваться. Старались превратить тех, кто остался на «этой» стороне фронта, в слабый и послушный скот. Свободы в этом мало кто видел, не считая полицаев, предателей и тех, кому всегда было без разницы на происходящее вокруг. Таких, которым «наша хата с краю», тоже хватало даже сейчас.
        Им-то было все равно на остальное, они и работали витриной.
        А вот с тем, что «каждому своё» - был согласен на всю катушку. И своё делал так, как никто другой «до», возможно, что и «после» или вместо него. Потому сейчас и скользил вдоль старых стен, стараясь оторваться, уйти, выбраться…
        Невысокий мужчина, одетый в когда-то очень хорошее драповое пальто, торопливо шёл, практически бежал через тёмные провалы дворов, уходя от них, ограниченных старыми, царской постройки домами. Домами на Невском, давно переименованном в Гроссе-Фридрих-штрассе. Преследователи, он знал это, уже очень и очень близко. Сомнений и надежд по поводу того, что будет, когда они его догонят, не было. Слишком многое узнал, слишком многое увидел. И слишком многое умел делать сам, чтобы обольщаться насчёт хотя бы концентрационного лагеря. «Шталаг» ему не светил ни при каком раскладе. Был ли мужчина расстроен? Смешной вопрос, конечно, был.
        Тем, что все же не смог выбраться сам, убрав последнюю из их тройки и дав возможность уйти другим, обычным людям, готовящим новые взрывы. Жизнь, при всей её паршивости, штука очень интересная и замечательная. И он совсем бы даже не отказался пожить ещё немного, пусть и так, как было последние лет семь или восемь. Но преследователи шли по пятам.
        Брякнуло металлическим где-то позади. Чуть позже, слух мгновенно напрягся. Сзади послышался тот самый, давно ожидаемый, звук: хриплый, злобный, захлёбывающийся яростью лай. О да, в этом он абсолютно не ошибся, псы были. Навскидку, принюхавшись, он мог даже сказать, что их было пятеро, крепких, не очень высоких, вытянутых овчарок. Уж что-что, а в этом мужчина не мог ничего напутать.
        Но собак бояться не было смысла, добраться четвероногие не смогут, лишь выведут на него. Хвостатых не обманывал прилипчивый и обычный людской запах. Хвостатые, чуя начало трансформации, крутились на месте или жались к кинологам.
        Бояться следовало других, тех, что шли на приличном удалении от людей в зимней серой форме, торопившихся, еле державших в руках натянутые поводки своих подопечных. И правильно, ведь окажись они рядом с псами, те не смогли бы ничего кроме как испуганно выть, прижимаясь к своим хозяевам. Они его-то след еле-еле тянут впятером, понимая, что может ждать в конце. Умницы пёсики, верно всё понимали.
        Когда те, кто шёл за собаководами, наконец-то рванули за ним, мужчина ещё пытался выбраться, вихрем несясь по единственной дороге, ведущей на разрушенные рабочие окраины. Слышал, как позади тоскливо и обречённо взвыли глотки псов, рвущихся в сторону от молнией проносящихся мимо странных фигур. Бежал, уже понимая, что не успеет, что выход лишь один, но всё равно бежал, стараясь, выкладываясь, выжимая последнее из себя. И лишь когда сзади, совсем близко, один из догонявших коротко рявкнул, глубоким рыкающим звуком, мужчина остановился. Почувствовал, как сердце заколотилось быстрее, как потянуло болью изнутри, как всегда, уже привычно. Когда первый из нёсшихся к нему смазанной тенью рванулся вперед обманным финтом, мужчина начал собственный смертельный танец. Он атаковал сам, всем мощным и непобедимым телом. На миг торжествующе завыл, ощутив горячую струю, плеснувшую в вытянувшееся вперёд и поросшее короткой шерстью лицо. Темнота пришла к нему позже, вместе с болью. Но прежде… прежде были странные и прекрасные, завораживающие красотой…
        …звёзды кружились над ним, сливаясь в широкие серебристые полосы во время причудливого танца. Странное существо, недавно бывшее немолодым мужчиной, лежало на спине, с хрипом прогоняя воздух через пробитые рёбрами лёгкие. Было легко и свободно, странно легко и свободно. Он выиграл последний бой, не сдался, дошёл до конца. И враги, которые ненавидели его, не трогали, сейчас приходя в себя. Он победил.
        - Надо отправить его к Роецки. Он хоть и гражданский, но быстро все понимает. Вольф, когда ты понял про этого коммуниста?
        - Когда нас вызвали из-за уничтоженной школы для фольксдойче. Глупый русский, командующий полицейскими агентами, решил, что там похозяйничала свора одичалых собак. Написал докладную записку о близком лесе и о пропадавших у бабулек козах. Идиот. Все эти русские идиоты.
        - Вольф, но ты же не думаешь, что саксонские бауэры, натолкнись на такое, решили бы писать своему бургомистру про оборотня, верно?
        - Просто нужно было сразу вызвать хороших криминалистов, те бы смогли опознать укусы, схожие с укусами приматов. Если эти идиоты не видят разницы между прикусом собак, волков и больших обезьян, то они идиоты, Вилли, разве не так?
        - Не ссорьтесь, не ссорьтесь, майне херрен. Вольф и его ребята прекрасно справились. Остается один вопрос.
        - Какой, герр гауптштурмфюрер?
        - Как нам теперь усилить патрули, что искать, как пытаться вычислить таких вот… врагов среди населения гауляйтерства? После прорыва в блокаду многие жители ушли за русскими, верно. Но население мы восстанавливаем переселенцами и с помощью вольных хлеборобов, подписавших в лагере заявление о сотрудничестве. Сейчас здесь, ежедневно, оказывается до десяти-двадцати тысяч приезжих с деревень и городков, плюс - мы сами перегоняем определенное количество пленных. Этого мохнатого, вчера бывшего, как полагаю, благонадежным гражданином освобождаемой России или даже фольксдойче с аусвайсом, мы же не могли найти. Да и вы, Вольф, сами отыскали ту погибшую сучку с вырванным горлом, верно?
        - Верно, герр гауптштурмфюрер.
        - Мне нужны ответы, даже от вас, Вольф. Вы и ваши люди будете вынуждены задержаться тут, а я телеграфирую в Берлин или лично наберу по телефону. Да, вам придется послоняться по улицам, потереться на вокзалах, но все ради нашего общего дела.
        Надеюсь, вы это понимаете?
        - Яволь, герр гауптштурмфюрер.
        Глава седьмая
        'Идеальный боец спецподразделений
        Склонен к риску (но не к авантюризму),
        В своих неудачах винит обычно себя,
        А не «обстоятельства» или других людей'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Тягач подтянул последнюю из восьми гаубиц второй, задействованной на этом участке прифронтовой полосы, батареи. Тяжёлая машина старательно ворчала двигателем, лязгала гусеницами, разбрасывала густой снег, мешая его с прошлогодней хвоей и перепрелыми грязно-коричневыми листьями. Гусеницы залязгали, вывернув ещё большую кучу. С утра потеплело и под многотонной махиной образовалась каша, мешающая нормальному движению.
        Водитель высунулся из машины, смотря за поворотом. Открыл рот, что-то крича, но за рёвом двигателя ничего слышно не было. Хотя, что мог сейчас орать совсем ещё молодой ефрейтор, кроме как не материться?
        Один из номеров расчёта орудия, невысокий, в возрасте, рядовой хмыкнул, вполне его понимая. Какому водиле приятно ковыряться в этакой каше, а? То-то и оно… Тянуть орудия пришлось издалека, пробиваясь через совсем нехоженый лес. А что делать, если такой приказ? Вот именно, что ничего.
        Солдатское дело простое - выполняй и не обсуждай. Начнёшь раздумывать, так это уже либеральность и свободомыслие. А в армии эти, несомненно, исключительно гражданские ценности, ведут лишь к анархии, хаосу и беспорядку как следствию. Такое в войсках и в мирное время непозволительно, что же говорить про военное? Рядовой усмехнулся мыслям, кажущимися такими неуместными. Все плоды неоконченного образования, никуда от них не деться.
        Война, длившаяся так давно, не смогла разбить народ страны на несколько лагерей, как это случилось после революции. Наоборот, объединила. И приказы, отдаваемые правительством, бесприкословно выполняли все, кто жил далеко за линией фронта. Тем более здесь, на передовой, никто из тысяч людей в форме и думать не хотел о чём-то другом. Цель всех и каждого была одна: победа над врагом.
        Тем самым врагом, что в июне сорок первого решил, что сможет победить страну. Ту самую, что уже не раз давала пинка под зад всем, кто считал себя сильнее. А то, что пришлось отступать? Не страшно, сейчас уже не так страшно. Дальше Урала не отошли, встали стальной стеной, сплотившись все вместе, уперлись и не пустили полчища с косым крестом дальше. И не рассуждали, как это было за океаном, где сытых и наглых горлопанов из САСШ[15 - С(еверо) - А(мериканские) С(оединённые) Ш(таты) - название, которое исчезло лишь в первой половине двадцатого века («нашего» двадцатого века). Прим. автора.] сейчас душили те, кого они ещё так недавно не считали даже за людей. Меньше нужно было языком трепать и всякую там дерьмократию строить, когда к тебе в дом лезут оголтевшая свара совсем недавних добряков. Которые вот именно сейчас решили, что хватит просить, а надо взять. Вот тебе и голосование в военное время. Глядишь, переизбрали бы Рузвельта, так и не было бы ничего такого.
        Глухой рокот из-за рощицы осин, берёз и низкорослых сосен оторвали его от мыслей. Солдат оглянулся в сторону звука, понимая - скоро даже боль в спине и в ладонях от долбёжки киркой, ломом и лопатой земли, звенящей и смёрзшейся до железной крепости, отойдёт на второй план. Стая галок, с криком поднявшаяся в чистое и морозное небо, понеслась в сторону.
        По колеям, продавленным в белом покрове тягачами, катились нагруженные грузовики. Трехосные махины, выкрашенные защитной краской, шли под завязку загруженные снарядными ящиками. Над небольшой колонной стоял запах дизеля и масла, несгоревшего полностью. Чёрная резина покрышек крошила остатки совсем недавно такого пушистого снежного ковра, ничуть его не жалея. Машины были свои, меньше месяца как сошедшие с конвейера. Ленд-лиз, выручавший в самом начале войны, и высасывающий золотой запас страны, прервался в одночасье. Как раз тогда, как южные соседи янки решили, что хватит терпеть рядом слишком богатого соседа. Но страна была к этому готова.
        Заводы в Красноярске и Комсомольске-на-Амуре развёрнутые с нуля, построенные в самую стужу 1946-го, справились. Первые «КраЗы» и «Комсомольцы», мощные, и тяжёлые машины, пришли в отступающие части РККА в нужный момент. На них, работягах, сменяющих в то время «полуторки» и остальные ЗиСы, войска выходили из огня, шедшего за ними по пятам. Сейчас вспомнить то время, когда по военным дорогам двигались дребезжащие жестянки с деревянной или фанерной кабиной могли уже немногие.
        Артиллеристы, развертывающие последнюю из гаубичных установок, лишь тоскливо посмотрели на подкатывающие грузовики. Работа у «богов войны» всегда была тяжёлой. Да, в рукопашную атаку никто из ребят с чёрными погонами не ходил. Но им хватало и здесь, вдалеке от перекрёстного пулемётного огня в упор. Их тяжести не позавидовал бы никто. У номеров орудийных расчётов, сейчас заканчивающих разводку подвижных частей орудий, впереди было чрезвычайно «весёлое» и очень необходимое дело. Наводчики и командиры оставались для подгонки прицелов и наводки, а вот им… им предстояло выгрузить всё то, что лежало под тентами из плотного тёмно-зелёного брезента. Никто в двух батареях не знал ни количества залпов, ни продолжительности артподготовки. Хотя, если по правде, вопрос этот волновал в последнюю очередь. Крепкие ребята в пехотных бушлатах, стёганых фуфайках и редких уже шинелях перекуривали, оценивающе поглядывая на несколько «КрАЗов», ожидающих их на опушке.
        - Перекурили? - командир батареи, перепрыгивая через вывороченные траками кучи, подошёл к бойцам. - Давайте, давайте, мужики. Понимаю - тяжело, но надо успеть.
        - Да понимаем, командир, понимаем. - голоса солдат звучали устало, но без тени недовольства. Каждый знал - от него сейчас зависит многое. - Идём уже.
        И двинулись плотно, все вместе, к грузовикам. Не делясь на несколько кучек, подошли к первому. Лязгнули запоры борта, грузовик просел чуть больше, когда сразу четверо оказались в кузове.
        - Эх, тяжела наша доля… - проворчал давешний рядовой, поправляя плотные рукавицы. - Мама роди меня обратно.
        Взялся за стальную скобу с одного бока первого ящика. Глянул на напарника, крепко сжав её в руке. Оп! Тяжёлый деревянный прямоугольник, поблёскивающий на солнце краской, полетел вниз к ожидающим товарищам. Пошла потеха!
        Мало что сравниться по усталости с той, что получается после разгрузки нескольких полных боекомплектов всего одной батареи. Не говоря уже про две. Ящики тяжёлы сами по себе, доски на них идут прочные, чтобы не поломались от ударов. Стальные полосы, закрепляющие их, лёгкости тоже не прибавляют. Ручки, свободно поворачивающиеся вверх-вниз в петлях, совсем тонкие по сравнению с самой махиной «сундука». После первых десяти-пятнадцати - следы от них плотно врезаются в ладони, начиная чуть побаливать. И нет разницы в том, что делаешь: хоть сгружай с машины, постоянно нагибаясь-распрямляясь, хоть таскай их один за другим в погреб. Хорошо хоть, что погреб не как дома, для картошки, варенья или солёных огурцов. Только вырывать его надо сразу по приезду, и только в него складировать всю эту тяжёлую тряхомудию.
        Но надо успеть сделать всё до того момента, как из коробки радиостанции еле слышимый голос потребует от Клёна огня. И поэтому сейчас они практически бежали, стараясь не запнуться, не уронить на ноги груз. Наводчики и командиры орудий, водители и запасной связист присоединились к ним очень скоро. Надо было торопиться. До времени, стоявшее в планшетах совсем ещё молодых, недавно из училища, лейтенантов, и которое неумолимо приближалось. Позволить себе находиться в стороне смогли оба командира батарей, связист, дальномерщики и часовые, спрятавшиеся в кустах над лощиной, где укрыли артиллерию.
        Лишь они стояли спокойно, сверяя ещё раз данные в планшетах с поданными арт-разведкой. Координаты топографической привязки на местности были верными, результат залпов обещал стать тем, что требовалось пехоте. А время шло.
        - Командирам отделений - проверить экипировку личного состава, боезапас и доложить по выполнению! - передал по цепочке лейтенант, командующим взводом. Посмотрел на быстрое, доведённое до автоматизма движение бойцов и поднёс к глазам бинокль.
        Пусть и немного, но время на осмотр своего участка атаки у него было. Стрелки командирского «Полёта» показывали время точно и в запасе было около двадцати минут. Взвод выдвинулся на позиции в указанный промежуток, не нарушив графика. Осталось немного, всего лишь дождаться ракеты, сигнала к атаке. А потом, одним решительным движением выбросив себя за бруствер траншеи, идти вперёд.
        Совсем ещё юный, чуть больше полугода назад выпустившийся из училища лейтенант покрутил верньер своей оптики. В небольшом прямоугольнике, находившимся над окулярами, еле слышно щёлкнуло. Приборы с дальномерами появились в войсках недавно, но уже успели полюбиться. Сейчас маленькие светящиеся цифры в самом углу панорамы показывали пятьсот с небольшим метров до линии обороны гансов. Всего-то полкилометра, всего… сколько из них сможет его пройти и остаться в живых? Этого лейтенант не мог даже предположить.
        Рядом возникла плотная и невысокая фигура замкомвзвода. Сержант упёрся локтями о бруствер, внимательно посматривая вперёд. Смёрзшаяся земля со стуком покатилась вниз небольшими комками.
        - Всё в порядке, товарищ старший лейтенант. - как всегда голос спокоен и уверен в чём угодно. Лейтенанту очень повезло, что в его самом первом взводе оказался такой бывалый и тёртый калач. С такими, как говорится, хоть к чёрту на рога, хоть к его же, бесовской милости, куме на блины. - Взвод к атаке готов.
        - Хорошо. Спасибо. - Лейтенант оторвался от бинокля, сняв его и убрав в кожаный футляр, закреплённый на поясе. Оглянулся, глядя на кажущиеся из-за брони угловатыми фигуры бойцов.
        Стоят, богатыри, как на подбор, один к одному. Тяжёлая штурмовая пехота, главная косточка всей армии, появившаяся в боях за Волгу. Когда стало ясно, что армия, вгрызшаяся в предгорья Урала, отступать больше ни за что не будет - пришло время появиться тем, кто скоро пойдёт назад. Ломая, круша и снося всё на своём пути, в том числе и кажущиеся незыблимыми линии обороны врага. Понятно, что дело это сложное, требующее специального и внимательного подхода. Потому-то сейчас в высоких, чуть ли не в полтора человеческих роста, накрытых накатом из толстых брёвен, ходах переходов было тесновато.
        Штурмовая пехота подбиралась из ребят не ниже метра восьмидесяти, редко таких как «замок» - в метр семьдесят. Комплекция соответствовала росту, что не прибавляло фигурам пехотинцев изящества и гибкости. Да и носимая броня, закрывающая корпус, плечевой пояс, бёдра с пахом, своё дело делала. Одетые в серо-белый камуфляж, в больших круглых шлемах, накрытых чехлами, и в тёплых шерстяных масках, бойцы здорово напоминали медведей. Тех самых русских, фольклорно-сказочных, населяющих улицы русских городов, умеющих пить водку, танцевать под балалайку и безумно злобных к незваным гостям.
        «А что, - неожиданно подумалось их командиру, - так оно и есть. Очень похожи, прямо один в один напоминают зверьё западного анекдотичного фольклора. И злые, и страшные, и водку пить приученные».
        Лейтенант хмыкнул про себя и решил на всякий случай проверить собственное оружие. Хоть и чистил, холил и лелеял постоянно, как велит БУ[16 - Б(оевой) У(став) - то, что определяет жизнь, поведение, быт, обязанности и положение каждого военнослужащего в армии. Прим. автора.], но всёж таки. Никогда и никому лишним не будет это сделать. Особенно перед боем, когда каждый нюанс играет роль. Бой, бой…
        Он не боялся того, что будет совсем скоро, этот ещё очень юный командир. За шесть месяцев после выпуска произошло многое. Война и есть война. Было за что идти в бой, рваться к врагу, выжимать из себя всё. У каждого своё, личное и глубокое.
        Небольшой дворик в наскоро построенных невысоких панельных домах, с железными качелями и столиками для стариков. Аллейка из берёз, через которую так интересно было бегать в школу в самом начале, после эвакуации. Мама, постоянно хлопотавшая по хозяйству, только придя с работы. Отец, работающий на оборонном заводе, постоянно пропадавший и приходящий домой без сил. Катюша, учившаяся в параллельном классе. Он воевал за то, чтобы они просто были живы.
        Нормально… Лейтенант довольно прищурился.
        Чуть оттянул ремень автомата, взявши его поудобнее. «АДК-Ш/Г»[17 - АДК-Ш/Г - автомат Дягтерёва-Калашникова, конструкции 1950 года. В данном случае указан целый личный стрелковый комплекс под маркировкой Ш(турмовой)/Г(ранатометательный). Под штурмовым имеется в виду тот факт, что: 1) калибр автомата - девять миллиметров; 2) боепитание: пули с усиленным сердечником, и (самое главное) с возможностью применения патрона от немецкого «манлихера-53/штурмер». А это весьма важно в ситуациях, когда отсутствует поднос боеприпасов на поле боя. Как правило, те части Вермахта, что сидели в позициях на линии фронта, комплектовались именно вышеуказанным стрелковым оружием; 3) гранатометательный же означает вовсе не наличие подствольного гранатомёта. В конструкции предусмотрена возможность отстрела гранат калибром тридцать миллиметров со ствола, при помощи холостых патронов. Не очень удобно, конечно, так как приходится менять магазины с боевыми «патриками», но иногда просто необходимо. Прим. автора] штука надёжная, проверенная и… тяжёлая, что и говорить. Пальцы знакомо и быстро пробежали по широкому прямоугольнику
цевья, с ребристыми накладками. Отстегнули толстый дисковый магазин на шестьдесят патронов. Лейтенант придирчиво осмотрел устье с механизмом подачи, чуть подвигал верхний «патрик». Нормально, смазанная двойная пружина мягко подталкивала латунную длинную «сигару» с конусовидным концом вверх. Приклад был штатный, нескладывающийся, деревянный с металлическими вставками. Взводный уже успел убедиться - эта конструкция, с виду неказистая, иногда очень выручает. Череп того фрица, кинувшегося с ножом месяц назад, лишь хрустнул от удара… и все.
        Проверил самый конец ствола, куда тоже уже пришлось пару раз вставлять цилиндр гранаты. Чисто, никаких незаметных комочков грязи, которые на удивление ловко и быстро прилипают от самой небольшой прогулки по траншеям. Поправил собственноручно сшитый белый чехол, закрывающий большую часть оружия. Они не разведка, но если вдруг снег пойдёт, то лишний шанс уберечься от прицельного огня. «Попона» шла в довесок к бело-грязной камуфлированной ткани защитных щитков и самого жилета.
        Напоследок пару раз достал и вложил обратно «ТТ» и нож. Кобуру недавно привёз в подарок однокурсник, ездивший куда-то за Урал за боеприпасами и оружием. Хоть и сразу после выпуска, оказавшись в части, постарался примазаться к интендантам, но дружбы с сокурсниками не разваливал.
        Сам лейтенант, поначалу косившийся в его сторону (а то, тыловой грызун-то!!!) вскоре смог справиться с собой. Вот и результат, надёжно закреплённый на бедре, доказывает верность в изменении стереотипов. Стандартная кобура, крепящаяся на ремень, в боевых условиях оказалась не то чтобы неудобной. Мешала она, в нужный момент оказываясь даже не подспорьем, а вовсе наоборот - помехой, чуть ли не смертельной. Ну а нож, взятый в первом бою, оказался хорош. Длинный, широкий, с односторонней заточкой, резиновой рукояткой. Полученный от старшины штык от автомата тоже был с ним, спрятанный в подсумке на пояснице. А трофейный вон он, сбоку на груди.
        Поводил плечами, прислушиваясь к ощущениям. Нет, всё было в порядке, защитные щитки сидели плотно, но не мешая. Ставшие привычными тяжесть и нагрузка на спину от жилета только придавала уверенности, также, как давление от шлема. Спасибо тем, кто не спал ночами, создавая всё это для таких, как он ребят здесь, на фронте. Сколько жизней сохранено только благодаря такой вот защите, сколько осталось неискалеченными солдат. Лейтенант оценил и понял в первый раз, испуганный и чуть не наложивший в штаны, поднятый рукой вот этого самого сержанта, шёл в бой. Стук от осколков разорвавшейся рядом фрицевской гранаты, дробью прокатившийся по шлему, врезался в память навсегда. Сам выбрал куда пойти, штурмовая пехота - это не то место, где можно «загаситься», совсем не то.
        Он посмотрел на циферблат, понимая, что совсем скоро наступит то самое время, обозначенное на «летучке» командиром батальона. Обвёл глазами ближайших бойцов, встречаясь со спокойными ответными взглядами. Эти не подведут, никогда и ни за что, в этом взводный был уверен на сто процентов. Осталось лишь дождаться ракеты.
        - Туточки они, тута… - сапёр обернулся к напарнику. Скуластое лицо чуваша довольно улыбалось. - Видишь?
        - Не мельтеши. - тот вытер лицо рукавицей. Осторожно поправил капюшон маскхалата, низко опустившийся на глаза. - Вижу, они.
        Оба лежали в небольшой канавке, когда-то прорытой то ли ручьём, то ли рукавом недалёкой реки. Перед ними расстилалось, на сколько глаза глядят, сплошное белое покрывало поля. Не простого, когда-то перепаханного плугами и боронами, а самого отвратительного из всех возможных полей, включая ледовые на полюсах. Поле перед двумя сапёрами было минным.
        Оборудованным хитрой начинкой по всем правилам сложной военной науки и предназначенным лишь для одной цели: не дать пройти врагу. Те, кто не должны были пройти, сейчас теснились в узких траншеях далеко за спинами двух людей в маскировочных халатах. Там, за бруствером, ждали своего часа несколько батальонов. И для того, чтобы они смогли атаковать, этим двум нужно сорвать как можно больше мин, спрятанных их «коллегами» с той стороны.
        «Открывашки» ждали рядом, заботливо и аккуратно уложенные на специальные салазки. Два заряда, способные подорвать большую часть минного поля и дать возможность пехотинцам добраться до хорошо заметных траншей перед сапёрами. Если напрячь слух, то пару раз можно было расслышать лающие гортанные команды. Там, на «той» стороне, сейчас шла такая же жизнь, как и на этой, «своей». За маленьким исключением: на «нашей» стороне все точно знали, что через пару десятков минут начнут убивать «соседей», а вот те про такое ведать не ведали, и слышать не слыхивали.
        То, что разглядел глазастый сапёр, родившийся в деревеньке под Чебоксарами, была верхушка одной из мин. Плохо заметная чёрная болванка, которую очистил от недавно выпавшего снега сильный ветер. Но именно от неё, такой, казалось бы, незаметной, можно было плясать дальше. Напарник первого ИСР-овца[18 - И(нженерно) - С(апёрная) Р(ота) - подразделение, существующее практически в любом полноценном стрелковом (РККА), либо оперативном (НКГБ) полку. Задачи простые и ясные - работа с взрывчатыми веществами (ВВ), минирование и наоборот. В общем, те самые ребята, у которых если и ошибка, то только одна… да и та последняя. Прим. автора.] старательно прикрыл глаза белой шерстяной перчаткой (со снайперами приходилось считаться), внимательно пошарил глазами вокруг.
        - Всё, засёк. - Под плотной тканью маски его губы слегка улыбнулись. Первый этап задачи выполнен, мины обнаружены. Осталось ещё два: подготовить «открывашки» и вовремя их запустить. А это тоже далеко не просто, если не сказать наоборот. Укрепления немцев здесь находились очень близко, выдвигаясь вперед тупым углом, создавая опасность и для противника и для самих себя. Вот фрицы и дождались… сапёр улыбнулся ещё раз. Что-что, а подарок для своих ребят и для немцев он постарается сделать так, как надо. Проход через поля у пехоты будет хороший, широкий, разве что не ровный. Ну, да и ладно, небось вовсе не на променад собрались.
        Сапёр подхватил свои салазки и пополз от напарника, стараясь вжаться в землю и ничем себя не выдать. Говорить не было необходимости. Пара давно понятных жестов на пальцах, и всё ясно. Невеликая премудрость для тех, кто знает, что делать. Поле рванут с двух сторон, чтобы затралить как можно больше плоских тяжёлых дисков, спящих под снежным покровом.
        Стрелки на часах, уже подошли к нужной отметке, когда он закончил последние приготовления. Осталось всего ничего, только дождаться сигнала и повернуть ручку динамо-машины. А потом… можно, конечно, отползти назад, а можно и пойти с пехотой. Это уж как карта ляжет. Деревню сапёра сожгли пять лет назад, когда подразделения СС прочёсывали районы у Сызрани, это он знал точно. А долг, как известно, платежом красен.
        Глава восьмая
        'Сталкиваясь с проблемой на задании
        Боец РДГ самостоятельно принимает меры ее решения
        Согласовываясь со всеми рисками
        И принимает их на себя'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Дверь блиндажа гулко стукнула. Гауптман Роецки, командир усиленной второй роты гренадер-батальона полного состава «Кениг Фриц», отвлекся от не очень свежего номера «Фёлькишер беобахтер». Нечего читать, совсем… И кто виноват? Ганс?
        Нет, с чего бы? Злиться на денщика желания не возникало. Чёртов Восточный фронт, чёртовы русские пространства! Роецки, мог без запинки перечислить своих предков вплоть до легендарного раубриттера Гуго Роецки, положившего начало роду и воспитывался не так, чтобы читать то, что лежало перед ним. Это его кузенам по материнской линии, особенно очкарикам с учеными степенями, тем да…
        Но кого в интендантском ведомстве обер-комманде дес Хереес интересовали потребности пусть и заслуженного, но самого обычного гауптмана в, хотя бы, «Шпигеле»? Верно, абсолютно никого. И лётчиков, где служил давний дружок Руди - перевели куда-то дальше, на участок фронта напротив города с очередным диким, для уха нормального вестфальца, названием. Эти ребята, постоянно мотавшиеся далеко на запад за новыми самолётами, подкидывали, бывало, что-то поинтереснее. А сейчас и их отправили в новую русскую задницу с непроизносимым названием. Как же его?..
        - Ганс? - Роецки обратился к денщику, плотному и спокойному баварцу Лемке.
        - Да, герр гауптман? - тот был занят тем, что расчищал стол командира.
        Выбросил окурки из пепельницы майсенского фарфора, привезенную с вещами офицера из дома. Поставил на столешницу, укрытую уже не чистой (а положил он её с вечера) скатертью кофейник.
        - Не помнишь, куда откомандировали летунов, что стояли рядом?
        - Эм… - брови солдата сошлись над переносицей. - Кажется… Алиметьевск?
        - Да, точно. Спасибо, Ганс, твоя память, как всегда, безупречна. - Роецки встал, чтобы не мешать разбирать тот бардак, созданный им за время очередной наполовину бессонной ночи. - Что тут у нас?
        - Завтрак, герр гауптман. Омлет с колбасой, яблочный мармелад и хлеб. Кофе я заварил вам из собственных запасов.
        - Чёрт, Ганс, не могу представить, как я буду без тебя после войны. - гауптман дружески потрепал солдата по плечу. - Так обо мне не заботилась даже гувернантка у моей бабушки.
        - Думаю, герр гауптман, что после войны о вас будет, кому побеспокоиться. - солдат перекинул через плечо полотенце, которым смёл со стола. - Найдёте себе красивую фрёйляйн и та будет заваривать вам кофе по утрам, делать и сервировать домашний завтрак. Вы любите наши, баварские сосиски, с чесноком, травами и мускатным орехом, герр гауптман?
        - Да, Ганс, люблю, но только не с утра. Никогда не отказывал себе вечером в паре кружек холодного мюншенера, вот тогда сосиски с твоей родины оказывались как раз к месту. Скучаешь по дому, Ганс? Да не бойся, я спрашиваю не для того, чтобы потом пообщаться с господами секуристами.
        - Скучаю, герр гауптман. Помните, год назад вы лежали в госпитале? А мне герр оберст дал две недели отпуску, пока вы выздоравливали после операции. Попал как раз в мае, когда цвели ябло…
        Роецки, который искренне привязался к своему постоянному денщику, прошедшему вместе с ним последние несколько лет, так и не успел узнать историю про апфельблумен в Баварии.
        Блиндаж строился крепко, с накатом из двух слоёв брёвен и толстым слоем земли и дёрна. Но он не был рассчитан на прямое попадание снаряда советской гаубицы ДС-44, бьющей на несколько километров с закрытых дистанций, отправляя снаряд по такой траектории, чтобы в цель они попадали под практически прямым углом. Также гауптман, уже успевший присоединиться к компании своих доблестных предков, никак не мог знать, что выстрел был пристрелочным. А вот остальные, выпущенные в два десятка залпов после, ушли точно в цель, аккуратно укладываясь по позициям его собственной роты и всего батальона. Что мог успеть подумать денщик Ганс Лемке, так же осталось для него загадкой.
        «Тралы», запущенные сапёрами, прошлись по минному полю густо, сорвав много круглых болванок, таящих в себе смерть всему живому. Густые клубы чёрного и серого дыма от сработавших мин, начали рассеиваться ветром, когда в ход пошли дымовые шашки. Первые тяжёлые фигуры горохом посыпались с бруствера вперёд, ведомые приказом и долгом перед собственной страной, семьями, незнакомыми людьми оставшимися за линией фронта, всем тем, что было для каждого из бойцов родным.
        Там, позади, укрывшись в рощицах и перелесках, спрятанные за несколькими холмами, что тянулись по-над рекой, грохотали десятки орудий. Наступление трёх полков, просчитанное в штабе 2-ой ударной дивизии Приволжского фронта, началось в точно назначенные сроки. Сотни людей, весь сложный механизм, руководивший ими, сейчас работал на успех. И всего несколько человек, посвящённых в тайну, знали настоящее значение неожиданного удара на этом участке.
        Остальные… остальные не знали ничего. Они просто шли вперёд, стреляя в уже хорошо видимые фигурки врагов, подносили снаряды, заряжали, вели огонь батарей. Стояли на КНП[19 - К(омандно) - Н(блюдательный) П(ункт) - укреплённая (как правило, но вовсе необязательно) точка, с которой командирами осуществляется ведение боя. В нормальном состоянии КНП представляет собой хорошо укреплённую сеть блиндажей и ходов сообщений, подходящих с линии траншей. На пункте находятся все необходимые средства связи и коммуникаций, небольшая оперативная группа прикрытия, посыльные, связисты и проч. Прим. автора.], кричали в эбонит микрофонов станций и полевых телефонов необходимые приказы. Рвали на себя ручки фрикционов, кидая стальные тела боевых машин вперёд. Нажимали на спуск, отправляя вперед очереди и одиночные. Передавали координаты, стараясь рассмотреть поправки через дым и летящие землю со снегом. Бежали быстрее быстрого, стараясь достать до немцев раньше, чем те опомнятся. Закидывали мины в жерла минометов, заставляя фрицев еще сколько-то секунд вжиматься в землю. Тянули катушки проводов, не надеясь на
радиосвязь и стараясь обеспечить такое необходимое взаимодействие. Оттаскивали на себе раненых, захлёбывающихся кровью и матом из орущих и перекошенных ртов.
        Для каждого из них наступил тот момент, которого ждали долго, упорно, стискивая зубы от ненависти и стыда. Они просто воевали, идя в бой против тех, кого не звали на эту землю.
        Лейтенанта уже вскользь зацепило. Шальная пуля, скорее всего из штурмового карабина, чуть чмокнула на излёте. Прожгла рукав маскировочного халата, бушлата, нательного чистого белья, вспорола кожу с мякотью. Кость, слава Богу, не зацепила. Ближайший к командиру боец, торопливо выхватив перевязочный пакет из подсумка, наскоро перебинтовал. Кровь на лёгком морозце, к счастью, остановилась быстро. Взвод, также, как и три соседних, упорно шёл вперёд. Прикрываясь плотным серым дымом из шашек, играючи преодолели первые метров триста. Идти было несложно, воронки и чёрный снег от подорванных мин проложили хорошую дорогу. Пока ветер не разнёс дымовое прикрытие - шли на грохот от разрывов.
        «Боги войны» не подвели, не дали испугаться. Рискованно, конечно, было идти под свистящими над головой тяжёлыми болванками. Но риск стоил того, первые несколько минут фрицы даже и не думали огрызаться. Сидели, вжавшись в землю, осыпаемые её мёрзлыми комьями, чёрным снегом и густыми красными каплями, летящими от тех товарищей по оружию, кому не повезло спрятаться от снарядов русских.
        Рёв и взрывы продолжались около двух-трёх минут, того самого рассчитанного в штабах времени, что должно было хватить штурмовой пехоте, чтобы подобраться к врагу вплотную. И его ребята, и соседи, друзья-товарищи, угловатые в броне, широкими грязно-белыми пятнами сейчас виднелись повсюду. Спешили, бежали что есть сил, торопясь успеть, пока не очухались в окопах на «той» стороне. Но всё-таки не успели.
        Один, второй, третий… басовито зарокотали в приближающейся тёмной полосе станковые МГ. Жёлтые вспышки в узких, не видных практически с поля щелях, венчики пляшущего пламени на кончиках толстых стволов. Визг плотных стаек трассеров, раздирающих воздух, хлещущих стальными бичами крест-накрест. Пулеметчики были жестко и умело, выхлестывали ленты, одна за одной, стараясь не подпустить русских.
        Вот ткнулся головой вниз один из солдат, бежавших в первых рядах. Плеснуло ярко-алым, таким заметным на фоне грязного и чёрного от сгоревшей взрывчатки снега вокруг. Свернулся в клубок чей-то любимый сын, брат, муж, отец, дядя, сват, или просто пусть и не родной, но близкий человек, которого ждали за Уралом.
        Очередной безымянный для многих герой, который делал всё что мог, чтобы пусть и нескоро, но на этой земле можно было жить. Дышать вольным и чистым воздухом, строить жизнь, растить детей. Каждый из тех, кто сейчас бежал вперёд по заснеженному полю, мечтал делать это сам, но знал, что даже если не выйдет у него, должно быть у кого-то другого. И никак иначе, только так. Потому что это война каждого. А этот солдат, который может и с другого взвода, роты, батальона, будет отомщён. И память о нём будет жить дальше, передаваясь из поколения в поколение, потому что по-другому было нельзя. Ведь это общая, одна на всех война.
        А пулемёты продолжали стрелять трещотками, жадно, захлёбываясь очередями. Падали, падали солдаты в штурмовых комплектах защиты. Воздух продолжал рваться на куски роями голодных стальных ос, прошивающих насквозь людей с маленькими красными звёздочками на шлемах. Ноте шли, шли и шли вперед, наливаясь еще больше злобой и яростью.
        Лейтенант прижался к земле, прикрывшись разбросанной взрывом противопехотной мины, грудой вывороченной земли. Вскинул автомат, к стволу которого на полном автомате, не помня, когда он это и сделал, прикрепил гранату. Быстро поменял магазин, прищёлкнув холостые патроны. Вскинул тяжёлый механизм, поймал в прицел одну из щелей, плюющуюся огнём в их сторону. Прикинул расстояние и поправку для очень нужного результата попадания, взял чуть вверх и левее. Выдохнул, выбрал момент и плавно, как на стрельбище, выбрал спуск.
        Отдача от мощного девятимиллиметрового патрона сильно толкнула плечо. Граната фыркнула, отправившись в полёт по кривой дуге, ставшей к концу более пологой, стремящейся к цели стрелой. Оставила за собой быстро исчезающий, дымный след. Она воткнулась ровно туда, куда было необходимо попасть. Молниеносно юркнула в едва заметную щель-бойницу. Взрыв-не взрыв, не особо громко, больше похоже на хлопок, с густым белёсым дымком. Крик внутри укрепления был намного громче. Ствол МГ заметно дёрнулся, застыв чёрной корягой, торчащей прямиком в низкое, серое и снежное небо.
        - Ур-р-р-р-а-а-а-а!!! - басовито рявкнул сбоку невесть как оказавшийся рядом с командиром «замок». Вскинулся одним прыжком, перебросил удобнее свой автомат и ринулся вперёд ртутным живым шариком.
        Лейтенант привстал, шаря глазами вокруг. Дым развеялся, давая возможность оценить то, сколько полегло однополчан, только что двигавшихся вперёд вместе с ним. На какой-то момент ему показалось, что из батальона осталось чуть больше одного полноценного взвода. Но всего на какой-то момент. Зарокотало справа, слева, сзади. Высокие мощные фигуры, укутанные в зимний камуфляж, виднеющийся из-под носимой защиты, кажущиеся неповоротливыми и большими, вставали во весь рост. И шли вперёд, собственной огневой мощью пробиваясь к совсем уже близкой линии траншей.
        Злость и ярость, кипящие внутри, просились, рвались наружу, подталкивали бурлящим адреналином и…
        - Ур-р-р-р-а-а-а-а-а!!! - лейтенант вскочил, чувствуя, как совсем ушёл в никуда противный липкий страх, не так давно попытавшийся скрутить его изнутри.
        Шаг, второй, следом за теми, кто уже нёсся вперёд, даже не прижимаясь к такой спасительной земле. Они шли в самоубийственную атаку, обычные парни, родившиеся на этой великой земле, шли не пригибаясь и уже не прячась, подавляя врага одним только видом и древним, пришедшим из глубины времени боевым кличем. И те дрогнули, понимая, что здесь и сейчас они уже ничего не смогут сделать этим вот мужчинам и женщинам, не боящимся смерти. И для них не надо было никакого специального вещества, про которые они и не слышали. Не было никакого боевого безумия, не было алого тумана перед глазами и жажды убийства. Была лишь ледяная ненависть к тем, кто пришёл в их дом, сжигающая изнутри не хуже пламени…
        Лейтенант ударом приклада отшвырнул одного, бросившегося откуда-то сбоку, вынырнувшего из хода сообщения. Хлестнул очередью поперёк груди ещё одному, неожиданно вскочившему на ноги, и оказавшемуся весьма живым. Когда автомат сухо щёлкнул, а рука, привычно пошарив в подсумках, не нащупала ни одного полного магазина, он только вздохнул. Привычно перекинул автомат за спину и быстро выхватил тяжёлый трофейный клинок, понимая, что может не успеть к силуэту в офицерской шинели, шатающейся, показавшейся в дверях дымящего блиндажа. Но всё ещё сжимающей в руках угловатый МП.
        Одинокая серая ворона, кружась, опустилась вниз. Каркнула, выглядывая товарок, суетливо оглянулась вокруг, топорща перья и подпрыгивая. Но нет, пока она была одна, первая, понявшая, что внизу всё прекратилось.
        Чёрный дым продолжал подниматься клубами в небо, но треск стрельбы и басовитые разрывы гранат становились всё реже. Птица, давно наученная жизнью осторожности, продолжала осматриваться. Она не спешила приступать к тому, для чего прилетела. Этому она тоже научилась давно. Лучше было дождаться того времени, когда высокие фигуры перестанут сновать взад и вперёд, постоянно нагибаясь к земле. Изредка, то одна, то другая начинала кричать, махая руками. Или наоборот, молча выпрямлялась, направляя вниз остро пахнущее железо, что не выпускала из ладоней. Потом был короткий звук, вспышка огня и человек шёл дальше. Надо было лишь дождаться, когда они уйдут дальше и тогда можно приступать.
        С неба вновь падал, лениво кружась в морозном воздухе, снег. Падал, не тая на широко раскрытых глазах тех, кто уже никогда не сможет встать с ледяной земли. Падал, накрывая пушистым мягким ковром, красные и чёрные пятна. Бой закончился.
        Полковник Медведев молчал, крутя в пальцах сломанный карандаш. Хрустнул его остатками, подошёл к столу. Открутил колпачок на фляжке, которую достал из тумбочки. Посмотрел на тех, кто сидел рядом. Нашёл три относительно чистых стакана и налил по трети каждого прозрачной жидкости. В блиндаже резко запахло спиртом.
        Поднялась вверх плащ-палатка, закрывающая вход в «кабинет» командира. Зашёл уставший, с красными щеками и носом Смирнов. Принюхался, взял один из стаканов, залпом отправил внутрь.
        - Ну? - на лице Медведева чётко выступили желваки.
        - Ушли, товарищ полковник, все три группы успешно ушли на ту линию фронта.
        «Батя» сжал в руке стакан, поискал глазами лысого, всё также сидящего в тени. Выпил, медленно, пропустив ледяной спирт сквозь сжатые зубы. Стукнул стаканом по доскам стола. Сел, глядя в пустоту перед собой.
        - Пусть вам земля будет пухом, ребята… - Смирнов, глядя на командира, сухо сглотнул. Группы ушли «туда», дело было сделано. Цена… цена вышла дорогой. И понять командира можно было без лишних слов. Война…
        - Они погибли не зря. - лысый вышел на свет. - Не зря.
        На войне, как… - 4
        Новосибирск, статистический межведомственный отдел при Наркомате сельского хозяйства и Наркомате тяжелой промышленности, 196…
        Дядя Ёся, ну помоги с сыном, пожалуйста, он у нас один. От вас не забирают, у вас брони, вы же нужны стране!
        А сын их не нужен? Двадцать лет остолопу, от семейного, математики и ее тончайших расчетов, ничего нет. Зато бегает, зато с вышки прыгает, зато стреляет, зато… Все «зато» и никакого желания идти на фронт. Или, хотя бы, на оборонный завод, на обычный завод, отучиться и ехать агроном в колхозы. Колхозы, дураки вы такие, колхозы, Раечка! А твоему Лёве лишь бы жить тут, в новой столице, волокитить за девочками поглупее и получать значки на грудь. Комсорг он, понимаете ли, пошел получать высшее филологическое образование… фух, родственнички!
        Льва Толстого он любит, Лёва ваш, Достоевского, грамматику с правописанием? Или грамматика и есть же правописание, верно?
        Да не сдались ему ни уроки родной речи, ни правильное восприятие учениками, в будущем, гениальности Александра Сергеевича. Вот прямо совсем. Педагогические училища только-только начали первые наборы делать, девчонок море, вот он там и оказался. И вся его любимая математика сводится к размеру груди новой фемины, на кою Лёвушка открыл охоту. Вот, самые простые цифры, тройка, четверка и туз, отданный повышению этих чисел. Педагог, в растакую погибель его!
        Почему не призван как бы племянничек? Ой, я вас умоляю, неужели не найдется даже в страхе с ужасом, столько лет нависающем над страной, любителя наживы? Найдется, обязательно найдется, особенно когда к тебе в кабинет, мило улыбаясь, заходит самый настоящий потомственный ювелир с фамилией! С фамилией, выжившей в революцию Февральскую, в Октябрьскую, в Гражданскую не погибшую и пережившую разруху, голод, НЭП, чистки и осевшую даже сейчас, осевшую спокойно и надежно. А у вас, у такого нужного доктора еще и молоденькая женушка, как же отказать ей и не потакать, верно? Особенно, когда ты на хорошем счету и в комиссии по призывникам.
        Эх! Дядя Ёся, дядя Ёся, наш доктор куда-то уехал. Говорят, отправили на Дальний Восток, заведовать развивающейся медицинской частью! Дядя Ёся, а вот Полина Михайловна, супруга Захара Петровича, сказала, что наш доктор арестован!!! А как же Лёва, ведь если…
        Валериана у вас, дядя Ёся, так близко, ваши нервы, мы их издергали, но простите, вы же понимаете, как страдает наша семья, как мучается!
        - Да чтоб вам ни дна, ни покрышки! - Иосиф Самуилович Кац, желая шарахнуть кулаком по столу в огорчении от собственных мыслей, только выдохнул. Когда тебе за семьдесят, а артрит уже почти родственник, не стоит делать резких движений.
        Даже по такому поводу, как проклятые родственники, желающие оседлать старого мерина. Ну, хорошо, сильно пожилого жеребца. Да и родственники то…
        Дядя Ёся, из ваших комиссариатов не берут на фронт и на оборонные предприятия, если окажешься в столичном штате, дядя Ёся, вы же на хорошем счету, все знают, у вас даже отдельная квартира в новом квартале, дядя Ёся, вы же должны готовить себе хорошего старшего счетовода на замену.
        Счетовода, шлимазлы, на замену!!!
        - Иосиф Самуилович!
        Вот распереживался, даже не заметил, как зашла Зинаида. Вот на ней бы ваш поц попробовал бы свои глупые чары статного Аполлона! Да, Зиночка бы быстро объяснила Лёве - что и к чему, загнув, наверное, всего три пальца на своей тонкой красивой левой руке. Согнула бы все - Лёва загремел бы в больницу, после точного удара не менее точеного кулачка.
        Счетовод! Старший! На хорошем счету!
        - Иосиф Самуилович, я подготовила сводку по Латинской Америке. У вас будет время проверить?
        Конечно будет, Зина, вы же знаете.
        - У вас все хорошо, Иосиф Самуилович?
        Хорошо? Куда как хуже, чем вы, Зиночка, смотритесь. Даже простенький рабочий костюм, Зинаида, не прячет вашей фигурки спортсменки-разрядницы, ничуть не испорченной излишними мускулами. Наставники у Зины хороши и профессиональны, в Зиночке никто, даже самые близкие люди, не могут заподозрить настоящую боевую машину. И это правильно, случись что, неожиданность всегда на нашей стороне. Куколка, не девушка, талия - двумя ладонями обхватишь, даже интеллигентными, как у самого старого старшего сче… как у него.
        А уж, к примеру, вахтер, Василий Петрович Галаган, с его клешнями флотского старшины, так и одной. Ему-то скрываться не нужно, вахтер он и есть вахтер, человек служивый, награжденный, состоящий в категории запаса. А уж если запас только по документам, а звание куда выше старшины, а цацки, захоти навесить на парадный китель, до пупа спустятся - кому какая разница.
        Счетоводы и сотрудники статистики, да уж. В принципе все верно говорят о дяде Ёсе, он и есть старший счетовод, пусть считает вовсе не железо с углем в тоннах или пшеницу в гекалитрах. Хотя и не придет никому в голову считать ту в гекалитрах. Да и сталь дядя Ёся считает, почти каждый день, пусть и не советскую. Но это дело вовсе не всей его родни, что вовсе не родня. Так, седьмая вода на киселе, как говорится.
        - Иосиф Самуилович, как же так, а? - сказал, помнится, товарищ Лаврентий, сидя на углу вот этого самого стола. - Вы, наш лучший сотрудник, ни разу не замеченный в порочащих вас связях и делах, воспользовались служебным полномочием?
        Стыдно было тогда дяде Ёсе, когда сидел на углу его рабочего стола товарищ нарком. Сидел, смотрел через очки с диоптриями, туго пошевеливая располневшей с возрастом шеей. И задавал правильные да нужные вопросы, интересовался - зачем же Иосиф Самуилович Кац, чистопороднейший еврей, рожденный за чертой оседлости, в местечке у Белой Церкви, выпестованный Революцией и ею же, заостривший гениальный аналитический мозг, посаженный в это удобное кресло, решили спасти даже не кровных родственников? Знали же, что донесут, знали, что будет этот самый разговор, а?
        Когда ты сидишь в кресле заместителя начальника аналитического отдела аппарата Контроля Верховного главнокомандующего Народного Комиссариата Обороны, прячущегося за вывеской отдела статистики, нужно быть другим. Есть проблема - подними трубку, скажи кому нужно, ее решат. Не лезь сам, не трать своего времени с нервами.
        Врача того раскрыли сразу, и не имел Лёвин белый билет никакого отношения, взяли его позже, за другую взятку. А тогда прикрыл дядя Ёся дело, положенное на стол своим человеком в НКВД. Свой человек, прячущий в кармане красную книжечку СМЕРШа, все понимал. И даже сам сделал необходимое, подставился, пытаясь отвести угрозу от старого глупого еврея Иосифа.
        Только правды в мешке не утаишь. И липовая справка для сына двоюродной сестры жены, погибшей с дочерью и внуками там, на Черном море, тайной для кого надо не стала. И сидел дядя Ёся, не глядя в глаза наркома в очках, смотрел и не находил ответа.
        - Иосиф Самуилович, - говорил нарком, разглаживая чуть скомканный лист справки, лично взятый у дяди Ёси и смятый в разом погасшей ярости, - вы нужны нам здоровым, спокойным, выспавшимся и даже съевшим ваше обязательное яйцо всмятку. Вы нужны нам, и не нам, Ему и мне, а стране. Вы же знаете!
        Да, он знал. Три раза в год, ложась в специальную больницу-санаторий НКО, знал. По две недели, три раза в год, под капельницами, с препаратами, под аппаратами, под наблюдением врачей и сестёр, знал и никогда не забывал.
        В самом НКО уже три года целый этаж отведен под огромные стальные блоки, гудящие мощными лампами, вентиляторами охлаждения, потрескивающие километрами проводов и контактов из драгметаллов. Целое бюро, сто человек настоящих гениев, всеми силами, днем и ночью пытаются довести до ума чудовищную машину, должную выдавать аналитику и прогноз с той точностью, что выдает один единственный старый еврей.
        У него квартира в новом квартале, с домработницей, прикидывающейся соседкой. Его окна выходят на хвойный лес, где он гуляет вечером, встречая знакомых, грибников, бегунов, мам с колясками или саночками, любителей собак, да…
        Окна выдерживают прямую очередь полной коробки крупнокалиберного пулемета, а автоматические жалюзи, срабатывающие на скорость и температуру, спрячут его от прямого попадания из гранатомета. Собаки в лесопарке и доме служебные, чующие взрывчатку за километр, а мамы в своих колясках, всегда гуляя парами, везут целый арсенал, средства защиты и аппаратуру реанимации. Стены квартиры сразу не разнесет даже танк, а крышу не сможет раздолбать до его третьего этажа прямое попадание авиационной бомбы. В подвале, прячущимся за будочкой коньсержа, положенного дома партийной номенклатуры, гермодвери бункера с прямой веткой, выходящей в правительственный центр связи и управления, упрятанный под Академгородком. Да и будка вахтера, как он сам, непростая.
        Иосиф Самуилович все и всегда помнил, и точно знал, как будет дальше. И готовился умереть только после Победы. Когда сможет, пусть не руками, отомстить за семью. Когда Рейх падет из-за его ума, интеллекта и умения делать выводы из огромного улова информации, приходящей в Новосибирск от нескольких агентурных сетей со всего мира.
        - Иосиф Самуилович, - снова напомнила Зина, - посмотрите?
        - Да, Зиночка, конечно. Присаживайтесь и давайте справку. Не затруднит ли…
        - Не затруднит.
        Зина, ах, Зина, будь он моложе, хотя бы лет на пятнадцать.
        Страна уже не сидит на голодном пайке, страна справилась, создала все нужное в Сибири, в Казахской ССР, грудью встала, не пуская турков к Закавказью и Средней Азии. Страна не голодала, но и не ела полным ртом.
        Но он, старый еврей Иоська, не знал нужды. Пусть и не просил больше разумного, и если ел настоящую паюсную икру, то только по предписанию врачей. И даже добился замены ее на искусственно созданные препараты. А вот чай, настоящий индийский, любил крепко. И он всегда хранился в старенькой жестяной коробочке вон там в тумбочке. Рядом с сахарной головкой, щипцами для колки и старенькой сахарницей, доставшейся от мамы. Почему держал ее тут? Тут он жил больше, чем в квартире. Там он лишь ужинал и спал, проводил выходной день, принимал родственников, не вызывал подозрений, рассматривал единственный семейный фотоальбом.
        Так, ну, что тут у нас?
        Иран продолжает упорно теснить турецкие войска в Малой Азии. Правильно, после переговоров с Лондоном, после помощи курдам и уцелевшим турецким армянам, они открыли еще один фронт. С середины сороковых там режут друг друга за старые обиды, делят Азию и куски Северной Африки, но зато Средняя Азия и Закавказье держатся, не сдаются и не пускают немцев.
        Да, Баку захвачен, да, Грузия тоже под турецким флагом. Но подполье живо, подполье, снабжаемое через Ереван, борется.
        Интересный момент…
        - Зина, отвлечемся от Боготы и Рио-де-Жанейро. Сколько сухогрузов прошло через Босфор вчера? Пять?
        - Так точно, Иосиф Самуилович.
        - А где было усиление Африканского корпуса Роммеля?
        - Они продвинулись дальше в центральные области. Со стороны Йоханнесбурга к ним на соединение вышли два полка коммандос из африканеров.
        - Зина, стоит отметить, что югославским товарищам стоит рекомендовать готовиться к трем диверсиям на железных дорогах. Так и напишите в общей сводке.
        - Вы считаете, немцы смогли найти необходимые рудные месторождения?
        Дядя Ёся улыбнулся:
        - Я уверен, Зиночка. И они уже смогли обмануть наших английских друзей, соединившись с бурами вот здесь, на карте отмечено желтым флажком.
        Карта напротив - одна из многих. Здесь вся большая стена напротив в них. Желтый флажок - в Африке, на том самом месте, где год назад были предположены геологические изыскания, способные перекрыть истощенные прииски в Восточной Африке, откуда в Германию на заводы Круппа, шли молибден и вольфрам.
        Крупповская сталь - это броня и пушки. Это новые танки и новые образцы техники с вооружением здесь, на Восточном фронте Рейха. Все взаимосвязано. Как Монголия и Китай, в сорок третьем выступившие единым восстанием против японцев, оттянув на себя основные силы Маньчжурской армии и дав уничтожить дивизии на Дальнем Востоке и в Сибири. Сколько тогда погибло товарищей из степей? Много. Но сейчас там вырос настоящий фронт, поддерживаемый РККА и Япония завязла, сумев не погибнуть только благодаря нацистским марионеткам, посаженным в Латинской Америке, объявившим войну янки.
        - Югославское подполье мне кажется ненадежным.
        Права Зинаида, не поспоришь. Так на то это и отдел аналитики. И вторая пометка будет основной:
        - Готовить переправку наших диверсантов.
        А дядя Ёся уже может позволить себе улыбку. Они же давно готовы, только ждут указаний. И пойдет две группы, одна из Ирана, давно ждущая своего времени, а вторая с черноморского побережья, находящегося в зоне турецкой оккупации. Кому через кубанских товарищей передавали взрывчатку, Зина и когда?
        Дядя Ёся улыбается и Зина улыбается в ответ. Ненавидела она его раньше, только появившись сразу после разведшколы. Смотрела на холодильный аппарат, гудящий за фальш-панелью, на настоящее сливочное масло, на сырокопченую колбасу, на кофе в зернах из самой Бразилии, на электрочайник, смотрела и ненавидела за свое голодное детство у Туруханска, за перловку в разведшколе и мясо раз в три дня.
        А теперь, глядя на все это же, понимала Зина простую вещь: так надо. Пусть этот старый и очень, очень-преочень, умный еврейский дедушка, оставшийся по-настоящему сиротой, пьет этот кофе и есть свои два бутерброда с маслом и вареньем, пусть. Надо будет, чтобы Иосиф Самуилович перепелок на обед употреблял, сама пойдет искать и стрелять.
        Три недели назад взрывчатка дошла до ребят в Закавказье. Дошла как обмен на антибиотики, не как груз из центра. И возьми кто партизан, никто словом бы не обмолвился о передаче ВВ куда-то законспирированной РДГ, ожидающей своего часа в Батуми. Подло? Нет. Это война, здесь промашек делать нельзя. А этот хитрый дед, что, будь моложе, постарался бы раздеть ее не глазами, а руками, уже все продумал. И подсказал, как бы невзначай, до сих пор державшемуся старому грузину - куда и как направить вроде бы сейчас ненужное. А он знал, знал, и флажок этот желтый воткнул в карту давно.
        «Карты разорившейся компании геологической компании голландцев, Зинаида, и дневники миссионеров-иезуитов, помните, год назад я просил всю имеющуюся информацию по Центральной Африке и вам пришлось даже спорить с наркомом в очках?»
        Они молчат, но глаза дяди Ёси говорят без слов. Карты, дневники с записями на двух страницах о странных глинах на какой-то реке и полученные сводки о ГСМ, выделенных разведпартии Роммеля. И вот ответ, вот заранее просчитанный удар.
        Подводных лодок союзников там уже нет, Босфор корабли прошли, англичане свои обязательства выполнить не смогли, сухогрузы, идущие как-бы с продовольствием, везут руду. Но она не дойдет. И все из-за него, опять страдающего из-за какой-то там родни и их дурачка-сыночка. Шлепнуть бы… Да старик расстроится.
        - Зина!
        - Да?
        - Мне все не дает покоя информация о военнопленных, отправленных в три шталага на Средней Волге. Они же не поступили туда, это липа. Нашли настоящий объект и цель их переправки с донских областей?
        Зина прищурилась. Этот допуск им не давали. А он узнал. И уже рассчитывает наперед, и…
        - А еще мне нужна информация по Анненербе. Только стоящая информация, Зинаида.
        - Он уже делает анализ деятэлносты фашистов в Куйбышэве, Лаврентий?
        Стекла очков блеснули вместе с кивком головы наркома.
        - И каков аналыз дяды Ёси? И… - трубка пыхнула дымом. - И что там опять с его родствэнникамы?
        Глава девятая
        'Разведчик самостоятелен в своих оценках и решениях,
        Умеет быстро перестраивать свое поведение
        В зависимости от ситуации'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Стоять… - Одними губами прошелестел Валиев, придержав Сашу за рукав маскировочного халата. Девушка остановилась, присев, как учили. Покрутила головой по сторонам, пытаясь понять - из-за чего остановка?
        Валиев вжал её ещё глубже в свежий, рыхлый снег. Под твёрдой рукой худощавого разведчика-башкира Саша распласталась ничком. Краем глаза заметила, как справа возник плотный и невысокий Шутяк, вооружённый штурмовой винтовкой «Гевер-55». Прямо перед ней еле виднелись спины Шабанова и Эйхвальда. Остальные разведчики, совершенно незамеченные, наверняка расположились также где-то рядом. В чём причина задержки, вот что ей хотелось узнать.
        Саша Венцлав не была тихой кабинетной мышкой, всю сознательную жизнь прокорпевшей в кабинетах за толстыми талмудами. Ничего подобного, ни капли похожего. Наоборот, увлечений у неё хватало. Законы военного времени скорректировали их, и к моменту защиты докторской, на груди девушки красовались значки ОСОАВИАХИМа по прыжкам с парашютом, стрельбе, бегу, ориентированию, борьбе и плаванию. Плюс в наличии имелся собственный, пусть и не такой уж большой опыт походов, сплавов по сибирским рекам и военно-тактических игр-манёвров. Но куда этому всему равняться с имевшимся у каждого у этих ребят в маскхалатах?
        Абсолютно бесшумно рядом оказался капитан Куминов, практически ничем не отличимый от подчинённых. Такой же белый, с лёгкими серыми разводами, маскхалат, капюшон с маской на голове. Узнала по оружию, АСД-60, десантному варианту автомата Судаева, с привинченным прибором бесшумной и беспламенной стрельбы и сложному прицелу, закреплённому сверху, сейчас укрытому чехлом. Экземпляр был броским, так как почти все остальные разведчики предпочли германские образцы. Но Венцлав понимала, что это никак не отразится на самой операции, и было с чего.
        Обеспечение войск боеприпасами, своевременное и полное, лишь это могло дать преимущество на самом первом рубеже ведения огня. Любой ветеран, провоевавший больше полугода, всегда знает простую истину: не стоит выпендриваться с собственным «стволом», надо иметь то, что всегда будет стрелять. А потому никого не удивляло наличие у бойцов РККА образцов вооружения противника и наоборот. В ходе боя намного легче подобрать боеприпасы с трупа, чем ждать, пока их поднесут те, кто отвечает за эту, весьма непростую, задачу. Так что причудливое соседство «манлихеров» и «шпагиных» по обе стороны фронта никого не удивляло.
        Один из разведчиков, залёгший у самого выхода из перелеска, поднял руку ладонью вверх, покрутил ею в воздухе. Венцлав почувствовала, как внутри ёкнуло, ведь дозорный только что показал: внимание, противник! Она постаралась вжаться глубже в неплотный, только выпавший по-серьёзному снег. Прислушалась, пытаясь понять то, что может ожидать. Откуда-то справа, издалека, еле слышно донесло ворчание мотора. Или моторов, что было вероятнее всего…
        Сердце билось гулко и быстро. Венцлав неожиданно поняла, что всё это по-настоящему. Что сейчас, прямо сейчас, секунд через десять, может начаться бой. Поняла и ощутила то, чему удивилась… сначала… своему полному спокойствию.
        На выходе из перелеска деревья росли очень жидко, открывая тем, кто был за ними, хороший обзор. Березняк, ольха и невысокие сосны. Да и низкорослый кустарник, которого в рощице достаточно, дал им возможность получить небольшое преимущество. Разведчики видели всю панораму перед собой, оставаясь незамеченными. В отличие от тех, кто сейчас двигался в их сторону.
        Первая машина вынырнула перед группой резко, не дав неопытной Венцлав даже удивиться. Невысокая, приземистая и широкая, опирающаяся на толстые рубчатые покрышки, уверенно несущие её по снежному покрову. Плавный капот, забранный специальной решёткой, предохраняющей двигатель от близкого контакта с разрывами гранат. Броневые листы, закрывающие лобовую часть кабины, кружок запаски на выдающемся в сторону багажнике. И небольшая башенка, злобно ощерившаяся единственным клыком крупнокалиберного пулемёта в ней. Грязно-серый цвет бортов с прожилками ослепительно белой краски и небольшим, аккуратно нанесённым с помощью трафарета чёрным крестом на башне. Немцы, первые увиденные Венцлав немцы по «ту» сторону линии фронта. Одна из тех самых поисковых групп, про которые ей рассказывал Куминов.
        За головным бронированным вездеходом спокойно и неторопливо едущим вперёд, показался второй, точно такой же. Потом проехал, ворча старым бензиновым двигателем, открытый сверху полугусеничный бронетранспортёр с пехотой, аккуратно рассевшейся по боковым лавкам. Пулемётчик, торчавший над кабиной, где наверняка ехал офицер, ворочал по сторонам чёрным толстым стволом МГ. Два грузовика «Бюссинг», четырёхосных, очень надёжных, с колёсными семидесятипяти миллиметровыми пушками на сцепках, проехали за ним.
        Чуть заревев движком, степенно и важно пролязгал траками «панцеркампфваген-восемь», основной танк немцев за последнее десятилетие. Уже практически ветеран, но не ставший от этого менее надёжным и грозным для противника. Неприхотливая машина, которую смогли создать германские инженеры на базе захваченных разведкой вермахта чертежей Т-42.
        Дизельный двигатель от заводов того же Порше, сто-миллиметровое нарезное орудие, танковые МГ в количестве двух штук. Это Венцлав прекрасно знала из курса теоретической подготовки. Вот только что-что, а предположить возникновение этого воспоминания в такой момент… такого девушка не могла и предположить.
        В арьергарде поисковой группы противника шёл ещё один вездеход, развернувший башню назад. Лишь когда он скрылся с сектора видимости, который девушка на полном автомате выбрала для себя, лишь тогда она поняла, что их никто не обнаружил. И не приключилось никакого первого боя, которого, если уж быть честной, она боялась очень сильно.
        - Пронесло… - голос Куминова вырвал её из собственных мыслей, возвращая к действительности. - Это хорошо, что пронесло. Так… группа!
        Венцлав покрутила головой, улавливая как сугробы, такие незаметные на первый взгляд, превращаются именно в потерянных ей разведчиков. Подивилась про себя на их умение раствориться, прятаться, слиться с местностью. Почувствовала, как кто-то дёрнул её за рюкзак, услышала звук отщёлкиваемого крепёжного карабина. Через мгновение спокойный и меланхоличный башкир Расул Валиев, приставленный к ней Куминовым, бросил прямо перед её носом лыжи. Поняла, что теперь наступает та самая фаза операции, о которой не хотелось даже думать, и вздохнула про себя.
        Куминов покосился в её сторону, понимая неравнодушное отношение Саши к лыжам. Пожал плечами, решив не заморачиваться по этому поводу, сама, в конце концов, решила идти с РДГ. Нагнулся к своим снегоступам и начал закреплять их на ботинках, у которых имелись специальные места для креплений. Лыжи он тоже не особо любил, и бегать на них после войны не собирался. Ни за что, ни за какие коврижки. Но сейчас деваться-то некуда, только эти, практически не изменившиеся за столетия приспособления, могли помочь группе увеличить скорость.
        Лыжи в разведывательно-диверсионных группах непростые. По конструкции куда как ближе к снегоступам или охотничьим широким, чем к беговым. Но всё же, в отличие от снегоступов, разведке полагалось не идти, а именно бежать, потому длина была намного больше.
        Материал - комбинированный пластик, чья поверхность куда лучше обычного дерева. Пластик, после открытой и добываемой сибирской нефти, встречался даже чаще дерева, так-то. Снизу, на скользящей поверхности, закреплены широкие полосы из меха, волчьего, собачьего или лисьего, чей густой подшёрсток позволял хорошо скользить вперёд, одновременно позволяя останавливаться практически на месте. Да и ещё один плюс - «заметание» следов. Естественно, что не полностью, но всё же РДГ не оставляла за собой совсем чёткой лыжни. Палки разведка не использовала, руки у диверсантов были заняты оружием. И вот из-за этого момента Куминов в первый раз сделал исключение, вручив профессору Венцлав именно лыжные палки. Ему и подчинённым они были ни к чему, постоянные тренировки давно сделали своё дело.
        - Готова, Саш? - он повернулся к ней.
        - Да. - Маска, полностью скрывающая лицо, делала голос глухим. - Как пионер…
        - Умница. - Куминов кивнул головой. - Расул…
        Разведчик чуть наклонил голову.
        - Проверь снаряжение.
        - Якши. - Башкир кивнул и немедленно занялся приказом командира.
        - Хрусталев, Эйхвальд, Воронков - ко мне. - Капитан отошёл в сторону поваленного деревца.
        Командиры троек подошли. Капитан не любил пользоваться краткими позывными, и когда мог - предпочитал обычные имена и фамилии. Воронкова чаще всего называли Молчуном, из-за особенности характера и поведения. Старший сержант, спокойный и уравновешенный, много молчал, предпочитая действовать.
        К двум другим клички-позывные прицепились из-за фамилий. И если по поводу Хрусталя никто не удивлялся, то вот позывной высокого и мрачного лейтенанта-разведчика сначала смешил незнакомого человека. Если человек был глупый, конечно. Умному хватало интеллекта на то, чтобы понять, что основой позывного стала первая часть фамилии давно и полностью обрусевшего поволжского немца в чёрт его знает каком поколении. Дубовый лес, не больше и не меньше. Вот и позывной соответствующий - Дуб. Во всяком случае, к тому, что воевать ему приходится с теми, кто вроде как близок по крови, Женька относился спокойно и философски. Родина его была здесь, а если враги из Германии, так что остаётся делать, как не уничтожать их всеми возможными методами и способами?
        - Тройка Воронкова первая. - Куминов внимательно посмотрел на подчинённых. - Эйхвальд прикрывает нас с учёной и Расулом. - Камиля ведёт твоя тройка, Вов.
        Хрусталёв согласно кивнул, понимая, что на его плечи ложится задача не менее важная, чем у молчуна сержанта.
        - Вопросы есть? Вопросов нет, это хорошо. Стартуем через пять минут. Интервал по времени - минута. Всё, парни, работаем.
        Куминов встал и пошёл надевать лыжи. Первую часть задания группа выполнила: линия фронта пройдена. Первый патруль немцев их не обнаружил, что уже хорошо. Значит, стукача в штабе вроде как нет, иначе повязали бы сразу. Теперь остаётся долгий и сложный путь в сторону Сергиевска, в который желательно попасть через двое суток. Если бы не присутствие Венцлав, то капитан мог бы ручаться за попадание к точке раньше расчетного времени. Но вот то, как группа побежит с девушкой… этого он не знал. Оставалось лишь надеяться на то, что Саша справится с задачей достойно.
        Ноги сидели в креплениях ровно и уверенно. Нельзя было сказать «как влитые», но этого и не требовалось. Обувь для разведки - не ботинки для спортсменов. Самое важное то, что и лыжи можно закрепить, и потом, сняв их, передвигаться так же уверенно. Куминов затянул все необходимые ремни и выпрямился. Попрыгал на месте, проверяя наличие ненужных звуков от металлических и твёрдых предметов. Обязательный ритуал, несмотря на то, что все возможные «предательские» места оружия и экипировки давно перемотаны мягкой изоляционной лентой или медицинским пластырем, у кого что, и не должны выдать.
        Куминов ещё раз посмотрел на девушку, выполняющую тот же ритуал под строгим присмотром ответственного Расула, и чуть улыбнулся. Выглядело всё оно потешно, да ещё как. Саша явно старалась, подпрыгнув уже на пяток раз больше чем необходимо. Что-что, а ответственности в ней явно хватало. Это он понял ещё тогда, когда группа только подошла к вертолёту.
        Да-да, именно к вертолёту. В самый последний момент перед атакой, когда группа Куминова уже находилась возле одного из ходов, проходящих через линию внешних траншей, где уже готовились идти в бой пехотинцы, им дали команду не выдвигаться. Уже после того, как началась артиллерийская подготовка, появился командир разведроты и давешний лысый.
        Через пару мгновений после их появления Куминов и подчинённые неслись в сторону взлётной полосы, на которой уже стоял, со свистом раскручивая винты «Ми-3». Длинный и приземистый геликоптер, предназначенный для десантирования, перевозки раненых и небольших грузов, неприхотливая и надёжная «небесная колесница». Одним из её основных показателей было то, что вертолёт мог идти очень низко, не теряя при этом ни капли послушности рукам пилота. Глянув на нависшие над землёй плотные снеговые тучи, готовые вновь вот-вот начать снегопад, капитан понял задумку командования.
        Да, рискованно идти в такую погоду по-над самой землёй, но оно того стоило. Не говоря про бой, кипящий внизу, на земле. Но… Во всяком случае, вряд ли немцы, даже если они и знали про готовящуюся операцию, могли бы предположить такой безумный и самоубийственный манёвр. Зимняя снежная буря не жалела никого, даже всегда сумасшедших (на взгляд всего цивилизованного сообщества) русских. И Куминов вполне оценил риск, при котором группа выигрывала целый день из тех двух, что давались на переход линии фронта. И риск оправдался.
        Тогда, сидя в дико трясущемся, как хороший скаковой жеребец, вертолёте, капитан внимательно смотрел на девушку. Ему-то было страшно, что и говорить, но она держалась. Да ещё как, пусть и побелев, и крепко стиснув зубы, но держалась.
        Потом была торопливая высадка километров за десять отсюда, торопливый бег на лыжах, пересечение открытой местности в плотно идущий стеной крупный снег. Всё осталось позади, кратким мигом, когда ощущение защищённости ещё оставалось. Сейчас же всё… линия фронта позади полностью. Враг, ни капли не смущаясь, только что продемонстрировал своё присутствие. Оставалось лишь идти вперёд, выполняя задачу.
        - Готовы? - Куминов обвёл бойцов взглядом. Кивнули все. - Двигаем…
        Шаг, другой, до отдыха далеко. Спина давно стала мокрой, одежда успела несколько раз прилипнуть-отлипнуть. В груди уже перестало хрипеть и свистеть, сердце билось быстро, но без перебора. Тренировки сказывались, тело, давно приучаемое к нагрузкам, брало своё. Кровь бежала внутри ровно так, как и должна, разнося кислород ко всем органам ни на секунду не позже необходимого. А значит шаг, и ещё, и ещё. Группа бежала вперёд, вытянувшись в колонну по одному, не отставая и не отрываясь. Лишь авангардная тройка находилась за пределом глаз первого из разведчиков. Она шла впереди, нащупывая безопасный путь, давая возможность другим остаться живыми. Шаг, вдох-выдох, размеренно, стараясь не хватать морозный воздух ртом.
        Снег начал падать минуты три назад. Сперва лёгкие хлопья падали редко, кружимые ветром… недолго, совсем недолго. Потом началось то, что прикрыло разведчиков надёжнее любой маскировки, одновременно не давая возможности ускориться. С неба повалило сплошной стеной, не давая возможности рассмотреть хотя бы что-то на расстоянии в несколько метров. Группе Воронкова пришлось притормаживать, чтобы их следы не засыпало полностью. Товарищи шли за ними, ориентируясь только по еле заметной лыжне, пропадающей с ужасающей быстротой под растущими как на дрожжах сугробами.
        - Саша… - Куминов догнал Венцлав, которая шла перед ним. Схватил за плечо, поворачивая к себе.
        - Да? - голос был уставший, но твёрдый.
        - Сейчас будем останавливаться. В такой снег можем зайти чёрт знает куда.
        - Поняла.
        - Хорошо. Лёха!
        - Да, командир. - Еле слышно прозвучало со стороны невысокой фигуры, еле виднеющейся через сплошную белую стену. Она отделилась от группы товарищей и двинулась к ним.
        Через несколько секунд сержант был рядом. Венцлав, остановившаяся и старающаяся перевести дух после гонки, которую молчаливый сержант задал всем остальным, приходила в себя.
        Окружающий её мир, совсем недавно сузившийся до размеров лыжни, мелькавшей перед глазами, начал становиться нормальным. К сожалению, был он сплошь белым и не таким уж и просторным. Сержант, Куминов, остальные разведчики, да и она сама были густо залеплены снегом. В снегу было всё, включая рюкзаки за спиной и оружие, которое хоть и было тщательно и бережно укутано в специальные чехлы, но выглядело не лучше, чем ветки не пойми откуда взявшегося посреди открытой степи невысокого карагача.
        «Брошу курить, - мысль родилась сама собой, - вернёмся и брошу. К чёртовой матери, это не пробежки в удовольствие там, за линией…»
        В ногах гулко отдавало в такт ударам сердца. Чуть начала ныть спина, оттягиваемая заплечным грузом. Девушка невесело улыбнулась под плотной тканью маски, сейчас насквозь мокрой от испарины. Вот ведь как бывает, когда в голове содержится много грамотной и научно подтверждённой информации. Венцлав уже просчитала то, что будет с ней после любого небольшого отдыха со сном часов в пять. Количество выделившейся молочной кислоты заставит её потом начинать движение не иначе как с зубовного скрежета от внутреннего напряжения. Ай-ай как будет больно, ай-ай. Куминов непонимающе оглянулся на неё, как будто смог почувствовать то, что творилось в её голове. Ничего не сказал и повернулся к терпеливо ожидающему команды Воронкову.
        - Сейчас обвязываемся верёвкой и двигаем дальше. Ни в коем случае не растягиваемся. Смотри сюда…
        Капитан достал из крепко притороченного к бедру планшета карту, скреплённую сверху металлической спиралью. Бумага была полностью закрыта мягким и прозрачным пластиком, на который немедленно начал ложиться снег.
        - Вот здесь мы должны быть сейчас, если не забрали в сторону. Согласен? - палец командира ткнул в точку на карте.
        - Согласен. - Воронков кивнул. - Вот эти три оврага мы прошли минут сорок назад, значит, что не заплутали.
        - Точно. Значит, где-то в километрах пяти от нас должен быть вот этот самый эн-пэ[20 - - НП (эн-пэ) - населённый пункт. Прим. автора.]. То ли заимка какая-то от бывшего охотхозяйства, то ли что-то типа того. Идёшь прямо на неё, направление запомнил?
        - Так точно. - Воронков кивнул головой.
        - Увидеть издалека её мы точно не сможем. Снег валить будет ещё часа четыре, не меньше, так? Вот и я про тоже. Те гансы, что мы встретили недавно… мало ли, где они могут оказаться. Так что аккуратнее, Лёх. Всё, связываемся.
        Саша, опёршись на палки, внимательно смотрела по сторонам. Разведчики выстроились цепочкой, закрепляя на поясах свободные петли верёвки, которую сержант достал из вещевого мешка. Смысл ей стал понятен сразу. В такую пургу самое главное - не потеряться. Один неверный шаг в сторону, чуть сильнее ветер со снегом… и всё.
        А Воронкову и его парням, шедшим впереди, такое грозило в первую очередь. Так что предосторожность была далеко не лишней.
        - Сцепились? - Куминов озабоченно покрутил головой, прислушался. Нет, ничего подозрительного пока он не слышал. Всё-таки не стоило недооценивать врагов, но в такую погоду гансам как-то спокойнее в тепле сидеть. Да и с неба не приходилось ожидать какой-либо опасности, что было хорошо. Особенно здесь и сейчас, когда группа проходила один из немногих открытых участков лесостепи. И до спасительного купола деревьев над головой оставалось совсем немного.
        Группа двинулась вперёд, снова разрывая сплошную стену снегопада слитным движением. Куминов, быстро вернувшись в потерянный было ритм, бежал ровно и спокойно. Старался как можно внимательнее наблюдать за подопечной, которую наверняка не выпускал из виду и Расул. Но что сделать с собственным упрямым характером, который заставлял всё проверять самому?
        Саша справилась, выровняла собственный ход и давно перестала сбиваться с шага, плавно вписавшись в общую скорость группы. Хоть одной заботой стало меньше, подумалось капитану, старательно контролировавшему обстановку вокруг. А ведь их, забот, было не просто много.
        Куминов никогда не обманывался первоначальными успехами при очередном походе на «ту» сторону. Разрешить себе такое ни один разведчик никогда не сможет. Ослабить, пусть и ненамного, внутренний контроль над окружающей обстановкой - непозволительная роскошь. Если поверить в то, что вся дорога туда-обратно будет лёгкой и без проблем, так не минуешь попадания в неприятности. А в их деле неприятностей быть не должно.
        Расчёт на снегопад, на который Куминов первоначально и поставил, исходя из времени года, полностью оправдался. И пока это дало им небольшую фору и возможность миновать первый рубеж защиты противника без потерь и обнаружения. Но полагаться на то, что и дальше всё будет гладко? Увольте, это просто невозможно. Опыт подсказывал, что впереди будет немало сложностей, и стоит быть готовым к ним постоянно. Смущало факт того в этот районе он никогда не ходил, и информации было с гулькин нос. Сказанное «лысым» тоже не прибавило ясности. Что могло найтись здесь, на землях, которые выжжены уже очень давно, опасного и неизвестного? Ни одного относительно точного намёка, ни малюсенькой зацепки… ничего. Опасно, и всё тут.
        Ш-и-и-и-х - ш-и-и-и-х… лыжи шли по снегу хорошо. Не было ветра, замечательно. И мороза, тоже пока ничего не предвещало, значит, наста не предвиделось, и это тоже хорошо. Наст - штука предательская, опасная и коварная. Вроде бы твёрдый, но таящий под собой пустоту, в которую легко могла уйти нога неосторожного лыжника. Если там, за линией фронта, это повлекло бы за собой визит в ближайший медпункт, то здесь? Что угодно, вплоть до такой ненужной гангрены у бойца. Так что мягкий и пушистый снег, уже начавший сбиваться в плотные сугробы, был как нельзя кстати.
        Мерный бег постепенно вгонял привычное к нагрузкам тело в необходимый ритм дальнего хода. «Волчий шаг», которого так старались добиться в училище все инструкторы по беговой подготовке. Возможность преодолевать километры пути быстро, неутомимо и не снижая темпа. Умение, которое невозможно было выработать тому, кто был слабым. Слабым скорее не телом, а духом. В разведывательные части РККА такие не попадали, здесь не было места тем, на кого нельзя положиться. Разведка, опаснейшая из всех войсковых профессий, необходимая армии, как воздух. И в которую, несмотря на опасность и смертельный риск, мечтали попасть сотни. Оказывались в разведке единицы.
        Куминов бежал как автомат, давным-давно приученный к этому инструкторами. В голове крутились мысли о том, что лежало вокруг, и о том, что было сказано в штабе перед выходом. Что он знал про эти места? Немногое, очень немногое.
        Степи и леса за Волгой оказались практически брошенными ещё тогда, в сороковые. Пусть и вынужденно, но они стали пустыми на десятки квадратных километров. Лишь бои и схватки в течение многих лет, которые тоже не прибавляли жизни в эти безграничные пространства. Земли, выжженные постоянными авиационными налётами и артиллерийскими ударами, перепаханные колёсами, траками гусениц и опорными частями ходовых частей машин, бронетехники, гусеничной и шагающей. Братские могилы, разбросанные повсюду. Сожжённые дотла города, посёлки и деревни. Концентрационные лагеря ближе к Волге, в которых земляки разведгруппы умирали сотнями. И враг, злобный, жестокий и беспощадный, сумевший вцепиться зубами в эти области, и до сих пор не выбитый с них. А сейчас - ещё и готовящийся к очередному наступлению.
        Кто или что могло жить здесь? Звери, дикие от природы и одичавшие за полтора десятка лет. Их хозяева, те, что выжили и сломались, став не менее опасными хищниками. С такими Куминову приходилось сталкиваться там, в предгорьях Урала, не так давно отбитых у фрицев. И там же капитану пару раз пришлось столкнуться с чем-то, чему объяснения не было. И если лысый имел в виду что-то подобное, то хорошего в этом ничего нет.
        Неожиданно Саша, бежавшая перед ним, встала как вкопанная, подняв руку ладонью вверх. Капитан сделал то же самое, показывая остальным, что необходимо срочно остановиться. Скрип за спиной прекратился, группа замерла в тишине. Воронков не стал бы останавливаться просто так, это Куминов знал хорошо. Так что - либо он кого-то засёк, либо они уже дошли до первоначальной цели… либо всё-таки заблудились.
        Спереди по цепочке жестами передали о полной тишине. Куминов, вглядываясь в бесконечный белый круговорот вокруг, снял капюшон, стараясь услышать и понять то, что насторожило сержанта. И услышал, практически сразу. Не так уж и далеко, где-то на расстоянии в полкилометра, не больше, раздавался вой. Самый обычный, так похожий на волчий. Плохих моментов в этом было всего несколько, зато каких.
        Вой слышался сразу с нескольких сторон. Приближающийся, высокий, ритмичный, с повторами нескольких чётко различных звериных глоток. И хорошо, если это были обычные волки… но на это Куминов не надеялся.
        Два десятка лет войны сделали своё дело во многом, в том числе и в том, как развивались животные. Брошенные, разбежавшиеся, родившиеся уже после первых лет войны собаки умирали тысячами. Но были и выжившие, те, что смогли не погибнуть от разрывов снарядов, пули решившего пострелять по живой мишени солдата, избегнувшие участи быть разорванными ближайшими сородичами. Теми, что ходили в серой шубе. Те, что выжили, смешались с волками, привив новому поколению смешанных зверей многое из того, что было незнакомо диким четвероногим. И в первую очередь - отсутствие боязни перед человеком, умение понимать то, опасен ли он для стаи, вооружён или нет. И сейчас стаи волкособак оккупировали громадные пространства. Животные, никем не контролируемые, совершали набеги на уцелевшие поселения с хитростью и яростью, достойными орд Чингисхана. И по этой причине капитан Куминов сейчас крепко сжимал в руках собственный автомат, понимая, неизбежность первого столкновения. А то, что против группы будет не тот противник, который ходит на двух ногах и владеет оружием, легче эту схватку не делало.
        - Собираемся вместе! - Куминов крикнул в обе стороны, привлекая внимание тех, кто расслышал через поднявшийся неожиданно ветер. Отбиться от большой стаи можно было только так. Пытаться убежать, отстреливаясь, не было никакой возможности: снегопад не давал возможности нормально ориентироваться.
        Бойцы возникали из пелены, пока ещё чётко различимой в заходящем солнце. Становились хитрым зигзагом, одновременно и прикрывая друг друга со спины и оставляя свободное место для неожиданного рывка вперёд. Главным было не запутаться в той самой верёвке, которой группа воспользовалась совсем недавно. Вой не прекращался, всё больше усиливаясь и приближаясь.
        Волкособакам было без разницы на время суток. Ум, доставшийся им от предков со стороны псов, подсказывал, что в такую погоду бывшие хозяева беззащитнее, чем в темноте. У двуногих нет таких чутких носов, и передвигаются они неуклюже, скользя и падая в высоких сугробах. Звериные инстинкты подстёгивали, заставляя напасть прямо сейчас, в такой выгодный момент. Тем более что к ночи, по всем признакам, снег должен был успокоиться. Стая, ведомая сразу несколькими вожаками, что являлось невозможным для обычных волков, приближалась.
        Куминов поднял «судаева», прикрывая свой фланг. Венцлав он оставил с правой стороны, отправив Расула прикрывать девушку со спины. Проверил магазин, снял автомат с предохранителя. Самый близкий к разведчикам четвероногий отряд был недалеко. Метрах в шестидесяти, не больше, неожиданно громко взвыл один из четырёх, или пятерых, вожаков стаи. Ему ответили уже по периметру в сотню метров, охватившим группу со всех сторон.
        - Приготовиться! - капитан присел на одно колено, стараясь уловить движение сквозь непрекращающийся снегопад. Разведчики последовали его примеру, кто только сейчас, кто раньше. Те, кто первым занял оборону, уже успели превратиться в высокие белые холмы. Снегу было наплевать на проблемы существ, копошащихся внизу, он валил себе в своё удовольствие.
        Огонь в сторону стаи открыл Эйхвальд. Его барабанный облегчённый «дегтярь» коротко рявкнул, отправив первую порцию смертоносных гостинцев через белую круговерть. Там, куда улетели пули, коротко взвизгнуло. Визг оборвался на самой высокой ноте, жалобно и обречённо. Стало заметно темнее, солнце начало закатываться за горизонт всё быстрее. Воя больше не было. Вместо него оттуда, где только что вожак придушил подранка, раздалось негромкое поначалу ворчание. Скребущий по душе разъярённый звериный голос перешёл в низкое, горловое рычание. Эйхвальд выстрелил ещё раз, на удачу, рычание на миг пропало, но возникло вновь, переходя в тот самый вой. Спустя пару мгновений на группу пошла волна тёмных силуэтов с еле заметными по блеску глазами, прячущимися в густой шерсти.
        Первый зверь, высокий, по пояс Куминову, мощный матёрый волчара, возник из снега неожиданно. Вот только что его не было, а сейчас он уже стремительно летел вперёд, сорвавшись в сильном прыжке, метился в грудь капитана. Расчёт хищника был прост: сбить человека с ног, давая возможность ещё нескольким собратьям, маячившим за первым волкопсом, докончить начатое. Но капитан не дал зверям подобного шанса.
        «Судаев», украшенный ПБСом, несколько раз кашлянул, окрасив белизну снега алыми брызгами. Полёт зверя был прерван в самой высокой его части. Его сломало пополам, разом и резко опустив в высокие сугробы. Волкопёс успел коротко хрипнуть, прежде чем умер. Ствол автомата разведчика опустился, плюнув злобными металлическими шершнями в тёмные приземистые тени, метнувшиеся к человеку. И как это было с ним обычно в момент боя, сознание капитана немного раздвоилось. Тело на рефлексах, вбитых в подсознание намертво, продолжало вести бой, а кто-то, сидящий в самой голове, внимательно наблюдал за происходящим, ловя каждую деталь.
        Волкопёс создание неприятное и страшное. От волков новый вид унаследовал густейшую серую шубу со светлым подшёрстком, острые уши и вытянутую морду с набором острых клыков. Несколько таких наборов сейчас стремительно приближались к Куминову, чуть поблёскивая в наступающих сумерках полосками слюны. От собак, своих вторых предков, звери взяли массу и знание человека. Сейчас второе было хорошо заметно по практически полному отсутствию страха перед оружием капитана. Звери понимали, что стоит двуногому один раз промахнуться - и всё, хотя бы один из них успеет вцепиться острыми белоснежными клыками в ногу и повалить на землю. А первое… среди волков таких громадных зверей Куминов никогда не видел.
        Ни один из нёсшихся к нему волкопсов не уступал самому первому в росте и ширине груди. Вытянутые лобастые головы по размеру больше подходили для уже подросшего телёнка. Звери неслись вперёд уже абсолютно молча, лишь изредка подавая голос.
        На войне, как… - 5
        Прибалтика, территории Восточной Пруссии, 196…-ый год.
        Замок был очень красив. Один из немногих собратьев, уцелевший с момента постройки, доживший до бушующего двадцатого века. Его строили как оплот Ордена братьев-меченосцев, потом он отошел к Тевтонскому ордену. Чуть позже переходил из рук в руки, меняя владельцев также часто, как менялась карта этого небольшого куска Европы. Рядом прокатывались бури войн, замок озаряли пожары деревень, то появляющихся, то исчезающих вокруг него. После Грюнвальда владельцем замка, был литвин, чуть позже поляк. Потом вновь все встало на свои места, и старинные помещения, спрятавшиеся за стенами грубой каменной кладки, оживила немецкая речь.
        Но все это было для замка полной ерундой. Главным оставалось другое. Первое - его построили здесь не просто так. И пусть находился он на высоком холме среди густых дубрав, и его окаймляла полноводная река, которая могла спокойно вывести хозяев к морю, верно. Его ни разу не взяли осадой, слишком удачно он был построен и очень крепок был его камень, все так. Но дело было не в этом.
        Дело скрывалось в самом месте, в самом холме, очень давно, еще в темноте древних веков изрезанном тоннелями и пещерами. Капище, находившееся глубоко под землей, было его сердцем. А верхушка холма, оседланную мощным донжоном, помнила костры, пляски, и крики. Крики жертв, их муку, боль, пролитую кровь, что можно было мерять даже не ведрами. Не ведрами - бочками следовало измерять кровь, пролитую на старом холме. Место, которое давным-давно те, кто жил бок о бок с людьми заняли из-за токов земли, ее настоящей силы. И странно было бы предположить, что человек, неуемный в своей жажде власти над миром, не узнает этого и не решит воспользоваться. Так и вышло, став второй из главных причин.
        В ночи, скрытно и нечасто, Другие собрались здесь, на самой верхушке старого холма, достав из пещер такие необходимые реликвии, хранившиеся там веками. Именно в такую ночь все изменилось. Молоденькая девушка из бедной рыцарской семьи, жившей в краю дубрав, видела, как все закончилось. Лежа, связанная, на древней каменной плите, покоящейся на холме издревле, ощущая кожей, покрывшейся мурашками, холод, идущий из темных провалов холма, она обрадовалась и ошиблась. Ошиблась, подумав о спасении и помощи, пришедшей за ней.
        Да, факелы, озарившие ночь, крепко сжимали латными и кольчужными перчатками ее соплеменники. В свободных руках, отводя те для быстрого удара, люди держали смертельное для Других железо, острое, жарко блестевшее в свете в кроваво-рыжих сполохах пламени. Мелькала сталь, падая вниз с высоты хрипящих от ярости боевых коней, рушилась прямо на головы тех, кто хотел принести ее в жертву в ночь летнего солнцестояния. Девушка сначала зажмуривалась, когда алая, бурая, багровая, черная и зеленоватая кровь брызгала на нее из разваливающихся странных тел. Потом, когда кровь уже успела чуть спечься, покрывая все ее стройное и тонкое тело еле ощутимой коркой, она перестала закрывать глаза. И старалась хотя бы не вслушиваться в творящееся вокруг.
        Холм был окружен полностью, обложен кнехтами плотно, как в волчью облаву- мышь не проскользнет. Вокруг нее, лежавшей на ледяной плите, царила смерть. Дикая, безжалостная, беспощадная, страшная в своей настоящей ипостаси.
        Кнехты действительно лишь стояли в оцеплении, принимая на острия алебард, совней, копий и рогатин тех, кто смог прошмыгнуть меж бешено бьющих копыт и мечей, топоров, шестоперов, клевцов. Девушка, которая уже не могла отворачиваться, смотрела на то, что видела. Просто смотрела, впитывая каждый момент бойни у лысого холма. Как обвисают на лезвиях, вздернутые вверх мохнатые получеловеческие тела. Как тяжелый меч-буздыган крошит череп зеленоволосой лесной девки. Как стрелы арбалетов протыкают полуголых женщин и мужчин из соседних поселений, оказавшихся здесь по собственной воле.
        Никто не ушел, даже скрывшиеся в подземельях. Все ходы и выходы люди с факелами перекрыли плотно. Все закончилось быстро, пусть ей и показалось, что длилось целую вечность. Потом…
        Потом на холм, скользя по кровавой росе, поднялись семеро мужчин в латах и темно-багровых плащах. Девушка из обедневшего и старого рыцарского замка потянулась к ним, напрягая кожаные путы на лодыжках и запястьях. Чуть позже, поняв, что обряд будет завершен, она чуть не порвала их, рванувшись неожиданно сильно, надсаживая сухожилия и мышцы. Не смогла.
        Ритуал провели в точности, как указывала старая книга, с листами толстого пергамента и странными, багровыми чернилами на них. И все время, пока поверх засохшей крови бежали ручейки свежей, льющейся из разрезов на ее теле, девушка смотрела на то, чем книга была обтянута. Материал был кожей, темной, гладкой. И все это время, пока сверху, разваливая на две части брюшину, на нее не рухнула зазубренная полоса стали, девушка смотрела на один фрагмент, всего один фрагмент на переплете. На растянутое в стороны, но узнаваемое лицо, уже много-много лет кричащее от боли.
        Так у холма появились новые и постоянные хозяева. И он, древний и страшный, хранил теперь их тайны. Спустя несколько лет, для более надежной их защиты, рыцарь Отто Роттенштерн, ставший первым его владельцем, привез откуда-то с юга высоких и сухощавых людей, еще говоривших на языке панов и сатиров. Камень, железо и древесину привозили издалека, сгружая в бывшем Крулевце и отправляя вверх по реке, разгружая на берегу у подножия холма. Высокие стены, остроконечные башни и донжон выросли за три лета, скрепленные раствором на миллионах растворенных в нем яичных белков и крови принесенных в жертву невольников. Замок рос и оживал.
        У замка всегда были лишь номинальные хозяева, те, кому давали даже не право… А обязанность следить за тем, чтобы замок служил своему новому предназначению. Менялись династии и королевичи-корольки-короли и королята, иногда на престол очередной местной мелкоимперии поднимались и женщины, но редко. А замок жил, казалось, сам по себе.
        Принимал под своими темными стенами и сводами тех, кто слушался и хранил книгу в переплете темной кожи. И его настоящие хозяева пережили вместе с ним многое и многих. Ждали своего часа и тех, вернее того, кто решит повергнуть весь мир на колени и пройтись по нему подкованными сталью сапогами. Они делали выбор и часто ошибались. Казалось вот он момент, когда все идет как надо, но всегда что-то не выходило. И часто, даже чересчур, вмешивался непокорный и гордый восточный сосед. Обманчиво неуклюже и мощно, как давно истребленный в местных дубравах медведь, вставал на дыбы и сокрушал очередной выбор даже тогда, когда книга говорила обратное. Но хозяева замка были терпеливы, и умели ждать.
        Они дождались своего часа, когда красное знамя с косым черным крестом на белом круге поднялось там, где они его и ждали веками. Тогда хозяева замка в очередной раз решили действовать и помогать тому, на кого указывали тексты в книге. Почва была подготовлена давно, учитывая все ошибки прошлого. Да и тот, кто был нужен, сам склонялся ко многому из того, что говорила книга. Так стало проще и лучше. Дурацкое копье, дешевая подделка, оказалось, как нельзя кстати, помогая в продвижении их труда. Он поверил, и все началось с нуля, как и раньше. Но в этот раз Они здорово преуспели.
        Усилия даром не прошли, и все, вложенное ранее, начало окупаться. Гордый тевтонский марш грохотал по содрогающемуся в смертельных спазмах миру. И те, кто так долго ждал исполнения жесткой воли, изложенной на страницах Книги, наконец, решили полностью выйти из тени.
        Подошвы высоких, до колен, хромовых сапог высекали искры подковками. Крепкая молодая женщина в форме защитного цвета шла по длинному коридору. В коридоре было ощутимо прохладно, но ее это не смущало. Выражаясь фактически - плевать ей хотелось на холод. Равно как незадолго до этого было сугубо так же наплевать на жару в Тунисе. Женщина была воином, воином не совсем обычным. Могла и умела многое из того, что не дано обычным, пусть и подготовленным солдатам. Даже тем, что служили у старого Скорцени или в «Бранденбурге».[21 - «Бранденбург-800» - батальон, полк, впоследствии дивизия Вермахта. Специальное диверсионное подразделение, выросшее из подразделения «Эббингауз», использовавшего опыт партизанской борьбы в Африке. Одни из лучших диверсантов Второй мировой войны. Прим. автора.] Но ей, как и всегда, плевать хотелось и на это, у женщины отсутствовали амбиции, а ее собственные бойцы были лучшими, это она знала точно.
        Анна Розенвальд, Шварцкатцен - Черная кошка, командир подразделения «Нордхелль», шла по коридору, спускавшемуся в пещеры. Зачем потребовалось ее присутствие - женщина не знала. Но приказ есть приказ. Это место она искренне не любила, также, как и основных его обитателей. Все, чем здесь занимались, казалось Анне лишь каким-то мракобесием. И почему здесь и сейчас находился профессор Штольц, она не совсем понимала. Герр Штольц был одним из немногих ученых, которых она уважала и, что уж тут таить, побаивалась. В каком-то смысле именно он стал ее новым отцом, создав из спортивной, сильной, но совсем не непобедимой Анхен, настоящую валькирию. Его опыты дали возможность создать «Нордхелль», которым по праву гордилось все руководство Тысячелетнего Рейха.
        Вдоль стен застыли истуканами фигуры в черной форме, с штурмовыми винтовками наперевес. Анна могла лишь покачать головой, проходя мимо. Смысла ставить этих вот красавцев в охрану настолько важного объекта? Все какие-то глупые желания об антураже в стиле пропаганды герра Геббельса. Зачем? Будь воля женщины, никого бы в коридоре не стояло, все что было необходимо, спрятала бы в ниши, которых достаточно. Несколько пулеметов, тяжелая пехота в полной глухой защите и прочее. Нет, надо расставить белокурых викингов с рунами на петлицах, выпятивших грудь на фоне полотнищ с флагами. Дилетанство, тейфельшайссе!
        Впереди осталось два поворота и все, она уже на месте…
        Высокая пещера, была явно нерукотворной. Но после того как ее обнаружили, над стенами вдоволь потрудились, украшая орнаментом. Назвать его мирным и красивым не повернулся бы язык. Да, плавные линии и переходы сложных узоров, высеченных в простом камне, поражали своей законченностью. Только могут ли быть мирными и спокойными изгибы странных созданий, похожих на гигантских змеев, украшенных красными глазами, не потускневшими за века и частоколами зубов, меж которых корчились человеческие, и не только, жертвы. Странные силуэты, если и напоминающие людские, то лишь отчасти.
        В пещеру вели пять ходов, когда-то давно пробитых теми, кто и устроил здесь капище. Прямо посреди нее, с потолком, терявшимся в темноте, стояла плита. Та самая, покрытая навсегда засохшей бурой, ни разу не счищенной коркой от потеков крови, обильно пролитой на камень. И сейчас она не пустовала.
        Рыжий свет факелов вырывал из темноты фигуры в балахонах, окруживших ее. Из-за их плотного кольца доносился безумный вой боли, рвущий барабанные перепонки. Огонь отражался на полированной стали древних ножей, используемых по заветам гаруспиков, гадателей по внутренностям. По их же заветам гадание проводилось на живой жертве. Сейчас уже было понятно, что осталось ей немного. Вой начал переходить в хрип, перемеживаемый бульканьем.
        Женщина поднесла к лицу платок, пахнущий левзеей. Запахи тут, несмотря на сквозняк из ходов, стоял еще тот. Кровь, внутренности, нечистоты из опорожнившихся от невыносимой боли кишечника и мочевого пузыря. Она не понимала всего этого, не находила смысла и не верила в гадание на кишках. А уж почему, вместо молодой девчонки, пусть и еврейки, нельзя брать животное? Женщина поморщилась, услышав один из последних, очень высокий вопль. Все, теперь точно не жилец. А судя по вдруг застывшим фигурам, дело до конца не дошло. Да уж, еще одно проявление их дилетанства. Точно ли они такие сильные, как хотят показать? Пришедшая в голову мысль показалась почему-то неверной и неуместной, но отвязаться от нее уже не получилось.
        Одна из фигур, как будто почувствовав ее присутствие, обернулась и двинулась к ней. Уже подходя широкие рукава поднялись и откинули капюшон. Под ним было строгое, прямо-таки профессорское лицо в очках и с бородкой клинышком.
        - Анхен, здравствуйте, моя дорогая. - Доктор Штольц улыбнулся своей обычной мягкой улыбкой. Как и всегда, встречая ее. - Добрались быстро, как я понимаю, порадовала старика. Полет был хорошим?
        Идя в сторону спокойно стоящей Анны, герр Штольц поневоле вновь любовался творением собственного интеллекта. А как еще, если эта девушка была плодом именно его собственных разработок, претворенных в жизнь? Не красавица, да, но он-то понимал, что это не так.
        Слишком скуластое для настоящей арийки лицо, темные, почти черные, карие глаза. Короткие волосы, обрамляющие лицо, казались приклеенным вороным париком. Чересчур широкие для женщины плечи, и что? Доктор прекрасно понимал весь запас силы, мирно дремлющей в теле девушки. И что такого в том, что высокие сапоги туго обтягивали пусть и длинные, но немного кривоватые, с выделяющимися мышцами икр и бедер, ноги? Зато их крепости позавидует любой головорез Отто. Анна и ее подчиненные стали его личной гордостью, тем вкладом, что Штольц вложил в победу рейха, которая не за горами. И потому он мог по праву любоваться этой женщиной, одетой в защитную куртку и бриджи. Доктор считал ее настоящей северной валькирией, воплощением дикой и яростной красоты скандинавских предков. Вовсе не похожей на грудастых и задастых золотоволосых красавиц, с воловьими голубыми глазами, что так любили в рейх-министерстве имперской пропаганды. Какое это имело значение по отношению к ЕГО Черной кошке? Особенно после того, как Штольц в первый раз увидел свою девочку в деле.
        - Здравствуйте, герр доктор. - Анна подтянулась и щелкнула каблуками, вскинув руку в приветствии. - Было неожиданно получить ваше приглашение о встрече, но разве я могла отказать себе и вам в этом? А полет… как обычно, спокойно и уверенно.
        - Хорошо, хорошо. - Доктор покосился назад, где с плиты двое молодцов в черной форме, до поры до времени скрывающихся в нишах стен, стаскивали распотрошенное тело. Еще двое уже тащили новую подопытную, кричавшую и вырывающуюся из рук. - Пойдемте наверх, у меня есть хороший кофе, с Ямайки.
        - Так уж и с Ямайки? - Анна невольно улыбнулась, помня о маленькой слабости доктора к собственной коллекции джезв и самому напитку, который он готовил просто бесподобно. Из последней экспедиции, той самой, проходившей у Арарата, она сама привезла ему маленькую медную турку, занявшую почетное место на длинной кипарисовой полке. - Неужели там его выращивают и сейчас?
        - Ну конечно, конечно, моя милая. Особенно после того, как ребята Карла создали там свою базу. То-то янки от этого взвыли… а вы не знали? Это не такая уж и секретная информация. О, господи, неужели они так и не смогут провести нормальный ритуал до конца… безрукие! Анхен, поднимайтесь наверх, ко мне, вас проводит шарфюрер Феллер, он должен быть у входа, скажете, что я приказал. И прости, моя дорогая, придется, все-таки показать этим олухам как проводится гадание на внутренностях.
        - Герр доктор, простите…
        - Да, милая?
        - Неужели от этого есть толк?
        - Хм… - доктор вновь мягко улыбнулся. - Конечно, Анхен, но об этом потом. Пока прошу меня простить за задержку. Скоро вернусь и расскажу о сути того, в чем мне нужна именно ваша помощь.
        В кабинете доктора, комнаты для которого в замке были отведены всегда, пахло странноватым восточным ароматом. Анна подошла к книжным полкам, потрогала тугую пачку плотных бумажек, перетянутых красным шнурком. Поднесла руку к лицу, вдохнула. Как и думала недавно - Тибет. Значит, что она нисколько не ошиблась о месте последних исследований доктора. Его всегда притягивало иррациональное, таинственное, мистическое. А все свои научные находки и достижения герр Штольц делал легко и непринужденно, совершенно походя, в промежутках между разгадкой ребуса лабиринта Миноса или одного из хрустальных черепов с Юкатана.
        Она села в глубокое кресло, стоящее у инкрустированного столика в мавританском стиле. Еще одно воспоминание, связанное с экспедициями в Египет и Северную Африку. Весь отряд Анны, включая ее саму, был тогда глупым и желторотым. Но, зато какое получилось боевое крещение? Остатки англичан маршала Монтгомери досаждали им всю дорогу, объединившись с местным отребьем. Хотя эти мрачные арабы в черном доставляли хлопот куда как больше чем их островные союзники. Приятные воспоминания, если не считать гибель Ганса и Дитриха, глупую и никчемную.
        Но вот доктор в этом не был уверен ни капли. Герр Штольц считал, что не будь их тела изъедены кислотой из тайника в подземном захоронении третьей династии Кем, ничего бы не вышло. Кто знает, кто знает? Действительно, именно быстрая гибель ее ребят задержала отряд в небольшом коридоре и Штольц смог отыскать незаметный рычаг, открывший истинный коридор в саму гробницу.
        Дверь открылась бесшумно, пропуская доктора, успевшего переодеться. Анна не удивилась бы, если узнала о принятом душе. Доктор очень любил чистоту. Можно сказать, что порою ей казалось, что он был помешан на ней. Но только не при опытах, экспериментах и ритуалах, подобных тому, что были внизу. И последнее Анна не одобряла, хотя понимала, что это наверняка нужно, но не одобряла.
        - Итак, фрейляйн, - Штольц опустился в такое же кресло напротив, - повторюсь, что рад вас видеть.
        - Как гороскоп по потрохам, доктор?
        - Не ясный, если быть точным. Не такой порядок планет сегодня, скорее всего, Анхен. Неудачный день для подобного рода гаданий, испортили три весьма здоровых и молодых экземпляра, что недавно привезли в составе последней партии, мда… а ведь их все меньше, все меньше.
        - Разве не это преследует ведомство Гиммлера? - Женщина немного непонимающе посмотрела на него. - Доктрины, изложенные в постулатах арийской расы, четко говорят о том, что с ними делать. Так из-за чего жалость к тем, кто так и так погибнет в лагерях?
        - Тут мне нечего вам возразить, милая моя, но… - Штольц опустил подбородок на сплетенные пальцы, - а если они как нельзя лучше подходят именно для чего-то подобного? Хм… хотя какая в принципе разница? Сотню юных евреек во вновь присоединяемых территориях всегда можно найти, хотя с годами все сложнее. А если не окажется их, так есть польки, русские, белоруски, украинки, другие чертовы славянки и славяне, которых сокращать придется намного дольше. Но мы отклонились от темы разговора, из-за которого пришлось вызывать вас из… как его там?
        - Тромсе, герр доктор, это Норвегия.
        - Ну да, точно… может быть, Анхен, вы не откажетесь от кофе?
        Она улыбнулась, самыми уголками губ. Женщина всегда старалась не показывать при улыбке зубов. Иначе ее немедленно начинали бояться неподготовленные и не знающие ничего про ее отряд собеседники. У человека не должно быть зубного набора, больше подходящего павиану.
        Разве можно отказать собеседнику, да еще такому в такой небольшой прихоти и потешить его самолюбие? Анна кивнула головой, и доктор немедленно отправился в сторону небольшой кухоньки. Погремел посудой, ставя на конфорку высокий кофейник с узким и вытянутым горлышком. Сам он остался там же, прикурив длинную, судя по запаху с турецким табаком, папиросу. Скоро к душистому дыму присоединился тонкий аромат медленно варящегося кофе.
        - Итак, дорогая моя Анхен, наверняка вам интересно, зачем я вызывал вас именно сюда, так? - Штольц разом перестал быть милым и гостеприимным собеседником. Далеко не последний человек ордена «Туле», сидевший в кресле, стал жестким и сосредоточенным.
        - Естественно, герр доктор. - Женщина выдержала выжидающую паузу. - Итак?
        - Вы слышали о проекте «Берсерк», моя дорогая?
        - Да, и даже охраняла несколько перевозок, когда необходимо было присмотреть за ребятами из СС.
        - Понимаете ли вы, Анхен, что сейчас наша священная война сейчас как никогда нуждается в чуде? Крестовый поход против еврейских красных комиссаров уперся в упрямство русского медведя. Наш фатерлянд стремиться к выигрышу в затянувшейся схватке с этим чертовым скопищем разнородных выродков всех мастей и национальностей. А война длится непозволительно долго, а выигрывают сейчас именно они, именно русские. Нет, нет, не надо мне противоречить, моя милая, я знаю, что говорю, и это не является предательством интересов рейха.
        - Ну, хорошо, герр Штольц. - Анна поблагодарила доктора, передавшего ей крошечную чашечку с обжигающим кофе. - Что должны сделать я и мои люди?
        - Транспортировка в Россию весьма важного груза, который должен добраться туда безо всяких проблем. И, главное, это не будет полностью перелет. Вблизи от Куйбышева, где находится объект «Берлога» очень высокая активность русской авиации. Поэтому только поезд. Доверять кому-то кроме вас перевозку груза я не желаю.
        - Спасибо за доверие, мне лестно подобное отношение с вашей стороны. - Женщина чуть отхлебнула кофе. - Что я повезу, позвольте поинтересоваться? Вы же знаете, что без полной информации никак не получится создать правильную систему перевозки и охраны.
        - Как же мне не доверять вам, девочка моя… - Штольц неожиданно улыбнулся. - Вы одно из немногих созданий Господа нашего, что примиряют меня с несовершенством человеческой природы. Да и то, что приложил руку к вашему совершенству, дает о себе знать. А повезете вы контейнеры с реагентами, скажем так, необходимыми для завершения последней стадии исследований. Всего-навсего. И еще…
        Анна не ответила, понимая, что именно «всего-навсего» вряд ли случится. Крохотное подразделение «Нордхелль», созданное при участии Штольца было, пожалуй, одним из лучших в рейхе. И если в его обязанностях вдруг появлялось сопровождение груза, то не стоило ожидать спокойной дороги. Терпеливо ждала окончания паузы.
        - Кое-что, если все пойдет как надо, привезете назад.
        - Мне все понятно. Документацию и инструкции получу при отправке?
        - Я всегда говорил, Анхен, что вы умница, всегда. Именно так… вы хотите что-то спросить, дорогая?
        - Да… а кого вы считаете Господом, герр доктор?
        Штольц не ответил, откинувшись на спинку кресла и скрывшись в тени. Женщина и не ждала ответа на вопрос, который, каждый раз по-другому, задавала уже несколько раз. В любом случае это было не так уж и важно. Пятнадцать лет назад она могла умереть, а сейчас была жива благодаря именно этому человеку. Что Анна знала точно, так это то, что герр доктор был совсем не прост. И его глаза сейчас, в полумраке, отсвечивали тем же зеленоватым огоньком, что и ее.
        Глава десятая
        «Разведчики постоянно 'играют в прятки» с контрразведкой противника
        И лишены права на ошибку.
        За ошибки разведчики платят своими жизнями,
        Не считая проваленных заданий,
        Означающих, в конечном счете,
        Множество жизней других военнослужащих'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Сквозь треск очередей Куминов чётко различил короткие щелчки компактного «манлихера», который несла Саша. Краем глаза заметил, как незамеченного им зверя, сбило с траектории атаки, швырнуло вбок. Вытянутые лохматые лапы часто засучили, пистолет-пулемёт Венцлав щёлкнул ещё раз, добивая раненого.
        Стая не сдавалась, накатываясь уже второй волной, в не меньшее количество четвероногих. Высокий вой вожаков слышался позади рычащей массы, катившей прямо на группу Куминова. Левым локтём капитан столкнулся с Расулом, спокойно и уверенно, как и всё, что делал молчаливый башкир, расстреливающим магазин в своём секторе. Перед ним лежало уже с пяток мохнатых туш, наваленных друг на друга. Расул явно подпускал поближе, всаживая по пуле прямо в голову, создавая естественную баррикаду и ждал следующего. Тактика была полностью оправдана. Четвероногие противники не могли преодолеть кучу одним прыжком, задевая мёртвых собратьев лапами и напарываясь на редкие меткие выстрелы разведчика.
        В голове группы дела также шли хорошо. Когда Куминов менял магазин, с той стороны разом было слышно все стволы авангарда. Оставалось выдержать первый натиск зверей до конца, и тогда наверняка всё. Волкособаки отличались не только беспримерной лютостью по отношению к бывшим хозяевам. Чего было не занимать этим зверям, так это ума и сообразительности. Куминов был уверен, что если группа расстреляет без потерь для себя ещё с пяток зверюг, то вожак отзовёт стаю назад. Так и произошло.
        Вой вожаков раздался снова. Уцелевшие в схватке четвероногие отхлынули, исчезая в валившем с прежней силой снеге. Несколько мгновений о том, что только что группу на прочность проверяли одни из новых хозяев степей, напоминали лишь валяющиеся тут и там остывшие лохматые тела, уже наполовину запорошенные белым покрывалом.
        Стихла стрельба. Разведчики вставали с колен, не опуская оружия. Никто не расслабился, понимая, что звери могут вернуться. И лишь после того, как спустя несколько секунд откуда-то издалека до них донёсся басовитый голос вожака, Куминов позволил себе облегчённо вздохнуть. Стая ушла, решив не связываться с опасными двуногими, не оказавшимися лёгкой добычей. Лишь вожак подал голос ещё раз, угрожающе заворчав в самом конце длинного воя.
        - Не забудет, шайтан вонючий. - голос Расула раздался сзади, как всегда спокойный.
        - Ты про что? - капитан повернулся к бойцу.
        - Я вон про него. - Башкир кивнул в сторону удалившегося воя. - Говорю, капитан, что не забудет он нам этого. Не тот зверь…
        - Да и хрен на него. - Сплюнул Эйхвальд, подойдя к ним. - Двигаем дальше, командир?
        - Конечно. - Куминов посмотрел на циферблат часов. - Отстаём от графика, надо побыстрее двигаться.
        - Понял. Сейчас Лёшке скажу, чтобы начал дальше идти. Потерь и раненых нет, всё чисто.
        - Хорошо. - Куминов повернулся к Саше. - Ты как, нормально?
        - Да. - Девушка заменила магазин в своём «манлихере». - Но было очень страшно.
        - Понимаю. Ладно, скоро отдохнём, потерпи.
        - Да я ничего, вроде и не жалуюсь. - Капитан услышал в голосе Саши весёлые нотки. Это очень хорошо. Пусть первый бой оказался и не с гансами, но боевое крещение девушка прошла достойно. - Хотя не откажусь чуть без лыж посидеть, просто посидеть.
        - Скоро. - Куминов кивнул ей и начал проверять надёжность верёвки, которую во время боя с волкопсами не отвязывал.
        Через пять минут группа продолжила путь в сторону непонятной заимки, которая на карте Куминова значилась как существующая. Снег, начавший наконец-то редеть, полностью скрыл следы бойни, произошедшей недавно. Лишь пара десятков невысоких холмиков с еле-еле пробивающимися на сплошном белом фоне розовыми кляксами, напоминала о стае волкопсов.
        Буря не успокаивалась, продолжая забрасывать людей белым. Останавливаться было опасно, нужно было добраться хотя бы до начала леса, чтобы не оказаться полностью погребёнными под снежными завалами. Группа шла, тяжело пробивая себе путь в сторону спасительного леса. Если направление было верным, то до деревьев, где можно хотя бы передохнуть, оставалось недолго. Ну, а если нет…
        Когда Куминов почувствовал, что верёвка ослабла, то сначала решил, что всё-таки они заплутали в кромешном белом вихре. Но ответ на его безмолвный вопрос самому себе оказался намного лучше. Прямо перед ними, пока ещё редкими тёмными столбами, торчали первые деревья, обрывавшиеся вниз. Всё правильно, так как на карте лесок находился в аккурат у длинных оврагов.
        Сержант Воронков, всё так же шедший впереди, пригнулся, спускаясь по пологому спуску. Остальные разведчики, снявшие страховку, покатились следом частым горохом. Впереди наконец-то замаячила тёмная полоса леса. Скоро вся группа скрылась между его ветвей, на какое-то время позволив себе чуть меньше беспокоиться об обнаружении. Ночь наступала следом, накрывая всё вокруг мягкой темнотой. Снег закончился, низкие серые тучи разнесло лёгким ветром. Выглянувшая луна дала возможность разведчикам двигаться вполне уверенно, преодолевая последние метры до одной из отправных точек пути.
        Воронков остановился резко, уйдя чуть в сторону, чтобы в него не врезался следующий идущий. Сержант поднял руку, давая команду остановиться, сам присел, пригнувшись за низким кустарником.
        Куминов, старательно прижимаясь к земле и стараясь совсем не скрипеть свежим снегом, скатился к нему. Дёрнул внимательно смотрящего перед собой сержанта за рукав, вопросительно качнул головой. Тот ткнул пальцем вперёд, показывая прямо между несколькими толстыми стволами.
        - Докатились. - Прошептал Куминов одними губами, смотря на еле заметный прямоугольник впереди. - Бери Пчёлкина и Шутяка и осмотри всё.
        Молчун-сержант утвердительно прикрыл глаза, ткнул пальцами в бойцов и начал отстёгивать лыжи. Быстро растворившись в темноте, они двинулись к домику.
        Остальная группа быстро занимала позиции вокруг группки строений. Стволы оружия ложились на сгибы локтей, прикрывая товарищей.
        Заимку окружили практически полностью. Это оказалось совсем несложно, так как места она много не занимала и даже не была обнесена каким-либо подобием забора или частокола. Не было слышно собачьего лая, который точно должен раздаться в тишине леса. Хотя кто его знает, почему у хозяев отсутствует четвероногая сторожевая живность? Может, её те самые волкособаки и съели давно, этому Куминов и не удивился бы. Давно группе не приходилось выполнять задачи в такой-то глуши. Или, ещё лучше, заимка была брошена, и тогда не придётся беспокоиться об возможности обнаружения.
        Когда на фоне тёмной стены жилой избы, собранной из толстых брёвен, возник силуэт в белом, капитан прицелился ещё тщательнее. Сержант, это было видно по знакомой пластике движений, присмотрелся к тому, что за окном. Немного спустя разведчик двинулся в сторону двери. От души отлегло. Воронков умел правильно оценивать обстановку, и если решил войти, то опасности была минимальна.
        Скрипнула дверь, пропуская сержанта внутрь. Следом за ним в проём скользнул Пчёлкин, если судить по более высокой фигуре. Злобного гнома Шута Куминов, как ни старался, так и не смог разглядеть. Он довольно усмехнулся про себя, порадовавшись профессионализму собственного бойца, и одновременно разозлился на самого себя за ненаблюдательность. Вот так вот доведётся ведь напороться на засаду, и на кого потом грешить, кроме как не на себя? Стыдно сказать - не получилось увидеть замаскировавшегося бойца, которого только что сам отправил вперёд.
        Через пять минут, не больше, откуда-то со стороны задней стены, раздался звон выбиваемого стекла. Куминов сплюнул и бросился вперёд, понимая - группе так и не выдалась редкая возможность спокойно отдохнуть.
        Лампа тихо потрескивала, отбрасывая слабые тени. Фитиль под стеклянным колпаком самодельный, из размахрённого ружейного ремня. А вот вместо керосина, если судить по запаху, залили хорошо очищенный соляр. Морщинистая, в пигментных пятнах, но всё ещё крепкая рука подкрутила колёсико, делая свет более ярким.
        Рыжие блики заплясали на вытянутом лице, сплошь изрезанном временем, отбрасывая тёмные тени. Редкие длинные брови, казалось, застыли во всегда нахмуренном выражении. Перебитый нос чуть дёрнул крыльями, когда второй из местных мужчин задымил самокруткой. Запах был странный, едкий и вонючий, но с какими-то отдалённо сладкими нотками. Куминов принюхался, стараясь понять причину своей заинтересованности, но так и не смог выделить только что проклюнувшуюся мысль.
        - Не можешь в сенях посмолить, Лёха? - хозяин ещё раз недовольно дёрнул носом. - Воняет так, как будто ты свои портянки запалил.
        - Да не ругайся, Петрович. - Курильщик кашлянул в кулак. - Холодно в сенях-то…
        - Ты ещё мне базлать тут будешь? Кому сказал, чтобы пошёл туда дымить, а, сявка? - Жилистый кулак негромко стукнул по столу. Алексей тут же вскочил и прыснул в сторону низкой входной двери, обитой войлоком. Дерево гулко бухнуло, выпуская его в действительно почти ледяные сени.
        Командир разведчиков не переживал по поводу того, что один из обитателей, которые каким-то образом смогли заметить группу на подходе и спрятаться, оказался один. В сенях сейчас был Равиль, а тройка Хрусталёва перекрывала всё снаружи, готовясь смениться через два часа.
        - Сурово у вас тут, я смотрю. - Куминов чуть качнул головой.
        - Куда деваться, командир? - хозяин пожал широкими плечами, укрытых свободно болтающейся тёплой флисовой рубахой. - Ушлый народец-то, чуть правило отпустил, так они за незаположняк многое считают.
        - Долго топтал? - сержант Воронков, чистящий рядом свой МП, с интересом глянул на него.
        - Всё моё, служба. Сколько, где и за что.
        - Не вопрос. - Разведчик кивнул и вернулся к своему занятию. Куминов не знал, заметил ли хозяин движения Воронкова, но застёжка набедренной кобуры лишь казалась закреплённой. А ведь всего минуту назад пистолет сержанта был надёжно зафиксирован.
        - А здесь что делаете? - капитан посмотрел на хозяина. - Избушка-то вроде как лесничества местного.
        - Может и лесничества. - Старик ещё раз дёрнул плечами. - Когда мы сюда пришли, здесь не было никого, вот и остались.
        - Немцы заходят?
        - Бывает… - собеседник Куминова исподлобья бросил на него настороженный взгляд. - Недавно были, за сутки до вас, наверное. Но так… никого у себя не укрываем, живём, не трогаем никого.
        - То есть хорошо живёте, получается? - голос разведчика был абсолютно спокойным.
        - Да уж как есть… - хозяин кашлянул в кулак. - А что, товарищ офицер, ты мне прикажешь делать, если у меня маруха с дочерью? К вам подаваться, воевать? Да на вот, смотри!
        Широкая ладонь оказалась перед самыми глазами Куминова. Тёмные пятна, резко пахнущие железом, говорили за себя сами. Своим туберкулёзом, поганой болезнью, старик не старался доказать свою правоту, вовсе нет.
        - Куда мне такому? Отмотал своё, теперь здесь вот хоть помру спокойно… если получится.
        Воронков хмыкнул, но ничего не сказал. Тёртый калач в чём-то был прав. Как поступать с жильцами бывшего охотничьего хозяйства, Куминов не знал. Вернее знал, но…
        Они пытались бежать, выбив окно в последней комнате. Как объяснил вот этот самый Петрович, который представился «смотрящим» за домом, группу заметил курильщик Алексей. Парень вышел продышаться после собственного самогона и добрёл до деревьев. Вот там и заметил фигуры в белых халатах, скользящие на лыжах вниз. Складно так выходило, но Куминов не верил. Что было хуже всего - снег завалил всё вокруг и не дал возможности определить то, что старик сказал про своих «домочадцев». Всего выходило четверо: сам Петрович, высоченная худая бабища, его якобы жена, дочь, и тот самый Алексей. Проверять рассказ о том, что мужчины бывшие «сидельцы», сбежавшие с зоны после авианалёта немцев, было невозможно. Про то, что мужики своё «потоптали» было правдой. Пальцы обоих говорили об этом лучше самих хозяев.
        Куминов смотрел на них и решал дилемму, понимая, что деваться некуда. Это же понимал и сидящий напротив «хозяин». Группа не должна себя обнаружить. Если это произошло, и свидетели оказались в руках разведчиков, то вопрос о них решался быстро. Пластиковые тубы с иглами были у каждого из бойцов. Те, к кому их применяли, просто засыпали… навсегда. Но до этого момента Куминову ещё не доводилось этого делать. И глядя в умные глаза бывшего зэка, обречённо смотрящие на него, было не по себе.
        Он не стал ничего отвечать тому, кто уже всё понял. Встал и вышел на улицу, решив подышать свежим воздухом. Несмотря на то, что двое из четверых местных были женщинами, в доме было плохо. Не прибрано, грязно и вонюче. Воздух, тёплый от разогретой печи, был спёртым, дышалось тяжело. Прошёлся по потрескавшимся доскам сеней, толкнул набухшую и плохо открывающуюся дверь.
        На небе наконец-то стали видны звёзды. Яркие и высокие, смотрящие вниз так умиротворяющее. Равиль возник из-за угла абсолютно бесшумно, увидел командира, вопросительно посмотрел. Капитан мотнул головой, дескать - ничего, всё нормально. Разведчик понял и исчез.
        Куминов стоял, смотря вверх и думая о том, что предстояло сделать. Было страшно, противно страшно. Липкое ощущение того, что ты вроде бы прав, но от твоей правоты лучше никому не станет. Отвратно было на душе, мерзко. Сколько раз ему приходилось видеть то, что осталось от деревень, в которые заходили зондер-команды. Если были хотя бы подозрения в содействии диверсантам РККА или партизанам - уничтожалось всё и вся. На пепелищах домов оставались лишь голые кости тех, кого сгоняли в сараи, расстреливая и сжигая скопом. Мог он представить себе, что придётся пускать в расход своих же? Кто его знает, конечно, кем на самом деле были эти четверо. Прикинуться пусть и трусливым, но вовсе не предателем, который вот так вот взял, да осел в зоне оккупации, мог каждый. Куминов был реалистом и понимал, что в таком возрасте и с такой «синевой» на коже Петрович мог быть кем угодно. И уж явно не ангелом, и отобранных жизней на нём могло висеть сколько угодно. Также, как и на его, то ли товарище, то ли шестёрке. Женщины… да, женщины.
        Сзади скрипнула открываемая дверь. Он обернулся, увидев Сашу. Странно, ведь девушка легла спать практически сразу после того, как разобрались в ситуации.
        - Ты чего?
        - Не могу я уснуть, Коль. - Она смотрела на него замученными глазами и с такой тоской в них, что Куминову сразу многое стало ясно. - Что делать будешь?
        - А ты же всё поняла, чего спрашиваешь?
        - Я могу попробовать…
        - Что?
        Саша зябко повела плечами. На улице было далеко не лето, хотя после снегопада мороз ещё не разгулялся.
        - Меня учили техники гипнограмм, могу попробовать.
        - Что? - Куминов чуть обалдело уставился на неё. - Каких гипнограмм, Саша?
        Глава одиннадцатая
        'Разведчики обязаны обладать силой воли,
        Достаточной на самое сложное решение.
        Но главным является выполнение задачи любой ценой.
        Даже собственной жизни'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Ну… - она снова неуверенно замолчала. - Попробовать хотя бы сделать так, чтобы они ничего не вспомнили. Отключить их ненадолго, а когда проснутся - ничего не смогут рассказать.
        - Да ты что? - он невесело усмехнулся.
        Конечно, оно вполне понятно, её смятение и всё прочее. Сам переживал не меньше, но задание было не из тех, когда стоило пользоваться тем, что предлагала девушка. - Ох, и интересный у вас институт, товарищ профессор, ну очень интересный. Гипнограммы, ты только подумай, слово-то какое. Ты хоть раз что-то подобное делала вообще?
        - Несколько раз делала, на специальных тренировках, правда…
        - И как оно делается, расскажешь? - он понял, что его ирония разозлила девушку, но доказать ей ошибочность мнения было необходимо. Им идти дальше, а Куминову уже доводилось сталкиваться с тем, что возникает при недоверии и злости в группе.
        - Мы разработали методику, тренировались. У меня получалось, правда, не вру. Только…
        - Только? Только всё это было в ваших специальных лабораториях, да, Саша?
        Та кивнула.
        - И мы использовали какие-то препараты, позволяющие воздействовать сильнее.
        - Вот так-так…
        - Так… - она чуть прикусила губу, глядя на него блестящими глазами. - Коля… но они же наши, свои! Неужели ты сможешь?..
        Куминов нахмурился, глядя на неё сверху вниз. Чуть качнул головой, скрипнул зубами.
        - Смогу, Саша, смогу. Ты что думаешь, мне так просто? Четыре человека, наших, советских человека, которых должно не стать. И Петрович этот все уже понял, у таких нюх на смерть. Поэтому на улице сейчас сразу четверо ребят, чтобы и не подумали удрать. Но так надо, понимаешь? Мы с тобой, ребята, все отвечаем за много других жизней… так что смогу, Саша.
        Она не ответила. Посмотрела на него, развернулась и молча пошла в дом. Сгорбившаяся, с пальцами, прижатыми к виску.
        Куминов ещё постоял, глядя в очистившееся полностью небо. Глубоко дышал полной грудью, хватая холодный воздух, всё никак не решаясь войти следом за девушкой. Неожиданно захотелось взять у неё сигарету, затянуться покрепче, так, как никогда не делал. Или махануть спирта, грамм пятьдесят, отключиться на какое-то время. Повернулся к тёмной махине жилья и пошёл внутрь. Утро вечера мудренее. Может, что и стоит попробовать то, о чём говорила Саша.
        Внутри ничего не поменялось. Только Воронков, закончив чистку автомата, перешёл к пистолету. Части оружия лежали на специально таскаемом сержантом с собой вырезанном куске брезента. Хозяин дома всё так же сидел за столом, попивая чай из кружки и глядя в пустоту.
        В доме оказалось всего две комнаты и кухня. Зато оба жилых помещения просторные, есть где разместиться. В дальней комнате сейчас спала основная часть отдыхающих разведчиков. Саша, Расул, Воронков и сам Куминов остались в первой, что поменьше. Вместе с хозяином и его женщинами, сейчас не показывавшимися с печи. Саша лежала на небольшой кушетке у окна, укрывшись с головой своей тёплой курткой. Сам Куминов решил расположиться рядом, разложив на полу позаимствованный у хозяина тулуп. Расул притулился в дальнем углу, и сейчас мирно спал.
        - Ложись, командир. - Воронков поднял оружие на уровень глаз и прищурился, разглядывая внутреннюю часть ствола на слабый свет керосинки. - Я подежурю, сменю ребят, разбужу Эйхвальда. Отдохни давай, ты же лыжи не любишь, я знаю.
        Куминов кивнул. Подошёл к своему месту, положил автомат так, чтобы был прямо под рукой. Усталость понемногу накатывала, давая о себе знать всё ощутимее. Надо отдохнуть, тут сержант полностью прав. Сел, снял верхнюю часть маскировочного халата, куртку. Свитер из тонкой шерсти стаскивать не решился. Сделал себе «подушку» из рюкзака, лёг. Подумав, протянул руку, чуть тронув Сашу за плечо. Когда она обернулась, еле слышно шепнул:
        - Попробуем…
        Вытянулся на полу, почувствовав, как тело чуть расслабилось, и провалился в темноту. Последнее, что он увидел - пристальный и всё понимающий взгляд хозяина. За окном снова начал тихонько подвывать ветер, чуть проходясь по полу, пробиваясь через какие-то щели. Но на всё это Куминову стало уже наплевать, ведь сон взял своё.
        Домишка не казался, был старым. Хранил в себе память, ненужную и страшную. Окунал в воспоминания, продирая во сне морозом от пяток и до ушей. Куминов плавал в тягучей патоке сна, хотел вырваться, но не получалось.
        Комната, комод, Старое зеркало. Крики людей в соседней, хруст и чавканье, как когда рубят мясо на рынках. И разлившаяся повсюду кровь, обволакивающая приторно-соленой мелью своего запаха, знакомого до мелочей.
        Во сне легко крутилась голова, ловила мелочь за мелочью, слушала хриплое ворчание и тихие женские слезы. Женщин тогда тут было мало, мужики поступили правильно, нечего бабам смотреть на эдакую-то пакость.
        А сами мужики сопели, уже устав ругаться, креститься и не верить. Городской красный, обморок, перестал булькать развороченным горлом. Лежал, раскинувшись крестом, весь в кровянке. Все тут блестело ею, густо пролившейся на пол. В задней комнате, не дожидаясь, кончали старого с женой, мальчугану жахнули с винта в голову, вон, пятки белеют.
        А эта…
        Сивая нечисть, блестя ошейником с порванным ушком для цепи, мертво смотрела на мужиков. Лежала, раскинув иссиня-бледное поджарое блядское тело, с черными дырками в пузе, с разваленной шеей. Лежала и не умирала.
        Тонкая, кажущаяся девчонкой со светлыми, почти белыми, волосами…
        Топоры взлетали, пластая ее тело, дробя кости, застревали в теле, ставшем настоящим холодцом. И никак не могли превратить тварь, жрущую людей ночами, в разваленную на куски тушу.
        А Куминова тянуло к зеркалу, как втягивало внутрь, не отпуская. И еще он вдруг стал маленьким. Совсем маленьким и сильно испуганным.
        Зеркало. Большое зеркало в красивой раме, темной, всей в узорах. А зеркало испорченное, темное, Куминов себя различал еле-еле. И паутина же. Он смахнул ее рукой, заранее вздрогнув от неприятной сухости. И…
        Пальцы кольнуло искристым леденящим морозом, как на кладбище. Холод только задел пальцы, а дрожь сразу побежала дальше. Зеркало дрогнуло, моргнув легкой волной, стало глубже, притягивало взгляд. Мутная глубина вдруг пошла дымкой, разбегавшейся в стороны, как будто кто ее смахивал.
        Куминов, замерев, хотел отодвинуться. И не мог. С той стороны, бледнея снежной белизной, к его ладони прижалась чужая. Тонкая, с длинными пальцами, с виднеющимися острыми кончиками ногтей, торчащих почти на сантиметр. Куминов, совсем по-детски, пискнул. Мгла заволновалась, расходясь дальше.
        Ладонь перешла в запястье, охваченное темной подвернутой манжетой, с рядом искристых пуговиц и прозрачным черным кружевом. Мгла отступала, выпуская обтягивающий рукав, на плече ставший шире, разросшись круглым валиком, скользнула к высокому воротнику, с выпущенным поверх тонким затейливо повязанным платком. К белому костяному кружочку на тонкой золотой цепочке. К шнуровке облегающего платья, расширяющемуся от пояса в длинную, в пол, юбку, из-под которой выглядывала еще одна, совсем черная. К острым носкам ботиночек, выглядывающих самыми кончиками.
        Одежда, носки ботиночек, кружева рукава… серели легкой землей.
        Как на кладбище, на могилках.
        Куминов смотрел на них и не хотел, не хотел совсем-пресовсем поднимать глаза.
        Но не удержался. Взглянул.
        Она теперь не казалась девочкой, став взрослой. И волосы вовсе не белые. Желтые, выцветшие, как залежавшаяся в глубине шкафа простынь. Волнистые, длинные, собранные в высокую прическу и только по бокам опускавшиеся до груди. Волосы не были белыми, белым оказалось лицо.
        Бледное, как присыпанное мукой, с огромными черными глазами и бледными тонкими губами. Дрогнувшими, поплывшими в уже виденной лягушачьей улыбке, становящейся все шире и длиннее, как у Буратино, до самых ушей. А потом, сочно чмокнув, губы раскрылись. И она наклонилась вперед, звонко растянув зеркало разбежавшейся паутиной трещин.
        Куминов вздрогнул, распахнув глаза и захрипев. Было плохо, а стало не лучше.
        Спёртый воздух с трудом проходил в лёгкие. Темно, вязко, душно. Где-то в этой темноте вспыхивало яркими огоньками какое-то странноватое пламя с зеленоватым оттенком. В нём маленькими бенгальскими огоньками взрывались бирюзовые звёзды. От них во все стороны расползался тяжёлый и чуть сладковатый запах, заставляющий его хватать воздух широко открытым ртом, от чего дышать почему-то становилось ещё тяжелее. Мышцы наливались свинцом, не давая никакой возможности пошевелиться.
        Вокруг что-то мягко топало, приноравливаясь присесть. Вот прошло совсем рядом, присело, недовольно фыркнуло и отодвинулось. Придвинулось снова, что-то лязгнуло, отброшенное далеко. Потом его почему-то начало трясти внизу, но недолго. Раздался негромкий стук, как будто на пол упало что-то тяжёлое. И почему-то капитану стало ясно, что это «что-то» есть не что иное, как его собственный «ТТ». Откуда-то донёсся то ли всхлип, то ли вздох, от которого внутри живота всё сжалось и провалилось вниз холодным комком. Куминов попытался проснуться и понял - не получается.
        Кто-то забормотал недалеко, казалось, что прямо за стенкой, что-то жалобное и плаксивое, голосом маленького ребёнка. Потом всхлип стал громче, перейдя в хрип и бульканье. Чуть позже зачавкало, жадно, с хлюпаньем и вновь повторяемым ворчаньем. Мягкие шаги послышались снова, приближаясь. В этот раз Куминов не смог даже пошевелиться, как в прошлый. Зато почувствовал, как глаза еле-еле, но стали приоткрываться.
        Света от лампы не было. Было лишь мягкое серебро неожиданно яркой луны, обволакивающее всю комнату. Глаза, которые наконец-то открылись, быстро фиксировали:
        Тёмную, приближающуюся к нему странно согнувшуюся фигуру. Какое-то покрывало, лежавшее между комнатами на полу и почему-то пахнущее таким знакомым приторно-железным запахом крови. Блеск света на голой макушке Воронкова, завалившегося на стол и всё ещё державшего в руке уже собранный пистолет. Голову и плечи кого-то из ребят, белеющие тканью маскхалата. Они ритмично дёргались, исчезая в темноте дверного проёма. А фигура мягко и медленно приближалась к нему. И перед ней, в душном воздухе комнаты, двигалась вперёд волна того самого сладковатого запаха, который поначалу Куминов не смог узнать здесь, в обитаемом доме.
        Густо и сильно, до спазмов в горле, тянуло трупом. Давним и зеленым, пробирая до самых печёнок.
        От него становилось страшно, так, что хотелось забиться в дальний угол и хныкать как в детстве, как только что скулил там, за стенкой. Где всё продолжалось чавканье и сопенье. Тёмная сгорбленная тень шла к нему, медленно, по сантиметру, гоня перед собой смрад разложения. И он не мог пошевелиться, чувствуя, как по спине покатились холодные капли пота.
        Куминов судорожно сжал пальцы, чувствуя, что они всё-таки слушаются. Потянулся рукой к карману рюкзака, понимая - ну, не сможет отстегнуть кнопку на кобуре и не дотянется до автомата. Потому что не было ни того, ни другого. Кто-то, идущий к нему замер, шумно принюхиваясь. Свет из окна упал на качнувшуюся в сторону тихую смерть. Облил голубовато-мертвенным светом лицо, показал того, кто двигался к разведчику. Дочь жены Петровича, так и не показавшаяся надолго и сразу уползшая куда-то на печи. А вот сейчас, понимая, что он уже пришёл в себя, девушка замерла. И не от испуга, это было ясно. Вот она повернула голову, потом повела ею назад, показывая себя полностью
        Пористая кожа лица, мертвенно-бледная, туго обтягивающая кости. Волосы, редкие и практически полностью выпавшие. Сейчас, без туго намотанного платка на голове это было хорошо заметно. Белёсые бельма глаз, которые сейчас видели всё, следя за каждым движением Куминова. Тёмная полоса губ, приоткрытых, показывающих острые кончики зубов, слишком сильно торчащих между ними. На мгновение мелькнул чёрный язык, облизываясь. В это время за спиной Куминова застонала Саша. «Дочка», или кто она там была, наклонилась в их сторону, чуть качнувшись вперёд.
        Пальцы Куминова наконец нашарили нужное, потянули на себя. Слабость, накатившая с такой недюжинной силой, понемногу отпускала. Подушечки большого и указательного пальцев почувствовали ребристую крышку картонного цилиндра. Рука выстрелила вперёд, направляя ракетницу в сторону непонятной скотины. Вторая быстро схватила за шнур.
        Тварь зашипела и прыгнула вперёд, выставив перед собой худые и длинные руки, заканчивающиеся поблёскивающими остриями ненормально вытянувшихся ногтей.
        Куминов дёрнул за шнур, направив ракетницу прямо в оскал морды. Успел за мгновение до того, как «дочка» смогла бы дотянуться до него. Комнату окрасило алым пламенем, стрельнуло искрами. Тварь дико заорала, схватившись руками за голову. На Куминова брызнуло горячим. Тёмная фигура выгнулась и упала, с костяным звуком стукнувшись о доски. Ракета, прошедшая через голову насквозь, воткнулась в стену напротив, продолжая гореть.
        Со звоном вылетело окно сбоку, в него просунулся ствол МП, дёргаясь из стороны в сторону. За стенкой хлюпанье и чавканье прекратилось. Вместо него мелко-мелко застучало по полу, и тут же застучала короткая очередь. В ответ по ушам ударило волной высокого крика, заставившего Куминова зажать уши руками. С грохотом ударила по стене дверь, ведущая в сени. Ещё одна тёмная фигура одним прыжком оказалась за столом, пригнувшись к полу. МП в окне коротко рявкнул, пули со стуком вошли в брёвна стены, не попав в фигуру. Стрельба замолкла, разведчик догадался, что может попасть в не пришедшего в себя, либо уже мёртвого Воронкова. А Куминов неожиданно понял, что сейчас тот, кто прятался за сержантом, пойдёт на него.
        Ракета, зашипела, выбросив последний сноп красных брызг. Комнату заволокло дымом, вдобавок к тому, что вошёл вместе с пулями из окна. Остро пахло сгоревшим порохом и кровью. Тварь под столом громко клацнула зубами, зашуршала, сдвигаясь по полу в сторону капитана. Снаружи с грохотом пытались выбить дверь. Окна в доме были слишком маленькими, чтобы пропустить человека. За стеной вой коротко прервался ещё одной очередью, прогремевшей теперь уже изнутри. Существо под столом показалось чуть больше, ползком пробираясь к капитану, пытающемуся найти хотя бы что-то в качестве оружия.
        Сзади в ладонь Куминова ткнулась холодная рукоять автомата. Саша!!! Тварь зашипела, и низко припав к полу, быстро-быстро перебирая руками и ногами, бросилась к ним. Но Николай успел первым, выбрав пальцем спуск. Автомат ожил в руках, выплёвывая вперёд пули. И ещё у разведчика уже хватило сил встать и двинуться к тому, кто пытался его атаковать.
        Выстрел-выстрел-выстрел… тварь взвыла, откинутая очередями в угол. Взвыла обречённо. Рядом сухо кашлянул пистолет пришедшего в себя Расула, помогая уничтожить непонятное существо. Куминов, шатаясь, дошёл до угла, где хрипя и суча ногами, умирало нечто. Приставил ствол к голове и выстрелил ещё раз. Вспышки автомата успели осветить перекошенное и странно поменявшееся лицо «хозяина», прежде чем пули калибра семь шестьдесят два разнесли голову.
        На войне, как… - 6
        Зальцбург, Германия, 196…
        Карусель, раскрутившись, весело звенела хриплым звуком шарманки. Настоящих шарманщиков тут не водилось, всех вывели еще в тридцатых. Чтобы не портили моральные принципы нелепым ремеслом, переданным слабым духом хитрыми евреями. Шарманщикам, в отличие от последних, повезло: они остались живы.
        Завезенная с переселенными французами мода на жареные каштаны плыла по аллейкам запахом перегоревшего масла. Порядок нарушался, но патрули не обращали внимания, лишь изредка проверяя документы. Над городом плыли серые облака, грозящие превратиться в самые настоящие тучи. Снега выпало много, но хуже оказался холод. Погода поменялась за сутки, как будто Советы заслали своего главного союзника - генерала Мороза.
        Рождество давно прошло, но жители веселились. Уныло, угрюмо, но старались не показывать апатии, сильнее окутавшей город. Да и не только его. Жителей апатия скручивала уже давно.
        Война давила все сильнее. Небывалое мировое противостояние расшевелило даже спокойных немцев, разрушало устоявшийся Орднунг, великий германский Порядок, покачнуло даже хваленую тевтонскую дисциплину. А кто-то даже помог.
        Вилли Мюллер, добрый веселый Вильгельм, хорошо знал - кто именно. Должность невелика, всего лишь командир патрульного отряда, звание тоже так себе, просто шарфюрер, но знал. Все его парни знали, а как иначе - методички, получаемые из министерства Геббельса не могли врать.
        Наглые англосаксы, доннер-веттер, гнали через контрабандистов морфий и кокаин. Все знали, что продажные шкуры-союзнички, румыны с венграми, пропускали через себя до десяти курьеров в месяц. Белые порошок всплывал тут и там, знай, успевай помогать ребятам из полиции, находи новые каналы, дави и прижимай к ногтю британских выкормышей.
        Вилли был совсем мал, когда немцы сцепились с англичашками в Африке. Зато помнил удар по Лондону, уничтоживший столицу Британии и заразивший огромный кусок острова радиацией. Тогда он не понимал веселых криков на улицах, радостных лиц, ожидания скорейшей капитуляции врага…
        Вилли хорошо запомнил страх, навалившийся чуть позже. Все молчали, только по радио, три раза в день, повторяли и повторяли про меры. Тогда будущий шарфюрер уже отправился в школу где, вместе с первыми уроками грамматики и счета, их учили пользоваться респираторами, противогазами, правильно находить укрытие и узнавать направление бега, делая поправку на ветер, если вдруг по городу закричат ревуны.
        Счетчики, установленные сразу после Лондона, молчали. Лишь как-то раз, заставив город содрогнуться, они тихонько потрескивали, остановившись в «нормальном» диапазоне. Урок возмездия тогда прошла вся Германия, урок такого страшного возмездия, что некоторые надломились, не желая умирать из-за «чужих амбиций». Про амбиции Вилли ничего не знал и слушал слова дяди Руди, ветерана Вердена, жившего ниже этажом. Тот, мрачный и щурившийся от дыма плохо пахнущей эрзац-сигареты, крыл плохими словами всех и вся.
        Дядю Руди забрали в красивую черную машину «адлер» на следующий день после «амбици», а вернули лишь через неделю: похудевшего еще сильнее, совсем седого и теперь замолчавшего.
        Огненный шквал, прошедшийся по Балтике, когда русские большевики уничтожили Пенемюнде и грохот скал Норвегии, где отомстили англичане, дошел до Зальцбурга эхом, заставившим трещать фундамент жизни сотен тысяч. Радиация, неощутимая и смертоносная, заставляла думать. Пусть и не всех.
        Война швыряла в топку немца за немцем, загребая заодно всех, отсидевшихся в компанию сороковых годов. Союзников, милых друзей чехов, болгар, шведов, норвегов, раздухарившихся после взятия Ленинграда финнов, и остальных, признавших Франко и Муссолини на юге. Война завертелась с новой силой в начале пятидесятых, когда русские, во время передышки, разработали свою Сибирь, а немцы добрались до сокровищ Африки, наполовину сданных оставшимися корпусами англичан, австралийцев и почти уничтоженных французов с поляками.
        Страх не ушел, но затерся, заснул, изредка просыпаясь. Белый порошковый яд, дарящий странные сны и видения, будил его, заставлял снова думать о глупой войне. Наркотики пошли в Германию густо, последние пять лет возникая тут и там.
        Англичане, кто же еще, отправляли их сюда, желая спустить немецкую нацию по трубам мирового ватерклозета. Наркоман - не человек, а говорить о его отношении к арийской нации и ее целям - глупо.
        Добряк Вилли, ходивший в свою старенькую «шуле» восемь лет, в прошлом году брал своего математика. У того болели сразу двое детей, двойняшки, математик решил подработать «толчкачом» в самом городе. Кто бы мог подозревать в добром и приятном, даже остававшимся полноватым, учителе математики наркоторговца? Никто не мог, а Вилли сумел.
        Вышел на след, вцепился псом и не отпускал, пока не раскрутил маховик, подаривший ему, простому шарфюреру, целый выводок, снабжавший рабочие кварталы и районы среднего класса белыми порошками этого яда, идущего из Азии, где британцы заставляли афганцев растить мак для своих подлых нужд.
        В старой-доброй Германии экономия. Даже подленьких негодяев, решивших травить будущее арийской нации своим нарко-дурманом, повесили не всех. Главного, настоящего уголовника, казнили на площади, показав жителям судьбу каждого, решившего повторить такой путь. Остальных отправили на работы, руки нужны всегда. Преподавал уравнения? Будешь рубить уголь в Руре. Учитель не захотел и повесился в камере, сразу после очередного допроса.
        С учителем Вилле не виделся. Краснел, объясняя свое отсутствие на допросах, но командиры понимали, похлопывали по плечу и даже изволили смеяться. А Вилли прилетело повышение. Он его ждал.
        Вместе с допуском, позволявшем двигаться дальше. Как ждал этого последние пять лет, когда он поступил в недавно открытое училище СС, где юношам и девушкам преподавали нужные дисциплины. Добрый старина Вилли шел вперед локомотивом, стараясь стать лучшим повсюду. За спиной у него ничего не оставалось - семья погибла в терракте, устроенном коммунистами, возникающими в стране все чаще и чаще.
        Тогда погиб весь их дом, рухнув, слившись с волной, прошедшейся по кварталу. Вилли выжил, его отправили в лагерь гитлер-югенд и телеграмма встретила его в лагере. Вильгельм справился, ведь в его жилах текла настоящая арийская кровь. Круглый сирота? Германия не оставит его, поможет, такие нужны.
        Взрывом унесло и трех учителей со школы. Оставался только Руди, Рудольф, друг детства, что вместе в футбол, гонять на стареньких велосипедах, вместе в секцию бокса…
        Рудольф тогда был у тетки, рядом с Мюнхеном, там и остался. Они переписывались. Редко, правда.
        Недавно Руди вернулся в Зальцбург, все хотел встретиться и даже отыскал тогда еще не шарфюрера, чтобы пригласить посидеть в кельнерной, за кружкой холодного пива. Бедняга Руди нарвался на ночную банду цыган и схлопотал нож под ребра, не сумев выжить.
        Вилли похоронил друга и отправил телеграмму его тетке. Указал участок, где уже спали вечным сном родители Руди и отправился дальше искать контрабандистов, евреев, коммунистов и остальную шваль.
        По воскресеньям, если выпадал выходной, Вилли любил гулять вот здесь, в парке и смотреть на карусель. Та была очень старой, ее привели с трофеями из русского Киева, собрали и крутили ее даже в холода. Детишки хохотали, им-то все нипочем.
        Отец погодков, мальчика и девочки, с виду рабочий, попросил разрешения прикурить, присел на лавку, наблюдая за светящейся лампочками цветной круговертью.
        - Есть новости?
        - Да. - Вилли затянулся. - Меня переводят. Куда нам и необходимо.
        - Горы?
        - Именно так. Нужно перепроверить данные по мальчишке, чтобы снова не всплыл какой-то там друг. Подкинуть учителю кокаин оказалось сложно, хорошо, что в следственном изоляторе есть свои.
        - Будь осторожнее, оказавшись на новом месте. Англичане тоже не лаптем щи хлебают.
        - Постараюсь. Не нравится мне этот Вилли, слишком рискованно. Все равно всплывет еще кто-нибудь, с кем он, не знаю, сидел рядом на горшке.
        Дядька помахал рукой детям:
        - Это вряд ли. Квартал зачистили полностью, трое выживших умерли позже, уже в больнице. Накладка с Рудольфом - промашка, возникшая из-за случайности. Мы виноваты, но ты не переживай, не повторится. Свое дело ты знаешь, работай по нему.
        - Знаю. Когда следующая поставка?
        - Кокаин прибудет в понедельник. Ты тогда еще в Зальцбурге?
        - Последнее дежурство. Сколько там и кто везет?
        - Много. А везут уголовники, бери и не думай.
        Вилли посмотрел на него пустыми глазами:
        - Я и не думаю по поводу людей. Война идет, нам нужно победить.
        Мужчина кивнул:
        - Все верно… Не мы им, они нам объявили войну. Пусть расхлебывают.
        И Вилли не спорил. Вилли вообще хороший немецкий парень, отличное прикрытие. Вилли ждет повышение и перевод в новое место, очень нужное подполью.
        Глава двенадцатая
        'Разведчики не могут позволить себе ошибок
        Ошибка разведчика стоит жизни армии'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Он сидел за столом, крепко схватившись за него руками. Хрусталёв, Шабаев и Сафин уже вытащили три тела на улицу. Старлей, ругаясь, залез в маленькую кладовку в «предбаннике», гремел там чем-то. Потом заглянул в дом:
        - Командир, ты как?
        - Нормально уже, Вова. Ты чего там?
        - Нашёл канистру с бензином. Хочу сжечь этих, а то мало ли…
        - На всякий случай что ли?
        - Ну да.
        - Проверь по карманам сначала, что у них там есть, слышишь?
        - Хорошо. - Хрусталь кивнул и вышел на улицу.
        - Лейтенант! - Саша встрепенулась и тоже выбежала. - Стойте!
        Куминов проводил её взглядом, тяжело встал и пошёл в соседнюю комнату. Голова гудела, идти всё ещё было сложно. Он остановился, когда понял, что может вляпаться ногами прямо в лужу крови, натёкшую по полу. Ту самую, что в темноте Куминов принял за покрывало. Постоял, внутренне готовясь к тому, что увидит, и вошёл, пригнувшись под низкой притолокой.
        Давешняя керосинка стояла на большом деревянном сундуке, украшенном цветастым аляповатым узором. Там же сидел Воронков, тупо глядя на тело Силаева, лежащее у порожка. Куминов присел на корточки, переворачивая своего бойца, лежавшего лицом вниз. Сглотнул слюну, почувствовав, как внутри снова всё сжалось, ухнув ледяным комом вниз. В комнате ещё сильнее пахло кровью и чьей-то блевотиной. Он посмотрел на Эйхвальда, вытирающего лицо белым, не совсем чистым полотенцем, и понял, что сам еле сдержался.
        У Силаева было полностью вырвано горло. В поблёскивающей дырке блестели позвонки. Вся передняя часть гимнастёрки черная от уже запёкшейся крови. Здесь всё сделала «жена» хозяина, именно её вытащили из дома в последнюю очередь. И ещё она успела добраться до Камиля, правда, дело своё не закончила. Сейчас радиста, отошедшего от непонятного паралича, охватившего всех, кто спал, бинтовал Расул. Джанкоев, которому острые зубы разодрали предплечье, когда он пытался отпихнуть от себя голову чудовища, молча качался из стороны в сторону и всхлипывал. Жалобно, совсем как маленький ребёнок.
        - Что же это было, командир? - Воронков, повернул к нему лицо. - Как…
        - А я знаю, Лёха? - Куминов почувствовал, как чуть ослабели ноги, и привалился к стене, съехав по ней на пол. - Хорошо, хоть живыми остались… те, кто остались.
        - Я ещё думал… - сержант покачал головой. - Как нам с ними утром-то поступить, если сразу не оприходовали, а тут вот…
        - Да… - капитан сплюнул тягучую слюну. - Я тоже.
        Эйхвальд взглянул на них безумными, абсолютно безумными глазами и торопливо пошёл в сторону входной двери, придерживаясь за стену.
        Куминов ещё раз взглянул на тело совсем ещё недавно живого бойца и пошёл следом за лейтенантом. Накинул на плечи собственную куртку и, не глядя, схватил с пола тулуп для Эйхвальда, выскочившего в том, что было.
        На улице заметно подморозило. Массивная фигура лейтенанта стояла у стены, согнувшись в три погибели и опершись на неё лбом и одной рукой. Его продолжало полоскать, сгибая в судорогах. Капитан накинул на широкие плечи тулуп, хлопнул ладонью.
        - Жень, ты как?
        - Херово, командир. - Пробасил здоровяк, разгибаясь. - Не могу в себя прийти, ты уж прости.
        - Нормально. - Куминов стукнул кулаком по стене. - Всё нормально, тут не до того, чтобы оправдываться. Не торчи на улице, не дай бог, заболеешь. Давай, отдышись и назад, чаю там попей и проследи, чтобы в порядок привели всё. До утра времени немного осталось, надо его разумно использовать. Сам ложись, поспи, скажи Воронкову, чтобы взял Расула и Герасима, и менял парней.
        - Слушаюсь. - Разведчик мотнул головой и двинулся внутрь.
        Куминов застегнул куртку, про которую забыл второпях. Огляделся вокруг, заметил между деревьев фигуры Хрусталёва, Сафина и Саши. Полная луна, горделиво торчащая на абсолютно чистом небе, освещала их своим ярким светом. Судя по размахиванию руками, девушка что-то доказывала лейтенанту, который явно не спешил с ней соглашаться. Тёмная куча внизу была теми, кто встретил их здесь ночью, смог обвести вокруг пальца, и чуть было не убил. Капитан глубоко вдохнул свежий воздух, кажущийся ему сейчас неописуемо прекрасным. Почувствовал, как начало отпускать, наконец-то начало отпускать…
        Да, было страшно, безумно и ужасно. Мало когда Куминов так пугался, как сейчас. И ему не стыдно перед самим собой, и это важно. Он готовился встретиться с любым противником, который оказался бы понятен. Те самые суперсолдаты, непонятная крокодило-сухопутная тварь… но «хозяева» дома? К этому разведчик оказался абсолютно не готов, и лишь сейчас, чувствуя, как адреналин практически полностью растворился в крови, понял, что недавно был на грани срыва. Хорошо, что хватило внутренних сил для того, чтобы выдержать это и победить. Отбросить в сторону собственный страх, скомкать его и разорвать в клочья. Полная и безоговорочная победа. Куминов сплюнул, и пошёл в сторону ругающихся и доказывающих друг другу какую-то правоту товарищей.
        - А я говорю, что надо хотя бы одного оставить целым! - Саша практически кричала в адрес невозмутимо смотревшего на неё Хрусталя. - Что тут непонятного?!!
        - Да всё непонятно, товарищ учёная… - процедил разведчик, скрестив руки на груди. - Вы знаете, что это такое, ещё раз спрашиваю?
        - Не знаю! - девушка обречённо покачала головой. - Для этого и прошу не сжигать хотя бы одно тело. Товарищ старш…
        - А ну-ка отставить! - Куминов смог подойти к спорщикам незаметно для них самих. - Что за крик, а драки нет? Хрусталёв, объясни.
        Старлей повернулся в его сторону и ткнул пальцем в четыре тела, наваленных друг на друга:
        - Докладываю по порядку, товарищ капитан. Вот тот, что смолил постоянно, попытался наброситься на Шутяка. Подкрался сзади, набросился, хотел в горло вцепиться, что ли… пришлось его прикладом успокоить. Но он ни хрена не успокоился, пока нож не загнал между рёбер, и то дёргался. Произвёл контрольный звонок в голову, после чего эта непонятная скотина наконец издохла. В дом попасть не смогли, было запёрто изнутри. Дал приказ разбивать окна и по необходимости открывать огонь. Дальше знаете сами. Так вот эта, которая вроде как жена хозяина, уже здесь пришла в себя…
        - Пришла в себя? - Куминов удивлённо посмотрел на него.
        - Да, среагировать успели. Так вот, командир, я и хочу их спалить к еб… к чёртовой матери. На хрена нам переживать за то, что эти упыри снова оживут, спрашивается? А товарищ учёная, видно, движимая любовью к своим научным исследованиям, не даёт это сделать. Вырвала у меня канистру, когда обливал их бензином. Вот и спорим.
        - Саша? - Куминов повернулся к девушке.
        - А что непонятного? - тёмные глаза блеснули отблеском от луны. - Да, я могу лишь предполагать что-то о том, с чем мы столкнулись, Ко… товарищ капитан. Разрешите мне хотя бы немного попытаться покопаться в одном из них.
        - То есть?!! - капитан оторопело уставился на неё. - В смысле, ты их резать, что ли, хочешь?
        Девушка кивнула головой, глядя прямо в глаза Куминову.
        - И что нам это даст?
        - Попробую понять природу возникновения, а это точно пригодится дальше. Таких ведь может быть много, очень много. Про это Юрий Сергеевич и говорил, помнишь?
        Это Куминов помнил. Про обычных мирных жителей за Уралом, которые могут превратиться в кого угодно. Да уж, ситуация, ничего не скажешь.
        - Та-а-а-к… - протянул он, немного подумав. - Что тебе для этого будет нужно?
        - Помещение, свет и стол. Ну и помочь донести и двигать, если понадобится. - Венцлав уже поняла, что убедила командира группы и в голосе слышалась радость. - Так можно?
        - Ну да, можно… - Куминов посмотрел на недовольно нахмурившегося Хрусталёва. - Да брось ты хмуриться, Вов. Давай обливай снова и поджигай тех, кого наша учёная разрешит спалить. Мы с ней сейчас пойдём в дом, пришлю вам смену. Притащите одного, хорошо?
        - Так точно. - Старлей согласно кивнул. - Поменяйте пораньше, товарищ командир. Если надо, я ещё останусь, но ребят надо отбить.
        Куминов понимающе хмыкнул и посмотрел на Сашу.
        - Которого?
        - Хозяина. - Девушка чуть наклонилась к одному из тел. - Хотя нет, тут вы, товарищ капитан, так постарались, что результат будет никаким. Вот эту, которая его как бы жена, или кто она там ему. Целее всех вроде.
        - Хм… - Куминов невесело усмехнулся. Что-что, а Петровича ему действительно пришлось нашпиговать пулями просто до усрачки. - И где ты её хочешь напластать?
        - Лучше всего не в доме. - Саша выпрямилась. - Маска у меня с собой есть, а вот у вас разве что противогазы, не будете же вы в них ходить. Мало ли что может быть, предосторожность не из лишних. Вон в той пристройке, если получится найти ещё лампу, а лучше - две. Свет мне будет нужен хороший. Или до утра подождём?
        До утра? Куминов мысленно прикинул время, которое неумолимо сокращалось. Им удалось сэкономить его в начале пути, и если учёная так уверена в необходимости того, что хотела сделать… может и стоит предоставить ей возможность заняться этим при дневном свете.
        - Сколько тебе времени будет нужно, Саша?
        - Часа два, не больше. Вскрытие, полевой анализ тканей, так как с собой у меня немного необходимого материала.
        - Хорошо. Значит так, пошли в дом, хватит мёрзнуть. Тело сейчас оттащат в сарай. Ты, давай иди и сделай что просил. А я пойду, прогуляюсь до сарая. Хрусталь, пошли со мной, и возьми ещё фонарь у кого-нибудь из ребят.
        Сарай, достаточно большой, по размерам разве чуть уступающий самому дому, примыкал к нему с левой стороны. Между стенами обоих строений оставался лишь небольшой промежуток, забитый поленницей под навесом. Капитан подошёл к воротам, присмотрелся к дверце, врезанной в них. Хрусталёв, уже догнавший его, протянул фонарь на батарейках, упрятанных в толстый, прорезиненный корпус. Снял с плеча свой тяжёлый «штурмгевер», примерился и одним ювелирно-точным ударом снёс тяжёлый навесной замок. Куминов, стоящий с пистолетом в правой, потянул на себя ручку. Мало ли?
        Лучи двух фонарей осветили наполовину пустое помещение. Сарай был добротный, сложенный из толстых ошкуренных брёвен, совершенно сухой и чистый. Было заметно, что использовался он только как кладовая и склад инвентаря. Во всяком случае, в его свободной части прямо посередине располагался массивный верстак с тисками и разложенным инструментом. На полках, плотно залепивших сразу две стены, аккуратно расставленные, светлели, отражая свет фонаря, и наоборот, темнели разные ящики, коробки и прочая нужная хрень. Обычный сарай, практически ничем не отличающийся от сотен таких же, виденных Куминовым. За небольшим исключением.
        В обычных сараях к потолочным балкам не крепилось столько цепей, заляпанных в некоторых местах чем-то тёмным. Почему-то Николаю и в голову не пришла мысль о том, что это было машинное масло, например. А к доскам верстака, совсем недавно ошкуренным заново, но с такими же тёмными пятнами в паре мест, были приделаны толстые кожаные ремни. Как раз так, чтобы можно было пристегнуть человека нормальной комплекции. Куминов с Хрусталёвым переглянулись, оба промолчали. Что было говорить, когда всё и так ясно.
        Капитан покрутил головой, рассматривая окна. Осмотром оказался доволен полностью. Окон в наличии имелось сразу четыре, по две штуки на ближайшие к верстаку стены. Но на всякий случай решил покопаться в вещах, расставленных на полках, на предмет тех самых ламп. Хрусталёв не присоединился к нему, внимательно рассматривая что-то большое, стоящее на второй половине и накрытое серым брезентом в рыжих разводах и с аккуратными заплатами в паре мест.
        - Командир? - позвал он Куминова, который лязгал металлом на полках.
        - А?
        - Знаешь, чего мне сдаётся?
        - Ещё нет, Вован. Но обязательно узнаю в ближайшее время.
        Хрусталёв хохотнул.
        - Сдаётся мне, что хозяева нам насчёт недавних немцев не соврали. Как думаешь, что под брезентом?
        Куминов оглянулся через плечо, присматриваясь. Мысль о том, что пол сарая занято автомобилем, пришла в голову сразу. Несмотря на мороз, запах соляра и масла ощущался чётко.
        - А чего думать, товарищ командир отделения войсковой разведки? Мне вас проэкзаменировать, что ли, на предмет узнавания силуэтов техники противника?
        - Да нормально, а чего? - старший лейтенант хищно и довольно улыбнулся. - Войсковой типовой четырёхосный специализированный «бюссинг», скорее всего улучшенной компоновки. Переоснащён для использования в частях егерей, вот и всего делов. А вот интересно, командир, на ходу ли бибика?
        - Лентяй ты, Вова. - Куминов открыл очередную коробку, немецкую, из-под консервов. - О, нашёл!
        - Чего это лентяй? И чего нашёл?
        Куминов повернулся к нему, держа в руках две лампы с колпаками толстого стекла:
        - Нашёл я то, что было нужно, боец. А лентяй ты потому, что все твои мысли на лбу написаны. Ножками на лыжах тебе передвигаться лишний раз не хочется, вот грузовику и обрадовался. И не думай даже. Понял?
        - Да понял, не дурак вроде. - Старлей показушно грустно вздохнул. - Но ведь неплохая идея?
        - Хорошая идея, но неисполнимая. Так, чего встал, иди, осматривай ту половину, товарищ старший лейтенант.
        Хрусталёв показательно вздохнул, всем своим видом показывая, что его предложение было весьма разумным, а командир в группе тиран. Куминов хмыкнул, глядя на его гордо выпрямленную спину. Он вполне понимал подчинённого, который хотел воспользоваться транспортом для преодоления части пути. Если в сарае вдруг окажется топливо, так искушение станет ещё серьёзнее. Но рисковать Куминов не хотел. Попасться немцам во время такого марша было легче лёгкого, и знание языка, маршрутов движения поисковых групп и форма не спасут. Это только в фильмах, которые крутили в кинотеатрах, разведка могла совершать подобные подвиги. Ну, так-то фильмы, оружие пропаганды, в которых немцы чаще всего выставлялись тупыми, злобными уродами, без малейшего намёка на интеллект. Капитан знал цену настоящим «волкодавам» с Той стороны фронта… тут Куминов невольно усмехнулся. Вернее, сейчас то, что для них Та сторона уже вторые сутки была Этой.
        Куминов не страдал недооценкой противника, и прекрасно понимал, что меры против проникновения не в меру любопытных через линию фронта у суровых ребят в фельдграу были весьма серьёзными. Самому не раз приходилось наматывать заячьи петли, чтобы скрыться от поисковых команд, действующих в прифронтовой полосе. Заметить группу на автомобиле намного легче, чем заметить ту же группу, передвигающуюся на своих двоих. Так что оставалось только вздохнуть по поводу невозможности использования добротного немецкого грузовика. Машина точно могла бы помочь преодолеть часть маршрута без особых физических затрат и сократить время в разы. Но, видно не судьба.
        - Опа… - Хрусталёв сдёрнул брезент с угловатого силуэта. Тяжёлая ткань сложилась в неряшливую стопку на полу, открывая то, что пряталось под ней.
        Старший лейтенант был полностью прав в своих догадках, и экзамен устраивать ему не требовалось.
        Что-что, а оружие, машины и амуницию с экипировкой гансы делать умели великолепно. Опирающийся на восемь толстых покрышек с рубленым узором грузовик не был исключением из правил. Все четыре моста - ведущие, широкая резина с возможностью подкачки на ходу, одно из тех самых усовершенствований, про которые не забыл упомянуть памятливый и способный к мгновенному анализу Хрусталёв. Просторная прямоугольная, чуть вытянутая вверх коробка кабины со вторым рядом кресел для пассажиров и дополнительной дверью. Дизельный двигатель, спрятанный прямо под водителем, забранный решёткой радиатора. Крепление под пулемёт на крыше, рядом с врезанным люком. Плотный тент, выкрашенный в цвета летнего камуфляжа, туго натянутый на дуги креплений. Эмблема в виде вставшего медведя под пятиконечной короной на видимой двери. В центр короны вписаны две руны «зигель» на остроконечном щите. Старший лейтенант правильно оценил всё, включая принадлежность к роду войск. Автомобиль был действительно предназначен для подразделений полевых егерей подразделений ваффен-СС, а именно полка «Бранденбургские медведи». Вот только как
транспорт оказался здесь, в этом сарае? Хотя, если немцев было меньше, и они оказались чуть слабее, чем разведчики Куминова, то ответ напрашивался сам.
        - А горючее в бочках, в углу стоит. - протянул Хрусталёв. - Командир, а командир?
        - Отставить. - Куминов задумчиво посмотрел на грузовик. - И фантазии в том числе. Хороши у нас хозяева были, мда…
        - Проверю пока, глядишь, вдруг заводится… - Старлей подошёл к грузовику. Открыл дверь и уселся на водительское место. Покопался у рулевой колодки, соединяя провода. Стартер несколько раз вжикнул, проворачивая двигатель. Он кашлянул выхлопом, выбросив небольшое чёрное облако из выхлопной трубы. Схватился, довольно заурчал и замолотил, ровно и стабильно. - Вот дойчи мастаки технику делать, а, командир?
        - Аккумулятор рабочий… - Куминов задумчиво потёр лоб. - Слышь, автолюбитель, ты спать собираешься идти?
        - Так точно, товарищ капитан. - Хрусталёв отбарабанил по баранке руля, обтянутой кожей, ритмичный мотив. - Иду.
        - Вот и иди. И Воронкова сюда позови.
        - Чего меня звать? - сержант появился в дверном проёме, войдя спиной и чуть пригнувшись, придерживая руками тяжёлый смёрзшийся куль в покрытой ледяной коркой крови одежде, вокруг груди. - На верстак?
        - Да. - Куминов решил попробовать кое-что. - Только положи сначала просто на пол. Давайте его передвинем, перед капотом поставим.
        Воронков и Пчёлкин грохнули мертвяка на доски, и подошли к командиру, уже примеривающемуся к тяжёлой махине. Натужно выдохнув и крякнув взялись все вместе. Верстак был поднят, перенесён прямо под яркий свет фар автомобиля. Хрусталёв на прощание грустно погладил металлический бок машины и двинулся ложиться на боковую. До рассвета оставалось чуть более четырёх часов.
        Куминов поднялся на ступеньку со стороны пассажирской двери, предварительно вооружившись обнаруженными на одной из полок ключами и отвёрткой. Догадка оказалась верной. Немного времени спустя поворачивающаяся из кабины рукой фара-прожектор, снятая со своего места, оказалась наскоро закреплена над радиатором. Длины провода, выдранного из креплений, хватало для задуманного. Яркий свет от лампы, предназначенной бить на километр, падал на верстак. Капитан подкрутил верньер, уменьшающий накал, сделав его не таким ярким.
        - Лёх, кладите это… - он ткнул пальцем в сторону хозяйки. - А на всякий случай - пристегните руки с ногами. Я за нашей учёной.
        Как ни странно, но внутри дома всё было спокойно и тихо. Выдержка и боевой опыт взяли своё, те, кто мог отдыхать, спали. Сидел за столом Андрей Шабаев, спокойно разложивший на столе прицельные принадлежности, проверяющий оптику винтовки. Прихлёбывал из собственной, извлечённой из рюкзака кружки дымящийся чай и изредка с интересом поглядывал на учёную. Интерес, если быть точным, был практичным и любознательным. Второй снайпер в группе был человеком склонным к самообучению и не терял случая познакомиться с чем-то для себя новым. Вот и сейчас было заметно, что его очень интересовало то, что делала девушка.
        Венцлав разложила на столе кожаную укладку, до того лежавшую глубоко на дне поклажи. Свет лампы отражался от блестящих никелированных полос с острыми кромками, странного вида ножей, пинцетов, зажимов, ножниц и прочей медицинской атрибутики. Там же, в укладке, нашлось место для нескольких пробирок из прозрачного материала, ничем не напоминающего стекло даже внешне, флаконов с плотными крышками на резьбе, наполненными жидкостями разной консистенции прозрачности и цвета. Высокие резиновые перчатки, дыхательная маска из респиратора, соединённого с широкими прозрачными очками.
        - Перенесли? - девушка посмотрела на Куминова.
        - Да. Свет тоже сделали, будет удобно. Саша?
        - Да, товарищ капитан?
        - Я хотел бы пойти с вами, присутствовать, так, на всякий случай
        Саша, уже одевшая куртку поверх комбинезона на лямках, чуть остановилась, не успев одеть вязаную шапку-маску. Думала недолго. Покопалась в рюкзаке и достала точно такую же, как на столе, маску. Протянула капитану и отправилась в сторону двери.
        Куминов подумал про то, что ни хрена не знает о том, чем она сейчас собралась заниматься. Но уж если взялся за гуж, не говори, что не дюж. Значит, надо идти и принимать посильное участие, никуда не деться. Вздохнул, мысленно ругнувшись на самого себя, встал и пошёл на улицу. Во вновь созревший, ядрёный морозец.
        На войне, как… - 7
        СССР, Сибирь, 195…
        Институт, где работала Александра Венцлав, был очень непростой. О существовании его знали очень немногие.
        Странные и страшные существа, веками жившие бок о бок с людьми, перенесённые в предания, легенды и сказки. Постоянно таившиеся, нераскрывающиеся, прячущиеся. Знать про них и верить в последние лет сто считалось дремучим предрассудком. Всё, что передавали из уст в уста по ночам, шепчась и настороженно оглядываясь, отчасти оказалось правдой. Про них писали те писатели, которых считают классиками и чьи произведения, касавшиеся этой темы, принимали за шутку и желание пощекотать нервы. Человеческая цивилизация, ведомая вперёд рациональностью, верой лишь в утверждения официальной науки, не хотела принимать всерьёз ту правду, которую не хотела.
        Любой помнил, как сам, летом работая в одном из колхозов, высмеивал местных пацанов, вечером у костра рассказывающих о медведе-оборотне, что жил рядом с их большим селом. А ещё никогда бы не забыл тех ощущений. Смеяться-то смеялся, но по сторонам настороженно зыркал. Также, как и остальные друзья-пионеры, отправленные на лето помогать советским колхозникам-пасечникам на подсобные работы и последующий сбор мёда. Хорошо было смеяться над тёмной деревенщиной, сидя у костра. Отойти же на пару десятков метров вглубь красноярской тайги, начинавшейся резко и неожиданно прямо за околицей, было страшно.
        Институт, в котором работала Венцлав, был старый. Такой старый, что корни его уходили ещё в то время, что принято называть кровавым царским режимом. И появился, когда донские казаки шлялись по Монмартру, тогда ещё обычному пустырю, с песнями и гиканьем. Век девятнадцатый, страшный в своей жестокости, не смог не породить специальное отделение, которое курировал лично сам государь-император. Поля сражений с Наполеоном, выжженные города и деревни, опустевшая земля, тысячи детей-сирот и женщин, остававшихся без чьей-либо защиты. Время тех, кто мог пользоваться слабостью безнаказанно. Тех, кто позволил, наконец-то, себе таиться намного меньше, чем во все прошедшие долгие столетия.
        Их было не так уж много, в своё время истреблённых в тёмное средневековье. Тогда науки было меньше, люди проще, а правда про таящихся в ночи - всегда была рядом. Если где-то начинались жестокие необъяснимые убийства, так всегда искали вначале именно их. Костры, запалённые инквизиторами, зачастую были направлены против того, кого и следовало жечь. Но тех, что ещё оставались, хватало на многое. И не странно, что в пору, когда воспрянувшие русские войска гнали за пределы армию Бонапарта, ОНИ осмелели.
        Война, длившаяся чуть ли не два десятка лет, не давала видеть людям творящиеся под самым носом страшные вещи. Шли рапорты, подаваемых казачьими и гусарскими разъездами, ходившими в сторону врага для разведки. Уходили они практически в никуда. Никто из генералов армии не обращал внимания на сёла, в которых не осталось ни одного человека.
        На обозы, пропадавшие бесследно. На омуты, набитые как кадушки телами, почти полностью обескровленными. На разодранные в клочья останки, развешанные порой по осинам, одиноко стоявшим на глухих лесных перекрёстках. На танцы мёртвых, тёмными ночами среди осквернённых могил сельских и деревенских погостов. На мелькавших за арьергардами войск, только начавших своё наступление, непонятных личностей, передвигавшихся зачастую только ночью. На церквушки, часовенки и небольшие храмы, которые порой находили с иконами, болтающимися вниз головами, с церковной парчой, измазанной в лучшем случае нечистотами. На алтари, в которых на стенах засыхали красно-коричневые надписи на неизвестных языках, давно и прочно забытых. Не до того было обладателям высоких треуголок с плюмажами, гнавших перед собой недобитые до конца многотысячные орды. Война на дворе, читалось в их глазах, строго и требовательно обращённых на отважных и лихих партизанских вожаков. Не дело рассказывать бабкины сказки и чертей с упырями по всем тёмным углам искать.
        Но зато было дело до всех этих непотребств тем, кто шёл за армией. Только начавшим свою историю частям, которые чуть позже государь-император передаст в ведение графу фон Бенкендорфу. Им было дело до всего, что отличалось от нормальной жизни, пусть даже и сведённой с ума огнём войны. Уже после того, как одышливого и полного корсиканца отправили на остров, на сукно стола Александра Павловича Романова лёг доклад. В папке изрядной толщины, коротко изложили всё, никак не вписывающееся в рамки человеческого восприятия. Чуть позже при особой канцелярии появилась новая служба, не входившая в подчинение никому, кроме монарха.
        Особый комитет по надзору за не-людьми просуществовал вплоть до Великой Октябрьской, так и не канув в лету в кровавом вихре, закрутившим страну. У руля организации, уже тогда имевший собственный институт по исследованиям, выявлениям и средствам противодействия, стоял к моменту исторического звонка из Смольного контр-адмирал Лесников. На самом флоте сухопутный военачальник провёл всю свою гардемаринскую юность, подаренную отцом, из кондукторов выслужившегося до мичмана эскадренного миноносца «Забияка».
        В одна тысяча девятьсот пятом году будущий флотоводец, ставший к тому времени капитаном первого ранга, командовал флотилией тральщиков на Дальнем Востоке. Призвание своё он любил и много времени проводил в море, вместе с командами выходя в него при первой же возможности. Когда трал вытащил на палубу одного из кораблей непонятное существо, попытавшееся разодрать боцману глотку, Лесников оказался на соседнем тральщике. Существо, которое скрутили по рукам и ногам, до Владивостока не дожило, погибнув, как выяснилось впоследствии, от длительного контакта с атмосферным кислородом. Сложно выжить, когда полноценных лёгких как таковых нет, а в океан никто не отпускает.
        Вышестоящему командованию о выловленном при тралении фарватера ихтиандре Лесников ранее времени ничего не докладывал. Тем больше было его удивление, когда на берегу небольшие, выкрашенные в серый цвет военные корабли ожидало оцепление из жандармов и три автомобиля. В двух больших грузовых ФИАТах, удививших каперанга странными кузовами, похожими на клёпаную броню башен корабельных орудий, находились сотрудники тогдашнего Института. Вернее, его отделения в дальневосточных губерниях. А в сверкавшем лаком корпуса и хромом металлических деталей армейском варианте «руссо-балта» сидел сам столоначальник всего Особого комитета, граф Трубецкой-третий, как раз-таки прибывший к театру военных действий с инспекцией.
        Где война, там и появляются существа, за которыми граф был призван наблюдать и уничтожать… при необходимости. Агентурная сеть комитета была широка, хотя зачастую сам «казачок» и не подозревал о том, на кого работает. На свою то ли беду, то ли удачу, капитан первого ранга Лесников решил поспорить с вальяжным престарелым атлетом, который, помахивая тросточкой, давал приказания об изъятии странной находки. Спор вытек в интерес, причём взаимный.
        Через три месяца, сдав дела и сев на поезд, несущийся в сторону столицы. Лесников отправился принимать дела у погибшего в одной из операций заместителя Трубецкого. Войну четырнадцатого года он встретил уже временно исполняющим обязанности начальника комитета и в чине контр-адмирала. Тогда многие, имевшие отношение к комитету и Институту, гибли часто. Золотые эполеты с чёрными орлами, по правде говоря, ему довелось одеть лишь дважды. В первый раз, на торжественном приёме, получая из высочайших рук очередной орден и звание. Во второй на приёме далеко не торжественном и могущим закончиться для контр-адмирала плачевно.
        Во всяком случае, невысокий человек с бородкой клинышком и большой залысиной был очень удивлён, когда в его кабинет, находившийся в только что занятом большевиками Кремле, вошёл царский адмирал. Тем более что в Москву новое правительство переехало только что. Из колыбели революции, на которую давили с запада немцы, большевики скрылись быстро и тайно. Тем более странным было появление в коридорах Кремля адмирала бывшей империи. Но Владимир Ильич на то и был гением революции и вождём пролетариата, чтобы действовать не спонтанно. А вовсе даже наоборот, взвешенно и осознано.
        Москва - это, конечно, не Питер, и уж тем более не Кронштадт. Там сейчас озверевшая матросня рвала в клочья всех «золотопогонников» до которых могла добраться. Но «братишек», тогда ещё не успевших оказаться в застенках только организованной ЧК[22 - Ч(резвычайная) К(омиссия) - силовая структура, созданная большевиками взамен бывшего третьего жандармского отделения и прочих заведений «кровавого» царского режима. Как оказалось - без подобных структур никуда. Впоследствии ЧК породило такого монстра как НКВД, переросшего в КГБ, а теперешние парни, работающие под аббревиатурой ФСБ, с гордостью именуют себя «чекистами». Первым главой ЧК был несгибаемый железный и незабвенный друг детей Феликс Эдмундович Дзержинский. Что же касается братишек с флотов, то расстреляли их сразу после того, как надобность в их безумной и неудержимой анархии исчезла, очень много, чрезвычайно много. Тех, что не хотели принимать новый порядок, а желали лишь грабить, жечь, насиловать и прочая, и прочая. Такими, к счастью, были очень немногие. Большинство моряков военного императорского флота России впоследствии составили костяк
Красного флота молодой РСФСР, в годы Великой Отечественной выросшего в Военно-морской флот СССР. Прим. автора.], в охране хватало. И если адмирал, не побоялся какими-то неведомыми путями проникнуть в Кремль, а потом не струхнул и пройти мимо них, гордо полощущих клешами в древних коридорах, то выслушать его как минимум стоило. Хотя кто знает, что подумал вождь мирового пролетариата, глядя в уставшие глаза человека в форме с золотым шитьём под обычным драповым пальто? Это не было дано знать никому. Хитроглазый, похожий на калмыка мужчина лишь встал, почему-то абсолютно доверяя этому самому царскому прихвостню, и закрыл двери с густой лепниной. Говорили они долго, всполошив не на шутку и охрану, и помощников. Но так как разговор шёл спокойно, и Владимир Ильич никоим образом не показывал напряжённости, либо страха, то в какой-то момент все успокоились.
        От Ленина бывший глава Особого комитета вышел уверенной походкой, сжимая в ладони, спрятанной в кармане, мандат, подписанный лично «самим». Когда же навстречу ему, ухмыльнувшись в прокуренные усы, качнулось несколько фигур с лихими завитыми чубами, торчавшими из-под бескозырок, ощутимо пахнущие перегаром и сжимающие в крепких, жилистых ладонях отполированные тела винтовок с примкнутыми штыками, он даже не подумал взяться за браунинг, лежавший по соседству с мандатом. Вместо этого за его плечами, как по мановению волшебной палочки, возникло три фигуры, закованные в хрустящие и скрипящие хром и шевро. Сомнений в их принадлежности у «братишек» нисколько не возникло, и Лесников спокойно прошёл вниз…
        Работы особому отделу при Чрезвычайной Комиссии, как переименовали комитет, хватило надолго. Гражданская война, вывернувшая страну наизнанку, выгнала на охоту многих ночных жильцов. Молодым парням и девчонкам, затянутым в кожу курток, английское оливковое сукно гимнастёрок и старые шинели, довелось увидеть и узнать многое.
        На пепелищах страны, раздуваемых революционными и интервенционными ветрами, творилось много страшного. Кроме тех, за кем охотился отдел, были и другие. Поднявшиеся в кровавом хаосе поднимали из глубины веков позабытые секты, ложи и прочие организации, желающие страшного и опасного знания. А вместе с ним и силы, которые давали результаты жутких и непонятных обычным людям экспериментов. Зачастую опыты новоявленных некромантов, масонов и прочих колдунов приводили лишь к исчезновению в находящейся рядом округе то нетронутых девушек, то вовсе грудных младенцев. Конкретных результатов добиться было тяжело, особенно если следовать невнятной абракадабре, изложенной в дешёвых книгах, издаваемых в предреволюционные годы на папиросной серой бумаге. Но встречались и такие любопытные экземпляры, что подходили к решению проблем с точки зрения науки. И теми, и другими отдел интересовался живо и постоянно. Очаги вновь возникающих доморощенных докторов Франкенштейнов, Папюсов и последователей Гришки Распутина, подавляли жестоко и кроваво. А всё найденное уходило в Институт.
        Большевики, ведущие борьбу с религией, ответственно подошли к новой информации, что стала известна верхушке нового руководства страны от Лесникова. Учреждение, ведущее свою историю с двадцатых годов девятнадцатого века, в веке двадцатом, полном страшных изменений, смогло не сгинуть в небытие и укрепить свои позиции. Средства, выделяемые на исследования, которые к тому времени велись на территории бывшего монастыря под Серпуховым, были очень большими. Даже во время разрухи, коллективизации и НЭПа[23 - Н(овая) Э(кономическая) П(олитика) - хитрая и прошаренная тема, введенная ещё В. И. Ульяновым-Лениным. Т. е. при ней якобы можно было начать «обогащаться». Хитрейший развод для тех, кто после первой мировой, революции и Гражданской войны мечтал о прежней, сытой и гладкой жизни, как до 1914-го года. Не вышло… Обогатились многие, но чуть позже всё это потеряли в результате конфискаций имущества в пользу государства. А также потеряли и собственные жизни, отправленные лес валить, либо Беломоро-Балтийский канал рыть. Прим. автора.], когда страна только начала вновь становиться на ноги, сотрудники Института
не знали нужды ни в чём.
        Глава тринадцатая
        'На физические показатели в условиях боя
        В большой степени влияет психологический фактор'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Да-а-а… Коля, вот ты только посмотри на это! - Восхищённый взгляд Саши заставил Куминова оторваться от собственных мыслей и повернуться в её сторону.
        Пожав плечами, ничего не сказал, глядя на неё, держащую зажимом какой-то очередной внутренний орган. Таких случаев попалось уже не меньше чем три, и удивляться её реакции Николай перестал. Если такой запал у неё от подобного ковыряния сейчас, то страшно представить, что случается в какой-нибудь оборудованной лаборатории. Право слово, как ребёнок с новой игрушкой возится. Не оторвать, хорошо хоть, что делает всё быстро, знающе и уверенно.
        Только теперь это уже не важно. Он принял решение о переходе в ночной режим похода. Сегодняшний день следует полностью посвятить разведыванию округи и отдыху. А стартовать сразу по наступлению темноты. Можно было бы из-за этого отложить научно-необходимое вскрытие на потом, но Саше не терпелось. Ему самому спать тоже расхотелось. Да и за окном уже начало светлеть, ночь закончилась.
        Два с половиной часа назад Саша приступила к тому, что хотела сделать. Куминов, в первые минуты стоявший рядом с ней, не выдержал очень быстро. Отошёл, сел на поставленный на попа ящик, и начал просто слушать. Благо, что учёная комментировала всё, что происходило вслух. Сидел, слушал, воспринимал, не забывая поначалу коситься на распяленное поверх досок верстака мёртвое тело. Но нет, всё было тихо и спокойно, никаких признаков шевеления или попыток ожить тело не предпринимало.
        Поняв, что у капитана вновь обнаруженное нечто восхищения явно не вызвало, Саша тыльной стороной ладони убрала волосы и вернулась к своему занятию. Куминов только было откинулся на стену, когда она позвала его помочь. Прикурил девушке сигарету, вставив её в чистый зажим, встал рядом, стараясь не коситься на распластанную вдоль и поперёк грудину с брюшной полостью. Саша торопливо курила, опустив маску вниз, Куминов молчал и вспоминал всё, что она успела сделать, наговорить и заставить его задуматься. Крепко задуматься.
        - Ой, как со светом ты хорошо придумал. Так, что у нас вместо стола… ну, в принципе ладно, фиксированные конечности, это хорошо. Коль, ты мне не завяжешь вон тот фартук, который на крючке висит. Грязный? Да и ладно, мне в нём не ватрушки печь, в конце концов. Зафиксируй лампу, пожалуйста, сюда посвети, ещё чуть, да. Бака или бочки пустой нет? Есть? Хорошо… поставь вот сюда, пожалуйста. Ага. Вот так, спасибо. Поехали…
        Натянула до локтей высокие перчатки, щёлкнув плотной резиной по пальцам. Вооружилась длинным ножом с широким лезвием. Несколькими уверенными движениями разрезала разлохмаченную попаданиями в упор одежду. Куминов помог девушке повернуть тяжёлое, закостеневшее тело, выдернуть материю из-под спины. Пинком отправил грязную кучу в дальний угол.
        Лязгнула скоба двери, пропуская Воронкова, затащившего ведро парящей горячей воды и несколько чистых тряпок, найденных на кухне. Саша добротно намочила одну из них, начала отмывать желтоватую, с восковым оттенком, гладкую кожу. Красная от крови вода немедленно потекла вниз, звонко застучав по холодным доскам. Куминов решил помочь Саше, чтобы не тянуть до того момента, когда всё это внизу замёрзнет, превратившись под ногами в тонкую ледяную корку. Не хватало ещё получить нелепую и ненужную травму сейчас, в самом начале пути. Работы хватило обоим, Шутяк, стреляя в тётку через окно, постарался на славу. Нашпиговал её так густо, что вся передняя часть и половина спины была сплошь покрыта тёмными потёками.
        - Торопиться надо? - Саша закурила, выпустив дым колечком. Капитан уже обратил внимание на то, что после недавней пробежки курить она стала заметно меньше. Говорить, правда, ничего не стал.
        - Не обязательно. - ещё раз провёл мокрой тряпкой по деревяшке под руками, ещё недавно бывшей живым… существом. Человеком её Куминов считать не мог. - Пойдём вечером.
        - Почему? - девушка недоумённо посмотрела на него.
        - Знаешь, какое любимое время разведчика, и какая любимая погода?
        - Нет…
        - Холодная дождливая ночь. Снегопад, как вчера, тоже подойдёт. Просто мы бежали весь день, время ещё позволяло. А сейчас мы на другой стороне от линии фронта. Теперь будем передвигаться только ночью. Так что как закончишь - иди, отдыхай, силы понадобятся.
        - Хорошо. О, смотри, видишь? - она показала пальцем на подмышку, наклонилась и постаралась развернуть руку.
        Куминов пригляделся. На синюшно-бледной коже чётко выделялись несколько букв с цифрами, нанесённых очень аккуратно чёрной тушью. Сделано было на совесть, Николай мог поклясться, что, судя по цвету, татуировка сделана не меньше пяти лет назад. И при этом все линии были чёткими, не размазанными или расплывшимися.
        - Вот так дела… - Саша присвистнула. - Знаешь, что это?
        - Конечно. - Куминов пожал плечами. - Метка концентрационного лагеря, что удивительного?
        - Нет. - Девушка отрицательно мотнула головой. - Метка лагеря - вот здесь, на руке, так? А это клеймо из того самого места, куда мы идём.
        - Ты уверена?
        - Абсолютно. Их клеймение отличается от лагерного, я его хорошо помню.
        - И что?
        - Да то, что это может многое объяснить. И то, что ночью случилось, в первую очередь. Сейчас и попробуем что-то узнать. - И она взялась за дело.
        Чавкало, скрипело, задевало металлом по кости. Когда большие ножницы с острыми краями мягко вошли в жёлтую кожу на впалом животе, выпустив в воздух первую порцию очень неприятного запаха, Куминов понял, что занятие не для него. Именно тогда капитан отошёл в сторону и принялся слушать Сашу. Девушка комментировала собственные действия голосом, напомнившим Куминову разговоры хирургов в госпитале во время операции. Также ровно, бросая специальные термины, сосредоточенно. Капитан внимательно улавливал все нюансы, стараясь не перебивать.
        - Внутренние органы повреждены, но хорошо заметны отличия от органов обычных людей. В первую очередь странная структура самой задней части эпидермиса, той, что непосредственно прилегает к мышечной ткани. Скорее всего, что кожа более упругая и прочная, позволяющая подобным существам делать вещи, на которые мы с тобой точно не способны. Гарантирую, что они абсолютно не побоялись бы передвигаться через лес без одежды. Количество ссадин, ран и обычных подкожных гематом отличалось бы от полученных любым из твоих разведчиков кардинально. О как…
        Девушка вооружилась вытянутым узким предметом, напоминающим скальпель, только увеличенный в пару раз:
        - Мышечная ткань также отличается и серьёзно. Это было понятно ещё по тому, как наш добрый хозяин передвигался тогда в комнате. Наверняка что суставные сумки тоже подверглись изменению. Отсюда такая пластика в движениях, ускоренные реакции и быстрота. Но знаешь, что, Коль, странно как-то. Такое впечатление, как будто ей закачали в мышцы раствор, приведший к таким изменениям. А мышцы в это время были уже в состоянии окоченения… но такое же невозможно, просто невозможно. Если эта женщина находилась в таком состоянии, то ведь тогда получается, что она труп. Бред какой-то…
        Саша недоумённо посмотрела на Куминова. Тот лишь пожал плечами. Нет, а чем он мог бы ей помочь в такой ситуации? Да ничем, оно же просто и понятно. Кто тут целый профессор непонятно-неизвестных наук и научных дисциплин, он, что ли, Куминов Николай Саныч? Нет, в чём-то подобном капитан не разбирался. Поняв, что от него она не добьётся даже простого и понимающего покачивания головой, Саша вернулась к своему занятию, вооружившись зловещего вида ножницами на длинных ручках.
        - Так, перехожу к грудине…
        Лучше бы она этого не говорила, хотя толку-то? Хруст, раздавшийся вслед за этим, заставил Куминова пожалеть о том, что напросился присутствовать. Он отвернулся, уставившись в стену напротив. И лишь когда неожиданно возникшая тишина зависла непозволительно долго, оглянулся.
        Саша стояла, уставившись куда-то внутрь тётки. Оглянулась на него, хлопнула ресницами, удивлённо изогнув брови:
        - У неё сердца нет, Коль.
        - Конечно, нет, Саша. - разведчик невесело усмехнулся. - Было бы, так разве полезла бы она нас жрать, а?
        - Я серьёзно, ты посмотри только.
        Куминов подошёл, сглотнув слюну. Глянул на поблёскивающее всеми оттенками красного нечто на верстаке. Его знаний в медицине хватило понять удивление девушки. Орган, находившийся в грудной клетке, напоминал сердце очень отдалённо. Да и то расположением. Больше всего это было похоже на раздувшийся огурец пурпурного цвета, покрытый сверху какими-то бляшками. От него в стороны отходили четыре толстых пучка сросшихся сосудов, тёмных, с заметными узловатыми наростами.
        - Мне бы сейчас это в нормальную лабораторию… - Саша огорчённо вздохнула. - Тут исследований месяцев на пять, это минимум. Пищеварительная система тоже изменена до неузнаваемости, взгляни на желудок.
        - На что?
        - Ну, вот же - нож ткнулся в тёмно-сиреневый шар, напоминающий губку. - Это… это просто немыслимо, Коль.
        - Да? - разведчик дёрнул уголком рта. - А медведекрокодилы мыслимы, что ли? Я вот удивляюсь тебе самой. Ладно, нам нужно за голову хвататься и охать от удивления, но не тебе же, Саш. Мы идём в место, где творится чёрт знает что, через районы, где тоже много непонятного. И про это мне говорил твой же начальник, командир или кто он там.
        Девушка вздохнула. Капитан вполне понимал то, что она сейчас чувствовала. Одно дело быть готовой к встрече с существами пусть и странными, но созданными такими же, как и она, людьми в белых халатах. А тем более знать многое и ждать чего-то понятного. Здесь же, сразу, без подготовки, им встретились существа, о которых только сказки рассказывать. Суеверные, наполненные страхом сказки. Про упырей и прочих вурдалаков. Как такое воспринимать, особенно когда ты сама проводишь вскрытие и видишь, насколько существа, с которыми вместе сидели за столом, отличаются от них самих?
        - Я…
        - Что, Саш?
        - Я не знаю, что дальше-то предпринимать? Знаешь, Коль, давай вот что сделаем. Вон там, в моём рюкзаке, во внутреннем кармане чехол с фотоаппаратом. Достань, пожалуйста, плёнка заряжена. Надо будет только присоединить вспышку и запитать от аккумулятора автомобиля. Пользоваться умеешь?
        Куминов посмотрел в её глаза с застывшим в них вопросом, и чуть было не расхохотался. Вспомнил самого себя летом прошлого года, на пузе исползавшим не меньше ста километров за неполный июнь месяц, и свои, постоянно затекавшие запястья. Уставали руки от пускай и небольшого, но всё-таки веса специального фотоаппарата, полученного у командира разведроты. Оперативная съёмка передислокации 7-ой танковой дивизии с пехотной бригадой обеспечения и прикрытия. Умеет ли он пользоваться техникой фотосъёмки? Оставалось только понять: что Саша имела в виду под «вспышкой».
        Аппарат в кожаном кофре был хорош, очень хорош. «ФЭД», один из тех немногих образцов техники для съёмки, что делали на эвакуированном производстве. Металлический прямоугольник был дополнительно утоплен в специальном прорезиненном корпусе. Мягкое и гладкое, матово-чёрное покрытие закрывало даже часть широкого цилиндра объектива. Куминов провёл по нему кончиками пальцев, внимательно присмотрелся к небольшой пластинке с загнутыми краями, что выступала поверх резины сверху. Залез в один из двух боковых карманов кофра, но наткнулся на ещё один объектив. Зато во втором, судя по всему, оказалось именно необходимое устройство. Небольшой прямоугольник с длинным шнуром, прозрачной поверхностью впереди и большой лампой, спрятанной за стеклом. Дальше было дело техники.
        Знание фотосъёмки сделало своё злодейское дело. Взять с собой Саша ничего не могла, оставалось лишь сделать снимки для последующей проявки. Бредовая затея, которая Куминову понравилась лишь одним моментом: настроем учёного специалиста. Если девушка, в первый раз оказавшаяся за линией фронта считает, что неоценимые для исследований снимки она собственноручно превратит в фотографии по прибытию «домой», то настрой у его подопечной хороший. Боевой такой настрой, можно сказать. Но это оказался единственный понравившийся ему момент. Пришлось-таки капитану наблюдать за всем процессом правильно-научного потрошения недавно погибшей хозяйки заимки, оказавшейся непонятным существом.
        Когда Саша закончила, за окном уже полностью рассвело.
        Отоспавшиеся разведчики вышли на осмотр окрестностей. Трое из дежурной смены расположились по периметру, скрывшись в секретах, оборудованных на скорую руку. В самом доме остались лишь те, кто сменился утром, завалившись отдыхать, и Пчёлкин, которого Куминов отправил на чердак наблюдателем.
        Он сидел за столом, понимая, что от силы через час всё-таки отключится. Попивал крепкий чай, густо забелённый сгущённым молоком, найденным в обширных закромах заимки. Закрома были вдобавок и тайными, но разве утаишь что-то от армейского разведчика, когда он хочет что-то найти? То-то и оно, что не выйдет такая манипуляция, каким жизненно хитрым и опытным не был бы желающий скрыть от всех свою тайную жизнь. Осмотрев три тайника, устроенных «хозяевами», Куминов лишь подтвердил свои не самые хорошие догадки.
        Кем бы ни были те, кто напал ночью, урками там, или ещё кем, умными людьми он бы их точно не назвал. Как верёвочке не виться, а конец-то - он всегда настанет. Потрошить дойчевские патрули с надеждой на то, что ничего за это не будет… было как минимум неразумно. А если судить по наличию добротной обуви, одежды, амуниции, оружию и съестным припасам, украшенными клеймами различных интендантских служб Вермахта, творилось подобное безобразие давно и постоянно. И это, при дальнейшем рассмотрении, наводило на очень нехорошие мысли. Те самые, которые уже приходили в голову капитану ночью, во время находки грузовика. Сейчас они лишь нашли новые подтверждения.
        Заимка могла быть создана специально. Той самой службой, что и произвела на свет непонятных сущностей, загрызших ночью одного из старых товарищей Куминова. И именно эта самая служба прикрывала пропажу немецких солдат, чьи маршруты точно имелись у их командования. Какие цели преследовали те, кто позволял уркоупырям делать такое, вот что интересно? Но никакого ответа найти не выходило. Самым лучшим вариантом Куминов видел немедленный отход со случайной базы, но делать это днём, спустя сутки после попытки прорыва фронта… было смертельно опасно. Такая вот закавыка, когда куда не кинь, а всюду клин.
        - Саша?
        - Да? - учёная прихлёбывала чай из собственной кружки. К той посуде, что разведчики нашли в шкафах небольшой кухоньки, притрагиваться никто не захотел. - У тебя ещё какие-то вопросы, на которые ответов у меня заведомо нет?
        - Скорее всего, что ответы у тебя есть. - Куминов покрутил в руках нож, тот самый, немецкий. Извлёк он его на полном автомате, как бывало в тех случаях, когда капитан крепко задумывался. Прокрутил несколько раз между пальцев одной ладони, быстро перекинул в другую. - Это…
        - Коля… - голос Саши неожиданно изменился. - С удовольствием отвечу на всё, что смогу. Есть, правда, просьба, небольшая.
        Капитан, всё это время рассматривавший разложенную тут же на столешнице карту, перевел взгляд на неё. Столкнулся с немного испуганным взглядом, проследил за ним, обращённым на сверкающие круги, проделываемые ножом.
        - Понял. - нож незамедлительно вернулся на положенное место. - Можно спрашивать?
        - Обязательно можно, спасибо. Так что именно?
        Глава четырнадцатая
        'Личный состав РДГ не должен комплектоваться обычными добровольцами
        Разведка комплектуется лишь полностью подходящими морально'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Куминов отстучал пальцами дробь по доскам стола:
        - Ты очень сильно удивилась обнаруженным при вскрытии этой тётки странностям, так? Не перебивай, это вопрос риторический. А вот тому факту, что нас всех чуть не пожрали ночью самые обычные граждане, находящиеся на оккупированной территории, удивляться не стала. Смотрите, товарищ профессор, как интересно выходит, я даже в лёгком удивлении. Поражает вас требуха той самой тётки, что перегрызла горло одному из моих боевых товарищей, а вовсе не то, что это дико и непонятно. Гоголя, как мне кажется, мы читали в одном возрасте. Так это Гоголь, Николай Васильевич, классик русской литературы. Это байки и бабкины сказки на ночь, казалось бы, но… я вот испугался. До усрачки, Саша, до дрожи в коленках испугался ночью, а ты не особо. Так что получается тогда? Что-то знаешь, но молчишь, говорить не хочешь? Или существование подобного есть какая-то новая государственная тайна? Тайна, которая касается уродов, которые вместо того, чтобы бороться с врагами партизанскими методами, жрут бойцов Красной армии почём зря?
        Девушка посмотрела на него, спокойно и задумчиво. Отхлебнула чая, откинулась на спинку стула. Стулья, к слову, явно в своё время украшали какую-нибудь дворянскую усадьбу, одну из тех, что до семнадцатого года в округе хватало в избытке. Гнутые ножки, плотная ткань на самих сиденьях, с ещё заметным цветочным рисунком. Добротный такой стул, надёжный. Куминов поймал себя на мысли, что на заимке всё ему не нравится. Всё заставляет обращать на себя внимание. Стул этот чёртов… с какой стати вообще мысли про него в голове возникли? Нервы, нервы, товарищ капитан, не железные они у вас. А это плохо, не время нервничать и изображать из себя девицу-институтку из Смольного.
        Саша молчала, Куминов ждал. Тикали большие часы в деревянной коробке, висевшие на стене. Кукушка, когда-то исправно скрипевшая каждые полчаса, видно, была сломана. В доме было тихо, лишь иногда потрескивали старые доски пола и брёвна стен. За заслонкой печи еле слышно и ровно гудело небольшое пламя. Изразцы, голубые с белым, украшавшие бока голландки, чуть отблёскивали от падавшего со стороны оконца яркого света. За окном промелькнул силуэт одного из разведчиков, неслышно прошедшего куда-то. Чуть свистел лёгкий сквозняк, проникавший через щель под дверью. Куминов несколько раз пытался закрыть её плотно, но потом плюнул на это бесполезное дело и прекратил.
        - Сказки… - Саша потянулась было за сигаретой, но передумала. Накрутила, насколько получилось, прядь коротко постриженных перед самым выходом волос на палец. - Для кого сказки, для кого быль. Слушай, товарищ капитан, и не перебивай. Одну такую побасенку. Как мы опыт получали и как за это платили.
        Куминов слушал рассказ, который тихий голос вёл неторопливо и спокойно, и понимал, что не всё в этой жизни видел и знал. А если и видел, то не понимал. Потому что понять и принять, рядом с обычным миром, другой, ведущий свой путь издалека, из глубины веков и пространств, было тяжело.
        Группа входила в село без опаски, хотя и осторожно. Укрывшееся на излучине реки между сопками, то хорошо просматривалось. Дей, комгруппы, выставил три секрета с пулеметами, перекрывая все выходы. На воде, за китайскими ивами, прятались еще две больших, совершенно не местных, лодки с шестью бойцами и РПД.
        Нехорошим отдавало сельцо, чем-то старым и подозрительным. Сохранившаяся церквушка пряталась у лога, откуда, совсем уж безобразно, торчали вверх кресты погоста. Дей, выросший в Заволжье, косился на серо-зеленый купол с неодобрением, тянул носом сырой тяжелый запах с кладбища.
        Дома остались целыми ближе к площади, а от окраин темнели остатки срубов, кое-где казавшиеся прямо омшаниками.
        Дей косился на лаборантов, приданных мобильной группе специального отдела НКВД и ворчал еще больше. Ворчал, правда, про себя, законно опасаясь стычек с учеными. Тех оказалось пятеро, а двое были бабами. А что делать бабам тут, если задуматься, вообще непонятно.
        Для него, уже пятнадцать лет, с глупого рядового и до капитана, погоны заслужившего кровью, тут все было ясно: недобитки. Чудом выжившие семеновцы или, чем черт не шутит, последыши Унгерна. Тех и других постоянно вроде как вылавливали подчистую, но, глядишь - появлялись снова. Разве что уже часто ходили на промысел не сами бандиты, тем уже возраст не давал браться за оружие, а дети или внуки.
        Половина, а то и больше, оказывались полукровками, намешав в себе всех, живущих в округе, смуглых раскосых охотников. Поди, повоюй с такими. А тебе пихают ученых, да с такими полномочиями, что хоть вешайся. И ничего не объясняют.
        Дей не любил таких шуточек, хотя и приходилось порой таскаться со всякими умниками, стараясь совершенно не показывать собственного ума. На дворе война идет, скоро восьмой год, раз надо - значит, надо. Но комгруппы внутри кипел и боролся с совестью. Совесть говорила, что надо, опыт подсказывал - как бы опять не пришлось отписываться и разъяснять - как же не смогли вернуться с операции приданные товарищи, включая гражданок. И таких случаев становилось все больше, от чего Дей мрачнел и, заходя в тайгу, сразу вешал поперек груди ППС, полностью готовый к стрельбе.
        О селе Дей, работавший в трех областях пятый или шестой год, ничего не знал. И имевшиеся летуны, работавшие над районом поиска, ни разу не говорили. Поди-ка, спрячь сельцо, пусть и не самое больше… у этих вот вышло. Как и откуда на картах лаборантов неведомого Института оно оказалось - Дей боялся предположить. Потому как чересчур уж серьезным оказывалось научное учреждение, попахивая Контролем. А Контроль считался байками, и сам Дей ни разу с ним не сталкивался.
        Перед спуском с сопки, лаборанты, или кто они там, учудили: разъехались в разные точки и, расставив какие-то странные приборы, полдня провели за ними, затребовав сопровождение. Еще хуже вышел результат: вся скрытность рухнула. Эти умники и умницы ходили не прячась и даже курили.
        Дей не выдержал после первой же папиросы, отозвав на разговор главного. Главную, невысокую и приятно-округлую Алевтину.
        - Вы что творите? - Дей смотрел на ее переносицу и старался сильно не злиться. - Зачем выдаете нас?
        - Не страшно, капитан, - Алевтина, по своему обыкновению, уже надоевшему, улыбнулась. - Они сейчас нам вреда натворить не смогут. Движения нет, а датчики подземной активности молчат. Если заметили и не атаковали сразу, то варианта два: сбежать или дожидаться, по какой-то причине, своей участи.
        - Какие датчики, тов…
        - Этого вам знать не нужно, капитан. - Она снова растянула губы в своей улыбке. - Вы должны найти банду, зверски расправившуюся с личным составом колонны, перевозившей имущество Наркомата обороны. Мы приданы вам для улучшения результатов вашей работы и приведения потерь, при столкновении, к минимальным. А дополнительно - обязаны провести полевые эксперименты, для чего вы нам необходимы как охрана и помощь. Вы и ваши люди. Мы свое дело знаем и я могу сказать прямо - прямого контакта практически не будет.
        - Почему?
        - Я уже объяснила, что движения нет. А члены этой… банды, практически нейтрализованы. Единственное «но», товарищ капитан Дей - раздайте вашим людям патроны, находящиеся на наших лошадях.
        И патроны, хоть смейся, хоть плачь, оказались серебряными. Тут Дею стало совсем плохо. Но приказ он выполнил.
        В село группа входила с опаской, но малой. Никто не стрелял, не пытался бежать или чего еще. По указанию Алевтины - в первые срубы закинули по гранате, расплескав пыль с мусором. И все. Дальше пошли свободнее, пусть и не переставая прикрывать друг друга.
        На площади, небольшой утоптанной в камень, их ждали. Бабка с внучкой и собакой Жучкой. Дей, косясь на них, кидал взгляды во все стороны. Но ничего и никого больше не увидел.
        Внучка оказалась крепкой, с косой до пояса и одетой по-мужски. Жучка смотрелась самым настоящим волком, больше лаек группы в два, если не больше, раз. Собаки как взбесились, увидев, как оказалось, вовсе даже Жучка. А тот на них и не покосился.
        Бабка сидела в самом настоящем инвалидном кресле, пусть и деревянном. Прямая, сухая, носатая и с темными глазами. Вся она казалась темной, от платка с ломаным и странным узором и до длиннопалых рук, крепко вцепившихся в посох. Именно посох, за каким-то чертом оказавшимся в руках калеки.
        - Пришли, ироды. - громко и ясно сказала бабка. - Думала, помру, не увижу вас.
        - Где мужики? - Дей направил ППС на Жучка и все лапал глазами девку, выискивая оружие. - Ну?
        - По домам лежат. - Бабка смотрела на Алевтину, мягко улыбающуюся. - Лежат, да помирают, не иначе. А ты, красавица, не знаешь - с чего?
        - Знаю. - Алевтина улыбнулась совершенно чарующе и Дею неожиданно захотелось пустить очередь поперек бабки, впившейся в нее глазами. - Из-за привычки не просто грабить и убивать, людей не жалеючи, а еще и жрать их потом. И домой тащить половину, семьям на харч.
        - Ты посмотрите-ка, фу ты - ну ты, экая она… - протянула бабка, совершенно не по-местному, выговаривая каждое слово как давно забытая Деевская училка. - С чего взяла, милушка?
        - Кожа слезает, небось? - Алевтина не боялась, но Дей краем глаза заметил, как правая рука у нее вдруг прыгнула в карман пыльника, оттянутого тяжелым. - Глаза уже потекли?
        Пес Жучок, смахивающий на волка еще больше, прыгнул с места. Таким прыжком, что двух хватило бы до улыбчивой женщины. Дей снял его сам, срезал в полете, упустив, когда девка-внучка странно потекла в воздухе, на глазах превращаясь во что-то странное. По ней били уже лаборанты, вдруг вооружившиеся настоящими пистолетами Маузера, разве что с длинными магазинами.
        - Ее в живых! - кричала Алевтина и Дей видел, как люди, совершенно не смахивающие на военных, двигались лучше половины его, Дея, мобильной опергруппы.
        Пули попадали в воздух, кружащийся вокруг девки, уходящей от них, нов се же пару раз напоровшейся. Сбитую, странновато поломанную, добивали не подходя, зарядив новые обоймы.
        - Могла бы жить. - поделилась с бабкой Алевтина. - Сдалась бы и…
        - Ну да, - протянула та, - и к вам, живодерам, под нож бы пошла. Думаешь, не знаю о вас? Я все знаю. У меня в хребте серебро еще от чекистов осталось.
        - Сама пойдешь?
        Село взорвалось пальбой. Из домов, хрипя и еле двигаясь, ползли, тянулись к площади, тащились на четвереньках, странные мохнатые фигуры. Двигались слабо, группа справлялась. За околицей вдарило из пулеметов, явно кося кого-то из беглецов.
        - Думаешь, сильно умная? - поинтересовалась бабка, смотря на стоящих перед ней. - Думаешь, наука все и всех победить сможет? Думаешь, я о яде вашем, призывникам впрыснутом, ничего не знала и не почуяла сразу, как мои на горбах свежее мясо приволокли? Думаешь, серой шкурой обрасти и клыки отпустить можно только через пень с ножом, наговор или укус? Думаешь, о стоянке вашей не знала? Думаешь, где воду станете набирать - подгадать не могла? Думаешь, мне своих не жалко?
        Дей, слушая ритмичные слова, вдруг начавшиеся сливаться со странным дыханием старухи, задрожал всем телом. Кто-то из бойцов, стоявших рядом, даже упал, скребя землю пальцами и желтыми, разом отросшими, толстыми ногтями.
        Старуха что-то говорила, на посохе, незамеченное сразу, крутилось навершие, притягивая взгляд, а Алевтина, чуть дергаясь, тянула и тянула из пыльника зацепившийся ТТ. Лаборант, стоявший рядом с ней, раздирал на лице кожу, рвал ее кусками, выпуская странно прущую наружу щетину.
        А сам Дей, жадно нюхавший воздух, вдруг куда жаднее глянула на человечью самку, пускавшую слюни и пытавшуюся что-то сказать. Он почти вцепился ей в глотку, когда остановило Слово, пришедшее от хозяйки, бросившее тяжелую зубастую морду к земли и заставившее замереть.
        - Жалко мне моих, - покачала головой старуха, - всех их жалко, больше, чем полвека как. Но обновлять стаю нужно, иначе примелькаются, а это опасно. Но ты не переживай, голубушка… теперь ты все это изнутри узнаешь. Этим вот хватило волчьей травы, а тебе, любушка, во флягу именную другого залили. Ты пока полежи, отдохни, отработаешь мне пакость свою животом да дыркой, когда нарожаешь полукровок, те всегда сгодятся. Жалко, переезжать придется снова. Но то не беда, мест у моей семьи всегда хватало.
        Дей, услышавший щелчок пальцев, подбежал к ней ближе и прижался к коленкам. Обожание и повиновение, еда и вкусно пахнущие самки… Больше бывшему комгруппы ничего не хотелось.
        - Их нашли через полгода. - Саша закурила. - Только-только вертушки испытывали и пилоты заметили странную стаю и людей, идущих вместе. Алю спасли, но в ней спрятался сюрприз. Раз в сутки вожак давала ей настой, и та оставалась человеком. А тут…
        - Ты там была?
        Саша кивнула:
        - Вторая командировка. Хорошо, мы ее тогда насильно спеленали. Не успела ничего натворить.
        Куминов согласно кивнул, совершенно не представляя себе такого. Но после этой ночи…
        Его радовало одно: правда оказалась страшной. Но хорошо, что еще есть этот самый Институт.
        Учреждение, ведущее свою историю с двадцатых годов девятнадцатого века, в веке двадцатом, полном страшных изменений, смогло не сгинуть в небытие и укрепить свои позиции. В чём крылась загадка этого щедрого финансирования и снабжения, Саша сказать не могла. Или, куда вероятнее, не хотела. Так как даже у Куминова, только что узнавшего о заведении самый минимум информации, догадки возникли сами собой. Хватило лишь одного воспоминания о случившемся ночью, чтобы понять стремления и чаяния красных вождей.
        Сказки, значит… Да, многое становилось яснее.
        Велик был соблазн получить в своё распоряжение тех, кто мог многое, казавшееся невероятным. Капитан прокрутил в голове движения Петровича, которыми тот уходил от выстрелов, его бешеную живучесть, когда после нескольких попаданий в упор из автомата тварь всё ещё рвалась к нему. Вспомнил о фотографиях немецких солдат, показанных на фотографиях в альбоме. Машинально коснулся рукой бедра, где под плотной тканью, рваной полосой проходил шрам от безумного фашиста, рвущегося к врагу. Стало плохо от осознания самого факта, что многое про людей, тех самых, о которых с самого детства говорили лишь с восхищением и невольным страхом, оказывалось не совсем правдой. Не хотелось верить капитану в собственные мысли, ой как не хотелось…
        - У немцев тоже есть такой институт? - он посмотрел на Сашу. - Да есть, понятно, можешь не отвечать. Сами по себе наши хозяева не появились бы. Вот ведь…
        - Мой рассказ что-то меняет? - девушка, это было заметно, насторожилась. Видно сейчас до неё дошло, что разведчик, сидящий напротив и ведущий своих людей на верную смерть, узнал часть очень неприятной правды. Той, что может просто перевернуть в его голове мироощущение, закладываемое с самого детства. Страх от осознания этого мелькнул на подвижном лице Саши так ясно, что Куминову стало её немного жаль.
        - Ничего не меняет, не переживай ты… - он невесело улыбнулся. - Какая мне разница до того, что и у нас… а, какая на самом деле разница, Саша? Я воюю за свою страну, за то, чтобы жить в ней мирно и спокойно. Да и, если уж честно, не больно у вас получилось создать хотя бы что-то подобное, что есть у немцев?
        - Да немногое у нас вышло, на самом-то деле. - Саша хмыкнула в ответ на его улыбку. - Всё, что есть сейчас у немцев, началось очень давно. Куда дальше чем организация императором Александром Первым особого комитета. Аненербе, Туле и прочие организации фашистов, которые причастны к происходящему в Куйбышеве, выросли ещё со средневековых алхимиков и некромантов. Не слышал про таких?
        - Нет. - Куминов покачал головой. - Бред какой-то…
        - Ага, бред. Только результаты этого бреда тебя самого чуть не отправили на тот свет. Если соединить современные научные знания и возможности с тем странным опытом, накопленным за века, можно многое. Вот они и смогли, создали за считанные годы первые образцы и это может дать им ещё один шанс в войне. Ты же не знаешь многого, да и я тоже, если совсем честно. Но сразу по приходу к власти Гитлера, нацисты отправляли много экспедиций в разные уголки планеты, Коля. Про половину из них мы знали, в некоторых случаях вмешивались, создавали препятствия. Когда получалось, когда нет.
        Поверь, что мне самой поначалу многое казалось дикостью, пережитками суеверий и байками. Пока в первый раз не увидела настоящего ликантропа…
        - Кого? - Куминов непонимающе уставился на неё.
        - Оборотня, Коля, обычного такого оборотня. Правда, через пенёк с ножом он не кидался, чтобы перекинуться обратно в человека. Бросался в основном на смотрящих через прутья, то есть на нас, слушателей первого курса. Потом привыкли, относились как странным, страшным, но уже понятным зверям. А эти…
        - Хозяева? - Куминов понимающе качнул головой.
        - Не только, не только… - Саша вздохнула. - Я, на самом деле, почти ничего не знаю о лаборатории немцев. Отрывки, непроверенные разведданные, те самые фотографии и два киноплёнки. Больше непонятного, чем чего-то конкретного и ясного.
        - Тебя отправили только из-за твоих физических особенностей? - догадка в голове капитана возникла неожиданно. Саша внимательно посмотрела на него.
        - Я последняя, Коля. Просто последняя…
        На войне, как… - 8
        СССР, Свердловск, курсы личного состава РККА, 196…
        Бронебойщик - профессия почетная. И страшная. Бронебойщики не часто переживают бой. Но куда без них?
        Пусть тяжелых ПТР, противотанковых ружей, сейчас почти не осталось. Пусть жгут врага гранатометами, все равно. Без бронебойщиков армии никак. Страшно? Да. Опасно? Очень. Но никак. Потому и идут из военкоматов добровольцы, и выбирают туда сразу, через сито отбора не хуже, чем в тяжелую пехоту, разведку, саперов или моряков.
        Степка Наумов сам попросился, как пришло время и военкомат больше не заворачивал паренька. А что? У Степана несколько разрядов Осоавиахима, Степа работал в цеху с двенадцати, помогал ворочать железо, поднимал заготовки в станки, катал тележки со стружкой, что не каждый взрослый сдвинет. Уж чего-чего, силушки Степе было не занимать. Да и мамин брат, дядя Слава, служил бронебойщиком, уже третий год, жив-здоров, слал приветы в письмах и сейчас стоял где-то на самой линии фронта, в Поволжье.
        Степан радовался. Мама ничего не говорила, ходила оставшиеся дни как в воду опущенная. Отец, вернувшийся десять лет назад без пальцев на левой руке, хмурился, но молчал. Провожали просто, собрались с соседями по улице, где стоял вагончик Наумовых, посидели.
        Служба пошла, само собой, сразу. Первые полтора месяца никто и не вспоминал, что шли на бронебойщиков. Бегали, бегали, ходили строем, изучали матчасть, теряли и без того не самый большой вес, кто-то учился мотать портянки, кто-то - сушить бушлат за пару часов отдыхающей смены дневальных.
        Зима накатывала суровая, осень сыпала град пополам с ледяными дождями. Казармы, стоявшие за Свердловском, были царской еще постройки, для складов строили. Протопить их казалось нереальным делом, но молодежь справлялась, как могла. Лес подходил к ограждению части, вместо зарядки частенько отправлялись туда, с пилами и топорами.
        Ничего, жить было можно. Хлебали щи, три раза в неделю с кусками мяса, ели вареную рыбу, минтая и хека, бережно мазали на тяжело-сыроватый хлеб выданные пайки масла. Степан полюбил стрелять, на стрельбище к концу месяца начали гонять через день, пусть и выдавали в основном старые трехлинейки или ППШ, выдав «судаевы» и «калашниковы» лишь пару раз.
        А тут, как прошла присяга и отобрали всех слабых и ненадежных, пошла настоящая учеба. Тут-то Степа в первый раз усомнился в себе… А поди, побегай с РПГ-5 за спиной, да с вьюком на три гранаты, с легким, вроде бы, «судаевым-47» и магазинами. А бегать-то еще приходилось в том самом обвесе, что таскали тяжпехи, во всех этих нагрудниках с наплечниками и даже с щитком на яйцах. Ну, и шлем, куда ж без него…
        Степа бегал, Степа бегал с трубой и носился с тремя вьюками, за спиной и в руках, если выпадало вторым номером. В первую неделю ныло все: ноги, плечи, спина, шея, задницу вообще ломило после подъемов на взгорки и перебежек между ними.
        Старшина Апарович, командир их учебного взвода, себя не жалел, а уж личный состав вообще гонял до белого каления. Но самое-самое началось позже. Когда пошла матчасть бронетехники противника.
        - Открыли конспекты, товарищи красноармейцы!
        Майор Чувпило, заместитель командира курсов, чернел щеткой усов и черным танковым комбинезоном. Класс находился прямо у входа в несколько больших ангаров, скрывающих огромные стальные коробки, собираемые трофейными командами и отправляемые в тыл на десятки схожих курсов.
        - Сегодня нам с вами выпало огромное счастье… - майор ходил между партами. - Вон, прямо там, за дверью, ждут ваши пытливые умы две интересные машины, созданные сумрачным тевтонским гением. Кому тут смешно? Алапаев!
        - Я, трщ мйор!
        - Тебе смешно от слова «сумрачный», от слова «тевтонский», от самого словосочетания или ты как дурачок, смеешься над всем непонятным?
        - Виноват, трщ мйор!
        - Виноват - не виноват, а будешь сегодня помогать личному составу, обслуживающему панцеркампфваген-восемь, наваривающему на него новые бронепластины для практических стрельб. Твоя задача будет почетной - начищать траки до блеска.
        - За что, трщ мйор?
        - Было бы за что, Алапаев, что другое бы начищал. А так, считай, боевая задача. Садись.
        Курсанты молчали и смотрели в конспекты. Майор славился крутым нравом и крутыми знаниями, за что майора ценили и никак не отправляли на фронт, куда тот просился каждый квартал, выпуская новых курсантов.
        - Итак, товарищи курсанты, записываем. Панцер-шрайтер модели пять-бис[24 - Панцер-шрайтеры (шагуны) (PzSch-V- b, Panzerschreiter-5- b) - модернизированные боевые бронированные машины, с шаговым способом передвижения. Четыре ходовые опоры, броня (улучшенная средняя), две авиационные пушки с механизмом подачей патронов из коробов, закреплённых с бортов машин, встроенные барабанные гранатометы с боезапасом разного типа. Имеются системы радиосвязи, перехвата и слежения. Выпускаются заводами Фердинанда Порше с 1955-го года, инициированных командованием Ваффен-СС после затяжных боев на Кавказе. Способ передвижения способствует лучшей борьбе в условиях предгорий и пересеченной местности, где неспособна пройти колесная и гусеничная техника. Прим. автора.].
        Степа, старательно выводя название, косился в окошко, где виднелся горб кабины чертовой машинерии.
        - Как данный вид боевой техники обзывают в войсках?
        - Саранча! - почти крикнул Алапаев, страстно не желавший начищать траки.
        - Молодец, Алапаев. Слушаем внимательно, товарищи бронебойщики. Запоминаем, записываем и не боимся применять данные впоследствии. Эти машины вам встретятся не часто, но знать их слабые и сильные стороны просто необходимо. Тем более, почему?
        Взвод молчал недолго:
        - Потому что нас ждет полный разгром врага, выход к границе Союза Советских Социалистических Республик и битва на германской земле, когда фашистам придется использовать все имеющиеся силы! Наше дело правое, Победа будет за нами!
        Бабушка Степана ходила в церковь. В небольшую, стоявшую на окраине городка. Служил там бывший подводник, комиссованный из-за отсутствия обеих ног. Скрипя протезами, очень скромно одетый в аккуратно заштопанную черную хламиду, поп регулярно ходил по Степкиной улице. А бабушка, никого не заставляя, вечерами читала молитвы, наизусть.
        Вот как ту самую вечернюю молитву, так и эти слова курсанты запоминали первые три дня. Старшина Апарович, левой стороной лица напоминающий потекший сыр, опершись левой рукой-культяпкой на тумбочку дневального, не распускал спать, пока слова не звучали как надо: едино, сильно и яростно.
        - Молодцы! - майор пригладил усы большим пальцем левой руки. У него не хватало мизинца и безымянного, но садясь за рычаги - майор цеплял хитрый протез, сделанный в мастерских Военно-медицинского института и разгонял стальные махины как никто другой.
        - Молодцы, - повторил майор, - а теперь записываем точки попадания, после которых «саранча» горит как миленькая. Их у них есть, как говорится. И мы их, гребаных сук, знаем давно!
        «Шагуны», «бегуны», «волки»… К концу курсов Степа знал о шагающей технике все. От открытия в сорок восьмом, сделанного инженерами Порше, сумевшим склепать специальную шагающую платформу, используемую горными егерями для подвоза боеприпасов на перевалах и до «саранчи», ставшей проклятием партизан на Кавказе совсем недавно. Знал, куда попадать, знал, как жечь, знал все полностью.
        Степана отправили на Северный фронт, где машины красили в бело-голубое и серое. Первым боем стала стычка с финнами у Петрозаводска, отбитого совсем недавно и бывшего опорной точкой перед рывком на Ленинград, одновременно с наступлением в Поволжье.
        Степан Наумов погиб в своем первом бою. Сжег два стареньких четвертых «панцера», регулярно отправляемых немцами финскому щютцкору и пропустил выстрел сбоку. Его номер, Микола Галайда, из казахских украинцев, тогда уже ничего не видел, получив попадание в голову. Вместе с похоронкой родителям Степы передали орден Красного знамени.
        Глава пятнадцатая
        'Страх - это защитная функция организма. Это сигнал об опасности.
        Солдат, не испытывающий страха, в разведку не годен.
        Страх - драгоценность, если боец умеет владеть ею'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Снег чуть хрустел под полозьями лыж. Снова: шаг-шаг-шаг, раз-два, раз-два, вперёд и вперёд. Группа шла как обычно, не сворачивая в сторону от одинокой, еле заметной лыжни. Вереница людей в белом, тихо и быстро бежала вперёд через редкий пролесок.
        В высоком чёрном небе ярко смотрели вниз странно большие для этих краёв звёзды. Луна, уже начавшая урезаться, светила как могла ярче. Куминов злился, понимая, что попадись навстречу небольшая группа немецких поисковиков, и всё, пиши-пропало. Погода подкидывала «волкодавам» противника хороший сюрприз, выступая против разведчиков. Спасал лесок, укрывший группу. Между его, пусть и редких, стволов можно было спрятаться и двигаться относительно безопасно. Хотя движение группы капитану тоже не нравилось.
        После ночи на заимке что-то внутри группы разладилось. Отработанный механизм коллектива начал барахлить. Понятно - раненый Джанкоев выжимал из себя лишние усилия, но не оставлять же его было? Нервничал обычно невозмутимый Эйхвальд, которого сильнее остальных задело случившееся. Злился по непонятной причине Хрусталёв и Куминов решил не отпускать того вперёд. Плохо всё это плохо.
        Разведывательно-диверсионная группа - единый и сплочённый коллектив. Таковым он должен быть всегда. На задании так особенно.
        Капитан чувствовал настрой своих людей, необычно подавленных и настороженных. Понимал, что это пройдёт, пусть и не сразу, но не мог ничего поделать с самим собой. Тревога не отпускала, временами пропадая, но обязательно возвращалась. Самое плохое во время операции, самое отвратительное, что может быть - страх солдат, ощущаемый почти физически. И не тот рациональный, когда ждёшь выпада противника и готовишься к нему. Страх перед неизвестным и непонятным врагом, неожиданно оказавшимся перед группой.
        Куминов, перед самым выходом, раскрыл ребятам часть известной ему самому информации. По-другому было никак нельзя. Разведчики должны знать и оценивать возможности врага. Даже если враг и необычный. Реакция вышла разной, последствия её уже наступили. Оставалось лишь полагаться на самое лучшее лекарство в таком случае… на время. И на то, что усталость и размеренный ритм выбранного им марша заставят страх просто уйти глубже.
        Группу вновь вёл Воронков, отнёсшийся к полученным данным спокойно и немного равнодушно. Куминов знал его хорошо, понимал и видел маску невозмутимости сержанта. Другого ожидать просто не мог. Надёжность и уверенность в собственных силах этого невысокого молчуна в разведывательной роте давно стали непоколебимыми. Даже если сейчас Воронков и нервничал, то вида не показывал. Просто не мог этого сделать, поддерживая командира и не давая хотя бы усомниться в собственных силах другим бойцам.
        Растянувшаяся вереницей группа миновала уже полста километров от заимки. Единственной положительной стороной освещённости стала возможность двигаться быстро. Негустой лес то совсем редел, то больше соответствовал своему названию, тоже не мешал. Огибать или перешагивать через поваленные стволы пришлось лишь пару раз. Несколько оврагов, неглубоких, с пологими стенами, отряд преодолел практически не останавливаясь. Ших-ших, равномерный звук впереди и сзади Куминова подтверждал мысли о полезной усталости. Люди, не так давно пережившие нападение непонятных существ, начали бежать ровнее. Группа вновь втягивалась в ритм бега, так необходимого для выполнения задания.
        Несколько раз приходилось падать навзничь, прижимаясь к плотно снегу и прикидываясь сугробами. «Драккены»[25 - «Драккены» (Мессершмитт-КГк-5): основная модель вертолётной техники, находящейся на вооружении пехотных частей Вермахта, частей Ваффен-СС и вспомогательных наземных подразделений Кригсмарине и Люфтваффе. В ВВС (Люфтваффе) Третьего рейха полки, созданные на основе геликоптеров, комплектовались другими машинами. Вертолёты «Драккен», созданные в объединённом конструкторском бюро фирм Мессершмитта и Хейнкеля, выпускались в трёх модификациях: вспомогательное средство для военно-морских частей, машина огневой поддержки (с дополнительной штурмовой модификацией) и патрульно-поисковая машина, применяемая при контрпартизанских, противодиверсионных и сопроводительных операциях. Основное вооружение: 23-миллиметровая авиационная пушка, два спаренных пулемёта, калибром 7,63 мм (пилоны) и два в транспортно-грузовом отсеке (патульно-поисковая модификация), НУРСы «Панцер-фауст ЛФ» (пилоны). Бронепластины в основном крепились на корпусе в районе: кабины управления, топливные баки, двигательный отсек. Прим.
автора.] проходили низко, гудя винтами и подсвечивая направленными лучами прожекторов. Над землёй скорость геликоптеров была небольшой, позволяющей визуально контролировать всё под их стальными брюхами. Не говоря о приборах дальней радиосвязи, ночного видения, теплового поиска (чему Куминов не верил) и дрянной привычке выпускать контрольные очереди из бортовых пулемётов. Простая профилактика немцев, абсолютно обоснованно опасавшихся глубинной разведки противника. На «нашей» стороне фронта происходило практически тоже самое. И вообще, не любил Куминов патрульные вертолёты. Не за что их любить командиру группу разведки. Слишком многое про них знал и, бывало, что сталкивался с проблемой противодействия бронированным винтокрылым машинам.
        Полный состав такой поисковой группы, как правило, состоит из двух отделений фельдегерей, обученных и экипированных специально для борьбы с РДГ. Транспортный отсек каждого «Драккена» как раз вмещает в себя десяток по-деревенски крепких ребят откуда-нибудь с Нижней Саксонии или Тильзита. Вместе с обер-фельдфебелем, скажем из Гамбурга. Командир сидит в кабине пилотов, на дополнительном, отстёгивающемся сидении, его заместитель на таком же, только в кабине соседнего геликоптера-дублёра, ведомого в винтокрылой «двойке».
        Но самое главное даже не то, что все эти белоголовые крепыши готовы горохом скатиться через люки в бортах при посадке. Или махом оказаться внизу, спустившись по тросам, если такое понадобится. И не то, что каждый из немецких вертолётов может сровнять вот эту самую негустую посадку с землёй, сгнившим листьями и снегом. Нет, главная пакость подобных групп совсем в другом.
        От командиров РДГ РККА информацию о стандартных методах борьбы с ними командование естественно не скрывало. К этой деятельности, равно как и ко всему прочему, гансы подходили со своим всегдашним прагматизмом и полной отдачей. Раз есть проблема в лице советских разведчиков, что абсолютно плюют на методы ведения цивилизованной войны, которым сам чёрт не брат, а генерал Мороз явно приходиться чуть ли не родным дедом, так решать её дойчи решили серьёзно. Успехи в амуниции, средствах поиска живых объектов и их уничтожения, либо пленения, были естественно засекречены. Но и тут нашла коса на камень, то есть на русских резидентов в самой Германии. И некоторые секреты стали известны Ставке ещё до того, как их начали применять на фронте.
        С некоторыми справились сразу, введя, к примеру, специальное нижнее белье, основанное на действии в скорейшем порядке изобретённой ткани гибридного типа. Надеваемые разведчиками комплекты действовали таким образом, что поддерживали постоянную температуру тела, не давая замёрзнуть, и, самое главное, не пропускали тепло наружу. Таким вот образом, созданный гениальным германским инженером Бошем прибор теплового обнаружения отчасти оказался дорогостоящей забавой, используемой часто на охоте высшим офицерским составом.
        Другое дело, что партизан, действующих в тылах войск Вермахата, подобными комплектами полностью снабжать не удавалось, ткань-то была дефицитом. И тут-то прибор герра Боша смог показать себя во всей красе. Количество удачных рейдов последователей Сидора Артемьевича Ковпака после введения хитрой техники на вооружение мобильных поисковых групп егерей СС снизилось в разы.
        Но ни это беспокоило каждого командира, идущего на ТУ сторону, совсем не это. Немецкие учёные из биологических научных учреждений добились совершенно потрясающих результатов в селекции и создании новых подвидов самого страшного противника любого диверсанта. Чьи дальние родственники пытались попробовать на вкус группу Куминова не так давно, во время бурана.
        Основной и самый главный враг каждого разведчика может отличаться внешне друг от друга, несмотря на общие корни. Это всегда способствует регион его применения и особенности местности. Не в малой степени этому же способствуют устоявшиеся взгляды владельцев этих самых противников. Хотя в целом все они одинаковые и похожие.
        Эти враги передвигаются на четырёх лапах, сильных и быстрых. У каждого в жадно оскаленной пасти, из которой рвётся наружу рык, находятся снежно-белые и острые клыки. И у любого из них, рыжих, палевых, угольно-чёрных, разной степени косматости и длинношёрстности есть самый главный прибор нахождения диверсантов противника: нос, покрытый чёрной мокрой кожей.
        На вооружении кинологических служб противодиверсионных частей немцев состояло две главных породы собак: овчарки и терьеры. Первые в основной своей массе отвечали за охрану важных объектов. Обыкновенно ходили в паре с кем-то из патрульных, либо бегали вдоль натянутой проволоки, идущей по периметру вверенного участка. Умных, чёрно-рыжих немецких овчарок Куминов ненавидел всей своей диверсантской душой и понимал, что после войны ни за что не заведёт себе хотя бы похожую собаку. Ему доводилось убивать их с помощью оружия при минировании железнодорожных станций, как в Асекеево, к примеру. И отбиваться, пару раз с помощью одного ножа, чтобы не привлекать внимания часовых. Спасло его только то, что собаки не подали голоса, в обоих случаях сразу ринувшись в бесшумную атаку. А вот терьеры…
        Тут подножку разведчикам поставили ребята из НКВД. Это их кинологи ещё в далёких тридцатых вывели чёрных, издалека очень добродушных псов, покрытых густой, как у баранов, шерстью. Специально созданные для охраны объектов ГУЛАГа и прочих, зачастую секретных, объектов Наркомата, собаки были страшны и очень опасны. Не боящиеся сильных морозов, высокие и мощные, снабженные прекрасным наследством от своих охотничьих предков. То есть улучшенным чутьём, позволяющим брать даже самый слабый след и идти по нему за беглецом. Немцев Куминов никогда бы не назвал глупцами или дурнями, и в данном случае они в очередной раз подтвердили свою механическую прагматичность. Зачем мучаться и ломать голову над решением проблемы выслеживания и захвата опасных противников, пытаться вывести из хорошей овчарки ещё более лучшую, когда есть чёрные терьеры?
        Именно так, следует полагать, и подумала какая-то умная голова в Берлине, отдавая приказ о поиске и доставке в Германию собак, находившихся на пищевом довольствии в любом лагере на захваченных территориях СССР. А уж там, в специальных, оборудованных по последнему слову науки и техники, питомниках будет, кому над ними подумать. Так оно и вышло.
        И Куминов абсолютно верно подозревал наличие в пролетавших над ними, рокочущих вертолётах наличие своих «заклятых» четвероногих друзей. Немецкие специалисты добились много, в том числе и того, что характеристики породы выросли многократно. Даже после переброски на необходимый в их участии участок с помощью машин, звери брали след практически сразу. Если он, след, был. Никаких сомнений в способностях своих ищеек немецкие солдаты не испытывали. Собаководы, впервые получавшие высоких, обманчиво неторопливых и ленивых крепышей с густой чёрной шерстью, поражались получаемой с ними сопроводительной информации.
        Щенки, выведенные в начале пятидесятых, спокойно реагировали на переезды в металлических недрах автомобилей, бронетехники и вертолётов. Запахи топлива и смазки ни капли не нарушали первоклассный нюх, не мешали поиску. Нервная система новых псов спокойно реагировала на рычание армейских двигателей, выстрелы из стрелкового оружия и даже на залпы артиллерии. Они были неприхотливы, преданны хозяевам и люто злобны к тем, кого должны были искать.
        Случись сейчас, и приди бы в голову что-то заподозрившего Фрица, Дитриха или Карла, командующего группой мысль о неожиданной высадке, то всё. Тогда операцию можно было считать наполовину проваленной. Терьеры возьмут след лыжников, и дальше помочь сможет только жертва части группы, оставшейся прикрывать отход. Но даже и тогда исход операции на невидимой чаше весов начинает склоняться не в пользу капитана Куминова и его солдат. Информация об обнаруженной группе советских диверсантов и ушедших от преследования немедленно облетит все необходимые чины немецкого командования. Меры предосторожности и охраны всех режимных объектов немедленно усилятся, и возможностей проникновения в подземелья Куйбышева станет меньше в разы.
        Капитан сплюнул, провожая взглядом удаляющийся красноватый маячок на хвосте второй машины, и перекрестился. Незаметно, так как комсомольцу такого не полагается. Не говоря уже про кандидата в члены ВКП(б)[26 - В(сероссийская) К(оммунистическая) П(артия) б(ольшевиков) - для тех, кто не знает ничего про эти четыре волшебные буквы, ленился на уроках истории собственной страны или просто не хочет «погуглить». В нашем пространстве преобразовалась в КПСС, т.е. коммунистическую партию Советского Союза. Капитан Н. А. Куминов на момент описываемых событий является кандидатом в её члены и членом КИМ (Коммунистического Интернационала Молодёжи), организации предшествующей вхождению в состав основной партии страны. Несмотря на то, что в наше время и в нашем пространстве компартия и её лидер г-н Зюганов являются сборищем политических оппонентов-неудачников, желающих реванша, нельзя не забывать о руководящей и спаивающей роли (в данном случае под спайкой имеется в виду объединение) жителей СССР во время Великой Отечественной Войны. Вспомните хотя бы «За Родину! За Сталина!» и отношение к ней
ветеранов-фронтовиков. Прим. автора]. На этот раз вроде бы пронесло, вроде бы… Его не отпускала мысль о том, что немцы вполне полно осознают уровень опасности для объекта «Берлога», и чем дальше РДГ углубляется в территории, которые фрицы контролируют, тем сильнее внимание. Во всяком случае он не мог вспомнить, чтобы такие меры предосторожности, в виде частых воздушных патрулей встречались ему ранее. Это было плохо, очень плохо. Риск наткнуться на наземную мобильную группу возрос до невероятности.
        - Расул? - он окликнул башкира, бежавшего впереди.
        - Да, командир? - тот оглянулся, не останавливаясь и не снижая скорости.
        - Передай по цепочке про привал. Лейтенанта и Воронкова ко мне.
        - Понял.
        Куминов высматривал впереди что-нибудь, что скроет их от немецких летунов. Тоже самое, судя по всему, делал и Воронков, который неожиданно свернул в сторону. Капитан быстро понял, что сержант устремился к нескольким невысоким ёлкам, торчавших кучкой слева по ходу группы. Ну что же, самое оно для небольшого привала. Издалека было заметны густые и пушистые верхушки с ветками, которые скроют группу из вида. Тут и прожектор не поможет.
        Группа уходила под деревья плавным поворотом, стараясь не выбиваться из одной на всех еле видной лыжни. Куминов оглянулся на замыкающих сзади Эйхвальда с Сафиным и сам нырнул под пушистые ветви, густо накрытые снегом. Упал он только на Сашу, бегущую перед ним. Никто из разведчиков ветвей не задевал.
        Глава шестнадцатая
        'Умение переносить боль - важное оружие разведчика
        Умение причинять боль - необходимое'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Так… Пчёлкин, Шабанов, Шутяк, в охранение. - Куминов отстегнул крепления. - Саша, падай на мой рюкзак и ноги задери на ствол вот этой ёлки. Снегом разрешаю только лицо вытереть, а не жр… есть. Воду небольшими глотками, это ко всем относится. Воронков, Хрусталёв, Эйхвальд, ко мне. Расул, проверь и перевяжи Камиля. Сафин… проверь укладку у нашего профессора, что-то у неё ранец на зад съезжал. Тихо, Саша, отдыхай. Привал на пятнадцать минут, используй его как необходимо организму.
        Рюкзак снял только сам Куминов, остальные не стали. Не к чему, не время. Саша пусть отдыхает. Если что, то умеючи подхватить и закинуть на привычные плечи - дело плёвоё. Снег хрустеть уже прекратил, командиры подошли практически бесшумно. Воронков отстегнул плащ-палатку, закрепленную сверху объёмного немецкого ранца, что носил Эйхвальд, накинул на уже поставленные остальными торчком лыжи. Получилось небольшое укрытие, где можно рассмотреть карту, подсвечивая её фонариком и не опасаясь, что кто-то заметит. Скоро из-под плотного брезента торчали только ноги всех четырёх.
        - Идём верно, если судить вот по этим самым оврагам, это хорошо. - Куминов откусил кусок плотного сухаря, глотнул ледяной воды из фляжки. - Плохо другое…
        - Это точно. - Буркнул Хрусталёв. Остальные подтверждать мысль командира не стали, лишь согласно кивнув.
        - Все поняли, продолжать не стоит? - капитан обвёл своих ребят глазами.
        - Разделимся и растянемся? - Воронков понимающе хмыкнул. - Встречаемся здесь?
        Палец сержанта ткнул ровнёхонько в точку небольшого посёлка перед Сергиевском.
        - Не знаю… - Куминов сплюнул. Организм, хоть и привычный к нагрузкам, всё же устал, слюна была тягучая, густая. - Не хотелось бы растягиваться, если совсем уж по душам.
        - Думаешь, что в Куйбышеве повоевать придётся? - Хрусталёв хищно сверкнул зубами. Немцев он ненавидел всей душой и порой жалел, что не в пехоте. Той не надо скрываться, можно честно расстреливать врага хоть батальонами.
        - Скорее всего. Хотя нам это вовсе не нужно, не маленькие ведь, что объяснять то?[27 - Боевое столкновение для РДГ при решении боевого задания - вещь неприемлемая. Разведчики ничем не должны выдать себя до его полного выполнения. Огневой контакт может быть предусмотрен для прикрытия основной отходящей группы (либо того, кто владеет добытой информацией) и не более. Обнаружение РДГ сводит на нет всю проделанную разведчиками работу и, что куда важнее, ведёт к провалу одной (минимум) из нескольких планируемых боевых операций. В данном же случае, когда РДГ должна доставить образцы биологического материала, Куминов предварительно просчитывает вероятную возможность боестолкновения, как неизбежной реальности. К сожалению, но при таком раскладе возврат за линию фронта возможен максимум для всего двух-трёх членов РДГ (вероятнее всего - командир, подопечная учёная и кто-то из бойцов в качестве прикрытия). Прим. автора.]
        - Не маленькие… - Воронков повёл плечами, поглядев на товарищей.
        Оба лейтенанта молчали, переваривая и осмысливая мнение, наконец-то произнесённое командиром вслух. Осознать факт того, что ты можешь не вернуться, более чем вероятный - тяжело. Все три подчинённых Куминову младших командира всегда были готовы к такому исходу. Но, как, наверное, и всегда, ждали его чуть позже. Сейчас же, когда капитан сказал то, что крутилось в голове у каждого из разведчиков, наступил самый важный момент. Оттягивать его Куминов смысла не видел. Бойцы группы не маленькие дети, воюют не второй день. Они шли на верную смерть, которая всего-навсего не должна была стать бесполезной.
        - Ну что… - Эйхвальд чуть повёл из стороны в сторону кувалдой челюсти. Имелась у него такая глуповатая привычка, когда лейтенант задумывался - двигать кинематографической геройской деталью собственного лица. - Воевать, так воевать. В конце-то концов, парни, мы же не на утреннике в яслях. Всегда знаем, на что идём, да и это…
        - Чего? - повернулся к нему Хрусталёв.
        - Родина же за нами, ребят… чего. - Буркнул обрусевший поволжский немец в четвёртом поколении. Единственный из всех немцев, кого злобный старший лейтенант Хрусталёв не побоялся бы поставить закрывать свою спину.[28 - В нашей действительности такого не случилось. Немцы-колонисты, оставшиеся в Поволжье на момент нападения Германии, были репрессированы. Естественно, что в ряды РККА никто их не допускал. В данном случае автором сделано осознанное допущение. Прим. автора.] - Значит если нужно, так нужно.
        - Хорошо. - Куминов, молчавший недолгие секунды, потребовавшиеся троице, снова вернулся к карте. - Тогда, поступаем так…
        Тучи, неожиданно согнанные поднявшимся ветром, густо закрыли звёзды. Видимость резко ухудшилась и Воронков, всё также бежавший впереди, резко сбросил скорость. Местность вокруг начала меняться, создав отряду новые трудности.
        Ровные пространства лесостепи, прореживаемые негустыми лесками, постепенно заканчивались. На самых подходах к Куйбышеву группу ожидала бы мешанина из взгорков, оврагов и густой лесной поросли. Ожидала бы, не будь где-то впереди подземного тоннеля с узкоколейкой, который должен был помочь разведчикам преодолеть часть пути относительно комфортно. Но до него ещё нужно добраться. Карта картой, но всякое могло произойти. Так что на тоннель Куминов рассчитывал в последнюю очередь. Стало жаль того, что не встретит агент на этой стороне. Тогда все выходило бы намного увереннее и спокойнее
        Пока же, двигаясь с заметно меньшей скоростью, группа добралась лишь до точки, от которой топать предстояло не меньше тридцати километров. А ночь уже близилась к концу. Кромка неба на востоке, несмотря на облачность, стала заметно светлее. Куминов выругался про себя, понимая, что нужно поднажать. А как это прикажете сделать, когда под ногами, вернее под лыжами, попадалось уже какое по счёту поваленное дерево, а оврагов они пересекли за последний час сразу четыре? Где-то километра через два должна была показаться густая опушка, которая уходила в длинный и глубокий лог, ведущий к одной из первых горушек, предварявших Жигулёвский массив. Добраться туда, найти относительно удобное для лёжки и наблюдения место, и можно затаиться до вечера. Да и, чем чёрт не шутит, действовать по обстановке. А там, глядишь, после того, как группа отдохнёт, можно будет попробовать срезать ещё часть пути и днём, ближе к сумеркам.
        Капитан сам чувствовал, где-то с полчаса, что устал. Стоило добраться до такого нужного сейчас леска быстрее. Думать про творившееся с организмом девушки Саши ему не хотелось.
        Он посмотрел на её спину, белеющую впереди, на монотонно двигавшиеся в спокойном ритме ноги. Выругался про себя, понимая всю несправедливость подобного. Не женское дело война, не женское. А вот на те, приходится в ней всем участвовать. Он надеялся хотя бы на то, что именно она сможет вернуться назад. И мечтал про то, что сможет пообщаться ПОТОМ, даже не после войны. Хотя сейчас такие мысли были совершенно некстати. Отвлекаться не стоило, ослабление собственного внимания к окружающему могло привести к смерти. Куминов знал, что так оно и случится, если расслабиться.
        Им немного повезло с выходом на ТУ сторону фронта. Повезло прошлой ночью и повезло этой, когда вертушки немцев прошли прямо над группой. И не один, несколько раз. Означало это что-либо, или нет - капитан не знал. Вполне возможно, что атака двух полков на одном участке, закончившаяся прорывом лини обороны не сбила с толку противника. Возможно, что и наоборот, всё-таки ожидать такого выхода для разведки не стоит. Пока всё шло нормально, и патрули, встреченные группой, лишний раз доказывали правильность уверенности командования. Усиления, которого Куминов ожидал увидеть, всё-таки не случилось. В прифронтовой полосе, которую они пролетели в составе эскадрильи штурмовых «Соколов», всё кипело. Но суета была ожидаемой при подобном наступлении. Если и дальше не встретится чрезмерного количества мобильных групп немцев, то всё может получиться.
        Группа выкатилась к участку, на котором лес неожиданно обрывался. Воронков, предупреждающе поднявший руку вверх, наклонился. Отстегнул лыжи, нагнулся и практически растворился среди сугробов, по-пластунски[29 - Ползать по-пластунски, казалось бы, невелика наука. Но вот уметь ей пользоваться в полной мере русскую армию научили кубанские казаки-пластуны, выполнявшие те же функции в царской России, что и РДГ в описываемое время. Потомственные диверсанты, росшие на берегах реки Кубань, подарили профессиональным российским военным немало другого из арсенала опыта, накопленного в постоянных боях с немирными горскими племенами Кавказа. Немало, столь же необходимого и нужного, но именно стиль передвижения ползком остался в веках. Прим. автора.] устремившись вперёд. Куминов сплюнул, подъехав к низкому кустарнику торна, густо торчавшему на самом выходе из пролеска. Замерший со своей магазинной автоматической СВТ-С, только что поступившей в войска, Андрей Шабанов молча показал ему направление, в котором скрылся сержант. Капитан кивнул, и также, низко прижавшись к земле, двинулся по разбросанному снегу.
Где-то впереди, это чувствовалось по запаху дыма, было жилье. Именно что «было». Потому что пахло с той стороны, несмотря на ветер, дувший по их движению, гарью. И палёным мясом, делавшим запах ещё более отвратительным.
        Распластавшись ящерицей, Куминов двигался вперёд, положив автомат на сгибы рук. Каждый в детстве любил ползать, и передвигаться на коленках, а вот ему этим пришлось пользоваться уже во взрослом возрасте. Да так часто, что кожа на коленях уже давно отличалась по цвету и толщине от той, что есть у обычных людей. И сейчас, ставшим уже таким привычным способом, он полз вперёд. Пологий спуск, по которому группа могла бы скатиться вперёд, дал возможность рассмотреть всё необходимое. Во всяком случае, старший сержант Воронков, вжавшийся в рыхловатый снег, оглянулся на Куминова, и вернулся к наблюдению.
        Внизу лежала деревня. Не так давно лежала, теперь уже не существовала. Деревню не так и давно спалили дотла.
        - Дворов с тридцать, не меньше. - Воронков дёрнул щекой. - Твари…
        Куминов не ответил, стараясь всмотреться в рассветную темноту. Привычные к наблюдению глаза быстро выхватывали необходимые подробности.
        Да, около тридцати дворов, широких, просторных. Дома, идущие не больше чем в три улицы. Несколько двухэтажных, это не странно, остались со времён до войны. Потом мало кто строился, новые хозяева, несмотря на заверения в войне только с большевиками и евреями, жизни обычным людям не давали. Деревня точно была хорошая, вон, в каждом дворе ещё тлеют остатки больших сараев.
        - Деревья видишь, командир? - Воронков ткнул пальцем в три высоких берёзы, росших с края одного из дворов. - Мне ж не кажется?
        - Не кажется… - Куминов хрустнул пальцами.
        На березах висели несколько тёмных тел. На уровне груди у каждого что-то белело. Хотя, почему что-то? Капитан прекрасно знал ответ: таблички с надписью на русском. Простое слово, пришедшее в язык сто пятьдесят лет назад и оставшееся в нём навсегда. «Партизаны».
        Это сразу объясняло причину гари. Каратели, карательный отряд СС, шедший по следу партизан и, вполне возможно, добравшийся сюда. Были жители деревни связаны с теми, кто жил в лесах, борясь с захватчиками, или нет - роли не играло. Тактика террора, то пропадавшая, то вновь запускаемая, была направлена на другое. Устрашение жителей страны, тех, что не сдались и тех, что помогали несдавшимся. А тем, кто осуществлял террор, было глубоко наплевать на возраст, пол и политическое отношение лиц, к которым террор и применялся.
        - Сарай… - Воронков ещё раз дёрнул щекой, смотря куда-то дальше берёз. Куминов проследил взгляд. Всмотрелся в тёмную, совершенно обвалившуюся и обуглившуюся конструкцию, и понял. Понял всё, что сержант хотел сказать одним этим коротким словом. И даже представил, потому что уже видел и знал.
        Рёв моторов машин, врывающихся на улицы, три тихих и спящих улицы. Цепь людей с оружием, окруживших деревню и не пропускающих никого за свою линию. Первые отрывистые щелчки выстрелов по тем, кто ещё не понял этого и пытался убежать. Крики женщин, детей и стариков, испуганные, рвущие воздух. Отрывистые команды на ломаном русском вперемежку с немецким. Захлёбывающийся от злости лай псов, рвущихся с поводков, натравливаемых на мечущихся полуодетых жителей.
        Цивилизация… европейская цивилизация, проявляющаяся в таких ситуациях во всей красе. В одном из домов солдаты в серо-защитной форме, втроём, повалили на пол кричащую девчонку лет пятнадцати. Один, рыхловатый здоровяк с рыжей щетиной, одним рывком разодрал просторную рубашку. Довольно ухнул, сжав в широкой лапище теплую грудь. Девчонка вскрикнула, когда руки немца пошли ниже.
        - Эй, Отто, оставь нам немного. - Хохотнул второй, худой и длинный.
        Девчонка вскрикнула ещё раз.
        - Да что ж вы делаете, ироды!!! - входная дверь хлопнула, пропуская растрепанную крупную старуху в одной длинной, до пят, ночной рубахе. - Отпустите её, сукины дети!
        - Завьидно, бабулька? - Третий, чьего лица не было видно, прыснул со смеху. Смех прекратился, когда левая рука тётки, взметнувшись из складок ткани, воткнула второму длинный кухонный нож. Твёрдо, сильно, прямо в горло. Солдат хекнул, схватившись за пробитую гортань, зашатался, хрипя и пуская тёмные пузыри между пальцев. Сунулся головой в угол, сползая по стене.
        - Шайссе!!! - здоровяк испуганно вскрикнул, застыв изваянием между бёдер удерживаемой им девушки. Больше он не успел ничего. Ни сказать, ни сделать. Острый конец наполовину сточенного ножа вошёл в левый глаз. С хрустом, глубоко, застряв в кости. Отрывисто ударили очереди третьего, успевшего прийти в себя. Немец поливал свинцом перед собой, пока не раздался сухой металлический щелчок. Магазин закончился. Солдат всхлипнул, отодвинулся, косясь в сторону старухи, чья рубашка уже стала красной. Дёрнулся в сторону в сторону входной двери, торопясь убежать из дома, воняющего сгоревшим порохом, кровью и требухой. Далеко он не ушёл.
        Девушка, которой пятнадцать исполнилось две недели назад, умирала. Три пули пробили ей лёгкие, когда она хотела убежать в соседнюю комнату. Но рука, сжимавшая скользкую от крови насиловавшего её немца деревянную ручку ножа, не дрогнула. Ножу было без разницы кого колоть. Человеческое тело он вспорол также легко, как до этого старик хозяин колол им подросших за лето молодых свинок. Вошёл над почкой, пробив аорту, и заставил совсем молоденького новобранца, лишь месяц прибывшего в страшную Россию, покорчиться перед смертью. Но девушка, хрипло хватающая воздух, уже не смогла этого увидеть.
        Забежавший на звук выстрелов, под конец слившихся в захлебнувшуюся очередь, фельдфебель Мюллер сплюнул. Поглядел на скорчившегося в агонии молокососа Генриха из-под Дрездена, на старуху, плававшую в луже собственной крови, на ещё двух солдат, тридцать минут назад довольно смеявшихся, вспоминая дом. Прошёл к окну на противоположной стене, завешенному длинной легкой шторой из ситца. По пути равнодушно глянул на русскую девчонку, жадно хватающую воздух. Занавеску бросил на неё, вылил сверху всё, что было в керосиновой лампе, стоявшей на полке с книгами. Прикурил сигарету и щелчком отправил спичку в сторону ещё шевелящейся под тканью фигуры. Торопливо вышел на улицу, где ждало ещё много работы.
        - Папка… папка… - Семён, младший и поздний сын нынешнего старосты Прохоровки, бился в руках отца. Но недолго, секунд двадцать. Потом вздрогнул, широко раскрыл глаза и умер.
        Иван Николаевич всхлипнул, глядя на него. Невестки с двумя внуками уже не было. Их, вместе с сыном, он заставил выпрыгнуть через окно в задней стороне дома. Убежать у них не получилось. Очередь из пулемёта срезала всех четверых, когда они перепрыгивали через высокий забор. Семён смог добраться назад, неся в руках тело Сашки, родившегося в прошлом году.
        Староста посидел, глядя на всполохи за окном. Покачал головой, вздохнув и порадовавшись что жена, Клава, умерла так и не увидев последнего из ребятишек. То-то сейчас бы убивалась-то поди. Правая рука, на которой не хватало двух пальцев, нежно провела по волосам сына, по лицу, навечно и ненадолго запоминая его. Крепкий старик встал, расправив плечи, и пошёл в чулан, где была лестница на чердак.
        Немцы, конечно, шли верно. След от партизанской «летучки» привёл их в нужное место. Несколько парней, сбежавших из концентрационного лагеря под Сызранью прошлым летом, отбились от основного отряда и были здесь, в Прохоровке. Ещё вчера были. Уйдя незадолго до прихода карателей. Иван Николаевич, слушая крики умирающей деревни, очень надеялся, что те ребята доберутся до своих. И заплатят, сполна заплатят за тех, кто приютил их ненадолго, расплатившись за жизни пятерых сотней. Хотя он и сам сейчас сможет немного поквитаться.
        Пули МГ-42, спрятанного на чердаке, у самого оконца под крышей, легли кучно. Продырявили тонкую жесть зимних «русских» вездеходных «даймлеров» отделения пехоты, приданной подразделению штурмбанфюрера Зейдлица. Сам он, мгновенно оценивший ситуацию, залёг за корпусом «порше». Пулемётчик, засевший на чердаке дома, стоявшего ближе к концу улицы, бил точно и умело. Два водителя и один солдат, сидевшие в машинах, погибли сразу. Ещё пятерых бывший староста срезал у соседского дома. Больше ему не дали, закидав гранатами и подкравшись со двора.
        Последнее, что привиделось Ивану Николаевичу перед смертью - довольный детский смех, ладонь Семёна, ещё маленькая и очень мягкая в его руке и сладкий земляничный запах Клавы, которую он приобнял свободной рукой.
        Деревенский пьяница Митрич, спрятавшийся в солому большого амбара на окраине села, быстро понял, что ошибся. Не понять это было очень сложно.
        Разъярённые сопротивлением каратели пинками, прикладами и толчками загоняли оставшихся жителей внутрь большого деревянного строения. В нём, специально выстроенном на отшибе, зимой хранили общие запасы соломы. Понять, что будет дальше Митрич смог быстро. И жалел он только про одну свою ошибку. Про то, что продолжил пить, когда началась война. Про то, что специально подставил руку под диск на пилораме, где работал. Про то, что испугался пойти против этих чудовищ, что сейчас подпалили сарай сразу с четырёх сторон из огнемётов, надежно привалив ворота. Про то, что не ушёл когда мог к партизанам. Про то, что не забрал на тот ни одного немца. А потом было поздно сожалеть о чём-либо. Жар, удушливый дым и крики тех, кто не погиб сразу. Снопы красных искр, поднимающихся к стрехе, боль, собственная безумная боль и темнота.
        - Ненавижу… - Куминов с силой сжал челюсти. Зубы скрипнули, плотно прижатые друг к другу. - Ненавижу скотов… За что, скажи, Лёха, как так можно?!!
        - Не знаю. - Воронков хрустнул костяшками пальцев. Застыл на мгновение и повернулся назад. Здесь им делать было нечего, надо было двигаться дальше. Но тут сержант замер, вслушиваясь. Куминов, услышавший звук раньше, вгляделся во всё более светлеющее утро. Звук был от двигателя мотоцикла, немецкого армейского мотоцикла. Спутать его он ни с чем не мог, слишком привычный и знакомый рокот.
        Чуть позже пятно от фары запрыгало по улицам сожжённой деревни. Разведчики переглянулись.
        На войне, как… - 9
        Западные области УкрССР, 196… год.
        Заросли рябины, высокие и густые, закрывали поляну со всех сторон. Ягоды пламенели, облепив ветви, гнули тяжестью к земле. Некоторые осыпались, на радость крох-свиристелей, синиц и прочей мелочи. Верх, самый лакомый кусок, оккупировали важные дрозды-рябинники, не подпуская никого. Благодатное и радостное время, крохотный отрезок, что сменится мягкими зимами с буйством белого кружева. Скоро, совсем скоро яркие звёзды буду сверкать в чёрном небе, предвещая морозы, но не сейчас. Сейчас здесь царствует буйство угасания засыпающей природы. Осень…
        Осень, осень в Карпатах прекрасна. Такой красоте позавидуют любые швейцарские Альпы в компании с кленовыми лесами Британской Колумбии[30 - Британская Колумбия - старое название сегодняшней Канады. Автор позволил себе предположить на момент событий отсутствие оного на политической карте мира. Объяснять причину упоминания кленовых лесов явно не стоит, достаточно вспомнить то, как называется сборная Канады по хоккею. Подсказка: «кленовые листья». И сам государственный флаг Канады. Прим. автора.]. Пусть Карпаты не самые высокие горы, но и этого хватит, чтобы заставить замереть на месте любого, даже не склонного к красоте.
        Буйство красок, лёгкое и чарующее. Красные, оранжевые, пурпурные, жёлтые, зелёные. Насколько хватит глаз, насколько широк горизонт. Безумно чудесная палитра весёлого и любящего жизнь художника, ненароком упавшая откуда-то с неба. Кристально чистые реки и ручьи, звенящие на каменных перекатах. Вода в них ледяная, такая, что зубы сводит, но вкусная, господи ты Боже Иисусе Христе, есть ли где такая вкусная вода? Край, созданный на радость людям, благодатный и добрый, чудесный, полный очарования самой жизни. Тишь, гладь да божья благодать, одним словом. Карпаты…
        Заросли веток, усыпанных алыми ягодами, не церемонясь, раздвинула крепкая мужская рука. Дрозды вспорхнули последними из птиц, подняв возмущённый треск. Человеку было наплевать на них. Теперь уже было наплевать.
        Он пригнулся, проходя под деревьями. Одна ветка, видно надломанная ветром, не отодвинулась в сторону полностью, задев лицо острым надломом сучка. Царапина, глубокая и длинная, прошлась по лбу белой отметиной. Потом, разом, набухла изнутри красным, робко двинувшимся к её краям. Первая капля несмело качнулась через разошедшуюся в стороны кожу, побежала вниз по скуле, смешавшись с потом, чьи дорожки прочертили светлые следы на запылённом лице. Мужчина не обратил на это никакого внимания, идя вперёд.
        Шаг… шаг был не мирным. Мужчина шёл, сам того не замечая, не так, как должны ходить люди. Это ведь так незаметно со стороны, если не вглядываться. Стоит лишь приглядеться, то станет видно, как надо, по-настоящему надо, чтобы люди ходили не так. Как? Ну, примерно:
        Цокают по тротуару металлом набоек молодые (и не обязательно) красавицы в юбках, длиннополых пальто по фигуре. Бежит, не глядя вниз, перепрыгивая там, где убиться можно, пацанва в кожаных легких спортивных туфлях, кедах, сандалиях или даже босиком. Важно и неторопливо идут степенные и деловые взрослые, твёрдо ставя модные в этом году остроносые модельные ботинки. Печатая шаг, вбивая в мостовую каблуки, идут военные. Не скрываясь, не таясь, не подкрадываясь. Просто идут.
        Появившийся на поляне человек шёл не так. Крался, осторожно опуская подошвы высоких кожаных сапог с толстой подмёткой в жухлую траву и листву. Сам не замечая, механически двигал носком, прежде чем перенести вес тела на него. Да и одет он был не в тёплое и модное пальто и костюм. Или, к примеру, в кожаную куртку, прорезиненные плащ и тёплые штаны, какие любили носить местные лесники.
        Костюм цвета хаки, тёплая куртка в разводках защитной раскраски. Толстый кожаный пояс, увешанный подсумками из брезента. Переброшенный через грудь ремень автомата с круглым диском в приёмнике. Вязаная чёрная шапочка на голове. Впрочем, сейчас, выйдя на поляну и остановившись, шапочка оказалась в ладони, крепко её сжимавшей. Человек смотрел прямо перед собой, на большую плиту, стоявшую посреди неё. Врытую глубоко, вошедшую в землю так, что не вытащить. Если только сильно не захотеть. Да и тогда… хотя сейчас это было неважно.
        Стало абсолютно тихо. Или это только казалось? Для него сейчас оно казалось неважным. Он давно перестал чего-либо бояться. Тем более сзади шли двое, друзья, практически побратимы. Он знал это, хотя и не слышал их шагов. Или не хотел слышать. Но и это сейчас было неважно.
        Важна была лишь тёмная поверхность камня перед ним. Мужчина двинулся вперёд, медленно, нехотя, заставляя и ломая себя, гоня вперёд. Он ничего не боялся, это было правдой. Подтвердить это могли многие. И ещё больше не смогли бы этого сделать, отправленные на тот свет его руками и оружием, которое эти руки любили и знали. Но сейчас ему было страшно. Глаза, которые никогда, несмотря на немолодой уже возраст не подводили, не хотели видеть очевидного. Длинный ряд надписей, выбитых на камне, ускользал, уходил в сторону, размазывался. Он боялся прочесть их. Но иногда приходиться делать то, что не просто не хочется. Иногда необходимо заставить самого себя решиться на самую малость.
        На всего один шаг вперёд, бросившись с головой в черноту омута, чтобы доказать друзьям, что и ты можешь.
        На всего один шаг вперёд, грудью заслоняя ту, что держала тебя под руку, так доверчиво и смотрела тебя в глаза, никого на свете не боясь.
        На всего один шаг вперёд, когда все вокруг лежат, вжавшись лицами в землю, осыпаемые комьями земли и воющими осколками от разрывов мин.
        На всего один шаг вперёд, когда стоит прочесть ряд строчек, несущих в себе правду о тех, кого мечтал ещё раз хотя бы увидеть.
        Мужчина сделал его, опустившись на колени, наплевав на врезавшиеся в кожу сухие ветки, гальку, насыпанную у камня. Протянул руку, легко коснувшись надписей, моргнул…
        Мама отправила его к сестре, в Москву. Почувствовала ли что-то, или случай? Кто сейчас сможет сказать? Лёва рос послушным мальчиком, да и как можно ослушаться родителей, желающих только добра. Мечта, она тоже была, куда же без неё. Университет связи, самый лучший, самый известный. Но все равно тянуло внутри, уезжать не хотелось. Семнадцать лет, кровь бурлит. Анна, соседка по улице, стройная, загорелая, полногрудая, вся в вихре густющих чёрных кудрей. Ну и мама, конечно, отец, младшие братишки и сестра. Пусть и старшая, но любимая. Уехал, с одним полупустым чемоданом, встав на подножку вагона, махал им, пока было видно. Впереди целая жизнь, и он вернётся, и всё будет хорошо. Вернулся, вернулся…
        Они въезжали на главную улицу в рёве двигателей и облаках пыли. Машины шли непрекращающимся потоком. Стальной лентой, вонявшей бензином, соляром, маслом, порохом, кожей, пыльной дорогой и смертью. Они шли пешком, катили рядом велосипеды. Облепляли броню танков, гоготали в кузовах грузовиком и гусеничных бронетранспортёров. Подгоняли лошадей, тянущих орудия и повозки обозов. Чужие, в серо-мышиной, пятнисто-зелёной и всякой другой форме. Не все были высокими, крепкими и светловолосыми. Всяких хватало, что и говорить.
        Гавкающая речь, окрики, испуганно жмущиеся к заборам люди. Свист гармоники какого-то меломана и его друзья, горланящие про милого Августина. Сбитое с навеса над крыльцом горсовета красное знамя под подкованными сапогами. Кресты, кресты, кресты, чёрные с белым рябят в глазах. Стальная змея ползла вперёд, на Киев, на Харьков, на Москву. Но ничего не может длиться вечно, и змея закончилась. Но сколько-то её чешуек, сброшенных при броске через крохотный городок в Прикарпатье, остались.
        Среди тех, кто ушёл на восток были парни в чёрных петлицах, на которых серебрились две ломаные линии. Про них родителям Лёвы рассказал Абрам Моисеевич, успевший убежать из Польши.
        Старый Абрам Моисеевич, когда-то, ещё до революции, уехавший в Польшу. Там у него был свой кабинет с металлическим креслом. К нему приходили многие известные и богатые люди, и он имел-таки свой постоянный кусок хлеба с маслом. Отец Лёвы, который всю жизнь проработал слесарем в механических мастерских, пивший на праздники с соседями горилку и закусывающий её не кошерным салом, при этих словах промолчал. Ему нужно было дальнейшее, отец Лёвы, высокий и сильный, боялся. Тогда тонкий и кудрявый мальчишка этого не понял. Дошло потом, когда первая боль отпустила. Отец боялся неправильно, не так, как должен вести себя гражданин великого советского государства. Но боялся не зря.
        Что случилось в Польше потом Абрам Моисеевич, приходившийся отцу двоюродным дядей по линии родной тётки, не хотел рассказывать при детях. И мама, красивая и немного полноватая мама Лёвы, выставила младших играть. А его и Сару, старшую сестру, оставили слушать дальше.
        Тогда он впервые услышал две страшных буквы… СС. Потом слышал много раз, также, как и слова «гестапо», «каратели» и «зондер-команды». Но тот раз был первым, странный и страшный рассказ польского еврея про гетто. В Варшаве, Познани, Лодзи. Про повязки с жёлтыми звёздами и нашивки на груди. Про машины с газовыми будками. Про лагеря, украшенные изречениями на латыни на высоких металлических воротах. Про многое, о чём говорить не стоило.
        Но Абрам Моисеевич говорил, и Лёва видел, как тряслись сильные пальцы в тёмных пятнах на пергаментно-бледной коже. Тряслись от того страха, которого он смог избежать. Но тот пришёл к нему следом, сам, одной тёмной летней ночью разорвав границу.
        Почему не выехали те, кто мог уехать? Почему не эвакуировались те, кто должен был? Этого Лёва не знал. Война, война… в её бардаке возможно многое. Он знал другое. Когда колонны парней в форме прошли дальше, в городок вошли такие же, в серо-мышином. Эти оказались не такими добрыми.
        Отца Левы, крепкого и сильного, отправляли на рубку леса. Евреям работать на железной дороге стало нельзя, немцы опасались диверсий. Мать, вместе с другими, делала всё прочее, что указывали. Через неделю после прихода второй волны немцев все они уже носили те самые повязки и жили отдельно. Концы трёх последних улиц городка битком набили евреями. Согнали тех, что жили в округе. Набили людей в низкие небольшие дома как селёдку в бочки. И заставили жить, работать и ждать неизбежного.
        Как же им было тяжело, как было страшно… Как? Неизбежность давила, наваливалась сверху тяжестью, душила все светлые мысли. Начальство гетто зачитывала какие-то приказы и воззвания, обещала, что по окончанию войны будет произведена ревизия, что все они останутся живы, если сейчас будут трудится, как следует на благо великой освободительницы Германии. А люди начали умирать.
        Не было врачей и медикаментов, началась осень и пришли болезни. Голод, которым их морили за растянутой колючкой, добавлял слабевших с каждым днем. Но кого волнуют беды жителей гетто? Сейчас уже никого.
        Местные жители, те, что пусть и боялись, но имели совесть и сердце, старались помогать. Незаметно, постепенно, но в гетто передавали теплые вещи, сапоги, калоши, дождевики. Когда полицаи ловили доброхотов, то могли и отпустить. Лишь бы в кошелке имелась в довесок к вещам и чугунку горячей картошкой с салом, огурцами, хлебом и яйцами, была стеклянная бутылка первача. Даже не давали вездесущими мальчишками, ужами пролезающими в незаметные щели ограждения, пинка под костлявые задницы. Но потом, видно, кто-то настучал немцам.
        После этого стало хуже. Когда на городской площади, перед согнанными жителями прочитали первый приказ, немыслимый по жестокости, никто не поверил. Чуть позже, дергаясь в петле, над толпой висели двое мальчишек столяра Кузьменко. Передачи прекратились. Винить в этом людей было нельзя. Страх за семьи стал сильнее стыда и злости на убийц гетто.
        Вместе с гавкающими на дойче немцами, чуть позже, в городок прибывали солдаты в зеленоватой форме. У них виднелись разные шевроны на рукавах кителей, разные лица, разный разрез глаз и цвет волос. И эти оказались ещё страшнее[31 - Речь о так называемых иностранных легионерах в дивизия Ваффен СС, набранных из жителей СССР. Добровольцев. Из таких же ребят набирали, к примеру, батальон «Нахтигаль» в более военное подразделение Третьего рейха, знаменитый диверсионный полк «Бранденбург-800». Но в данном случае речь именно о дивизиях Ваффен СС. На их счету много «подвигов». Достаточно назвать один - сожжённую вместе со всеми жителями белорусскую Хатынь. Автор ни в коем случае не лезет в дебри всего, что касается крымских татар, УПА и прочего, связанного с этой страницей Великой Отечественной, всего лишь констатирует факт.]. Они были не просто хуже.
        Они говорили по-русски, с разными акцентами, с разной грамотностью в произношении простых слов. Национальность для них не играла никакой роли, главным стало другое.
        Громко и с надрывом: один народ, один фюрер, один райх.
        Хотя к народу-то они не относились. Они были другими, чужими, людьми второго сорта. А для своего народа, настоящего, большого и братского, стали теми, кем и были на самом деле - предателями. Но им было наплевать. Какая разница жидобольшевистским прихвостням до их формы и знаков различий? И еще больше тем, кто в этой форме до мыслей тех, кого они предали. Предали, прикрываясь лозунгами о свободе от красного рабства и коммуняк-евреев. Зато здесь лучше, вкуснее и жирнее кормят, и сами они - сильные, позволяющие себе все что угодно. Потому что в петлицах их офицеров по две серебристые руны, и они освобождают эту землю. От всех, включая детей.
        - Дивись, камрад, яка гарна жидовка! У вас, москалей, таких бачив?
        - Мм-м… эй, девка, а ну иди сюда!
        …Сара бежит по улице, чавкая подошвами разбитых солдатских сапог. Похудевшая, слабая, но все ещё очень красивая. Сзади догоняют, хрипло дыша в спину. Удар по ногам, и чёрная липкая грязь летит прямо в лицо. Потом волосы, её всё ещё роскошные, как у мамы, волосы, накручивает в кулаке сильная рука. Рывок, Сара кричит, трое хохочут, тащат в сторону ближайшего сарая. Двери хлопают, крик Сары становится выше, захлёбывается. Потом кричит уже один из одетых в зеленоватую форму. Выстрелы, ещё…
        Так было. Пусть никто не видел.
        Она убила одного ударом мотыги, невесть кем забытой под пуками соломы. Вырвалась, в разодранной юбке и рубашке на груди. Сумела схватить черен, что увидела краем глаза, резко ударила, врубив тупое лезвие в горло дико смотревшему на неё тому самому Павлу, уже спустившему брюки. Автоматы его друзей ударили чуть позже.
        Мама не плакала, просто долго стояла под проливным дождём, смотря в никуда. Отец, вернувшийся поздно ночью, не сказал ни слова, даже не подошёл к ней. На следующий день, когда их снова погнали на работу, задушил полицая, неосторожно оказавшегося в стороне от своих. Взял винтовку и ушёл через лес к гетто. Он, конечно, ошибся, поступая так. Нужно было выждать, наверное, нужно было выждать. Но можно как-то понять отца, чью дочь убили, когда она защищалась от насильников. И им, тем двум, родившимся на этой же земле, ничего не было. Ведь Сара была еврейкой, животным, рабом без прав. Отец вернулся в гетто за семьёй.
        Его убили при всех, оставив в живых после двух ранений в ноги, когда окружили в самом конце улицы. Вывели всех евреев, выстроив в кольцо. Здоровенный и краснорожий эсэсовец ударил один раз, хакнув по-мясницки, снеся голову топором. Маму и младших повесили за полчаса перед этим, в устрашение. Тела, брошенные в канаву, ночью утащили первые партизаны, закопав здесь, на поляне в кольце рябин. В самых предгорьях. В такую же осень, в сорок первом оказавшуюся дождливой, страшной и кровавой. Камень с высеченными именами кто-то из оставшихся чудом в живых, поставил намного позже…
        Давно поседевший мужчина, у которого кудри сгорели ещё под Сталинградом, стоял на коленях и только вздрагивал спиной и плечами. За него плакало небо.
        Глава семнадцатая
        'Все упражнения, все тренировки должны работать на одну цель:
        Убедить, что ты сильнее собственного страха.
        Возможности человека беспредельны, если он победит страх'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Что заставило вернуться назад трёх немцев на «цюндапе» с люлькой? Отстали от своих, либо разминулись, когда каратели возвращались на базу? Или командир отряда решил удостовериться в отсутствии партизан, спрятавшихся и пересидевших уничтожение деревни в тайниках? Непонятно…
        Куминов, распластавшись над уничтоженной деревней, всматривался в три фигуры внизу. Немцы, в светлых шинелях и с белыми чехлами на касках и ранцах, были хорошо видны. Чтобы их сюда не привело, но сейчас они настороженно бродили по улицам. Что-то подсвечивали себе фонариками, закреплёнными под стволами. Утро накатывалось всё сильнее, но рассвет ещё не мог помочь воспользоваться биноклем. Хотя Куминову больше всего сейчас хотелось не рассматривать немцев в оптику. Руки у капитана чесались от желания незаметно спуститься вниз и заплатить хотя бы этим вот. Ай, как хотелось Куминову сейчас вниз, ай как хотелось.
        Сзади тихо хрустнуло и рядом с ним оказался Хрусталёв. Прищурился, вглядываясь в ту же сторону. Еле слышно выматерился сквозь зубы, поняв то, что произошло внизу. Куминов посмотрел на него, встретившись с побелевшим от бешеной злобы взглядом старлея.
        - Командир… - губы разведчика чуть шевельнулись, просительно и выжидающе.
        - Лежи, Вова, терпи. - Как же тяжело давалось сейчас капитану это решение. Вон он, враг, шастает себе спокойно среди дымящихся груд обгорелого кирпича и дотлевающих брёвен с досками.
        - Ба… - Воронков дёрнул его за плечо. - Посмотри-ка, командир, что у них на люльке намалёвано? Не чудится ли мне?
        Куминов напряг глаза, вглядываясь в сероватую утреннюю мглу.
        Машина у фрицев была хороша, ничего не скажешь. Мощный двигатель, сейчас закрытый зимним кожухом. Широкая резина на колёсах, рубчатая, не дающая мотоциклу проваливаться даже в рыхлом снеге. Над стеклом фары, больше небольшой напоминающей прожектор, крепился высокий прозрачный прямоугольник, отсекающий от водителя снег, дождь, град и грязь вперемежку с пылью. Люлька, приёмистая и вытянутая, украшалась бронещитком, дополнительным глазом-прожектором и толстым стволом пулемёта. На её грязно-сером борту чёрный треугольник щита с белой внутренней окантовкой. А в его центре гордо красовалась латинская буква «Е». А память на эмблемы некоторых дивизий у разведчиков была очень хорошей. Пленных из них они брали очень редко.
        - О, как… - Хрусталёв ещё сильнее скрипнул зубами. - Гордые и несгибаемые прибалтийские чухонцы, ну надо же.[32 - 20-я гренадерская дивизия Ваффен-СС - одно из самых страшных пятен в истории Великой Отечественной Войны. Комплектовалась уроженцами захваченной фашистами Эстонской ССР, преимущественно жителями территорий, присоединённых СССР лишь перед самым началом ВОВ. Они считали войну с «проклятыми русскими» делом справедливым и приоритетным для всей нации в целом. Равно как существовали и другие подобные подразделения, к примеру - «Галичина». Со своей стороны хочу еще раз напомнить лишь про один их «подвиг» - Хатынь. Ищущий в Гугле да обрящет и сделает для себя выводы. Прим. автора.]
        - Интересно… - Куминов нахмурился. Странновато складывалась ситуация, очень странно и интересно.
        Подразделения 20-й гренадёрской дивизии СС, хорошо известной своими зверствами, находились в числе охранения Куйбышева. Что делали её солдаты за, практически, триста километров от самой конечной точки маршрута РДГ? Очень странно, если уж на то пошло.
        - Командир… - снова протянул Хрусталёв. - Ну, командир…
        - Отставить, лейтенант. Нельзя, должен понимать.
        - Есть отставить… - на абсолютно спокойном лице разведчика чётко прорисовались желваки на скулах. Почему?
        Куминову и товарищам доводилось таскать с «той» стороны парней из Ваффен СС. Бывали случай, когда «колоть» их приходилось сразу на месте, чуть уйдя от преследования. Как один все эти «рыцари Рейха» и «истинные арийцы» в первую очередь начинали доказывать один единственный факт. Дескать - не жгли, не пытали, не расстреливали пленных, евреев, коммунистов.
        Все как один солдаты, честные, благородные. Капитан им просто не верил. Святых на войне не бывает, это закон непреложный. Уж кому, как ни ему, разведчику и диверсанту, этого не знать. Методы форсированных допросов не несли в себе соблюдения различных конвенций. Это война, в ней главное - победить. Но для себя Куминов давно уяснил простую штуку:
        Никогда он не станет убивать женщин, стариков и детей. Если только они не попытаются сделать это первыми. И наплевать на то, что это обязательно произойдёт в будущем. Советская армия пройдёт по землям третьего рейха, дойдёт до самого логова врага. Что будет там, он знал.
        Немцев нельзя упрекнуть в трусости или слабости во время боя. И дома свои защищать они станут яростно, это правильно. Но есть небольшая разница: первым перешли границу с оружием в руках не жители СССР. А то, что устраивали подонки с рунами «зигель» на его родной земле… этого не забыть. Но он, капитан Куминов, до уровня этих подонков не опуститься. Никогда. Ни за что. Даже если понимать простую истину: на войне, как на войне, всякое бывает. Только не методами парней в чёрной с серебром форме.
        - А это что за икебана?.. - Воронков толкнул Куминова, показывая на один из уцелевших домов. Бинокль тот извлёк из чехла быстро, благо, рассвело уже практически полностью. Присмотрелся. Сначала не понял, но потом заметил сразу.
        Фигура в странном камуфляже, полностью сливающемся с грязным от гари снегом. Что-то, собранное воедино из коротких обрезков ткани поверх маскировочного халата. Серое, белое и чёрное, смешанное до полного растворения в местности. Заметить человека можно было абсолютно случайно даже отсюда, Воронкову повезло. Эсесовцам, стоявшим на улице сожженной деревни, нет.
        Кто-то, владеющий той же техникой незаметного продвижения, как и у самого Куминова, подкрадывался к «лабусам»[33 - « Лабус» (этимология определения туманна и теряется в прошлом СССР) - житель Прибалтики, т.е. представитель одной из её коренных национальностей. Определение в достаточной степени неприятное и оскорбительное, равное по своей оценке называемым - «москалю», «хохлу», «чурке» или «жиду». В данном случае применение его к солдатам 20-ой гренадерской дивизии автором считается абсолютно уместным. Отношение к тем, кто убивал мирных жителей нашей родины, неся на петлицах руны «SS», никаким другим для воина, воющего за освобождения своей Родины, быть не может. Прим. автора.]. Явно не чтобы поздороваться и поинтересоваться погодой. Это вообще не очень хорошо. Капитан намеревался остановиться на «дневку» именно здесь. Вряд ли карателям вздумалось бы вернуться. Оставалось лишь наблюдать и ждать финала. В том, каким тот станет, Куминов ни капли не сомневался, слишком профессионально всё делал неизвестный «диверсант». Любо-дорого было смотреть на короткие и экономичные рывки, приближающие человека к
цели.
        Раз… и одной небольшой перебежкой, воспользовавшись ротозейством эсесовца, фигура оказывается за обгоревшей, но не рухнувшей стеной сарая.
        Два… низко-низко пригнувшись, светлый контур в защитной одежде, скользит вперед, полностью распластавшись над землёй.
        Три… и неизвестный уже около дома, чей угол скрывает решивших перекусить врагов.
        Одетые в короткие серые шинели фигуры расположились вокруг мотоцикла. Отвернули в сторону ствол МГ, покоящегося на вертлюге, расставили несколько банок. Водитель сидел на своём месте, спиной откинувшись на руль. Один эстонец стоял рядом с едой, судя по всему хохоча над чем-то, рассказываемым третьим. Пасторальная картинка: три эсесовца мирно перекусывали на дымящихся остатках сожженной своими коллегами деревни. Пикник, одним словом. Только закончить его у них не вышло.
        Оружие у неизвестного человека, добравшегося до эсесовцев, оказалось очень компактным. Во всяком случае короткое нечто, незаметное из-за белого чехла, вынырнуло из глубин маскировочного халата быстро и практически незаметно. Глушитель в комплекте тоже имелся. Разведчики, распластавшиеся на вершине холма, торчавшего над пожарищем, ничего не услышали. Только увидели результат его работы.
        Водителю пуля попала точно в шею, между краями шлема и воротником шинели, бросила вперёд. Вырванное прямым попаданием содержимое гортани и нижней челюсти выплеснулось красным фонтаном на рассказчика. Тот к этому моменту также успел умереть и начал заваливаться назад. Его стрелок снял попаданием в голову, умудрившись вогнать небольшой кусочек свинца и стали прямо в глаз. Третьего выстрела не было.
        Оставшийся в живых эсесовец, явно повинуясь командам, прозвучавшим сзади, торопливо вскочил. Высоко задрав руки, сделал несколько шагов назад, опустился на колени. Дальше он ничего сделать не успел. Размазанным движением, еле уловимым для взгляда, стрелок оказался за спиной, коротко ударил. Длинный и крепкий прибалтийский эсесовец рухнул лицом в взрыхленный покрышками «цюндапа» снег.
        Стрелок наклонился над ним, явно что-то ища на поясе. Куминов присмотрелся, понимая результат поисков. Догадка оказалось верной и заведённые за спину руки скоро оказались скованными наручниками, извлечёнными из подсумка. Дальше стрелок повёл себя странно. Повернулся лицом, скрытым за маской и капюшоном в сторону взгорка, на котором лежали разведчики, несколько раз махнул, явно привлекая их внимание. Недвусмысленно сделал приглашающий жест и сел на борт люльки, спихнув водителя, зацепившегося обшлагом шинели за крепление запасного колеса. Спустил нижнюю часть маски, вооружился собственным ножом, достав его из глубин маскировочного халата. И начал есть немецкие консервы. Те самые, недавно вскрытые совсем свежими покойниками.
        - Фига се… - протянул Хрусталёв. - Что делать будем, командир?
        - Возвращайся к группе, бери Андрея, а остальным действовать по обстановке. И хотя бы попытаться проверить - не окружили ли уже нас, да, Вов? А то с твоим охранением мало ли как дело обернуться может.
        - Разрешите выполнять? - Старлей нахмурился. Куминову на это было накласть с прибором, ситуация выходила страшнее обид подчинённого. Ничего другого, кроме как спуска в деревню, не оставалось. Странная ситуация, очень странная.
        - Выполняй. Воронков, пошли.
        Капитан встал, стряхнув снег с колен, локтей и груди. Пошёл в сторону деревни, спокойно, чуть проваливаясь в снег. Сзади похрустывал настом Воронков, молчавший весь спуск. Аховое положение, больше никак и не скажешь.
        Дорога вниз заняла минут пять. Склон оказался пологим, но засыпанным снегом очень сильно, без какой-либо видимой тропинки спуска. Куминов шёл, стараясь не попасть ногами в незаметные ямы, аккуратно щупая ногой каждый раз, когда опускал её вниз. И думал, думал, лихорадочно просчитывая любые варианты. Его поступок сейчас нарушал все мыслимые инструкции, но как еще следовало поступать? На их глазах кто-то уничтожил трёх врагов, после чего однозначно попросил их спуститься к нему. Уверенность капитана в незаметности позиции для наблюдения со стороны деревни была стопроцентной. Но как тогда этот неизвестный «кто-то» умудрился понять, что они на холме?
        Кто он? Как смог заметить разведчиков, ведь Куминов в себе и подчинённых, их и собственном умении маскироваться не сомневался? Зачем так явно показал, что видит их и позвал? Для чего вообще напал на эстонцев, нелогично и бесполезно, во всяком случае, на первый взгляд? Чего ожидать в случае если он не один? И самый главный вопрос: есть ли смысл идти в сторону Куйбышева и не конец ли это задания? Вопросов много. Времени на их решение мало. Помощи в решении пока нет совсем. Что остаётся? Идти вперёд и прояснять ситуацию, прокачивать её полностью и принимать решение.
        Поднимаясь по сугробам, которые вели к околице, Куминов неожиданно понял всю простоту своего положения. Казалось бы - сколько вопросов возникло в голове, как их решать? Просто, очень просто. И главное тут понять - кто же ждал там, рядом с тремя неподвижными фигурами в серо-зелёных шинелях. А нет, тут Куминов немного ошибся. Третий из эсесовцев, взятый в плен неизвестным стрелком, уже начал шевелиться. К моменту, когда разведчики оказались у мотоцикла, пленный уже вовсю крутил головой, пытаясь понять, где он и что с ним. Фигура в дополнительной камуфлированной под зимнее время года накидке, быстро убедила его не заниматься ерундой. Ткнув в голову стволом собственного оружия. Потом, вернувшись к консервированной ветчине, употребляемую с помощью ножа, повернулась к Куминову и Воронкову.
        Капитан сначала не поверил себе. Потом, всмотревшись, понял, что не ошибся. Спокойно работавший немаленьким штык-ножом от автоматического карабина «маузер» человек оказался девушкой. Или молодой женщиной, какая разница?
        Невысокая, явно крепкая, хотя маскировочный халат никак не давал возможности оценить это полностью. Халат, к слову, был стандартный, такой же, как у всех разведчиков группы. А вот накидка, если судить по покрою и способу носки - дойчевская, наверняка из экипировки горных егерей Вермахта.
        На широком поясе, охватывающем талию, много подсумков. Хитрая система разгрузки для носимой амуниции, закреплённая сверху, под лохмотьями накидки, тоже не пустует. Странный пистолет-пулемёт, короткий, со складной планкой приклада, длинным металлическим и прямым магазином. Большую часть оружия скрывал светлый чехол, открывая лишь затвор со скобой и флажок переключения огня. На небольшой ствол накручена вытянутая и толстенькая болванка прибора бесшумной и беспламенной стрельбы. Прицел, такой же, как у Куминова, обтянутый белой тканью. От пояса к бёдрам идут дополнительные ремни, внахлёст их пересекая. Судя по видневшимся накладкам ручек, в двух кобурах «Люггер» и «ТТ». Гранаты, дополнительный нож, фляжка в чехле.
        Всё это в голове Куминов прокручивал автоматически, на рефлексах. Воронков, ни слова не говоря, встал чуть сбоку. Скорее всего, что МП-50, который разведчик предпочитал брать на «прогулки», сейчас спокойно баюкается на скрещённых руках. Сержант спокойный и расслабленный, стоит, чуть перенеся вес на правую ногу. Всё верно, так он сможет спокойно уйти в сторону, если откроется огонь. И наверняка сможет положить незнакомца, вернее уже незнакомку.
        Молчание затягивалось, не прерываемое ничем, кроме металлического звука ножа, скребущего уже по дну банки и сопенья эсесовца, раскорячившегося на снегу. Девушка, или женщина, прервала его первой.
        - Здравия желаю, товарищ капитан. - Показалось ли Куминову, или в голосе послышалась тень от улыбки?
        - И вам не хворать, гражданочка. - Николай теперь уже внимательно рассматривал лицо. Вернее, открытую его часть.
        Глава восемнадцатая
        'Разведчик, даже оставаясь в одиночку, обязан бороться до конца.
        Любой противник должен бояться разведчика больше смерти'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Маска состояла из двух частей. Вязаного низа, на манера «морского шарфа» обхватывающего горло и лицо до кончика тонкого носа. И верха, сделанного из утеплённого и простёганного хлопка с прорезями для глаз. Через них сейчас на капитана смотрели спокойные светло-голубые глаза, чуть прищуренные. Капюшон девушка не откинула, под его тканью на лбу что-то чуть приподнимало ткань. Скорее всего, это были немецкого производства очки от ветра и дождя со снегом. Удобная вещь, подобными штуками Куминов комплектовал РДГ каждый раз перед выходом в зимний рейд.
        - Ну, что расскажете? - капитан ждал ответа. Готов был услышать что угодно, начиная от партизанского отряда, и заканчивая неведомыми разведслужбами НКГБ, прикомандированными к его группе для соблюдения режима секретности и большой сохранности. Вместо ответа Куминов услышал вопрос, удививший его.
        - Саша цела? - девушка вытерла штык-нож о воротник эстонца, мгновенно замершего от страха. Практически ласково потрепала его по щеке, наклонившись. Мол, не беспокойся… Пока резать не буду.
        - Цела. - Куминов покачал головой. Часть догадок, скорее всего, оказалась верной. - Тебя-то как звать, женщина из русских селений?
        - Юля меня зовут. - Девушка подмигнула командиру разведгруппы. - Гречишина моя фамилия. Старший лейтенант госбезопасности, коллега. Поможете моцик убрать и трупы скинуть, а, мальчишки?
        - А этого зачем? - Куминов кивнул в сторону эсесмана. Тот вновь замер, ожидая дальнейшей судьбы.
        - Поговорить с ним надо, узнать кое-что. Эй, чудо-юдо, рыба-шпрота, как тя там зовут-то, морда твоя европейская? Р-и-и-и-м-у-у-у-с… ну, пошли, Римус. Только сначала давай-ка, ты и поможешь девушке упаковать твоих товарищей. Не откажешь ведь девушке в просьбе, да? Умница, сразу видно, европейский кавалер, галантный. Хватай вот этого, мордатого, как наручники отстегну, и тащи во-о-о-н туда, в сортир. Такому говну, которое носит на петлицах две эс, самое там и место. Ты не согласен? Да ты ж моя умница, Римус, мы с тобой поладим…
        Куминов, вместе с Воронковым кативший тяжёлый «цюндап» в сторону коровника, чудом уцелевшего, лишь качнул головой. Юмор девушки Юлии он оценил, в отличие от эстонца. В глазах этого светлого здоровяка читалась обречённость. И ещё в них плескался безудержный страх, безумный и неуправляемый.
        Группа, после того, как к ней присоединилось ещё двое человек, на лежку не остановилась. Старший лейтенант НКГБ Юлия Гречишина оказалась той, за кого себя выдавала. Саша её знала, причём знала давно и хорошо. Единственный документ, имевшийся при себе у неожиданно появившейся чекистки, также подтверждал её слова. Документ был интересным, про такие Куминов раньше только слышал.
        Текст, содержащий в себе лишь фамилию, имя, отчество и звание, написали на тончайшем шёлке, спрятанном в псевдо-ладанку, висевшую на шнурке. Но это было так себе, по отношению к новым, куда как более интересным обстоятельствам.
        Товарищ Гречишина, свалившаяся на голову Куминову, не оказалась дополнительным сопровождением. Девушка являлась специальным агентом, внедрённым на территорию противника под прикрытием. Последние три года Юля жила в одном из бывших пригородов Куйбышева под вымышленной легендой о родственнице одного из фольксдойче[34 - Фольксдойче - категория лиц на захваченных немецко-фашистскими захватчиками территориях СССР. К ней, как правило, относились те, чья кровь считалась арийской. Т. е потомки немцев-переселенцев, либо сами немцы, оказавшиеся на то время в СССР и оставшиеся жить. Отношение к ним было на порядок выше, фольксдойче приравнивались к великому арийскому народу Германии со всеми вытекающими благами, если так можно назвать личные свободы, права и обязанности. Большая часть фольксдойче работала на администрацию захваченных районов. Прим. автора.], работавших на узловой станции. Уже после отправки группы Куминова через фронт, она получила сообщение о необходимости сопроводить разведчиков до места выполнения задания, с оказанием всего необходимого содействия. И выдвинулась по известному маршруту.
        Трактовала Юля задачу по-своему, начав лихо импровизировать и находясь ещё в роли девушки арийского происхождения. Диверсия по отношению к охране станции, двум сменам караула, которым девушка старательно сдобрила обед некими специями, была первой. Дальше она отправилась тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. На момент выхода РДГ со своей стороны, Юля уже вовсю следила за немцами в округе. Вот и сейчас разведчики вновь бежали вперёд, стараясь срезать ещё пару десятков километров. Как и где девушке удалось найти карту и маршруты патрулей, Куминов пока не интересовался. Надо было уходить от деревни, уходить как можно быстрее. Несмотря на все заверения Гречишиной в том, что никто не хватится трёх эсесовцев не эстонского происхождения.
        Доверяй, но проверяй, особенно в таком деле, как у капитана. И пусть знакомы женские участницы их безумного марафона. И документы у товарища старшего лейтенанта ГБ в полном порядке. И эсесовцев она пристрелила достоверно и убедительно. И то, что сейчас патрули немцев стянуты в районе Кошек, где, по словам Юли, ведётся отвлекающий бой партизанского отряда Азарова. Надо было бежать. Тем более что Гречишина дорогу до объекта знала хорошо, и проходила её не по карте. Ногами, от Бавлов и до Сергиевска, год назад. Когда уехала на неделю, якобы к родственникам в Пензу, а сама, после ареста отвечающего за объект товарища, отправилась на него.
        Куминову не давал покоя лишь две странности. Первая: как так вышло, что четко было сказано про отсутствие агентов на необходимых территориях, а сейчас вот она стоит напротив. И вторая, чуть менее важная: откуда она знала про них с Воронковым и Хрусталёвым на холме? Ответ не заставил себя ждать через полтора часа, когда группа наконец-то добралась до базы, заблаговременно приведённой в порядок внедрённым агентом-фольксдойче.
        Хорошо укрытая сеть из трёх блиндажей в небольшом леске. Толстые брёвна перекрытий, накрытые сверху немаленьким слоем дёрна, опавшей листвой, а сейчас ещё и снегом. Две печки, с хитро устроенной системой дымоходов. Запаха от сгоревших дров не ощущалось на расстоянии в полкилометра, на которое Куминов выставил три секрета.
        Убежище делали при отходе. Команды НКВД прятали их везде, где планировалась партизанская деятельность, укрывали, не давая расползаться слухам. Кто знает, именно это, такое добротное и уютное, легко могли делать давно убитые товарищи вот этого Римуса, попавшие в плен на свою голову. Это правильно, на войне все средства хороши.
        Он с удовольствием дал бы отдохнуть всем сразу, но нельзя. Уже когда они укрылись под густыми ветками елей, в вышине с гулом прошла двойка «Драккенов». Быть настороже явно не мешало, и Куминов отправил трёх людей в охранение. Четвёртый, немногословный и надёжный Расул Валеев, в ответ на приказ командира даже не подумал возмутиться. Закинул за спину винтовку Пчёлкина, подпрыгнул, ухватившись за низкую ветку, и пропал в высоте. Лишь после этого оставшаяся группа спустилась за Юлей.
        Сейчас Куминов бодрствовал, решив дежурить половину времени, отведённого на отдых. Сидел за грубо сколоченным столом в первом из блиндажей, рассматривал карту, на которой Юля указала более короткий маршрут. Думал о новых обстоятельствах, появившихся с этой девушкой. Обе из имевшегося в наличии представительниц женского коллектива тоже не спали. Воспользовавшись моментом - мылись.
        Первыми, к чести девушек, в небольшой местной бане оказались разведчики, которые заступали на посты уже через три часа. Смыв пот и грязь, надев запасное нижнее белье, вытащенное из рюкзаков, и развесив постиранное у печки, ребята спали в соседнем помещении. Куминов сам неплохо отскоблился, старательно растирая кожу жёсткой мочалой, густо пенившейся от мыла. Было хорошо, хоть и накатила лёгкая усталость, так и зовущая прилечь на топчан из брёвен и досок в углу, накрыться с головой курткой, пропахшей насквозь во время бега потом и забыться в пусть и недолгом, но спокойном сне. Приходилось терпеть, ожидая времени, когда можно будет разбудить Хрусталёва на смену.
        Как же хорошо было сидеть даже вот так, когда клонило в сон. Зато сидеть чистым, освободившимся от застаревшего пота, грязи, всего, что так незаметно в обычной жизни. Понять простое восхищение от чистоты способны, наверное, далеко не многие. Да, хорошо и приятно, но вот так, как чувствовал себя сейчас Куминов? Мм-м, ощущать кожей, казалось скрипящей от собственной чистоты мягкость чистого белья, которое не зря носил за спиной. Провести ладонью по гладкому лицу, на щетине которого вся незаметная до рейда грязь скапливалась сразу. Ощутить на голове, коротко остриженной перед самым выходом, мягкий уже ежик отрастающих волос. Капитан улыбнулся собственным мыслям, когда в углу блиндажа раздался тяжёлый вздох.
        Он покосился на грустного эстонца Римуса, тоскливо сидевшего в углу. Эсэсовец не строил надежд и планов на далёкое и светлое будущее. Понимал, что жить ему, скорее всего, осталось очень недолго. И вёл себя соответствующе, полностью расквасившись и ничуть не напоминая своих «коллег» из немецких подразделений. Куминов внутренне хмыкнул, наблюдая за ним. Уж чем-чем, а трусостью перед лицом противника отличались не все эсесовцы, конечно. Но уж большинство точно. Посмотрите, сидит, здоровенный дядька, который ещё утром был храбрым и отважным. А сейчас? Что-то себе под нос бормочет, уставился в пустоту и ждёт, ждёт свою судьбу.
        Судьба не замедлила появиться. Неудачливая, пусть до какого-то момента и наоборот, фортуна иностранного легионера СС Римуса приняла облик девушки. Довольной собой и жизнью, распаренной, одетой в чистую форму, но босиком. Прошлёпав по чистым доскам, судьба села за стол рядом с Куминовым. Старательно сушила полотенцем короткие, скорее всего собственноручно подстриженные недавно волосы и смеялась. Над чем? Кто его знает, Саша появилась такая же, хохочущая во всё горло. Но Римус смотрел только на Юлю, с ногами залезшую на широкую скамью и откинувшуюся на стену за собой.
        - Эй, рыба-шпрот, подгребай-ка сюда. Ком, ком, майне фрейнд. - Гречишина адресовала одну из улыбок Римусу. Куминов заметил, что эстонца это не обрадовало, заметил по мгновенно остекленевшему взгляду и напрягшемуся лицу. Он встал, прямой, как будто жердь проглотил, чуть не касаясь макушкой низкого потолка. Подошёл, сел на табурет напротив.
        Капитан представил, как выглядит это со стороны, ухмыльнулся. Действительно, смешно смотрелось. Высокий, широкоплечий и светловолосый, чуть ли не вылитый Зигфрид, прибалт, испуганно смотрящий пусть и на крепкую, но с виду совсем нестрашную девушку. Вот только после пробежки, для которой Юля дала эсесовцу вовремя снятые с крепления мотоцикла лыжи, он-то практически рухнул. А она, такая слабая рядом с ним, не села пока не расположились все разведчики. Секреты они выставляли вместе с Куминовым, ориентируясь на указания девушки.
        - Рассказывай, милашка, что делал в деревне? - как бы между делом, старательно отжимая волосы полотенцем, проворковала старший лейтенант безопасности. - Только не забудь ничего, смотри. И советую говорить только правду.
        - Я… я не убивал пленных в лагерях… - Заикаясь, начал Римус. - Я воевал с солдатами и партизанами, я…
        - Ты дурак, морда твоя нерусская? - Юля наклонилась к нему. - Русским языком шпрехаешь, а? Или у вас совсем разучились на нем говорить? Я тебя спрашиваю - что в деревне делали?
        - С дороги сбились, искали, как проехать в Красный Яр. - Эстонец тоскливо посмотрел на капитана. - Нас отправили в составе усиления в Кошки, там бой.
        - Да ты что? - Юля изумлённо уставилась на него. - И сколько туда на усиление, и какие ещё части отправили?
        - Я не…
        - Ухо отрежу. - Ласково промурлыкала девушка. - Левое, для начала. Цацкаться не буду, не до того мне. Ну? Ох, ты посмотри, Саш, вот это мозоль…
        Эсэсовец оторопело смотрел на нее, с грустным видом рассматривающую мозоль на розовой и распаренной коже пятки. Юля сдунула несколько волосков, прилипших ко лбу и недоуменно уставилась на все еще молчавшего Римуса.
        - Кроме наших двух батальонов туда ещё отправили две танковые роты господина фон Зауберга, полк дивизии «Норд». Части вермахта не отправляли, только части СС. На месте уже находились полк «Фридрих», и эскадрилья прикомандированных штурмовых вертолетов Люфтваффе. Правда, меня никогда не было в лагерях, и я не жег деревни. Я много чего знаю, смогу рассказать, помочь, сделаю, все, что скажете!
        - Умница. - Гречишина широко улыбнулась Римусу. Повернулась к Куминову. - Не врёт, ой не врёт. Всё верно, так и есть. Вы всех спать отправили, товарищ капитан?
        - Куда его отвести? - Капитан встал с лавки. Не стоит будить ребят, и девушке идти не стоит. Сам справится, не привыкать. Глаза эстонца начали становиться ещё больше, чем были. Сейчас он напоминал рыбу, неожиданно оказавшуюся на суше. Такой же испуганный, жадно хватающий воздух широко открытым ртом.
        - Вон по тому коридору, там дверь.
        Куминов кивнул головой, рывком стащил эсэсовца со скамьи. Римус не кинулся на него, стараясь зубами выдрать себе свободу. Светловолосый здоровяк разом обмяк, превратившись в желе, заплакал. Заплакал молча, с разом побежавшими дорожками слёз по щекам. Не просил, не хватал за руки, просто хлюпал носом и давился слезами, подгоняемый толчками Куминова вперёд.
        Когда капитан, выйдя через незаметную дверцу в самом конце земляного коридора, вытолкнул его наружу, лишь тогда решил хотя бы попробовать что-то сделать. Резко развернулся, бросившись на него с выставленными перед собой напряжёнными руками. Разом выбросив из головы всё, что наверняка умел делать. Куминов даже не пытался вступить в обречённый с самого начала поединок. Пропустил эстонца вперёд, подсёк сзади, заставив упасть на колени. Ударил резко, ребром ладони, встав в идеальную, как на тренировке, позицию. Хрустнуло, эсесовец дёрнулся, разом обмякнув. Завалился вперёд, успев пальцами загрести небольшую кучку снега. И умер.
        Куминов подхватил тяжёлое тело под мышки, оттащил глубже в лес. На безмолвный вопрос появившегося сзади Расула лишь кивнул головой и пошёл в блиндаж, за лопатой. Нет, не копать могилу тому, кто топтал его землю, вовсе нет. Закидать труп толстым слоем снега, ветвей, чтобы птицы не слетелись, оставшиеся здесь зимовать. Не хватало ещё привлекать внимание каркающими и слетающимися со всей округи воронами. До весны… а весной, как надеялся капитан, немцы здесь следить уже ни за кем не будут.
        - Коля… - глаза Саши, большие, чуть испуганные, уставились на него. - Ты?..
        На войне, как… - 10
        СССР, окрестности г. Томск, 196… г.
        - В нашем деле, брат, как в аптеке - все нужно взвешивать, соблюдать точность и не забывать сверяться с дозировкой.
        Фома спрыгнул в только-только отрытый проход и улыбнулся.
        - А то, бац, и все, пиши-пропало, похоронили да забыли. Ты ж так не хочешь, братишка?
        Гоча так точно не хотел. Гоче хотелось всего-то немного: разжиться деньгами, купить перстень нормального рыжья и завалиться к Любке. К ней запросто так не зайдешь, Любка была птицей хорошего полета. Тихий да мирный Томск, узловая линия новой железки, склады, пункты приемки, училища да институты, тут хватало орлов, любящих любить Любку. А вот Гоче ее тоже хотелось любить, да пожарче.
        А пока красотка, крашеная в белый цвет, принимала всякое тыловое офицерье, и в войну устроившееся отлично. Гоча ваще не любил военных, те норовили дать в ухо, стоило замаячить рядом с ними. А он виноват, что так выглядит? То-то и оно, чо не виноват. А в ухо больно. Но ваще военных Гоча уважал, так это, по-мужски. Он не знал, на самом деле, как по-мужски, мужчин рядом с матерью до смерти не случилось, погибли все дома. Но понимал - на смерть идут, с такими поди-ка пошути, раз, и сломали что-то. А тыловые… тыловых Гоча регулярно «чистил», стараясь, правда, не до смерти. Хотя, как приходилось, если сзади, да за ухо кастетом. Но возле Любкиной хазы Гоча не баловался, очень уж ему не по себе стало бы без сивой крали, все что-то там обещавшей, но без серьезных денег - не дававшей. Оставалось искать - где поднять получше…
        Фома, знававший всех и вся в городе, оказался золотой жилой. Сам из беспризорников, дитя войны, выбился в люди, хоть и занимался опасным делом. Но прибыльным, как оказалось, до черта.
        Фома кружил-блудил вокруг города, забирался в самую глухомань и отыскивал всякие старые могилы. Сам-то Фома обзывал их как-то мудрено, по-чукчански или еще как там звали местных этих… самоедов. Гоча, родился в Тюмени, а вот мать была вроде как из Цхинвала, он не помнил, мелкий был, когда та померла. Учиться Гоча не хотел, кочевал туда-сюда по приютам да сиротским домам, сбегал, искал лучшей жизни. И уж совсем не разбирался во всяких там коренных культурах Сибири. Это Фома, вон, как подопьет на ночевке, так и давай - ля-ля, да ля-ля, сколько тут всяких жило-было и счастливо померло.
        Гоче на это накласть с прибором, Гоча свое дело делает и денежку получает. Это вот главное.
        Дурь, так-то, покупать всяку-разну ерепень, лежащую с мертвяками. Сам Гоча ваще не доходил - как может алюминивая гнутая проволока стоить, к примеру, под две тыщи. А как-то раз, основной покупатель Фомы, бывает ж такое, за кругляк из того ж алюминия заплатил натуральными червонцами, послереволюционными. Отдал, дурень, аж тридцать кругляшей.
        Все радовался - вогульская, вогульская штука. О, вогульская, верно? Гоча, глядя на начавшего спуск Фому перестал думать о ерунде. Какая разница? Главно тут - банк сорвать, вот в этом конкретном кургане. А так Фома прав - как в аптеке работать нужно, иначе завалит полностью могильничек - заколебешься грести потом.
        Фома вдруг остановился, поморщившись. Чей-то, а?
        - Ну-ка, тяни наверх.
        Гоча потянул, стараясь делать осторожно. Ему до Фомы еще далеко, Фома у них мозг, да даже и сила. Гоча на подхвате, понимает, хотя занять место рыжего крепыша совсем не против. Но не время.
        - Спустишься за меня. - Фома морщился, растирая бедро осторожными движениями. - Крови не видать?
        Точно, порезали тут же Фому недавно, какие-то залетные за станцией. Фома ходил закупаться всяким нужным для похода, а эти, видно, приняли за фраера. Хотели на перо посадить, только Гочин старший тоже не пальцем деланый, успел выхватить ТТ-шник, жахнул одному, второму, добил и пошел себе, как его тут не было. Говорит, все сделал, когда поезда отходили и сигналили, потому никто сразу не всполошился. А им пришлось отсиживаться, ждать, как нога мясом зарастет. И вот те на, разошлось опять.
        - Слушай, значит… - Фома сплюнул. - Спускаешься и смотри по сторонам. Тут захоронка должно быть большая, я на карте видел целых три комнатки.
        Ого! Гоча даже напрягся, понимая - какое сокровище привалило. Пару раз вскрывали курганы с двумя комнатенками, так потом по три месяца ели от пуза, пили иностранное, да справили одежду с обувкой на загляденье. Понятно, Фома хапнул больше и убрал куда дальше, но Гоче хватило. Жалко, тогда Любку еще не видел ни разу, а как познакомился, так ни разу такой красоты не выпадало. А тут аж три, три комнатенки!
        Глупый иль нет, но кое-что Гоча для себя усвоил. Чем сложнее такая вот хреновина, тем больше в ней дорогих цацек. Да и цацка цацке рознь, а тут, скорее всего, и рыжье найдется.
        - По сторонам зыркай и иди не прямо, а принимай левее. Попрешься прямо - точно сдохнешь, не дураки делали и железа у них хватало. А тут сухо, не истлело оно полностью. Левее держи, короче. Лампу разожгешь не сразу, нужно, чтобы газ вышел. Пройдешь на ощупь, посошком попробуешь - чо да как. В первой комнате включай.
        Гоча кивнул. Про газ Фома говорил, мол, копится какая-то дрянь, искра брызнет - сгоришь к чертям. Он подхватил «посошок», маленькую кирку, насаженную на трубу, и полез вниз.
        «Вот и закончилось. И этого дурня получится для дела пристроить…»
        Фома закурил, слушая, как Гоча осторожно ползет вниз. Научился все же чему-то, идиот. Дурак дураком, серебро принимает за алюминий. Фома столько сбагрил черненого серебра, да еще и с камушками, а этот все верит в алюминий и стекло. Сперва Фома злился, что это чудо даже пяти классов не закончило за свое скорбное существование, а теперь даже радовался.
        Будь умнее, давно бы допетрил, как Фома его на болту крутит. Пришлось бы еще грех на душу брать и успокаивать дурачка на дне Томи. А Фоме иногда такое надоедало, люди, всеж таки.
        Этот куш обещал закрыть все планы. И на заработок, и на слив опасного подельника. Фома, с малолетства промышлявший расхищением всего старого, верил в байки со сказками. Да и пора, так-то, неладное что-то творилось в городе и не только.
        Фома уже семь лет считался инвалидом. Добра, скопившегося после отца, расстрелянного летучкой НКВД, почему-то оказавшейся в степи, хватило на первый раз. Потом Фома пошел уже сам, накинув шкертик на шею старого отцовского знакомца, выплачивая всяко-разно два раза в год и, когда нужно, являлся с поддельными рентгеновскими снимками на комиссию и показывал разные степени туберкулеза. А как еще?
        Воевать Фома не рвался, пусть дураки воюют. А бронь инвалида закрывала и от работ. Щас же всех, кто моложе и здоровее, гребут по комсомольским призывам во всякие дальние углы. Нефтяниками в Сибирь, там работы валом, к домнам на Магнитку, что у самого фронта, горнорабочими на Урал, еще кем-то на самый Север или, того хуже, загоняют строить железку где дед Макар телят не гонял. То им лагерных все мало.
        А тут… а тут вдруг пропал знакомец, как корова языком слизала, и никто ничо не знает. Опасно это, по нынешним временам. Самому Фоме еще полгода на комиссию не являться, но полгода срок-то короткий, пролетит враз. Движения вокруг странные, если присмотреться и подумать.
        Фома никогда анализу не учился и многого не понимал. Но слухи про тайные мобилизации доходили. Эшелоны на скрытых ветках Фома своими глазами видел, эшелоны, перевшие по железке, где часовой каждые сто метров стоит. У китаез чет непонятное происходит, баяли, мол, начали они япошек гнать. Так, глядишь, война заканчиваться начнет, а это плохо. Комиссия раньше случится и все, попал Фома, как кур в ощип. В лучшем случае на фронт, а это не та война, что нравилась Фоме. Оно ж как? Кому война, кому мать родна. И никаких гвоздей с совестью. Вот ему война-войнушка тут, в тылу, больно по сердцу. А если за горло возьмут? То-то, надо драпать, если нюх не подводит.
        Много куда удрапаешь, когда золотых монет всего ничего, штук двадцать сумел скопить по собственной дурости. Надо б еще хоть столько, тогда, глядишь, выйдет выйти куда-нить к арабцам, к англичашкам. Хотя, как оно сделать - Фома пока не представлял. Но понимал, что как деньги заведутся, то разберется. Вот и искал хорошее дело. И тут - нора, да еще какая. С чем-то плохим внутри, чует Фома, да и…
        Да и про эту нору рассказал сам заказчик, да так рассказал, что поди не поверь.
        «Вернется один, - сказал улыбчивый, прямо как недавно появившийся плюшевый мишка, незнакомый офицер, - главное - все сделать правильно».
        Почему офицер? Выправку не спрятать, как куришь - тоже не спрятать, этот вот ныкал сигаретку в кулаке, говорил чисто, непонятно лишь из-за акцента. Почему взялся за работу с незнакомым? Куш чересчур велик, вот и всего делов. А вернется один? Фома относился философски. В их семье, поколений семь промышлявших темными делами, смерть всегда рядом. Не он так другой. У самого Фомы есть дурак Гоча. Пока есть.
        «Вот эту гранату кинешь, как поймешь, что напарник мертв. - Офицер протянул толстый цилиндр и противогазную маску. - Спускайся только в ней и держи наготове оружие. На всякий случай». И Фома собирался следовать указанию точно.
        Гоча спустился в вырытую дудку, затаив дыхание. Фома никогда не скрывал от него результатов работы, но шел всегда первым. А тут, нате-здрасьте, наверху остался. Гоча покосился наверх. Свет падал, но уже не ярко, сумерки почти наступили. Не зажигать лампу тут, ага… Он принюхался. Пахло как обычно и даже привычно: сухой землей, выжженной на метры вглубь, остатками всяких жуков и временем. Да. Гоча считал, что время пахнет. В таких-то местах уж точно.
        Лампа у них была отличная, недавно выпущенный фонарь с ручкой и на трех больших плоских батарейках. Глаз его можно регулировать, чтобы бил дальше или ближе. Гоча отодвинулся влево, чуть вздрогнув от паутины, мазнувшей по лицу, и включил.
        Вот и ход, все верно Фома сказал. Впереди, надо полагать, широкий впрямь ведет к яме с кольями, даже если те сгнили, так шлепнись, сломаешь ногу-руку и оставайся потом тут гнить. Гоча раздвинул густую паутину, полез внутрь могильника. И остановился сразу, как попал в первую комнату.
        Рыжье, рыжье…
        Золото переливалось повсюду. Блюда, какие-то чашки на ножках, кувшины, рассыпанные монеты, оружие, маски, еще огромные тарелки, рога, украшенные золотыми ободками, статуэтки, настоящая упряжь из золота, маска.
        Гоча сглотнул, уставившись на белое костяное лицо, смотрящее прямо на него. На сгорбленную тощую фигуру, медленно и верно встающую с земляного пола. Гоча хотел заорать, но горло как перехватило удавкой.
        Шепот ударил со всех сторон, змеиным шипением втек в уши, спеленал по рукам и ногам, бросил на колени. Маска, блестя высокими скулами и узкими веками, оказалась перед глазами. Что-то ударило в живот, Гоча глянул вниз и, наконец, заорал, глядя на блестящие змеи собственных кишок, тянущихся за когтистой рукой-лапой.
        Заорал еще раз, обрадовался, услышав стук за спиной. Фома пришел на помощь, плюнув на рану, Фома…
        Пламя залило все вокруг, выжигая воздух, закипевшую кровь, плоть и саму жизнь. Жизни. Тощее существо в маске полыхнуло не хуже сухих березовых веников.
        Фома спустился вниз, расчехлив второй фонарь и достав обрез-двустволку, заряженный волчьей картечью. Наказ наказом, полыхнувшая граната и все такое, но орал Гоча больно уж страшно. Спускаться вышло лишь минут через пять, когда все внутри выгорело, а поднятая пыль улеглась. Противогазная маска противно облепляла лицо, но Фома плевать на нее хотел. Под ногой хрустнуло, он покосился и поморщился, разглядев горелые кости и странную хреновину, смахивающую на маску. Его ждала последняя, самая важная комната кургана, упокоившего одного из великих шаманов древнего забытого рода. И требовалась одна единственная вещь, зашитая в его мумии.
        Через копоть на стенках просматривались рисунки и надписи. Смахивали на китайские, но Фома один черт не разбирался. Рисунки проще рассматривать, тут все понятно. Вон, на кол кого-то сажают, вот тут жгут, там пир, а тут набег. Человек с рогами, как у лося, не иначе, солнце за ним, кони, на коленях кто-то стоит, а кровь собирают в чашу. Воет ветер, гонит темные холодные тучи, морозит людей до костей, реки превращает в голый лед, выстужает каменные города и войлочные юрты, ломает деревья, промораживает землю, превращает врагов в ледяные статуи. Ветер идет по велению хозяина степей, прикрывает и помогает, прячет в пурге и вьюге тумены воинов, залепляет глазам стражам длинной кирпичной змеи, защищающей земли на юге, залепляет глаза куманам и русобородым на востоке, тянется холодными руками дальше, к далекому западному последнему морю, куда должно дойти настоящим Сыновьям Тенгри, живущим под Вечным и Великим Синим Небом, чтобы те напоили своих лошадей в его соленых волнах и смыли с них пену и пот. И тогда…
        Фома вздрогнул, чуя, как пот катится градом с лица за маску, как прилипает к спине рубаха. Отлепился от стены, куда вжался, сам того не заметив. Что это было-то, а?
        На счастье Фомы - мумия сгорела. И костяной диск, украшенный непонятной росписью и единственным алым камнем, чуть смещенным от центра.
        Заказчик не обманул, не подвел, появился вовремя, на любимой окраине Фомы. В кустах, сухих и плотных, прятался Иван Кочка, дезертир и хороший стрелок, пару раз прикрывавший Фоме спину на особо дорогих сделках. После виденного рисковать не хотелось. Такой знающий человек, да еще и владеющий такими хитрыми штуками, как граната с напалмом, или чего там было, далеко может зайти… Фома принимал меры, не больше.
        Они сблизились, протянули руки, когда раздались тихие хлопки. Уже падая и чувствуя холодную иглу, торчащую из шеи, Фома успел пожалеть о своем чутье, давно говорившем - надо валить. Смотрел, уже проваливаясь в темноту, на людей в белых костюмах, вылезавших из сугробов и прыгающих с дальних крыш. Смотрели беззвучно плакал о своей жизни, что теперь точно пойдет не так, как ему хотелось.
        - Всех взяли? - Лысый, сидя в кубрике спецвязи полковника Медведева, довольно кивал.
        - Так точно. - Говорил немолодой, но явно очень сильный мужчина. - Даже какого-то бегунка с бесшумной СВТ-С в кустах. Немца сразу отвезли в Институт, тех двоих пока придержали. Фома нам интересен, копатель, могил наворошил до ужаса. Дезертира предлагаю отправить на любой из проектов.
        - Согласен. Диск у них был с собой?
        - Так точно. Доставлен в хранилище Института.
        - Молодцы. Выяснили точно, чей курган? Не Чингиса?
        - Шаман. Джунгарский, скорее всего. Как у него оказался диск из…
        - Не стоит. - Лысый улыбнулся. - Я доволен. Займитесь немцем и вором. Дезертира, как и предлагали, по своему усмотрению. Выражаю благодарность всему участвовавшему личному составу и прошу подготовить наградные листы.
        Глава девятнадцатая
        'Разведчик, даже оставаясь в одиночку, обязан бороться до конца.
        Любой противник должен бояться разведчика больше смерти'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Я, Саша, я. - Куминов прошёл в сторону «предбанника», где видел несколько лопат, аккуратно накрытых брезентом. Вышел, ещё раз посмотрев на неё. - Что не так? С собой нам тащить его нельзя, да и незачем. Нужно было отпустить? Эсэсовца, врага, человека, у которого на счёту точно не одна жизнь? Не стоит, Саша, не стоит. Это война, ты же знаешь, и мы воюем за свою Родину.
        Сплюнул, неожиданно поняв, что разозлился на неё, пошёл назад. Учёная отвернулась, ссутулившись. Странно, как же оно всё странно, не ожидал такого от неё.
        На улице повалил лёгкий снег, мягкими и большими снежинками. Капитан дошёл до успевшего остыть Римуса. Хлопья падали на его бледное лицо с широко раскрытыми глазами, падали и не таяли. Чертова война… чертовы люди, которым не живется спокойно дома. Обязательно надо полезть к соседям, найти этому объяснение, за уши затащить других. И удивляться собственной смерти, которая пришла так неожиданно. Действительно, как странно, когда те, которые должны поднять вверх лапки, испугаться и ждать своей участи - не делают этого. Интересно, что ожидал от своей жизни вот этот дурень с нашивками СС, когда вступал в ряды легиона? Обещания фюрера исполнятся обязательно, они быстро захватят страну Куминова, и сам Куминов будет терпеливо этого дожидаться? И эта тоже, хороша, ничего не скажешь.
        Обалдеть просто… Коля? Нет, надо было оставить его здесь и с ним в качестве няньки кого-то из ребят? Да что такое с этой девушкой, которая так спокойно отнеслась к смерти тех, на заимке? Неужели теперь в её глазах капитан будет палачом, из-за чего? Тем более что он не выстрелил в затылок беспомощному фашисту, который всё-таки нашёл в себе силы и бросился в бой…
        - Коля… - её шаги Куминов услышал до того, как девушка подошла близко. Но не стал отвлекаться от работы, уже успев накидать солидный сугроб. - Извини, пожалуйста.
        - Всё хорошо. - Капитан кинул ещё несколько лопат и отправился в сторону сухого валежника, что заметил неподалёку.
        - Он был такой, такой… - Саша замолчала, не найдя слов.
        - Жалкий и беспомощный? - Куминов набросал на тело, погребённое под снегом несколько больших, разлапистых веток. - Стало не по себе? Бывает, товарищ профессор, и не такое бывает. Хочешь, чего расскажу?
        - Да. - Она торопливо кивнула головой, не двигаясь с места. Куминов оглянулся. И понял, что карие и тёплые глаза Саши смотрят в ту сторону, где он только что накидал наломанного сухостоя. Смотрят, странно поблёскивая, очень странно и нехорошо.
        - Я только прибыл в свою первую часть, пройдя ускоренные курсы краскомов[35 - Краском (красный командир) - одно из первых наименований командирских званий и должностей в рядах РККА. Введено вместо офицерских званий «кровавого царского режима». Наравне со странной системой знаков отличия (кубари, шпалы, ромбы), существовали до определённого момента Великой Отечественной войны. Исчезли, заменённые нормальными удобными званиями и погонами. Автор предположил, что это событие произошло немного, так скажем, позднее. Прим. автора.]. Началось наступление, под Пермью, когда отбили первый кусок нашей земли. Тогда шли вперёд, мы с пехотой, бок о бок. Друг у меня был, Сашка, командовал взводом штурмовой пехоты. Взяли сельцо, рубеж обороны. Много своих положили, немцев тоже… порядочно. Одного не добили, пацан пацаном с виду, тоже из легиона был. Пожалел его Сашка, почему, зачем… не знаю. Дали уйти.
        Куминов сел на поваленный ствол. Воткнул лопату, глубоко, надёжно. Саша стояла рядом, не садилась, смотрела на него. Капитана, за трое суток ставшего таким близким и знакомым.
        - Немцы пошли в контрнаступление через неделю. Сашкин взвод стоял тогда на переднем крае, попал под самый каток. Там батальон полег почти сразу… Сашка остался жив. Тогда остался жив… - Куминов хрустнул костяшками, дернул щекой. - Недолго. Укрепиться им не дали, наша рота шла первой. Хорошо, что бинокль у меня тогда разбился, не хотел бы я его иметь при себе потом. Видеть, как твоего друга распинают, Саша, это больно, очень больно. Все эти молодцы из Ваффен СС всегда твердят одно, и тоже: не пытали, не мучали, убивали, если пленных, так сразу, одним выстрелом. Не знаю, может кто и такой из них. Я верю своим глазам. Сашку прибили гвоздями к забору, вырезали звезду на груди. Видел всё это в бинокль, недолго, совсем недолго. Винтовка у моего снайпера была хорошая, трофейная. Первым выстрелом его снял, Сашку, чтобы не мучился. Вторым этого щенка, который рядом стоял, с ножом, сучонок стоял. А он его тогда пожалел, дурак…
        Саша подошла к нему ближе, села, наконец. Закурила, затянулась глубоко и сильно. Положила ладонь на колено капитану, сжала.
        Они сидели и молчали, говорить не хотелось. Да и не о чем было говорить. Вокруг война, не стоит говорить, стоит делать дело. Все разговоры потом, когда они победят, когда от Берлина не останется камня на камне, когда тех, что заставил их быть здесь и сейчас - не останется. Ни одного, ни малейшего воспоминания. Без пощады, без жалости, нужно быть такими, потому что война ни где-то у соседа. Война здесь, на их родине, у них дома.
        Птицы всё же что-то заметили, но не решились сесть, пока люди были здесь. Так и кружили в небе, изредка присаживаясь на высокие деревья, окружающие неглубокую котловину посреди леса. Небо, серое и низкое, смотрело вниз на двух людей, сидящих на поваленном и сухом дереве. Небу не было всё равно, но что оно могло сделать? Скрыть следы безумия этих глупых существ? Это оно могло.
        И с неба, ставшего неуютным и холодным, вниз падали и падали тяжёлые хлопья, не собираясь прекращаться. Снег валил, начиная становиться уже настоящим снегопадом, не лёгкой позёмкой. Белое покрывало накрывало груду валежника, под которой остался глупый молодой Римус, решивший, что ему стоит бороться… за что-то, казавшееся важным. Небо понимало, что всё это от глупости, но люди сами выбирают свой путь, и получают награду за него тоже сами. Если человек решил, что две старые, давно забытые изломанные закорючки на петлицах делают его кем-то другим, стоящим над всеми остальными? Что тут можно сделать даже небу, высокому и мудрому? Людям свойственно делать ошибки, не учась на опыте других, и тот, что сейчас лежал в тысячах километрах от собственной родины, эту ошибку сделал. Мог остаться дома, спрятаться заплатить врачам, не идти мстить русским за какие-то там обиды? Мог, но не стал. Как баран пошёл за двуногими зверями, прикидывающимися волчьей стаей, не понимая, что на каждого волка всегда найдётся волкодав. На своё несчастье встретил своего, и умер смертью обычной подзаборной шавки. Как это было
всегда со всеми, решившимися прийти на эту землю с оружием. Небо знало это всегда, оно видело и помнило многое. И понимало, что ему скоро предстоит накрывать белым лёгким саваном многих из тех, кто думал также как глупый эстонский эсесовец.
        Потому что их красное знамя, на котором в белом кругу катится чёрное, испоганенное солнце, не сможет сравниться с алым цветом тех, кого они захотели сломить. И в этом была та правда, которую небо знало непреложно.
        - Саша, капитан! - Юля, возникшая из белого вихря, начала кричать раньше, чем увидела их. - Быстрее, быстрее!
        Куминов вскочил, понимая, что всё-таки что-то случилось. И побежал в сторону блиндажа. Саша успела первой.
        Джанкоев тихо стонал сквозь зубы, не приходя в сознание. Мерять температуру обычным градусником было не нужно. Жар, безумный жар чувствовался сразу, стоило прикоснуться ко лбу разведчика. Остальные разведчики, разбуженные его стонами, стояли рядом, окружив его кольцом. Венцлав растолкала их, стараясь быстрее оказаться рядом с раненым. Радист, которого вчера успела зацепить хозяйка заимки, метался в бреду. Чистые, хоть и немного отсыревшие простыни, найденные в специальном закутке блиндажа, промокли насквозь. Запах пота от совсем ещё недавно полностью отмывшегося бойца она ощутила издалека. Хуже было другое. В и так не самом чистом воздухе блиндажа висел густой и сладковатый запах.
        «Заражение, - поняла Саша, - необычное по времени, которое он получил после зубов той твари. Господи, что делать?»
        - Выйдите все! - голос девушки хлестнул по бойцам, отвлекая их от мечущегося товарища. - Капитан, Юля, останьтесь.
        Разведчики вышли, оставив с Камилем только их троих. Саша присела на край топчана, стараясь не задеть его. Попросила Куминова дать нож, понимая, что не стоит пытаться расстегнуть тугие пуговицы.
        - Подержите его, вспорю рукав.
        Капитан обхватил плечи радиста, не давая ему двинуться. Юля крепко прижала к топчану раненую руку.
        Нож у капитана был наточен на совесть. Крепкая ткань рубахи расползлась сразу, выпустив ещё более усилившийся запах.
        - Твою-то за ногу! - Вырвалось у Саши, когда показался бинт, которым около двух часов назад она сама сделала Джанкоеву перевязку.
        Ткань бинта не была белой. Не была рыжей от проступившей крови. Не была алой от крови резко и неожиданно хлынувшей. Густо-коричневая корка, с вкраплениями чёрных и зелёных капель от вытекающего гноя. Тяжёлый и густой смрад начавшей разлагаться ткани. Тёмные толстые следы под кожей воскового цвета, протянулись от локтя на несколько сантиметров вверх. Венцлав только вздохнула, поняв, что такой реактивной по времени возникновения гангрены не было ни в одном справочнике полевых хирургов. Смерти от сепсиса следовало ожидать в ближайшие часы. Никаких препаратов, обернувших заражение вспять, у них с собой не было.
        - Это что за хрень такая? - Юля изумленно посмотрела на неё. - Слышь, подруга, вы во что парня вляпать умудрились? Сколько он у вас с гангреной ходит?
        - С прошлой ночи… - Куминов выдохнул воздух. - Камиль, Камиль, как же так…
        - С прошлой ночи? - Юля посмотрела на них ещё удивлённее. - Ты, капитан ничего не путаешь? Этой дряни несколько дней минимум, без какого-либо лечения. Не мог же он пойти с вами с такой штукой, никак не мог.
        - Коля говорит правду. - Венцлав покачала головой. - Но как же так? Заражение должно было начаться ещё там, на заимке. Я же сама осматривала его весь день, я же помню. Ничего похожего и близко не было, краснота спала к вечеру. Чёрт, чёрт…
        - Что делать будем, Саша? - Куминов повернулся к ней, отпустив разведчика, так и не пришедшего в себя. - Умрёт ведь.
        Девушка задумалась, ещё раз покачала головой.
        - У нас нет с собой никаких действительно сильных лекарств-антибиотиков, да они тут и не помогут уже… Инвентарь, вот инвентарь есть… весь, и пила тоже. Стерилизовать только необходимо, вот что главное. Юля, спирт в блиндаже есть?
        - Есть, - буркнула та, - сколько угодно для этой цели.
        - Хорошо. Готовь спирт. Коля, нужна вода, горячая и открытый огонь. Стерилизовать будем с его помощью и спиртом, больше нечем. Жгуты у меня с собой есть, и бинты тоже.
        - Этого добра здесь хватает, не стоит свои запасы тратить. - Юля встала. - Блиндаж готовили для партизан, это его основное назначение. У них раненые всегда есть, без медикаментов никуда. Вот ведь хрень, вот ведь.
        Приготовления заняли некоторое время, пусть и недолгое. Во втором помещении блиндажа установили стол. Тот самый, за которым совсем недавно сидел довольный после бани Куминов. Горячую воду Воронков, которого капитан не отпустил, грел тут же, на второй из печей, садовой, с открытыми конфорками сверху. Несколько вёдер, предварительно начисто отмытых, парили в плохом свете от керосиновых ламп.
        Саша, проверив заточку никелированной пилы, лежавшей в её памятной капитану укладке, нервно дымила в предбаннике. Куминов подошёл к ней, уставившейся в одну точку прямо перед собой.
        - Переживаешь?
        - Не то слово, Коля. Мне же не доводилось раньше такого делать. Да и условия… Господи ты боже, жалко-то его как, слышишь?
        - Он выживет? - Капитан внимательно посмотрел на неё. Саша взгляда не отвела.
        - Я не знаю. Характер заражения непонятный, понимаешь? Подозреваю, что твари те и в самом деле были… не живыми. Удивляться в этом случае трупному яду мне в голову не придёт. Если так, то умрёт. Если нет - то не знаю. Доволен таким ответом?
        - Причём здесь доволен или нет? - Куминов сел рядом. - Ты волнуйся чуть меньше, Саша. Если оставить как есть, то ты сама говоришь, что Камиль умрёт. Значит только такой выход. И всё, больше никак. Тебе волноваться сейчас нужно меньше. Юля сможет тебе помочь, правильно понимаю?
        - Сможет… - Саша затянулась, затушила сигарету. - У неё с медициной всё в порядке всегда было, особенно с хирургией. Специальность у неё совершенно другая, на твою похожая. Но на занятия ходила исправно, с интересом.
        - Вы учились вместе? - Было не время, но капитан про задание не забывал. Как и про свои подозрения в сторону неожиданной попутчицы группы.
        - Не совсем… - девушка встала. - В одном заведении, это верно. Но не вместе. Коля… Она тогда вас почуяла просто, в деревне. Этому их учили, хорошо учили.
        - Что?
        - Ей можно доверять, не напрягайся так. С ней нам проще будет, поверь. Мы и так в графике идём, а Юлька его сократит. Я очень рада, что она здесь оказалась. Хотя если бы предупредили, было бы лучше.
        - Хорошо. - Куминов согласно кивнул. - Я попробую.
        - Чудно. Знаешь, чего боюсь больше всего? Не знаешь, не знаешь. Сильного обезболивающего у меня с собой нет вообще никакого. Морфин… не знаю, поможет ли? Не говоря уже про наркоз. Ведь зачем его нужно было нести? Вот и я о том же, правильно ты киваешь. Держать придётся Камиля, сильно держать.
        Куминов неожиданно почувствовал холодную каплю, электричеством пробежавшую вниз по спине. Про такой вариант мысли в голову не приходили.
        Морфин не помог. Камиль пришёл в себя в тот момент, как Саша сделала первый надрез ланцетом, вскрывая мышечную ткань. Она не ожидала заражения намного выше такой заметной черноты. Густая, багровая жидкость с почти чёрными сгустками побежала на земляной пол, когда он открыл разом побелевшие глаза и закричал. Дико, безумно, жалобно.
        Он умер через три часа после операции, так и не приходя в сознание. Камиль Джанкоев вновь провалился в тёмную бездонную мглу в тот момент, когда зубья пилы с хрустом врезались в кость повреждённой руки.
        Старший сержант Воронков, накрыл ему лицо простынёй, что-то прошептав себе под нос. Куминов вышел на улицу, в уже надвинувшиеся сумерки. Сел на земляной бок блиндажа, занесённый снегом, не обращая никакого внимания на холод. Приобнял за плечи ревущую Сашу, у которой в пальцах нервно плясала сигарета. Прижал к себе, ткнувшись носом в тёплый, пахнущий земляничным мылом затылок. Гладил по спине, вздрагивавшей и ходившей ходуном под его ладонями. Шептал на ухо, беззащитно смотревшее из-под коротко остриженных тёмных волос что-то успокаивающее. Не замечал собственных слов, говорил-говорил-говорил. Ему было страшно оставлять её одну.
        Глава двадцатая
        'Следует постоянно учить разведчиков преодолевать страх, подавлять
        Инстинкт самосохранения.
        Это достигается разъяснительной работой
        И целенаправленными тренировками.
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Осторожно… - Юля придержала вырвавшегося вперёд разведчика за рукав. - Куда лезешь?
        - А я чё? - бойцом оказался Пчёлкин, чему Куминов, услышавший всё это, не удивился. - Я ничё…
        - Капитан, он у вас всегда такой? - Гречишина повернулась к Куминову, уставившись на него глазами, смотревшими через прорезь тёплой, шерстяной маски.
        - Бывает… Пчёлкин!
        - Да, командир. - боец тоскливо вздохнул. Тяжело было не заметить, что чекистка парню понравилась сразу. Вот и лез вперёд, геройствуя и рисуясь.
        - Ещё раз сглупишь, что сделаю? - Куминов продемонстрировал ему кулак.
        - Сокрушите, товарищ командир. - Пчёлкин тоскливо вздохнул. Спорить с командиром было дело бесполезным.
        - Нам куда? - Куминов повернулся к Юле.
        - Вон видишь, ельник? - Чекистка показала на хорошо заметную группу совсем невысоких зелёных деревцев, запорошенных снегом. - Там вход.
        - Вот так, на виду? - Капитан немного удивился. Чего бы он точно не подумал, так это вот такого. Вход в секретный объект в ёлках… ну, надо же.
        - Головой покрути. - Хмыкнула девушка.
        Капитан внял и покрутил. Дошло сразу, да и сложно было бы не понять. Таких ельников в округе хватало с избытком. Зелёные пятна густо усеивали неглубокую котловину, одну из многих в здешних местах. Когда-то перед войной, если судить по еле угадывающимся следам, разрабатывали тут песчаные карьеры. Часть техники, развалившейся и проржавевшей, еще кое-где виднелась.
        От склона, чётко выделяющегося на фоне ярко-голубого неба, отделились две фигурки в белом. Скользнули вниз, пригнувшись. Через несколько минут Воронков и Шабанов оказались рядом с остальной группой. На безмолвный вопрос капитана сержант отрицательно мотнул головой. Немцев в округе не заметили.
        - Двинули. - Гречишина оттолкнулась от снега и быстро покатила в сторону цели. Разведчики, всё также аккуратно, след в след, последовали за ней. Рисковать обнаружением следов отряда сейчас форменная глупость. Пожалуй, самую сложную часть пути группа преодолела. На какой-то момент Куминов почувствовал, что можно расслабиться. Пусть и совсем на чуток, не больше. Оставив двух человек за спиной, они вышли точно к назначенному времени на точку, от которой предстояло двигаться под землёй. Капитан надеялся на удачную поездку на неведомом составе. Не из лени, ни в коем случае.
        Пробежать столько километров на лыжах, в постоянном и скоростном ритме - тяжело. Несмотря на весь свой опыт, капитан ощущал усталость, глубокую, сильную, от которой не избавишься парой часов сна. И если есть возможность двигаться вперёд не ногами, то это только плюс. Он посмотрел на Сашу, уже подкатившую под высоко поднятые над землёй лапы первых лесных красавиц. Девушка держалась молодцом даже и под самый конец нелёгкого марафона. Языка на плечо не вываливала и рюкзак у неё забирать не приходилось. Сдавалось Куминову, что те самые свойства организмов его с товарищами, что дремали до поры до времени, у Венцлав были поактивнее, что ли. Во всяком случае, лыжная пробежка на любой тренировке, пусть и самой изнуряющей, вовсе не то же самое, что бешеный ход РДГ, скрывающейся от противника. Но как бы оно не было, показала себя профессор просто молодцом.
        Разведчики, добравшиеся под глухой ельник первыми, уже сняли лыжи, рассыпавшись по его периметру. Командовать о выставлении охранения не пришлось, каждый давно и крепко знал свои обязанности. Шутяк с любимым «штурмгевером» распластался слева от центра ельника. Шабанов, вскинув винтовку, слился со снегом на севере. Эйхвальд и Сафин прикрывали оставшиеся стороны. Куминову, только расстегивающему крепления лыж, любо-дорого было смотреть на слажено работающий механизм собственной группы.
        Юля уже вооружилась немецкой саперной лопаткой, раскидывая снег на невысоком холмике, торчавшем точно в середине трёх самых больших деревьев. Капитан и остальные присоединились. Результат махания лопатками стал виден очень скоро.
        Небольшой люк, врезанный в ровное кольцо бетона. Обычная стальная поверхность, крашенная в свое время в защитный цвет, так дико смотрящийся на фоне леска. С одной стороны аккуратно наваренная небольшая скоба для поднимания. С другой - металлическая коробка, гладкая, без каких-либо выступов. Чекистка, запустив руку под одежду, достала длинный стержень с насечками и неглубокими кружками. Наклонилась, явно вставляя его в какую-то прорезь. Глухо щелкнуло внутри коробки, и её верхняя часть приоткрылась. Юля откинула её в сторону, приоткрыв прямоугольник из кнопок, спрятанных под ней. Куминов обратил внимание на отсутствие металлического скрежета, который должен был быть. Потом вспомнил, что чекистка моталась сюда, проверяя состояние объекта. И только сейчас оценил храбрость девушки, в одиночку оказавшейся здесь, на бескрайних просторах, неустанно патрулируемых противником.
        Поверхность кнопок гладко блестела, на металле под ними также не виднелось никаких цифр. Кодовый замок делался таким образом, что только знающий настоящее расположение числового кода мог бы его открыть. Пальцы девушки быстро пробежали по ним. Так быстро, что Куминов не смог запомнить порядок. Это удивило его, слишком было необычно. Обычно такого с ним никогда не случалось, уж что-то, а такие необходимые действия Куминов запоминал прекрасно. Не говоря о том, сколько часов потратил в свое время именно на эти, оказавшиеся потом такими нужными, тренировки. Часы? Даже не часы, дни, месяцы. Часто в абсолютно свободное время он тренировал наблюдательность и память. Капитан даже немного разозлился на самого себя[36 - У разведчиков должно быть много разных качеств. Но одним из важнейших является вовсе не умение метать нож, к примеру. Или сворачивать головы часовым одним движением рук, хотя это также важно, как и всё остальное. В данном случае речь о наблюдательности и способности запоминать всё, пусть даже и мгновенное увиденное, до мельчайших подробностей. На самом-то деле никто не позволит разведчику
вести фото и видеосъёмку так, как ему удобно. Именно из-за того, что все качества и навыки наблюдательности не дали Куминову запомнить код, он и разозлился. Прим. автора.].
        - Готово… - выдохнула Юля. - Ну, товарищи разведчики, тянем-потянем.
        Воронков понимающе кивнул, взялся за скобу и потянул. Скрипа вновь не послышалось. Люк спокойно поднялся вверх, мягко и плавно. Тёмное отверстие, достаточно широкое для того, чтобы в него пролез даже весьма большой человек, пахнуло немного затхлостью. Но запах тут же развеялся. Воронков наклонился над люком, подсветив себе фонарём-жучком.
        Луч от вжикающего встроенной динамкой приборчика выхватил металл лестницы, уходившей вниз на солидную глубину. Но серый бетонный пол был виден хорошо. Метров семь-восемь, не больше.
        - Полезли? - Саша, с интересом смотревшая вниз, посмотрела на Куминова. Не на Юлю, отвечавшую за объект, на командира группы.
        - Следы уберём и полезем. - Капитан выпрямился, оглядываясь.
        Отдавать приказ не стоило. Валеев, Хрусталев и Воронков уже вовсю работали лапником, разравнивая следы. Куминову оставалось лишь начать спускать снаряжение и оружие вниз.
        На всё необходимое у группы ушло десять минут, тютелька в тютельку. Куминов, несколько раз спустившийся и поднявшийся по ледяным ступенькам лестницы, проверив тщательность маскировки даже не смог придраться. Разведчики старательно уничтожили все следы от лыжни и обуви, которой изрядно натоптали уже на поляне. Группа стояла у входа, ожидая команды на спуск.
        - Ну что, командир, - чекистка Юля хмыкнула, глядя на них, - товарищи военнослужащие всё сделали. Полезли, что ли?
        - Полезли. - Куминов согласно мотнул головой. - Давайте быстрее, я замыкающий. Пошли, ребята.
        Свет от нескольких фонарей выхватывал из темноты немного. Спустились они на площадку, небольшую, прямоугольную, ограждённую с трёх сторон. С открытой стороны вниз спускалась ещё одна металлическая лестница, в этот раз нормальная, с поручнями и довольно широкими ступеньками. На ней время, прошедшее без ухода, было заметнее. Тёмно-зелёная краска практически отсутствовала, вздуваясь во многих местах пузырями и красуясь большими пятнами ржавчины. Где-то неподалёку еле слышно капало. Скорее всего, толстые перекрытия, сложенные из бетонных плит, пропускали начавший таять снег сверху.
        Юля, накинувшая на плечи лямки рюкзака, вздохнула:
        - Стареет всё прямо на глазах. В прошлый раз краски больше было, мда…
        Она оглянулась на капитана, махнув рукой (мол, давай двигай за мной), и пошла вниз по лестнице. Куминов, не раздумывая, двинулся следом, прислушиваясь к гулкому и далеко разносящемуся эху от практически неслышных шагов чекистки и своих собственных.
        Лестница уходила вниз ещё метров на десять. Спускаясь и выхватывая лучом света всё яснее виднеющиеся рельсы, капитан задумался. Труд, который он видел и ощущал, был титаническим, больше никак и не скажешь. Уже находясь там, куда быстро сбежала Юля, видя пути, по которым давно не двигались катки составов, Куминову стало немного не по себе. Одно дело слышать про то, что по всей стране есть такие скрытые магистрали, ведущие в разные её концы. И совсем другое - стоять на чём-то вроде платформы, видя перед собой колею для одного состава и заметить невысокий длинный прямоугольник локомотива и несколько платформ, сцепленных за ним. Он подсветил поезд, пытаясь понять: что он из себя представляет?
        Локомотив оказался незнакомый, ранее невиданный. Это Куминов понял сразу. Что-что, а таких вот механизмов за свою фронтовую карьеру видел много. Отличить старую «овечку» от той же «щуки» мог только по еле заметному силуэту. Тягач у поезда, скорее всего, с комбинированным двигателем. Во всяком случае ясно - он точно работает на тепловой тяге, вон характерный выход для продуктов сгорания, да и заметна чёрная копоть, несмотря на большое количество вполне ожидаемой пыли. Это было немного странно, ведь следы добротной консервации бросались в глаза. Но поразмыслив, ему стало ясно, что при постановке его сюда - у консервирующих состав специалистов времени не нашлось. В смысле оттирать нагар и грязь с самих катков.
        Скорее всего, у локомотива вторым способом движения являлись аккумуляторы. Юля подтвердила догадку, позвав с собой двух разведчиков в сторону накрытой брезентом невысокой пирамиды, устроенной по типу склада боеприпасов, когда ящики ставятся один на другой. Под плотной тканью оказались прямоугольники аккумуляторных батарей, аккуратно установленные друг на друга.
        - Толку от них? - протянул Хрусталёв. - Заряжать как? Тоннель до самого Куйбышева, на поверхность не будем выходить?
        - Будем. - Юля не обратила внимания на сарказм в голосе старлея. - Вон там генераторная с дизелем. Подзарядим необходимый минимум, восемь штук. Этого хватит, чтобы проехаться с ветерком.
        - Опасно. - Куминов поскрёб подбородок. - Как мы на поверхности на нём попрём?
        - Участок короткий. - Девушка рассматривала аккумуляторы. - Проходит через ту зону, где немцы сами боятся находиться.
        - Почему? - Куминов насторожился, уже привычно.
        - На месте и увидите… - Юля показала на отобранные батареи. - Чего раньше времени пугаться?
        - Ты про участок у Сарбая? - Саша подошла тихо, встав за Куминовым.
        - Именно, подруга. - Чекистка посветила на дверь, утопленную в стене. - Про него… Пчёлкин, чего встал, а? Помогай, давай, тащи сюда.
        Куминов отошёл в сторону, прихватив за локоток Сашу.
        - Чего там ждать, выкладывай. И почему ты ничего не сказала раньше, если знала?
        - Я и не знала. - Тёмные глаза смотрели на него… огорченно, как будто она ощущала за собой какую-то вину. - Про сам этот маршрут я мало что знаю. Про Новый Сарбай могу рассказать. Юля права, там мало хорошего.
        - Рассказывай. - Капитан вздохнул, ожидая новой порции вновь открываемых секретов.
        - Немцы, проводившие в Берлоге первые опыты, вывозили туда результаты экспериментов. Те, что не удались. В основном погибший материал, то, что осталось. Но, скорее всего, не всегда. Может, кто-то из подопытных оказался очень умным, может, там были такие же, что хозяйничали в заимке. Да и отходы бывают разные, вот и вышло то, что вышло. По нашим данным, которые пришли из Берлоги, сейчас у Нового Сарбая вся местность принадлежит этим самым результатам экспериментов. Кто именно, или что - я не знаю. Этот район немцы практически оцепили, охраняют, не выпуская никого наружу. Вот и всё что я знаю.
        - Ясно, что ничего не ясно. - Куминов сплюнул. - А платформы у нас практически открытые, так? За-а-а-м-ее-е-ч-а-а-а-тел-ь-но…
        Поняв, что больше ничего нового не узнает, Куминов решил осмотреться. Разведчики, под командованием товарища Гречишиной, вовсю занимались приведением состава в рабочее состояние. Было очевидно, что Юля знает, как это сделать в самые сжатые сроки. Беспокоиться точно не о чем. Капитан развернулся и пошёл в сторону виднеющегося на платформе небольшого строения.
        Будка, напоминающая снятый с шасси грузовика КУНГ, оказалась помещением для дежурной смены обслуживающего персонала. Ну, или охраны, что наверняка одним и тем же. Во всяком случае, стол с толстой тетрадью журнала дежурств, несколько телефонных аппаратов и оружейный шкаф точно говорили в пользу сделанного капитаном вывода. Интересного в тесноватой конуре было мало.
        На стене висел чей-то портрет. Посветив фонарем в его сторону, Куминов увидел сквозь пыль усы и взгляд, полный отеческой заботы, принадлежавшие лишь одному человеку в СССР. Портрет был довольно раритетным, такой фотографии вождя капитану встречать не приходилось. Понадеявшись, что доведётся вернуться, не стал снимать его со стены. Открыл журнал, посветив на последнюю страницу. Увидев дату, понял, что не ошибся, когда подумал про отсутствие времени у тех, кто пригнал сюда локомотив. Цепкая память подсказала дату одного из самых опасных наступлений немцев, пришедшуюся как раз на это самое число.
        Открыл один из двух небольших шкафов-пеналов, закрепленных на стенах. Увидев стопку пожелтевших газет, потянулся к ним. Дата и год, отпечатанные на тонкой серой бумаге, заставили Куминова вздрогнуть.
        Газет из сороковых сейчас было мало. Когда страна закреплялась на Урале, не хватало не просто многого. Не хватало всего, и кому тогда было дело до сохранения истории, когда нечем было заклеивать окна в самую первую зиму. Куминов, выросший в наспех построенных бараках, никогда не мог забыть того холода. Сквозняков, гулявших по огромным, разбитым тонкими стенками на клетушки помещениям. А сейчас он держал в руках настоящее богатство, пусть и не в золоте или бриллиантах. В руках капитана была история, которую нельзя было забывать. Газеты немедленно перекочевали в рюкзак, аккуратно уложенные сверху, чтобы не помялись. А в следующем шкафу его ожидало ещё одно богатство. Фонарь «летучая мышь» и целая бутыль масла к нему.
        Воронков, ковырявшийся во внутренностях локомотивчика, гарантировал запуск через час. Сержант был не только хорошим разведчиком. Технарём до мозга костей, в чём-то даже Кулибиным он стал ещё до того, как попасть в армию. И если сказал, что состав отправиться через час, значит, так тому и быть.
        Три платформы к тому времени очистили от пыли и грязи. Была радостная новость о том, что по бортам закреплены поднимающиеся бронепластины с бойницами. Немедленно, с грохотом и лязгом, их стали приводить в необходимое положение. Сверху натянули тот самый брезент, который накрывал аккумуляторы на платформе. Разрезали на несколько частей, которых как раз и хватило, чтобы соорудить тент. Крепления для него на платформах были.
        Хотя караул на платформе вроде бы и не нужен, но Куминов решил перестраховаться, перекрыв оба подхода с тоннеля и площадку, с которой спустились. Остальные разведчики разместились на платформах, предварительно заполнив основной и дополнительный топливные баки мазутом из цистерны, утопленной в стене. Гречишина не ошиблась насчёт дизеля, который, немного повыпендриваясь, заурчал и зачихал. Электричества для небольших фонарей-прожекторов, установленных на платформе, хватило. Когда все необходимые приготовления для отправки закончились, Куминов уместился на откидной скамье одной из платформ и, не удержавшись, вытащил из рюкзака несколько газет.
        Зажёг «летучую мышь», откинулся на холодный борт, подложив под голову свёрнутую плащ-палатку, и с головой ушёл в недалёкую историю:
        «18 ИЮНЯ 1943 г. В БОЙ № 48»
        Опровержение ТАСС
        Прогитлеровская шведская газета «Нью даглигт аллеханда» опубликовала сообщение о том, что недавно в Стокгольме происходили мирные переговоры между СССР и Германией и переговоры, которые будто бы сорвались на территориальных вопросах. ТАСС уполномочен опровергнуть все это сообщение, как явно нелепое и смехотворное.
        Письма из тыла
        Крепко бейте фашистов
        Здравствуйте дорогие бойцы - защитники нашей славной Родины!
        Сердечный привет вам и пожелание скорейшего разгрома банд гитлеровских разбойников. Дорогие наши воины, мстите немецким фашистам за нашу поруганную землю, за убийство тысяч невинных советских людей, за сожженные города и села. Бейте фашистов так, чтобы от этой погани и следа не осталось.
        Мы в тылу будем продолжать с утроенной энергией работать для фронта, для победы.
        С нетерпением ждем вашего возвращения домой как победителей.
        Привет
        Анна ШВЕДОВА.
        Прошу ответ писать по адресу: Московская область, г. Дмитров, совхоз «Буденновец».
        Сколько вы убили гитлеровцев?
        ПИСЬМО БОЙЦАМ-УЗБЕКАМ
        Дорогие!
        Мы рады и горды тем, что вы вместе со своими братьями - русскими, украинцами, белорусами и другими громите ненавистных фашистов, грабительскую армию людоеда Гитлера.
        Бейте беспощадно этих извергов! Бейте до полного их уничтожения! А мы в тылу отдаем и будем отдавать все силы, чтобы обеспечить героическую Красную Армию всем необходимым, чтобы помочь вам быстрее добиться полного разгрома и уничтожения немецких захватчиков.
        Пишите нам, как вы воюете, сколько каждый из вас уничтожил гитлеровских мерзавцев.
        Бригадиры хлопкового совхоза «Хазарбаг»:
        Джураев Карши, Джумаев Ядгар, Джумаев Чоршамби, Рассулов.
        Трактористы:
        Хатамов Шадыяр, Сидоренко Григорий, Шаймарданов Чары, Айматов Абдула и др.'
        Куминов покачал головой. Вон оно как, все четко и ясно. Сейчас пишут все же иначе, не рапортуют, стараются живее.
        Бейте извергов… Они же и бьют. А те дают сдачи. Да еще как дают… И знать бы, что сейчас с Иволгиным и остальными, как они, вообще?
        На войне, как… - 11
        СССР, Сибирь, 196…
        Локомотив, свистя старым котлом, подкатывал к месту выгрузки. Майор Калмыков, жуя сигарету, устало смотрел на платформы, тянувшиеся гусеницей. Где-то темнел брезент, накрывавший груз, где-то тот смотрел наружу, ничем не прикрытый.
        Майор автоматом затягивая невкусный кисловатый дымок, табак был трофейным, от героических румын, ничего не понимал. Смотрел на вроде бы знакомое и привычное, но не понимал. Или не хотел понимать, не веря полученным инструкциям. Майор, воевавший последние десять лет, даже признаваться себе не хотел, что творящееся вокруг заставляет тупеть, погружаясь в какое-то болото.
        И ничему не радоваться. Особенно несказанному, но очень понятному. Логику Калмыков считал вещью обязательной для любого офицера, и пользовался ей постоянно. Не полагался на услышанное, прочитанное или пересказанное, прокачивал информацию и старался правильно рассчитать настоящий вариант для будущего.
        На фронте это помогало всегда. В тылу оказалось также важно. Вот как сейчас.
        Сто платформ с подбитой, но годной к восстановлению бронетехникой. Сроки выставлены сжатые, сокращенные в три раза. Среди пополнения его ремонтного батальона затесались не меньше десяти сотрудников СМЕРШ. Сам Калмыков вчера был в Уфе, встречал это самое пополнение, добиравшееся до Черниковки на машинах, вместе с ГСМ и запасными частями. Сидел в буфете почти два часа, отметившись у коменданта о прибытии, выпил стаканов пять чая и скурил почти полпачки сигарет, выходя на перрон, под мелкий снег. Проводил глазами не меньше десяти похожих составов, бодро бежавших дальше. Два, если Калмыков все понял правильно, по стрелкам и путям перенаправили в Дёму.
        А что в Дёме, поселке железнодорожников, завода ремонта подвижного состава и мехмастерских? Правильно, в Дёме еще два батальона последнего полка, принявшего в командный состав майора, не годного к службе на передовой. На левой руке полтора пальца, верно. Только мозги-то ему в бою за Белебей не вышибло, верно? То-то и оно, всякие майоры нужны Родине в тяжелый год. Особенно, если год затянулся на два десятилетия.
        И если полк, восстанавливающий технику, получает три полных эшелона для работы и сжатые сроки, то, что? Все верно - впереди что-то очень серьезное. Потому и контрразведка в каждом подразделении. Ему-то никто не сообщал, но майор Калмыков не то, чтобы не считал себя дураком, нет… Он им просто не был. И мелочи подмечал.
        - Приготовиться к выгрузке! - Калмыков повернулся к людям. - Командиры рот ко мне, получать ведомости. Остальные - снимать брезент, осмотреть крепления с колодками, проверить натяжение тросов. Без команды - больше ничего не делать. Выполнять!
        С эшелоном, в вагончике для ремонтной бригады железнодорожников, прибыло командование. Сам комполка, полковник Збруев, начштаба Самигулин и особист Федорчук. Начштаба, шедший первым, протянул ведомости.
        - Товарищ полковник, - Калмыков развернулся к комполка, - личный сос…
        - Вольно, майор, работайте, мы пока покурим.
        Справедливо. Комполка Калмыкову попался хороший. Война молодых делает генералами, а некоторых, правда, полковниками. Збруеву тридцать исполнилось совсем недавно, и война проехалась по нему серьезно. Левая половина лица - как рубанком прошлись, да еще и с зазубринами. Глаза нет, стеклянный он не носил, пользовался черной повязкой, посмеиваясь, если величали Кутузовым. Левая же рука после разорвавшегося рядом снаряда действовала плохо. Но, как и у Калмыкова, голова работала на полную, потому и не комиссовали.
        В людях Збруев разбирался, просто так в дела не лез со своим уставом, если не нарушались задачи и просто Устав. Вот как сейчас, когда батальон, уже получив списки техники, проверял наличие, сверял комплектность и остальное. Доклады от ротных поступили быстро, все оказалось на месте и разгрузка началась.
        Все давно отработано, надо ускориться - справятся.
        Кранов у Калмыкова было четыре штуки, танковых тралов-прицепов - десять, а вот механиков с руками и умными головами - хоть одним местом ешь. Написано в сопроводительной ведомости «на ходу», так и пойдет машина своим ходом. А высокий и длинный бетонный язык платформы выдержит. Потому раньше закрутившихся журавлей-кранов, к эшелону подгоняли наливники с длинными шлангами. Первая машина, САУ, зафырчала дизелем уже через десять минут. Заливать-то надо немного, лишь бы схватилась и прошла до ангаров мастерских.
        - У тебя по сколько можно зараз поставить? - поинтересовался Збруев.
        А то не знает, хмыкнул про себя майор. Но ответил:
        - Три ангара по десять машин, один на пять.
        - Было же на четыре? - спросил начштаба.
        - Да и осталось на четыре. Но поставим пять.
        Про работу под открытым небом никто не спрашивал. Посты из бойцов НКВД стояли тремя линиями, по полкилометра между каждым, но… Но машины освобождались от снова, после выгрузки, натянутого брезента только в ангарах. Больно уж хорошая у немцев оптика и больно уж умеючи те шпионили.
        - Молодцы. - начштаба кивнул. - Вопрос есть, Виктор Палыч.
        Калмыков повернулся к нему.
        - Пойдем, у тебя обсудим.
        Майор кивнул, повернулся к разгрузке, где с платформы скатилась уже пятая машина. Дождался, пока та зафырчит тише и крикнул Зайцева, командира первой роты. Подошедшему капитану передал планшетку с графиком и приглашающе показал на вагончик, установленный у путей недавно.
        Внутри было тепло. Самохин, порученец Калмыкова, поддерживал печку постоянно, а сейчас на ней даже попыхивал паром недавно вскипевший чайник.
        - Коля, ты обожди нас. - Калмыков кивнул рядовому на дверь. - Посторожи.
        Самохин вопросов не задавал - надо, значит надо. Натянул валенки, сменив сапоги, накинул полушубок и, взяв оружие, вышел.
        - Интересную бумагу ты переслал начснабу, - сказал особист, грея руки у печки, - такую, что он даже к командиру вон прибежал с ней, размахивая и квохча, что твоя наседка.
        Калмыков пожал плечами. К гадалке не ходи, речь о рапорте по дополнительному снабжению, сделанному неделю назад.
        - А вы, товарищ майор, тоже им заинтересовались, судя по всему?
        Особист кивнул, садясь за стол. Посмотрел на комполка. Збруев, закурив следующую, прищурился, разглядывая Калмыкова и положив перед собой плотно исписанную бумагу. Тот самый рапорт? Точно, его подчерк, Калмыкова.
        - Задавайте вопросы, отвечу.
        - Ответишь… - Збруев усмехнулся. - Ты, Виктор Палыч, нас удивил. Вот мы и рещили сами разобраться, что да как, ведь бумага твоя, при всей ее правильности, больно подозрительная. Ты зачем просишь дать тебе три «комсомольца» с трубовозными прицепами?
        Три мощных дизельных тягача на трех мостах Калмыков просил с водителями, свои все точно будут заняты к весне.
        - И людей на них, своих не хватит.
        - Зачем?
        - У меня ангары сборные. - Калмыков подал плечами. - Опоры на винтах собираются. Весна, думаю, будет с дождями, градом и кабы не снегом в мае. А технику как делать? В чистом поле можно, но лучше же ребят накрыть, а как возить это все?
        Командиры снова переглянулись
        - Ага, Виктор Палыч, значит возить собираешься? - поинтересовался особист. - И комплекты формы, включая танковые комбинезоны сверх положенного, тоже для движения куда-то весной, а? И с чего ты это взял, не разъяснишь?
        - Логику включил? - начштаба, молчавший все время, улыбнулся.
        - Да. Все одно к одному, и лучше я сейчас готовиться стану, чем потом не смогу выполнить все необходимое.
        - Когда потом? - Збруев покачал головой.
        - Думаю, месяца через полтора край, когда наступление начнется.
        Офицеры переглянулись.
        - Виктор Палыч, придется тебе все на бумаге изложить, свои выводы и остальное, - протянул особист, - потому как логика твоя, железная, смахивает на секретные данные, полученные тобой не пойми откуда. А у тебя их быть не должно. Ты уж не обессудь, друг ситный, но надо.
        - И изложу. - Калмыков закурил. - С батальона снимете сейчас? Передавать недолго, ребята справятся.
        Первым засмеялся особист, следом присоединились остальные.
        - Придется сдавать, Виктор Палыч, - Збруев вытер слезящийся глаз, - мал тебе батальон. В дивизию отправишься, в штаб, будешь там логику свою применять.
        Калмыков непонимающе уставился на него. Збруев подмигнул:
        - Ты своей логикой просчитал весь план наступления, секретный донельзя. А информации у тебя было мало, ты только первую партию техники получил, что должна на усиление будет идти. Так зачем, скажи майор, такую умную голову нам сейчас здесь держать? Не, применение бы нашли, но это тоже самое, что гвозди микроскопом забивать. Доложить мы были должны, доложили, а тебя сразу туда и затребовали. Будешь теперь логику применять шире и правильнее. Понял? А раз понял - зови ротного и сдавайся.
        Глава двадцать первая
        'Разведчик никогда не должен забывать своей задачи.
        Ее исполнение является ключевым моментом операций'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Что перехвачено? - рыкнул Медведев, нависая над связистами.
        Листок лег перед ним немедленно.
        Комполка взяв его нежно, как первый весенний цветок для супруги, скрылся за занавесью. На него уставились сразу две пары глаз, профессора и лысого. Офицеров полка не присутствовало, не совещание, все на своих местах и занимаются делом.
        - Пока все группы не обнаружены, если судить по результатам радиоперехвата. - Медведев сел, глядя прямо в стол. - Это хорошо.
        - Это очень хорошо, полковник. - Лысый позволил себе улыбнуться. - Если не сказать, что даже лучше.
        - Они дойдут. - профессор закурил. - Должны…
        - Вы бы, Юрий Сергеевич, себя-то поберегли, - посоветовал лысый, - хотя бы уменьшите свою порцию табака на каждый день. Сердце у вас не заменишь, если что случится.
        Профессор отмахнулся.
        - У меня для вас новость, полковник. - Лысый, утром встречавший самолет, положил на стол пакет. - Вскрывайте. Думаю, мне известно его содержимое, я получил похожий.
        Медведев, сопя, разорвал бумагу. Взял два листа, запаянных в прозрачный плотный целлофан, разорвал его. Начал читать, на глазах становясь еще суровее. Дочитав, полковник выпил два стакана воды и уставился на лысого:
        - Как-то не верится.
        - Поздравляю, товарищ генерал-майор. - Лысый протянул руку, крепко пожав клешню Медведева. - Необходимые ресурсы и подразделения, необходимые для пополнения вашей дивизии, уже выдвинуты. Вам, как еще нескольким военачальникам, оказана большая честь. Вам начинать наступление в течение месяца.
        - Медлить нельзя… - Медведев вздохнул. - Но почему именно ранней весной, ведь и нам придется плохо. Немцы хорошо подготовлены, они даже привыкли к погоде, к распутице, ко всему остальному.
        - Прогнозы больно уж хороши, - поделился профессор, - такие прогнозы встречаются редко, а настолько точные нам еще не попадались. Это будет не просто плохая весна, товарищ генерал. Это будет ужасное и практически воюющее против нас время года. Готовить технику надо уже сейчас.
        - А люди всегда готовы… - Медведев сжал подстаканник, незаметно для себя смяв его. - Прозвучит нехорошо, но…
        - Я человек, Юрий Сергеевич- тоже. - Лысый вздохнул. - Мы все понимаем. Погибнут тысячи, даже если удар окажется внезапным, даже если сработает контрразведывательная сеть, даже если мы зальем немцев огнем и засыплем сталью. Но больше никак.
        - Вы остаетесь здесь для контроля моих действий?
        - Мы остаемся здесь для встречи группы Куминова, а потом убудем. - Лысый улыбнулся. - Вы, товарищ генерал-майор, не считайте нас за надзирателей. Вы не тот человек, которому не доверяют. Вы справитесь, это знает теперь уже вся ваша дивизия, знаем мы, знают в Ставке. Неужели вам самому не хочется стать первым, быть тем, кто скинет фашистскую сволочь за Волгу, утопит ее в ней и в их собственной крови?
        Медведев кивнул, соглашаясь.
        - А вот где остальные группы, - лысый скрылся в своей тени, - мне все же также интересно.
        …Иволгин выдохнул, коротко и хрипло. В висках и груди колотило, дышалось тяжело, со свистом и бульканьем в легких. Капитан приложил ладонь к ребрам справа, чувствуя, как пальцы враз стали теплыми и мокрыми. Сил практически не осталось, во всяком случае, не на бег. Дела… ничего не скажешь. Разведчик сплюнул алой слюной на снег, остановившись. Спрятался за ствол ближайшего дерева и осторожно огляделся по сторонам. Сколько до врага? Сколько ребят осталось?
        Сбоку, прячась в густом ельнике, скользнули двое. Иволгин присмотрелся. Да, Варфоломеев и Ткаченко, как обычно, держащиеся вместе. Рядом с ним, прижавшись к высоченной березе, жадно глотал воздух Лукашевич. И чуть в стороне, укрывшись за толстым комлем поваленной здоровущей ели, уже проверял прицел Ованесян. И все, никого больше у него не осталось.
        А еще вчера, когда его группа нос к носу столкнулась с остатками РДГ Абраменко, их было четырнадцать. Сейчас - пятеро, выживших из двадцати четырех, стартовавших совсем недавно. Иволгин поднял голову, слыша, как там, позади, с треском завалилось дерево. Чуть позже - второе. Чихание моторов не слышалось достаточно давно. Немудрено, в такой бурелом танки и бронетранспортеры все же не сунутся. Становится совсем ясно - кто валит деревья, поддерживая загонщиков-егерей.
        Дальше он-то точно бежать не сможет. С дыркой в легком не побегаешь… Иволгин криво усмехнулся. Даже побороться с гансами напоследок нормально не получится. Что сделаешь с ходячими танками, прущими сквозь подлесок сюда, имея лишь пару гранат? То-то и оно, мало что сможешь. А уходить с простреленным виском капитану не хотелось. Не для того они воюют, не для того. Оставалось лишь надеяться на то, что пехота выскочит раньше, не держась за «шагунами». А уж с ними-то можно и поквитаться.
        Иволгин посмотрел на оставшихся ребят. Говорить не пришлось, все давно ясно. Целых не осталось, а бежать дальше - смысла нет. Хуже будет, если кто-то потеряет сознание и окажется в плену, подобранный егерями. Уж они-то по следу точно пойдут, не отстанут. Значит, сейчас будет бой, последний, страшный. И его немцы, принявшие в нем участие и выжившие, запомнят надолго. Капитан иллюзий не строил, шансов у остатков двух РДГ не было. Вернее, был шанс. Один на миллион.
        Хруст раздавался все ближе. Последние из оставшихся птиц торопливо улетали прочь от мерно шагающих механизмов и людей. Иволгин проследил глазами за маленькой стайкой юрких снегирей, низко пролетевших напротив. Глаза защипало, неожиданно и странно. Одна из птиц, отставшая, выскочила прямо на него. Капитан застыл, глядя на небывалое поведение осторожного пернатого. Там, откуда он ждал врага, со стоном свалилось еще одно дерево.
        А разведчик, у которого внутри все хрипело, смотрел на маленького красногрудого снегиря, неожиданно наплевавшего на осторожность и не торопившегося догонять сородичей. Потом птичка все-таки взмахнула крыльями, поднялась выше и взмыла в небо, освободившееся от низких серых туч. Иволгин проводил снегиря взглядом, старательно запоминая невеликую птицу, покрасовавшуюся перед ним. Потом улыбнулся, глядя в режущую глаза яркую синеву. Хороший день, красивый.
        - Готовы? - голос сорвался в глубокий, рвущий изнутри кашель. Снег под ногами покраснел еще больше. Разведчики кивнули, слитно и разом. - Хорошо…
        Пальцы, что Иволгин потихоньку ощущал все хуже, пробежались по подсумкам с боеприпасами. Негусто, м-да… Но этим, уже заметным среди стволов и сухостоя, хватит. По горло хватит, ишь, собаки бешеные, даже красться прекратили, уже победителями себя ощущают. Ничего, херры сраные, сейчас ощутите вкус победы. Иволгин щелкнул пальцами, привлекая внимание Ованесяна, уже прицелившего. Тот сначала не понял, но потом мотнул головой, давая фрицам подойти ближе. Бить надо наверняка, только так.
        Иволгин поднял «штурмер», выбрав одну из фигур, становящихся все ближе. Палец мягко лег на холодную полоску скобы. Осталось немного…
        Группу Абраменко зажали с трех сторон в районе заброшенной деревни, загнали на самый ее край. Она могла бы уйти и скрыться парой часов ранее, но винты «Драккенов» разгоняли вертушки намного быстрее. Хотя начиналось все хорошо, относительно хорошо.
        На маршрут его РДГ вышла быстро, прикрываясь отходом немцев с позиций. Как прошли остальные группы - Абраменко не знал. На связь он вышел поздно ночью, заставив бойцов отмахать по прямой километров с шестьдесят. Риск? Верно, он, но старлей рисковать любил. Задача только вот оказалась непонятной. Это Абраменко не нравилось сразу, как только узнал, что надо дойти до точки и лишь там, если их не будет ждать связной - запрашивать директивы от штаба. Что там, в городе, куда они бежали, вот в чем вопрос? Но задаваться им он не стал, довольствуясь приказом. Надо - значит надо, чего голову ломать?
        Ночь РДГ старшего лейтенанта Абраменко встретила в глухомани у села Альметьево. Село было большое, как-никак районный центр. Подумав, командир группы решил преднамеренно встать на лежку именно здесь и оставаться до вечера следующего дня. Такой наглости фрицы явно ожидать не станут. Ведь на территории райцентра, по имеющимся данным, расположились три роты фельдегерей, стоявших в нем постоянно. Плюс танковый взвод и подразделения тыловой поддержки. Ну, кто, скажите на милость, совершит настолько глупый и нахальный поступок, как остановка разведгруппы в его окрестностях. Первоначально так и шло.
        Ближе к сумеркам, до которых оставалось не больше часа, группа начала готовиться к выходу. Проверяли боеприпасы, надежность креплений и самих лыж, тщательность обмотки металлических мелких деталей амуниции. Абраменко немного нервничал от того, что не было возможности сделать доклад, но это казалось лишь мелкой и временной неприятностью. Радиомолчание вблизи линии фронта было обязательным для положительного исхода всей операции.
        Бойцы, стараясь двигаться незаметно, начали собираться у выхода из густой рощицы, росшей наособицу и в стороне от основного лесного массива, в который РДГ сейчас и готовилась стартовать. Вчера вечером, выходя на последний рывок, Абраменко не учел обстоятельства, которое на карте было показано достаточно четко. А он просмотрел пустой кусок, расстоянием около километра. Как результат - группе надо теперь преодолеть открытое пространство незаметно и быстро. Приходилось ждать темноту, рисковать заданием и людьми было нельзя. Вчера и сегодня, все время, что РДГ находилась в рощице, выставленные наблюдатели не заприметили каких-нибудь тревожных признаков. К моменту, когда РДГ должна была споро и скрытно пересечь белое полотно и укрыться среди леса, дарившего им несколько часов относительной безопасности, беды ничего не предвещало. Плохого Абраменко ждал лишь после выхода из-под деревьев и бега по степи, открытой и практически плоской. Он ошибся.
        Пулеметы ударили в момент, когда две первые тройки разведчиков уже скользнули под тяжелые, скрываемые густым снегом, что валил весь день, кроны деревьев. Били точно, зацепив последнюю тройку, где шли бойцы прикрытия. Два небольших броневика, стоявших на самых окраинах села, не могли нащупать лучами прожекторов всю группу, скрытую снегопадом. Но часть своего дела они сделали. Три сломанных фигуры, только начинавших разгон, упали в снег, не успев даже вскрикнуть.
        - Ходу! - Абраменко толкнул связиста, почти зашвырнув его в спасительные заросли впереди. - Живо!
        Сзади продолжали раздаваться пулеметные очереди, срезая ветки и сбрасывая на разведчиков, скользящих по снегу, снег. Чуть позже гулко грохнуло. Лейтенант вздрогнул, понимая, что кто-то из бойцов выполнил свой долг, подорвавшись сам и добив товарищей. РДГ быстро уходила в лес, стараясь оторваться, выжать хотя бы немного времени. Абраменко, указав бегущему в самой голове верзиле Якубовскому направление, не отставал от связиста. Иллюзий у него не было, в ближайшее время их начнут зажимать в кольцо, зажимая челюсти капкана, который уже сейчас создается опытными загонщиками.
        Ветви хлестали по лицу, приходилось постоянно беречь глаза. Группа шла ходко, втянувшись в необходимый для попытки выжить ритм. Задание уже практически провалено, старший лейтенант понимал это. Оставалось лишь одно - поиграть в кошки-мышки с немцами, давая возможность выбраться другим группам и выполнить приказ. Это Абраменко и собирался сделать. На короткой остановке, минут на пять, подсветив фонарем карту, стало ясно - надо уходить в сторону Кошек, лежавших уже в Куйбышевской области. Немцы нашли под ними нефтяное месторождение и прорыв группы, стремящейся уничтожить нефтеперегонный завод, не выглядел бы глупым. Такие акции разведка фронта проводила постоянно, значит, немцы смогут принять их за обычных диверсантов, пускай и провалившихся, но из русского упорства и упрямства продолжавших идти к цели.
        Клещи начали сжиматься лишь только рассвело. Отмахавшая за ночь половину расстояния до Кошек группа вымоталась. Местность вокруг часто пересекалась оврагами и холмами, а вот леса встретилось мало. Абраменко понимал - шансов у них мало, а уж выжить - совсем.
        Темные точки вертолетов, зависшие на горизонте, лишь подтвердили опасения. Перед тем, как разведка сорвалась в рвущий мышцы бег, рассыпавшись по одному, он успел определить последнюю цель последнего выхода своей группы. Небольшая деревенька, совсем неподалеку, всего в трех километрах. Только эти самые три километра - многие ли из них пробегут до конца?
        Первые залпы авиационных МГ-131 раздались в момент, когда РДГ прошла половину расстояния. Бегущий справа от Абраменко связист Ягудин успел вскрикнуть, прежде чем тринадцатимиллиметровые снаряды крупнокалиберного и скорострельного немецкого пулемета практически разорвали его пополам. Лейтенант выматерился, наподдав ходу, не останавливаясь. Стальная коробка станции, укрытая в грубом брезенте ранца за спиной погибшего товарища, была уничтожена. В этом он не сомневался.
        Один из «Драккенов», с воем и гулом рубящих небо лопастей, прошел над ними. От его бронированного днища, покрытого светлыми и голубыми пятнами камуфляжа, в сторону крайних лыжников, отставших от остальной группы, протянулись яркие ленты трассирующих зарядов. Пока повезло, бортовой стрелок на немецком геликоптере то ли просто стрелял плохо, то ли низкий ход и высокая скорость не дали прицелиться лучше. Очереди, протянувшиеся к людям внизу, лишь подняли белые фонтанчики намного левее.
        - Хрен косой… - лейтенант сплюнул вязкой слюной, оскалившись в злой ухмылке. - Колбасник, мать твою!
        Второй из вертолетов, шедший ведомым, помешал ему радоваться, засадив в их сторону НУРСами. Громыхнуло сзади и чуть сбоку, свистнуло, бедро обожгло, он коротко выдохнул, стараясь не снизить скорость, но уже не получалось. Ткань халата из белой быстро становилась ярко-красной. Абраменко охнул, попытавшись перенести вес тело на раненую ногу, сжал зубы и покатился вниз, мысленно молясь Богу, в которого не очень-то и верил, о помощи. Внизу была деревня, возможность потеряться среди строений, наложить бинт, не дать крови, такой сейчас драгоценной, уйти из него раньше времени. Перед глазами торопливо наворачивали круги разноцветные спирали, руки и ноги слушались все хуже. Он успел заметить, как основная часть бойцов успела скатиться вниз, к вытянутому забору, перегораживающему путь и сейчас, пригнувшись, рысцой бежали в сторону ближайших строений. Со стороны солнца заходил ведущий «Драккен», разрезая воздух винтом, стараясь успеть и не дать им рассыпаться. Второй с гулом прошел над Абраменко, сбив таки его с ритма торопливой и захлебывающейся очередью из хвостового МГ-18. Один из последних разведчиков
оглянулся, заметив притормаживающего командира. Лейтенант махнул ему, приказывая быстрее укрываться, но тот не послушал.
        Уже падая на снег, в нескольких десятках метров от спасительных остатков стен, Абраменко услышал новые звуки, заставившие скрипнуть от злости зубами. Транспортно-штурмовые «Хеймдалли», как всегда под завязку набитые егерями, садились на холмах, оставленных позади. Разведчик, ждавший командира, подполз ближе, подтянул к себе. Старшина привалился спиной к просевшему сараю, перетянув бедро тонким кожаным ремешком, что носил вместо жгута зимой. Подсунул плотный, не раскрученный, лишь растянутый бинт, зубами вспоров упаковку. Усмехнулся, поймал недоуменный взгляд бойца, лежавшего рядом.
        - Да смешно, Игорь… - Абраменко проверил надежность кустарного тампона на бедре. - Подумал про стерильность у бинта, чтобы заразы не занести.
        - Смешно. - Игорь криво усмехнулся. - Сейчас посмеемся.
        - Это точно, и…
        Договорить Абраменко не дали. Развернувшийся «драккен» прошелся по разваленной деревеньке, давно брошенной жителями, как плуг по пашне. Вооружение, установленное в самом корпусе и крепившееся на небольших выступах-пилонах, прошерстило все, до чего дотянулся вертолет. В воздух полетели доски, битый шифер, рваная жесть кровли, щепа от разлетающихся трухлявых бревен, ошметки дранки от стен небогатых хат. Гремело, грохотало и свистело, разом заполнив все вокруг. Оставшиеся в живых разведчики вжимались в землю, прятались за остатками кирпичных печей, от которых семи и тринадцатимиллиметровые снаряды отсекали крошку и разносили в мельчайшую пыль. После стального вихря, посланного ревущим вертолетом, двое бойцов не встали.
        Второй «дракон» прошел над головами, не открывая стрельбу. Абраменко, у которого чуть потемнело в глазах от кровопотери, тоскливо вздохнул. Их решили все-таки брать живыми, вернее - немцы решили попытаться. Но что же… пусть пробуют. Как они там? Старшина поднес к глазам бинокль, пытаясь определить: кто же и количество тех, кто сейчас движется к ним. Вышло плохо, пальцы тряслись мелкой дрожью, изображение смазывалось и скакало. Абраменко подкрутил фокусировку, заметив что-то странное среди еле заметных светло-серых фигур, постепенно охватывающих лощину, в которой находилась деревенька.
        - Твою-то мааать… - протянул старшина. Линзы бинокля выхватили между высокого бурьяна мощный силуэт, уверенно двигающийся в сторону русских. Абраменко неуверенно пожал плечами, продолжая наблюдать.
        Ошибки не было. Кроме егерей, давно привычных для РДГ, постоянно ходившей за линию фронта, вниз сейчас двигался тот самый экземпляр, что старшина видел на фотографиях в землянке комполка. И не один. Старлей успел заметить трех, как минимум, немецких чудо-солдат, практически не скрывающихся.
        Высокие, в защитной экипировке, похожей на ту, что носят тяжелые пехотинцы при штурмах укрепрайонов. В обтекаемых шлемах, как у подразделений воздушного десанта Вермахта. Двое с пулеметами, еще у одного что-то странное, напоминающее ствол «восемьдесят второго» полкового миномета с бочонком посреди. Абраменко покачал головой, понимая - та еще мясорубка впереди.
        - Сколько живых осталось? - Он напрягся, кричать было тяжело.
        - Восемь. - Якубовский, лежавший справа, за проржавевшим корпусом одного из первых советских тракторов с ХТЗ, ответил за всех.
        - Готовьтесь, хлопцы, сейчас начнется. - старший лейтенант лязгнул затвором автомата, поменяв магазин. - Вот прямо сейчас и начнется.
        Глава двадцать вторая
        'При воспитании психологической устойчивости главные усилия должны
        Быть направлены на то,
        Чтобы любые неожиданности для разведчиков стали привычными.
        Чтобы неожиданность стало правилом,
        Сюрприз - закономерностью,
        А внезапное изменение ситуации - обычным делом'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Абраменко не ошибся. Трое непонятных немцев-штурмовиков стали, конечно, серьезным противником, но полувзвод егерей из контрпартизанских подразделений СС были серьезнее. Стрельба началась минут через пять, схватка оказалась быстротечной и сложилась не в пользу РДГ.
        Разведчик, лежавший рядом с командиром, успел среагировать первым, увидев среди разбросанной поленницы крайнего дома двух немцев с МГ. Выстрелил несколько раз, заставив их вжаться с головами в землю. Попытался бросить гранату, но не успел. Подрубленный точным выстрелом стрелка-снайпера, засевшего в сухом кустарнике на склонах, упал, раскидав руки в стороны. Абраменко, понимая, что долго здесь не протянет, рванулся, как смог, вглубь двора.
        Нога вспыхнула болью, остановленная было кровь, вновь брызнула тонкими струйками, пробившись через толстый слой бинта. Лейтенант запнулся и упал, коряво сгруппировавшись и выставив руки, стараясь смягчить падение. Ударился при падении плечом, тут же онемевшим. Сзади рвануло, окатив его кашей из почерневшего снега, прелой соломы и выдранной взрывом земли. Он оглянулся, понимая, что увидит позади себя и не ошибся. Один из тех самых немцев оказался уже на краю деревеньки. Поднял руки с странным механизмом, прицеливаясь.
        - Ложись, командир! - Якубовский засадил с РПД в сторону мелькавших среди развалин домов вертких фигур в маскировочных халатах и того самого, высоченного. Пулемет стучал, отсекая длинные очереди, не давая немцам оторваться от забора, остатков сарая и угла дома. На глазах Абраменко странный фашист покачнулся, когда пули РПД ударили его в плечо и грудь, лишь вмяв защиту и оглушив. Но немец устоял, покачнувшись, лишь чуть пригнулся, вновь поднимая свое оружие.
        Не дожидаясь результата огня из помеси бочонка с трубой, Абраменко подтянулся на руках, стараясь заставить ставшее таким непослушным тело перевалить через несколько бревен задней стены, раскатанных попаданием реактивного снаряда. Почти получилось, к нему уже бежал один из товарищей, Еремин. Старлей стиснул зубы, чтобы не застонать, когда бревно, задубевшее до металлической твердости, зацепило раненую ногу. Боль разодрала бедро, вцепляясь раскаленными добела крючьями. Он перекинул руку, схватившись за ржавый штырь, торчавший из дерева, напрягся, перебрасывая себя под защиту остатков стены дома.
        Сзади еле слышно стукнуло, и мгновение спустя громыхнуло, но уже рядом с командиром группы. Острый пороховой запах и гарь тлеющей одежды, взлетели в воздух комья снега, поднятые сразу тремя разрывами. Абраменко вскрикнул, когда острые крючья осколков вспороли его сразу со спины и с левого бока. Потянулся вперед, не понимая, почему рука, его рука, не слушается. Грохнуло еще раз, плеснув сталью с другой стороны, и это было последним в жизни командира РДГ. Длинный и грязный мешок, покрытый гарью, спекшейся и еще теплой кровью, разорванный со всех сторон попаданиями металла, обмяк, перестав тянуться вперед.
        - Падлы-ы-и-и… - Якубовский дикими глазами смотрел на тело командира, перевел взгляд на второго из мертвых разведчиков. Припал к РПД, сменив диск и вставив ленту. Широко, не целясь, повел стволом, поливая огнем дернувшихся было вперед егерей, заставив их лечь. Немец с барабанным гранатометом ринулся вперед, чуть замешкавшись перед этим, перезаряжаясь.
        Его ошибка была лишь в этом. Якубовский, служивший с Абраменко три года, очень любил собственное оружие. А боеприпасы к нему любил едва ли не больше, подбирая лишь те, которые оказывались наиболее удобными. Любые экспериментальные образцы сразу же оказывались у него. Вначале начвор полка еще мог бороться с излишне настойчивым сержантом разведки, но Якубовский умел настоять и умел добиваться необходимого. В конце концов подполковник сдался, махнув рукой на все. Да и нахальному сержанту все прибывающие в часть боеприпасы требовались не для баловства. Тем более, что подразделение у него было самое, что ни на есть, боевое.
        Сейчас это пригодилось. Лента он снарядил недавно прибывшими бронебойными, с усиленными стальными сердечниками, где использовался новый состав пороха. Скорость и масса пули сделали свое дело.
        Штурмовика отбросило назад, разрывая выше линии пояса. Пули били кучно, ломая грудную клетку, мешая внутри крошево ребер и разрывающиеся внутренности. Тяжелое тело, закрытое надежной, казалось бы, броней, рухнуло, уронив оружие. Напоследок сдетонировали большие подсумки со звякнувшими внутри гранатами. Осколки разметало вокруг, уничтожив двоих зазевавшихся егерей. От близкого разрыва неожиданно занялась наполовину растащенная ветром копна сена, которую в свое время не довезли рачительные хозяева. Остатки телеги и возницы, вместе с давно начисто обглоданным зверьем костяком лошади, валялись недалеко, разбросанные близким, почти прицельным попаданием авиационной бомбы. Казалось - как может заняться солома, давно сопревшая от дождей и снега? А нет, взялась так, что части немцев пришлось спешно менять дислокацию, уходя от пламени, перекинувшегося на остатки сараюшек и амбаров.
        - А-а-а-а!!! - Якубовский орал, продолжая хлестать очередями, пока пулемет не захлебнулся, выплюнув начинку последнего патрона. Разведчик покрутил головой, вспомнив, что рюкзак сбросил, ложась для стрельбы. Повертел головой, углядел его сбоку, на расстоянии руки. Потянулся к нему, стараясь быстрее подтянуть. Не успел.
        Из-за горячей стены, полыхавшей перед ним, вышел, мерно и спокойно шагая, темный силуэт. Ребристый кожух МГ дернулся, выпустив длинную очередь. Якубовский закричал, почувствовав, как ему прошивает насквозь плечо. Успел ухватить пальцами, сразу ставшими непослушными, лямку рюкзака, рванул на себя. Вернулся назад, осел, откинувшись на стену за спиной и схватившись за пробитое плечо, до возвращения одной длинной, хлещущей по сторонам очереди.
        Но еще двое разведчиков не успели, сломанными куклами отлетая назад, расчерчивая совсем черный снег под собой ярко-красными росчерками. Штурмовик скрылся за углом, меняя коробку с лентой. Егеря, разом воспрянув духом, решили двинуться вперед. Якубовский, поскуливая как пес, успел кое-как замотать плечо и не дал им этого сделать. РПД дернулся, прижимая немцев к земля и вновь не давая поднимать головы. В сторону разведчика полетели гранаты, но отскочили от листов железа, стоявших горизонтально и играющих роль козырька. Грохнули за бревном, лишь добавив едкого дыма и не причинив никакого вреда.
        - Хамзай! - Якубовский повернул голову. Невысокий разведчик с раскосыми глазами кивнул ему. - Им сейчас надоест, а вон там вертушки. Вам валить надо, но с ними не выйдет. А «драккены», смотри, уходят. На базу идут фрицы, как пить дать, боезапас кончился или топливо подходит.
        Хамзай поднял глаза вверх и похлопал по «манлихеру». Якубовский сплюнул со злости, понимая, что товарищ прав и ничего другого им уже не осталось. Только бороться до конца, не сдаваясь и забрав как можно больше фашистов. Да и далеко ли уйдут ребята, даже если вертолеты немцев не станут подниматься в воздух, что вряд ли? То-то и оно, что недалеко, полягут вон там, в поле, не сумев пробежать трех-четырех километров до спасительного леска.
        Мысли прервала цепочка разрывов, протянувшаяся по всей линии их обороны. Еремин вскрикнул, прижав руку к лицу. Через пальцы проступила кровь, пробежав вниз несколькими быстрыми каплями. Сбоку, чуть не зайдя им в тыл, неслась в сторону разведчиков здоровенная хрень в защите, только что выстрелившая в них из гранатомета. Всем повезло, что широкая полоса дыма обманула немца, принявшего не шевелящиеся тела мертвых разведчиков за живых и то, что они все-таки перегруппировались. Но опасности от это меньше не стало, немец приближался.
        А второй, перезарядивший пулемет, вновь открыл огонь. Воздух снова наполнился грохотом выстрелов и свистом пуль, которые выбивая щепки из укрытия оставшихся в живых, пытались добраться до них. Штурмовик с гранатометом несся к ним, мелькая среди построек соседних дворов, не дававших ему возможности открыть прицельный огонь. Якубовский, оценив обстановку, поняв одно: если не успеют ухайдакать гранатометчика, то все, полная хана. Поднять им головы и перегруппироваться пулеметчик не даст. Он посмотрел на тех, кто были рядом, увидев во взглядах тоже самое. Разведчик хмыкнул, принимая решение. Да, до смерти осталось всего ничего, но если не попытаться дать возможности уйти остальным, то…
        - На, сука, получай! - Еремин не выдержал, сорвавшись с места и шагнув в сторону немца, показавшегося за полуразваленной пристройкой. Боец встал во весь рост, бросаясь вперед. Высокая фигура немца, странная, широченная и угловатая, не успела уйти с линии огня АСД разведчика. Пули простучали поперек груди, сумев найти слабые места в сочленении защиты шеи и плечевого пояса. Три вошли с левой стороны нижней челюсти, разбрызгав крошево осколков кости, зубов и ошметков мяса с языком. Громадный штурмовик, весь покрытый броней, обтянутой зимним камуфляжем, тяжело завалился на спину, разнеся в щепки остатки невысокого хлипкого заборчика.
        Гранатомет все же успел выстрелить, пусть и немного. Палец уже мертвого штурмовика надавил на толстую скобу, выпустив три заряда. Но и этого хватило. Еремина закрыло поднявшимся от разрыва гранаты облаком дыма, гарью и снежным крошевом. На общем грязно сером фоне, отчетливо мелькнули алые пятна, разбрызгавшиеся во все стороны. Разведчика разорвало пополам, разметав во все стороны. Якубовский высоко взвыл, схватившись за ногу. Острый, как хорошо правленая опасная бритва, осколок вспорол ногу, чуть выше колена. Кровь ударила с небольшим замедлением, но сразу и сильно.
        Со стороны залегших немцев вновь раздались короткие очереди, выбивая четкий ритм. Немец с пулеметом, учел опыт двух погибших собратьев, прикрывался всем, что осталось от строений, пока не горевших. Его темный силуэт терялся в расползающихся вокруг плотных клубах дыма. Разведчики вжимались в снег, не имея возможности не отползти дальше, не ответить врагу как следует. Вспышки пламени, мелькающие над компенсатором, давали возможность зацепить его взглядом, но не более. Егеря, которых он прикрывал, начали продвигаться вперед.
        Якубовский, над головой которого резко свистнуло сразу несколько пуль, покачал головой. Дела стали совсем хреновыми, выхода он практически не видел. Надо бы прикрыть ребят, дав им возможность идти на прорыв. Но этот гребаный немецкий живой танк не давал даже малейшей возможности. Неожиданно выстрелы прекратились.
        - Это чего еще такое? - Хамзай осторожно выглянул в просвет между досками. - Никак немчура чего надумала?
        - Сейчас сдаваться будут предлагать. - Предположил Христенко, пользуясь моментом и проверяя ПСО[37 - П(рицел) С(найперский) О(птический). В данном случае речь не ведется о очень хорошем, но устаревшем ПСО-1. Этот прибор, изобретенный в 60-х годах прошлого века в СССР и применяющийся до сих пор, является именно прообразом упоминаемого в книге прицела. Прим. автора.] на винтовке. Покрутил головой, смотря на трех выживших товарищей. - А что, думаете, не будут?
        Снайпер оказался прав. Прошло совсем немного времени, и над размочаленной деревянной будкой уличного туалета поднялся ствол «манлихера», на конце которого виднелось небольшое и относительно чистое белое полотенце. Обычное белое полотенце, всегда лежавшее в рюкзаке каждого педантичного Ганса, Пауля или Вилли.
        - Эй, русскийе! - вслед за «белым» флагом там же показалась голова в шлеме, обтянутом капюшоном от маскировочного халата. - Не стрельяйте, переговоры!
        - Че те надо, фриц? - Якубовский крикнул, не приподнимаясь из-за укрытия.
        - Зачьем стрелять? Прощье сдаться. Врачи, банья, отдых…. Сдафайтесь, русские. Огонь открывать не будьем, найн. Руки ввьерх и выходитьите.
        - Мы подумаем. - Якубовский вздохнул. - Эй, Ганс, или как там тебя?
        - Чьто? - Немец вновь появился над заборчиком.
        - Пока думаем, может, сигарет кинешь? У нас кончились.
        - Коньечно, лови, Иван. Сдафайтесь, сигареттен у нас много.
        Пачка дешевых солдатских «Спорт» шлепнулась рядом с сержантом. Тут же приземлилась плитка «Шокаколы».
        - Вот дурной немец-то, а? - Якубовский взял пачку, держа ее подрагивающими пальцами. Открыл, достав сигарету, помял, понюхал. Запах был неплохим, сладковатым. Сержант не курил и сейчас, чиркнув спичкой, неумело затянулся, закашлявшись.
        - Ты чего? - четвертый из выживших разведчиков, сорокалетний Иваныч покосился на него.
        - Ниче… курю вот. Будешь? - сержант снова закашлялся, скривился, когда задел распоротой ногой за ручку РПД.
        - А чего не покурить, да, сержант? - Иваныч прикурил от своей, сделанной из патрона, зажигалки. Затянулся дымом, прищурился, хитро глядя на Якубовского. - Особенно если в последний раз-то…
        - Точно. - Сержант широко улыбнулся, глядя на него. Рука прошлась по коробке с оставшейся лентой, снаряженной обычными патронами. - Дурни немцы, ох и дурни.
        - Это они нас поэтому гранатами не закидали до сих пор? - Христенко чуть прикрыл глаза. - Хотя вон тот урод, который с гранатометом бежал, точно в плен никого брать не хотел.
        - Мало ли… может чего переклинило у него в мозгах, всего делов. - Иваныч докурил сигарету, сплюнул вязкой желтой слюной. - Христенко?
        - Чего?
        - А что это ты так дышишь странно, а?
        - Да, понимаешь, попали вот… - снайпер повернулся боком, который до этого времени закрывал. Опустил голову, смотря на густую коричневую корку, никак не засыхавшую на ткани. - Дышать тяжело так, представляете?
        - Говно… - Хамзай сморкнулся, дернул чуть лицом. - Долго не протянешь.
        - Это ты точно заметил. - Христенко закашлялся, сморщившись от боли так, что напомнил печеное яблоко. - Господи, больно как…
        - Хамзай! - сержант позвал разведчика тихо, махнул рукой. - Помоги мне, а?
        Тот аккуратно подполз к нему, доставая жгут из кармашка на рюкзаке. Посмотрел на выходное ранение, которое сержант успел закрыть ИПП и притянул его же бинтом. Поцокал языком, оценивая увиденное, и повернул ногу так, чтобы было удобнее перевязывать.
        - Уходи… - Якубовский всхлипнул от боли, когда Хамзай перетянул ему жгутом бедро. Тот покачал головой, глядя на товарища. - Уходи, чурка ты не русская, бери Иваныча и валите. Мы сможем их чуть задержать…
        - Сам ты чурка. - Хамзай невесело улыбнулся. - Хорошо, братка, мы уйдем. Патронов насколько хватит?
        - Не знаю. - разведчик потрогал пояс, стараясь что-то нащупать. - Ты это, Хамзай, оставьте нам с Петькой пару гранат, а? Мало ли.
        Тот лишь кивнул, доставая из подсумка два рубленных яйца. Отогнул ворот кутки Якубовского и воткнул в узкий и тугой карман одну. Христенко протянул руку, мол, кидай, давай. Поймал «эфку», просунул в проушину застежки длинную полоску пластыря, прихватил им гранату по центру. Пластырь лег плотно, не давая ей выскочить из петли. Потянулся головой, проверяя - достает ли зубами? Последним делом Христенко разжал усики, чтобы ничего не помешало вырвать чеку.
        - Спасибо. - Снайпер прищелкнул новый магазин. - Давайте уже валите отсюда, нечего вам оставаться.
        - Там гранатомет этого чудовища лежит. - Якубовский показал в сторону темного тела. - Возьмите, мало ли.
        - Если только не поврежден. - Иваныч пожал руку Якубовскому. - Ну, встретимся, сержант. Потом, но встретимся. Это, Хамзай…
        - Э?
        - Лови. - сержант кинул ему плитку немецкого шоколада. - Чего шоколадку забыл?
        И широко улыбнулся.
        Сержант подождал, пока они, старательно распластавшись по грязи, мусору, гари, черному снегу и крови, отползут дальше. Подмигнул Христенко, перед этим попросив его постараться попасть в здоровенного немца. Выхаркнул темный сгусток, удивленно уставившись на него, пощупал себя. Пальцы наткнулись на клочья разодранной одежды, кожи и мяса сзади, пониже правой лопатки. Якубовский только покачал головой, удивляясь тому, что не почувствовал ничего раньше, ослепленный болью в ноге. Пристегнул полную коробку, чтобы не полагаться на остатки ленты предыдущей, вздохнул, окунаясь в последние воспоминания.
        - Эй, фриц! - голос был хриплым. Сержант подумал, что он похож на воронье карканье и невесело улыбнулся.
        - Да, Ифан. Сдаешьса? - голова немца появилась над забором.
        - Нет. - Якубовский очень хорошо стрелял, даже из такой тяжелой махины как РПД.
        Шлем переговорщика прогнулся, пробитый в двух местах короткой очередью. Немца откинуло на спину, только правая рука взметнулась над острыми концами досок. Христенко тоже не зевал, но его выстрел не вышел таким хорошим, как у товарища. Пуля из СВТ-С лишь чиркнула по шее темного и плечистого силуэта. А немец не промахнулся.
        МГ ударил одной длинной очередью, зацепив снайпера по плечу и добив его, уже упавшего. Якубовский лишь успел заметить, как мертвого разведчика отбросило назад, тело дергалось, получая пулю за пулей. Но чуть позже ему стало не до этого. Теперь всерьез взялись уже за него. Бревно все еще спасало его, принимая в себя один свинцовый гостинец за другим. Частые попадания, впивавшиеся в его твердые бока, отдавались в голове сержанта звуком сапожного частого молотка. И рядом больше не было никого, кто мог бы прикрыть фланги, с которых несколько автоматов уже начали поливать огнем в его сторону.
        Он вздохнул, понимая, что осталось немного. Взглянул на небо, стараясь остаться в нем, перевернутом светлом куполе. Рядом мягко упало что-то. Остального Якубовский уже не видел. Боли не было, разведчик умер мгновенно.
        Хамзай и Иваныч смогли подобрать гранатомет. Странная конструкция с барабаном, оказалась полной ровно наполовину. Этого хватило для маленького чуда, когда Хамзай, стоя под огнем догонявших немцев, попал в один из двигателей «драккена». Тот задымил, выбросил жирный черный шлейф и ушел в сторону, даже не стараясь добить мгновенно рванувшие с места две фигуры в белых маскхалатах. Догнать их бегом по рыхлому снегу у фашистов шансов не было. Ни одного.
        Лишь один, тот самый, последний из трех ненормально развитых немцев, подхватив МГ практически подмышку, долго несся за ними саженными прыжками. Остановил его лишь выстрел из гранатомета, не попавший точно в высоченную фигуру, взрыхливший сугробы вокруг, но задержавший. Стрелять прицельными очередями тот не стал. То ли все-таки оказался ранен, то ли густая серая пелена от сгоревших остатков строений, разносимая еле уловимым ветром, мешала прицелиться. Двое оставшихся разведчиков из группы Абраменко ушли, скрывшись в спасительном пролеске.
        Они петляли весь вечер и большую часть ночи, стараясь оторваться. С ревом несколько раз над разведчиками прошло несколько поисковых вертолетных патрулей. Один раз, когда оба лежали на снегу, стараясь перевести дыхание, Хамзай на самом крае слуха засек собачий лай. Далекий, хриплый и злой, он донесся до них, заставив разом встать и бежать дальше. К утру, когда подморозило, Иваныч хрипло кашлял, а волосы на коротко остриженных головах схватились коркой, все не таявшей, пока они снова не перешли в бег, хотя ноги практически не слушались. Ближе к девяти они наткнулись на группу Иволгина. Случайно и странно, но они смогли пересечься с их маршрутом.
        Пуля со свистом пролетела рядом с головой Иволгина, отщепив несколько кусков коры, царапнувших скулу. Капитан кривовато усмехнулся, выловил еще одну фигуру в серо-белом, прицелился и плавно выбрал спуск. Винтовка Ованесяна кашлянула, аккуратно отправив вперед небольшой снаряд калибра семь-шестьдесят два. Фигура дернулась и пропала, плеснув красным из пробитой артерии на шее.
        Он остался один. Остальные… остальных, если судить по двум глухим разрывам там, справа, в ельнике, уже не было. Ованесян умер несколько минут назад. Умер быстро, хотя и нелегко. Иволгин не смог смотреть на него, ничего не видящего, вздрагивающего в судорожных движениях. Осколок от разорвавшегося ОФЗ вошел в голову, пробил кость. Кусочек металла, скорее всего совсем маленький, сделал свое дело, оставив неширокое отверстие, из которого били небольшие струйки крови. Капитан, которого закрыло широким стволом очень старой и высокой березы, пострадал меньше. Ему всего лишь в нескольких местах рвануло мякоть плеча. Иволгин перехватил винтовку, чуть не упавшую в снег, когда снайпер начал заваливаться и его самого, неуклюже, сильно ослабев. Но не упал сам, смог положить товарища на снег.
        Когда Ованесян вздрогнул в первый раз, закричал, страшно и люто, ничего не соображая и просто воя от боли, Иволгин заплакал. Странно, казалось бы, зареветь посреди боя, когда тебя обложили как волка и стараются уничтожить, но ничего не поделаешь. Сдержать себя он не смог. Горячие редкие слезы бежали сами по себе, падая вниз, солеными дорожками огибая пересохшие губы. Всхлипнув, глядя на агонию своего бойца, капитан приставил ствол «штурмера» к его голове и выстрелил. Слезы прекратились сразу, остановившись в тот самый момент, когда сухой и высокий Ованесян вздрогнул в последний раз. Дело оставалось за немногим, время практически вышло.
        Там, чуть позади, дымил один из «шагунов», которого смог подорвать кто-то из ребят. Лежало с десятка полтора, не меньше, егерей. А остальные шли сюда, по его, Иволгина, душу. Капитан перехватил винтовку, закинув автомат на плечо. Отстегнул подсумок у снайпера, понимая, что в том от силы один магазин и быстро, насколько осталось сил, скользнул дальше, в самую глубь леса. Немцы пошли следом, только теперь осторожно, понимая, что взять его парней сразу не вышло. Цену разведчики взяли с них большую. Хуже всего было то, что стволы продолжали валиться и трещать, показывая путь еще двух, как минимум, «панцершрайтеров».
        Огонь по нему открыли сразу с трех точек. Винтовка помогла лишь несколько раз, потом Иволгину оставалось лишь вжиматься между вывороченными корнями нескольких рухнувших стволов и ощущать, как подпрыгивает под ним земля. Пальцы в это время жили своей жизнью. Они быстро нащупали плотный брезент на правом боку, торопливо дернули ремешок и нашли на ощупь одну вытянутую и плоскую штуковину. У него, слава Богу, которому капитан никогда и не молился, остались при себе и руки и немного времени. Колпачок с иглы ушел в сторону быстро, повиснув на тонкой полоске ограничителя из пластмассы. Куда втыкать тонкое стальное жало Иволгин знал прекрасно. Приходилось уже, пусть и всего несколько раз. Игла вошла ровно туда, куда и было нужно. Пальцы послушно надавили на тонкие, хотя и очень прочные, пластичные стенки одноразовой ампулы-шприца.
        Голоса немцев, уже не таящихся, Иволгин старательно отогнал в сторону. Какая ему была разница до них, которые его получат лишь в качестве доказательства уничтожения русской диверсионной группы? Внимание его сосредоточилось на одном, ярком пятне. Прямо перед ним, сидя на покачивающейся, почему-то покрытой снегом ветке, сидел снегирь. Сидел. Смешно склонив голову набок, и смотрел на него черными и блестящими маленькими глазами. Птица улетела, но не сразу. Лишь когда снежинки, падающие на лицо человека, перестали таять.
        На войне, как… - 12
        Красноярск, порохо-патронный завод Наркомата обороны, 196… год
        Валька открыл глаза. Уставился в потолок комнаты, следя за откуда-то снова приползшим пауком. Старый знакомый, вовремя прячущийся при уборке, большой, черный, с серыми полосками на спинке. Глупость, конечно, считать паука старым знакомым, но Валька почему-то уважал этого и хотел думать, что он именно «тот самый».
        Лето случилось жаркое, мошкары развелось столько, что не отмашешься. Общежитие при заводе поставили на скорую руку, подняв стены в полтора кирпича и потом закрыв дранкой со штукатуркой. За пять лет, в морозы, ливни и две странных летних жары, в негодность пришла вся наружная часть. Ее латали, как могли, где-то замазывая целые корабельные пробоины. Мало кто жаловался, хотя и жить было неудобно. Летом лезла мошкара, зимой, выбираясь из подвала, в общагу густо ползли тараканы.
        Валька, не призванный из-за здоровья, жил при заводе третий год. Комнату делил с земляками, с одной деревни, на два и три года старше.
        - Валь!
        - А?
        - Вставай, проспишь еще опять.
        Да, вставать нужно, Колян говорил правду. Время не ждет, как и работа. Завод переводили на работу в сверхурочные и никто не задавал вопросов. А кто задавал - частенько потом оказывался на выходе прямо у небольшой зеленой дверки без всяких надписей.
        Общага просыпалась, позванивала сетками кроватей, потрескивала растоптанными полами и скрипела дверями. Валька сел, потер глаза и подмигнул календарю. Календарь купил в Новосибирске весной, не удержался из-за картинки и плевать, что почти полгода прошло. Такую красоту стоило повесить, а для дней недели отрывной есть.
        Задорная сварщица, чуть расстегнув комбинезон, смотрела лукаво и посмеиваясь. Из-за нее над Валькой начали посмеиваться соседи, видя, как не тянет его к заводским девчонкам. И ладно бы, был Валька так себе, ни с лица, ни вообще… По здоровью-то не взяли на фронт из-за форменной чуши - почка одна у Вальки оказалась. Всю жизнь прожил да не жаловался, да и сейчас, в двадцать один почти год - никак не отзывалось. А вот, поди ж ты, заподозрили что-то врачи на комиссии и сюда, на учебу да потом к станку.
        Валька, как поставили диагноз, от спорта не отказался. И в волейбол играл, и гимнастикой занимался, крутил «солнышко» на зависть всей общаге, и на лыжах бегал - не каждый угонится. Да и из себя очень даже… лицо чистое, русые волосы, густые, девкам на зависть, еще и вьются кудрями, если помоешь и сразу не вытрешь голову.
        Клава, из контроля качества, даже сама приходила уже несколько раз. То в кино, мол, пошли, то на танцы в сад, когда тепло было. На танцы заводские ходили всем гуртом, иначе приходилось схлестываться с местной шпаной поодиночке, а потом в больнице лежи и не гу-гу. Шпана шла от длинной слободы за железкой, работая на заготовках и считая себя настоящими, не то, что новые городские, поселившиеся тут меньше десяти лет.
        А Валька все смотрел и смотрел каждое утро на свою сварщицу, как привязанный и…
        - Чай наливай! - бухнул Семен, самый старший из деревенских, комиссованный после ранения в ногу.
        В столовку они уже опоздали, ладно бы обед не пропустить. В сетке за окном с вечера, уложив в стеклянную банку от птиц, лежали вареные яйца, а в тумбе у Коляна хранилось сало, спрятанное уже от мышей в такую же пузатую стекляшку. Топили в общаге будь здоров, больно ничего не сохранишь, пропадет.
        - Валь, ты чего опять призадумался?
        Валька, скатившись на пол, уже отжимался. Семену, с его протезом, приходилось заниматься на каких-то хитрых тренажерах, в зальце, пристроенном к заводской больнице. А ему и так сойдет, лишь бы мышцы не заплыли и кровь быстрее побежала.
        - Он, видать, сон видел о своей крале, - хохотнул Колян, - так и вертелся с боку на бок, я ажно боялся, койка сломается.
        - Бабу тебе нужно, Валька. - Семен, прихромав от окна, начал облупливать яйцо. - Чего ты просто так живешь-то? Я ладно, кому безногий нужен, этот зубоскал и то себе приглядел Наташку, а ты? Съедешь в отдельную комнату, вон, новое здание к лету точно поставят, для семейных. А, Валь?
        Валька не ответил, зацепившись носками за кровать и занявшись прессом. Раз-два, раз-два…
        - На прошлой смене нормы выработки смотрел, - поделился Семен, - сперва даже не по себе стало. А сейчас подумал - надо, значит надо.
        Колька, жуя, молчал. Вальке отвечать особо снова не хотелось. Так-то прав Семен, куда деваться, если нужно? Война жрет все подряд, а уж патроны так тем более. Вот и вкалывают все три смены как проклятые, помогая отправлять на фронт цинк за цинком, ящик за ящиком. Валька даже радовался.
        Кто знает, как отец погиб? Может, не хватило патронов, может, пришлось врукопашную идти? Война, сука, глотает в свою пасть все, нужное в бою и не давится. Сказано - выдать за час работы тысячу патронов с человека, так вынь да положь. И больше положь, если норму поставили, ведь там, на фронте, нельзя их считать. Тратить нужно, жечь не считая, если нужно. Каждый должен свою цель найти, даже если цель стена, из-за которой враг выползти не должен.
        Клава, конечно, хороша… Только, как и со сварщицей, решил Валька, не время сейчас. Глупость? Да пусть себе думают. Война кончится, тогда и заживет.
        Глава двадцать третья
        'Чем больше знает и умеет делать каждый боец, тем больше
        Шансов выполнить поставленную РДГ задачу'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        В неярком свете масляного фонаря приходилось напрягать глаза, но оторваться Куминов не мог. Всё это было так недавно… и так давно одновременно. Двадцатилетней давности статьи, которые даже сейчас казались написанными чуть по-другому, летели сами собой.
        Сзади, где возился Эйхвальд, что-то грохнуло. Куминов посмотрел в ту сторону и хмыкнул.
        Здоровяк лейтенант был верен себе. Скорее всего, что с помощью товарища чекиста женского пола он отыскал местную КХО[38 - К(омната) Х(ранения) О(ружия). Прим. автора.] и немедленно решил поживиться такими любимыми железяками. Установив на последней платформе станок, сейчас здоровяк прилаживал на него «Дегтярь». Капитан лишь улыбнулся, глядя на довольно возившегося с убийственной механикой подчинённого. В дороге точно не повредит, в этом он с Эйхвальдом полностью согласен. Глянул на Сашу, устроившуюся рядом и явно задремавшую, и вернулся к чтению.
        «Снайпер Большаков открыл счет»
        В. ДОБРОВИЦКИЙ.
        Немцы слишком близко, но они не показываются. Сидят, зарывшись в землю, как кроты. «Надо быть осторожным и главное незамеченным» - сказал себе молодой снайпер т. Большаков. Он всегда придерживался этого золотого правила, зная, что враг следит за каждым движением наших солдат.
        Большаков не спеша выбрал место для своей засады и замаскировался так, что находясь в нескольких метрах от него никто и не подумает, что здесь, находится человек. А хорошая маскировка - это залог успеха.
        Убедившись в том, что он теперь «человек-невидимка», Большаков стал внимательно изучать местность расположения противника. Он приглядывался к каждому кустику, каждому бугорку, примечая мельчайшие детали предметов, находящихся в поле его зрения. Обратил внимание даже на то, как ветер колышет траву. И терпеливо стал ждать.
        Большим терпением и выдержкой обладает Большаков. Он может просидеть часами не шелохнувшись, выжидая появления врага.
        - У него снайперская закалка, - говорят о нем бойцы подразделения.
        Вот что-то мелькнуло на стороне противника почти неуловимое для простого глаза, а снайперский глаз Большакова подметил - это была верхушка фашистской каски. Снайпер не шелохнулся. Он знал, что выдержка и терпение охотника, выслеживающего зверя, смогут принести ему удачу. Через некоторое время показалась голова, а затем появился фриц с лопаткой в руках.
        Появление фрица встретила меткая пуля Большакова.
        - Один гад есть, - сказал себе снайпер и снова притаился в своей надежной засаде.
        Немцы, видимо встревожились. Не прошло и пяти минут, как показался второй фриц. Но Большаков на этот раз не выстрелил.
        - Они думают, что я не умею отличать чучело от живого негодяя, - рассказывает он. - Я понял, что теперь фашисты начали охотиться за мной и, стоило бы мне выстрелить по чучелу, как я обнаружил бы сам себя. Какой же я тогда был бы снайпер.
        Так снайпер Большаков, первый раз вышел на охоту и в первый же день открыл свой лицевой счет'.
        Куминов посмотрел на Андрея Шабанова, невозмутимо сидевшего в конце его платформы. Снайпер, как обычно в свободное время, занимался своей винтовкой. Сколько у него на счету было немцев и других, что шли с ними? На этот вопрос капитан не смог бы ответить точно. Бывало, видел у только начинавших воевать солдат смешные зарубки на прикладах. Андрей такой ерундой не баловался. Его зарубки оставались в голове, очень много зарубок.
        Куминов улыбнулся. Даже в то время, когда надежды, казалось бы, не было, народ не сдавался. Что же говорить про то, что есть сейчас?
        Страна смогла собрать в единый кулак все свои недюжинные, спавшие какое-то время силы. Не сумев справиться с помощью теории «молниеносной войны» немцы вели заранее проигранную войну. Можно было истреблять жителей всех захваченных территорий, грозить террором, выгребать из недр земли всё, до чего могли дотянуться. Можно, и это не было страшно. Немцы не смогли дойти до станового хребта Урала, решив, что успеется. Куминов мысленно ухмыльнулся.
        Куда понять швабам, что Урал, это даже не середина его, Куминова, самой великой страны? И что сейчас, за время временного затишья, скрытые его каменными стенами, люди этой страны собрались в единый стальной кулак. Кулак, который скоро наподдаст пришедшим к ним незваными гостями так, что лететь они будут не только до Берлина. И не нужно никакого второго фронта, планируемого в сороковых союзниками до уничтожения половины Англии. Народ СССР сам сможет уничтожить захватчиков, спихнув последних из них в Атлантический океан.
        Он знал это, как и каждый, все эти годы ждавший лишь своего момента. Осталось немного до него, самого сладостного мига. А то, что сейчас, волей случая его группа находится на острие первого удара… ещё лучше. Никто из них не станет отступать, пройдя весь путь до конца и выполнив задание любой ценой. В этом Куминов был убежден полностью.
        Эйхвальд, притащил дополнительные короба с пулеметными лентами, громыхнул их сталью об пол. Капитан оторвался от мыслей и решил прочесть ещё пару статей. Пробежав глазами по первым строкам следующей газеты, он вздрогнул.
        «Владимир Иванов-третий, 'Новое Слово», 24 июня 1941
        В газете «Фелькишер Беобахтер» от 24 июня помещена статья Альфреда Розенберга «Час Востока»(Die Stunde des Ostens).
        Эта статья примечательна для нас, русских, тем, что в ней ни слова не сказано о войне с советской Россией. Но только лишь о борьбе с иудео-большевизмом и плутократией, о необходимости разрушить их идеологическую и политическую твердыню, тот страшный груз, то позорное иго, которые несут на себе народы России с октября 1917 г. Тогда враг человеческого рода перевернул и исказил известное изречение: «Свет с Востока». Не свет, но страшная тьма и сень смертная стали облегать тогда всю вселенную.
        Начав с востока, тьма сгустилась до крайних пределов на проклятом острове и прошла дальше - до Нью-Йорка, этой второй красной Москвы.
        Но теперь опять там, где царила тьма, засиял свет. «Теперь, - говорит А. Розенберг, - пробил решительный час на Востоке. Две проблемы стоят перед национал-социалистической революцией и Германской державой. Первая есть свержение большевизма, как идеи и как политической силы, вторая есть решение исторических судеб гигантского пространства, населяемого народами Советского союза»
        - Вот урод… - голос Юли, раздавшийся прямо над ухом, заставил его вздрогнуть. - Таких, как этот, расстреливать надо, без суда и следствия. Предать Родину…
        Куминов молча кивнул. В этом он был полностью согласен с чекисткой. Среди белоэмигрантов хватало тех, кто с самого начала войны, как мог, боролся с фашистами. Переводили средства, возвращались через линию фронта, чтобы воевать с врагом, топтавшим общую с бывшими противниками родину. Каждый, любящий Россию, делал всё возможное. В захваченной немцами Франции до сих пор действовало Сопротивление, в сороковых поднятое бывшими офицерами, юнкерами и кадетами российской императорской армии. Но случались такие вот Ивановы, в озлоблении плевавшие на всё доброе и хорошее, связанное с родиной и мечтавшие лишь вернуться на правах хозяев.
        - Готовы ехать, капитан. - Девушка устало провела рукой по вспотевшему лицу, перемазанному маслом. - Пять минут, и вперёд… труба зовёт.
        - Замечательно. - Куминов бережно сложил газетные листы поперёк, превратив их в аккуратный прямоугольник. Убрал в один из боковых карманов рюкзака. - Юля?
        - Что?
        - Как ты нас заметила тогда, в деревне?
        - Тьфу ты, капитан, удивил. Думала, что-то умное спросишь… - чекистка усмехнулась. - По запаху, хочешь - верь, хочешь - нет.
        - По запаху, значит… - Куминов посмотрел на неё. - Ну-ну.
        - Ну, а чего? - Гречишина усмехнулась. - Умеючи легко.
        - Да уж…
        Юля настояла на том, чтобы перед самим крепышем-локомотивчиком прицепили платформу. На станции пути шли параллельно, система перевода стрелки работала, несмотря на время. Вручную подкатив не такую уж и большую «телегу» перед новообретенным стальным «конем» разведчики недолго провозились с креплением. Буферные замки встали мягко, добротно смазанные Воронковым.
        Сейчас там, впереди, расположились Хрусталев и Пчелкин. Платформа оказалась по-настоящему боевой, прикрытой бронеколпаком. В «носу», под выпирающей округлой сферой обнаружился станок для пулемета. Сначала Куминов не мог понять, для чего он предназначен, слишком уж массивной оказалась ложа для крепления. Но разом встрепенувшийся от одного только вида хитрой системы шкивов и воротков Эйхвальд время зря не тратил. Покопавшись в закромах оружейной, лязгнув несколько раз особенно громко и что-то уронив, лейтенант скоро выбрался наружу.
        Разглядев на весьма страшноватом, измазанном пылью и с зацепившейся паутиной, лице подчиненного довольную улыбку, Куминов насторожился. Потом, приглядевшись к чему-то в руках, повод для негаданной радости раскусил. Сквозь плотный сероватый брезент, чуть отражая неяркий свет всеми своими выступами, в больших ладонях Эйхвальда красовался КПВ[39 - К(рупнокалиберный) П(улемет) В(ладимирова) - ужасная, страшная и мощная убийственная машинерия. Калибр у данной военной игрушки соответствующий - 14,5 мм. Был создан в годы Великой Отечественной Войны, применялся в пехоте, зенитной артиллерии. В наше время и в нашей реальности состоит на вооружении до сих пор (к примеру - устанавливается в башнях БТР). Прим. автора.].
        - Прямо пионер на елке, получивший в подарок маузер Дзержинского. - Хмыкнула Юля. - Боеприпас-то ведь есть к чудищу.
        - Да… - Эйхвальд ещё шире расплылся в улыбке. - Уже нашел.
        - Мужчины, мужчины… - чекистка хмыкнула еще раз. - Все бы вам в игрушки играть. От кого нам из него отстреливаться?
        - В смысле? - лейтенант явно не понимал, как можно не разделять восторга по поводу такой находки. - Это же практически авиационная пушка!
        - Ну да. - Юля махнула рукой.
        - Их там два! - монстроподобный разведчик улыбнулся еще шире.
        - Радость-то какая… - Гречишина не выдержала и улыбнулась.
        Эйхвальд комментировать не стал, а просто направился к задней платформе. Воронков, заметно уставший, вздохнул и отправился ему помогать. Куминов понимающе хмыкнул. Производить замену уже установленного «дегтяря» дело не простое и тяжелое.
        Позже, когда еле заметные в свете фонарей локомотива стенки тоннеля неслись по сторонам, Куминов невольно радовался находке лейтенанта. Под землей-то под ней, родимой, но на поверхности катить также предстоит. И пусть рельсы проложены на очень коротких участках, куда и сдуру никто не забредет, но перестраховка лишней не будет. Тем более в виде КПВ на платформе перед составом. И за тыл приходится переживать намного меньше. Так что находки лейтенанта оказались очень даже хорошими. Действительно, как подарок деда Мороза.
        Скорость передвижения была не так уж и велика, первый час пришлось идти на мазуте. За это время аккумуляторы, чьи длинные и высокие коробки Воронков отбирал с особой тщательностью, успели полностью набрать заряд. И оно, данное обстоятельство, оказалось весьма кстати. В кишке тоннеля вентиляция была плохой, и выхлопы прогоревшего мазута едко хлестали по глазам. Уже через пару десятков минут Куминову, как и остальным, пришлось чуть приспуститься вниз, чтобы поменьше дышать режущим носоглотку запахом.
        Глава двадцать четвертая
        'Люди, собранные в состав РДГ
        Обязаны доверять друг другу полностью и во всем'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Катки состава равномерно стучали по давно неиспользовавшимся рельсам, гоня его вперед. Капитан мог позволить себе немного расслабиться, понимая - редкая удачливость его группы не подвела и на этот раз. Суеверным человеком Куминов не был, и мыслей подобных не гнал прочь, да и смысла в этом не видел. Расстояние до точки, где находится главная цель операции, сокращалось все быстрее. А там, на месте, все решится само собой.
        Рядом, под накинутой сверху курткой самого Куминова, зашевелилась Саша. Девушка, заснувшая ещё перед отправкой, просыпалась всего раз. Капитану не казалось это удивительным. Какие бы не были физические резервы организма учёной, но морально ей досталось намного сильнее. Сам путь на лыжах, то, что случилось на заимке, и Джанкоев… ей явно пришлось очень тяжело. Заснула, и хорошо, глядишь - сил прибавится, а они им будут ой как необходимы. В чем, в чем, а в этом он был уверен полностью.
        На задней площадке локомотива появилась чекистка. Юля подошла к самому концу высокой ограждающей решетки, наступила на верхний прут, оттолкнулась. Приземлилась уже рядом с Куминовым. Спокойно, безо всякой рисовки, с заметным опытом проделав весьма непростой этот трюк. Капитан оценил всю скромную красоту прыжка, казавшегося таким простым. В практически полной темноте, с мотающейся под ногами железки шагнуть в пустоту (расстояние-то немалое, больше метра), одним махом. Ориентировалась девушка либо на слух, либо видела в темноте не хуже кошки. Но почему-то Куминов не был склонен выбирать что-либо одно, и посчитал что все здесь взаимосвязано.
        - Спит? - девушка кивнула в сторону Саши.
        - Да, не просыпалась.
        - Это хорошо. - Куминов с неожиданным для себя самого удивлением почувствовал в ее голосе какую-то… теплоту. - Свалилось на нее много, ничего не скажешь.
        - Вы с ней давно знаете друг друга? - капитан даже и не пытался рассмотреть выражение ее лица, слишком темно. - Я так и не понял…
        - Порядочно. - Юля откинулась на собственный рюкзак, четко выудив его из общей кучи на полу. - Лет так с десяти, наверное. Или… с десяти, да, точно.
        - А… - Куминов покрутил головой, разминая мышцы шеи. Ехали все-таки не в СВ, затекало постоянно. - Можешь рассказать?
        - Интересно? - Девушка хмыкнула, в который раз за вечер. Куминов ее хмыки уже не считал.
        - Не то слово. - Ему на самом деле было интересно. За последние несколько дней нового и неизвестного капитан узнал больше, чем за несколько лет.
        - Как хочешь, слушай. - Юля устроилась удобнее. - Странного, на мой взгляд, ничего, а на твой… сам разберешься.
        Катки под платформой равномерно отстукивали ритм. Саша Венцлав во сне прижалась головой к Куминову, заняв плечо в качестве подушки. Капитан сидел тихо, стараясь не шевелиться, и внимательно слушал все, чем делилась странная спутница.
        Первые эксперименты по следам исследований ещё царского времени в Институте начали в двадцатых. Сашин рассказ, прозвучавший в пахнущей кровью и порохом заимке, только подтверждал слова Гречишиной. Командир РДГ слушал, про себя поражаясь близости тайны, про которую никто и не мог подозревать хотя бы что-то.
        Наука, объединенная со знаниями прошедших веков, подсказывала наиболее верные пути. Все лучшее, что можно взять от врага, стало основополагающим. Нечеловеческие силы и выносливость, зрение, слух, обоняние. Резервы организма, никак себя не проявляющие у обычных людей. Возможности, так необходимые для идеальных бойцов, шпионов, разведчиков, позволяющие сделать невозможное. Тоже самое, за чем шла в Куйбышев РДГ. Только здесь, у нас, на нашей стороне.
        Гречишина входила в состав одной из групп детей, участвовавших в экспериментах. Жестокая правда военного времени позволила собрать в Институте сирот, оставшихся без единого родственника. Не объяснять им ничего, делая необходимое. Многие из них погибли, не справившись. Хрупкие человеческие организмы, подобранные по результатам тщательнейших исследований, все-таки не выдерживали. Дети, подвергнувшиеся введению специальных составов, умирали. Жестоко, в мучениях, боли и криках. Но далеко не все. Часть оставшихся в живых - пошла дальше. Постепенно, проходя через новые испытания, становясь теми, кого и хотели получить в итоге создатели.
        Часть, такие же как Саша, подверглась выбраковке. Голос Гречишиной в этот момент чуть дрогнул, как показалось Куминову. Хотя, скорее всего, ему именно показалось. Не заметил в девушке какого-либо сожаления, злости, разочарования. Она-то была здесь, живой, умеющей многое из того, что Куминову и не снилось. Или, все же, что-то было?
        Венцлав, отсортированная перед третьим этапом, когда из двухсот первых образцов, в живых осталось не более девяноста, в результате оказалась в научном секторе. Гречишина, выдержавшая все до конца, надела военную форму. Но не это оказалось главным в рассказе девушки.
        Проектов фашистов носил имя «Берсерк», неся в этом не только боевое безумие. Куминов помнил, что изначально берсерками древние скандинавы называли воинов, могущих становиться оборотнями. Но оказалось дело не только в этом. После происшествия на заимке он уже не удивился продолжению рассказа Гречишиной.
        - Среди христианских святых, Николай, есть такой святой Христофор. - Юля устроилась удобнее. - Так вот самое интересное, голова в некоторых случаях его запечатления - не человеческая. Самая, что ни на есть, звериная. Мне-то она показалась крысиной, но оказалось традиции иконописные такие. Вроде как происходил святой Христофор из племени псеглавцев, представляешь? То есть, натурально, висит в храме расписная древняя-предревняя доска со святым, у которого вместо лица волосатая харя с зубами. Ну и нимб вокруг нее, все как полагается… интересно? Мне тоже было интересно, на лекциях. Как сейчас помню, класс, солнце в окно, на улицу хочется. А читает Дубицкий, и не удерешь никуда не просто потому, что не удерешь. Просто Дубицкий… и все тут. А он как обычно берет и делает так, что тебе на улицу уже и не хочется, потому что стало так интересно, так интересно…
        Юля сделала больщие глаза, глядя на Куминова. Вздохнула, видя, что капитан терпеливо ждет продолжения.
        - Скучный ты, Куминов, человек, даже вида не покажешь заинтересованного. И что в тебе Саша нашла? Ой… проболталась…
        Куминов молчал, глядя на нее. Показалось, что Саша на его плече на какой-то неуловимый миг напряглась и чуть затаила дыхание? Нет, не показалось, но вида показывать явно не стоило.
        - Дальше?
        - Тьфу ты, капитан, ну что ты какой, а? - Гречишина скорчила гримаску. - Ладно-ладно, рассказываю.
        В общем - живых мертвяков ты уже видел. Поверь, что оборотни ещё как существуют. Конечно их не так много, чтобы заметить, но есть. В основном бесконтрольные твари, которых нужно уничтожать. Разгар охот на оборотней всегда приходился на послевоенные годы, также, как и их активность. В Сибири, после Гражданской, Институт создал специальный подотдел, проводя его как подразделение РККА. База там была, личный состав в полк численностью, ветка железнодорожная. То же самое делали в Поволжье, на Тамбовщине и Украине. Везде где страна в разрухе лежала, много всякой мрази шлялось, я не про банды говорю. А Дубицкий, к слову, вел как раз дисциплину по нелюди. Да-да, товарищ капитан, именно так. Вся нелюдь в Советском Союзе должна быть классифицирована и подвергнута учету, ха…
        - Ну, ты и ляпнула. - Куминов недоверчиво качнул головой. - Может ещё и наркомат специальный под нее создали?
        - А Институт на что? Смешно звучит, понимаю, но так и есть. Хорошо, что их не так уж и много. Хотя хватает, ничего не скажешь.
        Так вот, капитан, идем дальше. Раз уж про оборотней заговорили, так тут дело вот в чем. Кроме тех, что сами по себе, не контролируют себя в полнолуние, да и просто себя не контролируют, есть и другие. И были, всегда и везде. Люди-ягуары, тигры, медведи, лисы, коты… у некоторых северных народцев есть даже моржи. У полинезийцев акулы, у некоторых горцев - ирбисы. У нас - волки и медведи в основном, ничего не поделаешь. Да сам, как мне кажется, помнишь сказки детские. Хотя бы про Ивана-царевича и его верного серого волка. Поверишь, что звали Ивана, на самом деле Волхом Всеславичем и никакого волка у него не было? Сам перекидывался, да так неудачно… или наоборот, что про него даже в нескольких летописях упомянуто. Общеизвестных летописях, не говоря про те, которые не для всех.
        На самом деле не стоит думать, Николай, что человек может стать блохастой шавкой, правда чуть больше обычных размерами…
        - Это точно. - голос у Саши сонным не казался. Голову с плеча Куминова она и не подумала убрать. - На горилл если похожи только, только очень страшных.
        - На горилл, говоришь? - Куминов плечо убирать не стал. - И нас такие обезьяны могут ждать в Берлоге?
        - Такие приматы, товарищ капитан, нас ждут через пару десятков километров, на том само открытом участке ветки, про который я говорила. - Гречишина покопалась в карманах, потом повернулась к Саше. - А, майне фрейндин, не будете ли вы битте мир айне цигаретте? Да можно, Саш, раз говорю, давай.
        - Почему ты мне не сказала про это раньше? - Голос капитана стал чересчур спокойным.
        - Что именно? - Гречишина затянулась. - Мол, пацаны, бдительнее будьте, высматривайте оборотней и Бабу-Ягу в ступе? Они у тебя ребята и так тертые, увидят если что. Да и бояться при нашей скорости их не стоит, не справятся бобики. Засаду тоже организовать не смогут, это не открытая магистраль. Вот те, да, потрошат, бывает. В двадцать седьмом, на участке от Шепетовки до Харькова волколаки уничтожили состав. Весь, до последнего человека, на одноколейном перегоне, единственном на всем участке магистрали, проходящем через лес, с небольшой скоростью у самого состава. Нам сейчас бояться стоит только немцев.
        - Уверена?
        - Зуб даю, товарищ капитан. - Гречишина пыхнула огоньком. - Мы в сторону отклонились, от основной темы нашей беседы, не находите?
        - В Берлоге есть оборотни? - Куминов чуть вздохнул. Независимость поведения чекистки иногда заставляла его, обычно невозмутимого, злиться. - Сколько, как опасны, чего ожидать?
        - Говорю же - скучный ты человек, Куминов. Прямо-таки, взяла и отрапортовала: подразделение вервольфов численностью до двадцати пяти оборотней рядового состава, пяти волкулаков фельдфебельского с усиленным потенциалом и тремя псоглавыми офицерами, да? Не знаю я, капитан, точно. Не уверена, что вообще есть, хотя подозреваю, что должны быть наверняка. Во всяком случае, у нас в охране Института они присутствуют.
        - Кто? - Куминов непонимающе уставился в сторону гаснувшей точки сигареты, подсвечивающей ехидное лицо Гречишиной.
        - Они, предмет нашей беседы. Лохматые симпатяшки с бицепсами, да, Саш?
        - Ага… - капитан понял, что Венцлав чуть улыбнулась. - Это точно. Ты сам интересовался тогда, в землянке, помнишь Коля? Про то - есть у нас они, или нет? Хотя и говорил ты не про оборотней, так как тогда ты еще ничего и не знал. Зато сейчас знаешь.
        - Дичь какая-то. - Куминов потер переносицу. - Сначала непонятные живые мертвецы, сейчас оборотни. Слушай, Юленька, а ты часом не такая же? На луну там не воешь, шерсткой не обрастаешь?
        - Исключительно по тем дням, что одобрены командованием, товарищ капитан, и при выполнении особо важных и сложных заданий от него же, командования то есть. Да не, Николай, не боись, я не из таких, точно, зуб даю. Хотя кое-что у таких нелюдей мы позаимствовали, и использовали.
        - Успокоила… - Куминов не знал, что сказать на подобное заявление. - То есть у тебя, к примеру, что-то да есть?
        - Что-то да есть. - Юля отнекиваться не стала. - Но так, по мелочи, тебе не опасное. Пока, во всяком случае, точно. Ты ж приказ командования выполнить до конца настроен, да, капитан?
        Куминов не ответил на вопрос. Внимательно всмотрелся в подсвечиваемое задними фонарями локомотива лицо чекистки. Что она имеет в виду, вот что действительно интересно? Капитан не мог объяснить своего недоверия к девушке, возникшего сразу после ее появления. Все, казалось бы в порядке, включая знакомство с Сашей. Но Куминова так и дергало изнутри смутным ощущением: надо держать ухо настороже, пока она рядом. А как только ее рядом не окажется, становиться совсем внимательным. И пусть лучше наконец-таки ошибется его интуиция, ни разу не подводившая, чем что-то случится.
        - Мда уж, - он хмыкнул, - люди-ягуары, вон чего. А акулы с моржами как тогда, если оборотни на горилл похожи?
        - Ну… - ответила Саша, а вовсе на Гречишина, как ожидал капитан. - Фотографий у нас нет. Подразделение боевых пловцов флота Ее величества Великобритании засекречено очень серьезно. Нам известно лишь то, что после уничтожений основных атлантических баз Гранд-флита выживших перебросили на тихоокеанский фронт. Сейчас они входят в отдельное соединение британского королевского флота в составе вооруженных сил Австралии и Океании. А про моржей в Институте ничего точного не известно. Врут, наверное.
        Куминову только и оставалось, что сидеть и удивляться. Причин для того, чтобы считать этих двух сумасшедшими у него не было, ни одной. После знакомства с внутренним устройством хозяйки заимки, фотографиями в папках на совещании у командира полка и некоторых особенностей организма Гречишиной - не было. Оставалось лишь признать факт возникновения некоторых особенностей окружающего мира, такого, казалось, знакомого и понятного. Хотя - воевать с оборотнями?!!
        Состав выскочил из тоннеля одним быстрым рывком. Постоянный стук катков, уже ставший привычным, неожиданно разошелся в сторону. В лицо ударило свежим морозным воздухом, да так, что Куминов мигом натянул шерстяную маску на лицо. Встал, поставив ногу на скамью и подняв АСД. Быстро окинул взглядом открывшееся пространство, убедился, что все, вроде бы, в порядке. И лишь после этого позволил себе чуть расслабиться. Саша встала рядом, придерживаясь за лист обшивки платформы.
        На небе не виднелось ни облачка. Предусмотрительный Воронков, вовремя углядевший просвет впереди, потушил все огни. Светомаскировка стала просто необходима, потому как на белом полотне недавнего снега рельсы и состав виднелись издалека. И особенно если в «издалека» включить добавочное «с высоты полета». Причем полета не птичьего, а вертолетного, оснащенного хитрыми и надежными устройствами, в том числе для поиска.
        Стало заметно, что старший лейтенант Эйхвальд думает в таком же порядке. «Заметно» проявлялось по мгновенно уставившемуся в чистое небо стволу КПВ на его последней платформе. Догадливый лейтенант также в первую очередь опасался винтокрылых поисковиков, от которых их пока удача проносила без потерь. Хотелось надеяться на то, что и в этот раз рядом не будет так некстати пролетевшего «Драккена» или «Хеймдалля».
        - Не должно их здесь быть… - голос Юли, неожиданно тихий, заставил Куминова вновь напрячься. Или он что-то сказал вслух?
        - Я мысли читать не умею, капитан. - Чекистка сзади вздохнула. - Думаю просто в ту же сторону, что и ты. И про тоже.
        Он не ответил, покосился на Сашу. Девушка не сказала ничего, но Куминову показалось, что она нервничает. Вполне понятно так нервничает, ощущая, как между ними двумя встает недоверие. Это плохо, очень плохо. Если бы предупредили про появление Гречишиной, Куминов еще мог бы подготовиться и проверить какие-никакие данные. Но что делать сейчас? Он командир группы, вся тяжесть задачи лежит именно на нем, и капитан был в полном праве подозревать незнакомого и неожиданно появившегося союзника в чем угодно. Включая двойную игру, как не тяжело было думать про такое. Решение назрело само собой, осталось лишь дождаться прибытия в предпоследнюю перед Куйбышевым точку и прояснить все необходимые моменты. Лишь бы там, в поселке со странным названием Петра Дубрава не обнаружились бы немецкие бравые молодцы-егеря. Или парни с двумя серебристыми молниями. Куминов провел пальцами по металлу оружия и уставился за борт платформы. Ничего другого ему пока не оставалось.
        На войне, как… - 13
        Атлантический океан, 195…
        Флаэрти не любил свои ирландские корни. Он даже «О» убрал из фамилии и нисколько не горевал. Жаль, рыжие волосы никуда не уберешь, а рыжина ему досталась - прикуривать можно, если зажигалка не горит.
        Сам Флаэрти привык прикуривать от спичек, зажигая те о собственный ноготь. Такие серные продавались нечасто, но он знал, где найти. Дед всегда говорил - спички штука нужная, держи в сухости и те не подведут. Флаэрти вообще ценил деда по матери, хотя сейчас о нем говорить не стоило. Дед был из немцев, поколении в третьем, живших в Бостоне уже давно. Шмидтов не осталось, и хорошо, после сорок девятого, когда стало ясно - война кончится не скоро, за потомков переселенцев из Эльзаса взялись всерьез. Как и за остальных, из Саксонии, Баварии, Гессена и прочих немецких штатов, давно не существовавших.
        Сейчас ему уже стало все равно. Какая-то лохань, приведенная в Бостон как обычная баржа с Юга, взорвалась, похоронив вместе с собой порт и все трущобы вокруг, включая домишко с семьей Флаэрти. Переживать за друзей деда, коротавших век там же, не пришлось. Ни за кого не пришлось, мертвые все равно не слышат слова живых.
        Флаэрти читал в Пост, что взрыв оказался делом рук каких-то латиносов, бодающихся с Южной армии от Техаса и до Чили. Только ему не верилось, больно уж все встреченные смугляки оказывались яростны, злы и туповаты, не более. Умных среди них ему ни разу не попадалось.
        Флаэрти, водивший тогда морской буксир, стоял во Фриско. Эхо Бостона дотянулось быстро, и он занял себя работой, уйдя в нее с головой. Война стала длинной, как свечки на День мертвых, выставляемые мексикашками по кладбищам. У нее даже появился привкус, мерзкий привкус плохого топлива, порой откачиваемого отовсюду даже через небольшие шланги. Мерзкий привкус мешался с надоевшими консервами, год от года становящимися все хуже и перебить его мог только бурбон. Кукуруза, хвала святому Брендану, пока не переводилась, как и умельцы, гнавшие из нее пойло.
        Глоток из толстостенной фляги выходя из порта, глоток с каждой пройденной милей, глоток, добравшись к сухогрузу, севшему на мель, к лайнеру, ставшему госпиталем, застрявшему между камней, к миноносцу, идущему на ремонт. К концу вахты шкипер Флаэрти был готов воевать еще пару-тройку десятков лет, но когда впереди разгорались бакены и огни Фриско, ему хотелось выйти назад в море и искать, искать и искать подлодки узкоглазых.
        О, этих добрый католик Флаэрти ненавидел даже больше немчуры, застрявшей где-то у большевиков. Смугло-желтые обезьяны, попадаясь порой на своих спасательных ботах у Суматры, Гвинеи и прочей сраной Океании, где буксир бывал регулярно, при встрече с ним всегда видели лишь две вещи. Вырастающий над ним скалой нос корабля или брызжущее раскаленным металлом рыло кормового «браунинга», куда качающийся Флаэрти добирался быстрее, чем на нос. Для них шкипер всегда держал пару-другую лент с настоящими подарочками, зарядами, прячущими внутри фосфорную начинку.
        Япошки, оставшиеся после попаданий, горели и тонули, полыхая изнутри варившимися кишками. Флаэрти иногда таскали к комиссару района, где буксир оказывал помощь флоту. Его всегда сдавали дурные сердобольные души, писали доносы и требовали снять ублюдка с корабля, отправить на электрический стул или поместить в психушку.
        Флаэрти, косясь в сторону и пыхтя обжеванным огрызком сигары, молчал и сверлил глазами портрет Эйзенхауэра, ставшего почти вечным президентом. Снимков нескольких случаев, когда за борт сливалась бочка, порой две, отработанного масла, потом лихо полыхавшего, никто не снимал, а верить словам…
        Многие верили, особенно глядя на краснорожего громилу с лицом идиота, тупо смотрящего стеклянными глазами в никуда. Но война списывала все, а хороших капитанов, готовых в любой момент выходить с мирного Вест-Кост куда угодно - поди поищи ко второму десятку военных лет. Так что Флаэрти совершенно спокойно возвращался на «Хутча», закупался выпивкой и уходил в море. Команда у него подобралась та еще, такое количество дерьмоедов, ублюдков и отморозков редко когда оказывалось на флотских гауптвахтах одновременно.
        - Флаэрти!
        Флаэрти оглянулся, попыхивая своим вековечным любимым огрызком. Комендант порта, Салливан, смотрел на него с совершенно обычным выражением - как смотрят на дерьмо, прилипшее к подошве.
        - Да?
        - Ты открыл пакет, отправленный с вестовым?
        Вестового, как и пакета, Флаэрти не видел. Он вообще, с самого утра, видел только потолок и стены «Морского», дешевого кабака для гражданских, где пил три дня подряд.
        - Так и думал, - Салливан сплюнул, дернув идеально выбритой щекой, - тебе выходить через два часа, все уже загружено. Задание, карта и остальное, держи!
        Отвертеться не вышло и ладонь Флаэрти цапнула настоящий, не ту писульку, что на «Хутче», конверт. Желтый, из толстой вощеной бумаги, вскрывающийся только с сильным хрустом.
        Шкипер пожевал табачный огрызок и хрустнул бумагой, вскрывая.
        «Хутч», принайтованный тросами к эсминцу, шел не своим ходом, его волокли сильные японские машины. От команды осталась половина, сам Флаэрти, кося оставшимся глазом на желтомордых, стоял на носу, связанный до деревянного спокойствия бревна.
        Офицер, прохаживающийся рядом, довольно скалился и что-то верещал на своем обезьяньем. Флаэрти ни хрена не понимал слова, но радовался их нескончаемому, как Ниагара, потоку. Когда япошка затыкался и начинал гавкать, башка одного из парней, срубленная ударом длинного меча-тесака, скакала по палубе как мяч, пятная ее красным.
        Флаэрти не обманывался, японцы радовались, взяв «Хутч» на абордаж, изрешетив борта с надстройкой и все же добравшись до команды, не дав ей потонуть. Дженкинс, тощая сволочь, не открыл кингстоны и теперь им предстояло умирать страшно, уж Флаэрти точно. Слава всегда идет впереди героев, а славы Флаэрти хватит на нескольких ирландцев-алкоголиков, и ему давно стало страшно.
        Найденный ими австралийский сторожевик показал лишь свой нос, уходя под воду. Вместо него, разодрав утренний туман, на «Хутча» выскочила злобная тройка японских миноносцев, узких и хищных. Уйти от них даже казалось дуростью, и, само собой, не вышло. Не тягаться крепкому, сильному, но медленному буксиру-бульдогу с верткими и скоростными стальными легавыми, ощетинившимися стволами с торпедными аппаратами. Как они тут оказались? Флаэрти было наплевать, куда больше занимало предстоящее свидание со строгим привратником Петром, что вряд ли пустит его даже на порог Рая. Ну и, да, сам способ транспортировки. Не зря же все япошки, оказавшиеся на борту, прошлись по Флаэрти коваными бутсами и прикладами. Глаз, правда, вышибло при стрельбе, осколком.
        А вот остальное… Флаэрти снова откашлял сгусток крови, где опять блеснул белым кусок какого-то зуба. Скоро уже…
        Бухта оказалась громадной, спрятанной от ветров и со всех сторон закрытой скалами. Япошек тут виднелось видимо-невидимо, и на самых настоящих пирсах сейчас торчало не меньше пяти-шести экипажей. Да не каких-то там миноносцев или крейсеров, а двух, не меньше, авианосцев. Флаэрти плохо разбирался в силуэтах и прочей мути, нужной военным, зато узнал главное судно, нависавшее над остальным дополнительной скалой, рукотворной и стальной.
        «Ямато», линкор, колотивший судна Союза каждый раз, как выбирался из своего логова. Его искали с самолетами, подлодками и допрашивая всех пленных. А он, оказывается, прятался тут, где-то у Явы.
        Флаэрти косился на длинный острый корабль, когда услышал странный звук. Почему странный? Да просто он шел с его корабля, с его «Хутча», который, в обход шкипера, вдруг обзавелся неизвестным люком под ватерлинией. Флаэрти пил много, но главного не пропил, остался капитаном и моряком, знавшим судно назубок. И сейчас, в гомоне, плеске прибоя и птичьем гвалте, крохотный неизвестный скрип и едва заметный толчок, случившийся из-за открытого корпуса и второй, когда люк стал на место, он не пропустил.
        Флаэрти мог пропить что угодно, но никогда не пропивал собственных мозгов. Времени, чтобы выбраться из корабля, хватило бы на трех человек, даже если у них новейшие аппараты для подводного плавания. Вот только вопросов это лишь прибавляло.
        Какой идиот решится на диверсию, после которой ты никуда не исчезнешь с островка, после которой никто тебя не подберет, а искать будут, а кислород закончится и все, на берегу тебя возьмут и дальше не пожелаешь и врагу такой участи, а?
        Странно, но Флаэрти знал ответ. Он же мог пропить даже собственную шкиперскую фуражку, но корабль был его, его «Хутчем». И «погруженное», большие ящики, такие вроде нужные для экипажа вроде как севшего на мель сторожевика, Флаэрти распознал. Пусть и видел крохотное клеймо один раз. Чертовых бриташек всегда подводит педантичность, а маркировку морского отдела УСС, Управления Специальных Сил, Флаэрти уже видел. И даже слышал странные байки о некоторых его вояках, воевавших под водой как на суше. Ну и…
        Ну и Флаэрти мог упиться любимым бурбоном, но глаза его не подводили, даже оставаясь в одиночку, а подбивали правый или левый ему частенько. И Флаэрти мог поклясться в простой вещи: там, под водой, прозрачно-чистейшей, к «Ямато» скользнули вовсе не аквалангисты. Сраные военные…
        Флаэрти, глядя на ребят и корабль, брошенных узкоглазым как приманка акуле, только оскалился, понимая, что единственное, что по-настоящему хочется сейчас, так это глупость.
        Дождаться, когда «Ямато» распустится огненным цветком, разлетаясь к чертям.
        Глава двадцать пятая
        'Люди, собранные в состав РДГ
        Обязаны доверять друг другу полностью и во всем'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Небо стало совсем чистым, чернильно-чёрным. Светящиеся россыпи звезд мягко плыли над их головами, казавшиеся такими близкими и красивыми. Беспредельно красивыми и мирными. А какими еще могут быть звезды? И луна, круглая полная очаровашка, обливавшая все вокруг своим светом. Предательским, выдающим их с головой, но бывшим таким же прекрасным и чарующим. Даже ветер, превращенный скоростью состава в лезвие бритвы, не казался совсем ужасным. Спокойная и мягкая красота, окружающая со всех сторон, обволакивала и отвлекала. Захватывала и погружала глубоко в себя, заставляя думать не о войне и смерти. Хотелось остановиться, встать и любоваться пейзажем, таким прекрасным в мягком серебре луны и бликах сверкающего снежного покрова. На какой-то момент Куминову захотелось этого так сильно, что он еле удержался от того, чтобы перепрыгнуть на локомотив к Воронкову и остановить состав. Да вот и ветер стал не таким режущим, почувствовал капитан, начал успокаиваться…
        Успокаиваться?!! Мимо пронеслось дерево, покрытое инеем. Куминов сначала не понял причины собственной настороженности. Проводил его глазами. Всмотрелся…
        Ветер ничуть не успокаивался. Сучья и ветви ходили ходуном от его напора. А вот ход состава стал значительно падать. И что-то мягко давило со стороны Саши, становясь все тяжелее. Сзади звякнуло, падая и ударившись металлом. Куминов подхватил Сашу, глядя в ее закатившиеся глаза и ничего не понимая. Оглянулся на Гречишину, практически сползшую по борту платформы. Почувствовал, как наливаются знакомой тяжестью руки, как тогда, на заимке. И поймал краем глаза, как взбивая снег со стороны полей приближаются к поезду темные точки. Руки не хотели слушаться, но он все-таки смог, успел. Палец мягко надавил на спусковую скобу, взорвав ночь длинной, насколько хватило усилия, очередью. В сторону летевших к ним точек пролегла мечущаяся огненная трасса. Ночь ответила Куминову многоголосым воем.
        Эйхвальд пришел в себя первым. Или не он, а Сафин, что сейчас было абсолютно без разницы. КПВ раскатисто рявкнул, еще и еще. Лента, заряженная вперемежку с МДЗ, выпустила первые ярко-алые снаряды, наверняка нашедшие хотя бы одну цель. Самое главное, что Воронков пришел в себя тут же после нее. Состав ощутимо дернуло и потянуло вперед, набирая ускорение. За спиной злобно зашипела Гречишина, поняв, что вся ее подготовка и даже недавний рассказ спасовали перед теми самыми, надо полагать, оборотнями.
        Локомотив, несмотря на возраст, был хорош. Скорость, потерянная было совсем недавно, набиралась им быстро. Ветер снова начал резать даже сквозь плотную ткань маски, но Куминов был этому только рад. Бой с какими то блохастыми шавками, пусть и страшными, ему не был нужен. Абсолютно, силы и боеприпасы стоило приберечь для другого. Стало понятно, что бойцы думали также, как и их командир. Во всяком случае, не было больше очередей, лишь несколько одиночных, прицельных выстрелов. Тем более, что сейчас можно было уже и целиться. Оборотни успели на свою беду подобраться именно на его расстояние, пускай и ночью.
        В замыкающей платформе, этому сейчас очень сильно радовался Эйхвальд со своим КПВ. Ему пришлось стрелять больше остальных, когда темные фигуры начали все-таки сокращать расстояние до состава. Пулемет дробно и оглушительно застучал, выбрасывая хорошо заметные вспышки пламени. Ближайшие фигуры упали, подняв вверх белые хлопья недавно выпавшего снега. Куминов вздрогнул. Несмотря на скорость, с которой состав удалялся, он успел заметить, как темные силуэты поднялись, бросившись в погоню. Капитан всмотрелся, стараясь лучше рассмотреть преследователей. Стрелять смысла не было, кто бы ни были те, кто гнался за составом, они уже не успевали. Тягаться в скорости с локомотивом было тяжело.
        Длинные и вытянутые тела, покрытые густыми черными шубами, свалявшимися в сосульки. Рассмотреть что-то в темноте было невозможно, практически невозможно. В какой-то момент Куминову показалось, что блеснули у самого ближнего через густую завесу шерсти глаза. Но только показалось. Тени неслись, не успевая, не издавая больше не звука, не сбивая дыхания. Последний из догоняющих, видимо, самый упорный и настырный, пролетел еще около сотни метров. Притормозил, лапами подняв снежную волну, после чего постепенно пропал с глаз капитана. А ветер, поднимающийся в ночи, донес до слуха отрывистый хриплый вой. И все, ничего страшного.
        - Мда… - Куминов опустил автомат. - Хорошо то как вышло, без сучка, без задоринки. А говорили-то, говорили…
        - Угу… - Гречишина не опускала оружия. - Не говори гоп, товарищ капитан. Что-то не нравится мне, ой не нравится.
        - Не нравится… - Куминов посмотрел на неё. - Мне тоже, представь себе. Я не знаю, что там будет впереди, но если там есть такие твари - мне это очень не нравится. Удрать на паровозе - одно, а когда на своих двоих - другое. Какая скорость у них, видели? И после попадания с дегтяря вскочить? Мать честная, товарищи девушки, не нравится…
        - А что делать? - Венцлав дернула щекой. - Назад поворачивать? Да и неизвестно, есть они там, или нет.
        - Угу. - Куминов не приободрился. - Ладно, черт с ним. Сколько нам еще ехать, Юль?
        - Не так уж и долго, по открытой местности около получаса, потом снова тоннель, по нему часа полтора и все, на месте.
        - Это уже хорошо. - Куминов посмотрел на небо. - А то не верится мне во всякие хорошие случайности на заданиях.
        - Ты про что? - Саша повернулась к нему. - Где они у нас были?
        - Ты прав, капитан. - Гречишина тоже смотрела в небо. - Так не бывает. Ты абсолютно прав.
        - Вы про что вообще? - Саша явно не понимала очевидного факта для обоих нахмурившихся и уставившихся вверх.
        - Вертолеты, Саша. - Куминов покрутил головой. - Вдруг все же пронесет…
        - Не пронесет. - Гречишина матюгнулась. - На три часа, вроде один…[40 - Т. е. - с востока. Если быть точным, то с севера-востока к составу на данный момент приближается немецкий геликоптер. В данном случае применяется принцип, при котором картушка компаса разбивается по секторам циферблата. За север берется двенадцать, за юг - шесть часов. Прим. автора.]
        - Твою-то мать… - протянул капитан. - А так хотелось верить.
        - Снайпера надо оставить здесь. - Гречишина встала ногой на борт платформы, собираясь запрыгнуть в локомотив. - Слышишь, капитан?
        - Не маленький, да? - на лице Куминова отчетливо выступили напряженные желваки на скулах. - Скажи Хрусталеву чтобы короба с лентами поменял, пусть ставит бронебойные… на всякий случай.
        Развернулся, одним прыжком оказался на противоположном от Гречишиной борту и скакнул к Эйхвальду.
        Саша осталась стоять, как была, ничего так и не поняв. Не объяснять же было сейчас прописные истины, не на уроке. Что вертолет, скорее всего, идет именно за ними, обнаружив состав с помощью аппаратуры. Что если им повезет, то они усеют уйти, практически завалив операцию, ведь их путь станет ясен. Что сбить вертолет так, чтобы он ничего не передал с помощью радиопереговоров - тоже не удастся. Да и как сбить с помощью пусть и мощного, но одного ствола КПВ подвижную и защищенную цель? Которая, вдобавок еще и вооружена так, что только завидовать остается. Но не попробовать сделать это и задержать вертолет…
        На каждой платформе были предусмотрены места для аккумуляторов. Они наверняка зарядились, на что Куминов очень надеялся. Если нет… то… просто погибнуть РДГ не должна. Не должна и точка. Лишь бы аккумуляторы зарядились, лишь бы зарядились. А парни… это ведь война.
        - Андрей. - Капитан тронул Шабанова за плечо.
        - Да, командир? - Снайпер был спокоен. Баюкал на руках винтовку, уже все поняв.
        - На локомотив, к Воронкову.
        - Есть. - Шабанов закинул лямки рюкзака на плечи. Повернулся к Сафину, быстро приобнял его. Эйхвальд просто пожал ему руку, хлопнул по плечу. - Бывайте, ребят. Победа будет за нами.
        - Давай. - Лейтенант погладил рукой пулемет. - Ты там за нас, если что, напиши в Берлине, хорошо?
        - Конечно. - Снайпер кивнул им и перепрыгнул на платформу Куминова.
        Капитан проводил его глазами, повернулся к двум оставшимся бойцам. Посмотрел на них, внимательно, стараясь запомнить каждого. Объяснять ничего не было нужно, в ЕГО группе каждый понимал - что необходимо иногда сделать.
        - Вы, самое главное, сделайте что нужно. - Сафин кашлянул. - А мы не подведем.
        Эйхвальд молча пожал руку Куминова и повернулся к КПВ.
        Капитан перепрыгнул назад, на свою платформу. Наклонился над замком, провернул рычаг, освобождая ее от соседки. Подсоединение бронепровода, по которому подзаряжались аккумуляторы, отошло свободно. Куминов выпрямился, повернувшись к локомотиву, и махнул фигурке Гречишиной. Состав начал удаляться от двух разведчиков, взваливших на себя смертельную ношу прикрытия. Капитан внимательно всмотрелся в темноту. Увидел, как мигнули красные огоньки в тех местах, где были закреплены фонари световой сигнализации. Все работало.
        Воздух стал свежее. Хотя ветер и сносил запах сгоревшего топлива, но мазутная вонь все равно ощущалась весь путь. Сейчас в локомотиве Воронков включил аккумуляторы, погасив форсунки. Ни один из огней тоже не горел. Состав шел вперед тихо, лишь чуть лязгая металлом и стуча катками. Платформа с Эйхвальдом и Сафиным, превратившаяся в дрезину, отставала, специально притормаживая. Локомотив побежал вперед заметно быстрее, торопясь скрыться от приближающейся винтокрылой машины врага. Могло и пронести, хотя Куминов в это абсолютно не верил. Спустя пару мгновений после этой мысли все опасения подтвердились. В темноту неба там, позади, ударили красные вспышки, отмечая первые дорожки выстрелов пулемета. Чуть позже пришел звук.
        Десантный отсек «Драккена» не такой просторный, как у «Хеймдалля». Это Отто Бернхоф знал давно, и летать в этих узких железных гробах не хотел. Но солдатское дело простое, сказали лететь, так лети. Сейчас они возвращались из поиска, неожиданного и внезапного. Ничего хорошего Отто в этом не видел. Только полтора часа назад лежал в казарме, листая книжонку про обер-гренадера Шульца.
        Обер-гренадер, при первом прочтении, был настолько крут, что Отто хотелось хохотать во весь голос. И в огне он не горит, и в воде не тонет. А уж русских пехотинцев щелкает из МГ как орешки, одной левой. Ну да, ну да, схватил МГ и давай поливать вокруг себя, куда там. Но книжка была одобрена для чтения личного состава сил Вермахта канцелярией Гиммлера, и смеяться было нельзя. Например, в Курте, ефрейторе соседнего взвода, Отто был уверен на сто процентов. Стукач, еще какой стукач. Хохотнешь над подвигам бравого обер-гренадера и все, на прием к фрау Штольц, олицетворяющей в батальоне вездесущую гехаймеполицай.
        А уж на что капрал Бернхоф любил женщин, всяких разных, но фрау Штольц побаивался. В обертке из стройной подтянутой фигурки и коротких светлых волос вокруг очаровательного личика валькирии, скрывался поистине железный стержень. Нет-нет, Отто Бернхофу не хотелось на прием к фрау. Потому над книжками они не стал смеяться, а чуть позже втянулся. Тем более, что герой-гренадер на русском фронте не остановился и отправился доказывать силу тысячелетнего Рейха в арабскую Африку, добивая жалкие остатки английского колониального корпуса.
        Капрал как раз добрался до середины четвертой книги, где герр Шульц сокрушал подлых арабских наймитов, решивших за английское грязное золото предать гренадера, доверившему им проводку по тайной тропе в тыл к бриташкам. И тут под потолком взревело и замигало красным. Плюнув, и мысленно пожелав всем русским партизанам быстрее сдохнуть от водки, Отто понесся вооружаться.
        Сборы у егерей скорые, иначе нельзя. Торопливо застегнуть теплую парку, затянуть завязки широких и удобных зимних брюк, раскатать вязаную маску на горло и лицо. Ремни с подсумками для магазинов «манлихера» набросить на плечи и растянуть по груди, закрепив на спине и поясе. Ранец из плотной кожи, с дополнительным патронными пачками, сухим пайком и спальным мешком сверху, за спину. Всякую необходимую мелочь по дополнительным навесным карманам на портупее, автомат на ремне на шее. Все знакомо и привычно и вот капрал Бернхоф готов куда угодно, хоть к черту на рога, хоть к партизанам в леса. А ещё Эмиль принес с кухни термос с кофе, весельчак и хлопотун Эмиль. Так что потихоньку настроение у Отто стало лучше. В конце концов, книгу о подвигах во имя фатерлянда душки обер-гренадера можно дочитать и потом. Но когда вместо вместительной и надежной туши старины «Хеймдалля» Отто увидел хищного «Драккена», настроение снова покатилось черт пойми куда.
        Рейд прошел спокойно, без стрельбы, без посадок. Обер-лейтенант Хоффман, командовавший взводом Бернхофа уже второй год, спокойно дремал на «офицерской» лавке у кабины пилотов. В «Драккенах» кабина не закрывалась и Отто, сидя рядом с командиром, смотрел вперед, стараясь хотя бы что-то рассмотреть в чернильной мгле. Какое-никакое, а развлечение. Клонило в сон, воздух был теплым, тяжелым. Дежурное освещение отбрасывало на лица соседей, ставшие такими близкими, странные тени. Сколько он уже здесь, три или четыре года? Отто уже не помнил точно. Отряд югенд-штурма, переподготовка, отправка сначала в Африку, потом сюда, на Русский фронт. Хватило времени, чтобы привыкнуть к разным условиям и дремать в вертолетной тряске.
        Отто пробежался глазами по первой странице газеты, которую нашел за откидывающейся лавкой. Все как обычно, чему верить не хотелось. Каждый уважающий себя ветеран понимает границу между пропагандой и правдой.
        'Сообщение от 15-го ноября 196… года.
        На участке обороны 22-ой дивизии СС под командованием генерала Фон-Дорна русскими было проведено тактическое наступление в направлении между населёнными пунктами Чишмы и Завьяловка с применением штурмовой пехоты и мощной артподготовкой. Противник продвинулся на 1 - 1.5 км и был остановлен на рубеже реки Малый Кинель На данный момент фронт стабилизировался.
        Потери противника составляют: убитыми 3 675 человек, ранеными и захваченными в плен 2 340 человек, потери в танковой технике и самоходных артиллерийских установках - 54 единицы. Также нашими доблестными войсками захвачено стрелкового вооружения в количестве 10 019 единиц, боеприпасов - 3,5 тонн.
        Потери наших доблестных войск составляют: убитыми 1 102 человек, ранеными и захваченными в плен 543 человека, потери в танковой технике и самоходных артиллерийских установках - 15 единиц'
        Ханс, Ханс-мелкий и Эрнст как обычно резались в карты, раскладывая их на патронном ящике. Один из юнцов пополнения глазел то ли на игру, то ли на сами карты. Скорее всего, что второе. Ханс ездил домой, в Любек, привез их оттуда. Все хвастался, что рыжая трефовая дама знатно охает во время абер лангзам-лангзам, а блондинка с туза червов вообще на всю голову повернутая на этом деле. Такие вот сувениры стали делать на родине Ханса, фотографируя фрейляйн с местных борделей. А парнишка, видно, не был даже в дивизионном полевом, где за рейхсмарки всегда есть свободные комнатушки для бравого зольдатен. То-то так смотрит на черно-белые фотографии. Отто перегнулся к нему, потрепав за плечо.
        Глава двадцать шестая
        'В случае необходимости решения, принимаемые бойцами
        Должны быть полностью осознанными'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Эй, парень, как тебя зовут, запамятовал? - Отто любил поиграть своего, рубаху-парня, как говорят русские. Юнца звали Куртом, и родом он был с нижней Саксонии.
        - Курт, господин ефрейтор! - Ишь, чуть не подскочил. Ничего, обтешется, притрется, сам капрал был таким же, правда очень давно. Почти пять лет, почти пять.
        - Все нормально, не подпрыгивай, не на плацу. - Бернхоф положил руку парнишке на плечо. Свой, настоящий немец, высокий, крепкий, глаза светлые. Не то, что всякие приданные из отребья Европы. - Завтра свожу тебя кое-куда, хорошо? Любишь красивых фрейляйн?
        - Так точно, госп… - Капрал прервал рапортование, еще раз потрепав парня по плечу. - Конечно… красивые фрейляйн?
        - Всякие, немок, правда, очень мало. Польки, украинки, русские, есть даже какие-то туземки… татарки, что ли. Так что - завтра, рядовой.
        Капрал откинулся на металл сиденья, улыбнувшись. Всего ничего, а молокосос теперь будет слушаться во всем. Так и должно быть, в конце концов он, Отто, второй после командира взвода. А, лейтенант то все слышал, вон, зыркнул глазищами из-под бровей. Что у нас тут вообще творится, в, если можно так выразиться, салоне?
        Вон, Эмиль, отдавший термос юнцам из Тюрингии, недавно прибывшим сюда, начал копаться в карманах парки. Как пить дать, ищет свою гармошку, и, как всегда, найдет ее в нагрудном кармане. Целый ритуал, что и говорить. Хех, камрад, сколько уже было таких вылетов на двоих?
        Офицер, который на самом-то деле и не спал, покосился в сторону музыканта. Было очевидно, что Хоффману хотелось курить и приземлиться. Вот лейтенант достал портсигар, заметно, что старый, из серебра с вставками какого-то камня. Достал тонкую сигарету, помял, понюхал. Перегнулся в сторону пилотов, закричал, стараясь перекрыть голосом звук двигателей. Отто насторожился. Не водилось у обер-лейтенанта Хоффмана привычки вмешиваться в работу летунов, неужели что-то почуял, старый волк?
        А командир уже вскочил, нависнув над пилотскими креслами и всматриваясь в темноту за стеклом пилотского фонаря. Бернхоф подумал. И решил посмотреть вместе с ним. И быстро понял - что так заинтересовало Хоффмана. Внизу стреляли, из, скорее всего, чего-то крупнокалиберного, если судить по темпу стрельбы и мощным вспышкам. Где-то далеко внизу, на самом краю темноты, что позволяла что-то видеть. Как обер-лейтенант умудрился рассмотреть красные трассы?!!
        - В этом квадрате не должно сейчас быть наших ребят, так? - Хоффман наклонился к пилоту.
        - Да. - Худой и небритый гауптман почесал выступающий подбородок - Думаете, русские, лейтенант?
        - Не думаю, уверен. У вас же полный боезапас?
        - Именно. Хорошо… - пилот щелкнул тумблером на приборной доске. - Фриц, это Август, слышишь меня? Да, да, это я. Какая разница, что не на закрытой частоте, Фриц? Я сейчас в квадрате семьдесят пять, захожу на вираж, тут что-то непонятное. Да, со мной десант егерей. Все, Фриц, дальше передача по обстановке.
        «Драккен» ощутимо качнуло, когда вертолет резко взял на правый борт. Отто вздохнул, понимая - предчувствия не обманули. Все-таки будет сегодня что-то не очень хорошее, как чувствовал. Машина дрожала, заложив сильный вираж. Капрал вцепился в поручень, глядя вперед через стекло, стараясь увидеть хотя бы что-то, понять. Только что?
        Откуда-то снизу неожиданно выросли в его сторону красивые красные точки, выравниваясь в одну линию. Она дергалась, хлестала из стороны в сторону, пытаясь зацепить тяжелое хищное тело «драккена». В ответ винтокрылый дракон огрызнулся, сразу с обоих пилонов, где крепились скорострельные пушки. Капрал чуть не упал, когда вертолет заложило в неожиданном падении. Вот черт, полностью пропало настроение…
        - Солдаты! - рявкнул Хоффман. - К бою! Занять места у бортовых пулеметов, быть готовыми десантироваться!
        Отто, оказавшись у встроенного МГ, оттолкнул одного из молодых.
        - Посиди, дядя Отто немного разомнется.
        Немец бил хорошо, но не мог навестись. Пронзительно-белые зажигательные укладывались вокруг платформы, дырявили снова полетевший снег, грозящий стать метелью. Длинные светящиеся линии шарашили вокруг, почти цепляя, но пока Эйхвальду и Сафину везло. Немец мазал, даря им секунды, и вот им-то их терять стало совсем нельзя.
        Эйхвальд прекрасно понимал - что будет чуть позже.
        Чуть позже, как-бы и чтобы не случилось, сюда слетятся со всех сторон немцы всех мастей, начнут рыть землю, отыскивая малейшие зацепки и следы. А рельсы со шпалами, как не желай, не спрячешь. По ним, в обе стороны, раскинут густую облавную сеть, стараясь добраться до начала и конца, выйдут на замаскированное убежище, давшее им пристанище… Да и черт с ним, свое дело кусок подземной дороги сделал, самое главное, чтобы сделал до конечного результата. А тот какой?
        А только такой, при котором оставшиеся ребята доберутся ровно куда следует и закончат работу. Вот это и есть результат, и наплевать, получается, на смерть самого Эйхвальда. Хотя…
        Эйхвальд выстрелил, протыкая стылый воздух рядом с вертушкой. «Драккен», уходя от попадания, завалился набок. Сафин ударил из своего, слишком маленького, калибра.
        - За лентой следи!
        Рустем кивнул, подтягивая короб.
        Эйхвальд сплюнул, покачав головой. Все это лирика, дерьмо собачье! Бить надо, только умно и верно, пусть для этого самому погибнуть придется!
        Немцы уже передали, что вступили в бой. Команды они выполняют четко, пунктуальность и педантичность, что поделать, сам такой. Местность у них поделена на квадраты, значит искать их начнут скоро. Локомотив тянет ребят здорово, и если пурга продлится, то до цели доберутся. А там… а там уж как выйдет. И помочь им Эйхвальд сейчас может только двумя способами: сбить сам вертолет и сбить на нем антенну дальней связи, закрепленную над одним из пилонов, не дать отправить последние координаты, подарить хотя бы немного времени остальным.
        Толстая калабашка, вот цель, вот куда нужно попасть… И, если так, то придется дохнуть. Попасть, ночью, в снег, можно только в вблизи. Эйхвальд хмыкнул, заценив всю ситуацию. Однако, такого ему еще не доводилось делать вообще. В смысле, что собственноручно переть на смерть, да еще таким вот дуром. Играть в кошки-мышки с «драккеном», клекочущим винтом почти рядом, руку протяни.
        Ну, а что остается?
        Хоффман, всматриваясь в белое, видневшееся в стекле колпака, злился. Чертова радиостанция, доннер-веттер, не работала, чертова русская погода смогла справиться с настоящим «сименсом», не давала радиоволнам дотягиваться до своих.
        - Может, уйдем, будем сопровождать сбоку? - возник в наушниках голос пилота.
        Хорошая, верная мысль. Отвалиться вправо или влево от катящей под ними телеги, оборудованной крупным калибром и просто сопровождать, дожидаясь, пока перестанет нести снежные волны и атаковать снова. Все правильно, но…
        Хоффман доверял чутью. А чутьё кричало - не отпускай, отпуская дрезину или даже моториссу, вдруг возникшую на старом пути. Хоффман не был идиотом и, прибыв сюда, тщательно изучал всю территорию, переданную под наблюдение его части.
        Старая железнодорожная ветка практически не использовалась из-за ветхости и, самое главное, тактической ненужности. Начиналась на основной магистрали, шла через село с взорванным сахарным заводом и обрывалась в деревне, где до сих пор не могли заново отыскать нефтяное месторождение.
        Доклады первых партий, изучивших местность, Хоффман изучил до буквы и нигде не нашел хотя бы упоминания о подвижном составе, обнаруженном при зачистках местности. Никаких схронов и прочих убежищ, так любимых партизанами. Никаких следов доставки топлива или запасный частей подвижного состава. Ничего, ни одной гильзы или непонятного клочка, куска или обрывка мусора, не должного там находиться.
        Сам Хоффман дважды справлялся с подобными задачами из-за мелочей.
        Неподалеку отсюда, у городка Сызрань, ему самому бросилось в глаза странное несоответствие нескольких проплешин в траве у небольшого лесочка. Группа рыла носом землю, собаки жалобно визжали, когда ведущие уже начали бить их поводками. Но они нашли схрон и пятерых большевиков, упершихся и не сдавшихся. Убежище сожгли прибывшие огнеметчики, вместе с сопротивлявшимися.
        А старый-добрый Отто, сейчас вцепившийся в МГ, куда раньше, в… в Подмосковье, как-то разглядел желтенький кусок бумаги, гонимый ветром по дачной улице. Всего бы ничего, кажется, но солдат сообразил догнать его, поймать, рассмотреть кусочки букв, видневшихся с краешку. Бумага оказалась от упаковки солдатской «mahorka», входившей в обеспечение РККА. Дачи оцепили, обложив двойной цепью все подходы и выкурили почти взвод диверсантов, ждавших времени для атаки на железную дорогу.
        Сейчас Хоффман чуял тоже самое. И бросать упрямого русского, не подпускавшего вертушку дерзкими выстрелами, не собирался. Связь вот подвела, связь…
        - Ну?
        - Летим за ним, старайтесь попасть.
        - Почему не обойдем? - не желал успокаиваться пилот.
        Хоффман едва подавил желание дать тому добрую пощечину, чтобы не спорил. Пилот хорош, но хорош только в управлении своей машины. Снежная буря разошлась не на шутку, и потерять нитку железки, где катилась огрызающаяся русская колымага, это проступок.
        - Они могут прикрывать еще кого-то! - отрывисто каркнул Хоффман. - В снег мы потеряем ветку, нам нужно сбить этих и идти над веткой дальше.
        Пилот не стал спорить, лишь кивнул. А второй вернулся к своей работе, оживив авиационные пушки. Уже выпущенные два неуправляемых снаряда ушли в пустоту, потраченные просто так. И Хоффман приказал не тратить их больше, надеясь на настоящую цель впереди.
        Снег мешал, забивал даже тепловой прицел, превращая картинку на небольшом экране в густую и постоянно менявшуюся пыль. Второй летчик бил без него, целясь лишь на ослепительно белые следы, тянувшиеся к ним снизу
        Вертушка стала ближе, как и хотелось Эйхвальду. Ниже и ближе, выйдя на курс, должный снести их платформу к чертовой матери. Снаряды начали ложиться кучнее. Один из выпущенных НУРСов почти зацепил их, а Сафин коротко вскрикнул, откатываясь в сторону. Рустем вернулся, но Эйхвальд, сумев оглянуться на него, рассмотрел совсем белое лицо товарища. Зацепило, резануло до тела, выпустив кровь. На сколько теперь того хватит, а?
        КПВТ не подводил, бил мощно и мерно, покачиваясь на станке и посылая снаряд за снарядом. Но не цеплял рычащую сволочь, прикрытую бронелистами, мотавшуюся среди снежного вихря. Летели, летели в ту сторону, но пока не попадали, черт его побери!
        - Снижайся! - Хоффман не выдержал. - Снижайся и разнеси этого сукина сына!
        За спиной, до сих пор молчавшие, зашумели егеря. Его парни, умевшие что угодно на земле, а сейчас вынужденные терпеть тряску, качку, подпрыгивание желудка до неожиданной блевотины и, самое страшное, того самого момента, когда, проткнув крупповскую сталь, внутрь все равно влетит раскаленная болванка, разносящая их на куски. Кому такого бы хотелось?
        Второй пилот, весь в огне и желании дотянуться до огрызающегося скота, удиравшего по железке, не обращал никакого внимания на спор. Он стрелял, вцепившись во врага и, вроде бы, потихоньку добирался до того. Вроде бы…
        Эйхвальд рыкнул сквозь зубы, когда пролетающий мимо снаряд пробил борт платформы. Заодно отлетевшим в сторону небольшим куском железа его резануло по лицу. Кровь выступила сразу, мешая прицеливаться, смахнуть ее было некогда.
        Сафин молчал, молчал уже больше минуты. Что с ним было, жив ли или нет, лейтенант не знал. Насколько мог - растягивал ленту из короба, уже третьего короба, последнего. Платформа пока сохраняла скорость, аккумуляторов хватало, скорость не падала. Рустем, перед тем как сам Эйхвальд открыл огонь, заклинил переключение скоростей, чтобы не было поводов отвлекаться. Сначала лейтенант не понял этого поступка. Но потом, подумав, согласился. Самым главным было прикрыть отход ребят, не дать зацепиться за них немцам, и рискнуть, вызывая вертолет на бой.
        Сейчас бой был им практически проигран. Лейтенант разведчик рычал, понимая, что вот еще немного, всего с десяток звеньев и все. Сначала вертолет расстреляет спокойно катящуюся платформу, потом пойдет дальше. Он дернул стволом, пытаясь хотя бы зацепить темный крутящийся силуэт очередью. Трассеры уходили мимо, мимо, если и задевая вертолет, то лишь чуть-чуть.
        Когда, неожиданно, в небе расцвел цветок пламени, Эйхвальд не поверил. Он не верил еще несколько секунд, потом все это стало не важно. Вспышку от устремившегося вперед реактивного снаряда он не смог бы заметить, даже если бы захотел. Но, уже начав падать, пилот успел отправить к ним последний гостинец.
        Громыхнуло перед самым лицом громилы лейтенанта. Борт дрезины встал на дыбы, не давая жидкому огню прорваться к нему, скрутился, мгновенно покрываясь сажей и копотью. Эйхвальд закричал, но не от боли, от радости. Он смог сделать то, что требовалось. Спустя пару ударов сердца огонь все же добрался до него. Разведчик успел заметить рыжие сполохи, закрутившиеся перед глазами, прежде чем упал в непроницаемую мглу.
        Вертолет крутило, как будто им играли сумасшедшие ведьмы, летающие вокруг на метлах. Отто, не отпуская МГ, болтался взад-вперед, порой ударяясь о дырку в борте. Острый металл сразу прорвал ткань брюк, раскроил бедра, где-то даже добравшись до кости.
        Кровь летела вокруг, горячая на выходе и тут же замерзающая, несколькими холодными каплями ударившая Отто по лицу. Ему перебило позвоночник, разворотило живот, а он почему-то все жил, намертво вцепившись в рукоятку и не видя, как завязки-утяжки рукава парки несколько раз обмотались вокруг нее и станка.
        Последний поворот заставил его глухо замычать, сил на крик не оставалось. Отто впечатало прямо у пробоины, разодранные вкривь и вкось края вцепились крючками, как в рыбу, не отпускали. Так даже оказалось лучше, хотя и страшнее.
        Отто уставился в ревущее белое за бортом. «Драккен» перестало швырять, выровняло и несло к земле, все быстрее и быстрее. Прямо на приближающийся сухой лесок, вдруг проглянувший в просвете снежной бури и подсвеченный чудом уцелевшим поисковым прожектором на пилоне.
        Ближе, совсем близко… Отто захрипел, услышав еще чей-то стон, поднял голову, надеясь увидеть хотя бы одно знакомое лицо вместо ледяной русской пустыни, раскрывшей свою пасть и готовой сожрать еще сколько-то немцев.
        Вместо Хоффмана, летунов или хотя бы кого-то из молодых, на него взглянула черно-красная маска смерти, текущая склизким и жирно чадящая. А потом остатки бронестекла встретились с белым и твердым, и Отто сдох.
        На войне, как… - 14
        г. Сызрань, ланд-комиссариат «Ост-Волга», 196…
        Павка сидел за вагоном. Трудно сидеть где-то еще, если прячешься от полицаев на станции. Можно, конечно, добраться до депо, но это сложно. Через станцию шли и шли эшелоны, а на доп-путях маневровые расталкивали грузы и пустые товарняки. Павке оставалось только дождаться, когда темноты станет больше и порскнуть в депо, надеясь проскочить.
        Выбраться в сторону нового города не выйдет, вся станция перекрыта натянутой колючкой, разделительной полосой и вышками, где мерзли немцы. А еще там патрули с собаками. Павке повезло, у искавших его придурков псов не оказалось, не положено полицаям иметь своих собак, они с ними обращаться не умеют… Да нет, всех псов местного комиссариата Павка с пацанами и потравил недавно. С тех пор и ищут, а он снует туда-сюда, никак в руки не дается. Остальных пока не встречал, может, поймали, может, наоборот, уже за городом где-то.
        Два месяца как прошло после Таньки, разодранной овчарками у старой церкви. Храма, вернее, торчавшего в старом городе. Танька украла что-то, пыталась удрать от приказчика из лавки, а тут, как назло, полицаи ехали в машине. А с собой три рыже-черных псины, те их и спустили, а Танька бежала и бежала, думала укрыться в слободе. Не вышло.
        Павка, Миха и Леха решили так это не оставлять. Опасно? Опасно, но хоронить Таньку вышло им. Когда полицаи, посмеиваясь, оттащили собак от бродяжки, сели в свой грузовик и уехали, пацанва смогла выбраться из укрытий и…
        Павка тогда даже плакал, Танька ему нравилась, она была веселой и красивой. Ее не портил даже шрам на щеке, длинный, от глаза и вниз. Это ее когда-то колючкой задело, когда они на склады забирались. Зажило быстро, а год спустя остался глубокий след, все белеющий и становящийся меньше. Танька переживала, как все девчонки, но скрывала, а Павка точно знал.
        Таньке разорвали все, что можно, а умерла она от потери крови. И не сразу, а к вечеру, лежа в густом тепле их подвала, где пацаны жгли сэкономленные дрова. В подвал даже заглянул патруль, но Леха выставил двум ублюдкам притыренные до поры-до времени три пачки настоящих немецких сигарет и ублюдки убрались, что-то там ворча на своем непонятном русском.
        В госпиталь их не пустили, а врачи, жившие в старом городе, не пошли даже за пять золотых десяток, имевших в тайнике. Миха было приставил нож, спрятанный в сапоге, к горлу одного, но тут в подъезд зашли люди и пришлось ему убегать через чердак.
        Они поили Таньку чаем, угрохав весь запас сахара, скормили шоколад, но к утру она закрыла глаза и не проснулась. Пацаны похоронили ее у реки, отыскав давнюю воронку и завалив натасканными битыми кирпичами. Рыть землю у них не получалось, та промерзла намертво.
        Крысиный яд они сперли в аптеке через неделю. А еще через три, вскрыв мясную лавку, ночью пробрались в собачник у полицаев, накидав псам мяса, нашпигованного отравой. Миха ошибся, выбираясь последним и его увидел часовой, наконец-то добравшийся до угла с собаками. Узнать - кто еще в банде с малолеткой в белом полушубке, полицаи смогли.
        И вот теперь Павка прятался за вагоном, смотря за тремя в серой форме, ходивших по станции. Сюда он смог добраться прицепом на вагоне, скатившись с горки под насыпь. Ублюдки не отстали, побежали следом.
        Немцы на въезде не стреляли, реготали конски и тыкали в него пальцем, запустив полицаев следом. Мол, вы упустили чертенка, вам и искать. Вот Павка и не знал, как ему пробраться через пути, постоянно занятые эшелонами и добраться до депо. Там рабочие мужики, суровые, но справедливые, спрячут… наверное.
        Когда ему на спину наступили сапогом, вдавливая в мерзлую землю, вонявшую креозотом, мочой и машинным маслом, Павка чуть не заплакал от обиды. Потом руки связали, подняли и пинком отправили вперед, ругаясь на плохом русском. Вот те и не ловили его немцы. Полицаи бежали следом, что-то орали, немец послал их по матушке и те отстали. Так, переругивались.
        - Он собак потравил, преступление против Рейха!
        А то Павка этого не знал. Еще какое преступление. Да и на станцию попасть - тоже преступление. Вот куда его?
        Когда впереди замаячил ров, отрытый для всякого мусора, ему вдруг стало не по себе. Немец столкнул его вниз, наставил карабин, прицеливаясь и жахнул. Павка не успел даже вскрикнуть.
        - Во, очнулся.
        Павка, привстав, крутил головой, не понимая - где он?
        Давешний немец, рыжий и костистый, протянул кружку с чаем, похлопал по плечу и подмигнул.
        - Это Пауль. - сказала чернявая еврейка в фуфайке, сидевшая за столом. - Он коммунист, он тебя спас. Ты промерз, ему пришлось ждать час, прежде чем тебя вытащил и забросил в патрульную мотодрезину. Ты как? Как тебя звать?
        Павка смотрел на нее, на немца, на усатого дядьку, евшего сало с хлебом. И как-то не верил в случившееся. Молчал…
        - Шкет! - усатый отложил нож, что кромсал луковицу. - Я те щас лещей дам, если на вопросы Розы не ответишь!
        - Павлином меня звать.
        - Красивое имя, - еврейка улыбнулась, - беспризорник?
        А то не видно…
        - Ты с товарищам у полицейских потравил собак?
        - Мы.
        Усатый довольно крякнул, недоверчиво покрутив головой.
        - А как вы туда попали?
        Павка засопел. Молчать бы ему, да…
        - Двое друзей твоих не спаслись. - Роза пожала плечами. - Одного пристрелили, когда убегал. Второго повесили в обед, как партизана. Нам бы знать, как вы туда попали?
        - По ходам. - Павка вздохнул. - Мы ходы старые нашли. А вам оно зачем и вы кто такие?
        - Мы то? - усатый усмехнулся. - А мы, Павлин, и есть партизаны. Даже Пауль.
        Немец кивнул и улыбнулся.
        Глава двадцать седьмая
        'Командир РДГ должен быть уверен в своих подчиненных,
        В их морально-волевых качествах и психологической надежности'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Ветер бил в лицо, заставляя отворачиваться от него. Еще минут десять назад казался незаметным, но сейчас перерос в настоящий шквал. Плюс - скорость состава стала практически критичной. Наплевав на осторожность, Гречишина встала сама за «штурвал».
        Сейчас локомотив, такой неказистый с виду, пер вперед, разрезая металлической грудью сплошное белое полотно перед ними. Прожектор, такой нужный, включать нельзя. Куминов всерьез опасался прибытия к месту недавнего боя еще нескольких коллег винтокрылой машины. Снег, поваливший так вовремя, внезапно оказался большой проблемой. Скорость сбрасывать нельзя, а вот двигаться вперед без света, стало не просто опасно… стало смертельно опасно. Куда не кинь - всюду клин. Куминов выматерился, да так, что Саша покосилась на него. Но не с неодобрением. Скорее с невольным уважением к таланту капитана.
        Он перескочил на сам локомотив, оттолкнувшись от борта своей платформы. Металл покрылся скользким тонким слоем снега. В какой-то момент капитан качнулся, и вцепился в поручни, чтобы не улететь под грохочущую громаду. Было слышно, как сзади охнула от испуга за него Венцлав. Самому Куминову вдруг стало жарко, всего на мгновение. Странная реакция организма на неожиданно подступивший страх перед падением вниз. Ведь еще чуть и все… для него операция уже закончилась.
        Капитан оглянулся назад, но ничего не увидел. Понятное дело, когда с неба валит и валит, вставая сплошной пеленой перед глазами. С минуту назад ему показалось, что с той стороны долетел громкий отзвук взрыва, но ведь могло и показаться. Хотелось верить, что парни смогли оказаться живыми и даже выбрались, отправившись назад, к своим. Очень хотелось, несмотря на опасность, исходившую от них в случае поимки немцами. Куминов тряхнул головой, отгоняя прочь сейчас такие ненужные и неуместные мысли.
        Надо дело делать, а не думать о несбыточном чуде. Капитан пошел вперед, решив не рисковать возможностью упасть на скользком металле и крепко взявшись за поручень. Круглые, нетолстые штыри с ребристой поверхностью, были облеплены снегом, влажным и густым. Перчатки, чья ткань сразу намокла, скользили по густой каше и сжимать пальцы пришлось изо всех сил. Локомотив крепко тряхнуло на невидимом повороте, капитану пришлось вцепиться в железо еще крепче, двигаясь вперед мелкими шажками.
        Но локомотив того типа, на котором неслась вперед РДГ, все же не корабль, даже не океанский большой катер. Скоро Куминов оказался рядом с кабиной машинистов. Внутри, в темноте, в которой светились лишь приборы на доске, сидела хмурая Гречишина, и точно такой же Воронков. На ввалившегося капитана они обернулись одновременно и недоуменно.
        - Прожектор включай. - Куминов сел на металлический ящик для инструментов, крепко привинченный к стенке. - Давай, давай…
        - А светомаскировка? - Гречишина чуть приподняла брови.
        - Да хрен с ней, светомаскировкой. - Капитан скинул снег с автомата. - Под откос уйти похуже будет. И это, Лех, сходи за Сашей, нечего ей на ветру делать.
        - Хорошо. - Сержант встал. - Сам с Андреем останусь. Он же на платформе?
        - Да. Осторожнее там, Леш, скользко.
        - Хорошо.
        Воронков подхватил оружие и двинулся в сторону задней части локомотива. Куминов выглянул, стараясь хотя бы проконтролировать то, как сержант доберется. Потом с досадой стукнул кулаком по железной стенке машинисткой и пошел следом. Ну не дурак ли, прости Господи? Сам еле дошел, и предложил Саше сделать то же самое, только самой. Видно ветер и морозец все-таки подвышибли соображалку, чем еще такое объяснить. Куминов прикрыл глаза рукой, жалея, что нет его очков, прозрачных и широких, с плотной маской вокруг. Его разбились во время лыжной гонки, а на базе, откуда они вышли к железнодорожной ветке, таких не нашлось. Мечты, мечты…
        Он успел в аккурат к моменту, когда Воронков страховал девушку на подъеме.
        - Хватайся! - Куминов протянул Саше руку.
        Девушка крепко вцепилась в ладонь и прыгнула. На какое-то мгновение, совсем короткое, капитан понял, что стоит и крепко прижимает ее к себе. Всего на мгновение, такое длинное-длинное. Два взгляда, друг напротив друга, серые глаза в карие, почти черные. Саша кашлянула, положив руку на его ладонь:
        - Может, пойдем уже, товарищ капитан.
        - А, ну да… - Куминов отпустил ее. Если быть полностью правдивым, то очень даже нехотя. Покосился в сторону тактично отвернувшегося Воронкова. Тот, видно почувствовал взгляд, повернулся. Ухмыльнулся и выставил из кулака большой палец. Капитан сплюнул, погрозил сержанту кулаком и пошел за Сашей, которая, цепляясь в поручни, уже прошла около трети пути по дрожащей под ногами «палубе» их сухопутного корабля. Состав снова тряхнуло, Куминов подпрыгнул, и чуть было не прикусил язык.
        В кабину машиниста они ввалились практически одновременно. Ветер бросил вдогонку несколько добрых горстей мокрого снега. Гречишина хохотнула, глядя на них.
        - Ветерок за бортом, а, капитан?
        - Разговорчики, старпом… - Куминов сел на холодную лавку, рядом с Сашей. - Идем по приборам, или что-то видно?
        - Видно? - Юля пожала плечами. - Да нет, практически. Но двигаться вперед осталось около километра. Там стрелка, переведем и вперед, к окончанию пути.
        - Хорошо. - Куминов откинулся на стенку. Представил себе, как там ребята на платформах. Поежился.
        - Чая хочешь? Горячий… - Юля открутила крышку термоса, налив Саше кружку горячего чая с лимоном. Венцлав вцепилась в нее крепко, обхватив пальцами, хотя та и точно была очень горячей. Пальцы, обтянутые плотной шерстью, чуть дрожали.
        - А откуда? - удивился капитан.
        - Пчелкин прибегал, принес термос и заварку. Тут кипяток есть, дело техники, особенно с термосом. Будешь?
        - Буду. - Куминов сел на лавку. Вытянул ноги, поняв, что устал, очень устал.
        - Ну, так бери и наливай, тоже мне, - Гречишина улыбнулась, - барин нашелся, принеси-подай… Некогда мне, стрелку бы не проехать.
        - Действительно. - Куминов отхлебнул чаю. Зажмурился от удовольствия, чувствуя, как горячая сладкая жидкость побежала вниз. Как мало иногда надо для ощущения всей прелести жизни, всего-навсего свежий, только что заваренный, крепкий чай. С густым ароматом полностью развернувшихся листьев и лимона… сказка просто. Пусть настоящего лимона и не было, а был только сухой концентрат из пакетика. Это как раз неважно.
        - Так… - Гречишина плавно потянула на себя рычаг, одновременно нажав несколько тумблеров. Скорость локомотива ощутимо, пусть и не сразу, начала спадать.
        - Приехали? - Куминов торопливо отставил кружку, зашипев, когда недопитый чай плеснул на пальцы от толчка останавливающегося состава.
        - Почти… - Юля выдохнула и прищурилась, глядя через стекло перед собой. - Вроде не промахнулась.
        За дверью отчетливо лязгнул металл, и чуть позже появился Хрусталев, похожий на белого медведя.
        - Стрелку переводить будем? - Лейтенант шмыгнул носом. - Вот буржуи, в тепле устроились. Плюшками не балуетесь акроме чая?
        - Балабол. - Куминов пожал плечами. Хрусталев был неисправим.
        - Эйхвальд оставался сзади, командир? - Голос лейтенанта стал жестким, ожидающим. - Один или с кем-то еще?
        - Сафин с ним остался. - Капитан вздохнул и посмотрел на товарища. - Вдвоем они там были.
        - Да… - разведчик почесал подбородок. Куминов понимал его как никто другой. Их группа славилась своей удачей и тем, что возвращалась вся, чаще всего вся. А сейчас? Их осталось восемь, всего восемь. А задача так еще и не выполнена. И ребят не вернуть…
        - Хватит лирики. - Гречишина подошла к выходу. - Лейтенант, стрелку переключишь?
        - А как-то еще можно? - Хрусталев посмотрел на девушку. - Вот и я думаю, что никак больше и не выйдет.
        Он повернулся и пропал в темноте. Куминов вышел следом, понимая, что снег начал падать медленнее. Во всяком случае, не так быстро и густо, это точно. Теперь тяжелые хлопья валили вниз почти горизонтально, спрессовываясь под собственным весом и быстро создавая небольшие сугробчики. В голову пришла мысль о том, что лишь бы не занесло пути впереди, вот что может быть плохо.
        - Не должно - Гречишина возникла рядом бесшумно.
        - Может, хватит мысли читать, товарищ чекистка?
        - Да какие мысли? - Юля непонимающе уставилась на него. - Ты стоишь, смотришь на небо, потом вниз. Что еще можешь подумать?
        Из кабины донесся тихий смех. Саша, которая прикорнула на лавке, рассмеялась.
        Из темноты донесся звучный щелчок. Немного позже возникла белая фигура Хрусталева.
        - Готово. И это… - разведчик повел головой по сторонам, - поедемте быстрее. Не по себе мне как-то. Показалось, что следит кто-то за мной.
        Куминов не стал пытаться проверять слова разведчика. Слишком много видел за последние дни непонятного и страшного. Поднял автомат, положив ствол на поручень, и уставился в темноту, ставшую чуть светлее. Или это только показалось? Хотя утро уже через пару часов наступит. Очень хотелось надеяться, что за эти пару часов они, наконец, уберутся куда-то, где их сложно будет отыскать.
        Локомотив качнулся, уходя направо, по еле заметной ветке. Куминов, стоя на борту и держась за поручни, посмотрел назад. Стало заметно светлее, солнце на востоке скоро должно было пробиться сквозь низкие снеговые тучи. Но с неба все еще валило, помогая разведчикам, забрасывая еле заметную колею. Капитан понимал, что поисковики гансов пройдут по ней, но хотя бы надеяться хотелось. Хотя это было глупо, стрелка сразу показывала наличие двух путей. Оставалось лишь дождаться приезда в конечную точку, и понять, почему Гречишина так спокойна.
        Состав тихо поехал вперед, набирая скорость и торопясь убраться от наползающих лучей солнца с той стороны, откуда он приехал.
        Состав прокатился мимо небольшой станции, с деревянным, перекошенным зданием вокзала. Куминов знал от Гречишиной, что станция была промежуточной, разводя линию от соседней, крупной узловой, к Ставрополю-на-Волге. Тут же, рядом, был поселок с бывшим пороховым заводом. Оборудование части РККА при отступлении взорвали, ветку привели в негодность. Единственный путь, которым и проехали разведчики, выныривал из глубины громадного пакгауза, одного из десяти, находившихся на территории бывшего завода. Пути у станции были заставлены грузовыми составами, в свое время не отправленными по назначению. Пустые платформы, с которых немцы давным-давно поснимали все более-менее ценное. Теплушки, в которых вывозили эвакуированных жителей и раненых бойцов из-под Москвы. Локомотивы, «овечки» и «сталинцы», со снятыми котлами и остальным оборудованием, ржавели на рельсах. Поезд разведчиков тихо продвигался вдоль них, крадучись и неторопливо. Оставшиеся бойцы настороженно водили стволами оружия по сторонам, опасаясь засады. Но вроде бы было тихо.
        - Вон в тот тупик едем. - Гречишина выглянула из кабины. - Тут совсем медленно надо, видишь, капитан, как тесно составы стоят? Отправь пару человек откатить ворота, прибыли уже почти.
        - Хорошо, - кивнул Куминов. - сейчас сделаем. Хрусталев!
        - Да, командир?
        - Вон те ворота на роликах, видишь? Откатите в сторону, подождите и потом назад их. Давай, выполняйте.
        Пчелкин и Валиев мягко спрыгнули вниз. Побежали, похрустывая подошвами ботинок к кирпичной постройке, темневшей впереди. Капитан перешел на их платформу, встал у КПВ, где Шутяк смотрел вперед, крепко взявшись за ручки пулемета. Повел головой вокруг.
        Странно, все как обычно в местах, где за большой и обычной правдой жизни прячется маленькая тайна. Что тут? Водонапорная башня вон там, рядом с вокзалом, когда-то выкрашенным в голубой с белым. Старая, как сама станция, кирпичная, с пробитой в нескольких местах деревянной крышей и еле стоящими стропилами. Коробка депо прямо впереди, бывшая раньше красной с белым, сейчас грязная, с выбитыми стеклами по верху здания. Несколько сцепленных вместе пригородных деревянных вагонов, оббитых жестью, крашеной в зеленый цвет. Лавки вдоль перрона, тяжелые, с чугунными боковинами.
        И ни одной живой души, даже бездомных собак, к которым Куминов так привык в подобных местах. Лишь густая стая ворон, уже успокоившихся и вновь осевших на что-то, напоминающее разрушенный элеватор. Скрипнуло там, куда двигался, аккуратно двигаясь вперед, состав. Ворота пакгауза, сваренные добротно и продержавшиеся так долго, разъехались в сторону. Состав подкатил к ним и нырнул в темноту.
        Расул с Пчелкиным навалились на створки, вновь сдвигая их вместе. Чуть позже второй снайпер РДГ выскользнул в еле заметный лаз наверху, выбравшись на улицу. Куминов довольно кивнул головой. Пчелкин явно решил обмотать засов ворот цепью и повесить замок, которые обнаружил в углу строения, на верстаке. Фальшивка легко вычисляемая, но могущая подарить лишнее время.
        - Приехали, значит… - Венцлав показалась на лестнице локомотива, ведущей вниз. - Куда дальше, Юль?
        - Прямо по тоннелю. - Гречишина вниз решила спрыгнуть, одним махом преодолев несколько метров высоты. - Переодеваться будем, товарищ капитан?
        - На чем по тоннелю пойдем? - Куминов повернулся к ней.
        - Дрезина с платформой. - Чекистка подошла к одной из ремонтных ям, спрыгнула. Голос доносился со дна, глухо. - Сейчас… опа…
        Донесся скрежет. Пчелкин, уже вернувшийся, крутился рядом с девушкой, тут же оказался внизу. Послышался щелчок включающий фонарь.
        - Командир, тут такое… - лицо разведчика, показавшееся над краем ямы, выражало удивление вперемежку с восхищением.
        Куминов хмыкнул и пошел в ту сторону. Спустился по небольшой лесенке, уже слыша, как где-то в глубине хода, виднеющегося в самом конце бетонной кишки, заработал генератор. Дизель, кашлянув пару раз, замурлыкал, распространив вокруг пары сгорающего соляра и появившееся в темноте электрическое освещение. Дела…
        Капитану доводилось устраивать секретные тайники на территориях, захваченных немцами. Все они были нужны для одной цели - дать возможность разведчикам совершать диверсии, обладая необходимым снаряжением и вооружением. Были известны ему системы глубоких блиндажей, соединенных целыми системами ходов сообщения, вроде того, в который из деревни их привела Гречишина. Но что-то подобное ему довелось увидеть в первый раз.
        - Так, все собрать с состава, перенести КПВ на заднюю платформу и накрыть чем-нибудь. - Куминов повернулся к оставшимся разведчикам. Посмотрел на них, дошедших вместе с ним практически до конца пути. Подумал о том, что возможно все эти приготовления будут сделаны зря и тут же отогнал глупую и несвоевременную мысль. Они на войне, задача должна быть выполнена. А значит, состав должен быть готов к тому, что на нем придется возвращаться. Хотя в такой вариант Куминов практически и не верил.
        - Герасим! - разведчик, услышав командира, показался из убежища в яме. - Иди и помоги парням, давай быстрее. Нечего затягивать, двигаться надо.
        Пчелкин кивнул. Перекинул винтовку за спину и полез наверх. Пропустив его, по лестнице спустилась Саша. Куминов не стал ее ждать и пошел вперед, туда, где было слышно хозяйственную деятельность Гречишиной.
        Пригнул голову, проходя под низкой притолокой помещения. Глянул вбок и понял, что устройство потайного хода было очень уж хитрое. Люк делился на две части, поднимаясь вверх и вниз, утопленные в специальных пазах. Скорее всего, что все было сделано так хорошо, что даже не сбивались отдельные плитки из кафеля, которыми была выложена яма изнутри. Светильники, узкие лампы под стеклянными толстыми колпаками, убранными в мелкую решетку, давали достаточно света.
        Чекистка находилась за дверью одной из комнат, сходившихся в достаточно большом помещении сразу за первым поворотом коридора. Выглянув на тихие, но все же услышанные ею шаги разведчика, смахнула со лба несколько тянущихся ниточек паутины.
        - Поможешь?
        - Чего не помочь-то? - Куминов последовал за нею. Вошел, окинул взглядом далеко не маленькую комнату, сплошь заставленную стеллажами и пирамидами, и присвистнул. Было с чего.
        Оружие, амуниция, экипировка для разных условий и времен года, форма. Как образца РККА, так и войск Оси, включая униформу армии Ямато, как успел отметить наблюдательный капитан. Вон, пожалуйста, торчит в углу песочная форма Квантунской императорской армии, что она тут делает? Или вот, еще более пожалуйста, прямо напротив целый комплект для артиллерийского расчета штурмовой артиллерии итальянской пехоты. Зато есть возможность при необходимости выбрать хотя бы что-то нужное.
        - Это все хорошо… - Куминов присвистнул. - А толку? В немецкую форму там не обрядишься, как не крути. В гражданское, черт знает.
        - Припасы пополним и пойдем на объект к ночи. - Чекистка сняла с пирамиды странный автомат с пухлым стволом в мелкую сетку и отверстиями. - Бесшумный пистолет-пулемет Хеклера. Разработан по заказу герра Скорцени, специально для скрытных операций. Думаю, что нам потребуется, как считаешь?
        - Скорее всего, скорее всего. Опробовать надо, или как?
        - По уму надо… - Гречишина потерла подбородок, - если никогда не обращался, а оно заметно, так хоть чуток привыкнуть.
        - Это точно. - Куминов взял в руки автомат, или все-таки правильнее - пистолет-пулемет?[41 - Еще тот спор - как правильно называть, хотя все вроде бы решено. Но в случае с Куминовым еще не до конца. Вот профессионал-разведчик и думает, как же правильно? Ибо (информация с сайта «Уорлд-Ган»): Согласно действующему и поныне в России ГОСТ (Государственному стандарту СССР) № 28653?90 «ОРУЖИЕ СТРЕЛКОВОЕ. Термины и определения» термин «ПИСТОЛЕТ-ПУЛЕМЕТ» расшифровывается как «АВТОМАТ, В КОНСТРУКЦИИ КОТОРОГО ПРЕДУСМОТРЕНА СТРЕЛЬБА ПИСТОЛЕТНЫМИ ПАТРОНАМИ», а термин «АВТОМАТ» в свою очередь определяется как «АВТОМАТИЧЕСКИЙ КАРАБИН», т.е. укороченное оружие с нарезным стволом, допускающее ведение автоматического огня. Таким образом, де-юре является правомерным применение к пистолетам-пулеметам более общего термина «автомат». Вот и думайте тут. Далее в тексте будет применяться сокращение ПП (пистолет-пулемет). Прим. автора.] Покрутил в руках, примериваясь и привыкая.
        Да уж, непривычно, больше никак и не скажешь. После такой знакомой тяжести АСД, пистолет-пулемет казался непривычно легким, да еще и коротким, со странным центром тяжести. Поглядев и покрутив немецкую вундервафлю в руках капитан понятливо кивнул головой. Отстегнул приклад-рамку, приложил к плечу, попытался пальцем передвинуть странновато небольшой флажок предохранителя. Поморщился, понимая, что в случае с этим чудом германского оружейного производства что-то не то и привыкать просто жизненно необходимо. Решил подняться наверх и опробовать машинку в действии, когда сверху что-то хряснуло и грохнуло. Чуть позже до него донесся голос Хрусталева.
        - Командир, неладное тут что-то! - Куминов дернулся к выходу, потом сообразил и схватил висящий на пирамиде подсумок с длинными и узкими магазинами.
        Со стуком пронесся по лестничке, выскочив в пакгауз. Краем глаза зацепил почему-то распахнутое окно под самым потолком, одно из немногих, что были в этом большущем здании.
        - Вон там! - Андрей Шабанов, присевший за большой деревянной катушкой для кабеля, ткнул пальцем в сторону небольшого куска, в котором тесно стояли верстаки и железные шкафы. Половина из них завалилась, но оставшаяся часть еще держалась. - Туда шмыгнул.
        - Кто? - Куминов всмотрелся, но ничего не заметил. - Что за переполох?
        - Да непонятно. - Хрусталев оказался рядом, зайдя сбоку и прикрывшись бортом платформы. - Мы уже все закончили почти. Слышим, по крыше шорох какой-то, скребется как будто. Мало ли, ветер может, или птицы. И тут на… стекла к чертовой бабушке. Все думаю, дождались, за нами прилетели, так ведь, командир, неслышно было ничего, не винтов, не чего другого. А оттуда что-то непонятное - раз, и по стенке, по стенке в угол. Длинная такая, темно-серая дрянь, в лохмотьях.
        Глава двадцать восьмая
        'Командир РДГ должен уметь решаться задачи быстро,
        В противном случае разведчиков ожидает провал задачи'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Да уж… Куминов не знал, что сказать. Количество непонятного за время самой операции зашкалило давно и надежно. Удивляться чему-то длинному серо-зеленому и в лохмотьях в голову не приходило. Длинное, серо-зеленое и в лохмотьях, что такое? Наверняка крокодил, сухопутный, морозоустойчивый и в стыренной у фашистов шинели. Тьфу ты, сплюнул капитан, чего здесь творится. В углу чуть слышно лязгнуло и дробно простучало. Наплевав на осторожность Куминов, поднял только что приобретенный немецкий агрегат и выстрелил короткой очередью в сторону угла.
        Пистолет-пулемет чуть дернулся, мягко пружиня в плечо и чмокающее выпустив пули. Звук был хорош, еле слышный, похожий на единственный случай, когда капитан слышал, как откупоривают шампанское. Не идеально конечно, но куда как тише даже Судаева с ПБСом. В углу брызнуло мусором, мелькнуло что-то низкое, не отрываясь от пола. Зашипело в сторону капитана, спряталось под упавшим шкафом.
        - Твою-то мать… - Куминов недоверчиво проследил за эволюциями странного нечто. - Хрусталев, а ну бегом вниз, за такими, как у меня, автоматами. Постараемся не привлекать внимания. - Есть! - Лейтенант ужом ввинтился в проем ремонтной ямы, пролетев мимо обеих девушек, стоявших на лестнице с оружием наизготовку.
        - Андрей, Гера, вы его с винтовок не снимете? - капитан не отрывал глаз от шкафа. Вот что-то еле заметно мотнулось снизу, и тут же пропало. - Андрей, постарайся выстрелить максимум пару раз, мало ли, кто здесь в округе бродит.
        - Нет, командир. - Шабанов примостился удобнее за перевернутой тележкой с рассыпавшимися инструментами. Поелозил винтовкой по ее краю, старательно выцеливая непонятного противника. - В мертвой зоне.
        - Я сейчас на локомотив залезу, оттуда достану, наверное. - Пчелкин оглянулся на Гречишину, одобрительно ему подмигнувшую, и привстал. Свистнуло в воздухе, разведчик рухнул, распластавшись на бетоне пола. Рядом, лязгнув, упал большой ржавый ключ. Пчелкин потряс головой, со страхом покосившись на железяку, чуть не пробившую ему голову.
        Спас только кожаный и толстый, на меху, подшлемник, с которым снайпер не расставался все зимнее время года. Говорил, мол, опасается менингита, даже после того, как полковой врач специально прочел ему лекцию о вирусной природе данной болезни. Оказалось, что привычка хороша во всем. В худшем случае на крепкой голове Пчелкина сейчас набухает пусть и здоровущая, но всего лишь шишка.
        - Это вот что сейчас такое было? - Шабанов не отрывался от наглазника прицела. - Успел заметить, как мелькнуло что-то, и все.
        - Да… - протянул Куминов. - чем дальше, тем страннее. Хрусталев!!!
        - Здесь я. - Лейтенант возник сзади, присел за тележкой Шабанова. - Кто пойдет?
        - Я, ты, Пчелкин, с трех сторон. Ни к чему нам тут оставлять эту пакость.
        - И я. - Гречишина повела стволом «хеклера». - Мне вы, товарищ капитан, не можете приказать остаться. Андрей, прикроешь?
        - Конечно. - Как всегда невозмутимый Шабанов так и не оторвался от прицела.
        - Ну и ладно. - Куминов показал Хрусталеву на конец состава. - Давай туда с Пчелидзе.
        Лейтенант дождался, когда пострадавший от ключеметания снайпер подберется к нему, протянул ствол и магазины на длинном ремне. Прикрываясь за локомотивом, разведчики пробежали в самое начало пакгауза, начав заходить слева от прячущегося противника.
        - Шевелится, командир. - Шабанов прошипел сквозь зубы, выбирая спуск. Ударило звуком бьющей плетки. За шкафами взвизгнуло, громыхнуло и простучало в сторону Хрусталева и Пчелкина. Ждать пока тварь выберется, Куминов не стал, рывком бросившись вперед и начиная качать маятник. Насколько это было возможно. Хотя понимал, что со стороны это действо, скорее всего, напоминало заячьи петли, да и какая разница? Заработать в лоб ключом или кувалдой капитан не хотел. Сбоку, на расстоянии метров в пять, пригнувшись, быстро бежала Гречишина.
        Из-за металлической баррикады в углу, разбрасывая в стороны всякий хлам, в воздух взвилось вытянутое тело. Вцепилось странно разбросанными в стороны паучьими лапами в кирпичи и побежало, неуловимо перебирая всеми четырьмя конечностями вверх. Куминов не стал присматриваться, вскидывая оружие. Но Шабанов оказался первым. Стальная плетка вновь разрезала воздух, дублируя первый выстрел следующим, с опозданием в долю секунды.
        Существо на стене дернулось, вывернувшись под немыслимым углом, и не удержалось, полетело вниз, загрохотав завалами инструментов, приспособлений и прочего мусора. Оказавшиеся ближе к месту его падения Хрусталев и Пчелкин открыли огонь, уже практически подбегая. Толстые стволы мягко и тихо, но ощутимо зачпокали, посылая вперед пули, задрожали в руках. Мусор взлетел вверх, непонятная сущность бросилась в атаку, мягко выходя из-под биссектрисы выстрелов.
        Кем оно было когда-то? Этого Куминов сейчас не хотел понимать. Существо живо и опасно, потому следовало для начала заняться его уничтожением и лишь потом, если будет чуть времени, осмотреть. Его собственный ПП дернулся, выпуская первые пули. Била машинка хорошо, чувствовалось, что кучно и точно. Но на существо, сейчас вертляво уходившее в сторону, их действие оказалось не таким, как он ожидал. Да, было видно, что попал, ну и что? Так, всплески чего-то темного, очень редкие и не дающие остановить тварь. В целом Куминову показалось, что палит он в какую-то колоду и пули просто застревают в трухлявых, мягких и сырых волокнах. Рядом мерно и еле слышно застучал ПП Валеева.
        Темное нечто, распластавшись на бетоне, длинными скачками метнулось в сторону Пчелкина, бывшего рядом со стальным толстым швеллером, идущим вдоль одной из основных несущих опор кровли. Разведчик вжал спуск, заставив ПП выпустить одну длинную очередь, все-таки отбросившую существо назад. И тут вновь хлестнуло жестким щелчком металла со стороны Шабанова. Грамотный и опытный снайпер смог угадать и момент и то, как будет двигаться противник, аккуратно попав в затылок. Звуки выстрела и одновременного отвратительного хруста, сопровождаемого хлюпающим звуком, практически слились в один. Длинное тело вытянулось вверх, взорвавшись темно-багровым и ярко-алым, замерло на миг и упало, широко разбросав руки-ноги.
        - Вот живучая дрянь. - Хрусталев подошел поближе. - Ну и отврат, командир, тьфу ты, мерзость какая. Ты только посмотри…
        Куминов подошел и посмотрел. Вздохнул, хотя хотелось материться и даже немного выпить. Ощущение было как после просмотра фотоальбома в землянке командира полка. Такое же мерзкое и немного нереальное. Но реальность валялась под ногами, доказывая свое собственное существование и реалистичность.
        Это не было человеком в полном понимании самого слова. А вот представить, что как-то и кто-то безумный скрестил крысу, того самого крокодила и кого-то прямоходящего - Куминов мог. И представил, поежившись от самой дикости предположения. Длинные конечности, с гипертрофированными суставами, оканчивающиеся вытянутыми пальцами с дополнительной фалангой, украшенные острыми и загнутыми когтями. Казавшееся лохмотьями оказалось клоками свалявшейся шерсти серо-черного цвета, выбивающейся через толстые кожаные пластины, идущие внахлест по всему корпусу. Хвост, заканчивающийся подобием нескольких щупалец, в последнем рывке плотно охвативших ключ на тридцать восемь. Вот чем, оказывается, засветили в лоб Герасиму. Голова… тут капитану действительно стало мерзко.
        Выпуклый череп, безволосый, с сильно удлиненной задней частью, туго обтянутый светло серой, блестящей в свете из окон кожей. Вытянутые вперед челюсти, острый носогубный треугольник и широкие провалы глазниц над ними. Сами глаза, большие, с продолговатым зрачком, лопнувшими сосудами, слепо смотрящие на убивших существо людей. Длинные уши с нанесенным на внутреннюю сторону клеймением. Тем самым клеймением, про которое Венцлав говорила Куминову на заимке. Вот так-то, товарищ капитан, такие дела.
        - Капитан. - Пчелкин, отойдя к воротам, отодвинул металлическую пластинку глазка, врезанного в них на уровне человеческого роста. - Мне, может и показалось, но кажется на улице еще такие же.
        - Точно? - Куминов поднял голову, встретившись с уставшими глазами своего разведчика. - Не ошибся?
        - Ошибешься тут… - снайпер проворчал, всматриваясь перед собой. - Точно, валить нам надо отсюда, и побыстрее.
        - Хрусталев, в локомотиве все плотно закрыто?
        - Да, командир. КПВ мы укрыли хорошо, двери закрыли. Думаешь, что нам сюда все-таки выйдет возвратиться?
        - Не знаю. - Дело было нехорошо. Куминов посмотрел на тушу у ног, понимая, что теперь не надо ее уничтожать. Раз уж ее друзья-товарищи шастают в округе, то бесполезно, и действительно стоит уходить, и как можно быстрее.
        Осмотрел еще раз локомотив и обе платформы. В голове быстро прикинул, что накопленного аккумуляторами заряда хватит, если что, на быстрый старт. Хотелось верить, что не придется возвращаться по пройденному пути, чревато это. Но кто знает, как повернется ситуация в Куйбышеве? Так что нельзя отбрасывать в сторону все варианты из всех имеющихся в наличии, в том числе и локомотив.
        - Уходим, быстро. Юля?
        - Да? - чекистка повернулась к нему. - Они попасть в бункер не смогут?
        - Нет, система у входа очень надежная. А по поводу локомотива ты прав, товарищ капитан. Молчу, дура, молчу, мысли читать и не думала, честное комсомольское…
        Разведчики не стали дожидаться повторного приглашения, быстро перекидав по цепочке вещи и скатившись в яму. Куминов спустился последним, успев услышать, как по крыше пакгауза, еще державшейся, несмотря на время, ржавчину, дожди, снег и солнечные лучи, перепады температур и несколько попаданий явно от снарядов авиационных пушек, проскреблись сразу в нескольких местах. Спустился, аккуратно отступая вперед спиной и держа под прицелом весь видимый сектор. Почувствовал, как Гречишина придержала его под локоть, не давая оступиться на входе в убежище. Чекистка нажала на небольшой рычаг, торчащий в стене. Проскрежетало и половинки люка, закрывающего вход, плавно сошлись, лязгнув металлом.
        - Пару часов на отдых и в путь? - Венцлав, сидя на стуле у стены, вопросительно посмотрела на него.
        - Думаешь? - Куминов поставил ПП на предохранитель и присел на соседний, металлический с жестким сидением, стул.
        - Все устали, а в городе нам много сил потребуется.
        - Вот я и спрашиваю, Саш, - капитан поскреб щетину на подбородке, - Пару ли часов, или больше? Что думаете, товарищ лейтенант государственной безопасности, стоит нам задерживаться в вашем бункере? Легко его обнаружить?
        Гречишина вместо ответа подтянула поближе к ТЭНу[42 - Трубчатый электронагреватель (ТЭН) - электронагревательный прибор в виде металлической трубки, заполненной теплопроводящим электрическим изолятором. Точно по центру электрического изолятора (сердцевины ТЭНа), проходит токопроводящая нихромовая нить определённого сопротивления для передачи необходимой удельной мощности на поверхность ТЭН. Прим. автора] на стене топчан, легла, закинув ноги на собственный рюкзак. Повесила «хеклер» на кусок арматуры, держащий на весу трубы отопления, сейчас, по понятной причине, не действующего. Покопалась в карманах куртки, неожиданно выудив портсигар и спички. Прикурила, выпустив струйку светлого дыма. В тесном помещении ощутимо запахло виргинской смесью с добавлением ароматизатора. Сизая ленточка потянулась наверх, уходя за еле заметный выступ небольшого короба.
        - Понимаешь? - чекистка улыбнулась Куминову.
        - Ага, - капитан скинул лямки рюкзака, которые уже успел нацепить на плечи, - личному составу отдыхать. Пчелкин, караулишь первым, через три часа Андрей сменит. Воронкову отоспаться и не вставать совсем.
        - Эх, нелегка солдатская доля, ни тебе отдыха, ни тебе холи… - Герасим потянулся, уже успев растянуться на лавке у дальнего конца помещения и натянув подшлемник на глаза. - Понял, командир, понял. Пошутить нельзя?
        Куминов вместо ответа показал снайперу кулак. Весельчак Пчелкин спорить не стал, захватил с собой стул, банку немецкой консервированной фасоли с сосисками и отправился на пост. То есть ближе к задраенному люку, где имелся в наличии стол и лампа типа «летучая мышь». Чуть позже послышался скрежет разрезаемой жестянки и довольное мурлыкание разведчика.
        Венцлав удивленно приподняла брови, явно ни слова не поняв из лаконичного диалога капитана и чекистки. Куминов улыбнулся, понимая, что от объяснений не отделаться:
        - Все просто. Здесь хорошая вентиляция и звукоизоляция, не говоря про невозможность попасть внутрь. Даже если немцы нас выследят и подтащат сюда саперные заряды, то вряд ли что получится. Завалы после взрыва разгребать будут долго, а мы уйдем. Так?
        - Именно так, капитан. - Гречишина потянулась. - После того, что случилось ночью, наверняка сейчас район этот шерстят. Плюс подняли боеготовность повсюду, где только можно. В том числе и в Берлоге. Сунемся - попадем, а так… а так шанс есть. Гансы, конечно, педанты, но люди есть люди. В течение пары суток ничего не произойдет и они расслабятся. Вот тут-то мы их, голубчиков и вскроем. Прямо изнутри вскроем, под мягкое брюшко, где они нас меньше всего ждать будут.
        - Великолепно… - Венцлав скривила губы. - Будем сидеть, и ждать пока нас обнаружат?
        - Нет. Если начнут обнаруживать, то сразу уйдем. Пойду, объясню нашему героическому караульному, как пользоваться системой наблюдения за пакгаузом изнутри.
        Гречишина встала и пошла в сторону выхода. Куминов подумал, посмотрел по сторонам и понял, что до жути хочет помыться и побриться. И наверняка здесь оно должно получиться, стоит только поискать. Но, как бы этого не хотелось, было нельзя. Расслабляться, как пресловутые описанные Гречишиной, немцы - не стоило. Все могло произойти, в том числе и могли их найти. Хоть ему и не хотелось думать о подобном варианте, но Куминов подобного предположения не отрицал и не убирал в сторону.
        Подумав, решил сходить и посмотреть, что такого Гречишина решила показать Пчелкину. Когда подходил, послышалось, что говорят они не о методах и способах визуального наблюдения. Явно не про это. Или, во всяком случае, Пчелкин не говорил, если судить по тихому шепоту и блестящим глазам, уставившимся в лицо необыкновенно молчаливой и серьезной Юли. Пришлось нарочно споткнуться о как нельзя вовремя оказавшееся в коридоре проржавевшее ведро, стоявшее рядом с совсем трухлявой шваброй. Ведро пусть и не громыхнуло, но Гречишина дернулась и с деловитым видом начала показывать Пчелкину что-то в щитке рядом со столом дежурного.
        - Не помешаю? - капитан посмотрел на обоих. Гречишина даже не обернулась, а вот Пчелкин явно покраснел. - Что это?
        - Оптическая система наблюдения, построенная по принципу сопряжения зеркал и линз. Устройство не капризное, простое в использовании и не выходящее из строя, если не захотеть. Надежно делали, на годы, с упором на разные обстоятельства. Стекла установлены армированные, выстрел в упор выдерживают. Запрятаны так, что не захочешь, так не найдешь. А если и захочешь, то искать устанешь. Посмотреть на наших новых четвероногих дружков хочешь?
        Куминову посмотреть на творящееся в оставленном пакгаузе непотребство очень хотелось. Стоя здесь, возле самого входа было хорошо слышно, как кто-то скребется по плитке чем-то острым. И капитан вполне обоснованно предполагал, что знает кто это. Гречишина освободила ему место, Куминов наклонился к указанной чекисткой резиновой полумаске, в глубине которой поблескивало стекло. Присмотрелся, присвистнул.
        Родственников, или кем они там приходились первой твари, в помещении хватало. Вид открывался сверху, где капитан заметил небольшое помещение, к которому вела лестница. Скорее всего, что «чечевицы» линз вмонтированы в обрамление бетонной плиты и сваренных металлических балок, держащих на себе вес конторки. Сейчас внизу капитан сразу насчитал пятерых существ. А у входа скреблись не в две лапы, так что там точно находилось не меньше пары созданий. Куминов прикинул про себя то, как пришлось бы с ними разбираться, и порадовался своему запасу везения, пусть и очень сократившемуся. Орава этих непонятных животных, численностью в семь голов, обладая настолько большой подвижностью и невосприимчивостью при попадании в корпус, мда… Стая сократила бы группу еще минимум на одного человека.
        Палец чекистки постучал по маске, находящейся рядом. Куминов приник к ней и понял, что девушка хотела ему показать. Перед ним, как на ладони, виднелась большая часть станции. Все такая же, как и когда они въехали, без каких-то серьезных изменений. Если не считать изменениями мелькающие тут и там размазанные силуэты. Больше всего было собачьих, но быстро ретировавшихся перед другими, куда как более серьезными. Куминову даже показалось, что глаза заметили тех самых мохнатых страхолюжин, бежавших за составом ночью.
        - Однако… - протянул капитан, отрываясь от открывшейся панорамы. - Про это нас и предупреждали, но вот так…
        - Не то слово. - Гречишина воткнулась в перископную систему. - Надо же, никогда бы не думала увидеть вот так, и нате вам, приходи кума любоваться. Мерзко на душе от такого. Да, Герасим?
        - Да. - Пчелкин сидел и крутил между пальцев нож. - А это ведь наша страна, как же такое возможно вообще?
        Как такое возможно? Хотел бы Куминов ответить, но нечего было сказать. Вот так и возможно, с одним «но»: могло быть хуже. Здесь могла бы быть выжженная пустыня, и дальше, и за Урал. А так как есть, пусть уж лучше именно так. Все в их собственных руках, и страну они вернут. И выведут всю эту нечисть под корень, всему свое время. Не оставляла покоя лишь мысль о том, что все это разнообразие непонятного происхождения, мелькающее возле пакгауза, может быть кем угодно. В том числе и бывшими военнопленными или мирными жителями. С немцев станется проводить свои опыты именно на них, не расходовать же своих солдат или даже уголовников. Тех ведь тоже можно поставить под ружье. Бросить на восточный фронт, чтобы там они выпускали всю свою агрессию и неутоленные желания. А военнопленных из концентрационных лагерей вперед, под ножи хирургов, или что там применяют немецкие ученые?
        Капитан скрипнул зубами, развернулся и пошел назад, к тем, кто сейчас отдыхал. Гречишина за ним не торопилась, оставшись на посту вместе с Пчелкиным. Почему? Да кто его знает почему, капитана это волновало меньше всего. Дело понятное, война кругом, можно не сказать, не сделать, и жалей потом, сколько душе угодно, но делу то этим не поможешь. Если веселый и неунывающий Герасим пришелся по душе чекистке, да и бог с ними, пусть побудут вдвоем. И еще капитан подумал про то, что надо бы сменить снайпера пораньше, нечего терять время тем, у кого его скоро может не быть вообще.
        Саша сидела за столом, листая книжку в кожаном переплете. Она подняла голову, глядя на вернувшегося капитана. Куминов сел рядом, положил локти на стол и подпер подбородок кулаком. Ученая непонимающе и вопросительно кивнула.
        - Да накатило что-то, Саш, - капитан невесело улыбнулся, - устал, что ли. Спать почему-то не очень хочется, хоть и надо. Ночью выходим, надо отдыхать. Ты сама чего не спишь?
        - Готовлюсь вот, - девушка подняла книжку, - конспекты читаю, который Юрий Сергеевич диктовал. Оно же не очень просто, на самом деле. Контейнер у нас один, надо все сделать так, чтобы принести назад живую относительно ткань. Так что и резать придется хоть и быстро, но ювелирно и без ошибок.
        - Кстати, скажи мне, как он работает? - Куминов покосился в сторону одного из рюкзаков группы. Высокий, прямоугольный и очень плотный. Внутри, как знал Куминов, находится металлическая капсула с пустой гильзой под сам материал, за которым они шли. - Если живую ткань тащить, то как?
        - Хладореагент, разработан достаточно давно. Решили чуть подкорректировать его свойства, и оказалось, что пять суток он спокойно позволяет хранить любой орган. Неудобный только он, да?
        - Нет, наверное… - сам Куминов еще не нес эту штуку, - но думаю, что справлюсь.
        - Сам понесешь? - Саша улыбнулась, самыми краешками губ.
        - Да, сам понесу. Ты мне помоги, как освободишься, пожалуйста.
        - Что надо будет сделать?
        - Подберем комплекты, на всякий случай. Но это неправильно, ой и неправильно.
        - Почему?
        - Там режимный объект, все патрули и приданные части, плюс охрана, давно зафиксированы и отмечаются. Как могут на территории закрытого института оказаться неизвестные военнослужащие вермахта? Да никак…
        - Как же быть тогда? - голос ученой дрогнул. - Если туда не попасть, то зачем все оно было нужно?
        - Попадем, не бойся, как обычно и попадали, не притворяясь ни кем. У твоей подружки еще немало сюрпризов заготовлено, как мне кажется. Вон как гладко прошли, стоило ей появиться, мда…
        - Ты все также ей не доверяешь? - Саша уставилась на Куминова свои ми глазищами. - Думаешь, не вижу?
        - Сильно заметно?
        - Достаточно, Коля. Поверь, что достаточно. - Ученая вздохнула. - Плохо это. Юлька, конечно, еще та оторва, да и работала за линией фронта одна, и сколько времени, но она не предатель.
        - Дай-то Бог… - Куминов зевнул. - Спать мне-то как хочется, ох ты ж. Пошли, поможешь?
        - Пошли.
        - Расул?
        - А? - дремлющий башкир приоткрыл глаз.
        - Пошли тоже, наберем всего помаленьку.
        На войне, как… - 15
        СССР, Полярный круг, координаты засекречены, 196…
        Клаус жался в камни. Те холодили не хуже снега, но хотя бы прятали от ледяного ветра, рвущегося к живому теплому телу. Белая острая шрапнель, накинувшаяся вместе со всем прочим scheisse, почти добила Клауса, превратив в хныкающего мальчишку.
        Клаусу не было стыдно. С чего? В «Бранденбурге-800» готовят к войне, к диверсиям, к обману и подлой игре, ведущей к результату. Но в нем, отдельном полку, никто и никогда не обучал Клауса Майне воевать против тварей, вышедших из ледяных глубин пустынного ада, раскинувшегося вокруг.
        От его тройки не осталось ничего. Именно ничего, от снаряжения и до трупов, даже так. Клаус, разменявший пару месяцев назад четверть века, всхлипнул, совсем как мальчишка, до сих пор не веря.
        Они привыкли работать в своей тройке, правильно распределяя необходимые мелкие задания для большой общей задачи. Гансик, так уж вышло, даже был соседом Клауса по учебному лагерю, куда их отправили с разных десантных частей. Оба тогда не думали-не гадали, что придется работать вот так вместе. Но вышло как вышло, и радист, он же снайпер, Ганс Циммер всегда знал, что отступать ему комфортно, когда над головой грохочут очереди компактного МГ-К Клауса.
        Третьим был Вилли, Вилли-Жги-Круши, сапер, механик и умелец швыряться ножами. Вилли появился чуть позже и был моложе, но Клаус с Гансиком его зауважали сразу.
        «Бранденбург» воевал на Восточном фронте, воевал с партизанами Балкан и Пиреней, появившихся недавно, сбрасывался десантными группами в Малой Азии и помогал Африканскому корпусу, закопавшемуся в пески по самые макушки, выйти в центральную часть континента.
        Тройка Клауса воевала вместе с полком, покрываясь шрамами, крестами и загаром. Пока их не бросили сюда, в чертовы проклятые снега и лед русского Севера, к огромным белым медведям и затерянным в холоде аэродромам с радио-пунктами.
        Где-то здесь, посреди вечной мерзлоты близкой тундры, в устье какой-то реки, из десятков и сотен несчитанных, рассекающих огромные безлюдные просторы, им выпало искать секретную базу коммунистов. Объединившись по три тройки, им пришлось разбежаться в разные стороны. Приказ не казался странным - во чтобы бы не стало уничтожить после исследования. Странным оказалась инструкция, предписывающая уделять как можно больше внимания странностям, фиксировать и брать носимые образцы.
        Странно или нет, но убедиться в правильности Клаусу не удалось. И никому не удалось. Чертовы русские большевики так и остались замеченными лишь издали, в отличие… в отличие от других.
        Но сперва три тройки шли, шли и шли, на лыжах, вставая на отдых лишь днем, прячась в вырытых ячейках и укрываясь накидками. Русских никто не замечал, хотя порой на горизонте мелькали точки авиации, иногда самолетов, иногда неторопливо-деловитых геликоптеров. Из-под снега, густо накрывавшего все вокруг, пробивались крохотные кусты, порой острые перья травы, растущей густыми небольшими участками.
        Тройки вел Якко, финн ли или какой-то там еще саам, чуявший тундру под ногами как самого себя. Если бы не он, то к границе, нанесенной на картах очень условно, вышло бы четыре бойца вместо девяти.
        Под снегом, среди мерзлой в камень земли, густого ковра мха и лишайников, прятались самые настоящие вязкие колодца, утягивающие неосторожного прямиком на смерть. В первый раз они наткнулись на старого оленя, увязшего уже по шею и косившего на них глазом, темным и бешеным от страха. Якко лишь кивнул и пошел дальше.
        Плохое началось позже, когда впереди замаячили самые настоящие, пусть и невысокие, горы. Якко наткнулся на круг из камней, сходящихся к центру лабиринтом.
        - Надо уходить. - финн щурился и ловил ветер носом, ища в нем что-то. - Нам не нужно дальше.
        - Ты против приказа? - поинтересовался Гаккель, старший группы. - Якко?
        Мягкий тон и спокойное лицо оберштурмбанфюрера никого не обманывали. Гаккель был опасен даже спящим голышом с двумя фрёйляйн из хорошего борделя и упившись в стельку перед этим. А на операции, задавая вопрос так вот ласково, он разом превращался в опасного хитрого лиса, неуловимо перекусывающего горло.
        Якко мотнул головой, не соглашаясь. Показал на сухие ветки, торчавшие из сердца каменного лабиринта:
        - Там убивали людей. Тут пахнет их болью и кровью. Убивали недавно, из-за войны, из-за нас. Ради нас.
        Гаккель, совсем как пес, тоже повел носом, как принюхиваясь.
        Слова Якко не растаяли сами по себе в усиливающемся ветре. Финну верили, а такие фокусы он выкидывал нечасто. И сейчас Якко, пять лет резавшийся и резавший в Хибинах и у Мурманска «черную смерть», советских морпехов, боялся. Боялся на самом деле, хотя старался не показывать своего страха.
        Клаус, медленно рассасывающий половинку кубика шоколада, косился на него и чувствовал озноб. Обычно «Бранденбург» не сталкивался со всякой дрянью, а если такое происходило, то…
        Сам Клаус уже подписал как-то раз бумаги, изложив все факты, разгласи которые и умрешь быстро и жестко. Тайны Рейха сам Рейх оберегал самыми доступными методами - молчанием большинства причастных. Иногда просто мертвым молчанием мертвых людей. Клаусу и Гансику, потерявшим в том странном бою с мохнатой огромной обезьяной, воющей волком, первого третьего - Фрица, пришлось молчать и даже друг с другом они говорили два раза. Пьяными и в полном одиночестве.
        И сейчас Клаус, перед экспедицией на свою голову читавшим про Север, стало не по себе. Было с чего… И после виденного лохматого чудовища, убившего две тройки, их Фрица и умершего только когда его обдали из огнемета, Клаус верил. В не самый простой мир и в то, что Крайний Север опасен не только холодом.
        На Севере жила память о чудовищах, наполняя чумы, юрты и иглу именами, произносимыми лишь шёпотом и лишь при свете. Упыри-ёры, восставшие деретники, ночные убийцы в мохнатых шкурах, прячущиеся внутри медвежьих шуб людоеды-куквеаки, насланные людьми кожаных лодок и тюленьих курток со штанами. Юкагиры, обживающие тайгу, прятались от чучун и ренкя, забиравших детишек. Люди всегда ищут врагов и колдунов в подобных себе, потому якуты резали эвенков, те и юкагиры искали по побережьям иннуитов, и все вместе боялись чукчей и их демонов-абасы.
        И когда Якко замер, глядя на ветки, оказавшиеся чьими-то высохшими руками, Клаус испугался. Хотя и не показал виду. А группа отправилась дальше, пока не вышла на прямую дорогу к нужному объекту. И…
        Ночь взорвалась перекатывающимся клекотом, мельканием седых и светло-бурых шуб, прячущихся среди набегающей пурги. Гаккеля выдернули из кольца первым, выдернули и подкинули обратно спустя минуту диких воплей в сгустившейся белой мгле. Подкинули, раздерганного на куски, брызгающие мгновенно остывающей кровью.
        Клаус и Гансик смогли выбраться и бежали дальше, оставив за спиной своих парней из «Бранденбурга». Гансик оглянулся один раз, заорал и припустил еще быстрее. Клаус обернулся, заметил седое и светло-бурое, длинные сильные тени, бегущие следом ссутулившись и через раз опираясь на передние лапы-руки.
        Клаус сломал ногу Гансика, выбил его винтовку, забросил ее дальше и, вытащив «люгер» из кобуры, оставил его в снегу только через двадцать-тридцать шагов. И Гансик не подвел, добравшись до него и отстреливаясь от тварей, косматых злобных северных троллей, окружавших его, пока сам Клаус спасал свою жизнь.
        «Бранденбург» вбивал в голову много принципов и умений. Желание выжить, выиграть бой даже умирая, было одним из главных. Гансик, преданный Клаусом, отстреливался до последнего, войдя в раж и даже забыв оставить один для себя. Его вопль дотянулся через полтора километра, разделивших Клауса, мокрого насквозь и место последнего боя его напарника, преданного и брошенного.
        А потом Клаус смог добраться до лабиринта. Несмотря на растянутые сухожилия и вывих. Клаус жался в камни. Те холодили не хуже снега, но хотя бы прятали от ледяного ветра, рвущегося к живому теплому телу. Белая острая шрапнель, накинувшаяся вместе со всем прочим scheisse, почти добила Клауса, превратив в хныкающего мальчишку.
        Смерть родилась из белого хаоса неожиданно. И пальцы не смогли рвануть кольцо у чеки русской гранаты-лимонки. Смерть оказалась красной, очень страшной и больной. А как еще, когда тебя рвут на куски клыками и когтями?
        Глава двадцать девятая
        'В РДГ следует набирать только тех,
        Кто понимает, что разведка
        Это не романтика, а труд.
        Тяжелый и очень опасный воинский труд'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Скорость была небольшой, сквозняк не резал глаза, как было в составе на поверхности. Дрезина и платформа, длинные и низкие, просторные, с высокими бортами, отсеком для аккумуляторов и снаряжения, катились очень мягко. Разместились на них хоть и не с комфортом, но не плохо. Шутяк, наконец-то придя в себя после гибели Эйхвальда, сидел впереди, с единственным оставшимся в наличии пулеметом группы. В бункере имелись другие, но тащить дополнительные Куминов не стал. Места было мало, складировать лишнее железо стало просто некуда. Основной груз сейчас - боеприпасы и взрывчатка.
        Ее загрузили достаточно, Гречишина настояла на как можно большем количестве. Что она собралась взрывать там, где надо красться и скрытно делать задачу, Куминов не представлял. Но мысли о том, что чекистка решилась на отвлекающий маневр, не оставляли. Если так, то оставалось узнать про задуманное ею во всех подробностях и помочь.
        - Сколько километров в тоннеле, Юля? - капитан повернулся к чекистке, необычно спокойной и молчаливой. - Доберемся сразу до входа в комплекс?
        - Нет. Тоннель километров на пятнадцать, не больше, короткий отрезок. Оттуда добираться придется на своих двоих. По-прямой от конечной остановки, около часа. Идти, соответственно придется часа три, не меньше. Выйдем на поверхность, когда стемнеет и ножками, ножками.
        - Мы ВВ с собой взяли достаточно для того, чтобы здание завалить. Зачем?
        - Взрывать…
        - Что взрывать?
        - Скорее всего - транспорт и одно из крыльев бункера. Отвлеку фрицев, дам вам возможность все сделать чисто… относительно. Подробности на месте.
        - Понятно. - Догадка пока подтверждалась. Куминов чуть приподнялся, пересаживаясь. Край твердой скамьи жестко врезался в тело, сдавив сосуды чуть ли не до боли. - Здесь тоннель безопасный?
        - Был безопасный, сейчас не знаю. - Гречишина пожала плечами. А Куминов обратил внимание на то, что она ни разу не убрала руку с рукояти автомата, и была по-настоящему напряженной. Значит, знать-то точно не знала, но подозревала что здесь не все в порядке. Да и не странно, если вдуматься.
        Тоннель давил на группу, на всех вместе и на каждого ее члена в отдельности. После станции, где хозяйничали то ли животные, то ли не совсем люди, стены, прорубленные глубоко под землей, не казались безопасными. Фонари, хоть и сильные, запитанные от аккумуляторов, давали света достаточно для того, чтобы наблюдать за состоянием пути, но не более. Вокруг была темнота, нет, даже не так…
        Тьма. Небольшую группу людей, кативших сейчас вперед, со всех сторон окутывала тьма. Чернильно-черная, осязаемая и живая. Куминов смотрел в еле освещаемый полукруг света сзади, в котором мелькали рельсы, по которым бодро стучали стальные колеса. Смотрел пристально, боясь упустить что-либо, не пропустить момента, когда в желтоватом эллипсе вдруг мелькнет что-то странное.
        Темнота не успокаивала, но вот ведь странное дело, она убаюкивала. Капитан встряхнул головой, понимая, что чуть было позорно не скатился в забытье, то ли задумавшись, то ли впав в дремоту от монотонности езды. Застыл на какое-то, как казалось, растянувшееся на минуты, мгновение. И провалился в темноту, всего ничего, но провалился. Сейчас, придя в себя, быстро постарался понять - что же это было? Оглянулся на Сашу, стараясь понять, не случилось ли такого же и с ней? Венцлав сидела, выпрямившись и смотря прямо перед собой, в темноту, что-то шепча. Куминов посмотрел на остальных.
        Шабанов спокойно расположился на рюкзаках, откинувшись спиной и баюкая винтовку. Воронков сидел у рычагов управления, контролируя скорость нажатием на один из них. Герасим Пчелкин, что не было странным, находился рядом с Юлей, контролируя передний сектор видимого пространства. Валеев расположился рядом с Воронковым, страхуя их «машиниста». Шутяк застыл темной невысокой массой в самом начале, водил стволом пулемета перед собой, подсвечивая дополнительно закрепленным к нему собственным фонарем. Все оказалось в полном порядке, и ничего не произошло. Только он сам чуть было не опростоволосился.
        Куминов развернулся назад, чувствуя, как невольно краснеет. Бывает же такое, как с совсем молодым солдатиком, только оказавшимся в армии. Мог бы и вырубиться, и ладно, если бы просто осел мешком. А то полетел бы головой вниз, наделав дел. Усталость, скорее всего, просто усталость. Хотя он никогда не жаловался на нее, а в этот раз такое уже было. Странно, очень странно…
        А темнота все также продолжила давить. В тоннеле, где сначала слышался только перестук катков дрезины, чуткий слух разведчика начал различать все большее количество звуков. Несмотря на надежность скатов и перекрытий, толстенный слой дерна и скорее всего, камня, повсюду вниз летели тяжелые капли. Наверху наверняка начало прижаривать солнце, и снег, выпавший накануне, потек. В конце-то концов, лишь самое начало зимы, до серьезных морозов далеко. Тончайший звуковой муар разбивающихся капель паутиной висел на самой грани слуха, чуть отвлекая от других звуков. Иногда что-то серьезно шелестело и стучало, возможно, что неухоженные стены, наконец, начали трещать по швам и вниз, просто-напросто, летели куски кладки и бетона. Воздух, который здесь, под землей, должен был быть холодным, оказался теплым и спертым. Закручиваемый быстрым ходом дрезины вокруг нее самой, он еле слышно свистел в ушах, мешая сосредоточиться. И запахи, много запахов.
        Сырость, прелая вонь чего-то неприятного, напоминающего о плесени в деревянных погребах, смазка ходовой части, креозот от шпал, до конца не выветрившийся. Тоннель не казался просто проделанным когда-то зеками удобным подземным маршрутом. Он казался живым, по настоящему живым, напоминающим почему-то длинный предлинный пищевод неведомого и огромного слизня, по которому сейчас неслись вперед крохотные люди. И в любой момент капитан ждал, что этот странный глубинный живой мир раскроется перед ними. Напряжение и предчувствие неожиданно накатили сильнее и ощутимее. Куминов выругался вполголоса, понимая глупость собственного иррационального страха перед этой длиннющей темной кишкой.
        - Внимание! - крик Шутяка перекрыл все его мысли.
        - Что? - сам капитан не обернулся, мгновенно вздернув вверх ствол АСД с предусмотрительно накрутив ПБС[43 - П(рибор) Б(есшумной) и б(еспламенной) С(трельбы) - очень полезная вещь для сохранения незаметности и применяющаяся для как можно долгого не обнаружения членов РДГ. Прим. автора.]. Все могло быть, и не стоило терять из вида их тыл. Чуть позже рядом оказался Шабанов, сменивший, наконец-то, винтовку на ПП, такой же, как был прикреплен к рюкзаку Куминова. Саша мгновенно оказалась отодвинута назад рукой снайпера и только и успела, что обиженно зыркнуть глазами.
        - Что-то мелькнуло впереди, хрень какая-то, командир. - Шутяк кричал, чтобы его услышал командир. Голос разведчика звучал напряженно. - На крысу похоже было, или на ту дрянь, что наверху прикокали.
        - Всем внимательнее… - Куминов понимал, что приказывать не было нужды, но и знал силу командирского приказа. - Нам сейчас крысы не помеха, кое-что серьезнее впереди.
        Да-данг!!! Пулемет ударил короткой очередью, резко, неожиданно. Капитан услышал, как вместе с грохотом выстрелов и лязганьем падающих гильз, неожиданно ударила высокая, полная боли звуковая волна. Как будто резануло по ушам чем-то острым, мгновенно рассекшим чуть ли не головной мозг. На мгновение в глазах потемнело, и желудок сжался, подпрыгнув чуть ли не к горлу. Он вскинул автомат к плечу, начиная глазами выискивать хотя бы что-то. Нет, не обмануло предчувствие, никогда не подводившее интуитивное чувство опасности, отработанное за годы на войне. Не стоило грешить на неожиданно уставший организм, якобы не выдержавший напряжения долгого и изматывающего пути. Там, за спиной, кашлянули одновременно ПП Юлии и Пчелкина, присоединившись к пулемету Шутяка. А в сторону застывшего в ожидании нападения капитана накатилась новая волна безумного, заставляющего вставать волосы дыбом визга. Только теперь не с той стороны, куда неслась дрезина. Наоборот, она догнала их сзади, вынырнув из уже оставленного позади некрутого поворота.
        В глазах в этот раз не потемнело, скорее наоборот. Куминову показалось, что мир вокруг неожиданно побелел, из черного став чересчур белым. Сознание чуть дрогнуло, насильно загоняемое внутрь, чтобы наружу выполз иррациональный первобытный страх. Ведь то, что догоняло сзади, было перед дрезиной, рвалось к ним, было страшным. Как будто ничего страшнее капитану в жизни не встречалось, как будто… но руки разведчика считали иначе. Рефлексы, вбитые в училище и на фронте, победили дрогнувшее на миг слабое человеческое существо. Старый стальной друг в руках дрогнул, заходил ходуном, выплескивая визжащий в своей ярости свинцовый поток перед собой. Пули ударили кучно, отбрасывая назад тех, кто сейчас старательно догонял разведчиков.
        Нападающие не были похожи на то создание, которое было в пакгаузе. Хотя общие схожие черты, которые рывками можно было увидеть в желтоватом свете фонаря, Куминов отметил сразу. Но было не до того, надо было стрелять и стрелять, потому что они догоняли. Это было дико, ведь дрезина шла очень ходко, развив приличную скорость, но преследователи догоняли. Длинные тени неслись вдоль путей, перепрыгивая через шпалы, бежали по самым стенам, старательно вжимаясь в них. И капитан не был уверен в том, что на самом потолке он не заметил что-то странное. Могли ли существа, пусть и необычные, передвигаться по гладкой и отвесной горизонтальной поверхности? Если да, то как?!![44 - В данном случае Куминов, к моему стыду, рассуждает прямо и без фантазии. Такие зверушки из пресмыкающихся, как гекконы, к примеру, делают это весьма легко. С другой стороны капитан поступает правильно, не думая, а стреляя. Прим. автора.]
        Сбоку метнулось что-то, одним молниеносным рывком оказавшись рядом. Куминов, не успевая перевести ствол, коротко ударил откинутой рамкой приклада, попав в район вытянутой головы. В нос ударил резкий и сильный запах, послышался хруст, нападающий скатился вниз. Рядом взметнулась вверх еще одна фигура, протянув в сторону капитана длинные руки-лапы, покрытые длинными редкими волосами. ПП Шабанова кашлянул, отшвырнув ее в сторону. На мгновение мелькнула перекошенное лицо-маска, слепленное одновременно из рыла не в меру раскормленного грызуна и невыросшего ребенка с маленьким и узким лобиком.
        А потом прямо на плечи Куминову свалилось сверху нечто, тяжелое, остро пахнущее чем-то неприятным. Вцепилось в ткань куртки, повалив на пол, с хрустом вцепилось немалыми зубами в подставленный капитаном АСД. Сзади ударило пулей, которую выпустила Саша. Существо заработало в плечо, его откинуло, развернув. Мелькнуло, ощерив блестящие треугольники в пасти, вытянутое мордолицо. Куминов ударил ногой в тяжелом подкованном ботинке. Удачно, попав в нижнюю, бывшую чуть короче верхней, челюсть. Понимая, что тут справился, развернулся на короткий вскрик Саши, одновременно выхватывая из ножен клинок. Девушку нельзя было задеть пулей, нельзя.
        Венцлав хрипела, прижатая к борту дрезины одной из атакующих тварей. Та зацепилась задней лапой за лямку рюкзака и не могла одновременно отпустить шею девушки и освободиться. Посреди дрезины метался клубок из Гречишиной и еще пары непонятных существ. Пчелкин отстреливал магазин вверх, под самый потолок, а впереди, рыча и плюя огнем, грохотал без умолку пулемет Шутяка. Мазнув взглядом по всему этому бардаку, Куминов шагнул вперед, засадив твари в морду кулаком. Когда та отдернулась, промахнувшись и лязгнув зубами в сантиметре от пальцев капитана, лезвие ножа вошло под нижнюю челюсть, вбитое чуть ли не по гарду. Плеснуло горячим и темным, тварь хрипнула и начала оседать мешком. Венцлав, жадно глотая воздух, скинула длинную худую руку-лапу с горла. Куминов толчком отправил существо под катки, даже не подпрыгнувшие. Развернулся, как раз вовремя, успевая перехватить с бока АСД и одиночными выстрелами сбив несколько силуэтов, уже догнавших начавшую, все-таки, притормаживать дрезину.
        - Гони, Леха, гони!!! - хотя Воронков, умудрившийся одной рукой стрелять, а второй управлять, явно понимал это и без него. Рядом с ним, экономно и точно, стрелял Валеев. Куминов подскочил к воющей и хрипящей куче в середине, пригляделся и ударил ручкой ножа, метя в височную часть одного из противников чекистки. Удар полностью не вышел, тварь то ли почувствовала, то ли просто дернулась. В результате капитан лишь попал ей в длинное острое ухо. Ухо треснуло и надорвалось, со слабо слышимым хлюпающим звуком, а тварь вздрогнула и взревела. После чего Куминову пришлось прикрываться от быстрых взмахов пальцев с когтями, отбив несколько выпадов цевьем АДС.
        Глава тридцатая
        'Состав РДГ должен уважать каждого своего бойца.
        Если состав группы не доверяет друг другу,
        Задача всегда находится под угрозой'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49',
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Капитан отбил очередной удар, выбросил вперед ногу, с хрустом раздробив существу локтевой сустав, неосмотрительно оказавшийся прижатым к борту. Быстрый выпад ножом закончил дело, перерубив трахею, связки, основные сосуды и проскрежетав по позвонкам. Кровь, черная в еле освещаемой тьме, ударила сразу, густо заляпав все вокруг. Но Куминов уже спихнул труп на рельсы, сумев увернуться от мгновенно зафонтанировавшей крови. Он крутнулся на месте, понимая, что Гречишина справилась, оглянулся, стараясь обнаружить новых врагов.
        Пулемет Шутяка не молчал, все еще отстреливая остатки снарядов из короба, но уже не так часто как в самом начале. Куминов торопливо подошел к «своему» краю дрезины. Один из фонарей оказался разбитым, но и света оставшегося хватило для того, чтобы понять: тут все спокойно.
        - Все целы? - он поразился своему голосу, внезапно осипшему. - Все, говорю?
        - У меня все в порядке, - Шабанов посмотрел на Сашу. - У нашей профессорши вроде тоже.
        - В порядке… - Гречишина потрогала голову. - Хотя руку зацепили, сволочи. Гера, помоги замотать.
        - Сейчас. - Пчелкин поморщился. - А меня вот приложили, да как следует. Нога болит чего-то. Башка трещит, ужас…
        После чего он перегнулся через бортик и его вырвало.
        - Нормально… - протянул Хрусталев. - У этого сотрясение. Шут, ты в порядке?
        - Да. Короб помоги поменять, Вов, - невысокий разведчик с лязгом отсоединил опустевший, - заразы, вот заразы где.
        Венцлав встала, чуть покачнувшись, и отправилась к Пчелкину. Тот умылся, подставив лицо под воду, выливаемую чекисткой из фляжки. Присела рядом, включив фонарь и начала осматривать голову разведчика. Ругнулась и потащила к себе свой рюкзак. Открыла внешний карман и достала медицинскую укладку. Остро запахло спиртом, Пчелкин зашипел и дернулся, тут же оказавшись брошенным вниз твердой рукой ученой.
        - Потерпи, боец, потерпи. Сейчас не до нежностей… Юлька, достань из аптечки красную тубу с завинчивающейся крышкой. Себе восемь таблеток и Пчелкину, быстро. Хрусталев!
        - Я, товарищ военврач!
        - Быстро вспори рукав у Юльки!
        Лейтенант перестал улыбаться, поняв, что шутить не стоит. Тусклое от матового серого покрытия лезвие его ножа легко разрезало ткань. Чекистка вздохнула, прокомментировав действия разведчика:
        - Такой наряд испортил, просто ужас. Саш, может…
        - Не может! - Венцлав рявкнула на нее, не глядя и не оборачиваясь. Странно, но в голосе Саши кроме злости, почему звучал страх, как показалось Куминову - И не лепите сами ничего, подождите меня.
        Возражать на заявление девушки, которая ни разу за все время даже не занервничала, никто не стал. Та тем времени старательно обработала ссадины и неглубокий порез на лбу снайпера. Крови, как понял Куминов, было не очень много, но предварительно Саша протерла кожу вокруг смоченным спиртом бинтом. После чего, старательно помазав повреждения мазью, пахнущей камфарой и еще чем-то резким. Запах напомнил антисептик, которым разведчикам приходилось пользоваться достаточно часто.
        - Ну-ка, Герасим, посмотри на меня… так. - Саша наклонилась к бойцу. - Помнишь, что было?
        - Напали на нас… Я стрелял, бля… ничего не помню.
        - Голова кружится? Тошнота есть?
        - Голова… ну так, слегка. Блевать вроде не тянет.
        - Хорошо. - Саша встала с коленей, подвинула рюкзак к Пчелкину. - Ложись и лежи. Ногу смотреть будем наверху. Пальцы шевелятся? Плохо шевелятся? Все, не дергайся. Юлькой сама займусь, не беспокойся, с ней все в порядке.
        Чекистка хмыкнула, сделав непонимающий вид. Венцлав перебралась к ней, заставив Хрусталева держать фонарь как можно удобнее для нее. Тут дело заняло больше времени. Запахи были те же самые, за исключением того, что кровью со стороны Гречишиной несло намного сильнее. Выудив из кармана ранца Юли ИПП[45 - И(ндивидуальный) - П(еревязочный) - П(акет), другое наименование - ППИ. ИПП предназначен для оказания само- и взаимопомощи на месте ранения. Пакет состоит из бинта и двух прошитых ватно-марлевых подушечек, сложенных в два раза. Одна из подушечек укреплена на бинте неподвижно, другую можно легко перемещать. Пакет упакован в две оболочки: наружную прорезиненную, и внутреннюю бумажную (пергамент в три слоя). В складках бумажной оболочки находится английская булавка. Содержимое пакета стерильно. Очень важная и нужная вещь при ведении боевых действий. Таскать его в ранце/рюкзаке/вещевом мешке - неверно. ИПП (ППИ) следует носить в карманах одежды, при этом карманы у каждого военнослужащего должны быть одни и те же. Чтобы не потерять драгоценного времени, когда товарищ ранен. Прим. автора.], Венцлав с
треском распорола внешний слой. Закончив перевязку и вкатив чекистке укол из разового шприца, девушка заметно успокоилась.
        Отошла к Куминову, села рядом. Вздохнула и полезла за сигаретами.
        - Сотрясение? - капитан повернулся к ней.
        - Похоже. Сейчас еще несколько раз нужно будет проверить симптомы, вдруг ушиб? Это хуже. Рассечение на голове неглубокое, но вот от чего? Как и у Юльки, мало ли что могло попасть в рану. - Саша наклонилась к нему, очень близко, коснувшись губами уха. Покосилась в сторону раненых, перешла на шепот. - Помнишь ведь?..
        - Помню… - Куминов помрачнел. Случай с Дзагоевым пожалуй тяжело было забыть. - Ты…
        - Откуда я могу знать? - Венцлав затянулась. - Откуда… А еще у Пчелкина запросто может быть сломана нога. Или трещина, по крайней мере. Очень похоже.
        - Саша, хватит шептаться! - Гречишина зашипела, зацепив повязкой один из рюкзаков с боеприпасами. - Не держи меня за дуру, хорошо?
        Венцлав повернулась к ней, испуганно подняв глаза.
        - Я вроде неглупая девочка, все помню и все понимаю. И не надо молчать о том, что может быть, хорошо? - Гречишина злилась все больше. А сквозь злость Куминов явно ощутил вполне себе такой рациональный страх. Это было очень плохо. Не к месту и ни ко времени все сложилось.
        - Хватит! - ему пришлось поднять голос, потому что с рюкзака, еле видимое, белело испуганное лицо Пчелкина. - Прекратили орать, товарищ лейтенант госбезопасности!
        Странно, но окрик подействовал. Гречишина села, сжавшись в комок и не смотря вокруг.
        - Сколько ехать?
        - Минут пять… - буркнула она. - Приехали практически.
        - Отставить панику. - Куминов вздохнул. - Обработка была? Была. Что там было на заимке и что здесь - никто не знает. Впереди задача, и там у каждого шансов умереть куда как больше, так?
        - Так. - Гречишина сжала губы, смотря на него.
        - Я из-за этого устраиваю крик?
        - Нет.
        - Выводы?
        - Извини, Саш. - Юля нагнулась вперед и положила руку на плечо Венцлав, смотревшей в темноту. - Прости, пожалуйста. Накатило просто, устала, наверное.
        - Хорошо. - Саша пожала ее ладонь. - Все нормально. Осмотрим перевязку через час, может, что и поймем.
        - Отлично. - чекистка выпрямилась. - Притормаживай, Воронков, почти приехали.
        Разведчик кивнул головой, плавно переключил рычаги и дрезина начала сбрасывать скорость. Куминов мотнул головой, и Расул, все понимающий без слов, занял его место. Капитан прошел вперед. Присмотрелся к освещенному куску длинной и вытянутой бетонной плиты, выступающей сбоку.
        Дверь виднелась в глубокой нише. Та самая, бывшая отправной точкой в самом городе. А больше ничего примечательного, странного, бросающегося в глаза или важного и не было. Такая же будка, как и на предыдущем месте, с которого группа стартовала в Куйбышев на дрезине. Никаких эсэсовцев в кожаных длинных плащах и с автоматами наперевес, или просто ребят в фельдграу. Нацеленных стволов, ставших привычными оскаленных пастей или чего-то вроде того - нет. И то хлеб.
        Колодки с тихим скрипом остановили ход катков, дрезина остановилась, вздрогнув. Хрусталев скользнул вперед, водя перед собой стволом ПП. За ним, также неуловимыми движениями, на бетоне оказались Шутяк и Воронков, прикрыв обе стороны тоннеля. Куминов, не дожидаясь новых неприятностей, помог встать Пчелкину, подержал пока тот шел к лестнице. Остальные начали выбрасывать рюкзаки и все прочее, чего оказалось немало. Капитан взглянул на оружие и прикинул - сколько же надо нести? Идти в «Берлогу» лишь с заглушенным пистолетом-пулеметом хотелось не очень сильно. А если быть точным, то не хотелось вовсе. Менять собственный проверенный АСД на кургузый огрызок… Куминову было откровенно жаль. Да и как можно быть уверенным в его качествах, практически не проверив в бою? Не считать же стрельбу по пусть и огромной, но все-таки крысе, проверкой.
        - Чисто. - Хрусталев очень тихо спустился вниз по ступенькам. - Что за дверью не знаю, звук она точно не пропустит.
        - Саша… - Куминов повернулся к девушке. - Посмотри как раненые.
        - Хорошо.
        Венцлав занялась Пчелкиным, которого блевать уже не тянуло, но состояние бойца было далеко от хорошего. На взгляд Куминова. Как оказалось, взгляды его и Саши в данном вопросе уже расходились. После быстрого осмотра девушка заставила Герасима наклониться вперед несколько раз подряд, проверила пульс и расстроилась, что не может провести более серьезное исследование. Когда капитан, смотревший на все это с недоумением, поинтересовался, что же она делает, ответ был кратким:
        - Не сейчас, надо выбираться. Пока могу сказать, что все намного лучше, чем думала.
        - В том, что выбираться надо ты, Сашка, полностью права. - Гречишина поскребла пальцами по повязке. - Зараза, уже чесаться начала.
        Капитан покосился в ее сторону и понял, что задавать вопросы Венцлав, у него желания нет. Потом, при первой же возможности, обязательно расспросить про все. Потому что не может такого быть. Если Гречишиной с полчаса назад только обмотали руку бинтом, как рана под повязкой может начать чесаться? Сейчас поврежденные ткани у чекистки должны начать очень сильно болеть, дергающей и пульсирующей болью изнутри. А что на самом деле?
        - Чего? - Гречишина поймала его удивленный взгляд. - Ааа… Саша ничего не говорила?
        - Про что?
        Юля покачала головой. Достала из кармана куртки металлическую тубу с закручивающейся крышкой, похожую на те, что были у Венцлав.
        - То есть, Саша, ты не говорила разведке про то, что выдаешь им последние два дня не витамины, а вот это?
        - Нет, пока не говорила. - Венцлав поправила рюкзак за спиной. - И тебя за язык не тянула.
        - Так… - Куминов со злостью посмотрел на обеих. - Разговор про это на месте, перед тем как выдвинемся в Берлогу. Но полностью, честно и для всех. Нет - пожалеете. Мне надоели непонятные игры там, где их не должно быть. Все ясно?
        - Да. - Саша побледнела, но смотрела на него пусть и с каким-то стыдом в глазах, но гордо и не отводя взгляда. Куминов почувствовал, как неожиданная злость начинает уходить, оставляя на месте себя только небольшую растерянность и обиду.
        - Как скажете, товарищ командир. - Гречишина улыбнулась, набрасывая на плечи лямки. - Разве можно скрывать что-то от боевых товарищей, не так ли?
        Чекистка начала подниматься по ступеням. Встала на последней, достав связку обычных с виду ключей. Вытащив нож, поковырялась им в левой стене у косяка, что-то бережно отщелкивая. Чуть скрипнув, в бок откинулась небольшая заслонка. Куминов поднялся, заметив что-то, похожее на прибор наблюдения в бункере. Так оно и оказалось, чем Юля не замедлила воспользоваться.
        - Чисто, капитан. Можем выходить.
        Дверь открылась в невысокий прямоугольник гаража, похожий на те, что строили для школ ОСОАВИАХИМА, типовой, с тремя ремонтными ямами для машин. Одна из них, старая «полуторка», из тех, что еще работали за Уралом, ржавела в углу. Валеев скользнул вперед, укрываясь за опорами из балок. Остальная группа тоже не задержалась, растекшись по помещению. Чуть помедлив, Гречишина подошла к одной из ям. Механизм дальнейших действий Куминов уже представлял. Так и оказалось, как думал.
        Нырнув в темную дыру подземного хода, группа выбралась на задний двор одного из домов, стоящих среди заброшенного поселка из точно таких же. Выход оказался обычным погребом омшаником, находившимся во дворе. Сам спуск в него, густо закрытый сухим бустылем, был практически незаметен, как понял капитан. Звука работающих моторов не было слышно. Во всяком случае, вблизи от них, звуков, нарушающих еще ночную тишину, было немного. Да, где-то сбоку, чуть левее, все-таки ворчали какие-то машины, оттуда же пробивался свет от прожекторов. Лая собак практически не было слышно, хотя ветер донес хриплый лай сторожевых овчарок, который ни с чем не перепутаешь. В остальном все пока было в полном порядке, давая хорошую надежду на завершение этого этапа операции. А до него, как понимал капитан, не так уж и много по времени. Оставалось лишь найти место последнего старта группы. Куминов осторожно повертел головой, и сразу наткнулся на такие памятные развалины, фигурировавшие среди остальных фотографий в папке, которая была у него на совещании. Дошли, все-таки.
        - Овраг подпольщиков. - Гречишина оказалась рядом. - Отсюда снова под землей, только ногами. Вон в ту сторону.
        Капитан повернулся в указанную сторону. Начинало светать, и панорама перед глазами открылась широкая. Тем более что сам поселок стоял на небольшой возвышенности, с которой было хорошо видно все вокруг. Взгляд приковала чуть широкая светлая полоса с темной полосой нависающих Жигулей справа. Капитан смотрел и понимал, что видит то, что было его собственной мечтой так долго. Волга…
        - Дошли, командир. - рядом стоял не пойми чему улыбающийся Хрусталев. - Добрались.
        - Ага. - Куминов хотел достать бинокль, но толку от него в рассветной полумгле было мало. - Похоже, что мы одни и дошли…
        - Думаешь? - лейтенант скрипнул зубами.
        Куминов не ответил, лишь пожал плечами. Слабо верилось в то, что ребята, прикрывающие его группу, смогли прорваться через плотный заслон немцев. Да и они сами, если бы не Гречишина, вряд ли смогли добраться так просто. Хотя… жизни стольких друзей, отданные за несколько дней, легко ли это? Капитан вздохнул, понимая, что очень многое сделанное для победы, не вернешь.
        - Двинули, нечего стоять. - он повернулся к Хрусталеву, показывая на развалины. - Туда, по двое, остальные прикрывают, начали.
        Расул и Хрусталев, перевалившие через высокий сугроб, который создали заросли бурьяна, метнулись в сторону разрушенного дома. Добежали, заскочив в темные груды битого кирпича, взяли под контроль две пути подхода со стороны. Воронков, с так пока всего один раз использованной станцией за спиной и Шутяк, рванули следующими. Между ними, бережно поддерживаемый, болтался Пчелкин. Снег, выброшенный из-под подошв, взлетел вверх легкой пылью, отметив дорожку из ровных, след в след, шагов разведчиков. Куминов и Гречишина, дождавшись, когда снайпер, прикрывая их, окажется там же и только тогда отправились к основной группе.
        Капитан, быстро проскочив открытый участок посреди улицы, добежал до того, что осталось от сеней, ведущих в дом. Прижался к еще крепкому фундаменту, серой полосой выступающему вперед, оглянулся. Светало все сильнее, небо на глазах голубело, теряя глубокий синий цвет. Снега на сегодня вроде бы не намечалось, ни одной тучи не виднелось на горизонте.
        Посмотрел по обе стороны невысокого, давно завалившегося заборчика из досок, не заметив какой-либо опасности. Все было спокойно. Еле уловимый ветер покачивал несколько уцелевших фонарей на почерневших столбах. Начали просыпаться вороны, чьими гнездами все семь берез, что находились рядом, были усажены полностью. Вороний грай, вначале тихий, нарастал, перекрывая все остальные звуки. Вдали, где улочка, чуть петляя, спускалась в сторону реки, внятно раздался звук нескольких едущих автомобилей. Пора была скрываться и вновь уходить под землю, откуда группа должна дойти до конечной цели маршрута.
        - Где Гречишина? - Куминов оглянулся, ища глазами девушку.
        Воронков показал на провал, ведущий в сам дом. Капитан скользнул туда, чертыхаясь про себя, начиная вновь злиться на неутомимо раздражающую его представительницу НКГБ. Ее выходки, независимость и некоторые непонятные моменты в поведении выводили Куминова из себя. Он был очень благодарен ей за относительно безопасную проводку РДГ до города, но иногда, как сейчас, например, она его откровенно злила.
        Сени были недлинными, заканчиваясь двумя проемами, один из которых явно вел в небольшую, полностью завалившуюся кладовку. Дверь, когда-то зеленая, выглядывала из-под обвалившейся штукатурки, битого кирпичного лома и мусора, нанесенного со временем. Едва заметный след Юли, ловко скакавшей по горкам стройматериалов, кочкам заледеневшей воды и доскам, вел ко второму проему. Куминов едва не подскользнулся на одной из кочек, образовавшихся сразу после первых заморозков, спрятанной под легким слоем вчерашнего снега. Выругался. Услышал, как там, за полуразвалившейся стеной Гречишина что-то тяжело ворочает и немного застыдился собственной слабости. Девчонка там одна пыталась, скорее всего, убрать в сторону завал над люком, а он тут на нее злился. Шагнул в помещение, сразу увидев Гречишину.
        Та действительно растаскивала в сторону рухнувшие и прогоревшие стропила, обугленный кухонный шкаф и плиту, чугунную, совершенно неприподъемную на первый взгляд. Куминов толкнул ее в плечо и покрутил пальцем у виска, показав на бывшую кормилицу дома. Мол, совсем сбрендила, такие тяжести тягать в одиночку? Гречишина скорчила гримаску, отмахнувшись. Капитан налег вместе с ней на угол плиты, понимая, что время дорого. Под ножками треснуло, и плита медленно завалилась на бок, скатываясь вниз. Конфорки Юля предварительно сняла, но грохота хватило. Куминов, уже не таясь и не стесняясь, выругался сквозь зубы, досадуя на собственную непозволительную ошибку.
        - Пронесет, капитан, не переживай. - Юля блеснула зубами, улыбнувшись. - Давай-ка люк поднимем.
        Под разбросанным завалом оказался деревянный люк, ведущий в подпол. Куминов в очередной раз поразился предусмотрительности тех, кто все это когда-то спланировал и спроектировал, делая это в момент спуска по невысокой лестнице. Включил фонарь, выхватив из темноты доски, на которых стояли банки с давно взорвавшимися крышками. На полу, земляном и утоптанном, все было усеяно осколками стекла. Погребок был небольшим, чуть вытянутым и узким. Только двоим и развернуться, разве что. Он повел лучом в стороны, остановившись на темной куче задубевшего тряпья в дальнем углу. Присмотрелся.
        Из-под двух когда-то толстых и теплых тулупов, виднелись остатки тонких косточек кисти руки. Начисто обглоданных крысами и отбеленных потом временем. Платок, бывший в прошлом наверняка ярко-красным, с узорами, сейчас стал серым и был покрыт стародавними следами плесени. Цвет волос Куминову разглядеть не удалось, но он и не старался. Картина была ясной и понятной: бомбардировка, мать с ребенком закрываются в подполе. Было ли им известно про вход в сложную систему ходов под городом? Судя по обглоданным костям - явно нет.
        - Беженцы, скорее всего. - Гречишина положила руку на плечо. - Вполне могло оказаться, что они здесь оказались по чистой случайности. Когда немцы подошли к городу мы потеряли много людей. Наших людей, читала про полный провал первой сети подполья. В доме жили наши офицеры, скорее всего, что их как-то вычислили, убили. Потом была путаница, чехарда при переезде управления наркомата из Москвы, забыли, заселили обычных беженцев. Думаю, что именно так и вышло. А их в подполе и завалило обломками, черт. Многих из тех, кто сбежал из Куйбышева, наших в смысле, за провал в деятельности подполья расстреляли. Пощады паникерам не было.
        - Ладно… - Куминов перестал смотреть в угол. - Это им вот объяснить бы, да поздно. Где вход?
        - Здесь должен быть. Помоги…
        По ее указанию капитан взялся за один из деревянных стеллажей, поразившись тому, что дерево не превратилось в труху, как стоило предположить. Налег, напрягая мышцы в руках, плечах и спине. Заскрипело, подаваясь под их совместным усилием. Кусок стены, оказавшийся лишь ширмой, на которой не было, судя по весу. И настоящих кирпичей, провернулся на штырях, утопленных в толстую коробку, идущую по открывшемуся проему. Фонарь выхватил из темноты черную, с полностью облупившейся защитного цвета краской, массивную дверь. Петель Куминов не заметил, лишь колесо запорного механизма и толстую скобу вместо ручки. Возле нее на полотне, так уже привычно, примостился небольшой металлический прямоугольник, скрывающий в себе кодовый замок с дублирующей прорезью для металлической пластины ключа.
        Гречишина отстегнула клапан подсумка, достав небольшой брусок, сделанный, похоже, из дюралюминия. Щелкнула кнопка фиксатора, развалив его на несколько отдельных полос с отверстиями разного диаметра и расположенности. Девушка вставила одну в прорезь, предварительно впрыснув в механизм немного масла. Куминов уже понемногу начинал смеяться про себя над этой особенностью операции. Куда не сунься - везде смазывать надо, чтобы открыть, или чтобы не скрипело и тому подобное. Хорошо хоть, что после смазки все эти скрытые механизмы работали.
        Чекистка подсветила себе фонарем панель с клавишами, быстро и точно нажав нужную комбинацию, одновременно кивнув капитану на колесо. Куминов, услышав звонкий щелчок внутри двери, налег на него, проворачивая. Штыри, надежно державшие дверь с трех сторон, вклиниваясь в разъемы стен, плавно ушли в корпус. Он налег на нее, нажав в сторону от «штурвала», толстая металлическая пластина с прорезиненными краями подалась, утопая в паз. Ушла почти на две трети, остановившись лишь за счет упершегося в стену колеса. На капитана легко подуло выходящим, теплым воздухом с ощутимым запахом сырости.
        - Ну вот… - Гречишина посмотрела вперед, осветив фонарем серые стены в ржавых потеках и белых следах от грибка. - Нам сюда.
        - Зови остальных. - Куминов прислонился к косяку, стараясь осветить как можно больше пространства перед собой. Подождал, пока чекистка уйдет наверх и двинулся вперед, идя осторожно и подсвечивая под ноги.
        Пол был залит раствором, который потрескался во многих местах. Сырость проникла в коридор давно, покрывая его тонкой и хорошо заметной пленкой из налета, плесени и чего-то вязкого, липнувшего к подошвам. Куминов заметил много насекомых, в основном мокриц и многоножек, неторопливо ползущих тут и там по своим тараканьим делам. Перевел фонарь на стену, осветив деревянный также, на удивление, ничуть не подгнивший щиток, на котором за плотно закрепленным оргстеклом крепился белый листок.
        «Объект № 123/88-бис НКГБ СССР, введен в строй…. мая 1942-го года, проверен на……. 1943-го года, зам. нар…… дой по состоянию на…… 43-го…. находится в удовл….м состоянии. Зам. нач….»
        Остальное было абсолютно нечитаемым. Замазку, на которой сидела герметичная резинка ограничителя, уничтожило то ли время, то ли грызуны, чему Куминов вовсе не удивился. Катышки мышиного помета на полу также присутствовали. Да уж, подумалось ему, лишь бы туда дальше ни рухнул кусок перекрытия. Иначе толку от этого хода, как от козла молока.
        За дверью послышался шум от шагов. Кто-то задел за один из стеллажей, уронив несколько уцелевших банок, взорвавшихся с грохотом не уступающим гранатному взрыву. По грохоту патронной ленты в коробе и по легко узнаваемым выражениям капитан сразу определил Шутяка, который наверняка зацепил стеклянные емкости стволом пулемета, который тот упорно тащил с собой.
        - Рот закрой! - Куминов рявкнул в темноту. - Чего шумишь?
        - Да там вон баба с дитем…
        - Ты чего, скелетов не видел, что ли? Чего с тобой, Дим?
        - Да не знаю я! - Шутяк возник в проходе, невысокий, плотный, вешанный боеприпасами, злой как голодная дворняга. Брови сведены вместе, глаза злые… вот этого еще сейчас не хватало Куминову.
        - А ну отставить, воин! - он повернулся к бойцу. - Ведешь себя, как…
        - Нормальная реакция на препарат «Волна». - Саша прошла в коридор следующей. Оперлась спиной на стену. - То самое, что я вам давало, товарищ капитан. Побочные эффекты - легкая раздражительность, агрессивность, иногда сонливость. Всего делов-то.
        - Да ты что? - капитан посмотрел на нее и улыбнулся. - Всего делов-то, на самом деле, ты подумай! А меня поставить в известность, товарищ профессор, вы не подумали?
        - Коль, а Коль? - она посмотрела на него, спокойно и устало. - Тебе от этого проще стало бы, легче может быть?
        - Саш…
        - Что Саш? - девушка подошла к нему вплотную - Ты обсуждаешь приказы командования, солдат? Вот и я не обсуждаю, только шила в мешке не утаишь, вот и все. Вылезла правда, я призналась, что делать-то теперь?
        - Что дает этот твой препарат? - Куминов стиснул челюсти, еле сдерживаясь от накатившей злости.
        - Выносливость, повышение ваших и без того хороших реакций. Помогает быстрой регенерации тканей, если ранение средней или легкой степени тяжести. А злишься потому, что в составе препарата есть вещества, которые способствуют излишнему выделению адреналина. В момент боя это только вам на руку, при бездействии ведет к легко возбуждаемой ярости и злости. Все просто, командир, очень просто.
        - А если бы мы его принимали без боев и на протяжении месяца?
        - Этого делать нельзя, максимальный срок приема препарата в невысокой концентрации - неделя. Она еще не вышла, впереди задача, где он пригодится. И еще, Коль, сейчас достаем те самые одноразовые ампулы с иглами, две штуки на каждого. Про которые говорили еще перед выходом группы. Делаете по одному уколу, не больше. Пользоваться остальными следует лишь в самом крайнем случае и не подряд, ни в коем случае не подряд.
        - Что в них?
        - Препарат улучшенной формулы содержания и с повышенной концентрацией активных веществ, воздействующих на незадействованные резервы организма. Передозировка наверняка ведет к смерти, будьте аккуратны. Пожалуйста.
        - Хорошо. - Куминов согласно кивнул головой. Что ему оставалось делать, если тут за него уже давно все решили, и не предлагали чего-то плохого. Было немного обидно от ощущения манипулирования самим собой кем-то там, наверху, не больше. Он солдат, его дело воевать и выполнять приказы.
        Группа полностью спустилась в подвал. Воронков оставил наверху Пчелкина, прикрывающего вход в подвал. По стенам и самого подпола, и в самом начале тоннеля заложили заряды, соединенные в несколько линий. Механические детонаторы, разбросанные в четырех местах, гарантировали Герасиму возможность подорвать вход в подземелье в случае, если его отрежут от основного. Снайпер молчал, глядя на них, собирающихся в самую сложную часть пути. Молчал, но по глазам и слегка трясущимся губам можно было сказать многое. Куминов подошел к нему, положил руку на плечо, второй пожал ладонь:
        - Гера, кто-то должен остаться…
        - Я понимаю. - снайпер вздохнул. - Но…
        - Это даже не приказ, друг. Так надо.
        - Ладно, идите. Жду здесь…
        Группа по очереди пожала ему руку. Гречишина задержалась, спустившись вниз последней. Куминов подождал, пока она зайдет, задвинул назад дверь, прокрутив штурвал запора и услышав звук запоров-штырей, прочно вставших на свое место.
        - Ты оставила ему ключ?
        - Нет. - девушка почесала переносицу. - Но хотела, если уж на чистоту.
        - Понятно. План этих-то катакомб у тебя есть?
        - Да, держи. - Юля протянула Куминову закатанный в тонкий пластик небольшой прямоугольник. - Мне не надо, я все помню.
        - Хорошо. Это… ты извини меня, я сорвался недавно.
        - Да все нормально, капитан. Пошли работу делать, у нас приказ. О чем думаешь, как живым остаться?
        - Нет. - Куминов посмотрел на своих последних разведчиков. - Про тех, что нас ждут.
        На войне, как - 16
        СССР, г. Куйбышев, объект «Берлога», 196…
        - Оберштурмбанфюрер Отто фон Нойстиц, даме Анна.
        Анни пожала протянутую руку, туго обтянутую перчаткой. Нойстиц лишь щелкнул каблуками, не выбрасывая руку в приветствии. Ей понравилось, эсесовец казался профессионалом, не тратившим время на доказательство своей верности и приверженности. Это хорошо, значит, все по делу.
        - Добрый день…
        - Называйте меня Отто.
        - А я Анни.
        Он кивнул и повернулся, приглашая следовать за ним. Груз, доставленный Черными кошками, уже оккупировали местные, от научных сотрудников до складских рабочих. Девочки шли следом за ней, провожаемые едва уловимым интересом часовых, закованных в полные комплекты штурмовой брони.
        Интересно…
        Нойстиц чуть замедлил шаг, дождался ее. Головой мотнул на солдат и, одними губами, шепнул:
        - Не здесь.
        Анни не спорила. Видно, профессор попросил ее отправиться сюда совсем не зря. Пусть их, самой Анни и девочек, всего пятеро, но раз надо, то они сделают все необходимое.
        Берлога не выделялась чем-то особенным. Таких объектов Анни видела немало. От дублирующего завода Трондхейма, где никак не получалось собрать атомные заряды и до Биврёста, где все шло куда лучше. Биврёст Анни откровенно восхищал стройными телами ракет и округлыми летающими дисками, прячущимися под маскировочными сетями. И что, что их немного? Анни, казавшаяся большинству своих командиров недалекой исполнительницей, превращавшейся в натурального зверя на заданиях, себя ощущала иначе.
        Инженерная мысль казалась ей куда лучшим выходом для окончательного решения войны, чем все мистические практики Аненербе, отдающие сотнями литрами крови и тысячами жизней, потраченных ради каких-то глупостей. Здесь, в Берлоге, она видела настоящее будущее, не замшелое прошлое, лезущее из книг с кожаными листами и жертвоприношений, а науку, сталь, препараты и подопытных. Ей нравилось.
        - Ваши подчиненные могут подождать нас в комнате отдыха для часовых. - Нойстиц показал на незаметную дверь, утопленную в панели, закрывающие бетон. - Там есть завтрак, кофе, удобные кровати, если захотят отдохнуть. А вас прошу ко мне, нужно переговорить, Анни.
        Вот это уже куда прозрачнее и понятнее. Через несколько минут она оказалась в кабинете Нойстица, находившегося, как она поняла, в самом пересечении нескольких коридоров, подъемников и лифтов, обеспечивая хозяину доступ и оперативность.
        В чем, в чем, в удобстве Нойстиц себе не отказывал. Пусть тут не оказалось роскошно, но и аскетизмом совершенно не пахло. Деревянные резные панели по стенам, потрясающий фото-пейзаж вместо окна, прикрытый по бокам бархатом портьер, кофейный столик с креслами и большой рабочий стол, сейчас чистый и пустой, за исключением лампы с абажуром и письменного прибора из красиво подобранных янтарных пластин.
        - Присаживайтесь.
        Хозяин уже разливал кофе из, само собой, серебряного кофейника с гнутым носиком и рельефными украшениями. Аристократизм в каком-то там поколении, дворянин до мозга костей, принявший идеи НСДАП и добившийся высокого положения при не самом большом чине. Интересно.
        - Я думаю, Анни, что в ближайшее время нам стоит ожидать нападения на объект.
        Анни нахмурилась, не ожидая так быстро такой откровенности.
        - Почему?
        Нойстиц щелкнул кнопкой длинного пульта, чей провод прятался в ножке стола. На стене, мягко щелкнув, поползли в сторону две панели, украшенные репродукцией кого-то из голландцев. Появилась карта нескольких областей, соседних с Куйбышевым.
        - Красные пошли на прорыв несколько дней назад. Вот, видите?
        Ломаная багряная линия показывала - на сколько русские углубились внутрь фронта, укрепляясь и снова вставая в оборону.
        - Чуть позже поисковые группы егерей, регулярно проводящих контр-партизанскую борьбу, наткнулись на два отряда русских разведчиков. К сожалению, пленных взять не удалось.
        - Это не так важно, Отто, как то, о чем вы пока молчите. - мягко упрекнула его Анни. - Мне вполне понятно ваше желание добиться моей помощи, так как вы не уверены в кем-то из местного личного состава и вам нужная чистая кровь. Я не задаюсь вопросом - что вы тут производите из неизвестного мне. Меня отправили в Берлогу в том числе и выручить того, кто попросит. И я согласна. Но если вы будете до конца откровенным, это лишь поможет. У вас же есть свои агенты на той стороне?
        - Конечно.
        Нойстиц прикусил нижнюю губу:
        - Информация такова, что русские предприняли несколько уровневую операцию, где явно есть еще кто-то из разведгрупп, целью является мой объект, а вот что именно будет произведено в качестве удара, когда они доберутся, мне пока неясно.
        - Вот как? - удивилась Анни. - И какова же может быть цель, на ваш взгляд? Уничтожить объект они не смогут, для этого необходимо что-то мощное, какой-то портативный атомный заряд, а таких у русских нет. Пока.
        - Нет. - согласился Нойстиц. - И даже будь они у них, я не оказался бы уверенным в попытке уничтожения Берлоги. Скорее, задумался бы о самой банальной диверсии для нахождения информации и прочего, необходимого для понимания самой сути Берлоги. Но подтверждения моим мыслям нет, потому что связь с агентами прервалась. И давно.
        - И когда вы их ждете?
        Нойстиц усмехнулся:
        - Возможно, что прямо сейчас.
        Глава тридцать первая
        'Бой разведчика с врагом
        Это не средство, имеющее своей целью
        Демонстрацию превосходства над противником,
        А жестокая и обоснованная необходимость'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49'
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Группа вышла из тоннеля, лишь дождавшись темноты. До этого было много ходьбы и глупых, хотя от этого не менее опасных мелочей.
        Шли по тоннелю долго, причин хватало. Подземную сеть коммуникаций, скрытую от врага, никто не обслуживал, результат этого был налицо. Часть коридоров обвалилась, в некоторых местах полы были совсем залиты просочившейся водой. Кое-где она замерзла полностью, превратившись в каток, взбугрившийся неравномерно расположенными наплывами и незаметными наростами. Пару раз Шутяк, идущий впереди, скользил, падал и громыхал металлом пулемета. Матерился, вставал и шел дальше, никому не уступая чести находиться в авангарде вместо него.
        Куминов какое-то время просто автоматически смотрел по сторонам, хотя понимал всю бесполезность затеи. В замкнутом пространстве коридора, вытянутого как бесконечная кишка, встретить противника можно было лишь в случае столкновения нос к носу, либо если имелись боковые ответвления. Но все они оказались закрыты металлическими толстыми дверями, и встречались вовсе не часто. Продолжая, тем не менее, держать себя в состоянии контроля все и всех вокруг, капитан задумался. Мысли были невеселыми и не очень оптимистичными. К назначенному времени в точку вышла лишь его группа, серьезно сократившись в составе. А даже в самом начале операции, обсуждая все известные моменты, Куминов понимал всю ее сложность. Сейчас сложность оказалась на расстоянии нескольких километров, и решать ее придется лишь имеющимися в наличии силами. То есть, всего шестерым, в том числе и Венцлав, ученая. Красота, одним словом.
        В том, что они смогут проникнуть на территорию объекта «Берлога» Куминов по какой-то причине вовсе даже и не сомневался. Уверенность именно в благополучном решении этого этапа присутствовала и становилась серьезной и практически непоколебимой. Вот что делать потом… Решить этот вопрос казалось намного более сложным предприятием. В чем-то куда сложнее, чем весь предыдущий путь.
        - Юля. - капитан говорил тихо. Гречишина обернулась. - Почему немцы не знают про эту систему коммуникаций? Столько лет прошло?
        - Им сдали дезу… - она пожала плечами. - Хорошо сляпанную дезинформацию, с дополнительным приложением в виде схожей системы. Ей тоже пользовались, она существует, дублируя многие местные ходы. А все это немцы искали неоднократно. Но концы в воду, точки проникновения на виду, и замаскированы так, что не додумаешься. Если не знаешь где искать.
        - Настолько уверена в надежности?
        - Не была бы уверена, не пошла бы сюда. - девушка осторожно обогнула светлый наплыв льда, плохо заметный в свете фонарей. - Ты готов, капитан?
        - Всегда. - Куминов буркнул себе под нос, сосредоточившись на аккуратном прохождении по тонкому слою льда.
        К счастью он скоро закончился. Белый луч, которым Шутяк подсвечивал дорогу, выхватил из темноты сухой и ровный бетон. Здесь время постаралось сильнее. Были видны участки, на которых явно светло-зеленая краска стен обсыпалась, за ней сошла штукатурка, открывая серый армированный бетон. Стальные прутья, в тех местах, где они были полностью открыты, казались покрытыми ярко-рыжей пастой, настолько над ними потрудилась ржавчина. Лампы, встречающиеся через каждые три метра, покрылись толстым слоем пыли, большая часть уже не была закрыта проволочными колпаками. Под ногами часто и жирно хлюпало, насекомых стало больше. Кроме мышей несколько раз промелькнули, юркнув серыми длиннохвостыми тенями, большие крысы. Когда первая пронеслась прямо из-под ног не заметившего ее Хрусталева, Саша схватила Куминова за локоть. Он удивленно посмотрел на нее, явно не понимая в чем дело.
        - Смешно… но я их боюсь. - Голос девушки звучал с чуть заметным оттенком стыда. Капитан ободряюще положил руку на ее ладонь. Ну а что тут поделаешь, если очень храбрая Саша боится грызунов? И ведь наверняка в свое время препарировала их десятками, во время обучения в своем институте. Так это там, в светлом, теплом, сухом и безопасном помещении какой-нибудь страшно секретной лаборатории. А здесь вон они, мечутся под ногами.
        Чуть позже, когда Шутяк уперся в дикое переплетение рухнувших дополнительных балок потолочной крепи, переплетенных проводов, телефонного кабеля и стальной сетки, положенной под штукатурку, пришлось потратить почти половину часа только на решение вопроса прохода. Пришлось держать на вытянутых, напряженных до пота и дрожи руках часть обвала, пока Шутяк и Хрусталев проскользнут вперед. Потом операция повторилась с точностью до наоборот, когда пролезли девушки, и пришлось стартовать самому Куминову. Оказалось, что на той стороне часть стены просто рухнула. Выпятившаяся в коридор ломаным горбом, с торчащими из него кусками ржавой арматуры, она позволила только крепышу Шутяку держать всю эту баррикаду на весу. В очередной раз поразившись тому, насколько силен разведчик, Куминов вылез, отряхиваясь от попавшей под одежду пыли.
        Валеев, в это время выдвинувшийся вперед, шел аккуратнее Шута. Ход группы из-за этого замедлился, но ненадолго. Обвалившийся участок занял не больше десяти метров вперед, после чего коридор выровнялся, разве что пыли стало больше. Воды на полу больше не наблюдалось, хотя изредка в свете фонарей поблескивал одинокий тонкий ручеек, еле сочившийся вниз по стене.
        - Стоп! - Гречишина произнесла это очень тихо, но ее услышали, застыв на месте. Она подошла к одной из редких дверей, мимо которой Расул прошел не останавливаясь. Достала уже знакомую металлическую сцепку из ключей-карт. Девушка жестом показала, что стоит быть внимательнее.
        Шутяк переместился и встал практически за Юлей, лишь чуть не опустив ствол пулемета ей на плечо. Хрусталев, Шабанов и Сафин замерли по разным сторонам от дверного проема, также взяв его на прицел. Воронков и Куминов остались позади, прикрывая Сашу. Капитан моргнул, почувствовав, как по лицу прокатилась капля пота, неожиданно холодная. Время ненадолго замерло, заставив тело напрячься, ожидая чего угодно от открывающейся в сторону металлической пластины. В коридор скользнул еле заметный отсвет от догорающего заката. Никто не ждал их возле выхода, все непонятные ожидания Куминова не оправдались, и капитан был только рад этому.
        - По одному, живо! - Чекистка исчезла в открывшемся проеме, скрывшись за наваленными закопченной грудой кирпичами, накрытыми неровной снежной шапкой. Группа пошла за ней. По одному, аккуратно, быстро занимая необходимое расположение для обороны.
        Темнело быстро, наполняя окружающее пространство легкой синевой полупрозрачного вечернего воздуха. Морозило, ощутимо, до еле уловимых под плотной тканью маски щипков кожи на лице. Куминов притаился за кучей битого кирпича, что остался от разрушенной близким попаданием стены невысокого дома. Оставшаяся часть, темнеющая провалами трех этажей, была относительно целой. Если не считать провисших и чудом целых деревянных оконных коробок без стекол, дырок от попаданий снарядов чего-то крупнокалиберного в стенах и остального антуража, явственно доказывавшего, что Куйбышев оставляли не трусливым бегством.
        Площадь? Да, пожалуй, именно что площадь. Времени на то, чтобы попытаться понять - какая именно, хватило с избытком. Небольшая открытая площадка по-над Волгой, недалеко от одного из самых старых парков в стране. Бывших парков, так как кроме остатков обугленных стволов и кое-где торчавших остатков чугунного ограждения, ничто не напоминало о месте, где не так уж и давно мирно и спокойно гуляли обычные горожане. Место легко запомнилось в процессе изучения топографических карт города, которые Куминов внимательно изучал перед выходом за линию фронта. Свободное со стороны спуска к реке, окруженное несколькими старыми купеческими домами, от которых мало что осталось. Самым большим зданием было покрытое сажей и копотью грязно-желтое строение, где раньше находился городской комитет партии. Вход в него было полностью завален обломками. Перед ними, прямо напротив выхода из подземного лабиринта, упрямо стояло красивое строение, чудом уцелевшее практически нетронутым. Красные, как показалось его очень обострившемуся зрению, с ровной белой полосой каймы и причудливыми башенками.
        Слева капитан увидел очень широкую темную полосу, удивился, и лишь потом понял. Волга, лед которой снег полностью занести так и не смог. Она темнела в сумерках, у ее берега, находившегося в паре сотен метров, группа вышла в город. Куминов лишь качнул головой, увидев ее так близко.
        Совсем недавно, увидев ее с расстояния в несколько километров, он бы обрадовался, как мальчишка. Потому что она была тем, чего они с товарищами так долго ждали. И пусть город и в помине не был освобожден, но тогда Куминов радовался. Сейчас, когда река была вот, пройди чуть ногами и коснись рукой льда, ничего подобного не ощущалось. Задание выросло прямо перед ним, неожиданно тяжело и пугающе навалившись. Единственное, что капитан ощущал точно, так это легкое волнение, адреналиновой дрожью пробегающее внутри. Хотя тут, скорее всего, виной всему было содержание ампул, которое Венцлав вкатила им около получаса назад.
        Действовать препарат начал уже тогда, в темных коридорах. Усталость, навалившаяся за последние сутки немилосердно болезненно, ушла, как и не было. Шаг стал пружинистым, вес оружия и боеприпасов ощущался намного более легким. Еще в последнем убежище, под пакгаузом, Куминов прихватил небольшой и удобный немецкий десантный ранец. Напихал в него боеприпасов, прикинув, что именно его тащить будет удобнее. Это помогло, когда капитан забрал основную и самую важную тяжесть у Венцлав. Рюкзак с контейнером, который он закинул на спину, спустив десантный ранец практически на поясницу, казался весящим не тяжелее скрутки костюма химической защиты. Это настораживало. В какой-то момент Куминову пришло в голову, что он готов кинуться на немцев с голыми руками. Да, да, прямо сейчас, только они дойдут до выхода, и можно будет бежать. Куда? Неважно, лишь укажите направление, дайте ориентир, а уж он-то покажет, как надо воевать. Если судить по одинаково заблестевшим глазам разведчиков, думал так не только Куминов. Но, как сейчас капитан понимал, отпустило быстро.
        Венцлав быстро проверила пульс у каждого. Чуть нахмурила брови, посмотрев на Куминова, но ничего не сказала, только кивнула. Как показалось капитану - движение было одобрительное.
        - Все в порядке? - свой собственный голос прозвучал странно, Куминов уловил в нем какую-то скорость произношения слов, как будто он торопился выпалить это.
        - Уже да. - Саша переглянулась с Гречишиной. - Организм погасил лишнее количество адреналина и устранил некоторый переизбыток стимулятора. Именно из-за него я еле могла за вами угнаться. Для первого раза вполне нормальное протекание взаимодействия с составом.
        - Для первого раза? - капитан посмотрел на нее более внимательно. - Сколько таких разов у тебя, Саша?
        - Достаточно… - профессор еле заметно улыбнулась. - Достаточно для того, чтобы иммунитет выработался. Мой организм воспринимает только положительные его стороны.
        - А почему ты не воспользовалась им и не дала нам сделать этого раньше?
        - Побочный эффект не самый лучший.
        - Какой?
        - Да какая разница. Если нам повезет, то сам поймешь. Если нет - так и…
        - Действительно, и что это я…
        - Нам вон в то здание. - Гречишина, неслышно оказавшись рядом с Куминовым, показала на то самое красивое здание, украшенный всякими излишествами, как верхушка кремового торта. - Бывший театр, то, что осталось. Спускаемся в подвал и все, практически на месте.
        - Все так легко и просто… - Куминов покачал головой. - Андрей!
        Снайпер отлепился от развалин и колобком подкатился к ним.
        - Останешься здесь. На всякий случай, прикрыть сможешь? Хотя бы пока минут пятнадцать не пройдет?
        - Да, командир. - Шабанов покрутил головой. - Вон там засяду. Просматривается хорошо. Батареи к прицелу я с собой взял. Так что не переживай, будет у вас больше, чем даже двадцать минут.
        - Дай Бог, что бы тебе этого делать не пришлось. - Куминов посмотрел на недоуменно наблюдавшую и слушавшую Гречишину. - Что такое?
        - Зачем?
        - Что-то имеете против, товарищ старший лейтенант госбезопасности?
        - Не понимаю, просто не понимаю. Какой смысл, если нам вряд ли позволят выйти обратной дорогой?
        - Все верно, смысла в этом случае нет. А вот в том, чтобы никто не помешал нам пройти по ней куда надо - есть. Юлия, это моя операция и моя ответственность, ты же не будешь возражать?
        - Нет, капитан. - чекистка пожала плечами, всем видом показывая, что не понимает непонятной блажи такого вроде расчетливого, опытного и все понимающего капитана. - Твое дело, хотя лишний боец внизу лишним не будет.
        - Возможно. - Куминов согласно кивнул. Что-то, заставившее его это сделать чуть усмехнулось внутри. Интуиция? Все возможно, тоже чувство, которое подсказало, что Пчелкину нужно остаться там, позади. Хотя капитан видел его ногу после осмотра на месте прибытия и понимал, что тот самый стимулятор, который им вколола Венцлав, помог бы встать бойцу на ноги за считанные минуты. Но внутри толкнуло, и он сделал именно то, что посчитал нужным на тот момент.
        В стороне негромко зарокотало, слух безошибочно определил два, а то и три мотоцикла, вероятнее всего БМВ, которыми должны пользоваться внутренние городские патрули. Маршрут, приблизительный, Куминов знал. Если звук донесся сюда, то сейчас они двигаются с перекрестка бывших улиц Куйбышева и Ленинградской, сейчас вновь ставших Дворянской и Офицерской. И времени у группы значит совсем немного. Ждать пока патруль проедет мимо, было нельзя. Кто его знает, что случится, если немцам вдруг захочется остановиться. Куминов мог, при желании, даже увидеть их. Да, именно два широких и низких БМВ, оба с люльками. На каждой, закрепленный на вертлюге, стоит МГ, старый и добрый МГ-50 в укороченной модификации, чтобы стрелку было удобнее. Сам стрелок, плотный, с короткой полоской жестких рыжеватых усов, виднеющихся в разрезе маски, в плотной зимней куртке. Водитель - его полная противоположность, длинный, с широкими плечами и одетый в теплую шинель, перехваченную на горле и груди плотным шерстяным башлыком. Вторую пару капитан представлять не стал, полностью проникнувшись неожиданно свалившимся видением.
        Посмотрел на Гречишину, та понимающе мотнула головой и приготовилась выдвигаться в сторону пряничного домика бывшего театра. Но, все равно, для начала выждала, пока Андрей уйдет на позицию, так нужную при входе. И лишь потом РДГ двинулась вперед. Один небольшой отрезок по старой площади, который не обойдешь. Прячась, вжимаясь в рыхлый снег, липнущий к коленям, локтям, голове, когда лоб упирается, вдавливается в него. Чекистка шла первой, стараясь промелькнуть как можно быстрее, не дать возможности врагу проследить за ней. Разведчики двинули следом, пытаясь добраться до темной дыры вестибюля как можно быстрее и наследить поменьше. Хорошо, что падал легкий снежок, вновь помогающий скрыть их присутствие. Куминов бежал и про себя надеялся только на него. Дома немцы не спешили восстанавливать, но вот от обломков и мусора весь открытый кусок вычистили основательно, оставив ровную площадку, на которой заметить протоптанную цепочку следов проще некуда.
        Через быстрые удары пульса, отдававшиеся в ушах стуком озверевшего молотобойца, стало практически невозможно слышать звук моторов, но капитан четко знал, что времени мало. Темный провал входа становился ближе с каждым отчаянным шагом-прыжком. Они должны успеть, просто должны, как делали все время, что были в пути.
        Глава тридцать вторая
        'Бой разведчика с врагом
        Должен начаться лишь по крайней необходимости
        Боевые действия выдают разведчиков,
        Лишая возможности выполнить задачу'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49'
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Андрей Шабанов осторожно скользнул в сторону в сторону разваливающегося от прямых попаданий и времени трехэтажного кирпичного, явно бывшего раньше купеческим, дома. Пригнувшись, пробежал большую часть расстояния до кучи битого шифера, упавшего с просевшей крыши соседнего флигелька. Затаился, ожидая, пока лучи прожекторов скользнут в сторону. Распластавшись на животе, юрко прополз вперед, до разрушенного парадного крыльца. Скользнул в подъезд, бережно баюкая винтовку.
        Серо-черная маскировочная накидка снайпера, позаимствованная в кладовке бункера у Петра-Дубравы, хорошо скрывала среди местных пейзажей. Да это было не так уж и сложно, особенно умеючи. А это он умел. Тихо-тихо пробежал по лестнице, внимательно осмотрелся. Площадка второго этажа снайпера не устроила, пришлось двигаться дальше, поднимаясь на последний из этажей. Он сохранился намного хуже, развороченный попаданием чего-то, напомнившего ему сто двадцатимиллиметровый снаряд от самоходного орудия. Причем явно не один. Но зато, как оказалось, место подошло для него практически идеально. Самое главное было то, что самый последний этаж был изнутри похож на решето, давая возможность передвигаться по нему полностью.
        Шабанов примостился на остатках эркера, выступающего и нависающего над всем остальным зданием. Таких здесь было три, правда, последний из них, самый угловой, находившийся прямо напротив здания бывшего горкома, был полностью разрушен. Шабанов внутренне усмехнулся. Позиция была убийственной. Для него самого. Чтобы снайпер в захваченном городе позволил себе засесть в отдельно стоящем не самом большом доме… несусветная глупость. Но сейчас ему позарез было необходимо находиться именно здесь, и если понадобится - ввязаться в самоубийственный и короткий бой. Надежд Андрей не питал, слишком давно и прочно воевал.
        Он прищелкнул новую обойму, по-своему давно заведенному суеверному обычаю. Отличный ПНВ, полученный около года назад, уже стоял в креплении. Сумерки опустились полностью, чернилами охватив все, за что глаз цеплялся совсем недавно. Привычно щелкнул переключателем, проверил обзор и качество самой панорамы. Зеленоватый мерцающий круг с отчетливо видными дугами и шкалой был четким. За ПНВ Шабанов следил внимательно, сразу же, если обнаруживал какую-то странность, обращался к оружейникам. Сейчас это пригодилось по полной программе. Осталось лишь дождаться тех, кто мог помешать и помешать им самим.
        Планов отхода у Шабанова не было. Он, при желании, мог бы сделать несколько выстрелов и уйти, попытаться раствориться в лабиринте полумертвого города, который немцев интересовал только с практичной стороны. Промышленная зона, где их особенно много, находилась далеко. Здесь же, после начала работ над проектом «Берлога», как объяснила Венцлав, людей практически не осталось. Лишь там, откуда приближался патруль, находилась временная администрация, окруженная охраной и ограждением. Большая часть Куйбышева, лишившись жителей, представляла собой холодный муравейник, в котором пустых ходов было намного больше живых людей. Он смог бы спрятаться, сохранив себе жизнь. Но надо ли ему это? На этот вопрос Андрей ответил самому себе очень давно. Нет, не надо.
        Где-то внизу, с одной из трех улиц, выходивших на площадь, заворчал двигатель, мелькнуло пятно света. Первый из мотоциклов патруля тихо выкатился на открытое пространство. Накрутил небольшую петлю, подсветив себе дополнительное пространство фарой-прожектором, закрепленной сбоку от пулемета. Второй, также неторопливо выкатился следом, проехал вперед и встал, взяв под прицел дальнюю сторону площади, с темной просекой узкой улочки, уходившей вглубь квартала.
        Андрей плавно и тихо переместился. Положил ствол СВТС на плоскую верхнюю часть старенького, но все еще надежного комода, стоявшего в эркере. Приблизился к резинке ПНВ, взяв на треугольник прямой прицела дальний мотоцикл и направив винтовку на бак. Первым патроном он, по отработанной военным стажем привычке, всегда ставил трассирующий. Сейчас это могло пригодиться, разом убрав сразу одного пулеметчика и стрелка. Гарантированно, бензин в баке вспыхнул бы мгновенно, разорвав металлическую емкость и подпалив две темных фигуры. Если, конечно, они были бы еще живы. А в этом снайпер глубоко сомневался, учитывая их близость к источнику разлета бритвенно-острых и тонких осколков. По поводу второй пары патрульных сомнений также не имелось. Он успеет положить и их. А потом будет время на перегруппировку, и возможный «увод» тех, кто принесется на место стрельбы.
        Длинный немец, на котором нижняя часть плотной шинели болталась как на вешалке, слез с мотоцикла. Потянулся, что-то сказал товарищу. Выслушал его ответ, заржал как стоялый жеребец, откинув голову назад и придерживая автомат, который перед этим перевесил из-за спины на плечо. Махнул рукой в сторону того самого дома, где сейчас терпеливо дожидался развития событий Андрей.
        Шабанов затаил дыхание, пытаясь понять: что произошло? Не мог же он заметить его и просто так стоять? По спине пробежала целая стая крупных мурашек, сердце чуть быстрее заколотилось, доказывая владельцу, что он нервничает. Дышать приходилось еле-еле, стараясь не выпускать пара в неожиданно подморозивший воздух. Палец лег на спусковой крючок, готовясь мягко потянуть его на себя.
        Немец развернулся и пошел в сторону трехэтажки, высоко и смешно закидывая ноги, стараясь не подскользнуться. Подошел к стене, звякнул металлом скоб автомата. Постоял, что-то легонько насвистывая, копаясь и сопя. Когда до Андрея дошло - что делает фриц, захотелось рассмеяться. Но приходилось сидеть и наслаждаться прекрасными и мирными звуками журчания внизу. В какой-то момент ему даже стало жаль немца, холодновато, вообще-то, для оправления потребностей организма.
        Когда внизу все прекратилось, и чуть позже раздался скрип снега, по которому немец торопливо побежал трусцой к мотоциклу, снайпер облегченно выдохнул. На какое-то время смерть, так настойчиво бежавшая за группой с самого момента перехода через линию фронта, отошла назад. Его собственная личная смерть. Он знал, какой она будет, почему-то знал. Нет, его не снимет такой же, как он сам снайпер, это вряд ли.
        Андрей Шабанов совершенно точно знал, что погибнет он не от пули. Во сне, который повторялся часто, в глухое и замкнутое помещение, где пахло порохом и его собственной кровью, летели дымящие сгорающим порохом запалов рубчатые яйца гранат. И, наверное, сейчас ему это казалось далеким, и снайпер был уверен в успехе их задачи. Потому что вытянутый и узкий эркер все же не оказался глухим и замкнутым. Хотя в этом доме, и это точно, таких закутков хватало.
        Мотоциклы заворчали и двинулись дальше, поднимаясь куда-то вверх. На узкую цепочку следов, невидимую под легкой белой порошей выпавшего снега, патруль внимания не обратил. Шабанов улыбнулся и решил немного размяться, дожидаясь чего-то, что скажет о происходящем под землей. Хотя больше всего ему хотелось бы увидеть ребят, возвращающихся назад. И за это он был готов оказаться в глухой конуре с одним светлым пятном впереди хоть прямо сейчас. Оставалось только ждать.
        Разведчики успели. Вход в финальный лабиринт прятался под лестницей и больше всего походил на дверь какой-то подсобки, в которой обычно хранят тряпки, швабры и ведра. Но вместо хозяйственного инвентаря - Куминов увидел уже до мелочей знакомый интерьер. Свет фонарей пробежал по вспучившейся пузырями известке и темно-зеленой краске стен. Серый бетон пола, покрытый пылью и украшенный еле заметными потеками.
        - Как все приятно и знакомо… - пропел Хрусталев на манер Бернеса из «Двух бойцов». - Идем?
        - Идем. - Куминов подтянул ремень ПП, подсвечивая фонарем.
        Сзади закрылась дверь, такая простая и незаметная с виду. Последний отрезок пути РДГ, тот самый, к которому они шли долго и упорно. Капитан чуть остановился, смотря на тех, кто шел рядом с ним. Посмотрел внимательно, старательно запоминая каждого, потому что впереди была полная неизвестность. Хотя, почему? Кое-что было полностью известно, в этом капитан ни капли не сомневался. Впереди ждал бой.
        Осторожно выглянув за поворот, Воронков смог сделать несколько шагов, старательно и крадучись, двигаясь лишь в плотной темени на правой стене. Коридор, длинный, темный, заворачивающийся где-то впереди в аппендикс. Шли тяжело, света не хватало.
        Идти пришлось долго, не меньше часа. Снова серые и темно-зеленые, покрытые налетом белесого строительного грибка и обыкновенной плесени, стены. Высокий, сделанный когда-то явно не по назначению потолок давил сверху. Куминов уже не крутил головой по сторонам, мгновенно адаптировавшись к тому, что действительно стало привычным и знакомым. Ни разу до этого момента ему не приходилось находиться в замкнутых помещениях столько времени. Но вот довелось, и организм реагировал сразу, убрав все ненужное, оставив только сосредоточенность и внимание к мелочам, от которых зависела жизнь. Спустя немного времени Куминов обратил внимание на какую-то странность со зрением. Луча от фонаря явно недолжно было хватить, чтобы вовремя рассмотреть изогнутую часть прута арматуры, торчавшего из стены. Капитан должен напороться на него правой стороной лица, но спокойно обогнул и даже предупредил Расула, идущего сзади. Препарат, введенный Венцлав? Скорее всего, что так и есть.
        Воронков и Хрусталев, двигались впереди, прикрывая Гречишину. Лейтенант резко остановился, подняв вверх руку. Оставшаяся группа замерла. Куминов рассмотрел поворот, за которым скрылись Воронков и Юля. В груди екнуло, резко и неожиданно. А вот, пожалуй, и все. Последний, относительно безопасный участок маршрута, судя по всему, РДГ прошла. Уменьшившись в составе почти на половину, увидевшая в пути невозможное и готовящаяся к невообразимому. Осталось дождаться начало самого главного и интересного, выполнить первую часть основной задачи и выложиться, хотя куда еще больше, для выполнения второй. Их возвращения, обязательного возвращения.
        Хрусталев махнул ладонью и сам зашел за поворот. Расул, Шутяк, Куминов и Венцлав пошли за ним, вывернули на короткую прямую, где Гречишина и Воронков стояли перед широкой металлической полосой, видневшийся в аккуратном проеме, открывшимся перед ними. Сбоку, к стене, была прислонена толстая фанера, которая внешне выглядела как кусок бетонной стены. Присев, Куминов внимательно рассмотрел ее. Толстый слой пыли, под которым практически не было видно металла креплений, с помощью которых она крепилась, навели на определенные мысли.
        - Нас кто-то должен был здесь встречать? - он посмотрел на Гречишину.
        - Да. - чекистка дернула щекой. - Должен был, но не встретил. Его хотели взять месяц назад. Не сумели, подорвался на гранате, вместе с двумя немцами. Страхующего агента убили чуть позже, наши и убили.
        - Данные точные? - капитан почувствовал, как снова в нем поднимается волна недоверия к этой девушке.
        - Абсолютно. Связной привез мне копию списка погибших немецких солдат, с его именем и фамилией.
        - Он служил здесь?
        - Да, в охране внешнего периметра. Причина указана как неосторожное обращение с оружием. Но это вранье, полная неправда. Две недели назад здесь, в Берлоге, что-то случилось. Связной рассказал про стрельбу на половину ночи. Возможно, подопытные пытались бежать, возможно, что просто что-то пошло не так. Так что ребята успели сделать только это. И передать план коммуникаций, по которым можно было проникнуть внутрь. Я не могла отправить шифровку в Центр, пришлось идти к вам самой. Рисковать еще и тем, что ваша группа могла не дойти, нельзя. А с командованием операции вышло связаться уже после того, как вы ушли в прорыв.
        - Почему они сами не смогли достать необходимый образец? - Куминов не мог расслабиться. Что-то во всей этой истории ему не нравилось.
        - Не тот уровень подготовки, капитан. Всего два обычных человека, служившие в разных подразделениях. Только по этой причине отправили вас, и хорошо, что я смогла выйти именно туда, где мы с вами встретились. Да в чем дело, Куминов?!!
        - Нескладно все выходит, товарищ лейтенант… - капитан внимательно посмотрел в ее сторону. - Настолько все удачно, что мне даже как-то не верится. То ты не могла связаться перед самой операцией, то связалась, когда нас уже не было по нашу сторону фронта. Потом связаться неожиданно получилось, и ты нас нашла сама… странно все это.
        - Тебя не заносит, капитан? - Гречишина недобро оскалилась. - Твое дело какое?
        - Мое дело выполнить задачу. Она ясна и понятна. Неясно и непонятно все связанное с тобой. Как ты связалась с командованием и как вышла на нас у деревни?
        Куминов сделал лишь одно движение головой. Гречишина поняла, но реагировать не стала. Не попыталась хоть как-то сдвинуться в сторону, когда Расул, стоявший сбоку, поднял ПП, практически упершись глушителем ей в бок, а Хрусталев оказался за спиной. Лейтенант оставил ствол висеть на плече, он больше любил холодное и бесшумное оружие. Капитан был уверен, что сейчас так любимый им нож сейчас находится совсем рядом с ребрами Гречишиной. Один удар, и клинок, пройдя между ребрами, сразу попадет в самый важный мускул организма. Тот самый, что гоняет кровь по всей кровеносной системе человеческого тела.
        Гречишина дергаться не стала. В ярком луче от фонаря, который Воронков направил ей в лицо, стала заметна лишь улыбка. Горькая и уставшая улыбка человека, обвиненного в том, чего даже и не думал делать.
        - Молодец, капитан. - девушка невесело усмехнулась. - Так долго молчал, и, наконец, нате вам, разродился. Именно тогда, когда это вообще не нужно. Подозревал всю дорогу и молчал, ну ты даешь, Куминов. Это у вас за Уралом все такие упрямые и недоверчивые? Думаешь, что двойной агент? Привела вас сюда, и что? Про это ты не подумал? Какой прок немцам от твоей РДГ? Думаешь, что они обрадовались бы, получив вас в руки? Саша еще ладно, ей бы точно обрадовались, а вы? Обычная группа войсковой разведки, пусть и с необычными способностями, которых вы и не знаете, если разбираться. На кой ляд вы сдались все такие красивые немцам? И какого черта я не сдала вас раньше, ты не подумал? В тайнике после деревни? В бункере, откуда ехали? Когда вы все спали, и два часовых было? Снять твоих ребят по одному мне легко. Скрутила бы всех, как курят, вызвала бы вертолеты и все… дурак ты, Куминов.
        Капитан молчал, слушая ее и пытаясь понять - что думать? Она была полностью и во всем права, но что-то внутри настойчиво заставляло не доверять ей до конца, не смотря на всю логичность сказанного.
        На войне, как… - 17
        Австрийские Альпы, окрестности объекта Биврёст, 196… год
        Моросило. Везде зима, а тут с неба то дождь, то град. Хотя раньше белело и укутывало, почти как дома. Ему вот выпало торчать тут, наблюдать, считать, переправлять. Почти ничего серьезного, все основные коммуникации скрыты, немцы не дураки, с ними еще поборешься, если тайны узнать захочешь.
        Бранденбург-800, о, да. Он знал этих ребят, знал хорошо, изнутри. Сам воевал плечом к плечу, в Африке, в Югославии, даже на родине пришлось пару раз оказаться. Вспоминать не хотелось. Сейчас запас, если не сказать хуже. Самый настоящий егерь, в Австрии, разве что шляпы с перышком не хватает. Он так и носит кепи, привык за столько лет.
        В отставку отправили вчистую, а как иначе? Какой-то русский Ванька, Серега или, может, Петро с Каримом, засандалили ту мину точнехонько в укрытие. Шандарах, и вот уже шарфюрер Мюллер лежит, почти помер. Ладно оттащили и смогли доставить в госпиталь. Двадцать пять осколков, как выжил? Ну, как выжил… Сложно, год лечили, на ноги ставили, и все. Война закончилась.
        И слава Богу, дома, даже если ты на задании, стрелять в своих никакого желания нет. И не было. Но приходилось.
        Спасибо той мине, уберегла.
        Земля влажно чавкала и липла к сапогам. Сапоги старые, еще с войны, но ходить не переходить в них. Старый Франц, сапожник, все хвалит: ах, как вы, герр Руди, бережете обувь, сразу видно военного человека, сразу понятно, что по-настоящему воевали, не фанфарон. А у самого Франца, не спрятать, если знаешь, как смотреть, в мастерской двое пленных. С бирками и на тросах сидят и работают. Трос караульный, к нему цепочка, как собаки - туда-сюда, туда-сюда. Все в ход, даже недочеловеков из СССР. Знал бы Франц, сколько в его мастерской всяких удобных штук, чтобы его, Франца, на тот свет отправить, да умел бы мысли читать…
        Но пока не время. Работать нужно.
        Его дело простое: смотреть, запоминать, записывать, закладывать, когда владения обходит, донесения. Кто их забирает и куда отправляет - знать не положено. Врач, в последнем госпитале, что занимался с ним физкультурой с процедурами, на прощание все четко рассказал. И подмигнул. Вот он, шарфюрер Рудольф, а теперь егерь Руди, и делает возможное. Пока на востоке снова начинает грохотать и разрываться. Это правильно, так и нужно.
        Тут машина, коей быть не положено, проехала… Вроде чего там, «опель» и «опель», а нет, все не так. Опелек вроде старый, а идет - куда там вездеходным «пумам», и с глаз долой скрывается всегда в одном и том же месте. В оставшемся куске Шварцвальда, густом старом лесу, что на его участке. Приметил ни сразу, но разобрался и отписал кому нужно.
        Почтальон, один на три деревни, на велосипеде всю округу обкатал, все места знает, тропки, дорожки лесные, а три раза выбирался там, где вроде как потерялся. Ай-ай, дядюшку Руди не проведешь. И следов он не оставляет, когда хочет. Как отец учил, давным-давно и дед. Тот хунхузов резал и домой уходил так, что китайцы тряслись. Жаль, ему вот приходится даже не под своим именем стране служить.
        Машины, почтальон, даже две вроде бы старые фрау, Штольц и Герхард, даже они порой поступали неправильно. Не так, как следовало. Ходили не там, говорили не то, а он кивал головой и соглашался. Что с него, почти инвалида и ветерана взять? Он же, Руди, так себе, чурбан с головой. Даже местные секуристы, сперва приезжавшие или таскавшие Руди в гости, успокоились. Ну, ветеран, да, с Бранденбурга, и что?
        Вот и хорошо, даже славно. Пусть себе так и думают дальше, ему же лучше. Точно.
        Связные у него сами не появлялись, Центр не глупил. Ошибок сам не-Рудольф, не совершал, понимая - на Победу работает не он один, такой мелкой пташкой, но из мелких пташек получается большая стая и чирикают они - будь здоров, аж до Новосибирска долетает.
        Последний обход, растянувшийся на три дня, Руди заканчивал этим вечером. Поставил в конюшню спокойного ослика, таскавшего поклажу, накормил пса, закрыв в конюшне. Воров Руди не опасался, те сами его боялись после трех случаев попасть в дом.
        Насторожиться вышло, когда открывал. Все, вроде, на месте, все секретки, но что-то не то… А пес даже не взгавкнул, не обеспокоился.
        Про «вальтер» никто не знал и пистолет был на крайний случай. Он и внутрь бы не пошел, но там тайники. И в одном не отправленные донесения за месяц. Стоило забрать и попытаться упрятать в захоронку, откуда заберут.
        Человека в длинном кожаном плаще и высокой фуражке не заметил сразу, лишь когда тот шагнул сбоку. Развернулся, прикрывая «вальтер», почти выбрал спуск.
        Боль пронзила руку и оружие улетело. Старость - не радость…
        Глава тридцать третья
        'Разведчик обязан быстро принимать решения
        Промедление всегда грозит гибелью группы и самой задачи'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49'
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        - Как ты вышла на связь и как нас нашла? - простой вопрос, на который он так и не услышал ответа.
        Куминов неожиданно ощутил все напряжение последних дней, сейчас навалившееся на него, заставив подозревать эту, скорее всего полностью честную и правдивую девушку, столько лет находящуюся по «эту» линию фронта. И что он ждет ответа, чтобы убрать тяжесть, заставлявшую напрягать не только нервы, но и тело.
        - Как? Да просто, Коля… - Гречишина все также не двигалась, стоя неподвижно. - Ты знаешь вынесенные посты немецких связистов, для перехвата сообщений, радиоигры и поддержки своей авиации?
        - Да.
        - Я взяла такой штурмом. Одно сраное отделение пехоты для охраны и три смены связистов, по три человека с двумя офицерами. Вырезала всех, той самой ночью, когда узнала про неожиданное наступление. Сеанс связи был не больше пяти минут, потом ушла курсом, перекрестным вашему. Рискнула и выиграла, понимаешь, Куминов. Не встретились бы там, вы шли бы сюда сами, надеясь только на себя. И я бы делала тоже самое. А в эфир вы не выходили, кроме одного раза, после которого мне и определили ваш приблизительный маршрут. Что тебе еще надо, скажешь? Какого хрена ты устроил все это здесь, вместо того, чтобы действовать?
        - Это препарат… - Венцлав сказала тихо, но ее услышал каждый. - Агрессивность полностью подавлять не получается, она все-таки выше стабильно контролируемой организмом. Капитан не выпускал своих мыслей наружу, пока я его не применила.
        Куминов стиснул в ладони рукоять своего ПП, стиснул изо всех сил, почувствовав, как вспотели ладони. Саша, наверное, полностью права. Он сейчас подозревал ту, что помогла им, вывела сюда и шла рядом весь длинный путь. Что за чертовщина?
        - Ну, будем делом заниматься, или препираться дальше? - голос Гречишиной стал спокойным. - Капитан?
        - Извини. - буркнул Куминов. - Что делаем дальше?
        - Ребят, вы оружие уберете? - Гречишина посмотрела на разведчиков.
        Хрусталев хмыкнул, похлопав ее по плечу. Расул чуть улыбнулся и опустил ствол вниз, направив его в пол.
        - Что дальше? - повторил капитан.
        - Идем через вентиляционную систему. Она проходит по всей Берлоге, и нам надо дойти до одного из выходов в ее помещения.
        - А потом?
        - А вот потом будет намного сложнее… - Гречишина хмыкнула. - Нам нужно будет обязательно дать возможность уйти Саше и еще кому-то, кто будет ее страховать.
        - Хорошо. - Куминов встал, отряхнув колени. Все это время он так и просидел возле нелепого куска фанеры, оказавшегося фальшивой стеной. - Воронков, постоянно находишься рядом с Сашей и Гречишиной. Расул - прикрываешь и идешь вместе с ними. Хрусталев, Шутяк, мы с вами даем им возможность уйти. Юля?
        - Да?
        - Я так понимаю - планы коммуникаций и переходов у тебя в голове? Не перепутаешь?
        - Ни за что.
        - Тогда все, хватит говорить, пора заниматься делом. Воронков, вскроешь вентиляцию?
        - Да. - невозмутимый старший сержант кивнул головой, повернулся к указанному объекту и начал внимательно его рассматривать.
        Металлический короб, чья темная поверхность выглядывала в проем, был единственным вариантом проникновения в Берлогу. Такая вот ирония, подумалось Куминову. Лезть к черту на кулички через короб громадного вентиляционного канала, кто бы мог подумать. И получится ли затея, пока было неясным. В очередной раз ему пришло в голову восхищение от работы, которую проделали неизвестные и безымянные герои, отыскавшие возможность пройти на секретный объект. И все это в оккупированном городе, где каждый метр земли немцы могли исследовать хоть рентгеном, будь у них такое желание. Посмотрим, посмотрим.
        Тем временем Воронков залез в подсумок, который у него всегда крепился на боку и чуть сзади. Подсумок поначалу был причиной шуток и доброго смеха над серьезным и хозяйственным сержантом. Спустя небольшой отрезок времени и несколько операций, проведенных успешно, отчасти и из-за применения содержимого брезентового носителя инструмента. Именно инструмента, отверток, плоскогубцев, нескольких инструментов из арсенала зубных хирургов. Не говоря про несколько разных по сложности и универсальности отмычек. Сейчас старший сержант, которому подсвечивал в темноте Хрусталев, внимательно изучал участок короба вентиляции.
        Через несколько минут он достал обычную отвертку и масленку. Куминов покосился на него, но вопросов задавать не стал. Раз достал, значит, что так надо, и все тут. Предусмотрительность старшего сержанта давно была известна всей группе. Капитан присмотрелся, понимая, что сейчас Воронков очень аккуратно, тщательно и внимательно поливает один из болтов из масленки. После того, как сержант начал отворачивать его, идея стала полностью понятной.
        Болты, которыми крепились части короба, предварительно облитые маслом, выворачивались без шума. Никакого скрипа, который мог возникнуть из-за легкой ржавчины, прихватившей их по резьбе. Так и пришлось поступать и дальше, предварительно поливая каждый вновь виднеющийся миллиметр крепежа, и лишь потом нажимая на отвертку. Получилось…
        Лишь один раз группа замерла, когда на последних поворотах один из болтов не выдержал и лопнул, упав со звонким звуком, внутрь системы вентиляции. К счастью, он не покатился дальше, лишь коротко звякнув. Первым внутрь пошел Расул, тихо-тихо наступая на плотную поверхность из твердого и негнущегося сплава под ногами. Остановился, высунулся назад:
        - Там чуть дальше решетка, и свет.
        - Посмотри, только аккуратно… - Куминов перевесил удобнее оружие, так, чтобы палец лежал на скобе спуска.
        Расул бесшумно скользнул дальше, пропал из виду. Голова разведчика вынырнула чуть позже. Он кивнул, показывая, что все чисто и можно двигаться. РДГ по одному начала исчезать в темноте проема.
        Металлическая кишка воздуховода тянулась вперед, выпирая через каждый два шага острыми ребрами в тех местах, где секции соединялись между собой. Делали вентиляцию немцы основательно, практически на века. При каждом шаге Куминов ожидал, что вот-вот один из стальных листов прогнется, но нет, металл даже и не пытался этого сделать. Толстая поверхность держала на себе вес всей группы, растянувшейся и двигающейся согнувшись в три погибели и очень тихо. Ничто не звякало и не задевало прямоугольных стенок, придавая безумной по замыслу и наглости затее возможность довести ее до конца. Решетки, встречавшиеся через равные промежутки, пропускали внутрь звуки и запахи того, что находилось поту сторону. И капитан не смог сказать, что они были обычными и нормальными.
        Воздух был теплым, не только нагреваясь внутри коробки вентиляционного хода, он затягивался в него уже теплым. Куминов уловил в нем сразу несколько резких и неприятных запахов, живо напомнивших посещение складов химического вооружения и одновременно дивизионного госпиталя, в котором валялся после ранения. Иногда к нему примешивался другой букет ароматов. Он казался очень странным похожим на тот, что можно полностью ощутить на скотном дворе. Спертый, наполненный миазмами нечистот, немытых, покрытых коркой грязи и нечистот тел. И к нему постоянно добавлялась резкость, которую ни с чем не спутаешь.
        Густой аромат и свежей, и успевший свернуться и загустеть крови. Тот самый, что всегда висит над окопами и траншеями после боя, особенно если он закончился рукопашной, с выпусканием внутренностей, перерубленными конечностями и разбитыми головами. Еще те запашки. Свой собственный запах, шедший от пропахшей потом одежды, Куминов перестал воспринимать спустя несколько секунд нахождения в закрытом пространстве короба.
        Звуки казались обычными. Слышалась речь, четкий ритм от шагов проходящих внизу людей. Иногда слышался звук, напоминающий шуршание колес медицинских каталог. Звенели звонки вызывающих кого-то телефонов. Но пару раз капитан понял, что слышит дикие, на пределе возможностей, вопли истязаемого человека. Когда высокий крик, перешедший потом в невозможный, полный боли визг раздался в первый раз, группа замерла. Двинулись вперед лишь через несколько секунд.
        Он несколько раз бросил взгляд через решетки, хотя их приходилось преодолевать одним быстрым и слитным движением, тут же проходя вперед и каждый раз замирая, ожидая обнаружения. Увидеть практически ничего не удавалось, мелькал лишь самый верх стен, выкрашенных в белый цвет и яркие лампы, хорошо освещающие все пространство внизу.
        Воронков, крадущийся перед ним, замер. Куминов бросил взгляд назад, убедившись, что ни Саша, ни Расул не оказались прямо напротив очередного прямоугольника света, перерезанного горизонтальными полосами. Перевел взгляд вперед, заметив, что Гречишина приготовилась стрелять, и что прямо под ее ногами неожиданно оказалось открытое пространство, причем не одно.
        В этом месте конструкция вентиляции преподнесла сюрприз, очень ненужный и опасный. Перед ними было два проема, закрытых металлической густой сеткой, держащейся на болтах. Дело начало принимать весьма нехороший оборот, понял капитан. Внизу, если судить по звукам, сейчас определенно кто-то был. Он услышал отрывистый звук команды и скрип, после которого глухой голос раздраженно выругался. В ответ послышалась еще более сильная брань на немецком, на которую первый только утвердительно рявкал, изредка вклиниваясь в промежутках между бранью. Куминов явственно увидел вытянувшегося по стойке «смирно» фрица, которого распекает старший по званию. В любое другое время капитан был готов даже послушать еще, но не сейчас. Отрывистая лающая речь немцев ему такой не казалась. Оценить по достоинству владение обладателя сочного баритона всем богатым ассортиментом ругани на дейче Куминов смог. Но легче от этого не стало, группа застряла, а промедление было смертельным. Насколько прочным не было бы днище каждого из коробов, но они явно не были рассчитаны на давление веса застывших на них людей.
        Гречишина, наверняка рассуждая также, тихо двинулась вперед, аккуратно и осторожно переступая по узкому бортику, оставленному для крепления сетки и выдающемуся по ее краям куском не шире пяти сантиметров. При этом маневре она еще и умудрилась практически вжаться в стенки, старательно не давая возможности рассмотреть себя. Под ногой Куминова чуть скрипнуло, на самом крае слуха. Разговор внизу прервался. Шутяк за этот короткий отрезок, успел промелькнуть над светлым прямоугольником и занял место рядом с Юлей. Хрусталев застыл статуей, не двигаясь ни вперед, ни назад. Капитан перенес вес тела на левую ногу, стоявшую ближе к сетке, переставил правую, оказавшись рядом с замершим Воронковым, уже целившимся вниз. Наклонился, присмотрелся. Почувствовал острый, звериный запах, идущий оттуда.
        Внизу оказался гладкий, поблескивающий в ярком свете пол. На полу стояла открытая платформа, на которой, перетянутый широкими кожаными ремнями, лежал зверь. Зверь был похож на человека, странного, изломанного изнутри человека. У которого грудь торчит острым корабельным килем, руки намного длиннее, чем должны быть у нормального человека. Мощные, толстые, с торчащими из пальцев острыми и загнутыми толстыми когтями. У человека не должно быть вытянутого вперед павианьей мордой лица, с толстыми губами практически черного цвета, выпираемыми вперед клыками. И человек не должен быть покрыт густой, длинной и сплошной шубой темных волос, полностью покрывающих его с головы до пят. Широкие ноздри вздрагивали, принюхиваясь. К чему? Ответ на это капитан знал. К ним, торчащим прямо над тележкой с кожаными ремнями и этим зверем.
        Куминов замер, видя, как существо внизу медленно водило головой по сторонам, и принюхивалось. Он медленно, так чтобы не звякнули металлические детали, хоть и перетянутые предварительно пластырем, поднял ПП, направив ствол в сторону высокого человека в кожаном плаще и фуражке с вытянутой вверх тульей, шагнувшего к тележке. Рядом замер Воронков. В висках гулко бухало, отсчитывая секунды до начала стрельбы. Зверь внизу заворчал, уставившись на сетку. Черные глаза уставились точно на Куминова. Зверь рявкнул, человек в фуражке рывком поднял голову, уже начиная выхватывать «люггер» из кобуры на поясе. Зверь рванулся, заставив лопнуть один из ремней, казавшийся таким крепким. Воронков ударил ногой по сетке, отправив ее точно на голову офицера, прыгнул вниз, начиная стрелять, Куминов одним прыжком ринулся за ним, лишь успев сгруппироваться, чтобы не задеть и не помешать товарищу. С лязгом вылетела сетка, выбитая Шутяком.
        Капитан приземлился, вскидывая ПП, мягко спружинив вес тела на носки, согнул колени. Успел увидеть трех рядовых, оторопело глядевших на них, появившихся как чертики из коробочки. Офицер отбросил сетку в сторону, вскинул руку с пистолетом. Вскинул очень быстро, также как Куминов, чей организм сейчас лишь подстегивало изнутри действие укола. Оружие дернулось, мягко выпуская пули, слегка треща глушителем.
        Очереди в сторону врага пошли одновременно. Выбранные цели, находившиеся в такой близости, поразил каждый из разведчиков. Но результаты попаданий были разными. Трое солдат сложились, отброшенные попаданиями, умерев сразу и окончательно. Куминов стрелял лишь в немца. Странного и быстрого немца, который не успел открыть огонь первым, но попытался уйти в сторону от огня и пуль.
        Зверь разодрал оставшиеся ремни, рывком спрыгнул за тележку-каталку, рыкнул. За Куминовым приземлился Расул, еще в полете начавший палить без остановки по мохнатой туше, поразительно быстро укатившейся в угол, укрывшейся за тележкой, которую зверь перевернул одним ударом. Офицер тоже не стоял на месте. Пули Куминова задели его за левое плечо, но он не прекратил качать «маятник», выстрелив в сторону неожиданно появившихся русских. Куминов вдруг увидел, как пули вылетают из ствола мерно дергающегося «люггера», направляясь к нему, ушел в сторону, странно замедлившись в толчке от пола. Свистнуло у самого уха, сзади выругался Расул, охнув сквозь зубы. Куминов лишь нажал на спуск, вычертив одну сплошную линию, идущую от ствола ПП, и упирающуюся в ломано двигающегося немца.
        Получилось, потрясающая скорость и реакция не спасли обладателя фуражки с высокой тульей и серебристых молний на петлицах от прямых попаданий. Длинный кожаный плащ, такой знакомый по фотографиям и собственному опыту, ненавидимый капитаном яростно и люто, вспучился сразу в нескольких местах, окрасившись темно и ярко красным в местах попаданий. Странное зрение, включившееся независимо от капитана, смогло уловить даже летящие после чмокающего звука входящего в офицера девятимиллиметрового снаряда мельчайшие обрывки черной кожи. Сбоку взметнулась в воздух темная фигура зверя, оттолкнувшегося задними лапами от стен, выдирая из них крошку когтями. Ударило мягкими, заглушаемыми очередями, одновременно с двух сторон. Воронков и Расул одновременно били по этому непонятному противнику. Куминов поворачиваясь за немцев, стараясь не дать ему подняться, увидел, как плеснуло в воздух яркими каплями, усилившееся обоняние уловило запах подпаленных волос. Зверь рыкнул, подбитый в полете, упал, низко прижавшись к полу.
        Глава тридцать четвертая
        'Принимая бой РДГ делает выбор
        Оставшиеся должны осознавать его полностью'
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49'
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Немец в плаще упрямо пытался подняться, несмотря на полученные в грудь гостинцы от капитана. Существо же, которого Расул зацепил лишь по касательной, ушло в сторону, и тут же, не останавливаясь, выстрелило вверх с невозможной, казалось бы, позиции. С добрым десятком попаданий, которые должны были его убить. Взмыло вверх, снова рванувшись к ним.
        Куминов успел уловить краем глаза, как метнулся в сторону Шутяк, разворачиваясь к ним спиной и перевешивая ПП за спину. Хрусталев уже помогал ему снять короткое тело пулемета, а, значит, они увидели что-то, что требовало именно его огня. Капитан понимал, что выстрелы из «люггера» не пройдут для них даром, но все же надеялся на небольшую фору по времени. Да, видно, не судьба. Но сейчас важнее был зверь, летевший в их сторону.
        Воронков подхватил с пола тяжелую, ограниченную толстыми металлическими полосами сетку, так недавно выбитую им самим. Крутанул и метнул ее в существо, когда-то бывшее человеком, и ставшее странным и страшным зверем. Существо ударило ее в полете, отправив в сторону, хлестко ударив лапой с большими кривыми когтями. Капитан успел заметить желтые звериные глаза, пересеченные черной полоской зрачка и большую, и не останавливающуюся в своем раскрытии пасть, украшенную острой полосой загнутых острых зубов. Страшная и завораживающая в своей нереальности картина. Он, если бы оказался здесь один, не успел бы и испугаться, так как зверя в одиночку было не остановить. Но он-то не один. Его одновременно поддержали, при подлете мохнатой живой машины Расул и Воронков. Толстые стволы пистолетов-пулеметов, метящие точно в эту темную пасть, несшуюся к ним сверху, остановили зверя.
        Прервали этот дикий прыжок, всадив в него по полному магазину, превратив голову в дуршлаг, с летящими в сторону ошметками волос, кожи, крови и костей. Зверь упал вниз, тяжело и шумно, с глухим звуком ударившись об бетон. Куминов уже не смотрел в его сторону, слыша чужие выстрелы сзади, где их прикрывали Хрусталев и Шутяк. Метнулся в сторону немца-офицера, клубком прокатившись по полу, сгруппировавшись и удачно избежав попаданий. Встал на колено, пригибаясь, оказавшись рядом с живучим «кожаным» в высокой фуражке. Глаза немца, яростно блестевшие и уставившиеся прямо на него, расширились. Капитан не стал думать, влепив короткую очередь в аккуратную прическу. Не хочешь нормально умирать, фриц, так заставим, никуда не денешься.
        Оглянулся, видя, как Расул прижал Сашу к полу, перевернул тележку, вытащив ее из угла. Воронков стоял на колене, стреляя в сторону длинного тоннеля, открывшегося за разошедшимися в сторону толстыми пластинами дверей на роликах. Шутяк просто лежал на полу, разложив сошки пулемета и паля вперед, нисколько не скрываясь.
        Из тоннеля на них перли немцы. И совсем не охранцы, вовсе нет. На них двигались где-то два отделения тяжелой пехоты, в полном снаряжении и экипировке. Шансы? Яркий свет матово отблескивал на темной поверхности защитных комплектов, закрывающих фрицев практически полностью. Хуже всего было то, что в глубине ярко освещенного пространства за ними Куминов увидел широкие прямоугольники штурмовых переносимых щитов[46 - Это не придурь и не блажь автора. Подобные образцы защитной экипировки используются бойцами специальных подразделений различных силовых структур РФ. Предположением является использование подобной технологии в подразделениях тяжелой штурмовой пехоты Вермахта во время боев в городских кварталах и зданиях. Прим. автора.], которые тащили товарищи нападавших. Шансов практически не было. Куминов сплюнул на пол, лихорадочно думая: что делать? Первое, что он может сделать сейчас… Капитан перекинул ремень ПП через грудь, отправив его за спину. А перед этим достал, наконец, АСД, который сейчас будет лучше.
        Пулемет Шутяка грохотал в замкнутом помещении коридора. Первых добежавших немцев скосило, но толку? Из тоннеля, вбивая подошвы в пол, накатывала основная часть нападающих. И их было намного, намного больше.
        Немцы, практически не обращая внимания на несколько упавших товарищей, упорно продвигались вперед. Плотно, укрываясь щитами в полный рост, положив толстые стволы коротких автоматов на специальные выступы с правой стороны металлических пластин. Свет от длинных потолочных ламп, закрытых сеткой, падал вниз, делая гладкую поверхность защитных комплектов чуть голубоватыми.
        - Командир, идите вперед, мы останемся. - Хрусталев, у которого из пробитого плеча текли медленные алые дорожки, оглянулся. - Идите, идите, еб вашу!
        В сторону штурмовиков, дымя в полете, полетела первая граната. Рвануло, засвистев осколками и завоняв сгоревшим порохом.
        - В ту сторону? Куда нам?!! - Куминов смотрел на Гречишину, ожидая подсказки, такой необходимой сейчас. Обожгла мысль о глупости и бесполезности затеи, самой операции, которая провалилась, еще не начавшись. Глупая, страшная, бессмысленная и трусливая мысль. Что-то кольнуло шею, Куминов повернулся. Венцлав выбросила пустую «самовпрыску», подмигнула ему и воткнула иглу точно такой же себе в шею.
        Капитан почувствовал, сразу, без какой-либо подготовки, как внутри него самого взорвался маленький, но очень злой вулкан. Вскрикнул, когда неожиданно по крови пробежала обжигающая волна, мышцы резко начали сокращаться, вначале по груди, потом дрожь пробежала дальше. Когда она добралась до головы, на какое-то мгновение Куминов отключился, понимая, что умирает от взрыва авиационной многотонной бомбы в голове. Но тут же воскрес, вздохнул полной грудью, понимая, что бой не окончен. Он только начинается.
        - Нам туда, капитан. - Гречишина кивнула головой в сторону двери, видневшейся в небольшом ответвлении коридора. - Быстрее, надо успеть.
        - Хрусталь! - Куминову показалось, что он крикнул. Старшему лейтенанту Хрусталеву, услышав сзади дикий рев, что мохнатый зверь воскрес. Он обернулся и увидел капитана.
        - Что?
        Со сторону тоннеля вылетело несколько рубчатых и дымящих яиц, Хрусталев пригнулся за один из нескольких металлических ящиков. Которые давно свалились со второй тележки. Грохнуло, в ушах у него зазвенело и ответа он не расслышал. Зато увидел, как чекистка, командир, Воронков и девушка профессор несутся к незаметной двери. И Куминов машет ему рукой, указывая на нее. Рядом шевельнулась куча отбитой с потолка штукатурки и из-под нее, мотая головой, выбрался Шутяк.
        - Расула не видел?
        Шут лишь кивнул головой. Хрусталев посмотрел в ту сторону и увидел темное нечто, покрытое густой белой пылью и кое-где пробивающимися через нее темно-красными пятнами. Лейтенант вздохнул, пробормотав что-то. Со стороны тоннеля, с металлическим лязгом, уже выглядывая из-за небольшого поворота, выглядывала стены соединенных вместе щитов.
        Хрусталев крест-накрест перехлестнул на груди ремни «штюрмера» и ПП. Встал на колено за их с Шутяком маленькой баррикадой, понимая, что вот это уже все. Да, можно еще попробовать отойти в сторону двери, где сумели скрыться оставшиеся четверо товарищей. И это нужно сделать, дав им хоть немного времени.
        Со стороны тоннеля загрохотало, воздух засвистел и зажужжал, застучало по стенам, по перевернутым ящикам, по металлу тележек. Шутяк выматерился, когда одна из пуль, пробив все-таки тележку, попала ему в мякоть ноги.
        - Сволота поганая! - он высунулся, выстрелили несколько раз. Потом снова вжался в металл каталки. Когда Шутяк повернулся к Хрусталеву, правая сторона лица оказалась залита кровью. Она небольшими ручейками сбегала сверху, где пролетевшая вскользь пуля сняла у него солидный кусок кожи вместе с волосами.
        - Красавец… - Хрусталев ухмыльнулся. - До двери доберемся?
        - Попробуем, это точно. Не вижу ничего, глаз на месте?
        - На месте… пошли?
        - Пошли…
        Когда два разведчика двинулись, отстреливаясь, немцы были уже очень близко. Шутяка достали, когда он практически добрался до заклинившей на ведущем ролике двери. Зацепили за плечо, попав в ранец, который разведчик отвел за спину, чтобы метнуть в проем. Возможно, что штурмовики только прибыли с очередной ночной контрпартизанской операции, кто знает? Но две пули, пробившие плотную, хорошо выделанную кожу ранца, изготовленного где-то в Баварии по заказу Оберкомманде дес Хереес, оказались трассирующими. В ранце было три сигнальных ракеты, в состав химического вещества которых входил цирконий[47 - Температура горения циркония свыше 4 000 градусов по Цельсию. Температура, при которой происходит возможная взрывная реакция тринитротолуола, т. н. «тола», составляет всего 260 градусов. Учитывая подобное стечение обстоятельств, факт данного взрыва явно выглядит реалистичным. Прим. автора.] рванули все, прочертив свой путь огненными росчерками. Чуть позже рванули шесть плоских брусков тринитротолуола, находящиеся в соседнем кармане ранца.
        Взрывом разметало баррикаду из ящиков, отбросило назад первых штурмовиков, не успевших - понять что произошло. И обрушило свод коридора, перегородив несколькими метрами ломаного бетона, армированной стали и дерева проход в коридор, в котором скрылась убежавшая часть РДГ. Проход в основной тоннель тоже оказался блокирован. Облако пыли и дыма от сгоревшего пороха, взрывчатки, сажи и копоти от занявшегося кое-где дерева, затянуло тоннель.
        Куминов все понял по одному звуку, долетевшему до них. Глухой рокот, последовавший после короткого звукового удара по ушам, разъяснил многое. Ощутимо тряхнуло гладкий бетон под ногами, позади недолго трещало и хрустело. Но прекратилось все быстро. Чуть позже, раздирая перепонки, сработала сигнализация, истошно завопив, наконец, о проникновении на объект. Капитан усмехнулся, понимая, что их наглейший рейд все-таки дал возможность довести дело до конца. Сработай сигнализация раньше - кто его знает, что было? Проследил глазами, как сверху, сломав фальшивый простенок, построенный явно для красоты, опустилась стальная переборка, отрезая участок, где наверняка занялся пожар.
        Отлепившись от стены, в которую остатки РДГ вжались сразу после взрыва, Куминов краем глаза заметил откатывающуюся в сторону светлую и широкую полосу двери. Дверь была непривычно прорезинена по краям, ручка сверкала хромом. Воронков выпустил короткую очередь. За дверью чуть вскрикнули и упали. Под потолком продолжали выть и орать сирены тревоги, заливая красными светящимися кругами потолок и верхнюю часть стен.
        - Нам туда… - Гречишина махнула головой. И они побежали, понеслись вперед, как могли, стараясь не наделать глупостей. А из короба вентиляции, ответвления того самого, по которому они двигались, вытекал в коридор плотный серый дым. Едко воняло чем-то, горевшим там, позади, где остались еще трое друзей. Но сейчас было не до этого, лишь бег, палец на спусковом крючке, короткие, в два-три патрона очереди, остановки, отстреляться, и снова бег. Лишь успевай делать то, что так хорошо умеешь.
        Выдох-вдох, выдох-вдох, Венцлав между ним и Воронковым, стерегущим тыл. Гречишина мелькала впереди, первой убирая непредвиденные помехи, строчила, строчила. Шила из своего ПП, как хорошая швейная машинка, но и она не была автоматом, хотя сейчас Куминов видел, на что способна лейтенант госбезопасности.
        Трое немцев, стандартные мышиные мундиры, высокие пилотки на головах, автоматы наперевес, ждали их, терпеливо ждали. Но не успели, лишь видели на самой периферии зрения, как вылетело в коридор перед ними, на развилке трех разных дорог внутри объекта, что-то темное и быстрое. Выстрел, второй, третий, точно в головы, экономя боеприпасы и не давая шанса врагам. Гречишина замерла, выжидая остальных, оглянулась. Что-то крикнула перекошенным ртом, нечленораздельно, быстро, как из пулемета. Куминов понимал, что надо держаться ее, кивнул головой, поражаясь побелевшим глазам, на которых так выделялись полностью занявший радужку зрачки. Думал про себя, а сам, сам какой? Потому что внутри все бурлило, прорываясь наружу, движения стали такие четкие и скорые, что Куминов не верил самому себе.
        Дальше, дальше, прыжками перепрыгивая через стол, на котором лежит журнал дежурств, ударил ногой в голову (в прыжке?!!) совсем молодому офицерику, выскочившему было из кабинета рядом. Хрустнуло под твердым каблуком, вбивая орла на тулье фуражки куда-то внутрь черепа. Немец отлетел, пропал внутри темного каземата помещения смены охраны. Оттуда начали бить очередями, но Воронков уже сорвал с одного из караульных гранату, дернул за кольцо. И вот она полетела, подкручиваясь в полете, чуть блестя металлом рубашки, лениво дымясь. Сержант одним движением захлопнул дверь, навалившись весом и тут же, турманом развернувшись, подталкнул стол. Там, внутри, оглушительно хлопнуло, кто-то заорал, дико, разрывая голосовые связки. А они уже неслись дальше.
        Бег, торопливый бег по коридорам. Мерно стреляя по медленным целям, успевая прикрыть Сашу, надеясь на то, что Воронков сможет сделать тоже самое позади. Гречишина снова, после небольшой задержки, ушла вперед, мелькая серой тенью, пробиваясь авангардом. То, что она вытворяла, раньше капитан не мог себе даже и представить. А представить он мог многое. Хотя оставленные позади помещения и паутина коридоров, через которые они пробивались не жалея никого, в том числе и себя, были не просто странными.
        Зверей, подобных тому, на каталке, не было. Или, скорее всего, что больше не встречались, всего-навсего. Куминов поверил в Гречишину, как в проводника, понимал, что они идут какими-то запасными ходами, и это было верно и правильно. Пойди они через основные линии, соединяющие Берлогу, напоролись бы на новых штурмовиков, и все.
        Одними обычными людьми, пусть и подготовленными, Берлога их не встретила. Были на пути несколько неповоротливых, медлительных переростков, одетых в одинаковые серые мешковатые костюмы. Безоружные, навалились массой, пытались добраться голыми руками. Бочковатые тела, с раздутыми мышцами, видневшимися в прорехи от попаданий. На каждого пришлось выпустить по половине магазина, настолько неожиданно натолкнулись на них, казавшихся медлительными. Мишки в тайге тоже медлительны… на первый взгляд, а поди ж ты, попробуй, удери. Лишь один упал сразу, когда, неожиданно для всех, Саша попала одним четким выстрелом прямо между запавших свинячьих глазок, разворотив из девятимиллиметрового офицерского автоматического «маузера» небольшую, круглую как дыня голову. С остальными пришлось попотеть. А время неумолимо бежало, потихоньку убивая всю фору, полученную от неожиданности их появления.
        А потом была длинная, похожая на единственный раз виденную Куминовым прозекторскую, комната. Сплошь заставленная стальными столами, накрытыми клеенкой. Оттуда, сбросив на пол закрывающие их жесткие, как накрахмаленные, эти самые покрывала, вскочили несколько фигур. Тощих, с четко видными в плохом и моргающем свете костями. С серой, тонкой кожей, под которой черными полосами проходили сосуды. Смотрящие на застывших людей темными провалами глаз, шипящие что-то, пришлепывающие губами. Бочком-бочком, серые сгрудились вместе, сбиваясь в угол, лишь шипели оттуда, скалили длинные и тонкие иголки в бесцветных ртах с черными практически деснами. Гречишину неожиданно вырвало, один из серых потянулся было к ним, жадно втягивая воздух, а Куминов со страхом увидел, как у нагнувшейся чекистки медленными и тяжелыми каплями падает вниз кровь из пробитого живота.
        Воронков не стал дожидаться действий этого тощего подопытного. Не мудрствуя - влепил ему пулю, отбросив назад, на товарищей по несчастью. Те окружили тело, что-то шептали, свистели, наклонившись к еще вздрагивающему телу. Потом окружили, зачавкали, захлюпали, не обращая никакого внимания на людей. Лишь один, когда Куминов, выходя последним, спиной вперед, контролировал их стволом АСД, повернулся к нему. Лицо, ставшее маской, застывшей и покрытой кровью, жидкой, бегущей по подбородку, никаких эмоций. Животное, жрущее то, что есть в данный момент.
        Он подпер закрытую дверь проходного бокса, уронив шкаф с вывалившимися медицинскими халатами. Оглянулся.
        На войне, как… - 18
        Объект «Биврёст», Верхняя Силезия, 196…
        Дитрих Нольке, старший инженер-техник, внимательно посмотрел на датчик закачки кислорода. Стрелка показывала сто процентов заполнения третьей бортовой камеры.
        - Хорошо, парни. Давайте заканчивайте с левым бортом и переходите к запасным хранилищам.
        Его подчинённые, развернувшись, отправились к платформе с кислородными баллонами, стоящей на рельсах посередине ангара.
        Техник отошёл в курилку, оборудованную в его дальнем углу, достал пачку настоящих, не эрзац, сигарет. Сейчас это было редкостью, элементом роскоши. Той роскоши, что недоступна обычным жителям Германии, уже давно с утра мажущим на хлеб мармелад из кормовой свеклы. И это в лучшем случае. Неожиданно воскресшие из небытия войска союзников уже грозили перейти границы его родины.
        Всё чаще становились ночные бомбардировки, уносящие жизни немцев и превращающие в руины их прекрасные города. Время, когда орёл гордо расправлял крылья над миром, заканчивалось. Новая империя великой арийской расы уподобилась древнему змею Уроборосу, пожирающему себя с хвоста. Как и пятьдесят лет назад, наступило время расплаты за то, что не смогли стиснуть зубы тогда, когда это было нужно. Снова, снова… Дитрих помотал головой, отгоняя грустные мысли и закурил, любуясь плавными обводами корабля, высившегося перед ним.
        Он обожал свою работу. А то, что, имея диплом гражданского инженера, ему приходилось носить «фельдграу», Дитриха ни капли не смущало. Какая разница? Служа в рядах подчинённых адмирала Канариса, он получил доступ к такому, о чём даже и не мечтал, обучаясь в Нюрнбергском университете. Да уж, тогда ему и в голову не приходило, что в Германии есть то, с чем сейчас ему приходилось сталкиваться постоянно. Дитрих и сам не заметил, как «заболел» теми механизмами, которые обслуживал.
        Ракетами всех поколений, дисками «Врилов» и «Ханебю», и тем, что высилось над металлической сигарой «Фау»… Его «Андромедой». Своей девочкой.
        Вершина человеческого гения, принадлежащая тысячелетнему Рейху. Дитрих посмотрел в сторону двух металлических гигантов, лежащих на направляющих и смотрящих плавными носами в сторону громадных ворот на роликах, через которые их будут вывозить туда же, откуда уже стартовали ранее их предшественники.
        Если бы машины могли читать и понимать человеческие мысли, то межпланетная ракета-носитель «Фау-Зет», «Андромеда», лежащая посередине громады ангара, некогда принадлежавшего графу Цеппелину, была бы очень довольна такой любовью к ней.
        - Скоро в путь, моя прелестная фрёйляйн. - Нольке улыбнулся олицетворению гения инженеров Великой Арийской расы. - Надеюсь, что я тоже окажусь на твоём борту.
        Старт назначен на следующий вторник, вспомнилось ему, через пять дней. Всего ничего, и окутанная языками пламени, ракета отправится в путь. Туда, где уже давно отправились её сестры. Пронзая пространство, рассекая воздух атмосферы и холодную пустоту космоса.
        В противоположном углу ангара послышались громкие голоса. Нольке обернулся туда и невольно поморщился. Дитрих очень не любил тех, кто сейчас направлялся в сторону его «красавицы».
        Все основные работы, а также охрану проекта «Ковчег», осуществляли, как ни странно, ребята Скорцени. Пусть «Бранденбург» уже давно не был той специальной дивизией, которой являлся изначально. И командовал ветеранами не Канарис, а Отто, а основная часть солдат была отправлена в пехоту, но… серьёзнее, чем его нынешние однополчане, бойцов в Германии не было.
        Но люди бывшего ведомства Гиммлера постоянно крутились вокруг. Парни, затянутые в длинные кожаные плащи, чёрные мундиры с серебряными вставками и красно-белыми повязками на рукавах, старались всё контролировать своими стальными взорами. Как будто война не была проиграна, и их время не катилось к своему завершению. Нет, даже наоборот, совсем наоборот.
        Вот и сейчас, целая группа офицеров СС, сопровождаемые людьми из роты охраны, двигались в сторону Дитриха и ракеты. Охрана тщательно окружала три длинных электрокара, которыми, при перевозке тяжестей, обычно пользовались техники и рабочие.
        Нольке тщательно затушил окурок, придавив его пальцами в обрезанной железной бочке, почти до краёв наполненной песком. Если эсэсовцы везут какой-то груз для ракеты, то его непосредственная обязанность проверить наличие взрывоопасных веществ, как обычно вступает в силу.
        - Хайль! - Дитрих, первым оказавшись у наклонного трапа, ведущего в грузовой отсек, вскинул руку в приветствии.
        - Зиг хайль! - Высокий оберштурмбанфюрер, бывший, судя по уверенному поведению, командиром группы, ответил с не меньшим, чем у Дитриха, энтузиазмом. И, конечно, умудрился при этом вложить в само приветствие максимум сарказма и издёвки, всегда отличавших отношение ребят Гиммлера ко всем остальным. Включая военных.
        - Старший инженер группы подготовки проекта «Ковчег» Дитрих Нольке. Согласно директив, полученных от моего командования, прошу вас показать мне груз и предъявить документы, указывающие на его характер и разрешение о доставке на борт «Фау».
        - Оберштурмбанфюрер Отто фон Нойстиц. Документы в порядке, герр Нольке. Отойдём на минуту?
        Дитрих пожал плечами, и отошёл в сторону. Нойстиц запустил руку во внутренний карман плаща, достав несколько бланков с красными полосами грифа секретности и печатями обоих ведомств, отвечавших за проект. Протянул их Нольке и, достав из кармана портсигар и не предложив сигарету Дитриху, закурил.
        Дитрих, хмыкнув, протянул руку, вырвал сигарету у того изо рта и растоптал её ботинком. А потом, не дав начинающему багроветь эсэсману, даже открыть рта, сказал:
        - Правила техники безопасности нужно изучать, герр Нойстиц. Документы у вас в порядке, но мне ещё нужно осмотреть груз. Я думаю, что это не вызовет у нас каких-либо несогласий?
        - Нет. - Буркнул тот. - Единственное требование - осматриваете только вы. Приказ командования. Это последние образцы, понимаете? Я едва спас их в…
        - Я уже понял, герр оберштурмбанфюрер. Закатывайте кары в ракету. По одному.
        Дитрих неторопливо поднялся на борт «Фау». За ним, позвякивая, в ребристое отверстие распахнутого люка въехал первый кар. Фон Нойстиц, немедленно оказавшийся рядом, сам откинул брезент.
        Левый глаз Дитриха чуть заметно дёрнулся. Такое груз ему уже доводилось видеть… когда со спецопераций привозили лучших ребят «Бранденбурга», и их тела было возможно перевезти только таким образом. Но зачем тут?
        Он чуть медленнее, чем делал обычно при осмотре заносимых оборудования и грузов, подошёл к массивному металлическому ящику с врезанным в верхнюю крышку стеклянным оконцем и подведённой туда же переплетённой паутине трубок и шлангов, идущих от сложной на вид установки в голове.
        Намётанным глазом Нольке определил баллоны с кислородом и водородом, большую ёмкость с содержимым явно медицинским назначения. Самый нижний, небольшой баллон зеленоватого цвета с вязью непонятных значков, показался ему абсолютно незнакомым. Дитрих наклонился над окошком, подсветив его лучом фонарика, извлечённого из поясной сумки. Вгляделся… и резко отшатнулся:
        - О, мой бог!!! Что это за дерьмо?!!
        Фон Нойстиц растянул узкие губы в улыбке:
        - А какая вам разница, герр Нольке? Считайте, что это один из пассажиров нашего ковчега, и всего лишь…
        - Говори, живо!!! - Удар по левой щеке привёл Дитриха в себя. Он сплюнул красной слюной на пол, пытаясь понять, кто же перед ним.
        Высокий офицер СС. Худощавое, чуть вытянутое лицо с породистым, украшенным небольшой горбинкой, носом. Тот самый, так нелюбимый Дитрихом Нольке, чёрный мундир. Внимательные, серые глаза. Но где он, и как здесь оказался?
        Гудевшая голова медленно разворачивала замедленную кинохронику: вот он, Дитрих, сменившись с дежурства, спускается на свой уровень бункера. Открывает дверь, ведущую в «предбанник» между техническим этажом и секциями инженерного состава. И всё… Темнота.
        - Будешь молчать? - Эсэсовец внимательно посмотрел на Дитриха. - Ты меня слышишь?
        - Слышу, герр штурмбанфюрер. - Нольке узнал «чёрного». Он был с тем задавакой-аристократишкой, фон-как-его-там, который вчера поднял на борт его «девочки» три контейнера с той гадостью… - Почему я здесь? Что сделал?!! Где мой командир?
        Штурмбанфюрер резко прикрыл рот начавшему поднимать голос инженеру, и спокойно ткнул того в район левой стороны груди двумя пальцами. Дитриха согнуло пополам от нахлынувшей боли.
        - Будешь так громко говорить - сверну шею. - Спокойно проинформировал эсэсман. - Ответишь на вопросы, и полностью свободен. Всё понял?
        - Да, господи, да!!! - Дитрих поднял на него глаза, с навернувшимися после удара слезами. - Но зачем бить?!! Что мне вам сказать?
        - Когда старт ракеты? Кто основные пассажиры? И что было в качестве груза, который был доставлен фон Нойстицем? - Офицер чуть наклонил голову в сторону, внимательно наблюдая за Дитрихом. - И лучше не ври.
        - Старт в… - Дитрих замолчал, наконец-то поняв, где он находится.
        Один из переходов между ярусами второго технического этажа. Низкий бетонный потолок. Капли конденсата, бегущие по стенам от труб. Пучки толстых кабелей в изоляционной оплётке. Место, в которое дежурный техник заходит всего два раза за сутки, так как здесь просто не может произойти ничего случайного. Но почему эсэсовец затащил его сюда? А может? Дитрих уставился на «чёрного»:
        - Кто вы?
        - Догадался? - Эсэсовец хмыкнул. - Ну да, шпион. И мне нужны данные, которые есть только у тебя. Извини, но к командиру базы и его заместителю я добраться не смогу. Так что у меня есть только ты. Советую ответить. Сам понимаешь - время у меня есть. И ты можешь умереть быстро и безболезненно, а можешь достаточно долго. И страшно.
        Дитрих молчал. Он уже понял, что живым ему отсюда не выбраться. Кто такой сидевший перед ним офицер, ему было уже без разницы. Это не какая-то очередная проверка СД, так как Нольке прошёл все степени посвящения в государственный секрет, связанный с проектом «Ковчег». И сейчас ему самому выбирать, что его ждёт впереди. Но…
        - Меня будут искать. И выбраться вам отсюда не удас…
        - Ты уверен, Дитрих? - «Штурмбанфюрер» улыбнулся. - Ты ведь оставил своему сменщику записку о том, что тебе просто необходимо выспаться. И ближайшие часов шесть никто к тебе в комнату не сунется. Ведь у тебя, лучшего инженера здесь, всё работает как часы, без сбоев и отставаний. К чему тебя кому-то будить? А по поводу того, чтобы выбраться… Я попробую. И тебя это волновать точно не должно. Будешь говорить? Нет? Ну, как хочешь.
        Дитриху, лежащему на полу, и связанному порукам и ногам, было не видно, что тот делает. Что-то звякнуло. Потом раздался хрустящий звук, который бывает когда ломается стекло от ампул. В спёртом воздухе помещения разнёсся резкий медицинский запах.
        Через штанину Дитриха что-то укололо. Через минуту в висках резко застучало, и он с ужасом понял, что «эсэсовец» начинает двоиться, и его голосу, который колоколом раздавался в голове Нольке, нет никакой возможности сопротивляться. Дитрих услышал вопрос, почувствовал, как шевельнулись его собственные, разом пересохшие губы и язык, и он начал говорить…
        Внедрённый советский агент, только что свернувший шею бывшему старшему технику полка «Бранденбург», бежал по одному из коридоров. Нужно было добраться до канализационного коллектора, находившегося впереди. Нужно было успеть… Экономично вдыхая и выдыхая, он стремился вперёд, понимая, что не сможет справиться с теми, кто его преследовал.
        Резидент, лесник, вывел его на правильный путь отхода. Старик заприметил все нужное и хорошо, что он тогда не успел начать стрелять. Сам виноват, стоило предупредить. Но что не делается… А ход, один из отнорков в «Биврёст», оказался настоящим. И хорошо, что вышло проверить его перед визитом на сам объект.
        Далеко позади, высекая бетонную крошку с полов, вслед ему неслись массивные, с красными огоньками глаз, смазанные тени в длинных плащах, с громоздкими, крупнокалиберными автоматами в руках. Специальные дыхательные маски на лицах, с гофрированными хоботами шлангов, тянувшимися откуда-то из-за плеч, не выдавали наружу ничего. Лишь изредка приоткрывался резиновый клапан, выпуская наружу свистящий клубок зеленоватого газа.
        Глава тридцать пятая
        «Разведчик сам решает - когда необходимо умереть»
        ('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
        Согласно требований БУ-49'
        изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
        Гречишина тяжело дышала и с ней рядом колдовала Саша. Отлетел в сторону уже третий, как понял Куминов шприц, зашипело, когда из металлической тубы, прямо на темную кровоточащую дыру входного отверстия Венцлав выдавила прозрачное тягучее желе. Гречишина выматерилась, громко и зло, с ощутимой болью в голосе. Выдохнула, смахнула пот с разом побелевшего лица. Кровь перестала бежать, запекшись темной коркой.
        - Выходного-то отверстия нет, капитан… - Юля подмигнула ему. - Вот так. Ничего, прорвемся, живы будем, не помрем. Двинули дальше, уже близко…
        И они двинули, в том же порядке, через коридоры, наполненные пока еще не рассеявшимся дымом, которого становилось все меньше. Белея, он рассасывался, исчезал. И вместе с ним исчезало время, время и время. А потом Гречишина завернула за очередной поворот.
        Куминов практически пролетел все расстояние вслед за ней, когда впереди сначала глухо ударило, а потом, спустя пару секунд, мерно заговорило что-то скорострельное и крупнокалиберное. Он прижался к стене, стараясь понять и увидеть. Рукой прижал вниз Сашу, стараясь сохранить ее, осторожно выглянул в грохочущее и ревущее неизвестное.
        За поворотом, перед открытыми створками широкого входа, находился довольно большой ангар, с несколькими высокими грузовиками. В его дальнем конце сейчас полыхал, занявшись рыжим, с лепестками густого и жирного дыма, пламенем полугусеничный бронетранспортер. На его фоне, перемещаясь мягко и быстро, двигался нереальный силуэт, высокий и широченный, поливающий перед собой из авиационного спаренного МГ-81. Куминов прищурился, прикрыв глаза рукой, всмотрелся еще раз, не веря самому себе. Одно дело увидеть фотографии и другое - наткнуться на него самого вживую.
        Гречишина тоже была там, вжавшаяся в угол, закрывшаяся несколькими сваленными в кучу высоченными резиновыми покрышками. Пока они держали рой пуль, разлетаясь в воздух рваными лохмотьями, отсекаемыми пулеметными очередями. Стена над ней, уже выщербленная до ям, не до дыр, покрыла все вокруг плотной белесой пылью. А немец, двигался в их сторону, мягко как кот, перекатывался из стороны в сторону, не давая девушке поднять головы. Куминов быстро спрятался за стену, лихорадочно соображая - что же делать?
        Воронков метнулся назад, ногой вышиб дверь. Загремел чем-то, разбрасывая и ища. Только что? Куминов уставился в ту сторону. Но увидев, что сержант вытащил, улыбнулся, довольно и понимающе. Канистра, большие обычная канистра, которые водители немцы, дотошные и надежные, всегда возили в кузовах, в нарушение всех инструкций. Запас топлива, и, если судить по довольному лицу Воронкова, поднявшему крышки и принюхавшемуся, в них был бензин. Не дизельное топливо, а бензин, легко воспламеняющийся, возможно, что и авиационный. Еще лучше.
        - Что это? - Венцлав непонимающе посмотрела на них.
        - Сейчас… - Воронков повернулся к Куминову. - Попадешь?
        - Попаду.
        Сержант не стал ждать какого-либо подходящего момента. Просто шагнул вперед, метнув канистры в сторону высокого силуэта, упал, откатываясь к Гречишиной, уходя с трассы огня немца. Куминов оказался на своем месте тут же, прицелившись и стреляя сразу, навскидку.
        Она полыхнула прямо над немцем, выпустив на него шар огня, в который превратилось топливо, мелкие осколки от самой емкости разлетелись по помещению, часть прошла в угол с чекисткой и сержантом. Юля вскрикнула, завалилась вперед, волосы на голове немедленно стали красными.
        Куминов добавил несколько очередей в пылающую и ревущую фигуру, распространяющую вокруг смрад горящего мяса, кожи, волос. Чуть позже полыхнул боезапас за спиной, разворотив громадную, рухнувшую на пол тушу. Но им было не до этого. Гречишина стонала, схватившись руками за голову. Лицо залило кровью, хлещущей сразу из нескольких попаданий. Она не слышала криков Венцлав, тут же оказавшейся рядом с ней. Лишь крутилась юзом, ничего не понимая, не отвечая на вопросы. Куминов осел на пол, прислонившись спиной к стене. В голове билась одна и та же мысль: что дальше? Пути никто из не знает, лишь Гречишина, которая сейчас не может ничего. Что делать?
        Когда Венцлав встала и пошла в сторону металлических ворот, в самом конце бокса, он лишь недоуменно проводил ее взглядом. Потом, видя, как она подхватила свой собственный рюкзак, сброшенный капитаном рядом с собой, пошел следом. Ворота были открыты. Он пригляделся, не совсем понимая, что за ними. Лишь оценив увиденное, недоверчиво покачал головой, понимая, что этого не может быть, но они дошли.
        Длинное и высокое, ярко освещенное помещение, с широкой полосой дорожки посреди. Ряды, вытянутые, многочисленные ряды клеток со стальными прутьями. А в них, покрывая своими звуками все остальное, сидели, стояли, бесновались те, ради кого они пришли. Сколько их тут было, сотни, может быть больше. Клеток оказалось много.
        - Что мне делать? - Куминов посмотрел на Сашу. - Мы добрались до конечной точки. Не знаю как, но выбраться отсюда мы должны. Значит, тебе надо выполнить свою задачу.
        Девушка неожиданно замерла, застыла, глядя перед собой. Капитан нахмурился, не понимая - чем вызван столбняк. Протянул к ней руку, желая забрать рюкзак, потом растормошить ее саму. Успел лишь заметить быстрый росчерк локтя, прежде чем тот ударил его в голову. Куминов отлетел в сторону, ударился головой о стену, покрутил ею из стороны в сторону, стараясь придти в себя. Поднял глаза, столкнувшись с не до конца ожившим взглядом Венцлав. Девушка стояла на одном колене над так бережно охраняемой ношей.
        - Не надо тебе ничего делать, Коля. - Венцлав открыла рюкзак, достала контейнер. Бережно щелкнула запорами и достала, аккуратно, держа в напряженных пальцах длинный цилиндр. - Все мы сделали, и даже больше. А выйти отсюда? Не выйдет.
        - Что?!! - капитан непонимающе уставился на нее. - Зачем мы сюда шли?!!
        - Вот… - Саша показала ему вытянутую металлическую сигару с резьбой на конце. Ее голос странно плыл, глотая окончания слов. - Нам осталось всего ничего, самую малость. Вон там, в том дальнем боксе, оборудование. Хотя и до него надо дойти. Это главное, не эти… которые в клетках. Там, в боксе, один единственный исходный образец, с которого все началось. Его нам необходимо уничтожить. Таймер у меня с собой, и немцы просто могут не успеть, понимаешь? Да еще и мы сможем их задержать. А таймер сработает через то время, что я установлю. Но для полной уверенности, лучше сделать все без замедлителя.
        - Какой заряд?
        Саша сжала губы, глядя ему в глаза и мгновенно напрягшись.
        - Что там такое, Саша?..
        - Альфа-десять, боевое отравляющее вещество. Разброс в зоне заражения - до пяти километров. Побочный эффект - гипернекроз живых тканей, у них не останется образцов, Коля. И не вздумай мешать мне, даже не пытайся. Не выйдет.
        - Да… не останется. И пленных не останется. И местных жителей, что остались, тоже, да, Саш?
        - Да, Коль, да.
        - И чем я после этого буду от самих немцев отличаться?
        - От мертвых - ничем. - Воронков подошедший к ним, упал, с глухим стуком уронив автомат. К затылку капитана прижался холодный ствол «люггера» Гречишиной. - Приказ, капитан.
        Куминов повернулся к ней, неожиданно воскресшей из практически мертвой. Кровь все также заливала лицо, но глаза… в них не было безумия от всепоглощающей боли, замеченной капитаном совсем недавно. Острые и умные глаза человека, идущего до конца.
        - Саша… - Венцлав повернулась к ней. - В бой нас поведет товарищ Сталин.
        Куминов непонимающе уставился на нее, когда Сашу неожиданно выгнуло назад, белки глаз закатились. Но продолжалось это совсем недолго. Девушка вздрогнула, и, двигаясь медленно, как-то заторможено, протянула ей цилиндр. Гречишина пружинисто ударила ее ногой, отправив к капитану, так и не поднявшемуся с пола. Он поймал Сашу, успев заметить в глазах плещущийся ужас и осознание произошедшего.
        - Умница девочка. Так оно надежнее будет. Что капитан, что ты так на меня смотришь? Прямо тамбовский голодный волк…
        - Ты кто?
        - Я? Ну… - она улыбнулась, хищно, довольная. - Не Юлия Гречишина, устраивает? А остальное совсем не важно. О, Сашуль, проморгалась, в себя пришла? Спасибо, подруга, помогла. Принесла куда нужно и отдала кому необходимо, и не успела уничтожить. Кода-то я не знала, а вещество нужно… нам. Для победы над вами, красной сволочью. Скоро за мной и за вами придут.
        - Зачем? - Куминов смотрел на нее, опустив руки, понимая, что не успеет. Хотя… если прыгнуть, то все возможно. Она ранена, он должен суметь. Даже отсюда, с пола, должен.
        - Как зачем? - она снова улыбнулась. - Ты, капитан, в проект «Берсерк» войдешь сразу, такой экземпляр, просто любовалась тобой. А Саша… разве можно разбрасываться такими умными мозгами, нет, ни в коем случае. Они еще послужат рейху, после необходимой обработки…
        - Как ты смогла? - Венцлав смотрела на нее, бледная, кусающая губы. - Как?
        - Сашенька… - лже-Гречишина хмыкнула. - Ты же помнишь, что гипнограммы нам преподавали хорошо. А мы же с тобой подруги, начитать одну было не сложно. Стоило только захотеть, время было. Каждому из тех, кто был со мной дружен, Сашуль, каждому и каждой. Задел на будущее, понимаешь?
        - Потрепаться захотелось? - капитан сплюнул.
        - Ну, а чего бы и не поговорить с боевыми товарищами. А что тебе до всего этого, пешка? Пешка, пешка, нет больше никто. Довел Сашеньку куда надо, не подозревая о настоящей задаче, голову все ломал - как же нам назад вернуться с драгоценным грузом, да? Эх, и рожа у тебя, Николай, ну и рожа. Да…
        Она хрюкнула, вытаращив глаза, вздрогнула и начала оседать. Воронков, стоявший сзади, поддержал отяжелевшее тело, подхватил руку с цилиндром. Отдал мигом вскочившей и метнувшейся к нему Венцлав, и лишь потом отпустил ту, кто так казалась своей. Нагнулся, вытер нож о ее плечо. Удар был мастерским, разом пробившим сердце через ребра. Это сержант делал также хорошо и основательно, как и все остальное.
        - Ну и крепкая у тебя голова. - Куминов покачал головой.
        - А чего мне… - Воронков скривился, нащупав рассеченную кожу и плотную гематому. - Я ж лысый.
        - Да уж… - капитан повернулся к Саше. Та молчала, смотря на тело у ног. - Провела вокруг пальца. Все здесь было ширмой, почему только? Почему нас не взяли раньше, столько возможностей было?
        - Шифр на контейнере, код, открывающий его. - Венцлав посмотрела на цилиндр. - Его знала только я. И гипнограмма, которую мне наложили в Институте, перед выходом. Для нее она была слишком серьезной, попробовали бы добраться, я просто умерла. Сразу, на месте. Остановка сердца. Контейнер без этого не вскроешь, он самоуничтожится, это Юля тоже знала. Теперь поздно думать про это, но как она оказалась в Институте, и кто стоит за всем этим там, у нас?..
        Одна из стен в транспортном боксе разошлась, выпуская наружу сразу несколько подвижных теней, открывших огонь. Венцлав ударило в нескольких местах, она упала, молча, не крикнув. Куминов успел поднять АСД, заставил прижаться тех, кто напал. Воронков подхватил Сашу, бросился в сторону клеток, стараясь закрыться за ними. Куминов отступал следом, стреляя сразу из двух стволов, перебросив из-за спины ПП, сослуживший хорошую службу в самом начале. Понимал, что надо быстро решать, но разум отказывался делать это. В голове билось несколько мыслей, несмотря на стрельбу, и одна единственная решила свое дело: попади цилиндр в руки немцев, они пустят его в ход без размышлений. Сейчас они уже проигрывают войну, и думать не будут. Раз не могли создать что-то подобное сами, то точно пойдут на все, чтобы забрать тот образец, что принесли они. Прямо им в руки.
        Вот как эти, неожиданно оказавшиеся рядом женщины, в десантных комбинезонах, с короткими и удобными ПП в руках, неуловимые… почти неуловимые даже для Куминова, работающего на пределе и сил и веществе, введенном Сашей.
        Высокая черноволосая женщина, одетая в десантный комбинезон уходила от его выстрелов, легко и играючи. Куминов прижался спиной к колонне столба, чувствуя, как организм слабеет. Покосился на Венцлав, мешком повисшую на плече Воронкова.
        - Беги!
        Воронков оскалился, не желая уходить.
        - Это приказ!
        Лысый скрылся в темноте коридора, ведущего куда-то дальше. А Куминов, поняв - что тот схватил со стеллажа, улыбнулся. Немецкие противогазы вещь хорошая. Воронков взял два. А ему… а ему пора все это заканчивать.
        Выглянул, окинув взглядом помещение с клетками. Существа в них выли и орали, бросались на прутья. Свистнуло чуть сверху и его осыпало легкой крошкой, отбитой от перекрытия пулями противницы.
        Он чуть задумался, улыбаясь собственным глупым мыслям о том, как хочется жить нормально, спокойно и мирно. Выставил механический завод таймера на десять секунд и нажал на рычажок активации. Выждал пару мгновений, выставив ствол АСД и открыв стрельбу. Прикинул расстояние до клеток и метнул цилиндр, в голове отсчитывая последние секунды.
        Андрей Шабанов стрелял и стрелял. Оставалось совсем немного патронов в пачках, заряжать магазины он еле успевал. Его окружили, заставили невыгодно поменять позицию, но он не сдавался. И смотрел, смотрел в ту сторону, откуда оттаскивал, как мог немцев, обложивших со всех сторон. Выстрел, снова выстрел. И темные фигурки, недавно выбравшиеся из-под земли. Всего двое.
        - Ну да, ну да, конечно вы успеете… - Шабанов приложился к наглазнику, винтовка дернулась, свалив еще одного из странных немцев в броне, - давай, Воронок, тащи ты ее, давай!
        Эпилог
        Германия, 196… год
        В небе над Берлином постоянно грохотало. Небо было задёрнуто густыми облаками, созданными дымом и пылью, вперемежку с битой крошкой от зданий.
        Медленно, но верно, силой ломаяпоследние рубежи обороны, входили в столицу советские войска.
        Аккуратно вкатывались на некогда чистенькие берлинские улочки танки с криво намалеванными, в обход инструкций, красными звёздами на башнях, настороженно поводя по сторонам хоботами орудий. Важно и неторопливо, переступая конечностями ходовой части, подходили артиллерийские платформы. Вжимаясь в стены, укрываясь за поваленными деревьями и телефонными будками, чёрными остовами автомобилей и бронетехники, шла штурмовая пехота.
        Армия, прошедшая ногами полмира, разбитая и поднявшаяся с колен, нёсшая в сердцах слёзы и злость, занимала город, что когда-то уже брали их далёкие предки, надававшие пинков под зад заносчивому пруссаку Фридриху, прозванному Великим.
        Они шли вперёд, с боями прорываясь к сердцу германской столицы, двигаясь туда, где как обложенные в берлогах медведи, их ждали те, кто принёс огонь на земли их родины.
        Но в рейхс-канцелярии уже не было того старика, чей профиль знал каждый советский солдат. И там не было высокого, с тремя подбородками пузана в белом мундире. Но солдаты не знали этого, они просто шли вперёд, надеясь, как можно скорее завершить эту проклятую, до колик в животе осточертевшую суку-войну
        И лишь в Москве, восстанавливаемой и уже росшей вверх, за высокими стенами нового здания Правительства в беззвучной злобе рисовал на бумаге чёртиков уже почти проживший всю свою долгую жизнь седой и сухорукий невысокий человек с густыми, прокуренными усами. Он знал всё, недоступное командирам, бросавшим своих людей на штурм.
        Знал, и ничего сейчас не мог сделать.
        И именно тогда, когда в наконец-то очистившемся небе над Берлином, ветер рвал красный флаг, Он поднял трубку телефона экстренной правительственной связи:
        - Вызвать ко мне полковника Хорунжина!
        Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора Михаила Горожанина «Родина - за нами!» (на безвозмездной основе).
        Профиль автора: