Цикл "Слой" и отдельные романы. Компиляция. Книги 1-11 Евгений Александрович Прошкин
        ЕВГЕНИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПРОШКИН родился 28 мая 1970 года в Москве. Учился в Московской Геологоразведочной академии, но ушел оттуда за год до окончания и поступил в Литературный институт имени М.Горького, который тоже покинул после третьего курса. Служил в Советской Армии, в частях береговой охраны на Курильских островах. После армии Евгений Прошкин успел сменить целый ряд профессий - работал в страховой компании, на студии кабельного телевидения, в банке, на колбасном заводе. В литературе он дебютировал в 1991 году - его рассказ "Запасной вариант" был опубликован в журнале "Четвертое измерение". Первая книга Евгения Прошкина увидела свет только в 2000 году - роман "Война мертвых". Затем последовали произведения, закрепившие успех молодого писателя - "Слой" (2001), "Механика вечности" (2001), "Зима 0001" (2002), "Слой Ноль" (2003), "Магистраль" (2003). Также он, в соавторстве с Владимиром Шалыгином, выпустил в 2002 году фантастико-юмористический роман "наши фиолетовые брать.
        СОДЕРЖАНИЕ:
        СЛОЙ:
        1. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Слой
        2. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Слой Ноль
        РОМАНЫ ВНЕ ЦИКЛА:
        1. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН: Истребитель «Родина»
        2. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Магистраль
        3. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Механика вечности
        4. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Наши фиолетовые братья
        5. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:В режиме бога [=Драйвер заката]
        6. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Война мертвых
        7. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Твоя половина мира
        8. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Загон
        9. ЕВГЕНИЙ ПРОШКИН:Зима 0001
        
        Евгений Прошкин
        Слой
        Пролог
        Тоннель все не кончался.
        Переднее колесо скрипело и притормаживало, от этого каталка стремилась развернуться и чиркнуть о правую стену. Санитар матерился и сбивался с шага. Не будь у него за спиной сопровождающих, он бы не спешил.
        Роговцев лежал с закрытыми глазами, но почему-то видел все: уставшего санитара, бесконечность голубого кафеля и стойку с перевернутой бутылью. Из нее по желтоватой трубочке что-то текло - и втекало прямо в него. Тела Роговцев не чувствовал.
        Каталку завезли в лифт, и сопровождающие встали по обе стороны. Черно-красные береты. Гвардия Чрезвычайного Правительства. Лучше бы он умер сразу.
        По мере того, как кабина поднималась, стал слышен треск на улицах - похоже на лесной пожар. Это и был пожар. Москва горела третий месяц. Дома, кварталы и целые микрорайоны переходили из рук в руки, от них мало что осталось, но их символическая ценность во сто крат превышала материальную. Война шаталась по городу, как слепой бродяга: сегодня она была в Кунцево, а завтра могла оказаться в Черемушках.
        Но завтра будет уже без него. Роговцев знал, что не выживет. Если его и заштопают, за дело возьмется следственная группа, а они потрошат почище фугаса.
        Санитар лязгнул раздвижной перегородкой и вытолкнул тележку в коридор. Их уже ждали. Сосредоточенная женщина взяла у гвардейца какие-то бумаги, а мужчина в зеленом халате покатил Роговцева дальше. На этом этаже было много народу, но еще больше - дверей.
        Реанимация? Зачем? А если он не выдержит допросов? А сейчас так хорошо… тела почти нет. Оно стало ненужным. Дотянуться бы до желтой трубочки и незаметно пережать…
        Роговцева ввезли в большую светлую комнату и переложили на стол. Он разглядел лица врачей и с тоской понял: его спасут.
        Помогите, бессильно подумал Роговцев. Помогите мне уйти.
        - Не знаю, - сказала женщина гвардейцам. - Пятьдесят на пятьдесят.
        Сбоку что-то зашелестело. Потом звякнуло. Голоса поплыли разведенной акварелью. Роговцев мотнул головой и, не открывая глаз, увидел столик с сияющими инструментами. Рядом колыхалась невыносимо яркая оранжевая шторка.
        Часть 1
        ПРОРЫВ
        Глава 1
        Оранжевый цвет Константин не любил - возможно, из-за аллергии на цитрусовые, поэтому, увидев девушку в оранжевом, нервно погладил щеку и поспешил к лифту.
        - Ой, подождите, подождите, - крикнула она, торопливо выдергивая ключик из почтового ящика.
        Звук получился неприятный, какой-то реберный, да и голос у девицы был не ахти. Оранжевый голос.
        Наверху что-то грузили, и на второй лифт надеяться не приходилось. Константин посторонился, пропуская девушку в кабину, и та инфантильно сообщила:
        - Мне на восьмой.
        От оранжевой невыносимо перло дезодорантом и сигаретами - кажется, хорошими, но, поскольку Костя не курил, хорошие сигареты его раздражали не меньше, чем плохие. Он ткнул пальцем в кнопку «8» и постарался не дышать, но вскоре сдался. Переступив с ноги на ногу, девушка с нарочитым интересом принялась просматривать почту. Пачка рекламного хлама громко шуршала и воняла типографской краской. Среди разнокалиберных листовок торчала бесплатная «Центр-плюс» - Константин и сам получал такую же. Вместе с другими жильцами он кидал ее прямо на пол, пока уборщица не додумалась поставить в углу картонную коробку.
        Девица глухо кашлянула и опустила руки по швам. На маленькой острой груди топорщилась виниловая аппликация «DOLCE & GAВBANA» - Костя попытался вспомнить, что это значит, но ему, как всегда, не удалось. Да он особо и не надеялся.
        Нижний край оранжевой кофточки обрывался в десяти сантиметрах от тугих атласных брюк, оставляя неприкрытым плоский загорелый живот. Константин невольно покосился на ее пупок, но заставил себя отвернуться.
        Из лифта они вышли вместе. Девушка с сомнением посмотрела на Костю и остановилась у двери с овальной табличкой «30».
        Не надо тебе сюда, чуть не вырвалось у Константина. Не надо, девочка, ты ведь не отсюда.
        Почувствовав, что мужчина не двигается, она отчаянно вдавила звонок.
        Жаль девчонку.
        С той стороны тихонько брякнули - в выпуклом глазке на мгновение появилась ярко-желтая точка. Затем щелкнул замок, и за открывающейся дверью сказали:
        - Привет, Надюш, хорошо, что зашла. Передай маме…
        Константин выдернул лезвие, и оранжевая кулем повалилась куда-то набок. Женщина в старом спортивном костюме завороженно смотрела на девушку и по-настоящему испугалась лишь после того, как голова Надюши стукнулась о шахматную плитку пола. Костя перехватил нож рукояткой вперед и резко ткнул им женщину в зубы - чтоб не кричала. Потом затащил оранжевую в квартиру и, прикрыв дверь, спокойно спросил:
        - Морозова? Ирина Иванна?
        - Кто вы?.. что вы?.. - просипела она, надувая кровяные пузыри.
        Константин глянул в глазок и, убедившись, что на площадке никого нет, ударил женщину еще раз - опять рукояткой и опять по лицу.
        - Морозова? Отвечать!
        - Да, да, я Морозова, Ирина, - трясясь и всхлипывая, залепетала она.
        - Тебя не узнать. Изменилась, прическу сделала.
        - Прическу? - Переспросила женщина, касаясь волос.
        - Именем Народного Ополчения… - медленно и внятно произнес Костя.
        - Ополчения?..
        Ее разбитое лицо засветилось надеждой. Она не совсем поняла, о каком имени идет речь, но, услышав про улицу Народного Ополчения, вдруг поверила, что мужчина просто ошибся адресом. Даже черный ручей, выползавший из-под Надюши, не мог помешать ее внезапной уверенности в том, что все закончится благополучно.
        - Ополчения, - подтвердил Костя, проводя ножом широкую дугу. Рессорное, зоновской работы, лезвие прошло через горло почти без препятствий. - Есть кто дома? - Громко спросил он.
        - Ириша, кто там? - Отозвался откуда-то занятой голос.
        Вот, черт. Морозова, оказывается, мужика завела. А говорили - синий чулок.
        - Ириша?! - Крикнули из дальней комнаты.
        - Иду, иду, - буркнул Костя.
        Лишней крови он не любил, но так уж сегодня складывалось.

* * *
        Проснувшись, он прислушался к ощущениям в мочевом пузыре и решил не открывать глаз. Веки пропускали розоватый утренний свет; часов семь-восемь, предположил он и убедительно захрапел.
        Скоро начнут подниматься, кто - по собственной воле, кто - под окрики медсестры, но так или иначе к половине девятого все уже будут на ногах. Он догадывался, что его это коснется тоже, но вставать не торопился. Пусть его разбудят. Тогда он узнает…
        - Эй! Хватит дрыхнуть! - Огласил палату смолянистый бас.
        Хорошо, но недостаточно.
        - Слышь, нет? Сегодня Гитлер Югенд дежурит, - предупредил тот же голос.
        Еще. Скажи еще что-нибудь.
        - Петруха!! Помер, никак?
        «Петруха». Петр, значит. Ну что ж, Петя, с добрым утром.
        Он отчаянно, навыворот, зевнул и усердно потер глаза. Сел, свесил ноги, шаркнул пятками по приятному линолеуму и выгреб из-под кровати тапочки.
        Он знал, что когда-нибудь его расколят, однако ничего лучшего пока не придумал. Если б им позволили иметь карандаши, он мог бы написать свое имя на тумбочке, и тогда по утрам ему не пришлось бы прибегать к этой уловке. Однажды басовитому соседу надоест его будить, или их разведут по разным палатам, или что-то еще - долго на одной и той же хитрости не протянешь, но другой у него в запасе не было. Каждый день он начинал с выяснения имени. Имя - это уже немало. Это гораздо больше, чем лицо. Это почти личность.
        Стало быть, Петр. Хорошо бы запомнить, безнадежно подумал он и, накидывая квелый халат.
        Голосистый стоял у окна и разрисовывал пыльное стекло какими-то каракулями. Он имел соответствующую басу густую черную бороду и неимоверно отросшие патлы, в которых пряталось все лицо. Петр лишь скользнул по нему взглядом, заранее зная, что завтра придется знакомиться по новой. Память хранила только самое необязательное: например, что Борода любит смотреть в окно, а вон тот сухой дедок в углу насилует соседей на предмет шахмат. Также Петр помнил, где здесь столовая, и где туалет, и то, что кран с горячей водой скручен, а труба забита деревянным чопиком, и еще сотню или даже тысячу всяких таких мелочей, но вот главного, самого главного…
        - Ну что не ясно, больные? - С заметным малоросским акцентом протянули в коридоре.
        В палате появилась молодая медичка с пегими, пережженными волосами и ярчайшей помадой на тонких, как две веревочки, губах. Ей наверняка не было и восемнадцати, но в роль строгой наставницы девочка вошла крепко. Как и всех остальных, Петр видел ее впервые, но почему-то сразу сообразил, что Гитлер Югенд - это она и есть.
        - Подъем, ну?! Заправить койки, в туалет, и жрать. После завтрака собеседование. В десять - Зайнуллин, в одиннадцать - Еремин, в двенадцать - Караганов. У кого башка дырявая, потом повторю. По отделению не шляться, сидеть в палате. И говно за собой спускайте, холуев нет, - добавила медсестра, словно без этого ее приветствие было бы неполным.
        - Небось никто не любит, вот она и бесится, - беззлобно сказал Борода, продолжая чертить пальцем разнообразные фигуры.
        - А как ее, суку, любить? За такой базар у нас бы жопу лопатой разворотили, - отозвался молодой человек с острым кадыком и глазами навыкате.
        Из пятерых соседей по палате фамилия Зайнуллин подходила только ему, и Петр завязал узелок на память - может, до вечера пригодится.
        - Курить у кого-нибудь есть? - Спросил он, опережая ответ какой-то смутной и трагической догадкой.
        - Курить нам не разрешают, - скорбно сказал бородатый.
        - Опять, да? - Сочувственно произнес вероятный Зайнуллин и, не поленившись пройти через всю палату, представился. - Ренат. Это - Сережа, наш художник, там - Вовчик и Сашка, а это - Полонезов, но его надо звать Гарри.
        Старик степенно кивнул.
        - Вовчик и Сашка косят, поэтому с нами не разговаривают. Брезгуют, суки, - с вызовом произнес Ренат. - Я в армии таких, как вы, чмарил до последнего, - сказал он, обращаясь к ним уже напрямую. - Начиналось обычно со стирки носков, а заканчивалось…
        Петр ощутил, как из черной глубины беспамятства всплывает ряд разрозненных картинок, но сосредотачиваться на них не пожелал - просто понял, что в свое время служил. Это было совсем не то, что ему сейчас требовалось.
        Вовчик, здоровый и довольно спортивный юноша, угрожающе поднялся, но Ренат предостерег:
        - Не рыпайся, сука, а то заместо статьи в военнике сульфу получишь. И продвижение на четвертый этаж. На четвертом буйные, - пояснил он специально для Петра.
        Догадка, зудевшая неуловимым комаром, моментально оформилась: это психушка. Кажется, раньше до него доходило медленнее, а теперь не успел пописать - уже сориентировался. Два-три года, и память вернется. Сколько ему тогда будет? А сколько ему сейчас?
        Петр застегнул последнюю пуговицу - пальцы помнили, что от нее отломлена половинка, - и выскочил в коридор. Восстанавливая планировку, повертел головой: налево - зарешеченное окно с широким подоконником, направо - другие палаты и столовая. Там же и выход - серая железная дверь с засовом, и стол, за которым днем и ночью сидит какой-нибудь бугай.
        Туалет был прямо напротив. Петр зашел в кабинку без двери и снова убедился, что все моторные рефлексы в норме. Судя по запаху, здесь было принято мочиться мимо унитаза, но он себе такого хамства не позволил. Погоняв по раковине скользкий обмылок, Петр умудрился-таки вымыть руки, потом ополоснул лицо и, собравшись с духом, поднял голову к зеркалу.
        За ржавыми разводами в темном стекле проявилась небритая, слегка одутловатая, но в общем-то приличная физиономия. Лет тридцать пять, оценил Петр, замирая в надежде на чудо. Нет, не вспомнить. Обычная морда: карие глаза, короткие пшеничные волосы. Нос с маленькой горбинкой - не от родителей, а от… ну, ну! Нет, никак. Знает, что нос ломали, причем два раза, но где и когда…
        Он оторвался от зеркала и с тоской оглядел сортир. Четыре гнезда, разделенные низкими перегородками, лампочка без плафона. Замазанное известкой окно - за ним угадываются темные стальные прутья, такие же, как и во всех других окнах этого заведения. Стены раскарябаны показушными психоделическими надписями типа «кто Я?» - не иначе, Вовчика работа, или его друзей-симулянтов. Не хотят идти в армию, гады. И правильно. Армия - это война, а война - это…
        Ну?!
        Перед глазами пронеслось что-то серое - дым? гарь? - пронеслось и схлынуло. Не оставило ничего.
        Петр погладил раму и осторожно выдвинул шпингалет. Пожелтевший бинт на щелях вырвался вместе с окаменевшей краской; петли взвизгнули почище сирены, но поддались. Так и есть, решетка. Обычная арматура, десяточка. Ну, положим, найдется у Гитлер Югенд пилка для ногтей, так это - месяца два. Ножовка в больнице, конечно, имеется, но до нее еще добраться. Петр прислонился лбом к прутьям. Второй этаж. Высокий. Сначала подумал - третий. Нет, второй. Ну и что? Если умеючи, то можно, а он… он это умеет. Вот фамилию свою не помнит, морду собственную впервые увидел, а как с третьего этажа сигать - знает. Доводилось.
        Кто я?
        Нет, не теперь. Бежать - дело хорошее, но лишь при условии, что есть, куда. Вспомнить. На это нужно время.
        Время… Петр тяжело вздохнул. Ведь завтра будет то же самое - все с нуля. Он так и состарится в психушке, день за днем изнуряя память, каждое утро знакомясь и с Ренатом, и с гроссмейстером Полонезовым.
        Сзади зашаркали тапочки - Сашка. Прикрыв дверь, он встал на унитаз и запустил палец в трещину под потолком. Из тайника медленно выползла сигарета, а за ней - две спички и крышка от коробка.
        - Угостишь? - Спросил Петр.
        - Шизоидам не положено.
        - Это шутка?
        Сашка молча воткнул сигарету в рот и прикурил.
        - Табачком не поделиться - грех, - заметил Петр.
        - Одним больше. Не страшно.
        Петр хотел попросить еще - с помощью слова «пожалуйста» и прочей культуры, но вовремя понял, что с Сашкой это бесполезно. Такие, как он, доброго отношения не ценят.
        - Кто шизоид? - Прорычал Петр, свирепо двигая челюстью. - Это я шизоид?
        - Тормоз, к тому же.
        - Тормозил твой папа, ясно?
        По мере того, как до Сашки доходил смысл сказанного, его брови поднимались все выше и выше. Когда они достигли середины лба, Петр плавно отклонился назад, и Сашкин кулак впечатался в нечистый кафель у зеркала.
        - …мать!.. - застонал Сашка, тряся разбитыми пальцами.
        - Я только про отца, мать - это святое.
        - Падла психованная!
        Петр, не задумываясь, ударил его открытой ладонью в лоб, не сильно, но достаточно резко, так, что его затылок с глухим стуком воткнулся в стену.
        - Ухммм… - произнес тот, опускаясь на корточки.
        Сигарета вывалилась из раскрытого рта и упала на сырой пол рядом с подозрительной белесой лужей. Курить, конечно, хотелось, но все же не настолько.
        - Больные! В столовую! - Заверещала в коридоре Гитлер Югенд.
        Петр набрал в ладони воды и выплеснул Сашке в лицо.
        - Пойдем, завтрак пропустишь, - миролюбиво сказал он.
        - Ты этот, что ли?.. Из горячих точек?
        - Спроси чего полегче.
        - Ах, да. Зачем сразу махач устраивать? Не мог по-человечески?
        - Так быстрее. Ведь правда?
        Сашка что-то промычал и, взявшись за протянутую руку, поднялся.
        - Нычку видел? Бери, если надо. - Он сунул опухающую кисть под кран. - Ты кто, боксер или каратист?
        - Не знаю я. Не-зна-ю.
        - Ах, да. Но, наверно, кто-то из этих.
        Петр не ответил. Он предпочел бы помнить не руками, а головой, но Сашку это вряд ли волновало.
        На завтрак дали слипшуюся овсянку, в которой равным образом отсутствовали и молоко, и сахар. Кофе был немного лучше, но - лишь немного.
        В столовой Петр насчитал тридцать пять человек. Вовчик и Сашка сидели в окружении других «косарей» - Сашка что-то рассказывал, а соседи по столу энергично кивали и с любопытством посматривали на Петра.
        Остальные тоже выглядели вполне нормально, по крайней мере, слюнявых, трясущихся идиотов Петр не заметил.
        Интересная психушка, подумал он. Ни одного психа.
        В коридоре их поджидала сестра милосердия по кличке Швабра с двухэтажной тележкой, похожей на сервировочный столик. Больные выстроились в очередь, и Петр, догадываясь, что так надо, встал вместе со всеми. Дойдя до Швабры, он получил четыре разнокалиберных таблетки, покрытых цветной глазурью - медсестра протянула их в маленьком пластмассовом стаканчике.
        Петру показалось, что это ему знакомо - не сама картинка, а впечатление: матовый пятидесятиграммовый стакан с таблетками. Только впечатление это было связано отнюдь не с сумасшедшим домом, а с чем-то таким… с большой болью…
        - Ларадол? - Машинально спросил он, катая на ладони розовое колесико.
        - Ларадол, - также машинально ответила медсестра и вдруг окрысилась. - Че кобенишься-то? Умный, да? Че прописали, то и жри! И к врачу не забудь, склеротик. Тебе в десять назначено.
        - Выходит, я Зайнуллин? - Растерялся он.
        Швабра вытаращила глаза и расхохоталась.
        - Ты в туалет ходил? Ну и как там? Какой же ты на фиг Зайнуллин?!
        Петр закусил губу. Действительно, Зайнуллиным он быть никак не мог. Но он точно помнил, что к десяти вызывали именно его, Зайнуллина то есть.
        - Еремин твоя фамилия, - сообщила Швабра. - А доктор в пятнадцатом, налево по коридору, - добавила она на всякий случай. - Найдешь?
        Петр нашел. Пусть его называли склеротиком, с этим не поспоришь, но дебилом он не был.
        Мужчина с добрыми глазами и беззащитной бородкой «клинышком» отстраненно перебирал на столе какие-то бумаги.
        - Да? - Встрепенулся он. - Проходите, проходите. Вот сюда, пожалуйста.
        Петр бухнулся в глубокое кресло и неожиданно испытал желание остаться в нем навсегда - в этом мягком, уютном коконе, который не заставляет вспоминать, наоборот, позволяет забыть, отрешиться, плюнуть на все.
        - Как себя чувствуете, Петр Иванович? Что-нибудь беспокоит?
        - Вы сами знаете, что.
        - А именно?
        - Именно - отчество. Вам оно известно, а мне нет. Да и фамилию, честно говоря, мне подсказали. Мою фамилию.
        - Ну, это не самое страшное, - беспечно произнес доктор. - Меня звать Валентином Матвеевичем.
        - Очень приятно. Который раз вы мне представляетесь?
        - Терпите, мой дорогой. Просветление может наступить в любой момент.
        - Или… никогда?
        - А вот этого не надо. Только позитив и работа, работа, работа. А я вам буду помогать. Мы ее одолеем, вот увидите.
        - Кого?
        - Амнезию. Случай не самый тяжелый, поверьте моему опыту. Я бы даже сказал, классический случай. У вас сформировалась ложная память, это значит, вы все-таки нуждаетесь в прошлом. Хуже, когда личность отторгает его полностью, а у вас произошло замещение реальных воспоминаний вымышленными.
        - Понятно… - вякнул Петр. - Какими вымышленными? Я вообще ничего не помню!
        - Так уж и вообще, - заулыбался Валентин Матвеевич. - А война? Сотники, перестрелки, засады?
        В мозгу что-то промелькнуло, но такое расплывчатое и неопределенное, что Петр даже не стал пытаться.
        - Крутится, а ухватить не могу.
        - Ну и не хватайте ее, не надо. Мы лучше о приятном, - ласково сказал он. - По семье не скучаете?
        - Нет.
        - Да, конечно, - спохватился доктор. - Они же вас навещают постоянно.
        - Кто?
        - Жена, ребенок. Вы их помните?
        - Послушайте, я фамилию свою только что узнал! И завтра опять забуду!
        - Ну-ну, не горячитесь. Однажды утром вы проснетесь, и фамилия, так сказать, будет на месте. И многое другое. Все восстановится. Музыку любите? - Невпопад спросил он.
        Петр напрягся. В принципе, он знал, что это такое, мог даже напеть несколько мелодий, но вот откуда они взялись…
        - Спортом не увлекались?
        - Возможно. В смысле, не исключено. Точнее - не в курсе.
        - Женщины какие вам нравятся? Блондинки, брюнетки, смуглые, белокожие?
        - Красивые.
        - А как вы относитесь к гомосексуальным контактам? Я имею в виду, способны ли вы…
        - Валентин Матвеич! - В сердцах воскликнул Петр.
        - А что такого? Наука никогда не считала это отклонением. Общество - да, а наука…
        - Нет, нет, нет! - Заорал он. - Ни мужиков, ни детей, ни старух, ни животных!..
        - Ну вот, базовые понятия сохранились. А живая кость мясом обрастет. Хочу показать вам кое-какие снимки…
        - Да прекратите же! - Взмолился Петр.
        - А? А, нет, это не то, что вы подумали. Ваши близкие - жена, сын.
        Петр двинул пальцем три цветных фотографии. Два портрета и общий план - обычный дачный участок: скромный домишко, парник, грядки, деревца. В центре - широкие качели, а на них два человека. Тот, что слева, - он сам. Знакомая небритость пухловатых щек, взъерошенные волосы, нетрезвая улыбка. Сигарета в зубах. Все остальное он видел впервые.
        - А что за женщина рядом с вами? - Невозмутимо спросил Валентин Матвеевич.
        - Жена?
        - Любовь. Люба. Снимки недавние, прошлого года, и она ни капли не изменилась.
        Петр присмотрелся к супруге - баба как баба. Наверно, он мог бы с такой жить. Теоретически. Нет, не было ее. Вот врач сказал про засаду, и встрепенулось что-то, а Любовь - нет. Не цепляет. И юноша на другом фото… Длинная челка, немного смахивает на Гитлера. Почему он брюнет? На верхней губе - большая родинка… Ну как забыть родного сына? Петр натужился до боли в висках - ничего. Глухо. Не родной он ему, и дамочка эта - тоже.
        Шьют, осенило его. Лепят новую биографию. Сперва стерли настоящую, а теперь вдалбливают - либо чью-то чужую, либо вообще искусственную. Собрали тысячу фактиков, смонтировали снимки и пытаются из всего этого построить его прошлое. От того и не застревает в мозгах, не задерживается.
        - Зачем вы это делаете?
        - Вы опять за свое? - Опечалился доктор.
        А главное, сразу понял, о чем речь. Интересно, сколько с ним уже возятся? Петр представил себе снег, но с решетками он не ассоциировался. Похоже, зимой он еще был на свободе. Не здесь. Не в этой странной дурке, где психи выглядят не более сумасшедшими, чем персонал. Фальшивая память - фальшивый дурдом.
        С Валентином Матвеевичем они так ни о чем и не договорились. Еще десяток наводящих вопросов - столько же невнятных ответов. Завтра доктор велел прийти в двенадцать. Петр сказал, чтоб напомнили дежурной медсестре. На собственную память он не рассчитывал.
        В туалете отиралось несколько симулянтов. Завидев Петра, Сашка прервал рассказ и протянул мятую пачку «Винстона». Его разбитая рука заживала на удивление быстро.
        Петр взял кривую сигарету и отошел к окну. По краям рамы белели свежие бинты.
        - Когда заклеить-то успели?
        - Да еще вчера. Завхоз бесился, обещал всех на сульфу посадить.
        - Вчера?..
        Он провел ногтем по марлевой полоске. Действительно, уже высохла.
        - Погоди, я разве не сегодня его открывал?
        Косари многозначительно покашляли и гуськом двинулись вон.
        - Сашка, - беспомощно позвал Петр. - Разве не сегодня?..
        - Нет, не сегодня, - тяжело ответил тот. - Пойду я. Мне там процедуры, и еще всякое…
        Петр проводил его тревожным взглядом и, рывком свернув шпингалеты, раскрыл окно. Оно выходило в уютный дворик с кирпичными четырехэтажными корпусами и трогательными лавочками вдоль чистой аллеи. Все казалось слишком симпатичным и каким-то ненатуральным. Картонные дома, нарисованное небо, заводные птицы. Сигарета, впрочем, была настоящей.
        - Когда же я проснусь? - Тихо сказал Петр.
        Заводная стая покружила и исчезла за бордовой крышей.
        Глава 2
        Первым, как обычно, подъехал «БМВ» службы безопасности. Двое сереньких типов быстро, но без суеты пробежали глазами по окнам и чердакам, зацепили прохожих, нюхнули припаркованный неподалеку «жигуль» и, убедившись в отсутствии угрозы, что-то мяукнули в радиомикрофоны.
        Настоящие спецы, отметил Константин. Не для понтов наняты, для дела. Но тоже ведь не боги: водосточную трубу проверить забыли. А еще почему-то не заметили темную стекляшку рядом с чугунным люком. Кто-то обронил карманное зеркальце, да так ловко, что легло оно аккурат на камешек, под сорок пять градусов к земле, и теперь через щель в люке можно было наблюдать половину улицы.
        Спустя несколько секунд из-за поворота вырулил второй «БМВ», следом - обгаженный анекдотами «шестисотый», а за ним - циклопических размеров джип с опущенным стеклом. Открытого окна Костя из колодца видеть не мог, но знал прекрасно: в джипе еще один человечек, с фасонистым австрийским «Штайром». Ствол у «Штайра» укороченный, в десантном исполнении, а магазин наоборот, удлинен в полтора раза. И кажется, еще прицел оптический. Это уж для секьюрити излишество.
        «Мерседес» заехал правыми колесами на тротуар и остановился у самого подъезда. Двое телохранителей заняли места по бокам. Задняя дверца распахнулась. Костя откинул ногтем пластмассовую крышечку и положил палец на кнопку с удобной выемкой.
        - Именем Народного Ополчения…
        Откуда-то сзади неожиданно появились женские ноги. Короткая юбка колыхалась от ветра, и Костя без труда разглядел тонкие белые трусики, врезавшиеся в ягодицы. В другой раз его бы это заинтересовало, но не теперь. Ближний охранник выставил руку, и женщина замерла над зеркальцем, полностью закрыв обзор.
        Где Батуганин? Уже вылез, или только собирается? Он поперек себя шире, для него это целая эпопея. Прав был сотник: всего не предусмотришь.
        Константин мысленно сосчитал до трех и нажал.
        Никаких сверхъестественных компонентов он не использовал - там, где его учили собирать взрывные устройства, ничего такого и не было. На сто рублей бытовой химии, плата от тайваньского приемника, батарейка, старый термос и килограмм гаек-шестерок.
        Вспышки он не увидел - зеркало соскочило с камешка, и в смотровом отверстии появилось небо. Женщина в узких трусах тоже куда-то пропала - Костя надеялся, что гаек на ее долю не хватило, но о ней он думал не долго. Осклизлые скобы вели его вниз, к боковому проходу.
        Когда до дна осталось три ступеньки, он спрыгнул и, пригнувшись, юркнул под темную арку. Фонарик осветил низкий сводчатый тоннель с густым ручейком посередине. Костя зажал фонарик в зубах и торопливо надел припасенные резиновые сапоги. Сверху раздался лязг чугунного люка. Быстрые, однако.
        На изучение схемы коммуникаций у Константина был всего один вечер, поэтому в незнакомые ветки он не совался. Выбирать приходилось наиболее короткие отрезки, те, на которых он не успеет попасть в прицел. Свернув на новом перекрестке, он затаил дыхание и вслушался. Преследователь был один. Костя рискнул выглянуть из-за угла - темно. Значит, охранник без фонаря.
        Еще не решив, как использовать это преимущество, Константин помчался дальше. Пляшущее желтое пятно выхватывало из мрака то сопливую бахрому, то сочащийся влагой стык бетонных плит. Сапоги оглушительно грохотали, казалось, топот разносился по всему подземелью. Костя понял, что нужно остановиться, иначе эта гонка закончится не скоро.
        Преодолев очередную развилку, он вжался в стену. Сердце колотилось в ушах тугим сбивчивым эхо. Лучик осветил сужающийся коридор и уперся в забитую мусором сетку. За ней начиналась круглая труба - довольно широкая, чтоб в нее протиснуться, и достаточно узкая, чтобы пуля не пролетела мимо. Константин припомнил схему. Никаких труб.
        Заблудился! Он дернулся назад к развилке, но охранник был уже совсем близко.
        Здесь. Здесь он и сдохнет. И даже не узнает, достиг ли цели, вот, что обидно. Пришкварило того толстопузого, или нет? А если откачают? Глупо, глупо, по-другому надо было, ну да что теперь…
        Константин отыскал ржавую кабельную стойку и, направив фонарик в сторону перекрестка, закрепил проволокой. Затем отошел в тень и вытащил из заднего кармана плоскую фрезу. Сделал, как учили, несколько глубоких вздохов и сконцентрировался. Второй попытки не будет.
        Выскочив в проход, охранник на мгновение ослеп и пальнул наугад. Обтекаемая, непривычной формы, винтовка работала без отдачи и почти без шума - количество выстрелов Костя подсчитал по визгам где-то возле правого уха.
        Парень с открытым сосредоточенным лицом стоял ровно в центре желтого конуса. Проморгавшись, он определил источник света и дал короткую очередь чуть пониже. По стене заскакали искры, но фонарик не пострадал. Догадавшись, что его обманули, охранник повел стволом, но время вышло. Костя выбросил руку вперед, и в воздухе мелькнул сияющий диск.
        Константин называл его сюрикеном, хотя это было громко сказано. Однажды, забредя на разоренный завод, он прихватил с собой несколько таких штучек, и потом от нечего делать метал их во что придется. Некоторые смеялись, но сотник одобрил. Так он и тренировался, пока не растерял все, до последней. Костя не помнил, где и когда купил новую фрезу, главное, что теперь она спасла ему жизнь.
        Зубчатый диск воткнулся в лоб с сухим деревянным треском. Сюрикен вошел на весь радиус чуть повыше левого глаза - охранник еще успел удивленно моргнуть и, выстрелив в потолок, медленно завалился на спину.
        Константин взял фонарик и, перешагнув через раскинутые ноги, поднял ружьишко. Автоматическая винтовка австрийского производства, более надежная, чем воспетый лжепатриотами «Калаш», - это как раз то, чего ему не хватало. Пластиковый корпус и скошенные формы придавали ей вид несущейся рыбины. Пожалуй, не всякий мент поймет, что это оружие, а не детский пугач с лампочкой в стволе. Рожок на сорок пять патронов, израсходовано не более пятнадцати. Если пузатого и спасут, все равно - оно того стоило.
        Костя отряхнул забрызганные джинсы и пошел назад. Вскоре он выбрался в знакомый тоннель и, восстановив в памяти карту, дошел до квадратного люка. Смазанный накануне штурвал крутился тяжело, но без скрипа. Минут через двадцать он был на «Шаболовской».
        Когда по металлической лесенке в конце платформы поднялся человек без оранжевой фуфайки, кое-кто из пассажиров обратил на это внимание, но для хулигана мужчина выглядел слишком усталым, поэтому о нем тут же забыли.
        Константин сел рядом с читавшей блондинкой и покосился на книгу. Механически пробежал пару абзацев и, зевнув, отвернулся - дама увлекалась любовными романами. Он глянул на часы - скоро восемь. Настя ворчать будет. Купить ей, что ли, пирожное? Все равно будет ворчать. Спросит, где носило. А, кстати, где?
        Он попытался вспомнить, но у него не получилось. Нахмурился, потер макушку - бестолку. Костя не знал, где прошлялся два с лишним часа, но еще более странным казалось то, что его это нисколько не тревожило. Вроде, так надо.
        Если бы ему - Константину Роговцеву, тридцатилетнему преподавателю географии в средней школе, женатому, несудимому - кто-то рассказал, что совсем недавно им убиты шесть человек, он бы даже не улыбнулся. Дурацкая шутка. Если б ему поведали о тайнике с дистанционным взрывателем и снаряженным «Штайром», он бы только пожал плечами. Не слышал Костя ни про какие штайры.
        Жена не ворчала. Сунула под нос ужин и ушла смотреть телевизор. Обиделась.
        Костя энергично поедал макароны с подливкой, невольно воспринимая бухтение ящика за стеной. Когда заговорили о заказном взрыве у дома банкира Батуганина, он не выдержал и, торопливо набив рот, заглянул в комнату. Показывали обгоревший «Мерседес» и накрытые черными мешками носилки. Диктор объяснял про водосточную трубу, но Константин отвлекся: его вдруг заинтересовала отодвинутая крышка канализационного колодца. Что-то в ней было… зудящее.
        На экране появилась жена покойного - заплаканная, но не растерянная. Словно она была к этому готова.
        - Представляешь, сколько ее серьги стоят? - Спросила, снимая бойкот, Настя. И, помолчав, вздохнула. - Живут же люди.

* * *
        В туалет хотелось не так, чтоб очень сильно, и он решил поваляться еще. Свет то набегал на веки, то сползал куда-то вниз - наверное, дерево за окном качается, или занавеска. Вставать все равно придется, но потом, а пока можно…
        - Петруха! Просыпайся! - К этому голосу подошла бы черная окладистая борода, классическая такая бородища, как у батюшки. - Слышь, нет? Сегодня Ку Клукс Клан на вахте, он сов не любит.
        С добрым утром, Петя.
        Он открыл глаза и осмотрелся. Почему палата? Почему больница? Не болит же ничего.
        Бородатый водил мизинцем по заляпанному стеклу.
        Придурок какой-то, подумал Петр и, хрустнув лопатками, взял со стула байковые брюки.
        - В шахматишки перед завтраком, а? - Предложил тощий старик, потрясая пешками в сложенных ладонях. - Блиц, для разминочки, а?
        - Кто еще телится? - Раздалось из коридора. - Подъем!
        Дверь распахнулась, и на пороге возник мужчина в ослепительно-белом халате и высоком поварском колпаке. Если его натянуть до подбородка и прорезать две дырки…
        - Кто еще в койке? Привяжу до вечера! Слушай расписание: десять ноль-ноль - Караганов, одиннадцать ноль-ноль - Зайнуллин, двенадцать ноль-ноль - Полонезов. Шахматы здесь оставишь, понял? Вопросы?
        - Нету, - тявкнул дед.
        - Да он мужик ничего, - заметил Борода, когда Ку Клукс Клан ушел будить остальных. - Строгий, дисциплину уважает. С нами без этого нельзя.
        - Топтал я такие строгости, - заявил чернявый парень с подвижным лицом и длинной шеей. - Сука, за такие строгости - в глаз напильником!
        - Курить охота, - сказал Петр. - У кого-нибудь есть?
        - Давай знакомиться, - сказал чернявый. - Вон те - Вовчик с Сашкой, от армии отлынивают, это - Сережа, я его зову «художник, что рисует смерть», а там Полонезов. Откликается на «Гарри», не вздумай с ним играть. Ну, а я Ренат.
        - Зайнуллин, - почему-то добавил Петр. - Помню.
        - Правда? Ну, поздравляю! - Искренне обрадовался тот. - А еще чего помнишь?
        Петр обвел палату унылым взглядом. А больше - ничего…
        Пересекая коридор, он автоматически отметил пути отхода: окно, другие палаты, столовая, бронированная дверь на засове. Все - не годятся. На окнах решетки, а у выхода - дежурный мордоворот. Без шума не снять.
        В уборной стояла такая вонь, что Петр закашлялся. Кто-то постоянно лил мимо чаши - вычислить бы гада и ткнуть харей в лужу. Стены покрывали многочисленные, но однообразные граффити. Надписи, как Петр заметил, делились на две категории: дешевые сентенции вроде «кто Я?» и «когда Я проснусь?», и автографы всяких психопатов. Из наиболее свежих выделялись «Морозова», «Батуганин» и «Панкрашин» - видимо, последнее поступление. Странно, но эти три фамилии были нацарапаны одним почерком. Петр почитал еще, но, спохватившись, выбросил эту ерунду из головы. Он с грехом пополам умылся и, посмотрев в зеркало, огладил щеки. Терпимо. Похоже, вчера брился…
        Кто брился - он? Вчера?! Не было этого.
        Петр снова потрогал лицо, будто сомневаясь в его подлинности. Вчера - брился. А кроме того: ел, справлял нужду, с кем-то разговаривал, делал что-то еще… Жил. Целый день. Где все это? Вчера - ничего. Пусто. Зацепилось вот: Зайнуллин, остальное выдуло, стерло.
        Мутное, в несмываемых крапинках стекло отразило растерянную морду. Короткая стрижка, безумный взгляд карих глаз и неровный нос. Первый раз перебили в драке - давно, еще в юности, но тогда врачи поправили. Второй - сам виноват: не удержался на броне, когда БТР тормознул перед…
        Перед чем?
        Ему показалось, что из глубин разрушенной памяти всплывает какая-то картинка - яркая, сочная. Через секунду она проявится полностью и уже останется с ним навсегда…
        Дверь грохнула, и в туалет вошли Сашка с Вовчиком. И все улетучилось - окончательно и бесповоротно.
        - Какого черта?! - Рявкнул Петр.
        - Так я же это… - стушевался Сашка. - Ты же курить просил.
        - Ну?!
        - Сейчас, погоди.
        Он залез на унитаз и, дотянувшись до трещины в стене, вынул из нее две сигареты.
        - А этот зачем приперся? - Кивнул Петр на Вовчика.
        - Мы вот что, Петя. У нас к тебе просьба.
        - Ну? - Нетерпеливо повторил он.
        - Ты мне недавно по башке треснул. А на следующий день у меня энцефалограмму снимали - результаты очень хорошие получились. В смысле, плохие. В общем, какие надо. А завтра Вовчику идти, ему бы тоже не помешало…
        - Чего? В репу закатать?
        - Ну да, - подтвердил тот. - Только не насмерть, и чтоб дураком не остаться. В меру так. Можешь?
        Петр усмехнулся и без дальнейших расспросов впаял Вовчику правой в скулу. Удар он рассчитал килограмм на шестьдесят, больше не требовалось. Доброволец отлетел к стене, но быстро пришел в себя и, тряхнув головой, молча удалился.
        - Спасибо, - сказал Сашка, направляясь вслед за другом.
        - Если что, подходите еще, не обижу.
        Петр посмеялся и, докурив сигарету до половины, забычковал. Однако его отвлекли. Что он там про БТР?.. Нет, уже не удастся, сбили. Вот, гады!
        По руке разливался сладкий зуд. Руке было приятно - она сделала что-то привычное, то, что умела делать лучше всего, и теперь, как служебная псина, ожидала поощрения.
        Поездки верхом на броневике и поставленный удар. И уверенность в том, что накачанный лакей у железной двери - это не проблема. Но вот за дверью - что за ней? А вдруг пост? Тогда заложники, человек пять. Потребовать документы, оружие, машину и беспрепятственный проезд… куда? И на кого паспорт выписывать - на «Петруху»?
        Он надорвал оконный утеплитель и сунул окурок в щель между рамами. Хоть это в мозгах удержится? Через коридор было слышно, как загремели тарелки, и Петр, прополоскав рот, поперся за утренней овсянкой.
        - Еремин, после завтрака - в комнату отдыха, к тебе тут пришли, - объявил Ку Клукс Клан, заталкивая в столовую низкую тележку.
        Половина больных оторвалась от трапезы и уставилась на Петра.
        - Чего спишь? - Бросил Ренат. - Это тебя.
        Петр отодвинул кашу и, проглотив ячменный напиток, встал из-за стола.
        - Лекарство не забудь, - предупредил санитар.
        Запивать было нечем, и Петр хотел оставить таблетки на потом, но Ку Клукс Клан преградил ему дорогу и строго произнес:
        - При мне. Чтоб я видел.
        Петр закинул колесики в рот и с хрустом разжевал.
        - Молодец, - нехорошо улыбнулся санитар. - Теперь свободен.
        - Ты покажи ему, где комната отдыха, - попросил Ренат. - Он же забывает.
        - Сам найдет, если захочет, - осклабился тот. - По запаху.
        Петр тяжело посмотрел на санитара, но не ответил. Рано.
        - Здравствуй, Петенька, - молвила какая-то серая женщина с большой хозяйственной сумкой. - Я тебе пирожков принесла. И курочку.
        - Здравствуйте, - сказал он и увидел, что лицо женщины потемнело еще больше. - Вы чем-то расстроены?
        - Нет, нет, что ты. У нас все хорошо. Ну, как ты здесь?
        - Мы знакомы?
        - Петенька, я Люба, - трагически произнесла она и, вздохнув, добавила. - Твоя жена.
        Вот так номер. Он откровенно рассмотрел посетительницу - невзрачная, изможденная. Волосы неухоженные, с сединой. Морщинки. Маленькие, сухие - по всему лицу. Да она ему в матери годится!
        - Жена, - повторила незнакомка. - Люба… Кирюшку тоже не помнишь? - Без особой надежды спросила она.
        - А кто это? Брат?
        Люба достала платочек и приложила его к носу. Неуверенно погладила Петра по руке.
        - Кушаешь нормально?
        - Нормально, - отмахнулся он и, чтобы хоть чем-то ее порадовать, сказал. - Как дома? Что новенького?
        - Да что… А! Кирюшка документы подал. В августе экзамены.
        - Куда?
        - В приборостроительный какой-то. Я не слежу. Пока с работы вернешься, пока приготовишь… Там зато кафедра военная есть. Бронь.
        Петр встрепенулся, но разговор был о другой броне, совсем не о той, с которой он, не удержавшись при торможении…
        Дальше - черная вата.
        - Люба?
        - Да?
        - Ты прости, но… посмотри на меня. Нет, посмотри внимательно. Я точно тот, за кого ты меня принимаешь? Ты в этом уверена?
        Женщина коротко взглянула ему в глаза и разрыдалась.
        - Ты, Петенька, ты. Я Валентину Матвеичу фотографии принесла, он так велел. Он сказал, это тебе поможет. Там дача наша, и мы с тобой на качелях. Ты их сам варил. А Кирюшка красил. Помнишь?
        - Помню! - Неожиданно воскликнул Петр. Вскочив на ноги, он дошел до телевизора в углу и круто развернулся. - Правда, помню!
        Люба широко раскрыла рот и вновь залилась слезами. Полезла обниматься.
        Вот это уже лишнее, подумал Петр.
        Да, теперь он вспомнил - ту фотографию, которую ему совал тип с козлиной бородкой. Вспомнил себя на снимке. И домик, и грядки, и качели, и незнакомую бабу рядом с собой. Хорошо обрабатывают, не торопятся.
        - Сколько я уже здесь?
        - Месяц, Петенька. С середины мая.
        - Кем я хоть был, пока не…
        - Валентин Матвеич не велел, - ответила Люба. - Надо постепенно. Он знает, как надо, а я чего… Я испорчу только.
        - А работал я где? Или это тоже секрет? - Начал выходить из себя Петр.
        - Да где… по экспедициям… ну, это когда еще было… А потом где придется. Сначала на фирме, потом на складе, потом подрабатывал. Таксистом тоже… Да много чего. Ты ведь у меня на все руки. Только добрый очень, возразить никогда не можешь, обидеть боишься.
        - Люба, мне бы что-нибудь конкретное.
        - Конкретное Валентин Матвеич не велел.
        - А что велел? - Окончательно разозлился он. - Пирогами кормить?
        - Да, пирогами, - смиренно ответила женщина. - Чтоб ел домашнее и возвращался. Мысленно.
        Сложную легенду стряпают, понял Петр. Куда мне, больному, если ее и здоровая запомнить не в состоянии.
        - Как у тебя с деньгами? - Спросил он.
        - С деньгами?..
        - Что ты все переспрашиваешь? - Взбесился Петр. - Я что, не по-русски говорю?
        - Денег хватает, хватает, - мелко закивала Люба.
        - Дай мне немножко. Рублей триста или, лучше, пятьсот.
        - Пятьсот? - Оторопела она и, встретившись с ним глазами, забубнила. - Я как-то не рассчитывала. Дома. Дома деньги. У меня с собой почти… А зачем тебе, Петенька?
        - Давай, сколько есть.
        - Вот, - Люба жалко улыбнулась и протянула две десятки. - Еще мелочь, но это…
        - Мелочь не надо. Ладно, пора мне, - Петр хлопнул себя по коленям. - Кирюше привет и ни пуха. И все остальным - тоже. Привет.
        - А курочку, Петенька! - Воскликнула женщина.
        В ее голосе было столько драматизма, что Петр, не выдержав, расхохотался.
        Проходя мимо Ку Клукс Клана, он на всякий случай спрятал купюры в карман, однако стоило подыскать место более надежное, чем казенные портки.
        Зайдя в палату, он поразился той пустоте, которая его окружала. Шесть коек с панцирной сеткой. О матрасах нечего и думать - это банальщина, любой санитар первым делом лезет именно туда. Шесть ободранных стульев - можно сунуть деньги под обивку. Хороший подарок симулянтам. Остается тумбочка - у каждого она своя, да и щелей там должно быть предостаточно.
        Петр отворил скрипучую дверцу и, присев, заглянул внутрь. На верхней полке валялась мятая фольга, твердые, как образив, крошки и совершенно ненужная алюминиевая ложечка. Ничего другого он и не ожидал. На нижней полке, то есть попросту на дне, лежали чистые носки и пугающе толстая книга - похоже, это все его личные вещи. Что-то не густо.
        Прямо «Война и мир», брезгливо подумал Петр, запуская руку за томом. Книга оказалась геологическим справочником. Нахрена?
        Между страницами «332» и «333» покоилось несколько зеленоватых купюр. Петр пересчитал - шестьдесят рублей. Откуда?
        В палату, покачиваясь на спичечных ногах, вплыл старик.
        - Полонезов! - Окликнул его Петр.
        Ноль внимания. Старик дотащился до постели и, утрамбовав подушку, водрузил на нее шахматную доску.
        - Э-э… как тебя… Гарри!
        - Чего? - Встрепенулся гроссмейстер.
        - Чья это книжка?
        - Твоя, - ответил он, пересаживаясь на место черных.
        - А больше ее никто не читал?
        - Кому надо? Там, по-моему, одни таблицы. Не отвлекай.
        Шестьдесят рубликов. Это значит, он уже стрелял - три раза по двадцатке или шесть раз по червонцу. Или еще как. У Любы, вроде бы, с финансами напряженка. Спектакль, не иначе. Такую декорацию отгрохали! Актеры, опять же, - если не все, то как минимум половина. А выдают по десятке.
        Зачем ему деньги, Петр сказать не мог, но твердо знал, что они ему нужны.
        - Либо Петруха Еремин жмот и придурок, либо он что-то замыслил, - пробормотал он себе под нос и пошел докуривать давешний бычок.
        В сортире, у самого окна, кто-то нацарапал: «когда ЭТО кончится?».
        Глава 3
        Дождь хлынул так неожиданно, что никто не успел приготовиться. Асфальт уже промок до черного глянца, а прохожие еще только разевали пакеты в поисках зонтов.
        Константин проверил часы и отошел вглубь арки. Человечек опаздывал. В какой-то момент Костя даже засомневался - не пропустил ли, но тут же себя успокоил: машины на месте не было. Ни гаража, ни «ракушки» Панкрашина не имел, и свою светло-серую «восьмерку» всегда ставил прямо под окнами, благо переулок был тихий, без всяких там офисов и представительств.
        Какие еще офисы, очнулся Костя. Какие представительства? Какая, к черту, «восьмерка»?! Панкрашин - и на «восьмерке»? А что это за переулок? БТРу не развернуться, значит, и Панкрашину здесь делать нечего. Куда он без двух броневиков? Кто он без своей охраны?
        Разбрызгав лужу, к тротуару прижались серые «Жигули». Константин взъерошил волосы, почесал щеку и, наконец, пришел в себя. «Восьмерка» - не БТР. Вот и хорошо, возни меньше. А то, что Панкрашин без охраны, - это… Нет, объяснить такую расхлябанность было невозможно. Предатель, за голову которого командование Ополчения сулило Крест Героя, просто не имеет права появляться в городе без сопровождения. Может, не он? Ошибка?
        Ну как же! Панкрашин приладил на руль противоугонный замок, хлопнул дверцей, и, подняв воротник замызганной куртки, обошел машину кругом. Сокрушенно поцокал у заднего бампера, что-то там поковырял и направился к дому напротив.
        Константин холодно посмотрел ему в спину и подался вперед. Возможно, он отражался в мокрых стеклах первого этажа, но это ничего не меняло. Он опустил правую руку в карман плаща и сквозь разрезанную подкладку нашел предохранитель. Щелк.
        «Штайр» висел на плече легко и удобно. Оптический прицел сегодня был не нужен, и Костя, готовясь к выходу, его скрутил. Массивную трубку с линзами, не иначе - цейсовского отлива, он аккуратнейшим образом завернул в байковую тряпицу и схоронил на дне жестяного ящика.
        Костя добрался пальцем до спускового крючка и, обхватив винтовку ладонью, приподнял ствол. Хотелось бы чисто, одним выстрелом, но сейчас было не до лоска. Очередью тоже нормально - под левую лопатку, там, где бьется ненавистное…
        Именем Народного Ополчения…
        Где-то в стороне раздался оглушительный треск, и в переулок вкатило несколько мотоциклистов. Первый, самый жирный, самый бородатый и самый пьяный остановился как раз между Костей и подходившим к подъезду Панкрашиным. Выставил короткие ножки, привалил мотоцикл набок, обернулся, что-то пролаял своим друзьям… Все, Панкрашин скрылся. Возвратная пружина парадной двери истошно скрипнула и отделила их друг от друга.
        Костя смотрел на оклеенную объявлениями дверь, как на личного врага. На байкеров он почему-то не злился.
        Подбежав к парадному, он ухватился за ручку, но заметил домофон. Скверно. Константин трижды ткнул наугад. После второго, похожего на телефонный, гудка в динамике зашуршало.
        - Кто там? - На всю улицу проблеяла старуха. Наверняка глухая и малограмотная. Где-то водятся и нормальные, но ему всегда попадались только такие.
        - Почтальон.
        - А? Кто?
        - Почта, - гаркнул Костя, но в этот момент рядом взревели мотоциклы, и он сам не услышал, что сказал.
        - Сидите дома, - непонятно к чему заявила старуха. - Не балуйтесь.
        Константин сплюнул и поспешно набрал новый номер. Пять гудков - молчание. Опять на «сброс», и пальцем по кнопкам. В принципе, можно было не торопиться - на лестнице уже не застать.
        - Кто?
        - Откройте пожалуйста, у меня срочная телеграмма.
        Замок клацнул раньше, чем он успел договорить. Спасибо тебе, интеллигенция. Костя подумал, что он и сам такой же - квашня форменная.
        Бегом в подъезд. Два лифта: оба свободны, и оба где-то наверху. Пятый этаж. Заплеванная лестница, пустая бутылка на ступенях и засохший кусок какой-то еды. Для чего, спрашивается, домофон ставили? Не о том все, не о том.
        Что-то сегодня на меланхолию сшибает, заметил Константин. Настя постаралась, с самого утра запилила. Денег, видишь, в доме нету. Откуда им взяться-то? География - предмет не экзаменационный. Да нет, не в этом дело. Медея Арутюновна вообще музыку ведет, а как-то же умудряется: что ни праздник - к ней целая очередь с презентами. Столько натащат, что сына из дома вызывает. Там, конечно, одни конфеты, ну так ему, как мужчине, несли бы коньяк. Да пусть бы и конфеты - хоть для Насти радость. Строже надо быть, строже. Бить их, этих детей, что ли? Характера не хватает…
        Панкрашин все не открывал. Костя позвонил четвертый раз - длинно, по-хамски, как звонят только менты и рекламные агенты. Оценил дверь - наскоком не взять: бронированная, сволочь, с двумя замками.
        Внутри отчетливо передвинули стул, потом кто-то прошел в скрипучих ботинках - близко-близко. Он что, дома не разувается? Костя ощутил чье-то внимательное дыхание за дверью и позвонил снова. С той стороны перестали таиться и сдвинули массивный засов. Он сунул руку в карман и вернулся пальцем на спусковой крючок.
        - Заходи.
        Бандит. И даже удостоверения не нужно, по рылу видно, что бандит. Не лубочный персонаж с пудовой голдой на шее, - это нынче не модно, братки из Закукуйска и те, небось, цепей уже не носят - однако типаж вполне определенный. Взгляд - без страха. А кто сейчас не боится? Одни бандиты. И дураки.
        - Заходи, - повторил крепкий человек в скрипучих ботинках и в таком же почти плаще, как у Константина. Разве что не из кожзаменителя.
        Панкрашина в прихожей не было. Костя осмотрелся - однокомнатная, стандартной планировки. Все двери, включая кухонную, закрыты. Откуда-то послышался приглушенный плач и возня. Затем негромкий удар. Гости, стало быть. На улице он никого не видел. Давно ждут.
        - Друг? Родственник? - Осведомился Крепкий, втаскивая его через порог и лязгая засовом. - Не вовремя ты, родственник, - с сожалением сказал он, подталкивая Костю к комнате.
        - И много он вам задолжал?
        - А ты что, спонсор? - Гыкнул Крепкий. - Деньги раздаешь?
        - Иногда. Особенно тем, кто…
        Теперь у Кости был повод обернуться, и он им воспользовался. Незнакомец ждал продолжения и заранее закипал, а под его плащом покачивалась тяжелая, свиной кожи, оперативная кобура - пустая. Пистолет уже в руке. Смешной и нерентабельный «Макаров». Стрелять не станет, он здесь не за этим. В отличии от Кости.
        «Штайр» не шелохнулся, лишь звонко провибрировал: «то-то-тоц», и из груди Крепкого выплеснулись три коротких фонтанчика. Константин перехватил пистолет и проследил, как тело валится на дешевый торшер. Надо же, у них с Настей точно такой. Падая, Крепкий сбил абажур и раздавил лампочку.
        - Что у тебя там? - Раздалось из комнаты. Это не Панкрашин. Другой голос - тоже без страха.
        - «Скорую»! - Крикнул Костя. - Ему плохо!
        - Ну, нах!.. Кому плохо?
        В прихожую, застегивая ширинку, вылез еще один Крепкий.
        - Ты, нах… - обронил он, натыкаясь взглядом на труп у стены. Его пальцы затеребили непослушную пуговицу, но глаза уже поднялись на Костю и вновь опустились на тонко курящийся ствол «Штайра».
        Сберегая патроны, Константин выстрелил одиночным в ухо и потянул дверь. Крови, как он и думал, в комнате не было. Привязанный к стулу Панкрашин уморительно скакал на месте, а молодая, но совсем не красивая женщина - надо полагать, жена - рыдала в углу, вяло натягивая на живот изодранный халатик.
        - Вы кто, милиция?
        - Ага, - кивнул Костя. - Чего они хотели?
        - Компаньон подставил… проценты идут… - замямлил Панкрашин, бестолково дергая толстую веревку.
        - Что же вы раньше? - Всхлипнула женщина. - Надо было раньше…
        - Почему не звали на помощь?
        - Да кто придет-то?
        - Ну я же пришел.
        - Надо было ра-аньше, - завыла она. - Ра-аньше-е!..
        - Сожалею.
        - Развяжите меня, - попросил Панкрашин.
        - Это успеется. Я хотел бы кое-что уточнить. Три фамилии: Нуркин, Немаляев, Кочергин.
        - Норкин? Не знаю такого. Да развяжите же!
        - Врешь. Кочергина, черт с ним, мог и забыть, а вот Нуркин… не верю.
        - Вы не из милиции? - Запоздало насторожился Панкрашин.
        - Федя, он не из милиции, - подтвердила женщина.
        - Из Ополчения мы, - сказал Константин, присаживаясь на низкую софу. - Из Народного.
        Федя изогнул брови в дикий зигзаг и выпучил глаза.
        - Переигрываешь, полковник, - сказал, покачав головой, Костя. - Разве так удивляются? Это из детского утренника, а у нас с тобой пьеса для взрослых.
        Он снял плащ и, аккуратно положив его рядом, поправил на плече винтовку - вместо предупредительного выстрела.
        - Правда, правда, - засуетился на своем стуле Панкрашин. - Не знаю я никакого Норкина, клянусь!
        - Он правда не знает, - поддакнула женщина.
        - Слова, слова, слова… - разочаровался Константин. - Мне бы попозже зайти, чтоб вас сперва эти ухари обработали.
        - Погодите, вы сказали - полковник? Я же сержант. Ха-ха! Сержант запаса!
        - Ну и здоров ты врать, Панкрашин, - с укоризной молвил Костя, нажимая на спусковой крючок.
        Передняя ножка стула расщепилась, и полковник грузно повалился набок.
        - Второй будет в колено, - предупредил Костя. - Представляешь, как это больно?
        Он на мгновение задумался: откуда? Откуда он про колени?.. И все же Константин не сомневался: пуля в чашечку - это невыносимо, это на грани болевого шока. А кроме боли - ужас от сознания того, что до конца жизни будешь хромать. И полковнику это известно не хуже. Впрочем, про конец жизни он тоже должен догадываться. В черном списке Народного Ополчения он стоит четвертым.
        - Шутки в сторону, полковник.
        - Честное слово, - прохрипел Панкрашин. - Я не…
        Дальше Костя слушать не стал.
        Женщина на полу взвизгнула и забилась в истерике, но, почувствовав, что на нее смотрят, внезапно оцепенела и закрыла рот ладонями.
        - Умоляю вас!
        - Я бы рад…

* * *
        - Как самочувствие?
        Человек с бородкой отодвинул бумаги на край стола и сцепил пальцы в замок.
        - Мне не с чем сравнить. Я не чувствовал себя ни хуже, ни лучше. Я сегодня родился.
        - Гм… гм… - лукаво сказал доктор. - И все же вы меняетесь. Для вас это может быть незаметно, но со стороны, поверьте, - очень и очень. Полное просветление может наступить в любой момент.
        - Кажется, я это уже слышал. Простите, как вас зовут?
        - Валентин Матвеевич. Та-ак… Чем мы с вами сегодня займемся? А вот чем. Взгляните-ка на снимки.
        Петр апатично перебрал фотографии. Несомненно, он их уже где-то видел. Неделю назад, две - не имеет значения. Видел: дом, парник, качели. Себя в окружении чужих людей. Ему уже показывали эту неумелую стряпню, уже пытались впарить выдуманную биографию за подлинную.
        Он не собирается меня лечить, с ужасом понял Петр. Этот так называемый врач добивается лишь одного: чтобы легенда наконец осела в моем мозгу и прижилась. Когда я запомню все до мельчайших подробностей, меня объявят здоровым и… скорее всего, выпустят. Иначе зачем им это нужно? Выпустят, да не отпустят. У них какие-то планы, судя по затраченным средствам - нешуточные.
        Петр печально посмотрел в окно. За сквером гомонила улица - с машинами, прохожими, даже собаками. Обыкновенная, мирная. И поэтому ненастоящая.
        - Валентин Матвеич, давайте начистоту. Кто я по моей легенде?
        - По вашей? - Оживился доктор. - Ну, хорошо. Россия объята гражданской войной: бои в Москве, Питере и так далее. Вы - сотник, командир… э-э… сотни.
        - Понятно, - перебил Петр. - Я-то кто во всей этой кутерьме?
        - В какой?
        - Здрасьте. Вы же сами только что…
        - Хотите знать, кто вы? - Переспросил врач. - Вы сотник.
        - Ну?! И чего вы от меня хотите?
        - Я хочу помочь вам вспомнить, мой дорогой.
        - Что вспомнить?
        - Вспомнить, кто вы на самом деле.
        - Так ведь сотник!
        Доктор сложил губы трубочкой и медленно выпустил воздух - получилось что-то вроде свиста.
        - Давайте с начала. Никакой вы не сотник, а…
        - Хватит меня путать, хватит дурака валять, - чеканно произнес Петр. - Я готов вызубрить ваши басни. Если это единственный путь на волю, то я согласен. Я также согласен выполнять приказы - если это будет мне под силу. Поймите, доктор, или как вас там, - он перегнулся через стол и заговорил, глядя прямо в глаза, - внушать мне, что я псих, вовсе не обязательно. Я принимаю игру. Дайте первое задание или назначьте проверку, как вам будет угодно. Но не делайте вы из меня сумасшедшего!
        Валентин Матвеевич резко откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, просидел так около минуты. Прищурившись, досконально изучил потолок, обвел взглядом сначала противоположную стену, потом и весь кабинет. Только в окно не посмотрел.
        - Ну, хорошо. Просто с вами не получается. Хорошо, - повторил он не то мстительно, не то скорбно. - В открытую, так в открытую. Петр Иванович Еремин, тридцати шести лет, нормальный человек, семьянин. Живет себе живет, на хлеб потихоньку-помаленьку зарабатывает - не ахти какой, но все же, бывает, и с маслицем. Пассивен, флегматичен, застенчив. Живет - небо коптит. Да вы не смущайтесь, что не герой, это как раз норма. Таких, как вы, большинство. Я и сам такой же. И вот однажды… Будете?
        Доктор достал из стола пачку «Пегаса», затем, отодвинув занавеску, взял с подоконника массивную металлическую пепельницу. Прикурил сам и поднес огонек Петру. Дотянувшись до форточки, открыл ее пошире, опять - не глядя в окно.
        - И вот однажды на нашего Петра Ивановича сваливается большая беда. Можно предположить - радость, но это вряд ли, в таких событиях обычно вся семья участвует. Был бы Петр Иванович покрепче духом, наверняка устоял бы. Попил бы водки, может, даже всплакнул и - преодолел. Только наш Петр Иванович не такой, не привык он к ударам судьбы, извините за пошлость. Закуклился, спрятался, как моллюск в ракушке, а чтоб самого себя половчей обмануть, чтоб не наткнуться на реальность, от которой бежал, нарисовал в своем домике другой пейзаж, на действительность совсем не похожий.
        К счастью Петра Ивановича, творческой личностью он не был. В его серости - его же и спасенье. Некоторые уходят так далеко, создают себе миры настолько правдоподобные, что расколоть эту скорлупу удается не часто. У нашего Петра Ивановича случай полегче: посмотрел какой-то фильмец да и поселился в его декорациях.
        Отсюда наша тактика: найти тот фильм, познать ваш суррогатный мир и доказать вам, что это чья-то фантазия, не более. Разрушим ваш панцирь, докопаемся до конфликта и будем понемногу, шаг за шагом, его снимать. Времени прошло достаточно, теперь вас это не должно так ранить. Не исключено, что вы и сами вернетесь, но с моей помощью - быстрее. Так что для начала примите на веру: боев в Москве нет.
        - Допустим, - согласился Петр. - Допустим, войны нет. Откуда я тогда про нее знаю - с такими подробностями?
        - Что вы называете подробностями? Картинки, которые изредка приходят вам на память? А вы не задумывались, почему всегда вспоминаете одно и то же? Ведь война - такое дело, там за неделю столько всего случится, что за год не перескажешь. А у вас одни штампы. Запомнили несколько эпизодов и спроецировали их на свою персону. Естественно, что себя вы воображаете в качестве сотника, то есть какого-то начальника. Это очень характерно для подобной личности - помечтать о власти. Я тоже иногда вижу себя полководцем. Поднимаю солдат в атаку, красиво погибаю, потом выбираю себе памятник посолиднее… Это такая разгрузка, ее не надо стесняться.
        - Значит, все - бред, - монотонно произнес Петр. - Все, что удается выцарапать из памяти, - обычные глюки. Толстый такой слой глюков, а под ним - дырка.
        - Не дырка, мой дорогой, а настоящая жизнь, - сказал Валентин Матвеевич, выбивая из пачки еще одну сигарету.
        - С дачей, с качелями, с сыном-приборостроителем… Все чужое, все не мое.
        - А то, про войну, - ваше? Про какого-то сотника - ваше? Ну-ка, скажите мне прицельную дальность автомата Калашникова. А вес пули?
        - Девять граммов, - неуверенно ответил Петр.
        - «Девять граммов», - передразнил доктор. - Это, милый мой, из песни. А песню писали уж конечно не про автомат. Ну, а люди какие-нибудь из той жизни? Живые люди, а?
        - Морозова, Панкрашин, - не задумываясь, назвал Петр.
        Валентин Матвеевич осекся и сразу поскучнел.
        - А эти откуда?
        - Из жизни. Вернее, не знаю. Просто помню фамилии.
        - Та-ак. А еще?
        - Нуркин, Батуганин, - безо всякого напряжения выудил он.
        - Может, это из вашего фильма персонажи? Хотя… Батуганин… что-то мне тоже… Постойте! Это же банкир, которого на прошлой неделе убили, - обрадовался Валентин Матвеевич и, шутливо погрозив пальцем, сказал. - Признаюсь, сперва озадачили. Ну теперь-то ясно. Увидели по телевизору и вплели в свои мнимые воспоминания. Сколько раз санитарам говорил, чтоб никаких криминальных репортажей, ничего такого! Кем же он у вас числился, несчастный банкир Батуганин? Постарайтесь вспомнить, это может быть важным.
        Петр и так старался - не для доктора, для себя.
        - Предателем, - только и сказал он.
        - Естественно, - неожиданно возбудился Валентин Матвеевич. Кажется, в его мозгу постепенно проклевывалась будущая диссертация. - Если убит - значит, враг. Ведь хорошего человека убить нельзя, это несправедливо, правда? Узнали о чьей-то смерти, а подсознание тут же определило жертву в предатели - задним числом, как говорится. Оно, подсознание, продолжает вас оберегать от всяких непонятных и жестоких вещей нашего мира. Детское восприятие, упрощенное немного. Все стремитесь объяснить, всему найти причину. Ну, еще? Еще кто-нибудь.
        - Кочергин.
        - Так-так. Что у нас с Кочергиным?
        - Он из того же списка.
        - Гм, из списка… Из какого?
        - Из черного, - вздохнув, сказал Петр. - Помню длинный столбец фамилий, а сверху: «черный список но». «Но», и все. Бессмыслица какая-то. Будто не успели дописать.
        - «Но»? Н-да… А какими буквами - маленькими или большими?
        - Большими.
        - Значит, не «но», а «Н.О.». Другое дело. Это же и есть ваше Народное Ополчение.
        - Ополчение?.. Народное Ополчение?.. Да! Народное Ополчение!! - Выпалил Петр. - А я сотник! Я вспомнил! Сотник, Валентин Матвеич! Я сотник! Я все вспомнил!!
        В нем словно прорвало какую-то мембрану - за буковками «НО» повалил целый водопад образов, настолько зримых и осязаемых, что сомневаться в их реальности не приходилось.
        Улица где-то в центре, в районе Кузнецкого Моста. Горящий дом. Из окна с диким криком выпрыгивает снайпер. Катается по асфальту - бестолку, напалм не гаснет. Стрелок поднимает винтовку, но Петр жестом показывает: отставить. Эта гнида должна умереть медленно. Дальше - тихо, почти ползком. Группу в подъезд, проверить этажи. Вторую группу - во двор. Кто местный? Пойдешь старшим. Смотреть растяжки! Кто с «Мухой»? Бегом сюда. Вон по тому чердаку. Да пригнись ты! И пакет не трогай. Что там за пакет? Не трогать!!
        Поздно. Сверток ослепительно вспыхивает, и квартал застилает черным непроницаемым туманом. Проходит минута, другая, но мгла не рассеивается. Поздно…
        - Я вспомнил…
        - Это уже было. Взрыв на Кузнецком - один из ваших любимых моментов. Раз пять я эту историю слышал. Кстати, вы будете смеяться, но Кочергин… это же я. Кочергин Валентин Матвеевич, честь имею, - кивнув, заявил доктор.
        - Ну да. А я смотрю - знакомое в тебе что-то. По имени-отчеству не приходилось, а рожу видел. Хоть бы бороду сбрил. Специально оставил? Я раньше думал, ты здесь шестерка, а ты, оказывается, и есть главный.
        По части общения с больными Валентин Матвеевич имел опыт обширный, но относительно счастливый. На четвертый этаж, к буйным, он не заглядывал - не его профиль. Что же касается обитателей общего отделения на втором этаже, то это были люди по большей части спокойные, погруженные в себя. Иногда попадались балагуры вроде Зайнуллина, рассказывали всякую дрянь про вырванные ноздри и снятую кожу, но это так, говорильня.
        Одним словом, к активным действиям Валентин Матвеевич был не готов. Не сразу сообразил. Не сразу решился. А пока соображал и решался, запамятовал, где же эта чертова кнопка тревоги. Не сразу нашел. А пока дотягивался…
        Петр фильмов не любил, поэтому ударил неэффектно - без длинного замаха, без нравоучительных предисловий, без крика «кия». Просто воткнул пальцы в кадык и, убедившись, что доктор потерял голос, двинул ногой в солнечное сплетение. Кочергин вместе с креслом перевернулся на спину, при этом его голова громко стукнулась о пол. Петр проверил - дышит. Обшарив его карманы, он нащупал увесистую связку ключей и запер кабинет изнутри. Потом взял со стола полупустой графин и, шумно глотнув, вылил остальное Кочергину на лицо.
        - Помогите, - смешно просипел доктор. Он попробовал крикнуть, но мучительно закашлялся и сплюнул на голубой линолеум что-то розовое.
        - Разговор есть, - деловито сообщил Петр. - Жизнь тебе не обещаю, слишком много за тобой всего накопилось, но смерть - она ведь разная бывает. Выбирай.
        - Что?.. О чем вы?
        - Все о том же. Мне бы найти кой-кого. Нуркина.
        Петр сделал паузу. Валентин Матвеевич трясся, как заяц, но на фамилию своего шефа не реагировал.
        - Боишься, но не дрищешь, - заметил Петр. - Молодец, Кочергин. Посмотрим, сколько ты продержишься. Гориллы твои не явились, значит, кнопочку ты потрогать не успел. Так? Значит, время есть.
        Он вернул доктора в исходное положение и, сняв с него узкий брючный ремень, связал руки за спиной. Оценивая качество узла, отошел назад и хватил согнутым локтем по ключице. Кочергин замычал от боли и снова кашлянул - кровяная слюна долетела до самой занавески.
        - Адрес Нуркина, - потребовал Петр.
        - Отпустите!.. Что угодно… Немедленная выписка или диагноз. Любой. Какой хотите.
        - Хочу адрес.
        - Кого?
        - Нуркина, мой дорогой, Нуркина.
        - Не знаю такого, - взмолился Валентин Матвеевич. - Ну не знаю я!!
        Петр мельком осмотрел кабинет - самым стоящим была пепельница. «Тупым, тяжелым предметом». Да, это про нее, про пепельницу. Чугунная, грамм на семьсот. Либо в висок, либо по темени. Как получится.
        - Еще одна попытка, - сказал он, хватая Кочергина за волосы.
        - Вы же здоровы! - Неожиданно прошептал доктор. - Дьявол, вы ведь действительно здоровы! А я-то… - он так удивился, что даже перестал бояться. - Я не мог понять… А вы ведь здоровы!
        Получилось в висок. Нормально.
        Петр торопливо опрокинул кресло, не давая крови измазать костюм. Кочергин был повыше, но размер примерно тот же. Переступая через труп, Петр развязал ему руки и раздел до белья. В оклеенном календарями шкафу нашлась вешалка. Доктора он уложил на дно; попинал ногой, чтоб не вываливался, и прикрыл створки. Так хорошо.
        Ах, черт, кровь на полу! Вряд ли сюда войдут, но если вдруг…
        Пришлось открыть шкаф, выволочь Кочергина наружу и снять с него трусы с майкой. Пятно все же осталось, но бледное, почти незаметное. Петр задернул занавески - теперь точно не видно.
        Немного отдышавшись, он перебрал трофеи: мелкая пластмассовая расческа, пятьдесят рублей одной бумажкой, полпачки «Пегаса», спички, носовой платок. Поплевав, вытер о него ладони и забросил туда же, в гардероб. Осмотрел свой халат, тапки. Нигде не испачкался. Молодец.
        Жалко, что Кочергин не раскололся. Череп раскололся, а сам он - нет, скаламбурил Петр.
        Он присел и посмотрел в замочную скважину - часть стены, кусок фикуса. Людей нет, и до обеда не будет. А что будет после, ему все равно. Что бы ни случилось, это будет уже без него. Он вставил ключ и осторожно повернул.
        Твой выход, сотник.
        Глава 4
        - Умоляю, умоляю, умоляю… - зачастила женщина.
        Ах, как люди умеют надеяться, как умеют себя успокаивать - в тот момент, когда нужно вцепляться, вгрызаться, когда нужно просто выживать. Но это приходит потом, после сто первого облома, а пока человечек валяется на пузе, мешает слезы с соплями и надеется, надеется дурашка, что это все не зря.
        - Не убивай, миленький! За что? Ведь не за что! - Заныла Панкрашина, переползая через привязанный к стулу труп.
        - Может, хоть ты скажешь?
        - Чего скажу? - Просветленно спросила она.
        - Адрес Нуркина. Или телефон.
        - Не-ет, - завыла Панкрашина. - Ну не было у Феди таких знакомых! Не-е было-о! Мы б тебе сразу и телефон, и…
        - И номер пейджера, - грустно закончил Костя. - Никто не хочет помочь. Для вас же стараюсь… люди…
        Он выстрелил женщине в затылок и еще до того, как она окончательно распласталась на полу, вышел из комнаты. Обыскав бандита с расстегнутой ширинкой, взял у него «Вальтер» и запасную обойму.
        Вооружился, как ковбой какой-то, без особой радости подумал Константин. Зачем мне три ствола? Тащить тяжело, бросить жалко… Нет, с ножичком удобней. Он хоть и не такой страшный, как у натовской десантуры, зато опробован многократно - в деле, в живом деле.
        Выходя из квартиры, он на секунду задержал взгляд в зеркале и недоуменно пожал плечами. В лице что-то появилось - не странное, но такое, на что раньше не обращал внимания. Какая-то лишняя черточка.
        Нет, это нервы. Константин собрался открыть дверь, но вернулся к зеркалу и нахмурился. Чертовщина. Откуда усы? Наклеил для маскировки и забыл? На всякий случай подергал - больно. Настоящие. Сколько себя помнил, ни разу усов не заводил, даже в армии, на последнем периоде, когда по сроку службы положено. И ведь не к лицу ему, вид получается крестьянский, однако ж вот они. Неухоженные какие-то, топорщатся в разные стороны. И кто только подбил на такую нелепицу? Кто внушил, что усы - это хорошо?
        Приду домой и сбрею, обязательно сбрею, решил Костя.
        Но как же домой?… Как же он явится в таком виде? Настя не поймет. Утром - без усов, вечером - с усами. Комедия.
        Не отдавая себе отчета, Константин зашел в ванную и выдавил на ладонь горку пены. Порывшись в шкафчике, он разыскал упаковку с одноразовыми станками и, подержав лезвие под горячей водой, провел им по жестким волосам. Усы хрустели и сопротивлялись, и чтобы ликвидировать их полностью, Косте пришлось повторить процедуру трижды. Он доскоблил последние щетинки и вытер лицо. Кожу саднило, но ни кремов, ни лосьонов в ванной не оказалось. Он бросил полотенце в раковину и выключил свет.
        Костя накинул на плечо винтовку, заткнул оба пистолета за пояс и одел плащ. Многовато железа. Попрыгал на месте - не гремит.
        В кармане одного из Крепких запищал мобильник. Константин в раздумье замер над телом, но тут же опомнился. Друзья Крепкого - наверняка, такие же крепкие, как и он, - перезвонят еще разик и забеспокоятся. А норма трупов на сегодня перевыполнена.
        Открывая засов, Костя вспомнил, что не проверил кухню. Узорчатое стекло в двери светилось - не исключено, что и там кто-то… Нет, хватит, хватит. Четверо в одной квартире, куда уж больше? Тот, кто может сидеть на кухне, его не видел. Пусть все остается, как есть.
        Телефон умолк, но через секунду зазвонил опять.
        И снова Костя ощутил что-то иррациональное и невыразимое. Смутную тревогу от того, что некоторые детали не укладывались в цельную картину, даже противоречили друг другу. Бандиты, например. Кто мог наехать на Панкрашина? Два каких-то быка - на Самого Федора Федоровича?! А где охрана? Где любимый взвод спецназа? Раньше его и до ветру одного не пускали: трое спереди, трое сзади. Не жизнь, а мученье. А теперь? Как будто изменилось что-то, стало немножко по-другому. Усы, проклятые…
        Мобильник звонил не переставая, но Константин чуял: это так, для очистки совести. Те, кому положено, уже погрузились в свои «БМВ» и «Ауди», или что там у них.
        Он аккуратно прикрыл дверь и вызвал лифт. Лучше бы спуститься пешком, но с нижней площадки доносился шорох одежды и бесконечное чмоканье.
        Когда он вышел из подъезда, на улице уже совсем стемнело. И еще час до дома. Константин раздраженно вспомнил про «Штайр» и два пистолета. Нет, за час не управиться. Настя будет беситься. Какую бы ей отговорку придумать? Чтоб раз и навсегда, чтоб не пришлось больше мямлить про аварии в метро и всякое такое. Скоро ведь не выдержит, проверять начнет. А список, между прочим, длинный - до зимы хватит.
        Добравшись до бункера, Костя замотал оружие в промасленные тряпки и сложил в инструментальный ящик. Засыпал опилками и разным мусором, а сверху положил плоскую, как варежку, дохлую крысу - для любознательных.
        На «Шаболовскую» идти не хотелось. До «Октябрьской» было гораздо дальше, но Костя всегда прислушивался к шестому чувству, поэтому, не вдаваясь в анализ, просто повернул налево. Отмахав по сырому подземелью ровно километр, он отворил массивный люк и спрыгнул на жирные от битума пути. Метрах в ста маячила светлая глотка станции.
        - Ты все хуже… - Настя потерла лоб и почему-то опустила глаза. - …все хуже и хуже.
        - Что хуже? - Константин сделал вид, что не понимает.
        «Где был?», «С кем был?» и «Когда это прекратится?» - три дежурных вопроса, на которые он не в состоянии ответить. Ну не знает он, не знает!
        - Когда твои загулы только начинались, я, грешным делом, надеялась… Думала, подрабатываешь. Раз, думала, ты на зарплату семью содержать не можешь, ищешь халтуру какую-то… как все нормальные мужья. А ты - хоть бы копейку… Тебе хватает! А то, что жена к зиме без сапог…
        - Настя, какая зима, о чем ты?
        - Нет, так будет, - справедливо возразила она. - Зиму, Костя, никто не отменял. А я в старых сапогах. Надо мной уже люди смеются. Я уж не говорю о дубленке, о-о, про дубленку я даже не говорю!
        Настя сделала страдальческое лицо, и Константин отметил, что с каждым разом ей это удается все лучше.
        - Все хуже и хуже… Другие как-то крутятся, что-то находят. Если уж не хочешь бросать свою школу, мог бы тоже… «Окон» у тебя полно, тетрадей не проверяешь. Тем более, сейчас лето. Ничем не занят.
        - Что мне теперь, на базаре юбками торговать, или в ларьке сигаретами? - Выпалил Константин, удивляясь тому, как жалко и неубедительно это прозвучало. Странно, но раньше ларек и базар он считал железными аргументами.
        - Вот про юбки ты хорошо, - обрадовалась Настя. - В самую точку. Торговать юбками для тебя унизительно. Ну ка-ак же, верхнее образование! А волочиться за ними тебе «вышка» не мешает, нет?
        - Настюх, ну что ты… вечно тебя занесет, - улыбнулся он, неловко обнимая жену за голову.
        - Не трогай меня! - Взвизгнула она. - А что мне еще прикажешь?.. Каждую неделю куда-то мотаешься. И как они тебя терпят, нищету такую? Они ведь не жены, им цветочек желательно, то-се. Вот, бабы пошли! Совсем оголодали! Уже на беспортошных бросаются, а ты и рад пользоваться, кобель усат…
        Настя замолчала и подозрительно прищурилась.
        - Ты чего это?
        - А чего? - Засуетился Костя.
        - Зачем побрился-то? Пять лет с усами ходил - я весь язык оболтала. А теперь разонравились? Значит, поступила просьба, да?! Жена пять лет просила - тьфу, а какая-то сучка…
        Разревевшись, Настя убежала на кухню. Константин с опаской глянул в зеркало - усы отсутствовали. Напрочь. Не веря своим глазам, он потрогал кожу и только после этого озадачился по-настоящему. Куда они делись? Разве что сами выпали…
        Верхняя губа с непривычки мерзла. Костя вспомнил, что это назойливое ощущение не покидало его всю дорогу - от самой «Октябрьской». Хотя… дорога не может начинаться в метро. Откуда он ехал? Константин нерешительно посмотрел на часы - двенадцать. В смысле, полночь.
        - Где тебя носило? - Сурово произнесла Настя. - Ответь мне, я требую.
        - Я не помню, Настюх, - плаксиво сказал Костя. - Честно, не помню. Бывает же такое!
        - Да не бывает, не бывает, мразь ты паршивая! - Она в сердцах бросила какие-то сковородки, и соседи предупредительно стукнули в стену. - Ты у нее уже как дома. Освоился, кобель! Уже бреешься, ванны принимаешь, сластолюбец сраный! Иди жрать, скотина!
        Настя опять заплакала и быстро, не глядя по сторонам, перебежала из кухни в комнату. Константин, расстроенный не меньше, понуро доплелся до стола и взял ложку. В выпуклой нержавейке отражалась карикатурная морда - без усов. Немного подумав, он открыл холодильник и достал бутылку «Посольской». Берег на особый случай. А сейчас какой? Костя налил грамм двести и, откромсав маленький кусочек сыра, выпил.
        Удивительно, но его развезло от первого же стакана. Константин планировал прикончить целый пузырь - он прекрасно знал, что и после литра остается в норме, - но теперь почему-то обмяк и сразу захотел спать.
        Сегодня все шло вкривь и вкось.

* * *
        Удивительно, но все шло как по маслу. Ни больных, ни медперсонала в коридоре не было, только неизменный санитар у выхода на лестницу, но он, кажется, читал какой-то журнал.
        Петр отпустил ручку и плотно закрыл дверь. Ключ повернулся мягко, почти без звука, - вот, что значит казенное помещение.
        Где-то взорвался дружный хохот. Петр вздрогнул и мгновенно вспотел, но сообразил, что это из комнаты отдыха. По утрам всю неделю показывали повторы старых выпусков КВН. Администрация не противилась - положительные эмоции полезны.
        Переведя дух, он зажал ключи в кулаке и с независимым видом прошествовал в палату. Дежурный оторвался от журнала и, пронзив Петра бдительным взглядом, вернулся к чтению. Этот самый лучший. Были еще трое других - с длинными руками и совсем без мозгов, а этот все-таки не пустая кегля. Но и справиться с ним потруднее будет.
        А справляться придется, со сладким томлением подумал Петр. Сегодня, и обязательно до обеда, пока не хватятся Кочергина.
        В палате находились только Гарри и Зайнуллин.
        - Рано тебя сегодня отпустили, - заметил Ренат. - Как прошло?
        Петр неопределенно повел рукой - нормально прошло.
        Полонезов не сказал ничего, он был занят какой-то композицией.
        Петр открыл тумбочку и достал книгу. Зачем - он не знал. Он просто выполнял задуманную кем-то многоходовку. Этапы сменялись сами собой по мере выполнения - ему оставалось лишь верить, что все его шаги укладываются в единый план. И надеяться, что этот план достаточно проработан. Другого уже не будет.
        Геологический справочник весил, как чугунная пепельница. Петр подержал его в руке - нет, лупить им никого не надо. А что тогда?.. А вот: книга переломилась пополам, и из нее выпало несколько банкнот. Восемьдесят рублей. Плюс полтинник покойного Кочергина - сто тридцать. Тридцатку Петр отложил в карман, а сотню бросил на тумбочку.
        - Гарри!
        - Чего тебе? - Недовольно спросил старик.
        - Партеечку, а?
        - Давай, давай, - промурлыкал Полонезов и, торопливо смешав фигуры, перенес доску к нему на кровать.
        - На что?
        - Так… на что… просто так.
        - Э, Гарри, это несерьезно. У меня есть сто рублей.
        - А у меня нету, - без сожаления сказал старик.
        - Тогда на «кукареку». Идет? Проиграешь - полезешь под койку, выиграешь - сотню получишь.
        - Зачем она мне?
        - Гарри, ты совсем дебил, - подал голос Зайнуллин. - Сто рублей ему не нужны! Да ты знаешь, почему эти суки с тобой играть не хотят? Не на деньги потому что! А если на деньги - каждый согласится. Отбоя не будет!
        - Да? - С сомнением спросил Полонезов.
        - Да! И я сыграю, и любой.
        Петр благодарно кивнул Ренату и выжидательно посмотрел на старика.
        - Хорошо, - согласился тот. - Какая?
        Петр ткнул в левый кулак, и старик ехидно показал черную. Петру было все равно, играть он не умел.
        Расставив с помощью Зайнуллина фигуры, он последовательно отдал четыре пешки, коня и обоих слонов. Когда гроссмейстер съел ферзя, Ренат сказал, что дальше все ясно, и Петр не возражал.
        - Вот так, - молвил донельзя гордый Полонезов. - Меня на чемпионат приглашали, а я…
        - Тоже мне! - Презрительно бросил Зайнуллин. - У Петрухи склероз, его кто угодно охмурит. И вообще, он псих. А ты с нормальными пробовал? С санитаром ты пробовал?
        Реплика про психа показалась Петру обидной, но Зайнуллин говорил дело: если удастся натравить Полонезова на охрану, дальше будет легче. Собственно, ничего другого Продуманный План и не предполагал.
        - Да он со мной не станет, - отмахнулся старик.
        - За деньги-то? За сто рублей, и не станет?
        Гарри нерешительно поковырял в ухе и, собрав фигуры, вышел в коридор.
        - Сейча-ас, - мечтательно протянул Ренат. - Пойдем, поприкалываемся.
        - Рано, - сказал Петр. - Пусть начнут, а то бычара догадается.
        - Пусть, пусть, - закивал Зайнуллин. - Правильно. Ох, ну и веселуха будет! Этот, сука, если и проиграет, все равно бабки заберет, а Гарри… нашему Гарри можно ногти выдрать - он промолчит, но шахматы… они его до крезухи довели, а скоро и до могилы!.. Наш Гарри, сука, даст стране угля. Ох, сидеть ему на сульфе!
        Ренат растер шершавые ладони и заплясал у двери. Ему не терпелось выглянуть и узнать, как проходит партия.
        - Ну, что там? - Спросил Петр.
        - А… Играют, суки. Санитар, кажись, тоже кумекает. Не к тому послали, надо было с Кланом замутить. Он бы ему устроил и дебют, и гамбит, и паяльник в жопу.
        - А кто сегодня по отделению?
        - Гитлер Югенд. КВН со всеми смотрит, сука белобрысая.
        - Сам-то чего не пошел?
        - Да я этого не люблю - когда все ржут. И потом, мы же с тобой договорились.
        - Да? И о чем?
        - Как?.. А, ты же того… Я и забыл. Вчера вечером добазарились. Ты по вечерам немножко в себя приходишь, восстанавливаешься. На утро - колода колодой, а вечером ничего, вечером с тобой интересно.
        - Интересно… - задумчиво произнес Петр. - Ну так о чем мы договорились?
        - Сценку поставить. Я же во ВГИКе, на режиссерском.
        - Конкретнее.
        - Куда уж конкретней? Все. Сейчас подерутся - вот и сценка. И никакой КВН не нужен.
        - А дальше?
        - Потом ты хотел продолжение сделать, чтоб я, значит, заперся в туалете и звал на помощь. Только я колебаюсь.
        - Не надо, Ренат, не колебайся.
        - Так я ж на режиссуре, актер из меня неважный, - признался он.
        - Особого таланта не требуется. Держи дверь крепче и ори громче. Мы их всех наколем. Пьеса года получится!
        - На сульфу посадят, - с тоской проговорил Зайнуллин.
        - Ничего, Полонезов ответит. Если что - я на себя возьму.
        - Ты, Петруха, настоящий отморозок! За это и люблю.
        По коридору разнеслись первые матюги, и Петр толкнул Рената в бок. Зайнуллин вприпрыжку домчался до туалета и, хлопнув так, что со стены слетело несколько плиток, заверещал:
        - А ре-ежут! А убива-ают! Су-уки-и!! Спа-аси-ите-е!!
        Из комнаты отдыха вышли какие-то растерянные люди. Через секунду, распихивая их локтями, в коридор выскочила Гитлер Югенд. Дежурный у двери пытался ей что-то объяснить, но на нем висел худой и цепкий, как варан, Полонезов.
        - Рокировочку, срань колесная… рокировочку уже нельзя, - приговаривал он, взбираясь санитару на загривок.
        - Слезь, падла! Десять уколов!
        - Ладейку зачем трогал, щенок? Какая же тебе рокировочка, если ты ладейку трогал?
        Половина больных окружила охранника и начала смеяться - Зайнуллину бы это не понравилось, но его, к счастью, здесь не было. Ренат бился в сортире и оглашал больницу истошными криками.
        - Вызывай, дубина! - Велела Гитлер Югенд и понеслась в туалет.
        Стряхнув Полонезова, санитар кинулся к столу, но принципиальный Гарри схватил его за брюки и куснул в щиколотку. Вопль санитара на мгновение заглушил стенания Зайнуллина. Югенд обернулась, но лишь отчаянно махнула рукой. Петр дождался, пока она не скроется в предбаннике, и побежал в комнату отдыха. Что-то ему подсказывало: следующая фаза - там.
        Вокруг телевизора осталось человек пять - из тех, кого выключенный экран увлекает не меньше, чем включенный. У стены, нерешительно оглаживая халаты, топтались Вовчик и Сашка.
        - Петя, может, не надо? Ну ее, эту косьбу. Ведь сульфу пропишут, а после нее…
        - Что вы сегодня вареные какие-то? Сульфы боитесь! А носки дембелям стирать не боитесь? Всяким садистам вроде Ренатика. Там еще и похуже есть.
        - Ладно, ладно, зашугал! Мы начинаем, - предупредил Сашка и, подняв над головой стул, метнул его в телевизор.
        Вовчик взял второй и, разогнавшись, протаранил им окно.
        - Веселей, симулянты! - Поддержал Петр. - Неделька в ремнях, и свобода. За погром такую статью проставят - военком вас за километр обходить будет!
        Глухой взрыв кинескопа слился с капризным звоном стекла, и Петр решил, что дальше здесь справятся без него. Что теперь? Проведать Кочергина. А потом? Посмотрим.
        Он устремился к кабинету, но ему преградил путь вечно грустный Караганов.
        - Ты говорил, можно будет порисовать, - застенчиво произнес он.
        - Да, Гитлер Югенд разрешила, - на ходу бросил Петр. - Краски и холст найдешь в столовой. Поищи там как следует.
        - А кисти, Петруха! - Крикнул Борода ему в спину. - Кисти в столовой есть?
        - В раздаточной. Спрятаны между тарелками.
        Неужто даже Серега раскачался? Сонный увалень Серега. И все - моя работа, с восхищением подумал Петр. Славно подготовил. Только б не облажаться. Нет, ну каков! Посмотреть бы на себя вечером - хоть одним глазком. Кто я? Сотник…
        Возле уха пролетел какой-то металлический предмет, но это был не новый накат бредовых воспоминаний, а самая что ни на есть реальность. Больные кидались чем попало - двое уже отползали, держась за головы. Зайнуллин вопил в туалете, видимо, у Югенд не хватало сил с ним справиться, а подмоги все не было. Дежурный с окровавленным лицом лежал у выхода - на нем, как на батуте, прыгал Полонезов и кто-то еще. Из комнаты отдыха раздавался треск ломаемой мебели, в столовой визжала нянечка, и даже на лестнице, за бронированной дверью, безумно голосили.
        Петр прошмыгнул мимо двух дерущихся типов и заперся в кабинете врача. Валентин Матвеевич был на месте. Разбитый висок почернел и запекся, а щеки постепенно приобретали синеватый оттенок, в остальном же он был похож на хрестоматийного любовника, вскочившего с перепугу в гардероб. Петр снял с перекладины вешалку и бережно положил на стол - мятую одежду он не переносил. Свой халат и байковые штаны он запихнул в шкаф. Возникла идейка обрядить в «психическое» самого Кочергина - ради смеха, не более, - но времени на это не было.
        Костюмчик Валентина Матвеевича пришелся впору. Ну, почти. Петр подогнул рукава и брюки - намного лучше. Туфли - повезло! - оказались его размера. Петр завязал галстук и, привыкая, прошелся по комнате. Так себе видок, лоховатый. «Здравствуйте, я представляю канадскую компанию. Купите у меня китайский фонарик…»
        Эх, когда это было-то! Старые добрые времена… Теперь не то. Теперь Чрезвычайное Правительство и война, война, война. И Нуркин.
        Петр сжал кулаки и медленно выдохнул - не до ярости. Хладнокровие, иначе отсюда не выбраться. Скорее всего, и так не выбраться, но раз уж начал… Конечно, это не простая психушка, однако с Кочергиным вот получилось. Надо пробовать.
        Он накинул поверх костюма свежий крахмальный халат и потянул дверь. В коридоре стоял невообразимый гвалт. Полонезов, намаявшись, слез с дежурного и принялся собирать по полу шахматы. Тот несколько раз пнул его ногой в живот и лишь после этого отодвинул засов.
        Высокая створка открылась, и с лестницы вломились десять человек в зеленой форме, каждый - с дубинкой. Вместо того, чтобы лупить по спинами, они тыкали больных, словно это были не палки, а рапиры. Больные мгновенно валились и уже не вставали.
        Электрошоковые, сообразил Петр. Полезная штучка.
        Зеленых он раньше не видел - или специальное подразделение, или со всех этажей собрали. Есть, по крайней мере, надежда, что и они его не знают.
        Петр закрыл кабинет и спокойно пошел к выходу. Нет, так нельзя, опомнился он.
        - Осторожней, мясники проклятые! - Негромко прикрикнул Петр. - Это ж люди. Головы не трогать, только в корпус. Головы, сказал, не трогать! Кому их потом в чувство приводить? Ну, пусти, дай пройду.
        Охранники посторонились, и он, еле сдерживаясь, чтоб не побежать, перешагнул через высокий порог.
        Обычная лестница. Перила с голубой пластиковой полоской, неровные бежевые стены, на полу - плитка «в шашечку». Окна с решеткой, но отсюда она выглядела совсем не так, не по-тюремному. Просто чтобы инвалид какой не выпал или, допустим, ребенок. Здесь эта решетка не угнетала, не задерживала. Ступени - тоже как ступени. Раз-два, раз-два, вниз, не спеша. Только не торопиться, на него могут смотреть. Да кому он нужен!
        - Валентин Матвеич? - Позвали сзади.
        Петр остановился.
        - Валентин Матвеич, вас Аркадий Палыч просил зайти.
        Это из новеньких кто-то. Будь на его место другой…
        - Да? Хорошо. Хорошо, зайду.
        Петр помедлил и спустился еще на две ступеньки.
        - Валентин Матвеич!
        - Ну?
        - Он просил срочно. Аркадий Палыч. Просил сразу же.
        - Нда? Я и иду.
        - Так он же на третьем!
        - Гм… На третьем? Э-э… Гм, гм…
        Только не бежать. Догонят, гады. Или внизу перехватят.
        - Валентин Матвеич, постойте! - Бойко крикнула откуда-то из-за двери Гитлер Югенд. - Не ушел еще? Вадик, влепи вот этому двойную, - распорядилась она. - Валентин Матвеич! Хорошо, что застала. Вас Аркадий Па…
        Петр медленно поднял голову и посмотрел ей в глаза.
        - …влович… - оцепенело закончила медсестра.
        - Хорошо, зайду, - кивнул он и, удивляясь своей выдержке, пошел навстречу.
        Поднявшись на площадку второго этажа, Петр мимоходом поправил лацкан ее халатика и, свернув на следующий пролет, указал:
        - Побыстрее тут заканчивайте. Нуркин скандалить будет.
        - Какой еще Нуркин? - Одурело спросила Югенд. - Ты сам-то кто? Эй, ты же… ты же Еремин! Мужики, это наш!
        Петр схватился за перила и, с силой оттолкнувшись, понесся наверх. Боковым зрением он видел, как у его задницы крутится, пытаясь достать металлическим кончиком, черная дубинка. Ноги, привыкшие передвигаться лишь от койки до унитаза, вдруг стали мощными и легкими, как крылья. Все больше отрываясь от двух санитаров, Петр преодолел промежуточную площадку и бросился ко входу на третий этаж.
        Дверь обычная, не железная. Даже если закрыта, он запросто…
        Петр всей массой ударил по ручкам, и створки, сорвавшись со шпингалетов, распахнулись. Врачи. Много врачей - человек семь. Какие-то люди в цивильном. Две медсестры в одинаковых белых колпаках. Цокают каблуками. Удивленные взгляды. Вздернутые брови. Еще не переполох. Пока только смущение.
        Заметавшись в красивом и неожиданно широком коридоре, Петр дернулся туда, обратно, поскользнулся и потерял драгоценные, с таким трудом отвоеванные секунды. Санитары в зеленом загнали его в угол, к неизменному больничному фикусу, и выставили вперед электрошоки. Петр безнадежно оглянулся - два окна и вереница одинаковых белых дверей. Надо было вниз. Здесь он попался.
        Тот, что стоял левее, сделал глубокий выпад, и Петр, не задумываясь, ответил: шаг вправо, разворот, наклон. Сознание констатировало полное фиаско, но тело продолжало действовать. Ладонь перехватила дубинку у самой рукоятки, правая нога приняла центр тяжести на себя, а левая оторвалась от пола и, развернувшись, врезалась в румяное рыло. Дубинка осталась в руке у Петра, и он, завершая движение, хлестнул второго по глазам.
        «Она ж электрическая», - напомнила квадратная кнопка под большим пальцем.
        Неважно. Мозги отключить. Только моторика.
        Первый, кряхтя и обрывая с фикуса мясистые листья, уже поднимался. Петр ударил его по затылку - крепко, с оттяжкой, потом обезоружил незрячего и, крутанув обе палки в воздухе, зажал их под мышками. Все равно. Третий этаж. Бесполезно.
        В коридоре показались еще двое. Петр расставил согнутые в коленях ноги и поднял дубинки вверх. Это что - какая-то стойка? Откуда он ее?..
        Санитары приблизились, и палки завертелись двумя размытыми восьмерками. Симметрично: голова - голова, шея - шея. Два всхлипа, два стона, два тела на полу.
        Не дожидаясь остальных, Петр метнулся к ближней двери. Заперта. Другая. Тоже заперта. Зачем? Третья, четвертая…
        Он остервенело дергал ручки - не вполне осознавая, с какой целью это делает, но, как и с шахматами, полагаясь на Продуманный План и на неведомый вечерний замысел.
        Закрытые кабинеты кончились, пошли открытые. Люди вскакивали и пятились, кто-то хватал телефонную трубку, кто-то, напяливая резиновую улыбку, начинал монотонные увещевания, но все они были одинаково бледны. Все смертельно боялись сотника.
        Петр проверил полтора десятка комнат, но того, что искал, не нашел. А он действительно искал - теперь он в этом не сомневался. Одна из дверей в другом конце коридора приоткрылась, и в узком проеме Петр заметил манящий палец. Рысью преодолев расстояние до кабинета, он затормозил у стеклянной таблички с желтой надписью «процедурная».
        Конечно! Процедурная. Если б все вспоминать до, а не после… Сколько времени упущено? Катастрофически много, но теперь он… А что теперь? Что там, в этой процедурной, - автомат, вертолет? Что он мог приготовить, сидя в психушке? Не размышлять! Работать рефлексами. Они у него хорошие. Они вытащат.
        Петр рванул дверь на себя и влетел в помещение. Осмотрелся: два сдвинутых стола, белая марлевая ширма, низкий клеенчатый топчан и стеклянный шкаф с медикаментами.
        - Долго гуляешь, - недовольно бросил плечистый мужчина за ширмой. - По идее, тебя давно уже должны поймать. А дубинки откуда? С охраной дрался? Это плохо, очень плохо. Ну, давай.
        Мужчина вышел вперед и протянул ему странную куртку с непомерно длинными рукавами.
        - Не видел, что ли? Смирительная рубашка, - сказал, усмехаясь, Ку Клукс Клан. - Сам одевай, я с тобой возиться не буду.
        Глава 5
        Человек откинул тяжелое от пота одеяло и, поднеся к лицу металлический, с двумя латунными колокольцами, будильник, присвистнул: так поздно вставать ему еще не приходилось.
        Занавеска, вобравшая в себя многолетнюю духоту, пропускала не свет, а какое-то мутное марево - из-за этого комната казалась декорацией к черно-белому фильму. Под острым углом на зеркале был виден нереально плотный слой пыли. Приглядевшись, человек увидел, что оно вообще ничего не отражает. Он подумал, что тот, кто живет по ту сторону, чувствует себя, как в тюрьме. Гадливо переступая через невесомые клубы на полу, человек подошел к центральной створке гардероба и четыре раза провел по ней пальцем. Получилось что-то вроде решетки. Человек приник к нарисованной дорожке, но кроме глаза в ней ничего не отразилось.
        Если б человека спросили, зачем он рисует решетки, он бы пожал плечами. Этот вопрос ставил его в тупик. С детства.

* * *
        - Бабки с собой? - Спросил Ку Клукс Клан, старательно затягивая узел на животе.
        - Угу, - ответил Петр. - Во внутреннем кармане.
        - Блин… Рубашку-то уже надели. Как их теперь оттуда?..
        - Да не колбасись ты! Выведешь на улицу, тогда и рассчитаемся. Лучше закурить дай.
        - Не употребляю. А насчет денег… смотри, Еремин! Меня в прошлом году кидал один. До сих пор с портрета как живой…
        - Будут тебе деньги, успокойся. Все, как договорились, - заверил Петр, смутно припоминая, что действительно договаривался. Вот только когда?
        - А теперь я тебе, пардон, по харе врежу. Иначе не поверят.
        Ку Клукс Клан не технично, но крепко звезданул его в глаз, затем в нескольких местах надорвал свой халат.
        - Вот так. А то нового век не допросишься. Ну, готов, маньяк-циклотимик? Пошли.
        Он открыл дверь и, огласив коридор зычным «поря-адок!», вышел из процедурной. В руках он держал плотный матерчатый пояс, на котором, точно ишак на привязи, тащился Петр. Левая бровь не болела, но стремительно заплывала, и он чувствовал, как с каждой пульсацией зрение превращается из «стерео» в «моно».
        - Расступись! - Крикнул Ку Клукс Клан. - Я ему аминазы вкатил, но шут его знает… Кусается, дьявол!
        Подыгрывая, Петр плевался, рычал и всячески демонстрировал намерение вырваться.
        - Ну-к, дай я с ним поквитаюсь, - подскочил санитар в зеленом. - Он, падаль, Вадику переносицу сломал!
        - Уймись, люди же кругом.
        - И куда его? На четвертый? - Поинтересовалась какая-то дама.
        - Не. В пятнадцатую, на экспертизу. За ним уже машина пришла. Он, оказывается, опасный. Расступи-ись!
        Петр мимикой подтвердил, что опасен, и свернул за Кланом на лестницу.
        - Ноги не поломай, - остерег тот, придерживая Петра за шкирку.
        - Слышь, Кочергина не видел? - Обратилась к нему пробегавшая мимо Гитлер Югенд.
        - Нет. В кабинете посмотри.
        - Там заперто.
        - Сама ищи, - буркнул санитар.
        - А чего ты здесь? У тебя же выходной сегодня.
        - Отгулы зарабатываю, - сказал Клан, ускоряя шаг. - Мымра крашеная, - прошипел он, когда медсестра скрылась в отделении. - Все ей знать надо! Уйду отсюда на фиг. Пойду в морг, там, говорят, жить можно. У нас и тут нормально получалось, каждый месяц кому-нибудь побег устраивали, пока всякие уроды не…
        - Меня в пятнадцатой не хватятся? - Спросил Петр.
        - Кому ты там нужен?
        - Так… э-э… экспертиза.
        - Направление липовое. Дружок бланки с печатями на принтере катает - только заполняй. В пятнашке о тебе и не знает никто. А наши рады избавиться. Ты же буйный, - хохотнул Клан, шутливо тыкая его в печень.
        Миновав последний пролет, они спустились в вестибюль. Ничего примечательного внизу не оказалось - полукруглое окошко справочной, раздевалка, аптечный киоск в углу. Все было похоже на обыкновенную больницу. Если б не участие в этом деле Кочергина, Петр, пожалуй, мог бы купиться.
        Значит, освобождение - подстава. Ловко разыграно. В один рукав - жучек, в другой - радиомаяк, и гуляй, Петруха, ищи своих. Старый номер. Да, но Кочергин… Он же его грохнул, собственноручно. Чудная инсценировка… Опять что-то не сходится. По всем статьям, больничка натуральная. Только Валентин Матвеевич не очень в нее вписывается. Какой из него психиатр? Он, помнится, больше по международным связям. По связям, н-да…
        Ку Клукс Клан громыхнул дверью и вывел Петра на улицу. У самого входа стояла белая «Волга» - пикап с красным крестом и заклеенными стеклами.
        - Не расслабляйся, рано еще, - процедил санитар и, кивнув водителю, направил Петра к машине.
        Как и положено больному, Петр разместился сзади - внутри находился довольно мягкий лежак, обтянутый темным дерматином. Дверцы одновременно хлопнули, и «Волга», затрещав разбитым сцеплением, поехала к воротам.
        В оконной пленке кто-то расковырял маленькую дырочку, и Петр мог наблюдать, как из будки вывалился сонный мужик, как долго он водил носом по документам, и как, наконец, дал отмашку. Железная воротина немощно отползла в сторону, и машина вырулила в захлебывающийся зеленью переулок.
        - Ну вот, Женька, а ты переживал, - раздался голос Клана. - Зарплата - копейки, халтуры на этой колымаге никакой, а тут - стольник. За десять минут. Вон там сверни. Слушай умных людей и будешь в полном порядке. И здесь еще. Да, здесь. Местечко потише. Все, тормози. Эй, шизоиды-параноики! Как вам воздух свободы?
        - Нормальный воздух, - отозвался Петр. - Распутывай, а то руки затекли.
        - Я Коперфильда по ящику видел, он сам из нее вылазит, - сказал невидимый сзади Женька.
        - Большой опыт, наверно, - сострил Клан, обходя длинный кузов «Волги». - Бабки точно при тебе?
        - Во внутреннем, говорю же.
        Машина остановилась в каком-то вонючем дворе, тесно заставленном мусорными баками. Вокруг помоек копошилась прорва нечистых голубей и столько же суетливых, прыгучих, как резиновые шарики, воробьев. Большинство окон было зашторено.
        Да, дворик что надо. Две узких арки, невысыхающие лужи и вечный смрад. Свидетелей не будет.
        Санитар помог Петру снять смирительную рубашку и сложил ее «конвертиком». Петр с наслаждением потянулся и размял ноющие плечи.
        - Ну, давай.
        - Я забыл, сколько с меня? - Нахмурился он.
        - Полштуки грина, - кротко объявил Клан.
        - Какого «грина»?
        - Блин… долларов, долларов, Петя, - он отчего-то начал нервничать.
        - А в рублях можно?
        - Давай в рублях, мне по барабану.
        - Сейчас.
        Петр перебрал в кармане три червонца и задумался. Совсем без денег в город выходить было глупо. Но и тридцатка - тоже не деньги.
        - А сдача есть?
        - Какая, блин, сдача? Ты чего гонишь, козел? Ты без бабок, что ли? - Взъярился Ку Клукс Клан. - Женька! Иди сюда!
        - Я так и знал, - раздосадованно протянул водитель. - С тобой, идиотом, свяжешься… Сам разбирайся.
        Не дожидаясь атаки, Петр незатейливо саданул Клана в пах и, пользуясь тем, что его руки оказались временно заняты, добавил правой в глаз.
        - Теперь квиты. А денег у меня нет. Не завезли сегодня.
        - Сво-олочь, - пропел санитар, опускаясь на грязный асфальт. - Женька! Да Женька, блин!
        Сообщник высунулся из кабины и, оценив обстановку, дал по газам.
        - Вот, сволочь! - Заключил Клан. - Ладно, иди, раз такой крутой. Гуляй. Бесплатно. Помни мою доброту. Ну хоть на пиво!..
        - Я б тебя угостил, - сказал Петр. - Я не жадный. Но обстоятельства… Ты мне лучше вот что скажи…
        Он замолчал, собирая вместе мучившие его вопросы, но так и оставил их при себе. Какой-то Ку Клукс Клан, какой-то несчастный санитар из психушки, промышляющий вызволением узников разума… Что он может знать? Он не спецагент, не провокатор, это ясно. Обычный обалдуй, и больница та - самая обычная.
        - Иди-ка ты, правда, в морг, - посоветовал Петр. - Честное слово, с мертвыми хлопот меньше.
        - Ты откуда, такой прыткий, взялся? Из Чечни?
        - Из Народного Ополчения. Слышал?
        - Нет, не слышал.
        - Ну и дурак.
        Пройдя через похожую на кишечник вереницу тухлых и темных дворов, Петр попал на какую-то невзрачную улочку. «Нижняя Мухинская», - прочитал он на треснутом колпаке из оргстекла и, не раздумывая, свернул направо, где светился прогал перекрестка - со светофором, с провисшими троллейбусными проводами и глупой рекламной вывеской «Бриллианты».
        Нижняя Мухинская была до того тиха, что одним своим видом навевала покой и сонливость. Безобразные тополя вдоль мостовой, тяжелые струпья краски на стенах, отсутствие коммерческих палаток и обменных пунктов делали ее идеальной для съемок фильма о годах, скажем, шестидесятых или даже сороковых.
        Скоро, метров через сто, она вольется в улицу пошире, растратит себя на блеск витрин, на хаос товаров, а пока Петр любовался, вдыхал и, жгуче страдая по куреву, пытался вспомнить… вспомнить - хоть что-то еще, кроме ослепившего миража про бой у Кузнецкого, про молодого парня с «Мухой» и взрыв-пакет на брусчатке.
        Ничего не возвращалось. Ни важного, ни мелочей. Он даже отчества своего не знал - потому что сегодня ему не сообщили. Подумав об этом, Петр испугался. Через несколько часов наступит вечер. Если верить соседям по палате, то с минуты на минуту польются воспоминания, но ведь потом он заснет… А утром… Кто скажет, как его зовут? Утром он проснется более беспомощным, чем заколотый сульфой Гарри.
        Нет, кое-что все-таки отложилось. В частности, охранники у выхода из отделения - он помнил всех четверых, а не только сегодняшнего. Уже что-то, уже не ноль. И КВН. Целую неделю по утрам. Это он тоже помнил. И еще - план побега. С трудом шел, со скрипом, но ведь в итоге получилось. Нет-нет, он далеко не безнадежен. А Кочергин, а Нуркин! Оба - из черного списка Народного Ополчения. Много их там, гавриков? У-у-у! На твой век, Петя, хватит.
        Он дошел до перекрестка и остановился, размышляя, куда идти дальше.
        - Эй, ты! Топай сюда! - Начальственно крикнул парень у черного «БМВ». - Денег хочешь?
        Тон Петру не понравился, еще больше ему не понравилась уверенность постороннего человека в том, что он нуждается в деньгах, однако он в них действительно нуждался.
        - Чего тебе?
        - Не «тебе», а «вам». Тьфу, ну вы, бомжи, оборзели! Толкнуть надо. До заправки. Во-он там. У тебя мышцы остались, или пропил все? Короче, десятка. Взялся. Бы-стрень-ка.
        На молодом парне были превосходные брюки и симпатичная пестрая рубашка. Петру захотелось иметь такую же - он как раз спохватился, что сам одет с чужого плеча, да и бланш под левым глазом наверняка успел налиться всеми цветами радуги. Бомж и есть.
        - За десятку сам толкай.
        Владелец «БМВ», собравшийся было сесть за руль, многозначительно замер.
        - Гордый пролетарий? Сельская интеллигенция? Две. Две десятки, но за это - бегом. Чтоб ветром одувало. Ферштейн?
        - Маловато, - Петр не приблизился к машине ни на шаг, но и уходить тоже не собирался.
        - Сколько ж тебе надо, гегемон?
        - Полштуки грина. Это долг отдать. И еще на жизнь.
        - Ладно, клоун. Даю тридцать. Не за хамство, за находчивость.
        - Сто рублей, и меняемся рубашками.
        Тот попытался изобразить гомерический хохот, но хохот вышел так себе.
        - А зачем мне твоя? В ней, наверно, блохи живут.
        - Не ходить же тебе с голым пузом, - резонно ответил Петр. - Не на пляже.
        - Сам нарвался, бомжара, - тихо сказал парень.
        Прохожие, предчувствуя конфликт, заторопились на другую сторону, а некоторые из пытливых пристроились возле троллейбусной остановки.
        Человек в красивой рубашке расстегнул золотой браслет и опустил часы в задний карман, затем снял с круглого лба солнцезащитные очки и бережно положил их на приборную панель.
        Сам нарвался, молча подумал Петр, занимая стойку. А часы хорошие, «Картье». Если выгодно толкнуть, можно всю больницу у Клана выкупить. И устроить карнавал - прямо на Красной площади. Нуркину понравится.
        Нет, решил он. Психов тревожить не станем, часы для другого пригодятся. Я по ним время засекать буду - что и во сколько вспомню. Скоро вечер. Скоро начнется.
        - Давай, мил друг, не томи, - сказал он бывшему обладателю золотых котлов и модной рубашки. - Без тебя дел по горло.
        Глава 6
        Сначала Костя решил, что это всего лишь похмелье, - тяжелое и безобразное. Потом понял: нет. Нет такой похмелюги, чтоб своя постель была неудобной, чтоб родная жена казалась посторонней бабищей, а на лице у нее обнаружилось столько изъянов, что и для посторонней непростительно.
        Вылезая из-под одеяла, Константин приготовился к тошноте и головной боли, но организм был абсолютно свеж. Да и то сказать - двести грамм! А все же свалило вчера, прямо под корень срезало. И, уже заходя в ванную и одобрительно проводя пальцами под носом, Костя сообразил: не его вчера свалило. Другого кого-то. Того придурка, что отпустил немыслимые усищи, что таскался в школу - три раза в неделю, ну и получал соответственно. А дома - тоже получал, от этой обезьяны под названием жена. Вот, житуха, елы-палы!
        - Костя! Чайник поставь!
        Супруга говорила со слегка вопросительной интонацией, что делало тон приказным.
        - Чего ты там крякаешь? - Зло бросил Константин, выдавливая из тюбика зубную пасту. - Сама и поставь! И вообще, кто должен завтрак готовить?
        Почистив зубы, он густо намылил лицо и с удовольствием побрился, особенно тщательно выскоблив верхнюю губу.
        Настя встала рядом и жалостливо прислонилась к дверному косяку. Растерянная, растрепанная, толком не проснувшаяся - глаза, как щелочки, на щеке красные складки от подушки… Тьфу.
        - Кость, ты чего?
        - А чего?
        - Орешь с утра.
        - А ты? «Поставь чайник»! Не видишь, я занят?
        Ругаться он не собирался, но в то же время не понимал, как тот, усатый, до сих пор ее не придушил. Это ведь не только сегодня, это каждый день: «поставь чайник», «помой посуду», «сходи в магазин». Зараза…
        - Ты что, Костя? - Повторила она, повысив голос. - Ты что, дружок? Ты на кого орешь, кобель? Думаешь, я все забыла? Простила?! Где вчера шлялся?
        - Глохни, мымра, - не отрываясь от бриться, сказал Константин и вытолкнул ее в коридор.
        - Ккак… к… как… - закудахтала Настя, вцепляясь в ручку и оттягивая дверь на себя - Костя водил станком вокруг кадыка и боялся отвлечься. - Как ты?.. Как ты назвал?! Кого - меня?!
        - Коня! - Огрызнулся он. - Не дергай, а то порежусь. Кофе свари.
        Настя сделала несколько глотательных движений и, ничего не ответив, удалилась. Константин закончил бритье, потом критически ощупал горло и намылил его по новой.
        Умывшись и отметив, что полотенце пора бы постирать, он вышел на кухню и сел за стол. Жена, затевая какую-то нервную игру, вела себя подчеркнуто спокойно: сделала бутерброды, разлила по чашкам кофе, поставила рядом сахарницу. Сама она уселась напротив.
        - Мы начинаем новую жизнь, - сообщила Настя.
        - Ну-ну.
        - Мне все надоело. Твое образование, твоя работа, твои ученики… Это раньше было престижно, а теперь другое. Раскрой глаза! Времена изменились, Костя, и уже давно. Переждать не получится, потому что ждать нечего. Людям безразлично, кто ты, им важно, сколько у тебя денег. Надо зарабатывать, понимаешь? А все твои «Волга длинней Миссисипи»…
        - Миссисипи длинней, - спокойно возразил Костя. - Ну, продолжай.
        Настя тяжело вздохнула и отодвинула чашку.
        - В общем так, - сказала она после паузы. - Мне все равно. Где, каким образом - это твое дело. Деньги должны быть. Я не требую миллионов, но и копейки считать больше не стану.
        - Короче, ультиматум.
        - Да. Выбери, что тебе дороже.
        - Получается, ты дороже. Ученики денег не требуют. Успокойся, это шутка. Сколько тебе надо?
        - Ох, ох, крутой! Сейчас достанет лопатник и отслюнявит - капризной жене на булавки!
        - Я спросил. Сколько?
        - Не знаю. Чего прицепился? Заработай хоть что-нибудь, а там видно будет.
        - Хорошо.
        Костя встал из-за стола и пошел обуваться.
        - Ты куда?
        - За деньгами.
        - Грабить, что ли, собрался?
        - Ты же сама сказала - мое дело.
        Грабеж - это когда у живых, подумал Костя. А когда у мертвых - это как-то по-другому называется. Не важно. Хватит чистоплюйничать. Рыцарь нашелся. Нужны бабки? Будут. Сколько он их оставил на квартирах у приговоренных? Дурацкие принципы. Они для этой жизни не годятся. Для какой-то другой - может быть. Но другой у него нет.
        - У меня тоже условие, - предупредил он. - Я изменюсь, но и тебе придется. Начнем с фигуры. Что-то я давно не видел твоей талии.
        - Талии? - Беспомощно улыбнулась Настя.
        - А главное - грудь. У тебя должен быть третий размер, на худой конец - второй.
        - Второй размер? - Переспросила она.
        - Лучше все-таки третий. Такая, как сейчас, ты можешь устроить учителя географии, но человек с деньгами найдет себе поприличней.
        Костя специально не выбирал слов, или напротив, выбирал - те, что быстрее дойдут.
        - Как же я?.. - растерянно пролепетала она.
        - А я - как? Старайся, работай над собой.
        - Смеешься, - с облегчением молвила Настя. - Я, наверно, слишком жестко… но и ты пойми, ведь трудно же…
        - Я понял, понял, - кивнул он, одевая ветровку и проверяя по карманам ключи.
        - Ты скоро?
        - Как получится.
        - А все-таки зачем ты сбрил усы?
        - Так ведь новая жизнь.
        С ветровкой Константин явно погорячился - солнце, несмотря на ранний час, припекало вовсю, к обеду могло раскочегарить и до тридцати. Возвращаться, однако, не хотелось. Не из-за глупой приметы, а потому, что дома - жена и трудный разговор. Этого он не любил.
        Пройдя квартал, Костя свернул во двор и направился к трухлявому, как пень, трехэтажному дому. Благородная дамочка с пуделем посмотрела ему вслед и презрительно отвернулась. В доме осталось лишь два одиноких пенсионера да многодетная семья, и если кто-то заходил в подъезд, так только затем, чтобы выпить или, наоборот, отлить.
        Ни того, ни другого Костя делать не собирался. Внимательно осмотрев горелый почтовый ящик с подозрительно свежим замком, он достал из нарукавного кармашка маленький ключ и вставил его в скважину. В глубине, под свернутой «Экстрой-М», он нащупал прохладную ребристую рукоятку. На этот раз он планировал обойтись без стрельбы.
        Черный список, который сидел у него в голове не хуже таблицы умножения, составляли в порядке значимости, но ни этого, ни алфавитного порядков Костя не соблюдал. Он ликвидировал тех, кого в данный момент было легче достать, а всякие там системы пусть останутся для пижонов.
        Сегодня он наметил Валуева. Казнить министра социального обеспечения можно было в любой момент - Валуев работал на дому, а семьи у него, как выяснил Костя, не имелось. На улицу Иван Тимофеевич выходил редко, в основном - вечерами. Проветриться, размять ноги и, вероятно, придумать на свежем воздухе новую мочиловку. Валуев писал боевики. Пек их, как блины, в месяц по штуке, но в звезды так и не выбился - то ли таланта не хватало, то ли раскрутки, черт его знает. Жил безбедно, но без особого шика. В интернете висел по десять часов кряду - пресс-конференции, гнида, устраивал. Костя однажды подкинул ему пару вопросиков - был в гостях у товарища, и воспользовался случаем - так Валуев ответил. Он всем отвечал. Тщеславный, гаденыш. На это и купим, решил Константин.
        Он прошел мимо арки, похожей на ту, что была у подъезда Панкрашина, и споткнулся. Вместе с аркой вернулось странное ощущение какого-то противоречия, даже несуразности. Не мог Валуев быть писателем, и дома безвылазно сидеть тоже не мог. Министр же! Его чуть не каждый день в новостях показывают… или постой…
        Костя совсем запутался. Не появлялся Иван Тимофеевич в новостях - ни вчера, ни позавчера, никогда вообще, но в то же время Константин помнил, что Валуева знает вся страна, и пресс-конференции у него были - не интернетовские, а нормальные, с живыми журналистами.
        Константин суеверно пощупал, не появились ли усы, и плюхнулся на ближайшую лавочку. Сознание словно разделилось на две части: одна талдычила про Валуева-министра, другая утверждала, что для такой должности Валуев-бумагомарака жидковат. Каждая из этих версий тянула за собой длинный хвост взаимоисключающих воспоминаний: об отряде Народного Ополчения и нелюбимой работе в школе, о связях с шикарными женщинами и тягомотине семейной жизни, о разных знакомых, о жутких попойках и о том, как позорно вчера окосел с половины пузыря.
        Обе версии были реальны, но, как Костя заметил, не вполне равноценны. Та, в которой он воевал, рисковал и безбожно блудил, была роднее. Ее он знал куда лучше, чем вторую, - с дырявым глобусом на учительском столе, со смешной зарплатой, со стремительно стареющей Настей.
        Имей Константин склонность к теоретизированию, он, не исключено, просидел бы на лавке до вечера, но этим боец Народного Ополчения не страдал. Учитель географии поворчал для порядка и сдался. Куда ему было тягаться! Таких, как он, Костя отстреливал дюжинами.
        Через десять минут Константин садился в вагон метро. От параллельной биографии осталось только затухающее раздражение, не слишком стильная одежда и возможность быстро попасть в любой конец города. На самом деле - в этом он был убежден - метро уже третий месяц, как затопили.
        Проехав пару остановок, он окончательно выбросил из головы всю эту чушь и занялся мыслями действительно важными. За второстепенной фигурой министра собеса подходила очередь вице-премьера Немаляева, имевшего три судимости. Костя опасался, что Немаляева ему не одолеть. В мире, где работало метро и не было комендантского часа, двадцать лет зоны значили поболе, чем собственный банк.
        Выйдя на «Новых Черемушках», Костя огляделся и, раздосадованно цыкнув, спустился обратно. Он всегда путал эти полуокраинные районы и никак не мог запомнить, где и куда нужно поворачивать. Перейдя на противоположную сторону, он еще раз огляделся. Да, здесь.
        От улицы тянулась, пропадая в деревьях, бесконечная цепь серых «хрущевок». Два дома отсутствовали - на их месте золотой фиксой торчало высокое кирпичное здание. Там, на четырнадцатом этаже, и трудился писатель Валуев.
        Поднявшись, Константин вынул изо рта жевачку и, поделил ее на порции. Затем залепил глазки у трех дверей и подошел к четвертой.
        Валуев не отзывался долго, больше двух минут, но Костя точно знал, что он у себя, - электросчетчик вращался, как бешеный. Наконец, послышались шаги, и за чистенькой обивкой клацнули замком.
        - Добрый день, Иван Тимофеевич, - с легким подобострастием сказал Константин.
        - Здрасьте. Вы ко мне?
        Валуев величаво поправил бархатный халат, под которым виднелась рубашка в тонкую полоску и шейный платок.
        Богема, твою мать, внутренне ухмыльнулся Костя.
        Ивану Тимофеевичу было пятьдесят с небольшим - самый рассвет интеллектуальных сил. В таком возрасте человек либо спивается и тупеет, либо обнаруживает в себе спящие таланты и принимается их будить. Валуев был как раз из этих, из перспективных. По крайней мере, хотел таковым казаться.
        - К вам, Иван Тимофеевич. Извините, что без договоренности, на это есть особые причины. Меня зовут Константин.
        - Очень приятно, Константин, прошу, - Валуев раскрыл дверь шире и посторонился.
        Что ж вы такой доверчивый, батенька, подумал Костя. Ведь не на даче в Абрамцево - в Москве. В городе криминальном, и вообще, достаточно мерзком.
        - Чем обязан? - Спросил в спину литератор.
        Константин подавил снисходительный смешок и, дождавшись, пока не щелкнет язычок замка, ответил:
        - Мы создаем издательство, и я…
        Дверь закрыта. Можно начинать.
        - А! Ясно, ясно, - Валуев дружественно приобнял его за плечи и повел в кабинет.
        На широком письменном столе работал принтер - видно, господин сочинитель расстарался на новый боевичок. Рядом мелькал флажками-окнами монитор. У боковой стены, напротив серой рамы из ПВХ, стоял книжный шкаф-купе, до потолка забитый разноцветными корешками.
        - Вы ведь понимаете, я профессионал… - Валуев церемонно прикурил и исподлобья зыркнул на Костю. - Оцените свои возможности. Если у вас молодое издательство…
        - Вы о гонорарах? Мы платим в полтора раза больше, - неизвестно к чему ляпнул он.
        Продолжать разговор не имело смысла, но Константин неожиданно для себя очаровался магией творчества. Сейчас, при нем, возникал никем не читанный роман, и это рождало ощущение сопричастности.
        - Соблазн велик, - заметил Валуев. - Но у меня связаны руки. Договор заключен не только на эту вещь, но и на две следующих.
        - Серьезно? - Не поверил Костя. - Договор на те, которые вы еще не написали?
        - Что в этом особенного?
        - Необычно как-то. Их еще нет, а вы уже… А если вдохновения не будет?
        - Вдохновения? - Валуев озадаченно посмотрел на свою сигарету и обронил пепел. - Вы откуда? Вы кто?
        И то верно. Хватит дурака валять.
        Отсекая путь из кабинета, Костя шагнул вправо и подкинул в руке нож.
        - Ко мне сейчас придет консультант, - скороговоркой предупредил писатель. - Он майор милиции. Но если вы немедленно уберетесь…
        - Пустое, Иван Тимофеевич. Никакого майора вы не ждете.
        - У меня есть связи в МВД. Вас будут искать. А денег в доме все равно нет. Так, на текущие расходы. Остальное в банке. Нет резона.
        - Есть, и еще какой.
        - Драгоценностей не держу. Компьютер возьмете? Он тяжелый, плюс монитор. Не дотащите. К тому же, приметно слишком, - Валуев без всякой на то причины перестал нервничать и двинулся вдоль стола - к тумбе.
        Константин простил ему еще десять сантиметров, но когда рука литератора рванулась к верхнему ящику, не стерпел и, прыгнув вперед, горизонтально полоснул ножом по щегольскому халату. Валуев вскрикнул и завалился на клавиатуру - летящие флажки исчезли, и белое поле экрана исторгло нескончаемое слово из одних согласных.
        Кроме степлера и веера карандашей в ящике лежал сказочных размеров револьвер - вороненый восьмизарядный «Люгер» сорок пятого калибра, который, вздумай Валуев стрелять, отдачей разбил бы ему лоб.
        - О-о! - Костя заглянул в ствол, но тут же разочаровался. - Ваши крутые герои наверняка учат фраеров не держать газовое оружие. А сами что же? Ведь это правда, Иван Тимофеевич, газовик - он только от насильников. Вы боитесь насильников?
        Валуев, кряхтя и капая кровью, опустился вниз. Немного посидел, раскачиваясь, и откинулся на спину.
        - Забирайте. В шкафу деньги. В большой комнате. Не трогайте меня, - произнес он, еле дыша.
        - Да я ведь не за этим, Иван Тимофеевич.
        - Берите все. И уйдите. Вызовите скорую. Прошу вас.
        Константин не спеша высыпал патроны и, встав на цыпочки, положил их на книжную полку. Потом педантично защелкнул барабан и убрал «Люгер» обратно в стол. Пугач ему был не нужен.
        - За деньги спасибо, выручили, - сказал он. - Но я, вообще-то, не грабитель. Мне бы справочки навести.
        - Справочки? Х… Х-х… - Валуев утробно кашлянул и застонал от боли. - Я же вру, сочиняю. Про все эти разборки. Если что совпало, так случайно. Советовал мне Владик - осторожней надо. Вдруг за чистую монету примут…
        - Какой Владик? - Насторожился Константин.
        - Савельев. Тот, майор.
        - А другие? Как насчет других Владиков? Допустим, Нуркин…
        - Не слышал никогда. Или постойте… Нет. У меня в одном романе Норкин был. Но я его придумал! Если кого обидел…
        - Обидел, Иван Тимофеевич, обидел, родной. Да что уж теперь, поздно воспитывать. Приговорили тебя. Желаешь умереть попроще - назови адрес. Будешь молчать - сдохнешь в страданиях.
        - Вы же псих! - С ужасом пробормотал Валуев.
        Костя приподнял писателя за лацкан и, приблизив его перекошенное лицо к своему, сказал:
        - Я одного гада на кишках удавил. Знаешь, сколько у него кишок было? По всей комнате валялись. Ментов, небось, неделю рвало. А меня - нет. У меня рвотный рефлекс отсутствует. Так что побеседуем.
        Валуев округлил глаза и, замычав, сделал несколько энергичных движений ногами, но стоило Косте отпустить халат, как он рухнул на пол.
        - Зачем пустил? - Горестно произнес он. - Не убивайте…
        - Мне только это и говорят. Нет, чтоб адресок шепнуть, избавить себя от неприятных мгновений. Ну?! Колись, Иван Тимофеевич! Ты же не каменный. Будет больнее.
        Константин поставил ботинок ему на живот и легонько, пока еще для острастки, нажал.
        - А-а! А-а-а!! - Замотал головой Валуев.
        - Что «а»? Где найти Нуркина? Хорошо, я тебе помогу. Нуркин живет по чужим документам, - медленно, почти по слогам, проговорил Костя. - Его новая фамилия… Ну? Его фамилия… Иван Тимофеевич! Пожалей себя!
        - Чижов, - выдавил он, хлюпая красной слюной.
        - Дальше, - Костя перестал давить, но ботинок не убрал. - Дальше! Имя, адрес.
        - Алексей. Ленинский проспект, сорок два.
        - Квартира. Не тяни резину!
        - Сорок… сорок два.
        - Так. Ты у него был?
        - Чего вы от меня хотите? - Взмолился Валуев.
        - Был? - Рявкнул Костя.
        - Да, - безвольно сказал он.
        - Отлично. Какой у него этаж?
        - Не мучьте меня…
        - Этаж!
        - Шестой, - не вполне уверенно ответил Валуев.
        - И телефон, - потребовал Костя.
        - Четыреста двадцать… - начал тот, но Константин внезапно снял с живота ногу и врезал ему под ребра.
        Иван Тимофеевич уже не кричал - только схватил губами воздух и кисло, как дряхлый старик, заплакал.
        - Адрес ты взял с потолка, - холодно проговорил Костя. - Четыреста двадцать - это другой район. И этаж тоже. Сорок вторая квартира на шестом этаже находиться не может. Одного не пойму: почему его все выгораживают?
        - Не знаю я никакого Чижова, - захныкал Валуев. - Что хотите расскажу, только…
        - Нуркин, - напомнил Константин. - Нуркин, а не Чижов.
        - Не знаю я-а-а! - Заныл он.
        Костя сел в удобное крутящееся кресло и с сожалением посмотрел на писателя. Тот бессмысленно шевелил руками, пачкал палас кровью, но колоться, кажется, не собирался. Боль, которую он терпел, не шла ни в какое сравнение с той, что знал Костя, но все же это была Боль - с большой буквы. А выдержку Костя уважал.
        Налюбовавшись летающими по экрану флажками, он решительно поднялся и подошел к окну. Позолоченная ручка издала мягкий щелчок, и рама с чавканьем повернулась. Константин высунулся наружу и посмотрел, нет ли внизу людей. Людей не было.
        - Не на-адо, - слабо протянул Валуев.
        - Видел бы ты себя на параде. Гордость, достоинство! Мимо колонну гнали, а я за оградой стоял. Вроде, Правительство ваше паскудное приветствовал. Как и все остальные. А я на самом деле друзей искал - в той колонне. И нашел. Двоих. Я знаю, что потом с ними было.
        Костя прищурился и, переждав, пока какой-то сухарь в груди не впитает подступившие слезы, сказал:
        - Именем Народного Ополчения.
        На зеленом паласе осталось темное пятно - на самоубийство совсем не похоже. Но к этому Константин и не стремился, он хотел, чтобы члены Чрезвычайного Правительства уяснили: на них объявлена охота. В то же время Костя сознавал, что ничегошеньки они не поймут, так как Правительства вроде бы не существует. Эти мысли здорово рифмовались с его недавним открытием и, быть может, именно поэтому он поторопился от них избавиться.

* * *
        Человек поправил антенну и повертел колесико настройки. Радио он ненавидел, но еще хуже он переносил тишину. Добившись чистого приема, он увеличил громкость и поставил кастрюлю в раковину. Пельмени он ненавидел посильней радио, однако считал, что стряпня для мужика - занятие постыдное.
        С тех пор, как он расстался с женой, человек только и делал, что терпел. Со временем он даже научился получать от своих страданий какое-то удовольствие. Хотя, не сказать, чтоб это удовольствие было большим.
        - Только что нам стало известно об очередном дерзком преступлении в столице, - гордо объявил ведущий. - Мы передаем эту новость первыми.
        Человек закрыл кран, переставил воду на плиту и включил газ.
        - Час назад в своей квартире был убит известный писатель, автор многих бестселлеров, Иван Валуев. Детали пока держатся в секрете, но наши источники в прокуратуре сообщают, что Валуеву нанесли ножевое ранение, а затем выбросили из окна. Подробности слушайте в ближайшем выпуске новостей, который выйдет в эфир через двадцать минут.
        Конфорка шипела, наполняя кухню удушьем, но человек этого не замечал. Он все так же стоял, отрешенно глядя на кастрюлю.

* * *
        Константин прошел через турникет и машинально - так, как это делало большинство пассажиров - посмотрел на обратную сторону карточки. Осталась одна поездка. При том, что нормальные люди ездят в метро два раза в день, - туда и обратно - у него часто выходило нечетное количество, и одна поездка получалась лишняя. Костя любил поразмышлять о метафизическом смысле этого явления, но сейчас было недосуг, поэтому он просто пожал плечами и сунул билет в нагрудный карман.
        На ступенях сидел одноногий старик с баяном, точнее - рядом с баяном, поскольку инструмент стоял у стены, возле облупленного костыля. Инвалид же, развернув газетку, деловито кушал крутое яйцо. Почувствовав обычную неловкость, Константин поспешил мимо. Вообще-то он подавал, и не по двадцать копеек, как некоторые, но в данный момент позволить себе этого не мог. Настя с самого утра закатила скандал, дошло даже до ультиматума - мол, или заработки, или развод. Костя в ответ как-то отбрехивался, дерзил, впрочем, разговор он помнил довольно смутно, главное, что протаскался до обеда, а денег так и не достал. Более того, воспоминания о поисках пресловутых денег тоже куда-то ускользали, перемешивались и норовили притвориться сном.
        Зато сон, который так упорно навязывало подсознание, был действительно хорош. Косте снилась богато обставленная квартира и ее хозяин - добрый интеллигент. Хозяин пригласил его в кабинет, где они долго и приятно беседовали, а в конце он подарил Константину несколько сот рублей. Он дал бы еще, но больше у него не было. Костя поблагодарил и почему-то запихнул деньги в правый ботинок.
        Подумав об этом, он ощутил легкое неудобство - именно в области стопы. Недоумевая, Константин облокотился о перильце, затем поджал правую ногу и пощупал обувь. Под пальцами хрустнули свернутые купюры.
        Инвалид шумно проглотил сухой желток, отряхнул ладони и взялся за баян.
        - Москва-а золотогла-авая!.. - затянул он, тоскливо кося глазом на четыре сотни.
        Не соображая, что делает, Константин зажал в кулаке деньги и двинулся к старику.
        - Убери, убери, сынок. С ума не сходи, - сказал инвалид, чудесным образом укладывая слова в ритм песни. - Думаешь, дед не видит, у кого шальные, а у кого трудовые?.. Арома-ат пи-ирожко-ов… Дед все понимает. Рупь-два милуешь, и спасибо. А нет - я не в обиде. Я ж понимаю…
        Совсем смутившись, Костя быстро закивал и полез по карманам. Разыскав стопку каких-то монет, он бережно положил их в брезентовый чехол и, пробормотав что-то благодарственное, вприпрыжку сбежал к тормозящему поезду.
        Деньги не исчезали и не жгли ладонь, они просто были, невесть откуда взявшиеся четыреста рублей. Четыре новеньких, незатертых сотенных - от щедрого человека из волшебного сна.
        На Костю стали обращать внимание, и он, спрятав банкноты, ушел в другой конец вагона. Потеснив пацана в бейсболке, одетой задом наперед, он сел и прикрыл глаза. В голове все звучали «конфетки-бараночки» и душевный голос одноногого баяниста: «…у кого шальные, а у кого трудовые…». Константину было крайне важно разобраться, какие же у него. Шальных, то бишь сомнительного происхождения денег он иметь не мог - даже теоретически. Значит, честные, значит, заработал. Вот, Настя обрадуется! Где заработал-то?.. Настя будет довольна…
        Он незаметно задремал, а когда, вздрогнув, открыл глаза, в окне мелькали незнакомые колонны.
        - Какая сейчас? - Испуганно спросил он у женщины, сменившей подростка.
        - «Сухаревская».
        Константин обескураженно тряхнул головой и встал у дверей. Вестибюль унесся влево, и за пыльным стеклом заплясали бесконечные кабели. Через долгие две минуты из темноты вынырнула следующая станция. Константин прикинул, сколько придется ехать назад, и закручинился - приближался час «пик» с давкой, взаимными укорами и вечной московской бестолковщиной.
        Едва створки раздвинулись, он бросился из вагона - напротив, быстро наполняясь пассажирами, стоял встречный состав. До середины платформы Костя добрался относительно легко, но в центре его остановили, затолкали и потащили в сторону. Он злился и проклинал, но бороться с толпой было бесполезно - его несло вдоль поезда, в котором уже прозвучало бесповоротное «двери закрываются».
        Люди, вы стадо, с глухим раздражением подумал он. Вас бы на подводную лодку во время пожара.
        Идея Косте настолько понравилась, что он на мгновение перестал сопротивляться и побрел вместе со всеми к эскалатору. Попадая в метро, он начинал искренне ненавидеть человечество, однако к столь радикальной идее пришел впервые. Да, на подлодку. И обязательно с пожаром - чтоб в суматохе друг друга передавили. Чтоб на дно - всем стадом.
        Константин поразился, как это легко - желать чужой смерти. Он давно знал, что не любить для человека так же естественно, как и любить, но, воспитанный в духе гуманизма, старался держать подобные знания где-то глубоко, на нижних полках. Теперь же, взбесившись от коллективной тупости пассажиропотока, он дал волю самым черным фантазиям, вновь и вновь представляя себе людей, скачущих по тесным каютам. Войдя в азарт, он даже не заметил, как легко и правдоподобно его воображение рисует внутренности подводной лодки. Словно когда-то, давным-давно, а может, и в другой жизни, эти внутренности были для него домом.
        Перебегая взглядом от одного пассажира к другому, Костя мысленно ставил их в различные затруднительные положения и так же мысленно улыбался… Пока не заметил в толпе новое лицо.
        Это был он, его командир. Его родной сотник - человек, вытащивший Костю из дерьма, подаривший ему первый автомат и цель в жизни. Научивший презирать смерть. Убитый в уличном бою.
        Если б Костя не видел этого сам, он бы, наверно, не поверил. За сотником ходила слава бессмертного, заговоренного против пули и ножа, и даже против насморка. Странно, но командир и впрямь никогда не болел. А три месяца назад… Или два?.. Проклятая память!..
        Они сидели в БТРе, и их можно было достать только гранатой. Сотник вылез из люка. Его предупреждали насчет снайперов, но он их никогда не боялся. Высунулся почти по пояс и раздавал приказы - за броней шли два отделения. Ему было важно, чтобы сотня все сделала правильно и не подвела соседей. У него было развито чувство долга. И еще - нюх. Но иногда нюх отказывал… Костя не сразу сообразил, что вспышка за смотровым окном - это взрыв. Он принял ее за что-то другое, хотя ничего другого на Кузнецком быть не могло. Просто разум не мог смириться… Он еще спросил у сотника, откуда фейерверк, и, когда тот не ответил, потрепал его за брючину. А сотник сполз в кабину. Он был мертв - уже секунд десять, но почему-то продолжал стоять. И у него не было лица. Совсем не было.
        - Петр! - Позвал Костя.
        На него посмотрело сразу несколько человек, но сотника среди них не оказалось.
        Померещилось?
        - Петр!! - Крикнул он.
        Люди шарахнулись в стороны, кто-то принялся язвительно шутить, но Косте было не до условностей. Он отчаянно рвался туда, где только что стоял сотник, или кто-то, чертовски на него похожий. В этом вряд ли был какой-то смысл, ведь он сам все видел - тогда, на Кузнецком, но надежда на чудо, скверная черта русского характера, заставляла его пробиваться сквозь потную гущу дальше, к переходу на кольцевую. Чем энергичней он работал локтями, тем скорей ему уступали дорогу, а всякие красноречивые покашливания его не волновали. Он был один - в целом мире, и он готов был с этим миром сразиться, лишь бы догнать своего сотника.
        - Петр!! Ты где?! - Исступленно заорал Костя.
        Теперь обернулись все, и он, пользуясь возникшим оцепенением, бешено завертел головой. Взгляд на миг выхватил из толпы знакомый профиль: покатый лоб, убегающие на затылок волосы, нос картошкой, круглый старушечий подбородок - все рубленое, контрастное, как на черно-белом снимке. Нет, это не Петр. Конечно, не он, это чья-то чужая морда, но почему она его так зацепила?
        Константин моргнул, и морда исчезла, а через один удар сердца он уже не мог с уверенностью сказать, действительно ли там кто-то был, или это ему пригрезилось. Стадо пришло в движение, и Костя понял, что никого не найдет.
        Матеря себя за то, что отвлекся, он отступил к колонне. Если б он смог встретиться с сотником… Но как? В мире с действующим метро многое было по-другому. Многое находилось не на своем месте - члены Чрезвычайного Правительства работали черт знает кем, а от Народного Ополчения осталась лишь одноименная улица на «Октябрьском поле». Две трети черного списка он совершенно спокойно разыскал через справочное бюро на Киевском вокзале, но адрес Петра не спросил - он помнил его сам. И, конечно, ни разу к нему не ходил. К кому идти, если Петра убили?
        А если нет?
        Костя решительно вышел из-за колонны и влился в реку, текущую к эскалатору. Час «пик» - не лучшее время для поездок, особенно с двумя пересадками. До «Арбатской» он доедет и на тачке. В кармане похрустывали плотно сложенные четыре сотни, деньги, происхождение которых его так тревожило - совсем недавно. Давно. Это было давно. И, главное, не с ним. Тот малохольный географ удавится, но на тачку не разорится, а он, Костя Роговцев, может себе позволить. Тем более, за счет беллетриста Валуева, царство ему небесное.
        Машин в городе было пруд пруди, и на такси получилось еще дольше, зато с комфортом. Показывая, где свернуть, Костя на всякий случай пояснил:
        - У магазина «Мелодия».
        И по привычке добавил:
        - Который взорвали прошлой зимой.
        - Чего взорвали? - Оторопел водитель.
        - «Мелодию», - буднично ответил Константин. - Или у вас не взрывали? Значит, это только у нас.
        Таксист поцокал языком, но промолчал. Он на своем веку слышал и не такое.
        Костя велел остановиться у красной кирпичной школы с чудным номером «1234» и, заплатив сверх оговоренной суммы, зашел в подъезд старого пятиэтажного дома.
        Сердце забилось сильней и чаще. Шансов было не много, но если он все же не обознался, если Петр жив… Что из этого следует, Костя так и не решил, - он уже стоял у двери и давил на звонок. Лишь успел довести сладкую мысль до конца: если сотник жив - это здорово.
        - Вы к кому? - Осведомились из-за цепочки.
        Ну да, правильно. Петр обитал в коммуналке. Это в отдельных квартирах спрашивают «кто там?», а в коммунальных - «к кому?». Большая разница.
        Константин рассмотрел жестяную табличку над звонком - в списке значилось шесть фамилий, но Еремина среди них не было.
        - Я к Петру, - сказал он.
        - Нет у нас никаких петров, - недружелюбно отозвался некто, скрывавшийся за дверью.
        - Откройте, пожалуйста, мне нужно с вами поговорить.
        - Нет у нас петров, и говорить не о чем, - отрезал жилец.
        В узкую щель был виден только кусок коридора и волосатое предплечье с бледной татуировкой «Сахалин 1957-61». Не позволяя захлопнуть дверь, Костя выставил вперед ногу.
        - Мне бы на два слова…
        - Толик, что там? - Раздался женский голос.
        - Петю какого-то… С утра по телефону голову морочили, а теперь вон приперлись. Здрасьте.
        - Небось опять к Петуховым.
        - Да уж не ко мне, - поддержал Толик с Сахалина. - С этими Петуховыми никакого покоя. Базар, а не квартира.
        - То у них племянники, то студенты психованные, то этот… полтора месяца околачивался.
        - Норкин, - с фальшивым почтением подсказал Толик-Сахалин. - Ты с ним на «вы» и за ручку! Два образования высших, не смотри, что из себя мухомор.
        Соседка неохотно гыгыкнула и, судя по звуку, удалилась. Костя постоял еще несколько секунд, пока до него, наконец, не дошло.
        - Норкин? Может, Нуркин? - Спросил он, потешаясь над собственной наивностью. Надеяться на случайную встречу в десятимиллионном городе - это…
        - Во-во, Нуркин, - чему-то обрадовался Толик. - Ты тоже к Петуховым? Не пущу. Нет их. Вот на лестнице и дожидайся
        - Хорошо, - легко согласился Константин.
        Он взялся за дверь и изо всех сил дернул ее на себя. Цепочка от подвесного унитаза лопнула, и Костя, ткнув негостеприимного соседа в солнечное сплетение, переступил через порог.
        - Ты что это?.. - Растерянно молвил Толик-Сахалин. - Ты драться, да? Ну я тебе щас…
        Крепкий мужик в тренировочных штанах и майке на бретельках сжал кулачище и разудало, с каким-то бесшабашным «ы-ы-ых», размахнулся. Костя одобрительно кивнул, но за мгновение до прилета кулака нырнул в сторону. Одной рукой он перехватил запястье, а другой легонько, без особых затрат, ударил по Толиному локтю. Сахалинец послушно упал на колени.
        - Кто еще дома?
        - Мы только, - простонал он. - На работе твои Петуховы. Руку отдай, сломаешь!
        - Как бабу зовут? - Спросил Костя, помогая ему подняться.
        - Лиза.
        - Елизавета! - Громко сказал он. - Можно вас на минуточку?
        Из боковой комнаты выглянула пожилая женщина с какой-то кастрюлей.
        - Ты на кой его впустил?
        - На кой, на кой… - проворчал Толик. - Человек больно хороший.
        - Задаю один вопрос и ухожу, - мирно объявил Константин. - Если я правильно понял, Нуркин здесь не прописан.
        - Нет, не прописан, - единодушно заверили жильцы.
        - Но появляется.
        - Ха, появляется! - Возмутилась Елизавета. - Почти два месяца тут обретался.
        - А сейчас?
        - Съехал недавно. А чего ты здесь командуешь?
        - Молчи, Лизка! - Одернул ее Толик. - Чего еще хотел?
        - Как его найти?
        - Норкина? Это Петуховых друг, их и пытай.
        - Когда они придут?
        - Слушай, неуемный, ты один вопрос обещал, а задал сто, - проговорила женщина.
        - Так вы же на него не ответили, - сказал Костя и, подойдя к телефону, обрезал провод. Потом повернулся к Елизавете и ненавязчиво продемонстрировал нож. Лезвие длиной с телефонную трубку было сплошь усеяно чешуйками засохшей крови.
        - Гра-абят… - прошептала женщина.
        Кастрюля грохнулась на пол, и в коридоре пронзительно завоняло кислыми щами.
        Глава 7
        Мобильного телефона Петр никогда не имел, поэтому долго искал, куда нужно тыкать. Прежде, чем он ответил, трубка чирикнула раз семь или восемь.
        - Да? Слушаю.
        - Слушаешь? Это хорошо.
        Голос был незнакомым, но сам процесс общения по телефону доставлял Петру огромное удовольствие. Он что-то напоминал.
        - Слушай внимательно, урод безбашенный. Человечек, которого ты вчера…
        - Простите, а с кем я говорю?
        - «Простите» будет потом, когда мы до тебя доберемся. Ты ведь вчера не лоха какого-то задел. Ты нашего человечка опустил. Нашего, понимаешь?
        - Не понимаю, - признался Петр. - Куда его дальше опускать, если он и так уже не человек, а человечек?
        - Борзый бычок, - с необыкновенной благостью заметил абонент. - Ты чей, Робин Гуд? Ты каковских будешь, а?
        Петр оторвал трубку от уха и задумался. «Каковских». Что за вопрос? Он сам по себе, он… он…
        Его вдруг охватило отчаяние - всепоглощающее, такое, от которого холодеют пальцы и кружится голова. Кто он?
        - Куда пропал? - Крикнули в динамике. - Эй, бычок, не прячься! Ты где?
        - Я? - Дико озираясь, спросил Петр. - Я здесь. На чердаке.
        - На каком чердаке, мудило?
        - Не знаю, - сказал он и отключил трубку.
        Вокруг стояла жаркая духота, насыщенная запахом гнили и чего-то еще - резкого, отвратительного, забившего ноздри. Луч света, протиснувшийся сквозь дыру в кровле, золотил витающую в воздухе пыль и согревал коленку. Дождя на улице не было, но черные стропила сочились влагой. Тут и там возвышались серые сталагмиты птичьего дерьма, самый ближний упирался Петру в ботинок.
        Он брезгливо отдернул ногу и вскочил, но, треснувшись макушкой о деревянную балку, присел обратно.
        Вопросов было много. Первый - «кто я?», второй - «где я», третий…
        Петр поразился тому, как быстро возник этот список. Словно он только и делал, что выяснял, - каждое утро. Правило, выработанное за время отлежки… где?.. ладно, это потом. Правило диктовало: проснувшись, не открывай глаза. Пусть к тебе обратятся, назовут по имени. С этого начнется день.
        «Бычок», «безбашенный» и еще как-то. Нет, такие имена его не устраивали.
        Петр вздохнул и осмотрелся. Крыша двускатная, значит, не многоэтажка. Десяток разбитых бутылок и море бумаги, в основном - темные покоробившиеся газеты. В них можно почерпнуть хоть какие-то сведения, но Петр предвидел, что статьи о человеке на чердаке там не будет. Никто не подскажет, никто не объяснит.
        Он пошевелился, и под рукой что-то громко зашуршало. Это был желтый полиэтиленовый пакет с грустным верблюдом и маленькими, чуть повыше верблюда, пирамидами. В пакете лежала толстая записная книжка, пачка сигарет, банка пива и круглый сверток с надписью «BIG MACK». Большой мак оказался мятым, сырым бутербродом. Петр не выдержал и куснул. Котлета была жесткой, а булка, наоборот, тягучей, как резина, но голод заставлял его кусать снова и снова, пока бутерброд не кончился. Опорожнив банку с пивом, Петр отбросил ее назад и, похлопав себя по карманам, разыскал зажигалку.
        Затушив окурок, он сладко потянулся. За сигареты спасибо, за пиво тоже, но откуда записная книжка? Повинуясь неожиданному и какому-то невнятному порыву, он открыл ее на букве «Н».
        Мозг кольнуло электрическим разрядом. В начале страницы находились какие-то фамилии с номерами, а под ними, другой пастой и другим почерком было написано: «Нуркин». Дальше, ломая жанр телефонной книги, шел столбец сплошного текста, занимавший - Петр проверил - два листа.
        «Сперва пожри».
        Он сдержал благодарную отрыжку и уже не смог оторваться.
        «Ты Петр Еремин. Твои друзья: люди из Народного Ополчения (я никого не видел). Враги: члены Чрезвычайного Правительства и их подручные (черный список вспомнишь сам, он не забывается). Что с тобой случилось. Этого я не знаю. Кажется, случилось не с тобой, а с миром. Все куда-то подевалось. Была война (вспомнишь), теперь нет. Чрезвычайного Правительства тоже нет. Ни одного человека. Я ничего не понимаю. Все сошли с ума. Встретил пару знакомых, они меня не узнали. Лежал в психушке, там пытались вдолбить новую биографию: жена, сын и все такое. К Нижней Мухинской не приближайся, опасно. Деньгами я разжился, на первое время хватит. Достань оружие. Постарайся найти кого-нибудь из наших. В чужие руки эти записи попасть не должны, но и выкинуть их нельзя. Завтра они тебе понадобятся. Если что-нибудь вспомнишь, дополни. Вот еще: Нуркина я не нашел, никаких следов. Небось отсиживается за бугром. Все. Будь осторожен».
        Петр отложил книжку и потер подбородок. Кожа была чистой - молодец, вчера позаботился. Он с легкостью вспомнил, как брился в туалете на Павелецком вокзале, как покупал в аптеке шведскую мазь от гематом, - зеркала на чердаке не было, но левый глаз видел нормально - вспомнил, хотя это было значительно раньше, как колбасил того наглого человечка на углу Нижней Мухинской и Малой Пролетарской.
        Вспомнил и все остальное - разом, без постепенных озарений, без удивления даже, просто немного сосредоточился, и все появилось. Само. А уже через минуту не мог поверить, как это возможно - забыть собственную фамилию, не мог представить себе то состояние, в котором пребывал раньше. Снилось, что ли? Нет, так долго не спят. Взрыв на Кузнецком был в начале весны. С неба каша какая-то падала, и под ногами каша, только грязная… А сейчас вон, лето в разгаре. Солидное выходит пятнышко. В смысле, белое пятно.
        Петру стало немного обидно за те неимоверные усилия, что пришлось приложить для организации побега. По существу он функционировал не более двух часов в день - уже под вечер, когда санитары разгоняли по палатам, остальное же время слонялся по больничным коридорам и насиловал память.
        Теперь с этим покончено. Он прикрыл глаза - лишь на секунду - и тут же вспомнил свой домашний телефон. Позвонить? В блокноте про жену какую-то написано. Вот и разберемся.
        Петр взял трубку и набрал номер. Ответили сразу.
        - Кого вам?
        Толик, сосед!
        - Здорово. Узнаешь? - Волнуясь, заговорил Петр.
        - Кого надо-то?
        - Привет, Анатолич! Это Петя!
        На том конце раздалось невнятное бурчание - видно, Толик с кем-то совещался. Через секунду к телефону подошла Лиза.
        - Ну! Слушаю вас.
        - Доброе утро. Я Петр.
        - Не знаю ничего. Кого вам?
        - Э-э… - только и сказал он. А кого можно было позвать, если половина соседей его не воспринимала? В их большой квартире жили еще двое, но с ними у Петра отношения были сложные. - Простите, вы не скажите, кто занимает комнату в конце коридора? Это рядом с ванной.
        - Петуховы занимают. Вечером звоните, они на работу ушли, - сердито ответила Лиза и тут же бросила трубку.
        Петр задумчиво погрыз короткую антенну и, отключив мобильник, положил его на россыпь керамзита.
        Вот так. Вычеркнули. На его законных шестнадцати квадратах теперь проживают какие-то уроды. Петуховы какие-то. До чего же неприятная фамилия! Специально, что ли, выбрали? Будто издеваются, гады, намекают: тебе одна дорога - к фиктивной жене и подсадному сынку Кирюше.
        Петр в сердцах врезал по темной балке, и кровельное железо отозвалось тихим, быстро затухающим гулом.
        К псевдосупруге он не пойдет, хотя адресок, планировка и даже мебель забиты в башку крепко. Врачи в психушке хлеб не даром едят. Петр потеребил карманы и нащупал вкусный «Кэмэл». На сигарете верблюдик был совсем крошечный - не больше комара. Помимо курева в брюках оказалась тонкая пачка денег. Петр разочаровался, но, поднеся ее к глазам, присвистнул: доллары. Десять банкнот по сто, полтинник и несколько двадцаток.
        Кого это он вчера облегчил? Миллионера? Часики, между прочим, неплохие, вот они, на руке болтаются. А рубашка - говно. В таких, наверно, только негры и ходят. И некоторые из наших.
        Он пожалел, что переоделся, - к его затрапезным порткам все эти перья-павлины явно не шли. Погорячился вчера, это точно. Петр поднял с пола пиджачишко и, хорошенько выбив его о деревянную стойку, одел. Представил себя со стороны и вслух произнес:
        - До первого мента.
        Менты, ни первый, ни пятый, им не заинтересовались. Петр шел какими-то переулками - не глядя на названия, но чувствуя уверенность в том, что идет правильно. Лишь на одном из перекрестков скучающий блюститель порядка зыркнул в его сторону и даже поднял было руку с заранее скрюченным пальчиком, но в этот момент задребезжала трубка, и Петр на ходу приложил ее к щеке.
        - Здорово, беспредельщик.
        Голос был новым, но явно из той же компании. Увидев у Петра мобильный телефон, милиционер опустил руку и отвернулся.
        - Здрасьте. С кем я говорю?
        - Это мы говорим, а ты слушаешь.
        - Любите же вы, ребята, каламбуры.
        - Короче. Есть у нас к тебе тема. Не обломишь - поможем с документами и вообще, устроим все как надо. Будешь жить легально.
        - Дружбу предлагаете?
        - Ты погоди тупить. Мы ведь нашли того, кому ты пятьсот баксов задолжал. Ох, и подставил парня! Фраерок думал, что простого психа вывозит, доктора вашего уже потом нашли. Так что ты, брателло, в розыске. Как особо опасный. Ну, прожрешь свою тысячу долларов, а потом? Обывателей грабить? Стремно это.
        - А вы мне, значит, работенку непыльную подобрали.
        - Не разгоняйся. Для начала посмотрим, кто ты есть. Сгодишься - и долги твои закроем, и наезд на человечка нашего простим.
        Петр взглянул на часы - разговор длился чуть больше минуты. Вполне достаточно, если только у козла на «БМВ» действительно крыша, а не дворовые хулиганы.
        - Расскажите подробнее, - попросил он и бросил включенную трубку в ближайшую урну.
        Убедившись, что этого вандализма никто не заметил, Петр плотно запахнул пиджак и свернул направо. За крышами возник шпиль МИДа, рядом - Новый Арбат, а там уж рукой подать до родного дома. А в нем - Петуховы. Нет, не пойдет.
        Петр свернул еще раз, проводил глазами встречный «Гранд Чероки» с подозрительно тонированными стеклами и отправился к Садовому Кольцу. Мафиозо, скорее всего, не врал: проломленный череп Валентина Матвеевича - хороший повод для розыска. Значит, нужно держаться людных мест. В толпе человек неприметен. Вот только рубашечку сменить. И найти кого-нибудь из Ополчения. Недельку отсидеться, обождать, пока не схлынет, а потом за дело.
        Поменяв двадцать долларов, Петр сел в троллейбус. Следуя правилу матерых преступников «не греши по пустякам», протолкался к водителю и приобрел талончик. Затем пробил его в компостере и с чистой совестью уставился в окно. Ехать предстояло долго.
        Сойдя на Сухаревской, он без особого экстаза отметил, что торговых павильонов здесь раньше не было. Удивления не возникло - с этим он завязал еще вчера, когда каждые пять минут натыкался на мелкие, но досадные несоответствия вроде незнакомого памятника или смешного фонтанчика вместо клумбы. В общем и целом все оставалось по-старому, однако подобные неурядицы настораживали. У Петра возникло впечатление, что город реконструировали по его воспоминаниям, и кое-где промахнулись.
        Он разыскал ветхое двухэтажное здание и, спустившись в подвал, трижды стукнул ногой в дверь. На черной обивке висела табличка «ООО Тюльпан-С», а с потолка таращился внимательный глазок охранной системы, и еще до того, как дверь открыли, Петр понял, что снова попал не туда.
        - Чего долбите? Звонок есть, - недовольно сказал дюжий мужчина с приколотым к лацкану бейджем. В углу карточки была наклеена зверская морда, а по центру шла исчерпывающая надпись «служба безопасности».
        - У вас тут фирма, да? - Глупо спросил Петр.
        - А что? - Бдительно прищурился страж.
        - Здесь раньше люди жили, - пояснил он.
        - Возможно, - сказал охранник, как бы сомневаясь, но не желая вступать в дискуссию.
        - Давно вы это помещение занимаете?
        Мужчина болезненно задумался и после паузы ответил:
        - Некоторое время.
        - Ясно, - кивнул Петр. - Спасибо, вы мне очень помогли.
        Он поднялся по истертым ступеням и, выйдя на улицу, закурил. Вместе со вчерашними, это был уже седьмой адрес. И седьмой пролет. Все, на кого он мог положиться, исчезли.
        Дойдя до метро, Петр купил газету объявлений, затем взял в палатке булку с сосиской, бутылку пива и донес все это до скамейки. Смахнул пыль, сел, откусил, глотнул и открыл страницу «сдаю». Доев и допив, он отчеркнул ногтем десяток хороших вариантов и пошел к телефону-автомату, но после четвертого звонка смял газету и пустил листы по ветру.
        Ни в честное слово, ни в предоплату никто не верил. Каждый желал заключить договор, а для этого, нетрудно догадаться, требовался паспорт. Одна бабка согласилась принять водительские права или справку об освобождении, но полное отсутствие документов людей отпугивало.
        «Так не бывает, чтоб совсем никакой бумажки,” - говорили домовладельцы, и Петр вынужденно соглашался. Без бумажки в Москве хана. Хорошо хоть в метро пускают, подумал он. Еще пару поездок. Вдруг да повезет.
        Чуда не случилось. Петр проверил пять адресов и везде получал одно и то же: «такие здесь не проживают». Намаявшись и незаметно накачавшись пивом, он достиг той степени осатанения, при которой начинаешь слышать всякие голоса. Когда где-то в метро с потолка донеслось «Петр! Петр!», он понял, что на сегодня хватит. Поднявшись наверх, он отдышался и поймал такси до Тверской.
        Город бомжей и клерков постепенно переходил в вечернюю фазу. Солнце еще не зашло, но витрины и вывески уже горели. Желтые, голубые, красные огни отражались в капотах машин, и от этого даже «Москвичи» выглядели дорогими и уютными.
        Проституток было мало. Основные силы еще наводили марафет, натягивали колготки и запасали презервативы, а пока на улице стоял лишь авангард.
        - Так ты за этим? - Спросил водитель. - Рановато. Часа через два будет полный ассортимент.
        - Больше терпеть не могу, - сказал Петр.
        Истолковав ответ по-своему, водитель усмехнулся и подрулил к группе томно курящих девиц. Девушки приосанились и засверкали глазами, но остались на месте, зато откуда-то сбоку возникло широкое и дряблое лицо.
        - Что бы вы хотели? - Спросила дородная женщина лет шестидесяти.
        - Только не вас.
        Шофер заржал и, принялся хлопать в ладоши.
        - Жаль, - тоже смеясь, сказала тетка. - А то бы я… Ну ладно, серьезно. Вон мои стоят, - она подала путанам какой-то невидимый знак, и те засверкали пуще прежнего. - Особые пожелания имеются? Блондинки, брюнетки, пухленькие, стройные.
        - Вы как торгуете - на вынос?
        - Апартаменты нужны? - Смекнула бандерша. - Есть обычные, есть королевские. Но они по времени.
        - Королевские не надо. На всю ночь.
        - Сто, - кротко отозвалась она. - Девушку какую возьмете?
        - А можно без?
        - Золотой, у меня же не гостиница.
        - Тогда давай любую.
        Петр отдал тетке триста долларов, и та усадила на заднее сидение какую-то тощую барышню. Он только глянул в зеркальце - не мужик ли, и молча махнул рукой.
        - Переплатил, - наставительно произнес водитель. - Можно было поторговаться.
        - Ну ты, руль! - Возмутилась гетера. - Торгуются на базаре, понял?
        - С этой шаланды толку не будет, - заключил он. - Смотри за бутылкой, а то подсыпет чего. Знаешь, как люди потом просыпаются? Сами себя не помнят.
        - Знаю, - сказал Петр.
        Апартаменты оказались однокомнатной квартирой, и даже кровать, вопреки ожиданиям, была не «семь на восемь», а просто - кровать. Петр поставил на стол сумку с продуктами и задернул шторы. Достав из второго пакета джинсы, новую рубашку и белье, он принялся раздеваться. Путана, не снимая каблуков, собралась идти в ванную, но он ее остановил.
        - Ты сама откуда будешь?
        - Здешняя я.
        - Еще соврешь - в рог получишь.
        - Ну, из Молдавии, какая тебе разница? Думаешь, у нас там…
        Предвидя какую-то гадость, Петр жестом велел ей заткнуться.
        - Суп варить умеешь?
        - А, ты из этих, - молдаванка ни капли не удивилась. - В бегах, значит? Подфартило мне. Трахаться не будем?
        - Как настроение… А что, сейчас многие бегают?
        - Без допросов, о`кей? Если человек тебе про других рассказывает, то и про тебя тоже разболтает.
        - Не дура, - похвалил Петр. - Ну так что с нашим супом?
        Девушка притворно вздохнула и, скинув туфли, взяла сумку. Когда она ушла на кухню, Петр блаженно развалился в кресле и включил телевизор.
        - …известный писатель Валуев, - закончил фразу диктор, и по экрану двинулась панорама: компьютер, стена, книжные шкафы, дверь, окно, стена. Вернувшись к компьютеру, камера скользнула вниз и уперлась в мокрое пятно на полу.
        - При опросе соседей оперативники выяснили, что примерно за полтора часа до трагедии к Валуеву кто-то приходил.
        - «Дорожный патруль»? - Крикнула из кухни девушка. - Лучше переключи на…
        - Умри! - Рявкнул Петр.
        - …с помощью жевательной резинки… Авария на Крымском мосту, двое пострадавших, - монотонно произнес женский голос, а мужской начал перечислять, кто, куда и на чем ехал.
        Петр убавил громкость и прошелся вокруг стола. Валуев, Валуев… Однофамилец? Вполне вероятно, во всяком случае, тот Валуев, что из черного списка, книг не писал. Как и Батуганин не был банкиром. А Кочергин не был психиатром - и однофамильцем тоже не был. Валентин Матвеич… добрый доктор мозгоклюй.
        - Эту передачу повторяют? - Спросил он.
        - По выходным. Там самые крутые происшествия. Во сколько, не помню. Надо программу посмотреть.
        Известный писатель Валуев… Хоть бы не секунду раньше!..
        - Эй, ты книжки читаешь?
        - Иногда, а что?
        - Этот Валуев…
        - А, у него детективы.
        - Зовут его как?
        - Сейчас, погоди…
        Девушка вошла в комнату: в одной руке нож, в другой луковица.
        - Щас, щас… - она потерла локтем нос и обрадованно вспомнила. - Иван. Иван Валуев, во!
        - Молодец. Иди, готовь дальше, - распорядился Петр.
        Валуев Иван Тимофеевич. Не самое редкое сочетание, при том, что еще неизвестно, был ли казненный Тимофеевичем. А может, и не казненный. Не-е-е… Что-то подсказывало: к Валуеву приходил не грабитель. Его убили по приговору Народного Ополчения. Кто-то водит пальцем по черному списку и ставит крестики. Это значит, он не один. Значит, нужно искать.
        - Эй, как тебя? Ты про Нуркина ничего не слышала?
        Петру хотелось иметь третий труп из списка. Три - уже не совпадение.
        - Не-а.
        - Я отлучусь ненадолго. Если смоешься и оставишь меня без супа и без ночлега…
        - Не переживай. Куда я денусь из подводной лодки?
        Про лодку она хорошо. Петр перебрал знакомых - самым подходящим был Костя Роговцев. Как раз из бывших подводников. Перст судьбы, получается. Если он найдет Константина…
        Петр постучал по деревяшке. Найдет… Кого-то из Ополчения… Он в это не верил.
        Остановившись перед Костиной квартирой, он долго собирался с духом. Если и здесь не то… Тогда все, больше у него никого нет. В принципе, было еще несколько человек, но с ними связываться не хотелось. Не проверенные, из последнего призыва. Те, кто не по убеждениям, а ради славы. Он и раньше отказывался брать их в сотню, а теперь и вовсе не рискнет. Только Костя. Он один остался - из настоящих, из своих.
        От волнения звонок вышел робкий и прерывистый. Петр собирался нажать еще раз, но не успел - дверь открыли. Женщина. За тридцать. Некрасивая. Не обаятельная даже - так, лохудра какая-то.
        Женщина поправила немытые волосы и вопросительно посмотрела на Петра.
        - Я вас слушаю, - сказала она, и из-под ее верхней губы вылез черный гнилой зуб.
        Сестер у Кости не было. А спать он с такой погнушается.
        Не говоря ни слова, Петр развернулся и пошел вниз. Спустившись на два этажа, он вдруг обозлился - на весь мир и на себя лично.
        Что за сопли, подумал он, стукнув себя кулаком по бедру. Что за кисельные берега? Костю не нашел? А откуда ему взяться, если всех убрали? Его, небось, в первую очередь. Он же был самый лучший. Ну, почти. Кроме меня. Да, кроме меня - самый. И при этом надеяться, что его не тронут? Держи карман!
        Петр вызвал лифт и нанес пару ударов в пустоту. Ххук! Ххук! Обложили, да?! Эксперимент продолжается?! Ла-адно. Будет вам эксперимент.
        Мозг переполняла звериная отчаянная ярость, мышцы подрагивали и зудели. Появилось желание разогнаться и бежать, бежать - как в детстве, пока не задохнешься и не упадешь в траву.
        По дороге ехала темная «девятка», и Петр, вместо того, чтобы протянуть руку, вышел наперерез. Машина с визгом затормозила, и он, не спрашивая цену, не интересуясь, собирается ли водитель кого-то подвозить, уселся на переднее сидение и назвал адрес апартаментов. Бледный человечек за рулем послушно моргнул и дал по газам.
        Первым делом воспользуюсь оплаченными услугами, решил Петр. Не пропадать же добру. Потом поем супа. А потом…
        Петр долго смотрел на умиротворенный город и не нашел в нем ничего, что могло бы его остановить.
        - Все, - робко сказал водитель. - Бензин… Я не виноват.
        - Далеко здесь? Сколько мы не доехали?
        - Нет-нет, - залебезил он. - Рядом совсем. Вон там налево и еще два квартала.
        Петр положил на приборную доску пятьдесят долларов и собрался выйти.
        - А то хочешь, вместе до заправки дотолкаем, - предложил он.
        - Нет-нет! Сам, сам.
        - Наверно, это правильно. Тачка ведь твоя? Ты и толкай.
        - Ну да, ну да, - затряс вихрами водитель.
        Петр перебрался на другую сторону улицы и вытащил из пачки последнюю верблюдину. Его обогнал джип, похожий на тот, что он видел утром в центре, но таких тачек в Москве было полно. У светофора джип свернул, и Петр отметил, что им по дороге. Могли бы и подвезти, в шутку подумал он. А когда дошел до угла, желание шутить пропало. На тротуаре, как раз у дома, где ждала тощая путана и наваристый супец, стоял черный гроб внедорожника и пара легковушек - марки Петр издали не разобрал.
        Он судорожно огладил карманы - блокнот с биографией находился при нем. Негритянскую рубашку и костюм Валентина Матвеевича ему было не жалко. Суп - другое дело, ну да черт с ним, с супом. Идти некуда - вот проблема. В памяти остался последний адрес - его собственный. Или Петуховых?..
        Петр обжег сигаретой пальцы и удивленно огляделся - он давно уже шел. К Новому Арбату и к старому пятиэтажному дому, что за магазином «Мелодия». К Петуховым или к себе - с этим как раз предстояло разобраться. Пока он только шел.

* * *
        Диктор сказал, что всплыли некоторые подробности по делу об убийстве банкира Батуганина. Бросив бутерброд, человек побежал к телевизору - и поэтому все пропустил. Человек обозвал диктора свиньей и поплелся на кухню. Чай отдавал марганцовкой, а в сахарнице сидел блестящий таракан. Все это бесило.
        Отодвинув чашку, человек взял бутерброд и снова пошел к телевизору. Пощелкал каналы - везде реклама.
        - Совсем распоясались, - пробормотал он.
        Дожевав колбасу, человек отряхнул руки и с ненавистью осмотрелся. Решетка на зеркале уже зарастала какими-то серыми пушинками. В этой квартире все дьявольски быстро пылилось.
        Нос зачесался, и человек чихнул. В свинцовой поверхности зеркала образовалась мутная лунка, но след от решетки остался. Так он себя и увидел - сквозь решетку.
        - Стареешь…
        Наметившиеся в прошлом году залысины окончательно съели челку и теперь подбирались к макушке. Быстро, дьявольски быстро. В этой квартире хорошо умирать - ничего не жалко.
        Человек вспомнил про Батуганина и задумчиво потрогал ухо. В газетах писали, что врагов он не имел. Банкир, и без врагов? Впрочем, Батуганин был мужиком покладистым. Там… - человек махнул куда-то в сторону зеркала. - Там был. Здесь неизвестно. И еще был трусом. Можно представить, какую он себе завел охрану. Не помогло. Говорили про водосточную трубу. И про машину… Знакомо, ой, как знакомо.
        Человек не раздеваясь прилег на раскладушку и закрыл глаза. Он чувствовал, что поблизости есть кто-то еще. Сколько их - не разобрать. Слепые, как новорожденные котята, и настырные, как бультерьеры.
        Еще он чувствовал, что там, откуда он вырвался, все кончено. Момент смерти он не зафиксировал, но знал наверняка: тела больше нет.
        Все в прошлом. Настоящее - это грязные чужие квартиры, пыльные занавески и тараканы в сахарнице. Что-то изменить? Он знал, как. Он это уже делал - там. И потому боялся второй попытки. Слишком долго и тяжело. Но если получится… Теперь у него есть опыт. Теперь он будет жестче. И он сделает, иначе зачем об этом мечтать - каждый день?
        Он уже понял, с чего начнет. Первое правило - избавиться от ненужных людей. Он начнет с Константина.
        Глава 8
        Костя отпил из щербатой фаянсовой чашечки и, нахмурившись, посмотрел на часы.
        - Пора бы им уже. Обманули, черти?
        - Не, не, - замотали головами Толик и Елизавета.
        По приказу Константина они весь вечер безвылазно сидели на кухне. Он специально посадил их на древние стулья с высокими спинками - при малейшем движении стулья издавали жалобные визги, и Костя мог отворачиваться, не опасаясь удара чугунной гусятницей. Даже пролитые щи вытереть не позволил - за несколько часов они окончательно скисли, и из коридора несло, как с убыточной овощебазы.
        Сам Костя строго расхаживал взад-вперед, нося на блюдечке чашку кофе.
        Толик успел поведать несколько морских баек - половину Константин уже слышал, правда, с другими героями. О том, что он имел прямое отношение к флоту, Костя умолчал - лишние зацепки для будущего следствия. Ведь ни Елизавету, ни Толика он убивать не хотел.
        - Время, время… - выразительно произнес Костя.
        - Да хрен их знает. Может, сегодня вообще не придут.
        - Ну-ну-ну! Хочешь всю ночь просидеть?
        - Мы-то что? - Запричитала Елизавета. - То у них шалман целый, в уборную не прорвешься, то наоборот, учешут на день-два. Да чтоб они пропали!
        - «Пропали»! А кто мне Нуркина разыщет?
        В том, что у Петуховых гостил именно он - Нуркин Владислав Борисович, Костя уже не сомневался. Словесный портрет совпадал с оригиналом не полностью, но достаточно для того, чтобы исключить всякую ошибку. Не видный, сказала Елизавета. Лысоватый такой, сутулится, что твой горбун, весь такой суетный, лица землистого. Прыщ, а не мужчина. По бухгалтерской линии, важно добавил Толик. Книжки мусолил. Как не подойдешь - он «здрасьти», и в сторонку. А чтоб законтачить - нет.
        Константина подмывало признаться, что прыщ Нуркин - вовсе не бухгалтер и даже не совсем прыщ, а Премьер Правительства, фактически - хозяин России, что суетность его происходит от переполнения планами как рассорить всех и вся и на кровавой волне добраться до власти. На самом деле это уже свершилось, только Костя не понимал, почему здесь этого нет. Что такое «на самом деле» и «здесь», и чем они отличаются, он не понимал тоже, но на всякий случай помалкивал.
        На лестнице что-то глухо звякнуло, и замочная скважина приняла в себя ключ.
        - Не дышать! - Тихо приказал Костя.
        Ступая как можно ближе к стене, чтоб не скрипели половицы, он прокрался в коридор и встал у двери. Ключ повернули, и в открывшемся проеме появилось худощавое лицо в тонких очечках.
        - Добрый вечер, - сказал мужчина, опасно разворачиваясь на девяносто градусов. - Ленок, проходи.
        Ленок, хрупкая женщина лет тридцати пяти, так же невозмутимо поздоровалась и, отерев подошвы о сырую тряпку, вошла внутрь. Константин посторонился, пропуская обоих, проследил, хорошо ли захлопнулась дверь, и врезал мужчине по затылку.
        - Соседи! - Позвал он. - Отбой. По каютам.
        Соседи двумя тяжелыми мухами вылетели из кухни и устремились к своим комнатам.
        - Ой, какой кошмар! - Теребя кофту, прошептала Елизавета и, сочувственно глянув на Петухову, прибавила скорости.
        Толик на мгновение остановился, но Константин покачал у него перед мордой ножом, и бывший дизелист-тихоокеанец благоразумно последовал за Елизаветой.
        - Помогите!! - Закричала Петухова, пробиваясь к двери.
        Она отчаянно напрыгнула на Костю и вцепилась ему в волосы. Когда стало по-настоящему больно, он оторвал ее, как когтистую кошку, и, подержав на расстоянии, припечатал в лоб. Женщина пролетела метра два и, упав на окаменевший от времени линолеум, проехала почти до конца коридора. По дороге она вляпалась в щи и стала похожа на щетку от пылесоса.
        Петухов понемногу очухался и начал неуверенно, цепляясь за стены, подниматься. Костя хватил его рукояткой по макушке - не очень сильно, так, чтоб обезопасить себя еще минуты на три, и пошел за его супругой. Ленок, весьма живучая дамочка, уже подползала к старорежимному висячему телефону из черного эбонита. Скинув на пол трубку и подув в нее три или четыре раза, она с ужасом обнаружила, что провод перерезан.
        - Мы бедные, - призналась Петухова. - Откуда у нас деньги? Муж в газете работает. В муниципальной. Я учитель.
        - И я учитель, - сказал Константин, склоняясь над женщиной. - География. А вы?
        - Русский, литература.
        - О-о! Полная загруженность.
        - Все равно копейки.
        - Я не об этом, - отмахнулся он. - Литература… литература - для меня загадка. Недавно встречался с одним автором. Вы знаете, не то. Ремесленник.
        - Кто-то из новых? - Увлеченно спросила Петухова, украдкой поглядывая на мужа. - Криминалка? Лавстори? Фэнтези?
        Костя спиной почувствовал, что Петухов снова зашевелился, и Ленок, забегав глазами, продолжила:
        - Золотой телец, что же вы хотите. Понимаете, в нынешних условиях…
        Петухова затараторила про душу и тело, про девятнадцатый век и про что-то там еще. Костя внимал вполуха, стягивая тонкие ручки ремнем и удивляясь ее наивности - наверно, начиталась популярных изданий по психологии, вот и пытается мозги запудрить.
        - На ваших уроках должно быть интересно, - проговорил он, подергав узел. - Умеете увлечь. Только я ведь не маньяк, Лена. И тем более, не террорист. Лежите смирно. Телефон, как вы убедились, неисправен, а Елизавета с Анатолием в наших делах не участвуют.
        - На по-ома-ащь! - Завизжала Петухова.
        - Вас не слышат, - грустно произнес Константин. - Стены добротные, в два кирпича. Петр рассказывал, как в детстве ногу сломал, так верите ли, орал до самого вечера, и ни одна собака…
        - Какой еще Петр?
        - Вот и я о том же. Вы здесь давно?
        - Пятый год.
        Сзади соскочил с гвоздя и затрещал спицами велосипед - это Петухов собирался с силами для ответного удара. Костя остановил вращающееся колесо и выволок из-под него мужчину. Где-то внизу хрустнули очки. Петухов выпрямился и, расставив ноги, по-боксерски завертел детскими кулачками.
        - Не позорься, не надо. Давай-ка лучше о друзьях твоих покалякаем, о Владиславе Борисовиче, например.
        - Влад? - удивился Петухов. - А зачем он тебе понадобился?
        - Это уж моя забота.
        - Он не друг, он мой брат, - сказала Ленок. - Двоюродный. У него что, неприятности какие-то?
        - Садитесь вместе, а то мне вертеться надоело, - Константин взял Петухова зашкирку и швырнул к жене. - Где Нуркин? Где он живет?
        - По знакомым. Влад от жены ушел, все ей оставил. Он благородный. Мы его надолго принять не могли, у нас у самих одна комната.
        - Почему его нет в справочной?
        - В какой справочной?
        - Хорош дурака валять! - Костя рубанул Петухова по плечу, и тот с воем опустился на пол. - Справочная - это где справки дают, ясно?
        - Он не в Москве прописан. В Обнинске.
        - Где он сейчас?
        - А ты сам-то кто? - Резко спросил Петухов. Чем больше Костя его пинал, тем он становился смелее.
        - Мне нужен Нуркин. Адрес, быстро!
        - Пошел ты…
        - Сейчас пытать начну, - сурово произнес Константин. - Не тебя, ботаник долбаный, жену твою.
        - Ты не посмеешь, - с необоснованной интеллигентской уверенностью возразил он.
        Вместо ответа Константин спокойно взялся за ворот Лениной блузки и разодрал ее до пупка. Над впалым животом заметались тощие острые груди. Ленок ойкнула и панически задвигала плечами, но ремень держал руки крепко.
        - Подонок! - Геройски объявил Петухов, намереваясь жестоко отомстить, и Косте пришлось ударить его под колено.
        - Веди себя прилично. Я хочу знать, где скрывается Нуркин. Это все.
        - Лю-уди! Лю-уди! Убива-ают!! - Донеслось вдруг из-за боковой двери.
        Константин ворвался в комнату - Елизавета открыла окно и, забравшись на широкий подоконник, размахивала руками.
        - Что же ты, стерва старая? Я с тобой по-хорошему…
        Он обернулся на шорох и бросил вперед подвернувшийся стул. Толик с разбега наступил на ножку, споткнулся и влетел головой в полный хрусталя сервант.
        - Ну, гады! Жалел вас…
        Костя выскочил в коридор, но там уже никого не было. На полу остался лишь лоскут с пуговицами, напоминающий манишку. Крайняя дверь хлопнула, и из комнаты Петра показался прихрамывающий Петухов. В обеих руках он держал по ножу: в правой - длинный, ребристый для резки хлеба, в левой - унизительно маленький, видимо, для чистки картошки.
        - Ты не мужик, ты карикатура, - сказал Константин. - Чего третий не прихватил? Мог бы в жопу себе вставить. Тебе пойдет.
        - Подонок! Мразь! - Выдохнул Петухов, устремляясь навстречу.
        Костя отбежал назад и, подняв велосипед, метнул его в разгневанного супруга. Тот врезался головой в раму и выронил ножи. Вдобавок поскользнувшись на размазанной по линолеуму капусте, он схватился за стоявший рядом комод, стянул с него покрывало с какой-то пыльной требухой и все равно упал.
        - Скажи мне адрес, тварь слюнявая, - процедил Костя. - Скажи, где Нуркин, и я уйду.
        - Где живет, мне неизвестно. Только телефон. Он у бывшего сокурсника.
        - Давай. Но без фокусов, у меня с собой сотовый. Позвоню и проверю. Обманешь - у твоей бабы станет партнером больше.
        - Не смей! - Заверещала Ленок. - Ты же видишь, он псих! У Владика неприятности будут!
        - Неприятности?! - Взорвался Петухов. - А у нас, по-твоему, что? Из-за твоего брательника! Он что-то натворил, а приходят к нам!
        - Диктуй, - напомнил Костя. - И попробуй ошибиться хоть на одну цифру.
        Петухов назвал номер. Константин для гарантии повторил и без лишней канители воткнул ему в ребра нож.
        Ленок сползла по дверному косяку и зашлась в беззвучном вое.
        - За что? - Шептала она. - Он все правильно сказал! За что ты убил, сволочь?
        - Не могу же я вас оставить, - виновато проговорил Костя. - Вы его предупреждать станете. И милиция. Лишние хлопоты.
        - Ты обещал уйти… Ты обещал, сволочь! Позвони и убедись. Он там. Влад там… Зачем ты убил?..
        - Откуда у меня сотовый, дура? - Всплеснул он руками. - Я ж простой учитель. А уйти - конечно, уйду. Сейчас.
        Костя заглянул к Елизавете - та возилась с окровавленным Толиком. Сервант лежал на боку, повсюду валялись искрящиеся осколки. Острые грани чешского хрусталя отсвечивали розовым. «По колено в крови», невпопад вспомнил Константин. Вроде, игра такая есть компьютерная.
        Он наступил Петухову на грудь и вытащил лезвие. Какие уж тут игрушки…
        Последующее воспринималось скорее сном, чем явью. Ликвидировал свидетелей, потом долго ковырялся с газовой колонкой, отмывал руки, застирывал пятна на ветровке, искал в квартире чистое полотенце, заворачивал нож в газету, спускался по лестнице - все на автопилоте. Поймал такси до «Филевского парка», оттуда - еще куда-то, потом до «Спортивной», потом деньги кончились, и он пошел к метро.
        Сегодня ЭТО уходило не рывком, а полегоньку. Отпускало, как малая доза спиртного, - незаметно.
        Незаметно Костя запамятовал, где именно выкинул нож. Это не взволновало, наоборот, перестало интересовать. Незаметно утонули в усталости детали: как резал, как добивал, как хрипела Елизавета. Он уже не мог вспомнить ничего, в голове торчал лишь ненужный адрес, но и дом сотника вскоре оторвался от его личного опыта, стал просто домом - тем, что напротив школы, сразу за магазином «Мелодия».
        Константин сунул билет в прорезь и, миновав турникет, по глупой привычке посмотрел на обратную сторону. Беда с этими билетами. Не успеешь купить, уже кончаются. Он пожал плечами и бросил карточку в урну.
        - Костюнь, ты где был? - Обеспокоенно спросила Настя. - Я уже звонить собиралась.
        - Звонить? Кому?
        - Кому-кому… Морги, больницы… Что ж ты у меня такой обидчивый? - Она жалостливо хлюпнула и кинулась ему на шею. - Ну прости, прости, Костюнчик, родной. Ляпнула, не подумала. Не надо никаких денег, люди, вон, по году зарплату не получают и ничего, живут. А у нас все хорошо. Покушать есть, одеть тоже. Ты больше так не пропадай, не пугай меня, Костик.
        - Да чего ты?.. - Застеснялся он. - Я ведь это…
        Константин пошарил по карманам, но давешних четырехсот рублей там не оказалось. Бог дал - Бог взял, решил он.
        - Я с самого утра места себе не находила. Ты был такой… такой…
        - Ну? Какой? - Спросил Костя, счастливо улыбаясь и прижимая ее к себе.
        - Чужой был. Страшный, - судорожно сглотнув, проговорила Настя. - Я тебя таким никогда еще не видела. Тебе отдохнуть надо. Пошлем всех на фиг, съездим к родителям на дачу, а?
        - Только на выходные, Насть. Пока отпуск не начался, могут в школу вызвать.
        - Ну да. Ну и ладно. Тогда на выходные. Я завтра матери позвоню. Она рада будет. Ты поешь, целый день голодный.
        Костя разделся и, вымыв руки, сел за стол. Настя все порхала вокруг: поставила на плиту чайник, налила супа, густо помазала хлеб маслом.
        - Приходил какой-то странный человек, - сказала она, гремя в ящике ложками. - Я дверь открыла - он стоит, молчит.
        - Может, грабитель? - Хмыкнул Константин.
        - Не. Тихий такой, печальный. Будто он один на всем белом свете.
        - Ты поосторожней. Сейчас полно ненормальных бродит, - сказал Костя, надкусывая бутерброд и склоняясь над тарелкой.
        Настя, молодчина, сварила кислые щи. Кислые щи он любил.

* * *
        - Вот здесь, перед «Мелодией». Не проскочите, там поворотик маленький.
        - Обижаете, - ответил таксист. - Мы ничего не проскакиваем. Тем более, вы сегодня второй.
        - Да? - Рассеянно вякнул Петр.
        - Второго сегодня сюда везу. Улочка с гулькин хвост, а спросом пользуется. Старый центр, он все-таки…
        - Путаете, наверное. Есть такое явление, называется дежа вю.
        - «Путаете»… - насупился водитель. - Да я вас и через месяц узнаю, это профессиональное. Странный он был пассажир. Про взрывы какие-то… Зато расплатился - грех жаловаться, - нескромно добавил он.
        «Волга» круто повернула у двадцатичетырехэтажной башни, и Петр, обведя взглядом здание, отметил, что витрины целы, а на светло-серой стене нет и намека на копоть. Даже вывеска, спаянная из неоновых трубок, нисколько не пострадала. Голубая граммофонная пластинка мигала и вертелась в штатном режиме.
        - Вот те раз! - Воскликнул таксист.
        На маленьком перекрестке за Арбатом стоял инспектор. Подвесные фонари над мостовой не горели, а свет рекламных огней сюда почти не доходил, и в темноте выделялся лишь яркий пунктир жезла. «Волга» закончила поворот, и фары напоролись на белые нарукавные полосы регулировщика. Напротив школьной ограды блеснули катафоты. Две пары, три, четыре… Петр не досчитал - инспектор заставил таксиста свернуть, и красные глазки погасли.
        Петр уплатил, принципиально не дав ни копейки сверху, и вышел на свежий воздух. Настоящей московской жары еще не было. Днем дома и асфальт грелись, но не раскалялись, и с заходом солнца наступала оживляющая прохлада. Люди чувствовали себя лучше и становились активнее. Вот и сейчас, несмотря на то, что перевалило далеко за полночь, вдоль милицейских ограждений расхаживало, шепчась и покуривая, десятка три зевак.
        Оба тротуара были забиты служебными машинами. Кроме трех «скорых» Петр увидел два «Москвича» с мигалками, «газик» и утлый корейский минивэн с надписью «лаборатория». Еще дальше, у музея Цветаевой, примостился дряхлый омоновский автобус типа «Фердинанд». Автобус был пуст.
        Зрители дружно охнули, и Петр направился к толпе. Из подъезда вытащили носилки с пристегнутым блестящим мешком. В мешке угадывались очертания человека, но, судя по упаковке, медицинская помощь ему уже не требовалась.
        - Это третий, - негромко сказал один паренек другому.
        - Сколько их там еще?
        - Всего четыре было. Прикинь, новый маньяк в городе!
        - Ребят, что произошло? - Ненавязчиво осведомился Петр.
        - А у вас закурить не будет?
        - Кончились. Да и рано вам. Так что здесь?
        - Сами не знаем, - нагло глядя ему в глаза, сказал паренек.
        - Держи, на сигареты, - Петр протянул ему сторублевку, но не отпустил. - Кого убили-то?
        - Всех. В девятой квартире. Всех зарезали. Кровищи!.. аж по лестнице лилась.
        - Ну уж прям лилась, - деланно усомнился Петр.
        Девятая. Это его. Толик, Лиза. Сегодня утром с ними разговаривал, и вот они уже в мешках. И Толик, и Лиза. Неведомые Петуховы. Был бы он дома, могло бы и обойтись. Что еще за потрошитель? Расстрелять - дело другое, а порезать… всех…
        - Лилась, лилась! - С обидой в голосе подтвердил парень. - У меня дядька в опергруппе. Вон, трупешник проверяет.
        Он показал мужчину в кожаном пиджаке. Оперативник расстегнул на мешке длинную трескучую «молнию» и, что-то там пощупав, велел грузить. Покойника отнесли к темно-зеленому тупорылому «рафику», а через секунду все три машины «скорой помощи» затарахтели и, синхронно вырулив, уехали. Значит, живых не осталось.
        - Хорошо, когда дядька опер, - сказал Петр. - А еще что знаешь?
        - Когда их мочили, баба в окне орала, на помощь звала. Но здесь это часто. Никто всерьез не принял.
        Петр кивнул - действительно, часто. Каждый вечер кто-то обязательно нажрется и давай вопить. В пятидесяти метрах Арбат, правительственная трасса: налево - Кремль, направо - Белый Дом. А здесь, в тени, островок неизбывной полублатной Москвы с малолетними алкоголиками, пропащими девочками и смертными уличными драками. Сколько Петр помнил свой дом, фасад красили ежегодно, а чтоб горячую воду провести - это извините.
        - А версии у твоего дядьки есть?
        - Версии, - хмыкнул подросток. - Говорю же: маньяк. Они, когда в припадке, подковы гнут свободно.
        - Ясненько…
        Петр сделал вид, что ему надоело, и, потихоньку отколовшись, двинулся к проспекту. Насчет психа племянник мента, скорее всего, попал в точку. Только вот что это за псих? Должен быть натуральный - не такой, как, скажем, шахматист Полонезов, а подлинный инвалид по мозгам. А сможет сей калека прикончить четверых здоровых и совершенно адекватных людей? Вопросец… И еще: прийти-уйти незамеченным, не попасться сразу же у подъезда, на разгуливать по дворам с окровавленным тесаком. Видно, голова у шизоида все же работает.
        И с деньгами у него нормально, неожиданно подумал Петр. Да. Шизоид не бедствует, иначе не уважил бы водилу чаевыми.
        Мысль, блуждавшая по лабиринту, вдруг выбралась из тупика и понеслась вперед.
        Хотел, дружок, третьего совпадения, злорадно спросил себя Петр. Так получай же: Батуганин, Валуев и я сам. С Петуховыми, понятно, осечка вышла, ведь он, потрошитель, не ведал, что заместо меня - они. Это почему же? Все ведают, а он… так же, как и я… Вот, в чем дело! Рассказывал таксисту про взрыв «Мелодии»… У них никакого взрыва не было - он был у нас. Где у нас-то?! Тьфу! Хорошо, а черный список? Шизоид убирает тех, кого приговорило Народное Ополчение. А я при чем? Меня в списке нет. Зачем он ко мне приперся? Зачем соседей грохнул, он что, кайфует от этого?
        - Стоять! - Раздалось откуда-то сбоку. - Руки на капот!
        - Какой капот, мужики? Вы что, очумели?
        - То есть это… к дереву прислони.
        Из темного садика показалось двое омоновцев: первый - туша килограмм на сто, не иначе, бывший десантник, второй, как в дрянной комедии, - прыщавый засранец. Личико тонкое, форма не по росту, бронежилет чуть не по коленям бьется. Стажер, что ли?
        - Ну, вы напугали, - заулыбался Петр.
        - Руки на дерево.
        - Да вы что, мужики?..
        - Стоять! - Крикнул он, срываясь на фальцет, и торопливо дернул затвор АКСа.
        - Осторожно, - предупредил амбал. - Ставь на предохранитель и обыщи. Я прикрываю.
        Он обошел вокруг и, поправив ремень, навел на Петра автомат. Петр глухо выругался и прижал ладони к корявому тополю. Тренироваться вздумали. Другого места не нашли.
        Стажер боязливо потрогал его бока, поясницу и бедра. Извлек из карманов блокнот и деньги и вопросительно посмотрел на старшего.
        - Действуй сам, - приказал тот. - Проверь обувь и пах.
        Юный мент оттянул носки и пошарил в них пальцем, затем, смущенно кашлянув, прикоснулся к ширинке.
        - Все, чистый, - робко доложил он.
        Амбал заставил Петра раздвинуть ноги еще шире и, торопливо провел руками по его одежде.
        - Документы ты забыл, - догадался он.
        - А я их с собой носить не обязан.
        - Я эту песню каждый раз слышу, - омоновец включил рацию и бросил в треск эфира пару усеченных, похожих на арго, фраз. - А здесь что? - Он небрежно пролистал книжку. - У, сколько у тебя телефонов. Небось жаловаться будешь.
        - Не буду, если отпустите.
        - Мы только задерживаем, отпускают другие. Такая служба.
        - Мужики, меня жена дома ждет, - просительно молвил Петр.
        - Так и меня тоже.
        Милицейский «газик» появился на удивление скоро. В темноте Петр не разобрал, та ли это машина, что паслась у его дома, или другая. В кабине находился только водитель, и амбал приказал стажеру сесть рядом, а сам, вопреки всем инструкциям, забрался вместе с Петром назад. Шофер захлопнул дверцу, и через пару секунд «газик» сорвался с места. Петр проехал задницей по гладкой доске и стукнулся ухом о какую-то железку.
        В металлическом коробе стояла кромешная тьма. Сквозь маленькое зарешеченное оконце были видны рекламные финтифлюшки Арбата, но света они давали не больше, чем тлеющий окурок.
        - Навязали молокососа на мою голову, - пожаловался омоновец. - Порядочных людей беспокоить приходится. Я же вижу, кто человек, а кто - шваль.
        Чтобы лучше слышать, Петр подался вперед. В доверительном шепоте патрульного угадывался обычный ментовской зачин. Сейчас попросит денег.
        - Если б не мальчишка, я бы тебя сразу - на все четыре стороны. Я же не изверг, правильно?
        - Конечно, - согласился Петр.
        - Мне это тоже не надо. Ну что? Ну, доставим тебя, ну, сдадим в отделение. Дежурный до утра не почешется. А клетка, наверняка, битком - у нас сейчас рейд. Будешь всю ночь с бомжами сидеть. Еще заразу какую подцепишь. Жене позвонить не дадут, изведется вся, или заревнует. А за что? Ну, паспорт забыл. Ты же не преступник, правильно?
        - Нет, конечно, - благодарно отозвался Петр.
        - В общем, трудно это, но я постараюсь. Без лишних формальностей. Пока до отделения не доехали.
        Петр понял, что от него ждут конкретных предложений, по промолчал. Трясясь на жесткой лавке, провожая глазами огни чужого праздника, он внезапно почувствовал собственную необходимость. Он был нужен - «у нас», «у них», везде. Он, наконец, уловил некий смысл - это шло оттуда, с Родины, с того Арбата, на котором обстреляли из подствольников «Мелодию», по которому на Красную площадь вели колонну сдавшихся бойцов. А после построения и пылкой речи Нуркина им даровали обещанную свободу. Только эта свобода находилась на Кольском полуострове.
        - Ну, рожай, а то сейчас приедем, - поторопил мент.
        - Сумма.
        - По-братски. Мне еще делиться.
        Петр не помнил, сколько у него осталось, но знал, что для обычного милиционера половины будет многовато. Да и не в этом дело. Ментам он никогда не давал, он вообще не выносил взяток - просто потому, что это унижает.
        - Только спросить хотел, - сказал Петр.
        - Ну?
        Он привстал и нагнулся к омоновцу, но в этот момент «газик» качнуло, и Петр, не удержавшись, схватился за автомат. По внутренней стене пронеслись блики от чьих-то фар, в кузове посветлело, и Петр удостоверился, что АКС висит не на плече, а на шее. Он уперся коленом в жесткий кевлар жилета и, рванув автомат, перекрутил ремень. Горло амбала оказалось в петле, но до удушения было далеко. Петр повернул автомат еще раз - уже с нажимом. Омоновец задвигал губами и сполз со скамьи.
        - Я хотел спросить, - повторил Петр, затягивая удавку все сильнее. - Кому служишь? Правительству служишь, гнида. А должен? Должен народу, - наставительно сказал он.
        Двое в кабине болтали и смеялись, но в короб проникал лишь невнятный бубнеж. Петр отметил хорошую звукоизоляцию и ударил амбала по виску. Откинув приклад и удлинив тем самым рычаг, он встал на него ногами. Это было лишнее - омоновец уже не сопротивлялся.
        Чтобы не возиться с запутанным ремнем, Петр отстегнул карабины. Где-то в кармашках бронежилета наверняка лежали запасные обоймы, но искать их не было времени. Выдрав из ладони амбала несколько скомканных банкнот, он лихорадочно ощупал пол, но записная книжка исчезла. Петр потратил около минуты, но блокнот так и не нашел. Все, пора.
        Он упер руки в стены и, подтянувшись, саданул пятками по замку. Дверца оказалась слабее, чем он рассчитывал, и второго удара было достаточно. Кузов наполнился свежим воздухом, а внизу, за кривым бампером, помчался ярко-серый асфальт. После непроглядного мрака глаза воспринимали ночь как день, а фонари светили маленькими солнцами.
        «Газик» резко затормозил и Петр, борясь с инерцией, толкнул тело в сторону убегающей дороги. Вывалившись, он сделал кувырок через голову, но его продолжало тащить вперед. Осознав, что падение неизбежно, Петр в полете переставил предохранитель. Машина проехала еще метров десять и визгливо, с разворотом остановилась. Как нельзя кстати. Памятуя о том, что на сопляке броник, Петр поднял ствол чуть выше и дал короткую очередь по окнам.
        «Цак-цак-цак-цак,” - заходил затвор, выкидывая стреляные гильзы. Справа повисло легкое облачко дыма, и вместе с ним - гнетущая, необычная для города тишина. Переулок продолжал спать. Несколько окон горело, но все они были бледно-желтыми, непроницаемыми, наглухо занавешенными. Ни души. За крутым спуском прошелестели мокрые колеса - переулок вливался в улицу пошире, но этот участок из-за выступающего дома был не виден. Родные места.
        Петр подобрал гильзы и попятился к черному прогалу сквера. В машине зашевелились, но достаточно вяло. Ранены. Опыт городской войны подсказывал: добить и забрать оружие, но Петр решил не жадничать. Уйти нужно было достойно и, главное, быстро.
        Эти дворы он знал. Старые гаражи, типография и высокий забор монгольского посольства, через который они в детстве любили перекидывать магниевые бомбочки. Детство прошло, а бомбочки остались.
        Он сложил приклад и завернул автомат в снятую рубашку. Отстегивать рожок Петр поостерегся - мало ли что. Дойдя до мусорного бака, он закинул в него гильзы, и тут же успокоился. Привычка.
        Было немножко зябко, и еще смертельно хотелось курить, а убитые менты не волновали. Пока хватятся, пока пришлют собак, он будет уже далеко, но прежде успеет сделать несколько обманок - как заяц. Та жизнь научила его многому. Эта - только удивляла и подставляла спину. Здесь действовали другие правила, здесь было легче, но Петр ни секунды не сомневался: настоящая жизнь - там.
        Там - где?
        И все же Петр был спокоен. Память восстанавливалась. Скоро он полностью прозреет и ответит на последний вопрос. Он лишь жалел потерянного блокнота - перед сном придется много писать. Но это куда приятней, чем очнуться белым листом. Не упустить бы самого важного: он не один, есть кто-то еще. Друг, враг - неизвестно. Выясним.
        Проснуться, воскресить свое Я и дожить до следующего вечера - как минимум.
        Глава 9
        Это был самый отвратительный подъезд из всех, что Костя видел. Стену покрывали ржавые потеки, кое-где они проели краску насквозь и образовали неровные язвы. Местами штукатурка облетела до бетона, из которого неизвестные злоумышленники - надо думать, сами жильцы, - зачем-то выковыривали гравий. Почтовые ящики были многократно подожжены, а на сером потолке безвестный дизайнер с помощью спичек вывел сложные, преимущественно матерные граффити. Из открытого подвала мощно перло крысами - Константин решил дышать ртом, но это оказалось еще хуже: воздух был густым и неоднородным, как тройная уха.
        Он поправил рубашку и брюки, а вместе с ними заткнутый за пояс пистолет. Его влекло на рынок рядом с метро, где знакомый мужик торговал четками, брелками и прочими зековскими сувенирами, но благоразумие одержало верх. С новым ножом придется обождать, ПМ тоже ничего. Грохота, правда, многовато.
        Костя зашел в лифт и уверенно нажал на кнопку «4». Старый друг Димка, обладавший мудреной и баснословно дорогой вещицей под названием «компьютер», просто вставил диск и за несколько секунд нашел по телефонному номеру полный адрес. Костя так и ахнул. Что ни говори, а учитель географии тоже вносил свою лепту - пусть и косвенно. Рыцарь глобуса и контурной карты был существом бесполезным, но это не мешало ему поддерживать отношения с нужными людьми. Вот и Димкин компьютер снова пригодился: сэкономлены лишние сутки. Спасибо, Димка. Плевать, что проведенное с тобой детство - чужое и насквозь фальшивое. То детство принадлежит географу, у настоящего Кости оно было чуть-чуть иным, и все же спасибо. Родина, как говорится, тебя…
        Что за черт? Константин потыкал в ряд оплавленных кнопок. Не помогло. Треснул по панели - бестолку. Лифт стоял, вернее, висел где-то между вторым и третьим этажами и не думал двигаться. Помедлив, Костя нажал на «стоп», потом на «вызов». Ничего.
        По спине медленно стекла длинная капля. Константин почесал горло, проверил пистолет и вновь занялся кнопками. Через минуту он понял, что лифт не поедет. Прийдя в бешенство, он задолбил ногой по дверям, но опомнился и заставил себя досчитать до десяти. Вместо электрика могли прислать милицию, а ПМ под пиджаком она бы, вероятно, не одобрила.
        Костя сел на корточки, при этом лацканы пиджака наморщились, и в колено кольнула заточенная спица. Он расправил полы, спрятал спицу обратно и, зевнув, принялся изучать надписи. Все, как везде. Чтобы увидеть это многообразие подросткового вздора, застревать в лифте было не обязательно.
        Вот тебе и выигрыш во времени. Сутки его здесь не продержат, но за два-три часа можно ручаться.
        Дом, этот сволочной, сгнивший на корню сарай, издавал какие-то звуки - Косте слышался то скрип, то хохот, то нудное зудение музыки. Где-то наверху, этаже на пятом, раздалась ругань. Каменный мешок лестничной клетки превращал диалог в состязание резонансов, и реплики доносились уже обрезанные:
        - …ак!
        - …ам …ак!
        Потом пошло какое-то невразумительное бормотание. Через несколько секунд оглушительно хлопнула дверь, и чьи-то подошвы резво засеменили по ступенькам. Исходя из того, как быстро они оказались напротив кабины, Костя сделал вывод, что скандал имел место не на пятом этаже, а на четвертом. Это ему не понравилось.
        Он попытался раздвинуть створки руками, но у него ничего не вышло. Если б ему сейчас, сей момент представили человека, ответственного за лифты, он бы его пристрелил - без колебаний и даже без традиционной последней воли. Измаявшись, Константин снова сел, но лифт внезапно проснулся и пополз вверх.
        Выскочив из кабины, он осмотрелся и прижал кнопку звонка.
        - Вам кого? - Спросил мужчина из-за закрытой двери.
        Голос, между прочим, был тот - «…ам …ак».
        - Мне Владислава Борисовича. Простите, это не он от вас ушел?
        - Он, он, - сказали за дверью. Похоже, приглашать Костю внутрь никто не собирался. - Вы с ним разминулись. Застанете еще, если повезет.
        Лифту Константин больше не доверял. Рисково прыгая через три ступеньки, он сбежал вниз и, чуть не высадив парадную дверь, бросился на улицу.
        Никогда в жизни ему не было так обидно. В сторону проспекта, хрипя на крутой горке, уезжал драный «жигуль». Издали казалось, что он еле ползет, и его можно догнать пешком, но это была иллюзия, Костя не стал даже пробовать. Он метался по тротуару, вытягивая и большой палец, и всю пятерню, однако машин было мало, и все они, завидев столь экспрессивного пассажира, резко виляли в сторону. Константин прыгал до тех пор, пока оставалась хоть какая-то надежда, а когда она исчезла, пошел обратно. Лицо его было таким суровым, что избалованный голубь у подъезда поперхнулся крошкой и взлетел на дерево.
        - Опять вы? - Раздраженно спросил голос. - Владислав здесь больше не живет.
        - А где? Куда он поехал, вы не в курсе? - Прокричал Константин в щель между доской и полоской войлока.
        - Понятия не имею, - не без удовольствия ответствовал инкогнито. - Здесь его не ищите.
        - Мне только узнать… Да откройте же! Где он бывает? Он мне срочно… Где Владислав работает?
        - Оставьте меня в покое, все равно я вас не впущу. Владислав перестал для меня существовать. Ваш Владислав - ваши проблемы.
        - Как тебя зовут? - Тихо спросил Костя.
        - Вам какое дело? Ну, Константин.
        - Так вот, тезка. Проблемы не у меня. У тебя. Ясно? Открой.
        - Что? Угрожать?! - Возмутился тот. - Да я сейчас…
        Не дослушав, Костя вытащил пистолет и ударил ногой в дверь чуть пониже замка. Раздался треск, на пол посыпалась желтая труха. Он толкнул дверь плечом, и внутренний наличник, сломавшись пополам, повис на одном гвозде.
        - Железную надо ставить, - сказал Константин.
        Он на всякий случай помахал в воздухе пистолетом и приставил его к тугому выпирающему животу. Мужчина покраснел и начал пятиться. Костя шел следом, заботясь о том, чтобы расстояние между стволом и натянутой на пузе майкой не превышало сантиметра. Оказавшись внутри, Константин прихлопнул дверь и продолжал напирать до тех пор, пока пунцовый тезка не стукнулся затылком о зеркало.
        - Ты один?
        - Да, - шепотом ответил хозяин. - Много он вам должен?
        Мужчина лет сорока пяти выказывал высшую степень лояльности. «Был неправ, готов извиниться,” - говорили его печальные глаза, и Костя охотно верил. Но в извинениях он не нуждался.
        - Расклад такой: находишь мне Нуркина - продолжаешь жить, не находишь… понятно, да?
        - Ха, Нуркин… - нервно усмехнулся тезка. - Да он сам объявится. Недели через две. Куда ему деваться? Его никто…
        - Через две недели будет поздно. По тебе уж девять дней справят.
        - А я что, крайний?
        - Получается, да. Куда он поехал?
        - Даже не представляю.
        - Что с тебя взять… Неси подушку.
        На лице хозяина отразилось недоумение, но через секунду он догадался и, тряся жирами, засеменил в комнату.
        - Вот, - сказал он, протягивая мятую наволочку с чем-то сырым и комковатым.
        - И на этом ты спишь? - Ужаснулся Константин.
        - Зачем я? Владислав спал. С собакой вы его быстренько найдете.
        - С какой собакой?
        - Ну… у вас же собака.
        - Сам ты собака, - ответил Костя и, уткнув пистолет в подушку, выстрелил.
        Щупать пульс он не стал - выживет, значит выживет. Кажется, тезка и сам недолюбливал Нуркина, и койко-место предоставил единственно из-за своей мягкотелости.
        - Надо быть волевым и цельным, - наставительно проговорил Костя и, панибратски пнув мягкое тело, покинул квартиру.
        Старенькая «Слава» с засаленным ремешком показывала ровно десять. Константин силился вспомнить, что ел на завтрак, но память опять выкобенивалась. Он даже не был уверен, завтракал ли вообще. Судя по бурчанию в желудке - скорее нет, чем да. Обедать рановато, а вот перекусить не мешало бы.
        Дойдя до фирменной палатки «Штефф», Костя заказал датский хотдог - с кетчупом, майонезом и сладким луком. Когда в окошке возник ароматный пакетик, Константин сунул руку в карман и только сейчас осознал, что у географического учителя, у долбаного придурка, за которого его принимали, денег не водилось. Можно было сходить к тезке - там наверняка есть, чем поживиться, - или предъявить как платежное средство пахнущий порохом ПМ, но Костя лишь сплюнул под ноги и, буркнув «пардон», поплелся прочь.
        Последнее время подобные мыслишки посещали его довольно часто, и Константина это тревожило. Одно дело - мстительно мечтать, и совсем другое - когда от выстрела удерживает только лень. Виной всему было странное расхождение того, что Костя знал, и того, что видел - два этих мира порой отличались, как огонь и вода. А самое страшное заключалось в том, что он уже привык и не обращал внимания. Привык, но продолжал психовать, и в этом тоже была какая-то двойственность.
        Константин отвлекся на сирену - к дому подъезжала «скорая». Предчувствуя, что за ней появится и милиция, он направился через дворы, незаметно для себя переключаясь на темы более актуальные.
        Вице-премьера Немаляева ему сегодня не достать. Не достать и завтра. В черном списке Народного Ополчения было много всяких ублюдков, большинство из которых почему-то оказывались людьми беззащитными и непримечательными, короче - швалью. Их Константин щелкал, как семечки, - вот уже целый месяц, но радости от этого испытывал все меньше. Его стараниями черный список сократился почти вдвое, но творческая работа попадалась редко.
        Возможно, именно по этой причине Константина так влекло к Нуркину и Немаляеву. Они были любопытными фигурами не только там, но и здесь. Криминальный авторитет всероссийского масштаба и фантом. К первому не подобраться, второго вообще не найти. Есть, над чем попыхтеть. Но не теперь.
        На сегодня Костя запланировал иное: очередного слизня, букашку - просто чтоб не пропадал хороший денек. Следующее просветление могло наступить и через пять часов, и через пятеро суток. Это единственное, что он не контролировал. Учитель географии включался и выключался самостоятельно, по каким-то внутренним законам, и Константину хотелось использовать с толком каждую отпущенную минуту.
        На «Баррикадной» было людно. Проходя мимо зоопарка, Константин чуть не упал в обморок - свободное пространство справа занимало летнее кафе. Дымящийся мангал гипнотизировал пищеварительную систему, а та теребила нервную. Пальцы непроизвольно тянулись к пистолету.
        Взяв себя в руки, Костя свернул к скромному, опрятному переулку. Домик довоенной постройки его интересовал куда больше, чем шашлык или томящиеся в вольере жирафы. Домик в переулке - это будущая галочка рядом с фамилией еще одного подонка. Если только у него хватит терпения. Если желудок не победит мозги.
        Константин сел на скамейку и подвинул оставленную кем-то газету.
        «МОСКВИЧИ ВЕРЯТ В ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ И МИЛИЦИЮ. А НАПРАСНО.» - интриговал крупный заголовок на первой полосе. Костя исподлобья посмотрел на выходящую из подъезда старушку и прочитал:
        «Экономический кризис бьет не только по кошельку, но и по психике. Человек теряет работу, теряет сбережения, теряет надежду и, как следствие, теряет рассудок. Под душевнобольным мы обычно подразумеваем улыбающегося дебила, перепачканного манной кашей, но такое представление зачастую бывает ошибочно.
        Вот один пример. Больной Е. в течение месяца наблюдался по поводу депрессии на почве финансовых затруднений. Избавив читателя от клинических подробностей, скажем, что расстройство Е. было тяжелым, но для окружающих безопасным. Теоретически. На практике вышло иначе. Во время одного из сеансов психотерапии Е. неожиданно пришел в ярость и убил лечащего врача В.М.Кочергина, после чего нанес тяжкие телесные повреждения четверым санитарам и скрылся…».
        Константин оторвался от текста и озадаченно покрутил головой. Потом нашел брошенную строку и проверил - действительно, «В.М.Кочергин». Уж не тот ли? Да ну! Мало в Москве этих «Вэ Эм Кочергиных»?
        «О настоящем местонахождении Е. мы можем только догадываться. Обнаружив редкостную для помешанного сообразительность, он не появился ни дома, ни у друзей, ни на прежнем месте работы. Зато его видели рядом с тем домом, где произошло массовое убийство, потрясшее весь город…».
        Константин поднял бровь и начал листать газету в поисках окончания статьи, когда заметил у подъезда новую фигуру.
        Из дома вышел мужчина с «дипломатом», похожий на мелкого, но перспективного клерка. Точного возраста Костя не знал, но выглядел приговоренный лет на тридцать. Держался он уверенно, а симметричные бугры под белой футболкой указывали на хорошее физическое развитие.
        Драться не будем, решил Константин.
        Он аккуратно сложил газету и, незаметно поправив в пиджаке спицу, пошел за клерком. Спортивный, подтянутый, деловитый. Вот и там тоже: тренажеры, бассейн, сауна. Иногда в Кремль - это если продвинуть своего человечка, или «заказать» прокуратуре чужого. Сам никого не расстреливал, даже приказов не отдавал - потому, что хватало одного намека. Но это там. А здесь пожалуйста: весь на виду.
        Клерк встал у автобусной остановки и торжественно поднес руку к лицу. Это он на часы так смотрел. Надо же, судьба другая, а привычки прежние. Порода аж из ноздрей лезет.
        Костя расположился чуть сзади. Народ подходил медленно, но автобуса не было долго, и на остановке постепенно собралась небольшая кучка. Только б не «Икарус». Он, зараза, просторный.
        К тротуару подъехал бордовый «Лиаз», и Костя, воздав хвалу небесам, бросил взгляд на клерка: сядет или нет. Тот выставил кейс вперед и затолкался у входа. Подсадил сначала бабку в деревенском платке, потом веселого деда с орденскими планками и, когда места почти не осталось, вскочил на высокую ступеньку сам. Константин испугался, что опоздал, но люди утрамбовались, и он кое-как втиснулся. Клерк стоял справа. Неудобно.
        На следующей остановке Костя вышел, выпустил пассажиров и снова зашел. Теперь они с клерком оказались на задней площадке. Особой давки не было, но тела стояли достаточно плотно. В открытые окна залетал умеренный ветерок, и все, что находилось выше пояса, не потело.
        Константин сделал вид, что пробирается к компостеру, и на полшага приблизился к бугристой футболке. А больше и не надо.
        Дождавшись, пока автобус не качнется, он, якобы отряхиваясь, повел левой ладонью и вытянул из лацкана велосипедную спицу. Тонкая стальная трубка была срезана под угол на манер иглы от шприца, и по остроте нисколько ей не уступала.
        - Молодой человек, - Костя вежливо тронул клерка за плечо. - Я к вам обращаюсь.
        - Да?
        На него пахнуло здоровым свежим дыханием и слегка - приятным парфюмом. В форме себя держит. Умница.
        - Передайте талончик.
        Клерк с неудовольствием перехватил «дипломат» и сложил пальцы щепоткой.
        - Где талончик-то?
        - Именем Народного Ополчения, - беззвучно произнес Константин, сгибая руку.
        Спица, мягко щелкнув, проткнула кожу и прошла по диагонали от солнечного сплетения к сердцу. Клерк раскрыл рот, но вздохнуть не смог - вместе с сердцем были проколоты и легкие. Он мгновенно побелел, покрылся испариной и начал оседать. На футболке пропечаталась маленькая капелька крови, похожая на пятно от вишневого сока.
        - Мужчина, что вы налегаете? - По-украински растягивая слова, воскликнула дама в лосинах и куртке «Найк». - Мужчина! Не налегайте на меня! - Она прижалась к вертикальной стойке, и клерк, потеряв опору, свалился на пол.
        - Плохо… плохо… ему плохо!.. - Тут же понеслось со всех сторон.
        - Разойдитесь, дайте ему воздух!..
        - Куда я разойдусь? Окна, окна шире!..
        В салоне закипела какая-то бессмысленная деятельность. Наконец, весть о случившемся достигла водителя, и он, остановив автобус на полдороге, открыл двери. Клерка вынесли и устроили на газоне, в тени дерева. Его обмахивали журналами, прыскали на лоб теплым спрайтом, хлопали по щекам и - Косте стало жутко - делали массаж. Если спица прошла мимо сердца, и клерк не умер сразу, то забота бедовых спасателей убила его на все двести процентов. При каждом нажиме на грудную клетку острие под ребрами изгибалось и разрывало плоть.
        Костя для порядка побродил вокруг и присоединился к тем, кому было быстрее пешком. Настроение неожиданно испортилось. Из памяти все не выходила та бабка, которой клерк помог подняться. На ее темном лице блестела слезинка - почему-то только одна.
        Адреналин понемногу рассосался, и Косте с новой силой захотелось есть. Словно в издевку, павильоны и палатки стали попадаться все чаще - переулок выходил на Садовое Кольцо. Пистолет за поясом засвербел и налился отвагой.
        Все проблемы нашего мира проистекают из финансовых, мысленно сформулировал Константин. Об этом даже в прессе пишут.
        Он развернул газету и, прислонившись к столбу, разыскал статью про шального Е.
        «…С большой долей уверенности можно предположить, что нападение на лечащего врача - не первый из подвигов Е. В туалетной комнате общего отделения, где больной проходил реабилитацию, найден список фамилий, сделанный его рукой. Однако, как утверждает супруга Е., упомянутые в списке люди ей незнакомы.
        Что же это за список? Он не менее любопытен, чем персона самого Е. Достаточно сказать, что третьим номером в нем числится… покойный доктор Кочергин. Пятую и шестую позиции занимают соответственно Батуганин и Валуев. Оба, как мы знаем, недавно погибли. Возможно, речь идет об однофамильцах, но такое совпадение, согласитесь, настораживает. Тем более, что это вовсе не совпадение. Те, кому «посчастливилось» попасть в список маньяка под номерами 2, 4, 7, 8, также лишились жизни. В милицейских сводках за последние две недели проходят Жердинский, Ефимов, Морозова и Панкрашин - все убиты.
        Самое интересное, что перечисленные убийства произошли в тот период, когда Е. еще находился в больнице. Администрация уверят, что отлучиться из отделения Е. не мог, отсюда следует вывод, что в Москве орудует целая преступная группа, или, если угодно, группа душевнобольных. Что же это? Месть отчаявшихся безумцев? Умелая инсценировка?
        Правоохранительные органы, как всегда, обещают разобраться. Однако нашу гипотезу относительно связи между преступлениями милицейские чины восприняли с улыбкой. Есть подозрение, что следствие по делу об убийстве В.М.Кочергина поручат не самому даровитому из московских сыщиков, и вскоре мы услышим о новой трагедии.
        Вы, вероятно, заметили, что мы не назвали номер первый. Первым в списке маньяка стоит некто Нуркин. Готовя этот материал, мы обратились за справкой в МВД России, где нам сообщили, что среди погибших и без вести пропавших за последнее полугодие Нуркин не зарегистрирован. Остается уповать на то, что потенциальная жертва знала о готовящемся покушении и предприняла необходимые меры.
        Пользуясь случаем, обращаемся ко всем гражданам, носящим фамилию Нуркин или ей созвучную. Берегитесь! Ваша жизнь в опасности!
        Мы призываем к бдительности не только Нуркиных, но и всех москвичей. Будьте предельно внимательны! Неизвестно, насколько обширен список маньяка Е. Что, если в нем не восемь фамилий, а девять? Десять? Сто? Возможно, кого-то из нас он просто не успел вписать, но это мы выясним не раньше, чем он будет пойман. А пока Е. разгуливает по городу.
        Кто девятый?..»
        Костя бросил газету на землю и придавил ногой. Нуркина предупредили. Какой-то сраный журналистишка… И ведь не из гуманизма, сволочь, статейку накропал - популярность зарабатывает. Дай ему волю, так он не восьмерых, он миллион похоронит, лишь бы гонорар отработать. Фактически, именно это он и сделал. Как раз миллион. Примерно во столько обойдется возвышение Нуркина. Банкира с писателем ему жалко. Панкрашина ему, видишь ли, жалко. А остальных?
        Константин пошел дальше, но, поравнявшись с очередной палаткой, не выдержал и прилип в витрине.
        - Э-э… мне, пожалуйста, вон ту коробку конфет, пакет чипсов… большой… нет, давайте два… вот это печенье… оно хорошее?.. ага, давайте… и водичку какую-нибудь… только не фанту, лучше колу. Сколько? Сто пятьдесят? Как удачно - ровно и без сдачи… Сейчас, сейчас.
        Он сунул ладонь под пиджак и обхватил рифленую рукоятку. Это легко. За жратву - это почти то же самое, что за идею. Он ведь не грабит - так, покушать. Дома только кислые щи и скандал. Дома он никто, а здесь - человек с черным пистолетом.
        - Извините, девушка, я передумал. Нет, ничего брать не буду. Извините.
        Константин резко развернулся и зашагал к Садовому. Есть хотелось нестерпимо, но теперь он испытывал от голода какое-то наслаждение. Другой на его месте мог бы сказать, что он чего-то там в себе сохранил, что отошел от края, но Костя красивых слов не любил.
        Кочергин, значит, подумал он и мысленно поставил еще одну галочку.

* * *
        Проснуться и ждать. Не открывать глаз, пока не назовут по имени. Они должны это сделать, пусть даже он успеет намочить штаны - психу простительно. Они напомнят, кто он такой, иначе как он узнает? Без блокнота - никак. Не стоило его вчера оставлять, ведь было же в запасе время. Где он теперь, со всей биографией? Ясное дело, у ментов. Хорошо хоть, адреса с телефонами не записаны - лишь те, что принадлежали человечку на «БМВ». Вот его пусть и крутят, раз он крутой.
        Почему молчат Борода и Зайнуллин? Кто еще скажет, если не они?
        Все по новой. Без блокнота он пустышка. Хотел вчера купить какую-нибудь тетрадь, да где ее возьмешь в два часа ночи? Не громить же магазины ради такой мелочи.
        - Доброе утро, Петр.
        Спасибо.
        Петр разлепил веки и не удивился: естественно, подвал. Сам же вчера выбрал. Крысами воняет так, что блевать охота, но остальные были еще хуже: в одном червивый скелет собаки, в другом канализацию прорвало, дерьма - на полметра от пола. Петр прокрутил в памяти вчерашний день и понял, что зря боялся. Вчера, позавчера и все остальное было на месте - целиком. Вот только автомат куда-то пропал.
        Он попытался перевернуться на спину, но руки во сне затекли так, что совершенно не двигались.
        - Спокойненько, - вкрадчиво произнесли за ухом и приставили к затылку что-то прохладное. - Сейчас мы медленно поднимемся и очень медленно, очень спокойно выйдем на улицу. Шалить не нужно, у нас все прикрыто.
        Петра поставили на ноги и повели через сумрачную галерею с укутанными в гипс трубами. Он скосил глаза на боковую дверь и услышал:
        - Вторую тоже заблокировали. Ты специалист, но сегодня тебе не повезло. Так что успокойся и шагай. Медленно.
        Рядом, не опуская какой-то машинки вроде «Ингрэма», двигался жилистый парень с головным радиомикрофоном. По другую сторону шел второй, также с оружием и большим пластиковым мешком, в котором угадывался АКС. Уже без магазина. Сзади шуршал сухой мусор - там был кто-то еще, возможно, двое.
        Руки шевелились, но слушаться отказывались. Кажется, браслеты. Не обычные. У этих ребят все нештатное, не ментовское, да и сами они не оттуда. Сразу не кончили, стало быть, разговор намечается. Куда ни глянь - одни плюсы, с тоской подумал Петр.
        - Мы готовы, - сказал в изогнутый усик человек справа. Он внимательно посмотрел на Петра и взмахнул стволом. - Реши заранее, хочешь ты жить, или нет. Уйти мы тебе не позволим.
        - Чего там… - буркнул он.
        Вплотную к парадному стоял белый, с красным крестом, «рафик».
        Такая уж это штука, медицина. Один раз свяжешься - не отпустит.
        - А? Что ты говоришь?
        - Да нет, ничего, - ответил Петр, забираясь в душное, пахнущее лекарствами нутро.
        Дергаться было бесполезно - ребята и вправду профессионалы. У «рафика» его встретили двое в распахнутых халатах - чтоб за пушками далеко не тянуться, а на углу, возле сосисочного ларька «Штефф», топтался еще один, наверняка страхующий. Номера на «скорой» висели двойные: поверх родного, пыльного и проржавевшего, был укреплен новый - с искусственными царапинами и фальшивой грязью.
        Петра усадили на боковой стульчик и пристегнули ремнем.
        - Дайте закурить, - попросил он.
        - А коньячку не желаешь? - Осклабился «санитар».
        Петр посмотрел на парня с микрофоном и тот, выдержав взгляд, сунул ему в рот сигарету. На этом общение закончилось.
        Минут через сорок - сорок пять машина остановилась, и на него напялили черную шерстяную шапочку. Света сквозь мелкую вязку проникало ровно столько, чтобы отличить день от ночи.
        Петру помогли спуститься и, развернув, направили по утрамбованной щебенке. Левая нога задевала какие-то мягкие ветви - вероятно, цветник. Дорожка плавно изгибалась, Петр уже приготовился наткнуться на крыльцо, но под подошвами продолжали хрустеть камни.
        - Да, это не шесть соток, - сказал он с наигранной завистью.
        - И даже не семь, - отозвались сбоку.
        За несколько метров до дома гравий перешел в мягкую ковровую щетку, и Петра хлопнули по плечу:
        - Лестница.
        Преодолев четыре ступени, он оказался в прохладной комнате. Дальше ориентироваться было совсем невозможно: двери - пороги - повороты - линолеум - палас - кафель. Опять лестница, теперь уже вниз. Кондиционированная свежесть сменилась затхлой бетонной сыростью. Над головой проплывали яркие пятна плафонов. Петр принялся их считать, но вскоре бросил - из этого бункера можно было выйти только с ведома его владельцев.
        Впереди вздохнул гидравлический поршень. С Петра сняли чулок и наручники, и в тот же миг железная дверь захлопнулась.
        Камера была отделана по евростандартам, разве что без окон. Подвесной потолок, обитые шелком стены, ламинированный паркет на полу - все в масть. Впечатление портил лишь овальный люк, как на военных кораблях. Обстановка исчерпывалась глубоким кожаным креслом и тумбой с телевизором «Сони». Ни больничной каталки, ни пыточного инструмента. Значит, сперва пряник. Кнут - потом.
        - Здравствуйте, Петр.
        Он оглянулся и в верхнем углу увидел большой плоский монитор. С экрана на него взирала вполне благообразная физиономия: седые волосы, тонкий, заостренный нос, бледноватые щеки, мудрые серые глаза. Там же, рядом с монитором, блестела бусинка телеобъектива.
        - Здравствуйте, - Петр уселся в кресло.
        - Вам нужно было соглашаться сразу, тогда ваш статус был бы иным, - с укором проговорил незнакомец. - Настоящий специалист должен оценивать свои шансы верно. На что надеялись?
        - Ближе к делу. Вы кто?
        - Друзья зовут меня Маэстро.
        - А враги?
        - Враги? - Он сделал ироничное лицо. - Врагов у меня нет. Они как-то не выживают.
        Хорошее начало. Петр закинул ногу на ногу и покачал ботинком.
        - Ну, к делу, так к делу, - сказал Маэстро после паузы. - Я люблю играть в открытую.
        Фи. Это была фраза из дешевого кино. Петр взглянул на экран по-новому - перед ним сидел вовсе не крестный отец, не Великий и Ужасный, а какой-то бандитский подмастерье.
        - Мы сняли для вас маленький ролик, - продолжал Маэстро. - Все переговоры после просмотра.
        Телевизор на тумбе включился и показал такую же камеру, в какой сидел Петр. Кресла не было, и люди стояли, прижавшись к стене. Двое: худенькая женщина и длинноволосый юноша с родинкой на губе. Петр прищурился, вспоминая, где мог видеть их раньше, и Маэстро торопливо предупредил:
        - Не волнуйтесь, с ними все в порядке.
        Я и не волнуюсь, хотел ответил Петр, но промолчал.
        - Петенька, - всхлипнув, выдавила женщина. - Петенька… у нас все хорошо… нас с Кирюшкой не обижают… - она прерывисто вздохнула и навязчиво обняла юношу. - Кормят нас хорошо… не обижают…
        Женщина повернулась в сторону и, чего-то испугавшись, заговорила быстрей:
        - Да… Вот… Все хорошо. Обещают домой отпустить, если ты с ними подружишься. Ты подружись, Петенька, они хорошие… они нас не обижают. Но у них время кончается. Какое время, Петенька, я не знаю, но когда оно кончится… - Люба спряталась за юношей и затряслась.
        - Все нормально, па, - заверил тот. - Нормально, слышишь? Мы не в курсе, чего там за дела, но ты это… сделай, как они просят. Мать измучилась. А мне здесь нормально.
        - Петенька, Петенька, - захлюпала женщина. - Ты с ними подружись. А за нас не бойся, у нас все хорошо…
        - Там еще дальше есть, но я полагаю, этого достаточно, - сказал Маэстро. - Этот… клип записан вчера. На сегодня ничего не изменилось, у ваших родных действительно все хорошо.
        - У сына экзамены скоро, - пробормотал Петр, входя в роль папаши.
        - Да, это причина, - картинно озадачился собеседник. - Экзамены - это да. И ведь до них еще дожить… Ну, будет прикидываться! Хотите, ему диплом дадут? Не левый какой-нибудь, а самый настоящий. Ректор лично приедет и вручит. Хотите? А можно сразу степень - докторскую. Нет, в этом что-то есть! А хотите, его в академики примут? - Разошелся мафиозо.
        - Вы кто - Бог?
        - Я Маэстро. Я этим балаганом дирижирую, - он широко повел рукой, как бы охватывая не только все вузы мира, но и мир целиком.
        - Вам нужна моя работа, - сказал Петр. - Единовременно или на постоянной основе?
        - На раз, - кивнул он.
        - Что-то глобальное, - предположил Петр.
        - Вам это под силу. Сначала вас планировали для другого. Нам понравилось, как вы из больнички выписались. То, что у порядочного бизнесмена часы отняли, - это, конечно, хулиганство. «Эрикссон» в мусорку бросили. Жест неуважительный, ну да что с вами сделаешь? Отнесем на неустойчивость психики. А вот когда вы ОМОН опустили - тут ваши акции выросли. Ментенка в закрытом гробу хоронить придется. Не жалко?
        - Так ведь неустойчивость. Психическая. Как вы меня достали?
        - О, это просто. Санитар, таксист, сутенерша. Мы шли по пятам.
        - Зачем я вам нужен? У вас вон какие хлопцы.
        - Что, понравились?
        - Толковые.
        - Объект - человек известный и очень уважаемый. Он - часть Системы. Точнее, ее верхушка. А наши хлопцы… В том-то и дело, что они наши. Будет война.
        - А я ничей. Я беспризорник. После акции - «бритвой по горлу, и в колодец». И никто не хватится. Так?
        - Вы пессимист.
        - Все оптимисты остались в палате.
        - Если вам мало моего слова, будут и другие гарантии, но позже, - сказал Маэстро, и Петр окончательно понял, что никакой он не босс. Брехло копеечное. - К тому же, у вас нет выбора.
        У них Люба, спохватился Петр. Надо понервничать, хотя бы для приличия.
        - Оружие и снаряжение обеспечим на высшем уровне, - пообещал мафиозо. - Если имеются особые пожелания - у нас есть хороший слесарь. Ему на сутки дали «Шквал-4», так он наладил серийное производство. Взрывники, токсикологи - все, что пожелаете. Метод определите сами. Под нашим, естественно, контролем.
        - И сколько вы таких набрали?
        - Таких, как вы? Больше одного. Устраивает?
        - Время на подготовку?
        - Неделя.
        - Мало. Если наш объект не торгует мандаринами и не подметает улицу, то за неделю не сложится.
        - А вы сложите. Десять дней, - подумав, сказал Маэстро.
        - Вознаграждение?
        - Десять тысяч. Долларов США. И документы.
        - А семья? - Чуть не забыл Петр. Его коробило от этого шоу, но согласиться сразу, только потому, что иначе его убьют, было несолидно.
        - На ваше усмотрение.
        - Две недели, двадцать тысяч, паспорта на троих и австралийские визы, - подытожил он.
        - Десять дней и пятнадцать, - отрезал Маэстро. - И визы.
        Убьют, точно убьют, решил Петр. Состряпают связь с преступной группировкой какой-нибудь Монголии, и пулю в башку. Или отраву в харчи подмешают - сам откинусь, по пути в Шереметьево.
        Он покрутился в кресле еще минуты две и, когда Маэстро начал терять терпение, махнул рукой.
        - Кто объект?
        Монитор под потолком мигнул, и на нем появилось крупное фото. От неожиданности Петр отпрянул назад. Потом встал и, оттолкнув кресло, подошел к экрану. Да, он не ошибся. С монитора смотрела морда вице-премьера Чрезвычайного Правительства, почетного члена черного списка и просто подонка по жизни. Морда Немаляева.
        Глава 10
        Слежку Костя не увидел - он ее угадал. Почуял то, чего ждал уже давно: цепкий взгляд на спине. Такой пустяк… Второй раз за сегодняшний день. Мысленно провел ревизию карманов: паспорт - святое дело, столица же! - ключи, носовой платок, мелочишка кой-какая. Ничего криминального, за такие карманы можно грамоту давать.
        Если б у них на него что-нибудь было, повинтили бы еще утром. Нету. И даже уверенность отсутствует - тот ли он, кого им надо. Была бы уверенность, один хрен повинтили бы, без всякого повода. Значит, все зыбко. Только догадки.
        «Волга», стоявшая в конце улицы, качнулась и лениво покатила навстречу. Несмотря на то, что под зеркалом болталась какая-то мохнатая дрянь, от машины несло казенщиной, и дело было не в мытых дисках, не в полированном капоте - в пассажирах. Потные, но умиротворенные. Расслабленные, но внимательные. Едут себе куда-то - километров десять в час. Не торопятся.
        Костя воздал хвалу небу за то, что географ выключился и не мешал воспринимать действительность такой, какая она есть. Последнюю неделю перепачканный мелом шизик проявлялся не часто, и Константин значительно проредил черный список. Швали в нем почти не осталось: лишь Нуркин, Немаляев, несколько сволочей в Москве и еще десяток, разбросанный по всей России.
        Иногда учитель все же всплывал - вспоминая эти часы, Костя испытывал смесь стыда и досады. К этим временным помрачениям он относился, как к чему-то неблаговидному, но неизбежному, вроде подросткового рукоблудия.
        «Волга» была уже близко. Константин как раз поравнялся с узкой аркой, но сворачивать не стал - если ментам понадобится, во дворе его возьмут быстрей.
        Он с удивлением обнаружил, что не паникует. Напротив, сознание прояснилось еще больше и заработало чуть ли не автономно. Никаких рывков, никаких заходов в чужие подъезды. Никакой суеты. Не дать им понять, иначе опергруппе придется действовать немедленно.
        Скользнув по машине равнодушным взглядом, Константин направился к своему дому. Самое паршивое - лестница. С точки зрения оперов, идеальное место - это пространство от парадной двери до квартиры. Если на его площадке никого не окажется, значит, повезло.
        Повезло, как ни странно. Видно, кроме голых подозрений, милиция ничем не располагала. Возможно, параллельно с ним сыщики разрабатывали еще ряд версий.
        Желаю вам в них захлебнуться, подумал Константин, поворачивая ключ.
        - А где яйца? - Набросилась с порога Настя.
        - Яйца?..
        - Я же тебе велела в магазин зайти. У тебя что, совсем башка дырявая?
        - Отвали.
        - Опять? - Взвизгнула она. - Опять за старое? Что такое «отвали»? Что это такое?!
        Костя собрался было объяснить - внятно и доходчиво, так, чтобы снять этот вопрос раз и навсегда. Пальцы уже сформировали твердый кулак, а локоть начал сгибаться, когда он вдруг передумал. При желании менты легко могли утыкать квартиру «жучками».
        - Извини, Настя, вырвалось, - процедил он, катая по скулам желваки. - В магазин я просто не успел. Работу нашел. Очень хорошую работу.
        Он принялся судорожно перебирать области, в которых мог бы себя проявить. Взгляд случайно наткнулся на отклеившийся угол обоев, и Константин, боясь затянуть паузу, брякнул:
        - На студии звукозаписи. Работа механическая - кассеты вставлять-вынимать, но платят хорошо.
        - Ой, Костюнчик! - Мгновенно растаяла супруга. - Костик, милый! А сколько?
        - Не знаю пока. Сначала испытательный срок, потом все определится. Но к зиме будешь в дубленке, это я обещаю.
        - А школа?
        - А что школа? С сопляками воевать? Обрыдло. Пора о семье позаботиться, верно?
        - Да ну их, сопляков, - радостно махнула рукой Настя.
        - Работать буду по десять часов, - продолжал он, швыряя в жену одно счастье за другим. - Кстати… - Он посмотрел на часы: без пятнадцати пять. - А, еще не скоро. Мне к одиннадцати. Отдохну немножко.
        - Как к одиннадцати? Ночная смена?
        - Конечно. Техника у них дорогая, невыгодно, чтоб простаивала. Пашет круглые сутки. Первый месяц как практиканту придется в ночную. Так что пойду прилягу. Ты меня не буди.
        - А покушать?
        - Пойду прилягу, - настойчиво сказал Костя и, обняв супругу, легонько ткнул ее в сонную артерию.
        Оставалось надеяться, что до видеонаблюдения в квартире дело не дошло. Константин бережно опустил Настю на пол и, стараясь, чтобы голос звучал естественно, сообщил:
        - Это мне Федор работенку сосватал. С первой зарплаты придется уважить человека. И жену его пригласим, Ирину… Ирину-то? Да ты ее знаешь. На восьмое марта, помнишь?
        Никакой Ирины Настя помнить не могла, так же, как и Федора, - Костя выдумывал их на ходу, заглушая трепом шорох в гардеробе. Он поковырялся в стопке постельного белья, пока не нащупал жиденький сверток.
        Из так называемых драгоценностей у Насти имелась тоненькая цепочка, подаренная географом на день рождения, легковесный кулон из серии «знаки зодиака», три убогих колечка и серьги в виде листиков. Сюда же Константин добавил собственное обручальное кольцо. Настино он трогать не стал - грех, да и возни много.
        Денег оказалось около трехсот рублей. Костя подумал, вздохнул, и сунул их в задний карман. Решение бросить чистоплюйство больших дивидендов не принесло: с последних пяти адресов он вынес всего полторы тысячи. Приговоренные жили, как на зло, один беднее другого.
        Перейдя к следующему отделению, Костя собрал все свои документы. Затем взял маленькую спортивную сумку, вытряхнул на пол какое-то тряпье и сложил в нее все, что могло пригодиться в ближайшее время: трусы, носки, белую футболку и пиджак. Спохватился про бритвенные принадлежности, но, поразмыслив, взял лишь мыло и чистое полотенце. Затем зашел на кухню и медленно, опасаясь скрипа, выдвинул верхний ящик стола. Среди вороха потемневших, донельзя сточенных ножей выбрал тот, что заприметил уже давно, - с коротким широким лезвием и увесистой ручкой из твердой пластмассы. Кроме этого он захватил засаленный брусок - с его помощью Костя планировал превратить нож для рубки мяса в приличную финку.
        Проходя мимо лежащей Насти, он проверил пульс. Сон супруги был глубоким и спокойным - часа на два, как минимум.
        Костя посмотрел на циферблат - начало шестого. Постоял, борясь с желанием присесть на дорожку. Сентиментально провел ладонью по стене. Нахмурился, покусал губу. Настя, школа, скупой и скучный быт - все это относилось к кому-то другому. К усатому. А дом… он был из той жизни. Дом был родным.
        Константин неслышно отомкнул дверь и выскользнул на площадку. Вместе с квартирой он бросал что-то еще - важное и, в отличие от Настиных побрякушек, действительно ценное. Но иначе было нельзя. Никак.
        Он пешком поднялся на последний этаж и, подергав металлическую лестницу, добрался до люка. Вместо замка в петли была продета толстая алюминиевая проволока. Константин раскрутил концы и пошевелил крышку. Из щелей посыпался песок и какая-то крошка, но люк поддался легко. Закинув сумку за спину, Костя выбрался на чердак и несколько секунд не двигался, но беспощадного «руки вверх» не последовало. На засаду опера не сподобились - либо не ожидали скорого бегства, либо поленились. Либо…
        Константин невольно рассмеялся. Либо за ним никто и не следил, и все эти косые взгляды - лишь плод воображения. Но даже если и так, лучше перестраховаться. Ведь когда-нибудь за ним придут. Журналисты - уж и те подключились. Однажды они доберутся до своего «больного Е.» и поймут, что дело не в нем.
        Царапая пальцы, Костя вернул крышку на место и присыпал сверху керамзитом. Округлые, похожие на неочищенный арахис, камешки скрипели и выплевывали облака пыли. Среди мусора Константин приметил черный швеллер и, ступая по нему, пересек чердачное помещение из конца в конец. Люк в противоположном углу был закрыт.
        Погружая ботинки в грязный утеплитель, Костя дошел до следующей дверцы - результат тот же. Опасаясь внимания со стороны жильцов, он один раз потянул ручку на себя и, убедившись, что та не поддается, отпустил. Прежде, чем Константин разыскал незапертый люк, ему пришлось по новой обойти весь чердак. Что при этом стало с обувью и брюками, он мог лишь догадываться - в полумраке было не разобрать.
        Наконец, ему удалось спуститься на лестничную клетку. Подъезд находился рядом с его собственным, но - это именно то, что требовалось, - выходил на другую сторону. Подойдя к окошку у мусоропровода, Костя старательно отряхнулся и выглянул во двор. Сквозь забрызганное стекло он разглядел изнуренные жарой кроны деревьев и несколько человеческих фигурок: две с детскими колясками, остальные - сами по себе.
        Надо решаться.
        На улицу он вышел, как на минное поле. Мамаши с колясками съехались вместе и о чем-то беседовали. Пара собаководов, какие-то пигалицы у качелей, дедок, собирающий пустые бутылки. Никого, даже отдаленно напоминающего мента, во дворе не было. Припаркованные машины пусты. В прогал между дальними домами виден гомонящий перекресток. Пронесло?
        Он миновал пестрый от собачьих катышей газон, перешагнул через низкую лавочку и вскоре очутился у автобусной остановки. «Волга» с мохнатым талисманом не появлялась.
        - Здрасьти, Константин Алексеич, - сказали за спиной.
        Он рывком обернулся - две школьницы. Класс шестой. Маша и Даша, или черт их знает…
        - Здравствуйте, девочки.
        - А мы на концерт, Константин Алексеич. Пойдемте с нами? Ха-ха-ха…
        Похоже, с географом они запанибрата. И он терпит? Может, ему нравится? Может, он…
        - Уроки сделали? - Спросил Костя, придавая лицу строгость.
        - Уро-оки? - Девочки дико переглянулись. - Так ведь лето. Каникулы.
        Надо же так облажаться. Костя комически подвигал бровями и принужденно рассмеялся. Он уже приготовил учительское напутствие, когда снова заметил старика со стеклотарой. Дед бестолково бродил вокруг одинокой коммерческой палатки. Если рядом и валялись какие бутылки, он уже должен был их подобрать.
        Метрах в двадцати от остановки у тротуара тормознула пепельная «девятка».
        Маршрутное такси забрало пассажиров - всех, кроме деревенского мужичка в белой полотняной кепке.
        Старик споткнулся, уронил кошелку на землю и принялся неторопливо запихивать посуду обратно.
        - И что за концерт? - Константин встал между школьницами и положил руки им на плечи.
        - «Кислотный дождь», и еще Тимоха, - настороженно ответила то ли Маша, то ли как-ее-звать. Испугалась, что он и правда увяжется? Вот, дурища.
        - Тимоха? - Отрешенно переспросил Константин, подводя девочек к остановке.
        - Певец такой. Вы не слышали?
        - Представь, нет. Расскажи мне о нем.
        - Константин Алексеич, нам на маршрутку не надо, - проговорила вторая, пытаясь высвободиться.
        - Так быстрее будет. Ну, ты обещала про Тимоху.
        - Да нам вообще в другую сторону!
        - Ничего, ничего. Прокатимся.
        Кремовый микроавтобус уже подъезжал. Сквозь бликующее стекло Константин разглядел, что салон наполовину пуст. Пятеро пассажиров, все - бабы.
        - Не чуди, - тихо молвил деревенский, глядя куда-то в сторону. - Хочешь уйти - уходи. Детей не трогай.
        Он поправил кепку, и темно-серые «Жигули», дав задний ход, приблизились к остановке. Микроавтобус негодующе гуднул, но к передней двери подскочил какой-то парень, и водитель, вывернув руль, объехал «девятку» по крутой дуге.
        Их было больше, чем Костя предполагал. Оттолкнув одну из школьниц, он схватил вторую за шею и выудил из сумки нож.
        - Заканчивай, - сказал мужичок. - Вот тебе тачка, садись и отваливай. Девчонку оставь.
        Сидевший в «девятке» вылез из машины и позвенел ключами. Затем вставил их в замок зажигания и, прикрыв дверцу, выжидательно замер.
        - Свободен, - процедил деревенский. - Только без девочки.
        - Я вам не верю, - также не разжимая зубов сказал Константин. - Этот пусть отойдет подальше. А девка поедет со мной.
        - Брось, Роговцев. Не твой стиль.
        - Плевать.
        - Ты же не террорист.
        - Мне по вашему счету все равно вышак. Ну?!
        Переговорщик кивнул, и человек у машины, раздосадованно щелкнув пальцами, ретировался. Костя вместе со школьницей повернулся на триста шестьдесят градусов - опера перестали таиться, и теперь глаз легко выхватывал их из общей массы. Двое здесь, двое там, чуть поодаль - еще один. Обложили.
        Группа захвата не двигалась. Подозрения относительно Роговцева подтвердились, а вместе с ними пришло понимание: легкой добычей Костя не станет.
        Константин почти наверняка знал, что «девятка» с сюрпризом, но выбора не было. Медленно, не выпуская из поля зрения ближнего мента, он обошел машину сзади и резко распахнул дверцу. Ключи действительно были на месте. Перехватив нож, он затолкал девочку на правое сидение и сразу же, не давая возможности прицелиться, прыгнул за руль. Мотор заурчал мягко и чисто, без посторонних шумов.
        Вряд ли кто-то из прохожих сообразил, что произошло на остановке. Все заняло секунд десять или пятнадцать и кончилось, не успев начаться.
        Дорога вела под горку, и Константин тронулся со второй. Преследования не было, и это ему совсем не понравилось. Либо в машине стояла блокировка зажигания, либо еще какая пакость. Относительно радиомаяка можно было даже не сомневаться.
        Разогнавшись до пятидесяти, Костя перешел на нейтралку, но продолжал потихоньку газовать - ему было интересно, как далеко его отпустят.
        Спуск перешел в ровный участок, и скорость стала падать. Избегая подъемов, Константин несколько раз повернул. Встревоженно посмотрел в зеркало - сзади маячил лишь обычный рейсовый автобус. Устраивать погоню опера не рискнули. Ну и правильно.
        - Константин Алексеич, куда вы меня везете? - Беззаботно спросила девочка.
        - Тебя Маша зовут?
        - Наташа.
        - Какая разница. Не бойся, Наташа. Это у нас учения. По гражданской обороне.
        - Константин Алексеич, мне на концерт! - Требовательно сказала она.
        Костя усмехнулся и спрятал нож в сумку.
        - Ну, если это тебе не концерт, тогда извини.
        Прижавшись к парапету подземного перехода, он ударил по тормозам и выскочил из машины. Наташа проводила его недоуменным взглядом. Раньше за географом таких странностей не водилось.
        - Блокировку! Блокировку включай! - Орали со всех сторону мужичку в кепке.
        Он достал маленький пульт, поддел ногтем антенну и, с сомнением посмотрев на единственную кнопку, убрал обратно.
        - Блокируй!..
        Деревенский мучительно закрыл глаза и, стянув кепку, вытер ею лицо.
        - Надо было брать, - неодобрительно заметил старик с бутылками.
        - Какой, на хер, брать?! - Взвился мужичок. - А с родителями девчонки ты бы потом объяснялся?
        - Раньше надо было, у квартиры.
        - Мне не нужна верхушка айсберга. Он мне нужен весь. Или ты тоже думаешь, что он столько народу в одиночку положил?
        - Ничего я не думаю, - буркнул старик, снимая засаленное рубище и расправляя вовсе не узкие плечи. - Упустили мы его. В управлении на шишку посадят. Вот, что я думаю.
        - А мы с нее и не слезали.

* * *
        Судя по тому, как свободно он получил оружие, Маэстро его уже проверил. Петр критически осмотрел бесприкладный АКСУ и брезгливо вытер руки - затвор был густо смазан солидолом. Сапер подошел к пластмассовому баку и двумя пальцами вытащил ветошь - дырявую, но чистую тельняшку.
        - Действуй, - коротко сказал он.
        Вряд ли парня звали Сапером, - он вообще не соизволил представиться - но Петр окрестил его именно так. Это был тот самый спец, который руководил в подвале. К каждой второй фразе он прибавлял слово «медленно» и сам все делал неторопясь, точно постоянно находился среди мин-растяжек. Петр как-то поинтересовался, способен ли он на какие-нибудь быстрые движения, например - фрикции. Сапер тогда промолчал, но было видно, что вопрос ему не по душе. С тех пор прошло шесть дней, но отношения у них так и не наладились.
        На уголовный элемент ни Сапер, ни Маэстро не тянули. Наколись они иконами хоть до макушки, все равно любой пацан на улице определит, что люди они несудимые. Дисциплина из них так и лезла, но главное - это Петр отметил сразу - обоим подошел бы синий околыш на фуражке и погоны с приснопамятным «ГБ». Это было не хуже и не лучше. Отделы госбеза, становящиеся чьими-то крышами, крыши, заводящие собственные службы безопасности, - Петра не волновало, на кого работает медлительный Сапер, Петру было все равно, чья пуля воткнется ему в затылок.
        Сапер изображал из себя инструктора, но в инструкторах Петр не нуждался, поэтому его функции ограничивались ролью няньки. Сапер сопровождал его в узких катакомбах бункера, на полевых занятиях по стрельбе и вообще везде, вплоть до сортира. И, кажется, очень этим тяготился.
        В одиночестве Петр оставался только на ночь. Его поселили в весьма благоустроенной камере с душевой кабиной, ковром на полу и даже телевизором. По ящику Петр узнавал новости чужой страны, а пару раз - надо думать, из-за случайного стечения обстоятельств, - по нему же получал приветы от чужой жены и постороннего сына.
        После сирены подъема следовало полчаса на махи руками-ногами, стояние под душем и прочие личные прихоти. Затем являлся Сапер и вел его на утреннюю кормежку. Меню против дурдомовского было богатым, но не избыточным - как в нормальном пансионате. Здесь же его ожидала пачка «Кэмэл». Суточная норма. Из иных радостей - тренажерный зал и стрельба. Форму за неделю не вернуть, но вспомнить, что это такое - полная форма, можно.
        Дублеров или, точнее, соавторов, о которых говорил Маэстро, Петр не встречал. Вряд ли они жили в этом бункере. Скорее всего, их держали на других базах, бывших цэковских особняках, замечательных своими просторными бомбоубежищами.
        - Я бы предпочел что-нибудь английское, - сказал Петр, полируя тряпкой вороненую сталь. - «Стерлинг» или «Паркер». Да, пожалуй, «Паркер» будет кстати.
        - Достанем, - ответил, подумав, Сапер. - Только Маэстро вряд ли одобрит. Он советовал использовать машинку попроще. Все эти «Штайры», «Аграны»… от них Конторой за версту воняет.
        - Так это же хорошо. Ложный след, - Петр покосился на собеседника, но тот был непроницаем.
        - О следах есть, кому позаботиться. Твоя задача - акция.
        Не сомневаюсь, подумал Петр.
        Он подвинул к себе вскрытый цинк с патронами и, споро заполнив рожок, вставил его в автомат. Резко присел, упер кулак в металлическую столешницу и выпустил по мишени четыре очереди. По полу со звоном запрыгало тридцать темно-зеленых гильз. Выполняя обязательный ритуал, Петр отстегнул магазин и передернул затвор. Инструктор одобрительно моргнул.
        - Кучно, - сказал он, возвращаясь с мишенью.
        По углам ватмана красовались четыре рваных дыры.
        - А что не в «десятку»? Из принципа?
        - Школярство. Мы же не в учебке. Результат годится?
        - Вполне. В учебке этому не научат. А?
        Сапер улыбнулся - якобы иронично.
        - Где так наблатыкался? - Спросил он. - Неужели в партии?
        - В какой еще партии?
        - В геологической, в какой.
        Ну вот, началось. Петр скривился и принялся заряжать рожок по новой.
        - Небось, на оленях тренировался? - Невинно продолжал Сапер. - Или на чукчах? Слушай! А правда, что у них принято гостям жену на ночь отдавать?
        - Правда, - хмуро отозвался Петр.
        - Ну и?.. Ты пробовал?
        - Нет.
        - Почему?
        - Съездишь - узнаешь.
        - А ты много раз там был?
        Петр вздохнул и, отложив автомат, посмотрел ему в глаза.
        - Мы договорились: никаких допросов. Что сами раскопаете, то ваше. Я вам в компанию не набивался. Не нравлюсь - до свидания.
        - Ты нас устраиваешь.
        Главным образом - тем, что я никто и ниоткуда, мысленно уточнил Петр.
        - Хорошие стрелки с чистой анкетой на дороге не валяются, - заявил он, не отводя взгляда. - И закроем тему.
        - Закроем, - согласился Сапер.
        Обедали они вместе, и это было что-то новенькое.
        - Маэстро велел искать с тобой контакт, - пожаловался Сапер. - Духовный, так сказать.
        - Спасибо, не телесный, - буркнул Петр. - Ищи, мне-то что.
        - Уже ищу, - проскрежетал он.
        Сапер глотнул минералки, и она громко запузырилась у него в пищеводе. Внешние шумы, за исключением подвывавшей вентиляции, в комнату не проникали, поэтому каждый шорох одежды, каждое движение челюстей звучали ясно и отчетливо. Под потолком тихонько покачивался сплюснутый, вроде летающей тарелки, плафон. Синхронно с ним по столу ездило ярко-желтое пятно, и от этого Петру казалось, что он находится в трюме корабля.
        Кто приносил еду, Петру было неизвестно, но сегодня они заранее знали, что накрывать надо на двоих. Подготовка проходила по жесткому сценарию, и теперь Петр убедился в этом окончательно. То, что он не воспринял Маэстро всерьез, ничего не значило. Люди, отловившие его в подвале, люди, владевшие такими подземельями и собиравшиеся в скором времени ликвидировать Немаляева - они… как бы это…
        - А есть кто-нибудь, кто круче вас? - Ни с того ни с сего спросил Петр.
        - Пока да, - невозмутимо ответил Сапер.
        - Но это не надолго, да?
        - Как работать будешь.
        - Так я ведь не буду, - Петр сцепил руки за затылком и прогнулся назад - насколько позволяла высокая спинка. - Я в Австралию собрался. С семьей.
        - Для тебя и в Австралии дело найдется.
        - А если я вам все провалю?
        - Тогда уж наверняка в Австралию. Все трое - в одной урне.
        Сапер допил воду и, крякнув, поднялся.
        - Пойдем, с тобой Маэстро говорить хочет.
        В пределах бункера Петру глаза не завязывали, и все пути он давно запомнил. По коридору до развилки, потом налево, две ступеньки вверх и пять метров до бронированной двери. Остановиться и предъявить телекамере физиономию. Смешно. Как будто в бункер мог затесаться кто-то еще.
        Пройдя через автоматический КПП, он преодолел прямой, упиравшийся в бойницу, участок и снова свернул - к тому помещению, куда его привезли неделю назад. Сапер, как и в первый раз, как и во все другие разы, остался снаружи. Только штурвал не задраил.
        Петр сел в кресло и уставился на темный монитор. Маэстро наверняка уже был на месте, но субординация требовала паузы. Петр погрыз ноготь и выплюнул заусенец. Он не торопился.
        Минуты через три экран вспыхнул. Маэстро выглядел свежим и умиротворенным. Судя по позе, он сидел нога на ногу - в его возрасте это доступно не каждому.
        - С вашими родными все в порядке, - сразу же объявил он, и Петр чинно кивнул. - Идеи есть? Пора определяться.
        - Ваш клиент, насколько он пунктуален?
        - Наш с вами клиент, - сказал Маэстро с ударением, - меняет свой график только в экстренных случаях.
        Петр достал из кармана расписание - результат длительной работы филеров. Семь листков были сплошь усеяны его собственными пометками в виде галочек, крестиков и вопросительных знаков. Александр Немаляев, там - вице-премьер, а здесь - вор в законе, был крайне занятым человеком и, по сути, человеком несчастным. Положение принуждало его к определенному образу жизни, и оно же превратило эту жизнь в подобие электрички.
        Особенно Петра поразили строки во второй части четверговой страницы:
        «19.00 - 22.0 °Cекс*
        22.00 - 22.35 Просмотр новостей
        22.35 - 23.05 Возвращение домой».
        - Все забываю спросить, что означает эта звездочка после «секса»?
        - Необязательное мероприятие, - с каменным лицом пояснил Маэстро и, внезапно рассмеявшись, добавил. - То есть если встанет.
        - Три часа? - Усомнился Петр.
        - Не надо понимать буквально. Под сексом имеется в виду посещение любовницы. Чем они там занимаются, нам неведомо, но охраняют их достойно.
        - Так или иначе, пункты, отмеченные звездочкой, мы в расчет не принимаем. Нам нужен верняк.
        - Да, - подтвердил Маэстро.
        - Время, что он проводит в своем коттедже, отпадает. Если ваша карта точна…
        - Согласен, согласен, - отмахнулся он. - Там все простреливается на километр.
        - В московский офис тоже не полезем. В камикадзе я не нанимался. Тогда… А что, собственно, остается? Вот: «22.00 - 01.30 Казино».
        - Это суббота, - по памяти назвал Маэстро. - Не годится. Тьма народу, и половина из них - секьюрити.
        - По дороге не перехватить. Меняет маршруты, плюс броня, плюс прикрытие, плюс машина-двойник, - наугад перечислил Петр.
        - И кое-что сверх того.
        - Других возможностей я не вижу. Что за казино?
        - «Золото нибелунгов». Место клубное.
        - Закрытое, что ли?
        - Не совсем. Но вас туда не пустят.
        - Ну да! Ботинки за тысячу долларов, костюм за две, часы… часы у меня свои, - он повертел запястьем с золотым «Картье», - что еще? Галстук, прическа. Побриться, конечно. Кто рискнет не пустить? Если заартачатся, назову пару имен повесомее.
        - Каких имен? - Оживился Маэстро.
        - А какие вы мне подскажете, такие и назову. Вы же в курсе, кто этот вертеп содержит?
        - Проверят. И похоронят - прямо там, между рулеткой и баром.
        - Так мне вы тоже имя дадите. Желательно не из последних. Есть у вас на примете какой-нибудь степной волк, чтоб знакомых было мало, а звону много?
        - Думаю, подберем. Оснащение?
        - Вы хвастались химиками…
        - Яды? Ну это так, к слову. Нет, вы кроме шуток? Решили его отравить? Средневековье какое-то.
        - Потому и работает, что средневековье. Яд перестали воспринимать как реальную опасность. Да и пронести легче всего. Немаляев не молод, значит, нужен кардиопарализант. Что-нибудь не избитое и, естественно, быстроразлагающееся.
        - Вы бы еще осиновый кол потребовали, - хмыкнул Маэстро. - Или набор сюрикенов.
        - Я знал только одного человека, который умел ими пользоваться.
        - Надо же! А моему знакомому как раз подобной ерундой лоб пробили. Не ваши ли друзья?
        - Того человека нет в живых. К сожалению.
        - Ладно, оставим это. Если пойдете в казино, зачем вам снайперская винтовка?
        - Сейчас она не нужна, но на будущее прошу обзавестись.
        - Устроим. Не достанем оригинал - закажем нашему слесарю. У него большая коллекция чертежей.
        Маэстро сказал это так, будто речь и впрямь шла о долгосрочном сотрудничестве. Петр пригляделся к его векам - не щурятся, не дрожат. Хороший он актер, этот Маэстро. Что ж, играть, так играть.
        - Да, штучное оружие предпочтительней, - проговорил Петр. - Во-первых, его нет в банке данных, во-вторых, после акции можно заменить ствол и боек - баллистическая экспертиза будет бессильна.
        - Толково, - похвалил Маэстро. - Продолжайте.
        - Кроме препарата мне нужно несколько стилетов. Пластиковых, чтоб детектор не засек. Шестая гитарная струна. Нейлоновая. Удостоверение подполковника ФСБ… или нет, майора будет достаточно. И еще… - Петр задумался. - Наверно, хватит. А, ну и гонорар.
        - Это - после.
        - А ставки в казино я чем буду делать? Отравой?
        - На карманные расходы получите. Тысячу.
        - И пять в качестве аванса. Я жизнью рискую.
        - Мы рискуем больше, - сказал Маэстро.
        - На поддержку рассчитывать? Там, в зале.
        - Не надейтесь.
        Обеспечат, понял Петр. Не для помощи - для контроля. Чтоб не слинял после задания. Что удастся получить в случае успеха? Тысячу долларов, волшебный порошок и липовую ксиву. И костюм - если не порвут в потасовке. И свободу.
        Про Немаляева он не вспомнил. Петр был уверен, что достал бы его и сам, - не теперь, так потом, не в этом году, так в следующем. Время есть. Жизнь кончается не завтра. Хотя, черт ее знает…
        Глава 11
        Главное открытие заключалось в том, что все бесполезны. Все, кого он мог вспомнить, стали дорожной пылью. К тому же, половину успели казнить.
        Черный список. Разумеется, он о нем слышал. Распорядился усилить охрану - для всех, включая последнего стукача. Он потерял лишь двоих - там, но здесь он их защитить не мог. Да и не хотел. Его соратники превратились в мусор, а те, кто пришел сюда до него, этого не поняли. Они истребляли людей в соответствии со своим черным списком, но что это были за люди? Психиатр, писака, мелкий коммерсант. Батуганин, правда, кое-чего добился, но все не то. Нет размаха. Если их мочит какой-то «больной Е.» - грош им цена.
        Поля газеты были разрисованы маленькими аккуратными решеточками - признак глубоких раздумий. Нуркин перечитал статью. Морозова, Жердинский, Панкрашин… Ни одной посторонней фамилии. Сам он, понятное дело, на первом месте. Попасть на другое было бы даже обидно.
        Все - в расход. Двоюродную сестру, и ту не пощадили. Ленок… она-то им на что? Словесность, девятнадцатый век, кружева-реверансы…
        Щепки летят… Это то, за что его упрекали. Но у него была цель, у него был Путь. А у этих, как их там?.. Народное Ополчение. Красивая вывеска. У них - жажда мщения. Слепая стихия. Ну, казнят они всех, ну, вычеркнут из списка последнее имя - что дальше? То-то же…
        Их бы, таких упертых, в союзники. Может, встретиться и переговорить? Нуркин повертел эту идею со всех сторон и отбросил. Не получится. У них же тогда смысл жизни пропадет. Кто они без своей вендетты?
        Нуркин достал с полки кружку и заварил чай - вместе с чаинками на поверхность медленно всплывал какой-то мелкий мусор. Ругнувшись, он выплеснул воду в раковину и взял губку. Жить на съемных квартирах ему раньше не приходилось, и опыт брезгливого отношения к вещам у него был совсем небольшим.
        Предоплата за три месяца съела почти все сбережения, зато - свобода. От врагов и друзей. Не бояться потревожить, наскучить, расстроить чьи-то планы - ради этого можно было и раскошелиться. А планы у него теперь свои.
        Он построил систему там - построит и здесь. С той лишь разницей, что здесь это будет Великая Система.
        Нуркин оторвался от мытья чашки и рассеянно посмотрел в окно. «Здесь», «там»… Трудности с определениями он испытывал не впервые. Он знал, что существует два мира, и что они похожи, как разлученные в детстве близнецы. При всей близости эти миры существенно отличались, но лишь внешними, так сказать, приобретенными свойствами. Любимые песни - с незнакомым припевом. Старые памятники - на новых местах. Те же люди - с иной судьбой.
        Он не представлял, как это может выглядеть с пространственной точки зрения, как два мира уложились в одну вселенную, но чувствовал, что они близки еще и физически, словно пласты в слоеном тесте. Иначе чем объяснить его переход? Оттуда - сюда, плавно, без барьеров, без обещанного страшного суда, без…
        А если это… что?.. Ад? Рай?
        Нуркин на всякий случай постучал по резальной доске и прилип к стеклу. Нет, не похоже. Если принять версию о вмешательстве потусторонних сил, то это, скорее, вторая попытка. Возможность начать с нуля.
        Первое пробуждение после смерти он помнил с трудом - тогда он еще ничего не понял, вернее, догадался, но не поверил. Верить хотелось во что-нибудь простое: в мастерство охранников, в искусство врачей, в удачу, наконец. Но скоро это прошло. Память хранила чудовищный объем информации о некой параллельной жизни, прожитой другим Нуркиным. Здесь. Во втором слое.
        Никакого раздвоения Нуркин не ощущал. Он сразу осознал себя тем, кем был всегда, - там. Куда подевалась личность Нуркина-второго - растворилась ли в нем самом или вообще погибла, его не особенно тревожило. Он все-таки был реалистом. И очень нормальным человеком - с двумя нормальными биографиями.
        Чайник успел остыть, и Нуркин закружил по кухне в поисках спичек. Наткнувшись взглядом на стеклянную банку с гречкой, он почему-то вспомнил про сестру и тяжело опустился на табуретку. Лену убили. Там она была проституткой, и он, еще на рассвете политической карьеры позаботился о том, чтобы Ленок испарился. Здесь она стала учителем, и он любил ее как родную.
        Прокуратура настойчиво вела дело к бытовухе, а это означало пыльную полку и фактическое прекращение следствия. Будь Нуркин миллионером, как Батуганин, он бы нанял частного детектива. В конце концов, Ленок погибла из-за него. Ведь это было Народное Ополчение, и они приходили за ним. Если б он задержался у сестры еще на пару дней… Спасибо соседям - учинили скандал, выбросили тапочки на лестницу. Толик-Сахалин грозился корешами. Спасибо тебе, Толик.
        Нуркин обнаружил, что держит коробок в руке, и, энергично поднявшись, зажег конфорку. Пора варить пельмени. Он исследовал холодильник - еды должно хватить на неделю. Вот и славно, лишние прогулки сейчас ни к чему. Ополчение - в нем же одни безумцы. Ни перед чем не остановятся и себя не пощадят. Тем более, что он - номер первый. Пожалуй, для них это даже почетно - ценой собственной жизни, и так далее. Геройство, гори оно синим пламенем! И плевать им, что он вовсе не Премьер, а сраный бухгалтер в липовом благотворительном фонде. Сколько они таким бухгалтерам животов распороли? Анекдот, честное слово. Со старым расстрельным списком - в новый… этот… слой, что ли? Ну, так. Слой. Пусть будет слой. Черт с ним.
        Нуркин придирчиво рассмотрел кастрюлю - драить и драить. Когда же обедать?
        Он принес из комнаты толстую пачку визиток и, рассыпав их по столу, выбрал карточку заместителя Генерального Директора. С самим Генеральным толковать бесполезно, а замы тем и хороши, что всегда хотят большего. Нуркин подумал еще с минуту и, сняв трубку, набрал номер.
        - Широкова, пожалуйста… Да, Михал Михалыча. Мы условились… Без «как фамилия». Соедините, и все… Что вы мне допросы устраиваете?! Вам не нравится ваша работа?.. Тогда соедините. Он в курсе.
        Пока секретарша интриговала шефа, Нуркин нарисовал на визитке несколько идеально ровных решеток.
        - Михал Михалыч? Здравствуйте! Это один из ваших сотрудников… Да, центральный филиал. Простите, что беспокою, но дело, как говорится… Да, да… Крайне важно, Михал Михалыч, крайне важно… Что?.. Нет, назвать я себя не могу… Да, не по телефону… Да, настолько серьезно… Что?.. Нет, это исключено. Вы сами должны ко мне приехать… Я? Нет, не сумасшедший… Не шутник. Когда вы все услышите, то сами… Да, я отдаю себе отчет… Да, в случае, если… Я понимаю. И тем не менее настаиваю. Прежде всего, это в ваших интересах… Записывайте адрес… Завтра?! Нет, что вы! Немедленно!.. Что?.. Через час. Добро, Михал Михалыч. Да! Если ваш водитель по дороге захватит еды… Ну, колбасы, сыру. Можно коньяк… Что?.. Нет, Михал Михалыч, я не псих… Да, вы уже предупредили… Да, я вполне… Все, через час… Я жду.
        Нуркин вытер вспотевшее ухо и облегченно выдохнул. Кажется, шестеренки сдвинулись. С лязгом, со скрежетом - пошли набирать обороты. Подталкивать и следить, чтоб не заклинило. Изобретать ничего не придется - все, что надо, давно изобрели. Масса готовых сценариев, выбирай и пользуйся. Премьер из того слоя знал много разных способов обретения власти, самый доступный - создание партии. Связи у фонда есть, остальное приложится.
        Соседи вкручивали в стену шуруп. Нуркин напряг слух - нет, это крутились его шестеренки. Уже не остановить. Он выглянул в окно - люди, птицы, собаки. Всякая живность. Нуркин их всех любил и не желал им ничего, кроме счастья. И счастье было не за горами. В этом слое его построить легко.

* * *
        - Если понадобится, назовешься Кантом, - сказал Сапер, меланхолично разглядывая визажистку в короткой юбке. - Кант, понял? Но только на входе. В зале это имя забудь.
        - Мне больше нравится быть Гегелем, - заявил Петр.
        - Гегель на пальцах не поместится, - ответил он. - Да и нет такого человечка.
        - А Кант есть?
        - Говорю - значит, есть.
        Хмурый мужчина в белых джинсах раскрыл на столе плоский металлический пенал и достал из него лупу.
        - Правую кисть, - попросил он.
        Петр, млея от хлопот парикмахерши, протянул руку. Мужчина несколько минут исследовал ее через увеличительное стекло.
        - Корни, - сказал он Саперу.
        - Ты же умел.
        - И сейчас сумею. Но корни мешают. Надо было вчера эпиляцию сделать.
        - Валяй сегодня. Это долго?
        - Он работать не сможет, - возразил мужчина. - Кожа после первого удара расползется.
        - Вы о чем? - Не выдержал Петр.
        - Ты сиди, сиди, - сказал Сапер. - Ну так что с корнями?
        - А что с корнями? Мешать будут, - пожал плечами мужчина.
        Он последовательно извлек из коробки опасную бритву, тонкий карандаш, марлю и два флакона размером с губную помаду. Устроив ладонь Петра на салфетке, он занес над ней лезвие.
        - Эй! - Петр отдернул руку и с подозрением посмотрел на Сапера. - У вашего Канта все пальцы на месте?
        - Татуировка у него, - улыбнувшись, ответил тот. - Четыре буквы: К.А.Н.Т.
        - Что за придурок?
        - Катя, Алла, Нина, Таня, - пояснил Сапер. - Это он на малолетке украсился. Там все что-нибудь колят. Перстни, в основном.
        - Руку, пожалуйста, - повторил мужчина.
        Он медленно поднес лезвие и, побрив пальцы, обрызгал их из флакона. Кожа стала бледной и прозрачной. Художник засек время и не спеша раскрыл какой-то альбом. По истечении десяти минут, когда женщина уже закончила стрижку, он вопросительно глянул на Сапера и, получив утвердительный кивок, взял карандаш. Сверяя каждую букву с образцом, художник перенес их на руку Петра, потом снова попрыскал и убрал свое хозяйство обратно в пенал. Второй баллончик остался на столе.
        - Погоди! - Опомнился Петр. - Вторую-то руку? Волосы…
        Сапер сурово зыркнул на художника, и тот, закусив губу, принялся брить левую кисть.
        - А это вам, - он отдал Петру цилиндрический флакон. - Спрей разрушает краску.
        - В зал ты должен войти уже без «Канта», - предупредил Сапер. - По пути завернешь в туалет и смоешь.
        - Не водой, а спреем, - вставил художник. - Воды она не боится.
        - Ясно.
        - Если забыл: ни игрокам, ни бармену, ни уборщице Кантом не представляться. На входе, вообще-то, тоже не стоит. Только в крайнем случае.
        - Ясно…
        Побритый, подстриженный, расписанный под какого-то безумного зека, Петр ерзал в кресле и постоянно чесался. Спину и плечи кололо от мелких волосинок, и он не мог дождаться, когда его отпустят в душ.
        - Теперь примерка, - сказал Сапер.
        - Еще не сшили? Ну, вы даете! Все в последний момент.
        - Не гундось. Успеем.
        Сапер вышел из камеры и вернулся с двумя пожилыми женщинами. Петр встал и разделся. Женщины напялили на него какую-то хламиду и тут же ее сняли.
        - Размер ноги сорок третий? - Уточнил Сапер. - Ровно, без половинок?
        - Какая разница?
        - Большая. Ты же не в кроссовках пойдешь. Попробуй мои, - он скинул туфлю и подтолкнул ее Петру.
        - Нормально, - ответил он.
        - Значит, сорок два с половиной. Учти на будущее.
        - Я иду мыться, - объявил Петр.
        - Сядь!
        Сапер медленно подошел к креслу и, уперевшись в подлокотники, приблизил свое лицо настолько, что они с Петром почти коснулись носами.
        - Послушай меня, дорогой геолог. Уважаемый «больной Е.». Не знаю, насколько ты болен, но то, что нездоров, - это факт. Ты кто, Петя? Рэйнджер? Бэтмэн? Кем ты себя пытаешься показать? Таким крутым, каких еще не бывало? Черепашкой ниндзя? Что ты передо мной понты колотишь? Вот грохнешь вора - тогда и колоти. Тогда я сам тебя зауважаю. А пока ты мясо. Бомж. Ты беглый псих. С тобой даже делать ничего не надо. Выпустить на волю - и ты пропал. Ты это понимаешь?
        - Я только не понимаю, чего ты хочешь, - спокойно сказал Петр.
        - Да ничего. Иди, мойся, - он убрал руки с кресла и отошел.
        - А отметки за поведение мне ставить не надо! - Крикнул Петр уже из коридора. - Поведение в нашем контракте не оговаривалось.
        - Супермен помойный, - усмехнулся ему вслед Сапер. - Бомж-снайпер. Череп-пашка…
        Глаза ему, как всегда, завязали. Не потому, что опасались с его стороны каких-то финтов - куда он денется, без семьи-то? - просто предвидели, что в случае провала люди Немаляева вытянут из Петра все. Сам он сознавал это не хуже и, еще одеваясь, приготовил для себя запасной вариант. Оторвав кусочек полиэтилена, Петр отсыпал в него два-три грамма розового порошка и, свернув все это в крошечный узелок, положил под язык. Стоявший на пороге Сапер посмотрел одобрительно, но от комментариев воздержался.
        Через полчаса повязку с глаз сняли. Петра вывели из джипа и пересадили в сверкающий лаком «Сааб 9000». Все, что он успел увидеть, - это вереница пыльных МКАДовских фонарей. Когда их зажгут, Немаляев уже будет мертв. Петру хотелось в это верить.
        В «Саабе» находился только водитель. Молодой парень бросил окурок и не спеша вырулил в левый ряд. Джип остался на месте. Петр вскрыл пачку «Парламента» и по-хозяйски включил магнитолу.
        - Далеко? - Спросил он.
        - Четырнадцать минут, - ответил водитель неожиданно высоким голосом. - Больше вопросов не надо, лады?
        От песен про тайгу и несправедливого судью Петра тошнило, но кассету он не менял - все должно быть по теме. Он наклонил к себе зеркало и поправил темно-серый галстук. Воротник рубашки похрустывал и непривычно давил на шею. Пиджак даже в машине сидел идеально - не исключено, что портних Маэстро унаследовал вместе с бомбоубежищем.
        Высотки сменились «хрущевками», а те как-то незаметно перешли в штучные сталинские дома. Машина миновала Садовое кольцо и, проехав еще с километр, плавно остановилась. Под крышей трехэтажного здания висел бутафорский сундук, из которого сыпался бесконечный поток неоновых сокровищ. Про нибелунгов ничего сказано не было, и вообще, какие-либо вывески отсутствовали. Петр поразился неестественной черноте за окнами, но вспомнил, что окон в казино не делают. Имитация.
        Деревянные двери, обитые кованым железом, были плотно закрыты.
        - Без двадцати, - не оборачиваясь, сказал водитель.
        Петр набрал воздуха и вышел. Тротуар перед зданием был выложен матовой плиткой, и редкие прохожие, словно боясь ее испачкать, обходили площадку по мостовой. Машин у казино было мало - пара «Мерседесов» и несколько «БМВ». Видимо, аншлаг начинается позже. Петр услышал, как отъезжает его «Сааб», и, перекатив во рту мешочек, направился к дверям.
        Лысый бугай в широком двубортном пиджаке скользнул взглядом по его лицу - фэйс-контроль пройден, подумал Петр. Теперь оценка благосостояния. Он шевельнул левым локтем, и из-под манжета сполз золотой браслет «Картье».
        - Мы всегда вам рады, - выдавил бугай.
        Петра пропустили в тамбур, где другой, такой же лысый, обвел его ручным металлоискателем.
        - Извините, формальность.
        Петр бросил что-то снисходительное и, не дожидаясь разрешения, двинулся к винтовой лестнице. Все оказалось до смешного просто. Маэстро явно перемудрил. Зря только пальцы изуродовали.
        - Где тут дальняк? - Спросил Петр нарочито громко.
        - Есть на первом, есть на втором.
        - Ну и?..
        - Вон туда. По коридору.
        Уборная в «Золоте нибелунгов» сошла бы за покои средней принцессы. Между огромными зеркалами на мраморных стенах висели хрустальные двухрожковые бра, а раковины были вырезаны из цельных кусков малахита.
        Пластик, решил Петр, но, погладив холодную поверхность, проникся уважением: камень был натуральным.
        Он для видимости открыл кран и сунулся в брюки. Нет, не здесь. В пиджаке, наверное. Деньги, пики, яд… Где баллончик? Провалился? Петр ощупал подкладку - тоже нет. Проверил каждый шов - тщательно и методично, но уже начиная покрываться испариной. Флакон с растворителем пропал.
        Петр приложил ладонь ко лбу, вспоминая последние минуты в бункере: оделся… причесался… потом Сапер принес обувь. И лично вручил ему пластмассовый цилиндрик - он положил его в правый карман брюк. Петр похлопал по ноге, вывернул карман наизнанку - дырки не было, но и баллончика тоже. Выпал - либо в джипе, либо в «Саабе». Да, в «Саабе»! Глубокое кресло, откинутая спинка… Растворитель там. Он дернулся было к выходу, но у самой двери замер. Машина давно уехала.
        Петр воротился к зеленой раковине и, сделав воду погорячей, подставил кисть под струю. Густо намылил, поскреб ногтями - бестолку. Проклятый «КАНТ» держался, как настоящий. Петр накапал из подвесной мыльницы на бумажное полотенце и потер им нарисованные буквы. Намокнув, бумага расползлась, и он опять пустил в ход ногти. Кожа покраснела и опухла, но надпись не пострадала.
        Без семи десять. Он подержал кисть под холодной водой и, умывшись, тоскливо посмотрел в зеркало. Без пяти. Что ж, пусть будет Кант.
        Винтовая лестница, устланная ворсистой дорожкой, привела его в темный квадратный зал. Судя по высокому потолку, верхний этаж отсутствовал. А с улицы не скажешь. Строить пока не научились, но ломают качественно.
        Вопреки ожиданиям, средневекового антуража в зале не оказалось. Обстановка была вполне современной: бар, вдоль стойки - табуреты с хромированными перекладинами, несколько столиков в углу, а в центре - три стола с рулеткой и два с «блэк джеком». Из персонала - только мужчины. Среди посетителей женщины были, но совсем не много. Всего, по грубой оценке, в зале присутствовало человек двадцать. Петр взглянул на часы - без двух. Если не стряслось форс-мажора, Немаляев уже подъезжает.
        Он забрался на круглое сидение и еще раз осмотрел игроков. Люди нешуточные: короткие стрижки, широкие затылки, движения - мягкие и расслабленные. Никаких пальцовок, никакой бычьей спеси. Петр попробовал вычислить наблюдателя от Маэстро, но вскоре сдался. Из явных наблюдателей он здесь был один. Кроме этого, предстояло определить пути отхода, но Петр решил не торопиться. Он не хотел пропускать Немаляева - нужно было приметить его телохранителей еще до того, как они разбредутся по залу.
        - Что вам предложить? - Отвлек его бармен.
        Петр медленно поднял голову. Придется заказывать. Просто так за стойкой не сидят.
        - Водку, - сказал он и, опережая всяческие уточнения, добавил. - Огурец не надо.
        Бармен нацедил рюмку синего «Абсолюта», и Петр взял ее левой рукой. Рядом сел какой-то розовощекий субъект.
        - Виски дай, - скомандовал он и посмотрел на часы. - Бутылку давай.
        Субъект был нетрезв и сильно расстроен.
        - Сегодня фью, - сказал он сам себе, имея в виду, что Петр его слышит. - Сегодня не мой день. А вот завтра… Завтра - через два часа. Я свое возьму.
        Он налил грамм сто и залпом выпил.
        - Судьбу надо чувствовать. Если сегодня не везет - не дергайся, отложи на завтра, - душевно изрек розовощекий. - Завтра - это уже другой день. Фишка ляжет по-новому.
        Он налил еще и упер локоть в стойку, но рука соскользнула, и виски полетели Петру на брюки. Петр выставил правую ладонь - не столько загораживаясь, сколько поддерживая пьяного. Привлекать внимание было бы неразумно.
        - Ох ты… - озадаченно буркнул тот.
        - Проблем нет, - дипломатично отозвался Петр.
        - Что-то я приплыл. Говорю же, сегодня… - Он запнулся и медленно опустил бутылку. - Кант? Ты?! Ну, здорово, братишка…
        Глава 12
        Деньги кончились быстро, и главное, незаметно: то были, были, а то вдруг куда-то исчезли. Костя озадаченно посмотрел на несколько мятых десяток и сунул их обратно в карман. Учитель Роговцев последнее время, к счастью, не просыпался, но Роговцев - боец Ополчения был по части финансов таким же раздолбаем.
        Бездомная жизнь в Москве оказалась на удивление дорогой: поспать на вокзале - отстегивай менту, пообедать чебуреками - раскошеливайся на таблетки от изжоги, оправиться - кидай в турникет монетку. Даже руки задаром не вымоешь. Из бесплатных услуг - лишь справка о прибытии поездов, но это Косте не требовалось.
        Он подошел к темному стеклу и, глядя в него как в зеркало, разгреб пятерней волосы. Скулы обросли клокастой щетиной - особенно Костю раздражала растительность под носом. Еще неделя, и будут усы.
        Сейчас бы в ванну, с томлением подумал он. Вода зеленоватая, вся колышется - залезть бы в нее и часа два отмокать. Он явственно ощущал терпкий запах, разносившийся из его ботинок, но менять носки на грязных ногах не имело смысла.
        Он закинул за спину надоевшую сумку и профланировал вдоль ряда свободных такси. Водители его не воспринимали, и он их - тоже. Что-то было потеряно - что именно, Костя не знал, но понял это он почему-то только сейчас, когда закончились деньги. Он мог бы придумать, куда идти, но основной вопрос - зачем? - оставался неразрешенным.
        Нуркина не найти, до Немаляева не добраться. Домой не вернуться. Поиски иногородних членов черного списка также не вдохновляли. Что толку казнить шестерок, если номер первый и номер второй живут и здравствуют?
        Развернувшись и в сотый раз дойдя до ядовито-зеленых «Жигулей», Костя остановился. Под лобовым стеклом висела картонная табличка с метафизической фразой «куплю все». Улыбчивый барыга в кожаных штанах платил мало, но выбора не было. Константин порылся в сумке и извлек из нее тряпку с Настиным золотом.
        - Семьсот рублей, - предложил улыбчивый.
        - Ты спятил, - тихо произнес Костя. - Вчера ты давал восемьсот.
        - А сегодня - шестьсот, - ответил он.
        - А завтра…
        - Правильно. Решать надо быстро, а то и на пузырь не наскребешь.
        - Семьсот пятьдесят, и забирай.
        В принципе, можно было съездить на другой вокзал, но там - Костя приценивался - то же самое. Зеленые «четверки», картонные таблички, аптекарские весы - все одинаковое. Не комиссионка и даже не ломбард - вульгарная скупка краденого. На всех вокзалах. Для удобства поездных воров.
        Неподалеку, у пригородных касс, мирно покуривал постовой в пыльном кителе. Костя в который раз поймал на себе его взгляд, но знал, что пока не отойдет от барыги, ему ничего не угрожает.
        К остановке подъехал автобус. Константин убрал деньги и приготовился к рывку - нужно было поймать момент между входом последнего пассажира и закрытием дверей, так, чтобы не ждать на улице. В автобус милиционер не полезет.
        Блюститель, будто догадавшись о его намерениях, затоптал окурок и направился к «Жигулям».
        - Меньше полтинника не возьмет, - с наигранным сочувствием произнес барыга. - Дуй, пока не поздно.
        Костя с надеждой посмотрел на автобус - водитель покупал у старух сигареты. Прощай, полтинник.
        - Документы, - скучно сказал милиционер.
        - Вы у меня сегодня проверяли.
        - Документы, - повторил он.
        Еще неделю назад Константин задал бы менту такого перца, что перелом позвоночника показался бы ему наименьшей из бед. Костя-учитель, хоть и был слюнтяем, тоже не стерпел бы огульных поборов. Открыто послать человека в форме он неспособен, но по части заявлений в прокуратуру опыт имеет. Оба Роговцевых, живших в нем, не позволили бы над собой глумиться, а он… За несколько дней Костя превратился в безропотное существо, согласное платить - всем и по первому требованию.
        Он покорно полез за паспортом, наощупь отделяя в кармане крупные купюры от мелких. Человек, продавший пригоршню золота, для милиции интересен вдвойне, и пятидесяти рублей могло не хватить.
        Константин уже приготовил и паспорт, и деньги, когда рядом с ним, эффектно взвизгнув покрышками, затормозил старенький «Форд» какого-то неопределенно-коричневого цвета. Из него выскочил мужчина с бешеными глазами и прической «под Эйнштейна». Хватаясь за капот, он обежал машину и вцепился Косте в руку.
        - Ты где пропал?! Я тебя по всей Москве… Здрасьте, товарищ сержант… Где, говорю, мотаешься? С утра тебя ищу!
        Бешеный два раза сжал его локоть - слабо и незаметно, и Константин догадался: это что-то значит. Только вот что?
        - Дурья башка, я же волновался! С самого утра! Представляете, товарищ сержант?
        - Вы… - начал Константин, но тот, дернув руку сильнее, затараторил:
        - Вожжа под хвост!.. Тоже, невротик нашелся! С женой они поцапались, ну, он и того… Обидчивый. Нервы, Костя, лечить надо.
        Незнакомец обращался исключительно к милиционеру, но при этом продолжал выразительно теребить Костин пиджак. Однако имя ему известно, отметил Константин.
        - Да, Костя, да. Надо и о других думать. Мы там себе места не находим, а ты… Непорядочно это. А тут еще… ха, смех! Днем по телевизору бандита показали - вылитый ты. На тебя похож, говорю. Соседи даже ОМОН вызвали! Те, молодцы, едренать, чуть дверь не вышибли. Хорошо, вовремя разобрались. Ну похожи, представляете, товарищ сержант? Я и сам очумел. Даже зовут одинаково! Только тот - курносый, и шрам на щеке. И фамилия у него… Рогов, что ли… Рогаткин…
        - Роговцев, - подсказал милиционер.
        - Ну! А наш-то остолоп - Иванов. Так ведь пока все выяснят, покалечить могут. Тот - серийный убийца, как у американцев. С ним же церемониться не станут. И зубы вышибут, и все… Правильно? Нет, я в хорошем смысле. Чего с ним возиться-то, с маньяком?
        Незнакомец перевел взгляд на Костю и внимательно посмотрел ему в глаза - не больше секунды, но этого было достаточно.
        - Так что, товарищ сержант, я его забираю, - заявил спаситель. - Нет, если он нарушил чего, если к нему какие-то претензии, то я готов. Если штраф - я пожалуйста. По всей строгости, - шутливо добавил он.
        Милиционер снисходительно помахал паспортом и, не раскрывая, вернул его Константину.
        - В следующий раз езжайте на Белорусский.
        Иного напутствия Костя от мента и не ждал. Барыга обвел тяжелым взглядом всех троих и категорично хлопнул дверцей. Сделка с драгметаллом уже состоялась и пересмотру не подлежала.
        Бешеный довел Костю до «Форда» и торопливо усадил на переднее сидение. Константин не противился. Если его фотографию показывали по ящику, то с вокзала надо было сматываться.
        - Ты рискуешь, - сказал он, когда машина отъехала достаточно далеко. - Зачем?
        - Почему «Е»? - Спросил незнакомец.
        - Какой «Е»?
        - Больной.
        - А-а… Ты тоже читал. Вынужден разочаровать. Больной «Е.» - это не про меня. Отвезешь обратно?
        Тот остановился у светофора и испытующе посмотрел на Костю. Константин решил, что мужчине около сорока, впрочем, верно оценить его возраст мешали растрепанные кудри с густой сединой. Вокруг непомерно длинного носа были рассеяны веснушки, довольно странные для смуглой кожи. И совсем уж не вязались с жестким лицом наивные глаза пронзительно-голубого цвета.
        Мужчина улыбнулся и, дождавшись зеленой стрелки, вырулил на Садовое кольцо.
        - Значит, вас двое, - сказал он через минуту. - Прекрасно. А я Борис.
        - Костя.
        - Об этом теперь вся страна знает.
        Притормозив на следующем перекрестке, Борис нагнулся к ногам, а когда выпрямился, Костя чуть не подпрыгнул. Спаситель сложил в пакет фальшивый нос, парик и футляр с контактными линзами. Оторвав клок ваты, он стер нелепые веснушки и громко высморкался.
        - Кто тебя послал? - Спросил Константин.
        - Меня никто не посылает, я сам по себе. Как ты. И наш уважаемый «Е». Полку расторможенных прибыло, - загадочно произнес он.
        Все, что осталось в Борисе от кудрявого сумасброда, - это твердый подбородок и высокий лоб. Прочие черты, словно подстраиваясь под новый характер, изменились: зрачки стали серыми, почти бесцветными, а волосы потемнели и приобрели стальной оттенок.
        - Куда едем? - Спросил Костя.
        - В зону не хочешь? Тогда ко мне.
        - И что там?
        - Поживешь, - бесхитростно ответил Борис.
        - Зачем тебе такое счастье?
        - Я это дело изучаю. Всякие аномальные явления. Бывает, человек работает в школе, детишек учит, жену любит. Думаешь - дотянет до нищей пенсии, порежется годик в домино, да и сдохнет себе спокойно. А он - нет. По вечерам, наверно, боевыми искусствами овладевает, брошюрки разные штудирует. А однажды в нем что-то переключается, и наш образцовый педагог начинает мочить. При том, без системы: бедных, богатых, баб, мужиков… В чем же дело, Костя? Голоса услышал?
        - Тебя самого изучать надо. Спасибо за приглашение, у метро останови.
        - Так ведь план «перехват» в городе. Сколько ты угробил? В новостях сказали - четырнадцать, но я уверен, что больше. Гора-аздо больше.
        - Не считал, - хмуро отозвался Костя.
        - Ну-ну-ну! Настоящий маньяк уважает порядок. Некоторые даже картотеки заводят.
        - Чего тебе надо? - Не выдержал он.
        - Разговор не для дороги.
        - На тему?
        - Надеюсь, ты не совсем без цели убиваешь? Есть же в этом какой-то смысл, правильно? Только он твой собственный, посторонним он не виден. Но ты мне о нем расскажешь. Я тебе помог? Услуга за услугу.
        - Останови на углу.
        Борис с неожиданной покорностью вильнул вправо и прижался к бордюру. Мимо, сверкая мигалками, пролетела машина муниципальной милиции.
        - Надо же, не за нами… - он достал из бардачка пару мандаринов и протянул Косте.
        - Не употребляю.
        Константин дотронулся до двери, но что-то его удерживало. Не чувство благодарности и уж конечно не возможность исповедаться перед каким-то малохольным. Он двинул коленом - в сумке глухо звякнуло. Нож Костя так и не поточил.
        - А ведь ты адекватен, - отстраненно произнес Борис. - Почти нормальный человек. Я в тебе не ошибся.
        Он выкинул шкурки в окно и, отряхнув ладони, взялся за руль.
        - Слушай, ты кто такой? - Рассвирепел Костя. - Ты кого из себя строишь? Энтомолога? Булавкой меня колоть собрался? Я тебя самого…
        - Нет, - уверенно произнес тот. - Мы с тобой поладим. Ты сейчас в загоне, а у меня - жилье, еда. Денег могу дать, немного, правда. Ну, и помыться не мешало бы…
        Константин смутился и опустил стекло до конца.
        - Да ладно, - улыбнулся Борис. - На такой жаре через час насквозь промокаешь. Бабам, конечно, беда. Бывает, идет какая-нибудь, вся стильная, вся надменная, а ветром от нее дунет… Уфф!.. Вот ты, когда женщин убивал, что при этом испытывал? Что ты им говорил?
        Ну вот, понеслось, раздраженно подумал Костя. Еще до места не доехали, а уже вопросы. «Что испытывал, что говорил».
        Ему вдруг стало так противно, как не было даже на вокзале, впрочем, возвращаться в вонючий зал ожидания все же не тянуло. Впереди нормальный ночлег, еда и ванна, и от этого Константин отказаться не мог. Придется отрабатывать.
        - Прежде, чем вырезать девушке сердце и надругаться над трупом, я обычно называю ее Мэрлин Монро. Или Марлен Дитрих.
        - Любопытно. А почему?
        - Потому, что они тезки, - пояснил Костя. - Вообще, это началось давно. Когда я был маленьким…
        - Стой, я сам догадаюсь, - азартно сказал Борис. - Наверно, у твоего отца над столом висели фотографии. В «Советском экране» их не печатали, значит, что-нибудь вроде «Фильмови новини».
        - Кажется, да, - кивнул Константин, отворачиваясь к окну.
        Было у отца фото в рамке, но не на стене, а возле пишущей машинки. Мать до свадьбы. Молодая, смеющаяся, с венком из ромашек. Где-то за городом… Костя ее почти и не помнил. Поэтому ему показалось странным, что отец заклинал его памятью матери. Какая память-то?.. Он взял со стола фотографию и держал ее у груди, как икону. Говорил, говорил, говорил… Батя мало знал о Народном Ополчении. Наверняка ему было известно лишь одно: рано или поздно их всех расстреляют. Батя жил для вечности. А Константин считал, что никакой вечности нет. Точнее, он об этом просто не думал.
        Минут пять Борис рулил молча. На «Октябрьской» он обогнул тоннель и повернул к центру. Солнце еще не зашло, но реклама уже горела. Чуть позже зажгли фонари. Москва стала красивой и совсем чужой.
        - Расскажи про первую жертву. Или не жертву? Как ты их?..
        - Первая? Да ничего особенного. Нажал на курок - человек упал. Все стреляли. Это легко, когда вместе со всеми. Не сомневаешься в своей правоте.
        - А сейчас, что же, сомневаешься? - Заметно разочаровался Борис. - Странный ты какой-то, маньяк.
        Константин не ответил. Он покосился на отливающие темной медью купола Христа Спасителя и отвернулся к Кремлю.
        Убью гада, решил он.

* * *
        - Ну?! Не признал? Не призна-ал, - укоризненно молвил румяный субъект. - Бакен я. Бакен, помнишь?
        - Э-э… Бакен! Е-мое! - Просиял Петр. - Изменился-то!.. А я гляжу - ты или не ты?
        - Ну как же! Три весны - это тебе не медком баловаться. Да-а, Кант… - вздохнул он. - Три годочка вместе. А ты и не признал.
        - Темно здесь…
        - Рассказывай, Кант, - без предисловий потребовал Бакен. - Слышал я, ты еще два раза к хозяину топал.
        - Чего про меня… - весело отмахнулся Петр. - Ты-то как?
        - При деле.
        - И хорошее дело?
        - На масло хватает. На хлеб - не всегда.
        Петр догадался, что это шутка, но не понял, надо ли смеяться. Чтобы занять рот, он опрокинул в него рюмку и чуть не поперхнулся пакетиком.
        - Кант, Кант… - Бакен показал бармену на стакан и похлопал Петра по плечу. - Давно хотел свидеться. Про тебя столько сказок гуляет, всем верить - ума не хватит.
        - А ты не верь, - многозначительно посоветовал Петр.
        - По каким статьям ходил?
        - Э…
        Петр повертел в руке рюмку. Бармен ее мгновенно наполнил, и он снова выпил, мучительно рожая ответ. Его знания уголовного кодекса ограничивались позорной сто семнадцатой, но это был бы не самый удачный ответ.
        - Не телефонный разговор, - сказал он. - Отсядем, что ли.
        Бакен заграбастал бутылку и два стакана, и они перешли к свободному столику. Петр покосился на вход - Немаляева все не было.
        Что-то серьезное, с надежной подумал он. Задержаться б ему еще на полчасика. Раньше этот бык не свалится.
        - Ну?.. - Заинтригованно молвил Бакен.
        - За встречу, - предложил Петр, наливая вонючего «Джонни Уокера» до самых краев.
        Бакен, мотнув головой, жахнул трехсотграммовый стаканище и, кажется, только протрезвел. Петр отпил глоток-другой и, сморщившись, отставил стакан в сторону. Он был в отчаянии.
        - Мнешь ты чего-то, Кант, - с подозрением заметил приятель. - Если б я тебя по малолетке не помнил…
        - Я не мну, Бакен, - признался он. - Я намекаю. Короче, такая тема… Есть один план… типа бизнес. Но это не бизнес, а как его… Короче, там оборонка завязана. Лавэшки так вагонами и грузят. И можно туда влезть.
        - По-моему, это ты меня грузишь. Что-то я в тебе сомневаюсь, Кант.
        Петр тяжело посмотрел на Бакена и поцыкал сквозь щель в зубах.
        - Я не навязываюсь. Там и без тебя компания немалая. Сомневается! - Оскорбленно воскликнул он. - Вацлав не сомневается, Штаб не сомневается…
        - У тебя со Штабом? - Приятно удивился Бакен. - Что ж ты сразу?.. Выпьем.
        - Выпьем, - кивнул Петр.
        Бакен принял еще двести пятьдесят, и его взгляд прояснился, как у космонавта.
        - Хорошие котлы, - сказал он, увидев «Картье».
        - Отстают иногда. Сколько на твоих?
        - Шестнадцать минут, двадцать секунд. Одиннадцатого.
        - Мне бы в дальняк, - сообщил Петр. - Поддержишь?
        - Да, мне тоже пора, - Бакен поднялся и, пошатнувшись, сбил ногой стул. Он все же косел, правда, гораздо медленнее, чем положено.
        Бордовая дорожка привела их к туалету. Бакен задержался около умывальников, а Петр, мимоходом проверив, не запирается ли замок изнутри, проследовал дальше. Все пять кабинок были свободны. Дверцы по моде американских сортиров висели высоко, так, что между нижнем краем и полом оставалось сантиметров сорок. Петр выбрал последнюю кабинку и, прикрыв дверь, встал на унитаз.
        Новый старый приятель харкал и сморкался так долго, что за это время можно было вымыться с головы до пят. Петр представил, как в туалет заходит кто-то еще, как пьяный Бакен начинает их знакомить, как оказывается, что этот кто-то видел недавно настоящего Канта, - и так далее, вплоть до контрольного выстрела в глаз.
        Наконец плеск прекратился, и раздались нетвердые шаги. Грохнула дверца, щелкнул шпингалет, и по фаянсовым стенкам зазвенела упругая струя. Опорожнившись, Бакен вздохнул, повозился с ширинкой, прокашлялся, сплюнул - и спустил воду. Напевая, он еще раз вымыл руки и чем-то клацнул - видимо, закурил.
        - Кант…
        Попыхивание сигаретой и плевки.
        - Кант!.. Заснул?.. Кант! Эй!
        Бакен зашел во второй отсек и последовательно просмотрел четыре кабинки. Открыв дверцу пятой, он внезапно ощутил боль.
        Петр уперся ногой ему в подбородок и рванул струну на себя. Свистнув, петля затянулась и впилась в плохо выбритое горло. Петр спрыгнул на пол и, схватив Бакена за рубашку, развернул спиной к кабинке. Затем намотал свободный конец лески на ладонь и опять дернул.
        Бакен секунду подержался за удавку и, смирившись, осел на унитаз. Его зрачки стали мутными, как у рыбы, а челюсть отвисла, и из нее потянулась тонкая нить слюны.
        Петр приподнял грузное тело и, расстегнув на нем брюки, спустил их до ботинок. Симметрично расставив ноги Бакена, он прислонил его к бачку и слегка пошатал - покойник сидел устойчиво.
        Втиснувшись в кабинку, Петр запер дверь на шпингалет. Верхний край перегородки находился на высоте двух метров, до потолка от него оставалось еще столько же. Петр поставил каблук на держатель туалетной бумаги и, схватившись за боковую стенку, подтянулся. Шурупы выскочили, и держатель со скрежетом прочертил по пластику неровную дорожку. Барахтая ногами, Петр открыл рот и точно избавился от какой-то опухоли. Он посмотрел вниз - сверток с парализантом лежал на полу. Пришлось опуститься и подобрать пакетик, но класть его под язык уже не хотелось.
        Подумав, Петр бросил яд в унитаз и нажал на рычаг. Эта предосторожность вряд ли имела принципиальное значение - его пальчики остались на всех поверхностях от стакана до кафеля, но отрава могла вывести на химика, а химик - на Маэстро. Встречаться с последним Петр больше не собирался, но привычка взяла верх.
        Перевалившись через тонкую перегородку, он по-кошачьи приземлился на пол и посмотрел под дверцу. Бакен, вернее, его ноги, выглядели вполне естественно. Петр поправил костюм, затем умылся и пригладил волосы. Половина одиннадцатого. Если Немаляева не будет, надо уходить.
        Немаляев был. С сопровождением или без, Петр не понял. Он прошел через зал и, остановившись у кассы, выложил тысячу долларов.
        - Для разгона, - небрежно пояснил он.
        Получив десять фишек, он с сомнением оглядел столы и направился к тому, за которым играл Немаляев. Слева от него сидел подтянутый молодой человек, похожий на охранника из психушки. Человек вертел в руках несколько жетонов, но ставок не делал. Кажется, рулетка его не увлекала. Надо иметь в виду.
        Петр присел справа и, не долго думая, поставил все деньги на цифру «1». Крупье тронул ручку и запустил шарик.
        «Всем шампанского!» - Мысленно отрепетировал Петр, незаметно погладив пакетик с порошком. Шансы маленькие, один к тридцати семи, ну так рулетка же.
        Шарик прокатился и соскочил в лунку «22». За столом не выиграл никто. Немаляев проследил за тем, как крупье загребает фишки, и, повернувшись, посмотрел на Петра.
        Петр вздрогнул. Авторитет, словно нарочно, не изменил внешность ни на йоту: это был самый настоящий вице-премьер, значившийся в черном списке под номером два. Петр помнил его лицо как свое, но видеть Немаляева так близко ему еще не приходилось.
        Когда Александр Немаляев был ребенком, его щеки наверняка украшали умильные ямочки. Нетрудно было представить, как всякие родственники треплют эту мордашку и сюсюкают что-нибудь подобающее. Теперь же ямочки превратились в две узкие вертикальные складки, подпирающие обветренные скулы. С таким сюсюкать опасно. Глаза, неторопливые и внимательные, как линзы оптического прицела, спрятались под набухшими веками, а ресницы поседели. Фотографии этого передать не могли, и к прямому взгляду Немаляева Петр оказался не готов.
        Авторитет вернулся к игре и, покатав по столу фишку, в последний момент бросил ее на «красное».
        Люди постепенно прибывали. Петр, стараясь особо не вертеться, прикинул общее количество - что-то около сорока. Чем больше народу, тем труднее будет уйти. Окон нет не только в зале, но и туалете. Подсобные помещения отпадают: кухня, склад - самые неудобные пути отступления. Про запасные выходы Маэстро ничего не сказал. Остается одно: парадная дверь. Винтовая лестница вниз, два мордоворота с металлоискателями, не исключено - дежурные бойцы в смежной комнате. Да уж, наверняка. И это не считая присутствующих. С казино он, конечно, погорячился. Достать Немаляева на улице куда реальней - при условии, что исполнитель не одноразовый. А на что ж ты надеялся, Петя?
        Он прикурил и, сделав четыре крупных затяжки, порывисто взмахнул рукой. Серый цилиндрик пепла сорвался и угодил аккурат в бокал Немаляева.
        - Вот, блин… - смущенно выдавил Петр. - Я принесу другой. Что здесь было?
        - Если яда сыпануть не успел, то коньяк, - иронично ответил авторитет, нацеливая на него свои линзы.
        - А-а… Нет, не успел, - засмеялся Петр.
        Сосед Немаляева поставил фишку на ребро и бдительно затушил сигарету. Больше их никто не слышал.
        - Коньяк? Я сейчас принесу.
        - Носят шестерки, - наставительно проговорил авторитет. - Мне горько думать, что Кант стал шестеркой.
        Петр инстинктивно дернул кистью, но прятать наколку было уже поздно.
        - Я из уважения… - буркнул он.
        - Уважение роли не играет. Для блатного одинаково западло служить и куму, и вору в законе, и даже вице-премьеру. Очень странно, что Кант этого не знает. Вот Бакен знал, но ему сегодня что-то не здоровится. Кровь горлом пошла. Туберкулез, не иначе.
        - Ну и что дальше? - Тихо сказал Петр.
        Выхватить стилет было делом одной секунды, но он чувствовал, что и этой секунды ему не дадут. За спиной кто-то шевельнулся; игроки вдруг потеряли охоту и разбрелись по другим столам, а на их местах обосновались какие-то непроницаемые типы.
        - Ты сам допер, или меня сдали? - Спросил Петр.
        - А тебе не все равно?
        - Так время потянуть, - признался он.
        - Эх, Еремин, - ласково молвил авторитет, - да если бы я хотел тебя кончить, неужели ты б дошел до моего стола? Еремин, Еремин… перепутанный ты человек. Видать, не долечил тебя лепило. Так и ходишь, мозги набекрень? Сотник, а без сотни…
        Петр поднял глаза - Немаляев не щупал, не зондировал, ему все было известно и так. Все - и кое-что еще.
        - Где мы? - Спросил Петр.
        - Во-от, Еремин. Сначала нужно разобраться, а потом уже действовать. Сколько вас здесь? Не в казино, а… здесь.
        - Я понял. Не знаю.
        - Допустим, верю. Пока ты лежал в санатории, кто-то конкретно прошелся по черному списку. Я у вас на каком месте?
        - На втором.
        - Хорошо, - Немаляев заулыбался и плеснул коньяка в чистый бокал. - После Нуркина, значит? После Владика? Хорошо-о… Ценили меня, Еремин. Приятно, черт возьми.
        - Ты и здесь в почете.
        - Да я вижу. Чей заказик отрабатывал?
        - Этого я не скажу, - медленно выговорил Петр.
        - Ну и не надо, сам вычислю. Мелочи это, Еремин. А у нас с тобой дельце покрупнее. Мы же вроде земляков.
        - Враги мы, Немаляев. Ты ведь знаешь, что я сюда пришел не заказы чьи-то выполнять. Единственная просьба, как к земляку: быстро и безболезненно.
        - Пора просыпаться, сотник. Оглянись: здесь совсем не то, что было там. Признайся, чистка по черному списку это ошибка. Здесь эти люди - никто. Ну, в большинстве.
        - Я в дурке лежал.
        - А если б вышел раньше…
        - Тогда казнил бы.
        - А зачем?
        - Потому, что враги, - после паузы ответил Петр.
        - Гм. Учительница, инженер по холодильникам, писатель, барыга…
        - Здесь что-то не так.
        - Здесь все не так! Это другой мир, тебе ясно? Люди те же, а мир другой.
        - Галиматья… Дай выпить.
        - Пожалуйста, - поправил его Немаляев. - Ты не с уркой общаешься. Я вице-премьер, все-таки.
        Спутники авторитета не реагировали, хотя говорил он довольно громко. Вокруг их стола образовался пустой островок. Игроки, как ни в чем не бывало, продолжали просаживать деньги в рулетку и карты - в их сторону они даже не смотрели. Возможно, ответственные посиделки случались здесь и раньше.
        - Налей мне, пожалуйста, - попросил Петр.
        Он глотнул ароматного коньяка и, отодвинув стакан, достал сигарету.
        - Объясни, что происходит. Пожалуйста.
        - Открыл я как-то утром глаза, а жизнь поменялась. Вот и вся история.
        - Но ты ее помнишь - ту жизнь.
        - И эту тоже. А ты разве нет?
        - Эту - нет.
        - Постой-ка. Петр Еремин, бывший геолог, муж и отец…
        - Да нет же, нет! Какая, на хрен, геология?!
        - Не раздваиваешься? Завидую. Все просто: тут - красные, тут - белые. Руби, шашка! Выходит, черный список, и до последней капли крови? Чего молчишь?
        - Не знаю, что сказать.
        - Тогда я скажу. Соратники твои мне не нужны. Они такие же отмороженные, как и ты. Собирай свою армию, и хоть на голове стойте. Все равно долго не протяните. Этими убийствами параллельно и Петровка, и ФСБ занимаются. Нуркина я тоже спасать не собираюсь. Наоборот, помогу найти.
        - А сам на его место…
        Немаляев, пригубивший бокал, прыснул и приложил к носу платок.
        - На его?! А кто он такой? Сантехник из ЖЭКа? Библиотекарь?
        - Что же тогда? - Растерялся Петр.
        - Я, Петя, вернуться хочу. Домой. Там хоть и заваруха, и Ополчение ваше сраное, и экономические санкции… О-о, Петя, ты же не в курсе. Нам полмира бойкот объявило, нефть, твари, не покупают. Скажу тебе честно: управлять нашей драгоценной державой - геморрой тот еще. А все ж хочу вернуться. Быть самим собой.
        - А это возможно?
        - Вот ты и выясни. Для чего я тебя на волю отпускаю? Найди своих бандитов, ополченцев долбаных, которые типа нас с тобой. Поспрашай, попадал ли кто-нибудь обратно. Если да, то что за методика. Приборы там, или йога, или еще какая ерунда. Я бы и сам мог поискать, но ты же своих людишек не сдашь.
        - А если нельзя?
        - Что? Вернуться? Скорее всего, так и есть, - обреченно сказал Немаляев. - Это я от тоски. Скорее всего, конечно, нельзя. Будем жить дальше. Я - вор в законе, ты - беглый псих. Обычное дело. Еще на меня рыпнешься - убью. А так живи, мне не жалко.
        К нему подошел один из охранников и, наклонившись, что-то прошептал на ухо.
        - Уже готово, - сообщил Немаляев. - А ты говорить не хотел, Еремин. И не надо ничего говорить. Мы сами с языками. Веди сюда.
        Телохранитель подал знак, и к столу подтащили какого-то измочаленного мужика. Немаляев взял его за волосы и показал Петру.
        - Встречались?
        Петр пригляделся. Если смыть кровь и убрать черные мешки под глазами, то получится… Да, это был Сапер - избитый до полусмерти, неспособный стоять на ногах, неузнаваемый.
        - Где вы его?..
        - Пасся неподалеку. Джипы он любит, дешевка. Еще бы на танке прикатил.
        Петр ощутил прилив чего-то странного, слегка похожего на благодарность. Когда считаешь человека полным дерьмом, а он оказывается не таким уж…
        - Не угомонятся никак, - сказал Немаляев. - Воевать желают. Тебя, небось, Маэстро обрабатывал? Он у них на подхвате. Ты вот что, Еремин. Чего с собой принес? Показывай.
        Петр выложил на стол пластмассовый нож и пакетик с отравой.
        - И этим ты меня собирался зарезать? Комик ты, Петя. Ну-ка, попробуй. Не стесняйся, здесь все свои.
        - Что?
        - Перышко, говорю, попробуй. Пусть Маэстро от тебя привет получит. Да и мне спокойней будет.
        Сапер закрыл глаза и мелко задрожал.
        - Как там жена с сыном? - Спросил Петр.
        - В порядке, - сквозь зубы ответил он. - Но если ты… тогда Маэстро обозлится. Тогда твоей бабе…
        Спасибо за эти слова, подумал Петр. Теперь мне тебя не жалко.
        - Вместе с приветом передай Маэстро следующее, - велел он. - Ни жены, ни сына у меня никогда не было. И вижу, что к счастью.
        Он замахнулся, но один из охранников перехватил его руку и вежливо изъял нож.
        - Пачкать заведение не будем, - проговорил Немаляев. - Считаю, что тест на лояльность ты прошел. Получи приз: по Москве шляется некто Константин Роговцев. Я так понимаю, этот бешеный из твоей братвы. Трупов на нем больше десятка, многие - из черного списка.
        Петр постарался удержать чувства внутри.
        - Каменное лицо, да? Молодец, слушай дальше, - сказал Немаляев, кладя руку ему на плечо. - Башня у твоего хлопца поехала так, что не приведи Господь. Все адреса он узнал через справочное бюро на Киевском вокзале. То есть буквально подошел со списком из тридцати фамилий. Бабка в справочной сидит тупая-претупая, но уж такого клиента грех не запомнить. Исполнял он обычно грязно, дальше некуда. Почему менты его не взяли раньше - ума не приложу. Наверно, не думали, что можно вот так, запросто, ходить по адресам и мочить. Мы и сами обалдели. Ну, а когда собрались с ним потолковать, те же менты и спугнули. Как его упустили - вообще позор. Стыдно мне за ментов за наших. Так что дома своего Роговцева не ищи, но знай: где-то он бродит. Ну? Счастливо, Петя. Маэстро не бойся, к утру я его достану.
        Петр напряг правую ногу - второй стилет, приклеенный к телу чуть пониже фальшивого кармана, отозвался уколом. Немаляев находился совсем близко, почти вплотную. Сейчас можно успеть. Руку в карман - не опасно, кинжал плоский. Никто не заметит. Потом два движения: вверх и вбок. Сердце открыто. Лезвие войдет легко. Его убьют - да, несомненно, - но он знал это заранее. Немаляев того стоит. Вор в законе, видите ли… Или… ведь правда же вор. Всего лишь. Не вице-премьер, не помощник диктатора. Да и не диктатора вовсе. Кто здесь Нуркин? Никто… Тогда зачем все это?
        - Деньги есть? - Заботливо спросил Немаляев. - Играл ты сегодня неважно.
        - Как умею. А денег подкинь.
        Немаляев, не глядя, отщипнул от зеленой пачки и вложил ему в ладонь.
        - Сильно не мудри, отдайся интуиции. Есть мнение, что Роговцев не один, возможно, с ним кто-то еще из Ополчения. Помни: ваши головы мне не нужны. Я домой хочу, - по-детски закончил Немаляев.
        Петр скомкал купюры и, не прощаясь, пошел к лестнице.
        Через две минуты охранник Немаляева ответил на звонок мобильного телефона и, выслушав короткий доклад, передал:
        - Сел в тачку и уехал.
        Лежащий Сапер шевельнулся и довольно бодро поднялся на ноги.
        - Гамлет, чистый Гамлет, - хохотнул Немаляев.
        - Выпить налейте, - попросил Сапер, отдирая грим и сплевывая на пол что-то натурально красное.
        Посетители бросили свои игры и, возбужденно гомоня, начали стягиваться к центру. Немаляев поднял палец и, дождавшись тишины, набрал номер.
        - Маэстро? С этого момента в город ни ногой… Да, все склеилось… Кажется, да… С бабой? Убивать нет смысла, отпускать нельзя. Пусть у тебя сидит… Да, и пацан тоже. Пригодятся еще… А?.. Так… так… Да, это смешно. Ну все, отбой.
        Он отключил трубку и бросил ее на стол.
        - А что с Бакеном делать? - Спросил кто-то.
        - Погоди. Друзья мои, у нас еще одна новость. Из разряда «в мире животных». Только что Маэстро звонил какой-то Широков из какой-то там партии.
        - И чего ему надо?
        - Крыша ему нужна, вот чего!
        - А толку с него?
        - Партия, глупыш! Это тебе не оффшорная компания. Это круче. Сами пришли, честь по чести.
        - Как хоть называется?
        - Тебя это сильно колышет? Меня не очень. Взяли по стаканчику. От триппера никто не лечится? Тогда взяли все, это приказ. За нашу партию!
        - А что с Бакеном делать? - Повторил кто-то.
        - Сам виноват. Полез, куда не звали. Вывези за город, и в реку.
        - Так он же не утонет. Он же Бакен.
        Игорный зал грохнул от смеха.
        - За мою партию, - сказал вполголоса Немаляев. - И за мою победу.
        Глава 13
        - Он не симулирует. Он действительно спит.
        - И сколько это будет продолжаться?
        - Никаких прогнозов.
        - Летаргический сон?
        Голос был женский, но грубый, с хрипотцой. Либо много курит, либо много орет. Второе, пожалуй, вернее.
        - Об этом говорить рано. - Другой голос принадлежал мужчине. Не душевный, но слегка озабоченный. Врач? - Тяжелая травма, сложная операция. Плюс нервное истощение. Он ведь периодически приходил в себя.
        - А толку? Лежит, как полено. Мне и надо-то от него два слова. Потом можете отключать.
        - Ирина Ивановна, я клятву Гиппократа давал, - сказал мужчина, но Константин услышал в этом не возражение, а отговорку. Докторишке хотелось перевалить ответственность.
        Костя открыл глаза и от неожиданности крикнул:
        - Морозова?!
        - Хо!.. - Женщина повернулась и удивленно уставилась на койку. - Оклемался, касатик.
        Константин поправил одеяло и запутался в трубках. Из обеих рук торчали толстые иглы, в носу и в горле свербело от чего-то инородного, а под левую грудь, прямо в широкий шрам, уходили три разноцветных проводка. Чувствовал себя Костя отлично, но проволока в ребрах указывала на то, что его жизнь под вопросом. Под большим вопросом, если здесь командует Морозова… которую он недавно казнил.
        Он вспомнил, как вспорол ее впалый живот, - это было похоже на разделку сельди. Там еще девка крутилась. В оранжевом. Дура, не могла второй лифт подождать…
        - Ты откуда взялась? - Спросил Константин.
        Морозова с врачом переглянулись.
        - Скажи-ка мне, дружок… - начала она, но запнулась.
        Костя своевольно выдернул иглы и сел на кровати. Провода из сердца натянулись - их он обрывать не рискнул.
        - Я же тебя, падла, зарезал, - недоуменно произнес Константин.
        - Обычное дело, - сказал доктор.
        - Он не помешался?
        - Думаю, нет. Сколько он в бреду? Несколько месяцев? Представляете, что ему там снилось? Ничего, отойдет.
        - Имя, фамилия, - потребовала Морозова.
        - Я же тебя, падла старая…
        - Зарезал, так зарезал. Кто готовил покушение на Нуркина?
        - Пошла ты…
        - Говори!
        Константин видел, что ей безумно хочется отключить большой прибор у кровати. В этом их желания совпадали. Зачем его спасли? Единственно для допроса. При чем тут Гиппократ?
        - Кто убил Нуркина? Каких ты знаешь сотников? Что тебе известно о ваших людях в правительстве?
        - Сгинь…
        Костя снова лег и укрылся до самого подбородка. Сердце стало биться лениво, как-то невпопад, и он начал мерзнуть. Тощее одеяло почти не грело. Константин сжался в комок и крупно затрясся.
        - Сегодня вряд ли, - покачал головой врач. - Попробуйте завтра, а лучше через недельку.
        - Недельку?! Ты что, с Луны свалился? Нуркина же… Ты хоть новости смотришь?
        - Его правда грохнули? - Поинтересовался Костя. - Удалось, да?
        - Зря скалишься. Я из тебя жилы…
        - Это я из тебя… - удовлетворенно произнес он, все больше слабея и уже куда-то проваливаясь. - И муженька… я когда ему нож показал, он и того… как ты с таким уродом?.. у него, наверно… наверно… у него…
        Костю затянуло в крутую воронку, и он вздрогнул от страха.
        - Ты чего? - Спросил Борис.
        - Я… это… заснул малость, - пробормотал он.
        - Ну, ты и спишь!
        Константин энергично растер лицо и вдруг ударился локтем о холодильник. Окончательно прийдя в себя, он обнаружил, что стоит на кухне.
        - А что было?
        - Да ты все выяснял чего-то. В основном - как сюда попал.
        - А-а… Это не я, это географ, учитель. Неймется ему. Ну, а что я еще… что он делал?
        - Жене позвонить хотел. Я не дал.
        - Правильно. Сколько это продолжалось?
        - Минут пять. Раньше с тобой такое бывало?
        - Раньше по-другому.
        - Значит, прогрессируешь, - сказал Борис. - Пожил бы ты у меня. На улице жарко, и менты. Фотки твои уже на всех столбах. А здесь покой.
        - Диссертацию настрочишь?
        - Я частным порядком. Кое-что, конечно, записываю, но это так, для себя. Не хочу показаться нескромным, но придет время, и мой дневник… Ох, вот это будет фурор! Я, кажется, приближаюсь к открытию.
        - Угу, - Костя сел за стол и проткнул вилкой стебелек маринованной черемши. - Сала положи еще. Ну, и чего ты там открыл?
        - А такую хреновину, что… давай-ка выпьем.
        Константин подвинул стакан и поспешно накидал в тарелку из разных банок: помидорку, два огурчика, грибков. Грибы были особенно хороши. Питался Борис по-холостяцки, консервами, но изобильно. Вообще, весь его быт - дребезжащий «Форд», трехкомнатная квартира с обвалившейся лепниной на потолке, аппаратура «хай энд» под толстым слоем пыли - характеризовали Бориса как человека опасно увлеченного. Его еще можно было вернуть к нормальной жизни, но Костя этого делать не собирался.
        - Представляешь, сколько в Москве психов? - Спросил Борис, запив водку рассолом. - Раньше эту статистику секретили, а сейчас просто не до нее. Я некоторые связи установил - с диспансерами, с кризисными центрами. И… вот что: имеется определенная тенденция. Все чаще наблюдаются случаи… ну, как у тебя.
        - То есть?
        - Немотивированная трансформация сознания.
        - Хорошо… - выдохнул Константин. - И много ты таких слов знаешь?
        - Не ерничай, а то больше не налью. Люди меняются, тебе ясно? Ни с того ни с сего. Просыпаются поутру и давай тыкаться, как слепые. Психиатры для себя отмазку придумали, под названием «ложная память». Ерунда. Главное свойство ложной памяти - фрагментарность.
        - Само собой, - поддакнул Костя, занося вилку над блюдечком с бужениной.
        - Хватит жрать! Тут такая пропасть… Бывает, конечно, что некоторые ситуации кажутся знакомыми, уже пережитыми. Или увидит человек кого-то на улице - и вроде бы где-то уже встречались. Но это же мелочи. А чтобы целые биографии в голове возникали… На шизофрению тоже не похоже. Там совсем другое.
        - Зачем ты мне это рассказываешь?
        - У тебя мозги что, на Курском остались?! Вот куда сейчас твой учитель девался? И кто обывателей мочил, ты или он?
        - Да не обывателей!.. - вырвалось у Константина.
        - А кого же?
        Костя дожевал копченую колбасу и медленно вытащил из зубов жилку.
        - Кого…
        Он боялся купиться на эту задушевность в безумных глазах, боялся поверить придурку напротив и выложить все как есть. Одновременно ему до слез хотелось именно поверить и выложить, поделиться, наконец, хоть с кем-нибудь, пусть с самым распоследним психопатом. Он был один в этом не совсем правильном городе. Город казался знакомым, но в мелочах не совпадал… с чем? Более того, Костя чувствовал, что не только Москва, но и вся вселенная отличается от той, эталонной, слепок с которой хранила его запутавшаяся память.
        Чтобы выиграть время на размышления, он набил рот и стал медленно пережевывать. Борис покорно ждал. Не выхватил дежурную тетрадку, не подставил диктофончик - тихо сидел, глядя на него, как ребенок на коробку с ленточкой. Косте это понравилось.
        - Однажды… - Он помолчал, следя за тем, не отразится ли на лице Бориса насмешки или, того хуже, спортивного интереса. - Однажды утром я проснулся и понял, что я не тот, кем меня считают. Я и сам в себе ошибался. Все тридцать лет. То, что я видел вокруг… как сказать?.. нет, все нормально, но - не мое. У меня было другое прошлое и совсем другое настоящее. Я уже полгода воевал. Не в горячей точке, а здесь, в Москве. Вы не понимаете… У вас этого нет. Тишь да гладь. Кризисы, выборы, опять кризисы, опять выборы. У нас по-другому. Свои и чужие…
        - Вы начинали с обычного террора, - задумчиво проговорил Борис. - И стали героями. Как ни странно.
        - Теперь у нас армия.
        - И настоящая гражданская война. Русская мясорубка, - закончил он.
        - Что ты об этом?!. - Вскинулся Константин, но, оторвавшись от табурета, так и замер. - Откуда?..
        - Я же говорил: трансформация сознания. Последнее время - массовая. Эту историю я уже…
        - Еще одно слово, и я тебе язык отрежу. Я могу.
        - Знаю, - спокойно сказал Борис. - Не бесись, я не то имел в виду. Сумасшедшим я тебя не считаю. Был бы ты один - другое дело. Когда появились первые свидетельства, я так и думал. А что еще прикажешь? Но вас много, и ваши рассказы похожи.
        - Много?!
        - В статистическом смысле. В стране сотни человек с одинаковым бредом. Бред - с научной точки зрения, - быстро поправился Борис. - С медицинской. Лично я склонен воспринимать его всерьез. Такие подробные сны совпадать не могут. Теория вероятностей - это не психиатрия, она бардака не допустит.
        - Так ты об этом толковал? Ну, дальше!
        - Месяц назад знакомый сделал мне аккредитацию на совещание психиатров. Был там и Кочергин. Кое-что рассказывал, надо полагать - про своего «больного Е.». Да, недооценил он его. Ложная память, и все тут. Мол, травма, глубокое замещение личности, шизофрения, одним словом. А примерно через неделю мне одна медсестра из психушки… из другой психушки, рассказывает аналогичную историю. Главное, воспоминания ее пациента повторяли легенду, описанную Кочергиным. Потом третий случай, а сейчас мне их известно уже пять - вместе с твоим. Если учесть то, как красиво наш Е. ушел из больницы, и то, что ты все-таки не шизофреник…
        - Благодарю, - кивнул Константин, протягивая руку к бутылке.
        - Так вот. Получается, вы действительно откуда-то… черт его знает. Из другого мира?
        - Мы к вам пожа-аловали на праздник… - угрюмо пропел Костя, разливая остатки водки.
        - Кстати, куда ты проваливался? Когда у окна стоял.
        - Возвращался… Да, наверно. Там была Морозова, заместитель генерального прокурора. Понимаешь, я ведь ее казнил…
        - Черный список? - Спросил Борис.
        - Да. Я ее сам, лично… И… вот!! - Костя отчаянно выругался и, опрокинув в себя стакан, прижал к носу корку «бородинского». - Я ее убил - здесь. А здесь она никто. Швабра старая. А там она жива… Я удивлялся: почему все эти гады из списка не те, кто они есть. Но я не мог сопоставить. Я был либо тот, либо другой… Я и сейчас только один, нет у меня никакого раздвоения! Но я же их… я их зря…
        - Да, я так и думал, - Борис сочувственно опустил голову. - Вы переносите свой жизненный опыт сюда. А поскольку наши вселенные отличаются, вас воспринимают как душевнобольных.
        - Вселенная одна, - пожал плечами Константин.
        - Ну, не так выразился. Вселенная одна, а пространства разные. Или пласты. Или слои. Не важно.
        - А что тогда важно? - Подавленно произнес Костя. - Что вообще?.. Как?.. Куда?.. Как это произошло? И зачем?
        - Сколько народу ты на тот свет отправил?
        - А?.. - Встрепенулся Костя. - Не знаю, можно посчитать. Морозова говорила, что на Нуркина совершили покушение, - вспомнил он.
        - Удачно?
        - Кажется, да.
        - Ну и хорошо. Хотя, здесь и там Нуркины разные. Даже если б ты его ликвидировал - здесь, там ничего бы не изменилось.
        - О том и речь. Зря старался. Все зря.
        При слове «старался» Борис вздернул брови и долго посмотрел на Константина.
        - Так сколько ты убил? Надо остальных… э-э… остальных ваших как-то оповестить. Ведь среди них по крайней мере еще один боец.
        - И мы его разыщем, - уверенно сказал Костя.
        - И что дальше? Ты о себе думай, на тебе же гора трупов.
        Константин покрутил в руке вилку и, тяжело вздохнув, самовольно залез в холодильник. Водка у Бориса еще была. Размышлять, тосковать, возможно - лезть в петлю Костя собирался завтра. Сегодня же он планировал напиться - вдрызг, до полного изнеможения. До беспамятства. Как-никак, сегодня он потерял смысл жизни. Это событие следовало отметить достойно.

* * *
        - Может, это… в номера? - Предложил водитель. - Я, если затоскую, всегда по бабам отправляюсь. А что, помогает.
        Петр стряхнул за окно пепел и вяло помотал головой. После свидания с молдаванкой, когда он чуть не напоролся на людей Маэстро, продажные женщины его не привлекали. Да и насчет тоски водитель не угадал. Никакой тоски не было. Растерянность - это другое дело.
        Петр никак не мог понять, почему его отпустили. Похоже, его контролировали с самого начала, с того момента, как он переступил порог «Нибелунгов», а возможно, и еще раньше. И все-таки позволили сесть рядом с Немаляевым. А потом - уйти. Используют как живца? Ну, если он для них не рыба…
        Он вообразил, чем сейчас занят Немаляев, и расхохотался. Ему представилось, что авторитет - вице-премьер так же трет лоб и недоумевает, по какой причине Петр не попытался его устранить. «Рано утром у фонтана повстречались два барана». Эх, сотник-сотник… Сторговались, да? Тебе - Нуркин, ему - билет домой. Нашел, с кем договариваться! И что это за ахинея с возвращением? Куда?
        Говорил Немаляев убедительно, как по писаному, но вот прошло полчаса, и от железных доводов остался один туман. «Там»… «Здесь»… Вздор. Петр и сам чувствовал какое-то противоречие, но взять и вот так запросто все объяснить рука не поднималась. Немаляев доказывал, что здесь другой мир. А настоящий, получается, там… Да идите вы со своими мирами…
        - Полегчало? - Спросил водитель. - К бабам не поедем?
        - Скажи, дружище, вот, допустим, надо тебе найти старого знакомого…
        - А как искать? По-хорошему или по-плохому? Если по-плохому, то ментов натравить. А можно бандитов. Придумать басню про лимон долларов, и пусть напрягаются.
        - Они и так…
        - Кто «они»?
        - И те, и другие.
        - О-о-о… - поскучнел водитель. - И на кой тебе такие товарищи? Ладно, в чужие дела не лезу. А сам-то он хочет тебя видеть?
        - Сто процентов.
        - Уже легче. Объявление в газету? С каким-нибудь кодовым словом, чтоб догадался.
        - Вряд ли он их читает.
        - Гм… Прямо детектив… А, вот еще: самому засветиться, желательно по телевизору. Допустим, что-нибудь отчебучить, чтобы в новостях показали. А во время интервью намекнуть - мол, так и так, жду тебя там-то.
        - По телевизору? Это идея. Только меня ведь тоже ищут.
        - Кто? - По инерции бросил водитель, но закусил губу. Он с удвоенным вниманием принялся следить за дорогой, всем своим видом показывая, что на ответе не настаивает. - Куда едем, решили? - Спросил он через минуту.
        - Никуда. Тормози.
        Петр вылез из машины и кинул шоферу десять баксов. Немаляев спонсировал щедрее, чем Маэстро. Гуляем, братва…
        Он стоял на Сухаревской. Вспомнил, как звонил вон из того автомата. Петру было грустно, но как-то по-особому. Хотелось, чтоб эта грусть не уходила.
        Ласковый, уютный ветерок игрался галстуком и доносил обрывки хмельной песни. Несмотря на полночь, лавочки в сквере были сплошь заняты. Черное небо, желтый асфальт, усталый инспектор у перекрестка. И никто не стреляет. Благодать. Сюда бы еще кресло, бутылку коньяка и… и все. Дремать, наблюдая за тем, как медленно едет поливалка.
        Петр сунул руки в карманы - правая провалилась сквозь несуществующую подкладку и наткнулась на пластмассовое лезвие. Он наощупь отлепил скотч и вытащил узкий нож цвета слоновой кости. Размахнувшись, бросил его в дерево - легкое лезвие, еле долетев, ударилось о ствол плашмя и отскочило в густую траву.
        Инспектор сложил ладони у рта и, осветив лицо зажигалкой, выпустил длинную струю дыма. Петр потоптался на месте и тоже закурил. Идти было некуда, но его это не беспокоило. Такую ночь можно провести и на улице.
        Гитара на скамейке неожиданно замолкла, и в темной глубине сквера послышались женские причитания:
        - Не надо, не надо… Отстаньте от меня…
        Компания юнцов повернула головы, однако двигаться не спешила.
        - Да отстаньте же!..
        Это был еще не крик, но в интонации явственно слышались панические нотки.
        Кричать она не будет, понял Петр. Что бы с ней не делали. Она знает, что никто не поможет. Она помнит, в каком городе живет. Ну что, совершить подвиг? А надо ли?
        Инспектор поковырял в ухе и неторопливо удалился на противоположную сторону. Конечно, у него пост. И вообще, его дело - машины.
        Ситуация была до омерзения стандартной. Настолько стандартной, что Петр не верил в ее реальность. Это был эпизод из паршивого кино, но никак не из жизни. Направляясь к кустам, он заранее предвидел, чем все кончится: принуждаемая к минету окажется прекрасной блондинкой, и у них, у нее и Петра то есть, возникнет недолгая, но страстная любовь.
        Перепрыгивая через чугунную ограду, он с гордостью подумал, что у них - у них?! - такого давно нет. Война все изменила. Сделала людей жестче, но чище. Или просто опустила точку кипения. Нынче для автоматной очереди женского крика даже много. Достаточно грубого слова.
        Петр вошел в тень и, выкинув окурок, расстегнул на рубашке манжеты.
        - Эй, мужики! Хорош баловать!
        Сбоку, покинув, наконец, насиженную скамейку, подгребали трое юношей. То ли их вдохновило появление Петра, то ли собственные подруги усовестили, но героев теперь было четверо, а злодеев только двое, да и те какие-то неказистые. Петр пожалел, что приперся. Подвиг явно срывался.
        - Хватит, говорю! - Вышел вперед самый бойкий. - Отцепитесь от нее, а то щас самих трахнем!
        - Чо? - Кратко спросил один из мужчин, блеснув на луну белой фиксой. Второй отпустил девушку и резко вытянул руку. Одновременно с движением раздался звонкий щелчок пружинного ножа.
        - Конец вам, дети, - процедил он, необычно растягивая гласные.
        Блатные, охнул про себя Петр. Погорячились юноши, но теперь уж поздно. Теперь самих спасать.
        Он мимоходом пожалел о выброшенном лезвии и, принимая огонь на себя, сказал почему-то с кавказским акцентом:
        - Я твою маму мотал. И твою тоже, - добавил он, обращаясь к фиксе. - А ваши дедушки у моего деда овец пасли. А по воскресеньям - сосали.
        Последнее было уж совсем ни к чему, блатные среагировали и без этого, но Петр продолжал молоть языком, раскачиваясь из стороны в сторону. Тот, что с ножом, должен ударить на выдохе. Поймать начало новой тирады и сделать выпад. Говорящий человек меньше готов к обороне, и урки это знают. Они всегда этим пользуются.
        Произнося длинное слово «опетушенные», Петр сконцентрировался и уравновесил тело. Сейчас.
        Мужчина нырнул вперед и ткнул ножом воздух. Не давая ему вернуть руку, Петр обхватил его запястье и встретил локоть коленом. Простейшее упражнение, которое по причине жестокости почти не используется. В локте отчетливо хрустнуло. Нож не выпал, но теперь он был не опасен. Нападающий вскрикнул и плюхнулся на землю - этого можно было вычеркнуть.
        Второй, вместо того, чтобы ретироваться, поднял с земли сук. Выглядело неубедительно.
        - Уйди, - предложил Петр и, заметив, что фиксатый собирается отвечать, немедленно атаковал.
        Не позволяя поднять палку, он приблизился вплотную и нанес свой любимый удар - нижней частью открытой ладони. Снизу - вверх. Переносица, смявшись, ушла куда-то в череп, и от носа осталась лишь вздернутая, кровоточащая пимпочка. Фиксатый рухнул в кусты и гнусаво запричитал. Он мог запросто потерять зрение - в душе у Петра что-то на миг шевельнулось, но так и не оформилось. По законам военного времени насильники еще легко отделались.
        - Спасибо вам, - проворковало рядом. - Вы такой великодушный. И смелый. Я уж отчаялась.
        Девушка была не блондинкой, но это ее не портило. Хрупкая, изящная, словно хрустальная туфелька, аккурат как в кино.
        Хоть бы щеку поцарапали, раздосадованно подумал Петр. Хоть бы пиджак испачкали. Был бы повод. Она наверняка обитает неподалеку.
        - Меня Людмила зовут, а вас?
        - А я Женя, - сказал Петр.
        - Знаете, Женя, я вон в том доме живу. Пойдемте, я вас чаем угощу. И вино у меня есть хорошее. Я ведь перед вами в долгу.
        - Пустяки, - ответил он, вписываясь в образ рыцаря. Железные латы пришлись впору.
        - Ничего, падла, земля - она круглая, - простенал первый, с перебитой рукой.
        Петр, будто о чем-то вспомнив, шагнул назад и сходу ударил его носком ботинка под кадык. Мужчина закашлялся и повалился набок.
        Молодые люди, шушукаясь и толкаясь, почесали прочь. Петр проследил за компанией и, поймав на себе взгляд милиционера, кивнул. Тот ответно махнул жезлом - не то «все в порядке», не то «проваливай, скотина». Особой разницы Петр не видел.
        - Вы, наверно, спортсмен? - Спросила Людмила для возобновления беседы.
        - В детстве увлекался, - буркнул Петр.
        Девушка ему нравилась, а еще ему нравилось то, как безыскусно она лицедействует. Только что на ее глазах двое людей сделались инвалидами, а она разыгрывает внезапную симпатию. Уркаган на дорожке продолжал глухо кашлять - если к утру его не доставить в больницу, то, пожалуй, задохнется. Людмила осторожно взяла Петра под руку и показала на облупленную пятиэтажку.
        - Вон мои окна.
        Изнутри окна оказались гораздо привлекательней. Людмила отгородилась от спящей Сухаревки милыми зелененькими шторками и тихонько включила радио.
        - А вина-то и нет, - обиженно сказала она, заглянув в бар. - Я тебя обманула.
        - Если это помогло нам перейти на «ты», то оно того стоит, - отшутился Петр.
        - Коньяк остался. Молдавский.
        - Отлично. Я присяду? Кресла - моя слабость.
        Он втиснулся меж пузатых подлокотников и возложил на них ладони. Несмываемый «КАНТ» бросался в глаза, как шестой палец. Людмила не заметила.
        - Пойду, сделаю бутерброды. Гостей я не ждала, но что-нибудь…
        - Зачем таскать? Лучше там и посидим.
        - Есть на кухне - плебейство, - категорично заявила она. - И потом, там нет кресла.
        Девушка ушла, но, как слышал Петр, до холодильника она не добралась. В ванной открылись краны, ерзнула занавеска, потом переключился смеситель и заработал душ. Щелчка шпингалета среди этих звуков не было. Можно идти.
        «Позвольте потереть спинку».
        «Простите, я не могу найти спички».
        «Вы не подскажете, который час?»
        Ах, да, мы уже на «ты».
        Петр хлебнул коньяка и покосился на дверь. Для мытья рук слишком долго, для всего остального пока нет повода. В памяти возникла проститутка с Тверской, вместе с ней проснулась неутоленная жажда. В больничке с любовью было так же туго, как в бункере у Маэстро.
        Когда же он последний раз?.. Петр не смог вспомнить, и это его опечалило. А Людмила была очень даже…
        Он уличил себя в том, что перестает думать головой, и, выбравшись из кресла, сделал круг по комнате. Попробовал угадать род деятельности хозяйки - не удалось. Средненький телевизор, видеоплеер, журнальный столик и покрытый пледом диван. Полсотни книг с неизбежными Кристи и Чейзом. Все как у людей.
        В коридоре прошлепали босые пятки, и Петр напряженно обернулся.
        Девушка была голой. На шее и груди блестели, изредка сбегая вниз, капельки воды. Они пропадали где-то у талии, и Петру мучительно захотелось отдаться их поискам.
        «Людмила, а вам никто не говорил, что вы блядь»?
        Петру показалось, что он произнес это вслух, и он замер, ожидая последствий.
        - Чего ты улыбаешься? Я смешная?
        - Ты… ты волшебная.
        Он почувствовал, что перестает думать вовсе.
        Заснула Людмила не скоро. Прежде она доказала, что также неравнодушна к креслу, а заодно и к приземистому столику. Диван тоже участвовал, но уже после, когда первая страсть сменилась монотонным исступлением.
        Они мучили друг друга долго - через какое-то время Петру стало казаться, что их связывают многие годы. Он удивлялся ее порочности, своей силе, общей изобретательности и тому, как быстро могут сродниться незнакомые люди.
        В пятом часу ночи он осторожно высвободился из-под ее руки и, уйдя на кухню, закурил. Мозги дрейфовали в море истомы, мысли сносило куда-то вбок.
        Поднеся к губам сигарету, Петр раздраженно посмотрел на проклятую наколку. Надо же, Людмилу она не смутила. Общается с зеками? Да нет, она, вроде, не такая. А те двое…
        Петр проанализировал историю с нападением и снова отметил ее невероятную банальность. Полная кинематография.
        Вернувшись в комнату, он собрал раскиданные вещи и, прощупав карманы пиджака, извлек стодолларовую купюру. Он положил ее на подушку, рядом с хорошеньким личиком.
        Уголок бумажки трепетал в такт ровному дыханию Людмилы. Петр понимал, что это ее не обидит, но он должен был хоть как-то выразить свое разочарование. Пусть знает, что он о ней думает.
        Время близилось к пяти. На улице давно рассвело. Инспектор, зевнув, апатично посмотрел на одинокую «Волгу». «Волга» остановилась у светофора и выпустила огненно-рыжую кокетку лет тридцати. Дама поправила на плече сумочку и засеменила к подъезду. Стало быть, отработала.
        И Людмила такая же. Ну, почти. Ей велели - она легла. Сколько оргазмов заказали, столько и исполнила. Спасибо, не поскупились. И как это они устроили? Само собой, пасли от казино. А дальше? Допустим, везли за ним и Людмилу, и тех ублюдков. Высадили их чуть поодаль и… И ребята добровольно расстались со здоровьем. Что-то не верится. Да и нельзя было так быстро сконструировать эту мизансцену. Квартира, опять же. Кто мог заранее сказать, где он вылезет? Или у них в каждом доме блатхаты имеются?
        Нет, Людмила не такая. Познакомились, конечно, отвратительно, но в жизни бывают и более странные случаи. А то, что все так легко получилось… почему бы и нет? Взрослые же люди.
        У нее будильник на семь. Проснется и найдет на подушке сотню. Обидно-то как! Расстроится, заплачет от унижения…
        К Петру не спеша подкатила «Волга», и таксист, пригибаясь к правому окну, бросил:
        - Командир, тебе куда?
        - Я не поеду.
        - Рискуешь. Следующую тачку раньше, чем через час, не поймаешь. Не на метро же тебе тащиться.
        - Почему бы и нет?
        - Э-э, - заулыбался таксист. - Масть за версту видать. Ты в метро не попрешься.
        - Нда? А вот тебе загадка: как найти человека, если ничего, кроме имени-фамилии не знаешь?
        - Не бойсь, командир, - вальяжно ответил он. - Найдем мы твоего человечка.
        Петр помялся и сел в машину. Некоторое время он еще переживал за Людмилу, но водитель заболтал его анекдотами, и Петр отвлекся. Через две сигареты он уже не мог воскресить в памяти ее прическу, а еще через две вся она превратилась в какой-то абстрактный символ. Он помнил только то, что переспал с неплохой женщиной, и этого было достаточно.
        Глава 14
        Костя встал рано. Борис еще спал - моргал закрытыми глазами и что-то бессвязно бубнил. Константин постоял над его кроватью, определяя, не прикидывается ли, и пошел умываться. За неимением щетки почистил зубы пальцем и, долго сомневаясь, решился наконец воспользоваться хозяйским станком. Бриться чужим лезвием было противно, но наблюдать торчащие под носом волосы - противней сто крат. Перед глазами все стояли идиотские усы учителя географии. Константин свирепо посмотрел в зеркало и погрозил кулаком.
        Позавтракав остатками вчерашнего пиршества, он разыскал в прихожей сумку и достал из нее нож. Затем смочил брусок и, положив его на газетку, принялся не спеша править лезвие. Затачиваясь, сталь нежно посвистывала, и от этого звука на душе становилось теплей. Константин помнил о винтовке и пистолете, спрятанных в одной из подсобок метростроевцев, но чем больше проходило времени, тем меньше оставалось надежды на то, что оружие его дождется. Рабочие, диггеры, бомжи - да мало ли кому приспичит залезть в инструментальный ящик.
        С ножичком как-то сподручней. Кондовый, без всяких излишеств, несомненно бытового назначения. Менты, конечно, могут придраться, но это все же не ствол.
        Костя оторвался от своего занятия и проверил лезвие на ноготь. Да, к ножу претензий не будет. Первый же мент грохнет его на месте, причем без зазрения совести. Гора трупов, как выразился Борис. Детей иногда спрашивают: четыре - это куча или не куча? Насчет четырех неизвестно, а четырнадцать - точно куча.
        За стенкой было слышно, как проснулся Борис. Охая и задевая ногами стулья, он оделся и вышел на кухню.
        - Ранняя птаха? Брусок у тебя дерьмо. У меня швейцарская точилка, возьми в том шкафчике.
        Константин, не вставая, дотянулся до дверцы и поставил перед собой коробочку, похожую на ручную кофемолку. Разобравшись в ее устройстве, он уважительно поцокал языком и за несколько минут переделал свой нож в финку с жуткими вертикальными желобками. Балансировка, и до этого никакая, пропала напрочь, но метать ножик Костя не собирался. Он вообще не планировал пускать его в ход, просто имел привычку не выходить в город без оружия.
        - А что, правда, есть такая улица - «Народного Ополчения»? - Спросил он, перекрикивая дрызготню в ванной.
        - Где-то в Щукино, - ответил Борис, высовываясь из-за двери.
        - Сколько туда ехать?
        - Отсюда? Полчаса.
        - А число сегодня девятое.
        - Девятое, - подтвердил Борис, отдуваясь и закрывая воду.
        - Так… - Константин посмотрел на часы. - На все про все тебе пятнадцать минут. Бензин есть? Хорошо. Тогда хавай, и поскакали.
        - Не понял. Я тебе кто - холоп?
        - А тут и понимать нечего. - Возмущенный тон Костя пропустил мимо ушей. - Поедем с этим встречаться, с «больным Е.».
        - Вы с ним как - созвонились, или ментальный контакт наладили? - С сарказмом произнес Борис.
        - Ментальный. Все, что нас объединяет, - это участие в Народном Ополчении. Но улица может быть большая. Первый вопрос: где. Ну? Глухо? Пошевели извилинами.
        - Я там был-то все пару раз…
        - Ну и что? Я вообще не был. Я с тебя не место спрашиваю, а принцип. Допустим, решили мы друг друга найти. У какого дома искать будем? Ну?.. Если сегодня девятое.
        - А-а… Понятно.
        - Второй вопрос - во сколько.
        - Ясно, ясно. В девять, да? А утра или вечера?
        - В девять вечера мы будем стоять двадцать первого июля у дома номер двадцать один, - терпеливо объяснил Костя.
        - Так ты целый месяц туда мотаться собираешься?
        - Надеюсь, не придется.
        - Нет, ты серьезно? Взял с потолка какие-то цифры, нагородил какую-то теорию… Да почему он должен следовать твоему графику?
        - Потому, что другого в природе нет. Это единственная нормальная система. Я всю ночь голову ломал, ничего лучшего не изобрел. Если он не полный кретин, то наверняка додумается до того же. Ты ешь, а то не успеешь.
        - На завтра перенести нельзя? У меня сегодня дела.
        - Завтра - само собой. В десять ноль-ноль, у десятого дома.
        К назначенному месту они прибыли без пяти. Борису это стоило недоеденного завтрака, но проигнорировать встречу двух пришельцев, пусть и маловероятную, он не мог.
        Костя приказал ехать как можно тише, а сам, прильнув к стеклу, начал рассматривать прохожих. Ни одной кандидатуры. Люди по-муравьиному сновали туда-сюда и выходили за пределы дома номер девять - жилой семиэтажки бордового цвета с продуктовым магазином внизу.
        Борис достиг перекрестка и, развернувшись, проследовал обратно. Пока он помалкивал, но частыми вздохами давал понять, что иного не ожидал. На третьем круге Константин попросил остановиться.
        - Пойду, поторчу немного, - сказал он. - Вдруг они тоже на машине, или за углом где-нибудь.
        - Ты в это веришь?
        - А что мне остается?
        Он забрал у Бориса темные очки-капли и, нацепив их на нос, вылез из машины. Борис недовольно побарабанил по рулю. Сзади приближался автобус - ему пришлось тронуться и проехать несколько метров. Как только он затормозил, правая дверь открылась, и рядом с ним уселся крепкий мужчина с недружелюбной физиономией.
        Человек был примерно его возраста и телосложения. Борис отметил, что одет он дорого, но слегка неряшливо, хотя это можно было отнести и на своеобразие стиля.
        - Вперед, - сквозь зубы велел незнакомец, и Борис неожиданно для себя подчинился. - Здесь, - мужчина показал на стоявшую чуть в глубине аптеку.
        Борис растерянно посмотрел на Костю - тот шагал к магазину и ничего не видел. Кричать было стыдно, сопротивляться - страшно, поэтому он шумно проглотил загустевшую слюну и свернул в закуток. Первая посетившая его мысль касалась автомобиля, но даже в волнении он сумел сообразить, что древний чахоточный «Форд» угонщика не прельстит. К тому же, для ограбления все было слишком сложно и долго. Борис не понимал, чего от него хотят, и от этого боялся еще больше.
        Незнакомец вынул ключ и положил его на приборную панель.
        - Федеральная Служба Безопасности, - представился он, раскрывая красное удостоверение. - Майор Старшов.
        Борис скользнул взглядом по каким-то словам и печатям - все было весьма разборчиво, но почему-то пролетело мимо.
        - Я ни в чем не виноват, - с неподдельным удивлением признался он.
        - Так не бывает, - улыбаясь, но не шутя, возразил майор. - Все мы в чем-то виноваты. Про первородный грех слышали?
        - Это юмор, да?
        - А что, вам смешно? - Спросил майор. - Посмеемся вместе. Вы в курсе, кого и зачем сюда привезли?
        Борис потупился. Ему стало невыносимо жарко - носки облепили пальцы, как валенки, а из-под мышек по ребрам покатились крупные капли. Доигрался. Исследовательский пыл, туманивший мозги вот уже несколько месяцев, внезапно схлынул, и мысли приобрели необычайную четкость. Его ждали. За ним следили. Им все известно.
        - Мало ли… подвез… - вякнул он. - Я иногда подрабатываю…
        - И вместо того, чтобы брать деньги, раздаете пассажирам очки. Когда приедем, - хладнокровно сказал майор, - я вам покажу оперативную съемку. Там много такого, что требует ваших разъяснений.
        - Случайно… вышло…
        - Не знаю, как у вас, а у вашего подельника Роговцева случайностей не бывает. Если б не наши сотрудники, к вечеру в новостях показали бы новый труп. До появления здесь вас можно было обвинить только в укрывательстве, теперь же это прямое пособничество. А где пособничество, там и соучастие. Статья у Роговцева тяжелая, там наказание не делится на минимальное и максимальное. Срок там один. А пожизненно на двоих - это все равно пожизненно.
        Майор Старшов говорил еще минут пять, пока Бориса, изведавшего несколько стадий отчаяния, не затрясло.
        - В общем, положение у вас незавидное, - подытожил фээсбэшник. - С другой стороны, мы не формалисты и осознаем, что непосредственного участия в убийствах вы не принимали. Съемки свидетельствуют о том, что ваше общение с Роговцевым было не слишком продолжительным…
        Борис вышел из оцепенения и часто закивал.
        - Кроме того, существуют разного рода смягчающие обстоятельства, - проговорил майор. - Например, содействие следствию.
        - Да, да… да, это я готов. Да, я согласен, - Борис затряс головой еще энергичней и с ненавистью посмотрел в зеркало. Константин все стоял у витрины, за которой громоздился огромный муляж сыра. - А вы его до сих пор не… того?
        - Сейчас возьмем. С вашей помощью, или без - решайте.
        - Да, да!
        Сейчас Борис не возражал даже против недели или двух в лефортовской камере, только б потом все прояснилось. Он успел представить, с какой страстью сожжет свои еретические записи про трансформацию сознания и многослойность пространства.
        - Что делать? - Напряженно произнес он.
        - Подъехать и позвать его в машину.
        Борис завел мотор, включил заднюю скорость и вырулил на дорогу. Пропустив длинный фургон, он пересек улицу и плавно остановился у магазина. Костя раздраженно отмахнулся, но, увидев внутри майора, расплылся в улыбке и побежал к «Форду».
        Старшов распахнул дверцу и резво выскочил навстречу. Ожидаемых Борисом наручников и табельного оружия он не достал.
        Костя с майором налетели друг на друга и крепко обнялись. Борис поглядывал на них со смешанным чувством облегчения и тревоги. Он был счастлив от того, что его разыграли, что камеры в Лефортово не предвидится, что все, черт возьми, хорошо, но при этом он хотел бы проявить больше выдержки. Перед товарищем Роговцева он предстал отнюдь не в лучшем свете, и это его смущало.
        - Знакомьтесь, - сказал Константин. - Борис, специалист по психам. Петр, сотник Ополчения. Он же - «больной Е.».
        Петр и Костя устроились на заднем сидении. Борис протянул Петру руку - тот ее пожал, но с секундной заминкой.
        - Изуверский у тебя юмор. Бабушка меня госбезом еще с пеленок стращала.
        - Оно и заметно. Будем считать, оправдался. Детские фобии - это святое.
        - Как ты нас нашел? - Спросил Борис. - Неужели догадался - девятого числа, у девятого дома, в девять часов?..
        - Ребят, это вы меня в девять искали. А я здесь с восьми дежурю.
        - Тогда не состыкуется, - сказал он.
        - Кто вовремя приходит, тот может не уйти.
        - Ты про засаду? Откуда они у нас?
        - Но ты-то ведь попал, - не совсем определенно ответил Петр и, наклонившись к Костиному уху, шепнул. - У тебя с собой что-нибудь есть?
        Тот откинул полу пиджака и достал финку с зубчатым лезвием.
        - Ох, и падок ты на эти самурайские штуки. Багажник пустой? Туда положим.
        - Бориса? Он не опасен, - возразил Костя.
        - Неопасный Борис только что тебя продал.
        - Я думал, вы смеетесь. Госбез какой-то…
        Петр молча бросил ему свое удостоверение. Константин внимательно прочитал все, что там было написано и, захлопнув, вернул. Потом опять вынул нож и полюбовался фигурной заточкой.
        - Швейцария, - с уважением сказал он.

* * *
        - Знаешь, Влад, я, кажется, начинаю жалеть, что с тобой связался, - сказал Широков. - Фонд и партия. Разные вещи. Мы переходим границу. Раньше были только деньги, теперь…
        - Теперь большие деньги, Михал Михалыч, - вставил Нуркин. - Мы же в политику не лезем, и все это понимают. Просто урожаи на нашем огородике будут обильней. А чужого огородика нам не надо.
        - Урожаи… - буркнул Широков. - Геморрои у нас будут. Такие, что жопы не хватит. Я чувствую.
        - Уже? Рано, Михал Михалыч, еще не доехали, - засмеялся он.
        Широков хотел ответить что-нибудь резкое, но поленился. Этот выскочка наглел на глазах - естественно и неудержимо. Широков и не особенно-то сопротивлялся. Из бухгалтеров да в заместители председателя, у кого ж головенка не закружится?
        Надо будет его сплавить куда-нибудь, решил он. Вот пройдем организационный период, все утрясем, и - чао, бамбино!
        Сорокапятилетний бамбино что-то себе мурлыкал и покачивал ножкой, благо пространство «Линкольна» это позволяло. За окнами неслись прокопченные деревья с высокими кронами - нижние ветки не выдерживали шоссейной экологии и, высыхая, шли на дрова для многочисленных шашлычных.
        Охранник за звуконепроницаемой перегородкой провожал взглядом каждый мангал и тревожно шевелился.
        Не кормят его, что ли, раздраженно подумал Нуркин.
        Из всех достоинств секьюрити имел лишь большой бритый череп и лицензию на ношение оружия. Как специалист он был полный ноль, и Нуркин, понаторевший в вопросах личной безопасности, уговаривал Широкова оставить детину в офисе. Михал Михалыч, любивший проявлять принципиальность в мелочах, настоял на своем. Не то, чтобы он кому-то не доверял, или кого-то боялся, - просто из художественной литературы Широков знал, что на бандитскую стрелку желательно выезжать толпой.
        Четвертым в «толпе» был водитель, смышленый малый, вовремя покинувший какой-то ведомственный гараж. Нуркин присматривался к нему уже несколько дней. Преданный человек дорогого стоит.
        - Долго еще? - Капризно спросил Широков, включив переговорное устройство.
        - Почти приехали, Михаил Михайлович, - отозвался водитель. - Двадцатый столбик.
        - Ох, не надо было… - сказал он, отпуская кнопку.
        - Надо, надо, Михалыч, - заверил Нуркин. - Сумма посильная, нас это не разорит, зато крепкий сон и здоровый аппетит. О! Стихи получились. И потом, Михалыч, это же связи. Они в нашем продвижении заинтересованы. Для них это престиж. Не каждая группировка партию имеет.
        - То-то и оно, что имеет.
        - У вас сегодня какая-то гомосексуальная тематика. Не вздумайте при них такие каламбуры отпускать.
        - Что ж они, совсем пещерные? Одна блатата?
        - Если так переживаете, могли бы в офисе подождать, я ведь предлагал.
        Широков промокнул губы платком и отвернулся. Этот бухгалтер был слишком прыток, чтобы удовлетвориться малым. Потянет одеяло на себя, обязательно потянет. Расстаться - и чем скорее, тем лучше.
        - Двадцать четвертый километр, - предупредил водитель.
        Нуркин и сам уже видел. На обочине стоял угловатый джип болотного цвета, из которого торчала мускулистая рука. Рука призывно махнула, и водитель, не останавливаясь, проехал дальше. Сзади невесть откуда появился вишневый «БМВ». Обогнав «Линкольн», он дважды мигнул поворотниками.
        Через несколько километров они свернули - название на проржавевшем указателе Нуркину разглядеть не удалось, но дорога была хорошая, асфальтированная. Миновав маленький мост со свежевыкрашенным шлагбаумом, эскорт вкатился в дачный поселок. О том, что это именно поселок, а не парк и не заповедник, Нуркин догадался, лишь когда заметил череду высоких заборов.
        Кругом росли огромные сосны, и было непонятно, каким образом здесь что-то построили, не повредив деревьев. Дощатые ограды тянулись на многие метры, и каждый участок занимал никак не меньше пятидесяти соток.
        «БМВ» встал у темно-зеленых ворот и просигналил. За распахнувшимися створками возник добротный бревенчатый дом в два этажа с мансардой и открытой верандой.
        Слухи о разнузданном бытие преступных авторитетов оказались сильно преувеличенными - ни фонтанов, ни павлинов, ни голых негритянок на участке не наблюдалось. Напротив, все выглядело весьма почтенно: беседка в ползучих растениях, выложенные обычной плиткой дорожки и фантастической красоты цветник. Даже пресловутые боевики были похожи на любимых племянников какого-то дряхлого лауреата.
        Охранник Широкова вылез из машины и долго вертел башкой, пытаясь сообразить, чем он здесь может быть полезен. К нему подошел загорелый парень в полосатой тенниске и довольно вежливо предложил сдать пистолет. Охранник подумал еще немного и, нагнувшись к окну, сказал:
        - Михаил Михайлович, я вам выходить не советую.
        - Ты что, белены объелся? - Прошипел Нуркин. - Нахера мы сюда тащились? Михалыч, рассчитай этого урода, и пусть возвращается пешком.
        Он решительно открыл дверцу и, позволив себя обыскать, зашагал к беседке. Опыта общения с ворами он практически не имел, но считал, что со всяким человеком следует вести себя достойно. К тому же Маэстро показался ему нормальным, даже воспитанным, - по крайней мере, по телефону.
        В беседке, причудливо сплетенной из тонких реек, сидели двое. Он поздоровался с Маэстро - тот ответил доброжелательно, но сдержанно. Главный здесь не он, мгновенно учуял Нуркин.
        Второй, увлеченно читавший газету, встряхнул листы и медленно, неестественно медленно, положил их на колени. Нуркин повернулся к нему и, раскрыв рот, опустился на лавочку.
        Они смотрели друг на друга так долго, что Маэстро почувствовал себя лишним. Он тактично кхекнул и, дождавшись взгляда Нуркина, пояснил:
        - Идея сотрудничества с вашей партией нам понравилась. Но курировать вас буду не я. Вот, пожалуйста, - он показал на соседа с газетой. - Имен вам знать ни к чему. Просто Штаб.
        - Штаб, - зачарованно произнес Нуркин, возвращаясь взглядом ко второму. - Очень приятно.
        - Пошли, - сказал тот и повел его к веранде. Маэстро и охранникам он движением ладони велел оставаться на месте.
        Нуркин поднялся на крыльцо и, увидев растерянного Михал Михалыча, повторил начальственный жест Штаба.
        - Саша… - сказал он, зайдя в комнату.
        - Влад…
        - Саша-Штаб… Ты здесь.
        - И ты. Как?
        - Ополчение. Все-таки они меня достали.
        - А я?
        - Ты не помнишь?
        - Смутно. Летели, кажется, на переговоры в Пхеньян… Что-то с двигателями…
        - У тебя парашют не раскрылся. А меня через неделю хлопнули. Так что страна без руководства.
        - Все, как я думал. Жизнь после смерти, - пробормотал Немаляев и, усадив Нуркина за накрытый стол, добавил. - Вот он, ад.
        - Н-да? - Нуркин повертел за горлышки разномастные бутылки и воткнул в икорницу столовую ложку. - Ад, Сашок, это когда в говне барахтаешься. Вот как я. Бу-галтер. Шестерка. Тьфу.
        - Не жалься, Влад. Я последний срок на севере отбывал. Поселок Торосный, на карте не ищи - нету. Отморозил все, что можно и нельзя. А твое положение поправимо. Да ты и сам… Никакой ты, допустим, не бухгалтер, Владя.
        - Это песня долгая, - отмахнулся Нуркин, наваливая себе в тарелку салатов.
        - Но ведь начал же. А что, Влад, прорвемся? Получится, а? - Немаляев вдруг загорячился и, плеснув по рюмочкам коньяка, навис над столом. - Получится, Влад! С твоими мозгами! А? Мы наш, мы новый!.. Там построили, и здесь построим. Я помогу.
        - А сам?
        - При моей-то анкете?
        - Анкета у тебя и в том слое была неважная, - равнодушно ответил Нуркин.
        - Ну, ты и волчара! - Притворно озлобился Немаляев. - Досье собирал! На кого?
        - Штаб этим не занимается?
        - Дурацкая кличка. А поменять нельзя. У нас все строго.
        - Так. - Нуркин торопливо дожевал и хлопнул себя по ногам. - Давай еще по одной, и к делу.
        - За нас. Не чокаясь, - пошутил Немаляев, но выпили действительно не чокаясь. - Что там за чучело с тобой приехало?
        - Заместитель бывшего шефа бывшего фонда. Он ему родственником приходится по материнской линии, ну, шеф его и пригрел. А вообще, тюфяк. Он нам не нужен.
        - Вопрос решен.
        - Только не сразу и как-нибудь естественным путем. Авторитетом партии рисковать нельзя.
        - Обижаешь. Мы тебе не быки с оптового рынка. Мы сами в авторитете. Кстати, сюда больше не приезжай. Встречаться в Москве будем, места подходящие есть.
        - Ты всерьез со мной идти собрался, или ностальгия гложет? Подумай, Саша, зачем тебе политика? У тебя же и так полная чаша. Любого можешь задавить, купить, перепродать, трахнуть, в бараний рог согнуть. Чего тебе еще от жизни надо?
        - И это говорит премьер? Мы ведь с тобой романтики, Влад, ба-альшие романтики. Иначе не замутили бы всю ту историю. А ты мне втираешь про синицу в руках. «Купить», «трахнуть»… А планы? Наши с тобой планы, Влад? Порядок, справедливость, прогресс…
        - И ты, вор в законе Штаб, согласен быть помощником простого бухгалтера?
        - Это для них ты простой. Я-то знаю. Ты же во все учебники попадешь, надо только до конца довести. Там не дали, здесь мы умнее будем. Учтем ошибки. Это даже хорошо, что…
        Немаляева прервал нежный звонок мобильника, и он, отставив новую рюмку, недовольно ответил. В трубке говорили долго, больше пяти минут, - он молча слушал и хмурился.
        Нуркин закинул в рот пару маслин и подошел к окну. Маэстро с Широковым толковали в беседке - там тоже накрыли маленький круглый столик, и Широков, босс недоделанный, жрал что-то прямо руками.
        Обычные окна при ближайшем рассмотрении оказались стеклопакетами - люди во дворе двигали губами, но в дом звуки не проникали. Кроме окон все было натуральное: деревянная лестница на второй этаж, гобелен с пастушками, старая однозарядная винтовка, рядом - шашка в ободранных ножнах.
        - Извини, задолбали меня эти братки, - сказал в спину Немаляев. - А, шашка понравилась? Дедова. Он у меня красным командиром был. Не думал, наверно, что внучек с пути собьется.
        - А там? В том слое?
        - Тоже. Представляешь, там я про него почти ничего не знал. Ну, лихой мужик, с орденами, фотография в альбоме… А здесь всю его биографию помню: и про ранения, и как из плена бежал. Я это к чему говорю. У нас с тобой жизненного опыта теперь в два раза больше.
        - И дерьма - тоже.
        Нуркин вернулся к столу и густо намазал на хлеб черной икры.
        - Сдается мне, Сашок, Народное Ополчение, от которого нам покоя не было, сюда вместе с нами проползло. У меня, между прочим, сестру недавно почикали. Сестра не родная, и стерва была порядочная, а все ж напряг. Мешать они нам будут.
        - Я в курсе. И по черному списку они плотно поработали. Твоя фамилия в газете мелькала.
        - Читал, - скривился Нуркин. - Это еще ничего, лишь бы дальше не распространялось. Такая реклама нам не нужна. Связи с психами - это как секс с животными. Не отмоешься потом. Найти бы сволочей…
        - Уже, - гордо улыбаясь, сообщил Немаляев.
        - Кто?!
        - Еремин Петр, сотник. Слышал про такого?
        - Мне еще сотников помнить!
        - Подержал я его неделю в подвале, а сам тем временем справочки навел. Сначала уверенности не было, мало ли безбашенных бродит. Потом убедился: он. Перекинутый, как и мы. Я ему для наживки жену с киндером показывал, он даже не сильно притворялся. Они ему никто, потому что он не отсюда.
        - Надеюсь, он еще жив?
        - Если под машину не попал, то да.
        - Не понял. Он где?
        - В Москве где-то. На воле.
        Нуркин набрал воздуха для матерной тирады но, прищурившись, поднял глаза к потолку и задумчиво почесал ухо.
        - Угум… и что за схема? Он здесь не один?
        - Есть второй. Константин Роговцев. Кем он был у нас, я не знаю. Видимо, фигура помельче, но тоже профессионал. Насчет других пока неизвестно. Главное, если их нет сейчас, это не значит, что они не появятся в будущем.
        - И ты отпустил этого… Еремина, чтобы он создал Ополчение номер два…
        - Чтоб не вылавливать их, как пескарей, а накрыть всех сразу.
        - Наблюдение?..
        - Ни в коем случае. Он калач тертый, слежку наверняка учует. Пусть погуляет. Когда банду соберет, сам себя выдаст.
        - И как ты это оформил? Из подвала - на свободу. Побег?
        - Покушение, - ухмыльнулся Немаляев, картинно стряхивая с плеча пылинки. - Я ему себя заказал. Хотел лично проверить квалификацию. Мыслит он нестандартно. Это плохо. Зато у него с памятью не все благополучно.
        Немаляев допил коньяк и, присев у лестницы, развернул одну из ступенек вокруг оси.
        - От тебя секретов нет, - сказал он. - Вот, почитай.
        Нуркин взял у него карманный дневник в кожаном переплете и открыл на закладке.
        «Сперва пожри.
        Ты Петр Еремин. Твои друзья: люди из Народного Ополчения (я никого не видел). Враги: члены Чрезвычайного Правительства и их подручные…».
        - Что ж, коротко и ясно.
        - Каждое утро ему приходится повторять все сначала.
        - Ты уверен?
        - Зачем тогда эта запись?
        - Нас с толку сбить.
        - Слишком сложно. Если исходить из того, что соперник считает на двадцать шагов вперед, лучше сразу сдаться. Теперь к конкретике. Чем я могу посодействовать?
        - В Минюсте завязки имеются?
        - Везде имеются.
        - С регистрацией у нас все чисто, но проконтролировать не мешало бы. Ненавязчиво так, без давления.
        - Не учи. Что еще?
        - Я вообще-то просить ничего не собирался. У бандитов обычно только одного просят - чтоб не стреляли. Ну, мне пора, а то сомневаться начнут - и твои, и мои.
        - Мои никогда не сомневаются.
        - Чего ты к словам цепляешься? В тюрьме научился?
        - На тюрьме, Влад, так учат, что… да хрен с ней. Посиди еще, а?
        - Спасибо, Сашка, не могу. В следующий раз - обязательно. А сегодня лететь надо, у меня после обеда презентация.
        - Где?
        - В американском посольстве. Так, маленький балаганчик. Не спрашивай, по телевизору увидишь.
        - Ну, коли надо… Держи телефон. Днем и ночью, - сказал Немаляев, протягивая синюю карточку с одними цифрами.
        - И ты не стесняйся. - Нуркин вручил ему свежеотпечатанную визитку и крепко пожал руку.
        Маэстро из беседки исчез, вместо него в ней отирался крупноголовый охранник. Широков продолжал трапезничать - охраннику, судя по голодным глазам, не перепало.
        - Наелся? Едем домой.
        Широков, отодвинув блюдо, пошел навстречу, но Нуркин свернул к «Линкольну». Чтобы его догнать, лидеру партии пришлось перейти на трусцу.
        - Как там? - Осведомился Широков.
        - Все нормально, Миша. Иди в машину.
        - Что ж ты без меня? - Прошептал он, прикрывая лоснящиеся губы. - А я тут пока с этим Маэстро почву разведал, так он обещал…
        - К тачке иди, говорю! - Крикнул Нуркин.
        Охранник бегом распахнул дверцу, и Широков почти упал в салон. В бухгалтере он сомневался с самого начала, но не предполагал, что все случится настолько быстро. И еще он не мог понять, откуда у бухгалтера взялась такая хватка.
        - Совсем забыли, - обратился Нуркин к Немаляеву. - Сколько денег-то с меня брать будешь?
        - За что?
        - За крышу.
        - Не волнуйся, - смеясь, ответил тот. - Потом расплатишься.
        Нуркин улыбнулся, но, сев в машину, тут же нахмурился. Двойной жизненный опыт подсказывал: потом, как правило, бывает дороже.
        Глава 15
        - Значит, за мое воскрешение.
        Петр поднял стакан и, кивнув, выпил. Водку Борис держал недурственную.
        - Да я серьезно, - горячо возразил Костя. - Серьезно, командир. Убили тебя. - Он тяжко вздохнул и весомо добавил. - Вот так вот.
        - Друзей у Бориса много было? Заходили часто?
        - Ты с базара не съезжай. Я сам все видел. Морда у тебя была, точно в гриле жарилась.
        - Может, не моя? - Равнодушно сказал Петр.
        - Ага, - затряс головой Костя. - Не твоя. Нуркина, наверно. Я же в бэтээре с Нуркиным ездил.
        Петр поморщился и выудил из банки крохотный огурчик.
        - Может, это другой кто-то был? Не бывает ведь чудес.
        - Ага, ага, - мстительно заулыбался Константин.
        - Вообще-то… да… - Петр опустил глаза, признавая, что аргумент про чудеса - не самый удачный. С минуту посидел, нервно покачиваясь на табурете и, чертыхнувшись, налил еще водки. - За чудеса, маму их…
        - И папу туда же, - поддержал Костя, опрокидывая в себя стакан.
        - Где это было? На Кузнецком? - Спросил Петр, прожевав второй огурец.
        - А ты откуда знаешь? Помнишь?
        - Кажется, да. Взрыв-пакет.
        - Только не простой. Простым бы так не сожгло.
        - Ну, хорошо, - зло произнес Петр. - Меня убили, и я уже на том свете. Но ты-то здесь откуда?!
        - Это очень грустно, однако приходится признать…
        - Что ты тоже мертв?
        - Только не совсем. Понимаешь, меня тут видения одолевать стали. Будто лежу я при смерти - в камере какой-то, у Козловой на допросе. Раньше мы с учителем географии боролись - то он верх возьмет, то я. А последний раз как географ во мне прорезался, так я туда и провалился, прямо на койку с капельницей. И знаешь, что?.. я думаю, это правда. Борис этим вопросом давно занимался. Он мне все с теоретической точки зрения… объяснить я не могу, но чую: так и есть.
        - Видения? Это не страшно, - успокоил Петр. - Меня самого ломало. Забывал все, вплоть до собственного имени. Даже блокнот завел, как склеротик последний. Потом оклемался. И у тебя пройдет.
        - Пройдет, когда я там сдохну. В том слое.
        - Откуда такая уверенность?
        - У меня там все на ниточке висит. А, как оборвется, тогда уж я здесь капитально обоснуюсь.
        - Выходит, и Немаляева тоже грохнули. Там, на Родине.
        - Да? - Встрепенулся Костя.
        - Побеседовали мы с ним. Он, в отличие от нас, не психует. Трезвый такой дяденька. Тяжело с ним будет.
        - И ты его не казнил?
        - Я бы потом не выжил. А мне еще Нуркина… то есть нам. Ну, я же не знал, что ты здесь. Это теперь тебя каждый постовой и в фас, и в профиль…
        - Ты, сотник, тоже лицо известное. Читал статейку?
        - А что, нормальная статейка.
        - Они же, сволочи, Нуркина предупредили!
        - Ты сам его предупредил. Зачем было на квартире бойню устраивать? Это, кстати, моя квартира.
        - Твоя, твоя. Только тебя там в глаза не видели.
        - А может, Борис и прав, - мрачно проговорил Петр. - Куда-то нас выбросило, мертвых. Тогда, на Кузнецком… Вспыхнуло и погасло. Совсем погасло. Дальше - больница. Не та, которую ждал. Психушка. И шрамов нет.
        Он почесал правую кисть - под ногтями остались голубые полоски. Татуировка медленно сходила.
        - Хорошо. Мы трупы. Но особой логики не видно. Если б сюда попадали все погибшие, здесь было бы тесновато.
        - Тем более, что погибших у нас нынче навалом, - добавил Константин. - Поторопились мы с Борей. Он в этом деле рюхал.
        - Отрезанного не пришьешь, - иронически молвил Петр.
        - Как дальше-то жить? Сделать липовый паспорт? Уехать, устроиться на работу, жениться… Вроде, в эмиграции. Но ведь не этого же хотели. Ведь не удрали же там, остались. Вгрызлись, потому что свое. За свое - не стыдно. Там - жуть, а здесь…
        - И здесь будет. Такая же будет каша, а может, и похлеще. Стартовая площадка у Немаляева…
        - Стой!.. - Одернул его Костя. Он вытянул голову и скосил глаза на дверь. - Слышишь, нет?
        В дальней комнате гнусавил забытый телевизор. Звуки сливались в ненавязчивый фон, но что-то в этой мешанине показалось болезненно знакомым. Какая-то интонация. Какое-то отдельное словцо.
        Вскочив, они ринулись из кухни.
        Репортаж только начинался. Показывали Садовое Кольцо. Мельком - ряд иномарок у тротуара, крупно - парадный вход американского посольства. Милицейская будка, длинная очередь за визами и бойкое, душ на пятьдесят, столпотворение у ворот. На пикет это было не похоже - ни флагов, ни плакатов, да и камера, снимавшая мероприятие, была лишь одна.
        В центре, держась рукой за ограду, висел невзрачный человечек в обыкновенном костюме. Камера тряслась, изображение прыгало, но личность оратора сомнений не вызывала.
        - Эта страна диктует всему миру, как любить, что есть, что читать! Вместе со своей нищей культурой она внедряет и свою систему ценностей! Америка, страна без истории, насаждает свою концепцию будущего! Что ж, наверно они уже создали у себя рай. Наверно, они имеют право учить. Ведь американское общество - самое безукоризненное. Так дайте на него посмотреть!!
        Сборище одобрительно загудело.
        - Почему мне отказали во въезде?! - Продолжал он. - Я имею право знать, какую модель нам предлагают в качестве эталона! Я желаю видеть, действительно ли они так счастливы, как о том вещают продажные журналисты. Почему меня не пустили в этот рай на земле? Что, и вам отказали? И вам? Вас пустят - если вы талантливый музыкант или ученый, владеющий гостайной. Им нужно извлечь прибыль, а судьбы простых людей их не тревожат. Вот он, американский гуманизм! У них даже не хватает смелости пустить к себе честного человека! На неделю, больше бы я там не выдержал! Но нет! Они боятся разоблачения! Они не хуже нас знают, что их строй прогнил, что в Соединенных Штатах расцвел самый страшный из всех режимов, которые когда-либо…
        - Трепаться он здорово умеет, - сказал Петр.
        - Заткни его, - попросил Константин.
        - Вот тебе и премьер, легок на помине. - Петр послушал еще с минуту и убавил громкость. - Партия Прогрессивного Порядка. Хоть бы название поменял.
        - Как думаешь, Немаляев в этом замазан?
        - Теперь наверняка. И не он один. Если Ополчение в том слое продолжает работать по черному списку, скоро все слетятся.
        - Слетаться особенно некому, - злорадно заметил Костя. - Я здесь тоже времени не терял. Получается, казнил их впрок, до того, как они создадут Чрезвычайное Правительство.
        - Не за то, что преступники, а за то, что могут ими стать. Несправедливо, зато надежно. …А пулеме-еты говори-или в отве-ет… - пропел Петр. - Помнишь?
        - Наша любимая.
        - Ну что, теперь знаешь?
        - Ты о чем?
        - «Как жить», и так далее. Обрел свой смысл?
        - Появился враг - все встало на свое место. Неужели это и есть то, ради чего мы рождаемся?
        Петр поднял пульт и снова сделал громче - Нуркин даже не сбился с ритма.
        - Сегодня, в этот самый день, я подаю в суд! - Орал он. - На американского президента и на каждого американца в отдельности! Я подаю иск о защите чести и достоинства! За то, что меня ставят ниже Эйнштейна и Чаплина…
        - Все, хватит, - не выдержал Костя. - Уже сюр какой-то пошел.
        - Долго показывают, не прерывают. Значит, эфир оплачен. Итак, что у нас в активе? Удостоверение фээсбэшное. Квартира, тачка - все паленое, но недели две попользуемся. Еще?
        - Есть у меня «Вальтер». Сомнительный, бандитский. И к нему сюрпризик под названием «Штайр», с оптическим прицелом, но лучше их не трогать. На них ведро кровищи, к тому же тайник давно не проверялся. В общем, кроме ножа - ничего. У Бориса оружия нет, зато денег должно быть прилично. И, не исключено, наркота. А еще точилка у него классная. На ней любой тесак можно в конфетку превратить.
        - Я помню, ты увлекался. Сюрикенов себе наделал…
        - Не сюрикены, а пилы дисковые. Они мне и тут пригодились.
        - Значит, это ты? Маэстро мне рассказывал. И Немаляев про тебя тоже в курсе. Плоховато все это пахнет…
        - Поясни.
        - В аквариуме мы с тобой, Костя. Как золотые рыбки. Кто кого прикармливает, неясно.
        - Поглядим…
        Костя распахнул дверцы шкафа и перебрал одежду на вешалках. Шмотки были качественные, но затасканные. Видно, Борис настолько заболел идеей вторжения, что совершенно перестал за собой следить. В карманах пиджаков нашелся десяток мелких купюр. Константин сложил их горкой на столе и приступил к брюкам.
        Петр обследовал кухню. Скромные сбережения Борис по-бабьи хранил к жестяной банке с крупой. Петр вытащил черный пакетик, но развернуть не успел - из комнаты неожиданно раздался стон.
        - Тошнит меня, - бессильно опустившись на кровать, пожаловался Константин. - Голова, как воздушный шарик. Того и гляди, лопнет.
        - Выпили-то символически.
        - Не от водки, - с трудом выговорил он. - Паршиво мне, командир. Ты это… там у Бориса наручники валялись. В другой комнате. Пристегни-ка меня к батарее. Прошу. Да быстрей! Кажется, я… географ, падла, наружу лезет. Рот залепи, он верещать станет.
        - Костя?.. Не сходи с ума!
        - Давай, сотник. Я не обижусь. Лучше будет. Потом… потом все объясню…
        Он на мгновение закатил глаза, а когда зрачки вернулись на место, это был уже не совсем он.
        - Кто вы? - Взвизгнул Константин. - Опять я здесь! Зачем вы меня сюда притащили?
        - Погоди, погоди, - смущенно улыбнулся Петр. - Ты в школе работаешь?
        - Что вам надо? У меня нет денег. Где моя жена? Где Настя? Что вы с ней сделали?!
        Он бросился к окну, но Петр настиг его ударом в затылок. Придержав тело, сотник прислонил его спиной к стене и пошел за наручниками. В этот момент на полу затренькал телефон. Петр потянулся к розетке, но увидев, что телефон с автоответчиком, присел рядом. Одновременно с пятым звонком раздался тихий щелчок, и голос с микрокассеты объявил:
        - Это квартира Бориса Черных. Если вы не ошиблись номером, можете оставить свое сообщение, будет время - послушаю.
        Аппарат коротко прогудел, и закрутилась вторая кассета. На том конце секунду помолчали, потом какая-то женщина позвала:
        - Боря-а! Борюсик, возьми трубку. Ты же дома. Нет? Врешь, наверное… Борюсик, подтверждается! Представляешь? Вся твоя ахинея. Все сходится. Сегодня еще троих перекинутых привезли. Бред полностью совпадает. Симуляция исключена, им такой подробный допрос учинили, что никакие…
        Время закончилось, и телефон отключился. Кассета встала, мигнула зеленая лампочка, затем что-то еще пискнуло, и аппарат замолк. Константин не шевелился. В наступившей тишине вновь заговорил Нуркин.
        - Присоединяйтесь! У нас есть программа. Мы твердо знаем, чего хотим, и знаем, как этого добиться. Наш идеал - справедливость и равные возможности. Присоединяйтесь! Будьте с нами!
        - Будем, будем, - заверил Петр, поднимаясь с пола.
        Телевизор продолжал бормотать, но он уже не обращал внимания. Сотник разыскивал наручники - для единственного друга. Для первого бойца своего нового отряда. Наручники и пластырь, почти как в психушке. Такой уж в этом мире был порядок.
        Часть 2
        МИГРАЦИЯ
        Глава 1
        Узкий браслет натер запястье до крови, но Роговцев продолжал трясти наручниками. Второе кольцо было пристегнуто к стояку отопления, и он надеялся, что звон слышно на всех этажах.
        - Эй! - Раздалось из соседней комнаты. - По зубам хочешь?
        По зубам Роговцев не хотел. Он и так уже получил, о чем свидетельствовал привкус ржавчины во рту и слабая, но назойливая пульсация повыше подбородка.
        - Отпусти меня, зверь! Нелюдь!.. Мучитель!.. Садист…
        Зверь и садист появился в дверях, и Роговцев благоразумно умолк.
        - Все синонимы назвал? - Спросил он, неторопливо очищая крупный апельсин. - Еще есть «изверг», «палач». Много всяких слов. Хочешь дольку?
        Роговцев с отвращением замотал головой, и садист рассмеялся. Если б не перебитый нос, его можно было принять за нормального человека: универсально-короткая стрижка, не узкий лоб, добрые карие глаза… Встретишь такого на улице, и ведь не подумаешь, что бандит. Да так, кажется, и было. Где-то он его уже видел. Морда заурядная, незапоминающаяся, но вот переносица…
        - На подоконнике скрепки лежат, - непонятно к чему сказал бандит. - Твоя дежурная куда-то завалилась. Новую разогнешь. А шуметь больше не надо.
        Он шутливо бросил в Роговцева коркой и, громко чавкая, удалился. Роговцев встал на ноги и отодвинул занавеску. С высоты пятого или шестого этажа открывался вид на обычный московский двор.
        К концу августа город устал бороться с жарой и как-то скис. Дома раскалились, деревья пропитались черной пылью, а земля под ними закаменела и разошлась глубокими трещинами. Люди жались в тень, словно прятались от дождя, и даже дети бродили по двору, как пенсионеры, - медленно и грузно.
        Орать было бесполезно. В столице давно научились не слышать криков о помощи, да и садист в любом случае подоспеет быстрее. Оружия Роговцев у него не видел, но это совсем не утешало. При желании тот может и голыми руками…
        Ребенок в песочнице неожиданно раздвоился, потом еще раз и еще, пока не смазался в черно-белую радугу. Дома вокруг зашатались, окно перед лицом запрыгало и завалилось набок. Роговцева потянуло в сторону, но его удержал наручник - стальное кольцо глухо вжикнуло по трубе и уперлось в тройник.
        Костя обнаружил себя лежащим на полу. Дунул, отгоняя клубок пыли, чихнул и вытер левой ладонью лицо. Правая была… ах, да… Костя привычно глянул на подоконник - большой, его любимой скрепки не было, вместо нее лежала полная коробка новых.
        Он достал одну штуку и, выпрямив, засунул в щель между рамами. Согнув проволоку в подобие маленькой кочерги, Константин поковырялся ею в замке наручников. Эта операция стала традиционной, и браслеты поддавались все легче.
        - Командир! Просил же насчет цитрусовых! - Крикнул он через стену.
        - Ты уже? Быстренько сегодня управился. Что там нового?
        - Ничего. Палата, Морозова, допрос. Уже начинают пытать. Пока молчу, но… вообще, не ручаюсь, - виновато сказал Константин. - Ты в курсе: боль бывает такая…
        - Но сегодня еще терпел?
        - Сегодня?..
        Костя растерялся. Он хорошо помнил, как проваливался на прошлой неделе, и до этого тоже, а вот сегодняшний случай в памяти почему-то не отложился. То есть он знал, что возвращался на Родину, но это знание было каким-то заочным и неконкретным.
        - Кажется, меня там совсем замордовали, - признался он.
        - А ты себя успокаивай: «это сон, это сон, это сон».
        - Спасибо, командир, - с чувством произнес Костя. - Теперь мне все ни по чем. Только апельсины, пожалуйста, в квартире больше не жри.
        Он сел за стол и подвинул к себе тарелку с макаронами - хозяйские деликатесы давно закончились. С тех пор, как они избавились от Бориса и поселились в его квартире, прошло полтора месяца. Денег пока хватало, но впереди была полная неопределенность, и они старались экономить.
        - Что тут учитель без меня делал? - Спросил Костя.
        - Как всегда. Пугал милицией, клялся, плакал. Потом опять пугал. Получал внушения, - добавил Петр не без удовольствия.
        Константин ощупал нижнюю губу и осуждающе покивал.
        - Уже восьмой раз, - грустно сказал он. - Я там, вроде, выздоравливаю - ну, кроме сердца. Если так пойдет дальше…
        - Боишься там остаться?
        - Не то, чтобы… но в моем положении - да, боюсь. Всю жизнь на койке - это раз, и в руках у Морозовой - два. Приятного мало.
        - Все оттуда, а ты - туда.
        - Что, еще сообщения были?
        Петр отложил вилку и открыл пиво. Разлив его по стаканам, он поставил бутылку под стол - там переливчато звякнуло. Склад стеклотары уже мешал ногам, но ликвидировать его было недосуг. Возможно, со дня на день отсюда придется линять, а следить за порядком во временном жилище глупо.
        - Есть такие сообщения, - сказал он, хлебнув. - Пока ты здесь кривлялся, сразу два - в новостях и в «Дорожном патруле».
        - Может, один и тот же случай?
        - Может. А какая разница? Этих случаев - уже во!.. - Петр провел вилкой себе по горлу и воткнул ее в макароны. - Вопрос: одиноки ли мы во вселенной? Ответ отрицательный. Не одиноки. Знать бы еще, что за люди. Из Ополчения, во всяком случае, никого - так, шизоиды перепутанные, мусор всякий. У обывателей уже глаза на лоб. Массовый психоз, говорят.
        - Ну и пусть. А представь, народ осознает, что есть второй слой, и что можно туда… или оттуда… Вот будет психоз, так психоз!
        - И будет, - заверил Петр. - За Голландию какую-нибудь не ручаюсь, а у нас - наверняка. Они же все решат, что во втором слое лучше, что там они непременно достигли вершин карьеры, заработали кучу бабок, и что каждый поимел Мадонну.
        - Бедная девушка! - Рассмеялся он. - А, чуть не забыл. Я перед приступом с пареньком одним созванивался. Друг детства, Димка. В общем, нашел он нам Кокошина.
        - Ну?! И где эта падаль?
        - Падаль он на Родине, - напомнил Константин. - Здесь Кокошин может быть приятнейшим человеком, душкой… Так как, сотник?
        - Костя, черный список кто составлял? Ты? Нет. И не я. Редактировать его мы не в праве.
        - Черный список писали там, дома. Зачем Нуркину местный Кокошин?
        - Не он, а его мозги. Он может просто-напросто помнить несколько фамилий. Проснется новый ополченец, а его уже ждут. Станут человеку ногти вырывать, он и расколется. Живой же. Назовет двоих или троих. Братки Немаляев отправятся по адресам - там еще кого-нибудь зацепят. Что я тебя учу? Сам все это проходил. Так где Кокошин, Костя?
        - В Мурманске.
        - О-го-го…
        - Самолет отпадает, нам регистрироваться нельзя.
        - Уговорил, - сдался Петр. - Кокошина отложим до лучших времен. Далековато он забрался. Кокошин-укокошен… Займемся делами текущими. А дела, Костя, такие, что без винтаря твоего импортного нам не обойтись.
        - Мокрый он. Не просто мокрый - с ним убийство Батуганина связано, а это тебе не писатель. Если б опера знали, что Батуганин тоже на мне, меня бы тогда не отпустили. Вместе со школьницами и уделали бы.
        - Это мне не пришьют. Когда ты казнил банкира, я от склероза лечился.
        - А как вылечился, казнил Кочергина. Ты же ангел! - Воскликнул Костя. - Он чист! Ментов не боится. Пять трупов - не в счет!
        - Мою морду хоть по ящику не показывали, - огрызнулся Петр. - Омоновцев тех жадных на меня не повесят, быка из казино - тоже. Один доктор. На худой конец, прикинусь психом, опыт имеется. Да не возьмут меня! Предъявлю удостоверение майора ФСБ, всех построю, лишу премии и спокойно уйду. Давай, рисуй свою схему.
        Костя, вздохнув, поднялся и пошел в комнату за тетрадью. Телевизор Петр, как обычно, не выключил. Константин прибавил звук - как раз в это время камера подалась чуть назад.
        Нуркин стоял в позе завоевателя мира и потрясал прозрачным пакетом с каким-то мятым листком.
        - Вот! - Кричал он, победоносно оглядывая многочисленных зрителей. - Вчера мне вручили письмо от посла, в котором он извиняется и гарантирует беспрепятственный въезд в Соединенные Штаты. Вот что я с ним сделал! Всем видно? Если кто сомневается, можно подойти ближе и даже понюхать. Что, сударыня? Нет, это не краска. Это самое натуральное говно! Я вытер им жо…
        Режиссер дал гудок с таким опозданием, чтобы и неприятностей избежать, и Нуркина уважить. К партии Прогрессивного Порядка канал был неравнодушен с самого начала, и здесь явно не обошлось без Немаляева.
        - Это все, что я могу ответить господину послу! - Продолжал Нуркин.
        Толпа, выросшая по сравнению с первым митингом раз в десять, торжествующе взревела. Будь на улице зима, в воздух полетели бы шапки. Народ волновался, как спелая пшеница. По плотным рядам, занимавшим половину проезжей части, гулял неистовый, дикий ажиотаж, и Нуркин, наслаждаясь моментом, принялся скандировать:
        - Гав-но! Гав-но!
        - А!.. о!.. А!.. о!.. - Тут же подхватили демонстранты.
        Над ними взметнулось знамя: черный двуглавый орел, сидящий на огромной шестеренке.
        Константин поморщился - в эмблеме слились символика монархизма и эстетика пролеткульта, в результате вышло нечто, странно напоминающее тоталитарный мотив из пинкфлойдовской «Стены».
        - Чего не позвал? - Спросил сзади Петр.
        - Засмотрелся. - Костя отошел от телевизора и плюхнулся в пыльное кресло. - Процветает наш премьер, а?
        - Процветает, - мрачно ответил он. - Нуркин созрел. Надо срочно гасить, потом будет поздно.
        - Как будто мы не пытались. Как будто мы ему амнистию выписали. С июля ведь потеем! Где Нуркин? Нету! По адресу не проживает, знакомых перетрясли - бестолку.
        - А твой гениальный друг? Он не пособит?
        - При чем тут компьютеры? Один путь - через Немаляева. Ты про казино рассказывал…
        - Туда не пробьешься. А исполнить желательно деликатно. И винтовочка твоя нам очень даже сгодится. Рисуй план, говорю.
        Константин вырвал из тетради чистую страницу и набросал схему. Отметил места, где надо быть особенно внимательным, и возможные пути отхода.
        - У тебя мания преследования, - сказал Петр, взглянув на листок.
        - У меня забота о ближнем. В нашей сотне только двое, и если тебя арестуют…
        - Погоди!
        Петр схватил пульт и сделал еще громче. Сюжет про акцию у посольства комментировал модный телеведущий Сидорчук.
        - Партия без флага - это не партия, - расслабленно изрек он. - Тем более, в России, где каждая фирма, каждый клуб и даже пивной ларек имеют свои логотипы. Русский человек не то, чтобы ленив, а как-то природно лаконичен. Читать ему тяжело, вникать - тем более, поэтому и получили у нас такое широкое распространение всякие знаки и символы. Посмотрел, и сразу все ясно. Сегодня мы с вами посмотрели еще на один. Ну что это за партия - «Прогрессивный Порядок»? Прогресс бывает разный, порядок - тем более. Я тут специально в словарь заглядывал, так оказалось, что оба эти слова являются многозначными. То есть имеют много значений. То есть понимай, как хочешь. Мы и понимали - каждый свое. А сегодня нам объяснили. То есть господин Нуркин показал, что такое его порядок и его прогресс. Порядок по Нуркину - это птица с двумя головами. Тут, правда, опять разночтения: либо птица - это негатив двуглавого орла, либо - мутировавшая курица. Кстати, поскольку птица все-таки черная, я склонен думать, что курица. Помните такую сказку? Теперь относительно прогресса. Раз кроме черной курицы и большой гайки на флаге ничего
нет, стало быть гайка - это и есть прогресс. В понимании господина Нуркина. Не знаю, не знаю. Я бы на его месте нарисовал ракету, или микросхему - ма-аленькую такую, очень прогрессивную, или уж вторую курицу - с тремя головами. Первая курица наверху, вторая внизу. И всем ясно, где порядок, а где прогресс. А заодно - базис и надстройка. Флажок можно было бы вешать в кабинетах зоологии, а то не все городские дети знают, как цыплята появляются. А появляются они в результате загадочного взаимодействия порядка и прогресса. Посидела черная курица верхом на гайке - получите яйцо. Согласитесь, от такого порядка всем только польза. Много яиц врачи есть не рекомендуют, но мы же люди прогрессивные - вслед за курицей посадим на чудотворную гайку молочное стадо, а там и до пушного зверья недалеко. А внутри, чтобы площадь не пропадала, я имею в виду - внутри магической гайки, заведем пчел или бассейн с осетровыми…
        - Неужели это экспромт? - С восторгом произнес Константин.
        - Для импровизатора Сидорчук слишком много получает. На него такие текстовики работают, что Хазанову и не снилось.
        - Что он хотел всем этим сказать?
        - Не знаю. Похоже на какую-то внутреннюю разборку. К нам это меньше всего относится. Но если о Нуркине и его партии заговорили на центральном канале…
        - …то пора идти за винтовкой, - закончил Костя. - Хотя, мне больше по душе направленный взрыв. Я помню место, где торгуют качественным скипидаром. Магний добудем, алюминий, керосин, ацетон - тоже не вопрос.
        - Остался сущий пустяк: заложить. Не зная ни маршрута, ни графика.
        - Можно разыграть ничью.
        - Обвязаться взрывчаткой и подкараулить на очередном митинге? Не торопи смерть. Когда надо, она сама явится.
        Петр положил на колено схему коммуникаций и стал, пришептывая, водить по ней пальцем. Костя выключил телевизор и, облокотившись о подоконник, выглянул во двор. Солнце в белесом небе не сдвинулось ни на метр. Деревья подыхали от жажды. На углу смрадно горела помойка.
        Он задумчиво потрогал пристегнутый к трубе наручник и, высыпав из коробка скрепки, принялся их выпрямлять - про запас. Константин предчувствовал, что они ему еще пригодятся. Пока она за ним не явится - или здесь, или там. Впрочем, дама с косой к нему уже наведывалась. И то, что он принял за конец, оказалось началом.

* * *
        - Я не понял. Этот Сидорчук… Этот оборзевший обозреватель! Что он сегодня нес? «Курица»!.. «Гайка»!..
        Нуркин яростно отбросил блокнот и вскочил с дивана. Постоял, покусал на большом пальце ноготь и, снова усевшись, придвинул блокнот к себе.
        - Черная. Черная курица! - Осклабился Немаляев. - Не бесись, Владя. Если б ты в пиаре шурупил так же, как в политике…
        - Чего тут шурупить?!
        Листы в книжке встали дыбом - многие были изрисованы аккуратными решетками.
        - Шурупить по поводу «гайки»? - Взорвался он.
        - Гайка, шестеренка - не все равно? Ты сам выбрал линию поведения. Бумажку в говне народу показывал.
        - Краска там, - буркнул он.
        - Не важно. Согласись: из той бумажки можно было такую тему развить, а он ни словом. К флагу прицепился? Это его стиль. Должен же он был поставить нас в известность. Ну, и цену набить, конечно.
        - Что, Сидорчук без хозяина?
        - Я слышал, да. Тот, кто его кормил, сейчас во Франции отсиживается, ему теперь не до жиру. Вот мальчик и дергается, работу ищет.
        - Покупаем, - заявил Нуркин.
        - Это дорого.
        - Один раз живем, Сашка!
        - Н-да?
        - Ну, плюс-минус, - неопределенно пошевелил ладонью Нуркин. - Сейчас только одно: набирать темп. Вперед, вперед, на форсаже!
        - Топлива-то хватит? До выборов далеко.
        - Не будет выборов, Сашок.
        - Н-да? Такие новости хотелось бы узнавать первым.
        - Вторым. Первым все новости узнаю я. Я их придумываю.
        - А-а… гм…
        Немаляев пожевал губами и, сняв с пояса мобильник, набрал какой-то номер.
        - Света. Вечером меня не жди… Нет. Как всегда, в четверг… Да, через неделю… Да, потерпишь.
        Не дослушав, он отключил трубку и несколько секунд глядел на погасший дисплей. Потом перевел взгляд на Нуркина - тот непринужденно копался в баре. Бутылок было много, и каждую он не просто рассматривал, а читал этикетки. Где было по две - читал обе.
        Немаляев, помня о любви Нуркина к таким вот немым сценам, спокойно ждал. Глава правительства, погибнув и возродившись, не потерял ни одной из своих привычек. За те полтора месяца, что прошли после их встречи, Нуркин сменил уже четыре базы. Его равно не устроили и неприметный домик за кольцевой дорогой, и крутой особняк на Рублевском шоссе. Двухуровневые апартаменты на Тверской он отверг как слишком буржуазные, но селиться в хрущевке тоже не пожелал. В итоге он выбрал обычную квартиру в типовой новостройке.
        Окна выходили на отвалы глины, которые пылили так, что нижние этажи тонули в красном тумане. Нуркина это не особенно беспокоило, поскольку герметичные рамы не открывались вовсе - из-за пуленепробиваемого стекла они весили столько, что не выдержали бы никакие петли.
        Кроме квартиры Немаляев обеспечил два одинаковых «Вольво» с одним и тем же номерным знаком, два спутниковых телефона, зарегистрированных в разных компаниях, и три анонимных счета в дружественных банках. Денег он не жалел, тем более, что для него это были не такие уж и деньги. Последнее время Немаляев приходил к мысли, что отдал бы все - ну, или почти все - за то, чтобы здесь удалось воссоздать построенную ими систему. Дров, конечно, там наломали прилично, но такая уж в России топография - чем светлее путь, тем больше ухабов. А старые ошибки повторять не обязательно, достаточно будет новых.
        - Влад… - Не выдержал он. - Ты про выборы-то поясни. У меня средства вложены, надо кой-какие акции скинуть, пока не поздно.
        - А где армянский? - Раздраженно бросил Нуркин. - Передай своим барбосам: «Праздничный», десятилетней выдержки.
        - Ты рехнулся, да? Завтра - два ящика. Три. Я о деле спрашиваю!
        - Что?.. - Нуркин оторвал взгляд от фигурной бутыли и, поставив ее на место, вперился в Немаляева. - Все хорошо, Сашок, я же сказал. Еще Сидорчука прикрутим, и совсем отлично будет. Как думаешь, сколько сейчас в этом слое перекинутых обретается?
        - Тех, кто оттуда - сюда? Кто их считал?
        - Не очень много, правда? А вони уже будь здоров. По телевизору заговорили, газетчики суетятся, спецура, небось, вообще на ушах стоит.
        - Стоит, - подтвердил Немаляев. - И ФСБ, и СВР.
        - Во-от, - удовлетворенно протянул он, закрывая бар. - Если это будет продолжаться, то скоро их количество достигнет критической массы. А продолжаться будет, причем с нарастающей скоростью. Я чувствую. Идет настоящий обвал. Представляешь?! Тысячи людей из другого мира! Большинство - с разорванными социальными связями. Одинокие, растерянные. Как они впишутся в чужое общество? Да никак! Они не смогут адаптироваться, ведь общество само будет взбудоражено. - Нуркин облокотился о шкаф и прикрыл глаза. - Смятение… Люди не понимают, что происходит. За границей тоже случаи отмечены. Значит, происки врагов отпадают. Тогда что же? Навязчивая идея человечества: Судный День. Когда в нее поверят процентов пять, это превратится в настоящий конец света. И притом безо всякой мистики. Паника ударит по отраслям, живущим в условиях жесткого графика. Транспорт, энергетика, связь. Как следствие - перебои с продуктами, у нас это вообще больная тема. Погромы, грабежи, уличный беспредел. Паралич всех коммуникаций. Анархия. Хаос.
        - Или ужесточение режима, - возразил Немаляев. - Комендантский час, и прочее.
        - Естественно! - Воскликнул Нуркин. Он вроде бы даже обрадовался этому аргументу. - Власти призывают войска, но там то же, что и везде. Перекидывает одного-единственного лейтенанта, вернее, того, кто был лейтенантом здесь, и вот уже целый взвод неизвестно на чьей стороне. А если это будет не лейтенант, а командир десантно-штурмового батальона? Или офицер генштаба? Нет, хаос неизбежен. И вот когда страна уйдет в него с головой, люди захотят порядка. Они потребуют порядка - хоть какого-нибудь. И они позовут нас, - с улыбкой сказал Нуркин. - Но для этого необходимы два условия: первое - чтобы нас знали, и второе - чтобы кроме нас звать было некого. Вот об этом мы и должны позаботиться. Ты, в основном. Кстати, как там сотник?
        - Пока не высовывается.
        - И что это значит?
        - Все, что угодно. Еремин может налаживать контакты, может прятаться в какой-нибудь глухой деревне или сидеть у нас под носом. Да может просто повеситься, - пожал плечами Немаляев. - Сотник опасен в комплекте с сотней. Сам по себе он никто. Ну разве что застрелит кого-нибудь, или на мине подорвет, - выразительно произнес он.
        - Потешаешься, да? А ты подумал, куда вы все без меня? Кто страну спасать будет?
        Немаляев вспомнил на эту тему хороший анекдот и уже собрался рассказать, но посмотрел на Нуркина и осекся. Тот не шутил.
        Глава 2
        Петр припарковал «Форд» возле узкой арки и, закурив, достал нарисованную Костей схему. Полный план коллектора был потерян - пришлось довольствоваться тем, что Константин восстановил по памяти. Коридоры вокруг тайника он обозначил довольно подробно, но по мере удаления они переходили в пунктир или вовсе обрывались вопросительными знаками.
        Костя настоятельно советовал спуститься через метро, но Петр эту идею отверг: винтовку могли найти и выставить на ближайших станциях наблюдение. Лезть под землю прямо на улице, да еще перед домом казненного банкира, было тем более не интересно. Путь, выбранный Петром, казался не самым логичным, но в этом и заключался расчет. Так он себя успокаивал.
        Выйдя из машины и повозившись с непослушным замком, он невзначай обернулся. Ничего подозрительного. Кривая улочка плавилась на солнце. Измученным прохожим, варившимся в каменном котле, было не до Петра.
        Он уверенно свернул в арку. В нос ударили ядреные запахи испорченных продуктов. Вечные черные лужи, преющий по углам мусор и еще на подходе ко двору - стук доминошек и пьяный мат. Все это было чертовски знакомо и напоминало о детстве, проведенном в старом центре, но радости от этих ощущений Петр не испытывал.
        Оказавшись во дворе, он быстро сориентировался и направился к трехэтажному дому, на первый взгляд - довоенной постройки.
        - Ты к кому, уважаемый? - Раздалось сзади.
        Петр проигнорировал окрик и зашел в тесный подъезд. Следом шумно догоняла компания подвыпивших дворовых мужиков. Двое или трое. Плохо.
        - Ты че, ссать здесь намылился?
        - Фамилия? - Жестко спросил Петр.
        - Че?
        - Фамилии, адреса, - сказал он, раскрывая удостоверение.
        - Да ладно, майор… Сидим, отдыхаем. Чего ты привязался? Пива выпить нельзя?.. - Забубнили мужики.
        Петр спустился вниз и, достав карманный фонарик, осветил подвальную дверь - она была закрыта на маленький висячий замок.
        - Ключ у кого? - Начальственно спросил он.
        - Ключ-то? А ключ у Никаноровой.
        - Сюда ее, быстро.
        - Никанорову? А нету ее. Уехала она. Надо в ЖЭК идти.
        - Ясно. Добровольцы есть? Кого за ней отправить?
        Мужики затолкались в дверях и высыпали на улицу.
        Петр вернулся к машине. Инструментов в багажнике было не густо, но монтировка все же сыскалась. Попутно он обнаружил, что под резиновым ковриком остались пятна крови, и, удивившись собственному разгильдяйству, решил, что от «Форда» пора избавляться.
        Отдыхающие за большим деревянным столом проводили его недоуменными взглядами. Монтировка в руках майора ФСБ их немного смутила, но они были рады тому, что в ЖЭК идти не придется. Они даже разрешили бы майору нагадить в подъезде - лишь бы никуда их не посылал.
        Сорвав замок, Петр распахнул дверь и шагнул внутрь. Плоский фонарь выбросил бледно-желтый конус - стены, как и полагается, были густо расписаны, под ногами валялись грязные тряпки, битые бутылки, тонкие полукубовые шприцы и похожие на странных живых существ презервативы. Посередине стоял колченогий стул и продавленный, мерзкого вида диван с кирпичами вместо ножек.
        Луч скользнул влево и пропал в сводчатом проеме. Петр осмотрел вторую комнату - все то же самое, за исключением дивана. Он проследовал дальше, миновал целую галерею похожих помещений и остановился у новой двери. Здесь замок был помощнее, но скоба, за которую он держался, насквозь проржавела и лопнула от одного удара.
        За порогом начиналась лестница. Узкие ступени шли вниз так круто, что Петр не видел перед собой ничего, кроме потолка. Спустившись на нижнюю площадку, он обнаружил глубокую нишу, а в ней - темно-зеленый люк с двумя запорными штурвалами. Замки на люке отсутствовали, а пол, не считая мельчайшей пыли, был чист.
        Петр погасил фонарь и взялся за правое колесо. В корпусе люка надрывно скрипели какие-то механизмы, но ручка все же вращалась. Второй штурвал оказался упрямее, и прежде, чем закисшее железо поддалось, Петру пришлось на нем повисеть.
        Наконец, люк с чавканьем отворился, и Петра обдало тяжелым, сырым холодом. Из низкого, как нора, коридора тянуло плесенью, брагой и еще чем-то приторным. Овал света выхватил в левой стене несколько боковых проходов, и Петр сверился с планом. Если Костя не напутал, то нужно повернуть на третьем.
        Сгорбившись, он нырнул в тоннель и прикрыл за собой люк. Пол был покрыт тонким слоем стоячей воды, и Петру пришлось выбирать между ходьбой быстрой и ходьбой бесшумной. Рассудив, что шума он уже наделал, Петр ускорил шаг. Плеск уносился далеко вперед и, отражаясь от тупика, возвращался - от этого казалось, что под землей марширует целый отряд.
        Пару раз Петр замирал и прислушивался - после того, как стихало эхо, уши забивало плотной глухотой. Свернув еще дважды, он снова осветил листок и понял, что одни и те же расстояния на поверхности и под землей существенно отличаются. Сто или двести метров, которые он прошел бы по улице не заметив, здесь представлялись нешуточной дистанцией - учитывая то, что преодолеть ее нужно согнувшись в три погибели. Чем дольше Петр находился в коллекторе, тем больше был уверен в сохранности винтовки, и тем сильней укреплялся во мнении, что Константин - натуральный псих, коли добровольно полез в эти катакомбы.
        Порядком измотавшись, Петр добрался до следующей двери, обозначенной на схеме крестом. За ней начинался запутанный лабиринт, выйти из которого было в общем-то легко, но только не туда, куда хочешь.
        Люк умопомрачительно лязгнул, но открылся почти без сопротивления. В новом коридоре было сухо, и до первой развилки туфли оставляли темные следы. В стенах на уровне лица стали появляться круглые окна с вертикально вмурованными прутьями. Из них вырывался теплый воздух, а иногда доносился рев близкого поезда.
        Петр направил фонарик на циферблат «Картье». Скоро полдень, значит, под землей он полчаса. По схеме - уже рукой подать. Вот. Квадратный проем с тяжеловесной переборкой, пробитой по периметру большими корабельными заклепками. Константин клялся, что петли смазаны. Если нет - пусть сам пузо рвет, подумал Петр. Он крутанул штурвал и потянул дверь на себя. Та не шелохнулась. Догадавшись, что закрыл замок, он повернул штурвал в обратную сторону - запоздало соображая, что, раз переборка открыта, то внутри, возможно…
        Он еле успел отскочить - из комнаты в коридор с адским грохотом рухнула здоровая, пропитанная битумом шпала. Звук от ее падения долго летал по подземелью, и Петр, пользуясь тем, что шороха его одежды не слышно, изготовил монтировку к бою. Прошло секунд тридцать, но никто не появился. Еще минута. У Петра заныли колени. Сжимая зубы от натуги, он пытался уловить хоть один миллиметр чужого движения, учуять хоть одну калорию постороннего тепла.
        Сконцентрировавшись, он медленно вытянул руку в проем и включил фонарь. Петр был готов рвануться вперед, прыгнуть назад, метнуть монтировку, но увидеть покойника он как-то не рассчитывал. Все еще держа железку наготове, он вошел и остановился над телом. Человек был мертв настолько, насколько это вообще бывает.
        Петр глянул, нет ли кого в коридоре, и, прикрыв дверь, нащупал рядом выключатель. Первое, что бросилось в глаза, - это кровь на стене. Кровь веерообразно расходилась из круглой кляксы с посеченной штукатуркой - иного дизайна выстрел в голову не предполагал. Часть черепа, снесенная крупным калибром, лежала отдельно, метрах в двух от тела. Сам покойник застыл в неестественной позе на спине. Ясно, стреляли в упор.
        Петр раздвинул ему челюсти и засунул в рот палец. Язык был еще теплым. Если его не подогревали специально, то трупу нет и часа. Отерев руку, Петр выпрямился и макнул носок ботинка в темную лужицу - кровь еще даже не начала сворачиваться.
        Судя по одежде, мужчина был либо подсобным рабочим, либо диггером: прорезиненные сапоги-брюки из офицерского комплекта химзащиты и оранжевая брезентовая куртка с белыми световозвращающими полосками. За большим жестяным сундуком Петр нашел такую же оранжевую каску с головным прожектором и трафаретной надписью «Соболь». Все-таки диггер, любитель подземных моционов.
        Пнув каску, Петр посмотрел на инструментальный ящик и вспомнил, зачем сюда пришел. Собственно, он и не забывал, просто, увидев человека с разбитой башкой, мгновенно осознал, что тащился зря.
        Он не ошибся. На «Вальтер» можно было и не надеяться - возле тела, точно в подарок криминалистам, лежала девятимиллиметровая пистолетная гильза. А вот за «Штайр» было обидно.
        Петр обследовал комнату. Обычный хлам: бумага, блохастая ветошь, бутылки. Он шаг за шагом просмотрел мусор - все было в пыли и крысином помете. Относительно свежей выглядела лишь стопка газет. Петр взял двумя пальцами верхнюю и поднес ее к лицу. «Народная биржа». Прочитав дату, он нахмурился.
        Четверг, двадцать седьмое августа. Вчера.
        Он быстро перебрал всю кучу. Газеты шли подряд: пять номеров за эту неделю, и шесть за прошлую. Все были развернуты на рубрике «Сдаю», и каждая первая страница, отведенная под однокомнатные квартиры, имела по шесть-семь карандашных галочек. Неизвестный интересовался дешевым жильем на северо-востоке.
        Из рук выскользнул какой-то разодранный листок. Петр подобрал газету. Нижней половины страницы не было, а в верхней стояло: «август, 28».
        Бумагу могли употребить на гигиенические нужды, для сворачивания «козьей ножки» и еще для тысячи всяких мероприятий, но сегодняшнее число и педантичность, с которой субъект отмечал объявления, все же давали крохотный шанс. Человек, живший здесь не один день, независимо от того, он или не он грохнул диггера, вряд ли собирался возвращаться - иначе зачем устраивать детскую подлянку со шпалой? Хотя, шпалу тоже мог поставить не он…
        Петр посмотрел на часы. Нет, двоим иксам здесь тесновато будет. Газета куплена утром, допустим, самым что ни на есть ранним. Бедолага Соболь убит около одиннадцати. Тут, в конце концов, не проходной двор. Не могли они за такой срок разминуться. Значит, оба - тот, кто застрелил диггера, и тот, кто ищет квартиру, - одно лицо.
        Снаружи возникли какие-то звуки - что-то среднее между громкой капелью и тихой песней. Петр проверил номер порванной страницы и, разрушая систему, раскидал газеты по полу. Без подсказок обойдутся.
        Погасив свет, он притронулся к люку. Петр не помнил, скрипел он, или нет. Кажется, не скрипел. Открываясь, переборка вибрировала, но Петр слышал это не ушами, а ладонью.
        В коридоре было темно. На противоположной стене обозначился бледный прямоугольник - люди двигались по боковому проходу. Оттуда доносились невнятные реплики и хохот.
        Петр притворил, как мог, дверь и, чуть не налетев впотьмах на шпалу, пошел в сторону от приближающейся компании. Голоса становились все отчетливее, но бежать он себе не позволил. Добравшись до первого перекрестка, он метнулся вправо - в тот же миг основной коридор осветили скачущие овалы мощных фонарей. Петр вжался в стену и перевел дыхание.
        Он свернул совсем не там, где надо, но делать было нечего. Стремясь попасть в параллельный проход, Петр выставил руки и побрел наощупь. Десять минут - ни развилок, ни поворотов. Он забеспокоился, не тупик ли это. Разговоры и смех растворились в черном воздухе, но расслабляться было рано. Лишь найдя следующий перекресток, Петр включил фонарик и почувствовал себя в безопасности. Диггер с расколотым черепом остался далеко позади, и все, что теперь Петру могли инкриминировать, - это курение в неположенном месте.
        Закурить он, однако, не рискнул. Возвращаться к тайнику было опасно, а других ориентиров Петр не знал. Место, в котором он оказался, находилось за пределами Костиной схемы, метрах в ста от последнего вопросительного знака. Петр мысленно наложил подземный план на карту города - получилась какая-то ерунда.
        Он обозлился и просто пошел вперед - пока не наткнулся на блочную перегородку. Петр развернулся и зашагал обратно, но, кажется, пропустил ту точку, откуда начал движение. Плюнув, он несколько раз повернул откровенно наугад.
        Тоннель сузился и неожиданно закончился цилиндрическим стволом колодца. Петр погасил фонарь - сверху пробивалась соломка тонких лучей. Протиснувшись под низким бетонным сводом, он пошатал скобы и, ликуя как ребенок, принялся подниматься.
        Костя говорил, что крышка не такая уж тяжелая, и что ее вполне можно вытолкнуть. Не желая пачкать одежду, Петр попробовал это сделать одной рукой - не удалось. Он поставил левую ногу на скобу, а правую на выпирающий из кладки кирпич и уперся в чугунный блин обеими ладонями - эффект тот же. Поднявшись еще на две ступеньки, он прислонился к крышке спиной и натужился так, что перед глазами завертелись яркие узоры.
        Петр уже собрался идти искать другой выход, когда почувствовал, что люк шевелится. С одного края он держался в пазах как мертвый, а с другого все же пошел.
        Так и есть, машина. Какой-то урод бросил свою тачку прямо над колодцем. Хорошо, колесо встало на крышку не всей площадью, а только кромкой.
        Петр стонал, пыхтел и рисовал в воображении страшные сцены разборки с водителем - это прибавляло ему сил. Бросить безнадежное дело он не мог, им уже двигал принцип.
        Приподняв крышку, он поддел ее монтировкой и откинул в сторону. Небо загораживал грязный задний мост какой-то иномарки. Поражаясь своей гибкости, Петр пролез между асфальтом и багажником и, забыв отряхнуться, подбежал к передней двери. Водителя не было, но машина… этот проклятый «Форд»…
        Он осмотрелся - тоннель, против всех ожиданий, вывел его в сотне метров от начала пути. Петр был скорее рад, чем расстроен, но все же он предпочел бы, чтоб путешествие оказалось менее утомительным.
        Купив в палатке большую бутылку минеральной воды, он вымыл руки и кое-как почистил одежду. Допивая остатки, он заметил, что, пока мотался по подземелью, на пыльном капоте «Форда» какой-то оригинал вывел похабное слово. Петр посетовал на человеческое хамство и, вытряхнув последние капли, размазал их тряпкой. Часы показывали без четверти два.
        Ежедневная «Народная биржа» продавалась везде, но к обеду везде и заканчивалась. На поиски сегодняшнего выпуска Петр потратил едва ли не столько же времени, сколько на блуждания по катакомбам. Раздобыв-таки газету, он для наглядности оторвал нижнюю половину листа и взял ручку.
        Упования на то, что в трех колонках поместится не более двадцати объявлений, разбились о микроскопический шрифт и газетный обычай сокращать слова. Предложений по жилплощади на половине страницы уместилось сто с гаком, тем не менее, Петр был полон оптимизма. Главное, появилось реальное дело. В любом случае, это было гораздо лучше, чем тухнуть в берлоге.
        Вариантов, аналогичных тем, что отмечал неизвестный, набралось около трех десятков. Петр выписал телефоны в длинный столбик и оккупировал отдельно стоящую допотопную будку в тихом переулке. Звонить от Бориса он не хотел, так как опасался АОНов, а громить челюсти ради мобильника считал непозволительным гусарством.
        - Да, слушаю, - ответил неприятный женский голос.
        - Добрый вечер, вас беспокоят из муниципальной службы контроля и надзора за использованием жилого фонда, - Петр еле договорил на ходу придуманное название и, услышав на том конце нервный вздох, продолжил. - По нашим сведениям, вы сдаете квартиру. Без визы в городском отделе и в налоговой инспекции это чревато большими неприятностями.
        - Ой, да вы знаете… - всхлипнули в трубке.
        - Мы знаем все. Когда жилец вселился? Его имя, фамилия. Адрес квартиры.
        - Его зовут… сейчас, у меня где-то… - Дама шумно затеребила какие-то бумаги. - Очень нормальный человек. Сегодня утром переехал. А что мне теперь?..
        - Раньше надо было беспокоиться. Адрес и телефон.
        Женщина назвала.
        - Ждите завтра, - распорядился Петр.
        - Там?
        - Там, там. Я приеду, составлю протокол.
        - А может…
        - Может, и без штрафа обойдется, - смилостивился он. - Заплатите госпошлину - девять рублей, семнадцать копеек. На месте все решим. До свидания.
        Он аккуратно вырвал исписанную бумажку и сунул ее в карман. Начало было положено.
        В будке Петр провел больше часа. Левое ухо горело, локоть отказывался разгибаться. Пересев в машину, он высыпал листки на правое сидение и разложил по кучкам.
        Некоторые домовладельцы обещали жаловаться в вышестоящие инстанции, другие предлагали взятку прямо по телефону, но адресов никто не скрывал. Прозвонив все тридцать четыре объявления, Петр выяснил следующее. Часть квартир была сдана еще раньше, часть - по-прежнему оставалась свободной. Сегодня вселились только пятеро. Пока.
        Петр вдруг ощутил всю зыбкость своих построений. Основой его тактики служили исключительно совпадения и домыслы. Винтовку могли прихватить не сегодня, а на прошлой неделе - и это был еще не самый веский из аргументов.
        В поисках поддержки он набрал номер Бориса. В ответ раздались короткие гудки. Странно, Костя трепаться не должен. Петр позвонил еще раз - опять занято. Автоответчик, сообразил он и, не спеша выкурив сигарету, сделал третью попытку. Занято.
        Петр перетасовал бумажки с адресами и, вытянув одну из середины, снова снял трубку.
        - Вы наверно не сюда попали, - произнес вместо «але» немолодой мужчина.
        - Сюда, сюда. Будьте дома, к вам сегодня слесарь придет, - без предисловий заявил Петр.
        - Зачем? - Осторожно осведомился жилец.
        - Вот, привет! Зачем слесаря ходят? У вас труба в аварийном состоянии. Профилактика по всему подъезду.
        - Не надо мне никакой профилактики.
        - Прорвет.
        - Когда прорвет, тогда и вызову.
        - Потом уж поздно будет. Пока до конторы добежите, весь дом зальет, - пригрозил Петр, давая ему возможность одуматься. - С соседями не расплатитесь. А наш слесарь бесплатно посмотрит. Он это обязан.
        - Спасибо, я сам посмотрю. Я разбираюсь.
        Жилец отключился, и Петр высказал в гудящую трубку ряд нелицеприятных пожеланий. Он-то всегда считал этот прием идеальным. Но если по-хорошему не получается…
        Он запрыгнул в машину и, глянув на листок, завел мотор. Здесь было недалеко.
        Дом, как он и ожидал, оказался блочной девятиэтажкой. Подъезжая, Петр прикинул расположение квартир и остановился у третьего подъезда. Узнав у старушек код домофона, он вошел в парадное и пешком преодолел два лестничных пролета.
        Дверь была обита черным дерматином. Отогнув сбоку мягкий валик, Петр увидел, что под ним скрывается обычное крашеное дерево.
        Он отошел к стене и, взяв короткий разбег, врезал пяткой под пластмассовую ручку.
        - Всем лежать! Мозги вышибу! - Заорал он и, опомнившись, добавил. - Федеральная Служба Безопасности, майор Старшов. Здравствуйте.

* * *
        Напутствовав командира, Костя включил телевизор и лег на диван. Провалявшись с полчаса, он понял, что все равно не смотрит, и отправился на кухню. Константин вывалил из пакета картошку но, почистив две штуки, взбеленился и воткнул нож в торец двери.
        Бездействие его угнетало. Пило его соки, выматывало похлеще марафона. Целый месяц в четырех стенах или в трех комнатах, что, по сути, одно и то же.
        Он подозревал, что сотник готовит какую-то серьезную акцию. Невзирая на риск, поперся за винтовкой…
        Отсиживаться дальше Костя был не в состоянии. Да еще эти провалы! Возвращения на Родину, в которых он - пленник, инвалид, человек без будущего. Угрозы, допросы… Там все давно потеряло смысл, там все погибли - и Петр, и Нуркин, и Немаляев. И ничего от этого не изменилось. Жизнь идет. Катится себе куда-то. Теперь там другой премьер и другие люди в Ополчении. И все продолжается - дико, бесполезно, вечно.
        Только он один раскачивался, как идеальный маятник. На какой половине он будет, когда нитка оборвется?
        В комнате затренькал телефон - уже четвертый раз за день. Бориса домогались с самого утра, но выдернуть шнур не позволяло любопытство. Константин навис над автоответчиком и стал ждать пятого звонка.
        - Борька, ну где ты? Борюсик, куда пропал? Я тут Крючковскому проболталась о твоей теории… Ну, Крючковский, профессор, ты его видел. Он был у нас недавно, и я ему так, в общих чертах… Бо-орька-а!.. он мне чуть в волосы не вцепился, веди, говорит, сюда этого теоретика. Ну что же ты молчишь, рохля? Крючковский тебе…
        Телефон отключился, и Костя раздосадованно крякнул. А Борис, значит, не такой уж и лох. Интересно, что у него за теория? Тогда, под водку с огурчиком, она как-то не пошла. А он ведь рассказывал что-то. Распирало его от гордости. Не до теорий тогда было.
        Константин заглянул в кабинет - маленькую комнатку с балконным окном во всю стену и старинным секретером. Почитать, что ли, его домыслы? Времени в избытке. Найти бы еще, где это. С компьютером Косте повезло - в том смысле, что Борис персоналкой не пользовался. Стало быть, все на бумаге. Только разыскать, а главное, разобраться, что - полная ахинея, а что - не совсем.
        Он открыл левую дверцу и нагнулся к ящикам, как вдруг почувствовал головокружение. Пробормотав что-то насчет нехватки свежего воздуха, Константин медленно выпрямился, но это не помогло - к головокружению добавилась тошнота, а ноги ослабли и жалобно потянули тело к креслу.
        Воздух ни при чем, с тоской осознал Костя. Это провал. Они, как звонки Борису, шли уже без остановки. Константин заставил себя выйти в холл и, опрокинув зеркало, повис на спинке стула. Нет, здесь нельзя. К батарее, к наручнику. Приковать учителя, чтобы сидел и не рыпался. Иначе…
        Вваливаясь в комнату, он уже наполовину был им - шизиком из школы. Костя помнил, как обрушил книжную полку, как запутался в слетевших тапочках и врезался в тумбу под телевизором. Хватило ли у него сил доползти до наручников, он не знал…
        …Прежнего врача сменил другой - пузатый, бородатый, с белоснежными зубами. Настоящий мясник. Увидев, что Роговцев открыл глаза, он оживился и, поднеся плотоядный рот к переговорному устройству, велел послать за Морозовой.
        Пока Ирина Ивановна цокала по коридору, Константин подробно изучил палату: без окон, с ровно светящимся подвесным потолком и строгим письменным столом против койки. У левой стены громоздились знакомые приборы, помогавшие Косте жить.
        - Как самочувствие? - Дежурно спросил мясник.
        - Хорошо. Когда я умру?
        - Лет через сорок. Устраивает?
        Он вздохнул и отвернулся.
        - Не спим, не спим! - Огласила палату Морозова. - Выспался уже, хватит. Пора выздоравливать, Роговцев. Больничное время в срок не зачитывают.
        - Жаль. А сколько мне корячится?
        - Зависит от ценности показаний. Как условились.
        - Угу. Вышка, - буркнул Константин, не очень понимая, кто и с кем условился.
        - Говорить не собираешься, - кивнула Морозова.
        - О чем?
        - Некоторые из членов правительства вам симпатизируют…
        - Как все порядочные люди.
        - Фамилии порядочных людей.
        Константин промолчал.
        - Сделай ему больно, - приказала Морозова.
        Мясник пересел не вертящееся кресло возле аппаратуры, и Костино сердце застучало быстрее.
        - Не бойся, я еще не начал, - заявил доктор.
        - Убей меня… - одними губами сказал Костя.
        Он потрогал разноцветный жгутик, входящий в ребра чуть пониже левого соска. Дырки в коже зарубцевались и перестали кровоточить. Будто так и было. Прямо киборг какой-то, с невеселой усмешкой подумал он. Перекусить бы провода зубами - и сказке конец.
        Константин вяло провел пальцами по переключателям с непонятными обозначениями на французском. Не поскупились, сволочи, на импортную технику. Разладить, конечно, можно все. Нажать каждую кнопку. И проволоку порвать для гарантии. Не в этом проблема. Как решиться? Добровольно уйти из жизни… В юности он об этом размышлял, да кто в юности об этом не размышляет? Все пустое. Сопли. Вот они, ручки. Повернуть, и до свидания. Нет, невозможно. Цепи инстинктов не сбросить. Пусть мясник мучает, может, перестарается…
        В сердце воткнулась тупая игла боли - воткнулась и пустила отростки, раскрылась, как китайский зонтик. Косте показалось, что его парализовало - боль распространилась по телу и мгновенно овладела всеми мышцами, вывернула суставы, сдавила легкие. Он кашлянул - ноги отозвались судорогой, согнул колено - что-то закипело в позвоночнике и, добежав до макушки, взорвалось.
        - Он еще с нами, - подал голос доктор.
        - Батуганин? Валуев? - Спросила Морозова. - Кто?
        - Да, - легко согласился Костя. - Валуев и Батуганин… И Кочергин… И Панкрашин…
        - Еще, - сказала Морозова.
        Константин собрался назвать новые фамилии, но понял, что реплика относилась не к нему.
        Боль стала сильнее - настолько, что он проклял свою выносливость. Кажется, его попутно пичкали какими-то стимуляторами. Чтоб не терял сознание. Чтоб говорил.
        - Перечислить состав правительства я могу и сама. Мне нужны предатели.
        - С чего ты взяла, что я знаю? Я простой солдат.
        - Вчера ты был солдатом осведомленным, а сегодня опять простой. У тебя что, циклы?
        - Циклы у тебя, падла старая!
        - Решил колоться - колись до конца, - сказала Морозова, пропустив «падлу» мимо ушей. - А раздвоение личности разыгрывать не надо. Психоаналитиков у нас для тебя нет.
        - Решил колоться? - Искренне удивился Константин. - Кто? Я?! Когда?
        - Вчера. И предоставил весьма ценную информацию.
        Костя оторопело заморгал. Вчера… Вчера, прийдя в себя после провала, он впервые не смог вспомнить деталей. Что с ним было? А если его действительно пичкают какой-нибудь химией? Он давно слышал про волеподавители, «таблетки правды», но всерьез эти разговоры не воспринимал. Хотя, будь он следователем, он бы и сам ими пользовался. Но тогда почему их не дали сегодня?
        - И что же я тебе вчера поведал?
        - Это так важно? Пожалуйста: всё, имеющее отношение к силовой акции против Нуркина…
        Костя стиснул зубы и зажмурился. Неужели он не выдержал?..
        - Ты назвал и тех, кто планировал, и тех, кто собрал взрывное устройство, и тех, кто привел в исполнение, в общей сложности - двенадцать человек. Мы проверили - все подтвердилось. Если хочешь, повесим у тебя над кроватью именную благодарность.
        Он открыл глаза и вопросительно посмотрел на Морозову. Двенадцать человек? Любопытно. Ах, он рассказал о том, кто устранил Нуркина здесь, в этом слое. А ему-то самому это откуда известно?!
        Берет на понт, озарило Костю. Не я шизофрению разыгрываю, а она. Не было ни ее таблеток правды, ни моих откровений. Дурака из меня делает. Новое слово в области дознания?
        - Ваши люди в правительстве. Считаю до пяти. Или тебе нравится?
        Костя с отчаянием глянул на провода. Вырвать, с корнем, а то и вправду язык развяжут. Только о чем он может рассказать? О том, как воскрес в другом слое? О том, как легко убирал членов правительства? Самых могущественных и недоступных людей России. Клерка, ларечника, таксиста…
        Сердце окаменело и раскалилось. Из него, как из реактора, выплескивалась невыносимая боль. Пульсируя, растекалась по всему телу - до ресниц, до ногтей, до мозолей на пятках.
        Сердце… как они его?.. Оно ж на аппарате, дохлое совсем. И ведь не боятся… А если он умрет? А им все равно. И ведь не умирает… Сердце… Больно!! Сердце… Больно!.. Больно… больно-о-а-ааа!!! Больно…
        - На сегодня все, - объявил где-то внизу мясник.
        - Оклемается, он крепкий.
        - Вряд ли.
        Константин ожидал падения в черную воронку, затем - карусели огней и звуков и, наконец, прорыва к знакомому окну с наручником на стояке, но ничего это не было. Он мягко приземлился обратно в постель и ощутил остатки покидающего мышцы напряжения.
        Доктор и Морозова тихо беседовали, потом она хлопнула его по плечу и вышла. Мясник покосился на неподвижное тело и направился следом.
        - Ты! Иди сюда, - сказал он кому-то в коридоре. - Смотри за ним. Если очнется, чтоб ничего не трогал. И ты не трогай. Позовешь, я в буфете буду.
        Костя зажмурился.
        Мягкая обувь охранника тихо поскрипывала. Плотно притерлась дверь. Звякнул шпингалет. Ножки стула проехали по линолеуму и остановились у самого изголовья. До Кости донеслось чье-то близкое дыхание.
        - Эх ты, маньяк… - сокрушенно проговорил охранник. - За что же вы меня, а?
        Костя резко повернулся и, отпрянув, уперся затылком в приборы. Перед ним сидел Борис.
        - Я к тебе всей душой. А ты мне горло перерезал. Как барану. Нда-а… Я и есть баран. Связался с маньяком…
        - Ты? - Выдавил Константин. - Мы же закопали тебя… А, это было там…
        - Каждого где-нибудь закопают. Обидно, когда раньше времени.
        - Как ты сюда попал?
        - А ты?
        - Я здесь живу. Жил, - оговорился Костя.
        - Ну, и я тоже.
        - Да, верно. Мы же все в двух экземплярах.
        - Не в двух, маньяк, - покачал головой Борис. - Этих экземпляров намного больше.
        - Но ты… ты сюда… как я туда… - замямлил Константин. - Объясни!
        - Не собираюсь, - отрезал он. - Тебе мое знание, как ребенку - атомная бомба. Тот майор ФСБ - сотник твой, да? Вот и сидите с ним. У меня дома музыка хорошая была. И деньжат маленько. Ладно уж, забирайте, мне их больше не видать. Под диваном паркетина одна вынимается. Сами найдете.
        - Тебе баба какая-то телефон обрывает, - невпопад сказал Костя. - Про твою теорию…
        - Зашевелились! Я же говорил, что до них дойдет. Все не так уж сложно, надо только перестать мыслить догмами.
        - Как получилось, что мы с тобой встретились? Это что, совпадение?
        - В определенной мере.
        - Не верится.
        - В данном слое я старший лейтенант Гвардии. Это и есть совпадение. Остальное…
        - Ты сам! - Неожиданно догадался Костя. - Остальное ты сделал сам! Но как ты перемещаешься?
        - Никто никуда не перемещается. Туда, где вы меня прирезали, я уже не попаду. На свете много мест, куда нам вход заказан, но еще больше мест открыто.
        - Значит, нас много? Каждого: тебя, меня, Нуркина…
        - Вот, дебил! - Рассмеялся Борис. - Ты все своим Нуркиным страдаешь. Взорвали его давно - вместе с тачкой, телохранителями и тремя десятками случайных прохожих. Лично мне, как гражданину России, от этого не полегчало.
        - Про Нуркина я просто для примера, - суетливо замахал руками Константин.
        Он чувствовал, что уже накатывает, что сейчас, через несколько секунд, его выкинет назад, а разговор только начался - так много нужно было прояснить…
        Борис, заметив, что Косте становится хуже, отнес стул обратно к столу и откинул щеколду.
        - Отдыхай, маньяк. Меня сюда надолго перевели. Может, встретимся еще.
        - Я вчера показания давал, - опомнился Константин. - Заложил кого-то. Только это был не я! Как это возможно?
        - Возможно, маньяк, возможно. Тебя, наверное, еще где-то убили. А в этом слое ты вроде магнита. На волоске от смерти. Лучше тебе здесь не оставаться.
        - И я о том. Только сам не могу. Помоги, а? Я же тебя прикончил! Вот там рубильник. Прошу!
        - Не хочу, накажут. Я ведь человек служивый, - Борис указал подбородком на погон и открыл дверь.
        - Эй! - Захрипел Костя. - Еще скажи… не уходи, мне надо знать!..
        Стены палаты дрогнули и поплыли - все быстрей и быстрей, пока прыгающий силуэт Бориса не размазался в широкую черную полосу с золотой прожилкой - погоном старшего лейтенанта…
        Географ, холера его возьми, до телефона все же добрался. Костя поднял с пола трубку, послушал короткие гудки и положил ее на рычажок. Отвечал на звонок, или сам кому-то названивал? Если сам, то кому? Поди теперь, узнай.
        Пошатываясь, он добрел до ванной и сунул голову под струю холодной воды. Затем отправился на кухню, но, наткнувшись на торчавший нож, круто развернулся к кабинету. Записи этого ненормального - теперь-то он точно до них доберется. Посмотрим, что там у него за теория.
        Не успел он дойти до секретера, как кто-то позвонил в дверь. Чертыхнувшись, Костя замер на месте и прислушался - ящик не работает, магнитофон тоже. Свет везде погашен. Нет никого, ясно?
        В дверь опять позвонили. Он на цыпочках прокрался в прихожую и только там вспомнил, что глазок у Бориса не врезан.
        Звонить перестали, начали стучать. Что за хамство?
        - Открывайте, вам телеграмма! - Крикнули на лестнице.
        Чего орешь, дура, нет же никого, раздраженно подумал Константин.
        - Телеграмма вам! Телеграм-ма! Молния, открывайте!
        Голос был казенный, какой-то деловой и страшно спешащий. Костя понял, что бабенция не отвяжется.
        - Я никаких телеграмм не жду, - сказал он из-за двери, мучительно осознавая, что допустил ошибку.
        - Вы, молодой человек, с ума сошли? Кто их ждет? Они сами приходят.
        - Положите на коврик, - упрямо попросил он.
        - Мне подпись ваша нужна. Мы и простые на коврики не кладем, а у вас молния. Да выйдете! Что вы там, голый? Мне не интересно, я отвернусь.
        Поколебавшись, Костя отодвинул засов и приоткрыл дверь.
        В щель просунули руку с пистолетом и, уткнув ствол ему в горло, взвели курок.
        - Тьфу, ёп!.. - Сказал он. - Я так и знал.
        Глава 3
        - Зачем же вламываться? Я бы и сам открыл.
        Сухопарый мужчина предпенсионного возраста повертел в руках вырванный с мясом замок и снизу вверх посмотрел на Петра. Жилец имел белые пушистые бакенбарды, и Петр сразу понял, что винтовку он не брал.
        - Водопроводчика пускать не желаете, а ФСБ - пожалуйста, - с укором сказал он.
        - Так это вы звонили. Я догадался, что там подвох какой-то.
        - Неужели?
        - Я в ЖЭКе восемь лет проработал. Никто этой профилактикой не занимается. Только по факту прорыва.
        Жилец находился в квартире один, да Петр и не представлял, как здесь поместится кто-то еще. В коридорчике можно было разойтись, только втянув животы, а выкуренная на кухне сигарета вмиг задымила и комнату, и санузел.
        - Где вы были утром?
        - Утром… э-э…
        - В десять - одиннадцать.
        - Кхе, кхе, хорошее у вас утро. Здесь я был. В половине девятого заплатил за два месяца вперед, получил ключи и остался.
        - Кто может подтвердить?
        - Даму я, естественно, не назову, я человек порядочный. Соседей спросите, они нам покоя не давали. В стену долбили, как оглашенные.
        Петр недоуменно поднял бровь.
        - Видите ли, моя девушка достаточно темпераментна… А здесь такая слышимость…
        Бровь поднялась еще выше.
        - Прописались, так сказать, - смущенно потупился жилец. - Любят меня молодые, что с ними поделать!
        Петр недоверчиво посмотрел на его плоские, словно нарисованные губы и подумал, что такого и старые-то любить не должны.
        - Вы ведь не из полиции нравов. И потом, она уже совершеннолетняя. Все по закону. К соседям пойдете?
        - Нет. Где у вас телефон?
        Жилец показал на китайскую подвесную трубку и тактично отошел в сторону, хотя в условиях малогабаритки это выглядело чисто символически.
        Два номера молчали. Петр переложил бумажки в карман и набрал третий. Абонент ответил почти сразу, и сразу же Петру не понравился.
        - Да-а! - Недовольно протянули на том конце.
        - Вы дома? Не уходите никуда, к вам скоро слесарь придет.
        - Да-а?
        - Трубы обследует, - пояснил Петр.
        - А че их обследовать-то? - Развязно проговорил абонент.
        Петр вопросительно глянул на жильца. Тот назидательно развел руками и шепотом подсказал:
        - Замена центрального вентиля.
        - Вентиль меняем, - объявил Петр. - У вас какая квартира? Двадцать третья? В девятнадцатой, прямо под вами, музыкант проживает, у него одно пианино десять тысяч стоит.
        - Баксов? - С нездоровым интересом спросил абонент.
        - Короче, через полчаса. - Петр перечитал адрес. - Вернее, через пятнадцать минут. Слесарь уже здесь.
        - А деньги ему надо платить?
        - Это бесплатно.
        - Тогда пусть идет.
        Отключив трубку, Петр щелкнул пальцами и не прощаясь устремился к выходу. Судя по разговору, человек был не очень уравновешенным и не слишком добропорядочным.
        Как бы, правда, не попер в девятнадцатую, обеспокоился Петр.
        - Успехов в службе, - сказал ему в спину жилец.
        - И вам. Успехов.
        Квартира находилась на той же улице. Поднявшись на шестой этаж, Петр остановился у двери и разочарованно присвистнул. Стальная, наскоком не взять. Можно было предъявить красную книжицу, но внутренний голос строго отсоветовал. Человек, хранящий под шкафом винтовку, да еще добытую кровью, с ФСБ общаться не пожелает. А на водопроводчика Петр в своем костюме ну никак не тянул.
        Он бегом спустился на улицу и сел за руль. Домчав до ближайшего хозяйственного магазина, Петр купил черный халат и самый дешевый набор инструментов в фанерном чемодане. Отнеся все это в машину, он вывалил железки под сидение, оставив себе лишь отвертку. Подумав, Петр добавил к ней молоток и, придавая ящику рабочий вид, пошкрябал его напильником. Насчет пятнадцати минут он, конечно, погорячился, но в полчаса укладывался.
        Петр нажал на звонок и, услышав, как откидывается крышка глазка, сделал лицо простым и светлым.
        - Вас предупреждали.
        По ту сторону раздалось какое-то невнятное ликование - довольно странное для встречи с работником ЖЭКа.
        Обкурился клиент, сообразил Петр. Это хорошо. Чувство боли притуплено, но и реакции никакой. Лишь бы впустил.
        - Сейчас, сейчас! - Торопливо крикнули в квартире. - Замок, блин, заело! Ух ты, сука! Заперся, блин!.. Ты только не уходи! Я его, сука, сейчас…
        Дверная ручка бешено задергалась, но толку от этого не было. Чем больше внутри бились и изрыгали проклятий, тем меньше Петр верил в их искренность. Кажется, ему пудрили мозги, тянули время. Непонятно зачем: шестой этаж, балкона - он проверял - нет. Разве что уничтожают какие-то улики. Сколько канители из-за несчастного слесаря!
        Клиент продолжал активно радоваться его приходу, и Петр постепенно припоминал голос. Это было не совсем нормально - найти знакомого таким вот образом, да и не сильно ему хотелось кого-то находить. Разумеется, кроме обладателя винтовки.
        - Не открывается, тварь!.. Слышь, не уходи! Я его сейчас. Я его, суку… Бычок тебе в ноздрю…
        - Ренат? Ты?
        - А то кто же?! - Весело отозвался Зайнуллин. - Все, сука, не могу. Заклинило ее. Уйди в сторонку, Петя.
        Петр пожал плечами и шагнул влево.
        - Отошел? Ну, щас я ей!..
        С той стороны раздался грохот отбойного молотка. Чем Ренат ремонтировал замок, определить было трудно, но слышали его, без сомнения, во всем доме.
        - Ух, машинка! - Сказал он, раскрывая объятия и вешаясь Петру на шею.
        Троекратно облобызавшись, они пожали друг другу руки, и только после этого Петр увидел на полу слегка дымящийся «Штайр».
        - Зверь у меня машинка! - Похвастал Ренат.
        - Оптику нафига поставил? Разобьешь, неровен час.
        - А чтоб не промазать. А ты будешь знать! Будешь знать, сука! - Он врезал по двери кулаком, но, не удовлетворившись, принялся избивать ее ногами.
        Петр еле вытащил его из прихожей и силой усадил на табуретку.
        А Ренатик совсем плох, отметил он. В больнице за ним таких всплесков не водилось.
        - На что ж ты боезапас тратишь, чудик? Я за этим стволом с самого утра гоняюсь!
        - Разве патрон не стандартный?
        - Если б мы жили в Австрии, я бы сказал, что стандартный. Натовский патрон, ясно тебе?
        - НАТО, суки, маму их под поезд! Ненавижу.
        - Ты, Ренат, если можешь, пореже, хорошо? Про поезд, про маму… Еще, помню, ты вот это любил: «в глаз напильником». Тоже не надо. Ты, кстати, когда выписался?
        - Выпишут, дождешься от них! После того концерта нам такое небо в алмазах устроили! Я-то не допер, что ты в побег намылился, а то бы с тобой… Посадили нас на сульфу - всех, поголовно. А потом у меня началось… Склероз. Как у тебя, в точности. Вот, суки! Медицина, называется! Потом обратно все вспомнил. Так перемешалось… Крышу срывает! И то, и это… В одном мне - две жизни! Прямо как шампунь. Если б рассортировать, где какая… Где первая, где вторая… В общем, полежал я немножко - и ноги. На складе труба вентиляционная, а вместо решетки рабица. Оттуда - в подвал. Заблудился, наткнулся на какую-то нору, там три недели…
        - Три недели? - Ужаснулся Петр. - Что же ты ел?
        - Так, всякое… По ночам вылазил…
        - А сегодня? Диггера ты положил?
        - Кого?
        - Этого, в резиновых портках.
        - Да полез он ко мне, а я…
        - Не надо, не оправдывайся. Что сделано, то сделано. Оружие сразу нашел?
        - Да если б сразу! Зачем мне тогда под землей сидеть! Я все надеялся - очухаюсь от таблеток, разберусь. Нет, ну врачи, а?! Ну, суки!
        - Это не таблетки, Ренат, - спокойно сказал Петр. - Это мы сами. Две жизни, да. И обе - твои. Только не спрашивай ничего, я сам в этом ни хрена не смыслю. У тебя две жизни, как шампунь, а у меня одна - как сплошная галлюцинация. Вот и живем… Ты хоть квартиру снял. У меня без документов не получилось. Деньги-то откуда?
        - Из кассы, - скромно ответил Зайнуллин. - Ружьишко, пистолетик… Я теперь не пропаду.
        - Беда у тебя с мозгами, - проговорил Петр.
        Он поднял винтовку и отстегнул магазин. Ни шиша. Один патрон в стволе - это все, что осталось после очереди по двери. Петр передернул затвор и, подкинув патрон, спрятал его в карман. С чокнутым Зайнуллиным связываться совсем не хотелось. Гораздо проще было бы подсечь табуретку и, пока он падает, сверху, по макушке… Но на это Петр был не способен. Теперь, когда выяснилось, что Ренат - перекинутый, у Петра не хватило бы духу. Зайнуллин его раздражал, но так, как раздражает младший брат. А брата убить нельзя.
        - Собирай шмотки, быстро. Мы отваливаем.
        - Куда? Не пойду. Я суп варить поставил. С курицей.
        - Ты так вскрывал дверь, что соседи могли спецназ вызвать.
        - Я же не по людям стрелял. А дверь - что? Сейчас слесарь придет. Дам ему бабок, пусть он ее починит.
        - Слесарь?! Зря ты из психушки удрал, тебе там самое место.
        - Слесарь, - заржал Зайнуллин. - Ты посмотри на себя. Да шучу я, шучу. Чего ты напрягся-то?
        Петр заглянул на кухню - никакого супа на плите не было. Выразительно вздохнув, он сдернул с окна занавеску и завернул в нее «Штайр». Пустой магазин Петр бросил в свой чемодан. Слесарь, так слесарь.
        Выходили на всякий случай врозь. Петр остался дожидаться лифта, а Ренат пошел пешком. Когда кабина доехала до первого этажа, Зайнуллин еще топал где-то в районе второго.
        В подъезде Петр нос к носу столкнулся с милиционером. Веснушчатый паренек в бронежилете и каске на ходу поправлял автомат и слегка задел его стволом.
        - Не боись, на предохранителе, - осклабился он.
        Петр и не боялся. А если и боялся, то не за себя.
        - Мастеровой! - Оборачиваясь, окликнул его веснушчатый. - Это не ты долбил?
        Ренат уже был внизу.
        - Нет, а что? - Спросил Петр.
        Ренат остановился за спиной милиционера.
        - Соседи вызвали. Вроде, у вас стрелял кто-то.
        - Я стрелял, - признался Зайнуллин, втыкая ему в ухо пистолет. - Падай на пол.
        Веснушчатый перевел растерянный взгляд на Петра, и тому ничего не оставалось, как размотать винтовку.
        - Ну ты и дура-ак! - Сказал он Ренату. - Зачем он тебе?
        - Ты за ствол переживал. Пожалуйста, забирай.
        - Как мы отсюда выберемся? Там же еще один, в тачке!
        - Да? Я не подумал… Пойдем назад. Слышь, боец? В лифт заползай! - Он перехватил автомат и пнул милиционера ногой. - Ползти, я сказал! Все делать лежа. Будешь низенький, зато живой.
        Втроем они поднялись обратно к квартире, и Ренат заволок пленника в ванную.
        - Где твои браслеты? На поясе? Давай сюда. Сначала с напарником свяжись. Передай, типа все в порядке и так далее. Что вы там обычно?..
        - У них условный знак, - предупредил Петр. - Какое-нибудь слово.
        - Гм… Ну и как мы его?..
        - Нет у нас знака, - заскулил веснушчатый.
        - Тебя не спрашивают, - бросил Ренат. - Как мы его вычислим? Сейчас скажет свое слово, и все.
        В ту же секунду, будто нарочно, пискнула рация.
        - Раньше надо было! - Обозлился Петр. - Теперь гадай - скажет, не скажет!.. Отвечай, черт с тобой. Но учти!..
        - Нет! - Зайнуллин в последний момент схватил рацию и выкинул ее в коридор. - Не доверяю я ментам. - Он приковал паренька к ножке ванны и, схватив за подбородок, запихнул ему в рот мочалку. - Так лучше.
        Петр, уже не в силах возражать, уложил автомат в чемодан и гневно зыркнул на Рената. Тот добавил к автомату свой «Вальтер» и погрозил веснушчатому пальцем.
        - Сначала идешь ты, - распорядился Петр. - И хватит самодеятельности.
        Перед тем, как спуститься на нижнюю площадку, Ренат наклонился вбок, свел колени вместе и, скривив губы, пустил обильную слюну. Сержант, заходивший в парадное, посторонился и придержал дверь. Зайнуллин ковылял так натурально, что принять его за симулянта было бы кощунством.
        - Сотрудника нашего не видели? - Почему-то вполголоса спросил милиционер.
        Ренат что-то прошепелявил, и Петр с сержантом обменялись сочувственными взглядами.
        - Видел, - сказал Петр. - Он там, на последнем этаже.
        В патрульной машине, белых с синим «Жигулях», сидел еще третий, и Зайнуллин был вынужден поддерживать образ паралитика до самого угла.
        - У меня такое ощущение, что сегодняшний день не кончится никогда, - сказал Петр.
        - У меня сегодня тоже много событий, - заявил Ренат. - Это тебе не в больнице околачиваться.
        Они проехали два перекрестка и повернули на проспект. У кинотеатра, помахивая жезлами, трепались два инспектора. Но старый запыленный «Форд» их не интересовал.

* * *
        - Спокойно, - сказали за дверью. - Шаг назад, и стоишь. Руки спереди.
        Теплый ствол толкнул Костю в горло, и он, поперхнувшись, отступил. В квартиру прошмыгнули две женщины: одна, с пистолетом, - совсем худенькая, другая, без оружия, - покрепче, но все же не мужик.
        Костя озадаченно выглянул на лестницу - больше никого.
        - Вы что, девочки, так и грабите вдвоем?
        Первая, не убирая пистолета, грациозно отвела ногу и прихлопнула пяткой дверь. Вторая сняла выгоревшую бейсболку и кинула ее на вешалку. Тряхнув головой, она собрала волосы в хвост и лишь потом посмотрела на Константина.
        У него отвисла челюсть.
        - Настя?!
        - Вот ты где, пес паршивый, - сказала она, и Константин не узнал ее голоса.
        На ней были темно-серые брюки «милитари», тяжелые ботинки со стальными набойками и черная кожаная жилетка - кажется, на голое тело.
        - Ты один?
        - Как ты меня нашла?
        - Чего тебя искать? Сам позвонил. Мы номер засекли.
        - Я? Тебе? Вот, черт!
        - А, раздваиваешься? У Людмилы такая же ерунда. По четным - академиком, по нечетным - рыбу ловит, - хмыкнула Настя.
        - Проницательная ты моя.
        - С тобой станешь… Когда пришли с обыском, я сначала не поверила. Потом эти барбосы решили засаду устроить. В моей квартире! Три дня просидели, все продукты сожрали, да еще трахаться агитировали.
        - Сама-то давно проснулась? Воскресла давно?
        - Что, так заметно?
        Он покатился от смеха.
        - Моя жена со стволом не шлялась. И лесбиянкой тоже не была.
        - Не твое собачье дело.
        - Теперь конечно.
        - Ну, вы разобрались? - Спросила Настина спутница. - А то, может, я мешаю?
        Пистолет она так и не убрала, но враждебности в ее взгляде поубавилось.
        - Людмила, да? Очень приятно. А я Костя. Располагайтесь. Места полно, хозяин не придет. Я его зарезал.
        - Ой-ой-ой, какой ты экстремальный! - Ехидно произнесла Настя.
        - Меня ваша семейная драма уже достала, - заявила Людмила.
        - И то верно. Чего мы разводим?
        Костя направил женщину в комнату и, пропустив вперед, ткнул ее костяшками пальцев под лопатку. ПМ выскочил из руки и, сделав в воздухе сальто, плюхнулся в кресло. Настя рванулась за пистолетом, но Константин стоял ближе.
        - Вон туда, - скомандовал он, указывая стволом на окно.
        Приковав обеих дам через трубу, Костя сладко потянулся и прилег на диван.
        - Теперь потолкуем.
        - Видела? Муженек! - Бросила Настя подруге.
        Она нисколько не струсила, и Костю это насторожило. Его супруга на отчаянный поступок была не способна, но то - супруга. Женщина, сидевшая на корточках у батареи, имела такое же отношение к Насте, какое он - к географии.
        - Ментов не привели? Или вы сами из этих, из добровольных помощников?
        - Тащился один. Отделались
        - Бритвой по горлу, и в колодец? - Иронично осведомился он.
        - Слушай, муж… Хватит, а? Надоело. Сидим тут, выясняем, кто круче.
        - Сидите вы, - возразил Костя. - А я лежу. Зачем приперлись? За любимой цепочкой? Она у барыги на Курском вокзале.
        - Да можешь ее себе намотать!.. «Цепочка»! Я принципиально. Чтоб какой-то козел меня опускал!..
        - Понятненько…
        Он вдруг поймал себя на том, что пытается заглянуть в глубокую пройму ее жилетки. Константин знал, что ее грудь далека от идеала, но теперь Настя была другой - грубой, циничной, какой-то бой-бабой, и ей это очень шло.
        - Настюх, а ты, вообще, кто?
        - Человек…
        - Насть, чего тупить? Сами же пришли, - сказала Людмила. - Друг друга мы разыскали, а больше никого из наших нет.
        - «Ваши» - это какие?
        - Мы с ней тоже не совсем свои. Из разных кланов. Но здесь считаться глупо, территория ничья.
        - Так вы бандитки? - Хохотнул Константин. - Разбойницы? Вы что, девки, серьезно?
        - Не надо переспрашивать, - жестко сказала Настя.
        - Вы откуда свалились? Что же у вас там за жизнь?
        - У нас, Костенька, веселуха.
        - Значит, все-таки не два слоя, больше. Про Нуркина слышали что-нибудь? - Спросил он скорее для очистки совести и, получив отрицательный ответ, успокоился.
        - Костя, дал бы ты нам поесть чего-нибудь…
        - С пушкой, и голодные?
        - Она у нас всего час. Говорю же, увязался один крендель.
        Прежде, чем расстегнуть наручники, Константин долго и тяжело думал. В голове крутилось три варианта. Либо женщин снарядили опера, и цена их словам - плевок. Эта версия не годилась, так как Настя - та, что была его женой, при виде пистолета залезла бы под кровать. Да и ботинки солдатские ее одеть не заставишь. Как у нее ноги не потеют? На улице жара адская…
        Второй вариант: менты ни при чем. В этом Костя почти не сомневался. Так сыграть нельзя, это надо собственной шкурой прочувствовать. Девчонок действительно перекинуло, но явиться они могли и с недоброй целью. С какой? Если хотели убить - возможность была. За деньгами? Да ну, чушь.
        Оставался вариант номер три: они не врали. Не кривили душой. Просто пришли. Почему? А почему он искал сотника? Потому, что в одиночку невозможно, каким бы волком ты себя не мнил. Без стаи тебе хана.
        Несмотря на недостаток женственности, в кухонном хозяйстве Настя разобралась довольно быстро. Выдернув нож из двери, она дочистила картошку и проинспектировала холодильник. В морозилке нашелся каменный кусок мяса, а в отделении для овощей - вялая луковица с пышной бородой и желтым стебельком на макушке. Настя сполоснула руки и принялась стряпать.
        - Есть будешь? - Спросила она как-то по-старому, по-семейному.
        - На четверых готовь, - сказал Константин.
        - Ты, случайно, не бабу ждешь?
        - Командира.
        - Конечно. Ты всегда при ком-то. Слюнтяй ты, Костенька.
        Людмила села в углу. Положив на стол лакированную сумочку, она заглянула в нее так, словно сумка была бездонной. Людмила последовательно извлекла из нее пачку «Вог“ с ментолом, пачку «Стиморол» и позолоченный «Ронсон». Следом за ними оттуда выполз хромированный кастет, не менее изящный, чем дамская зажигалка.
        На вид Людмиле было тридцать - тридцать с небольшим. В отличие от простоватой Насти она производила впечатление классической стервы. Ее лоб закрывали тонкие смоляные локоны, а красивые губы постоянно двигались в какой-то таинственной полуулыбочке. И еще она не смотрела в глаза.
        Людмила сделала три затяжки и щелчком отправила сигарету в окно.
        - Вода горячая есть? Пойду помоюсь, - объявила она, и Костя поразился тому, с какой скоростью эти женщины осваивали чужое жизненное пространство.
        - Ты правда это сделал? - Спросила через плечо Настя. - Что они о тебе говорят. Четырнадцать человек.
        - Больше.
        - Да-а… У нас ты был бы на троне.
        - Заманчиво. А ты почему здесь?
        - Не повезло.
        - А эта вамп? Ей тоже не повезло?
        - Вот сам у нее и узнаешь.
        Косте послышались нотки ревности. Кажется, экс-благоверная полагала, что имеет на него права. Странно, но он тоже не считал ее посторонней. Вот ведь, психология! Были мужем и женой - никакого взаимопонимания. А сейчас разошлись, причем разошлись так, что дальше некуда, - и…
        Что «и»? Мне еще с лесбиянкой спутаться не хватало, одернул себя Костя.
        - Настя. Давай без дураков. Какого черта? Чего тебе от меня надо?
        - Смысла, - невозмутимо сказала она, продолжая возиться со сковородкой.
        - Ты за кого меня принимаешь? Пророки в соседней палате.
        - У тебя началось намного раньше. И ты до сих пор не проглотил пулю. А следовало бы. Всем нам.
        Она обернулась и почесала нос - этот жест Константин помнил хорошо.
        - Как можно жить, если все, что было важным, оказалось фуфлом? - Сказала она. - Работа, подруги, сапоги… Хорошо хоть, детей не завели. И что дальше? Делать вид, что ничего не происходит?
        - Придумать себе новое фуфло. Устраиваться как-то.
        - Как ты? Как ты устроился, да? Четырнадцать человек. Больше. Они тебя доставали? Трогали? Нет. Значит, есть у тебя какая-то цель?
        - Меня об этом уже спрашивали. Я ответил, что есть. Потом объяснил, какая именно.
        - Ну?
        - Теперь его квартира пустует.
        Настя прочистила горло и отвернулась к плите.
        - Цель у каждого своя, - изрек Константин. - Не будем смешивать водку с кефиром. Ешьте и отваливайте. Денег я подкину.
        - И на том спасибо.
        - А ствол не отдам.
        - Подавись, он мокрый.
        О прежней Насте можно было бы сказать, что она обиделась, но Настя нынешняя умела только злиться. Просить и плакать она не станет. Заточку в бок и кастетом по кумполу.
        - Расскажи мне про ваши кланы. Что там у вас за ерунда? Прямо Сицилия…
        - Итальянские кланы родовые, как на Кавказе, - проговорила Людмила, выходя из ванной. - А у нас - отраслевые. Мой контролирует добычу угля, Настин - легкую промышленность.
        - Олигархи, что ли?
        - У нас все олигархи.
        - Что-то я не усеку вашей экономической системы.
        - Система получше, чем здесь. У нас хоть старики по помойкам не таскаются. Мы о них заботимся.
        - И кто вы в этих своих кланах?
        - Бригадиры, - не без гордости ответила Настя.
        - Значит, бригадир закройщиц и бригадир шахтеров. Компания…
        - Ты, Костик, говоришь очень много, - заметила Людмила. - Можно бы и через раз.
        - Он нас выгоняет, - равнодушно объявила Настя.
        - Я и сама не останусь.
        - Вот и славно. - Константин поднялся и пошел в комнату. Ему уже не терпелось избавиться от боевых подружек. Сделать это лучше было еще до прихода Петра. - Эй, слабый пол! Помогите мебель толкнуть!
        Втроем они отодвинули неподъемный диван от стены и, пока Костя простукивал паркет, женщины сходили за тарелками.
        - Есть на кухне - это плебейство, - заявила Людмила, включая телевизор.
        - Там на сковородке, - сказала ему Настя. - Вам на двоих. С командиром.
        - Спасибо.
        - Тебе спасибо.
        - На здоровьичко. - Константин бесцеремонно отобрал у нее вилку и поддел вставную паркетину.
        В узкой прямоугольной нише покоились два плотных свертка.
        - Во! - Оживилась Людмила. - Наш новый клоун.
        По телевизору говорили о Нуркине.
        - Сегодня утром новоиспеченный политик Владислав Нуркин в очередной раз шокировал общественность, - сообщил диктор. - На Комсомольской площади начал функционировать так называемый пункт моральной поддержки для лиц без определенного места жительства. Моральная поддержка заключалась в раздаче футболок с изображением Президента России в обмен на верхнюю одежду. При этом к каждой футболке помощники Нуркина прилагали одну бутылку водки. От желающих поменяться не было отбоя. Спустя несколько часов на Комсомольской площади и в ее окрестностях разгуливало около двухсот человек с портретами Президента на груди, а поскольку полученная в нагрузку водка, как правило, употреблялась немедленно, и из-за того, что большинство указанных лиц пренебрегает личной гигиеной…
        - Дает! - Восхищенно воскликнула Людмила.
        - Погоди, не мешай, - бросил Костя.
        - …что данное мероприятие подпадает под определение «благотворительность», и никакие специальные разрешения для него не требуются. Прибывший отряд муниципальной милиции был вынужден ретироваться, и действо продолжалось, пока у организаторов не кончились футболки. Между тем партия Нуркина обещает в ближайшее время стать массовой…
        Пьяных бомжей в одинаковых маечках сменили счастливые пенсионеры с пластмассовыми подносами.
        - Всех, кто решил вступить в партию Прогрессивного Порядка, Нуркин обеспечивает бесплатным питанием. Но так как закон подобное вознаграждение запрещает, Нуркин нашел оригинальный выход. В местах раздачи обедов появились уведомления о том, что члены партии обслуживаются вне очереди. Формально обвинить Нуркина в подкупе нельзя, однако, если человек обзавелся партбилетом, он пообедает в течение пятнадцати минут, если нет - может простоять на улице до вечера. Вполне естественно, что очереди за бланками заявлений в первичных организациях ППП превосходят очереди за бесплатным горячим обедом…
        - Прикольный дядька, - подытожила Людмила.
        - Прикольно будет, когда он до власти доберется, - сказал Константин, играя желваками.
        - А ты что, будущее видишь?
        - Прошлое.
        - Там? - Она сделала пальцем какое-то чрезвычайно извилистое движение, но Костя ее понял.
        - Он перекинутый, как и мы.
        - Чем он так страшен, твой Нуркин?
        Константин замялся, подбирая наиболее красноречивые примеры, но его прервал звук открывающегося замка. Сотник держал в руках ободранный деревянный ящик и цветастый моток, в котором Костя узнал «Штайр», но главное - сотник был не один. Вместе с ним зашел худой чернявый парень с острым кадыком и любознательным взглядом мучителя кошек.
        - Ренат, Костя, - буркнул Петр и начал разуваться, но обнаружил на вешалке бейсболку и, медленно выпрямившись, посмотрел в комнату. - Зачем ты их вызвал? Гормоны лютуют?
        - Это не шлюхи.
        - А кто тогда?
        - Да хрен их разберет. Сестры. По несчастью. Та, что в жилетке, раньше была моей женой.
        - Интересно…
        Женщины выплыли в прихожую и представились. Костя почувствовал себя неловко - особенно от того, что Петр и Людмила долго не сводили друг с друга глаз. Гораздо дольше, чем могут себе позволить незнакомые люди.
        - А я тебя знаю, - улыбнулась Петру Настя, и Константину стало совсем не по себе. - Ты приходил. Помнишь, я рассказывала? - Спросила она у Кости.
        - Ты была в таком халатике… в дырках весь. Так я не ошибся? Костя, а?! Я же был у тебя! Что же мы…
        - Чего уж теперь? Ну проходите! - Крикнул он. - Столпились, как овцы. Места полно, Бориса я зарезал, - шутливо повторил Константин свое приглашение.
        По московскому обычаю все вперлись на кухню. Петр галантно придвинул женщинам табуретки, но Людмила, вместо того, чтобы сесть, полезла в сумочку. Достав сто долларов, она плюнула на купюру и с размаха прилепила ее Петру на лоб.
        - Я это делаю не за деньги. Ясно, Женя? Он знает, о чем я, - пояснила она остальным.
        - Мы о своем, - подтвердил Петр. И тихо добавил. - Извини.
        - О, картошку едите, - молвил Ренат, ковырнув пальцем Настино блюдо. - У нас в дурке такую же давали.
        - Я прихожу к выводу, что людей кротких и положительных не перекидывает, - заключила она.
        - Кроткие помирают реже, - вздохнул Петр. - Ну что, полку антиобщественных элементов прибыло?
        - Борис сказал бы: полку расторможенных, - уточнил Костя.
        - Хозяин квартиры? - Спросила Людмила. - А сам-то он какой был?
        - Этого мы выяснить не успели, - признался Петр.
        - Видел я его сегодня, - буднично произнес Константин.
        Кроме Петра никто почему-то не удивился. Но Петр удивился так, что хватило бы на всех пятерых.
        Глава 4
        В секретаршах у профессора Крючковского ходила не старая грымза, какую ожидал увидеть Нуркин, а вполне миловидная девушка.
        - Прошу вас, - сказала она, распахивая двустворчатую дверь, и Нуркин, благодарно склонив голову, прошел в кабинет.
        Крючковский, сидевший, по-академически сцепив пальцы, встал и сделал шаг навстречу.
        - Здравствуйте, очень рад, - произнес он и представился. - Николай Николаевич.
        - Владислав Борисович, - ответно назвался Нуркин.
        Они пожали руки, скорее формально, чем приязненно, и Крючковский вернулся на свое место в торце длинного стола. Нуркин выдвинул ближнее кресло и тоже сел.
        Если с секретаршей он ошибся, то помещение было именно таким, каким он его представлял: плохо покрашенные стены, гнутые алюминиевые жалюзи и пара лобастых субъектов в золоченых рамках. Осколки имперского шика, подумал он. Последняя цитадель чистой науки.
        Профессор, хоть и не носил бороды, кабинету вполне соответствовал. Прямая переносица, начинавшаяся от двух могучих морщин между бровями, упиралась в седые мохнатые усы. Остальное, кажется, было лишь дополнением: глаза, рот, щеки - все куда-то девалось и пряталось за героическими усищами. Костюмчик профессор носил вроде бы и новый, но сшитый по моде семидесятых, отчего возникало непреодолимое желание положить в его бледную ладонь немного мелочи.
        - Э-э… Николай Николаевич… - с натугой выдавил Нуркин. - Я бы не позволил себе беспокоить столь занятого человека, как вы…
        - Бросьте вы это, - скривился Крючковский. - Давайте сразу к делу.
        - Согласен, - с облегчением сказал он. - У меня к вам есть одно предложение и несколько вопросов.
        - Относительно предложения я могу догадаться. Только знаете, Владислав… Владислав Борисович, я далек от политики. Всю жизнь не участвовал ни в каких партиях, а уж под старость тем более не стану. Впрочем, весьма признателен, - спохватившись, добавил он. - Благодарю за доверие и…
        - «И так далее», - со смехом подсказал Нуркин. - Понимаю. Конечно, я попросил о встрече вовсе не для этого. Вопросы… Вот, кстати, и они.
        Он раскрыл кейс и выложил на стол толстый журнал в невзрачной обложке с блеклым заглавием «Вопросы общей психиатрии».
        - «Вероятные причины ошибочного объяснения новейших процессов в массовом сознании», - без запинки воспроизвел Нуркин.
        - О-о! - Польщенно молвил Крючковский. - Вы находите время для чтения моих статей?
        - В перерывах между глумлением над демократическими святынями и раздачей презервативов, - откровенно высказался Нуркин. - Вы ведь меня за фигляра держите?
        - Нет, почему же. Тут все достаточно ясно. Ваш расчет верен, и процентов семь-восемь на следующих выборах я вам гарантирую. Так что вас привело? А, статья. Ну, и?..
        - В статье говорится о неверном диагнозе, который сейчас ставят направо и налево.
        - «Ложная память», да. Точнее, это не болезнь, а лишь симптом, но… но там же все написано. Или вы желаете изучить данную тему глубже? Для этого необходимы фундаментальные знания.
        - Нет, ложная память меня не интересует. Я хотел бы услышать от вас настоящую причину.
        - Простите, не понял. Причину чего?
        - Происходящего с людьми.
        - Ах, вот оно что… Сомневаюсь, что это поможет вашей карьере.
        - Николай Николаевич, забудьте о моей карьере. Я здесь как частное лицо. Пытливое и алчущее истины.
        - С чего же вы взяли, что я ей владею, этой самой истиной?
        - Помните прежний девиз? Критикуя - предлагай.
        - Вы думаете, мне известна причина?
        - Да, я так думаю. Во всяком случае, у вас есть версии. Это вытекает из текста.
        - Гм, смотрите-ка… Читали внимательно. Вдвойне приятно. Коллеги еще не раскачались, а вы, не специалист, уже откликнулись. Но я должен повториться: методики, используемые в предвыборной борьбе, относятся к психологии макроколлектива, а это совсем другая наука. Мы же лечим больных, и никакой помощи в плане повышения рейтинга оказать не можем.
        Он упер руки в столешницу и поднялся. Нуркин продолжал невозмутимо перелистывать журнал. Затылком он чувствовал недоумение Крючковского и от этого испытывал какую-то озорную школярскую радость.
        - Я вас не агитировать пришел, Николай Николаевич, и не к сотрудничеству призывать. Меня беспокоит то, что творится последние месяц-два. Повальная шизофрения. Ссылки на экономические трудности несостоятельны, случаи во всем мире наблюдаются. Хотя, в неблагополучных странах интенсивность выше. Что с миром, профессор? - Обернувшись, спросил Нуркин. При этом он постарался, чтобы вопрос звучал как можно драматичней.
        - Ух, настырный! - Воскликнул Крючковский и, наклонившись к селектору, молвил. - Кофе.
        Пройдясь вдоль окон, он резко остановился и вперил в Нуркина проницательный, по его мнению, взгляд.
        - Откровенно?..
        - Да, профессор! - Жарко поддержал Нуркин.
        - Гм, «что с миром»… Вы, Владислав… э-э…
        - Просто Владислав, - разрешил он.
        - Вы, Владислав, не по адресу. Про мир - это к физикам. Явление приобрело уже такие масштабы, что одним социальным напряжением его не объяснить. Это вы верно подметили. Россия, допустим - Албания, еще Уганда какая-нибудь… с нами все ясно. Но почему Бельгия? Почему Кувейт? Австралия?.. Видимо, причина сугубо материальна. Если патология и играет какую-то роль, то отнюдь не первостепенную. Что-то с миром. Вы совершенно правы.
        В дверях появилась секретарша, и Крючковский умолк. Он отрешенно проследил за тем, как девушка ставит на стол поднос, как наливает в чашки из блестящего кофейника и как, умеренно виляя задом, удаляется.
        - Так, о чем я?.. А! Ну что ж… Все это непохоже на шизофрению и уж конечно не имеет отношения к ложной памяти. Выдвигалось оригинальное определение - «немотивированная трансформация сознания», но и оно тоже хромает.
        - Кем выдвигалось? - Невзначай осведомился Нуркин.
        - Так, один… Талантливый человек, но уж очень необразованный. Да дело, в общем, не в названиях. «Расщепление», «замещение»… Сложность в том, что эти термины обозначают из-вест-но-е, - по слогам произнес Крючковский. - А мы столкнулись с неизвестным.
        Нуркин отпил кофе и, вежливо причмокнув, вернул чашку на поднос. Кажется, бережливая девица насыпала в чайник растворимого.
        - Если можно, подробнее о физических причинах, - попросил он. - В аспекте вашей специальности.
        Крючковский, наконец, перестал расхаживать и сел.
        - Подбиваете меня на дилетантские рассуждения о мироздании?
        - В этой области мы с вами на равных, - лукаво сказал Нуркин.
        - Хорошо. Что мы имеем? Десятки тысяч человек… да, уже десятки тысяч! Итак, все эти люди постепенно начинают осознавать в себе две разных личности. Появляются новые биографии - подробные, полноценные и, как правило, в той или иной степени вытесняющие память о настоящей жизни. Было бы их не много - и разговора нет. А так… Массовость! Вот камень преткновения. Болезнь? Возбудитель не найден. Остается предположить… - Крючковский замялся и исподлобья глянул на Нуркина.
        - Я готов, профессор. Шокируйте.
        - Вторая личность, развивающаяся в паци… э-э, в людях, не менее реальна, чем первая, если можно так выразиться - исконная. Иными словами, все эти «пришельцы» до поры где-то жили. Где и как? Тут я бессилен. Предлагайте любое: Марс, Альфа Центавра, Большая Медведица - не промахнетесь.
        - Николай Николаевич, наши пришельцы говорят по-русски и никаких медведиц не помнят. Они с Земли.
        - И опять вы правы. Тогда что? Другое измерение? Такой же бред.
        - Истории пришельцев действительно подробны, но не всегда совпадают, - задумчиво проронил Нуркин.
        - Значит, несколько измерений, - легко согласился Крючковский.
        - Еще задачка: в прежней жизни все эти люди погибли.
        - Тогда реинкарнация. Валите до кучи, уже не страшно.
        - Не хотелось бы вас расстраивать, но такое можно услышать от любого мальчишки, особенно если он увлекается фантастикой. Я догадываюсь, что некоторые пытливые умы этой темой занимаются, и вы, как руководитель профильного института, должны быть в курсе.
        - Есть такие, но уровень любительский. Профессионалы даже не берутся, знают, что не по зубам.
        Крючковский залпом махнул остывший кофе, и Нуркин учтиво подлил ему из чайника.
        - Про любителей, - напомнил он.
        - Зачем вам всякую околесицу собирать? Ну, уж коли язык мне развязали… Ох, дипломат!.. Найдете вы его или нет - ваши трудности. Борис Черных. Самородок, а возможно, гениальный мистификатор. Либо то и другое вместе. Лично я с ним не знаком, но по свидетельствам сотрудников… сотрудниц, преимущественно, - выразительно уточнил он, - человек неординарный. «Трансформация сознания» - это его перл. Он много чего наизобретал. Для него психология - что детский конструктор: как на душу легло, так и слепил. Его теория крайне противоречива. Зато он первым обратил внимание на массовость… как бы ее… ну, видите, у нас даже и термина нет.
        - Борис Черных… - повторил Нуркин. - Так, и что за теория?
        - Ой, я не вникал. Что-то из той же области, из фантастической. Многослойность пространства, отражения какие-то… Якобы существует бесконечное число похожих миров, населенных одними и теми же людьми… Бред, конечно. Якобы при определенном э-э… усилии, что ли… можно по этим мирам передвигаться… Собственно, это находится далеко за рамками моей науки, да за рамками науки вообще. Если интересуетесь подобным мифотворчеством, найдите Черных и сами обо всем расспросите. Если еще найдете.
        - А что такое?
        - Представьте, сгинул. Он мне тоже нужен. Для другого, для другого, - быстро оговорился Крючковский. - Дал задание разыскать, вот, девочки названивают. Дома нет, у знакомых не объявлялся. Наверно, уехал куда-то. Импульсивная натура, что с него взять?
        - Телефончик бы…
        - А, это у секретарши возьмите.
        - Вы не знаете, вел ли он какие-нибудь записи?
        - Как ни странно, знаю. Обещал принести свои выкладки одному из начальников отдела. А в последний день пропал.
        - Спасибо вам, Николай Николаевич. Когда я стану президентом, я вас не забуду. И вас, и ваш институт.
        Нуркин поднялся и проверил хорошо ли закрыл замочки кейса.
        - С семью процентами, и президентом? А я вас принял за человека здравомыслящего.
        - Какие семь процентов?
        - Ну, восемь. Больше вы не получите. И то - на первых выборах. На следующих провалитесь. Учтите, Владислав, маргинальный избиратель непостоянен.
        - Мне не надо восемь процентов, профессор, - медленно сказал он. - Я заберу все сто.
        - Как знаете, - грустно ответил Крючковский. - Сто, так сто. Когда мир окончательно рехнется… Ах, вы на это и рассчитываете? Все равно зря. Я, например, за вас голосовать не пойду. Уж извините.
        - Никаких выборов не будет, это раз. И два: моей победы вы, к сожалению, не увидите. Уж простите.
        - Почему? - Опешил он.
        - Потому, - просто сказал Нуркин. - Много кофе вредно.
        - Да я не…
        Крючковский внезапно схватился за сердце и зашарил ладонью в поисках подлокотника. Нащупав кресло, он попытался в него опуститься, но потерял равновесие и рухнул на пол. Дернув ногами, он коротко захрипел и утих. У него изо рта вывалился сгусток белой пены и, упав на вытертый коврик, превратился в сырое пятно.
        - Врача! - Крикнул Нуркин.
        В кабинет вбежала секретарша, за ней еще несколько женщин - все начали рассыпать таблетки, таскать воду и размахивать над головой Крючковского какими-то папками. Нуркин с минуту посмотрел на эту бесполезную суету и, поймав секретаршу у ее стола, попросил телефон Бориса Черных.
        - Подождать не можете? - Гневно воскликнула она.
        - Это профессор ваш подождет, а у меня еще дела.
        Оказавшись на улице, он сел в темно-синее «Вольво», по словам Немаляева - заговоренное от снайперов, прослушки и прочих напастей. Линкольн, дарованный Широкову в качестве выходного пособия, ему нравился больше, но требования безопасности диктовали свое.
        - Зажигалка есть? - Спросил он у водителя.
        - Прикуриватель, Владислав Борисович.
        - Я сказал: зажигалка, - стальным голосом произнес Нуркин.
        Особых претензий у него к шоферу не было, но кадры следовало держать в узде.
        Малый не обижался. С тех пор, как он уволился из гаража при Министерстве здравоохранения, его зарплата взлетала все выше и выше, и босс обещал прибавить еще. Босса он боготворил.
        Он протянул Нуркину зажигалку, но тот, вместо того, чтобы ее взять, вручил шоферу маленький прозрачный пакетик с надорванным краем. Пакетик был пуст, но в углах еще оставались крупицы розоватого порошка.
        - Сожги, - приказал Нуркин.
        Полиэтилен обещал закоптить весь салон, но возражать водитель не решился.
        Удостоверившись, что пакет сгорел полностью, Нуркин поднял массивную трубку спутникового телефона и набрал кодовый двенадцатизначный номер.
        - Сашок, привет. Я у него был… Да… Сам справился… Хватит дребезжать! Замяли. Я сейчас еду к себе, ты бы подскочил… А ты постарайся… Да, есть, ради чего… Давай… И коньячку выпьем.
        Водитель догадывался, кому звонил Нуркин. То, что босс называл вора в законе Сашком и говорил ему «подскочи», приближало его к высшей касте Посвященных. Вместе с начальством поднимался и он, «вечный путник, воин дороги», как выразился однажды босс. Быть воином водителю нравилось.
        В Южное Бутово они вернулись к четырем. Машина Немаляева и джип сопровождения уже стояли возле дома. Охранник авторитета дал понять, что принял к сведению, и приложил ко рту рацию.
        - У меня тоже новости, - сказал Немаляев, доставая из бара бутылку «Праздничного».
        - Начинай.
        - Я тебе рассказывал, что мы держим местную семью сотника, жену и сына. Так вот, недавно его отпрыск ушел.
        - Как это «ушел»? - Замер с рюмкой Нуркин.
        - Громко хлопнув дверью. У меня потери. Трое. Лучшие люди.
        - Лучшие люди? Он же несовершеннолетний!
        - В том-то и беда.
        - Думаешь, его перекинуло?
        - Первым делом он придушил свою маман.
        - Нехорошо. Нашли?
        - Трудимся, но надежды мало. Владя, этот юноша - настоящий эксперт. Зубр. По почерку что-то вроде диверсионно-разведывательного подразделения.
        - Надо было стеречь как следует.
        - Ты не видел нашу гостиницу! Пять метров под землю, восемь телекамер, сплошной бетон. Лучше стерегут только на Лубянке.
        - Какая еще Лубянка? Мы же ее переименовали… Тьфу, да.
        - Короче, одной базы мы лишились. Теперь они знают, где она находится.
        - «Они»?
        - Сойдутся, Влад, - мрачно сказал Немаляев. - Вопрос времени, не более. По принципу «враг моего врага - мой друг».
        - Ничего, и у нас пополнение будет. Мне утром Кокошин звонил. Теперь он с нами. Завтра вылетает из Мурманска. Надо встретить, устроить, как положено.
        - Кокошин мне несимпатичен. Но на безрыбье… Что у тебя с профессором?
        Нуркин устроил чемоданчик на подлокотнике и щелкнул замками.
        - Профессор ничего не понял, чрезмерное образование не позволило. Но у него другой человечек есть, вот он смышленый. Некто Черных. Вот, слушай.
        Он достал из кейса диктофон и, перемотав кассету, поставил его на столик перед Немаляевым.
        - И откуда в тебе эти шпионские навыки?
        Нуркин, не ответив, пошел переодеваться. Когда он вернулся - в шортах и замшевых шлепанцах, Немаляев хмуро попивал сок.
        - Я на ускоренной прокрутил, - сказал он. - Старого гриба можно было и не трогать.
        - Ты все усек?
        - Про Бориса - не очень. Кто такой? Что за теория? А особенно про перемещения. Это не шутка?
        - Вот и выясним. Пусть работает на нас. Установи адрес и пошли туда кого-нибудь. Чтоб без шума.
        - А если действительно?.. - Неожиданно загорелся Немаляев. - Если можно самостоятельно переходить из одного слоя в другой!..
        - Нахрена? Нам бы здесь устроиться.
        - Приземленный ты человек, Владя.
        - Рано в небо взмывать, дорогой мой. Сначала здесь, на грешной, порядок наведем. А, как жизнь наладится, тогда и помечтаем.
        Он поднял рюмку и, вдохнув аромат, блаженно прикрыл глаза. Немаляев наблюдал за ним со смешанным чувством любопытства и сожаления. Кажется, премьер искренне верил, что люди жаждут его Порядка. На Родине он рассуждал рациональней.
        Немаляев сдержанно улыбнулся и глотнул сока. Должность отца нации все еще оставалась вакантной, а конкурс был не таким уж и большим - двое на одно место.

* * *
        Константин оторвал голову от подушки и пригляделся.
        - Ты не спишь? - Шепотом спросил он.
        Человек, сидевший за столом, был почти не виден. В зеленоватом мраке дежурного освещения угадывался лишь короткий ежик стальных волос и твердый подбородок, но этого было достаточно. Борис отложил книгу и, зевнув, сделал несколько энергичных махов локтями.
        - Я на службе, маньяк.
        - Не называй меня маньяком.
        - Слово «киллер» мне не нравится, а остальные тебе не идут.
        - Брось. Ты все понимаешь.
        - Стечение обстоятельств, - печально покивал Борис. - Никто не виноват. Конечно. Морозовой звонить?
        - Ты спятил?
        - А что? Другая тень стучит - успевай записывать. Человек сто уже по его наводке прихватили. Ополченцы, сочувствующие… Конспиративные хаты, склады оружия, снайперские точки… Члены правительства, разумеется. Эти первыми пошли.
        - Какая тень? О чем ты? Тот, который раскололся? Он - моя тень?!
        - Не твоя. Вообще ничья. И ты - тоже. И я. Все.
        - Так не бывает.
        - Валенок… - пренебрежительно бросил Борис. Затем взял книгу, но тут же захлопнул. - Валенок, вот ты кто! Тебе такая удача выпала - один шанс из… из каких-то триллионов! Не триллионов даже - из бесконечности! Ты избранный. И вместо того, чтобы осознать себя частью…
        - Подумаешь, - буркнул Костя. - У нас этими избранными уже все психушки забиты.
        - Началось, да? - Обрадовался Борис. - Ничего, с больницами горячка прекратится. Разберутся и выпустят. Потому, что поймут: это не болезнь. Это - прозрение!
        - Слушай, а ты не мог бы ту тень как-нибудь того?.. - Буднично спросил Костя. - Слишком она болтливая.
        - Ты напрасно говоришь о ней в третьем лице. Она и есть ты, только из другого слоя. А тело у вас общее. Вернее, у каждого собственное - в разных слоях, но здесь вы делите одно.
        - В смысле, на этой кровати то я проснусь, то он? Как же ты нас различаешь?
        - Проще простого. Та тень со мной не здоровается. Она хоть и падаль, а горла мне не резала.
        - Опять за свое…
        - За свое, Костя, за свое. За то, что ты у меня отнял, - раз и навсегда.
        - Ты ведь живой. Ни шрама, ни царапины.
        - Хочешь посмотреть, какой я живой, - загляни в багажник «Форда». Ах, да, вы же меня закопали. И где?
        - В лесу под Фрязино, - потупился Константин.
        - Подонки… А машина? Так на ней и ездите?
        - Помыли, - ответил он, кусая губу. - А за деньги спасибо, они нам пригодятся.
        - Гуляйте, маньяки…
        Борис поднялся и, бесшумно пройдя по палате, приоткрыл дверь. На пол легла полоска белого света - длинная, до самой стены. До угла, где, осторожно прислонившись к кафелю, стоял АКСУ.
        В коридоре слышались шаги часового, неторопливые, как тиканье ходиков. Где-то хохотали медсестры, но это уже совсем далеко, скорее всего, на нижнем этаже. Больше - ни звука.
        Старший лейтенант Черных перекинулся с охранником парой необязательных фраз и вернулся к столу.
        - Борис… - нерешительно молвил Костя. - Эти тени… ты тогда говорил, что их много. Меня, тебя… Как мы все?.. И где?
        - Школьный курс геометрии помнишь? - Строго спросил он.
        - В общих чертах…
        - Сколько на прямой помещается точек?
        - Сколько угодно.
        - Правильно. А на плоскости - прямых? А этих самых плоскостей в пространстве?
        - Ну, ясно, развивай дальше.
        - Теперь вообрази пространство с четырьмя координатами. Сможешь?
        - Я постараюсь.
        - Не тужься, это в голове не укладывается. Но, допустим, оно существует…
        - Точно существует, или «допустим»?
        - Не важно. Важно вот, что: если бы оно существовало, то наших трехмерных миров в нем поместилось бы бесконечное множество.
        - Слоями?
        - Слоями, кирпичиками - уж не знаю, как они там сложены. Но это голая идея, пощупать ее невозможно. Точки ползают по прямой и не видят, что рядом нарисована такая же прямая.
        - Но иногда на нее перепрыгивают?
        - Перепрыгивают, - подтвердил Борис. - Не веришь - позову Морозову, которую ты казнил.
        - Верю, - вздохнул Константин. - Значит, миров много, и все - похожи? И в каждом я живу?
        - Это мне неизвестно. Может, где-нибудь ты и не родился. Или в детстве погиб. Или еще что. Но тех миров, где ты есть, тоже достаточно. Ну, не ты лично, не Костя-маньяк. Тени. Они разные. Одна из них - учитель географии. Хотя, это в прошлом.
        - Я ее… подмял под себя? Задавил интеллектом?
        - Интеллектом? - Хмыкнул Борис. - Вот «задавил» - это ты верно.
        - А здесь что осталось?
        - А ничего. Пустышка. Вы ее по очереди наполнять будете. Пока она не протухнет.
        Константин покосился на французский комплекс - сволочные аппараты работали без сбоев и могли продержать тело в полуживом состоянии довольно долго. Посторонние тени еще не раз влезут в эту оболочку, а сколько они успеют набрехать!.. Костя обозлился: ведь это же он, Константин Роговцев! Тело принадлежит одному ему - пусть с дырками в легких, с заштопанными кишками, с отказавшим сердцем… Но это его собственность!
        Географ мог бы сказать то же самое, подумал он, остывая. Кроме того, мразь, сдающая Ополчение, тоже - Константин Роговцев.
        - Эй, ты, точка…
        Борис заложил страницу пальцем и вопросительно посмотрел поверх книги.
        - Ты ведь сюда попал не случайно, - сказал Костя. - Зачем? Поквитаться хотел?
        - Не суди по себе. Мне здесь комфортно, вот и все.
        - Служить в Гвардии?! - Вскинулся Константин. - Да ты хоть знаешь…
        - До фени, - перебил его Борис. - Искать справедливости - это для таких маньяков, как ты. Скольких ты ухлопал за свои тридцать лет? И все - во имя счастья.
        - Тебя что, агитировать подослали?
        - Это ни к чему. Здоровья у тебя - кот наплакал. Скоро отрубишься на сутки-двое, а место напарничек твой займет. Его агитировать не надо, он и без того барабанит исправно.
        - Слушай, гуру хренов… Убей ты меня. Прошу! Давай договор: ты меня здесь кончаешь, а я тебя там хороню по-человечески. Перевезу на кладбище, крест поставлю. Честное слово! А хочешь памятник из мрамора? И гроб с золотыми ручками! А?
        - Не мешай мне читать.
        Костя уставился в потолок. Стенные плафоны рассеивали свет книзу, и подвесные панели были похожи на беззвездное небо. От нечего делать он промурлыкал несколько популярных мелодий и, все так же глядя вверх, сказал:
        - Странно… Я жену свою встретил. Ее тоже… того. Представляешь, у них там кланы - горняцкий, мануфактурный… черт-те что.
        - Видал я этот мирок. Не слишком уютно.
        - Ты там, небось, люмпеном каким-нибудь числишься, вот тебе и неуютно.
        - А супруга твоя?
        - В бригадирах ходила.
        - Пока не грохнули, - спокойно добавил Борис.
        - А где ты еще был?
        - Шесть слоев посмотрел, потом надоело. Особой разницы нет.
        - Все шесть - дерьмо?
        - Нормально, - пожал он плечами. - Люди везде живут.
        - Философия растения.
        Борис не возражал, но и за книгу браться не торопился. Костя догадывался, что убиенный психолог чего-то от него ждет - ведь неспроста же, в самом деле, он выбрал слой с Борисом-ментом, но вот чего конкретно…
        - И хочется, и колется, да? - Спросил Константин. - Надо поделиться своей гениальность, а не с кем. Так поделись же, не томи душу!
        - Рано тебе еще, маньяк. Может, потом как-нибудь. А может, никогда.
        - Трудно это - сознательно перескакивать в другой мир?
        - Переключаться, я так это называю. Все равно что галстук завязать. Элементарно - когда умеешь.
        Он хотел сказать что-то еще, но из его угла неожиданно донесся короткий писк рации.
        - Да?.. Понял. Отбой. Все, теряй сознание, - велел он Константину. - Сиделка идет.
        - А спровадить нельзя?
        - Я и так ее на час к подружкам отсылал. Заложит. А у меня выслуга, следующая звездочка на подходе.
        Дверь открылась, и в палату вплыло светлое пятно. Костя настолько привык к темноте, что халат ему казался почти ослепительным.
        - Больной в порядке? Воды не просил?
        - Женщину требовал, - сказал Борис. - У него из всего организма только один орган уцелел.
        - Половой? - Хихикнула девушка. - А что, это мы можем.
        Константин сквозь прищуренные веки заметил, как светлое пятно разделилось пополам - посередине осталось что-то гибкое, смуглое, с белым треугольником на уровне бедер.
        - Гляди, реагирует! - Воскликнула медсестра. - Нет, Борь, кроме шуток! Пульс участился! А теперь?
        Халат заколыхался. Костя приказал себе не смотреть и не думать, но глаза сами собой выкатывались и лезли вперед. Девушка подошла вплотную, и он увидел, что белый треугольник болтается у нее в руке, а там, где он был…
        Отвернуться бы, с тоской подумал Костя. Так ведь не пошевелишься…
        - Мамочки! Борька! Это ж научная революция! У него давление подскочило!
        - На тебя у всех подскакивает. Хватит над трупом глумиться, за это статья есть. Лучше иди сюда.
        Сестричка развернулась и приблизилась к Борису. Костя, наконец, заставил себя зажмуриться, но заткнуть уши было невозможно, и ему пришлось выслушать все - от первого скрипа кожаного ремня до последнего «аааххххх», который девушка произнесла так, что он чуть не спрыгнул с койки.
        - Как там наш больной? - Спросила она, отдышавшись.
        Из угла прошлепали босые пятки, и Константин ощутил склоняющееся над ним тепло.
        - Ой, мамочки! Помирает! Борька, у него же пульс!.. Жми на вызов! Где мои трусы? Да погоди, дай одеться. Дотрахалась, дура! Да одевайся, не сиди! Ой, мамочки, что будет…
        То ли под впечатлением ее паники, то ли от настоящего приступа Костя постепенно перестал чувствовать тело - сначала конечности и торс, затем голову. Какое-то время он еще контролировал мимику, потом просто знал, что у него есть лицо, потом лишился и этого. Его неодолимо тянуло вверх, под потолок, к беззвездному небу. Оторвавшись от задыхающейся оболочки, он хладнокровно осмотрел палату - с высоты она почему-то виделась освещенной.
        - Фу, стабилизировался, - проговорила медсестра. - Ты врача вызвал?
        - Не-а.
        - Почему?
        - Да я подумал: сдохнет - невелика потеря.
        - Только не в мою смену! - Суеверно бросила она.
        Костю продолжало выталкивать, пока потолок не разомкнулся и не пропустил его сквозь себя. Выше почему-то был не чердак и не жаркий московский воздух, а какие-то пыльные тряпки. Шторы. И прохладная труба с наручниками.
        Глава 5
        - Он что, каждый день туда возвращается? Вчера, сегодня…
        Людмила сняла с софы покрывало и, свернув его квадратиком, подложила Косте под голову.
        - Да, последнее время что-то зачастил, - проворчал Петр.
        - Меня тоже дергало, - пожаловалась она. - Дернуло, вернее. Один раз всего.
        - Ну и как там? - Спросил он скорее из вежливости.
        - Не хочу рассказывать. Плохо. Зато… - она что-то вспомнила и усмехнулась. - Когда пришла в себя, стала богаче на сто баксов.
        - А… гм. Значит, это не ты была? Урки не к тебе приставали? И…
        - И потом - в кресле, на полу, на столе, тоже не я.
        - Жаль.
        Она одарила его тем улыбающимся взглядом, когда не знаешь, хотят ли тебя затащить в постель или собираются влепить пощечину.
        - Проехали. Дружок твой когда очухается?
        - Это непредсказуемо. А что? Интересуешься, сколько в нашем распоряжении? - Петр осклабился, но посмотрел ей в глаза и отодвинулся подальше. - Перебор, согласен. Прощенья просим.
        - Сам хамишь, сам извиняешься. Какой ты, однако, самодостаточный. А про Костю я вот, к чему: частые провалы говорят о том, что он выкарабкивается - там. Настанет день, когда он выздоровеет. И не вернется.
        - А ты? С тобой такое может случиться?
        - Я справилась. Второго провала не будет, мне там делать нечего, - категорично сказала Людмила.
        Она встала у окна и, отдернув шторы, выглянула во двор. Петр почувствовал жгучее желание подойти к ней и обнять - просто обнять, без дальнейшего продвижения. Но даже и на такую малость он не решился. Видели бы его терзания мужики из сотни…
        Костя шевельнулся и, сонно подняв голову, привычно испугался.
        - Зачем вы меня привязали? - Запричитал он. - Отпустите! Я ничего…
        - О-о-о! - Простонал Петр. - Иногда мне кажется, что он меня разыгрывает. Скучно парню, вот он и устраивает всякое.
        - Учитель? - Спросила Людмила, разглядывая Костино лицо. - Нет, он не прикидывается. Мимика другая.
        - Отпустите, - заныл Константин.
        - Смотри. Наш так бровями не делает.
        - Да знаю, знаю, - отмахнулся Петр.
        - Зачем ему это надо? Давно бы прервал жизнь, тем более, что в том слое он и так почти мертвый.
        - А ты это сделала? С собой.
        - Да, - просто ответила она. - Когда увидела, что выхода нет.
        - На Родине он встретил Бориса. А Борис, вроде, соображает во всей этой кутерьме со слоями. Костя хочет его раскрутить. На некое высшее знание, - Петр, паясничая, поднял указательный палец.
        - Да, это было бы полезно, - задумчиво произнесла она.
        - Ерунда. Но если получится…
        - И кроме того, он не в силах решиться, - добавила Людмила.
        - С чего ты взяла?
        - Психотип не тот. Учитель скорее станет девочкой, чем уйдет из жизни.
        - Но учитель…
        - Они похожи. Можно сказать, близнецы. Воспитание разное, врожденные данные одни.
        - Отпустите меня!..
        - Да заткнись ты!
        Чтобы не слышать его стенаний, Петр включил телевизор.
        - Сколько они по магазинам ходить будут? Вот ведь, женщина! Как бы Ренат с ней не взорвался.
        - Взорвется - Настя притушит. Она в своей бригаде быстренько порядок наводила. А ты что, есть захотел?
        - Они пластырь принести должны. - Петр вытянул руку с пультом и принялся переключать каналы. - Все забываю, где этот…
        - Здравствуйте, - улыбнулся из телевизора обаятельный Сидорчук. - Сегодня в Англии выбирали королеву. Вы не ослышались, я сказал «сегодня» и «выбирали». Владислав Нуркин как последовательный приверженец демократии обратил внимание на то, что глава крупной европейской державы не выбирается и даже не назначается, а, цитирую: «появляется сама, природным путем, то есть спонтанной встречей сперматозоида и яйцеклетки». Конец цитаты. Владислав Нуркин вместе с соратниками по партии решил помочь англичанам исправить это досадное упущение и организовать на территории Англии альтернативные, подлинно демократические выборы царственной особы, но во въездной визе ему было отказано. По этой причине выборы королевы пришлось провести в Москве, у стен посольства Великобритании.
        Сидорчук исчез; экран показал отснятую утром картинку: посольство на набережной, толпа народу человек в пятьсот, чуть не столько же репортеров в проводах и микрофонах. Люди занимали весь тротуар и всю мостовую, но пробки не наблюдалось - движение перекрыли загодя. Видимо, митинг был согласован с городскими властями. Сбоку, никоим образом не мешая собравшимся, стояли милицейский автобус и «скорая» - все, как положено. Во время пикета посольства США на Садовом кольце организация была слабее.
        В центре, у главных ворот, происходило следующее. Группа бомжей организованно опускала в картонные коробки какие-то листки. Сами коробки были крест-накрест перечеркнуты синей и красной краской, что, надо думать, символизировало английский флаг. После подсчета голосов из толпы вывели слегка пьяную бомжиху с неизменным бланшем и вручили ей довольно приличную корону, усыпанную фальшивыми камнями, а также ящик «Бифитера». Джин мгновенно разлетелся по рукам. Сама обладательница титула едва уцепила пару бутылок, и положив их вместе с короной в рваный полиэтиленовый пакет, помчалась прочь. Вслед неслись аплодисменты и нестройный свист.
        У Петра появилось подозрение, что участники церемонии - не натуральные отщепенцы, а студенты театрального вуза, но сути это не меняло.
        - Итак, сегодня туманный Альбион приобрел вторую королеву в лице Валентины Петровны Никудыкиной, которую каждый уважающий себя джентельмен должен отныне величать Валентиной Первой, - скалясь, объявил Сидорчук. - Кстати, о джентельменах. Посол Великобритании в России комментировать альтернативные выборы отказался, намекнув, что в Лондоне об этой акции уже осведомлены. Посол, правда, не уточнил, что подразумевается под осведомленностью: то ли англичане оскорбились, то ли приняли к сведению и готовят для новоиспеченной королевы подобающие апартаменты…
        - Раньше он был позубастей, - сказал Петр. - А теперь даже с одобрением… Неужели договорились?
        Людмила побледнела и, как-то странно кивнув, опустилась на колени.
        - Эй, ты чего?
        Отрицательно мотнув головой, она посмотрела куда-то сквозь него и легла на пол. Руки Людмила вытянула вперед.
        - И ты. Рядом. Медленно, - сказали из-за спины.
        Петр обернулся, с учетом ситуации - очень аккуратно, держа ладони на виду. Сзади стояли двое с пистолетами: первый ствол был направлен на Людмилу, второй смотрел ему в лоб. Но озадачило Петра не это. Мужик, державший его на мушке, чертовски напоминал одного знакомого, по идее - давно мертвого.
        - Рядом, медленно, - повторил Сапер и, также узнав Петра, растерянно моргнул. - Еремин? Ты откуда?
        - Откуда все, - огрызнулся он.
        - Вот так встреча… Ты ложись, после разберемся. Кто тут у вас еще?
        - Баран на привязи.
        - Киднеппингом занялся? Докатился, Петенька.
        Сапер надел на них наручники и, оставив в комнате напарника, осмотрел квартиру.
        - Начинай с кабинета, - приказал он.
        Напарник сунул ствол в наплечную кобуру и вышел в коридор. Спустя секунду до Петра донесся грохот высыпаемых книг.
        - Как ты сюда попал? - Спросил он.
        - У тебя телевизор на полную орет, ты бы и танк прохлопал.
        - Я не про дверь. Как ты в этом слое очутился? Убили же тебя.
        - Слой?..
        - Не трепи, - шепнула Людмила.
        - Киска, джигиты разговаривают, - строго сказал Сапер. - Ой, кисонька! А где это мы с тобой пересекались? - Он схватил ее за волосы и приподнял ей голову. - Где-то я тебя уже…
        - Не трожь ее! - Рявкнул Петр.
        - Здесь пусто! - Раздалось из кабинета.
        - Продолжай, - велел Сапер. - Ну и какой слой? Ты о чем?
        - Тогда, в казино…
        - Ах, это! Пошутили мы.
        - Я должен был догадаться, - горько произнес Петр. - Ты человек Немаляева. Маэстро - так, пугало огородное. Дешевка.
        - Я его тоже не любил, но все-таки не надо. О покойнике, тем более.
        - Есть, есть Бог на небе.
        - А это мы сейчас проверим.
        Сапер извлек маленькую, с пачку сигарет, трубку и набрал номер.
        - Мы на месте. Здесь трое… Да, под контролем… Почему звоню? Потому что третий - Еремин… Тот самый, конечно… Что?.. Даю.
        Он перевернул Петра на спину и поднес ему к уху телефон.
        - Сотник, ты? - Послышалось в динамике.
        - А, господин Штаб!
        - Брось ты этот официоз, - протянул Немаляев. - Для земляков я Сан Саныч. Ну что, Петя, как там наш уговорчик? Ты Роговцева разыскал?
        Петр мельком взглянул на индифферентного Сапера, потом - на притихшего Костю.
        - Нет еще, - сказал он с легким оттенком вины. - Но я в этом направлении работаю.
        - Хотелось бы, чтоб поактивней, - ласково молвил Немаляев.
        - Хотелось бы соблюдения условий.
        - Не обижайся, сотник. Слабость у меня - друзей разыгрывать. Давай-ка лучше о Борисе потолкуем. Ты давно у него гостишь? Где он сам?
        - В земле.
        - Гм… скорый ты, Петя. - Немаляев, кажется, хотел спросить что-то еще, но сдержался. - Ты сейчас что делаешь? Лежишь? Это правильно. Полежи, Петя, позже созвонимся.
        Сапер послушал трубку и отключив, убрал ее в карман.
        - Ну как там? - Крикнул он.
        - Пока ничего, - отозвался напарник.
        - Вглубь не зарывайся, он ее не прятал.
        - На какую тему шарим? - Поинтересовался Петр. - А то пособим.
        - Помалкивай.
        Сапер обвел взглядом комнату и подошел к гардеробу. На пол полетело постельное белье, полотенца, еще какие-то тряпки, к которым Петр с Костей за полтора месяца даже не прикасались. Освободив полки, Сапер раскрыл следующую секцию и начал кидать на диван вешалки с одеждой.
        Петр повернулся к Людмиле - та сохраняла неприличное для женщины спокойствие. Он попытался разглядеть за маской равнодушия хоть какой-то намек на тревогу, но ему этого не удалось. Возможно, она не понимала, что им грозит. Немаляев обещал перезвонить, если не Петру, то, по крайней мере, Саперу. Вот тогда он и примет решение - оставить их в живых или убрать, как мусор. Решение это зависит от результатов обыска, но в любом случае будет окончательным. Знать бы еще, что они ищут.
        Ну кухне застучали дверцы шкафчиков, заклацали тарелки, звонко рассыпались вилки с ложками. Когда помощник добрался до кастрюль, Сапер как раз покончил с видеотекой. У телевизора образовалась внушительная горка кассет, преимущественно - европейские боевики.
        - Ну?! - Теряя терпение, бросил он.
        - Голяк.
        Сапер вновь связался с Немаляевым и, коротко доложив, дал трубку Петру.
        - Вот что, сотник, - сказал Немаляев. - Люди мои сейчас уйдут. Уйдут по-хорошему. Это тебе аванс. За что, догадываешься?
        - Догадываюсь, - ответил он, переводя дыхание.
        - Сечешь. Уговорчик наш пока в силе. Но если я узнаю, что ты его от меня прячешь…
        - Без базара, Сан Саныч.
        - «Без базара»… Это ты усвоил, хамло. Я, сотник, хочу, чтоб ты проникся, чтоб до каждой извилины дошло: Роговцев! Роговцев! Роговцев! Я тебя за него золотом осыплю, или наоборот, в яму зарою - сам выбирай.
        Петр тревожно посмотрел на Костю - тот потерял сознание и безвольно повис на трубе. Верный признак того, что провал кончается. Только бы он не ляпнул чего с перепугу…
        Поговорив с Немаляевым, Сапер снял пистолет с предохранителя и освободил Людмилу. Ключ от наручников он кинул за телевизор.
        - Возьмешь через минуту после нашего ухода, ясно? - Сказал он, целясь ей в левую грудь.
        - Через две, - покладисто ответила она.
        Сапер махнул рукой, и его напарник выскользнул на лестницу. Сам он пятясь отошел к двери и, подмигнув на прощание, опустил ствол. Они даже не поленились закрыть замок.
        После второго щелчка Людмила бросилась к ключу и расстегнула Петру наручники.
        - Мы их догоним!
        - Остынь, - сказал он. - Правила игры надо соблюдать. Да и оружие…
        Петр устремился в соседнюю комнату - добытый Ренатом АКС покачивался на люстре. Затвор, пружина и пустой магазин находились в разных углах, патроны отдельной кучей покоились на подушке. ПМ, также раскуроченный, валялся в пыли под креслом. «Вальтер» Зайнуллин унес с собой - с ним он не расставался даже во время похода за хлебом, а «Штайр»…
        Петр разобрал диван и вытащил цветастый сверток. Здесь они не смотрели. То, что им нужно, Борис не прятал. А что нормальный человек не прячет? Все…
        - Какого дьявола? - Заорал у батареи Константин. - Кто вторую руку?.. Зачем? Я что, брыкался?
        - Не кипятись, мы сами только из браслетов.
        - Почему бардак? - Спросил он, поглаживая разбитое в кровь запястье. - Кто приходил?
        - От Немаляева приходили.
        - И мы еще живы?.. Что происходит?
        Услышав про обыск, он забежал в кабинет и присел над выдвинутыми из стола ящиками.
        - Тетрадка, - сглотнув, произнес он.
        - Они ничего не взяли.
        - Значит, она здесь. Красная тетрадь. Борис проболтался. В столе, средний ящик. Где тут средний? А-а…
        Он разгреб канцелярский хлам и, выпрямившись, пнул его ногой.
        - Они уже искали, Костя.
        - И до них кто-то, - многозначительно произнес он, поворачиваясь к Людмиле.
        - Я отсюда вообще не выходила. Могла в лифчик запихнуть, но я, понимаешь ли, без него. Желаешь убедиться?
        Костя пощупал языком какой-то дальний зуб и, тяжело вздохнув, отправился на кухню.
        - А на кой Немаляеву тетрадь? - Спросил он через коридор.
        - Он вернуться мечтает.
        - Во, дурак! Он же там погиб.
        - По-моему, его и другой слой устроит. Слинять ему отсюда охота.
        - Это не так просто. - Константин наполнил чайник и достал из холодильника остатки колбасы. - Кушать будете? Идите сюда.
        - Конечно, не просто, - подтвердила Людмила. - Но если ваш Борис сумел…
        - Он не расскажет. Говорит, словами не объяснишь. Изнутри, говорит. Своим умом.
        В двери мягко повернулся ключ, и все трое замерли. Петр пожалел, что не собрал автомат, но думать об этом было поздно. Он на цыпочках прокрался в прихожую и занял стойку. Костя вытер нож о брючину и отвел руку в замахе.
        - Заждались? - Весело спросил Ренат, занося сумки.
        Следом вошла красная, как рак, Настя.
        - Уфф, я с этим отморозком больше не связываюсь. Представляете, он в универсаме… - Увидев Петра, она осеклась и заглянула в комнату. - Ничего себе… Что тут у вас творится? Да убери ты ножик!
        Константин как ни в чем не бывало дорезал колбасу и принял у Рената пакет.
        - Сыр купили?
        - Пьем чай и сматываемся, - объявил Петр.
        - Ты рехнулся? - Воскликнул Костя. - Где мы вторую базу возьмем? Три комнаты, музыкалка «хай энд». Хочешь романтики - поживи сутки на вокзале. Суток тебе хватит.
        - Когда Немаляев пронюхает, что ты здесь…
        - До сих пор не пронюхал. На улицу я не высовываюсь, меня, главное, к телефону не подпускать, - сказал он, покосившись на Настю.
        - Его люди опишут твои приметы…
        - А то я такой приметный!
        - Да, Петя, на него и не смотрели, - подтвердила Людмила. - Они его за лоха приняли. Типа, мы деньги выколачиваем.
        - «Типа»?! - Взвился он. - Что за речь? Что, блин, за феня?! Это вам не сходняк, не блатхата! Пока они тут рыли, могли жучков накидать - не соберешь, - добавил он, успокаиваясь.
        - Пункт типа первый, - отчетливо произнесла Людмила. - Тебя здесь не ждали. Вообще никого не ждали, разве что самого Бориса. Для чего, спрашивается, им тащить сюда микрофоны? И пункт второй. Типа. Если они их все же накидали, жучков, то… «Боржоми» употреблять поздновато. Они бы уже вернулись, Петя. Два раза успели бы - на танке и без танка.
        Петр не глядя взял из пепельницы чью-то тлеющую сигарету и затянулся. С омерзением посмотрел на фильтр и, убедившись, что курит тонкий, как спичка, «Вог», швырнул его в раковину.
        - На демократию пробило, да? А то проголосуем.
        - Мы в твоей сотне пока что не числимся, - заявила Настя.
        Он зыркнул на Константина.
        - Командир, я подчинюсь, - ответил тот. - Если прикажешь, я с тобой уйду. Но лучше бы ты не приказывал. Успокойся, чайку попей.
        Петр поднял чашку, но, задумавшись, поставил ее обратно.
        Терять квартиру было жалко, тем более, что из-за нее грохнули такого полезного человека, как Борис. Ха, это теперь выясняется, что полезный, а во время встречи он был полным дерьмом.
        А разве из-за квартиры? Нет, конечно, ради безопасности. Ради нее же и нужно уйти. Того и гляди, нагрянут опять, у них и ключи имеются.
        Тетрадь. Определенно, им нужна тетрадь. Красная. В клеточку, небось. Фу ты, прямо как в сказке про отличников. Им - это Немаляеву. И Нуркину. Хотя, не факт, что они и здесь вместе. Петр вспомнил разговор в «Золоте нибелунгов» - Немаляев уже тогда пускал слюну насчет возвращения. Блеф. Но зачем? И отпустил его - зачем? Еще и со спектаклем. Хотел через него на Ополчение выйти? Да где оно, горемычное…
        И сейчас тоже. Мурлыкни он Саперу в трубочку, через секунду - три теплых трупа. Получите, распишитесь. Ан нет, ушли. Тетрадь не нашли и свалили. Красную тетрадь. Красненькую… А если б нашли? Вот тогда другое дело. Тогда он, сотник Ополчения, был бы не интересен. А пока, стало быть, нужен. Пока Немаляев верит, что он ищет Костю. Уникального Роговцева, который обучит его шляться по слоям, как по бульвару.
        А тетрадочки-то нет. Не то дамы сперли, не то Ренатик подсуетился. Зачем ему, он же тупой! И еще - Константин. Нет, с его стороны это глупо. Сам же про нее и сказал. Сам сказал - сам украл. Как там Людмила говорила? Афоризмы… Все - брехня. В тумане все. В таком жутком туманище. Неадекватный Зайнуллин, просвещающийся Роговцев, боевые подруги, невесть откуда свалившиеся, и на удивление гуманный Немаляев. Душка Сан Саныч.
        - Ренат, ты в Мурманске не бывал? - Спросил Петр.
        - Нет, и не собираюсь, - буркнул Зайнуллин, пережевывая сыр. К колбасе он по понятным причинам не прикасался.
        - Собирайся, Ренат. То, что ты там не был, - это хорошо. В психдиспансере в ихнем не значишься. Завтра и поедешь. Поездом, потихоньку.
        - Я самолеты не люблю. Падают они, суки.
        - Поездом, ты не слышишь, что ли? - Повысил голос Петр. - Чтоб не регистрироваться. Костя тебе адрес нарисует. Фамилия - Кокошин. Пришел, увидел и пришил. Только без фейерверков. Культурненько. Деньги на дорогу получишь, ствол…
        - У меня «Вальтер».
        - Я не забыл. Ствол после акции бросишь на месте, пусть тебя за киллера примут. Он же бандитский?
        - Бандитский, - кивнул Константин.
        - Вот и ладно. Вопросы.
        - А можно я по-своему? Мне один чувачок в дурке про колумбийский галстук…
        - Прекрати.
        - Да это круто! - Загорелся Ренат. - Вот так горло надрезаешь, и язык оттуда…
        Настя перестала есть и крепко приложила Зайнуллина по затылку.
        С психом будет трудно, отметил про себя Петр. А с бабищей - подавно.
        - Дамы занимаются подбором новой базы. Сроку - три дня.
        - Чем платить будешь, команданте? - Спросила Настя.
        - Собой, - хихикнул Ренат. - И я на сдачу.
        Людмила пнула его под колено. Зайнуллин схватил бутерброд и, прихрамывая, отошел к плите.
        - Речи об оплате не идет. Если что потребуется - взяла и купила. Если рассчитываешь на гонорар - до свидания.
        - За идею, значит…
        - Ты больше привыкла за честь клана пасти рвать? У нас тут тоже клан. Россия называется. А вообще-то…
        - Вообще-то, мы вас не держим, - закончил за него Константин. - Я вам денег обещал. Подкину. А там смотрите.
        - Куда идти-то, Насть? - Сказала Людмила. - К ментам в засаду? Мы же сюда…
        - Ну что ж ты, овца, лезешь? Дай поторговаться немножко! - Улыбаясь, проговорила она. - Условия: с кем спать, с кем не спать - решаем сами. Наберем свою бригаду - командуем сами.
        - В пределах общей стратегии, - вставил Петр.
        - Финансовые вопросы решаем сами, - продолжала Настя. - Захотим отколоться - никаких разборок, никаких отступных. Расходимся мирно. А, и вот еще: на домашние работы не подписывать. Все делаем по очереди. Мы тебе не женщины Востока.
        - Заметно. Короче, вы остаетесь.
        - Мы остаемся, - кивнула Людмила.
        Костя сходил в комнату и принес оттуда разобранный ПМ.
        - Помочь, или справишься?
        - Первый ствол родители мне подарили на шестнадцатилетие, - сказала она. - Вернее, это они думали, что он у меня первый.
        - Родители, - развел руками Петр. - Они всегда отстают от детей. Господи, что же будет лет через сто!
        - Это еще греки спрашивали, - сказал Костя. - Древние. Нам кажется, что мир меняется. На самом деле - нет.
        Людмила в мгновение ока собрала пистолет и небрежно бросила его в сумочку.
        - Меняются только декорации, - согласилась она.

* * *
        Немаляев рассеянно повертел в руке бутылку «Карвуазье», но так и не налил.
        - Ты уверен? Ты на все сто уверен?
        - Штаб, раньше ты мне этого вопроса не задавал, - обиженно проворковала трубка. - На сто, не на сто… не было там никаких записей. Даже блокнотика паршивого не нашли.
        - А хорошо искали?
        - Ты сам сказал: они где-то на виду. Ну, мы копнули по верхам. Если базар о тайнике, надо специалистов посылать.
        - А гаврики? Что у них - шведская семья? Они могли взять, как думаешь? По мордам ничего не заметил?
        - Да какие морды? Один вообще не при делах, Петя из него, кажется, бабки вышибает. Телка… с ней тоже не ясно. Каменная. Ствол увидела - и на пол. Но без нервов, строго так: раз-два. Жизнь, похоже, знает. Я ее, вроде, встречал где-то… но не помню. Может, с братком, может - так, сам…
        - Что ты мне своими козами голову забиваешь? - Начал злиться Немаляев. - Не помнишь - хрен с ней. Как Петр себя вел? Не дергался?
        - Тоже как скала. После разговора, когда стали шмонать, сник немного. Но мне ведь не до него было. Штаб, там квартира недетская, метров сто пятьдесят. Надо группу из десяти человек, и с приборами.
        - Дурак! - Крикнул он. - Нет такого прибора, чтоб бумагу искал!
        Зря наорал, подумал он. Люди не виноваты. Хочешь добиться толка - объясни солдату его маневр, а потом уж требуй. Но как же объяснить-то? И кому - братве? Впрочем, был у него еще один человек, посвященный в этот странный расклад с переселением душ. Но тот - темная лошадка, его проверять и проверять.
        Немаляев раздосадованно вздохнул и налил-таки коньяка. Не спеша выпил, сунул в рот ломтик лимона и задумчиво засопел.
        Записи Бориса мог оприходовать и сам Нуркин. Это при нем Влад такой индифферентный, весь якобы в текущем моменте. Владя не прост. Не может быть, чтоб никаких тылов не готовил. Но ведь оперативных возможностей у него - ноль. Допустим, наймет он пару детективов из отставных гэбистов, так чем эти филины лучше его ребят?
        Нет, сказал он себе, это Петр отметился. И мудрить тут нечего. Петр их и взял, записи эти долбаные. Если, конечно, они не фикция. И у Бориса он не случайно загостился. Ясный день! Про такие совпадения пусть кино снимают, а мы народ реальный.
        Просто Еремин шустрее. Первым вышел на Бориса, устранил - естественно - и все заграбастал. И остался на квартире?.. Зная, что он не единственный охотник до дневников Черных… Обнаглел? Да нет, сотник в этом смысле не хам. Опыт у него хороший. Что тогда?
        Завалить сволочугу, все более распаляясь, подумал Немаляев. Как они там?.. «Именем Народного Ополчения»? Ну а мы - именем криминала. Тоже звучит. Именем братвы, будь она проклята.
        Нет, Еремина ликвидировать в последнюю очередь. И то - при условии, что станет мешать. А не станет - пусть себе шебуршится. Какой-никакой, а все же шанс. Роговцев, так называемый серийный маньяк, залег глубоко, уже два месяца ни слуху ни духу. Кроме как через сотника на него не выйти.
        Немаляев взвесил «за» и «против»: оставить Петра в покое в надежде заполучить Роговцева, или как следует прижать и, возможно, приобрести записи Черных. И то, и другое выглядело весьма сомнительно. Во-первых, неизвестно, удастся ли когда-нибудь побеседовать с маньяком, так же как никто не поручится, что дневник Бориса действительно существует. Во-вторых, где гарантия, что маньяк или этот поганый дневник откроют ему то, чего он жаждет. Гарантии нет. И третье, на закуску. Петр мог завязать со своей мышиной возней и вести жизнь честного бандита. Вот и лоха какого-то на квартиру притащил, и подругой правильной обзавелся… А записи он, допустим не брал, ему на них просто начхать.
        Немаляев заметил, что бродит по кругу. И так плохо, и так дерьмо. Какой путь не возьми, все - в никуда. Сотник мог давно разыскать своего подчиненного и давным-давно проштудировать учение Бориса, или что там у него. И овладеть - абсолютной свободой. Обрести настоящую волю, какой никому и не снилось. Передвигаться по слоям. Самостоятельно. Ни от кого не зависеть. Ни от чего не зависеть. Выбирать свою жизнь. Выбирать - себя.
        Воля… Вот она, так близко. Есть адрес. Можно снять с Петра кожу. Можно посадить его на иглу или купить, отдав взамен все. Есть разные способы. Нет только уверенности, что у него это получится - вырваться. Вырваться отсюда к чертям собачьим.
        Коньяк, братва, бешеные деньги. Безумная власть. Но пользоваться ей… Настоящий, тутошний Немаляев-Штаб сказал бы: западло. Александру Немаляеву, вице-премьеру, даже и слов таких произносить не хотелось. И все же он пользовался - словами, деньгами, властью. Не ради удовольствия, а по инерции. Для поддержания системы в рабочем состоянии. Ведь система должна работать - любая.
        Он достал из стола девятимиллиметровый «Зиг», тяжелый мужской пистолет, и сбросил рычажок справа. Передергивать затвор было ни к чему - при замене магазина «Зиг» заряжался автоматически. Достойное оружие для авторитета по имени Штаб.
        Немаляев развернул пистолет на себя и хладнокровно заглянул в ствол. Палец без возражений лег на спусковой крючок. Он не сопротивлялся. Сопротивляться свободе глупо. Подлинной свободе, которая выше страха.
        Дорога будет короткой. Шаг первый - он же последний. Не надо железных аргументов и тонких мотиваций. Ничего не надо, никакого обмана. Он знает, что делает. Это вернее, чем мудрость самостийного философа Черных. И это быстрей.
        Палец поерзал, нащупывая удобное положение. Фаланга чуть согнулась. Немаляев проглотил комок. Сейчас…
        - Штаб, у нас лажа! - Гаркнули в другой комнате, и от неожиданности он чуть не выстрелил. - Штаб! Слышишь?
        К нему вбежал личный телохранитель: дорогие брюки, стрижка «ежиком» и мясистые уши.
        - Штаб… ты чего?
        - Пушку смотрю, - буркнул Немаляев, откладывая пистолет в сторону. - Что за кипеж?
        - Наши с казанскими поцапались.
        - Сильно?
        - Шесть трупов.
        - Чьих? - Спросил он могильным голосом.
        - Это… не разобрались еще. Кудря звонил. Он… не успел, короче. Прямо в трубку шмальнули.
        - Ну и что ты стоишь? - Так же спокойно процедил Немаляев. - Собирай людей.
        - Так это… всех?
        - Всех. А там поглядим. Иди.
        «Зиг» он оставил на столе - только защелкнул предохранитель. Взял бутылку и умеренно хлебнул из горлышка. Затем дотянулся до телефона и по памяти набрал номер.
        С этим канителить не следовало. Что-то не сработало в его системе - в их общей, одной на всех, системе.
        Шмель из Казани ответил сразу. Ровно через шесть минут, по минуте на труп, вопрос был улажен. Им еще предстояло встретиться и обсудить детали, но в главном они договорились: войны не будет. Иного исхода никто из них и не ждал. Шесть, десять или шестьдесят - количество убитых друзей не имеет значения. Главное - сохранить статус-кво.
        - Ну как? - Спросил телохранитель, высовываясь из-за двери.
        - Отбой пока.
        Он наполнил стакан и медленно, со вкусом, выпил. Жизнь снова заиграла красками. Система скрипнула и заработала. Это важно. Тему абсолютной свободы он решил оставить до завтра.
        Немаляев повертел пистолет и, усмехнувшись, положил его обратно в ящик.
        Глава 6
        Опять!..
        Константин с ненавистью посмотрел на импортный аппарат и легонько провел пальцами по ряду пластмассовых кнопок. Ногти отросли, как у испанского гитариста, и под ними, несмотря на стерильность палаты, образовалась черная кайма. Он потрогал лицо - щетина давно перестала колоться и превратилась в нормальную бороденку. И усы. Видно, никуда от них не денешься.
        Он снова погладил круглые пуговки, стараясь угадать, какая из них главней. Обычного выключателя с понятными «0 - I» на панели не было, а надписи на французском ставили его в тупик.
        Можно запомнить эти чертовы каракули, мелькнула у Кости скучная мыслишка. А по возвращении обратно - проверить по словарю. Да, идея занятная. Жаль, поздновато осенило.
        - Не лапай приборы! Или ты отрегулировать? Что, самочувствие неважное? - Мясник усмехнулся и глянул на ползущий по экрану график. - Подлечим. На то мы и врачи.
        - Где… - Костя чуть не ляпнул «Борис», но, вовремя спохватившись, укусил одеяло. - Где охрана?
        - На кой? Сам ты отсюда не сбежишь, а если и побежишь, то не быстро, - хмыкнул он. - А дружки твои уже не опасны. Они ту-ту-у!.. - Мясник, как мог, изобразил движение поезда. - В сторону Мурманска.
        - В Мурманск? - Константин нахмурил брови.
        - Ну да. Кого в Мурманск, кого в Магадан, кого на Камчатку. Страна большая, места на всех хватит. Мы же эту… как ее… подписали. Конвенцию. Мораторий на расстрелы.
        - Я всех сдал? - Ужаснулся он. - Всех, до последнего?
        - А какой резон запираться? Твое Ополчение тебя наверняка приговорило - как только ты начал давать показания. Это в твоих же интересах, чтобы их обезвредили. А то возьмут да казнят. Им европейские конвенции до фонаря.
        - А Морозова? Ее можно увидеть?
        - Эк, замахнулся! Она теперь генеральный прокурор. Повысили. Догадываешься, за что.
        Константин заметил, что Мясник не просто расхаживает вокруг, а собирает какое-то медицинское хозяйство. Выдернув иглу из вены, он смотал прозрачную трубку и оттолкнул капельницу ногой.
        - На, - сказал он, протягивая клок ваты. - Прижми, а то напачкаешь тут…
        Вскоре из всей оснастки остались лишь провода - цветной жгутик, уходящий в левую часть груди. Костя растерянно следил за неторопливой работой Мясника, соображая, что скоро очередь дойдет и до жгутика.
        - Помнишь, как у Гоголя? - Спросил Мясник. - Человек простой - он и так поправится.
        Он вышел из поля зрения и чем-то щелкнул. Кривая на мониторе выпрямилась и, сжавшись до точки, погасла.
        Костя инстинктивно зажмурился и помимо своей воли сосчитал до трех.
        Потом до десяти.
        Открыв глаза, он увидел, что Мясник перегружает аппарат на тележку. Провода, подключенные к сердцу, угрожающе натянулись, но боли почему-то не было.
        - Ах ты черт, совсем забыл… - Мясник подошел к кровати и взялся за проволоку. - Да не трясись! Если б умер, так уж умер бы. А если нет - так живи. Медицина не возражает.
        Мясник повел рукой, и жгут повис в воздухе. Костя увидел, что на концах поблескивают тонкие разъемы. Не веря своим глазам, он потрогал кожу - пальцы нащупали три затвердевших отверстия.
        - Контакты. Иногда приходится кое-что корректировать. Не резать же тебя при каждом приступе. Ниток не напасешься.
        - Мне вшили стимулятор?
        - Батарейка на десять лет. Да! Вот это запомни строго-настрого: никакого электричества. Менять розетку для тебя то же самое, что заплывать за буйки. Чуть-чуть невезения - и шабаш.
        Мясник окликнул в коридоре санитара и, показав ему на тележку с оборудованием, хлопнул по спине.
        - Я хочу встать, - сказал Костя.
        - Постельный режим. Но я не против. Девчонки парашу за тобой таскать замучились. Кормежка либо здесь, либо в столовой, как тебе нравится. Туалет в конце коридора. Душевые там же, но это пока рано. Что еще? Телевизор в комнате отдыха - сам найдешь, здесь заблудиться негде.
        - Я под арестом?
        - Ты в больнице, дурило. Если пойдет без осложнений, через месяц выпишем.
        - И все?
        - А что ты хотел?
        - Я?.. Ничего…
        Свободен, ошалело подумал Константин. Это как?.. Почему?..
        А потому, что всех продал, напомнил кто-то внутри. Всех, кого знал и не знал. Теперь они осваивают северные районы. И тебе их не надо бояться. Ты свободен. Иди. Живи.
        Выпишут и отпустят. А может, и местечко предложат - с его-то опытом. Темное прошлое простят, как-никак, раскаялся, честно отработал. Заплатил - чужими судьбами, близкими людьми, самим собой, в конце концов.
        Константин стиснул кулаки и бессильно разжал - обрушить гнев было не на кого. Разве что на себя? На того, кто влезал в его тело, и час за часом, день за днем диктовал, диктовал… Это не так уж и напрягало - раньше. Ведь он уже не считал этот мир своим. Он давно существовал там, в новом слое, а старый казался почти нереальным. Сюда он нырял, как в пьяный кошмар: игрушечный страх перед мертвой Морозовой, безумные беседы с убитым Борисом… Он словно посещал какой-то кинотеатр. Но вот зажгли свет, и экран оказался с другой стороны.
        Вернуться не удастся. Он выздоровел. Сеанс окончен.
        Надо было искать тетрадку - тщательно искать, не лениться. Ведь было же время. Сколько у него было времени! Тьма. И на что оно потрачено? Теперь его еще больше. Только зачем оно?
        Борис!!
        В голове взорвался горячий фонтан. Борис! Он же здесь. Он поможет, он вытащит. И он сам собирался все объяснить. На кой черт эта тетрадь, если Борис где-то поблизости!
        Костя выскочил из палаты. Высокие, во всю стену, окна слепили пронзительным августовским солнцем. Глаза с непривычки заслезились, и Константин прикрыл их ладонью. Пижама мгновенно нагрелась и начала источать запах стирального порошка.
        Коридор был широким и довольно длинным. В правом торце находились белые двери уборных, в левом - стеклянная перегородка. За ней осязаемой прохладой темнела лестница. У перегородки, на маленьком и каком-то неуютном стульчике притулился охранник в гвардейской форме. Он глянул на Костю и, не проявив интереса, отвернулся.
        Гвардеец изнывал от жары. В черном кителе было теплее, чем в пижаме, а сидел он, видно, уже давно. На его лице читалось страстное желание перенести стульчик на лестничную площадку, в тень, но для этого он был слишком дисциплинирован.
        Подходя к охраннику, Константин на всякий случай развел руки в стороны. Мужчина с одинокой лычкой ефрейтора не обратил на это никакого внимания.
        - У вас был старший лейтенант, - начал Костя без предисловий. - Борис Черных зовут.
        - Был такой, - подтвердил гвардеец. - Сплыл.
        Константин почувствовал, как в желудке расплетается что-то шевелящееся. Оно поднялось наверх и застряло в горле, около кадыка.
        - Уволили? - Прокашлявшись, спросил он.
        - В Гвардии не увольняют. Спороли погоны, и в питомник. К собакам.
        - За аморалку, наверно… - потерянно молвил Константин.
        - Чего-о?
        - Ну, я слышал, он тут с медсестрами…
        - Какая же это аморалка - с медсестрами? Не, Черных не за это убрали. Крыша у него поехала. Во, браток, как служба людей ломает.
        - Странно…
        - Да уж!
        Похоже, ефрейтор был не прочь потрепаться.
        - Ты прикинь! Служил человек, все нормально. Где-то месяц назад или чуть больше… да, побольше, месяца полтора… Короче, как подменили: на подчиненных бросается, начальству жопу лижет. Корешка своего заложил, - полушепотом произнес гвардеец. - Тот на ерунде какой-то попался, в итоге осудили за мародерство. А потом выяснилось, что все это ради того, чтоб сюда попасть, во взвод охраны. Не знаю, как будто здесь сахар…
        - А чего стоите-то? Кого тут сторожить?
        - Да никого. Приказали, вот и стоим. Военное положение, сам понимаешь.
        - Понимаю… А если я, допустим, выйти захочу?
        - Иди, - пожал он плечами. - Пижаму только переодень. Ну ладно, я про Черных. Народ его уважать перестал, но от этого не помирают. Служит человек дальше, прогибается. И вот… - сержант сделал удивленное лицо, точно сам слышал эту историю впервые. - На прошлой неделе… - Его удивление достигло такого накала, что Константин занервничал. - Всё назад!
        - Что назад? - Разочаровался Костя.
        - На смену не явился, а пошел в свое отделение, к утреннему разводу. Ему говорят: ты же в больницу перевелся. Морда - кирпичом. Не в курсе. То есть совершенно! Ты прикинь, оказывается он все это время, с тех пор, как оборзел, вообще не помнит. Даты путает! Не числа - месяцы. Месяцы путает, прикинь! Эй, приятель! Больной! Ты чего? Плохо? Давай доктора позову!
        Константин молча покачал головой и, держась за стену, поплелся к своей палате. Доктора… Его доктор, его единственный спаситель кормил служебных овчарок. Нет, даже не так. Если б на псарне работал Борис!.. а то ведь не он. Борис ушел. В самый неподходящий момент. Ушел тогда, когда без него нельзя. Когда вся надежда…
        А надежда-то рухнула, с невыносимой остротой осознал Костя. Все. Здесь - навсегда. В худшем из миров. В наихудшем положении. Проклят и брошен.
        Чистая голубая краска, качественные панели ДСП, идеально отдраенный линолеум. Больница приличная. И кормят неплохо. А во дворе - красивая лужайка и сияющие пикапы с цифрами «03». Дальше, за парком, проходит обнесенная шумопоглощающим забором кольцевая дорога, а за ней - река и элитный микрорайон. Свежий воздух.
        В этом мире тоже можно устроиться. Сделаться примерным гражданином, заняться семьей и карьерой. Надо только перестать смотреть в зеркало. Надо научиться не видеть своих глаз. Все остальное легче.
        Глава 7
        - Три дня прошло, - сказал Петр. - Чем порадуешь?
        Настя заставила учителя проглотить последнюю ложку супа и, заботливо утерев ему рот салфеткой, наклеила новый пластырь.
        - Ты про базу? Порадую. Двухкомнатная квартира на Полянке, триста пятьдесят баксов в месяц.
        - Почему так дорого?
        - Я не торговалась. Там черный ход, и соседи по площадке хорошие. Наркоманы. Мы эту клоаку еще на прошлой неделе приметили.
        - И молчали.
        - Нужно было проверить.
        - Ну и как?
        - Чисто, - заверила Людмила. - И здесь, и там. За нами никто не смотрит.
        - Верится с трудом. Чтоб Немаляев проявил ко мне такое неуважение…
        - Я сказала - за нами. Если кто-то прижмется к твоей заднице, это будет твоя проблема.
        - Задница у нас одна на всех, и оберегать ее мы должны сообща.
        Женщины прыснули, при этом Настя хлопнула Людмилу по тугим брюкам и, на долю секунды задержав ладонь, ехидно взглянула на Петра. Надо думать, она уже заметила, что он не прочь приватизировать и эту, и другие части тела ее подруги. Испытывала ли Настя зависть, он не знал. Кажется, она относилась к тем особам, которых чужая личная жизнь волнует больше, чем собственная.
        Между тем, за трое суток знакомства Петр не продвинулся в этом направлении ни на шаг. Как просто все сложилось в тот раз, когда он отбил Людмилу у блатных, и как тяжело было теперь. Зря он бросил ей на подушку сто долларов. Сейчас Петр отдал бы тысячу - только б она об этом забыла.
        - Что-то твой обалдуй не объявляется. Или он тоже наш, общий?
        Петр не ответил. Ренат действительно пропал. Договаривались, что он позвонит тотчас, как прибудет на место. За это время можно было доехать даже на самокате, но известий от Рената не поступало. Жив ли? А то встретит в пути такого же вспыльчивого и получит свой колумбийский галстук. Язык у Зайнуллина длинный, так что галстук выйдет на славу. С другой стороны, все, что могло с ним случиться по дороге, уже случилось - его поезд давно в Мурманске. У Рената в запасе еще один день. Завтра вечером он здесь уже никого не застанет.
        Впрочем, провал Рената, так же, как и его успех, вряд ли что-то изменит. В Чрезвычайном Правительстве Кокошин был фигурой второстепенной, в черный список Ополчения его внесли просто за компанию. В этом слое он, наверное, и вовсе был кочегаром, максимум - садовником. Хотя, какие, к черту, в Мурманске сады? Выходит, кочегар. Пусть дальше небо коптит, жалко что ли?
        Успокоив себя таким образом, Петр обулся, пощупал в кармане фээсбэшное удостоверение и отправился смотреть новую базу.
        Наблюдение он почувствовал сразу. Едва выйдя из подъезда, уловил… что? Это не имело четкого определения. Опасность, может быть. Нет, не опасность. Петру ничто не угрожало - пока. Пока его лишь пасли - не то высчитывали график, не то ждали каких-то действий.
        Не зря он с девками заострял внимание на задницах. Посмеяться - посмеялись, а в голове, между прочим, отложилось. Все впрок.
        Петр пересек пыльный двор и подошел к «Форду». Подавив желание завязать шнурок или уронить ключи, он открыл дверцу и сел за руль. В боковое зеркальце был виден сияющий капот темно-зеленой «четверки». Пассажиры, среднего возраста мужчина и средней красоты девушка, в сектор обзора не попадали, но Петр и сам знал, чем они заняты. Разыгрывают непринужденную беседу.
        Он повернул ключ и немедленно дал по газам - не так резко, чтобы его заподозрили в попытке оторваться, но все же достаточно неожиданно. «Жигули» отпустили его метров на тридцать и, когда Петр был уже около выезда, тронулись с места.
        Не торопятся, отметил он. Значит, на улице у них вторая машина. Это хуже.
        Приблизившись к узкой арке, он чуть притормозил. Впереди, аккурат на колее, стояло отбитое бутылочное донышко. Петр подправил руль и наехал на осколок левым колесом. Покрышка чавкнула, и машину осязаемо повело в сторону. Петр проехал еще метра полтора и, прочно закупорив арку, остановился.
        Вот вам, ангелы еще проверка. Если вы не хвост, а обычная парочка - станете возмущаться. Ах, не стали? Ну-ну.
        Он вылез из машины и, посмотрев на часы, односложно выругался. Для спешащего человека, каким он себя изображал, замена колеса была неприемлема. Пешком получится быстрее.
        Петр извиняясь пожал плечами и пошел к другому выезду. Водитель «четверки» на его жест не реагировал. Еще бы, какой же филер станет впрямую общаться с объектом?
        Вот в этом, ребята, и заключается ваша слабость, подумал он. Вы действуете по инструкциям, а я их знаю наизусть.
        Краем глаза Петр продолжал следить за мужчиной в «четверке». Филер пытался найти верную тактику. Обозначив движение, он обязан его продолжать - развернуться и покинуть двор. Но объект в этом случае останется без присмотра.
        Петр внутренне усмехнулся и, закурив, направился к дорожке между домами. Чтобы выявить всю группу наблюдения и избавиться от нее хотя бы на время, необходимо было иметь под рукой несколько пунктов контроля. Однако, разъезжая на «Форде», толком он этот район не изучил. Ничего, любая железная схема порой разбивается о пустяковый экспромт.
        Гораздо больше его интересовала принадлежность шпионов, как сказал бы Константин - порт приписки. Очевидно, это не СВР. Спецы из контрразведки ему не по зубам. Наверняка и не ФСБ - там тоже уровень повыше. Так топорно могут работать либо менты, либо частники. Но у ментов стиль иной, им куда проще подбросить пакетик со «снежком» и засадить его на трое суток в пресс-хату. Ясно, служба у ангелов не государственная.
        Свои охранные структуры есть, почитай, у каждой крупной фирмы, но этим Петр себе голову морочить не стал. С тех пор, как Костя вытащил из-под паркета сверток с зеленью, они ни с кем не связывались.
        Подстраховываясь, Петр напряг память и попытался вспомнить, не перешел ли дорогу кому из крутых, но вспомнил другое: здесь, в этом слое, он был никто. Совсем.
        Беглый псих. За ним числились Кочергин, три омоновца и уголовник Бакен. Косвенно - Борис. Всплыви хоть один из этих эпизодов - для ареста будет достаточно. Для нормального, человеческого ареста. А там уж и пресс-хата, и прочие удовольствия.
        Нет, следить за ним некому. Разумеется, кроме Немаляева. Дорогой земляк Сан Саныч. Что же ты ко мне двоечников каких-то послал? Есть же у тебя хорошие люди. Не уважаешь, Сан Саныч.
        Срезав угол по чахлому газону, Петр обогнул толпу у пивного ларька, прошел между погибшими от жары кустами и оказался на тротуаре. Постучал ногами, сбивая рыжую пыль, и, отстрельнув окурок, повернул направо. В ту же секунду из какой-то машины вылез новый хвост и, состряпав скучную физиономию, поплелся следом. Петр этого не видел, но твердо знал, что так есть.
        Пока он был в выигрыше: они привыкли, что он везде рассекает на автомобиле, и соответственно этому составили всю схему ведения. К пешим прогулкам они не готовились, и теперь им приходилось все перекраивать на ходу.
        Сделаю их, как щеглов, сказал себе Петр.
        С тех пор, как он последний раз был на улице, город слегка изменился. Или это разница в положениях владельца «Форда» и пешехода? Нет. В городе действительно что-то творилось - что-то подспудное, не поддающееся анализу. Некое неосознанное смятение, распыленное в воздухе. Каждая уважающая себя газета начинала выпуск статьей вроде «Найден вирус шизофрении» или «Психопаты среди нас», и обыватель, запутанный противоречивыми объяснениями, сам становился источником паники.
        Пока все было относительно спокойно. Официально ничего не случилось - ни в столице, ни в стране, ни в мире. То, что Петр замечал вокруг, не выходило за рамки нормы, хотя ощутимо их, эти рамки, подпирало.
        На первом же перекрестке он встретил тучную даму, одетую в накидку из мешковины. Женщина была увешана всеми мыслимыми амулетами от берестяных оберег и древнееврейских керамических зениц до пестрых фенечек из бисера. На объемистой груди, среди вороха позвякивающих талисманов, болталась рамка из оргстекла с ее собственным портретом. Дама раздавала какие-то самиздатовские брошюры, и прохожие - почти все - охотно их брали.
        На противоположном тротуаре одноногий баянист горланил старые песни про перелетных птиц и пламенные моторы. Мимо него проходила группа подозрительных подростков, явно объединенных какой-то радикальной идеей.
        За пятнадцать минут Петру попались на глаза двое «Жигулей» и три «Нивы“, груженые коробками и тюками. Машины двигались в сторону кольцевой, и можно было подумать, что они едут на дачу, но убедить себя в этом Петру не удалось.
        В голове завертелась прилипчивая фраза из какой-то рекламы: «вкус, похожий на долгое путешествие». Нет, западным людям нас не понять. Нашему человеку в долгом путешествии видится не пальма на пляже, а кирка и жестяная табличка «Забой Северный». Но самое странное в том, что мы умеем этим гордиться.
        Куда вы, наивные, безмолвно спросил Петр. То, чего вы боитесь, произойдет не в Москве, не в Орловской области и не на острове Кунашир. То, от чего вы бежите, уже свершилось - везде. В вашем сознании. В соседнем слое. Я это видел.
        Магазины, преимущественно - маленькие продуктовые павильоны, были закрыты, зато коммерческие палатки переживали настоящий бум. Самая длинная очередь стояла, как и во дворе, за бочковым пивом. Все лица были одинаково терпеливы и сосредоточенны. Люди покидали город, оставляя квартиры на милость мародеров, коих - Петр это знал - в Москве скоро будет целая орда, но, бросая имущество, они не могли отказать себе в кружке разбавленного пойла.
        Петр выяснил, кто последний, и встал за кисло пахнущим дедком в детской кепочке с якорями. У него, наконец, появился резонный повод обернуться - за ним шли только двое: деловитый пацан с бычком в зубах и скромная девушка в бледном сарафане.
        А-яй, вот ты и попалась. Сейчас будет смена караула, сообразил Петр. Если, конечно, они не полные профаны.
        Девушка прошла мимо и свернула за угол. Спустя минуту туда же проехала серая «Волга», а в десяти метрах от ларька притормозила синяя «восьмерка». Группа работала из рук вон плохо. В слежке вряд ли участвовало больше трех машин, и все три штуки Петр просек за каких-то полчаса.
        Приближаясь к газетному киоску, он убедился, что «восьмерка» тащится сзади. Все действия филеров были безнадежно стандартны, а значит, предсказуемы. Стряхнуть такой хвост не представляло труда, но теперь ему этого было мало.
        Поскольку парочка в «четверке» и бледный сарафан явно сгорели, на сцену должен был выйти новый персонаж. Петр угадал. После площади с мудреной системой светофоров и вечной пробкой за ним увязался хмурый тип в образе отставного военного. Задержавшись у витрины, Петр отметил выправку и здоровый цвет лица - возможно, хвост и впрямь был не дотянувшим до пенсии офицером. Таких на эту работу берут охотно.
        Рассматривая отражение военного, Петр старался вести себя предельно осторожно. Меньше всего ему хотелось спугнуть группу наблюдения и вынудить филеров быть более изобретательными.
        Купив банку газированного сока, он подошел ко входу в метро и присел на горячий парапет. Группа должна была подготовиться и принять необходимые меры. Петр знал по себе, что ведение объекта под землей - дело особенное. Только б эти раздолбаи его не потеряли.
        В метро все складывалось удачно. Петр попал в «мертвый час» между половиной четвертого и половиной пятого, и народу было относительно немного. Военный держал максимально возможную дистанцию и близко не подходил. На одном из переходов Петр потерял его из вида, в результате чего был вынужден замешкаться у эскалатора. Через несколько секунд хвост объявился вновь, и Петр с облегчением встал на ступеньки.
        На выходе в город военного, как и ожидалось, подменили. Машины прибыли на место чуть раньше и успели рассредоточиться.
        Петр достал сигарету и, пряча огонек от ветра, развернулся на сто восемьдесят градусов. У лавочек рядом с метро находилось человек двенадцать или четырнадцать. Убирая зажигалку в карман, он повернулся обратно - да, двенадцать. Петр закрепил в памяти характерные приметы: рубашка, прическа, нос, нос, рубашка, ухо. Двенадцать - это еще нормально, он держал в голове и по двадцать, и по тридцать.
        Обойдя сквер, он направился вдоль троллейбусной линии. Метров через пятьсот впереди появилась большая вертикальная вывеска «Бриллианты». В двух кварталах налево начиналась Нижняя Мухинская, но прежде, чем на нее попасть, Петр хотел обнаружить последнего филера.
        Он смутно помнил, что где-то здесь была аптека - во время разборки с наглым щенком из «БМВ» ему на глаза постоянно попадался зеленый крест, и кажется, этот крест висел на углу. Миновав здание дореволюционной постройки, безвкусно переделанное под офисы, Петр его увидел. Крест с широким бокалом и не злой медицинской змейкой оказался за поворотом. Место, куда он вел своего преследователя, находилось в другой стороне, но крюк до аптеки вряд ли мог вызвать подозрения.
        Все его действия вполне укладывались в некую схему. Наблюдателям наверняка было известно о побеге из психушки, и, узнав, на какой станции он вышел, они могли предсказать весь его маршрут. И, естественно, отправить одну из машин на опережение, прямо к больнице. Против этого Петр также не возражал.
        Зайдя за угол, он быстро прошел короткий отрезок и, снова свернув, забежал в аптеку. Когда он сам занимался слежкой, то больше всего ненавидел именно это - стеклянные стены. В витрине торчали гигантские рекламные упаковки всяческих медикаментов, из-за которых он был почти не виден. Чего не скажешь о прохожих - те проплывали, как в аквариуме.
        Один из неприятных моментов в работе филера - поворот. Объект скрывается за домом, и, чтобы его не упустить, приходится ускорять шаг. Еще хуже, когда сразу за первым поворотом следует второй.
        Как Петр и думал, это был опять мужчина. Имидж - бедный студент: брюки, сандалии, клетчатая рубашка. Все неброское, поношенное.
        Выскочив из-за угла, студент увидел, что Петр пропал, и на секунду растерялся. Секунды Петру было достаточно. Он отошел к прилавку и принялся рассматривать средства от головной боли. Сейчас хвост сообразит, в чем дело, и успокоится. В аптеку он не зайдет, будет пастись снаружи. У него есть время занять хорошую позицию где-нибудь в теньке, за деревом. На здоровье. Это уже не имеет значения.
        Покинув аптеку, Петр насухую проглотил таблетку и пошел обратно. Вскоре он был на Нижней Мухинской. Еще немного, и он достиг тех самых дворов, где произошло его освобождение из крезушного плена. Вспомнился Ку-Клукс-Клан, алчный и глупый человек с пудовыми кулаками. Где он теперь? Что с ним? Человечек…
        Вереница темных дворов была все такой же сырой и вонючей. Солнце в этих колодцах появлялось только в полдень и не успевало просушить гниль вокруг мусорных баков. Хворых голубей с прошлого раза, кажется, не убавилось, а окна по-прежнему оставались зашторены - смотреть здесь было не на что.
        Воспользовавшись паузой, Петр пролетел две секции и вжался в нишу с железной дверью. Хвост побежит, обязательно побежит. В первом дворе он будет еще осторожен, во втором уже не так, потом прикинет длину галереи и, чтобы не потерять объект окончательно, помчится со всех ног.
        Сзади раздались торопливые шаги. Остановившись, студент что-то шепнул - видимо, в рацию, и двинулся дальше. Не найдя Петра, он бросился вперед и неожиданно для себя напоролся животом на остроносый ботинок.
        Петр добавил для гарантии под коленную чашечку и, оттащив филера с прохода, зажал его между стеной и ржавым контейнером.
        - Пушка есть? - Спросил он и, не дожидаясь ответа, быстро обшарил его брюки. - Рацию сюда. Так. На кого пашешь?
        - Я не… вы не… - шаблонно запротестовал студент.
        Петр схватил его за нижнюю челюсть и дважды впечатал головой в острый угол.
        - Ты не понял, кекс. Ты попал! На такие бабки, что если твоя мама продаст почку и глаз, это будет только десять процентов. На кого пашешь, сявка?
        Он почувствовал, что его занесло не в ту степь, это было скорее из репертуара Ренатика, но отступать было поздно. Петр вдрызг разбил студенту губы и продолжил в ускоренном темпе.
        - Сука, кишки выпущу! Кто послал? Кто велел следить?
        - У нас крыша, - прошамкал он. - Все переговоры с ней.
        - А, переговоры?
        Петр отпустил рубашку, но лишь для того, чтобы поудобней взять рацию. Он колотил ей по лбу студента до тех пор, пока пластмассовый корпус не развалился на куски.
        - Переговоры окончены. На кого пашешь?
        - Я не сам… от конторы, - пробормотал филер, закатывая зрачки.
        - Ты погоди спать, дружок. Давно меня водите?
        - Второй день.
        - Что за контора?
        - «Фомальгаут».
        - Во, назвали! Сам не выговоришь. Кто такие? Сыщики, что ли? Чей заказ работаешь?
        - Обращайся к начальству…
        - А я к тебе обращаюсь. Я тебя уважаю, понимаешь? Почти как начальство.
        - Чего ты?.. Я простой исполнитель…
        Петр вытянул шею, оглядывая дворы. Со стороны больницы ковыляла старуха с сумками.
        - Ты не простой, сынок, - заговорил он как можно быстрее. - Ты исполнитель, который должен кучу бабок. Ты попавший исполнитель. Квартира есть? Продашь. Вместе с телевизором и ночной вазой.
        - Все денежные вопросы… - начал было студент, и Петр, сообразив, что его опять отсылают к начальству, нанес серию действительно серьезных ударов.
        - Денежный вопрос решен. Ты нищий. Остался вопрос о твоей жизни.
        Сознавая, что времени все меньше и меньше, Петр хлопнул его ладонью по ширинке. Нащупав мужские сокровища, он сжал пальцы и нешуточно рванул руку вверх. Обмякший студент мгновенно взбодрился и огласил дворы истошным криком. Старуха с кошелками замерла и, поразмыслив, повернула назад.
        - Тебя как зовут? - Тихо спросил Петр.
        - Аркадий… А! Отпусти!!
        - Я, Аркаша, какал на все ваши крыши. Ты, наверно, не в курсе, кто я, иначе раскрылся бы сразу - как кувшинка. Мне лишний труп статьи не испортит.
        - Клянусь!..
        - Верю. Ты не знаешь, кто заказал меня выпасти. Но догадываешься. Что-то слышал, что-то сам додумал.
        Для активизации мыслительного процесса Петр подергал рукой.
        - Партия… - мучительно выдавил студент. - Партия какая-то. Неизвестная, маленькая. У больших свои службы… Уй, отпусти, а? Задание странное, у нас таких еще не было. Фиксировать все контакты, но ты не основной. Через тебя мы должны выйти…
        - На кого?
        - На него, - он сунул руку в задний карман и достал увеличенную копию фотографии с паспорта.
        На снимке был Борис Черных.
        - Вот так да… - проронил Петр. - Партия Прогрессивного Порядка?
        - Да говорю же, я не…
        - Сколько тачек?
        - В работе? Три.
        - Кто у дома остался?
        - Никто. Все - за тобой.
        - Может, тебе яйца не нужны?
        - Честно. Там сейчас никого. Где мы столько людей возьмем? У нас не ЦРУ.
        - Если наврал, я тебя найду, - предупредил Петр, разжимая хватку.
        - Угу, - согласился студент. - А что начальству передать?
        - Что им будет больнее.
        Петр оттолкнул его на кучу преющего мусора и стремительно пошел назад, к Нижней Мухинской. Разыскав телефон-автомат, он сунул в прорезь карточку. После пятого гудка ему сказали:
        - Это квартира Бориса Черных. Если вы не ошиблись номером, можете оставить свое сообщение…
        - Девчонки, ответьте, это я.
        - Петр? У тебя что-то случилось? - Встревоженно спросила Настя. В трубке слышался разноголосый мужской смех.
        - У меня - нет, а у вас? Что там за массовка?
        - Ренат вернулся. Четырех мудаков с собой приволок.
        - Разберемся. Костя как, вменяем?
        - Относительно.
        - Берите его в охапку и дуйте на новую базу.
        - Тебе понравилось?
        - Я еще не видел, - признался он. - Но старая точно не годится.
        Из-за дальнего поворота вырулила темно-зеленая «четверка». Кого теперь искали сильнее - объект или пропавшего филера, было неизвестно, но то, что минут через пять студент найдется, сомнений не вызывало.
        - Настя, у вас четыре минуты, - сказал Петр и бросил трубку.
        Кажется, в «Жигулях» его успели заметить. Он не знал, есть ли у группы наблюдения какой-нибудь аварийный план, но хорошо помнил, что когда сам занимался слежкой, такой планчик имел. В него входила ликвидация объекта. Для мокрухи эти ребята не годились, но ведь он еще не всех видел.
        Петр бросился в узкий проход между домами и выбежал на параллельную улицу. Не останавливаясь, пересек проезжую часть и снова влетел в какой-то мелкий дворик. За ним начиналась улица пошире, со светофорами и трамвайными путями.
        Он скомкал фотографию Бориса и поднял руку. Желающих подвезти оказалось так много, что можно было устраивать конкурс на самого быстрого.

* * *
        Доброе утро, предатель. Как спалось, предатель? Ничего? Вот и славно. Как сердчишко? В порядке? Это самое главное. Было бы здоровье…
        Вставай, предатель, опоздаешь на завтрак.
        Его продолжали держать в одноместной палате, по странному капризу архитектора - без окон. Впрочем, слово «держать» - для другого случая. Единственное, что было запрещено, - это передвижения по улице с десяти вечера до шести утра, но данный запрет касался всех граждан. В остальное время он был предоставлен самому себе.
        На следующий день после того, как Мясник отключил его от аппарата, прибыл курьер из прокуратуры. Молодой парень, фактически школьник, вручил ему черную папку с золотым гербом. В папке Костя обнаружил выписку из постановления трибунала, которая уведомляла, что обвинения в измене родине, терроризме и подрывной деятельности с него, К.А.Роговцева, сняты. «Ввиду глубокого раскаяния и неоценимой помощи, оказанной следствию» - эта фраза была набрана обычным шрифтом, тем не менее, буквы выглядели слишком крупными. Им было тесно в одной строке, и, оторвавшись от бумаги, они повисли у него над головой. И каждый, кто находился рядом, - на расстоянии выстрела - мог прочитать и про раскаяние и, особенно, про неоценимую помощь. А потом все эти казенные витиеватости сократились до одного слова и отпечатались у него на лбу - навсегда.
        Доброе утро, предатель.
        Константин надел байковые штаны и футболку - теплые больничные рубахи из-за жары никто не носил. Как старик, не поднимая ног, он дошаркал до умывальника и открыл личный шкафчик. Бумажное полотенце, зубная щетка, станок - все, что нужно.
        Раны, несмотря на халатность медиков, заживали. В квартире после нескольких обысков, разумеется, бардак, но это не страшно. Зато он может туда прийти - не таясь. Если кто по старой памяти вызовет группу захвата - как-никак, бывший государственный преступник, - то на это имеется справочка из трибунала. Его охранная грамота. Не у каждого есть документ с постановлением «невиновен».
        Долечиться и вернуться домой. Чтоб не заниматься уборкой, можно пригласить какую-нибудь подружку. А можно сразу двух, авось не погрызутся. Этого добра у него хватает. Друзей вот не осталось, а подружек навалом.
        Константин провел бритвой по щеке и замер. Думая о доме, он видел не свою квартиру и даже не свой мир. Домом он по-прежнему считал другой слой - тот, где находились Петр и Нуркин. Здесь все уже было решено, здесь Нуркин победил - морально, по крайней мере, а там борьба только разворачивалась. Там еще можно было остановить катастрофу. И, главное, там Костя не чувствовал бы себя подонком.
        Другой слой дал бы ему возможность начать новую жизнь. Людмила намекала на суицид. Петр не намекал, а говорил прямо, но это от того, что сам не пробовал. Лучше застрелиться, советовал он, будто речь шла о чем-то тривиальном. Он искренне полагал, что если на это решилась Людмила, баба, то и у Кости получится. Петр просто не мог понять. Он часто шел на риск, но это всегда было самопожертвованием, а не самоубийством. Наверно, поэтому он и выживал.
        К тому же теперь ясно, что слоев не два и не три. Где гарантия, что, покончив с собой, он окажется именно там? А если его забросит куда-то еще? А если он просто - сгинет? Умрет, черт возьми. Ведь на это его Людмила и подбивала. Умереть - чтобы перебраться в другое место. Это что же, транспорт такой? В голове не укладывается…
        Побрившись, Константин ополоснул лицо и кинул полотенце в пластиковый бак. Надо было идти на завтрак. Надо было привыкать. Врастать в старую грядку. Все корешки оторваны, но лунка в земле еще сохранилась. В нее и нырнуть - вниз головой.
        Не глядя наставив на поднос каких-то миниатюрных тарелочек, он развернулся в поисках свободного стола. Свободными были почти все, и Константин пошел к дальнему, у окна, но по дороге остановился.
        - У вас не занято? - Спросил он у багрового дядьки, на вид - алкаша и добряка.
        Правильно, подумал он. Ломать надо сразу. Штамп на лбу? Да. Смотрите все. Я предатель.
        - Конечно, конечно. В смысле, садитесь, - дядька придвинул к себе стакан с какао, хотя тот вовсе и не мешал. Столы были большими и удобными, на четверых, как минимум. - Садитесь, молодой человек. Вы хорошо сделали. Я всегда ем с семьей, а в одиночку прямо кусок в горло не лезет.
        - Меня зовут Костя.
        - Очень рад. Алексей Евгеньевич, - он протянул руку и, поскольку Константин еще стоял, привстал сам.
        Костя ответил на рукопожатие и поймал себя на том, что имя-отчество пропустил мимо ушей. Раньше он за собой такого не замечал.
        - Угощайтесь, Костя.
        Добряк ткнул пальцем в промасленный сверток и, уловив неловкость, развернул. Под двойным слоем газеты оказалась фольга, а в ней - с дюжину маленьких симпатичных пирожков.
        - С яйцом и капустой. Не пожалеете, дочка пекла.
        Пирожки были славные, почти такие же, какие делала Настя. Настя - жена учителя, а не бригадир швейной братвы. Вспомнив о ней, Константин загрустил.
        - Берите, берите еще, - почему-то смутился дядька. - Она мне их каждый день носит.
        - Спасибо. Действительно, вкусно.
        Он взял второй и тут обратил внимание на газету. По темному от жира полю шла широкая черная линия, похожая на траурную рамку.
        - Кто-то умер? Из этих? - Кивнул он в потолок.
        - Нет, что вы. Газета старая, - добряк переложил фольгу в тарелку и осторожно расправил бумагу. - Это еще с весны.
        - С весны? - Растерянно спросил Константин.
        - Когда Немаляев погиб. Это о нем. Ах, вы же в реанимации… Ну, вы ведь знаете, Немаляев разбился.
        - Разрешите посмотреть.
        Вся страница представляла из себя огромный, до безумия подробный некролог. Здесь же находилось несколько фотографий: детство, комсомольский билет, групповая - выпускники вуза, снова портрет и снова групповая - какое-то ответственное совещание.
        - Вехи, так сказать, - пояснил дядька. - Там еще продолжение. Это экстренный выпуск, целиком Сашке посвятили, к похоронам. Ах, а дочка-то в нее пироги…
        Константин оторвался от газеты и исподлобья взглянул на соседа. Кажется, его огорчение было искренним.
        - Я ведь Сашку знал. Да что - знал! Почти друзьями были. Вот здесь… - Дядька отделил слипшиеся листы и показал разворот. - Здесь.
        Костя увидел два крупных снимка гражданской панихиды. На одном были родные и близкие, на другом - какие-то одинаковые люди в костюмах.
        - Вот я, - без тени высокомерия сказал добряк, тыкая в первый. - Мы с Сашкой вместе начинали, еще в главке. Потом он в гору пошел, да в нем это сразу проявилось. Талант. Ласточкой взлетел. Человек был… Сильный он был человек. Такие если шею не свернут, ой, как высоко взбираются. Но не испортился, вот, что важно. Подлое это дело, медные трубы. А он - нет. Себе не изменил. Ни себе, ни…
        - Это вы, да? - Спросил Константин, чтобы как-то его прервать.
        - Да, - вздохнул сосед.
        Между скорбящими женщинами и офицером из почетного караула стоял он - дядька с красным лицом. В строгой тройке он смотрелся куда лучше, чем в больничном одеянии.
        - Раз уж о нем заговорили, о Немаляеве, я вам, Костя, скажу откровенно: он ведь нашего Нуркина был на две головы выше. Тоже покойник, нехорошо, может быть… Нет, не потому, что мы в приятелях… особой дружбы не водили, хотя от старых знакомых он никогда не отказывался… Масштаб, Костя. Уж вы мне поверьте, я сам без малого тридцать лет на руководящей работе. В управлении немножко понимаю. Александр Немаляев - прирожденный организатор. Нуркин, премьер наш, - он, конечно, лидер. Зажечь умеет, повести за собой… Только это еще не все. Требуется и вторая составляющая: представлять, куда двигаешься, куда ведешь.
        - А Немаляев представлял? По-моему, в этом Чрезвычайном Правительстве все не очень-то…
        - Не все, Костя, не все. - К его нелояльности высокопоставленный больной отнесся равнодушно. - Вот если б Немаляеву больше воли, если б Нуркин на него не давил… да что теперь! Обоих нет.
        - А все же. Допустим, появился второй шанс.
        - Шанс?.. Я не совсем понимаю, - собеседник оторвал взгляд от газеты и уставился на его поднос. - Что же вы не едите ничего? Возьмите еще пирожок, мне будет приятно.
        - Спасибо. Вы простите, что я позволяю себе фантазировать. Тема невеселая.
        - Будь премьером не Нуркин, а Александр, все сложилось бы иначе, - убежденно проговорил он. - И Ополчение, и эти жертвы… довел страну до ручки, а теперь что ж… нагайка и столыпинский вагон. Немаляев бы этого не допустил. Он тоже с завихрениями, но, не смейтесь, в душе он романтик. Человек с идеалами. Был…
        - А вы не боитесь вот так говорить с незнакомым?
        - С моей болезнью боятся только двух вещей: ночи и того, что медсестра опоздает с уколом.
        - Еще раз простите… А как вы считаете, смог бы Немаляев стать преступником?
        Сосед задумчиво погладил багровый подбородок. Вопрос он воспринял неожиданно серьезно.
        - Трудно сказать, - после паузы произнес он. - Это зависит от системы координат. Вы понимаете, о чем я. В христианском смысле мы все грешники.
        - Нет, я без философии, по уголовному кодексу. Мог бы он быть профессиональным преступником? Вором в законе.
        - Запросто, - без улыбки сказал сосед. - Способностями Саша обладал. А как ими воспользоваться - это зависит от случая. Не поступи он в свое время в институт, свяжись с дурной компанией… А вы что же, увлекаетесь подобными э-э… прогнозами? Вы социолог?
        - Любитель, - коротко ответил Константин, возвращаясь к фотографиям.
        - Да… Был человек, и нет его.
        - А это кто? Возле гроба.
        - Семья. Жена Татьяна, сестра Марина… Недавно стало известно, что авиакатастрофа была спровоцирована. Нда, все-таки диверсия. Мерзавцы…
        - А это? - Спросил Костя, вглядываясь в темное пятно на месте третьего лица. Женщина стояла в пол-оборота, да и печать была нечеткой, но что-то Косте подсказывало: этот профиль он уже видел.
        - Дочь Марины. Своих детей у Саши с Таней не было, им их племянница заменяла, - сказал сосед.
        А потом назвал ее по имени.
        - Племянница Немаляева? - Проронил Костя, наклонившись к столу.
        - Красивая, правда? Теперь она… почти осиротела. Не знаю, возможно ли это - почти осиротеть. Выходит, возможно. В новостях еще не передали, но меня уже проинформировали: поймали тех негодяев. Тех, что аварию подстроили. Естественно, из Ополчения. Таких надо на части рвать. Кто-то помог на них выйти - внедренный агент или еще кто… Что же он раньше-то молчал, агент сопливый?..
        Константин зажмурился и, словно этого было недостаточно, закрыл лицо ладонями. Он скрипел зубами и сжимал пальцы ног, ему хотелось сжечь свой ужас незаметно для окружающих - хотя бы первую его волну, однако за ней накатила вторая, и Костя понял, что ему не сдержаться.
        - Что это с вами? - Озаботился сосед. - Я сейчас доктора… Врача!
        - Врача… - выдавил Костя. - Раньше… надо было раньше…
        Он вскочил и, свалив тарелку с пирожками, бросился в коридор. Гвардеец у перегородки тревожно заворочался и замер в ожидании. Он охранял этаж от посторонних, относительно же пациентов никаких указаний не было.
        - Черных! Где Черных? - Выпалил Константин, подбегая к усатому сержанту. - Отведи меня в Борису. В питомник. Отведи, ну!
        - Зачем вам?
        - Отведи!
        - Не положено, - промямлил он. - Пост. Смена через полтора часа.
        - Отведи сейчас! - Отчаянно заорал Костя.
        - Руки… руки-то убери, - заволновался охранник, пытаясь отцепить его пальцы. - Ты что балуешь? Ты куда к кобуре?.. Да ты чего?!
        По лестнице, задыхаясь, неслись три человека в белых халатах.
        - Только не стреляй! - Крикнул кто-то из противоположного торца. - Шоком его!
        - Нельзя электро… - прохрипел Мясник, преодолевая последние ступени. - Нельзя шок!..
        Константин незаметно для окружающих согнул колено, и гвардеец, ойкнув, присел на корточки. Он тяжело задышал и хлопнул себя по кобуре - ладонь провалилась в пустоту.
        Мясник, схватившись за перила, сделал еще один рывок и поскользнулся на сияющем кафеле.
        - Электрошок нельзя, - задыхаясь, повторил он.
        - Давай, - приказал Костя, сверля стволом ноздрю гвардейца. - Давай. А то выстрелю.
        - Чего «давай»? - Оторопело прошептал сержант.
        - Электрошок.
        Гвардеец медленно расстегнул поясной футляр и достал пластмассовую коробочку с металлическими рогами.
        - Отдай пистолет, - сказал он. - Тебе ничего не будет.
        Костя опустил ствол и нажал на курок - пуля с визгом отрикошетила в сторону столовой, а в мраморном порожке осталась косая, неправильной формы лунка.
        - Убери! - Бросил Мясник, обращаясь к обоим.
        Константин поднял пистолет и прижал дымящийся зрачок ко лбу сержанта. Тот, сдавшись, вытянул руку вперед - и…
        Костя ощутил только жжение под коленом. Боли в сердце не было - оно просто исчезло. Вместе с пульсом пропало все: Мясник, чистый линолеум, чудесный вид за окном. Все это рухнуло куда-то в бездну, растворилось в водянистом сумраке небытия и как-то разом перестало волновать. Константин знал, что вселенная не погибла, но сейчас они отделились друг от друга. Он находился вне всего, что имело названия.
        Он - и голос. Чей-то голос:
        - Вырвался, молодец. Но грубо. Маньяк - он и есть маньяк. Не так надо было.
        - А как?
        - Как… Ты береги себя. В этот раз тебе повезло, но насчет следующего сомневаюсь. Не буду же я за тобой, как нянька… Не в смерти дело. Постарайся это учесть - там, в своей войне… неизвестно за что.
        - Я вернусь?..
        - Туда, куда хотел.
        - Это ты меня направляешь? И ты выбираешь?.. Тебе это под силу? Но тогда ты… Ты - Бог?!
        - Бога нет, маньяк.
        - Я… я не…
        - Шучу, успокойся.
        Его вытолкнуло так резко, что он еще застал панику учителя, никчемного человечка, привязанного к батарее. Географ сидел на полу, предатель же умер стоя, и от такой перемены Константин потерял равновесие. Он откинулся на спину и крепко приложился макушкой о трубу.
        - Что за место? - Спросил он. - Мы переехали?
        - Как видишь, - сказал Петр. - Наконец-то ты вернулся. Людмила боялась, что ты там навсегда… А у нас новости.
        - У меня тоже, - кивнул Костя.
        Глава 8
        Новая база не нравилась никому, даже Насте, которая ее и подобрала. По сравнению с грязью, тараканами и разбитой мебелью, достоинства черного хода выглядели неубедительно. У соседей-наркоманов не смолкая верещало радио, и сколько Ренат не колотил им в дверь, все было бестолку. Соседи не отзывались - возможно, лежали под кайфом, возможно, сдохли от передозы.
        Однако по-настоящему Петра волновало другое. Надвигалась ночь, и он, как старший в этом таборе, опасался конфликтов. Он догадывался, что Настя с Людмилой в обиду себя не дадут, но уж больно разухабистые были у Рената друзья.
        Стремясь довести численность сотни до номинальной, Зайнуллин прямо в поезде принялся уговаривать народ поучаствовать в акции против Кокошина и, надо же, шестерых уговорил. Немудрено, что все новобранцы оказались психопатами почище самого Ренатика. Трое из них перекинулись из какого-то райского слоя, где, по их словам, царило всеобщее благоденствие, еще трое были обыкновенными бродягами.
        Став командиром отряда, Зайнуллин решил, что одного «Вальтера» на семерых маловато и, не долго думая, организовал налет на линейный отдел милиции. Операция прошла неудачно. Выслушав его рассказ, Петр не понял, как им вообще удалось унести ноги. Одного менты застрелили, второго, раненного в плечо, бойцы добили сами.
        Вечером того же дня они раскулачили какого-то фермера и, завладев карабином, отправились в ближайшую воинскую часть. Если б по этой истории сняли фильм, Петр заплевал бы весь экран, но на полу стоял осязаемый результат - два баула, битком набитых оружием.
        Позаимствовав у Кости пластырь, Ренат гордо прилепил на стену номер местной газеты. В передовой статье говорилось о новой криминальной группировке и о беспределе, потрясшем область.
        После такого громкого дела о поездке в Мурманск не могло быть и речи. Отряд отсиделся в какой-то брошенной деревушке и кружными путями двинулся в Москву. У Рената хватило ума воздержаться от разбоя на дороге, поэтому до столицы они добрались почти без приключений.
        К Петру бойцы отнеслись с почтением, но было видно, что авторитет Зайнуллина для них весомее. Они не слишком отчетливо сознавали, куда и зачем их привели, - просто все, что с ними произошло за последние несколько дней, их крайне устраивало. Рекруты выразили готовность продолжать в том же духе, а идейное обоснование доверили начальству.
        - Зачем нам эта мразь? - Тихо спросил Костя.
        Пользуясь тем, что бойцы разбирают сумки, он вывел Петра на кухню и припер его к облупленному холодильнику.
        - Сотник, мы превратились в пошлую банду. Скоро начнем громить ларьки и сажать торгашей на паяльник. Мы, кажется, созрели.
        - Нам нужны люди, - возразил он. - Я от этой шушеры тоже не в восторге, но выбирать не приходится. А белые перчатки можешь спустить в унитаз.
        - Не белые, Петр, давно уже не белые. Только я стрелял в людей не из прихоти.
        - Я знаю, Костя. Но цель велика. Ради нее надо смириться. Мы не делаем ничего плохого. Наоборот, заставляем пяток сволочей поработать во благо…
        - Ты говоришь, как Нуркин.
        - Они нам сегодня здорово помогли. При переезде. И с тобой… Ведь не бабы же тебя волокли. Если б не команда Зайнуллина, неизвестно, где бы мы сейчас были. Дай им шанс проявить себя по-настоящему.
        - Когда проявят, будет поздно.
        - Все! Оставим эту тему. - Петр вздохнул и, раскрыв окно, закурил. - Лучше о другом. Твои провалы не повторятся?
        - Меня наконец-то убили.
        - Поздравляю, - невесело произнес он. - Как там сейчас? Как наше Ополчение?
        - Плохо, - сказал Константин. - Хуже некуда.
        - Чрезвычайное Правительство победило?
        - Мне из больницы не видно, кто победил, а кто проиграл. Но слово «чрезвычайное» там больше не употребляют. Кажется, на Родине все налаживается.
        - Чего?! С Ополчением плохо, а там налаживается? Что там может наладиться без нас? Ты сначала думай, потом говори.
        - Я думал, сотник. Времени было в достатке - я и думал. Нуркин сволочь, это ясно. С Нуркиным надо кончать. А остальных… зря мы их под одну гребенку. Люди разные.
        Петр глубоко затянулся и медленно выпустил дым ему в лицо. Константин стерпел.
        - Я, Костя, не пойму чего-то. Ты что предлагаешь? Сформулируй свою кашу.
        - Ничего я не предлагаю! - Разозлился он. - Хотел сомнениями поделиться, да смотрю, не по адресу.
        - Правильно смотришь, - спокойно сказал Петр. - Когда сомневаешься, надо к венерологу идти, а меня грузить ни к чему. Слушай, а может, это у тебя от стресса? Как-никак, помер.
        - Мы все померли, - буркнул Костя. - Что ты мне собирался сообщить?
        - Нуркин начал собственную охоту за дневниками Черных. Они оба их ищут, Немаляев - отдельно, Нуркин - отдельно.
        - С чего ты взял?
        - Очень просто. Нуркин пытался организовать слежку не прибегая к помощи братвы. То есть интерес к записям он от Немаляева скрывает. Немаляев, в свою очередь, утаил от него смерть Бориса. Тоже подозрительно.
        - А Немаляев откуда знает?
        - Да я сам ему сказал! Когда он звонил. А, ты же в отключке валялся. В общем, все это смахивает на раскол. Только не соображу, как этим воспользоваться. Я в интригах не мастер.
        - Грохнуть обоих, вот и вся интрига, - заявил вошедший Ренат.
        Вместе с Зайнуллиным на кухню вперлись его подчиненные, и на восьми квадратных метрах стало нечем дышать.
        - Сотник, а где моя почетная грамота? - Театрально спросил он.
        - Дай ему доллар, пусть купит себе шоколадную медальку, - бросила из коридора Настя. - Ребят, вы бы рассосались как-нибудь, здесь взрослые беседуют.
        Четверо новобранцев недовольно загомонили, но под окриком Рената отправились в комнату.
        - Нет, ребята правда отличились, - сказала она. - Мозги у них, как у ящериц…
        - Это, наверно, комплимент, - вставил Ренат.
        - …но действовали отлично, - закончила Настя.
        - А что случилось-то? - Спросил Константин.
        - Когда сюда перебирались, Людмила засекла наблюдение. Две машины.
        - Я был уверен, что пасут только меня, - сказал Петр.
        - Выходит, ваш Нуркин подстраховался. Но от второй группы ничего не осталось.
        - Мы их в капусту чик-чик-чик! - Зайнуллин ребром ладони изобразил рубку овощей и счастливо рассмеялся.
        - Свидетели? - Коротко осведомился Петр.
        - Чик-чик!..
        - Да уж, такого «чик-чик» я давно не видала.
        Константин выразительно прочистил горло и, скрестив на груди руки, отвернулся к окну.
        - Зато Кокошин гуляет по Мурманску и в ус не дует, - мрачно сказал Петр.
        - Ты что, сотник? - Опешил Ренат. - Кому нужен этот Кокошин, сука, маму его… а… - он поймал на себе строгий взгляд Насти и дальше решил не развивать. - Кокошин-какашин… Ты гляди, каких я тебе хлопцев подогнал! Они за революцию в огонь и в воду!
        - Революция? О чем ты?
        - Ну, это… что там у нас? Ополчение, то-се. Железные пацаны!
        Константин не выдержал и вышел в коридор. Первая комната была занята железными пацанами. Они окружили телевизор и, разделившись на пары, жарко о чем-то спорили. При этом железные пихались, брызгали слюной и обзывали оппонентов пидорами. Не вникая в суть дискуссии, Костя пошел дальше.
        Вторая комната находилась в самом конце, после туалета и ванной. Людмила по-турецки сидела на вытертом коврике. Сначала Косте показалось, что она медитирует, но потом он заметил у нее в ногах какую-то книгу.
        - Почему не со всеми? Почему телевизор не смотришь?
        - Футбол. Занятие для плебеев, - сказала она, не отрываясь от чтения.
        - Гм, гм… - Константин не сразу нашелся, что ответить. - Для плебеев?.. Конечно, ты-то среди нас голубая кровь.
        Он плотно прикрыл дверь и продолжил:
        - Голубая кровь, да. Родственников имеешь знатных.
        Людмила медленно подняла глаза и тихо молвила:
        - Ты понимаешь, что я могу тебя убить? Одним ударом.
        - Понимаю. Поэтому захватил вот это, - Константин вытряхнул из рукава нож и виртуозно крутанул его между пальцев.
        - Ты, наверное, в цирке работал. Наверное, клоуном. Я твое перо голыми руками сломаю.
        - Наверное. Если дотянешься.
        - Но сначала вырву тебе язык.
        - Как скажешь, - пожал он плечами и мгновенно перекинул нож в другую руку. - А я твой язык не трону. Чем ты тогда говорить будешь? Про дядю своего. И еще про тетрадь.
        - Ха, тетрадь, - презрительно скривилась Людмила.
        - Больше ее взять было некому. Петр сразу не догадался, потому что у него на тебя перманентная эрекция. А у меня - нету. Зато я был на выставке «инквизиция сквозь столетия». Я видел картины про то, как снимают кожу. Думаю, у меня получится.
        - Ну, попробуй, орел.
        Дверь неожиданно открылась, и в комнату влетел Зайнуллин.
        - Я не помешал? О чем воркуем?
        Людмила нахмурилась и едва заметно качнула головой.
        - О живописи, Ренат, - сказал Костя. - Ты иди. Там твои архаровцы скоро подерутся.
        - Нда? Ну, я пошел, - заговорщически подмигнул он. - Только без стонов, лады? Бойцы услышат - возбудятся.
        - Стонать не будем, - заверила Людмила. Она дождалась, пока Ренат не уберется и, немного расслабившись, сказала. - Ты сделал неверные выводы.
        - Немаляев - твой дядя.
        - Я не отказываюсь. Но между нами ничего общего.
        - Ой ли? Тетрадь Бориса уже у него?
        - В сумочке. Она там с первого дня лежит. Хочешь - бери. Все равно она бесполезна. Борис писал для себя.
        - Зашифровано?
        - Ты как ребенок. Бери и читай. Там одна вода. Ты ведь надеялся найти инструкцию? «Делай раз, делай два». Нет. Какие-то нравоучения, декларации. И все. Собиралась назад подбросить, да этот переезд…
        - А где нашла?
        - На полке. Борис ее действительно не прятал. По-моему, он не предполагал, что она кому-то понадобится. - Людмила дотянулась до ремешка и, стащив сумку со стула, положила ее перед Костей. - У меня там еще ствол, ты будешь нервничать. Сам доставай.
        Константин, не сводя с нее глаз, повернул замочек и нащупал пистолет. Выщелкнув обойму, он положил ее в карман и достал потрепанную, с закрученными углами, тетрадь.
        Смерти нет. Умирая, человек всего лишь теряет одну из бесчисленных теней. Человек жив, пока себя осознает. Прекратить это невозможно, так же, как невозможно постичь бесконечность отражений. Если бы мы научились видеть свои тени, разбросанные в…
        - Здесь все в таком духе? - С отвращением спросил Костя и перевернул пару листов.
        Оплакивание мертвых - самая глупая из традиций. Широта ее распространения наводит на мысль об умышленном искажении действительности. Смерть физического тела является ничем иным, как частичным освобождением от…
        Ну вот, освобождение, подумал Костя. Чего же он тогда обижался? Не в том лесу закопали?
        - Это фуфло, - заявил он. - Ты сама написала.
        - Сравни почерк, - равнодушно отозвалась она.
        - Ты племянница Немаляева. Все, что ты говоришь, для меня ветер. Людмила, неужели ты не боишься? Среди злых мужиков… А Настя? Вы с ней заодно?
        - Мы вместе. Но к дядюшке никакого отношения не имеем. На Родине я с ним не общалась, в этом слое тоже. Почти.
        - А на моей Родине ты ему как дочь.
        - Я отвечаю только за свою. Это… семейное. Он отлучен от клана.
        - Почему я не перережу тебе горло? - Сокрушенно пробормотал Костя.
        - Потому, что я тебе нужна. Сегодня я собиралась уйти. Но решила остаться. Дядюшка погиб, да? Сюда он перекинулся из твоего слоя. Ты будешь искать с ним встречи, но без меня он тебя примет… по-другому.
        - Что ты мелешь?
        - Я слышала, как ты бредил.
        - С Немаляевым я общаться не планирую, - отрезал Константин.
        - Придется. Твоего сотника замкнуло, и ты это видишь. И я вижу. Ты пойдешь к дяде Саше. Больше тебе деваться некуда. И я пойду. Раз дядюшка ищет тетрадь Бориса, значит движется в том же направлении, что и мы. Или желает двигаться.
        - «Мы»?
        - Наш опыт для него будет сто крат полезней, чем эта ахинея.
        - Немаляев - враг.
        - Твой враг - это режим, построенный Нуркиным. А дядюшка… он не такой.
        - Понятно. Ты с ним поссорилась и, чтобы реабилитироваться, хочешь вернуться с трофеем. Тетрадки Бориса тебе показалось маловато, и ты решила перетащить меня.
        - Дурак, - грустно сказала Людмила. - В этом слое он убил моего отца. Давно, я была еще ребенком. Поэтому я и уговорила Настю остаться с вами. Но теперь… Ты знаешь, что происходит вокруг. Неделя-две, и все рухнет. Выйди на улицу и посмотри на людей. Они сошли с ума.
        - А Немаляев - спаситель. Да?
        - Назови другого, я буду рада.
        Она легко, без помощи рук поднялась и открыла форточку. Костя невольно залюбовался ее фигурой и почему-то вспомнил себя в больнице. Вспомнил одиночество и безысходность. Здесь Людмила тоже была одна - с Настей из так называемого дружественного клана и чужим дядей Сашей. То, что она говорила, имело смысл, но Константина по-прежнему что-то смущало.
        - У меня была тысяча возможностей вас прикончить. Всех. И сейчас тоже, - она задрала блузку и продемонстрировала дамский пистолет, приклеенный скотчем прямо к телу.
        Она ведь и вправду могла меня убить, подумал Константин. И не сделала этого. А я мог бы рассказать сотнику о том, чья она племянница. И промолчал. Видимо, по той же причине.
        - Когда ты с ним свяжешься?
        - Я пытаюсь. Но вор в законе - не химчистка, в телефонном справочнике его номера нет.
        - Он есть у Петра.
        - Знаю. Но надо подождать.
        - Чего? У моря погоды?
        - Не сегодня, - выразительно сказала она.
        - У вас, у женщин, всегда так. В самый неподходящий момент.
        Константин вернул ей обойму и вышел из комнаты. Его не покидало ощущение, что он снова кого-то предал. Еще ничего не сказав и не сделав - уже предал. Внутри. Не Петра и не сотню - саму идею. За которую он, собственно, и убивал. Странно, но сожаления он не испытывал.

* * *
        - Погано у вас тут. Суетно как-то, напряженно. Не люблю я Москву. То ли дело север - чистота, простор! - Кокошин брезгливо отстранил рюмочку и опрокинул бутылку в бокал для лимонада. - И пьете вы, как французики. Скурвились совсем.
        Он поднес стакан ко рту и, шумно выдохнув, проглотил двести грамм коньяка.
        - Устроился нормально? - Спросил Нуркин.
        - Нормально, - отмахнулся он. - Шурик все оформил, я и чемодан-то свой не видел. Отвезли-привезли. Телки на выбор. Люкс!
        - Не о том я. Как здесь устроился? В этом мире.
        - А-а! Ничего, - скривился Кокошин. - Полковник. Командир БРП, женат. Вот с женой мне не очень…
        - «Бээрпэ» - это что? - Перебил его Нуркин.
        - Береговой ракетный полк.
        - Ракеты э-э…
        - Да ну брось ты! Там не то, что ты думаешь. Противокорабельные. Ядреную голову на нее поставить можно, но дальше Мурманской области она все равно не улетит.
        - Жаль, - признался Нуркин
        - И не говори.
        Кокошин наполнил второй стакан и, чокнувшись с пустой рюмкой, влил его в себя. Нуркин не таясь наблюдал за бывшим министром просвещения и поражался, куда все делось. Глянца Кокошину не хватало всегда, но таким пещерным он не был. Во всяком случае, на встрече с ректорами вузов Нуркин за него не краснел. А теперь? Кокошин как будто кичился своей неотесанностью, сознательно выставлял ее на показ.
        А нахрена ты мне нужен, дорогой, глядя на него подумал Нуркин. И сам себя огорчил: нужен. Времени оставалось всего ничего. По его прикидкам, через пару недель в крупных городах должны были подняться волнения. Всего же нынешней власти он отмерил два месяца. Это был предел. Осенью страна превратится в огромный сумасшедший дом, а у него еще не сформировано теневое правительство. Кроме себя, богоподобного, народу показать некого.
        - Министром обороны потянешь, - утвердительно спросил Нуркин.
        - Влад, мне бы старую должность. Армии я в этом мире нахлебался во, - он провел пальцем по краю стакана. - Мне бы попроще что-нибудь. Я ведь помню, как ты Ефимова по ночам будил, через день в Кремль таскал. Мне такого счастья… - Кокошин сложил губы куриной гузкой и издал характерный звук.
        - Как же ты со своей инертностью до полковника дослужился?
        - А человек я хороший, - скромно потупился он.
        Это Нуркин знал. Кокошин был предан как пес, а такое качество ценилось везде. Ему можно было довериться, и потом не жалеть. На него можно было опереться - всегда. Некоторые принимали это за настоящую дружбу. Нуркин давно понял, что это - всего лишь неумение жить без хозяина.
        - С культуркой у меня здесь, конечно, небогато, - посетовал Кокошин. - Представляешь, дочка спрашивает: «На дне» - это про что? А я - убей, не помню! Сказал, про подводников. Когда чувствуешь себя дубиной, остается только шутить.
        - Ты, наверное, слывешь большим остряком.
        - А? Давай, давай, подкалывай. Меня не щиплет. Я-то знаю, что к чему. Я этого полковника ношу, как китель. Снять, правда, не удается.
        - Других военных у меня нет, - резко произнес Нуркин. - Сашок с армией справится, но у него и без этого дел полно.
        - Есть кандидатура, - сказал Кокошин. - Человек с размахом. И с интересными идеями.
        - Откуда?
        - Он местный. Генерал-лейтенант, служит в штабе округа.
        - Я понимаю, у тебя здесь новая биография, новые приятели, охота-рыбалка, но…
        - У него и к стратегическому оружию доступ есть, - невозмутимо произнес он. - То, на что ты облизывался. Сорок восемь шахт. По графику на боевое дежурство они заступают в сентябре.
        - Поясни.
        Кокошин сладостно вздохнул и откупорил следующую бутылку.
        - Поясняю. Если вы с ним договоритесь, - а вы договоритесь, за этим я и прилетел, - то в сентябре мы получим полсотни ракет с веселой начинкой. Перенацелить и произвести пуск нам никто не даст, это все из центра делается. Но нам ведь достаточно угрозы пуска, а это организовать легко. Система создавалась в начале семидесятых, с тех пор ее только поправляли - на полную замену денег не было. Представляешь, насколько она устарела!
        - Погоди. Один генерал-лейтенант?..
        - Само собой, не один. Настроения в армии сейчас конкретные, спичку поднес - полыхнуло. Несколько лет назад кто-то еще надеялся на лучшее. Последний оптимист, которого я знал лично, застрелился в прошлом году. Молодые в армию не идут, стариков сокращают. А самое обидное - железки ржавеют! Ради них весь Союз жопу рвал, а теперь на металлолом пилят. За такую реформу не то, что к стенке…
        - Хорошо, - кивнул Нуркин. - Сколько народу?
        - Вокруг него? Человек пятнадцать наберется. А по сигналу половина армии встанет. Нужна только Аврора.
        - Если я правильно понял, Аврора у нас уже есть.
        - Будет, Влад. В сентябре.
        - Давно ты знаком с этим генерал-лейтенантом?
        - Он мой старший брат. Здесь у меня завелся брательник.
        Нуркин присвистнул и, вторя Кокошину, ливанул коньяка в стакан.
        - Что же ты сразу?.. Хотел посмотреть, какую я тебе должность предложу? Несолидно.
        - Министр просвещения, - напомнил Кокошин.
        - Просвещения, - без раздумий согласился Нуркин. - А, послушай-ка… перевести угрозу пуска в реальный пуск - это…
        - Практически невозможно, - заверил Кокошин и вдруг увидел на его лице что-то похожее на разочарование. - Влад! Ты в своем уме?! Это же ядерное оружие! Над шахтами висят натовские спутники. Старт засекут, и тогда…
        - Успокойся, я просто так спросил. Я рад, что все под контролем, и что наша Аврора, как полагается, заряжена холостым.
        - В холостой Авроре две с половиной мегатонны, - возразил Кокошин. - И Аврор этих - сорок восемь штук. Не вздумай спрашивать «просто так» при брательнике. Больше всего на свете военные не любят войну. Это я тебе как полковник говорю.
        - Да что ты разошелся? Нет, так нет. Замяли. Давай по последней.
        Нуркин разлил остатки коньяка и не чокаясь выпил.
        - Как умер, помнишь?
        - А?
        - Если ты еще не в курсе: прежде, чем попасть сюда, мы все умерли.
        - Это естественно, - отозвался Кокошин. - Нет, я не помню. Может, во сне?
        - Счастливчик, - молвил Нуркин, разжевывая лимон. - Меня вот в тачке взорвали, а Сашка вообще на самолете…
        - Я знаю. Я же вас пережил.
        - Тьфу, да. Трудно привыкнуть. Кстати. Немаляеву о ракетах говорить рано. Это еще вилами на воде писано, зачем человека обнадеживать?
        - Хозяин - барин. Я не к Шурику прилетел, а к тебе. Если ему еще что-то… рано - поставь меня в известность. Я тебя никогда не подводил, Влад. И сейчас не подведу. Деятели просвещения выражают единодушную поддержку! - Хохотнул он.
        - Давай-ка еще, - сказал Нуркин, открывая бар. - А что касается Александра… Там ничего такого, все нормально. Просто изменился он, на него это… - Нуркин покрутил рукой в воздухе, - на него это слишком повлияло. Я ему верю. Но уже не с закрытыми глазами. Вор в законе и прочее… Он стал немножко заносчивым. А это ведет к ошибкам.
        - Что-то серьезное?
        - Пока нет. Мелочи. Упустил какого-то засранца, сына другого засранца - того, которого давно следовало прищучить. Оба где-то здесь, под боком. Сашка говорит, что ищет, но если б искал - уже нашел бы. Он от меня что-то скрывает. Обидно.
        - Я все понял, - сказал Кокошин. - Он мне и в той жизни не нравился. Хорошо, что предупредил, я к нему присмотрюсь. А за ракеты не беспокойся. Наша Аврора на запасном пути, и Шурик о ней не узнает. Слово офицера, - улыбнувшись, добавил он.

* * *
        Кокошин сказал: «слово офицера». И, кажется, при этом улыбнулся.
        Немаляев медленно снял наушники и бросил их на стол. Магнитофон продолжал записывать - на втором аппарате тем временем меняли бобину.
        Студия находилась в доме напротив, так, что Нуркина можно было еще и фотографировать, но на это Немаляев указаний не давал. Ему вполне хватало фонотеки: левый шкаф - треп Нуркина в квартире, правый - в машине. Оставалась еще мертвая зона - улица и различные места, которые он посещал, но Немаляев не думал, что Влад станет изрекать какие-то эпохальные вещи на ходу.
        В некоторых случаях, например, когда Нуркин ходил к профессору Крючковскому, он сам записывал все беседы и сам же вручал Немаляеву пленки. Немаляев складывал микрокассеты на отдельную полочку - рядом с большими катушками они смотрелись неуместно. На этих кассетах было много всякого разного, подчас - натуральный компромат. Немаляев удивлялся, как легко и безоглядно Влад отдавал ему эти записи, и уж конечно не сомневался в их подлинности. До сегодняшнего дня.
        Он взял со стола наушники и, не одевая, поднес к левому уху. Кокошин, судя по голосу, был уже прилично пьян. Он без остановки рассказывал казарменные анекдоты, а Нуркин наверняка продолжал рисовать свои дурацкие решетки.
        Немаляев хлопнул в ладоши, требуя внимания. Трое операторов, поджарых юнцов с нечесаными патлами, развернулись в креслах и дисциплинированно замерли.
        - Так, братцы шпионы. Кто из вас может провести экспертизу? Быстро и грамотно.
        - На вашей технике - любой, - сказал тот, что сидел ближе.
        - Вот ты, любой, и иди сюда. Возьми на полке кассеты, вон те, маленькие, и проверь. Сколько тебе нужно?
        - Смотря что проверять.
        - Не знаю.
        - Тогда и я не знаю, - бесхитростно ответил юноша, унося кассеты.
        - Ишь ты… - проронил Немаляев.
        Эта непосредственность его сначала бесила, потом развлекала и, наконец, стала доставлять какое-то необъяснимое удовольствие. Малышовка - а про себя он их называл только так - была самой странной командой из всех, что он видел. И, не исключено, самой сильной. Немаляев не мог представить себе мир, где эти ребята выросли, где их с шести лет готовили к диверсионно-разведывательной работе, и где она, их работа, активно использовалась.
        В своем слое они погибли одновременно - все пятеро и, оказавшись здесь, в течение двух дней вновь собрались в команду. Прежде, чем он нашел с малышовкой взаимопонимание, между ними легла кровь.
        Он их простил. Возможно, из-за того, что кодекс чести старого уголовника воевать с сопляками не позволял, возможно - потому, что Немаляев сразу понял, насколько они могут быть полезны. Телекамеры, установленные в бункере, зафиксировали, как один из малышей сломал позвоночник камээсу по самбо, вскрыл кодовый замок и, опередив автоматную очередь, сосватал еще два трупа. Все - за сто двадцать секунд. Нормальный взрослый за это время и в уборную сходить не успеет. А семнадцатилетний юноша отправил на тот свет пару неплохих бойцов и с ними Маэстро.
        Через неделю он снова объявился - у него уже была целая группа. Малышовка. Малыши умели собирать взрывные устройства, стрелять с обеих рук и лазать по стенам, но они но не знали, как жить в чужом мире. Они привыкли работать по специальности, и убить президента для каждого из них было проще, чем постирать себе носки.
        Друзьями они не стали. Немаляев и малыши - какая между ними может быть дружба? Они не стали даже попутчиками, поскольку собственного пути малыши не имели. Это был симбиоз поколений, временное перемирие между старым волком и молодыми волкодавами, и никто не хотел заглядывать вперед - там не было ничего, кроме большой грызни.
        В дверь позвонили. В студии постоянно дежурило три-четыре человека, и ключи, по обоюдной договоренности, на улицу не выносились. На деле это означало, что дубликат есть у каждого, но никто им не пользуется. И Немаляев, и пятеро малышей осознавали, что их альянс держится исключительно на доверии.
        - Сан Саныч, это они, - крикнул из прихожей Кирилл.
        Главный Малыш, так его про себя окрестил Немаляев. В глаза он его не называл никак, в этом не было необходимости. Просто «ты». Иногда - «братец шпион». Тот самый братец, что свернул шею Маэстро. А двумя минутами раньше придушил некую женщину. Зная, что она его мать, - и в этом слое, и, естественно, в любом другом. Похоже, малышей с детства оторвали от семьи, и их отношение к родным было не слишком трепетным.
        Кириллу было семнадцать, ровно на столько он и выглядел. Он носил длинную косую челку, все время спадавшую на левый глаз, и узкие темные очки, делавшие лицо худым и хищным. На верхней губе у него была большая родинка, от которой, по мнению Немаляева, стоило бы избавиться.
        - Это они, Сан Саныч. К заварухе у Никитских Ворот причастны люди сотника. Самого его там не было, но бабы те же. И еще несколько человек. С кем стрелялись, неизвестно, это вам у ментов справиться надо. Думаю, их пасли.
        - Кто их мог пасти, если не мы? - Возмутился Немаляев.
        - Москва большая.
        - Шуму много было?
        - Сейчас везде шум. На окраинах магазины громить начинают.
        Немаляев махнул рукой и перешел во вторую комнату, оборудованную под лабораторию.
        - Как дела, братец?
        - Я закончил. - Малыш за компьютером повернулся и двинул к нему стопку кассет. - Здесь все чисто.
        - Да? Порадовал.
        - А здесь не очень, - сказал малыш, кладя на стол еще две коробочки. - Вот на этой обычная склейка. В смысле, монтаж. Изъято как минимум три куска, последний - довольно продолжительный. По косвенным признакам, минут на десять. А на этой, Сан Саныч, вообще беда. Полностью сфальсифицирована.
        - Не понял, повтори.
        - А чего повторять? Этого разговора не было. Вернее, он был, но специально на микрофон. Имеется в виду, что беседа проходила в ресторане, на самом деле - в парке или в лесу. То есть два человека сели на пенек и набрехали сорок пять минут всякой ерунды. А рядом играла запись из настоящего кабака. Только кабак писали поздно вечером, а встреча была около полудня, это из разговора следует. Короче, топорней некуда.
        - Ну-ка! - Немаляев выхватил кассету и прочитал пометку: «Горшков». - Это он с владельцем девятого канала. Так, и что?.. Я ее слушал, там ничего нет.
        - Сан Саныч, на кассете не дезинформация, - догадался Кирилл. - Псевдоинформация. Попытка скрыть подлинный разговор, произошедший в ресторане. Вывод: объект не в курсе, что мы им занимаемся, иначе подсунул он бы что-нибудь более достоверное. И еще: Горшков, как участник радиоспектакля, с ним заодно.
        - Выводы у них… - буркнул Немаляев. - Какая мне теперь разница, в курсе он или не в курсе? Мне это, братцы шпионы, теперь до лампочки.
        Немаляев подозревал, что знает о своем соратнике не все, но он не думал, что Нуркин зашел так далеко.
        Владя-Владя… Забыл, кто тебя кормит? Кто помог тебе построить партию, свел с нужными людьми, наполнил счет? А кто решал твои бесконечные проблемы? А Мурманск? Зачем тебе ракеты? Аврора, да? Ты что, снова решил побаловаться с мятежом?
        Немаляев мог закрыть глаза и на мелкие секреты, и на манипуляции с партийной кассой, но здесь пахло совсем иным - безопасностью страны. Их общей безопасностью - партии, братвы, Ополчения, ментов, фраеров, малышей… Всех.
        И Нуркин еще имел наглость разглагольствовать о каких-то ошибках! Оставить сотника в живых - ошибка? Ну, может быть, и так. Только ошибки Влада были куда круче. А самое печальное, что он, кажется, не сделал никаких выводов…
        - Не делите людей на друзей и врагов, тогда вам не придется разочаровываться, - сказал Кирилл. - Мы все организуем.
        - Да, его время пришло, - согласился Немаляев. - Вам что-нибудь нужно?
        - Как всегда, Сан Саныч. Деньги и ваше доброе слово.
        - Деньги сейчас, доброе слово - после акции.
        - Мы называем это мероприятием.
        Немаляев тяжело вздохнул.
        - Вот и прими их, свои меры. У тебя хорошо получается.
        Глава 9
        Теперь уж точно не получится, раздраженно подумал Петр. Если с Людмилой не сложилось там, у Бориса, то здесь и говорить нечего. Бардак, грязища, раздолбаи всякие под ногами вертятся… Никаких условий. Другую можно было бы отвезти в гостиницу, но эта не поедет. Не таковских кровей.
        Хлопнула входная дверь - раздолбаи, легки на помине, вернулись с продуктами. Лучше было бы сказать - с закуской, поскольку основное место в сумках занимала водка. Ренату, как непьющему, его подчиненные принесли кулек конопли - нехилый газетный фунтик, в которые бабульки расфасовывают семечки.
        - Не много тебе? - Хмуро спросил Петр.
        - Так я ж не один, - осклабился Ренат. - На толпу раскумарим, может, и на завтра чего останется. А не останется - еще стакан возьмем. У нас с цыганами договор, мы у них вроде на абонементе.
        - Оптовые скидки?
        - Мы за шмаль не платим, мы ее так берем. А они зато живут без забот и своими делами занимаются. Взаимовыгодное сотрудничество.
        - Сотрудничество… - протянул Петр, нервно раскачиваясь на носках. - Растешь, Ренатик. Кого еще под крышу принял? Сутенеры, кидалы?.. С блатными перетер? Ментов в районе всех купил?
        - Что ж мне теперь… - буркнул Зайнуллин. - Кормиться мне на что? От твоего кармана? Западло мне, да и кончатся они у тебя скоро. Вот и задумаешься - то ли грузчиком наниматься, то ли на большую дорогу.
        Костя в эти разговоры не вмешивался - знал, что бесполезно. К тому же, они сами жили на деньги, накопленные убитым Борисом. С точки зрения уголовного кодекса, Костя и Петр были ничем не лучше отморозков Рената.
        На кухню вошла Настя. Одета она было по-домашнему: шлепанцы, рваные джинсы и тонкая футболка, под которой, бугря ткань, болтались большие твердые соски. Посягательств на честь и достоинство Настя не боялась. В первую же ночь с бандой Зайнуллина она выстрелила одному бойцу между ног - пуля в темноте прошла ниже, но вопрос о свободной любви был решен раз и навсегда.
        - Мужики, вы охренели, - сказала Настя, открыв сумки.
        - Ребята справятся, - заверил Ренат. - Нам сегодня кое-что отметить…
        - В этом я не сомневаюсь. Еды, говорю, мало.
        - Больше не пойдем, - крикнул кто-то из комнаты. - Жара на улице.
        - Ренат! - Требовательно произнесла она.
        - Не, не пойдем, - подтвердил Зайнуллин.
        - Ну… Как затарились, так и пожрете, - заявила Настя, выкладывая продукты на стол. - Что-то у соседей радио не слышно.
        - А мы его у них приобрели, - сказал Ренат. - Им - лишняя доза, нам - здоровый сон.
        - Хоть ты сообразил. Эти идейные так бы и страдали, а потом взбесились бы и пошли глотки резать.
        - Если можно договориться, надо договариваться, - важно изрек Зайнуллин. - Если нельзя, тогда уж резать…
        - Подруга твоя когда вернется? - Спросил Петр. - Далеко ты ее отправила?
        - Это дело наше, сугубо женское, - шутливо ответила Настя, хотя было понятно, что Людмила пошла отнюдь не за прокладками.
        С недавних пор у них тоже завелись какие-то дела - женские или не женские, понять было невозможно, поскольку Петра с Костей не очень-то посвящали. Ясно было лишь то, что сотня, не успев сформироваться, уже расползалась. Девять человек для одной компании оказалось слишком много. Все трещало и разваливалось. Идея мщения, поддерживавшая двух ополченцев, остальным была чужда, и они нашли себе другой смысл существования или, вернее, способ. Способ у них был один на всех, но всех почему-то вел в разные стороны.
        Не видеть этого Петр не мог физически, однако продолжал корчить из себя лидера. Константин заметил: раньше, несколько дней назад, сотник лидером прикидывался, теперь - именно корчил. Никто уже не верил в его силу, никто не вздрагивал от его окрика, Петра просто терпели, как сварливую старуху. Наверно, им так было удобней - пока.
        - Если мы в ближайшее время не найдем Нуркина, то вообще неизвестно, зачем мы землю топчем, - высказался Константин.
        Настя и Ренат даже не обернулись. Правильно, это их не интересовало - с самого начала. Петр взглянул на их равнодушные лица и, взяв Костю за локоть, вывел его в коридор.
        - Нуркин, как комар, - мрачно проговорил он. - В телевизоре, в газетах… зудит где-то возле уха, а хвать - и нету. Я на той неделе кортеж его застал - случайно, он с митинга какого-то ехал. Увязался за ним, да куда там… Отрезали. Легко и непринужденно. Прижали джипом к обочине и дальше понеслись. Охрана у него на уровне. Но самое паскудное не это. Мало того, что ему на трассе зеленую улицу открывают, менты же ему честь отдают!..
        - Скоро два месяца, - возразил Константин. - За такой срок…
        - Легко говорить! Сидя в норе.
        - Ты не прав, командир, - без обиды сказал он. - Я потому в норе, что почти весь список зачистил. В одиночку.
        - Почти! - Выразительно произнес Петр.
        - Ну, извини. С Немаляевым ты лично встречался. И он еще жив. К Кокошину тоже твоего человека отправляли. Получили - вон… - Костя зло кивнул на комнату с четырьмя дебилами.
        - Ты меня в чем-то подозреваешь?
        - Нет, конечно. Просто мы потеряли нить, тебе не кажется? Мы стали клопами, сотник. Я - домашний, ты - вольный. А с этими друзьями-товарищами надо кончать.
        - Надо, так кончай. Что ты меня подстрекаешь? Давай сам. Возьми ночью ствол, одень глушитель, и вперед.
        Константин тоскливо посмотрел ему в глаза и, ничего не сказав, вернулся на кухню. Похоже, командир уже стал одним из них. Для Петра избавиться от человека означало напичкать его свинцом. И только так.
        Костя вспомнил, как сам тянулся к пистолету у коммерческой палатки. Он был измотан и растерян. У него была большая напряженка с женой. И он был так голоден… Но все же он прошел мимо, не позволил себе опуститься. Убийство ради светлой цели и простое убийство - они так далеко друг от друга… Или нет?
        В прихожей щелкнул разболтанный замок, и из-за открывшейся двери потянуло сырым лестничным духом: помои, кошатина и что-то еще.
        - Людмила? - Окликнула Настя.
        - Нет, Дед Мороз, - отозвалась она. - Ой, дорогие мои, что на улице творится!
        - Что? - Синхронно спросили Петр и Костя.
        - Кошмар.
        - Душегубка, - сказал Зайнуллин. - Градусов тридцать пять.
        - Я не про градусы. В центре факельное шествие было.
        - В такую-то жару! - застонал Ренат.
        - Протест против зомбирования. Чучело президента сжигали…
        - Это что ж, мы с тобой зомби? Спорю, что среди них ни одного перекинутого, - проговорила Настя. - Ну, и что дальше?
        - Как обычно. Приехали водометы, президента потушили. Потом дубинками помахали. Затащили народ в автобусы - сколько влезло. А две штуки загорелись, одновременно.
        - Так у них же водометы!
        - Вода к тому времени кончилась. В общем, человек сто. «Скорых» понагнали - все дороги забиты, кругом аварии. Радиаторы дымятся, люди в машинах сознание теряют…
        - Два автобуса сразу не загораются, - сказал Константин. - Сами не загораются, - уточнил он.
        - Предупреждение для баламутов, - согласилась Людмила. - Власть показывает твердую руку. Сейчас только это и поможет. Логика сломана. Совесть?.. С совестью у нас всегда напряг. Остается страх.
        - Страха и без того навалом. Толку не видно, - сказала Настя, увлекая ее в коридор. - Ренатик, смотри за макаронами.
        - У вас там что, пузырь заныкан? - Недовольно произнес он. - Мотаетесь парочками… Непорядочно это, шу-шу разводить. У меня вот от вас никаких секретов. В долю я не набиваюсь, у меня своя. А если что не так… Если я и мой отряд вам не в жилу…
        Распалившись, Ренат швырнул ложку в раковину, и выскочил из кухни.
        - Понял, да? - Проронил Константин. - «Он и его отряд». Раньше эта тля знала два чувства: чувство холода и чувство голода. А теперь у нее появилось еще и чувство собственного достоинства. Откуда что берется?
        - А бабы твои? Лучше?
        - А что бабы?..
        - Уходят они, вот что! - Прошипел Петр.
        - Мальчики, мы вас покидаем, - словно подслушав, объявила Настя. - Макароны сами доварите, или инструкцию написать?
        - Никто никого не покидает, - проговорил Петр. - Все сидят на месте и ждут моих распоряжений.
        - Не надо, Петя, - мягко сказала она. - Мы же условились. Телефончик я тебе оставлю, понадобимся - звякнешь. Я от своих обещаний не отказываюсь. И ты этого не делай.
        - Что у вас случилось?
        - У нас все отлично. Людмила нашла трех земляков. Или землиц… как правильно? Естественно, мы должны быть вместе. И, естественно, не здесь, не в этой каморке. Тут и без нас шанхай. Спим на полу, в туалет - очередь… не привыкли мы к такому.
        - База…
        - И база, и деньги - у них все есть. Людмила с ними встречалась.
        - Катитесь… - помолчав, выдавил Петр.
        Настя подошла к Константину и, крепко его обняв, чмокнула в щеку.
        - Спасибо за приют, за хлеб-соль. Телефон на столе. Не забывай, как-никак, супруги.
        Она повернулась к Петру и, сказав что-то подобное, также поцеловала. Людмила проделала то же самое, но в обратном порядке. Прижавшись к Косте, она сунула ему в ладонь клочок бумаги, как он успел заметить - с цифрами.
        - Мой номер, - сказала она одними губами.
        - А дядя? - Шепнул он.
        - Позже.
        С Ренатом и компанией они прощаться не стали. Будто отъезжающие на курорт, просто помахали из прихожей ручками и, положив ключи на тумбочку, аккуратно захлопнули дверь.
        Петр тяжело опустился на табуретку и, глянув исподлобья на Константина, закурил.
        - Не переживай, сотник, они с самого начала были бесполезны.
        - Она меня не простила… - молвил Петр. - Удивительная женщина. Настоящая женщина. Я таких в жизни…
        Кастрюля неожиданно вспенилась и выплеснула на плиту лишнюю порцию макарон.
        - Хватит сироту разыгрывать! - Сказал Костя, выключая конфорку. - У нас с тобой дело. Нуркину прятаться все труднее, он теперь фигура публичная. Митинги, пресс-конференции. Можно его достать, можно. Я, кстати, и для ренатовских ахламонов работенку придумал. Вместе мы его как-нибудь…
        - Мужики, мы тогда тоже, - подал голос Зайнуллин.
        Петр хрустнул пальцами и воткнул бычок в банку со шпротами.
        - В нашем положении надо посолидней как-то, - продолжал Ренат. - Офис нужен, а сюда что… порядочных людей сюда не пригласишь. Стремно тут. Я тебя обижать не хотел, но раз шмары эти свалили, то и нам…
        - Как ты их?.. Шмары?!
        Петр встал и медленно двинулся на Рената. Константин на всякий случай выбрал чистый нож. В коридоре мгновенно раздалось клацанье затворов.
        - Остынь, Петруха. Если не так выразился - извини, а давить не следует. Жизнь меняется. Захочешь меня найти - спросишь на рынке.
        - У карманников? У проституток?
        - У любого, - спокойно произнес он. - А ты, Костя, ножик-то убери. Нехорошо это. Мы же как люди уходим. Презент вам приготовили, для нужд политической борьбы.
        Двое бойцов выволокли из комнаты клетчатый баул с оружием.
        - По-царски, - сказал Петр. - А мне тебе и подарить нечего.
        - Если б не ты, я, может, до сих пор в больничке бы ошивался. Так что в расчете.
        Они удалились не так изящно, как Настя с Людмилой. Они ушли, гремя железками и звеня водкой, но когда их шаги затихли, в квартире вдруг стало невообразимо пусто. Никто больше не матерился, не толкался на кухне, никто не смотрелся в зеркальце и не пах косметикой.
        Петр и Костя молча стояли над сумкой, и все вокруг: переполненная пепельница, макароны на плите, бумажка с Настиным телефоном, напоминало о том, что совсем недавно их было девять. Тоже не сотня, но все-таки…
        - Не вижу трагедии, - нарочито бодро сказал Константин. - А с Нуркиным я вот, что решил…
        - Он нам теперь не по зубам, - прервал его Петр. - Даже если мы обвешаемся всеми этими стволами. Даже если угоним военный вертолет. Упустили мы время, когда он был простым бухгалтером. Все, Костя.
        - Ты рано сдох, командир.
        - Я что-то устал сегодня. Пойду, прилягу.
        Он перешагнул через сумку и отправился в комнату.
        Оставшись в одиночестве, Константин машинально сделал себе бутерброды и, не ощущая вкуса, так же машинально их съел. Затем меланхолически покачался на табуретке и, наконец, очнулся. Подойдя к баулу, он достал один пистолет и, неторопливо заполнив обойму, сунул его за пояс.
        - Я прогуляюсь.
        - Тебе нельзя, - вяло произнес Петр.
        - Меня уже не ищут.
        - Тебя будут искать всю жизнь. О! Про факельное шествие говорят.
        Костя заглянул в комнату - по телевизору показывали горелые автобусы и экспертов, копавшихся в черных ошметках.
        - Следствие отрабатывает две версии, - сообщил репортер. - Неосторожное обращение с огнем одного из задержанных и неисправность электрооборудования.
        - Какое такое в ментовском автобусе электрооборудование? - Спросил Костя.
        В ответ Петр лишь махнул рукой.
        Константин открыл входную дверь, но остановился и, вернувшись на кухню, выложил пистолет.
        - Не ходи, - попросил Петр.
        - Я скоро.
        Костя взял с тумбочки ключи и вышел.
        Петр дождался, пока не щелкнет замок, полежал для гарантии еще с минуту и резко встал. Найдя свой пиджак, он надорвал подкладку и извлек из потайного кармашка визитную карточку.
        Коричневый от жира диск постоянно срывался, поэтому набрать номер ему удалось только с третьего раза.
        - Это Еремин, - сказал он севшим голосом.
        - Здравствуй, Петя. Что у тебя?
        - Роговцева на Нуркина.
        - Ты предлагаешь обмен?
        - Да, если ты не раздумал.
        - Со мной такого не бывает, сотник. А Нуркин тебе нужен живым или мертвым?
        - Без разницы.
        - Завтра в новостях. А Роговцев?
        - Завтра, - сказал Петр, с трудом проглотив комок.
        - Обманешь - убью.
        - Я знаю, Сан Саныч.
        Он положил трубку и поплелся к холодильнику. Ренат должен был оставить водки.
        Немного водки, чтобы запить отвращение к себе.

* * *
        Как только Константин вышел на улицу, у него закружилась голова. Два месяца в заточении, большая часть лета. То, чему принято радоваться, то, к чему готовятся и с таким нетерпением ждут, прошло мимо. Все это время он просидел на квартире у Бориса и даже в момент переезда, когда можно было хоть на час оказаться под открытым небом, он по иронии судьбы провел в трансе. Свежим воздухом за него дышал учитель. Впрочем, ему это было нужнее, ведь он это делал в последний раз.
        На новом месте Костя ориентировался не так, чтоб очень хорошо, - как любой москвич в любом районе. Достаточно было того, что он знал: каждая маленькая улочка выводит на большую, а та рано или поздно приведет к метро. С этим знанием он и отправился на прогулку.
        Первым, что его поразило, было обилие мусора. На тротуарах валялось неимоверное количество оберток от мороженого, сигаретных пачек и еще чего-то неопределенного, во что и вглядываться не хотелось. Все это пожухло, запылилось, затопталось и склеилось в сплошной ковер. В этом мягком покрытии было что-то необычное, отличавшее его от простой грязи, и Костя, помучившись, наконец сообразил: бутылки. Вокруг было много пивных бутылок - целых, вполне годных к сдаче в приемный пункт. Никто их почему-то не собирал.
        Прохожие напоминали жителей осажденного города. Бежать было поздно, прятаться - бесполезно, и все, что людям осталось - это надеяться.
        Именно это они и делают, догадался Константин. Они надеются. Надеются, что их не коснется - болезнь, зомбирование, проклятие, как они это называли? По-всякому. Они хотят быть самими собой. А кто же тогда перекинутые? Разве он, Костя Роговцев, - это не он? Конечно, он. Но где же теперь учитель географии?
        Всего один процент, сокрушенно подумал Костя. По данным исследований - десять перекинутых на тысячу населения. Получается, что в Москве их уже сто тысяч. Каждый - со своей версией действительности, со своим пониманием «нормального мира».
        Сто тысяч - тысяча сотен, перевернул Константин. Огромная сила. В Народном Ополчении столько не было. Значит, та война по сравнению с этой - тьфу. Там - только разминка.
        Он посмотрел на дома, на еще целые витрины, на фонарные столбы. Еще - не занятые.
        Подойдя к метро, Костя наткнулся на связанные цепью турникеты. «По техническим причинам» - разъясняла картонная табличка. Пока не работали лишь отдельные станции. Пока начальство метрополитена считало нужным перед кем-то оправдываться, но на город уже надвигалось, как тень грозовой тучи, то, что Константин помнил по Родине. Она наступала - та реальность, которую он когда-то путал с этой. Закрытое метро, черный рынок, где бриллианты меняют на хлеб, мародерство и расстрелы на месте. И кучка идеалистов, попытавшихся навести хоть какой-то порядок, и Чрезвычайное Правительство, предложившее свое видение порядка - с колоннами, марширующими прямо на Колыму.
        Нет, кажется, на Родине было иначе - сначала Правительство, потом Ополчение. Или одновременно… Это случилось так быстро, что никто не успел понять, где чья сторона. Нужно было срочно делиться и выбирать. Срочно становиться чьим-то другом и чьим-то врагом…
        Обойдя мраморный павильон, Костя отыскал целый телефон-автомат и вытащил из-под манжета мятый клочок. Сотовая связь пока действовала. В его слое мобильники замолчали первыми. А может, здесь еще просто не началось. Не началось по-настоящему.
        - Алло, - сказала Людмила.
        Константин неожиданно засомневался, правильно ли он поступает.
        - Костя? - Угадала она.
        - У тебя что, других абонентов нет?
        - Главный мой абонент - это ты. Но я сейчас не могу…
        - Людмила, как быть с Немаляевым?
        - Попробуй сам. Его номер есть у Петра.
        - Нельзя, - отрезал Константин. - Я, по-моему, и так выхожу у него из доверия.
        - Тогда до вечера.
        - В смысле? - Спросил он, но Людмила уже отключилась.
        Костя провел рукой по кнопкам и медленно опустил трубку. В животе булькнуло, и он вспомнил, что макароны так и остались в кастрюле. Повертев головой, он увидел возле магазина летнее открытое кафе и по диагонали пошел через площадь.
        Время было раннее, часов девять, солнце еще жарило в полную силу, но народу становилось все меньше. Редкие машины держались подальше от тротуара и неслись, не глядя на сигналы светофора.
        Мимо Константина, чуть не задев его крылом, промчался черный «БМВ». Костя показал машине кулак и кое-что добавил устно - не для них, для себя. «БМВ» сбавил скорость, и из заднего окна высунулся какой-то человек. Константин бросился на землю - через мгновение над ним прошла автоматная очередь. Стреляли так же, как он ругался, - не прицельно. Чтоб отвести душу.
        Когда машина уехала, он поднялся и, отряхнувшись, преодолел вторую половину пути.
        Кафе - белые столы и пестрые зонтики - переживало упадок. Пластмассовые стулья, сложенные один в другой, стояли сбоку, лишь в центре, хищно наклонившись над тарелкой, сидел бомжеватого вида субъект.
        - Эй! - Позвал Константин.
        Бомж вздрогнул и что-то быстро проглотил.
        Из сумрачного помещения выплыла усталая женщина в шелковом переднике.
        - У вас покушать можно?
        - Конечно. Сейчас я вас посажу… Где вам удобней?
        - Не беспокойтесь, я сам. - Он подошел к неровной пирамиде и, выдернув верхний стул, поставил его к ближайшему столику.
        - Вы с этими, на машинах, поосторожней, - сказала официантка. - Одного так и убили. Прямо на том месте, где вас…
        - А милиция?
        - А что милиция? Вон они все, за углом. Что вы будете?
        - Сейчас…
        Константину вдруг показалось, что он не взял с собой денег. Он потрогал карманы и, обнаружив там только мелочь, встал из-за стола.
        - По затылку, вроде, не били, а тут на тебе, - виновато произнес он.
        - Это поправимо, - сказала официантка. - Если не спешите, можете сходить за угол. Там по пятьдесят рублей дают, как раз на шашлык и колу.
        - А что за углом? - Поинтересовался Костя.
        - Представительство партии Нуркина. Запишетесь к ним - заплатят. Здесь все так делают, - добавила она, покосившись на жующего бомжа.
        Константин перешагнул через низкое, опутанное искусственным плющом ограждение, и направился к переулку. Откуда-то налетел пыльный ветер и, прогнав по асфальту стаю рваных газет, тут же успокоился. Площадь совсем опустела.
        Офис ППП располагался рядом, в соседнем доме. Фасад здания украшали плакаты со стильными черно-белыми портретами Нуркина. На крыльце, по обе стороны от двери, как бы между прочим переминались два милиционера.
        - В партию можно вступить? - Бодро спросил Костя.
        - Смотря в какую, - пошутил один из постовых.
        Второй, помладше, бегло прощупал его бока, спину и брюки.
        - Проходи, - сказал он.
        Внутри было красиво и прохладно. Между двумя пальмами в глиняных кадках восседал еще один милиционер. За конторкой из ореха миловидная девушка в розовом костюме что-то отстукивала на компьютере.
        - Пожалуйста, - пригласила он. - Паспорт у вас с собой?
        - А без паспорта?
        - Тоже можно, но надо будет проверить по базе. Вот вам бланк, вот вам ручка. Заполняйте.
        Константин указал фио, дату рождения и адрес. Больше к нему вопросов не было. Девушка внесла данные и, убедившись, что все совпадает, выложила перед Костей полтинник.
        - Поздравляю, вы стали членом партии Прогрессивного Порядка. Ваш персональный номер - два миллиона сто тридцать девять тысяч восемьсот тридцать семь.
        - Порядковый номер, - усмехнулся Костя. - А если я преступник? Маньяк, серийный убийца? Вы меня приняли, а я, может, вас компрометировать буду…
        - Преступником человека признает только суд, - резонно возразила девушка. - А нам любой член дорог. Ой… - Она прыснула и прикрыла рот ладошкой.
        - Это останется между нами, - подмигнув, заверил Константин.
        Подходя к кафе, он издали помахал официантке купюрой, и женщина скрылась в темном проеме. Через секунду она вынесла поднос с тарелкой и бокалом. В бокале пузырилось что-то ярко-желтое.
        - Это фанта? Вы колу обещали.
        - Кола закончилась. Есть мандариновый сок.
        - Мне цитрусовые нежелательно.
        - Тогда минералки?
        - Годится.
        Он подцепил вилкой сразу два куска и макнул их в кетчуп. Шашлык был хороший, но с соусом Костя не рассчитал. Язык вспыхнул бенгальским огнем и потребовал жидкости - хоть какой-нибудь.
        - Даже и не знаю… - всплеснула руками официантка. - Минеральной тоже нет.
        - А давай меняться, - предложил бомж. - Мне фанту можно. Мне все можно.
        - Что у тебя там?
        - Что-то вишневое, - он торопливо отпил и поставил перед Костей полупустой стакан.
        Костя поковырял в тарелке мясо - ему предстояло осилить целую порцию.
        - А давай! - Отчаянно сказал он.
        В халупу, гордо именуемую базой, Константин вернулся к одиннадцати. Петр высунулся из-за диванной подушки и, убедившись, что это свои, снова лег.
        - Так и валяешься?
        - Почему? Вставал. В туалет.
        - Ужинал?
        - Не-а.
        Петр был под хмельком.
        - А меня в партию Нуркина записали, - похвастал Константин.
        - Круто… - вяло отозвался Петр.
        Костя помаялся в прихожей и, разувшись, прошел на кухню. Ему почему-то запомнилось, как стояла кастрюля, - на левой конфорке, у стены, теперь же она передвинулась вправо. Он заглянул под крышку - раньше макарон было больше. Косте стало обидно - не из-за макарон, естественно, из-за вранья. Или это нервы? Подумаешь, поел… Но врать-то зачем? «Вставал в туалет». Водку тоже там пил, в туалете?
        Происходит с ним что-то, понял Костя. Не в порядке командир, переживает. Он на этих ублюдков надеялся, а они его кинули. А я тут со своими макаронами…
        В дверь постучали. Нельзя сказать, чтоб для Константина это было неожиданностью, тем не менее, он вздрогнул. Выбрав в клетчатой сумке автомат без смазки, он пристегнул рожок и на цыпочках вышел в коридор. Петр, не такой уж и пьяный, передернул затвор «Макарова».
        - Ребят! Только стрелять не надо, ладно? - Крикнула с лестницы Людмила.
        - Мы и не собирались, - пробормотал Петр, открывая.
        - А стволы для тараканов приготовили? У вас, оказывается, звонок не работает.
        - Ты забыла что-то, или так, в гости?
        - У нас там воды горячей нет. Помыться пустите?
        Запев стандартный, отметил Костя. Зато верняк.
        - Недалеко вы уехали, - сказал Петр. - Где-то рядом обитаете, правильно?
        - Потрясающая проницательность! Полотенце чистое найдется? Хотя, что я говорю, сама же клала. Вон в том шкафу. Принеси, пожалуйста.
        Апатия Петра мгновенно рассеялась. Он протрезвел еще, до полной кристальности, и резво метнулся к гардеробу.
        - Все это довольно мерзко, - шепнула Людмила Косте. - Но не думай, что я только из-за телефона.
        - Конечно. Приятное с полезным, - издевательски улыбнулся он. - Не буду мешать.
        Он удалился в комнату и захлопнул дверь. Сев в кресло, Костя попытался угадать, потрет ли, для начала, Петр ей спинку, или сразу - быка за рога. В ванной раздался дружный хохот, и он беспокойно закинул ногу на ногу. Что у них там смешного?
        Постепенно голоса стихли, и остался лишь звук льющейся воды. Константин поймал себя на том, что прислушивается, и забарабанил пальцами по подлокотнику.
        В ванной опять засмеялись.
        Чем они там занимаются, страдальчески подумал Костя. Он встал и прошелся по комнате. Пять шагов туда - пять шагов сюда. Плеск за стеной. И с чего она взяла, что Петр ей даст телефон Немаляева? Получит оргазм и сразу продиктует номер, да?
        Из ванной донесся стон, чей - Петра или Людмилы, он не разобрал. К стону добавился второй, и Костя понял, что тот, первый, был все-таки женский.
        Он мог бы уйти на кухню, но подозревал, что там будет слышно не хуже. Дом старый, но стены строили уже в наше время - экономно, тонко.
        Чтобы хоть как-то себя отвлечь, Костя принялся разглядывать потертые корешки на полке. Надо же, хозяева держали несколько книг. В этой стране зубная щетка есть не у каждого, а книги - обязательно.
        Он вытащил крайний том и раскрыл - из-за клопиных пятен текст превратился в сплошную криптограмму.
        По этой книге хорошо шифровать секретные послания, отрешенно подумал Константин. А еще по ней можно гадать.
        Он веером пролистал страницы и обнаружил в середине что-то вроде закладки. Костя попробовал почитать - бестолку. Зато сама закладка показалась ему любопытной. Это была визитная карточка благородного синего цвета с одиноким телефоном и подписью от руки: «А.А.».
        Визитка не представляла из себя ничего особенного - кроме того, что на ней не было ни единого пятнышка. Определенно, ее положили сюда недавно, и вовсе не для того, чтобы освежить в памяти понравившийся абзац.
        Костя глянул на обложку - «Повести о героических людях», сороковой год. Ясно… Он достал визитную карточку и, воткнув книгу обратно, снова уселся в кресло.
        «А.А.»… На обороте - ничего. Понюхал - черт его знает… Не собака же. Константин обратил внимание на то, что карточку складывали вчетверо, но углы были не потрепаны. Вероятно, это что-то значило, но как истолковать?.. В мозгу за секунду родилась дюжина версий, и все же правдоподобной казалась лишь одна: визитку прятали, но хранили весьма бережно.
        Костя почувствовал, что выдает желаемое за действительно, но это его не удержало. Он зашел в другую комнату, где находились вещи сотника, и осмотрел его одежду. Здесь было все, кроме джинсов и футболки, которые он носил - или, судя по стонам, уже снял - в данный момент.
        То, что Константин искал, оказалось в пиджаке: маленькая незаметная прореха, а в ней - крошечный кармашек. Костя сложил визитку по старым сгибам и сравнил - точь-в-точь. Сквозь дырку в подкладке была видна неаккуратная мужская работа. Саму подкладку зашивали уже профессионально, не иначе - в ателье. На это у Петра было достаточно времени.
        Костя убрал одежду в шкаф и вышел в коридор. Смешно, но жертва Людмилы оказалась напрасной - на визитную карточку Немаляева он мог наткнуться в любой момент, и без ее участия. Или не наткнуться. В обоих случаях соитие с Петром было необязательным.
        В ванной раздались крики и быстрая, невнятная речь. Константин замер, но это, кажется, был еще не финал. Петр и Людмила продолжали стонать, ритмично грохоча какими-то ведрами. Пусть совместить приятное с полезным Людмиле не удалось, но первого она получила на полную катушку.
        Константин искренне порадовался за обоих и, пожелав им больших успехов, набрал номер.
        - Да, - сразу же ответили на том конце.
        - Александр Александрович? - Вполголоса спросил он.
        - Да, - после паузы сказал Немаляев. - А кто это?
        - Я Константин.
        - Какой еще Константин?
        - Вы меня, наверное, не знаете. Константин Роговцев из сотни Еремина.
        В трубке воцарилось молчание.
        - Так… и-и… Что?.. - Наконец выговорил Немаляев.
        - Мне хотелось бы с вами повидаться. Если вы, конечно, не против.
        - Я?.. Гм, гм… Нет, Костя, я совсем не против. Назовите адрес, вас встретят.
        - Вы даже не спрашиваете, зачем… Никак, замочить меня собрались, Александр Александрович?
        - Я?! - Немаляев поперхнулся и долго не мог прокашляться - Константин отметил, что у него это получается довольно естественно.
        - Вы, господин вице-премьер.
        - Только не надо всех этих… Просто Сан Саныч. Так зачем, Костя, повидаться?
        - Я намерен купить у вас Нуркина.
        - Тебе его как - тушкой, или разделанным?
        - У меня есть тетрадь Бориса.
        - Какая еще…
        - Тетрадь Бориса Черных. Я слышал, вы ее искали. Кстати, если вы определили мой номер и уже высылаете группу, то не торопитесь. Она, естественно, не со мной.
        - Ты убеждаешься в смерти Нуркина, потом перезваниваешь и говоришь, где тетрадь.
        - И еще побеседовать, - напомнил Константин. - Если у вас найдется свободная минутка.
        - Конечно, - сказал он. - Завтра смотри телевизор.
        Немаляев положил трубку и, подперев лоб ладонью, задумался. Вопрос, что более ценно - живой Роговцев или записи мертвого Черных, решился сам собой.
        Завтра он получит все.
        Глава 10
        Кортеж из четырех автомобилей выехал за кольцевую и наконец-то разогнался. В городе, несмотря на старания прикормленных инспекторов, это было невозможно. На проезжую часть все время выскакивали какие-то юродивые с иконами и колокольчиками, тут и там валялись разбитые чемоданы, видимо, срывавшиеся с переполненных багажников, а в одном месте дорога была перекрыта баррикадой из больших картонных коробок. Милиция попыталась растолкать их машиной, но стена загорелась. Сама или с чьей-то помощью - поди, разбери.
        Сразу за мостом пошел лес, и на трассе стало спокойней. После шестого километра попалась стайка велосипедистов, но охранник в первом джипе показал им автомат, и спортсмены, как один, слетели в канаву.
        - Значит, вы говорите, ваше финансовое положение пошатнулось, - ни с того ни с сего сказал Нуркин.
        - Я ничего такого не говорю, - возразил Горшков.
        Он вздохнул и отвернулся. Телохранитель советовал ему не садиться в чужую машину, однако Нуркин был так настойчив, что Горшков побоялся его обидеть. А обижать потенциального инвестора он себе позволить не мог.
        - Рейтинг падает, скоро вообще опустится до кабельной станции… - сочувственно продолжил Нуркин. - Рекламодателям это известно, приходится снижать расценки. Толковые журналисты бегут. За спутник задолжали, того я гляди, отключат. Уйдете с Дальнего Востока - разоритесь совсем. В лучшем случае превратитесь в городской канал. Частные объявления, получасовые ролики про чудо-швабру, второсортные сериалы… А начинали довольно бойко.
        - Вы неплохо осведомлены, - стиснув зубы, молвил Горшков.
        То, что пикник - повод для деловой беседы, было ясно сразу, но перехода Горшков ожидал более плавного и корректного.
        - Денег я вам найду, но только под мой э-э… эксклюзивный проект. Все силы придется бросить на север.
        - Питер?
        - Дальше. Вы вещаете на Мурманск, и в этом ваше спасение.
        - Там же одни военные.
        - Во-от. Вам необходимо инициировать конфликт между министерством обороны и командующим северо-западным объединенным округом. Вернее, конфликт возникнет сам по себе, за вами - информационная поддержка. И еще нужно создать студию для прямых трансляций.
        - Тоже в Мурманске, - уточнил Горшков.
        - Вашу собственную студию, которую будут охранять мои люди.
        - Допустим, конфликт министра и командующего. А что потом?
        - Легко догадаться. Указ об отставке.
        - А потом?
        - Я отвечу уклончиво: не ваше дело.
        Горшков вынул из пачки сигарету, но, заметив осуждающий взгляд Нуркина, бросил ее в пепельницу. И это добило его окончательно.
        Пару лет назад таких, как Нуркин, он нанимал сам. Нанимал целыми фракциями, и они отрабатывали - либо голосованием «за», либо голосованием «против», в зависимости от того, что он им присылал на пейджер. Всего два года назад он поднимал и проваливал губернаторов, брал за горло кандидатов в президенты, а теперь не мог покурить в чужой тачке.
        «Вольво“ Нуркина по сравнению с его, хоть и не новым, «Роллс-Ройсом», выглядело совмещенным санузлом. Точно такое корыто он подарил зятю - не на свадьбу и не на Новый Год, а просто от хорошего настроения. Теперь в «Вольво» сидел какой-то лысый хмырь и диктовал, где дело его, а где - не его.
        - Нет, - сказал Горшков.
        - Я забыл назвать сумму.
        - Не имеет значения. Для меня это неприемлемо. Так опасно я еще не играл. И не буду.
        Нуркин громко высморкался и, скомкав платок, выбросил его в окно.
        - Помните, я просил вас поучаствовать в одном радиоспектакле?
        - На рыбалке у Корнеева? Конечно. Надеюсь, ваш соратник по партии остался доволен?
        - Соратник, - усмехнулся Нуркин. - Вы знаете авторитета по кличке Штаб?
        - Как человек, связанный со средствами информации…
        - Как человек, управляющий этой самой информацией, - поправил он.
        - Вы мне льстите. Ну и что? Мы записывали розыгрыш для Штаба?
        - Ему это смешным не показалось. Дело в том, что вы не слышали всю пленку. Ваши реплики очень удачно вписались в общий… сюжет. Я специально нанимал драматурга. Поверьте, это хороший драматург.
        - Каменный век какой-то. Любая экспертиза… - Горшков поправил ремень и незаметно тронул микрокнопку под пряжкой.
        - …установит, что ваша смерть наступила в результате ранения в голову, - подытожил Нуркин. - Полагаю, это будет контрольный выстрел.
        - Вы потеряли ощущение реальности. На этом наши с вами контакты заканчиваются. Я поручу секретарю переадресовывать ваши звонки начальнику отдела безопасности.
        Он достал из внутреннего кармана мобильный телефон и потыкал в него пальцем. Панель засветилась, но связи не было.
        - Если ваш тревожный маяк не работает, почему должна работать трубка? Можете просто помахать ему рукой, - Нуркин обернулся на ехавшую сзади машину. - Вообще-то, стекла у меня тонированные. Боюсь, не разглядит.
        - Странно. Меня дважды хотели убить, и купить тоже хотели, но вот завербовать…
        - Все когда-нибудь происходит впервые. Должность директора департамента ПРТВ и неограниченные полномочия в этой сфере - разумеется, при условии взаимопонимания.
        - Директор чего? - Не понял Горшков.
        - Главный по печати, радио и телевидению. Это вы. В скором будущем.
        - Владислав, я не…
        - Борисович.
        - Владислав Борисович. Все равно я не настолько безумен, чтоб… хотя бы продолжать этот разговор. Любезный, останови-ка, - обратился он к шоферу.
        Тот посмотрел в зеркало и прибавил скорости. Оба джипа и «Роллс-Ройс» Горшкова сделали то же самое. Водитель приосанился и еле сдержал довольную улыбку. Боссу было приятно, и от этого ему было приятно вдвойне.
        - Ты глухой? - Крикнул Горшков.
        - И слепой, и немой, - добавил Нуркин. - И как им только права дают? Безобразие.
        - Все равно скоро приедем, - мстительно произнес Горшков. - И вы будете иметь дело с моей охраной. А если со мной что-то…
        - Пока вы у меня в гостях, можете не переживать. Это произойдет позже, и не здесь, а где-нибудь в Австрии. Вам же придется скрываться. О, вы не знаете, какая это горькая доля - быть изгнанником.
        Горшков достал вторую сигарету и все-таки закурил.
        - Ты забыл назвать сумму.
        Нуркин вытащил из-под сидения кейс и нажал на замки. Горшков увидел ровные ряды пятисотрублевых банкнот.
        - Все, что влезло в чемодан, - сказал Нуркин. - Остальное в багажнике. Там больше.
        - Он у тебя полный? Полный наличных?! - Воскликнул Горшков.
        - Если не хватит, дам еще. У меня их много.
        - Фальшивые?.. - С ужасом догадался он.
        - Никто не отличит. Гравер, инженер, технолог - все бывшие работники Гознака. У нас собралась превосходная компания.
        - Владислав, ты сошел с ума… Подрыв экономики, за это дают пожизненное…
        - Первое, - назидательно произнес он. - Открою тебе секрет: руководство московского ОБЭП…
        - Ясно, переходи ко второму.
        - Второе, про подрыв экономики. Это то, к чему я стремлюсь - в том числе. Экономика у нас будет новая. Другая. Лучше.
        - Ты сошел с ума… - завороженно повторил Горшков.
        - И третье, - повысил голос Нуркин. - Это ты должен был узнать раньше. Гораздо раньше. «Ощущение реальности», - передразнил он. - Дорогой друг, реальность, которую ты…
        Его прервал писк спутникового телефона. Выслушав, Нуркин озадаченно надул губы и тут же перезвонил. Горшков заметил, что номер, который он набирает, состоит из двенадцати цифр. Запомнить все ему не удалось.
        - Сашок… - Молвил Нуркин. - Этот ополченец… Рогов? Роговцев?.. Так вот, он до того обнаглел, что вступил в партию… В какую, Сашок! Ты что, с похмелья? В нашу. В нашу партию вступил… Вчера. Сегодня утром на сервер пришла его анкета. Ты представляешь, он там даже не изменил ничего. В анкете. Все указал: и домашний адрес, и… Да, кураж я оценил, но… Это похоже на черную метку… Смешно? А мне не очень. Позаботься о нем, Сашок. Ради такого дела я готов потерять одного из сторонников… Да… А это уже твои трудности. Все.
        Нуркин воткнул трубку в гнездо и рассеянно заморгал.
        - Третье, - подсказал Горшков. - Про реальность.
        - Я помню. Никак не соображу, с чего начать… Однажды на мой кортеж напали террористы. Это было не здесь, а…
        Первый джип неожиданно вильнул вправо.
        - Что там у них? - Нервно спросил Нуркин.
        Шофер приложил палец к левому уху и передал:
        - Скаты пробило, сразу два. Замыкающую машину перегонят в голову, а в хвосте пойдет «Роллс-Ройс».
        - Мне это не нравится.
        - В лесу останавливаться нельзя, Владислав Борисович. Они нас потом догонят.
        Впереди, метрах в пятистах, маячили «Жигули» с темно-зеленым прицепом. Прицеп болтало из стороны в сторону, но «Жигуль» ехал не меньше ста и левой полосы не покидал.
        - Дачники, Владислав Борисович, - отозвался на его мысли водитель. - Сейчас ребята их шуганут.
        Легкий «Митсубиси Паджеро» быстро перестроился и включил сирену, но через секунду мигнул поворотниками и тоже съехал на обочину.
        - Что за черт! - Вскричал Нуркин.
        Водитель снова прижал наушник.
        - Велели двигаться дальше, - сказал он.
        - Шины, да? А у нас почему не лопаются?
        - Успокойся, Владислав, - проговорил Горшков. - Меня однажды отсекали от охраны, это происходит по-другому.
        - Владислав Борисович, - резко произнес Нуркин.
        Когда до «Жигулей» осталось меньше ста метров, шофер посигналил, но дачники и не думали уступать. Колымага настойчиво перлась в левом ряду. Прицеп мотало и подбрасывало, а грязный тент полоскался, как знамя.
        - Обойди его, что ли.
        - Нельзя. Эти чайники иногда такое…
        Внезапно тент откинулся, и из-под него выглянул какой-то парень.
        - Во, дают… - брякнул шофер.
        Парень в прицепе весело помахал обеими руками и облокотился на скомканный чехол. Затем достал снизу яблоко и, потерев его о майку, надкусил.
        - Отклейся от этого психа, - приказал Нуркин.
        - Сейчас, я запрошу охрану.
        Доев яблоко, молодой человек запустил огрызком под колеса и потянулся за вторым. Он поводил рукой где-то у колена и вдруг поднял из-за бортика длинное ружье.
        Шофер ударил по тормозам, и Нуркина швырнуло на переднее сидение. Через долю секунды его откинуло назад - это врезался не успевший среагировать «Роллс-Ройс» Горшкова. И еще через мгновение, почти одновременно, он ощутил третий толчок, правда, не понял, от чего.
        «Вольво» развернуло на девяносто градусов и понесло кувырком - с колес на двери, с дверей на крышу, опять на двери и снова на колеса.
        Нуркин вцепился в сидение, но, сорвав ногти, отскочил к потолку и запрыгал по салону. Вместе с ним, натыкаясь на пружинящие спинки, колотился Горшков. Пристегнутый ремнем водитель сидел на месте и истошно орал.
        Сквозь выбитые окна Нуркин видел черно-синюю карусель земли и неба, слышал скрежет металла об асфальт, чувствовал запах горящей резины. Страх почему-то отступил, мысли неожиданно упорядочились и потекли в ускоренном темпе.
        Черная метка, это она… но о поездке никто не знал… но четыре шины… но никто же не знал… из своих - никто… из Ополчения - тем более… его просто нет… это чужие… это не за ним… не важно… выжить… он уже умирал, это не страшно… но выжить… выжить… ведь это не за ним…
        - Падла! - Выдохнул Нуркин, хватаясь израненными пальцами за подголовник.
        Автомобиль продолжало тащить по дороге, долго, невообразимо долго крутить, корежить, царапать, и Горшков - прогоревший туз, вонючий сноб, виновник катастрофы - перелетев на переднее сидение, продолжал содрогаться, разбрызгивая повсюду густую, липкую кровь.
        Наконец, инерция погасла, и машина, замерев в верхней точке, со скрипом рухнула на асфальт.
        Жив?!
        Нуркин подергал ручку, но дверь заклинило. Он уперся в нее пятками и застонал от натуги. Дверь не поддалась. Он попробовал вторую - то же самое. Путаясь в разорванной обивке, Нуркин повернулся к заднему окну, но оно было сплющено в узкую бойницу.
        - Владислав Борисович… - еле выговорил водитель. - Владислав Борисович, вы целы?
        - Все, нет выхода! - Захохотал он. - У меня нет выхода!
        Сквозь дыру в крыше он видел, как к «Вольво» несется стрелок из прицепа. Парень спешил, но его ноги отрывались от земли так медленно, словно он бежал под водой. Краем глаза Нуркин заметил хромированный обруч - вращаясь, железка неторопливо опускалась в кусты, и все никак не могла упасть.
        - Это по твою душу, - монотонно произнес Нуркин. - Это же твои киллеры, меня-то убивать не станут. Меня убить невозможно!!
        Он положил руки на горло сидевшего впереди Горшкова и сжал - со всей ненавистью, что в нем жила. Обруч по-прежнему вертелся над кустами. К парню с ружьем присоединились еще двое, но, как и он, они еле двигались.
        Отпустив Горшкова, Нуркин рванул его за волосы - голова запрокинулась назад, и он узнал в нем своего шофера. Он ошалело перевел взгляд - мертвый Горшков находился на другом сидении.
        Потрясенный этим открытием, Нуркин снова посмотрел на обруч - тот уже лежал в траве. Бегущие люди сбросили оцепенение и тут же оказались рядом.
        - Что?! Это вы? Вы за мной? Нет!! Меня уже убили… - захрипел он, пряча лицо в ладони. - За одно и то же два раза не казнят…
        Сейчас ему скажут: «именем Народного Ополчения». У них традиция. И выстрелят. Наверно, в затылок.
        - Ненормальный какой-то, - пожал плечами Кирилл.
        И выстрелил в затылок.

* * *
        С утра интереса к телевизору никто не проявлял, но к двенадцатичасовому выпуску новостей все трое случайно собрались у экрана. Древняя «Радуга» в корпусе из ДСП долго грелась, потом пришлось ковыряться с антенной и подстраивать цвета. Когда изображение стало более-менее приемлемым, уже шла заставка.
        Владислав Нуркин мертв - это первое, что сказал ведущий после того, как поздоровался и, естественно, улыбнулся.
        Костя ждал картинку, но ее так и не показали - по словам диктора, милиция блокировала шоссе, и ближе, чем на три километра, журналистов не пустили. Подробный рассказ о гибели основателя партии Прогрессивного Порядка обещали дать в воскресенье, в авторской программе Сидорчука.
        - Вы чем-то недовольны? - Молвила Людмила. - Обидно, что его прикончил кто-то другой?
        - Нам по-всякому годится, - сказал Константин, поспешно рисуя на лице радость и удивление. - Нету сволочи. Гори в аду, гнида, - добавил он, стараясь не переборщить.
        - Да, туда его, - невнятно произнес Петр и выключил телевизор. Он выглядел так, будто решался на визит к стоматологу.
        Костя осторожно глянул на Людмилу и прочистил горло.
        - Жара. Пивка бы. Хорошо бы.
        - Ну, - выдавил Петр, отклеивая сухой язык. - Сходи, а?
        - А что, схожу, - сразу согласился Костя.
        - И меня заодно проводишь, - поспешно бросила Людмила.
        - Да, проводи, - совсем не по-джентельменски попросил Петр.
        Торопливо собравшись, Людмила подошла к двери и топнула ножкой. Константин оторвался от баула с оружием - она сурово посмотрела ему в глаза и отрицательно покачала головой. Он взвесил в руке новенький ПМ и бросил его обратно в сумку.
        - Побольше возьми, - крикнул из комнаты Петр.
        - Чего?
        - Пива.
        - А-а… Конечно.
        Очутившись на лестнице, Костя с Людмилой одновременно вздохнули.
        - Ты должна была оскорбиться, - проговорил Константин. - Он так тебя спровадил… Это даже неприлично.
        - Я и оскорбилась, - ответила она. - Передай своему командиру, что он козел драный.
        - Он мне больше не командир… Да, забыл спросить. Как вчера прошло?
        - О чем это ты? - Насторожилась она.
        - Петр намекал, что вы с Настей… в общем…
        - Это не он намекал, а ты.
        - Неужели?..
        - Заткнись, а то дядюшке пожалуюсь - он тебя пристрелит.
        Костя вдруг подумал, что Петр может наблюдать за ними из окна, и повел Людмилу к проспекту, где ездили хоть какие-то машины. На их улицу никто почему-то не заезжал, и быстро обнаглевшие пешеходы бродили прямо по мостовой.
        Пройдя мимо череды продуктовых магазинов, Константин обратил внимание, что среди них нет ни одного работающего. Витрины, дабы не искушать народ, были прибраны, а некоторые завешены брезентом. Желтая бочка со словом «пиво» валялась на боку, под ней, высунув тонкий язык, лежала придавленная кошка.
        - Жалко… - тихо произнесла Людмила.
        - И людей тоже, - сказал Константин.
        Он остановился у таксофона и достал магнитную карту.
        - Кто будет звонить?
        - Ты начал, ты и…
        - Чей он родственник, мой или твой?
        Она сунула карту в прорезь и вручила Косте трубку.
        - Набирай.
        У Немаляева было занято. Людмила недоверчиво послушала короткие гудки и, сбросив вызов, нажала «повтор». Снова занято.
        Она порылась в сумочке и вытащила плоскую пачку сигарет. Константин отогнал от себя дым и снова набрал номер.
        - Сан Саныч? Я готов, - проговорил он и, озадаченно уставившись на трубку, повесил ее на рычаг.
        - Ну?
        - Приедут через две минуты.
        - Куда приедут?!
        - Сюда.
        Людмила как раз докуривала, когда перед ними затормозил инкассаторский броневик.
        - Спасибо, не труповозка, - заметил Костя.
        Тяжелая дверь неправильной формы отползла вбок, и на тротуар спрыгнул молодой мужчина в светлом костюме.
        - Я его знаю, это Сапер, - сказала Людмила. - Петр его так называл.
        - Из инженерных войск? - Переспросил Костя.
        - Из дядиных.
        Не говоря ни слова, Сапер посторонился и помог Людмиле взойти на высокую подножку. Оказавшись в машине, Константин закашлялся - внутри было душно, как в бане, и нестерпимо воняло бензином. Сапер залез последним, и броневик сразу тронулся.
        Кроме них в кузове находилось трое автоматчиков - двое на узких седушках по бортам, и третий сзади. Не жалея брюк, он сидел на пыльной запаске и держал АКС стволом к бойнице. На полу, то и дело ударяясь друг о друга, перекатывались два гранатомета. Толстые треугольные окна были намеренно измазаны чем-то жирным, и сквозь них пробивалась лишь смена света и тени.
        Константину захотелось узнать, действительно ли на улицах так опасно, или бандиты пижонят, но он решил, что этот вопрос не имеет смысла. Всю дорогу они с Людмилой молчали, и Сапер, похоже, был им за это благодарен.
        По истечении десяти минут стало ясно, что броневик выезжал за ними не из резиденции Немаляева. Машина кружила где-то поблизости - вероятно, Сан Саныч предвидел, что они позвонят с улицы.
        Примерно через полчаса броневик остановился. Константин собрался вылезти, но Сапер жестом велел ему сидеть и махнул одному из стрелков. Лишь убедившись, что угроза отсутствует, Сапер спустился сам и подал руку Людмиле.
        Их направили к подъезду обычного панельного дома, при этом бойцы встали по бокам так, что и словить пулю снайпера, и удрать было одинаково сложно.
        На площадке десятого этажа отирались еще двое с автоматами, и Сапер, выходя из лифта, изобразил ладонью что-то неопределенное. Охранники поводили в воздухе широким радаром и указали на сумочку. Не задавая вопросов, Людмила вытряхнула ее на пол и подвинула носком зажигалку. Больше у них претензий не было.
        Задрав голову к телекамере, Сапер поправил галстук, и железная дверь отворилась.
        - Идти медленно, там детекторы, - предупредил он. - Квартира тридцать восемь.
        Костя с Людмилой прошагали по коридору и остановились на пушистом коврике.
        - Я звонил, теперь твоя очередь.
        Она хотела возразить, но им открыли и без звонка.
        - Дядя Саша, это я, - просто сказала Людмила. - Здрасьте.
        - Ты?..
        Немаляев похлопал седыми ресницами и нерешительно развел руки. Секунду постояв, она бросилась к нему на грудь и заплакала.
        - Людочка… Людочка… - твердил он. - Откуда ты?
        - Издалека, дядя Саш, - всхлипнув, ответила она.
        Немаляев перевел взгляд на Константина.
        - Роговцев? Вот, почему ты не испугался…
        - Не поэтому. Пригласите?
        - Ноги вытри, - велел Немаляев и, обняв Людмилу, повернулся к нему спиной.
        Константин повозил подошвами и протиснулся внутрь. Квартиру перестроили под кабинет или огромную комнату отдыха - сразу и не поймешь. У стены стояли два кожаных дивана под прозрачной пленкой, в центре - стол с замотанными в бумагу ножками, а в углу громоздились нераспечатанные коробки с какой-то оргтехникой.
        - Так это ты меня мусорам отдала? - Раздался сзади голос Немаляева. - В девяносто первом. Ты, да? Глупенькая моя…
        - Я вам за отца…
        - Он заслужил.
        - Я согласна. Но тогда… Я надеялась, что вас там убьют.
        - Людочка, я же вор. Мне на тюрьме почти как на воле. Меня в ту ходку и короновали.
        - Значит, я теперь племянница короля, - прерывисто вздохнув, сказала она.
        - Вора в законе, Людочка, - возразил Немаляев. - Костя, ты принес?
        Константин достал тетрадку и, сев на диван, положил ее рядом.
        - Владислав Борисович ей тоже интересовался.
        - Вот так Владя… Отмычку, хмырь, ко мне подбирал. Ну, я свое обещание выполнил.
        - Хорошо бы чаю, Сан Саныч.
        - Не борзей. Костя, а зачем ты в партию вступил? - Неожиданно спросил он.
        - Кушать хотелось.
        - Смешной ты человек, Костя.
        - Ага. Ваше Чрезвычайное Правительство так смеялось, так смеялось…
        - Ты не тех казнил, кого надо. Кокошина вы почему не ликвидировали?
        - Руки не дошли.
        - Руки! Стало быть, короткие они у вас, - проворчал Немаляев. - Валуева ты не пощадил. У меня все бойцы его книжками упивались. К Маркесу их не приучишь, так хоть этого, чтоб буквы не забыли. А с Кокошиными, видно, самому решать придется.
        - Кокошины? Он что, не один?
        - Там два брата-акробата. Такое замутили…
        Немаляев прошелся по комнате и, хищно схватив тетрадь, раскрыл на середине.
        - Дядя Саша, там порожняк.
        - «Порожняк»? Ты что, из этих, из… - он стремительно приблизился к Людмиле и взял ее за подбородок. - Смотри у меня! Ведь выпорю, я тебе не матушка. Ладно, с тобой еще успеем. А к тебе, Костя, у меня длинный-предлинный разговор.
        - Длинного-предлинного не получится, я так, на часик заскочил. Чаю попью, и обратно.
        - Он ко мне заскочил! Ко мне, милый ты мой, приползают.
        - А я заскочил, - упрямо сказал Константин.
        - Роговцев, а может, тебя грохнуть? Как ты писателя - фьють в окошко.
        - Дядя! - С укором воскликнула Людмила.
        - Это он шутит, - пояснил Костя. - Вы же, Сан Саныч, романтик. Человек с идеалами, - выразительно добавил он.
        - Гм, с идеалами… Это кто тебе сказал? Лешка?! Ты где с ним?.. Он здесь, в нашем слое?
        - Он на Родине. Да, Алексей Евгеньевич, его так звали.
        - Дочка у него на пироги мастерица, - душевно произнес Немаляев. - С яйцом и капустой особенно.
        Добряк в больнице на врал, Сан Саныч действительно помнил старых друзей.
        Немаляев прочитал несколько строк и судорожно перевернул страницу.
        - Если вы надеетесь, что Борис написал учебник «как свалить из ада и поселиться в раю»… а вы надеетесь… Так вот, зря. К сожалению. Надо остаться и благоустраивать. Благоустраивать ад, Сан Саныч.
        - Костя, что ты хочешь взамен?
        - Мы уже поменялись.
        - Ты объяснишь, как отсюда уйти, и я уйду, - настойчиво повторил он. - По-моему, это хорошая сделка. Здесь я вам мешать не буду. Банкуйте.
        - Некому, - ответил Константин. - Некому, кроме вас, Сан Саныч.
        - Ты же знаешь, как это сделать!
        - Знает только Борис, но мы с Петром его давно закопали. Кстати, первое условие: сотника вы тоже не тронете.
        - «Тоже»? - С сарказмом сказал Немаляев. - Первое условие? Условие чего?
        - Мирного договора. За этим я, собственно, и пришел.
        Сан Саныч скрестил руки на груди и уставился в окно.
        Людмила исподтишка улыбнулась Косте и полезла за сигаретой, но сумочка была пуста.
        - Так как насчет чая? - Осведомился Константин. - И сотника.
        - Пусть сам выбирает. Единственное, что я могу тебе обещать.
        - А наш договор?
        - Благоустраивать ад… - печально произнес Немаляев. - Мне надо подумать.
        Он сел в кресло и нажал на кнопку. Часть стены развернулась, и из смежной квартиры вошла симпатичная девушка. Склонившись так, что в декольте было видно все, до самого пупка, она катила перед собой низкий сервировочный столик. На столике был чай.

* * *
        - Ты про аварию смотрела? - Обратилась одна телефонистка к другой.
        - С Горшковым? Который магнат?
        - Ну да. Как это он разбился? Небось, пьяный был.
        - Магнаты сами по себе не разбиваются, - многозначительно произнесла она. - Там еще, говорят, деньги кругом валялись. Деньги, деньги - весь лес в деньгах.
        - И еще с ним этот был…
        - Да, да. Этот, как его?..
        Кокошин иронично посмотрел сквозь перегородку - обе женщины были одеты в застиранные блузки, такие же похожие, как и их серые лица. Он давно заметил, что чем человек беднее, тем ближе к сердцу он принимает беды магнатов.
        - Забыла фамилию.
        - А, ты о нем? Сейчас… Мурманск - третья, - сказала она в микрофон.
        Кокошин зашел в кабину и, закрыв стеклянную дверь, снял трубку.
        - Здорово. У меня все в порядке. Как у тебя?.. Ясно… Погода? Жарко. Да, виделся тут с одноклассником. Ездили на дачу. Шашлык был… И даже вкуснее, чем думал. Да, такого шашлыка мы с тобой еще не ели.
        Он помолчал, давая абоненту усвоить информацию. Насчет шашлыка его поняли правильно.
        - А?.. Тетя Рая?.. Тетя Рая в порядке, - сказал Кокошин.
        Это означало, что звонок не контролируется. Теперь, после соблюдения условностей, можно было просто поболтать.
        - Как там мои? Ты к ним заглядывал?.. Что-о? Кавалер?! Ей же только четырнадцать! Ну, девка!.. Погодите, вот я прилечу…
        - Хабаровск - четвертая, - объявила женщина.
        Молодой человек, нетерпеливо топтавшийся у стенда с поздравительными открытками, влетел в узкую будку и завопил:
        - Алле! Алле, Маша! Алле!!
        Ожидающие на переговорном пункте недовольно переглянулись. Каждый подумал об одном и том же: эти приезжие всегда чем-то выделяются. Все дело в недостатке воспитания.
        - Маша, Маша! Алле!! - Надрывался молодой человек. Потеряв терпение, он два раза треснул по аппарату.
        - Эй! Чего долбишь? - Крикнула телефонистка. - Ты что, с гор спустился? Если не слышно, подожди, я второй раз соединю.
        - Да нет у меня времени, - взмолился он, выбегая из кабинки. - Поезд! Я лучше с вокзала.
        - Вызов отменить, что ли? - Рассердилась она. - Сами не знают, чего хотят.
        Молодой человек забрал в окошке деньги и опрометью выскочил на улицу.
        - Смоленск - шестая, Рига - первая, Брянск - восьмая, - подряд назвала женщина. - Кто с Мурманском говорил? Гражданин, вы где? Третья!
        - Да он там еще, - сказал кто-то. - Третья занята.
        - А что он, заснул? Связи-то нет уже. Гражданин! Позовите его.
        Мужчина в очках-линзах подошел к третьей кабине и тактично постучал. Кокошин неподвижно сидел на откидном стульчике. Мужчина постучал еще - Кокошин не шевелился.
        - Похоже, заснул, - беспомощно улыбнулся очкарик и наконец осмелился открыть дверцу.
        Он тронул спящего за плечо и тот, не меняя позы, вывалился наружу. Черная рубашка Кокошина промокла от пота - но только на спине, и каким-то странным пятном неправильной формы.
        Позже в фанерной перегородке между кабинками нашли два маленьких отверстия.
        - Да лет семнадцать… - сказала плачущая телефонистка.
        - Худой, сутулый, волосы немытые… - добавила вторая.
        - Деревня - он и есть деревня…
        В протокол занесли: «особые приметы отсутствуют».

* * *
        - Не горячись, - молвил Кокошин. - Четырнадцать лет - возраст нормальный. Главное, чтоб до постели не дошло, а в подъезде потискаться - это можно. Вспомни себя-то! Алле… Алле, ты меня слышишь? Алле!
        Он подул в трубку и, не дождавшись ответа, бросил ее на рычаг. Москву, как всегда, отключили, но это было не страшно. Самое важное он уже знал. Тетя Рая в порядке, а шашлык вкусный. Брательник сказал, такого еще не ели. Похоже, все складывалось даже лучше, чем он планировал. Кокошин попытался представить, как это - лучше, но у него не хватило воображения.
        Сверху раздались знакомые аккорды. Он зарычал и с ненавистью уставился в потолок. Каждый день жена соседа садилась за пианино и насиловала жильцов Рахманиновым. Больше всех страдал Кокошин. Инструмент стоял прямо над большой комнатой, и он, как глухая бабка, был вынужден врубать телевизор на полную - иначе фильм превращался в немое кино с тапером. Кокошин пробовал немножко поскандалить, но наверху жил такой же генерал, только с синим просветом на погонах. Летун. В случае повторной попытки авиатор обещал спустить его с лестницы. Повторить наезд Кокошин не решился, лишь сильней возненавидел журналистов, лопочущих о мифических генеральских особняках. Те особняки, что он видел под Мурманском, принадлежали как раз журналистам.
        В музыкальный строй вклинился птичий фа диез, и Кокошин, занятый своими мыслями, не сразу сообразил, что это дверной звонок. Он традиционно пожелал пианистке перелома пальцев и пошел открывать.
        На площадке стоял мужичок в голубой форме с белыми полосками. На левом кармане его рубашки блестела золотая нашивка «DHL».
        - Здравствуйте, вам посылка.
        - Да?.. Не знаю…
        - Адрес ваш? Имя-фамилия? Все сходится. Распишитесь пожалуйста.
        - Откуда? - Спросил Кокошин, принимая ручку с тем же логотипом, что и на кармане.
        - Сейчас посмотрим… - мужичок заглянул в фирменную папку. - Из Москвы. Отправлено вчера вечером.
        - И уже здесь? - Не поверил Кокошин.
        - Экспресс-почта, - пояснил незнакомец. - Максимальный срок доставки - трое суток. Это если на Северный Полюс.
        - Смотри-ка… - Кокошин расписался и получил красивый сверток голубого цвета. С белыми полосками и буквами «DHL“.
        Он вернулся в комнату и положил посылку на стол. Килограмма полтора, не меньше. Из Москвы - это от брательника, больше некому. Тетя Рая, реально существующая родственница, не давала о себе знать уже лет семь. Конечно, брательник. Почему же он ничего не сказал? А, ну да, разъединили…
        Женщина на верхнем этаже продолжала музицировать, но Кокошин ее уже не слышал. Сознание прочно увязало посылку с «шашлыком, которого он еще не ел». Одолеваемый любопытством, он разорвал бумагу. Под ней оказалась плоская пластмассовая коробка, похожая на автомобильную аптечку. Устав гадать, что там внутри, Кокошин ее просто открыл.
        Первой вылетела оконная рама, однако мощности взрыва это почти не погасило, и комната разложилась карточным домиком. Стол находился возле капитальной стены, поэтому вместе с ней рухнула одна из плит перекрытия - та самая, на которой стояло проклятое пианино.
        На улицу генерал-лейтенанта Кокошина выносили в черном мешке. От Кокошина осталось так мало, что санитар легко поднимал мешок одной рукой.
        Глава 11
        Время уже близилось к обеду, а Кости с пивом все не было.
        Его могла заговорить Людмила, успокаивал себя Петр. Могли арестовать менты, ведь у них это иногда получается. Впрочем, и то, и другое выглядело не слишком правдоподобно. Людмила была не из болтливых, а милиция разваливалась вместе со всей страной и вряд ли по-прежнему интересовалась серийными убийцами.
        Оставалась еще одна версия, которую Петр гнал от себя до последней минуты - пока часы не показали четырнадцать ноль-ноль. После двух стало ясно, что Костю перехватил Немаляев.
        Вот, почему Сан Саныч был так равнодушен. Петр попытался восстановить в памяти их утренний разговор - он длился долго, но все о каких-то пустяках. Немаляев был в приподнятом настроении, много шутил и не заметил, как растрепал кое-что важное. Петр еще не знал, воспользуется ли этим, - его смутил почти дружелюбный тон Сан Саныча. Возможно, старик собрался на покой. Петр ничего не имел против, только сам себе напомнил, что из черного списка вице-премьера никто не вычеркивал. Ведь Ополчение казнило не за будущее - за прошлое.
        Петр послонялся по квартире и включил телевизор.
        - …квадратного метра жилья до рекордно низкой отметки. Строительные компании спешно замораживают объекты, половина уже объявила о своем банкротстве.
        Он подошел к телевизору и повернул тугой переключатель. Щелк.
        - … рухнула последняя надежда российской экономики - нефтяной экспорт. Специалисты предупреждали об этом еще две недели назад. После краха таких монстров, как «Сони» и «Кока-Кола» было бы странно ожидать…
        Щелк.
        - …столь болезненная реакция на неизвестное. Человек вообще склонен преувеличивать опасность в тех случаях, когда он не в состоянии прогнозировать дальнейшее развитие событий. Пословица «знакомый черт лучше незнакомого ангела» как нельзя лучше иллюстрирует…
        Убавив громкость, Петр разыскал маленький FM-приемник, купленный Ренатом у соседей-наркоманов, и попробовал поймать что-нибудь легенькое. Во всем диапазоне слышалось лишь сухое потрескивание. Два десятка станций, в которых он всегда путался, словно сгинули.
        Петр вернулся к телевизору и снова переключил ручку. На экране появилась белоснежная студия с белоснежно одетым Сидорчуком. Рядом с ним, за столом в виде огромной белоснежной гайки, сидел… Немаляев. Петр быстро покрутил колесико громкости - похоже, интервью уже заканчивалось.
        - Если под политической программой вы подразумеваете некое заклинание, по произнесении которого мы погрузимся в сплошной мед и шоколад, то такой программы у меня, естественно, нет, - вальяжно сказал Немаляев.
        Быстро сработали, подумал Петр. Нуркин еще теплый, а Сан Саныч уже в телевизоре.
        - Что же есть, Александр Александрович? - Подобострастно спросил Сидорчук. - Что вы предлагаете в качестве первоочередных мер?
        - Перепись населения. Многие люди изменились, они уже не те, кем их привыкли считать, и кем они себя считали сами.
        - Вы имеете в виду э-э… всех заболевших?
        - Они не более больны, чем мы с вами. То, что называют массовым психозом, на самом деле таковым не является. А перепись, или лучше - инвентаризация, нам нужна для того, чтобы выявить тех, кто находится не на своем месте.
        - Александр Александрович, расскажите об этом чуть подробней.
        - Пока рано, - таинственно произнес Немаляев. - Сейчас я могу обратиться только к тем, кого вы причисляете к заболевшим. - Он выпрямил спину и сосредоточился. - Друзья мои. Мы все разные. Мы всегда были разными, просто в нынешних условиях это приняло…
        В коридоре задребезжал телефон, и Петр, чертыхнувшись, встал с дивана. Звонков он ни от кого не ждал, и в другой ситуации отвечать не стал бы, но сейчас ему почему-то подумалось, что это касается пропавшего Константина.
        Звонила Настя.
        - Петр? Привет. У меня к тебе вот, что. Я тут на твое Ополчение наткнулась…
        - Какое Ополчение? - Удивился Петр.
        - Народное, какое еще. Банда - человек пятьдесят, или больше. Они мне номерок записали, хочешь - звякни. Главный у них по кличке Пулемет. Я, как услышала, сразу поняла: отморозки, крутых из себя корчат. Ну, а ты сам решай. Телефон пишешь, нет?
        - Да, да! - Спохватился он.
        Петр нацарапал на жирных обоях семь цифр и, сердечно поблагодарив, повесил трубку.
        Когда он вошел в комнату, интервью с Немаляевым уже закончилось. Дикторша объявила, что это был экстренный выпуск, переданный в связи с массовыми волнениями.
        Еле прочитав собственные каракули, он набрал номер и затанцевал от нетерпения. Пулемет. Надо же, Насте не понравилось. Потому, что она овца. «Отморозки»! Отморозки - это у Зайнуллина, а у Пулемета люди достойные. Не лучше, конечно, чем были в его собственной сотне, но тоже ничего. А что до клички - просто его зовут Максим. Вот и все.
        Максим поднял трубку после одиннадцатого гудка.
        - Здорово, сотник! - Заорал Петр. - Тебя когда перекинуло?
        - Чего?.. Ты кто?
        - Еремин я, Еремин!
        - А-а… чего надо? - Недовольно спросил Пулемет.
        - У тебя, наверно, мозги еще не вправились. Я Еремин, сотник. Ты же меня знаешь!
        - Знаю, знаю. Зачем звонишь, Еремин?
        - Пулемет, ты не оклемался еще. Ты въехал - кто ты и где ты? По-моему, нет.
        - Я в курсе, Еремин. И парни тоже. Так что держись от меня подальше. Вместе со своей сотней. Сколько вас тут?
        - Нас двое.
        В трубке раздался дружный хохот - видимо, с ним общались через встроенный динамик.
        - Нас двое, Пулемет, но это не значит, что твоя половина сотни…
        - Не половина, Еремин, - мрачно сказал он. - Мы здесь все. Причину объяснять не надо?
        - Ну-ка…
        - Кто-то уничтожил Ополчение. Кто-то из твоих, Еремин.
        - Не может быть.
        - Он заложил больше ста человек, прокуратура пошла по цепочке, в итоге…
        - Этого не может быть! - Крикнул Петр.
        - Ты ручаешься за каждого?
        - А ты?
        - Я - нет, - признался Пулемет.
        - И я тоже… Послушай, я был здесь! Я в этом слое вообще первый!
        - Да он Петр Первый! - Сказал кто-то рядом с Максимом, и народ опять захохотал.
        - Все, что здесь сделано, - сделано нами, - быстро заговорил Петр, глотая обиду. - Черный список, Нуркин… Вы пришли на готовое! Здесь и без вас…
        - Лично я предпочел бы жить там, - оборвал его Максим. - Но кто-то из твоих поставил всех нас к стенке. Ты был уже покойник, но ответственность все равно лежит на тебе. Так что постарайся спрятаться поглубже. И запомни еще одно: если до меня дойдет, что ты к этому хоть как-то причастен, я тебя, Еремин…
        Петр разъяренно бросил трубку и, врезав ногой по хлипкой стенке, пробил ее насквозь. Если б они знали, как дорого он заплатил за смерть Нуркина! Пожелай Немаляев видеть не Костю, а его самого, Петр не стал бы и думать. Нуркин, верхняя строка в черном списке… да что там список! Нуркин - реальная опасность. Там, здесь, где угодно. Вернее, был опасностью. Теперь - нет. Благодаря ему, Петру Первому. Ха-ха, смешно. А это быдло - «спрячься поглубже»…
        Петр ударил по стене еще раз, но дырки не получилось. Злость постепенно переходила в ненависть, а это чувство адреналином не кормило, оно было куда тоньше.
        Он поймал себя на том, что ищет записку от Рената. Телефон Зайнуллина и компании оказался на кухне, там, где Петр его и кинул. Разгладив смятую бумажку, он принялся накручивать медлительный диск.
        - Ренат? - Нервничая, спросил он.
        - Щас позову, - ответили на том конце.
        Прежде, чем Ренат подошел к аппарату, до Петра донесся спор Зайнуллина с кем-то из подчиненных:
        - На хер мне этот осел?
        - Позвонил же…
        - Скажи, меня нет.
        - Я уже сказал, что есть.
        - Вот, сука, неймется ему! Типа у меня дел больше никаких, с говном со всяким… Петруха? Чего хотел? - Спросил в трубку Ренат, не меняя интонации.
        Петр молча положил палец на рычаг.
        Постояв с минуту, он сорвал телефон и швырнул его на пол. Петр топтал его ногами до тех пор, пока на черном паркете не осталась горсть пластмассового хлама.
        Покончив с телефоном, он вбежал на кухню и распахнул дверцы мойки. Схватил тарелку, размахнулся и… поставил ее на место.
        Нет, так не годится. Бить посуду - это бабья истерика. Он заставил себя сесть на табуретку и выкурить две сигареты подряд. Ну вот, уже лучше. Он снова успокаивался, на этот раз - неторопливо и основательно, до полного окаменения.
        Ну вот, Петя, ну вот, сказал он вслух. Поменьше импульсов, побольше конструктива. Не надо никого ненавидеть, не стоят они того.
        Он взял за ручки клетчатую сумку и, вытащив ее из-под стола, поволок в комнату.
        Спасибо, Ренатик, спасибо, родной, приговаривал Петр. Не поскупился, Ренатик. А что, гнида, говном меня назвал… А ничего. А мы не гордые.
        Раздвинув диван, он принялся выкладывать на него оружие. Железки цеплялись друг за друга, путались в автоматных ремнях, но Петру это даже нравилось. Он нарочито медленно вынимал один ствол за другим и ровными рядами складывал их на покрывало.
        Больше всего в сумке было пистолетов. Новенькие, густо смазанные, завернутые в пергамент. Две штуки - даже в заводских коробках из темного, рыхлого картона.
        На кой им столько пистолетов, озадачился Петр. В боковом кармане, свернутые в большой рулон, лежали четыре заплесневелых портупеи. Видно, очутившись на складе, ребята гребли все, что попадалось под руку. Психи.
        Петр брезгливо швырнул портупеи в угол и сосчитал автоматы. Семь единиц. Неплохо. Он отодвинул сумку ногой, но тут же подтянул обратно - промасленная газета, оставшаяся на дне, весила подозрительно много. Он пощупал набухшую, рвущуюся под пальцами бумагу и извлек толстый лист чего-то мягкого. Петр осторожно устроил его на подушке и стряхнул ошметки газеты. И ахнул.
        Пластид, грамм семьсот. Взрывчатка имела нежно-желтый цвет и по консистенции напоминала крутое, идеально вымешанное тесто.
        Петр бережно упаковал пластид в несколько полиэтиленовых пакетов и убрал его в гардероб, к стоявшему в углу «Штайру». Затем достал простыню и, разодрав ее на длинные лоскуты, приступил к чистке оружия. На это занятие у него ушло часа полтора, а может, и больше - Петр не засекал. Он настолько увлекся, что даже не заметил, как открыли дверь.
        Это был Ренат. Ренат и его психи, всего - пятеро. Пять стволов смотрело ему в лицо.
        - Я звонить не стал, у меня же ключ, - сказал Зайнуллин. - В смысле, в дверь. В телефон-то я звонил - о-го-го! А ты трубку не берешь. А-а… - протянул он, увидев на полу осколки. - Теперь понятно. А я думал, осерчал Петруха, общаться не хочет. А ты тут… Поня-атно…
        - Вот, здорово! - Оскалился какой-то боец. - Он за нас все почистил, а то это солидол хрен отмоешь.
        Петр невозмутимо вытер руки тряпкой и бросил ее на диван.
        - Ты чего пришел? - Спросил он у Рената. Остальных он принципиально не замечал.
        - Мы, Петрух, штат расширяем. Стволы нужны. А вам на двоих с Костей… зачем вам так много? Да ты не огорчайся. Я почему тебе тогда их подарил? Потому, что, сука, нести тяжело. А сейчас мы налегке.
        Он толкнул двоих бойцов, и те начали собирать оружие в сумку.
        - Ты меня убьешь? - Равнодушно осведомился Петр.
        - Сам выбирай. Дашь нам уйти без шума - живи. Только это… браслетики у вас где-то мотались. Я тебя от греха… Вот скажи, ты на моем месте как бы поступил?
        - Я бы, честно говоря, постеснялся. Подарки назад не забирают.
        - Вот, ты какой. Все у тебя непросто. А я считаю, нормально. Нашли, нет?
        Ренату отдали наручники, и он с поклоном пригласил Петра к батарее.
        - Ты только не переживай, Петруха, - приговаривал он. - Ключик я, конечно, в унитаз брошу, вдруг твой Костя прямо сейчас заявится. А без ключа хошь-нехошь повозитесь. А мы и уйдем подальше. Да, с квартирки мы с той съезжаем, можешь не беспокоиться. Ни звонить, ни стрелять не надо, лады? Хозяева, сука, и так горя хлебнули. Ну вот… Не скучай, дверку мы прикроем.
        - Все забрали? - Спросил Петр. - Хоть что-нибудь, хоть вшивую пээмку!..
        - Извини. Мне знаешь, сколько народу вооружать? У вас винтовочка с оптикой - ей и обходитесь. Да Костя еще ножики метать умеет. Авось, не пропадете. Бывай, Петруха.
        Ренат похлопал его по щеке и направился к выходу. Бойцы, крякнув, подхватили баул и пошли следом. В туалете клацнул выключатель, потом надсадно загудел бачок. Входную дверь они, как и обещали, заперли.
        Петр посидел с минуту в раздумье и осмотрел подоконник. У Кости всегда был под рукой набор гнутых скрепок. Ах, черт!.. Скрепки лежали не здесь, а у Бориса, на новой базе они уже были не нужны. Он на всякий случай обшарил пол, рассмотрел глубокие щели в паркете, но ничего подходящего не обнаружил.
        Можно было поорать, разбить стекло или сделать что-нибудь еще в том же духе, но он заранее предвидел бесполезность подобных поступков. Никто, кроме мародеров, на зов не откликнется.
        Петр отстраненно перебирал в уме различные способы освобождения, однако все они относились, скорее, к цирковым трюкам. Единственный вариант, который он не отбросил сразу, заключался в отпиле руки, но ножовки у него также не было.
        Внезапно из прихожей донесся какой-то шорох. Все, кому положено и не положено, имели ключи. Воображение тут же нарисовало обглоданный труп, поэтому, когда в дверь позвонили, он даже обрадовался. Все-таки не крысы.
        Решив, что внутри никого нет, люди на лестнице перестали шептаться и заговорили в голос. Петр молчал и ждал - это единственное, на что он был способен.
        Прислушиваясь к голосам, он пытался сосчитать, сколько там народу, но это никак не удавалось. Выходило одно: много. Очень много. Гораздо больше, чем требуется для квартирной кражи.
        Теряя осторожность, они говорили все громче, и Петр уже мог разбирать отдельные реплики. Кажется, кто-то рассказывал анекдот. Юмора Петр не понял, но когда все засмеялись… когда они заржали в пять или семь глоток…
        Так смеялись сегодня - по телефону. Люди были от Пулемета. Подтверждая эту неприятную догадку, кто-то обратился к Пулемету по имени. И тот ответил - окончательно развеяв сомнения.
        Да лучше бы это были крысы! Зачем они приперлись? Петр судорожно подергал рукой - браслет ободрал кожу. И ничего более. И уже никакой надежды.
        Уяснив, что с замком не справиться, Пулемет и компания начали попросту вышибать дверь.
        Почему ты не железная, безмолвно воскликнул Петр. Дверь была старая, целиком деревянная - теперь такие стоят бешеных денег, но выдержать натиск пятерых - семерых? - здоровых мужиков она могла не долго. Вскоре раздался первый скрип - тонкий, едва заметный, но если появилась трещина, то работы оставалось уже не много.
        Десять ударов, загадал Петр. На одиннадцатый дверь разломится. Я буду клясться, что в моей сотне предателей нет, но на Пулемета это на подействуют. Если он не поленился приехать, значит, уверен.
        От напряжения Петру померещилось, что по квартире кто-то расхаживает. Он вздрогнул и вжался в угол. За стенкой что-то звякнуло, потом шаги приблизились и остановились где-то рядом.
        - Петр? - Тихо позвал Константин.
        - Здесь я, здесь, - заволновался он.
        - Кто это с тобой так?
        - Ренат. Ключ в унитаз спустил, зараза. Там снаружи…
        - Я видел. На улице толпа…
        - Ты через черный ход, да? Я и забыл про него.
        - Что толку? Пушка твоя где?
        Дверь трещала все громче. Подсчет ударов Петр прекратил, но десятый, последний, был явно не за горами.
        - Все унесли, сволочи. А! В шкафу винтовка. Держи, - Петр свободной рукой вытащил из кармана сияющий патрон и отдал его Косте. - Из винтовки точно перерубит, не промахнись только.
        - Погоди…
        Константин сунул патрон в брюки и, выбежав из комнаты, через секунду вернулся.
        - Вот, Настина, - он показал обычную заколку и, зажав ее в зубах, согнул буквой «Г». - Сейчас, сейчас. Опыт имеем.
        Наручники поддались легко, как почтовый ящик.
        - А что им надо? - Спросил Костя.
        - Это сотня Пулемета.
        - Да, я некоторых узнал.
        - Пришли мстить. За то, что кто-то из моей сотни якобы все Ополчение…
        Шум на площадке почему-то прекратился, и стали слышны разговоры. Один предлагал стрелять в замок, другой - ждать на улице, третий доказывал, что Еремин ушел в тину, и здесь больше не появится.
        - Понятно, - сказал Костя.
        - Что тебе понятно?.. Тебе это безразлично?
        - Некогда, валить нужно.
        Константин не дыша приоткрыл дверцу шкафа и извлек из него винтовку. «Штайр», с тех пор, как его принесли, был все так же замотан в линялую занавеску и со стороны напоминал не то детскую лопату, не то детское же весло. Выделялась лишь трубка прицела, и, чтобы не разбить оптику, Костя крепко обхватил ее ладонью.
        - Немаляев хочет с тобой повидаться, - сказал он на ходу.
        - Стой! - Петр взял его за локоть и развернул к себе лицом. - Про Ополчение…
        - Это необходимо? Именно сейчас? Я тебе потом все объясню.
        - Объяснишь?! - Крикнул Петр. - Что тут объяснять?
        В дверь заухали с новой силой.
        - Не тем голову забиваешь. Нам бы ноги унести.
        - Давай по одному, - приказал Петр. - Ты первый, я за тобой.
        - А что с Немаляевым? Ты с ним поговоришь?
        - О чем?
        - Об условиях мира.
        - Потом решим. Линяй.
        - Где встретимся?
        - Да где… - раздраженно молвил Петр. - У Немаляева. Сегодня суббота? Место он тебе скажет. В десять. Все, пошел!
        Константин метнулся в коридор, завернул в темный закуток и, осторожно выглянув, шагнул в удушливую сырость запасной лестницы. Черным ходом давно не пользовались - многие двери были забиты досками или вовсе заложены кирпичом. Спускаясь по осклизлым ступенькам, Костя то и дело замирал, пытаясь даже не по звуку - по движению воздуха определить, не ждет ли его кто внизу.
        Про черный ход орава Пулемета не знала. Константин благополучно достиг первого этажа и, прикинувшись для гарантии пьяным, выбрался в тенистый, неимоверно замусоренный двор.
        Он небрежно закинул винтовку на плечо и, сунув свободную руку в карман, направился к кривому переулку, прочь от подъезда с возбужденной сотней расстрелянного Пулемета.
        Пройдя весь переулок и свернув к площади, Константин себя поздравил: преследования не было. Вопрос, удалось ли уйти Петру, он себе не задавал. На Родине сотника считали заговоренным - даже от насморка. Удача изменила ему лишь однажды, но это была мина, тут уж ничего не поделаешь. Петр вырвется, обязательно вырвется.
        Оказавшись на площади, Константин миновал перекрытый швеллером вход в метро, затем сожженное дотла кафе и вышел к красивому зданию с обрывками плакатов на фасаде.
        Народу вокруг было на удивление много. Кто-то дрался, где-то визжала женщина, несколько человек раскачивали, стремясь перевернуть, черный «БМВ» - все это происходило как-то весело, с задором, и абсолютно никого не волновало.
        Пьяные попадались довольно часто, и походку Костя решил не менять. Так он и брел - шатаясь, напевая дурацкую песню и помахивая «Штайром» в занавеске.
        До десяти вечера было еще пять часов. За это время можно пообедать, влюбиться в хорошую девушку, расстаться, стать героем и найти свою смерть. Или то же самое, но в обратном порядке.
        Костя подумал о том, что жизнь - это удивительная штука. Особенно, когда у тебя на плече винтовка, а не лопата.

* * *
        Немаляев перевернул последнюю страницу и, дочитав до конца, вернулся к началу.
        Смерти нет. Умирая, человек всего лишь теряет одну из бесчисленных теней…
        Ничего не понятно. Такое впечатление, что самое главное Черных оставил в голове. Либо не доверил бумаге, либо счел это настолько элементарным, что поленился записать. Костя сказал: смысл жизни и смерть - одно и то же, этому никто не научит. Правду сказал Костя.
        Немаляев кликнул охранника и спросил про врача.
        - Две минуты назад связывался, - ответил он. - Уже близко, сейчас будет.
        - Дядя Саш, вы себя плохо чувствуете?
        - Хорошо, Людочка, хорошо. Ты вот что. Давай-ка вон в ту дверь, через коридор, дальше тебя проводят. Мы весь этаж перепланировали, заблудиться можно. Но тебя проводят. Покушай, телевизор посмотри.
        - А вас еще будут показывать?
        - Вечером должны. И завтра три раза.
        - Давно вы это интервью записали?
        - На прошлой неделе. Мы с Сидорчуком четыре версии подготовили, на все случаи жизни. Иди, сказал! - Прикрикнул Немаляев. - Ну?! - Бросил он охраннику.
        - Уже в лифте, - доложил тот.
        В комнату втащили пожилого мужчину в черной шапочке, надвинутой до подбородка.
        - Да снимите, снимите, олухи! - Заорал Немаляев.
        Шапку стянули, и мужчина, дико озираясь, попятился назад. Боец, вошедший следом, ткнул его пальцами в спину и поставил у ног пузатый металлический чемодан.
        - Я никого лечить не буду, - заявил доктор. - Во-первых, при таком скотском отношении… А во-вторых, вы не того похитили. Я не хирург, я анестезиолог. Неужели у вас нет своего персонала?
        - Во-первых, вас не похитили, - хладнокровно произнес Немаляев, кивком приказывая охранникам убираться. - Во-вторых…
        Он открыл тумбу и бросил на стол пачку стодолларовых банкнот.
        - Десять тысяч, доктор. Вам их надолго хватит.
        - Я анестезиолог, - мучительно выговорил он. - Вы знаете, что это такое? Если кого-то из ваших людей ранили…
        - Именно вас мне и надо. Я слышал, если переборщить с наркозом…
        - Но это убийство!
        - Что же вы все вперед забегаете? Убить надо так, чтобы потом можно было спасти. Мне нужна клиническая смерть. Временная, - подчеркнул Немаляев.
        - Забирайте свои деньги и отпустите меня.
        - Еще десять. Сколько вы получаете в больнице?
        - Это огромный риск. Даже в стационаре. Сначала необходимо всестороннее обследование: сердце, почки, легкие… Нет, я не подпишусь.
        - А разве у вас есть выбор, доктор? - Печально сказал Немаляев. - Делайте, что говорят.
        Врач продолжал капризничать. Немаляев увеличил сумму до тридцати и пригрозил в случае отказа сжечь квартиру - вместе с семьей.
        - Если все закончится неудачей… - тоскливо произнес доктор.
        - Безусловно. Живым вас отсюда не выпустят. Я могу дать вам гарантии, но чего они будут стоить после моей смерти? Так что мы с вами одинаково заинтересованы.
        - Когда последний раз пили? - Буркнул он.
        - Пять дней без алкоголя.
        - Заранее готовились? Вы, уважаемый, больны. Психически. Хотя, сейчас это модно. Утром завтракали?
        - Само собой.
        - Много съели-то?
        - Так… Вообще, да.
        - Прекрасно. Заблюете весь свой евроремонт.
        - Это вас забавляет, доктор?
        - Утверждает в мысли, что все люди равны. Поверьте, блевать икрой и перловой кашей - практически одно и то же. Сколько вы весите?
        - Восемьдесят два.
        - Возраст?
        - Шестьдесят один.
        Немаляев ответил еще на дюжину вопросов, часть из которых, как ему показалось, не имела к делу никакого отношения. Врач тем временем открыл чемодан и выложил часть своего хозяйства на стол. Шприцы и ампулы рядом с пачками долларов выглядели, как стандартная обложка детектива.
        - Тридцать минут, - предупредил врач.
        - Мало. За полчаса не успею.
        Доктор посмотрел на него, как на летающую лошадь.
        - Сорок, это максимум. Или нас обоих вынесут отсюда вперед ногами. Так, ложитесь на диван. Он у вас под пленочкой? Это хорошо.
        - Почему?
        - Отмывать легче. Работайте кулаком. Энергичней. Хорошие вены…
        - Мне все это говорят. С детства.
        - Просто вас хвалить больше не за что. - Доктор ввел толстую иглу и развязал резиновый жгут. - Не передумали?
        - Нет…
        Свет мгновенно погас. Немаляев увидел звезды - такими, какими их не видел никто. Крупные и близкие, словно яблоки на дереве, они не слепили, наоборот - дышали ледяным холодом, заставляя его сжиматься в комок и, главное, чувствовать себя комком. Точкой.
        - Борис… Борис! Черных! Ты мне нужен!..
        Немаляев не знал, действительно ли он кричит, или ему только кажется. Впрочем, это было не важно. Проваливаясь дальше, глубже, в самый холод, он преодолел ту черту, до которой еще хотелось вернуться, и теперь ни о чем не жалел…
        Прежде, чем открыть глаза, он заслонил их ладонью - солнце стояло в самом зените. По небу неслись маленькие затейливые облака, но ветра совсем не чувствовалось. Под спиной, угодливо проминаясь, лежал шелковый песок. Впереди ласково бултыхалось бесконечное ярко-синее море.
        Нет, это должен быть океан.
        Он положил на лицо футболку и заставил себя задуматься. Против пляжа Немаляев не возражал, но все не мог сообразить, как здесь оказался. Он ожидал чего-то другого.
        В сознании постепенно стала собираться мозаика, некое подобие объяснения, но пока это было слишком обрывочно и недостоверно.
        Пляж - его собственность… Вон от тех пальм и до той скалы - все принадлежит ему. Бунгало из тонких узловатых стволов, крытое почерневшими листьями - явная стилизация, но в пейзаж вписывается идеально. Внутри - огромный холодильник с пивом, с местным отвратительным пивом…
        Из леса выходит тропинка. Если по ней подняться на холм… правильно, его особняк. Два этажа, восемь комнат. Не дворец, но жить можно. Да, там он и живет. Не один. Племянница. Единственная, кого он успел вытащить из России. Людмила. Любимая дочь нелюбимой сестры. В истребителе оставалось только одно место, и ему пришлось выбирать.
        Вон она, красавица. Желтая шапочка в лазурной воде. Дальтоникам этого не оценить. С брызгами поднимает руку и машет.
        Немаляев махнул в ответ и глотнул из теплой бутылки. Какая красавица!
        Он перекатился на живот и попытался вспомнить что-то еще.
        Стена.
        В доме на холме - Габриэль: шофер, повар и переводчик в одном лице. Вот, на полотенце, радиотелефон. Можно его вызвать. Нет, не то. Несущественно. Близко, совсем близко вертелось что-то важное. Именно это он из себя и вытягивал, но оно постоянно ускользало, пряталось в пустоте пропавших фрагментов. Он даже не мог сказать, как давно здесь находится. Особняк, бунгало, пляж. Спешный вылет с резервной полосы под Ростовом. Все - мелочи…
        - Буэнос диас, сеньор Немаляев.
        Он поднял голову, но увидел лишь матерчатые тапочки.
        - Э…
        - Не беспокойтесь, я говорю по-русски. Здравствуйте, Александр Александрович.
        Немаляев перевернулся и сел. Перед ним стоял крепкий, но не накачанный мужчина в полосатых шортах. Под мышкой он держал доску для серфинга, в другой руке - бутылку пива, такого же, как у Немаляева. Здесь все пили одно и то же. Своеобразное проявление демократии.
        - Хотел покататься, да погода подвела, - сказал незнакомец. - Штиль. Зачем только пер? - Он качнул доской и, улыбнувшись, опустился рядом.
        - Это частные владения, - заявил Немаляев.
        - Я знаю, Александр Александрович.
        - Никакой я не Александр. И не Александрович, - процедил он, двигая к себе полотенце с телефоном. - Убирайтесь отсюда.
        - Ну вот, - расстроился незнакомец. - То ищете встречи, то гоните.
        - Я? С вами встречи?..
        - Авантюры всякие затеваете. В вашем возрасте это опасно. Надеюсь, хоть под присмотром? Врач там есть?
        - Там - это где? - Растерялся он, начиная, наконец, что-то припоминать.
        - Там, где вы сейчас находитесь.
        - Черных?!
        - Зря вы собой рискуете…
        Немаляев внимательно посмотрел на Бориса, потом оглянулся на пальмы, на океан, и вдруг осознал. Вот, что его смущало в этих тропиках. То, что их нет. Реальность - душная Москва, кабинет и укол.
        - Что это за пляж? - Спросил он.
        - Пансионат для военных преступников. Эквадор.
        - Почему я здесь?
        - О-о! Долгая история, и к делу она не относится. Она не про вас, Александр Александрович.
        - Моя другая жизнь?
        - Другая. - Черных улыбнулся и приветственно покивал купальщице. - Племянница? Хорошо, что вы ее вывезли. Сестре вашей, как и прочим родственникам, повезло меньше.
        - На Родине опять репрессии?
        - Вы что же, газет не читаете?
        - Э-э…
        - А, ясно. Вас, наверно, недостаточно умертвили. Ваше сознание там, где ему положено быть. Ну и ладно. Не нужно вам этих подробностей. Возвращайтесь к себе, Александр Александрович, и впредь со смертью не заигрывайте. Нехорошо это.
        - А как же насчет «смерти нет»?
        - Вы поняли, о чем я. Давайте-ка прощаться.
        - Я хотел поговорить о ваших записях. - Немаляев не заметил, как перешел на «вы», от чего давно уже отвык. - Если принять все ваши постулаты, то теряется смысл.
        - Смысл чего? - Лукаво прищурился Черных.
        - Жизни.
        - А он есть? Можно подумать, до того, как вы открыли тетрадь, он у вас был.
        - Вера. В спасение, в бессмертную душу.
        - Ну и верьте на здоровье. Разве я вам мешаю?
        - Но если этих душ целая пропасть…
        - Пропасть - еще мягко сказано. А вы отвечайте за себя, и все будет в порядке.
        - Там у вас не совсем внятно. Про смерть. Ну, допустим, таких, как я, бесконечное множество. Но мы же все ровесники. Мы все состаримся и дадим дуба.
        - Обязательно дадите, Александр Александрович, - со смехом заверил Борис. - Волнуетесь, куда душа ваша денется? Или души? Не знаю. Одно могу сказать наверняка: ничего не пропадает. Не пропадает зря, я имею в виду.
        Черных устал держать доску на весу и, чтобы не поцарапать покрытия, аккуратно пристроил ее на коленях.
        Наплававшись до изнеможения, Людмила вышла из воды и подцепила ногой полотенце.
        - Дядя Саш, обедать пойдем?
        - Ты иди, я попозже.
        - Вы к нам присоединитесь? - Обратилась она к Борису.
        - С удовольствием, но я не одет, - он показал взглядом на свои шорты и поправил сползающую доску.
        - Да бросьте вы! - Людмила достала из ящика бутылку пива и, открыв винтовую крышку, не спеша побрела к лесу. - Габриэль накроет на троих. Без вас не начну.
        - Восхитительная женщина, - вполголоса проговорил Черных. - Ради нее стоило…
        - Что?
        - Пока вы затаскивали ее в истребитель, на границе готовили перехватчики. Вы могли и не успеть.
        - Это я помню… Что сейчас дома? Как там?
        - Все нормально, Александр Александрович. Очередной выход из очередного кризиса.
        - А Константин…
        - Роговцев? Вы потому спрашиваете, что он, как и вы, осознал себя, верно? Только не в этом слое. Здесь он обычный человек. Мы с ним вместе работаем, а начальник у нас угадайте кто. Еремин, бывший сотник.
        - И кто они теперь?
        - Какая разница? Вы все не о том. Ведь не ради этого вы себя подвергли столь малоприятной процедуре.
        - Ради совета.
        - Как жить, да? - Усмехнулся Черных. - Как жить, зная, что вы…
        - Вот-вот.
        - Представьте себе учителя музыки, который по ночам пишет гениальные симфонии. Пишет, и не может никому показать. А утром идет в школу и вдалбливает сопливым оболтусам сольфеджио. Почему?
        - Это его долг.
        - Так чего вы от меня требуете? Вы сами на все ответили. Существует несколько миров, где вы стали президентом. У вас неплохо получается. Бывают, конечно, исключения, - добавил он, разгребая белый песок. - Здесь вы, признаться, наворотили. Вероятно, это русский способ выживания: довести себя до ручки, до самого края, а потом предпринимать титанические усилия. Чтоб с надрывом. Как у классика: чтоб кровь выступала из-под ногтей. По-другому нам скучно. А в итоге вы здесь, в Эквадоре, в компании, достойной виселицы. Если б у нас было побольше времени, я бы сводил вас на могилу Адольфа Шикльгрубера. Американские неонацисты поставили ему сногсшибательный памятник.
        - Время кончается?
        - Да, к сожалению. Вы не настолько здоровы, чтоб позволить себе час комы.
        - Вы мне так ничего и не объяснили, - вздохнул Немаляев.
        - Раз вы меня нашли, значит, сами все понимаете.
        Борис встал и погладил доску для серфинга.
        - Вы-то здесь кто? - Поинтересовался Немаляев.
        - Обычный военный. Как и Костя, подчиненный Еремина. Еремина Петра Ивановича, народного комиссара ГБ.
        Он развернул доску другой стороной, и Немаляев увидел, что к днищу приделан пистолет-пулемет с глушителем.
        - Извините, Александр Александрович, служба. Скажите спасибо, что не ледоруб.
        - Эх ты, сотник… - проронил он. - Людмилу не трогайте.
        - Мы оставим ей один из ваших счетов в Колумбии и депозитную ячейку в Цюрихе. Нуждаться она не будет.
        - Все раскопали…
        - Служба, - повторил Черных, касаясь курка. - Долг. У вас - свой, у меня - свой.
        - Похороните меня подальше. Подальше от того памятника, - попросил Немаляев, но это было уже не на пляже.
        - Я не нотариус, я анестезиолог, - напомнил врач.
        - А?..
        - Где вас похоронят, мне все равно. Лежите смирно.
        Доктор пощупал пульс, затем посмотрел ему в зрачки и потребовал пройтись по комнате. Немаляев уверенно встал, но тут же рухнул обратно.
        - Тошнит?
        - Вроде, порядок. Спасибо. Возьмите деньги, вас отвезут домой.
        - Неужели не тошнит? - Удивился врач.
        - Вам что, обидно?
        Немаляев хотел добавить что-то еще, но в следующую секунду желудок вспух и выпрыгнул наружу.
        Так паршиво ему не было никогда. Пища скоро кончилась, кончился и горький желудочный сок, а спазмы все продолжались, и в их силе угадывалось намерение вытащить через горло кишки. Голова кружилась так, будто он выпил два литра водки, а затылок он даже придерживал рукой - чтоб не раскололся от боли.
        - Вот теперь порядок, - удовлетворенно произнес доктор. - Всего доброго.
        Немаляев растекся по дивану, заклиная время идти быстрее. Врач не сказал, сколько это продлится, но он подозревал, что до самого вечера. А если до утра? Это невозможно, он не выдержит.
        - Дядя Саша, ну что же вы! - Воскликнула вбежавшая в комнату Людмила. - Что вы творите?
        - Живой, живой, - помахал он одной ладонью. - Все нормально. Ты иди, я попозже… Мне немножко отдохнуть…
        - Я позову врача.
        - Вот этого не надо, - закашлявшись, выдавил он.
        Немаляев посмотрел на стол с пустыми ампулами и бессильно прикрыл глаза. Как плохо… как же ему плохо! И ведь ничего нового. Долг… Ну да, понятно. Что еще? Ах, черт… как паршиво! Потом, потом. Будет время осмыслить. Не сейчас. Долг. И ради этого?.. Что узнал? Что в одном слое сбежал из страны? А в другом стал хорошим президентом? Как в сказке. А что это - хороший президент? Ну и боль… Хороший - это какой? И как?.. с этими людьми… и с этой болью. Нет, не сейчас. Потом. Будет время. Без боли. Неужели правда? Неужели она когда-нибудь пройдет?! Не сейчас…
        Глава 12
        Квадратная дверца, обитая кровельным железом, взвизгнула и встала в проем. Константин еще раз потянул ее на себя и, убедившись, что люк захлопнулся плотно, медленно отпустил нитку. С той стороны было слышно, как звякнула о петли дужка навесного замка. Костя подергал дверь - все в порядке, не промахнулся. Нитка осталась снаружи, впрочем, и замок висел кое-как, но все это можно было увидеть только вблизи. Солнце скоро уйдет, и лифтовая площадка над верхним этажом окунется в сумерки. А лампочка около выхода на чердак не загорится - об этом Костя позаботился в первую очередь.
        Пройдя по скрипучему керамзиту до вентиляционного окошка, он пригнулся и выглянул на улицу. Не то. Костя перешел к соседнему отверстию и снова посмотрел - между двумя высокими зданиями открывался узкий сектор, включавший в себя двадцать метров серой стены и крыльцо с козырьком.
        Костя там уже побывал - дома вокруг стояли почти вплотную, и каждый годился под снайперскую точку. Именно поэтому соваться в них было опасно. Он предпочел охристую пятиэтажку с выносным лифтом, скрывавшуюся за рядами панельных башен. Пятиэтажка находилась в полукилометре к центру, но из-за смога казалась намного дальше. От серого дома можно было разглядеть лишь четыре окна на последнем этаже и кусок бордовой крыши. Максимум, на что способны охранники, - это следить, не блеснет ли на солнце форточка. Вентиляционные отверстия оттуда были не видны.
        Константин побродил по чердаку и, разыскав лист фанеры, бросил его на легкие, ноздреватые катыши. Утрамбовывая, потоптал фанеру и лег сверху. Низко. Подняв передний край, Костя нагреб под него керамзита и подвигал лист, чтобы камешки распределились по всей ширине. Теперь нормально.
        Самое важное - локти. Костя попробовал несколько положений, пока не нашел такое, при котором руки чувствовали себя наиболее удобно. Он мысленно вложил в них «Штайр» и посмотрел в окошко - крыльцо серого дома и кисти обеих рук находились на одной прямой.
        Откатившись в сторону, Константин подтянул к себе сверток и размотал. Он запоздало пожалел, что улегся на грязную фанеру, - логичней было бы постелить тряпку, но менять ничего не хотелось. Уже испачкался.
        Он перевернул винтовку и, оттянув затвор, опустил патрон в узкую щель. Клац - кривая скоба зацепила гильзу и вогнала ее в патронник.
        Костя снял с оптического прицела мягкие заглушки и вскинул «Штайр» на плечо. В размеченном объективе пролетело что-то мутное, потом обглоданные кирпичи и, наконец, пыльный автомобиль. Чуть вправо - машину сменила дубовая дверь на мощных кованых петлях. От двери спускались три мраморные ступени. Под самой крышей на цепях покачивался от ветра огромный сундук с застывшим потоком сокровищ.
        Ни вывесок, ни табличек у крыльца не было, поэтому казино Костя нашел не сразу. Час ему понадобилось на то, чтобы расшифровать намек Петра, и еще два - на поиски «Золота нибелунгов».
        У здания стояло несколько машин, но Константину они не мешали. Подходы к казино были как на ладони.
        Он оторвался от прицела и почесал нос. Двадцать один - сорок. Осталось только ждать.
        Сначала появился сотник. Откуда он пришел, Косте было не видно - углы казино загораживали ближние дома. Отвлекаться на часы он уже не мог, но внутренний хронометр подсказывал: где-то без двух или без трех минут десять.
        Петр достал сигареты и закурил. Константин обратил внимание, что на сотнике новый бежевый пиджак в тонкую клетку. Странно, раньше у него такого не было. Костя ради забавы поймал в перекрестие его глаза. Взгляд сотника ему не понравился.
        Петр неожиданно сдвинулся с места. Константин повел стволом - к казино подруливал темно-синий «Сааб».
        Сначала из машины вышел Сапер. Поприветствовав сотника, он открыл заднюю дверцу и подал руку Людмиле. Вслед за ней показался Немаляев.
        Константин осторожно вздохнул и положил палец на курок.
        Людмила в вечернем платье ничего не выиграла и ничего не потеряла - все такая же стройная, черная, жгучая. А Немаляеву, похоже, нездоровилось. На утренней встрече он выглядел бодрым и жизнерадостным, теперь же его лицо приобрело восковую прозрачность, а твердый, литой подбородок чуть подрагивал.
        Уж не покойник ли ты, Сан Саныч, подумал Костя, целясь ему за ухо.
        Петр, Немаляев и Людмила о чем-то разговорились и не спеша направились к подъезду. Сапер и четверо его напарников зорко обозревали окрестности. Не так зорко, чтоб заметить в пятистах метрах черное окошко со стрелком.
        Расстановка была на редкость удачной, и Константин мог снять любого, но он ждал условного знака. Он искренне надеялся, что знака не последует, но в то же время предчувствовал: стрелять все равно придется.
        Через перекрестие прицела он рассмотрел прическу Людмилы, потом новый пиджак Петра и бледный лоб Немаляева. Сотник что-то рассказывал.
        Костя ждал сигнала. Сигнала все не было.
        Троица подошла к двери и остановилась. Людмила поднялась на две ступеньки - теперь Константину удалось бы попасть ей в сердце. Если придется, он так и сделает. Он не хотел, чтобы по ее мордашке лилась кровь.
        Немаляев стоял спиной к Косте и, слушая сотника, изредка кивал. В наклонах его головы прослеживался определенный ритм, и поймать момент между двумя тактами Константину не составило бы труда. В затылок. Это надежно.
        Петр находился у стены, лицом к мостовой, так, что умей Костя читать по губам, он смог бы понять, о чем они там беседуют. Но нужные слова он не пропустит. Он слишком хорошо их знает. Слишком часто он произносил их сам.
        А может, и обойдется, подумал Костя.
        Петр умолк и взял Людмилу за руку. Потом положил ладонь на лацкан своего пиджака и, помедлив, раскрыл рот.
        - «Именем…» - увидел Константин.
        Винтовка не шелохнулась. Лишь издала звук лопнувшего шарика и снова замерла.
        Прежде, чем Петр умер, по его носу успела скатиться крупная черная капля. Повисла - и оборвалась на кремовую рубашку.
        Петр отшатнулся к стене и сполз на мраморные ступени. При этом полы его пиджака не смялись, а, будто накрахмаленные, застыли, сохраняя форму. Людмила склонилась над телом, но подскочивший Сапер оттолкнул ее к машине и расстегнул Петру пиджак. За подкладку было вставлено что-то светло-желтое, похожее на лист слоеного теста.
        Костя перевел дыхание: возьми он пониже, в корпус, сейчас не было бы всех троих.
        Он сел и, отложив винтовку, долго раскачивался из стороны в сторону. У него могло и не получиться. Но у него получилось. Он это сделал. Как он осмелился? Он это сделал - ради того, чтобы…
        - На месте, тварь! Не шевелиться! - Заорали сзади и по бокам, несколько голосов одновременно.
        Костя продолжал раскачиваться - какая теперь разница?
        - Руки на шею! Харей сюда! - Скомандовал кто-то.
        Он выполнил оба приказа, но качаться не перестал. Это так успокаивало.
        - Ты кто? - Тихо спросил Константин.
        - Пулемет. Слышал про меня? А ты Роговцев, - утвердительно произнес он. - Да? Нет? Отвечать!
        - Да. Тот самый.
        Косте хотелось улыбнуться - на прощание. Так делали настоящие герои. Но героем он себя почему-то не чувствовал.
        - Ты всех подставил, гнида. Даже своего сотника. Мы его из-за тебя чуть не казнили.
        Костя понимающе моргнул - сказать ему было нечего.
        - Именем Народного Ополчения… - объявил Пулемет.
        Костя хотел улыбнуться - как герой.
        Но у него не хватило сил.
        Эпилог
        Тоннель все не кончался.
        Переднее колесо скрипело и притормаживало - от этого каталка стремилась развернуться и чиркнуть о левую стену. Санитар матерился и сбивался с шага. Не будь у него за спиной сопровождающих, он бы не спешил.
        Костя лежал с закрытыми глазами, но почему-то видел все: уставшего санитара, бесконечность зеленого кафеля и стойку с перевернутой бутылью. Из нее по желтоватой трубочке что-то текло - и втекало прямо в него. Тела Константин не чувствовал.
        Каталку завезли в лифт, и сопровождающие встали рядом. Обе - женщины. Обе - красивые. Зачем он умирает?
        По мере того, как кабина поднималась, стала слышна музыка. Здесь еще помнили о музыке… Песня про любовь кончилась, и голос начал рассказывать о погоде на завтра. Зачем ему завтра?
        Завтра будет уже без него. Костя знал, что не выживет.
        Санитар лязгнул раздвижной перегородкой и вытолкнул тележку в коридор. Их уже ждали. Сосредоточенный мужчина взял в изголовье какие-то бумаги. Второй, в зеленом халате, покатил Костю дальше.
        Его ввезли в большую светлую комнату и переложили на стол. Он увидел лица врачей и с тоской понял: они бессильны.
        - Вряд ли, - сказал мужчина сопровождающим. - Один шанс из ста.
        - Не уходи, - попросила Настя, заглядывая Константину в глаза. - Не уходи, ты мне нужен.
        Людмила прижала к губам платок и отвернулась.
        Сбоку что-то зашелестело. Потом звякнуло. Голоса поплыли разведенной акварелью.
        - Давление падает.
        - Адреналин.
        - Падает. Сердце не держит.
        - Он в коме.
        - Массаж.
        - Пульса нет.
        - Готовьте…
        - Нет пульса. Все, - спокойно произнесли рядом.
        Чья-то рука задернула черную шторку.

* * *
        Проснуться и ждать. Не открывать глаз, пока не назовут по имени. Они должны это сделать, иначе как он узнает?
        Веки пропускали жидкий свет зимнего утра. Часов восемь. Скоро начнут подниматься, кто - по собственной воле, кто - под окрики медсестры, но так или иначе к половине девятого все уже будут на ногах. Он догадывался, что это коснется и его тоже, но пока не торопился. Пусть его разбудят.
        Пролежав минут десять, он не выдержал и тайком, вприщурку, оглядел комнату. Ничего особенного: белый потолок, шесть коек, окно. У окна стоял человек в махровом халате. Человек мерно раскачивался и сосредоточенно царапал оконный иней. Словно что-то вспомнив, он вздрогнул и обернулся.
        На стекле осталась нарисованная решетка.
        Евгений Прошкин
        Слой Ноль
        Пролог
        Конец света начался десятого июня в 17:20 по Московскому времени и длился около часа.
        Евгений Сидорчук, ведущий аналитической программы «Между прочим», запнулся на полуслове и, неэстетично шмыгнув носом, дико посмотрел куда-то в сторону. В студии кто-то кашлянул и громко выругался. Затем случилось и вовсе невероятное: камера отъехала назад и развернулась. Телезрители обнаружили, что серебристая панель за спиной Сидорчука торчит посреди темной комнаты, похожей на подсобку электриков, а рядом стоят еще две камеры, десяток прожекторов и какая-то девица в джинсах. Девица ошалело оглядывалась, словно не понимала, где она находится. Сидорчук тоже как будто не понимал. Потом сбоку что-то рухнуло, раздался глухой дуплет, и половина фонарей погасла. На экране возникла заставка, но через пару секунд исчезла и она.
        Виктор ухмыльнулся и взял в руки пульт. Убавив громкость, он несколько раз переключил программу - везде было одно шипение. Спутниковая антенна некоторое время еще принимала «Би-Би-Си» и китайский «Жибао», но вскоре сигнал пропал и там.
        Мухин снова хмыкнул, но уже растерянно, с какой-то безотчетной тревогой. Пересев за компьютер, он набрал испанский с виду адрес «chtosluchilos». В непрерывно обновляемом разделе «hotnews» болталась единственная фраза: «КАЖЕТСЯ ВСЕ ВОКРУГ». Больше там не было ничего. Если б автор не тратил времени на рефлексию и не писал слово «кажется», то вероятно, успел бы добавить что-нибудь еще - кто эти «все», где это «вокруг», и в чем, собственно, дело.
        Хотя Виктор, кажется, догадывался и сам.
        Спустя минуту монитор погас, а из системного блока послышался разочарованный вздох вентилятора. Мухин перевел взгляд на отключившийся телевизор, потом осторожно поднял с базы трубку радиотелефона. Молчание. Проверять люстру не имело смысла.
        Бросившись к тумбочке, Виктор вывалил из нее всякий хлам и разыскал упаковку пальчиковых батареек. Срок годности давно истек, но минут на десять их должно было хватить. Вставив батарейки в карманный приемник, Мухин повращал ребристое колесико. Эфир был чист - местами что-то потрескивало, но принять эти помехи за передачу не дерзнул бы даже уфолог.
        Виктор вышел на кухню и, открыв оба крана, задумчиво покусал губу. Воды не было - ни горячей, ни холодной.
        Все совпадало. Он не мог в это поверить, однако сценарий отыгрывался четко и последовательно: телевидение, интернет, насосные станции, наверняка - лифты, и еще… Мухин знал, что будет дальше. То есть не знал, конечно, но почти уже не сомневался: так и будет.
        Как в недавнем сне.
        К сновидениям, гороскопам и прочей ереси Мухин относился скептически, но на прошлой неделе ему приснилось нечто настолько странное, что он до вечера ходил как пришибленный. С работы отпросился еще утром - в голову все равно ничего не лезло. Пошлялся бесцельно по улицам и вернулся домой. Пиво, несмотря на жару, пить не стал. Решил: если завтра мозги не вправятся - надо идти к врачу.
        На следующий день все прошло, и Виктор сам уже не понимал, что это на него вчера накатило. Ну, кошмар. С кем не бывает? И, главное, не сказать, чтоб это произвело на Мухина какое-то впечатление: сон был скорее абстрактным, чем реальным, но что-то от него вроде бы осталось - неувиденное, недосмотренное. Будто за сном скрывалась целая история или даже целая жизнь. Из той жизни Виктор помнил только конец, и сейчас он повторялся - шаг за шагом.
        Мухин для очистки совести пощелкал выключателем - свет не горел.
        За окном вдруг залаяла собака. Взрослая овчарка то подбегала к хозяину, то вновь отпрыгивала, словно сомневаясь: кусать или не кусать. Хозяин, пузатый тип в красных штанах, лишь бестолково вертел головой. Неожиданно он отпустил поводок и направился куда-то через газон. Собака заскулила, но осталась на месте и улеглась между каруселью с одиноким грустным мальчиком и песочницей. Карусель поставили совсем недавно, подшипник еще не стерся, и она крутилась, почти не тормозя. Пока Мухин на нее смотрел, она сделала десять или двенадцать оборотов, - мальчик за все это время не пошевелился.
        В дверь постучали, и Виктор, вздрогнув, оторвался от окна. Он никого не ждал. Тут же постучали снова - гулко, ладонью по обивке, и от этого звука ему стало как-то не по себе.
        На площадке стоял сосед - тощий, но патологически бодрый мужик в шортах, сетчатой майке и, как всегда, без тапочек.
        - Чего не открываешь? - спросил он недовольно. - Звоню, звоню!.. У тебя это… тоже тока нет?
        - Звонок-то не работает.
        - А, ну да. А то я звоню-звоню…
        - Ты бы обулся, - сказал Мухин. - Воды нет, с грязными ногами спать придется.
        - Воду скоро дадут, - заявил сосед.
        - Думаешь?..
        - Это внизу, в седьмой, сантехнику меняют. Час-два, и дадут.
        - Радио послушай.
        - А на кой оно мне? Радио!.. Я его никогда не слушаю.
        Сосед помялся, спешно придумывая новую тему. Месяц назад он раскодировался и теперь считал, что каждый обязан ему налить.
        Кое-как от него отвязавшись, Мухин закрыл дверь и бесцельно побродил по квартире. Делать ничего не хотелось.
        В дверь опять постучали, и Виктор, тихо злясь, пошел открывать. Вместо соседа за порогом оказался какой-то полугей-полупанк - крашеный «перьями», с осветленной «эспаньолкой» и с двумя тяжелыми кольцами в ушах.
        - Здравствуй, Витя, - улыбнулся он.
        - Ты кто?
        - Войду, не возражаешь?
        Мухин возражал, поэтому припер дверь ногой. Незнакомец тоже припер - снаружи, и негромко сказал:
        - Пусти, у нас времени мало.
        Не дожидаясь ответа, он вставил в щель топор для рубки мяса и расширил ее сантиметров до десяти.
        - Не бойся, убивать я тебя не буду, - произнес он спокойно.
        Виктор, почему-то совсем не волнуясь, накинул на дверь цепочку и побежал за ножом.
        «Это, наверное, сон, - мелькнула теплая мысль. - Сны иногда повторяются».
        В прихожей раздался треск, затем шаги по паркету: раз, два, три, четыре. Столько было от входа до кухни - Мухин жил в малометражке.
        Выбрав в ящике тесак посолидней, он резко развернулся.
        - Не надо, Витя, помереть ты еще успеешь, - сказал гость. Топор он держал на замахе, и что-то в его позе говорило: он действительно рубанет. И не промажет.
        - Чего тебе надо? - спросил Мухин, откладывая нож на стол - но не очень далеко.
        Незнакомец это заметил и одобрительно кивнул.
        - Окна у тебя на северо-запад?
        - По-моему, да… - оторопело ответил Виктор.
        - Хорошо. И небо чистое. Если повезет, мы их увидим. Электричество давно отключили?
        - Полчаса где-то… А ты что, из домоуправления?
        - Меня Константином зовут, - представился гость и, перебросив топор, протянул руку.
        На правом предплечье у него была наколота какая-то затейливая дрянь с окровавленными отростками и выпученными глазами.
        - Не обращай внимания. Такой уж у меня здесь вид, - сказал Константин, словно его вид зависел от кого-то другого.
        Если не считать сережек и бородки - и, естественно, топора, - налетчик выглядел почти заурядно: лет тридцати с небольшим, жилистый. Лицо у него было не злое. Нормальное лицо.
        Мухин, помедлив, ответил на рукопожатие - все равно это ничего не меняло. Зарубить его могли и так, без знакомства.
        - Ты что-нибудь помнишь? - спросил Константин.
        - В смысле?..
        - В прямом. Прошлую жизнь помнишь? В первом слое.
        - Чего?!
        - Ну не в первом, конечно… Кто их нумеровал, слои? Хотя стоило бы… Так помнишь, или нет?
        - Не понимаю, - нахмурился Мухин.
        Константин очевидно был помешанным, и это несколько увеличивало шансы с ним справиться.
        - А понимать, Витя, ничего и не надо. Надо вспомнить. Ты ведь здесь совсем недавно.
        - Здесь?..
        - В этом слое. Можно сказать: в этом мире, но «слой» будет точнее. Сюда тебя перекинуло девять дней назад, и все девять дней мы тебя искали. Нашли, к сожалению, поздновато… Уже под самый конец.
        - Конец чего?
        - Ну, как бы это попроще… Человечества, Витя. Конец местного человечества.
        - Местного… - механически произнес Мухин. - Вот что, - сказал он, подумав. - Денег у меня не много, но тысячу могу дать. Тысячи хватит?
        Константин взглянул на топор и приставил его к стене. Кажется, он подбирал какие-то нужные слова, - нужные для того, чтобы поделиться своим безумием с нормальным, трезвым человеком. И разумеется, он их не подобрал.
        - Н-да… Поздно уже. Запомни хотя бы адрес: улица Возрождения, дом двадцать один. Повтори.
        - Если это так важно, я запишу, - с готовностью предложил Виктор. Судя по всему, псих был не буйный, могло и обойтись.
        - Запишешь?!
        Константин вдруг расхохотался - искренне и так заразительно, что Мухин и сам невольно гыгыкнул.
        - И на чем же ты запишешь? - спросил гость, досмеиваясь.
        - На бумаге, на чем еще.
        - И как ты ее туда возьмешь?
        - Куда?
        - В другой слой, - ответил Константин неожиданно мрачно. - Хватит дурака валять. Запомнил адрес?
        - Возрождения, двадцать один, - повторил Мухин.
        - Отлично. Только не забудь его… как ты целую жизнь забыл. И не одну, между прочим…
        - Да ничего я не забыл! - возмутился Виктор. Общаться с сумасшедшими ему не приходилось, но в принципе он знал, что спорить с ними нельзя. Однако этот, стильный, его допек. - Я ничего не забыл, и ниоткуда меня не перекидывало, ясно? Я тут родился, в Москве.
        Константин посмотрел на часы и подошел к окну. Топор он беспечно оставил у стены - то ли провоцировал Виктора на крутой поступок, то ли был совсем болен.
        - Ладно. Объясню, что успею… - молвил он, щурясь на солнце. - Ты, как и многие в этом слое, перекинутый. Но в отличие от других, ты себя осознаешь. Правда, сейчас я бы этого не сказал… Ты помнишь предыдущие жизни. Должен помнить, во всяком случае…
        Мухин, не слушая этот бред, тихонько шагнул вправо, постоял возле холодильника, убедился, что маньяк увлечен созерцанием неба, и шагнул еще. Топор оказался на удивление удобным.
        - Кончай свой балаган, - торжественно объявил Виктор. - Лежать! Руки за спину!
        Константин никак не реагировал, лишь прильнул ближе к окну.
        - Летят… - зачарованно сказал он. - Вот они какие…
        - Кто? Глюки твои?
        - Нет. Головные части.
        - Какие еще части? - опешил Мухин.
        - Боеголовки, - отозвался гость. - Сколько раз это видел, а все не могу привыкнуть…
        - Что ты видел?
        Константин показал на дальние многоэтажки - выше, едва проявляясь в пронзительно-голубом небе, висело несколько темных точек, штук пять или шесть.
        - Они летят быстро, - сказал он. - Через минуту будут здесь
        - Боеголовки?! И… что?..
        - И все, - пожав плечами, ответил гость. - Все.
        Мухин вглядывался сквозь пыльное стекло, пока не заслезились глаза, пока он с ужасом не убедился, что точки движутся - и движутся прямо на него.
        - Не бойся, ты это уже переживал.
        - Девять дней назад?..
        - Смотри! - воскликнул Константин. - Красиво… Это будет как закат. Яркий, похожий на рассвет. Только ни хрена это не рассвет… Закат. Самый последний.
        Темные точки заметно выросли в размерах и начали расходиться в стороны.
        Карусель во дворе давно остановилась. К ней подбежала собака и, потыкавшись мордой в ноги оцепеневшего мальчика, завыла - по-волчьи, со смертельной тоской.
        Часть 1
        СЛОЙ
        Глава 1
        Виктор обогнал пыльный фургон и вернулся в правый ряд - сзади неслась вереница одинаковых черных «Шевроле».
        - А кругом курьеры, курьеры… Тридцать тысяч одних курьеров… или сорок? Не помню… - пробормотал он и, очнувшись, ударил по тормозам.
        Водитель фуры вильнул влево и просигналил - длинно, с негодованием. Кажется, он еще что-то орал в открытое окно, но Мухин не расслышал.
        Отдышавшись, Виктор открыл дверь, но тут же захлопнул - мимо, капризно бибикнув, пролетел шустрый «Запорожец». Надо было отъехать подальше от дороги, и он нерешительно тронул педаль.
        Машиной Мухин управлял впервые - если не считать детского опыта, когда отец, крепко выпив, позволил ему «покуролесить». Батя тогда прямо так и сказал: «Витька, хочешь покуролесить?» И двенадцатилетний Витька покуролесил. Две «Волги», гаишный «Жигуль» и столб - спасибо, что деревянный. С тех пор Мухин за руль не садился.
        Он медленно отпустил сцепление, и машина плавно покатилась вперед. Сообразив, что надо наконец свернуть, Виктор прижался к канаве и остановился. Ничего необычного он, вроде бы, не делал. Ноги как-то сами разобрались с педалями, пальцы толкнули ручку, выключая скорость. Это было совсем просто - слишком просто для второго раза.
        Мухин растерянно пощупал карман рубашки и обнаружил водительское удостоверение. Свое. «Стаж с 1990 года». Однако поразило его не это. Он знал, где лежат права, - вернее, знал, что у него их нет, не было и никогда не будет, а рука… она взяла, и достала их из кармана. А он… Виктор и карману-то удивился - летом он предпочитал носить футболки. И, кстати, он ненавидел сандалии, особенно такие - черные, с кондовыми пряжками…
        Выйдя из машины, он удивился еще больше: у него была темно-синяя «девятка»… но вспомнил он об этом, лишь посмотрев на нее со стороны. Теперь, когда он увидел, это было естественно и бесспорно, но ведь еще секунду назад… Он не знал, на чем ехал.
        Виктор озадаченно погладил лоб и обошел автомобиль. Это ничего не дало. Обычная тачка, забрызганная, с неглубокой царапиной на заднем крыле. На крыше - багажник с какой-то облезлой тумбочкой. Зачем она ему?..
        Он сосредоточился, но из сплошной мути вынырнуло лишь одно: царапина. Это его тревожило. Придется выправлять, подкрашивать… Геморрой тот еще. Сосед по «ракушке», чайник долбаный, как начнет на своей «Ниве» заезжать… Вот и вчера - рулил-рулил… Виктор чувствовал, что добром не кончится, но убрать машину поленился. Там бы для «Икаруса» места хватило, не то что для «Нивы»! Не вписался, чайник…
        Вчера?! - чуть не крикнул Мухин.
        Вчера его «девятку» никто не мял - потому, что ее не было, «девятки». Прав не было, не было этой дурацкой тумбочки. А что тогда было?..
        А был один только закат, неожиданно осознал Виктор. Последний закат - и больше ничего.
        Он проверил часы: десятое июня, четверг, 19:00. Ну да, он специально в четверг поехал - всю пятницу и в субботу до обеда трасса будет забита, люди на дачу попрутся. А он? И он тоже… на дачу.
        Виктор увидел километровый столбик и, подойдя ближе, разглядел табличку: «42». Откуда?.. Куда?.. И, пока он возвращался к машине, в памяти прорезалось: Минское шоссе.
        Мухин даже засмеялся - настолько ему полегчало. Сон. Конечно, сон! Ему уже несколько раз снилось что-то подобное. Деталей он не помнил, но само ощущение врезалось в память здорово. Электричество, вода… что там еще? Боеголовки… Чушь собачья!
        Упоминание о собаке что-то в нем задело, но Виктор поспешил загнать эту мысль подальше. Он сел в машину, завел мотор и, пропустив «Москвич» с прицепом, быстро набрал скорость.
        «Две «Волги» и милицейская тачка,” - хмыкнул он. Что за бред? Когда это с ним было? Не было этого. В восемнадцать лет записался в автошколу и как все нормальные люди получил права. И жена у него тоже с правами.
        Виктор покосился на безымянный палец. Обручальное кольцо было на месте.
        - Куда же оно денется? - спросил он вслух, словно с кем-то споря. - И кольцо, и жена… Настя, - сказал Виктор с запинкой и сделал вид, что сам этого не заметил.
        Чем больше он себя уговаривал, тем явственней проступали черты его настоящей жизни. В голове еще витала какая-то дымка, но Мухин уже разделил воспоминания на вымышленные и реальные. Точки в небе, мужик с топором, конфуз на передаче «Между прочим» - все в корзину. Наплевать и забыть. И что это за название - «Между прочим»!? Нет такой программы!
        Виктор обрадовался, как здорово он себя подловил, - не себя, разумеется, а тот внутренний голос, который хотел его запутать…
        Он вдруг понял, что это смахивает на шизофрению, и, скроив в зеркало идиотскую рожу, сказал:
        - Переутомился ты, дружок. Надо бы к врачу сходить. Мозги - дело такое… Лучше раньше, чем…
        Не закончив, он издал какой-то жалобный звук и закрыл рот. Ему показалось, что он это уже слышал - слово в слово. Или… он сам это говорил. Самому себе. Только не здесь.
        «Не здесь?! - возмутились остатки рассудка. - А где же?»
        «Во сне, во сне, - попытался он себя успокоить. - Там, где боеголовки и Константин с топором».
        Странно, но имя жены ему далось труднее. Оно пришло не сразу, будто его кто-то подсказал. А Константин из кошмара - вот он, пожалуйста…
        Мухин раздраженно махнул рукой и пообещал себе больше об этом не думать. Вот царапина на крыле - другое дело. Там и жестянка, там и покраска… Будь он проклят, чайник на «Ниве»!
        Перед железнодорожным мостом стоял огромный указатель со стрелкой на Минск, и Виктор удовлетворенно покивал. Все правильно. Минское шоссе, и… и…
        Не выдержав, он снова затормозил.
        Невозможно… Виктор не помнил, где его дача. Помнил, что на даче ждет Настя, то есть жена, и про недостроенную баню тоже помнил, но где находится все это счастье, он сказать не мог.
        Мухин вынужден был признать, что кроме этого провала есть еще и другие. Например, та «Нива»… Какого она цвета? Забыл. Что за чайник ее водит? Лысый, усатый, молодой, старый? Может, женщина?
        Может, и женщина…
        Виктор понял, что забыл о себе почти все. Вернее, что-то он помнил, но это смахивало на конспект: не память, а теоретическое знание, его личного опыта оно не касалось. Это была… память о чужой жизни.
        Ему стало неимоверно душно. Мухин выскочил из машины и бессильно привалился к ней спиной - колени тряслись с такой амплитудой, что проезжавшие мимо могли принять это за танец. Дунул ветерок, и мокрая рубашка прилипла к телу, но холода Виктор не чувствовал - он стоял с закрытыми глазами и молился лишь об одном: проснуться… проснуться побыстрей…
        Такое ему уже снилось. Иногда сон раскладывается, как матрешка: просыпаешься, проходит время, и ты опять просыпаешься. Но ведь когда-то это кончается!
        По мосту загрохотали вагоны, и Виктор открыл глаза. Машинально сосчитал: девятнадцать… двадцать… двадцать один. На последнем, двадцать первом рефрижераторе было написано: «АО Возрождение». Нет…
        Он попытался отвлечь себя на что-нибудь прозаическое, например, на вчерашнюю вмятину, но понял, что не может сказать с уверенностью, какое из задних крыльев ему поцарапали.
        - Левое! - отчаянно крикнул он и резко повернул голову.
        Не угадал.
        Виктор со стоном опустился на сидение и обнял руль. Поглазел на улетающие в сторону Минска автомобили и, вздохнув, потихоньку тронулся. Доехав до перекрестка, он выкрутил руль до упора и газанул - «девятка» взвизгнула скатами и помчалась обратно в Москву.
        Чтобы не сойти с ума, Мухин включил радио. Сквозь бесчисленные мальчишники и девишники местами прорывались то «Раммштайн», то «Апокалиптика», но в целом все было культурно.
        Наткнувшись на блок новостей, он увеличил громкость - по радио говорили о встречах в Кремле, о премьерах в «Пушкинском» и о долгах.
        Виктор поймал себя на том, что весь этот мир воспринимает так же, как и свою биографию, - конспективно. Отрывок галлюцинации с явлением Константина и ядерной войной казался намного богаче - там были и цвета, и запахи, и настоящий страх. А здесь был какой-то перечень из фактов и событий, в которых он якобы участвовал.
        Там - боялся, здесь - участвовал… Большая разница. Только где «здесь»?.. Где «там»?..
        Мухин открыл «бардачок» и, не глядя выбрав кассету, воткнул ее в магнитолу.
        - А в ШИЗО нет телеви-изора-а!.. - заревело из динамиков.
        Он ударил по кнопкам, сразу по всем, и на лету поймал выскочившую кассету. Оказывается, он слушал «Привет с зоны № 8». В «бардачке» нашлись предыдущие семь «Приветов», и еще пяток альбомов с недобрыми мужчинами на обложках. Там же валялась полупустая пачка «Винстона» - наверно, от жены, - и еще какой-то журнальчик.
        Мухин педантично, одну за другой, вышвырнул кассеты в окно и переложил журнал обложкой вверх.
        «Проблемы зоологии в средней школе».
        Надо же, он и не думал, что в школах с этим проблема, - в смысле, с зоологией. Виктор вообще ни о чем подобном не думал. Он попробовал соотнести зоологию со своим опытом - в мозгу что-то тренькнуло, но так хило, что он лишь замычал и бросил журнал обратно.
        Ближе к Москве его начало одолевать какое-то смутное желание, скорее даже влечение. Оно было сродни голоду - Мухин чувствовал, что выдержит еще час или два, но не больше. У поворота на «Профсоюзную» неудовлетворенность усилилась, и к ней добавилось тошнотворное ощущение невесомости. Терпеть это было невыносимо.
        - Уж не наркоман ли ты, дружище? - пробормотал он.
        Виктор промаялся еще минут десять, пока случайно не наткнулся взглядом на обычную коммерческую палатку. Сигареты!
        Мухину стало досадно - насколько он, молодой и цветущий, зависит от какого-то дыма, однако эти здоровые мысли не помешали ему сцапать нагревшийся прикуриватель и глубоко затянуться.
        Никотин с канцерогенами дал ему то, чего не дали бы в этот момент все женщины мира, - избавление от глухой пустоты. Не выкурив сигарету и на треть, Виктор насытился и брезгливо выкинул ее на улицу. Пачку он сунул в карман, к водительскому удостоверению. Он уже осознал, что без этого ему не обойтись.
        Семьянин, дачник, автомобилист, курильщик, любитель блатных песен - перечислил про себя Мухин. Предположительно - зоолог. Наверное, можно было добавить еще десяток пунктов. Но как с этим списком жить, когда это только список, и ничего более? Дьявол, да о чем речь, если он даже к жене на дачу попасть не может?! Единственное, на что он был способен, - это вернуться домой и ждать просветления. Оно просто обязано наступить, иначе…
        Про «иначе», Мухин додумать не успел - взгляд споткнулся об отсутствующие «ракушки». Так бывает: идешь к чему-то знакомому, но в последний момент видишь, что того, к чему шел, нет на месте. И тогда кажется, что куда-то проваливаешься, как будто собирался поставить ногу на ступеньку - а ступеньки и нет. И гаражей тоже…
        Виктор был уверен, что «ракушки» здесь стояли. Штук двадцать - длинный ряд, отгораживающий детскую площадку от домов. Он не мог поручиться, что какая-то из них точно принадлежала ему, - теперь это и не имело значения - но они тут были.
        Мухин вышел из машины и побродил вдоль газона. Ни отметин на асфальте, ни вырезанного дерна - никаких следов. Бордюрный камень весь лежал в целости и сохранности, а ведь в прошлом году его вывезли, причем со скандалом: пенсионерки стихийно организовались в пикет, и автовладельцам пришлось дополнительно скидываться по сотне, - все это Мухин прекрасно помнил, хотя… если «прекрасно», то вряд ли это…
        Вряд ли это здесь, понял он.
        В глубине двора гавкнула собака, судя по голосу - крупная, не меньше овчарки, и Виктор, обернувшись, вновь испытал что-то похожее на падение. За кустами он обнаружил карусель - обычную, на одном подшипнике, левее находилась неряшливая песочница, еще левее стояла лавочка. На ней сидел хозяин собаки - пожилой добряк в красных спортивных штанах.
        Это по нему выла овчарка…
        Когда?! Где?!
        Мухин, как близорукий, поднес часы к лицу. Десятое июня, четверг, 20:05.
        Это было сегодня. В этом самом дворе. Но только не здесь. Это произошло там, где еще в прошлом году поставили «ракушки», там, где несколько часов назад вспыхнуло и погасло солнце. Там, где он когда-то жил.
        Виктор поднял глаза к своим окнам. Вот, значит, куда он приехал, вот, какой адресок у него в голове вертелся. Адрес оттуда, из недавнего кошмара. Из его старой жизни.
        У Мухина возникло желание зайти к себе в квартиру, но он даже не стал с ним бороться - он заранее знал, что никуда не пойдет. В окне висела чужая сиреневая занавеска, на балконе стоял то ли рулон линолеума, то ли кусок широкой трубы - не важно. Это был чужой рулон и чужой дом.
        Виктор посидел в машине, послушал радио, выкурил, уже без горячки, со вкусом, еще одну сигарету и достал паспорт.
        Данные совпадали: Мухин Виктор Иванович, «родился», «выдан» и так далее. С полузнакомой фотографии пялилась его собственная физиономия: смугловатая кожа, густые брови, глаза замутненные, но с блеском, под ними глубокие тени, на щеках - темные впадины. Видок, откровенно говоря, нездоровый. Фотограф, сволочь, лишнюю лампочку зажечь пожалел.
        Почти на каждой странице в паспорте оказывалась какая-нибудь печать: группа крови, отметка о высшем образовании, штамп военкомата.
        Ближе к концу, после незаполненной графы «Судимость», Мухин нашел страничку «Прописка». Вероятно, в паспортах здесь указывали все, вплоть до анализов.
        Прочитав адрес, Виктор его тут же вспомнил - но лишь через мгновение после того, как разобрал казенные закорючки. Теперь, разобрав, он мог описать свое жилье достаточно подробно - начиная от планировки и заканчивая цветом наволочек. Но это - теперь. А раньше?.. Только что, до подсказки, он даже не представлял, куда ему податься.
        «Академическая». Это недалеко.
        До новой квартиры он добрался минут за двадцать - вырулил обратно на Профсоюзную, проехал в сторону центра, чуть-чуть попетлял во дворах и наконец нашел дом, в котором проживал уже пять лет.
        Ключей на связке было четыре штуки, но к замку почему-то ни один не подошел. Виктор позвонил.
        Внутри клацнуло, и перед ним возникла худая фигура в семейных трусах.
        - Здрасьте, Виктор Иваныч, - сказал молодой мужчина, скорее даже юноша. Небритый, нечесаный, с фантастически волосатыми ногами.
        - Здорово.
        Оттеснив соседа - или родственника? - Мухин шагнул в прихожую. Сосед-родственник посторонился, но неохотно, с каким-то театральным недоумением.
        - Слушаю вас, Виктор Иваныч. Забыли чего?
        - Я?.. - Мухин увидел в зеркале свое перекошенное лицо. - Я тут живу.
        Незнакомец облокотился о стену и беспомощно улыбнулся.
        - Живете?..
        Из комнаты вылезла его подруга в тельняшке, едва прикрывавшей то, за что ее любил красавец в трусах.
        - Здравствуйте, Виктор. Договорились же: без звонка вы нас не навещаете. Мы гарантировали порядок, это да, но ведь не каждый день! Обои не рвем, паркет не царапаем…
        Мухин начал прозревать. Очевидно, они с женой сдали квартиру этим сосункам.
        - Ребят, вы будете смеяться, но я и правда забыл… - кисло произнес он. - Забыл, где я сейчас обитаю. Головой немножко ударился и… фьють. Как ветром.
        Квартиросъемщики напряженно переглянулись.
        - Да мы не знаем, - сказала девушка. - Откуда нам знать?
        - Телефон-то я, наверно, вам оставлял.
        - Так вы и телефон забыли?!
        - Сильно ударился, - признался Мухин. - Очень сильно.
        Юноша отклеился от стены и принес тетрадный листок.
        - Пожалуйста. Светлане Николаевне привет передавайте, - сказал он и приоткрыл дверь, намекая, что Виктору уже пора.
        - А Светлана… Светлана Николаевна - это кто?
        - Так она же у нас преподает!
        - Зоологию?
        - Почему зоологию? - растерялся юноша. - Историю преподает. Мы с вами через нее и познакомились. Ну, чтобы квартиру… Мы спросили, нет ли квартиры подешевле, она и посоветовала.
        - Ага… У вас - историю, а у меня?.. Я-то с ней откуда знаком, с вашей Светланой?
        - Виктор, вам бы к врачу обратиться, - проговорила девушка. - Светлана Николаевна - ваша теща.
        Мухин нахмурился. Теща, естественно. Как же он сразу-то?.. Сдали квартиру студентам, а сами переехали к теще. К «маме», получается.
        - Вот что, орелики… - строго сказал он.
        - Мы за июнь заплатили, - объявила девушка, предчувствуя что-то дурное.
        - Не волнует. Полчаса вам хватит? Ладно, час. Можете не торопиться.
        - Игорь, ну что ты стоишь?! - спросила она.
        - А что мне с ним - драться? - буркнул юноша.
        - Правильно, Игорь, - сказал Мухин. - На это время уйдет. Сумки у вас есть, или в руках все понесете?
        - Игорь! - возмущенно крикнула девушка.
        В комнате послышался какой-то лепет, не то «гу-гу», не то «гы-гы», а спустя секунду - дикий, неистовый рев.
        - Черт… У вас еще и ребенок? Сами-то вы кто?..
        Виктор хлопнул дверью и медленно направился вниз по лестнице. Спешить было некуда: ребенка выкидывать жалко, к теще переться неохота, где дача - неизвестно. В принципе, про дачу можно было выяснить у той же тещи, Светланы… как ее?.. Николаевны, но Мухин знал, что туда он тоже не поедет.
        Выйдя на улицу, он сел в машину и задумчиво погладил руль. У него было две квартиры, но ни в одной из них он поселиться не мог. У него была жена, но он с трудом представлял, как она выглядит.
        Виктор завел мотор и, включив радио, тронулся вперед - без всякой цели, просто чтобы не стоять на месте. У выезда из двора он притормозил, пропуская раскрашенную «Газель», и прочитал на кузове:
        «ИЧП РЕНЕССАНС. Вторая жизнь Вашей мебели».
        Мухин тяжелым взглядом проводил грузовик и сзади рассмотрел номер: «021».
        - Стало быть, на улицу Ренессанса, - решил он.
        Глава 2
        - «Возрождения»?.. - Таксист зачем-то потрогал нос и сплюнул. - Нет.
        - Что «нет»? - спросил Виктор. - Не знаешь?
        - Нет такой улицы, - заявил он. - Можешь не искать.
        Мухин газанул и тут же затормозил возле другого такси - у кинотеатра их стояла целая шеренга.
        - Не, - отозвался второй. - «Возрождения» я не слышал. Никогда не слышал.
        Третий и четвертый сказали примерно то же, а до пятого Виктор не доехал - он как раз поравнялся с табачным киоском и вышел за сигаретами.
        - Вы, молодой человек, потеряли что-то? - раздалось рядом.
        - А?.. - рассеянно вякнул Мухин.
        У него за спиной стоял благообразный старик с идеальной осанкой и удивительными белыми ресницами, пушистыми, как у ребенка. Старик теребил щегольскую палочку - до трости она все-таки не дотягивала, но и клюкой назвать ее было нельзя.
        - Я, простите за назойливость, видел, как вы к таксистам обращались, - молвил он. - Таксисты не скажут. Им отвезти интересно, деньги с клиента получить, а справки давать они не обязаны. Н-да… Такая порода.
        - «Возрождения», - отрывисто произнес Виктор. - Говорят, улицы Возрождения нет…
        - Неправду говорят. Кстати, мне туда же.
        - Серьезно?! Я на такую удачу даже не рассчитывал, - признался Мухин.
        - Я тоже не рассчитывал на… гхм, такое везение, простите за каламбур.
        Пассажир неторопливо, с достоинством уселся и поставил палку перед собой, точно был не в «девятке», а в собственном экипаже.
        - Городским транспортом здесь неудобно, на двух автобусах, - продолжал он. - Или на метро, но тогда еще пешком придется… А откуда вы про улицу Возрождения знаете? Сейчас редко, кто ее вспомнит.
        - А я вот взял, и вспомнил, - отшутился Виктор.
        Он выехал на Октябрьскую площадь и остановился у светофора. На угловом доме висела синяя табличка: «Площадь 7-го Ноября».
        - Что это за… - начал он, но старик его перебил:
        - Все время прямо. Прямо, прямо и прямо, - указал он сухой ладошкой. - А потом два раза налево.
        - Вы так здорово Москву знаете… - пробормотал Мухин, исключительно для поддержания разговора.
        - Опыт, молодой человек.
        - Таксистом работали?
        - Ну… вроде того, да. Ездил много.
        Дома впереди расступились, и из-за крыш выглянуло громадное пятиугольное здание - ни дать ни взять, Пентагон.
        - Лево руля, - распорядился пассажир. И как бы между прочим добавил: - Вообще-то, улицы Возрождения в Москве нет.
        - Переименовали? Вот, почему никто ее не помнит. Все-таки хорошо, что мы с вами встретились.
        - Хорошо, - согласился старик. - Тут опять налево… Только ее не переименовывали. Ее сразу под другим названием построили. Планировали «Возрождения», получилась «Луначарского». Вон за тем перекрестком.
        Свернув у старорежимной аптеки, Мухин посмотрел на номер дома и прибавил скорости, благо улочка была пустой и тихой. В пятнадцатом доме находился овощной магазин, в семнадцатом - что-то непонятное, явно коммерческое, в девятнадцатом была почта.
        За почтой стоял бесхозный рекламный щит, полностью закрывавший обзор. Из-под ржавого края выглядывали мелкие заморенные деревца и угол скамейки. Миновав щит, Виктор увидел маленький, по-осеннему захламленный садик.
        - Огромное вам спасибо, - сказал пассажир.
        Он дождался, пока машина не подъедет к следующему зданию, и коснулся ручки.
        - Так вам тоже сюда? - удивился Мухин.
        - И вам сюда же? - ответно удивился старик. - В двадцать третий?
        - Почему?..
        Виктор посмотрел на табличку - действительно: «23».
        - Двадцать третий, - подтвердил пассажир. - А вы какой ищете?
        - Двадцать первый. Улица Возрождения, дом двадцать один.
        - Ах, двадцать один! - он прихлопнул дверь и, усмехнувшись, постучал в пол своей палкой. - Наверно, вас разыграли, молодой человек.
        - Ничего не понимаю.
        - С этим домом целая история. - Дедок пожевал губами и вновь затеребил палочку. - Проект сам Иосиф Виссарионович рассматривал. Дело в том, что на этом месте собирались…
        - Не так подробно, - прервал его Мухин. - После девятнадцатого дома должен идти… Его что, снесли?!
        - Нет.
        - Где же он?
        - Его никогда не было. Дом двадцать один на этой улице так и не построили. Вместо него… - Старик звучно щелкнул пальцами, указывая через плечо на сад. - С самого начала. Уж поверьте аборигену.
        Виктор поверил, ничего другого ему не оставалось.
        Пассажир уже скрылся в подъезде, а он все еще сидел, поглядывая в зеркало. В садике не было ни души, и надежда на то, что «дом двадцать один» - это только метафора, растаяла.
        В одиннадцатом часу начало темнеть, особенно это было заметно по деревьям. Кроны уплотнились, будто бы в них выросли дополнительные листья, и перестали пропускать свет. Черная скамейка утонула в сумраке - теперь любой желающий мог вздремнуть на ней без помех.
        Несмотря на вечер, духота не спадала, и Мухин, утомившись от плотного мертвого воздуха и собственного пота, опустил в машине все четыре стекла.
        «К проституткам мотануть?.. - вяло подумал он. - Ну их на фиг. Вокзал?.. Тогда уж сразу - в отделение, в клетку. А в клетке - бомжи и опять проститутки. На фиг…»
        Он мог переночевать в гостинице, но денег хватило бы дня на три-четыре, не больше, и то при условии, что это будет далеко не «Метрополь». К тому же, Мухин чувствовал, что проблему надо решать кардинально, поскольку…
        Виктор тяжко вздохнул и закурил.
        Да… Поскольку возвращаться домой он не собирался. Там чужая жизнь - в чужой квартире, с чужой женой. Там все не его, и даже эта рубашка, и даже эти трусы… Единственное, что Виктор мог считать своим, - это сигареты. Пачку «Кента» он купил сам… правда, на чужие деньги.
        Возможно, у местного Мухина, у зоолога, была любовница, возможно - и апартаменты для встреч… Однако чтобы о них узнать - о любовнице и апартаментах, - Виктору нужен был хоть какой-то намек.
        За последние полчаса на улице Возрождения-Луначарского не появилось ни одного прохожего.
        Лихо отстрельнув окурок - он этому не учился, это умел зоолог, - Мухин тронул руль и медленно поехал, словно размышляя, не подождать ли ему еще, хотя было ясно, что Константин не придет - ни с топором, ни без.
        Впереди, у аптеки, в сером полотне дороги фары выхватили дырку открытого люка.
        «Откуда?.. - отстраненно подумал Виктор. - Никого ведь не видел…»
        Он повернул, объезжая колодец, и вдруг заметил между домами какую-то тень. Силуэт пробежал по стене, огромной птицей скользнул на тротуар, тут же - на мостовую и, догнав «девятку», вскочил в правую дверь. Виктор даже не пытался увернуться, а если б и пытался, то вряд ли успел бы - все произошло нереально быстро.
        Мухин остановил машину и вопросительно произнес:
        - Ну…
        На него смотрели неглупые карие глаза. Темные глаза и светлые брови - редкое сочетание. Еще у мужчины был нос с горбинкой - Мухин почему-то сразу обратил на это внимание. Горбинка была не природной - нос ломали и, скорее всего, неоднократно. Одет был мужчина в черную «натовку» и плотные брюки, тоже черные. На выбритом загорелом черепе выступали крупные капли и, скатываясь по щекам, впитывались в лоснящийся воротник. Казалось, куртка была мокрой насквозь, но его это ничуть не беспокоило.
        Под сороковник, оценил Мухин. Опасный возраст.
        - Привет, - бросил человек. - Давно в этом слое?
        - В этом… что?..
        - Понятно. Ты езжай, езжай. Не надо тут отсвечивать, - сказал незнакомец и деловито представился: - Петр.
        - Виктор, - ответил Мухин без энтузиазма. - Куда ехать-то?
        - Все равно. Лично мне никуда не надо.
        - А чего сел? Тачка?..
        - Витя, я не вор.
        - Кто же ты, Петя? - сказал Мухин насмешливо, даже с некоторой издевкой, и сам поразился своему нахальству. Есть люди, становящиеся в опасности бесстрашными или, точнее - безбашенными, но Виктор себя к ним не относил. Ошибался, что ли?..
        - Вопросец… - молвил Петр задумчиво и вроде бы не враждебно. - Кто я… А ты кто? Можешь ответить?
        - Я?.. Зоолог, - поколебавшись, сказал Мухин.
        - Ну-ну… А я в таком случае - геолог. Такой же, как ты - зоолог, - добавил он многозначительно. - И что же наш уважаемый зоолог здесь делал?
        - Девочек снимал, - огрызнулся Виктор.
        - У дома номер двадцать один… И как?.. много наснимал?
        Мухин сунул в рот сигарету и, не прикуривая, пожевал фильтр. Теперь было ясно, что Петр не прыгал в первую попавшуюся машину, а ждал именно его. Он знал про двадцать первый дом, и еще… да!.. он что-то говорил про «слой».
        На Садовом Кольце, куда они выскочили, движение было слишком плотным, и Виктор повернул к Арбату. Небо уже стало угольным, но звезды едва светили - вместо них повсюду вертелись и вспыхивали затейливые рекламные финтифлюшки. Обе стороны проспекта горели всеми мыслимыми цветами, и неоновый огонь выглядел не просто живым, а разумным.
        - Чего стоит вся эта красота, когда она зависит от одного рубильника… - мрачно произнес Петр.
        - А рубильник от чего зависит? - осторожно спросил Мухин.
        - Рубильник-то? От человека, естественно. А люди, как правило, дураки… Дай-ка и мне.
        - Чего?..
        - Сигарету, «чего»! Нигде от них не отвяжешься.
        - Назови улицу, - помолчав, сказал Виктор. - Улицу, где мы были.
        - Пароль, да? - осклабился он. - «Возрождения». Этот пароль всему миру известен.
        - Как?.. Ее же здесь нет…
        - При чем тут «здесь»? Э-э, да тебя первый раз перекинуло?
        - Ты от Константина? Что ж ты раньше не сказал?
        - Где вы с ним виделись?
        - Не знаю, - удрученно ответил Мухин. - Где-то… где-то не здесь.
        - Понятно, что не здесь, - скривился Петр. - Он к тебе, наверное, в последний момент пришел?
        - В последний?..
        - А-а… - протянул он. - Вас же всех корежит поначалу. Кого раздваивает, у кого вообще память отшибает. Ты не волнуйся, это временное. Еще пару раз околеешь, и все восстановится.
        - Пару?.. - тупо переспросил Виктор. - Так я, значит, умер… И те ракеты…
        - Что, и ракеты видел? Повезло.
        - Мне их Константин показал.
        - И велел прийти на улицу Возрождения, да? Урод вонючий…
        - Почему?
        - Он меня убил, - хмуро ответил Петр.
        Мухин озадаченно взглянул на собеседника.
        - Все равно ее тут нет, этой улицы. И дома тоже. И площадь! - спохватился он. - Не «Октябрьская», а «Площадь седьмого ноября»!
        - Хорошо, хорошо. Чего ты разбушевался-то?
        - Но ведь не совпадает!
        - Что не совпадает? С чем? С тем слоем, в котором ты жил? Ну и что? Они все отличаются, какие - сильно, какие - не очень.
        Мухин с трудом проглотил комок.
        - Петр… Где я?..
        - Знаешь, что первое приходит в голову тем, кого перекинуло? Что они попали в ад! - Петр искренне рассмеялся и повел рукой, охватывая одновременно и Новоарбатский гастроном, и книжный на другой стороне, и всю Москву разом. - Никто не соглашается принять это… ну, не за рай, так хоть за чистилище. Все ждут после смерти какого-то большого кайфа, а получают вон чего… - Он цыкнул зубом и отвернулся к окну.
        - Так что я получил?
        - Да практически ничего. Но ничего и не потерял. Слоев много, и в каждом ты существуешь - за исключением тех, где ты уже попал под машину, отравился грибами, или, допустим, тебя кто-нибудь грохнул. Вообще-то, перекидывает многих, но человек редко может это осознать. У тебя там что было, на родине?.. Ядерная война? Обычное дело, - сказал Петр, не отрывая взгляда от двух девушек в коротких юбках. - Есть хочешь? - неожиданно спросил он.
        Виктор вроде бы не хотел, но стоило ему об этом подумать, как в животе громко булькнуло. Теща в обед накормила одним супом - да и тот, кажется, съел кто-то другой.
        - Понятно, - сказал Петр. - Притормози-ка.
        - Здесь запрещено. Арбат проедем, свернем на Гоголевский…
        - Здесь нет Гоголевского бульвара, - раздельно произнес он. - А слово «запрещено» для тебя потеряло смысл. Сегодня. Во сколько?
        - Без чего-то семь, - сказал Виктор, покорно останавливаясь возле подземного перехода.
        Петр вышел и направился к фургончику с датскими хот-догами. Палатка на колесах стояла задом к дороге, лицом к гастроному, и Мухин не видел, ни как Петр заказывал, ни как он расплачивался.
        Виктор потянулся было к магнитоле, но раздосадованно хлопнул ладонью по ноге. Не до музыки…
        Он пытался убедить себя в том, что все эти слои, все эти сомнительные истории с реинкарнациями - или как их называют? - это чушь, бред и сказки для блондинок.
        Там - умер, здесь - воскрес… И как, спрашивается, воскрес, если здесь он прожил те же тридцать два года? Вселился в готовое тело?.. прямо в женатого зоолога, да?.. как злой дух в монашку, да?.. вселился, да?..
        Мухин внезапно иссяк и с отвращением посмотрел в зеркало.
        Да, да, да.
        Он спорил не с Петром, а с самим собой, и это было гораздо хуже - потому, что было бесполезно. Потому, что Виктор все отчетливей вспоминал тот мир… или тот слой, в котором разговаривал с Константином, а через него, как сквозь ряску, уже проглядывал другой, - приснившийся во сне… Споря, Мухин все больше соглашался с тем, что эта жизнь, с синей «девяткой» и «Проблемами зоологии в средней школе», принадлежит не ему.
        И вот теперь он согласился окончательно.
        Да. Его перекинуло. Другого объяснения не найдется.
        Петр довольно спортивно добежал до машины и, еще толком не усевшись, бросил:
        - Гони.
        Мухин механически вдавил педаль и лишь потом обернулся - вокруг палатки происходила какая-то суета, впрочем, скоро обзор закрыл подошедший автобус.
        - Все нормально, - заверил Петр, вручая ему длинную булку с розовой сарделькой. Кроме четырех хот-догов он взял две пол-литровых банки пива и пачку сигарет. - А зачем тебе тумбочка?
        - На дачу ехал, - сказал Виктор, изрядно откусывая.
        - Снял бы. Больно приметно.
        Мухин с тревогой посмотрел назад, но около бывшего - или нынешнего? - роддома Грауэрмана проспект изгибался, и гастроном уже пропал из вида.
        Через несколько секунд по улице разнеслась сирена, и в лобовом стекле замелькали блики от двух маячков. Виктору даже и зеркало было не нужно - за ними ехали два патрульных автомобиля.
        - Бензина много? - осведомился Петр и, швырнув недоеденную сардельку в окно, достал из-под куртки здоровенный пистолет.
        - Ты им деньги заплатил? - спросил Мухин.
        - Зачем? У меня же ствол.
        - А с милицией что делать будешь?
        - По обстоятельствам.
        - Какие еще обстоятельства? У нас «Жигули», а у них два «БМВ»!
        - А у нас обойма на двадцать патронов, - в тон ему произнес Петр и, покачав пистолетом, коротко пояснил: - Это «Стечкин».
        - Ты спятил?!
        - Почему? Неплохая пушка.
        За «Прагой» Виктор хотел свернуть к бульвару, но Петр придержал руль.
        - Не надо, - сказал он. - Прямо давай, к центру. Отрывайся.
        Машин было много - и впереди, и по бокам, поэтому как оторваться, Мухин не представлял. Патруль почти уперся ему в бампер и снова зыкнул сиреной, но вдруг ушел в сторону и остановился у тротуара.
        - Не за нами, что ли? - буркнул Виктор.
        - Ч-черт… - прошипел Петр. - Все испортили.
        Мухин молча обогнул библиотеку, пересек площадь и заехал в какой-то темный переулок.
        - Разыграл, да?..
        - Проверил, - сказал Петр. - Машину ты водишь неважно.
        - Так ты заплатил?
        - Я за бутерброды людей не убиваю. - Он извлек из пакета второй хот-дог и с приятным пшиком открыл пиво. - Да ты ешь, ешь!
        - За бутерброды - нет, а за что убиваешь?
        - По обстоятельствам, - повторил он.
        - И какие же у тебя обстоятельства?
        - Разные. Сам увидишь, - сказал Петр и смачно хлебнул из банки. - Запомни текст: «Уникальный рецепт вишневого пирога». Дашь объявление в какой-нибудь газете. В любой.
        - Глупость… И что дальше?
        - Я тебя найду.
        - А чего меня искать? Вот он я…
        - Не-ет, - нетерпеливо возразил Петр. - Не здесь дашь, а в другом слое. Ты ведь сам пока не выбираешь, этому не сразу учатся.
        - Почему в другом слое? - опять не понял Виктор.
        - В этом ты не задержишься. Так всегда бывает: воспоминания запутаны, связи разорваны… Тебе деваться некуда. Ты перекинутый.
        - С чего ты взял, что я к тебе приду?
        - Все куда-нибудь, да приходят… - изрек Петр.
        Он тщательно вытер рот салфеткой и, отряхнув руки, поднял пистолет.
        - Убери. От него порохом воняет.
        - Что, Витя, боишься?
        - Боюсь…
        Мухин, не шевелясь, покосился на ствол - «Стечкин» был настоящий. И от него едко пахло порохом.
        - Не бойся, Витя. В смерти ничего страшного нет. Потому, что ее самой нет.
        - Не стреляй.
        Петр взвел курок.
        - Не стреляй…
        - «Уникальный рецепт вишневого пирога». Запомнил?
        - Не стреляй!
        - Не бойся. Хуже не будет…
        Глава 3
        После ночевки в машине спину ломило, а колени отказывались как сгибаться, так и разгибаться, словно они решили, что ноги Мухину больше не понадобятся. Спасибо, июнь на дворе - без заморозков, по крайней мере, а то бы… а то бы… ухх…
        Виктор осторожно потрогал голову и провел ладонью от макушки до лба. Потом по всему лицу - аналог умывания. Почистить зубы было нечем, и он сунул в рот кривую, как распредвал, сигарету. И только после этого открыл глаза.
        Ух-х…
        В зеркале мелькнуло что-то обезьяноподобное - но не обезьяна. Что-то гораздо более тусклое и опухшее.
        «Обезьяны правильно делают, что не пьют,” - подумал Виктор с отчаяньем. И он тоже завяжет. Не сегодня, разумеется, но когда-нибудь - непременно.
        Стукнув по двери, он выбрался из машины и поприседал, разминаясь. На него тут же напал убийственный кашель, и Мухин с омерзением выплюнул сигарету. Отхаркиваться с каждым днем приходилось все дольше, и он подозревал, что однажды найдет свои легкие на земле. Они будут черные и очень маленькие, и из них будет торчать саженец конопли.
        Виктор помочится на заднее колесо и выковырял из пачки новую сигарету - разнообразие привкусов можно было забить только куревом. Попутно предстояло сориентироваться, куда это его вчера занесло. Если территория дружественная - нормалек, если нейтральная - тоже терпимо. А если чужая…
        «Свалить бы, пока не поздно,” - родилась трезвая мысль.
        Виктор обошел свой «Мерседес» и, похлопав по ржавой крыше, взглянул на небо. Дождя, вроде, не намечалось, но и солнца тоже не было. Беда, а не погода.
        Дома с серыми, в потеках, стенами стояли вокруг плотной коробкой - непонятно даже, как заехал. На веревках, натянутых между железными лестницами, болталось такое же серое, тяжелое на вид белье. Из открытых окон вместе с запахами пищи неслись незлобивые матюги, тоскливые песни и звон железной посуды; народ похмелялся.
        Виктор зевнул, щелчком отбросил окурок и, еще раз хлопнув по крыше, пошел садиться за руль. Внезапно в салоне раздалось какое-то шуршание. Мухин резко отрыгнул в сторону и, выхватив из кармана нож-бабочку, двумя привычными движениями освободил лезвие.
        На заднем сидении снова пошевелились, и к стеклу прилипли чьи-то нечистые пальцы - стеклоподъемники в «Мерсе» давно уже не работали. Виктор врезал носком по облупленной ручке - дверца распахнулась, и из нее, икнув, вывалилась какая-то старая шлюха с заголенным задом.
        - Эй… ты чё… - медленно сказала она.
        Шлюха была пьяна - еще со вчерашнего дня, а может, и с позавчерашнего.
        - Упала… упала я… - выговорила она с усилием. - Витек. Ты… Витек… у нас пиво есть?
        Мухин с отвращением наблюдал, как бабища, цепляясь за мокрое колесо, поднимается на ноги, как она одергивает кожаную юбку, и все пытался вспомнить, откуда она взялась, а главное - сколько надо было принять на грудь, чтоб разделить ложе с такой выдрой.
        - Ползи отсюда, - процедил он.
        - Довези… - она снова икнула, - довези до бара. А?..
        - Как тебя зовут? - неожиданно спросил Мухин.
        - А тебе… што? - Женщина заняла вызывающую, по ее мнению, позу. - Тоже мне… ка… кха…
        Он испугался, что ее вырвет, и поспешно отступил.
        - Кхавалер нашелся! - заявила она и, лихо крутанувшись на каблуке, поплелась к мусорным бакам.
        - Погоди! - крикнул Виктор.
        - Ну. - Она обернулась и одарила его иронической улыбкой. - Ну и чё?
        - Слушай, мы вчера с тобой на дачу не ездили?
        Женщина пошаталась, как бы в раздумье.
        - Торчок ты конченый, понял? Дача!.. Твоя дача в Магадане. Понял?
        Мухин рухнул на продавленное сидение и с опаской потрогал приборную панель. Поверхность была теплая, твердая, пыльная - абсолютно материальная. Он повернул к себе зеркало и ощупал недельную щетину. И посмотрел на часы.
        Одиннадцатое июня, пятница, девять утра.
        - Ох, ты-ы… - проронил Виктор.
        Он машинально сунулся во внутренний карман и уже выудил оттуда паспорт - пластиковую карточку размером с обычную кредитку, как вдруг сообразил, что подсказки ему не нужны, и не глядя опустил карту обратно.
        С новосельицем, Виктор Иванович…
        Синяя «девятка», дача по Минке, неизвестная супруга Настя - все осталось где-то там, в другом слое. А здесь?..
        Гнилой «Мерс», хулиганское перышко и потная, в разводах, майка с дешевым слоганом «Ищи меня, Смерть». И эта, как ее… просто «выдра». Виктор даже имени ее не знал - зачем оно ему? Когда тянуло на экзотику, он вылавливал толстозадую у бара «Огонь & Вода». За «марочку» старая выдра делала такое, чему смазливеньким малолеткам, как говаривал Ульянов-Ленин, еще учиться и учиться.
        - Дерьмо! - сказал Мухин. Не кому-то там на небе или в этом тухлом дворе. Себе сказал, самому себе, лично.
        Жена не устраивала? Машина не понравилась? Дачу найти не пожелал? Так получай же, Витек…
        Сегодня все было на месте: детство, отрочество, юность и что там еще полагается… Мухин помнил эту жизнь ровно настолько, насколько ее помнит любой нормальный человек. Однако от любого нормального он отличался еще и памятью о другой - чужой или своей? - жизни.
        Вчерашний зоолог по-прежнему оставался в тумане, зато предыдущий слой проявился в памяти полностью - начиная с недостоверных впечатлений детсада и заканчивая боеголовкой, летящей прямо в окно, но все это было так далеко, что почти уже не тревожило. Позапрошлая жизнь… На нее мутной пленкой наслоилась следующая, а ту чугунной плитой прикрыла эта, нынешняя. Настоящая.
        Мухин оттянул на животе майку и снова прочитал: «Ищи меня, Смерть».
        - Вот, дерьмо…
        Ему не нужно было вспоминать, как он жил в этом слое, - он все знал сам. Ведь это он и жил…
        Виктор повернул ключ и с размаха - иначе не закроется - жахнул дверцей. Девять утра, самое время для визита вежливости - если, конечно, улица Возрождения в этом слое существует, за что он вовсе не ручался.
        Объехав переполненные мусорные баки, Мухин увидел длинную нишу с узкой аркой в торце.
        «Впишусь, не впишусь?..» - подумал он равнодушно.
        «Мерседес» чиркнул правым крылом, сорвав со стены крупный ломоть штукатурки. Под задним колесом что-то хрустнуло - не иначе, выпавший подфарник.
        Переулок, куда он выбрался, был относительно знакомым. Виктор и не подозревал, что в километре от его дома есть такое замечательное местечко. Или вернее - примечательное. Нужно будет поделиться с хозяином студии, он давно ищет небанальную натуру…
        «О чем это я?!» - одернул себя Мухин, не переставая, впрочем, вертеть в голове эту идею. Натуры могло хватить на целую серию роликов под общим названием… ну, допустим, «На дне».
        Тьфу!
        «Улица Возрождения, дом двадцать один»…
        Или: «Уникальный рецепт вишневого пирога». Нет уж…
        Поразмыслив, Мухин свернул к своему подъезду - переодеться и глотнуть пивка.
        Подняв гаражные рольставни, он вошел в квадратную квартиру-студию и на ходу стянул майку. Джинсы с фривольной заплаткой на заднице также следовало сменить, не говоря уж о носках. Раздевшись, Виктор открыл холодильник и выругался - пива не было. Он со стоном опустился на диван, служивший когда-то сидением не то в «Роллсе», не то в «Линкольне», и осторожно запрокинул голову на прохладную спинку.
        Сзади стояла голая кирпичная стена - разумеется, имитация, но довольно качественная. На фоне этой кладки снималась заключительная часть «Детей подземелья». На студию тогда еще наехала какая-то комиссия из Госдумы, хотели их закрыть. Босс, естественно, отмазался - на то он и босс, а кино, между прочим, получилось супер.
        Противоположная стена была целиком заклеена распечатанными кадрами. Многие из них в чистовые редакции не вошли, тем они и были дороги Мухину: он видел то, чего не видели все остальные.
        Кроме дивана в комнате стояла плита с кухонным столом, латаный-перелатаный водяной матрас и купленный на распродаже моноблок «Дэу». Возле окна висели два металлических шкафа: один с одеждой, второй - с кассетами, старыми объективами и прочим барахлом.
        Виктор почесал голову, погладил шею и пошел мыться. Душевая находилась тут же, в студии, и была отгорожена глянцевой шторкой, сделанной из огромного плаката к «Человеку дождя». Некая дама, накурившись, черным фломастером закрасила Хоффману верхний резец. Мухин долго оттирал это безобразие, пока не протер плакат до дырки. Дамочку он покарал адекватно: шутница ушла домой без зуба. Верхнего или нижнего - Виктор не интересовался.
        Выйдя из душевой, он открыл импровизированный гардероб. Когда-то Мухин мотался на кастинги в «ТРИТЭ» и «НТВ-Профит». Воды с тех пор утекло немало, мечта об актерстве давно забилась в угол и там сдохла, однако пиджачок, вполне презентабельный, сохранился - именно по причине чрезмерной солидности. Явись он съемку в такой одежде - девки засмеют и нарочно помадой измажут.
        Надев голубые джинсы и серый пиджак, Виктор отодвинул занавеску и покрутился перед потным зеркалом. Хорошо. Хоть в ЗАГС, хоть в гроб - везде примут, как родного.
        «Мерседес», припаркованный у рекламного щита, оказался заперт грузовиком с подъемной платформой. Двое рабочих разглаживали на щите последний лист. Из прямоугольных фрагментов складывалась винтовка с оптическим прицелом.
        «Метко стрелять за 20 дней. Школа снайперов в Измайлове. Занятия индивидуально и в группе».
        Ждать времени не было, и Виктор, забравшись в машину, принялся нескладно, по сантиметру, выруливать. Когда он уже почти вылез из ловушки, «Мерс» зацепил-таки грузовик левым боком. Бампер со звоном упал на асфальт, вместе с ним отвалилось что-то еще - вероятно, второй подфарник. Для симметрии, значит.
        Подрезав какого-то хлыща в новом «Вольво», Мухин выскочил на проспект. Сталинская семиэтажка, сгоревшая на прошлой неделе, за ночь обросла строительными лесами и укуталась в зеленую сетку. Ясно - не для того горела, чтоб мозолить глаза пустыми окнами. Это было последнее жилое здание на проспекте генерала Власова. Слишком дорогое место для обычных многоквартирных домов.
        С крыши уже спускали вывеску:
        «Реконструкция ведется по заказу Акционерного Коммерческого Банка БОРЗ (Ичкерия)».
        Слева Мухина обошла слипшаяся парочка на чумазом мотоцикле, и к нему в салон залетела смятая банка из-под коктейля.
        - С-скоты… - прошипел он, отряхивая брызги.
        Он хотел было догнать байкеров, но на следующем светофоре пришлось остановиться. Виктор полюбовался приземистым «Хаммером» и невольно посмотрел на ярко-желтую перетяжку вверху:
        «Личная охрана, перевозка грузов, страхование от неприятностей. Низкий процент, гарантия».
        Через квартал висела еще одна:
        «Решим/создадим проблемы. Категорично, конфиденциально».
        Дальше полоскалось целое море цветных тряпок, из которых только одна предлагала простые компьютеры, хотя и она упоминала о некой ассоциации программистов с задиристым названием «Хак офф».
        Миновав Октябрьскую площадь, Виктор доехал до отеля «Третий Рим», известного в народе как «Пентагон», и дважды повернул налево.
        Указатель на первом доме отсутствовал, но по аптечной витрине Мухин безошибочно определил улицу Возрождения.
        В доме номер пятнадцать находился все тот же овощной, в семнадцатом - маленький оружейный магазин, в девятнадцатом, как и вчера, была почта.
        За почтой вместо неряшливого садика стояло здание - шесть этажей, выносной лифт, фигурные решетки на нижних окнах и никаких вывесок, только матовый плафон из оргстекла: «Ул. Возрождения, 21».
        У подъезда прогуливался какой-то тип со стандартным букетиком.
        Виктор вытащил из пачки последнюю сигарету и, отвернувшись в сторону, проехал мимо. Через три дома улица кончилась, и он попал на какой-то сложный перекресток. Машин было полно, они двигались в шести направлениях, и командовали этим бардаком аж двое регулировщиков. Рычащие стаи, в основном - из тупорылых «Жигулей» и подержанных «японцев», прорывались то туда, то сюда, но на улицу Возрождения никто не заезжал.
        Мухин вырулил на стоянку возле универсама и заглушил мотор.
        «Не пойду никуда, - решил он, глядя на женщину с коляской. - И объявлений никаких давать не буду. Зачем мне эти маньяки? Один с топором, другой с пистолетом…»
        В этом слое компания ему была не нужна. Зоолог - тот да, тыкался вслепую, а здесь Виктор чувствовал себя полноценным. Он и про выкрутасы со смертью-воскрешением не сразу вспомнил. Сначала проснулся, покурил, все - как белый человек, а уж потом…
        Это уж потом ему стало паршиво - по-настоящему, а не от выпитого накануне. Похмелье - оно что?.. оно ведь проходит. В отличие от жизни, которая Виктора не устраивала, - он слишком много о ней знал, о своей нынешней жизни. Кроме того, Мухин ощущал, что она приобрела какое-то новое, явно лишнее качество.
        «У меня появилась возможность выбора,” - осознал он с тоской, и от этой мысли ему вдруг стало холодно.
        Раньше он мог переселиться в другую квартиру, город, максимум - в другую страну. Теперь он мог выбрать слой. Целый мир. Прав был Петр, с каждой смертью что-то для себя открываешь. Но сколько же раз надо умереть, чтобы постичь это окончательно?
        Виктор все еще не знал, что делать. Когда ему предложили место на студии, он и то неделю размышлял. А тут ведь не работа, не биография даже. Тут - путь. И как от него отказаться, если ты по нему уже идешь, - многого не видишь, многого не понимаешь, но идешь?..
        Мухин обвел взглядом стоянку. Женщина давно погрузилась в машину и уехала, на месте ее «Фольцвагена» запарковался дряблый латвийский микроавтобус. Через стеклянные двери магазина входил-выходил бесконечный поток покупателей, и со стороны это казалось лишенным всякого смысла.
        Универсам был сплошь увешан плакатами, зовущими что-нибудь посетить и что-нибудь попробовать. Крайний слева, со стрелкой, показывающей за угол, был самым маленьким, но почему-то самым заметным.
        «TABULA - Твоя газета бесплатных объявлений. Пункт приема ЗДЕСЬ. Работаем ВСЕГДА».
        Петр сказал - деваться некуда. Он знает - он, наверно, испытал это на себе… А еще Петр сказал, что все куда-нибудь приходят. И опять он прав…
        Мухин тронул ключ и, вывернув руль, поехал обратно.
        На улице Возрождения ничего не изменилось. Мужчина с цветами по-прежнему слонялся взад-вперед, точно протаптывал в снегу тропинку: пять шагов туда - пять шагов сюда. Виктор припомнил фразу из устава караульной службы: «Продвигаясь по указанному маршруту…». Часовой был крепок и угрюм - как раз из тех, кто «создает/решает проблемы», хотя этот, наверняка, по большей части создавал.
        «Problem Creator», - перевел Мухин. Сокращенно - «РС», как персональный компьютер, или по-русски - «ПК», как пожарный кран.
        Субъект прошел положенные пять шагов и развернулся. Нет, уважаемый, компьютеров с таким мурлом не бывает. Кран, натуральный кран.
        - Девушку ждешь? - нахально осведомился Виктор.
        - Юношу, - ответил тот, прищуриваясь.
        Букетик на жаре малость поувял, и вообще, в боксерских ручищах он смотрелся как-то не кстати.
        - Юноша - это, видимо, я, - сообщил Мухин. - Меня зовут Виктор.
        - Какой Виктор?
        - Гм… кинооператор… или зоолог. Какой тебе нужен?
        Кран молча сунул букет в урну и распахнул перед ним парадное.
        Подъезд был самый обыкновенный, без консьержки и даже без домофона. Виктор подумал, что вошел бы и сам, но изменил это мнение сразу, как только оказался на площадке первого этажа. Смотровой глазок в одной из дверей был вывинчен, и если под «7,62» отверстие не годилось, то под «5,45» - вполне. За то время, пока Мухин поднимался по короткому пролету, творение Михаила Тимофеевича Калашникова могло с успехом выпустить весь рожок.
        Он остановился у лифта, но Кран отвел его руку от кнопки и со значением предупредил:
        - Неисправен. Лучше пешком.
        В лифте у них какая-нибудь подлянка, уразумел Виктор.
        Топать по лестнице на своих двоих было не весело. В голове, и так с утра нездоровой, с каждым шагом что-то распухало, и места для мыслей оставалось все меньше.
        На последнем этаже Кран уже подталкивал его в спину.
        - Что ж ты, зоолог?.. Надо спортом заниматься.
        - Зоолог вроде бы занимался… - сказал Виктор, бессильно повисая на перилах. - Не помогло, значит.
        - Значит, не помогло… - произнес кто-то.
        Мухин с опозданием сообразил, что и первая реплика принадлежала не Крану, - говорили откуда-то из квартиры. Виктор хотел выпрямиться, но его вдруг разобрал кашель, и он долго трясся, зажимая рот ладонью. Потом утерся рукавом и шагнул навстречу, но, будто чего-то испугавшись, замер перед дверью.
        - Вот… Здравствуй, Константин, - выдавил он.
        - Довел же ты себя… Так что с нашим зоологом?
        - Его убили.
        - Быстренько он управился!
        - Вчера вечером… Убили… - повторил Мухин.
        - Надеюсь, кто-нибудь плакал, - пожал плечами Константин.
        Глава 4
        Виктор вошел в большую комнату и осмотрелся, раздумывая, куда бы присесть. Помещение было отделано под заурядный офис - чистенько, но без барских закидонов: два письменных стола, несколько невнятных картинок в золоченых багетах и масса кожаных кресел. Окна отсутствовали.
        Мухин выбрал место в углу - там было меньше света. Константин привалился к столу и открыл верхний ящик.
        - Пиво будешь?
        - А чего ж…
        Виктор принял пузатую бутылку «Гролш-рюс» и, проигнорировав стакан, присосался к горлышку.
        Константин наливал себе медленно, по стенке, а налив, сделал небольшой глоток и поставил пиво на стол. Его было трудно узнать, но не узнать его было невозможно - примерно так Мухин сформулировал впечатление от второй встречи.
        Отличался Константин разве что волосами: перед бомбардировкой он приходил крашеный, с белыми усиками и белой же бородкой, а здесь носил прическу самую заурядную, без претензий на стиль. И никаких эспаньолок - чисто выбритое лицо. Татуировка на предплечье пропала, и даже уши у Константина оказались не проколоты. Виктор хотел было этому удивиться, но удивление, толком не возникнув, как-то сразу затухло. Он уже привыкал.
        - Ты серьезно зоологом был? - поинтересовался Константин. - Ветеринар, что ли?
        - Да нет, - неуверенно ответил Мухин. - В школе… в средней.
        - А, учитель? Я тоже был учителем, географию вел. Давно… А ты, значит, ботанику.
        - Не ботанику, зоологию.
        - Это все равно. Ну что, оклемался? Сейчас я тебя отведу к одному человеку. Зовут его Александр Александрович Немаляев, а если заслужишь, он разрешит называть себя Сан Санычем.
        - Скажите пожалуйста… - буркнул Мухин. Разочарования он боялся сильней, чем пистолета, и подсознательно ждал той минуты, когда начнет раскаиваться, что пришел в этот дом.
        Константин снова нагнулся к ящику, и вся левая стена, вместе с багетами, отъехала в сторону.
        - Чума… - произнес Мухин. - У вас тут моторчики, или ее негры оттягивают?
        - Негры, - ответил он. - Пойдем.
        Смежное помещение оказалось даже не комнатой, а какой-то камерой. Мебели там не было, она бы и не поместилась, зато были створки лифта, сделанные из тяжелой травленой стали. С потолка таращились два глазка видеонаблюдения: один следил за лифтом, второй персонально за Виктором.
        Двери лифта сами собой раздвинулись, и Мухин, глянув на Константина, шагнул в кабину. Тот зашел следом, и двери сомкнулись - опять же, сами.
        Виктор почувствовал невесомость и сразу - толчок в ноги. Лифт, каким бы скоростным он ни был, вряд ли успел опуститься ниже, чем на два-три этажа. Так Мухину подумалось.
        За створками открылся узкий коридор, пройдя по которому, Виктор попал в некое подобие холла.
        - Тут у нас охрана, тут база, - пояснил Константин, указывая на две двери.
        - Туристическая? - нелепо схохмил Мухин.
        - Точно. Туристическая, - сказал он, трогая ручку.
        Виктор очутился в новом коридоре, но уже большом и благоустроенном: вдоль стены вразброс стояли книжные шкафы, между ними висели кашпо с бодрыми растеньицами. На обоях тоже были цветочки - в казенных помещениях такие обои не клеили. Левая сторона коридора загибалась вперед, правая оканчивалась подвижной перегородкой из рельефного стекла.
        Напротив входа находилось пять одинаковых дверей, расположенных на равном расстоянии, - как в гостинице или в приличной общаге.
        - Кухня, ванная, - сказал Константин, кивнув на стеклянную перегородку. - Удобства в двух экземплярах. За поворотом - узел связи. А это наши комнаты, - добавил он и по-домашнему окликнул: - Сан Саныч!
        - Я! - раздалось из кухни.
        - Проходи, чтоб Немаляев тебя не ждал, - шепнул он. - И веди себя… посерьезней.
        - А ты куда? - спросил Мухин, тоже шепотом.
        - Я сейчас.
        Константин скрылся в крайней комнате. Виктор мельком увидел неубранную кровать и вдруг понял смысл слова «наши». Наши апартаменты…. Догадка о том, что здесь живут люди, - живут по-настоящему, как дома, сменилась уверенностью: одна из комнат предназначена для него.
        Как на это реагировать, он пока не знал, но особого восторга не испытывал. Бункер - то ли замурованный этаж, то ли подвал, давил на него со всех сторон, и идея остаться в этой норе Виктора не вдохновляла.
        Потоптавшись в прихожей, он отер ладони о пиджак и направился на кухню.
        Кухня была большой и освоенной: электроплита, двустворчатый холодильник и обеденный стол с придвинутыми стульями. Не хватало лишь окна - простой деревянной рамы с желтенькой занавеской и каким-нибудь видом, хоть бы и на помойку. Вместо вида была гладкая стена. В цветочек.
        - Окно я решил не делать, - отозвался на его мысли человек у холодильника. - Можно было поставить слайд-монитор, или в реальном времени что-нибудь транслировать, но обманывать себя нельзя. Рассветов-закатов под землей не бывает. Здравствуй, Виктор.
        - Доброе утро, - удивленно сказал Мухин.
        Перед ним стоял… старик, которого он довез до улицы Возрождения. Только это был вовсе не старик, а вполне еще здоровый мужчина лет шестидесяти или около того, - в футболке и светлых полотняных брюках. Однако лицо было тем самым: с седыми ресницами, сверлящим взглядом и жесткими вертикальными складками на щеках. Лицо белого офицера, играющего в «русскую рулетку».
        - Что же вы мне сразу не сказали, э-э… Александр Александрович.
        - Сан Санычем зови, - отмахнулся тот. - А что не сказал-то?
        - Ну… - Мухин развел руками. - Я там приехал, а дома и нет…
        - Какого дома? Где «там»? - Немаляев локтем закрыл холодильник и, положив на стол несколько свертков, взялся за спинку стула.
        - Вы что, не помните меня? Вчера!.. Я вас подвез на улицу Возрождения. То есть Луначарского. Вы еще рассказывали про то, как ее строили, как переименовали… Не помните?!
        - Ах, вот в чем дело, - кивнул Немаляев и, выдвинув стул, присел. - Это был не я… не совсем я. Тебя ведь не удивляет, что ты одновременно существуешь в разных слоях?
        - Да как сказать… - Мухин вовсе не был уверен, что его это не удивляет. Он еще не успел этого осмыслить.
        - И все остальные тоже существуют параллельно и везде. Ну, за редким исключением.
        - За исключением тех слоев, где они отравились грибами или попали под «КАМАЗ», - уточнил Виктор, чтоб не выглядеть пробкой.
        - Верно. Так что подвозил ты не меня. Кто же он там?
        - Я не разобрался, мне не до вас было… в смысле, не до него. Что-то вроде старого гэбэшного шофера…
        - Да, Сан Саныч, сельским механизатором вас еще не видели, - сказал из коридора Константин. - Везде примажетесь!
        Он переоделся в майку, шорты и пляжные тапки, и Мухин почувствовал, что его пиджак здесь совершенно некстати.
        - Займись-ка чаем, Костя, - велел Немаляев. - Есть хочешь? - обратился он к Виктору. - Хо-очешь. Сейчас будем. Ты пока рассказывай.
        - А что рассказывать-то?
        - Как до жизни такой докатился.
        - А какая у меня жизнь?.. - недоуменно произнес Мухин. Пожалуй, чересчур недоуменно.
        - Работка твоя меня беспокоит, - молвил Немаляев, неторопливо раскладывая на тарелке нарезанную колбасу.
        - Ну-у, это… актером хотел быть. Пока не получилось - оператором… Не пойму, в чем ваши претензии, Сан Саныч.
        - Не поймет он!.. Каким оператором, Витя? Каким, дорогой ты мой?! На студии «Дубль 69»? Порнуху снимаешь!
        В первую секунду Мухин принял это за юмор. Такая встреча, почти теплая, и вдруг на тебе… жизни учат. Срамят. Виктору не очень нравилось его занятие, возможно, сюда он пришел еще и поэтому, но обсуждать свою жизнь с посторонними он не собирался.
        - Я сам имею право! И выбирать, и все такое…
        - Имеешь, имеешь… Вот ты и выбрал… Грязный порнограф, почти алкоголик, почти наркоман. На все имеешь право, а как же! От триппера сколько раз лечился? Наверно, и сам не помнишь? Восемнадцать раз! - Немаляев воздел к потолку палец. - Презервативы для кого выпускают? Для меня, что ли?!
        - Так… - проронил Виктор. - До свидания, Сан Саныч.
        - Стой. Обратный путь всегда длиннее, не забывай об этом.
        - Боюсь, шпана тачку разует.
        - О твоем «Мерседесе» уже позаботились, - сказал Константин. - Да и что с него взять? Семьдесят четвертый год выпуска, бился несчетно, трижды угнан и перепродан, на кузове номера вообще нет.
        - Та-ак… - Мухину даже стало интересно. - Что еще ковырнули?
        - Уж поковырялись, - заверил Немаляев. - Нас здесь слишком мало, как же не поковыряться-то?
        - Кого мало? - не понял Мухин. - Кого «вас»?
        - Перекинутых, - коротко ответил Константин. - Тех, кто помнит, кем он был до смерти. Или хотя бы помнит, что он вообще был.
        - Значит, вы вдвоем, плюс тот, который меня на улице встретил…
        - Нет-нет, он просто охранник.
        - Из братков?
        - Его Шибанов прислал. Не одного, естественно, а целую группу. Их тут двенадцать человек ошивается.
        - А Шибанов - он кто?
        Константин налил чай и внимательно посмотрел на Мухина.
        - Проснись, ты уже не ботаник. Ты уже здесь. Или у тебя провалы?
        Никаких провалов у Виктора не было. Ему пришлось лишь немного сосредоточиться, чтобы отделить опыт нынешней жизни от опыта прошлых. Разумеется, он знал, кто такой Шибанов. Не знать фамилию Председателя Госбеза было бы в высшей степени странно.
        - Тот самый? И он… перекинутый? Во, подфартило человеку!
        - Да уж, не как тебе.
        - А Петра вы посчитали?
        - Какого Петра? - насупился Немаляев.
        - Еремина, какого еще! - ответил за Мухина Константин. - И он до тебя добрался…
        - Фамилию он не называл. Так Петр не с вами? Ну и ладно. Это же он меня… вчера, прямо в лицо.
        - Что «в лицо»?
        - Выстрелил.
        - Ясно, - сказал Немаляев равнодушно. - То-то быстро ты здесь очутился.
        - Сволочь, - беззлобно поддакнул Константин.
        - А это правда, что ты его… убил?
        - Правда. Так уж тогда сложилось.
        - Обстоятельства, да?.. - сказал Мухин. - А ты? Ты-то здесь кто? Звезда Голливуда? Проповедник?
        - Ну, я… Меня, по идее, здесь уже нет. Расстреляли два месяца назад.
        - Чего-о?..
        - Привели приговор в исполнение.
        - У нас же мораторий.
        - Для меня сделали исключение. Они сочли, что я особый случай. В принципе, согласен, - сказал Константин, складывая на хлебе пирамидку из ветчины. - Я особый, да.
        - Два месяца?… - нахмурился Виктор. - Подожди… В апреле, десятого числа, кажется…
        - Двенадцатого, - уточнил он. - На День Космонавтики.
        - Казнили… как его?.. Рогова?
        - Роговцева, - поправил Константин. - То есть меня. Но казнили только для общественности. Сан Саныч к тому времени уже Шибанова привлек, тот и посодействовал. Мало, что ли, в моргах похожих трупешников?
        - Так ты… - начал было Мухин, но замолчал.
        Он совсем растерялся. Только что его упрекали в безнравственности… Хард-эротика - дело, конечно, неблаговидное, особенно когда знаешь, как это снимается. В шезлонге, сверкая сокровищами, курит отстрелявшийся актер, рядом готовится, озабоченно нюхая подмышки, актриса, перед камерой на ковре разворачивается жгучая сцена, а режиссер кричит что-нибудь вроде: «Машка, не халтурь! Славик! Пошел оргазм!» И все стонут, и в павильоне пахнет черт-те чем, а в затылок жарят софиты, и ты сам преешь, как свинья, и, насмотревшись, ничего уже не хочешь - на неделю вперед.
        Но это - кино, то бишь искусство. Маньяк Роговцев убивал по-настоящему.
        - Лично я никого не убивал, - ответил Константин. - Здесь - никого. Меня как раз во время суда перекинуло, когда уже приговор зачитывали. Дикция у судьи хорошая, все так торжественно было… А в конце - «в связи с особой тяжестью преступления… и невозможностью исправления… и в виде исключения… Короче, мажем лобик зеленкой». На помилование подавать бесполезно, потому что среди жертв чудного парня Кости Роговцева числилась первая любовь какого-то туза из правительства. Я тут даже дорогу на красный свет перейти не успел, а мне - пожалуйте: четырнадцать доказанных эпизодов. Вот так… Тела нашли, головы тоже нашли, хотя и не все. Что еще нужно?
        - Веселое дело… - проронил Виктор. - А вы, Сан Саныч? Если не секрет.
        - У меня все просто, - ответил Немаляев, двигая к нему тарелку с колбасой. - Кушай, что ты не кушаешь? У меня… проще не бывает. Один неумный пенсионер решил сделаться коммерсантом. Для начала взял кредит под залог квартиры… Собственно, на этом все. Когда меня сюда перекинуло, я жил на улице. Это было в начале марта, снег еще не растаял.
        - Ну и… какого же дьявола?.. - сказал Мухин, закипая. - Вам голые сиськи не нравятся? Моя жизнь вам не нравится?! Сами-то вы кто? Маньяк-убийца!.. Бомж!..
        - «Бомж» здесь не говорят, Витя, - спокойно возразил Немаляев. - Здесь говорят «бич».
        - Ах, да… И что?..
        - Насчет сисек ты ошибаешься, - сказал Константин. - Очень даже нравятся. А насчет твоей жизни… ее надо менять, вот и все.
        - На довольствие поставите?
        - Поставим, - серьезно произнес Немаляев. - С ремеслом своим позорным завяжешь, это не обсуждается. Бухло только по праздникам. Про травку даже думать забудь. Женщины… обеспечим как-нибудь, но часто не обещаю.
        - Фотку в сортире повесьте, мне хватит. А недели две у вас просижу - так и без фотки обойдусь. Одной только силой воображения. Вы же меня поселить здесь собрались, я прав?
        - Абсолютно.
        Виктор допил чай и, повозив пустую чашку, поставил ее на блюдце. Он многое хотел бы поменять - и квартиру, и работу, и круг общения. Поменять на что-нибудь более приличное. Но не на тюрьму.
        - Спасибо, - сказал он, поднимаясь. - Распорядитесь подать мое авто к подъезду.
        - Твое авто отогнали на свалку и сплющили в лепешку. Если там что-то и было, допустим - немного кокаина в запаске, теперь уж его не достать.
        - Чего это вы командуете?! - возмутился Мухин. - Я сам пришел, и сам…
        Его вдруг повело в сторону, и он схватился за какую-то полку.
        - Что «сам»?.. уйдешь? - спросил Константин. - Не-а…
        Он медленно покачал головой и достал из кармана металлический цилиндр размером с флакон от губной помады. Разъединив пенал на две половинки, он вытряхнул на ладонь запаянную ампулу. Внутри, тихонько позвякивая, болталась белая капсула.
        - Я ваши таблетки принимать не буду, - категорично произнес Мухин.
        - Это для меня. Ты свою уже принял, вместе с чаем. Она сладенькая.
        Мухин рванулся в сторону, намереваясь выбежать в туалет, однако ноги не слушались совершенно. Его даже не стали задерживать, он упал сам - приложился ребрами об угол стула и рухнул на пол.
        - Тебе не все еще объяснили, - сказал Константин, разламывая ампулу и наливая из краны воды. - Но лучше один раз увидеть, не правда ли?
        - Это же подло… - пробормотал Виктор, отмечая, что язык становится каким-то чужим - большим и неповоротливым.
        - Да ну, брось! Мы ведь тебя не травим. - Константин демонстративно кинул капсулу в рот и запил из чашки. - Таблеточка безопасная, одна из последних разработок НИИ… название у них длинное, забыл. Нас ими Шибанов снабжает. Волеподавляющие компоненты отсюда изъяты, препараты, вызывающие локальную амнезию, - тоже. С головой будет все в порядке. Общее самочувствие, правда, не очень… Как будто разбавил водку пивом и заснул в краденом «Мерседесе» с помойной шлюхой.
        - Да-а?! - удивленно протянул Немаляев. - Не знал… Надо думать, не за горами девятнадцатый поход к венерологу.
        - Сплюньте! - простонал Мухин. - Но зачем?.. Зачем вы это со мной?..
        Константин сел рядом и, приподняв ему веко, заглянул в зрачок.
        - Чтобы ты понял, чем мы тут занимаемся, - произнес он, уже не вполне отчетливо. - Словами очень долго. Сейчас провожу тебя в один слой. Ты должен это в нормальном состоянии пережить, в осознанном, а то у тебя мультфильмы какие-то на уме. Сон - не сон… Не сон, Витя, не сон. Все - жизнь. Это все происходит… где-то… И ракеты там летят, и люди там сгорают, и потом еще…
        Не договорив, он распластался рядом и обмяк.
        Мухин не мог пошевелиться, но правым глазом видел, как Немаляев встал из-за стола, куда-то ушел и вернулся. Опустившись на колени, Сан Саныч подложил им под головы подушки - этого Виктор не видел даже и открытым глазом, лишь почувствовал, что затылку стало мягко.
        Впрочем, ему уже было все равно.
        Глава 5
        Кухонный линолеум прогнулся тонкой мембраной, и Мухин упруго опустился - сквозь пол, сквозь землю, сквозь все, что было вокруг. Подержав его в нижней точке, мембрана лопнула, и тело погрузилось еще глубже, хотя никакой глубины, также как и никакого тела, уже не осталось.
        Первым ощущением было отсутствие всяких ощущений, вторым - страх. Виктор схватился за этот ужас, как за что-то родное, единственно материальное; страх позволял ему чувствовать себя живым.
        Впереди - Мухин понимал, что ни «впереди», ни «сзади» здесь нет, но так было лучше, так было привычней, - впереди показалась тонкая светящаяся линия. Она не имела объема и уж конечно не имела цвета, но Виктор, тем не менее, воспринимал ее как тонкую и светящуюся. Линия развернулась - не вдруг и не постепенно - она просто развернулась, и это была данность. На струне, как на бесконечном корешке, затрепетали бесконечные же страницы - каждая, поворачиваясь, становилась то первой, то последней, и отличить их друг от друга было невозможно.
        - Не ошалел еще? - раздалось то ли снаружи, то ли внутри, словом - где-то.
        - Ошалел, - признался Мухин, как - он и сам не понял. Он лишь выразил мысль, а чем, какими средствами - неизвестно.
        - Мне понадобится минут пятнадцать.
        Виктор собирался спросить, что голос имеет в виду, но спросить не смог - он наткнулся на что-то твердое, с резким запахом, и это, в отличие от абстрактной книги, было действительно неожиданно. Рот наполнился соленым киселем и какими-то осколками, спустя мгновение пришла боль - Мухин снова обладал телом.
        Открыв глаза, он обнаружил черную решетку, делившую пространство на светлые квадраты. Когда зрение адаптировалось, он догадался, что это обычная белая плитка. Мухин разобрал множество надписей на русском, английском и китайском, в основном - матерных, сделанных распылителем или маркером.
        В печень врезался тяжелый ботинок, и Виктор с высоким кувырком отлетел в угол. Щека прижалась к холодной трубе, - он даже успел получить от этого удовольствие, но в следующую секунду живот принял новый удар, и Мухин, скрючившись, бессильно заныл. Кроме грязного пола он увидел три кабинки с засорившимися унитазами и ряд писсуаров, один из которых был измазан кровью. В маленькое окошко под потолком проникал яркий дневной свет и ломался в прокуренном воздухе на отдельные лучи - голубые и серые.
        Мухина били в общественном туалете, били двое или трое, впрочем, это не имело особого значения, поскольку он уже не мог не то, что отмахнуться, но даже встать на четвереньки. Его били давно.
        Он ни в чем перед ними не провинился, но парни в тяжелых ботинках имели на этот счет свое мнение, и их тоже можно было понять. И Виктор их почти понимал. Они на него надеялись, они готовились, а он их подвел - по банальной причине: его и самого подвели.
        Поставщик Гусейн вторую неделю пытался спрыгнуть с героина. Вторую неделю, едва проснувшись, он накуривался шикарной казахстанской анаши и в течение дня периодически догонялся, поддерживая себя в таком состоянии до вечера. Удивительно, как он еще умудрялся что-то помнить. Он и сегодня не забыл, но сегодня ему попались голые семечки, и Гусейн, «пыхнув» прямо в машине, убился напрочь. Увидев солдат, шагавших в кинотеатр, он принял их за группу захвата и развеял весь товар по ветру, а упаковку - хорошо, что пустую, - проглотил.
        Гусейн сказал: «Вик, то, что ты заказывал, будет завтра».
        Парни в ботинках сказали: «Вик, мы договаривались на сегодня».
        По-своему они были правы. Им нужно было не завтра, а сейчас. Они рассчитывали на дозу и ради этой дозы вот так же молотили в туалете какого-нибудь педика или коммивояжера. Они достали деньги, а Мухин принес одной травы - бесплатно, в качестве неустойки…
        Виктора взяли за воротник и, приподняв, подтащили к стене. Он осоловело повел глазами и прочитал надпись:
        «Помочимшись зело, радость обрете».
        Слово «радость» стремительно приблизилось и влипло ему в лицо. На стене отпечаталась красная клякса, вроде тех, что показывают психиатры. Как кривая бабочка, отстраненно отметил Виктор. Бабочка прилетела вновь и размазалась до целой птицы. Затем еще раз - и птица опять стала похожа на бабочку, но уже большую. Из всех запахов остался лишь запах крови.
        Мухина отпустили, но он не удержался и, скользя ладонями, съехал по кафелю. При этом он ударился подбородком о какой-то краник, и осколков во рту прибавилось.
        Потом были еще удары - по спине и рукам, прикрывавшим лицо, - но удары не злые, не прицельные. Виктора пинали, волохали по полу, макали в лужи - все это смахивало на школьное тисканье, унизительное, но неопасное. Кроме того, Мухин уже терял сознание и надвигающееся небытие воспринимал как выходные после долгой трудовой недели. Словно сегодня была пятница, и он…
        - Всем стоять! - донеся до Виктора знакомый голос. - Стоять, падлы, хари в стену, грабли в гору! - скороговоркой пролаял Константин и пальнул - видимо, для острастки.
        «Да ведь сегодня и есть пятница… - сообразил Мухин и от этого переполнился каким-то идиотским восторгом. - …пятница, одиннадцатое июня…»
        Немощно подтянув левую руку, он посмотрел на часы. Стекло треснуло, но длинная стрелка по-прежнему тикала - как головная боль.
        Пять минут четвертого, народ уже отобедал…
        - Мы чистые, - заявил кто-то сверху. Кто-то в тяжелых ботинках с набойками. - Ни снежинки, ни травинки, - сказал он таким тоном, будто за это полагалась премия.
        - Я не повторяю, - ответил Константин и снова выстрелил.
        Ботинки со стуком рассредоточились вдоль стены.
        Виктор перекатился на бок и взялся за водопроводную трубу. Константин помог ему подняться и вручил стеклянную фляжку. Мухин глотнул и, закашлявшись, выплеснул коньяк себе на живот - вместе с обломками зубов.
        - Пей еще, - приказал Константин. - А то не продержишься.
        - Командир, я позвоню адвокату, - сообщил один из парней, рослый молодой человек в кожаной жилетке.
        Виктор прекрасно помнил, что зовут его Григорий и что в этой компании он главный. Двое других помалкивали.
        - Сейчас позвонишь, - сказал Константин.
        У него на плече висел короткий автомат, а сам он был в милицейской форме, что Мухина не очень-то и удивило. Гораздо большее недоумение он испытал от того, что Константин не поставил АКСУ на предохранитель, а перевел его с одиночного огня на автоматический.
        Гришина жилетка прохудилась на уровне лопаток сразу в четырех местах. Он еще не упал, а очередь уже пошла дальше, цепляя обоих его друзей.
        Мухин зажмурился - от стены во все стороны летели острые брызги кафеля. По полу, не успевая за выстрелами, звякали гильзы. Они продолжали сыпаться даже тогда, когда выстрелы прекратились, и это пустое бренчание растянулось на целую секунду.
        Наконец Виктор открыл глаза. Из витиеватой граффити сохранилось только странное словцо «зело», остальное было посечено пулями и замазано кровью. Под писсуарами лежали три трупа. В их позах не было ни киношного драматизма, ни церковной смиренности - одна лишь бессмысленность. От ствола и затвора АКСУ вились, путаясь в узелки, две тонкие прозрачные струйки. Мухину казалось, что он слышит, как дым трется о потолок.
        - Может, не надо было?.. - спросил он, с трудом шевеля разбитыми губами. - Не надо было их валить. А?
        - Какая им разница? - сказал Константин.
        - Теперь-то уж, ясно, никакой.
        - Скоро тут всем будет без разницы. Умывайся, и пойдем, а то опоздаем.
        Доковыляв до раковины, Мухин отвернул кран и поплескал в лицо водой.
        - У тебя курить есть? - спросил он.
        - Не курю, - сказал Константин и, сунув руку в карман, вздернул бровь. - Вообще-то, есть. Но лучше не надо. Будет больно.
        - Мне и так больно. Откуда ты узнал, где я? Ой, с-с-с!.. - прошипел он, кривясь, но все же затягиваясь. - Я же мог быть и дома, и у бабы, и… и сам не знаю, где. У меня тут активный образ жизни. Очень активный…
        - Да уж!.. Ты кран закрыл?
        - Что?..
        - Вода не идет.
        Константин крутанул ближний вентиль - из него выпала крупная капля, единственная. Он попробовал второй, но там даже и капли не было.
        - Уже?! - воскликнул Виктор.
        - Начинается всегда одинаково, с электричества. Самое слабое место, слишком много зависит от человека. А электричество это поганое… движение электронов, понял?.. вот это движение все у нас и двигает. А как остановится - всему и каюк. Без бога жить можем, а без электричества - не умеем. Ну идешь, нет?
        - Ползу…
        Мухин прихрамывая дотащился до двери и, повернувшись боком, спустился с трех высоких ступенек. Туалет в Лужниках, загаженный, зато бесплатный, находился на отшибе, до аллеи от него было метров пятьдесят по гравийной дорожке.
        Наступая на правую ногу, Виктор ойкал, но терпел, поскольку знал, что Константин ему не поможет. Менты побитых драгдилеров на себе не носят.
        К счастью, перекинутый милиционер оставил бело-синий «Форд» у самой тропинки - Мухин припадал на больную ногу все глубже, и все дольше решался на новый шаг.
        - Так как же ты меня отыскал? - спросил он. - По запаху, что ли?
        - От тебя действительно попахивает, - сказал Константин. - Нет, я про другое. Ты в оперативной разработке.
        - За мной следят?!
        - Уже нет.
        Константин положил автомат между сидениями и завел мотор. Ворота на выезде с территории были закрыты. Он хотел посигналить, но человек в будке замахал рукой и побежал открывать.
        - Пока еще на месте, - меланхолично произнес Константин. - Некоторых вообще не перекидывает, им хуже. Они все видят и все понимают - не сразу, так со временем. А сделать ничего не могут.
        - Самому бы понять… - пробормотал Виктор.
        - Это достаточно просто. Людей перекидывает из другого слоя - в течение нескольких часов, и почти всех.
        - Но почему?!
        - Не перебивай, - раздраженно бросил Константин. - Вот их перекинуло, и они все очнулись, кроме тех, кто в другом слое не погиб, то есть кроме тех, кого там и не было… Очнулись и решили, что все вокруг спятили. Или они сами спятили… Не важно. У них же память другая - память оттуда. А здесь для них все поменялось. Необъяснимо. Скрипач видит перед собой какие-то кнопки - он же не знает, что он теперь не скрипач, а авиадиспетчер. Плюнет и пойдет искать любимую. А любимая у него тут в тюрьме просыпается. Только что на фуршете с австрийским послом заигрывала, а здесь она соседу по коммуналке брюхо вспорола. А главное - власть. Любым бардаком можно управлять - если есть, кому. Так ведь некому. Обычный расклад: президент США в прошлой жизни был полуграмотным скотоводом их Техаса, а наш - активистом в какой-нибудь «Новой Революционной Бригаде». Ну, люди созвонились, обозвали друг друга «motherfucker», а потом - два звонка на командные стратегические пункты. «От нашего стола - вашему»… Их-то как раз от сети не отрубает, у них сети свои. И все, значит, угощаются. И не важно, сколько ракет попадет в цель. На
Земле сорок тысяч ядерных зарядов, половина сдетонирует - и хорош. Попадать уже не в кого.
        - И все люди погибают и снова - в другой слой?
        - О том и речь. Спроси еще раз, почему перекидывает… Потому и перекидывает! Получается «У попа была собака». Найдешь начало этой песенки - получишь Нобелевскую премию. Она ведь с середины начинается. Вся песня - надпись на могилке. А кто ее написал-то? Известно, что поп. Но это не начало, это, опять же, середина.
        - И вы… ты, Сан Саныч, Шибанов… - Мухин на миг даже забыл о боли и о том, что правая нога уже почти отнялась. - Вы намерены…
        - Намерены, - твердо сказал Константин. - Мы вряд ли утратим наши способности, они, наоборот, только развиваются. И с тобой то же самое будет. Сможешь ты жить среди нормальных людей? Каждый день ждать очередной войны - сможешь? Надо хотя бы попробовать. Что нам еще остается?
        - Но если всех перекидывает, и катастрофа неизбежна…
        - Катастрофа - неизбежна, тотальная гибель - нет. В некоторых слоях обходится без войны. Наступает анархия, работать, естественно, никто не желает, люди превращаются в волков. Недельку погромят магазины, потом доберутся до складов, а когда все сожрут - вот тут начинается настоящий беспредел. Оружия в стране навалом. Бензин, консервы, шмотки, - все кончится, а патронов еще надолго хватит. В таком слое выигрывает тот, кто хапает с витрины не коньяк, а крупу и тушенку, и быстренько забивается подальше за Урал. В лесу выжить легче. Если умеешь, конечно. А в крупных городах… - Константин прищурился и покачал головой. - Один год, это максимум. Вторую зиму редко, кто выдерживает. И народ перекидывает дальше. А там - новый поп и новая собака. Когда-нибудь цепная реакция доберется до последнего слоя - до последней Земли и последнего человечества. И нас с тобой уже никуда не перекинет…
        - А ты что, собрался жить вечно?
        - Это может случиться гораздо раньше, чем ты думаешь. Через месяц. Или завтра. Витя, ты хочешь умереть завтра? Хочешь умереть насовсем, как и положено смертному?
        Вместо ответа Мухин закурил и уставился в окно. На Большой Пироговской, которую они проезжали, все было тихо - пожалуй, слишком тихо для этого слоя. Виктор смотрел на поток прохожих, как на огромный индикатор, и по мельчайшим деталям угадывал медленное приближение финала. Это было легко, ведь мир за окном он считал своим. Здесь Мухин родился и прожил половину жизни и, хотя прикоснулся он к ней только сейчас, она тут же стала частью его самого. И Виктор ее сравнивал - с тем, что он о ней знал, с тем, что здесь быть должно, и чего быть не может.
        Спокойствие на улицах - изнывающее от жары, засохшее без дождей, клубящееся желтой пылью спокойствие. Немного душно, а в остальном - все в порядке… Все как обычно.
        Теперь, когда Виктор понимал, что происходит сию секунду, и хорошо представлял, что произойдет через час, он вдруг начал чувствовать перед этим миром вину - перед каждым человеком и даже перед теми ублюдками, свалившимися под писсуары. Он их всех обманывал. Он помнил то, чего никто из них не вспомнит, - потому, что вспомнить это невозможно. Потому, что у нормального человека жизнь только одна. Так ему, нормальному, кажется.
        Константин затормозил у светофора, и по переходу хлынули люди. Худенькая старушка с двумя собачками на длинных поводках дошла до середины мостовой и, обернувшись назад, застыла. Ее толкали со всех сторон, собаки тявкали и носились вокруг, но она почему-то не двигалась.
        Загорелся «зеленый»; Константин аккуратно объехал старуху и, ничего не сказав, направил машину дальше. Слева на улице кто-то истошно заорал - так, что вопль проник сквозь звукоизоляцию «Форда» и вцепился прямо в душу.
        Виктор посмотрел в зеркало - кричал рыжий подросток лет двенадцати. Кричал без всякой видимой причины. Его можно было принять за больного - многие, вероятно, так и сделают. Потом они придут домой и будут подниматься пешком, потому что лифты уже не работают. И они не смогут умыться. А потом они не узнают своих квартир, не узнают своих жен и детей - и это будет гораздо страшнее. Хотя некоторые, наверное, не успеют. Ракетный удар застанет их еще на улице - спокойных, изнывающих от жары…
        - Взбодрись, - бросил Константин.
        Мухин повернулся и увидел фляжку с коньяком - уже почти пустую. Он скорчился, но допил и положил бутылку под сиденье.
        - Как попробовать? - спросил он.
        - О чем ты?
        - Ты сказал: «надо попробовать». Что пробовать, и как? - произнес он с ударением.
        - Спасти… - молвил Константин. - Всех этих придурков и хотя бы один слой. Ну, и себя заодно. Чтоб было, где жить, вот и все.
        - Желательно хорошо, - добавил Виктор.
        - Что?..
        - Жить, говорю, лучше хорошо, чем плохо.
        - А… Да… - рассеянно ответил он.
        - Так как же? - повторил Мухин. - Как спасти-то? Разве можно это остановить?
        - Можно создать систему власти, при которой судьба мира будет зависеть не от большинства психов, а от небольшой группы…
        - Диктатура?
        - …от тех, кто не станет отдавать преступных приказов, - терпеливо сказал Константин. - От тех, кто не будет искать крайнего, кто сумеет организовать безумствующий сброд в подобие общества и начнет работать - сразу, как только пройдет волна. А она пройдет везде, это вопрос времени.
        - Мародеров - к стенке… Так?
        - Не-ет, пусть лучше грабят!.. К теме гуманизма вернемся, когда ты своими глазами увидишь, как банда отморозков врывается к тебе домой. А ты увидишь. Это повсюду, где мы с Америкой не закидали друг друга бомбами. Сначала мародеры берут деньги и золото. Через два дня это уже ничего не стоит, и они приходят за жратвой. А к февралю в твоей квартире не остается ни стула, ни носка, ни книжки. Это все сгорает в буржуйках и бочках. И не дай тебе бог иметь красивую жену…
        Константин привез Мухина на Воробьевы горы, прямо на смотровую площадку. Замысел был вполне ясен: центр Москвы, единственное, на что стоит смотреть, открывался отсюда весь. Справа скрипел и пошатывался на ветру заброшенный трамплин, за ним над рекой пугал ржавчиной давно списанный метромост, но впереди, за громадной миской стадиона, разворачивалась панорама поистине фантастическая.
        Шпили сталинских высоток, повернутая шеренга Арбата, кое-где - прогалы площадей и дома, дома, дома… Обычные, но разные. Дома с людьми. Дома без электричества и воды. Предназначенные под снос - сразу все, без разбора, без права обжалования. Луковицы куполов рассыпали блики, и Виктору чудилось, что они посылают солнечные зайчики именно ему - как напоминание о неведомой вине.
        Опираясь на Константина, Мухин доплелся до парапета и встал за лотком с сувенирами. Он глубоко вдохнул - разбитые десны захолодило, из подсохшей губы снова потекла кровь, но отвлекаться на это не хотелось. Скоро все пройдет…
        - Лейтенант! - окликнул их какой-то мужчина в штатском и, приблизившись, сверкнул удостоверением. - Зачем ты это мясо сюда приволок? - спросил он, трогая Виктора за рубашку. - Тут иностранцы, а ты с этим… Да еще со стволом! Чешите отсюда, оба.
        Он не успел договорить, как у площадки затормозил лобастый, ярко раскрашенный автобус. Передняя дверь сложилась, и из сумрачного салона поперли полуголые люди.
        - Что тебе не понятно, лейтенант? - проскрежетал мужчина.
        Загорелые туристы с приросшими «чи-из» окружили столы и принялись рассматривать ложки-матрешки. Некоторые, проигнорировав сувениры, заклацали фотоаппаратами. Говорили, вроде, по-английски, но слов Мухин почти не разбирал. Такому английскому его в школе не учили.
        Какая-то сердобольная дама лет тридцати-пятидесяти сунула ему в ладонь мятую бумажку.
        - Мерси… - брякнул Виктор.
        - Never mind. Be happy! - ответила она, не переставая улыбаться.
        Дама сделала три шага к автобусу, но вдруг застыла и, беспокойно ощупав свое тело, сказала:
        - Чё за херня?!
        Мухин медленно скатал доллар в шарик и щелчком, как окурок, запустил его через парапет.
        - С прибытием, гражданочка, - кивнул Константин.
        Будто по сигналу, иностранцы умолкли и, недоуменно озираясь, раскрыли рты. От «чиза» не осталось и следа. Люди с подозрением приглядывались к себе и другим, к автобусу, зданию МГУ и ко всей Москве - пока еще нетронутой. Какая-то девочка вскарабкалась на мраморную тумбу и, присев от натуги, завизжала. Синхронно с ней заголосили несколько женщин и милый веснушчатый старик.
        Мужик в штатском испуганно полез за сотовым.
        - Кажись, наши боеголовки уже долетели, - сказал Константин.
        - А с этими что делать, с ковбоями? - спросил Мухин. - Вы и в Америке свою власть установите? Им-то кто помешает ракеты запустить?
        - Наверно, президент США, кто еще…
        Виктор расхохотался. Константин засмеялся вместе с ним и, сняв с плеча автомат, зашвырнул его в кусты. Продавец, долговязый юноша в бейсболке, шарахнулся в сторону и опрокинул лоток. Матрешки раскатились по асфальту.
        Мухин продолжал заливаться - губы треснули еще сильней, в груди отчетливо закололо, но остановиться он не мог. Он не перестал хохотать даже тогда, когда увидел в белесом небе рой черных точек. Константин показал на них пальцем и для чего-то объяснил продавцу, что это такое. Тому было не до точек - он собирал товар.
        А Виктор все смеялся и повторял:
        - Наши-то раньше долетели!..
        Глава 6
        - Тазик рядом, - сказал кто-то, и Мухин, оторвав голову от подушки, выплеснул все, что в нем было.
        Константин обошелся без этого, но едва ли он чувствовал себя лучше. Медленно, враскачку поднявшись, он сел за стол и обхватил голову руками. Немаляев поставил перед ним стакан воды и протянул маленькую таблетку. Константин с хрустом ее разжевал и лишь потом запил.
        - Возьми тоже, - сказал он Виктору.
        Мухин замычал и снова склонился над тазиком.
        - Да пошли вы со своей наркотой…
        - Бери, бери, а то до завтра не очухаешься.
        - Это обычная, тетратрамал, - пояснил Немаляев. - Снимает все, от боли до зуда. Ну, как тебе впечатление? - спросил он, когда Мухин проглотил таблетку.
        - Как и обещали. Пиво с водкой…
        - Я не о том. Экскурсия понравилась? Как тебе слой?
        - Как везде, - ответил Виктор, пересаживаясь на стул. - Дерьмо полное.
        - Но-но, не обобщай! - сказал Константин. - Я там героин в клозетах не толкаю.
        - Тебе и не нужно. Дилеры тебе сами долю отписывают - и бабками, и герычем, если захочешь… Ладно!.. - Мухин провел по лицу ладонью и, заметив на холодильнике пачку сигарет, нетвердо встал. Прикурив, он машинально протянул руку к форточке и наткнулся на стену. - Эх-х-х… Хорошо, что ты туда успел. Ну, в сортир в этот. Еще пара ударов по черепу, и я бы уже ничего не увидел. Еле дождался. Мне там твои пятнадцать минут часом показались. Как у космонавтов - один к четырем…
        - Мои пятнадцать минут?.. Какие пятнадцать минут? С чего ты взял?
        - Ты же сам сказал, что тебе понадобится минут пятнадцать.
        - Серьезно?
        - И еще спросил, ошалел я, или нет.
        - Ну…
        - Я сказал, что ошалел. Не помнишь?
        - Погоди… Где это мы с тобой разговаривали? Когда к машине шли?
        - К какой машине? - разозлился Мухин. - Это уж потом было! А еще до того, как я очнулся, ты меня спросил!
        - Да?..
        - Да! А я ответил: ошалел.
        Константин прочистил горло и, допив воду, посмотрел на Немаляева. Тот пожал плечами.
        - Правда, - подтвердил Виктор. - Я разговаривал с кем-то… Между слоями.
        - Между слоями разговаривать нельзя, - сказал Немаляев. - То есть не запрещено, а просто там нечем это делать. Ни рта, ни ушей… Даже перемигиваться затруднительно. Глаз у тебя там тоже нет.
        - Сан Саныч, где наши колеса? - простонали за дверью.
        На кухню, еле перебирая ногами, ввалился человек в таких же шортах, как у Константина. Они были похожи: одного роста, одного телосложения, и с одинаковыми прическами - нейтральными, неприметными.
        - Я сюда их принес, - ответил Немаляев. - Угощайся. А это наше пополнение. Виктор, Сапер, - представил он.
        - Виктор, - повторил Мухин, протягивая через стол руку.
        - Сапер, - сказал мужчина. - Это не профессия, это вроде имени.
        - Ага, понятно…
        - Как там у тебя? - спросил Немаляев.
        - Движется потихоньку, - ответил Сапер, закидывая в рот таблетку. - Нормально. Сегодня подвели итоги опроса. У нас двадцать процентов.
        - Двадцать - мало.
        - Сан Саныч, я не волшебник. Народ жаждет бухла, женщин и чудес. Где я им возьму чудеса?
        - Витя, пойдем, это скучно, - сказал Константин. - Тебе еще кое с кем познакомиться надо.
        - Тоже ваши? - спросил Мухин, выходя в коридор.
        - Наши, - выразительно произнес он, и Виктор уловил то ли досаду, то ли обиду.
        Колени и кончики пальцев еще подрагивали, но тиски, сдавившие голову, уже разжимались - постепенно, позволяя ощутить сам процесс выздоровления и в полной мере им насладиться. Мухин не знал, что бы он делал без таблетки, - не первой, капсулы в пищевой оболочке, а этой, тетра… или макро… хрен запомнишь.
        - У вас тут летальных исходов еще не было? - осведомился он.
        - Это не смертельно. Сапер сразу по две-три штуки ест.
        В желудке у Виктора что-то взбрыкнуло, и он прислонился к книжному шкафу.
        - А если б мы там не… Короче, на сколько ее хватает, этой вашей отравы?
        - Одна доза держит в трансе часа четыре. Две - около семи. Три никто, кроме Сапера, не пробовал.
        - Блин… «доза»! - скривился Виктор. - Вашему Саперу не позавидуешь. Чем же он там занят? Коллекционирует концы света?
        Он намеренно сказал «вашему Саперу», давая понять, что пока в это дело не впрягается. И Константин его прекрасно понял.
        - Конец света Сапер ни разу не застал. Он бывает только в одном слое. Старается организовать то, о чем я тебе говорил. Воплощает нашу мечту.
        - Мечту о диктатуре?
        - О сильной власти, которая удержит страну от психоза и самоубийства. По-моему, оно того стоит.
        Виктор отклеился от шкафа и дошел до поворота. За углом оказалась узкая кишка с одной дверью.
        - Ну, воплощает… А когда он сюда возвращается, тот Сапер, который там живет, - он ведь все забывает. Так?
        - Так. В том слое он никакой не Сапер, а Гена Павлушкин. Сапер пишет ему подробные инструкции.
        - Инструкции, как стать вождем? - удивился Мухин. - Этому можно научить?
        - Сапера Сан Саныч консультирует, а у него опыт большой. И к тому же, вождем Саперу не надо, он только готовит почву. Чего мнешься-то? - Константин распахнул дверь. - Милости просим!
        Комната была вся пепельно-серая и до отвращения казенная. Вдоль стены стоял строгий стол с десятком мониторов. Клавиатура оказалась одна, она лежала ровно посередине, а системного блока не было и вовсе.
        - И кто же вас спонсирует? Сколько барыг на паяльник посадили, чтобы все это оборудовать?
        - Барыга у нас свой, он и без паяльника счета оплачивает. Тоже перекинутый.
        - Н-да… - сказал Виктор, еще раз оглядываясь. - Торгаш, гэбэшный начальник, мент-маньяк, бомж-политолог… пардон, бич. И как его… Гена Камушкин, да? Отщепенцы спасают мир. При помощи подземного интернет-кафе. Для полного счастья им не хватает только порнографа…
        - Ты можешь в это не верить, - холодно произнес Константин. - Тебя никто не заставляет.
        - Да с радостью! - воскликнул Виктор. - Я бы с радостью поверил! Но ты же помнишь Воробьевы горы? Наши приветы долетели раньше. И что? Оттуда тоже приветики пришли. Какая разница, кто первый? Если уж в Америке противоракетная оборона не сработала, нам-то куда? У нас всей ПРО - три кольца вокруг Москвы. Москва - это еще не Россия.
        - Три кольца не везде, в некоторых слоях и того нет. Фокус не в том, чтобы суметь защититься, а в том, чтоб друг на друга не напасть.
        - «Фокус»!.. Для этого надо столковаться с американским президентом, ни много ни мало. Но если он чурбан с лассо?!
        - Есть у нас перекинутый… Перед массовой миграцией он туда отправится и не нажмет на кнопку. Больше от него ничего не требуется.
        - Вы… у вас есть президент США?!
        - В отдельно взятом слое. Там он стал президентом, да. И без всяких лассо, между прочим. Но это наш секрет, - сказал Константин, отыгрываясь за «вашего Сапера».
        Выдержав взгляд, он придвинул к себе клавиатуру и начал что-то быстро натюкивать.
        Один из мониторов ожил, и в нем запрыгало нутро дорогого автомобиля. С краю, в затемненном и явно бронированном окне, пронеслась серая глыба Госдумы. Затем возник мягкий кожаный потолок, и на его фоне выплыло лицо - приветливое, как у всех гэбистов.
        Шибанову было под пятьдесят. Кажется, он собрался лысеть, но потом раздумал: волосы лишь слегка отступили назад, оставив между двумя проталинами закругленный мыс. То же было и с сединой: виски отливали сталью - но не более. Точно Председатель ГБ чего-то сильно испугался, один-единственный раз, и после этого разучился бояться навсегда.
        - Здравствуй, Костя, - сказал он доброжелательно. - Мухин уже с нами? Здравствуй, Мухин.
        - Здрасьте… - ответил Виктор. Ни камер, ни микрофонов он в комнате не нашел, но по реакции понял, что его видят и слышат.
        - Значит, вот, какими кадрами мы пополняемся. Творческая интеллигенция… - заметил Шибанов с усмешкой. Он не поворачивал головы, но обращался, понятно, уже не к Виктору.
        - А также научная, - в тон ему добавил Мухин. - Я был ботаником. Вернее, зоологом.
        - Ботаник - это хорошо… Что ж, работайте, - сказал Шибанов и без предупреждения отключился.
        Константин снова защелкал клавишами. После хлопка по «Энтеру» монитор, стоявший левее, сразу показал чью-то морду.
        - Он?.. - Пухлые губы брезгливо сморщились. - Этот оборванец? Ну-у, Костя…
        - А ты-то кто? - резко спросил Мухин. Он допускал, что пиджак, купленный на вещевом рынке, вызывает зависть не у всех, однако оборванцы одевались гораздо хуже.
        - Я Юрий Макаров! - объявил мужчина с таким апломбом, будто его звали, по меньшей мере, Вильям Шекспир.
        Коммерсант носил мелкие очочки в золотой оправе, и сам он был весь какой-то золотой, светящийся, - с бледной кожей, светло-серыми глазами и желтым цыплячьим пухом на голове. Выглядел он лет на сорок и принадлежал к тому типу честных меценатов, что восстанавливают церквушку, а после ежедневно проезжают мимо и сами себе говорят: «Это я ремонт проплатил. Это я разрешил им тут молиться».
        - Дело твое, Костя… - изрек Макаров.
        Виктор уже собрался ответить, но Константин стиснул кулак и махал им до тех пор, пока коммерсант не исчез с экрана.
        - Смотрины окончены, - сказал он с облегчением. - А то кормильцы обижаются, когда мимо них что-то проходит. Они же все-таки кормильцы…
        - Президент США, - напомнил Мухин. - От тоже тут бывает, в подвале?
        - Нет, президент - он в Белом Доме, - отшутился Константин. Получилось довольно коряво, но сглаживать он и не собирался. - Пойдем на кухню, поешь по-человечески. Или, может, после?
        - После чего?
        - Я подумал, тебе еще раз прогуляться захочется - самому, без проводника.
        - Чтоб эти уроды меня совсем уделали?..
        - Там, где мы с тобой побывали, все закончилось, и ты туда уже не вернешься. Нужно тело, твое собственное тело, иначе во что тебя перекинет?
        - Не знаю… Тебе видней.
        - Это был риторический вопрос, - пояснил Константин, выходя в коридор. - Мы без оболочки существовать не можем.
        - Оболочки?! - Виктор с сомнением посмотрел ему в затылок. - Ты что… ты не считаешь себя человеком?
        - Если человек - это личность, то считаю. Если мясо и кости - то нет, - спокойно ответил он. - Тебя только что били, правильно? Попробуй найти синяки…
        Мухин машинально пощупал зубы. Крыть было нечем.
        - Синяки остались на мясе, - продолжал Константин. - Мясо осталось в том слое. А здесь оно у тебя другое. И, кстати, тоже не твое.
        - Почему же оно…
        - Не надо спорить, мне это не интересно. Все, что тебе дано понять, ты поймешь сам. Что не дано - не поймешь никогда. А я этим сыт по горло. Два года уже…
        - Ты говорил, в апреле сюда попал.
        - Сюда - в апреле, - подтвердил он. - Но на этом слое свет клином не сошелся. Были и лучше, просто здесь совпало удачно: и Шибанов, и Макаров, и мы с Немаляевым. И еще кроме нас люди кой-какие…
        - А тот слой, где вы э-э… почву готовите, - он какой?
        - Обыкновенный. Макдональдс, Большой Театр - все как везде. Мрази всякой тоже хватает.
        - А Сапер…
        - Да?..
        - Что там наш Сапер делает? - спросил Виктор.
        Константин остановился и, медленно обернувшись, положил руку ему на плечо.
        - Все-таки «наш»?
        - Я ведь сам пришел, - усмехнулся Мухин. - Просто никак не соображу, что от меня требуется. Чем я могу быть полезен президенту, миллионеру и Председателю ГБ?
        - Здесь - ничем, конечно. Но ты же не только оператор или ботаник, как я - не только мент или осужденный убийца. У нас может быть столько ролей и столько жизненного опыта, сколько мы захотим. Пока все миры не выгорели дотла… А чем конкретно заниматься - сейчас расскажем. Сан Саныч!.. - позвал Константин.
        - Да слышали мы все. Идите сюда!
        Мухин отодвинул стеклянную перегородку - при этом ему показалось, что в одной из пяти закрытых комнат раздался какой-то шорох, но Немаляев заглушил его своим голосом:
        - Знакомство с шефами подействовало, или это под впечатлением от экскурсии? Или заранее был согласен?
        - Витя сомневается, что у нас получится создать островок безопасности. И еще он хочет знать, что ему придется делать.
        - А что мы делаем?.. - поднял брови Сапер. - Мотаемся туда-сюда…
        - Разыскиваем разных людей, собираем информацию, - сказал Константин. - Вроде курьеров. В общем, по обстоятельствам.
        Последняя фраза Мухину не понравилась - она напомнила то, что говорил Петр, но цепляться за слова он не стал. В конце концов, при нем расстреляли троих подонков, и он не слишком о них горевал. Да его и самого вчера вечером убили… Не так уж это и страшно.
        - Пока полностью не освоишься, никаких заданий для тебя не будет, - сказал Немаляев. - Костя, на каком перебросе ты научился выбирать?
        - На десятом где-то.
        - Я примерно на пятнадцатом, - ответил Сапер.
        - Во-о! А у тебя их сколько? Четыре?
        - По-моему, да…
        - Практикуйся. Нам для этого надо было в каждом слое подыхать, а у тебя такой замечательный шанс.
        - А что, если у меня не получится? - спросил Виктор.
        - Со временем это дается все легче и легче, - возразил Константин. - Дело в тренировке. Ну, а если все же не научишься, мы тебя сами отсюда заберем. В конце, когда эвакуироваться будем. Одного тут не бросим, не волнуйся. Нас слишком мало. Перед эвакуацией примешь капсулу, и я тебя направлю, куда надо. Только тело твое здесь придется… того. Иначе транс закончится, и тебя обратно выдавит.
        - А когда надо будет… эвакуироваться?
        - Зависит от успехов Сапера.
        - Месяц, - бросил тот.
        - Сан Саныч, вы тоже летаете? - осведомился Виктор.
        - Летаю, а как же! - засмеялся Немаляев. - В тлеющих слоях много любопытного. Там за мешок муки можно все государственные тайны купить. Правда, этот мешок еще достать надо…
        - Тлеющие?..
        - Это те, которые погибают сами, без мировой войны. Где люди превращаются в скотов.
        - А которые не погибают?.. Есть такие слои?
        - Есть. Это миры, где миграции еще не было. А где уже была… Везде одно и то же. Государство исчезает, появляется полная свобода… Мнимая, - уточнил Немаляев. - Свобода взять чужое, изнасиловать, убить. Любое общество - это система ограничений. Какие уж там ограничения!.. Там и границ-то нет… Я думаю, если б люди просто лишились памяти, сразу все, - и то было бы лучше. Ну, слонялись бы идиотами, корешки бы съедобные выкапывали, на голубей охотились. Изобретали бы себе какие-нибудь правила - пусть дурацкие, но обязательные для всех… Но они же не дети, они же помнят. Человек с пистолетом становится хозяином, человек на танке становится богом. Пока солярка не кончится…
        Сапер покатал по столу белую капсулу и толкнул ее Мухину. Виктор накрыл ее рукой и долго не решался оторвать ладонь от теплого пластика. С того момента, как он очнулся в «девятке», прошло чуть больше суток. За это время он прожил три жизни: не буквально, но по тому опыту, что отложился в памяти, - да, прожил. И это были его собственные, настоящие жизни. И сейчас ему предлагали четвертую - сразу, без передыху. А потом будет пятая, шестая, седьмая - пока он не научится плевать на все эти условности. На все эти жизни, смерти и что там еще бывает?
        - Мозги у меня не выкипят? - спросил он.
        - Обязательно выкипят, - заверил Константин. - Соберем и обратно засунем. Погоди, не на кухне! Я тебя отведу. Тазик больше не понадобится - тебе, вроде, уже нечем…
        Комната Мухина находилась посередине - квадратов пятнадцать, не маленькая, с кремовыми стенами. Цвет Виктору не понравился, но он решил не придираться. Обстановка была примерно такой, как он и ожидал: полуторная кровать, телевизор, гардероб с пустыми вешалками и кондиционер.
        - Станок и зубную щетку найдешь в ванной, - сказал Константин. - Будут еще пожелания - запишешь, охрана доставит.
        - Какие тут пожелания?..
        - Ну, не знаю. Один… член нашего коллектива, например, повесил у себя шторы. В пику Сан Санычу.
        - Разве бабу попросить…
        - Это пожалуйста, через полчаса привезут.
        - Надувную? - хмыкнул Мухин.
        - Естественно. Все, не буду мешать. Да!.. Снадобья Шибановские вон там, - он показал на тумбу под телевизором. - Но это потом, у тебя уже есть. Расслабляйся.
        Виктор прилег на кровать и повертел во рту капсулу. Закрыв глаза, он попытался представить себе слой, в который сейчас попадет. Он мечтал перенестись в какую-нибудь утопию, где женщины играют на арфах, мужчины пьют из золотых кубков, а дети не умеют плакать. Где никто не снимает порнуху, потому что любовь - это не ремесло, а искусство. Где никто не нюхает «снежок», потому что всем и так весело. Где никто не стреляет, потому что негодяй сам в отчаянии посыпает голову пеплом и удаляется в пустыню…
        Виктора устроил бы вариант и попроще, без кубков и арф, но ничего, кроме трех лесбиянок, он так и не придумал.
        Вскоре безвкусная скорлупка начала растворяться, и на язык попало что-то сладкое. Мухину захотелось выплюнуть.
        Он проглотил.
        Глава 7
        Виктор приподнял горелое одеяло и, убедившись, что муравьев нет, откинул его в сторону. Под сырой ватой оказался темный щебень, не сильно утрамбованный. Ковырнув его лыжной палкой, Мухин увидел почерневшую книжку, тоже сырую, и какие-то облупленные железки. Культурный слой здесь был не глубоко, и поиски определенно имели смысл.
        - Сука!..
        Мухин копнул еще и наткнулся на синий закругленный бок - не то кастрюлька, не то жестяная коробочка. Встав на колени, он разгреб мелкую бетонную крошку и достал будильник. Стряхивая налипший песок, Виктор повертел находку в руках и чуть не закричал от радости - будильник был механический. Электронный тоже мог бы сгодиться, но это товар на любителя, а механический, да если еще и работает…
        Он тронул заводную ручку и, прижав часы к уху, прислушался. Внутри тикало. Не веря такой удаче, Мухин чуть-чуть, на пол-оборота, повернул второе колесико и медленно совместил стрелки. Над кучей обломков разнесся пронзительный звонок. Виктор вскочил и, потрясая будильником, исполнил победный танец. Два-три дня он будет сыт, а если хорошенько поторговаться, то пожалуй, что и четыре.
        - Сука!! - крикнули сзади, и Мухин наконец сообразил, что его кто-то зовет. - Ты оглох?!
        На тротуаре стоял дюжий мужик - по пояс голый, в блестящих хромовых сапогах и с пустыми пулеметными лентами крест-накрест. Виктор его, кажется, не знал - по крайней мере, не помнил. Он привык не различать людей - они узнавали его сами. Когда им было нужно.
        - Сука, бегом сюда!
        Мухин сунул будильник за пазуху и, спрыгнув с треснутой плиты, поскакал по кочкам.
        Мужик в лентах не носил бороды, и это бесспорно свидетельствовало о его высоком статусе. Если человек имеет возможность бриться, то у него наверняка есть еда, а может, и еще что-нибудь полезное.
        - Курить хочешь?
        Виктор часто закивал.
        - А я тоже кой-чего хочу, - сказал бритый, доставая из-за спины майонезную банку.
        Про майонез все давно забыли, и удобные маленькие банки с крышечкой использовали для хранения окурков, но называли их по-прежнему - майонезными. Кроме того, банки были стеклянные, и любой сразу видел, сколько в них курева и какого оно качества.
        Мужик с лентами держал почти полную. Там были бычки и с фильтром, и без, но главное - не было папиросных гильз. На этом Виктор уже попался: однажды ему насыпали целый кулек, он думал, что хватит на неделю, но все место в пакете занимали мундштуки от папирос, никчемные бумажные трубочки. Табака он с них не натряс и на затяжку, а гильзы случайно промочил под дождем и, всплакнув, выкинул.
        Однако теперь ему предлагали настоящее курево, первый сорт. Мухин сразу приметил длинную изогнутую сигарету - почти не тронутую, ну разве что слегка.
        - Сестрица в берлоге? - спросил бритый.
        - Давай банку.
        - Не бойсь, не обману. На фига мне тебя обманывать, если я могу ноги тебе переломать.
        Виктор испуганно поднял голову. Да, такой может. И не только ноги.
        - В смысле, мог бы, - поправился мужик. - Но не ломаю же! Пошли.
        - Да куда ходить-то? Жди здесь, - проговорил Мухин, не спуская глаз с длинного окурка. - Слушай, тебе котлы не нужны?
        - Зачем они мне?
        - А я откуда знаю? - Он все же полез за будильником, но тот провалился к самому животу, и Виктору пришлось развязать пояс.
        Последний месяц он ходил в толстом махровом халате, обрезанном выше колена - чтоб не мешал лазить по развалинам. Из лишнего куска получился хороший шарф, широкий и плотный. Но сегодня было тепло.
        - Сука, не томи, а то передумаю, - предупредил бритый. - Я-то без бабы не останусь, а ты член курить будешь.
        На «член» Виктор не обиделся, а вот «сука» его немного задела, но возражать он не посмел.
        - Сейчас приведу, - буркнул он, почесав лоб. - Аванс давай.
        Мужик высыпал на ладонь несколько бычков - так себе, «на пару дохлых», как в армии говорили. Мухин брал их бережно, по одной штуке, и раскладывал по карманам.
        - Сука!
        - А?..
        Его и самого удивляло, что он отзывается на это слово, но получалось как-то автоматически, минуя сознание. Он снова поскреб лоб - неистово, ногтями.
        - Пока ты телишься, у меня все желание уйдет. На тебе еще, Сука, только быстрее!
        Мухин собрал окурки и помчался к берлоге. По дороге он драл жестким рукавом лоб и все никак не мог остановиться. И еще его беспокоила «сука». Она тоже как будто чесалась - ворочалась в мозгу, царапая его своей шкурой.
        Богатый мужик произнес эту «суку» не как простое слово, а как слово с большой буквы, точно оно было самостоятельным. А в чем разница-то, спросил у себя Мухин. А разница в том, что просто «сукой» можно назвать любого, а «Сукой» - нет. Такая ерунда со всеми словами происходит. Взять, допустим, слово «сапер». Если оно с маленькой буквы пишется, то это дело одно, а если с большой…
        При чем тут Сапер?!
        Виктор споткнулся о торчащий кирпич и, взмахнув руками, с грохотом рухнул на лист рваной жести. Бритый расхохотался, будильник под халатом звякнул невпопад и сразу умолк. Мухин стиснул зубы и взял закопченный осколок стекла. Протерев одну сторону, он поднес ее к лицу. В черном зеркале отразилась клокастая борода, ввалившиеся глаза и расчесанный до крови лоб - с крупной наколкой СУКА.
        Его имя. Такое уж у него здесь имя…
        Еще он был Витей - но только для сестры. Все остальные обращались к Мухину согласно начертанному на челе, и даже он сам - хотя он об этом и не задумывался, - звал себя так же.
        «Сукой» Виктор стал давно, еще до прихода Дури, - тоже, кстати, с большой буквы, хотя Дурь была уже потом, значительно позже.
        А до нее была обыкновенная жизнь - настолько обыкновенная, что о ней и сказать-то нечего. Действительно, что мог сказать о своей жизни пятнадцатилетний Витя Мухин? Ну, что он самый лучший… Что он, безусловно, скрытый сверхчеловек или, как минимум, герой, который пока еще себя не проявил. И в то же время он самый несчастный. Или нет, лучше невезучий, «несчастный» - это слишком обреченно. А что еще?.. Ну, что учителя задолбали, это понятно. Что пиво в банках выглядит круче, но в бутылках - вкуснее. И что Верка из пятого микрорайона чего-то крутит… Точнее, это он с ней крутить пытался, а она, сука…
        Так у него и появилась вторая татуировка. Первую - оскаленную волчью пасть на правом плече он сделал еще в четырнадцать. Дворовый мастер Шип, сам уже судимый, честно предупредил, что за волка, в случае чего, придется отвечать. «В случае чего» - это, ясно, на зоне. Витя немножко дрейфил, но настоял на своем. Оскал получился посредственный, волком там и не пахло - не то собака, не то вообще крокодил какой-то. И если б даже угораздило Витю сесть, то за крокодила с него вряд ли стали бы спрашивать…
        Вторую наколку он делал сам - не потому, что водки для Шипа пожалел, а потому, что стеснялся с такой просьбой обращаться. И себя самого стеснялся тоже, и понимал, что мстит не Верке, а себе, и что будет раскаиваться, - понимал, а все же делал. Простой тушью и швейной иголкой. В результате левое запястье украсилось очень короткой и очень емкой фразой: «Вера - сука». В этой фразе было все, что он тогда чувствовал.
        Вскоре он познакомился с Галей и как-то невзначай стал мужчиной. А после и с ней все закончилось. Друзья, смеясь, советовали рядом с «Верой» наколоть «Галю», чтоб ее это тоже касалось, а на день рождения, обормоты, подарили ему словарь женских имен.
        Одумавшись, Витя взял ту же иглу, блюдечко с молоком и начал, как учили, сводить. Обратный процесс оказался сто крат болезненней. «Веру» и «тире» он все-таки ликвидировал, а «суку» решил оставить на завтра.
        Назавтра рука распухла так, что страшно было смотреть, и он поперся в поликлинику. Участковая врачиха, дама пожилая и трезвая, подвига не оценила и отправила его в больницу. Витю продержали неделю, но руку вылечили. Он собирался заняться вторым словом, да все как-то откладывал. В то время в Москве уже пооткрывались частные косметические кабинеты, но там было дорого, а деньги, что Витя иногда доставал, шли на бухло и на других девушек - теперь он к ним относился уже с меньшим трепетом.
        «Сука» на левом запястье так и осталась. Витя дотянул до девятнадцати лет, а в девятнадцать его загребли в армию. Явились с милицией, ночью, как к злостному «уклонисту». Сняли с очередной Веры-Гали-Марины и отвезли прямо на сборный пункт - веселого, пьяного, посылающего через решетку «Газика» воздушные поцелуи.
        - Курить есть, Сука? - обратился к нему такой же призывник, еще в «гражданке».
        - Ты кого Сукой?.. - мгновенно вскипел Мухин.
        - Тебя. На тебе же написано.
        Витя без разговоров отгрузил ему в пятак, чем окончательно испортил свое личное дело. Служить он попал на Чукотку - дальше не посылали, дальше была уже Америка. В части он от «Суки», как мог, отбрыкивался, но против дембелей не попрешь; так она к нему и прилипла.
        А когда он попал в дисбат… Это уж совсем другая история, Мухин ее и вспоминать-то не хотел. Попал за то, за что другие получали отпуск… Так вот, когда он туда попал, проклял не только «суку Веру», но и всех сук Земли. Юношеские сопли в предельно жесткой среде дисбата обошлись ему слишком дорого. Если б он знал заранее, в какую помойку его везут и что там будут за люди, то выгрыз бы наколку с мясом. Но он не знал и не выгрыз, и на новое место службы прибыл с «сукой» на руке - и с индифферентной улыбочкой, хотя уже без воздушных поцелуев.
        Напрасно он объяснял, откуда взялась татуировка и что она означает. Все только хмыкали и внимательно, с головы до ног, его оглядывали. А ночью, после отбоя, третий дисциплинарный взвод третьей дисциплинарной роты показал ему свое толкование этого слова.
        «Сука» - это самка…
        - Сука!! - гаркнул бритый. - Ты что там валяешься? Заснул, что ли?
        Виктор отбросил осколок и потрогал лоб, будто проверяя буквы на ощупь.
        - Да. Я… я иду, иду… - пробормотал он.
        - Не иду, а бегу! Лечу!
        - Да… я лечу.
        Мухин встал и, придерживая за пазухой будильник, понесся вдоль бывшего жилого дома, ныне - груды обломков…
        «Суку» на левой руке он тогда уничтожил. Раздобыл кусок наждачки и стер - подчистую, чуть ли не до кости. Исключительно для себя, поскольку для других это уже не имело никакого значения. А еще он втайне надеялся, что рука опять распухнет, и он немножко отлежится в санчасти.
        Однако избавиться от этого слова ему не позволили. Его привязали к кровати и сделали новую татуировку - ярче, крупнее и гораздо заметней. На лбу.
        Через месяц он очутился в госпитале, но не в «хирургии», а на психиатрической экспертизе. Военврачи душевнобольных не лечат, они лишь отбраковывают. Его комиссовали и перевезли в Москву - домой он вернулся, даже не прослужив положенных двух лет. Если только палату на двенадцать человек считать домом…
        А потом пришла Дурь. Никто не понял, что это такое, - тогда, год назад. Никто не понимал и сейчас. Дурь - это то, что случилось с людьми. Или, может быть, с миром.
        Однажды Витя проснулся - дома, то есть в двенадцатиместной палате, - и увидел, что дверь открыта. Больные разбрелись кто куда, и он тоже побрел. Их никто не задерживал - врачи и санитары сами превратились в больных, да и не только они…
        Витя шел через весь город пешком, потому что транспорт не работал, и метро остановилось, и даже самолетов в небе не было. Он шел долго, целый день, и за этот день насмотрелся такого, что крезушные байки соседей по палате показались ему скучным выпуском новостей.
        По пути он не встретил ни одного нормального человека, и у него возникло впечатление, что «день открытых дверей» устроили все психушки Москвы и области. Люди шлялись какие-то оглушенные, растерянные, все оглядывались по сторонам и словно бы что-то искали. Некоторые пытались друг с другом заговорить, но из этого редко получалось что-то хорошее.
        Пока Витя добрался до квартиры в Бибиреве, где жила сестра, он увидел десяток серьезных потасовок и бесчисленное количество разбитых витрин. Он, удравший из дурдома, был в этом городе самым вменяемым. А сестре он рассказывал об их жизни целые сутки. Она почему-то помнила, что он никогда не служил в армии, и что он давно уехал на Север и там пропал, и что ему сейчас вообще не двадцать два года, а тридцать.
        Бред сестры был настолько детальным и правдоподобным, что Витя мог бы и поверить - если б не рыжие больничные штаны, в которых он к ней пожаловал, и еще кое-что… Конечно, «Сука» на лбу.
        Витя ждал, что со дня на день все наладится, но с каждым днем становилось только хуже. Он недоумевал, куда подевались врачи, милиционеры, военные - те, кому положено наводить порядок, пока не понял, что вот эти самые людишки, путающие «надысь» и «намедни», они все и есть - психиатры, бойцы ОМОНа, солдаты внутренних войск…
        Ходили слухи, что в деревнях жить легче, - там и огород, и куры с кроликами, и отморозков поменьше, но Витю никуда особо не тянуло. Он привык жить в городе, как и миллионы других - голодных, запуганных, подчиняющихся любой гниде с ружьем. Они все продолжали на что-то надеяться, и в этом нудном, пустом ожидании продавали последнее, а потом и самих себя.
        У Виктора никогда не было сестры. Нигде, ни в одном из слоев, которые он успел посетить. Здесь она была, и он превратил ее в проститутку…
        Мухин свернул во двор и остановился. В висках и в затылке ухала тугая невыносимая боль, грудь не поспевала за легкими, и они бились о ребра, как разрезанный, но еще не сдохший карп. Да, бегать он не привык. Клянчить окурки, торговать сестрой, носить на лбу «суку» и откликаться на «Суку» - это другое дело, это легче…
        Всего полтора года, чтобы опуститься так низко. Виктор не мог поверить, что это он, а не кто-то другой, что все это с ним, а не с персонажем из брутального детектива. Полтора года - от «суки» на лбу до полной ссученности. Привык…
        Мухина даже не очень удивляло, что в этом слое ему на десять лет меньше. Выходит, здесь его родили позже… Сейчас он думал совсем о другом. Он пытался найти хоть какое-то оправдание тому, что сделал, или наоборот, не сделал вовремя. Молодость, недомыслие, слабая воля?.. Кого это интересует? Молодость пройдет, а «сука» останется - не наколка, так имя. И с ним - жизнь.
        Единственное мыслимое объяснение - это психическая неполноценность того, кто здесь обитал. Единственный способ его не презирать - это не считать его человеком. Удобно. Но не убедительно. Не считать человеком себя - невозможно.
        В дальнем углу двора послышалась какая-то возня, и узкая арка, возле которой стоял Виктор, отразила обозленные голоса. Из всех реплик он разобрал только возглас «сука!», но в данный момент это относилось не к нему. Тем не менее, Мухин испугался и юркнул в пустое окно подвального этажа. Оттуда, как из ДОТа, он наблюдал за тремя мужиками, волочившими молодую женщину.
        Когда-то это был глухой двор с единственной аркой, но люди сочли, что обходить дома по кругу - слишком большая морока, и прорубили в кирпичном заборе отверстие. Примыкавшая ко двору типография по понятным причинам не работала и после бойни за старый ручной пресс опустела окончательно. Победители добили раненых и укатили трофей на телеге. Побежденные остались лежать в переплетном цехе, и через два дня жары на территорию типографии уже не мог зайти никто.
        Вот через эту территорию ее и вели - худенькую брюнетку в серой телогрейке, подпоясанной бельевой веревкой. Женщина шла не по своей воле, но и сопротивлялась скорее для проформы - все равно никто не поможет.
        Каменный мешок - три здания старой постройки и высокий забор типографии - смотрел на это равнодушно, точнее, не смотрел вовсе. Большинство окон со второго по четвертый этаж были заколочены кровельным железом, на первом и пятом никто, как правило, не жил - холодно, да и опасно.
        Женщина начала упираться сильнее, даже что-то крикнула, но из домов не отозвались. Если кто и глянул в щелочку, то немедленно отпрянул: у одного мужика в рваном милицейском кителе висел на плече карабин.
        Виктор отвернулся от окна и суматошно зашарил глазами по полу. Комната была завалена разным хламом, и чутье подсказывало: что-нибудь толковое тут найдется непременно. Мухин, еще не осознавая своего замысла, подхватил кусок проволоки и метнулся в смежную комнату. Проволока пригодится всегда, а вот что к ней…
        А к ней - обрезок трубы, догадался Виктор, но по-прежнему как-то отстраненно, не вполне понимая, о чем речь. Труба с обеих сторон была забита землей, и это ему особенно понравилось. Мухин поднял половинку кирпича, обернул ее в рваный полиэтиленовый пакет и застыл, соображая, что же дальше. Трубу и кирпич надо сложить вместе, но этого недостаточно… Будильник!
        Часы Сука рассматривал исключительно как средство обмена, сам он давно научился определять время по небу. За будильник он планировал выручить от семи до десяти картофелин или двух-трех голубей. Обойдется, сука.
        Виктор примотал часы к кирпичу и вставил между ними кусок трубы - получилось натуральное взрывное устройство из среднего фильмеца, которые в изобилии крутили по ящику до прихода Дури. Стрелки он перевел на «11:55», будильник поставил ровно на двенадцать.
        Во дворе раздался хлопок - то ли грохнула дверь подъезда, то ли что-то упало с крыши. Из аванса, выданного за сестру, Мухин торопливо выбрал бычок подлиннее и прикурил от располовиненной спички - один из многих навыков, приобретенных в дисбате. На улицу он вышел солидно - с загадочным выражением лица и с остатком «Мальборо» в зубах.
        Небрежно помахивая миной, как типичный камикадзе из того же кино, Виктор оглядел двор в поисках женщины. Он ее отобьет, как - неизвестно, но он постарается. Возможно, это будет первое благородное дело во всей его сучьей жизни.
        Женщину он нашел почти сразу, но отбивать ее было поздно: она лежала возле стены, лежала не шевелясь. Одежда на ней осталась нетронутой, троим ублюдкам от нее было нужно вовсе не это. Они ее просто застрелили. Потому и волокли ее сюда, в тихий двор, подальше от народа, - убить молодую красивую женщину прямо на улице никто бы не позволил. Молодую и красивую хотелось каждому, и цена на них постоянно росла.
        Виктор отбросил кирпич и сел на землю. С приходом Дури, когда косметика стала недоступной, женщины катастрофически быстро разделились на действительно симпатичных и на тех, кто только прикидывался. Эта - не прикидывалась. С немытыми волосами, торчавшими, как вороньи перья, с кривым рубцом на щеке, она все равно была красивой - по-настоящему красивой. Веки с длинными ресницами были опущены, Виктор не решился к ним притронуться, но он мог бы поручиться, то и глаза тоже прекрасны - наверняка темные, карие или черные. Рот был отрыт, точно, когда ей пальнули в грудь, она еще что-то говорила. Тело, даже под ватником, казалось тонким, но не хрупким. В ее позе и после смерти оставалось что-то упрямое и вызывающее. Солнце закатилось за крыши, и на ее лицо легли бледные тени, - от этого женщина стала как будто старше, хотя как раз она-то теперь и не состарится… Ей было, наверно, лет тридцать, когда ее убили - в пустом дворе, рядом с бесхозной типографией, под молчащими окнами.
        В арке загромыхали подкованные сапоги, и Виктор заметил бритого. Мужик с пулеметными лентами шел прямо на него, по пути вытаскивая из кармана какую-то железку, скорее всего - пистолет.
        Мухин мог бы ползти на коленях и молить о пощаде, или смыться через дыру в заборе, но ни того ни другого он делать не пожелал - именно потому, что оба варианта сулили продление жизни. А в этом он не видел смысла. Он был благодарен бритому за предстоящий выстрел. За избавление он с радостью отдал бы все, что только имел, - четыре окурка, горсть расщепленных надвое спичек и будильник, который вот-вот зазвонит…
        Глава 8
        - Я просил тебя подождать пятнадцать минут…
        Голос звучал нигде, даже не в пустоте - здесь и ее-то не было. Да и в существовании самого голоса Виктор сомневался.
        - Всего пятнадцать минут…
        - Кто ты?! - выразил Мухин немой вопрос.
        - Как и ты - покойник.
        - Ты тоже перекинутый? Это ты со мной разговаривал? Недавно, когда я…
        - Мы не разговариваем, мы общаемся. Да, я с тобой общался.
        - Я думал - померещилось…
        - Я тоже хотел бы думать, что вы мне все мерещитесь. Надо пообщаться иначе, вживую. Надо встретиться.
        - Где тебя искать?
        - Там, куда ты возвращаешься, меня нет. После. Я выберу другой слой.
        - У меня пока не получается.
        - Сказал же: выберу слой. Для тебя.
        - Ты умеешь, как Константин?.. Не только сам, но еще и других направляешь? И… сейчас тоже?! - догадался Мухин. - Это ты решил, куда мне попасть?
        - Я.
        - Зачем сюда?! Их же, слоев, много. Выбор очень большой!
        - Почти бесконечный. И я выбрал, - твердо произнес голос. В нем впервые звучала какая-то определенная интонация. Уверенность.
        - В дерьмо меня окунул…
        - Твое дерьмо. Ты сам в него окунулся.
        - Не мое! - Это был не крик, кричать Виктор не мог, впрочем, его ответ оценили правильно.
        - Геройство - твое, а дерьмо - не твое? Нет, все твое - и дерьмо, и геройство. Это не мир такой, это ты такой. И ты за все отвечаешь.
        - Какое еще геройство?.. Я не герой, я обыкновенный…
        - Тем хуже для тебя.
        - Почему меня здесь не перекинуло? - спохватился Мухин. - Почему Дурь скосила всех, кроме меня?
        - В том слое, откуда их выдавило, ты погиб несколько лет назад. Тогда границы были крепче, и ты остался там. Так и должно быть. А теперь они тают. Вы это видите, но не осознаете, к чему это ведет.
        - Границы?.. Между слоями?
        - Стены нужны не только для того, чтоб соседи не мешали друг другу спать. Они держат дом, и это важнее.
        Кажется, голос продолжал вещать, но дальше Мухин забыл. Он решил, что попытается вспомнить хоть что-то, обязательно попытается, но не сейчас…
        Спазмы все не проходили, и Виктор, корчась над унитазом, сплевывал омерзительно горький желудочный сок. Зубы скрипели, язык и десны щипало, о запахе и говорить нечего - Мухин вывернулся бы от одной лишь вони. Собственно, как раз этим он последние полчаса и занимался.
        Утерев рот туалетной бумагой, Виктор встал с пола, но его тут же повело вбок, и он достаточно аккуратно упал на четвереньки. Так он и перешел в ванную - на манер домашнего животного. Если б кто наблюдал со стороны, то, наверное, помер бы со смеху. Мухин и сам готов был умереть.
        Закрыв дверь, он повис на раковине и пустил холодную воду. Умывание его слегка взбодрило, но голова заболела еще сильнее. Надо было сначала принять этот чертов «тетра…», а уж потом - в туалет. Хотя когда он бежал к унитазу, времени на таблетки не было.
        Виктор дрызгался минут двадцать и, почувствовав себя лучше, отважился поднять глаза к зеркалу. Лицо, как ни странно, выглядело нормально.
        На стеклянной полке он увидел пять стаканчиков. В четырех находилось по зубной щетке и одноразовому станку, в пятом была только щетка - вероятно, кто-то отпускал бороду. Все стаканы оказались подписаны: «Костя», «Витя» - уже позаботились! - и «А.А.». Скорее всего, Сан Саныч. Также был стакан с нарисованной бомбой - Виктор сообразил, что сие принадлежит Саперу. На последнем - на том, что без бритвы, была изображена хитрая полосатая кошка.
        «С ними в бункере пендос какой-то живет,” - подумал Мухин раздраженно. И тут же поправился: не «с ними», а «с нами». То есть, в некотором смысле, и с ним тоже. Значит, с ним живет бородатый педераст. Отлич-чно…
        Дверную ручку потрогали, но Виктор не реагировал - он чистил зубы. Через минуту ручку снова дернули. Мухин нахмурился - подождут. Это в сортир, бывает, визит не отложишь - на то их и поставили здесь две штуки. С учетом специфики Шибановских капсул, весьма кстати. А ванная - это так, баловство. Подождут, не графья.
        За дверью потерпели еще немного, потом постучали - требовательно, резко. Виктор по-быстрому ополоснулся и, тяжело вздыхая, вышел… и чуть не вскрикнул.
        В коридоре, поигрывая полотенцем, стояла убитая возле типографии женщина, впрочем, назвать ее девушкой было бы не слишком большим лукавством.
        Они ничем не отличались, разве что у этой пропал шрам, да волосы укоротились и пришли в порядок, в остальном же она была точной копией той, лежавшей во дворе.
        - Привет… - выдавил Мухин.
        - Привет-привет, - сказала девушка, оттесняя его с прохода. - Собрался посмотреть?
        Виктор обнаружил, что все еще держит дверь, и смущенно отступил. На кухне он разыскал пластмассовый пузырек и, судорожно заглотнув таблетку, прочел на наклейке: «тетратрамал». Надо будет запомнить.
        Мухин достал из холодильника колбасу, поставил на стол чашку, затем, подумав, поставил вторую и включил чайник. Усевшись в углу, он подпер щеку кулаком и прикрыл глаза в предвкушении. Скоро боль пройдет, и он снова станет человеком. И познакомится с любительницей полосатых кошек, а после… о-о-о!.. что будет после, он загадывать не хотел - но не потому, что все знал наперед. Просто Виктор решил не отнимать у себя это маленькое удовольствие - движение к предсказуемой неизвестности.
        Когда девушка вышла из ванной, чайник уже закипел.
        - Ужинать будешь? Меня Витей зовут.
        - Я знаю, Витя. Не кричи, Немаляева разбудишь.
        - Откуда?.. - спросил Мухин полушепотом.
        - На стакане написано, - сказала она. - Колбасы мне не надо, а кофе свари. Будь добр.
        При этом она улыбнулась - ласково, но как-то нехорошо. Так улыбаются медсестры в психиатрических клиниках. Виктор помнил.
        Он начал шарить по полкам, а девушка тем временем заняла его стул и прикурила длиннющую сигарету. На ней был пошлый розовый халатик, который ей вовсе не шел. Насколько Мухин понял, халат она носила единственно для того, чтобы отличаться от других обитателей бункера. Тапочки у нее тоже были особые - с бешеными пластмассовыми глазами. При каждом кивке ногой черные зрачки покачивались и издавали тонкий шорох.
        - Во! - обрадовался Виктор, показывая банку «Нескафе».
        - Я растворимый не пью, - с ленцой проговорила девушка. - Молотый вон там, слева.
        - Что ж ты сразу-то?.. - растерялся он.
        - Ну, ты же самостоятельный. Оскорбить боялась.
        Мухин закинул «Нескафе» обратно на полку и сел рядом.
        - Чего ты так защищаешься?
        - Как?
        - Сильно. Как будто я пьяный, с автоматом и с пятью годами воздержания. Я не кусаюсь, э-э…
        - Людмила.
        - Я, Люда, не кусаюсь, - повторил Виктор. И ни с того ни с сего сказал: - Я видел, как тебя убили. Там.
        - Нормально, - ответила она. - Быстро, и в сердце, кажется.
        - Угум…
        Виктор все же поднялся и достал с полки бумажный пакет. Сорт на нем указан не был, зато стоял логотип Елисеевского гастронома. Кофеек смололи прямо в магазине, в придорожных лавках такой не продается.
        - Как варить? - спросил Мухин.
        - Как сваришь - так и спасибо.
        Он открыл кран и подождал, пока теплая вода не сольется.
        - А я тебя тоже видела, - сказала ему в спину Людмила. - Ты Сука, да? Пару раз газеты у тебя покупала.
        - Газеты?.. Зачем они тебе? Ах, да, извиняюсь… Я, вообще-то, артистом хотел стать… Не получилось пока. Поступал - завалили, еще на первом туре. Только на меня посмотрели и, значит, тут же поняли: таланта нету. На лбу, что ли, у меня написано? - Мухин осекся и замолчал. - Меня там тоже убили… - добавил он, словно в оправдание. - А ты здесь давно?
        - Я здесь родилась, - недоуменно произнесла она. - Мы все здесь родились. И ты.
        Виктор поставил турку на плиту и, закурив, привалился к холодильнику.
        - Как говорили в том слое, - ты, Людочка, дуру гонишь.
        - Когда меня перекинуло? Тебе не все равно? Ну, где-то месяца два… А до этого… мы долго мотались.
        - Я уже понял. Костя с Сан Санычем давно путешествуют. И ты с ними? А Сапер?
        - И Сапер тоже. Но мы не всегда были вместе. В принципе, мы друг друга нашли случайно. Слоев-то много.
        - А всего вас здесь сколько? То есть нас.
        - Семь, - легко ответила Людмила.
        Виктор поднял глаза к потолку и начал, загибая пальцы, считать. Выходило как раз семеро: Сан Саныч, Костя, Сапер, Людмила, Шибанов, Макаров, и он.
        - Семь - это со мной? - уточнил Мухин.
        - С тобой, с тобой. В бункере кто попало не ночует.
        - Тогда я не понял… Кто из нас президент Америки?
        - Почему он обязательно должен быть здесь, с нами? - пожала плечами Людмила. - Не знаю… Я там не бывала.
        - Там, куда они собираются?.. В смысле, мы. Неужели не любопытно?
        - В том слое Сапер работает. Он там какая-то шишка. Говорят, дело движется… А я туда никогда не попаду. Меня там не родили. Такой вот казус…
        - Как же ты?..
        - Тут останусь. Или получше что-нибудь выберу. Кофе!!
        Мухин рванулся к турке, но часть пены все же выплеснулась на конфорку и зашипела, добавляя духоты.
        - Плиту сам будешь мыть, - заявила Людмила.
        - Не маленький, - сказал Виктор. - А почему «Сапер»? Что он там минирует? Типа метафора, да?
        - Его Петр так назвал. Они тоже давно знакомы.
        - И ты, - угадал Мухин.
        - Типа да, - усмехнулась она.
        - Веселая у вас компания. Меня ведь Петр сюда прислал.
        - Петр? К нам, сюда?!
        - Он меня убил.
        - Ах, это… Не бери в голову. Иногда бывает полезно. Ты кофе нальешь, или будем ждать, пока остынет?
        - Извиняюсь… - Виктор поднес турку к столу, но, спохватившись, достал другие чашки, поменьше.
        - Сахара мне не надо, он вкус отбивает.
        - Я и не собирался. Так что ваш Петр? Мы о нем говорили…
        - Он не наш, он сам по себе. Меня тоже - только что… это были люди из его команды.
        - Как у вас все сложно… - сказал Мухин.
        - У нас все просто, - возразила она. - Иногда мы друг другу мешаем, тогда приходится разбираться. А так мы почти не встречаемся. Мы с ними идем к одному и тому же, но в противоположные стороны. Цель общая - как-то выжить, а вот как - у них рецепт свой. И у нас свой.
        - Наш рецепт - диктатура, - вставил Виктор. - Сомнительно…
        - У Немаляева получится, - заверила Людмила. - А Петруша, наоборот, хочет создать анархию - заранее, еще до миграции. До того, как в очередной слой придет очередная Дурь. Виноваты же всегда люди… Он собирается лишить их возможности на что-то влиять. Немаляев прикинул, что даже при тотальных репрессиях народу погибнет меньше, чем при полном безвластии. А Петр считает, что одичавший табун лучше, чем колонна, потому что он свободное.
        - Разные политические платформы, стало быть. А слой, где эти проекты воплотятся в жизнь?..
        - Слои тоже разные. Этого добра навалом.
        - Тогда в чем проблема? Из-за чего у вас конфликты?
        - Мало перекинутых, - коротко ответила Людмила. - Такие, как ты, на вес золота.
        - Приятно слышать…
        - Ну, и как я - тоже.
        - Это я бы и сам тебе сказал, - вякнул Мухин.
        Людмила допила кофе и, медленно поставив чашку, посмотрела ему в глаза.
        - Не надо за мной ухаживать, Витя.
        - И кофе тебе больше не варить?
        - Это, пожалуй, можно.
        Мухин снова налил в турку воды и сыпанул туда же из VIP-кулька. Время перевалило за полночь, но чувствовал он себя бодро - слишком бодро даже для закоренелой совы. Голова уже не трещала, желудок не бунтовал, и рядом, к тому же, находилась красивая женщина. Виктор так бы и торчал на этой кухне.
        - Спать не хочешь? - поинтересовалась Людмила.
        Он не сразу сообразил, что ответить.
        - Это не приглашение, - засмеялась она. - Это простой вопрос. Не хочешь, да? Естественно. Когда мы лежим в трансе, тело отдыхает. Для него это почти как сон.
        - Мозги-то ведь не отдыхают.
        - Да. Это копится, и если не спать по-человечески, то через недельку можно сорваться. Мы иногда устраиваем себе выходные.
        - Идете куда-нибудь?
        - Идем, как же!.. Тут сидим. Напиваемся все вместе.
        - А мне Сан Саныч запретил. Сказал, только по праздникам.
        - Разве это не праздник? Праздник и есть…
        - Тебе в этом подвале нравится? - спросил Виктор. - Меня здесь даже стены раздражают.
        - А у меня в комнате перекрасили, - сообщила она с какой-то наивной гордостью.
        - И еще ты шторы повесила, я знаю. Блин!..
        Кофе опять убежал, и Мухин, намочив губку, принялся вытирать вокруг конфорки.
        - Люда, а ты сама выбираешь, куда… ну… перемещаешься?
        - Иначе и смысла нет. Не бойся, научишься. Объяснить, как это делается, невозможно, у каждого это по-своему. Чем спрашивать, лучше набирай ходки.
        - Да я не о том. Ты, когда между… э-э…
        - Ну, понятно. Дальше.
        - Ты там голоса никакие не слышишь?
        - А ты слышишь? - удивилась она.
        - Это галлюцинации?
        - Нет, не галлюцинации. Голос мужской, женский?
        - У тебя женский? - Виктор замер с наклоненной туркой и если б не Людмила, наверняка пролил бы кофе на стол. - У меня мужской. Но я думаю, у него нет определенного пола. Он же не в ушах звучит, - в голове.
        - Я тоже так думаю. Это может быть… один странный человек, по имени Борис Черных. Хотя от человека в нем мало что осталось. Мы называем его личностью.
        - Сан Саныч назвал его моими глюками.
        - Это в чем-то справедливо, Бориса давно никто не видел. Может, в каком-то слое у него и есть свое тело, но лично я его не встречала.
        - Здесь Бориса тоже не было?
        - Был, почему… До января этого года.
        - А в январе - что?
        - Десять ножевых, из них девять смертельных. Какие-то ублюдки… А он бы нам так пригодился! Он в этом дальше всех продвинулся. Даже открыл что-то насчет структуры слоев… Если б он дожил до марта, Немаляев с Шибановым обеспечили бы охрану. Месяца три не дотянул, обидно…
        - А кем он тут был?
        - Ты не поверишь, но он чистил ботинки. На углу Большой Молчановки и Трубниковского переулка. В трущобах, где проститутки, и наркотой чуть не в магазинах торгуют. Борис им чистил ботинки!
        - Отчего ж не поверить? - Мухин потупился и поиграл недоеденным бутербродом. - В мире столько дерьма, что каждому по телеге хватит… А ты чем занимаешься? Если не секрет. Ты же сознательно туда переместилась, где тебя убили.
        - Ну, до того как убили, я многое успела. Например, выяснила, что Бориса там тоже нет. И еще кое-что выяснила… но это информация для Шибанова.
        - Значит, по ходу дела и на спецуру подрабатываем, так?
        - Так, - безмятежно подтвердила она. - А за какие ковриги местное ГБ будет с нас пылинки сдувать? За голые обещания? Шибанов перекинутый, и он понимает, что проект эвакуации в безопасный слой - это пока только мечта. Шибанов живет не будущим, а настоящим. По-моему, он прав.
        В коридоре хлопнула дверь, и на кухню, шаркая шлепанцами, вошел Константин.
        - Где? - спросил он.
        Людмила двинула к нему пузырек тетратрамала и, торопливо подойдя к раковине, налила стакан воды.
        Константин морщась принял таблетку и обнял женщину - скорее формально, лишь для того чтоб обозначить свою собственность. Жест предназначался, ясно, для Виктора.
        - Сан Саныч спит, Сапер опять надолго, - сказал Константин. - А вы тут чего?..
        - Ладно, - молвил Мухин. - И я пойду.
        Он вернулся к себе в комнату и, присев перед телевизором, распахнул дверцы тумбочки. На узких полках рядами стояли металлические пеналы. Он взял один из середины и, раскрутив, вытряхнул ампулу. Стекляшка была с кольцевой насечкой - Виктор сломал ее легко, двумя пальцами.
        Опять провалиться, умереть и через четыре часа воскреснуть - как минимум, с головной болью. Съесть таблетку с длинным названием, покурить, позавтракать и опять умереть. Такая вот программа…
        Мухин разгрыз оболочку и высыпал сладкий порошок прямо на язык. После горького кофе это вроде бы имело какой-то смысл.
        Глава 9
        Новый слой возник плавно. Во время перехода Виктор ощутил какую-то неуловимую паузу, но зафиксировать сам момент выбора он по-прежнему не мог. Просто обнаружил себя дожевывающим жесткое мясо и произносящим дурацкий тост.
        - Так о чем я?..
        Мухин выплюнул жилы и огляделся по сторонам. Кроме него и жены… Насти, что ли?.. ну да, Насти, кажется… Кроме него и Насти за столом сидели еще две пары - два небритых субъекта в линялых футболках и две дородных дамы в одинаковых сарафанах модели «выкидывать жалко, на даче сгодится». Супруга была в таком же.
        Стол они поставили за домом, между юных яблонек, и, воткнув по углам две лопаты, приладили на них переносные лампы. В мангале, умиротворенно потрескивая и пуская дымки, доходили остатки углей. Большая Медведица, единственное знакомое созвездие, что-то черпала своим ковшом из темного хвойного леса. Виктор понял, что давно не смотрел на небо, и опечалился.
        - Витя, мы ждем! - поторопил один из мужчин.
        - Ждем! Ждем! - поддержали женщины.
        И дам, и субъектов Мухин смутно припоминал, хотя не без усилий: он был здорово пьян.
        - Водка уже кипит!
        - Ага… Ну, значит, чтоб не кипела, - сказал он, опрокидывая в себя рюмку.
        - Чтоб всегда была холодненькая! - радостно отозвались мужики и, едва выпив, разлили по новой.
        - Я следующую пропущу, - предупредил Мухин.
        - Как это? Ты чего?!
        - Да что-то голова сегодня…
        - Витюш?.. - с тревогой молвила жена. - Опять, да?
        - Что «опять»?
        - Ну, помутнение. Как вчера, да?
        - А что вчера?
        Он сосредоточился и сфокусировал взгляд на супруге. Примерно такой он ее и представлял: крашеная блондинка весьма средней внешности, вся в мелких родинках. Рассмотреть ее подробней в сумерках было трудно, но это и не требовалось - он уже вспомнил.
        - Витя! Не отрывайся от коллектива!
        - Не обращайте внимания. Так что вчера?.. - спросил он у жены.
        - Мама по телефону сказала, ты в шесть вечера выехал, а сюда приехал только утром. Где целую ночь пропадал - неизвестно, я тут вся извелась… Погоди!.. Я ведь тебе это уже рассказывала! Опять, да?!
        Последнюю фразу Настя произнесла чуть не криком, и за столом напряженно затихли. Магнитофон на траве еле слышно пролепетал: «…об это каменное сердце суки подколодной…»
        Мухин почувствовал, что резко трезвеет.
        Зоолог… Он снова был зоологом. Или ботаником, как выразился Константин… Не важно. Петр, этот бритоголовый в черных штанах, пальнул в него из «Стечкина» - где-то в самом центре, на полпути от Кремля к Христу Спасителю. И сейчас он мертв… И он должен лежать в узком холодильнике, на поддоне из нержавейки.
        - Что с тобой, Витюш? - спросила жена.
        - Все нормально.
        - Тебе снилось, что тебя убили, но это же хорошо. Я в календаре прочитала…
        - Откуда ты знаешь?
        - Ты сам говорил… Витюш, пойдем спать, а? Второй час уже. Господа, мы отваливаем, - объявила она.
        - Да посидите еще! Что вы, в самом деле? Это просто свинство! - загомонили сотрапезники.
        - Все, все, до завтра. Пока, ребята! Мы пойдем.
        Настя попыталась приподнять Виктора с раскладной табуретки, но он прекрасно справился сам. Какой-то хмель в нем еще оставался, однако передвигаться это не мешало. Мухин уверенно вышел на дорогу и направился к своему участку. Жена, слегка покачиваясь, шла позади.
        - Ну как, оклемался? - Она догнала его у калитки и преградила путь. - Это воздух. Кислород. Он на мозг влияет. И еще кой на что…
        Супруга потянулась сразу двумя руками: левой - к шее, правой - куда-то вниз. Виктору стало тошно, но отталкивать жену он постеснялся.
        - Нет… не влияет, - сказала она.
        Он заметил, что брюки на нем уже расстегнуты, и, мягко отстранив ее ладонь, вошел в дом.
        - Как ты не романтичен, - усмехнулась Настя.
        - Паршиво мне… - бросил Мухин.
        - То тебе нормально, то тебе паршиво!.. Я начинаю догадываться, где ты мотался и что у тебя там за провалы в памяти…
        - Дура. Я бы это сделал умнее.
        - Ну все, все, не будем ссориться.
        Жена сдернула с кровати покрывало - у нее это получилось как-то торжественно - и взялась за полы сарафана.
        - Или в баню?.. - спросила она.
        - Что «в баню»? - обозлился Мухин. - Она же не достроена!
        - Эх, проза жизни… Надо быть более изобретательным, Витюша. А то я даже и приревновать-то не могу. Кому ты нужен, чурбан? Ну все, все… Слушай, тебе бы к врачу показаться. Да нет, не к этому, а который память проверяет. Есть такой врач? Вот. Надо выяснить и показаться… Ой, у меня же для тебя сюрприз!
        Супруга, скинув шлепанцы, выбежала из комнаты. Виктор сунул руки в карманы и неуютно, как на вокзале, присел на кровать. Напротив темнел дээспэшными дверцами привезенный из Москвы шкаф. Стена за ним была не обшита - этого Мухин не видел, но он это знал. Когда покупали вагонку, просчитались на четверть куба, и в двух комнатах пришлось оставить по дыре. Потом купили еще, но рабочие уже уехали, а Мухин в строительстве был не силен. В итоге доски до сих пор гнили за сараем. В этой комнате рубероид закрыли шкафом, в другой - прицепили старый ковер. Настя все подбивала Виктора его снять, положить на пол и, как она выражалась, «покататься». Мухину всегда было лень. Без ковра обходились…
        В форточке висел огрызок луны, застилавший комнату бледными сумерками. Виктор продолжал держать руки в карманах, словно боялся обо что-то испачкаться, и все не мог сообразить, каким образом он здесь оказался. Он хотел убраться из этого слоя немедленно, и убрался бы - если б только знал, как. Кроме единственного варианта - уничтожить тело, ничего здравого на ум не приходило, и от этой бессмысленности Мухин раздражался все больше.
        - Покатаемся? - неожиданно сказали сзади, и он вздрогнул.
        Жена включила свет, и он вздрогнул еще раз.
        - Ну что же ты? Посмотрел бы хоть…
        Мухин обернулся. Настя стояла в голубенькой ночной рубашке. Прямо над ней вокруг голой лампочки крутилась какая-то летучая мелочь; среди этого роя выделялся чудовищно крупный мотылек с красными разводами на крыльях.
        - Ты, как всегда, невнимателен…
        Виктор снова посмотрел на супругу. Сквозь тонкую ткань внизу живота просвечивали ровные, как меха на баяне, складки. Под самой нижней, вероятно, оно и находилось - «лоно страсти».
        - У меня новый пеньюар! - возмущенно сказала Настя. - Эх, ты, чурбан…
        - Ага… - брякнул Мухин. - Я сейчас приду.
        - Ты куда?!
        - Покурю.
        - Здесь кури, ты чего?..
        - На воздухе, чтоб с кислородом… - замямлил он, протискиваясь к двери.
        - Только не долго, - наказала супруга.
        - Конечно…
        Похлопав по бушлату на крючке, Мухин разыскал пачку «Винстона» и вышел на крыльцо. Его удивляло даже не то, что с этой секс-бомбой он «катался» уже пять лет. Всякое в жизни бывает… До свадьбы он ее целый год окучивал! Как говорила сама половина - «завоевывал», хотя это она должна была его завоевывать, а Виктор еще подумал бы, стоит ли он такого большого счастья. Получается, стоит…
        Он спустился по трем скрипучим ступенькам и, давя какую-то ботву, пошел к качелям. Найдя на ощупь скамейку, Мухин сунул в рот сигарету и выругался - ни спичек, ни зажигалки он не взял.
        Возле уха что-то щелкнуло, и в темноте вспыхнул красный огонек - кроме него Виктор ничего не видел.
        - Спасибо, - сказал он, прикуривая и невольно ожидая удара.
        Это вряд ли были соседи, - судя по возгласам, они еще пировали, а кто-то другой ночью по чужому участку шляться не станет. Кроме воров, разумеется.
        Мухин затянулся, огонек погас, а удара так и не последовало. Странно, но его это не обрадовало и не огорчило. Ему было все равно.
        - Пожалуйста, Витя, - ответили рядом.
        Голос показался знакомым.
        - Какими судьбами? - спросил Мухин, еще не вполне разобравшись, с кем говорит.
        - Быстро ты меняешься. Молодец. - Человек вынырнул из тени, и на его макушке засияла луна.
        - Петр?!
        - Вот ты уже и не боишься. А если боишься, то не так сильно. Вчера я тебе пушку показал, так ты чуть не обделался. А сегодня… Прошли-то всего сутки, ствол у меня с собой, но тебе уже не очень страшно, правда?
        - Как я здесь?.. Ты же меня убил.
        - Я?! - изумился Петр. - На хрен надо?.. Тебя и без моей помощи грохнут, и много раз. Я только так, чтоб ты пороху нюхнул. А ты сознание потерял, прямо в тачке. Ну и все, а я по делам пошел.
        - То есть я тут не умер… Тогда каким макаром?..
        - Витю-уша-а! - раздалось из дома. - Витюша, ну хватит там!
        - Иду! - энергично отозвался он.
        - Ё-о-о! - протянул Петр. - Тебя что же, перекинуло? Сюда?!
        - Я случайно вернулся.
        - Случайно - это с таблеточкой, так? - Он наклонил голову, и в темноте остались одни только глаза - лукавые, прищуренные.
        - Я перед тобой отчитываться не обязан.
        - Это верно. Пока не дашь объявление про вишневый пирог, я тебе не начальник.
        - Я и не дам, - заявил Мухин.
        - А это мы еще посмотрим. В той компании ты скоренько разочаруешься, помяни мое слово.
        - Ну сколько же можно? - рявкнула Настя.
        - Благоверная? - поинтересовался Петр. - Строгая она у тебя. Небось, житья никакого нет. Хочешь, я ее застрелю?
        - Чего?!
        - А чего?.. Глушитель у меня есть, сделаем чисто. Не хочешь?
        Виктор взглянул на светящееся окно, на балахон с грудями, и молча повел Петра к своей «девятке».
        - Я тоже на колесах, не пешком же из Москвы притопал, - сказал тот.
        - Какая разница?
        - Мои пошире будут. Пойдем.
        Он бесшумно сиганул через забор, Виктор прошел в калитку - щеколда звякнула, и соседская собака залилась хриплым лаем. Петр осуждающе поцокал и указал на выезд.
        - Машина за воротами, сюда мы не полезли.
        - «Вы»?
        - С ребятами моими познакомишься. Они ничего… Людей не очень любят, но это у них от тяжелой жизни.
        Виктор, стараясь не шуршать, тащился за Петром. Из каждых пяти фонарей горел только один, но глаза уже привыкли, и Мухин без труда различал все ту же черную куртку. Даже в грубых ботинках Петр ступал намного тише - Виктору почему-то то и дело подворачивались под ноги камешки и пивные крышки.
        Пройдя по лесной дороге метров сто, Петр свистнул, и из кустов выкатился тяжелый «Лэндкрузер».
        - Поцарапаете, - озадаченно промолвил Мухин.
        - На новый поменяем. Все тлен, а уж колеса-то… Привыкай к этому, Витя.
        Петр открыл заднюю дверь, и в желтом свете лампочки Мухин разглядел еще двоих. Тот, что сидел справа от водителя, был молод, черняв и скуласт. На его длинной шее особо выделялся острый кадык.
        - Ренат…
        Кадыкастый протянул руку, при этом он сделал массу каких-то ненужных движений - можно было подумать, что весь его организм, вплоть до ногтей, разрывается от зуда.
        Второй не представился. Мухин лишь заметил, что водителю, как и Ренату, не больше двадцати пяти. Приборная доска подсвечивала его лицо зеленоватым, и выглядел он если не демонически, то достаточно люто.
        - Куда поедем-то? - осведомился Виктор.
        - Щас в дебри тебя завезем и глаза напильником выколем, - сказал Ренат. Говорил он торопливо и с избыточной мимикой.
        «Парню к врачу бы сходить,” - подумал Мухин.
        - Это шутка, - предупредил Петр.
        - А почему напильником? - спросил Виктор.
        - Так почетно же! Я, Ренат Зайнуллин, буду первый, кто завалил президента!
        - Ты про Кеннеди ничего не слыхал?
        - Из винтаря - любой дурак. А я напильником! Круто.
        - Круто, - согласился Мухин. - Только я пока не президент.
        - Ну да, ну да, - весело закивал Ренат. - А то мы не в курсе!
        - Постойте-ка… Это я?…
        - Ты, ты, - подтвердил Петр. - Они тебе даже не сказали? Вот же, друзья-товарищи…
        - Я - президент?! - не поверил Виктор.
        - Только не у нас, а в Америке. Тоже ничего… Годится?
        - Годится… - проронил он.
        Джип выехал на шоссе и помчался к Москве. Небо потихоньку светлело - до солнца было еще далеко, но звезды уже погасли. Лишь низко над деревьями, в розовом мареве наступающего жаркого дня, сверкала последняя точка.
        - Значит, ты думал, что я тебя здесь того… - сказал Петр.
        - А что я мог подумать? Меня же отсюда выкинуло. Ты ведь и собирался меня убить…
        - Пугал, - отмахнулся он.
        - Так где я сейчас нахожусь?
        - Странный вопрос. Сейчас - здесь, где же еще?
        - Если я тут не умер, то почему я попал туда… Где я живу-то?
        - Да нигде мы не живем… Скоро таблеточка твоя кончится, тогда и посмотрим.
        - А вы как же?..
        - Мы люрики хаваем, - сказал Ренат. - Дозу регулировать можно, и отходняков не бывает.
        - Люрики?.. Это что такое?
        - Цикломезотрамин. От него настроение сильно повышается.
        - Понятно…
        - У вас драйвер из гэбэшного спецсредства выделен, а у нас из этого, - пояснил Петр.
        - Молодцы… - сказал Мухин. - Так я действительно президент Америки?
        - Натуральный. Костик тебя по всем слоям искал. И по всем слоям отстреливал.
        - Зачем?
        - Чтобы найти тебя… Не вообще Витю Мухина, а именно тебя, то есть того, кто способен сознательно перемещаться. Ты ведь постоянно где-то погибаешь, ну, не ты лично, а твои отражения, тоже некие Вити Мухины. Из них всех только ты один перекинутый. Косте повезло, что он на тебя напоролся, мог бы до старости Мухиных истреблять…
        - Ты сам-то это видел? В смысле, меня. В Белом Доме.
        - Я видел, - ответил Ренат. - Не близко, а по ящику.
        - Близко его к президенту не подпустят, особенно с напильником, - засмеялся Петр. - Только ты там не Мухин, а Шустрофф.
        - Шустров? - воскликнул Виктор. - Это девичья фамилия матери…
        - И лет тебе там больше, - сказал Ренат. - Вроде, сорок. Но все равно молодой. Тебя там любят. «Анкл Шуст» называют.
        - Матушка твоя в посольстве работала. - Петр достал сигарету и выбросил пустую пачку в окно. - Потом матушка забеременела от какого-то технического сотрудника, скорее всего - гэбиста, других там и не было. Пока могла, скрывала, а как пузо выросло - попросила политического убежища. Тогда всем давали. И родился ты, Витя, под флагом наиболее вероятного противника. Уже американцем родился.
        - А что это за слой? Там… там нормально?
        - Везде нормально, где нас нет! - сказал Ренат. - Хотел я как-то в вашу Америку съездить… Не пустили, гады, паяльник им в жопу! Пришел в посольство, честь по чести, а они…
        - Хорошо там или плохо, тебе надо у Сапера справиться, - сказал Петр. - Это его вотчина, он в том слое колдует. И Шибанову местечко обещали, и банкиру вашему, Макарову, а как же! Сан Саныч к любому ключик подберет. Тебя-то на что купили? На безысходку? На беспросветность, да? Ёпрст, мир гибнет!! Кто спасет?! Сан Саныч спасет, душка Немаляев.
        - Спасатель! - заржал Ренат.
        - В одном слое он до того наспасался, что пришлось ему в Эквадор линять. Там его местное ЧК и почикало. А похоронили знаешь, где? Возле Гитлера, как отца и сына. Памятник ему поставили не такой шикарный, Адольфу-то на золотой обелиск все ваши неонаци скидывались. В смысле, американские. Но у Сан Саныча тоже ничего, эффектный. С вертолета километров за десять видать. Раз в год толпа собирается - не к нему, а к Гитлеру, но они же рядом. Как факелы ночью зажгут - красотища!..
        На шоссе окончательно рассвело, и водитель выключил фары. Приборная панель тоже погасла, и его лицо из нежно-зеленоватого превратилось в землистое. Все черты были крупные, рубленые. Мухину почему-то показалось, что извилины у него в голове такие же - мясистые и ровные.
        - Ты только не подумай, что я конкурентов оговариваю, - произнес Петр после паузы.
        - Не подумай! - поддакнул Ренат.
        - Какие они мне конкуренты? Утописты, мелочь…
        - Веселая семейка, маму их в костер! - высказался Ренат.
        - Какая еще семейка? - нахмурился Виктор.
        - Ну, дядя с племянницей. А этот в зятья ему набивается. Костя.
        - Да кому в зятья-то?
        - К Немаляеву, к кому!
        - Людмила - племянница Сан Саныча? - сообразил наконец Мухин.
        - Ты и этого не знаешь?! Да тебя там за Буратино держат…
        - Убили-то вы ее зачем?
        - Кого? - спросил Петр. При этом Ренат неловко подвигал шеей, точно был в рубашке с крахмальным воротничком, и, уставившись за окно, принялся там что-то озадаченно пересчитывать. - Ренатик! - позвал он.
        - Ну так… - буркнул тот. - Ну сделал, сделал, да!.. Сделал, что теперь?.. Убил, да. Надо было, и убил… И все.
        - Ренатик!.. - грозно повторил Петр.
        - Все культурно, по-джентельменски. Бля буду.
        - Я же тебе велел…
        - Мешала она мне, ясно?! - перебил Ренат. - Она этого нашла, химика вонючего, как его…
        - Пушина? - подсказал Петр.
        - Ну да, Пушкина… Я сам его искал, а она первая… А после Люсиных допросов ловить уже нечего.
        - Надо было побыстрее дергаться.
        - Да на фиг он нам сдался, этот Пушкин, маму его!..
        - Знаешь, как бензин из нефти получают? Как самогон из браги. А Пушин какой-то там порошочек изобрел… И он был мне нужен! - Петр треснул кулаком по колену. - Но раз ты пустой вернулся…
        - Она его ликвидировала. Успела, зараза! А я - ее. Да нормально, все по-честному! Я соглашения не нарушал. Одним выстрелом, у меня больше-то и не было. В левую сиську, как договаривались, а то…
        Его голос внезапно пропал. Ренат продолжал раскрывать рот, но слова до Виктора не доходили. Еще через секунду Мухин с ужасом обнаружил, что не слышит вообще ничего - ни звука.
        Ренат нарисовал в воздухе какую-то фигуру и, хлопнув в ладоши, забился затылком о подголовник. Водитель отвлекся от дороги и что-то быстро проартикулировал. Даже мрачный Петр позволил себе улыбнуться - видимо, Ренат сказал что-то до крайности остроумное.
        О том, что он оглох, Мухин и не думал. Это была совсем другая тишина, слитая с постепенной потерей зрения, обоняния, ориентации - с потерей тела как такового.
        До сих пор его выдавливало только после смерти или, во всяком случае, в бессознательном состоянии. Теперь он видел, как это происходит, когда просто кончается таблетка. Скверно это происходит. Единственное, что его утешало, - он все же здесь не останется. Хотя что, собственно, в этом хорошего, Виктор так и не понял. Не успел.
        Глава 10
        Он не ботаник… Тьфу… не зоолог. Ну и ладно…
        Мухин перекатился на бок и открыл один глаз. Кремовые стены качались и плыли, вместе с ними плыл телевизор, кондиционер и пустой гардероб. Даже кровать, на которой он лежал, казалась неустойчивой, словно он был на маленьком корабле.
        Испытывать пол Виктор не отважился. До тумбочки он добирался ползком - еще хуже, чем на четвереньках, по крайней мере, медленней. Приступов тошноты не было, - больше ничего положительного о своем самочувствии Мухин сказать не мог, все остальные ощущения были сугубо отрицательными.
        Он заставил себя распахнуть дверцу и взять новый пенал.
        Не замечать головной боли… Не зацикливаться на ней, не принимать ее в расчет. Ее нет - ни боли, ни головы…
        Ух-х-х…
        Это смахивало на суицид - лежать на животе посреди комнаты, загибаться от Шибановской капсулы и разгрызать зубами стекляшку, чтобы принять вторую.
        Он должен… должен вернуться в тот слой и дослушать Петра. Даже если это вранье. Кто еще расскажет про его президентство? Про могилу Немаляева в Эквадоре? Он обязан это знать, иначе как верить? Как тогда им всем верить?.. Ухм-м…
        Залезть обратно на кровать Мухин и не пытался. Угол с отвисшим матрасом виделся с пола преградой не только непреодолимой, но и опасной. Виктор испугался, что лишнее усилие разбудит тошноту, и решил не рисковать.
        Он не помнил момента, когда отключился, точнее - не зафиксировал его в памяти. Но все, что было после, казалось гораздо реальней, чем сама жизнь.
        Виктор парил - это был именно полет, ничто иное. Внизу разворачивалась бесконечная струна с бесконечным количеством страниц. Мухин понимал, что всему есть предел, и слоям-страницам тоже, но пересчитать их не смогли бы все перекинутые мира. Их было так же много - полулюдей-полупризраков, выдавленных в чужой слой, но не забывших родины, однако лишь единицы осознали себя и научились с этим жить.
        Мухин обескураженно наблюдал за перебегающими листами и силился отыскать среди них тот, что был ему нужен. Как?.. Они ничем не отличались…
        Выше… или нет?.. Да, пожалуй, выше… Выше он отметил чье-то присутствие, чье-то физически ощутимое внимание. Кто-то следил за ним сверху - без злорадства, но и без сострадания.
        Мухин выдержал еще секунду этого невидимого взгляда - ничего не изменилось, но теперь он уже не сомневался: за ним наблюдают.
        - Борис?.. Ты Борис? Где ты? Помоги мне… помоги, прошу!..
        Никто не ответил, но веер на мгновение застыл, и из него лениво откинулся один лист. Мухин его узнал. Действительно узнал, хотя и не представлял, по каким признакам. Лист выделялся - это все, что было доступно его пониманию. Это был тот самый слой, куда он стремился.
        - Старайся… перейти… в мегатранс… - прозвучало в мозгу, но уже под конец, когда Виктор почти обрел новую плоть. Он даже не понял, действительно ли что-то услышал, или это были его грезы. Мухину хотелось думать, что он опять общался с Борисом, но мешало дурацкое слово «мегатранс». Оно смахивало на имя робота из японского мультикомикса и было чересчур легковесным.
        - …да что за беда! - взмолился Ренат. - Не веришь - спроси у кого хочешь! Вот у этого спроси, если он знает! А то с Немаляевскими стрелку забьем, только я предупреждаю: глупо будешь выглядеть, Петя! Глупо и несолидно. Уронишь себя - потом не поднимешь.
        Петр долго посмотрел на Мухина.
        - А?.. - спросил он.
        - Что «а»?
        - Ты что, Витя, глухой? Мы о чем тут спорим-то?
        - Не тормози! - прикрикнул Ренат. - Скажи, как все было.
        - Вы про Люду?..
        - Ты где был-то? Ты… а-а-а! - протянул Петр. - Поня-атно… Я сразу и не понял… Значит, этот слой - не твой.
        - Да, похоже, я в другом прописан, - ответил Мухин.
        - Вторую таблетку сожрал? Худо тебе будет, Витька!
        - А что здесь было? Пока я… отсутствовал. Что я делал?
        - Да ничего особенного. Вот когда Костика туда-сюда кидало… когда мы с ним еще друзьями были… так вот, когда его кидало, он прямо с ума сходил. Вторая личность возвращалась на место, и давай: «ой, меня похи-итили!.. ой, отпусти-ите!..»
        - Мы его на такой случай к батарее пристегивали. А кормушку - пластырем! - поделился Ренат. - Он с собой и пластырь, и браслеты везде таскал, как сердечник - валидол. Мы ему еще апельсины под нос совали. Как он дергался! Умора…
        - Зачем апельсины? - не понял Мухин.
        - Не любит он их. Он от них чешется.
        - А ты, вроде, нормально… - сказал Петр. - Притих, да и все. Я решил, что ты слушаешь.
        Виктор задумался. Параллельную жизнь в теле ботаника он помнил весьма обрывочно, или точнее - схематично, но последние несколько минут восстановил достаточно легко. Эти воспоминания - как полз к тумбочке, и как сидел в незнакомой машине - были для него равны, разделить их на «свое» и «чужое» вряд ли удалось бы.
        Сейчас ему уже казалось, что он это делал одновременно - и кусал ампулу зубами Мухина-оператора, и трясся от страха Витюши-ботаника.
        А страх Витюша испытывал - будь здоров! Потому и помалкивал, что даже спросить не решался - где он, с кем он, и куда это его везут. Что же еще должен чувствовать простой человек, непонятным образом очутившийся в «Лэндкрузере», в компании с такими типами, как Ренат и Петр? Это в кино они, простые, враз делаются непростыми: находят под сидением чью-то брошенную заточку, элементарно втыкают ее в главаря, ну а мелкота бандитская, стало быть, разбегается самостоятельно. Ботаник же ничего под сидением не искал, а только с дрожью ждал минуты, когда ему объявят, сколько и в какой срок он должен уплатить. За что - это уж вопрос пятый. Это у владельцев «Лэндкрузера» не заржавеет.
        Вместе с Витюшиным страхом Мухин на удивление легко вспомнил и каждую реплику двух неприятных пассажиров неопознанного джипа. Лысый - тот, что находился рядом с ним, очень дотошно выяснял подробности происшествия с некой Людмилой, а курчавый хмырь на переднем сидении клялся всеми матерными словами и постоянно апеллировал к какому-то джентльменскому соглашению.
        - Ну скажи ты!.. - обратился к нему Ренат. - Никто ее не истязал, не мучил. Никто не подержался даже! Благороднейше завели во дворик и кокнули. Какие тут претензии?! Все по этим… по морально-этическим понятиям.
        - Так было? - свирепо спросил Петр.
        - Так, так, - подтвердил Виктор. - Одежда нетронута, лицо в порядке. У Людмилы шрам был, но ему уже год, как минимум.
        - Ты пацан реальный! - обрадовался Ренат. - Твое слово недорого стоит, но где правда - там правда.
        - Только я не пойму, что это у вас за понятия такие, - сказал Мухин. - Женщину убили… по соглашению. По какому соглашению-то?
        - По джентльменскому, - отозвался Петр. - Иногда приходится… Что поделать? Дико, да? Но лучше так, чем позволить Ренатику подкатить к тебе с набором напильников… Ты же ему тогда все расскажешь.
        - Расска-ажешь! - заверил кадыкастый.
        - Ну. А потом ты его начнешь ловить - тоже с напильниками, или уж как фантазия сработает… И будем друг за другом гоняться. Зачем это нужно?
        - Странная у вас какая-то мораль получается…
        - Нет у нас никакой морали, - искренне произнес Петр. - Нет, и быть не может. Откуда ей взяться? Вся мораль держится на страхе смерти и на априорной ценности жизни. Выходит - на суевериях. Ты ведь пушки моей не боишься уже, так? И Людмилу на твоих глазах убили. Ну и что? Кстати, привет ей от меня передавай… - Он пошарил по карманам, но вспомнил, что сигареты кончились, и раздосадованно крякнул. - А если фундамента не существует, если его размыло давно? Что тогда? Нету ее, морали. Сплошное недоразумение.
        - Остаются же какие-то абсолютные категории…
        - Ну-ка перечисли! Затрудняисси? Вот и я затрудняюсь… Я Костика за последний год два раза убил, а он меня - три. Значит, «три-два» в его пользу. Или в мою?.. Или так: его вина передо мной к моей вине перед ним соотносится как три к двум. А завтра я его опять мочкану, и счет сравняется. Тебя-то он вообще раз двадцать завалил, так что если ты его, допустим, живьем сожжешь, он даже губки надуть не в праве… Чего же здесь абсолютного?
        - Не знаю, - сказал Виктор. - Но так тоже не бывает.
        - А ты придумай, как бывает. Глядишь, я и соглашусь.
        - Тв-вари! - выдавил Ренат, косясь в боковое зеркало.
        Мухин обернулся и увидел широкий милицейский «Форд» с включенной мигалкой. Приблизившись, «Форд» коротко тявкнул сиреной. Одновременно что-то пролаял мегафон - текста никто не разобрал, но смысл был ясен.
        - Ренатик… - обреченно сказал Петр.
        - Готов уже!
        За широкой спинкой клацнул затвор. Виктор снова посмотрел назад - метрах в пятистах, раздувая утренний туман, по пустому шоссе неслась колонна дальнобойщиков.
        - Не газуй! - бросил Ренат водителю. - Не в догонялки играем.
        - Может, им денег дать? - предложил тот.
        - Им хозяин тачки больше обещал. И Петя здесь уже в розыске. У нас столько нет, чтоб за все расплатиться.
        - Смешное у нас положение, - сказал Петр. - Мы для них вроде как волшебники, чуть ли не боги, а общаться с ними можем только на их языке. Они от своих ценностей и установок никогда не откажутся. Наши чудеса им не нужны, наши заботы для них - бред сумасшедшего. Как будто мы и правда уже не люди… А отличаемся от них всего-то тем, что помним лишнее, но это не преодолеть никогда… Ренат, чего канителишься? Москва уже скоро.
        Кадыкастый высунулся в окно и, вскинув автомат на левое плечо, дал серию коротких очередей. Виктор отстраненно наблюдал за тем, как лобовое стекло милицейского «Форда» покрылось дырками и стало матовым от трещин, как колеса резко вывернулись под сорок пять градусов, и машина, не изменив направления, споткнулась, взлетела в воздух и рухнула на крышу. «Форд» продолжал ехать за ними - вертясь волчком, рассыпая оранжевые искры и все не останавливаясь, точно асфальт был намылен. Крыша полностью вдавилась в салон, образовав прямую линию от капота до багажника, отчего машина стала напоминать лодку. Каких бы касок и бронежилетов ее пассажиры не надели, это едва ли могло им помочь.
        - Вот теперь жми, - приказал Петр.
        Джип, не громко, но мощно урча мотором, начал разгоняться. Скорость в нем почти не ощущалась, но по тому, как Виктора вдавило в сидение, он мог догадываться, что за несколько секунд «Лэндкрузер» достиг не менее двухсот.
        Разбитый «Форд» скрылся за горкой; фургоны, ехавшие следом, тоже отстали. Дорога впереди была свободна, а милицейских постов не предвиделось до самой кольцевой, и если какие-то затруднения все же возникнут - Мухин не сомневался: Ренат снова будет стрелять.
        На обочине вдруг мелькнула овальная тень, и машину обогнал вертолет. Он летел так низко, что при желании можно было не только сосчитать заклепки на сером днище, но и прочесть трафаретные надписи на маленьких люках.
        - Капут… - молвил Ренат.
        - Так, слушать сюда! - торопливо сказал Петр. - Воевать не будем, шоссе уже перекрыли. Сейчас в лесок, и расходимся. Оружие не брать, сразу в город не идти. Обойдем к югу, авось на всех въездах патруль не поставят. Но и не тянуть! Надо успеть до конца транса. В машины не садиться, даже если кто пригласит. Ты понял, Ренатик?!
        - Да понял, понял…
        - На кольцевой автобусы какие-то ходят, но лучше - пешком. Постарайтесь удержаться, вы мне здесь еще пригодитесь. Ну, а если повяжут - тогда уж сами думайте. У меня в этом слое больше никого, на помощь не рассчитывайте. Все!
        Водитель ударил по тормозам, и Петр с Ренатом, на ходу распахнув двери, сиганули в придорожную канаву. Мухин обогнул джип и, спрыгнув с насыпи, устремился к деревьям. В этом месте лес как на зло отступил, и до него было метров пятьдесят по неимоверно пересеченной местности.
        Трава цеплялась за ноги, перед лицом тут же закружилось облачко каких-то насекомых, и Виктор проклял всю живую природу вместе с неживой. Чуть левее, матерясь и тяжело дыша, скакал по кочкам водитель. Петр уже подбегал к высоким кустам, Ренат и вовсе успел скрыться - при высадке они выиграли секунды три, но сейчас именно этих секунд Виктору и не хватало.
        Из-за крон снова возник вертолет и, оглашая окрестности ревом, опустился над «Лэндкрузером». Мухин поднажал и, обдирая плечи, ворвался в спутанный колтун подлеска. Впереди, против ожиданий, оказалась не чаща, а искусственная посадка, прозрачная и узкая. За ней светлела поляна высохшего болотца, дальше начинался настоящий лес, но до него было еще метров сто. Вертолет поднялся выше и медленно переместился, теперь он был над самой головой. Виктор подумал, что если рискнет рвануть через болото, то снайпер ментам не понадобится.
        Он прижался к тонкой осине и замер - вертолет тоже завис в одной точке. Сейчас Мухин дорого заплатил бы за то, чтоб узнать, видно ли его сверху.
        - На тебе майка белая, - раздался рядом голос Петра.
        Виктор повел глазами - никого.
        - За деревом я. - Петр щелкнул пальцами, и Мухин его наконец разглядел. Оказывается, черная одежда давала преимущества не только ночью.
        - Я думал, ты уже ушел…
        - Куда там! Полянка-то в самый раз для стрелка. Здорово мы с остановкой подгадали… Варианты такие: либо вперед, по болоту, либо назад, через дорогу. С той стороны погуще должно быть. Еще можно пройти по лесопосадке, но это опасно.
        - Почему? - спросил водитель. Он был тоже неподалеку - присел, как женщина, под тремя рябинками.
        - Тьфу ты, собрались! - прошипел Петр. - Я же приказал рассредоточиться. Ренат, и ты здесь?.. Ренат!..
        Тот не откликнулся, вместо него заговорил водитель:
        - Вдоль дороги идти - самое нормальное. А на открытое место я не полезу. Они сверху шмальнут - хоть ты грибником прикинься, хоть кем.
        - Дубина! Спецназ на лес кидать не будут, он по шоссе приедет. Им за тобой даже ходить не придется, если ты у дороги застрянешь.
        - А так - шмальнут, - упрямо повторил водитель. - Макушку твою увидят, и кобздец! Как в тире.
        - Дурак ты…
        - Дурак - не дурак, а я пойду. Там же встречаемся?
        - Там же… Он у нас оптимист, - сказал Петр после того, как водитель, ломая сучки, двинулся к городу.
        - Что, думаешь, убьют нас? - осторожно спросил Виктор.
        - Зря ты вернулся. Шизика твоего мы бы где-нибудь на станции выбросили, он бы им даже как свидетель не сгодился. А теперь соучастие… При нашей статье - пахнет пожизненным. «Анлимитед», как Ренатик выражается. Обгадили мы Витюше-подкаблучнику всю его фартовую биографию.
        - Что за статья-то? - поинтересовался он. - Разбой?
        - Ха, разбой… Статейка у нас, Витя, ужасная. От слова «ужас» происходит.
        - Терроризм?!
        - Ни амнистий, ни условно-досрочного - никаких тебе ништяков. Однозначно «крытка», срок от пятнадцати. Если на волю и выйдешь, то старый, фиксатый и синий от наколок.
        «А в ШИЗО нет телевизора…» - вспомнил к чему-то Мухин. Любил Витюша блатные песни. Романтики, что ли, ему не хватало? Сглазил, идиот…
        - Петр, ты Бориса знаешь? - спросил он неожиданно.
        - Черных? Кто ж его не знает… А ты-то где с ним познакомился? Или так, по слухам?
        - Что-то среднее. Я с ним общался, когда… ну, как это…
        - Ясно. Повезло тебе. Вот Ренат сколько его не ищет - без толку.
        - Ты не в курсе, как Борис ко всему этому относится?
        - К чему «к этому»?
        - Ну… ко всем вашим делам.
        - По-моему, Борису до фонаря. Он у нас небожитель, его исключительно проблемы мироздания волнуют. Все, что мельче Вселенной, не замечает принципиально.
        - Ты то же самое про ментов говорил…
        - В смысле?..
        - Про серость людскую, про то, что обычный человек понять нас не может. А мы так же Бориса не понимаем…
        - Толковый ты мужик, Витя. Только разговор этот не ко времени затеял… Что там у нас? Вроде, на облет пошел…
        Мухин задрал голову. Вертолет, чуть наклонившись, начал удаляться. Гул винтов понемногу стихал.
        - Он нас сторожил, а видеть - не видел, - сказал Петр. - Будет круги над тачкой описывать. Или сейчас уйдем, или никогда. Ты как хочешь, а я через дорогу. После договорим.
        - Значит, выживем?
        - Обязательно. Только не здесь. Здесь-то, конечно, вряд ли…
        Он отклеился от дерева и дружески ткнул Мухина кулаком. Виктор не отрываясь смотрел ему в спину - сознавал, что теряет драгоценные секунды, но все смотрел и никак не мог отвернуться.
        Петр продрался сквозь кусты и, пригнувшись, побежал к шоссе. Ему нужно было преодолеть пятьдесят метров до дороги, шесть полос асфальта и еще метров десять до леса на той стороне. Виктор почему-то был уверен, что у него получится. У таких всегда все получается - и хорошее, и плохое.
        Петр поднялся по насыпи, но тут же шарахнулся назад - из-за близкого поворота, издав басовитый гудок, выскочила фура. Красный брезент на кузове полоскался, как несусветно длинное знамя, и вместе с ним реяли черные, лихо изогнутые буквы: «M.E.G.A. - TRANS Ltd.».
        Это было не имя робота… И это были не галлюцинации… «Старайся перейти в мегатранс»…
        Борис предупреждал, а Мухин принял его слова за собственный бред. Все так… Об этом Петр и говорил - о неспособности понять. Ведь это было просто - вылезти из «Лэндкрузера» и дождаться машины Бориса. Просто - когда знаешь…
        Мухин попробовал разглядеть того, кто сидел за рулем, но кабина была слишком высокой, в окне болталась пижонская занавесочка, и к тому же фургон ехал очень быстро. В просвете между деревьями уже появился второй, затем третий…
        Грузовики двигались целым конвоем. Петр нетерпеливо приплясывал на обочине, но дальнобойщики его не пропускали.
        Виктор посмотрел на небо и рванул к болоту. Часы он из дома не взял, но чувствовал, что сейчас где-то между пятью и шестью утра. Таблетка продержит его в этом слое примерно до семи или половины восьмого, за это время он должен, как минимум, добраться до города.
        Вертолет рокотал где-то справа, и Мухин решил, что милиция окончательно сбилась. Прыгая между здоровенными квачами высохшей травы, он молился, чтоб не подвернуть ногу, и продолжал прислушиваться.
        С дороги донесся визг тормозов и чьи-то лающие крики, через секунду оттуда, куда ушел водитель, застрекотали автоматные очереди. Стреляли сразу человек пять - не жалея патронов, вычесывая лесополосу вдоль и поперек. Виктор на миг замер, но разобраться, кого уже убили, а кого только ловят, было невозможно. Он глубоко вздохнул и помчался еще быстрей.
        Мухин как раз достиг середины лужайки, когда из-за березок слева вдруг вылетел второй вертолет - армейский, темно-зеленый. «Ми-8» с квадратным вырезом в корпусе повис низко над землей и многозначительно покачал хвостом.
        Виктор увидел спаренный пулемет, и молодого стрелка на вертящемся стуле, и то, что солдатику жуть как охота пострелять, и что командир, кажется, не сильно возражает…
        Глава 11
        Председатель Госбеза Шибанов в жизни был еще более обаятельным, хотя больше, казалось бы, уже некуда. И умеренные залысины, и сталь на висках, и морщинки вокруг глаз - все работало не на минус, а на плюс. Лицо у него было крупное, породистое - кого другого такой нос и такие уши сделали бы плебеем, а Шибанову они лишь добавляли шарма.
        «Бабы от него пищат, - равнодушно отметил Мухин. - Впрочем, был бы у него рахит - они бы все равно пищали. Председатель ГБ - не хрен в стакане…»
        - Ну что, нормально? - Шибанов закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на колене.
        Руки у него были большие и волосатые, словно специально созданные для того, чтоб душить врагов народа. В юности его наверняка принимали за боксера, в молодости - за бандита. В полтинник Шибанов был похож на типичного гэбиста. И говорил он тоже - как типичный гэбист.
        - Виктор, когда я задаю вопрос, надо отвечать.
        - Ага… Нормально…
        Нормально Мухину стало лишь теперь, спустя два часа. До этого ему было настолько ненормально, насколько это вообще возможно. Виктор лежал пластом и готов был променять этот мир на любой другой - только бы без похмелья. Он принял три таблетки тетратрамала, но они почти не помогли. Он просил четвертую - Люда предупредила, что для мужского организма это не очень полезно.
        И таблетки, и воду она носила ему прямо в комнату. Константин однажды заглянул в дверь, убедился, что Виктор еще жив, и на этом его участие закончилось. А Людмила продолжала к нему заходить, вернее, она лишь иногда выходила - освежить полотенце или наполнить грелку льдом. Все делала она - поправляла ему подушку, слушала пульс, лопотала что-то бессмысленное, но такое успокаивающее… С ней было приятно болеть. Виктор медленно кивал и благодарно заглядывал ей в глаза - Люда по-доброму улыбалась и тоже кивала.
        - Нормально, - повторил Мухин. - Показания давать способен. Вы же за этим явились?
        - Естественно, - не моргнув, сказал Шибанов. - Вопрос первый: сколько раз ты виделся с Петром Ереминым?
        - Без предисловий, да?.. Ответ первый: два раза. Если это тот Петр, о котором я думаю.
        - Вопрос второй: зачем?
        - Это у него надо спросить. Сначала он меня подстерег на улице Возрождения. Не здесь, а там, где ее нет. И еще - сегодня ночью. Он на дачу ко мне приехал.
        - Это там же было, - уточнил Шибанов.
        - Да, в том же слое.
        - Зачем ты туда полез? На встречу?
        - Не лез я никуда! Я вообще думал, что он меня там убил…
        Шибанов потряс ножкой и вынул из кармана две разломанных ампулы.
        - А!.. это да, - подтвердил Мухин. - Потом уже я драйвер специально принимал. Но я Петра не искал!
        - Драйвер… - задумался Шибанов. - О чем еще говорили?
        - Об Америке побеседовали, - сказал Виктор, глядя ему в глаза. - Печально от чужих людей узнавать, кто ты такой на самом деле. Но если свои скрывают…
        - Тебе обязательно сейчас? Славы вкусить? Так рано же еще. Эвакуация через месяц.
        - Обидно мне, господин Председатель…
        - А ты не обижайся, господин Президент. И не совершай странных поступков. Если человек мутит в мелочах, значит он скрывает что-то крупное. Это не детективный штамп, это сущая правда.
        Мухин удрученно посмотрел в пол, покусал ноготь и наконец поднял глаза на Шибанова. Председатель Госбеза все это время сидел, чуть подавшись вперед, словно ожидая клятв и оправданий.
        - Я не мутю… - выдавил Виктор. - Спросите еще, я отвечу. А не нравлюсь - ищите себе другого президента.
        - Шантажировать меня не надо, - ласково произнес Шибанов. - Это, как правило, плохо кончается. Ты наш слой Петру называл?
        - Называл?! Слои же не имеют ни номеров, ни имен. Если б я и захотел…
        - Значит, желание есть… - как бы для себя сказал он. - Назвать слой нельзя, можно его показать. Или еще лучше - привести Петра с собой. В следующий раз он его сам найдет.
        - Учите, да?
        - То, что Петру известна улица, ни о чем не говорит. Он не знает, в каком слое наша база. А мы не знаем, в каком - его. Не там, случайно, где вы виделись?
        - Нет, они тоже в трансе были. Если только не врут. Нет-нет, точно! В своем слое они бы вели себя тише, а в этом стреляют налево-направо…
        - Хорошо, - сказал Шибанов и изобразил на лице что-то вроде возрождающегося доверия. По всей видимости, Мухин должен был плясать от счастья. - Сколько их было-то?..
        - Трое.
        - В разговоре никаких деталей не проскальзывало? Названия, события. Может, сорт пива, марка машины…
        - Нет. Если Петр опасен, ликвидируйте его оболочку в этом слое.
        - Советуешь? - серьезно спросил Шибанов, поднимаясь. - Как ты здесь? Я, например, без окна жить не смог бы, - заметил он, и Мухин сообразил, что допрос окончен.
        Председатель выглядел не просто умиротворенным, а явно довольным, чем именно - непонятно. Виктор с облегчением вздохнул.
        - Люди везде живут, - сказал он.
        - Ты уж потерпи, недолго ведь. Месяц, а то и меньше… Ты теперь знаешь, почему мы тебя отсюда не выпустим. Тело твое целого мира стоит.
        - Душа, - возразил Мухин.
        - Тело, Витя. Вот это самое тело, которое местный деятель проквасил, коноплей прокоптил и с шалашовками грязными протрахал. Случись что - перекинет тебя отсюда, и ищи потом по новой… О душе бессмертной потрепаться приятно, да. Только душа без тела - это пшик… Ну, а Борис что тебе говорил? - спросил Шибанов и резко развернулся.
        Улыбочки не было и в помине. Секунду назад Мухин думал, что Председатель полезет обниматься, предложит выпить на брудершафт, а он, оказывается, заход конем делал. Одно слово - Гэбуха…
        - Борис?..
        - Да, Борис Черных. Здесь мы с ним не свиделись, не удалось.
        - Разговора-то никакого не было. Так, междометия… Когда я впервые вашу капсулу попробовал… ох, и мерзость!..
        - Сейчас не об этом, - перебил его Шибанов. - Ну?..
        - Борис просил, чтоб я его подождал, только я не понял ничего. Я решил, что это был Костя.
        - А потом?
        - Потом еще раз…
        Виктор принялся лихорадочно вспоминать, рассказывал ли он какие-нибудь подробности - тогда, на кухне с Людмилой. Председатель был прав, с мелочами надо поосторожней. Не вспомнив ровным счетом ничего, Мухин сказал:
        - Возможно, Борис хочет мне что-то передать.
        - И это все? - спросил Шибанов после паузы.
        - Да.
        - И больше вы с ним не общались?
        - К сожалению. - Виктор хотел развести руками, но подумал, что это будет уже перебор. - Мне и самому любопытно. Он же такой… легендарный.
        - Легенды про него, не иначе, Людмила складывает?
        - С вами трудно, - признался Мухин. - Не знаешь, где шутка, а где компромат. Должность ваша давит.
        - Для того она и нужна, чтоб давить, - снова как бы пошутил Шибанов. - На сегодня, пожалуй, хватит.
        - По какой хоть статье я у вас прохожу? - поинтересовался он.
        - «Измена родине», - хмыкнул Председатель.
        Мухин засмеялся, но неохотно.
        - Какой родине-то? У меня же их теперь много.
        - А всем сразу. - Шибанов вышел в коридор и, позвав Константина, увел его за угол, к узлу связи.
        Виктор направился на кухню, но по дороге свернул в ванную. Задвинув щеколду, он пустил воду погромче и сел на пол. Дружеский допрос вымотал его хуже отходняка. Голова раскалывалась, впору было опять идти за обезболивающим.
        Мухин пытался проанализировать свои ответы, но все как-то мешалось и валилось в кучу. Если б он представлял, что хотел выяснить Шибанов, ему было бы несравненно легче, но Председатель его только смутил и, кажется, этим удовлетворился.
        Снаружи потеребили ручку. Виктор раздраженно глянул на дверь и тихо выругался. Ручку дернули снова, и он узнал манеру Людмилы - она и в прошлый раз лезла, как к себе домой.
        Действительно, это была она. Обнаружив Виктора на полу, Люда не удивилась - заперла дверь, присела на край ванны и закурила, будто только за этим и пришла. Секунд десять она, щурясь, как кошка, смотрела на струю в раковине, потом закрутила кран с горячей водой и добавила холодной.
        - Душно… - сказала она. - Ну что, сильно он тебя выпотрошил?
        - Дай сигаретку, - попросил Мухин. - Спасибо… Я не въехал, чего ему от меня надо.
        - А ничего. Профилактика.
        - Понятно… Я уж думал - подозревает меня в чем-то. Про Петра выпытывал.
        - Не расстраивайся, он всех подозревает. А Петра здесь давно уже нет, с этого мы и начали. Просто у Шибанова плохое настроение. Вроде, на Макарова покушались.
        - На коммерсанта нашего?
        - На нашего, да. А почерк - Рената. Ты, я слышала, с ним уже познакомился?
        - Быстро у вас тут новости расходятся, - усмехнулся Виктор.
        - Напильники, паяльники… Я раньше Ренатика за пустозвона принимала. Пока в деле его не увидела. В общем, Макарова из гранатометов обстреляли. Человек двадцать или двадцать пять - все, кто вокруг был… все уже в морге.
        - И Макаров?
        - Ему повезло.
        - Надо же, какой везучий! - высказался Мухин. - Стало быть, это я конкурентов навел…
        - Не злись ты на Шибанова. Он мужик мировой, столько для нас сделал… И для тебя в том числе - еще до того, как ты сюда перекинулся.
        - Правда? Для оператора, что ли?
        - По-моему, у вашей студии проблемы были большие. Какой-то фильм вы там сняли…
        - А, «Дети подземелья», это с молодыми…
        - Не надо мне подробностей, - перебила Люда. - Так были проблемы-то?
        - Дума на нас окрысилась, фильм запретили, студию хотели разогнать. Но все утряслось.
        - Кто утрясал-то?
        - Шеф, - искренне ответил Виктор. - Или… Это Шибанов нам помог?!
        - А кто же! Они с Немаляевым боялись, что ты без работы останешься. Наркотиками торговать начнешь, а то еще куда вляпаешься. Вот Шибанов и посодействовал. У него на некоторых депутатов… короче, есть у него к ним подход.
        - Догадываюсь… Вы меня здесь давно пасли, да? И не только здесь. Сколько раз Костя меня прикончил?
        - У него и спроси, - невозмутимо сказала она. - Сколько надо, столько и прикончил. Зато в итоге ты здесь оказался, на базе. А смерти свои ты даже и не помнишь, он ведь не тебя убивал - отражения.
        Люда затушила окурок о крупную каплю в раковине и поискала глазами, куда бы его деть. Правая пола халата выбилась из-под пояса и отвисла - Виктору подумалось, что если исхитриться, можно туда заглянуть. Главное, чтоб Людмила ничего не заметила, а то несолидно получится. Он мог бы, конечно, не исхитряться, а сидеть на месте, но для этого у Мухина было маловато выдержки.
        - Ноги затекли, - проронил он, пересаживаясь на ванну.
        Людмила достала из кармана какую-то бумажку и, завернув в нее окурок, вручила Виктору.
        - Пусть у тебя руки табаком воняют, ладно? - сказала она. - Ванна длинная, можно на полметра отодвинуться.
        - Мне и так удобно, - ответил Мухин, косясь на ее грудь. - Что-то я дяди давно не видел…
        - Дяди? - переспросила Люда.
        - Твоего дяди, Сан Саныча, - медленно выговорил он.
        - Ах, моего дяди Сан Саныча… - покивала она. - У него дела в городе.
        - В городе, да?.. - озадаченно произнес Виктор. - А где город? В России или, может, в Эквадоре?
        - Уже проинформировали? В Эквадоре у Немаляева дел больше нет. Только памятник, - спокойно ответила она. - И что это меняет?
        - Почему вы скрывали? Почему мне кто-то другой все это рассказывает - и про вас, и про меня самого?
        - Ты не спрашивал.
        - Как я мог спрашивать, если я не знал?
        - Как я могла рассказать, если не знала, что тебя это интересует?
        - Забавный у нас разговор получается…
        - Ты, помнится, жаловался, что работа на порностудии тебе не нравилась, - выразительно сказала Людмила, запахивая халат. - Ну-ка, отсядь от меня.
        - Да что ты ерунду какую-то несешь?! - возмутился Мухин. - Очень надо к тебе заглядывать!.. Я что, ребенок? Чего я там не видел?
        - Надеюсь, ничего… - Она поднялась и открыла дверь.
        За дверью оказался Константин. Он удержал Людмилу и, шагнув внутрь, перевел взгляд на Виктора.
        - Ну и чем вы тут занимались?
        - Костя, не валяй дурака.
        - Курили. Я же просил!.. Еще чем баловались?
        - Угомонись, кретин, - сказал Мухин.
        - А ты вообще заглохни, - процедил он.
        - Че-его-о?!
        - Пусти! - крикнула Люда. - Тесно тут втроем.
        - А вдвоем не тесно было?
        - Морду тебе разбить? - прошипел Виктор.
        - Щас свою собирать будешь!
        - Да пусти ты меня! - возмутилась Людмила.
        - Стоять!!
        - Эй… - раздалось в коридоре. - Дайте умыться, придурки.
        В дверях появился Сапер - всклокоченный и опухший, как после недельного загула.
        - Что не поделили? Женщину?
        - Я ее не делю!
        - Я сама не делюсь!
        - Ну-ка, выметайтесь, - подытожил Сапер.
        Скандал переместился на кухню - Виктор хотел было поучаствовать, но увидел, что Костя с Людой справляются и без него. Бестолково потоптавшись в коридоре, он ушел к себе в комнату и завалился на кровать.
        Жить в этой банке предстояло еще целый месяц, и он не знал, выдержит ли. За первые сутки он уже поцапался с Константином, разочаровался в старом фашисте Немаляеве и возжелал жену ближнего. Хотя назвать Костю ближним было бы натяжкой, и Людмила ему пока не жена, а все ж нехорошо…
        Включив телевизор, Мухин попал на выпуск новостей, и ведущая сразу же заинтриговала его некой «сенсацией». Какие в субботу могут быть сенсации, Виктор не представлял, однако новости оставил.
        - Российские ученые-химики разработали уникальную технологию переработки сырой нефти, не имеющую аналогов во всем мире, - объявила дикторша. - Изобретение позволяет существенно снизить затраты на производство бензина и других нефтепродуктов. Само же производство из экологически вредного превращается в безопасное.
        Экран показал нефтяную вышку, потом длинную-предлинную трубу, потом танкер и черный прибрежный песок, похожий на взрыхленный асфальт. В песке ковырялась перепачканная мазутом птица.
        - По оценке специалистов, данное ноу-хау опережает нынешнее развитие науки на десять-пятнадцать лет, - вещал голос за кадром. - Одна только продажа технологии за рубеж сулит… - ведущая споткнулась о непривычное слово, - сказочные прибыли. Детали пока держатся в секрете, но США и Франция уже выразили желание приобрести технологию. Некоторые эксперты полагают, что продажа ноу-хау позволит России сократить внешний долг на сорок - шестьдесят процентов. Переходим к другим новостям…
        Виктор убрал громкость и рассеянно поиграл пультом.
        - Порошочек…
        Он все ждал упоминания фамилии Пушина, пока не сообразил, что в этом слое Пушин может играть на кларнете, летать в космос или обувать лохов на вокзале - и не иметь к химии ни малейшего отношения. Вероятно, так и было, иначе зачем Людмиле понадобилось соваться в тлеющий слой и получать от Ренатика пулю в сердце.
        Мухин подложил руки под голову и мысленно приставил к стене резной письменный стол. По углам - два телефона: в Кремль и в Пентагон. Нет, еще третий - в ЦРУ. А друзьям звонить по мобильному… На стену он добавил шелковый флаг и фотографии в золотых рамках: Шустрофф и семья, Шустрофф и Римский Папа, Шустрофф играет в гольф. Загорелый, белозубый, прочитавший три страницы из Библии и пару новелл из студенческого альманаха. Уверенный, фатально успешный. Респектабельный: в носках за триста баксов и в кроссовках за полторы тысячи. Женщины плачут и возбуждаются. Мужчины тоже плачут и гордятся. Дети мечтают быть достойными… Анкл Шуст! Президент, не отдавший приказа бомбить Россию. Спасший мир. Получивший в награду титул английского лорда, орден Дружбы Народов и коробку сигар от Фиделя Кастро…
        Не сейчас, через месяц. Надо дождаться.
        Глава 12
        «Дорогая Красивая Девушка!
        Когда же ты закончишь свои конспекты? Я давно все сделал и сижу только ради того, чтобы дождаться тебя. Мы вышли бы на улицу, и я бы сказал что-нибудь веселое. И мы бы познакомились, и могли бы куда-нибудь сходить.
        Кстати, меня зовут…»
        Виктор оторвал взгляд от тетрадного листа. Впереди было два ряда школьных парт - коричневых, расшатанных, таких же, как и та, за которой сидел он сам. За другими партами тоже сидели и что-то строчили. В окно било солнце, било и звало - в кино, за мороженым или просто погулять - все равно, лишь бы куда-нибудь, лишь бы отсюда. Возле окна теснились грубые фанерные шкафы, поделенные на квадратные секции, - к каждой был привинчен алюминиевый кармашек с белой картонкой. Навроде такой: «А-Б». Или такой: «В-Г». Правее находились еще два ящика с одной только буквой «Г». На «Г» был Гоголь, а про него накропали столько, что Николай Василич проклял бы их всех, литературоведов поганых. Уж Виктор-то знал. Полдня проторчал тут с «Ревизором» - и десяти процентов не освоил. Хватит, обойдутся. Доклад нормальный получился.
        Он погрыз ручку и зевнул. Полюбовался на пианино в углу… Что за идиот притащил пианино в читальный зал? Мухин вообразил, как эту бандуру поднимали на третий этаж, и опять зевнул. Согнутые спины очкастых перхотных девиц вызывали у него отвращение и гасили даже его юное, не слишком притязательное либидо. Стоп, а юное-то почему?..
        Виктор охнул - громко, на всю комнату. К нему обернулись. Он закрыл глаза, потом открыл, пощупал себя, как неживого, и вновь охнул, но уже молча.
        Ему было четырнадцать лет. Четырнадцать лет и два месяца, если это имеет какое-то значение… Да пожалуй, что не имеет.
        На нем была красная футболка с надписью по-русски «МЫ УЖЕ ИДЕМ», и странные джинсы с карманом прямо на ширинке. Впрочем, Виктора волновала не одежда, а тело. Его собственное тело, которого он не мог узнать.
        С переходом в Суку он тоже потерял в возрасте - аж десять лет, но там была потеря небольшая. Тогда он не чувствовал разницы, а теперь… То, к чему он привык, отличалось от того, что он имел в данный момент, как соленый огурец от свежего. Да, сейчас он был свежий - невероятно бодрый, весь какой-то напружиненный, готовый в любую секунду вскочить, подпрыгнуть, побежать… Ведь он почти не курил. Так, только баловался. Пиво - «ноль тридцать три», не более. Водки ни-ни, уж очень она невкусная, разве что винца стаканчик сухенького. И наркоты никакой еще не пробовал, сознание себе не расширял. И с женщинами тоже пока… В общем, много чего не успел попробовать. В четырнадцать-то лет…
        Мухин повернул голову - слева за соседней партой сидела худенькая девочка. Девочка - ясно, для тридцатилетнего кобеля, а для мальчика Вити она была полноценной барышней. Курносая брюнетка с короткой стрижкой и маленькой грудью. «Зато гарантия, что не силиконовые протезы, - подбрехнул откуда-то из глубины кобель. - Жми, Витек! Единственная приличная кандидатура в этом склепе!»
        Мухин перечитал свое послание и, скривившись, дописал:
        «Кстати, меня зовут Витя».
        Сложив листок, он двинул его по столу. Девушка посмотрела неодобрительно, но записку приняла. Пробежав ее глазами, она что-то нацарапала и жестом велела забрать.
        Слова «что-нибудь веселое» были зачеркнуты, сверху стояло: «желательно что-нибудь умное».
        Виктор воспрял. Главное - она ответила, а что конкретно - не важно. Ей ведь тоже надо свой девичий понт соблюсти. Понимаем. Святое дело.
        Наткнувшись взглядом на ящик с литерой «М», Мухин схватил ручку и торопливо написал:
        «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Маркс.
        Так как же тебя зовут?»
        Девушка прыснула и, смяв бумажку, запустила ее в форточку. Потом якобы вернулась к чтению, но Мухин видел, что она косится на него. Вздохнув, она захлопнула книгу и не спеша собрала тетрадки.
        Проходя мимо, курносая тихо сказала:
        - Женя.
        Виктор почувствовал, как краснеет, и, схватив со стола все свое гоголеведение, направился следом. К прилавку тянулась длинная очередь, и он встал за девушкой. Она его как будто не замечала, хотя, конечно, догадывалась, что он смотрит на ее в упор. Пока сонная библиотекарша не забрала у Жени книги, Виктор изучил ее затылок и шею настолько хорошо, что смог бы сдать зачет по родинкам.
        Девушка была чуть выше и, кажется, чуть старше, но Мухина это вполне устраивало - толку от ровесниц он не видел. На ней была симпатичная фиолетовая майка и джинсы - на бедрах натянутые, а книзу сильно расклешенные. Покачиваясь на носках, Виктор умудрился случайно приблизиться к Жене настолько, что уловил ее аромат, - никакой не парфюм и уж конечно не пот. Она пахла только собой, чистым телом.
        У самого выхода он ее обогнал и, открыв дверь, куртуазно пропустил вперед. Это ей понравилось.
        Мухин с блаженством подумал, что обольстить малолетнюю дурищу ему не составит труда. Со взрослым мужиком она бы знакомиться, может, и не рискнула, а юноша ей представлялся неопасным. Вот и славно. Виктору требовалось как-то скоротать четыре часа транса, и наилучшим вариантом было бы провести их вместе с Женей.
        Они шли по Большой Бронной вниз, к «Пушкинской», и Мухин творчески рожал первую фразу, способную обезоружить и пленить. Пауза непозволительно затягивалась. Женя, то и дело поправляя на плече сумочку с тетрадями, тоскливо смотрела под ноги.
        - Где учишься? - выдавил Виктор, и сам разочаровался. Он-то считал себя не таким примитивным.
        - Филфак МГУ, - ответила девушка.
        «Филфак» она произнесла весьма отчетливо, даже специально выделила «фак» - не иначе, выясняла уровень его интеллекта. Мухин понял, что если пошутит над этим «факом», то с Женей можно будет сразу попрощаться.
        Он почтительно тряхнул головой и закинул стандартный крючочек:
        - Ты, наверное, там одна такая… На филфаке.
        - Какая?
        - Да нет, не на филфаке, а во всем университете, - невозмутимо продолжал Виктор.
        - Ну какая «такая»?
        «Красивая,” - мелькнула в мозгу одна из версий, но Мухин решил, что с банальностями надо завязывать.
        - Адекватная, - простецки ответил он. - У всех ваших стеклянные глаза, а в них - замурованный портрет Достоевского. А ты живая.
        - Бедный Федор Михалыч… превратили его в штамп, - сказала Женя, но уже без скуки, с явным интересом.
        - Ну хорошо, не Достоевский. Пруст, Кортасар, Павич… что там еще у них замуровано?
        По реакции он понял, что впечатление произвести удалось.
        «Рано млеешь, девочка, - подумал он самодовольно. - Я ведь еще и не начинал».
        Виктор невзначай тронул карман - деньги у него были.
        - Зайдем в «Макдональдс»?
        - Куда-куда? - испуганно спросила Женя.
        Они как раз поравнялись с «Маком», и Мухин увидел, что никакой это не «Мак». В витрине стоял большой пластмассовый «Ту-134», на крыше громоздился грубоватый щит с призывом летать самолетами Аэрофлота, а на стеклянной двери висело уведомление: «продажа билетов осуществляется при наличии билетов». Неоновый «SAMSUNG» пропал, привычной рекламы кока-колы на другой стороне тоже не было.
        - Ну, мы так про мороженое… - вывернулся Виктор. - Тут рядом кафе-мороженое есть, за углом, на…
        Он вдруг осознал, что не может вспомнить, как называется Тверская. Вернее, называется ли она в этом слое Тверской, или по-прежнему - Горького.
        - Тут недалеко, - сказал он.
        - Давай лучше посидим, - предложила Женя.
        Народу на площади было немного - фонтан не работал, а без него вроде бы и лавочки теряли смысл. Зажиточная пенсионерка попивала из горлышка зеленый «тархун», два старика играли в шахматы, еще несколько человек боролись с выгибающимися на ветру газетами. Одна скамейка была полностью занята цветастой цыганской семьей.
        Женя собралась присесть, но Виктор ее остановил и, достав носовой платок, смел с лавки пыль. Девушка даже растерялась. «Она мною восхищена,” - сказал себе Мухин.
        Минут десять болтали о кино. Виктор извлекал из памяти подростка местные премьеры, в основном - на военно-патриотическую тему, и доказывал Жене, что западный кинематограф, в отличие от музыки, давно погиб. Текст из Мухина так и пер - и все не какой-нибудь, а высокоинтеллектуальный, с развернутыми цитатами. Виктор чувствовал, что еще немного, и девушка попросится замуж, поэтому, когда на площади появились трое угрюмых парней, он не смог сдержать улыбки. После гибкости ума было бы уместно продемонстрировать силу тела - и можно вести Женечку к широкой родительской постели.
        Парням было лет по пятнадцать, типичная шпана: слегка приблатненная, слегка нетрезвая, как всегда без денег и с диким самомнением. Они по-хозяйски оглядели лавочки и направились прямо к Мухину.
        Виктор загодя встал - ничего, от него не убудет. Ясно же, что им не время надо узнать, и не библиотеку найти Некрасовскую. Они этого и не скрывали, наоборот, еще метров за десять набычились и оттопырили локти - якобы у них там мышцы и все такое…
        Мухин посмотрел на свой впалый живот и неожиданно вспомнил, что джинсы с передним карманом он одел не случайно - там была хоккейная «ракушка». И еще он понял, что он не справится. Ребята были подвижные, коренастые, с богатым опытом дворовых разборок, а он… Он был натуральный ботаник. И даже если они предложат драться по-честному, один на один, - он все равно проиграет. Убить его, конечно, не убьют, но мордой по газону повозят. Прощай, Женечка… И острые груди, и дрожащие пальчики - прощайте тоже. Рано тебе, Витюша, насчет женщин соображать. Сиди дома, учи уроки…
        Подойдя к пенсионерке, Мухин извинился и забрал у нее недопитую бутылку. Затем выплеснул остатки «тархуна» на асфальт и, взяв бутылку за горлышко, расколол ее о чугунную ножку скамейки. Едва ли это могло что-то изменить, но Женю он, по крайней мере, отдаст не задаром.
        - А ты герой, - молвила девушка. Она раскрыла сумку и, бросив тетрадки на лавочку, вытащила тонкую никелированную цепь. - Свое надо иметь, - назидательно сказала она.
        Женя встала рядом и просунула руку в широкую кожаную петлю. К другому концу полуметровой цепочки был припаян крупный рыболовный тройник. Каленая «кошка», отливая черным, болталась у самой земли. Виктор заметил, что девушка специально чуть покачивает кистью, - так было гораздо страшнее.
        - Прямо «Колодец и маятник», - проговорил он.
        - Ты читаешь По?..
        Хмыкнув, она сделала шаг в сторону и крутанула цепь. Крючки размылись в воздухе и, завершив круг, снова повисли возле ее правой ноги - теперь на них были наколоты листья. Нижняя ветка стоящего сзади дерева возмущенно зашелестела. Если б «кошка» достала чье-нибудь лицо, вместо листьев на тройнике оказались бы глаза и щеки.
        Хулиганы остановились, как бы припоминая, чего они, собственно, хотели. По сравнению с парой, угрожающей цепью и «розочкой», они выглядели даже и не совсем хулиганами.
        - А вы не подскажете, который час? - глумливо поинтересовался один из парней.
        - Половина второго, - с приторной учтивостью ответила Женя.
        - Премного благодарен…
        Троица переглянулась и нарочито медленно двинулись к цыганам.
        - Выигранный бой… - тихо сказала девушка. - Мухин, ты, кажется, мороженое обещал.
        Виктор по инерции кивнул и только потом спохватился - фамилии-то своей он не называл. Подойдя к урне, он бросил в нее отбитое горлышко и взял с лавки тетрадь. Первая страница под коленкоровой обложкой была аккуратно подписана:
        «История античной литературы.
        Немаляева Людмила».
        - Фраернулся ты, Витенька…
        - С «Макдональдсом»? Согласен.
        - Эдгара По здесь запретили еще в восемьдесят втором, а Павича вообще не переводили, как идеологически незрелого. Я ж все-таки немножко филолог.
        Мухин озадаченно посмотрел на девушку. Некоторое сходство с Людмилой найти было можно - но только если искать специально.
        - Почему ты Женей представилась?
        - Для разнообразия, - насмешливо проговорила она. - А скажи-ка, друг, чего ты от меня хотел?
        - Так, познакомиться…
        - А потом?
        - Думаешь, я за четыре часа надеялся тебя соблазнить?
        - Думаю, да, - ответила она. - В читальном зале что делал? Небось, для школьного кружка выписывал?
        - В ЖЭКе кружок, - буркнул Мухин. - В школе сейчас каникулы.
        - Родители загнали? - спросила Люда с нескрываемым удовольствием.
        - Ага…
        Маленький табор на дальней лавке заголосил, но смирно и совсем не громко. Трое парней что-то достали из карманов, и старая цыганка с объемным, как воздушный шар, задом протянула им сложенную купюру.
        - Так, ну где мое мороженое? - сказала Люда.
        - Пойду лучше водки возьму…
        - Посмотри на себя! Ты же ребенок!
        - «Ребенок»! - сварливо произнес Виктор. - Тебе самой-то сколько?
        - Женщинам таких вопросов не задают.
        - А ты точно женщина?
        - Ну и хамло!.. - сказала она, убирая цепь в сумочку. - Семнадцать. А тебе?
        - Четырнадцать с половиной.
        - Засранец мелкий… - улыбнулась Люда.
        Мухин перепрыгнул через кованую ограду и подал ей руку. Она грациозно перешагнула, при этом джинсы на ее бедрах натянулись еще сильней, и Виктор жадно сглотнул. Перебежав через дорогу, он зашел в «Кавказские вина». Людмила его сопровождать категорически отказалась.
        Вместо вин, кавказских или каких-то еще, на прилавках стояла одна только водка - «Пшеничная», с алюминиевой кепочкой. Мухин отсчитал пять рублей тридцать копеек и направился к кассе, но продавщица гаркнула:
        - Ты что, малец, магазин перепутал?
        - Я тебе не малец, ясно? - проскрежетал он.
        - Иди, иди. Мама за кефиром послала, а ты проказничать!
        Виктор поиграл желваками и выкатился на улицу. Людмила даже не стала спрашивать, все было ясно и так. Мухин понял, что внутренне она над ним потешается.
        Приметив краснолицего дядьку в затрапезном пиджаке и белой сетчатой шляпе, он дождался, пока тот не подойдет ближе, и окликнул:
        - Мужик!.. Я тебе шесть рублей дам. Возьмешь мне «пшена». Сдачу - себе.
        Дядька шмыгнул носом, проницательно посмотрел на Люду и сказал:
        - Семь. Мне как раз на красненькое. Выпью за ваше здоровьичко…
        Торговаться было несолидно, и Мухин молча вложил в грязную ладонь две зеленых, как баксы, трешки и металлический рубль с профилем Ильича. Спустя минуту он получил теплый пузырь и сунул его в пакет, к конспектам по Гоголю.
        - Ты далеко живешь? - спросил он.
        - Недалеко. В общаге.
        - Тогда ко мне. Там, правда, родители…
        - Ты что, показывать меня им стесняешься?
        - Мне-то что? - фыркнул Мухин. - Меня тут через три часа уже не будет.
        - Опять хамишь, - констатировала Люда. - Ты уж определись - совращать, или за косички дергать.
        - Косичек-то у тебя нету… Слушай, а зачем ты сюда перекинулась?
        - Не знаю…
        - Ты же сама слой выбираешь!
        - Выходит, не всегда… Метила в одно место, попала в другое. Очнулась - библиотека. «Он стал иглу во впадины глазные вонзать, крича, что зреть очам не должно ни мук его, ни им свершенных зол…» - с чувством продекламировала Люда.
        - Это не Ренатик сочинил? - осведомился Мухин. - Про глазные яблоки больно похоже.
        - Впадины, а не яблоки, - поправила она. - Нет, это не Ренатик…
        В условиях предельно развитого социализма частники «бомбить» опасались, но «бомбили» все как один. Вымпел на стене, конечно, радовал, но коньяк на столе радовал сильнее. На коньячок надо было зарабатывать.
        Виктор вытянул руку, и у тротуара затормозили сразу три машины - гуськом.
        - Ты только слюну не пускай, я к тебе не за этим, - предупредила Люда. - Мне до конца транса перетоптаться где-то надо. А может, в кино сходим?
        - Ты водку в кино пить собираешься? - воскликнул Виктор.
        - Я вообще-то не собираюсь.
        - Ну и не надо!
        С водителем договорились за пятерку. Хитрый шеф увидел, что Мухин с дамой, и, кажется учуял пузырь в пакете. Опыт этого слоя Виктору подсказывал, что за пять рублей от Пушкинской площади до «Новокузнецкой» можно доехать раза три, но спорить он не стал. Это все-таки был «Опель», по местным меркам - роскошь несусветная.
        Они вдвоем забрались на заднее сидение, и Виктор взял Люду за руку. Та поджала губы, но руку не отняла.
        - По дороге заскочим заправиться, - заявил водитель.
        - Никаких «заскочим», - отрезал Мухин. - За пятерку на горбу понесешь.
        Мужчина беспомощно хихикнул. Развязная молодежь попадалась ему частенько, но таких наглых детей он еще не встречал.
        - Задницу тебе давно не драли, - предположил он.
        - Я сам кому хочешь раздеру… У меня папа знаешь, кто? - произнес Мухин со значением. - Вот и притухни.
        Водитель озверело посмотрел на него в зеркало, но послушался и до самого дома не проронил ни слова. Люда тоже помалкивала.
        - А кто твой папа? - сказала она уже на улице.
        - Водила-то спросить не решился! - удовлетворенно заметил Виктор. - А папа у меня инженер. Сто шестьдесят рублей, геморрой от стула и двадцать два начальника.
        - Ты его не уважаешь?
        - Папенька у меня не опасный, - задумчиво ответил Мухин. - Маму надо бояться…
        Он достал ключи, но вдруг почувствовал какое-то беспокойство. Он вспомнил, как ботаник пытался открыть квартиру, сданную тещиным студентам, и прежде чем вставить ключ в скважину, перебрал на связке все три штуки. Маленький - от почтового ящика; обычный, желтый, - от дома; еще один, длинный, - от гаража, где Витя с приятелями иногда тусуется…
        - Что-то не так? - спросила Люда.
        - Черт его знает… Запутался.
        - Не сюда приехали?
        - Сюда, сюда.
        Мухин быстро, будто ныряя в прорубь, открыл замок и толкнул дверь.
        - Прошу!..
        - О-о-о! - раздалось изнутри дружное и незнакомое. - А мы вас заждались!
        Виктор вошел вслед за Людой - отступать было поздно. В прихожей и маленьком коридорчике он обнаружил человек пять - все были взрослые, веселые, слегка чем-то взбудораженные.
        Все лица Мухин видел впервые.
        Глава 13
        - Витька, чего растерялся?
        Из комнаты выглянул отец - неузнаваемо постаревший, прирастивший к животу лишние полпуда, но живой.
        Мухин схоронил родителей три года назад. Он давно уже перестал горевать - что делать, ко всему привыкаешь… Здесь и мать, и отец были еще живы - он, вроде бы, должен был радоваться, но вместо радости испытывал печаль. Часа через два он вернется в слой, где ограда на их могилах уже заржавела.
        «Надо съездить, подкрасить,” - отстраненно подумал Виктор.
        - Вы как раз к столу, - объявила мама. - Я тебя раньше ждала, хотела в магазин послать. Пришлось самой… А это кто? Твоя девушка? Наконец-то за ум взялся! Ну, знакомь, знакомь…
        - Люда… - сказал Мухин и зарделся.
        - А меня зовут Наталья Петровна. Ну что ж… добро пожаловать, Людочка. Витя у нас мальчик хороший, учится без троек, литературой увлекается…
        - Шустрова! - одернул ее блондинистый мужчина в рубашке с закатанными рукавами. - Что ты детей смущаешь? Сейчас сядем, и сразу познакомимся! Кстати… - Он шагнул к двери и протянул Людмиле бледную, в светлых волосках, руку. - Юрий Геннадиевич. Но вы можете звать меня просто Юриком. Хе-хе…
        - Не поздновато вам для «Юрика»? - спросила она невинно.
        Его слегка перекосило, но он постарался не подать вида. Лет ему было, как и родителям, ровно пятьдесят, но из-за странности организма он выглядел значительно моложе - где-то на сороковник с небольшим. Почти цветущий.
        - Зачем вы так?.. Я же шучу.
        - Я тоже.
        - Шустрова! - начальственно крикнул он. - С такой невестой твой Витька не пропадет! Смотри, Виктор, скрутит она тебя!.. Я в женщинах разбираюсь.
        Юрий отправился в комнату, но поворачиваясь, излишне задержал взгляд на Людиной майке. Майка была короткой, между ней и джинсами оставался просвет с голым животом - вот на этом просвете Юрий и замешкался.
        - Зря ты меня привел, - шепнула Людмила.
        - Я ж не знал, что у родаков пьянка намечается.
        - Пойдем отсюда?..
        - Разувайся, - велел Мухин. - Жрать охота.
        Он сунул водку поглубже в шкаф и подтолкнул Люду вперед. Стол был уже накрыт.
        Праздновали какое-то событие на отцовской работе - не то окончание крутого чертежа, не то очередное перевыполнение плана, Виктор в его дела никогда не вникал. Скорее всего, народ просто нашел повод культурно заквасить.
        Батяня всю жизнь трудился на одном месте, и многие его коллеги стали общими семейными друзьями. Пара человек с работы, в том числе Юрий, знали родителей еще с института - эти неизменно называли мать Шустровой, хотя последние тридцать два года она была Мухиной.
        Кроме семи мужиков за столом сидели две бабенции - чьи-то жены, давно сделавшиеся подругами матери. Виктор как-то невзначай выяснил, что со всеми знаком, вернее - это они были с ним знакомы, сам-то он их не помнил. Юрий - так тот вообще чуть не из роддома его вез. Этого Мухин тоже не припоминал, и не особо жалел.
        Закуска была добротная, но умеренная - не Новый Год все-таки. Обычный набор: картошка, селедка, дачные соленья и пара условно хрустальных салатниц. Рядом, на журнальном столике, по-домашнему стояла щербатая пятилитровая кастрюля с оливье. Женщины что-то еще говорили про мясо в духовке. Запивать мама, как всегда, сварила компот. Из спиртного были две бутылки вина и гораздо больше - водки, естественно, «Пшеничной». Зачем-то приперли дефицитное шампанское - гусарил, надо полагать, Юрий.
        Мухин заботливо усадил Люду в углу возле стены и положил ей в тарелку сразу всего - чтоб больше не отвлекаться.
        - Вино будешь? - спросил он.
        - Стремно…
        - Да ну прям! Так будешь?
        - Буду, - вздохнула она.
        Он потянулся за бутылкой, но зоркая мать сразу же засекла.
        - Витенька, что это ты?.. Людочка, это он вам? У вас что, в семье так принято?
        - Как? - спросила она.
        - Вы вместе со взрослыми пьете?
        - Нет, только с детьми, - сказала Людмила.
        Юрий рассмеялся и подмигнул. Отец прыснул и замахал на мать руками:
        - Наташ, прекрати! Оставь их в покое.
        - Лю-удочка!.. - укоризненно протянула она. - Нельзя так…
        - Ма, хватит напрягать! - бросил Мухин.
        - Шустрова! - строго сказал Юрий. - Ты Витьке всех невест разгонишь.
        Людмила жалобно посмотрела на Виктора.
        - Может, пойдем, а?..
        - Пошли. Бери тарелку, бери стакан, запремся в моей комнате.
        - Нет-нет, Витенька! - остановила его мать. - Так нельзя. Куда ты понес-то?..
        - Наташ, не приставай к ним, пусть себе идут, - попробовал заступиться отец, но она не обратила на него внимания.
        - Надо со всеми, Витенька. Сейчас и мясо будет. Или Людочка уходить уже собирается? Что, Людочка, не понравилось у нас?
        - Конечно, оставайтесь! - заявил Юрий. - Потанцуем… Витька, у тебя музон хороший есть?
        Мухин рухнул обратно на стул и дернул Людмилу за руку.
        - Сидим, хомячим, - прошипел он. - В упор никого не видим.
        - Поздний ребенок… - сказала она негромко. - Мелочная опека, в итоге - либо комплекс гения, либо сексуальные расстройства…
        - Ты-то хоть не капай… Послал бы я это все, но… не могу я.
        - Почему? А-а… прости. Я поняла.
        Гости плавно пьянели. Тосты становились все короче, рюмки наполнялись все чаще. Общество постепенно распалось на несколько фракций и разбрелось по квартире. Юрий шатался там и сям, со всеми успевал выпить, а подходя к столу, масляно косился на Люду.
        Мухин поймал момент, когда мать с подругами ушла проведать мясо, и, пихнув Людмилу в ногу, вылез из-за стола.
        - Витька! - Юрий нахмурился.
        - Я за магнитофоном, - буркнул он.
        Его комната оказалась занята - двое каких-то мужиков что-то друг другу доказывали. Мухин незаметно свистнул у них полупустую пачку «Явы» и повел Люду в ванную.
        - Такие вот у нас друзья… - молвил он, прикуривая.
        Бросив горелую спичку за стиральную машину, Виктор случайно повернулся к зеркалу и застыл.
        - Это я, да?..
        - Наверно…
        По ту сторону стекла стоял худой, чтоб не сказать тщедушный подросток с торчащими ушами и жиденькими волосиками. Ручки-веревочки висели вдоль тела так вяло и покорно, словно вместо костей в них была проволока. Веснушки, глупые глаза, маленький носик - Мухин не нашел в себе ничего, что бы могло ему понравиться. Люда тоже была курносая, но как-то иначе, соблазнительно. Старый пень Юрик неспроста на нее пялился.
        Мухин встал спиной к зеркалу - теперь у него появился повод смотреть на Люду, не отрываясь. Она была такая светлая, такая милая и чистенькая, что Виктору захотелось немедленно кого-нибудь убить - и посвятить этот подвиг ей. Впрочем, он тут же подумал, что труп в квартире ее не очарует.
        По коридору прошаркали две пары тапочек, и из-за стола послышались восторженные реплики. Судя по топоту, народ начал собираться к мясу. Отец торопливо навестил холодильник и, позвякивая бутылками, вернулся в комнату. Через минуту оттуда донеслось:
        - Выплыва-а-а-ают расписны-ы-ые-е!..
        - Ненавижу я это… - сказал Мухин.
        - Да ладно тебе, - отмахнулась Люда. - Делать-то что будем? Тут сидеть?
        - Погоди!..
        Виктор тихонько открыл дверь и, прокравшись в прихожую, достал из шкафа свой пакет. Метнувшись на кухню, он быстро схватил, что было, и шмыгнул обратно в ванную.
        - Вот! - Он показал один стакан и одно яблоко.
        - Давай… - обреченно ответила Люда.
        Мухин подцепил крышку зубами и, спрятав ее в карман, налил грамм сто.
        - На, - сказал он.
        - Ты первый.
        - Нет, ты.
        - Я первая не буду.
        - Блин… Как дети!
        Виктор в два глотка осушил стакан и, осмотрев яблоко, куснул его с зеленого бока. Красный он галантно оставил для девушки.
        - Нормальная? - осторожно спросила Люда.
        Водка оказалась дрянь - не говоря уж о том, что она была отвратительно теплой.
        - Нормальная, - сипло произнес Мухин, наливая.
        Людмила с тоской заглянула в стакан и натужно выпила.
        - Ну?.. - Виктор протянул ей яблоко.
        - Боже… - Она глубоко вдохнула и заморгала. На глазах появились слезинки. - Боже, какое говно!..
        - Закуси. А я еще налью.
        - Куда разогнался-то? Не, я больше не буду.
        - По чуть-чуть! - строго сказал он.
        - Как я потом домой доберусь?
        - Зачем тебе добираться? Нам здесь час остался.
        - А она как же?..
        - Отражения твоя? - осклабился Мухин. - А пусть как хочет. Тебе-то что? На.
        Люда неодобрительно покачала головой, но стакан взяла. «Чуть-чуть» - это были те же сто грамм. Виктор заранее откусил от яблока и, выложив дольку на ладонь, вручил ее Людмиле. Та не побрезговала.
        Вторая «сотка» пошла глаже - то ли остыла каким-то чудом, то ли восприятие изменилось.
        - Перцепция… - ни к селу ни к городу изрек Мухин.
        - Чиво?
        Люда качнулась, и Виктор, не упустив этого момента, придержал ее за талию. Убирать руки он, естественно, не спешил. Она скользила взглядом по стенам и будто бы ничего не понимала.
        - Не надо, - сказала она, по-прежнему глядя куда-то вбок.
        - Скоро транс закончится.
        - Вот и хорошо…
        - А другого случая…
        - Вот и хорошо, - упрямо повторила она.
        Виктор с тоской посмотрел на ее близкую шею и покрытую тонким пушком щеку. Неожиданно для себя он взял ее за подбородок и, повернув к себе, поцеловал в губы. Люда попыталась отстраниться, но он ей не позволил.
        - Мухин, ты пьян!..
        - Я тебя еще поцелую, - сказал он, продолжая хмелеть. - Только не сюда.
        - Фу, дурак!
        Она наморщила носик и растерянно улыбнулась, и по этой улыбке Виктор вспомнил, что ей вовсе не семнадцать. Чем он эту волчицу удивить собрался? Ей же под тридцатник, она сама его чем хошь удивит…
        - Мухин… не могу я с тобой. Ты же ребенок совсем…
        Он обнаружил, что стаскивает с нее джинсы, проклятую модную тряпку, невероятно тесную.
        - Отцепись, дурак…
        Люда взялась за пояс, но вместо того чтобы натянуть джинсы обратно, спустила их до колен. Виктор развернул ее к ванне и толкнул в спину.
        - Эй… ты обещал что-то другое!
        - Я тебе и мороженое обещал…
        Из большой комнаты грянула новая песня, и сдавленный возглас Люды слился с протяжными гласными: «…дава-айте гавари-ить друг дру-угу ка-амплиме-енты…»
        - Как я тебя хотел… - задыхаясь, пробормотал Мухин. - С первой секунды… сразу захотел тебя… когда увидел… внутри все взорвалось… еще там, где тебя… ты лежала мертвая, а я хотел… даже мертвую хотел… я этого Рената на ремни порежу… твоего мудака Костю тоже… какая ты… таких больше нет… ты из сказки… лучше тебя… не бывает… никого…
        Клеенчатая занавеска шуршала и брякала кольцами, под ванной громыхал тазик - взрослые этих звуков не слышали, они были слишком увлечены своим вокалом, но даже если кто-нибудь и заметил, то вряд ли сообразил, с чего это таз бьется о кафельный пол. Так долго и так энергично.
        А если б они узнали…
        Мухин поднял голову к потолку и стиснул зубы.
        Если б эта шобла только представила… «Витенька, так нельзя…» Можно, мамуля, еще как можно!..
        - Сволочь ты, Мухин, - сказала Люда, присаживаясь на стиральную машину.
        Виктор взял полотенце и нежно вытер у нее со лба пот.
        - Может, мне за тебя замуж выйти? - усмехнулась она. - Возьмешь меня в жены, Витя?
        - Теперь просто обязан.
        Она достала из пачки сигарету.
        - Водка у нас еще есть?
        Несмотря на духоту, они почти протрезвели. В мозгу клубилось какое-то симпатичное марево. Жизнь удалась, и большего Мухин от нее не требовал. Хотелось лишь покурить и спокойно выпить еще по пятьдесят. И Виктор уже догадывался, чего ему захочется после, - в четырнадцать лет это можно делать круглые сутки.
        - Сколько осталось? - спросил он.
        - Несколько минут. Не успеем…
        В дверь кто-то поскребся, и Виктор, заметив, что они сидят в полной тишине, открыл воду. В дверь постучали.
        - Что за хамство? - проронила Люда. - Приспичило им!
        - Вот и ты в бункере так же ломишься, - мстительно покивал Мухин.
        - Да?.. Но сейчас ты со мной, а там с кем?
        - А там с собой…
        - Тоже компания, - сказала она, отодвигая защелку
        - Вы чего это тут?.. - прищурился Юрий. - Людка! Танцевать будем?
        Виктор вышел из ванной и заглянул к себе в комнату - двое блаженных продолжали о чем-то спорить, третий, похабно раскидавшись на его кровати, выводил гортанью клокочущие трели. Остальные как бы отправились кого-то провожать, в действительности - прикупить водчонки и заодно проветриться перед следующим раундом. С кухни доносилось клацанье посуды и деловитая женская трескотня. Не в меру активный Юрий тоже зачем-то остался.
        Виктор с Людой уселись за опустошенный стол. После спиртного аппетит воскрес, и Мухин принялся выгребать из кастрюли салат.
        Юрий, помыкавшись где-то в коридоре, вновь нарисовался в дверях.
        - Людка! Танцевать!
        - Пош-шел ты… - сказала она вполголоса. Но так, чтоб он услышал.
        - Людок!.. Не дерзи мне! Давай лучше потанцуем. Витька, музыку!
        - Мужик, отвали от нее, - тяжело произнес Мухин.
        - Ты… да ты… ты как… - закудахтал Юрий. - Какой я тебе мужик?! Ты как со взрослыми разговариваешь, срань колесная? Танцуем!
        Спотыкаясь о стулья, он пробрался между столом и стенкой и ухватил Люду за локоть.
        - Слышь, взрослый? - сказала она холодно. - Я тебе сейчас яйца вырву. И воробьям кину. Пусть смеются.
        Юрий растерянно отшатнулся и заметил, что Виктор берет со стола нож.
        - Шустрова! - заорал он. - Ты кого себе вырастила? Бандита какого-то вырастила!
        Отложив нож, Мухин налил Люде компота и протянул вазочку с хлебом. Через мгновение в комнату влетела мать - в забрызганном фартуке и недомытой тарелкой в руках. У нее за спиной маячила пьяненька подруга.
        - Юр, что случилось-то?..
        Виктор и Люда безмятежно кушали оливье.
        - Молодцы, дети, молодцы, - растрогалась мама. - Витенька, покорми Людочку как следует, ей же уходить скоро.
        - Скоро, - подтвердил Мухин.
        - Шустрова! Твой Витька с ножиком на меня бросался!
        - Юр, ну что ты… Ты бы со всеми на улицу… подышал бы.
        - Да я как стекло, Шустрова! Ножик видишь? Вот с ним он и бросался! И в ванной он еще с этой… с невестой своей… Надо еще прове-ерить, что они там!..
        - Глохни, падаль… - процедил Мухин. - В натуре ведь кастрирую.
        - Все, я ухожу, - сказала Люда.
        - Я с тобой.
        Виктор прорвался мимо ошарашенной матери и быстро переобулся. Он подозревал, что все закончится либо так, либо еще хуже. Он слишком отвык быть чьим-то сыном. Он давно уже был не сын, а просто Витя Мухин - сам по себе. Он только жалел, что перед уходом не увидит отца, не попрощается так, как хотел бы попрощаться. Но батя ушел за водкой для Юрия и других оглоедов.
        - Людочку проводи, и сразу же домой, - сказала мать строго и многозначительно.
        - Я сейчас вернусь, - ответил Мухин, плотно закрывая дверь. - Тебе не кажется, что нас здесь уже не должно быть? - спросил он у Люды.
        - Кажется, - мрачно ответила она. - Уже минут пятнадцать, как не должно. Подождем еще.
        - А потом?
        - Потом… - Она грустно посмотрела на сырое пятно возле лифта и на закопченный какими-то умельцами потолок. - Потом мы будем здесь жить. Наверно, это что-то там… что-то с нашими телами. Значит, мы остались в этом слое.
        - Подождем еще немного… - сказал Виктор. - А Сан Саныч?.. Шибанов?..
        - Здесь они не те. Мы два года друг искали. Два года, чтоб собраться в одном слое…
        - А таблетки?
        - Нас ведь и без таблеток иногда перекидывает.
        Внизу, скрипнув пружиной, грохнуло парадное. Зазвучали какие-то возбужденные голоса, среди которых Мухин расслышал и отцовский. Только теперь он не знал, радоваться ему своей задержке, или огорчаться. Настоящий смысл Людиных слов дошел до него не сразу, а спустя пару секунд. И этот смысл был пугающе прост: не нравится жизнь - умри.
        Лифт был занят, и они направились по лестнице пешком. Навстречу, благо третий этаж - не десятый, поднимались посвежевшие гости. Виктор, почти не различая лиц, каждому что-то рассеянно объяснял, а сам не переставал искать отца.
        Папа, отягощенный хозяйственной сумкой, шел позади и толковал с каким-то мужчиной. В сегодняшнем сабантуе это был персонаж новый. Мухин почувствовал, что тонкая ладошка из его руки медленно выскальзывает.
        Людмила остановилась и, привалившись к стене, захлопала ресницами. Виктор снова посмотрел на отца - ничего особенного…
        - Он…
        - Что?
        - Он… - выдавила Люда и показала пальцем на батиного спутника.
        Мужчина выглядел лет на пятьдесят - вероятно, тоже из сокурсников. У него был по-американски твердый подбородок и какие-то неприкаянные, беззащитные глаза.
        - Привет, ребята, - добродушно сказал незнакомец.
        - Он… - в третий раз молвила Люда. - Это Борис…
        Глава 14
        - Курочки у меня хорошенькие, кролей сотня с лишком, этой весной еще поросят завел… - хвастал Борис, и все почему-то верили.
        Ногти у него были холеные, как у дантиста, да и лицо для деревенского жителя казалось бледноватым, но врал он, надо признать, складно. В основном - про Дальний Восток, путину и водолазные работы.
        Виктор и Люда, как порядочные дети, толклись рядом и слушали. Борис изредка косился в их сторону и будто говорил взглядом: «Сейчас, ребята, сейчас. Еще пару телег прогоню, и займемся делом».
        Для того чтоб нормально вернуться домой, Мухину пришлось извиняться и перед матерью, и перед Юрием. Вроде, утряслось - списали на переходный возраст и временное помутнение. Людмила чмокнула старого похабника в щеку - за это он вынес из ванной пустую бутылку и приобщил ее к длинной шеренге под столом. Мама с присутствием чужой девушки постепенно смирилась и уже раздумывала, как бы ее половчей припахать на кухне.
        Наконец Борису надоело трепаться, и он, взяв портфель из кожзаменителя, магическим жестом открыл замочки.
        - Внимание!.. - Он эффектно извлек на свет два литровых пузыря, беленький и красненький. - Але-оп! Собственного разлива. Такого, господа, вы еще не пробовали.
        - Самогон? - спросила мать.
        - Дамам предлагается наливочка. Сливовая, по старинному рецепту. Я с одним дедушкой шифером поделился, а он мне - технологию приготовления. Способствует омолаживанию организма и восстановлению некоторых функций, - игриво сообщил Борис, - в том числе и тех, что были ему несвойственны даже в юности. Отказ, товарищи, приравнивается к саботажу.
        Мухина от этого словоблудия уже подташнивало, но Люда подавала ему знаки, чтоб сидел тихо и не возникал.
        - Я наливочки выпью, - сказал, почесав ухо, Юрий.
        - Не переживай, здесь те же вещества, но в большей концентрации, - заверил Борис, трогая беленькую. Он набулькал каждому по рюмке, не забыв и о матери с двумя ее подругами. - Пьем!
        Чокнулись и выпили.
        Борис замер с загадочным видом, давая понять, что говорить ничего не надо, а надо следить за ощущениями. Все начали закатывать глаза и причмокивать, оценивая вкус, букет, жесткость воды и, возможно, что-то еще. Вскоре одна из маминых подруг схватилась за стул и не очень уверенно присела. Борис выждал еще несколько секунд и с облегчением выплюнул самогон в стакан.
        - Ты чего это, Боря? - засомневался Юрий.
        - Ложись, - ласково сказал он.
        Юрий растерянно моргнул, но и вправду прилег. Легли и все остальные - кто-то сам, еще успев доползти до дивана, кто-то, не успев, - просто развалился на полу.
        - Борис?.. - молвил Мухин. - Что у тебя там за вещества?
        - Не бойся, это не опасно. Я им туда родедорма натолок. Завтра проснутся. Так… здесь нам будет не интересно, - он оглядел тела. - Вторая комната свободна?
        Мужик в «детской» по-прежнему спал, и его за ноги отволокли к обществу.
        - Ну, здравствуйте, ребята, - еще раз сказал Борис.
        - Слушай, у нас проблема, - пожаловалась Людмила. - Все сроки прошли, а мы…
        - А вы вернуться не можете, - легко угадал он. - Это я вас тут придержал. Не успевал за четыре часа приехать. Я ведь действительно за городом, в глухомани. А поговорить не мешало бы. Я тебя, Витя, просил, чтоб ты был поосторожней…
        - «Мегатранс», что ли?! Попробуй, догадайся!
        - Витя, не вынуждай меня думать, что я переоценил твои умственные способности.
        - Ладно, все равно уже поздно. Твой «Мегатранс» проехал мимо, и мне он больше не пригодится.
        - Это почему?
        - Как почему?.. Убили меня. Я сам видел.
        - Не знаю. Никто тебя там не убивал.
        - Но вертолет…
        - Это я, Витя, не в курсе. Вертолет, самолет… Твой ботаник жив-здоров. Сомневаешься - проверь.
        Стул в комнате был только один, и на него села Людмила. Борис поправил на кровати сбитое покрывало и примостился с краю, у окна.
        - А как дела у любезного Сапера? - осведомился он. - Ладится?
        - Кажется, да, - ответила Люда. - Ты не против?
        - Фью!.. Хоть на голове стойте! Все равно без толку. Пустое все…
        - Что, Петр прав? У Немаляева не получится?
        - Получится, получится… И Петя прав, и Костик прав… А третий стратег найдется - и он прав будет тоже… Только правоты этой вашей ненадолго хватит. Дней примерно на десять. Максимум - на две недели. Такой, ребятки, обвал идет!.. а вы из прутиков плотины строите.
        - Борис, ты вообще понимаешь, что происходит?
        - Что - ты и сама понимаешь. А вот почему - это вопрос… Посмеяться хотите? - неожиданно спросил он.
        - Опять что-нибудь про кроликов?
        - Опять, да… Юмор в том, что мир не всегда был многослойным. Кроме того, это явление локальное, и дальше Земли-матушки, скорее всего, не простирается. - Он выдержал паузу, но реакции не последовало. - Вы недостаточно собраны. Небось, бухали? Молодежь!.. Мы постоянно сталкиваемся с расхождениями в истории, верно? Каждый слой хоть чем-нибудь, да отличается. Есть слои как близнецы, а есть, наоборот…
        - Боря, давай без лекций, - оборвала его Людмила.
        - …но все расхождения начинаются только с пятидесятого года, - невозмутимо закончил он. - До тысяча девятьсот сорок девятого история везде совпадает - в каждом слое, а уж я их повидал много.
        - Пятьдесят, круглая цифра… Ну и что?
        - А то, Витя, что слои - это не свойство вселенной и не природный катаклизм, - сказала Людмила. - Это люди сделали. И сделали относительно недавно.
        - Браво. Женщины тоже бывают сообразительны, - монотонно произнес Борис.
        - Конечно! Это же на поверхности! Если б слои разбежались пять веков назад, то между ними уже не осталось бы ничего общего. Они были бы совсем разные.
        - Идешь на красный диплом, - похвалил Борис. - Разбежались… Они разбежались, да. Хорошо сказала, Люда. Все отражения разбежались из одного слоя.
        - Из первого…
        - Он был не первый, он был единственный. Предлагаю называть его нулевым.
        - Ага… - Мухин прикрыл глаза, чтобы не сбиться с мысли. - Значит, в пятидесятом году двадцатого века люди сделали что-то такое, из-за чего мир затрещал по швам. Тихо так, незаметно. Почему это проявилось только сейчас?.. Все эти взаимные бомбежки, миграции… Что же раньше-то?..
        - Раньше тоже было, но не так, конечно. Единицы. Кто-то сгинул в дурке, кто-то устроился, приноровился… Перекидывало одного из миллиона или даже миллиарда. Но чем больше было таких перебросов, тем легче они проходили. И это копилось - полвека с лишним, а границы все таяли и таяли… Два года назад, Люда знает, шило в мешке уже проклюнулось. И кое-кого укололо, - выразительно добавил он. - А сейчас, если б кто сподобился нарисовать эту проклятую экспоненту, мы бы оказались аккурат на пределе между частью пологой и частью крутой.
        - Дальше будет только хуже…
        - И гораздо, - пообещал Борис. - Оболочек становится все меньше, поэтому ваши усилия по подготовке тыла выглядят… как бы сказать… ну, несерьезно. Вы не учитываете простой вещи: миграция в ваш мир придет не одна. Вы можете справиться с первой волной, и со второй, и даже с третьей, но когда людей начнет перекидывать ежедневно и ежечасно, не спасут ни абсолютная диктатура, ни абсолютный бардак. Не с того конца взялись, друзья мои. Ваш островок безопасности ничего не стоит. Миграция похожа на лесной пожар со многими очагами. Каким бы большим не был лес, рано или поздно он весь выгорит. Если не тушить. А когда погибнет нулевой слой…
        - А его можно как-то распознать? - резко спросил Мухин. Все это время он додумывал свою мысль и жутко боялся ее упустить. Ему казалось, что где-то рядом бродит некая гениальная идея, но ухватить ее он был не в силах. - Если наши тела в нулевом слое существуют, и мы сможем туда попасть… и понять, что они там натворили… и попробовать… а?..
        - Логично рассуждаешь, господин ребенок. Беда в том, что нулевой слой не отличается от слоев-отражений. Не у прохожих же спрашивать!.. Но искать его надо. Пока он не сгорел, есть какая-то надежда… призрачная, правда.
        - Надежда на что? - нахмурилась Люда. - Ну, найдем мы его… И сразу с неба алмазы посыплются? Даже если починим то, что ни там сломали… дальше-то?..
        Борис пожал плечами.
        - Не исключено, отражения сольются обратно, - сказал он. - И никаких миграций, естественно, больше не будет. А вот когда он все-таки сгорит… Тогда об этом и мечтать не придется.
        - Вместе с ним погибнет все? И все отражения?
        - Что значит «погибнет»? Пространство останется. Может, и люди какие выживут. Мы же с вами не там, а здесь, и ничего, вроде… Другое дело, что если слои сольются, тот мир станет единственным, и примет только те личности, для которых в нем будут оболочки.
        - А тех аборигенов куда?
        - Вот ты какой, Витя. То, что много планет в одну сложатся, - это твой разум приемлет, да? А то, что с личностями такое же произойдет - против этого он у тебя бунтует. Мы ведь уже после распада родились и, не исключено, родились в отражениях. Но у каждого из нас есть прототип в нулевом слое. Был, по крайней мере.
        - Получается… - Мухин наконец ухватил то, что вертелось где-то рядом. - Получается, если нулевой слой был шаблоном для отражений… то в момент распада все слои его скопировали.
        - Я об этом и говорю…
        - Нет!.. Погоди. Не только люди… ну, реки, дома, все такое… Не только материальные объекты отразились. Еще и события… И та катастрофа, из-за которой все случилось, - она тоже в каждом слое.
        - А вот это уже высший пилотаж, Витюша, - покивал Борис.
        - Только не «Витюша», прошу…
        - Как тебе угодно. Разве что насчет катастрофы… Не уверен я, что это именно катастрофа - с градом и ураганами. Я думаю, никто ее не заметил, иначе о ней было бы известно везде.
        - А раз это событие существует в любом слое, то исправить его тоже можно в любом, - подала голос Людмила.
        - Вряд ли…
        Борис с сомнением потрогал подбородок и, отдернув занавеску, осторожно выглянул в окно. На улице темнело, но народ во дворе не расходился - после солнца и сухой жары все только начинали оживать. Если б дядьки за доминошным столом, или бабульки на лавочке, или пацаны на вывихнутой деревянной горке - если б кто-нибудь из этой безмятежной публики услышал, что говорится в простой двухкомнатной квартире на третьем этаже, то к дому давно бы подъехала белая машина с красным крестом, и вероятно, не одна.
        Борис отпустил шторы и уселся обратно на кровать.
        - Не в любом, нет… - сказал он. - Это ведь не заклинание было, а что-то ощутимое. Прибор, машина, эксперимент… Для эксперимента все равно железка нужна, не на руках же его ставили. А железки - они, как правило, не вечные. Очень много слоев погибло не фигурально, а в действительности. При одновременной детонации десятков тысяч боеголовок планета превращается в рой космического мусора. Все мыслимые причины в этих слоях уже устранены. А следствие пока остается. Если я не ошибаюсь, и это все-таки некая машина, то за ней придется идти в нулевой слой. Но сначала, конечно, его надо разыскать.
        - И понять, что это за машина такая, - вставила Люда.
        - Разумеется, - без охоты ответил Борис. - Нам много чего надо понять… желательно, побыстрей. У нас неограниченное количество жизней, но совершенно нет времени.
        - Ну и как мы его будем искать? - хмуро поинтересовался Виктор. - Раз уж тебе с верхотуры не видно, нам-то куда?..
        - Я, по совести, к вам обращаться и не собирался. Думал - либо сам справлюсь, либо никто не справится…
        Люда испытующе посмотрела на Мухина и опустила голову. Лезть с уточнениями было ни к чему. Борис уже ответил.
        - А те, кто родился до пятидесятого года, то есть еще до распада?.. - начал Мухин с внезапным энтузиазмом, но, сделав паузу, скуксился. - Да, они же не отличают… Все отражения реальны.
        - В том-то и дело, - поддержал Борис. - Разница между отражением и нулевым слоем не видна. Даже мне. Я мог побывать там много раз… Мы и сейчас можем находиться в нулевом слое! Хотя вероятность такого финта невелика…
        - Вслепую тыкаться нельзя, - произнесла Людмила. - Действительно, пройдем мимо и не заметим. Надо его… э-э… его надо… - Она так и не подобрала нужного слова. - Задача не имеет решения. Зря ты нам все это рассказал, Боря.
        - Не зря, - медленно выговорил Виктор.
        - Ну-ка!.. Ты у нас сегодня за генератора идей.
        - Новых идей нет. Просто я там уже был. Я не помню… Не помню его, какой он. Но я знаю, что меня оттуда выдавило. - Мухин прикрыл один глаз и что-то шепотом подсчитал. - Это слой, в котором я умер около двух недель назад.
        - С чего ты вял?
        - Когда мы впервые увиделись с Костей… Он ко мне с топором приходил и с крашеной эспаньолкой… Жуть!.. Так вот, я ведь уже тогда был перекинутый. Иначе как бы он меня вычислил и понял, что я ему нужен?
        - Да, - сказала Людмила.
        - Он и до этого меня убивал, правильно? Убивал, чтобы узнать, какое из отражений - настоящая личность. Сколько раз?.. Двадцать? Вот один из этих двадцати слоев и есть нулевой. Двадцать - не так уж много. Прочешите их все. А где искать - это вам Костя подскажет.
        - Я только не пойму, на чем основана твоя уверенность.
        - Я тоже, - признался Борис.
        - Она основана на том, что я из своей самой первой жизни не помню совершенно ничего. Ни одного проблеска. Когда ко мне пришел Костя…
        - С топором? - уточнила Люда.
        - Гм… да, с топором. У меня в мозгах сидел какой-то сон. Точнее, я так думал… Этот сон - моя первая жизнь, о которой мне известен лишь один факт: она у меня была.
        - Может, тебе память отшибло? - хмыкнула она.
        - Попытайся вспомнить хоть один мир из тех, что ты посетила, а потом забыла напрочь.
        - Как же я его вспомню, если я его забыла? - растерянно молвила Люда. - Да еще «напрочь»…
        - Но я-то ведь помню, - тихо сказал он. - Разве это не отличие? Спроси у Кости, что он там видел. Пусть напряжется - авось, чего…
        - А ты говоришь, зря я вас расстроил, - обратился Борис к Людмиле. - Выходит, не зря. Так, время-то уж не детское… Здесь вас отпустить, или подержать еще, пока ты не доберешься?
        - Ничего, девочка самостоятельная, - сказала она.
        - Тогда счастливо. Витя, не возражаешь, если я в твоей квартире переночую? Электричка теперь только утром.
        - Ночуй, мне-то что…
        - Боря! - крикнула Людмила, словно испугавшись, что через мгновение будет уже поздно. - Насчет твоей теории… Всех этих отражений, нулевого слоя… и что можно их свести обратно… Ты сам-то в это веришь?
        - Верю, - ответил он.
        - А если не получится? Ну, найдем слой. Машину эту найдем. Починим ее… или сломаем… там видно будет. А дальше? Если от этого ничего не изменится?.. Если исправить ничего нельзя?
        - Я думаю, так оно и есть, - он виновато улыбнулся. - Наверно, уже нельзя…
        Она собиралась сказать что-то еще, но вдруг шагнула назад и напряженно огляделась.
        - Вы кто?.. Где я?!
        Иного от семнадцатилетней девушки никто и не ожидал. Мухин отметил, что сам он по-прежнему находится здесь, и молча проводил ее до прихожей.
        - Туфли не забудь, пожалуйста.
        Она с опаской, не поворачиваясь к нему спиной, переобулась и прихватила сумочку.
        - Как я сюда попала-то?..
        - Не важно, Люда. Иди домой, - сказал он, открывая дверь. И зачем-то добавил: - Какая же ты красивая…
        - Да пош-шел ты!
        - Яйца вырвешь. Знаю.
        Он стоял на лестнице, пока девушка не спустилась вниз, и вернулся, лишь услышав хлопок парадного. В большой комнате храпели так, что на столе дребезжали рюмки.
        Борис опять смотрел в окно, точно любовался на некий феерический пейзаж. Ничего феерического во дворе не было: пыльные кусты, расшатанная детская горка и ряд переполненных помоек.
        - Ну, попрощаемся, - сказал он, по-стариковски тяжело поднимаясь с кровати. - Долго я вас тут промурыжил… Ладно, вам же на пользу.
        - В каком смысле?
        - Счастливо, Витя.
        - Ты о чем это?.. - насторожился Мухин. - Что случилось?
        - С тобой, кажется, все в порядке. Люду жалко… Она мне симпатична. - Борис невесело рассмеялся. - Звучит, как откровение педофила, да?.. Я уже начал забывать, сколько мне лет на самом деле. Всего лишь сорок два. Ей - двадцать девять. Разница не принципиальная…
        - Боря, не темни, пожалуйста!
        - Ты ее теперь не скоро увидишь. Я тоже.
        - Что с ней?!
        - До встречи, Витька.
        - Да объясни же!.. - вышел из себя Мухин, но увидел, что говорит с пустотой.
        Со стороны это, вероятно, было похоже на переброс Людмилы и кого угодно еще - когда человек начинает фразу, а закончить не может, потому что его уже нет.
        Виктор взмыл вверх, но не в небо, - неба как такового здесь не оказалось. Земля внизу была плоской, и лес тоже был плоским - и почти бесконечным. Мухин поднялся над деревьями так высоко, что они слились в сплошные зеленые кудри. Впрочем, нет, далеко не сплошные… Тут и там чернели выгоревшие проплешины. Огня Виктор не видел, да и деревья напоминали скорее некие символические фигурки, чем что-то живое. Наверно, это Борис… Сравнение с лесом - его придумка.
        На гладком поле выделялось несколько ярких крон, также весьма условных, но чем-то знакомых. Их Мухин различал безо всякого труда: вот здесь он существовал как Сука. Тлеющий слой… А здесь он был бит разочарованными наркошами, здесь же они с Константином ездили на Воробьевы горы за последним закатом… От этого слоя осталась какая-то пегая головешка, с ним уже все кончено. А вот здесь он по-прежнему существует как ботаник. Значит, стрелок в вертолете все-таки раздумал… Здесь - как оператор… Сюда Виктор и стремился, но не по своей воле, а по какому-то неизреченному внутреннему закону.
        Мухин узнавал и другие слои, хотя в то же время они оставались простыми пиктограммами. Лишь нулевого слоя он, как ни старался, не нашел. Не вспомнил. Не почувствовал.
        Полет оборвался внезапно, словно Виктора выдернул из транса кто-то посторонний. Проморгавшись, он увидел над головой черную глубину ночного неба. Это было совсем не то место, куда он всегда возвращался.
        Часть 2
        ЛИНИЯ СМЕРТИ
        Глава 15
        - Где я?..
        - Так, ну жить-то теперь он будет, - сказал душевный лысенький мужичок в клетчатой рубашке и полосатом галстуке. Обращался он, вроде, к Виктору, но в то же время и не к нему. - Состояние стабильное, но я его, конечно, забираю.
        - Конечно же, нет, - произнес Немаляев.
        Виктор повернул голову и увидел в дальнем углу Костю, Сан Саныча и Сапера. Людмилы не было.
        - Кома - не триппер, уколом не обойдешься, - деловито заметил клетчато-полосатый. - Я вызову машину.
        Молодой человек у него за спиной укладывал в пузатые алюминиевые кейсы какой-то электрический скарб.
        - Сам поправится, - беспечно ответил Константин. - Он у нас крепенький. Правда, Витя?
        - Угу…
        Мухин почесал левую грудь и относительно легко встал. Стены в комнате почему-то поменяли цвет с кремового на приятно голубоватый и ощутимо раздвинулись. И еще… напротив кровати появилось окно - огромный стеклопакет с видом на темные ели и уходящую в даль ЛЭП. Потолок поднялся и выгнулся стеклянным конусом. Через него было видно звезды.
        - Как ты, Витя? - осведомился Немаляев.
        - Прилично.
        Он снова потрогал грудь и, нащупав маленький квадратик пластыря, машинально его оторвал. Продолжая почесываться, Мухин обнаружил, что испачкал пальцы в крови. Под пластырем у него в теле оказалась маленькая дырочка.
        - Чего это ты в меня втыкал? - недовольно спросил он.
        - Адреналин втыкал… - медленно выговорил врач. - Колол, в смысле… В сердце.
        Его помощник, вероятно - брат милосердия, также замер и уставился на Мухина.
        - Я должен его забрать, - сказал доктор. - То, что он ходит… это еще ни о чем…
        - Ты нам ничего не должен, - отрезал Константин. - Мы-то тебе сколько?..
        - Я зарплату получаю, - нервно ответил он.
        - Ну да, и звездочки… Тогда все, спасибо за внимание. Начальству - привет, и передай, что мы благодарны. Этому, духу твоему… - Костя кивнул на санитара. - Пусть и ему тоже… Пусть хоть премию, что ли, отпишут. Чемоданы твои тащил.
        - Спасибо, мы сами разберемся.
        - Мы тоже.
        Халатов на медиках Виктор так и не увидел, и сделал вывод, что это были медики особые. Не формалисты. И еще он понял, что за время транса переместился из подвала в элитную многоэтажку на границе города.
        Костя проводил доктора и, через минуту вернувшись, встал напротив Мухина.
        - Гнида ты…
        Он сказал это абсолютно спокойно, и Виктор очень удивился, когда Сапер, прыгнув к Константину, начал выкручивать ему руки. Даже Сан Саныч, несмотря на возраст, сделал какое-то порывистое движение, словно тоже собирался куда-то броситься.
        - Вы чего?..
        - «Чего»! - зло передразнил Немаляев. - У него нож всегда с собой!
        - Ну так… - растерялся Мухин. - Я-то при чем?
        - Ты-то?.. - Сапер придавил Косте шею и встал коленом ему на запястье. В разжавшихся пальцах показалась деревянная ручка - нож Константин держал по-филиппински, лезвием вниз. - Ты-то?.. - хрипло повторил Сапер, но опять ничего к этому не добавил.
        - Костя, уймись! - воскликнул Немаляев.
        - Правда, Костя, - сказал Мухин. - Сколько можно меня убивать? Значит, ты меня ножичком, да?..
        - По всякому.
        - По обстоятельствам… - печально усмехнулся Виктор. - Ты меня везде можешь зарезать, только не здесь. Здесь у меня порт приписки, если я правильно выражаюсь. Помру - ищи меня снова по всем слоям.
        - Ты нам условия ставить собрался? - прокряхтел из-под Сапера Константин. - Да слезь ты с меня! Сан Саныч, вы поняли? Эта вошь возомнила, что держит нас на крючке!
        - Сапер, оставь его! Костя, спрячь перо и веди себя прилично! Витя, не борзей! - распорядился Немаляев и, присев на кровать, чутко, как дрессировщик, оглядел всех троих. - По углам, сказал, разбежались! - рявкнул он. - Действительно думаешь, что мы от тебя зависим? - иронически спросил он у Мухина. - Что ж… Верно, зависим. А ты - от нас. Дело у нас общее, сорвется - пострадаем все.
        - А ты, Витя, - особенно, - мечтательно закатив глаза, проговорил Константин. - Давай, змей мутный. Очухался? Покойничек… Давай, поведай нам.
        - Что я тебе поведаю?.. Это вы мне объясните, с какого перепугу мы из бункера вылезли.
        - Сан Саныч, смотрите на него! Он не в курсе!
        - Витя, дурака из себя не корчь, - строго сказал Немаляев. - Я, например, пока еще не уверен…
        - О чем речь-то?! - не выдержал Мухин.
        - …но если будешь так выделываться, я тебя защищать не стану, - закончил он.
        - Сапер… - сказал Виктор. - Хоть ты мне…
        - Я б тебе сам шею свернул. Если б можно было. Но я на тот слой слишком много сил потратил, мне эта каторга уже во где, - он звонко шлепнул себя по горлу. - А другой подготовить уже не успеем…
        - Когда ты с Петром встречался? - спросил Константин. - Когда ты ему базу сдал? Сейчас, или еще раньше?
        - Спятил?..
        - Тебе, Витя, три капсулы жрать рановато, - наставительно произнес Сапер. - Я к этой дозе долго привыкал, а ты сразу решил, на второй день. Хочешь оболочку угробить?
        - Я одну принял, - возразил Мухин.
        - И с одной улетел на девять часов, - мрачно отозвался Немаляев. - Да так, что пульс пропал.
        - Я… вы бы их пересчитали, таблетки свои! - Виктор перевел взгляд на Сапера, потом на Костю. Они ему не верили - настолько, что любая попытка объясниться только усилила бы их сомнения. Его снова подозревали в дружбе с Петром, но если Шибанов колол его терпеливо и почти ненавязчиво, то эти трое просто взяли и «пришили» ему измену, а отмыться от таких обвинений гораздо труднее, чем их доказать.
        Наверное, так им было легче. Найти простое решение - самое простое из всех возможных. Выбрать того, кто поближе, и назначить виноватым. Знать бы хоть, в чем…
        - Я никого не предавал, - сказал Мухин. - Никогда! Вы поняли, нет? Кроме группового секса мне ничего не предъявишь, а это не карается. Ну, снежок понюхивал, было… Что вам еще о себе рассказать? Трусы снимать не надо?! - крикнул он, заводясь. - Характеристику из школы?! Справки о прививках?.. Не нравлюсь вам, да? А кто меня сюда затащил, в эту порнуху?! В этот вонючий слой! Кем еще здесь быть, как не порнографом?.. Я фиксировал реальность, ничего более. Но я никого не предавал. Хотя вообще-то… Знаете, что?.. Пошли вы все в жопу, - тихо закончил Виктор и направился через комнату.
        Ему позволили дойти до двери, но едва он взялся за ручку, как с обеих сторон возникли Костя с Сапером.
        - Разговор наш, Витя, еще не окончен, - раздался за спиной голос Немаляева. Прыткий старик Сан Саныч тоже его догнал и не схватил за шкирку единственно потому, что в этом не было нужды.
        Мухин, упрямо мотнув головой, рванулся вперед и за порогом наскочил на Председателя. Он, как ребенок, уперся Шибанову в грудь и поднял глаза вверх, на большой округлый подбородок с пробившимися точками щетины. Виктор зачем-то провел пальцами по своим щекам - сам он не держал в руках бритвы еще с четверга. За двое с половиной суток на лице выросло не много, но обаяние оно уже потеряло.
        - Что вы тут?.. - озабоченно спросил Шибанов. - Драться не надо, а то у меня пистолет.
        Мухин сообразил, что это не угроза, а искрометный гэбэшный юмор. Деваться было некуда - все четверо образовали непроходимую «коробочку», да и за пределами комнаты наверняка кто-нибудь подстраховывал.
        Виктор вернулся обратно. Стульев не наблюдалось, и он приткнулся к низкому, чрезвычайно узкому подоконнику. Сидеть на нем было неудобно, но стоять Мухин принципиально не хотел - так он выглядел бы подсудимым на оглашении приговора. На подоконнике же как будто не выглядел… Во всяком случае, вердикт еще не оглашали.
        - Пока ты, Витя, шлялся, у меня семь человек убили, - печально, но неожиданно миролюбиво сказал Шибанов. - Они вас там охраняли, в бункере. Ваш покой и сон, ваше мирное бздение под одеялом… Семеро, Витя, вот так. Это не просто ЧП, это катастрофа. У нас тут хоть и порнуха… - Он сделал небольшую паузу, позволяя Мухину врубиться. Мухин врубился: комнату прослушивали. - Хоть и порнуха, - повторил Шибанов с укором, - а все ж не тридцать седьмой год. Если в Конторе образуется пять трупов, президент требует доклад и все материалы. А у нас нынче не пять. Семь. Молодые ребята, недавно из училища. Стрелять уже умели, беречься - нет еще…
        - Мне жаль, - разлепив склеившиеся губы, ответил Мухин. - Но я к этому отношения не имею.
        - Ты в коме валялся… А если б и не валялся - куда тебе до моих ребят! А отношение к этому имеет Петр. Петенька Еремин, анархист хренов. Самое непосредственное отношение… А ты - к нему. Имеешь.
        - Он-то как мог? Его же в этом слое нет.
        - Откуда ты знаешь? Он сам тебе сказал?
        - Не он, а… неважно.
        - Людмила сказала, - догадался Шибанов. - Ох, уж эта Людмила!.. Ох, Люська…
        - А что с ней? - спросил Виктор.
        - Ну вот!! - взорвался Костя. - Все он знает, видите?! Да он в курсе! Тормоза разыгрывает!
        - Нет, - сказал Шибанов. - Знал бы про Людмилу - молчал бы. Зачем ему свою осведомленность показывать?
        - Во! Гэбэ не купишь! - поддержал Мухин. - Правильно, зачем мне трепаться, когда я… А что с Людмилой-то?!
        - Я думаю, Петр его особо не посвящал, - высказался Председатель. - Использовал как «дятла».
        - Как дятла - это как?
        - «Дятел» - агент, передающий мелкие, разрозненные сведения. Сам он обычно даже не подозревает, что за картина из них складывается.
        - Тьфу, ты!.. - Виктор стукнулся о стекло затылком и раздраженно посмотрел на черный лес возле дома. Его могли бы убить прямо здесь, в комнате, а потом выбросить в окно… - Я ничего не передавал.
        - Про Людмилу… - напомнил Константин. - Откуда?
        - Мне Борис сказал. Не конкретно, а так: мол, что-то с ней стряслось. Вот и все! Я в трансе долго проторчал, потому что Борису было надо. Он со мной встретиться хотел. И все!
        - Встретились? - поинтересовался Шибанов.
        - Да. В конце. Я уже решил, что навсегда там останусь. А то, что у вас тут неприятности какие-то… Мне ж оттуда не видно!
        - У нас неприятности! - с пафосом произнес Константин. - Сан Саныч?.. Неприятности у нас!..
        - Не мешай, - одернул его Шибанов. - Итак, Борис… О чем говорили?
        - Он мне глаза открыл. Вернее, ничего нового я от него не узнал, просто сам я раньше это не складывал… ну, в общую картину. Слои, оболочки, то да се… Сплошная веселуха. А веселухи-то и нет! Горит наш мир синим пламенем, а мы себе вариантики запасные ищем, норки копаем… Нет, я не против президентства, тем более - в Америке, не в Гондурасе каком-нибудь. Только ведь не доживем!
        - Я пойду, не буду эту ахинею слушать, - заявил Сапер.
        - Идите, идите, - сказал Шибанов, глянув заодно и на Костю с Немаляевым.
        Сан Саныч без возражений удалился, Константин все же остался в комнате.
        - Ну-ну, - молвил Шибанов, присаживаясь на угол кровати. - Не доживем, значит…
        - Здесь-то мы точно не доживем, - сказал Костя. - Волна идет приличная… И если б еще перекидывало всех сразу - из одного места в другое… тогда бы хоть связи старые оставались. А то все перемешивается, перепутывается… Эвакуироваться раньше будем, иначе не успеем. Там, на месте придется доделывать. Слышь, Анкл Сэм гребаный? Это и тебя касается.
        - Анкл Шуст, - поправил его Виктор. - Так они меня зовут. А про эвакуацию ты специально выболтал, чтоб я опять Петру передал?
        Константин раздосадованно посмотрел на Шибанова.
        - Костя, правда, кончай свои провокации, - сказал тот. - Точной даты пока нет. Так и сообщи.
        Мухин не сразу понял, что это относится уже к нему.
        - Вы серьезно?.. С чего вы взяли?! Вы же с ним не враги. Мирить я вас не собираюсь, мне ваши прошлые заморочки вообще до фени… Но не враги же! Мы друг другу не мешаем - иногда на нейтральной территории сталкиваемся, это да, но у нас же и договоренность есть! Убивать не больно, культурно. Так ведь? А главное - мотив. Зачем Петру наша смерть? Уж ему-то известно, что никого из нас убить нельзя.
        - Зато можно раскидать по разным слоям. Мы два года в команду собирались…
        - Это я уже сто раз слышал, - прервал Костю Мухин. - Все равно. Какой ему прок от того, чтоб вам нагадить? Просто из вредности? Потому что он сволочь?
        - Потому, что больше некому, - ответил Шибанов. - Ты, надеюсь, не станешь спорить, что я человек достаточно осведомленный?
        Виктор пошевелил бровями и издал какой-то неопределенно-почтительный звук. Конечно, с этим спорить было глупо.
        - Так вот… То, что они сотворили с нашим бункером, похоже на разборку ведущих группировок. Ты, к примеру, догадываешься, что начнется в городе, если какие-нибудь кавказцы объявят войну вьетнамцам? Или если все славяне объединятся против всех африканских наркодилеров?
        - Что будет… - пробормотал Мухин. - Я не Министр Внутренних Дел… Ну, машины взрываться будут. Много машин, наверно…
        - Дома, Витя.
        - Дома?.. - переспросил он. - И наш бункер?..
        - Да. Моих парней до сих пор откапывают, но спасатели сказали определенно: шансов никаких. Вы были в подвале, он почти не пострадал.
        - Когда это случилось?
        - Ровно в час, как только ты уснул. Из двенадцати охранников в живых остались пятеро. Один за обедами поехал, хотя это запрещено… ладно уж, чего там… Еще четверо были внизу. Теперь вообрази, Витя, кто рискнул бы насмерть поссориться с Госбезом? Кто попрет на Контору? Нет таких людей, и группировок таких нет. Здесь нет, - уточнил Шибанов. - И смысла тоже нет никакого. Убить лично меня - еще куда ни шло, а дом-то зачем рвать? Это же не рассчетно-кассовый центр с тонной денег… Это, Витя, тонны битого кирпича и семь трупов. Поэтому основная версия - все же Петр. Не сам, в этом слое его давно убрали. Но люди-то его здесь есть. Ренат, например…
        - Почему же вы его сразу не ликвидировали, как Петра?
        - Искали долго.
        - Нашли?
        - Нашли, нашли… - Шибанов, будто о чем-то вспомнив, достал телефон и нажал всего две кнопки. Молча выслушав, загадочно посмотрел на Константина и убрал трубку.
        - Меня-то как оттуда вывезли, из подвала? Типа, подземный ход?
        - Подземный, - подтвердил Костя.
        - А Люда?
        - Что Люда?..
        - Она в порядке? - спросил Мухин, но не у Константина, а у Шибанова.
        Председатель заморгал и потрогал пальцем веко.
        - В порядке, - сказал Костя. - Мы ее спрятали. Хорошо спрятали, надежно, ни один гад не достанет. Как там у нас?..
        - Закончили допрос, - ответил Шибанов.
        Виктор вздрогнул и прижался спиной к стеклу. Опасения насчет пули и полета из окна вдруг показались ему вовсе не беспочвенными. Тем не менее, он заставил себя улыбнуться и сказать:
        - Не знаю, что вы сумели выяснить, по-моему, мы только запутались, но раз уж допрос окончен, могу я хотя бы…
        - Допрашивали не тебя, - возразил Шибанов. - Рената вашего… то есть, пардон, ихнего. Теперь это ясно.
        - Вы уверены? - спросил Константин.
        - Проверяли, это именно он. Болевой порог у него был сдвинут, и, говорят, сильно.
        - В смысле?.. - не понял Мухин.
        - В том смысле, Витя, что Ренату пришлось испытать такую боль, какая тебе и не снилась.
        - Вы… вы что, пытали его?!
        - Мы спешили. Он в любой момент мог отсюда перекинуться.
        - Но… Как же это?.. А ваше джентльменское соглашение?
        - Тебе бы от счастья «цыганочку» исполнять, а ты недоволен чем-то… Что, Витя, мораль припекает? Или нравственность? Какая из этих блядей в тебе проснулась? Не вовремя, Витя. Ты им скажи - пусть дальше спят, не до них нам сейчас. А про тебя мы узнали массу любопытных вещей… Ты, оказывается, Петру очень нужен. Зачем - этого Ренат не прояснил. Причина одна: он не знает. Если б знал - прояснил бы всенепременнейше… Тебя Ренат видел только один раз, ничего хорошего о тебе сказать не может. Ты не в их команде, а в нашей. Прими мои искренние сожаления, и прочее… Кстати, и бункер они не взрывали. Ренат здесь оказался совершенно случайно. Не повезло, значит…
        - Вы все боялись, что я им этот слой покажу, - озлобленно произнес Мухин. - Вы же сами его и показали! Они сюда вернутся.
        - Сомнительно. Тела у Рената Зайнуллина здесь больше нет. Люди, которых он назвал, тоже вскорости без оболочек останутся. Думаю, до эвакуации мы себя обезопасили.
        - А бомбу тогда кто подкладывал? - спросил Константин. У него на лице было нарисовано явное облегчение - такое, наверное, должен был испытывать Мухин. Но почему-то не испытывал.
        - Не хотел беспокоить… - Шибанов задумался. - У нас ведь кроме бункера еще кое-что стряслось. На Макарова покушение было.
        - Это старая новость.
        - Да нет, Костя, новая, к сожалению. Сегодня после обеда в него опять стреляли - уже не из гранатометов, из винтовки, но от нее ведь тоже радости мало.
        - Макаров живой?
        - Живо-ой… Промазал снайпер. Воротник ему на рубашке порвал, а шею не задел. - Председатель поднялся и сунул руки в карманы. - Макарова я с вами поселю, так надежней будет. А то что-то зачастили по нему пулять. Может, и взрыв с ним как-то связан… Н-нет, едва ли… Ну, это дело служебное, разберемся. А вы своими делами занимайтесь, у вас их не меньше… Костя! Мне бы теперь Виктора на пару слов… Что ты так смотришь? Перевести на русский?
        Константин цыкнул зубом и вышел - медленно, с подчеркнутым достоинством.
        Мухин покинул свою комнату тридцатью минутами позже. Свою - потому что с этого дня ему предстояло жить здесь, в хоромах со стеклянным потолком, стеклянной стеной и квадратной трехметровой кроватью. Мебель, аппаратуру и все остальное, вплоть до зубной щетки, ему обещали доставить завтра. Ванная у Виктора теперь была собственная, отдельная. От персонального холодильника он отказался - ему очень нравились эти пустые апартаменты с видом на неухоженный лес.
        Осмотревшись в коридоре, он сразу понял, что команда заняла, как минимум, весь этаж. Планировка была необычной: помещения, против традиции, не образовывали квартир, а соединялись длинным изломанным проходом, который тут и там выныривал в какой-нибудь холл с неизменной комнатой охраны. Вероятно, Шибанов готовил этот лабиринт как резервную базу. Вместо двенадцати бойцов на этаже дежурило, по первому ощущению, человек пятьдесят.
        Никто ни о чем не спрашивал - даже когда Виктор недвусмысленно остановился перед тамбуром. Охранники, похожие на лощеных портье, посмотрели на него, как на пустой чемодан, и молча выпустили. Лишь один - тот, что встречал Мухина на улице Возрождения, позволил себе легкий отстраненный кивок.
        «Крану повезло, - заметил Виктор не без удовольствия. - Это он, что ли, за обедом отлучался? Или не в его смену рвануло?..»
        Бронированная створка, щелкнув замком, открылась, и Мухин очутился на обыкновенной площадке перед лифтом. Здесь было еще пять дверей - самых заурядных, обитых черным и коричневым дерматином. Под ним, Виктор не сомневался, находилась добротная кирпичная кладка, а то и стальные листы. Дверь, через которую он вышел, отличалась, но не существенно: на ней не было таблички.
        Спустившись вниз, Мухин отыскал на стоянке свою новую машину - серенькую «Ауди», приличную, но неприметную.
        «Благосостояние растет не по дням, а по часам, - подумал он. - Видела бы мама… Живу на шикарной гэбэшной явке, катаюсь на тачке с гэбэшными номерами и… уже имею порученьице от того же гэбэ».
        Первое задание ему дал, как ни странно, Шибанов. Не Сан Саныч и даже не Константин, а Председатель Госбеза. Виктор предполагал, что поработать придется и на этом фронте тоже, но на такой скорый оборот не рассчитывал. Люда говорила, что Шибанов активно участвует в проекте, но и о службе не забывает. По словам самого Шибанова, дело было плевое, с ним мог справиться любой. Мухин же усматривал в этом не случайный выбор, а высокий гэбэшный кураж: не каждый Председатель похвастается тем, что сумел прикрутить к агентурной работе самого Президента США.
        Но это, конечно, не здесь. Помочь контрразведке Виктора просили в другом слое - в любом другом, только не в этом: тут хватало помощников и без него, да и тело его стоило тут слишком дорого.
        Вырулив из двора, Мухин покосился в зеркало, но ничего подозрительного не нашел. Собственно, он не очень-то и не старался: если Шибанов все же послал за ним «хвост», то обнаружить его будет нелегко.
        Невозможно, поправился Виктор. С его нулевым опытом в этих играх - просто невозможно. В противном случае он разочаруется во всех разведках мира, вместе взятых.
        Над Москвой висела глубокая ночь, которую без натяжек можно было назвать и ранним утром. Мухин смотрел на многоэтажки в голубых и алых огнях и вдруг поймал себя на том, что пытается вспомнить этот город, восстановить его по каким-то фрагментам.
        Да ведь ему это было не нужно… Он все прекрасно помнил, это же была родина основной оболочки. Нет, он почти забыл… За двое с половиной суток - смешал этот слой с другими, превратил для себя родину в мелкий, второстепенный мирок, завалил ее сверху свежими впечатлениями.
        Затормозив у светофора, Виктор механически прочитал несколько фраз на плакатах.
        «Решим/создадим проблемы. Категорично, конфиденциально»…
        «Метко стрелять за 20 дней. Школа снайперов в Измайлове»…
        «Страхование от ВСЯКИХ неприятностей»…
        Здесь ничего не изменилось. На проспекте генерала Власова продолжалась перестройка жилого дома под банк, студия «Дубль 69» по-прежнему снимала свои фильмы. Отсутствие одного из операторов вряд ли на что-то повлияло - с ним и раньше такое случалось. Неделю ему шеф простит, на восьмой день контракт будет разорван. Значит, еще есть время вернуться…
        Увидев «зеленый», Мухин газанул и снова посмотрел в зеркало - сзади набирали скорость два «БМВ», кроме них на дороге никого не было.
        Ближе к центру машин стало больше. В пределах Садового Кольца день не кончался, он лишь переходил из фазы темной, с неоновыми бликами, в светлую - со взглядозащитными очками. Оба «БМВ» куда-то пропали, потом один, вроде, снова появился - Виктор не особенно за этим следил. Ничего предосудительного он делать не собирался. После клинической смерти Немаляев велел ему взять тайм-аут и сообщил, что впредь будет выдавать капсулы лично. Мухин не возражал.
        Попасть на улицу Возрождения ему не удалось - все подъезды к рухнувшему дому оказались закрыты. Попетляв по соседним переулкам, Виктор нашел точку, с которой было видно хоть что-то. «Что-то» - это часть пыльной каменной россыпи и здоровый кусок стены, каким-то чудом висевший на двух голых арматуринах.
        В проеме между зданиями Мухин разглядел покатый бок белого микроавтобуса и целиком - непривычно желтый «Форд» с откровенной надписью «КГБ». Слева вверху периодически возникала стрела автокрана, но что и куда она переносила, было неясно. Виктор наблюдал за развалинами до тех пор, пока не кончилась сигарета. Больше здесь делать было нечего.
        Параллельная улица вывела на знакомую площадь с массой светофоров и чудовищно запутанной схемой проезда. Мухин с щемящим чувством вспомнил, как он совсем недавно - всего лишь позавчера! - сидел в своем убитом «Мерседесе», размышляя, как жить дальше. Тогда выбор казался очевидным, сейчас - уже не настолько.
        Притормозив около универсама, Виктор убедился, что магазин работает, и заглушил мотор.
        Редкие покупатели терялись в огромном зале, словно аквариумные рыбки в бассейне, и Мухин надеялся, что будет так же незаметен. Дойдя до длинного прилавка с водкой и коньяком, он остановился и принялся изучать этикетки. Неподалеку топтался богемного вида педераст с шелковым галстуком и тележкой, наполненной экзотическими фруктами. Вряд ли это был предполагаемый «хвост», - люди Шибанова скорее всего ждали на улице, но в том, что к нему кого-то приклеили, Виктор не сомневался. Он прошел метров пять вдоль стеллажа - эстет пропал, зато с другой стороны возник бычара с барсеткой. Нет, не тот отдел…
        Мухин отыскал вывеску со стилизованной консервной банкой и направился туда. На шпроты и тушенку ночью никого не пробивало, и отдел был пуст. Быстро оглядевшись, Виктор скинул пиджак и сунул его на полку, за красивые коробочки с норвежской селедкой. Затем посмотрел на свое отражение и, входя в образ, закатал на футболке рукава. Бриться он поленился, и это было хорошо: чисто выбритый грузчик слишком подозрителен.
        Сориентировавшись, какое из подсобных помещений может привести к заднему двору, Виктор вынул из витрины мокрый поддон, ссутулился, напялил на лицо пустую ухмылку и толкнул дверь с трафаретной набивкой «служ.».
        Он вернулся минут через двадцать. В торговом зале за это время ничего интересного не случилось - педик и бык, взяв бухло по вкусу, разъехались по домам, в магазин вошло еще пять или шесть покупателей, столько же примерно и вышло.
        Виктор надел пиджак и бодро зашагал к кассам, но сообразил, что очереди там нет, и его отсутствие кое-кого могло смутить. Повернув, он приблизился к прилавку с крепкими напитками и взял бутылку водки. Затем передвинулся к коньякам и, полюбовавшись ассортиментом, поднял за горлышко пол-литровый «Бисквит Х.О.». Все, что круче, было благоразумно заперто в стеклянный шкаф с розовой подсветкой.
        Мухин немного подумал и разжал пальцы. В пустом зале звон прозвучал как натуральный взрыв. На вылизанной плитке образовалась здоровенная лужа.
        Виктор не успел и моргнуть, как за спиной нарисовались двое. В левое ухо дышала напористая девица-менеджер, мечтающая, судя по честным глазам, о большой карьере. Справа сопел немолодой усатый охранник с золотым мечом на шевроне, мечтающий лишь об одном: чтобы смена прошла без геморроев.
        - Это вы разбили? - дежурно спросила девица.
        - Я, - признался Мухин.
        - Вам придется оплатить.
        - Я из этой бутылки не пил. Клянусь!
        - Но вы же разбили… - недоуменно сказала она. - Придется оплатить.
        - А что еще тебе оплатить? Аборт, поездку на Сейшелы, бриллиантовое колье… Не хочешь?
        Девушка молча покосилась на охранника. Тот не грубо, но твердо сцапал Виктора за локоть и куда-то потянул. Мухин размахнулся свободной рукой и метнул в окно пузырь «Столичной». Витрина даже не треснула, но грохота было предостаточно. Осколки долетели до кассирши и другого охранника; кассирша взвизгнула, охранник ругнулся, из боковой комнаты выбежали еще какие-то люди в форме и с дубинками - всего человек пять.
        Виктор отрешенно наблюдал за сползающей по стеклу мокрой этикеткой. В метре от пола она остановилась, и через секунду в магазин ворвались трое в штатском.
        - Комитет Госбезопасности! - объявил первый.
        - Замри! Руки на виду! Стреляю сразу! - проорал второй.
        - Ты! Отпусти его! Виктор, идите сюда. В чем дело? - спросил третий.
        - Деньги с меня требуют, - ответил Мухин. - А я не согласен. Я его не пил, этот «Бисквит». Предпочитаю водку.
        - Идите, вам покажут.
        На улице Виктора встретил четвертый - такой же обаятельный, спортивный и простой.
        - Садитесь к нам, вашу машину пригонят. - Он подвел Мухина к темной «восьмерке».
        Виктор ожидал увидеть «БМВ», впрочем, «Жигули» его тоже устраивали.
        - Долго вы там… - молвил простой.
        - Да эти барбосы привязались, продавцы. Денег им не хватает…
        - Хорошо, разберемся.
        Ему распахнули дверцу, и Виктор, не забыв поблагодарить, забрался на заднее сидение. Вскоре возвратились трое из магазина. По озабоченным лицам Мухин понял: отмазка сработала. Очень уж ему не хотелось, чтоб господин Шибанов знал, куда и зачем он ходил.
        Виктор достал сигарету и безучастно взглянул на угловую вывеску:
        «TABULA - Твоя газета бесплатных объявлений. Пункт приема ЗДЕСЬ. Работаем ВСЕГДА».
        Петра и многих его друзей в этом слое уже убили, но Мухин надеялся, что Шибанов ликвидировал не всех. Кто-нибудь наверняка остался - он прочтет и передаст. Неважно где - важно то, что Петр это получит. Он будет знать.
        Спереди подрулил широкий «Лексус», сзади пристроились еще две каких-то машины и казенный «Ауди». «Восьмерка» плавно тронулась.
        Виктор выпустил дым и обронил за окно скомканный листочек. Квитанция ему была ни к чему, а текст он помнил и так.
        «Уникальный рецепт вишневого пирога»…
        Подписи Мухин не ставил, адреса - тем более. Что у него теперь за адрес? «Москва, слой без номера, где-то во Вселенной…» Глупо и не оригинально. Девочка из газеты решила бы, что он пытается ей понравиться.
        Виктор вздохнул и, бросив бычок, закрыл окно. Он и самому себе не нравился, какие уж там девочки…
        Глава 16
        Доев щи, он сложил посуду в раковину и долго чиркал отсыревшими спичками. Обломав штук десять, все-таки прикурил. Сплющенная «Прима» тянулась с трудом, дым из нее приходилось высасывать, как нектар из цветка.
        Мухин оставил сигарету в пепельнице и перешел в комнату, к пишущей машинке. Черная «Москва» весом не меньше пуда занимала половину стола. На второй половине умещалось все остальное: пластмассовая карандашница, несколько пухлых папок - верхняя была открыта - и стопка чистой бумаги.
        Заправив новый лист, Виктор сверился с оригиналом и отстучал номер страницы: «211».
        «Чанг!.. чанг!.. чанг!..» - загрохотала машинка. Соседи за эти ежедневные «чанги» обещали пожаловаться участковому и, конечно, пожалуются. Страница «двести одиннадцать» - это только середина, и вообще, это его первый законченный роман. Мухин надеялся, что будет и второй, и третий, и так далее - вплоть до Беляевской премии и дачи в Абрамцеве.
        Он закинул руки за голову и смачно хрустнул лопатками. Писать Виктору нравилось, а вот переписывать - не очень. Гораздо приятней было погрезить о японской машинке «Бразерс». На японской, пожалуй, и переписывать не в тягость… А еще он где-то читал… где же?.. а, в «Технике - молодежи»… Точно. В майской «Технике - молодежи», в колонке «На пороге открытия», была заметка о том, что английская фирма, кажется «Ксерокс», проводит опыты по светокопированию. Хорошо бы заиметь такой аппаратик, тогда и «Бразерс» будет не нужен…
        О чем это он?.. Ах, ну да, он же фантаст. Тьфу, блин…
        Поднявшись, Виктор взъерошил пачку отпечатанных страниц. Затем отправился обратно на кухню и, изведя еще пятнадцать спичек, прикурил погасшую «Приму». Тонкая бумага быстро размокла, и табак полез в рот. На четвертой затяжке в сигарете попалась веточка, и курить стало совсем тошно.
        Однако лучше «Примы» была только «Астра». В этом слое. Поэтому «Астру» было не достать. Такой уж слой… Такая жизнь.
        Видели и паршивей, холодно отметил Мухин.
        Жизненный опыт писателя ему не был нужен и даром, хотя другой опыт, его собственный, подсказывал, что часть этой личности все равно в нем осядет, даже и против желания. Она уже вперлась к нему в память, забив голову, как это бывает вначале, ворохом пустых забот - тем, что составляло сущность здешней оболочки. Гребаного фантаста.
        Заплатить за квартиру… Воду отключили, а собирались только в июле… Сосед-пропоица вчера занял десятку. Не надо было давать, теперь не дождешься…
        Из новостей - ничего будоражащего, один голый позитив, сплошное «жизнеутверждалово». Это, кстати, его словечко, писательское. Вот уже и воспользовался. Проникает, зараза сочинитель…
        Мухин припечатал ладонью стол: хватит! Если один час из каждых четырех тратить на рефлексию, перекидываться придется чаще.
        На крючке в прихожей висела грубая болоньевая ветровка - ее он и напялил. На полу стояли грязные кеды. Виктор, матерясь, обулся. Это было лучше, чем шлепать в домашних тапочках, к тому же, здесь все так ходили - в синих ветровка и синих же кедах.
        Нормальный зверинец.
        Лифт не работал, и с четырнадцатого этажа Мухин спускался пешком. На улице он зачем-то постоял у пивного ларька, а через минуту, когда собрался уйти, выяснилось, что его уже включили в очередь. Рассеянно достав горсть мелочи, он взял «маленькую». Пиво было мерзким, но с плотной пеной - видимо, из-за стирального порошка. Виктор хотел было выплеснуть его на землю, но под рукой взмолился какой-то страждущий, и он не стал кощунствовать.
        Если у них такое пиво, какая же у них водка, спросил Мухин сам у себя. И сам себе ответил: водка еще хуже, только не «у них», а «у нас». Он напомнил, снова - сам себе, день рождения, на котором побывал в прошлую субботу, и крупно, по-лошадиному, вздрогнул.
        «Это не я пил, - подумал Виктор с облегчением. - Это фантаст пил. И блевал - тоже он, а меня здесь неделю назад не было. И через три часа уже не будет. И, надеюсь, никогда больше не будет».
        Мухину вдруг захотелось убежать от всего этого безумия, убежать туда, где бы он не был ни писателем, ни оператором, ни ботаником, - ни кем вообще. Но вместо того, чтоб бежать, он остановил такси.
        К нему подъехала салатная «Волга» с шашечками на дверях. Выхлопная труба тряслась и выстреливала клубы черного дыма - после бензинового кризиса девяносто восьмого большинство перешло на дизельное топливо.
        - Скорее, - сказал таксист, тыкая большим пальцем назад. Выхлоп окутывал машину, проникая внутрь даже сквозь закрытые окна.
        Автопрогулки фантасту были не по карману, о чем незамедлительно тренькнул тоскливый звоночек в мозгу.
        - Один раз живем! - изрек водитель, профессионально угадав причину заминки.
        Виктор улыбнулся и сел рядом. В кабине стоял крепкий запах соляры. Передняя панель, дверь, чехлы - все, за что бы он не взялся, было грязным и сальным на ощупь.
        - Каждый день мою, - пожаловался таксист, заметив его недовольство. - Все равно, как в шахте. Курить бросил. Тут и без курева надышишься…
        Мухин помял сигарету и сунул ее обратно в пачку.
        - Ты не помнишь, на Киевском вокзале, вроде, будка стояла… - начал он. - Справочная. Там по имени и фамилии можно было адрес узнать.
        - Чего ж это «не помню»? Прекрасно помню. Она и сейчас там стоит. А зачем тебе? - поинтересовался водитель, трогая рычаг.
        - Белье в стирку сдать.
        - А, я так и понял… - Он ни капли не обиделся. - Кого ищешь? Друга?
        - Врага.
        - Угум…
        Таксист опять не обиделся, но, кажется, и не поверил, хотя на этот раз Виктор сказал чистую правду.
        С какой бы стати он называл другом Матвея Корзуна, по матери - русского, по отцу - украинца, родившегося в 1961 году в городе Курске, проживающего предположительно в городе Москве, холостого, несудимого, завербованного ЦРУ семь лет назад? Не были они друзьями, и никогда не будут.
        «Волга» выехала на улицу Лысенко и помчалась в левом ряду. Мухин таращился на дома, на машины, в основном - «копейки» и нескладные желтые «Москвичи», и не мог отделаться от ощущения, что попал в прошлое.
        Это было не прошлое. Самое что ни на есть настоящее: тринадцатое июня, воскресенье, четыре часа пополудни. На синем автобусе была нарисована жестяная банка «Нескафе». Конечно, растворимый кофе появился раньше компьютеров. И тампоны с подгузниками. И первый видеомагнитофон… Такси обогнало грузовик с рекламой катушечного «Сони» на кузове, и Виктор еле сдержался, чтоб не зажмуриться.
        «Может, этих и пронесет, - подумал он. - У них и ракет человеческих нету…»
        - …и тока… - произнес таксист, поводя в воздухе грязной рукой. Похоже, он все это время что-то рассказывал.
        - Чего? - спросил Виктор.
        - Тока. Электрического. Ты ж видел - регулировщики на перекрестках. Светофоры - капут.
        - Ну?..
        - И троллейбусы… Их на выезде из парка прихватило. Дли-инная такая вереница… И радио с утра не работает.
        - Уверен?!
        - Сперва «Радио дорог» замолчало. Я его всегда слушаю. Потом «Юность». А потом… Ой, что это?..
        Впереди громоздилась серо-желтая куча из слипшихся автомобилей. Можно было подумать, что водители разом заснули и ехали слепым табуном, пока не врезалась головная машина. Они столкнулись все - сколько шло волной от предыдущего перекрестка, столько друг в друга и влетело. И никто не проснулся.
        - Стой! - приказал Мухин.
        - Ты что?! Подъедем, посмотрим. Может, помощь какая…
        - Тормози!
        - На дороге так нельзя, парень. Помогать надо.
        Виктор опустил стекло и выглянул из окна. Мимо, не снижая скорости, промчался бордовый «Запорожец» и с оглушительным хрустом присоединился к братской могиле.
        - Да что они все?! - воскликнул таксист.
        - Разворачивайся, - твердо сказал Мухин.
        - Ты что-нибудь понимаешь?
        - Я все понимаю. Но ты не поверишь. Рвем отсюда.
        С верхнего балкона семнадцатиэтажного здания вдруг кто-то сорвался и, неистово размахивая руками, воткнулся в землю. Звук получился негромким и отвратительно мягким. На том же балконе возник человек в милицейской форме и, свесившись через перила, несколько раз выстрелил явно наугад.
        - Как себя чувствуешь? - спросил Виктор.
        - Я-то что?.. Я-то при чем?..
        - Все ни при чем. - Он просунул руку под руль и выдернул ключи.
        - Ты тут не командуй! - возмутился водитель.
        - Я и не собираюсь. Высади меня.
        Дорога шла в гору, и «Волга» быстро остановилась. Мухин вылез из машины и, отойдя на тротуар, бросил таксисту ключи.
        - Мотай отсюда!
        - А бабки, урод!
        Виктор скомкал пару купюр и швырнул их в окно. Бумажки, не долетев, упали возле двери. Таксист выскочил, наклонился за деньгами и, внезапно пошатнувшись, схватился за капот. В таком положении он простоял довольно долго - по правой полосе успели проехать три машины, две из которых все-таки развернулись. А потом он поднял голову и выпрямился.
        Неизвестно, кем он очнулся, но на его лице было такое страдание, что Мухину стало не по себе. Забыв о деньгах, водитель обошел машину, достал из-под сидения монтажку и медленно побрел через дорогу. Едва он добрался до противоположного тротуара, как «Волга» сплющилась под тем самым автобусом с банкой «Нескафе». Синий «Икарус» протащил такси метров пять и, вильнув, врезался в столб. Вопящих пассажиров отнесло вперед, к кабине водителя, - дальше Виктор уже не смотрел.
        Это началось. С самого утра, в момент выезда троллейбусов. Спустя двенадцать часов народ еще пил пиво, светило солнышко, и вообще, все было прилично. Здесь это наступало постепенно, пока признаки катастрофы не стали совсем очевидны. Машины на перекрестке… почти случайность. Они могли столкнуться не сейчас, а позже. Милиционер, палящий по голубям… был бы он один, без чудовищной аварии под окнами, Виктор и сам не придал бы этому значения.
        Этот слой загнется медленно. Загнется - и сам не заметит.
        Мухин шел назад, к себе домой - заранее зная, что вряд ли дойдет, но продолжая идти, поскольку это было единственное действие, которое придавало происходящему какой-то смысл.
        Или… Нет, конечно. В этом тоже не было смысла. Скоро его перекинет обратно, а здесь останется отражение, оболочка - обычный человек, грешащий бумагомаранием. Виктор мог бы здесь выжить - естественно, при условии, что дело обойдется без ядерного удара. Да, у Мухина могло бы получиться. У фантаста - вряд ли.
        На другой стороне улицы показался мужчина с гоночным велосипедом на плече. Возможно, он считал себя обычным вором и еще не знал, что с сегодняшнего утра его действия подпадают под статью о мародерстве.
        - Эй, мудила! - заорал Мухин, не особо надеясь, что его услышат.
        Его услышали. Мародер чуть сбавил ход и обернулся.
        - Куда едем? До Петровки подбросишь?
        Виктор хотел добавить и про Лубянку, но вдруг осекся. Посетившая его идея была болезненно странной, в чем-то даже извращенной, но ничего более толкового он не придумал.
        Мухин свернул к ближним домам, где, как он помнил, находился магазин «Все для офиса».
        Магазин, точнее - магазинчик в цокольном этаже был пока еще не разграблен и даже не закрыт. Фантаст сюда не заходил, писательские причиндалы он покупал в простом отделе канцтоваров, но вывеску видел часто - когда проезжал в троллейбусе.
        По прохладному шикарно-сумрачному помещению слонялся один продавец - прилизанный мальчик лет двадцати. Назвать его как-то иначе Виктор не мог - молодой человек смахивал на полового из современного трактира: просторная белая рубашка и красный галстук с черной сверкающей заколкой.
        - Мне нужна ручка, - сказал Мухин.
        - Перьевая или шариковая? Есть «Паркер», есть «Ронсон»… - заладил мальчик.
        Виктор мельком взглянул на витрину.
        - Дай-ка мне лучше карандаш, - решил он. - И листок бумаги.
        - Как листок? Мы поштучно не продаем.
        - Тогда тетрадку. Или блокнот.
        - Блокнот будет дороже, - предупредил продавец.
        Мухин увидел себя в зеркале и обозлился: чего этот прилизанный из себя корчит? Ну, ветровка, левый локоть заштопан. Ну, кеды в глине… Он же не в ресторан пришел!
        - Давай тетрадь, - согласился он. - Самую дешевую.
        - Рубль десять, - объявил мальчик.
        Виктор порылся в карманах - бумажных денег не осталось, все были гордо брошены таксисту. Мелочи набралось ровно рубль.
        - Не хватает, - сказал он, кашлянув.
        Продавец равнодушно склонил голову.
        - Выбирайте.
        - Что мне выбирать?..
        - Что купить. Либо тетрадь, либо карандаш.
        - Смешной ты человек. Если я возьму только карандаш… На кой он мне?.. Где я писать буду? А если только тетрадку - тогда, получается, нечем. Эти десять копеек я тебе занесу. Потом. Ладно?
        - Нет, - удивительно просто ответил мальчик.
        - Ну, вырви себе на сдачу пару страниц! Хочешь? Да мне всего-то одна нужна!
        - Нет.
        - Слушай, ты что, не в курсе? Тут конец света надвигается, а ты как дурак торчишь в своей лавке… Ты на улице-то был? Ну-ка, чек пробей! - осенило Виктора.
        - Зачем?
        - Да затем, что электричества в городе нет, понял?! - рявкнул он. - Петух ты напомаженный!
        - Шли бы вы отсюда… У вас что ни день, то конец света.
        - У кого? У кого это «у нас»?! - взбесился Мухин.
        Он взял продавца за галстук и медленно потянул на себя, пока тот не улегся животом на прилавок.
        - Мир гибнет, сука! Понимаешь ты это, или нет?! - прошипел Виктор ему в лицо, забрызгивая испуганные глаза слюной. - Папку с мамкой, небось, уже кирпичами глушат, а ты тут мнешься, гонор показываешь! Да твой гонор десять копеек и стоит!..
        Он говорил что-то еще - что-то жестокое и абсолютно ненужное ни ошалевшему от страха мальчику, ни ему самому. Путался в словах и от этого горячился еще больше. Выговаривал свое бессилие и продолжал тыкать мальчика носом, хотя тот давно готов был отдать и карандаш, и золотой «Паркер», и всю кассу.
        Иссякнув, Виктор отпустил галстук и позволил прилизанному отойти вглубь отдела.
        - Охрана!! - предсказуемо возопил продавец. - Сашка! Сюда!!
        Мухин развернулся к проходу, попутно хватая с прилавка что-то увесистое.
        Из подсобки никто не вышел.
        - Ау-у!.. Са-ашка-а!.. - грустно произнес Виктор, поворачиваясь обратно и возвращая электрическую точилку на место. - Нет ответа…
        Мальчик отступил еще на шаг и прижался к полкам с мелкой канцелярской ерундой. Мухин осуждающе поцокал языком и сказал:
        - Карандаш. Тетрадка.
        - Вон лежат, - молвил продавец, не двигаясь с места.
        - Ага…
        Виктор выбрал тонкую тетрадь с жирафом на обложке. Карандашей оказалось много, аж три коробки, но все были не оточенные. Пришлось взять авторучку.
        Опасаясь, как бы драйвер не кончился раньше срока, он вбежал в первый же подъезд и поднялся на площадку между этажами. Устроившись на ступеньках, он открыл тетрадь и принялся торопливо записывать:
        «Мухин! Выполни инструкцию в точности.
        1. Найди хорошую машину, лучше джип».
        Чертыхнувшись, он исправил «джип» на «Рафик или Газик».
        «2. Раздобудь оружие (желательно автомат) и как можно больше патронов. Просто так никто не подарит. Придется убить какого-нибудь мента. Убей, он уже не мент.
        3. Йод, бинт (много), спички, питьевая вода. Продукты: консервы, крупа, макароны. Все, что не портится. Возьми много!
        4. Бензин. Пять-семь канистр, сколько будет.
        5. Уезжай в южном или восточном направлении.
        6. На дороге не ночуй, ближе к вечеру ищи, где можно съехать и спрятать тачку.
        7. Не обращайся к друзьям и знакомым. Не бери попутчиков. Сам ни к кому не приставай. Будут колонны - пропускай вперед. Не суйся ни в какие банды, они все ненадолго.
        8. Попробуй найти партнера, но только из тех, кого уже…»
        Виктор раздраженно постучал ручкой.
        «…из тех, кто уже спятил. Тачку ведите по очереди».
        Пункт «8» противоречил пункту «7», но с этим Мухин ничего поделать не мог. Так и было: в компании - плохо, одному - еще хуже.
        Соображая, что бы добавить, он заменил «бензин» на «соляру». Затем перечитал все с самого начала и порвал тетрадку в клочья.
        «Банды», «убей мента»… Зачем фантасту соляра? Он и машину-то водить не умеет. Оружие какое-то… Понаписал!
        Бесполезно все это.
        Мухин собрал обрывки и вслух сказал:
        - Бесполезно…
        Чтобы кого-то убить, надо верить в свою цель. Чтобы лишать жизни симпатичных тебе людей, надо твердо знать, что это лишь оболочки. Но чтобы это понять, надо хоть раз умереть и воскреснуть. Для этого надо быть не оболочкой, а содержимым. Надо быть перекинутым.
        Фантаст обречен - как и все стадо. Возможно, у него хватит ума запасти харчей и топлива на зиму. Возможно, он даже припрячет под диваном кухонный ножик - это если совсем допекут. Но, приготовившись к обороне, он будет сидеть и ждать каких-нибудь лучших времен. И всякого, кто скажет, что они уже не наступят, он будет люто ненавидеть.
        Но беда в том, что они действительно не наступят. Только постигнув эту элементарную и окончательную истину, только расставшись с последними иллюзиями, человек способен совершить какой-нибудь положительный поступок. Например - убить того, кто мешает ему выживать.
        Виктор сложил обрывки и поджег. Бумага сгорела быстро, он даже не успел символически погреть над ней ладони.
        Через двадцать минут драйвер кончился, и оператора Мухина выдавило обратно.
        Фантаст Мухин очнулся в незнакомом подъезде и был тут же замещен Мухиным-фармацевтом.
        При выходе на улицу фармацевта Мухина застрелили из охотничьего ружья. У него взяли рубль мелочью, сигареты «Прима» и ручку «Паркер».
        Спустя полтора часа бывшие кремлевские курсанты сформировали первую группировку. К вечеру все они оказались мертвы, а отрядов в городе насчитывалось уже больше сотни.
        Глава 17
        Шибанов был разочарован и обозлен, словно Мухин сам организовал ту миграцию, чтобы прикрыть агента Соловья, по паспорту - Матвея Корзуна, холостого, несудимого и так далее. Виктор, как мог, отбрехивался, но получалось у него довольно вяло. Председатель продолжал давить, и Мухин был вынужден поклясться, что раздобудет информацию в течение двух суток. Он даже не заметил, как просьба Шибанова превратилась в приказ. Этим искусством начальник ГБ владел в совершенстве.
        Слегка очухавшись, Виктор взял у Сан Саныча еще одну капсулу. Шибанов сказал прямо: ознакомительные прогулки закончились, пора работать. «Работать» в его понимании означало работать на ГБ. Мухин проглотил таблетку и отправился куда-то сквозь смерть. Работать.
        Чтоб было легче ориентироваться на месте, он выбрал относительно знакомый слой. Теперь, когда он это умел, все казалось просто: посмотреть на деревья в лесу, найти среди них то, что нужно, и… Впрочем, нет, его впечатления поддавались описанию лишь до известного предела - до тех пор пока иррациональное можно было выразить в привычных образах. Дальше, за этим пределом, начинался опыт абсолютно бессознательный, и передать его какими-то внятными средствами не смог бы никто.
        Виктор подозревал, что ассоциации с лесом у него возникли не без помощи Бориса. Возможно, Ренат видел многообразие слоев как длинную полку с напильниками. Или с паяльниками. Или вообще ничего не видел, и выбирал иначе, по-своему. В любом случае, он вряд ли сумел бы объяснить, как это делается. Это ведь и Мухину не объясняли. Да и он теперь, спроси его кто-нибудь, также оказался бы в тупике.
        - Витюша, ешь быстрей, тебе еще за картошкой идти.
        Мухин повертел наколотую на вилку половину сосиски и, как следует ее рассмотрев, опустил обратно в тарелку. Настя, что-то протирая сырой вонючей тряпкой, постоянно двигалась и задевала бедрами стол. Сосиска в тарелке покачивалась.
        Виктор отпил сильно растворенного кофе и поставил перед собой телефон.
        - Кому звонить собрался? - спросила жена ботаника. Ей было абсолютно безразлично, но не спросить она не могла.
        - Сейчас… Мне тут надо… - так же формально ответил Мухин, и на этом разговор был исчерпан. - Справочная? - сказал он, зачем-то повышая голос. - Мне нужен Корзун Матвей Степанович… - Виктор по памяти продиктовал паспортные данные и оторвал от какой-то газеты белое поле. - Да-да!.. - Он схватил карандаш и приготовился записывать, но это не понадобилось. Ему дали только один адрес и, соответственно, один телефон. Виктор запомнил.
        - В справочную, что ли, звонил? - каркнула из своей комнаты чуткая теща. - А потом опять счет пришлют. Настенька, вы совсем о деньгах не думаете!
        - Зато вы, мама, о них постоянно думаете! - дружелюбно крикнул ей Мухин. И шепотом, для Насти, добавил: - Все, дорогие женщины. Месяц кончится - студентов на улицу. Будем жить у себя, отдельно.
        - Отдельно? - возмутилась за стенкой теща. - На какие же, позволь полюбопытствовать, средства?
        - Вам бы, Светлана Николаевна, с таким слухом в цирке выступать.
        - И кто этот Корзун? Он к нам придет? Настя, чем мы его угостим, вы об этом подумали? Витюша, пойдешь в магазин - купишь колбасы и бутылку водки, но только одну!
        Мухин проглотил сосиску и пощупал зубцы на вилке - достаточно ли остры.
        - Я вас обоих когда-нибудь прикончу, - сказал он.
        Светлана Николаевна ойкнула, Настя бросила сковородку и, развернувшись, уперла руки в боки.
        - Что-о-о?.. Ты как разговариваешь, чурбан неотесанный?
        - Во, как зятек заговорил! - поддакнула теща.
        - В милиции всего-то день посидел, а повадок уже набрался!..
        - А я, Настя, предупреждала! Витя твой теперь арестант, он теперь уголовник. И друзья у него скоро такие же заведутся, уголовнички. Явится этот Корзун - на порог его не пускать! У нас, слава богу, есть, что стибрить.
        - Корзун не вор, - возразил Мухин. - Он шпион.
        Настя, опустив руки, медленно села на табуретку.
        - Да не дрищите! Не придет он сюда, - успокоил Виктор, и в этот момент раздался дверной звонок.
        - Не открывать! - заорала Светлана Николаевна. - Мы никого не ждем!
        - Вы-то, может, и не ждете… - сказал Мухин, нашаривая под столом тапочки.
        Настя тоже вскочила и заметалась со своей тряпкой. Узурпированная роль лидера требовала от нее личного присутствия, но женский характер гнал ее в дальний угол - прятаться.
        Виктор подошел к двери и, не спрашивая, снял цепочку.
        На площадке стоял Петр. Углядев Настю, он надолго закашлялся.
        - Федеральная Служба Безопасности, майор Старшов, - сипло произнес он. - Здравствуйте.
        При этом он раскрыл красную корочку, и Настя опять что-то выронила.
        - Проходите, товарищ майор, - робко сказал Мухин. - В комнату?.. На кухню?..
        - Я сплю! - объявила теща.
        - Понятно… - ответил Петр. - Думаю, на кухне будет удобно.
        Черную рубашку и военные ботинки он сменил на роскошный, но строгий костюм. Туфли, галстук и даже ремень - все было в тему. Видимо, он совершил удачный налет на какой-то бутик. Мухин искренне позавидовал.
        На ходу достав крошечный мобильник, Петр сказал:
        - Дежурный?.. Объект «триста шестнадцать - пятьсот девятнадцать» пока снимите. Я дам знать… Прослушку отключаем, сударыня, - пояснил он для Насти. - Временно, разумеется. Фу, душновато у вас тут…
        Петр скинул пиджак и доверительно вручил его женщине. Мухин заметил, что слева подмышкой у него висит рыжая кобура, из которой высовывается огромная черная рукоятка. Супруга тоже заметила и не дыша понесла пиджак в комнату.
        - Вот этого не надо, - мягко проговорил Петр. - Пусть будет поближе.
        Настя сомнамбулически вернулась и замерла. На кухне пристроить дорогую вещь было негде, а идти за плечиками ей вроде бы запретили.
        - Разговор у нас намечается долгий и конфиденциальный, - заявил Петр. - Если хотите, можете остаться, но тогда я буду вынужден…
        - Настенька, пойдем, погуляем! - проверещала Светлана Николаевна. - На улице чудесная погода… Настенька, я уже одета!
        Настя рискнула положить пиджак на свободную табуретку и вымелась из кухни. Виктор с упоением наблюдал за тем, как жена с эрзац-мамой толкаются в прихожей и дергают заевший замок. Через минуту в квартире воцарилась тишина.
        - Дуры они у тебя, - усмехнулся Петр. - Как и все бабы… Ты их еще не грохнул?
        - Я уже на пути к этому, - признался Виктор. - Редко здесь появляюсь, потому и терплю. Наверное, оболочке нравится…
        - Не опускай парня, не надо. Кому это может нравится?
        - Бабы… - вздохнул Мухин. - Удостоверение-то у тебя откуда?
        - О-о! Это дубликат, а оригинал мне сам Немаляев стряпал. Не здесь, конечно… Ладно, дело прошлое. Кстати, как вы там поживаете? Я слышал, у вас проблемы? Крупные?.. Судя по тому, что рассказывал Ренатик… - Он со значением посмотрел на Мухина и закурил.
        - Я возражал, но уже поздно было. А что с ним… Сильно его пытали?
        Петр допил холодный прозрачный кофе и кинул сигарету в чашку.
        - Тебе это нужно? - спросил он. - Ну, если хочешь… С Рената сняли кожу.
        - Что?..
        - Кожу, - сказал Петр и устало погладил лоб. - Бункер мы не трогали, я даже не знал, где он находится. Это кто-то из ваших. Ищите.
        - По прикидкам Шибанова, местная мафия не могла…
        - Мне-то какая разница?! - взорвался Петр. - Могла - не могла… Это не мы.
        Он встал и, по-хозяйски распахнув холодильник, принялся выгребать оттуда все, что было: два помидора, шесть яиц, полпачки масла и несколько сырых котлет.
        - Давно перекинулся? - спросил он.
        - Только что.
        - Отлично. Жрать охота - сил нет. Ты-то здесь как? Вижу, уцелел.
        - Поймали меня, - кисло ответил Виктор. - Всю субботу продержали в ментуре, взяли подписку…
        - О невыезде? Ну, это ерунда. Куда тебе тут выезжать-то! Значит, стрельбу из тачки на тебя не вешают. Обойдется как-нибудь. Говори, что мы тебя похитили. Ах, он же не помнит ни хрена… Ну, амнезия - еще лучше. У меня, например, с этого диагноза все и началось. Вся карьера с него пошла…
        - А вы как? Добежали?
        - Добежал только я. Ренат дополз, ему задницу подпортили. Ничего, не смертельно. А водилу… - Петр закинул в рот немытый помидор. - Я же говорил, надо было через трассу рвать. А он по кустам… Больно умный! У меня в этом слое всего три человека осталось - включая меня. И тебя.
        На последнюю фразу Виктор реагировал спокойно - было бы странно, если б Петр этого не сказал.
        - Помнишь, когда ты перебегал дорогу, там фуры ехали? Знаешь, кто за рулем сидел?.. Борис!
        - Какой Борис? А, этот? - Информация не произвела на Петра никакого впечатления. Мухину было даже обидно. - Я смотрю, вы с ним уже скорефанились. Ну, и что он тебе поет?
        - Борис не поет, он говорит. Чего вы все на него окрысились?
        - Да никто не окрысился. Ну?.. о чем вещает наш Борис?
        - Понимаешь, дело в том, что слои… э-э… не равны, - увлеченно начал Мухин. - Существует масса отражений, но где-то есть и первичный слой, от которого эти отражения образовались. Мы решили назвать его…
        - Можешь не продолжать. Пусть Борис бредит дальше, а ты себе голову не забивай. Хватит проблем и без этого. Тебе котлеты жарить?
        - Ел недавно, - помолчав, ответил Виктор. - Удивляюсь я вашей косности…
        - «Нашей»? Так ты и Сан Санычу эту тему двигать пытался? Зря.
        - Удивляюсь, - повторил он. - Как бараны… Признаете лишь то, что щупали руками.
        - Люди всегда верят только в то, что они видели. Нам довелось увидеть побольше, поэтому наши представления о реальности слегка расширены. А в остальном… Люди мы, а не бараны. Про баранов, Витя, звучит довольно обидно. - Петр расстегнул на груди эластичный ремень и через голову снял кобуру. - Чего так смотришь? Кошелек этот я полчаса назад в ларьке купил, а пушка…
        Он отщелкнул кнопку и, резко выхватив ствол, направил его на Мухина.
        - Стрелять?..
        - Мне безразлично.
        - Не заряжен, - осклабился Петр. - Клифт промочить боялся. На, держи. - Он протянул оружие Виктору, и тот удивился его легкости. Пистолет был пластмассовый, и стрелял он водой. - Я тут на дно залег. Даже билетики в автобусе покупаю. Не нарываюсь, короче.
        - А костюмчик? Или твое отражение хорошо зарабатывает?
        - Ничего он у меня не зарабатывает, пиявка тухлая… Шмотки из тайника. Это мы с Ренатом в прошлые заходы припасли. И деньжат на черный день заготовили, и железа разного…
        - У тебя в этом слое большие планы?
        - В этом-то? Нет, никаких. Просто мне здесь нравится. Тихо, приятно, удобно. Я здесь отдыхаю - не телом, так душой.
        Петр переставил горячую сковороду прямо на стол и, сполоснув вилку, принялся есть.
        - Да, что там при взрыве?.. - спросил он, покончив с первой котлетой. - Все целы?
        - Охраны много полегло.
        - Эти не в счет, я… понимаешь, про кого.
        - Вроде, нормально.
        - Людмила ваша не пострадала?
        - А что?
        - Так, просто интересно.
        - Говорят, все в порядке. Я ее не видел. Если тебе «просто интересно», то Люду Костя обхаживает.
        - Знаю. Сопляк недоделанный…
        - Слушай, я забыл, как та наркота называется, - сказал Виктор. - Ну, ваш драйвер.
        - Люрики.
        - Как официально? По-научному.
        - Зачем тебе? Кайфа в жизни не хватает? - Петр убрал пустую сковородку и поковырялся в зубе. - Пожалуйста: «цикломезотрамин».
        Мухин, стараясь запомнить, проговорил про себя несколько раз.
        - Так… Водки нет? Это хорошо, меньше будем отвлекаться. К делу! - объявил Петр.
        Виктор потрогал чайник и налил себе кофе. Молотого в доме, естественно, не водилось, пришлось заварить растворимого. Он насыпал четыре ложки - все равно получилась бурда.
        - Особо на меня не надейся, - сказал он. - Ботинки тебе чистить не буду, на команду Немаляева стучать не собираюсь. Вообще, зачем я вам нужен? Для количества?
        - Нет, Витя, для количества у меня идет Ренатик. А ты - гвоздь программы.
        - Гвоздь программы я у них, у Сан Саныча.
        - И у меня, представь, тоже. Нравится тебе быть президентом?
        - Пока не пробовал.
        - Я не про американского говорю, а про другого.
        - Какого еще другого? - оторопел Мухин.
        - Догадайся с двух раз.
        - Нет…
        - Сам удивляюсь, веришь? - Петр развел руками и не спеша достал сигарету. Вторую положил перед Виктором. - Такой, прости за откровенность, неказистый человечишко, и такой успех… С чего бы? Не исключено, я тоже в президентах где-нибудь отметился, - слоев-то как грязи, все возможно… Но я пока не видел.
        - А меня?.. Видел?
        - Шутить я люблю. Но не настолько же.
        - Повтори еще раз, - попросил Виктор.
        - Что? Название нашего драйвера?
        - Не издевайся.
        - Хорошо. Витя Мухин - президент России. В одном отдельно взятом слое. Из этого вытекает… ты понимаешь, что вытекает. Мне от тебя нужно следующее: чтобы ты перекинулся в ту оболочку и организовал в стране маленький хаос. За несколько дней до миграции. По моему сигналу.
        - Хаос?..
        - Сейчас ты скажешь: «давай попробуем обойтись без этого». Да?
        - Ну… э-э… Да.
        - Без этого, Витя, никак. С нами или без нас, но хаос туда нагрянет. Если его правильно организовать, то в этом мире можно будет жить и после миграции. Если облажаемся - жить там будет нельзя. Практически. Ты бывал в тлеющих слоях? Они все равно умирают, но медленно и мучительно. Предлагаю операцию по быстрому отрубанию хвоста: сначала больно, потом пройдет. Удержать рождаемость. Обеспечить отсутствие прав и обязанностей для каждого. Назад, к природе, к натуральному хозяйству, к исходной точке развития. Дальше пойдет саморегуляция. Анархия, Витя, - это не пьяный матрос с пулеметом, а прежде всего справедливость и равные возможности. Централизованная власть, государство - это же не просто машина подавления. Это еще источник вечного соблазна. Отнимем у человека возможность согрешить - он и не согрешит.
        - Я вижу, ты кой-какую литературку начитал, - молвил Мухин.
        - Это все не из детских фантазий. Во многой мудрости есть многие печали, Витя. Насмотрелся я уж под завязку… Ведь что страшно: всего два сценария - либо сразу умереть от ядерного удара, либо сбиваться в стаи и рвать друг другу глотки.
        - А американцы?.. С ними как договориться?
        - Позвонишь и договоришься.
        - А если не получится? Если в Белом Доме отморозок какой-нибудь засядет?
        - Не получится - значит не получится, - хмуро сказал Петр. - Но пробовать надо.
        - Во, какая ерунда… - обронил Виктор. - И за тех, и за этих играть…
        - Ты не понял, - покачал он головой. - За четыре часа ты ничего не сделаешь - ни в России, ни в Америке. Тебе нужно будет перекинуться насовсем, а для этого придется уничтожить основную оболочку. Там, где взорвали ваш бункер, ты должен будешь умереть. Если сроки эвакуации двух наших команд сильно разойдутся, то в принципе ты можешь успеть побыть президентом в обоих слоях. Но я бы на это не рассчитывал. Эвакуироваться мы будем почти одновременно.
        - Немаляев знает?..
        - Да все они знают!
        - Значит, вот, почему они против тебя настроены…
        - Что, дружить запрещают? Так мы никому не расскажем. Правда, Витя? Возвращайся к Сан Санычу, с ним безопасней, чем со мной. Когда придет время, я дам знать и покажу тебе тот мир… Если ты не передумаешь помочь одинокому и честному человеку.
        - Буду спасать отражения, а нулевой слой сгорит к чертям… - сказал Мухин.
        - «Нулевой»?.. Что еще за «нулевой»? Кто это им номера присваивал?
        - Это тот, первичный, о котором я тебе…
        - Кончай эту бодягу, Витя. А придурку Борису передай так…
        Петр опустил глаза, подбирая слова похлестче. Мухин, примерно догадываясь, о чем пойдет речь, все же молчал, хотя время уже поджимало.
        - Что передать-то? - спросил он, не выдержав.
        Петр не ответил. Виктор коснулся его плеча и отпрянул - Петра здесь уже не было.
        - Опять это со мной… опять у меня эти приступы, - с отчаянием произнес незнакомец.
        Он встал и, оглядев свою одежду, умоляюще посмотрел на Мухина.
        - Все в порядке, мужик, - сказал Виктор. - До дома доберешься? Адрес знаешь?
        - Адрес?.. Свой? Конечно…
        - Ну, валяй. Пиджачишко возьми, не забудь.
        - Это не мой пиджак.
        - Бери, бери. Подарок. Как самочувствие?
        - Терпимо… А откуда?..
        - Тебе на улице плохо стало, вот я и порадел.
        - Спасибо… Большое вам…
        - Все, дуй отсюда. Да! У подъезда двух женщин встретишь, одна - старая, другая - совсем старая. Ты с ними не разговаривай. Мимо так пройди, лицо построже сделай. Усек?
        Мухин проводил человека до двери и, быстро смотав кобуру с пистолетом, спустил ее в мусоропровод. Бегом вернувшись к столу, он схватил телефон и накрутил на диске семь цифр. Пока брали трубку, Виктор проверил часы - если он ничего не напутал, оставались считанные минуты.
        - Матвей Корзун? - крикнул он. - Это Матвей Степанович?
        - Да, я, - донесся до него приятный расслабленный баритон. - А кто говорит?
        Еще звоня в справочную, Мухин придумал неплохое начало - оно должно было заинтриговать любого, включая и потенциального предателя. Однако ответить ему не удалось, его перебили.
        - Витя, что ты узнал?
        - Я?..
        - Что ты узнал?
        Он хотел опустить трубку, но трубки в руке уже не было. Мухин сжимал угол подушки.
        Глава 18
        - Что ты узнал?..
        - Мы же договорились: двое суток. Не надо меня теребить каждый час!
        - Не ори. Результат будет?
        - Будет! - крикнул Мухин и, отключив трубку, бросил ее на сидение.
        Шибанов с каждым разом нажимал все крепче. Виктор не мог поверить, что еще три дня назад он снимал потные тела на природе, на ковре, на кровати - где заблагорассудится шефу, - и чувствовал себя почти свободным человеком. А днем раньше, то есть четверо суток назад, он был ботаником… зоологом, в смысле. А семь и восемь… н-да. Но он никогда не думал, что впряжется в гэбэшную лямку. Ни ради светлого будущего, ни ради больших бабок… Он вдруг обнаружил себя в положении молодого лейтенанта, которого дрючит любой офицер с двумя просветами на погонах, и это открытие было столь неожиданным, что Мухин даже не знал, как к нему относиться.
        Впрочем, дрючили его не все, а один только Председатель, чем, безусловно, гордился бы каждый нормальный гэбист. Мухин не был свободен, но он был абсолютно защищен - как та мадам из рекламы прокладок. Защищен по самое «не хочу». За ним повсюду таскался ненавязчивый хвостик - Виктор его еще ни разу не вычислил, но по недавнему случаю в универсаме убедился: хвостик не дремлет. Однако он был достаточно крут и без прикрытия. Служебные номера на «Ауди» позволяли игнорировать светофоры, летать по встречке, задом-наперед, и вообще, как угодно. Проезжая мимо поста, Виктор мог бы - хотя он не пробовал - плюнуть в лицо инспектору или совершить что-нибудь еще более оригинальное. Он знал, что даже если номера не подействуют, а хвостик зазевается, ему будет достаточно сделать один звонок, и все проблемы мгновенно улетучатся.
        Минусы тоже были. Большие или маленькие - вот с этим Мухин разобраться и не мог. Им все-таки управляли. Не так, как шеф на студии, и даже не так, как командует дебелая Настя несчастным ботаником. Гораздо хуже. Его, президента двух стран, - дважды уважаемого, блин, человека! - превращали в какого-то дятла.
        Но. Но… Плюсы существовали в реальности, а минусы - в его воображении, точнее, где-то в других слоях, что из-за руля гэбэшной «Ауди» представлялось одним и тем же. Если б мир состоял из единственного слоя, Виктор не раздумывая попросился бы к Шибанову в штат, на полное довольствие. Но если б не было других слоев, то порнооператор Витя Мухин мог бы приложить свои силы лишь на съемках очередного ролика из серии «Мальчишки и девчонки, а также их родители». Приличная зарплата, легкие отношения и весьма туманное будущее…
        Так и не придя ни к какому выводу, Мухин отстрельнул окурок и прихлопнул дверцу. Машин на стоянке перед баром «Огонь & Вода» было маловато - даже для понедельника.
        Миновав «звенелку», Виктор традиционно подмигнул двум быкам на входе и направился через зал к отдельным кабинам.
        Большинство столиков было свободно, обнесенная стальной клеткой сцена пустовала. Из динамиков сыпалось глухое трэш-техно, от которого клонило в сон, но едкий дух паленой конопли, въевшийся в стены и потолок, напоминал о том, что обычно здесь бывает веселей. В понедельник же посетители залечивают следы вчерашнего праздника, и раньше четверга вряд ли сунут сюда нос - разве что, как Виктор, по делу.
        Мухин откинул тяжелую кожаную штору и удивился: в кабинке никого не было. Дилер по кличке Лапа сиживал тут круглые сутки, а когда отлучался, оставлял кого-то из напарников, в крайнем случае - свою дежурную любовь. Так или иначе, в кабине постоянно кто-нибудь находился. Это было что-то вроде почерка, фирменного знака, брэнда - наконец, это был показатель стабильности. Сегодня со стабильностью обстояло неважно.
        - Где Лапа? - спросил Виктор у бармена.
        - В ауте, - коротко ответил тот.
        - Что так? Продегустировал неудачно?
        Бармен склонился к стойке и сказал, насколько мог, тихо:
        - У них вчера власть поменялась. Во всем районе.
        - И кто теперь двигает?
        - В сортире найдешь. Зовут Горби.
        - Что, родинка на башке?
        - Горби, - со значением повторил бармен. - Сам его узнаешь.
        Пригнувшись, Мухин нырнул под низкий свод со стрелкой в виде фаллоса и спустился по бетонным ступеням. В узком прокуренном коридоре вечно толклись какие-то типы, но в понедельник было немноголюдно и здесь. В торце гудела какая-то кучка, из которой выделялся сутулый субъект в полосатых шароварах. Облокотившись на размалеванную кафельную стену, стояла престарелая шлюха, завалившая в бар совершенно случайно, и так же случайно перебравшая «отвертки». Водка с апельсином напрочь лишила женщину координации, и она едва попадала сигаретой в рот.
        Виктор без охоты хлопнул ее по заднице и, прошагав до туалета, вошел в зловонную темно-серую комнату. Под потолком мигал наполненный мотыльками плафон - кроме этого гербария здесь никого не было.
        Мухин высунулся в коридор и крикнул:
        - Горби! Есть такой?
        - Чего хотел? - отозвался из угла сутулый, и Виктор заметил, что на месте левой лопатки у него что-то торчит - словно вылезший из земли корень тополя.
        Мухин подошел к дилеру, и компания, мгновенно рассосавшись, оставила их вдвоем.
        - Люриков хотел, - сказал он.
        - Чо? Ты по-русски говори.
        - Этих, как их… цикло… тетра… Забыл! Тетра… нет, цикло…
        - Цикломезотрамин? - произнес Горби, как хорошо отработанную скороговорку.
        - Во! Мезотрамин, он самый.
        Торговец многозначительно оглядел его с ног до головы и процедил:
        - А так по тебе не скажешь…
        - У тебя есть или нет? Достать можешь?
        - Я все могу, - эффектно, по его мнению, заявил Горби. - На кармане такой отравы не держим… Спросить надо. Ты завтра приходи. А сейчас - сотку грина.
        - На сотку - это сколько выйдет?
        - Сотка - это аванс, - пояснил дилер, как будто Виктор что-то не понимал.
        - Насчет цены я не в курсе, - признался Мухин. - Но справки наведу. Если выше совести поднимешь - смотри!.. Я потом за сдачей приеду. Согну тебя еще сильней, только в другую сторону.
        - Не учи жить.
        Виктор отдал ему сто долларов и, естественно, не прощаясь, направился к лестнице.
        «В этом бизнесе Горби щегол, - отметил он. - На редкий препарат накинет процентов пятьдесят. Ну и дурак. Я бы двести накинул».
        Поднявшись в зал, он двинулся было к стойке, но по дороге передумал. Сегодня он планировал еще один «выход в люди», на нем все-таки висел должок перед Шибановым, а капсула с алкоголем сочеталась, как молоко с огурцом.
        «Совсем одичал, - меланхолично подумал он. - Уже и от бухла отказываюсь… Что дальше-то? В церковный хор записаться?»
        - Приветик, - мурлыкнула ему официантка. - Слышал, да? Лапу нашего убили.
        - Бывает… - неискренне опечалился Виктор.
        - Он мне иногда покурить давал. Без денег и всяких там услуг… Просто так давал.
        - Ага… - Он взял ее за бедра и аккуратно убрал с прохода.
        - Лапа у нас пять лет просидел. Вон там, в кабинке. Как родной был…
        - Ну так купи ему венок! - не выдержал Мухин.
        - Ладно, иди, тебе неинтересно… Черствый ты, Витенька. У тебя, небось, не погибал никто…
        - У меня?! Да я… - Он задохнулся и, без толку взмахнув кулаком, вырвался на улицу.
        «Да меня самого двадцать раз прикончили! - бубнил он себе под нос, садясь в машину. - Черствый?.. Пигалица ты в переднике! Я для тебя же, коза драная!.. Для вас всех, идиоты, бараны… Стадо…»
        Слежки он так и не засек - филеров Шибанов прислал хороших, не поскупился.
        «Может, даже из президентской охраны, - подумал Мухин не без гордости. - А что?.. как будто я не достоин! Молитесь на меня, ребята. И да услышу я ваши молитвы… Если настроение будет».
        Поднявшись на лифте, Виктор поискал звонок - все пять фальшивых дверей были с кнопками, и только одна, настоящая, не имела даже глазка.
        Дверь открылась сама, из чего он сделал вывод, что площадка находится под наблюдением. Это его не очень удивило, но напомнило, что парочка скрытых камер может стоять в комнате. То есть, если ему удастся встретиться с Людмилой, Константин наверняка получит от охраны черно-белый ролик в жанре «домашнее видео».
        Мухин поздоровался с новыми дежурными и отправился искать кухню. Проплутав по лабиринту из коридоров и холлов минут пять, он неожиданно вышел в угловое помещение с двумя стеклянными стенами. Окна разделяла тонкая металлическая рейка, не внушавшая особого доверия.
        - Нагулялся? - по-отечески спросил Немаляев.
        За столом сидели двое: Сан Саныч и знакомый по единственному сеансу связи Макаров.
        Виктор с независимым видом приблизился к холодильнику и, внимательно изучив содержимое, достал себе здоровый кусок копченого окорока. Напяливать приветливую улыбку он не хотел. Мухин полагал, что за беспочвенные наезды перед ним должны извиниться - и не как-нибудь мимоходом, а основательно и многократно. Немаляев, похоже, был иного мнения.
        Полюбовавшись, как Виктор режет мясо и, сворачивая из него затейливые бутоны, отправляет в рот, Сан Саныч молча простился с Макаровым и покинул кухню.
        - Слышал я про вашу замутку, - сочувственно произнес тот. - Старик раскаивается, серьезно… Им всем неудобно. Но стелиться он перед тобой не станет. Он же у нас будущий диктатор.
        Мухин отложил очередной кусок и посмотрел на бизнесмена. В жизни он выглядел еще хуже, чем на мониторе, - еще пушистей и светлее. Очки он снял, но это его не спасло: золотые дужки все-таки оттеняли водянистые глаза, теперь же две тупых пуговицы лезли наружу, как у вареного карпа. Бледные руки поросли редкими желтоватыми волосками, торчавшими в разные стороны так, точно по ним кто-то прошел.
        Виктор поймал себя на том, что пытается угадать, кого же Макаров ему напоминает.
        - Сан Саныч будущий диктатор, - сказал он. - Возможно. А я действующий президент. Всенародно избранный.
        - Понятно… - буркнул Макаров. - А я между вами кто? Срань колесная?..
        Он подвинул к себе лежавший на столе мобильник и, набрав одним пальцем номер, приложил трубку к уху.
        - Ублюдки… - сказал он вроде как сам себе. - Где связь-то? Вот, ублюдки же… Всех уволю!..
        - Здесь телефон только у одного человека работает. У Шибанова.
        - Да? Я мог бы догадаться… - Трубка полетела в мусорное ведро. - Ну что, давай еще раз познакомимся? Юрий Геннадиевич. Можно «Юрий».
        - Вы можете звать меня просто Юриком… - обронил Мухин.
        - Чего?..
        - Вспомнилось…
        - Что вспомнил-то?
        - Так, не важно. Мясо будешь, Юрий?
        - Я вегетарианец.
        - До ста лет дожить хочешь? Или зверушек жалко? И то, и другое в нашем положении, знаешь ли, попахивает шизой.
        - У меня есть некоторые принципы, - сказал Макаров, - и это значит…
        - Это значит, что ты мало видел. Сидишь в этом слое, никуда не рыпаешься? Неужели не интересно?
        Юрий, крякнув, поднялся и достал из холодильника пучок салата. Развернув пленку с впечатляющим ценником, он отломил бледно-зеленый листок и начал неохотно грызть.
        - Вкусно? - осведомился Виктор.
        - Это правда, что ты с Борисом встречался? - неожиданно спросил Макаров. - С тем самым Борисом Черных?
        - Тебе-то какая разница?
        - Что он думает по поводу нашего проекта?
        - Про эвакуацию в подготовленный слой? Дерьмо это собачье… Даже мне становится ясно, что у нас нет шансов. То, от чего мы бежим, происходит везде, никаких укромных уголков не существует. По крайней мере, мы их ищем не там, где надо.
        - А где надо? - Юрий пошевелил белесыми бровями и, удивленно посмотрев на салат, отщипнул себе новый листок.
        Чтобы не отвечать сразу, Мухин набил рот копченым мясом. Движения получились принужденные, фальшивые, и он почувствовал, что либо недоиграл, либо переиграл, причем сильно. Неторопливо пережевывая, он прикидывал, что барыге рассказывать можно, а что - нет. Однако чем медленнее работали челюсти, тем медленней же текли мысли. Выходило, как в старой армейской загадке: можно ли съесть кусок хлеба за сто шагов?
        Макаров сверлил Виктора блеклыми глазками, при этом на лице он держал такое наивное выражение, словно и не догадывался, что стоит за всеми этими фразочками.
        Нет, за сто шагов кусок хлеба не съешь. На этом приколе Мухин продул не одну пачку сигарет.
        - Искать надо в слое номер ноль, - с трудом проглотив, сказал он.
        - Где-где?
        - Сколько бы ни было слоев, прародина у них одна. Мир, в котором что-то случилось. Мир, от которого разбежались отражения.
        - И ты его собираешься найти, - уточнил Макаров. - А дальше?
        - Попробовать сделать так, чтобы все вернулось к норме. Никаких слоев, никаких отражений… И никаких миграций. Единый мир, живущий по нормальным, человеческим законам.
        - Каким же образом вернуть?..
        - Понятия не имею, - признался Виктор.
        - Та-ак… - протянул Юрий. Кажется, идея Бориса его увлекла, и Мухину отчего-то стало приятно. Он уже готов был поделиться и другими соображениями, когда Макаров бросил салат в мусорное ведро и сказал: - Ну, допустим, ты все починишь… А что с людьми будет?
        - А что с ними должно быть? - не понял Виктор.
        - Ну вот смотри. В одном слое человек президент, так? В другом он порнуху снимает, да иногда еще с подростками. Короче, тварь…
        Мухин вытер жирную ладонь о джинсы и невзначай коснулся ножа. Юрий это видел, но невозмутимо продолжал:
        - А в третьем слое этого человека давно урыли, и крест на его могилке уже лет десять, как мхом порос. Предположим, слои соединились в свою эту… прародину, и?.. Что с нашим человечком? Кто он? Президент или труп? Или еще кто-то?
        Виктор задумался. Эта мысль его уже посещала, но он на ней как-то не останавливался - гнал себя дальше, решал задачу в общем виде, стратегически. Он оставил нож в покое и обернулся к окну. После бункера оно казалось здесь лишним.
        - С человечком что?.. - переспросил Мухин. - А вот кто он есть в нулевом слое, тем и останется. Наверное.
        - И если там он труп…
        - Будет труп, - кивнул Виктор.
        - Значит, отражения не соединятся, а попросту исчезнут, - сказал Макаров.
        - Да, наверное… - повторил он.
        - «Наверно»! Ничего-то вы с Борисом не знаете. Все у вас «авось», да «небось»… А вы мир переделывать собрались! Говнюки!
        - Короче говоря, ты против, - подытожил Виктор.
        - Ты подписи, что ли, собираешь? Тогда я воздерживаюсь.
        - Мясо не кушаешь, в другие слои не перекидываешься, от голосования воздерживаешься… Юра, а как у тебя с женщинами происходит? А… да, глупый вопрос. Ты же их покупаешь. Ты все покупаешь, Юра. И ты хочешь, чтоб это длилось вечно. Слушай, а на кой тебе сдалась наша компания? Тебе же и здесь неплохо.
        - Мне и там неплохо будет, - заверил Макаров. - А здесь скоро все кончится.
        - Так ведь и там кончится. Везде кончится, если ничего не делать.
        - Делать-то надо с умом!
        - Ну-ка, ну-ка… проясни.
        Юрий побарабанил по столу и, вынув из кармана маленький блокнотик, что-то быстро настрочил золотой ручкой.
        - Спать хочу… - сказал он, двигая к Виктору вырванный листок. - Надо идти ложиться, совсем я с вами из режима выбился…
        Мухин прочитал:
        «Ты президент не только в США. Я знаю. Можем быть друг другу полезны».
        - Ну иди поспи… - ответил Виктор и, перевернув бумажку, на обратной стороне черканул:
        «Предлагай».
        - Пожалуй, пойду…
        «Что тебе нужно кроме денег?»
        - Пойди, пойди…
        «Мне и деньги-то не нужны».
        - Да, пойду спать…
        «Тогда как?..»
        Мухин достал из кармана взятый у Немаляева пенал и, раскрутив, вытряс из него запаянную стекляшку. Сломав ее об угол стола, он прижал ладонью покатившуюся капсулу и показал ее Макарову.
        - А вот так, Юрик, - сказал он нарочито громко. - Место премьер-министра выторговываешь? На меньшее ты не согласен, конечно. Везде успеваешь, молодчина.
        - Дура-ак… - сокрушенно произнес Макаров.
        - Дурак, и денег у меня, считай, нет, и тетенек я голых на видеокамеру снимаю… А все равно ты против меня - пыль. Понял, Юрий? Как я захочу, так и будет. - Виктор кинул в рот капсулу и запил соком из его стакана. Сок был хороший, разбавленных нектаров коммерсант не употреблял. - Счастливо оставаться.
        Мухин вышел из кухни и только теперь вспомнил, что коридор здесь, в отличие от прежнего, длинный и сложный. Прием капсулы при Макарове он оценил на «пятерку». Срезал барыгу, уел, урезонил, можно сказать - опустил. И после такого эффектного выступления упасть где-нибудь возле туалета… Несолидно.
        Чувствуя, что пол уже покачивается, Виктор добрел до первого холла и ввалился в комнату охраны.
        - Братва!.. - простонал он, борясь с подступающим провалом.
        Уже опрокидываясь через стол с мониторами, он успел назвать домашний адрес, телефон и номер своей машины - того самого «Мерседеса», что, по словам Кости, давно был сплющен в фольгу. После этого ему отказался повиноваться даже язык.
        - Достали они меня… - раздалось откуда-то сверху.
        Рядом с лицом на сером ковролине остановились чьи-то сверкающие ботинки.
        - Много треплешься…
        - Видеть их уже не могу!
        - Не болтай, говорю. Взялись!.. Гляди, чтоб башкой не треснулся.
        Мухина оторвали от пола и понесли, почему-то ногами вперед. Вероятно, так было удобней.
        Глава 19
        Кабинет Президента Соединенных Штатов Америки был несколько просторней, чем представлял себе Мухин. Фотографий Римского Папы и клюшек для гольфа здесь не оказалось - лишь пара скромных снимков, вовсе не в золотых рамках: жена с дочкой, и мать, Наталья Шустрова. Натали Шустрофф, если по местному, по-американски. А флаг, конечно, был. Куда же президенту без флага?
        Виктор медленно прошелся по наборному паркету - быстрее он, собственно, ходить и не мог: левую ногу, по самое колено, оттяпали еще десять лет назад. Последний протез влетел в семнадцать тысяч долларов, но Шустрофф все равно слегка прихрамывал. Рак, семейная болезнь Кеннеди, был его дополнительным козырем на выборах. Если б понадобилось, Виктор отдал бы и вторую ногу - ради такого-то дела! Тогда бы он, как Рузвельт, ездил на колясочке, и следующие выборы были бы у него в кармане. Но ничего, четыре года - тоже неплохо.
        Виктор провел пальцами по столу и заулыбался. Мама была очень горда… Еще когда он стал сенатором от штата Юта. А уж когда президентом - и говорить нечего. Мама была довольна.
        Перебрав несколько кожаных папок с тиснеными орлами, Мухин зевнул и подошел к окну. На легендарной лужайке, в действительности - обычном газоне, ставили сборные алюминиевые трибуны. Естественно, завтра же он выступает перед американским народом. Погода шикарная, почему бы не выступить… На трибунах, понятно, будет не весь народ, а только его часть… лучшая часть - те, кто получил приглашения. Сегодня уже все на взводе: мужчины проверяют, хорошо ли вычищены костюмы, дамы ломают головы над украшениями, телевизионщики таскают по лужайке свои бесконечные кабели, спичрайтеры проводят последнюю сверку текста… И лишь он один, Анкл Шуст, спокоен, как скала.
        «В этом есть нечто готическое, - с приятностью подумал Виктор. - Не заказать ли портрет? «Президент перед выступлением». А, бог с ним…»
        - Господин Президент, - чирикнуло в интеркоме, - заместитель начальника отдела «G» прибыл. Приглашать?
        Мухин почесал культю о ножку стола.
        - Мадлен, я забыл, как его зовут, этого заместителя?
        - Грегори Браун, господин Президент.
        - Грегори Браун… Что ж, приглашайте.
        Обладатель самой бесцветной в англоязычном мире фамилии был, напротив, весьма примечателен и даже по-мужски красив. Виктор невольно загляделся и в какой-то момент заподозрил, что Мадлен по ошибке впустила к нему не функционера ЦРУ, а, скажем, актера или фотомодель.
        - Грегори?..
        - Да, господин Президент, добрый день. - Мужчина прошел до середины и остановился, не зная, что ему делать дальше.
        На аудиенцию в Белый Дом этот Браун попал впервые, Виктор специально наводил справки. Он искал именно такого: чтоб был не молодой, не старый, не пройдоха, не тупица, не большой босс, но и не червячок. Ему был нужен человек из самой серединки - в таких честолюбие развито наиболее сильно.
        - Присядем, Грегори, - радушно произнес Мухин. - Вы не возражаете, если я буду вас так называть? Это не слишком фамильярно?
        - О, конечно же, нет, господин Президент! - ответил тот с энтузиазмом, пожалуй даже с чрезмерным.
        Если б Виктору сказали, что он будет так чувствовать английский со всеми его грамматическими нюансами, он бы сильно удивился. К иностранным языкам у Мухина никогда не было ни способностей, ни особого влечения.
        «Да какого дьявола?.. - подумал он невпопад. - Где же иностранный-то? Самый что ни на есть родной…»
        Он заметил, что Браун не решается садиться первым, и, подойдя к угловому кожаному дивану, взмахнул рукой.
        - Сюда, Грегори. Быть президентом все двадцать четыре часа в сутки быстро надоедает. Давайте по-простому. Разговор у нас неофициальный.
        - Да, господин Президент, - напряженно промолвил мужчина, опускаясь на сиденье как можно дальше.
        Мухин с детской непосредственностью выставил протез вперед - раз уж каждый избиратель знал, что одной ноги у него нет, манерничать было ни к чему.
        - Итак, Грегори… - он помялся, но не от смущения, а от того, что не знал, с какого бока начать эту скользкую беседу. - Выпьем-ка! Будьте добры, за той панелью у меня бар. А впрочем, смешно объяснять разведчику, где у меня что находится!
        Браун слегка покраснел, выдержки ему явно не хватало.
        - Этим занимается контрразведка, господин Президент, - напомнил он, вставая с дивана.
        - Ах, да, да! Все время вас путаю! Слушайте, Грегори, кончайте вы с этим «господином Президентом»! У нас Америка, или где?
        - Простите, что вы сказали, господин Президент?
        Ясно, институтские приколы про военруков здесь не прокатывают. Да еще грамматика, будь она неладна…
        - Это я так.
        - Что вам налить, господин… - начал Браун, но Мухин его прервал:
        - Стоп! Просто «что вам налить», Грегори, без всяких там «господинов». Договорились? Мне виски.
        Мужчина перенес на низкий столик хрустальную бутыль и ведерко со льдом.
        - Я, если не возражаете, ограничусь колой, - сказал он.
        Виктор пригубил и, поставив тяжелый стакан на подлокотник, лукаво посмотрел на Брауна. Этот парень от президентского похлопывания по плечу не растает. С ним как-то по-другому надо, без панибратства. В сугубо деловом, типа, тоне.
        - Скажу откровенно, Грегори, ваш нынешний шеф… да, да, я имею в виду главного шпиона Штатов, Эдди Бромберга… Так вот, э-э… как бы вам… В общем, мне в нем не все нравится.
        - Простите, господин Президент, но я не совсем понимаю… - Браун даже позволил себе нахмуриться. Видимо, это должно было означать крайнее недоумение.
        - Поймете, поймете, Грегори. А что не поймете - я открытым текстом скажу. Вы меня устраиваете гораздо больше. Чем Эдди Бромберг. А он… По службе-то претензий нет, человек на своем месте, все такое… Но… - Виктор положил Брауну руку на затылок и вынудил его как бы пригнуться. - Фамилия мне его не нравится. Понимаете?..
        Браун корректно молчал.
        - Нет, Грегори, я не расист, что вы! Как я могу быть расистом? Я же Президент Америки, благослови ее Господь. Я не расист, нет. Но я республиканец, и это… - он запнулся, подбирая слова, чтобы закончить фразу покруглее. - И это многое объясняет, Грегори. Вы ведь тоже республиканец, вы должны меня понять.
        - Простите, не понимаю, господин Президент.
        - Все вы понимаете. Прекрасно. Глупых в разведку не берут, не правда ли? Ждете, когда я, назвав «А», назову весь алфавит до самого… - Мухин опять чуть не проболтался, - до самого «Зет». Так я же говорю, Грегори. А вы слушайте и не перебивайте. Слушайте своего дядюшку Шуста, он ведь тоже не олух. Бромберг - не более, чем уступка демократам. Временная, - подчеркнул он, - уступка. Долго я прогибаться не намерен. Я вырос отнюдь не в Беверли-Хиллз, вам это известно. Хотите знать главное правило жизни в бедном квартале? Всегда желать большего!
        Кажется, Виктор невзначай вставил слоган из какой-то рекламы, но Браун не обратил внимания.
        - Скоро уступки прекратятся, - заверил Мухин, глотнув еще виски. - В скором времени, Грегори, нас всех ожидают большие перемены. Да, очень большие…
        Он дальновидно прищурился и, запрокинув голову, дальше говорил уже куда-то в потолок, словно размышляя.
        - Необходимо активизировать работу резидентуры, перетряхнуть ваш пыльный мирок. Вы ведь стали бюрократами, Грегори… И не спорьте со мной! Разведка превратилась в местное отделение социальной службы. На руководящих постах должны появиться свежие люди. Но не люди со стороны, о, конечно нет! Я не предлагаю вам место начальника ЦРУ… Что, разочарованы? Вроде, к этому все шло? А будете дурака валять, так и рассыльным не останетесь!
        - Простите, господин Президент…
        - Что? Встрепенулись?! То-то же. Вы хотите знать, о чем, собственно, наша беседа? А может, я вас прощупываю!
        Мухин рывком придвинулся к Брауну и заговорщически хихикнул. В свое время он наслаждался игрой Броневого в «Семнадцати мгновениях», и теперь бесстыдно сдирал Мюллера, подверстывая роль под себя. В любом провинциальном театре России его закидали бы помидорами, но функционер ЦРУ советских фильмов, разумеется, не смотрел.
        - Начальник всей вашей псарни будет гражданским, - продолжал он, сверля Брауна загадочным взглядом. - Таково требование общества, мать его… Мы все-таки не в Гондурасе живем. А вот заместитель… Вы и сейчас заместитель, поэтому я не буду вам разжевывать, что это за должность. А займет ее какой-нибудь кадровый офицер, республиканец, семьянин, без вредных привычек, деловой, преданный, работоспособный…
        Виктор выдохся и допил виски.
        - И хорошо бы, чтоб этот офицер носил фамилию Браун, - сказал он. - Если же его будут звать Грегори… Я бы не возражал… Что, купил я вас? Купи-ил, - рассмеялся Мухин, бессовестно присваивая уже не только мимику Мюллера, но и его текст. - Будем работать вместе, Грегори. Пока я не перестану исполнять обязанности Президента Соединенных Штатов. Либо - пока вы не совершите крупной ошибки. А что такое в вашем деле ошибка? Это, Грегори, недостаточность предпринимаемых усилий.
        Мухин на миг задумался, соображая, не слишком ли он завернул. Браун медленно покивал. Значит, не слишком.
        - Активность! Вот, чего я требую от вашей конторы. Активность - в первую очередь. Кстати, какими вы можете похвастаться успехами на русском направлении?
        - На русском? - переспросил Браун. Он выглядел озадаченным.
        - Конечно. Арабские террористы - та еще головная боль, да и в Восточной Европе долго разгребать придется… Но не забывайте, что главная угроза по-прежнему исходит от России. Эти их разделяющиеся боеголовки, эти невероятные запасы химического оружия… А эта славянская непредсказуемость, Грегори?! Уж я-то знаю, я же сам наполовину русский, ха-ха!.. На Земле всего две нации, считающих себя богоизбранными, - это русские и евреи. Потому я и не люблю ни тех, ни других. Много на себя берут!..
        Отодвинувшись от слегка ошалевшего Брауна, Виктор дотянулся до бутыли и плеснул себе еще виски. Льдом и содовой он пренебрег.
        - Активность! - снова сказал он. - Активность и изобретательность! Смелее внедряйте все новое, передовое… - Мухин сдержал отрыжку и задумался. Это было совсем уж из другой оперы. - Изобретательность во всем, даже в мелочах… Грегори, хотите пари? Ставлю десятку на то, что с первого раза… нет, со второго… со второго раза угадаю программу прикрытия для любого русского агента. Ну?.. Струсили? Десятку жалко?
        - Господин Президент… - молвил Браун. - Это закрытая информация.
        - Че-его-о?! Для кого закрытая? Для меня закрытая?! Да вы в своем уме? - Мухин со стуком опустил стакан и доковылял до письменного стола. - Давайте, Грегори, живо! Не волнуйтесь, мой компьютер защищен не хуже серверов ЦРУ. Информация не пропадет, здесь же и останется. Давайте, говорю вам!..
        - Так в чем суть нашего пари, господин президент? - нерешительно спросил Браун.
        - А, очень просто! - воскликнул Виктор. Роль импульсивной личности ему уже порядком надоела, но он заставлял себя играть дальше. Похоже, эта шпионская кукла начала колоться. - Я беру с потолка какую-нибудь агентурную кличку… Любую, вот какая в голову придет… Соловей! - хлопнув себя по лбу, объявил он. - Да, пусть это будет Соловей. Русские, как и немцы, народ сентиментальный. Теперь вы ищете в своей базе данных агента по имени Соловей, и я сходу угадываю, какие меры у вас запланированы на случай провала. Бросите вы его, или уничтожите, или попытаетесь вывезти из России… Если да, то каким образом, по какой легенде… Заметьте, мой опыт в этой области ограничивается несколькими детективными фильмами. Однако я берусь угадать, и ставлю десять долларов. Потому, что это может угадать каждый. Потому, что работаете вы из рук вон плохо. Ну?.. В чем же дело? Давайте, Грегори!
        Браун, все еще сомневаясь, подошел к столу.
        - Прошу прощения, господин Президент…
        - Что еще? А, код? Пожалуйста! - Мухин демонстративно отвернулся и даже шагнул к стене. Коды ему и вправду были не нужны. - Не забудьте, Грегори: агент Соловей. Чистота эксперимента!
        - Как скажете, господин Президент… - ответил тот, не отрываясь от экрана. - Соловей?.. Да, у нас есть такой агент.
        - Превосходно! - изрек Виктор, выжимая из себя побольше сарказма. - Никакой выдумки! И этот петушок живет в России…
        - Действительно… - Браун растерялся. - В России… - пробормотал он. - Только не петушок. Это, простите… э-э… «курочка».
        - Какая еще курочка?!
        - В России под кличкой «Соловей» у нас работает женщина.
        - Какая еще женщина, мать ее?.. - взвился Мухин. - Вы, наверное, что-то путаете… То есть соловей - он же мужского рода, - быстро оговорился Виктор.
        - Половая принадлежность значения не имеет, - пояснил Браун.
        - Ну, так… бабенка по кличке Соловей… - Мухин сразу потерял весь интерес. - На случай провала вы ей заготовили…
        - Ей уже ничего не понадобится, господин Президент.
        - Это почему же?
        - Месяц назад она умерла от инфаркта. У нас вредная работа.
        - Прискорбно… А другие Соловьи?
        - Других у нас нет.
        - Скверно, Грегори! Я недоволен! Вот и агенты у вас умирают… Не к добру это. Значит, один - ноль в мою пользу.
        - Но…
        - Молчите! Сделаем так… Хватит этих псевдонимов, лучше я назову фамилию. Годится? У вас есть шанс вернуть свою десятку.
        - Называйте, господин Президент, - смирился Браун.
        - Сейчас, сейчас… - Виктор изобразил что-то среднее между напряженной работой мысли и праздным гаданием. - Допустим… ну… допустим, Корзун! - азартно выкрикнул он. - Да, агент Корзун. Чтобы долго не рыться, дадим ему какие-нибудь имя. К примеру, Матвей. Ищите, Грегори! Матвей Корзун. Ищите!
        - Такого нет, - отозвался он.
        - Что? Да вы и не искали. Ищите как следует, говорю вам!
        - Среди наших… помощников Матвея Корзуна нет не только в России, но и нигде в мире.
        - Да что за черт!
        - Назовите другое имя, господин Президент.
        - Ладно… в другой раз как-нибудь… - Мухин выпрямился и принял официальный вид. - Скажу честно, мистер Браун, итогами нашей беседы я вполне удовлетворен. Помните: я на вас рассчитываю!
        Он взялся за спинку кресла, давая понять, что аудиенция окончена.
        - Я польщен, господин Президент! - выдохнул Браун.
        - Счастливо, мой друг. И остерегайтесь богоизбранных.
        «И не ешьте на ночь сырых помидоров,” - добавил про себя Виктор.
        Привалившись к столу, он вновь потрогал папки с орлами, но так и не раскрыл - не его забота. То единственное, что он мог сделать полезного, сорвалось - самым обиднейшим образом. Ну нет здесь предателя Корзуна, не завербовали его в этом слое. Дать спецуре задание на вербовку, а потом спросить, как и где его собираются прятать? Это даже для Америки слишком глупо…
        Чтобы не впасть в тоску окончательно, Мухин дохромал до хрустальной бутылки и по-доброму накатил грамм сто пятьдесят.
        Лучше от этого не стало. Кабинет, резное кресло, шелковый флажок со звездочками… Все это было здорово, но он потерял еще один день. Ну, не день целиком - только четыре часа, так ведь пока выйдет из транса, пока очухается… А время идет. Идет не рядом, а как-то отдельно, совсем не в ногу, идет - и проходит мимо. И остается его все меньше и меньше, а Виктор не то что к нулевому слою, к какому-то вонючему стукачишке не приблизился. Шибанов будет недоволен… Да пропади он пропадом, этот Шибанов, со всей своей гэбухой!.. Время… Оно почти уже кончилось. Скоро миграция нагрянет в нулевой слой, и если они не успеют ничего предпринять… если только она уже не нагрянула… Тогда… А что собственно, «тогда»?
        Мухин пожал плечами.
        Тогда - просто дожить последние деньки и умереть, как все нормальные люди. Умереть навечно… Исчезнуть…
        - Господин Президент?..
        - Да?
        Виктор обернулся - в дверях стояла Мадлен, двадцатипятилетняя секретарша, выбранная не только за деловые качества. Качества у нее были самые разнообразные.
        Мухин обнаружил, что до сих пор держит стакан в руке, и бросил его на диван. При этом он покачнулся - все-таки сто пятьдесят, плюс еще две дозы.
        «Ну и слабак же ты, Анкл Шуст, - подумал он с презрением. - Пить совсем разучился! Какой же ты «анкл»? Какой же ты после этого дядя? Сынок ты, а не дядя…»
        - Господин Президент, позвольте вам помочь, - озаботилась Мадлен.
        - Позволяю, - сказал Виктор.
        Секретарша довела его до стола и усадила в кресло. Платье на ней было длинное, почти вечернее, но оно имело одну приятную особенность: ткань легко прощупывалась. Это темно-серое платье было у Мухина любимым. И уже давно.
        Взбудоражив себя тактильными впечатлениями, Виктор разыскал на широком столе золотой карандаш и тихонько толкнул его пальцем. Карандаш медленно прокатился по столешнице и весьма предсказуемо свалился на пол. Мухин даже сделал какое-то движение, словно хотел за ним нагнуться. Это была традиция.
        - Не беспокойтесь, господин Президент, - проворковала Мадлен, - я подниму.
        Это тоже была традиция.
        «Хорошо, что здесь нет Римского Папы,” - отметил Виктор.
        Оказавшись под столом, секретарша завозилась - конечно, попробуй разыскать желтый карандаш на черном паркете… Вовек не найдешь…
        Мухин почувствовал шевеление в районе ширинки и вдруг, сразу - прохладную трепетную ручку.
        - О, Мадлен…
        - Вик… - Пока еще секретарша имела возможность говорить.
        «Вик,” - вспомнил Мухин. Виком звали торговца, которого мордовали в туалете трое наркоманов… У него перед глазами встал грязный сортир в Лужниках, застарелая моча на буром кафеле, и…
        - Вик?..
        - Да, Мадлен?
        - Господин Президент, вы чем-то расстроены?
        Вместе с общественной уборной к нему пришло и другое воспоминание: допрос перед сенатской комиссией, опознание половых органов и прочие мероприятия, способствующие резкому падению рейтинга. Откуда все это взялось, Мухин не имел ни малейшего представления, но картинка была настолько реальной, что он вздрогнул. Чужой страх настойчиво твердил: забавы с секретаршей могут закончиться плачевно.
        - Прекратите, Мадлен! - прошипел он. - Как вам не стыдно? Что вы себе позволяете?!
        - Вик?.. - Она убрала руку и недоуменно выглянула из-под стола.
        Мухин еще в юности заметил, что женщина, смотрящая снизу-вверх, кажется особенно привлекательной. К секретарше это имело самое непосредственное отношение.
        «На что мне, блин, эта Америка? - подумал он. - Через пару дней, может, в гроб ложиться, а я о рейтингах пекусь!»
        - Все в порядке, Мадлен. Продолжайте, прошу вас…
        Глава 20
        - Доигрался, чурбан! - процедила Настя.
        - Доигрался, Витенька, доигрался, - вторила Светлана Николаевна.
        - Тобой уже ФСБ интересуется. Видать, не с простыми уголовничками связался…
        - Это точно, Настенька, не с простыми, - заверила теща.
        «Отцепитесь, жабы, - подумал Мухин. - Может, мне еще орден дадут. Посмертно. И не здесь».
        Вслух же он сказал:
        - Хватит галдеть. Тут же микрофоны кругом.
        - Ну и пусть! - повысила голос жена. - Лично мне скрывать нечего. Я в тюрьме не сидела.
        - Мы с Настенькой в тюрьме не сидели, - подтвердила теща. - У нас анкета чистенькая.
        Прессинг длился с самого утра. Если б женщины добивались от Виктора чего-то конкретного, они бы давно дали понять, но ничего конкретного им было не нужно. Просто они хотели сорвать на ком-то злость, отомстить за свой страх и растерянность, а кроме Мухина под руку никто не подвернулся. Мстили ему.
        Виктор бессмысленно подвигал переполненную пепельницу - ботаник за три часа выкурил целую пачку. В горле першило, а легкие сдавило так, что само их название казалось врачебной ошибкой. Сухой язык требовал пива. Пива в доме, разумеется, не было.
        Мухин вскрыл новую пачку «Винстона» и вытащил сигарету.
        - Покури, Витенька, покури, - ласково произнесла Светлана Николаевна. - В тюрьме у тебя таких не будет. Там говорят, только без фильтра. А ты, Настенька, правила почитай.
        - Какие еще правила, мама?
        - Как передачи ему собирать. Будешь арестанту своему яблоки носить, печеньице… Носки вязать научишься. Таких на юга не отправляют… А ведь я предупреждала!
        Виктору сделалось совсем муторно. Если б не сволочь Корзун, он бы сюда больше не сунулся. Ни-ни!.. Ни за какие блага. Даже ради третьего президенства. Но Корзун… Шибанов наседал покруче обеих дамочек, да и новую капсулу Немаляев выдал только под поимку шпиона. У Председателя ГБ что-то всерьез не ладилось по службе, и ему как воздух нужна была маленькая победа. И Мухин снова отправился туда, где об него вытирали ноги.
        Ему было тяжело - гораздо тяжелей, чем Суке или Вику. У первого были хоть какие-то оправдания - стечение обстоятельств, приход Дури, обыкновенная невезуха. Второй, катаясь по заплеванному полу, верил, что неприятности у него временные.
        У ботаника же не было ни того, ни другого - ни оправдания, ни надежды. Он сам позволил двум недобрым женщинам устроиться у него на шее и прекрасно понимал, что стряхнуть их оттуда уже не удастся. Виктор удивлялся тому беспросветному кошмару, в котором жил этот ботаник. Пока не сообразил, что ботаник - это он сам и есть.
        - Робу арестантскую новую хоть дадут, или с покойника снимут? - поинтересовалась Светлана Николаевна.
        - Мама, что ты говоришь! - всплеснула руками Настя. - Там все в спортивных костюмах ходят, я по телевизору видела. У Витюши есть хороший «Адидас», мы ему в прошлом году на Черкизовском рынке купили.
        - Где «там»? - хмуро спросил Мухин.
        - В тюрьме, Витенька, - охотно отозвалась теща.
        - На зоне, - уточнила жена.
        Бабы откровенно глумились, да так складно, будто репетировали заранее. Виктор уже хотел вступиться - не за себя, за долбаного ботаника, но в этот момент зазвонил телефон. Аппарат на длинном шнуре перенесли в коридор, на колченогий пристенный столик, ламинированный под какие-то ценные породы. Обрадовавшись поводу, Мухин вскочил и рванулся вон из кухни.
        - Витя? - сказали в трубке.
        - Да, я.
        - Здравствуй, Витя. Это Борис.
        - Как… какой Борис? - растерялся Мухин. - Ты?! Как ты меня нашел?
        - Ох, Настенька, опять у него что-то сомнительное, - подала голос теща. - Чует мое сердце, быть беде.
        Виктор демонстративно развернулся к ним спиной.
        - Это проще, чем ты думаешь, - ответил Борис. - Сколько тебе здесь осталось?
        Мухин взглянул на часы.
        - Три с половиной. Я только пришел.
        - Врет, врет… Ну врет же! - возмутилась Светлана Николаевна. - Только пришел он, посмотрите! Он же никуда и не ходил сегодня.
        - Мама, застегните пасть! - рявкнул Виктор.
        - Что, семейные проблемы? - догадался Борис.
        - О-о-о… - печально протянул он.
        - Выскочить не желаешь? Погуляем, воздухом подышим.
        - Да у меня планы были… Я ведь сюда не от хорошей жизни влез.
        - Понимаю. Сан Саныч умер, - неожиданно сказал Борис.
        - Как?!
        - А что ты переполошился? Он уж не мальчик, пора ему - кое-где, потихоньку… Погоди, ты что подумал-то? Он здесь умер, здесь. Там, у вас, пока вроде тьфу-тьфу… Там он бодренький.
        Мухин с облегчением вздохнул.
        - Когда это случилось?
        - Сегодня похороны, Витя. Сходим, помянем старика. Поговорим заодно.
        - Хорошо, Борис. Где и во сколько?
        - Поняла? - вякнула теща. - Теперь и Борис какой-то завелся. Подведет нас под монастырь…
        Виктор положил трубку и внимательно посмотрел на женщин. Отобрав из жаргонов порнушника и наркодилера слова наиболее проникновенные, он уже собрался выдать тираду, но, постояв с минуту, раздумал и пошел в спальню. Бисер перед свиньями пусть мечут сами свиньи.
        Распахнув скрипучую дверцу гардероба, Мухин приподнял стопку твердых пододеяльников и достал из-под нее старое тертое портмоне.
        - Куда?! Не тронь! - взвизгнула, влетая в комнату, супруга.
        - Что, за деньгами полез? - угадала на кухне Светлана Николаевна. - Вот так, Настенька…
        - Чего ты орешь? - сказал Виктор. - Я же не все возьму.
        - Ничего не возьмешь! - заявила жена.
        - Ты уверена?
        - Оставь деньги, - прошипела Настя и отвратительно сузила глаза.
        Видимо, на ботаника этот прием действовал. На ботаника, но не на Мухина.
        - Я тебе запрещаю, - жестко сказала она.
        - Что-о?! Ты - мне?.. Запрещаешь?..
        - Повезло с зятьком… - не утерпела Светлана Николаевна. - А я предупреждала!
        Виктор открыл портмоне и вытащил из обоих кармашков две пачки банкнот. Настя решительно шагнула вперед, но он выставил указательный палец, и она остановилась - даже не понимая, почему. Наверное, что-то было в его взгляде - непривычное, незнакомое. Не от ботаника.
        - Замри тварь, хуже будет, - сказал он. - И ты тоже, слышь?
        Отщипнув от пачки на глазок, Мухин сунул деньги в карман, остальное широко рассыпал по полу и пошел на кухню за сигаретами.
        - Слышь, нет? - снова обратился он к теще. - Иди, Настя там бабки уронила. Собирайте, вам же нравится.
        - Вот, ты какой… - трагически произнесла она. - С двойным дном человечек.
        - Я не «человечек», - выдавил Виктор, медленно склоняясь над Светланой Николаевной.
        Его вторая мама была седенькой и худенькой, как воробушек, с маленьким сморщенным личиком и тонкой шейкой. Мухин мог бы переломить ее двумя пальцами, и сейчас ему этого хотелось. Кажется, теща уловила его колебания и сжалась так, что стала слишком мелкой даже для воробья.
        - Мама, запомните: я не «человечек». Я Витя Мухин.
        - Что ты, что ты, Витя… - испуганно залебезила теща. - Я вообще в чужие дела не лезу… В ваши семейные… Пожалуйста! Ты мужчина, тебе и решать…
        Он одобрительно кивнул и, дойдя до прихожей, объявил:
        - Вернусь вечером. Чтоб никаких мне вопросов! Встретить радушно, на столе - праздничный обед: мясо, два салата, водка.
        - А что за праздник, Витюша? - спросила жена.
        - Сама придумаешь.
        Покинув квартиру, он повернул ключ на два оборота и прислушался. Внутри тут же возобновился монолог:
        - Предупреждала я тебя, дурища! Звони в милицию немедленно! Ты телефон его следователя не потеряла? Вот и звони. Звони и не спорь! Пусть этого бандита за решетку сажают, а то ишь, отпустили! Добренькие за наш счет! Нечего ему тут… Ведь в любую минуту удавить может, бандюга!
        - Совершенно верно, Светлана Николаевна! - крикнул Виктор через дверь. - В любую минуту!
        Не услышав в ответ ни звука, он щелкнул пальцами и, пританцовывая, направился к лифту.
        Сан Саныча хоронили на Новодевичьем. Когда Борис сказал об этом по телефону, Мухин сразу не сообразил, что человека простого в центре Москвы не закопают. Потом ему и вовсе было не до того - мысли перескакивали то на тещу, то на Матвея Корзуна. И лишь увидев на набережной длинную вереницу «Ауди», «БМВ» и «Мерседесов», Виктор осознал, куда он приехал.
        Инспектор остановил встречное движение, и кортеж свернул в сторону кладбища. Первым шел огромный черный катафалк на базе «Линкольна». За ним Виктор насчитал двадцать два автомобиля, все - иномарки. Машины, как и подобает, еле тащились, но обгонять их он не посмел и скромно пристроился на своей «девятке» в самом хвосте. Проезжая перекресток последним, он обратил внимание, что на руке у инспектора надета черная повязка. Мухин невольно подумал, как бы он хотел быть преданным земле, - с почестями или без. И неожиданно для себя понял, что ему на это наплевать.
        У дороги ему кто-то помахал, и Виктор, заметив Бориса, прижался к тротуару.
        - Вот и снова свиделись, - сказал тот, усаживаясь на переднее сидение. - Здравствуй, Витя. «Добрый день» здесь говорить не принято.
        В этом слое Борис оказался лет на семь моложе. Он был крепок, коротко стрижен, и у него на подбородке откуда-то взялся давний белый рубец. В остальном он почти не изменился, и Мухин узнал его сразу.
        - Привет, - ответил Виктор. - Припаркуюсь где-нибудь, и пойдем. Я из-за этих опоздал, - он показал на процессию. - Мы успеваем?
        - Без покойника не похоронят, - буркнул Борис, косясь на «Линкольн».
        - Так это нашего Сан Саныча везут?! И-и… кто же он здесь? В смысле, был.
        - Сейчас народ из тачек вылезет - сам увидишь.
        Кортеж заехал на территорию кладбища, и Виктор, поразмыслив, двинул следом.
        - Не суйся, - сказал Борис. - Пешочком полезнее будет. Вон там остановись.
        - Нельзя, знак висит.
        - Знак - не человек. Тормози, я разрешаю.
        - А, тогда другое дело, - язвительно ответил Мухин, но «девятку» все же поставил там, где велел Борис.
        Дверцы многочисленных иномарок открылись почти синхронно. Из них показались шикарные эксклюзивные туфли - ни одной похожей пары, - затем брюки, пиджаки и головы. Задавать дополнительные вопросы было бессмысленно.
        - Сан Саныч был вором старой закалки, - сказал Борис. - Вымирающий вид…
        По мере того как люди выходили из машин, Виктор стал их различать. Среди приехавших проститься с Немаляевым были и молодые быки, на которых костюм сидел, как седло на корове, и бригадиры - мужчины лет тридцати-сорока с лицами не злыми, но строгими; были и тихие благообразные дедки, одетые, в определенном смысле, скромно.
        - Тут тебе и авангард, тут тебе и классика, - продолжал комментировать Борис. - Сан Саныча все уважали. Правильный он был. Умел презирать деньги, как и положено вору. Не сорить ими, не в кабаках от купюр прикуривать… Он умел их игнорировать.
        - Деньги-то? Я их тоже игнорирую.
        - Скорее, Витя, это они тебя игнорируют.
        - Можно и так сказать, - равнодушно ответил Мухин. - Откуда ты все это знаешь? Про Немаляева. С неба увидел?
        - С земли, - молвил Борис, показывая ему удостоверение.
        Шрифт под фотографией был мелкий, единственное, что сразу бросалось в глаза, - это тревожный заголовок: «Министерство Внутренних Дел Российской Федерации».
        - Я у Петра тоже корочку видел, - сказал Виктор.
        - И я видел… - с недоброй улыбкой произнес Борис. - Нет, у меня настоящая. Ладно, пойдем, а то правда без нас зароют.
        Народу на похоронах оказалось гораздо больше, чем Мухин мог представить, - видимо, некоторые ждали уже на месте. Могилу обступили плотным кольцом, по прилегающим дорожкам прохаживались блеклые типы вроде Шибановских.
        - Чего мы приперлись-то? - разочаровался Виктор. - В затылки им дышать?
        - Ну, в затылки дышать нам не позволят. Иди за мной.
        Борис обменялся взглядами с человеком из охраны, и его пропустили вперед. Мухин, комплексуя из-за своей белой ветровки, тащился сзади, но не отставал.
        - Ты что, на самом деле мент? - шепнул он.
        - Обычный мент сейчас и на километр не подойдет. Я, Витя, генерал-майор. А еще слово скажешь - можем туда же отправиться, прямо за Немаляевым.
        Гроб у Сан Саныча был подстать ботинкам прощавшихся - сплошной «от кутюр». Цветом он напоминал пристенный столик в квартире Мухина, но здесь был, разумеется, не ламинат и не шпон. С каждого бока было прикручено по четыре массивных позолоченных ручки, впрочем, Мухин не исключал и того, что они целиком отлиты из золота. Сейчас, в его присутствии, в землю закопают целое состояние, как будто организаторам похорон вдруг стало обидно, что Сан Саныч был не жаден до роскоши при жизни, и на его смерти они решили протранжирить все те деньги, что не успел растратить покойник.
        Борис с Виктором вежливо протиснулись к гробу. Утопая в белоснежном шелке, там лежал тот самый старик, что показывал дорогу к несуществующей улице Возрождения. Мухин был к этому готов, он несколько раз повторил себе, что Немаляев - совсем другой человек, обитающий в другом мире, но все же, увидев его здесь, почувствовал, как трудно ему стало глотать. Это был Сан Саныч - загримированный, и от того еще более мертвый.
        Народ вокруг хмурился, но ни одного плачущего Виктор не нашел. Не плакала даже племянница.
        Заметив в первом ряду Людмилу, Мухин повернулся к Борису, но тот надавил ему на плечо и тихо сказал:
        - Не дергайся. Это местная.
        Виктор и сам уже понял. Люда стояла между двух дюжих парней, позади толклись еще три человека, занятые не столько панихидой, сколько безопасностью женщины.
        Людмиле была к лицу всякая одежда, и даже засаленная телогрейка ее не портила, в черном же она выглядела просто сногсшибательно. Глаза она спрятала за зеркальными стеклами, но Мухин видел, что слез под очками нет.
        Нарядный священник громко читал молитву, возле него быстро, но не суетливо ходили двое служек. Прощающиеся, изредка покашливая, смотрели в землю.
        - Ну и все, пожалуй, - прошептал Борис. - Пойдем отсюда.
        - Погоди…
        - Горсть земли бросить желаешь? А кто он тебе был? Друг, родственник?.. Не надо на кладбище долго находиться. Ни к чему это.
        Они так же аккуратно пробрались назад, и Борис, снова кому-то кивнув, повел Виктора к воротам.
        Едва Мухин завел мотор, как на кладбище что-то ухнуло. «Девятку» ощутимо качнуло. После взрыва сразу же прозвучало еще два - не таких мощных, похожих на раскаты от первого. Плющ на кованой ограде сорвало, но увидеть, что случилось у могилы, Виктору все равно не удалось - Немаляева хоронили слева от главной аллеи, за деревцами.
        - Поехали, - спокойно сказал Борис.
        - Там Людмила была!
        - Это не она, во-первых… Во-вторых - была, - выразительно произнес он. - Рвануло грамм семьсот, не меньше. Да еще, небось, с гайками. Поехали, Витя.
        Развернувшись, Мухин направил машину к набережной. Проезжая мимо ворот кладбища, он притормозил и попытался разглядеть хоть что-то, но кроме нескольких метущихся фигур ничего не увидел. Людмилы среди них не было.
        - Там же еще батюшка стоял… и пацаны эти с ним… - выдавил он.
        - Да…
        - Что «да»?!
        - Не нужно, Витя, мне в глаза так смотреть. Не я их убил.
        - Но ты… ты ведь догадывался, что будет взрыв?
        - Я этого не исключал, - холодно ответил он.
        - Все менты одинаковые…
        - Что ты несешь? - возмутился Борис. - Если б не один добрый мент, ты бы сейчас в пресс-хате сидел. Петр же двоих лейтенантов убил. Там, на шоссе. Мы своих людей никому не прощаем.
        - По машине Ренат стрелял, - возразил Мухин.
        - Эх, длинный же у тебя язык…
        - Что, действительно будешь его искать?
        - Я - нет. А оболочка будет, для нее это важно. Видишь, какой молодой, а уже генерал-майор.
        - Слушай-ка!.. - спохватился Виктор. - Мне одного человека прощупать требуется. Человечка, вернее… Помоги, а?
        - Тебе это очень нужно?
        - Заказ Шибанова. Он меня там живьем жрет!
        - Да где тебя только не жрут, Витя! Ладно, давай…
        - Корзун Матвей Степанович… - Мухин перечислил все, что помнил. - Я даже телефон его знаю.
        - Откуда?
        - Из справочной.
        - Гениальная простота! - хохотнул Борис. - Больше так не делай. Никогда, понял? Все справочные в оба конца работают. И если твой Корзун будет найден с пробитой головой, первым прихватят тебя. Что надо-то?
        - В нашем слое этого Корзуна ЦРУ завербовало. Шибанов хотел брать, а тот на дно залег. Вот мне и велели прикинуть, что это за «дно», в каких оно краях.
        - Задачка. Он же не тот…
        - Да все понятно, Боря! - воскликнул Мухин. - У него здесь и семья другая, и работа, и даже размер обуви другой может быть. Но… ты попробуй, а?
        Борис кому-то позвонил и, перечислив анкетные данные, добавил только одно слово: «связи».
        - К вечеру будет тебе Корзун со всеми потрохами, - заверил он.
        - К какому вечеру? Мне два часа осталось!
        Застонав, Борис опять набрал номер.
        - Это горит, - сказал он. - Через час доклад.
        - Через час тоже поздновато… - произнес Виктор.
        - Ты что, совсем охренел?
        - Да не проживем мы с тобой этот час, - ответил он и показал вперед.
        Дорога под мостом была перекрыта двумя черными «Чероки». Между джипами, у гранитного парапета, за фермами моста - везде стояли люди со вскинутыми автоматами. Сзади, неумолимо сокращая дистанцию, приближалась «Газель» с хлопающими дверцами кузова - видимо, грузовичок угнали на скорую руку, прямо от магазина.
        Слева за рекой движение было активным, и даже чрезмерно: машины носились туда-сюда, скапливались у светофора и вновь срывались с места. Стреляй хоть из станкового пулемета - там никто не услышит. Здесь же, в районе, отравленном фабрикой и старой ТЭЦ, не было ни души.
        - Хорошее местечко, - оценил Борис. - Значит, будем прощаться, Витя. Водитель ты неважный, так что я на тебя не надеюсь.
        - Ага… - молвил Мухин, не снижая скорости. - Ну, прощай, тогда…
        В ту же секунду машина споткнулась о шквальный огонь. Лобовое стекло моментально потеряло прозрачность и тяжелой мокрой скатертью рухнуло в салон. «Девятку» завело вбок и понесло по дороге кувырком. Мухин почему-то вспомнил, что багажник на крыше он так и не снял.
        «Что, придурок, перед смертью подумать не о чем? - взбеленился он. - Умирай достойно, кретин. Серьезно умирай, без всяких там багажников…»
        «Девятку» перестало кидать, но тащило еще несколько метров, пока она не уткнулась ободранным крылом в заднее колесо «Чероки».
        Мухин открыл глаза и с недоверием посмотрел в окно. Окна как такового не было, от него осталась сплющенная треугольная амбразура, в которой небо почему-то лежало внизу, а земля висела сверху. Но гораздо сильней Виктора смущал запах бензина. Этого запаха было слишком много, и он был везде.
        Мытый скат с выпуклым словом «Goodyear» зацепил «девятку» и откатился. До Мухина донеслось короткое шипение. Он не сразу сообразил, что это за звук. Потом все же припомнил.
        С таким звуком зажигается спичка.
        Глава 21
        - Живые они там, нет?..
        - Мы старались не зацепить…
        - Учти, Медведь: если померли - сам им будешь искусственное дыхание делать.
        - Это «рот в рот», что ли?
        - По-всякому.
        Спичка обожгла кому-то пальцы, и некто, чертыхнувшись, зажег новую.
        - Не, я с мужиком целоваться не буду, - сказал невидимый Медведь. - Тем более, с мусором, - добавил он, подумав.
        - Я, что ли, буду?! - возмущенно спросили где-то совсем близко, и Мухин наконец понял, что это говорит женщина. Голос у нее был хрипловат, как у простуженной. - Давайте, ребята, выковыривайте их. Если что - роняй.
        Последнее, вероятно, относилось к спичке, и Виктору страшно захотелось знать, что это такое - «если что», и как его избежать.
        - Не рыпайся… - простонал справа Борис.
        - Ты мне на кладбище уже советовал, - мстительно произнес Мухин, сплевывая кровь и какие-то мелкие крошки.
        - На кладбище я сказал «не дергайся». А тут - «не рыпайся». Разница…
        - Что, сейчас хуже?
        - Намного. Глянем, что за братва нас подстрелила. Может, договоримся. Я все-таки фигура…
        - Эй! - раздалось снаружи. - Да они там бакланят! Увлеклись, понимаешь, беседой и не заметили, как колесо спустило.
        Говорил, похоже, записной бригадный юморист. Отовсюду послышался хохот - конечно, шутка удалась на славу.
        Виктор с Борисом хмуро переглянулись. Народу вокруг стояло много - человек пятнадцать, а то и больше, и шансов как-нибудь невзначай расстрелять их одной обоймой не было даже у генерал-майора.
        Машину раскачали и перевернули. С потолка посыпались осколки, и Мухин втянул голову в плечи. Левая рука была зажата покореженной дверью, правая не двигалась сама по себе.
        - Гляди на них, Люся! Да они живее меня!
        «Люся»?..
        Виктор пригнулся и в сплющенном окне увидел Людмилу. Она была в той же черной двойке - классические брюки и строгая закрытая блузка. Стильные очки куда-то пропали, а на правом виске алела, заметно опухая, крупная ссадина. И еще у нее было туго забинтовано горло. Потому и голос звучал сдавленно.
        - Ну, это точно каюк, - уверенно сказал Борис.
        - Так Людмила же… - не понял Мухин.
        - Потому и каюк. Она в этом слое… как бы помягче выразиться…
        - Вы, бубны голимые!.. - процедила Люда. - Еще слово, и языки друг у друга съедите, вам ясно?
        - Тебе ясно?.. - беззвучно спросил Борис. - Можем и съесть, она такая…
        - Но Людмила!.. - воскликнул Виктор.
        - Да никакая это не Людмила! - зашипел на него Борис. - Это Люся Немаляева по кличке Игла. Четыре судимости, пять побегов. И нам с тобой пришел пиз…
        - Хорош базлать, мусорки! - прикрикнул все тот же шутник. - Вопросы здесь задаем мы!
        - Медведь, доставай перо, - сказала Люся. - Будем операцию делать, а то от них очень много текста. Уполовиним.
        - Застрели меня, Боря, - попросил Мухин. - Раз уж такие дела… Лучше быстро.
        - Я сегодня без оружия, - виновато ответил он.
        - Тоже мне, мент… Когда у тебя время кончается?
        - Когда я сам захочу.
        - А чего ты здесь торчишь-то?
        - Не могу же я тебя одного бросить!
        - Спасибо, Боря…
        - Ты смотри! - удивился кто-то. - Они там сели, как в кафе у фонтана, и на нас ноль внимания! Совсем бандитов не уважают. Может, это мусора из Америки? Так мы их тоже жизни научим!
        Те, что были покрепче, взялись за передние двери «девятки». Левая, водительская, вырвалась с корнем, правую заклинило сильнее. Пока кто-то бегал за домкратами, Мухина извлекли из машины и пару раз весьма ощутимо треснули по уху. Самочувствие, и без того никудышное, расстроилось совершенно. Виктор повис на чьем-то плече и немедленно получил по почкам, в челюсть и куда-то еще.
        Вскоре из «девятки» выволокли Бориса. У него оказалась прострелена нога, и стоять он не мог изначально. Это мало кого трогало. Ему позволили упасть и принялись затаптывать.
        Игла отошла в сторонку и закурила тонкую сигарету. При ней убивали двух человек, и ей это нравилось.
        - Борис!.. - крикнул Мухин, не надеясь, что тот еще в сознании. - Боря! Людмилу!.. Ее надо сюда!.. Иди за ней, приведи ее! Как ты нас…
        Его ударили поддых, и следующее слово он смог выговорить лишь через минуту.
        - …как ты нас тогда в детей загнал! Веди ее сюда!
        - Витя, у тебя голова!.. Голова работает! - надрывно кашляя, отозвался Борис.
        - О чем это они? - поинтересовался Медведь.
        - Но это получится… - мучительно продолжал он, - если только Людмила в трансе. Ты понимаешь? Только если она вне основной оболочки!..
        - Да они по ходу ширнулись, - предположил кто-то.
        - Да косят они! - осенило Медведя. - Люся, ты когда-нибудь видела, чтоб мусора косили? Братва, у нас камера есть с собой? Заснимем, это же кино века! Генерал Черных косит под шизу!
        - Игла! - раздалось из-под колес. - Какого хрена, Игла?! Подняли меня, живо! Вы чего, отморозки?!
        Перемена в голосе Бориса была столь заметной, что это дошло даже до Мухина, хотя его уже почти ничего не интересовало. Братки слегка озадачились и сделали в избиении паузу.
        - Поднимите его, - велела Люда.
        - Вы что творите, волчье племя? - спросил Борис, улыбаясь. - Я же вас всех достану, всех на дыбу!.. Авторитетов ваших в петушатник загоню!
        - Пора, - сказала Людмила тихо и умиротворенно.
        От джипов подошли еще трое с автоматами.
        - Витя! - проскрежетал Борис. - Сейчас…
        - Ты уже вернулся?
        - Сейчас ее перекинет.
        - Во, глянь… - проронил Медведь. - Опять их глючит. Генерал опять закосил… Люся, давай послушаем, а? Так прикольно…
        - Некогда, - сказала она. - Чего ждете? Кончайте их.
        Братки оставили Бориса и Мухина у «девятки» и разошлись широким полукругом.
        - В театре, что ли? - бросила Люда. - Стреляйте, тормозы! Скоро здесь вся мусарня будет!
        Трое мужчин с автоматами вышли чуть вперед.
        Виктор с отчаянием смотрел на Людмилу. Еще одна смерть ему ничего бы не добавила и не убавила, но такие трезвые мысли приходят, лишь когда костлявая далеко. Когда же смерть рядом, когда она почти уже тобой завладела, ты внезапно понимаешь, что все эти рассуждения ничего не стоят. Просто хочется жить.
        Люда широко раскрыла глаза и дернула подбородком, словно увидела что-то ужасное и отшатнулась - но не телом, а душой. Мухин знал, что это еще не все. Ей понадобится еще одно мгновение, чтобы впитать новый опыт и элементарно разобраться в ситуации.
        Мужчины нестройно щелкнули предохранителями. Виктор надеялся, что какое-то время, пусть ничтожный миг, у них займет передергивание затворов, но вспомнил, что из автоматов уже стреляли. Значит, они заряжены. Значит…
        - Ну быстрее же, Люда! - крикнул Борис.
        - Витя? - спросила она недоуменно.
        - Да!
        - Боря… Ты?
        - Да, это я. Скажи своим волкам, чтоб стволы убрали!
        - Уберите… - механически повторила она, еще не вполне сориентировавшись. - Вот так встречка… Вот уж не думала…
        - В чем дело? - требовательно спросил Медведь.
        - Потом… Браслеты! - коротко распорядилась Людмила. - Да не мне! Ты что, совсем тупой?! Вторую пару давай. Спеленай мусоров.
        Борис покорно подставил руки.
        - Люда?.. - вопросительно произнес Мухин.
        - Правую давай! - прикрикнул на него Медведь.
        Правую руку Виктор поднять не мог - он ее не чувствовал, как будто ее и вовсе не было. Наручники все же застегнули и по приказу Людмилы поволокли обоих к строгому темно-зеленому «Вольво».
        - Здесь нельзя уже, я с ними в лесу разберусь, - бросила она. - За рулем Квадрат.
        - Ну?.. - нахмурился Медведь.
        - Гну! Все, я сама их кончу. Квадрат! Падай в тачку! Остальные по домам.
        - По каким еще домам, Люся?..
        - По публичным!
        - Не, я тебя одну не отпущу, - сказал Медведь. - Этого кекса не знаю, а генерал на подвиги горазд.
        - Никаких мне кавалькад! - отрезала она. - Если хочешь, поехали с нами.
        Медведь, осуждающе поцокав, все же забрался на заднее сидение, следом за ним запихнули Виктора и Бориса. Людмила села рядом с водителем, и «Вольво», красиво, с дымком, развернувшись, помчалось по набережной.
        - В Тропарево, - сказала Люда.
        - Сейчас, мусорки, вы друг другу могилы рыть будете, - проговорил Медведь.
        - Ты уверен, Боря? - слизывая с губы кровь, сказал Мухин.
        - В чем?
        - В том.
        - Да, на сто процентов, - ответил Борис.
        - А в этом?
        - В этом?.. Спроси чего полегче.
        - Э, звери! - Медведь двинул Мухина в живот. - Что за шифртелеграммы? А то до парка не доедем, здесь и нырнете! Люся, давай их утопим!
        - Давай лучше помолчим. Следи, чтоб не выскочили. Ой, а кто там за нами прется?..
        Людмила перегнулась через спинку. Виктор попытался поймать ее взгляд, но на него она посмотрела, как на колоду. Сняв с панели трубку, она набрала номер и сказала:
        - Ну чо за дела-то? Боба, ты, что ли? Ах, охра-ана!.. От кого? От двух недорезанных? Боба, со мной Медведь и Квадратик. Вот я им сейчас передам, что ты их за лохов держишь…
        - Кто? Боба? - фальшиво возмутился Медведь. - Боба! Пасись! - крикнул он так, чтоб абонент услышал.
        - Шума от тебя много… - заметила Люда.
        Не доезжая до конца Ленинского проспекта, машина свернула на какую-то улочку без названия и поехала вдоль бетонного забора. Сзади поднималась стена белесой цементной пыли. В Тропарево Виктор ездил и сам, но этот путь был ему неизвестен.
        Улица постепенно перешла в пустырь, асфальт сменили сначала косые плиты, а метров через сто - сухая щебенка с глубокой колеей от тяжелых грузовиков. «Вольво» переваливалось с боку на бок, но без того надрывного скрипа, с каким это делал бы «Москвич» или «Жигуленок». Когда машина въехала в лес, Мухину, по его прикидкам, оставалось пребывать в трансе уже не более сорока минут.
        «Если с умом потянуть время, может и обойтись, - решил он. - Сорок минут - не так уж и много…»
        О дальнейшей судьбе ботаника думать не хотелось. Виктор чувствовал вину за то, что втравил его эту историю, и сам же признавал, что одними угрызениями ничего не поправишь. Максимум через час он перекинется обратно, в слой не слишком приятный, но относительно безопасный, во всяком случае - для оператора. А все эти бандитские неурядицы за него будет расхлебывать местный бедолага. Причем расхлебывать - это еще в лучшем случае. В худшем же его просто убьют. Сейчас, вот в этом лесочке…
        На капот набежали тени от деревьев, и водитель, включив дворники, промыл лобовое стекло. Дорога перешла в мягкую грунтовку - «Вольво», прекратив прыгать, легко покачивалось. Людмила тронула магнитолу, и из четырех динамиков неожиданно зазвучал Рахманинов.
        Мухину стало противоестественно уютно. Умирать расхотелось напрочь.
        - Боря… улетал бы ты отсюда… Ничего интересного не предвидится.
        - Да, Боря, - подтвердил Медведь. - Щас башку тебе просверлю, и полетишь, ха-ха!..
        - Тормози, - приказала Людмила.
        Машина, свернув с дороги, встала под случайно затесавшимся в березки старым кленом. Поляны как таковой здесь не было, но деревья росли редко, и народ это место приметил давно. В утоптанной траве чернело широкое промокшее кострище, рядом с торчавшими из земли гнилыми столбиками лежала свежеоструганная осина и две доски.
        Виктор поискал за окном топор или хотя бы молоток, но таких чудес природа не предлагала.
        - Квадратик… - со значением произнесла Люда.
        Водитель, не возражая, сцапал пачку сигарет и вышел.
        - Медведь, ты тоже.
        - Не понял, Люся!..
        - Вали, сказала! У меня с генералом разговор женский, не для твоих нервов. Мне еще узнать кой-чего… Вали, Медведь, вали!
        Тот ревностно проверил наручники и, присоединившись к Квадрату, взял у него сигарету. Оба стояли метрах в трех и с азартом пускали в небо кольца.
        - Вы подслушивать собрались?
        - Да пожалуйста… - оскорбленно ответил Медведь, уводя Квадрата от машины.
        Людмила задрала блузку и вытащила из-за пояса плоский хромированный пистолет.
        - Это ты, или не ты? - спросил Мухин.
        - Попрощаемся, ребята, - сказала она печально. - Мало ли что…
        Она открыла дверь и встала на примятую траву. Медведь с водителем резко обернулись на звук - пожалуй, резче, чем требовалось.
        - Живая, живая, - успокоила их Люда, помахав для наглядности левой рукой. И, как только братки отвернулись обратно, тут же подняла правую и четыре раза выстрелила им в спины. Потом подошла ближе и, проведя стволом длинную дугу, сделала обоим по контрольному в затылок. Завершая это быстрое и прозаическое движение, Людмила достала новую обойму, перезарядила пистолет и вновь сунула его под блузку. Все эти действия она совершила подряд, без паузы, - не канителясь и особо не задумываясь.
        Снова усевшись в машину, она нашла в бардачке ключ и протянула его Борису.
        - Н-да… - выдавил Мухин. - Похоронили, ничего не скажешь… Оплакали, как полагается.
        - Сколько там полегло? - спросил Борис, избавляясь от наручников.
        - На кладбище? Человек двадцать. И в больничке еще десяток жмурнется… Умрет, то есть, - поправилась Людмила.
        - А свалить на меня собиралась…
        - Конечно, - сказала она простодушно. - Тем более, ты там засветился. Я уж испугалась: вдруг еще и от ваших подарочек будет?
        - Менты воров не взрывают, - возразил Борис. - Это для показателей не полезно.
        - Ну да, премии лишат…
        - Зачем ты это сделала?
        - Игла сделала, с нее и спрашивай.
        - Я серьезно. Войны хочешь?
        - Столько хороших людей в одном месте… больно заманчиво показалось. А война - она и без меня начнется. Игла тут не самая козырная, ты в курсе.
        - Тебе отмазка срочно нужна, - озабоченно сказал Борис. - Отмазка железобетонная. Или на дно, на всю оставшуюся жизнь.
        - Или грохнуть одного генерал-майора МВД… - медленно проговорила Люда. - Расслабься, я шучу. Сообразим, у меня времени много.
        - Ё-моё… - застонал Виктор.
        - Что у тебя с рукой?
        - Ушиб, - ответил Борис. - Пройдет, не смертельно.
        - Я-то думал, слой приличный… - сокрушенно произнес Мухин. - Какое же, блин, кругом дерьмо!.. Глушить, как рыбу… На кладбище! Что за помойка?..
        - А рая, Витя, нигде нет, - отозвалась Людмила. - Я его до-олго искала. Потом надоело… Как твоя нога? - спросила она у Бориса.
        - Две дырки лучше, чем одна. Навылет, - пояснил он.
        Борис снял ремень, просунул его под простреленное бедро и, вставив язычок в пряжку, резко затянул.
        - Ну, за тебя переживать нечего, - сказала она. - А тебе, Витя, я сейчас название запишу. Мазь хорошая, швейцарская. Она не везде есть… адрес я тоже дам. Оставь на видном месте, чтоб твой ботаник сразу нашел.
        Людмила вырвала страничку из блокнота и принялась что-то там деловито строчить.
        - Дорогая, небось? - спросил Мухин.
        - Мазь-то?.. Не-е… Баксов сорок, что ли… или сто сорок… не помню.
        Виктор надул щеки и посмотрел на Бориса.
        - Ты, Люда, на землю спустись, - строго сказал тот. - Какие сто сорок? У кого?.. У него?
        - Да, вообще-то… Ты же ботаник… И тачку мы тебе попортили. В семье, наверное, скандал будет?
        - Скандал! - саркастически воскликнул Мухин. - Они его просто задушат, вот и все. Слава богу, что не меня.
        - С тобой одни проблемы, Витя. Так… - она порылась в сумке и вздохнула. - Налички у меня нет почти. Ладно, вот тебе карточка. Деньги снять надо сейчас, и побольше. И подальше от дома. Вечером Игла ее хватится, счет заблокируют. Ну и, понятно, начнут искать того, кто успел попользоваться.
        - Хватит уж с ботаника напрягов! - возмутился Мухин. - Он у меня и так чуть живой!
        - Прикроем, - пообещал Борис. - Ну, а теперь к делу.
        - О деле я, боюсь, уже не успею, - сказал Виктор, посмотрев на часы. - Пора мне…
        - Тебе давно пора бы…
        - Ты?.. опять?..
        - Таблетка твоя вредная уже полчаса, как кончилась. Сиди ровно, не возникай. Когда надо будет, тогда и вернешься… Физики среди вас есть? - спросил он невпопад.
        Люда прикрыла глаза, перебирая в уме свои оболочки. Мухину сосредотачиваться не потребовалось, его список был пока не большим.
        - Есть писатель-фантаст, - предложил он.
        - О, нет! Нам и без него бреда хватает.
        - Физикой я как-то не увлекалась, - развела руками Людмила.
        - Я тоже не силен, - признался Борис. - В общем, удалось мне кое-что узнать… Это действительно машина.
        - Какая еще машина?
        - Та, о которой мы говорили. В нулевом слое аппарат по-прежнему работает, и пока он не заглохнет, ничего не изменится.
        - Может, античастицы?.. - изрек Виктор.
        Людмила кашлянула и поправила повязку на горле.
        - В пятидесятом году античастиц еще не было, - веско заметила она.
        - Мы все не о том, - прервал их Борис. - Задача упрощается. Первое: найти нулевой слой. Второе: найти аппарат. Сделаем это - с остальным справимся легко.
        - Куда уж легче! - хмыкнул Мухин. - Его, наверное, еще и охраняют…
        - Объясним тамошним, пусть сами остановят.
        - Объяснишь, как же! Интересно, им-то он зачем нужен? Превращать свинец в золото?
        - Подозреваю, штуковина эта не столько научая, сколько военная, - сказал Борис.
        - Еще лучше! А как не в ту сторону ручку повернем? «Кто бросил валенок на пульт?..»
        - Это очень старый анекдот, - сказала Людмила.
        - А я смешить не собирался. Дело-то наше грустное. Оно ведь не только правое, но и одноразовое. Не ошибиться бы, а то вместо единственного слоя получим какой-нибудь коллапс… Потренироваться бы для начала. Она ведь, эта машина, в каждом слое должна быть. Кстати, Люда, ты узнала?
        - О чем?..
        - Ты что?! Мы же договаривались! Ты должна была выяснить, в каких слоях Костя меня чикал. А то как же мы нулевой найдем?
        - Не спрашивала я ничего, - помрачнев, сказала она. - Мы с ним не виделись. Этим придется заниматься тебе.
        - Нет у меня с ним контакта.
        - У меня тоже… Контакта больше нет.
        - Так налаживай!
        - Морду тебе разбить? - медленно произнесла Людмила и снова закашлялась. - Что значит «налаживай»?!
        - Завязывайте со своими разборками, - сказал Борис. - Или обоих сейчас выкину. Подытожим: нулевой слой и машина. Про слой Константина пытайте, у меня-то с ним точно душевного разговора не получится. А про машину… Про машину, по идее, должен бы знать президент.
        - Там я еще не бывал, - ответил Виктор.
        - А импортный?
        - Анкл Шуст? - Мухин погладил затылок. - Нет, он ни о чем таком не слышал.
        - Тогда, пожалуй, все, - промолвил Борис. - Рад был тебя увидеть, - сказал он Людмиле. - Я думал, так быстро не встретимся.
        Она поджала губы и опустила голову.
        - Да, насчет кредитки и прочего… - вспомнил он. - Витя, не вешал бы ты это на ботаника. Сам все организуй, я вас тут подержу еще. Часа за полтора управитесь?
        Виктор взглянул на Людмилу. Ему было не совсем ясно, что Борис подразумевает под словом «управитесь», но на всякий случай он сказал:
        - Лучше два.
        - Хорошо, два. Люда, дай-ка телефон. Мой что-то больно хрупкий оказался. - Борис набрал номер и молча выслушал. - Значит так, Витя. Не знаю, насколько это пригодится у вас, но здесь Корзун в принципе может зашхериться у своей одноклассницы. У них по детству любовь-морковь крутилась, в общем, она бы ему не отказала. Запоминай: Глыбова Екатерина Михайловна, в девичестве - Затонова, уроженка Курска, шестьдесят первого года. Этого вполне достаточно.
        Борис почесал короткой антенной переносицу.
        - Ну а теперь уходите. И желательно другой дорогой. - Он снова куда-то позвонил. - Ириша! Я в Тропаревском лесу, въезд со стороны Ленинского, через стройку… Не «шашлычок, товарищ генерал», а скорую мне сюда! И оперов, самых злых.
        Он вышел из «Вольво», и Людмила торопливо пересела за руль. Мухин тоже вышел, чтобы занять место впереди, но остановился и шепнул Борису:
        - Если не трудно, подержи нас тут подольше.
        - Дольше - это сколько? Три?
        - Четыре, - сказал Виктор. - Четыре часа в самый раз будет.
        - Хорошо, господин президент, - усмехнулся он.
        Люда выехала из парка и, огибая пустырь, приняла вправо. Автомобиль вновь закачался на рытвинах. Прежде чем со стройки донеслась сирена, «Вольво» уже скрылось за косой густого подлеска и рвануло по асфальтированной аллее.
        - Люда, что у тебя там стряслось, в нашем слое? - спросил Виктор.
        - Так, ничего… - ответила она, не поворачиваясь. - Прихворнула немного… Воспаление легких. Я уже выздоравливаю.
        - А где ты? Я бы тебя навестил.
        - Не нужно… В смысле, я сама не представляю, где меня держат.
        - В больнице, что ли?
        - Не знаю, Витя… Нет, кажется, не в больнице. Пруд в окно видно. И высоковольтную линую, шесть опор. Я их от скуки каждый час пересчитываю. А с Костей… Ты не обижайся, это не капризы. Его ко мне не пускают… Наверное.
        - Я и не обижаюсь…
        Аллея неожиданно вывернула на какую-то улицу в Теплом Стане, и вскоре «Вольво» уже смешалось с потоком машин на кольцевой.
        - Тебе с рукой к врачу надо, - сказала Людмила.
        - Тебе с твоим горлом тоже не помешает.
        - Туда и едем… Для начала.
        - Для начала - конечно, - подхватил Виктор, не уточняя.
        Домой он явился, как Бельмодно в финальных сценах: слегка утомлен, но улыбчив, с рукой на черной косынке и в одежде из бутика на Охотном Ряду.
        - Чуешь, куда денежки-то пошли? - вкрадчиво произнесла теща. - Кожаные портки у него теперь… Ему еще гитару с проводами и девку жопастую впридачу!
        - Жопастых нам и так хватает, - сказал Мухин. - Где моя водка?
        - Витюша… - молвила жена, оторопело разглядывая его костюм. - Это же все дорогое… Ты где так приоделся? На какие шиши? Тебе бы не хватило… Взаймы взял?! - трагически догадалась она. - Кто ж тебе одолжил-то?..
        - Крупье одолжил, - ответил Мухин, изящным движением кидая на стол две банковских упаковки по десять тысяч долларов. - Без возврата!
        - Ты в казино, что ль, был?!
        - Нет, блин, ларьки грабил! Водка где?
        - А водка… а я как раз на улицу собиралась… - заквохтала Светлана Николаевна. - Ну и что ж… и водочки как раз… прихвачу, да-а… А сколько ты выиграл, Витенька?
        - Сколько выиграл, столько и принес.
        - Ой, там ведь налоги большие, - озаботилась она.
        - Мама! Водки! - взревел Мухин.
        - Правда, мама… - осуждающе произнесла Настя. - Не порть нам праздник!
        Виктор уселся за стол и небрежно вытащил из левого кармана пачку «Captain Black».
        - Ой… - супруга сложила ладони, будто собиралась на эту пачку помолиться. - Витюшка-транжира… А еще что принес?
        - Хватит уж гостинцев. Завтра тебя пойдем одевать.
        - А с рукой что? - спросила Настя тем же тоном.
        - Да лестницы у них там скользкие…
        Мухин прикурил от любезно поднесенной зажигалки и оглядел кухню, соображая, где бы спрятать взятую у Медведя пятнадцатизарядную «Беретту» и остальные тридцать тысяч, о которых жене знать было не обязательно. Как не обязательно ей было знать и том, что татуировка в виде змеи, обвивающей стройную ножку и словно бы вползающей известно куда, может пробудить к жизни даже сильно израненный мужской организм.
        Виктор выпустил струйку ароматного дыма и незаметно пощупал рукоятку под пиджаком.
        Если б раззява-ботаник случайно вспомнил хоть час из сегодняшнего дня, он решил бы, что ему все приснилось. Мухин и сам в это почти не верил.
        Глава 22
        - Глыбова Екатерина Михайловна, - назвал Виктор. - До замужества Затонова. Корзуну она землячка и ровесница.
        - Ну, видишь! - воскликнул Шибанов. - Раз плюнуть!
        Мухин не стал говорить, что прежде чем ему удалось «плюнуть», он хлебнул дерьма от тещи, покрутился рядом с бомбой, которая спустя минуту разметала в брызги двадцать человек, потом был обстрелян теми, кого по случайности не разметало, потом бился в летящей тачке, как горошина в погремушке, а потом еще ехал в лес принимать смерть от какого-то Медведя. Обо всем этом Виктор решил умолчать. Вслух же он сказал:
        - Информация от ментов пришла. Сами-то вы чего?.. Вы же круче. Не смогли?
        - Значит, не смогли, - раздосадованно буркнул Председатель. - Здесь ни архивов, ни порядка… Ничего уже не осталось!.. Знаешь, что, Витька… - произнес он вдруг ласково и слегка удивленно. - У меня ведь к тебе еще одна просьбочка имеется…
        Мухин угрюмо рассмеялся.
        - Маленькая, Витя. Во-от такая, - Шибанов показал какую-то козявку на кончике ногтя.
        - С заусенцами надо к маникюрше обращаться. У вас сначала «маленькая просьбочка», через полчаса выясняется, что это срочно, к вечеру это уже приказ, а на утро - расстрел за невыполнение.
        - То-то я смотрю - ты весь расстрелянный! Заматерел, Витя… В креслице президентском покачался, да? Ну и как?.. Удобно?
        - Мне понравилось, - признался Виктор. - Этот Шуст, он хоть и на протезе, и пить не умеет, зато сам себе хозяин. Когда в тот слой перекинемся, я, пожалуй, в Америке и пропишусь. Политического убежища просить у вас не буду.
        - А мы тебе и не дали бы, - ответил Шибанов. - Зачем тебе убежище? Человек на своем месте… Живи, работай!
        - На вас?
        Председатель лукаво погрозил пальчиком и хлопнул его по плечу. Виктор хотел увернуться, но вспомнил, что рука сейчас болит не у него, а у ботаника.
        - Лучше расскажите, что по нашему делу известно.
        - Ты про бункер?.. - Шибанов опять помрачнел и сдвинул брови так, точно хотел за ними спрятаться. - Идет дело, идет потихоньку…
        - То есть ни хрена.
        - Ни хрена, - согласился он и, кажется, испытал от этого облегчение. - Сработали не местные. Понимаешь, взрыв дома - это не карманная кража. Здесь и разведка, и планирование, и сбор устройства, и закладка… Транспорт, наблюдение, склад, опять же. Правильный теракт - это целое предприятие, почти как «День города», или кинофестиваль какой-нибудь. Уйма народу, неизбежные засветки, вонь на всю округу…
        - Вони не было, - догадался Мухин.
        - Да не о том речь… Есть у нас хорошая спецура, чего скрывать. Надо - с президента в Кремле трусы снимут, никто и не заметит. Могла, конечно, и она… Но только теоретически, - уверенно добавил Шибанов. - И вообще, это были не диверсанты. И не террористы даже.
        - Школьники, - с издевкой произнес Виктор. - Юные следопыты.
        - Установили мы и взрывное устройство, и вещество, - сказал Председатель, глядя куда-то в угол. - Машинка простая. До смешного простая: наручные часы и китайский приемник.
        - А вещество, значит, сложное, - предположил он.
        - Вещество еще проще. Я в Моссад запрос посылал, полуофициальный. Там много наших, и картотека по взрывам у них самая богатая. Географическое положение обязывает…
        - Так если вещество простое?..
        - Простое, - подтвердил Шибанов. - Но его даже в Моссаде не знают. Получить его стало возможным буквально на днях. Раньше не было технологии. Наши химики, когда формулу раскололи, чуть с ума не посходили. Там восьмой класс средней школы. Потому и кололи долго, что поверить не могли. Но в обычных условиях это вещество создать нельзя, а «необычные» здесь появились только в пятницу. А в субботу уже рвануло…
        - «Здесь»?..
        - В этом слое. Премьер-министр не удержался, от счастья дал материалы на телевидение. Я ему не советовал… Очень не советовал. Ну как же! «Революция в нефтяной промышленности!.. Прорыв в новую эру!..» - передразнил Шибанов. - Вот и рвемся теперь…
        - Подождите-ка… это не с нефтью связано?
        - Смотрел новости-то? Во-о… Взрывчатку из бензина получили, причем не из самого качественного. А мощность… Ты ее видел.
        Виктор не понял, зачем Шибанову понадобилось это говорить - про то, что его засекли на развалинах бункера. Он прекрасно знал, что за ним следят, и Председатель в свою очередь не сомневался, что Мухин знает. И уточнять здесь было нечего. Обоих это положение устраивало, вернее, ни у кого не было выбора, что в принципе почти не отличалось.
        - Информацию по технологии мы сейчас секретим, - сказал Шибанов. - Поздновато, конечно… Много чего утекло. Очень уж большой интерес был в обществе.
        «Похоже, эта технология дорогого стоит, если Ренат за нее убил Люду, - подумал Мухин. - Да, кстати, Ренат ведь так ничего и не выяснил, он до этого Пушина и добраться-то не успел… А Люда - успела».
        - Тогда тем более странно… - проговорил Виктор. - Было все благополучно - мы сидели в подвале. Нависла опасность - живем в городе, в обыкновенном доме. Тачку мне дали. Спасибо, я рад, но…
        - Опасаешься, - закончил за него Шибанов. - Напрасно. Опасаться нам нечего - ни тебе, ни мне, ни всем остальным. Никто нас и пальцем не тронет… - он отвлекся на звонок и, послушав, отключил трубку. - Они нас не тронут. Пока команды соответствующей не получат.
        - А когда получат, тогда?..
        - Будем надеяться, все произойдет быстро и безболезненно.
        - Это вы говорите?! Председатель КГБ?!
        - Потому и говорю, что в этих делах слегка ориентируюсь. Исполнение у них на высшем уровне. Судя по технике, они могут собрать взрывное устройство за пятнадцать минут из любых подручных средств. В каждой квартире найдутся и паяльник, и часы, и телевизор. Провод подойдет телефонный, обычая «лапша», батарейки можно использовать даже сдохшие… Да ты что насупился-то? Витя! Прекрати паниковать. Живы будем - не помрем, а помрем - один черт, будем живы, такая уж наша доля! - Шибанов сделал руками быстрое движение, будто захлопывал книгу со страшной сказкой. - Отдыхай, Витя. Трудная, наверно, ходка была. Подзадержался, к тому же… - добавил он как бы между прочим.
        - Не мог вернуться. Штаны за ветку зацепились.
        - Взрослеешь… - заметил Председатель. - Отдыхай, я зайду еще.
        - Буду счастлив…
        Мухин приблизился к окну и провел по прохладному стеклу кончиками пальцев. От дома, поддерживая провисшие нити тросов, уходили четыре опоры ЛЭП. Виктор попытался разглядеть пятую и шестую, но для этого пришлось бы подняться на крышу. С другого края опору тоже было не видно - линия поворачивала, огибая здание слева.
        Они с Людмилой жили в разных домах. Возможно, эти дома располагались по соседству, возможно - в противоположных концах Москвы. И квартиры, и целые этажи Шибанов через свою контору мог арендовать сотнями.
        Постояв у окна еще с минуту и не найдя ни пятой опоры, ни пруда, Виктор направился к выходу.
        Серый «Ауди», надраенный до хамского блеска, он обнаружил на том же месте. Мухин завел мотор, посмотрел в зеркальце и, снова никого не приметив, поехал в бар.
        «Действительно, лучше уж быстро, - невольно подумал он. - Умереть так, чтоб ничего не почувствовать, а когда почувствовать - понять, что бояться уже поздно».
        Горби, как и вчера, отирался возле сортира. На вкус Мухина, в зале было симпатичней, да и клиенты, прикормленные предшественником Лапой, привыкли заглядывать за наркотой в угловую кабину. Впрочем, у Горби, наверное, были свои резоны. А может, ему просто нравился запах…
        - Есть? - спросил Виктор, не здороваясь.
        - А, это ты, гурман? Есть, конечно.
        Мухин протянул ему стодолларовую купюру.
        - Тут, слышь, такие дела… - замялся Горби.
        - Сколько?
        - Двести. Или, если хочешь, я тебе полтинник из аванса верну.
        Виктор молча достал еще одну сотню и вручил дилеру.
        - Больно уникальная твоя отрава, - пояснил Горби, пряча деньги. - Ты в следующий раз заранее спрашивай, тогда дешевле будет.
        - Цена не парит, - заявил Мухин. - Я на гособеспечении. Где отрава-то?
        - Наверху получишь.
        - Где наверху?
        - Ты же сам все знаешь, гурман. Где раньше Лапа тусовался.
        Поднявшись по лестнице, Виктор заглянул за портьеры. Вокруг стола на П-образном диване сидели малолетние гетеры.
        - Кто главный? - поинтересовался он.
        - Это тебе цикломезотрамин? Держи.
        По столу запустили плоскую упаковку с какой-то надписью по-испански. Мухин поймал коробочку и, хотя вовсе не собирался выпендриваться, ловко подкинул ее в воздухе.
        - А я эту бяку еще не пробовала, - со значением произнесла рыжая, лет четырнадцати, в черных шортах и рваных сетчатых чулках.
        - И не надо, - ответил Виктор. - От этой бяки грудь отвисает.
        - Главное, молодой человек, чтоб у вас ничего не отвисло, - парировала рыжая.
        Мухин скривил губы и, не найдя, что сказать, пошел к стойке.
        - Ой, приветик! - бросила ему пробегавшая мимо официантка.
        - Приветик-приветик! - обрадовался он. - Как тут у вас?.. Успокоилось?
        - Да у нас все нормально.
        - Водки бутылку! - крикнул Виктор бармену. - Горби этот ваш… - сказал он официантке. - Мутный он какой-то.
        - Да ты что?! Горби такая ласточка! Он мне утром пыхнуть дал. Просто так, без денег и услуг всяких… Слушай, у него такая трава!.. У Лапы такой никогда не было.
        - Ну вот, а ты переживала…
        Мухин взял бутылку и, расплатившись, вышел на улицу. Кинув водку на пустое сидение, он выехал со стоянки и вдруг обнаружил, что едет к старому бункеру. Сообразив, что ничего кроме вчерашней груды мусора он там не увидит, Виктор перестроился в правый ряд и повернул к своему дому.
        Возле парадного, перекрыв, торчал грузовик с подъемной платформой. Рабочие в синих комбинезонах наклеивали поверх «Школы снайперов в Измайлове» новый плакат, с которого Мухину улыбались три девицы: классическая дура-блондинка, классическая стерва-брюнетка и еще не приевшаяся, но давно вошедшая в обиход некая экстремальная чувиха с наколотыми на бритом черепе «траблс» и с кольцами в сосках. Блондинка и брюнетка, стоявшие от нее по бокам, тоже были голые - в распахнутых черных плащах с ненадетыми капюшонами. Каждая модель держала в руке сияющую, идеально заточенную косу. Слоган на уровне красивых плоских животов призывал:
        «Выбери свою Смерть».
        Ниже и чуть помельче было написано:
        «Независимая ассоциация «Дело Врачей».
        Еще ниже, там, где плащи все-таки что-то прикрывали, шла третья строка:
        «Все услуги сертифицированы. Методика…»
        Рабочие, выгоняя из-под бумаги воздух, разглаживали последний фрагмент плаката, и Виктор, подождав секунду, дочитал до конца:
        «…одобрена Минздравом РФ».
        - Сейчас, сейчас! - крикнул водитель. - Сейчас освободим, нам не много осталось!
        - Да не суетись ты, - расслабленно произнес Мухин. - Двигатель торговли, я понимаю… Только вы ведь совсем недавно другую сюда лепили? Неделя еще не прошла.
        - Нам-то что? Люди подневольные. Начальство решает, а мы клеим. Место здесь хорошее, его с проспекта видно. На этот щит, верите, очередь занимают!
        - А эти, значит, без очереди влезли…
        - Выходит, так, - равнодушно отозвался водитель. - Клеим… Была б работа!
        Вскоре грузовик отъехал, и Виктор, поставив машину у самого подъезда, поднялся к себе в квартиру.
        Прежде всего он удивился отсутствию пыли. Потом посчитал по пальцам и выяснил, что не был дома всего-то пять дней. А казалось - вечность… Дерево, по представлениям Мухина, должно было окаменеть, а ткань осыпаться серым прахом.
        За последние пять суток Виктор прожил шесть жизней. Из этих шести параллельных жизней три уже закончились, а еще три продолжались - и с ним, и без него. Остановившись, как в гостях, между водяным матрасом и душем, он отчего-то их вспомнил, сразу всех: застреленного Суку, сгоревшего в ядерном взрыве дилера Вика, замещенного фантаста, хромого Дядю Шуста, несчастного ботаника, а также юного Витю Мухина, которому удалось-таки стать мужчиной. С каждым из них он провел всего несколько часов, но испытать успел столько, что теперь, увидев прожженную занавеску с Дастином Хоффманом, даже не усмехнулся.
        Капли на шторке высохли и превратились в белесые точки. Больше здесь ничего не изменилось. Мухин пришел туда же, откуда уходил в четверг, но за эти пять дней квартира стала совсем чужой. И он не был уверен, что когда-нибудь вернется сюда еще раз.
        Опустив грохочущие рольставни, Виктор закрыл замок и через минуту уже забыл, куда сунул ключ. Он ехал домой - в общежитие для умерших, в квартиру-лабиринт для тех, кто давно перепутал мир «этот» и миллион миров «иных».
        Ремонт здания на проспекте генерала Власова спорился: по строительным лесам шастали люди в оранжевых касках, в окнах, разбрасывая горящие брызги, сверкала сварка, собранный прямо на крыше кран без перерыва тягал поддоны с кирпичом.
        Поверх зеленой сетки на уровне третьего этажа появились новые плакаты. Рядом с первым, самым старым, - «Реконструкция ведется по заказу Акционерного Коммерческого Банка БОРЗ (Ичкерия)» Мухин узрел изображение той самой «экстремальной телки», что вместе с подругами висела у подъезда. Здесь она находилась в одиночестве и была взята крупно, - Виктор даже через дорогу разглядел золотую «штангу» у нее в пупке и пару незначительных родинок. Как опытный потребитель он предположил, что где-нибудь неподалеку встретит и двух ее подруг - тоже увеличенных. И действительно, метров через двести Мухину попалась «блонди». У нее были идеальные зубы и неправдоподобно голубые глаза, а капюшон она накинула на голову, из-за чего образ смерти стал еще более привлекательным. В нижней части щита, заслоняя буквой «р» то, что всем как раз-таки хотелось увидеть, стояла тривиальная фраза:
        «Выбери меня».
        Здесь также говорилось о неких услугах - не просто сертифицированных, а еще и одобренных самим Минздравом. Безусловно, речь шла о чем-то весьма полезном, правда, Мухин так и не понял, о чем.
        На следующем светофоре ему пришлось затормозить, и он заметил новую перетяжку:
        «ДЕЛО Правое? ДЕЛО Левое? ДЕЛО Красное? ДЕЛО Белое? Выбери СВОЕ! ДЕЛО Врачей, независимая ассоциация».
        Виктору еще не раз попадалась эта реклама, но он на нее больше не смотрел. Лишь однажды, снова остановившись у светофора, он отвлекся на третью модель из компании Смертей. Брюнетка-вамп показалась Мухину особенно хорошенькой. Возможно, потому, что она слегка смахивала на Люду.
        Когда он приехал, большая часть команды, как всегда, лежала в трансе. Удивительно: капсула действовала всего четыре часа, и две штуки подряд кроме Сапера никто не принимал, но всякий раз, находясь в сознании, Виктор почти никого не видел.
        Зайдя на кухню, он застал Константина, складывающего длинный комбинированный бутерброд.
        - Давно в чувстве? - поинтересовался Мухин.
        - Завтракаю, - деловито ответил тот, бросая взгляд на часы.
        Виктор тоже по инерции покосился - на часах было пять вечера. Ни тот, ни другой не удивились
        - Сегодня просто поспал, - сказал Костя, откусывая со стороны горбушки. - Решил выходной себе сделать, а то мозги уже плавятся. Садись, чего стоишь? Чайник горячий.
        Мухин скромно склонил голову набок и выставил на стол литровую бутылку водки.
        - О-о! - Костя весь зарумянился. - Шкандаль будет большой…
        - Нет, - ответил Виктор.
        - Почему это?
        - А мы ее выпьем. Тару - в окно.
        - Здесь окна глухие.
        - Тогда охране подсунем.
        - Так угощать же придется…
        - Так угостим!
        - А чего сидим-то?! - Константин вскочил и достал из шкафчика две широкие чайные чашки. - Макаров, пес, все стаканы своими соками измазал. А водка-то теплая… - огорчился он. - В морозилочку?
        - Люди могут скоро проснуться.
        - Люди-то?.. Вообще, да, скоро вставать начнут. Ладно, она ведь все равно внутри нагреется!
        - Трезвый подход, - оценил Мухин. - Лей.
        Техника употребления теплой водки полностью совпадала с техникой поедания супа в студенческой столовой: быстро проглотить, не фиксируя ощущений.
        - Во, блин, чего вспомнил!.. - озадаченно сказал Виктор, зажевывая кружочком копченой колбасы.
        - Чего? - вяло осведомился Костя.
        - Как в институте учился.
        - Ну и что?
        - Да не я учился-то. Ботаник.
        - А-а… тоже бывает. Я предпочитаю баб вспоминать. У-ух, сколько у меня их было, если по всем жизням-то собрать!
        Мухин отщипнул от батона и вновь наполнил чашки. В голове родилось продолжение: «Кстати, о бабах…», но он его отверг. Тост вроде «Ну, тогда за баб!» тоже не годился. После второй обжигающей горло «сотки» Виктор пришел к выводу, что темнить не обязательно.
        - Где Людмила? - спросил он без предисловий.
        - Тебе какое дело… - не агрессивно, но твердо сказал Константин. Кажется, он давно ждал этого вопроса.
        - Беспокоюсь я за нее.
        - А ты, Витя, не беспокойся. Я наливаю?
        - Ну так а чего она тут стоит?
        Костя плеснул по неполной, и они, снова не чокнувшись, выпили.
        - Ты мне дипломатию не разводи, - молвил Мухин, отдышавшись. - Я хочу знать, где Людмила.
        - Болеет она. Доволен?
        - Чем это я могу быть доволен? Курить у тебя есть? Ах, да, не куришь… Чем она болеет-то?
        - Ногу сломала, - ответил Костя, опять доливая.
        - Ага… и что, сильно сломала?
        - Как их ломают, ноги? Сломала, и все.
        - Ты к ней хоть заходишь?
        - А как же…
        Мухин поболтал чашку, словно в ней был хороший коньяк.
        - Часто заходишь?
        - Ежедневно. Слушай, ты!.. - обозлился Костя. - О ней есть кому позаботиться, понял? И не лезь.
        - Ну, выпьем тогда.
        - Это да… конечно…
        Закусив, Виктор прищурился и глянул на бутылку - оставалось около трети. Он снова налил и снова прищурился. Примерно одна пятая.
        - Что-то она быстро кончается… - пожаловался он.
        - Выдыхается, наверное, - предположил Костя.
        - А у меня к тебе еще одна тема есть.
        - Ну, давай…
        - Ты когда меня убивал… по слоям…
        - Было дело. Ты же не в обиде?
        - Не-е… Я про другое хочу узнать. Вот все эти слои, где ты меня нашел… они какие?
        - Разные… - Константин пожал плечами.
        - Ясно… Нет… Не было ли среди них э-э… - Виктор потер ладони и уронил руки на стол. Формулировать становилось все труднее. - Ну-у… Один из этих слоев… он особенный, понимаешь? Он должен чем-то отличаться.
        Костя уставился на чашку, при этом трудно было сказать, что он делает, - вспоминает, думает о водке или собирается уснуть.
        - Ну! - он вздрогнул, будто куда-то проваливаясь. - Был, да. Только я его плохо запомнил… Странный… Я таких мест больше не видел.
        - Во! Я ведь тоже его не помню! Это о чем-то говорит!..
        - О том, что склероз начинается, - ответил Константин. - Мозги от этой кутерьмы набекрень…
        - О мозгах после расскажешь. Давай про тот слой. Чего ты там странного нашел?
        - Все… - проронил Костя. - Не, лучше я тебе его покажу. Сам и увидишь.
        - Дурень, как я его увижу?! Ты ведь меня там убил!
        - А вот там-то как раз и нет. Везде тебя чикнул, а там… Это и есть твоя родина, так что, выходит, в остальных слоях я тебя зря чикал. В остальных отражения были. Но ты ж не в обиде!..
        - Не-е!.. Значит, на родине я живой… живой… - пробормотал Мухин. - Я живой… в нулевом слое. Я там есть… живой!
        - Напугал я тебя здорово. Ты у нас парень пугливый… Я нож достал и сделал вид, что ребят твоих порезать собираюсь.
        - Каких еще ребят?
        - Детей. Чтоб ты на меня бросился. Я бы тебя тогда и поймал - боковым справа под ребра, потом вот так до середины, и наверх, через желудок, к солнечному сплетению… - Костя вилкой изобразил, как следует вспарывать живот. - А ты не бросился никуда. Пукнул громко, мне аж перед твоей женой неудобно стало. И с копыт… А потом ты в следующем слое уже объявился. Там я тебя легко достал. А потом еще один был, я за десять минут до бомбардировки пришел.
        - С топором? Это я уже помню… Так ты уверен, что оболочка на родине не умерла? Может, инфаркт?..
        - Покажу его когда-нибудь, раз тебе так интересно.
        - Обещай! - потребовал Виктор.
        - Чес-слово. Водка переварится, и сходишь, проведаешь.
        Мухину казалось, что он уже протрезвел - от счастья и невозможности поверить в такую удачу. Он бы и не поверил - если б не пережил похожую историю. Когда Петр тыкал пистолетом ботанику в нос, тот тоже перекинулся, и умирать ему для этого не понадобилось. Виктор прошел через ботаника транзитом, и оболочка не пострадала. Почему бы не допустить, что подобное случалось с ним и раньше?.. Итак, искать нулевой слой уже не надо, Костя отведет его туда за ручку. Останется лишь вопрос о машине-аппарате-приборе, или как его там… Но в сравнении с поисками слоя это мелочь. Можно воспользоваться отражением, которое стало президентом России. Ему это раз плюнуть…
        Виктор заметил, что повторяет слова Шибанова, и поделил по чашкам последние сто грамм. Он как раз переставил бутылку под стол, когда на кухне появился Макаров.
        - На тебя не рассчитывали, - сказал ему Константин. - Ты здоровьем увлекаешься.
        - Увлекаюсь, - с достоинством подтвердил Макаров.
        - Для человека, в которого недавно стреляли из гранатомета, - увлечение в самый раз…
        - Жив, и хорошо.
        - А еще, говорят, в тебя снайпер стрелял. Говорят, воротник на пиджаке оттяпал…
        - На рубашке, - поправил Макаров, доставая из холодильника пакет с мытой морковкой.
        - Был воротник обычный, получилась «стойка», да? - Константин пьяно ухмыльнулся.
        - Да, вроде того…
        - Так это… Слушай, миллионер, там, может, не киллер был, а твой стилист? На камеру это дело не засняли? Зря. Вот Витьку надо было позвать, он бы тебя в лучшем виде…
        - Я за славой не гонюсь, - сказал Макаров хладнокровно.
        - Ну да… Ты в теньке любишь, среди народа… Вот на гэбэшной хате засел, с простыми перекинутыми. Не гнушаешься!
        - Я тоже перекинутый.
        - Не знаю, не знаю… Пока ты только бабки из одного кармана в другой перекидываешь.
        - Ну, вам-то тоже от моих карманов кой-чего отлетает. Мало? Я добавлю.
        - Витька… - Костя длинно вздохнул. - Он нам добавит!..
        - Ну что ты к человеку пристал?
        - Я?! - возмутился он. - Это миллионер к нам привязался. Чтоб миллионы превратить в миллиарды…
        - Я к вам не привязывался, - безразлично ответил Макаров. - Меня Немаляев сам нашел.
        - Понятно… Нашел, угум… Витька, да ну его!.. Пойдем лучше купаться.
        - Где? В ванной, что ли?
        - Зачем в ванной? Здесь рядом пруд есть хороший. Даже объява висит: насчет микробов - все чисто.
        - Пруд?.. - насторожился Мухин. - Что-то я не видел.
        - Так он по другую сторону дома. На тачке туда не доберешься, дороги нет. Зона отдыха. От подъезда пять минут пешком. Идешь, нет? Миллионера с собой не берем, а то все воротники на хер поотстреливают.
        Константин поднялся и, чуть не сбив стол, вышел в коридор. Виктор пару секунд помаялся с пустой бутылкой и, сунув ее под мойку, направился следом. Из дверей он обернулся к Макарову - тот продолжал сосредоточенно грызть морковь.
        На вахте у тамбура снова стоял Кран. Костя поздоровался с ним за руку, Мухин раскланялся издали. Перешагивая через порог, он споткнулся и, едва удержавшись на ногах, приложил к губам палец.
        - Ц-ц-ц! Начальству, небось, доложишь?
        - А что, нужно доложить? - как бы засомневался Кран.
        - Это кореш! - объявил Константин, вытаскивая Виктора на лестницу.
        - Спасибо, кореш, - сказал Мухин, снова кланяясь.
        Когда он уже занес ногу в лифт, Кран выскочил на площадку и сунул ему в ладонь странно изогнутую телефонную трубку.
        - Начальство, - шепнул он.
        - Твоя информация по Корзуну не годится, - без вступления проговорил Шибанов. - Гражданка Екатерина Михайловна Затонова-Глыбова здесь отсутствует. Так что, Витя… Глыбже копай, ясно?
        - Как это отсутствует?.. - растерялся Мухин.
        - Папа с мамой у нее, видать, предохранялись. Вот она и отсутствует. Конец связи, Витя.
        - Соловей? - спросил Константин. - Тебя Корзуном все допекают?
        - Допекают…
        - Я ради этого Матвея Степановича двенадцать слоев излазил. Без толку. На тринадцатом взбрыкнул, послал Шибанова к черту.
        - Сдается мне, занимаемся мы тут какой-то х-х…
        - И этим тоже приходится, - сразу согласился Костя.
        Оказавшись на улице, они прошли вдоль пустого газона и пролезли через дырку в заборе, от которой начиналась извилистая тропинка. Тропинка привела к неглубокому оврагу с тоненьким ручейком, перекрытым почерневшей доской. Доска шаталась, и преодолеть ее, не попав ботинком в глину, было просто невозможно.
        - Ничего, - сказал Костя, - сейчас отмоемся. Вон он, пруд-то, за тем горбом.
        Взобравшись на гравийную насыпь, Мухин разглядел в кронах отблески от воды. Пруд был действительно рядом. Он остановился возле ржавой опоры ЛЭП и посмотрел назад. За оврагом, буквально в двух шагах, торчали корпуса новостройки, настолько похожие, что Виктор не сразу сообразил, из какого они вышли. Ему вдруг захотелось увидеть в одном из окон Людмилу, но он даже не стал ее искать. С такого расстояния окна были не только неотличимы, но и непроницаемы. Мухину подумалось, что порой два шага - это слишком далеко…
        Глава 23
        - Витя, ты?.. - сказали в трубке.
        - Да, я, - ответил Мухин. - А кто это?
        - Это Матвей.
        - Какой еще Матвей?
        - Матвей Степанович! Ты что, забыл все?
        - А что я мог забыть? - осторожно спросил Виктор. - Погоди… Матвей Степанович?! Какой Матвей Степан… Корзун, что ли?!
        - Ну Корзун, Корзун. А откуда ты мою фамилию знаешь?
        - Да ты сам называл… - Мухин судорожно схватил сигарету и, не найдя рядом с телефоном зажигалки, показал Насте зверское лицо.
        - Насчет фамилии не помню что-то… - признался Корзун.
        - Во, и ты забыл! Один-один, значит. - Виктор прикурил от поднесенной тещей спички и торопливо затянулся. - Приветствую, Матвей Степанович. Как дела?
        - Все готово, как договаривались.
        - Договаривались?..
        Он помнил, что в позапрошлый раз, узнав телефон Корзуна по справочной, набрал номер, и что на том конце вроде бы ответили. Все остальное помнил уже не он, а ботаник, и Мухин, как ни тужился, ничего из чужой памяти не выудил. Он и не догадывался, что этот тюфяк способен не просто поговорить, но еще и договориться. Знать бы только, о чем…
        - Что у тебя с головой, Витя? - озабоченно спросил Корзун. - Или тебе уже не нужно? Так прямо и скажи, зачем темнить?
        - Э-э… Матвей Степаныч… Вот хоть убей - вылетело! Когда мы с тобой беседовали, я не совсем трезвый был…
        - Ах, это!.. - понимающе рассмеялся Корзун. - Со мной тоже бывает. Ты номером ошибся, а потом чего-то мы разговорились, и на машины перекинулись. Доходит?..
        - Что-то не очень…
        - Так тебе резина нужна, или нет? - начал злиться он.
        - Резина! - воскликнул Виктор. - Для «девятки»?
        - Ты что там, машину уже успел поменять?
        - Ох ты, боже мой!.. Конечно, нет! В смысле - конечно, нужна! Вези, сейчас я тебе адрес продиктую.
        - Витя, к врачу бы тебе а?.. Могу хорошего нарколога порекомендовать, сам обращался…
        - А что такое?
        - Адрес ты мне дал еще в тот раз. И я уже давно приехал.
        - Так поднимайся! Второй подъезд, квартира шестьдесят два… Ты сколько привез-то?
        - Все пять, как обещал.
        - С запаской? - к чему-то переспросил Мухин.
        - Витя… Я не знаю, сколько у твоей машины колес, - раздраженно сказал Корзун. - Если пять, то получается без запаски. Если три, тогда у тебя аж два запасных будет.
        - Ага… - Мухин не сразу понял, что Корзун шутит. Не до юмора ему сейчас было. - Один допрешь, или помочь?
        - Справлюсь, не привыкать.
        Виктор положил трубку и зыркнул на женщин.
        - Нет ли чего занимательного по телевизору?
        - Сейчас пойдем, посмотрим, - покладисто отозвалась Светлана Николаевна. - Настенька! Не будем мужскому разговору мешать…
        - Встали на путь исправления, мамаша, - с одобрением заметил Мухин.
        Не успел он докурить, как на лестничной клетке громыхнул лифт. Корзун расклинил двери и принялся затаскивать в квартиру новенькие лоснящиеся покрышки. Виктор пытался как-то поучаствовать, но больше мешал.
        - Что с рукой-то? - спросил Корзун, косясь на повязку.
        - Бандитская пуля, - честно ответил Мухин.
        - Да-а… Вот, раньше фильмы снимали! Что ни реплика - афоризм на все века… Как же ты машину водишь? Правая, тем более…
        - Сейчас не вожу, племяннику отдал. Пусть покатается.
        - Ой, ну врет же, врет! - раздалось из тещиной комнаты. - Настенька, он опять врет!
        - Мама! - строго сказал Виктор. - Без сладкого оставлю!
        - Во-от… - Корзун неловко переступил с ноги на ногу.
        Мухин представлял его гораздо старше. Хоть и знал год рождения - тысяча девятьсот шестьдесят первый, еще не старик, - а все равно рисовал себе некоего юркого субъекта с усиками, бегающими глазками, и почему-то обязательно в клетчатой кепке. Одним словом, шпиона.
        Матвей Корзун оказался совсем не таким. Если рассматривать дело в криминальном ключе, то его можно было принять либо за растратчика госсредств, либо за коррупционера, но очень мелкого. Скучного вида человек. В семидесятых годах его приняли бы за бухгалтера, в восьмидесятых - за чиновника, в девяностых - за бесперспективного клерка. В начале двадцать первого века Корзун развозил по домам покрышки.
        - Бабки-то! - спохватился Виктор. - Слушай, а сколько я тебе должен?
        - Ну ты и пье-ешь! - с восхищением протянул тот. - По телефону я и не понял, какой ты был хорошенький… За комплект - двести пятьдесят долларов.
        Виктор небрежно достал из кармана деньги и отсчитал сумму.
        - Не торопишься? - спросил он. - Кофейку… Прошу, Матвей! - взмолился он. - Меня домашние достали уже, а при тебе постесняются.
        - Знакомая проблема… Я бы с удовольствием, да еще пять штук отвезти надо.
        - У тебя еще комплект есть? А давай я его куплю!
        - Витя, там тоже зимняя, - с сомнением проговорил Корзун. - На кой тебе столько? У тебя тачка - сороконожка, что ли?
        - Не пропадет. Россия - страна северная. А может, толкну кому-нибудь, подзаработаю чуток.
        - Между прочим, неплохой вариант. Я сам их на складе беру. Адрес, извини, не дам, но поставлять могу в любых количествах, почти по оптовой цене. На рынке такая же резина в два раза дороже стоит…
        - Адрес склада мне не нужен, - заверил Мухин.
        - Да если б я тебе его и дал, все равно у них минимальная партия двести единиц. Мне так, по знакомству отпускают. Хозяин фирмы не дает с голоду помереть. Он раньше эмэнэсом у меня работал, а теперь вот такие дела… Эмэнэс - это младший научный сотрудник, - пояснил Корзун.
        - Что ты мне разжевываешь? Я не с гор спустился.
        - Ну, извини. А то сейчас такая темень повсюду… Вот тебе случай!..
        - Колеса я беру, - прервал его Виктор. - Кофе?
        - С удовольствием, - сказал Корзун, проходя на кухню. - Так вот, случай. На складе грузчик есть один, лет восемнадцать парню, здоровый конь уже. Недавно меня спрашивает: доцент, говорит… ну, так он меня называет, доцентом… Так вот… доцент, говорит, а что такое «новая эра», откуда она считается? Я подумал, шутит юноша. Тоже ему шучу: «новая эра», говорю, считается от Октябрьской революции… - Корзун сделал паузу. - Юноша поверил.
        - А то, что разница в тысяча девятьсот семнадцать лет получается, он не догадался?
        - Догадался… - Корзун снова эффектно помолчал. - Через неделю! У них же теперь кругозор не шире кроссворда в порнушной газетенке. Во что наши школы превратились?.. Чему их там учат?.. Презерватив правильно натягивать? Я вот, видишь, двадцать один год учился, а в итоге… Ты-то чем занимаешься?
        - Учу, - криво усмехнулся Виктор. - Презервативы натягивать…
        - В смысле?..
        - В прямом. Ботаника, зоология, анатомия. В школе я работаю.
        - Пардон… - смутился Корзун.
        - Да ничего. Верно ты все говоришь. Вымираем, как мамонты.
        - Во, сказанул! Тебе сколько лет, Витя?
        - Тридцать два.
        - Куда тебе умирать-то?! Живи да живи!
        - Спасибо, я постараюсь…
        Мухин дождался, пока пена не поднимется до самого края, и, сняв турку с плиты, разлил кофе по чашкам. С сегодняшнего дня в доме появился человеческий, в зернах. Светлана Николаевна была уверена, что кофе - это порошок, которым подкрашивают воду, Настя считала, что это пустая трата денег. Они обе ничего не понимали.
        - Ухх, - произнес Корзун, понюхав пар. - Давненько я такого не пил.
        - Я тоже.
        - Ну, тебе, извини, грех жаловаться, - сказал он многозначительно.
        - Кстати… - Мухин привстал и, снова вытащив плотную пачку долларов, вручил Корзуну еще двести пятьдесят.
        - Подрабатываешь? - поинтересовался тот. - Уроки даешь?
        - Кому они нужны, мои уроки? Скажу - не поверишь…
        - Чего ж не поверить? В рулетку, что ли, выиграл?
        Виктор заглянул в чашку и загадочно улыбнулся.
        - Книжки я пишу, Матвей. Детективы.
        - Да-а? - удивился Корзун. - А фамилия? Я куплю, обязательно.
        - Фамилия моя слишком известна, - ляпнул Виктор и, незаметно куснув себя за язык, добавил: - Псевдоним, разумеется… А если ты любишь детективы, вот тебе вопрос на засыпку.
        - Давай-давай!..
        - Предупреждаю: ответ нужен нестандартный, но реальный.
        - Уже заинтриговал.
        - Допустим, ты американский шпион…
        - Ха-ха!..
        - Не «ха-ха», а дело серьезное. Завербовали тебя давно, секретов ты передать успел столько, что здесь тебя расстреляют раз пятнадцать, и то мало будет.
        - Так-так… - азартно вставил Корзун.
        - И вот ты почуял, что запахло жареным. Западные друзья помочь тебе не могут, рассчитывай только на себя. Где прятаться будешь?
        - Я?!
        - Да, лично ты, Матвей Степанович Корзун, американский шпион.
        - Ну-у… есть у меня вариантик. Сугубо личный. Для книги он, наверное, не годится.
        - Ты говори, а я уж разберусь.
        - Можно у бывшей одноклассницы, у Катюшеньки… Ну, имя ты поменять можешь на любое другое.
        - А ничего… - задумался Виктор. - Совсем даже неплохо…
        Он покусал губу, потер лоб, погладил нос, покхекал, пожмурился на солнце и, когда все признаки задумчивости были исчерпаны, хлопнул ладонью по ноге.
        - Не годится! - заявил он. - Одноклассницы уже были. Нужно что-то другое.
        - Даже и не знаю…
        - Выкладывай, Матвей. Я тебя с колесами выручил, теперь твоя очередь. Я пока кофе еще сварю. А? Как ты?..
        - Не хочу показаться хамом, - сказал Корзун, - но уж больно кофеек твой хорош. У меня на такой рука не поднимется. Жена, да еще спиногрызы не выросли…
        - Не отвлекайся, Матвей. Русской литературе необходима твоя помощь.
        - Есть в Сибири одно местечко. Четыреста верст к югу от Нижневартовска, точнее сейчас не вспомню… но если надо будет, найду, конечно. Я там еще студентом побывал, до сих пор во сне туда возвращаюсь… Речка там, малю-усенькая такая, «Черная змейка» называется. А на изгибе скит старообрядческий. Вот в нем я бы и поселился. Красотища! Глухомань! Ружьишко приличное, патроны, спички, соль. Больше ничего не надо. Никакой цивилизации. В гробу я ее видал!
        На конфорке зашипел убежавший кофе, и Мухин запоздало рванулся к плите.
        - Черная змейка?.. - спросил он, отирая донышко турки. - А что, звучит!
        - Только у меня просьба. Подбери для нее другое название, тебе же не трудно. Не хочу я, чтоб это волшебное место в связи с какими-то шпионами упоминалось. Дорого оно мне очень, а если там твой персонаж появится… пусть это и вымысел… все равно.
        - Жалко, конечно, но ладно уж. Я ведь не журналюга, не борзописец. Святое не трогаю. Будет она у меня… «Соловьиная могилка». Устраивает?
        - Не знаю… - с сомнением ответил Корзун. - Могилка?.. Не слышал я таких рек. Да и насчет соловьев… Живут они в Сибири?
        - Это мелочи, - сказал Виктор. - Ну что ж… Жена с тещей в комнате истомились. Даже в туалет выйти не решаются.
        - И у меня застенчивые…
        - Небось, ждут тебя, волнуются?
        - Да нет. Не ждут.
        Намеков Корзун не понимал напрочь, и для Мухина это было неожиданно. Совсем уж в открытую выгонять его не хотелось, но и терпеть чужого человека в своей квартире - тоже.
        - Так кофеек-то… - напомнил гость, указывая на турку.
        Виктор обнаружил, что все еще держит ее в руке, и с неохотой налил Корзуну вторую чашку.
        - Как книгу-то нашу назовем? - спросил тот, причмокивая.
        - «Нашу»?.. - оторопел Мухин, но, чтобы не затягивать разговор, возражать не стал. - Это меня не касается. В каждом издательстве специальный человек сидит, он названия и сочиняет.
        - То есть как?
        - А так. Берет всякие фразы с потолка и в столбик записывает. Потом выбирает самые удачные. Между прочим, он больше всех получает.
        - Вот, работенка! А я, дурак, двадцать один год учился…
        - И на кого выучился? - осведомился Виктор, отмечая, что остывший кофе пьется гораздо быстрее.
        - На физика, - неохотно ответил Корзун. - В мое время бум был. Выходит, лирики нас все-таки победили… Ох, загостился я у тебя! Мне же еще резину тащить. Сейчас принесу.
        - Сиди, сиди! - воскликнул Мухин. - Физик, значит?..
        - Кандидат. Докторская в столе лежит, еще четыре года назад готова была. Нужна она кому…
        - А тема?
        - Тема диссертации? Все равно не поймешь. Извини, конечно, но к ботанике это никакого отношения не имеет.
        - А к чему имеет? - настойчиво спросил Виктор.
        - Ну-у… тебе правда интересно? Я не могу. Извини.
        - Засекреченный?
        - Секреты мои давно скисли и перебродили… но подписку я давал бессрочную.
        - Что ж ты?.. такой специалист, и колесами торгуешь?
        - А какой я специалист?.. Чтобы оформить допуск, Эйнштейном быть не обязательно. Вон, мой бывший эмэнэс, и тот за бугор выехать не может. Под Москвой виллу отгрохал - за пять километров видно, а во вшивую Турцию не выпускают. А уж он-то са-авсем никакой не специалист. В буфет мне за булочками бегал…
        - Матвей, мне твои тайны без надобности. Мне консультация нужна.
        - Я уж вроде проконсультировал…
        - Да нет, я не об этом! - Виктор вскочил и, чуть не ударившись больной рукой об угол, заглянул в тещину комнату. - Дамы! На улицу! Марш!
        Захлопнув дверь, он вернулся на кухню и, лихорадочно соображая, сделал по ней несколько шагов в разные стороны.
        - Так… - вымолвил он. - Тебе нужны деньги.
        Корзун даже не стал отвечать, лишь затейливо помахал в воздухе ладонями: мол, кому они не нужны?
        - Десять тысяч, - сказал Мухин. - Нет, пятнадцать.
        - За одну консультацию? - прищурился Корзун.
        - Она может занять некоторое время… Возможно, придется кое-куда выехать. Не за границу, а… в общем, с этим проблем не будет. Но больше месяца ты не потратишь. Либо за месяц успеем, либо никогда.
        Корзун погладил стол, словно искал на ощупь крошки.
        - Пятнадцать тысяч… За месяц, да еще с командировками… - произнес он без всякого энтузиазма. - На колесах столько не всегда получается… а иногда и больше выходит. Зато никаких командировок.
        - На колесах? Больше?! - не поверил Виктор. - Матвей Степаныч, родной! Я ж тебе не про рубли толкую!
        - Пятнадцать тысяч долларов?! Никак, родину продать предлагаешь… - грустно пошутил он. - Мои советы столько не стоят. А людей убивать я не умею.
        - И я не умею… - сказал Мухин, снимая трубку. Он быстро набрал номер и, дождавшись ответа, крикнул: - Борис?! Боря, это ты?.. Очень хорошо. Подъехать сможешь? У меня физик появился… Какой-какой! Самый что ни на есть физический… Нет, я ему объяснить не в состоянии, я же сам ничего в этом не смыслю… И ты?.. Значит, вместе будем на пальцах вертеть… Что?.. Людмила тоже здесь? Нет, с Людой ко мне не надо… Да при чем тут жена?! Что-то я в ней последнее время разочаровываться начал… Блин, да не в жене, а в Люде! В жене-то я… Ладно, это потом. Боря, постарайся!.. Ничего, мигалку включишь.
        Виктор со звоном опустил трубку и заметил, что супруга топчется в прихожей.
        - Что? - резко бросил он. - Денег дать?
        - Ты с кем это разговаривал, Витюша? - спросила Настя. - И что там у тебя за Люда? Тоже «фея из бара»?
        - Почему «тоже»?
        - Странный ты стал, Витюша. Еще до этих денег безумных… Чужой стал какой-то.
        - Два часа потерпи. Через два часа все утрясется.
        Настя, ничего не поняв, пошла догонять Светлану Николаевну.
        - Ну, и я пойду, - сказал Корзун, поднимаясь.
        - Как это?.. Пятнадцать тысяч!
        - Нет. - Он неуютно поежился. - Ни к чему мне эти неприятности…
        - Что, много слишком? Надо было не пятнадцать предлагать, а две.
        - Надо… - сказал Корзун. - А пятнадцать… Они с неба не падают. Тише едешь, Витя…
        - Позже приедешь, - закончил Мухин. - Хорошо, договорились: две тысячи. Чтоб тебе еще спокойней было - полторы.
        - Не паясничай. Я отказываюсь.
        - Да от чего ты отказываешься-то?! - крикнул Мухин.
        - С тобой - от всего.
        - У меня они тоже с неба не сыплются, деньги, - быстро проговорил Виктор. - Видишь, какая квартирка… и вообще. Просто дело, в котором ты должен помочь, настолько важное, что…
        - Дальше не надо! - перебил Корзун. - Я одну подписку уже дал по молодости, хватит с меня. А насчет «должен» - это ты зря. В настоящий момент я тебе должен только двести пятьдесят долларов. Или комплект резины. Как тебе угодно. - Он остановился у двери и достал деньги. - Ну?.. что выбираешь?
        - Колеса, - ответил Мухин.
        - Как скажешь. Не закрывай, сейчас принесу.
        - Ага… - буркнул Виктор и, как только Корзун зашел в лифт, кинулся на кухню.
        Подвинув табуретку к холодильнику, он дотянулся до вентиляции и вытащил из пластмассовой решетки два незакрученных шурупа. В глубине, на узком бетонном карнизе, он нащупал завернутую в тряпку «Беретту». Опухоль на правой руке почти спала, но Мухин сомневался, что больной сустав справится с отдачей. Держать ствол в левой было непривычно, однако он надеялся, что стрелять все же не придется.
        Наскоро вставив решетку, он спрыгнул на пол и ногой отправил табурет под стол. Пистолет он сунул сзади за пояс, но, подумав, вытащил обратно.
        Лифта не было долго. Минут через десять, когда Виктор уже начал себя материть, кабина внизу уйкнула и медленно поползла по шахте. Он проверил, снята ли «Беретта» с предохранителя, и выглянул на лестницу.
        Из лифта показался Борис, при полном параде: в белой рубашке и с тремя рядами орденских планок на сером кителе. Тяжело опираясь на палку, он дошел до квартиры и кивнул Мухину.
        - Внутрь пустишь, или так говорить будем? - спросил он недовольно.
        - А Корзун где?
        - Какой еще Корзун?
        - Ты его перед домом не видел? Он с покрышками.
        - Никого там нет.
        - С-сука! - выдохнул Мухин, взмахивая пистолетом. - Свинтил все-таки! Да ты проходи, садись.
        - Я и собираюсь. Жду, когда дверь отпустишь. - Борис перешагнул через порог и направился к кухне. - Чего у тебя деньги-то валяются? - спросил он, остановившись возле столика в коридоре.
        - Деньги?.. Сколько там?
        - Две с половиной сотни. Зеленых.
        - Блин! И бабки сбросил, теперь по-хорошему его не достанешь.
        - Корзун - тот самый, твой шпион?
        - Здесь он физик. Думал, его привлечь…
        - Мало, что ли, у нас физиков?
        - Много, наверное. Не знаю, понравился он мне чем-то… А ты почему так долго? - вскинулся Мухин. - Тебе бы чуть пораньше, мы бы его задержали!
        - И так с совещания ушел. Если б наше было, ментовское, - а то правительственное. Шею мылили, - пояснил Борис.
        - За вчерашние похороны?
        - В том числе.
        - У нас тоже взрывают, - посетовал Виктор. - Да еще какими-то уникальными веществами, гори они огнем! Хотя они и так горят…
        - Уникальные?.. Экспорт технологий? - догадался Борис. - Вполне логично, к этому и шло. Ваша же работа, небось.
        - Наша, - признался он. - По ящику сказали, со всеми долгами расплатимся. Вся Европа ботинки нам чистить будет. Пока что-то не чистят… А дома одного уже нет.
        - Утечки всегда были. Кто технологию достал?
        - Людмила, - мрачно ответил Виктор.
        - Во-он как! - изумленно протянул Борис. - Ты ее, значит… Ты поэтому ее видеть не хотел?
        - Не только, есть и еще кое-что… Боря, когда ты нас в детей запихнул, ты в конце намекал на какие-то проблемы. Что за проблемы-то?
        - Не знаю. Меня в вашем слое давно уже нет. Я, кстати, там ботинки чистил, прям как твой европеец… Просто через вас что-то почувствовал… Через Люду - сильнее. Какую-то опасность для оболочки. А в чем дело?
        - Сам не пойму. Не сходится что-то. Либо мне врут… - Мухин замялся. - Либо меня обманывают.
        - Да, вот еще! - воскликнул Борис. - У меня же новость есть. Из рубрики «нарочно не придумаешь». Ты, конечно, помнишь Юрика? Скользкий такой, он еще, скотина, на Люду глаз положил.
        - Когда мы детьми были? - Виктор переполнился нехорошими предчувствиями. - Юрик Макаров, как же не помнить…
        - Здесь он помощник президента!
        - Макаров и у нас не дворник, - сказал Виктор. - Умеют люди жить… Какой помощник-то? Первый? Десятый?
        - По общим вопросам, - со значением произнес Борис.
        - Везде успел, зараза! А у нас он в команде числится. Типа, спонсор, все такое. Подъезжал тут ко мне, место теплое выторговывал. А здесь, стало быть, уже сторговался…
        - Здесь Макаров не перекинутый. Так, совпадение.
        - Опять совпадение… Лажа все это, Боря.
        - Лажа… - согласился тот. - А разборки ваши идиотские - это не лажа?! «Место теплое»… Скоро из-за ваших распрей вообще никаких мест не останется!
        - Я нашел нулевой слой, - с подчеркнутым спокойствием сказал Виктор.
        - Не шутишь?..
        - Я там еще не был, но Костя обещал показать. Я не ошибся, нулевой - моя родина. И я там не умер, так же, как и здесь.
        - Ох, Витька… Витька!.. - Борис вскочил и полез обниматься, но, наступив на раненую ногу, зажмурился от боли.
        Мухин усадил его обратно и вытряхнул из пачки сигарету.
        - А теперь еще и физика нашел, - добавил он, выпуская дым в потолок. - Только вот не знаю, как его к делу прикрутить. Расскажешь - не поверит, убьешь - ищи его по всем слоям… И это ведь не только с ним, это с любым человеком. Безвыходная ситуация. Слушай! А ты при жизни взять его отсюда не можешь?
        - Ты за кого меня принимаешь? Я душами жонглировать не умею. Вне основной оболочки перехватить могу, и то не всегда получается. К тому же, тысяча против одного, что местный Корзун - только отражение.
        - Значит, придется ему все-таки умереть. Ничего, потерпит. Ты сам-то, Боря, сколько раз умирал?
        - Я не подсчитывал. Нудное это занятие. Только здесь Корзуна лучше бы не трогать. Этот слой нам под испытательный полигон сгодится.
        - Здесь он будет жить, - пообещал Мухин. - Умрет он в другом месте.
        Глава 24
        Солнце било прямо в глаза.
        «У Люды наверняка занавеска висит, - с завистью подумал Виктор. - Хотя ей-то что… У нее окно на другую сторону, на ту, где пруд и шесть опор…»
        Неожиданно почувствовав чье-то присутствие, он перекатился на бок и приподнял голову.
        - Сколько времени?..
        - Три часа, - отозвался из угла Шибанов.
        - О-охх… - Виктор уткнулся обратно в подушку и немного полежал, приходя в себя. - Вы, гражданин начальник, совсем совесть потеряли. Стучались бы, а? Может, я тут голый, или не один…
        Председатель ГБ хмыкнул и медленно подошел к окну. На фоне солнца его было не видно. Мухин окончательно проснулся и заметил, что, ложась в постель, поленился снять не только брюки, но и ботинки.
        - Людочка временно нетрудоспособна, - прямолинейно высказался Шибанов. - А больше тебе уединяться не с кем.
        - Ну, а сокровенный вопрос?.. - молвил Виктор, растирая лицо и неохотно поднимаясь с кровати.
        - Задаю сокровенный вопрос, - пока еще дружелюбно сказал тот. - Что у нас с Корзуном?
        - Ищите в радиусе пятисот километров от Нижневартовска, вероятнее к югу. Река Черная змейка, скит староверов.
        - Вот это… вот это удружил, Витька! Эта информация - верняк, я чую. Ну, правильно, расхождения у нас после пятидесятого года начинаются, а скит - он же…
        - Это еще не все, - прервал его Мухин. - Корзун серьезно подготовлен. В погребе у него целый склад, прилегающая территория наверняка заминирована. Не удивлюсь, если он и до ветру ходит, обвязавшись тротилом.
        - Так мы его лапать не собираемся. Его снайпер пощупает.
        - Смотрите, чтоб не промахнулся. А то вон, какие нынче снайперы… Им бы только одежду портить.
        - Им бы только воротники отрывать… - задумчиво произнес Шибанов.
        Виктор насторожился.
        - От Макарова воняет, - сказал он.
        - Воняет, - согласился Председатель. - Но вонь - это субъективно.
        - Ничего объективного на Макарова нет, - догадался Мухин.
        - Не-а… - Шибанов сунул руки в карманы и покачался на носках. - Уголовный Кодекс меня волнует мало, а по нашему делу он чист кристально. Бизнес, правда, странноватый завел… да и не ко времени, мы же отсюда скоро уходим.
        - Отсутствие логики? - усомнился Виктор. - У барыги?
        Зевнув, он встал и потянулся. Суставы скрипели, как телега с дровами. Зайдя в ванную, он глянул в зеркало и присвистнул. Надо было бриться. Да не сегодня, а еще позавчера.
        - Я так не сказал, - крикнул из комнаты Шибанов. - Просто мне его логика не ясна. И это очень плохо.
        - Для вас или для него? - поинтересовался Мухин, массируя помазком щетину. - А что за бизнес у Макарова?
        - Умер сам - помоги другому, - засмеялся Председатель. - Макаров центр эвтаназии открывает. Будет людей усыплять. Как кошечек и собачек… На добровольных началах, естественно.
        - Вы все шутите… - Виктор выпучил глаза и изобразил перед зеркалом перерезание горла бритвой.
        - Арендовал брошенный цех на окраине, все там перестроил… - невозмутимо продолжал Шибанов. - Закупил мебель, препараты, какие полагается. Штат уже почти набрал.
        Мухин, как был с недобритой щекой, так и вышел.
        - Это не юмор?
        - И даже не сатира, Витя. Через неделю Дума примет закон об эвтаназии…
        - А если не примет?
        - Уже приняла. Кто в конверте, кто безналом… Макаров молодец: Россия будет второй страной, где это разрешено. Первая - Голландия, но там иностранцев не обслуживают, да и цены у них ломовые. А у нас можно будет по дешевке окочуриться.
        - Ну и кому это надо?
        - Многим, Витя. Я сейчас статистикой не владею, но в принципе знаю, что с суицидом у нас всегда был полный порядок. Популярное это занятие, и даже не представляешь, насколько. Но ведь с балкона-то прыгать, поди, неприятно, а тут все культурно: придешь, таблеточку скушаешь… или укольчик какой… Простынка свежая, крахмальная, обгадишься - на месте и обмоют. Родственникам, опять же, хлопот меньше… Я не удивлюсь, если выяснится, что там уже и очередь есть, пока еще негласная. Нет, насчет того, что это никому не нужно, ты заблуждаешься.
        Пена на лице у Мухина высохла и начала хлопьями осыпаться на рубашку.
        - И как эта фирма называется? - спросил он. - Случайно, не «Дело Врачей»?
        - Во-во, она самая.
        - Плакаты по всему городу висят…
        - Ты мне еще рассказываешь? Наш миллионер в эту рекламу половину состояния вбухал! Ну, допустим, бабки он в другой слой не возьмет. Так ведь и фирму эту не возьмет! Получаются пустые хлопоты какие-то. Неймется человеку! Сидел бы себе до эвакуации, водку пил… или что там у него?
        - Соки, - подсказал Мухин.
        - Ладно, пусть будут соки, - с отвращением согласился Шибанов. - Ты водные процедуры давай, заканчивай, и пойдем. Там у нас совещание намечается.
        Пока Виктор заново мылился и добривал вторую щеку, солнце успело доползти до угловой кухни, и теперь светило аккурат в алюминиевый стык между окнами. Виктору подумалось, что, возможно, оно заглядывает и к Людмиле.
        Кроме нее на кухне были все - такого кворума Мухин не видел еще ни разу. Даже Сапер, оторвавшись от своих туманных интриг, посетил собрание акционеров, как назвал это про себя Виктор. Похоже, у Сапера раскалывалась голова - он сидел, прижавшись виском к холодильнику, и тоскливо смотрел в одну точку. Макаров почему-то оказался в центре стола, между Немаляевым и Константином.
        - Сан Саныч, я выйду на секундочку, - предупредил Шибанов, и в его голосе послышалось не то чтобы раболепие, но явно преувеличенное почтение.
        «Меняется у нас что-то, - подумал Мухин, - и, кажется, меняется круто…»
        - А где Люда? - спросил он.
        - Я же тебе сказал: нога у нее сломана, - нетерпеливо бросил Костя.
        - Ах, да! - спохватился Виктор. - Я только забыл, какая - левая или правая…
        - Я разве не говорил? - нахмурился Константин.
        - Говорил, но я не помню.
        - Левая, - ответил он с едва уловимой запинкой. Если б Мухин ее не ждал, он бы и не заметил. Но он, естественно, ждал.
        Шибанов отправился давать распоряжение по Корзуну, как Виктор надеялся - распоряжение не на поимку, а на ликвидацию, впрочем, контролировать Председателя ГБ было невозможно.
        Мухин взял стул и, как бы невзначай отодвинув его подальше к стене, присел. Макаров нейтрально кашлянул. Костя, уверенный в том, что с Людмилой он не попался, отстраненно водил пальцем по столу.
        - Вещай, Саперушка, - мрачно сказал Немаляев. - Жги глаголом…
        - Сан Саныч!.. - просительно произнес тот. - Паршиво мне что-то. Объявите сами.
        - Что ж… Судя по всему, наш запасной аэродром вот-вот накроет волной. - Немаляев не стал затягивать, и это был дурной знак. - Местные не справятся, надо срочно эвакуироваться и брать ситуацию в свои руки. Насколько там все готово?
        - Почти… - сказал Сапер. - Но если до прорыва не успеем, можем слой потерять. Ихний Анкл Шуст - тот еще отморозок…
        Здесь, по идее, все должны были бы уставиться на Виктора, и он к этому внутренне готовился, но кроме Макарова никто не пошевелился. Старая шутка себя исчерпала, да и не до шуток уже было.
        - …но дело-то не в Шусте, - продолжал Сапер. - Откуда придет миграция - неизвестно, и какого Мухина перекинет в эту оболочку, неизвестно тоже. И что за муха его там укусит…
        Вот теперь он все-таки посмотрел на Виктора, но совершенно не с тем чувством. Посмотрел без улыбки.
        - Ну так перекинет же его… - изрек Макаров. - И тот тоже станет перекинутым…
        - Ты даже с этим путаешься, миллионер, - процедил Костя. - Перекидывает любого, но осознать сей факт способен лишь один. Вот он перекинутый и есть, остальные - оболочки. Так что единственный человек, с которым мы можем договориться, - это наш уважаемый и любимый. Ведь мы же с тобой договорились?..
        Излишняя цветистость речи часто отражает неуверенность, Мухин это знал. Поэтому он сказал просто:
        - Да.
        - Я голосую «за»! - раздалось в коридоре.
        - Мы не голосовали еще, - ответил Немаляев.
        Шибанов вошел на кухню и, не найдя чистой чашки, жадно напился из-под крана.
        - Я за эвакуацию, - сказал он. - Здесь нам терять уже нечего. Спецлабораторию только что взорвали.
        - Какую лабораторию?
        - Ту самую, где получали драйвер, наши ампулы. Много у вас их осталось, Сан Саныч?
        - Полтора десятка, по две ходки на брата. А что за взрыв-то?
        - Экспресс-анализ еще не закончен, но, по предварительным данным, взрывчатое вещество то же, что было в бункере. И еще. Оперативной информации - круглый ноль. Никто из местных лабораторию не трогал. Как и бункер… Это наезд на команду, с чей стороны - непонятно. Но нас определенно отсюда вытесняют, Сан Саныч.
        - Обидно, конечно, что уходим не по своей воле, а под давлением, - сказал Немаляев. - Но здесь, как ни странно, наши и их желания совпадают.
        - Действительно, странно, - ответил Мухин.
        Сан Саныч сцепил пальцы и откинулся на спинку. Костя тоже встрепенулся и, прекратив тереть пальцем стол, с любопытством воззрился на Виктора.
        - И чьи это «их интересы»? - сказал Мухин.
        - Ну, продолжай…
        - А что продолжать? Необходимо выяснить, кто и почему нас выкуривает. Не из принципа, конечно, не от обиды… хотя почему бы и нет? Это тоже важно. Но еще важнее - знать, что нас ждет в следующем слое. Если мы кому-то мешаем здесь, можем ведь помешать и там…
        - Логично, но не конструктивно, - отозвался Немаляев. - Да и времени у нас, Витя, нет. Совсем нет, вот в чем беда.
        - У меня еще одна новость, - произнес Шибанов. - Не такая масштабная… но лично для меня значительная. Я только что уволен.
        - Как уволен?! - воскликнул Немаляев. - Переведен?
        - Переведен… В запас, на пенсию. Указ президент уже подписал. Базу в течение суток надо освободить. А могут и раньше явиться. С нынешним И.О. у меня отношения не очень… Ну, и охрана еще… юридически они должны покинуть объект прямо сейчас.
        - Значит, и с этой стороны под нами задымилось, - подытожил Немаляев.
        - Это, Сан Саныч, не дым, - возразил Костя. - Это уже открытое пламя, и здесь становится слишком горячо.
        - Выбора нет, - тихо сказал Сапер.
        - Его и раньше не было, - поддержал Макаров. - А теперь, после всех этих напастей…
        - Ясно, - прервал Немаляев. - Ты?.. - обратился он к Шибанову.
        - Двумя руками «за».
        - Ах, да… Ты, Витя?
        - Задницу припекает, верно, - кивнул Мухин. - Но чем больше у нас поводов отсюда уйти, тем меньше мне этого хочется. И почему мы не спрашиваем мнения Люды? В нашем раю для нее места нет, но ведь она все-таки в команде. Сделала не меньше других. Больше меня, во всяком случае.
        Сказав это, Виктор закинул ногу на ногу и непринужденно оглядел присутствующих. Особенно он интересовался реакцией троих: Шибанова, Сан Саныча и Константина. Реакция была разной по форме, но по сути отражала одно и тоже. Костя вновь увлекся вычерчиванием на столе неких фигур, Шибанов принялся споласкивать чашку, чтобы попить по-человечески. Немаляев опустил уголки губ, но глаз не отвел.
        - Поработать тебе еще предстоит, не переживай, - пообещал он. - А что касается Людмилы, то независимо от ее мнения… и независимо от твоего - все уже решено. Пять голосов за срочную эвакуацию.
        - Мне для гарантии еще одну ходку сделать, - сказал Сапер, с усилием отрывая голову от прохладной стенки холодильника. - Костя, ты сейчас там понадобишься. А к вечеру вернемся и всех заберем.
        Мухин вдруг вспомнил про Петра и озадачился еще больше. Проблема снималась: если раньше ему надо было «стать президентом» в двух мирах одновременно, то теперь появлялся некий зазор, который позволял успеть и там, и там. Перекинуться в дядюшку Шуста, уберечь Россию от ядерного удара, затем перекинуться в Россию и устроить в ней бардак доселе невиданный, Бардак с большой буквы. Больно уж гладко получалось… Старое правило «ищи, кому выгодно» ничем помочь не могло: досрочная эвакуация была выгодна всем. И Виктору это сильно не нравилось.
        Костя с Сапером поднялись, и Немаляев молча выложил на стол два пенала.
        - И мне, Сан Саныч, - сказал Мухин.
        - Не торопись. Вместе пойдем.
        - Я не туда. Мне по делам надо.
        - Витя, на твои забавы драйвера не осталось.
        - На мои дела, Сан Саныч, - сказал он настойчиво. - На мои неотложные дела лишняя капсула у вас найдется. Не будем ссориться перед ответственным мероприятием.
        Немаляев одарил Мухина недобрым взглядом и, медленно достав пенал, бросил его через кухню. Виктор поймал и вышел вслед за Константином.
        Костю с Сапером он догнал уже возле комнат.
        - Ты мне обещал кое-что, - напомнил он.
        - Ой, только не сейчас, - озабоченно сказал Константин. - Мне через минуту надо стать гендиректором первого канала телевидения. Дай хоть с мыслями собраться.
        - Как-нибудь соберешься, - заявил Мухин, преграждая дорогу.
        - Нет, Витя, нет.
        - Он не отвяжется, - сказал Сапер. - Сводишь его, куда он хочет.
        - Сопровождать я тебя не буду, - предупредил Костя. - Только покажу.
        - Мне больше ничего и не надо.
        Мухин зашел к себе и, снова не разуваясь, прилег на кровать. Разломив запаянную стекляшку, он торопливо проглотил капсулу и закрыл глаза.
        О родине о помнил только то, что она у него когда-то была. Еще он знал о жене и двоих сыновьях, но знание это было сугубо теоретическим, оторванным от личного опыта. Может, кстати, и не двое, а трое… или еще пяток дочерей. Константин, когда являлся за ним с ножом, видел только двоих, но ведь это ни о чем не говорит…
        Расслабляясь и уже постепенно покидая основную оболочку, Виктор попробовал представить себе первую жизнь. Жена… А ну, как стерва?.. А вдруг похлеще Насти окажется?.. Ведь может такое быть? Может… Конечно, может. А дети?.. Вдруг, лоботрясы, малолетние алкоголики, называющие папу не иначе, как «старый мудак»? Тоже может… Но думать почему-то хотелось совсем о другом.
        Например, о том, как он приходит вечером с работы. Ужинает с семьей. Интересуется отметками. Хвалит. Смотрит со всеми телевизор. Немножечко - самую малость - рассуждает о кино. Проверяет уроки. Гладит по голове. Отправляет спать. Умывается. Ждет. Гасит свет. Говорит «спокойной ночи». А потом…
        Константина Мухин не услышал, но почувствовал, что к нему обращаются. Уловив суть призыва, Виктор осознал внушенный образ и мгновенно выделил среди бесконечности слоев тот, что он искал. Это было просто. И это оказалось очень быстро.
        Через мгновение он был уже на родине. Без Кости. Один.
        Глава 25
        Он был один. В соседней комнате кто-то без умолку бормотал, и это мешало сосредоточиться. Воспоминания почему-то не приходили, и Виктор, пролежав несколько минут без движения, по-прежнему ощущал этот мир чужим. Жена и двое детей. Двое - как минимум. Вероятно, мальчики… Больше о своей жизни он не знал ничего.
        Глухой ропот за стенкой все не стихал, и Мухин скорее догадался, чем вспомнил, что он находится в больнице. И что человек говорит сам с собой. И что кроме них на этаже никого нет.
        Где-то звякнули пустые бутылки, и Виктор с облегчением вздохнул: все-таки кто-то есть. Бутылки загремели громче, одна из них упала и с сухим шорохом покатилась по полу. Пол мраморный, определил Мухин. Значит, больница приличная. А может, даже шикарная. Отдельные палаты, никто не тревожит…
        Сейчас Виктору хотелось как раз другого: чтобы к нему вошли, поздоровались и своими лицами, своими голосами напомнили ему… Напомнили хоть что-нибудь.
        Бутылка ударилась о стену и поехала обратно. Мухин отметил, что он прекрасно ориентируется по звуку, - это ощущение было новым и непривычным. Словно он слепой…
        Виктор испуганно метнулся взглядом от стены к потолку и снова к стене. В комнате стояло еще три кровати - все свободные, с голыми матрасами. Проходы были широкие, в них запросто уместилось бы по две больничных тумбочки, но тумбочек в палате не оказалось. Не было ни стола, ни стульев, ни штативов от капельниц. Кровати, стены, окно. Окно Мухину понравилось.
        Стекла были замазаны белой краской - оставалась лишь запыленная фрамуга, но для первого впечатления Виктору хватило и этого. В ясном небе медленно проплывало единственное облачко, доброе и наивное, как в детской книжке. Возможно, оно появилось перед больницей только для того, чтоб развлечь Мухина. Подумав об этом, он улыбнулся.
        Бутылка вкатилась в комнату и остановилась посередине. За ней, приседая на передние лапы, кралась маленькая полосатая кошка.
        - Кс-кс… - позвал Мухин.
        Кошка выпрямилась и посмотрела на него. Зеленые глаза, круглые от природы, округлились еще сильней - кажется, кошка чему-то удивилась. Виктора это позабавило.
        - Чего пялишься, дуреха? Иди, поглажу.
        Говорить было трудно. Он заметил, что язык вырос до невероятных размеров, так, что еле умещался во рту. И еще у него не хватало зубов. Сосчитать дырки распухшим языком не представлялось возможным, а в памяти такая мелочь, естественно, не осела.
        - Иди, глупая! Иди, поглажу…
        Он протянул руку, но не удержал ее на весу и трех секунд. Ладонь была слишком тяжелой.
        - Да ты, парень, приболел серьезно, - сказал Виктор куда-то в потолок. - Лечись, парень, хворая оболочка мне не нужна.
        Закончив, он почувствовал, что задыхается. Фразы были слишком длинными. Для него - слишком…
        Виктор собрался положить руку на одеяло, и только теперь испугался по-настоящему. Рука слушалась, но поднять ее у Мухина не было сил. Он хотел сказать себе что-нибудь еще, разумеется - ободряющее, юморное, но решил не разбрасываться. От плеча по всему телу расходилась усталость - дикая и запредельная, связанная с такими же дикими воспоминаниями.
        Армия, кросс в химзащите… Почему кросс? Почему в химзащите?..
        Виктор уцепился за этот крючочек в надежде выйти на что-нибудь конкретное.
        Нет. Воспоминание пришло, но оно было не отсюда, не из этого слоя. Простая ассоциация: изнеможение - бег в противогазе, с автоматом и хлопающим подсумком. Ничего более изматывающего Мухин не знал. До сего момента. Теперь он знал и другое: десяток слов, произнесенных вслух, да секундное напряжение нескольких мышц - и он уже выдохся так, что сердце еле шевелится. И он уже почти что труп.
        Раскачав руку наподобие маятника, Виктор все же закинул ее на живот и с большим трудом подтянул ближе, к самому лицу. Так, чтоб было видно.
        В принципе, он уже готовился. Но не к такому…
        Кожа на руках была темной, а местами совсем черной, точно обугленной. Овальные загрубевшие пятна отслаивались, и из-под хрупкой корки вытекало что-то мутное и неоднородное, похожее на куриный помет. Сквозь струпья проросли редкие бесцветные волосы, толстые, как проволока, и еще…
        И еще - от рук пахло. Пальцы более-менее слушались, но были уже бесполезны: Виктор не удержал бы в них и карандаша. Они практически сгнили. И то, что они продолжали, пусть и вяло, отзываться на его приказы, казалось еще страшнее. Лучше бы они не двигались вовсе, но смотреть, как кожа над суставами лопается, обнажая темно-серое мясо, было невозможно.
        Облако в окне скрылось, за ним появилось второе, такое же безалаберное.
        «Здесь все в порядке, - подумал он умиротворенно. - Здесь, в этом слое, все нормально. Иначе и быть не может. С таким небом, и не радоваться жизни - это хамство».
        Мухин умирал - но умирал спокойно, как и положено старику с чистой совестью. Он не знал, сколько ему лет, да это и не имело значения. Что бы там ни было - возраст или болезнь, смерть уже дышала ему в затылок. И он ее не боялся. Просто Виктору было немного жаль, что он отсюда уходит, покидает слой, где все скоро окажутся. Он завидовал людям - обыкновенным оболочкам, которые перекинутся сюда, в мир с голубым небом, и ничегошеньки при этом не заметят.
        Решив, что экономить последние силы уже ни к чему, Виктор свесил ноги. Линолеум, несмотря на лето, был ледяным, а тапочек под кроватью не нашлось. Придерживаясь за металлическую спинку, Мухин встал и, поймав равновесие, замер.
        Он не хотел смотреть вниз. Он знал, что ничего хорошего не увидит. Но все же не утерпел.
        Кожа на лодыжках, как и на руках, была пятнистой, в черных язвах, с отвратительно длинными волосками. Его тело вряд ли весило много, но и такого давления хватило, чтобы из-под ногтей выдавились крупные зеленоватые капли.
        Немощно двигаясь к окну, Виктор боялся только одного - что он рассыплется по дороге, не успев выглянуть на улицу. Выглянуть и убедиться. Для него это было настолько важно, что в какой-то момент он даже перестал ощущать усталость.
        Рамы были не просто закрыты на шпингалеты, но еще и проклеены бумагой. Мухин попробовал прорвать ее ногтем, но бумага оказалась намного крепче. Он обернулся к кровати и увидел за изголовьем маленький квадратный столик с какими-то блестящими инструментами. Нет, второго похода не одолеть…
        Виктор бессильно провел по стеклу рукой. Стекло было гладким - красили с другой стороны. Найдя на уровне глаз маленькую процарапанную лунку, он чуть не рухнул от счастья и тут же к ней приник. В отверстие Мухин не увидел ничего, кроме второго стекла, также закрашенного. Рамы были двойными.
        Он положил ладони на подоконник и уперся лбом в окно. Усталость, на время отступившая, вдруг догнала его и без всякого предупреждения навалилась - сверху, снизу, изнутри… она была всюду.
        Виктору смертельно захотелось спать, но, посмотрев на постель, он понял, что теперь-то уж не дойдет точно. Ни вернуться к койке, ни увидеть, что там, за окном… Никогда прежде он не чувствовал себя таким никчемным.
        Отчаявшись, Мухин врезал локтем по стеклу. Из центра лучами разбежались трещины. Ударив еще раз, он пробил дыру, и длинные осколки неожиданно легко повалились вниз. При этом несколько штук воткнулось прямо в руку, однако ни боли, ни крови не было. Из порезов выступала все та же мутноватая жидкость, словно он был уже не человек, а законсервированный препарат.
        Внешние рамы оказались не закрыты, и Виктор, задыхаясь от восторга, толкнул их обеими руками.
        Больница стояла на пригорке - это он не только увидел, но и вспомнил, и вряд ли смог бы определить, что произошло раньше. Вероятно, это случилось одновременно. Мухин поднял голову к небу и снова вспомнил. Небо было родное. Он посмотрел вниз и вспомнил окончательно - самого себя, семью, улицу… И недавнюю бомбежку.
        Марьинск был городом небольшим, чуть крупнее среднего поселка, и весь умещался на берегу реки, между двумя холмами. Один не самый мощный заряд превратил его в россыпь мусора. Если б Виктор не уезжал в командировку, то сейчас лежал бы вместе с женой и детьми под обломками. Но он уехал.
        Ему сказали: «ты родился в рубашке».
        Он не понимал, о какой рубашке идет речь. Свои двести рентген он хапнул в поезде «Москва - Киев», как только миновали Брянск.
        Ему сказали: «люди и не с такими дозами живут. Поправишься».
        Он не понимал, зачем ему поправляться.
        Мухин вспомнил. Вспомнил и проклял себя за это, но избавиться от воспоминаний было уже невозможно.
        Жена и двое мальчиков… Да, все так. Нина, Сережа и Пашка. Если ориентироваться по бывшему причалу, то это ровно километр на восток. Рядом… Виктор прищурился и разглядел вдалеке завязанные в узел железки. Правильно, рядом с башней ретранслятора. Трехэтажный домик. Вон та спекшаяся куча… или нет, вон тот светлый шлейф из силикатного кирпича…
        Мухин - хотя он никого об этом не просил - вспомнил даже день, когда за ним явился Костя. У того был огромный тесак, перепачканный кровью. Совсем недавно улеглись слухи о местном потрошителе, вроде, кого-то там взяли, и вот он приходит: чумазый, всклокоченный, с диким взглядом и с окровавленным ножом. Виктор испугался, и не находил в этом ничего предосудительного. Даже сейчас. Хотя, лучше б это был не Константин, а настоящий Потрошитель. Такая смерть казалась Мухину менее мучительной. По крайней мере, обошлось бы без больницы, без медленного умирания среди умерших врачей и единственной медсестры - девятнадцатилетней девочки, уже полностью облысевшей.
        Виктор отвернулся от окна - не для того, чтоб добраться до кровати. Просто чтобы не смотреть на руины. Не видеть останков их общей мечты. Только сейчас он осознал в полной мере, что это было больше, чем заковыристая задача или безумный проект. Это была мечта. И она сгорела - вместе с людьми.
        Физически Земля не погибла, хотя случалось и такое. И оболочки погибли не все, процентов пять наверняка уцелело - в лесах, пустынях, на каких-нибудь островах… Но что это за люди, и как они будут жить? Те же стаи, та же борьба за пищу, тот же откат к варварству. Почти как в тлеющих слоях, но с большим размахом и с меньшей надеждой. И даже если удастся остановить эту проклятую машину… если в ближайшее время она не остановится сама… что можно выиграть за счет объединения слоев в один - догнивающий, как его пораженное тело?
        Ничего. Будет гораздо хуже. Значит, они опоздали…
        Мухин привалился к стене и, зажмурившись, медленно сполз на пол. Мужчина в соседней палате продолжал что-то бубнить, обращаясь не то к кошке, не то к самому себе. Виктор попытался ухватиться за подоконник, но поднять руку было уже невозможно. Он даже не сумел удержать тело в сидячем положении и кулем повалился набок. Звать на помощь не было сил, а главное - не было желания. Хотелось только одного: чтоб это все быстрее закончилось.
        - Не хнычь, - сказали ему. Сказали спустя полтора часа после того, как он упал на холодный линолеум под окном. Столько ему пришлось пролежать, пока он не умер.
        - Я не хнычу…
        Виктор утер глаза наволочкой и, высморкавшись в нее же, встал. Шибанов бестолково бродил по комнате, будто искал на полу мелочь.
        - Новости есть? - хмуро спросил он
        - А у вас?
        - Не торгуйся, Витя.
        - Моя новость вам не интересна.
        - Насчет твоих изысканий? Нулевой слой, все такое?
        - Вот именно, все такое… - сказал Виктор. - Нулевого слоя больше нет. И никакой надежды, - добавил он.
        - Мои соболезнования, - произнес Шибанов. Вроде бы серьезно, а вроде бы и не очень. Да Мухина это и не волновало. - А у нас еще один взрыв. В том же исполнении.
        - Что рванули? - безучастно спросил Виктор.
        - Машину. С Макаровым.
        - Ему хоть одну пуговицу оторвало, или опять повезло?
        - Там кроме пуговицы ничего и не осталось… Кило тротила в эквиваленте. Макаров, и еще семь человек, посторонних.
        - Признаться, я думал о нем хуже.
        - А я - лучше. Говорил же ему, чтоб не вылезал. Нет, поехал! Загорелось ему!
        - И вы, конечно, не знаете, чьих это рук дело…
        Шибанов отрицательно покачал головой, но, уловив, что в этих словах не столько констатация, сколько прямой вопрос, подошел к Мухину и схватил его за рубашку.
        - Витя!..
        - И вы ни сном ни духом… Разведчик, называется! Правильно вас из гэбэ погнали.
        - Витя, кто?!
        - Это же очевидно. Людмила.
        Шибанов вздохнул и отпустил воротник.
        - Нет, не она.
        - Почему же?
        - Это не Люда, - повторил он.
        - Ладно - я, мне положено нижним мозгом думать. А вы-то что?.. Что вы ею так очарованы? Где она?
        - Витя, Людмила не могла.
        - Потому что она Немаляеву племянница, а Косте - любовница. Так?..
        - При чем тут это?
        - Где Людмила?! - выкрикнул Мухин.
        - Ну, если тебе охота… По коридору до конца, потом налево, опять до конца и опять налево. Дальше увидишь.
        - Так она здесь?.. На этом этаже, в этой самой квартире?! И вы… то есть она… - Виктор замолчал и бросился к двери.
        - Да! - окликнул его Шибанов. - За Корзуна спасибо, отработали его. Там этот хмырь и окопался, как раз у речки. Только… взрывчатки при нем не нашли. Можно было и не убивать…
        Мухин нетерпеливо махнул рукой. Ни физик, ни шпион Корзун его не интересовали. Все, что ему оставалось, - это выполнить обещание, перекинуться в президента Шуста и по возможности пожить подольше. Неделю-две, сколько уж там получится. Вряд ли выйдет больше… Но прежде надо было разобраться с Людмилой.
        - Витя!.. - снова позвал Шибанов. - Не ходил бы ты к ней, Витя…
        Мухин бегом преодолел два поворота и выскочил в узкий коридорчик с торцевой дверью. Ручка поддалась легко, дверь была не заперта. «Люды здесь нет!» - мелькнула суматошная мысль, но едва Виктор вошел в комнату, как понял, что ошибся. Люда здесь была. И она ничего не взрывала…
        Людмила была парализована. Еще до того, как к ней приблизиться, Мухин это уже знал. Она лежала на пластиковой каталке со множеством рычажков и кронштейнов - Виктор не сомневался, что Немаляев достал ей самую лучшую кровать, самую удобную. Хотя он также был уверен, что Людмила предпочла бы деревянные нары - лишь бы иметь возможность двигаться.
        Двигаться она не могла. Люда не отрываясь смотрела в большой плоский монитор, укрепленный под потолком, и даже ее мимика была предельно скупой. Две-три маски - это все, что отражалось на ее бледном, тонком лице.
        - Подойди, - тихо сказала она. - У меня наушник. Сними.
        Виктор шагнул к Людмиле и, увидев на подушке белый проводок, осторожно вынул у нее из уха «таблетку».
        - Ящик достал уже… - молвила она, по-прежнему глядя в экран.
        Мухин, угадав ее желание, сел на кровать так, чтоб закрыть собой монитор.
        - Когда?.. - только и спросил он.
        - В бункере. Я в лифт зашла. Дальше не помню. - Говорила Люда с трудом. Язык у нее еле ворочался, губы не шевелились и вовсе. - Узнала про эвакуацию, стала тебя искать. Бориса просила… Но абонент был недоступен.
        Виктору показалось, что она усмехается, и он в ответ улыбнулся - насколько мог тепло и безмятежно. Из ее глаз выкатились две слезинки.
        - Хотела позвать тебя…
        - Ну, вот! Я услышал и пришел.
        - Хорошо. Спасибо. Убей меня, Витя.
        - Ты что?! - Он резко отстранился, и Людмила поневоле уставилась в телевизор.
        - Вернись… Вы скоро уйдете, я знаю. А я?.. Дядя хочет здесь меня оставить. Он гуманист… Немножко. А я не хочу.
        - Что ты, Людочка?.. - сказал Мухин, снова загораживая ей экран. - Что ты, родная? Надо жить, надо верить.
        - Как ты?.. как ты веришь, да?
        - А что я?..
        - «Сука», - напомнила Люда. - Здесь будет то же. И за мной придут. Ты понимаешь, о чем я.
        - Да ну, брось… - нетвердо произнес Виктор.
        - Меня возьмут все, кому не лень. Это хуже… это гораздо хуже, чем смерть, Витя. Будут меня продавать, проигрывать в карты, менять на патроны… Будут кормить помоями, лишь бы не умерла… И сдавать напрокат… Будут пихать в меня свои грязные…
        - Прекрати! - крикнул Мухин. - Ничего не будет! Все будет по-другому!
        - Ты ведь не ханжа, Витя. А убить меня просто. Мне сейчас мало надо. Возьми подушку, положи на лицо…
        - Да не могу я!.. - взмолился Мухин. - Как я тебя задушу? Я же люблю тебя!
        - Вот потому и задушишь, милый. Это ты должен сделать… Обязательно ты. Мы же скоро встретимся. Там, где ты президент, я не родилась. Но ведь это все равно. Дядина задумка - она же временная… Отыщем нулевой слой. Борис говорил, ты что-то нащупал. И физик у вас появился… Все наладим. И будем вместе… Если не разлюбишь.
        Виктор сжал челюсти так, что затрещали зубы, и торопливо отошел к окну. Линию электропередачи поддерживали не шесть опор, а семь, но седьмую, ближнюю, было не видно - она находилась прямо под домом. Для этого Люде пришлось бы встать у самого подоконника.
        - Что у тебя случилось? - спросила она. - Что?.. Не получается? Ты уже был в нулевом слое? Ты нашел его? Что там? Говори!
        - Нет, я пока не успел, - ответил Виктор, не оборачиваясь. - Дел много в связи с эвакуацией.
        - Меня там нет… - прошептала она. - В нулевом - тоже нет. Что за женское счастье? Вы с Борисом остановите машину, и я исчезну…
        - Не остановим, - сказал Мухин, возвращаясь к постели. - Там уже ничего не остановишь. Там уже все… Теперь мы можем встретиться только случайно. - Он заглянул ей в глаза, но темные зрачки ничего не отражали. - Где-нибудь, когда-нибудь… В одном из слоев.
        - У нас нет столько времени. Слои горят… Вот и нулевой тоже… И наша надежда пропала, да?
        Мухин не ответил. Погладив Людмилу по руке, он приподнял ее за спину и привлек к себе.
        - Не надо, Витя, - сказала она, глядя куда-то мимо. - Я не чувствую ничего.
        - Совсем? - ляпнул он.
        - Совсем, Витя. Ничего. Даже боли. И сама себя не чувствую. Меня и здесь как будто нет… Хотела от передозы сдохнуть, но дядя больше одной капсулы не дает. Он у меня добрый. А Костик мог бы… Если б я попросила, он бы сделал. Но это ты должен… Я так решила.
        Мухин, как под гипнозом, достал сплющенную картонную коробочку с жирной надписью «CYCLOMEZОTRAMINUM 0.050».
        - Что это?
        - Драйвер. Им Петр пользуется. Я так и не попробовал. - Он раскрыл упаковку. В двадцати прозрачных ячейках подрагивали маленькие голубые бусинки. - Двадцать должно хватить…
        - Хуже не будет, - согласилась она.
        Выдавив таблетки, Виктор взял со стола поилку с водой.
        - Может, передумаешь?..
        - Не смеши…
        Она с видимым усилием проглотила, и ее глаза посветлели.
        - Передумай, Люда! - сказал Мухин с отчаянием. - Ведь не поздно!..
        - Брось. Если повезет, увидимся еще. Если успеем… Попробуем Борьку упросить… сведет нас как-нибудь… не все же они сгорели… слои… пока… не все… сгорели…
        С каждым словом голос звучал все тише, и вскоре Виктор уже не мог понять, действительно ли она с ним говорит, или это ему кажется. Он взял в руки ее холодную ладонь и прижал к губам, словно хотел согреть. Теплее ладонь не становилась. Через минуту, или через час - этого Мухин сказать бы не смог, Людмила слабо шевельнула пальцами. Он пощупал ее запястье, потом горло. Пульса не было. Наклонившись, Виктор поцеловал Люду - первый и последний раз в этой жизни. И закрыл ей глаза.
        - Мухин!! - заорали из коридора. - Мухин, нет!!
        В комнату, грохнув дверью, влетел Немаляев. Виктор не шелохнулся. Он продолжал гладить Люду по руке.
        - Ф-фу… - выдохнул Сан Саныч. - Я боялся, ты тут натворишь чего-нибудь…
        - Что я мог натворить? - отрешенно произнес Мухин.
        - Разного, Витя. Она ведь хотела… ладно, успели…
        - Нет, - сказал Мухин.
        - Эвакуации не будет, - объявил Немаляев, пропустив его реплику мимо ушей. - Мы остаемся здесь. Костя с Сапером вернулись…
        - Что ж так?.. - спросил Виктор, почти не слушая.
        - Их выдавило. Они там погибли. Вместе со всеми. Мы потеряли слой. Конец!..
        Мухин медленно кивнул. Затем снова. Кивнув в третий и четвертый раз, он вдруг заметил, что это помогает отвлечься. Вокруг не было ничего - только мертвая Людмила. И он, сидящий рядом и бессмысленно мотающий головой…
        - Витя, ты что, обкурился? - спросил Костя.
        В комнате, бубня себе под нос, как тот облученный, появился Сапер. Чуть позже пришел Шибанов.
        - Витя, свяжи-ка нас со своим Петром, - сказал он.
        - Да?..
        - Я же знаю, что вы с ним контачите.
        - Да…
        - Кого ты в магазине дурил, Витя? Коньяк хороший раскокал… Ты уж за ребенка меня не держи. Только вот как ты в офис газеты попал? Там через склад пройти надо, посторонних туда не пускают…
        - Грузчиком… - ответил Мухин, продолжая все так же кивать и смотреть Людмиле в лицо.
        - Гениально! - расхохотался Шибанов. - Когда в кино такое вижу, тошнит!.. А в жизни, значит, работает? Тебе бы в артисты, Витя!
        - Я и хотел… - сказал он, обращаясь неизвестно к кому. - Не взяли меня в артисты… таланта нету…
        - Это они от зависти. Хватит качаться-то! Повернись к нам.
        - Да он правда пыхнул… - нахмурился Костя. - Оставь Люду в покое! Куда ты сел в грязных портках?
        - Не важно… - Мухин перестал раскачиваться и тупо посмотрел на Шибанова. - У вас пушка есть? Застрелили бы вы меня…
        - Ты чего, спятил?.. - растерянно улыбнулся тот.
        Виктор встал, и Немаляев наконец увидел, что глаза у Люды закрыты. Оттолкнув Сапера, он ринулся к кровати и, еще не коснувшись племянницы, уже все понял. Сжав в пальцах одеяло, Сан Саныч опустился на колени и беспомощно, по-стариковски, завыл.
        За ним к Людмиле подошел Костя. Не посмотреть - проститься. Шибанов взялся за спинку кровати и тяжело вздохнул.
        - Вот этого я и боялся… - прошептал Немаляев. - Боялся, что она тебя уговорит. Уговорила, девочка…
        - Она сейчас жива, - сказал Сапер.
        - Жива и здорова… - добавил Костя. - Мы ее найдем, Сан Саныч, не сомневайтесь. Было бы только, где встретиться….
        Мухин один не смотрел на Людмилу, поэтому он первым заметил, как в дверях возник Кран. Охранник зачем-то приволок с собой автомат. Еще два магазина, кривые, как сказочные кинжалы, торчали у него из карманов.
        - Чего надо? - рявкнул Шибанов.
        - Собственно, ничего, - спокойно ответил Кран и поднял ствол.
        Рожок был большой, «сорокапятка», поэтому он позволил себе не целиться. Стоя на пороге, он полосовал комнату слева-направо и обратно, и его не очень заботило, что половина пуль попадает в стены. Остальной половины было более чем достаточно.
        Никто из перекинутых уже не видел, как охранник, отстреляв магазин, вставил второй и лениво потянул затвор. Зайдя в комнату, он каждому, даже Людмиле, выпустил по короткой очереди в сердце.
        Таково было требование заказчика.
        Часть 3
        ВРЕМЯ БЕЗ БОЛИ
        Глава 26
        Не было ни света, ни тепла, ни тяжести. Ни было запаха, не было звука, не было ничего. Виктор даже усомнился, существует ли он сам, но пришел к выводу, что все-таки существует. Он не чувствовал, но осознавал. Как минимум - осознавал себя, хотя этого было слишком мало. Это было почти ничто.
        - Привет, покойничек, - сказали ему с кощунственной усмешкой.
        Впрочем, «сказали» - это вряд ли… Скорей, дали понять. Каким-то образом.
        Виктор хотел ответить, но обнаружил, что не в состоянии этого сделать.
        - Конечно, покойничек. И не тужься.
        Борис?..
        - Борис, Борис. Не уходи далеко, я скоро…
        В глаза ударило сразу три солнца. Три ярких огня, расположенные треугольником, не просто слепили, а выжигали изнутри, превращая тело в пустой кожаный мешок.
        - …спрей «Ландыши-бис» избавит вас… - выдавил Мухин, инстинктивно прикрывая лицо.
        - Муха!.. - раздраженно крикнул кто-то внизу. В отличие от Бориса, кто-то сугубо материальный. - Муха, ну сколько можно?! Гримеры!.. Где гримеры?! Он опять блестит!
        Из темноты к Виктору протянулась рука с огромной благоухающей кисточкой и огладила ему нос. Он еле сдержался, чтоб не чихнуть.
        - Мотор! Начали!.. - проорали оттуда же, снизу. - Стоп! Ну что за дела? Муха, где текст? Еще раз мотор! Начали!
        - Анальный спрей «Ландыши-бис» избавит вас… - механически произнес Виктор.
        - Стоп, стоп!! Где лицо, козел драный?! Где лицо, а? Муха, Муха, где твоя улыбка?.. - с издевкой сказал человек, и сбоку раздались приглушенные смешки. - Заткнулись!! Муха, активней лицом работай, понял? Ты что, на похоронах? Еще два дубля запорешь, будешь другим местом работать! Готов?.. Мотор!
        - Анальный спрей «Ландыши-бис» избавит вас от необходимости… - начал Виктор, до боли растягивая губы, но снова запнулся.
        - Хана… - устало сказал человек. - Свет!
        На колосниках включились фонари, и Мухин обнаружил, что три огня, от которых он чуть не изжарился, были не такими уж и яркими. Потерявшись среди других огней, они превратились в обычные прожекторы.
        За спиной стоял зеленый виниловый «задник» для комбинированных съемок, слева на длинной ажурной стреле нависал оператор с камерой, а впереди, в тяжелом деревянном кресле, сидел какой-то рыхлый тип с белоснежным платком на шее.
        - Вот что, Муха, дружище… - медленно выговорил режиссер, и все вокруг притихли. Кажется, назревала большая головомойка.
        - Своих друзей ищи в вокзальном сортире, - сказал Виктор. И для полной ясности добавил: - Они там по рублю сдаются.
        - Что?.. Ты покойник, - с показным равнодушием молвил рыхлый.
        - Ага… - бросил Виктор и, на ходу стирая губную помаду, направился через павильон к широким стальным воротам.
        Он прошел по узкому коридору с пыльными крашеными стенами, миновал еще пару ворот, затем несколько обычных дверей и оказался в просторном фойе.
        Звуки, слетавшиеся из павильонов, преимущественно - вопли режиссеров и продюсеров, отражались от каменного пола и сливались в дикий разноголосый резонанс. Мухин слышал, как ревет его бывший шеф, как матюгаются рабочие сцены, как проговаривается текст к ролику про шампунь. Интимное придыхание из рекламы колготок смахивало на хрип околевающей ослицы.
        «Ело врачей…» - донеслось с какой-то съемки, и Виктор против воли остановился. «…ело врачей!» - повторили где-то за перегородкой. Мухин сунулся в карман за сигаретами, но не нашел ни того, ни другого. На нем был сценический костюм - если только платформу в три квадратных метра можно назвать сценой, - а собственная одежда осталась в гримерке.
        Некую Нину обозвали «помойной тварью», и какая-то женщина - вероятно, сама Нина, - всхлипнув, произнесла, вполне отчетливо и с неподдельным ликованием:
        - Выбери свою смерть!
        - Хо-хо… - обронил Виктор. - Где это мы?..
        Он потоптался в фойе еще с минуту, но по «Делу Врачей» не услышал больше ни звука. Плюнув, он пошел к выходу.
        Чуть правее от парадного, на площадке, размеченной зелеными и красными флажками, стоял перламутровый «Феррари» с откинутым верхом. За рулем, вальяжно раскидав локти, полулежал какой-то субъект в цветастой шелковой рубахе. Не поворачиваясь к Виктору, он поднял правую руку и изобразил движение, каким можно подозвать только шлюху. Нормальный официант за такой жест высморкался бы в тарелку.
        Мухин показал средний палец и с независимым видом пошел к остановке такси.
        Мужчина в «Феррари», снова не оборачиваясь, подал назад и коротко стукнул по клаксону. Машина сыграла до икоты знакомую фразу из Шопеновской сонаты, и Виктор, разомлев от неожиданных воспоминаний, промычал себе под нос:
        - Та-а-а та-ра-та-та та-а-а та-а-а та-а-а…
        Си-бемоль минор, кажись… Под третью часть любили хоронить членов Политбюро, и здесь, на Тридцать Седьмой Западной улице, она звучала не то чтобы неуместно, но как-то не так…
        Район Вест-Гарден утопал в зелени - на это мэрия не жалела денег никогда, а сейчас, в канун всемирного конкурса «Зеленые Легкие», газоны и садики расползались по городу, как грибок. Асфальт на тротуарах невзначай трескался, собирался в кучи и ночью исчезал. Спустя день-два пешеходные дорожки покрывались густой травой, якобы выросшей самостоятельно. Кое-где даже срывались крайние полосы проезжей части - дабы не возбуждать народ, исключительно в темное время суток. Третья Федеральная дорога, опоясывавшая город кольцом, уже превратилась в узкую четырехполосную тропу, на которую опытные водители предпочитали не выезжать. Словом, мэру хотелось получить первое место и платиновую медаль. Горожане понимали и терпели. И со злобными ухмылками ждали следующих выборов. Они, жители этого странного города, видели и не такое. В Москве видали всякое.
        Однако в этой Москве вряд ли кто помнил Шопена, а уж Политбюро - тем более. И музыку здесь слушали совсем другую.
        Виктор, удерживая на лице отстраненное выражение, с ленцой покосился на задний бампер «Феррари». Посреди бесчисленного количества поворотников, подфарников и вовсе ненужных противотуманок висел номерной знак: «0001-KILL».
        - Витя, не ломайся! - крикнул водитель. - Я все равно круче!
        - Хо-хо… - растерянно повторил Мухин.
        - Вот тебе и «хо-хо»! Садись, что ли…
        Против генерала милиции Борис изменился ровно настолько, насколько может измениться мужчина, посетивший хорошего стилиста. Судя по автомобилю - не просто хорошего, а лучшего. Кожа у Бориса стала не сказать, чтоб мраморной, - все-таки он был уже не мальчик, - но она приобрела тот благородный матовый оттенок, который сразу выдает человека, не поднимавшего за свою жизнь ничего тяжелее кошелька. Под чистым, без единого прыщика, носом топорщились короткие усики. Рубашку с пальмами Виктор приметил еще издали. Стоила она тысячи полторы - это если считать в евро, если в рублях - около трехсот, и была именно такой, какую должен носить обладатель «Феррари» из коллекции будущего года.
        - Нда-а… - протянул Борис, так же пристрастно оглядев Мухина. - Пикантно… Ты б хоть трусы надел, Витя! Срам один…
        Виктор картинно посмотрел вниз.
        - Срам, действительно, один. А сколько их должно быть?
        Борис вздохнул.
        - Смени костюмчик, я там тебе приготовил, - сказал он.
        Мухин опустился на правое сидение и, перегнувшись через спинку, обнаружил большой бумажный пакет. Шмотки были добротные, но недорогие. Примерно так он и одевался.
        - Выходит, я здесь не случайно… - молвил он. - И ты тоже… не случайно.
        Борис промолчал.
        - Тут и есть твоя берлога, да? - осведомился Виктор. - Твой запасной мир?
        - Ну, как ты думаешь… - сказал наконец Борис. - Если я могу выбирать из миллионов слоев, неужели я выберу худшее?
        - И кто ты?
        - Немножко политик, немножко банкир… - ответил он скромно. - В Якутии у меня камушки, в Бразилии - кофеек, в Египте турбизнес потихоньку движется… Так, по чуть-чуть подрабатываю, где придется.
        - А я… вот, блин…
        - У тебя тоже мечты сбылись. Актер, играешь.
        - Играю… В Чеховском говорю «к вам пожаловал граф Орлов», а в Современнике - «вам письмо от господина Шульмана».
        - Все-таки разные роли, согласись.
        - Абсолютно, - отозвался Мухин, натягивая джинсы прямо на трико. - Сколько ж твоя тачка стоит?
        - Убей, не знаю. Подарок одного друга.
        - Твой друг, он что - шейх?
        - Я ведь не обязан дружить с проститутками, - сказал Борис, как бы оправдываясь.
        - Деньги к деньгам… - буркнул Виктор. - Значит, ты меня выловил.
        - Я и Корзуна выловил.
        - Корзун уже не актуален… А нас там, между прочим, всех порешили. Вроде бы…
        - Точно, всех, - подтвердил Борис. - Деталей я не знаю, но в том слое вас не осталось. Кого-то вы к себе подпустили… Слишком близко.
        - Ты только меня ухватил? - поинтересовался Мухин. - А остальные?
        - Еще Корзун, - напомнил он.
        - Да Корзун не нужен… Все. Я был в нулевом слое.
        - Ну?! - Борис впервые сбросил свою ухмылочку и оторвался от дороги.
        - Я же сказал: все! Кончено с нулевым. Больше никого из наших сюда не вытащил? - спросил Виктор с надеждой. - Последние деньки хотя бы дожить… среди своих…
        Борис, нахмурившись, поддал газа и включил магнитолу. Сквозь бешеное гитарное месиво прорывались какие-то невразумительные заклинания на английском. Потом по шестой струне длинно провели медиатором, и пошел надсадный припев:
        «You must die! She must die! He must die!..
        You must die! She must die! He must die!..»
        - Я, ты, он она, вместе целая страна… - пробормотал Виктор, отмечая, что слова укладываются в ритм идеально.
        - Во-во… - непонятно ответил Борис. - Хотя на целую страну нас, пожалуй, не наберется…
        Не дождавшись уточнений, Мухин без спроса угостился сигаретой и разлегся в низком кресле. Из «Феррари» все люди казались одинаково симпатичными, опрятными и предельно счастливыми. Глаз отчего-то цеплялся за самое красивое, остальное ему как будто и не попадалось.
        Вспорхнув на эстакаду, автомобиль пронесся над Второй Федеральной - старики по привычке называли ее Садовым Кольцом, - и тут же спустился вниз. Справа мелькнул синий Аэрофлотовский глобус с «Боингом», через мгновение они уже проезжали бывший «Дом Книги», ныне - компьютерный гипермаркет. Солнце светило отовсюду сразу - как Виктор не жмурился, спрятаться от ослепительной желтизны было невозможно.
        Борис выехал на Тверскую и, сбросив скорость, свернул под арку. Мухин успел заметить рекламный щит.
        Девушка на плакате была другая - обаятельная мулатка в кожаном бюстгальтере. Надпись была все та же: «Выбери свою Смерть».
        - Закон об эвтаназии… - начал Виктор.
        - Приняли на прошлой неделе.
        - Да, я помню…
        В большом ухоженном дворе было пусто, лишь в дальнем углу трудилась бригада озеленителей. Трое мужчин в оранжевых жилетках вскапывали глинистый газон, еще двое, тоже в жилетках, аккуратно сгружали из кузова квадраты дерна.
        Борис подъехал к ним вплотную и снова, как у киностудии, ударил по клаксону.
        - Та-а-а та-ра-та-та та-а-а та-а-а та-а-а, - исполнил «Феррари».
        Один из рабочих, сухой кудрявый человек с выдающимся кадыком, оперся на черенок лопаты и медленно поднял голову.
        - Ренат?! - воскликнул Мухин.
        На лице у озеленителя отразилось недоумение.
        - Ну, я… - ответил тот, хмурясь. - Ба-а-а! Вырвать мне зубы… Витя?!
        - А меня помнишь? - спросил Борис.
        - Как же, как же, неуловимый ты наш… Вы за мной?
        - Нет, червей накопать! Садись.
        Ренат оставил лопату и пошел к машине, но за грузовиком тут же послышался окрик:
        - Зайнуллин, работать!
        - Щас, только за пивком съезжу! - огрызнулся он.
        - Зайнуллин! - прорычал бригадир, выходя из-за кузова.
        - Подождите, я быстро, - бросил Ренат.
        Вернувшись к лопате, он выдернул ее из земли и, волоча за собой по газону, направился к начальнику. Не доходя шага, Ренат перехватил черенок обеими руками и, коротко размахнувшись, треснул его по лицу. Шлепок получился звонкий, будто ударили в гонг. Налипшие коричневые комья оторвались от штыка и улетели далеко в сторону. Бригадир не упал, но как-то сразу потерялся.
        Остальные рабочие замерли и недоуменно воззрились на Рената.
        - Неправильную траву сеем, - объявил он. - Ради правильной я бы еще погорбатился, а ради этой - западло. Чао, коллеги!
        Заднее сидение в «Феррари» отсутствовало, вместо него была только маленькая ниша для багажа, и Ренат, перепрыгнув через дверь, устроился на правах чемодана.
        - Получается, меня там грохнули… - сказал он без сожаления.
        - С новосельицем, - поздравил Виктор.
        - И тебя тоже?.. - догадался Ренат.
        Борис молча выехал обратно на Тверскую.
        - Надо же, умерли мы с тобой в разных слоях, а попали в один, - задумчиво произнес Мухин.
        - И не говори, - согласился Ренат. - Видал я всякие совпадения, но таких… таких еще не видал.
        Борис усмехнулся и сделал музыку громче. Виктор с Ренатом переглянулись.
        - Боря, за кем мы едем? - не выдержал Мухин.
        - Да уже, считай, приехали, - ответил он.
        На Пушкинской «Феррари» беспардонно пересек сплошную осевую и свернул на Тверской бульвар. Проехав метров двести вниз, автомобиль остановился возле каменного заборчика с коваными воротами. За оградой погибал маленький садик с таким же маленьким, невнятным памятником. Дальше, скрываясь за пыльными ветвями, стоял трехэтажный особняк.
        - Да я здесь был недавно! - воскликнул Виктор, но тут же помрачнел.
        По другую сторону от особняка, на Большой Бронной, находилась Некрасовская библиотека, в которой он встретил Людмилу. Недавно… Или нет?.. Нет. Давно… Очень давно и, главное, не здесь.
        Ворота были закрыты, и Борис, оставив машину, протиснулся в узкую калитку.
        - Эй, а мы?! - крикнул Ренат.
        - Как хотите… - пожал он плечами.
        Ренат выбрался из багажного отсека и пошел догонять Бориса.
        - Я тут посижу, - сказал Виктор.
        Он наконец разглядел черную табличку с блеклыми желтыми буковками:
        «Литературный институт им. А.М.Горького».
        Левее на стене висел большой плакат с солидным врачом и милой медсестренкой:
        «Доверь свою Смерть профессионалам».
        Оранжевая жилетка Рената скрылась за разросшимся кустарником, потом вновь мелькнула на дорожке перед домом и исчезла в подъезде. Мухин настроился на долгое ожидание, но не успел он выкурить сигарету, как на крыльце под ажурным козырьком появился седенький старичок в клетчатой рубашке. Рядом с неряшливым рабочим он смотрелся так же странно, как и с лощеным приятелем шейха, а втроем они выглядели и вовсе нелепо.
        Виктор прищурился и даже убавил громкость - он уже знал, кто идет к машине, но поверить в это пока не мог. Убедившись окончательно, он расхохотался и отстрельнул сигарету - при этом окурок попал не в плакат с медиками, а в черную табличку.
        Вор в законе, диктатор и нищий бродяга Сан Саныч преподавал средневековую литературу.
        - Нет, весь я не помру!.. - торжественно объявил Ренат, простирая грязную руку к грустному Пушкину на площади.
        - «Не умру», - поправил его Немаляев.
        - Да какая разница?
        - Да практически никакой…
        Борис обошел машину и сел за руль.
        - Эй, а как грузиться будем? - окликнул его Ренат. - Профессора, ладно уж, вперед. Сзади одно место остается. Не влезем мы туда с актером.
        - С каким актером? - спросил Виктор, хотя, разумеется, догадался и сам.
        - Вот, здрасьте! - удивился тот. - А «Черный понедельник»? Я его всегда включаю, по понедельникам. Отличный фильм… На пол, суки, на пол! - приглушенно взвизгнул Ренат, имитируя истошный вопль.
        Мухин смущенно потупился. Это была его собственная реплика, к сожалению, единственная. Сразу после слов «На пол, суки, на пол» главный герой сериала стреляет Виктору в живот - на этом его роль заканчивается. Он пытался доказать продюсеру, что рана в живот не всегда смертельна и что персонаж можно использовать еще раз. Продюсер, кажется, хмыкнул что-то утвердительное, но кастинг-менеджер так и не позвонил.
        - Не влезем мы в багажник, - обеспокоенно сказал Ренат. - На метро, что ли, переться?
        - Кстати, далеко переться-то? - спросил Мухин.
        - Довезем, - заверил Борис. - Опаздывает он что-то…
        Виктора эти недомолвки уже начинали бесить.
        - Кто опаздывает? - тихо сказал он. - Куда опаздывает?
        - Сюда, - бесхитростно ответил Борис. - А вот он!
        Мухин, Ренат и Немаляев одновременно повернулись назад - со стороны Тверской медленно, как на параде, катил темно-зеленый «Хаммер». По лобовому стеклу бежали тени от деревьев, и разглядеть водителя было невозможно, но Виктор почувствовал, что в армейском вездеходе сидят не чужие.
        Борис собрал всех. Почти. «Хаммер» мягко остановился за «Феррари», дверцы синхронно раскрылись, и из кабины вышли Костя с Шибановым. Мухин, втайне надеясь, что с ними приехал кто-то еще, привстал на цыпочки, но больше в машине никого не было.
        В руке у Рената тонко щелкнул выкидной нож.
        - Убери, - велел Борис.
        - Ты знаешь, что со мной эта гэбэшная морда сделала… - тихо сказал он. В конце фразы вроде бы предполагался вопросительный знак, но ответа Ренат не ждал, ему было достаточно того, что он помнил сам. - Ты знаешь, сколько живет человек без кожи?
        - До трех часов, - безучастно ответил Борис. - Если сердце здоровое.
        - У меня там было здоровое, - покивал Ренат. - Здоровей, чем хотелось бы.
        - Все равно. Убери перо и улыбнись так, чтоб вся улица засияла. И Шибанов тебе улыбнется. А нет - оба тут и ляжете, в скверике. На свете осталось не так много мест, где мы можем собраться все. Я этот слой вашими вендеттами поганить не позволю.
        - День примирения народов, маму их… - скривился Ренат, но лезвие все-таки спрятал.
        Константин демонстративно прошел мимо Мухина и обнялся с Немаляевым. Виктор, не сильно расстроившись, шагнул навстречу бывшему Председателю бывшего Госбеза. С Шибановым они поздоровались так тепло, словно расстались закадычными друзьями и после не виделись лет пять.
        - А этот что тут делает? - спросил Костя, брезгливо указывая на Рената.
        - То же, что и ты, - ответил Борис. - Пока ничего. Небо коптит.
        - Скорпионы снова вместе… - высказался Шибанов.
        - А в планах? - поинтересовался Константин.
        - Найти остальных. Сапера, Петра…
        - И еще Макарова, - напомнил Немаляев.
        Мухин выразительно посмотрел на Шибанова - тот взглядом дал понять, что в курсе. Рекламу «Дела Врачей» он уже видел.
        - Петрухи только не хватало… - процедил Константин.
        - А Людмила?.. - не выдержал Виктор.
        - Заткнись, падла! - бросил Костя.
        Шибанов, угадав следующее движение Мухина, опустил руку ему на плечо и надавил большим пальцем под ключицу.
        - Поединок отложим на потом, - сказал он.
        - Не тем занялись! - прикрикнул Борис. - Ренат! Держи конфету… - он достал из кармана знакомую Мухину упаковку цикломезотрамина и вылущил две таблетки. - Сядешь в тачку и примешь. Да не в мою, а в сарай. Витя! Садись тоже. Он тебе покажет, в каком слое у Петра основная оболочка. Приведешь его сюда.
        - Сам бы Ренат за ним и сходил…
        - Меня там как раз убили, - пояснил тот, комически разводя руками.
        - Сан Саныч, ты со мной, - распорядился Борис. - Вы двое тоже в танк, - сказал он Шибанову и Косте. - За нами поедете. Все, по коням!
        - А мне таблетку? - спохватился Виктор.
        - Тебе уже без надобности.
        - Это как?..
        - Как мне, примерно.
        - Подробней можно?
        - После. А сейчас просто скажи этой оболочке «до свидания».
        - До свидания, значит, - сказал Мухин. - Очень глупо…
        - Не нам, а оболочке.
        - Ага… - Виктор переступил с ноги на ногу и нерешительно коснулся распахнутой дверцы «Хаммера».
        Он честно попробовал попрощаться со своим телом и вдруг обнаружил, что действительно с ним расстается. Это было так же легко, как снять перчатку - ненужную, тесную, мешающую… Чужую. Взятую лишь на время. Принадлежащую не ему, другому.
        Еще не вполне освободившись от оболочки, Мухин почувствовал, как валится на спину и как его подхватывают под локти. Шибанов и подскочивший Костя уложили его на заднее сидение и, поправив ноги, захлопнули дверцу. Слева от него забрался Ренат. Вытащив из пыльной жилетки полупустую бутылку кока-колы, он что-то торопливо запил.
        Последним, кого увидел Виктор, был сутулый юноша, вышедший из институтской калитки. Худой, явно бедствующий студент в тяжелых очках и смешном свитере замер перед плакатом и о чем-то задумался. С плаката на него смотрели две пары доброжелательных глаз.
        «Доверь свою Смерть профессионалам».
        Врач выглядел строгим, но не злым, медсестра - обольстительной, но не опасной. Таким можно было и довериться…
        Глава 27
        Мухин тронул кнопку звонка и, официально кашлянув, сдвинул галстук. Затем снова позвонил, поправил фуражку и сделал полшага назад - на случай, если в глазок плохо видно. Постоял так еще с минуту: в левой ладони - пухлая папка, в правой - ничего, на случай рукопожатия. Или внезапных осложнений. Табельный ПМ в расстегнутой кобуре был заряжен и загодя снят с предохранителя, впрочем, Виктор надеялся, что обойдется без ковбойства.
        Позвонив в третий раз, он сухо шаркнул ногой по кафелю и заглянул в мутное окошко распределительного щитка. Колесико электросчетчика вращалось как бешеное и даже издавало зудящий звук - очевидно, в квартире работало сразу несколько серьезных приборов. Духовка и стиральная машина, предположил Мухин. Это не считая холодильника, телевизора и, вероятно, какой-нибудь люстры. Бросить все это хозяйство и выйти на улицу нормальный человек не рискнул бы.
        - Да… - послышалось из-за обитой двери. - Кого несет…
        Чтобы жилец не расслаблялся, Мухин снова вдавил звонок. После пары «ку-ку» палец можно было и убрать, но Виктор не убрал, потому что вспомнил: он же мент.
        В глазке на миг появилась яркая точка, потом пропала, но через мгновение появилась вновь. Милицию в этом доме не любили.
        Мухин отвел правую руку чуть назад и коснулся кобуры.
        - В прятки играть будем? - громко спросил он.
        Замок дважды щелкнул, и за открывшейся дверью показался Петр - небритый, растолстевший, в одних джинсах. Виктор обратил внимание на то, что ширинка у Петра не просто расстегнута, а откровеннейшим образом вздыблена. Из маленького кармашка для мелочи выглядывала надорванная упаковка от презерватива. Виктор заметил и многое другое. Такая уж у него была здесь работа.
        - А форма тебе к лицу, - сказал Петр вместо приветствия.
        - Я не вовремя? Мне зайти попозже?
        Петр рассмеялся, хотя и не очень искренне.
        - Не пугай меня, Витя. Таких ментов даже в кино не бывает. Вползай, чего мнешься?
        Мухин привычным движением снял фуражку и, посмотревшись в овальное зеркало, огладил усы - не наклеенные, родные. Плешь тоже была его собственная, честно натертая той же фуражкой за двенадцать лет службы.
        В ванной, как и ожидалось, гудела стиральная машина.
        - Та-ак… - неодобрительно произнес Мухин и, почесав взмокший лоб, закинул остатки волос куда-то назад, к макушке. - Трехкомнатная, стандартная, девяносто квадратов…
        - Восемьдесят восемь, - уточнил Петр. - Давай к телу.
        - Что, не ждал?
        - Ты замашки свои брось. Кто в слой привел? Ренат? Придурок…
        - Он оболочку потерял, если ты не в курсе. У нас все меняется.
        Мухин отложил папку и направился к закрытой спальне, но Петр встал перед дверью.
        - Пойдем-ка на кухню, капитан. Нечего людей баламутить.
        Ширинка у него на джинсах была уже застегнута. Пропало, стало быть, настроеньице…
        - Думаешь, увижу что-нибудь новое? - спросил Виктор. - Слушай, Петя, у тебя там, часом, не… - он оглядел прихожую и нашел босоножки на высоченном каблуке. - А то смотри, Петя!.. Статью за гомосекс тут не отменяли. И не собираются.
        - Да пошел ты! - беззлобно хмыкнул тот. - Не лезь в кровать, тебе не обломится. На кухне поговорим. У меня и водка завалялась, - добавил он, двигая ногой круглый табурет. - Сиди тут, я сейчас приду…
        Петр зашел в спальню и что-то тихо сказал.
        - Ну почему-у? - жалостливо протянули за стенкой.
        - Быстро! - прикрикнул он. - И не вылезать!
        Пока Петр лаял на девушку, Виктор распорядился с холодильником: достал початую бутылку «Посольской», выставил на стол блюдечко с тремя ломтиками селедки и открыл маленькую банку болгарских маринованных огурцов. К тому моменту, когда хозяин квартиры вернулся на кухню, водка была уже налита.
        - Со свиданьицем, - кивнул Петр.
        - Что-то ты, родной, пассию свою от меня скрываешь… Может, у тебя там все-таки криминал? «Дети до шестнадцати», или еще какая пидерсия?
        - Тебе-то что? Рожай быстрее и отваливай. Бухло можешь с собой забрать.
        - Закончить надеешься, - констатировал Виктор.
        - Не получится?.. - спросил Петр, посерьезнев.
        - Нет. - Мухин снова наполнил рюмки.
        - Ну и что у вас там изменилось?
        - Все, Петя. «Мечта сбывается и не сбывается…» Чаще, к сожалению, второе. Некуда нам больше эвакуироваться.
        - Опоздал Сан Саныч… - сказал он без сожаления. - Ищите нулевой слой, вас же с Борисом, помнится, на эту тему здорово пучило.
        - Аналогично… - Виктор поднял рюмку и самостоятельно выпил. - Нулевой тоже сгорел. Из подготовленных остался только твой.
        - И мой план, - выразительно произнес Петр.
        - Конечно.
        - Значит, быть тебе президентом.
        - А чего ж не быть-то… - Мухин закинул в рот огурчик и энергично прожевал. - Авось, справлюсь. И не в таком дерьме барахтался.
        - И вся ваша команда под мое начало… - неопределенно спросил Петр.
        - Вот этого не знаю. Не уполномочен. Насчет Немаляева я точно сомневаюсь. Не будет он тебя «командиром» называть. Ну, еще по одной?..
        - Наливай… А чего ты приперся, Витя? Если не уполномочен. Что это у нас за переговоры? Не легитимно как-то получается.
        - А это, Петя, никакие не переговоры. - Мухин залпом выпил и, найдя на столе вилку, подцепил кусок селедки. - Это… как бы сказать… срочный вызов, ясно?
        Он встал и вытащил пистолет.
        - Погоди, погоди! - заторопился Петр. - Я и так приду, зачем оболочку портить?
        - Жалко, наверное… Но ты же сам говорил: с каждой смертью понимаешь все больше.
        - Да мне уже больше некуда! Я уже все понял!
        - Мы в одном месте собираемся. Так лучше. Проще и надежней.
        - Не верите друг другу, значит.
        - У нас на это времени не осталось. В общем, принимай приглашение. Других-то вариантов… все равно…
        - Петя? - неожиданно раздалось из коридора.
        - Назад, овца! - рявкнул он.
        Мухин от растерянности чуть не выронил ствол - на кухню, кутаясь в символический халатик, вошла Людмила.
        - Привет… - оторопело сказал Виктор
        - Здрасьте… - ответила она, не сводя глаз с пистолета.
        - Она меня не знает?
        - Откуда?! - раздраженно бросил Петр. - Она же овца.
        Людмила вроде бы обиделась, но сейчас ее занимало не это. Она смотрела на пистолет и что-то беззвучно шептала.
        - Петя… тебя забирают? - выдавила она. - Ты же ни в чем не виноват…
        - Гражданка… - с трудом произнес Виктор. - Послушайте, гражданочка… - Он едва сдерживался, чтоб не кинуться к ней с объятиями, и чем сильнее он с собой боролся, тем чаще взмахивал стволом. - Шли бы вы, гражданка… Тут ничего интересного…
        - Куда же я пойду?..
        - В комнату, Люда, - мрачно сказал Петр.
        - Она с тобой живет? - спросил Мухин.
        - Люда, иди в комнату! - повторил Петр, повышая голос. - Нет, стой! Там… в тумбочке слева… Откроешь дверцы, вытащишь среднюю полку… Запоминай, овца!
        - Да-да, - пролепетала Людмила. - Средняя, в тумбочке…
        - Доска внутри пустая. Оторвешь сзади ленту… - Он помолчал. - В общем, в ней монеты. Царские червонцы.
        - Петенька?.. - нахмурилась она.
        - Дальше! - перебил он. - Левая подушка в диване. Возьмешь бритву, распорешь. Там тебе надолго хватит. Только не попадись с ними!
        - С чем?
        - С долларами, Люда, с долларами. Жмуренко помнишь? Противный, бородатый такой… Вот противному и будешь сдавать. Не больше четырехсот за один заход, уяснила? Если в кармане сразу пять сотен найдут - сядешь надолго.
        - До пятнадцати с конфискацией, - машинально подтвердил Мухин. - Идите, гражданка… иди, Люда… В комнату!! - заорал он.
        - Да, дорогая, - мягко сказал Петр. - Не переживай, мы скоро увидимся.
        Виктор схватил со стола бутылку и влил в себя грамм сто, больше там не было.
        - Пора с этим кончать, - пробормотал он, отдуваясь.
        Люда скрылась в спальне, и он тут же вскинул пистолет.
        - Чего тянуть, Петя…
        Мухин почувствовал, как в нем рождается дикий, отчаянный вой. Не давая вырваться ему наружу, он четыре раза выстрелил Петру в грудь и еще до того, как Люда поняла, что здесь случилось, вставил ствол себе в рот. Перед тем как нажать на курок, он все же увидел ее глаза. Больше всего Виктор боялся именно этого - ее взгляда, но сам же не утерпел.
        Он хотел сказать «извини», но уже не смог. Через мгновение тупая пуля разнесла ему шейные позвонки.
        Полый куб, вырезанный в монолите пространства, - обои, линолеум, табуретки, лежащий у плиты Петр, почерневшая от ужаса Люда и кто-то третий, знакомый, с развороченным затылком - стремительно отдалился и пропал где-то внизу, превратившись сначала в точку, а потом и вовсе в ничто. И, едва исчезнув, сразу перестал интересовать. Мухин поразился бессмысленности того, что он сейчас сделал, а также того, что он делал на протяжении всей свой жизни. Всех своих жизней, если быть точным и до конца откровенным.
        Красивая сентенция «смерти нет», фраза не хуже любого другого слогана, вдруг обернулась второй стороной: если нет смерти, то и сама жизнь оказывается под большим вопросом.
        «Смысла нет… - подумал Виктор. - Вот это вернее. Это гораздо ближе… Нет смысла. Ни в чем. Никакого…»
        Мухин висел посреди бесконечности и все ждал, когда же его затянет обратно в тело, в новую оболочку, которую ему подыскал Борис.
        - А подсказок-то больше не будет… - произнес кто-то такой же несуществующий, как и он сам.
        - В смысле?..
        Ответ был похож на смех.
        - Его же нет, смысла. И основной оболочки у тебя тоже больше нет, если ты еще не понял. Любое отражение - к твоим услугам.
        - Как у тебя?..
        - Да.
        - Полная свобода?!
        - Ну, как сказать… Свобода - это смотря от чего. От жизни, от смерти… да, свобода.
        - Что же у тебя осталось?..
        - У меня… и у тебя… осталось лишь одно: жажда существования. Из-за нее мы и совершаем что-то… в том числе, бессмысленные поступки. Желание Быть - это больше, чем инстинкт самосохранения, это и есть движущая сила мира. Единственная настоящая сила, первая и последняя причина всего. Кстати, к тебе ломится Корзун…
        - А?.. Какой?.. Где?..
        - Наш любезный шпион, Матвей Корзун, убитый на реке Черная змейка. Его… гм… по счастью перекинуло в ту оболочку, что, кажется, продала тебе колеса. И ему уже не нужно ничего доказывать про слои. В наших условиях понимание происходящего - весьма ценное качество. Не считая того, что Корзун физик.
        - Зачем нам физик? Ведь поздно уже…
        - Я там побывал, - невозмутимо сказал Борис. - В том слое, который ты принял за нулевой.
        - Да?! Всего лишь «принял»?!
        - Твоя уверенность основывалась на том, что ты не мог вспомнить родину. Иных аргументов у тебя не было, а мне очень хотелось поверить. И я поверил, хотя и не без оглядки.
        - Так это был не нулевой слой?
        - Нет, Витя. Установка продолжает работать. Так что нулевой пока цел, и мы снова начинаем его искать. С той лишь разницей, что времени у нас уже не осталось совсем… Иди к Корзуну, артиста мы пока подержим.
        - Что, сильно буяню?
        - Умеренно. Костя увещевает, как может… даже с определенным азартом. Иди и возвращайся быстрей, пока он все зубы тебе не выбил.
        Мухин хотел спросить, куда ему идти и как возвращаться, но прежде чем сформулировать вопрос, он уже понял и сам. Слоев он больше не видел - ни в образе леса, ни в каком-либо ином образе, но он их ощущал, и это было гораздо удобней, яснее. Виктор мог перебрать их в памяти, как знакомые телефоны. Дойдя до нужного и осознав его, он вдруг услышал:
        - Нравится?..
        Настя задрала левую ногу на высоту стола и повертела ею из стороны в сторону.
        На столе теснились тарелки с нарезанными колбасами, заливным языком и щедрыми, намазанными явно не для гостей, бутербродами с черной икрой. На углу, в тревожащей близости от края, стояла бутылка водки.
        Мухин обнаружил, что стакан в руке непозволительно нагрелся, и, отстраненно в него заглянув, выпил.
        - Да… нравится.
        «Многовато у меня сегодня банкетов,” - подумал он.
        - А это? - Супруга продемонстрировала правую ногу в сияющем красном ботинке.
        Виктор заметил, что на левую надет сапог.
        - Тоже хорошо. Только зачем они тебе? Июнь же на дворе.
        - А что, зиму в этом году отменили?
        - Посмотрим… В дверь никто не звонил? Что-то мне померещилось…
        - Ничего себе «померещилось»! Полчаса! И звонили, и стучались…
        - И в голос орали, - присовокупила теща. - Полоумные какие-то…
        - Сами вы, мамаша, полоумные!
        Мухин бросился из кухни и, выскочив на лестницу, крикнул:
        - Матвей Степаныч! Корзун! Матвей!!
        Шаги внизу стихли, затем человек неуверенно потоптался и вроде бы пошел наверх.
        - Я тебя жду, Матвей, - сказал Виктор на всякий случай.
        - Вот, комики… - проворчали где-то между пятым и шестым этажами. - То милицией грозятся, то, оказывается, ждут…
        - Мы сами себе милиция. Заходи, - Мухин хлопнул Корзуна по плечу и провел в квартиру. - Кто желает суперприз? Кто отваливает на улицу?
        - Мы отваливаем, - с готовностью откликнулась Настя.
        Светлана Николаевна что-то возразила, но очень тихо, как бы для себя.
        - Мама! - цыкнул Виктор. - Молчите, оштрафую!
        - Икру-то, Витенька, спрятать бы… - посетовала она, складывая морщинистые губки неровным бантиком.
        - Так вы ведь уже нашли!
        Корзун стесненно покхекал и протиснулся мимо Насти к столу.
        - У-у, - с досадой протянула Светлана Николаевна. - Все сожрут… все подчистую выгребут…
        - Гулять! - приказал Мухин. - Ну, как впечатление? - спросил он у гостя.
        - Выходит, правда?..
        - Смотря что.
        - Насчет загробной жизни.
        - Это где она у тебя загробная? Тут или там?
        - Не знаю…
        - Тогда выпьем, - предложил Мухин. - Садись, Матвей, разговор будет долгий. У тебя эта оболочка теперь основная, ты из нее никуда не денешься. У меня ее вообще больше нет, основной… Без особого желания не перекинет.
        - Из двадцати слов понял только три, - признался Корзун.
        - Двадцать? Я так много сказал?
        - Ты ничего еще не сказал. Вразумительного.
        Виктор достал второй стакан и ливанул туда водки.
        - Как ты узнал, что ко мне идти надо? - спросил он.
        - Голос мне был…
        - Это Боря, - буднично произнес Мухин. - Правильно сделал, что послушал.
        - Попробуй не послушать! - Корзун взял стакан и опрокинул его в себя. - Пулю видел когда-нибудь летящую? А я видел… в меня летящую… - простонал он, закрывая лицо ладонями. - Умер… я же точно помню, что умер… сам этот момент. Он длился, длился, и все не кончался… А потом - тьма! Холодно… И голос…
        - А потом ты очнулся, - подсказал Мухин. - Да?
        - Да…
        - Вот здесь ты и будешь жить.
        - Я и так здесь живу… - ответил он недоуменно. - Разве нет?.. Помню, что резину вез, два комплекта. У меня и адреса записаны…
        Корзун для убедительности достал из кармана блокнот и, не глядя пролистав, швырнул его на стол.
        - Помнишь, - кивнул Виктор. - Это хорошо. Такой ты здесь и нужен. Меня несколько раз убивали, пока я не врубился. А ту жизнь не забыл? Ну, где пуля летела и эта еще, «Соловьиная могилка»… тьфу… «Черная змейка».
        - Н-нет, не забыл, - ответил он, слегка запнувшись. - Только откуда ты знаешь?..
        - Не важно, Матвей. - Мухин налил еще и, опережая его попытку чокнуться, отодвинул свой стакан. - У нас это не принято. Мы же… мы же с тобой, извиняюсь, покойники. У меня стаж побольше, у тебя поменьше… но это дело наживное.
        Корзун поперхнулся и, утерев глаза, закусил колбасой.
        - Меня еще будут убивать?!
        - Гарантировать не могу, но… - Виктор поставил пустой стакан и, не придумав, как развить мысль, взял с тарелки симпатичный бутерброд. - Селяви, Матвей.
        - Я второго раза не вынесу…
        - Э-э! Второй раз наоборот легче. Это как девственность потерять, понимаешь? А третий - так вообще в радость. Ладно, хватит лирики. Прошлую нашу встречу помнишь?
        - А как же! Ты мне деньги предлагал… Ну, не совсем мне, а тому, кто здесь… то есть тому, кто…
        - Перестань, - одернул его Виктор. - Попытка описать это словами приводит к инсульту. Тебе я деньги предлагал, тебе. Это ты и был. И есть… А чего отказался-то? Страшно стало?
        - Еще бы… Пятнадцать тысяч долларов! За что? За какую-то консультацию… Это математики от обилия нулей возбуждаются, потому что у них все в теории, все на бумажке. А физики этих нулей как огня…
        - Ты, значит, практик.
        - Был когда-то.
        - Все равно ты знаешь больше, чем я смогу выучить за ближайшие пять лет. Которых у нас и нет, к тому же.
        Вместо ответа Корзун потянулся к бутылке.
        - Вот тебе вопрос на засыпку, - сказал Мухин. - Что творится с миром, ты уже представляешь. А в чем причина? Можно было собрать такой аппарат, из-за которого все это случилось?
        - Нет, - не задумываясь ответил Корзун. - Вероятно, это свойство пространства… многослойность, - он с отвращением выпил и снова подцепил колбасы. - Просто раньше об этом не знали. Да и сейчас никто не знает.
        - Иван Грозный был в каждом слое. И Парижская Коммуна - тоже. И Хиросима. А Хрущев уже нет… Горбачев - тем более. А Матвеи Степановичи Корзуны - так те вообще разные люди. Один колеса толкает, другой в Сибири отсиживается. Либо все должно совпадать, либо ничего, не правда ли?
        - И в каком году перестало совпадать?
        Виктор сложил руки на груди и удовлетворенно улыбнулся. Физик Корзун, даже нетрезвый и наверняка забывший половину своих формул, все равно мыслил ясно. И, что особенно радовало, мыслил быстро.
        - В пятидесятом примерно, - сказал Мухин. - Мы подумали, что причина в некой научной программе, не исключено - оборонного характера.
        - В пятидесятых годах у нас разве что ложки алюминиевые этого характера не имели. Да и то - как посмотреть… - озабоченно проговорил Корзун. - Что же вы, братцы, думаете, физика - это вроде брошюрки такой, да? Прочитал и овладел?.. Столько разных направлений, что их перечислять до вечера…
        - Ты хоть перечислить можешь, - резонно возразил Мухин. - Хотя бы представляешь, с какого бока надо копать.
        - Я?.. Ни фига я не представляю…
        - Напрягись. Позанимайся, освежи память. А хочешь, в командировку тебя отправим? Краткосрочную, но очень дальнюю.
        - Вы… я правильно понял?.. вы и на это способны? - изумился Корзун.
        - На многое. Кстати… - Виктор поднялся и принес из комнаты две светло-зеленых банковских упаковки. - Пятнадцать тысяч, обещал же.
        - Да деньги-то… - равнодушно проронил Корзун.
        - Не имеют никакой ценности. Это просто чтоб ты не отвлекался.
        - Не имеют… - повторил он. - А что тогда имеет?
        - Я тоже об этом недавно спрашивал, так мне… погоди… - Мухину показалось, что его кто-то зовет. - Матвей, ты ничего не слышишь?
        - Нет… С самого утра пьешь?
        - С утра я в кино снимался. Ты точно ничего не слышал?
        - Нет же, говорю.
        «Витя!» - снова раздалось где-то вдалеке или, вернее, в глубине.
        Мухин осознал, что выходить на лестницу или выглядывать в окно бесполезно. Голос звучал рядом, но не здесь.
        «Витя, ты нужен. Срочно».
        - Ни хрена себе… - сказал он Корзуну.
        - Что с тобой?
        - Ручка есть? Пиши телефоны. Будут проблемы - позвонишь.
        - А кто это?
        - Замминистра Внутренних Дел.
        - Он тоже… наш?
        - Иногда. И еще один запиши.
        Виктор собрался продиктовать номер Иглы, но вдруг вспомнил, что Людмилу в этом слое вряд ли застанешь. Если Борис не отловил ее по дороге из одной оболочки в другую, то ее перекинуло черт знает куда. Будет ли у нее там возможность уходить в транс, будет ли она вообще себя помнить - неизвестно.
        - Нет, того телефона тебе хватит, - сказал Мухин. - Все, Матвей, извини.
        - Собираешься куда-то? - Он встал и направился к прихожей. - Так я подвезу…
        - Вряд ли. Туда только пешком.
        - Виктор?.. - Корзун замялся и потеребил болтающуюся дверную цепочку. - Я так понял, вы собрались найти эту установку и выключить…
        - Именно.
        - А если станет еще хуже?
        - А хуже не бывает, - ответил Мухин.
        Глава 28
        - Нет…
        - Да. - Виктора ударили по лицу - не сильно, мягким кулаком, но, судя по ржавому привкусу, уже не в первый раз.
        Мухин пощупал опухшие губы и, уронив руку, наткнулся на автомат.
        - Бегом к окну! - приказал Константин и снова хлестнул его по щеке.
        В комнате было темно, и только туманный свет звездного неба позволял что-то разглядеть, например - осколки посуды на столе или маленький, почти игрушечный АКСУ в ногах.
        Мухин кряхтя поднялся, но тут же получил от Кости удар ботинком под колено. Едва он упал, как по стене на уровне груди пробежал частый стук. Виктор вытряхнул из волос тонкие щепки и запоздало посмотрел назад - там, где он сейчас должен был стоять, чернело три отверстия. Панели в комнате были не шпоновые, а из натурального дерева, и раскалывались они тоже натурально, ощериваясь острыми занозами.
        - Ага… - вякнул Мухин. - Благодарю…
        - Хватай ствол, ныряй к подоконнику!
        Константин дополз до стены и, подтянув автомат, на миг выглянул в окно. Погнутая рама с остатками стекла немедленно отозвалась глухой дробью. Костя вжался в угол и уперся подбородком в пламегаситель.
        - Нашел Боря слой, ничего не скажешь! Не успели приехать, уже чудеса…
        - Куда приехали-то? - спросил Мухин.
        - Особняк, что ли… Ну, Боря!..
        - Да что случилось?
        - Не знаю я! - рявкнул Константин. - Вошли в дом, жрать собрались. Тут эти… тачки какие-то… Со всех сторон встали, и давай по окнам… Боря, жмот, не мог нормальные стекла заказать.
        - Здесь бронированные не нужны, - возразил Виктор. - Здесь никто ни в кого не стреляет.
        - Ну да. Благополучное место, сам знаю. Только Немаляеву ключицу перебило. Он с края сидел, как раз бутылку открывал… Домишко Борис в глухомани себе построил, так что завалят нас тут легко и непринужденно.
        - Кто? Кто завалит?
        - А спроси их!
        - Эй, мертвые души! - крикнули на улице, словно отзываясь. - Есть маза пожить еще немножко!
        - Я твою мазу фак! - раздался откуда-то из левого крыла злой тенорок Рената.
        Мухин прикинул расстановку: раненый Немаляев не в счет, сам он до недавнего времени тоже был обузой, актеришкой местным. Оставались четверо: Костя, Борис, Ренат и Шибанов, по одному человеку на каждую сторону. Скверно. Если особняк еще не штурмовали, так это лишь потому, что не очень-то и хотели.
        - Зайнуллин! Ты из списка амнистированных вычеркнут!
        - Они и фамилии знают… - проронил Константин.
        - Как вас там? Перекинутые! - продолжали за окном. - Покажите нам два трупа - Бориса и Виктора! И мы уедем! А, да, еще Рената… И все, остальные свободны! Пять минут на размышления!
        Мухин посмотрел на Костю, но вместо лица увидел в темноте лишь серый блин.
        - На кой я им нужен?.. - недоуменно пробормотал он.
        - Небось, автограф желают, - сказал Константин с издевкой. - Исполнитель главной роли в фильмах про пылесос, холодильник и садовые грабли…
        - Ой, не надо этого, не заводи меня! Ты-то здесь кто? Банкир? Летчик?
        - Налетчик, - ответил тот. Сначала Виктор решил, что Костя огрызается, но через секунду понял, что он говорит серьезно. - Шибанов меня прямо с дела увел.
        - А он что, напарник твой? Тоже грабитель?
        - Нет. Это я его как раз грабить собирался. Забавно… Шибанов - и продавец…
        - В ювелирном?
        - «Детский Мир», отдел надувных игрушек. Да нет, нет… Действительно игрушки, обычные. То, о чем ты подумал, в других магазинах.
        - Ни о чем я не подумал, - буркнул Мухин.
        - Эй! Минута прошла! Быстрее там соображайте!
        - А милицию вызвать никому в голову не приходило? - осведомился Виктор. - Тьфу… полицию. Здесь же фараоны…
        - Нам кабель отрубили, еще до того как дом окружить. И радио не работает, Борис уже пробовал. У них, кажется, глушилка с собой.
        - Совсем хорошо… Помирать придется. А зачем?.. Если они такие информированные, знают же, что нам не впервой.
        - В том-то и дело, - сказал Костя. - Им, похоже, не смерть наша нужна, а чтобы мы просто отсюда убрались, из этого слоя. В смысле, вы… Вот уж не ожидал, что у нас еще конкуренты какие-то найдутся.
        - Три минуты! - напомнили снаружи.
        - Бессмысленно это, - сказал Мухин. - Настолько бессмысленно, что даже не смешно. Ну, выйдем мы с Борисом… ну, грохнут нас… Что изменится? А не выйдем - тогда всех грохнут, и тоже ничего особенного не случится…
        Он подполз к выбитому окну и, держась за стену, сел на корточки.
        - Пойдешь? - спросил Костя.
        Виктор передернул затвор и, подняв автомат над головой, полоснул куда-то в темень. С улицы ответили сразу трое - он едва успел нырнуть под раму.
        - Не, не пойду, - сказал он.
        - Ребят, может, вам денег подкинуть? - крикнул справа Борис.
        - Черных, это ты торгуешься? - спросил чей-то веселый голос. - Я сам тебе заплачу, ты покажись! Одна минута!.. Ты и Виктор, других не тронем!
        - С кем у вас поговорить-то можно?
        - Со мной и говори!
        - Какой из тебя парламентер? Тебе только ботинки в переходе чистить!
        - Это, Боря, ты у нас насчет чистки обуви мастак, я-то по другим делам…
        - Ты понял, да? - шепнул Костя Мухину. - Они, гады, все про нас знают.
        - Ваша братва ни с кем не пересекалась?
        - Братва - это у Пети, а у нас команда… Нет, кроме тебя - ни с кем.
        - Так кто у нас под подозрением находится? Петр, Макаров, Сапер, - перечислил Мухин. - Люда еще?..
        - И ты, - добавил Константин.
        - И ты тоже. Почему бы нет?
        - Короче, все, - подытожил он. - Кто у нас смерти боится?
        - Никто, - согласился Виктор. - Веселая компания - отморозок на отморозке. О, боже!.. Пойти, что ли, подохнуть геройски? Что б ты заткнулся со своими претензиями…
        - Смерть ничего не изменит.
        - Проехали… - махнул рукой Мухин.
        Глаза уже привыкли к темноте, и он с любопытством осмотрелся. Оборону они с Костей держали в обеденном зале. Посреди комнаты стоял длинный стол персон на двадцать, за которым без особых проблем уместилось бы и полсотни. О сервировке Мухин ничего определенного сказать не мог - с пола он видел лишь самый край, заваленный какими-то осколками. Однако даже у окна остро пахло джином и коньяком. На боковой стене висел огромный ковер в восточном духе - вероятно, довесок к «Феррари», а может, презент от второго шейха. Количество арабских дружбанов Борис не уточнял.
        - Эй, перекинутые! Последние секунды пошли! - предупредили с улицы. - Сейчас всех спалим!
        Виктор шмыгнул носом. В принципе, умирать не хотелось. Хотелось промочить горло - здесь, в этом слое. И еще он не отказался бы поужинать. Забавно: целый день только и делал, что закусывал, а желудок бурчал на весь дом. Сам-то актер кроме чашки кофе с утра ничего не нюхал. Пожрать и выпить, это да… А умирать - ну что-то никак. Не время сейчас. Не то настроение.
        Мухин сдвинулся в сторону от окна и, снова выставив ствол, пальнул наугад. Под домом неожиданно громыхнуло, и по расщепленной облицовке на противоположной стене запрыгали оранжевые блики.
        - Попал, что ли?! - не поверил Костя.
        - Ну-ка, дай автомат. У меня рожок закончился.
        Виктор отнял у Константина такой же АКСУ и приготовился дать еще очередь, но в этот момент на улице опять что-то взорвалось. Из рам, жалобно звеня, посыпались остатки стекол. В соседнее окно влетела какая-то тряпка и повисла на стуле. Сырой лоскут джинсовой ткани несколько секунд подымил и, тошнотворно зашипев, свалился на пол.
        После короткой паузы выстрелы загремели отовсюду. Стреляли с улицы по особняку, стреляли из окон по черным кустам, стреляли еще откуда-то со стороны, куда - понять было невозможно.
        Снаружи снова ухнуло, три раза подряд, и на зубах заскрипел песок. Били из подствольных гранатометов.
        - Кажись, наши приехали… - сказал Костя, проморгавшись.
        - Наши - это кто? Нет у нас никаких «наших».
        - Но приехали же… Мотор слышал?
        Мухин прополз через все помещение и, подержавшись за подоконник, решился наконец выглянуть. От дальнего леса прямо по лугу мчалось трехосное угловатое чудовище - что-то среднее между джипом и микроавтобусом. Цвет - то ли черный, то ли темно-синий, мешал автомобиль с травой, и если б не ущербный кусочек луны, машину и вовсе было бы не видно.
        Джип быстро приближался, и на фоне пылающего у ворот «БМВ» Мухин сумел различить человека, по пояс высунувшегося из верхнего люка. Машина подпрыгивала на ухабах, и человек все не мог поймать удобный момент, но целился он явно не по дому. Споткнувшись о крутой бугор, джип взлетел чуть ли не на метр, и стрелок, не упустив такого случая, жахнул из подствольника куда-то левее здания.
        - Ессс!! - победно возопил Ренат.
        Виктор поднялся в полный рост и дал три коротких очереди по цветнику, где, как ему показалось, кто-то еще шевелился. Константин, выйдя из оцепенения, перезарядил автомат Мухина и тоже куда-то пальнул, насколько результативно - неизвестно.
        Патроны у них закончились одновременно. Костя яростно подергал затвор, словно хотел выжать из автомата что-то еще, и бросил оружие под ноги.
        Ренат за стенкой продолжал добивать боеприпасы, хотя у Виктора сложилось впечатление, что стрелять больше не в кого. Кроме звона гильз и матерных междометий, доносившихся из соседней комнаты, он не слышал ни звука.
        Джип подъехал вплотную к ограде и несильно ткнулся бампером в бетонный бортик. Что это была за марка, Мухин так и не разобрал. В отсветах от двух горящих «БМВ» было видно, что стекла в машине выбиты, колеса изжеваны насмерть, а передние крылья покрыты таким количеством дырок, что местами отверстия слились в сплошные прорехи.
        - Живые? - спросил за спиной Борис. В руке он держал большой плоский фонарь. - Это хорошо… Сейчас свет наладим, Шибанов там занимается. Обслугу-то я отпустил. Как чувствовал…
        - Мобила твоя заработала, или нет? - поинтересовался Константин.
        - Вызвал уже, полиция скоро будет. Вызвал, а потом подумал: нужны они нам здесь? Десять трупов вокруг дома… может, и больше. Не считал пока.
        - А в танке кто? - Виктор показал на джип.
        - Как кто? - удивился Борис. - Петя, конечно. И с ним Сапер. Кому бы еще в голову пришло под пули за нас ломиться?
        - Эти-то, штурмовики, тоже не больно хоронились, - сказал Константин. - Если мы всех завалили, причем не особо напрягаясь.
        - Да лохи они конченые! - объявил, входя в комнату, чумазый и невообразимо довольный Ренат. - Лохи и чайники! Да я б на их месте!.. А они… Торчали на виду, как будто у них оболочки дармовые!
        - Во-во, - согласился Виктор, направляя фонарь Бориса на разоренный стол.
        - Ты думаешь, перекинутые?.. - осторожно спросил тот.
        - Точно, - подтвердил Костя. - Это не бойцы. Так, сброд какой-то. Но смерти они не боялись.
        - Придурки! - вставил Ренат.
        - И они слишком много знали, - добавил Мухин. - Про нас, и вообще…
        Он взял со стола бутылку «Бифитера» с отбитым горлышком и опрокинул ее над случайно уцелевшим бокалом. Пока булькало, он подвинул к себе вазочку с маслинами и принялся их глотать одну за другой, вместе с косточками.
        - Витя, ты же не один, - сказали в дверях.
        Мухин чуть не пролил мимо. Голос принадлежал Люде, это было очевидно - так же, как и то, что сутки назад они с ней расстались. Расстались навсегда.
        - Любишь маслины? - выдавил он, медленно оборачиваясь.
        - Не очень, - ответила Людмила. - Боря, где у тебя стаканы?
        Неожиданно заработал генератор, и под потолком вспыхнули разлапистые бронзовые светильники. Виктор убедился, что это действительно Людмила, впрочем, он и не сомневался. Он просто не мог поверить.
        - Стаканы? Сейчас будут, - сказал Борис, лукаво поглядывая на Мухина. - Люда, поможешь мне тут убраться? А продукты есть еще. И не только маслины, кхе-кхе…
        - Послушай… - обратился к нему Виктор. - Как же это? А?..
        - Ты о чем?
        - Что ж ты молчал-то?..
        - Привет, родная, - елейно произнес Константин и, приобняв Люду за талию, поцеловал ее куда-то в затылок.
        Мухин, оцепенев, покатал во рту продолговатую косточку и выплюнул в тарелку.
        - Щекотно… - мурлыкнула Людмила, втягивая голову в плечи. - Привет, родной…
        Виктор покосился на автомат у подоконника, но, вспомнив, что рожки пустые, одним махом выпил весь бокал. Продырявленная бутылка со «Швеппсом» лежала на боку, в ней еще немного оставалось, но за тоником пришлось бы тянуться через стол. Длинно вдохнув, Мухин кинул в рот последнюю маслину и прищурился.
        - О-о-о!.. - радостно воскликнул Петр и, стремительно приблизившись к Людмиле, чмокнул ее в щеку. Костю, стоявшего к ней вплотную, он как бы и не заметил. - Привет, кисанька!
        - Привет, котик, - ответила она невозмутимо.
        Мухин решил, что теперь настал и его черед, но, подумав, снова взял бутылку. Вторым быть не хотелось. Третьим - тем более.
        - Откуда она здесь? - спросил он у Бориса.
        - Я ее раньше всех вытащил.
        - Да, она же первая умерла… Почему я ее сразу не увидел?
        - А Петра в этом слое кто, по-твоему, разыскал? И Сапера тоже. Не могу же я разорваться…
        В комнате появился Немаляев с перевязанной рукой, и Петр, отлепившись от Людмилы, пошел к нему навстречу. Вслед за Сан Санычем на пороге возник Шибанов, старательно вытирающий пальцы расшитым полотенцем. Сапер, закинув ногу на ногу, сидел в углу и меланхолично жевал кусок хлеба.
        - Ну вот, снова вместе! - празднично объявил Борис.
        Бурной реакции не последовало. Люди вяло обернулись в его сторону и вопросительно замолчали.
        - Макарова Юры нет, - тихо сказал Немаляев.
        - Макаров здесь, - возразил Виктор.
        - И, по-моему, уже давно, - подал голос Шибанов. - Бизнес, во всяком случае, у него на подъеме.
        - «Дело Врачей»? - спросил Борис. - Да, есть такая контора. И весьма сомнительная…
        - Так это его фирма? - молвил из угла Сапер. - Ясно… Теперь мне все ясно.
        - И люди тоже наверняка от него… - добавил Мухин.
        - Какие еще люди?
        - А вон те, - он показал большим пальцем за пустую раму. - Трупы. - И тот, кого ты называл «корешом», - сказал он Константину, - телохранитель наш ненаглядный…
        - Да, - угрюмо подтвердил Шибанов. - Это моя вина.
        - Старею, что ли?.. - сокрушенно произнес Немаляев. - Но ведь Макаров нам так помог… Все обеспечил - кормил, поил…
        - Знание выше капитала, Сан Саныч, - ответил Борис. - А теперь мы ему не нужны. И более того - мы ему мешаем.
        - Выходит, всю необходимую информацию он уже собрал, - заключил Шибанов.
        - Ну и зачем? - спросил Ренат. - Что он с этой информацией делать будет? И что это вообще за информация?
        - Не мы его содержали, а он нас, - сказал Константин. - Поэтому он знает, а мы - нет.
        Где-то на дороге тявкнула сирена, и спустя несколько минут под окнами затормозил кортеж из полицейских «Мерседесов». Замыкали колонну два минивэна со словом «AMBULANCE», написанным на капоте задом-наперед, и пожарная машина, совершенно ненужная: пять «бээмвэшек» вокруг дома уже почти догорели.
        - Сейчас начнется… - сказала Людмила. - Может, хоть автоматы спрятать?
        Борис спокойно, но не без рисовки вытащил из кармана стопку удостоверений и кинул их на стол.
        - Разбирайте. Стволы зарегистрированы.
        - А мы у тебя тоже зарегистрированы? - поинтересовалась Люда.
        - Естественно. Как личная охрана. Начальник у вас… - он иронически посмотрел на Шибанова. - Начальник у вас хороший, опытный.
        - Я, вообще-то, игрушками торгую… - буркнул тот.
        - Считай, это была легенда. По документам ты уже год возглавляешь сыскное агентство.
        - Круто! - высказался Ренат. - На меня тоже ксива есть? И я с такой ксивой землю копал?!
        - Привыкайте к новой жизни, мальчики и девочки…
        - Да уж надоело! - пожаловался он. - Только и делаю, что привыкаю.
        - К этому тоже пора привыкнуть, - сказал Борис, распахивая створки здоровенного бара.
        Он выставил на стол высокие стаканы и достал несколько бутылок. Мухин нацелился было на «Хеннесси», но передумал и резким движением открыл литровый «Гордонс».
        - С чего начал, тем и закончу, - пояснил он неизвестно для кого.
        - Это редко когда удается, Витя, - заметила Люда.
        Он машинально кивнул, а когда, наконец, уловил подтекст, было уже поздно: она отвернулась к Немаляеву. Мухину осталось только вздохнуть и выпить.
        - А тост будет? - громко спросила она.
        - За прекрасных дам, - скороговоркой бросил Ренат, поднимая стакан.
        - Не-не-не! - запротестовал Борис. - Дама у нас в единственном числе, так что она прекрасна по определению. И пить за это глупо. Я предлагаю - за тех, кого с нами нет.
        - То есть практически за нас, - печально сказал Мухин.
        - Именно это я и имел в виду.
        Виктор проглотил джин и неторопливо разгреб на столе пластиковые карточки. Выбрав свою, он вгляделся в свое же лицо. Фото Борис вставил из рекламы йогурта - в прошлом году по журналам кочевала дурацкая картинка, где Мухин ползет на четвереньках, а у него на спине сидят двое детей. В образе старшей дочери снималась какая-то молодая актриса из Чехии. Фотограф все время требовал, чтоб она устроилась ближе к голове - «дочка» ерзала Виктору по хребту, и он чувствовал, что она становится все теплее. После съемок они спали вместе. Через неделю она решила остаться в Москве насовсем. Через месяц ей под видом героина продали какую-то дрянь…
        В удостоверении Мухин, понятно, оказался один - без детей, без йогурта и без высунутого языка. Художник поднял его в вертикальное положение, заменил фон, а ракурс «три четверти» превратил в полный анфас. Только глаза ему не тронул.
        Виктор смотрел в объектив - кряхтя под фальшивыми детьми, стесняясь своего амплуа, размышляя о просроченных процентах за кредит и о том, куда бы отвезти раскочегаренную «дочурку».
        В журнале это получилось так: папаша желает йогурта. Все лишнее осталось внутри, по ту сторону глаз. Потребителю это было не нужно.
        Виктор повертел в руке карточку. Под фотографией стояла подпись:
        «Мухин В.И.»
        Прочие подробности его жизни вряд ли кого интересовали.
        Глава 29
        Федеральный Закон об эвтаназии вступил в силу только на прошлой неделе, а записаться на собеседование успело уже человек триста. Больше десяти тысяч, если умножить на тридцать семь филиалов. За каких-то пять дней работы.
        Шибанов говорил, что Макаров арендовал часть брошенного завода… правда, это там, в том слое. Здесь-то брошенных заводов не было. Откуда им взяться, если их никто не бросал? Однако Юрик не ошибся: услуга под названием «Смерть» - с большой буквы, так это писали в рекламе - действительно имела успех.
        Торжественное открытие первого филиала компании показывали сразу по трем каналам. Все было как положено: и ленточка, и музычка, и шарики с логотипом «ДВ». Выступал даже кто-то из мэрии. Градоначальник появляться на мероприятии поостерегся, прислал кого-то из заместителей, но это было фактически то же самое - знак официальной поддержки.
        Представитель одной маленькой, но зловонной демократической партии очень складно растолковал смысл Конституции: оказывается, право на жизнь вовсе не влечет таковой обязанности и автоматически означает равноценное право на смерть.
        Оппонент из «новых левых» назвал это пустой болтовней. По его словам, перестройка тысяча девятьсот семьдесят четвертого года довела народ до такого отчаяния, что уход из жизни стал для многих единственным выходом. Кто-то из менеджеров компании, не растерявшись, тут же подскочил к микрофону и уведомил, что базовый пакет услуг стоит всего двенадцать рублей. Левый эмиссар спустился с помоста, размашисто аплодируя и пожимая руки кому не попадя.
        За политиками выступила творческая интеллигенция - дама лет тридцати с изнаночным взглядом старой кокаинистки прочитала длинное стихотворение. Стихов никто не понял, но из уважения к искусству похлопали. Потом какой-то подозрительный поп объяснил, что подобные деяния Господу Богу, в принципе, противны, но с другой стороны - все мы грешники, и так далее… Под конец появился высокий чин из Министерства Здравоохранения, заверивший, что методики, применяемые в «Деле Врачей», многократно опробованы, и результат гарантирован.
        Народу собралось столько, что дорожная полиция была вынуждена перекрыть на улице движение. Толпа разлилась сначала по мостовой, а через полчаса забила уже и противоположный тротуар.
        Все это смахивало на большой и долгожданный праздник. Страшное слово «самоубийство», и почти не страшный, но режущий слух «суицид» так и не прозвучали.
        Когда перерезали красную ленту, оркестр сыграл «туш», затем наступило секундное оцепенение. Двери были распахнуты, но входить никто не решался. Работники филиала потоптались у стены и тихонько, гуськом, просочились внутрь. Сказать «Добро пожаловать!» или что-нибудь подобное никто не решился.
        Вечно спешащие телевизионщики смекнули, что ловить больше нечего, и начали споро сворачиваться. Репортер и оператор с кабельного канала «Наша жизнь» еще слонялись, выискивая «характерные» лица, однако всем уже было ясно, что официальная часть закончилась, а неофициальной не предвидится. Люди стали расходиться. Но ушли далеко не все.
        Когда журналист забрел в здание, он испытал настоящий шок: добрая половина народа перетекла в мраморный холл с глубокими кожаными креслами. Обе стойки по бокам были плотно окружены.
        - Здесь снимать нельзя, - сказала молоденька секретарша за компьютером.
        Репортер включил улыбку «для дур» и, отвоевывая пространство, расставил локти пошире.
        - У нас огонек не горит. Камера не работает. Я только хотел спросить: вас не удивляет такое количество желающих умереть?
        - Простите, я занята, - ответила она, принимая у кого-то заполненный бланк.
        - Я вас не отвлекаю. - Журналист опять улыбнулся, но уже с некой загадкой. «Для занятых дур», так это называлось. - Вы, наверное, проводили какие-то… э-э… исследования. Сколько, по вашим прогнозам, у вас будет работы?
        - Сами же видите… - Девушка что-то щебетнула клиенту и взяла со стойки второе заявление. - Маркетинг бесполезен, настроение у людей каждый день меняется… Но желающих много, да.
        - И, наверное, по интернету заявки принимаете…
        - Разумеется. И по телефону тоже.
        - А что вы думаете, когда смотрите на этих людей? Вам не жутко от того, что в скором времени они все умрут? Причем умрут, извините, с вашей помощью.
        - Далеко не все, - сказала секретарша, отрываясь от компьютера. - Примерно две трети потом откажутся. А что касается анонимных заявок по интернету, так это вообще сплошной спам. Из них дай бог, чтоб десять процентов явились на собеседование. Остальные играют, нервы себе щекочут. Ну и нам тоже.
        - Спам… - обескураженно произнес репортер. - «Мусор», да?.. Послушай, э-э… - он дождался, когда девушка обернется, и прочитал имя на бэйдже, - послушай, Марина… А тебе не жутко? Сидеть тут, говорить мне все это…
        - Я же вас предупредила: будете снимать - кассету отнимут. Вон человек в дверях стоит, видите? А песни про лампочки в камере пойте пенсионерам. Мы специальный инструктаж проходили, - добавила она победно.
        - Нет, я совсем не про то. Тебе самой тут как?.. Ты себя нормально чувствуешь на этом месте?
        - Нормально?! - возмутилась секретарша. - Да вы знаете, какой у нас конкурс был?
        Журналист вздохнул и, дернув оператора за жилетку, направился к выходу. По пути его остановил щуплый, но крайне серьезный секьюрити и молча протянул чистую кассету. Репортер почувствовал сразу несколько внимательных взглядов и, оценив обстановку, что-то буркнул оператору. Тот открыл камеру и так же молча отдал запись охраннику.
        Отснятого материала не видел никто. Не видел его и Виктор Мухин, поэтому, обнаружив в холле человек двадцать, он искренне удивился. «Дело Врачей» работало уже неделю, и если первая волна до сих пор не схлынула, значит, это была вовсе и не волна. Устойчивый спрос.
        Мухин намеренно тащился через весь город, чтобы попасть в самый окраинный, самый глухой филиал из тридцати семи, - он боялся ненароком столкнуться с Макаровым или с кем-то из его окружения. Теперь он убедился, что напрасно: в мраморном предбаннике было спокойно, кисло и буднично, как в приемной муниципального благотворительного фонда.
        Поиграв ключами от «Феррари», Виктор со свистом прошелся туда-сюда и резко повернул к секретарше.
        - Барышня, нельзя ли у вас без очереди обслужиться? - спросил он, игнорируя возмущенное сопение человека у стойки.
        - Без очереди - первым классом, - учтиво отозвалась она.
        - Я на себе не экономлю.
        - Хорошо.
        Она шевельнула рукой, видимо, тронула какую-то кнопку, и из неприметной двери под лестницей вышла еще одна женщина.
        - Прошу вас, - молвила та и, склонив голову набок, повела Мухина за собой. - Меня зовут Ирина, я буду вашим куратором. Вот моя визитка. В дальнейшем вы можете пользоваться отдельным входом. Это с другой стороны, во дворе. - Она открыла дверку в маленький коридор.
        - В дальнейшем?.. - растерялся Виктор. - Вообще-то, я надеялся сегодня же… гхм… умереть.
        - Сожалею, но это невозможно. - Под пухловатыми губами показалась превосходная металлокерамика.
        - Ирочка, я готов к дополнительным расходам, - проворковал Мухин. - Кстати, куда мы идем?
        - Я провожу вас на собеседование. Там вам все и объяснят. А сегодня… поверьте, никак не получится. - Она виновато куснула губу и одним взглядом добавила: «Если ты захочешь меня - это вопрос решаемый. Но ты хочешь смерти, а с ней договориться труднее».
        Коридор закончился симпатичным помещением - не то врачебным кабинетом, не то офисом. Кроме обязательных жалюзей на окне, двух кресел и внушительного стола, в комнате находился дорогой, достаточно надежный сейф и мягкий топчан с крахмальной салфеткой на подголовнике. В свободном углу стояла авангардная этажерка из толстого гнутого стекла. Пахло цветами, шиком и стерильностью.
        - Здесь я вас и оставлю… - Ирина вопросительно приподняла брови.
        - Евгений, - брякнул Мухин.
        - О… красивое имя. До встречи, Евгений.
        Едва она ушла, как на пороге возник мужчина в белом халате нараспашку. Доктор оказался чуть старше Виктора, полноват, но до того энергичен, что на него было тошно смотреть.
        - Евгений, да? Я слышал, - отрывисто проговорил он. - А я Олег.
        - Очень приятно…
        - Взаимно. Ну, как вам удобней? Сидеть? Лежать?
        - Я посижу. Належаться еще успею.
        Доктор заразительно рассмеялся.
        - Ну что ж, Евгений… - он сцепил пальцы и покрутился в кресле. - Первым делом я должен вас отговорить от рокового шага…
        - Понятно. - Виктор уставился в потолок.
        - …но я этого делать не буду, - доверительно произнес Олег.
        «Покупает на парадокс, - решил Мухин. - Или по жизни раздолбай…»
        - Вы и сами передумаете, - продолжал врач. - Черная полоса пройдет, начнется белая, все утрясется, бабы опять полезут - не отобьешься… Нет-нет, я не агитирую! Просто я знаю, как оно бывает.
        - Передумаю - вам же хуже.
        - Нам-то?.. Да нам-то что… Завещание оформили, Евгений? - спросил он неожиданно, совсем уже другим тоном. - У нас сильный юрисконсульт, есть свой нотариус…
        - Эти вопросы я давно уладил. У меня ничего не осталось.
        - И относительно ритуальных услуг…
        - Я не сомневаюсь, что вы и тут способны помочь. Спасибо, меня похоронят друзья.
        - Дело в том, что наших клиентов не отпевают в церкви. Но у нас есть определенные контакты, которые…
        - Я не религиозен, обойдусь без обрядов, - прервал его Мухин. - Что еще?
        - Тогда все, - умиротворенно молвил он.
        У Виктора вдруг появилось подозрение, что вот сейчас, на слове «все», как раз все и закончится. Доктор Олег откроет сейф, извлечет из него шприц и предложит лечь на кушетку. Затем перетянет руку жгутом и введет иглу. Ирина упоминала какую-то заднюю дверь во двор - туда, наверное, тело и вынесут. Его забросят в обитый жестью кузов, не исключено - уже пятым или шестым рядом, и отвезут подальше за город…
        Досмотреть это видение Мухин не успел - доктор Олег открыл сейф и выложил на стол солидную темно-синюю папку.
        - Это ваше заявление, - сказал он, протягивая Виктору фирменный бланк. - Заполнить можете дома, или прямо здесь, как вам будет угодно. Кроме этого, сейчас мы с вами обсудим особые условия.
        - Особые?..
        - Вы ведь клиент первого класса, - напомнил врач. - Кофейку, между прочим, не желаете?
        - Нет, - хмыкнул Мухин. - Кофейку - не желаю. Желаю принять смерть. Немедленно.
        - Вот, здрасьте… - озадачился Олег. - Разве куратор не поставил вас в известность? Ирина вам ничего не сказала? Сегодня нельзя.
        - Нельзя, - согласился Виктор. - Но если очень хочется, то… - Он сделал загадочное лицо и сунул руку во внутренний карман пиджака.
        - Мы не на базаре, Евгений, - строго сказал доктор. - Все что угодно, но не сокращение сроков. Можем выполнить любую прихоть, если, конечно, она выполнима теоретически, но сроки… Нет. И деньги здесь не имеют значения.
        - Так не бывает, Олег. Человек работает за деньги. Или это ваше хобби - убивать?
        - Нет. И я сам исполнением не занимаюсь, чтоб вы знали. Еще раз говорю: в деталях - пожалуйста, что угодно. Можем в момент ухода осыпать вас розами, можем предварительно свозить в Тибет, или организовать небывалую оргию… Все за ваш счет, естественно. Можем устроить купание в шампанском, или съемки вашего ухода с последующей отправкой ролика человеку, разбившему вам сердце… Вам сердце не разбивали?.. В общем, список большой, - врач достал из папки какой-то листок и потряс им в воздухе. - То же касается и самого процесса. Выбирайте: мгновенная смерть, медленное угасание, наркотический сон… Есть и болезненные варианты. Никто пока не заказывал, но для ассортимента услуг держим и это. Однако все многообразие нашей помощи будет вам доступно только по окончании испытательного срока.
        - Это сколько?
        - Месяц со дня регистрации заявления.
        - Как в Загсе, - проронил Виктор. - Я же первым классом иду…
        - У-у!.. Остальные вообще будут до зимы ждать, - он, словно отгоняя назойливых клиентов, взмахнул обеими руками.
        - Кто-то за это время сам загнуться успеет.
        - Точно-точно! - поддержал доктор и расхохотался. - Многие уж и сами… ха-ха!.. самостоятельно!
        «Этот урод безнадежно болен, - отметил про себя Мухин. - Либо он перекинутый, и не считает нужным это скрывать…»
        - Но вы-то месячишко протянете. - Олег вдруг посерьезнел и постучал ногтем по пустому бланку. - А мы, обслуживая клиента в обход правил, лицензией рискуем. Это страшнее.
        - Я очень много заплачу, - раздельно произнес Виктор.
        - Не важно. Лицензия дороже всяких денег.
        - Так уж и всяких? - с сомнением спросил Мухин.
        «Вот ты и проболтался,” - подумал он, снова заводя правую руку за полу пиджака.
        - Это не для ревизии из Минздрава. Это ради принципа, - сказал Олег.
        Похоже, теперь и он что-то почувствовал…
        Виктор нащупал теплую рукоятку и крепко обхватил ее пальцами, сразу пристроив указательный на спусковом крючке.
        - Я же вам сказал, Евгений, - сурово произнес врач. - Деньги у нас принимает кассир.
        Он надеялся, что все обойдется. Уже не очень верил, но пока еще надеялся.
        «Перекинутого стволом не напугаешь,” - осознал Мухин за мгновение до того, как вытащить пистолет.
        Он вынул из кармана шариковую ручку и, развернув к себе бланк, размашисто написал:
        «Мухин Виктор Иванович».
        Далее во всех графах он поставил одни прочерки, благо после каждого вопроса, включая пункт «Пол», в скобках значилось: «заполняется по желанию». В окошке «Личная подпись» Виктор нарисовал какую-то нейтральную, ни к чему не обязывающую закорючку и отдал заявление.
        - Угум… - молвил доктор, посмотрев на листок. - Мы не требуем документов, можете представляться как вам заблагорассудится… Но вам не кажется, что было бы логичней назваться Виктором с самого начала?
        - Виктор - это не псевдоним. Меня так зовут, - сказал Мухин. - Послушайте, Олег… Я такой же, как вы. И я хочу быть с вами.
        - Н-не понимаю… О чем это вы, Евгений? Или все-таки Виктор?..
        - Юрий, - медленно выговорил он.
        - Ничего не понимаю… - нахмурился Олег.
        Виктор поманил доктора пальцем и, когда тот перегнулся через стол, резко схватил его за загривок. Мухин рассчитывал сломать ему нос - этого не получилось: в последний момент врач выгнул шею и встретил полированную доску подбородком. Так было еще хуже.
        Добавив локтем под левую лопатку, Мухин торопливо отволок Олега подальше от стола и, не исключено, от кнопки тревоги. Доктор схватился за стеклянную этажерку, но Виктор врезал ему ногой в живот. Затем повторил и замахнулся еще раз, однако после второго удара врач коротко всхлипнул и обмяк. Дышал он тяжело, рывками, а значит о крике пока не могло быть и речи.
        Мухин подошел к двери и, потрогав ручку, повернул ее вверх.
        - Это чтоб нас не тревожили, - пояснил он душевно.
        - Штё нято? - спросил Олег, странным образом смягчая согласные.
        Виктор обошел его с другой стороны и обнаружил, что на белоснежном линолеуме лежит какой-то маленький красный кусочек размером с кубик колбасы из оливье.
        - Э, браток, да ты себе язык откусил? Будешь теперь как старый урка разговаривать. Если еще будешь, конечно.
        - И сюбы… - ответил тот, отползая в угол и сплевывая по дороге кровь. - Сюка!..
        - Придется ивритом овладевать, - заметил Мухин, наступая ему на колено. - Ты не уходи далеко. Есть у меня к тебе одна тема… Ты перекинутый, это ясно. Смерть тебе не страшна, мотивировать на откровенность тебя трудно… Но только умрешь ты не сразу. Не очень быстро. Соображаешь, о чем я?
        - Ню… - мыкнул Олег, не то отказываясь, не то соглашаясь, не то делая вид, что опять не понял.
        - Бизнес у вас какой-то мутный… Проясни-ка в двух словах.
        - Обышний биснесь…
        Виктор сошел с колена и топнул по нему каблуком.
        - Аххх… - негромко вскрикнул доктор.
        - Больно, я знаю. Мне самому так делали. Очень больно, и бегать потом трудно. Хорошо, если ходить сможешь. Кое-как. Хотя, ты же медик, ты в курсе…
        - Штё тебе?.. - простонал Олег.
        - Правды. Чистой правды прошу, больше ничего. На кой вам эта контора? Вы открылись несколько дней назад. Испытательный срок - месяц. На середину июля у вас запланированы первые умерщвления… или как вы их?.. «исполнения»? Ну, ладно… Только через месяц этого слоя уже не будет. И других слоев - тоже. Что скажешь?
        - Нягмальняя фигма у нясь…
        - Верю, что вы и клинику приготовили, и отравы всякой накупили… Для убедительности. Только Юра Макаров денег на ветер бросать не будет, не такой он человек. Даже зная, что жить ему совсем не долго, - все равно не будет. На глобальную хохму ваше «Дело» тоже не тянет, если честно. Не смешно как-то получается… Не смешно, и все тут. Поделись, не молчи. Я от тишины нервничать начинаю.
        - Штё ти тяибалься? - прошамкал доктор.
        Мухин взял с этажерки какое-то крупное растение и обрушил ему на голову. Горшок раскололся и осыпал Олега темной сырой землей. Тот уже начал вставать, но ладони поскользнулись на крови, и он разбил-таки нос.
        Виктор схватил вращающееся кресло, но поднял только сидение - тяжелая крестовина выпала из гнезда и осталась на полу. Мухин посмотрел на нее недоуменно и, отбросив кресло в сторону, взял разлапистую ножку.
        Первым взмахом он разнес доктору ухо. У Олега еще были силы увернуться, и колесико прошло по касательной, порвав ему мочку. Крови в кабинете стало больше. Второй удар попал по щеке, третий - по затылку, четвертый - снова по щеке.
        Лицо у врача стремительно заплывало. Он перекатился набок и вяло прикрылся рукой. Острая железка пришлась по пальцам, и мизинец повис на лоскуте кожи.
        Они все чихали на смерть, но боль… это было иное. С нее, в отличие от смерти, не начиналось ничего нового. Боль была бесконечным продолжением, неизменным атрибутом жизни. Они не любили смерть, но смерти они не боялись. Они боялись боли. Мухин знал это по себе и старался нанести Олегу как можно больше повреждений - пусть бы и ножкой от кресла, она тоже годилась. Это было неблагородно. Это было просто не по-мужски - занятие сродни царапанью или тасканию за волосы… Но если он чихал на смерть, а вместе с нею, само собой, и на жизнь, то уж такие частности его не волновали и вовсе.
        Земля на лице у Олега перемешалась с кровью и размазалась, теперь он смахивал на утомленного шахтера, разве что фонарика на лбу не было. И гордой улыбки за миллионную тонну угля не было тоже. Не мог он улыбаться. Физически не мог.
        - Олег Сергеевич! - раздалось вдруг за дверью. Ручку подергали, и Мухин инстинктивно выхватил пистолет. - Олег Сергеевич, вы здесь?
        Виктор направил ствол ему в голову, но, опомнившись, перевел на пах.
        - Убивать-то я тебя не буду, - прошептал он.
        Врач открыл рот, и с нижней губы свесился длинный черный плевок.
        - А хочешь, я тебя застрелю? - неожиданно спросил Мухин.
        - Я санят! - громко объявил Олег и вполголоса, для Виктора, добавил: - Гонишь, щувак… Ти сям как отьсюта уйтешь?
        - Не составит труда, - заверил он.
        - И ти это мошешь? Сям себя?
        - Сям, сям… - бросил Виктор.
        Он все-таки раскрылся, и Мухину сразу стало его жаль. Слегка, ровно настолько, чтобы подарить ему нормальную быструю смерть - вне зависимости от результатов собеседования.
        - Я тебя убью, мужик, - пообещал Виктор. - Как я отсюда выберусь - это моя проблема. И не такая уж большая…
        Он достал мобильник и нажал на «повтор». Его звонка ждали давно, поэтому ответили сразу.
        - Борис? - тихо сказал Мухин. - Позови Петра, будь добр… Петя? Приезжай… Нет, не бери. Тут двое на входе и стадо в предбаннике. Ничего сложного… Что? Ренат?.. Трясется?.. Весь горит и трясется?.. Ха! Ну, пускай едет, раз такое дело. Ты его только предупреди: не все что движется - мишень. Фейерверки нам тут не нужны. Ага…
        Спрятав телефон, он послушал, нет ли кого за дверью, и присел возле Олега.
        - Много ты не знаешь, это ясно. Я много и не требую… Собирались народ кончать, или нет?
        - Ти… тощно стеляешь, штё говогищ?..
        - Не нравится тебе здесь, вижу… а слой, между прочим, нормальный. Но мне тоже не нравится. Возможность выбора - вот что нас с тобой губит, братишка. Мы верим, что где-то еще лучше, и нигде толком не живем. Так, все готовимся к чему-то… тренируемся жить по-настоящему… Один выстрел в сердце, даю тебе слово.
        - Неть, не собигались мы…
        - Ну да, конечно, месяц же целый… Спецом испытательный срок назначили? Чтоб руки не марать?
        - Хха… гуки… Тюма потьгебоваля.
        - Тюма?..
        - Ну, госьтюма… ну и косель ше ти! Сям ше мне ясик…
        - А-а, Госдума… А вы не против, потому что не за этим свою контору открывали, верно? Для чего нужно «Дело Врачей?»
        - Списьки.
        - Списки клиентов?
        - Не. Пгосьто сьтатисьтика…
        - Потенциальные самоубийцы, рядовые психи, всякие истерические натуры…
        Доктор замотал головой.
        - Не!.. Психи. Тёлько тосьтовегное… мусог отьсеиваем…
        - А смысл?.. Смысл, Олег? Хорошо, это ты не в курсе… А количество? Многовато их у вас в прихожей толчется…
        Врач медленно закатил глаза к потолку. Мухин испугался, что тот теряет сознание, но Олег всего лишь экономил слова. Ему действительно было трудно говорить.
        - Это что ты показал? - спросил Виктор. - Это количество?.. Так много?!
        Олег снова посмотрел вверх.
        - Хренова гора, - догадался Мухин.
        - Тя. Гога, - подтвердил он. - Ського тють всем письтес нясьтянет…
        Внезапно в здании будто бы начался ремонт: кто-то принялся быстро, почти без перерыва, заколачивать гвозди.
        - Блин! - воскликнул Виктор. - Что же они так рано-то? И с таким грохотом!
        - Тьвои?.. - встрепенулся Олег. - Ти обещаль…
        - Последний вопрос. Ты говоришь, скоро слой загнется. Как ты определил?
        - Мнёго сяявлений. В тьгугих сляях меньше пока.
        - И что?.. Значит, близится миграция? А связь?.. Какая тут связь, Олег?!
        - Ти обещаль… - скорбно произнес он.
        - Да. - Мухин встал и сделал шаг назад. - Глаза закрой.
        - А я тебя всьпомниль… - сказал доктор. - Ти пгеситеньть.
        - Президент?!
        - Тя… ой, умога, не могу! Пгеситеньть, тя! Мухинь Виктог… Я ся тебя галясяваль… Сьтгегяй, госьподинь пгеситеньть, а тё пгоклять бутешь…
        - Закрой глаза, Олег.
        - Не хощу.
        - Хозяин - барин…
        Виктор сдержал слово, иначе он не мог. Это был не самый рациональный поступок, ведь Олег рассказал далеко не все. Он, безусловно, знал больше, и привести его на базу к Борису было бы логичней. А там уж и Ренат с паяльниками, и Шибанов со своим умением прессинговать…
        «База», да?.. Мухин невесело усмехнулся. Какая же это, к черту, база? У Бориса замечательный особняк, хороший дом. В нем можно жить - мило, с удовольствием…
        Молотки застучали где-то совсем близко и вдруг разом стихли.
        - Витька!.. - позвали в коридоре.
        Мухин убрал пистолет и, перешагнув через нелепо раскинувшееся тело, взял со стола свое заявление. Он собирался сунуть его в карман, потом решил, что порвет на мелкие кусочки, но в итоге макнул обратной стороной в кровь и наклеил на стену.
        Бумага быстро пропиталась, и из центра, занимая пропущенные пункты о месте жительства и роде занятий, расползлось овальное пятно. Издали бланк стал напоминать знакомую по вестернам листовку «Wanted!».
        - Ищи меня… - проронил Виктор. - Ищи меня, Смерть…
        Глава 30
        После ночного налета Борис наконец-то вспомнил, что тело бренно, - даже если оно водит дружбу с местными шейхами. Ограда вокруг дома в срочном порядке укреплялась. Представитель строительной компании никак не мог взять в толк, почему хозяин не соглашается на новые бетонные столбы, ведь стальные конструкции той же прочности - кстати, необоснованно завышенной, - стоят гораздо дороже, да и с эстетической точки зрения явно проигрывают.
        - К вечеру твой бетон застынет? - только и спросил Борис.
        - К вечеру? Гм… это от марки цемента зависит… - ответил менеджер. - Но если делать нормально - тогда, конечно, нет. К вечеру завтрашнего дня, и то лучше не трогать.
        - Вот и не трогай. Пусть твои хлопцы железки варят. Красиво, не красиво - неважно.
        Спецы из охранной фирмы, отгородившись от строителей брезентовым пологом, устанавливали камеры слежения, сигнализацию и элементы активной защиты. Шибанов чуть не подрался с Борисом, доказывая, что без профессиональных секьюрити им не обойтись, но тот пускать чужих на свою территорию категорически отказался. В итоге Шибанов буркнул, что, мол, абсолютной безопасности не бывает в принципе, и ушел пить пиво.
        Когда Виктор с Петром и Ренатом подъехали к участку, рабочие уже собирали мусор. Культурные техники в светло-голубых джинсовых комбинезонах тоже потихоньку сворачивались - им оставалась еще наладка и, как выразился старший, «менее технологические вопросы», но это было уже внутри, в спешно оборудованном подвале.
        Строители, закидывая обрезки арматуры в кузов, то и дело повторяли слово «облом». Виктор подумал, что Борис недоплатил, и хотел уже его усовестить, но Ренат пояснил:
        - «Облом» - это значит «Очередная Блажь Очумевшего Магната». Эх, сколько я им, кровососам, газонов перепахал!..
        - И давно ты на земляных работах гнешься? - поинтересовался Мухин.
        - Да как из дурки выпустили, так и гнусь… Ты не дрейфь, я не шизоид, - предупредил Ренат. - Просто от армии закосил, и так здорово у меня получилось, что на четыре года и завис. Две кандидатских обеспечил, во! Мне даже подарки потом дарили - книжку про моряков и ежа заводного, маму его…
        - Ежа?.. - растерянно переспросил Виктор.
        - Да он не колющий был. Тряпочный ежик-то… Смешной, на колесиках.
        Виктор с Ренатом выбрались из «Тойоты-Лингва», выкрашенной, как все московские такси, в пронзительно-желтый цвет, и направились к парадному. Петр длинно просигналил, отпугивая зазевавшегося сварщика, и завел машину в подземный гараж. «Феррари» уже полчаса как стоял на месте - Людмила отогнала его от офиса «Дела Врачей» еще до начала атаки, хотя Мухин и запретил ей приезжать. Однако здесь он был никто, даже не президент, и его запреты мало что значили. По крайней мере, для Люды.
        - «Очумевшие магнаты», говоришь?.. - хмыкнул Виктор, оборачиваясь к Ренату.
        Крыльцо у Бориса было высокое, на семи ступеньках, и с него открывался почти весь участок. Забор, усиленный стальными балками, сходился с двух сторон в широкие ворота, превратившиеся в подобие шлюза. Рабочие, как ни старались, а все же притоптали край большого, со вкусом устроенного цветника. Площадка для барбекю, разбитая слева от дома, была густо усыпана металлическими опилками. Специальный человечек поводил магнитом по траве - больше для успокоения хозяев: выйти на нее босиком до следующего лета все равно не удастся.
        «Н-да… до следующего лета…» - мысленно повторил Мухин.
        - Разве не очумевшие? - сказал Ренат. - Магнаты совсем с катушек послетали! Ну что он тут устроил? Дорожку надо было спрямить, тогда вот здесь и вот здесь два свободных куска получилось бы, соток по семь. Цветы… ну ладно, цветы можно оставить… А это все убрать надо, - он показал на массивные скамейки в березках, на голую, идеально ровную лужайку и на сложенную из валунов пирамидку с искусственным родничком. - Все убрать! Деревья спилить!..
        - Ясно, ясно, - перебил его Виктор. - Уберем и спилим, дай только срок…
        Ему было немного обидно. Участок Бориса - пестрый, кудрявый, безмятежный, на глазах обретал какую-то настороженность, готовность сдержать и отразить. Особняк становился крепостью, хотя эта роль ему совершенно не шла. Он был создан для комфортной жизни, ни для чего иного.
        Мухин не любил широких обобщений, поэтому развивать свою мысль не стал, но все же признался себе, что думает не о вилле.
        Благополучный слой исподволь превращался в поле боя - чужого для людей боя неизвестно за что. Уютный мир, нормальная страна, спокойное существование, не отягощенное бытовыми проблемами. Голодные?.. Да, конечно, голодные есть везде. Это те, кому лень дойти до благотворительной столовой. Несчастные?.. Разумеется. Пока есть любовь, будет и любовь неразделенная. А еще - болезни, неприятности на работе, непонимание родителей и непослушные дети… Но Виктор вдруг почувствовал, что лично ему этого недостаточно. И еще он подумал, что, осознав себя и свою оторванность от любого мира, он навсегда потерял способность быть счастливым - тупо, сонно, по-человечески.
        Ремонт в доме уже закончился. Рамы и деревянные панели едва освободились от защитной пленки и блестели неповторимой чистотой. Поверх окон нависли кожухи с пуленепробиваемыми жалюзями, но интерьера они не портили - во всяком случае, до тех пор пока их не использовали по прямому назначению.
        В углу работал чудом уцелевший при обстреле большой проекционный экран. Смутно знакомый по другому слою телеведущий Сидорчук сиял почти так же девственно, как стенная облицовка. Когда Мухин остановился перед телевизором, ведущий только-только начинал раскручивать какой-то длинный логический пассаж:
        - …считается в армии воинским преступлением. Однако отдельной дефиниции для этого трагического и отчаянного акта сочинители Дисциплинарного Устава подобрать не удосужились, и в итоге желание уйти из жизни подпадает под статью о банальном членовредительстве. Возможно, для кого-то это будет откровением, но членом называется не только один, сугубо определенный орган, а вообще любой орган нашего организма. Голова, например, - тоже член. И сердце - член. Поэтому если солдата застают за попыткой приставить ствол к груди, его немедленно отправляют… куда бы вы думали?.. к аналитику?.. к психиатру?.. Нет. Для начала военнослужащий попадает на гауптвахту, а после, как правило, в дисбат. Вот такая терапия, такая вот реабилитация… Однако это парадокс армейский, и к гражданскому населению он, вроде бы, отношения не имеет. Вроде бы… Но рассмотрим ситуацию ближе. Старшее поколение еще помнит, как мы выбирали органы власти. Нам предлагалось проголосовать за безальтернативную кандидатуру. Это и называлось выборами. Бред?.. Нет, не бред. Это реальность. Это наша история. Мы так жили. Сейчас нам кажется, что мы
стали жить иначе. Да, безусловно, в чем-то иначе. Но в главном ли?.. По большому счету ничего не изменилось: ребенок рождается на свет, и выбор его весьма ограничен. Вопроса «жить или не жить?» перед ним не стоит. Он просто обязан жить. Кто-то возразит: прожить жизнь можно по-разному. Но ведь и бюллетень для голосования с единственным кандидатом можно было опускать в урну по-разному: боком, уголком, сложенным, развернутым или и вовсе скрученным в трубочку… Каков результат? А выясняется, что результат не зависит от способа. Наши отцы в любом случае выбирали того, кого им навязывали. И мы тоже в любом случае выбираем жизнь, остальное - детали. И вот теперь у нас появилась действительная, настоящая возможность выбора. Собственно, альтернатива была всегда: добровольный уход из жизни - это такое же библейское понятие, как виноделие или, допустим, влечение к лицам своего пола. И то и другое - явления далеко неоднозначные. У кого-то они вызывают резкое неприятие, для кого-то они, напротив, составляют сущность жизни. Каждый должен иметь право на свободный выбор. Не хочу никого агитировать, я сам предпочитаю
скорее жить, чем умереть, но!.. Только сейчас!.. Только сейчас у человека появилась возможность уйти достойно, безболезненно, без риска остаться калекой или попасть в сумасшедший дом. Не будем говорить о мотивах. Это слишком обширная тема, однако повторюсь: нежелание жить имеет столь же глубокие корни, как и сама человеческая цивилизация. Имеем ли мы право отказывать человеку… не просто прямоходящему млекопитающему, но человеку разумному!.. Имеем ли мы право отказывать ему в выборе? Я бы на себя такую ответственность не взял. А вы?.. Впрочем, не торопитесь с ответом. За нас уже выбрали. В нашей истории это бывало не раз, и сегодня повторилось вновь. Нашлись люди, которые считают себя выше человеческой свободы. Нашлись люди, которые уверены, что им виднее - как мы с вами должны жить, и когда мы с вами должны умереть. Эти люди называют себя «Абсолютной Культурной Миссией»…
        Обаятельное, прекрасно вылепленное лицо Сидорчука исчезло, и экран показал фасад здания с латунной табличкой:
        «Дело Врачей.
        Тушинский филиал».
        Следующий план - сразу холл. Режиссер рассчитывал на удар по нервам: извилистые лужи крови на светлом мраморе, да при хорошем освещении, выглядели весьма эффектно.
        Сзади присвистнули. Константин вошел в комнату с двумя полудюжинами пива в картонных упаковках и, засмотревшись, чуть не споткнулся.
        Камера проплыла низко над полом и свернула в неприметную дверку под лестницей. Сидорчук за кадром сказал:
        - Сегодня утром произошло нападение на один из офисов фирмы «Дело Врачей». Семеро убитых, из них четверо - сотрудники компании, и трое - посетители. Также, по неуточненным данным, имеются пятеро раненых. Состояние одного специалисты оценивают как критическое…
        Людмила, сидевшая перед телевизором, выразительно глянула на Рената.
        - Я-то при чем?.. - бросил тот. - Это Петя…
        - А разве я что-то сказала? - Она снова отвернулась к экрану.
        - Ответственность за погром взяли на себя сразу три радикальных группировки, - продолжал Сидорчук, - но наиболее вероятна причастность новой организации «Абсолютная Культурная Миссия». Заметьте, три человека сидели в очереди на прием. Возможно, они не хотели умирать, и пришли просто из любопытства. Возможно - все-таки хотели, но после испытательного срока в тридцать суток они могли и передумать. Могли бы, - выделил голосом ведущий. - Но этот выбор сделали за них боевики из «АКМ». Так же, как и за всех нас…
        - Макаров, душка, уже и врага себе придумал, - проронила Люда, убирая громкость. - А-кэ-эм… Хорошо звучит, между прочим. Экстремальненько.
        - АКМ?.. - Немаляев задумался. - Макаров нас легализовал. Не мог же он объявить, что на него напали какие-то пришельцы…
        - А вы что, Сан Саныч, считаете себя пришельцем? - спросил Мухин.
        Немаляев лишь раздраженно дернул головой и снова уставился в телевизор.
        Оператор с камерой на плече, нарочно шатая картинку, чтоб придать ей документальности, беззвучно прошел по коридору и заглянул в кабинет. Точнее, заглянула только камера, а вместе с ней и зрители. В помещении словно бы ничего и не трогали: по полу был рассыпан мусор - глиняные черепки, песок, белесые корни и еще какие-то обрывки. Доктор Олег с неузнаваемо опухшим лицом, весь черный от земли и от крови, лежал возле модной стеклянной этажерки. В кадр попала стена, и Виктор заметил на обоях овальное пятно. Бланк заявления с его именем уже сняли. Да и кресла с его «пальчиками» в кабинете тоже не оказалось.
        - Чище надо работать, - сказал Шибанов.
        - Да пошел ты!.. - огрызнулся Мухин.
        - Это тебе, придурок, уходить надо.
        - Куда?
        - Ты что, мало следов там оставил? Или ты по воздуху, как ангел?..
        - Макаров полиции меня не сдаст, - отрезал Виктор. - Он примерно догадывается, что я могу рассказать и о себе, и о нем, и о его «Деле».
        - Да?.. А ты примерно не догадываешься, как в следственном изоляторе случайно от инфаркта умирают?
        - Где человека проще убить - в тюрьме или на воле?
        - Здесь ведь и еще один аспектик… - промолвил Сапер. - Противопоставление. Одни парни нападают на других. Первые вламываются со стволами и рубят налево-направо. Вторые не вламываются, а приглашают и делают небольный укольчик… Известное средство: хочешь, чтоб тебя полюбили в России - стань жертвой. Вырисовывается вполне внятная линия: хорошие - плохие. То есть чем хуже мы, тем лучше они. Поэтому в ближайшее время о нас будут много говорить, нас будут усиленно искать… вот только найдут ли… Сомневаюсь. Макаров сделает все, чтобы этого не произошло. Преступление ему на руку, а вот преступники не нужны совершенно.
        - Наш политтехнолог проснулся… - прокомментировал Константин.
        - Да нам за такую рекламу денег должны! - воскликнул Ренат.
        - Значит, господин Сидорчук уже служит, - изрек Петр.
        У телевизора постепенно собрались все.
        - Женя Сидорчук голодным никогда не останется, - ответил Константин. - Правильную профессию человек приобрел, хлебную.
        - А берет он недешево, - посетовал Петр. - Макаров в разнос, что ли, пошел? Последнюю копейку на ребро ставит? Какую же он прибыль запланировал?
        - Ничего он не планировал, - отозвался Виктор. - Откуда прибыль, если у них испытательный срок - месяц?
        - Я думал, они деньги вперед требуют.
        - Нет, не требуют.
        - Фью! - разочаровался Ренат. - Дельце-то прогарное… А ваш Макаров знает, что через месяц тут все медным тазом накроется?
        - Знает, - хором сказали Костя и Немаляев.
        - Знает, - с секундным опозданием подтвердила Люда.
        - Та-ак… - Борис, до этого молчавший, взял два стула и подтащил их за спинки к телевизору. Сидорчук успел сменить тему и теперь вещал не то про Вьетнам, не то про Лаос - с выключенными динамиками было не разобрать. - Ну-ка! - сказал Борис, садясь на стул верхом. - Ваш Макаров, кажется, что-то измыслил… Если, конечно, он не полный идиот.
        - Да прекрати ты! - раздраженно ответила Людмила. - «Вашего», «нашего»!.. Нет, он вовсе не идиот…
        Она перевернула свой стул и уселась, по примеру Бориса, задом-наперед.
        - А по-моему, кретин, - сказал Ренат. - Все улицы рекламой заклеил. Это какие же бабки!..
        - Ладно бы улицы, - откликнулся Шибанов. - Он, можно сказать, все слои заклеил. Я-то думал - действительно, бизнес…
        - Закончили перепалку! - жестко, но в то же время удивительно просто, так, что никто и не обиделся, объявил Борис. - Почему гусар с лошадью не расстается… помните анекдот, да? Тем более, нас тут не двое, а девять, целый табун. Есть возможность погорланить более конструктивно.
        - Мозговой штурм, - догадался Ренат. - У нас в больничке тоже… а, гхм… Ну, давайте. Мозговать-штурмовать…
        Все, даже Немаляев, послушно взяли стулья и составили их в круг, спинками к центру. Мухин случайно оказался прямо напротив Людмилы и только сейчас обратил внимание, что на ней надета примечательно короткая юбка. Спинки у стульев были не сплошные, а с дуговым вырезом внизу, и он сразу же начал отвлекаться.
        - Любые версии, - предложил Борис.
        - Макаров - людоед, - тут же брякнул Ренат. - А что?.. Заманивает народ, вырезает печенку, почки…
        - Прекрасно! - отчего-то воодушевился Борис. - Запасает печенку на зиму, - сказал он без всякой иронии. - Еще варианты?
        - Собирает гарем, - хмыкнул Петр.
        - Теплее, - похвалил он. - Гарем из старух, мужиков, психов, наркоманов… Можно только позавидовать. Еще?..
        - Да Макаров сам псих, - проговорил Константин. - И искать в его действиях логику бесполезно.
        - Тоже неплохо. Дальше!
        Борис всем своим видом выражал искреннюю заинтересованность, и Мухин неожиданно почувствовал, что уже включился в этот дурашливый консилиум. В какую-то секунду он даже поймал себя на том, что больше не пытается заглянуть Людмиле под юбку. Девять человек далеко не детсадовского возраста оседлали стулья, будто и впрямь вообразили себя гусарами, но Виктора это почему-то не смущало. Наоборот - ему нравилось.
        Ренат, Петр и Костя - случайно вышло так, что они начали высказываться по часовой стрелке, и после третьей реплики это уже закрепилось в обязательный порядок. Константин сидел справа, и Мухин сообразил, что теперь настала его очередь.
        - Макаров собирает базу данных. Это не я придумал, это мне на фирме шепнули, - признался Виктор.
        - А ты взял, и поверил… - вставил Шибанов.
        - Продолжай! - быстро сказал Борис.
        - Макаров собирает базу данных не для того, чтобы кого-то там убивать. Это уже ясно. Ему нужна только информация. Не важно: желает ли человек на тот свет, раздумает ли он через неделю, или он так только, нервишки пощекотать, перед приятелями повыкобениваться… никого не волнует. Главное - количество заявлений.
        - Не волнует, - кивнул Шибанов. - Потом уж хочешь - не хочешь, выкобенивался ты, или еще как… придут и не спросят!
        - Не придут. Адрес, телефон, номер карточки соцстраха - все это указывать не обязательно. Подписаться можно псевдонимом.
        - И кем же ты подписался? - спросила Люда.
        - Я?.. Витей Мухиным… - ответил он.
        - Норма-ально! - протянул Шибанов.
        - Так, друзья, мы уходим в сторону! - прикрикнул Борис.
        - Значит, живые люди Макарову не нужны… - сказал Сапер. Он сидел слева от Виктора и принял игру без возражений. - Макарову нужны некие человеко-единицы… Списочный состав. А что!.. Хотя, нет… - добавил он после паузы. - Если там имена и фамилии проставлены от фонаря, то этими списками можно подтереться. Зачем они ему?
        - Да в разных слоях! - напомнил Шибанов. - Ну, понятно, Макаров - перекинутый, шастает туда-сюда… Компромат на кого-то ищет?..
        - Какой компромат?! - вмешался Петр. - В одном слое я наперстки кручу, в другом - оркестром дирижирую. Ну и как ты меня скомпрометируешь? Ни фотки, ни дискеты, ни свидетельские показания из слоя в слой не перетащишь.
        Шибанов не ответил. Он уже высказался, и очередь, по идее, переходила к Борису, но тот говорить не спешил.
        - Люда?..
        - Ну, списки… - Она вздохнула. - Какие-то там списки, ну и что? Каких-то психов… А вообще, нормальный слой, я бы здесь так и жила…
        Телевизор все что-то показывал и показывал - мелькающие картинки отбрасывали на пол и на лица желто-голубые блики, и от этого делалось невообразимо уютно.
        - Макаров добывает информацию, - неожиданно подал голос Немаляев. Все уже решили, что старик в этом «штурме» участвовать откажется, но он проявил небывалую для себя демократичность и вступил в обсуждение на общих основаниях. - Макаров знает все, что знали мы. Наверное, ему недостаточно. Он ищет для себя что-то еще. Значит ли это, что некая новая информация принципиально достижима? Или это блажь?
        - Блажь очумевшего магната, - уверенно произнес Ренат.
        - Мне нечего ответить, - мрачно сказал Петр. - Не в курсе.
        - Аналогично, - поддакнул Константин, открывая новую бутылку пива.
        - Безымянные списки… голая статистика получается. - Мухин выудил из Костиной коробки бутылочку и для себя.
        Сапер красноречиво почесал макушку.
        - Похоже, Макарова интересует общее количество полоумных. Причем, в разных слоях. Статистика?.. Ну да. Имея не один список, а несколько, их можно… можно, допустим, сравнить. Но не по составу, а только количественно… Дальше я пас.
        - Насчет «полоумных» я бы поостерегся, - возразил Борис. - Мы-то с вами кто тогда? Очевидно, к Макарову записываются люди с неустойчивой психикой. Шутят они, или нет - в данном случае не важно. Чем больше выборка, тем меньше погрешность. Кстати, что насчет выборки? - обратился он к Виктору.
        - С этим полный порядок. Народ уже на зиму места забивает, желающих там немеряно. Придурки!.. В смысле, неустойчивые. Слой-то хороший… Они жизни настоящей не видели, их бы на денек в тлеющий куда-нибудь - вот дурь бы и вышибло!
        - Сан Саныч, слыхали? - лукаво спросил Борис. - Очередь на полгода вперед…
        - Да-да, Боря. Ты уж сам, - непонятно ответил Немаляев. - Тебе эта тема ближе.
        - А точно! - вскинулся Петр. - Борис, ты ведь как раз по всякой там статистике и прочему… Хватит шифровать, колись!
        - Да все настолько просто, что и не верится даже. Слишком просто.
        - Ну!.. - поддержал Константин. - Ты женщин своих вот так же мучаешь?
        - Увеличение числа нервных расстройств - это признак скорой миграции, - сказал Борис. - С ума никто не сходит, но люди чувствительные начинают реагировать. Где тонко, там и рвется. А перед массовым прорывом происходит скачок. Если помнишь, Костя, мы на этой почве с тобой и познакомились. Когда ты разгуливал по Москве с тесаком и народ безвинный валил.
        - Меня уже перекинуло, - хмуро ответил тот.
        - А я тебя все понять пытался. А понял в итоге совсем другое.
        - Ай да Макаров! - воскликнул Сан Саныч. - Значит, он нашел способ предугадывать миграцию? Сравнивает статистику и выясняет, какой слой сгорит завтра, а какой еще поживет…
        - Был бы среди нас крутой хакер, мы бы его базу того… - мечтательно произнес Ренат.
        Все переглянулись и почему-то уставились на Мухина.
        - Хакеров нету. Есть писатель-фантаст, - нехотя буркнул он.
        - Толку-то от него? - скривился Петр.
        - Толка мало, - согласился Виктор.
        - Макаров, наверно, молодец, - задумчиво промолвила Люда. - Только зачем ему это… эти прогнозы? Личность все равно нигде не умрет. А оболочка все равно нигде не выживет… И он никогда не сможет взять с собой что-то еще, кроме самого себя. Ну, и своего опыта, конечно…
        - И еще - других перекинутых, - тихо добавил Борис.
        - Что?! - Немаляев встал, придерживая перевязанную руку. - Да!.. Да, Боря, ты прав. Иначе смысла никакого. А так… Значит, Юрий собирает по слоям перекинутых… И сколько он их мог набрать?
        - Для некоторых - просто Юрик, - сказал Виктор, подмигивая Людмиле.
        - Юрик?! Макаров?! - Люда вытаращила глаза.
        - Говно не тонет. Пардон… А сколько он душ набрал - это, Сан Саныч, зависит от того, как долго и как активно он этим занимается.
        - Весьма активно, - заверил Борис.
        - И довольно долго, - кивнул Немаляев.
        - Армия запутанных кадров, не боящихся, к тому же, смерти… - отметил Шибанов. - Страшная армия… Зато хоть со взрывами прояснили.
        - Ай, оставь! - Немаляев поправил повязку и снова сел, но уже по-человечески. - Дались тебе эти взрывы!
        - Макаров нас вытеснил оттуда, вытеснит и отсюда, - ответил он. - И ему зачем-то понадобилась армия…
        Константин допил четвертую бутылку и приставил ее к ноге.
        - Армия нужна, чтобы воевать. Если я не ошибаюсь. Или, допустим, завалить какой-нибудь слой переки… - Было видно, что идея пришла ему в голову сию секунду, и он обдумывал ее на ходу, на ходу же поражаясь ее рациональности.
        - Браво, Костя, - печально сказал Борис. - Выбрать слой поприличней, заполонить его перекинутыми, в которых, естественно, уже никто не перекинется, и которым не страшна никакая миграция… и спокойненько себе жить.
        - А мы разве не этого добиваемся? - возмутился Костя. - Спокойненько жить, вот именно. Получается, цель одна?
        - Пути разные. И мы как попутчики его не устаиваем…
        - Обидно! - бросил Ренат. - Почему это не устраиваем?
        - Еще одна тема для размышлений.
        - Он властью делиться не хочет, - предположил Немаляев. - Как будто кто-то к ней сильно рвется, к власти…
        - Нет, Сан Саныч, у него власть другая будет, - сказал Мухин. - Вот представьте: человечек посетил несколько слоев, всего насмотрелся, заодно понял, что тело - оно как белье, снял и выкинул… Человечек бессмертия хлебнул, а тут ему говорят, что этот слой последний, и дальше идти уже некуда, потому что остальные сгорели. Он ведь за жизнь как никто другой уцепится. И все сделает, чтоб ее не потерять.
        - Любой сделает, - заверил Шибанов.
        - Не-ет, извините. Здесь не тот накал. У нашего человечка жажда жизни на порядок поднимется. Человечек-то за линией смерти побывал, богом себя почувствовал, он лучше других знает, что это такое, когда все кончается. Когда ты просто перестаешь существовать. И служить он будет… ох, как он будет служить! Идеальный раб из него получится. И-де-аль-ный! Так что насчет общих с Макаровым целей я бы выводов не делал. Если мы ему ничего лишнего не приписали, то в его интересах как раз ускорить все эти миграции. Чем больше прорывов, тем больше перекинутых покидает основную оболочку и осознает себя. Тем проще Макарову их искать.
        - Борис, а ты почему этого не делаешь? - спросила Люда. - Ты же это можешь?
        - Что могу? Искать? Сгребать, как бульдозер в один слой? Ну, могу… Да я никогда к этому не стремился. Мне не нужен миллион перекинутых. Зачем он мне?.. Мне помощников толковых… вот вроде вас. А миллион… ни к чему это.
        - Значит, мы его не устраиваем главным образом тем, что хотим миграцию остановить. И если Макаров разыщет Установку первым, он будет охранять ее, как маму.
        - А я не понял чего-то… - проронил Ренат. - Петруша, о чем они толкуют? Мы что, на свой план уже забили?! Как же наш с тобой анархический батальон?..
        - Батальон?! - изумился Сапер. - И большой у тебя, Петя, батальон?
        - Я и Ренат. Остальных вытеснило, раскидало…
        - А слой ваш насколько готов? - спросил Костя. - И ваш анархичссский проект…
        - У тебя есть что-то лучше?.. Все туда и пойдем, если эта Установка не найдется. Да и не верю я в нее…
        Порядок окончательно сбился, и никто уже не помнил, чья сейчас очередь говорить. Энтузиазм куда-то выветрился, осталось лишь понимание, что время уходит, а вместе с ним уходят и возможности. Оно, время, почему-то упорно держалось на стороне Макарова.
        - Вообще, в идее все разрушить тоже что-то есть… - задумчиво произнес Борис. - Разрушить все, что можно… И когда нагрянет миграция, рушиться будет уже нечему… Н-да… вариантик.
        Это прозвучало как намек хирурга - не лишающий надежды, однако вполне внятный.
        Спорить никто не стал. На фоне очевидных успехов Макарова планы Петра выглядели наивно. Создать в отдельном слое бардак настолько совершенный, чтобы массовая миграция уже ничего в нем не изменила, теоретически было возможно, но сильно смахивало на агонию. Хотя агонией называют совсем другое… Когда люди борются за жизнь, это зовется как-то иначе, как-то благородно… Вот только слова этого никто не вспомнил.
        Константин поставил пустую бутылку на пол, и этот звук словно бы подвел черту.
        - Мозгоштурм удался на славу, - заключил Ренат. - Макаров крут, как гора Эверест, а мы все скоро сдохнем. Или в рабы к нему запишемся… Я люблю-у-у те-ебя жи-и-изнь… - гнусаво пропел он, поднимаясь. - Лучше б мы и не знали ничего…
        - Витя, - сказал Борис, - ты сейчас не очень занят?
        - Чем я могу быть занят? - недоуменно произнес Мухин.
        - Ты, Людмила?..
        - Что ты хочешь, Боря?
        - Дельце одно есть. Ты навыки шпионские не все еще потерял? - обратился он к Шибанову. - Там у меня в подвале техники сидят. Должны скоро закончить. Примешь у них системку?
        - Охранную? Чего ж не принять…
        - Вот и славно… Людмила, держи, - Борис протянул ей две голубых таблетки и, взяв из Костиной коробки бутылку, варварски открыл ее о спинку стула.
        - Что это? - спросила Люда.
        - Ты такие уже пробовала, - догадался Виктор.
        - Это те самые?! О, господи… Зачем?
        - Пойдем к нашему физику, - ответил Борис. - Заждался человек, нехорошо.
        - А, так мы за Корзуном? Подождет, - сказал Мухин. - Мы еще не все прояснили.
        - Нет, Витя, ждать он не может. Его с минуты на минуту убивать начнут.
        Услышав это, Люда тут же кинула таблетки в рот и запила пивом.
        - Я могу там чем-нибудь помочь? - спросил Сапер.
        - Вряд ли. В том слое ты, кажется, визажист.
        - И хороший? - поинтересовалась Людмила. - При случае зайду.
        - Лучше не надо, - ухмыльнулся Борис. - Он в морге работает.
        - А я кто? - подал голос Ренат.
        - Вы с Петей там уже были. Ребят моих на Минском шоссе постреляли. Уроды… Про вас ничего не знаю, - сказал он Косте и Шибанову. - А вы, Сан Саныч… извините…
        Немаляев пощипал бровь и равнодушно махнул рукой.
        - Все там будем…
        Глава 31
        Склады у «Водного стадиона» начинались от самого метро и уходили куда-то в сырую глушь. Ангары из оцинкованного железа составляли целые кварталы - без светофоров и тротуаров, без привычных продуктовых павильонов и даже без рекламы. Изредка на перекрестках встречались разбухшие листы оргалита с расписаниями, вроде:
        «ВТ-ПТ: 06.00 - 22.30
        СБ, ВС: 07.30 - 21.00
        ПН - вых.».
        Также попадались косо намалеванные стрелки, непонятной природы восклицательные знаки и всякие другие самостийные указатели. Людей на улицах не было, впрочем, назвать эти дебри улицами язык не поворачивался. Навстречу, разбрызгивая лужи, то и дело пролетал какой-нибудь грузовик, чаще - «Газель» или «Соболь», и вскоре «Сааб» оказался заляпан по самую крышу. Словив на лобовое стекло очередной плевок жидкой грязи, Борис включил дворники и сонно произнес:
        - Внимательней смотрите… Пятьдесят четвертый корпус по линии «Г».
        - Кто у нас милиция? - спросила Люда.
        - Я замминистра, а не опер. Вообще-то, здесь «наложка» ориентироваться должна. И бандиты, - добавил Борис, глянув в зеркало.
        Людмила на заднем сидении выпустила ему в затылок длинную струю дыма.
        - Игла тоже по трущобам не лазила, - сказала она гордо.
        - Зато теперь… - хмыкнул Борис. - Закончились твои кабаки, Людочка. Квартирку-то в Бутове сняла? Пра-авильно… На дно, и поглубже. На самое донышко…
        - Боря! - с упреком воскликнула она. - Ох, как все-таки мусарня людей меняет…
        - За «мусарню» я тебе уши оборву. Или нет, лучше я тебя браткам твоим отдам. Они уж тогда сами займутся - и ушами, и еще чем…
        - Мент… - буркнула Люда, нервно втыкая окурок в пепельницу.
        Борис поднял голову к зеркалу и миролюбиво улыбнулся.
        - Слушайте, а побыстрее?.. - не выдержал Виктор. - Пока тащимся, Корзуна как раз и убьют.
        - Пока не убили, - ответил Борис. - Я бы обязательно почувствовал…
        - Тут уже недалеко, - молвила Люда. - Через два перекрестка налево.
        - Через три, - поправил Борис.
        Они захохотали, и машина, рыкнув движком, понеслась вперед.
        Борис специально взял казенный автомобиль - на нем передвигаться по городу было несравненно проще. Однако семейных отношений Мухина не спас даже солидный «Сааб-9000». Сегодня они развалились окончательно, и Виктор об этом ни капли не жалел.
        Сперва Борис заскочил за Людмилой. Еще по дороге в Южное Бутово он позвонил Виктору и, удостоверившись, что это не ботаник, велел собираться. Мухин надел кожаные джинсы, обулся и, встав на табурет, снял вентиляционную решетку над холодильником. «Беретту» он сунул под рубашку, пакет с деньгами оставил на месте, а промасленную ветошь швырнул в раковину.
        Настя подцепила тряпку двумя пальцами и настороженно обнюхала. Похоже, она о чем-то догадывалась.
        К скандалам ботаник всегда готовился заранее, и Виктор по инерции перебрал в уме пяток подходящих отговорок, но вдруг осознал, что это уже не нужно. Он давно сочинил длинное и довольно сложное предложение, в котором было упомянуто все, - от Настиной фигуры до тещиного аппетита. Оставалось его только озвучить, «дать тексту жизнь», а дальше будь что будет.
        Мухин налил себе водки - немного, исключительно для куража, - и, выпив, напряженно побарабанил по столу. Настя не спеша рассматривала тряпку, соображая, с чего начать монолог. Виктор примерно так же рассматривал супругу и ждал повода. И еще - удивлялся тому, что когда-то ее любил, что когда-то за ней бегал, и бегал долго, и добегался до того, что полюбил не только невесту, но и ее маму, суетную дамочку с крошечной головкой, в которой мало мозга, но зато много мелочных забот, отравляющих жизнь не столько ей самой, сколько окружающим. Виктор заметил, что уже проговаривает припасенную фразу, пока - про себя, и снова взял бутылку.
        В этот момент Борис и просигналил. Настя выглянула в окно и увидела «Сааб» с мигалками. Мухин свистнул в ответ и с сожалением завинтил пробку.
        «Только бы Люда из машины не показалась,” - успел подумать он, когда Игла распахнула заднюю дверь и, закурив, манерно выставила ножку. А больше было и не нужно.
        Настя уже приоткрыла рот - Виктор тоже набрал воздуха для ответной речи, но как-то неожиданно выдохнул и лишь сказал:
        - Заявление на развод я подпишу. Будь счастлива. Если сможешь.
        Машина остановилась у длинного щитового забора.
        - Ахтунг, ребятки! - шепнул Борис, извлекая из-под сидения помповое ружье.
        Людмила достала маленький хромированный пистолетик. Мухин хотел на эту тему сострить, но пока шутка зрела, Люда нагнулась к ногам и вытащила из рюкзака два штатных полицейских «Узи».
        - Тебе, - сказала она, протягивая Виктору один из стволов.
        Тот уже держал свою «Беретту», поэтому на секунду замялся, соображая, что в какую руку взять.
        - Не левша? - осведомилась Людмила.
        - Разве я тебя левой рукой гладил? - спросил Мухин, не то упрекая, не то просто желая ее позлить.
        - Обеими гладил, - с каменным лицом ответила она.
        - Ну, вы!.. - бросил Борис. - Нашли время!..
        - Нет, я не левша, - сказал Виктор.
        - Тогда «Беретту» в правую. А «Узи» - это так, ворон пугать будешь. В меня не попади.
        - Как уж получится… - обронил он.
        Борис газанул и, сразу переключившись на «нейтралку», заглушил мотор. Автомобиль накатом преодолел последние метры до ворот и даже сумел заехать на территорию склада - дальше начинался плавный подъем, и «Сааб» встал.
        Во внутреннем дворе оказалось не по-деловому тихо. В будке при въезде зачем-то горела лампочка, но в низкое окно было видно, что там никого нет. Вдоль глухой бетонной ограды валялись пучки ржавой арматуры, дальше забор упирался в приземистый корпус из красного кирпича, за которым вплотную стояли три больших ангара.
        Ворота в ангарах были распахнуты, для кого - неизвестно: у одной из погрузочных площадок под навесом из гофрированного железа торчали два одинаковых черных джипа. Больше на складе машин не было, а в то, что оптовики собираются вывозить покрышки на дорогих «Шевроле», верилось с трудом.
        Борис вылез из «Сааба», когда сзади возле будки неожиданно нарисовался какой-то молодец, впрочем, вряд ли добрый. Куртка с желтой нашивкой «Безопасность» была ему явно мала. В брюках Виктор определил не ширпотребный «Майер», а нечто безукоризненное, идеально отглаженное, доступное, возможно, лишь начальнику местной охраны. Теперь уже, скорее всего, мертвому.
        - Не работает! - крикнул мужчина. - Давайте отсюда…
        - Как не работает? - удивился Борис, пряча ружье за спинку сидения. - Все же открыто…
        - Все закрыто, - возразил он, медленно приближаясь к машине.
        Люда вышла на улицу и раздраженно порылась в сумочке.
        - По-русски не понимаешь? - процедил псевдоохранник.
        Она достала сигарету и начала разыскивать зажигалку. Это заняло еще больше времени. Виктор, сидя в «Саабе», взвесил пистолеты, затем поменял их местами и, снова взвесив, опять поменял.
        - Я за колесами, - пояснила Люда, продолжая копаться. - Мне бы колесиков…
        - Нах… - произнес мужчина. Больше он ничего сказать не успел.
        Люда наконец-то прикрутила глушитель и прямо через сумку выстрелила ему в грудь. Падая, охранник потянул с пояса рацию, и Людмила, не вынимая «Узи», нажала на курок еще раз. Мухину почему-то подумалось, что она прострелит ему ладонь, но пуля, вырвавшись с глухим писком, деревянно воткнулась точно между глаз.
        Виктор вздрогнул.
        - Не тормози, - сказал ему Борис. - Работы навалом!
        - Ты же мент, Боря…
        - Да. Но только на одну миллионную.
        - На одну миллионную - то, на одну миллионную - сё… А что в тебе главное, основное?
        Не ответив, Борис взял ружье и направился к джипам. Он заметно прихрамывал, но все же ходил без палочки.
        Людмила забралась на пандус перед ангарами и, прижавшись к стене, двинулась в ту же сторону. Мухин, опустив стволы так, чтоб их не было видно хотя бы издали, пошел за Борисом.
        Остановившись перед первыми воротами, Люда вопросительно кивнула. Виктор заглянул внутрь. От самого входа тянулись высокие стеллажи с запаянными в пленку покрышками.
        Борис подал знак Людмиле, и та, пригнувшись, перебежала через проем. Второй ангар, кажется, тоже был пуст. Виктор дошел до ворот, и тут из них послышался шорох подошв. Борис, несмотря на хромоту, с поразительной прыткостью нырнул под край погрузочной площадки. Мухин, растерявшись, замер посреди двора.
        Со склада вышел рослый парень с короткой стрижкой и неожиданно одухотворенным лицом. Правую руку он держал в кармане брюк.
        - Чего надо? - спросил он.
        - Шоколада, - сказал Виктор.
        - Чего?..
        Людмила у стены отчаянно подавала Мухину какие-то знаки, и он, на мгновение переведя взгляд, сообразил, что ей мешает распахнутая створка. Одухотворенный остановился на пороге, и чтобы попасть в зону поражения, ему нужно было сделать еще хотя бы полшага.
        - Слышь, ты… - выдавил Мухин. - Бабу хочешь?
        - Чего?.. - повторил тот.
        Борис под площадкой стукнул себя в лоб и показал Виктору на его «Узи». Мухин оторопело пожал плечами, и одухотворенный наконец увидел, что он держит в обеих руках по стволу.
        Человек подался чуть вперед, одновременно выхватывая из кармана что-то тяжелое и хищное. Так и не завершив этого движения, он мотнул головой - вполне натурально, словно от чего-то отказываясь, - и сполз по двери на бетонный пол.
        - Она его сделала, - негромко сказал Мухин.
        Борис вылез из-под крыльца и со стоном разогнул больную ногу.
        - Ты, Витя, совсем расслабился! - прошипел он. - Они в третьем, должно быть. Проверь-ка второй, а мы дальше.
        - Без меня не суйтесь.
        - Покомандуй еще!..
        Мухин запрыгнул на площадку и, вспомнив о своей «Беретте», вытянул ее вперед. «Узи» он направил в сторону бокового прохода. Справа возник какой-то шорох, и Виктор, резко отшатнувшись, перевел оба ствола на звук. Медленно сдвинувшись, он заглянул за стеллаж. В самом углу, вяло шевеля ногами, сидел какой-то тип с разбитым лицом. Глаза у него заплыли и уже превратились в ужасающие лиловые амбразуры, нос был сломан, а с нижней губы капала такая каша, что, похоже, во рту не осталось ни одного резца. Руки были пристегнуты к стойке над средней полкой, и пленник почти висел. После очередной попытки встать он снова поскользнулся, и из-под браслетов выступила кровь.
        - Ты… ты РУБОП?..
        Мухин так и не понял, смотрит ли человек на него, или куда-то мимо, - зрачки полностью скрылись под набрякшими веками.
        - Ага, РУБОП. Вроде того. Что у вас тут?
        - Шестеро… два «Шевроле», и… пистолеты у каждого… - еле дыша, выговорил прикованный. - С утра… уже тут…
        В соседнем ангаре раздались первые выстрелы, потом ухнуло помповое ружье Бориса. Оглушительно загремела картечь. Несколько шариков прошло по касательной к смежной стене, и Виктор увидел, как оцинкованное железо напротив его живота прогнулось длинными желобками.
        Он собрался идти к выходу, но человек в углу простонал:
        - Эй, ты!.. Сними наруч… ники… Пушку дай… Я пойду… пойду сейчас…
        - Отдыхай. Не твое это дело.
        - Как… не мое? Дай пушку! Э-эй! - крикнул он неожиданно громко.
        Мухин торопливо вернулся и, подкинув в воздухе «Беретту», врезал пленника рукояткой по затылку. Ружье грохнуло еще раз.
        Борис находился у ворот, тогда как отстреливались - четверо, если человек не напутал, - где-то возле задней стены.
        Виктор прокрался вдоль крайнего ряда и замер у некрашеного столба. За жестяной перегородкой кто-то бросил отстрелянный магазин. У входа снова жахнул чудовищный калибр. Мухин едва успел распластаться на полу, как в стену ударилось несколько дробин. От одной осталась косая рваная дыра, в которую запросто вошло бы два пальца.
        Мухин мысленно перекрестился и, приподнявшись, заглянул в отверстие. За пробитой жестью, буквально в двадцати сантиметрах, шевелилась чья-то потная шея. Раздались новые выстрелы, человек в соседнем ангаре пригнулся, и Виктор увидел второго. Двое крепких молодых людей в таких же примерно брюках, что и встретивший «Сааб» на въезде, прятались за баррикадой из сваленных колес. Ближний что-то шепнул напарнику, и тот энергично закивал.
        Стараясь не шуршать, Мухин отступил чуть назад и посмотрел на свое оружие. «Беретта» при стрельбе сквозь стену была, конечно, предпочтительней, но в упор, да по кровельному железу, «Узи» должен был справиться не хуже.
        Виктор проверил, сняты ли предохранители, и прижал оба курка. Пистолет-пулемет затрясся сильней, чем он рассчитывал, и ствол непроизвольно пошел вверх, «Беретта» же, гавкнув одиночным, замерла. Спустя пару секунд Мухин сообразил, что простой пистолет, даже такой большой и тяжелый, очередями стрелять не обязан. «Узи» к тому моменту успел выдохнуться, и Виктор, опустив левую руку, сосредоточился на «Беретте». Он нажал на курок еще четырнадцать раз, прежде чем затвор отщелкнулся назад и замер.
        Мухин шагнул в сторону и прислушался. Ответных выстрелов из-за стены не последовало. Лист жести превратился в решето, но подходить к нему вплотную Виктор не рискнул.
        Добравшись до ворот, он увидел раскрасневшуюся Людмилу.
        - Ты, что ли, их кончил? - спросила она с некоторым удивлением.
        - Нет. Дед Мороз.
        Виктор зашел в третий ангар. Борис крутился возле какой-то темной кучи у задней стены. Солнце уже начинало садиться, и Мухину потребовалось пройти половину коридора, чтобы в ворохе тряпья узнать двоих покойников. Убитые сидели, привалившись друг другу, как закемарившие рыбаки.
        - Складно ты их… - произнес Борис.
        - Еще двое должно быть… - буркнул Мухин.
        - Один, - уточнил он. - Вон, под колесами закопался.
        - Еще один где-то, - настойчиво сказал Виктор.
        - Наверно, ушел.
        - А Корзун?..
        - Куда ж он денется? Корзун как раз никуда…
        Борис довел Мухина до узкого прохода и указал стволом. Матвей Корзун - физик, шпион и торговец покрышками, был распят между стеллажами. Кто-то умудрился поднять его чуть ли не до потолка и пристегнуть наручники к самым верхним полкам. Ноги ему перемотали белым шпагатом, хотя это вряд ли требовалось: после пяти минут висения на стальных браслетах охота шевелиться отпадает напрочь.
        Не сказать, чтоб Корзун выглядел хорошо, он не тянул даже и на «средне», но определенно был жив.
        - Там еще второй сушится! - сказала Люда, прохаживаясь вокруг с сигареткой.
        - Четвертый? - спросил Мухин.
        - Почему четвертый?
        - Их всего шесть было, на двух тачках приехали. Где шестой?
        - Шестой, четвертый… я не считала. Один точно болтается.
        Виктор, забравшись на стеллаж, расстегнул наручники, и Корзун шмякнулся на пол.
        - Там Михал Тихоныч… - простонал он, пытаясь встать на связанные ноги, и снова падая. - Миша, эмэнэс, я тебе говорил… Отцепите его. Ему… ему больше досталось.
        - Что он тут делает, твой Тихоныч?
        - Так он же тут хозяин…
        Корзун развязал веревку и ковыляя добрался до соседнего прохода. Вместе с Виктором они сняли и Мишу, в прошлом - младшего научного сотрудника, ныне - благодетеля. Михаила Тихоновича, так он потребовал к себе обращаться. Впрочем, заметив у Людмилы «Узи» с длинным глушителем, он уже не настаивал. А когда увидел в коридоре настоящие трупы, то, похоже, готов был согласиться и на «Мишутку».
        - Кому платишь, Тихоныч? - спросила Люда.
        - А ты кто?
        - Игла, - сказала она спокойно.
        - Так я… я не вашим… - Михаил замялся. - Я ведь нахимовским… А вы почему приехали?
        - Ты чем-то недоволен? Может, тебя обратно повесить?
        - Нет, я доволен… Я еще как доволен! Только…
        - Не боись, Тихоныч, мы не за деньгами. Эти-то волки зачем приходили?
        - А вот они за деньгами, - ответил Михаил.
        - Не представились?
        - Нет. Волки же! Отморозки!..
        - И много они с тебя хотели?
        - Нереально. Дай трубку… пожалуйста.
        - У меня сигареты. Дамские.
        - Да нет, мне позвонить.
        - Я догадалась. Крышу свою попозже вызовешь. Ну, мы поехали.
        - Постойте! - опомнился Михаил. - А милиция?!
        - Какая милиция? - нахмурилась Люда.
        - Тут же мертвые… что я скажу-то?
        - А я что скажу? - недоуменно промолвила она, запихивая «Узи» в сумочку. - Ты уж, Тихоныч, придумай что-нибудь… Наври, в крайнем случае.
        - Сколько народу было? - резко спросил Мухин.
        - Волков? Шестеро, вроде…
        - Здесь только пять.
        - Витя, ты еще перепись проведи! - усмехнулась Людмила. - Ехать надо!
        - Ладно, пошли… Значит, ты случайно в переплет попал… - обратился он к Корзуну.
        - Проконсультироваться надо было. Насчет Установки.
        - С кем? С этим твоим Тихонычем?
        - Нет, ему только долг отдать. Я занимал… А спросить тут и без Мишки есть у кого.
        - Он что, весь ваш институт пригрел? Небось, на погрузке? Метлы вам хоть доверяет?
        - Чего ты?.. Он людям кусок хлеба дает.
        - Государство вас, обалдуев, учило-учило, а вы прокормить себя не в состоянии. Колеса таскаете, физики-теоретики!..
        - Игла! - крикнул из ангара Михаил. - Так что мне говорить? Моим, нахимовским?
        - А что хочешь, то и говори. Все равно не поверят. Игла в эту разборку никогда бы не влезла.
        - Так ты не Игла?.. - совсем растерялся он. - Кто вы такие?! Вы откуда?..
        Люда и Виктор молча уходили к «Саабу».
        - «Откуда!..» - недовольно пробормотал Борис, подталкивая Корзуна. - Вот Матвей Степанович нам и поможет это выяснить. Да, Матвей Степанович? Посоветовался? И что тебе местные грузчики насоветовали?
        - Между прочим, местные грузчики… - начал тот, но почему-то замолчал.
        - Ну, продолжай. - Борис вогнал в подствольный магазин пятый патрон и с мягким «чилик-чик» зарядил ружье. Не услышав ответа, он поднял глаза, и за углом кирпичного строения заметил чей-то локоть.
        Мухин с Людмилой прошли немного дальше, поэтому когда Виктор обернулся, он увидел не только руку: на пятачке между будкой охранников и красной одноэтажкой стоял, прижавшись к стене, какой-то человек в светлом летнем костюме.
        Сообразив, что его обнаружили, мужчина шагнул из-за пристройки и вскинул пистолет. Виктор уже открывал дверь машины. Люда стояла к нему спиной и боком к незнакомцу - предупреждать ее было поздно. Мухин, как во сне, убрал ладонь с ручки и, преодолевая вязкость воздуха, бросил ее к Людмиле. Взяться за узкие шелковые брюки было невозможно; дернув за воротник, Виктор просто оставил бы Люду без блузки; сумочка висела на плече свободно, и рывок за ремень тоже ничего бы не дал. Угадав, что свободный ход спускового крючка уже закончился и времени не осталось совсем, Мухин схватил ее за безупречно уложенные волосы и потянул к себе. Чтобы побороть рефлекторное сопротивление тела, он ткнул Людмилу ботинком под правое колено и развернулся, заваливаясь на нее в падении.
        Это выглядело вовсе не эффектно - по крайней мере, не так, как в кино. Люда ударилась спиной об асфальт и, еще ничего не осмыслив, уже успела защититься: Виктор налетел солнечным сплетением прямо на ее кулак. Поперхнувшись незаконченным вдохом, он придавил Людмилу к земле, распластался сверху и лишь после этого позволил себе почувствовать боль.
        Хлопнуло помповое ружье. Выстрел был не громким, но в ушах зазвенело так, словно рядом рухнул прилавок с хрусталем. В этом пронзительном переливе послышался второй «чилик-чик», и голос Корзуна:
        - Да все уже… Не надо…
        Виктор попытался встать и, повернув голову, встретился взглядом с Людмилой.
        - А я решила, ты это…
        - Что?.. Типа, воспылал к тебе?
        Мухин, застыв, долго посмотрел ей в глаза. Он вдруг обратил внимание, что они похожи на две вишенки. И ресницы… Когда ему было их разглядывать? А вот теперь нашел же время… Ресницы у нее оказались густые, изгибающиеся к кончикам и такие близкие, что Виктору подумалось: моргни Людмила - и он ощутит их бархатный шорох.
        - Типа того, - проронила она. - Воспылал…
        - Вы поднимитесь, или вас тут на ночь оставить? - осведомился Борис.
        Люда свалила с себя Мухина и взялась за протянутую Корзуном ладонь. Виктору никто не помогал, и он встал сам - с трудом вздыхая и придерживая живот.
        Мужчина, упавший за кирпичным корпусом, шевельнул ногой и замер.
        Из ворот показался зачумленный Тихоныч.
        - Вы еще здесь?! Вы еще кого-то?..
        - Бегом назад, - скомандовал Борис. - Зарыться и уснуть на полчаса!
        - Ну-ка… - Мухин забрал у Люды ее пистолетик и медленно обошел кирпичное строение.
        Раненый лежал лицом вниз, беспомощно раскинув руки, и даже если он притворялся, тянуться к «Вальтеру» ему было слишком далеко. Пиджачок - хороший, светло-серый в белую рельефную полоску, - уже пропитался кровью и теперь напоминал халат для маскировки на скотобойне. На правой лопатке влажно блестела черная прореха, хотя сзади Борис в него стрелять не мог. Судя по размерам лоскута, картечь вырвала его изнутри, предварительно пробив тело.
        Мужчина снова пошевелился - так слабо, что не сдвинулся и на сантиметр.
        - Куда спешишь, человек? - сказал Виктор и, взяв его за чистый рукав, перекатил на спину. - Ффууу… Да мы с вами, гражданин, встречались… Неказисто выглядишь, Олежек.
        - Серьезно?.. - прохрипел тот, мучительно улыбаясь. - Тогда лучше выглядел?
        - Когда я тебе стулом башку разнес? Так же, примерно.
        - Креслом… - поправил Олег. - Не стулом - креслом. Ножка острая… стальная, падла… Вот так вот, брат… Витя, Женя… как тебя… Ты сюда, а я отсюда. Не жизнь - беготня сплошная…
        - Ты это погоди, «отсюда»!.. Поговорим, может? Рана у тебя тяжелая, помирать трудно будешь. В общем, условия прежние. С меня - пуля в сердце.
        - Хрен тебе, - ответил он, корчась. - Условия мои.
        - Тебе что, не больно?
        - Больно?.. Так, покалывает маленько… Больно - это когда душа… ясно, Женя?
        - Я не Женя.
        - Мне-то что? Хоть Витя, хоть Иван… - Он закашлялся и сплюнул себе на рубашку какой-то темный сгусток. - …хоть Иван Иваныч. Сперва я спрошу. Потом ты… если успеешь.
        Мухин нервно погладил полированный затвор пистолета и оглянулся на «Сааб».
        - Ты его лечить собрался? - крикнула Люда. - Поехали!
        - Сейчас! Спрашивай, - сказал он Олегу. - Попробуй.
        - Макаров с вами был? Раньше.
        - Да, - быстро ответил Виктор.
        - Что потом?
        Вопроса Мухин не понял, и это его смутило. Он рассчитывал, что Олег будет интересоваться, например, количеством человек в команде… Хотя это тоже не имело особого значения.
        - Потом получилось, что он уже не с нами, а с вами, - сказал Виктор.
        - Как Макаров от вас ушел?
        - По-английски. Инсценировал покушение. До этого было два неудачных, а потом третье… Пуговицу нам на память оставил… Зачем тебе это нужно?
        - Пока еще я задаю вопросы.
        - Да ты уже подыхаешь! Я-то когда начну?
        - Подыхаю и задаю вопросы, - произнес Олег, насколько мог твердо. - Базу данных в том слое колупнули? Где ты… с креслом…
        Говорить ему было все труднее, и Виктор опасался, что не дождется своей очереди.
        - Базу… хакнули? Или… нет? - повторил Олег.
        - Некому хакать. У нас штат скромней вашего.
        - У Юрика тоже не дивизия…
        - К чему нам его списки? Они же имеют смысл при сравнении.
        - Естес-сно… Разобрались, значит, что к чему… А списки у него везде имеются… почти… Куда Юрик влез - там и списки… Я гляжу, ты в атаку попер… Ну, валяй. Быстрее только, Женя-Витя… а то я что-то расклеиваюсь. Ты своему уроду передай - пусть картечь крупнее заряжает. Убить по-людски не может…
        - Вы сюда перекинулись, чтоб убрать Матвея Корзуна, - без предисловий заявил Мухин.
        - Тебе и спросить-то нечего… сам все знаешь. Умненький…
        - Почему не убрали еще? Времени достаточно было.
        - Макаров требовал - главное условие… чтобы все натурально. Стечение этих…
        - Обстоятельств, - торопливо подсказал Виктор.
        - Во. Корзун ваш на склад причапал… Бандитский наезд - идеальный вариант. Я же и сейчас… не в тебя же я собирался… А ты на телку сразу запрыгивать… как кобель.
        - Дал бы я тебе по морде, Олежек. Да это уже лишнее будет. У тебя-то самого что с Макаровым? Копаешь под него?
        - Я в нем… просто сомневаюсь. К вам переходить тоже неохота… я уж умаялся с войнушками этими. Ты, небось, и половины не знаешь, что творится… труба дело, что творится, Женя… На поверхности мало видно… Для мулов, наверно, вообще ничего не происходит…
        - Мулы - это кто?
        - Юрик так оболочки называет… обычных людей. Против нас с тобой они… как будто… в них как будто нет чего-то главного…
        «А Петр называет «овцами», - невпопад подумал Мухин. - А я?.. Не помню… «Стадо»?.. Да, стадо. Как же мы похожи…»
        - Так ты в Макарове сомневаешься…
        - Он будущее обещает… в меру светлое… А я не верю. Где оно?..
        - Ты сказал, у него статистика в каждом слое… Почему здесь ее нет?
        - Есть. Под другим соусом.
        - Не «Дело врачей»?
        - Нет… другая контора. С эвтаназией не связано… но тут тоже полоумных считают. Кругом считают, Женя. Кроме…
        Олег опустил веки и замолчал.
        - Что «кроме»?! - потребовал Виктор.
        - Кроме одного, конечно… - сказал он, не открывая глаз. - Нулевого…
        - И… ваш Макаров знает, где нулевой слой?.. - Мухин мгновенно вспотел и, сунув пистолет в карман, вытер лицо платком. - Он его нашел?.. Нашел нулевой?!
        - Давно уже. Чего искать-то?..
        - Ты там был?!
        - Был, - подтвердил он. - А теперь меня там нет. Проголосовал за тебя… а ты мое ходатайство об амнистии даже читать не стал… Пгеситеньть сраный… - скривился Олег.
        - Там?.. - ошарашенно спросил Виктор. - Это точно? Я президент в нулевом слое? Президент России? Ты не ошибся?
        Олег покачал головой.
        - А Макаров - чего он добивается? Он хочет ускорить миграцию, правильно?
        - Уже… - молвил Олег и неожиданно ясно посмотрел на Мухина. - Ну и хватит. Тяжко мне, Женя.
        Он двинул левой рукой, и в ладони показалось что-то черное.
        Мухин сунулся по карманам, одновременно отступая назад. В пальцах путался скомканный платок, и пока он догадался его выбросить, Олег уже справился с тугим курком. Не относя ствол от тела, он выстрелил себе под ребра. И, кроша от напряжения зубы, выстрелил еще раз.
        Виктор по инерции дергал застрявший в подкладке пистолет, а достав, оторопело на него воззрился, словно не зная, куда его теперь девать.
        - А я бы так не смогла… - подавленно сказала Людмила.
        - Боря… у тебя колеса с собой? - спросил Мухин.
        - Тут три ангара колесами забиты.
        - Я про цикломезотрамин говорю, - произнес он сурово, хотя ответ уже предполагал. Будь у Бориса драйвер, он бы не отшучивался.
        - Я тебе не провизор, Витя. А в комплект автоаптечки такие средства не входят… У нас что-то срочное?
        - Матвей, ты узнал про Установку?
        - Почти все. Как это ни странно…
        - А я, как ни странно, только что нашел нулевой слой, - сказал Мухин. - Это там, где Петр собирался устроить кавардак. Боря… Мы с тобой перекинемся сами. Людмилу ты отсюда заберешь, да? И еще одного…
        Борис печально посмотрел на Корзуна. Тот ничего не понял. Люда потупилась и отошла в сторонку. Ее блузка была вся в пыли, но кровь - это нечто иное… Люда не хотела пачкаться еще сильней.
        Виктор приблизился к Корзуну и прошептал ему на ухо:
        - Ты потребуешь, чтобы я тебе все объяснил, и я все тебе объясню, но не здесь…
        Этой невразумительной фразы вполне хватило на то, чтобы поднять за спиной у Корзуна стильный пистолетик, уткнуть ствол ему в затылок и еще раз все обдумать.
        В каком-то смысле это было предательство. Если б Мухину так сказали, он бы не возразил. Но тех, кто мог сказать, здесь уже не было. Борис, погружаясь в транс, облокотился на остывший капот «Сааба». Люда тронула потерявший свежесть макияж и стерла со щеки маленькую капельку крови. По ее взгляду Виктор понял, что это уже не она. Корзун лежал на земле, и из-под его лица медленно растекалась вязкая лужа.
        Они снова ушли из этого слоя.
        Где-то в ангаре, притаившись за покрышками, скулил Тихоныч.
        В этом слое снова осталось только стадо.
        Глава 32
        На базу к Борису Виктор не пошел. Мелкого артиста Витю Мухина наверняка усмирили и уже устроили на ночлег, благо комнат в особняке было множество. Виктор не хотел проживать эти малоприятные минуты по второму разу, - ему вполне хватило вчерашнего пробуждения под обстрелом, когда Костя, выражаясь протокольно, воспользовался случаем и вдрызг разбил ему нижнюю губу.
        Мухин решил переждать вне слоя - в месте без названия и без какого-либо определения. Из бесспорных категорий здесь были только его «Я» и течение времени. Ждать в отсутствие всего, включая собственное тело, оказалось муторно вдвойне, и Виктор поневоле занялся анализом.
        Их путь был почти уже окончен - в лучшем, конечно, смысле. Макаров послал своих людей за Корзуном и намеренно рискнул шестью оболочками ради того, чтобы смерть физика выглядела натурально. Значит, понял Виктор, кроме того, что Корзун владеет информацией об Установке, сама эта информация весьма доступна, и найти ее относительно легко - если только знать, где искать. Макаров боялся дать им подсказку, - в итоге они получили нечто несравненно большее. Физик, представляющий, как работает Установка, и Петр, бывавший в нулевом слое многократно. Интересно, мог ли он предположить, что хаос, которым он намеревался смягчить удар миграции, чуть было не отнял последнюю надежду у…
        «У кого?.. - спросил себя Мухин. - Чью последнюю надежду?»
        Ему очень хотелось ответить - «человечества», но это была неправда. Человечество, за исключением нескольких выброшенных из стада субъектов, плевало на эти проблемы, и даже хуже - оно об этих проблемах просто не догадывалось.
        Где-то в поле восприятия возникло несколько личностей. Они появились не вдруг, их приходу что-то предшествовало, и вот, когда Виктор уже приготовился, рядом, как поплавки, проклюнулись одно за другим девять самостоятельных сознаний. Борис, Людмила, Петр. Константин, Ренат, Сапер. Шибанов и Сан Саныч. Последним прибыл Матвей Корзун, взбешенный, обжигающий своей яростью всех, но главным образом - Мухина.
        «Не кипятись, физик. Никакой трагедии нет».
        «Особенно для того, кто нажимает на курок».
        «Ты ведь не впервые погибаешь».
        «Хорошо, что напомнил. Писатель, да?.. Детективчики пишешь? Скит возле реки Черная змейка… Это же твоих рук дело».
        «Матвей, посмотри внимательно. Нет у меня никаких рук».
        «Чем я на тебя посмотрю?»
        «Вот и я о том же».
        «Не уводи меня в сторону. Ты предал дважды. Как мне теперь поверить?..»
        «А вот этого от тебя не требуется. Твоя вера, если честно, мне до лампочки. Знания твои нужны, а веру оставь себе на старость».
        «Боря, долго нам эту дребедень слушать?» - вклинился кто-то, кажется, Петр.
        «Тебя ждем. Веди,” - коротко ответил тот.
        Виктор уловил призыв и устремился за всеми, впрочем, кто за кем двигался, сказать было нельзя, поскольку движения как такового здесь не существовало. Их девяти личностей, деливших с ним бесконечность, осталось только восемь, потом семь, потом… Мухин сразу очутился в одиночестве - перестал чувствовать и злость Корзуна, и перманентные колебания Людмилы, и присутствие всех остальных тоже. Он был один - среди каких-то людей, не связанных с ним ничем, кроме формальной пространственной близости. Он был в новом слое. Он вынырнул.
        - Виктор Иванович, так в чем же, по вашему мнению, заключается цель этих крупнейших партий? Слово «крупнейшие» я беру в кавычки, поскольку таковыми они провозгласили себя сами, исходя из собственных, нам неведомых рейтингов. - Сидорчук приподнял холеный подбородок и сомкнул губы в ожидании ответа.
        Мухин пошевелился в удобном кресле. Левая ладонь лежала на теплом столе, правая небрежно поигрывала перьевой ручкой. Тело ощущало мягкость и свежеть: костюм, рубашка, белье - все это было самого высшего качества. Даже пятки осязали - разумеется, в пределах способности к осязанию, - что-то добротное, вероятно, изготовленное на заказ. Только макушку припекало, и галстук казался завязан туговато - крахмальный воротник облегал шею слишком плотно. Или он просто не привык?.. В любом случае, о том, чтобы ослабить узел, не могло быть и речи. Разве что в перерыве на рекламу, хотя, тут же опомнился Мухин, какая к черту реклама во время эфира с Президентом?!
        Четыре камеры - две прямо перед столом, две по бокам, смотрели ему в лицо, и Виктор, найдя ту, на которой горела сигнальная лампочка, не спеша заговорил в выпуклый глаз объектива:
        - Действительно, вчера три партии: «Левый марш», «Национальный приоритет» и «Гражданская свобода» объявили о своем соитии… пардон, слиянии.
        Сидорчук ухмыльнулся и показал под столом большой палец. Мухин и без него знал, что оговорочка попала в «десятку». Эту ошибку он придумал спонтанно, размышлять было некогда, и Виктор решил рискнул. За это его и любили. За это его, собственно, и выбрали.
        Молодой, симпатичный, деятельный. Может выпить, может погладить журналистку по ноге - все, правда, в рамках, без дебошей и пьяных отрыжек в микрофон. А еще может заявиться на чью-нибудь свадьбу или День Рождения - станцевать с невестой, подарить что-нибудь простое и нужное, вроде микроволновки… Может случайно заглянуть в обычный рок-клуб, выйти, поддавшись настроению, к музыкантам и «запилить» на бас-гитаре тему из «Полета шмеля»… Этот экспромт Виктор три месяца репетировал с одним из басистов легендарного «Круиза». Звукооператор рок-клуба случайно записал выступление, и через неделю появились четыре ремикса от популярных ди-джеев. Кто-то из посетителей случайно имел при себе «Бетакам», и через несколько дней в избирательный штаб кандидата Мухина принесли готовый клип с просьбой дать добро на телепрокат. Все шло исключительно снизу, от народа, и все это было, естественно, не целью, а лишь средством.
        Виктор и сам удивился, как легко он стал президентом, - и как быстро все вокруг развалилось. Остался верный до последней копейки Сидорчук, пяток прихлебателей, чей аппетит простирался дальше реальных возможностей, и три мощных партии, каждая из которых жаждала его крови. Мухин умудрился растерять все, что не сперли предшественники, и теперь его можно было свалить одним щелчком.
        Именно это скоро и произойдет. «Левые» и два сорта «правых» уже столковались. На их стороне восемьдесят процентов избирателей, и бодаться с ними бесполезно. Однако стоит Мухину уйти в отставку, как они снова примутся рвать друг другу глотки. Петр рассчитал верно: до анархии здесь остался всего шаг.
        Россия со слабой властью - это большая беда, но Россия вовсе без власти - это настоящая катастрофа. Вот поэтому Президент Мухин сидел перед камерами, усиленно раздувая щеки и насмехаясь над оппозицией, в то время как командующие двух военных округов, Московского и Ленинградского, распечатывали одинаковые пакеты с красной полосой и грифом «Особой важности».
        - Что же касается мотивов сего тройственного союза, - вальяжно изрек Мухин, - или, я бы сказал, «триады», то они очевидны: запутать избирателя, удовлетворить свои политические амбиции… Правда, тем, кто забыл арифметику, хотелось бы напомнить: ноль помноженный на три - это все равно ноль. Лидеры «Национального приоритета», «Гражданской свободы» и э-э… «Левого марша» могли бы для количества объединиться еще и с партией секс-меньшинств или, допустим, с клубом аквариумистов… Умножайте свой ноль. Ваше право. Но не делайте из этого сенсации, не будоражьте народ.
        Мухин с достоинством посмотрел на Сидорчука и благородно кивнул.
        - Еще вопрос, Виктор Иванович, - ласково произнес тот, теребя уголок листка. - Телезритель Федор Конев из Курска спрашивает… да нет, это даже не вопрос… - Сидорчук вчитался в записку и приподнял брови, словно видел этот текст впервые. - Здесь не вопрос, здесь, скорее, реплика, своеобразный крик души. Итак, телезритель Конев пишет: «деятельность партий, мешающих общественному порядку, нужно немедленно запретить, а при необходимости - ввести в стране чрезвычайное положение». Виктор Иванович, как вы можете это прокомментировать?
        Все, кто смотрел телевизор больше одного раза, прекрасно понимали, что никакого Федора Конева в природе нет. Вопросы, «крики души» и прочие образчики малой прозаической формы Сидорчук сочинял сам, по звонку из кремлевской пресс-службы. Кроме обычной почты и интернета, вопросы приходили и по телефону - все дозвонившиеся обладали приятным голосом и правильной политической позицией. В принципе, этим паскудством мог бы заниматься любой толковый студент журфака, но Сидорчук был гибок, он умел подать материал как никто другой, и к тому же, он был популярен - когда-то давно, в те славные времена, когда был популярен и кандидат в президенты Мухин.
        - Моя профессия - не комментировать, а принимать ответственные решения, - задумчиво промолвил Виктор, - но я, конечно, не могу оставить это без внимания. В том, за что ратует гражданин Конев, на сегодняшний день необходимости нет. Однако если понадобится… гм… если безответственные политиканы раскачают общую лодку, то государство сумеет позаботиться о своих гражданах. И я рад, что народ России не боится временных трудностей, проявляет сознательность, и-и… а люди, вы знаете, у нас мудрые, наших людей не проведешь… Да.
        - Кстати, Виктор Иванович, сегодня э-э… как вы выразились, «триада» обнародовала свою программу: формирование Чрезвычайного Правительства - пока, слава богу, теневого. Далее в их планы входит создание новой силовой структуры, подчиненной непосредственно Чрезвычайному Правительству, - подобия национальной гвардии, то есть некой Чрезвычайной Гвардии… Таким образом, это политическое объединение, можно сказать, призывает к насильственному свержению власти, что само по себе уже является тягчайшим преступлением, - заметил Сидорчук, как бы не утверждая, а всего лишь размышляя вслух. - И в этой связи требование господина Конева из города Курска уже не выглядит чрезмерно жестким, - вкрадчиво закончил ведущий.
        - Да, возможно, вы правы, - сказал Виктор. - Но я не сторонник жестких мер, к тому же, я оптимист, и до самого последнего момента я буду стараться стабилизировать обстановку в стране, не прибегая к мерам столь радикального характера.
        В переводе с дипломатического это означало примерно следующее: «А ведь вас, козлов, предупреждали…»
        Мухин оглядел студию, украдкой посмотрел на часы и, протянув руку через стол, забрал себе несколько бумажек, что лежали перед Сидорчуком. Ведущий растерянно моргнул, но самообладания не потерял, лишь покосился на режиссера в стеклянной будке. Тот тоже ничего не понял.
        Виктор про себя отметил, что жест у него получился резковатым, более энергичным, чем требовалось, - он не хуже телеоператора знал, что камера увеличивает не только лицо, но и движения. Он ведь и сам был оператором. Правда, не здесь…
        - С вашего позволения, теперь выберу я, - сказал он.
        - Да-да, конечно, - залебезил Сидорчук, - а то иногда приходится слышать, что «Разговор с Президентом» недостаточно объективен, что мы подтасовываем вопросы…
        Мухин прочитал текст на первой странице. В быту Сидорчук давно уже носил очки, поэтому шрифт был крупным, как в азбуке. А вопрос был дурацкий - что-то такое про современную молодежную моду и музыку. Видимо, режиссер решил слегка оживить беседу. Сейчас оживим, подумал Мухин.
        - Итак… - Он сдержанно кашлянул. - Это письмо прислал москвич Матвей Степанович Корзун, физик по образованию.
        Сидорчук беспомощно покхекал. Виктор зло зыркнул на него из-под бровей - мол, не лезь, так надо.
        - Вопрос звучит следующим образом… - продолжал он. - Н-да… это опять не вопрос, а реплика… Господин Президент! Здесь восклицательный знак. Господин Президент, я вам не верю! - с выражением произнес Мухин. - Вы меня… что?.. обманули?.. А! Вы меня обманули, вы потеряли мое доверие, и если Дума вынесет вам вотум недоверия, то я с ней соглашусь.
        - Вот… - крякнул Сидорчук. - И после этого кто-то смеет говорить, что вопросы для передачи отбираются заранее! С грамотностью, правда, у гражданина… - он сделал вид, что подсмотрел фамилию в листочке, - с грамотностью у гражданина Корзуна неважно…
        - Не будем придираться, - прервал его Мухин. - Что ж, я отвечу. Уважаемый Матвей Степанович, надеюсь, вы меня слышите… Вы говорите, я вас обманул. Но что мы называем обманом? Когда человек что-то обещает, а потом не выполняет. Это и есть обман. Если вы просмотрите записи моих предвыборных выступлений… - Виктор сделал паузу - специально для Корзуна, чтобы тот все-таки понял, о чем речь. - …то в этих выступлениях вы не найдете ни одного сладкого посула. Я не обещал вам легкой жизни. Я не утверждал, что приведу вас прямиком в рай. Дороги в рай я не знаю и, подозреваю, ее не знает никто. Я предложил вам искать эту дорогу, искать вместе. И вы согласились. Согласились не из-за того, что поддались моему обаянию. Вы согласились потому, что не искать этой дороги - значит и не жить. Простите, что я ее не нашел. Но мы ищем. Мы ищем эту дорогу вместе. Ищем и страдаем, ибо каждая ошибка на нашем пути - это жестокое разочарование. Порой нам кажется, что мы тратим силы впустую, но даже если это и так - что может быть выше и достойней, чем поиск своего пути? Возможно, поиск пути - это и есть сам путь… Возможно,
результата как такового не существует, и весь смысл заключен в процессе… Но отказаться от поиска, каким бы мучительным он ни был, - значит отказаться от самого себя.
        - Большое спасибо, - сказал Сидорчук с явным облегчением. - На этом наша программа заканчивается. В прямом эфире на вопросы телезрителей отвечал Президент Российской Федерации Виктор Иванович Мухин. До следующего «Разговора с Президентом»! Всего хорошего!.. Много перебрали? - спросил он у режиссера.
        - Пятнадцать секунд, - отозвался тот по громкой связи.
        - Терпимо… Про дорогу - это вы здорово развили, Виктор Иванович, - заметил Сидорчук. - Только боюсь, сложновато. Не вся аудитория поняла.
        - На всех я и не рассчитывал, - признался Мухин.
        - Как вы посмотрите на то, чтобы из завтрашнего повтора мы этот блок вырезали?
        - Из завтрашнего?.. - переспросил он. - Из завтрашнего вырезай хоть все.
        Виктор встал из-за стола, сам снял с лацкана микрофон и пригладил волосы. Большая часть прожекторов уже погасла, но в студии по-прежнему висела плотная густая духота.
        - Спасибо, Виктор Иванович! - хором сказали редактор, режиссер и пятеро ассистентов.
        Это была всего лишь формальность, обычная и назойливая. Благодарить Мухина было не за что: рейтинг передачи падал с каждым выпуском и стремился к одной тысячной, на жаргоне тв-продюсеров - к «плинтусу».
        «Президента из меня не получилось, шоумена тоже не получается, - подумал Виктор насмешливо. - В кого бы мне еще переквалифицироваться?..»
        - До следующего вторника, Виктор Иванович! - подал голос Сидорчук.
        - До следующего…
        Откуда-то сбоку возник начальник службы безопасности - прыткий, озабоченный человечек, знающий гораздо больше, чем ему положено, но никогда не говорящий лишнего. Мухин звал его Вовиком, почему - он уже и не помнил. Если «В» прочесть по-английски, то выйдет «Б», - у многих так и выходило, но только за глаза, хотя Вовик, он же Бобик, разумеется, был в курсе.
        - Отлично выступили, Виктор Иванович.
        - Не свисти, Вовик. Выступил я погано.
        Начбез не стал спорить, лишь посмотрел недоуменно, будто увидел вдруг в Президенте какую-то новую черту - допустим, нос на лбу или иной, аналогично неуместный орган.
        - Чего пялишься? - по-свойски бросил Мухин. - Знаешь что, Вовик… Распорядись-ка насчет самолетика.
        - Куда?
        - Сам пока не знаю… Пусть готовят на максимальное расстояние, там разберемся. - Он похлопал себя по карманам. Зажигалка нашлась, а сигарет не было.
        Начбез достал обтянутый кожей портсигар и, отослав жестом двоих охранников, тихо произнес:
        - Виктор Иванович, не надо бы вам сейчас из Москвы улетать. Тем более, на максимальное… Обстановочка больно шаткая.
        - Она уже полгода шатается, - отмахнулся Мухин.
        - Есть новая информация, - сказал Вовик, выходя за ним из студии. В коридоре дежурили еще три человека, и он отправил их вперед, чтоб не слушали. - По моим данным, за городом создаются какие-то вооруженные подразделения.
        - Чрезвычайная гвардия? - Виктор приподнял левую бровь. Гвардия его тревожила так же мало, как и рейтинг «Разговора с Президентом», но для приличия надо было что-то изобразить. И он решил, что левая бровь будет в самый раз. - Эти пигмеи уже собирают свои отряды?
        - Если бы!.. Там, Виктор Иванович, оппозиция к оппозиции.
        - Не понимаю. Наши сторонники?
        - Они, похоже, сами себя не понимают. Враг врага, но не друг… Лидер на контакт не идет, я уже пощупал.
        - И кто он, этот лидер?
        - Никто. Петр Еремин какой-то. В ФСБ хотели им заняться, я запретил пока. Все-таки противовес «триаде», тем более - из народа, мы не участвуем… Нехай столкнутся, Виктор Иванович, а?.. И название у него подходящее, у этого Еремина.
        - Нда?.. И как же он свою банду назвал?
        - «Народное Ополчение». По-моему, годится.
        - По-моему, тоже ничего…
        Чем больше усложнялся расклад сил, тем большее же отвращение вызывала у Виктора вся эта политика. С одной стороны - крайне непопулярный Президент с голодной и злой армией. С другой - три крупнейшие партии, временно объединившие в одно стадо и новых марксистов, и старую демшизу, и русских коричневых. С третьей стороны, хотя и без нее был явный перебор, - какое-то еще «Народное Ополчение», гори оно огнем…
        Мухину захотелось все бросить и улететь куда-нибудь далеко-далеко, чтоб ни одна собака не достала. В Латинскую Америку?.. Или еще куда подальше.
        - Ты насчет самолета распорядился? - спросил он. - Что-то я не слышал.
        Вовик печально вздохнул и достал рацию.
        Здание телецентра было оцеплено ОМОНом. Метрах в двухстах, на границе третьего кольца, собрались разрозненные кучки зевак по пять-семь человек.
        Виктор сошел по широким ступеням и, встав у лимузина, затоптал окурок.
        - Матюгальник у ментов найдется?
        - Выступать собрались, Виктор Иванович? Не советую…
        - Вовик, не борзей!
        - Предупредили бы заранее, я бы народа подогнал, из случайных прохожих. Поздно уже, Виктор Иванович. Поехали лучше домой?..
        - Вовик!.. - многозначительно произнес Мухин.
        Тот снова вздохнул и, подозвав охранника, что-то ему быстро сказал. Охранник трусцой убежал за угол и через полминуты вернулся с мегафоном.
        - Так… - Виктор взял рупор и, примериваясь, покачал его в руке. - Куда тут базлать? Вот в эту штучку? А нажимать куда? Ага, ясно… - Он поднес «штучку» к губам и, придавив тугую кнопку, крикнул: - Борис! Есть тут такой? Борис Черных!
        Из небольшой группы возле остановки маршрутного такси выделился человек в похабном коричневом пиджаке.
        - Мужики! ОМОН! - гаркнул Мухин. - Пропустите его сюда! Это мой тесть из Саранска приехал!
        У остановки засмеялись. Борис после секундной паузы прошел сквозь внешнее кольцо и замешкался у второго, среднего.
        - Виктор Иванович, что ж вы делаете?.. - прошипел Вовик. - Я бы по радио связался…
        - Эй, ну чего непонятно? - заорал Виктор. - Пустите его ко мне!
        - Он еще двоих хочет с собой привести, - озабоченно сказал начбез, выслушав в наушнике чей-то доклад.
        - А кого? - спросил Мухин.
        Вовик приложил к уху палец.
        - С ним какой-то Немаляев… И женщина…
        - Орлы! - опять крикнул Виктор. - Там еще Сан Саныч! И женщина. Красивая такая, брюнетка. Это тоже мои родственники!
        На сей раз хохотала даже милиция. Вовик бродил кругами, точно осел, привязанный у выгребной ямы. Ему впервые было стыдно за своего Президента.
        На подходе к лимузину Бориса все-таки обыскали. Милиция этого делать не решилась - к нему подскочили двое обаятельных типчиков из президентской охраны и поводили вдоль тела маленькими «рамками».
        - Я сегодня без бомбы, - неуклюже сострил Борис.
        Вовик совсем потускнел.
        - Вы, Виктор Иванович, с этим шоу последних процентов лишитесь…
        - Цыц!
        Мухин велел Борису садиться в машину и подал руку Людмиле.
        - Что с самолетом? - спросил он у начбеза.
        - Как всегда, часовая готовность.
        - А побыстрей?..
        - Быстрее керосин не льется, Виктор Иванович, - буркнул Вовик.
        - Куда летим? - поинтересовалась Люда, одергивая разноцветную вязаную юбку. Устроившись на плюшевом сидении, она тут же достала «Пегас» и смрадно закурила. Кроме сомнительной юбки на ней была красная шерстяная кофта, застегнутая на две английских булавки.
        - Ты чего так одета? - бросил Мухин, заглядывая в салон. - Как с паперти пришла…
        - Вот, довел людей, харизматик дешевый! - процедил Немаляев. - «С па-аперти»!.. Спасибо, не с панели!
        - Сан Саныч! Вы что такое говорите?! - возмутился Виктор.
        - Ладно, Вить, остынь, - сказала Люда. - Куда мне на панель-то? Мне уж тридцатник, не потяну я… Так зачем нам самолет?
        - Сам пока не знаю. Но не в Москве же это, наверно, находится… Боря, ты Корзуна сюда доставил? Где его искать-то?
        - Витя, ты президент, или нет? О!.. Ты же и про Установку разузнать можешь! - Борис хлопнул себя по лбу, затем прошелся ладонями по груди и коленям, получилось что-то вроде «цыганочки», но в несколько усеченном виде. - А мы-то!.. Ты же про нее все можешь!.. За пять секунд!
        - Конечно, могу, - усмехнулся Мухин. - Все, и при том за пять секунд. Вовик! - окликнул он. - Есть где-то на земле такая фиговина… В общем, аппарат или установка… приборчик, ясно? Какой-то очень секретный. От него мир на куски разваливается. Точней сказать не могу, сам не в курсе. Короче, надо его найти - с чертежами, со всей требухой. Ясно?
        - Ясно, Виктор Иванович. Буду работать, - ответил Вовик и, отвернувшись, пробормотал себе под нос что-то еще.
        - Клоун ты, Витя, - удрученно произнес Немаляев. - Вот, почему мы в дерьме… И как это ты президентом стал?
        - Сам удивляюсь. Да мне уж не долго, не переживайте. Петя такой подкопчик сделал… Здесь не просто анархия - черт-те что скоро начнется… Вовик! Ты говорил, что уже связывался.
        - С кем, Виктор Иванович?
        - Ну, с лидером Народного Ополчения.
        - Он крайне ненадежен.
        - Это не важно. Позвони-ка ему, прямо сейчас.
        - И… что?..
        - Скажи, Мухин его в гости зовет. Пусть сюда приезжает, к телецентру.
        - А мы… мы так и будем тут стоять? - опешил начбез.
        - Да. Пока всех не соберем.
        - Кого «всех»?.. Виктор Иванович, простите, я вас перестал понимать.
        - Это очень плохо, Вовик. Звони.
        Тот отошел на пару шагов и, коротко переговорив по телефону, вновь обратился к Виктору:
        - Петр Еремин просил передать, что приедет не один.
        - А с кем?
        - С Ренатом. - Вовик пожал плечами.
        - Так это же прекрасно! - воскликнул Мухин.
        Он хотел было сесть в машину, но раздумал и, угостившись у Людмилы одеревенелой «пегасиной», закурил.
        - Виктор Иванович… - молвил Вовик. - Сейчас передали… Я бы не стал беспокоить, но…
        - Не стесняйся, - поддержал Виктор.
        - Звонили из канцелярии. Вам пришла телеграмма… очень странная… как раз под ваше настроение.
        - Ну?..
        - Я велел ее прислать на всякий случай. Там в салоне ноутбук лежит…
        Мухин отстрельнул окурок и, забравшись в лимузин, включил компьютер. На мониторе появился отсканированный текст:
        «МОЛНИЯ ТЧК
        МОСКВА ЗПТ КРЕМЛЬ ЗПТ ПРЕЗИДЕНТУ ТЧК
        МОЛНИЯ ТЧК
        МУХИН ВСКЛ СРОЧНО ПОЗВОНИ БОЛЬНИЦУ 7 ВСКЛ КОСТЕ РАСПИСАНИЮ СУЛЬФА ВСКЛ ПОСЛЕ СУЛЬФЫ ТИРЕ ДРОВА ТЧК
        ВЕЧНО ВАШ ТИРЕ САМЫЙ АКТИВНЫЙ ПЛЕМЯННИК ЕЖ РАКОВ ТЧК ЛТП 3 ЗПТ ПОДОЛЬСК ТЧК»
        - Слово «молния», дурак, два раза написал, - проронила Люда. - Еж Раков - это имя такое?.. Поляк, что ли? Или он имел в виду «ешь раков»?..
        - Самый Активный Племянник Еж Раков, - сказал Борис, покатываясь. - Да это Сапер! Испугался, небось, что с такой подписью телеграмму не примут. Зашифровал, потратился…
        - Мог бы и попроще как-нибудь… - ответила она. - А «ТЧК ЛТП 3 ЗПТ»?.. Это что за ерунда?
        - Это, Людочка, не ерунда, а лечебно-трудовой профилакторий номер три. Занесло же его… Ну, а Костик, стало быть, в психушке. Давай, Витя, а то сульфу вколят, потеряем человека на сутки.
        - Вовик!..
        - Да, Виктор Иванович, - устало произнес тот.
        - Немедленно свяжись с Подольском. Седьмая больница… это дурка. В ней Константин Роговцев обитает. А еще в третьем ЛТП у нас… как его?..
        - Геннадий Павлушкин, - подсказал Немаляев.
        - Да, Павлушкин. Тащите обоих сюда. Живо!
        - Виктор Иванович!.. - умаляюще протянул Вовик.
        - Не гони, мужик! - прикрикнула Люда. - Тебе сам Президент задание дает!
        Начбез, изнывая, снова отошел в сторону и вытащил рацию.
        - Избавляться надо… - тихо заметил Немаляев.
        - От кого? - не понял Мухин.
        - От всех, Витя. Через ближайшее окружение к тебе проще подобраться.
        - Вы это бросьте, Сан Саныч. Что за сталинизм, в самом деле?
        - Действительно, Витя, - сказал Борис. - Кто этот Вовик в другом слое? Ты знаешь?.. Вот так. И никто не знает. Или не Вовик, а еще кто-то - горничная, шофер, повар… Сколько слоев Макаров охватил? Тоже неизвестно. Где-нибудь кого-нибудь он обязательно разыщет. И твой официант проткнет тебя твоей же вилкой…
        - Да нет у меня официантов! Байки это все!
        - Ты, может быть, забыл… В нулевом слое умирать нельзя. Если все получится, то вот эта самая оболочка останется единственной. Вот как она есть - с кариесом, с мозолями… Что там у тебя еще?.. Ты как хочешь, а я на твоем самолете не полечу.
        - Здесь нельзя… умирать нельзя… - машинально повторил Виктор и оглядел всех троих.
        Они только прикидывались, что им не страшно. Или даже и не прикидывались - просто он сам, Президент Мухин, разучился бояться и видеть страх в других. Что могло его напугать с таким начбезом, как Вовик, да с двадцатью лучшими охранниками в каждой смене, а если по форс-мажору, то и с сотней… Да что там сотня! Весь спецназ ГРУ к его услугам, все краповые и-какие-там-еще береты, все боевые пловцы, вся десантура, все ВВС, ВМФ, ПВО, а если очень сильно обидят, то и стратегические войска с двадцатью тысячами боеголовок - и однозарядных, и разделяющихся, и прочих всяких разных…
        Конечно, страх как ощущение в нем не пропал, но он приобрел иное качество: страх задеть рукавом бокал на ужине у испанского короля, страх возвышения оппозиции, и… все-таки страх смерти. Не метафизический, а унизительно бытовой: страх, что однажды ты перестанешь Быть.
        Мухин вспомнил, как они теоретизировали о планах Макарова, и убедился, что все это были не домыслы. Прошло не так много времени с тех пор, как он впервые встретился с Костей и осознал, что смерти, в принципе, нет… но он уже привык, он намертво успел привыкнуть и к своему бессмертию, и к той неограниченной свободе, которую приобрел, утратив самое главное, что дала человеку природа, - инстинкт самосохранения. Он, Витя Мухин, не везунчик и не герой, перестал цепляться за жизнь, перестал трястись за свое тело, и этим стал выше других - всех, включая и Президента Мухина. Так ему казалось раньше.
        Теперь, в шаге от победы, он наконец понял, что случится, когда они заглушат Установку. Да ничего особенного. Десяток перекинутых - или миллион?.. сколько их бродит по слоям? - превратятся в обычных людей. Они станут равны своим оболочкам и дальше будут жить как все - со страхом смерти. С тысячекратно возросшим ужасом перед пустотой, через которую они проходили буднично и легко, как через тамбур электрички. Они выключат Установку и сами себя погубят - не на сто процентов, но на девяносто девять в периоде. Отрежут себе дополнительные возможности, отдадут все, чем обладали сверх человеческой меры. Они вернутся в стадо - исключительно добровольно. Иначе, если позволить миграции дойти до нулевого слоя, они потеряют и это.
        - А может… - неуверенно произнес Мухин. - А стоит ли оно того?..
        - Не дури, Витя! - сказал Борис.
        - Синица в руках, да?..
        - Журавли-то наши улетели. Хватит уж, попользовались… Вариантов нет, остался только худший, Макаровский. Он ведь тоже к одному слою все сведет, но не к этому, а к своему. А при таком ассортименте, как у него… Я думаю, там будет еще менее симпатично, чем здесь.
        - Да… Да, наверно, ты прав…
        - Виктор Иванович! - Вовик скривился, будто у него одновременно заболели зубы, почки и желудок. - К вам тут еще народ рвется. Я уж и не знаю… Сегодня всех пускать, или как?
        - Кто там?
        - Представился телезрителем Корзуном… А, вы же на его вопрос отвечали! Корзун Матвей Степанович, кажется. И еще один тип, назвался по фамилии. Шибанов.
        - Пусть идут, - разрешил Мухин.
        - Куда идут?
        - Сюда.
        - Есть, понял, будет сделано… - сокрушенно произнес Вовик.
        На улице окончательно стемнело. В небе грохнуло, и пустая стоянка перед зданием телецентра озарилась голубым. Едва Корзун с Шибановым добежали до машины, как ливанул дождь. Омоновцы из оцепления подняли воротники и принялись тихонько пританцовывать.
        - Все на месте? - спросил Шибанов.
        - Нет еще. Ждем двух боевиков и двух алкоголиков, - сообщил Вовик, раскрывая большой черный зонт.
        Корзун на ходу запрыгнул в распахнутую дверцу и, лишь увидев Мухина, сообразил, куда он попал.
        - Телевизор я смотрел, - сразу объявил он. - Впечатлило.
        Через минуту на черном «БМВ» с тремя мигалками привезли Сапера и Костю - прямо в больничных халатах. «Самый Активный Племянник Еж Раков» был невообразимо худ, с последним коричневым зубом во рту и грязными трясущимися руками. Виктор все ждал, когда Сапер попросит выпить, но тот терпел. Константин выглядел значительно лучше, хотя глаза у него сияли, как стоп-сигналы.
        - У нас с Костей больнички заборами соприкасаются, - пояснил Сапер. - Соседи мы, во как…
        Спустя еще пару минут прибыли Петр с Ренатом. Ренатик явился на аудиенцию к Президенту в кирзовых сапогах. За левым голенищем омоновцы обнаружили у него какой-то музейный револьвер, за правым - «финку». Мухин отнял у начбеза рацию и, вызвав «самого главного», поинтересовался:
        - Ты кто будешь, в каком звании? Майор? Хорошо, майор. Какие погоны хочешь завтра пришить?
        Вскоре Ренат был уже около лимузина, правда, все-таки без оружия.
        - Куда поедем? - спросил он, забираясь внутрь.
        Вдесятером на двух диванах было тесновато. Людмила нашла панель кондиционера и включила его на полную мощность.
        - Матвей… - Борис посмотрел на Корзуна. - Ты чего молчишь?
        - А, ехать-то? Ехать прилично… Местечко называется Кетой.
        - Это где ж такое? Точно не подмосковье…
        - Кетой - это, Боря, остров в Тихом океане.
        Петр и Костя присвистнули.
        - Территория-то наша?
        - Центральные Курилы, - сказал Корзун.
        - Тогда нет проблем, - ответил Мухин. - Вовик! Самолет готов? - спросил он, высовываясь из машины.
        - Пять минут, Виктор Иванович. Только… извините, я вас в этой компании не отпущу.
        - Кстати! Ты узнал про Установку?
        - Я думал, вы шутите… Слишком мало информации. «Аппарат», «установка»… «мир на куски»… Звучит сомнительно, Виктор Иванович. Я бы на вашем месте…
        - Ладно, ладно. Да, забыл тебя предупредить - ты же в отпуске, Вовик. Со всей своей кодлой.
        - Не понял…
        - Все ты понял. - Виктор захлопнул дверь.
        - И еще водила, - проронил Немаляев.
        Мухин опустил в передней спинке звуконепроницаемое стекло.
        - Тебя, кажется, Серегой зовут? Вот что, Серега. Ключ - в замке, сам - на выход. Бегом.
        - Чур я поведу! - загорелся Ренат.
        - Сиди! - одернул его Костя. - Я!
        - Ты же полчаса, как из дурдома вышел… - проговорил Петр.
        - Заткнулись все! - рявкнул Мухин. - Блин… Кто у нас президент?! Ни разу такой тачкой не управлял… Пятьсот «лошадей» под капотом, коробка-автомат, да еще зеленая улица… Чума!
        - Да еще менты честь отдавать будут! - добавил Ренат. - В натуре, чума…
        Глава 33
        В «Домодедово-2» Вовик приехал быстрее - на то он был и начбез, чтоб везде успевать. Президентский «Ту-134» с триколором во весь борт стоял возле терминала. Вокруг заняли огневые позиции стрелки в черном.
        - Не пойдет, - заявил Немаляев, выбираясь из лимузина. - В этот гроб с крыльями и сам не поднимусь, и вам не позволю.
        - Да его каждый день проверяют! - гордо произнес Мухин.
        - А проверяльщиков кто проверял? То, что у них дедушки в полицаях не служили, - это, наверно, правда. А то, что среди них нет перекинутых?.. Кто поручится?
        - Верно, Витя, - вступился Шибанов. - Воевать с Макаровым - значит воевать против всех. Потенциально.
        - Не наседайте на человека, - сказал Борис. - Он сам все знает. Надо же президенту покочевряжиться… Самолет мы меняем, Витя.
        К машине подбежал запыхавшийся Вовик.
        - Виктор Иванович! Премьер звонит, - пробормотал он, тыкая в Мухина телефоном.
        - Отставить.
        - У него что-то срочное, он…
        - Отставить, говорю! Ты лучше поинтересуйся насчет рейсов. Мне нужен готовый самолет - большой, чтоб долететь без посадок. И без пассажиров, разумеется.
        - Да что за беда, Виктор Иванович! - воскликнул Вовик, яростно сжимая трубку. - В стране кризис, а вы…
        Он с отчаянием посмотрел на новую президентскую свиту. Костя и Сапер стояли в отсыревших байковых халатах. Сапер по дороге посеял правый тапок и все стремился занять позу цапли, но ежесекундно терял равновесие. Тело клиента ЛТП баланс не держало - возможно, перевешивала тронутая циррозом печень. Ренат и Петр будто явились со съемок батального эпизода - оба в странной полувоенной форме, оба в пыли и глине. На светло-зеленый китель Петра были нашиты черные адмиральские погоны. У Рената на рукаве красовался мичманский штат с перекрещенными пушками. Похоже, рода войск в Народном Ополчении еще только формировались. Шибанов, видимо, выскочил из дома в чем был. А был он в синих шерстяных рейтузах и линялой голубенькой майке. Разболтанные сандалии при каждом шаге лупили его по пяткам, как китайские массажные шлепанцы. Борис приехал к телецентру в старых джинсах, коричневом пиджаке и сомнительной тинейджерской бейсболке. Перед тем как перекинуться он либо выгуливал во дворе собаку, либо собирал бутылки - там же. Людмила, слегка смущаясь, одергивала свою кошмарную юбку и тем постоянно обращала на себя
внимание. Сан Саныч выглядел как рядовой нищий пенсионер: лоснящиеся брюки по щиколотку, твердые, деревянные на вид ботинки и трогательная застиранная рубашечка с щербатыми пуговицами. Из всей компании более-менее прилично был одет лишь Корзун. Ну и, понятно, Президент.
        - Вам этого не простят, - выдавил начбез.
        - Кто не простит? - удивился Виктор.
        - Народ.
        - О-о!.. Милок, плохо ты наш народ знаешь, - сказал Немаляев. - Народ у нас замечательный. Прощать любит - страсть! Хобби у него такое.
        - Не надо меня учить, - раздраженно ответил Вовик. - Как хотите, Виктор Иванович, но одного я вас никуда не отпущу. Если безумие нельзя остановить, в нем нужно участвовать…
        - Вообще-то, он нам пригодится, - заметил Шибанов. - Только оружие оставь, служивый. А лучше давай я сам тебя обыщу.
        - Не спорь, Вовик, - сказал Мухин. - Такое у меня условие. Ты один, без своих пацанов, без стволов, и что там у тебя еще в запасе… вот без всего этого. Тогда летишь с нами. А теперь сообрази-ка насчет самолетика.
        - Так он же готов, Виктор Иванович!
        - Этот не годится. Ты нам сделай обычный, «Ил-86», наверно. И с полными баками.
        - Баки всегда полные заливают… - растерянно произнес он. - А куда летим?
        - Курилы - это где у нас?.. Камчатка, Сахалин, Владивосток… Что там поближе?
        - Южно-Сахалинск ближе. Но без дозаправки туда никак… Либо в Хабаровске садиться придется, либо в Новосибирске. Виктор Иванович!.. - Эта триада…
        - Какая еще триада?.. Бог мой, ты об этом?! Политика тут ни при чем. Нет, Вовик… нет, ты не поймешь… Мы с тобой по разные стороны находимся. Видим одно, а говорим… каждый о своем. Чтобы ты меня понял, тебе надо… надо хотя бы раз… умереть тебе надо, Вовик. Что, не хочется? Вот такие дела…
        «Ил-86», готовившийся к рейсу на Пекин и уже объявленный к регистрации, сняли с полета и отрулили к закрытому терминалу. Немаляев велел экипажу выстроиться на полосе.
        - Я, Витя, падал уже с неба-то… - улыбнувшись, сказал он. - Причем, на правительственном самолете падал, не на каком-нибудь там… Ощущения не из тех, что можно порекомендовать друзьям. Ну ты посмотри… - он прошел вдоль всей шеренги, от седого внушительного командира до белобрысой бортпроводницы. - Где гарантия, что через пару часов в них не перекинет кого-нибудь из Макаровских?
        - А кто поведет?
        - Сапер имеет кое-какой опыт. И я на спортивных моделях летал когда-то. На истребителе тоже пробовал… Нам бы только взлететь, а дальше автопилот справится.
        Виктор ступил на трап первым. Следом за ним двинулся начбез, но Шибанов схватил его за плечо.
        - Ку-уда! Цацки-пецки вытряхивай.
        - Оружие?.. Да здесь и сдать некому. На землю, что ли?
        - Клади на землю. Со стволом в салон по пройдешь.
        - Клади, Вовик, - обреченно молвил Мухин. - То, чего ты боишься, совсем не страшно. Бояться другого надо.
        - Виктор Иванович… Ну связь-то я возьму? - Он сбегал к лимузину и вернулся с двумя спутниковыми телефонами.
        - Взрывчатки внутри нет? - несерьезно спросил Шибанов.
        - Отстаньте вы от него, - бросил Виктор. - Все равно…
        Людмила догнала его на середине трапа и, опустив голову, сказала:
        - Да. Я чувствую…
        - Что?
        - Мы не долетим. Я перед смертью… всегда… Вот и когда ты в палату ко мне зашел - тоже… Я сразу поняла: ты это сделаешь. Я попрошу, и ты сделаешь.
        - Ты попросила, и я сделал, - хмуро ответил Виктор, пропуская ее вперед.
        Внутри было свежо и так тихо, что после аэродрома заложило уши. Над креслами горели желтые бусинки дежурного освещения; Мухину захотелось сесть, выпить два-три пузырька из дьюти-фри бара и уснуть. А когда проснуться - обнаружить себя уже кем-нибудь другим.
        - А я, между прочим, без претензий, - сказала Людмила с таким опозданием, что Мухин не сразу и сообразил, о чем это она.
        - Не упрекаешь, стало быть… Боишься.
        - Я?.. Тебя?!
        - Куда ты пошла? Иди вперед, в бизнес-класс.
        - Да, он же пустой, - спохватилась Люда. - Нет. Я тебя не боюсь, Витя. Но… Я вот, например, с Ренатом не смогу больше общаться… Ну, нормально общаться, как с человеком. Он меня убил… однажды.
        - Я в курсе…
        - Да нет, я не о том!..
        - Ясно…
        - Я благодарна, очень благодарна…
        - Тебе у иллюминатора нравится? Садись сюда, здесь удобно. Пойду остальных рассажу…
        - Витя! - окликнула она с какой-то безысходностью.
        - Что? - Мухин встал в проходе, но не обернулся.
        - Ты же не стюард, Витя…
        - Я президент, - кивнул он. - Смотри в окошко. Будет тошнить - возьмешь пакет…
        Шибанов поднялся в салон последним и, приказав пилоту отогнать трап, направился к кабине. Мухин из интереса пошел за ним.
        Сапер был уже на месте. Всклокоченный, явно нездоровый человек в халате с биркой «Подольский ЛТП-3» за штурвалом выглядел более чем сомнительно.
        - Все нормально, ваше величество, - хмыкнул он. - Вы только под руку мне не каркайте, хорошо?
        Виктор посмотрел вниз - земля была так далеко, словно они уже взлетели. Асфальт после дождя блестел, длинные блики от сигнальных фонарей сливались в косую решетку. Кроме огней и их отражений, впереди все было угольно-черным, и Мухину вдруг показалось, что, едва тронувшись, они разобьются об этот мрак насмерть.
        Сапер довольно уверенно пощелкал тумблерами и запустил двигатели. Затем, игнорируя вопли диспетчера, вырулил на взлетную полосу и увеличил мощность. Корпус мелко задрожал. Всем стало весело и жутко.
        - Виктор Иванович! - крикнул начбез, тыкая пальцем в иллюминатор.
        Перед правым крылом, размахивая руками и уморительно подпрыгивая, бесновался капитан первого ранга с маленьким плоским кейсом.
        - Витя… - простонал Константин. - Это же твой черный чемоданчик!..
        - Ни фига он не мой… Да пошел ты!.. - безмолвно проартикулировал Мухин и показал офицеру средний палец.
        - А если война начнется?
        - Без меня не начнут, - ответил он. - Это во-первых. А во-вторых, чемоданчик - так, фикция. Думаешь, там «красная кнопка»? Хрен! Я, как дела принял, сразу же в него слазил. Никаких кнопок - трубка телефонная и скважина для ключа. И ключ там же, в чемоданчике. Чтоб не потерялся.
        Самолет сдвинулся с места и быстро набрал скорость. Светящаяся разметка побежала куда-то вниз, под брюхо, - Виктор и не заметил, как они уже были в воздухе.
        - С этим, кажется, долетим, - сказал, отдуваясь, Вовик.
        Все собрались в первом отсеке - шума двигателей здесь было почти не слышно, а кресла стояли мягкие и широкие.
        - Ну, Матвей Степаныч, дорогой… - не спеша выговорил Мухин. - Теперь у нас времени много, часов двенадцать, как я понимаю… Колись, что ты у своих грузчиков выведал.
        - Сейчас окажется, что ничего, - нервно хохотнула Люда.
        Корзун недовольно на нее покосился, потом с превосходством оглядел остальных.
        - Да уж выведал, - веско произнес он. - Установку, или «Изделие» построили как альтернативу атомной бомбе, точнее - альтернативу проигрышу в ядерной войне… еще точнее - как версию абсолютного проигрыша. Попросту говоря, эта установка - генератор большой «китайской ничьи». Кстати, те, кто над ней работал, так ее и называли.
        - «Китайская ничья?» - недоуменно переспросил Немаляев.
        - Вот именно. В случае победы наиболее вероятного противника… или какого-нибудь еще, пусть и менее вероятного, Изделие должно было уничтожить все. Как минимум - всю планету, но поскольку в Советском Союзе подобные объекты строили с десятикратным запасом…
        Людмила подавилась соком и, прокашлявшись, принялась отряхивать кофту.
        - Дата постановки на боевое дежурство - второе января тысяча девятьсот пятидесятого года, - продолжал Корзун. - Принципиальное устройство интересует? Профессор Фаворский, работавший в группе Капицы… ну, собственно, он тогда был еще не профессором, а обычным политзеком… из третьей волны, послевоенной.
        - Много лирики, - нахмурился Шибанов.
        - Что-то я не соображу… - признался Борис. - Аппарат, вызывающий конец света? Ладно, допустим. Но какое он имеет отношение?..
        - Год сходится, - обронил Мухин. - Пятидесятый.
        - Но его же пока не включили. Если бы включили, то…
        Корзун присел на подлокотник и тихо сказал:
        - Изделие работает.
        Люда хотела поставить стакан, но не донесла его до столика, и сок полетел прямо на юбку.
        - Его включили, - промолвил Корзун. - Второго января тысяча девятьсот пятидесятого года. На холостом ходу, если можно так выразиться… Чтобы войти в штатный режим, Изделию требуется тридцать семь суток, поэтому его не глушат. Современная война - это война быстрая, и ждать целый месяц, пока оно снова запустится, невозможно.
        - Изделие работает… - завороженно повторил Константин. - Давно уже работает… И мы все живем при конце света. Дайте мне выпить…
        - И это еще вхолостую! - подчеркнул Ренат. - А если ее того?.. На полную катушку, а?!
        - Я думал, конец света будет похож на какой-то салют, - сказал Петр. - А тут что-то вялотекущее…
        - Оказывается, конец света похож на крушение Вавилонской башни, - печально ответил Борис.
        - Да нет же, какой конец? - воскликнул Мухин. - Изделие работает вхолостую. Его еще не запустили… А пока я тут президент… - Он посветлел лицом и снял ненавистный галстук. - Вовик!..
        - Виктор Иванович… это все брехня. Извините, конечно…
        - Дурачок ты, Вовик. Как думаешь, в чьем ведении эта бандура? Минобороны? ФСБ? Совбез? О!.. хм… а почему я о ней не знаю?!
        - Слушай, Матвей Степанович, - сказал Шибанов. - И ты, пятое колесо в телеге, взял и вот так запросто добыл эту информацию? У себя на складе?
        - Не запросто, - ответил он с обидой. - Совсем даже не запросто! Начать с того, что меня чуть не угробили бандиты…
        Корзун машинально потер запястья, но они были чистые, - на наручниках в ангаре он висел не здесь, или, вернее, висел не он. Тот, кого «чуть не угробили», в настоящий момент, надо думать, уже находился в морге.
        - А можно подробней о твоих друзьях? - настойчиво произнес Шибанов. - Такая опасная информация существует только частями. Чтобы собрать ее воедино, нужно допросить человек сто, и не технарей с отвертками, а ведущих конструкторов. А сразу и всё знают лишь единицы. Между прочим, президент может и не знать, - добавил он специально для Мухина. - Незачем гражданским забивать голову такими секретами. Сегодня ты президент…
        - Сегодня кент, а завтра мент! - вставил Ренат.
        - …а завтра ты свободный человек, со всеми из тебя вытекающими… - закончил Шибанов.
        Доводы были сугубо абстрактны, но звучали почему-то убедительно. В салоне возникла напряженная тишина, при этом Ренат невзначай отодвинулся от Корзуна подальше, а Петр наоборот пересел на соседнее кресло. Сам же Матвей остался невозмутим.
        - Друзья у меня нормальные, не хуже ваших, - сказал он. - А ты, - он повернулся к Шибанову, - если такой умный, ответь мне на один вопрос.
        - Ну?..
        - Зачем мне врать?
        - Да! - обрадовался Ренат. - Какой смысл?
        Шибанов открыл рот и сделал рукой некое вводное движение, но возразить оказалось нечего.
        - Я всего лишь поделился сомнениями, - буркнул он.
        - Если я солгал, это скоро выяснится, - сказал Корзун. - Прибудем на место, вы удостоверитесь, что Изделия нет… - он нехорошо зыркнул на Шибанова. - И куда я потом от вас денусь? И зачем мне все это счастье? Я мог бы дома сидеть, с пивом у телевизора, и…
        - Все, все. - Костя дружески потрепал его по плечу. - Не обижайся, он всех подозревает, работа у человека такая… Хотя в другом слое он надувал резиновые игрушки, и у него это неплохо получалось.
        - Здесь он водопроводчик в жэке, и справляется неважно, - едко заметил Корзун.
        Впереди хлопнула дверь - не просто хлопнула, а отлетела от стенки с дребезгом, - и в первом отсеке появился Сапер. С бутылочкой красного вина. Уже пьяный.
        - А… кто?.. за рулем… - заикаясь, произнесла Людмила.
        - Руля в самолете нет, - ответил он со значением. - Есть штурвал. Не боись, Люська, там автопилот. Ему без меня даже лучше. Слушайте, а нормальный портвешок в Аэрофлоте! Я посмотрел - целая коробка. А еще беленькая, и виски-миски всякие. Нескучно долетим!
        - Тебя же, вроде, закодировали… - сказал Константин.
        - Закодировали, да. Но они же не оболочку кодируют, а мозги. Мозги-то у меня чистенькие. А тело требует градуса.
        - Этого мы не учли… - заметил Немаляев. - Ты тогда сразу выпей побольше, и баиньки. А к утру чтоб проспался.
        - Ха, там и на утро хватит! - заявил Сапер.
        - Я чувствовала, что не долетим… - пробормотала Люда. - Автопилот… он нас посадить сможет?
        - Теоретически, - мрачно сказал Вовик. - При идеальных условиях. Которых на Дальнем Востоке не бывает никогда.
        - Дядя?..
        - Не переживай, посадим как-нибудь, - ответил Немаляев.
        Люду это не удовлетворило. Она рассеянно потерла залитую соком юбку и, поднявшись, пошла в туалет.
        У Виктора почему-то застучало сердце. Секунду или две он созерцал свои ногти, еще столько же наматывал на палец снятый галстук. Когда Людмила уже скрылась за перегородкой, он не выдержал и рванулся из кресла.
        Дверцу Люда не закрыла.
        Шерстяная юбка была длинной и узкой - чтобы подол достал до раковины, его пришлось задрать выше колена.
        - Чего тебе? - спросила она.
        Мухин мягко повернул ручку, впрочем, мягко не получилось - замок все-таки клацнул. Словно это был сигнал к атаке, Виктор шагнул к Людмиле и, не говоря ни слова, поднял юбку вверх. То, что он под ней обнаружил, его не удивило. Примерно этого он и ждал.
        - Хорошие трусики…
        - Что ты себе позволяешь?! - прошипела она.
        - Ничего особенного… Трусы сама сшила?
        - Связала. Из бабушкиного шарфика. Устраивает?
        - Вполне. - Мухин отпустил юбку, но лишь для того, чтоб распахнуть кофту.
        Верхняя булавка выдрала клок ткани, нижняя расстегнулась и повисла, угрожая острым концом.
        Виктор снова не удивился. Черный бюстгальтер сидел безукоризненно.
        «Идеальный лифчик на идеальной груди, - подумал Мухин отстраненно. - И чего б ему там не сидеть?..»
        - Тоже из шарфика? Или на базаре для нищих купила?.. Твое белье долларов триста стоит.
        - О-о! Господин Президент ориентируется в ценах? А сколько стоит батон хлеба, ты не знаешь?
        - Это старая песня. - Он оттолкнул Людмилу в угол и, тут же поймав ее за болтающийся карман, сунул в него руку.
        Рядом с мятой пачкой «Пегаса» лежала плоская коробочка. Мухин достал и бросил ее на полку. «Вог» с ментолом. Почему бы и нет?..
        - На хлеб-то тебе хватает… - промолвил он. - Для кого этот маскарад? Для меня?.. Испытывала?!
        - Ты чересчур много о себе… - сонно начала Люда, но Виктор схватил ее за локти и ударил о стену.
        - Испытывала, да?! Ну и дальше что?
        - Ничего.
        - Как ничего? Что значит «ничего»?! Приперлась как старуха - думала… что ты думала?.. Ты тут на мне опыты ставишь, да?
        - Не ори…
        - Опыты?! - сказал он еще громче. - Какую тебя любить буду, какую не буду… Страшную, типа, не буду, бедную разлюблю, а с костылем бы пришла… тогда… - Виктор вдруг иссяк и, тяжело дыша, привалился к раковине. - Что ты молчишь?..
        - Да…
        - Что «да»?
        - Эта наша оболочка… - чуть слышно сказала Люда, - других у нас больше не будет. Мы возвращаемся к нормальному состоянию. К единственному телу…
        - И ты решила завернуть его в эту вонючую тряпку…
        - Я должна была отрезать себе ногу?
        - Да зачем?.. Зачем это все?! Проверить?
        - Ты меня уже убил… когда-то. Теперь у меня не осталось выбора. Последнее тело. Тот, кто хоть раз тонул, потом долго боится воды.
        - Вода - тупая стихия…
        - Ты еще хуже. Страшней. Ты метущийся гаденыш, в котором слился десяток разных личностей.
        - Как в каждом из нас…
        - Возможно. Но тебя я вижу со стороны… и не вижу ничего хорошего.
        - Я тоже… - Мухин вытряхнул себе сигарету. - Тоже в тебе не вижу… Дура. Стерва. Капризная бабища…
        - Кто бабища? - возмутилась Люда. - Это я бабища?!
        - Боевик в чулках. И в трусах за двести баксов… в дамских…
        - В каких же мне еще быть?..
        - Киллер с сиськами… и… с…
        Виктор, не отдавая себе отчета, почти уже ничего не соображая, расстегнул на ней лифчик.
        - И с такими… и с такой… - прошептал он, хмелея, проваливаясь вместе с самолетом в воздушную яму, и даже не пытаясь из нее выбраться. - С такой…
        Сломанная сигарета упала на пол, за ней свалились обе пачки, потом с мягким шелестом шмякнулись сразу кофта и юбка. И через секунду - пиджак.
        «Надо было лететь на казенном, - осоловело подумал Виктор. - Там у меня диван…»
        Глава 34
        - Господин Президент…
        Мухин решил, что это пьяный сон.
        - Господин Президент!
        Пьяный сон, который невозможно отогнать.
        - Виктор Иванович!
        - Чего тебе?..
        Он приоткрыл один глаз - сверху нависло кислое лицо Вовика. Свет в салоне горел еле-еле, над Мухиным лампочка и вовсе погасла, вероятно - стараниями вездесущего начбеза. Рядом, укутавшись в пиджак самого Президента Российской Федерации, уютно сопела «боевик в чулках». От этого не хотелось ни вставать, ни шевелиться, ни просыпаться - никогда.
        - Где летим? - спросил Виктор, зевая.
        - Полтора часа до Хабаровска.
        - Посадку запрещаю, - бросил он, мучительно разгибая затекшие колени.
        - Без дозаправки не дотянем, Виктор Иванович. «Ил» - не дельтаплан, его кормить надо. Но я сейчас не об этом хотел сказать… - Вовик помялся. - Я тут, пока вы отдыхали, справки навел. Об этом аппарате…
        Слово «отдыхали» прозвучало без какой бы то ни было издевки. Начбез искренне верил, что лишняя минута президентского сна важнее, чем счастье целого города, и если уж брал на себя грех будить Мухина, то исключительно по делу.
        - Ну. И что?.. - Виктор аккуратно вылез в проход и помахал руками. В позвоночнике хрумкало, это было чертовски приятно.
        - Ничего, Виктор Иванович. Все, что он вам доложил, - про «китайскую ничью», про боевое дежурство… все это бред сивой кобылы.
        Мухин прекратил свои упражнения - так резко, что пошатнулся и схватился за соседнюю спинку. Под клетчатым Аэрофлотовским пледом недовольно задвигались.
        - Прилетели? - спросил всклокоченный Немаляев.
        - Да рано же еще… - отозвался с переднего кресла Борис.
        - Слушайте! - сказал Виктор. - Ну, продолжай, - обратился он к Вовику.
        - Изделие было. Его построили и в пятидесятом году запустили. Здесь все сходится.
        - Почему это «было»? - насторожился Мухин.
        - Потому, что его демонтировали. В конце пятьдесят шестого года его уже не было.
        - Значит, это Хрущ, зараза… - выдавил Немаляев.
        - Всю техническую документацию уничтожили, железки отправили в печь, а котлован, где это находилось, залили бетоном. Ученые, занимавшиеся проектом, получили госпремии, ордена и дачи в хорошем месте. А летом в поселке случился крупный пожар… Институт был расформирован. «Почтовый ящик», на котором собирали Изделие, перепрофилировали на космос. Монтажников раскидали по всей стране. Через год-два их следы, как правило, теряются… До сегодняшнего дня о факте существования аппарата знали только три архивные крысы с нулевой формой допуска.
        - С нулевой? - переспросил Мухин.
        - У нас с вами ее никогда не будет, - ответил Вовик. - Да она и не нужна. В архиве ничего не осталось. Ну, может, финансовые отчеты, или пара служебных записок… Это не то, Виктор Иванович.
        В салоне уже никто не спал. Облака в иллюминаторах порозовели, но не расступились. Казалось, самолет летит низко над расстеленным полем ваты, срубая крылом пушистые клочки.
        - И все это ты разнюхал за три часа… - сказал Шибанов.
        - У меня много должников.
        Шибанов резко встал и подошел к сателлит-блоку.
        - Трубка холодная! - победно объявил он.
        - Это запасной. Я пользовался другим. - Вовик указал на второй телефон.
        Мухин сам пощупал трубку - ее явно держали в руках, и держали долго. Начбез кому-то звонил. Вопрос в том - кому…
        - Ствол я у тебя отнял, так ты решил мозги нам прополоскать, - догадался Шибанов.
        - Отнять ты у меня ничего не можешь, - спокойно сказал Вовик. - Это была моя воля. Я на службе.
        «Вопрос лишь в том, у кого…» - снова подумал Виктор.
        - Короче, ты намекаешь, что мои сведения - вранье?! - прошипел Корзун.
        - Не вранье. Это хорошая, грамотная деза. В ней есть главное: частица правды. То, что установить легче, например - дата запуска, совпадает. Фамилия руководителя проекта - тоже. Действительно, Фаворский, и начинал он действительно в лагере. А все остальное не стыкуется. Особенно - место. Здесь ты крупно ошибся: этого аппарата вроде как и не было, но где он стоял, найти не трудно.
        - Витя, он же заслан Макаровым, - сказал Шибанов.
        - Витя, я его кончу, - предложил Ренат.
        - Не так скоро… - ответил Мухин. - И где же это место? Не на острове?
        - В центре Москвы, Виктор Иванович, - проговорил Вовик, глядя ему прямо в глаза.
        - Значит, Изделие в Москве… И мы летим не к нему, а как раз-таки от него.
        - Куда мы летим, мне вообще не понятно. В пятьдесят шестом году его разрушили, - напомнил он.
        - Да, ты уже говорил… Точный адрес не известен?
        - Улица Возрождения. Там, где сейчас находится дом двадцать один.
        Все расхохотались так, что задрожали крышки багажных полок. Не смеялся лишь Вовик.
        - То есть в двадцать первом доме, да? - уточнил Мухин с издевкой.
        - По косвенным данным, штуковина была здоровая. А здание стоит на саркофаге. И оно до сих пор закрыто. Строили его не для заселения, а для контроля.
        Прокашлявшись, Мухин глубоко вздохнул. Начбеза он знал, как родного, хотя и понимал, что его могла подменить личность перекинутого. Точно так же, как он сам подменил здесь настоящего Президента. Впрочем, с таким же успехом можно было поставить под сомнение и рассказ Корзуна… Одно слово против другого слова - и никаких иных аргументов. Только желание или нежелание поверить.
        - Развеселил ты нас, Вовик, - сказал Мухин, снова вздыхая. - Даже Матвея Степаныча… Матвей! А ты-то чего ржешь? Ты-то здесь что смешного увидел? Улица Возрождения - прикольное название, не правда ли? Особенно - дом двадцать один… Или у тебя какие-то личные ассоциации?
        - Личные…
        Виктор глянул на Шибанова, и тот, все еще досмеиваясь, невзначай приблизился к Корзуну. Возле кресла он споткнулся, и Матвей вдруг странным образом очутился на полу. Оценить исполнение приема мог, наверное, один Вовик, остальные ничего особенного и не заметили. Корзун почему-то привстал, перевалился через подлокотник и рухнул животом на ковровую дорожку - все за какую-то долю секунды. Спустя еще мгновение Шибанов прижимал его шею коленом.
        - Нужны ремни, - сказал он.
        Вместе с Вовиком они скрутили Корзуну руки и ноги и, накинув ему на горло петлю, соединили все это в удушающую связку. Усадив Матвея обратно, Шибанов отряхнул ладони.
        - Можно было и раньше догадаться…
        Мухин кивнул и лишь потом понял, что Шибанов имеет в виду не всех. Самого себя из числа недогадливых он, видимо, исключал.
        - Ну-ну… - молвил Виктор.
        - Какой-то отставной физик на каком-то задрипанном складе получил сверхсекретную информацию… Если она недоступна даже для Президента…
        - Речь о разных слоях, - возразил Мухин.
        - Дело не в этом, - сказал Борис. - Секретность любой информации относительна. Странно другое. Он очень легко пошел на контакт.
        - Для этого мы его и убили, - пожал плечами Мухин. - Вернее, сдали его оболочку в Сибири. У этой… у Змейки.
        - Вот я и говорю: слишком легко. Не ты его сдал, Витя. Он сам себя сдал. Разве нет?.. Похоже, Макаров услышал, что ты ищешь Матвея Корзуна, и нашел его первым. И подложил под тебя… ну ладно, под нас… Подложил, как шлюшку-наводчицу.
        Корзун хотел что-то ответить, но Ренат перегнулся через спинку и ударил его по ушам.
        - Он с самого начала меня тревожил, - признался Борис.
        - И ты молчал…
        - А что, у нас были варианты? Не было. Теперь мы что-то получили. Изделие в Москве - это раз. Оно не в этом слое - два.
        - Да прекратите вы! - воскликнул Корзун. - Изделие находится на Курилах, это все, за что я могу поручиться. Где нулевой слой, а где сорок восьмой - ищите сами. То, что информацию быстро достал… Ну, повезло мне, кто виноват?! Надо было недельку подождать, а потом говорить, тогда бы поверили… Идиотизм! А то, что я тебе, Витя, сам же про скит заброшенный рассказал… а ты туда спецназ выслал… Так это не меня характеризует как гниду. Тебя, Витек, тебя… Почему ты не мне веришь, а этому псу цепному?! Если на Кетое нет Изделия, вы меня убьете.
        - Само собой, но это не так страшно. Мы же не в нулевом слое.
        - Не я вас сюда привел! - Корзун отчаянно дернулся, но ему под кадык врезался узкий брючный ремень.
        - Привел я, - сказал Мухин. - Очень уж правдоподобно все выглядело. Там, на складе, был Олег - доктор из «Дела Врачей»… Мы с ним и в первую встречу хорошо так поговорили, почти по душам.
        - Это тот, которому ты разнес голову креслом? - осведомилась Людмила.
        - Ну-у… В общем, он ведь тогда правду мне сказал. Хотя и дозированную. А на складе - уже нет. А я почему-то… лоханулся я, короче. Теперь-то ясно, что это была многоходовка Макарова. По-моему, классная комбинация.
        - По-моему, тоже, - мрачно высказался Шибанов.
        - Значит, Корзуна они убивать не собирались, - проговорил Борис. - Им нужно было убедить нас, что он крайне ценен.
        - И заодно пустить нас по ложному следу.
        - Но все так здорово сходилось!.. - Мухин с ненавистью посмотрел на Матвея, потом на Рената, и тот, истолковав взгляд по-своему, врезал Корзуну еще раз.
        - Не увлекайся, он должен жить! - прикрикнул Борис. - Мы еще не все выяснили. Собственно, ничегошеньки мы не выяснили…
        - Почему же… - сказал Шибанов. - Сапер! Ты в норме? Разворачивай самолет.
        - Куда разворачивать? - заорал Вовик. - Топлива только до Хабаровска. Для меня ваш треп - это пустой звук, но падать будем вместе.
        - Макаров нам что-то приготовил. Либо на этом острове, либо прямо в аэропорту. Знать бы…
        - Долетите - узнаете, - хмыкнул Корзун, пытаясь сдуть повисшую на носу каплю крови.
        - Матвей спрашивал, зачем ему врать, - неожиданно сказала Люда. - По-моему, врут для того, чтобы скрыть правду.
        - Логично, - похвалил Борис. - Логично и совершенно непонятно. Действительно, Макаров мог заминировать этот поганый остров… Кстати, он большой?
        - Одна сопка из воды торчит, - ответил Вовик.
        - Заминировать, допустим, мог… Круто, конечно. Если из-за нескольких оболочек топить остров, пусть и тухленький… Нет, не то. Наезд на склад мне не понравился сразу. Макаров так тонко подвел к нам Корзуна, так естественно познакомил Виктора с этим Олегом, будь он проклят… А потом сам же дал понять, что эти пельмени из одной кастрюльки… Топорно. Как будто задумывал некую сложную партию, но вдруг… Заторопился?..
        - Заторопился, - поддержал Мухин, - и мощную заготовку потратил на ерунду. Потому и купил меня. В голову же прийти не могло!..
        - Возможно, Макаров уже у цели, и ему нет резона экономить, - сказала Люда. - Тогда ему выгодно послать нас в любую сторону, лишь бы мы оказались подальше. Например, в этом слое… И еще занять нас каким-нибудь долгим и интересным процессом, вроде этого полета. А наш друг Матвей даже не пытается особо возражать, потому что ему не важно, о чем мы говорим. Важно, что мы говорим, говорим, говорим… и продолжаем тут сидеть.
        - Значит, отправил нас подальше… - задумался Борис. - Любопытно. Ты знаешь, а я соглашусь, пожалуй. Подальше… то есть не «куда», а «откуда». Вот в чем соль…
        - Как это «откуда»? - удивился Ренат. - Где ты ворота из швеллера заказал? Где нас чуть не положили всех?!
        - Грубовато… - возразил он. - Такая тонкая игра, и такой намеренно безвкусный ход… Люди с автоматами - матерятся на всю округу, стреляют не сильно метко…
        - И к тому же, в том слое Макаров собирает статистику, - сказал Виктор. - А в нулевом это бессмысленно, поскольку после миграции в нулевой… - он осекся и, прищурившись, похлопал себя по ноге. - Погодите-ка… Макарову не нужен нулевой слой, у него совсем другая идея… Но это мы так решили. Если допустить, что все-таки нужен, тогда легко догадаться, откуда он нас спровадил.
        - Остался пустяк: понять, где это находится, - сказала Людмила.
        - Может быть, Матвей Степаныч с нами поделится? - вкрадчиво произнес Ренат, обходя его кресло и как бы прицеливаясь. - Я видел такую книжку, «Атлас человека» называется… Так в этом человеке столько костей!.. Сапер! Ты не помнишь, клещи в зипе есть?
        - Как же мне страшно… - насмешливо ответил Корзун.
        Ренат на мгновение замер и резко рубанул его по шее.
        - Тише! - прошипел Борис. - Пока он в этом слое не подох, Макаров не узнает, что мы передумали. Начальник, сколько нам до Хабаровска?
        - Около сорока минут, - откликнулся Вовик.
        - А оттуда до Южно-Сахалинска?
        - Часа четыре, примерно.
        - Так… На дозаправке мы должны быть еще здесь, иначе господин Президент вылезет из самолета, и все станет ясно. А вот после Хабаровска, как только взлетим… н-да, четыре часа, маловато… Но мы их все-таки выигрываем. Это время - наше.
        - Боря, я рад твоему оптимизму, - хмуро сказал Мухин. - Я даже готов тебя расцеловать, хотя такие порывы мне и не свойственны. Но я, к сожалению, не вижу повода. Мы пока выясняем, что нам не нужно. Мы этим занимаемся уже не первый день. Много навыясняли, много слоев отбраковали. Но только нулевого… Боря!.. нулевого слоя мы до сих пор не нашли. И улица Возрождения… не слишком ли красиво у нас совпало?
        - Ничего не совпало, - ответил Немаляев. - Нам нужна была база - укрепленная, с хорошим оснащением и в черте города. Шибанов выбрал замороженный служебный объект, правильно? Если б не Изделие под фундаментом, вряд ли этот дом принадлежал бы Комитету. Вряд ли он вообще был бы построен, если б Изделие не уничтожили. Ты сам-то ничего о нем не слышал?
        - Да у нас и вопросов этих не возникало, - растерялся Шибанов. - Какое Изделие, Сан Саныч? Мы ведь к другому готовились. А что под тем бункером находится… Ну, чертежи-то я не смотрел, я же не архитектор. Да и что об этом говорить, нас же там всех положили!
        - Постойте… - вмешался Мухин. - Вы имеете в виду, что дом двадцать один по улице Возрождения строили после демонтажа? Вовик!..
        - Я уже доложил, Виктор Иванович. Здание ведомственное. Ну конечно, гэбэшка, чего там… И никто в нем не живет. И, думаю, никогда не будет.
        - И если… - Виктор испугался, что мысль вспорхнет и куда-нибудь смоется, поэтому говорил он медленно, отдельными словами: - Если… во всех слоях… ну, или во многих… если дом номер двадцать один возводили на саркофаге… то… - Ему стало еще страшней, и дальше он себя, как ни старался, сдвинуть не мог.
        - Короче, где дом не построили, там «Китайскую ничью» не разломали, - закончил за него Ренат.
        - Но таких слоев тоже, наверно, много наберется…
        - Я знаю только один такой слой, - выразительно произнес Борис.
        - И я, - подал голос Петр. - Улица Возрождения, без двадцать первого дома… Бывал я там, как же!
        - Вот о нем-то мы и говорим, - сказал Мухин. - Сан Саныч! Мы ведь и с вами там встречались. Я вас довез как раз до улицы Возрождения, вы мне дорогу показывали…
        Немаляев равнодушно смотрел в пол.
        - Сан Саныч! - загорячился Виктор. - Вы там… ну, вы там вор в законе… но это ваше личное дело. Зато вы мне о Москве много рассказывали. И об этой улице… Я, дурак, слушать не хотел, а вы же и об истории той стройки знаете, и что на том месте…
        - Я там умер, Витек, - недоуменно ответил Немаляев.
        - Но вы же мне так подробно!..
        - В том слое меня нет, - сказал он, отчего-то злясь. - И никогда не было. А в покойников перекидываться я еще не научился.
        Виктор не сразу понял, на что это Немаляев сердится, а когда догадался, мгновенно от него отстал. Для Сан Саныча все уже решилось: в нулевом слое его похоронили, и если удастся выключить Изделие, он останется без оболочки.
        - И, кстати, «Делом Врачей» там не пахнет, - сказал Борис, не замечая этих терзаний.
        Мухин раздосадованно щелкнул пальцами.
        - Нет, там статистикой тоже занимаются. Под другим соусом, но занимаются.
        - Это тебе Олег напел?
        - Да, он… - ответил Виктор и совсем растерялся.
        Если б Олег все время врал, было бы гораздо проще. Но кое-что из его слов оказалось правдой, и это сбивало с толку.
        - Не знаю, - пробормотал Мухин. - В конце концов, почему бы Макарову не собирать информацию и в нулевом слое? У нас нет столько времени, чтобы разложить все по полочкам. Скоро Хабаровск. Часа полтора на дозаправку…
        - Нас заправят быстрее, - пообещал начбез. - Виктор Иванович, неужели вы думаете, что там не знают, кто к ним летит? Тридцать минут, это максимум. И на полосу, естественно, выведут вне очереди.
        - Еще хуже, - заключил Борис. - Тогда, Витя, начинай прямо сейчас. Проинструктируй товарища, как себя вести.
        - Не суетись, Боря, я останусь, - монотонно произнес Немаляев. - Останусь и все ему объясню.
        Вовик в ответ хмыкнул.
        - Дядя! - с укором крикнула Людмила.
        - Пользы от меня вам уже не будет. Ее и так-то считай, не было… Жалко, что проект наш загнулся. Не успели, что поделаешь… Я теперь… я теперь старый хлам. Ну, ладно, тут хоть возле Гитлера не зароют, и на том спасибо… Сапера с собой берите, за самолет не волнуйтесь. Посажу как-нибудь. Истребитель сажал, помнишь, Людочка? А этого слона чего уж… справлюсь.
        Виктор думал, что Люда заплачет и кинется Немаляеву на шею. По крайней мере - всхлипнет. Или хотя бы что-то скажет… Он был так в этом уверен, что смотрел на нее целую минуту. Но ничего не дождался. Людмила подняла на своем иллюминаторе шторку и, сжав губы, отвернулась.
        - Вовик… - Мухин отвел начбеза к дальнему ряду и заставил сесть. - Слушай меня, Вовик. С диспетчерами говорить будешь ты. И так уж начудили выше крыши…
        - Ваша правда, Виктор Иванович, начудили.
        - Теперь главное. Как только мы вылетим из Хабаровска, все эти милые люди, включая и меня, разом спрыгнут с катушек.
        - Откуда спрыгнут?
        - Свихнутся, Вовик, - сказал Мухин сурово.
        - И вы тоже? - ужаснулся начбез.
        - В том-то и дело. Ты уж напрягись… Ты уж как-нибудь замни. Оружие у тебя отобрали, да? Плохо. Учти: Петр и Костя - парни рукастые, проблемы гарантирую. Ренат еще… тоже фрукт. Ты бы его сразу вырубил, что ли… А, и Шибанов, конечно. Этот самый опасный. Ну и со мной тоже натерпишься, - смущенно добавил Виктор. - Я бы себе записочку черканул… да только без толку это, я знаю. Вовик, вы должны долететь до Южно-Сахалинска. Чего бы это тебе ни стоило. Ты меня понимаешь?
        - Да понимаю, понимаю, Виктор Иванович…
        - Ничего ты не понимаешь. Долететь, Вовик. Какой угодно ценой. Какой угодно. Потому, что настоящая цена этих четырех часов… она… Нет, ты даже представить этого не сможешь. - Мухин огладил лоб, будто бы вытирал пот, и действительно обнаружил, что кожа покрылась испариной. - Свяжись с губернатором Сахалина. Пусть готовят хлеб-соль, пусть девок в сарафанах подгоняют - все как положено. Люди должны знать, что я лечу на Курилы.
        - Сделаем, Виктор Иванович.
        - И еще. Полет не будет иметь смысла, если Матвею Корзуну удастся умереть.
        Начбез закусил губу и недоверчиво покосился на Мухина.
        - Нет, я пока еще не спятил, - ответил Виктор. - Это произойдет чуть позже, после заправки… Ты просто запомни, Вовик: Корзун будет стремиться себя убить. Это сейчас его основная оболочка, и выйти из нее он может либо приняв драйвер, либо остановив себе сердце. Ну вот, опять ты не понял… Зря я тебе все это объясняю. Не нужно тебе это… Тем более, что скоро ты и сам перестанешь быть… перестанешь быть собой - тем, кто ты есть сейчас. Не знаю, что там Макаров удумал, но мы-то точно все изменим…
        Вовик лишь таращился и хлопал ресницами.
        - Я еще не шизанулся, - снова повторил Мухин. - Я наоборот… я сейчас адекватен, как никогда в жизни. Если б я здесь соображал так же трезво, ни за что бы в это президентство не полез. Человеку для счастья надо меньше, гораздо меньше, вот я что для себя выяснил. И ты в этом убедишься. Я надеюсь. В течение четырех часов. Так уж получилось… мы вроде бы за вас выбрали. Мы - Боря, Люда, я… ну и остальные… Мы - за всех вас… Это, наверно, дико… но у вас… у вас у всех… ничего другого нет. Только мы и Макаров. Либо мы выберем, либо он…
        - Мухин! - позвал Немаляев. - Подойди. Мне уже в кабину пора. Скажу тебе кое-что напоследок…
        Он цепким, неожиданно сильным пальцем схватил Виктора за расстегнутый ворот рубашки и притянул к себе.
        - Мухин… Я не знаю, есть ли где у Люды родители. Я ее отца только в двух слоях встречал. В одном он погиб, когда Людочке было семь, в другом я его сам грохнул, он того стоил…
        - Не волнуйтесь, Сан Саныч, я ее не обижу.
        - Хох! - по-стариковски крякнул Немаляев. - Обидит он ее!..
        - Виктор Иванович! - воскликнул сзади Вовик. - Сейчас доложили из Москвы. В город входит колонна бронетехники…
        - У меня времени мало, - предупредил Немаляев. - Автопилот выключать надо.
        - Погоди ты! - крикнул Виктор начбезу. - Да, Сан Саныч…
        - Скорей она тебя, Мухин, обидит, чем ты ее… В общем… я же не об этом хотел…
        - Виктор Иванович! Триада выпустила обращение к вооруженным силам. Она призывает всех офицеров…
        - Потом! - отмахнулся Мухин.
        - Виктор Иванович!..
        - Глохни, стадо!! - заорал он. - Да, Сан Саныч. Я слушаю.
        - В общем… я вас благословляю, Мухин.
        - Спасибо… батя… - выдавил он.
        - Какой я тебе батя?! Могилу в Эквадоре видел? Ну не видел - значит, рассказывали. Меня ведь и правда рядом с Гитлером похоронили. С таким батей, знаешь ли…
        - Виктор Иванович!.. Из ФСБ позвонили…
        Мухин нервно потряс головой, словно отгонял комара.
        - Отряды Народного Ополчения выдвигаются из лагеря! Это гражданская война! Она уже началась! - У начбеза сорвался голос, и последнюю фразу он выжал каким-то хриплым визгом.
        - Сан Саныч, есть вещи, которых мы не выбираем, - твердо сказал Виктор.
        Немаляев помолчал, играя желваками и пристально глядя ему в лицо.
        - Счастливо, Мухин, - наконец промолвил он. - И удачи… Что вам еще пожелать?.. Живите.
        Глава 35
        Виктор открыл дверь и вздрогнул - посреди сумрачной прихожей в позе ветерана гестапо стояла Светлана Николаевна.
        - Мама?.. Чего вы тут… Чего это вы раскорячились? Дайте пройти.
        - Здравствуй, зятек, - могильно ответила она.
        - Да виделись уже…
        - Нет, это мы вчера с тобой виделись. А сегодня - еще нет.
        - Ага… ну тогда здрасьте…
        Мухин попытался раскрыть дверь шире, но ему не удалось - в углу что-то мешало, вероятно, припертая к стене тумбочка.
        - Что у вас за баррикады, мама?
        - Мы у тебя нашли, Витенька… - с угрозой сказала теща.
        - Нда?..
        - Деньжищи безумные твои… Мы все с Настенькой нашли.
        - Пересчитать успели?
        - Успели, успели, а как ты думал, - удовлетворенно проговорила Светлана Николаевна. - Настеньку мою в черном теле держал, а сам-то… а сам, оказывается, миллионер. И откуда же это, Витенька? Все играешь, да все выигрываешь? Ночь где-то прошлялся… Да не пущу я тебя, не рвись к нам!
        - Мама, забирайте все, это мои отступные, - устало сказал Мухин. - Дайте войти. Руки хоть помыть, и в туалет!..
        Он толкнул дверь сильнее. Выбить ее можно было двумя-тремя ударами, и этого варианта Виктор не исключал тоже, но для начала хотел попробовать по-хорошему.
        - Настенька! Милицию! Звони немедленно в милицию! - заголосила теща, и Мухин, не стерпев такого хамства, навалился на дверь всей массой.
        Шурупы выкрошились из старой доски, как из яблока, и верхняя петля сорвалась. Дверь заклинило, теперь ее оставалось только снести. Разворотив коробку и, кажется, заодно сломав тумбочку, Виктор перешагнул через порог.
        - Мили-иция! - жалобно и как-то вопросительно заныла Светлана Николаевна.
        - Я здесь, гражданка, - буркнул Борис.
        Следом за ним зашли Шибанов и Людмила.
        - Вот так ты и живешь, да?.. - сказала она, решая, куда бы пристроить сумочку. Достойного места в прихожей не нашлось, и Люда оставила ее на плече. - Я примерно это и представляла…
        - Что ты там себе представляла? - спросила, появляясь из комнаты, Настя.
        - Ничего особенного, - Люда смерила ее взглядом и, сразу же потеряв интерес, бесцеремонно прошла на кухню.
        Последним между качающейся дверью и оторванным наличником пролез Константин.
        - Доброе утро, - сказал он приветливо.
        - Ну и сколько вас там еще? - спросила Настя.
        - Чего ты?.. Посидим полчасика и уйдем.
        Настя уже отвернулась и не поняла, кто это произнес. По интонации было похоже на Виктора, то есть на прежнего Витюшу - еще до всех его завихрений, однако говорил не он. Виктор был уже на кухне и что-то рассказывал своим приятелям. А к Насте обращался тот мужик, что вперся за той мокрой кошкой.
        - Посидите вы тут… - пробормотала она растерянно. - С дверью-то как же?
        - На то, что вы с мамашей у меня скрысили, можно всю квартиру дверьми обставить! - крикнул Мухин.
        - Во, скрысили мы у него… - шепнула теща. - О семье надо заботиться, а он в кожаных штанах по ночам шляется!
        - Мама, шла бы ты к себе, - сказала Настя.
        - Как же я тебя на этих бандитов брошу? - вскинулась Светлана Николаевна. - Они ж тебя, Настенька, замордуют!
        - С тобой, мама, замордуют быстрее. Я разберусь, не переживай.
        Виктор достал из холодильника бутылку водки и тарелку с нарезанной колбасой. Домашние ее не тронули - видимо, пакет с деньгами лишил их аппетита. Колбаса заветрела и слегка сгорбилась, но на закуску годилась вполне.
        - Лучше воздержись, - сказала Люда.
        - Я же не запойный. Так, для тонуса, пока Сапера не дождемся. Кто со мной?
        Все промолчали.
        - Ну и я тогда не буду, - обиженно молвил Виктор, закручивая пробку.
        - Опять куда-то собираешься? - спросила Настя.
        - Мы ведь все уже обсудили, - ответил он. - Материальных претензий не имею. Может, ты имеешь?.. Одного пакета с баксами недостаточно? Второго нету. Вот все, что осталось… - Мухин повертел в руке «Беретту» и положил ее перед собой. - Без патронов.
        - Ты бы стулья принес, - сказала Настя. - Гостей своих по стенам устроил. Или в комнату пригласи…
        На кухне действительно было тесновато, но стояли только Костя с Шибановым. Борису и Людмиле достались табуретки, ну и сам Мухин, понятно, сел - не стоя же он пить собирался.
        - Спасибо, Насть, все нормально, - заверил Константин. - Мы скоро уходим.
        - Ты меня уже и представить успел? - Она приятно удивилась.
        - Эй, вы живые?! - раздалось на лестнице.
        Дверь затрещала и отвалилась на пол. По коридору прошли две пары тяжелых подкованных ботинок, и на кухню заглянул Петр - такой, каким его Мухин встретил впервые: загорелый, в плотной черной рубашке. Они с Ренатом протащили по линолеуму большую клетчатую сумку и выволокли ее на середину. Внутри лежало пять снаряженных автоматов, а между стволами, как помидоры в огурцах, заблудилось несколько «пээмок» и десятка два упаковок с разными патронами.
        - Сапера еще нет? Время-то!.. - озадаченно сказал Петр.
        - Времени у нас часа три осталось. Для «Беретты» найдется что-нибудь? - осведомился Мухин.
        - Если стандартная, то конечно, - откликнулся Ренат и, заметив Настю, по-свойски ей бросил: - Здорово! Ух, девка, ну ты и поправилась!..
        - Здравствуйте, - ответила она, хмурясь. - А мы… разве…
        - Это же овца, - сказал Петр
        - А-а… - разочаровался Ренат. - Не, Настя. Мы с тобой не знакомы.
        - Вас-то я помню, - обратилась она к Петру. - Вы… Старшов, да? Из ФСБ?
        Борис посмотрел на него с явным любопытством, но говорить ничего не стал.
        - Вы к нам приходили уже, - продолжала Настя. - Микрофоны отключали. Да?
        - Да. А до этого вы к нам приходили… - Петр многозначительно глянул на Люду и подмигнул, довольно пошло.
        Мухину это совсем перестало нравиться, особенно - с Ренатом… Он считал, что подобные знакомства женщину не красят.
        - Петя, хватит ее разводить, - сказала Людмила. - Овца - она и есть овца.
        - Это кто из нас овца? - угрожающе спросила Настя.
        - Они когда-то подружками были, - пояснил Константин. - Давно, конечно…
        - Они?! - не поверил Виктор.
        - Ну да. А еще раньше - конкурентами. На разборках стрелялись, чего только не творили…
        - У меня таких подруг быть не может, - заявила Настя.
        - Еще и не такие бывали, - холодно отозвалась Людмила.
        - Вот ведь, жизнь! - хмыкнул Ренат. - Пока всю проживешь, очумеешь, в натуре!
        - Это что же, блин… - вскипая, процедил Мухин. - Выходит, все всё знали заранее, а я у вас за кеглю?.. Что за подставы, блин?!
        - Какие подставы, идиот? - воскликнула Люда. - Сказали же тебе: овца!
        - Ты на моего мужа не ори, - медленно выговорила Настя и так же медленно сузила глаза в две злых щелочки.
        - Ой, да какой он тебе муж? - скривилась она. - Твой муж знаешь, кто?..
        Настя, предвидя некую гнусность, рванулась через кухню вперед, на Люду. Петр хотел ее остановить, но не дотянулся, Ренат ухватил было за халатик, но лишь выдернул из него пояс. Халат распахнулся, но Настю это не смутило. Она уже приготовилась вонзить ногти, когда между ней и Людмилой вдруг оказался Шибанов.
        В тот же миг в углу что-то хлопнуло, и Шибанов с Настей упали на пол. Несколько секунд они не шевелились, потом Настя ойкнула и беспомощно пошарила рукой.
        Люда кинула на стол свой пистолетик - рядом с пятнадцатизарядной «Береттой» он выглядел как-то несерьезно. На хромированном стволе стоял единственный штамп: «MOD.12 (.25)».
        Борис с Петром усадили Настю на табуретку. Виктор сразу, еще до истерики, плеснул в стакан немного водки и заставил ее выпить.
        Шибанов лежал на животе и не двигался.
        - Ты что сделала? - тихо спросил Константин.
        - Люда, ты совсем потерялась?! - рассвирепел Петр. - Ты без пушки уже говорить не способна?
        - Как ты могла, Люда? - сказал Мухин. - Случайно, что ли?..
        - Случайно, - проронила она. - Чтобы он нас тут случайно всех не завалил. Посмотрите как следует.
        Ренат подошел к Шибанову и нерешительно взял его за руку.
        - Ну?! - потребовал он.
        К нему присоединился Костя, вдвоем они кое-как перевернули тело на спину. В районе печени расплывалось малиновое пятно, и там же, справа под боком, лежал испачканный в крови «Вальтер».
        - Осторожно, предохранитель снят, - сказала Люда.
        - Как ты заметила?
        - Я этого ждала. - Она закурила и показала сигаретой на Бориса. - Вот он просил присматриваться. А я еще и прислушивалась…
        - Борис?.. - молвил Мухин.
        - Я просто сложил куски в целое. Шибанов тебе плешь проел с этим Корзуном… Ну да, с Корзуном-шпионом. Вообще-то, вы тогда уже готовились к эвакуации, я и удивился: надо же, какое рвение… Одна половина страны скоро вырежет другую половину страны, а у Председателя КГБ печаль о пропавшем агенте… Кроме того, как Председатель, он должен был знать о вас все. И знал, естественно. О Макарове - в том числе, о его постоянных отлучках из того слоя. Вероятно, и драйвером его снабжал. Вряд ли Макаров стал бы принимать ту дрянь, которой Петя с Ренатом травились. И не только они…
        Виктор украдкой посмотрел на Людмилу, но та никак не реагировала.
        - Правильно, Людка, - подытожил Ренат. - Эту суку давно пора было казнить. Какой аттракцион она мне устроила!.. Я ж до сих пор по ночам ору. Особенно когда про ляжки снится. На ляжках больнее всего было… Только что же?.. Шибанов, значит, с самого начала под Макаровым ходил? И у него была тысяча возможностей всех вас урыть… И нас заодно.
        - Урыть всех нас… или вас… есть смысл только в нулевом слое, - сказал Борис. - Он бы и сейчас не раскрылся. Если б не знал наверняка, где мы находимся.
        Мухин увидел, что Настя трясется, и налил ей целую чашку водки. Заставив ее выпить все до последней капли, он прикурил и сунул ей в рот сигарету.
        - А шта… шта этат иму?.. - еле выговорила она. - Шта ищо за атрак… атрак… цон? - Она стремительно пьянела, и это было хорошо.
        - А он с него кожу снял, Настенька.
        - Ко-ожу? - Настя выронила сигарету и даже не попыталась ее поднять. - Ну и друзь… я… у нас с-с… с та-бой…
        - Мужики, не убьете?.. - В коридоре раздались быстрые шаги, и на кухне показался запыхавшийся Сапер. - Раньше не мог, а то меня бы еще там, на работе уби… - Он споткнулся взглядом о тело на полу и тут же забыл, что хотел сказать. - Вы чего это, мужики?..
        - Ты-то чего?! - набросился на него Константин. - Меньше трех часов осталось!
        - Да я… Бандюка одного в порядок приводил… а братва рядом стояла. «Пока не сделаешь, не уйдешь»… А там очередь в голову, представляешь?.. Полная реконструкция, с вечера возился. Воска килограмм пять пошло, голова у него как свечка стала…
        - Ну хоть ты без подробностей!.. - раздраженно сказала Люда.
        - Какие подробности? Подробности - это то, что внутри было. Да ладно, я не о том… Кого делал, знаете?
        - Теряем время, - прервал его Борис. - Надо идти. Неизвестно еще, как там в самолете сложилось. Может, Макаров уже и в курсе…
        - Да вам не интересно, что ли? - возмутился Сапер.
        - Абсолютно, - отрезала Людмила.
        - Эх… Это был тот, из охраны. В бункере. Который нас всех…
        - По приказу Шибанова, - добавил Борис.
        Сапер снова посмотрел на тело, но уже как-то по-новому, с любопытством.
        Ренат нагнулся к сумке и, доставая, как дачные гостинцы, один за одним, раздал автоматы. Людмиле он вручил упаковку патронов для ее безымянного пистолетика, Борис удовлетворился двумя «ПМ».
        - А я?.. - спросила Настя.
        - А тебе зачем?
        - Нет, мне и не надо. С этим-то что?.. - Она кивнула тапком на Шибанова.
        - Вернемся и уберем. Пока пусть полежит.
        - Не вернетесь вы, ребятки… - произнесла Настя неожиданно трезво. - Никто…
        - Я вернусь, - сказал Константин. - Вернусь, вот увидишь. - Повесив автомат за спину, он поднял дверь и приставил ее к стене, так, чтобы она закрывала вход хотя бы символически. - Инструменты есть? Молоток, отвертка найдутся? Приеду, сделаю что-нибудь…
        В лифт поместились только Мухин, Люда и Борис, остальные пошли пешком. Кабина ползла невыносимо медленно, казалось, четыре пары ног давно ее обогнали и были уже где-то внизу.
        Виктор тихо вздохнул и погладил черный ствол «Калашникова».
        - Вот такими, наверно, мы и станем…
        - Какими? - спросила Люда, хотя было ясно, что Мухин продолжит и сам.
        - Как Настя. Как все. Овцами. Мулами… Стадом, короче. Без памяти, без понимания - кто мы, где мы…
        - Я бы не возражала.
        - Кстати, что ты там хотела про меня?.. Ну, жене моей. «Твой муж…» Трам-пам-пам, и так далее…
        - Это я не про тебя.
        - У нее еще мужья имеются?..
        - Костя, - коротко ответил Борис.
        - Чего?!
        Людмила прыснула.
        - Ренатик правильную мысль загнул: пока жизнь проживешь - очумеешь, - сказал Борис. - А если не одну проживать будешь, то очумеешь в квадрате.
        - «В натуре», - поправила Люда.
        - Это практически одно и то же…
        Когда задержавшийся Константин вышел из подъезда, Борис уже заводил свой «Сааб». Людмила приехала к Мухину на синей «девятке», похожей на ту, в которой его расстреливали под мостом. Борис до сих пор прихрамывал, но это было почти незаметно.
        Во дворе, как черепахи, грелись три бабульки, но лавочка стояла довольно далеко, и автоматы они скорее всего не разглядели. А если и разглядели, то вряд ли решились куда-то сообщить. Впрочем, Мухина это трогало мало. Он, в отличие от Кости, никаких обещаний не давал. Он прекрасно понимал, что они вернутся куда угодно, только не сюда.
        Константин и Петр с Ренатом погрузились в «Сааб» с мигалками, Сапер вместе с Виктором сели в «девятку» Людмилы. Через час они были возле большого универсама, что смотрел фасадом на перекресток с улицей Луначарского.
        На угловой вывеске Мухин прочитал:
        «TABULA - Твоя газета бесплатных объявлений. Пункт приема ЗДЕСЬ. Работаем ВСЕГДА».
        - Что пригорюнился, Витя? - спросила Люда.
        - Да нет… вспоминаю, как это начиналось.
        - О-о! - Сапер запрокинул голову и посмотрел на него сверху вниз. - Начиналось гораздо раньше. Мы в этом уже два года барахтаемся…
        - Но вы тоже не первые. Если Изделие включили в пятидесятом… Любая история начинается с середины.
        - Главное, чтоб она вовремя заканчивалась, - быстро произнесла Людмила, выруливая за «Саабом».
        Дома под номерами «19» и «23» Виктор узнал сразу - в одном была почта, в другом РЭУ, - но то, что находилось посередине, повергло его в шок. Загаженный садик превратился в аккуратную и при том весьма организованную стройку. Собственно, строительства еще не было: шел так называемый «нулевой цикл» - рытье котлована под фундамент, но сам факт Мухина обеспокоил.
        Люда, уловив его тревогу, сбросила скорость до минимума и приняла вправо, подальше от пластикового забора.
        Виктор изо всех сил вытянул шею и попытался заглянуть за плотно стоящие щиты. Ни скамеек, ни деревьев не было. Скверик с гравийными дорожками разровняли в плоскую глинистую площадку, в центре которой образовалась квадратная яма неизвестной глубины. По краям работали два стрелочных экскаватора, рядом мягко тарахтели компрессоры - вся техника была импортная, чистенькая, нефункционально красивая. В дальнем углу стоял двухэтажный жилой блок с белоснежными лесенками. Назвать его «бытовкой» не повернулся бы язык.
        - Как в газете… - пробормотал Мухин.
        - Что?
        - Как в той газете, где объявления принимают. «Работаем всегда». Они тут круглые сутки пашут, днем и ночью.
        - Они не пашут, Витя, - возразила Люда. - Они копают.
        Ворота, такие же глухие, как и забор, распахнулись, и с площадки выехал «МАЗ». В кузове самосвала трясся тяжелый каменистый грунт. Люда, вроде как пропуская большой и страшный грузовик, по-бабьи заехала на правый тротуар и затормозила. Пока закрывались ворота, на противоположной стенке котлована Мухин успел разглядеть мощную опалубку. Яма оказалась глубже, чем он представлял.
        - Ух ты-ы… - озадаченно произнес Сапер.
        «Сааб» не останавливаясь проследовал до конца улицы и свернул. Борис ждал метрах в двухстах от перекрестка.
        - Ну, как впечатление? - спросил Петр, выходя из машины и закуривая.
        - Паршиво. Такими темпами Макаров скоро до нее доберется. Возможно, уже сегодня.
        - Чего ж ты хотел! - отозвался Борис. - Он уже совсем близко, потому и ошибся. Не поторопись он с этой инсценировкой на складе, мы бы сейчас только-только на остров собирались. Как его?.. Кетой? Во-во, на Кетой.
        - Здесь у него и охрана имеется, - сообщил Петр. - Лично я пятерых насчитал, а сколько еще в домиках и в соседних окнах - известно одному Макарову.
        - А что вы такие довольные? - рассердился Виктор.
        - Да Костя вариантик предложил… Думаем.
        - Самолет сядет в Южно-Сахалинске часа через полтора, - сказал Мухин. - Хоть думай, хоть не думай… быстрей экскаватора все равно не откопаем.
        - Копать-то не надо ничего, - высказался Костя, опираясь на полированный багажник «Сааба».
        Мухин переглянулся с Людой - та тоже не поняла.
        - А что надо?..
        - Фонари. Это же центр, тут все давно перекопано. И перехожено. Мною, в частности.
        - Ты уверен?..
        - Я не был бы уверен, если б не вытащил вас из взорванного бункера.
        - Не ты один тащил! - сказал Ренат. - Но это же в том слое было…
        - Ну да, а мы - в этом. В них многое отличается, только не схема коллектора. Его ведь до пятидесятого года строили, до включения Изделия. И он нигде не изменился, разве что…
        - Так, фонари! - перебил его Мухин. - Еще?..
        Костя критически осмотрел Людмилу.
        - Даме хорошо бы переодеться. И обувь сменить. Желательно на сапоги.
        - Летом? - ужаснулась она.
        - Ничего, даже сексуально, - подал голос Ренат.
        - Стоп, стоп! - воскликнул Мухин. - Какие сапоги? Люда никуда не полезет! Она останется тут.
        - Ты ее плохо знаешь… - усмехнулся Петр. - Скорее, это ты останешься…
        Виктор глянул на Людмилу и бросил окурок. Спорить было бесполезно.
        Как только «девятка» тронулась, у Люды зазвонил телефон.
        - Да? - сказала она. - Итальянские? Можно… Испанские? Еще лучше… Французские?.. А мы что, по бутикам собрались? Ах, хозяйственный… Придурки!
        Она отключила трубку и забросила ее в «бардачок».
        - Сапоги, говорят, будут резиновые… - пожаловалась Людмила. - Говорят, в два разных магазина не успеваем, только в один… Такой, чтоб там и сапоги, и фонари продавались. Это они для тебя стараются, не иначе. Давай-ка сразу определимся, - она переключила скорость и повернулась к Виктору. - Если ты мечтаешь иметь умного попугая, красивого хомячка или молчаливых рыбок - имей на здоровье. В каком угодно порядке. Но при чем тут я?
        - Ты сама-то мечтаешь о чем-нибудь?
        - Какой ты чуткий! - съязвила она, но вдруг посерьезнев, ответила: - Я была в сотнях оболочек, и каждая из них мечтала о чем-то своем. А я мечтаю все это прекратить. Дальше будет видно. Вот так.
        Хозяйственный магазин нашелся в двух кварталах. Магазин был крупный, из семи секций, и в нем действительно продавались сапоги. Черные, коричневые и почему-то голубые, они стояли унылой шеренгой, над которой висел брезентовый рюкзак и такая же брезентовая штормовка.
        - Выбирай, - сказал Виктор, щедро поводя рукой.
        - Тридцать седьмой размер, остальное на твой вкус, - приторно улыбнулась Людмила.
        - Возьми ей куртку, - посоветовал Костя. - Под землей холодно.
        Мухин уже подошел к кассе, но обнаружил, что у него нет ни копейки. Не оказалось денег и у Петра, и у Рената тоже. Борис печально позвенел мелочью и даже не стал ее считать. Люда, то есть Игла, от кредитных карточек уже избавилась, а привычки носить с собой наличные так и не завела. Виктор дернулся было к Константину, но тот подбежал сам и протянул пустую ладонь.
        - Можно подумать, вы собрались на фуршет, - посетовал Сапер, доставая из кармана несколько стодолларовых банкнот.
        - В морге выдали премию? - осведомился Петр.
        - Это за того ублюдка. Я с ним, говорю же, всю ночь провозился. Воска пять кило!..
        Фонарей купили двенадцать штук, с запасом. К сапогам и куртке полагался подарок в виде пластмассового компаса, который Константин тут же отдал какому-то мальчишке.
        К перекрестку с улицей Возрождения, здесь - «Луначарского», вернулись довольно быстро, однако минут двадцать вояж все-таки съел. Оставалось чуть больше часа.
        Костя показал на узкую арку за угловой аптекой, и обе машины направились во двор. Борису было труднее - его «Сааб» еле вписался, и на выезде все же чиркнул задним крылом.
        Из трех колодцев Костя по каким-то скрытым признакам выбрал тот, что находился ближе к песочнице. Девочка лет пяти отвлеклась от погребения своей Барби и с интересом посмотрела на Мухина.
        - Умерла… - сказала она равнодушно.
        Константин залез в колодец и, через минуту поднявшись, молча кивнул.
        Люда надела штормовку и скинув туфли, взяла сапог. На черном резиновом голенище болтался бессмысленный декоративный шнурочек.
        - Шнурки-то зачем? - так же бессмысленно спросила она. - Без шнурков не было, что ли?
        - Со шнурками дороже, - сказал Виктор.
        - Вы тоже в землю? - окликнула его девочка. - А когда назад вылезете?
        - К обеду вернемся.
        - А я уже пообедала, - гордо заявила она.
        - Значит, мы не вернемся, - пошутил Мухин.
        Глава 36
        Накинув автомат на плечо, Виктор спустился и подал руку Людмиле. Костя, Ренат и Петр уже нырнули под низкий боковой свод и грохотали подошвами где-то впереди. За овальным проемом начиналась широкая труба, совершенно сухая. Идти по ней можно было в полный рост, лишь изредка со швов свисала какая-то бахрома, похожая на мертвые водоросли, и тогда Виктор наклонялся, брезгливо отводя ее фонарем.
        Семь ярких пятен прыгали по выгнутым стенам, то сжимаясь в белые круги, то вытягиваясь косыми рыжими овалами. Сзади светили фонари Сапера и Бориса - от этого на душе у Мухина становилось спокойно и почти легко. Он ревностно следил за тем, чтоб Людмила не споткнулась о кочку засохшего мусора, хотя она и не спотыкалась. Племянница Александра Александровича Немаляева, если верить людям - диктатора и тирана, если верить своим глазам - обычного живого старика, так вот, племянница этого странного и противоречивого человека была дамой вполне самостоятельной. На пересечении трубы с каким-то зловонным желобом, напоминающим грязный арык, Виктор попытался поддержать Люду за локоть, но она с досадой отмахнулась, хотя перешагнула еле-еле. Она не желала быть обузой. Люда с самого начала знала, куда и зачем идет. На пикнике она потребовала бы к себе максимум внимания, но здесь, в коллекторе, длина ресниц и объем талии не имели значения.
        Слева показалась какая-то дыра. Мухин повел фонарем - луч шероховато скользнул по ржавой стене и утонул в такой же закругленной, как и все в этом подземелье, нише.
        - Нам, вообще-то, туда, - сказал Костя.
        Проход был гораздо уже, и оказался заварен частоколом из стальных прутьев. Виктор прикинул, сколько штук нужно выломать, чтобы попасть на ту сторону, - получалось не меньше трех. Безнадега.
        - Что встали? - бросил Петр. - Тут пролезем? Нет. Тогда пошли.
        Метров через сто возникло еще одно ответвление, точно такое же. Виктор поправил сползающий автомат и для очистки совести подергал решетку - без толку.
        - «Болгарка» и удлинитель, - буркнул он. - Всех делов…
        - И еще розетка, - напомнил Борис. - И время, которого у нас нет.
        Следующий проход вел вправо и был открыт. Ренат, как самый худой, втиснулся в створ и покачал фонариком. В темноте проявились маслянистые стены, низкие и тесные. И еще там что-то журчало - тяжело и вязко, как нефть.
        - Не годится, - прокряхтел Ренат, выбираясь обратно. - Вот туда уходит, - он показал градусов под сорок пять к трубе, - и узкий, собака… Вы все равно не пропихнетесь, застрянете, как виннипухи, а я тут буду ждать, пока вы не похудеете, или пока вас крысы…
        - В общем, двигаем дальше, - перебил его Борис.
        Насколько понимал Мухин, они шли вдоль улицы Возрождения-Луначарского, постепенно забирая вправо, и слово «дальше» сейчас означало не только «дальше по трубе», но и «дальше от цели».
        Спустя минут десять свет уперся в угол - стальная труба резко оборвалась большой затопленной площадкой, за которой начиналась развилка. Два одинаковых тоннеля симметрично расходились в стороны, и Константин уверенно махнул фонарем влево. Сапер промерил прикладом уровень воды - оказалось сантиметров пять-семь, не больше. Мухин с завистью посмотрел на Людины сапоги и принялся закатывать джинсы.
        Стены в новом коридоре были сложены из ровного белесого кирпича, чуть тоньше стандартного. На некоторых попадались неясные штампы - разобрать их было невозможно, однако Мухин пару раз обнаружил «ер» в окончаниях и сделал вывод, что строили этот проход задолго до пятидесятого года.
        Пляшущие овалы света лизнули сужающиеся стены и скучились на глухой перегородке. Тупик был виден еще издали, но каждый сам по себе, и от того - про себя, надеялся на т-образный перекресток или, в худшем случае, на резкий поворот. В действительности случай вышел гораздо хуже: никаких поворотов не оказалось. Коридор заканчивался такой же кладкой, разве что кирпичи в ней были потолще и потемнее.
        Виктор присел на корточки и, сдув тяжелую, как копоть, пыль, принялся искать штампы. Разглядеть ему удалось мало, но он убедился, что «еры», «яти» и прочие излишества буржуйской лингвистики на кирпичах отсутствуют. Несколько штук лежало удачно, и на них проступала почти стертая, едва узнаваемая звезда с серпом и молотом.
        - Если попремся назад, вряд ли что выиграем, - сказал Константин, словно кому-то угрожая.
        Ренат без разговоров скинул автомат и, размахнувшись им как ломом, ударил в стык между тремя кирпичами. Раствор треснул и выскочил широкой цементной плиткой. Воодушевленный легкой победой, Ренат ткнул в шов раз пять или шесть, пока кирпич не зашатался. Обдирая пальцы, он вытащил его из стены, и все увидели, что за ним - тоже кирпич.
        - Ну и сколько здесь рядов? - спросил Ренат насмешливо и принялся долбить.
        Петр, секунду подумав, присоединился. В тупике было тесно, они то и дело задевали друг друга локтями, тихо переругивались, отплевывались, смахивали с лица песок и за десять минут вымотались так, что едва дышали. На полу лежало шесть кирпичей и еще одна половинка.
        - Арбайт, - обронил Петр, передавая ствол Константину.
        Виктор взял автомат у Рената - стрелять из него после подобного применения нормальный человек уже не рискнул бы.
        Еще десять минут и семь кирпичей. Смену приняли Сапер с Борисом, Виктор же, немного придя в себя, подхватил свой ствол и прикрыл им спины. Людмила, с фонарем и пистолетом, вглядывалась в черный бездонный колодец, из которого они пришли. Колодец как бы лежал на боку, поэтому они и не срывались назад, - так Мухину подумалось. А кроме того, он опасался, что впереди окажется такой же колодец и что приведет он куда угодно, только не к Изделию.
        Разбор первого ряда кладки занял больше часа. Во втором швы были прочнее, но кирпичи уже ни на что не опирались, и Ренат, выдрав из стены две штуки, вдруг провалился вперед.
        То, что открылось за перегородкой, подняло всем настроение. Тоннель шел дальше, причем стал он значительно шире и выше. Потолок был плоский, из идеально подогнанных бетонных плит, такими же были стены и пол. После округлых линий простая прямоугольная геометрия радовала глаз.
        Ренат прокашлялся и взял пыльный автомат.
        - Брось его, - сказал Петр. - Пушки есть, на всех хватит.
        - Да чего тут… пламегаситель, кажись, погнулся. Ерунда! А с пээмкой с этой несчастной сам воюй… Что застыли-то? - крикнул он, пройдя метров десять. - От счастья окаменели? Вот оно! Вот он, вход!
        Все догнали Рената и остановились возле двери. Дверь была странной, то есть до жути обыкновенной - деревянной, из рамы и двух дощатых блоков, с тяжелой литой ручкой и круглой заглушкой над скважиной замка. Такие двери до сих пор можно было встретить в старых домах, но в катакомбах она смотрелась чудно.
        - Не трогать! - приказал Петр и, направив фонарь в щель, притронулся к наличнику, такому же заурядному, в струпьях потрескавшейся эмали. - Там вторая… - прошептал он.
        - Дай!.. - Сапер оттеснил его в сторону и, зажав фонарь в зубах, тихонько потянул дверь на себя. Та поддалась легко, даже не скрипнула, но, открывшись сантиметров на пять, встала, словно бы на что-то натолкнулась. - Заминировано…
        Мухин заглянул сам и увидел жгут из разноцветных проводков.
        - Может, просто сигнализация? - предположил Ренат.
        - Может, и просто… - буркнул Сапер. - А может, и не очень… Так… - он отошел от двери и похрустел пальцами. - Дальше там что?
        Дальше по коридору, причем не так уж и далеко, был снова тупик, на этот раз капитальный, из тех же бетонных плит.
        - Ясно… - молвил Сапер. - Вы вот что… чешите-ка отсюда. Возвращайтесь к перегородке, укройтесь там как следует. А я тут… чего-нибудь попробую.
        - Ты?! - Люда посветила ему в лицо.
        - Убери, слепишь! Провода перепутаю… Ну я, я! А что? Я же сапер.
        - Какой ты сапер? У тебя имя одно…
        - Да был я и сапером. Настоящим… Ну был, говорю! Не долго, конечно…
        - Что не долго? - произнесла она с недоверием. - Ты так не шути, Саперушка…
        - Да в том слое я был не долго! - Он уже начал терять терпение. - Час где-то, полтора от силы… Но опыт остался же! Все, все, валите, времени нет, нас уже ищут - и на земле, и под землей…
        - Помочь? - осведомился Ренат.
        - Вот уж!.. - Сапер не нашел, что сказать, и пихнул его коленом в зад. - Ящик коньяка! - предупредил он.
        - Нема базару! - бросил, оборачиваясь, Ренат.
        За огрызок кирпичной стены он зашел последним, и как только он спрятался, Сапер потянул дверь на себя. Виктору пришлось это увидеть - от начала и до конца. Все те миллисекунды, что длился взрыв, он смотрел на Сапера - не потому что любопытствовал или жаждал смерти, а из-за упавшего рожка. Забыл, что это опасно, нагнулся, и… все увидел. Как Сапер использовал свой опыт. Что он сделал. Как он при этом глядел ему в глаза… весело и по-детски беззаботно. Дождался, пока все уйдут, и дернул за ручку. Потому что иначе он эту дверь открыть не мог. И никто из них не смог бы.
        Первое время Виктор ничего не слышал. Люда что-то кричала ему в ухо, но он только отмахивался и показывал вперед. Пять желтых конусов блуждали в пыльном мареве, и Мухин, включив свой фонарь, добавил к ним шестой, как будто от этого могло стать лучше.
        - Он даже не пытался… Он даже не пробовал… - донесся до Виктора голос Люды. - Он… Он специально это сделал… Он не ошибся, он заранее…
        - Да, он не ошибся, - ответил Мухин, перешагивая через кирпичи.
        Прямоугольный тоннель был сплошь усеян песком и бетонной крошкой. Пыль садилась медленно, как ил, и прежде чем Виктор сумел что-то разглядеть, прошло еще несколько минут. Время уже не играло роли. Президент Мухин летел обратно в Москву, хотя зачем - и сам, должно быть, не ведал. Войска, верные Главнокомандующему, войска, верные совести и здравому смыслу, и некое Ополчение, «против кого» - сказать трудно, «за что» - еще труднее… Виктор представил, что там происходит сейчас, и что произойдет потом. Анархия, злая мать, исторгающая из своего чрева еще более злое дитя - Порядок. Если не знать об их прямой родственной связи, ничего и не поймешь. Если знать - поймешь, но все равно не остановишь. Так еще хуже.
        - Быстрей!.. - Мухина потрясли за плечо и подтолкнули к дыре.
        За толстой стеной гудела сквозняком круглая шахта с вентиляционной сеткой на потолке и металлической винтовой лестницей, круто уходящей вправо-вниз. Сквозь высокие ячеистые ступени виднелась лестничная резьба, нанизанная сама на себя, - опорного столба в шахте не было, и вся конструкция крепилась к стенкам колодца.
        После полного витка над головой уступом повисли верхние ступени. Ориентироваться в этой кишке было невозможно, и очень скоро Виктор перестал понимать, где лево, а где право. Впереди разворачивался бесконечный изломанный поворот, на уровне затылка свистели по железу резиновые сапоги Людмилы.
        Петр пытался как-то следить за пройденными метрами, Ренат просто считал шаги, в итоге сбились оба.
        Наконец внизу замаячило что-то рассеянно-желтое. Лестница привела в небольшую камеру - два на два, или около того - с единственным бронированным люком. Рядом с завывающей решеткой воздуховода из стены торчал мутный плафон с каким-то продолговатым светящимся элементом. Из-за решетки доносился суетливый писк.
        - Боря, а ты уверен, что мы туда идем? - спросил Ренат.
        - Да не идем, а пришли уже. Что, думаешь, это диггеры себе такую нычку построили?
        - А ведь еще назад… - уныло заметила Люда.
        - Ага… - неопределенно отозвался Виктор.
        Люк напоминал переборку на военном корабле - скорее всего, оттуда его сняли. В центре находился большой штурвал с рукояткой. Мухин легонько тронул колесо, и оно неожиданно повернулось.
        Это был только люфт. Пройдя узкий сектор, рукоятка остановилась, и сдвинуть ее дальше Виктор уже не мог.
        На штурвал пришлось наваливаться всем. Когда Люда умудрилась еще и поджать ноги, колесо взвыло, как издыхающий кит, и все-таки сдалось. Внутри лязгнули закисшие шестеренки, из пазов посыпались кубики окаменевшего уплотнителя, и люк, издав напоследок какой-то совсем уже немыслимый звук, отъехал от стены на длинных изогнутых петлях. Людмила приготовила фонарь, но он не понадобился - за дверью было еще светлее.
        Плоские лампы горели не то в дежурном, не то в аварийном режиме - одна из каждых четырех, но и этой четверти было достаточно: после тоннеля глаза воспринимали сумрак, как нормальное дневное освещение.
        Этот вход был явно не парадным, и Виктор, переступив через широкий бордюр, очутился где-то в углу. Помещение, казалось, имело форму ромба, впрочем, скоро этот эффект пропал. На полу матово отливал серым какой-то твердый пластик, сверху давили мощные балки перекрытия. Не исключено, бункер строили под стандарт стратегического центра РВСН.
        Группа разошлась по всему периметру - постоянно переглядываясь, держа оружие наготове и убежденно ожидая нападения.
        - Эй! - негромко позвал Ренат. - Тут это… Человек!
        Покрытие глушило шаги настолько, что Мухин услышал Бориса лишь после того, как тот его обогнал. Между двумя колоннами стоял допотопный канцелярский стол с кудрявой зеленой плесенью вместо сукна. За ним, уронив голову на сложенные руки, сидел человек в форме майора. Свет сюда проникал только отраженный, а то, что и можно было разглядеть, загораживала фуражка с темно-синим околышем.
        Ренат пихнул майора стволом, и тот с глиняным бряцанием развалился на отдельные фрагменты. Сухие кости цвета мореного дерева еще как-то держались вместе, череп же, беззубый и грязный, выкатился из фуражки и мелко закачался.
        - Что там у вас? - спросила Люда. - Ой, боже…
        - Да-а-а!! - разнеслось по бункеру.
        Догадаться было не трудно. Виктор с Ренатом, гремя оружием, побежали на крик. Дубовая дверь была открыта настежь, и Мухин влетел в следующую комнату.
        Если первая секция служила чем-то вроде административного корпуса, то теперь он попал не иначе как в техническое отделение, вытянутое в длину, как коридор. Повсюду тянулись кабели - над дверьми они собирались в толстые жгуты, при этом часть из них каждый раз уходила в стену. Потолок здесь был значительно ниже и без всяких ребер жесткости - обычные плиты, как в «хрущевке».
        - Где?! - выдохнул Виктор, и еще не дождавшись ответа, просто услышав какой-то шорох, метнулся вперед.
        Борис стоял за крашеными стальными створками в конце коридора - туда Мухин и заскочил, чуть не перевернувшись через перила. Он оказался на узком мостике, который шел по всей стене и в дальнем углу уступами спускался на дно огромной ямы.
        Яма была весьма обустроена и напоминала сборочный цех авиазавода, вот только вместо самолета, двадцатью метрами ниже обзорной площадки, лежал гигантский магнит.
        Виктор не любил слова «гигантский», и ни за что бы так не подумал, но размеры «магнита» не оставляли ему выбора. Во внутреннем радиусе легко уместилась бы вся его квартира, любая из тех, в которых он когда-либо жил - за исключением разве что президентских апартаментов. Толщина каждого «рога», квадратного в сечении, по прикидкам Виктора, достигала трех метров. Различные леса, лесенки и вспомогательные платформы с приборами, окружавшие Изделие, сверху казались разбросанными детальками от детского конструктора.
        - Не понимаю… - выдавил Мухин. - Если это ускоритель… он, во-первых, должен иметь форму кольца… и он, как минимум, должен быть замкнутым.
        - Во-первых, почему обязательно ускоритель? - спросил Борис. - Ты книжек, что ли, научных начитался? А по поводу его замкнутости… тут ты прав, по-моему…
        Он показал пистолетом влево, туда, где находились полюса, - если все же сравнивать Изделие с магнитом, - и Виктор увидел, вернее, уловил, что «рога» упираются в некую плоскость, похожую на неправдоподобно чистую, идеально натянутую полиэтиленовую пленку. Вначале Мухин принял ее за стекло, потом за зеркало, а потом уже сообразил, что мембрана не является ни тем и ни другим. Поверхность не отражала и не просвечивала; понять, насколько освещена задняя стена - ведь была же тут четвертая стена! - Виктор не мог, как ни старался.
        - Я думаю, он замкнут, - повторил Борис. - Только замыкается он не здесь.
        Мухин вообразил, как левый «рог» проходит сквозь мембрану, описывает широкий полукруг - с любой из его квартир внутри - и возвращается обратно в виде того же рога, но уже правого. При этом «магнит» не издавал никаких звуков - вообще никаких, точно он и не работал.
        - Где тут рубильник? - мрачно спросил Виктор.
        - Это в соседней комнате, - сообщил, заглядывая за створки, Ренат. - И ручки, и лампочки, и вся беда…
        - Ну, что там?! - выпалил подбежавший Константин.
        - Установка… - Мухин пожал плечами и вышел обратно в коридор.
        Первая дверь после зала была открыта нараспашку. Помещение оказалось узким, как гроб. Вдоль левой стены стоял длинный нескладный пульт с крупными черными переключателями, реликтовыми стрелочными табло и тремя выдающимися вперед ручками. Каждую венчал коричневый эбонитовый шарик - именно эти шарики окончательно вывели Мухина из себя.
        - Вот это убожество?.. Оно все и сотворило?..
        - Оформлено неважно… - согласился Петр.
        - Пойду искать топор, - заявил Ренат.
        - Не дури! - Борис остановил его и подвел к пульту. - Куда ты колотить собрался? Если это на самом деле «Китайская ничья», выключить ее надо корректно.
        - Ну тогда выключай! Что здесь нажимать? Инструкция есть?
        - А вот… - Людмила подошла к ручкам и взяла какую-то книгу в мягкой обложке.
        - Да это, небось, детектив! - сказал Петр.
        - Нет… это… - Она растерянно протянула брошюру, показывая ее сразу всем, и Мухин, еще не читая названия, уже догадался. И застонал от ярости.
        Книжка была абсолютно новая.
        «Уголовный Кодекс Российской Федерации.
        Москва, 2002 год».
        - Здесь Макаров… - проронила Люда.
        Глава 37
        Макаров сидел в кабинете напротив и аккуратно наливал из термоса чай.
        - Долго же вы, господа… - сказал он. - А я… - он отчаянно зевнул, продемонстрировав розовый язык, - …с самого утра вас дожидаюсь…
        - Шибанов?.. - процедил Мухин.
        Его толкнули в спину, и из коридора в комнату завалились все остальные. Петр и Костя навели на Макарова автоматы, но тот спокойно закрыл термос и хлебнул из пластмассовой крышки.
        - Шибанов, - подтвердил он. - Вы его убили уже? Умницы… От него не убудет, а вам лишняя статейка. Хотя при ваших-то послужных списках… Вот Борис не даст соврать, правда?
        Борис повертел в руках Уголовный Кодекс и бросил его Макарову.
        - Ты не швыряйся! - Тот погрозил пальцем. - Ты его наизусть знаешь, а людям почитать хорошо бы. Раз уж решили тут себе жизнь налаживать… По паре трупешников есть на каждом? - спросил он весело. - Да бо-ольше, поди… Сколько там, Боря, полагается?.. За пару-то холодненьких… Здесь собрались остаться? Здесь неплохо, согласен. Гораздо лучше, чем в некоторых других местах… Но только не для вас. Кто вы тут?.. Какая-то Игла, - Макаров фыркнул и чуть не расплескал чай, - которую ищут и свои, и чужие. И разумеется, скоро найдут… Еще ментовской начальник… с такой репутацией, что и в участковые не пойдешь. Да, Боря. - Он развел руками. - А еще ботаник… Тьфу!.. А с ними некий отмороженный субъект, - степенный поклон Ренату, - чьи фотки на каждом углу висят. Не путать с афишами…
        - Слышь, деятель, ты не боишься, что я тебе башку разнесу? - проревел Петр.
        - А, тебя забыл? Петя Еремин… Мужик. Без семьи, без работы и даже без волос. Мужик в скинхэдовских ботинках. Такие, Петя, никого не убивают. Вот ведь парадокс!.. Н-да, а сидеть все равно придется. Полагаю, пожизненно. Неприятность…
        Макаров откровенно потешался. Неизвестно, сколько раз он проиграл в голове эту беседу - с тех пор, как Шибанов дал ему знать, что полет на Курилы отменяется. Он знал наперед все вопросы и ответы, и считал, что теперь имеет право вот так попивать чаек - развалясь в кресле и закинув ноги на стол.
        - Дело в том, господа, - продолжал он вальяжно, - что приличных слоев в нашем золотом мире осталось мало. Боря… ведь правда?..
        - Мало.
        - Но все же какой-то ассортимент… Есть из чего выбрать. В большинстве слоев наши оболочки либо сгинули, либо находятся в таком непотребном виде, что перекидываться в них, прямо скажем, неохота…
        - Скоро будет еще меньше.
        - Если выключить Установку, не будет вообще ничего, - резко произнес Макаров. - Останется один слой. Для вас это не самый удачный выбор.
        - А что, есть варианты? - спросил Костя.
        - Вариант у нас у всех один. Шоу маст гоу он.
        - Не понял…
        - Это Изделие… или Установка… Ну да, ее же кто-то сделал и установил… В общем, эта хреновина… Вы действительно верите, что она могла изменить вселенную? Вам от этой мысли не тошно? Вон то убогое сооружение образца пятидесятого года развалило мир?.. А?!
        - Ты хочешь сказать, что Установка ни при чем, - догадался Мухин. - И чтобы поделиться с нами этим счастливым открытием, ты торчишь тут всю ночь… Кстати!..
        - Как я здесь оказался? - угадал Макаров. - Да случайно, как и вы. Здесь и еще запасные выходы есть, после покажу. А Установка… что значит «ни при чем»? Если б не она, ты бы сейчас не знал ничего, кроме ботаники. Пардон, биологии… Но та хреновина в конце коридора… - Он вытряхнул на пол остатки чая и, нарочито медленно закрутив крышку, с томлением посмотрел на Виктора. - Это ведь только половина Установки, причем менее значимая. Это всего лишь портал. Вы путаете вагон с паровозом, господа хорошие… Оно, конечно, простительно - паровоза-то вы никогда не видели, думали вагон сам по себе едет… Нет, не едет. Так что и насчет первичности… или «нулевости»?.. - хохотнул Макаров, - этого слоя вы немножко того… Это не прототип. Это шаблон, снятый с прототипа и размноженный. Слой-тамбур, если уж развивать железнодорожную аналогию.
        - И в других слоях… - нерешительно начала Людмила.
        - Отражения портала, - кивнул Макаров. - Как личности, или как сути, мы все существуем в единственном числе. Также и он, портал…
        - И когда ты сказал, что после выключения останется один слой, ты имел в виду…
        - «Один» - это для вас, - поддержал он. - Вы просто запрете тамбур и до самого конца будете ехать в одном вагоне. Без права пересадки.
        - Вообще-то, все люди так и живут, - заметил Мухин.
        - Ты же не «все», Витя. Как все ты уже не сможешь, ты привык выбирать… Вот и сейчас… Собственно, выбор у вас небогатый, господа. Вы можете остаться здесь, тогда… - Макаров потряс в воздухе Уголовным Кодексом. - А можете присоединиться к избранным. С вашими-то способностями… - он выразительно глянул на Мухина, потом на Бориса. - Перемещение по слоям без драйвера, без потери оболочки… Весьма ценное качество, оно вам еще пригодится, планы-то ведь у нас большие… Ну и остальных возьмем. На моих условиях, - подчеркнул он.
        - Значит, способности - наши, условия - ваши, - произнес Виктор.
        - Примерно так. Согласись, для ультиматума это довольно мягко.
        В коридоре вдруг что-то заскрежетало, и Мухин, выйдя из комнаты, обнаружил ползущие по потолку трещины. Штукатурка отваливалась параллельными дорожками, и вскоре по краям одной из плит проявились узкие щели. Плита вздрогнула и медленно пошла вверх. По бокам сыпался мелкий мусор, но совсем немного - видимо, сверху перекрытия старательно расчистили.
        - Чего спите?! - гаркнул Ренат.
        Судорожно передернув затвор, он встал на колено и упер приклад в плечо. Плита, лениво покачиваясь, продолжала подниматься.
        - Не делайте этого, - предупредил Макаров.
        Все почему-то послушались, или вспомнили, что явились сюда не убивать, или просто еще не стряхнули растерянность от неожиданного открытия: выбора нет.
        Толстый бетонный блок отходил все выше, через несколько секунд в отверстии уже показалось небо. Плита отвернула в сторону, и Ренат, едва увидев чей-то силуэт, выстрелил. «Калашников» бестолково тренькнул и замер. Он врезал по затвору и, выбив перекошенный патрон, снова нажал на курок. С тем же успехом. Ренат жестом потребовал второй автомат, но в это мгновение сверху раздалось несколько коротких очередей, и он медленно осел на пол. С потолка еще летел песок - прямо на затылок, на спутанные курчавые волосы, а в коридор уже прыгали первые бойцы Макарова.
        Бросать оружие или становиться к стене они не требовали - стреляться в этом слое было слишком дорого и, как оказалось, не за что. То, к чему Борис и Виктор так долго шли, находилось здесь, за тонкой дверцей, но, достигнув цели, они увидели, что шли напрасно. Спасение кого-то там за свой счет - это для героев, а героем себя Мухин не ощущал. Он готов был расстаться с жизнью тысячу раз - пока в запасе оставалась еще тысяча, но отдавать последнее… Нет.
        Через отверстие спустилось человек двадцать: все в строительных робах, подозрительно чистых, все - с английскими короткоствольными пулеметами. На команду Бориса они как будто не обращали внимания - сразу убрали оружие за широкие ремни и, оттащив Рената в сторону, начали принимать сверху ребристые металлические коробки.
        Макаров вышел из кабинета и, посмотрев на тело, тяжело вздохнул.
        - Глупыш… Ладно, мы его найдем. Слоев уже мало, пока заработает новая система, их, считай, совсем не останется. Найдем…
        Виктор лишь сейчас сообразил, что о слоях Макаров говорит исключительно в будущем времени. При том, что выбора нет - потому, что выхода нет, он, тем не менее, упоминал о каком-то сотрудничестве.
        - Это? - Угадав его вопрос, Макаров показал на контейнеры. - Я что, слишком туманно изъяснялся?
        - Вообще никак.
        - Гм… Нет, туман в наших отношениях ни к чему. Здесь будет Установка. В полной версии. Вот и все.
        - Она же… ее же… - пробормотала Людмила.
        - Ну и что же? - весело воскликнул Макаров. - Установка не имеет отражений, она себя не скопировала. Ее скопируем мы. Мы просто построим еще одну Установку. Портал у нас уже есть, хотя лучше бы переделать и его.
        - Ты… собираешься создать новые отражения?!
        - Почему бы нет? Это уже было, только шло не отсюда, а из нулевого слоя. Настоящего нулевого. Пора, я думаю, брать процесс в свои руки. Они сотворили наш тамбур - спасибо им за это. Дальше мы сами.
        - И что получится?
        - Еще один пакет связанных миров, которые… ну, в которых мы сможем жить.
        - А потом новая волна миграции…
        - Обязательно. Но это будет наша волна, подконтрольная. Нас много, и мы обладаем опытом. Впредь никакого бардака. Миллионы слоев на выбор. Бесконечность нетронутых миров - одинаковых, но изолированных. Широчайшее поле для экспериментов!
        - И новые перекинутые…
        - Новых не будет, - бросил Макаров. - Кто мог себя осознать, - уже осознал. Кто перемещался по слоям, - будет перемещаться. Остальные…
        - Мулы, - подсказал Виктор.
        - Правильно.
        - Немаляев мог бы только позавидовать… - проговорил Борис. - А как на это посмотрят хозяева Установки?
        - Мне безразлично. А тебе?
        - Возможно, они все-таки решат ее выключить…
        - Очень даже возможно, - ответил Макаров. - Поэтому мы и строим свою.
        - И к чему это приведет в итоге? Тебе не приходилось размышлять о том, что рано или поздно рухнет все? О том, почему нас перекидывает? И о том, что слои сгорают не случайно?
        - Ну, не так уж они и сгорают…
        - Но жить там нельзя.
        - Вот именно. Как раз об этом я и размышлял. О том, как выжить. А что на уме у этих, из нулевого слоя… Не я выпустил джинна - они. Если придумают, как его запихнуть обратно в бутылку… что ж… Но сам я туда не полезу. Все, мне тут заниматься надо…
        Макаров подошел к дыре, через которую продолжали спускать пузатые ящики. Постояв с минуту, он направился в конец коридора, к металлическим дверям, куда затаскивали контейнеры. Из зала слышался гулкий топот. Макаров, стараясь никому не мешать, пропустил двоих рабочих, и лишь потом вошел сам. При этом он не проронил ни слова, люди сами знали, что делать, точно когда-то уже этим занимались - когда-то давно и, возможно, не здесь.
        Борис хмыкнул, как показалось Мухину - с некоторым удовлетворением, и повертел в пальцах сигарету. Виктор чиркнул зажигалкой и поднес огонек Людмиле. Оба ждали от Бориса чего-нибудь ободряющего, но он молчал. Костя с Петром стояли в сторонке и хмуро косились на пирамиду из чемоданов.
        - Я думаю, Макаров брешет, - высказался Виктор.
        - Он не соврал ни слова, - безучастно произнес Борис.
        - Но откуда он все это знает?
        - Оттуда, - Борис указал на железные двери.
        - А ты?.. - Мухин почему-то думал, что этот вопрос застанет его врасплох, но тот спокойно стряхнул пепел и промолчал. - Значит, врал, не он, а ты, - сказал Виктор после паузы.
        - Нет. Мы искали нулевой слой, и мы его нашли. Я ведь не обещал, что мы туда попадем.
        - А попали в «тамбур»… - обронила Люда.
        - Я шел с вами, без тузов в рукаве. Мы искали вместе.
        - Почему перекинутых больше не будет? Макаров так сказал.
        - Правильно сказал Макаров… Откуда им взяться?
        - Откуда мы все взялись?
        Борис посмотрел на Мухина, как на ребенка. Виктор это почувствовал и мысленно за него ответил: «из капусты».
        - Из нулевого, - отозвался Борис. - Нас всех оттуда выдавило. Поэтому, собственно, мы и перекинутые.
        - А все эти ящики с аппаратурой… весь этот апгрейд для портала… Он тоже не отсюда?
        - Переброс из нулевого для каждого был первым, а первый никогда не запоминается. И даже пятый… Это приходит гораздо позже. А ящики… Макаров собрал знания по крупицам, по обрывкам - все что мог. По-моему, это достойно уважения. На него работают лучшие специалисты, каких он только нашел.
        - Пошли отсюда, - предложила Люда. - Лично я в этом участвовать не намерена. Противно мне.
        - Конечно. Позже.
        - В дядюшкином проекте участвовала, а в этом противно? - спросил Петр.
        - Там было другое. Зло во спасение. Здесь - зло ради зла.
        - Я согласен… - молвил Константин.
        - С чем?
        - С Макаровым. Плевать - в каком слое и в какой оболочке. Надо просто жить.
        - Тогда поторопись, - сказал Борис. - «Просто жить» - это уже не здесь.
        - А где же? - тупо произнес Костя.
        - В любом другом слое. Но только не в этом, не в тамбуре. Здесь же действующий портал.
        - Ну-ка… - Петр отбросил окурок и приблизился к Борису, но так, чтоб это было не очень заметно со стороны. Впрочем, их никто и не замечал. У них же не было выбора…
        - Никто из вас не думал, почему Установку и портал создали в разных местах? - спросил Борис. - Гораздо логичней было бы в одном. То есть зачем они вынесли портал из своего слоя? Для чего им понадобился тамбур? Возможно, они хотели обезопасить себя от миграций. От того, что происходит повсюду. Им нужен был некий буферный слой между прототипом и отражениями. Теперь Макаров собирается достроить к порталу свою Установку. Тамбур перестанет подчиняться прежним хозяевам, он сам станет основным. Ну?.. какие по этому поводу мысли?
        - Им это не понравится, - предположил Константин. - И они могут попробовать этому помешать.
        У Бориса чуть дрогнули уголки губ - видимо, для него было крайне важно, чтоб Костя ответил сам.
        - Могут попробовать? - сказал он с сарказмом. - Ты где находишься? Не забыл? Ты в зазеркалье, в искусственном мире. Они его породили нажатием кнопки «вкл»! «Могут попробовать», да?! Они его уничтожат - таким же нажатием, только кнопка будет называться «выкл».
        - Ты считаешь, это легко?
        - Я считаю, тот, кто построил один портал, построит и второй - на новом месте. И уж конечно, это будет легче, чем бороться с Макаровым, обладающим собственной Установкой. Когда Установку соберут, ее нужно будет соединить с порталом, и на какое-то время он окажется выключен. Границы между слоями станут непроницаемы. Мы будем заперты. И если им, - он со значением посмотрел вверх, - все-таки придет в голову нажать эту кнопочку…
        - Мы перестанем существовать, - закончил за него Петр.
        Константин погладил себя по бокам - не то вытирал потные ладони, не то проверял, жив ли он.
        - И еще одна деталь, - скорбно произнес Борис. - Сам факт отключения портала может быть расценен как попытка вторжения. Даже если у них нет наблюдателей, что весьма сомнительно, автоматика все равно получит сигнал. При их мерах безопасности они уничтожат этот слой мгновенно. Я даже не исключаю, что такую возможность они предусмотрели заранее. Иначе слой-тамбур просто не нужен.
        - Так и-и… что теперь?.. - проронил Петр.
        Костя постоял в раздумье и, сорвавшись с места, унесся в конец коридора. Вернулся он минуты через две - похоже, пересказывал услышанное Макарову. Тот, выскочив из дверей, подбежал к Борису и потребовал все повторить. Борис повторил, но уже тезисно, без подробностей. Макаров напряженно молчал, трогая себя за подбородок.
        - На каком этапе у нас работы? - осведомился Борис. - Если это не секрет.
        - Почему секрет? - буркнул Макаров. - Двери открыты - заходи, гляди. А работы… работы уже в последней фазе.
        - Вы как хотите, ребята, а я ухожу, - объявил Борис. - Хозяева Установки могут и не дожидаться, пока мы портал выключим. Они сами нас быстрее выключат. Эти люди не рискуют, у них другой стиль… Было очень приятно, Юра, - обратился он к Макарову. - Все договоренности в силе, встретимся еще…
        - Погоди! Ты решил перекинуться?
        - А то как же! Куда - не спрашивай, не скажу. Есть у меня одна норка…
        - Да зачем мне твои норки?.. Что делать-то?!
        - Что хочешь. Ты же у нас начальство. Из твоих орлят все драйвером обеспечены? Могу пособить. Двадцать не потяну, а человек пять - вполне.
        - Этого не надо, мы сами.
        - Не доверяешь?
        - Да хватит тебе! Куда ты от меня денешься-то? Стой… - Макаров сделал несколько торопливых шагов к дверям и крикнул: - Эй, все прекратить! Отставить! Ничего не трогать! Сюда, живо! Так… а с Установкой что?.. - беспомощно спросил он.
        - В другой слой ее не протащишь, чертежи - тоже. Но это все, наверно, у орлят в головах сидит?
        - Сидит, сидит…
        - Ну и прекрасно. Портал тоже?
        - Естественно.
        - Тогда какие проблемы? Надо было собирать его в другом слое. Тут бы, конечно, без спешки все обмозговать… Спокойно встретимся, поговорим, если ложная тревога - всегда успеем вернуться.
        - У вас-то драйвер есть? - спросил Макаров у Петра и Константина.
        - Я их заберу, - сказал Борис. - Люду тоже, Виктор - сам.
        - Знаю, знаю. Если не получится - вот вам на всякий случай… - Он выгреб из кармана гость двухцветных капсул и раздал каждому по штуке.
        Бригада монтажников уже поднялась из зала и выстроилась в коридоре. Люди не суетились и не нервничали, экстренные перебросы были им не в новинку. И еще - они отвыкли бояться за жизнь.
        - Эвакуация! - объявил Макаров, и техники одновременно, как в рекламе чудотворных витаминов, приняли по таблетке. - Ну, а вы?..
        - И мы. Сейчас.
        - Нет, так не пойдет. Вот что… глотайте драйвер. При мне.
        - Значит, все-таки не веришь, - покачал головой Борис. - Глотайте, ребята. Я надеюсь, это не цианид. - Он проследил за тем, как Петр, Костя и Людмила закидывают в рот капсулы, и повернулся в Макарову.
        - Вы с Виктором тоже не тяните, пригодитесь еще, - сказал тот.
        Он подержал на ладони пеструю россыпь и, словно таблетки чем-то отличались, выбрал себе одну из середины. Перед тем как положить ее на язык, он снова посмотрел на Бориса, уже с нескрываемой тревогой.
        - Ну?.. Вы еще здесь?
        - Кто это «мы»? - Борис приобнял за плечи Петра с Константином.
        Драйвер действовал быстро и совсем не так, как цикломезотрамин или средство Шибанова. Сознание никто не терял, на пол никто не валился. Люди просто покидали оболочку, оставляя в ней настоящего владельца - свое отражение.
        Константин по-девичьи моргнул и потрясенно воззрился на Люду, потом, инстинктивно учуяв лидера, перевел взгляд на Макарова. Потом на Бориса. И, помедлив, на Виктора.
        - Что это?.. - спросил Костя. Вернее, хотел спросить. Безвольный рот выдал невнятное, как у пьяной Насти: «шта ита?..»
        Людмила раскачивалась на носках и, блаженно улыбаясь, тихонько напевала. Кажется, связь с внешним миром она утратила напрочь.
        Монтажники забродили в углу, как тараканы в банке, но без всякого возбуждения - видимо, в подобной ситуации они оказались не впервые. Мухин иногда задавался вопросом, что делает его ботаник, когда вдруг находит себя в незнакомом месте. По идее, к этим «временным помутнениям» он должен был давно привыкнуть.
        Константин вытаращился на свой автомат и, перекосившись от ужаса, скинул его на пол. Петр тоже удивился оружию, но удивился иначе - с радостью.
        - О-па… - пробормотал Виктор и, коротко, без замаха, врезал ему прикладом в лоб. - Петя сейчас делов бы наделал…
        Тот упал на колени, пошатался секунды две и, широко раскинув руки, рухнул лицом вниз.
        - Все, я пошел, - предупредил Макаров, слизывая с ладони капсулу.
        - Мы тоже, - ответил Борис. - Сейчас. Уже идем. Да. Пора…
        Он сунул руки в карманы и привалился к стене, наблюдая, как меняются глаза Макарова. Когда перед ним был уже определенно другой человек, Борис вытащил из кармана пистолет и выстрелил ему в голову.
        - Выплевывай! - приказал он Людмиле.
        Она достала из-под языка наполовину растворившуюся капсулу.
        - Тебе надо было не балдеть, а ураган здесь устраивать, - заявил Виктор. - Если б Макаров знал Иглу, он бы сразу понял, что ты дурью маешься. Чуть не провалила все.
        - Не умею я! Это ты у нас актер. Больших и малых театров! - огрызнулась Люда.
        - Будет и ураган… - сказал Борис, нагибаясь за Костиным автоматом.
        Никто из бригады воспользоваться оружием не решился. Это все-таки были люди - нормальные люди в нормальном мире. И на убийство они реагировали адекватно: они оцепенели от страха. Поэтому, расстреливая двадцать оболочек, Виктор стыдился и мучился. И ненавидел себя за причастность к тому, что для других - для нормальных - всегда было и навсегда останется где-то там… где угодно, только не здесь, и в итоге - нигде. Между. Собственно, этим они все и отличались: знанием. Давно низведенным до бытового уровня, но все-таки Знанием, что твой пугающе огромный мир - это лишь пластинка в бесконечном веере, и путь отсюда, как и путь сюда, находится не за годами и километрами, а здесь и сейчас, в самом тебе.
        Виктор с Борисом синхронно сменили магазины.
        - То, что мы делаем, просто отвратительно, - сказал Мухин.
        - Согласен два раза, - ответил Борис. - Но выжить эти оболочки не должны, иначе они вернутся. С памятью об Установке… Люда, не смотри на это!
        - Я и не смотрю… Я понимаю, по-другому нельзя… А с Макаровым ты был убедителен. - Она достала последнюю сигарету и спрятала пустую пачку в сапог. - Почти не давил. Я и сама чуть не купилась.
        - Ну и зря.
        - Что зря?..
        - Ренат где-то видел топор… - задумчиво произнес Борис. - Или нет?..
        - Зачем тебе топор?!
        - Попробуй догадаться… Витя!
        - Топора нет, - отозвался Мухин. - Есть пулеметы.
        - Можно и так…
        - Борис! - крикнула Люда. - Что ты собираешься делать?
        - Как что? Разрушить портал.
        - А… Установка? Она же отключится!
        - Мы разве не за этим пришли?.. - спросил Виктор, собирая у монтажников оружие.
        - Что же раньше-то?.. Ренат ее сразу хотел сломать. Вы не позволили… Борис… ты этих ждал? С ящиками?
        - С ящиками, - подтвердил он. - Белую кость мы ждали. Цвет научно-перекинутой интеллигенции. Теперь в этом слое у них нет оболочек. И у Макарова - нет.
        - И когда отражения сольются, у них не останется тел, - заключил Мухин. - Они сюда больше не перекинутся.
        - Что сольется?! Этот тамбур уничтожат, и ничего не сольется!
        - У Макарова не было времени подумать. У тебя оно есть. - Борис ударил ногой по двери и вышел на обзорный мостик.
        Виктор последовал за ним и, свалив пулеметы на площадку, клацнул предохранителем.
        Громадный «магнит» внизу по-прежнему упирался в исчезающую плоскость. Реализованный как военный проект, он находился в этом зале более полувека и все это время держал границы между слоями открытыми. Вокруг него стояли десятки контейнеров. Часть из них техники освободили и собрали во внутреннем радиусе - там, где поместились бы квартиры ботаника, оператора, писателя-фантаста и прочих Мухинских отражений - громоздкую конструкцию, пока еще не законченную, но уже имеющую какой-то общий вид.
        - Куда? - молвил Виктор.
        - Понятия не имею… - хмыкнул Борис.
        Мухин передернул затвор и, широко водя рукой, точно поливая из лейки, выпустил очередь по правому «рогу». Далеко на полу забренчали гильзы - последняя упала лишь спустя две секунды после того, как кончился магазин. Виктор выбрал из кучи второй пистолет-пулемет, затем, подумав, взял еще один. Расстреляв обе обоймы, он облокотился на поручень и прислушался. В зале снова воцарилась клейкая тишина. Борис добил рожок из «Калашникова» и раздосадованно сбросил автомат вниз.
        - А вдруг эта штука пуленепробиваемая? - озабоченно произнес Виктор.
        - Тогда пули ее не пробьют. Что еще сказать?..
        - Хочу поделиться сомнением…
        - Ну, поделись…
        - Если даже нам понятно, что Установка опасна, почему этого не понимают те, кто ее построил? Почему в нулевом слое ее не выключат сами?
        - Я думаю, они давно бы то сделали.
        - Так почему же не делают?
        - Потому, что там никого нет, - угрюмо ответил Борис.
        Мухин покусал губу, затем пострелял по «магниту» - уже так, для очистки совести, - и, не выдержав, все же спросил:
        - Почему?..
        - Потому, что мы тут.
        - Кто?.. - Виктор опешил. - Кто это «мы»?..
        - Те, кто раньше был там.
        - И значит, когда миры сольются в один… а нас там нет…
        - Миры сольются здесь, в тамбуре, - сказал Борис. - И он не исчезнет.
        - Ты так уверенно говоришь… - Людмила принесла еще два автомата и встала с ними на мостике. - Но ты ведь можешь и ошибаться. Откуда тебе знать?
        Борис стиснул зубы и выстрелил туда, где пропадали «рога». На мембране возникло несколько черных окружностей диаметром около метра.
        - Она откликается! Она чувствует! - Он схватил следующий пулемет и послал в плоскость длинную очередь. Пленка покрылась кругами - каждая пуля оставляла в ней метровую дыру, вот только дыры эти постепенно затягивались. Через некоторое время поверхность снова была чистой, точнее - несуществующей.
        - Ты не ответил, Боря, - напомнила Людмила.
        - Что у тебя? Калаш? Стреляй. Стреляй в нее, ну! Витя, ты тоже!
        Борис подобрал два пулемета и выпустил по мембране сразу все. Мухин, хоть и с сомнением, поднял ствол и нажал на курок. Люда сделала то же самое.
        В какой-то момент показалось, что пленка разорвалась, - круглых, идеально ровных отверстий в ней было уже несколько сотен. Виктор наклонился и обнаружил на решетчатом полу последний ствол. Не мешкая, чтобы поверхность не успела затянуться, он подхватил оружие, и увидел, что в нем нет магазина. Он хотел бросить сам пулемет, но оценил расстояние и понял, что все равно не докинет. Плоскость как будто уловила его отчаяние и начала постепенно зарастать.
        - Боря! И все-таки ты мне не сказал!.. - не унималась Людмила.
        Виктор повернулся к ней, чтобы ответить, но случайно посмотрел на «магнит» и звонко хлопнул в ладоши.
        Ящики. Много металлических, явно тяжелых контейнеров, которыми можно было повредить мембрану гораздо сильней, чем пулями.
        Добежав до лестницы, Мухин, устремился вниз.
        - Правильно, Витя! Только осторожно! - Борис расстрелял по верхним углам последние патроны и перегнулся через перила. - Не подходи к ней!
        «Магнит» оказался не таким уж гладким и аккуратным, как это виделось сверху. Он смахивал на длинный барак без окон, облицованный толстыми стальными пластинами. Что было на трехметровой крыше, Мухин не знал, но подозревал, что там лежат те же пластины. Пистолет-пулемет, скорострельный, но маломощный, был против них бесполезен. Плоскость же так и осталась невидимой. Виктор не мог ее разглядеть, лишь угадывал ее присутствие по черным, съезжающимися кругам.
        Он поднял пустой чемодан и метнул его вперед, как можно выше. Поверхность поглотила контейнер. Секунду не было ничего, потом из точки соприкосновения стремительно разлетелась кольцевая волна - Мухин не заметил бы и ее, если б не искривление пленки в момент движения. Всколыхнувшись, она на какой-то миг блеснула плафонами, показала искривленную площадку с Борисом и Людмилой, и повисла по краям огромной дыры.
        - Да, Витя! - заорал сверху Борис. - Еще! Еще!!
        Мухин взял второй ящик и швырнул его левее, туда, где мембрана осталась цела. На этот раз волну Виктор не разглядел, он судорожно искал на полу что-нибудь еще, что можно было бы кинуть. Все контейнеры, и свободные, и закрытые, лежали дальше, за ними пришлось бы идти назад, и Мухин опасался, что поверхность успеет себя воссоздать.
        Зацепившись за что-то ногой, он торопливо нагнулся и выволок из-под рабочей платформы опрокинутый турникет. К верхней трубе была прикручена проволокой жестяная табличка:
        «Не приближаться! Смертельная опасность!»
        Виктору вдруг подумалось, что он очень давно не встречал таких предупреждений. На улицах попадались одни лишь приглашения - зайди, здесь хорошо, тебе понравится… Никто не писал: «не заходи, ты будешь жалеть»… Даже ради хохмы. Хотя люди все равно зашли бы. Зашли бы убедиться - действительно ли здесь так плохо, как об этом написано… Наверно, такова человеческая природа. Вот и те, кто построил портал… Не по ту сторону, а по эту, - те, кто воспринимал его как некий оборонный проект… В бункере должно было находиться полно народу, но Мухин вспомнил, что видел только чекиста за столом. Остальные… может, они все же к чему-то приблизились? Несмотря на опасность. Как всегда… Как все люди…
        Виктор взял турникет и размахнулся. Он хотел попасть непременно в мембрану, но ее края находились слишком высоко. Перед Мухиным оказалось сплошное черное поле, в котором не было ничего, - это он понял сразу, как только туда заглянул.
        Он испытал то же, что испытывал при переходе из слоя в слой. За плоскостью зияла пустота, настолько глубокая, что ее границы ощущались как нечто материальное. На самом деле плоскость была не началом Другого, а завершением Этого.
        Внезапно Мухин почувствовал на лице ветер. Теплый и сильный, как вода. Ветер давил, оттеснял его назад, и чем ближе Виктор подходил к плоскости, тем сильнее было сопротивление. Он не заметил, как сделал еще один шаг. Бороться с ветром было приятно - не побеждать его, ведь это…
        Невозможно.
        …а просто ловить его лицом, купаться, позволять ему перебирать волосы, особенно на горке, когда мотоцикл зависает и с радостным ревом…
        Невозможно. У него никогда не было мотоцикла… Виктор зажмурился изо всех сил, до мурашек в глазах, до мельтешащих светлячков - двадцати девяти плывущих во тьме белых огней. Почему двадцать девять?.. Их точно двадцать девять?.. Конечно, двадцать девять. Как же ты их уместила на таком маленьком тортике? Маленьком, зато вкусном. Обиделась, что ли? Смешная. Я же не то имел в виду. Я о тебе беспокоюсь. Что ты станешь через год делать? Свечек будет тридцать, а торты у тебя всегда такие маленькие. Зато вкусные, вкусные… Через год юбилей, и если ты опять никого не позовешь, то свечка у тебя будет одна, в руках. Не надо так шутить. Какой ты суеверный… Дуй и загадывай. Сам знаешь, большой ведь уже. Ну да, а тортик все равно маленький…
        Он дунул, но встречный ветер оказался сильней - особенно такой, на горке, - бороться с ним было…
        Невозможно.
        …и тридцать свечей, свои законные тридцать свечей он гасил уже совсем в другом месте.
        «Витя, не уходи!»
        «Борис… Я не могу…»
        «Не уходи, Витя!»
        «Я бы ушел. Но это, к сожалению…»
        Невозможно.
        Мухин открыл глаза и увидел, как турникет влетает в пустоту. Рваная пленка всколыхнулась, теперь в ней отразились не только тусклые плафоны, но и весь портал. Дыры от пуль, разбросанные по углам, впервые перестали уменьшаться. Они замерли и вдруг неуловимо быстро разбежались по поверхности. Плоскость исчезла, как исчезает мыльный пузырь: она не лопнула, а просто перестала существовать.
        В коридоре что-то пронзительно засвистело и, как мембрана, резко оборвалось. Свет в зале погас.
        Мухин порылся в карманах и разыскал зажигалку. Огонек горел ровно, но стены находились слишком далеко, и Виктор видел только свою ладонь - словно кроме нее ничего и не было.
        - Люда!.. Люда!!
        - Да! Я здесь!
        Где-то наверху вспыхнуло второе пятнышко.
        - Люда! Сходи, поищи фонари, а то я ноги переломаю, пока вылезу.
        Огонек пропал, спустя минуту в темноте зашарили два узких конуса.
        - Ты где?!
        - Здесь! Да не надо в глаза-то, что за привычка!.. На лестницу свети! Нет, погоди! Я хочу посмотреть на нее! Где висела эта штука!
        Людмила направила фонарь влево, и желтый овал прошелся по обычной стене из зеленоватых бетонных блоков, не очень ровно состыкованных.
        Мухин, спотыкаясь о какие-то приборы и кабели, добрался до лестницы и поднялся на мостик. Борис молча похлопал его по спине и толкнул двери.
        Лампы в коридоре не горели. Из пролома в потолке падала усеченная пирамида бледного света.
        - Слушай, а что ты там видел? - азартно спросила Люда.
        - Где?
        - Не валяй дурака. За границей.
        - Ничего…
        - Я же знаю! У тебя волосы дыбом встали, когда ты к ней подошел.
        - Ничего не видел, - ответил Виктор, машинально приглаживая макушку.
        - Наэлектризовались, вот и встали, - буркнул Борис.
        - Петя еще не очухался? В больницу бы его… - молвил Мухин озабоченно.
        - Вызовем, заберут.
        - А Костя где?
        - Вон, стул приставил и смотался.
        - Смотался?.. Значит…
        - Это значит, что мы не ошиблись, - сказал Борис. - Сначала выключился портал, а потом Установка. Костя остался там… там, где он и был в момент слияния.
        - Да! - спохватилась Люда. - Так с чего вы взяли, что они не уничтожат тамбур?
        - Тебя это до сих пор тревожит? Мы ведь живы…
        - Все равно! - настойчиво произнесла она. - Почему?!
        «Потому, что никто не станет разрушать свой дом,” - подумал Виктор, но вслух сказал другое:
        - Интересно, о чем ты теперь будешь мечтать…
        - Мечтаю уже три часа, - ответила она. - Снять эти сапоги.
        Мухин взялся за край плиты и, подтянувшись, выбрался на крышу бункера. Вокруг поднимались отвесные стены в опалубке из швеллера. До верха было метров пятьдесят, не меньше.
        - Как ты считаешь, сбудется? - спросила Люда.
        - Что сбудется?.. Боря, подсади ее… Давай руку…
        - Мечта, - сказала она.
        - Люда!.. Ты вообще-то понимаешь, что мы в другом мире?
        - В чем мы?.. - Она побарахтала ногами и встала на перекрытие.
        - Мы в том, что получилось после слияния. Боря! Ну где ты там?!
        - Иду! - Борис вылез из проема и озабоченно пощупал больное колено. - Сейчас… Куда торопитесь? Не терпится?
        - А тебе что, не интересно?
        - Мне-то?.. Поглядим… - Он поднял голову и приложил ладонь ко лбу. - Успеем еще наглядеться…
        Мухин закурил и посмотрел на небо. В синем квадрате застыла стрела крана. Больше ничего - ни деревца, ни соседней крыши, ни даже солнца. Только небо и позвякивающий пустой крюк.
        - Отдохните, карабкаться мы долго отсюда будем, - сказал Борис.
        - Возможно, дольше, чем нам кажется… - добавил Виктор.
        Эпилог
        - Сегодня мы с вами начинаем… - Мухин, прищурившись, тоскливо оглядел класс. Тридцать семь оболтусов и оболтусих… впрочем, лучше так: тридцать семь оболтусов обоих полов… хотя, скорее - пока еще одного, почти среднего пола… смотрели на него настороженно и, похоже, с такой же точно тоской. По стенам висели щербатые гипсовые муляжи и несколько выцветших плакатов с динозаврами - у каждого, разумеется, были подрисованы гигантские гениталии, почему-то строго мужские, будто самок среди них не водилось. В запертом шкафу стояли две тропические бабочки в стеклянных коробках - идиотские подарки от идиотских родителей, и одинокая банка с заспиртованной аскаридой. Когда-то в кабинете было целое собрание червей, ящериц, птенцов и прочей дидактической дряни, но детское любопытство разорило коллекцию подчистую. Осталась лишь аскарида, настолько мерзкая, что на нее не покушались даже самые извращенные подростки, да еще остался портрет Менделеева, совершенно неуместный, навязанный старой химичкой «всего на недельку» - в позапрошлом году, и… а, уже сказано: так тут и оставшийся. - Сегодня мы начинаем, - повторил
Мухин, выйдя из задумчивости, - знакомиться с новой наукой. Биология включает в себя ботанику, зоологию и анатомию. Все эти предметы буду вести я и только я, подменить меня некому, поэтому, если хорошенько помотаете мне нервы, то сможете избавить себя от одного урока в неделю.
        Мухин, как опытный пародист, позволил шутке дойти и сработать и, болезненно глянув на яркий свет, продолжил:
        - Потом придется наверстывать, а это страшнее… И ботаника, и зоология, и анатомия изучают живой мир, точнее - разных представителей одного и того же… нашего с вами живого мира. Мы тоже являемся частью этого мира, и в конечном счете наш предмет… что?.. - Здесь он на реакцию не рассчитывал, но паузу все же сделал, таковы были законы жанра. - Биология - это то, что вы знаете о себе. Говорю вам откровенно: изучать биологию вы будете всю свою жизнь. Но начнем мы, конечно, с простого. Ботаника. Чистые тетради у всех есть?
        Откуда-то издалека вдруг прилетел самолетик и громко тюкнулся в доску, но не упал, а перевернулся вверх ногами… а откуда у него ноги?.. или так: перевернулся вниз головой… еще хуже… одним словом, он перевернулся и спланировал прямо на стол, прямо Мухину в руки.
        Кто-то неуверенно гыкнул, но его не поддержали, и класс застыл в ужасе. Мухин меланхолично взял самолетик и покрутил перед глазами. На крыльях, вместо ожидаемых звезд, или не менее ожидаемых свастик, почему-то были начертаны две стилизованные решетки. Или не стилизованные, а схематические, или даже карикатурные, но это были решетки, которые означали… гм, для Мухина, как для всякого взрослого человека, они служили символом несвободы, что же имел в виду десятилетний ребенок - попробуй, догадайся…
        Развернув листок, он опять сощурился - не из-за проблем со зрением, отнюдь, а от яркого света, который терзал его в этом кабинете весь сентябрь. Ни спрятаться, ни заслониться от света было невозможно, он разливался повсюду, - Мухин к нему как будто уже и привык, но продолжал страдать. Вот так, тихо страдая, он развернул листок, все-таки сощурился и прочитал:
        «Ботаник дурак.
        У него грязный пиджак».
        Стихи были плохие, но честные - в том смысле, что отражали действительность, как она есть. Действительно, когда он ел, то обронил с вилки клочок свекольного салата себе на правый лацкан. Свеколка в школьном буфете была жиденькая - не только из-за разбавленного майонеза, хотя из-за него тоже - она была жидкой от природы, так сказать, по жизни, или если сказать иначе - по определению. Ею-то Мухин и капнул, причем ни на черный пиджак, ни на вишневый или бордовый - таких у него просто не было, - он капнул на пиджак цвета мокрого песка, единственный приличный пиджак, который он мог носить, хотя теперь уж, пожалуй, что и не мог…
        «Ботаник дурак.
        У него грязный пиджак».
        И ниже, другой ручкой и другим почерком:
        «Ботаник must die!»
        Это было совсем иное. Это был вызов - пусть и от маленького оболтуса, но прощать Мухин не имел права. Элементарные законы поведения в стаде… ну ладно, не будем… Законы поведения в любом коллективе - неважно, из кого он состоит… так, кажется, лучше, да?.. Так вот, эти законы требовали отвечать мгновенно и максимально жестко - с прицелом на будущее.
        Мухин аккуратно сложил бумажку и сунул ее в карман. И, набрав воздуха, рявкнул:
        - Диктант! Вырвали все по листочку. Быстрее!
        - Виктор Иваныч, а двойной, или одинарный?
        - Любой.
        - Виктор Иваныч, а в клеточку можно?
        - Любой, сказал!
        - Виктор Иваныч, а можно половинку, а то у меня эта тетрадка - она вместо той тетрадки, которая у меня…
        - Хоть четвертинку.
        - Виктор Иваныч, а у меня ручка кончилась.
        - Карандашом.
        - Виктор Иваныч, а класс надо писать?
        - Нет. Только фамилию. Готовы? Поехали. Ботаник дурак, у него грязный пиджак, - продиктовал Мухин. - Написать пять раз. В столбик. Быстрее! Готовы?
        - Нет-нет-нет!..
        - Сколько успели, столько и хватит. Дальше. Ботаник маст дай.
        - Что-что, Виктор Иваныч?…
        - Ботаник должен умереть! - отчетливо произнес он. - Кто у тебя английский ведет?
        - Да мы знаем, знаем…
        - Виктор Иваныч…
        - Чего еще?!
        - Виктор Иваныч, это я самолетик пустил… - На последней парте поднялся причесанный мальчик. - Это я. Не надо всех наказывать. Я больше не буду…
        - Молодец, - медленно выговорил Мухин. - Фамилия?
        - Нуркин… - буркнул он куда-то в себя.
        - Громче!
        - Нуркин! - выкрикнул мальчик, заранее кривя губы, точно Мухин его уже ударил, и теперь он собирался сплюнуть осколок зуба или откушенный язык.
        - Прекрасно… Стоп! - объявили сзади. - Снято, черт возьми!
        Свет тут же погас, и Виктор наконец-то помассировал глаза - легонько, чтоб не покраснели.
        - Женя, я больше не нужен?
        - Все, Витя, до завтра.
        Сняв пиджак, Мухин отдал его реквизитору и принял свой, кожаный. Проходя мимо угловой парты, он потрепал мальчика по голове.
        - Молодец…
        - Витя! Что ты делаешь, ему еще дубль!
        - Ах, извини…
        - Витя! - В дверях его догнала помреж, женщина не молодая, но вполне еще пикантная. - Витя, мобилу свою забери, она меня достала! Вибрирует и вибрирует…
        - Не знаю, некоторым нравится, - допустимо спошлил Мухин, тыкая в кнопку.
        - Здравствуйте, - чирикнула трубка. - Меня зовут Ирина, я представляю агенство «Кладезь Ар Пи». Мы хотели бы пригласить вас…
        - Реклама? Нет, спасибо.
        - Но вы даже не поинтересуетесь условиями?..
        - Не поинтересуюсь, - подтвердил Мухин. - Всего хорошего.
        Он скорым шагом, почти бегом, покинул школу и направился к машине. Съемки проходили не в павильоне, а в реальных интерьерах и с реальной массовкой. Как пояснил режиссер на установочном собрании - «для фактуры». Виктор не возражал, получалось действительно славно. Дети не манерничали, не пережимали, многих героев, плюнув на результаты кастинга, взяли прямо «из жизни». Да хоть и этого мальчишку, Нуркина. Ему даже фамилию менять не стали. Все, что предлагал сценарист, казалось вымучено и фальшиво, а эта фамилия была настоящая, она была живая.
        Когда Мухин подъехал к кафе, минутная стрелка на больших рекламных часах зашла далеко за цифру «12» и уверенно клонилась к шестерке.
        - Прощен, - заранее отмахнулся Борис. - Что с вас взять, с богемы! А мы тут тебя обсуждаем, - добавил он лукаво.
        - Кого же еще тебе обсуждать с моей женой? - Виктор чмокнул Люду и присел на свободный стул. - А-а! Вот, как вы обсуждаете…
        - С пристрастием, - медленно выговорил Борис, поднимая пластиковый стаканчик.
        Мухин плеснул себе коньяка и взял с блюдца кружок лимона.
        - Как твоя нога, Боря?
        - Отлично. Уже танцую.
        - Лишь бы не пел… Ну, а вообще?
        - Вообще - потихоньку. Думаю.
        - Серьезно? И о чем?
        - Да все о том же… Как у вас-то?
        - У нас все нормально, - сказала Людмила.
        - Когда женщина так отвечает, она обычно себя по животу поглаживает.
        - Нет, пока еще. Тоже думаем.
        - Блин, неглупая у нас компания, - заметил Виктор, снова разливая. - Тут по ящику видел… Общественное движение какое-то организовалось. А-кэ-эм.
        - Абсолютная Культурная Миссия, - произнесла Люда. - Хорошее название. Я же говорила, не пропадет.
        - Так вот я что-то сомневаюсь…
        - А ты не сомневайся, - сказал Борис. - Петя, кто же еще. Собрал зверенышей малолетних, мозги им крутит… Да пусть!
        - Пусть крутит, для мозгов это полезно. Только Петя же…
        - Чистое совпадение, - отозвался он. - Петр ничего не помнит. Или не хочет.
        - Может быть, и правильно… - Виктор не спеша выпил. - Я мимо улицы Возрождения часто проезжаю…
        Борис лениво поболтал в руке стаканчик. Про это он знал и сам, но перебивать все-таки не стал.
        - Заваливают, - продолжал Мухин. - Построили рядом целый бетонный заводик, днем и ночью - льют и льют, льют и льют… Может, там опять что-то открылось? - хохотнул он, но посмотрев на кислую физиономию Бориса, вздохнул. - Ну и мы тогда нальем…
        - Ты ведь за рулем, Витя.
        - У нас проблема, - пожаловалась Людмила. - Его узнавать начали.
        - Так это же здорово!
        - Ох… - Мухин улыбнулся. - Менты на дороге - здорово, а все остальные - не очень. Главное, они во мне видят не меня, а роли. Вот, говорят, то, что ты заложников спас, - это ты герой. А что пенсионерке репу расколол - гнида. Как дети, ей-богу… О, еще же новость есть. Костик женится!
        - На ком?
        - На ней. На моей бывшей. Или на своей бывшей…
        - Как они сошлись? - удивился Борис.
        - Это я их с Настей познакомил, просто ради прикола. А они, дураки, жениться решили… Давай!
        - Ребят… - молвила Люда. - Мы чокаться когда-нибудь начнем?
        - Начнем. - Борис поджал губы. - Когда первый ящик закончится. Мы его Саперу обещали, так что это не наш коньяк… Ладно. За бессмертную душу…
        Мухин замер с поднятым стаканом.
        - Это в каком смысле?
        - В метафизическом, Витя.
        - В метафизическом - можно, - кивнул он.
        - А все-таки… - Борис прожевал лимон и сразу налил еще. - Почему потомством не обзаводитесь? Кто в старости грелку подаст? Кто утку вынесет?
        - Кто табуретку из-под ног выбьет… - добавил Мухин. - Нет пока уверенности…
        - В завтрашнем дне, что ли? Тебя же на улице узнают!
        - Не в завтрашнем, Боря… - он достал сигарету и бросил на стол мятую пачку «Captain Black». - В сегодняшнем. Понимаешь? Ты ведь об этом думаешь, правда? И мы думаем.
        - И что надумали? - поинтересовался Борис.
        Людмила молча покачала головой.
        - Я тоже, - сказал он после паузы.
        Виктор прикурил и закинул локоть на спинку стула. Столик стоял в самом углу, люди приходили и уходили, садились и вскакивали, встречались, ругались, флиртовали и затягивали нетрезвые песни, все - где-то в стороне. Совсем близко, на этом же пятачке у Охотного Ряда, но в действительности - так далеко, что как будто и не здесь.
        Две девушки, смотревшие на него уже несколько минут, наконец-то отважились помахать ручками. Мухин отвернулся.
        - Знаешь, Боря, что меня угнетает… - неожиданно сказал он.
        - Ну?
        - Я боюсь, что у нас были и другие варианты. Хуже, лучше - дело даже не в этом. Они были… Так мне кажется.
        Борис пожал плечами.
        - А знаешь, что меня угнетает еще сильней?
        - Ну…
        - То, что я ничего не желаю менять. То есть не могу. Но если б и мог - не стал бы.
        - Это старость, Витя.
        - Ага… Грелка, утка, табуретка… - усмехнулся он.
        - Ты не сходишь за соком? - спросила Люда. - Ладно, я сама…
        Борис взял бутылку и, дождавшись, пока она не уйдет, налил по полному стакану.
        - А сказать теперь, что угнетает меня? - произнес он, наклоняясь к столу.
        - Не надо.
        - Я скажу. Ты… когда ты был внизу… ты действительно что-то видел. Тебя отсюда чуть не выдавило. Куда? Если там нас нет…
        - Нет, - уверенно заявил Мухин.
        - Так куда же?
        - Не знаю.
        - Врешь.
        Виктору на глаза вдруг попалась узкая перетяжка, белым парусом раздувавшаяся посреди улицы.
        Выбери свою…
        Третье слово скрывалось за углом - чтобы его прочитать, нужно было встать и сделать шаг в сторону.
        Мухин сидел, терзая зубами истлевшую сигарету. Вставать не хотелось. И читать третье слово - тоже. И тем более - что-то выбирать.
        - Я хочу остаться, Боря. Остаться где-нибудь навсегда. Я хочу определенности.
        - Полная определенность бывает только на кладбище.
        Виктор залпом выпил и взял с блюдца последнюю дольку.
        - Ты слишком высокого мнения об этом мире.
        Евгений Прошкин
        Истребитель 'Родина'
        Этому виду свойственно убивать себе подобных.
        Е. Летов, «Приказ № 227»
        Пролог
        КОМА
        Он начал с того, что сделал себе татуировку. Черный крест на сердце. Еще на пересылке, до того как попасть в «Каменный Чертог».
        - В старые времена за крест ответить пришлось бы, - заметил художник, принимая у Андрея сигареты. - Его заслужить надо, потом уж колоть.
        - Старые времена?
        - Старые, добрые, я их еще застал. Это вы на все плюнули, беспредельное ваше племя. Ну гляди, каторжанин, встретишь кого из правильных, за масть он с тебя спросит.
        - Это не масть, - сказал Андрей. - Это крест. Просто крест, и все.
        Больше он ничего объяснять не стал. Художник и не требовал. Крест получился хороший: ровный и жирный. Как раз такого Андрею и хотелось.
        Через два дня его забрали. Вывели из камеры, прощупали на одежде все швы и натянули до подбородка черную шерстяную шапку. Сняли ее только в самолете, когда Москва была уже в пятистах километрах позади. Будто от одного его взгляда в иллюминатор город изменился бы к худшему.
        Весь полет Андрей провел в кандалах. За десять часов его дважды покормили - через трубочку, как паралитика, и один раз вывели в туалет - на цепи, как собаку.
        От Москвы до Южно-Сахалинска он не произнес ни слова. О чем говорить с конвоирами? О том, что он невиновен?
        Описание преступления тянуло на сценарий для целого сериала, прокурор зачитывал его часа полтора. Присяжные озадаченно хмурились, и чем больше им предъявляли доказательств, тем сильнее они сомневались, что Андрей справился в одиночку.
        Живыми спасатели достали из воды лишь восьмерых. Паром «Данциг» принимал до пятисот пассажиров, плюс экипаж, плюс некоторое количество неучтенных лиц - когда это паромы обходились без «зайцев»? - всего около шестисот человек. Взрывные устройства были заложены не просто грамотно, а, как выразился прокурор, «оптимально, дьявольски оптимально!», и паром, расколовшись на три части, мгновенно затонул.
        На поверхности осталось восемь человек, на берегу - фантастическое количество улик против единственного подозреваемого. Чуть позже - подследственного, затем подсудимого и вскоре осужденного на пожизненное заключение в спецлаге «Каменный Чертог».
        Сразу после ареста Андрею сказали:
        - Ты так наследил, что не найти тебя было невозможно. Ты специально завел все концы на себя. Мы понимаем: без поддержки ты бы это не провернул. Назови сообщников, и мы обсудим твое будущее. Пока нам есть, что обсуждать, но если ты откажешься…
        Андрей отказался - назвать ему было некого.
        Адвокат Иван Адольфович Мейстер, человек по-своему честный, заявил:
        - Ты полностью изобличен, и мы можем сыграть только на отсутствии мотива. Поскольку твое участие в террористической организации не доказано, тебе предъявят «массовое убийство без определенной цели». Свободным ты не будешь уже никогда, но у нас есть шанс смягчить режим содержания. Я дам тебе пару советов, как можно обмануть психиатрическую экспертизу.
        Андрей отказался - он никого не хотел обманывать.
        Из присяжных в памяти остались двое: тусклая девица с испуганной мордочкой сектантки и багровый толстяк, непрерывно потеющий. На последнее заседание, которое транслировалось по Инфо, девушка надела строгое бежевое платье, а мужчина - парадный костюм с отливом. Оба голосовали «за». Вердикт выносили тайно, но Андрей получил тринадцать из тринадцати: «виновен». Девица покраснела и потупилась, толстяк посмотрел в камеру и едва заметно кивнул.
        - Апелляцию я уже приготовил, - буркнул адвокат.
        - Перспективы есть? - осведомился Андрей.
        - Через пять лет можно будет подать первое прошение о помиловании.
        - Перспективы… - повторил он, подставляя конвоиру запястья.
        - После пяти лет прошения разрешается подавать ежегодно, - сказал ему вслед Мейстер.
        За полчаса до посадки Андрею на голову снова надели шапку, затем спустили его по трапу, сунули куда-то в глухое нутро и под вой сирены повезли в порт. После броневика был катер. Андрея отвели в кубрик, пристегнули к креслу и задраили переборку. Несколько минут он сидел, вслушиваясь в далекие гудки, потом на палубе взревела турбина, и его вдавило в твердую спинку. До острова шли часа четыре, а возможно, и шесть: сидя в грохочущей темноте, Андрей потерял счет времени. Ему невыносимо хотелось чихнуть, но для разрядки чего-то не хватало. Так он и провел последний отрезок пути - мучаясь совершенно не тем, чем должен был мучиться на его месте любой человек.
        Наконец турбина заткнулась, и Андрей ощутил толчок швартовки. Его вывели на пирс, и…
        Это, как ни странно, было самым сильным воспоминанием. С него стянули шапочку.
        Впереди высилась грязно-серая пирамида в дырявых лишаях зелени. Сопка вырастала из воды круто и словно бы внезапно, без всякого намека на отмель, и, тяжело карабкаясь к тучам, так же внезапно обрывалась. Километры свинцового неба - вверху, свинцовый океан - на многие мили вокруг.
        Андрей обернулся - горизонт был ровным, как бетонная полоска причала, на которой он стоял.
        - Гляди прямо, - сказал охранник. - Остров Шиашир, специальный лагерь «Каменный Чертог». Специальный, потому что для таких специалистов, как ты. Теперь неважно, кто ты и откуда. Теперь твоя родина и твоя могила здесь. Пошел!
        Андрея толкнули в спину, и он, покачнувшись, двинулся по пирсу. Тропа над водой, омываемая тихим плеском волн, вела к сводчатому зеву. Ветер, сырой и плотный, как парус, выгонял из робы последнее тепло, а вместе с ним волю к жизни.
        Его не карали, общество давно лишило себя этого права, но еще раньше оно рассталось с навязчивой идеей перевоспитания. От Андрея не ждали ничего - ни стона, ни смеха, ни раскаяния. Его просто изолировали, как заразного. Отныне свободное общество интересовалось лишь надежностью его клетки.
        Лагерей надежней «Каменного Чертога» на Земле еще не бывало. Сюда ссылали со всего мира, даже оттуда, где заключенные питались крысами, но единственным, кто обрадовался переезду на Шиашир, был Дантист, серийный убийца из Южной Африки. Он сидел в соседней камере, хотя Андрей узнал о нем только из газеты.
        Газету доставляли ежемесячно. Шестнадцатиполосный дайджест «Всё про всё за неделю» приходил комплектами по четыре номера. В одиночных камерах без окон и без радио, без права на переписку и на прогулку, заядлыми читателями становились даже неграмотные.
        Андрей медленно раскладывал газеты по датам и приступал к чтению, как к сложнейшему из обрядов. Крошечная заметка о пожаре в Сиднее или о землетрясении в Бухаре давала достаточно пищи для воображения: он прикрывал глаза, запрокидывал голову и мысленно переносился туда, где не удосужился побывать раньше, будучи свободным. Андрей путешествовал по самым экзотическим уголкам планеты, домысливал недописанное и будто бы участвовал во всех праздниках, катаклизмах и открытиях.
        Так он встретил Объединение. Статус «приостановленные гражданские права» голосовать на выборах не позволял, и кампания коснулась Андрея лишь косвенно. В тридцать первом номере газеты, датированным вторым августа, напечатали фотографии десяти кандидатов, а в номере тридцать пятом, который доставили той же партией, был уже один портрет - крупный, во всю полосу. Главной Шишкой Земли на ближайшие четыре года стала Алиса Майрон, белокурая модель из Дании. Планета ждала выборов несколько месяцев, Андрей же узнал результаты за пару минут. Отныне он жил в новом государстве под названием «Единство». Название Андрею не нравилось, но его никто не спрашивал.
        Спустя полтора года Майрон заскучала, снялась в молодежном сериале, затем занялась певческой карьерой и вскоре объявила о сложении полномочий. Вторым Президентом Единства был избран доктор экономики Виктор Ф. Кастель, тщедушный старикан из Эквадора.
        «Каменный Чертог» продолжал стоять, как скала. Он и был скалой - но скалой обитаемой. Двести камер по девять квадратных метров, двести темных нор с плохой вентиляцией.
        Андрей не превратился в животное, хотя считал, что имеет на это право. Возможно, потому и не превратился. Он желал использовать свои права осознано - именно теперь, когда присяжные усекли его свободу до крошечного обрывка.
        Девять квадратных метров и двадцать четыре часа в сутки. Не так уж это и мало.
        Он начал с обычных отжиманий. Двадцать раз за подход - смешной, позорный для молодого мужчины результат. Андрей довел его до пятисот, потом принялся класть на затылок подушку. Потом - свернутый матрас.
        Он не поддерживал форму, а приобретал ее заново. Для чего - он не знал и сам. Не от скуки и уж конечно не в надежде когда-нибудь выйти. В это Андрей не верил. Тем яростней он тренировал свое тело, обреченное состариться и сгинуть в одном из двухсот гнезд термитника под названием «Каменный Чертог».
        Жизнь продолжалась - стремительная, полная ярких событий, - жизнь на большой земле. Андрей читал газеты. Потом заползал под кровать, хватался за отполированную перекладину и жал ее от груди - до полного изнеможения.
        Казалось, это были самые насыщенные годы в истории человечества. О взорванном пароме забыли, а компенсации, выплаченные родственникам погибших, давно растворились в единой экономике. Виктор Ф. Кастель не пел, не танцевал и не снимался в кино. Второй Президент был скучным человеком, его любили меньше, чем Алису Майрон, но детская смертность в Африке начала снижаться, в Байкале опять завелась рыба, а вечный конфликт на Ближнем Востоке постепенно угас. Микробиологи наконец-то получили вакцину от Нильской лихорадки. Астрономы обнаружили поблизости новую звезду.
        Звезду нарекли Викторией - вряд ли случайно.
        Автоматическая станция, работавшая на орбите Нептуна, сообщила, что вокруг Виктории вращаются четыре планеты, одна из которых скорее всего пригодна для жизни.
        На Кольском полуострове завершились испытания ионного двигателя. Космическое Агентство приступило к строительству мощного стартового комплекса в пригороде Найроби. Семь световых лет до Виктории новый носитель должен был преодолеть за тридцать один год.
        Андрей много об этом думал. В частности, о том, что через тридцать лет он еще не умрет. Когда люди высадятся на Земле-2, он по-прежнему будет сидеть в «Каменном Чертоге».
        Пятый год заключения подходил к концу, близился шестой. Никаких надежд Андрей с ним не связывал, но все-таки ждал - после полных пяти лет можно было впервые подать прошение о помиловании… которое не станут и рассматривать. Человечеству не было дела до особо опасных преступников, человечество шагало вперед - так размашисто, что от этой поступи захватывало дух даже в камерах Шиашира.
        Открытие, сделанное в Новосибирском Академгородке, решило проблему утилизации отходов.
        Группа индийских программистов разработала новый гиперпротокол, превративший Инфо в Единую Сеть - полноценную и действительно универсальную информационную систему. На фоне всеобщего объединения это было воспринято как должное.
        Конструкторы из КБ «Евразия» объявили, что у них готова новая версия двигателя. Время гипотетического полета к Виктории сокращалось в полтора раза. Впрочем, тема колонизации уже отошла на второй план, ее затмили новые открытия и новые достижения. Слившись в одно государство, Земля словно очнулась.
        Шиашир продолжал упираться макушкой в пасмурное небо. Андрей тренировался и ждал следующего года. Читал старые газеты и снова тренировался.
        Все пролетело мимо: слияние государств, победа над эпидемией, начало второй космической эры, информационный бум и наступление энергетического изобилия. Сидя в камере, Андрей упустил даже войну. Странную короткую войну, закончившуюся полным поражением.
        В мае доставили газеты за апрель, из них Андрей узнал, что Земля принадлежит уже не людям. Статья была небольшой и на удивление блеклой, поначалу он принял ее за неудачный розыгрыш, однако номер был датирован не первым апреля, а двадцать пятым.
        На следующее утро, получая завтрак, Андрей схватил охранника за рукав.
        - Это правда? - спросил он. - В газете. Там написано… Неужели это правда?!
        Охранник помедлил и, впервые нарушив инструкцию, ответил:
        - Да.
        - Захватили Землю?! И ты… продолжаешь тут разносить свою кашу!
        - Уже две недели.
        - Две недели?! Как это? Как?!
        Охранник шлепнул в миску овсянки и пожал плечами:
        - Нормально.

* * *
        Ее подняли из капсулы последней, когда обе летные смены уже погрузились в коматозный сон. Одевшись, она вышла к общему отсеку, в центре которого медленно вращалась объектная модель планеты. Она уже видела эти океаны и эти материки, но здесь они казались другими. Пушистая зелень лесов, рябь синей воды, голубое сияние атмосферы - все это было живым.
        - Гипервизуализация, - пояснили из-за плеча. - В таком масштабе поверхность должна представляться ровной.
        - Спасибо, я знаю. - Она обошла шар и отыскала черную точку. - Вашингтон?
        - Уошингтон, с ударением на первый слог. Столица планеты.
        - Стив, не следует меня инструктировать, мой курс значительно шире вашего.
        - Я лишь хотел быть полезным.
        - Будете. - Она не спеша двинулась против вращения глобуса. - Судя по отсутствию аварийных докладов, план отрабатывается штатно?
        - Результаты превосходят ожидания.
        - Это настораживает.
        - Не могу с вами согласиться. Две недели - достаточный срок не только для структуризации общественного мнения, но и для его коррекции.
        - Две недели? - недоуменно произнесла она.
        - Экипаж предпочитает местную лексическую базу. Возможно, это следствие глубокого погружения в курс, - ответил офицер по-итальянски. - Думаю, при вашей должности этого также не избежать, - добавил он по-японски и, уловив внимательный взгляд, оговорился: - Прошу прощения, мне не нужно было…
        - Готовьте челнок, Стив. Кто сейчас на борту?
        - Только мы и дежурная смена. Экспедиция давно внизу. - Он помедлил. - Я могу задать вопрос?
        - Этого права вас никто не лишал.
        - Вы намерены приступить к активным действиям?
        - Для чего еще мне спускаться на поверхность?
        - Вы считаете, что сопротивление неизбежно?
        Она пристально посмотрела на Стива:
        - Займитесь челноком.
        Когда офицер покинул отсек, она вновь обошла модель - прикоснулась к теплой воде экватора, обожглась о ледяную шапку, погладила кудрявый массив Южной Америки. Под ладонью в атмосфере взвивались и утихали прозрачные буранчики. Мир был чистым, богатым и безмятежным.
        Она шагнула в сторону и скрестила руки на груди. Планета продолжала вращаться, демонстрируя себя наивно и беззащитно, как ребенок. Мир, живущий вне Войны.
        «Мир, доживший до Войны», - мысленно поправилась она и повторила это на шестнадцати земных языках. Синтаксические конструкции отличались, но в одном они совпадали: между прошлым и настоящим была большая разница. Именно это она и хотела сказать:
        - Всему когда-нибудь приходит конец.
        Часть первая
        БЫСТРО И БЕЗБОЛЕЗНЕННО
        А вдруг всё то, что ищем,
        Обретается при вскрытии
        Телесного родного дорогого себя…
        Е. Летов, «Вселенская большая любовь»
        Враг был похож на торгового агента. Или на инспектора налоговой полиции. Или на мелкого клерка. Он был похож на кого угодно, только не на захватчика.
        - Мы не захватчики, - сказал он бесцветно. - Наше присутствие на Земле ограничено рамками Миссии.
        Он мог бы давать уроки сценической речи: дикция была эталонной, хотя голосу не хватало живой интонации. Но Андрея смутило другое.
        - Нет, мысли мы не читаем, - отозвался пришелец. - Вам необходимо лучше контролировать мимику.
        Крейсер «Адмирал Мельник», последний русский корабль, построенный для войны, стоял твердо, как остров. В большом иллюминаторе плескалось ласковое небо без туч и без солнца. Двухместная офицерская каюта напоминала недорогой, но приличный гостиничный номер: здесь все было добротным и чистым. Над столом висел портрет смеющейся женщины - в углу перламутровой рамки торчала сухая ромашка.
        С трудом от нее оторвавшись, Андрей повернулся к пришельцу - тот медленно прохаживался вдоль свободной стены.
        - Называйте меня Стивом, - неожиданно проговорил он. - Это упросит нашу коммуникацию.
        Андрей вздернул брови. Из космоса являются гуманоиды - являются так убедительно, что за несколько дней покоряют всю планету. При этом одного из оккупантов зовут Стив… Спасибо, что не Иван Иваныч. Впрочем, у Стива была типичная североевропейская внешность, и это имя ему подходило. Гуманоиду Стиву было лет сорок - по земным меркам.
        Андрей поймал на себе холодный взгляд и придал лицу нейтральное выражение.
        - Стив… Это ваше имя для нас? - спросил он.
        - Нет, это мое подлинное имя. - Пришелец остановился у стола и равнодушно посмотрел на цветок в рамке. Андрей подался вперед, но Стив предупредил его взмахом ладони: - Я знаю, вы не намерены причинить мне вред. Но вам лучше сидеть.
        - Вы теперь всегда будете объяснять, что лучше, а что хуже? Хотя конечно. Вы победители.
        - Мне безразличны ваши оценки. - Стив снял со стены портрет и положил его на стол. - Не будем терять времени. Я предлагаю вам сотрудничество.
        - С вами?!
        Пришелец промолчал, ответ не требовался.
        - На свободе полно народа, но вы обращаетесь ко мне, - сказал Андрей. - Значит, вам нужно что-то особенное. Или свободы как таковой на Земле больше нет, и все люди уравнялись в правах с заключенными спецлага?
        - Мы не захватчики, - повторил Стив. - Мы не желаем вам зла. Жертвы, понесенные вами во время первого контакта, - он не запнулся ни на секунду, так и сказал: «контакта», - были неизбежны и минимальны. Около четырехсот человек. В масштабах планеты эта цифра…
        - А ваших? - прервал его Андрей.
        - Разумеется, у нас потерь не было.
        - Всего четыреста, - проронил он. - На каком-то несчастном пароме - и то погибло больше.
        - Хорошо, что вы сами затронули эту тему. Мы изучили ваше дело и не нашли в нем противоречий. Единственная непроясненная деталь: у вас не было повода. В целом ситуация выглядит так, - Стив снова забродил по каюте. - Законопослушный гражданин, не замеченный в связях ни с экстремистскими организациями, ни с представителями преступного мира, самостоятельно приобретает крупную партию взрывчатки. Перевозит ее на большое расстояние и профессионально минирует гражданское судно, а после акции возвращается к привычной жизни. Вывод. - Он развернулся к Андрею. - Ваше дело сфабриковано. Технически - безукоризненно, по сути - грубо. Убить без повода способен лишь сумасшедший. Вы не безумец. Вы жертва. В гибели парома «Данциг», вероятнее всего, повинны ваши спецслужбы, но нас это не касается.
        - Вы просто решили восстановить справедливость, - горько усмехнулся Андрей.
        - Нет. Мы не склонны вмешиваться в ваши внутренние дела. Без особой необходимости, - монотонно добавил он. - Для нас вы не герой и не злодей. Вы кандидатура.
        Андрей догадался, что подобные разговоры ведутся и с другими кандидатурами тоже. «Адмирал Мельник» бросил якорь в нескольких милях от Шиашира - что-то около пяти минут на вертолете. Андрея доставили на борт в одиночестве, но вряд ли крейсер пришел к острову только ради него.
        - Вы правы, мы рассмотрели дела всех заключенных «Каменного Чертога», - отозвался Стив. - Но это не значит, что все заключенные вызвали у нас интерес.
        - Я что, какой-то особенный?
        - Напротив. Вы обыкновенный. Типичный представитель своей расы.
        - Почему вы так на нас похожи? - резко спросил Андрей.
        Стив завершил очередной круг и опустился на второй стул.
        - Разница есть, - сказал он. - Иначе мы бы не предлагали вам сотрудничество.
        - Вы говорите на моем языке. Сколько вы их знаете, земных языков?
        - Столько, сколько мне необходимо. - Он сделал паузу, и Андрей вновь почувствовал, что его просвечивают до костей. - Не нужно пытаться взять инициативу, это ничего не решает. У нашей беседы возможны только два финала: либо вы соглашаетесь, либо нет. Остальное не имеет значения.
        - Либо соглашаюсь, либо… - пробормотал Андрей и посмотрел пришельцу в глаза. - Нет.
        Стив не моргнул.
        - Готовитесь к пыткам, - констатировал он. - Вы неверно представляете наши этические установления. Мы склоним вас к сотрудничеству быстро и безболезненно. Мы не грозим вам страданиями. Мы предлагаем избавление от страданий.
        «Вот почему они вербуют здесь, на Шиашире», - сообразил Андрей. Он ожидал пояснений, но пришелец молчал - долго, пока Андрей не созрел для следующего вопроса.
        - Хотите позвонить? - опередил его Стив. - У вас за спиной.
        Андрей рывком обернулся и увидел серый прямоугольный щиток.
        - Это каюта для старших офицеров. Сейчас пароли сняты, терминалом можно пользоваться.
        Панель, пискнув, отъехала в сторону, и в квадратной нише показался экран с вертикальной клавиатурой.
        - Номер вы, конечно, не забыли.
        Андрей дернул плечом.
        - Впервые за пять лет позвонить домой, - неопределенно проговорил Стив.
        - Что вы имеете в виду?
        - Пять лет - большой срок. Многое успело измениться.
        - Что?!
        - Вас никто не ждет.
        Андрей замер с вытянутым пальцем.
        - Да говорите же!
        - Ваша супруга жива, но она…
        Андрею вдруг все стало ясно. Гораздо больше, чем сказал пришелец.
        - Что с матерью? - тихо спросил он. - Что с отцом?
        - Они умерли еще в первый год. Администрация тюрьмы не сочла нужным вас известить.
        - В «Каменном Чертоге» запрет на общение с большой землей.
        - Вы их защищаете? - Стив как будто удивился, хотя интонация оставалась прежней. - Мы выяснили, где захоронены ваши родители. Вы сможете навестить могилу. Мы ориентируемся в ваших традициях: для вас это важно.
        - А в чем еще вы ориентируетесь?
        - Ваша супруга переехала и взяла другую фамилию. Кроме того, она сменила имя.
        - Понятно. - Андрей нажал «сброс» и, медленно закрыв панель, подошел к столу.
        - Мы ее разыскали.
        - Как у вас все легко… Разыскали…
        - Сеть - одно из немногих достижений человечества, которыми мы рады пользоваться. Вы будете звонить?
        - Зачем, если я даже имени ее не знаю?
        - Теперь она Ирина Дмитриенко.
        - Какая мне разница? Моего звонка она не ждет.
        - В данный момент ваша супруга находится дома. Линия свободна.
        Андрей покивал, но к терминалу не вернулся.
        - Оставьте ее в покое. Ирина Дмитриенко мне не нужна, мою жену звали иначе.
        - Да, вас предали. У вас отняли все.
        - Я понял. - Андрей стиснул зубы, но улыбнулся. - Вам нужно добровольное сотрудничество. Вы могли бы заставить, но вы хотите убедить. И вы пытаетесь доказать, что моя родина не стоит плевка. Со мной обошлись несправедливо, но это не повод самому становиться падалью. Это не оправдание. Лично для меня.
        - Вы переоцениваете силу слов. Мы продолжим разговор завтра.
        - И что, интересно, изменится?
        - Ваше мнение.
        - А если нет?
        - Завтра мы встретимся еще раз. Вы будете готовы с нами сотрудничать. Но это завтра, а пока вас проводят в каюту. Там вы приведете себя в порядок. Чуть позже вас посетит парикмахер. Потом будет ужин, а после ужина вы получите то, чего не имели пять лет. Блондинка? Брюнетка? - с каменным лицом осведомился пришелец. - Хорошо. Это тоже возможно.
        - Что вам надо?!
        - До завтра, Андрей.
        Переборка открылась - в офицерской каюте это была обычная деревянная дверь, - и из коридора заглянула полная немолодая женщина.
        - Только без рук, парень, - предупредила она. - Я не по этой части, я горничная.
        - Не льсти себе, - буркнул Андрей.
        Женщина добродушно пихнула его локтем и пошла к трапу.
        - Давно на них работаешь? - спросил он.
        - С первого дня, почти три недели. Не отставай.
        - Платят прилично?
        - Сколько и раньше.
        - Детей убить угрожали? Иголки под ногти засовывали?
        - Детей у меня нет, а ногти, - горничная пошевелила пальцами, - ногти тоже в порядке.
        - Тогда зачем ты с ними?
        - Объявили набор сотрудников, я и устроилась. Да ты не смущайся, они как люди.
        - Не пойму, что с вами случилось, - прошептал Андрей. - Пока я сидел, вы все сошли с ума.

* * *
        - Ваше мнение? - спросил Стив, прикрывая дверь.
        - Рано судить. - Женщина отвернулась от монитора. - Много эмоционального шума.
        - Да, люди кричат лицами. Из-за этого их не всегда хорошо слышно.
        Стиву нравилось, что они хоть в чем-то совпали, и это, разумеется, отразилось на его физиономии. Он не считал нужным это скрывать. Женщина в кресле примирительно моргнула:
        - Вы неправильно меня поняли, Стив. У нас с вами нет проблем. Вы решили мне помогать, того же требуют и ваши обязанности. Ничего сверх должностной инструкции. Когда мне понадобится что-то неординарное, я сообщу. А пока продолжайте работать.
        - Как вам сегодняшний кандидат?
        - Продолжайте работать, - настойчиво повторила женщина.
        Она собиралась подняться, но передумала и вновь посмотрела на экран. Трансляция была остановлена в том месте, где кандидат выходит из каюты. Он сказал: «вы все сошли с ума». Реплика была излишне эмоциональной, но искренней, этим он и отличался от многих предшественников. «Гражданское самосознание» - по-английски это звучало гораздо лучше, но женщина не сразу переключилась: со Стивом они говорили по-русски. Крейсер находился в русскоязычной зоне, и это было естественно.
        Для нее уже многое стало естественным, в том числе и бытовая хронометрия в неделях - нерациональная, но принятая на всей Земле. Никто из экспедиции не планировал ассимилироваться, но курс глубокого погружения в земную культуру, который отряд прошел в полете, не оставлял выбора. Если бы экипаж знал, сколько времени придется потратить на реабилитацию, восторгов было бы меньше. Хотя и в этом случае никто бы не отказался.
        Потому, что цель у них - святая.
        Женщина поморщилась: про «святость цели» тоже было из местного, из какого именно - сразу и не скажешь. Английский?.. Да, пожалуй. Немецкий?.. Несомненно. Русский?.. Тем более.
        Она попробовала перевести круг своих обязанностей - получилось коряво: «обнаружение и устранение внешней угрозы». Приемлемый вариант пришел на ум чуть позже. Самой близкой вновь оказалась русская версия, со всеми ее дополнительными смыслами. Одно слово: контрразведка.

* * *
        Ванна - большая, неправильной формы, была уже наполнена, рядом на хромированной перекладине висела новая одежда. Прежде чем залезть в воду, Андрей посмотрел, какие ему приготовили вещи. Полотняные брюки и просторная рубаха на трех пуговицах, после робы это казалось шиком.
        Низкая этажерка была уставлена пузырьками и склянками - Андрей взялся было в них разбираться, но, опомнившись, просто вылил в воду пару флаконов посимпатичней. В центре выросла гора искрящейся пены, и он, замирая от счастья, рухнул в нее, как в сугроб.
        Минут десять Андрей не мог даже мычать. Потом собрался с силами и перевернулся на спину. Еще десять минут блаженства. Если бы в этот момент кто-нибудь вошел…
        Он стер с лица пену и взглянул на дверь. В коридоре раздались шаги - деловые, торопливые, легкие. Кто-то процокал мимо, и снова все стихло. Андрей, вдохнув, погрузился в воду с головой. Он готов был раствориться - и частично уже растворялся: лунки в пене приобрели синеватый джинсовый оттенок.
        Андрей слил воду и открыл оба крана. Ванна наполнялась медленно, но и это доставляло удовольствие: он лежал на дне и чувствовал себя оживающей после засухи лягушкой. Потом облился шампунем и снова стал владыкой морей, седым и неспешным.
        Накупавшись до изнеможения, Андрей заполз на кровать, невероятно широкую и непозволительно мягкую. Это было уже не счастьем, а чем-то таким, чему нет и названия. Андрею было безразлично: родиться или умереть, лишь бы это не кончалось - никогда, никогда…
        В дверь постучали, и он прикрылся подушкой.
        Парикмахер был мужчиной. И он определенно был человеком.
        - Привет. Давай в кресло. У-у-у, как ты себя запустил! Небось, в кино снимался? Про обезьян. - Гыкнув, он защелкал ножницами - пока еще примериваясь, вхолостую. - Кто твой мастер?
        - Я сам.
        - Руки оторвать тому мастеру. Ха-ха… зачем же самому? Есть салоны. Их для этого и придумали, чтобы самому не уродоваться. Ха-ха…
        - Салоны, ха-ха, - вяло поддержал Андрей. - Да все недосуг. Как ни соберусь - то дождь, то снег. То зима, то лето.
        - Бывает, - покладисто отозвался мужчина. - Ну я тебя покороче обкорнаю, да? Чтобы до следующего раза хватило.
        Андрей застыл и посмотрел в зеркало - напротив сидел дикого вида субъект с растерянной улыбкой.
        - Покороче, пожалуй, - выдавил он.
        На пол упала первая прядь.
        - Послушай-ка, братишка… - начал Андрей.
        - О-о, нет! - протянул парикмахер. - Про это лучше не надо. Я уже устал отвечать.
        - Уже устал? Когда ты успел - устать?
        - Весь год одно и то же.
        - Какой год? - не понял Андрей.
        - Ну да, да! Я действительно работал в Голливуде. В самом Голливуде, да!
        - На кой черт мне твой Голливуд?!
        - Таких людей стриг! Эх! Если бы ты знал, каких я стриг людей!
        - Здесь ты почему оказался?
        - Говорю же: это давно было, год назад. Не сложилось у меня там. Прилетел обратно.
        - Ты дурак, или прикидываешься? Мне до твоей биографии дела нет. Я спрашиваю: какого хрена ты работаешь на этих, на…
        - Гадов? - подсказал мужчина.
        - Во-во. На гадов. Ты работаешь на гадов и сам становишься гадом.
        - Ну как я им стану, гадом-то? - искренне удивился он. - Это же биология, природа.
        Андрей снова не понял, но уточнять не стал.
        - Гады, - произнес парикмахер. - А почему бы мне на них не работать? Я что, рыжий?
        - Ты хуже. Ты чумной.
        Мужчина хмыкнул и начал обрабатывать челку.
        - Не знаю, не знаю, - проронил он. - Ты вообще откуда свалился-то?
        - Известно, откуда: с неба. На вертолете.
        - А конкретней?
        - Сам не догадываешься? Если мы стоим у Шиашира, откуда я еще мог свалиться?
        - Стоим?.. Давно не стоим. Плывем. Идем, - поправился мужчина.
        - Куда?! - рявкнул Андрей, сдергивая простынь. - Куда это мы плывем-идем?
        - А я почем знаю? Да ты не колбасись, - проворковал парикмахер, мягко возвращая его в кресло. - У нас тут и вертолеты, и самолеты. Если надо, доставят в любое место. Корабль-то здоровый, плавает медленно. Далеко уплыть не мог. То есть, уйти. Ради меня летчиков тревожить не стали бы… пилотов, - оговорился он. - А ради тебя поднимут всех.
        - С чего ты взял?
        - Важная птица. Думаешь, у меня комната такая же? Нет, поменьше чуток. И аквариум, - он кивнул на ванну, - не предусмотрен. Душ в конце коридора. Общий, на весь этаж. Тьфу ты… На всю палубу. Или на отсек?.. Трудно мне с этими гюйсами-кнехтами, я человек сухопутный.
        - Ты не человек. Ты гнида. Сухопутная, морская - какая разница… Закончил? Тогда вали отсюда.
        - Ну… и мне было… не менее приятно. Только у нас еще кой-чего заказано. Не боишься? - мужчина артистично взмахнул опасной бритвой.
        - Тебя - нет.
        - Правильно. Только не вертись, ага? А то хочешь - не хочешь… и я вместе с тобой без башки на берег сойду. Здесь вообще-то капитан обитал. А так, по задумке, это номер Президента. Ну еще того, России. Или Министра Обороны - если учения, допустим.
        - И где сейчас капитан?
        - Перевели к каюту попроще.
        - Он не возражал?
        - Кому охота без работы остаться? Он немолодой, ему отсюда только на пенсию.
        Андрей чуть не застонал.
        - Может, гады вас гипнотизируют?
        - С чего бы это… И откуда у них столько гипнотизеров? Их всего-то человек пятнадцать прилетело. В смысле, гадов.
        - Пятнадцать?! - не поверил Андрей.
        - Или двадцать. Так, примерно.
        - И пятнадцать гадов сумели всю планету?..
        - Или двадцать, - невозмутимо повторил мужчина.
        - И вы… - Андрей запнулся. Он сообразил, что продолжать разговор бесполезно. Прикидывался парикмахер, или действительно был дебилом - не важно: он играл свою роль добросовестно. Андрей подозревал, что на крейсере найдутся и другие актеры. Другие сволочи, продавшиеся ни за грош. Они все будут доказывать, что служить у оккупантов - нормально. Он ждал, что его бросят в темную камеру, лишат пищи и сна, станут мучить холодом и жарой - будут «размягчать», как в классическом кино про шпионов. Но гады, похоже, земных фильмов не смотрели. Они размягчали Андрея иначе, и это было гораздо хуже.
        Как только парикмахер ушел, в каюте появилась толстуха-горничная. Она подкатила к дивану сервировочный столик и с интересом оглядела Андрея, особое внимание уделив неплотно запахнутому халату.
        - Изменился, не узнать… Налетай, красавец! - Женщина подняла над столиком крахмальную салфетку и, выдержав паузу, игриво уточнила: - Не на меня, на еду.
        Стол и нижняя полка были плотно уставлены тарелками, вазочками и салатницами. В каждой что-то лежало - изобильно и красиво, с долькой лимона, или с веткой петрушки, или с долькой и веткой одновременно. Среди этого столпотворения торчали три разных горлышка. Андрей плеснул себе вина, затем, помедлив, взял бокал побольше и наполнил его коньяком.
        Два крупных глотка - вздох - лимончик, затем какая-то крошечная котлетка и, конечно, ложечка…
        - Это для жюльена, - предупредила горничная.
        - Чего?..
        - Ложка для жюльена. Для икры вон та. - Женщина протянула палец, но Андрей отогнал ее, как муху.
        - Где стюард? - спросил он.
        - Не хами. Кормят - кушай.
        Он зачерпнул икры - другой, правильной ложкой - и сделал еще глоток. Мир застонал и ожил. Осетр с брусничными глазами улыбался Андрею, как брату.
        - Свободна, - сказал он горничной, склоняясь к устрицам. - Стоять!
        - Ну? - Женщина открыла дверь и обернулась.
        - Это что?!
        Внизу, на самом краю, Андрей обнаружил пластмассовую миску с застывшей серой кашей.
        - Это здесь зачем?! - рявкнул он.
        - Велено передать. Для ассортимента, наверно. А чего ты всполошился-то? Тебе еды мало? Выбирай, что хочешь, кто тебя неволит?
        - Все, иди. Ублюдки…
        Он продолжал поглощать - быстро, без разбора, выгребая всё отовсюду, то и дело прикладываясь к коньяку, - но ни на секунду не забывая про тюремную пайку, предложенную «для ассортимента». Андрей уже не сомневался: его действительно размягчали, вернее, ломали о колено, но как этому противиться, он не знал. Пять лет он не видел ничего, кроме старой газеты, нечистой миски и девяти квадратных метров бетонной свободы. У него кружилась голова, и это было не опьянение - это было безумие спасенного утопленника. Как прекратить дышать, если в воздухе - жизнь?
        Андрей напился вдрызг, иначе и быть не могло. Отвалившись от стола, он неверной походкой направился к кровати но, не дойдя, вернулся. В бутылке еще был коньяк, и пропасть ему Андрей позволить не мог - следующие двадцать, или тридцать, или пятьдесят лет он себе этого не простил бы.
        Спустя еще полчаса он все-таки очутился в постели - без халата, с обглоданным раком в кулаке. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем его потревожили.
        - Опять ты, слониха?
        Смутный силуэт распался на две части и окружил кровать. У блондинки был длинный «хвост», а у брюнетки - «каре», хотя Андрей в самом деле оказался бы рад и горничной.
        - Ни фига себе татуха!
        Он ощутил, как не сердце ложится ладонь.
        - Не трогала бы ты ее… - Второй голос, позвонче. Предположительно блондинка. - Это не просто тату, это у них масть.
        Кто-то уселся ему на ноги - легко и тепло. Андрей зажмурился. Потом вспомнил, что и так давно спит.
        - Слышала я, слышала. Ну и что? Крести - какая масть?
        - Молчала бы ты, а?
        - Девки… - пробормотал Андрей. - Я так вам рад!.. так рад!.. Только это… я давно без практики.
        - Лежи, лежи, милый. С нами проблем не бывает, - засмеялась предположительно блондинка.
        - А вы не гады? - встрепенулся он. Кажется, тоже во сне.
        - Какие мы гады? Ты нас чувствуешь?
        - Я? Вас? Да… да…
        - Гады холодные. На то они и гады.
        - Ясно. Гады холодные. А вы - нет. Умереть, что ли, от счастья? Хотите, я умру? Только не сейчас. Потом… потом, не сейчас. Завтра.

* * *
        Это была новая привычка, одна из многих: прежде чем войти, Стив постучался.
        - Да! - машинально ответила женщина.
        - Вы тоже об этом подумали?
        - Не стойте на пороге.
        Он закрыл дверь и положил диск на стол.
        - Признаться, я не ожидал, что погружение в чужую культуру будет таким глубоким. Скорее бы попасть в англоязычную зону.
        - Никакой разницы. Трайк докладывает о тех же проблемах и ждет перевода на Восток.
        - Говорим на местных языках, пользуемся местной техникой… преимущественно. - Стив осторожно подвинул диск. - Тот, кто планировал Миссию, едва ли представлял, насколько опасным может быть соприкосновение с этой средой.
        - По возвращении мы все пройдем реабилитацию. Что вы принесли?
        - Это касается последнего объекта. В том числе, записи некоторых физиологических актов.
        - Они заслуживают внимания?
        - Не более, чем всё остальное. Объект на пределе психической нормы. Мы в силах подавить его волю, но это не требуется, она была сломлена задолго до нашего появления. Хороший материал, - подытожил Стив.
        - Чем вы занимались раньше?
        - Полагаю, вы знаете обо мне больше, чем я сам.
        - Потому и спрашиваю.
        - Я воевал, - сказал он. - В составе двести тридцать шестого корпуса.
        - Там было горячо, - заметила она.
        - Горячо? - Стив на секунду задумался. - Да, мы несли огромные потери.
        - Своих солдат вы тоже называли материалом?
        - Вы задаете странные вопросы. Или вы хотите сказать, что этот объект…
        - Он уже наш, я уверена.
        - Не смею спорить.
        Стив повернулся к выходу, и женщина утвердительно кивнула. Когда дверь закрылась, она взяла со стола диск.
        Изображение на экране было недостаточно четким, но на большее при такой аппаратуре рассчитывать не приходилось. Кандидат, или «вербовочный материал», лежал в постели - обнаженный и пьяный. У кровати появились две аборигенки из релакс-персонала.
        Дальше женщина смотрела вполглаза - все это было малосимпатично. На какое-то мгновение самодисциплина ее оставила, и она снова вспомнила о Войне. Двести тридцать шестой корпус - разумеется, она знала, где служил Стив. Подразделение, должность, поощрительный лист - о Стиве ей было известно все. Таких, как он, на Земле принято называть героями. Тем более странно, что он…
        Женщина озадаченно провела пальцем по виску.
        «Расклеился». Да, подходящее слово, потому что оно местное. Стив расклеился, в составе Миссии он чувствовал себя неуютно. Она ожидала соперничества, но Стив, боевой офицер, на Земле превратился во что-то серое, покорное.
        Женщина вздрогнула. Слишком много нехарактерных определений. Авторы курса подготовки не напрасно табуировали воспоминания о родине. Но память стереть нельзя, ее можно лишь взять под контроль. Да и то не всегда.
        Она отстраненно взглянула на монитор и скрыла изображение. То, что происходило с объектом, было отвратительно… не просто отвратительно - дико.
        Динамики продолжали издавать хрипы и бормотания, затем возникла пауза, и мужской голос произнес:
        - Гады холодные. А вы - нет. Умереть, что ли, от счастья?
        Женщина остановила запись.
        - Мы холодные, - повторила она в пустоту. - А вы - нет.

* * *
        - Ночь прошла быстрее, чем вы думали, - заметил Стив.
        В двухместной каюте ничего не изменилось, даже снятый портрет лежал на том же месте. Стив по-вчерашнему прохаживался вдоль стены, словно чего-то ждал.
        Через несколько секунд - Андрей не успел и присесть - в помещении появилась женщина. На ней были узкие черные брюки и водолазка - одежда, подходящая и для работы, и для пикника, и для шопинга. Она и сама казалась как бы… универсальной. Лет тридцати с небольшим, темноволосая, стриженая «под мальчика». С другим выражением лица она была бы красивой. Вернее, так: красивой она была бы, если б ее лицо хоть что-нибудь выражало.
        Стив сдвинул каблуки - этого было достаточно, чтобы понять, кто здесь главный.
        - Ксена, - представил он женщину.
        Та, не реагируя, прошла к стулу. Андрей замер посреди каюты.
        - Раздевайтесь, - велела Ксена.
        Он недоуменно взглянул на Стива.
        - Раздевайтесь, - подтвердил тот.
        Стянув рубаху, Андрей кинул ее на кровать. Затем, чуть помедлив, разулся и начал расстегивать ширинку.
        - Дальше, - сказала Ксена.
        Андрей вздохнул и вслед за рубашкой отправил брюки. Затем и трусы.
        Ксена рассматривала его, как мандарины в овощной лавке.
        - Повернитесь.
        Он выполнил. После того, что она видела, прятать от нее задницу не имело смысла.
        - Вы в хорошей форме, - оценила Ксена. - Для человека, который провел пять лет в камере.
        - А для не-человека?..
        - Вы не ответили на вопрос.
        - Я не слышал вопроса, - проговорил Андрей, копируя ее манеру. Получилось какое-то кривляние, но это Ксену не волновало.
        - Вы следили за своим телом, - сказала она. - К чему-то готовились? Чего-то ждали? Надеялись на освобождение?
        - Не готовился, не ждал, не надеялся. - Сообразив, что такой ответ ее не удовлетворяет, Андрей добавил: - Это лишь один из способов не сойти в камере с ума.
        - Какие еще способы вам известны?
        - Еще - разгадывать кроссворды. Но в газете их не было. А еще, я слышал, можно сочинять романы, только, по-моему, это и есть прямая дорога в дурдом. Я оденусь, вы позволите?
        - Нет. Обратно.
        Он повернулся к ней снова - всем фасадом.
        - У вас на груди изображен крест.
        - Полагаю, крест символизирует конец жизни, - высказался Стив.
        - Это правда? - спросила Ксена.
        - Да. - Андрей помедлил. - Правда.
        - Вы от него избавитесь.
        - Почему?
        - Потому, что служба у нас - не конец, а начало. - Ксена резко поднялась.
        - С чего вы взяли, что я буду у вас служить? - пробормотал Андрей.
        - Это очевидно, - сказала она, покидая каюту.
        Стив выдержал паузу и занял место у стола.
        - Одевайтесь, Андрей Алексеевич.
        - Я не Алексеевич.
        - Андрей Алексеевич Волков, - спокойно произнес Стив.
        - И никакой я не Волков. - Он запутался ногой в брючине и чуть не упал. - Вы… перепутали? Вы меня с кем-то перепутали! - расхохотался Андрей.
        - Это ваши новые анкетные данные.
        - А вам доступно такое понятие, как юмор?
        - Понятие доступно, - ответил Стив. - К делу. Имя вам решено не менять. У вас и без того будут проблемы с самоидентификацией.
        - Погодите, погодите! Вы что это?.. вы о чем?
        - Мы ценим каждого сотрудника. Мы обеспечим вам максимальную безопасность. Но мы не можем уделять вам чрезмерное внимание, а это значит…
        Андрей закрыл глаза. Все это значило только одно: он продался.
        Вот, как это случилось. Без пыток, без угроз. Заставили не кнутом, даже не пряником - черствой краюхой. Отмыли, дали нормально поесть и разрешили вспомнить, чем отличается живая женщина от замызганной фотки в газете. Ему ничего не сказали. Зачем, если все понятно и так? Откажешься - вернешься в камеру. Навсегда, до конца жизни. В тридцать лет - до самого конца… Ксена видела его пару минут, но за это время нашла фразу, перед которой Андрей был бессилен. Ему не сулили ни денег, ни власти. И новая жизнь, идущая не смену старой, - никто не гарантировал ее продолжительности. Ему не обещали даже этого. Ничего. Только покормили. Приличная собака, и та за бутерброд хозяина не бросит. Самое отвратительное, что его ни о чем не спрашивали, в его решении гады не сомневались. Их уверенность попахивала чем-то физиологическим, словно реакция Андрея была подтверждена лабораторными опытами, и это ставило его даже ниже собаки, на одну ступень с червем… Он не был червем и не был собакой. Андрей был человеком, и про него все знали заранее. Знали, что предаст. И не ошиблись.
        - …в частности, татуировка, - продолжал Стив. - Разумеется, мы не позволим вам оставить такую явную примету. Это в ваших же интересах, Волков.
        - Я не… ах, да, - Андрей махнул рукой. - Далеко мы от острова?
        - Крейсер идет уже десять часов.
        - И я не единственный, кого вы…
        - Мы взяли на борт не всех. Но все, кого мы взяли, предпочли свободу.
        - В каком смысле?
        - В том же, что и вы.
        - Свобода… Ясно.
        - Судебное заседание по вашему делу транслировалось на всю Европу. Многие вас помнят. Либо вспомнят при встрече.
        Андрей недоуменно покачал головой.
        - Вы действительно думаете, что нам нужны стюарды? - осведомился Стив.
        Андрей вздрогнул - именно про стюардов он почему-то и подумал.
        - Нам и крейсер не нужен, - сказал пришелец. - Мы одолжили его у вашего правительства на время.
        - Но вы же наняли парикмахера…
        - Вы не парикмахер, Волков.
        - У меня бесполезная профессия: сетевой дизайнер. Вернее, я был сетевым дизайнером. Пять лет назад. - Андрей помолчал. - Кажется, дизайнеры вам тоже не нужны.
        - Ваша новая работа будет не менее творческой.
        - Что-нибудь взорвать? - Он нервно усмехнулся и вдруг замер - с нелепо растянутыми губами и с ужасом в глазах. - Новая работа, новая фамилия… Юридически я остаюсь в «Каменном Чертоге»? Вы… да, вы говорили о проблемах с самоидентификацией…
        Стив извлек из-под рамки фотографию и передвинул ее по столу. Андрей сощурился - лицо было знакомым. Молодой мужчина, обаятельный, но не выдающийся. Три кадра: фас и оба профиля.
        - Н-нет, не припомню. Где-то, кажется, встречались…
        - Это лицо вы видите впервые, но с завтрашнего дня будете видеть его часто, - сказал Стив. - В зеркале.
        - Я… я не согласен!
        - Реконструкция черепа не потребуется, форма у вас типичная. Операция коснется только мышц. И, естественно, кожа. Пигментация, плотность, зоны роста волос. Близкий человек может узнать вас по одним усам.
        - Послушайте!.. - Андрей вскочил и шагнул к двери, но так же резко остановился. - Вы кто?! Я вас не понимаю. Я ничего не понимаю! Вы на Земле около трех недель. И вы не просто всех подчинили - вы… уже стали хозяевами. Вы почувствовали!.. вы уже почувствовали себя хозяевами! За три недели! Крейсер… самый большой корабль России у вас за прогулочную яхту!
        - Как и всем другим бывшим суверенным государствам, России ничто не угрожает. Земля объединилась, и угроза международной войны исчезла.
        - Как будто межпланетная - лучше!
        - Мы вам не враги. Несовпадение национальных интересов наносило Земле больший урон, чем наше присутствие.
        - Вот! - воскликнул Андрей. - Вот что самое… - он потряс ладонями, будто пытаясь выловить слова в воздухе, - …самое отвратительное. Вы знаете о нас столько… сколько и я! Вам даже осматриваться не нужно. Явились, как к себе домой. «Форма черепа»!.. «Усы»!.. Вы слишком хорошо ориентируетесь. Во всем.
        - Мы готовились.
        - Так вы на Земле давно?
        - Мы не скрываем, что наблюдали за вами. Вы находите это противоестественным? Разве вы поступили бы иначе?
        Стив моргнул - впервые за все время разговора - и словно отрубил тему.
        - Привыкание к новой внешности продлится несколько суток, - сказал он. - Я подразумеваю аспект психологический. С совместимостью тканей проблем не будет, вы можете рассчитывать на все достижения нашей медицины.
        - Да, кажется, мы с вами похожи…
        - Мы достаточно близкие виды. Самое сложное, что вас ожидает, - освоение мимики. Улыбаться и хмуриться вы будете учиться заново. Весьма сложная практика, но вам она должна быть под силу. Вы долгое время находились в изоляции, и ваша мимика утратила социальное значение.
        - Поэтому вы вербуете из одиночных камер? Крест! - спохватился Андрей. - Оставьте мне его. Лицо жалко, но тут я не спорю. А крест?.. Я сделал татуировку в пересыльной тюрьме. На Шиашире ее видел только врач и пара вертухаев. С другими заключенными я не общался, здесь такой порядок. Мы даже через стену не перекрикивались - во-первых, не слышно, а во-вторых, за это наказывают. Ну кто знает о моем кресте?
        - Почему вы так им дорожите?
        - А почему вы так стремитесь меня… перелицевать? Перекроить во мне все. Крест - это мое, понимаете? Как заноза. Пусть она у меня будет. Моя собственная заноза. Пусть будет!
        - Я уже говорил: мы обязаны принять все меры предосторожности.
        - Да отпечатки пальцев! Да форма уха! - вскричал Андрей. - Вы в курсе, сколько есть способов опознания?!
        - Отпечатки мы с вами не обсуждали, потому что для вашего душевного здоровья это не критично. Но если вы думаете, что выйдете отсюда с папиллярным рисунком человека, утопившего паром «Данциг», то я, не исключено, переоценил ваш интеллектуальный потенциал.
        - Вы… для чего меня берете? - У Андрея сел голос, он прокашлялся, но это не помогло. - А?.. Для чего, Стив? Вас мало, так вам подручные нужны? Провокаторы? Каратели? Кого вам не хватает? Парикмахеры у вас уже есть, да я и не парикмахер. Сетевое представительство открыть захотели? Это всегда пожалуйста, сайт я вам сверстаю. Подучусь немножко, память освежу и сверстаю. Только тут можно и старыми пальцами обойтись, своими. И своим лицом.
        Прежде чем ответить, Стив дважды сложил фотографию и убрал ее во внутренний карман.
        - Мы не собираемся вас на что-либо провоцировать. Ни вас персонально, ни человечество в целом. При необходимости мы способны уничтожить все живое на вашей планете. Однако у нас нет такой необходимости.
        - Зато есть какая-то другая, - пробормотал Андрей. - Какая-то другая необходимость. Это все, что вы можете мне сообщить?
        - Еще две вещи. Первая: не пытайтесь убежать или спрятаться. Сразу избавлю вас от иллюзий: в вашу кровь будут введены симбиотические элементы. Проще назвать их системой организмов, а еще проще - симбионтами. Система способна к самовоспроизводству. Она не бессмертна, но более жизнестойка, чем вы сами. С точки зрения вашей науки, симбионты - это ничто. Вы не в состоянии их обнаружить, и не старайтесь этого сделать. Однако помните о них. Помните, что при необходимости мы в любой момент сможем не только определить ваши координаты, но и прекратить ваше существование.
        - При необходимости… - отрешенно повторил Андрей.
        - И второе: если вы откажетесь от сотрудничества, вертолет доставит вас обратно на Шиашир за сорок - сорок пять минут. Пилоты готовы и ждут команды. Код авиазвена - три пятерки.
        Стив указал на вертикальный блок терминала. Крышка была уже открыта, экран оставался черным, но кнопки светились. Кнопки, как и пилоты, ждали.
        - Это я должен сделать? Обязательно я? - Андрей уперся лбом в стену - чтобы не упасть, не позволить нервам взять тайм-аут, не вручить свою судьбу кому-то другому.
        Его все же спросили. Ему дали выбор, и это был худший выбор из всех возможных. Вчера он презирал человека, служащего на корабле парикмахером. А сегодня… сейчас… он решал, презирать ли ему себя. Решал, как относиться к самому себе - всю оставшуюся жизнь. И главное, выбирал - какой она будет, его жизнь. Оставшаяся. Вся.
        Андрей трижды ткнул в клавишу. Монитор не включился, но в динамике что-то тренькнуло, и голос, чистый, как у диктора, произнес:
        - Слушаю, Андрей Алексеевич.
        - Сволочи… - прошептал он.
        - Не понял вас. Повторите команду.
        Андрей долго посмотрел на Стива и, склонившись к панели, сказал:
        - Пилотам - отбой.

* * *
        - Здравствуйте, Виктор, - проговорила Ксена.
        Человек в мониторе поднял глаза и обреченно посмотрел вперед. Президент Единства заметно сдал: если во время первого контакта он был сдержан и сохранял достоинство, то сейчас Виктор Ф. Кастель напоминал больного воробья.
        Воробьев Ксена пока не видела - ни больных, ни здоровых, этот образ пришел из учебного курса. Теперь она имела о них некоторое представление.
        - Отбор в «Каменном Чертоге» закончен, - сказала она. - Мы освобождаем пять человек.
        - Я принял к сведению, - тихо ответил Президент.
        Она просмотрела отчет по Северной Америке.
        - В «Алькатрасе-2» мы выбрали троих.
        - Понятно, - произнес Кастель. - Вы назовете их имена?
        - Не раньше, чем будет сформирован полный список амнистированных.
        - Судя по адресам вашего… - он поджал губы, - турне, вы ищете самых отъявленных негодяев, людей без морали, без души. Где и когда нам ожидать вспышек насилия?
        - Они не причинят вреда человечеству. Каждый из них получит новую внешность и новые документы.
        - И новую душу?..
        - Второй отряд Миссии отправляется в Неваду, - объявила Ксена, проигнорировав его реплику.
        - Особый лагерь «Скай Фикшн», - печально заключил Президент. - Зачем вы мне это сообщаете?
        - Вы дадите команду местным властям оказывать нам содействие. - Ксена вспомнила подходящую конструкцию и не преминула ею воспользоваться: - Это было во-первых.
        - И «во-вторых»? - без удивления произнес Кастель.
        - Во-вторых, Миссия лояльно относится к государству Единство. Не в наших интересах конфликтовать из-за пустяков. И не в ваших тоже.
        - Я свяжусь с тюремной администрацией. От меня все равно ничего не зависит. На вашу деятельность я повлиять не могу.
        - Виктор, вы совершенно правы. До свидания.
        Закрыв терминал, Ксена откинулась в кресле и некоторое время рассматривала ногти.
        - У вас что-то новое, Стив? - не оборачиваясь, спросила она.
        - Сомнения, - отозвался тот, заходя в каюту. - У меня сомнения, Ксена. Очень большие.
        - У вас?! - Она толкнула кресло и, откатившись от стола, с любопытством взглянула на Стива.
        - Вы велели предупредить объект о внедрении… - Он замялся, подбирая адекватный перевод. Схожих понятий на Земле не было, соответственно не было и слов. Стив уже хотел перейти на родной язык, но Ксена его опередила, снова по-русски:
        - «Автономная квазиинтеллектуальная симбиотическая система», примерно так. Пустой звук. К тому же, слишком длинно. Давайте будем называть эту систему просто симбионтами, как она была представлена объекту. Ну и что вы собирались мне сказать? В чем ваши сомнения?
        - Было ли это столь необходимо?
        - Наши сотрудники должны чувствовать, что они максимально защищены. Это во-первых, - добавила она не без удовольствия. - И во-вторых: - Они должны быть максимально уязвимы для нас. Почему я вам это рассказываю, Стив?
        - Я о другом. - Он осторожно присел на стул. - Если учитывать неопределенность ситуации и свойства самих кандидатур, то частичное переподчинение их организмов необходимо. Однако нужно ли их об этом уведомлять?
        - У нас остается все меньше времени, - ответила Ксена. - Это во-первых. И во-вторых, - сказала она, повысив голос. - Напоминаю, что критика моих решений не входит в ваши обязанности.
        - И все же меня кое-что смущает.
        - Сначала сомнения, а теперь и смущение, - язвительно отозвалась она. - Вы прогрессируете. Далек ли тот день, когда вы начнете употреблять алкоголь и табак?
        - Не угрожайте мне. Мы одинаково отрезаны от родины, и ответ на ваш рапорт придет не раньше, чем ответ на мой, - через двадцать лет. Ваши полномочия могут быть сколь угодно широкими, но…
        - Фотонного порога они не отменяют, - согласилась Ксена.
        - Здесь его принято называть «световым барьером».
        - Ладно, Стив. Я не посылаю рапортов. Вы правы, это бессмысленно. И разрушать наши отношения я тоже не собираюсь. Вам действительно необходимо что-то обсудить?
        - Меня кое-что смущает, - повторил Стив. - Никакие программы обучения не погрузят нас в чужую культуру полностью, но я чувствую, что Волков находится вне социальной нормы.
        - Ну вот, теперь вы еще и «чувствуете», - беззлобно вставила Ксена.
        - В Волкове слишком многое неестественно или, по крайней мере, нешаблонно, вы сами это отметили. В частности, его прошлое.
        - Оно асоциально, как у многих кандидатов. Это и есть наше основное требование.
        Стив удрученно помолчал и наконец поднялся:
        - Десять из ста, что Волков будет нам полезен.
        - Вы забыли уточнить: «мне так кажется». Вам так кажется, Стив.
        - Ах вот как? - Он остановился у двери. - Всем известно, что ваше участие в экспедиции имеет особое значение. Но я не думал, что ваша персональная миссия настолько далека от общей.
        - Что же вы думали?
        Стив вопросительно взглянул на Ксену.
        - Кроме основной задачи… - сказал он и вновь умолк. - В отряде догадываются, что вы направлены сюда с целью…
        - Проверки работоспособности симбионтов?
        - Именно, - произнес он с облегчением от того, что ему не пришлось первым говорить это вслух. - Полевые испытания. Отладка новой системы на близком биологическом виде.
        - Знаете, Стив… - Ксена вновь принялась разглядывать ногти, аккуратно подстриженные, но не накрашенные. - Я могла бы ответить «да» и тем самым снять вашу проблему. Это действительно хорошая версия. Даже странно, что мое начальство не позаботилось о ее продвижении.
        Стив отошел от двери и напряженно замер.
        - Тем не менее, я отвечаю «нет», - продолжала она. - Симбионты - всего лишь средство, призванное облегчить работу с нашими местными помощниками. Этот проект довольно опасен, и руководство хотело бы опробовать его вдали от дома.
        - Мы покинули Колыбель более десяти лет назад, и если мы отправим сообщение прямо сейчас, оно будет идти еще десять лет. Какую бы информацию мы не добыли, фактически она уже устарела.
        - Даже вам и Трайку, командирам отрядов, сообщили не все. Вы оба это знаете. Также вы знаете, что у меня есть особое поручение. Возможно, рано или поздно я буду вынуждена обратиться к вам за помощью. Просто потому, что я здесь единственный представитель контрразведки. Это во-первых. И во-вторых, задание у нас не только сложное, но и… как бы получше выразиться… абсолютно неопределенное, Стив. - Ксена помедлила. - Иначе кто бы поручил его женщине?

* * *
        Андрей проснулся от страха и первым делом дотронулся до лица. Он ожидал, что голова будет забинтована в десять слоев, как подушка, но повязки не оказалось. Небритые щеки, сухие слипшиеся губы, нос…
        Он вскочил и бешено огляделся.
        Нос был не его, это Андрей понял даже на ощупь. Немного длиннее, немного шире… Что может быть ужасней чужого носа? Только чужое лицо.
        Зеркало висело напротив кровати: большое, чистое, с боковой подсветкой. Лампочки, желтые, как в ювелирном или в булочной, горели - их зажгли специально для него. Чтобы не искал, не сгорал от любопытства. Чтобы сразу - либо обморок, либо…
        Ничего, нормально.
        Андрей осторожно пригладил макушку. Волосы были темнее его собственных. Брюнет, почти жгучий. Покрасили? Едва ли.
        Он приблизился к зеркалу. Нормальное лицо, нормальное. Больше всего изменились нос и подбородок. Если честно, в лучшую сторону. Глаза… Про глаза Андрей ничего сказать не мог. Просто - чужие. Почему-то карие.
        - Неплохо выглядишь, мужик, - буркнул он. - Только где-то я тебя видел, кажется. Ах, да. Я видел тебя на фотке, морда. Теперь будем видеться часто.
        Отойдя, он внезапно обернулся и щелкнул пальцами.
        - Поймал?! Нет, не поймал. А где же мой…
        Креста на груди не было. От татуировки не осталось ни шрама, ни пятнышка.
        Он провел рукой по скулам - щетина тянула на трехдневную. Или он долго спал, или этот тип чертовски быстро обрастает.
        Андрей заглянул в ванную - станок и крем лежали на самом виду.
        - Ну что, морда… давай знакомиться?
        Он улыбнулся новому зеркалу, но вместо улыбки получилось что-то дурацкое. Физиономия человека, пытающегося казаться умнее и беззащитнее.
        - Тебе это не идет, - заметил Андрей. - Ты морда мужественная, тебе надо как-то по-боксерски, что ли… - Он попробовал оскалиться. - Тоже не фонтан. Или ты вообще не улыбаешься? Не умеешь? Волков Андрей Алексеевич. Дебил.
        Он еще не закончил бритье, когда в каюте появились Ксена со Стивом. Проснувшись голым, Андрей так и не оделся. Во взгляде Ксены читалось одобрение: если в прошлый раз она рассматривала его как обычные мандарины, то теперь - как мандарины отборные.
        - Ничего, что я босиком? - спросил Андрей.
        Она молча села на его неубранную кровать и повернулась к Стиву.
        - Нам не нравятся процессы в вашей психике, - произнес тот.
        - Серьезно? - брякнул Андрей.
        - Вы сознательно маргинализируете свое отношение к действительности. Это опасный симптом. Мы наблюдали ваше пробуждение. Вы разговаривали вслух.
        - У вас микрофоны?! Черт, а я тут пукал, и вообще… - Андрей покосился на Ксену и обернул вокруг бедер полотенце. - Ладно, вас трудно смутить. Но в психи меня записывать не нужно.
        - Вы называли свое лицо мордой, - сказала она.
        - Свое - никогда!
        - Теперь это - ваше. Привыкайте к нему, начинайте его любить.
        Андрей почесал горло:
        - Я постараюсь.
        - У вас не так много времени, - напомнил Стив. - Несколько суток.
        - И я проведу их в этой консервной банке?
        - Нет, конечно, - ответила Ксена. - Вам необходимо социализироваться, на борту это невозможно.
        - Э-э-э, барышня… э-э-э… то есть, Ксена. Выражайтесь попроще, а? С такой мордой… с таким лицом, как у меня…
        - Мы всего лишь изменили вам внешность. Мы не вторгались в ваше сознание.
        - А зачем туда вторгаться? Там ничего хорошего. - Андрей поймал себя на том, что не может прекратить дурачиться. Так ему было легче. Чуть-чуть.
        - Возьмите себя в руки, Волков, - проговорил Стив. - Если не желаете, чтобы испытательный срок завершился, не начавшись. Ваша одежда в шкафу. Ксена, его это травмирует.
        Она, не переспрашивая, встала и отвернулась к стене.
        - Почему же травмирует? - хмыкнул Андрей. - В другой раз я бы… - он осекся и взглянул на зеркало. - Где мы сейчас? Если не секрет.
        - Крейсер направляется к западным берегам Австралии, - сказал Стив.
        - Запад Австралии? - Он достал из шкафа шорты. - Случайно, не «Голд Сэнд»?
        - Не случайно.
        - Ясно, круиз по спецлагам продолжается. И сколько еще неохваченных?
        - «Голд Сэнд» - последний. У вас одна смена белья, остальное вы купите сами, по своему вкусу. Это для жары, а сейчас только май. В Москве значительно прохладней.
        - В Москве?..
        - А вы хотели бы жить в Австралии? - Ксена повернулась и посмотрела на Андрея, как всегда безразлично.
        - Я? Нет.
        - Тогда почему вы спрашиваете? Ваши новые документы оформлены в Москве, кредитные карты - там же. Здесь вы приобретете билет на самолет и ближайшим рейсом отправитесь в Россию. До вылета вы сможете о себе позаботиться? Насколько вы владеете английским языком? Если угодно, мы вас обучим.
        - Вы - меня?.. Английскому?!
        - Это займет около часа.
        - Справлюсь. Я всю жизнь в Сети.
        - Вы самостоятельный человек, - сказала Ксена, снова садясь на кровать. - Разумеется, вы забудете о нашей договоренности так же крепко, как и о своем прошлом. При возникновении какой-либо угрозы вы можете полагаться на нашу помощь, но учтите, что от собственной глупости вас не спасет никто. Провала мы не допустим ни при каких условиях. О нашей гарантии вас уже проинформировали.
        - Да, Стив обещал вшить в меня какие-то штуки.
        - «Штуки» - неверное определение, но они уже введены.
        - Уже?!
        - Симбионты находятся в вас, Волков, - подтвердил Стив. - Вывести их из организма невозможно. Не беспокойтесь, вреда они вам не причинят, пока не получат на то приказа. В данный момент они успели восстановить функцию вашей печени и отчасти - простаты.
        - Ага, - вякнул Андрей. - Печень у меня и так, будто у младенца, - после пяти-то лет на постных кашах. А за второе спасибо, надеюсь, еще пригодится. Вообще-то, печенка тоже. Я на нее рассчитываю.
        Он снова почувствовал себя крысой, на сей раз - крысой благодарной. В первый момент Андрей даже испугался этого, но вдруг открыл, что ненавидеть себя сильнее уже не может: он давно дошел до крайней степени осатанения - не сейчас, раньше. Еще откисая в душистой пене, а затем пользуясь услугами того паршивого стилиста и тех замечательных девчонок. Он уже тогда заподозрил себя в слабости. Продолжал верить, что сдюжит, но… как-то не душой он верил, а лишь мозгами. Не верил, одним словом.
        - Если бы вы хоть немножко прояснили… - начал Андрей, но Ксена его прервала:
        - Детали вашей работы я пока сообщить не могу. Возможно, вы нам вообще не понадобитесь.
        - Вот же счастье… Из тюрьмы выпустили, здоровья прибавили, еще и денег дадите… - На стол упал конверт, и Андрей отрешенно кивнул. - Я возьму. Чего ж не взять, дают - бери. И за все это - «возможно, не понадоблюсь»?
        - Вероятность такого исхода мала. Вам следует настраиваться на работу, непростую и напряженную. Но я вас уверяю, что ни одно из заданий не будет направлено против ваших соплеменников.
        Раскрыв конверт, Андрей вынул из него то, что ожидал: паспорт, две кредитки, карточку соцстраха и немного наличных. Новые деньги он видел в газете, но держать их в руках ему еще не приходилось. Впрочем, деньги были обыкновенные. Земля уже имела подобный опыт, когда в Европе вводили евро. То же сделали и пять лет назад: общий рисунок на аверсах и национальные символы на реверсах. Банкноты Андрею попались из Кении, Австралии и России. На двух сотнях был изображен Пушкин, на третьей - кенгуру. Динары, рубли и доллары сравнялись в курсе, теперь это было одно и то же.
        - А как называется ваша родина? - неожиданно спросил Андрей.
        Новые хозяева переглянулись - кажется, он их удивил.
        - Это важно? - произнесла Ксена.
        - Это интересно.
        - У нашей звезды нет названия. Точнее, нет собственного имени.
        - Но ведь вы ее как-то называете?
        Она задумалась.
        - На русский это можно перевести как «светило». В нашем астрологическом каталоге оно стоит под номером один. Но в быту говорят просто: «Светило».
        - А планету вы, наверно, зовете «Почвой»?
        - «Колыбелью», - возразил Стив. - Кстати, для носителя английского языка ваша версия была бы не так очевидна.
        - Мне плевать, я ношу русский.
        - И этим вы тоже отличаетесь, - заявила Ксена.
        - Вы вербуете только славян? Хотя нет, откуда они в «Голд Сэнде»… Но вы берете на службу исключительно преступников.
        - Советую вам отказаться от подобных определений. Мы набираем разных людей. В разных регионах.
        - И все эти люди… они чем-то обижены, - догадался Андрей.
        - С вами поступили несправедливо, и мы это исправили, - сказала Ксена. - Службу у нас вы расцениваете как предательство, но вы заблуждаетесь. Скоро вы окажетесь на свободе и увидите, что у вас отняла ваша родина. Мы вам это вернули. Мы вправе ждать от вас многого, но какое бы задание вам не поручили, оно не принесет Земле вреда.
        - Полагаю, ваши проблемы связаны именно с оценкой своего решения, - добавил Стив. - Оценка неверная. Вы не можете быть предателем, Волков. Государство, которое вы воспринимали как родину, исчезло. Приговорило вас к пожизненному заключению и стало частью Единства. Однако Единство тоже не отменило приговор. Это сделали мы. «Гады», - закончил он без иронии.
        Ксена поднялась и вручила Андрею трикотажную маску с отстроченными отверстиями для глаз.
        - Вашего нового лица на корабле видеть не должны.
        - Мы куда-то собираемся?
        - Недалеко.
        Стив протянул ему документы:
        - До скорой встречи.
        Андрей, пожав плечами, опустил карточки в карман.
        - Вас на самом деле беспокоит то, что творится с моими мозгами? - спросил он у Ксены.
        - Ничего особенного, - ответила она уже в коридоре. - Ваша реакция предсказуема.
        - Да, я весь предсказуемый. Как параллельные прямые.
        - У вас плохо с геометрией, Волков.
        - Можете подучить и этому? - съязвил он.
        - Сейчас налево.
        Ксена шла рядом. Коридор, крашенный в неопределенные салатные тона, был достаточно широким, в нем могли разойтись и трое - не касаясь друг друга, тем не менее, Андрей дотронулся до ее ладони.
        Она отдернула руку:
        - Не нужно!
        - Я просто хотел убедиться…
        - Есть и другие средства. Такие, как язык. - У трапа Ксена пропустила Андрея вперед. Он замешкался, и она пояснила: - Речь. Если вас что-то интересует, можно задать вопрос.
        - А, вы в этом смысле… - Он начал подниматься. Металлические ступени грохотали, и Андрей сомневался, стоит ли кричать на весь корабль.
        - Температура тела? - спросила за него Ксена. - Тридцать два и три десятых по Цельсию. Это наша норма. Любопытство удовлетворено?
        - Вам должно быть очень неуютно. Здесь, на Земле.
        - Мы тщательно готовились.
        - Да, Стив говорил. Но я не думал, что ваша подготовка… что она настолько глубока.
        - Она глубока максимально. Сейчас направо и дальше по коридору. Для тех, кто попал в экспедицию, нет ничего дороже, чем Миссия. В ней наше предназначение.
        - И вы не боитесь мне это говорить?
        - Я не раскрываю никаких секретов. Это можно услышать в любом выпуске новостей. Двадцать суток - большой срок. Вы находились в изоляции и многого не знаете.
        - Двадцать?..
        - Мы на вашей планете ровно двадцать суток. Все это время вы отсутствовали.
        - Тысяча семьсот сорок шесть, - буркнул Андрей.
        - Что вы сказали?
        - Я отсутствовал тысячу семьсот сорок шесть дней.
        У Андрея зачесался подбородок, и он поднял руку к шапке.
        - Не снимать! - приказала Ксена.
        - Нет же никого.
        - Мы выходим на палубу, там всегда кто-нибудь есть. Не подвергайте их риску, Волков.
        - Их? - удивился он.
        - С экипажем корабля у нас тоже контракт, но это не тот контракт, что с вами.
        - Они у вас вроде парикмахеров, да? С правом увольнения.
        - Они не сидели в «Каменном Чертоге».
        - Это была судебная ошибка, вы же знаете. А что, если бы я действительно потопил тот паром? - Андрей замедлил шаг и посмотрел ей в глаза. Васильковые, с длинными ресницами. Холодные, как январское небо. - Если бы я на самом деле убил шестьсот человек?
        Ксена прошла дальше и, ожидая Андрея, остановилась.
        - Это говорило бы о том, что вы либо неадекватны, либо охвачены какой-то экстремистской идеей, - ответила она.
        - Ну и?..
        - Безумцы нас не интересуют. Идеи - тем более.
        - Вы амнистировали только невиновных? И много нас было?
        - Вы один.
        - Значит, остальных вы отпустили с Шиашира просто так?
        - Мы сочли, что на свободе они принесут больше пользы.
        - Вы сочли, и этого было достаточно?
        Ксена, промолчав, указала на открытую переборку, из которой тянуло свежим горьковатым воздухом. Сделав широкий шаг, Андрей очутился на квадратной площадке метрах в сорока над водой. Здесь поместился бы десяток вертолетов, но стоял лишь один, в самом углу. Несколько техников провожали взглядами тающую в небе точку.
        - Ваша машина, - сказала Ксена. - Мы будем у берега завтра вечером. Вам нет нужды проводить на борту еще сутки.
        - И видеть, кого вы навербуете в Австралии.
        - В том числе.
        Он посмотрел на людей в черно-оранжевых куртках - те демонстративно отвернулись.
        - Что дальше? - спросил Андрей.
        - Ничего. Садитесь в кабину. Маску вы снимите после взлета, не раньше. Возвращайтесь в свой город, устраивайтесь. Живите.
        - А-а… как же явки?.. Вы дадите мне какой-нибудь пароль?
        Ксена встала между Андреем и техниками - подошла неожиданно близко, но все же не настолько, чтобы он мог снова к ней прикоснуться.
        - Волков, вы пять лет провели в одиночной камере. Это тяжелое испытание. И сейчас, вместо того, чтобы наслаждаться свободой, вы паясничаете.
        - Наслаждаться, - мрачно повторил он. - Мне так странно слышать от вас это слово… Помните, вы спрашивали, зачем я качал мышцы, если не надеялся на помилование?
        - Вы ответили, что таким образом пытались избежать сумасшествия.
        - Завидую вашей памяти. - Андрей звонко щелкнул пальцами и пошел к вертолету. - Я наслаждаюсь, Ксена! Клянусь, я наслаждаюсь! - Потянув за край шапки, он крикнул техникам: - Эй, заткнуть уши! Ксена, не бойтесь, маску я не сниму! Раз вы не разрешили - не сниму. Такие у нас с вами правила. Я буду наслаждаться свободой в маске. Я буду наслаждаться по вашим правилам!
        Стиснув зубы, Андрей забрался в вертолет и с грохотом захлопнул дверь.
        - Напрасно я это, напрасно… - пробормотал он. - Гадюке все по барабану. Ну летим, что ли?!
        - Пристегнитесь, - сказал пилот. - В случае аварии это не поможет, но таковы правила.

* * *
        Спустившись в каюту, Ксена достала упаковку дезинфицирующих салфеток и вытерла руки - желание это сделать возникло сразу, как только Волков коснулся ее ладони. Угрозы его кожа не представляла, и поступок Ксены был продиктован исключительно эмоциями.
        Она села в кресло и неприязненно взглянула на комок влажной бумаги. Необходимость пользоваться такими примитивными средствами вызывала у нее раздражение: привычные вещи, упрощавшие жизнь, остались дома. Корабль на орбите мог дать лишь убежище, вряд ли что-то большее. Одноименная частица родины была бесполезной, как пустая скорлупа.
        Корабль назвали «Колыбелью», другие варианты не рассматривались. Родина строила его долго и тяжело - отвлекая лучших специалистов, выжимая из бюджета последние капли. Кому-то в итоге не досталось ужина, кому-то - медицинской помощи. Родина отдавала больше, чем могла себе позволить, - так она платила за свой последний шанс.
        «Колыбель» создавали как самый быстрый корабль. Когда одна десятая фотонного порога обходится в лишний год полета, разгон и торможение становятся сверхзадачей. Конструкторы превзошли самих себя, и корабль по скоростным характеристикам приблизился к перехватчику - 0,95 порога. Главной жертвой пала масса: в «Колыбели» экономили на всем, ради этого экипаж и погрузили в десятилетний сон, похожий на смерть.
        Две смены пилотов и два малочисленных отряда - вот все, что позволял сокращенный ресурс. Плюс вооружение, не самое эффективное: на «Колыбель» поставили нейтронный ре-эффектор с истребителя. Впрочем, для первобытной Земли этого было достаточно.
        Придвинув к себе терминал, Ксена отправила анонимный вызов и набрала два слова: «Встречайте Волкова». Затем вновь посмотрела на мятую бумажку и щелчками погоняла ее по столу. Странное место - Земля. В то время, когда здесь сталкивались целые армии, судьбу государства мог решить удар кинжала, нанесенный где-то вдалеке от поля боя, - так говорилось в учебном курсе. Теперь же Война, пылавшая на огромном расстоянии от Земли, Война, поглотившая родину Ксены без остатка, - она тоже зависела от единственного орудия, установленного на «Колыбели». С веками в этом мире как будто ничего не менялось.
        На экране высветился ответ: «Волков. Указание принято», и Ксена прихлопнула салфетку.
        Один точный выстрел - и родина спасена. Одна ошибка - и родины больше нет.

* * *
        - Гады повсюду, - сказал бармен, двигая Андрею рюмку. - Свалились на голову… Говорят, всего два десятка. А как будто миллион. Мне даже китайцы не так глаза мозолят. - Он кивнул на монитор под потолком. - Везде они, везде! Переговоры у них опять. У них каждый день переговоры, понимаешь? И о чем они там переговариваются? Миссия у них! Вот только миссий нам и не хватало. Хуже китайцев!
        Он произнес это с таким надрывом, что не ответить было бы свинством.
        - Не любишь китайцев? - проронил Андрей.
        - Теперь они мне как братья! Да мы и есть братья - против этих… яйценесущих, п-пёс знает, куда кладущих, перепончатых, б-бля, жопокрылых!
        - Да вроде нет. Ни яиц, ни крыльев.
        - Это снаружи, снаружи! - громко прошептал бармен. - А внутри сопли у них. Сопли вместо души. Они как жабы, понимаешь? Одни рефлексы.
        Андрей опрокинул в себя рюмку и меланхолично зажевал маслиной. Бармен, не спрашивая, налил снова.
        - У меня друг детства врач, - продолжал он с напором. - В морге работает… ну врач, в общем. Так вот, дружок объяснил популярно: ниже температура тела - значит, все ниже, все прохладней. Любой эстонский тормоз по сравнению с гадами просто мачо, понимаешь?
        Андрей скупо усмехнулся.
        - Политкорректность не входит в твои обязанности, да?
        - А я никому ничего не обязан. С завтрашнего дня.
        - Выгнали?
        - Сам, сам. Муторно стало. Тошно мне, понимаешь?
        - Это - понимаю.
        - Поеду к бабке. Бабка старая у меня, но еще живая. О-го-го, какая живая. В Воронеже бабка. Вот туда и поеду. Уже билет есть. - Бармен стукнул по стойке второй рюмкой, и нацедив себе чего-то маслянистого, решительно проглотил. - Вот так вот. Завтра поеду.
        Бар пустовал. В соседней стекляшке фастфуда несколько пассажиров азартно кусали гамбургеры, а сюда, к высоким табуретам и крепким коктейлям, не заходил никто. Андрей прилетел в семь ноль-ноль и до восьми оставался единственным посетителем.
        Рейс приняли в «Шереметьеве-4» - пять лет назад этого аэропорта не было и в помине. На подлете Андрей вглядывался в иллюминатор, но тучи лежали плотно, а когда самолет вынырнул снизу, вокруг был только лес.
        Андрей ступил на бегущую дорожку с бесконечно повторяющимся «Welcome!» и через пару минут уже стоял в центральном зале: ни таможни, ни паспортного контроля - кругом автоматические, готовые распахнуться двери.
        Заветная мечта туриста исполнилась: он перестал быть туристом.
        Андрей был дома, в родном городе родной… когда-то - страны, а теперь - административной макроединицы общего государства. Он торчал посреди зала, как нищий в супермаркете, и не мог сдвинуться с места. Он не знал, куда ему идти - в родном городе родной… единицы.
        Стив, напутствуя, велел вживаться и привыкать, как будто Андрей летел за границу. Нет, он летел домой. Но попал… да, в другую страну.
        Указатели на шести языках звали во все стороны - влево, вправо, вперед и к эскалатору под землю. Андрей пошел по диагонали, к мигающей неоновой рюмке.
        Прежде всего он хотел отделаться от мысли, которая давно не давала ему покоя. Герои прошлых войн терпели пытки неделями, сходили с ума от мучений, но - терпели. Они умирали героями. Потом их лица появлялись на мраморе, и не только. Купив билет в Сиднее, Андрей некстати вспомнил одну подмосковную церковь. Он никогда в ней не был, он видел ее по Инфо еще тогда, до тюрьмы. Обычная церквушка, маленькая и бедная, с обычными ликами - мудрыми, строгими, далекими, как египетские пирамиды. И вдруг…
        Зачем же он это вспомнил-то? Не раньше, не позже, а именно в тот момент, когда купил билет до Москвы. Теперь, согласившись сотрудничать с гадами, - взял да и вспомнил.
        …там было еще одно лицо. В ряду местных святых оказался молодой парень: лет двадцать, не больше, камуфляжная куртка, камуфляжная кепи и - сияющий нимб. Лик писали с фотографии, потому что после пяти дней плена лица у него уже не осталось. Зато оно осталось в храме - чистое и спокойное лицо парнишки, сумевшего не предать. Та война, как и все войны, ушла в прошлое, но это прошлое было еще близко, и погибший солдат, сложись у него как-то иначе, сейчас мог бы жить - обычным старичком, без нимба, но с тем же светом в душе.
        Вот об этом Андрей и думал, сидя в бизнес-классе «Ила-980». Ему-то понадобились даже не сутки, всего двенадцать часов. Двенадцать часов - Андрей посчитал - от первой встречи со Стивом до взлета с палубы «Адмирала Мельника». Его не мучили. Его купили, как бродячего пса. Купили дешево.
        - Еще бутерброд? - раздалось из-за стойки.
        Андрей дожевал и с трудом проглотил.
        - Давай.
        Бармен выставил новую тарелку.
        - А ты издалека, - произнес он.
        - С Дальнего Востока.
        - Я и говорю - издалека. Какой-то ты отсутствующий. Вроде наш, а вроде и нет. Много путешествовал?
        - Скорее, наоборот.
        - Это как?
        - Я был… в коме.
        - Ну! Долго лежал-то?
        Андрей посмотрел ему в глаза и молча кивнул.
        - Значит, откачали все-таки? - спросил мужчина.
        - Не уверен.
        Бармен, пропустив это мимо ушей, снова налил.
        - Мне хватит, - сказал Андрей.
        - Не пыхти, я угощаю. С днем рождения! Эй… ты чего, братишка? Тебе плохо?
        Андрей залпом выпил и, припечатав к стойке банкноту, торопливо покинул бар. Ему было не плохо. Почти хорошо. Как минимум, нормально. Он всего лишь улыбнулся - новыми мышцами нового лица. Вернее, собирался улыбнуться, а получилась гримаса боли - Андрей успел себя увидеть в зеркальной витрине.
        Ничего, научится. Скоро, не скоро - научится. Зато он догадался - мгновенно, едва заметил свое отражение между горлышек, - зачем он нужен гадам и почему они при всем своем могуществе набирают на службу аборигенов.
        Гады не научатся улыбаться никогда. Возможно, они способны радоваться - где-то глубоко внутри. А возможно, не умеют даже и этого.
        «Ниже температура тела - все ниже, все прохладней». Это бармен сказал. Правильно, правильно. Андрей вспомнил, как с ним разговаривал Стив, как вела себя Ксена. Без эмоций. Без чувств. Невозмутимые, как черепахи. Прибыли в количестве двадцати душ… Нет, в душах у них сопли - так сказал бармен, и Андрей не желал с этим спорить. Значит, в количестве двадцати туш. Прибыли. И прибрали к рукам все, что можно. Без жертв со своей стороны. Вероятно, без всякого риска.
        Этого они тоже не умеют, сообразил Андрей. И тем более им нет смысла рисковать сейчас, после победы. Зачем, если на Земле полно горячего мяса, готового предать. Готового рваться из кожи ради чего угодно, ради любой придуманной цели. Готового убить за любовь.
        И даже за бутерброд.
        Он направился к вывеске «Autoпрокат», но на полпути споткнулся. Поначалу он принял это за хмель, однако ощущение было совершенно новым, Андрей даже не знал, с чем это сравнить. Словно ему ввели анестезию - лошадиной дозой, и препарат, распространившись по телу, сработал сразу везде. Так Андрею показалось.
        Он начал падать, но успел шагнуть вперед и только потом почувствовал - слишком много, гораздо больше, чем ожидал. Он чувствовал свою кровь. Одеревеневшие мышцы мгновенно оттаяли: рубашка на спине промокла, а с кончика носа крупно капнуло. Андрея бросило в жар - это ему, с очевидным опозданием, сообщили рецепторы. Одновременно появилась бодрость. Нагрянула, как что-то постороннее, не спрашивая. И вместе с ней - ясность. Невероятная, кристальная. Андрей вдруг осознал, что он совершенно трезв.
        Служащая прокатной конторы продолжала ему улыбаться, хотя из-за паузы улыбка утратила естественность. Но Андрей шел к офису и был потенциальным клиентом, поэтому она все еще растягивала губы - приветливо и слегка недоуменно.
        - Здравствуйте. Какой автомобиль вас интересует?
        - Да, конечно, - буркнул Андрей. - Сейчас, секунду.
        - Может быть, воды? - неискренне озаботилась девушка.
        Он скользнул взглядом по прайс-листам и, не запомнив ни одной цифры, погладил лоб. Испарины как не бывало.
        Андрей пошатнулся, но вовсе не от выпитого. Алкоголя в организме не осталось ни грамма - это его и потрясло. Водка, даже в малой дозе, не могла сгореть так быстро. И тем не менее, она сгорела - где-то по дороге к прокатной конторе, между десятым и двенадцатым шагами. Во рту сохранился лишь привкус ветчины и маслин.
        - Пожалуй, - глухо произнес Андрей. - Водички, да.
        - Какой автомобиль вас интересует? - повторила девушка, протягивая ему стакан.
        - Требуется машина, которой можно управлять, выпив пол-литра. Водки, - добавил он серьезно.
        - Сожалею, таких автомобилей не существует. И мотоциклов. И, думаю, даже велосипедов. - Она опять улыбнулась. - Но ведь вы трезвы? В противном случае мы не подпишем контракт, не говоря о выдаче ключей.
        - Я должен был сообразить. - Подмигнув, Андрей двинулся к выходу.
        «Должен был. Должен был сам. Сам! А не позволять этим… симбионтам решать за меня, когда я могу быть пьяным, а когда не могу. Ну правильно: какая машина, если я час в баре просидел, да не без толку. Но я должен был сам. И раньше, чем симбионты. Так что же это теперь?..»
        Он потерянно остановился у выхода. Стеклянные створки разъехались и замерли, мимо прошло несколько человек.
        «Теперь так и будет, - заключил Андрей. - Подстраховка и гарантия - все, как обещал Стив. Разве он похож на пустозвона? Совсем не похож. Сказал, что симбионтов нельзя вывести из организма. И это может быть правдой. Почему бы нет? Очень может быть. И значит, они во мне навсегда. Симбионты… Крепкое здоровье и полный контроль над ситуацией. И надо мной, вероятно, тоже».
        Андрей вышел на улицу и глубоко вдохнул. Ему подумалось, что сейчас должен вернуться хмель: зачем быть трезвым, если машину брать отказался?
        Некоторое время он действительно ждал: черт их знает, этих симбионтов, могли ведь и впрямь синтезировать украденный у организма спирт из сахара или чего-нибудь еще…
        Опомнившись, Андрей сел в такси.
        Машина спустилась по эстакаде, миновала развязку и выехала на трассу. Таксист не лихачил и держался в среднем ряду. Почему - Андрей понял чуть позже.
        - Давно в Москве не были? - осведомился водитель. - Если не торопитесь, могу покатать по новым районам.
        - По новым? Что в них интересного?
        - О, да вы не просто давно, вы очень давно здесь не были!
        - Не надо, - сказал Андрей, отворачиваясь.
        Кроме пыли все было на месте: рекламные щиты с мылом и сигаретами, шоссе - расширенное, но так же забитое автомобилями, нервная река сияющих на солнце капотов. Некоторые модели Андрей раньше не видел, но сейчас он не признавался в этом даже себе.
        Он надеялся, что его возвращение в родной город будет каким-то иным - не сказочным, это уж слишком. Не феерическим, но хотя бы радостным.
        Радости Андрей не испытывал.
        - Я приторможу, - предупредил водитель.
        - Это зачем?
        Вместо ответа он ткнул большим пальцем за плечо. Позади следовала черная «Волга» с мигающими фарами.
        - Ну и что? - сказал Андрей.
        - Сигналят. Это нам.
        - Да мало ли!..
        - Не мало, - возразил таксист, прижимаясь к обочине. - Тачку с такими номерами игнорировать нельзя.
        - А кто это?
        - Они сами вам объяснят.
        - Мне?! Почему не тебе?
        Водитель вздохнул с непонятным упреком.
        - Давайте сразу и расплатимся, - сказал он. - А то правда: мало ли что?
        «Волга» проехала вперед и тоже остановилась. Из нее не спеша выбрался мужчина, высокий и угловатый, как картонная тара. Стекла у «Волги» были тонированные, но Андрей хорошо видел, что в салоне больше никого нет. Незнакомец, не захлопывая дверь, пошел к такси. Расстегнутый плащ вспархивал каждый раз, когда мимо проносился автомобиль. Мужчину это не заботило, он лишь поправлял левую полу - одним и тем же движением.
        - Андрей Волков? - Он предъявил карточку с тисненым глобусом. - Волков? Отвечайте!
        - Ну… да, Волков.
        - Департамент Государственной Безопасности. Майор Канунников.
        - А я-то думал, что вас давно разогнали.
        - С возвращением, Андрей Алексеевич, - улыбнулся майор.

* * *
        На пустом поле монитора выскочили два слова: «Волков прибыл», и Ксена, скинув халат, легла в кровать. Обычно сон приходил в течение минуты - валяться впустую Ксена не любила даже на родине, но сейчас она засыпать не торопилась: нужно было осмыслить ситуацию. В то же время она понимала, что информации недостаточно и что это будет не анализ, а гадание - одна из причуд земной культуры.
        Ксена мучительно перевернулась на спину.
        Сомнения… Стив был прав: на Земле все пронизано неопределенностью. Они могли перетряхнуть Волкову память, но неизвестно, к чему бы это привело. Возможно, к осознанию им того, что он раскрыт, и к смене тактического рисунка… если у него есть какая-то тактика. Если он вообще тот, кого они искали.
        Ксена перевернулась набок и обняла подушку. В Москве давно был день, а сюда, на западное побережье Австралии, только-только явилась ночь. Привычка к режиму взяла верх, и Ксена уснула - пролежав всего полторы минуты. Тратить время на бесплодные умствования она не позволяла себе даже дома.

* * *
        Канунников запарковался у кафе и жестом предложил выйти.
        - Машина служебная, - пояснил он на улице. - Я ее проверял, но в салоне о серьезном предпочитаю не говорить.
        - Зачем тогда проверяли?
        - Хороший вопрос. - Майор рассмеялся и показал на угловой столик. - Думаю, сюда.
        Кафе стояло на возвышенности, вокруг террасами спускались открытые площадки. Андрей не помнил этого места и вообще не понимал, откуда в тесном городе возник пустой холм. Отсюда были видны две старых «высотки», между ними, в районе Сухаревской, выросли настоящие небоскребы - башни, квадратные в сечении, одна повыше, другая пониже. Младшая была еще не достроена.
        Официантка принесла заиндевевшую бутылку и большое блюдо с закуской.
        - На брудершафт пить не будем, - сказал Канунников и, не дожидаясь Андрея, влил в себя рюмку. - Но первая тем и хороша, что после нее можно перейти на «ты». Николай.
        Он протянул через стол руку. Андрей, помедлив, ответил.
        - А вот чем хороша вторая, - продолжал майор, - так это тем, что после нее появляется настроение. - Он поднял рюмку и, снова не чокаясь, выпил.
        - Вам же за руль. То есть, тебе. Тебе за руль.
        Канунников скривился и подцепил с блюда ломтик буженины.
        - Ты кушай, кушай, - сказал он, активно пережевывая. - И пей. Нам теперь можно.
        - Нам?..
        - Я же видел, как ты в баре подвис. На целый час. Ну и после - тоже все видел. А ты решил, что мы случайно пересеклись? Ехал я за молоком, гляжу: ба! шпиён Андрюха Волков! - Канунников плеснул себе еще и выпил, опять в одиночку. - Кстати. - Он похлопал себя по щеке. - Не жмет? Нормально?
        - С мимикой проблемы. Особенно с улыбкой.
        - Знаю. Я им предлагал другие типажи разрабатывать - шведов мастырить, финнов. От таких много эмоций никто не ждет, можно и сачконуть.
        - Наверно, это идея.
        - Вот и я думал - идея. Оказалось - детский сад. Темперамент у тебя свой остался, не северный. Пришлось бы на седативные препараты падать. Чтобы соответствовать образу.
        - Симбионты любое дерьмо из организма выведут, - осторожно произнес Андрей.
        - Водка здесь хорошая, - заметил Канунников, наливая. - Не всякое дерьмо во вред.
        - А кто это решает - что во вред, а что на пользу?
        - Андрюша, давай-ка выпьем. За встречу, за знакомство. Я смотрю, ты все очухаться не можешь? Меня в свое время это тоже впечатлило. Моментальное протрезвление бьет покруче нового стакана. Но волшебства тут нет, существует масса психотехник, которые еще и не то позволяют проделывать. Я?.. - Николай перехватил вопросительный взгляд и весело отмахнулся. - Это у резидентов, а мне зачем такое чудо? Я простой опер. Тебя что-то напрягает?
        - Мне не нравится, что в моем теле копошатся какие-то…
        - Симбионты. Так их называют гады, и нам не остается ничего другого. - Майор пожал плечами и снова налил. - Дон’т уорри, Андрюша. Вот представь: ты что-нибудь съел… - Для наглядности Николай отправил в рот пару кружочков колбасы. - Ты что-нибудь съел, и желудок начал переваривать. Он у тебя спрашивает, какие ферменты ему выделять? Не спрашивает. Переваривает и помалкивает. А если спросит? И пока не ответишь, работать не станет? А тут еще и почки поинтересуются: Андрей Алексеич, нам мочу фильтровать, или пока не надо? А к ним и сердце: напомни, дорогой товарищ, сколько сокращений в минуту делать? Догоняешь, нет?
        - Короче, симбионты трудятся во имя моего же блага.
        - Трудятся. И обвинять их в саботаже оснований пока нет. Времени на проверку у нас не было, но…
        - У вас и выбора не было, - подсказал Андрей.
        Канунников засмеялся, но вдруг посерьезнел, словно заметил поблизости начальство.
        - Не было, - подтвердил он и, цыкнув, снова увлекся закуской.
        Андрей отстраненно повозил рюмку по столу. Пить понарошку, зная, что все не впрок, не хотелось. Николая это не смущало: он уже прикончил полбутылки и, судя по темпам, оставлять не собирался.
        На первый взгляд ему было лет тридцать семь, но, присмотревшись, Андрей сообразил, что майор старше. Обманывала фигура, обманывало мощное, но не пухлое лицо, и волосы - коротко стриженые, но все равно вьющиеся. И даже его суетливость. В Канунникове обманывало все.
        - Аппетитом ты не обижен, - заметил Андрей.
        - Язва. Восемь лет без колбаски, без ветчинки. Ни пива, ни воблы. Вообще ничего. Питался, как грудник. Чуть на пенсию не списали.
        - А физиономия у тебя своя.
        - Естественно, - ответил Николай, деловито оглядывая блюдо. - От кого мне прятаться?
        - Но симбионтов тебе все-таки ввели.
        - А то! Это их условие. Да и нам спокойней.
        - Я не пойму, Коля… Тебя что, на язву купили? В смысле, на выздоровление?
        Канунников замер и, воззрившись на ломтик сала в руке, положил его обратно в тарелку.
        - Меня никто не купил, - раздельно произнес он. - И даже тебя, зэк из спецлага. Даже тебя - не купили.
        - Ну да. Нам просто предложили. А мы не отказались. Но ты, рожа гэбэшная, виноват в сто раз сильней. Я-то хоть присягу не давал.
        Канунников вытер губы и смял салфетку. Андрей ожидал взрыва, но майор вновь рассмеялся, на удивление искренне.
        - В армии ты что давал - обет безбрачия? А вот за «рожу» в следующий раз… получишь в рожу, ясно? Предать, Андрюша, это значит сделать что-то во вред. Я всего лишь помог выйти на свободу одному паршивому зэку, посаженному за то, за что раньше порвали бы в клочья. - Майор посмотрел на него без злобы, мягко. - Помог, потому что вреда от тебя точно не будет. А польза не исключена.
        - И в чем она, моя польза?
        - Спроси чего полегче.
        Андрей заглянул в рюмку и все-таки выпил.
        - В голове не укладывается, - вздохнул он. - Если бы я верил во всякую хрень, то решил бы, что нахожусь на другой планете, или не знаю… в другом измерении. Или подумал бы, что мне все это снится. - Он по примеру майора налил себе еще. - Я должен тебя ненавидеть, потому что вы, спецура, упекли меня в лагерь. Я должен тебя благодарить, потому что, оказывается, это ты помог мне выйти. Я должен презирать тебя как предателя. И скорее всего, я обязан тебе подчиняться. При этом ты даже не знаешь, чего они от нас хотят.
        - Не то чтобы знаю… Представляю. Хотя и смутно. Сейчас объясню. Но для начала тебе придется кое-что переключить в мозгах. «Всякая хрень», в которую ты не верил. Еще месяц назад в нее не верил никто, кроме шизиков, но последние три недели она здесь, с нами. Хрень, - повторил майор. - Вот такая вот хрень, Андрюша. И не верить в нее уже невозможно. - Он опрокинул в себя рюмку и занюхал скомканной салфеткой. - После Объединения Земли разведспутники никто не ликвидировал. Это не елочные игрушки, их до следующего года в коробочку не уложишь. Можно было снять с орбиты, утопить в океане, но зачем? Такие деньги на ветер. Спутники перепрофилировали - настолько, насколько смогли. Навигация, связь, погода и… еще кое-что, конечно. Не все из них пригодились, например - системы раннего оповещения. Однако они продолжали работать, просто потому, что у спутников хороший ресурс. К чему это я? К тому, что вокруг планеты вращаются сотни глаз. Наши недремлющие ока, - усмехнулся Николай. - И все равно они проморгали. Вернее, доложили: на орбите объект. Крупный, неопознанный, явно пилотируемый. Но доложили, когда он уже
там был. Откуда взялся - неизвестно. Возник. А вскоре к Президенту пожаловала делегация.
        - К Виктору Кастелю?
        - Других президентов у нас уже нет. Те, кто пытался эту делегацию остановить, погибли на месте. Гады не нападали, они лишь расчищали себе путь. Пятеро. Всего пятеро, Андрюша. За десять минут они уничтожили роту бойцов, каждый из которых сам стоит роты спецназа. Пятеро гадов, ясно тебе? Их даже не ранили. А когда прибыло подкрепление, они уже беседовали с Президентом. О чем, тебе интересно? Они устроили настоящее шоу. Расстелили перед Кастелем карту Центральной Африки и маркером написали… его же маркером на шести земных языках написали: «мы вам не враги». Потом обвели все это в квадрат и попросили очистить территорию от людей. Не на карте, понятно, а в Африке. Дали два часа. Там народу-то почти не было - археологическая экспедиция, и все. Эвакуировали, успели. Приняли за голый понт, но решили не рисковать. А через два часа… Знаешь, что там появилось? Не на карте, говорю, а прямо вот в Африке.
        Андрей прикусил губу.
        - Они это сделали за секунду, - тихо произнес Канунников. - Корабль гадов дал один залп, больше мы ничего не зафиксировали. Теперь на том месте лежит сплавленная плита площадью в пятьсот квадратных километров. Кусок желтого стекла, и в нем выжжена та же фраза на шести языках. Он застывал несколько дней, буквы расплылись, но прочесть их можно и сейчас. А тогда, сразу после выстрела… Спутники передали высотные снимки, и выжженная в пустыне площадка точно совпала с квадратом на карте. Представь, что тогда почувствовал Президент… - Николай ковырнул в зубе и разлил по рюмкам последние сто грамм. - Вообрази: к тебе домой является человек и ради демонстрации рушит мизинцем капитальную стену. А потом говорит: попробуй меня выгнать. Если ты, Андрюша, герой, ты можешь умереть как герой. Других возможностей у тебя и нет. Но помни, что у тебя есть семья, которую ты погубишь своей самоотверженностью. Думаю, примерно это он тогда и почувствовал, наш старенький Кастель. Тем более, что гады ничего особенного не требовали.
        - Совсем ничего? - удивился Андрей.
        - Кастелю сказали то же, что и тебе, в сущности. И мне. Мол, у них на Земле свой интерес, но с нашим интересом он не пересекается. Советовали жить спокойно и счастливо, а вот пытаться от них избавиться - напротив, оч-чень не советовали. Потому как в случае чего они нам и вторую плиту оформят, могильную. На месте какого-нибудь города. А могут и десяток. Им, видишь ли, прока в нашем существовании нет. Но и в нашей гибели - тоже. Им абсолютно все равно, живы мы будем, или мертвы. Но они как бы не возражают, чтоб мы пожили.
        Высморкавшись, Канунников с нетрезвой печалью посмотрел на Андрея.
        - Скажи мне теперь, дружище, что - предательство, а что - не предательство? Где вред родине, а где польза? Если ты борец за свободу, организуй против гадов теракт, опыт у тебя имеется. Но учти, что в ответ на твою акцию они сожгут Лондон. Или Лондон тебе не родина? Ну сожгут Москву, если есть какая-то разница. Ты, Андрюша, пока на шконке околачивался, много любопытного пропустил. Это были такие пять лет!.. Но последние двадцать дней стоят целого века. А может, и всей нашей истории. Мы - люди - такой затрещины не получали никогда. Каким бы геноцидом мы не занимались, это все были бирюльки. Семейные ссоры. А сейчас… вот мы сидим, как дикари у костра, пыхаем своей дурацкой трубкой, а над головой у нас - истребитель. А мы привыкли, что круче топора ничего нет.
        Майор погладил подбородок и моргнул проходившей официантке.
        - Хотя не исключено, что тебе-то как раз повезло, - произнес он, наливая из новой бутылки. - Не застал ты этого кошмара.
        - Воображаю, - мрачно отозвался Андрей.
        - Что здесь творилось… Невозможно описать. Тот квадрат в пустыне показывали целый день. А вечером гады обратились к человечеству - на восьмидесяти языках, и без всяких переводчиков. Сказали… ну то же самое и сказали: все хорошо, мы вам не враги. Мы, говорят, не то чтобы ваши хозяева теперь… но как бы слегка воспитатели, да… Но до-обрые, добрые. И справедливые. За просто так сечь никого не станем, только за провинности. А вообще-то, мы здесь не для этого. Мы, говорят, понаблюдать прилетели. За чем - не вашего умишка дело, так что не берите в голову. - Николай с отвращением выпил и с не меньшим отвращением закусил. - Передача по всем каналам шла. В одиннадцать тридцать началась, в одиннадцать тридцать пять закончилась. Краткость - сестра таланта, мать ее. Той ночью в Москве спали только дети и слабоумные. Думаю, так по всему миру было. Кризисные социологи предсказали волну самоубийств. В Госбезе объявили «большой сбор». Не только мы на ушах стояли - вообще все службы, вплоть до ветеринаров. Ждали. Морги и крематории взяли под охрану, как стратегические объекты. Все овощехранилища освободили. Прости
за подробности, но в городе было уже довольно тепло, и даже сотня брошенных трупов могла привести к последствиям совершенно диким. А утром…
        - Кажется, я догадываюсь.
        - Нет, Волков. Ни хрена ты не догадываешься, дружок. Утром оказалось…
        Андрей тихо склонил голову.
        - Оказалось, - повторил майор, - что все в порядке. Народ попер на работу. Злой и невыспавшийся. В транспорте только о вчерашнем и судачили, но при этом все ехали на свои места. Никаких эксцессов, никакой волны. Наши аналитики… они просто ошиблись.
        Николай достал пачку сигарет и, неумело пряча зажигалку от ветра, прикурил. Пару минут он щурился на солнце, коротко затягиваясь и выпуская маленькие облачка дыма.
        - Что дальше? - спросил Андрей.
        - Вечером люди опять прилипли к экранам, как будто им обещали целый сериал. Ничего не было. Ничего. То есть, было, конечно - репортажи, интервью… не с гадами, а с нашими. - Что-то вспомнив, майор фыркнул. - В прошлом году скандал в парламенте случился. Сенатора зажопили с двумя несовершеннолетними.
        - Я читал.
        - Вот это была бу-уча! - упоенно протянул он. - Казалось, сейчас, прямо на твоих глазах, перевернется мир! А тут, понимаешь ли, такое дело: нас всех поимели. Всех до единого. А мы и не испугались толком.
        - Это шок. Пройдет.
        - Думаешь?
        - Уверен.
        - Ну пройдет, и что потом? Наконец-то начнутся массовые самоубийства? Но разве это благо? Или что - гражданское неповиновение, тотальная партизанщина? Это все против нас же самих. А против гадов… Да что мы можем-то? Они неуязвимы. Они в гостях, им здесь ничто не дорого.
        - Полагаю, наш разговор записывается? - равнодушно произнес Андрей. - Тогда для протокола: я сделал то, что сделал. Мне противно, но меня это не оправдывает. И тебя тоже, майор Государственной Безопасности.
        Николай воткнул окурок в тарелку.
        - Во времена репрессий многие священники сотрудничали с Конторой, - сказал он, помолчав.
        - Когда это было! О чем ты, вообще?
        - Не так уж и давно. Полтора века - не срок. Люди несли Слово Божье, а потом несли рапорта в гэбэ. Были они предателями, или нет? Те, кто работал на Контору, загубили свои души. Но они таким образом сохранили церковь. Удержали веру от ухода в катакомбы, оставили ее доступной всем, а не узкому кругу. Может, как раз это и было подвигом? Не геройская смерть за себя, а мучительная жизнь для других.
        Андрею почудилось, что Канунников собирается перекреститься, но тот вытащил новую сигарету.
        - Нужно сохранить родину, - сказал майор. - Сохранить землю, на которой мы живем. Изнасилованную, заплеванную, какую угодно. Пока есть она, есть и человечество. В будущем наших имен не вспомнят, и вопрос о том, какую цену мы платим сейчас, никого не волнует. Вопрос только один: что нам удастся сберечь для следующих поколений. И здесь любые затраты оправданы. Любые, Андрюша.
        - Тебя послушать, так мы гордиться должны. Это что, позиция государства?
        - Позиция у государства сейчас одна: коленно-локтевая. То, что я говорю, - это всего лишь трезвый взгляд на вещи.
        Официантка, проходившая за спиной у Канунникова, уловила последнюю фразу и вздернула брови. Майор не был трезвым, и уже давно. Его движения сначала приобрели, а затем и утратили плавность; взгляд все чаще цеплялся за девушку, сидевшую у дальнего столика.
        Андрей и сам был пьян, но это относилось лишь к телу, мозги же оставались ясными. Он сознавал, что при первой необходимости к нему вернется такая координация движений, которой позавидует военный летчик. Именно эта мысль не позволяла Андрею расслабиться до конца, точнее не давала забыть, что любое расслабление - обман.
        «Интересно, - думал он, - могу ли я это регулировать? Могу ли протрезветь наполовину? И к кому мне в таком случае обращаться? Эй, как вас там? - Он внутренне усмехнулся. - Симбионты! Прием!»
        Изнутри не ответили. Алкоголь продолжал циркулировать в организме, почти не касаясь сознания, но приводя вестибулярный аппарат в соответствие с количеством потребленного.
        «Никто не пьет, чтобы падать харей в салат. Люди пьют, чтобы отвлечься, развеяться. Но мне это уже недоступно…»
        Андрей отодвинул рюмку в сторону.
        - Что нужно гадам на самом деле, они не говорили? - осведомился он.
        - Они и не скажут.
        - Но предположения есть?
        - Тут и предполагать особенно нечего. Прилетело два десятка особей. - Канунников влил в себя очередные пятьдесят грамм - меланхолично, словно он подавал налоговую декларацию. - Дипломатическая миссия у них. Но они называют ее просто Миссией.
        - Разница есть кое-какая, - кивнул Андрей.
        - Есть, есть. В этом они кумекают. Они вообще во всем кумекают. Молодцы ребята.
        - Прежде чем появиться открыто, они проводили разведку.
        - Вот и я о том же. Сейчас мы приходим к выводу, что работали они тут плотно. И очень долго.
        - Стив мне так прямо и сказал.
        - И мне сказал. Но я имею в виду, что долго - это… очень долго. Очень.
        Андрей подался вперед.
        - Несколько десятилетий, - произнес Канунников. - Возможно, еще дольше. Сколько точно - неизвестно. Ни одна из спецслужб никогда на них не выходила. Они не просто жили среди нас, они были частью человечества. Гады внедрились так глубоко, что мы и сейчас не знаем их источников. Зато они знают про нас все. Нашу историю и наши языки. Нашу психологию, наши страхи… Они изучали нас столько, сколько им было нужно. И если они приступили к своей Миссии, значит непроясненных вопросов у них уже не осталось. Убийственный расклад: гады готовятся к колонизации, мы это видим, но ничего не можем поделать.
        - Колонизация - это для них.
        - Для нас - оккупация, - поддержал Канунников.
        - Это и есть их цель?
        - А что, возможны варианты? Не за нефтью же они прилетели. И вряд ли за брюликами, - добавил он мрачно. - Им нужны новые территории, это единственное объяснение.
        - Ну тогда кобздец, - объявил Андрей. - И какого хрена ты меня тут пафосом накачиваешь? Хотят забрать планету - заберут. Да они ее уже забрали! Только люди глазам не верят. Во! - он махнул на стоянку возле кафе. - Подъезжают. Жрать они собираются. А что? Здесь воздух. И вид неплохой.
        - Что ж им теперь, не жрать? - зло проговорил Николай. - Удивляешь ты меня, Волков. Ты оттрубил пятерку в спецлаге, без шансов на помилование, но не потерял человеческого облика. Во что-то верил, значит? Так почему теперь мы должны сдохнуть заранее? Пока не настал Апокалипсис, не нужно ощущать его как реальность. Он может быть в шаге от тебя, но и это не конец. Мы живы, мы до сих пор живы. - Майор постучал по столу. - И… мы все-таки им нужны. Иначе зачем они создают эту структуру? Весьма любопытную, кстати. Состоящую из политиков, ученых, офицеров… - он широко улыбнулся. - И опаснейших преступников.
        - Много нас?
        - «Вас» или «нас»?
        - Всех.
        - Пока считаем на десятки. Что будет дальше, сколько им еще понадобится народу - они и сами не знают. Вероятно, они ждут встречи с чем-то таким, против чего без нашей помощи не справятся.
        - Об этом я уже думал. Но если гады настолько могущественны, чем мы им поможем? Да и с какой стати мы должны им помогать?!
        - «Враг моего врага - мой друг»? Не всегда, Волков. Что, если речь идет о простой конкуренции между гадами и… другими гадами, допустим?
        - Будут драться, как два кобеля за суку, а нам останется сидеть в сторонке и не тявкать.
        - Не исключено и такое. Вот чтобы мы в сторонке не сидели, они нас и прикармливают. Но это лишь версия.
        - Угум… - Андрей подвинул к себе рюмку. - Жизнь наполняется смыслом. Бороться за то, чтобы достаться не этим, а другим, которые без яиц, но с крыльями.
        - Почему с крыльями? - не понял майор.
        - Или все-таки с яйцами. - Он выпил и попробовал улыбнуться.
        - Не пугай людей, Волков.
        - Хреново у меня получается?
        - Научишься.
        Канунников прикрыл глаза и замер, а когда очнулся, его взгляд стал свежим, как утреннее небо. Пьяный румянец сменился бледностью, но спустя мгновение прошла и она.
        - Пора мне. Да и у тебя сегодня дел не мало, - сказал майор, и Андрей вдруг почувствовал, что тоже трезвеет. - Это не я, это ты сам, - ответил Канунников на его недоумение. - Учись осознавать свои потребности. - Он кивнул и направился к «Волге». - Я тебе позвоню.
        - Куда?
        - Туда, где ты будешь.
        - Постой-ка, Николай! - Андрей догнал его у машины и схватил за рукав. - У нас двести человек сидело. В одном только «Каменном Чертоге».
        - Ну и что? А-а! Уже посетили мысли о собственной избранности? Меня тоже посещали. Выкинь это из головы.
        - На Земле много осужденных.
        - Ты не единственный, кого прикрутили, успокойся.
        - Зачем ты меня вытащил?
        - Ты что, недоволен?
        - Зачем ты меня вытащил? - упрямо повторил Андрей.
        - Сам посадил, сам и вытащил, - помолчав, ответил Канунников. - Хотя сажал не лично, а в составе следственной группы.
        - Тогда мне тем более не понятно…
        - Хорошо, поясняю. - Николай сжал челюсти, и проступившие желваки на мгновение сделали его лицо прямоугольным. - Ты, Волков, больной, но не глупый. В некоторых обстоятельствах такие люди незаменимы.
        - Я не Волков, Коля. И ты это знаешь.
        - Естественно, знаю. Но не помню.
        - Как это?
        - Стив посоветовал забыть.
        - Стив посоветовал, и ты забыл, - сказал Андрей. - А если он попросит упечь меня обратно в лагерь или вообще прикончить?
        - Не переоценивай своей значимости.
        - Я спросил: ты выполнишь любое указание гадов?
        - Ты сам-то как думаешь? - Канунников отодвинул его в сторону и уселся за руль. Прежде чем захлопнуть дверцу, он посмотрел Андрею в глаза. - Правильно думаешь, Волков.

* * *
        - Здравствуйте, Трайк. - Ксена прищурилась: в каюте было темно, лишь на столе светился прямоугольник монитора. Чересчур ярко. - Трайк, я вас слушаю.
        - Не хотел вас будить, простите.
        - Ну продолжайте? - Она поморгала, окончательно просыпаясь. - Для того и разбудили, чтобы извиниться?
        - Нет. Я счел необходимым высказать некоторые сомнения.
        - И вы, Трайк? О, боже!
        - Ксена?..
        - Не обращайте внимания, это из учебного курса. Так что вы хотели?
        - Поступила информация из Федерального Бюро Расследований. В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе появились проповедники, представляющие некую «Церковь Последней Истины». Я бы не стал вам об этом сообщать, и ФБР не стало бы сообщать мне…
        - Если бы это не касалось Миссии. - Ксена села в постели. - Доктрина христианская?
        - В принципе, да, но…
        - Без подробностей, Трайк.
        Офицер понимающе кивнул.
        - Речь идет о Втором Пришествии, - сказал он.
        - Занятно.
        - Ксена, я серьезен. Мотив Страшного Суда в земной культуре обыгрывается очень давно, эмоционально люди к этому готовы. И не только христианский мир.
        - Вполне ожидаемая реакция. Ничего, человечество пережило массу духовных кризисов, переживет и нынешний. Возникновение новых религиозных течений предсказано нашими наблюдателями.
        - Не слишком ли рано? - спросил Трайк. - Мы провели на Земле меньше месяца.
        - После слияния государств культура несколько застоялась и теперь жадно поглощает новую пищу. В конце концов, она усвоит и Миссию. Лучше скажите, как относится к этой секте само ФБР?
        - Прежде чем начать к ней как-то относиться, они желают узнать наше мнение.
        - Похвальная лояльность. - Ксене надоело щуриться на монитор, и она зажгла свет. - Наблюдатели во многом недооценили Землю, не правда ли?
        - Человек из ФБР намекал, что Бюро готово оказать этой Церкви помощь. Вопрос лишь один: в каком объеме.
        - Пусть закроют, - без раздумий ответила Ксена.
        Трайк приподнял бровь. Он был поражен.
        - М-м-м… До тех пор, пока Церковь Последней Истины не вступит в конфликт с законом, принципы демократии не позволят ее преследовать.
        - А поддерживать ее силами спецслужб эти принципы позволяют? Секту необходимо ликвидировать. Миссия не заинтересована в сопротивлении, но еще меньше нам нужны подобные спекуляции. Культурный шок и без этого слишком велик. Секту ликвидировать, - уверенно повторила она.
        - Принято. - Трайк на мгновение опустил глаза.
        - У вас что-то еще, - поняла Ксена.
        - Да. Именно о сопротивлении я и хотел поговорить. Точнее, о его отсутствии. Меня как командира отряда это смущает.
        - Возможно - радует? Трайк, вы ничего не перепутали?
        - Смущает. И вы понимаете, о чем я. Речь идет не о каких-то подпольных организациях…
        - Они уже созданы, - вставила Ксена.
        - Я имею в виду общественную реакцию, - закончил Трайк.
        - Действительно, мы настраивались на мощный всплеск самосознания. И, не дождавшись, немного растерялись. Это не страшно.
        - Наблюдатели предсказывали проявления враждебности по отношению к Миссии.
        - Все еще впереди.
        - Не думаю. Наши с вами учебные программы отличаются, но…
        - В этой области - не существенно.
        - Вот и я о том же. По информации, усвоенной нами в полете, население должно выказывать крайнее недовольство. Однако недовольства нет, и у меня возникают сомнения в компетентности наших наблюдателей. Или в добросовестности. - Трайк машинально перешел на английский, хотя из вежливости начинал разговор по-русски. - Полагаю, вам известно, где они сейчас. Я хотел бы с ними встретиться.
        - Это невозможно.
        - Для меня?!
        - В том числе и для вас.
        - Ксена, я боевой офицер. Если бы вы знали, какие…
        - Знаю, - перебила она. - Также я знаю, что послужной список Стива не в пример эффектнее вашего, но командир первого отряда не позволяет себе ссылаться на былые заслуги.
        - Я лишь хотел сказать, что мне доверяли весьма значительные секреты.
        - Никто не ставит под сомнение вашу преданность родине, - смягчившись, ответила Ксена. - И если я говорю вам, что вы не можете встретиться с нашими наблюдателями, это означает только одно. - Она сделала паузу. - Вы не можете с ними встретиться, Трайк. Лучше доложите о своих успехах.
        Тот скрыл недовольство, но так, чтобы Ксена заметила.
        Ксена заметила, но так, чтобы он понял: это ей безразлично.
        - «Скай Фикшн» отработан, - медленно проговорил Трайк. - Выбрано шесть заключенных, все будут представлены вам не позже завтрашнего дня. В данный момент мы направляемся к лагерю под Тегусигальпой, это последний пункт нашего маршрута.
        - В таком случае, счастливого пути. - Она прервала связь и поправила подушку.
        О том, что с военными будет трудно, Ксена знала заранее, и заранее догадывалась, что гражданских на Землю не пошлют: на Колыбели вряд ли остались толковые специалисты, не надевшие офицерский китель. Даже наблюдатели, отправленные на Землю много лет назад, числились по оборонному ведомству. Военные психологи, военные социологи, военные культурологи… историки, и те - военные. Целая армия, получившая билет в один конец. Лучшие офицеры, оторванные от Войны. Точное количество наблюдателей Ксене было неизвестно, потому что оно было непринципиально. Последний резидент - Малахов Олег Дмитриевич, бизнесмен и филантроп, почетный житель города Иркутска, умер в возрасте восьмидесяти девяти лет, не дождавшись «Колыбели» совсем чуть-чуть. С симбионтами в крови он мог бы дотянуть и до ста, но во время отправки наблюдателей об этой технологии еще не мечтали. Их забросили, как забрасывают обычных шпионов, с той лишь разницей, что вместо корабля на орбите Земли остался крошечный ретранслятор.
        Это было первое массовое внедрение, но прежде на Земле уже поработали разведчики, и наблюдатели летели не на пустое место. Легализоваться и набирать аналитический материал - вот все, что от них требовалось. Объем информации, переданной ими через спутник, не поддавался оценке. На Колыбели его обрабатывали сотни специалистов, однако никто не мог поручиться, что эти данные найдут практическое применение.
        Миссия планировалась как чрезвычайный шаг, и, хотя данных было уже достаточно, старт корабля откладывали до самого последнего срока - минус десять с половиной лет от критической точки прибытия. Появляться на Земле позже не имело смысла: еще месяц, и Миссии здесь нечего было бы делать. Когда погиб Шестой Флот, стало ясно, что Война со Сферой проиграна, и «Колыбель» стартовала. Наблюдателям послали уведомление, которое ненамного опередило сам корабль и никого уже не застало.
        Они прожили жизнь среди людей - почти как люди - и умерли так же. Шифрованные списки в секретных документах - на родине, и прах под плитами с чужими именами - здесь, на Земле. Эти герои сделали все, что могли, дальнейшее зависело только от Миссии, и, судя по первым итогам, наблюдатели работали не напрасно.

* * *
        - Прошу сюда, здесь вам будет удобно. Это самое качественное жилье, которое мы смогли найти в Москве. - Стив посторонился, пропуская Ксену в квартиру. - Недавно реконструированное здание, исторический центр. Река. - Он махнул на окно, жест получился нелепый. - Но лучше бы вам вернуться на «Колыбель», - добавил Стив.
        - И смотреть с орбиты, как вы тут терзаетесь? Я слишком гуманна. - Ксена убедилась, что вид из окна неплох, и, мгновенно потеряв интерес, принялась обходить комнаты.
        - Терзаюсь?..
        - Вы сами говорили, что вас гложут сомнения. Разве нет?
        Стив не понял, шутит ли она, и отметил, что это с ним не впервые.
        - Жилье вас устраивает? - спросил он, следуя за Ксеной в спальню.
        - Исключая излишества - да. Зачем мне такая площадь? - Она резко обернулась, и офицер чуть не наткнулся на ее грудь. - Здесь можно с комфортом разместить десяток персон. А если в казарменном порядке, то и полсотни. Своим солдатам на родине вы предоставляли такие же условия?
        - По обстоятельствам, - глухо отозвался он.
        - Обстоятельства таковы, что мы не можем позволить себе оккупантских замашек. Если только мы не хотим вызвать волну недовольства, которую вы и Трайк с нетерпением ждете.
        - Мои инструкции мне вполне ясны, - отчеканил Стив. - После визита к Президенту мы ни разу не применяли силу. Это жилье находится в муниципальной собственности. Городские власти были рады безвозмездно предоставить Миссии несколько свободных квартир. Однако я настоял на внесении арендной платы.
        - Правильно сделали, - сказала Ксена, вытесняя его из спальни. - Кстати, как дела с вашей коммерцией? - Взглянув на Стива, она опустилась в кресло и сцепила пальцы у подбородка. - Извините. Мне трудно свыкнуться с мыслью, что вы горели в посадочных модулях, шли в атаку с ранениями… и при всем при этом я обязана вами помыкать.
        - Не обязаны, - произнес он.
        - Итак, что с коммерцией?
        - По докладам, все развивается успешно. Ни один из наших препаратов здесь неизвестен, и запаса технологий, годных к продаже, нам хватит надолго.
        - Только бы не переусердствовать. Наиболее ценное надо приберечь на крайний случай. - Ксена встала и прошлась по холлу. - Нет, я не понимаю, зачем нужно столько помещений.
        - Вторая спальня, гостевая, детская, - Стив обогнул выступающий книжный стеллаж и двинулся дальше. - Вот здесь обеденный зал, если я правильно это называю, а здесь еще одна спальня.
        - Ее займете вы, - сказала Ксена, оглядывая стены.
        Стив по инерции шагнул внутрь и застыл.
        - А эту Трайк, когда вернется, - добавила она.
        - Я… - Офицер помолчал. - Я прикажу усилить охрану.
        Она выразительно посмотрела ему в спину.
        - Знаете, была бы я местной, я бы сейчас расхохоталась.
        - Интересно, что бы в таком случае сделал я, - буркнул он, оборачиваясь.
        - Да ничего. Так и стояли бы.
        - И все-таки вам лучше перебраться на «Колыбель». Это намного безопасней.
        - Не волнуйтесь за меня.
        - Или в Уошингтон, ближе к президентскому дворцу, - вопросительно произнес Стив. - Вы решили поселиться в Москве из-за Волкова, - сказал он, не дождавшись ответа.
        - Вы проницательны.
        - Чем же он вас…
        - За-це-пил, - медленно выговорила Ксена. - «Зацепил», да? Именно так, Стив, он меня зацепил. Чем? Это лежит в плоскости моих особых полномочий. Скажу лишь, что Волков, возможно, и есть то самое, ради чего мы находимся на Земле. А возможно, и нет, - спокойно добавила она. - Ну, наша экскурсия окончена?
        - Запас еды находится в одной из комнат слева по коридору.
        - Вы до сих пор не перешли на местную пищу? Она вполне пригодна. - Ксена приблизилась к терминалу и вызвала справочную. - Стив, вам что-нибудь заказать?
        - Я предпочитаю проверенное.
        - Дело ваше. А мне корабельная синтетика уже надоела. Представляю, как стонут от нее пилоты. - Ксена выбрала в экранном меню службу доставки. - Пожалуй, Сеть - самое полезное достижение человечества, - заметила она.
        - Единственное, которое нам полезно, - уточнил Стив. - На фоне остальных так называемых достижений…
        - Продолжайте, - поддержала она.
        - Я подумал… наши наблюдатели провели на Земле достаточно времени.
        - Вы хотите сказать, не вышло ли так, что они ускорили развитие земных технологий?
        - Невольно, сами того не желая.
        - Если они и оказали какое-то влияние на местную цивилизацию, то оно не критично. Надеюсь, вам не надо объяснять, почему?
        - Земля до сих пор не располагает орбитальной верфью. - Стив понимающе посмотрел ей в глаза. - Они уже обнаружили систему Виктории, но их ракетные двигатели несовершенны, и корабли будут добираться очень долго.
        - Не долго, - возразила Ксена. - Ровно столько, сколько нужно.

* * *
        Андрей вскрыл банку пива и поймал убегающую пену. Пиво было вкусным, хотя и крепким. Длинно выдохнув, он повертел банку, не спеша прочитал все, что там было написано, и опрокинул ее над раковиной.
        Пить не хотелось. Испарившаяся водка превратила это удовольствие в подобие виртуального секса - процесс безопасный, подконтрольный и от того муторный. Он напоминал нынешнюю свободу.
        Андрей подошел к окну и взглянул на город. Часы показывали половину девятого, до сумерек было далеко, но Москва уже перешла в фазу праздника. Все куда-то ехали, забивались по клубам и ресторанам, все словно чего-то ждали. Начало вечера, славное время: людьми владеет предощущение заслуженного отдыха. Завтра будет похмелье, все это знают, но думать об этом не принято.
        Из окна отеля «Айленд Рус» был виден застывший на взлете Гагарин, опоясанный, словно кольцом ускорителя, многоэтажной эстакадой. Машины двигались плотно, как тесто в миксере: на четных уровнях - по часовой стрелке, на нечетных - против. Если бы памятник вдруг ожил, он мог бы сойти с ума.
        - Вы все рехнулись, - тихо сказал Андрей.
        Утренний разговор с Канунниковым дал много информации, но мало что прояснил. Скорее, только запутал. Человечество впервые потерпело полное поражение, без всякой надежды на реванш, но люди вели себя так, будто это касалось кого-то другого. Сама тема была горячей: в новостях говорили о Миссии и только о Миссии, программные директора каналов выгребли из запасников все фильмы о пришельцах, вплоть до наивного ретро с корявым ручным монтажом. На экране примелькались новые, доселе неизвестные лица: эксперты из североамериканской «Голубой Книги» и европейского «Контакта». Пенсионерка мадам Роллинг, первой заметившая посадку чужого челнока, стала телезвездой и уже объявила, что взялась за автобиографическую книгу.
        Все это было естественно и правильно, недоумение вызывало лишь одно: никто не боялся. Люди поглощали информацию о Миссии, но самого главного, того что лежало на поверхности, они упорно не замечали. Простой вывод, ставящий точку в истории человеческой цивилизации, проходил мимо сознания, как ветер, - куда-то дальше, в пустоту.
        - Или я чего-то не понимаю… - пробормотал Андрей.
        Расставшись с майором, он поймал такси и отправился туда, куда не доехал из аэропорта. Хованское кладбище, территория 4, участок 2618. К родителям.
        Это было единственным, чего он не мог простить государству. И не хотел прощать. Ему дали пожизненное - что ж, так сложились обстоятельства. Условия содержания в «Каменном Чертоге» были неоправданно жесткими, но и этому находилось объяснение. Если сложить все зло, содеянное обитателями спецлага, Шиашир должен был уйти под воду, прямиком в ад. Чего стоил один только Дантист - серийный убийца, сидевший, как выяснилось, в соседней камере… Хотя шестьсот смертей на его совести все-таки не было, и в списке душегубов Андрей значился первым. Виновным он себя не считал, но то, что с ним случилось, было объективно. В отличие от другого… От могилы на четвертой муниципальной территории. Могилы с убогой доской, могилы без ограды.
        Андрею даже не сообщили. Просто похоронили двух стариков - хорошо, если в гробах, а не в мешках для мусора. Закопали в землю и накрыли плитой из второсортного бетона. В изголовье, между проступающими от арматуры потеками ржавчины, лежала почерневшая табличка в рамке из ярко-зеленого мха. Прошло не так много времени, но имена и даты уже сейчас не смог бы прочесть никто. Если бы ни Стив, Андрей не нашел бы родителей вовек. Если бы ни гады, возле этой могилы не задержалась бы ни одна живая душа. Но еще страшней для Андрея было то, что родители навсегда останутся здесь, на территории 4, под размываемой дождями плитой. Ни перезахоронить, ни привести могилу в порядок он не мог. Он не мог ничего, разве что ненадолго явиться сюда еще раз - через месяц или через два. Ведь сын этих людей, стертых из памяти, почти безымянных, официально продолжал отбывать наказание в «Каменном Чертоге», а кроме него это никому не было нужно. На целой планете - никому.
        Андрей всматривался в табличку до тех пор, пока ему не стало казаться, что она ничем не отличается от других. Так бывает с каким-нибудь словом: если повторять его бесконечно, оно теряет смысл и превращается в пустой звук. Андрей стоял посреди поля из серых прямоугольников, разделенных пучками буйного сорняка, и пытался расслышать, что за чувство в нем зреет - смирение или ярость.
        Он так и не понял. Провел у могилы около часа и ушел, зная, что вернется не скоро.
        Андрей оторвался от окна и, обнаружив, что все еще держит пустую банку, сплющил ее в руке.
        - Сеть, - сказал он в потолок.
        У стены вспыхнул монитор, по умолчанию настроенный на первую программу.
        - …однократный прием снимает инсулиновую зависимость, а недельный курс лечения полностью нормализует…
        Говорил дюжий мужчина в белом халате и в крахмальной шапочке. Для полноты образа не хватало только марлевой повязки и фонендоскопа на шее. Впрочем, белый халат в студии прямого эфира сам по себе был достаточно абсурден.
        - Прежде чем органы сертификации одобрят новое средство, оно должно пройти тщательную проверку, - заметил ведущий.
        - Безусловно, - с готовностью отозвался врач. - В исследованиях участвовало шесть независимых клиник и более тысячи добровольцев. Состояние каждого из них, - он поднял указательный палец, - значительно улучшилось. Ни в одном случае побочных эффектов не выявлено. Результат впечатляющий.
        - Нельзя не согласиться. - Ведущий выразил приятное удивление. - А сколько длились эти испытания?
        Доктор чуть замялся:
        - Двенадцать дней.
        - Двенадцать дней? Вам не кажется, что этого недостаточно?
        Журналист заранее знал, что ему ответят, и это бросалось в глаза.
        Андрей раздосадовано присел на диван и открыл вторую банку пива. Вряд ли телевидение деградировало за последние пять лет, скорее, это он отвык от условностей. Интервью разыгрывали, как пьесу.
        - Представители Миссии вручают вам совершенно новый препарат, - продолжал ведущий, - и вы сразу… то есть, почти сразу, через полторы недели, признаете его годным к употреблению?
        Доктор мягко усмехнулся.
        - Ваш скепсис обоснован, полторы недели - срок некорректный. И мне нечего возразить. Кроме одного. - Тут последовала пауза, в течение которой зрители должны были прекратить жевать и сгрудиться у мониторов. - Новое лекарственное средство действует, - торжественно объявил мужчина в белом халате. - Оно уже излечило тысячу человек. Я имею в виду добровольцев, участвовавших в экспертизе. Это факт: они больше не страдают диабетом. Представители Миссии… нам неизвестно, откуда они прибыли, и даже неизвестно, с какой целью. Мы можем подозревать их в злонамеренности, но давайте все-таки будем реалистами, давайте судить по делам. Они высадились на Земле, и это значит, что их цивилизация серьезно опережает нашу. В противном случае, не они бы к нам прилетели, а мы к ним. - Доктор повысил голос, придавая фразе некоторую вопросительность, и ведущий степенно кивнул. - То, что я сейчас скажу, может кого-то ударить по самолюбию, но сказать иного я не могу. Существует этика, как врачебная, так и общечеловеческая. - Он ненадолго задумался. - Позволю себе одну аналогию. Вдоль реки, в относительно комфортных условиях,
расселилось племя дикарей. Эти люди живут своими представлениями о мире, и они по-своему счастливы, но… ангину они лечат заклинаниями, диарею - жертвоприношением, а повышенное артериальное давление - плясками у костра. Турист с обычной аптечкой способен избавить их от многих бед. И этот турист, как человек гуманный, просто обязан предложить аборигенам помощь. Другое дело - примут ли они ее. Вот об этом мы с вами и говорим, не так ли?
        - Иными словами, вы призываете не уподобляться дикарям?
        - Не уподобляться дикарям недоверчивым и глупым, вот к чему я призываю. Не искать в аспирине демонов, даже если нам не ясно, что такое аспирин и как он действует. Это, в конце концов, наши проблемы.
        - Убедительно, - оценил ведущий. - Тогда последний вопрос. Все, что вы сказали о дикарях… Следует ли из этого, что нашей медицине так же непонятен принцип действия нового препарата?
        Доктор молча развел руками.
        - Большое спасибо, это было интервью с директором центра новейших…
        - Сеть, звук «ноль», - бросил Андрей.
        Сравнение с дикарями его не то чтобы обескуражило… ему было безразлично. Не понравилось ему другое: то, как часто люди стали сравнивать себя с танцующими вокруг костра придурками. Вот и Канунников толковал о том же. Майор Госбеза, завербованный гадами, и функционер от здравоохранения - что у них может быть общего? Ничего, кроме отношения к действительности.
        Андрей механически глотнул и уставился на банку. В мозгу вдруг что-то оформилось, простое и крайне обидное. Понимание того, какая позиция внедряется в массы. Все та же, о которой говорил Канунников: коленно-локтевая. Да еще с прогибом.
        Честь - в обмен на горчичник. Независимость - за пузырек йода.
        - Сеть, программа «три», - чуть слышно произнес Андрей.
        Монитор перешел на другой канал. Двух часов ему оказалось достаточно, чтобы кодифицировать речь нового жильца и научиться реагировать даже на шепот. Аппаратура в отеле стояла хорошая, плохой при таких ценах быть не могло. Андрей не экономил, хотя поселился не в люксе - привлекать внимание было ни к чему.
        - Как сообщает пресс-служба Федерального Бюро Расследований, в последнее время на территории Северной Америки активизировались представители ряда тоталитарных сект, в частности пресловутой «Церкви Последней Истины». Авторитетная комиссия провела тщательное расследование и установила безусловно деструктивный характер данного культа, а соответственно и противозаконность деятельности «ЦПИ». В связи с этим федеральными агентами были приняты необходимые меры по пресечению…
        - Программа «четыре», - сказал Андрей.
        - Информация от Объединенного Космического Агентства, - сообщила дикторша. - Завершено строительство первой транспортной пары. Корабли-близнецы «Аполло» и «Союз», названные в честь легендарных предшественников, будут готовы к старту в ближайшее время. Напомним зрителям, что полет к Виктории продлится около семнадцати лет, и в связи с этим…
        - Да вы спятили! - сказал Андрей в монитор. - Сеть, отбой. - Зажмурившись, он поставил банку на стол и стиснул виски. - Какая, на хрен, Виктория? Вы Землю-то защитить не в силах. На кой вам вторая планета? Тоже сдать гадам?
        Андрей вдруг выпрямился и посмотрел на погасший экран. То, что пришло ему в голову, казалось важнее всего того, о чем он думал прежде.
        Гады - зачем они здесь? Явились, сыграли мышцой - нехило, между прочим, сыграли - и… принялись одаривать аборигенов. В Сети говорили, что Миссия передает фармацевтическим компаниям все новые и новые спецификации, требуя за лицензии смехотворно мало. Лекарства обещают быть дешевыми, а объем продаж - колоссальным. Если бы гады пожаловали на Землю, чтобы наладить бизнес, это было бы логично, но…
        - …чертовски глупо, - закончил вслух Андрей.
        Пришельцам нужна территория. Не фантики с мордами чужих исторических лиц, а пространство, на котором можно жить. При этом поблизости от Земли существует планета со сходными условиями, но они прибыли сюда. Или там они тоже высадились? Но почему гады не скажут прямо: «лететь никуда не нужно, мы все давно заняли»? При их влиянии на Объединенное Правительство достаточно было выразить сомнение. К гадам прислушаются, их шепот услышат. Раз уж они «берут в аренду» целый крейсер… да в конце концов, кто им мешает превратить стартовый комплекс в озеро лавы? Если они не захотят, чтобы люди отправились к Виктории, полета не будет.
        Андрей тяжело вздохнул, посидел с минуту неподвижно и сказал, снова вслух:
        - Как будто у меня дел других нет. Выбрали Президента? Вот он пусть и чешется. А я что?.. Да я вас всех продал.
        Он поднялся и перешел в другую комнату, где видел мобильный терминал. Рухнув в глубокое кресло, Андрей положил блок на колени и откинул крышку. Задумчиво поводил пальцем - не прикасаясь, лишь примериваясь. Сеть - давно предсказанный шаг в объединении электронных средств коммуникации, - хвалили даже гады. И это они, пришельцы, впервые показали Андрею, как пользоваться терминалом. Не говоря уже обо всем другом, что они ему дали.
        Андрей почувствовал, что мысли забредают не туда, и поспешно дотронулся до таблички меню. На крейсере, в каюте со Стивом, он так и не набрал этот адрес, но забыть его не мог. Едва он ввел последнюю цифру, как под номером возникло:
        «Дмитриенко Ирина Михайловна».
        Андрей взглянул на «сброс» и покачал головой.
        - Лена, Лена… Зайчик…
        Он представил, как она отвечает на звонок. Терминал лежит на столе, камера захватывает чашку и вазочку с печеньем. Где-то в углу вертится веселая колли, за кадром бджикает пластмассовым танком карапуз. У стола появляется белозубый блондин в махровом халате:
        - Завтра у нас годовщина. Что тебе подарить, милая?
        - Ах, я хочу этот чудесный программируемый самоочищающийся пылесос «Сони сорок один два ноля двенадцать эйч эс»! Ты слышал, что его не нужно даже включать? Просто оставить в комнате на ночь и утром поблагодарить за уборку. Кстати, сегодня мы можем приобрести его с пятнадцатипроцентной скидкой и получить в подарок авторучку, которая…
        Андрей очнулся и посмотрел на терминал.
        - Ну говорите же? - сказали ему.
        На экране была сумрачная комната. В правом углу, там, где шлялся воображаемый муж-блондин, чернел прямоугольник беззвездного неба. Свет, скупой и рассеянный, поступал откуда-то сзади, лампа висела вне кадра. В мониторе умещалась лишь початая бутылка синтетического вина, рука, лицо…
        Андрей узнал ее с трудом - мешали тени под глазами и глубокие впадины по уголкам губ. Елена не то чтобы постарела, но изменилась сильнее, чем может измениться за пять лет молодая женщина. Андрей помнил, что ей еще нет тридцати, но, глядя на экран, не верил в это.
        - Привет, зайка, - сказал он беззвучно.
        - Что? Я не слышу. Кто вы?
        Елена подалась к терминалу, автофокус замешкался, и секунду ее лицо оставалось размытым, как луна в запотевшем окне. Луна выглядела встревоженной.
        - Здравствуйте, вы не могли бы уделить мне немного времени? - скованно проговорил Андрей. - Я предлагаю вам принять участие в социологическом опросе.
        - Опрос? Всю жизнь читаю про результаты каких-то опросов, но это всегда… - она махнула рукой, - где-то там. А вас не смущает, что вы мне позвонили в три часа ночи? Вы считаете, это нормально?
        - О, извините! - Он наконец додумался просмотреть поля под картинкой. «Хабаровск». - Я набрал не тот номер. Простите еще раз.
        - Ничего, ничего. - Елена отодвинула бутылку, но краешек все равно остался в кадре. - Или Хабаровск вы не опрашиваете?
        - Если не возражаете.
        Она откинулась назад и пожала одним плечом.
        - Сначала кое-какие формальности, - предупредил Андрей. - Фамилия, имя, отчество.
        - Это мой домашний номер, у вас там все написано.
        «Дмитриенко Ирина Михайловна».
        Андрей цыкнул и ущипнул себя за ногу.
        - Сегодня у меня тяжелый день, - признался он. - Ваше семейное положение?
        - А на какую тему опрос?
        Он кашлянул.
        - Социологический. Вы замужем?
        - Была. Опросы - они все социологические, разве нет?
        - Причина развода.
        - Послушайте!
        - Причина развода, - настойчиво повторил Андрей. - У меня тут варианты. Какой выберете? Несовместимость психологическая, интеллектуальная, сексуальная…
        - Я вдова, - перебила Елена.
        - Неужели? - вырвалось у него. - Да, я записываю. Простите за бестактность. Следующий вопрос: ваше отношение к Миссии.
        - К Миссии? То есть, к этим?
        - К этим, - подтвердил Андрей.
        - Не знаю. Какое мне дело? Вообще-то после имени-отчества обычно спрашивают дату и место рождения.
        - Конечно, - вякнул он, но продолжать не решился. Все это было слишком глупо.
        Елена побарабанила ногтями по столу и, взяв бутылку, наполнила бокал.
        - Еще раз позвонишь - отправлю спам-репорт, ясно? Катись, ублюдок, со своими вопросиками.
        - Если серьезно, то я…
        - Для таких забав есть анонимные каналы. Какой-нибудь «Гормональный террор» или вроде того. Вот туда и вали. И делай там, что хочешь. - Елена изрядно отпила и выставила палец: - Про полицию я не шучу.
        - Ну дура-ак, - протянул Андрей, глядя на погасшее окно. - Ну и дурак же я…
        Повозившись с меню, он разыскал «архив».
        «Ну говорите же?»
        На улице ночь, на столе бутылка. Вряд ли первая. Дешевое пойло, терминал тоже дешевый.
        Открыв «настройки», Андрей прибавлял яркость, пока лицо Елены не стало слепить желтым. Позади проявился огромный книжный стеллаж, море книг. Наверное, тысячи. Неужели она все это прочла?
        «Что? Я не слышу. Кто вы?»
        Он нажал на «стоп» и увеличил изображение. Резкость пропала, фамилии на корешках размылись, но большинство еще можно было различить: Гибсон, Гоголь, Дарищев, Диккенс. Она что, по алфавиту их ставила? Тогда она сумасшедшая.
        Нет, не сумасшедшая. Рядом с Диккенсом Андрей обнаружил какого-то Овчинникова. Следующая книга - тот же автор: большой том в синем «супере».
        - Овчинников?.. Похоже, я сидел слишком долго.
        Дальше шли три дамских романа в мягких обложках - с розочками и заковыристой вязью. Четвертая книга стояла вверх ногами. Андрей провел курсором по другим полкам - везде царил порядок. Вернув на экран перевернутую книжку, он заметил, что она вставлена чуть под углом. Вероятно, это последнее, что Лена читала. Будет стирать пыль - поправит.
        Он всмотрелся в корешок: «Дж. Оруэлл. 1984» и еще раз проверил весь стеллаж - ни одной перевернутой книги, только эта.
        Сдвинув картинку так, чтобы лицо Елены оказалось в центре, Андрей снова дал увеличение. На экране остались только глаза. Большие, умные, печальные. Левый слегка прищурен. Нет, она ему не подмигивала. С какой бы стати? Но все-таки левый глаз прищурен, - и как хочется думать, что это неспроста, что это относилось к нему…
        Андрей помассировал веки и уничтожил запись.
        За окном темнело - ночь от Хабаровска еще не докатилась, но была уже близко. Андрей включил свет и подошел к большому зеркалу.
        «Улыбайся!»
        Он попробовал.
        «Кривляться не надо, пугать - тем более. Просто улыбнись».
        Андрей растянул губы пальцами, приподняв уголки вверх.
        «Вроде, на что-то похоже. А глаза?»
        Глаза… Это было труднее. Андрей вновь улыбнулся сам, без рук. Лицо слушалось, но совсем не так, как нужно.
        - Если б меня хватил паралич, было бы легче, - сказал он. - Тогда никто бы и не требовал… Тьфу-тьфу-тьфу!
        Он оглянулся и постучал себя по макушке. И вдруг заметил, что в мониторе пульсирует красная рамка.
        «Экстренный вызов».
        Андрей ожидал увидеть Канунникова, но в окошке появился Стив. Рядом с кроватью. Голый. Камера в его терминале была значительно лучше, чем у Елены. Стива она брала только по грудь - похоже, он держал блок навису, - но в кадр попадало и кое-что еще. Собственно, поэтому и Андрей понял, что Стив стоит в неглиже. На заднем плане не спеша одевалась Ксена, вернее, она только начинала.
        Крыльев у нее Андрей не обнаружил. Он вообще не нашел в ней ничего такого, что могло бы ему не понравиться.
        - Поздравляю, Волков, уже сносно, - произнес Стив.
        - Вы о чем?
        - Саркастическая ухмылка вам удается, теперь тренируйте подлинное дружелюбие.
        - Благодарю, - буркнул Андрей.
        - Но я хотел сказать не это, как вы догадываетесь.
        - Догадываюсь?..
        - А вот удивление у вас хромает. Работайте, Волков, работайте.
        - О чем вы собирались поговорить?
        - О вашем звонке, разумеется. В прошлый раз вы с бывшей супругой связываться не пожелали и мотивировали это…
        - Отсутствием мотивации, - кивнул Андрей. - Теперь она возникла. Что в этом такого?
        Ксена подошла к столику и взяла высокий стакан с каким-то соком. Андрей против воли засмотрелся: она еще не оделась и держала водолазку в свободной руке.
        - Вы озадачиваете своей непоследовательностью, - сказал Стив.
        - Кого?
        - До свидания.
        - Кого я озадачиваю?.. Эй, Стив!
        - Да? - Тот уже собрался отключиться, и на экране мелькнул зеркальный потолок, а в потоке - снова Ксена.
        - У вас все начальницы спят с подчиненными? - спросил Андрей.
        Стив пару секунд помолчал.
        - Всего хорошего, Волков.
        - Не забудь признаться своей жабе, что у вас был настоящий ураган, - прошипел он в погасший монитор.
        Андрей бросил блок в кресло, все-таки допил пиво и вскрыл третью банку. Прихлебывая - без удовольствия, словно по обязанности, - он медленно обошел комнату и уселся на диван.
        Его вызов засекли. Неизвестно, фиксировали они раньше звонки Елены или нет, но теперь начнут непременно. Значит, он никогда больше не наберет ее номер.
        Взъерошив волосы, Андрей вернулся к зеркалу.
        «Ухмылка вам удается, теперь тренируйте дружелюбие».
        Он постоял, собираясь с мыслями, и выразил эмоцию - невнятную, но определенно положительную. Двойник за стеклом обаятельно ответил. А что, не такую уж плохую ему сделали морду… Выше среднего, это точно. Могли бы изуродовать, но скорее украсили.
        Андрей пошевелил бровями. Как будто свои. Глаза, губы, нос - по отдельности все слушалось. Беда в том, что улыбка - это сложнее. Сколько в ней участвует мышц? До хрена.
        Он расстегнул рубашку и провел пальцами по тому месту, где раньше был крест. Андрей жалел о потерянной татуировке - сам не понимал, что в ней такого, но жалел. За пять лет тюрьмы она стала ему родной. Почти как лицо. Впрочем, с новым лицом он уже смирился.
        «Служба - это не конец, а начало». Что ж…
        Андрей вызвал справочную и, найдя нужный раздел, ткнул в верхнюю строку. Интересно, сколько они отдали за первое место в каталоге? Хотя на самом деле совсем не интересно.
        - Здравствуйте, - ответил юноша в голубой пилотке. - Доставка.
        - Ужин, - произнес Андрей, вынимая бумажник.
        - Слушаем вас.
        - Слушать не надо. Пожрать принесите.
        - Э-э-э… ваш заказ?
        - Выберите сами. Что-нибудь хорошее.
        - Ваши вкусы?
        - Мне все равно.
        - Э-э-э… - Молодой человек снова замялся. - Как будете платить?
        Андрей повертел в руках карточку:
        - «Глобал Мани Систем». Золотая, если я не дальтоник. И-и… вы только еду привозите? Я насчет…
        - Девушек, - легко угадал оператор. - Ваши пожелания?
        - Все равно.
        - Ваши вкусы?
        - Мне все равно, - повторил Андрей.
        Отключившись, он перешел в ванную и снова наткнулся на зеркало. Отражение попыталось улыбнуться.
        - Куда ни глянь, всюду ты, морда, - сказал Андрей. Прозвучало это почти душевно, злобы в нем уже не осталось. - Тварь продажная.
        «Перезвони в службу доставки», - предложил двойник.
        - Это зачем?
        «Поменяй заказ. Пусть везут миску каши».
        - Да иди ты!.. - Он разделся и встал под душ.
        «И брезентовую робу вместо этого белья, - настырно звучало в голове. - А вместо женщин - комплект старых газет».
        - Все, все, глохни!
        «Ты сломался, Андрюша».
        - И уже давно.
        Чтобы не видеть себя в мокрых стенах, он закрыл глаза и поднял лицо к потолку.

* * *
        - Я не расслышала, что он спросил.
        - Спросил, все ли наши начальницы спят с подчиненными.
        - Бессмысленный вопрос. - Ксена допила апельсиновый сок и забрала у Стива терминал. - Как вам его реакция?
        - Волкова озадачило, что мы контролируем контакты его бывшей жены. Независимо от того, какие чувства он к ней испытывает, он за нее боится.
        - Вы глубоко проникли в человеческую психологию.
        - Спасибо составителям курса. - Стив, разумеется, не уловил сарказма. - Волков с бывшей супругой больше не свяжется.
        - Свяжется, и в самое ближайшее время.
        - Ксена, мне все труднее вас понимать. Я не располагаю достаточным количеством информации.
        - Согласна. - Она оделась и налила себе еще сока. - Именно таким вы мне и нужны. Я знаю слишком много, это может меня подвести. А вы смотрите на Волкова объективно. Вы в нем сомневаетесь. Вот и продолжайте сомневаться. Пока вы свободны, - произнесла она тем же тоном.
        Стив помялся.
        - Ксена… я должен признаться, что наш с вами контакт… он был…
        - Хорошо, отправляйтесь к себе в комнату. Если не хотите спать, займитесь чем-нибудь полезным.
        - Все было так… это настолько…
        - Я тоже удовлетворена, - сказала она, не отрываясь от монитора. - Завтра повторить не удастся. Чуть позже, если не возражаете. А теперь идите, мне нужно работать.
        - Это был… просто ураган, - с трудом выговорил Стив.
        Ксена недоуменно подняла голову.
        - Становитесь дикарем?
        - Простите, если я позволил себе лишнее. Как-то… вырвалось. Это все курс погружения, - пробормотал он, удаляясь.
        Ксена проводила его долгим взглядом и вернулась к терминалу, однако сосредоточиться не смогла. Ей вдруг стало любопытно, что бы на месте Стива сказал Волков. Запись его общения с релакс-персоналом на крейсере она уже видела. Ксена сочла это отвратительным и безрассудным. Впрочем, не только.

* * *
        Похмелья не было. Андрей его и не ждал, но инстинкт заставил сначала прикоснуться ко лбу - осторожно, словно ко взведенному курку, и лишь потом оторвать голову от матраса. Подушки не было - вместе с одеялом она валялась на полу. Постель напоминала татами после суперкубка - пустой, но не гладкий, избитый ногами и спинами.
        Маша, неловко вывернув локти, лежала на животе. Даша уже поднялась и шарила в холодильнике. Андрей не знал, правильно ли запомнил их имена, он особо и не старался. Девушкам это было тем более безразлично.
        Достав апельсиновый сок и водку, Даша смешала их в культурной утренней пропорции.
        - Стоп! - сказал Андрей.
        - Ты больной, - простонала Маша, открывая глаза.
        Даша замерла со стаканом и покосилась на кровать. Андрей несколько секунд разглядывал девушку: апельсиновый сок у постели, вот так же стояла и Ксена.
        - Расслабься, - буркнул он.
        Андрей лишь сейчас понял, что думал о Ксене. Безумие: он думал о ней всю ночь.
        - Такие забавы плохо кончаются, милый, - предупредила Маша.
        - Какие «такие»?
        - Со стимуляторами. Сколько ты этого дерьма принял? А-а… - она безразлично шевельнула рукой. - В любом случае, слишком много.
        Это был комплимент, и Андрей по-юношески сомлел.
        Даша выпила, налила еще и поднесла коктейль подруге.
        - Ох, что это с тобой? - удивилась та. - Спасибки.
        - Остывай, пулеметчица.
        - Сама ты!.. - беззлобно огрызнулась Маша, хватая стакан.
        - Одеваться надо. Уходить.
        - М-м-м! - страстно подтвердила она.
        Андрей был доволен, хотя в памяти не осталось ничего внятного - только темень, шорох белья и громкое дыхание. Сейчас он смотрел на девушек равнодушно, как смотрел бы на родных сестер. Сестер у Андрея не было, и сравнение могло оказаться неверным, однако его не волновало и это. Андрей лежал, сунув руки под голову и беззаботно покачивая ногой.
        - О, ни фига! - Маша свесилась с кровати и принялась перекладывать на полу раззявленные пакетики. - Пять… шесть… семь… Милый, ты сумасшедший. Восемь, девять… Тебе не говорили, что ты сумасшедший? Нет? Зря. Потому, что ты сумасшедший. Сколько ты принял? И главное - чего? Десять, одиннадцать… Боже мой, это еще не все.
        - Пойдем, пойдем! - прошипела Даша.
        - Ага, - отрешенно сказала она. - Двенадцать… вон еще… То-то мне плоховато. Милый, легальные средства такого эффекта не дают.
        - Никаких средств, - блаженно отозвался Андрей.
        - Не знаю, что это за допинг, но убьет он тебя быстро.
        - Нам-то все равно, - сказала Даша. - Только учти: орлом ты будешь недолго. Годик, максимум два. Потом наступит аллес.
        - Так далеко я не загадываю.
        - Твои проблемы.
        - Пока выходит, что это наши проблемы, - заметила Маша.
        Девушки уныло рассмеялись и начали собирать одежду.
        - Вы штаны мои не видели? - спросил Андрей, по-прежнему не переворачиваясь. - Там бумажник в кармане.
        - И что? - Язычок «молнии» в Дашиных джинсах остановился на полпути.
        - Возьмите себе. Сколько сочтете нужным.
        - У нас чаевых не положено, вообще-то. Ты вип-клиент, да и мы не с вокзала. Мы свое получили, ты тоже. Хочется верить.
        - Служебные инструкции?
        - Вроде того, - откликнулась Маша, нагибаясь за его брюками. - Эти, да? В левом, в правом?
        Андрей пожал плечами, и она разыскала деньги сама.
        - Сколько нам?
        - Сколько надо, столько и берите.
        - Хм?..
        - Потому, что вам придется нарушить еще один пункт инструкции, - добавил он.
        - Ты пугаешь, милый.
        - Трепаться о клиентах вам не положено?
        - Конечно, нет.
        - Возьмите по сотне. Это нормально?
        - Смотря за что.
        - За треп о клиентах. Которые вип. Которые самые-самые.
        - Не-не! - вступилась Даша. - На это не разводи.
        - Политики и актеры меня не интересуют.
        - У нас их и не было. Ты что! Какие политики? Все они честные мужья. Даже те, кто неженаты.
        - Естественно. Я хотел спросить про гадов.
        - Про кого-о?! Счастливо, милый, не кашляй.
        - Наверно, сотни по три, - отрешенно произнес Андрей.
        Маша заглянула в бумажник и, вытянув губы, беззвучно присвистнула.
        - Чего ты хочешь? - спросила она.
        Андрей рывком поднялся, стянул с кровати простынь и накинул ее себе на плечи.
        - Хочу знать о гадах, - сказал он. - Что конкретно… я не представляю. Мне нужно знать все.
        Положив деньги на стол, девушка присела рядом.
        - Милый, мы никогда не общались с гадами. Это правда.
        - Может, не ты, а Даша?
        - Даша - это я. Она - Маша. И она их тоже не видела. Если только по ящику.
        - А зачем тебе? - осведомилась вторая.
        - Я не могу объяснить, - вздохнул Андрей. - Мне просто странно. То, что случилось с людьми… Ладно! - Он схватил брюки и, отойдя в угол, начал одеваться. - Отваливайте. Все было хорошо, до свидания.
        Одна девушка вышла в коридор, другая задержалась у двери.
        - Ты новости смотрел вчера? - спросила она.
        - Какие-то смотрел. Их теперь много.
        - Муниципальный канал.
        Андрей мотнул головой: «черт его знает».
        - В полдень дают повторы вчерашних репортажей, - сказала она. - Не всех, только самых важных. Тот, наверно, покажут.
        - «Тот» - это какой?
        - Через десять минут. Не пропусти.
        Андрей посмотрел ей в глаза, но ничего там не увидел. Свернув три сотни, он подошел ближе и шепнул:
        - Спасибо, Даша. Держи.
        - Даша она, а я Маша, - ответила девушка, убирая деньги. - Муниципальный, через десять минут. Надеюсь, тебе это пригодится.
        - Что пригодится? - нахмурился Андрей. - На что ты надеешься? Нормально объяснить можешь?
        - Откуда мне знать, что для тебя нормально?
        - Нормально - это по-человечески.
        - Откуда мне знать, что ты человек? - Маша ласково хлопнула его по щеке и выскользнула из номера.
        Андрей озадаченно погладил живот и вернулся к столу. Сок закончился, водка еще оставалась. Он сделал чудовищный глоток и пошел за терминалом.
        - Как всегда в этом выпуске - самые горячие сюжеты вчерашнего дня! - объявил диктор. - Напоминаем, что рейтинг составлен по вашим звонкам, и начиная с четырнадцати ноль-ноль вы снова можете голосовать. А сейчас первое место: репортаж о строительстве пятого объездного кольца. Новая дорога позволит значительно разгрузить…
        Сходив к холодильнику, Андрей достал копченую курицу. Водка прокатилась куда-то мимо, не задев в организме ничего, но следом за ней явился аппетит.
        - Второе место в нашем рейтинге! - возликовал ведущий. - Возраст московского метрополитена уже перевалил за полтора века, но старость ему не грозит. Комиссия, состоящая из…
        Андрей доел крыло и, не найдя поблизости ничего подходящего, положил кости на пол.
        - …и полная замена подвижного состава, - бодро закончил диктор.
        Дальше было что-то еще, в том же духе: строительство жилых и торговых комплексов, открытие мощных развязок, реконструкция территории внутри второго кольца. Город расползался вверх, вширь и даже под землю. Как и все города Земли, он рос и рос, несмотря ни на что.
        - И наконец репортаж, закрывающий вчерашнюю десятку. Дерзкая выходка хулиганов, уже вторая за эту неделю.
        В кадре появилось парадное с мраморным крыльцом и массивной деревянной дверью. Правее висела табличка, но не пластиковая, а медная, натертая до слепящих бликов: «Московское Дворянское Собрание». Камера показала весь особняк, затем крупно - стену со скачущей надписью:
        «НИ ВЕРЫ, НИ ЦАРЯ, НИ ОТЕЧЕСТВА. ВЫ ВСЕ ПРО**АЛИ».
        На последнем слове подрагивал черный прямоугольник - редактор прикрыл две буквы, оставив простор для фантазии.
        - Проспали, прожрали, просрали, - начал перебирать Андрей. - И прое… хали.
        - Москвичи не потерпят столь злостного нарушения общественного порядка, - раздалось из терминала сдержанно-гневное. - Во вторник надпись аналогичного содержания была обнаружена неподалеку от Городской Управы. Итак, это уже второй вызов со стороны неизвестной хулиганствующей группировки, и жители города требуют от правоохранительных органов положить конец…
        Андрей продолжал смотреть репортаж, но уже не слушал. «Хулиганствующая группировка». Хороший вариант: люди желают похулиганить, и для этого объединяются в группировку. Само собой. Главное, не копать глубже, не заглядывать дальше. Просто требовать - например, положить конец.
        - Именно этого вы и добились, - хмуро произнес Андрей. - На вас положили. Потому, что вы сами на все положили. Уже давно.
        Его посетила странная мысль, на первый взгляд - совсем не об этом: мир стал таким стабильным, что даже вторжение пришельцев оказалось не в силах его изменить.
        Он отодвинул недоеденную курицу и наклонился за бутылкой. Еще грамм пятьдесят, снова в один глоток. Отбросив бутылку на кровать, он сладко потянулся. Бессонная ночь и стакан водки: нормальный человек должен был скиснуть.
        Андрей чувствовал себя новорожденным.

* * *
        Так называемые каналы устарели еще пять лет назад. Сейчас этот сервис - без звука, без видео, без возможности заглянуть в профайл собеседника, - превратился в настоящий реликт, но продолжал привлекать посетителей. Малая степень свободы оборачивалась, как ни странно, подлинной свободой. Анонимность - наиболее ценное, что может быть в знакомстве, которое заводится со строго определенной целью и длится, в самом героическом случае, около часа. В Сети ходила масса легенд о реальных браках, родившихся из подобных контактов. Часть историй Андрей слышал, часть сочинил лично - еще в той жизни, до лагеря.
        Каналов было невообразимо много - к полуночи сюда влилась орда московских абонентов, - но «Гормональный террор» оказался лишь один. На экране открылось окошко со списком виртуальных комнат. Чтобы не читать все заголовки, Андрей набрал в поиске: «1984».
        «Комната «1984» не найдена. Создать?»
        Покусав ноготь, он исправил: «Оруэлл 1984».
        «Введите логин. Выберете юзерпик».
        Андрей прокрутил галерею персональных картинок и нашел печального кота. Имя родилось само: «Полосатый». Прикоснувшись к полю «ввод», он замер.
        Фоновым рисунком в комнате был выбран светлый березовый лес. Под списком участников сидел одинокий заяц, как бы у опушки. Андрей навел на него курсор, и заяц томно шевельнул хвостом. Зайчиха, стало быть.
        За тысячелетия общения люди не придумали ничего оригинального, и Андрей тоже мудрить не стал. Над опушкой появилось:
        ПОЛОСАТЫЙ. Привет!
        Ответили мгновенно:
        ЗАЙКА. приветики:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Сколько тебе лет?
        ЗАЙКА. а тебе?
        Андрей, не задумываясь, набрал:
        ПОЛОСАТЫЙ. 15.
        ЗАЙКА. мне 16
        ПОЛОСАТЫЙ. Старуха!
        ЗАЙКА. хамло:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Ты здесь по теме?
        ЗАЙКА. дааа… ты откуда, котик?
        ПОЛОСАТЫЙ. Мск.
        ЗАЙКА. чиво?
        ПОЛОСАТЫЙ. Москва RU.
        ЗАЙКА. мАсквА:) про ру опять не поняла
        ПОЛОСАТЫЙ. Так. Старая привычка.
        ЗАЙКА. в 15 лет - старые привычки? попался засранец:) тебе небось лет 70?:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Мы не о том говорим.
        ЗАЙКА. согласна:) ну поехали?
        ПОЛОСАТЫЙ. Что на тебе надето?
        ЗАЙКА. а как всегда:) ничиво:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Вау!
        ЗАЙКА. да я такая:) боишься отмороженных?:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Ты классная!
        ЗАЙКА. вообще да:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Я тоже раздеваюсь.
        ЗАЙКА. ОК
        Андрей машинально скинул тапочки и, взглянув на свои ноги, захохотал.
        ПОЛОСАТЫЙ. Я уже голый. Нравлюсь?:)
        ЗАЙКА. конечно:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Ты мне еще сильней.
        ЗАЙКА. а?
        ПОЛОСАТЫЙ. Говорю, классная ты, Зайка!
        ЗАЙКА. трабл! родоки вернулись. котик чао…
        Андрей перечитал последнюю строку, но так и не понял, о чем это.
        ПОЛОСАТЫЙ. Зови их сюда, пусть присоединяются:)
        Вместо ответа зайчиха снова шевельнула хвостом и медленно растворилась. На экране остались лишь березки, грустный кот и колонка текста, уходящая в голубое небо. Андрей вернулся к началу разговора и успел просмотреть его до середины, когда в номер вдруг постучали. Чертыхнувшись, он сохранил диалог и выключил терминал.
        За дверью стоял Канунников.
        - Первый час, - заметил Андрей. - Случилось что?
        - Ничего. Ты с кем тут?
        - Один я, один.
        - Тем более не помешаю, - сказал Николай, заходя в номер. - Хотел проверить условия содержания. Жалоб нет? - Он беззлобно рассмеялся.
        Андрей мог бы продолжить шутку, на языке вертелись два хороших варианта, но он лишь молча прищурился.
        - Кто-то в картонной коробке чувствует себя, как в люксе, - проговорил майор, - а кто-то и в люксе расслабиться не способен.
        - Это не люкс.
        - Какие новости? - отстраненно спросил он.
        - Никаких, - ответил Андрей тем же тоном.
        Канунников без любопытства выглянул в окно и, не снимая плаща, уселся на диван.
        - Давай-ка, Коля, проясним кой-чего, - сказал Андрей, закипая.
        - Давай. Водка есть?
        - Нет.
        - Плохо дело.
        - Обойдемся. - Андрей сел в кресло напротив. - В каком режиме я э-э… существую?
        - Метафизический вопрос, - хмыкнул Канунников. - Без водки тут никак. - Он сунул руку в плащ и достал плоскую бутылку. - Семьсот грамм, даже говорить смешно. Нашим симбионтам это на один зубок. Ты неси, неси стаканы-то.
        Андрей, вздохнув, поднялся.
        - Я все-таки не понял, - сказал он. - Я что, поднадзорный? У меня хоть какая-то свобода есть?
        - В отличие от водки, - кивнул майор и опять рассмеялся. - Да конечно, конечно, Андрюша! Чудак-человек. Кто же ее у тебя отнимает, свободу? Ставь, ставь рюмочки, не надо их в лапах греть. Разве тебе запрещали что-то? Захотел культурно отдохнуть - нет проблем! - Николай сноровисто разлил. - Маша и Даша. Ветераны секс-фронта и красивые девушки, к тому же. Я бы сам с ними повалялся, да нельзя: у меня моральный облик. - Он взял рюмку. - За любовь и здоровье, Андрюша.
        - Я просто… Ох, я бы сказал, что я про тебя думаю. Если бы думал, что ты сегодня без микрофонов. - Андрей выпил и шумно втянул воздух.
        - Кому нужны эти микрофоны, когда вокруг столько неравнодушных людей? Они сами, сами. Маша и Даша. Явились с интервалом в сорок минут, сообщили о подозрительном жеребце из отеля «Айленд Рус». Так что утром ты переезжаешь. Жеребец! - Канунников поиграл бровями и снова налил.
        - Куда явились? К вам?!
        - Конечно. Если бы ты их бил и принуждал к тому, что им несвойственно, они пошли бы в полицию. А ты… удивил их, Андрюша. Они в этом бизнесе так давно, что забыли больше, чем ты помнишь. Им же по тридцатнику. Хорошо выглядят, знаю-знаю. Вера Сурмина и Любовь Аничкина, обе с седьмого класса трудятся. Вообрази, сколько у них опыта и всяких впечатлений.
        - Про стимуляторы какие-то был разговор.
        - Был, был, - Николай чокнулся с рюмкой Андрея. - Это они вначале решили. А потом обсудили по-женски и поняли, что таблетки такого эффекта не дают, даже запрещенные. И заподозрили девочки неладное. В итоге договорились, что о тебе надо помалкивать. - Выпив, он на секунду замер, словно прислушался. - Показания у обеих девиц брала лейтенант Тарасова. Обогатила жизненный опыт невероятно. Приносит протоколы, а у самой глаз так и блестит! Ты чего не пьешь-то?
        - Не вижу смысла.
        - А не надо его видеть. Надо пить, когда тебе майор наливает. И думать - тоже надо. Прежде чем подвиги совершать. В общем, не встречали они еще таких мужиков. Поздравляю, Андрюша! Удивить двух профессионалок - это дорогого стоит. Киборгом тебя называли. Машиной, зверем, отбойным молотком и еще, кажется, танком. Очень глупо. Ты что, не мог воздержаться? Ограничился бы… ну… разумными пределами какими-то. Ниже абсолютного рекорда. Это я не из зависти, во мне тоже симбионты, если ты забыл. И я могу сделать все то же самое. И любой дурак сможет - с симбионтами. Ты им не силу свою показал. - Канунников влил в себя очередную рюмку. - Ты им показал, что ты не совсем человек. Всю систему подставляешь! Один герой двух проституток затрахал насмерть, другой из расплющенной тачки вылез и стоит, курит. Курит он стоит, понимаешь?! - Николай набирался на глазах, еще быстрее, чем тогда в кафе. Похоже, способность к мгновенному протрезвлению разбудила в нем скрытого алкоголика. - Герррои! - проревел он, хлопнув рюмкой по столу. - Бычок-производитель и человек-змея. Тот без костей гуляет, а у этого яйца вместо
мозгов!
        - Что ты сказал?
        - Яйца! Вместо! Мозгов! Еще повторить?
        - Про яйца понятно. Про кости - не совсем.
        - Сегодня один наш деятель… наш, наш, - мрачно покивал Николай. - Залетел на «Опеле» под грузовик. Фура тремя осями прошлась, там уже и не «Опель» был. Лепешка жестяная. А минут через десять товарищ спокойно из этой лепешки выбирается. У него все кости в труху, позвоночник, считай, отсутствует, а он вылез, и курит. Доставили в больницу, осмотрели… - Майор всплеснул руками. - Ай, молодец! Повреждений нет, - добавил он вполголоса. - Ни единого перелома не нашли. Стали его спрашивать, так он, веришь ли, додумался… Агата Кристи, да и только! Сказал, что его по ошибке привезли, что он, мол, просто рядом стоял, от шока растерялся, потому и не возражал, когда его в «Скорую» грузили. Ну врачи-то в ужасе! Связываются с подорожниками: вы кого прислали, уроды? Вынимайте водителя, зачем нам прохожие в реанимации? А спасатели к тому времени уже крышу спилили. Смотрят в салон: «Опель» пустой. Кровищи море, кожа лоскутами висит, на полу зубы валяются, а человека нет.
        - Зубы?! - ужаснулся Андрей.
        - Дантисты нам теперь тоже без надобности. Но это не сразу, не сразу. Несколько суток. Вот кости быстрее срастаются. Даже не срастаются, а как будто склеиваются. - Николай вроде бы слегка протрезвел. - Гады заботу тебе обещали? Ну скажи теперь, что они не держат слово. Держат, Андрюша, держат. Правда, от смерти защиты все равно нет. Приятелю нашему повезло: башка уцелела. Хотя почему - неизвестно. Возможно, и тут симбионты помогли, например, дали команду правильно сгруппироваться. Если бы я не вмешался, его бы до старости под микроскопом держали.
        - А кто он?
        - Э-э! Какая тебе разница? Завтра у него будет новая внешность. Вот об этом я и толкую: не надо подвигов, а? Не надо, дружище. Стив сказал, что на третью перелицовку лучше не рассчитывать. Человек либо годен к оперативной работе, либо не годен. А если ошибок будет слишком много, они забракуют всю систему и начнут строить новую агентурную сеть. Другую, без меня. Это уже не от Стива информация, это простая логика.
        - Стив тебе за всеми следить поручил? Сколько под тобой сотрудников?
        - Подо мной женщины иногда бывают. А вы - ячейка. Ты и тот акробат из «Опеля». Третьего мне вряд ли дадут. - Канунников разлил остатки и выпил, как будто впустую. - А Стив мне ничего не поручал. У тебя испытательный срок? У меня у самого срок, и свой экзамен я намерен сдать на «отлично». И не важно, кого мне ради этого придется… - он усмехнулся, - сдать. Причину я уже назвал: мне надо быть внутри системы.
        - И ты мне это спокойно говоришь? Настолько мне веришь?
        Николай неожиданно поднялся и направился к выходу.
        - Все, что я сказал, гады и сами знают. Ладно, улыбнись.
        Андрей улыбнулся - недоверчиво.
        - О! Уже на что-то похоже. - Майор открыл дверь. - Счастливо. Учти: завтра тебя здесь нет.
        - Перееду. Нет, ну какие же бляди!..
        Канунников остановился в коридоре:
        - Странный человек. Ты кого заказывал-то? Уборщиц? Художниц? Что хотел, то и получил.
        - Я не только про девок, - буркнул Андрей, запирая. - Да я вообще не про них.

* * *
        Ксена просмотрела текст и выделила на экране четыре строки:
        ПОЛОСАТЫЙ. 15.
        ПОЛОСАТЫЙ. Москва RU.
        ПОЛОСАТЫЙ. Я уже голый. Нравлюсь?:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Зови их сюда, пусть присоединяются:)
        - Вот это мне кажется наиболее значимым, - сказала она.
        - «Я уже голый», - вслух прочитал Трайк. - Нет, мне ничего такого не кажется.
        Ксена повернулась к Стиву.
        - У меня нет определенного мнения, - отозвался тот.
        Трайк достал индивидуальный пищевой контейнер и побарабанил по клапану. Он был из тех офицеров, чья служба, несмотря на ожесточенность Войны, обошлась без трагических эпизодов, однако упрекнуть его в этом никто бы не осмелился. Как следовало из личного дела Трайка, он всегда выполнял задание наилучшим образом, то есть с минимальным риском. Если бы не Война, вряд ли он оказался бы в армии. Из Трайка мог выйти, например, замечательный врач, или хороший воспитатель, или образцовый начальник диспетчерской службы - если бы только не Война.
        Ксена вдруг задумалась, какую родовую дефиницию могли носить его предки, жившие до упразднения преемственности. Это можно было узнать в архиве, впрочем, все семейственные отличия давно стерлись, и дефиниции превратились в чистую условность.
        Трайк был чуть жестче Стива - во всем, что касалось службы, а поскольку Миссия работала без перерывов, он всегда оставался предельно собранным. Даже принимая пищу.
        Перед отправкой экспедиции Ксену заверили, что командирами отрядов назначены лучшие офицеры. Она и не сомневалась.
        - Что может означать число «15»? Все что угодно! Или вообще ничего. - Трайк, появившись в московской квартире, с порога заговорил по-испански, но после пары реплик естественным образом перешел на русский. - У Миссии нет других забот? Снова Волков, да? Как я понимаю, уважаемая Ксена сделала ставку на него?
        - Правильно понимаете, - сказал Стив. - Но скоро вы поймете и другое: все не так просто.
        - Тогда прошу информировать. - Он придвинул к себе контейнер и зачерпнул питательной массы.
        Ксена демонстративно вскрыла упаковку с нарезанной ветчиной.
        - Возможно, уже и пора, - произнесла она. - В Тегусигальпе обошлось без эксцессов?
        - В городе - да. Тюрьма от него далеко.
        - Но в тюрьме жертвы значительные?
        - Я вам докладывал. Заключенные устроили конкурс на право стать нашим сотрудником. Это последнее исправительное учреждение, куда мы прибыли. Слухи об амнистии добрались быстрее, и в итоге те, кто нас интересовал, до нее не дожили. Прискорбно.
        - Мы взяли на службу сто восемь человек, этого достаточно, - сказала Ксена. - После запуска «Аполло» и «Союза» их ожидает большая работа. Я не буду объяснять, почему переселение с Колыбели не может начаться раньше, чем земные корабли отправятся на Викторию. Пока они не покинули эту планету, мы ходим по ней не дыша.
        Трайк согласно кивнул.
        - Кстати, давно хотел спросить, - произнес он. - Не получится ли так, что наши новации повлияют на старт?
        - Для чего наблюдатели оставили здесь свои жизни? Они просчитали любые последствия - настолько глубоко, насколько это возможно. Аборигены принимают наши технологии, но они не доверяют нам самим. Ни один из новых лекарственных препаратов не войдет в летные комплекты, и это разумно. Мы можем совершить пять революций в земной медицине, но дата старта «Аполло» и «Союза» не сдвинется ни на час. После, когда корабли разгонятся до двадцати процентов от фотонного барьера и их возвращение станет невозможным…
        - Тогда мы и приступим к масштабной колонизации, - заключил Трайк. - Все это было известно еще на Колыбели.
        Стив промолчал. Он догадывался, что Ксена подводит разговор в чему-то важному. Она это почувствовала и, ответив ему благодарным взглядом, достала из упаковки ломтик ветчины.
        - На Колыбели известно еще и другое, - сказала она. - В частности, то, что идея переселения вряд ли уникальна.
        Трайк застыл над своим контейнером.
        - Что значит «не уникальна»? - проронил он.
        - Почему от этого должна отказаться Сфера? Разве у них меньше проблем с территорией? Разве их силы не подорваны Войной?
        Закрыв глаза, Трайк медленно вдохнул.
        - Сфера… Мы почти проиграли дома, мы столкнемся с ними и здесь…
        - Не раньше, чем отправятся корабли к Виктории, - уточнил Стив. - На Сфере это понимают не хуже нас.
        - Так вот, о чем речь, вот, в чем ваши особые полномочия, Ксена. Мы воюем со Сферой на родине, и нам предстоит воевать с ней на Земле…
        - Они тоже могут готовить колонизацию, но их средства не обязаны совпадать с нашими, - сказала Ксена. - Я имею в виду, что Колыбель это делает открыто, а Сфера… допустим, как-то иначе.
        - Вы занимаетесь тем, что ищете на Земле их шпионов? - удивился Трайк.
        - Это моя профессия, - ответила она. - Почему я должна заниматься чем-то другим? Однако «ищу» - не совсем верное определение. Ведь мы могли бы появиться на Земле тайно, вы об этом не задумывались? Для чего нам нужна была демонстрация силы - захват Президента, показательный залп, торговля технологиями? Все это призвано усмирить население, но главное…
        - Миссия заявила о себе, чтобы привлечь и обнаружить посланцев Сферы, - проговорил Стив.
        - В том случае, если они тут есть, - добавил Трайк.
        - К сожалению, есть, - сказала Ксена.
        - Вы о Волкове? Это несерьезно.
        - Не только о нем. Что означает число «15», нам действительно не ясно. Возможно, вы правы, и оно не значит ничего. Но что касается всего остального…
        Ксена вновь указала на монитор:
        ПОЛОСАТЫЙ. Москва RU.
        ПОЛОСАТЫЙ. Я уже голый. Нравлюсь?:)
        ПОЛОСАТЫЙ. Зови их сюда, пусть присоединяются:)
        - Волков в Москве, это первое, - произнесла она. - Второе: он принят на службу.
        - «Голый»? - хмыкнул Трайк.
        - Тот факт, что он выбрался из лагеря, уже свидетельствует о сотрудничестве с Миссией, - возразил Стив. - «Голый»… скорее, это говорит о том, что Волков ощущает на себе наше внимание.
        - Да, это ближе к истине, - ответила Ксена. - Благодарю вас. И, наконец, «зови их сюда, пусть присоединяются». Самая прозрачная реплика, пояснения не нужны.
        - Речь шла о совокуплении, - напомнил Трайк.
        - Здесь все об этом, и только об этом. - Она прокрутила на экране сохраненный лог и снова вернулась к последней фразе. - В то же время, о совокуплении здесь нет ни слова. Два человека, один в Москве, другой в Хабаровске, ведут разговор на частную тему. Сетевой канал «Гормональный террор» забит подобными беседами. - Ксена сделала паузу. - Но это не простая беседа, это передача информации. Абсолютно открытая, без какой-либо шифровки. Волков сознает, что мы можем располагать неизвестными ему средствами наблюдения, поэтому он решил следовать принципу: хочешь хорошо спрятать - оставь на виду.
        Трайк отодвинул пищевой контейнер и скрестил руки.
        - Либо вас преследуют навязчивые идеи, либо вы основательно погружены в материал.
        - В местную культуру, - поправила Ксена. - На крейсере я достаточно много общалась с заключенными «Каменного Чертога».
        - Она требовала, чтобы мы разговаривали по-русски, - вставил Стив.
        - Из-за Волкова?
        - Так я быстрее смогу его понять. И не только его. «Зови их сюда, пусть присоединяются», - снова повторила Ксена. - По-моему, это приказ. Кому он адресован, объяснять не нужно: Волков собирает резидентуру Сферы.
        - Вы полагаете, у них на Земле целая сеть? - осведомился Трайк, уже без иронии.
        - А вы полагаете, разведка Сферы в чем-то уступает нашей? - парировал Стив.
        - Ни один из наблюдателей Колыбели не был раскрыт до самой смерти, - со значением добавила Ксена. - Биологические различия минимальны, отсталость местной науки позволяет их скрыть.
        - На Земле действует вражеская резидентура, - подытожил Трайк. - И вы знали это заранее.
        - Руководство не исключало такой возможности, иначе Миссия обошлась бы без меня.
        - И отбор новых сотрудников из числа изгоев - это часть вашей операции?
        - Не только. Люди нам понадобятся в ближайшее время, но основная задача - выявить среди них шпионов Сферы, обнаружить всю их сеть и подавить ее деятельность. После этого Миссии не помешает уже ничто. У Земли нет ни сил, ни воли к сопротивлению.
        - И все-таки для меня остается загадкой, почему вы искали агентов Сферы в лагерях для особо опасных преступников, - проговорил Трайк.
        - Попробуйте взглянуть на это с другой стороны, - сказала Ксена. - Противник знает, что мы будем набирать сотрудников среди недовольных и отчаявшихся. Человек, у которого отняли надежду на освобождение, - первый кандидат в предатели. Кроме того, задача максимум для шпиона Сферы - не просто наблюдать за Миссией, а внедриться. Если они рассчитывали внедрить к нам своего агента, они должны были залегендировать его на Земле как отверженного. Кстати, и наши наблюдатели подтвердили, что тюрьма - лучший способ легализации в местном обществе. Вот поэтому мы искали шпионов там… где искали всех остальных. Мы позволили себя обмануть, это нормальный прием контрразведки. Хотя стопроцентной уверенности нет.
        - Но вы же сами только что…
        - Беда в том, что мы не можем следить за Волковым слишком явно. Он догадывается о нашем внимании, но он не должен почувствовать, что мы выделяем его среди остальных сотрудников.
        - Кому досталось его дело? - спросил Трайк. - Кто отобрал его для разработки?
        - Такой же сотрудник, как и он.
        - Местный?!
        - Николай Канунников, майор из Департамента Государственной Безопасности. Руководитель среднего звена одной из спецслужб, - пояснил Стив. - Майор умен, самостоятелен, осторожен и весьма нелоялен.
        - Зачем нам такие помощники?
        - Трайк, ну вы же взяли агента ФБР, - вступилась Ксена.
        - Он был разжалован за должностное преступление и приговорен к огромному сроку. Около двухсот лет, если не ошибаюсь. Его психотип как нельзя кстати подходил для вербовки, ну и… вы сами одобрили его кандидатуру.
        - Уволен и осужден? Вероятно, задним числом. Это действующий агент ФБР, он работает под прикрытием. Потому мы его и взяли. Пусть в Бюро считают, что они нас частично контролируют. Примерно так же дело обстоит и с Госбезом. Разница лишь в том, что майора Канунникова никто не подставлял, даже фиктивно. Он обратился в Миссию сам, внешняя мотивация - желание всегда находиться при наиболее сильном хозяине. И еще здоровье. Симбионты привели его организм в порядок, теперь майор злоупотребляет всем, что только может предложить ему современное общество, и производит впечатление человека, крайне довольного жизнью. Он не шпион Сферы, это бесспорно.
        - Зато он рекомендовал нам другого шпиона.
        - Он сразу уловил, какие люди требуются Миссии. Майора никто не ориентировал, но у него большой опыт, этого нельзя отрицать. Возможно, он искренне хотел помочь, возможно - пытался заработать перед нами очки.
        - Пять лет назад майор участвовал в расследовании по делу Волкова, - добавил Стив. - Он доложил, что эта кандидатура нас устроит.
        - И он не ошибся, - кивнула Ксена. - Нам остается лишь фиксировать контакты Волкова. И не спешить, поскольку второго выхода на резидентуру Сферы у нас пока нет.
        Трайк развел руками:
        - Десантники верят пилоту, пилоты верят…
        - Избавьте меня, - перебила она. - Я это слышала много раз. Невыносимо длинная пословица.
        - Я только хотел напомнить конец. - Трайк взглянул на Стива, и тот поддержал:
        - «Командующий армией верит в контрразведку». Так говорят в войсках. Разделяю мнение коллеги.
        Трайк, словно бы смутившись, запечатал контейнер с едой.
        - Вернусь я, видимо, к утру, - глухо произнес он. - Надеюсь никого не разбудить.
        Какие у него могут быть дела в Москве, Ксена не представляла, но она точно знала, что если командир второго отряда собрался уйти, то он непременно уйдет.
        Кратко отсалютовав обоим, Трайк удалился. Стив некоторое время сидел, изучая стеклянную столешницу, затем ударил по ней пальцем и вслушался в едва различимый гул.
        - Вы заблуждаетесь, Ксена, - неожиданно сказал он. - Волков - человек.
        - Странно. Только что вы говорили иное. Да я и сама не уверена в нем на сто процентов.
        - Я следил за операцией. Эта кандидатура с первой минуты вызывала у меня вопросы. Я присутствовал на его перелицовке.
        - И что же у него с лицом?
        - Операция прошла успешно, но я говорю о температуре тела.
        - Тридцать шесть и шесть, - предположила Ксена.
        - Именно. Обитатели Сферы ничуть не теплее нас. Да вы и сами это знаете. Волков перегрет на четыре и три десятых градуса. По шкале Цельсия, разумеется.
        - Вы что, никогда не болели?
        - Волков здоров, - возразил Стив. - Но и это еще не все. Мимика.
        - Да, я понимаю.
        - Подождите. Вы разведчик, я солдат. У нас с вами нюх на врага, и гражданина Сферы я учую… э-э-э…
        - «За версту», - подсказала Ксена.
        - За версту, пусть будет так. Тот, кто всю жизнь провел на Колыбели, может и перепутать: действительно, видовых отличий между нами нет. Но у меня выработался инстинкт. Да и у вас, полагаю. Так вот, с Волковым мой инстинкт молчит. А ваш?
        - А мой… запрещает мне прислушиваться к инстинктам. Не считайте меня пристрастной, но повышенная температура скорее подтверждает, что Волков - глубоко внедренный агент, залегендированный на биологическом уровне. При длительной подготовке и перенастройке обмена веществ…
        - У Волкова не было даже испарины! Все реакции в норме. За исключением интенсивной мимики.
        - Это не аргумент. Кривляться можно научить кого угодно. Мы не используем активно лицевые мышцы, но они работоспособны. Когда Миссия вернется на Колыбель, от нас будут шарахаться, вот увидите. Стив… - Она помолчала. - Я не хочу вас ни в чем убеждать, я и сама пока недостаточно убеждена. И этот разговор я затеяла с единственной целью: развеять накопившееся недоверие. Мне кажется, оно начало нам мешать. Если угодно, мы вернемся к обсуждению Волкова, но я должна напомнить, что исследования в области биотехнологий на Колыбели и на Сфере давно идут разными путями. Десять лет назад мы уже располагали симбиотической системой, пусть и опытными образцами, а противник еще только подбирался к ней. Однако есть области, в которых нас значительно опередили. Не исключено, что медики Сферы способны поднять и естественную температуру тела. И… Стив, я опасаюсь, что их достижения этим не исчерпываются. Война идет слишком долго. Хотя о Войне вы знаете не меньше моего.
        - Вы огорчены.
        - Вовсе нет.
        - Я не хотел сеять в вас сомнения.
        - Хотели, как всегда, бескорыстно поделиться своими. - Ксена растянула губы, но улыбки не получилось. - Не стоит и пробовать, правда? - сказала она, посмотрев в зеркало.
        - Нам это не идет, - согласился офицер.
        - Почему же вы не делились сомнениями в присутствии Трайка? - спросила она.
        - Волков действительно необычен для землянина. Но это не главное. Просто я вас поддерживаю, вот и все.
        - Благодарю, Стив, - отстраненно произнесла Ксена и, убрав ветчину в холодильник, пошла мыть руки.
        Ее утомила и дискуссия, и сама персона Волкова, но чем дольше Ксена о нем размышляла, тем противоречивей казались выводы, даже предварительные. Волков мог быть не агентом Сферы, а человеком, это она все еще допускала, но в таком случае количество опасных совпадений выходило за разумные пределы. Если же считать Волкова шпионом, то это был самый сильный противник, с каким ей доводилось бороться.
        При иных обстоятельствах Ксена без колебаний отдала бы приказ на захват, но она подозревала, что Волков и сам знает далеко не все. По крайней мере, так это выглядело со стороны: абсолютно человеческое поведение - и поступки, словно безотчетные, но целиком укладывающиеся в логику действий профессионала. Шаги, быть может, единственно верные. Безукоризненная игра. Или… настоящее непонимание своей задачи.
        Ксена склонялась к мысли, что одной корректировкой обмена веществ у Волкова не обошлось и что его сознание также претерпело вмешательства. Он был погружен в местную культуру максимально, гораздо полнее, чем участники Миссии. Где-то на глубинных уровнях сознания скрывалась его истинная сущность, но выявить ее силовыми средствами Ксена не надеялась. Резидент Сферы мнил себя человеком и, вероятно, воспринимал свою легенду как безусловную реальность. И при этом - координировал деятельность агентурной сети.
        - «Зови их сюда, пусть присоединяются», - вновь повторила Ксена, поднимая руки к сушилке. - Зовите их, Волков, зовите.

* * *
        Взяв со стола бутылку, Андрей вытряс из нее последние капли и с омерзением проглотил. После разговора с Канунниковым мысли рассеялись, и собрать их вместе не представлялось возможным. Враги, которые «мы вам не враги», как будто бы чего-то боялись - панически.
        - Выжигают полпустыни одним залпом, но от страха дрищут перед партизаном… - Андрею удалось это пропеть под какой-то неуловимо знакомый мотив.
        Он осмотрелся и, обнаружив терминал, постучал себя по лбу. Вернув на экран незаконченный сеанс, Андрей вырезал начало диалога и отсек все свои фразы. На экране остались только реплики от пользователя «Зайка».
        - Зайка-Зайка, - вздохнул он. - Зачем ты так быстро ушла? Могли бы еще потрепаться. Пять лет не виделись… Так, и что у нас тут? Немного, немного…
        В окне висел короткий столбец.
        ЗАЙКА. а как всегда:) ничиво:)
        ЗАЙКА. да я такая:) боишься отмороженных?:)
        ЗАЙКА. вообще да:)
        ЗАЙКА. ОК
        ЗАЙКА. конечно:)
        ЗАЙКА. а?
        ЗАЙКА. трабл! родоки вернулись. котик чао…
        Тыкая пальцем в монитор, Андрей отметил начальные буквы:
        - А… Д… В… О… К… А… Т… - Он провел по лицу ладонью. - И это все? Все, что ты хотела мне сказать, Зайка?
        Адвокат у него в жизни был только один - первый и последний.

* * *
        Мейстер за пять лет ничуть не изменился: жидкие, но идеально уложенные волосы, младенческая свежесть кожи и щеточка светлых усов. Невысокий, вальяжный, с проницательным взглядом. Андрею подумалось, что адвокат, не исключено, тоже упражняется перед зеркалом.
        - Иван Адольфович? - спросил он ради приличия да и просто чтобы не молчать. - Вы позволите?
        Мейстер жил в престижном районе Крылатское-Северное, в квартире с нерационально большим количеством комнат: из холла было видно четыре дверных проема, не считая лесенки на второй уровень.
        - Дома я не принимаю, - царственно произнес адвокат.
        - Не надо меня принимать, я не лекарство. Со мной нужно поговорить. - Андрей заметил снисходительное удивление и добавил: - Ответить на пару вопросов.
        - Я уже сказал. Обращайтесь в офис, мой секретарь запишет…
        Что именно должен был записать секретарь, Иван Адольфович пояснить не успел. Его щека поймала тупой нос ботинка, и адвокат, не вынимая рук из карманов халата, оказался в дальнем углу, между креслом и напольной вазой.
        - Денег у меня нет! - выпалил он, прикрываясь ладонью, хотя теперь их разделяло метров пять наборного паркета.
        - Могу одолжить. - Андрей увидел работающий монитор и прислушался.
        Выступал Президент. За спиной у него маячил крейсер «Адмирал Мельник», снятый с высоты птичьего полета. Виктор Ф. Кастель по обыкновению бубнил, как пономарь, и Андрей разобрал лишь отдельные фразы: «акт милосердия», «представители Миссии», «торжество гуманизма». Президента на мгновение сменил зэк в полосатой шапочке. Андрей отметил, что в «Каменном Чертоге» таких не выдавали. Затем показали перекличку в колонии, самолет, спускающегося по трапу мужчину - того же, но уже без шапки, и трех женщин с цветами, плачущих от счастья. Мать, жена, дочь - угадал Андрей. Правильный набор. Все ждали, и все дождались. Почти как в жизни.
        - Что вам угодно? - прокряхтел Мейстер, поднимаясь. - Кто вас послал?
        - Смотря куда. Если в лагерь, то плохая работа адвоката.
        Иван Адольфович почесался, чем окончательно разрушил образ надменного интеллектуала.
        - Я вас не помню, - сказал он. - Я много дел проиграл.
        Андрей со значением оглядел дорогую мебель.
        - Некоторые дела я выигрывал, - отозвался Мейстер.
        - Хорошо, что не все. А то куда бы вы девали деньги?
        - В доме наличных нет! - воскликнул адвокат. - И на счету тоже, - неуверенно добавил он. - В этом году я погасил остаток кредита за квартиру и еще…
        - А я в этом году впервые мог подать прошение о помиловании, - перебил Андрей.
        - Н-да? Ну тогда я вас поздравляю!
        - С чем?
        - Прошение удовлетворили? Вы же на свободе.
        - Нет. - Андрей прошелся по комнате и встал под какой-то репродукцией: красные брызги на зеленом фоне. - Это нельзя назвать свободой.
        - А-а!.. - Мейстер напряженно улыбнулся. - А то я сначала решил, что вы… кхе-кхе…
        - Сбежал? С Шиашира убежать нельзя. Оттуда нельзя даже уплыть: вода холодная.
        - Вы отбывали наказание на Шиашире? Миссия амнистировала несколько человек, но из «Каменного Чертога», кажется, никого не выпустили. - Иван Адольфович оглянулся, словно призывая в свидетели самого Президента, однако выступление Кастеля уже завершилось, и на экране появились таблетки от запора.
        - Само собой, - сказал Андрей. - Спецлаг построен для конченых подонков, там прощать некого.
        - Так вы, значит, пошутили?
        - Да, сегодня день юмора.
        Мейстер с сомнением пощупал опухающее лицо.
        - Паром «Данциг», - резко произнес Андрей.
        - А?.. Ах, да. Пять лет назад, точно. И вы… Это он вас просил? Как его… забыл фамилию, вот же черт…
        - Не важно. Звали его Андреем.
        - Может быть, может быть. И чего он хочет?
        - Хотел. Тщательного расследования и компетентной защиты. А получил исключительную меру.
        - Там никак нельзя было… - Мейстер изогнул губы скорбным полумесяцем. - Никак! Никаких вариантов. Это я помню. Уйма доказательств! Я сперва подумал: вот он, мой шанс. Смогу отстоять клиента - заработаю имя на всю жизнь. А когда взялся и получил материалы, сразу понял, что дело швах. Я ведь ему предлагал, другу вашему…
        - Под психа косить?!
        - Сейчас лежал бы себе в больнице. Ну не лежал бы… ходил. Принимал бы передачи. Встречался бы с родственниками.
        - Он не хотел симулировать. Он хотел справедливости.
        - С такими-то уликами? Их на двадцать человек хватило бы! Случается, клиента на одних только тещиных показаниях за решетку отправят, а там был полный комплект: частицы кожи, следы, волосы. Все подтверждено. Это ведь он потопил паром, дружок ваш. И вы… ладно, так уж оно повернулось. Возможно, я не буду заявлять в полицию. При условии, что вы немедленно уберетесь.
        Андрей отклеился от стены, но к двери не пошел.
        - Я не буду вас бить. Возможно, - сказал он, хватая адвоката за лацкан. - При условии, что вы перестанете пудрить мне мозги.
        - Даже не представляю… оххх!.. - тот согнулся пополам.
        Андрей отпустил халат, и Мейстер упал.
        - Это уже тянет на три года, - выдавил адвокат.
        - На четыре, - возразил Андрей, впечатывая ботинок ему в живот.
        - Что вы… что вы… - проблеял он, пытаясь вдохнуть. - Не спешите, мы все обсудим.
        - Мой друг сомневается в том, что «Данциг» уничтожил он сам.
        - Сомневается?! - Иван Адольфович выпучил глаза и, нелепо извиваясь, пополз назад. - Я бы мог понять, если бы он отказывался. Но - сомневаться?!
        - Отказываться сложно, улик действительно до хрена.
        Цепляясь за подлокотник, адвокат перебрался в кожаное кресло и болезненно замер.
        - Так сразу бы и сказали, - пробормотал он. Во взгляде у него вдруг забрезжила догадка. - Ясно, проблема в уликах. Ясно, ясно. Но при чем тут я?! Это следственная группа. Даже не она, а экспертный отдел, спецы.
        Андрей присел на журнальный столик.
        - Ну? Дальше, - произнес он.
        - А что дальше?.. Обратиться в Комитет по правам человека, инициировать доследование, служебную проверку.
        Андрей прерывисто вздохнул.
        - Да, это химеры, - быстро согласился Мейстер. - Но таков порядок. - Заметив, что Андрей встает и движется навстречу, он снова вытянул руки. - Верно, все верно! Процедурные вопросы не должны мешать правосудию. Частные контакты эффективней. Кстати! Один мой знакомый работал в экспертном отделе ФСБ. Раньше. Давно. Да и не то чтобы знакомый, а, наверно, родственник. Хотя какой он мне родственник?..
        Подойдя вплотную, Андрей навис над креслом, и адвокат мгновенно сосредоточился:
        - Я дам его координаты!
        В новостях заговорили о падении цен на нефть и о чем-то еще, не менее значительном.
        - Я никому ничего не скажу, - заверил Мейстер.
        - Я знаю.
        - Нет, правда!..
        - Правда, - повторил Андрей, переключая монитор на музыкальный канал.
        Из динамиков понеслось что-то быстрое, в навязчивом ломаном ритме. Он прибавил громкость и поднял голову к потолку. Между встроенными плафонами висела старомодная люстра. На мощном стальном крюке.
        - О чем это вы?.. - пробормотал Мейстер.
        Андрей улыбнулся и посмотрел в зеркало. Хорошо. В смысле, четыре балла - за улыбку. Или даже пять, но с минусом.

* * *
        «Найден повешенным».
        «Задушила совесть».
        «Месть или конкуренция?».
        Канунников швырнул газеты Андрею в лицо. Тот не шелохнулся, лишь проследил за тем, как листы, разлетаясь, покрывают пол. Номер в отеле «Сандэй» сразу приобрел нежилой вид.
        - Ты что это, дружок? - прошипел майор. - Офонарел?! С цепи сорвался?!
        - Хуже. Я из одиночки, Коля, - невозмутимо ответил Андрей, наблюдая за его метаниями у стола. - Давай. Ты же принес?
        - Чего «давай»? Совсем оборзел, урка полосатый?! Я что тебе, курьер - за водкой бегать? Миска каши и морковный чай!
        - Это я пять лет жрал. Хватит.
        - Ты снова сядешь, урод! - крикнул Канунников, загребая ногой газеты. - Тебе морду новую слепили, так ты и ее под статью подводишь! Это же безумие какое-то! - Он воздел руки к небу за наклонным тонированным потолком. - Думаешь, я тебя отмажу? Или на гадов надеешься? Зря, урка. Им проблемы не нужны. И дураки - тоже. Слушай, тебе мозги-то не проверяли, а? Надо бы. А то сомнения у меня в твоей адекватности. Большие, брат, сомнения!
        - Я не убивал Мейстера, - сказал Андрей.
        - Ну да-а! Адвокатишка сам убился! «Задушила совесть», как эти пишут!
        - Совесть у него вряд ли была. Уж точно не в таком количестве. Не в смертельном.
        - Со-овесть!.. Трос его задушил, а не совесть. Классная веревка! Нейлоновая, скользкая, ее и мылить не нужно было. Правда, Андрюх? - вкрадчиво спросил Николай. - И откуда у судебной крысы тросик-то взялся? Может, Иван Адольфыч такелажником подрабатывал? Ему как раз пять рублей до миллиона не хватало. - Он резко умолк и достал из плаща жужжащую трубку. - Ну!.. Что?.. Что?! Ну… спасибо тебе, капитан. Да. Копай дальше.
        Канунников придвинул кресло к столу и, усевшись, вытащил из-за пазухи литровую бутылку перцовки.
        - Нашли чек в мусоре, - сообщил он. - Супермаркет на Смоленской. Трос куплен вчера в десять утра. Кассирша подтвердила: это был Мейстер. Приобрел сам, за день до смерти. - Майор хмуро взглянул на Андрея. - Стаканы несешь, нет?! Так зачем ты к нему таскался?
        - Как будто не знаешь.
        - Знать-то знаю. - Канунников кинул на стол сигареты. - Понять не могу!
        Андрей вернулся с двумя рюмками и пакетом апельсинового сока.
        - Хочу кое-что выяснить, - сказал он.
        - Чего тут выяснять? Ты Волков Андрей Алексеевич, у тебя новый паспорт и новая морда. И это дело уже не твое.
        - Мое, - возразил он. - Потому что пять лет на Шиашире провел я, а не кто-то другой. И сейчас у меня все могло быть иначе. Это не мой крест, на меня его взвалили по ошибке. Ошибки надо исправлять. Кто ведет расследование?
        - Конечно, не мы, - ответил Канунников, наливая. - Какой-то «важняк» с Петровки. Если экспертиза установит, что Мейстер самолично вздернулся, дело спихнут вниз.
        - Экспертиза установит, - кивнул Андрей.
        - Спихнут, да не закроют! У адвоката работала система безопасности. Дешевая и старая, писала кое-как. С помехами и без звука. Но - писала. С двух камер в холле.
        Андрей посмотрел на рюмку и опрокинул ее в себя.
        - Показывай.
        - Ох ты какой! - возмутился майор. - А погоны генеральские на жопу тебе не пришить?
        Сходив за терминалом, Андрей раскрыл его перед Канунниковым.
        - Давай, Коля. Что у вас за кино?
        Тот, вздохнув, положил рядом телефон и потыкал в кнопки. Блок с трубкой законнектились и пискнули на разные голоса.
        - Кино немое. - Канунников принялся что-то набирать на клавиатуре. - Мейстер был жмот и лентяй. Камеры все время отключались. То одна, то вторая, а то и обе сразу. С такой системой его могли убить прямо на глазах у дежурного. Дубина, - подытожил Николай.
        Экран разделился на два окошка: в каждом был холл, снятый с противоположных сторон. Иван Адольфович, в шелковом халате и в сеточке для укладки волос, смотрел выступление Президента - в обоих кадрах, слева и справа.
        - Вот сейчас ты звонишь в дверь, - прокомментировал Канунников.
        - Я не звонил, я постучался.
        - Да?.. Ну я же говорю, звука нет.
        Мейстер неохотно встал, спрятал сетку в карман и куда-то пошел. В левом окне он исчез, в правом интерьер сдвинулся так, что дверь оказалась ровно по центру. Адвокат потянулся к замку.
        - Счастливое совпадение, - процедил майор.
        Как только дверь приоткрылась, в окне замельтешили цветные точки.
        - Вырубило камеру. Теперь смотри на вторую.
        Через несколько секунд в левом окошке возникла такая же рябь.
        - О чем вы с ним толковали? - спросил Николай.
        - Пускать не хотел. Посылал к секретарю.
        - Естественно. Смотри внимательней, - сказал он.
        Вторая камера включилась и сразу дала чистую картинку: Мейстер, опираясь на вазу, поднимается с колена.
        - Он как будто и не падал, - заметил Канунников. - Вроде нагнулся, а потом выпрямился. Но если учесть, что это уже у другой стены…
        - Я и не отрицаю, - буркнул Андрей.
        - Чем и куда?
        - Ногой по харе.
        - Отлично. Теперь правое окно.
        Едва Николай это сказал, как заработала первая камера. Возле двери уже было пусто. Панорама поехала обратно и вновь пропала. В левом окошке по-прежнему был только Мейстер.
        - «Кто вас послал?» - проговорил за него Канунников.
        - Ты читаешь по губам? - удивился Андрей.
        - Ничего сложного. Что ты ему ответил?
        - Сказал, что мы уже встречались.
        - Очень умно!
        Адвокат на экране озадаченно почесался.
        - «Я вас не помню», - продолжил комментировать Канунников. - «Я много дел проиграл. Некоторые дела я выигрывал. В доме наличных нет, и на счету тоже. В этом году я погасил остаток кредита за квартиру». Ты что, деньги с него требовал?! «Поздравляю»… С чем он тебя поздравлял? «Прошение удовлетворили? Вы же на свободе». Вот это самое непонятное место. Я тебя по-хорошему спрашиваю: кем ты ему представился?
        - Бывшим клиентом, кем же еще.
        - Каким клиентом? - с нажимом произнес майор.
        - Да у него их много было. Он всех не помнит.
        Левая картинка снова пропала. Одновременно появилась правая, но Мейстер на ней стоял вполоборота. Что он говорит, разобрать было невозможно.
        - Холл не прямоугольный, - заметил Николай. - Двух камер для такого помещения недостаточно. Остается мертвая зона. Метра три, примерно.
        - Там еще репродукция висит идиотская, - подтвердил Андрей.
        - Рядом с ней ты и прятался?
        - Я не прятался.
        - Разве я сказал «прятался»?
        - Да, именно так ты и сказал.
        - Ну не-ет! Все вышло случайно, - с издевкой произнес Канунников. - Провел полчаса под камерами и ни разу не попал в кадр.
        - Ни разу? - переспросил Андрей.
        Майор вздохнул и налил по рюмке.
        - Как ты думаешь, если бы у полиции была твоя рожа, где бы ты сейчас был сам? Так что следующий тост - за неисправную систему слежения. - Он подмигнул и выпил. - И вот такой фиговины на записи минут пять. Ничего не видно. О чем хоть трепались-то?
        - О погоде, в основном.
        - Понимаю. Скоро опять провал будет, обе камеры сразу. Ты, наверно, от картины отошел? Точно, отошел. Потому что после этого адвокат окажется в кресле. Опять ногой в харю?
        - В пузо. Коленом.
        - Не смертельно. Зато теперь мы его слышим. «Так бы сразу и сказали. Ясно, проблема в уликах». - Майор вновь принялся читать по губам. - «Ясно, ясно». Гм, все ему ясно. Надо же, какой молодец! «Но при чем тут я? Это следственная группа. Даже не она, а экспертный отдел, спецы», - закончил он монотонно. - О как. Спецы. Н-да…
        Обе камеры перестали работать.
        - В принципе, все, - объявил Николай. - Кроме последнего эпизода. Есть там еще один отрывочек. Мейстер говорит следующее: «Я дам его координаты». Посмотрим?
        - Верю, - отмахнулся Андрей.
        - Значит, координаты он тебе дал?
        - Нет.
        Канунников покачал головой:
        - Я тот кусок раз десять пересматривал. Надеялся, он хотя бы первый слог вякнуть успевает. Нет, не успевает. Аппаратура у Мейстера ни к черту. Но адрес он все-таки назвал. Иначе ты бы его не повесил.
        - Я его не вешал.
        - Ну-ну, - майор загадочно улыбнулся. - Мейстер сам, да. Пообедал в хорошем ресторане, побрился, посмотрел новости и влез в петлю. С кем не бывает?.. Идиот!!! - Он ударил рюмкой по столешнице - сильно, но так, чтобы не разбить. - Думаешь, если ты камеры охмурил, так тебя и не найдут? Найдут. Сейчас опрашивают возможных свидетелей и разрабатывают старые связи. Пока самоубийство не доказано, делом занимается следователь по особо важным. А он еще не таких «глухарей» вытягивал. Он умеет. И я на него повлиять не могу. Вот мне и остается - либо сразу тебя пристрелить, чтобы не валил всю ячейку, либо отправить на новую перелицовку. Только смысл?.. Ты ведь снова к кому-то вломишься. К тому, чей адрес тебе назвал адвокат. Ты ведь не угомонишься, дружище? «Пять ле-ет»!.. Ему пять лет жалко! - Канунников резко подался вперед и, поймав Андрея за воротник, привлек его к себе. - Да видел я, видел заключение экспертизы по «Данцигу». Отпечатков ты налапал сотни. Сотни! И камеры в порту тебя засняли. Вот у Мейстера ты как-то сумел… пёс тебя знает… А тогда, пять лет назад, во всех ракурсах остался. Да еще с
голосом. По голосу тоже идентифицировали. По запаху, по поту с ладоней, по волосам на подушке в мотеле… Все совпало! Там столько улик, что и десятой части было достаточно. - Майор оттолкнул Андрея и подвинул к себе бутылку. - Паром взорвал ты. И не надо разыгрывать жертву. Шестьсот человек утонуло. Вот они - жертвы. А ты… - он склонил голову и прищурился, - ты, вообще-то, странный парень, Андрюша. Если вдуматься.
        - Мейстера я не убивал, - повторил тот. - Тебе ведь про веревку доложили?
        - Может же в этой истории быть хоть одно совпадение? Одно настоящее совпадение.
        На столе задребезжала трубка, и Николай, ответив, пару минут молча слушал. Потом спросил:
        - Это я сошел с ума, или ты, капитан? Считаешь, мы оба? Ну что ж, примем за версию. Спасибо.
        Бросив телефон, он налил себе до краев и сделал большой шумный глоток. Выдохнул, с удивлением посмотрел на пакет сока и, снова налив водки, занялся терминалом.
        Запись пошла с начала, Мейстер опять был в сеточке для волос. Николай остановил изображение и, развернув окно на весь экран, показал в него пальцем. Иван Адольфович сидел у монитора и увлеченно смотрел выступление Президента.
        - После супермаркета, где Мейстер купил тросик, у него была еще одна поездка, - тяжело произнес Канунников. - Адвокат наведался в банк и арендовал сейф. Только что открыли. Там записка. - Он прикурил и рассеянно поиграл пачкой сигарет. - Вот так вот… Человек покупает веревку и оставляет предсмертное письмо. На следующий день идет обедать. Заказывает харчо и цыпленка. На десерт - сливочный торт. Потом возвращается домой и принимает ванну. Надевает сеточку, включает новости. Кого-то ждет?.. - Николай исподлобья взглянул на Андрея и пожал плечами: - Возможно, ждет. Беседует с гостем, провожает его до двери. Потом просматривает запись охранной системы и половину стирает. Что скажешь?
        - Потом вешается.
        - Да.
        - Надеюсь, разговор окончен?
        - Нет. Кто следующий? Кто у тебя стоит под третьим номером?
        - Под третьим? - нахмурился Андрей. - А разве второй уже был?
        - Второй - это Мейстер. Первой была Ирина Дмитриенко из Хабаровска, - равнодушно проговорил Канунников. - Смертельная доза снотворного. Для полиции - никакой связи. Для меня она очевидна. Поэтому я спрашиваю еще раз: кто третий? Чей адрес тебе дал адвокат?
        - Лена… - прошептал Андрей. - Лена, Лена… Когда?!
        - По Москве - в пятнадцать ноль-ноль. Иван Адольфыч как раз откушал харчо.
        - Лена, зайчик… Зачем ты, зачем?..
        Андрей спрятал лицо в ладони, но Канунников дернул его за руку.
        - Не кривляйся! Ты не знал, как будто? Даже не догадывался? Она тебя бросила, и ты ее ненавидел.
        - Она не бросила.
        - Скажем иначе: не стала тебя ждать.
        - Как можно ждать того, кто приговорен пожизненно?
        - Меня другое интересует: как можно лишить жизни на расстоянии в несколько тысяч километров?
        Андрей поднял голову и посмотрел на майора.
        - Пошел вон, сволочь гэбэшная, - тихо, но внятно произнес он.
        - Чо?..
        - Это ты организовал. В Хабаровске. Ты, ты.
        - Ну-ну-ну, любезный! - Николай нетвердо встал и похлопал его по затылку.
        Андрей разъяренно отмахнулся.
        - Катись!
        - Пузырь не забираю, тебе пригодится. - Канунников, клацая подошвами, двинулся в прихожую. - Стиву или Ксене что-нибудь передать?
        - Катитесь втроем!
        - Ладно. - Он шмыгнул носом и, о чем-то размышляя, пошатался возле двери. - Это… ну какой адрес-то, Андрюх? Что тебе адвокат шепнул? Скажи, скажи, я ведь сам раскопаю. И будет хуже. Гораздо.
        Андрей схватил бутылку, и майор, не дожидаясь броска, вывалился в коридор.
        Через несколько минут он был на улице. Парковщик подогнал черную «Волгу», и Николай, абсолютно трезво обойдя машину, сел за руль. Прежде чем отъехать, он высунул руку в окно и сделал «бай-бай». Канунников не сомневался, что за ним наблюдают.
        Андрей оторвался от окна и, вздохнув, посмотрел на стол. Водки оставалось грамм четыреста, в самый раз, чтобы догнать себя до свинства. Он взболтнул бутылку - красные стручки на дне закружились, как фальшивые снежинки в рождественском сувенире, - и вставил горлышко в рот. Симбионты уже начали приводить организм в порядок, однако новая доза свела их усилия на нет.
        Перцовка стекала по горлу и жгла кожу. Андрей не обращал внимания, он зафиксировал взгляд на потолке и целеустремленно глотал. Ему хотелось оказаться в каком-нибудь другом мире или самому стать другим, но водка не уводила, а вбивала его в этот кошмар все глубже.

* * *
        Стив застал Ксену возле терминала. Она сидела в мягком кресле, с низкого столика ей в лицо светил монитор.
        - Не спите? - спросил он. - Тяжелый день?
        - Получила доклад от майора. Пытаюсь найти в этом какой-то смысл.
        - В докладе? - уточнил Стив.
        - Во всем этом, - она повращала пальцем и, утомленно сощурившись, приникла к экрану. - Два подтвержденных самоубийства: бывшая жена и бывший адвокат.
        - Тогда… - он замялся. - Получается, Волков не связан со Сферой?
        - Получается, Стив, совсем другое. Волков безусловно резидент Сферы. Но строка, которую мы приняли… которую я приняла за сигнал сбора, была чем-то иным. Возможно - ничем, воздухом между ключевыми фразами. Возможно - приказом к самоуничтожению. Или агенты заранее располагали какими-то инструкциями. Это не принципиально. Важно вот что: Волков попал в число сотрудников Миссии, сообщил об этом, и его сеть, вместо того, чтобы сконцентрироваться и приступить к работе… она начала себя устранять, Стив.
        - Как модули поддержки, - проронил он.
        - Что?!
        - Не обращайте внимания, это словно из прошлой жизни.
        - Стив! - требовательно произнесла Ксена.
        - Перед боем, а иногда уже и в бою, крейсеры авангарда перегружают балласт в специальные модули, - с неохотой сказал офицер. - Пустышки, едва управляемые. Все, что не служит выполнению тактической задачи, выводится в открытое пространство. Это и пища, и средства личной гигиены, и многое другое. Иногда корабль избавляется даже от резервного вооружения. В невесомости масса не перестает быть массой, а лишняя инерция маневру не способствует. Потом, после боя, модули возвращаются на борт - чаще сами, но иногда их приходится отлавливать, это зависит от ценности содержимого. В случае гибели крейсера его модули как правило самоликвидируются.
        - Волков не похож на гибнущего, - заметила Ксена.
        - Ну… они могут быть уничтожены, например, если корабль оказался слишком далеко и возврат к месту сброса нецелесообразен. В каждом случае это решается отдельно. Суть в том, что когда модули поддержки становятся не нужны, их либо активируют, либо просто расстреливают, если отказывают бортовые взрыватели.
        - Становятся не нужны… - завороженно повторила Ксена. - Стив, хотите бутылку шампанского?!
        - Я не употребляю, - с легким удивлением ответил он.
        - Я тоже, но ведь надо же вас как-то отблагодарить!
        - Вы хотите сказать, что старые связи Волкова рвутся…
        - Они взрываются, Стив. В точности, как модули поддержки. Ему они больше не нужны, но и нам достаться они не имеют права. - Ксена загоралась идеей постепенно, будто и сама не верила, что наткнулась на ответ. - Стив? Ну-ка поворошите свои знания о Земле. Человек уничтожает паром с шестью сотнями пассажиров. И делает он это в одиночку.
        - Мы обсуждали его преступление. Оно выглядит абсурдным, но вы же сами…
        - Я говорю сейчас только о выполнимости. Мог ли Волков совершить это физически? Будучи обыкновенным человеком?
        - Ваш учебный курс глубже моего, - сдержанно ответил Стив.
        Ксена ненадолго задумалась.
        - Конечно, не мог, - сказала она. - Волкова поддерживали на всем пути - от подготовки акции до отправки в лагерь. Теперь, когда он сообщил своим, что очередной пункт плана реализован, вспомогательная сеть приступила к самоликвидации. Ваши предложения?
        - Мои? - Стив растерялся и не сразу понял, о чем его спрашивают. - Срочно проверить все контакты вплоть до самых незначительных.
        - Поздно. Искать на этом поле новые подарки - верх наивности. Будь у Волкова двадцать помощников, мы бы уже получили двадцать трупов, я не сомневаюсь. Кстати… - Ксена снова взглянула на экран. - Есть и еще кое-что. Волков узнал у адвоката чей-то адрес. Сетевой или городской - майору неизвестно даже это. Возможно, адрес - невольный вымысел майора, но я все-таки склонна считать это правдой. В противном случае, Волкову не имело смысла навещать Мейстера лично, ведь адвокату, как и бывшей супруге, он мог бы дать сигнал по Сети.
        - Неустановленный адрес? Это очень серьезно.
        - Волков спонтанно меняет места проживания, кроме того, ему доступен любой общественный терминал Москвы. В таких условиях мы не способны отслеживать все его звонки, да и майор не вполне справляется с наблюдением.
        - Кажется, вы приняли какое-то решение, - озаботился Стив. - Уж не хотите ли вы отменить легализацию Волкова?
        - Зачем же мы вытаскивали его из «Каменного Чертога»? Нет, он останется свободным. - Ксена дотянулась до столика и взяла в руки терминал. - Свободным, - повторила она. - В некоторых пределах.

* * *
        Андрей посмотрел на часы и громко, сквозь зубы, втянул воздух. Сон - если это можно назвать сном - длился часа полтора или около того, точное время выпадения из реальности отметить не удалось.
        Его вызывали, причем экстренно, и Андрей догадывался, что это не портье.
        На экране была Ксена.
        - Здравствуйте, Волков, - сказала она.
        Андрей подумал, что уже забыл ее лицо, но стоило ему взглянуть в монитор, как он понял, что это иллюзия.
        - Почему вы пьяны? - Ксена не осуждала, к этому она была не способна. Она смотрела ровно и внимательно, как могла бы смотреть и на своего ребенка, и на убийцу своего ребенка.
        - Выпил, - проронил Андрей. - А вы что подумали?
        - Ваш испытательный срок подошел к концу, - объявила она.
        От неожиданности Андрей икнул
        - И что? - отрывисто произнес он.
        - Улыбнитесь, Волков.
        - Да я уже улыбался!
        - Улыбнитесь, это необходимо. Но если вам трудно…
        - Не трудно, не трудно. Вот, пожалуйста.
        - Удовлетворительно, - оценила Ксена. - Глаза отстают. Помните, что улыбка осуществляется не поэтапно, а сразу всем лицом.
        - Всем лицом. Осуществляется, - раздраженно повторил Андрей. - Учту. Когда мне станет смешно.
        - Смешно вам уже не будет.
        Он приготовился выслушать пояснения, но Ксена лишь сказала:
        - До свидания.
        Фыркнув, Андрей захлопнул терминал и пошел в ванную.
        - Ну что вы там заснули? Симбионты, работайте, - пробормотал он, хлопая себя по животу. - Хочу быть, как огурчик.
        Внутри глухо булькнуло, словно кто-то и впрямь отзывался.
        Андрей разделся, залез под горячий душ и начал поворачивать регулятор влево, пока на табло не замигало: «С° +7». Остатки хмеля быстро улетучились, он снова был свеж и бодр. Не вытираясь, он вернулся к терминалу.
        «Смешно вам уже не будет». Это звучало как угроза, но едва ли Ксена собиралась его пугать. Зачем, когда у него в крови - симбионты, а у нее - доступ к их управлению. Возможно, кнопка. Возможно, что-то еще. Андрей рассмеялся: ему вдруг представился трясущийся рычаг с эбонитовым набалдашником и замасленная жестяная табличка, на которой выбито: «жизнь» - «смерть».
        Да ну, глупости! Ксена сказала: «Ваш испытательный срок подошел к концу», и это значит…
        Андрей вышел из оцепенения.
        …значит, времени осталось совсем мало.
        Он занес руки над клавиатурой и не раздумывая отстучал сетевой адрес. Бессмысленный набор символов - то самое, чего требовал Канунников, хотя и не слишком настойчиво, как будто догадывался, что эту абракадабру Андрей не выдаст никому и никогда.
        В мониторе вспыхнула картинка - кто-то принял бы ее за цветок розы, но Андрей просто смотрел в центр алого пятна, в точку, из которой вырос длинный цифровой код. Роза распалась в черную пыль, и на экране выскочило уведомление:
        Запрашиваемой страницы не существует.
        Андрея качнуло, и он схватился за тумбу. Перед глазами, прямо через комнату, снизу-вверх побежал столбец:
        Архив 2: тест - установка - тест.
        Архив 3: тест - установка - тест.
        Архив 4: тест - установка - тест.
        Архив 5: тест - установка - тест.
        Архив 6…
        Он зажмурился изо всех сил, до светящихся мошек, а когда проморгался, обнаружил, что видение исчезло. Если бы у него в мозгу и пронеслись какие-то строки, то быстрее, гораздо быстрее. Воспринятое им как распаковка многотомного архива было лишь интерпретацией очеловеченного сознания. Курс погружения мог подобрать либо аналогию мистического свойства, либо такую - ничего другого современная земная культура не предлагала. Для личности Волкова архивы оказались ближе, чем магия.
        - Естественно, - сказал Андрей вслух.
        За спиной прозвучал эпический джингл - большой монитор на стене самовольно включил «Новость дня».
        - Здравствуйте, с вами Максим Матвеев, - проговорил ведущий. - Чрезвычайное происшествие в центре Москвы: обстрелян полицейский наряд. Экипаж патрульной машины стал свидетелем очередного акта вандализма. Подросток расписывал заднюю стену ресторана «Атмосфера», которая выходит на улицу Обнинская. Когда полицейские попытались задержать хулигана, его сообщник, по всей видимости, взрослый мужчина, открыл огонь из неустановленного пока оружия. Преступникам удалось скрыться, в настоящее время ведется розыск. Оба патрульных находятся в тяжелом состоянии. Случившееся подтверждает ранее высказанную версию о том, что хамские надписи на зданиях города - это только ширма. Москва вновь столкнулась с организованной преступной группой, которая, прикрываясь оппозиционными идеями, занимается обычной преступной деятельностью.
        На экране возникла освещенная стена и надпись из распылителя:
        «ЖРИТЕ, ПОКА ГАДЫ».
        - Вы сами можете видеть, - умиротворенно продолжал диктор. Вокруг запятой после слова «жрите» замигал красный контур. - Такую ошибку мог допустить и взрослый, но, как уже было сказано, автор граффити - скорее всего, подросток. Один из тех, кто гарантированному бесплатному образованию предпочитает романтику большой дороги. «Старшие товарищи» нашептывают ему бред о борьбе за независимость, а на самом деле готовят себе смену. Сегодня юноше доверили только баллончик с краской, но уже завтра в его руках окажется оружие.
        - Объясните мне, с кем вы воюете… - Андрей равнодушно посмотрел на монитор и щелкнул пальцами.
        - О других новостях. Закончена последняя проверка кораблей «Аполло» и «Союз». Отправка колонистов запланирована на тридцатое июня. Представители Миссии заявляют, что полет к Виктории - величайший из шагов человечества. По этой причине Миссия, цитирую, «не намерена оставаться в стороне. Являясь посланцами безусловно дружественной цивилизации, мы приложим все силы, чтобы поддержать человечество на этом пути». Конец цитаты.
        Андрей взмахнул пультом и, постояв у погасшего монитора, приблизился к окну. Над городом распласталась ночь - глубокая, по-летнему черная. Водоворот огней внизу и неоновые сполохи на зданиях не могли рассеять этого мрака.
        Где-то в Москве накачивался водкой майор Госбеза Канунников. Здесь же, в бывшей столице, находилась часть Миссии и в том числе Ксена - ее вызов был местным. На космодроме Найроби готовились к старту два корабля-близнеца. А на расстоянии семи световых лет вращалась пригодная для жизни планета - огромная территория, которую пришельцы отдавали даром.
        Чтобы понять, как все это связано, Андрею понадобилось пять секунд перед экраном - сейчас. И пять лет изоляции - прежде.
        Он стукнулся лбом о стекло и улыбнулся - городу и всей планете. Улыбнулся, как учили, дружелюбно.
        Часть вторая
        ХОЛОДНАЯ КРОВЬ
        А вдруг всё то, что ищем, -
        Далеко за горизонтом
        На смертельной истребительной дороге всё на север…
        Е. Летов, «Вселенская большая любовь»
        Канунников был нетрезв, на иное Андрей не надеялся. Николай вращал глазами, словно поражаясь тому, что после стольких дней пьянства его лицо по-прежнему влезает в монитор.
        - Как дела, Волков?
        - Давай к делу, - раздраженно отозвался Андрей.
        - Я и говорю. Как дела, говорю. Стив звонил?
        - Звонила Ксена. Только что.
        - О-о-о!.. Удостоился, надо же. Ну поздравляю.
        - Ну спасибо. У тебя все?
        - Нет. «Все» теперь будет не скоро. - Майор насупился, будто бы рассматривая что-то под ногами. - Собирайся, я сейчас приеду. Пока убей в терминале всю частную информацию, все свои контакты. Блок гостиничный, с собой его не возьмешь, а здесь его наизнанку вывернут.
        - Это еще почему? - проронил Андрей.
        - Потому, что тобой, дружище, скоро заинтересуются.
        - Кто?
        - Компетентные органы. - Николай помахал сигаретой и, сломав ее о свой монитор, отщелкнул окурок в сторону. - В моем лице, - добавил он, осклабившись.
        Андрей подавил желание треснуть кулаком по этому лицу на экране. Лишь сказал:
        - Мне нужно пять минут.
        - Можешь не спешить. Раньше, чем через восемь, я не приеду.

* * *
        - Он не изменился, - сказала Ксена.
        - Ни капли, - подтвердил Стив. - Ведет себя, как обычный человек. Играет? Днем и ночью? Сомнительно.
        - Не грает. Волков-человек действительно так живет.
        - Человека Андрея Волкова не существует, вы же сами говорили.
        - Это знаем мы, это знают на Сфере, но сам он вряд ли отдает себе отчет в том, что происходит. Я уже пыталась вам это объяснить. Он погружен гораздо глубже, чем мы. Все прежнее вытеснено из его сознания легендой, и Волков искренне верит, что он родился на Земле. Поэтому как источник информации он не представляет для нас ценности - при том, что он действует в интересах Сферы почти открыто. Идеальный шпион, - заключила Ксена.
        - Я считал, что идеальный шпион - это тот, кто не попадается. Не лучше ли его в таком случае устранить?
        - Устранить? - Она отрешенно подвинула на столе терминал. - Значит, вы так и не поняли. У Волкова есть определенная задача, и она тесно связана с нашей. От этого зависит успех Миссии.
        - Зависит от Волкова?!
        - Не в последнюю очередь, - кивнула Ксена. - Но сейчас он знает об этом еще меньше, чем мы. Сфера давно ведет разработки в области мнемокодирования. Раньше оно считалось неэтичным, но Война заставила взглянуть на это иначе. Наше погружение в местную культуру - такое же кодирование, только более поверхностное. Если бы мы обладали необходимой технологией…
        - Наше присутствие на Земле ограничилось бы несколькими резидентами? - спросил Стив.
        - Очень может быть.
        - Отсюда следует, что цель Волкова совпадает с целью Миссии?
        - Да, поскольку и Колыбель, и Сфера добиваются на Земле одного и того же. Но, разумеется, каждая - для себя.
        - И эта цель - вовсе не колонизация, - тихо произнес Стив.
        Ксена посмотрела ему в глаза и ничего не ответила.
        - Да… - Он помолчал. - Масса текущей работы и воодушевление от успехов не позволяют участникам экспедиции задумываться о главном.
        - А вы, Стив, задумываетесь?
        - Стараюсь не сосредотачиваться, это мешает выполнению Миссии.
        - Лишает ее смысла, - уточнила Ксена. - Стараетесь не вы, за вас старается курс погружения. Вам не отсекли память, но вам срезали эмоциональную составляющую.
        - Ваш курс отличается, - проронил Стив.
        - О, только не этим. То, что происходит на родине, я воспринимаю так же отстраненно. Сейчас, спустя десять лет после нашего старта, Война со Сферой, вероятнее всего, уже проиграна. Вы с этим согласны?
        - Прогнозы были самые неблагоприятные.
        - О каком же переселении на Землю может идти речь?
        - Вы как будто правы, но… - Стив осторожно прикоснулся ко лбу. - В победу нужно верить всегда.
        - Хороший ответ для офицера. Я тоже верю в победу. - Ксена чуть помедлила. - Могу вам сказать, что ради нее мы здесь и находимся.
        - Вы снова ставите меня в тупик. Если Колыбель фактически уже пала, что у нас осталось? Орбитальный город? Нежизнеспособные колонии на спутниках?
        - Земля - вот что у нас осталось. У нас и у Сферы, - со значением произнесла она.
        - Неужели вы об этом? Я… Ксена, я вас правильно понял? - Стив задышал так, словно из комнаты откачали воздух. Он тяжело поднялся, затем снова сел. - Ксена?.. Но это табу… абсолютное табу даже там, на родине.
        - Отвлекитесь, - посоветовала она. - Чем ближе вы подходите к этой теме, тем сильнее внутреннее сопротивление. Составители курса не планировали, что я стану с кем-то делиться. Поэтому ваша помощь в любом случае будет косвенной.
        - Война уже проиграна, и Колыбели больше нет, - пробормотал он. - Но здесь, на Земле, мы обеспечиваем ее победу…
        - Не испытывайте защитные механизмы, они все равно сильнее. Курс не позволит вам окончательно оформить эту мысль.
        - И наша Миссия, и агенты Сферы… - с трудом выговорил Стив. - Мы здесь… для того, чтобы…
        - Выбросьте из головы и ложитесь спать, - резко произнесла она. - Не доводите себя до кризиса.
        - Да, пожалуй… - Он встал и нетвердо направился к двери.
        Ксена проводила его печальным взглядом, потом тоже выбралась из кресла и налила себе сока. В ее сознании эта тема была табуирована менее жестко, иначе она не смогла бы выполнить задачу Миссии - не номинальную, объявленную всем членам экспедиции, и не альтернативную, заготовленную для избранных, а единственную настоящую задачу, ради которой Колыбель и отправила на Землю корабль. Однако частные воспоминания о родине, как не относящиеся к делу, оказались нейтрализованы. Совсем удалить их из памяти курс погружения не мог, но он высушил их до фактов - всего лишь фактов, не связанных с личными переживаниями. Так она видела и проигранную Войну, и потерянное счастье.
        Благодарственный Знак, выданный Советом Развития, - вот все, что осталось от ее семьи. Четверо мальчиков: младшему два, старшему тринадцать. Они были. Они у нее были. Раньше, когда-то. Сейчас Айриксу исполнилось бы двенадцать, и он мечтал бы о службе пилота-истребителя. Они все мечтают об этом. Мальчики. Тиму было бы двадцать три, он бы уже воевал - непременно истребителем. Она бы им гордилась. Мальчиком, сделавшим последний круг над ее кварталом, тоже, наверно, гордились - когда он прошел вступительный тест в училище, и когда надел офицерский китель, и когда прорвался сквозь орбитальную «сетку» Колыбели, и когда понял, что назад уже не вернуться, поэтому осталось лишь расстрелять боезапас и умереть с пользой для родины. И разве он виноват, что его родиной была Сфера? Он не выбирал. Он жил там, где жили его родители, он был всего лишь пилотом…
        Первых трех отцов для ее мальчиков подобрала генная лотерея, четвертый сын появился без расчетов и согласований, - с Благодарственным Знаком Ксена имела на это право. Айрикс, младший… Даже сейчас, после тех десяти лет, что «Колыбель» провела в пути, ему было бы только двенадцать. Он ничего не успел - ни очароваться жизнью, ни обжечься о жизнь. Он родился, когда война перешла в завершающую фазу и стала называться Войной, но даже в этом опаленном мире он не сделал и шага.
        Айрикс, Ишер, Кирс, Тим - четыре имени, так их помнила Ксена. Помнила - спасибо курсу - бесчувственно, иначе как не сойти с ума?
        Назначению на «Колыбель» она была рада: десять лет в коматозном сне, плюс программа погружения в чуждую культуру, глубокая гипнопедия, вытесняющая из памяти ненужное. Все забудется, все пройдет - так она думала.
        Все прошло, на душе было пусто. Сердцем владело чувство долга, остальные чувства выжег тот мальчик на истребителе.

* * *
        Майор Канунников удивил не только трезвостью, но и пунктуальностью.
        - Надеюсь, хоть какая-нибудь информация будет? - осведомился Андрей, подходя с сумкой к багажнику.
        - Будет, будет. - Николай открыл свою дверь. - Кидай ко мне, сам сядешь назад. Документы тоже давай сюда. И карточки, и все-все. Потом верну.
        «Волга» отъехала от гостиницы и через два квартала свернула в проулок с рядами глухих металлических ставней. Канунников затормозил, опустил правое стекло и швырнул сумку в мусорный бак.
        - Не слишком близко? - спросил Андрей. - Здесь найдут.
        - Обязательно, - кивнул майор.
        - Но в ней же мои шмотки.
        - Пот, волосы, частицы кожи, - поддержал он, включая заднюю скорость. - Ты не можешь исчезнуть бесследно. Это было бы… - Мимо промчался длинный сияющий «Форд», и Канунников тихо выругался. - Слишком красиво это было бы, - закончил он, выезжая на проспект.
        - Меня будут искать?
        - Долго. И, надеюсь, безуспешно.
        - Но если кому-то придет в голову сравнить эти следы с моими старыми образцами…
        - Только сумасшедшему или бездельнику, - заявил Николай. - Ты ведь у нас по-прежнему сидишь, не так ли?
        - Сижу, - проронил Андрей, откидываясь на мягкую спинку.
        - Вот и сиди, - сказал он и, сунув руку во внутренний карман, передал назад фотографию.
        - Это кто такой?
        - Владимир, - ответил майор. - Или Володя Серый.
        Лицо на фотографии из офицерского файла было строгим и отрешенным. Глаза смотрели в объектив, но при этом словно бы уходили от взгляда - в них не было ничего. Уголки губ клонились к жесткому подбородку.
        - Лейтенант? - недоверчиво произнес Андрей. - Ему здесь лет тридцать.
        - Двадцать семь. Снимок сделан перед самым Объединением, - пояснил Канунников, забирая фотографию. - Потом Серый уволился.
        - Двадцать семь лет - многовато для лейтенанта. Штрафник? Лентяй?
        - Владимир не заканчивал военное училище, он прошел диверсионную школу на острове Русском.
        - Почти соседи были.
        - Что? - не понял Канунников.
        - От Русского уже и до Шиашира недалеко.
        Николай на это замечание никак не отреагировал, только сунул в рот сигарету.
        - После школы Владимира зачислили в «Серый экипаж», - сказал он.
        - Я про такой не слышал.
        Канунников иронически посмотрел в зеркало:
        - Я! Даже я об этом подразделении не слышал, куда уж тебе-то, олень шиаширский? - Он прикурил, глубоко затянулся и стряхнул пепел за окно. - Да я и сейчас почти ничего не знаю. «Серый экипаж» - от цвета корабельной краски. Вообще-то, на флоте говорят «шаровый», но это не наше дело. А чему Владимира там научили, и чем он занимался… это уж тем более дело не наше. Сразу после Объединения он уволился. Дважды поступал в духовную семинарию, оба раза неудачно.
        - Давай-ка, Коля, без мозгоклюйства. Серый - ваш?
        - Этот вопрос имел бы смысл, если бы у нас осталась военная разведка. Но я все равно не ответил бы. Потому, что не знаю.
        - Тогда зачем?..
        - Зачем про Серого рассказываю? Ну должен же ты хоть немножко представлять, куда едешь.
        - Стоп! - воскликнул Андрей.
        Канунников лишь подправил руль. Вечером прошел дождь, и машину чуть сносило к тротуару. Выкинув окурок, он закрыл окно и снова посмотрел в зеркало.
        - Не ори, Волков. Ты решил, что тебя освободили для прожигания жизни? Думал, так и будешь до старости девочек истязать, да водку в мочу конвертировать? Работать нужно. А вот это нет, Волков, - торопливо добавил майор, заметив, что Андрей косится на дверь. - Тебя перед операцией предупреждали, что симбионты не только лечить умеют? Я на себе не испытывал, но вряд ли нас обманули. Выскочить из тачки ты сумеешь, а вот сумеешь ли подняться на ноги, я уже не уверен.
        - Они что, постоянно за нами следят? Может, гады с помощью симбионтов и ушами нашими слышат, и глазами нашими видят? А то и мысли читают?!
        Андрей не удержался и взглянул на свое отражение в темном стекле. Мимика удавалась все лучше. Удивление… нет, скорее, изумление с оттенком негодования. Получилось хорошо, Канунников проглотил и поверил.
        - Да черт их знает, - сказал Николай. - Нет, мысли читать не должны. За мысли и тебя, и меня давно бы в расход пустили. Но если будет нужно, нас достанут на «раз», в этом не сомневайся. И не трепи мне нервы, сядь в середину.
        - Не волнуйся, не убегу. Не люблю я этого.
        - А придется, - ответил майор, оборачиваясь. - Володя бегает, и ты с ним будешь. Все, времени уже нет.
        Канунников остановился у пустого перекрестка и достал из «бардачка» початую фляжку. Скрутив пробку, он помедлил, затем решительно ее завинтил и спрятал емкость в карман. Снова прикурил и ткнул пальцем вперед:
        - Там наши оперативники, семь человек. Есть информация, что Серый собирается ликвидировать бывшего члена своей группы.
        - Какой еще группы?
        Майор выдохнул дым через ноздри и почесал переносицу.
        - Они называют себя партизанами. Для Госбеза они бандиты.
        - А для гадов?
        - Враги. Теоретически.
        - А практически?
        - Не знаю я, не знаю. Был приказ от Стива. Я его выполняю. Всё.
        - Ну а для тебя, майор? - тихо спросил Андрей. - Для тебя партизаны - кто?
        - Для нас, - выразительно произнес Николай, - это то, в чем нужно разобраться. Возможно, партизаны - наша надежда. Возможно, обычный сброд. Но методы у них жесткие. Они не играют, они воюют.
        - Где? Как?
        - Ты хочешь, чтобы об этом в новостях говорили?
        - Но стены-то раскрашенные показывают.
        - Стены - это еще хуже, - мрачно отозвался Канунников. - Смерть можно списать на несчастный случай или на простой криминал. А три слова на здании Дворянского Собрания - нельзя. Официальная версия - хулиганство, но долго она не продержится.
        Светофор в который раз переключился на «зеленый», но мимо не проехало ни одной машины - район спал, давно и крепко. Справа за металлическим забором чернел парк с прудом, лавочками и летними кафе. Слева стояли дома - длинный ряд муниципальных пятнадцатиэтажек с редкими фиксами светлых окон.
        - Через дорогу начинается твоя служба, - сказал майор. - Пройдешь два квартала, увидишь синий «Фольксваген». Держи, - он протянул Андрею ключи.
        - Документы есть?
        - Машина угнана сегодня после обеда. Завтра утром ее должны найти. Пустую, естественно. Заводишься и едешь прямо, к дому сорок шесть. Где-то там и будет наш Володя. Кого он собирается казнить, нам неизвестно, точного адреса тоже не знаем. Информация пришла неполная, такое бывает. - Николай кашлянул и посмотрел на часы. - Думаю, он уже на месте. Там во дворе четыре корпуса, и у каждого сорок шестой номер. Обложить вплотную невозможно, поэтому засада культурная. Серый уйдет. Но не сразу. Сначала он ликвидирует своего человечка. Потому что если не ликвидировать, тот окажется у нас, и мы его расколем. Мы всех раскалываем, такая профессия.
        - Кажется, я что-то недопонимаю, - проронил Андрей.
        - Серого шуганут и оставят без транспорта. А тут проезжает какой-то мужик…
        - Мужику - ствол в ухо, потом рукояткой по затылку. Это если еще повезет.
        - Нет. Сценарий немножко другой. В отряде мой снайпер, он сделает все как надо.
        - Теперь я понимаю еще меньше, - признался Андрей. - Как выглядит эта операция для Госбеза?
        - Захват опасного преступника. Огонь на поражение и все такое. Ты, главное, не бойся: снайпер в тебя не попадет, а остальные… Ну, наверно, тоже. Когда поедете, обогнешь парк и держи прямо вдоль трамвайных путей, не сворачивая. Там ни светофоров, ничего.
        - А дальше?
        - Дальше Серый покажет. Твоя задача - остаться у него.
        - И что я ему скажу?
        - А что ты можешь сказать? - Канунников обернулся и, положив локоть на спинку, печально посмотрел ему в лицо. - Правду и только правду. Все, пора. Погоди! - Он достал бутылку и, отхлебнув, протянул ее Андрею.
        - Я не хочу, - ответил тот, вылезая из машины.
        - Для запаха. С пьяного спроса меньше.
        Андрей прополоскал водкой рот и, насилуя организм, проглотил.
        - Ты мне документы обещал вернуть, - напомнил он.
        - Верну, - сказал Николай, трогаясь. - Потом.
        - И деньги!
        - Тем более. Ты встречал угонщиков с золотой картой «Глобал Мани»? Вот и я не встречал. Ни пуха, Волков! - бросил майор и, резко набрав скорость, скрылся за поворотом.
        - Иди ты к черту, сволочь! - прошипел Андрей.
        Сунув руку в карман, он нащупал несколько мятых купюр - все, что осталось от случайной наличности. Он ожесточенно посмотрел на ключи с круглым пластмассовым брелоком и направился через перекресток.
        Темно-синий «Фольксваген» стоял у парковой ограды напротив тридцать второго дома. Плюхнувшись за руль, Андрей завел мотор и прислушался. Для десятилетнего автомобиля - превосходно.
        Он отпустил сцепление и покатился вниз. Дом тридцать четыре. Ни души. Даже горящие окна, в основном на кухнях, смотрели в никуда - казалось, люди просто забыли выключить свет. Дом тридцать шесть. Тридцать восемь. Слева степенно проплывали одинаковые корпуса, справа, гипнотизируя, мелькала прутьями бесконечная ограда. В кромешной тьме угадывались деревья и высокий кустарник. Хорошее укрытие.
        Андрей неосознанно вильнул в сторону от тротуара и поехал по встречной полосе. Если и остановят, то накажут все равно не за это.
        Дом номер сорок. У Андрея взмокла спина. Руки, несмотря на кожаный чехол, заскользили по рулю, как намыленные. Между прочим, кругом оперативники - с приказом стрелять на поражение. Снайпер у майора свой… замечательно! А остальные?
        Андрей опустил стекло. Тишь. Шепчет мотор, мягко шуршат скаты.
        Возле здания с номером «42» что-то шевельнулось, и на дороге выросла длинная тень. Спустя мгновение перед «Фольксвагеном» оказался мужчина. Стоял он странно: боком к машине, лицом во двор. На плече у него кто-то лежал - безвольно, как свернутое одеяло. В свободной руке у незнакомца неслышно трясся ствол. За домом вспыхивали две алые точки - так же беззвучно. Наконец до Андрея донеслось глухое бряканье гильз, и в этот момент бампер «Фольксвагена» уперся мужчине в ноги. Тот развернулся к автомобилю - всем корпусом, вместе с ношей и с автоматом.
        Фотография этого передать не могла: рост под сто восемьдесят, если не больше, то же костистое лицо, но - живое. Волосы, забранные в «хвост», вероятно, не стриженые с самого дембеля. Усов-бороды у Володи Серого не было, зато была классическая байкерская «кожа» с клепками и ремнем. И неподвижная девушка на плече. И ствол, нацеленный в лобовое стекло.
        - Проблемы?.. - вякнул Андрей.
        Серый шагнул вперед, и в следующую секунду он ощутил, как его голова - спасибо, что вместе с телом, а не отдельно - отлетает от окна.
        «Либо жалеет, либо форму потерял», - подумал Андрей, врезаясь макушкой во что-то твердое.
        Сгрузив поклажу на заднее сиденье, Владимир обежал машину и распахнул пассажирскую дверь. В мозгу у Андрея туманилось, но он заставил себя выпрямиться - резко, вызывающе бодро.
        Серый уселся и левой рукой встряхнул его за загривок. Правый рукав куртки блестел и сочился.
        «Это он раненый мне так впаял? Хорошо, что его ранили. Очень хорошо».
        - Быстро ездить умеешь? - спросил Владимир, подтягивая на ремне автомат.
        С перекрестка на дорогу вылетели две машины, еще одна показалась во дворе.
        - Это за вами, что ли?! - удивился Андрей. - Или за мной?
        - Помолчим, - предложил Серый, оборачиваясь.
        «Фольксваген» взвизгнул и рванул вниз по улице, постепенно прижимаясь к забору.
        - Маркет подломили? - осведомился Андрей. - Или посерьезней дела? Банчишко?
        Владимир, не ответив, высунулся в окно. Заднее стекло тут же рассыпалось мелкой крошкой, а на переднем проклюнулось несколько отверстий в тонких лучиках трещин.
        - О-па… О-па… - запричитал Андрей. - Ты что, рехнулся?!
        - Это они в тебя стреляют, а не я.
        - А ты - в них!
        - Так устроен мир.
        Серый одной рукой перезарядил автомат и снова дал бесшумную очередь по «Шевроле» с мигалками.
        - Вот я прокатился!.. - буркнул Андрей себе под нос.
        Сквозняк раскачивал плюшевые талисманы под зеркалом - крокодильчика и бегемотика. Не выдержав, Андрей сорвал их и бросил под ноги. Отвлекаться он себе не позволял - впереди уже маячил угол парка и поворот, который нужно было проскочить на максимальной скорости, но без полетов через крышу.
        По багажнику барабанили пули, лобовое стекло продолжало покрываться лунками. Андрею обожгло правое ухо, и он рефлекторно схватился за мочку. Крови было много, но боли он не чувствовал - только жжение, быстро стихающее.
        «Спасибо тебе за снайпера, майор».
        - Катюха! - позвал Серый, делая очередную паузу для перезарядки. - Катя, ты меня слышишь?
        Девушка на заднем сидении не шевелилась. Она лежала, засыпанная осколками каленого стекла, растрепавшиеся волосы закрывали ей лицо. Кажется, она уже не дышала.
        - Не хочу тебя огорчать, браток… - начал Андрей.
        Владимир хрустнул пальцами, но снова бить поостерегся - стрелка спидометра прыгала между отметками «200» и «220».
        - Следи за дорогой, - только и сказал он.
        До перекрестка оставалось меньше ста метров, и Андрей слегка сбросил газ. «Шевроле», мчавшийся первым, сократил дистанцию, и полицейский что-то проорал в мегафон. Андрей стиснул руль. Для прямого поворота они ехали слишком быстро, нужно было притормозить еще, но погоня такой возможности не давала. Вторая машина преследования вышла на середину дороги и начала обгонять.
        Справа возник светящийся козырек станции, здесь метро выныривало из-под земли и превращалось в скоростной трамвай. Майор советовал свернуть за парком, но здравый смысл сковывал руки.
        Серый положил автомат на колени, так, что ствол уперся Андрею под ребра.
        - У тебя сейчас только одна педаль. Про остальные лучше не думай.
        - Угу, - промычал Андрей и, как только «Фольксваген» поравнялся со светофором, нажал на «тормоз».
        Машина, почти завершившая обгон, так и полетела дальше, к концу улицы. «Шевроле», ехавший позади, тоже не успел среагировать и ощутимо толкнул «Фольксваген» в крыло. От удара машина развернулась вправо, Андрей даже не успел сработать рулем. Возможно, это его и спасло. «Фольксваген» швырнуло за угол и снова вынесло на прямую. Погоня временно отстала.
        Владимир покачал головой - не то с восхищением, не то с укором.
        - Таких, как ты, на кладбище не хоронят, - сказал он.
        - Нас кладут в пирамиды, - отозвался Андрей. - Вместе с бухлом и рабынями.
        - У дороги вас зарывают. Как всех самоубийц.
        - Предрассудки. Давай лучше о таксе договоримся. Километр - штука. Годится? Если нет, у остановки высажу.
        - Какая «штука»? - оторопел Серый.
        - Тыщща. Рублей или долларов. Или драхм. Харя, башня, зверушка - мне все равно, что нарисовано. Главное, цифирь: одна палка, три нуля. За каждый километр. - Андрей покосился на панель. - Уже пятнашка набежала, ты в курсе?
        - О чем ты, убогий? Я, может быть, жизнь тебе подарю, а ты про деньги. Э, да ты пьян?!
        - Сто граммулек притупляют чувство вины. Двести вообще снимают эту проблему.
        Андрею категорически не нравилось то, что он говорит, но роль, навязанная ситуацией, вернее Канунниковым, ничего другого не оставляла. По мнению майора, шансы на сближение с Володей Серым имел лишь нетрезвый психопат на краденой тачке.
        «Нет, про психа я додумал самостоятельно, - признался себе Андрей. - Поменять бы амплуа… Да поздно уже, поздно».
        - Так что с оплатой? - спросил он, развивая образ мелкого и к тому же неуравновешенного преступника. - Вы кассу-то взяли, или порожняком соскочили? А то… - он кивнул на зеркало, в котором опять вспыхнули две пары желтых раскосых фар.
        - Пропащая твоя душа, - вздохнул Серый.
        Справа проносились квадратные бетонные плиты - то взлетая, то зарываясь в грунт. Трамвайные пути сделали ровными, а о мостовой никто не позаботился. Улица сузилась до трех рядов и пошла волнами: вверх-вниз, вверх-вниз - чем дальше, тем круче. На противоположной стороне громоздились какие-то ангары, с виду заброшенные.
        «Шевроле» снова догоняли. Несчастный «Фольксваген» подпрыгивал на горбах-трамплинах, и Андрей с ужасом ожидал момента, когда у машины рассыплется ходовая.
        - Ты настолько нуждаешься в деньгах, что готов идти на преступление? - спросил Владимир, вновь поднимая автомат.
        - Идти не готов, - отозвался Андрей. - Я обычно езжу.
        - Держи ровно, не виляй, у меня последний рожок.
        - Все равно мажешь.
        - Я по колесам. А ты предлагаешь убивать полицейских?
        - Ничего я не предлагаю. Я заложник, мне вообще…
        Андрей осекся: «Фольксваген» преодолел очередную горку, и впереди на спуске показались два грузовика. Вначале он подумал, что они разъезжаются, хотя и слишком медленно, однако это была иллюзия. Фургоны стояли на месте, почти вплотную - как раз напротив склада. Между кузовом и ангаром оставался просвет метра в полтора. До ограды было больше, но не намного.
        «Прямо вдоль путей, не сворачивая», - вспомнил Андрей слова Канунникова. Здесь и свернуть-то было негде, от перекрестка шла пустынная улица без пешеходных дорожек. Майор сам направил его сюда. Он же дал ключи от «Фольксвагена». Он же поставил на дороге две фуры - нормальные водители и в бреду так не запаркуются. Майор, майор, это все он. Либо решил, что Андрею пора в гроб, либо… как следует промерил расстояние. «Фольксваген» у забора проскочит, «Шевроле» - нет. По крайней мере, в это хотелось верить.
        «Только не мозги, - мелькнула бесцветная мысль, - остальное заживет».
        Андрей нажал «газ» до упора и выровнял руль. Под уклон машина побежала еще веселей, стрелка спидометра отошла вправо и замерла: конец шкалы.
        «И с чего это ты, Коля, взял, что я тут впишусь? - подумал Андрей, совсем уже отстраненно. - Пять лет без практики. Да я и раньше-то ассом не был. Мозги… Только бы не мозги. А вот интересно: если ноги вместе с жопой оторвет, новое скоро повырастает?»
        Владимир сообразил, к какому маневру он готовится, и бросил сквозь зубы:
        - Не сметь!
        Андрей топнул ногой, но педаль и так была уже на полу. Бетонные плиты, приблизившись к окнам, слились в сплошную стену, навстречу несся чумазый зад фуры с табличкой «long vehicle». Андрею отчего-то стало тепло и покойно, он словно сидел внутри симулятора и наблюдал происходящее на экранах: вот они влетают в проем - медленно, пока лишь капотом, идут впритирку, теряют оба зеркала, дальше двери, самое широкое место, краску сдирает, как наждаком, Канунников, скотина, мог бы дать больше запаса, а он действительно сантиметры кроил, не все дома у человека, ведь если бы «Шевроле» в такую щель и пролезли, то не стали бы они ломиться на всей скорости, это же безумие, безумие…
        Грохот превратился в пронзительный скрип и внезапно утих - фургоны были далеко позади, на дороге неожиданно возник перекресток и новая стация. Тумба под светящимся козырьком была раскрашена под пачку бутербродного масла, она и вывела Андрея из ступора.
        - Влево, влево! - кричал ему Серый.
        Андрей повернул, сбил крылом какие-то ящики, разметал стулья у кафе и с трудом вернулся на мостовую.
        - Теперь направо. - Владимир оглянулся, утер лоб и достал телефон. - Кот, это я. Скоро будем на точке «семнадцать». Катюха ранена, позаботься там… Что?.. Да, серьезно, и очень. Все, давай. - Спрятав трубку, он посмотрел на девушку и убрал ей с лица волосы. - Катя? Катька… Вон там направо. Слышишь, нет?!
        - Слышу, - ответил Андрей. - Деньги будут?
        - В большом количестве. И не гони так! Либо мы ушли, либо уже не уйдем. Ты, вообще, откуда сорвался, из какого цирка?
        - Медведи на велосипеде.
        - Лихой.
        - У нас в шапито все такие. Я младшенький.
        - Не дерзи. Налево.
        Андрей механически выполнял указания, пока не въехал во двор за большим магазином. Он приготовился ждать, но спустя несколько секунд из глубокой тени выкатился минивэн с огромной пластмассовой пиццей наверху. Следом за ним появились двое мужчин - молодых, рослых, вооруженных.
        - Серый, у тебя что?!
        - Ерунда, кость цела. Вот Катюха… не знаю.
        Второй незнакомец помахал Андрею пистолетом. Тот покорно вылез и положил руки на крышу машины. Правую дверь заклинило, и, пока Серый выбивал ее ногой, девушку перенесли в микроавтобус. Вскоре оттуда показался еще один мужчина, постарше, с обвислыми усами.
        - Ты посмотрел? - спросил у него Владимир.
        - Посмотрел, - упавшим голосом произнес тот. - Серый… ты сейчас для нее можешь больше сделать, чем я.
        - В смысле?
        - Надо молиться. А с этим чудом что решать?
        Владимир задумался.
        - Катя еще жива? - торопливо спросил Андрей.
        - Тебе какое дело? - прорычал Серый.
        - Жива или нет? - повторил он, обращаясь к усатому.
        Тот взглянул на Владимира и пожал плечами:
        - Жива, но…
        - Аппарат для переливания крови найти сможете?
        - Ты чего мутишь? Ты доктор, что ли? - спросили Андрея сзади, прикасаясь к горлу холодным глушителем.
        - Ну? - мрачно произнес Владимир.
        - Ваша Катерина будет здорова, - сказал Андрей. - При условии, что вы достанете оборудование раньше, чем у нее остановится сердце.
        - Серый?.. - подал голос человек с пистолетом.
        - Погоди, - ответил тот. - Пусть попробует.
        - Серый, это чушь! - заявил усатый.
        Владимир обошел «Фольксваген» и, толкнув Андрея на капот, заглянул ему в глаза.
        - Ты правда сделаешь так, чтобы Катюха выжила?
        - Правда, - ответил Андрей.
        - Если получится, я твой должник. А если нет… тебя за язык не тянули.
        Андрей улыбнулся:
        - Тебя тоже.

* * *
        - Не спите?.. - Канунников с хрустом отвернул пробку и сделал хороший глоток. - Когда же вы отдыхаете-то? Или вам это вообще не нужно?
        - Позаботьтесь лучше о себе. - Стив на экранчике мобильного терминала выглядел недовольным, словно учуял запах.
        Николай снова отхлебнул.
        - Ну все, - крякнул он. - Докладываю: Волков приехал.
        - В каком смысле?
        - В прямом. Приехал на место. Дальше дело техники.
        - Вы уверены, что все в порядке?
        - Если не в порядке, я бы знал. И вообще, я в нем не сомневаюсь. Сомневался бы - не стал бы рекомендовать. - Майор глотнул еще раз и утер губы.
        - Та сторона его ни в чем не заподозрит?
        - Стив, вы меня ни с кем не путаете? Я всю жизнь в Госбезе. Не волнуйтесь, по машине стреляли.
        - Это не слишком опасно?
        - Стреляли только по Волкову, а что ему сделается?
        - Конечно, - ответил Стив. - Майор, почему вы постоянно употребляете алкоголь?
        - Я не употребляю алкоголь, - пожал плечами Канунников. - Я просто пью.
        - Погружаете себя в беспамятство?
        - Как-то вы слишком пафосно это назвали. «Погружаю»… «беспамятство»… - он покосился на стоявшую неподалеку «Волгу». - Извините, у меня тут служебный вызов.
        Канунников отключил трубку и, вернувшись к машине, потерянно опустился за руль. Посидев так с минуту, он снова вспомнил о бутылке и приложился к горлышку.
        Его прервал зуммер.
        - Господин майор, есть информация по Серому.
        - Ну?! - встрепенулся Николай.
        - За его машиной смотрели, но там… господин майор, там откуда-то взялся «Фольксваген», и Серый ушел на нем. Мы преследовали. Помешали грузовики. Водителей проверяем, но, похоже, это случайность. Все прилегающие районы оцеплены, ведется поиск…
        - А говоришь - информация! - Канунников перевел дыхание. - Искать!
        Он газанул и, с визгом развернувшись, поехал прочь.
        Из окна черной «Волги» вылетела пустая фляжка.

* * *
        На больничную палату Андрей не надеялся. Воображение рисовало подвал, где на многоярусных нарах преют партизаны, в крайнем случае - полуподвал с вентиляцией. Все оказалось приличней, они приехали в клинику. В какую конкретно, Андрей не знал: перед высадкой из автобуса ему на голову натянули черную шапку.
        «Вот сейчас ее снимут, а впереди скала Шиашира, - неожиданно подумал он. - В коридоре орут «Приготовиться к завтраку!», и в дверное окошко швыряют миску холодной каши…»
        Его тронули за плечо и шепнули:
        - Осторожно, ступеньки.
        Дальше был скрип двери, приглушенный хлопок и путь по коридору. Два поворота, лифт наверх, снова поворот и еще метров двадцать в тишине.
        - Ложись.
        Затрещала материя: ему отрезали рукав. Раздались какие-то щелчки, и запах стал совсем специфическим, незнакомым. Андрей редко бывал в больницах, как-то не доводилось.
        - Владимир, ей необходимо совсем другое, - новый голос, напряженный. Дружественный или нет - непонятно.
        - Вы способны ее спасти?
        - Ну-у… в условиях стационара можно, по крайней мере, гарантировать, что она… ну-у… все будут зависеть от результатов осмотра.
        - Тут нечего осматривать, я видел такие ранения. Делайте, что сказано.
        - Потеря крови у нее не опасная, сейчас самое важное…
        - Выполняйте!
        - Воля ваша. Но это ей-богу шаманство. Какой объем?
        - Эй, ты! - Серый потеребил Андрея. - Сколько переливать?
        - Давай литра два, а там поглядим.
        - Это что за блаженный? - возмутился врач. - Какие еще «два литра»?! Почему вы меня не слушаете? У вас хотя бы анализы его есть?
        - У меня есть его жизнь, - ответил Серый.
        - Владимир…
        - Начинайте, не тяните!
        - Это важно! Какая у нее группа крови?
        - Вторая, резус отрицательный, - сказал Серый.
        - А у этого вашего… подопытного? У него какая?
        - Не знаю.
        - Вы понимаете, что мы делаем?! Мы ее убиваем!
        - Да хватит трепаться, зануда! - не выдержал Андрей. - У меня тоже вторая отрицательная, ничем не болел, не болею и не собираюсь. Серый, быстрее! Я обещал помочь твоей девушке, но я не воскрешаю из мертвых.
        В вену вошла толстая игла. Мысль о вытекающей крови Андрея не беспокоила: симбионты все восстановят, и сами восстановятся в необходимом количестве. Приобретя такое счастье, избавиться от него уже невозможно.
        - Есть только одна причина, по которой я не звоню в полицию, - заявил врач.
        - Это последний раз, когда мы пользуемся вашим гостеприимством, - сказал Серый. - Мы бы и сегодня не приехали, но Катя…
        - Не зарекайтесь, я вам еще понадоблюсь. Да, а что с рукой-то? Снимите куртку.
        - Может, ты и меня заодно вылечишь? - обратился Владимир к Андрею.
        - Потом. Если не передумаешь.
        - Голова не кружится? - спросил врач.
        - Все в норме, - заверил Андрей. - Еще бы укольчик… или спирта.
        - Ну так что, целитель? - настойчиво проговорил Серый. - Руку мне посмотришь?
        - Пулю из клешни любой ветеринар вытащит, - отозвался он.
        - Нечего вынимать, навылет.
        - Тем более. Помажь йодом, само пройдет. Как там Катюха твоя?
        - Так же, - ответил за Владимира доктор. - Семьсот миллилитров, - добавил он.
        - Наконец-то! Огурчик найдется?
        - Какой огурчик? - опешил он. - Вы о чем это?
        - Я про семьсот грамм, а вы?
        - Миллилитров! - воскликнул врач. - Крови! У вас уже взяли! Семьсот миллилитров, понятно, нет?!
        - Не горлань, тут тебе не стадион.
        - Спасибо, напомнили. Будете загибаться - дайте знать.
        - Отсигналю кишечником, - пообещал Андрей.
        - Анализ готов? - проговорил доктор глухо, куда-то в сторону. - Ну давай, давай, что ты там… Как - третья?! Как - положительная?! Стоп! - завопил он. - Вот теперь ей действительно нужно переливание. Если еще не поздно. Сколько мы успели? Семьсот сорок! Господи, прости. Все, Володя, это все… Я убил Катерину. Я ее убил. Господи, господи!..
        У Андрея выдернули иглу и сорвали с головы шапку. Он сощурился: лампы были слишком яркими. В грудь уперлись два ствола, пальцы Серого легли ему на шею. Андрей взял Владимира за лацкан и попробовал привлечь его к себе, но в итоге подтянулся сам.
        - Смотри на мое ухо, - сказал он.
        - Какое еще ухо? - процедил Серый, сдавливая ему горло.
        - Правое.
        Плечо у Андрея было залито кровью - подозрительно быстро «состарившейся» и уже начавшей осыпаться с рубашки бурыми хлопьями. Мочка при этом была розовой, без единой царапины, безо всякого следа.
        Серый ошеломленно замер и убрал руку.
        - Ты в блюдце смешивал? - крикнул Андрей врачу. - Не трясись! Я спрашиваю: ты проверял? Ну вы же всегда это делаете, как его… ну смешиваете кровь, смотрите - чего там и как.
        Доктор с трудом разлепил губы:
        - Конечно…
        - И что? Свернулась? Прокисла?
        - Нет, иначе я бы не стал…
        - Вот и успокойся. С Катей все будет нормально, - сказал Андрей. - Теперь она сама справится.
        Владимир перевел взгляд на соседнюю койку.
        - Что ты с ней сделал? - спросил он.
        - Это я виноват, я! - доктор взялся за простынь, но Катя оттолкнула его руку.
        - Чего еще?.. - сонно протянула она, переворачиваясь набок.
        Склонившись над кроватью, врач издал какое-то мычание и с громким шорохом осел на пол. По линолеуму прокатилась мелкая автоматная пуля, чуть сплющенная от столкновения с костью.
        Владимир бросился к девушке.
        - А где рана? - прошептал он, глядя на ее спину. - Где рана? Слышишь, где она?
        В ответ Андрей потрогал себя за ухо.
        - Что это? - всхлипнул доктор.
        - Что? - резко повторил Серый. - Это и есть то, что ты обещал?
        - То самое. - Андрей взял со столика свой отрезанный рукав и попытался приладить его на место. - Поехали отсюда.
        Катя одевалась сама - двигаясь плавно и неуверенно, не обращая внимания на присутствующих. Мужчины столпились в углу и наблюдали за ней, словно она шла по канату через пропасть. Обнаружив, что майка на спине прострелена и хрустит от запекшейся крови, девушка удивилась, потом как будто начала что-то вспоминать, но в итоге пожала плечами и надела такую - простреленную и хрустящую.
        - Всем отвернуться, - запоздало потребовал Серый.
        Едва дойдя до автобуса, Катя снова уснула, положив голову Владимиру на колени. Сколько он ни хлопал ее по щекам, она лишь вяло отмахивалась и называла его по-всякому нехорошо. На вид ей было лет двадцать, а то и меньше.
        Андрей сидел напротив, разминая правую мочку. Ухо нестерпимо зудело. На крыше минивэна дребезжала, выматывая нервы, пластмассовая пицца.
        - Ну так что у тебя с кровью? - спросил Владимир. - Третья положительная?
        - Ага.
        - Но у Кати же…
        - Вторая отрицательная, - подтвердил Андрей. - Это не важно, она здорова. Готовь продукты, проснется - будет жрать как прорва. То есть, кушать. Много будет кушать. А кровь у меня самая обыкновенная, - добавил он, заметив, что Серый продолжает сверлить его взглядом.
        - У меня тоже обыкновенная. Но моя никого не лечит.
        - А моя лечит, - спокойно ответил Андрей. - На посторонних ее терапевтический эффект я еще не проверял, Катюха первая. Говорят, даже зубы новые отрастают. Не знаю, это я не пробовал пока.
        - Есть шанс проверить, - мрачно произнес Серый. - Ты напрасно думаешь, что сможешь отбрехаться.
        Минивэн неожиданно подпрыгнул, наверху громыхнула пицца. Владимир покосился на автомат под сидением, затем посмотрел на спящую Катю и не стал ее беспокоить.
        - Кто тебя прислал? - спросил он.
        - Это тебе известно.
        - Вот как? - Серый поиграл бровями. - Госбез. Поэтому мы и ушли.
        - Они знали, где и когда ты появишься. Если бы они захотели, тебя упаковали бы еще на пороге.
        Владимир снова опустил голову к автомату и начал что-то напевать.
        - Дальше, дальше, родимый, - сказал он невпопад. - Я тебя слушаю.
        - О чем говорить-то?
        - Каким образом ты спас Катюху. И почему.
        - Просто пожалел ее, веришь?
        - Нет. Как тебя зовут?
        - Зови… Волковым. Вообще-то, я Андрей.
        - Серый и Волков, - усмехнулся Владимир. - У кого-то большие тараканы в башке завелись.
        - Хорошие тараканы, правильные.
        Владимир сощурился и сжал зубы так, что на скулах проявились лесенки. Чем дольше они ехали, тем сильней ему хотелось достать оружие, и тем отчетливей Андрей понимал, что ствол останется лежать на полу.
        - Кровь, - напомнил Серый.
        - Дело не в крови, а в том, что она содержит. Вернее… кто в ней живет.
        - Маленькие добрые хирурги? - фыркнул он.
        - Почти угадал. Симбионты. Ущерб от несовместимости тканей они компенсировали, ну а с пулей… ты сам видел.
        Серый повертел в пальцах перекошенный цилиндрик.
        - И если Катю снова ранят… - вопросительно произнес он.
        Андрей покивал:
        - Если только не будет значительных повреждений головного мозга. Теперь она такой же носитель симбиотической системы, как и я.
        - И она может делиться этим с другими?
        - Ты не о том мечтаешь. Лучше поинтересуйся, откуда у меня это взялось.
        Владимир ненадолго задумался.
        - Кажется, я знаю, - сказал он. - Ты из Миссии? Ты… гад?
        - Нет.
        - Все-таки человек, и то хорошо.
        - Нет. Не человек.
        - Кто же ты, Волков?
        Андрей улыбнулся. Получилось превосходно, это он понял без всяких зеркал.
        - Я тот, кого вы ждали.

* * *
        - Признаться, я ждал вас еще вчера, - сказал Мейстер.
        После встречи с адвокатом прошло два дня, и кое-что Андрей успел забыть. Но самое важное он, разумеется, помнил. Да, именно это Иван Адольфович и сказал: «я ждал вас еще вчера». А что он ему ответил? Что же он ответил-то?..
        - Ну вот и дождались.
        Кажется, так. Что-то в этом духе.
        - Хорошо, - кивнул адвокат. - Если бы вас не было и сегодня, завтра я бы сам с вами связался. Да вы отойдите от люстры, она не упадет. - Мейстер звучно щелкнул пальцами. - Минут пять мы записали, этого достаточно. Смонтирую что-нибудь интересное. А микрофоны не работают уже неделю. Я богатый, но жадный, охранная система у меня старая. Однако, - он взялся за живот, - мы могли бы начать беседу чуть теплее. Садитесь, Андрей, не стойте.
        Волков оторвал взгляд от крюка в потолке и недоуменно посмотрел на адвоката.
        - И объясните, почему вы не явились вчера, - добавил Мейстер.
        - Лишний день жизни для вас ничего не значит? - спросил Андрей, опускаясь в кресло.
        - Не говорите глупости.
        - Вы отключили камеры? Зачем?
        - Я действительно отключил камеры, - произнес Иван Адольфович, - а других средств наблюдения здесь нет. То, что вы сказали, - хорошо. Хотя и больно. - Он вновь ощупал живот.
        - Это только начало.
        - Андрей, прекрати. Нас не слышат и не видят. Ты явился за адресом, и…
        - Я пришел за правдой.
        - За правдой? - переспросил Мейстер. - Ой, как же похабно это звучит!
        - Паром «Данциг», - напомнил Андрей. - Я не смог бы уничтожить его самостоятельно.
        - Паром?.. Ах, паро-ом! - адвокат отчего-то развеселился. - Нет, не смог бы. В одиночку ты бы и лодку надувную не потопил. О-о-о… - Иван Адольфович помрачнел, так же неожиданно. - Все гораздо хуже, да? Слишком глубоко тебя погрузили. А ведь я им говорил. Тот, кто сомневается, всегда оказывается прав.
        - Еще раз, и по-русски.
        - Теперь я даже не знаю… - Мейстер посмотрел на Андрея не то с ужасом, не то с любопытством. - Не знаю, как с тобой общаться. Если по-русски, то… вряд ли в этом есть смысл. Но гибель парома тебя интересовать не должна. Только адрес.
        - Того человека, вашего родственника из ФСБ? Твоего, - оговорился Андрей. Раз уж адвокат перешел на «ты», ему это было тем более позволительно. - Твоего родственника, - повторил он.
        - На Земле у меня нет родственников, - сказал Мейстер. Голос его не то чтобы изменился, но зазвучал как-то по-новому. Трудно было представить, что минуту назад этот человек валялся на полу и гундосил про пустой банковский счет. Впрочем… нет. Не человек. - Мы тратим время, - бросил адвокат. - Запоминай адрес.
        - И кто там живет?
        - Никто. Адрес сетевой. Наберешь и увидишь страницу с кодом инициации. Всё. Остальное тебя волновать не должно. Страница закроется сама, не думай об этом.
        - О странице в Сети? Я и не собирался.
        - Не только о ней. Вообще обо всем, что тебя тревожит. Не думай. Не отвлекайся. У тебя слишком много дел. - Иван Адольфович добрел до холодильника и достал из морозилки пакет со льдом. Приложил к животу, поморщился, затем, словно что-то вспомнив, усмехнулся и кинул лед на стол. - Миссия действует очень осторожно. Ее как будто и нет. То, что нужно Колыбели, Миссия попытается сделать твоими руками. Мы учли все возможные сценарии. Этот как раз твой. Те, кто тебе помогал, уйдут, иначе нельзя. Ксене достаточно просканировать память кого-нибудь из нас… А твои мозги ковырять бесполезно, для этого тебя и готовили.
        Андрей приложил ладонь ко лбу.
        - Кто - «вы»?.. - спросил он с закрытыми глазами.
        - Какое это имеет значение? - отмахнулся Иван Адольфович. - Сейчас я скажу тебе адрес, там ты узнаешь все, что необходимо. Слушай внимательно.
        Больше из того дня Андрей не помнил ничего. Теперь он сообразил, что в адресе содержался фрагмент кода и что просыпаться он начал уже тогда, в квартире Ивана Адольфовича. Но окончательно он это осознал лишь после инициации. Теперь ему многое стало ясно, в частности, что означает фраза «те, кто тебе помогал, уйдут». Они ушли - бывший адвокат Мейстер, бывшая жена Лена и другие… существа.
        Андрей подумал о том, что агент, называвший себя Иваном Адольфовичем Мейстером, мог произнести адрес, ничего не спрашивая и не объясняя. Он мог бы начать инициацию сразу и принудительно, не дожидаясь удара тяжелым ботинком. Но видимо, за время, проведенное на Земле, он сделался немножко человеком.
        И еще об одном подумал Андрей: если бы ни Война, он стал бы примером грандиозного эксперимента по слиянию цивилизаций. Тело, память и кровь, принадлежащие трем разным расам, - что может быть любопытней?
        Но если бы ни Война… кто посмел бы так искорежить его жизнь?

* * *
        - …будешь?
        - Что?
        - Курить будешь? - Серый протянул ему пачку сигарет.
        - Не курю.
        - У вас там вообще?..
        - Да. Вообще не курят. У нас там, - добавил Андрей с сарказмом.
        - Зато и пожаров, наверно, меньше. А по-русски ты говоришь чисто, - заметил он.
        - В данный момент я других языков не знаю. Ну немножко английский: «как пройти в библиотеку» и «холли шит». Только самое необходимое.
        - Так чем же ты от нас отличаешься? Если этих симбионтов в тебя заселили гады, а в остальном…
        - Ничем не отличаюсь, - подтвердил Андрей. - Даже для себя самого. В этом и смысл.
        - Так может сказать любой.
        - В этом смысл, - спокойно повторил он. - Трудно выдавать себя за человека, если у тебя шесть крыльев или хер на лбу.
        - Крыльев не видно. - Владимир стряхнул пепел в угол и невзначай двинул ногой. Автомат под сидением глухо брякнул. - Этот майор, который устроил нам встречу, он о тебе знал?
        - Нет.
        - Но догадывался?
        - Он просто надеялся, что у гадов есть враги. Очень надеялся, поскольку больше вам надеяться не на что.
        - Ну-ну, - с иронией произнес Владимир.
        - Над Землей висит один-единственный корабль, даже не военный. Называется он «Колыбель», если тебе интересно. И он может устроить здесь большую могилу. Будет облетать планету и жечь потихоньку, а вам его и сбить-то нечем.
        - А ты собьешь?
        Андрей усмехнулся:
        - Тоже вряд ли.
        - Тогда зачем ты нам нужен?
        - Вопрос стоит иначе: зачем мне нужен ты и твоя банда. - Он помедлил. - Коля Канунников порой очаровывает своей мудростью. Но это не его заслуга. Жизнь научила. Так вот, почему Госбез вас еще не накрыл? Потому, Серый, что некоторые люди смотрят чуть дальше и не перестают верить. Хотя бы в чудо.
        - На чудо ты совсем не похож, - мотнул головой Владимир. - Я собрал отряд не из пустых иллюзий, мы занимаемся реальным делом. Оно маленькое, очень маленькое, но только так мы можем жить.
        - Ты собрал потешный полк. С акциями устрашения и казнями. Кровь льется настоящая, а война у вас все равно игрушечная. Пытаешься раскачать народ? Люди скорее пойдут за гадами - против вас. Миссия готовилась слишком тщательно, чтобы допустить серьезную ошибку. И главное… ты был бы прав, если бы Колыбель готовилась к колонизации. Но это им не нужно.
        - А твоим?
        - Сфера тоже не собирается захватывать Землю. Ваша планета, извини меня… не так хороша, как вам кажется. Жара, высокая влажность, скудные ресурсы. Нефть?.. Газ?.. - Андрей рассмеялся. - Оставьте их себе. Мою родину скорее заинтересуют грибы и креветки, чем это горючее говно. Перенаселение нам тоже не грозит. И Сфере, и Колыбели Земля нужна совсем для другого. И, собрав свой отряд… ты поступил правильно, - неожиданно заявил он. - Ваше «маленькое дело» еще пригодится.
        - Тебе? - с вызовом спросил Серый.
        Андрей поднял глаза и, отогнав сигаретный дым, сказал:
        - Да. Мне и вам. Сейчас это одно и то же.
        - Сфера против Колыбели, - пробормотал Владимир. - Но не на Колыбели и на Сфере, а почему-то здесь, у нас. Какого хрена, а?! И чем вы лучше их?
        - Например, тем, что не ставили раком вашего Президента. Тем, что сейчас я один. Ты можешь выстрелить мне в лоб и избавить Землю от присутствия Сферы. Чем еще?.. Тем, что я с тобой разговариваю. Разговариваю, как с равным, а не пихаю твоим сородичам дешевое лекарство.
        - Оно опасно?
        - Нет, нет. Колыбель предлагает нормальные медикаменты. Такими же пользовались их предки - лет пятьсот назад.
        - А вы дали бы что-то другое?
        - Мы не дадим ничего, но ничего и не отнимем. Это я и пытаюсь тебе объяснить. Мы появились на Земле раньше, чем Миссия, но если бы ее не было, мы бы тихо дожили свой век и остались бы на ваших кладбищах. Никто о нас не узнал бы.
        - Как ты можешь доказать, что ты не агент гадов?
        - Вот озадачил… Я и есть агент гадов. Как же я докажу тебе обратное?
        - Но почему я должен верить, что ты на нашей стороне?
        - Я не на вашей, я на своей. Каждое поражение Колыбели для меня праздник, но эта логика ущербна. Мы будем вместе не потому, что у нас общий враг, а потому, что у нас общая цель.
        - Подожди-ка. - Серый приложил к уху трубку. - Где?.. Паршиво. Отставить! Да, сначала полюбовно. То есть, за деньги. - Убрав терминал, он затоптал окурок и уперся взглядом в Андрея. - Это твои?
        - Моих на Земле нет. А что случилось?
        - Пока ничего. - Владимир усадил девушку вертикально и приподнял ей веко. - Катюш?..
        - Слышала, слышала, - она отвела его руку и подтянула к себе автомат. - Я в порядке, не волнуйся. Нас встречают?
        - Впереди три машины.
        - А развернуться?..
        - Если это с подачи того, о ком я думаю, - Серый взглянул на Андрея, - то сзади у нас дела не лучше.
        - Три машины? - переспросил тот. - Ты знаешь, сколько бойцов Миссия направила в президентский дворец?
        - Судя по тому, что до Кастеля они все-таки добрались…
        - Пятерых! - воскликнул Андрей. - Пятеро гадов справились со всей охраной. А за тобой послали бы одного. Самого младшего. Самого худшего. Парализованного. Так что три машины - это не от Миссии.
        - Дорожная полиция.
        - Тогда чего ты от меня хочешь?
        - От тебя? - Серый осторожно потрогал плечо. Рану ему не перевязали, и крови он потерял уже прилично. - Вот чего я хочу.
        Владимир нагнулся, провел ножом под сидением, и на пол отвалилась пластмассовая крышка. К стене был привинчен ящик от перфоратора - с гнездами для небольшого корпуса и мощного сверла. Что-то подобное оттуда и выпало: что-то такое, с двумя скошенными рукоятками и длинным стволом. Инструмент, поделывающий отверстия.
        - В магазине сорок патронов, - буднично пояснил Серый.
        - На меня не рассчитывай, - отрезал Андрей.
        - Нет?..
        - Только не в этом смысле.
        - Пацифист, что ли?
        - У нас «пацифист» означает «предатель», - ответил он, помолчав. - Я не пацифист. Но я живу на Земле не для того, чтобы убивать.
        - У вас там все такие?
        - Какие?! - вскинулся Андрей.
        - Некурящие, - буркнул Владимир. - Ладно. Может, и пронесет.
        - Не волнуйся, это скорее всего Канунников. Что-то у него переигралось, или терпения не хватило, решил лично с тобой познакомиться.
        - Напомни-ка мне, в каком он звании.
        - Майор.
        - Майор… - Серый вздохнул. - Ты знаешь, сколько в гэбэ майоров? Если каждый станет присылать по три патрульных тачки…
        - Нужно верить в лучшее.
        - Правильные вещи говоришь, пришелец.
        Владимир взял «перфоратор» и, обняв девушку, закрыл глаза - всего лишь опустил веки, но сделал это по-звериному выразительно. Словно прощался с любовницей в присутствии жены. Словно он уже - умирал.
        - Катюх, ты как?
        - Отлично, Серый. - Она грустно улыбнулась и посмотрела вверх. - Я знаю, здоровых туда принимают без очереди.

* * *
        Канунников попал ключом в замок с четвертого раза - из-за спешки, а вовсе не потому, что был пьян. Так нервничать ему не приходилось давно, еще с училища, когда он проваливал зачет по скоростной стрельбе: чувствовал, что мажет, знал, что надо успокоиться, и видел, что времени на это нет. Тогда он здорово испугался, по-настоящему.
        Как и сейчас.
        Ворвавшись в квартиру, Николай ринулся к терминалу. По пути он наступил на бутылку - упасть не упал, но пока взмахивал руками, успел придумать для себя пару нехилых эпитетов. Наконец Канунников добрался до клавиатуры и вслепую отбарабанил. Вводить этот адрес голосом он не решался.
        - Ксена! Простите, что я… А!.. - Канунников отмахнулся: времени на формальности не было, да и желания их соблюдать - тоже. - Волков в опасности, боюсь, что в смертельной. Вы можете повлиять на мэра? Поднимите нашего кабана, пусть он срочно…
        - Во-первых, здравствуйте, майор. - Ксена, против ожиданий, была не в постели, а за столом, но Николай понял, что разбудили ее недавно. Лицо казалось бледнее обычного, хотя возможно, это из-за черной «водолазки». - Доброй ночи, или как лучше сказать?
        - Да уж лучше никак. Мне только что сообщили, прямо сейчас, пока я в лифте ехал… по казенной трубке. Если бы раньше, то и я - раньше, но свою я в машине оставил. И времени уже нет. Свяжитесь с мэром, прикажите снять засаду на Серого. Это «Гамма» проводит, она в муниципальном подчинении. Да если бы и в нашем - не могу же я отменить операцию такого масштаба… А вы - можете! Давайте, Ксена, иначе потеряете сотрудника. С ними Волков, я Стиву уже докладывал.
        - Да, вы сказали, что у Волкова все в порядке.
        - У него и было - в порядке! Пока один гражданин… Скороходов Петр Витальевич, травматолог из госпиталя на Пражской… пока он не сообщил в окружную префектуру о визите…
        - Бандитской группы, - поддержала Ксена.
        Канунников прикусил губу - изнутри, незаметно. Миссии было уже известно, что партизаны заезжали в больницу, но хуже того - Ксена узнала об этом раньше, чем он сам.
        - Ксена, мы теряем время!
        - Как вы думаете, почему Петр Скороходов сдал Серого властям? - спросила она.
        - Ничто другое вас не интересует?
        - Насколько я понимаю, этот врач неоднократно оказывал услуги Серому и его сообщникам, - монотонно продолжала она. - Что же вдруг случилось? Запас патриотизма исчерпан?
        - Даже не представляю, - только и сказал Николай.
        А что еще он мог ей ответить? Что с патриотизмом у Петра Скороходова все нормально? Что доктор помогал партизанам, рискуя своей задницей, за которую он, майор Госбеза, его давно уже взял бы - если б сам не симпатизировал Серому? И что именно патриотизм, превосходящий дружбу, вынудил Скороходова позвонить оперативному дежурному - после того, как он увидел среди партизан человека, обладающего нечеловеческими способностями. То есть, не-человека.
        - Ксена! - Николай молитвенно сложил руки. - Еще минута, и будет поздно.
        - Вы не пробовали связаться с Волковым? Или с Серым?
        - Про засаду они уже знают. Скорее всего, - торопливо добавил Канунников и попробовал угадать реакцию Ксены, но ее лицо было непроницаемо. - Они должны знать о засаде, - повторил он с нажимом. - Серый ездит осторожно, высылает вперед дозорную машину. Ну и потом… их бесполезно предупреждать! На шоссе - «Гамма», это лучшее муниципальное подразделение. То, что форму дорожной полиции «Гамма» использует для прикрытия, Серый поймет и сам, без подсказок. Но толку-то?! Уйти от них невозможно!
        - Столкновения не избежать, - заключила Ксена.
        Николай лишь теперь сообразил, почему она спокойна. Впрочем, нет, спокойной она оставалась всегда, а сейчас она была откровенно удовлетворена.
        Он подвинул кресло и присел на подлокотник.
        - Доктор не знал, куда они поедут, - проронил Канунников. - Он мог сообщить только о том, что они покинули больницу. Стоп. Это вы?.. Но откуда?!
        - Симбионты. Разве вас не инструктировали? Система дала точное местонахождение Волкова.
        - Зачем? - выдохнул Николай.
        - Странный вопрос, майор. Хотите прослушать курс по внедрению агентуры? Земной курс, - подчеркнула Ксена. - Серый не примет Волкова, пока тот не пройдет экзамен в какой-либо форме, явной или неявной. Чудесное спасение на похищенном «Фольксвагене» шито белыми нитками, - она чуть помедлила и кивнула: фразеологизм употреблен корректно. - Бегство от погони - это лишь повод для знакомства. Серый догадается, что ваша засада была фиктивной. Если я не переоценила интеллектуального потенциала Волкова, то он сам же об этом и расскажет. А далее потребуется настоящая проверка, и прежде, чем Серый назначит что-нибудь маловыполнимое, мы дадим ему иное подтверждение лояльности Волкова.
        - Экзамен? Подтверждение?! - взревел Канунников. - Да это же «Гамма»! Не подорожники с выручалочками, не головастики с Петровки - «Гамма»! Доберманы! И там… каюк, - закончил он упавшим голосом. - Каюк! Вы понимаете, нет?
        - Прекрасно понимаю. Каюк доберманам. Спокойной ночи, майор, - проговорила Ксена, исчезая с монитора.
        Канунников тронул пальцем левое ухо - на время сеанса голос в микродинамике не утих, но перестал доходить до сознания. Теперь Николай вновь его воспринимал:
        «…«пацифист» означает «предатель». Я не пацифист. Но я живу на Земле не для того, чтобы убивать».
        С Ксеной майор разговаривал меньше двух минут и вряд ли пропустил что-то существенное. Все, что могло его просветить - или поразить, - Волков сказал еще раньше.
        Мембрана осталась у него на рубашке - липкий волосок под воротником. Более надежного средства Канунников себе не позволил: в диверсионных школах учат хорошо, а на расправу Серый удивительно скор.
        Когда Андрею начали отрывать рукав, Канунников едва не оглох - грохот в динамике стоял такой, словно валилась многоэтажка. О том, что это трещала тряпка, а не позвоночник, он узнал потом - из разговора. Как и о переливании крови.
        Занятно: самого майора такие мысли не посещали, хотя теперь казалось, что это на поверхности. Однако и другое, высказанное Волковым позже, ему в голову также почему-то не пришло: симбионты принадлежат Миссии, и это не просто колония умных организмов, это часть системы. Электронной? Биомеханической? Да пес с ней. Важно не то, что она собой представляет, а то, кому она подчиняется. Гадам, конечно. Только им.
        Ксена запеленговала Волкова и воспользовалась этим для наведения… спасибо, что не бомбардировщика. Хотя точка, отработанная «Гаммой», не всегда выглядит лучше. Стиль доберманов - «мэрия возместит вам убытки, если вы сумеете доказать свою невиновность». Из госпиталя на Пражской Серый поехал на юг - это, должно быть, парк «Донской». Уж в парке-то «Гамма» оттопчется по полной.
        У Канунникова остался лишь один вопрос, он шевелился в мозгу ржавым гвоздем, расковыривал привычные представления о логике. Зачем Ксене понадобилось натравливать на Волкова доберманов, если симбионты позволяют убить его мгновенно? Группа Серого? Нет, партизаны Миссию никогда особо не волновали. Это сделано ради Андрея… ради существа со Сферы.
        «С какой Сферы?! - обозлился Канунников. - Что еще за Сфера? Что у нас вообще происходит? И ведь самое… а что - «самое»? «странное»?.. О-о-о! Странного здесь столько, что «самое» уже и не выберешь. Так о чем?.. ах, да: вот что самое… скорее, смешное: это же я его рекомендовал Миссии. Андрюху-террориста. Я, а не кто-то другой. Назвал его в числе наиболее перспективных кандидатур. Выбрал. Почти случайно. Ну понравился парень - в чисто оперативном, естественно, смысле. В смысле - хорош был для разработки. И на тебе: угадал. Ткнул пальцем в небо - попал в агента… какой-то, на фиг, Сферы… Аллё! Кем тут управляют с помощью космических лучей? Вами, да? Представьте, мною тоже! Весьма рад. Свободная койка найдется? Кормежка и уколы по расписанию?..»
        Николай взял себя в руки и сделал вялое движение в сторону бара, но вспомнил, что где-то под ногами катается бутылка - початая, но плотно завинченная. Сто грамм рассудок не затуманят, а нервы успокоят. И еще пятьдесят, чтобы пальцы не дрожали.
        В динамике тоскливо постукивала бутафорская пицца. Майор ее видел неоднократно: здоровенный рекламный причиндал на крыше минивэна. Разве нормальный преступник станет ездить в такой машине? Никогда. Потому-то Серый в ней и ездил. И вполне успешно.
        «Не волнуйся, это скорее всего Канунников», - сказал Волков то ли Владимиру, то ли девушке, то ли им обоим.
        - Если бы, Андрюша, если бы… - ответил Николай куда-то в комнату. - Сейчас вас будут убивать. А я это буду слушать. От начала и до конца.
        «Майор», - произнес Андрей.
        - Да? - Канунников схватился за ухо, но раздосадованно цыкнул и взболтнул остаток водки. - А, ты это не мне… Ну да, майор, майор…
        Ничего существенного мембрана уже не передавала, Волков и так наговорил столько, что у Канунникова прихватило сердце. На секунду, не больше, потом все прошло - симбионты скорректировали концентрацию адреналина и все что положено. Но в первый момент, когда Андрей объявил Серому, кто он такой и откуда он взялся, Николай подумал, что сходит с ума. Но при этом - поверил. Сразу. Почему - он не знал и сам.
        «Нужно верить в лучшее», - будто бы отозвался Волков.
        - Точно, пришелец, - прошептал Канунников. - Особенно если ничего другого уже не остается. Верил, верил… Во что-нибудь эдакое, чудесное или… странное. Не уйти сегодня от этого слова. Странно, что у Миссии на Земле есть серьезный противник. Мы-то для них - так, тараканы. И странно, что нас с тобой свело - еще тогда, пять лет назад. Я тебя запомнил, а то! Как же я мог не запомнить, если в твоем преступлении было… ну да: полным-полно странного. Но надеяться на то, что ты пришелец, - это уж слишком. Не настолько же я чокнутый, правильно? - Он медленно поставил пустую бутылку на пол. - Хм… А во что же я тогда верил? Ведь верил же во что-то… Ни в людей, ни в гуманоидов, но во что-то верил все-таки. Хрен его знает. Русский человек, что с меня взять…
        Волков и Серый продолжали разговаривать, но все тише и тише. Николай напряженно вслушивался и проклинал ту идиотскую пиццу. Муляж дребезжал, как метла в жестяном ведре - непрерывно, невыносимо.
        Пицца грохнула о крышу сильней и вдруг замолчала: автобус остановился.

* * *
        Андрей посмотрел на «перфоратор» - если верить датчику, в магазине осталось еще четыре патрона. Вернув оружие Серому, он взъерошил волосы и привалился к теплому боку автобуса. Слева в дверце оказались три отверстия от короткой очереди. Андрей задумчиво провел по ним пальцем и поднял голову к луне. Ощущения победы не было.
        - Тридцать шесть из тридцати шести, - с трудом выговорил Владимир. - Это «Мирзоев-401», - добавил он, закидывая «перфоратор» на плечо. - Когда я служил, «Мирза» еще проходила полевые испытания.
        - Удобное оружие, - равнодушно отозвался Андрей. - Ваш инженер Мирзоев жил не напрасно.
        - Серый! - Катя подбежала к стоявшему за автобусом «Вольво» и открыла дверь.
        - Что там? - спросил он.
        Из салона вывалилось тело. Голова, ударившись об асфальт, не сохранила формы - усатый был нашпигован сталью не меньше, чем его автомобиль. Андрей не мог защитить всех, ему пришлось выбирать, и выбор был очевиден.
        У него в мозгу словно включился калькулятор - самый примитивный: сложить и вычесть, остальное ни к чему. Серый нужен, а его партизаны - не очень. Катерина… от нее толку совсем никакого, но она нужна Серому.
        Андрею понадобилось тридцать шесть выстрелов. Около девяти секунд. Тридцать шесть человек уткнулись лицами в мох у обеих обочин.
        Невдалеке коптила тлеющим скатом зализанная «Тойота» - она шла первой, метрах в пятистах от колонны, но здесь, у поста, они ее нагнали. И еще две машины за расстрелянным «Вольво» - в таком же виде. Не оставляющим никаких надежд.
        - Мои друзья были солдатами, - тяжело произнес Владимир. - Смерть для солдата - часть профессии.
        - Это все, что ты можешь о них сказать? - тихо спросила Катя.
        - И того много, - ответил он, усаживаясь на обочину.
        - Ты… я тебя знала совсем другим, Серый!
        Он лишь кивнул - уронил голову и поленился поднять.
        - Серый, как ты можешь?
        - Не вини его, - сказал Андрей. - Сколько у вас народу осталось?
        - Немного. - Она отвела глаза. - Серый, Малевич, Африка… Серый?!
        Катя бросилась к Владимиру и встряхнула его за плечо. Тот медленно отклонился назад и рухнул в пыльную траву.
        - Серый!..
        - Шуметь не нужно, - цыкнул Андрей. - Пульс пощупай.
        - Да жив он, жив!
        Катерина торопливо расстегнула на Сером куртку и ахнула: во весь живот темнело сырое пятно.
        - Нож доставай, - скомандовал Андрей.
        - Не смей!
        - Что «не смей»? Может, и тебя надо было «не сметь»? Сейчас бы уже в холодильнике лежала. Нож!
        - Да, - шепнула девушка, вынимая из рукава неженский тесак с пилой на тыльной стороне. - Только он… не совсем стерильный.
        Андрей вздохнул и задрал Серому футболку. Чуть выше пупка оказалось небольшое отверстие, лихо припухшее, похожее на вздувшийся чирей. Пуля ушла внутрь и где-то там остановилась, порвав по пути все, что можно.
        - Мы тебя довезем, Володя… - Катерина беспомощно обернулась к севшему на оси автобусу. - Довезем, довезем. Потерпи, ага?
        - Ох, не хотел я этого. Серый и сам не хотел бы, а я уж подавно… - Андрей взял у девушки нож и, чуть помедлив, полоснул себя по левому запястью.
        Рана мгновенно сошлась в рубец, выдавив по краям две алых капельки. Андрей выругался и сделал еще один разрез, глубже и длинней.
        - Пошла! Ну?!
        Рассеченная кожа принялась было снова стягиваться, но вдруг остановилась, словно задумалась.
        - Пошла, говорю! - крикнул Андрей. - Так надо! Надо, ясно?!
        Секунду не было ничего. Препарированная рука смахивала на муляж - отталкивающий, но не страшный.
        Потом из поврежденной вены брызнула кровь.
        Держа руку на вису, Андрей кинул нож Катерине:
        - В зубы ему вставь. Быстро!
        - Серый не эпилептик.
        - Ну ты еще!.. Повозражай мне тут! Пасть ему раскрой, да пошире.
        Девушка поняла, что он собирается сделать, и это ей категорически не понравилось, но возражать она не смела. Теперь она помнила - слишком хорошо, с массой ненужных подробностей, - что ей самой пришлось пережить около часа назад.
        Пилка со скрипом протиснулась между зубов и разжала Серому челюсти. Дальше Катя не смотрела. Андрей же себе этой роскоши позволить не мог. Он наблюдал, как льется струйка крови, тонкая, но непрерывная. Из него - в Серого.
        Владимир судорожно мотнул головой и кашлянул. Розовые брызги, вылетев у него изо рта, окропили Андрею лицо.
        - Ну ты еще кобениться станешь! - гаркнул тот. - Глотай живо!
        - Надеешься, это ему поможет? - обронила девушка.
        - А другие предложения есть?
        Она помолчала.
        - Долго это будет продолжаться?
        - Мне почем знать? В тебя семьсот сорок миллилитров заправили. Но с тобой все было хуже, и намного. Жрать хочу, - неожиданно заявил Андрей.
        - Я тоже.
        - Да я не намекаю, я прямо говорю: хочу есть. Дьявольски. У вас в тачке что-нибудь найдется?
        Катерина встала и принесла из автобуса большую хрустящую упаковку.
        - И пить тоже, - с опозданием добавил Андрей.
        - Воды у нас не было.
        Взяв пакет, он с выражением прочитал:
        - «Крекеры пикантные. Паприка и чеснок». В аду бы вас так угощали.
        - Не нужно… - Серый, зашевелившись, отвел от лица его руку. - Не нужно, Волков, поминать нечистого и дела его. - Он приподнялся на локте и начал брезгливо отплевываться. - Нехорошо это, Волков. Нехорошо.
        - Ты!.. - Катя бросилась ему на шею. - Ты все слышал, да? Лежал и слышал? Вот же прикольно!
        - И видел, и слышал, - буркнул Владимир. - И все осознавал, вот что самое поганое. Осознавал, что пью кровь, и ничего не мог… Противно было, но я не мог. Как будто мною управлял кто-то.
        - Симбионты, - сказал Андрей. - Поздравляю, дружище. - Он достал платок, но, увидев свою руку, скомкал его и убрал в карман. На запястье остался лишь бледный рубец - от второго пореза. Первого не было и в помине.
        - Я теперь реально бессмертен? - без энтузиазма поинтересовался Владимир.
        - Не реально, а условно. Пока тебе пуля мозги не разрушит, или пока Ксена не решит, что ты зажился.
        - Ксена - это кто?
        - Так, сука одна. Все беды от женщин, воистину. - Андрей поймал взгляд Катерины и отмахнулся: - Какая ты теперь женщина? Существо женского пола.
        - Напрасно ты, Волков… - начал было Серый.
        - Я помню, помню, - перебила девушка.
        - Что там помнить? - Андрей поднялся и, бесцеремонно взяв ее за плечи, повернул боком к Владимиру. Правый рукав у нее был разорван или скорее прожжен, словно кто-то приложил раскаленное жало паяльника. Под прорехой виднелась почерневшая ткань и - бледно-розовая полоска на коже.
        - По касательной прошло, - сказал Серый. - Это ты сейчас получила, в больнице у тебя его не было. И ты ничего не заметила?!
        Катерина растерянно моргнула.
        - Ни-че-го, - ответил за нее Андрей. - И ты таким же станешь.
        - Это, пожалуй, перебор. - Владимир запахнул куртку и направился к микроавтобусу. - Боль нужно чувствовать. Чтобы не забываться. Она для того и дана. - Он вдруг торопливо вернулся к примятой траве и начал шарить в ней руками. - Пуля… Где моя пуля?
        - Зачем тебе? Повесишь на грудь, как трофейный зуб?
        - На груди у меня крест, а не зубы. Из Катюхи-то пуля вышла… А из меня?
        - Серый, пока не рассветет, не найдешь, - отозвалась девушка.
        - Из тебя тоже выйдет, - заверил Андрей. - Потом. С другой стороны.
        - Это как? А-а-а… Теперь я факир, значит! Глотатель боеприпасов! - Владимир подхватил брошенный «перфоратор» и понес его к дороге, но, оценив повреждения минивэна, снова остановился. - Что еще хорошего?
        - О водке можешь забыть, - мрачно проговорил Андрей. - Не впрок.
        - Ясно. Было у меня сомнение, Волков, было. Еще когда ты нас от полиции увез. Когда между фурой и забором проскочил - на скорости, с которой нормальный человек и по автобану гнать не рискнет. А ты в такую кишку втерся, что зеркала посрывало. Я и подумал: сумасшедший? Ведь какой бы ты ни был профи, всегда остается вероятность ошибки, и профессионалы знают это лучше других. Но ты… никогда не ошибаешься, так? - Владимир указал на табло «перфоратора». - Тридцатью шестью выстрелами из тридцати шести. Сказать тебе, кого ты здесь положил? Это не подорожники, это доберманы. Подразделение «Гамма» - не самое крутое из того, что есть в природе, но… достаточно крутое, Волков, достаточно. И ты ни разу не промахнулся, передавил их, как чернику в тарелке.
        - Это было похоже на реслинг, - отстраненно произнесла Катя. - Я смотрела, как он стрелял. Настолько странно, что я не могла оторваться. Да я и не успела ничего, даже с предохранителя не сняла. Андрей вел себя так, будто он в тире или на симуляторе. То есть… как будто все это понарошку. Он играл.
        - Вот и за рулем тоже, - вставил Серый.
        - Я стрелял по линии глаз, целиться не было времени.
        - Тридцать шесть доберманов! У тебя не было времени, поэтому ты перещелкал их, не целясь… Ужас. Теперь я могу представить, как пятеро гадов прорвались сквозь охрану президентского дворца.
        - Они не прорвались, они просто прошли, - возразил Андрей. - И вряд ли ты представляешь, как это выглядело. Даже я не представляю. Они не получили ни царапины, а я сумел спасти только троих - вас и себя. При этом тебя все-таки убили, так сказать. Вернее, без всяких «так сказать». Тебя действительно убили.
        Владимир перекрестился и, бросив «перфоратор» в кабину автобуса, двинулся к посеченному пулями «Вольво».
        Катерина проводила его сочувствующим взглядом.
        - Серому это труднее пережить, чем мне, - выдавила она.
        - Ты решила, что все уже позади? Переживать это придется всю жизнь, ласточка. До самой смерти.
        Она сунула руки в карманы и присела на краешек бампера. Лишь сейчас Андрей заметил, что Катя не пользуется косметикой - совсем, принципиально. Волосы она, как и Серый, уже забрала в «хвост». Пара выбившихся прядей свисала, покачиваясь, вдоль тонкого бледного лица, и ничего красивее этого придумать было нельзя. Встретив Катерину в городе, Андрей принял бы ее за обычную студентку. Сейчас ему казалось, что он ее уже видел, и много раз, но всегда как-то мельком. Молодая, умная, незамужняя… но и не свободная. Она напоминала Ксену - чем-то неявным, неуловимым. И так же, как Ксена, Катя занималась неженским делом - она воевала. Андрей наконец-то сообразил, что именно его интересует в этой девушке: причина, по которой она не хочет жить как все. Была бы Катюха чуть попроще, причина нашлась бы сразу: Владимир Серый - бывший диверсант, неудавшийся священник, - человек, которому хочется верить. Однако Катерина не была похожа на дурищу, способную слепо втрескаться в обаяние и волю. В отряде Серого она оказалась осознанно, Андрей это чувствовал. Глядя на мощную спину Владимира, он вдруг подумал о той иконе с
молодым солдатиком в камуфляже и, кажется, начал понимать…
        - Ты так и не ответил, пришелец, - обронила девушка. - Все эти штуки, которые ты проделываешь, все эти смертельные номера… - она замялась. - Ну разное: и с машиной, и с пулеметом, и наверно, еще что-нибудь… Тебе помогают симбионты, да? А раз они теперь и во мне, и в Сером, значит, мы с ним тоже?..
        - Если симбионты подчинят тебя полностью, ты превратишься в организм, главной целью которого является выживание. При любых обстоятельствах - выживание. Собственно, это и есть цель нормального организма.
        - Нормального животного, - уточнила Катерина.
        - Я так и сказал. А сколько в тебе от животного и сколько от человека - зависит от тебя самой, а не от симбионтов.
        - А в тебе? В тебе сколько?
        - Человека? Не знаю, но можно посчитать.
        - Это как?..
        - Всё, - мрачно объявил Серый, возвращаясь к автобусу. - Транспорта нет и не будет.
        - А как же Африка? - спросила Катерина.
        - Я уже связался. Говорит, что лежит пластом и шевельнуться не может. От дороги нужно уходить, сейчас рассветет, машины появятся. Лесом здесь часа три. - Владимир посмотрел на девушку. - Ладно, четыре.
        - Как твоя рука?
        - Рука? - Он равнодушно тронул плечо. - Не хуже твоего позвоночника. Все, двинули.
        - Искать нас никто не будет? - спросил Андрей.
        - Нас пока вряд ли, а доберманов уже хватились.
        - И нам отсюда не выйти.
        - Не каркай! Вон ты какой ловкий, да и я кое-что умею.
        - Я здесь не для того, чтобы вашу полицию истреблять.
        - Это ты уже говорил, - буркнул Серый. - Я тоже, веришь ли, совсем для другого… - У него на ремне кротко пиликнул терминал, и Владимир, обходя тела в высокой траве, ответил: - Да… Гм?.. Ну здравствуйте… Ка-аво?! - Он недоуменно взмахнул трубкой и протянул ее Андрею.
        - Волков! Чертовски рад! - Заорал в динамике Канунников. - Живой?.. Живой, да?!
        - Еще вопросы? - проронил Андрей.
        - Ох ты, какой суровый! У вас на Сфере все такие? - Николай разразился дурным смехом. - Где вы там, Волков?
        - Мы в жопе, Коля. Приезжай.

* * *
        «Волга» стояла у поворота на грунтовку, под исцарапанным указателем «Лютики, зона отдыха, 2 км». Солнце уже светило вовсю, и отсутствие машин на дороге, хоть и старой, но удобной, прорезающей огромный парк по прямой, объяснялось лишь оцеплением. Лес пока не прочесывали, но где-то за высокими кронами уже лопотали вертолеты. С навыками Серого выбраться в город можно было и пешком, однако на служебной «Волге» Госбеза задача упрощалась.
        Канунников невозмутимо покуривал за рулем. Из магнитолы неслось «Пой, революция!» - судя по грязному гитарному саунду, что-то немодное, совсем доисторическое. Николай щурился от удовольствия и пускал сизые кольца.
        - Куда поедем? - спросил Владимир, открывая переднюю дверь. - В «Лютики»?
        - Там бордель, - с ленцой ответил майор. - Неформальный, для узкого круга. Ничего, сегодня их почистят хорошенько, «Лютики» эти. - Убедившись, что все расселись, Николай вывернул руль и круто, с пробуксовкой, газанул. - Сзади сумка, видите? Переодевайтесь.
        Катерина порылась в вещах и бросила Владимиру на плечо яркий полосатый пиджак.
        - С дурака спроса меньше, - пояснил Канунников. - Напяливай, не кобенься. Меня тоже проверяют, я пока не генерал.
        - И вряд ли станешь с такими…
        - Пассажирами! - весело произнес Николай. - Точно, Серый, точно. - Он вдруг перестал улыбаться. - Вывожу банду с места преступления, что может быть криминальней? Только самому промокнуть.
        - Банды больше нет, - сказал ему в затылок Андрей.
        - Серый новую соберет, - не оборачиваясь, отозвался Канунников. - Могу сосватать десяток рецидивистов.
        Катя надела старую джинсовую куртку и завозилась с «молнией», но замерла.
        - С чьего голоса поете, господин майор? - спросила она.
        - Честно? А мною пришельцы управляют! Пришельцы, девочка!
        - Он всегда бухой? - шепнула Катерина Андрею.
        - Не всегда, - ответил за него Николай. - Кстати, Волков, от них еще и слух обостряется, представляешь? Я случайно выяснил, когда соседи начали…
        - От кого «от них»? - нахмурилась Катя.
        - От симбионтов, - сказал Владимир и, повернувшись назад, внимательно посмотрел на Андрея. - Мы все с этой дрянью в крови. И все мы… уже не совсем люди.
        - Но некоторые из нас - не люди в большей степени, - заметил Канунников. - Только я почему-то узнаю об этом позже, чем террорист Серый. Невероятно.
        - Не говори, Коля, не говори, - горячо поддержал Андрей, - сам не устаю удивляться. Майор Госбеза вытаскивает из лагеря убийцу, чтобы сплавить его по дешевке врагам отечества, а потом еще…
        - Это Ксена вас подставила, - перебил Канунников. - Хотела как следует прописать тебя у Серого. Вот и прописала… Тридцать шесть человек из «Гаммы» и двенадцать партизан.
        - Володя, ты что-нибудь понимаешь? - подала голос Катерина. - Не покинуть ли нам этих психов?
        Николай отстрельнул окурок и выключил радио.
        - Погодите, соколики, вот пост проедем, тогда и мотайте на все четыре.
        Дорога долго взбиралась на горку, а когда подъем закончился, впереди, на спуске, возникли два сияющих БМП. Они стояли кормой друг к другу, и проскочить между ними смог бы разве что велосипедист, да и то вряд ли: обе стрелковые башни смотрели пулеметами вдоль линии разметки, аккурат в лобовое стекло «Волги».
        - Приятное ощущение, не правда ли? - крякнул майор.
        - Бывает и хуже, - процедил Серый.
        Николай сбросил газ и, подъехав накатом, сунул в окно удостоверение. Человек в черной форме с капитанскими погонами что-то сказал в рацию. Правый броневик мощно качнулся и сполз на обочину, освобождая «Волге» полосу. Капитан, провожая машину, коротко козырнул.
        - Вот так и живем, - посетовал Канунников. - Не было порядка, и не будет никогда. Подождите, дальше еще один пост. Крепко обложили. Муха не пролетит.
        Вторая проверка оказалась еще формальней: вероятно, капитан предупредил о приближении казенной «Волги». Несколько автоматчиков стояли у дороги, подобрав животы и расправив плечи. Усатый старлей отдал Канунникову честь и движением локтя показал, что, мол, происшествий не случилось, но службу несем и не теряем надежды выполнить долг до конца. Словом, что-то такое было в его жесте, всеобъемлющее и убедительное.
        - К обеду дернутся, - раздражено произнес Николай. - Спецы все обрыщут и выяснят, что кому-то удалось уйти. А сейчас у них этого и в голове нет. Не верят, что в той мясорубке кто-то выжил. Трупов навалено достаточно. Даже более чем.
        - Рефлекторно, Коля, - проронил Андрей. - Я не оправдываюсь, просто объясняю: бывают обстоятельства, при которых весь выбор сводится к выбору мишени.
        - Поэтому Ксена вас и столкнула, - сказал майор, прикуривая. - У Миссии появился повод защитить людей от самих себя. Миротворчество - сильный козырь. Теперь у них развязаны руки. Еще пара таких инцидентов…
        - А раньше? - перебил Андрей. - Это, значит, со связанными руками они захватили Президента?
        - Тогда их пребывание на Земле вообще не имеет смысла, - высказался Владимир. - Они могут сделать с нами все что угодно. Но… ничего не делают.
        - Делают, - возразил Андрей.
        - Да, ты говорил, что Миссию не интересует колонизация, - вспомнил майор. - Они здесь… кого-то ждут?!
        - Не «кого-то», Коля, а «чего-то». И они почти дождались.
        - Слушай, пришелец! - не выдержала Катерина. - Ты ведь сам все расскажешь, иначе молчал бы. Ну так не морочь голову!
        Андрей вздохнул:
        - Долго нам из этого леса выбираться?
        Канунников прибавил скорости, и «Волга», преодолев последнюю горку, оказалась на развязке с двухэтажной эстакадой. Въезд на лесную дорогу был закрыт, и машины проезжали мимо, к следующему перекрестку. «Волга» присоединилась к плотному потоку и некоторое время тащилась в этой отаре. Отчаявшись пробиться в левую полосу на общих основаниях, Николай включил сирену. Вскоре они были уже далеко - и от поворота в парк, и от военизированных постов, и как будто от самого события. О перестрелке в парке Донском люди еще не знали, а если кто и знал, то вряд ли интересовался деталями.
        Николай увидел съезд к маленькой стройке и направил машину туда.
        - По некоторым причинам в гости я вас не зову, - сказал он.
        «Волга» прошелестела по бетонным плитам и, обогнув штабель каких-то строительных полуфабрикатов, нырнула в сухую осоку.
        - Ну, Андрюша?.. - обронил майор.
        - Ты как-то говорил, что у тебя в тачке полно микрофонов.
        - Брось, - отмахнулся он.
        - Ясно, ясно. Тебе тогда просто выпить хотелось.
        Канунников показал на «бардачок», и Владимир достал оттуда бутылку водки. Укоризненно поцокав языком, он все-таки сделал глоток и передал ее майору. Тот приложился к горлышку основательней.
        - Тридцатое июня, - невпопад произнес Андрей.
        - Что «тридцатое июня»? - спросила Катерина.
        - Да. Что - «тридцатое июня»? - поддержал Серый.
        Андрей выжидательно посмотрел на Канунникова.
        - Я тоже не понимаю, - отозвался тот. - Или не помню.
        - Понимаешь и помнишь. Но не связываешь это с Миссией. Так и задумано.
        - Хватит викторины устраивать!
        - На тридцатое июня намечен старт «Союза» и «Аполло», - сказал Андрей.
        Канунников поперхнулся водкой и приложил к носу платок. Несколько секунд в салоне стояла тишина.
        - Старт? - Катя нетерпеливо двинула плечом. - Ну и что?
        - Через семнадцать лет ваши корабли достигнут Виктории. Обе экспедиции высадятся на планете, названной вами Земля-2. Она действительно похожа на Землю, разве что прохладней. На планете два крупных материка, расположенных в одних и тех же широтах… они даже формой похожи. В общем, это будет логично: строить сразу две базы. Территории равноценны, и командирам экипажей не о чем будет спорить. Сушу поделят простой жеребьевкой: «орел-решка». Это будет… наверняка забавно. Это будет как игра. Шуточное такое соревнование - кто быстрее развернет блочный городок, кто первым найдет источники воды…
        - Но это же… - девушка помотала головой, - все это произойдет через семнадцать лет? Ты прорицатель?
        - Я? - Андрей грустно улыбнулся. - Нет, Катя.
        - Но ты говоришь о будущем так уверенно, словно оно уже…
        - Кажется, он говорит о прошлом, - проронил Владимир.
        - Об очень далеком прошлом, - кивнул Андрей.

* * *
        - …по два-три человека в каждый экипаж, - глухо произнесли за стеной. - Больше - рискованно, да и не нужно.
        - Хотя Кастель согласился бы и на десять, - добавил второй голос.
        Стив и Трайк разговаривали по-русски. Ксена думала, что они это делают исключительно ради нее, но оказалось, что им и вдвоем проще общаться так. Сила привычки, подкрепленная программой погружения.
        Ксена не спеша оделась и вышла из комнаты. Выспаться не удалось, но она и не рассчитывала.
        Офицеры сидели за столом: Трайк ел из индивидуального контейнера, Стив педантично нарезал колбасу. Можно было поспорить, что ломтики у него получаются одинаковой толщины - с точностью до микрона.
        - Не прерывайтесь, - сказала Ксена. - По-моему, я слышала что-то увлекательное.
        - Да, у Трайка идея.
        - Идея, - подтвердил тот. - Мы легко можем добиться, чтобы в экипажи включили несколько наших подопечных. Пару человек на «Аполло» и пару - на «Союз».
        - А смысл?
        - Нет гарантий, что мы успеем выяснить до старта.
        - Что выяснить? - с интересом спросила Ксена.
        Трайк отвлекся от еды и некоторое время рассматривал свою ложку. Он затруднялся с ответом, хотя Ксена полагала, что этот разговор вообще будет невозможен ни для него, ни для Стива. Похоже, блок падал, и падал недопустимо быстро. Специалисты предсказывали неизбежную ассимиляцию, но как это будет выглядеть на практике, никто не знал. Теперь Ксена видела: табу слабеет, офицеры Миссии продвигаются в своих размышлениях все дальше и дальше.
        - Нужно выяснить, в чем разница между «Аполло» и «Союзом», - отстраненно произнес Трайк и, засмотревшись на птиц за окном, вернулся к контейнеру с питательной массой.
        Продолжать расспросы было бесполезно. Ксену это порадовало: от защитных механизмов кое-что осталось, они еще работали.
        Стив тоже как-то поскучнел и, отложив нож, занялся приготовлением чая. Тема старта к Виктории была закрыта - по крайней мере, на сегодня.
        - Что нового в Северной Америке? - невозмутимо поинтересовалась Ксена.
        - Доклад будет вечером, - сказал Трайк. - Предварительно могу сообщить, что все в рамках. Я не был в Америке, - добавил он, помедлив. - Я летал в Лион.
        - Вы не обязаны передо мной отчитываться.
        - По этому вопросу - точно нет. Я и не отчитываюсь, я просто рассказываю. Быть может, и у вас возникнет желание…
        - У Трайка наблюдается любопытная фиксация, - оживился Стив.
        - Я бы не стал так категорично…
        - Вы имели в виду - «идея фикс»? - уточнила Ксена.
        - Прошу воспринимать это, как хобби, - сказал Трайк.
        - Хобби?! - Она чуть не выронила чашку. - У вас - хобби? Повторите, пожалуйста.
        - В Лионе находится Европейский генный банк, - пояснил он.
        - Я поняла. - Ксена помрачнела. - Вы… что-нибудь нашли?
        - Нет. - Отодвинув контейнер, Трайк поднялся и подошел к окну. - Лионский банк - не единственный на Земле. Крупные базы данных собраны в Новосибирске и Токио. Не исключено, где-нибудь еще. Мои изыскания носят сугубо частный характер и не могут помешать выполнению Миссии, - проговорил он, словно почувствовал, что Ксена собирается возразить.
        - И что вы станете делать, если разыщете одного из своих предков? - спросил Стив.
        - Ничего, - недоуменно отозвался Трайк. - Мой интерес не имеет утилитарной цели.
        - Это иллюзия! - воскликнула Ксена. - Найдя генетических предков, вы уже не сможете оставаться объективным. Любую угрозу для их жизни вы будете расценивать, как угрозу для себя. Инстинкт самосохранения в процессе эволюции не изменился.
        Трайк резко развернулся к столу:
        - Я офицер, и обвинения в малодушии…
        - Не сомневаюсь, - мгновенно перебила Ксена. - Если того потребует воинский долг, вы лишите жизни и своих предков, и самого себя. Но сейчас мы не на войне, Трайк, не в диверсионном рейде и даже не в разведке. Нашу операцию невозможно классифицировать, она уникальна, и она - неповторима! Вы понимаете, что это значит? Никакого опыта, никаких внятных инструкций, а лишь общие расчеты аналитиков, данные от наблюдателей и полная неопределенность на месте. И наша ответственность за все, что будет после… - Она собиралась сказать «все, что будет после старта к Виктории», но вовремя себя одернула и, длинно выдохнув, закончила: - После нас.
        - В любом случае, наши предки дали потомство, которое тоже дало потомство и так далее, вплоть до нашего рождения, - проговорил Стив. - Иначе мы бы об этом не разговаривали, нас просто не было бы на свете, - он пожал плечами, адресуя жест обоим.
        - Я не хочу спорить о причинно-следственных связях, - отчеканила Ксена. - Я вообще не буду обсуждать эту тему. Трайк, я запрещаю вам вести какие бы то ни было поиски. Прошло слишком много времени, и сопоставление хромосомных наборов ничего не даст. Но дело не в этом! - нетерпеливо произнесла она. - Достаточно того, что ваше… хобби нарушает рабочий настрой.
        - Приказ ясен. - Трайк убрал пищевой контейнер и придвинул стул. - Позвольте откланяться. - Бесшумно пройдя через холл, он аккуратно открыл дверь и так же аккуратно захлопнул.
        - «Позвольте откланяться»… - пробормотал Стив. - Что это с ним?
        - Культурная ассимиляция. Самое безобидное из всего, что нас здесь ожидает.
        - Я не это имел в виду.
        - Я тоже. - Ксена допила остывший кофе и встала из-за стола.
        - Думаю, что следующий ваш приказ… - начал Стив.
        - Просьба, - поправила она. - Приказывать боевому офицеру, чтобы он контролировал своего товарища, - это по меньшей мере аморально.
        - Еще аморальней выполнить такой приказ. Но верх цинизма - это рассуждения о морали, когда от нас зависит судьба родины.
        Ксена направилась в свою комнату, но по пути задержалась.
        - Что вам известно о Миссии? - спросила она.
        - Только то, что было объявлено перед полетом.
        - Остальное… - Ксена склонила голову к плечу.
        - Остальное я понял сам. Это просто. Хотя и не легко. Я чувствую внутреннее сопротивление, оно не позволяет сосредоточиться. Некоторые мысли словно запрещены к обдумыванию.
        - Так и есть. Я вас предупреждала.
        - Тем не менее, задача Миссии слишком очевидна. И я осознаю ее важность, поэтому… Трайку не удастся найти своих предков, - заверил Стив.
        - Спасибо, - обронила Ксена. Она уже подошла к своей двери, но вдруг увидела, что офицер улыбается, и снова остановилась.
        Это не было человеческой улыбкой. Землянин не заметил бы ровным счетом ничего, Ксена и сама едва различала эту перемену: приподнятые брови, чуть растянутые уголки губ… Слегка непривычно.
        - Вы кажетесь удовлетворенным, - сказала она.
        - Я ведь говорил, что однажды вам понадобится моя помощь.
        - Нет, это я говорила. И, как видите, не ошиблась. Простите, меня ждет служба. - Ксена скрылась в спальне и через стенку добавила: - Стив, то, что вы хотите мне предложить, будет актуально через тридцать - тридцать пять минут. У меня несколько неотложных дел.
        Она подавила в себе желание выглянуть и проверить, что стало с его лицом - не разорвалось ли от радости. Потом сообразила, что при очевидных подвижках темперамента Стиву до освоения эмоции «радость» еще жить и жить. Как и ей самой.
        Присев на кровать, Ксена развернула терминал и прочла отчет биоэксперта. То, что она узнала, ни в коей мере ее не удивило: адвокат Мейстер и бывшая супруга Волкова - не люди. Офицер, проводивший исследование тел, с похвальным педантизмом указал:
        «ЖЕНЩИНА. Видовая идентификация:
        Колыбель - вероятность 2,4%
        Земля - вероятность 0,1%
        Сфера - вероятность 97,4%
        МУЖЧИНА. Видовая идентификация:
        Колыбель - вероятность 3,1%
        Земля - вероятность 0,2%
        Сфера - вероятность 96,6 %».
        В обоих случаях эксперт оставлял по одной десятой процента на что-то неведомое или невозможное. Иного Ксена не ожидала. То же касалось и самих результатов: принадлежность Волкова к цивилизации Сферы давно была известна, требовалось лишь формальное подтверждение. Дальше - выяснить, какой адрес назвал перед смертью Мейстер. И не просто выяснить, а спрогнозировать развитие событий. Очевидно, состоится новый контакт Волкова с представителем Сферы и вслед за этим новая самоликвидация. Противник избрал варварскую тактику, но во всеобщем балансировании на лезвии ножа она себя оправдывала. Сам Волков по-прежнему не знал ничего, что могло бы представлять ценность для Миссии, а те маяки, между которыми он двигался, получая от каждого по крупице информации, - маяки мгновенно гасли. Если его встречу с резидентом засечь не удастся, остальное и вовсе не имеет смысла. Получить на руки очередной труп? Даже это - задача не из легких, поскольку местная медицина не способна отличить рожденного на Земле от гражданина Сферы или Колыбели. Эксперт Миссии, и тот не взял на себя смелость утверждать это определенно. Пути
эволюции, хоть они и разминулись, но далеко разойтись не успели.
        Ксена мысленно вернулась к Трайку и к его поискам генетических предков. Насколько реально найти совпадения в хромосомных наборах - а скорее всего, лишь намеки, слабые следы, - она не представляла. При отправке Миссии такая возможность не рассматривалась. Земля-2 разделилась на враждующие государства не сразу, этому предшествовал период общего развития, когда граждане свободно перемещались по планете. Да и после, при освоении ближнего космоса, и даже во время войны, многие меняли место жительства. Поэтому сейчас, когда «Аполло» и «Союз» только готовился к старту, вряд ли кто-то мог сказать с уверенностью, на каком из двух кораблей полетят родоначальники Колыбели, и на каком - основатели Сферы. Не исключено, что в обоих экипажах окажется поровну и тех и других.
        Это предположение поставило Ксену в тупик и вызвало растерянность, чувство не новое, но крепко забытое. Она приложила ладонь ко лбу и обнаружила испарину - еще одна рудиментарная функция, потерявшая свое значение, но продолжавшая усложнять жизнь…
        Взять себя в руки и прекратить фантазировать! Усомниться в цели - что может быть пагубнее для Миссии? Разве что прямое предательство.
        Вот он, простой и жестокий ответ: у Колыбели нет другого выхода. Либо рискованная операция, либо гарантированная гибель. Время размышлений давно позади, и если бы Война могла быть выиграна иным способом, никто бы не осмелился послать сюда Миссию.
        Ксена раздраженно вытерла лоб и повернулась к терминалу.
        - Стив, будьте добры! - позвала она.
        - Слушаю, - немедленно ответил тот.
        - Направьте запрос в Космическое Агентство. Мне нужны сведения об экипажах «Аполло» и «Союза».
        - Сведения какого характера?
        - Полные медицинские данные. Все, чем располагает само Агентство.
        Стив возник в дверях, и Ксена отметила, что освоение мимики - вероятно, невольное, - у него идет быстрее, чем у других.
        - Трайк ищет не там, - с пониманием произнес он. - Зачем проверять генные банки, когда все наши предтечи входят в состав экспедиции. Я… восхищаюсь вами, Ксена.
        - Ни к чему, - бросила она. - Трайк это понял бы и сам.
        - Если бы ни запрет, - Стив прикоснулся пальцем к виску.
        - Это для вашей же пользы.
        - Не спорю. Но вам-то зачем понадобилось искать предков? Установить по генотипам колонистов, какой корабль потенциально наш, а какой - потенциально вражеский, сейчас нельзя. И вы, и я, и Трайк можем оказаться потомками любого из членов экипажа. Прошло столько времени, сменилось столько поколений…
        - Я сама об этом подумала. Но почему не проверить? Без всяких выводов. Просто использовать дополнительное средство на пути к цели. Тем более, что другими средствами… - Ксена закрыла терминал и, поднявшись, посмотрела Стиву в глаза. - Боюсь, если я скажу еще слово, вам станет плохо. Не потому, что вы огорчитесь, а из-за того же запрета, который не позволяет вам углубляться в некоторые темы.
        - Шок пройдет, - твердо ответил он.
        - Я имела в виду, что другими средствами отличить свой экипаж от вражеского мы не располагаем.
        - Простите, что?..
        - Мы вообще не знаем, как это сделать, - мрачно проговорила Ксена. - Мое задание заключается в том, чтобы найти способ на месте.
        - Или воспользоваться информацией, которой владеет резидент Сферы?
        - В настоящее время Волков ничем существенным не владеет. Он слишком легкая добыча, нам до него добраться - лишь руку протянуть. Сфера прятала своего резидента от людей, но не от нас. И те, кто планировал операцию с той стороны, должны были понимать, что все известное Волкову так или иначе станет известно нам. Поэтому он знает не больше нашего.
        - Тогда что он здесь делает?
        - То же, что и мы: ищет и ждет. Как ваше самочувствие? - Ксена взялась за края «водолазки», но, подняв ее чуть выше пупка, замерла. - Вы готовы?
        - Мне нелегко дался этот разговор, - пробормотал Стив, прислоняясь к двери. - Может быть… часом позже?
        Ксена поняла, что все это время он сдерживался и не показывал, насколько ему трудно. Но гораздо труднее для него было бы остаться в неведении.
        - Конечно, - сказала она, поправляя одежду. - Отвлекитесь, это скоро пройдет.
        - Да, наверно… Еще одно. Последнее. - Он пошатнулся и взялся за ручку крепче. Стиснутые пальцы побелели до прозрачности.
        - Не нужно, Стив. Вы всерьез рискуете.
        - Я рисковал раньше, - выдавил он. - А скачок артериального давления - это не то, что способно меня остановить.
        - В таком случае, говорите быстрее. Не терзайте себя.
        - Хотел уточнить про Аномалию.
        - О-о-о! Стив, я запрещаю.
        - Аномалия, - повторил он слабеющим голосом. - Ее существование - только гипотеза, не правда ли…
        - Не правда. Подтвержденная гипотеза - это уже не гипотеза. Люди высадились на Земле-2 полторы тысячи лет назад, и вот мы здесь, а их корабли еще не стартовали. Не тяните же. О чем вы собирались спросить?
        - Теперь, при нашем участии, «Союз» и «Аполло» отправятся к Виктории… как-то иначе. Мы намерены повлиять на их старт, в противном случае Миссия не имеет смысла. Вы не могли… - Стив опустил глаза и задышал чаще. - Вы не имели права мне рассказывать, но это слишком доступно, чтобы я не догадался сам.
        - Вы сейчас упадете, - предупредила Ксена.
        - Вблизи от Виктории колонисты должны попасть в Аномалию, - упорно продолжал офицер. - Что, если наше вмешательство изменит дату старта? Мы ведь не знаем точно, когда это было. Нам не с чем сравнить. Если… - Он умолк и тяжело сглотнул.
        - Если корабли не пройдут через Аномалию, история колонизации Земли-2 будет написана заново, - скороговоркой произнесла Ксена. - А если вы не прекратите обсуждать эту тему, вас ожидает кровоизлияние. Подите вон! Вам рано становиться инвалидом, у вас слишком много обязанностей.
        - Еще вчера чувство юмора было вам не присуще.
        - Никакого юмора. Вы сами знаете, что толкнуло Колыбель на отправку Миссии. Проигранная Война. Вам нравится этот разговор? Обсудим безнадежное положение армии в момент нашего старта? Побеседуем об истощенных ресурсах? О стратегических ошибках? О бесперспективности дальнейшего… Стив!
        Тот взмахнул руками и неуверенно шагнул назад.
        - Все нормально. Я жив, меня не так просто убить. Могу вам сказать, что посадка в модуле с отказавшей амортизацией…
        Стив закашлялся. Воздух выходил из гортани слабыми толчками, словно в последний раз. Ксена подбежала к офицеру и с ужасом обнаружила, что это не приступ, а… попытка рассмеяться.
        - Я назначу вам новое погружение, - пригрозила она. - Прочищу вам память. Вы меня слышите?
        - Благодарю. После чистки я начну задавать те же самые вопросы и опять испытывать все это удовольствие. - Стив отступал в холл, и чем дальше он был от Ксены, тем бодрее выглядел.
        - Спать! До вечера! - рявкнула она.
        - Приказ ясен.
        Ксена укоризненно поцокала языком и захолонула дверь. Оставшись в одиночестве, она окинула взглядом комнату, тяжело вздохнула и вернулась к терминалу. Сконцентрироваться удалось не сразу, какое-то время в сознании царила полная дезорганизация. Ксене вдруг подумалось, что местные первооткрыватели новых земель должны были испытывать такое же давление варварской среды, как и члены Миссии. Впрочем, эта мысль тоже была из разряда вредных.
        Наконец выкинув из головы лишнее, Ксена вызвала запись последнего разговора с майором и просмотрела ее два раза: со звуком и без. Интонации говорили о многом, но еще информативней была мимика.
        Актер из майора был неважный: все на лице. И зачем таких людей брали на столь ответственную работу? А каких еще людей могли набрать - сами люди?
        - Прекрати отвлекаться, - сказала себе Ксена.
        Итак, майор уже знал, и довольно много. Чем старательней он это скрывал, тем заметней оказывались его усилия. Мимика была сплошь фальшива, за исключением тревоги: он действительно испугался, когда Волкова перехватили доберманы. Это подтверждало, что майора Госбеза и резидента Сферы связывают особые отношения.
        А она?.. Она сама - не испугалась?
        Ксена раздраженно оттолкнула терминал, но от мыслей избавиться было куда труднее.
        Волков, единственная на сегодня нить, может оборваться. Кто знает, насколько глубока его подготовка и насколько беспомощны спецподразделения Земли? К тому же, никто не застрахован от случайностей, особенно в этом неуравновешенном мире.
        - Застрахован… - вслух повторила Ксена.
        «Теперь назови хоть одну страховую компанию Колыбели, - с досадой подумала она. - Вряд ли удастся. У нас вообще нет этого понятия. Ну и что дальше? Осталось накрасить губы и отправиться в бар. Хотя для баров рановато…»
        Ксена похлопала себя по коленке.
        «А еще хуже то, так тривиально ты уходишь от этого вопроса. Испугалась за Волкова? Испугалась или нет?»
        - Да, - обронила она. - Да, но…
        «Но Волков жив, и значит, все было правильно. И хватит в себе ковыряться. Сомнения разъедают, как кислота».
        Тонкие линии на мониторе вращались вокруг плотной группы из четырех точек: две были яркими, еще две - бледнее. Привязка к местности остановила движение сетки, придала ей объем и раскрасила. Точки скрылись под черной крышей автомобиля, так это выглядело сверху.
        Резидент с майором сидели в машине, с ними находились два других биологических объекта, обнаруженных по персональному коду Волкова. Он не только освоил новые возможности, но уже нашел с аборигенами общий язык. Оно и понятно: не для того ли резидент Сферы провел здесь столько времени под легендой? Теперь все доступные средства будут брошены на выполнение его задачи: мощь Госбеза и осколки бандформирования - этот симбиоз может стать эффективным. Он был бы еще более действенным, если бы реакция аборигенов совпала с той, что прогнозировали наблюдатели, однако серьезных всплесков сопротивления так и не последовало. Впрочем, идеального материала не существует, к этому Ксена привыкла еще на Колыбели. И давно научилась работать с тем, что оказывается под рукой.

* * *
        - Приобщайся и ты, подруга, - сказал Николай.
        - Я вам не подруга, - ответила Катя. - И на брудершафт мы не пили.
        - Еще бы! Из одного-то горлышка. - Майор, повернувшись к заднему сиденью, продолжал на нее смотреть, пока она не взяла бутылку.
        - Стаканчиков у вас нет? - осведомилась девушка.
        - Что ты, какие у меня стаканчики! - Канунников перевел взгляд на Андрея. - Говори, пришелец, говори. Может, ты тоже водки хочешь?
        - Хочу, - сказал Андрей и, приняв у Катерины бутылку, сделал крупный глоток. - Разбавленная, что ли?
        - Вот и я сначала думал - разбавленная, - печально произнес Николай. - Нет, Андрюша, это рецепторы. Скоро бензин пить научимся. Ты не томи, а? Что там дальше было? И почему - «аномалия»? В чем она заключается, как вы ее нашли?
        - Коля, не «мы», а «вы». Это ваши колонисты высадились на Земле-2. Меня тогда еще не было, а те, кто прошел сквозь Аномалию, живут здесь и сейчас. Готовятся к полету.
        - Ты не ответил.
        - Как нашли? Да никак. Никто и не искал. Ее существование установили гораздо позже, когда ее уже не было. А после посадки это и в голову никому не приходило. Вблизи от Виктории что-то произошло с аппаратурой - сразу и на «Союзе» и на «Аполло». Перезагрузились компьютеры… вероятно.
        - Что значит - вероятно? - не понял Серый.
        - Это реконструкция. Все, что мы знаем о том времени, основано на допущениях, а не на фактах. Наши историки оказались не лучше ваших. Должности летописца в экспедиции предусмотрено не было, а бортовые журналы… а они все равно потеряны. Когда корабли вышли из Аномалии, связь с Землей установить не удалось. Достоверно это не известно, просто они физически не смогли бы связаться.
        - Почему? - спросила Катя.
        - Почему-почему… - пробормотал Андрей. - Потому, что на Земле электричества еще не было! Корабли отбросило на полторы тысячи лет назад. На тысячу пятьсот двенадцать, если точно. Но кто это мог представить - тогда, после посадки? Перед колонистами стояли конкретные задачи: обустройство поселений и связь с Землей.
        - И никто даже не усомнился? - Владимир взял прошедшую круг бутылку и меланхолично допил остатки. - Правда, как будто разбавленная. А карты звездного неба сравнивать не пробовали?
        Андрей зло рассмеялся:
        - Завербуйся в экипаж и сам сравнивай! Карты у них совпадали. Полторы тысячи лет назад Земля-2 находилась как раз там, где мы ее видим в настоящий момент. Потому, что мы смотрим на нее через Аномалию, и видим-то мы не звезду с планетами, а их обратную проекцию во времени. Должно быть, Аномалия - это что-то вроде мембраны с огромной площадью и нулевым объемом. Корабли прошли ее, не заметив… почти. Или совсем не заметив.
        - И оказались в прошлом? Дико, - заключила Катерина.
        Андрей вновь отметил, что где-то видел ее раньше. Сейчас он понял совершенно отчетливо: это лицо ему знакомо. Именно в таком ракурсе, словно когда-то ему уже показывали фотографию Кати, и он запомнил девушку, но запомнил без мимики.
        - Отличная история, - сказал майор. - Хорошо, что ты рассказываешь ее мне, а не следователю. Серый, не поленись, пожалуйста… - Он указал глазами на «бардачок».
        - У тебя еще бутылка есть? - приятно удивился Владимир.
        - Там, под журнальчиком. Я подозревал, что пригодится. - Канунников закурил. - Андрюша, если я правильно понял, это только присказка была, а сказка вся впереди?
        - Позади, Коля, давно позади. Полторы тысячи лет прошло. О том времени известно не много: люди занимались текущими вопросами, пробовали восстановить связь. Скорее всего, они решили, что на Земле произошла катастрофа. Или еще что-нибудь, - добавил он после паузы. - Я не знаю, что они там решили - пятнадцать веков назад. И никто не знает. История колонизации превратилась в миф. Связь они так и не наладили. Новую партию поселенцев перестали ждать года через три, наверно. На обратный путь корабли рассчитаны не были, да и вряд ли кто-то захотел бы провести еще семнадцать лет в пути к молчащей родине. - Андрей глотнул водки и утер подбородок. - На Земле-2 было… нормально там было. Прохладней, чем здесь, но не намного. Фауна там развивалась своеобразно. Думаю, самое неприятное из всего, с чем столкнулись люди, - это новые виды животных. Нужно было научиться их использовать - и в пищу тоже. По металлам у Земли-2 показатели хорошие. Нефти мало, ее даже не разрабатывали. В общем, колонисты начали жить. Просто жить, автономно от Земли, вспоминая о ней все реже. Про разделение на два государства я уже
говорил. Оно оформилось, когда оба экипажа выбрали первые органы власти. Что-то вроде шерифов или деревенских старост.
        - Почему они не перенесли туда нашу модель общества? - спросил Серый.
        - Какая модель, если население каждого материка - триста человек? Вы вместе, потому что вам тесно. А там было просторно, очень просторно. И никакой инфраструктуры, лишь два поселка. Если что-то сломалось, проще починить самим или вовсе обойтись. Не лететь же на посадочном челноке через океан - за какой-нибудь запчастью для насоса. Вот так это и началось.
        Андрей вздохнул и надолго умолк.
        - Что началось? - не выдержала Катя.
        - Будущее. Для вас. Для нас - прошлое. Не знаю, когда люди окончательно укрепились на планете. Они врастали в нее с первого дня, потому что другого выхода не было, да собственно, за этим они туда и отправлялись. Следующие поколения о Земле уже не думали: реальность - это то, в чем ты живешь, а не то, о чем тебе рассказывали. У них была собственная Земля. Рожали детей, осваивали новые территории. Об их технике нам почти ничего не известно, но отката в каменный век не было, иначе, - Андрей криво усмехнулся, - иначе мы бы к вам не прилетели. Знания на Земле-2 не растеряли, а использовали или, во всяком случае, сохранили для потомков. Но в космос не выходили долго - наверно, и дома дел хватало.
        - Долго?.. - проронил Канунников.
        - Почти семьсот лет.
        Николай присвистнул.
        - А ты подумай, сколько нужно времени, чтобы три сотни человек расселились по материку размером с Африку. Они ведь не просто переезжали, они пахали и строили. Лучше бы там и оставались, на поверхности… Первый серьезный конфликт связан с космосом. Не с ближним, на орбите-то делить нечего. В зоне досягаемости нашлась пригодная для жизни планета. За семь веков новой истории на Земле-2 сложилась культура интенсивного размножения. Норма в пять-шесть детей на семью хороша только вначале, когда нужно быстро занять территорию. Потом свободное пространство заканчивается, а традиции остаются. В итоге оба государства оказалась на пороге демографического взрыва, и тут зонды обнаружили…
        - Колыбель? - вставил майор.
        - Сферу, Коля.
        - Они ее так и назвали?
        - Как называли ее предки, я понятия не имею. Для нас - Сфера. Вот за нее на Земле-2 и поцапались. Экономическое соревнование стало напоминать подготовку к войне. А вскоре открыли Колыбель, и противостояние усилилось.
        - С чего бы это? - буркнул Канунников. - Каждой стране - по собственной планете, и будьте здоровы.
        - Они не одинаковые. Сфера похожа на вашу родину, только с ресурсами там плоховато. У нашей земли можно взять много, но зерно и мясо не превратишь в металл. С Колыбелью все наоборот: много суши, в континентальных зонах воду добывают из атмосферы. Зато где ни копнешь - руда… но для сельского хозяйства это не плюс, а минус. Половину из того, что у них растет, в пищу употреблять нельзя. Ну и как это поделить? Оба государства хотели бы иметь по участку на Сфере и на Колыбели, но и такой вариант тоже никого бы не устроил. На Земле-2 успели накопить большой опыт в разделе океанов, они уже знали, что справедливых решений в территориальных спорах не бывает.
        Андрей снова хлебнул из горлышка и, оглядев собеседников, передал бутылку майору.
        - Вот бы посмотреть, - сказала Ксена. - Как там, на этой Второй Земле…
        - Уже никак. И смотреть там не на что.
        - То есть?.. - произнес Владимир.
        - То и есть: печеная картофелина с кислотной атмосферой. Короста сгоревшей почвы и зараженная вода, в которой выжило шестнадцать видов бактерий… В итоге они все-таки поделили Колыбель и Сферу, но совсем не так, как предполагали. Цивилизация Земли-2 схлопнулась к тому же, с чего и начинала: к двум небольшим колониям, но их разделял уже не океан, а несколько световых лет.
        - Что же получается… - задумался Канунников. - С одной стороны, Земля-2… то, что мы видим на ней сейчас… в смысле, «как бы сейчас»… Это девственная планета, ждущая людей. Но в «настоящем сейчас» она уже мертва?
        - Я раньше любила книжки про всякое такое, - проговорила Катя. - Чтобы мозги набекрень. Дай-ка! - Она взяла у Николая бутылку и, выпив, зажурилась. - Выходит, ваша Аномалия…
        - Наша? - с сарказмом переспросил Андрей.
        - Ну просто - Аномалия. Значит, это не только дверь в прошлое, это еще и линза, через которую видно то, чего давно нет?
        - Тебе уже хватит, - предупредил ее Серый.
        - Про «всякое такое» ты читала не зря, - кивнул Андрей.
        Катерина сделала еще глоток.
        - И ты прибыл на Землю, - продолжала она, - чтобы сообщить об Аномалии.
        - Нет, нет. Все-таки с книжками у тебя перебор. Точное расположение Аномалии неизвестно, гипотетически она где-то на пути к Виктории.
        - Но ты ведь должен нас предостеречь? Чтобы мы не летели на Землю-2 и…
        - И тем самым уничтожить обе цивилизации, вражескую и свою, - закончил Андрей.
        - Угум… Если колонисты не полетят к Виктории, то и вас не будет. Логично. Тогда какого черта вы здесь забыли?
        - Подожди-ка, милая, не торопи, - замахал на нее Канунников.
        - Дальше мы не расселялись, - проговорил Андрей. - Удобных планет мало, очень мало. Да их просто нет - по крайней мере, в исследованной части пространства. А терраформирование выглядит простым делом только для местных теоретиков. Болтать - не мешки ворочать, так у вас говорят? Я понял, понял, что тебя беспокоит, Коля, - добавил он, перехватив настойчивый взгляд майора. - Мы осваиваем космос уже восемьсот лет, и мы не могли не найти Землю… Давно нашли. Но Солнечная Система всегда была строжайшим табу - и для Сферы, и для Колыбели. Человечество - единственный вид, стремящийся к самоуничтожению, но не настолько же! Для нас появиться на Земле - все равно что вернуться в прошлое и убить своего деда. Старенький такой замыленный парадокс. Но проверять его желания нет.
        - Все-таки «человечество», - сказал Серый и, посмотрев на Андрея, пояснил: - Ты назвал человечеством и нас, и вас, и тех, из Миссии.
        - Полторы тысячи лет - срок не большой, - он развел руками. - Но и не малый, вроде бы. Потомки колонистов успели мутировать. Чуть-чуть, едва заметно. Мы тоже успели. На Колыбели и на Сфере разные условия жизни. Теперь мы отличаемся. Но наши виды по-прежнему совместимы, - добавил он, подмигнув Катерине.
        Та усмехнулась, но отвечать передумала и взяла у Канунникова бутылку.
        - Все! - рявкнул Владимир. - Все, Катюха, завязывай!
        - Откуда столько шума в служебной машине? - посетовал майор. - Сударыня… Катя! Смотри на меня. В глаза. Ты абсолютно трезвая. Такая трезвая, что самой противно. Раз… два… три! - Он звонко щелкнул пальцами. - Ну?!
        Катерина хлопнула ресницами.
        - Чо-о-орт…
        - Вот так вы и будете жить, - сказал Николай Серому. - Ни выпить толком, ни страховку получить. Хотя плюсов, кажется, больше. Пришелец поделится опытом. Правда, Андрюша?
        - Кто начал новую войну? - спросил Владимир. - Ты говорил, что после гибели Земли-2 уцелели только маленькие колонии на двух планетах. В таком состоянии вы воевать не могли? Значит, был и период мира?
        - Мира не было. Около ста лет мы не убивали друг друга, но это еще не мир. Новые цивилизации выросли гораздо быстрее, мы спешили. Месть за уничтоженную родину - такая идея сворачивает горы. Беда в том, что саму эту идею свернуть нельзя. Она питала несколько поколений, не видевших Земли-2, но рождавшихся с мыслью о неизбежной войне. Освоив новые территории, мы начали создавать орбитальную защиту и средства нападения. Мы не истребили друг друга в одночасье лишь потому, что наши государства разделены годами полета. Все это пространство превратилось в поле боя, а обе планеты стали фабриками по производству оружия и солдат. Сфера из-за недостатка руды вгрызается в спутники, а Колыбель, не в силах прокормить армию, синтезирует пищу из всякого дерьма.
        - Сотни лет две цивилизации выбрасывают ресурсы в пустоту? - не поверил Владимир.
        - Туда, туда, - кивнул Андрей. - Прорыв к планете - случай исключительный, такое бывает редко. Иначе война давно бы закончилась.
        - И сколько она будет продолжаться? - подала голос Катерина. - А теперь еще и здесь, на Земле…
        - Прекратить такую войну невозможно. Наши миры родились в войне. Ненависть к врагу сформировала нашу культуру, она даже перестала быть ненавистью, теперь это часть генокода, как и наше соперничество. Мы всегда будем бороться за среду обитания, ведь мы по-прежнему принадлежим одному виду. Но Землю как перспективную территорию никто не рассматривал, - твердо добавил Андрей. - Мы лишь наблюдали… ненавязчиво, бережно. Следили за вашей историей и таким образом закрывали белые пятна в своей. Несколько раз в околоземном пространстве корабли Колыбели и Сферы замечали друг друга, но всегда расходились. Мы не договаривались о запрете на вторжения, мы давно не ведем переговоров. Это табу возникло само, оно продиктовано здравым смыслом. Что угодно, только не на Земле. Так было многие годы, пока Колыбель не проиграла войну. Сейчас у них остался последний шанс - победить… задним числом. В нашей войне было единственное правило, но они перестали соблюдать даже его. Это похоже на агонию. Тем страшнее.
        - И теперь Миссия… - Канунников медленно покачал головой. - Миссия намерена…
        - Помешать одному из экипажей добраться до Виктории и образовать государство, которое позже займет Сферу. Они собираются уничтожить наших предков.
        - Вот мы и вернулись к страшилке о превентивном убиении чужого дедушки, - вставил Владимир.
        - К этому все и сводится, - согласился Андрей. - Высадившись на Земле, мы как будто попали в прошлое.
        - И вы не боитесь его изменить?
        - Это надо спросить у тех, кто планировал Миссию. Боятся, вероятно. Они должны перехватить корабль уже после старта, на пути к Аномалии. Но где она находится, неизвестно.
        Андрей взмахнул пустой бутылкой и поискал, куда бы ее пристроить.
        - «Союз» или «Аполло»? - спросил Канунников. - Какой корабль они хотят ликвидировать?
        - Они не знают.
        - Не понял…
        - Как - не знают?! - воскликнула Катерина.
        - Остались только названия. В нашей общей мифологии фигурируют автономные поселки «Аполло» и «Союз». На этом - все. Если бы Колыбель располагала точными данными, то зачем им было присылать сюда Миссию? Они могли обойтись беспилотным истребителем.
        - Вы даже не в курсе, откуда что пошло? Неужели вы не помните таких простых вещей? - нахмурилась Катя.
        - Перечисли последний экипаж «Атлантиса», - сдержанно проговорил Андрей.
        - Чего экипаж?..
        - Это же было совсем недавно.
        - Ну… если понадобится, найду в Сети.
        - Список участников четвертого крестового похода тоже найдешь?
        - Вряд ли. - Катерина кашлянула.
        - А разделяет вас, между прочим, не пятнадцать веков. Гораздо меньше. И тысячелетней войны у вас не было. И Земля как планета не гибла, первоисточники должны были сохраниться. Но сохранились ли? Вот и у нас: даже слова «Аполло» и «Союз» большинству казались выдумкой.
        - Что-то вроде Адама и Евы?
        - Что-то вроде, - кивнул Андрей.
        - Постой-ка! - озадаченно сказал Николай. - Война у вас началась не сразу, так? Неужели колонисты на Земле-2 не переезжали из поселка в поселок, не перемешивались? И позже, во время войны, были же, наверно, перебежчики? Это я к тому, что…
        - Я понял, понял. Среди обитателей Колыбели и Сферы нет четкого разделения на потомков той или иной колонии. Если один из кораблей не пустить к Земле-2, пострадают оба наших мира, и чем это аукнется даже для победителя, предугадать нельзя. Но победитель в этом бою все же будет, поскольку смешение было некритичным.
        - Ну да, пустяки, - процедил Серый. - В результате половина народу просто не родится.
        - Вместо нее родится другая половина.
        - Миллиарды будущих жизней - в двух консервных банках. И вы, как в тире, палите по ним из винтовки…
        Андрей дотянулся до терминала и сунул его Владимиру:
        - Позвони Ксене, номер я назову. Позвони и передай, чтобы она свернула Миссию. Убеди ее, что гибель Колыбели - меньшее из зол. На ее родине свет клином не сошелся, правда? Давай, звони! Если получится, я буду аплодировать так, чтобы услышало военное руководство на Сфере. - Отдышавшись, он вернул трубку в гнездо и примирительно добавил: - Для Миссии нет понятия «слишком дорого». Уже не осталось. Исход войны был решен еще десять лет назад, и сегодня Колыбели как независимой системы не существует.
        - И что вы с ней собираетесь делать? - осведомилась Катя.
        - Вас это не касается.
        - Тогда чем вы лучше?
        - Мы не лучше. Просто… не мы это затеяли.
        - Потому что не вы проиграли войну, - подхватила она. - Если бы все сложилось иначе, то вместо Миссии с Колыбели мы встречали бы Миссию со Сферы.
        Андрей скривился.
        - Катюха, тебе все кажется, что я пытаюсь понравиться. А я не пытаюсь. И категориями из разряда «если бы» я не оперирую. На Земле высадился отряд с Колыбели, это данность. Их задача ясна, шансы на успех как минимум один к двум. Виктории достигнет только половина вашей экспедиции. Какая именно, - он выразительно взглянул на Серого, - зависит от того, угадает ли Миссия с выстрелом. Далее оба материка будут освоены одной группой колонистов, обе системы будут принадлежать одному государству. И если… - кивок в сторону Катерины. - Если оно окажется тем самым обществом, прототип которого реализован в Колыбели, то скоро вам нужно будет ждать гостей. Без войны перенаселение наступит моментально, оно задушит и планеты, и спутники - если кому-то еще захочется их осваивать. А дальше - Земля, последний приличный объект на сотни световых лет вокруг. Приличный - в смысле, пригодный для жизни, землеподобный, как вы говорите. Ну да: Земля подобна себе самой, логика тут есть. И - встречай детей, родина! Накрывай на стол, стели постель и вообще, двигайся подальше. Потому что «Союз» и «Аполло» уже стартовали, и мы от
тебя больше не зависим. Пуповина перерезана, матушка, нам теперь не важно, будешь ли ты жива, или умрешь через час.
        В салоне «Волги» повисла тяжелая пауза. Протрезвевший Канунников назойливо барабанил по рулю, Серый массировал давно зажившую руку, Катя невидяще смотрела на спинку переднего сиденья.
        - Я могу ошибаться, - сказал Андрей. - Могу врать. Но Миссия уже на Земле - при том, что они рискуют отменить сам факт рождения своей цивилизации. Что будет, когда эта опасность исчезнет? Корабли отправятся к Виктории тридцатого июня. Первого июля вы можете проснуться рабами.
        - Есть и другой вариант, - проговорил Канунников. - Чтобы не выяснять, какая из ваших цивилизаций окажется добрее, мы остановим всю экспедицию, пока это в наших силах.
        - Наивный майор из провинциальной разведки… Ты, Коля, этого даже в мыслях не повторяй, мой тебе совет. Миссия контролирует подготовку к старту больше, чем что-либо другое, и если Ксена позволит кого-то здесь оставить, то это будет лишь один корабль - тот, который не должен попасть на Землю-2. Миссия давит на Кастеля мягко, но не забывай, с чего они начали. Они сразу объяснили, кто тут хозяин, и эта демонстрация силы… действительно была скромной. У них нет планетарного оружия, но вскипятить Черное море им не составит труда. Так или иначе, они добьются от вас того, что им нужно. Поэтому ваш единственный «другой вариант» заключается в том, чтобы переиграть Ксену.
        - Ну да, заставить гадов стрелять не в хороших парней, а в плохих, - сказала Катя. - А кто такие «плохие»? Тот же экипаж колонистов. Получается, один из двух кораблей в любом случае погибнет? И все, что мы можем, - это подменить мишени?
        - Естественно.
        - А ты? Ты-то что можешь? На хрен ты здесь вообще нужен, пришелец?!
        Канунников жестом попросил Катю замолчать.
        - Ну раз сама Ксена не знает, как отличить свой корабль от чужого, - медленно произнес он, - Миссии приходится рассчитывать только на тебя, Волков? Совпадения, конечно, всякие бывают, но верить в них я отвык.
        - Единственное совпадение, Коля, - это твое участие. Ксена нашла бы меня и сама. А если нет, то я все равно как-нибудь попался бы ей на глаза. Хотя… сидя в «Каменном Чертоге», сделать это довольно сложно.
        Услышав название лагеря, Серый рывком обернулся и посмотрел на Андрея по-новому, с нескрываемым интересом.
        - Но я был не один, - продолжал тот. - Кто-нибудь обязательно вывел бы Миссию на меня.
        - Мейстер? - выдавил майор. - Мейстер - ваш?! Досье на адвоката занимает несколько томов, и там проверена каждая запятая.
        - Николай, помнишь, как ты встречал меня из аэропорта? Мы сидели в кафе с шикарным видом на центр Москвы, и ты жаловался, что чувствуешь себя дикарем, над которым…
        - Помню, помню, - недовольно перебил Канунников.
        - Так вот, это ощущение… оно абсолютно верно, Коля. Операция со стороны Сферы началась много лет назад. Достаточно давно, чтобы освоиться в твоем доме лучше тебя самого. О приемах внедрения рассказывать не стану, вам это уже ни к чему, но все заготовки вы схавали за милую душу. Кроме одной, понятно: в моей персональной истории оказалось слишком много хвостов. И это себя оправдало, - улыбнулся Андрей.
        - Как отличить корабли? - повторил Николай. - Они идентичны, их так и называют - «близнецы». Разве что по названиям? Но ты сказал, что «Союз» и «Аполло» за полторы тысячи лет превратились в пустые слова.
        - Даже больше: в недостоверную информацию.
        - Дело не в жестяных коробках, - заметил Владимир. - Начало обеим цивилизациям положили люди.
        - Люди! - выпалил майор. - Да, Андрюша? Ты знаешь фамилии первых колонистов, вы что-то сумели найти. И когда мы сравним списки…
        - Сравнивать пока нечего, - возразил он. - Фамилия известна только одна, и в экипаже ее нет.
        - Как нет? - удивилась Катерина. - А что это за человек? Откуда он у вас взялся, если его нет в списке, и значит, он никуда не…
        - Пока нет, - перебил Андрей. - Но это дело поправимое, правда, Коля?
        - Добавить одного человека в экипаж? - переспросил тот. - Какого человека-то? И на какой корабль?
        - Я тебе его назову. Позже. А на какой корабль - я и сам еще не знаю.
        - А когда будешь знать?
        - Этого я тоже не знаю, - кисло улыбнулся Андрей. - Вот такие пироги.

* * *
        - Ксена, простите, что я… - Дверь открылась, и Стив замер на пороге с согнутым пальцем: он собирался постучать.
        - Прекратите извиняться. Как самочувствие?
        - Приемлемо. Но охота к дальнейшим выяснениям пропала, - признался офицер. - Я получил развернутые списки экипажей. Земная система ген-морфологии существенно отличается, но привести ее в соответствие с нашей было не сложно.
        - Результат?
        - Никого из членов Миссии нельзя уверенно назвать потомком колонистов.
        - Между тем, мы все - их потомки. Прошло слишком много времени, - заключила Ксена.
        - Однако… - сказал Стив таким тоном, что у нее заныло в желудке. - Совпадения все-таки есть. Посмотрите сами.
        - Вы что, словами объяснить не в состоянии?
        - Посмотрите, Ксена.
        Она включила терминал, связалась с блоком Стива и медленно села на кровать.
        В мониторе накладывались и вновь разбегались две объемные диаграммы. По отдельности они казались разными, но при совмещении становилось видно, что ключевые фрагменты идентичны. Эти области были отмечены зеленым цветом и, наслаиваясь, тревожно пульсировали.
        - Их родство бесспорно, - заявил Стив.
        Под левой схемой значилось: «004». Личный номер Трайка в составе Миссии. Под правой стояло на одну цифру больше, это был код агента, завербованного на Земле. «1016», Андрей Волков.
        - Какова вероятность ошибки? - спросила Ксена.
        - Я проверил несколько раз. Трайк и Волков - родственники. Не слишком близкие, скорее… э-э-э… как двоюродные кузены.
        - Троюродные братья, - раздражено поправила она. - Еще варианты?
        - На таком удалении вариантов может быть много. Но все они сводятся к одному. Родственники, - настойчиво повторил Стив. - Я бы внимательней просмотрел послужной список Трайка, но…
        - Но у вас нет доступа, и это хорошо. Кого попало в Миссию не набирали, мы все - вне подозрений. Я даже не буду обсуждать эту тему.
        - Если Трайк не связан со Сферой, - проговорил Стив с заметным облегчением, - значит, проблемы у Волкова. Его предки родом с Колыбели. Непонятно только, почему Волкова допустили к этой операции. Уж в чем, а в халатности руководство Сферы не обвинишь.
        - Война, - мрачно ответила Ксена. - Да, вот так сюрприз… Впрочем, не нужно его переоценивать: Волков гражданин Сферы, он давал ей присягу, и у него тоже есть патриотические чувства.
        - Но… брат против брата?
        - А чем еще мы занимаемся на протяжении всей нашей истории? Разве не этим? К тому же, Стив, вы находитесь под влиянием земной культуры. Что такое «брат»? Чем он отличается от любого другого?
        - Именно потому, что мы на Земле, я бы свел вероятность встречи Трайка и Волкова к нулю. А поскольку агент нам нужен на свободе…
        - Вы предлагаете отправить Трайка обратно в Северную Америку?
        - До конца Миссии, - кивнул Стив.
        - Что же вы так не уверены в своем товарище?
        - В ком, простите?
        - В соратнике, - подумав, сказала она.
        - Речь не о Трайке, - удивился он. - Речь об агенте. Если Волков узнает правду о своих предках, он может повести себя неадекватно. Его род начинается на Колыбели, но сам он родился на Сфере. И кто бы ни победил в борьбе за колонизацию Земли-2, любой исход вычеркивает Волкова из истории.
        - Самые мужественные офицеры бывают наивней, чем дети.
        - Я не понимаю…
        - Пустяки. Как поживает ваш блок? - спросила Ксена.
        Стив пощупал лоб и неуверенно ответил:
        - Блок молчит. Похоже, эту тему мне не табуировали. Нелогично?
        - Вашу программу погружения писала не я. - Ксена, не закрывая терминала, повернула его экраном к стене и сняла водолазку. - Двадцать минут на релаксацию, потом - за работу.
        - Сегодня переговоры с Президентом?
        - Это нельзя назвать переговорами. И все же я хочу, чтобы у меня блестели глаза. - Она взялась за язычок «молнии» на брюках. - Итак?..
        Он аккуратно сложил одежду и опустился на кровать.
        - Да, я готов.
        Ксена посмотрела на него с сожалением - смысла этого взгляда Стив не понял, - потом сняла брюки, и демонстративно бросила их на пол.
        - Что-то особенное… - высказался офицер.
        - Нет, вовсе нет, - она легла рядом и закинула руки под голову. - Время идет. Начинайте.
        Потолок в комнате был белым. Идеально ровным. Ксена смотрела на него неотрывно, пыталась найти хоть один изъян. Словно в этом был какой-то смысл.
        - Кстати! - произнесла она.
        - Да?.. - Стив прервался и заглянул ей в глаза.
        - Вызовите мне Трайка.
        - Прямо сейчас?..
        - Вечером. - Она дотянулась до терминала и проверила, нет ли срочных сообщений. - Не отвлекайтесь. Осталось четыре минуты, пора заканчивать.
        - Я уже близок к этому, - ответил Стив.
        Ксена хотела сказать что-то еще, но передумала и вернулась к созерцанию потолка.

* * *
        Когда Канунников вывел машину из-за склада, стройка уже проснулась: в пестрых бытовках переодевались рабочие, человек в цивильном что-то орал ревущему бульдозеру, а на шоссе сигналил самосвал с гравием. Черную «Волгу» заметили, но после ночной перестрелки в районе было столько спецтранспорта, что лишний автомобиль никого не удивил.
        Николай беспрепятственно добрался до кольцевой и отвез пассажиров на другой конец города, где они и вышли - втроем. Раз уж эта бледная паучиха из Миссии ради «прописки» Волкова у партизан угробила полсотни человек, выбора не было. Кажется, собственный план пришельца вел туда же, в отряд. И пусть этот отряд превратился в то, о чем говорили новостные каналы, - в горстку загнанных и растерянных людей, - Волкову они по-прежнему были нужны, он собирался их как-то использовать. Канунников не знал, что за сценарий разыгрывает пришелец, но в существовании плана не сомневался. Он попробовал соотнести масштаб операции с ее последствиями для миров Колыбели и Сферы, и ему стало зябко. По логике, проработка планов с обеих сторон была так глубока, что землянам оставалось махнуть рукой и забиться в угол.
        Канунников припарковался у торгового центра и достал электробритву. Симбионты продолжали перестройку организма - независимо от его собственной воли, - однако до управления волосяными луковицами эти гаденыши пока не добрались. Водя по щеке машинкой, Николай с иронией подумал, что когда-нибудь начнет просыпаться уже выбритым и причесанным, с мятным привкусом во рту, а возможно, вообще не будет засыпать, потому что утратит потребность в отдыхе. На этой мысли он замер и тяжело посмотрел в зеркало. Возможно, да… А если симбионты решат, что чешуя практичней кожи, что либидо отвлекает от работы и что хвост не помеха, а средство балансировки?
        - Значит, быть тебе хвостатым чешуйчатым импотентом, - сказал майор зеркалу и закинул бритву в «бардачок».
        Пока он доехал до Лубянки, следы бессонной ночи изгладились и лицо приобрело человеческий вид - настолько, что в родной четвертый корпус Канунников попал, не предъявляя документов. В лифте он нажал на кнопку со стрелкой вниз, прошел по первому подземному уровню до конца коридора и приготовил удостоверение: здесь, перед зоной «0-А», тоже стоял лейтенант, но прежде, чем бросить ему «привет, Санек», нужно было миновать сканер. Такая же процедура ожидала Канунникова и у входа в зону «00-А», разве что здороваться «на дне» было не принято. До самого нижнего этажа оставалось еще порядочно, этажей пять или шесть - сколько точно, Канунников не знал и узнать не стремился. С его уровнем допуска здание заканчивалось здесь, и майора это устраивало.
        Генерал Смертин, тонко позвякивая ложечкой, гонял в стакане дольку лимона.
        - Заждался уже, - обронил он, когда Канунников вошел в кабинет. - Садись. Чай?
        Не интересуясь ответом, генерал кивнул на поднос. Николай взял оттуда серебряный подстаканник со звездами и переставил его к себе. Лимон на блюдце он не тронул, а вот сахара насыпал много.
        - Это они требуют? - Смертин снова кивнул, имея в виду то ли живот Канунникова, то ли все тело целиком.
        - Не знаю. Я надеялся от вас это услышать.
        Хозяин кабинета опустил руку и выложил на стол красный скоросшиватель. Повертев папку, он раскрыл ее, но сразу же закрыл и убрал в ящик.
        - Ничего у тебя не нашли. Практически здоров.
        - Я сейчас могу ацетона выпить, и все равно буду здоров. Практически.
        - Пей лучше чай, майор. - Генерал и сам прихлебнул, словно Канунников стеснялся. - Ничего не нашли, - хмуро повторил он. - Атомы чуть ли не поштучно считали… Все как у людей. Нормальная кровь.
        - Гады предупреждали, что мы в этом не разберемся. И не обманули. А я и не рассчитывал. У них все серьезно. Вот. - Николай извлек из кармана диск диаметром с обручальное кольцо. - Кое-что проясняется.
        - Н-да? - Смертин повертел «пуговицу» в пальцах. - Что ж, посмотрим. А ты, майор, наверно, голоден.
        - Никак нет.
        - Не свисти. - Генерал склонился к тумбе и положил перед Канунниковым пакет с бутербродами. - Супруга, - пояснил он снисходительно. - Старой школы человек. Теперь таких жен не делают.
        Смертин включил терминал. Запись он просматривал в ускоренном темпе, Николай даже свои реплики скорее угадывал, чем понимал. Он отстраненно пережевывал хлеб с колбасой и поглядывал на обратную сторону монитора.
        - Ну и как тебе пироги? - осведомился генерал, выщелкивая из блока минидиск.
        - Бутерброды, - Канунников отряхнул руки и допил чай. - Спасибо, хорошие.
        - Бутерброды у нас, майор. А у Волкова - пироги.
        - Ах, да. Пироги, правильно. Он так сказал.
        - Ну и что ты об этом думаешь?
        - Мало информации, чтобы думать. Пока мы можем только верить или не верить.
        - Захвата планеты не предвидится? - с сомнением произнес генерал.
        - А сейчас у нас что, если не захват?
        - Я имею в виду полномасштабную оккупацию.
        - До старта колонистов мы застрахованы от всего. А что будет после…
        - Зависит от того, кто из них врет. - Смертин поджал губы и повозил по столу диск. - А врать могут и те и другие. Майор! Ну-ка, ответь: если бы ты сам был резидентом…
        - Говорил бы аборигенам все что угодно, но действовал бы в интересах своего государства. Ясно, господин генерал. Вы хотите сказать, что Колыбель и Сфера представляют для нас одинаковую опасность. По-моему, это не так. Волков прав: Миссия уже на Земле. Эта сторона зашла дальше. И если Сфера пока угрожает нам лишь фактом своего существования, то Колыбель уже вторглась.
        - Ну а сам Волков? Он что, по культурному обмену к нам прибыл?
        - Учитывая ситуацию, я бы назвал действия резидента корректными.
        - Ты бы назвал?! - Смертин удивленно воззрился на Канунникова. - Сегодня у нас прибавилось тридцать две вдовы и двадцать сирот!
        - Учитывая ситуацию, - мрачно повторил майор, - перестрелка с доберманами была неизбежной, и она произошла не по инициативе Волкова. Это тоже исходило от Миссии.
        - И «Данциг»?
        Николай умолк и осторожно отодвинул стакан.
        - Вероятно, взрыв парома был элементом внедрения, - буркнул он. - Хотя это не может быть оправданием.
        - На твоем Волкове трупов больше, чем на ком бы то ни было.
        - Почему на «моем»? - неуверенно отозвался Канунников.
        - Потому, что рекомендовал его ты. И, похоже, он действительно потопил пассажирское судно с одной лишь целью: обратить на себя внимание. Тебе эта логика не кажется чудовищной?
        - Я способен понять Волкова, несмотря на то, что он предпочитает не называть себя человеком. Его родина находится в состоянии войны, и если судить его за гибель мирного населения… Как нам воспринимать бывших офицеров ракетных войск? Или пилотов бомбардировочной авиации? А как мы должны относиться к разработчикам ядерного оружия?
        - Кончай демагогию! У нас вопрос конкретный.
        - Самый конкретный из всех вопросов - «кто виноват?». Но до него еще дожить надо.
        - Ну-ка поясни.
        - У меня есть ощущение, что в это дело решено не лезть.
        - Кем решено?!
        Канунников молча поднял глаза к потолку.
        - «Не лезть»… - раздраженно повторил Смертин. - Мы даже не в состоянии осмыслить образ врага. Чем мы располагаем? Стеклянное озеро в пустыне и запись атаки на президентский дворец. Или точнее - прохода во дворец, почти беспрепятственного. Ты сам знаешь, как это было, майор. Теперь еще и твои способности, хотя информации они нам не добавляют. Эксперты пыхтели, как могли, уж поверь. Ничего не нашли. Ну и что за картина складывается? А картина простая: на Землю спустились боги, и они сделают с нами все, что захотят. Выбрав союзника, мы автоматически получим и противника. Готовы ли мы к этой войне? И во что она может нам обойтись? - Генерал снова погонял в стакане лимон и прижал ложечку пальцем.
        - Я надеялся, что группа офицеров, не забывших присягу, достаточно велика и влиятельна, - сказал Николай. - Я, конечно, не думал, что мы попытаемся уничтожить корабль Миссии… - Он дождался, пока Смертин прокашляется и стряхнет с галстука капли чая. - Но хоть на что-то мы годимся? Если мы будем сидеть на месте и смиренно наблюдать, то чем мы отличаемся от Кастеля?
        - Тем, что Президент сдался, а мы - нет. Но в атаку бросаться рано. Ее и не будет. Мы способны только на комариный укол и, пожалуй, только на один, второго нам сделать уже не позволят. Поэтому мы должны искать уязвимое место, а не кусать наугад. Шкура-то у них толстая, майор. Не по нашим зубам.
        - У гадов-то? Толстая, толстая. Но у каких гадов? У тех или у этих?
        - Подумаем. - Генерал опустил глаза, но заметил, что Канунников продолжает сверлить его взглядом, и не выдержал: - Да, да! Твой Волков кажется симпатичней, чем типы из Миссии. Даже при том, что он угробил столько народу, в нем больше от человека, он нам ближе эмоционально. Но это и смущает. Кто мешал твоей Ксене разыграть ту же карту? Улыбаться она не умеет?.. Волков же научился!
        - Вот уже и Ксена - моя, - промычал Николай. - Да, Волков овладел мимикой. У него и раньше, до операции, проблем не было. А в Миссии улыбаться не умеют. Никто. И вряд ли научатся. В Волкове больше от человека, вы верно сказали, господин генерал. А в Ксене от человека - меньше. Одна оболочка, а внутри… не знаю, что там. Но души у нее точно нет. Когда она на вас смотрит… это непередаваемо. И Ксена, и Стив - они смотрят, как телекамеры. Никакой обратной связи. Вы понимаете, о чем я?
        - Пока я понимаю только то, что ты находишься под влиянием Волкова. Но этот субъект тоже непрост, майор. Мы в отличие от гадов, - Смертин ткнул пальцем в диск, - архивами не подтирались. Но чтобы офицеры Госбеза собирали информацию в своей же стране скрытно…
        Николай невольно отмахнулся: уж этим-то его точно удивить было нельзя.
        - Что-то нашли? - спросил он.
        - Ноль! - воскликнул генерал не то удрученно, не то восторженно. - Мы знаем о резиденте все: как его рожали, с кем он дружил во втором классе, почему выбрал профессию сетевого дизайнера, при каких обстоятельствах познакомился с будущей женой… Такого обширного досье мы не собирали еще никогда. Реконструировали всю его жизнь, некоторые дни по часам: где и с кем пил пиво, о чем говорил, сколько дал официантке… В биографии резидента не осталось ни одного белого пятна длительностью более суток. Но в ней нет даже и намека на контакты с какой-либо неопознанной структурой. Он жил, как обычный человек. Кстати, в ходе разработки окончательно прояснилась история со взрывом парома. Это сделал он, хотя ему помогали. Все помощники в настоящее время мертвы или числятся пропавшими без вести.
        - Это ясно, - сказал Канунников.
        - Хм… А что еще тебе ясно?
        - Нашего объекта подменили двойником. Двойник был подготовлен настолько хорошо, что ему не пришлось вживаться, и он вступил в игру мгновенно. Мы ведь знаем, что его супруга тоже была резидентом Сферы. Возможно, с ней эту операцию провели раньше, и она обеспечивала поддержку. Не исключено, был задействован кто-то еще из ближайшего окружения.
        Смертин жестом подтвердил догадку.
        - И все это, между прочим, не расходится со словами Волкова, - сказал Николай. - Чтобы не обнаружить себя раньше времени, он должен был не прикидываться человеком, а верить, что он и есть - человек. Думаю, подмену провели незадолго до акции с паромом. Хотя они могли это сделать когда угодно - и десять лет назад, и двадцать. И все эти годы у него в подсознании сидел приказ на теракт. Как эту пружину привели в действие - с помощью кодовой фразы, или радиосигнала, или, может, команда была привязана к календарю… вряд ли мы это узнаем, да и какая, по сути, разница? Он выполнил то, что от него требовалось, - безотчетно, как сомнамбула. А когда операция Колыбели перешла в открытую фазу и на Земле появился отряд Миссии, в памяти у Волкова включился механизм, который открыл ему, кто он такой и для чего он сюда заброшен.
        - Ну что ж… интересная версия.
        - По-моему, это не версия, господин генерал. Когда слова, факты и здравый смысл не противоречат друг другу, сомневаться уже не в чем. Взрыв судна был необходим, чтобы оставить подсказку. Полное отсутствие мотивов и абсолютная вменяемость преступника - вы верите в такое сочетание? Некто убивает шестьсот человек без всякого повода, при этом он не псих, не борец за ту ли иную правду и даже не сволочь. Порядочный гражданин. Убивает шестьсот человек, - с нажимом повторил Николай. - И не может объяснить этого ни следствию, ни суду, ни самому себе. Если бы ни я, Ксена все равно добралась бы до этого дела, поскольку ей Волков нужен не меньше. И это уж точно не версия. Вы видели запись разговора с Волковым, вы знаете, как развиваются события.
        - Так кому предназначалась эта подсказка - нам или Миссии?
        - Трудно сказать. Неизвестно, учитывала ли нас Сфера в своих планах. Волков еще не попросил нас о помощи. По крайней мере, он не просил ее в явной форме. У меня такое ощущение, что он способен действовать сам, используя те средства, которые окажутся у него под рукой.
        - А если это будут средства того же порядка, что и взрыв парома? - Генерал медленно откинулся на спинку кресла.
        - Любые, - заявил Канунников. - Я приветствую любые средства при условии, что они избавят нас от цивилизации, пославшей сюда Миссию. - Он сделал паузу и, отвернувшись к стене, продолжил: - Если бы мне было дано выбирать оккупантов, я как офицер предпочел бы смерть. Но если бы родные или друзья поинтересовались моим мнением, я бы не раздумывая посоветовал им жить под игом Сферы. Этот выбор интуитивен, но я в нем не сомневаюсь.
        - Рад за тебя, майор. Только с чего ты взял, что Волков обойдется без нашей помощи? Он планирует внести изменения в список колонистов, но каким образом? Людей с улицы в экипаж никто не приглашал. И все составы, включая дублирующие, давно набраны.
        - Ксена, - напомнил Канунников. - Я думаю, Волков хочет подтолкнуть к этому Ксену, а она… ну вы же знаете: один звонок Президенту, и списки будут скорректированы. За неподчинение - новая плита в пустыне. А то и в городе - могильная. Ксена давно бы включила лишнего человека в экипаж, если бы она знала, кого именно и куда нужно добавить. А этого она, вероятно, не узнает до самого старта. Оттого мне и кажется, что программа Волкова автономна. Но если я буду в силах чем-то ему помочь…
        - Без санкции ни шагу! Слышишь, майор?!
        - Так точно.
        Смертин потянулся к чайнику, но поморщился и стукнул костяшками по столу.
        - Как полагаешь, что у него сейчас на уме?
        - Вы сами видели запись.
        - Но я не сидел с ним в одной машине. Как у него… настроение, и вообще?
        - Судить не возьмусь, - признался Канунников. - Ксена пожелала свести его с Серым - я выполнил. Волков поерепенился, но так, для порядка. По-моему, он и сам не возражал против этой компании.
        - Ну а со вторым подопечным у тебя что? - спросил Смертин.
        - Дантист внедрен в группу Серого несколько дней назад. Судя по тому, как он себя ведет, новых приказов от Миссии он не получал. Вместе с отрядом Дантист не поехал, остался на базе. Значит, контакт с гадами он поддерживает постоянно.
        - Ксена не хотела, чтобы он помешал Волкову расправиться с полицией?
        - Возможно, она просто не хотела, чтобы Дантист раньше времени показывал свою способность к выживанию. То есть, в отряде не должны знать, что он завербован Миссией. Видимо, задача Дантиста - контролировать Волкова. Впрочем, какой он теперь Дантист? Серийный убийца из ЮАР легализован под именем Дмитрий Саблин. Партизаны его называют Африкой.
        - Он что же, не скрывает своего прошлого? - удивился генерал.
        - Скрывает, но старается меньше врать.
        - Толковый человек?
        - Толковый. - Канунников кашлянул. - Вы знакомились с его делом?
        - В общих чертах.
        - Его искали более пяти лет, в основном средствами Интерпола, хотя из Южной Африки Дантист впервые выехал уже после суда. Прямиком в «Каменный Чертог», на пожизненную отсидку.
        - Н-да, выбор помощников у Миссии характерный. Мразь на мрази.
        - Почему же? - с укором произнес Николай.
        - А, гм… - Смертин рассеянно оглядел стол. - Ну исключения… они всегда бывают… - Он зримо натужился, пытаясь перевести это в шутку, но как-то не получилось. - Ладно, майор. Благодарность тебе. Не от родины, от меня лично. Информацию я передам, будем думать. Если что-то решим, ты узнаешь первым.
        Канунников поднялся и придвинул за собой стул.
        - До свидания, господин генерал.
        - Счастливо. И будь осторожен: где гарантия, что Ксена не напихала тебе еще и своей прослушки?
        - Я ни разу не подставлялся, - сказал майор, покидая кабинет.
        - Это ты молодец, - ответил Смертин одними губами.
        Вытряхнув из стакана лимон, генерал бросил туда свежую дольку и налил кипятка. Минуты две он сидел неподвижно, лишь постукивал ногтем по темной ручке подстаканника. Затем не спеша выпил чай и достал трубку.
        - Здравствуйте, Ксена. Смертин говорит. Сейчас перешлю вам одну запись… Да, откровения Волкова. Достоверность?.. Об этом судить не мне. И еще кое-что. При первой же возможности майор сообщит Волкову, кто такой Дмитрий Саблин. Да, наш майор окончательно определился, но это неплохо: теперь он более предсказуем. Все, принимайте материалы.
        Генерал вставил диск в гнездо и прошелся до глухой стены. Он был ниже и значительно старше, чем могло показаться на первый взгляд. Впрочем, Смертин еще сохранял бодрость: болезни, накопившиеся от вечной нервотрепки и сидячего образа жизни, с недавних пор отступили.
        Словно додумывая незаконченную мысль, генерал покачался на носках и вполголоса повторил:
        - Мразь на мрази…

* * *
        Дом стоял в центра поселка, но из-за больших ассиметричных участков казалось, что он расположен на отшибе. Ближе к Москве преобладала старая «шанхайская» застройка: коттеджи теснились, выпирали, как животы из ремней, и закрывали друг другу солнце. Здесь же, в ста километрах к западу, все было иначе. Сосны росли неупорядоченно, сами по себе, и дорожка от забора до крыльца вилась, как черный ручей.
        Владимир остановился и поднял указательный палец:
        - Тихо…
        - Да мы тихо, тихо, - шепнул Андрей.
        - Не мы. В доме тихо.
        Серый коротко махнул ладонью и двинулся к двухэтажному строению. Катерина покорно отступила за дерево. Андрей прикоснулся к торчавшей у нее из-за пояса рукоятке, и девушка, помедлив, кивнула. Пулемет - «перфоратор» тащить через город было рискованно, и его бросили еще в парке. Все, что у них осталось, - это два пистолета.
        - Сзади двери есть? - спросил Андрей.
        - Замри! - цыкнул Владимир.
        - Иди в жопу со своими приказами!
        - Здесь я командую, понял?
        - Я вам присягу не давал.
        - Два барана… - прошипела Катя, вручая Андрею глушитель. - С той стороны выход к бассейну.
        Серый раздражено мотнул головой и поднялся на крыльцо. Андрей добежал до стены, и пригнувшись, проскользнул под окнами.
        Бассейн был скромным: ни горок, ни гейзеров. Обычная плитка, два матерчатых шезлонга и… труп. Мужчина плавал лицом вниз, с широко раскинутыми руками, словно парил. Спина была чистой, но в глубине воды таяли розовые клубы крови. Андрей убедился, что кругов на поверхности нет, и кинулся к пустым створкам веранды. Мелкие осколки каленого стекла лежали сплошным ковром, местами поблескивал золотой узор из свежих гильз. Андрей выбрал место, куда поставить ногу, чтобы не скрипеть, но в этот момент Серый позвал со второго этажа:
        - Катя! Волков!
        Уже не опасаясь наделать шума, Андрей бросился к лестнице во внутреннем углу веранды. По пути он заметил на полу рожок, возле первой ступеньки лежал еще один, и - снова гильзы. Гильзы валялись повсюду. Поднявшись до середины марша, Андрей обнаружил, что у стены за перевернутым креслом лежит еще одно тело.
        Сверху послышался отчаянный крик девушки.
        - Все, Катюха, все, - сказал Владимир. - Уже все. Уже не вернешь.
        Андрей взбежал по ступеням и увидел новый труп: парень, не старше четырнадцати, лежал на спине. В распростертых руках было по пистолету, глаза смотрели удивленно, но ясно. Кровь на красной майке была почти незаметна.
        - Еще в холле, - дрожащим голосом произнесла Катерина. - И Коршун, и Макс, и… в общем…
        Владимир подошел к юноше и опустился на колени.
        - Ты-то, сопляк, что здесь делал? - пробормотал он. - Я же велел тебе убираться. Я же говорил, что усыновлять тебя не буду. И хоронить тоже. Разве нет? Ведь я говорил. Так что ж ты, сопляк вонючий?!
        - Серый, - проронила Катерина, трогая его за плечо. - Серый, оставь. Нехорошо. Это Малевич, - сказала она Андрею.
        - Кроме тебя тут у всех клички?
        - С такой фамилией кличка не нужна. Вадик Малевич. Иногда он подставлял и себя, и весь отряд, но он был нам нужен. С ним мы знали, что это поколение еще не потеряно.
        - Граффити - его работа? Бессмысленно.
        - Для Малевича смысл был. «Листовка лучше, чем бомба, она оставляет человеку выбор».
        Андрей оглядел комнату и направился к стене. Отверстия от пистолетных пуль на пестрой штукатурке издали были незаметны. Справа от окна темнели три выбоины, в одной из них застрял крошечный лоскут джинсовой ткани. Крови на нем не оказалось.
        - Раньше эти дырки были? - осведомился Андрей.
        - Нет, конечно, - ответил Владимир, вставая.
        - Может, спьяну? Или в дартс играли. Лыжными палками.
        - Не нужно хохмить, пришелец. Мы всех потеряли, а ты…
        - Точно всех? Проверьте, кого не хватает.
        - Верно, - заметила Катя.
        - Оставайтесь тут, - распорядился Владимир. - Я сам посмотрю.
        - Еще один в бассейне. И еще на веранде, - сказал Андрей, возвращаясь к телу юноши.
        Пистолеты Малевич держал крепко, он так и умер - сжимая рукоятки и, возможно, продолжая стрелять. Андрей высвободил оружие и проверил обоймы. Обе были пустыми.
        Катерина, быстро сообразив, чего он хочет, принялась осматривать помещение.
        - Вот здесь два следа, - она указала пальцем. - И, кажется, один в потолке.
        - Кресла, - подсказал Андрей, продолжая вертеть перед глазами клок джинсовки.
        - Еще два… Нет, три.
        - Девять, - подытожил Андрей.
        - Оружие мы всегда было наготове, - отозвалась на его мысли Катя.
        Он подкинул в руке обойму:
        - Окно не разбито, гобеленов здесь нет… Малевич хорошо стрелял?
        - Не стрелял он, баловался только. Но на таком расстоянии не промажет никто.
        - Получается, что пять пуль кто-то унес в себе. Тяжеловато, правда?
        Андрей снова подошел к стене, в надежде выковырять из отверстий что-нибудь еще. Ничего нового он не нашел, но обратил внимание на подоконник: глянцевая поверхность была чем-то измазана, словно кто-то плеснул разведенной акварели, а потом широко провел ладонью. На самом краю остались две капельки потемнее, тоже высохшие. Андрей дунул, и подоконник стал чистым.
        Он с сомнением обернулся на Малевича.
        - Это не его комната, - мрачно произнесла Катерина.
        - А убирались вы часто? Пыль давно не протирали?
        - Да как тебе сказать…
        - Понятно. - Андрей покусал губу. - Хотя… ни хрена мне не понятно.
        Снизу послышались шаги Серого.
        - Всё, - сказал он обоим. И, повернувшись с Катерине, добавил: - Кроме Африки.
        Она закрыла глаза и медленно выдохнула.
        - А я предупреждала. Я чувствовала.
        - Что еще за Африка? - спросил Андрей.
        - Наш новый боец.
        - Та-ак…
        - Да заглохни ты! - крикнул Владимир. - Теперь такать легко, теперь-то конечно! Африка был… порядочным он был человеком. Его как раз Малевич нашел. Вернее, это Африка нашел Малевича. Он Вадика у полиции отбил, когда тот…
        - Ресторан «Атмосфера»?! - Андрей вздернул брови. - Я помню, это в новостях передавали. Там еще запятая была не на месте. Как оно?.. «Жрите, пока гады».
        - «Вам разрешают», - закончила Катерина.
        - Что?
        - «Жрите, пока гады вам разрешают», - повторила она. - Малевич не успел дописать, появился патруль. А за ним - Африка.
        - Почему «Африка»?
        - Большую часть жизни он провел в ЮАР, - пояснил Владимир. - Переехал туда вместе с родителями. У «Атмосферы» он хотел сделать полицейским по контрольному выстрелу, но Малевич не позволил. Африка сказал, что ему теперь деваться некуда, раненые его опознают. А Малевич ответил, что ты, мол, не один такой, не пропадешь. - С каждой фразой в голосе Серого оставалось все меньше уверенности.
        - Таким образом Африка у вас и прописался, - заключил Андрей. - И у него это получилось убедительней, чем у меня. Потому, что цели у нас с ним были разные. Он мог носить джинсовую куртку?
        - Он что угодно мог носить.
        - Какой у него рост? - спросил Андрей.
        - Чуть повыше тебя, - ответила Катя.
        - Метр восемьдесят, - уточнил Серый.
        Андрей привстал на цыпочках и прислонился к стене.
        - Вероятно, в правое плечо. - Он шагнул в сторону и оперся ладонью о подоконник. - Да, правое. Серый, сколько здесь было народу кроме…
        - Семеро, - глухо отозвался тот.
        - Убить семь человек в одиночку - это реально?
        - Можно и семьдесят, - сказал Владимир. - Все зависит от подготовки.
        - Африка говорил, что был фермером, - произнесла Катя.
        - Ха, фермер! - Андрей прекратил изыскания и сел в кресло. - Фермер, ну надо же… Не иначе, на бутылках тренировался? Каждый уикенд? Стоп. Общались вы по-русски?
        - Не пойму, к чему ты клонишь, - нахмурился Серый. - Он же русский и есть, из эмигрантской семьи. А школы там тоже…
        - Разговаривал он немножко скованно, - вступилась Катя. - Слишком правильно, как по учебнику. Особенно забавно было, когда он ругался.
        - Ругался по учебнику? И впрямь забавно.
        - Волков, ты не там роешь, - сказал Владимир. - Я видел людей из ЮАР. И Африка тоже оттуда, в этом сомнений нет.
        - В этом - нет. Зато в другом есть сомнения. - Андрей вновь осмотрел кусок ткани. - Ничего странного не замечали?
        - Он… - Катя помедлила, раздумывая, говорить или нет. - Африка никогда не смеялся.
        - Ой, Катюх, ну ладно, ладно! - Серый махнул на нее рукой. - Все в кучу валишь. Русский язык Африка подзабыл, это естественно, потому и анекдотов наших не понимал.
        - Не то чтобы он не смеялся, - пробормотала девушка, - но если и смеялся, то без улыбки. Со стиснутыми зубами.
        - Без улыбки? Слегка знакомо. - Андрей откинул голову на спинку и посмотрел в потолок.
        Серый наконец обратил внимание на клочок джинсовки.
        - Крови нет, - не меняя позы, объявил Андрей.
        - Ну и что? С чего ты взял, что это была куртка Африки?
        - А чья? Кого вы тут не досчитались? Или еще кто-то пропал? - Он вскочил и сунул лоскут Владимиру под нос. - Кто мог получить пять дырок и спокойно уйти? Чья кровь превращается в пыль?
        Катерина сняла куртку и повернулась спиной. Майка с прорехой от пули была мятая, но чистая.
        - Значит, Африка тоже заражен? - тяжело произнес Владимир.
        - Симбионты - не зараза. Они не позволяют нам сдохнуть.
        - Снова Миссия, везде Миссия. - Серый привалился к стене и достал сигареты. - Всего двадцать гадов, а сколько от них…
        - Дело не в количестве, - прервал Андрей. - Ксена и одна могла бы с нами управиться, когда у нее такое прикрытие на орбите.
        Катерина вздрогнула и достала из заднего кармана трубку.
        - Это тебя, пришелец, - сказала она, послушав.
        - Волков, я должен предупредить, - торопливо проговорил Канунников, - у Серого в отряде есть один человек…
        - Уже нет. Почему ты раньше молчал?
        - Как - нет? Вы его?..
        - Он сам ушел. Почему ты молчал раньше, гнида?!
        - Потому что потому, Волков.
        - Кто он?
        - Я тебе о нем рассказывал. Это он под грузовик залетел.
        - На «Опеле»? А потом еще новые зубы отрастил? Помню, да. Кем он был до вербовки?
        - Твоим соседом, Андрюша.
        - Каким соседом? Не мути, майор!
        - Соседом по коридору. Вы на одном уровне сидели, через стеночку. - Канунников помолчал, собираясь с духом. - Африка известен миру как «Дантист из ЮАР».
        - Йоп! - Андрей растерянно погладил макушку. - Похоже, простых людей Ксена не отбирала.
        - Простых в «Каменном Чертоге» не было, - скорбно ответил Николай. - Ну что там у вас?
        - А ты попробуй догадаться. - Он перехватил гневный взгляд Серого и болезненно скривился.
        В трубке послышалось бульканье.
        - Кто-нибудь жив? - спросил Канунников.
        - Нас трое. И Дантист где-то бродит. Но это, майор, уже твоя печаль. Надо было думать, кого освобождать.
        Николай, судя по звукам, вновь приложился к бутылке.
        - Сейчас подъеду, - сказал он, прокашлявшись.
        - Ты здесь на хрен не нужен!
        - Трупы хоть вывезти. Жара на улице.
        - Ладно. Серый тебе дорогу расскажет.
        - Не смеши мои погоны, пришелец, я уже на полпути.
        - Майор, ты вообще отдыхаешь? Ты когда спал последний раз?
        - Не помню. До скорого, Волков.
        Андрей посмотрел на трубку и вернул ее Кате.
        - О каком Дантисте вы говорили? - спросила девушка.
        - О том самом.
        - Нет, того маньяка я видела. Его, когда взяли, часто показывали, да и сейчас фотки найти не проблема. - Катерина пошла к лестнице, вероятно к терминалу, но Андрей выставил руку, и девушка наткнулась на его ладонь.
        - Знаешь, почему я улыбаюсь, а ваш Африка не умел? - хмуро спросил он. - Потому, что мне один раз лицо перекроили, а Дантисту - два.
        - Два? Зачем два? - недоуменно произнесла она.
        - Его трейлер переехал.
        - Норма-ально. И Африку… то есть, Дантиста откачали?
        - Сам поправился. Потому и попал на вторую перелицовку, что оставаться незаметным после такого случая затруднительно.
        - Значит, дело не в стрелковой подготовке, - буркнул Серый.
        - Мне, например, в Миссии никаких специальных навыков не привили. Хотя с языком помочь предлагали.
        - С каким еще языком? - воскликнула Катерина.
        - С английским, лапа. Хорош дергаться, присядь, отдохни. - Андрей плюхнулся на диван и похлопал по сиденью. - Саблин действительно приехал из ЮАР, - он подмигнул Серому, - и Саблин действительно русский, но родился уже в Африке. Язык он мог знать и сам, от бабки, но вряд ли в достаточном объеме. Его доучивали здесь, в Миссии, уже после вербовки.
        - Но Дантист… он же серийный убийца? - сказала девушка.
        - И не только, - добавил Владимир. - Коллекционер верхних резцов, насколько я помню.
        - Так как же он на свободе-то очутился? - спросила она. - Почему гады выбрали Дантиста?
        - Заключенного с пожизненным сроком легче склонить к сотрудничеству, - ответил Владимир.
        - Серый, не нужно на меня так смотреть, - заявил Андрей. - Моя земная история вас не касается.
        - Если бы мы увидели твое настоящее лицо, мы бы и тебя узнали? - догадалась Катерина.
        - Не исключено. Но что бы я тут не натворил, я действовал неосознанно, это раз. И два: не в вашем положении носом вертеть. Мне, как единственному реальному противнику Миссии, прощается все. На этом тему считаю закрытой.
        Владимир снял с кресла чехол и накрыл Малевича.
        - Катюха, займись там остальными.
        - За ними сейчас приедут, - ответила она.
        - Делай, что сказано! - рявкнул Серый. Когда девушка спустилась на первый этаж, он приблизился к Андрею и, посмотрев на него сверху вниз, длинно вздохнул. - Ну?..
        - Гну, - фыркнул тот. - Дай закурить.
        - Ты же не куришь.
        - Просто ухожу от ответа. - Андрей нагло улыбнулся.
        - Я еще не спросил.
        - Вот и не надо.
        - Миссия завербовала не так уж много народу, но ваши с Дантистом пути пересекаются в моем отряде. Для стрельбы вслепую это слишком кучно.
        - Все-таки спросил. - Андрей повертел сигарету, понюхал и вернул ее Владимиру. - Вслепую никто не стреляет, Серый. Твой партизанский сброд…
        Владимир, не двигаясь с места, ударил его по лицу.
        - Это сброд? - прошипел он, указывая на мертвого подростка.
        Андрей сплюнул и проверил языком щеку. Опухоль осталась, но рана исчезла мгновенно.
        - Сброд, - повторил он. - На Земле много таких, кому нечего терять. Они не только в спецлагерях, они повсюду. Дантиста вне закона поставило общество, а ты поставил себя сам. Я не знаю, какие у Ксены планы относительно второго корабля, но уверен, что планов много. И один из них касается тебя.
        - Что ты несешь?!
        - Дано: триста человек в замкнутом пространстве. Огнестрельное оружие недоступно, пользуемся только холодным. Сколько времени понадобится выпускнику диверсионной школы?
        - Времени на что?
        - Не задавай глупых вопросов. Чему тебя учили, то в тебе и ценно.
        - Это в прошлом.
        - Сегодняшний день показал, что первая профессия у тебя так и осталась основной.
        - Миссия может включить меня в экспедицию? Ну допустим… Допустим, они даже смогут мотивировать меня на убийство экипажа. Но не глупо ли это? Проще уничтожить сам корабль.
        - Гораздо проще, - согласился Андрей. - Путь к Виктории растянется на семнадцать лет, все это время «Союз» и «Аполло» будут для Миссии легкой добычей. У тебя деньги есть?
        Владимир, совсем сбитый с толку, достал несколько банкнот.
        - Рубль. Отлично. - Андрей выбрал мятую бумажку. - Сколько здесь степеней защиты?
        - Вроде, пять, - ответил Серый, не глядя.
        - Это те, о которых знает каждый. И еще штук пять, известных только специалистам. Правильно?
        - Наверное.
        - Итого десять степеней защиты. Может, и больше. - Андрей помахал купюрой: - А это только рубль, Серый. Всего лишь рубль. Если ваш Малевич нарисует… нарисовал бы такой же… да хоть целый мешок… никто бы и глазом не моргнул. А лишний корабль, достигший Земли-2, - это гибель для Колыбели.
        - Понятно, - буркнул Владимир. - И с тобой, и… ладно, пусть и со мной тоже. С нами примерно понятно. Но зачем им понадобился Дантист? И почему - здесь? Стартовая площадка находится как раз в Африке, не логичнее было бы отправить его на родину?
        - Экипажи формируются в Европе и в Америке, - раздалось снизу. Катерина поднималась по лестнице с таким видом, будто обнаружила на первом этаже что-то новое. - Пришелец, а ты точно уверен, что это Дантист?
        - В чем дело, Катя?
        - Дантист коллекционировал резцы. Он ради этого и убивал, верно?
        Андрей склонился над Малевичем и, откинув покрывало, пощупал ему губы.
        - Либо наш Африка и тот маньяк - это разные люди, либо Дантист пересилил свою страсть, либо у него не было такой страсти, - прокомментировала девушка. - А если не было, то зачем?..
        - Вообще это странноватая история, - откликнулся Владимир. - Экспертиза признала Дантиста вменяемым, иначе его не отправили бы на Шиашир. Но разве может быть нормальным человек, убивающий ради коллекции зубов?
        - И уж если он такой задвинутый, почему эта коллекция престала его волновать? - настойчиво повторила Катя. - В тюрьме голову подлечил?
        Андрей невольно вспомнил лагерных врачей. Умереть заключенному они бы не позволили, но заниматься здоровьем всерьез, тем более, здоровьем психическим - нет, не было у них такой задачи.
        - Возможно, Дантист торопился? - предположил он. - Хотя выбить зубы покойнику - минутное дело.
        - Уж одному бы он точно успел, - кивнул Серый. - Катюха, ты всех проверила?
        - О том и речь, - сказала она.
        - Значит, ты ошибаешься, Волков. Африка - не Дантист. Возможно, я рано делаю выводы, но мы с ним жили под одной крышей.
        За воротами громко просигналила «Волга».
        - Это майор, - объявил Андрей. - Вот он и прояснит.
        - Да нет, с Африкой ты ошибаешься. Я пока еще в силах отличить клинического психа от здорового человека.
        - Ошибаешься ты, Серый. - Он выглянул в окно: следом за «Волгой» у забора остановились два микроавтобуса с крестами. - Африку не нужно сравнивать ни со здоровым, ни с больным. Человеком, - закончил Андрей.
        Канунников, помахивая бутылкой, шагал к дому и при этом что-то насвистывал. Не перестал он свистеть и когда открыл дверь, лишь взял ноту повыше. Удивился, стало быть. Затем последовало еще три удивления - майор переходил из комнаты в комнату и натыкался на новые тела.
        - Богато, - процедил он, поднявшись на второй этаж. - О, и тут тоже!
        - Что ты сказал? - обратился Владимир к Андрею. - Дантист - не человек?! Гад?
        - Во как… - Майор встал посередине и протянул бутылку, предлагая ее всем сразу. - Что про Дантиста, Андрюша? Я как нельзя вовремя.
        - Дантиста тоже ты рекомендовал?
        - Почему «тоже»? Ах, да, - Николай, не дождавшись компании, глотнул сам и приставил бутылку к ноге. - Ну да, - проронил он. - Тоже.
        - Потрясающий подбор кадров, - сказала Катерина.
        - Ксена хотела нелюдей, - майор пьяно повел плечами. - Их она и получила.
        - Так ты заранее знал, что Дантист не человек? - воскликнул Андрей.
        - Я и сейчас этого не знаю. Только что от тебя услышал.
        - Почему ты сразу о нем не рассказал?
        - Неправда, Волков. Я тебе говорил. Кое-что. А ты бы хотел все сразу? С какой стати? Ты сам-то чем лучше Дантиста был? На тот момент, - уточнил Канунников. - Для меня вы были просто двое подопечных. Два равно мерзопакостных типа. Откуда я мог знать, что ты - мальчик со звезд? Да и он, как выясняется, не меньше тебя - звездный мальчик.
        - Хватит пить!!! - не выдержал Андрей.
        - Хватит, хватит, - пролопотал Николай. - Тут и тебе хватит, и мне. А у ребят еще спирт есть. Много. - Майор осклабился. - Эй, здесь тоже лежат! - крикнул он вниз.
        - После освобождения Дантист с кем-нибудь встречался?
        - Нет. Ну кроме тех, с кем и ты.
        - Что значит «с кем и я»?! - прошипел Андрей.
        - Девочки, пришелец. Хорошие дорогие девочки. Тоже уползали от него чуть живые, но - при зубах. Да ведь и ты никого больше не топишь, ага?
        «Ага» майора Канунникова прозвучало столь выразительно, что Катя нахмурилась, а у Серого заиграли желваки.
        - Если Дантист ни с кем не встречался, откуда он мог…
        Андрей замолчал: в комнату вошли двое молодых людей. Они чувствовали, что прервали важный разговор, но служебные навыки у них были развиты превосходно. Коронеры с сосредоточенными лицами переложили Малевича на носилки и удалились.
        - О телах позаботятся, - заверил Николай. - Мрамора не обещаю, но к студентам в анатомичку они не попадут. Если всех собрали, можете ехать, - напутствовал он перевозку. - Только баночку мне оставьте! Так что ты хотел сообщить, Волков? Или спросить?
        - Я не понимаю, как Дантист… - Андрей замялся.
        - Понял, кто он такой и зачем здесь находится? - подсказал Канунников. - И ты хочешь, чтобы я, сугубо земной майор, объяснил это тебе, космическому шпиону?
        Андрей скрипнул зубами.
        - Кстати! - Николай нагнулся и взял бутылку. - За космос!
        У него в горле надолго заклокотала водка. Другой от такой дозы остекленел бы на месте, но Канунников, наоборот, стал трезвее.
        - Я серьезно, Волков. За Дантистом присматривали, но полного контроля не было. Личных контактов не отмечено, ну и что? За контакты сетевые никто не поручится. Самое главное, что я знаю о тебе, я знаю от тебя же. А с Дантистом у нас душевных бесед не было. Не получалось как-то. Значит, версия у меня такая. - Канунников снова посмотрел на бутылку, но заставил себя отвернуться. - Когда вы прорвались через доберманов, Ксена окончательно убедилась, что наш пришелец, - глубокий поклон Андрею, - как есть натуральный пришелец, и приказала Дантисту уходить. По своей ли воле он тут бардак устроил, или по наущению Ксены - это я не в курсе. Мог и по своей, между прочим. Дима Саблин - человек не самый уравновешенный. То есть, тьфу… даже и не человек, выходит. Хотя на чем основана уверенность в его, так сказать, происхождении? - спохватился Николай. - Ну, зубы он выбивать перестал. Мелочь это какая-то, вам не кажется?
        - А тебе не кажется, что преступник с такой историей, как у Дантиста, должен был попасть в закрытую клинику, а не в лагерь? - парировал Андрей. - «Каменный чертог» - место не для психов.
        - Слабо, Волков, слабо. Ты опять упираешься в зубы. Кроме зубов у тебя никаких аргументов нет?
        - Меня сейчас не аргументы волнуют, - сказал он. - Меня волнует, откуда он взялся. Этот Дантист, он… неучтенный фактор в раскладе.
        - Ясно. Саблин прошел твоим путем, и если он твой земляк, то почему ты о нем не слышал? А если это игрок со стороны противника, тогда и вовсе худо.
        Андрей лишь кивнул.
        - Чтобы рассуждать об этом, у нас недостаточно данных, - Николай неровно развел руками.
        - А по твоим каналам?
        - А что - по моим каналам? У нас и на тебя ничего конкретного не было. Одни сомнения.
        - Эм-м… Так насчет Дантиста тоже сомнения есть?
        - Есть, есть, - прокряхтел майор. - Такая же картина: немотивированная жестокость. При отсутствии психических патологий, что важно.
        - Как будто единственной целью преступника было… было что? - вкрадчиво произнес Андрей.
        - Засветиться, - с неохотой согласился Канунников. - Геростратов комплекс, ага. Только зря ты думаешь, что таких, как вы, всего двое. Да знаешь, сколько на Земле… - он осекся и опять заглянул в бутылку. - Это ты на что намекаешь? На то, что вас тут целая толпа? А может… кхе-кхе, коренных землян давно уж нет? Всех уже подменили?
        - А точно! - оживилась Катерина. - Я про такое читала.
        - Отставить! - цыкнул Николай. - На-ка лучше выпей.
        - Нет, майор, вопрос действительно серьезный, - вмешался Владимир. - Пока я не узнаю, кто такой Дантист, можете на меня не рассчитывать. Он положил остатки моего отряда, и если он земляк Волкова…
        - Вот и третий аргумент, - перебил Андрей. - Улавливаешь, Коля? Ксена здорово нами руководит. Подкидывает нам одну вводную за другой, и мы выстраиваемся под нее, сами того не понимая. Что скажешь?
        - А что я тебе скажу? Ксена - отличный менеджер. Давайте за это выпьем.
        - Да пошел ты!
        - Предлагаю пойти вниз, мне там баночку оставить обещали.
        Серый с Катериной направились к лестнице, и Андрей апатично двинулся следом. Он чувствовал усталость - запредельную, на грани боли, но мысли об отдыхе не возникало, напротив, хотелось действовать. Роль пассивного наблюдателя тяготила, как чужая обувь, но избавиться от нее Андрей не мог. Не сейчас. Ожидание следующего хода от Миссии - вот все, что предписывалось ему на данном этапе. Затем, возможно, еще одного хода. И еще одного. Андрей не исключал, что ждать придется до самого старта, особенно теперь, когда на поле появился новый игрок.
        Дантист тревожил Андрея всерьез, и то обстоятельство, что они сидели в одном лагере, выглядело скорее издевкой, чем редким совпадением. Они никогда не виделись, режим спецлага это исключал, но как только Андрей осмыслил ситуацию с Дантистом, он сразу понял, что их связывает нечто большее, чем общий коридор в недрах скального острова. У них и судьба была общей - при абсолютно разных биографиях.
        Андрей взялся за поручень и занес ногу над ступенькой, как вдруг его пронзило:
        «Гражданин Единства, по происхождению русский, осужден на пожизненное заключение, отбывал наказание в специальном лагере «Каменный Чертог», впоследствии завербован представителями Колыбели и выпущен на свободу под вымышленным именем».
        Офицера Госбеза за такую аналитическую справку наверное отправили бы подметать улицу, но для интервала в пятнадцать веков эти сведения выглядели потрясающе полными. Оставалось лишь уточнить анкетные данные.
        Откуда взялась его фамилия, Андрей не знал, но догадывался. Колыбель, как и Сфера, собирала информацию о Земле достаточно долго, чтобы Ксена не испытывала затруднений в подборе вариантов. Либо Волков, либо Саблин. Либо… кто-то еще.
        Он машинально обернулся и нашел на полу свой плевок. Слюны там почти не было - Серый врезал ему от души, и Андрей сплюнул одной кровью. Но теперь уже не было и крови: она высохла, превратившись в пыльную кляксу вроде тех, что оставил на подоконнике раненый Дантист.
        - Что вы называете баночкой? - воскликнула внизу Катерина.
        - Все, что меньше ведра, - невозмутимо отозвался Канунников. - Хотя, если вдуматься, ведро - тоже баночка. - Эй, пришелец, ты где там застрял?
        Андрей вздохнул и начал спускаться. Он не заметил, когда перестал ощущать усталость. Просто забыл о ней, а через мгновение вспомнив, лишь тихо, сам для себя, хмыкнул. Если воздействие Миссии пробуждало нечеловеческое даже в людях, то уж ему-то, не-человеку в пятидесятом поколении, и говорить было не о чем. Он вновь чувствовал себя взведенным курком - несложным механизмом, созданным со строго определенной целью. Аналогия с пороховым пистолетом была нарочито земной, но других аналогий ему в голову прийти не могло. Те, кто готовил Андрея к этой операции, позаботились о том, чтобы вырвать у него из памяти все лишнее. Правда, последнее время он начал подозревать, что вместе с лишним ему отсекли и необходимое.

* * *
        Солнце катилось к западу, но продолжало слепить. Шторки на окнах лимузина были сняты, а затемнение стекол оказалось недостаточным. Ксена щурилась, водитель виновато поглядывал в зеркало.
        - Если позволите, - наконец решился он, - у меня… вот. - Он протянул назад хромированный пенал. - Новые, их никто не носил, даже не мерил. Юнисекс, они вам должны подойти.
        - Что? - Ксена сощурилась еще сильней.
        Шофер смутился. Потом испугался. Наблюдать эти метаморфозы было и удивительно, и жалко.
        - Очки, - пояснил он. - Солнцезащитные. Мне показалось, вам мешает свет. Простите.
        Водитель в черной форме с золотым аксельбантом был молод и, вероятно, обаятелен. Он выходил из машины на несколько секунд, только чтобы открыть перед Ксеной дверь, но и за это время успел удостоиться множества заинтересованных взглядов. Полицейские пытались оцепить подъезд, но Ксена запретила: ей хотелось, чтобы люди шли по тротуару, как обычно. Стив попробовал ей возразить - не в надежде на результат, а лишь по долгу службы. Получив предсказуемый ответ, он молча занял место в черном лимузине. Белым, поданным чуть раньше, управлял мужчина лет сорока. Он был спокоен и обходителен, однако на его лице читалась какая-то потаенная решимость. Выяснять, на что именно он отважился, - на серьезный разговор с женой или на крушение автомобиля, Ксена и Стив не стали. Машина отправилась обратно в гараж, а вместо нее вызвали другую. Второй шофер нервничал, и это было гораздо лучше.
        - Не нужно извиняться, - ответила Ксена, принимая футляр.
        Водитель снова взглянул в зеркало, и она к своему удивлению не поняла этого взгляда. Возможно, он просто хотел услышать, как она говорит по-русски.
        Ксена достала очки и, надев их, повернулась к Стиву:
        - Вам нравится?
        - Что именно? - не понял тот.
        - Все в порядке, - ответила она после паузы и, посмотревшись в тонированное окно, поправила волосы.
        Сегодня «водолазка» на ней была не черная, а темно-синяя. Ксена долго перебирала вакуумные брикетики с одеждой, пока не нашла тот, который хоть чем-то отличался бы от остальных. Как он попал в багаж, она не знала, но была уверена, что это не случайность. Влияние новой среды предсказывали еще на Колыбели, но как оно проявится, угадать было невозможно. И если цель наблюдателей заключалась в том, чтобы полностью ассимилироваться и раствориться среди людей, то у членов Миссии задача была другая.
        - Здесь даже вечером слишком резко, - заметил Стив.
        Ксена не сразу сообразила, что он тоже думает о солнце.
        - Я неоднократно рекомендовал вам подняться на орбиту, - продолжал офицер. - На корабле меньше пространства, но там все устроено для нас.
        - Да уж, яркость освещения там регулируется, - невпопад произнесла Ксена.
        Стив рассмотрел табло под рукой, и из передней спинки выползла звукоизолирующая панель.
        - Если вам нужно контролировать информационное поле, то наши средства связи это позволяют, - добавил он.
        - Не только поле. Атмосфера, Стив.
        - Атмосфера? - озадачился он.
        Ксена указала за окно: на площадке перед торговым центром выстраивались неровные шеренги. Люди безобразно улыбались и махали кто чем. Оповещения о проезде машины не было, значит, они собрались спонтанно. И - по собственной воле. Несколько секунд Ксена старалась вспомнить, чего этим людям не хватает. Потом догадалась: флажков. Если бы у Колыбели был государственный флаг, его следовало бы предложить к распространению. Прямоугольник, раскрашенный в какие-нибудь внятные цвета, мог бы существенно очеловечить Миссию в глазах аборигенов.
        - Я должна не только видеть это, но и понимать, что это означает, - сказала она, глядя на улицу. - Нет, даже не понимать. Чувствовать, Стив. Улавливать настроение.
        - Для этого вам придется стать такой, как они, потому что…
        - Посмотрите на их лица, - перебила Ксена.
        - Приблизительная оценка: сорок процентов радости, пятьдесят процентов любопытства, - ответил офицер. - От пяти до семи процентов - страх.
        - И еще около трех процентов…
        - Погрешность.
        - Это не погрешность, это и есть разница. То самое, от чего мы избавились за полторы тысячи лет. Или потеряли.
        Стив медленно отвернулся от окна и уставился на Ксену. В ответ она накрыла его руку ладонью и приподняла уголки губ:
        - О моем психическом здоровье не беспокойтесь. Лучше доложите, как идет выдача медикаментов.
        - Все препараты, производство которых может быть освоено земной фармакологией, уже переданы. Шесть наименований. Мы рассчитывали на большее.
        - Шесть неизлечимых недугов, - отрешенно кивнула Ксена. - Мы готовы избавить их еще от десятка, но без технологического прорыва это невозможно.
        - Их нельзя винить в отсталости. Они отстают по определению.
        - Разве я их виню? Я не виню, я сожалею.
        Стив убрал руку с сиденья и потер ее, словно проверил, не потрескалась ли кожа.
        - Если для вас это принципиально, - пробормотал он, - мы можем передать им и другие медикаменты. Вместе с технологиями. Новые знания, даже преждевременные, ничего не изменят.
        - Это очень странное заявление, Стив.
        - До старта на Викторию осталось немного. Ни один из наших препаратов на корабли не попадет: не настолько нам доверяют. А технологический прорыв и сопутствующие… нет, я бы сказал - вероятные катаклизмы начнутся, когда колонисты будут уже в пути.
        - Вот об этом я и речь. Не исключены катаклизмы.
        - Но только после старта, - недоуменно повторил Стив.
        - Послушайте, офицер. - Ксена вздохнула и снова отвернулась к окну. - Вам действительно безразлично, что кто-то из этих людей может быть вашим предком?
        - Более чем безразлично. К тому же, все наши предки входят в состав экспедиции. И еще одно: земные колонисты дали жизнь не только Колыбели, но и Сфере.
        - Упрек не по адресу, - возразила она. - Это мы разделились на два враждующих мира.
        - Нет, не мы. Когда потомки колонистов начинали территориальные споры, ни Сферы, ни Колыбели еще не было. Это они, колонисты, перенесли свои традиции на Землю-2. Испытывать к ним родственные чувства так же иррационально, как и к протобактериям, - заключил он.
        - Как вы сказали? Чувства? Родственные?
        Стиву на мгновение показалось, что Ксена улыбается, уже по-настоящему.
        - Я тоже нахожусь под влиянием среды, - неуверенно ответил он.
        - Так вот, почему вы стремитесь вернуться на борт «Колыбели»?
        - Путь вниз всегда легче. Однако двигаться по нему можно с разной скоростью. Либо сопротивляться, либо нет.
        - По-вашему, я опустилась ниже?
        - Этого я не говорил. Но… - Стив помялся - Ксена, для чего мы едем к Президенту? Кастель перелетел через весь океан, и до нас ему оставалось уже немного. Он бы и сам пришел.
        - Да, конечно. А если бы мы попросили его захватить туалетной бумаги, то Президент Единства прибыл бы на встречу с рулоном.
        - Ну и что?
        - Представьте себя на его месте.
        - Я вас категорически не понимаю!
        Ксена сняла очки, и Стив увидел, что она хмурится. На Колыбели такое выражение лица сочли бы неприличным.
        - Офицер, что мы написали у них в пустыне? Помните?
        - «Мы вам не враги».
        - И это правда: мы им не враги. Мы не должны оставлять за собой хаос и смерть только потому, что способны на это.
        - Вы посетовали, что наша помощь Земле ограничена рамками их собственных возможностей, а я сказал, что эти рамки сдерживают их, но не нас. Вот и все. Не вижу причин для того, чтобы намеренно причинять им вред.
        - Поэтому я не вызвала Президента на дом, а еду к нему сама.
        Ксена снова надела очки и стала неотличима от тех, кто собирался вдоль дороги. Мужчины и женщины, многие с детьми, продолжали выстраиваться на пути следования лимузина, будто получили сигнал о всеобщей мобилизации. Как ни старалась дорожная инспекция, все полосы были забиты, и машина едва двигалась. Ксена наблюдала за людьми, улавливая по мимике оттенки настроения. На борту корабля, при всех возможностях связи, столь плотный контакт был бы исключен.
        - Трайк тоже под контролем, - невпопад произнес офицер, и Ксена поняла, что в его сознании эти темы каким-то образом увязаны. - Но я не думаю, что нам следует ждать от Трайка чего-то неординарного. Полагаю, его поиски предков - это всего лишь… любопытство. Издержки акклиматизации.
        Ксена ухмыльнулась, но отвечать не захотела.
        - Этот поиск сам по себе не опасен. Поскольку предки у нас общие, - Стив пренебрежительно махнул за окно, - все мы в некоторой степени родственники. И то, что Трайк с Волковым генетически близки, ни о чем не говорит. Возможно, у меня или у вас обнаружится такое же сходство с половиной населения Сферы. Это не повод подозревать нас в измене.
        - Да, лучше сконцентрируйте внимание на Саблине, - перебила Ксена.
        - Мне казалось, он свою задачу выполнил.
        - А мне кажется, что бывший «Дантист» и сам не знает, какова его настоящая задача. Пока не знает, - подчеркнула Ксена.
        - Второй агент Сферы? - выдавил Стив. - Этой мыслью вы со мной еще не делились.
        - Это и не мысль. Скорее, ощущение. Саблин не похож на гражданина Сферы, но на Земле он тоже чужой.
        - Вы так думаете?
        - Я чувствую, - сказала Ксена.
        - Так вот, почему вы не сопротивлялись ассимиляции?
        - В том числе.
        - И насколько хорошо вам удается смотреть на мир глазами аборигенов?
        - Плохо удается. - Ксена поправила очки. - Но кое-что видно. В этой среде Саблин такое же инородное тело, как и Волков. Он был залегендирован так же грубо, в расчете на то, что мы его не упустим. Мы, разумеется, не упустили. Но, в отличие от Волкова, Дантист не демонстрировал своих связей с резидентурой Сферы.
        - Его поведение слишком безрассудно! - запротестовал Стив. - Я имею в виду, для разведчика. После автоаварии Дантист возвращался к нам на повторную реконструкцию. Без всяких гарантий, что мы дадим ему второе лицо, второй комплект документов и снова откажемся от глубокого сканирования памяти. Да и сама авария! Вы знакомились с протоколом?
        - Я его изучала. Водитель большегрузного автомобиля не нарушил правил, все случилось по вине Саблина. Похоже, он намеренно создал аварийную ситуацию. Любопытная деталь: в тот момент он уже был нами завербован и соответственно…
        - Симбионты! - крякнул Стив. - Дантисту пришлось преодолеть не только страх смерти, но и сопротивление симбионтов.
        - А это не каждому под силу, - закончила Ксена.
        - Мне не ясно, для чего второму агенту Сферы нужно было попадаться нам на глаза?
        - И второму, и третьему, и десятому, - монотонно проговорила она. - Корабль на орбите принадлежит Колыбели. У Сферы есть только один вариант: воспользоваться нашими средствами.
        - В таком случае, почему бы нам не вывернуть Дантиста наизнанку?
        - Все, что я привела, - не доказательства. Умопостроения, не более.
        - А что мы теряем?
        - Стив, мы это уже обсуждали. Самое простое, что приходит в голову, - допрос, не правда ли? Глупо надеяться, что на Сфере не предусмотрели такой возможности. Поэтому при насильственном проникновении в память агента мы рискуем потерять все.
        - Хорошо, тогда я предлагаю сканировать Волкова. Раз вы сделали вывод о том, что он фигура второстепенная.
        - Я? Сделала такой вывод? - удивилась Ксена.
        - Но мне показалось… - Стив осекся. - Нет, теперь мне кажется другое: нас заставляют выбирать.
        - Браво, офицер. Вы наконец-то уловили суть. Игра Сферы заключается в том, чтобы сдать нам несколько фиктивных исполнителей и вынудить искать среди них настоящего. Могу поспорить, что и Саблин, и Волков где-то на скрытых уровнях памяти хранят некие сведения о «Союзе» и «Аполло». При сканировании мы эту информацию легко получим. Или не очень легко, - добавила Ксена, подумав.
        - Мы ведь не обязаны принимать результаты допроса на веру? Мы можем их инвертировать. К Виктории стартует всего два корабля, выбор невелик. К тому же, если оба агента - фигуры второстепенные, то мне непонятно, чего вы боитесь.
        - А если я ошибаюсь? - Ксена попробовала улыбнуться, но у нее не вышло. - Или так: если под видом дезинформации нам откроют правду - в расчете на то, что мы ее… гм, как раз инвертируем? Выбор невелик, я согласна, но пятьдесят на пятьдесят - это не те шансы, ради которых мы сюда прибыли. С таким же успехом мы могли бы вообще не высаживаться на Земле, а дождаться колонистов у входа в Аномалию и наугад уничтожить один из кораблей.
        - Если Миссия исчерпает все другие возможности, мы так и поступим, - твердо сказал Стив. - И не говорите мне о шансах. Наша родина уже проиграла, и пятьдесят процентов против нуля - отличное соотношение. Кажется, это называется офицерской рулеткой?
        - Гусарской, Стив. На гусара вы совсем не похожи.
        - Когда мы отправились на Землю, я не знал и половины из того, что знали вы. Нетрудно догадаться, что на случай провала Миссии ваша инструкция предписывает произвольный выбор мишени. Для этого не нужно быть секретным агентом, достаточно окончить летное училище. Готовность к самоликвидации - необходимое качество для пилота. А наша задача легче: нам предстоит уничтожить лишь вероятных предков. Хотя, признаться, я все чаще размышляю о том, что со мной станет в случае исчезновения моих родителей. Психологическая блокировка уже почти не действует, поэтому… Ксена?.. - Стив подался вперед, чтобы увидеть ее лицо, но она порывисто отвернулась. - Ксена, что с вами?
        - Все в порядке, - глухо отозвалась она. - Секунду, офицер.
        «Айрикс, Ишер, Кирс, Тим, - мелькнуло, как чужое отражение. - Чья-то готовность к самоликвидации убила их всех, не оставила никого. Черное пятно на месте целого квартала».
        - По-моему, я вас расстроил. Но я полагал, что вы и сами отдаете себе отчет…
        Ксена подняла руку, требуя от него замолчать.
        «Расстроил» - как странно прозвучало это слово в салоне лимузина, едва ползущего по чужой планете на расстоянии десяти световых лет от Колыбели. В немыслимой дали от побежденной родины. Возможно, уже погибшей… Войну иногда называли вечной, хотя в названиях она не нуждалась: других войн Колыбель не знала. Нет, вечных войн не бывает. Однажды у кого-то просто кончаются силы, и за этим следует мир. Но мир - только для победителя.
        - Нет, - машинально произнесла Ксена. - Вы меня не расстроили, я в порядке. Действительно, аварийный вариант - ликвидация одного из кораблей с колонистами. При отсутствии каких-либо версий выбор производится на мое усмотрение. То есть, как левая нога пожелает. Но я не хотела бы доверять ей судьбы двух миров. До старта еще есть время. Даже начав с нуля, мы можем успеть. А у нас все-таки не нуль. У нас и Волков, и Саблин, и еще сотня человек на службе. Хороший материал.
        - Докладов пока нет, - мгновенно откликнулся офицер. - Вызвать Дантиста?
        - Да что вы все «Дантист» и «Дантист»?! И я за вами. Это у него в прошлом, теперь он Дмитрий Саблин. Нет, сейчас его вызывать не надо. Коллективный сеанс связи нам ни к чему, а они же все вместе, так?
        Стив торопливо раскрыл перед Ксеной терминал.
        - Та-ак, - удовлетворенно сказала она. - Дантист… гм… Дантист получил указание покинуть отряд Серого. Приказ проигнорирован, разумеется. Вот они.
        Черепичная крыша на мониторе потеряла фактуру и стала прозрачной. Под ней, в границах невидимых стен, лениво перемещались метки. Три ярких: Волков, Дантист, майор, и две побледнее: Владимир Серый со своей подругой. Оба последних индекса совпадали с тем, который стоял у Волкова, но агент Сферы напрасно думал, что это ему поможет. Система опознавания все лучше отличала донора от реципиентов. С каким бы количеством людей Волков ни поделился своими симбионтами, его персональная метка на радаре останется уникальной.
        - Прошу прощения, - подал голос Стив. - Мы подъезжаем.
        Ксена выключила терминал и зафиксировала прерванную мысль: «Саблин». Фактически Дантист ничего еще не сделал, свою задержку на базе у Серого он наверняка сумеет оправдать. Но все же это было первым открытым проявлением собственной воли, и значит, собственной программы. После стольких дней ожидания и позиционной войны - так это Ксена называла про себя, - один из агентов Сферы наконец-то начал действовать. Похоже, Дантисту был необходим личный контакт с Волковым. Препятствовать этому Ксена не собиралась, тем более, что они могли бы связаться и через майора, который с самого начала был явно ориентирован на противодействие Миссии.
        Ксена вдруг подумала, что встречу с Президентом Единства нужно бы перенести. Ближайшие два-три часа она с удовольствием провела бы у терминала. Она не сомневалась, что за разговором двух шпионов Сферы последуют какие-то события. Возможно, незримые, но в любом случае что-то изменится.
        Водитель распахнул дверь, и в салон ворвались приветственные крики. Вокруг московской резиденции Кастеля собралась настоящая толпа. Вероятно, в прессу просочилась информация о готовящейся встрече Президента с представителями Миссии. Люди заняли все газоны вокруг ограды, и у полиции едва хватало сил, чтобы держать свободными ворота на проезде к особняку.
        Как только Ксена вышла из машины, рев многократно усилился.
        В голосах - радость. Искренняя. На лицах - не счастье, но что-то близкое.
        «Что мы им дали? Шесть лекарственных препаратов. Хорошо, что не десять, иначе они погибли бы от восторга. Наблюдатели, годами изучавшие эту планету, оказались правы во всем, кроме одного. Они предсказывали сопротивление - самоотверженное, яростное, иррациональное. Возможно, губительное для самой Земли. Сопротивление как образ жизни. Где же оно? Чего не смогли учесть наблюдатели? Офицеров учили усмирять, но на месте выяснилось, что достаточно и простого подарка. Словно они попали не туда, куда отправлялись с Колыбели. Не на ту Землю, а на какую-то другую. Будто за время, проведенное ими в полете, здесь сдвинулось что-то фундаментальное, и возник дополнительный фактор, которого наблюдатели не заметили. Или уже не застали? Что-то совсем свежее, связанное с новейшей историей.
        Объединение, - осенило Ксену. - С момента объединения Земли не прошло и пяти лет. Не отсюда ли новое понимание родины? Какое-то новое отношение к собственной территории, странное для живого существа».
        Ей трудно было представить планету, разделенную на самостоятельные государства. Но именно с этого и начнут колонисты: они разорвут Землю-2 пополам. Они установят привычный, естественный для себя порядок - там, на новой родине. Люди никогда не жили вместе, судьба Колыбели и Сферы - тому подтверждение. Они упразднили границы здесь, чтобы воссоздать их на Земле-2.
        «Неужели и Колыбель, даже победившую, в будущем ожидает та же участь? На нашей планете нет ничего, что могло бы нас разделить, но опыт, тысячелетний опыт цивилизации подсказывает обратное».
        - Ксена? - встревожено произнес Стив. - Мне все-таки кажется, что ваше самочувствие не позволяет вам…
        - Идемте, нас ждет Президент.
        «Для того, чтобы в будущем у Колыбели было хоть что-то, сейчас мы должны победить».
        - И не забудьте про терминал, Стив. Прошу вас внимательно следить за объектами.
        - Я сразу доложу.
        - Постарайтесь не прерывать аудиенцию. За полчаса ничего не изменится.
        Ксена поднялась по широкой мраморной лестнице и, прежде чем войти в особняк, обернулась. Толпа восторженно взревела и замахала руками. Сняв очки, Ксена взглянула на водителя, но тот учтивым кивком ответил: «это подарок».
        Народ за забором не умолкал и после того, как представители Миссии скрылись в здании. Возможно, многие решили ждать окончания переговоров, хотя что за вопросы там буду решаться, никто не знал.
        Водитель вернулся на свое место и мягко, по-черепашьи, направил автомобиль в гараж. Крики толпы его раздражали: последний раз такое возбуждение он видел на премьере фильма с Алисой Майрон. Однако сейчас он доставил не звезд. Он привез к Президенту гадов.
        Лимузин объехал строение и нырнул под козырек подземной стоянки. Вырулив, шофер остановился и отошел за колонну.
        - На связи, господин генерал. Да, они внутри. Результат нулевой, я ничего не зафиксировал. Они не молчали, разговаривали всю дорогу, но… Да. Пара фраз о погоде, потом они подняли заглушку, и на этом запись прекратилась. Никаких данных, господин генерал. Помех тоже не было. Они… просто выключили нашу технику. Как всегда. Есть, - бросил напоследок шофер и, поправив крахмальный воротник, достал сигарету.
        На успех никто и не рассчитывал: записать гадов не удавалось ни разу, кроме тех случаев, когда они сами того хотели. Аппаратура выходила из строя либо на время, либо навсегда. Поврежденные приборы становились предметом исследований, но все это была мелочевка, перебирание бус из бутылочного стекла.
        Водитель отшвырнул неприкуренную сигарету.
        Он не помнил, где впервые услышал сравнение Земли с деревней дикарей, но сейчас ощутил это особенно остро: вот они - пляски с бубнами, и вот он - истребитель над головой.
        Сегодня был один из тех редких дней, когда офицер Госбеза чувствовал свое бессилие.

* * *
        - Не такая уж она и большая? - Майор взболтнул склянку и разлил спирт по стаканам, уже не впервые. - Накатим, друзья.
        - Что сделаем? - скривилась Катерина.
        - Ну выпьем, выпьем.
        - Ага «накатим» - это означает «выпьем, выпьем», да? То есть, выпьем два раза.
        Канунников пошевелил бровями.
        - В общем, да, - сказал он. - Так что накатим и накатим. И накатим, - добавил он, чуть поразмыслив.
        Диктор что-то пробормотал, словно бы в ответ. Катя, плюхаясь на диван, придавила пульт, и монитор включился, а выключать его не стали: пусть себе лопочет. На экране сменялись какие-то забавные планы - сначала показывали парад клоунов, потом двух новорожденных крокодильчиков. «Жизнь продолжается» - беззвучно внушал монитор, и спорить с этим было трудно. Однако отсюда, из маленького коттеджа с едва высохшими пятнами крови, эта теле-жизнь выглядела больной и нелепой.
        - Переключи, - попросил Николай, и внезапно оживился: - Вот она, красавица наша!
        Катерина посмотрела на экран. Ксена подходила к резиденции Кастеля.
        - Нашел красавицу, - фыркнула она. - Как из гроба встала.
        - Катюха, не ревнуй к гадам. Их и так бог наказал, дальше некуда. - Майор коротко взглянул на Андрея. - Ну не всех, может быть…
        Тот прожевал огурчик и пьяно хохотнул:
        - Фак двойные стандарты, Коля! Вы люди, а мы гады, так уж сложилось. Для вас что Колыбель, что Сфера - одна беда: чужаки. А если прилетишь к нам, то уже ты гадом окажешься. Но мы тебе этого в лицо не скажем, у нас воспитание другое.
        - Но в душе все равно подумаете, - уточнил Канунников.
        - Думают не в душе, а в голове, майор. Но вообще-то да, подумаем. Потому что тесто у нас с вами одно. Как его? Божья глина, а, Серый?
        - Оставь эти шутки, - мрачно проговорил Владимир. - И меня тоже. В покое. Оставь.
        Последние полчаса он молча сидел в углу и поигрывал тяжелым стаканом. Казалось, что Серый засыпает, - настолько он отгородился от мира. Еще недавно он вышагивал по комнате, и никакая сила не смогла бы его унять. Владимир дышал адреналином, он готов был сорваться и куда-то нестись, что-то делать… Потом он понял, что нестись уже некуда, а делать - нечего. Это произошло мгновенно: Серый остановился перед креслом, сел и замер. Теперь от него веяло апатией и сознанием собственной никчемности. Андрей тревожно поглядывал на пистолет у него под курткой: вздумай Серый застрелиться, никто и охнуть бы не успел.
        - А как там у вас? - невпопад произнесла Катерина.
        - У нас? - переспросил Андрей.
        - У вас, у вас, - размашисто закивала она. - На Сфере на вашей. Ты не рассказывал.
        - Я не смог бы. Меня так усиленно превращали в человека, - он прикоснулся стаканом ко лбу, - что почти превратили.
        - Ты ничего не помнишь?
        - Почему «ничего»? - возмутился он. - Я помню много. Вернее, не много, но достаточно. Вернее… не помню, а знаю. Понимаешь разницу?
        - Нет, - искренне ответила Катерина.
        - С историей у тебя плохо, это мы уже выяснили. Но все-таки: ты помнишь, что было в России в тысяча девятьсот семнадцатом году? Или в сорок первом.
        - Как я могу это помнить?! Меня тогда не было.
        - Но ты об этом знаешь?
        - Ну… знаю, конечно.
        - Вот и у меня так же. Знать - знаю, но про себя не помню.
        - Выходит, тебя тоже не было?
        - В смысле?
        - На Сфере тебя не было. Если ты ее не помнишь.
        Андрей озадаченно крякнул.
        - Пей, женщина. Накатывай.
        Катя сделала маленький глоток и хрустнула огурцом.
        - А кто ты там был? Военный? Разведчик?
        - В условиях войны это одно и то же.
        - Точно, - согласилась она. - А до войны? Ах, ну да, война у вас все время… И ты с самого детства?
        - Что «с детства»? - проскрежетал Андрей.
        - По этой дорожке шел. Учился, тренировался. Готовился, в общем, быть разведчиком.
        - Я ведь сказал: не помню. Меня даже физически изменили, чтобы я ничем не отличался от вас.
        - А вначале ты сильно отличался?
        - Я и сейчас отличаюсь. Но для вас это незаметно. Как симбионты в организме.
        - Зато заметно для них? - Девушка через плечо указала на монитор, и, хотя Ксена уже скрылась, Андрей кивнул:
        - Если как следует покопаются, они это обнаружат.
        - А с виду вроде и не пришелец, - сказала Катя. - Сколько в тебе от человека и сколько от гада?
        - Чем это измерить и как посчитать?! Поровну! Наверное.
        - А то остался бы, - вопросительно произнесла она. - У вас там война, и вообще. У нас лучше.
        - Я и не улетаю пока, что ты меня провожаешь?
        - Пойдешь работать к майору, - задумчиво продолжала Катерина.
        - С такой анкетой разве что полотером, - отрезал Канунников. - На мою протекцию не рассчитывай, я на пенсию скоро пойду. Поишачил, хватит. Ну-ка, погромче! - встрепенулся он. - Это про вас.
        Сюжет о перестрелке в лесу уже заканчивался. Напоследок ведущий сообщил, что «отрабатываются все версии, но основная - так называемые партизаны, которыми с этого дня спецслужбы займутся всерьез». И еще что-то в том же духе.
        - Убери это быстро, - процедил Владимир.
        Катя переключила программу.
        - Серый, а чем вы вообще занимались-то? - невинно поинтересовался Андрей. - Малевич хоть стены расписывал. Дурное это дело, но все-таки. А остальные? Ежедневно чистили оружие и распевали патриотические песни?
        Владимир вскочил, но тут же сел на место.
        - Эти вопросы ты должен не ему задавать, - вступился Канунников.
        - Кому же тогда? Тебе, что ли? А может, Ксене?
        Майор не ответил, лишь плеснул себе еще спирта, и это выглядело достаточно красноречиво.
        - Неправда! - воскликнула Катя. - Мы готовили акцию, и не одну. Теперь об этом можно, да, Серый? Теперь чего уж…
        - Акцию против Миссии? - не поверил Андрей. - Вы идиоты?! Во-первых, Миссия - это не сарай, который можно подпалить тихой ночью. Они рассредоточены по всей Земле. Во-вторых, если вам и удалось бы убить хоть одного гада… хоть одного члена Миссии, - поправился он, - то за каждого своего они бы уничтожили тысячу ваших.
        - Да не против Миссии, - нетерпеливо возразила Катерина. - Серый, можно, да? Я расскажу?
        - Кому - можно? Майору Госбеза или пришельцу из космоса? - простонал Владимир. - Охереть! Рассказывай.
        Катя сглотнула и по-девичьи огладила джинсы.
        - То, что с гадами воевать нельзя, было понятно с самого начала. Цель была и проще и сложнее: пробудить народ.
        - О-о-о!.. - болезненно произнес майор. - Ну-ну. Дальше.
        - Достучаться если не до мозгов, так до сердец. Понимаешь?
        - Нет, - признался Андрей. - Написать на стене матерное слово - это и есть «достучаться»? Или это - «пробудить»?
        - Люди просыпаются, только когда им больно, Катюха, - сказал Николай. - Некоторые вообще не просыпаются, так во сне и умирают. Давай-ка лучше я тебе расскажу. И про ваш отряд, и про некоторые другие. Зачем вы нужны были Миссии, и почему из вас толку не вышло.
        - Заткнись, майор, - выдавил Владимир.
        - Больно, - подхватила девушка, - это правильно. Так мы и хотели. Чтобы людям стало больно. Серый, ну почему ты молчишь?! Не хочешь, тогда я сама скажу. У нас есть напалм. Сумели достать. И еще я перешила жилет с кармашками…
        Канунников поперхнулся и отставил стакан.
        - Да вы что, уроды?! За такие планы на месте нужно… кол осиновый вам в сердце, - майор зашарил по животу, разыскивая не то пистолет, не то трубку. - А ты, батюшка недоделанный?! - крикнул он Владимиру. - Ты на что говнюков своих подбивал?
        - Не тебе меня судить! - взревел Серый. - Я-то ушел, я-то служить не смог. А ты?! Остался и служишь. Не погоны у тебя на плечах, майор, а прокладки запачканные. И кол в сердце - это тебе. А убивать мы никого не собирались. Кроме себя. Есть такая старинная забава, «живой факел» называется. Последний крик тех, кого не желают слушать.
        - Небось, на Красной площади? Нет, скорее на Охотном. Угадал? Ну коне-ечно! Столько мест для телекамер, да и вертолетам просторно. А на кого, кстати, жилеточка? Любопытно мне, под чей размер вы ее подгоняли.
        Владимир опустил голову.
        - Что значит «на кого»? - растерянно спросила Катерина. - На Серого. Он бы никому другому не позволил.
        Канунников по инерции набрал воздуха, но выдохнул и не найдя, что сказать, опрокинул в себя стакан.
        - Ребята… - всхлипнул он. - Что же вы такие дети? Подобные представления давным-давно потеряли смысл. Ну сжег бы ты себя, Серый, а репортеры все бы наизнанку вывернули. И в итоге вышло бы опять же на пользу Миссии, а не во вред. Они это умеют. Ксена, в частности. Волков не даст соврать. А, Волков? Так и есть. Вы просто не знаете, до какой степени гады контролируют то, что у нас происходит. Два десятка тварей, а кажется, что целый миллион.
        - Вот для этого и нужны были другие бойцы: чтобы акцию не заболтали в новостях, не покрыли слоем вранья. Кроме напалма у нас и взрывчатка есть, и еще… - Катя осеклась и застыла с раскрытым ртом. Еще шире открылись ее глаза.
        - Не стреляйте, друзья, - глумливо произнесли в соседней комнате.
        Видела мужчину пока только Катерина, Николай же с Владимиром узнали его по голосу, и Андрей сообразил, что это Дантист.
        - Наконец-то все в сборе. - Человек в рабочем халате вышел на середину и встал между диваном и креслом. - Привет, Волков. Много о тебе слышал. - Широко улыбнувшись, он взял со стола стакан и понюхал. - Плеснешь, майор?
        Андрей увидел, что правый рукав халата сожжен от кисти до локтя. Судя по лохмотьям, Дантист облился какой-то кислотой.
        - Уже заживает, - ответил тот. - Как на собаке, хех! Серый, погоди с пистолетом, я же просил. Дай выпить.
        - Это ты здесь бойню устроил?
        Дантист отдышался и кинул в рот огурчик.
        - Я, - сказал он.
        - Зачем?
        - Что за глупые вопросы! Майор, налей мне еще.
        Андрей хмуро покосился на левую руку Дантиста, которую тот не вынимал из кармана.
        - Все это время ты был в доме?
        - Ну да.
        - Африка, ты больной? - Владимир не демонстрировал свой пистолет, но было ясно, что оружие он держит на взводе. - На что ты рассчитываешь? На симбионтов? Пули в голову всяко достаточно. Почему же ты не ушел?
        - Выпить мне захотелось. Очень. А в подвале ничего подходящего нет. Там только… сами знаете, что там у нас.
        - Чем ты занимался все это время? - спросил Канунников, медленно поднимаясь из кресла.
        Ответа Андрей уже не услышал: время вдруг растянулось - натужно, как кусок резины. Лента мира распалась на отдельные кадры: Катерина первой поняла что-то ужасное и невозможное. Затем среагировал Серый: вся его воля сконцентрировалась в пальце на спусковом крючке. Николай успел протрезветь.
        Катя зажмурилась, майор окаменел в кресле, боек ударил по капсюлю.
        Дантист шевельнул рукой в кармане.

* * *
        - Ксена!!! - раздалось за дверью.
        Стив рвался в зал. Послышалась какая-то возня - не исключено, он пустил в ход оружие.
        Таким его Ксена не видела еще ни разу: щеки у офицера были пунцовыми. Открытый терминал он держал за крышку и был похож на провалившегося студента.
        Подскочив к столу, Стив на мгновение замер и доложил:
        - Объекты… все объекты прекратили существование.
        - Кто?
        - Все пятеро. Их больше нет.
        Ксена не шелохнулась, лишь прикрыла глаза.
        - Сожалею, господин Президент, но наш разговор придется перенести. Я сообщу.
        - Вы… - начал было Кастель.
        - Слышал, что тебе сказано, старик?! - гаркнул Стив.
        - О-хо-хо, офицер… - произнесла Ксена. - Вы совсем уже человек.
        Виктор Кастель поджал губы и с достоинством вышел.
        Стив грохнул по столу терминалом:
        - Они погибли. Это не потеря сигнала, я уже связался с кораблем. На орбите подтвердили.
        - Что они подтвердили? - бросила Ксена, впиваясь взглядом в экран.
        - Симбиотические системы распадаются. Все пять. Вернее, три. Две уже полностью утрачены.
        - Чьи?!
        - Дантист и Серый. Да и остальные… с ними тоже фактически покончено.
        Ксена положила руку на клавиатуру и напряглась так, что заскрипело кресло. На экране остались три метки, и они изменились, словно подавая сигнал бедствия. Так оно и было: организмы-носители оказались повреждены настолько, что симбионты не могли их восстановить. Кровь вытекала из разорванных тел, и заживлять там было уже нечего.
        - Сколько прошло времени? - спросила Ксена.
        - Полторы минуты.
        - Ну и какого черта?! - вскричала она. - Почему не сразу? Чего вы ждали, болван?!
        Стив отшатнулся и наконец-то пришел в себя.
        Ксена затребовала идентификацию меток, но для одной из систем даже это оказалось слишком сложной задачей. Волков и подруга Серого пока отвечали, но назвать их живыми было бы преувеличением. Всего лишь плоть. Еще не распавшаяся, но уже остывающая. Самое бледное из трех пятнышек погасло - майор Канунников ушел вслед за Саблиным и Владимиром.
        У Стива запищала трубка. Послушав, он сообщил:
        - Местные зафиксировали взрыв. Это то самое место. База Серого.
        - Где наш операционный блок?
        - По-прежнему на крейсере «Адмирал Мельник». Крейсер стоит в Брисбене.
        - Самым быстрым транспортом получится…
        - Около пяти часов, - отозвался офицер. - Это не считая времени на путь к аэродрому. На поляне военный самолет не сядет.
        - Тогда поднимайте челнок.
        - Челнок предназначен для аварийной эвакуации в случае катастрофы, или…
        - Без всяких «или», - отрезала Ксена. - Катастрофа у нас уже есть.
        Часть третья
        КРЕСТ НА СЕРДЦЕ
        А вдруг всё то, что ищем,
        Прямо где-то здесь смеется,
        Например - внутри зеркально-новогоднего фонарика…
        Е. Летов, «Вселенская большая любовь»
        - За помощью вы обратитесь к адвокату Мейстеру. Фамилию запоминать не нужно.
        - Интересно, как же я тогда?..
        - Он сам вас разыщет. Когда придет время.
        - А когда оно придет? И вообще, о чем вы?
        - Это неважно.
        - Мне начинает казаться, что в нашем разговоре я лишний.
        - Если вы присутствуете, значит, это необходимо.
        - Я не могу пошевелиться.
        - И не сможете, так лучше. Расслабьтесь. Ваша жена…
        - Что?! Не трогай ее! Слышишь, ты?!
        - Прекрасно вас слышу. Не бойтесь ни за себя, ни за Елену. Мы не причиним ей вреда. Сейчас она проходит аналогичную процедуру. Это не очень удобно, но совершенно безболезненно. Вам ведь не больно? Вы что-нибудь чувствуете?
        - Не знаю. Нет.
        Где-то рядом - словно бы удовлетворенный кивок. Совсем близко, но увидеть лицо невозможно: голова не поворачивается.
        - Итак, вы получаете свои инструкции, а Елена в данный момент получает свои. Как Мейстер и еще несколько человек.
        - Кто-кто?
        - Мейстер. Ваш будущий адвокат.
        - Я не собираюсь ни с кем судиться
        - Это произойдет независимо от вашего желания. После одного события отказаться от участия в процессе вам будет крайне затруднительно.
        - Почему?
        - Потому, что в зал суда вас будут водить под конвоем.
        - Я не преступник.
        - Придет время, и вы им станете.
        - Опять «придет время»! Да что это за время такое? Отпусти меня!
        - Вас никто не держит.
        - Но я не могу пошевелиться!
        - На сегодня хватит. Сейчас вы заснете, а когда проснетесь…
        - Да я и так сплю! Что, разве нет?
        - Хорошо, считайте, что видите меня во сне. Так легче воспринимать действительность.
        - Пошел ты знаешь, куда?!
        - Повторяю: когда вы проснетесь, вы почувствуете себя…
        Сверху наползла пелена, и все исчезло.

* * *
        - Вы понимаете, что они с вами сделали?
        - Что?! - Андрей дернулся с такой силой, что свело мышцы.
        - Это сравнимо с изнасилованием.
        - Не надо мне таких сравнений. Для мужчины они особенно неприятны.
        Андрей зевнул, и у него закружилась голова. Он снова вздрогнул, стукнулся затылком обо что-то умеренно жесткое и лишь после этого проснулся окончательно.
        Голос - женский, как будто знакомый - пропал, и вокруг не осталось ничего. Андрей чувствовал тепло - это все, что он мог бы сейчас о себе сказать. Ни звука, ни искры света. Его будто бы выключили, а потом запустили в аварийном режиме. Необходимый минимум: способность осознавать себя как разумное существо.
        В голове ворочалась каша из перепутанных сновидений.
        - Эй?..
        - Да, я здесь, Волков. Впрочем, не знаю, можно ли вас теперь так называть.
        - Да хоть горшком. Кто вы? Где?
        - Здесь, здесь. - Хороший голос, как у врача.
        - Я вас не вижу.
        - Попробуйте открыть глаза.
        - Ах вот оно что… - Андрей хотел засмеяться, но вместо этого кашлянул. Над лицом нависал серый свод. Он согнул руку, и пальцы уперлись в тот же потолок: теплый, невыносимо близкий. Поверхность была матовая, но кое-что сквозь нее все же проглядывало. Какой-то хрупкий силуэт. Не блондинка однозначно.
        - Вы, как ни странно, живы, - сказала женщина. - Первое время это оставалось под сомнением, потом все определилось: вас сочли мертвым даже симбионты. Но… внутренние резервы человеческого организма ужасающи. Хотя то, что от вас осталось после взрыва, считать организмом было невозможно.
        - Ксена?..
        - Да, это я.
        - Не понимаю, о чем вы. Не помню.
        - Все восстановится. Вы проведете в камере еще сутки или чуть больше. Не нужно беспокоиться, это совсем не та камера, о которой вы подумали.
        - Ничего я не подумал. Не до этого мне как-то. - Андрей вдруг почувствовал смертельную усталость.
        - Вот и поспите.
        - Мне показалось, или вы действительно назвали меня человеком? - спохватился он.
        Ксена не ответила.

* * *
        - Опять ты?!
        - Мы же с вами договорились: вы видите меня во сне.
        - Я хотел сказать, что ты снова мне снишься.
        - Если вы не будете отвлекаться, я доведу до вашего сведения то, что вам необходимо знать. На расстоянии семи световых лет от Солнца ваши астрономы обнаружат новую звезду. Ее назовут Викторией.
        - Вот сразу же поймал! - неизвестно чему обрадовался Андрей. - Семь световых лет - это слишком близко, на таком расстоянии ничего нового найти нельзя.
        - Я сказал «обнаружат», но я не говорил, что Виктория находится именно там. Звезду увидят сквозь линзу Аномалии. Однако это не то, что я собираюсь вам сообщить. В настоящее время между потомками колонистов, заселивших планету в системе Виктории, идет война.
        - Я видел. В кино.
        Андрей почувствовал резкую боль в макушке. Впрочем, боль сразу прошла, и он уже не был уверен, что действительно ее испытывал.
        - Это что было? Наказание?
        - Нет. Как вы оцениваете войну? - спросил невидимый собеседник.
        - Война… Война с большой буквы.
        Теперь Андрей не просто верил, он о ней знал. Не ведая, кто с кем и за что бьется, он, тем не менее, отчетливо представлял масштаб, сроки и цену победы.
        «Сфера и Колыбель, - отозвалось в мозгу. - Два новых мира, колонизированных после того, как на Земле-2 началось глобальное противостояние».
        Андрей утратил способность к сопротивлению, и островок информации посреди хаоса стал превращаться в континент. Ничто не связывало эти знания с его личным опытом, однако то, что он постигал, было несомненно, и чем дальше отодвигались границы, тем ближе для Андрея становилась чужая история.
        - Вы уже освоили значительный массив информации, - прокомментировал собеседник.
        - Насколько значительный? Мегабайт? Гигабайт? Больше?
        - Юмор - это хорошо. Продолжайте шутить и говорите, что вам непонятно.
        - А ты, значит, будешь мне объяснять?
        - Я снимаю конфликты на сознательном уровне.
        - А на бессознательном? Продолжаешь пичкать меня данными?
        - Мы укладываем в вашу память то, что вам понадобится. Пласт за пластом - все то, что вы должны будете вспомнить, когда придет время.
        - Опять «придет время»… Ты меня программируешь?!
        - Хотите быть избранным?
        - Нет! - отрезал Андрей.
        - Не возражайте, этого хотят все. Но все нам не нужны, мы выбрали тех, кто нам подходит.
        - Ну и что дальше?
        - Узнаете из следующего массива, а пока хватит.
        - Долго ты меня собираешься вот так вот… гипнотизировать?
        - Все наши контакты уложились в пятьдесят одну секунду, и они в некотором роде уже окончены.
        - Пятьдесят секунд! - с сарказмом произнес Андрей.
        - В данный момент вы находитесь в парке. Вы с супругой сидите на скамейке возле фонтана. Елена читает книгу, а вы рассматриваете стоящую поблизости женщину.
        - У нее что, юбка задралась?
        - Когда вы встретите ее вновь, вы сразу позвоните Алексею Монахову.
        - Лехе?! А откуда вы по него… И вообще при чем тут Леха? Да мы с ним лет пять не виделись!
        - Монахов приготовил для вас двадцать шесть килограмм пластита.
        Наверное, Андрей должен был испугаться, но он вспомнил, что это лишь сон.
        - Двадцать шесть килограмм? Ни хрена себе… И что будем рвать?
        - Пассажирское судно «Данциг». Подробности будут позже.
        - После рекламной паузы? - передразнил Андрей.
        - Когда вы проснетесь, вы почувствуете себя…
        На этом все оборвалось.

* * *
        Андрей не мог понять, откуда приходят эти сны. Он испытывал стойкое дежа вю, словно все эти разговоры уже где-то были и сейчас постепенно восстанавливались в памяти, как что-то реально пережитое. Тот, кто истязал его этими беседами, ссылался на скамейку у фонтана. Якобы жена читала книгу, а Андрей сидел рядом… Это могло быть тысячу раз. Вроде, он еще засмотрелся на какую-то девушку. Почему бы нет? Он должен был ее запомнить и, встретив снова… Что?
        Приступить к действиям.
        Не открывая глаз, он поднял руку, но пальцы, против ожиданий, ничего не нащупали. Полупрозрачный колпак исчез, Андрей лежал на обычной кровати. Окон в каюте не было. Качки не ощущалось, но Андрей, тем не менее, решил, что он на корабле, почему - он даже не задумался. Просто понял это, как люди понимают, что они голодны.
        Кстати, есть не хотелось совершенно.
        Ни тапочек, ни одежды Андрей не нашел, зато на стене, возле запертой - можно не проверять, - двери висело большое зеркало. Ступая мягко и непривычно, Андрей к нему приблизился и включил боковые светильники.
        И как будто вернулся в сон.
        Лицо оказалось и знакомым, и незнакомым. Его собственное лицо, которое у него было всю жизнь, до самой вербовки. Знакомое, конечно. Идеально выбритое. Андрей вновь обернулся на кровать и попробовал оценить, сколько времени он провел в беспамятстве. Как минимум, несколько суток. Достаточно, чтобы появилась щетина, даже если человек находится в коме.
        Андрей пощупал горло и подбородок. Полное отсутствие растительности почему-то продолжало его тревожить. Даже под носом кожа была абсолютно гладкой, хотя усы у него пробивались в первую очередь. А сейчас это смахивало на перманентную эпиляцию. Надо бы радоваться: избавился от главной мужской мороки. Но усы… Иногда он размышлял, не отпустить ли ему усы, и вот теперь, выходит, вопрос был снят навсегда.
        Пальцы, продолжавшие гладить кожу, вдруг на что-то наткнулись, на какое-то слабое сопротивление. Андрей подался к зеркалу и обнаружил над верхней губой темную полоску.
        Усы у него росли. С невидимой, но осязаемой скоростью. Нечеловечески быстро.
        Андрей отвел от зеркала взгляд - ненадолго, лишь на мгновение, - а когда посмотрел на себя снова, сомнений не осталось: это была трехдневная щетина. Еще пара минут, и надо будет подравнивать.
        «Что за бред! Зачем мне усы?»
        Губа зачесалась, и Андрей случайно смахнул с лица волоски. Ну вот и побрился…
        Он машинально отряхнул плечи - свои родные, а не того мачо, которого из него слепили в Миссии, - и наткнулся взглядом на крест.
        Черный крест на сердце, далеко не стильная, но качественная наколка, сделанная им в пересыльной тюрьме.
        Андрей накрыл татуировку ладонью и зажмурился.
        - Медитируете? - Ксена прихлопнула дверь и, убрав магнитную карту в задний карман, встала рядом у зеркала. На ней были кремовые брюки и такая же водолазка.
        - Это корабль, - уверенно произнес Андрей.
        - Знакомый вам «Адмирал Мельник», - подтвердила она.
        - А вы все бледнеете.
        Ксена равнодушно осмотрела себя в зеркале и заметила, что он держится за грудь.
        - На Земле принято закрывать не это, - сказала она.
        Андрей опустил голову, увидел то, что должен был увидеть, и прикрылся.
        - Так и будете стоять в позе Венеры?
        - Венера вообще без рук, - буркнул он. - Вы бы дали мне какую-нибудь одежду, я бы и не отсвечивал.
        - Никто не рассчитывал, что вы поднимитесь так скоро. Пока можете завернуться в простынь.
        Удивившись, как это он не догадался сам, Андрей соорудил себе что-то условно-античное.
        Ксена заметила, что свободный конец полотна он закидывает на левое плечо.
        - Татуировка вас беспокоит? - спросила она. - Если хотите, мы постараемся ее убрать, но… если бы вы этого действительно хотели, ее бы у вас уже не было.
        - Не понимаю.
        Ксена присела на кровать.
        - Когда вас доставили на крейсер, вы весили двадцать шесть килограмм и умещались в двух ящиках со льдом.
        - Двадцать шесть… - прошептал Андрей, опускаясь рядом.
        - Голова, шея, остатки плечевого пояса. Немного внутренних органов: кишечник, часть легких и еще по мелочам.
        Андрей боязливо взялся за пах.
        - Чтобы собрать больше, потребовалось бы значительно время, - сказала Ксена. - К тому же, не все фрагменты удалось идентифицировать на месте. Когда в эпицентре взрыва оказываются пять разных тел… В общем, на борт «Адмирала Мельника» вы прибыли…
        - В двух коробках, - перебил он. - Подробности мне интересны, но только не такие. Если от меня осталась одна голова…
        - Лицо было полностью сожжено, - вставила Ксена.
        Андрей снова себя ощупал.
        - Вот же… бл-ля.
        - Не вся ваша кровь успела свернуться, кое-что мы заморозили. Соответственно, не все ваши симбионты погибли. Они-то вас и восстановили, точнее - вырастили заново. Был риск, что в контейнеры попадут фрагменты, принадлежащие не вам, и симбионты не смогут разделить генотипы. Но они справились. Хотя признаться, в вашем случае даже медицина Колыбели, - Ксена сделала едва заметную паузу, - или Сферы была бы бессильна. Эффективность симбиотической системы превзошла все ожидания. Разумеется, наши усилия были направлены не на оживление мертвой плоти, а на поддержку симбионтов.
        - То есть, на основе генной информации они построили мне новое тело?
        - Совершенно верно. Но и это еще не самая большая удача. Главное, что симбионты реанимировали ваш мозг. Структурно он уцелел: возможно, голова ударилась о кресло или упала на диван. После того, как отделилась от туловища, - добавила Ксена.
        - Да уж, везуха…
        - Сейчас ваше тело полностью функционально, и тут вопросов нет. Кроме одного.
        - Крест, - угадал Андрей. - Татуировка не может быть занесена в генокод.
        - Она у вас появилась не сразу, а возникла позже, когда стала нарастать церебральная активность. Симбионты извлекли татуировку из вашей памяти. Мы провели анализ: это не тушь, а естественная пигментация кожи.
        - Значит, я стал немножко негром. - Он пошаркал пятками по полу.
        - Дело в другом. Татуировка исчезнет сразу, как только вы этого захотите.
        Андрей почувствовал, что у него на спине поднимаются волосы.
        - Вот это реакция! - пробормотала Ксена.
        - Что? Что такое?.. - он дернулся в сторону зеркала.
        - Нет-нет, успокойтесь, все в порядке. Успокойтесь! - Она схватила его за руку и усадила обратно на кровать. - Любопытно, весьма любопытно… Вам придется следить за своими эмоциями. А в остальном… ничего страшного.
        - Что случилось?
        - Сейчас вы… как говорят, переменились в лице.
        Андрей помолчал, подавленно глядя в пол.
        - Насколько переменился? - спросил он.
        - Значительно, - ответила Ксена так же осторожно. - Вас действительно встревожило известие о… сверхпластичности вашего организма?
        - Сверхпластичность. - Он оценил слово на слух. - Звучит положительно. Мне следует радоваться?
        - Не знаю. Опыт с усами вас напугал? Но в этом, кажется, нет ничего опасного.
        - Вы видели?
        - Нечто подобное с вами уже было, когда вы лежали без сознания. И не только это. У вас появился целый ряд дополнительных способностей. Вернее, не у вас, а у вашего организма. Теперь вы должны научиться их контролировать.
        - А конкретней? Что за способности?
        - Не сразу, Волков. Сначала привыкните к тому, что уже знаете. Мне придется пояснить. - Ксена закинула ногу на ногу.
        Андрей подумал, что Коля Канунников на ее месте непременно бы закурил, а то и глотнул бы из припасенной фляжечки.
        - Дело в том, что вас восстанавливали симбионты, я уже говорила, - продолжала она. - То, что привезли на крейсер, ни один медик не назвал бы даже органами. Мы были вынуждены полностью довериться симбионтам, ничего другого нам не оставалось. И они выстроили вас заново - по спецификации, заложенной в ваших генах. Но это еще не все. Они вас модифицировали.
        - Что?!
        - Они сделали вас лучше. Я сомневаюсь, что вы научитесь летать, как птица, или видеть сквозь стены, но ваша выживаемость и ваше владение телом - пока, правда, неосознанное, - не идут ни в какое сравнение с человеческими.
        - Ксена, эти ваши симбионты… вы ведь сами о них почти ничего не знаете?
        - У нас не было времени. Отправляя Миссию, Колыбель собирала все, что могла. В том числе, передовую разработку биомехаников, которая не успела пройти масштабных испытаний. Автономная квазиинтеллектуальная симбиотическая система. Полное название выглядит длиннее: самоорганизующаяся, самообучающаяся… и что-то еще. Цель системы - заботиться о носителе. Кажется, она и так постепенно перестраивала ваш организм. Но когда у нее появился шанс исправить все и сразу…
        - Она сделала это, - глухо закончил Андрей.
        - Сообразуясь с собственным пониманием блага и целесообразности, - ответила Ксена. - Симбионты не причинили вам вреда. Если бы ни они, вас бы не было в живых. А новые способности… В конце концов, вы можете ими не пользоваться. Выбор за вами.
        - Так… - Он встал и снова подошел к зеркалу. - Ну и?..
        - Я не знаю, насколько отодвинулся ваш горизонт. Мне остается лишь повторить, что теперь ваше тело подчиняется вашим желаниям в большей степени, чем раньше.
        Не отрывая взгляда от зеркала, Андрей поднял руку и сжал кулак. Ксена молча смотрела ему в спину, словно тоже чего-то ожидая.
        - Спортсмен-обаяшка, - хмыкнул Андрей.
        - Вот она, причина, - отозвалась Ксена. - Когда вы согласились с нами сотрудничать, мы изменили ваш облик. Он был хорош, но вы относились к нему негативно. На стадии формирования скелета симбионты слушались нас.
        - Ну ясно. Это то же ваша система.
        - Теперь ваша, Волков. При первых проявлениях церебральной активности, когда ваш мозг еще не включился, но уже ожил, программа восстановления изменилась. Вы подсознательно хотели вернуть себе прежнее тело. Его вы и получили. А потом и татуировку.
        - Выходит, я могу управлять даже цветом кожи? - Он подошел к постели и встал напротив Ксены.
        - Хотите себя разукрасить? Волков, ваше отношение к себе слишком наивно. Садитесь, не маячьте. За нами наблюдают, не вынуждайте моих коллег нервничать.
        - Миссия меня боится? Я… действительно опасен? Я настолько изменился?
        - Вы уверены, что вам это нужно узнать прямо сейчас? - Ксена посмотрела на потолок, туда, где работала одна из камер. - Перечислить все ваши способности - это то же самое, что описать все формы теплого воска. Бессмысленное занятие. Понять, что вы собой представляете, я смогу лишь после того, как будет найден предел ваших возможностей. Несомненно, он есть и у вас, но пока мы его не нашли. - Она взглянула Андрею в глаза. - Желаете конкретики? Пожалуйста. Абсолютная сопротивляемость всем известным вирусам. Фантастическая способность к регенерации. Все это слова, да? Хорошо, вот вам пример. Во сне, когда обменные процессы замедляются, вы можете обходиться без легочного дыхания.
        - Чего?
        - Не дышать, Волков. Ни носом, ни ртом. Покровное дыхание присуще всем людям, но оно не заменяет основного. У людей. А вы при достаточной концентрации кислорода умеете дышать кожей. Как насекомое. Совсем без кислорода вы обходиться не можете - это и есть одна из искомых границ. И значит, один способ лишить вас жизни нам уже известен, - заключила Ксена.
        - Как насекомое… - прошептал Андрей.
        - Вы не рады?
        - Я?!
        - Вдумайтесь: это не уродство, это благо. Дополнительная степень свободы.
        - А-а… другие степени… свободы, - с трудом выговорил Андрей. - Они такие же?
        - Какие?
        - Не человеческие.
        Ксена пожала плечами:
        - Они все нацелены на повышение вашей выживаемости, я предупреждала.
        - Насекомое! - с ужасом повторил Андрей.
        - Покровного дыхания вам хватает только во сне, - сказала она. - Попробуйте не дышать сейчас, и вы убедитесь, что это невозможно. Хотя продержаться без кислорода вы способны дольше, чем кто-либо из людей.
        - Я стану отличным ныряльщиком, - кисло улыбнулся он.
        - Не только. Пловец из вас тоже был бы… - Ксена запнулась и поправила волосы. - В прошлый раз вы спрашивали о своих снах.
        - Меняете тему? Тонко, - с сарказмом сказал Андрей. - Вы упорно называете меня человеком, и я уже понял, что это не случайно.
        - Вы и есть человек. Сфера нас переиграла.
        - То, что мне грезится, - правда?
        - В некоторой степени. Разговора, который прокручивается в ваших снах, скорее всего не было. Это лишь интерпретация. Вы на сознательном уровне осваиваете некую мнемопрограмму, принудительно внедренную в вашу память. Сновидения, которые вас посещают, можно сравнить с кругами на воде: это видимая реакция на брошенный и уже скрывшийся под поверхностью камень.
        - Скажи-ите, какая поэтика, - пробормотал Андрей.
        - Мы тоже прошли курс погружения, иначе я не знала бы русского языка. Но наши программы помогают нам ориентироваться на Земле, и не более. А ваша - управляет. Управляла раньше, - поправилась Ксена. - На Сфере далеко продвинулись в мнемокодировании, и я, признаться, ожидала чего-то подобного… но я не рассчитывала, что ваш курс будет настолько глубок. И уж конечно я не думала, что они это сделают с гражданином Земли. Взять обычного человека и внушить ему, что он солдат Сферы, живущий под легендой… поменять местами воспоминания подлинные и наведенные… заставить его верить, что он сражается за свою родину, в то время, как он не знает ни одного географического названия.
        Андрей растерянно пожевал губами.
        - Ни одного, - подтвердил он. - Зато теперь Данциг и Шиашир перестали быть для меня пустыми звуками.
        - Паром «Данциг» потопили вы, и это реальность. Мотивы суду почти безразличны, но вы действовали неосознанно, в тот момент вы не принадлежали себе. Формально вы убийца, но я склонна считать, что ваша совесть чиста. Если для вас это имеет какое-то значение.
        - Между прочим, пять лет я уже отсидел. Кто бы ни околачивался в одиночке «Каменного Чертога» - я, или не совсем я, или даже совсем не я… - Андрей покачал головой. - Все это так далеко… Не знаю, хватит ли мне жизни, чтобы разобраться в себе до конца.
        - Боюсь, столько времени у вас нет, - осторожно произнесла Ксена. - Мне хотелось бы знать, какие чувства вы испытываете к Сфере сейчас.
        - Ах вот оно что! Ойо! - Андрей вскочил, раскинул руки и пошел по каюте вприсядку. Простынь при этом распахнулась, но ему было наплевать. - Мотивация от противного, да? - спросил он, останавливаясь. - Смотри, мол, Андрюха, что за гниды населяют Сферу. А мы не такие! Поэтому давай-ка, дружок, в наш теплый кружок, как говорили на пересылке всякие маргинальные личности.
        - Вы имеете в виду тех, кто спит под нарами?
        - Какая поразительная осведомленность!
        - Степень моего погружения в вашу среду довольно высока, иначе я не могла бы адекватно воспринимать ни вас, ни ваш мир, - спокойно ответила Ксена. Матросские танцы ее нисколько не впечатлили. - Я повторяю, Волков: то, что сделали с вами представители Сферы, на мой взгляд гораздо хуже физического насилия. Они надругались над вашим сознанием. Вывернули вашу личность наизнанку, заставили ее служить слепо и рефлекторно, как мышцу, не обладающую собственной волей. Если вы помните первую встречу со Стивом, то условия вашего выбора тоже были жесткими. Разумеется. Но самого выбора мы у вас не отнимали. Вы могли вернуться в камеру. Понимаете? Вы могли вернуться в свою камеру, - медленно и внятно повторила Ксена. - И мы бы не стали применять к вам физическую силу. А посланец Сферы, занимавшийся вашей подготовкой… Когда я говорю, что он вас изнасиловал, это не кажется мне преувеличением.
        - Ну а вы что сделали?! Не со мной лично, а со всей планетой. Вы мою родину изнасиловали. Миссия поставила на колени не отдельного человека, а всю Землю. И этого забыть нельзя.
        - Но у нас нет другого выхода.
        - А ни у кого нет! - взорвался Андрей. - Ни у вас, ни у Сферы, ни у старого кретина Кастеля. Ни у кого нет выхода, у всех только входы, мать вашу!
        - Это значит, что вы оправдываете Сферу в ее действиях?
        - Это значит, - Андрей понизил голос, - что я ненавижу любых гадов, независимо от их места проживания и температуры тела. И Колыбель, и Сферу. Ненавижу вас поровну. Вы одинаково виноваты в том, что решаете свои проблемы здесь, на Земле. Убейте друг друга и сдохните сами, это ваше право. Но при чем тут мы? Мы дали вам жизнь, обоим вашим мирам. Вы распорядились ею, как сумели.
        - Отличная речь, Волков. - Все это время Ксена не шевелилась, лишь следила взглядом за его нервными передвижениями. - Пафос убедительней логики. На Земле, - уточнила она. - Но если оставить в покое барабаны и горны, то какое зло мы принесли вашей планете? Лекарства от шести неизлечимых заболеваний.
        - Унижение!
        - В этом вы всегда преуспевали и сами. И я просила обойтись без манифестов. Ну что же вы? Продолжайте перечислять. Нечего? Скажу больше: мы настолько бережно относимся к вашей среде, что лет через сто, а может, и раньше, Миссия превратится в легенду. На Земле не останется никаких доказательств нашего присутствия. Кварцевую плиту в пустыне мы разрушим, а других следов нет. Наши медикаменты?.. Вы удивитесь, насколько быстро у них найдутся местные «разработчики». Миссию забудут не сразу, но уже очень скоро наш визит обрастет таким количеством фантазий, что трезвый человек не сможет воспринимать это всерьез. Мы превратимся в вымышленных героев. Вы ведь прошли курс, вы знаете, что такое история и что такое память поколений.
        - Вот именно. Я прошел курс, и я прекрасно понимаю, какими средствами вы намерены добиться победы. На Земле-2 сядет только один корабль - либо «Союз», либо «Аполло». Второй погибнет в пути. Для Земли это вроде и не потеря: все равно колонисты отбыли навсегда. Но… это триста человек.
        - И вы действительно меня осуждаете за намерение спасти свой мир ценой трехсот чужих жизней? - не поверила Ксена. - Вы, убивший полтысячи сограждан?
        - Шестьсот - больше, чем триста, но эта арифметика аморальна, когда идет речь о людях. Я убил, да… По воле некоего начальника со Сферы. Вы - такой же начальник, как и он, только с Колыбели. Такое же говно.
        Ксена поднялась и медленно направилась к выходу.
        - Вам нужно отдохнуть, - сказала она. - Вы снова кидаетесь в патетику, тогда как речь идет о вопросе простом и утилитарном. Пытаетесь меня переубедить? Вы? Это свидетельствует лишь о крайнем переутомлении. Меня переубедить нельзя, Волков. А вас - можно.
        - Вы и теперь готовы оставить мне право выбора? - усмехнулся Андрей.
        Ксена задержалась у двери.
        - Теперь, - произнесла она с ударением, - вы слишком ценный материал. Даже мертвый вы представляете огромный интерес для нашей армии.
        - Армия?! Какая еще армия, если Миссия собирается предотвратить войну?
        - Неизвестно, в какой мир мы вернемся. - Она достала магнитную карточку.
        - Секунду! - Андрей протянул к ней руку.
        Ксена, хоть и находилась на расстоянии, инстинктивно шагнула назад. Андрей осмотрелся и, обнаружив в каюте крошечный стеклянный зрачок, показал ему пустые ладони.
        - Только вопрос, - сказал он негромко.
        - Задавайте, - кивнула Ксена.
        - Судите сами: если ваша Миссия смогла бы изменить историю колонизации, если Земля-2 в итоге не распалась бы на враждующие государства, если война между Колыбелью и Сферой никогда бы не началась… - Он сделал паузу. - Пропала бы сама причина, по которой вас сюда направили.
        Ксена разочарованно вздохнула:
        - Ваши выводы опираются на обратную связь между событиями. Почему вы решили, что обратная связь существует?
        - Человек, убивший в прошлом своих родителей, не сможет появиться на свет. А значит, не сможет и убить своих родителей. Вообразите, что задача выполнена: второй корабль уничтожен, до системы Виктории добрались только ваши предки. Они заселили Землю-2, а потом и Колыбель со Сферой. Все три планеты живут в мире и согласии, войны нет. Теперь ответьте: за каким хреном ваше правительство послало сюда Миссию? Какой «второй корабль» вам приказано расстрелять, когда его не было изначально?
        - Мне-то ответ известен. А вам?
        - Успех Миссии отменил бы само ее существование. Вывод: успеха вы не добились, Ксена.
        - Это линейная логика, Волков. В данном случае она неуместна.
        - Ну тогда объясните.
        - Не могу. Но я точно знаю, что каждый парадокс основан на логической ошибке.
        - А если ошибаетесь как раз вы?
        Ксена открыла дверь и вышла в коридор.
        - Вот и проверим, - сказала она. - Ждать осталось не долго. А пока отдыхайте.
        Прежде чем улечься в постель, Андрей сделал суетливый круг по комнате. На глаза вновь попалось зеркало - большое, освещенное боковыми плафонами, - но Андрей торопливо отвернулся. Свое лицо он знал и так, расставание с ним оказалось недолгим, а что-либо новое… вот этого Андрею увидеть и не хотелось бы.
        В мозгу теснилось множество планов побега, однако все они в ближайшей перспективе натыкались на невозможность выбраться с крейсера. Андрей отчего-то был уверен, что «Адмирал Мельник» находится в море, а значит, путь отсюда - только по воздуху. Но если и удастся уломать пилота, вертолет - это слишком громко для побега.
        И вообще, сейчас его занимало другое. Собственное прошлое интересовало Андрея куда больше, чем будущее. И вопросы - тысячи вопросов без ответа - не давали ему покоя.
        Загрузка. Все, что он понял о себе, все, что он вспомнил, было лишь кодом в памяти. Длинным, надо полагать, кодом. Здоровенным. Ну да, тот бесплотный ублюдок, что являлся во сне, об этом и говорил. Вот же черт! Почему - являлся? Он и сейчас является, и будет являться, пока подсознание не исторгнет все, что в него вколотили. Пока сознание не примет этот всплывающий со дна ком и не расплетет его до последней нити. Сколько же там еще прячется, какова общая емкость памяти? Больше, чем нужно. Даже рассказ Ксены о том, как его доставили на корабль, волновал Андрея не настолько. Ну привезли в двух контейнерах голову с кишками и сбросили все это в ванну с бульоном…
        Он согнул правую ногу, пошевелил пальцами. Потом левую.
        Ничего особенного, можно сказать. Подлечили. На то она и медицина. А вот мозги… Да лучше бы их на стену вынесло, чем вот так: в двадцатый раз вспомнить, что предыдущие воспоминания недействительны.
        Андрей вышел на середину каюты и, обращаясь сразу ко всем - к шестнадцати микрофонам и восьми телекамерам, - заорал:
        - Так кто же я, суки рваные?!! Кто я на самом деле? Вот он, человеческий вопрос!

* * *
        - Теперь я точно знаю, что ты мне снишься.
        - Возражений нет. Я вам снюсь.
        Голос звучал ровно, но не монотонно, он принадлежал живому существу.
        Андрей попробовал шевельнуться, но у него вновь не получилось. В этот раз что-то его не на шутку тревожило. Какое-то новое ощущение.
        - Среда, в которой вы находитесь, остается неизменной, - откликнулся на его мысли по-прежнему невидимый собеседник. - Меняетесь вы, а не она.
        - Что значит - меняюсь? Насколько?
        - Неуловимо. Ровно настолько, чтобы это обнаружили наши коллеги с Колыбели. Ни окружающие вас люди, ни вы сами замечать этого не будете. До тех пор, пока не придет ваше время.
        - Коллеги с Колыбели? - насторожился Андрей. - Что еще за коллеги? А сам ты… а, кажется, понятно.
        - Хорошо, что понятно. Вы будете представлять на Земле интересы Сферы. Собственно, интерес у нас лишь один: чтобы посланцы Колыбели не смогли добиться своей цели.
        - Может, вы сами с ними разберетесь, а меня оставите в покое?
        - Вы и так находитесь в состоянии полного покоя. И будете в нем находиться еще тридцать секунд. Потом ваша супруга дочитает книгу, вы покинете скамейку и пойдете домой.
        - Я спросил, почему ты втягиваешь в это дело меня.
        - О, не только, не только. Нам неизвестно, как будут развиваться события, какой путь изберет Колыбель. Но возможные сценарии мы просчитать способны. Их много, и вам не обязательно знать обо всех.
        - У тебя плохо со слухом. Я спросил: почему я? То есть… почему - мы, люди?
        - В данный момент у меня вообще нет слуха, на уровне нашего взаимодействия он отсутствует. Но на вопрос отвечу. Вы - потому что больше некому. Колыбель намеревается изменить ход истории. Подобных прецедентов еще не было, и к каким последствиям приведет этот, не знаем ни мы, ни они. Возможно, все население обоих миров исчезнет, как следствие упраздненной причины. Но Колыбель тем не менее решится на этот шаг.
        - Ты уверен?
        - Мы на их месте сделали бы то же самое. Когда нечего терять, используешь любую возможность. Это свойство всего живого. Любой вид бьется до конца, даже если потеряна логика. Бьются не за логику, бьются за жизнь. Потому и выживают. Иногда.
        - Пусть бьются, не жалко. Мы тут при чем?
        - Никто не знает, в какой момент и в какой форме проявятся результаты действий Колыбели. По логике, если им удастся что-то изменить в истории колонизации, то нашего присутствия на Земле не должно быть уже сейчас. Но факты говорят об обратном. Возможно, трансформация реальности произойдет во время старта ваших колонистов к Виктории. Возможно, это случится еще позже, в момент посадки кораблей на планету. Есть и еще один вариант: операция Колыбели на Земле будет сорвана, поэтому ни сейчас, ни после ничего не изменится. В любом случае с нашей стороны разумно проявить осторожность.
        - Если исчезнешь ты, исчезнет и наша встреча, - попробовал развить Андрей.
        - Такие версии тоже рассматриваются. Но оставим теории, у нас с вами задача практическая: глубокое легендирование резидента Сферы.
        - Кого легендирование?..
        - Вас.
        - Бред.
        - Уточняю: агент-одиночка, умышленно обративший на себя внимание противника с целью фиктивной перевербовки и выдачи дезинформации.
        - Как это глупо…
        - Это ваша легенда, - повторил собеседник. - В действительности вы не будете обладать ни ложной информацией, ни подлинной.
        - Ни ложной, ни подлинной, - растерянно повторил Андрей. - А какой же тогда?..
        - Историки Сферы якобы выяснили фамилию одного из колонистов: это профессор Косарев, сыгравший значительную роль в истории первого поселения, из которого впоследствии образуется государство Сферы. Через своего помощника вы добьетесь, чтобы Косарев оказался в списке экипажа.
        - Какого?
        - Вам сообщат. Когда придет время.
        - Нет, через какого помощника? И как я смогу этого добиться?
        - Если Колыбель пойдет на открытое вторжение, помощников у вас будет достаточно.
        - А если она выберет другой вариант?
        - В таком случае вы нам не понадобитесь.
        - Ага, ну теперь я хоть знаю, о чем молиться. Пусть бы они прилетели по-тихому, и - никаких взрывов, никаких адвокатов… да? Забуду тебя, как страшный сон.
        - Я и есть сон, который вы забудете раньше, чем проснетесь. Однако без акции обойтись не удастся. Вы плохо слушали. Повторяю еще раз: мы рассчитываем, что эмиссары противника высадятся на Земле незадолго до старта колонистов, а ваше агентурное внедрение начнется уже в ближайшее время. Таким образом, к моменту появления представителей Колыбели вы проведете под легендой около пяти лет.
        - «Под легендой» - это как?
        - В исправительном учреждении. Или в лечебном, если сможете убедить экспертизу в своей невменяемости.
        После этих слов Андрею захотелось крепко зажмуриться, однако он не был способен даже закрыть глаза: он их не чувствовал. Он не чувствовал ничего, кроме своего беспомощного Я, висящего на чьем-то крючке. Во сне такое бывает, но этот затянувшийся кошмар, детальный и последовательный, давно себя перерос и превратился во что-то большее. Андрей не мог сопротивляться, он продолжал спорить с собеседником, но все это было поверхностным, несерьезным. Он уже знал, что поступит так, как от него требуют, и смирился с этим, как взрослый человек смиряется с неизбежностью смерти. Вот это и было самым ужасным: осознавать, что за тебя уже все решено.
        - Пять лет… - выдавил он. - Через пять лет мне будет уже тридцать.
        - Совершенно верно.
        - Скорее бы проснуться. Все забыть.
        - Скоро, - пообещал собеседник. - Итак, последнее: когда профессор Косарев будет внесен в списки колонистов, информация о нем с вашей помощью попадет к противнику. Далее все ясно, не правда ли?
        - Косарева запишут не в тот экипаж, и Колыбель уничтожит корабль с собственными предками. Если только поверит, - добавил Андрей. - На самом деле никакого профессора Косарева среди колонистов не было?
        Вместо ответа Андрей наткнулся на каменную стену.
        - Все, что вам нужно, вы усвоили, - сказали ему. - Когда вы проснетесь, вы почувствуете себя…

* * *
        Когда Ксена вошла в каюту, Андрей сидел на кровати и безмятежно болтал ногами. На коленях у него лежала тарелка с жареной треской, на сервировочном столике возвышалась стопка грязной посуды.
        - Как спалось? - осведомилась Ксена.
        Андрей скривился и отправил в рот очередной кусок рыбы.
        - Похоже, ваше самочувствие уже в норме, - заметила она.
        Он молча кивнул на пустые тарелки.
        Ксена приблизилась к столику и, помедлив, приподняла большую салфетку. Андрей перестал жевать и уставился на ее лицо. Ему было интересно посмотреть на реакцию.
        - Все указательные? - Ксена надула щеки. - И все левые, насколько я понимаю.
        - Четыре штуки, - подтвердил Андрей.
        - И зачем это?
        - Хочу разобраться. С мимикой у вас напряженка, но должен же я знать, что вы чувствуете.
        - Зачем? - повторила Ксена.
        - Чтобы вы не смогли меня обмануть.
        - Здраво, - оценила она. - Ну а пальцы вы зачем себе отрывали?
        - Палец, - уточнил Андрей. - Один и тот же. Указательный на левой руке. Только я не отрывал, я откусывал. - Он помахал Ксене левой пятерней.
        - И сколько времени длится регенерация?
        - Первый раз около часа, потом быстрее. Четвертый вырос минут за пятнадцать.
        - То-то у вас аппетит хороший, - заметила Ксена.
        Андрей посмотрел на количество грязной посуды и лишь теперь осознал, что все это время не прекращал есть. Никаких просьб он не высказывал, блюда сами появлялись в квадратном окошке, устроенном наподобие шлюза. Андрей воспринимал это как должное.
        - И все же зачем вы себя истязали? - спросила Ксена.
        - Как и вы, искал свои границы.
        Она покачала головой и положила салфетку на место.
        - Значит, последние два часа вы только и делали, что откусывали себе палец, - произнесла она. - Занятие для настоящего интеллектуала. Было больно?
        - Нормально, - отозвался Андрей. - Терпимо.
        - Нормальный человек это терпеть не смог бы.
        - Спасибо, что напомнили.
        Ксена оттолкнула сервировочный столик и прислонилась к стене.
        - Больше никаких экспериментов не проводили?
        - А то сами не знаете, - хмуро ответил Андрей.
        - Можно подумать, это вы не знаете, - сказала она с упреком. И, чуть помедлив, добавила: - Система наблюдения в вашей комнате не работает.
        Андрея эти слова не удивили. Напротив, он испытал удовлетворение, будто Ксена подтвердила то, о чем он и сам догадывался. Проснувшись, он почувствовал, что камеры и микрофоны выключены. Избавиться от слежки ему хотелось давно, и Андрей воспринял это как должное. Голова была занята другим: он размышлял о своей способности к регенерации, поэтому некоторым вещам не придавал значения. Он был голоден, и в раздаточном окне одна за одной появлялись тарелки. Андрей воспринимал это как должное.
        - Вот это я и хотела бы с вами обсудить, - сказала Ксена.
        - Насколько я понял, Стив от моего дела отстранен? Не его уровень?
        - К вам никто не рискует заходить. - Она скрестила руки и заглянула Андрею в глаза. - После того, как вы отключили систему наблюдения.
        - Н-да?
        - В коридоре выставлена охрана, - предупредила Ксена. - Иллюминатор искать бесполезно, ваша каюта находится в центре отсека.
        - О побеге я уже думал, - признался он. - Мне это показалось бесперспективным.
        - Надеюсь, вы говорите искренне, поскольку побег с крейсера действительно невозможен.
        - Что в моих силах, так это лишить вас жизни. Прямо сейчас. Обезглавить Миссию и…
        - И?.. Победить? - Ксена не шелохнулась, хотя расстояние между ними было небольшим, Андрей преодолел бы его одним прыжком. - Почему же «победить»? Почему вы продолжаете отождествлять себя со Сферой? Ведь вы человек, Волков.
        - Человек. Хотя и не Волков.
        - Да… Да, Андрей. Вам мало того, что вы увидели?
        - Можно подумать, вы смотрели эти сны вместе со мной, - буркнул он.
        - Не то чтобы смотрела… Но теперь, когда ваш организм выстроен симбионтами, его взаимодействие с ними гораздо глубже.
        - И теперь вы читаете мои мысли?!
        - Нет, нет, - отмахнулась Ксена. - Не читала бы, даже если бы могла. Так называемые мысли - это образно-ассоциативные цепочки, перепутанные и порой противоречивые. Интерес представляет лишь база данных, к которой вы обращаетесь в процессе мышления.
        - Память, - угадал Андрей.
        - Профессор Косарев… - задумчиво произнесла Ксена и, подойдя к зеркалу, всмотрелась в свое отражение.
        - Что Косарев? - не выдержал Андрей.
        - Среди тысяч Косаревых действительно нашелся профессор. Он не был включен в списки колонистов. И уже не будет.
        - Ясно, что вы этого не допустите.
        Ксена покачала головой:
        - Сегодня утром мы выяснили, что Косарев давно мертв. - Она резко обернулась. - Вывод?
        - Вывод простой: забудьте о Косареве. Это был ложный след. Тем более, что его нет в живых. Как и меня… в некотором роде.
        - Правильно. - Она вернулась к постели. - Но правильно только наполовину. Вы помните, как вы погибли?
        - Нас всех уничтожил Дантист, - недоуменно отозвался Андрей. - Полагаю, по вашему приказу.
        - Серьезно? - Ксена выгнула бровь, что означало иронию. Она хотела, чтобы Андрей увидел это сам, и слегка перестаралась. - Я приказываю вас убить, а затем предпринимаю все меры к вашему спасению. Так, да?
        - Женская логика.
        - Дмитрий Саблин, как и вы, подчинялся Сфере.
        Андрей пожевал губами.
        - Да, я догадывался.
        - И когда он вас убил, для меня это было такой же неожиданностью.
        - Ну мы-то даже и удивиться не успели. Может, кроме меня кто-нибудь еще выжил?
        - То, что от вас осталось, от всех пятерых, можно было собрать в один мешок. Насколько близко вы находились от Саблина?
        Андрей попытался вспомнить, как они располагались в комнате, когда вошел Дантист. Канунников сидел у двери, Серый был возле окна, дальше, чем кто-либо другой. При удачном раскладе его могло бы выбросить на улицу, но видно, удачного расклада не получилось. Что же касается Катерины…
        У Андрея отвисла челюсть, и, чтобы это скрыть, он отчаянно зевнул.
        Какое место в комнате занимала Катя, было не так уж и важно. Взрывчатка, которую притащил на себе Дантист, оказалась каплей по сравнению с тем, сколько лежало в подвале. Важно было другое: Катюха… ее лицо и… в основном, бедра… Бедра - в узких белых джинсах. В парке. У фонтанчика. Вернее, между фонтаном и скамейкой. На скамейке - он с женой. Лена читает книжку, а он, задумавшись, смотрит в одну точку. Словно дремлет. Люди могли подумать, что он пялится на эту задницу в белоснежных штанах. Почему бы и нет? Катюхе тогда было меньше двадцати? Отчего бы и не заглядеться. А потом… Потом она поворачивается, и Андрей, даже не обратив внимания на лицо, мгновенно его запоминает. Чтобы, увидев это лицо снова, тут же кому-то позвонить, куда-то поехать… и в итоге отправить на тот свет пассажиров парома «Данциг». Странно, что он не узнал Катерину, когда встретил ее позже, вместе с Владимиром. Тужился, припоминал, но так и не вспомнил. А если бы вспомнил - что тогда?.. Гады со Сферы выстроили у него в мозгах такой лабиринт, что Андрей и сейчас едва в нем ориентировался.
        - Да, - выдавил он. - Дантист подошел ко мне близко. Такое впечатление, что основной целью был я.
        - Я полагаю так… - Ксена сделала неопределенное движение ладонью, будто держала в руке сигарету. Как ни странно, именно эта аналогия Андрею пришла в голову первой. - Вероятней всего, руководство операции со стороны Сферы сочло, что роль Волкова как двойного агента исчерпана. По каким-то причинам они решили запустить другой сценарий, а вас - вывести из игры. Но похоже, «выключение» Волкова не было предусмотрено. Или канал аварийной связи провалился. Или… произошло что-то еще. Можно перечислить сотню вариантов, которые сводятся к одному финалу: фальшивый шпион Сферы, приготовленный для сдачи нам, оказался лишним. И тогда Сфера использовала другого агента - несомненно, такую же пустышку, - чтобы вас попросту убить. Вместе с той локальной сетью, что успела вокруг вас вырасти.
        - Вот как? Локальная сеть… - пробормотал он.
        - И майор Канунников, и Владимир Серый с Катериной готовы были вам помогать.
        При упоминании Кати Андрей вновь испытал беспокойство. Поверить, что второй раз эта девушка встретилась ему случайно, он не мог. Живой ключ к спящему коду в его памяти, она мелькнула где-то в толпе - давно, больше пяти лет назад, и одним своим появлением запустила в сознании Андрея какой-то сложный механизм. Результат - бессмысленный теракт и начало «легализации» на Земле мнимого агента Сферы. Пройдет много времени, прежде чем он наберет сетевой адрес с новым ключом, который полностью отпустит спрятанную в нем пружину. Но это - позже, а вначале будет Катерина, попавшаяся ему на глаза в строго определенный момент. И то, что она оказалась в отряде Серого, за совпадение принять было трудно. Хорошенькое дело: три шпиона Сферы в одном месте… Ну пусть и не шпиона, пусть просто - три человека, связанных общей историей и одной задачей. А то и не трое, а четверо?.. Как знать, кем был Канунников или тот же Серый? Как это выяснить теперь, когда они мертвы, если Андрей, даже будучи живым, не вполне понимал, что и ради чего он делает? Агент, подготовленный по программе Сферы, перестает принадлежать самому
себе. И кстати…
        Андрея вдруг передернуло.
        Кстати, где гарантия, что правда, которую он узнал о себе сейчас, - настоящая и окончательная? А если сведения, всплывшие в последних снах, не исчерпывают всего, что заложено ему в память? И если там, на самом дне, осталось что-то еще, - кто поручится, что однажды он не наткнется на ключ номер три? Тем более, что вербализация неосознанного - это… красиво, конечно, но только… вот именно: красиво. Слишком. Ну прямо по дедушке Фрейду, разве что не психоаналитик мозги перетряхивает, а друзья-симбионты.
        - С Канунниковым и особенно с Серым у вас оставались противоречия, - продолжала Ксена, - но если не вдаваться в подробности, то я бы назвала их вашей агентурной ячейкой. Эти люди готовы были работать по вашему плану. Но планы Сферы изменились, и Саблин одним махом избавился от всех вас.
        Андрей тяжко вздохнул:
        - Вы еще не оставили попыток склонить меня к сотрудничеству? Скажите, зачем я вам нужен?
        - Я вам говорила: даже мертвый вы не утратите своей ценности.
        - Значит, на родине меня не похоронят… Но я о другом. Какой от меня толк для Миссии? Ведь вы подталкиваете меня к этому? Участвовать в операции на вашей стороне. Только в каком качестве? Судите сами: источник информации из меня нулевой. Все, что я знал, теперь знаете и вы. Я мог вам дать лишь одну подсказку, но вы уже в курсе, чего она стоит. - Андрей развел руками. - Вы, вероятно, ждали подвоха и надеялись…
        - Инвертировать, - мрачно произнесла Ксена.
        - Ага. Только сообщение о профессоре Косареве инвертировать нельзя: не было его ни на «Союзе», ни на «Аполло». И вывести я вас ни на кого не могу: других агентов Сферы я не знаю. Видел одного, да и то недолго. Меньше минуты. Потом Дантист соединил в кармане проводки.
        - Он сделал это не по собственной прихоти. Световой барьер непреодолим, и руководить этой операцией на расстоянии невозможно. А ее кто-то корректирует, мы в этом убедились. Кто-то отслеживает обстановку, кто-то дает указания. И этот кто-то находится здесь, на Земле. Сфера выкинула вас из игры так же варварски, как и ввела, но вы единственный, кто взаимодействовал с ее представителями. Ваш контакт был непосредственным.
        - И что? Я должен разыскать их по запаху? Или вы думаете, я опознаю их по голосам? Даже этого не получится: со мной ведь не разговаривали. То, что я слышал во сне, - это моя собственная интерпретация, сами же говорили.
        - Верно. Никто с вами не беседовал. Загрузка длилась считанные секунды, живое общение в таком темпе невозможно. - Ксена положила руку ему на плечо. - Хотите знать, чем вы можете быть полезны Миссии? Этого я и сама не знаю. Возможно, пользы от вас уже не будет. Но в любом случае, теперь вы с нами до самого конца. Подумайте вот о чем: многие люди дорого заплатили бы, чтобы увидеть, как будут жить потомки через полторы тысячи лет.
        - В каких гадов они превратятся, - добавил Андрей.
        - Мы будем сопровождать «Союз» и «Аполло» до самой Аномалии, а затем отправимся на Колыбель. Неужели вам не интересно на нее посмотреть?
        - Я не уверен, что там будет, на что смотреть. Вы собираетесь изменить собственное прошлое, и если у вас это получится, вы вернетесь в другой мир. Даже не так. Никуда вы не вернетесь, вы просто исчезните. Вся ваша Миссия.
        Ксена убрала руки за спину и отошла от кровати.
        - Не нужно повторяться. Вы опираетесь на линейную логику, тогда как обратная зависимость между событиями не доказана. В одном вы правы: мой мир изменится. Как - неизвестно. Но любая неопределенность лучше, чем наша действительность. В этом и заключается задача Миссии: поменять гибель Колыбели на что-нибудь иное. И если вместо поражения в Войне мы получим другую катастрофу, не менее чудовищную… что ж, мы все равно ничего не теряем.
        - Я слышал, что после первой партии колонистов собираются послать вторую. Вам не приходило в голову, что это они явились причиной конфликта на Земле-2?
        - Послать собираются. Но не пошлют, - уверенно сказала Ксена. - Второй партии не было. Когда «Союз» и «Аполло» пересекли Аномалию, радиосигнал прервался. С тех пор Земля не получала от них ничего. И сами колонисты напрасно пытались наладить связь: у вас в это время было… - она запнулась. - Что у вас было в шестом веке?
        Андрей пожал плечами.
        - Объединенное Космическое Агентство смирится с гибелью кораблей, - продолжала Ксена, - и сделает вывод, что к межзвездным пилотируемым полетам человечество еще не готово. Хотя вывод может быть и другим. Не важно. Через несколько десятков лет Аномалия исчезнет, и вместе с ней пропадет система Виктории. Так же внезапно, как и возникла. Вы ведь знаете нашу историю. Ни один корабль, кроме «Союза» и «Аполло», на Земле-2 не садился.
        - Да, историю я вашу проходил.
        Андрей встал с кровати и направился к зеркалу, но в этот момент раздался негромкий звонок, известивший о том, что в каюту прибыла пища. Дверцы раздаточного окна распахнулись, и Андрей увидел поднос с графином и вазочкой, полной оливок.
        - Вот это сюрприз! - крякнул он.
        - Что угодно, только не сюрприз. - Ксена попыталась усмехнуться, и это ей почти удалось. - Я еще могла бы удивиться. Вы - нет.
        - Почему? - опешил Андрей.
        - Потому, что это ваш заказ. Стюард, управляющий лифтом, получил инструкцию не отказывать вам ни в чем. В пределах разумного, конечно. Должно быть, водка - это, по его мнению, разумно. Но я не рекомендую. Вы еще не до конца восстановились после травмы.
        - Травмы? - с иронией переспросил Андрей. - Когда на операционный стол кладут одну голову, это не травма, это как-то по-другому должно называться. - Он протянул Ксене рюмку, и, пока та боролась с сомнениями, налил. - Тост «за знакомство» предлагать поздновато… Так что со свиданьицем!
        - Кажется, вас это действительно уже не удивляет, - задумчиво произнесла Ксена.
        - Ну вы же сами сказали?.. Я что-то не пойму вас.
        Она вздохнула и выпила.
        - Закусите, закусите.
        - Наверно, это самое глупое, что я только могла сделать, - посетовала Ксена, принимая из его рук оливку. - А удивляться… я и сама не знаю, чему вы теперь должны удивляться, а чему нет. Ментальная связь с главным бортовым процессором - это как вам?
        Андрей медленно дожевал и оглядел стены каюты.
        - Связь с процессором - это, наверно, сильно… А зачем мне управлять «Адмиралом Мельником»? Я и собой-то распорядиться не могу.
        - Об управлении речи не идет. Только я говорила не о крейсере.
        - Но ведь бортовой…
        - Я говорила о нашей «Колыбели», - тихо ответила Ксена.
        - Я связан с кораблем Миссии?! - Андрей повращал глазами и вновь потянулся к графину. - То есть… мои мозги и компьютер на «Колыбели»?.. И между ними что-то… В смысле, между ними какая-то…
        - Связь, - закончила Ксена. - Но с самим процессором вы вряд ли найдете общий язык. В настоящее время вы его используете как гейт для входа в Сеть. Только и всего.
        - Ясно. «Колыбель» - мой провайдер. - Андрей покачал головой и снова выпил.
        - Я тоже обращаюсь к нашему процессору, но мне для этого нужен терминал.
        - А у меня, значит, мозги сами по себе коннектятся…
        - Все симбиотические системы связаны с кораблем. Мы отслеживаем перемещения агентов, состояние их здоровья и кое-что еще. Благодаря этому мы и узнали о вашей гибели. Но все контакты, кроме вашего, - односторонние. Агент не может вызвать корабль. По крайней мере, он не может этого сделать без терминала. Если не принимать в расчет ваш способ связи с Сетью…
        - Если забыть о том, что я напичкан симбионтами, - перебил Андрей, - которые мнят себя умнее природы, то выходит, что эту водку и эти оливки я заказал, как заказывают пиццу по телефону?
        - У вас возникло желание. Вероятно, этого оказалось достаточно. Симбионты самостоятельно его интерпретировали, вышли в единую Сеть и отыскали путь к локальной сети «Адмирала Мельника». Итогом явился… да, обычный заказ, который поступил к стюарду. Вы могли бы это сделать и сами, если бы воспользовались терминалом, - Ксена указала на металлическую угловую панель с кодовым замком. - Таким же образом стюард получал и предыдущие ваши заказы. - Она завершила плавное движение, и ладонь остановилась над стопок тарелок.
        - И-и-и… - Андрей вновь налил водки. - И камеры с микрофонами - тоже я выключил?
        - Поэтому никто не пожелал к вам войти. - Ксена мученически посмотрела в потолок и взяла рюмку.
        - Гм, а вы вот решились… Как вы думаете, симбионты и впредь будут предугадывать мои желания? И до какой же степени? Мне жутко любопытно. Вернее… просто - жутко.
        - Судя по тому, что они вернули вам даже татуировку… Нет, я сначала выпью, раз вы настаиваете.
        - Это приказ, - осклабился Андрей. - И закусывайте. Оливки тут не хуже водки.
        - Кстати, принимать алкоголь вам теперь тоже не обязательно. Достаточно захотеть, и симбионты затуманят вам рассудок, расстроят координацию движений, а если будет особое пожелание, то обеспечат и похмелье.
        - Нет, пьянеть я как раз не собираюсь. Это всего лишь ритуал. Так проще.
        Ксена понимающе закивала.
        - Ваши симбионты, - напомнила она. - Граница - вот о ней я и говорила. Найти предел возможностей вашей системы и соотнести его с природными возможностями человека - это и есть главная задача наших будущих исследований. Симбионты не столько спасали ваш организм, сколько создавали его заново. Они многое в нем изменили, и теперь они соучаствуют в вашей жизнедеятельности на равных с вами правах. Симбионты больше не слуги, они ваши партнеры или компаньоны.
        - Обалденная у меня компания…
        - Хорошо это или плохо - не мне судить. Но как бы вы к себе не относились, это реальность. По крайней мере, вы живы. И ваш опыт имеет огромное значение.
        - Прикладное, - угадал он. - Собираетесь выводить расу сверхлюдей?
        - Сверхгадов, если уж на то пошло, - равнодушно ответила Ксена. - Ваша пластичность потрясает. Ваши адаптивные ресурсы должны быть неисчерпаемы. А где адаптация, там и освоение планет с некомфортными условиями. Мы ведь до сих пор заперты в узких рамках по температуре, атмосферному составу, радиационному фону и тысяче других причуд природы.
        - Ага, - вякнул Андрей. - Да здравствует человек морозоустойчивый, не нуждающийся в кислороде, пьющий вместо воды щелочные растворы! - Он уверенно поднял графин и наполнил рюмки. - Ну и уродуйтесь. По мне, вы как есть гады, так гадами и останетесь. Хоть с чешуей, хоть четырьмя ногами.
        «Яйценесущие, перепончатые, жопокрылые, - вспомнил он слова бармена. - А внутри сопли. Сопли вместо души».
        - Верно, верно сказано, - пробормотал Андрей.
        - Вы о чем это? - не поняла Ксена.
        - Не слушайте, - отмахнулся он. - Вокс попули и всякая такая ахинея.
        Три небольших рюмки произвели на него неожиданный эффект. Задачи отрезвить «партнера» перед симбионтами не стояло, и на сей раз они обошлись без самоуправства. Напротив, как и предупреждала Ксена, симбионты усилили воздействие алкоголя, и Андрей оказался в той приятной кондиции, когда тело и язык еще остаются под контролем, а течение мыслей - уже нет.
        Прищурившись, он посмотрел на Ксену и вдруг заметил, что она едва держится на ногах.
        - Ого-о… - сказал Андрей.
        Ксена опиралась рукой на стену, но ладонь то и дело соскальзывала. Она бездумно оглядывала комнату и медленно моргала, словно боролась со сном. Пятьдесят грамм водки оказались для Ксены убойной дозой.
        Андрей вдруг с изумлением обнаружил, что у нее васильковые глаза. Он увидел это еще при первой встрече, но то, что свалилось на него потом, не позволяло вспоминать о такой ерунде. Глаза - ярко-голубые, как у ребенка. И вовсе они не холодные.
        - Что-то ваш ритуал не пошел мне на пользу, - с трудом выговорила Ксена. - Мне бы самой сейчас симбионты не помешали.
        - Так введите их себе.
        - Не имею права. Система не опробованная. И, как выяснилось, непредсказуемая.
        - Да, ответственность за целый мир - это тяжело. Ничего, скоро пройдет.
        - Мне неуютно, - призналась она. - Больше никакого алкоголя. И вообще, с какой целью вы его принимаете?
        - Именно с этой, - Андрей, улыбнувшись, указал на ее подгибающиеся колени и похлопал по подушке. - Не мучайтесь.
        Ксена с трудом отлепилась от стены и села на кровать.
        - Ваши ритуалы иррациональны, - сказала она. - Некоторые вообще не поддаются осмыслению.
        Андрей повернулся и молча посмотрел Ксене в лицо. Сколько же ей все-таки лет?
        - С одной стороны, невообразимая распущенность, с другой - огромное количество условностей, - продолжала она. - В этом невозможно разобраться. Главное, отсутствует единый алгоритм.
        - Но это же замечательно?
        - Нет, - она мотнула головой. - Это сложно.
        - Вы рассуждаете, как подросток, которому нужно быстро, много и все равно, с кем.
        - Откуда вам знать, о чем я говорю? - возмутилась Ксена.
        - Вы сегодня пахнете иначе.
        - Это, наверно, этиловый спирт.
        У Андрея закружилась голова.
        - Волнуетесь? - спросил он. - Не нужно. Алгоритмы существуют, только они не всем известны.
        - Мне не о чем волноваться, - заявила она. - Подробней об алгоритмах. Пожалуйста.
        - Вы их знаете. Выбирайте самый простой, прямая дорога короче.
        - А вам не кажется, что в данный момент это ваша забота?
        Андрей равнодушно хмыкнул и потянулся за графином.
        - Ну ладно, - нетерпеливо бросила Ксена. - Вы не могли бы…
        Он затрясся от смеха:
        - Во множественном числе это звучит особенно смело.
        - «Вы» - это не множественное число.
        - Ты меня поняла.
        - Хорошо, «ты». Ты не мог бы…
        - Быстрее!
        - Что?..
        - Быстрее! - приказал Андрей.
        - Какое хамство… - прошептала она. - Ладно, Волков. Ты…
        - Еще быстрее, - сказал он, глядя ей в глаза.
        - Волков… ну трахни же меня. Трахни меня, Волков.

* * *
        «Welcome! Welcome! Welcome!» - бежало впереди бесконечное приветствие.
        Андрея толкнули в спину. Процедив «сорри», он отошел от эскалатора и часто заморгал. «Шереметьево». То ли третье, то ли четвертое.
        «Шереметьево-4», - мгновенно проявилось в мозгу. Ну конечно, четвертое, как он мог забыть? Только… только вот зачем он здесь находится? Кого-то встречает?
        Андрей двинул плечом и обнаружил, что держит в руке чемодан. Не большой и не тяжелый. Возможно, полупустой, с каким-нибудь хламом, который…
        Джинсы, белье и три рубашки, купленные наугад.
        Правильно, путешествовать налегке свойственно юным бродягам, но не респектабельному джентльмену. Он опустил голову: хорошие туфли и дорогой костюм. Ногам было удобно, хотя обувь казалась слишком большой, явно не его размера.
        Сорок четвертый с половиной. - Новая подсказка прозвучала так мягко и естественно, словно Андрей вспомнил то, что давно знал.
        - Разве у меня не сорок третий? - прошептал он.
        - Заканчивается регистрация пассажиров на рейс «Москва - Найроби», - объявили в зале.
        Андрей машинально вернулся к эскалатору и, только встав на ступеньку, понял, что не представляет, куда он идет. Едва эта мысль успела оформиться, как ее сменила другая:
        По прилету в Найроби проверить, нет ли слежки, и набрать местный номер 736 - 049.
        Оказывается, он знал и это. Странно: нельзя сказать, что Андрей об этом забыл, однако, чтобы вспомнить, ему потребовались определенные усилия. Как будто необходимая информация хранилась в отдельных ячейках, каждая из которых была закрыта уникальным ключом. Во всяком случае, понять все сразу Андрею не удавалось.
        Сойдя с эскалатора, он пошел к столу регистрации и вновь замер.
        Он летит в Найроби… Зачем?
        Убедившись в отсутствии слежки, позвонить по номеру 736 - 049, - настойчиво повторилось в мозгу. Что-то похожее на инструкцию. Или даже на приказ.
        Андрей растерянно достал билет, но с места не сдвинулся.
        Девушка за стойкой приветливо улыбнулась:
        - Сэр, если вы летите этим рейсом, прошу вас поторопиться. Регистрация уже закончилась. - Не дождавшись ответа, она посмотрела в свой монитор. - Господин Мамонтов? Пожалуйста, поспешите, все пассажиры уже на борту.
        - Я не Ма… - начал было Андрей, но осекся.
        Документы выданы на имя Евгения Павловича Мамонтова.
        Он поднес билет к глазам, но желтый прямоугольник с красным уголком «VIP» тут же перестал его интересовать. Рука, в которой Андрей держал пластиковую карточку… Эта рука была чужой.
        - Я никуда не лечу, - заявил он.
        - Сожалею, - отозвалась девушка. - Сдать билет вы можете на первом этаже.
        Развернувшись, он устремился к полированной стене.
        - Господин Мамонтов, касса возврата внизу!
        - Да, да, - пробормотал Андрей, не отрывая взгляда от зеркальной поверхности.
        Навстречу ему, размытый и чуть искаженный, шагал мужчина с легким чемоданом. Классическая, как у политика, стрижка и солидный костюм. Очки в золотой оправе без диоптрий. Андрей их не чувствовал, словно давно привык, и лишь увидев в зеркале, сообразил, что смотрит на мир через стекла. Он медленно снял очки, чтобы лучше разглядеть лицо, хотя и так уже знал, что не ошибется. Это лицо Андрей помнил. Да и фигура… У Володи Серого был такой торс, что не скроешь никаким пиджаком.
        Андрей остановился возле стены и, отпустив чемодан, приложил к ней ладони. Из зеркала на него смотрел Серый, в этом не было никаких сомнений. Владимир, которого, как и всех, разорвало в клочья, едва Дантист соединил контакты. Разве что окно… Но ведь оно было закрыто, и Серому до него оставался целый шаг. Неужели это возможно - выскочить, пока кто-то нажимает на кнопку?
        Помогли рефлексы, приобретенные за время варварских тренировок в диверсионной школе. Оружие он не бросил, а просто разжал пальцы и позволил пистолету выскользнуть из ладони. Пуля уже пошла к своей цели, да это было и не важно: до взрыва он успевал сделать только одно движение. На счет «раз». На счет «два» воздух превратится в огонь, это он понимал. Рядом было окно, и он совершил то единственное, что давало шанс на спасение: он подпрыгнул. Невысоко, но так, что ноги оказались над подоконником. Остальное сделала ударная волна.
        Раньше, чем пистолет упал на пол, стекло высыпалось из рам и повисло вокруг гудящим облаком. Сзади давил кромешный жар, наполненный острыми щепками. Пламя влекло тело вперед, а вместе с ним и рой обугленного мусора, который только что считался двухэтажным загородным домом. Осколки обгоняли, а некоторые он обгонял сам, и вся эта кипящая каша впивалась в плоть, проникала под кожу, оставалась там или проходила насквозь, вспарывала мышцы и вены, дробила кости, убивала и убивала его тысячу раз…
        Из окна он вылетел фактически мертвым, и пока тело коснулось земли, он успел стать еще мертвее.
        Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем ему удалось открыть глаза. Без толку: он ничего не видел. Где-то неподалеку ревела сирена, и он пополз от нее прочь. Не глядя. Не понимая. Не помня. Он просто полз, и в этом была вся его жизнь.
        Второй раз он очнулся уже под утро. Вверху за кронами светили остатки звезд. Желание поесть затмило рассудок, и он дотянулся до какого-то лопуха. Мясистый стебель и влажный от росы лист. Горькая шершавая мерзость, которую он пережевывал левой стороной. Справа язык проваливался, там не было ни зубов, ни десен. Трудно представить, сколько сил потратил покойник, чтобы преодолеть сотню метров до жиденького подлеска. Теперь он жрал траву - долго, пока не затошнило. Когда он встал на ноги, с него чуть на свалились штаны, пришлось перестегнуть ремень сразу на три дырки. Ни грамма жира: симбионты, поддерживая жизнь в теле с разорванным сердцем, сожгли все резервы. Сейчас, получив новое топливо, они вернулись к своей работе.
        Он мог двигаться, он уже мог идти. Остальное было не важно.
        Многое он вообще не запомнил. Он знал, что доехал до города, но вот на чем… Можно было лишь догадываться, как он добился согласия водителя, а позже - его гарантированного молчания. Обращаться к врачам на имело смысла: они бы ему скорее помешали, чем помогли. Не ему, конечно, а симбионтам. И, вероятно, сообщили бы о странном пациенте - либо в Академию Наук, либо в Госбез. Исполняя долг перед родиной, сдали бы его как нелюдь, как… гада.
        Гражданином Сферы он осознал себя не сразу. Кажется, на третьи сутки… Возможно, на четвертые. Отлеживаясь на последнем этаже дома, приговоренного к сносу. Сходя с ума в очередном кошмаре, где он гулял по хрустальному городу и слушал лекции на незнакомом языке. Однажды он очнулся с удивительно ясной головой и почти здоровым телом. Раздобыл терминал, набрал кодовый адрес и получил последний ключ. С тех пор он больше не жил, он лишь действовал - последовательно, четко и уверенно, как автомат с неисчерпаемым ресурсом.
        Андрей таращился в зеркало. Оттуда на него смотрел Серый, такой же подавленный и ошеломленный. Воскресение из мертвых, промелькнувшее в памяти, осталось и уже не исчезало, но кроме этого Андрей по-прежнему ничего о себе не знал. Впрочем, о себе ли? Все, что ему полагалось помнить, он помнил прекрасно. Например, что сейчас он находится на борту «Адмирала Мельника», в охраняемой каюте, в одной постели с Ксеной. Он не сомневался, что в любой момент может проснуться, нужно лишь захотеть. Но с пробуждением Андрей не спешил. Это еще успеется, а вот побыть в шкуре Серого, чудом спасенного… вернее, спасшегося благодаря случайности, из-за того, что Дантист не взорвал коттедж из подвала, а пижонски поднялся в комнату. Словно хотел предупредить или дать немного времени. Одно-единственное мгновение, за которое даже выпускник диверсионной школы успел только прыгнуть к окну, и больше - ничего. У всех остальных шансов не было.
        Закрепляя чужие воспоминания, Андрей вновь прокрутил их в мозгу. История постепенно обрастала деталями. Цепляясь друг за друга, они выныривали из памяти Серого и переставали быть его собственностью. Лишь одного там не оказалось: Катерины. Ни капли сожаления. Андрей думал, что у Катюхи с Владимиром была любовь, да и сам Серый думал точно так же, пока не понял о себе главное: его родина - Сфера. Теперь, движимый этим убеждением, он и к людям-то относился иначе. Не плохо, нет. Просто - никак. Андрей его понимал: совсем недавно он чувствовал то же самое.
        Не отрываясь от зеркала, Андрей сжал пальцы в кулак. Разжал и снова сжал, притопнул ногой, склонил голову. Тело Серого слушалось, как свое. Андрей и ощущал его своим. Смириться с мыслью о том, что в действительности он лежит рядом с Ксеной и от Москвы его отделяют многие тысячи километров, было невероятно трудно. Сейчас он находился в «Шереметьеве-4», стоял возле стены, поигрывал ненужным билетом в Найроби, пялился на свое отражение. Смущал служителей аэропорта.
        Андрей сдержанно кашлянул и направился к эскалатору.
        - Господин Мамонтов, ваш багаж! - крикнула девушка.
        - А?.. Ах, да. - Он подхватил чемодан и вновь поразился тому, как покорно, как естественно чужое тело выполняет его приказы. Хотя назвать это приказами было нельзя. Андрей, как и любой человек, не думал о том, что ему следует согнуть ногу в колене, перенести центр тяжести, коснуться подошвой пола… Чушь. Он просто взял чемодан и пошел вниз.
        Мысль о власти, которую он сейчас имел над Серым, потрясала. Андрей не сомневался, что легко сможет его убить - шагнув на мостовую перед мчащимся автомобилем, напав на полицейского, спрыгнув с крыши… И теперь Серого не спасут ни специальные навыки, ни природные инстинкты. Его личность в данный момент отсутствовала, телом безраздельно владел Андрей. Однако память Владимира ему не подчинялась. При том, что Андрей смотрел на мир его глазами, все знания Серого оставались недоступными. Единственное, что удалось выудить, - разрозненные впечатления о взрыве и последующих днях, - было инициировано шоком Андрея и тем немым вопросом, который он задал, как казалось, самому себе. Вызвал информацию из долговременной памяти в оперативную?.. Наверное, да. Что-то вроде того.
        Спустившись на первый этаж, он осмотрелся и двинулся к бару. Сколько продлится этот странный контакт, он не представлял, но хотел выжать из него максимум.
        Хмурый дядька в страшной коричневой шляпе энергично перемалывал зубами бутерброд с ветчиной, в дальнем углу тихо и культурно ссорилась немолодая пара. Остальные столики были свободны. Бармена Андрей признал сразу и едва удержался, чтобы не спросить его о бабке из Воронежа. Никуда этот человек не уехал. Как все: поскулил и привык. Если не смирился, то научился терпеть, потому что третьего не дано.
        - Нельзя ли у вас одолжить ручку? - сказал Андрей и, чтобы не выглядеть хамом, добавил: - Пива, пожалуйста.
        - Пожалуйста, - проронил бармен, улыбнувшись так, что даже у Стива получилось бы лучше. - Ручку возвращать не нужно.
        Андрей занял столик в центре, отхлебнул из бокала и проверил карманы. Ничего подходящего. Выдернув салфетку, он старательно ее разгладил и написал первое, что пришло на ум.
        «Привет, Серый».
        Что делать дальше, как это послание передать Владимиру, он не представлял. Если только проснуться? Но где гарантия, что он сумеет влезть в его шкуру вновь? Гарантии, конечно, нет…
        Андрей открыл глаза. Часы показывали половину пятого. Ксена почти не дышала, лишь изредка потягивала носом. Кровать была не широкой, и они лежали, прижимаясь друг к другу - не просто как любовники, а как действительно близкие люди. Андрей не шевелясь обвел взглядом помещение. Кроме голубого табло с цифрами, в каюте не было ни одного источника света, тем не менее, Андрей прекрасно все видел. Неистово зажмурившись, он дождался, пока радужные круги не разбегутся, и обнаружил, что видит еще лучше.
        - Ладно, это потом…
        Ксена во сне что-то пролепетала и положила руку ему на живот. Андрей поймал себя на том, что не чувствовал ничего подобного уже много лет, с того самого времени, как он познакомился со будущей женой. Когда это было? До акции против «Данцига» они с Еленой прожили почти четыре года. Значит, всего - девять. Целая пропасть.
        - Спи, спи, - шепнул Андрей. - Рано еще. И я посплю.
        В теле Володи Серого он оказался поразительно легко, хотя и не смог бы объяснить, как он это сделал.
        Андрей застал себя выходящим из бара. В правой руке он держал чемодан, левой потирал влажный лоб. Парочка продолжала беседовать - тихо, но напряженно. Мужик в шляпе уже доел свою ветчину и, утирая губы, пристально смотрел ему вслед.
        - Дайте-ка мне чего покрепче, - сказал Андрей, вернувшись к стойке. И, когда появилась рюмка, спросил вполголоса: - Я, случайно, ничего такого сейчас не творил?
        - Какого? - осторожно поинтересовался бармен.
        - Ну… чего-нибудь странного. Со мной иногда бывает. Вы не бойтесь, я не буйный. Люблю людей… и вообще всех.
        Бармен оценил его торс и, поджав губы, кивнул на столик:
        - Вы вроде бы удивились.
        - Удивился?
        - Очень сильно. Сидели молча, но лицо… если честно, я уж собирался полицию звать. Лицо у вас было… гхм… выразительное. Страшное, понимаете?
        - Понимаю. - Андрей тягостно выпил. - Налейте еще. Только не в эту мензурку.
        - Нетрезвым в самолет могут не пустить, - предупредил бармен.
        - А я уже не лечу.
        - Ну да, - обронил он, выставляя широкий стакан и блюдечко с маслинами. - Вы на рейс опоздали. Очень удивились. И решили лететь следующим.
        - Я?!
        - Вы сами это сказали.
        - Я с вами говорил?.. А еще что я делал?
        Бармен сочувственно поцокал.
        - Пиво пить не стали. Сожгли салфетку. Потом спросили у меня, который час.
        Подойдя к столу, Андрей обнаружил в пепельнице съеженный черный комок. Не пожелал с ним Володя здороваться.
        - Сам написал, сам спалил, - угрюмо произнес посетитель. - Вонь тут развел!
        Андрей на него свирепо зыркнул - Серый это умел, - и мужчина тут же засобирался на выход.
        «Эх, надо было засечь время - на сколько Владимир возвращался в сознание. В тело, вернее. Как все нелепо… Вот! Надо было не приветы оставлять, а задать вопрос! Да ведь если ответа в оперативной памяти не останется, его и не узнаешь. Или пусть бы Серый ответ на салфетке написал? Только с какой стати он будет это делать? Интересно, что он сам сейчас чувствует, осознает ли он что-нибудь? Нет, если бы осознавал, то не удивлялся бы», - подумал напоследок Андрей и взял со стойки стакан. Телом Владимира он владел безраздельно, но обратиться к его личности он не мог.
        За это Андрей и выпил. Водка прокатилась студеной волной и ухнула вниз. Он хлебнул еще, но глотать не стал, а погрел ее во рту и прислушался к ощущениям.
        - Напитки у нас хорошие. - Бармен по-своему истолковал эту дегустацию и призывно поднял бутылку.
        - Еще, - подтвердил Андрей.
        Следующие сто грамм и вовсе прошли, как детское питание. Водка не обжигала, и он понял, что с таким же успехом мог бы принять дозу ацетона.
        - Еще.
        - Мне не жалко, но…
        Андрей нащупал в кармане наличные.
        - Давайте, - сказал он и придерживал горлышко до тех пор, пока стакан не наполнился до краев. - Все в порядке. - Он оттянул локоть и, сделав серию шумных глотков, грохнул донышком о стойку.
        Парочка в углу тревожно замолчала.
        - К черту Найроби! - заявил Андрей. - Поеду в Воронеж. Там тихо и хорошо.
        - Ничего там хорошего нет, - проговорил бармен. - Все то же самое.
        - А вы откуда знаете?
        - Бабка у меня. В Воронеже как раз. Был я там недавно. Неделю погостил, и обратно. А думал навсегда остаться.
        - Не понравилось?
        - Нормально. Только какая разница?
        - Правильно, от гадов не скроешься. Гады везде.
        - Представители Миссии, - уточнил бармен.
        - Каждый сам решает, как называть гадов.
        - Представителей Миссии, - упрямо повторил он.
        - Ага, эмиссаров высшего разума. - Андрей, пошатываясь, вернулся к столу и раскрошил в пепельнице сожженную салфетку.
        Четыреста грамм водки натощак опьянили даже такую машину, как Серый. Теперь Андрею оставалось кое-что выяснить - не менее важное, чем доступ к памяти Владимира.
        Если Серый умудрился избавиться от симбионтов, это будет невозможно. А если они по-прежнему в нем, это окажется проще простого.
        «Я трезвый. Трезвый. Абсолютно трезвый».
        Андрей что-то почувствовал, но настолько невнятное, пограничное, что так и не понял, изменилось ли его состояние. Ноги держали вроде бы крепко, но в голове все еще был легкий туман, да и привкус спиртного его не покидал.
        - У вас не найдется прибора для проверки на алкоголь? - спросил он у бармена.
        - Сюда заходят, чтобы выпить, так чего ж поверять-то? А вам это… для кого?
        - Для себя, - сказал Андрей.
        Прежде чем ответить, бармен перебрал в уме десяток вариантов.
        - Вы почти бутылку выпили. Держитесь вы хорошо, но… бутылка - это бутылка. Я думаю, вам больше не нужно пить. Извините, мне придется вызвать полицию.
        - Не отвлекайте людей от работы. - Андрей веером выложил на стойку несколько тысячных банкнот и, по-свойски подмигнув, направился к выходу.
        - Вы забыли чемодан!
        - Да, спасибо. Я с ним уже замучился.
        Снова оказавшись в зале, он вспомнил свой недавний прилет из Австралии и двинулся к небольшому павильону с вывеской «Autoпрокат». Поразительно, но и здесь была та же смена: девушку он узнал еще издали.
        - Здравствуйте, - улыбнулась она. - Какой автомобиль вас интересует?
        - Э-э-э… Меня интересует другое.
        - Вот прайс, - она с готовностью протянула ему ламинированный лист. - Для оформления контракта от вас требуется удостоверение личности. Что еще вы хотели знать?
        - Дело в том, что я с утра выпивал, - смущенно проговорил Андрей. - Не уверен, что уже готов к поездкам. Я имею в виду дорожную полицию.
        - Нет проблем. - Девушка достала тестер, который, как кажется, был у нее наготове. - Глубокий вдох и длинный выдох, - сказала она, вставляя в отверстие одноразовый мундштук.
        Андрей дунул и сам посмотрел в окошко. «НОРМА».
        - А другого прибора у вас нет? Норма - понятие растяжимое.
        - Этого вполне достаточно. У полиции претензий не будет.
        - Мне нужно точнее.
        - Абсолютный показатель? Нет проблем, - повторила она и, потыкав ногтями в крошечные кнопочки, вновь протянула ему тестер: - Пожалуйста.
        Андрей дунул еще раз. «0,00000».
        - Нечасто встретишь такого пассажира, - сказала девушка. - Вы и в самолете не употребляли?
        - Я там и не был, - буркнул Андрей.
        - Так какой автомобиль вас интересует?
        - Я лучше пешком, - ответил он, разворачиваясь к выходу.
        Симбионты. Они никуда не пропали, так и жили в организме у Серого, помогая жить ему самому. Восстановили его после травм, полученных от взрыва, и продолжали работать - когда это требовалось. Вот как сейчас, например.
        Для Андрея все мгновенно прояснилось. Поделившись симбионтами с Владимиром, он не только спас его от смерти, но и сделал… своим родственником по крови. Если симбионты имели какой-то идентификатор, то Серый для системы наблюдения должен был выглядеть так же, как и Андрей. В крайнем случае, как его тень. Кстати, к Катерине это тоже относилось, и если бы они не погибла, можно было бы провести любопытный эксперимент…
        Андрей обратил внимание на сногсшибательную мулатку и понял, что отвлекся. Итак, два разных человека, ставших с точки зрения системы близнецами или вроде того. Каковы возможные последствия? Поди угадай… Ксена, если и захочет сказать, все равно не скажет. Не знает она. Говорила, что его собственные симбионты обладают некими «расширенными правами», потому что отстраивали тело заново с учетом своего присутствия. Иначе говоря, Миссия заселяла этих бестий в готовые «апартаменты», а в его случае бестии сами спланировали все здание, не забыв о комнате и для себя. Если только о комнатке, а не о целом этаже…
        Что в итоге? Способность отключать аппаратуру, о которой не имеешь никакого понятия, и мысленно заказывать обеды. Прямой коннект с глобальной Сетью и… трансперсональная связь с Владимиром. Дистанционное управление человеком, обладающим ценнейшей информацией. Этим человеком он теперь мог распоряжаться, как куклой, а в том, что Серый знал нечто важное о старте колонистов, Андрей не сомневался. Владимир не плутал, не искал новых встреч и не задавался вопросами. Он двигался к цели - уверенно и слепо, как обвязанный взрывчаткой Дантист. И в Кению он летел уж конечно не ради достопримечательностей, если они там вообще есть. Что там есть точно, так это стартовый комплекс недалеко от Найроби.
        Неужто Серый намерен вывести из строя один из кораблей? Вряд ли это реально. Особенно сейчас, когда Ксена потеряла последнюю нить, и все, что ей осталось, - это усилить бдительность. Каким бы специалистом ни был выпускник диверсионной школы, но дворец Президента охраняли тоже не дети, да мало кто из них устоял против пяти гадов.
        Андрей миновал автоматические двери и подумал, что Серого пора отпустить. Вернее, покинуть его тело, иначе временные помутнения рассудка - или как он это воспринимает? - вызовут у Владимира нешуточное беспокойство. Андрей совершено ясно представлял, что будет, когда он проснется на крейсере. Серый проснется тоже - по-своему, в самом себе, и вновь попытается улететь в Найроби. Если и удастся с ним связаться, едва ли переговоры будут иметь успех. Серый знал, что Сфера в опасности, и он знал, что ничего дороже Сферы у него нет. Убедить его в обратном будет так же трудно, как и доказать обычному человеку, что он пришелец. Если у Владимира есть задание, то он отправится в Найроби во что бы то ни стало.
        На месте убедиться в отсутствии наблюдения и позвонить по номеру 736 - 049.
        - Ладно, ладно, - пробормотал Андрей. - Мы обязательно позвоним.

* * *
        - Закажите мне, пожалуйста, омлет с помидорами и грейпфрут, - сказала Ксена.
        Андрей, положив руки под голову, наблюдал, как она одевается. Это тоже было красиво.
        - Мне казалось, что вчера мы перешли на «ты», - заметил он. - Если это происходит, то уже навсегда. А у вас не так?
        - У нас… - она чуть помедлила, - совсем не так. Между «ты» и «вы» разницы нет.
        - Как в английском, что ли?
        - Нельзя сравнивать. Ты закажешь завтрак? Через симбионтов, - уточнила она.
        - А позвонить не проще?
        - Так интересней.
        Андрей удивленно приподнялся на локте.
        - Ты портишься, Ксена. Превращаешься в пошлую земную бабу.
        - Это не надолго. Скоро все закончится.
        - Уже улетаете? - с притворным сожалением произнес Андрей. - Я буду скучать.
        Ксена, не ответив, подошла к зеркалу.
        - Надеюсь, экспериментов с пальцами больше не будет?
        - Я научился видеть в темноте, - признался он. - Как летучая мышь.
        - Скорее, как кошка. В полной темноте видеть невозможно, а для эхолокации у тебя нет соответствующих органов. Во всяком случае, пока не обнаружено, - добавила она.
        В стене звякнул прибывший лифт, и Ксена открыла дверцу.
        - Там еще кофе, - сказал Андрей. - Это тоже необходимо, если ты решила попробовать себя в обывательской роли. Сигареты я тебе заказывать не стал.
        - Спасибо. - Она пристроила поднос на коленях. - Почему нет второй вилки?
        - Потому, что я не голоден. А ты думала, мы будем с одной тарелки есть?
        - В ваши фильмах это часто…
        - Не нужно усваивать все, чем тебя пичкают. Сколько я спал? - неожиданно спросил Андрей.
        - Ты проснулся сразу после меня.
        - Нет, я не об этом. Сколько я пролежал в коме?
        - Система восстановила тебя за двенадцать суток.
        - Какое сегодня число?!
        - Двадцать восьмое июня. - Ксена медленно покивала. - Старт колонистов послезавтра.
        - А-а-а! - с улыбкой протянул Андрей. - Вот, почему мы уже на «ты»? Осталось два дня, а вы голые.
        - Это ты голый. Миссия действительно попала в цейтнот, но это и тебя касается.
        - Проблемы Миссии меня касаться не могут, - отрезал он. - Я не по собственной воле с вами нахожусь.
        - Что ты вообще сделал по собственной воле? - спросила Ксена. - Ты перестал себе принадлежать еще пять лет назад, когда на тебя обратили внимание резиденты Сферы. А теперь ты свободен.
        - Очень относительно, - вставил он.
        - Да. Но что у тебя здесь осталось? Ни друзей, ни жены, ни будущего. Даже фамилии своей нет. Какой-то Волков… - Она пожала плечами. - Если бы ни Миссия, ты до сих пор сидел бы в лагере. Теоретически каждый осужденный может подать прошение о помиловании, но преступник, на совести у которого шестьсот человек…
        - У тебя у самой-то совесть есть?! - воскликнул Андрей. - Со-овесть, ну надо же!.. Здесь похоронены мои родители, ясно?
        - Это повод, чтобы похоронить и себя тоже?
        - Зачем уговаривать, если вы меня все равно заберете? У меня же не нет выбора?
        - Нет, разумеется. - Ксена пригубила кофе. - Ой, как горько.
        - Можно добавить сахар, но так лучше.
        - Лучше… - повторила она, глядя в пол. - Вот и для тебя будет лучше улететь. Не застать того, что здесь начнется.
        - Все-таки колонизация?
        - Наши враги внушили тебе, что Земля их не интересует?
        - Вы со Стивом говорили о том же.
        - Есть официальная позиция, есть собственное мнение, а есть здравый смысл. Историческая логика. В обозримом пространстве новые планеты так и не найдены. У Колыбели и Сферы есть соседи вроде Марса, но осваивать их чрезвычайно трудно. Если нам удастся предотвратить раскол, Земля-2 уцелеет. Полторы тысячи лет без войны - достаточно, чтобы на всех трех планетах наступило перенаселение.
        - И вам понадобится четвертая, - проронил Андрей. - Выходит… если Миссия выполнит свою задачу, то окажется, что Земля вам нужна уже сейчас. И скоро вы будете здесь. Возможно, на следующий день после старта «Союза» и «Аполло».
        Ксена допила кофе и покачала чашку, словно пытаясь что-то разглядеть на дне.
        - Дело не в Миссии, - сказала она. - Независимо от того, начнется ли война и кто в ней победит, мотивы у всех будут одни и те же. Кто бы к вам ни явился - Колыбель, Сфера или другие ваши потомки, представители единого мира, - это будет естественное продолжение человеческой истории. Вы тоже расселялись на свободных территориях, выжимая слабых аборигенов.
        - А порой… истребляя?
        - Это уж не нам с тобой решать. Но Земля слишком привлекательный объект. Планета с такими ресурсами может прокормить десятки миллиардов, а вы уже задыхаетесь. Океан практически не используете. Рыбу ловите?.. Это то же самое, что иметь под боком девственный лес, но брать из него только бруснику, не замечая остального. Я понятно выражаюсь?
        - Чего тут не понять…
        - Огромные площади у вас заняты под сельское хозяйство, - продолжала Ксена. - Вы нагреваете атмосферу. Знаете об этом, но все равно нагреваете. А ваша медицина… Ее вообще трудно назвать наукой. И что дальше? Ни одна цивилизация не станет ждать, пока вы окончательно угробите планету. Мы распорядимся ею лучше.
        - Или Сфера, - хмуро напомнил Андрей.
        - Или кто-то еще, - согласилась она. - Земля узнает об этом после отправки колонистов, когда пуповина будет перерезана. - Ксена накрыла его руку ладонью. - Андрей, ты не можешь ненавидеть меня за эти слова. Я говорю правду, вот и все. В этом нет ничьей вины, и ты напрасно себя коришь. Остаться на Земле мы тебе не позволим. Чем бы ни закончилась операция, ты поднимешься на борт «Колыбели», полетишь с нами и разделишь судьбу Миссии. И значит, Сфера для тебя - смертельный враг. Не по логике, не по симпатиям, а просто по факту рождения.
        - Надо водки, - решительно произнес Андрей.
        - О, нет, на сей раз без меня.
        - Посиди еще, - попросил он. - Какие у тебя заботы? Все, кто был у вас на примете, погибли. Или нет? Кроме меня точно никто не выжил?
        - Где? На базе у Серого? Там и ты - не сказать, чтобы выжил. Одни фрагменты, из них даже по симбионтам не все удалось идентифицировать.
        - Но ты уверена, что из пяти человек остался только я…
        - А ты в этом сомневаешься? - Она подсела ближе. На лице у нее была тревога, теперь Андрей это различал. - Если у тебя есть информация… или хотя бы предположения…
        - Информация?.. У меня?! Откуда? Я ведь все это время пролежал в коме. Даже хуже… Я только хотел уточнить: смерть остальных четырех человек установлена достоверно, или по косвенным данным?
        - Майор погиб стопроцентно. Симбиотические системы Владимира и Катерины тоже перестали отзываться, если ты имел в виду их. Дантист…
        - О его спасении речи не идет, - отмахнулся Андрей.
        - А о чьем - идет? Ты можешь говорить яснее?
        - Они мне сегодня снились - и Серый, и Катюха. Живые, здоровые… веселые.
        - Снились? Как - снились?..
        - Да просто снились, и все. Не напрягайся. Подай-ка лучше, чего мне там прислали.
        Андрей взял бутылку и начал внимательно читать текст на задней этикетке. «Водка - традиционный способ снятия стресса». Не исключено… Но уж как способ проверки водка точно оказалась незаменимой. Серый по-прежнему носил в крови симбионтов, но гады на своих радарах его уже не видели. В тот момент, когда эта дрянь восстанавливала его тело, и значит, была наиболее активна, - как раз в это время она и пропала для системы наблюдения. Нет, еще раньше: сразу после взрыва, в первые же секунды. Объект потерян, следовательно, объект мертв. Каким, любопытно, образом Серый этого добился, если даже Андрею, при всей его власти над плотью, от симбионтов избавиться не удавалось? Отрастить новый палец - пожалуйста, и неоднократно. Стряхнуть с лица отпавшую щетину. Прекратить дышать легкими и научиться видеть впотьмах. Все что угодно, только на это. Выгнать из себя симбионтов было труднее, чем расстаться с жизнью. Хотя Владимир их тоже не выгнал. Тогда что - приручил, перепрограммировал? Кто? Серый?! Но почему обязательно он… Серый до поры мог ничего о себе не знать, как не знал этого и сам Андрей. Владимира так же
использовали: держали про запас, а когда время пришло - ввели в игру, предварительно «убив» его для Миссии. Дантист выбрал хороший момент и одним ударом поразил две цели. А кроме того, убрал Канунникова, лишнего свидетеля, да еще…
        Катя! Андрей удивился, что не подумал о ней в первую очередь. Если его собственное включение было связано с Катериной, то почему на не могла также активировать и Серого? Катюха, девушка-ключ… Он искал в мозгах у Владимира следы любви, а вместо любви там сидела программа.
        Ясно было одно: способ укротить симбионты все-таки существует. Какой-то страшно хитрый способ, неизвестный даже гадам. Впрочем, разве мало чудес открыл для себя Андрей? Целая прорва «недокументированных возможностей», из которых способность к регенерации - еще не самое интересное.
        Спрятать симбионтов от Миссии и стать свободным. В принципе это возможно. Но - за два дня?..
        «По прилету в Найроби проверить, нет ли слежки». Теперь ему стало понятно, что за рефрен жужжал в мозгу у Серого.
        Андрей перекинул бутылку в левую руку и скрутил пробку.
        - Это нормально, - сказала Ксена. - То, что во сне ты видел Владимира и Катерину, объясняется просто: вы стали родственниками. В определенном смысле, конечно. Хотя способ терапии ты выбрал оригинальный.
        - Зато действенный, - невозмутимо ответил он.
        - Не спорю. Но о таком варианте использования системы разработчики не сообщали.
        - Может, не успели опробовать и решили не рисковать?
        - В приложении указано все. Но чтобы переливать саму кровь…
        - Серого я заставил ее пить.
        - Как тебе это в голову пришло?
        - Не знаю. У Катерины была пуля в позвоночнике, а в нормальную больницу мы ее отвезти не могли. Она ничего не теряла. И я тоже. Серый меня за Катюху пристрелил бы, но мне тогда было почти все равно.
        Андрей перестал лукавить и начал откровенно врать - оставалось лишь надеяться, что Ксена не заметит. В тот момент, когда его посетила мысль реанимировать Катерину, он был уверен, что это подсказано самими симбионтами. Хотя последствии он не раз убеждался, что идей от них ждать не приходится. Другое дело - искусственная память… Вот откуда это появилось: из «домашней заготовки» Сферы. Массив информации, вбитый в него насильно, содержал в том числе и некоторые знания о симбионтах. Пример Владимира, сумевшего уйти из-под наблюдения, служил тому лучим доказательством.
        «Сфера вас и тут обскакала, - подумал Андрей, печально глядя на Ксену. - Пока вы испытываете новую систему, они уже нашли способы противодействия. Неудивительно, что Колыбель проиграла войну. Впрочем, мне-то что? По мне вы все - гады».
        - Да не знаю я, не знаю, - раздраженно повторил он. - Если червяка разрезать пополам, получится два нормальных червяка. Вот и вся премудрость. А если ваши ученые сами не знали, что система может размножаться делением, то кто же виноват? Они вообще много чего не знали.
        Андрей понюхал горлышко и с отвращением закрыл бутылку.
        - Кстати, о родственниках, - выразительно произнесла Ксена. - Серый и его женщина погибли, но у тебя есть кое-кто еще.
        - У меня никого больше нет. Ни жены, ни детей, ни родителей.
        - Елена покончила с собой, и ты сам понимаешь, что это было запрограммировано Сферой. И все-таки родственники у тебя остались. Для вас это важно, я знаю.
        - Кого вы там еще нашли?
        - Его не искали, он сам нашелся. - Ксена помедлила. - В составе Миссии на Землю прилетел твой потомок.
        - Ерунда.
        - Не волнуйся, на алименты Трайк не претендует, он совершеннолетний.
        - Трайк?!
        - Вы с ним не виделись. Зона его ответственности - западное полушарие.
        - Еще одна гнида…
        - Безупречный офицер, герой войны. Такими потомками следует гордиться.
        - Да прекрати ты! - воскликнул Андрей. - Какие еще потомки? Откуда у меня возьмутся потомки на Колыбели? Как это я сподобился?!
        - Доказывать я тебе ничего не буду. Это, - Ксена запнулась, - немножко унизительно. Если хочешь слушать - слушай. Если нет - мне тем более безразлично.
        - Ну? - буркнул он.
        - Чтобы идентифицировать экипажи, мы анализировали генотипы всех колонистов. Это ничего не дало, зато мы открыли то, чего не ждали. У вас с Тайком обнаружились совпадения в кодах. Настолько крупные, что случайностью это назвать нельзя. Вначале, когда я была уверена, что ты родился на Сфере, я решила, что у вас с Трайком один предок. Пока мы жили на Земле-2, у нас была общая история, и таких связей можно отыскать много. Но теперь ясно другое. - Ксена дотянулась до бутылки и отодвинула ее подальше от Андрея.
        - Что тебе ясно? - не выдержал он.
        - Ты должен был оказаться среди колонистов. Должен был попасть на Землю-2 и стать отцом как минимум одного ребенка.
        - Должен был?.. - проронил Андрей.
        - Если бы твою судьбу не изменила Сфера. Вот тут, полагаю, действительно имеет место чудовищное совпадение.
        - Погоди-погоди! Я - среди колонистов?! Что мне там делать?
        - То же, что и другим. Лететь осваивать новую планету.
        - Туда не берут кого попало.
        - Пять лет назад резидент Сферы заставил тебя сделать то, что тебе не свойственно. Разве ты собирался топить тот паром? Это было продиктовано программой. Без нее у тебя все сложилось бы иначе.
        - Разумеется, - процедил Андрей. - Надеюсь, уж без лагеря как-нибудь обошлось бы. Но… я - в экипаже? Да не собирался я никуда лететь, эта романтика не для меня. И сколько времени нужно провести на корабле? Семнадцать лет? Я что, похож на сумасшедшего?!
        - Ты похож на Трайка, - спокойно ответила Ксена. - Вернее, он на тебя. Я не приглядывалась, и потом у тебя появилась новая внешность. Но если ты подстрижешься короче, а Трайк прибавит килограмм десять, и вы встаете рядом, сходство будет очевидно.
        - Я не мог попасть на корабль. Если бы ни Сфера, я был бы свободен, но это ничего не меняет. Кроме меня на воле живут еще несколько миллиардов человек, а для полета отобраны только шестьсот.
        - В этом и заключается совпадение.
        - Да я о другом говорю! С какой стати я бы куда-то полетел? Во-первых, я не хочу! - хмыкнул он. - Во-вторых, меня бы и не взяли. Там ведь нужны специалисты, а у меня - что за профессия? Дизайнер. Сама подумай: на хрена сдался дизайнер на дикой планете?!
        - В экипажи зачислены не только специалисты, но и члены их семей. Не все, конечно, а те, кто изъявил желание и подошел по здоровью. Потребности в дизайнерах на Земле-2 в ближайшие двести-триста лет действительно не будет. Но если ты вспомнишь, кем работала твоя жена, ты все поймешь.
        - Биологом, - пожал плечами Андрей. - Да таких биологов, как она, - больше, чем таксистов. Корпоративная лаборатория, узкий профиль. Ты в курсе, чем они занимались?
        - Косметическими средствами. Однако учти: это было давно. То, что началось пять лет назад, коснулось и Елены, не правда ли? Твоя жена переехала и сменила все, вплоть до имени. Стала Ириной Дмитриенко. Как знать, каких успехов и в какой области она могла бы добиться… Микробиология, даже в вашем понимании, - сфера достаточно широкая.
        - Сфера! - передразнил он. - Это всё домыслы.
        - Версия, - уточнила Ксена. - Попробуй найти другое объяснение, и ты увидишь, что его нет. Зато есть факт: поразительное генетическое сходство двух особей, которых разделяет не только пространство, но и время. Если ты не прилетел на Землю, а родился здесь, значит, ты должен был отправиться в составе экспедиции.
        - Вместо этого меня отправили на Шиашир… Но если я не попал в экипаж, откуда, в таком случае, взялся Трайк? Кто его родил, если ни я?
        - Ты снова пытаешься измерить круглое с помощью линейки. А оно даже не круглое… - Ксена озадаченно опустила уголки губ. - Оно вообще непонятно, какое. Неисследованное. Связь между прошлым и будущим есть, но не такая явная, как кажется. Мнимый парадокс, который мы не в силах разрешить, опирается на привычную нам логику, поэтому он неразрешим в принципе. Вот тебе еще пример: старт «Союза» и «Аполло» назначен на послезавтра, но из двух кораблей долетит лишь один. Второй мы к Земле-2 не пропустим, для этого у нас достаточно средств. И если посмотреть на данное событие из будущего, то гибель второго корабля уже произошла. История колонизации уже изменилась - с точки зрения стороннего наблюдателя. В итоге большинство участников Миссии вообще не должны были родиться, но… вот, мы все здесь. Живы-здоровы.
        Андрей тяжело вздохнул и задумался.
        - Трайк об этом знает?
        - Нет, и не должен узнать, - сказала Ксена.
        - Выходит, у тебя уже и от своих секреты появились? Спасибо за доверие, но мне это тоже ни к чему было слышать. Хочешь мотивировать меня на сотрудничество? Допустим, тебе удалось, и что дальше?
        - Ничего особенного. Мне на «Колыбели» нужен не пленник, а единомышленник или хотя бы человек, настроенный нейтрально. Не просто смирившийся с участью, а осознавший эту необходимость.
        - На Колыбели?.. Ах, да, «Колыбель» - ваш корабль, я и забыл. Тоже в некотором смысле «Родина»…
        - В самом прямом.
        - Полечу, значит, на вашей «Родине» на вашу же родину. По пути полюбуюсь, как вы убиваете людей за то, что их правнуки не смогли поделить два куска суши. Надо бы приобрести камеру с хорошим объективом, - выдавил он. - Потом буду пересматривать. Посреди счастливой жизни. В перерывах между встречами с благодарными потомками…
        - Увидеть ничего не удастся, - холодно возразила Ксена. - Полет ты поведешь в ком-капсуле.
        - К какой капсуле?
        - В коматозной.
        - А-а… самое оно.
        - Корабль будет уничтожен не сразу, а на подходе к Аномалии. Нам придется сопровождать экспедицию около десяти лет.
        - Избегаете случайностей? Ну что ж, это разумно. А какой экипаж вы приговорили-то? Какой именно? - с издевкой спросил Андрей. - «Аполло» или «Союз»? Ошибаться нельзя, можно ведь и собственных предков похоронить.
        - Ошибаться нельзя, но еще хуже - оставить ситуацию в нынешнем виде. Какой бы корабль мы не выбрали, любой вариант будет предпочтительней того, который сложился в результате посадки обоих кораблей.
        Поднявшись с кровати, Андрей подошел к столу и надолго приложился к горлышку.
        - Великолепно… - выдохнул он. - Просто замечательно, когда нечего терять и любые перемены - только к лучшему. И что же, начальство тебе прямо так и сказало: «если не вычислишь настоящего врага, убей хоть кого-нибудь, авось полегчает»?
        - Прямо так, - подтвердила Ксена. - Только без «авось». Но это крайний случай. У нас еще есть время, чтобы все выяснить.
        - За два месяца выяснить не получилось, а за два дня получится? Да и что выяснять-то? С чего ты взяла, что на Сфере знают об экипажах больше вашего? У тебя есть такая информация?
        - Информации нет, но есть надежда. По крайней мере, мы ничего не теряем, - в который раз повторила Ксена. - Виноват ты. Нет, не в этом смысле, но… если бы ты не был так убедителен в роли шпиона Сферы, мы бы ничего от тебя не ждали. - Она заметила, что Андрей собирается возразить, и подняла руку: - Ты сам в это верил. Верил так сильно, что заставил поверить нас. На это наши враги и рассчитывали. Однако я не воспринимаю тебя как врага, и хочу, чтобы ты тоже меня понял. Да, ваши колонисты не несут ответственности за то, что сделают их потомки через столетия. Значит, нам придется убить неповинных. «Колыбель» вооружена относительно слабо, но даже этому оружию вам противопоставить нечего. Значит, мы убьем беззащитных. Это несправедливо и жестоко. Но я это сделаю, потому что у меня есть долг перед родиной, а он выше этических оценок. Гуманисты Земли много рассуждали о соизмеримости цели и средств. Но ваша же история доказывает, что человеческая жизнь представляет ценность только для него самого. В контексте общества человек - нуль. А триста человек - это триста раз по нулю. Всего лишь.
        - Неужели за полторы тысячи ничего не изменилось?
        - Многое, но не это. Наша история - прямое продолжение вашей.
        Ксена утомленно расправила плечи и вновь посмотрелась в зеркало.
        - Мне нужно идти. Спасибо тебе.
        - За что? - не понял Андрей.
        - Прежде я такого не знала.
        - Это тебе спасибо. - Он улыбнулся и мысленно погладил себя по голове.
        - Стиву не рассказывай, - попросила Ксена. - Ему будет неприятно.
        - Я - Стиву?.. С чего ты взяла?
        - Почему бы и нет? Только не нужно этого.
        - Все-таки мы с вами отличаемся.
        - Не сильно, Андрей, не сильно. - Она приложила карточку к сканеру, и замок мягко щелкнул.
        - Если не появится новая информация, какой экипаж вы приговорите к смерти? Как вы будете выбирать?
        - Самым объективным способом. - Ксена открыла дверь, шагнула за порог и не оборачиваясь сказала: - Жеребьевкой.

* * *
        Андрей снова выпил и, поймав себя на том, что делает это с отвращением, завинтил пробку. Внутри что-то нещадно жгло - не водка, ее он уже перестал воспринимать. Что-то другое не давало ему покоя: терзало и звало на свободу.
        Не одеваясь, Андрей зашел в душ и ополоснулся - скорее, по привычке. Он так и не понял, куда его поселили: то ли каюта находилась ниже ватерлинии, то ли в ней заварили иллюминаторы. В любом случае шансов на побег не было. Теперь, когда Миссия потеряла все свои «хвосты», Андрей был самым ценным, что у нее осталось. Как минимум, интересным материалом для научных исследований. Впрочем, Ксена еще лелеяла надежды на его помощь, хотя сама не знала, в чем это может выражаться. Думать о том, что она разделила с ним постель только с этой целью, было… Да нет, не противно. Ему слишком многое стало безразлично - еще тогда, на суде, а ужасаться от того, что его используют, Андрею и вовсе обрыдло. Его превратили в чудовищный синтетический организм, убить который едва ли проще, чем выиграть морское сражение с «Адмиралом Мельником», но все же Андрей смертельно устал.
        Посмотрев на часы, он вдруг сообразил, что с момента его пробуждения Серый гуляет без надзора. Беседа с Ксеной длилась довольно долго, и все это время Владимир был предоставлен самому себе.
        И он несомненно приложит все силы, чтобы выполнить свою задачу.
        Андрей подошел к стальной панели, прилегавшей к стене плотно, без щелей. За квадратной крышкой, врезанной на уровне пояса, скрывался терминал и блок корабельной связи - это он помнил еще по встрече со Стивом.
        Дверца была закрыта на примитивный кодовый замок: десять цифр от единицы до нуля и еще две кнопки - «сброс» и «ввод». Андрей прикоснулся к табло, словно к чему-то неодушевленному, но живому. Поверхность отозвалась, но он почувствовал это не кожей, а как-то иначе, внутри.
        «777999», - медленно проявилось перед глазами.
        Не шифр, а черт-те что. Замок для честных людей, как говорил кто-то из старых знакомых.
        Набрав три семерки и три девятки, Андрей потянул дверцу, но, едва он занес руку над клавиатурой, как понял, что входить в Сеть ему не требуется.
        Гриф: «сенсация». Регион: «глобальное».
        Текст: «Еще недавно скептики и романтики спорили о том, обитаем ли космос, но прилет братьев по разуму поставил в этой дискуссии точку. Космическое пространство не просто обитаемо, оно населено разумными существами, и в настоящее время никто не посмеет этого оспаривать. Однако пора задуматься о будущем. Кем мы войдем в семью развитых цивилизаций - бедными родственниками или полноправными членами? Сегодня этот вопрос кому-то кажется преждевременным, но уже завтра нам придется на него отвечать.
        Тридцатого июня стартуют корабли «Аполло» и «Союз». Таким образом человечество ступает на путь освоения другой звездной системы. Это беспрецедентный шаг, но можем ли мы почивать на лаврах? Нет, и наши новые друзья доказали нам это. Техническое превосходство Миссии очевидно: достаточно лишь упомянуть, что представители Колыбели принесли нам избавление от многих заболеваний, считавшихся прежде неизлечимыми. Об уровне развития братьев по разуму также свидетельствует сам факт их прилета: не мы первыми высадились на Колыбель с дружественным визитом, а наоборот.
        К сожалению, во многом мы отстаем и от Колыбели, и - весьма вероятно - от других цивилизаций, обитающих в глубинах космоса. Но кое-что нам все же под силу. Сегодня Президент Единства Виктор Ф. Кастель принял решение о строительстве орбитального сборочно-стартового комплекса (далее - ОССК). Многие сенаторы уже заявили о намерении прервать каникулы и собраться для обсуждения данного проекта. Надеемся, что инициатива Президента встретит у них поддержку.
        Что такое ОССК и почему он обеспечит нам прорыв в освоении космического пространства? Ни для кого не секрет, что часть полезной массы ракеты-носителя расходуется на ее отрыв от поверхности. Чтобы преодолеть земное притяжение и развить первую космическую скорость, корабль сжигает значительный запас топлива. Один из возможных выходов - дозаправка на орбите, но, по мнению профессионалов, эта мера тоже не является адекватной (см. материалы по теме). Встающие перед нами проблемы требуют иных подходов. Земле необходима космическая верфь. Готовые блоки планируется поднимать на орбиту обычными носителями, и уже в безвоздушном пространстве собирать из этих модулей, как из конструктора, корабль. В результате он будет принципиально отличаться от всего, что когда-либо покидало Землю. Отсутствие сопротивления атмосферы позволит изменить компоновку: жилые отсеки станут более просторными, а крепления выступающих узлов - более прочными. До сих пор конструкторам приходилось вписывать все элементы стартующего корабля под обтекаемую обшивку. Теперь эта проблема снята. Самая сложная и самая уязвимая часть корабля -
ионный отражатель будет сразу собран в исходной форме, а не развернут после старта, как это произойдет на близнецах «Аполло» и «Союз».
        Еще одно отличие ОССК от наземного комплекса заключается в том, что первичный разгон корабля будут осуществлять автопилотируемые буксиры. Это позволит уберечь верфь от повреждений и опять-таки сэкономить топливо на окончательном выходе из плена земной гравитации.
        Перспективы, открывающиеся перед человечеством в связи со строительством ОССК поистине необозримы. Руководство Объединенного Космического Агентства заверяет, что при должном финансировании верфь будет введена в строй уже через два года. Скоро Земля получит крупную орбитальную базу с постоянной вахтой в триста - четыреста человек. Еще один год понадобится на сборку корабля, проект которого, как оказалось, давно разработан. Теперь только от нас самих зависит, будем ли мы приняты иными расами как достойные участники звездного сообщества, или нам придется довольствоваться ролью отсталых попрошаек.
        Бюджет ОССК внушает уважение, однако, по прогнозам аналитиков Экономического Департамента, инвестиционная привлекательность данного проекта будет крайне высока, и в связи с этим…»
        - Кастель совсем спятил, - пробормотал Андрей, с трудом вырываясь из Сети. - Так бредить, так бредить… это же уметь надо! Какие еще «братья по разуму», мать вашу? Какой, на хер, космос, кто вас там ждет? Куда вы вообще лезете?!
        Не услышав ответа, Андрей захлопнул крышку терминала и рухнул на кровать.
        Похоже, он невольно принял служебное сообщение, предназначенное для новостных каналов. Фантастически полезный дар, особенно если направить его на перехват биржевых сводок. Лет пять назад он отдал бы за это левую руку. А то и правую… Теперь Андрей имел все и бесплатно - включая способность отращивать конечности, но это его не радовало. Все, что у него было, принадлежало гадам, а Земля… она даже не знала, кто такие эти «участники звездного сообщества» и что здесь начнется через двое суток. Земля продолжала с оптимизмом смотреть в будущее, не замечая впереди пропасти.
        Под левой грудью зачесался крест. Андрей снова вспомнил о Владимире и сообразил, что попусту теряет время. Пока процессор «Колыбели» обеспечивал доступ к мозгам Серого, этим нужно было пользоваться.
        Андрей устроился в постели поудобней: возможно, спать придется долго. Вот только заснуть бы…
        Сердце тут же сбилось с ритма - в этот момент он мог бы поклясться, что ощущает, как увеличиваются паузы между сокращениями.
        «Ну привет, братец по крови», - успел подумать Андрей.

* * *
        Этот бар не был похож на забегаловку, где работал неудавшийся эмигрант в Воронеж.
        Андрей обнаружил себя в крайне пафосном заведении: глухой бронзовый свет, глубокие кресла и живой музыкант за роялем. Кто-то когда-то решил, что джаз - это неимоверно стильно, так оно и повелось. Можно подумать, у богатых людей не бывает мятежной юности. Как будто всех миллионеров акушеры принимают уже облаченными во фрак и в сияющие лаковые ботинки.
        Вип-зона «Шереметьева-4», - явилась запоздалая подсказка.
        Андрей уже и сам догадался: Серый никуда не ушел. Едва к нему вернулось собственное сознание, он сразу же купил новый билет в Найроби.
        Расплатившись и не забыв при этом о пятнадцати процентах чаевых - держим, держим марку! - Андрей вышел в вестибюль.
        Сорок минут до начала регистрации. Он осмотрелся и степенно двинулся к справочному автомату.
        «Киев: рейс отправлен.
        Тель-Авив: посадка закончена.
        Минск: посадка закончена…»
        Андрей провел пальцем по длинному списку, пока не наткнулся на две строчки:
        «Лос-Анджелес: посадка продолжается.
        Нью-Йорк: посадка продолжается».
        И что это за страсть к двойным названиям? - мелькнула чужая мысль.
        «Цыц!» - подумал Андрей, направляясь в сторону касс.
        Девушка в окошке улыбнулась и кивнула ему, как хорошему знакомому.
        «Надежда Панкратова» - значилось у нее на бэйджике.
        Можно просто Надя, - вновь подсказала оперативная память Серого. - А ты, между прочим, разрешил называть себя Женей.
        «Женя?..»
        - Господин Мамонтов! - крикнули за спиной.
        Документы выданы на имя Евгения Павловича Мамонтова.
        «Да, точно. Значит, Женя. Ну и ладно».
        Из бара выбежал официант с отвратительно знакомым чемоданчиком.
        - Господин Мамонтов, вы забыли свой багаж!
        «И что я с ним таскаюсь? Все равно же в нем…»
        Трусы и три рубашки неизвестного размера.
        «И еще джинсы, я в курсе. Нет, так нельзя. А ну-ка, сосредоточиться!» - приказал себе Андрей.
        - Благодарю, - проронил он и, повернувшись к кассирше Наде Панкратовой, ответно ей улыбнулся: - В Найроби мне не нужно. Нужно в Лос-Анджелес или в Нью-Йорк. Очень.
        Девушка сделала губки бантиком, но возразить не посмела. Андрей вспомнил, как он вынимал ей душу за этот билет и как она искала: рылась в базе данных, потом в другой, потом обзванивала старших менеджеров… Ясное дело, скоро старт колонистов, и в Кению прут все кому не лень. Андрею стало немножко совестно, но он повторил:
        - Пожалуйста, отправьте меня в Северную Америку. Не важно, куда. Важно, чтобы быстро. Пожалуйста. Я полечу на любом месте, хоть в сортире.
        - Зачем же вам лететь в со-о… - последнее слово она произнести не решилась и, растянув его вздохом, погасила где-то внутри. - К сожалению, посадка на рейс до Лос-Анджелеса уже закончилась. А до Нью-Йорка свободных мест много, и вы еще успеете. Оформлять?
        - Оформляйте, Надя, - царственно ответил Андрей.
        Получив новую карточку, он слегка успокоился и поспешил к стойке регистрации. Со времени его предыдущего контакта смены еще не поменялись, и Андрея узнавали в лицо. Точнее, узнавали Серого, но это было так же скверно. Если Ксене придет в голову, что его интерес был не праздным, и она объявит розыск на тех, кто находился во взорванном доме… Даже думать об этом было тяжело.
        Миновав контроль и наконец-то сдав чемоданчик, Андрей прошел по телескопической трубе. В салоне было тихо, динамики уютно гудели. Свет был не таким, как в баре, но тоже приятным, успокаивающим. Андрей занял свое место и принялся листать журнал, но вспомнил, что при взлете все средства связи на борту отключат. Пока рассаживались последние пассажиры, он откинул встроенный в подлокотник терминал и вызвал региональную справочную службу. Вопрос Андрей задал умопомрачительный по хамству и наивности, однако он решил, что для Северной Америки это должно быть нормально. Ответ пришел сразу:
        «Постоянная резиденция представителя Миссии господина Трайка находится в Вашингтоне. Направить просьбу о встрече?»
        Андрей фыркнул и, сбросив сообщение, поднял палец:
        - Девушка, во сколько мы прилетаем по местному?
        - По местному времени ровно в полночь, - отозвалась стоявшая у люка стюардесса.
        Он вновь набрал адрес справочной и через нее вышел на заказ билетов. После некоторых усилий Андрея терминал исполнил бравурный джингл, и на экране возникло уведомление:
        «Евгений П. Мамонтов. Забронировано место в бизнес-салоне на рейс «Нью-Йорк - Вашингтон». Время вылета 01:20. Спасибо!»
        - Не-за-што, - мурлыкнул он под нос и сладко потянулся.
        - Уважаемые пассажиры, мы приветствуем вас на борту нашего лайнера… - зазвучал в динамиках женский голос.
        «Ну что, Володя, выжму я из тебя способ, как от наблюдения избавиться, или не получится? - мысленно спросил Андрей и замер. Он подозревал, что реакции не будет, и он не ошибся. - Ясно… Тебе зацепка нужна, чтобы вытащить те воспоминания в оперативку, но как я это сделаю? За что тут цепляться?»
        Он осмотрелся, но ничего такого, что могло бы вызвать ассоциации со взрывом, в салоне не было.
        «Скорость, авария, опасность», - наугад перебрал Андрей.
        Похоже, мимо.
        «Высота, горящий двигатель, падение, смерть», - настойчиво продолжил он.
        Нет, Серого это не трогало. Да и странно было бы, если бы выпускник диверсионной школы боялся гражданских самолетов. Его, небось, и военным-то не сильно испугаешь.
        «Вашингтон, - попробовал Андрей с другого бока. - Трайк. Миссия. Колыбель. Старт колонистов. «Союз» и «Аполло»: два корабля, один из которых необходимо… необходимо… необходимо…»
        Единственным, что проклюнулось у Серого в памяти, был уже известный фрагмент инструкции:
        Прибыв на место, необходимо убедиться в отсутствии наблюдения.
        «На место» - это в Найроби, стало быть. Ну-ну…
        - Время полета - семь часов, двадцать минут, - договорили динамики.
        «Семь часов на передышку, - подумал Андрей. - Из самолета он точно никуда не денется. Семь часов, а потом - о-о-о!.. Только бы сил хватило. В Нью-Йорке Серого уже не бросишь, он того и гляди, догадываться начнет, куда его ведут. А если не он, то кто-нибудь другой. Это еще хуже. Так что… Не надолго, Володя, расстаемся. Соскучиться не успеешь».
        - Уважаемые пассажиры, - разнеслось над креслами, - убедительно просим вас отключить все средства связи и застегнуть ремни безопасности. Подготовка к полету окончена, и через несколько секунд…

* * *
        - Волков! Волков!!! - Ксена вела себя точно так же, как майор Канунников в день, когда повесился Мейстер. - Андрей! У нас крупные…
        «Что? - подумал он, молча округляя глаза. - Неужели неприятности? Вот те раз».
        - …новости! - выпалила она. - Серый! Он оказался жив! Он прибыл в Америку… в Вашингтон. Серый напал на Трайка!
        - Погоди, погоди, - озадаченно произнес Андрей. - Если ты хочешь, чтобы я вник, давай по порядку.
        - Серый, - повторила Ксена и, мгновенно успокоившись, посмотрела ему в глаза. - Что ты имел в виду, когда спрашивал, все ли погибли? Ты о чем-то догадывался? У тебя есть дополнительная информация? Почему ты не сказал? Я полагала, что мы с тобой как минимум не враги.
        - Вы вообще никому не враги, - медленно ответил он. - Вы это сразу объявили, как только прилетели. А насчет Серого с Катериной - так я же говорил: снились они мне. Вот и все.
        - Теперь это можно интерпретировать иначе. Твои сны… - она беспомощно всплеснула руками. - Но я не могу доверять твоим видениям!
        - Будь добра, запри дверь. Не провоцируй меня на всякие глупости.
        Ксена удивленно обернулась и, закрыв переборку, провела картой по замку.
        - Первое, что надо сделать, это дать указания по розыску Катерины, - сказал Андрей.
        - Уже даны.
        - Вот и хорошо. Ты права: игнорировать мои сны нельзя, но и верить им невозможно.
        - А тебе? - поймав паузу, спросила Ксена. - Тебе верить можно?
        - Чего стоят слова? - серьезно проговорил он. - В любом случае я отвечу «да», а как к этому относиться - решай сама. И не сверли меня взглядом, пожалуйста. Я давно научился контролировать мимику. Итак?..
        - Система наблюдения сообщила, что Серый и все, кто был с вами в доме, мертвы. Тебя она, кстати, тоже записала в покойники: когда остатки твоего тела доставили на крейсер, симбионты уже не отзывались. Соответственно, идентификация была невозможна. Как только начался процесс восстановления, ты вновь появился на радарах. Иными словами, даже едва-едва живой организм с симбионтами виден для системы. Но Серого она игнорировала.
        - Что с ним сейчас? - осведомился Андрей.
        - Мертв. - Ксена прочистила горла. - Трайк успел его уничтожить, так что Серый… снова мертв. Но теперь это объективно, поскольку тело у нас. Что интересно: симбионты в нем обнаружены. А вот почему они до сих пор оставались незаметными… Боюсь, этого мы уже не узнаем. Трайку пришлось значительно его повредить.
        - Что ты называешь нападением? Серый его матом обложил, закидал тухлыми яйцами?
        - Он атаковал Трайка с холодным оружием. Выбрал момент, когда офицер выходил из машины и был наиболее уязвим. Услугами вашей охраны мы не пользуемся по простой причине: наша собственная подготовка гораздо лучше. Кроме того, есть определенное снаряжение, с которым мы не расстаемся. Серый либо знал об этом, либо догадывался: у него был клинок из твердого пластика. Заточенная ножка от стула или вроде того, мы пока не разобрались. Сканер не оповестил об опасности, и Серый сумел нанести удар, после чего и был уничтожен.
        - Ну один удар - это, наверное, не так страшно?
        - В сердце, - мрачно сказала Ксена.
        - Да, он же этому учился… Но тогда я не понял, как Трайк ему ответил? Серый не попал? Или рана не глубокая?
        - Сердце погибло сразу, но офицер оставался в сознании еще несколько минут. Я говорила, что ваши представления о физиологии довольно приблизительны. Однако ресурс организма все-таки не безграничен.
        - А что же симбионты? - нахмурился Андрей
        - Их нет ни у кого из нас. Это неопробованная технология, и твой пример подтверждает, что эволюция симбионтов непредсказуема. Но сейчас Трайка могут спасти только они. Через полтора часа его доставят на борт «Адмирала Мельника».
        - Лучше было заранее обезопасить Миссию, если в итоге все равно прибегаете к этому средству. - Он подвинулся ближе к зеркалу, освобождая место для Ксены.
        - Я говорю не совсем об этом. - Она механически опустилась на кровать, и Андрей снова чуть-чуть пересел. - Симбионтов как таковых Трайку вводить бессмысленно, - продолжала она. - Им нужно время на адаптацию. Но времени у нас нет.
        Андрей последний раз взглянул на свое отражение и четко спланировал следующую мимическую фразу. Ксена могла почувствовать малейшую фальшь, а значит, от него требовалась предельная искренность.
        - Тогда что же?.. - удивился он. Сильно, но без перегиба. Хорошо удивился, естественно.
        - Ты снова выступишь донором, - Ксена повернулась к нему и тут же опустила глаза. Кажется, она вообще не обратила внимания на его физиономию. - Ты поделишься тем, что есть у тебя. Спасешь Трайка, как раньше спасал Катерину и Серого.
        Андрей озадаченно пригладил затылок. Только не переиграть бы…
        - И ты готова на такой шаг?
        - Иначе мы потеряем Трайка. Он тысячу раз мог погибнуть в бою, и это было бы нормально. Но умереть здесь, от руки Серого… Такого я не допущу. Ты согласен?
        - Да мне не жалко, - вякнул Андрей. - Мне-то что? От меня не убудет. Смотри, чтобы твоему офицеру вреда не вышло. Хотя… да, если у него сердце уже не работает…
        - Вот именно, о риске говорить уже не приходится. Кроме того, если твои симбионты возьмутся перестраивать Трайка на свой лад… вернее, на твой лад… это не должно закончиться для него фатально. У вас близкие генотипы.
        Андрей напряг колени. Вот он, самый тяжелый момент. Если Ксена не усомнится сейчас, дальше будет проще.
        - Совпадение, конечно, любопытное. Трайк - твой единственный родственник в Миссии, а ты - единственный родственник Трайка на Земле. А я… Я бы водки выпила, - вздохнув, призналась Ксена, и Андрей чуть было не вздохнул в ответ.
        - Какой смысл убивать вашего офицера? - спросил он. - Я мог бы понять покушение на тебя, но… Кстати! Серому было известно, что главная в Миссии - ты. Мы с Колей Канунниковым этого не скрывали.
        - Что ты хочешь этим сказать? - насторожилась Ксена.
        - Серый отправляется в Америку, чтобы напасть на Трайка. Зачем? Допустим, до тебя он добраться не мог. Но ведь гады… гм, представители Миссии есть и в Москве? Для чего куда-то лететь? Хотя логичнее все-таки было сосредоточиться на тебе. Разве от смерти Трайка что-то могло измениться?
        - От моей - тоже. У заместителей на этот случай есть все инструкции. А Трайка Серому найти было легче.
        - Легче, чем Стива?
        - Чем меня, - подумав, ответила Ксена. - А со Стивом ты прав. Значит, ты уверен, что Серого вели вслепую и что смысл его поступка не в убийстве офицера, а в чем-то другом?
        - Я уже сам не знаю, в чем я уверен, а в чем нет, - буркнул Андрей. Он чувствовал, что этот разговор пора сворачивать, иначе он и впрямь убедит Ксену, что Серым управляли, как куклой. - Не знаю, не знаю, - повторил он. - Просто поделился сомнениями, а выводы делай сама. Лично я здесь логики не вижу. Впрочем, я не вижу ее давно. Трайка скоро доставят?
        - Скоро. А пока я хочу, чтобы ты мне помог. Мы предупреждали о последствиях, и в случае покушения на кого-либо из членов Миссии мы гарантировали незамедлительную акцию возмездия…
        - Зачем?! - воскликнул Андрей. - На Земле вам остались считанные часы, потом вы навсегда улетите.
        - …и сейчас я обязана эту акцию провести, - холодно закончила она.
        - Кому - обязана?!
        Ксена словно не услышала.
        - Нападение на нашего офицера произошло в Вашингтоне, но вся деятельность Серого связана с Москвой. У нас есть равные основания для того, чтобы покарать оба города. Выбор сделаешь ты.
        Андрей тяжело сглотнул.
        - Я не буду в этом участвовать, - сказал он.
        - В таком случае возмездие ожидает и Вашингтон, и Москву, - спокойно ответила она.
        Андрей согнулся и обхватил голову руками. Если бы он мог знать заранее… Миссия действительно предупреждала, но это было так давно, словно в прошлом веке. Теперь, когда с некоторыми ее представителями Андрей пообщался ближе, в угрозу массовой расправы он уже не верил. А напрасно. До сих пор гады выполняли все свои обещания, выполнят и это. Не слишком ли дорого за одного Трайка? Непомерно дорого. Безумно. Но ужас в том, что если бы пришлось решать вновь, Андрей сделал бы то же самое…
        Он оторвал от лица ладони и отстраненно посмотрел на Ксену.
        Да, все то же самое. Он снова довел бы Серого до Вашингтона и, дождавшись Трайка в толпе зевак, выскочил бы с заточенным обрезком трубы.
        - Сколько народу вы собираетесь казнить? - подавлено спросил Андрей.
        - Тысячу. В Москве или в Вашингтоне. Выбери сам.
        - Зачем это изуверство? Тебе это не нужно, я ведь знаю… я успел тебя узнать. Ты… почти как человек. Ты женщина, Ксена! Если ты вернешься домой, не убив лишнюю тысячу, ты будешь чувствовать себя хуже? Ты будешь считать, что нарушила присягу? Зачем тебе это, Ксена?! Оставь свою совесть чистой. Война, не война - всегда можно поступить так, а можно иначе. Убили Серого, ну и успокойтесь. Он свое уже получил, а остальные не виноваты. Карать непричастных - это бессмысленно! Это… не по-людски.
        - Мы не называем себя людьми, - сказала Ксена, и Андрей окончательно понял: все, что он говорил, было зря. - Если ты откажешься от выбора, мы покараем оба города. Это объективно хуже. Ровно в два раза.
        Спорить с ней было трудно: при том, что жизни поштучно не считают, две тысячи - это действительно меньше, чем одна. Значит, нужно выбрать.
        Первой мыслью было назвать Вашингтон. Так легче: город, в котором он никогда не бывал, город, с которым его ничто не связывало. Но именно это Андрея и останавливало. Ему вдруг стало стыдно перед людьми, чья вина заключалась лишь в том, что они живут в неподходящем месте. Чем Вашингтон хуже Москвы? Чем он лучше?
        - У тебя есть деньги? - спросил Андрей.
        Ксена помахала банковской карточкой.
        - А наличные, мелочь?
        - Наличных при себе нет, - сказала она.
        - Это хорошо. Потом, когда отсюда выйдешь, возьмешь монетку и подбросишь. Пусть она упадет на пол. Если орел, то Москва, если решка - Вашингтон. Всё!
        - Я так и сделаю. Но я думала, ты выберешь сам. В одном из городов был твой дом, а другой находится где-то за океаном. Объединение у вас прошло недавно, и все это время ты провел в лагере. Ты не должен был привыкнуть. Люди для тебя по-прежнему делятся на своих и чужих.
        - Свои и чужие были раньше, пока на Земле не появились вы. - Андрею вспомнился бармен из аэропорта и то, что он сказал. «Теперь мне китайцы, как братья». Нет, больше, чем братья: просто люди. - Проклинаю тот день, когда я вышел из лагеря. Купили за сытный обед и пару средненьких шлюх.
        - Ты не мог отказаться. Согласие на сотрудничество в тебя было заложено Сферой. И я это почувствовала. - Ксена достала трубку и коротко с кем-то переговорила. - Нам пора. С минуты на минуту Трайк будет здесь.
        Открыв дверь, она выпустила Андрея из каюты. В коридоре он обнаружил еще двоих офицеров. Оба держали в руках что-то компактное, но затейливое.
        - С охраной тебе тоже придется смириться, - пояснила Ксена.
        - Мне плевать.
        - Направо до конца, потом вверх по трапу.
        Мягкая обувь Андрея не издавала ни звука, так же бесшумно ступали и охранники, и сама Ксена. Казалось, что они не идут, а парят, и лишь собственное дыхание да шорох одежды, который Андрей издавал специально, напоминали, что он все еще на Земле.
        - Что ты делал, пока меня не было? - спросила Ксена.
        - Новости смотрел, - огрызнулся он.
        Она покосилась на его лоб:
        - И что у вас интересного?
        - Собираемся строить орбитальную верфь.
        - Вполне разумно. Стартовать с поверхности планеты - то же самое, что прыгать из-под воды. Странно, почему вы раньше не пришли к этому выводу.
        - Давно уже пришли, - буркнул Андрей. - Раньше денег не было.
        - Нет денег - сиди дома.
        - Тоже верно, - подумав, ответил он. - Через три года отправим новый корабль. Попробуй угадать, куда.
        - Колонисты попали на Землю-2 только однажды, второй партии не было.
        Больше Ксена ничего не сказала, и Андрей понял, что она просто не хочет повторяться. Конечно, следующая партия колонистов никуда не попадет - потому, что она не будет отправлена. Кто бы ни выиграл войну между Колыбелью и Сферой, чем бы ни закончилась операция Миссии - скоро потомки обратят внимание и на Землю. Не исключено, что этот момент давно настал, и они ждут, когда «Союз» и «Аполло» покинут планету.
        «Захват Земли может начаться сразу после старта, - решил Андрей. - Через месяц, через неделю… или через час? Уже завтра вечером…»
        Возле трапа его остановили, и один из охранников прошел вперед. Второй поднимался за Андреем, но не сразу, а на расстоянии. Ксена двигалась последней.
        - Вы бы меня в кандалы заковали, если так боитесь, - проронил Андрей.
        - Есть подозрение, что кандалы ты порвешь, - ответила она.
        Он подумал, что это должно бы его обрадовать, однако радоваться было нечему.
        Трайка привезли в операционную через несколько минут. Андрей уже лежал на столе, слева подкатили еще один, с худым неподвижным телом. Приподнявшись, Андрей вгляделся в белое лицо, но особого сходства с собой не нашел. Да не очень-то ему и хотелось.
        - Спокойней!
        Трайку надели на запястье массивный черный браслет, такой же протянули и Андрею. Как только он сунул в него руку, внутренняя поверхность устройства сразу стянулась.
        - Ну вот и кандалы, - улыбнулся Андрей.
        - Не разговаривай.
        Он почувствовал легкий укол, и кто-то из присутствующих свел два браслета вместе.
        Андрей посмотрел на Трайка, но никаких перемен не заметил. Кровь - он ощущал это плотью, о том же твердило и сознание, - продолжала переходить из его тела в чужое.
        Офицер, стоявший за изголовьем, что-то быстро проговорил, Ксена ему ответила.
        - Есть, - сказала она, обращаясь к Андрею. - Все хорошо.
        - Хм?.. - тот снова повернулся к Трайку. - Мертвый он.
        Ксена обменялась с кем-то еще парой фраз.
        - Это оказалось не сложно, - кивнула она. - Радар его нашел, симбионты включились в работу.
        - Я-то надеялся, что он прямо сейчас и вскочит… и в пляс пойдет… Но все равно поздравляю. Приятно спасти чью-то жизнь, даже если это…
        - Мы не торопимся, - прервала его Ксена. - Путь к Аномалии займет много времени, Трайк успеет восстановиться. Я благодарна тебе, Андрей.
        - Не нужно. - Он махнул свободной рукой. - Лучше скажи, что ты пошутила. Про карательную акцию. Скажи, что это неправда! Просто жути нагнала, в воспитательных целях, например, а? Мозги мне, в общем, прочистила. А?..
        Не ответив, Ксена сняла с Трайка браслет. Андрей попробовал стянуть свой, но у него не получилось. Прибор сидел на запястье так плотно, словно он прирос, а сил в руках оставалось все меньше и меньше.
        - Сейчас ты уснешь, и тебя доставят на «Колыбель», - сказала Ксена. - Скоро на борту будет вся Миссия.
        - А ты?
        - И я поднимусь. Чуть позже, завтра.
        - Значит, до завтра.
        Она покачала головой:
        - Если мы увидимся, то уже на Колыбели.
        - Вот и я об этом…
        - Не на корабле, а на планете. Хотя возможно, что когда мы вернемся, она будет называться иначе. Полет ты проведешь в ком-капсуле. Все, кроме пилотов, будут спать.
        - Но перед Аномалией кое-кто проснется, - с трудом прошептал Андрей.
        - На полчасика, - подмигнула Ксена. - А потом опять в капсулу. И уже до самого дома. Спи.
        Слабость нарастала с пугающей скоростью. Мышцы будто пропали: Андрей уже не мог ни шевелиться, ни говорить, ни дышать. Сознание меркло, и он с тоской наблюдал, как мир вокруг превращается в остров, а затем усыхает до маленькой кочки, на которой уже не удержаться.
        Свет постепенно съежился в мутный желтый пятак на другом конце черной трубы, где, балансируя между безднами, умирала последняя мысль:
        Когда вы проснетесь, вы почувствуете себя…

* * *
        Прежде чем что-то почувствовать, Андрей механически сжал кулак и кинул его вперед. Только после этого ему удалось открыть глаза. Близко над лицом нависал замутненный свод, в районе пояса колпак был пробит. Плотный туман, наполнявший капсулу, выходил в отверстие, как дым в печную трубу.
        Андрей поднял вторую руку и уперся в крышку коленями. Поверхность затрещала и осыпалась в ложе грудой тяжелых осколков. Белесый газ развеялся, дышать стало легче. Впрочем, разве до этого он дышал? Он выбрался из ком-капсулы и, ужасаясь хрусту под ребрами, расправил плечи. Воздух вошел в легкие с надсадным свистом. Подержав его в себе, как затяжку сигаретного дыма, Андрей выдохнул и попробовал присесть. Колени тоже хрустели, да так громко, что, казалось, не услышит лишь мертвый. Он пересчитал гробы с заиндевевшими изнутри крышками: вместе с его собственным, стоявшим с самого края, получилось ровно тридцать. Двадцать одна капсула была закрыта, в них кто-то спал. Офицеры Миссии возвращались домой - возможно, с чувством выполненного долга, возможно, с какими-то другими чувствами.
        Первую крышку Андрей разбил кулаком, вторую - открытой ладонью. Третью и четвертую - снова кулаком и ладонью, но уже сменив руку. Организм еще не вполне проснулся, и кожа заживала медленно. О костях он даже не думал, просто сказал себе, что боли нет, и двинулся дальше. Локти, левый и правый - еще две капсулы разгерметизированы, еще два тела вздрогнули и скрючились, занимая позу эмбриона. Редко у кого хватало сил на вторую конвульсию: теплый воздух с высоким содержанием кислорода убивал спящих мгновенно. Андрей шел вдоль ряда камер, круша колпаки и попутно разогреваясь. Предплечья были изодраны, но работы оставалось еще много, и он не позволял себе медлить. Сирены он так и не дождался, хотя был уверен, что сигнал тревоги летная смена уже получила.
        Он почти закончил, когда в отсеке появились двое: Стив и с ним кто-то еще. Одновременно начал закрываться проход. Сверху в него вползала переборка - видимо, аварийная, толщиной сантиметров в двадцать.
        Андрей, не отдавая себе отчета, встретил гадов прямыми пальцами. Ногти вытянулись, как резаки, и, проткнув униформу, погрузились в плоть. Это только слова - что кровь у гадов холодная. Горячая она, горячая.
        Стряхнув тела, Андрей вернулся, разбил последние капсулы и только потом рассмотрел свои руки. Фаланги вновь сгибались, а стальных когтей словно и не бывало.
        Переборка опускалась медленно, однако она все же успела закрыть выход на три четверти. Пока Андрей добежал, она опустилась так, что под ней едва могла пройти голова. Он распластался на полу, но за это время расстояние до нижнего края снова уменьшилось.
        «Лезь!!!» - рявкнуло внутри. Затылок и спину обожгло, но это были не царапины. Выбираясь с другой стороны, Андрей смутно осознавал, что при своих габаритах не смог бы протиснуться под створкой, и с омерзением догадывался, какая метаморфоза позволила это сделать. В ушах что-то выло и трещало, но с каждой секундой все тише.
        Тело Андрея еще не восстановило прежней формы, когда он потерял левую руку. По сияющему овальному коридору несся офицер с оружием. От второго выстрела Андрей увернулся, третий вырвал ему из правого бока здоровенный лоскут и опалил кожу до груди. Укрыться в проходе было негде, а бегство сулило новые попадания в спину и неизвестность за поворотом.
        Оценив ситуацию, Андрей помчался гаду навстречу.
        Еще один выстрел мимо и новая рана в корпус. Андрей ощутил толчок, словно прорвал на бегу парниковую пленку. Офицер замер посреди прохода и вытаращился на его плечо. Андрей уже чувствовал, что там происходит. Он и сам знал, что выглядит это несимпатично.
        - Вот такая я тварь! - прохрипел он, хватая противника за горло левой рукой, которая секунду назад была похожа на кривую розовую ветку.
        Андрей сжимал пальцы до тех пор, пока они не сомкнулись в кольцо. Голова офицера отвалилась набок, под ногами брякнуло выпавшее оружие. Подняв железяку, Андрей повертел ее перед глазами и запросил бортовой процессор. Ответом явился безумный массив информации, в которой он не понимал ни шиша, - словно его погрузили в толпу, орущую на незнакомом языке. Андрей пошатнулся и, прислонившись к вогнутой стене, дождался, пока в голове не прояснится. Затем взял оружие - по наитию, как было удобней, и направился туда, откуда бежал офицер.
        Двадцать метров Андрей прошел свободно, но как только он оказался на пересечении коридоров, его отбросило в сторону. Следом вбили еще четыре выстрела подряд - тело вновь превратилось во что-то неопределенное, но быстро оживающее.
        - Крепко ты меня… - Андрей резко, без замаха, метнул в гада трофей.
        Времени на освоение оружия не оставалось, но весило оно под килограмм, и применить его можно было по-разному, в том числе и так. Послышался звук разбиваемого яйца, и лоб офицера провалился внутрь. Где-то там же, в кровавой каше, застрял и мудреный пистолет.
        На этот раз восстанавливаться Андрею пришлось дольше. Нештатное пробуждение в камере с переохлажденным инертным газом стоило ему дорого. Потом - рука… Отстреленная конечность осталась лежать возле общей «спальни», замену ей симбионты вырастили за счет форсированного перераспределения массы тела. А еще было проникающее ранение в область печени - из чего они создали новую, можно было только гадать.
        За несколько минут бодрствования Андрей похудел так, что на месте живота образовалась глубокая впадина. Он не исключал, что в поисках дополнительного материала симбионты временно лишили его желудка, а то и всей пищеварительной системы.
        Андрей не сразу сообразил, что, выбравшись из капсулы, он так и бродит по кораблю голым. Впрочем, внешний вид заботил его в последнюю очередь.
        Вновь обретя способность двигаться, он переполз через мертвого гада и за поворотом увидел… Землю.
        Большой рельефный глобус занимал почти весь отсек. Свет был скуповатым, и на обоих полушариях лежала серая тень, словно планету выключили.
        Покосившись на вереницу Курильской гряды, Андрей проковылял мимо и уселся в дальнем углу. Убежище было сомнительным, но плана «Колыбели» он не знал, да и задерживаться надолго он здесь не собирался.
        Глубоко вдохнув, Андрей предпринял вторую попытку слиться с процессором. Эффект был тот же: шок и потеря ориентации. Ни техника, ни мозги на такие сеансы связи рассчитаны не были.
        «А что ж ты думал, дорогой человек? Ждал, что тебе интерфейс приготовят? Персональный терминал с кириллической клавиатурой?»
        - К черту клавиатуру! - обозлился Андрей. - Куда я лезу, зачем мне процессор?
        Закрыть глаза. Расслабиться. Спать сейчас недосуг, но можно и без этого.
        В проходе послышались какие-то далекие звуки, и Андрей стиснул зубы. Никто не собьет тебя с толку сильнее, чем ты сам.
        Темно и тепло - что еще нужно?
        - Гарантия, мне нужна абсолютная гарантия! - Ксена нервически переминалась с ноги на ногу, почти приплясывала. Такой взволнованной Трайк ее видел впервые. - Проверьте заново. Я хочу иметь подтверждение.
        - Гарантия нужна всем нам, - отозвался офицер, поворачиваясь к рабочему пульту. - Даю подтверждение, - доложил он. - Метка «два» не обнаружена. На курсе рой фрагментов. Суммарная масса соответствует исходной, минус полтора процента. Распространение - семь единиц, продолжает увеличиваться. Метка «один»: параметры прежние. Я не мог допустить ошибку, по сложности эта операция сравнима с игровым тренингом.
        - Хорошо. - Ксена отошла от пульта и села в дрейфующий по рубке кокон. - Найдите мне Волкова.
        Трайк погрузил руку в рабочий контур.
        - Волков находится в общем отсеке. Задержать его не сумели, но он сам прекратил продвижение. Разрешите покинуть пост?
        - Нет. Подробней по Волкову, пожалуйста.
        - Сидит возле объектной модели. - Трайк слегка изменил положение руки. - Глаза закрыты, он не шевелится. Если позволите, я его ликвидирую.
        - Не спешите. Все, что он мог сделать, он уже сделал, а до рубки он не доберется.
        - И в любом случае он опоздал, - добавил офицер. - Но оставлять его на борту неразумно. Волков обескровил Миссию. Теперь, предполагаю, он будет стремиться нанести «Колыбели» максимальный ущерб.
        - Это ему не по силам. - Ксена встала из кокона. - Проверьте метки еще раз.
        - Первая: изменений нет. Вторая отсутствует. Суммарная масса фрагментов - минус два процента от исходной. Распространение по курсу продолжается. Один из объектов бесспорно уничтожен.
        - Что с Волковым?
        - Сидит в общем отсеке. Прошу разрешения покинуть рубку.
        - Вы так торопитесь с ним встретиться?
        - Волков представляет опасность для летной смены, и когда он восстановит силы…
        - Если он жив, то давно восстановился.
        - Жив, - подтвердил Трайк, прикоснувшись к полю. - Но… непонятно. Кажется, Волков спит! Разрешите мне…
        - Пост не покидать!
        Офицер снова ввел ладонь в рабочий контур и надолго ее там задержал.
        - Нашли что-нибудь новое? - осведомилась Кена.
        - Я?.. - Трайк недоуменно посмотрел на свою руку, словно чему-то удивился, однако эта растерянность тут же прошла. - Нет, все без изменений. Зафиксирована передача: доклад о гибели корабля.
        - До Земли он будет идти больше года, и нас это уже не касается.
        - Миссия выполнена, - объявил офицер. - Я настоятельно прошу разрешения…
        - С Волковым я сама справлюсь. - Ксена сняла с пояса диссамблер и перестроила его на предельную мощность.
        - Возражаю, - сказал Трайк, увидев, что она делает.
        - Возражать не надо. Вы пилот, и ваше место за пультом.
        - Насколько бы вы ни владели индивидуальным оружием, мое тело организовано лучше.
        - Не переоценивайте себя. Один выстрел в голову, и ваши симбионты окажутся бессильны.
        - Почему «мои»? Они не мои…
        - Вот именно. - Ксена испытывающе посмотрела на офицера. - У вас симбионты Волкова. Как раз это мне и не нравится, - сказала она, выходя из рубки.
        Андрей уловил за глобусом движение. Вскоре из-за Америки появилась Ксена с такой же штуковиной в руке, которой он проломил череп одному из бойцов. Диссамблер, теперь Андрей это знал.
        - «Колыбель» не предназначена для перевозки диких животных, - сказала Ксена. - Никто не думал, что мы возьмем на борт такое чудовище.
        - Такое ценное, - хмыкнул Андрей, - то ты позволила ему передушить всю Миссию.
        - Миссия - это не группа офицеров, а задание. И мы его выполнили. - Она подошла ближе и прислонилась плечом к свинцовой глади Атлантического океана. - Почему же ты не спросишь, какой из кораблей мы остановили?
        - Это называется «остановили»? Вытряхнули в открытый космос триста человек. Как скисший горошек в помойное ведро. Хотя ты знаешь, я вот недавно подумал: сколько людей гибнут из-за того, что садятся пьяными за руль, или увлекаются наркотиками, или еще что-нибудь… тысячи глупых смертей ежедневно. Так почему бы не убить колонистов? Тем более, что проку от этой колонизации все равно не ожидается.
        Он развел руками, и Ксена нахмурилась.
        - Где твой крест?
        - Я его свел. Тюремные татуировки не красят.
        Андрей переменил позу, но даже не попытался встать, лишь устроил ноги поудобней. Он так и сидел в углу - голый, апатичный и тощий, будто пустой тюбик.
        - Как тебе удалось проснуться? - с неподдельным интересом спросила Ксена.
        - Ты убивать меня пришла, или что?
        - Это я могла сделать сразу, как только ты вылез из капсулы.
        - Серьезно? - удивился Андрей. - А, вы же меня об этом предупреждали, я помню. Ну тогда… Дура ты, Ксена.
        - Каким образом ты проснулся? - повторила она.
        - Завел будильник.
        Ксена утомленно вздохнула.
        - Правда, правда, - закивал Андрей. - Откуда же я мог знать, во сколько мне оттаивать? И в каком году, - добавил он с сарказмом.
        - Особенно если учесть, что мы провели операцию раньше срока.
        - Вот даже как?
        - До Аномалии еще далеко, мы находимся в полете всего два года.
        - Два года после старта? Землю, небось, уже захватили? - равнодушно проговорил он.
        - Что за будильник? Ты управляешь своим организмом даже в коме?
        - А ты любопытная! Если б ни война, была бы ученой теткой.
        - Будильник, - терпеливо напомнила Ксена.
        - Трайк, - тем же тоном ответил Андрей.
        - Я поняла. У него часть твоих симбионтов, и вы связаны… через процессор «Колыбели»! Ты оставил у Трайка в подсознании что-то… что-то такое…
        - Я сам не представляю, что это такое, и где оно. Я, видишь ли, вроде обезьяны у телефона: тыкаю куда-то наугад. Иногда попадаю.
        - То же было и с Серым? Ты знал о нем, и приказал ему напасть на Трайка, чтобы передать своих симбионтов офицеру Миссии, - сказала Ксена. - Взяв тебя на борт, я не ошиблась. В тебе - наше будущее. Новые возможности, новые горизонты.
        - Какая ты романтичная женщина, - кисло отозвался Андрей. - На гитаре, случайно, не играешь?
        - Волков, смени тон.
        - Я не Волков.
        - Ты вообще никто!
        Он скривил губы и неопределенно покачал головой: скорее «да», чем «нет».
        - Хочешь лишить меня равновесия? - холодно спросила Ксена. - Хочешь, чтобы я выстрелила? Или нет, ты рассчитываешь, что я дезактивирую твоих симбионтов. Не за этим ли ты поднялся из ком-капсулы и устроил бойню? Другой причины быть не может.
        - Ее и нет. Кроме одной. - Андрей выдержал паузу и, стараясь выговаривать четко, произнес: - Наалеа стина кинт лесс кинта.
        - Что это?!
        - То, что тебе сказал Трайк, когда ты бросала монетку, выбирая корабль.
        У Ксены дрогнуло веко.
        - Трайку эта процедура не понравилась, - продолжал Андрей. - Он предпочел бы что-нибудь менее легкомысленное, соответствующее моменту. Все-таки он, боевой офицер, убивал беззащитных колонистов. Он не решился тебе об этом сказать. Но у него это долго из головы не выходило.
        Ксена резко шагнула назад.
        - Да все уже, все! - рассмеялся он. - Трайк это сделал прямо в твоем присутствии. Там у вас такой квадратик из проволоки висит - суешь в него руку, и вуаля. Никаких кнопок, никакого кофе на клавиатуре. Рабочий контур, я помню. - Он подмигнул Ксене и, прекратив кривляться, процитировал: - «Суммарная масса фрагментов - минус два процента от исходной. Распространение по курсу продолжается». Это о каком корабле? О «Союзе» или об «Аполло»? А?! Это, ласточка моя, теперь касается и того, и другого.
        - Ты бы не смог. Этому нужно учиться, - отрывисто произнесла Ксена.
        - Я и не вникал. Просто заставил Трайка сделать то, что у него прекрасно получается даже в полуобморочном состоянии. Только не ходи туда! Когда я его отпустил, он покончил с собой. Диссамблер - не пистолет, мозги по стенам не раскидывает, но приятного все равно мало.
        - Волков… Ты приказал Трайку остановить второй корабль? Ты уничтожил всех колонистов?.. Всех?!
        - Колонизация отменяется. Хороших людей на Земле-2 не выросло, ну я и решил: пусть там вообще ничего не будет. Зато Земля-мать, Земля первая и единственная, поживет без ваших визитов. Я только не пойму, почему ваша халабуда, - Андрей обвел взглядом отсек, - до сих пор не рассыплется в прах. Ведь этого корабля нет, как нет Колыбели, нет Сферы, нет войны между Колыбелью и Сферой, нету долбаных симбионтов, нет тебя, нет мертвого Трайка и нет этого диссамблера, который не может меня убить, потому что либо я уже мертв, либо…
        Андрей неожиданно обнаружил, что не слышит своего голоса. Ксена заговорила в ответ, некоторые слова можно было прочитать по губам, но ему не хотелось. Он понял, что для него сейчас важнее другое.
        Погасший глобус был огромен, даже маленькие города занимали на нем какое-то место, и даже совсем крошечные населенные пункты были отмечены булавочными уколами, они выделялись на корявой серой поверхности. Казалось, стоит подойти ближе, и все вырастет, и каждая точка разверзнется гомоном улиц, рыком моторов, шорохом листьев, чьими-то родными голосами. Планета в отсеке остывающей «Колыбели» была безмолвной и темной, и уже не вертелась, но так Землю видели те, кто ее не знал. Андрей все видел иначе, он чувствовал, как она греет, он помнил, что везде живут люди, и жил среди людей сам - человек, у которого не осталось ничего, кроме имени.
        Эпилог
        ВОСКРЕСЕНЬЕ
        «Этот корабль совместит в себе последние технические достижения и будет носить имя великого Леонардо, как символ гармонии. - После длинного предложения диктор набрал воздуха и снова заговорил: - Доставка модулей на орбитальную верфь начнется уже в начале следующей недели. По расчетам Космического Агентства, через год «Леонардо» будет собран и полностью готов к старту».
        На кухне заиграла музыка, и Андрей прибавил громкость.
        ««Леонардо» примет на борт пятьсот колонистов и отправится вслед за кораблями, стартовавшими два года назад к планете Земля-2 в системе Виктории. В настоящий момент «Союз» и «Аполло» удалились настолько, что прямая связь с экипажами уже невозможна: время прохождения радиосигнала составляет четырнадцать месяцев. Космическое Агентство по-прежнему принимает доклады от обоих командиров, и сообщает, что по состоянию на прошлый год первая межзвездная экспедиция проходит успешно. - Диктор помолчал, словно осознавая абсурдность своего текста. Вряд ли ему когда-нибудь приходилось читать новости за прошлый год. - По мере удаления кораблей, разрыв между передачей и приемом информации будет увеличиваться, но руководство Космического Агентства заявляет, что односторонние обмены с «Аполло» и «Союзом» не прекратятся».
        - Кто заказывал яйца всмятку? - раздалось из кухни. - Кто хочет, чтобы завтрак остыл? Кто рискует получить смятку в бессрочную собственность?
        - Подожди, - мрачно отозвался Андрей.
        - Розовые сны досматриваешь?
        - Скорее, кошмар, - тихо сказал он.
        Пять лет в специальном лагере «Каменный Чертог» и два года в ком-капсуле на борту «Колыбели»… Андрей знал, что ничего подобного с ним не было, но увидел это так четко и так подробно, что на мгновение поверил.
        - Кинт лесс кинта?.. - проронил он.
        - Что?
        - Сейчас, Леночка, сейчас!
        «Поскольку «Леонардо» оснащен более современным двигателем, путь к системе Виктории займет у него на три года меньше, чем у «Союза» и «Аполло». Таким образом, «Леонардо» догонит своих предшественников, и посадку на Землю-2 совершат все три корабля».
        Андрей скрипнул зубами.
        «Коротко о других новостях, - сказал диктор. - Настоящим прорывом в медицине называют изобретение нового лекарственного препарата, позволяющего избавиться сразу от шести заболеваний, прежде считавшихся неизлечимыми…».
        Андрею захотелось махнуть пару стаканов водки и упасть на диван - без чувств, без мыслей, но едва он об этом подумал, как у него взмокли ладони. Чтобы прямо так - на диван и без чувств… Нет, симбионты этого свинства не позволят.
        Какие еще симбионты?!
        Мы вам не враги, - мелькнуло в мозгу, и Андрей обхватил руками голову, будто испугался, что она треснет.
        Сигналы с «Союза» и «Аполло» Земля будет принимать еще четырнадцать месяцев, и только потом передача прекратится. За это время на орбитальной верфи достроят «Леонардо» и отправят его туда же, сквозь Аномалию, на полторы тысячи лет назад.
        На Земле-2 появится новая цивилизация. Исследуя космическое пространство, она откроет Сферу и Колыбель, других достойных объектов поблизости нет. Не важно, что будут делать потомки: воевать или водить хороводы вокруг оранжевой елочки. Важно другое: когда-нибудь им станет тесно. И они придут сюда.
        «Откуда во мне эта чушь?!» - остервенел Андрей.
        Он все-таки дошел до бара и, ревниво перетрогав горлышки, выбрал початую бутылку коньяка.
        - Эй, эй! - насторожилась жена. Она стояла в дверях уже несколько минут и все меньше понимала, что с ним происходит. - Ты пить собрался? С утра?! Один?! Если ты алкоголик, то зачем так долго это скрывал? - добавила она с усмешкой.
        Долго… Андрея поразил смысл это слова. Долго - это бездна времени вместе. Он не взрывал никаких паромов и вообще не слышал о «Данциге». Кажется, это какое-то географическое название? Заглянуть бы в справочник… Да черт с ним! Андрей не сидел на Шиашире, а Лена не меняла паспортные данные, не уезжала из Москвы - она так и жила с ним. Без программы от Сферы. Просто жила: обыкновенно, порой скучновато, но в общем - нормально. Несколько лет назад бросила свою фармацевтическую фирму и ушла в науку. Слушать ее стало еще интересней, хотя Андрей мало что понимал. Он лишь убеждался: ничего страшнее микробиологии людям выдумать не дано.
        - За кого ты меня принимаешь? - пробормотал он, возвращая бутылку на место. - Я только проверил, не прикладываешься ли ты втихаря.
        - Только и делаю, что пью! Пойдем завтракать, мой детектив. Да, кстати! - сказала Елена, не оборачиваясь. - Если уж ты помешан на космосе, как тебе идея… м-м… Безумная, конечно, но мне тут предложили… Дали месяц на размышления. Неизвестно еще, подойдем ли мы. Требуется абсолютное здоровье. Да у кого оно сейчас абсолютное? Но мы с тобой хоть не курим, уже плюс.
        - Что предложили-то? - скованно произнес Андрей.
        - Ну вот ты как раз смотрел…
        - В экипаж «Леонардо»?!
        - Что с тобой? - оторопела она. - Я так просто сказала. Ну предложили - и предложили. Никто же не заставляет.
        - Лена!!! - заорал Андрей и сам себя испугался. - Лена! Лена! - Подскочив к жене, он обнял ее так, что она пискнула, и закружил по кухне.
        - На кой мне сдался психованный муж? - причитала она, делая вид, что вырывается.
        Андрей в подобии танго довел жену до стола и взял у нее за спиной нож.
        - Вчера как раз была передача про маньяков, - поделилась Елена.
        - Угум. - Он полоснул себя лезвием по большому пальцу.
        - Рассказывали об одном серийном убийце, и я нашла, что вы с ним похожи. Не внешне, а так, некоторыми душевными движениями. Хоть я и не психиатр…
        - Ты еще хуже, - рассеянно ответил Андрей, наблюдая, как на салфетку капает кровь. - И что там за убийца? - произнес он с невыразимым облегчением. - Если как я, значит, глубоко порядочный человек?
        - Глубоко, - повторила она, отстраняясь. - Глубже некуда. Африканский Дантист… Ой, где ты палец поранить умудрился?
        - Дантист?!
        Елена увидела у него в руке нож и от удивления села.
        - Андрюша… Ты специально порезался?
        - Что говорили про Дантиста? - исступленно спросил он. - Что? Что говорили?!
        - Ты-ы… точно не в себе. Может, врача вызвать?
        Андрей снова посмотрел на палец. Кровь постепенно остановилась, но ранка не исчезла.
        - Врача бы тебе, - повторила Елена. - Мозгоправа.
        - Я вызову сам, - сказал он, переходя в комнату к большому терминалу.
        Канал приемной Департамента Государственной Безопасности был вписан куда-то в конец справочника, ниже ветеринарной службы.
        - Здравствуйте, - кивнула в мониторе немолодая женщина с ласковым взглядом.
        - У меня важная информация, - заявил Андрей.
        - Спасибо, что связались. Я вас слушаю.
        - Э-э-э… Да нет, мне нужно начальство.
        - Не беспокойтесь, ваша информация не пропадет, я передам ее по адресу.
        «Если за каждый тысячный звонок от такого придурка я получала бы медаль, то мне от наград деваться было бы некуда», - прочел Андрей на ее лице.
        - Я буду говорить только с майором Канунниковым, - сказал он.
        - Сожалею, это невозможно. Оставьте сообщение, и с вами свяжутся.
        Андрей пожевал губу.
        - Ладно, сделаем так… Но вы точно передадите?
        - Безусловно.
        - Майору Канунникову. - Он покашлял и уточнил: - Николаю. А то, может, у вас не один Канунников работает…
        - Не сомневайтесь, мы разберемся, - доброжелательно сказала дама.
        - Николаю Канунникову. Персонально. - Андрей прочистил горло. - Необходимо встретиться. Через три часа… Вы ему быстро передадите?
        - Своевременно, - заверила она. - Вы просите о встрече через три часа, то есть в тринадцать ноль-восемь. Я правильно вас поняла?
        - Да. Ну давайте округлим: ровно в час.
        - Тринадцать ноль-ноль, хорошо. Где?
        - В кафе.
        Женщина терпеливо поморгала.
        - В каком кафе? - спросила она наконец.
        - В том самом.
        «Майоров Канунниковых будет трое, и все в белых халатах», - ответила она взглядом, но вслух сказала:
        - Уточните, будьте добры.
        - Он знает, о чем я говорю, - твердо произнес Андрей. - Так и передайте: «то самое кафе». Всё.
        - Вы думаете, что офицер догадается? А если нет? Или не вспомнит?
        - Если Канунников не вспомнит, то он мне и не нужен.
        - Ваше сообщение принято. Вы просите о встрече с майором Канунниковым в тринадцать ноль-ноль в том самом кафе. Все верно?
        - Андрей?.. - Елена вошла в комнату и заслонила монитор. - Я тебя совсем не понимаю. Тебя как будто подменили.
        - С чего ты взяла?
        - Ты все забыл?!
        Андрей окаменел.
        - Что именно? Что я забыл, и что я… обязан помнить?
        - Сегодня воскресенье, мы собирались в кино.
        - Ах, это! - обрадовался он. - Только кино, и все?
        - Разве мало?
        - Отойди пожалуйста от монитора. Я на связи.
        Елена покачала головой и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.
        - Итак, - сказала женщина, - Майор Канунников, тринадцать ноль-ноль, то самое кафе. Кто оставил сообщение?
        - Как будто вы мой номер не видите!
        - Номер я вижу, но если вы просите о встрече, вы должны назвать свое имя.
        - Андрей. - Он помедлил. - Передайте майору, что его ждет Андрей Волков.

* * *
        Кафе на пригорке разрослось, заняло соседние террасы и уже успело обветшать. Одно здесь оставалось неизменным: обзор. Не поворачивая головы, отсюда можно было увидеть центр города и все, что лежало дальше - до самой окраины, где таяли в дымке старые панельные кварталы.
        Два небоскреба в районе Сухаревки были давно закончены, левее возводилось еще одно здание - то ли продолжение ансамбля, то ли что-то другое, самостоятельное. Андрей не мог определить даже место стройки. С высокого холма все казалось мелким и досягаемым.
        Канунников подошел сзади, навис над столом и несколько секунд молча смотрел Андрею в глаза. Потом сел, деловито запахнул плащ и, не выдержав, широко улыбнулся.
        Андрей подвинул ему стакан. Канунников налил себе сока.
        - Постарел ты, майор…
        - Я уже десять лет не пью. Только я не майор, - сказал Николай.
        - Ну небось и не полковник.
        - Давно за штатом, - отмахнулся он.
        - В отставке?
        - Вроде того. Надоело, да и здоровье ни к черту. У меня ведь язва. - Канунников заметил у Андрея на пальце пластырь и снова улыбнулся. - Проверил, да?
        - Так, на всякий случай. Значит, ты тоже все помнишь, Коля…
        - Не все, а лишь то, что могу. Как и ты, вероятно.
        - И вряд ли это только у нас с тобой, - задумчиво произнес Андрей.
        - Это у каждого, кому вводили симбионтов.
        - Сколько нас?
        - Ровно сотня. Могло быть больше, но людям свойственно умирать. Сто человек, которые помнят то, чего в действительности как бы не было, - это тоже не мало.
        - В том-то и дело, что «как бы». Ксена говорила про отсутствие обратной зависимости, но сути я не уловил.
        - Это забота шаманов-теоретиков, - сказал Николай. - Завтра они тебе все растолкуют. В пределах собственного понимания, конечно.
        - Завтра?
        Канунников, не ответив, достал из пачки сигарету и сунул ее в рот. Рядом возник официант с зажигалкой, но Николай жестом отослал его обратно. Андрей взял бутылку и, подержав ее в руке, вернул на место. Способность к мгновенному протрезвлению осталась где-то в другой жизни.
        - Из этих ста человек ты с кем-нибудь общался? - спросил он.
        - Кто тебя интересует?
        - Я их не так много и знал-то.
        - Про Дантиста ты сам мог видеть.
        - Не видел, но в курсе.
        - Ну а кто еще? - Канунников пожевал фильтр. - У Катерины все нормально. Замужем.
        - За Серым? - Андрей почему-то обрадовался.
        - Володи Серого больше нет.
        - Как?.. Что с ним?
        - Был Володя Серый, стал отец Даниил. Поступил он все-таки в семинарию. Недавно закончил. У него приход в Можайске. Маленькая церквушка, уютная такая.
        - Дела-а… - только и сказал Андрей.
        - Жизнь идет, жизнь продолжается. - Николай посверлил его взглядом, но недолго, профилактически. - А что вдруг за паника? Что случилось-то?
        - Как «что»? Ни хрена себе! Сижу, смотрю новости. Тут хоп - вспомнил! - Андрей комически всплеснул руками. - Пять лет в одиноче, потом вербовка и дальше - все-все, вплоть до ком-камеры.
        - Какой-какой камеры?..
        - Коматозной. Они на борту «Колыбели» стояли. О, я тебе сейчас такого расскажу! - загорелся Андрей.
        - Сейчас не надо. Лучше завтра. Выходит, ты только этим утром вспомнил?
        - А ты когда?
        - Четыре дня назад. Вспомнил, да… - Канунников потрогал себя за нос. - Вспомнил, веришь ли, как недавно водочку пил и кушал шашлычок. Моей язве скоро десять лет! - прошипел он. - Хотел даже отметить это событие, но… с язвой оно как-то затруднительно. А ведь два года уже прошло, - добавил он невпопад. - Два года «Союз» и «Аполло» были в полете, а прошибло почему-то сейчас - всех и сразу, за одну неделю. Ты, наверно, последний.
        - Два года, и я последний… - пробормотал Андрей. - Кажется, я понял.
        - Ну-ка?.. - Николай долил себе сока и чокнулся с бутылкой.
        - После двух лет полета все и произошло.
        - Конкретнее.
        - Всё, - Андрей пожал плечами. - И «Союз», и «Аполло»…
        - Ясно. Шаманы так и посчитали, что ни один из кораблей не добрался.
        - А чего считать? Спросили бы у меня. Я ведь там был, на «Колыбели».
        - Спросим, - пообещал Канунников. - Но теперь не близнецов готовят, а один «Леонардо». И это может быть большой проблемой.
        - Похоже, не зря я тебя позвал. Темой ты владеешь, подполковник.
        - Я не подполковник.
        - Уже не майор, еще не полковник… и не подполковник даже. Интере-есно…
        - Интересно тебе будет завтра, Андрюша. А на встречу я бы и сам тебя пригласил. Благо Москва - не Шиашир, добираться не долго.
        Оба рассмеялись, Канунников - задорно, Андрей - не очень.
        - Они уже здесь, - неожиданно объявил Николай.
        Андрей еще продолжал скалиться, но глаза у него потемнели.
        - Да, - кивнул Канунников. - И самое простое, до чего додумались наши шаманы, выглядит так: «Леонардо» долетит. То есть, он у него есть на это шансы.
        - То есть?.. - поддержал Андрей, заметив, что собеседник недоговаривает
        Николай перекатил во рту неприкуренную сигарету и сымитировал затяжку.
        - Нам не позволят отменить старт, - сказал он. - Какими средствами они этого добьются - пока неизвестно. Но в том, что эти средства у них есть, сомневаться не приходится.
        - Поподробней можно?
        - Скрытая фаза операции уже идет, гады к чему-то готовятся. Когда знаешь, на что следует обращать внимание, видишь намного больше. А мы теперь знаем, опыт есть.
        - Кто «мы»? Что это у тебя за отставка такая странная?
        - Нормальная отставка, нормальная. Не выделять же в Госбезе новое Управление.
        - Я думал, ты сам копаешь, в порядке хобби.
        - Нет, одному столько не накопать.
        - Тебе кто-то поверил? - удивился Андрей. - Если кому рассказывать, это же белая горячка!
        - Миссия вербовала не только уголовников, и в этом счастье. Одним из агентов был Смертин.
        - Какой Смертин? Председатель Госбеза?!
        - В позапрошлом году еще не председатель, а просто - генерал-лейтенант Смертин.
        - Н-да, выше только космос…
        - Не только. Гады не будут устраивать переполох, пока «Леонардо» не уйдет к Виктории. Но когда они перестанут зависеть от старта, Земля превратится для них в обычную планету.
        - Не в обычную, Коля, а в очень даже привлекательную. Некоторые вещи Ксена не считала нужным от меня скрывать. Так что в запасе у нас не больше года.
        Канунников подвинул пепельницу и медленно раскрошил в нее сигарету.
        - Над нашей глухоманью снова чей-то истребитель, - проронил он. - И непонятно, насколько гады изменились из-за того, что вместо «Аполло» с «Союзом» долетит один «Леонардо».
        - Боюсь, что для нас разницы нет. Добрым и злым, красивым и страшным, яйцекладущим, жопокрылым - им всем нужна Земля. Просто потому, что здесь можно жить. - Андрей отрешенно заглянул в пустой стакан. - Я не знаю, что мы можем противопоставить гадам.
        - Легкой победы никто не гарантирует, - кивнул Канунников. - Но отец Даниил говорит, что каждому дается крест по силам.
        - Донести бы.
        - Донесем. Дотащим, у нас нет выбора.
        - У нас вообще ничего нет, - сказал Андрей. - Кроме желания самим жить на своей Земле.
        - Иногда и этого бывало достаточно. А еще у нас есть целый год - пока не построят «Леонардо».
        - Скоро начнут, так что обратный отсчет уже пошел.
        - Ну вот и мы начнем, - ответил Канунников, поднимаясь из-за стола. - Начнем прямо завтра.
        - Опять «завтра»!.. А что такого будет завтра?
        - Ничего особенного. Понедельник, будний день. Надо работать, Андрюша. Пока мы живы. Работать, чтобы иметь право жить.
        май 2003 - октябрь 2004
        Евгений Прошкин
        Магистраль
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        ЛЕГЕНДА
        Комар страшен не тем, что кусает, а тем, что поет. Поет же он, зараза, не где-нибудь, а всегда возле уха, как будто в других местах кровь невкусная.
        Олег замер, позволяя наглой твари напиться и наконец-то улететь. Тварь не принимала жертву и по-прежнему кружила где-то в районе левого виска. Олегу даже подумалось, что комар вовсе не голоден и явился с единственной целью - разбудить его. Он наугад махнул рукой и опять замер. Насекомое что-то рассерженно прозудело и скрылось. Через несколько секунд оно объявилось вновь, но уже с другой стороны, вероятно, облетело голову по длинной дуге.
        Олег пробормотал пару привычных бытовых проклятий и открыл глаза. За окном неуютно устраивались серые сумерки. Начало четвертого, оценил он. Через час будет уже день, в июле это происходит мгновенно. И комары, между прочим, в июле самые лютые.
        Сон пропал. Процедив вслух еще несколько жестоких и беспомощных слов, Олег поднялся и включил свет.
        Ежась от неожиданной, совсем не летней свежести, он оглядел комнату в поисках будильника и, не найдя, вяло чертыхнулся. Вставать, не вставать? Да ведь и так уже встал.
        Он протянул руку за шортами, но вместо них на спинке стула обнаружил старые спортивные штаны и байковую рубашку.
        Совсем сбрендил. Постирал, что ли?
        Однако утренняя прохлада давала о себе знать, и теплая рубашка оказалась кстати. Олег по-быстрому оделся и тут увидел на простыне комара - маленький скрюченный комочек с поникшими крылышками. Олег поднес насекомое к глазам и посмотрел сквозь него на люстру.
        - Сдох, скотина? - прошептал он. - Вот так-то. Понял?!
        Щелчком отправив мелкий труп куда-то в пространство комнаты, он толкнул дверь и тут заметил будильник. Часы почему-то стояли на телевизоре - странно, он никогда их туда не ставил, - и показывали половину десятого. Либо утра, либо вечера, хотя и то и другое было абсурдом. Рассвет еще только занимался - мутный, белесый, как огромное облако пара. Впрочем, будильник был куплен на барахолке, и Олег с первого дня ожидал от него провокаций.
        Прежде чем покинуть комнату, он еще раз посмотрел на циферблат, потом на окно и, испытав какое-то невнятное беспокойство, вышел в коридор. Свет на кухне он вчера не погасил - ну, это дело обычное… а вот льющаяся в ванной вода его озадачила. Можно ведь и соседей залить… Во сколько он спать-то лег? В двенадцать примерно. А в четыре уже вскочил. Или не в четыре, а в три…
        От этой мысли в голове сделалось совсем туманно.
        На столике в прихожей лежали наручные часы. Пора менять батарейку, отметил Олег. Повернув их под углом к лампочке, он еще успел вспомнить, что вчера оставил часы не здесь, а возле кровати… или, кажется, вообще не снимал… но, разглядев цифры, сообразил, что беспокоиться надо не об этом. Старый «Ситизен» на желтом браслете показывал то же, что и будильник в комнате, но уже с большей определенностью: «21:31». Стало быть, девять - это не утра, а вечера. Выспался…
        «Или это сон?» - мелькнуло заманчивое, расслабляющее.
        Нет, ни хрена не сон.
        Олег опомнился, что вода все еще льется, и вошел в ванную. И увидел за полупрозрачной занавеской голую женщину.
        Медленно словно он находился среди драгоценных китайских ваз, Олег попятился и, тихонько прикрыв дверь, погладил лоб. Теплый, но не горячий. Нормальный лобик.
        «Да ну, какая еще баба! - пристыдил его кто-то внутренний, безосновательно считающий себя умнее. - Олежек, ты спятил. Тебе б на самом деле бабенку, а то совсем уж… Неприлично даже».
        Он тряхнул плечами и решительно распахнул дверь. Женщина за шторкой, кайфово переминаясь с ноги на ногу, поливала себя из душа. В процессе она поворачивалась то одним боком, то другим, и Олег, сам того не желая, рассмотрел ее полностью, как хорошую фотку в соответствующем журнале.
        Незнакомка оказалась блондинкой, причем не крашеной, а натуральной, - сейчас в этом убедиться было легко. Лица Олег сквозь ребристый полиэтилен не разглядел, а возраст оценил как «двадцать пять, плюс-минус…». При том, что самому ему было двадцать семь, - вполне даже подходяще.
        «Да, но откуда?! - пронзило мозги вязальной спицей. Остатки сна слетели вниз, на кафельный пол. - Откуда она тут?.. Что за баба?.. Кто ее пустил?!»
        - Холодно, - сказала она спокойно.
        Олег лишь сейчас сообразил, что занавеска - не тонированное стекло и что его тоже видели. Видели, как он тут торчит, наблюдает, и все такое… Видели - и не возражали.
        «Решил небось вчера оторваться, вот и нашел себе отрывальщицу… Да… Только почему же я ничего не помню? Наркотиков, стерва, подсыпала! - повторно стрельнуло в мозгу. - Наркоты или клофелина, они много рецептов знают… Подсыпала - память-то мне и тю-тю… А что ж она не убежала?… Дура, что ли? Мыться полезла. Извращение какое-то…»
        - Э-э… - подал голос Олег, не вполне понимая, что он собирается говорить.
        - Сказала же, холодно! - раздраженно бросила блондинка. - Шорохов, закрой дверь, слышишь?
        Черт! Вот черт… Фамилию-то он зачем ей назвал?
        «Не называл! - явилось очередное озарение. - Она сама… сама узнала. Документы проверяла. По карманам шарила. Скотина…»
        Олег попытался вспомнить, сколько у него было денег. Вспомнить не удалось.
        «Сколько бы ни было, взяла бы да отвалила, - подумал он, зверея. - Не взяла… Может, она не простая, а эта… с намерениями?… с планами?…»
        - Тебя как зовут? - вымолвил он, прихлопывая дверь. Из кухни действительно сквозило совсем не по-июльски. У Олега возникло желание выглянуть в окно, но это он отложил на потом. Обнаженное тело за шторкой занимало его гораздо сильней. - Как зовут? - повторил он сурово.
        - Ха-ха… - кисло произнесла женщина.
        Олег ждал, что за этим последует какое-то продолжение, но продолжать незнакомка не собиралась. Она с мокрым шелестом сдвинула занавеску и, сняв с крючка полотенце, начала не спеша вытираться. Влажные волосы норовили свернуться в хитрые локоны и прикрыть глаза - не то чтобы совсем изумрудные, но все же зеленоватые.
        Женщина оказалась подозрительно мила: курносенькая, с неглупым взглядом и с высокими восточными скулами, хотя, кроме скул, ничего восточного в ее внешности не было. Зато была маленькая цветная татуировка - морской конек. На левой груди.
        «Под правую руку…» - отстраненно подумал Олег.
        Блондинка заметила, что он на нее таращится, но не смутилась, а, наоборот, задорно покачала бедрами и накинула полотенце ему на шею. Перешагнув через бортик ванны, она попала ногой в мягкий розовый тапок баз задника и стала почти на голову ниже. Розовых шлепанцев Олег никогда не покупал, но сейчас ему было не до них. Рядом, всего в нескольких сантиметрах, проплывал симпатичный конек.
        - Ты не ответила, - напомнил Олег. - Как тебя зовут?
        - Ой, ладно, Шорохов, прекрати! Не смешно. - Женщина надела махровый халат, такой же розовый и чужеродный, как тапочки, и, фамильярно пощупав Олега за штаны, улыбнулась. - Даже не мечтай. Ты сегодня наказан.
        Оставив его в полной прострации, она направилась на кухню, при этом у нее еще хватило наглости пропеть пару строк из какой-то песни, - что-то там про любовь и вечные расставания.
        Олег, возбужденный и злой, бестолково потоптался возле стиральной машины, провел ладонью по потному зеркалу и беззвучно, одними губами, выматерился.
        - Как тебя зовут? - крикнул он.
        - У тебя заело? - так же крикнула она, хозяйничая с чайником.
        - В смысле?…
        - Смени пластинку. Неинтересно. Что на работе?
        - На какой работе? - проронил он, выходя из ванной.
        - Ну не на моей же!
        «Она и про работу знает, - отметил Олег. - В милицию позвонить?… Стыдно. Чего доброго, приедут со съемочной группой из „Криминальной хроники“. Потом на всю страну покажут. Вот потеха будет…»
        - Слушай, я тебе ничего не должен? - спросил он. - Ну… за это… за услуги.
        - Олег!.. - Блондинка, нахмурившись, помахала ножом. - Прекрати, Шорохов, мне надоело. Чай будешь?
        - Буду, наверно… - вякнул он.
        Женщина плеснула ему заварки - чуть-чуть, как он любил, и насыпала три ложки сахара. С горкой. Как он любил.
        Олег механически сел за стол и подпер щеки кулаками. Незнакомка выглядела слишком домашней. Некоторые дамы легко обживают холостяцкие кухни, но эта освоилась непозволительно быстро - и в холодильнике, и вообще…
        Рядом с чашкой лежала трубка радиотелефона, и Олег, подмигнув блондинке, набрал «100».
        «Сейчас все прояснится. Часы она перевела, для этого много ума не надо. Майку с шортами спрятала, вместо них подсунула штаны и рубашку. Тоже не бог весть какой трюк. Потом разделась и залезла под душ. А, и еще халат с тапочками притащила… Да у нее, похоже, целый сценарий… Сейчас я ей все популярно объясню, и она, извинившись, уйдет. Жалко…»
        - Точное время - двадцать один час сорок две минуты тринадцать секунд, - раздалось в трубке.
        - Тринадцать секунд… - Олег хлебнул чая и, выглянув в окно, надолго закашлялся. Во дворе лежал снег.
        Отдернув шторы, он рывком распахнул раму. Его тут же окатило жестким морозным воздухом - выносной термометр показывал минус двадцать.
        - Зима, что ли?… - буркнул он. - Нормально… Слушай, девушка… Черт, да как тебя зовут?!
        - Шорохов! - сказала она серьезно. - Я обижусь, в конце концов. Что за дурацкая игра?
        - Но ведь снег…
        - А что бы ты хотел в декабре? - спросила она с сарказмом. - Пальмы?
        - В декабре, да?… В декабре… - Олег оторвался от окна и посмотрел ей в лицо.
        Он вспомнил - будто других забот у него и не было, - как женщина принимала душ, как при нем она вытиралась и как потрепала его за ширинку. Очевидно, блондиночка была уверена, что они знакомы, - давно и достаточно плотно. Олег в принципе не возражал: такая подружка его бы устроила. На первый взгляд - еще как устроила бы! Но только не в декабре. В декабре ему не нравилось ничего, особенно сам этот внезапный декабрь, наступивший на пять месяцев раньше положенного. Вчера, когда Олег ложился, был еще июль. И сегодня должен быть тот же июль. Не декабрь. И никакая блондинка не могла оправдать это безумие.
        - Я представляю, - усмехнулась женщина. Присев напротив, она медленно достала из пачки сигарету. - Это самая забавная часть, - заявила она, пристально глядя на Олега.
        - Как тебя зовут?
        - Ты уже пятый раз спрашиваешь.
        - А ты что, считала?
        - Конечно.
        - Н-да?… - Больше Олегу сказать было нечего. Женщина прикурила и, не сводя с него глаз, откинулась на спинку стула.
        «Если до конца сигареты не объяснит, выгоню на улицу, - решил Олег. - Выгоню прямо в халате и в тапочках. Розовое на белом. Это будет красиво».
        Блондинка сделала три затяжки и воткнула окурок в пепельницу.
        - Как тебя зовут? - спросил Олег.
        - Тебя ничего больше не волнует? Он потряс головой.
        - А что меня должно волновать?
        - Например, зима на улице. Или еще что-нибудь такое… - Она волнообразно пошевелила пальцами, изображая, видимо, «что-нибудь такое». - Ну-у… время, земля, человечество…
        - Срал я на твое человечество, - мрачно произнес Олег. - Как тебя зовут?
        - Тьфу! Ася меня зовут, Ася! И что?
        - Не знаю. Наверно, ничего…
        А Олег все не мог придумать фразу, с которой бы началось изгнание посторонней хамки, и это его бесило. Слова нужно было подобрать ироничные, но доходчивые. Что-нибудь такое: «Хорошая ты девушка, Ася, да только…» Дальше фантазия не работала. Признавшись себе, что он особо и не старается, Олег вздохнул.
        - Ася… - проронил он. - А я Олег. Шорохов. Очень приятно.
        - И мне приятно! - весело ответили из прихожей. Кто-то прошел по коридорчику и спустя мгновение появился на кухне. Это был рослый мужчина лет пятидесяти с седеющей бородкой «клинышком», но с лицом достаточно широким, чтоб не вызывать банальных ассоциаций. На нем было расстегнутое пальто и шляпа, в двадцатиградусный мороз почти бесполезная. В зубах он держал погасшую трубку, от которой отчетливо веяло черносливом.
        - Молодец, Шорохов! - объявил мужчина, усаживаясь рядом с блондинкой. - Такое впечатление, что не я тебя проверяю, а ты меня. Может, тебе не тот сектор закрыли?
        - Мне?… Гм, гм… - Олег поискал свой «Кент» и, спохватившись, заглянул за штору. Пачка лежала, как всегда, на подоконнике, но сигарета в ней осталась только одна.
        - Нет, ну ты посмотри на него! - воскликнул бородатый. Обращался он, понятно, не к Олегу, а к Асе. - Шорохов просто издевается над нами! Молоде-ец…
        Мужчина снял шляпу я пижонским жестом бросил ее на стол. Под шляпой у него оказалась круглая, будто выбритая, плешь в обрамлении аккуратно подстриженных седых волос.
        - Шока не было, - поделилась Ася. - Зато он семь раз спросил одно и то же.
        - Форма непроизвольной защиты, - высказался мужчина. - Согласись, это далеко не худший вариант.
        - Пожалуй, да.
        Олег примял сигарету в пепельнице. Надо было что-то делать, и желательно быстро, однако он продолжал сидеть. Грабить гости, кажется, не собирались, убивать - тоже. Если б кого и посетила мысль его укокошить, то этот вопрос можно было уладить в подворотне с помощью кирпича. Нет, к таким, как он, киллер на дом не является. И уж тем более не посылает вперед блондинок с морскими коньками на груди…
        Олегу вдруг стало любопытно, что это за парочка устроилась у него на кухне и чем вся эта ерунда закончится. Чтобы как-то себя занять, он взял с тарелки бутерброд и изрядно откусил.
        - Превосходно! - констатировал бородатый. - Умная физиономия - половина успеха. Ведь пробка пробкой, а как держится! Молодец, Шорохов.
        Определить возраст мужчины мешала теперь не только борода, но и лысина, однако первое впечатление было верным; что-то около полтинника. Брови у него тоже поседели, и тоже частично, а от носа к уголкам губ пролегли две глубочайшие складки. Лицо же было не просто широким, а скорее даже мясистым. Погасшая трубка все еще торчала во рту - гость ее не зажигал, но продолжал изредка затягиваться, извлекая из мундштука глухой свист.
        - Кушай, Шорохов, кушай, - предложил он душевно.
        Олег перестал жевать и с трудом проглотил.
        - Василий Вениаминович, по-моему, его можно открывать, - заметила Ася.
        - Открывай, Василий Вениаминович, - подтвердил Олег. - Или башку тебе расшибу.
        - Я пока переоденусь, - сообщила Ася, направляясь в комнату.
        Олег тревожно посмотрел ей вслед.
        Мужчина, лукаво поиграв бровями, откинул левую полу пальто, под которой оказался черный ремень с тремя узкими вертикальными карманами. Из ремня он извлек нечто продолговатое, похожее на алюминиевый футляр от сигары.
        - Ну? - выдавил Олег. - Вам тут курительная комната, или что?…
        - Или что… - ласково ответил мужчина. Олег вздрогнул и моргнул.
        Блондинка отодвинула пустую чашку и затушила сигарету. Шорохов покосился на пепельницу - там лежало шесть длинных окурков от дамского «Салема».
        Ася, в сапожках и в шубе, о чем-то разговаривала с Василием Вениаминовичем. Тот, попыхивая трубкой, выпускал сизые клубы дыма. Беседовали они, вероятно, уже минут пятнадцать. Да, четверть часа - это минимум. После импульса из мнемокорректора быстрее не очнешься.
        - Пардон за «башку», Василий Вениаминович, - сказал Олег.
        - Ничего, ничего, я от «закрытых» и не такое слышал. Ты умница, Шорохов, Мои поздравления. У тебя на редкость устойчивый психотип.
        - Или на редкость пофигистический, - добавила Ася.
        - Одевайся, и поехали. - Василий Вениаминович налил себе чая и взял с тарелки последний бутерброд.
        Корректор он уже спрятал обратно в ремень. Впрочем, сам куратор учебной группы Лопатин назвал бы его «мнемокорректором импульсным», но, кроме него, этих премудростей никто не выговаривал. «Корректор» - вполне приличное слово, пусть и не совсем точное.
        - Шорохов! - окликнул Олега Лопатин. - Ты что, действительно снегу не удивился?
        - Почему же? Удивился…
        - А с виду как будто не очень.
        - У меня и другие удивления были…
        - Правильно, что ты на девушке внимание зафиксировал, - похвалил Василий Вениаминович. - Чем ближе к бытовухе, тем лучше. И что время по телефону узнал - тоже правильно. С глупыми расспросами не полез, молодчина.
        - Только имя мое требовал, - фыркнула Ася. - Семь раз!
        - А тебе самой голых мужиков не подсовывали? - огрызнулся Олег.
        - Ты себя, что ли, предлагаешь? Прелесть какая…
        - Иди, Шорохов, иди, - велел Лопатин. - Вы еще поругайтесь тут! Каждому по двадцать лет закрою, оба у меня в детский сад отправитесь!
        Олег вошел в комнату и, увидев будильник на телевизоре, раздосадованно щелкнул пальцами. Часы всегда стояли возле кровати. Зачем переставил?…
        Отодвинув зеркальную дверь шкафа-купе, он порылся в постельном белье и вытащил свою одежду. В июле ее еще не было: эти джинсы, этот свитер и все прочее появилось у Олега значительно позже, потому он и закопал их поглубже. В июле у него много чего не было. И многое было по-другому. Да практически все. Вот и часы… Надо же, забыл, где они должны стоять… Конечно, здесь, ближе к подушке. Чтоб не прыгать через комнату, а «хлоп!»… врезать по пимпочке ладонью - движение отточенное, ни за что не промахнешься. Странно. Забыл, где стояли… Сегодня он должен был это вспомнить. Вчера - другое дело, вчера он помнил лишние полгода с июля по декабрь, но сегодня ему их «закрыли», и эта квартира, вместе с душным летом, вместе с проклятым будильником, для него превратилась в единственное и неповторимое «сейчас».
        Заключительный тест мало кто проходил с первого раза. На этом незатейливом испытании сыпались и лучшие, и худшие - сыпались, возвращаясь на переподготовку целыми группами. Шорохов шел последним в списке - такая уж фамилия, - и он почти не надеялся на успех. После провала одиннадцати сокурсников двенадцатому остается уповать лишь на чудо.
        Собственно, на него Олег и уповал, заранее зная, что готовиться бесполезно, поскольку тест выявляет не то, что человек усвоил, а то, как он изменился. Все, что Олег узнал за последние полгода, и сами эти шесть месяцев жизни, были заперты в блокированном секторе памяти, ему же осталась интуиция и рефлексы. Способность быстро сориентироваться и не впасть в истерику. Или неспособность - у кого как…
        Тактика, психология, спецоборудование, по старинке называемое «матчастью», - все это могло помочь, но только при условии, что человек будет находиться в здравом уме. С памятью дело обстоит гораздо хуже.
        Пока Олег натягивал джинсы, его не покидало ощущение, что он все же допустил какую-то ошибку. Он не мог поверить, что это окажется так просто, - не сам тест, о котором он уже был наслышан, а его выполнение. Судя по отзыву Лопатина, весьма успешное. А он всего-то и сделал, что посмотрел в окно, увидел июльский снег и тихо ошалел. Или нет… сначала увидел Асю в ванной. И тоже ошалел…
        Ася сказала: «Время, земля и человечество». То есть нет, «Земля» - с большой буквы, она же не почву имела в виду, а планету…
        «Дурдом! - подумал Олег, доставая из шкафа зимние ботинки. - Они что же, все такую пургу гонят? „Время“, блин, „Земля“, блин, и это еще… „человечество“. Здрасьте… „Человечество“! - повторил он, впихивая ногу в тяжелый „докер“. - Без меня этому человечеству, наверно, кранты… Ну надо же! Заснет человек летом, проснется зимой, и нет у него других забот, как о времени, о Земле и о…»
        - Шорохов, ты скоро?!
        - Готов! - отозвался Олег.
        «…и о человечестве… - додумал он про себя, торопливо завязывая шнурки. - Да, но девять из десяти на этом тесте валятся. Неужели они все об одном и том же?… Время, Земля… Идиотизм!..»
        Выпрямившись, Олег окинул взглядом комнату - как и тогда, в июле. Вроде ничего не забыл. Все, что нужно, он взял еще в прошлый раз. Он уже уходил из дома, уходил навсегда. В июле. Стояла жара, и… будильник стоял не на телевизоре, а возле кровати.
        «И еще комар, - спохватился Олег. - Поискать его ради хохмы? Ведь правда же, где-то летал. Откуда, интересно, он взялся - в декабре?…»
        - Шорохов!! - гаркнул, теряя терпение, Лопатин. Олег снова осмотрелся. Кажется, ничего не забыл…

* * *
        Учебная база находилась в двадцати километрах от Москвы, в бывшем пансионате Министерства обороны, и уже сам этот факт многих разочаровал. Кто-то надеялся на царскую охоту, кто-то грезил золотыми пляжами, Олег же ни о чем таком не мечтал и реликтовые красные звезды на воротах воспринял спокойно.
        За воротами было чистенько и скупо: газоны, плиточные дорожки, несколько двухэтажных корпусов из белого кирпича и приподнятый помост танцплощадки, окруженный лавочками, - все как полагается.
        Три замызганных автобуса въехали на территорию и остановились. Расхлябанный дежурный на КПП что-то беззвучно проартикулировал и взмахнул рукой. Тогда, в июле, никто не подозревал, что роль законно оборзевшего «полторахи» в пилотке набекрень играет лейтенант спецназа ГРУ. Люди в раздолбанных икающих «ЛиАЗах» смотрели в окна и скептически цыкали.
        Двери в автобусах открылись лишь после того, как сомкнулись глухие створки ворот, - это чем-то напоминало работу шлюза, но в начале июля такие странные мысли никого еще не посещали.
        Шестьдесят человек выбрались из бензиновой духоты на пыльное пекло. Откуда-то возник прапорщик наихудшего комедийного пошиба: усатый, пузатый и как будто слегка хмельной. Позже выяснилось, что прапор на базе такой же декоративный, как и солдатики, но тогда, в первый день, он произвел впечатление даже на Олега. Захотелось плюнуть и вернуться домой.
        - Зачем нужен старшина, всем ясно? - осведомился прапорщик. - Нет?… Вот и мне тоже - не ясно. На всякий случай довожу: с просьбами и пожеланиями обращайтесь не ко мне, а к своим инструкторам.
        - Молодой человек, лично я в армии не бывала, - бойко произнесла какая-то девушка. - Нельзя ли чуть конкретней и без вашего портяночного юмора?
        - Сказал - не доставайте! У женского пола вообще отдельная история… мне еще вас не хватало… В три шеренги!
        - А можно повежливей? - спросила она - Я сюда не маршировать приехала.
        - Серьезно, старшина, - подал голос парень в сетчатой маечке, чулком обтягивающей бугристое тело. - Я уже отслужил.
        - Я тебе медаль за это должен?
        - Если тут будут строевые занятия или что-то такое, тогда до свидания. Я учиться приехал!
        Народ дружно расхохотался - в устах культуриста это звучало противоестественно.
        - Хорошо. - Прапорщик внимательно оглядел толпу и вытащил из нагрудного кармана толстый металлический карандаш. - Поди-ка сюда. Значит, учиться? Сейчас поучимся.
        Кнопку на мнемокорректоре никто не заметил. Кнопка была маленькая, в самом низу, и нажимать ее следовало мизинцем, но об этом все узнали позже.
        Парень в майке почесал нос и сказал:
        - Серьезно, старшина. Я уже отслужил.
        Некоторые еще досмеивались и не поняли о чем речь. Некоторые поняли сразу и сделали шаг назад. Нетвердый.
        - И что дальше?… - поддержал прапорщик.
        - Если тут будут строевые занятия или что-то такое, тогда до свидания. Я учиться приехал, - заявил культурист.
        Теперь дошло до всех. Люди прекратили хихикать и расступились полукругом, оставив парня в одиночестве.
        - Он не помнит, - пояснил прапорщик. - Минус сорок пять секунд, столько я ему закрыл. Вспомнит, когда я захочу. Но обратный процесс малоприятен. Наверно, эти сорок пять секунд того не стоят… Налево, - вяло скомандовал он.
        Новоиспеченные курсанты - кто с чемоданом, кто с полиэтиленовым пакетом - нестройно повернулись.
        - Иногда умение забывать ценится выше, чем умение помнить, - продолжал прапор. - Существует такая информация, по сравнению с которой архивы любой разведки - это ворох фантиков. Есть уровни секретности, при допуске к которым человека надо сразу закатывать в бочку. Испугались, нет?… Зато у нас после службы никаких подписок о неразглашении. Разглашать вам будет нечего. Марш!
        Люди подавленно плелись по тропинке, прикидывая, насколько им все это нужно. Олег тоже сомневался, но как-то несильно, наполовину. В конце концов, условия увольнения он знал и сам - это было то немногое, что им сообщили заранее.
        Старшина шагал рядом - кажется, он остался доволен. Позже Олег убедился, что этот экспромт с корректором был отнюдь не случаен. Подобные демонстрации входили в программу обучения.
        Меньше чем через неделю на занятиях с матчастью действие импульсного мнемокорректора испытали все - им закрыли по две минуты. В этом не было ничего страшного, это и обнаружить-то было невозможно - до тех пор, пока заблокированные участки памяти не открыли вновь. Как и обещал прапор, «вспоминание» оказалось неприятным. После физического ступора, из которого большинство выкарабкивалось около часа, наступил паралич эмоциональный.
        - Хорошему человеку маленькая депрессия никогда не помешает, - изрек тогда инструктор. - Привыкайте, такое с вами будет часто. И учитесь справляться сами - без водки, таблеток и психоаналитиков. - Он благожелательно улыбнулся и запер группу в классе.
        К тому моменту двенадцать человек из шестидесяти уже отсеялись, по двое в день. Но эти шесть дней до первого теста нужно было еще прожить…
        Дорожка привела к парадному входу с чудовищной военно-морской мозаикой. Каждый корпус был украшен кафельным панно, посвященным какому-нибудь роду войск. По соседству стояло здание с циклопическим десантником в устрашающей позе, правее находилась двухэтажка с фантазией на тему ПВО.
        Кроме прапорщика и дежурного, Олег заметил двоих солдат с метлами, больше на территории никого не было.
        Часть сокурсников он успел разглядеть еще в автобусе, пока короткая колонна ехала от автовокзала на «Щелковской». Мужчин оказалось чуть больше, но ненамного. Всем пассажирам было где-то от двадцати пяти до тридцати, однако критерий отбора Олег так и не уловил.
        В автобусе сидели и яркие фемины почти модельной внешности, и откровенные дурнушки, одетые черт знает во что. Мужики тоже собрались как будто из разных муравейников: небритые субъекты с ранними животами, спортивного вида красавцы, принявшиеся подбивать клинья еще в дороге, пара босяков в залатанных брюках и несколько человек вовсе без имиджа - заурядных, как сам Олег.
        В холле их ждала женщина-офицер. Китель у нее был черный, а просветы на погонах красные. Олег задумался, как же к ней все-таки обращаться - «товарищ майор» или «товарищ капитан третьего ранга».
        - Ася, расквартируй девочек, - распорядился прапор, и Олег запоздало сообразил, что для майора она слишком молода.
        Женщина затушила окурок о край эмалированной урны и повела свою часть группы вверх по лестнице. Во второй раз Олег увидел Асю только через два дня, и она была уже в полевой форме морской пехоты - лихо приталенной, с лейтенантскими погонами. На голову она надела зеленый берет. Морпехи таких не носят, но ей было все равно, просто Ася решила, что он неплохо смотрится с ее глазами. За эти два дня Олег уже усвоил, что воинские звания здесь отсутствуют в принципе.
        Мужчин расселили на первом этаже, в четырех десятикоечных кубриках без всякого намека на удобства. Побросав вещи в тумбочки, люди начали активно знакомиться, словно до этого, минутой раньше, их что-то останавливало. Олег жал руки, многократно повторял свое имя и слышал в ответ чужие, большинство из которых тут же забывал. Единственным, кого он запомнил сразу, был печальный тип, длинный и какой-то нескладный, с нереальным сочетанием Иван Иванович Иванов. Иван Иванович выглядел лет на сорок - в действительности ему было двадцать шесть - и производил впечатление добровольного девственника. Раскрыв на кровати смешной потертый чемоданчик, он выложил две толстые книги: иллюстрированную энциклопедию дохристианской Руси и потрепанный вузовский справочник по физике. Олег предпочел свернуть беседу и отправился искать туалет.
        Побродив по корпусу, он выяснил, что прапорщик вместе с морским майором Асей уже ушли, приказав народу устраиваться и готовиться к обеду. Шестьдесят человек принялись гулять, курить, трепаться, но главной темы - цели их приезда - впрямую никто не касался.
        Некая пытливая девица настойчиво намекала на какой-то бункер - мол, все более или менее секретное должно находиться под землей. С ней не спорили, но разыскивать бункер никто не торопился. Не выдержав, она спустилась по служебной лесенке в подвал и возле стальной двери наткнулась на какого-то солдата.
        - Вам чего, тетенька? - спросил тот, сверкая глазом на ее узкие шорты.
        - Мне?… Так, ничего…
        - У нас тут бойлерная, - сказал солдат. - Будет время - заходите, в домино сыграем. На раздевание, конечно.
        Поднявшись обратно, девица сделала вывод, что особых секретов в подвале нет, но соваться туда все же не стоит, - и с ней опять-таки не спорили.
        В постижении местных порядков было что-то от естественного отбора - безликое и неотвратимое. Ни Устава Службы, ни правил поведения курсантам не объясняли. На простой вопрос о требованиях следовал такой же простой ответ: «Пока вы не приняты в Службу, от вас ничего не требуется».
        Дисциплину курсантам не навязывали - ни прапорщик, ни Ася, ни инструкторы, появившиеся в группе уже к вечеру. Им ничего не запрещали, хотя и разрешали немногое, но это если спросить. Если же не спрашивать, то почти все было дозволено.
        Дежурный у ворот за пределы территории никого не выпускал, но, когда тот же качок в майке у него на глазах полез через забор, он и не почесался. Правда, культуриста после этого на базе больше не видели.
        Спустя некоторое время одна девушка надумала отметить день рождения и уговорила какого-то солдатика сбегать за бутылкой. Тот особенно не возражал и даже законного стопарика не принял, сказал - празднуйте, мне не жалко. Пол-литра выпили на пятерых, все вышло весьма культурно.
        На следующее утро пятеро трезвых, ничего не подозревающих курсантов получили по импульсу из корректора и, по-прежнему ничего не подозревая, очнулись в собственных квартирах. Включив дома телевизоры, они вдруг обнаружили, что каким-то образом перенеслись на несколько дней вперед - или не перенеслись, но умудрились прожить эти дни так, что в памяти не осталось и следа. Однако эта проблема касалась лично их, к Службе она уже не имела ни малейшего отношения. И, разумеется, им не пришло в голову связать свою амнезию со скромным подмосковным пансионатом - ни базы, ни момента вербовки они также не помнили. Все то, что в их жизни началось словами: «Для тебя есть работа, слегка странная, но тебе она понравится…», закончилось раньше, чем эти слова были произнесены.
        Со временем все «можно» и «нельзя» проявились сами. Курсанты начали чувствовать запреты интуитивно, и вот тогда в группе возникла дисциплина - сознательная и добровольная, основанная на элементарном здравом смысле. Но это пришло поздно, когда группа уже сократилась наполовину.
        Одной из тех немногих вольностей, что игнорировались начальством, была личная жизнь. Полгода - это гораздо больше, чем может показаться с другой стороны, из-за забора. Через два месяца воздержания сломался даже Иван Иванович. В октябре начался период повальной полигамии, но длился он совсем недолго: людей отчисляли, круг сужался, и в какой-то момент в группе воцарились братско-сестринские отношения, не мешавшие, однако, сестрам и братьям забираться друг другу в постель.
        Пару курсантов, мужчину и женщину, - иных пар, слава богу, не складывалось, - все же турнули, но не за распущенность, а, скорее, за рассеянность. Сама будущая мамаша даже не знала, с кем это она промахнулась, и вообще ни о чем таком не догадывалась - срок был небольшой. Тем не менее начальство нашло и второго виновника. Оба помолодели памятью на сто десять суток и отправились по домам.
        Олег пытался вообразить, каково это - проснуться в не в том месяце. Тогда, ближе к зиме, среди курсантов уже ходили слухи о выпускном тесте, и каждый волей-неволей примерял эту ситуацию на себя. То, что им успели рассказать, объяснить и, главное, показать, на последнем экзамене не имело никакого значения. Минус шесть месяцев - от тихого шепота за спиной: «Для тебя есть работа…» до торжественного рукопожатия куратора группы Василия Вениаминовича. После корректирующего импульса в памяти не останется ни слова из учебного курса. Ни конспекта, ни шпаргалки - только ты сам, наедине со своим недоумением.
        Женщины долго донимали Асю, уговаривая ее поведать об этом кошмарном тестировании. Она уходила от ответа, сколько могла, но в итоге не выдержала и произнесла одну фразу, после которой от нее отстали:
        - Прелесть этого экзамена в том, что все рассказы об экзамене вы тоже забудете.

* * *
        Олег вышел из комнаты и загадочно посмотрел на Асю.
        - Наконец-то… - сказал Лопатин, забирая со стола шляпу.
        - Я прощался… с прошлым.
        Олег кривил душой. Он думал не о прошлом, а о том, что если бы заранее узнал про Асин стриптиз, то это, возможно, отложилось бы у него в памяти. И тогда он вел бы себя не так глупо - опять же, возможно. Не так глупо, а… ну, как-то иначе, умнее. Ведь когда Ася вылезла из ванны, когда встала вплотную к нему, да еще накинула на него полотенце - то самое, которым вытиралась…
        Шорохов обнаружил, что чересчур углубился, и заставил себя отвлечься. Тем более что ничего важного он не запомнил, за исключением, пожалуй, морского конька на левой груди. Вот о нем-то Олег и думал. Вовсе не о своем прошлом. Прошлого ему было не жаль.
        «Интересно, раздевание - это Асина блажь или часть программы? - продолжал размышлять Шорохов, сползая обратно к теме. - Если это стандартные условия теста, то любопытно узнать, как реагировали остальные. И как далеко готова зайти сама Ася, изображая жену, или просто подружку, или…».
        - Спишь?… - Ася подтолкнула его в спину, и Олег заметил, что загораживает проход.
        Он посторонился, выпуская из квартиры ее и Лопатина, и запер дверь на два замка. Вторым, верхним, он пользовался крайне редко - лишь когда уезжал из дома надолго. Шорохов выдернул ключ и, проведя пальцем по острым, не сточенным зубцам, вздохнул.
        - Ты чего такой смурной? - спросила Ася. - Тебе плясать надо. Из двенадцати человек ты один с первого раза сдал. Шестерых вообще выгнали.
        - Пляшу… - буркнул Олег, спускаясь за Лопатиным. - Пляшу, только незримо. А ты давно в Службе?
        - Уже год, но на оперативной работе пока не была. Все в школе мариновали - то инструктором, то нянькой…
        - Народу не хватает, - не поворачивая головы, отозвался Василий Вениаминович. - Вот и в твоей группе: шестьдесят человек прибыло, сорок восемь даже до теста не дотянули, шестеро сегодня завалилось напрочь. Из оставшейся пятерки хорошо, если один сгодится. А то вообще вдвоем пыхтеть будете…
        Он прошел мимо открытого лифта на первом этаже и по-хозяйски оттянул мизинцем разболтанную дверцу почтового ящика с номером «13». Рекламных листовок оказалось много, но все же не столько, сколько должны были напихать за полгода.
        - Василий Вениаминович, а что с Шороховым? - спросил Олег. - С тем Шороховым, у которого все-таки есть друзья, родственники?…
        - Василий Вениаминович, а что значит «пыхтеть вдвоем»? - опомнилась Ася.
        - То и значит. Работать, - ответил Лопатин. - Или тебе в школе не надоело еще? Ты опер, а не старшина… А ты, Шорохов, не волнуйся. Дырки на твоем месте не осталось.
        Олег представил, кем можно закрыть эту дырку, и осознал, что никем, кроме него самого. Варианты исключены. Подменить его можно было только таким же Олегом Шороховым - двадцати семи лет от роду, холостым, несудимым, с незаконченным в/о и т. д. С короткой стрижкой. С темными волосами. С большими карими глазами. С вечной небритостью и вечной же виноватой улыбкой - которая, однако, не свидетельствовала ни о чувстве вины, ни о смущении, а лишь отражала его неизменный настрой. Олег давно заподозрил, что все происходящее происходит будто бы не с ним, и, несмотря на тривиальность этого ощущения, никак не мог его в себе изжить. Да, собственно, и не старался. Вот только таким его и могли подменить, или что они там замыслили. С его внешностью, с его привычками и характером… да со всем! С прикусом и походкой. С его предпочтениями в кино и в музыке.
        - Кем же вы ее закроете, эту дырку?… - растерялся Олег. - Где вы возьмете еще одного…
        - Я что-то не очень… - вмешалась Ася. - «Пыхтеть» - это понятно. Но почему вдвоем? Опять какая-нибудь вспомогательная служба? Да сколько ж можно?!
        - Да уж хватит, - кивнул Лопатин, выходя из подъезда.
        На широких ступенях парадного кружился маленький снежный буранчик. Олег поежился и сунул руки в карманы. В левом нашлись пачка «Кента» и зажигалка, но курить он не стал, - рядом у тротуара темнел синий лопатинский «Вольво». Начало одиннадцатого, для июля - разгар дня, для декабря - глухая ночь, когда приличным людям на улице делать уже нечего. Приличные сейчас либо пили, либо смотрели телевизор, словом, делали что-то правильное - то, от чего Олег отказался еще в июле.
        - Поедем назад, на базу? - спросил он.
        - Вряд ли. Я что-то запамятовал, где она находится, - безмятежно произнес Василий Вениаминович.
        Шорохов остановился и, зачерпнув в ладонь сухого невесомого снега, приложил его ко лбу. Ася реагировала иначе, но Олегу было ясно, что она тоже не помнит адреса.
        - Как говорит старшина Хапин, иногда лучше забыть, чем знать, - сказал Василий Вениаминович.
        «Действительно, Хапин, - оторопело подумал Олег. - Простая фамилия. Хапин, усатый и пузатый… И как это она у меня выскочила?…»
        - Хапин не так говорит, - возразила Ася.
        - Может, не так… Я уж и не помню! - Лопатин рассмеялся. - Память не безгранична…
        - …и вы периодически кое-что стираете, - добавил Олег. - Мне в том числе. Без моего ведома.
        - Стереть из памяти ничего нельзя, Шорохов. Я же тебе все полгода открыл, вспоминай лекции. Стереть нельзя, но можно заархивировать, если тебя не коробит от таких сравнений. Временно закрыть доступ. А насчет того, что, мол, без ведома, - это ты напрасно.
        - Просто факт моего согласия вы тоже закрыли, - догадался Олег.
        - Естественно. Зачем тебе адрес базы? - Лопатин пиликнул брелоком сигнализации и уселся за руль. - Слушай, Шорохов, ты сегодня и впрямь какой-то напряженный… Сейчас получишь мнемокорректор и открывай себе что угодно… Сам не захочешь, уверяю. Наоборот, будешь прикидывать, что бы еще выбросить из прежней жизни. Нужна ли тебе учительница пения? Или какой-нибудь соседский пацан, с которым вы в пятом классе подрались?… Так-то. И знаешь, сколько этих мелочей наберется? О-о-о!..
        - Василий Вениаминович, вы упоминали какую-то работу, - сказала Ася. - Я скоро навыки терять начну, и без всяких корректировок. Два сезона в школе!
        - Так и я полгода оттрубил, - отозвался Лопатин, выезжая из двора на перепаханную скатами дорогу.
        - А раньше?
        - Раньше был координатором оперотряда.
        - А что же…
        - А то же!.. - сердито перебил ее Василий Вениаминович. - Это дело прошлое. Не помню… А на базе я новых операторов набирал. Вот, гляди же, набрал… Пока один Шорохов. Ну и ты, если пожелаешь. Пойдешь ко мне служить?
        - К вам?… - удивилась Ася.
        - В школе тебя отпускают. Ко мне в отряд, - зачем-то пояснил Лопатин. - Ну так что?
        - Вопрос! - воскликнула она.
        - Отлично. Тогда примите повторные тесты у оставшихся пяти гавриков. Кстати, и присмотритесь к ним получше.
        - Куда уж лучше-то! - вздохнул Олег. - Полгода в одной банке просидели…
        - Мне мальчиков, ему девочек? - уточнила Ася.
        - В лотерею разыграете. - Лопатин включил радио - тихонько, для фона - и сдвинул зеркало так, чтобы видеть сразу обоих. - Об именах не думали пока? Оперативный позывной всегда и везде давал координатор, но я против этого правила. Вы ведь не животные, чтоб вам посторонние люди кличку выбирали. Предложения есть?
        Олег покосился на Асю и прикрыл глаза. Заготовленных вариантов у него не было, а те, что рождались сейчас, выглядели ущербными. Всякие героические псевдонимы вроде «Гладиатора» и «Викинга» вызывали стойкую ассоциацию с детскими комплексами. Кроме того, Шорохов подозревал, что «Гладиаторов» в Службе и без него, как грязи.
        - Да, еще нужно, чтоб имя было коротким, - предупредил Лопатин. - Из одного или двух слогов, три - уже много.
        «Гладиатор» отпадает, - решил Олег. - И хрен с ним.
        - Меня везде «Шорохом» звали…
        - «Шорох»? - переспросила Ася.
        - Ага. И в школе, и в армии, и в институте. Кличка от фамилии - это проще всего.
        - На самом деле, - сказала она, - очень просто… И тебе нравилось?
        - Не знаю… Мне все равно.
        Машина свернула с проспекта, проехала метров двести вдоль трамвайных путей и, повернув еще раз, очутилась в узкой кишке переулка. Свет в домах горел еле-еле, ничего, по сути, не освещая. Луна спряталась за близкую крышу, будто испугалась, что случайно увидит недозволенное и получит импульс из мнемокорректора.
        Василий Вениаминович погасил фары, и на улице стало еще темнее.
        - Чего сидите? Приехали.
        Он подвел Асю с Олегом к утопленной в стене железной двери и, спустившись на три ступеньки, щелкнул допотопным эбонитовым переключателем. Под козырьком пронзительно вспыхнула голая лампочка. Рядом с дверью высветилась табличка: «АО Крыша Мира. Производственный отдел».
        - Ой, снег пошел… - обрадовалась Ася. - Смотрите! Легкие…летят и летят… Как бабочки Прелесть, правда?
        Олег вдруг вспомнил комара на простыне - то ли проснувшегося не ко времени, то ли откуда-то залетевшего. Откуда-то из морозного декабря…
        - Молодцы, - непонятно к чему сказал Лопатин, смахивая снег с кодового замка.
        - Нам отвернуться? - спросил Олег.
        - Зачем же? Наоборот, запоминайте. Да здесь несложно: «ноль девяносто пять», как код Москвы.
        - Когда понадобится забыть… - начала Ася.
        - Естественно, - охотно ответил Василий Вениаминович. - Если понадобится - забудете и друг друга, и самих себя. А вообще-то… Человек, знающий ровно столько, сколько ему необходимо, - счастливый человек. Но вам это точно не грозит.
        Лопатин приоткрыл дверь - изнутри упруго потянуло теплом. Шорохову захотелось быстрее попасть туда, где можно согреться и покурить, но прежде чем он успел перешагнуть через порог, Василий Вениаминович выставил руку.
        - Так… Первое задание вы уже провалили.
        - А у нас было какое-то задание? - Ася вопросительно посмотрела на Олега.
        - Ну раз вы сами на это не способны, принимаю волевое решение, - заявил Лопатин. - Ты, - он ощутимо пихнул Олега в живот, - откликаешься на позывной «Шорох». Усек? А ты, Асенька…
        - Шорох!.. - Она прыснула и, поскользнувшись, схватилась за Олега - Шорох! Вот же, прелесть какая…
        - Прелесть, - сказал Лопатин и, подняв палец, уверенно повторил: - «Прелесть». Твой позывной. Не обсуждается! - добавил он, опережая Асины протесты. - Шорох и Прелесть. Нормально, между прочим. Уж получше, чем какие-нибудь Рысь и Викинг.
        - Слабое утешение, Василий Вениаминович…
        - И попробуй что-нибудь изменить! - пригрозил Лопатин. - Закрывать тебя придет…
        - Оператор Шорох, - смиренно ответила Ася. - Других у вас пока нет.

* * *
        - Самое отвратительное, самое ужасное… - Инструктор выдержал воспитательную паузу и, величественно оглядев класс, продолжил: - Самое гнусное - это вторжение, совершенное кадровым оператором. Причина понятна: у вас больше соблазнов. Что сторожим, то и имеем… Со временем среднему оперу начинает казаться, что незначительные изменения прошлого неопасны…
        В распахнутую форточку влетела жирная синяя муха, и инструктор с минуту наблюдал за тем, как курсанты пытаются ее прихлопнуть.
        Июльское солнце палило нещадно, а ветер сегодня словно взял отгул: с самого утра и до обеда ни один листик, ни одна травинка не шелохнулись.
        Олег прикрыл глаза ладонью и посмотрел в окно - через ворота с приваренными звездами проезжали пыльные автобусы. Это была уже вторая партия, не считая той, в которой прибыл сам Шорохов. Очередные шестьдесят человек, поверившие бархатному шепоту: «Для тебя есть работа, слегка странная, но тебе она понравится. Эта работа изменит твою жизнь к лучшему - настолько, что иных перемен ты не пожелаешь…»
        Новобранцы высыпали на улицу, к ним подошел Хапин, и вскоре какая-то женщина схлопотала импульс из мнемокорректора. Старшина закрыл ей секунд тридцать или сорок, для демонстрации этого было достаточно. За что - неважно, повод у Хапина найдется всегда.
        Половина домов на базе была занята, но начальство составило график так хитро, что группы нигде не пересекались. При желании можно было и встретиться, по крайней мере - с кем-нибудь из соседнего корпуса со зверским мозаичным десантником на стене, но желания ни у кого не возникало.
        - …изменения прошлого неопасны… - повторил инструктор. - Трудно устоять перед таким соблазном. Ведь мир не рухнет. Так ему кажется - оператору, решившему преступить закон. Опер знает основные виды вторжений и стандартные приемы компенсации. Он сам их использует. Поэтому он способен рассчитать последовательность не на два шага вперед, а значительно дальше. Нейтрализовать такого нарушителя труднее. Но когда он все же нейтрализован… Никакой пощады! Никаких смягчающих обстоятельств. Если обычный преступник может отделаться коррекцией памяти, то опер, предавший Службу, уничтожается физически. Вы уже вырваны из среды, ваше исчезновение ничего в мире не нарушит.
        Олег отвернулся от окна и побарабанил по парте. Нельзя сказать, чтоб инструктор его сильно напугал, хотя и не порадовал. Лекция о наказаниях уже была, а вот об устранении операторов Олег слышал впервые. Что же тут у них - пуля в затылок или, как шутил Хапин, бочка с цементом? Едва ли. Служба не должна оставлять тела - ни в каком виде. Даже пепел, растворенный в реке, - это слишком большая роскошь. Надо будет поинтересоваться, отметил Олег.
        - Про ликвидацию хотелось бы чуть подробней, - высказался Иванов.
        Долговязый Иван Иванович, как всегда, сидел перед Шороховым и, как всегда, - со своими справочниками. При этом он постоянно оглядывался, заговорщически подмигивал и нередко читал мысли Олега. Шорохов давно обнаружил в себе способность притягивать ненужных людей, но нигде она не тяготила его так сильно, как здесь, на базе.
        Иванов неожиданно резко взмахнул рукой и поймал муху в кулак.
        - Вы сказали, что провинившийся оператор уничтожается физически, - напомнил он. - Нельзя ли пояснить?
        - У вас будет возможность испытать это на себе, - ответил инструктор. - Но, если не возражаете, вернемся к лекции. - Он взял со стола плоскую хромированную коробочку размером с портсигар. - Наше основное средство. Синхронизатор.
        - А что мы им будем синхронизировать? - пропищала рыжая девица на последней парте.
        - В определенном смысле - себя. Никто не засмеялся.
        - Лучше один раз увидеть, правда? - спросил инструктор. Он раскрыл коробочку, отчего ее сходство с портсигаром только усилилось. - Хотя нет, мы сделаем не так…
        - …так, по-моему, интересней, - раздался его же голос из противоположного угла.
        Рыжая снова пискнула и испуганно пригнула голову. Курсанты с грохотом обернулись. Кто-то растерянно присвистнул.
        У задней стены стоял второй инструктор - точно такой же, что и возле кафедры. Он поднял прибор и, помахивая им в воздухе, неторопливо направился к доске. Пока он шел, все могли убедиться, что отличить его от первого невозможно. Встретившись, двойники пожали руки и ухмыльнулись, абсолютно идентично.
        - Это был запрещенный прием, - сказал один из них. - Спасибо, хватит…
        Второй иронически раскланялся и, зачем-то погрозив пальцем Ивану Ивановичу, пропал. Исчезновение произошло на глазах у всей группы и выглядело еще эффектней, чем внезапное появление.
        Курсанты разинули рты. Инструктору, похоже, такая реакция нравилась, он нарочито невозмутимо приблизился к столу и, захлопнув коробочку синхронизатора, положил ее у края.
        - Вы забыли объяснить принцип работы, - неожиданно громко произнес Иванов.
        - Забыл? Разве?… Я сегодня и не собирался ничего объяснять.
        - Значит, завтра?
        - Вы поразительно инициативны, - заметил инструктор. - Кажется, у нас есть повод поговорить о другом устройстве… - Он достал из пояса некое подобие пистолета и направил его на Иванова.
        Ствола у оружия не было - оно состояло из одной рукоятки с куцей затворной рамой. Тем не менее Иванов испуганно дернулся и вжался в стул.
        Инструктор мягко усмехнулся… и все-таки нажал на курок.
        Иванов замер и уронил голову на грудь. Худые плечи ссутулились еще сильнее, будто стремились сложиться внутрь.
        - Станнер, - хладнокровно объявил инструктор. - Индивидуальное средство защиты. Эффективная дальность до десяти метров, разряд вызывает, сами видите, что. Да ему не больно, не надо его жалеть. Ему сейчас даже приятно. Не настолько, конечно, чтоб это могло заменить все прочие радости жизни… Позже проведем отдельное занятие - Друг в друга постреляете, потешитесь. Мощность разряда регулируется. Курсант Иванов снова будет с нами минут через пять. А я воспользуюсь этим временем, чтобы спокойно закончить лекцию. Или еще какие-то вопросы?…
        - Не-не-не! - жалобно пропела рыжая.
        Дверь без стука открылась, и в класс заглянула Ася.
        Сегодня она была в той же морпеховской форме, но зеленый берет сменила на краповый и прицепила к груди белоснежный витой аксельбант. Она снова была неотразима.
        Шорохов поймал себя на этом коварном «снова» и с неудовольствием отметил, что в начале июля думал об Асе иначе. Девичья старшина, сумасбродка, напяливающая то «шпильки», то тяжелые армейские ботинки, вечно дымящая своей тонкой сигареткой… Олег подозревал ее в неправильной ориентации, но за две недели это вроде не проявилось. Если что - девчонки раззвонили бы непременно. Однако чем-то она его все же смущала. Ася казалась ему чрезмерно энергичной. Шорохов таких побаивался, и к тому же он прекрасно знал, что в постели стыдливая молчунья даст любой активистке сто очков вперед.
        Он вдруг обнаружил, что все его оценки в отношении Аси так или иначе вертятся вокруг одной и той же темы. Это открытие было еще более неприятно.
        Ася подошла к кафедре и негромко предупредила:
        - Я своих заберу. Девочки!..
        Инструктор кивнул, но прежде, еще до этого формального разрешения, курсантки поднялись.
        - Так… Времени уже мало… - Он взял со стола часы. - Две минуты… Кстати, они мне сейчас понадобятся. Надо же вас двойниками позабавить. Спасибо, все свободны. До встречи.
        Шорохов тряхнул Ивана Ивановича за плечо - тот пробубнил что-то невразумительное, похоже, он все еще не мог пошевелиться.
        - Ты живой? - бросил Олег на ходу.
        - Кажется… - медленно выговорил Иванов. «Жаль», - подумал Шорохов.
        Иван Иванович не то чтобы не нравился Олегу, однако он нравился бы гораздо больше, если б не навязывался со своим приятельством. Послать его в открытую Шорохов стеснялся, а намеков, прозрачность которых уже граничила с хамством, Иванов упорно не понимал. Самое паршивое, что Олег чувствовал за таких людей ответственность, кроме того, оттолкнуть Иванова совсем уж явно ему мешало что-то врожденное, возможно, пресловутая внутренняя культура.
        Иван Иванович прицепился к нему на второй день - первый для каких-либо связей был слишком сумбурным. Со второго дня их пребывания на базе началась ежеминутная опека, кого над кем - Олегу было не ясно. Куда бы он ни подался, возле него обязательно оказывался и Иванов. Их койки стояли рядом. В столовой они сидели напротив, так что без общения не обходился ни завтрак, ни обед, ни ужин. Иванов не заискивал, не затевал докучливых разговоров, но в то же время демонстрировал, что они вместе, что они заодно.
        Не проявляя никакой инициативы, Олег узнал всю его биографию и непостижимым образом выболтал свою. Они были похожи скучной плавностью судеб и не представляли друг для друга ни малейшего интереса. Шорохова угораздило перекинуться парой приветливых фраз с каким-то пришибленным букварем, и теперь он за это расплачивался. Люди видели, что Олег уже как бы «при товарище», и заводили собственные контакты. Сблизиться с чудаковатым Иваном Ивановичем никто особенно не стремился, и тем плотнее тот жался к Шорохову.
        С инструкторами Иванов был осторожен, дурных поступков не совершал, и Олег опасался, что не избавится от его муторного общества до конца обучения, - если только сам не вылетит раньше Поэтому, обнаружив, что Иванов все еще парализован, Шорохов мысленно себя поздравил и покинул класс. Иван Иванович, лыбясь, как накурившийся школьник, остался сидеть за партой.
        Дойдя до конца коридора, Олег послонялся по холлу, послушал пустые разговоры и достал из холодильника банку фанты. Разум требовал поучаствовать в обсуждении отсутствующих дам и таким образом присоединиться к здоровому коллективу, душа этому противилась, а легкие гнали на улицу, за долгожданным глотком дыма.
        Получив в бесплатном автомате пачку «Кента», Шорохов вышел на крыльцо. На деревянных лавочках, жмурясь от солнца, млело человек семь, но охота с кем-то общаться у Олега вдруг пропала. Он открыл фанту и устроился с самого края, а чтобы не выглядеть одиноким, вытащил из кармана маленькую фотографию с примятыми уголками.
        Люда, Марта, Алена - как он ее только не называл. Лицо на фото не возражало, ему было все равно - лицу, скачанному из Интернета и распечатанному в цифровой студии за девять рублей пятьдесят копеек.
        Шорохов не знал, для чего ему эта придуманная Люда-Марта-Алена. Никто из курсантов не взял с собой фотографий - даже те, кому было что брать. Несколько человек оставили за забором жен, одна сокурсница бросила мужа с двумя детьми, а Шорохов таскал в кармане портрет чужой бабы, которая, не исключено, жила где-нибудь на другом полушарии, или давно спилась, или погибла, которая, наконец, могла быть создана как концепт из разных фрагментов.
        Служба требовала порвать с прошлым, и курсанты рвали - некоторые, как казалось Олегу, слишком рьяно. Он сомневался, что все сказанное на базе следует понимать буквально.
        «Для тебя есть работа, слегка странная, но тебе она понравится. Эта работа изменит твою жизнь к лучшему - настолько, что иных перемен ты не пожелаешь. В твоих руках будет власть над человечеством. Ты станешь оператором. Единой Межвременной Службы Контроля. Но у этой власти высокая цена. Ты откажешься от прошлого и увидишь, что будущее уже состоялось. Ты лишишься самого дорогого - своих иллюзии».
        Шорохов взглянул на часы и достал сигарету. Прикурив, он долго не отпускал рычажок зажигалки, а когда ребристое колесико ощутимо нагрелось, Олег неожиданно для себя поднес фотографию к огню.
        Синтетическая бумага горела медленно. Смазливая мордашка на портрете постепенно темнела и пузырилась - от левой щеки к правому виску. Шорохов молча наблюдал за этим превращением неживого в мертвое, пока из-за корпуса не появились девушки.
        За две недели курсанты привыкли постоянно друг друга пересчитывать, словно они участвовали в некой игре на выбывание, и Олег машинально пробежался глазами по макушкам. Двадцать две - значит, никого не отчислили, и Ася уводила их не для этого. Сама она шла позади, помахивая снятым беретом. Светлый хвостик волос вкупе с черной формой придавал ей вид одновременно суровый и беззащитный.
        Олегу вдруг стало безумно интересно, сможет ли Ася его застрелить - или, допустим, закатать в бочку, - если он совершит что-нибудь такое, о чем сегодня упоминал инструктор.
        «Пристрелит, конечно, - сказал себе Шорохов. - Всплакнет и пристрелит. Или все-таки закатает…»
        Чужая фотография догорела до самого края и обожгла пальцы. Он схватился за ухо и снова посмотрел на Асю, но та скрылась в дверях.
        Олегу подумалось, что он, не успев расстаться со старыми иллюзиями, уже приобрел новые.
        - Лишишься самого дорогого… - пробормотал он.
        Этого барахла у него всегда было навалом.

* * *
        - Прошу… - Василий Вениаминович убрал руку, и Олег перешагнул через стальной порожек.
        Сразу от двери начинался крутой спуск. Внизу была квадратная площадка и еще одна дверь справа.
        - Заходи, не заперто, - сказал Лопатин.
        Шорохов нажал на латунную ручку и попал в тесную комнату без окон. Именно таким представлял себе Олег кабинет следователя НКВД. В центре стояли два письменных стола с тяжелыми тумбами, заваленные картонными скоросшивателями, тетрадями разной толщины и неряшливыми пачками каких-то бланков. Листы выглядели невообразимо старыми - текст был отпечатан на машинке, а бумага потемнела и покоробилась, вобрав в себя многолетнюю сырость.
        Вдоль стен громоздились три высоченных шкафа с матовыми дверцами и резными финтифлюшками по углам. Вместо ожидаемых реликтовых стульев с прямыми спинками, в комнате оказалось два обычных офисных кресла. Освещение тоже было относительно современным: на потолке висело несколько плафонов, один из которых горел вполсилы и периодически выключался, издавая при этом тонкий сухой треск.
        - Не хватает настольной лампы, - заметила Ася. - Сюда нужно лампу с зеленым абажуром. И бюстик.
        - Бюстик?… - отрешенно произнес Василий Вениаминович, раздумывая, куда бы положить снятую шляпу. Не найдя чистого места, он водрузил ее обратно на голову. - Какой бюстик?
        «Не какой, а чей», - мысленно поправил Шорохов. Ася перехватила его взгляд и, запахнув шубку, ногой подкатила к себе кресло.
        - Я имела в виду пресс-папье.
        - А-а… Нет, не надо. От этого мусора давно пора избавиться. - Лопатин со скрипом выдвинул ящик стола и достал оттуда ноутбук. - Руки не доходили… - посетовал он, обращаясь в основном к Олегу.
        Шорохов, не зная, куда приткнуться, облокотился на неровно выкрашенную стену.
        - Василий Вениаминович… - Он тоскливо поднял глаза к мерцающему плафону. - Я в вашей бухгалтерии до пенсии не разберусь.
        - А чего тут разбираться? Очень просто. Посмотри-ка. Олег неохотно повернулся и увидел на столе новую коробку. Лопатин разыскал огрызок карандаша и прорвал им скотч. В коробке оказался портативный уничтожитель документов. Василий Вениаминович взял листок из ближней стопы и сунул его в прорезь.
        - Во-от… - сказал он, доставая из контейнера щепотку бумажной лапши. - Часа за полтора должен управиться. Действуй. А я пока железки тебе выдам.
        Олег опустил в уничтожитель какую-то страницу. Ножи вырвали ее из руки и мгновенно сжевали. Он скормил им вторую, а затем и третью с четвертой. В принципе занятие Шорохову нравилось, однако не так сильно, как могло бы оно понравиться ему лет в пять или шесть.
        Механически изводя бумагу, он продолжал рассматривать кабинет, мебель и хлам на столах. Листы попадались разные, некоторые были отпечатаны уже не на машинке, а на матричном принтере, судя по качеству - девятиигольчатом, однако форма не менялась: везде были хрестоматийные «Исх. №» и «Вх. №», какие-то индексы с латинскими буквами, и везде - краткий отчет.
        «СУБЪЕКТ: М, 55, Россия, 2049.
        ОБЪЕКТ: Ж., 22, Россия, 1997.
        ВТОРЖЕНИЕ: передача лекарственных препаратов (эмбриоган, иммунактив-тетра, геморегулон).
        ЦЕЛЬ: сохранение беременности.
        СЛОЖНОСТЬ: стандарт, класс А.
        КОМПЕНСАЦИЯ: адекватная, стандартная.
        ДОПОЛНИТЕЛЬНО. Внимание: рецидив! Предлагаю более радикальные меры на ваше усмотрение».
        Внизу, как и положено в приличном документе, стояли дата и подпись:
        «17 января 1978 года. Оператор Лис».
        - Увлекся? - Василий Вениаминович приблизился к Олегу и заглянул через плечо.
        Шорохов торопливо впихнул листок в уничтожитель.
        - Интересно, что тут у нас… - Лопатин вырвал из-под ножа страницу и, разгладив, поднес ее к лицу. - М-м… ничего особенного, рутинная работа. Таких случаев большинство. Восстановить картину сможешь?
        - Василий Вениаминович, дайте я попробую, - подала голос Ася. - Кстати, курить здесь нельзя?…
        - Тебе - не знаю. Мне точно можно, - ответил тот, извлекая из кармана жестяную банку с табаком. - А операцию должен реконструировать Шорох. Для Прелести у меня что-нибудь посложней найдется.
        Ася наморщила носик - о своем позывном она уже забыла, вернее, надеялась, что забыл начальник.
        - Давай, Шорох, это легко, - поддержал Лопатин. Олег прислонился к столу и снова просмотрел текст.
        - С самого начала?…
        - Да хоть с конца.
        - Нарушитель… мужчина. Возраст - пятьдесят пять лет. Год отправления - две тысячи сорок девятый. Год прибытия - тысяча девятьсот девяносто седьмой. Объект - женщина, двадцать два года… - Шорохов прикрыл один глаз. - Она старше его на девятнадцать лет.
        - Считаешь ты хорошо. Дальше.
        - В связи с целью вторжения… предполагаю, что объект - его мать.
        - Так… - Лопатин одобрительно склонил голову.
        - Тысяча девятьсот девяносто седьмой… Ему тогда было три года, возможно, неполных. Тут сказано про лекарства и сохранение беременности. Вероятно, в это время матушка носила в себе его братишку. А может, сестренку. И… Не получилось у него братишки. А ему так хотелось, что он даже в пятьдесят пять лет эту мечту не оставил. В две тысячи сорок девятом он добрался до синхронизатора, взял с собой медикаменты… - Олег сверился с отчетом. - Эмбриоган… иммунактив-тетра… Я о таких не слышал.
        - Неважно, - сказал Лопатин. - Правильно. И в девяносто седьмом Лис его обезвредил.
        - Действительно, Лис, - вспомнил Шорохов. - А сам он…
        Нижняя часть страницы была оторвана - все, что шло после слова «ДОПОЛНИТЕЛЬНО», уничтожитель успел превратить в стружку.
        - А сам Лис служил в тысяча девятьсот семьдесят восьмом. В моем оперотряде. И вот что от него осталось… - Василий Вениаминович указал на ворох пожелтевшей бумаги. - Не от Лиса, естественно. От моего отряда… Держи, оператор, - он передал Олегу свернутый кожаный ремень. - Тут весь набор, и мнемокорректор в том числе. Что, сразу бросишься закрытые сектора восстанавливать?
        - Погожу пока… - буркнул Шорохов, принимая пояс.
        В специально отведенных кармашках находился штатный комплект опера: станнер, мнемокорректор и главный помощник правосудия - синхронизатор. Плоская металлическая коробочка, которая опрокидывала мир уже столько раз, что старина Архимед со своим умозрительным рычагом расплакался бы от зависти. Опрокидывала и вновь восстанавливала. И опять опрокидывала - если оказывалась не в тех руках.
        Олег вытащил синхронизатор из ремня и, взвесив его в ладони, сунул обратно в узкое отделение. Ячейка была еще не растянута, прибор вошел в нее туго, как нож в живое тело.
        Станнер смахивал на разобранный пистолет. Матовая рукоятка требовала приделать к себе ствол - хоть какой-нибудь, хоть самый короткий, «бульдожий» - без него прибор казался неполноценным. Зато не вызывал возбуждения у милиции.
        Третье устройство выглядело и вовсе неинтересно. Мнемокорректор даже не с чем было сравнить, разве что с чехлом от сигары, как подумалось Олегу во время теста.
        Овальная заглушка, закрывавшая крохотное табло, прилегала к корпусу настолько плотно, что найти ее можно было лишь на ощупь. Кнопка, такая же незаметная, находилась в торце.
        Шорохов распихал снаряжение по кармашкам и застегнул ремень поверх джинсов.
        Ася к его осмотру «железок» отнеслась равнодушно - видимо, свой пояс она уже получила. Безмятежно покуривая в кресле, она стряхивала пепел куда-то в сторону, прямо на пол.
        Василий Вениаминович все это время набивал трубку и с любопытством следил за Асей. Убрав банку с табаком, он сказал:
        - Не забудь затоптать бычок.
        Она отвлеклась от своих мыслей и непонимающе посмотрела на Лопатина.
        - Бычок, - повторил тот.
        Ася сделала последнюю затяжку и, бросив окурок, прижала его подошвой.
        - Вот и славно, - мурлыкнул Лопатин. - Теперь у Прелести есть моральное право помыть полы. Тряпка должна лежать вон там, - он указал на проем между шкафами.
        Олег, перегнувшись через стол, обнаружил в комнате боковую дверь с двумя фанерными табличками «М» и «Ж».
        - Я вообще-то, Василий Вениаминович,… - начала Ася, но договорить он ей не дал.
        - А ты, Шорох, побыстрее с бумажками! Пока порядок не наведем, спать не ляжем.
        - Спать тоже здесь? - осведомилась Ася и, заглянув в туалет, отпрянула. - Бо-оже!..
        - Во-во, - произнес Лопатин. - Чтоб мои опера в такой антисанитарии сидели?… Не позволю. Так что вперед, друзья! Ну и я, чем смогу…
        Он выудил из-за шкафа тощий веник и взмахнул им, перегоняя плотный клуб пыли на другое место.
        Олег вернулся к резке документов. Уничтожив первую, не самую объемную пачку, он расчистил часть стола. Под бумагой валялась масса мелкой ерунды, вроде ржавых точилок, спичек и засохших стержней от шариковой ручки. Среди этого мусора лежала кривая бурая сигарета марки «Новость».
        - Василий Вениаминович, из каких же она годов? - поинтересовался Шорохов.
        - Из прошлых. Их знаешь, кто курил? Сам да-ра-хой и у-ва-жа-е-мый…
        - Брежнев, что ли? Служба и до него добралась?
        - Брежнев нам ни к чему, - серьезно ответил Лопатин. - Ася, ты шубу-то сними! - крикнул он.
        - Вспотеешь, простудишься, - добавил Олег. - Между прочим, тут пепельница нашлась.
        В туалете сердито загромыхали ведрами.
        - Василий Вениаминович, я еще спросить хотел. Документы, которые здесь лежат… они, может, не очень-то и секретные…
        - Секретные, Шорох, секретные.
        - Тем более. С нашей дверкой, даром что она бронированная…
        - Любой дурак справится, да? - угадал Лопатин. - Не беспокойся, дураки сюда не попадают.
        - На хитрый замочек надеетесь? Но есть же «болгарка», автоген, тротил, наконец…
        - На свете много чего есть хорошего, - согласился Василий Вениаминович. - Только замок у нас хитрее, чем ты думаешь. Потом как-нибудь проверишь, когда время будет.
        Олег кивнул и начал совать в машинку сразу по три листа. Ножи гудели натужней, но все же справлялись. Лопатин, бросив бороться с пылью, принялся освобождать ящики в столах. Из смежной комнатушки вышла Ася с ведром воды и дырявой тряпкой на перекошенной швабре. Шубу, вероятно, из принципа, она так и не сняла.
        Отправляя листы в уничтожитель, Шорохов невольно скользил взглядом по блеклому шрифту, выхватывая отдельные строчки:
        «ОБЪЕКТЫ: М., 2 дня, Россия, 1995; М., 2 дня, Россия, 1995.
        ВТОРЖЕНИЕ: полная замена…»
        «Самое банальное, что только можно изобрести», - прокомментировал про себя Олег.
        «ОБЪЕКТ: М., 21, Россия, 1993.
        ВТОРЖЕНИЕ: передача коммерческой информации…
        ЦЕЛЬ: вложение капитала в…»
        «Нет, дорогой. Так бизнес не делается. Даже в России девяносто третьего».
        «ОБЪЕКТ: Ж., 17, Россия, 2003.
        В ТОРЖЕНИЕ: попытка задержать объект по пути в…
        ЦЕЛЬ: предотвращение насилия…»
        «Эту жалко. Семнадцать лет… Что там с ней было? А, уже прожевалось…».
        Его внимание привлекла мятая страница с жирным пятном посередине. Отчет был подписан опером по имени Лис, но Олегу бросилось в глаза не это.
        «СЛОЖНОСТЬ: особая, класс С.
        КОМПЕНСАЦИЯ: нестандартная (рапорт прилагается).
        ДОПОЛНИТЕЛЬНО. В связи с чрезвычайной ситуацией, оператор принял решение…»
        Шорохов, продолжая читать, взял со стола следующую бумажку и в этот момент почувствовал, что у него за спиной кто-то появился. Дверь не шелохнулась, шагов по лестнице Олег тоже не слышал, однако он был уверен, что в кабинете их уже не трое, а четверо. Он рванул с пояса станнер, но тут заметил реакцию Лопатина. Если начальник и удивился, то удивился приятно.
        - Здрась, Василь Вениаминыч! - скороговоркой бросили сзади. - Привет, Аська! - Швабра упала и громко ударилась о край ведра. - Какая ты нескладная, Прелесть! Кто же в шубе полы моет?… Здорово, Шорох.
        Олег обернулся и увидел то, к чему давно уже был готов. Возле антикварного шкафа стоял мужчина его роста и его комплекции, с сигаретой в зубах и с глупенькой улыбочкой на небритом лице. На его собственном, Олега, лице.
        - Здорово… - медленно выговорил Олег. - Здорово, Шорох…

* * *
        Близился к концу третий месяц пребывания на базе. Октябрь принес с собой мутное темное небо и бесконечные дожди. Народ, и до этого выходивший на улицу нечасто, сидел в корпусе целыми сутками. За половину учебного срока группа сократилась до двадцати человек, зато те, кто удержался, были уж точно людьми неслучайными.
        На какое-то время ситуация с отчислениями стабилизировалась: в последние две недели из группы не выкинули никого. Оставшиеся курсанты расселились по свободным кубрикам согласно симпатиям, однако до общих комнат все-таки не дошло - «мальчики» и «девочки» по-прежнему жили отдельно. Хотя спали, как правило, вместе.
        Друзьями Олег так и не обзавелся, более того - перестал к этому стремиться. На его глазах распалось уже столько компаний, что относительность дружбы на базе стала очевидной. Приклеившийся Иван Иванович Иванов, ходячий фельетон курса, каким-то чудом не вылетел и за три месяца окончательно превратился в шороховский придаток.
        На очередном занятии он сел, как всегда, перед Олегом. На улице моросило уже пятый день, листья с берез обреченно срывались и прилипали к мокрому асфальту. В классе горел свет, и от этого вид за окном казался еще тоскливей.
        Невзирая на пакостную погоду, курсанты пребывали в приподнятом настроении. Мужчины побрились, а женщины изобразили на лицах подобие макияжа, некоторые даже напялили гражданскую одежду, однако большинство явилось все-таки в форме - так было удобней. Сегодня, по слухам, им планировали сообщить что-то безумно секретное.
        Инструктор, тоже как будто слегка взволнованный, торопливо вошел в помещение, но на полдороге к кафедре остановился и сунул руки в карманы. В этот раз на нем была простая застиранная хэбэшка с ефрейторскими «сопельками». Некоторые неугомонные курсанты нашили себе погоны старших офицеров - генеральских у Хапина в запасе не было, - и, по сравнению с толстыми полковничьими звездами, одинокие лычки инструктора выглядели забавно.
        - Похоже, у нас утечка информации… - произнес он с иронией.
        Все слухи и утечки проникали в группу весьма простым способом: Ася в разговоре с девушками случайно роняла какую-нибудь фразу - этого было достаточно. Старшина Хапин, в отличие от нее, лишнего не болтал, поскольку школьное начальство уже убедилось, что курсантам хватает и одного источника, С «секретной» лекцией все вышло строго по сценарию: Ася намекнула, что опоздавшие пропустят самое главное, В итоге курсанты собрались за полчаса до начала.
        - Сегодня обойдемся без демонстраций, - предупредил инструктор. - Побеседуем о вечном. Никто не возражает?
        Из двадцати человек пятеро хмыкнули, остальные пожали плечами.
        - Время… - промолвил он, - по утверждению теоретиков, время имеет начало и конец. Кроме того, оно способно искривляться, сжиматься, вытягиваться, и… на что оно еще способно?… А, еще в нем бывают петли и дырки. Как на колготках, наверно. Спорить не стану, но сам я дырок не видел… Чего и вам желаю, - раздельно произнес инструктор. - Хорошо. Пусть у него будет и начало, и конец, и что угодно. Но мы точно знаем, что в тысяча девятьсот семидесятом году время, Земля и человечество уже существовали. Мы точно знаем, - повторил он, повысив голос, - что в две тысячи семидесятом году время, Земля и человечество по-прежнему существуют. Все остальное вас почти не касается. Потому что вам хватит работы и на этом отрезке. Сто лет: от семидесятого года двадцатого века до семидесятого двадцать первого - зона ответственности нашей Службы.
        Кто-то из курсантов чихнул, кто-то подвинул стул, и эти два звука провалились в тишину, как в омут.
        - Нашей Службы?… - спросил Иванов с ударением на первом слове. - Значит, есть и другие?…
        - За обсуждение данной темы полагается… - инструктор выразительно постучал пальцем по мнемокорректору. - Разница в том, что вам закроют несколько месяцев, а мне несколько лет. Сказав «наша Служба», я всего лишь противопоставил ее другим ведомствам… допустим, налоговой полиции и рыбнадзору. Понятно?…
        Иванов пригладил всклокоченную макушку, но в его прическе это едва ли что-то изменило. Инструктор медленно дошел до стола и сел, сложив ладони у подбородка.
        - У вас интересная книга, - обратился он к Иванову. - Энциклопедия дохристианской Руси? Спрячьте ее под подушку, она вам не понадобится. Мы не занимаемся историей. Каждая операция - это частный случай, краткий миг в чьей-то жизни, иногда трагический… Но он не имеет отношения к истории. Или так: не должен иметь, - подчеркнул инструктор. - В этом и заключается наша задача. Любой человек, вторгаясь в прошлое или получая информацию из будущего, нарушает естественный ход событий. Здесь вопросов нет?… Отлично. Дело за малым: разобраться, что же это такое - «естественный ход». Вы можете возразить, что год две тысячи сороковой, с точки зрения потомков, уже состоялся, тогда как для нас он находится в будущем. Соответственно, на взгляд потомка, это жесткая и полностью определенная событийная линия, не терпящая никаких «бы» и «если». Мы же с вами считаем, что две тысячи сорокового года еще не существует. Он пока формируется - под влиянием наших поступков и нашего ежесекундного выбора. Правильно?…
        Инструктор покусал большой палец и, положив руки на стол, неожиданно объявил:
        - Нет! Неправильно… Вам ведь обещали разочарование? Обещали утрату иллюзий?… Готовы?… Сейчас утратите, - заявил он серьезно. - Понятие «будущее» исключительно субъективно. Любое событие находится в будущем лишь по отношению к иному, более раннему событию. Относительно же более позднего оно… нетрудно догадаться, в прошлом. Таким образом, каждый момент времени всегда будет расположен не только «после» чего-то, но и «до». Каждый момент - часть той самой сложившейся линии. И языческая Русь, и Гагарин, и верхняя граница нашей зоны, две тысячи семидесятый год, - все уже история, все уже в прошлом. Я ничего не упустил?… Ах да… Где-то на этой линии помещается и ваша жизнь. Которая, как и моя, объективно уже состоялась вплоть до…
        У стенки опять чихнули, и инструктор покачал головой.
        - Совершенно верно. И даже это. И то, что вы сделаете через неделю, через месяц… К сожалению. К великому сожалению… Объективно все это уже произошло. Мы с вами родились, потребили некоторое количество пищи, сносили столько-то пар обуви - и умерли. Примерно так мы воспринимаем людей прошлого. Точно так же кто-то воспринимает и наше настоящее. Жизнь каждого человека уже прожита - до последнего вздоха. Она вплетена в общую магистраль, которая лично мне представляется эдаким бесконечным бетонным столбом… ну, возможно, у вас фантазия окажется побогаче… Вот что Служба подразумевает под «естественным ходом событий». Бетонный столб. Его мы и охраняем.
        Инструктор снова покосился на энциклопедию и отвернулся к окну.
        - Жду ваших вопросов…
        Курсанты подавленно молчали. Олег несколько секунд рассматривал поверхность парты и, убедившись, что ничего нового не увидит, перевел взгляд на плачущую березу.
        Америку инструктор не открыл, отнюдь. К аналогичному выводу Шорохов мог бы прийти сам, путем несложных логических рассуждений. Однако ему, как и всякому нормальному человеку, проделывать этот путь не было нужды. Даже попав на базу, в школу операторов, и уже зная, к чему их готовят, Олег не спешил забегать вперед. Будет время - все объяснят. Теперь время настало, и им объяснили. Почти все. Шорохов чувствовал собственную беспомощность и бесполезность. Он не мог избавиться от мысли, что его обманули, - в самый момент рождения, когда ему дали жизнь, но при этом отобрали что-то не менее ценное.
        Вот выйти бы к доске, снять трусы и показать инструктору задницу… Или сей факт тоже записан в скрижалях истории?… Он тоже нацарапан на нашем столбе?
        «Это известная фишка… - ответил себе Олег. - Во-первых, оголяться прилюдно я не стану, духу не хватит. Во-вторых, если и решусь - значит, так оно и было. И все давно уже сделано. Все, что для меня „есть“ и „будет“, - для кого-то уже в прошлом. А мне остается… не мне, а всем… Всем нам остается лишь катиться по рельсам. До чего же, блин, тошно…».
        - Но если жизнь каждого человека уже сложилась, - начала рыжая с последней парты, - тогда тем более любопытно узнать, что с тобой будет через год, через десять лет, через пятнадцать…
        «Она либо полная тупица, либо чудовищный циник», - подумал Шорохов. Рыжая была единственной сокурсницей, которая ему не нравилась, - настолько, что он уже дважды отказывался разделить с ней узкую школьную койку. Рыжая, как приличный мужик, на эти демарши не обижалась, а спокойно разворачивалась и шла искать альтернативные варианты. Дублеров она находила без проблем, кажется, с ней переспал даже робкий Иван Иванович. Олег презирал ее за распущенность и звал не иначе как «Рыжей». Рыжая не обижалась и на это.
        - Да, любопытно… - процедил инструктор. - Была б моя воля, я бы это любопытство удовлетворял: сообщал бы всем желающим дату смерти их близких, месяц, когда грузовик переедет любимую собаку, день, когда единственный ребенок сядет на иглу, и день, когда он скончается от передоза…
        - Чтобы люди мчались все это менять?!
        - …а потом приходил бы опер, вроде вас, и все возвращал на место, - добавил инструктор. - Корректно изменить то, что уже случилось, нельзя. А все уже случилось, это мы с вами выяснили… Нет, я бы выдавал информацию в виде наказания. Хочешь знать - знай. Твое право.
        - Что ж вы так?… - с укором проронила Рыжая.
        - Естественный ход событий нельзя подправить, его можно только нарушить. Или разрушить. Отдаленные последствия даже для ничтожного вторжения не в силах просчитать ни один вычислительный центр. Я говорю не о современных ресурсах… - он показал глазами в потолок, - …о ресурсах куда более мощных. И кто гарантирует, что спасение любимой собачки не приведет к гибели ста человек? Другое дело, что многие изменения вскоре поглощаются без остатка. Естественный ход событий обладает колоссальной инерцией и стремится к самовоссозданию… Но оператору об этом лучше не помнить. Существуют и такие моменты, или точки, где изменения нарастают в бешеной прогрессии, которую невозможно ни спрогнозировать, ни прервать. Система уравновесится, но уже в новом виде, с учетом навязанных ей корректировок. Время как часть Вселенной будет существовать - в том или ином состоянии, с человечеством или без. Я внятно излагаю?
        - Получается, что какую-то отдельно взятую собачку все-таки можно спасти без ущерба для рода людского… - вопросительно произнес Иванов.
        - Наверняка, - ответил инструктор.
        - А другую собачку спасать нельзя, поскольку это грозит катастрофой…
        - Не исключено, что именно так.
        - Простите, но откуда людям известно об этих… э-э, моментах? - осведомился Иванов с сарказмом. - Ведь если бы в них уже вляпались, мы бы давно жили в э-э… новом мире.
        - Наличие таких точек установлено сугубо теоретически. Хотя кто же поручится, что наш мир не является результатом чьего-то вторжения?… - Инструктор криво усмехнулся. - Главное - не уповать на то, что очередная операция окажется рядовым случаем, от которого ничего не зависит. Вы можете изменить историю и увидеть, что спустя пару лет все вернулось вспять. Вы можете спасти соб… да будь она неладна! Вы можете, к примеру, купить в киоске газету и этим повлиять на дальнейшую судьбу человечества.
        - Тем, что прочитаем интервью с Киркоровым? - рискнула пошутить Рыжая.
        - Тем, что некоему дяденьке, предположим, не достанется этого номера, и он не позвонит по объявлению, и не снимет квартиру, и не познакомится с некой тетенькой, и та не родит некоего гиганта мысли… или террориста… А восполнить его отсутствие система не сможет.
        - Ни влиять на прошлое, ни разведывать будущее человек не вправе, - подытожил Иванов. - Какой же тогда в этом смысл?!
        - В чем? - не понял инструктор.
        - В наших синхронизаторах.
        - Ну, в наших-то смысла как раз много. С их помощью мы добираемся до нарушителей и компенсируем их вторжения.
        - Нет, я… - Иванов описал руками широкой круг. - Я не о том…
        - А, вы о значении для цивилизации и тэ пэ?
        - Вот именно, «и тэ пэ».
        - Я убежден, что это одно из самых вредных открытий, - признался инструктор. - Две тысячи сороковой год, в котором состоялось первое перемещение во времени, проклят всей Службой и каждым опером в отдельности. Беда в том, что синхронизатор слишком доступен. Вместо того чтобы его засекретить, о нем поспешили раструбить. Лет через пятьдесят атомные бомбы продаваться на базарах еще не будут. Через пятьсот, надеюсь, тоже. А синхронизатор… Цена на него в шестидесятых годах двадцать первого века равна трехмесячной зарплате школьного учителя.
        Класс шумно выдохнул.
        - Или он совсем ничего не стоит, или учителя там в большом порядке… - заметил один из курсантов.
        - Частное владение синхронизатором запрещено, но… вы понимаете. В две тысячи шестьдесят пятом, по данным местных операторов, оборот составил около трехсот тысяч единиц. Большинство из них, к счастью, никогда не заработает. В основном люди приобретают их на всякий случай, для ощущения власти над судьбой. Блажен, кто верует…
        Инструктор встал и прошелся вдоль доски. Зачем-то взял мелок, положил обратно, вытер пальцы о губку и, увидев, что испачкался еще сильней, удрученно покашлял.
        - Вообще-то, вам крупно повезло, господа опера… Период активного применения пока только надвигается. Частота вторжений достигнет пика к две тысячи десятому, и в следующее столетие вряд ли снизится. Прибор попадет на черный рынок уже к концу сорокового года, сразу после изобретения. Тридцать - сорок лет - опасный возраст, особенно для мужчин: хочется что-то поменять в жизни. Иногда - саму жизнь… Сейчас рождаются те, кому в две тысячи сороковом будет около тридцати пяти. Первое поколение, получившее в руки такую игрушку. Ну как не воспользоваться, правда? Они вторгаются и в более ранние года, с целью повлиять на своих родителей, но это достаточно сложно. Даже полным кретинам понятно, что результат может не совпасть с ожиданиями.
        Инструктор, щурясь, покачался на носках и вернулся за стол.
        - Когда вы жили дома… - продолжал он, - еще до школы… когда ездили в транспорте, гуляли по паркам. Вы не думали о том, что среди вас находятся люди из будущего?
        - Кто думал - тот лежит в психушке, - отозвалась Рыжая.
        - И всерьез об этом не говорят. Значит, Служба пока справляется. Дальше будет тяжелее. Многие нарушители в наше время уже родились, и теперь у них есть возможность вторгаться не в папину-мамину жизнь, а в собственную. Самый простой вариант… и поэтому самый распространенный,… но, на мой взгляд, один из самых неумных… Так вот, способ в корне изменить свою судьбу - это…
        - Простите! - неожиданно вклинился Иванов. - У нас сейчас перерыв, и мы…
        - Серьезно? - Инструктор посмотрел на часы. - Надо же… Ладно, к этому варианту вернемся позже. А кто любит кино, тот должен сообразить сам.
        - Тебе что, приспичило?! - зашипели на Иванова отовсюду, но инструктор уже поднялся и вышел из класса.
        - Иван Иваныч! - воскликнул Олег. - Ты что здесь делаешь? Ты учишься или повинность отбываешь?
        - Ничего я не делаю… - Тот вдруг улыбнулся. - И ты тоже. Разве нет?
        - В каком смысле? - растерялся Шорохов.
        - В прямом.
        Олег было задумался, но вспомнил, с кем он разговаривает, и, чертыхнувшись, направился в курилку.

* * *
        Шорох с досадой посмотрел на мигающую лампочку, и Олег лишь сейчас понял, как сильно она его раздражает - не двойника, а его самого, хотя разницы между ними не было.
        Шорох пожал руку Лопатину и по-свойски чмокнул Асю, Олегу же он просто кивнул. Тот кивнул в ответ и машинально опустил недочитанный лист в прорезь уничтожителя.
        Двойник выглядел изможденным и, похоже, здорово торопился.
        - Василь Вениаминыч, я тут еще часа два проторчу, В смысле, он, - двойник показал на Олега.
        - Откуда ты знаешь? - нахмурился Лопатин. - Ах да…
        - Вот именно, - подтвердил Шорох. - Бумажки и Прелесть порезать может. Когда полы домоет. А мне бы сейчас… то есть ему… сгонять бы кой-куда. Работы, Василь Вениаминыч!.. - Он провел ладонью по горлу.
        - Не пойму я твоей логики, - заметила Ася. - Что ты пытаешься на этом выиграть? С синхронизатором все равно не опоздаешь.
        - Первый день службы?… Посмотрю я на тебя через месяц, Прелесть. Субъективное время идет, и фиг ты его остановишь. Оно идет - и проходит… Можно двадцать лет прожить в одном году и в нем же состариться. Отдыхать мне положено или нет?! А вы тут бумажки кромсаете… Выручайте, Василь Вениаминыч! - взмолился он. - Дело простое: полная замена, прямо в роддоме. А?…
        - Лучше я, - решительно произнесла Ася.
        - Ну уж нет! - отозвался Олег. - Швабра на кого останется, на меня? Я бычки по полу не раскидывал. Справлюсь, Василий Вениаминович, не волнуйтесь.
        - Орел… - буркнул тот, глядя почему-то не на Олега, а на двойника. - Показывай материалы.
        Шорох протянул мини-диск в прозрачной коробочке.
        - Задача из учебника, - сказал Олег, посмотрев на экран.
        - Нехорошо это… - Василий Вениаминович снова снял шляпу и бросил ее на стопку серой бумаги. - Нехорошо и опасно.
        - Как и все в нашей жизни, - изрек Шорох, Лопатин недоверчиво покосился на двойника, затем на Олега и сказал, неизвестно к кому обращаясь:
        - Быстроты стал… философом.
        У него на языке явно вертелись какие-то вопросы, но он терпел. Любой обмен информацией, даже на тему погоды, не мог не вызвать последствий, которые всегда негативны, - просто потому, что в «естественном ходе событий» они отсутствуют. Олег сознательно брал это определение в кавычки, уж очень оно ему не нравилось. Называть поток времени «бетонным столбом» было вроде бы удобней, но лишь на первый взгляд: пресловутый «столб» мгновенно возникал в воображении и тянул за собой мыслишки о бренности, тленности и полной предопределенности. Мысли, одним словом, не полезные.
        Олегу и самому хотелось расспросить двойника, но он был уверен, что Шорох ничего не скажет, иначе эту встречу классифицируют как типичное вторжение. И тогда за ними нагрянут - либо сейчас, либо позже…
        «Не за нами, - поправился Олег, - а за мной. В настоящем или в будущем, - но это я. Один человек в двух лицах. В разных временах. Нет уж, пусть он молчит… Да, я уж помолчу…».
        - Ты там… далеко?… - спросил Лопатин.
        Шорох погладил небритую шею и с неохотой ответил:
        - Не настолько, чтобы успеть забыть.
        - Помнишь сегодняшний день?
        - И весьма подробно.
        - Василий Вениаминович!.. - вмешался Олег. - Если он знает, что это было, то… так оно и было. Фактически я уже все сделал.
        - Ты мне голову не дури! - рассердился Лопатин. - Пока ты не включил свой синхронизатор, ничего еще не сделано, ясно? А помнить можно все что угодно, в том числе и то, чего никогда не было. Вернешься с задания - убедишься… Добро, пошел, только без экспромтов, - закончил он неожиданно.
        - Спасибо, Василь Вениаминыч, я верил, что вы не откажете. - Шорох повернулся к Олегу: - Главное, не дергайся. Все у тебя получится.
        Тот набрал на табло время и глубоко вдохнул. Школьные тренировки позволяли почувствовать физический процесс, но не могли передать того, что испытываешь при самостоятельной отправке.
        Олег обнаружил, что прибор у него в руках подрагивает, и, пока начальство не передумало, придавил круглую кнопку старта.
        Контуры предметов стали нечеткими, а голоса зазвучали низко и тягуче. Каждое из трех тел при движении размывалось в длинный прозрачный шлейф. Свет плавно померк, и Олег, переступив с ноги на ногу, услышал, как под подошвой зашуршал сухой мусор.
        Прибыл…
        Вокруг была тьма. Сообразив, что в комнате нет окон, Олег дотянулся до стены и, проведя по ней ладонью, нашел выключатель.
        Молочные плафоны затрещали и по очереди вспыхнули - за исключением среднего, который спустя несколько секунд все-таки зажегся, но, щелкнув, тут же погас.
        На полу плотным слоем лежала нетронутая пыль, а столы опять были доверху завалены макулатурой, - хотя Олег подозревал, что уничтожитель документов Лопатин уже приобрел.
        От субъективного настоящего его отделяла всего неделя. Это было не страшно, совсем не страшно. В школе они перемещались и на год, и на два… Могли бы и на двадцать, ничего особенного… И все же Олега трясло.
        - Поговорим?… - раздалось рядом.
        Олег чуть не вскрикнул: в кресле Василия Вениаминовича, умиротворенно сложив руки, сидел все тот же двойник.
        - Ты?… Ты откуда?
        - Откуда и ты, - ответил Шорох, поднимаясь. - У меня к тебе просьба.
        - Так я ведь… я уже… - Олег посмотрел на синхронизатор и еще до того, как увидеть дату финиша, понял, что все в порядке: ни Аси, ни Лопатина в кабинете не было.
        - Другая просьба, не эта, - сказал двойник.
        - Настоящая, - догадался Олег. - А эта, значит, для прикрытия…
        - Нет, отдохнуть мне тоже не помешает. Но ради лишнего часа я бы к вам не поперся. Скоро в моей группе… то есть в твоей… пройдут повторные тесты. Убеди Лопатина, чтобы Иванова поручили тебе. Вот, собственно, и все.
        - И какой нужен результат?
        - Из Ивана Ивановича славный опер получился бы…
        - Понятно, - проронил Олег. - Значит, он опять тест завалит.
        - Все завалят. Уже завалили, вернее. Все пятеро Мы с Прелестью до сих пор вдвоем горбатимся. Вениаминыч не берет никого. Странный он…
        - Да это ты странный! - возмутился Олег. - Ты на что меня подписываешь? На вторжение!
        - А во что мы вторгаемся? Будет Иванов служить или домой вернется - ничего не изменится. Мы все уже вырваны: и я, и он, и Лопатин. Все, кто связан со Службой.
        - Ну да, вырваны из среды, инструктор говорил… Только естественный ход событий…
        - Да нет нас в магистрали! - воскликнул Шорох. - «Естественный ход» идет своей дорогой, но уже без нас. Удивительно, что я тебе такие вещи объясняю… Нас же всех заменили, об этом еще в самом начале предупреждали.
        - Что-то я не помню… - признался Олег.
        - Как это, интересно, не помнишь?! Что бы с опером ни случилось - магистраль не пострадает. Все судьбы вмурованы в бетонный столб насмерть. Но это уже не наши судьбы, а тех, кто там остался. Тех, кто проживет нашу жизнь за нас.
        - Кто же они такие?
        - Близнецы, - недоуменно ответил Шорох.
        - Кто?! Нет у меня близнецов, - отрезал Олег, и у тебя тоже нет.
        - Раньше не было, до Службы. А теперь у нас с тобой братец имеется. Искусственный. Клон, - спокойно пояснил Шорох.
        - Клон?…
        - А что ты так напрягся? Близнец есть у каждого опера. Должен же кто-то остаться вместо нас. Там, в магистрали. Ходить на нашу работу, пить с нашими друзьями, спать с нашими бабами. Потадо… Ты и это забыть умудрился?!
        - Умудрился…
        - Слушай, у тебя больше никаких провалов нет? Если половина школьного курса из головы вылетела… Может, тебе не тот сектор закрыли?
        - Все будет нормально, - пообещал Олег. - Мне только не нравится, что моя служба начинается с нарушений. Да еще каких!..
        - Каких?… - Двойник вздернул брови. - Ну?… Каких нарушений? Пока ты не начал влиять на внешние события, нарушений нет. Можешь поссориться с Лопатиным и перейти в другой отряд. Можешь вообще застрелиться… хотя лучше не надо бы… Ко времени, Земле и человечеству все это уже не имеет отношения. А Иванов нужен в Службе. Сделай, прошу тебя… Иногда мы отступаем от буквы закона, чтобы сохранить его дух. И заодно - тот самый бетонный столб… будь он проклят. В общем, я на тебя надеюсь.
        Шорох раскрыл синхронизатор и, не прощаясь, нажал на кнопку.
        Оставшись в одиночестве, Олег утомленно потер лоб и сунулся по карманам. В куртке нашлась только зажигалка, - пачку «Кента» он выложил, и теперь она пребывала в этой же комнате, но на неделю позже. Чудно…
        Он присел на угол стола и, приподняв ворох бумаги, разыскал среди карандашей древнюю «Новость». Сигарета была почти невесомой и грозила высыпаться. Прикурив, Олег вытащил из-под стопки бланков металлическую пепельницу.
        - Ну и дрянь… - пробормотал он, кривясь.
        После третьей затяжки Шорохов надолго закашлялся и с отвращением затушил сигарету.
        - Дрянь, - повторил он.
        Олег не мог поверить, что такую отраву курил сам генеральный секретарь.
        Он лениво пощипал мятые листы - где-то здесь валялся и недочитанный отчет оператора по имени Лис, недочитанный и еще не порезанный… На мгновение Олегом овладело какое-то беспричинное девичье любопытство, но, взглянув на табло, он спохватился и вышел из комнаты.
        Десяток ступеней по узкой лестнице, подпружиненная щеколда, упругий скрип стальных петель, хруст отжатого дверью снега - и холодный ветер в лицо. Темно-синее небо, редкие звезды, замызганная «Ока» у тротуара. Ничего сверхъестественного: тот же декабрь, только семью днями раньше. Шорохов, курсант, слушает заключительные лекции и готовится к выпускному тесту. Шорохов, клон, возвращается с работы.
        Он не стал уточнять, куда едет заменившая его кукла, - к себе, домой, или к нему, к Олегу. Пожалуй, что все-таки «к себе». Отныне это место принадлежало клону - судьба, вплетенная в общую магистраль, намертво схваченная раствором «естественного хода событий». Чужая жизнь, о которой Олег ни капли не жалел.
        Шорохов, оператор Единой Межвременной Службы Контроля, поднял воротник и перешагнул через порог.
        Олегу подумалось, что люди должны смотреть на него с ужасом и восторгом, но переулок был пуст.

* * *
        Он вспомнил. Вспомнил и не поверил, что мог об этом забыть. Одно из первых занятий: инструктор объяснял, почему не стоит переживать за своих близких. Потому, что для них ничего не изменилось. В тот момент, когда шестьдесят курсантов попали на территорию школы, в разных городах России появились шестьдесят клонов.
        «Не пытайтесь с ними встретиться, - предупреждал инструктор. - Они живут за нас - в наших семьях, по нашим подлинным документам, и оснований считать себя прототипами у них даже больше. Имейте в виду, что последнее время вы провели в изоляции, и вас легко поймают на незнании каких-нибудь деталей. Жизнь продолжается, но уже без нас. Мы наблюдаем за ней со стороны и следим, чтобы она себя не погубила…»
        Теперь, вспомнив каждое слово, Олег мог бы пересказать лекцию от начала и до конца. Он представил, как звучал его вопрос - тогда, сразу после теста. Хорошо, что Василий Вениаминович не обратил на это внимания. «Кем вы меня подмените?» Глупо, очень глупо. Его давно подменили - еще в июле, и ко времени выпуска клон прожил за него почти полгода. И проживет еще лет сорок или сколько уж ему там отпущено…
        Будь счастлив, близнец.
        Шорохов вышел на «Бабушкинской» и остановился у палатки, чтобы купить сигарет.
        «Авось у них не последняя пачка, - подумал он со смешком, - которой не хватит какому-нибудь дяденьке, который не угостит сигаретой какую-нибудь тетеньку, которая в результате не родит какого-нибудь гения… Ничего, здоровее будут».
        Олег прикурил и, оскальзываясь на замерзших лужах, направился к роддому. Вторжение, как было указано в ориентировке, ожидалось стандартное, но время он все же выбрал с запасом.
        Синее небо успело обуглиться, однако звезд от этого больше не стало. Над головой по-прежнему висело штук двадцать желтоватых точек, самых ярких. Народ сосредоточенно месил снег и смотрел в основном под ноги. Дверь продуктового павильона хлопала, исторгая пар; несколько мужиков отважно глотали студеное пиво; по другую сторону компания уже подогретых парней затевала бесперспективные переговоры с двумя девушками. Все было нормально, как положено, - как будет, наверно, еще долго-долго, если не всегда.
        Никто не оборачивался на Олега, никто не видел его гордости и волнения, никто не знал, что Шорох идет на свою первую операцию, и оттого, как он справится, может зависеть их дальнейшее существование. Впрочем, в последнее он и сам верил с трудом. Инструктор твердил об ответственности, но его доказательства становились с каждым разом все менее убедительными, а примеры - все более абстрактными.
        Шорохов прошел вдоль кованой ограды и свернул в открытую калитку. Рассеянный свет фонарей выхватывал голые кусты, запорошенные снегом лавочки, покосившийся пожарный щит - словом, все что угодно, только не то, что нужно. На газоне была вытоптана диагональная дорожка, и Олег, срезав угол, приблизился к темному корпусу.
        Пологая эстакада поднималась под навес, рядом на стене висел колпак из оргстекла с надписью «Приемное отделение». Тропинка вела мимо пандуса к торцу здания и заканчивалась возле обитой жестью двери без каких-либо опознавательных знаков. Олег, не оглядываясь, потянул ее на себя. Не заперто.
        За дверью оказался длинный коридор, сумрачный и холодный. Подошвы ступали по кафелю негромко, но дальше резонанс мог усилиться. Шорохов снял с пояса станнер и прижался к левой стене. На последних метрах он втянул оружие в рукав и пошел уверенней. Крадущихся типов охрана не любит вдвойне.
        «Попросят денег, - предположил Олег. - Если б и были, не дал бы».
        Коридор уперся в маленький холл. Из него в разные стороны расходились другие коридоры, пошире, - с линолеумом и деревянными панелями на уровне задницы. Напротив лифтов покачивалась от сквозняка хлипкая дверца на лестничную клетку.
        Была и охрана. Сбоку, привалившись плечом к подоконнику, на дерматиновой банкетке сидел молодой человек в черной форме. По первому впечатлению, секьюрити «задвинулся» - уснуть в такой неудобной позе было бы затруднительно. Однако колоться прямо на работе, да еще в медучреждении, тоже вроде не вариант…
        Заметив, что глаза у охранника открыты, Шорохов подошел ближе. Человек определенно был жив - по крайней мере, дышал, хотя и редко. Взгляд у него был вполне осмысленный, но какой-то беспомощный.
        Этот взгляд Олег помнил. Так смотрел Иван Иванович, а позже и остальные сокурсники. И сам Шорохов смотрел точно так же - когда девчонки поднесли ему зеркальце, предварительно выстрелив из станнера.
        Значит, его опередили. До точки вторжения оставалось минут пятнадцать, но нарушитель был уже здесь.
        Воспользоваться лифтом Олег не решился. Взбежав по лестнице, он вышел на третьем этаже и почувствовал, как спина покрывается потом: в коридоре никого не было. На столе у дежурной сестры лежала книжка карманного формата, из низкой штампованной вазочки тоскливо свешивался пяток розовых гвоздик, откуда-то доносились приглушенные стоны. Нарушитель отсутствовал.
        Из темной ниши вышла пожилая санитарка со стопкой постельного белья. Проковыляв через весь коридор, она поравнялась с Олегом и спросила, почти доброжелательно:
        - Чего шляешься?
        - Я не шляюсь… - буркнул он. - Я стою.
        - А-а… Ну стой, стой, - с издевкой ответила санитарка и скрылась в палате.
        Шорохов проверил часы. Четыре минуты. Либо в предписании неверно указали время, либо «Сложность: стандарт, класс А» - это туфта. Олег начал подозревать, что тут не рядовое вторжение, а некая многоходовка. Спустя еще минуту он утвердился в этой мысли окончательно.
        Похоже, двойник из будущего подсуропил ему какую-то малоприятную акцию, спланированную не без фантазии. Против того, чтобы пошевелить мозгами, Шорохов не возражал, но все же надеялся, что на боевое крещение ему достанется что-нибудь попроще. Одно дело - распутывать логические петли, сидя в школьной аудитории, и совсем другое - заниматься этим на месте преступления.
        В принципе нарушитель мог явиться всего на несколько секунд, - если он точно знал, что от него требуется. Но в этом случае возникал вопрос, от которого Олегу делалось муторно: кто нейтрализовал охранника?
        Когда пошла последняя минута до вторжения, на лестнице послышались торопливые шаги. Кто-то спускался с четвертого этажа, судя по топоту - двое.
        Дверца с грохотом распахнулась, и в коридор выскочил худощавый мужик с разукрашенным черепом - либо татуированным, либо затейливо выбритым, в сумраке было не разобрать. Лоб без челки казался непомерно высоким. В нынешнее время незнакомца приняли бы за богемного музыканта - в меру пьющего, в меру начитанного, с необъятными амбициями и персональным венерологом.
        За Музыкантом возник второй нарушитель: светлый ежик, челюсть и кулаки. Боксер был шире и тяжелее, и если его за что-нибудь любили, то уж точно не за грацию.
        На портных эта парочка поскупилась и прибыла в исторически преждевременных нарядах, которые можно было условно назвать пиджаками, можно - шерстяными кофтами, а можно и вообще никак.
        На полу мелькнуло красное пятнышко наведения. Добежав до правого ботинка Олега, оно стремительно взобралось по ноге и замерло на ширинке. Музыкант, не таясь, держал длинный ствол, квадратный в сечении. По габаритам оружие смахивало на крупный пистолет-пулемет, но было достаточно легким.
        «Электромагнитный „Стерлинг-Сайбершутер“, выпуск две тысячи тридцать седьмого года, - отметил Шорохов без воодушевления. - Стреляться, значит, не будем…»
        Музыкант остался у лестницы, Боксер же недвусмысленно двинулся к Олегу. Шорохов сделал вид, что его интересует все, кроме пришельцев, и, заглянув в первую попавшуюся палату, громко зашептал:
        - Ася!.. Ася!..
        В комнате находились только три пустые кровати, это он понял, едва глаза привыкли к темноте, но переигрывать было поздно.
        - Ася!.. Не здесь? А где она?… На втором этаже? Спасибо…
        Олег почувствовал, как у него за спиной прошел кто-то еще. Плотно прикрыв дверь, он обернулся и увидел третьего нарушителя: короткая, неровно обрезанная юбка, приспущенные чулки с разноцветными порхающими бабочками, ядовито-желтые кеды и уже непозволительное декольте.
        Так и есть. Перед глазами пронеслась строка из ориентировки:
        «СУБЪЕКТ: Ж., 41, Россия, 2045…».
        Сороковник, на столько она и тянула, несмотря на бэйби-стиль, смелую прическу и бритые лодыжки.
        Женщина определенно знала, куда идет: миновав четыре палаты, она уверенно зашла в пятую и тут же показалась обратно.
        - Все! - объявила она.
        Музыкант, ожидавший в торце коридора, и Боксер, навязчиво следивший за Олегом, одновременно достали синхронизаторы, - Шорохов отметил, что хоть в этом его снаряжение не уступает, - и одновременно с женщиной исчезли.
        Вторжение было подготовлено на совесть. Это оказался единственный удобный момент: спустя пару секунд раздалось шарканье тапочек, и в коридоре появилась санитарка, уже без пододеяльников. Дежурная медсестра вернулась и села за стол, а с лестничной КАШГки вышел врач с тонкими черными усиками.
        - Вы что тут делаете? - бросил он Олегу и, не рассчитывая на ответ, обратился к сестре: - Лена, что за люди у нас без халатов гуляют? Да в такое время…
        - Сам не уйдет, - проворчала нянечка.
        - Ребят снизу позвать, если он слов не понимает.
        - Да мне… нехорошо как-то стало, - вполголоса проговорила Лена и, чтобы реабилитироваться, крикнула: - Эй, посетитель! Мне, правда, охрану вызвать?
        Шорохов молча мотнул головой и направился к лестнице. Спустившись на промежуточную площадку, он задумался и машинально достал сигареты. Затем убрал пачку в карман и туда же положил станнер. Поздно.
        «ОБЪЕКТЫ: Ж., Павлова, 1 день; Ж., Цыбина, 1 день…
        ВТОРЖЕНИЕ; полная замена…».
        Молодцы… Гады… Все у них получилось, все как по маслу: Павлову на Цыбину, и порядок… И хрен какая мамаша отличит своего от чужого, когда им один день от роду.
        И ведь не испугалась, мымра… Всю жизнь себе поменяла, с самых пеленок. Отчаянная… Теперь у нее все другое: биография, память, круг общения. Вероятно, куча денег, иначе зачем этот обмен?… Не обмен - полная замена. Две песчинки в бесконечном столбе взяли и махнулись местами. Причем мнение второй вряд ли кто учитывал. Да ей и во сне не приснится, что ее судьба была перекроена за нескольких секунд. У нее, Цыбиной по паспорту, по крови - Павловой, тоже все свое, родное. Возможно даже, что ее эта жизнь устраивает, и меняться назад она не захочет… Да только кто же их спрашивает?
        Олег раскрыл синхронизатор и отнял от даты перемещения один час. Свет коротко моргнул; где-то на этаже прозвучал оторванный конец фразы: «…иге завтра!»; на верхнем пролете лестницы показались разношенные мокасины.
        - Вы почему без халата? - строго спросил тот же усатый врач.
        - Больше не повторится… - пообещал Шорохов. Олег прикинул время: с двойником в бункере он уже поговорил и сейчас едет в метро. Здесь он будет через сорок минут. Потом будет долго ждать нарушителей, потом будет разводить руками. Нет, не будет…
        Шорохов поднялся обратно на этаж и двинулся к дежурной сестре. Пока он шел по коридору, та успела три раза объяснить, что «в одежде и без сменной обуви у нас нельзя». Олег не спорил, но продолжал идти, пока не приблизился к столу метров на семь. Сестра раздраженно швырнула книгу и вскочила. И напрасно: после выстрела из станнера Олегу пришлось ее ловить.
        Подхватив девушку под мышки, он заволок ее в соседнюю комнату - то ли в ординаторскую, то ли куда-то еще, - и пристроил на голый топчан. Едва он затворил дверь, как мимо, что-то бубня себе под нос, проковыляла санитарка.
        Палата с новорожденными находилась рядом - Олег хорошо помнил, куда забегала мымра из будущего.
        Младенцев в помещении оказалось немного. Почти все дремали, лишь некоторые вяло пошевеливались. Никто почему-то не орал.
        Шорохов, проверяя картонные бирки на запястьях, разыскал Павлову. Вскоре нашлась и Цыбина. Первая крепко спала, вторая что-то тихонько угукала и, завидев Олега, как будто встрепенулась.
        - Что, крыса, бессонница мучает?… - поинтересовался он, бережно вынимая малышку из казенной кроватки. - Вся в предвкушении, да?… Вся в мечтах о сладкой жизни? Разбежалась, кривоногая…
        Олег уложил Цыбину на место Павловой, затем перенес Павлову и снова вернулся к Цыбиной.
        - Может, ты и хорошая девочка, - ласково произнес он, надевая ей на ручку чужую бирку, - да только через сорок один год ты совершишь преступление против времени, Земли и человечества. Права я зачитывать не буду, тебе их другие дяди зачитают. Счастливо, не хворай.
        Снова зайдя в ординаторскую, он похлопал медсестру по щеке и приподнял ей веко.
        - Балдеешь? Это тебе не промедол ворованный.
        Сняв с пояса мнемокорректор, Шорохов потыкал ногтем в мелкие кнопки, пока на дисплее не отобразилось: «реж. непрерыв., сектор 00-15-00». Олег подарил девушке локальную пятнадцатиминутную амнезию и, уже не показывая ей лица, удалился.
        До его первого появления в роддоме было еще полчаса. У Шорохова возникло желание остаться и узнать, что из этого получится, но он знал и так: все уже получилось. Через сорок пять минут гражданка Цыбина успешно поменяла младенцев, восстановив и логику, и справедливость. Вторжение превратилось в компенсацию, причем весьма грамотную - без свидетелей и каких-либо издержек. Услуги бойцов дамочка оплатила напрасно, хотя стремление к подстраховке Олег не одобрить не мог.
        Его лишь смущала та легкость, с которой он осуществил - и главное, придумал - эту гениальную операцию. При ближайшем рассмотрении ничего гениального в ней не оказалось: элементарный ход, лежащий на поверхности. Странно, но в школе о подобных приемах им не рассказывали… Или…
        Или что?…
        Кажется, рассказывали…
        Конечно! Таким образом компенсируется до половины вторжений, и инструктор об ЭйРвМ говорил, да не один раз.
        Или все-таки не говорил?…
        Шорохов спускался по лестнице, с каждым шагом замедляясь и краснея от напряжения. Олег не мог понять, слышал ли он об «обратной замене» от инструктора или термин возник у него в мозгу самостоятельно. И это его пугало.
        Совсем растерявшись, он достал пачку «Кента» и тут обнаружил, что из холла первого этажа на него глазеет молодой человек в униформе.
        - У нас не курят, - предупредил он.
        Олег согласился и сунул сигареты в карман. Ладонь нащупала теплую рукоятку.
        - Вы, вообще, откуда? - спросил охранник.
        - Вообще, сверху, - ответил Шорохов.
        - Нет, это ясно… Но как вы сюда попали? Что-то я вас не видел.
        - Я позже пришел. Вернее, приду… Уже скоро.
        - Как это?… - Секьюрити сдвинулся к проходу, намекая, что разговор будет долгим и непростым.
        - Сам удивляюсь, веришь?… - сказал Олег и выстрелил через куртку, благо это был не пистолет.
        Поддерживать охранника он поленился, и тот свободно рухнул на пол. Оставить такой сюрприз прямо перед лифтом было бы неразумно, и Олег, подняв парня за ремень, усадил его на банкетку. Секьюрити вихлялся из стороны в сторону, гарантии, что он не свалится, не было, поэтому Шорохову пришлось толкнуть лавку в угол и прислонить его плечом к подоконнику.
        Услышав голоса, Олег понесся по служебному коридору и с размаху налетел на закрытую дверь. Кровь снова бросилась к лицу, пальцы задрожали, а под рубашкой потекло, холодно и вязко.
        Шорохов не боялся, что его схватят, - кроме шести пространственных координат, он имел две дополнительные. Олег был уверен в своей правоте, однако его не покидало ощущение, что он крупно напакостил.
        Голоса постепенно стихли, и Шорохов, успокоившись, оглядел дверь. Возле ручки в жести была пробита замочная скважина, еще выше находился засов из арматурного прута. С тоской подумав о том, что за ключами придется возвращаться в холл, Олег для очистки совести выдернул арматурину и толкнул дверь. К его изумлению, дверь поддалась, и довольно легко. Похоже, ее запирали только на ночь или не пользовались замком вовсе. Если бы он знал заранее, что с ней могут возникнуть такие проблемы, то еще по дороге обязательно бы…
        - Кретин!.. - прошипел он.
        Олег щелкнул пальцами и вставил задвижку в петли. Не открой он засов сейчас - он бы сюда и не попал. Странная логика, если не сказать - безумная…
        Притворив дверь, он растер руки снегом и наконец закурил. После брожений по больнице хотелось постоять под душем и что-нибудь съесть.
        Непринужденно попыхивая сигаретой, Олег направился к калитке. На эстакаду к приемному отделению заруливала серая «Волга»-пикап, еще одна ждала своей очереди у въезда. Тучная врачиха орала на санитаров, те орали на водителя, орала, неудобно ворочаясь на носилках, беременная женщина, и в этом хоре лишний человек, бредущий по узкой тропинке, никого не волновал.
        По пути к метро Олег прокрутил в памяти проведенную операцию и лишь у продуктового магазина догадался посмотреть на часы. После второго перемещения он их не подводил, но сориентировался быстро: он вот-вот должен был столкнуться с самим собой. Перебежать через дорогу оказалось нереально - восемь полос, гололед и никаких светофоров; ловить такси не позволяла инструкция, оставалось одно: скрыться в павильоне.
        Сквозь мутное стекло Шорохов разглядел уже знакомых мужиков с пивом и знакомых же малолеток. Девчонки были не такие уж неприступные, при правильном подходе у парней могло бы и выгореть.
        Приметив двойника, Олег не сдержал снисходительной улыбочки. Опер Шорох, распираемый сознанием собственной значимости, гордо вышагивал между тусклыми, сгорбленными фигурами. Задирал голову к звездам, размышлял о вечном, обижался на невнимание прохожих. Раздувал сопли пузырем.
        Олег представил, как будет относиться к себе через год и через два, и решил, что осуждать двойника рановато. С таким вот благостным настроением он и покинул магазин.
        А гордости Шорохов уже не чувствовал, лишь усталость - как будто разгрузил вагон картошки, хотя он всего-то и сделал, что перенес два свертка по три килограмма, причем недалеко. И этим, возможно, спас человечество. И… да, чуть не забыл: еще время и Землю. В смысле, спас.
        Олег снова улыбнулся - и с этой улыбкой спустился на «Бабушкинскую», с улыбкой сел в поезд и еще долго не мог от нее избавиться, пока некая бойкая тетка не провезла по его ногам грязную тележку.

* * *
        Подойдя к стальной двери с табличкой «Крыша мира», Шорохов бросил окурок и поднес палец к замку, но код набирать не понадобилось. Дверь открылась сама, и на улицу вышел какой-то мужчина в коротком демисезонном плаще. На голове у него была старая спортивная шапочка с тощим помпоном и вывязанными по кругу «Fox, Fox, Fox». Равнодушно взглянув на Олега, мужчина зябко ссутулился и затрусил к перекрестку.
        Шорохов с уважением посмотрел ему вслед. Оператор, - а никто другой сюда не попал бы, - так здорово вошел в роль, что не только осанка, но, кажется, и черты лица свидетельствовали о его полном внедрении в среду. Возможно, опер был и местным, как сам Олег, однако Шорохов чувствовал, что со своими неофитскими замашками он изрядно выделяется, и тот, кому нужно, обязательно это заметит.
        «Мне еще учиться и учиться…» - смиренно подумал Олег. Его так и подмывало окликнуть оператора, но он благоразумно воздержался.
        Кроме удаляющегося мужчины, в переулке по-прежнему никого не было, и даже чумазая «Ока», маячившая у подъезда, пропала.
        Поймав закрывающуюся дверь, Шорохов нырнул в приятную после мороза духоту и спустился по лестнице. Повернувшись налево, он тронул облезлую латунную ручку и вошел… в длинное помещение с низким потолком, заполненное какими-то станками и ящиками, упакованными в толстую пленку.
        Рабочие в синих комбинезонах - человек пятнадцать, а то и больше - сосредоточенно дергали рычаги, что-то перекладывали на верстаках, носили по цеху какие-то конструкции из яркого пластика. Рядом на холостом ходу жужжал циркулярный нож, умиротворенно шипел пресс, гудела вентиляция. Пахло ацетоном и чем-то паленым.
        Шорохов обескураженно глянул на синхронизатор и проверил дату финиша.
        Все нормально, это не прошлое и не будущее, а почти настоящее. Минус неделя. Точка вторжения, которое он отправился компенсировать. И компенсировал… Но вместо лопатинского кабинета застал заводик по производству хрен-знает-чего.
        Стены были сплошь обклеены одинаковыми глянцевыми плакатами: дюжий мужик в таком же комбинезоне, как у всех, только новом, стоит посреди неоновой ночи Нью-Йорка и жестом то ли куда-то зовет, то ли что-то предлагает. Яркие огни сливаются в надпись:
        «КРЫША МИРА: вся наружная реклама».
        Олега никто не одернул, никто не спросил, зачем он здесь, - рабочие продолжали трудиться, лязгали железки, грохотали, изгибаясь, пластиковые листы, в корзину сыпались вырубленные буквы.
        Шорохов развернулся и медленно побрел назад. Оказавшись на улице, он с недоверием посмотрел на табличку у входа.
        «АО Крыша Мира. Производственный отдел».
        Олег хорошо помнил, что видел ее и в первый раз, когда Лопатин привез их с Асей на своем «Вольво». Та же самая вывеска и та же бронированная дверь с кодовым замком. А внутри - все другое…
        Борясь с тревожными предчувствиями, Шорохов попытался восстановить тот эпизод шаг за шагом: как машина остановилась у дома, как Василий Вениаминович погасил фары, как Ася поймала на лету снежинку и получила позывной Прелесть… Как он сам прочитал название фирмы, - хозяева, похоже, страдали манией величия… Как он спускался по мелким неудобным ступенькам, - Лопатин еще сказал что-то вроде «Заходи, не заперто», и он зашел… Стоп…
        Моторная память уверяла, что нижняя дверь была справа. Шорохов мысленно повторил свои движения и пришел к выводу, что это не ошибка. Между тем цех был расположен по левую руку от лестницы. А по правую - глухая стена…
        Олег готов был смириться с любым парадоксом - последние две минуты у него перед глазами настырно мелькали бабочки на чулках Павловой-Цыбиной, и вместе с бабочками в мозгу шевелилось что-то неопределенное, но до крайности тоскливое, - однако такая ерунда, как перенос двери, ставила его в тупик. Если бы Шорохов обнаружил свастики над Кремлем, это было бы жутко, но объяснимо, - в конце концов, есть книги, не прочесть которые невозможно, но какая-то несчастная дверь… Да и не мог он пока измениться, железобетонный ход событий, поскольку Олег все еще находился в точке вторжения. Если что и поменяется, то гораздо позже.
        Шорохов, подолгу занося палец, медленно набрал код: «095». Замок щелкнул с секундной задержкой, и Олег, взглянув на лестницу, оцепенел. Короткий пролет спускался к площадке, на которой - уже не слева, а справа - темнел прямоугольник двери.
        Еще не сообразив, радоваться ему или нет, Олег сошел вниз и повернул ручку - и оказался в той самой комнате с допотопной мебелью и кипами старых отчетов. Словно опасаясь, что кабинет опять превратится в фабрику рекламных вывесок, он торопливо ввел время возвращения и утопил кнопку старта.
        - …не здесь, а где-нибудь в Европе… - промолвила Ася, водя по пепельнице тлеющей сигаретой.
        - Не все будущие миллионеры заранее знают, что они ими станут, - благодушно отозвался Василий Вениаминович. - Да если бы и знали… они же пока не миллионеры. Рожают там, где получается. И почему обязательно миллионеры? Дело не в деньгах. У некоторых вторжений мотивы настолько оригинальные, что… А вот и Шорох вернулся! - Лопатин протянул ему руку. - С почином, опер. Как прошло?..
        - Ой, не спрашивайте лучше… - Олег прислонился к стене и сжал пальцами виски. - Куда-то я попал… куда-то не туда…
        - Надо было меня отправить, - вставила Ася. Шорохов раздраженно отмахнулся и вытащил из куртки сигареты.
        - Так что там случилось? - спросил Лопатин.
        - Не «там», Василий Вениаминович! - Олег прикурил и, длинно выдохнув, передвинул к себе пепельницу. - Здесь, вот прямо здесь, у нас. В этом самом подвальчике и случилось. Завод какой-то… или черт его… цех, что ли?… Фиговины всякие из пластмассы делают. Название, как у нас, «Крыша Мира»! - возмутился Олег. - Или это у нас, как у них?…
        Он вдруг заметил, что Лопатин беззвучно смеется, и с сомнением посмотрел на Асю. Та, похоже, не понимала, о чем идет речь, но для порядка все же ухмылялась.
        - Дверца тут не бог весть какой прочности, - сказал Василий Вениаминович. - Замок с трехзначным кодом. Его и обезьяна откроет, простым перебором, А вот сканер… Это - фигушки!
        Шорохов нахмурился. Спокойствие начальства его утешало, однако он не мог взять в толк, при чем тут цех с дюжиной станков.
        - Заводик - легенда, чистой воды фикция, - пояснил Лопатин. - Реально он существовал часов двенадцать, не больше, но все, вошедшие сюда без идентификации, окажутся там. Набирая код, ты не только открываешь замок, но еще и включаешь систему опознавания. А в тамбуре стационарный синхронизатор. Любого гостя из любого времени он приводит в эти двенадцать часов. Так было и так будет, пока мы отсюда не съедем.
        - Но вторая дверь… - проронил Олег. - Она же в другую сторону…
        - Выйдешь - посмотри внимательно: этот дом намного короче, чем выглядит изнутри. Ошибка техников; прикрытие они создавали позже, когда к корпусу было пристроено левое крыло. - Василий Вениаминович забрал у Олега пепельницу и вытряс в нее прогоревшую трубку. - Ну вот я и разболтал очередную военную тайну. Этот сектор тоже закроем, дайте только повод, - шутливо добавил он. - Ладно, хватит отвлекаться. Я сегодня услышу отчет моего нового опера?
        Олег вернул себе пепельницу, и Лопатин покосился на новую пачку «Кента». Первая, забытая в кабинете, так и лежала на столе. Василий Вениаминович неодобрительно поцокал.
        - Не этим же мне давиться! - Среди множества длинных Асиных окурков Олег выбрал бычок от «Новости» и, взяв его двумя пальцами, показал Лопатину. - Вы говорили, их Брежнев любил. У генсеков свои причуды, ноя…
        - Что говорил?! - встрепенулся Василий Вениаминович. - Что я тебе говорил?
        - Что Брежнев… - Олег стиснул зубы.
        Ничего… Ничего этого Лопатин сказать не мог, потому что разговора о сигаретах «Новость» у них не было. Как не было самой сигареты, найденной Олегом под пачкой бумаги, - он выкурил ее еще неделю назад, в пустом кабинете. Сделал несколько затяжек и затушил, а пепельницу, кстати, поставил на видное место. И Ася стряхивала пепел в нее, и приказ вымыть пол от Лопатина не поступал. На столах было прибрано - никакого мусора, только новенький ноутбук, в углу лежал большой пакет с бумажной стружкой, но под ногами по-прежнему скрипел песок.
        Шорохов вдруг представил эту цепочку следствий, увидел, во что вылилась одна-единственная причина, и в который раз за вечер почувствовал, как мерзнут кончики пальцев. Бетонный столб на поверку оказывался пластилиновым - для того, у кого есть синхронизатор.
        - Ничего, Василий Вениаминович… - сдавленно пробормотал он. - Ничего вы не говорили…
        Олег потупился и, дабы не возбуждать начальство, торопливо распихал сигареты по карманам.
        - Вот для этого и нужен мнемокорректор, не только для свидетелей, - назидательно произнес Лопатин. - Я надеюсь, операцию ты не сорвал? Если у нас еще и там проблемы…
        - Там все в порядке, - заверил Шорохов. - Дело простое, обошлось обратной заменой.
        Сказав это, он затаил дыхание, но Василий Вениаминович на «обратную замену» не реагировал. Значит, в школе этот термин действительно звучал, и сам прием был не нов. Обрывочные воспоминания о давней лекции оказались все-таки не фантазией. У Олега отлегло от сердца.
        - Нарушительница явилась с двумя подручными, - доложил он.
        - Дальше будет хуже, - скривился Лопатин. - Входим в период активных вторжений… в полный беспредел, ребята, входим. Благодарите судьбу, что в две тысячи сороковом вы будете уже на пенсии. Мне еще больше повезло: я не доживу. Вот после изобретения синхронизатора… Вот там служба так служба! Надо же этих гавриков на месте принять, обезвредить, допросить… Мы-то что? У нас самое легкое. Хотя порой оно становится самым сложным.
        Василий Вениаминович развернулся к компьютеру и задумчиво погладил тачпэд.
        - Спасибо, Шорох. Это официально. Теперь неофициально: для премьеры хорошо, но в следующий раз… Прелесть, будь добра, заткни уши… В следующий раз я тебе, Шорох… Нет, Прелесть, ты тоже послушай… В следующий раз я за такие выкрутасы полжизни закрою, ясно? Чтоб и курить разучился, и все остальное… А сейчас давай-ка отчет набросаем. Время-то недетское уже, спать пора.
        Олег подвинул к себе ноутбук.
        «СУБЪЕКТ: Ж., 41, Россия, 2045.
        ОБЪЕКТЫ: Ж., Павлова, 1 день; Ж., Цыбина, 1 день…
        ВТОРЖЕНИЕ: полная замена.
        СЛОЖНОСТЬ: стандарт, класс А.
        КОМПЕНСАЦИЯ: адекватная, стандартная.
        ДОПОЛНИТЕЛЬНО. Двое сопровождающих. Опасны. Установлено наличие одной единицы э. - м. оружия марки „Стерлинг“, мод. „Сайбершутер“.
        Все признаки тщательно спланированной акции. Вероятны длительная подготовка и неоднократные разведывательные посещения…»
        Шорохов получил от Василия Вениаминовича одобрительный кивок и поставил дату. В конце, там, где за словом «Оператор» шла последняя пустая строка, Олег, чуть помедлив, набрал:
        «Шорох».
        Посмотрев из-под локтя, он перехватил ревнивый взгляд Аси. Она с удовольствием подписалась бы и «Прелестью» - было бы что подписывать.
        - Ну и все, - объявил Лопатин. - Еще кое-какие формальности, и по домам.
        - Василий Вениаминович, мы скоро повторные тесты у сокурсников принимать будем… У моих сокурсников, - уточнил Шорохов.
        - Н-да… И что?
        - Поручите мне Иванова. Пожалуйста, Василий Вениаминович.
        Олег знал, что Лопатин согласится и без «пожалуйста». При такой нехватке кадров ответ казался очевидным. Иванов, со всеми его закидонами, был парнем способным и мог пригодиться. Олег подозревал, что приход двойника, - служащего в отряде того же Лопатина, только позже, - санкционирован самим Василием Вениаминовичем. Потому-то он и закрыл глаза на явную оговорку Шороха: сначала тот сказал, что Олег два часа кромсал бланки, а затем вроде бы намекнул, что он - опять же Олег - провел за него операцию. В итоге бумагу резала Ася, а не он. И двух часов возле уничтожителя у него не было. И если это заметил Олег, то старый и опытный Лопатин не заметить этого просто не мог. Однако промолчал. Потому что знал, зачем в действительности приходил Шорох. Потому что финальный тест - чушь собачья, а оператор из Иванова получился бы неплохой. И уж Олег постарается, чтобы тот сдал экзамен успешно.
        - Кого тебе поручить? - спросил Лопатин.
        - Иванова. Ивана Ивановича.
        - А кто это такой?
        - Иванов… - недоуменно повторил Олег. - Мой сокурсник…
        Василий Вениаминович взглянул на Асю и, дернув себя за бородку, просветлел.
        - Ах, это!.. Иванов, да? Так он уже отчислен.
        - Кто отчислен?…
        - Твой Иванов. По результатам теста.
        - Я что-то вообще его не помню, - призналась Ася. - Иванов?…
        - Длинный такой, тощий, - пояснил Шорохов. - Иван Иванович. Придурковатый малость.
        - Зачем нам придурки? - удивился Лопатин. - Нам и без них работы хватает.
        - Ну, он не то чтобы… я не так выразился…
        - Все. Сказано: отчислен. Теперь его шансы попасть в Службу ниже, чем у лоботомированного. Пусть живет спокойно… Это тебе. - Василий Вениаминович бросил Олегу несколько кредиток. - А это вам, мадмуазель. - Он передал Асе такую же стопку, - Тратить не по потребностям, а по совести. Деньги из воздуха не берутся, они всегда чьи-то.
        - И чьи же?… - поинтересовалась Ася.
        - Налогоплательщика. Местного - и во времени, и в пространстве. Приятней было бы доить Америку двадцать второго века, да там свои нахлебники. Документы… Исключительно липовые. - Он швырнул на стол два паспорта. - Постового они удовлетворят, но если их будут пробивать по картотеке…
        - С такими данными даже близко никого нет, - догадалась Ася.
        - Это чтобы не впутывать замурованных? - спросил Олег.
        - Кого-кого?… А-а, вот ты как о них. Замурованные… - Лопатин вздохнул.
        - Ну они же все в столбе. По самую маковку.
        - Да… То есть нет. Если дойдет до проверки в паспортном столе, милиция наткнется на гриф «036».
        - И что это значит?
        - Что вашу липу выписали на Лубянке, и вы работаете под прикрытием.
        - А на самом деле? - не унималась Ася.
        - Они про нас действительно знают. Бегать от власти глупо, да и тяжело. Гораздо удобнее с ней сотрудничать.
        - Значит, оказываем услуги… - проговорил Шорохов.
        - Никаких услуг. Когда-то, лет тридцать назад, были у них попытки привлечь нас и к агентурной деятельности, и к диверсионной. Но Единая Межвременная Служба Контроля - это не исполнительный орган КГБ. Служба потому и единая, что существует всегда и везде, и против себя она играть не станет. Что же касается так называемых ценностей - социалистических, демократических или каких-то еще, то ценности у Службы свои: время, Земля и человечество. Ни историей, ни тем более политикой мы не занимаемся.
        - И они смирились? - не поверила Ася.
        - В позапрошлом году был еще один разговор. Новый директор ФСБ не захотел, чтобы такие резервы простаивали. Пришлось доказать, что мы вовсе не резервы, - продемонстрировать несколько наших операций и, кстати, объяснить, что, если кто-то из его орлов завладеет синхронизатором, мы расценим это как вторжение. Со всеми вытекающими.
        - И они смирились… - повторила Ася с сомнением.
        - Демонстрация силы касалась ФСБ. Они переманили какого-то опера, слава богу - не из моего отряда, и Служба провела компенсацию, прямо на глазах у директора. Этот участок памяти ему закрывать не стали - впредь будет наука. Если вам не надоели лекции, могу отвезти вас в школу, еще на один сезон, - неожиданно закончил Василий Вениаминович.
        - Вы же адрес забыли, - лукаво произнесла Ася.
        - Временно… - заявил Лопатин, потрогав на поясе корректор.
        Олег обратил внимание, что к этому прибору начальник прикасается чаще, чем к другим, - словно для него служба заключалась не в исправлении событий, а главным образом в исправлении воспоминаний.
        Василий Вениаминович надел шляпу, застегнул пальто и, указав на мешок с бумажной лапшой, вышел из кабинета. Шорохов собрал кредитки, пролистал паспорт и, даже не запомнив своего нового имени-отчества, сунул все во внутренний карман. Ася, напротив, рассматривала документы долго.
        - Идешь, нет?… - спросил Олег, останавливаясь в дверях.
        - Фотографию могли бы и поприличней вклеить, - фыркнула она.
        - Фотка нормальная, реалистичная. Лучше слетай в прошлое, найди маленькую Асю и скажи ей, чтоб не курила.
        - Лучше найду твоих родителей. Скажу, чтобы предохранялись.
        - Не была б ты женщиной…
        - Не был бы ты идиотом… - холодно начала Ася, но в этот момент из тамбура появился Лопатин.
        - Вы мне надоели! - процедил он, доставая мнемокорректор.
        Шорохов это увидел первым, но сделать ничего не успел.
        - Идешь, нет? - спросил он, проморгавшись.
        - Фотографию могли бы и поприличней вклеить, - пожаловалась Ася.
        - Не кокетничай, Прелесть. Меньше нравиться ты мне все равно не будешь.
        - Я учту…
        - Вот! Культурные же, оказывается, люди! - заметил, поправляя шляпу, Василий Вениаминович.
        Лопатин довез их до гостиницы и, высадив, тут же уехал.
        - Сколько звезд? - меланхолично спросила Ася, глядя на дымящуюся возле входа урну.
        Чад от тлеющего мусора восходил прямым столбом - Олег отметил, что завтра опять будет морозно, - и клубился под заржавленным навесом с ядовито-зелеными буквами «Урал, отель».
        - Здесь, наверно, не звезды, а кресты, - отозвался Шорохов. - Максимально - четыре.
        - Фу, Олег!.. Слушай, у нас же карточки! Почему бы не поселиться в другом месте?
        - Утро вечера мудренее, - буркнул он.
        - До утра еще дожить… Здесь, может, и насекомые…
        - Вот и проверим. И без самодеятельности! Если Лопатин привез нас сюда, значит…
        Ася было взяла его под руку, но тут же высвободилась и, быстро поднявшись по щербатой лестнице, вбежала в парадное.
        Олег догнал ее у стойки с зеркальной табличкой «Reception». С той стороны на них смотрела достаточно молодая женщина, крашенная под златовласку, с каким-то значком на лацкане, возможно - ювелирным изделием, возможно - эмблемой отеля.
        - Люкс есть? - бросила Ася.
        - Есть, и не один, - с достоинством ответила администраторша. - Все заняты.
        - Давайте не люкс, - обреченно сказал Шорохов.
        - Паспорта предъявлять будете?
        - А нужно?
        - Как хотите. Кровать двуспальная?
        Ася нервно хохотнула.
        - Мне не надо, - отрезала она. Женщина недоуменно взглянула на Олега.
        - Мне тоже необязательно… - Он пожал плечами. Администраторша, почти ничего не спрашивая, сама заполнила анкеты и выдала Асе ключи с деревянной грушей. Та быстро их цапнула и направилась к лифту.
        - Поссорились? - сочувственно спросила женщина. - Бывает… - Она невзначай выложила перед Олегом маленькую плотную карточку.
        Он принял это за календарик, но на обратной стороне увидел тонкий курсив с претензией на вязь:
        «Мы юные и очаровательные, но без Вас нам скучно. Позвоните в наш люкс по тел. 302. Мы ждем Вас круглые сутки!»
        - Бар и ресторан на первом этаже, - объявила женщина.
        - Неужели?… - проронил Шорохов, сгребая со стойки ключи.
        Его поселили в четыреста десятом, Асю - по соседству, в четыреста одиннадцатом. Если только это имело какое-то значение. Да пожалуй, что не имело…
        Войдя в номер, Шорохов осмотрелся - без особого восторга, но и без ужаса. Хотелось помыться и поспать, и здесь это было вполне осуществимо. В принципе, хотелось еще и есть, но, по сравнению с усталостью, голод выглядел неубедительным. Что же касается «юных и очаровательных», то Олегу было не до них.
        Бросив визитку к телефону, он задернул шторы, принял душ и рухнул на кровать. Лишь расслабившись, Шорохов понял, насколько же он устал, - скорее морально, чем физически, однако гудевшим мышцам этого было не объяснить. Тело ныло, как после пьяной групповой драки, где все бьют всех, не деля людей на приятных и противных.
        Уже сквозь сон Олег услышал в коридоре смех и подумал, что это могут быть такие же опера. Следом явилось безумное предположение о том, что в клоаке под названием «Урал» все до единого - сотрудники Службы, включая администраторов и проституток с третьего этажа. Затем ему привиделось, как все они лежат в роддоме - взрослые, голые и омерзительно беспомощные…
        Шорохов проснулся и страдальчески посмотрел в потолок. Над головой вилась зигзагообразная трещина - черная на серой в темноте побелке, - вилась и уходила за стену, в четыреста одиннадцатый номер. К Асе.
        Глянув на часы, он обнаружил, что практически не спал. Повздыхав и повалявшись без толку, Олег раскинул руки и случайно выяснил, что кровать не такая уж узкая. Одолеваемый этой мыслью, он сел, нащупал впотьмах джинсы, кое-как попал ногами в ботинки и задумался: а надо ли?…
        В коридоре опять рассмеялись, хмельно и заразительно, и Шорохов, не выдержав, поднялся.
        Дверь в соседнюю комнату была заперта. Он внутренне возмутился и тихонько постучал.
        - Кто?… - раздалось из номера.
        - Служба доставки, - произнес Олег. - Шампанское заказывали?
        - Шорох, умри! - крикнула Ася.
        Он потоптался, потер живот и снова постучал.
        - Ты?…
        - Я, - резонно ответил Олег.
        - Погоди… сейчас…
        За дверью было слышно, как Ася встала и прошла в ванную. Шорохов тревожно покхекал и поздравил себя с большой, но приятной глупостью.
        В скважине загремел ключ, и на пороге возникла Прелесть. В нижнем белье. С графином холодной воды, которая вылилась Олегу на штаны. Остатки Ася выплеснула ему в лицо, после этого дверь снова закрылась.
        Притащившись к себе в номер, Шорохов стянул джинсы и повесил их сушиться. Пояс со снаряжением, тоже мокрый, он нацепил обратно.
        Телевизор не работал, а из чтива в комнате нашелся только листок с правилами противопожарной безопасности. Взгляд случайно упал на визитку - Олег раздосадованно отвернулся, однако идея в голове уже прижилась и пустила корни.
        Подумав о том, что контролировать себя следовало бы лучше, он сходил к джинсам и выгреб из карманов кучку мятых купюр, не слишком внушительную. Подсев к телефону, Шорохов снял трубку - втайне надеясь, что линия занята или что всех юных и очаровательных уже разобрали.
        Ответили быстро и ласково.
        - Почем? - хрипло спросил Олег и сам же покоробился. Можно было и покуртуазнее как-нибудь…
        - Это смотря на сколько.
        Шорохов перебрал сырые деньги. Банкоматов он в «Урале», кажется, не видел…
        - Мне минут пятнадцать.
        На том конце прыснули, затем зажали трубку ладонью - но не очень плотно, - что-то пробубнили и расхохотались уже всем стадом.
        - За пятнадцать минут ты и штаны не снимешь, - досмеиваясь, сказал голос.
        - Я уже снял, - признался Олег.
        Его слова опять кому-то передали, и в динамике дружно захрюкали.
        - Ладно, пылкий… На полчаса наскребешь? Мы в кредит не работаем, извини.
        - Наскребу, - пообещал он. - Четыреста десятый.
        - Да мы знаем…
        Очаровательная прибыла буквально через минуту. Мрачный жующий парнище завел в номер худую, потрепанного вида барышню и недобро зыркнул на Олега.
        - Нравится?
        - Не влюбиться бы… - озабоченно молвил Шорохов, протягивая деньги. - Горло не болит? - спросил он, когда амбал удалился.
        - Работоспособна, - заверила гетера, направляясь к кровати.
        - Стой! - одернул ее Олег. - Постель не трогай! Садись на стул. Ближе к стене. К самой стене подвинь, говорю! И раздеваться не надо.
        - Фантазер… - вздохнула девушка. - Что теперь?
        - Ты стонать умеешь?
        - Естес-сно…
        - Тогда начинай, - велел Шорохов.
        - Что начинать?
        - Стонать!
        - О-ох, ы-ыххх… - вяло озвучила она.
        - Фуфло! - отозвался Олег. - Это что, стоны, по-твоему?! Давай без халтуры.
        - Да я не врубаюсь, чего ты хочешь! - обозлилась гетера. - Ты объясни по-человечески!
        - Качественно постонешь, и все. И до свидания.
        - А!.. Мне на тебя смотреть, как ты будешь…
        - Блин!.. Вот овца… Ну, попробуй еще раз. «А-а-аххх, а-а-аххх» - вот так примерно. И громче, понятно? Громче!
        Девушка шмыгнула носом и часто задышала.
        - Так, да?…
        - Годится. Только громче!
        Она закинула ногу на ногу и принялась хрипеть, мычать и даже что-то такое пришептывать.
        - Во-от!.. - одобрил Олег. - Не тормози, я тебе завтра подарю что-нибудь.
        - Лучше кэш, а то вы херню всякую тащите. Внезапно зазвонил телефон на тумбочке.
        - Не отвлекайся, - приказал Шорохов.
        Гетера, к его удовольствию, стонала все активней. Телефон назойливо тренькал, и Олег, догадываясь, кто это может быть, сладостно ожидал стука в стену.
        Постучали, однако, в дверь.
        - Не бойся, это наши, - сказала девушка. - «Тук, тук-тук, тук» - это халдей.
        Шорохов открыл. В коридоре действительно стоял официант - с бутылкой шампанского и двумя бокалами на подносе.
        - Вас желают угостить… - Он помедлил, не зная, отдать ли поднос на пороге, или все же зайти. Видимо, старания очаровательной особы были слышны на всем этаже. Кроме того, трусы у Олега после профилактического обливания из графина еще не высохли.
        - Заноси, - кивнул Шорохов. - А кто угощает, если не секрет?
        - Не секрет. Из четыреста одиннадцатого. И вот просили передать… - Официант вручил ему мобильный телефон.
        В ту же секунду аппарат на тумбочке умолк, зато зазвонила трубка. Олегу стало так интересно, что он не удержался.
        - Спишь?… - спросил в ухо Лопатин.
        - Сплю, Василий Вениаминович, - ответил Шорохов.
        - Одевайся, и вниз.
        - Э-э… так это…
        - Дело срочное. У тебя пять минут.
        Олег, скривившись, выключил мобильник и объявил:
        - Оба свободны. Бухло заберите себе.
        - Извиняюсь, что помешал, - брякнул официант.
        - Все в порядке. Мы уже закончили.

* * *
        Урну у входа все-таки погасили - для этого зачем-то понадобилось опрокинуть ее набок и раскидать мусор по ступеням.
        Ледяной ветер мгновенно превратил влажные джинсы в две негнущиеся трубы, и Олег, увидев у подъезда синий «Вольво», обошелся без приглашения. В салоне гремела «Соловьиная роща» - не ремикс и не трибьют, а самый что ни на есть оригинал в исполнении Лещенко. Лопатин сделал музыку тише и рванул с места.
        - Василий Вениаминович, а нам обязательно в этом дерьме жить? - спросил Шорохов.
        - Ты о чем?
        - Я про гостиницу.
        - Можно и не в этом. Можно в другом. Лишь бы вокруг вас народу вертелось поменьше… и попроще. В приличном месте все на виду. Покупка или аренда квартиры исключена. Нас же здесь нет.
        - И не будет, - добавил Олег. - И жилищных перспектив тоже…
        - ФСБ свою площадь предлагает, но там куда ни плюнь - везде микрофоны, микрофоны…
        - «Эта работа изменит твою жизнь к лучшему», - с чувством процитировал Шорохов. - «В твоих руках будет власть над человечеством»…
        - Метафора. Власть у нас не в руках, а на поясе.
        - Которой нельзя воспользоваться…
        - Потерпи, сейчас приедем, - ответил шеф неопределенно.
        - А что за спешка, Василий Вениаминович? Если точка финиша отнесена во времени, то не все ли равно, где будет точка старта? Почему бы и не утром?
        - Финиш в этот раз никуда не отнесен. Он здесь и находится. У нас гости, - пояснил Лопатин. - В бункере человечек один сидит… Надо помочь.
        - Что значит «сидит»? - не понял Олег. - Как он туда попал?
        - Как мы попадаем, через дверь. Он оператор и тоже имеет право доступа. Этой комнатой многие группы пользуются. Она у нас от самого начала зоны, и еще столько же прослужит. Тихое место, без посторонних.
        Василий Вениаминович остановился на светофоре, а когда снова тронулся, «Соловьиную рощу» уже сменил Эдуард Хиль. Шорохов посмотрел на магнитолу - играл не компакт-диск, а кассета.
        - Хороший сборник, - заметил он, притоптывая йогой. - Только запись ни к черту. «Электроника-302»?
        - Это самое древнее из того, что ты помнишь? - усмехнулся Лопатин. - Не смей попрекать старших, обормот! Лет двадцать субъективных выслужишь, вот тогда и будешь замечания делать… и сигареты по временам таскать.
        Шорохов лишь сейчас подумал о том, что в пенсионном возрасте в Службу не попадают, - стало быть, Василий Вениаминович носит ремень с железками добрую половину жизни. И до сих пор на низшей руководящей должности - координатор оперотряда. И выше, видимо, уже не поднимется…
        Об иерархии Службы в школе рассказывали мало. «Будет день - будет пища» - примерно такая мораль вытекала из ответов инструкторов. Ася, даром что старшина, тоже ничего толкового своим подопечным поведать не могла. «Непосредственное начальство вы будете знать не только в лицо, но даже по имени-отчеству», - шутливо обещали на лекциях. И, как выяснилось, не обманули. А больше им ничего и не обещали - кроме «власти над человечеством», разумеется.
        Оговорки инструкторов постепенно сложились в простую модель: самостоятельные отряды замыкаются на Отделы, Управления и в итоге - на какого-то могучего Старикана. Знать о нем полагалось лишь то, что в конце зоны ответственности он объективно существует, иными словами, в две тысячи семидесятом году Старикан еще не помер. О том, кто работает в других зонах, вне подведомственного столетия, не звучало даже намеков. Наиболее вероятно, что Служба расползлась по всей магистрали времени или как минимум следила за ней с момента возникновения человечества, но задаваться подобными вопросами в школе не рекомендовали.
        Василий Вениаминович как ветеран и мелкий, но все же начальник наверняка знал больше, однако Шорохов решил, что если об этом и спросит, то как-нибудь после. Неуместная бодрость уже прошла, за ней явились апатия и желание устроиться в мягком кресле поудобней. Не надо было в гостинице ничего затевать… Через несколько минут заснул бы…
        - Так что за человечек у нас в бункере? - осведомился Олег, с трудом разлепляя глаза. - Что он там делает? Чай пьет?
        - Чая у нас нет, а Дрозд вряд ли принес… Его так зовут, Дроздом. Он с вечера до нас добирался. Выполнял операцию в наших краях, столкнулся с каким-то уродом. Тот дал ему по лбу, потом вывез за город и бросил. Идиотизм… Дрозд к бункеру чуть ли не пешком топал. Надо же вернуть человека, согласен?
        - Чтобы просто вернуть, достаточно одолжить ему синхронизатор, - со значением проговорил Олег.
        - Боюсь, это не лучший вариант. С прибором он отправится не домой, а в точку вторжения. Синхронизатор, потерянный задолго до две тысячи сорокового, - это почти катастрофа, и Дрозд попытается его отбить. Не знаю, что у него получится… В первый раз отняли - почему бы не отнять во второй? Тебя-то они хоть в лицо не видели… Но ты можешь и отказаться. Я вот, правда, не могу… Мне - либо сдавать его с таким проколом, либо тебя уговаривать. Нашу Прелесть я, естественно, в расчет не беру.
        - Да уж, если там по башке лупят…
        - Сейчас еще на месте поговорим, посмотрим, что за птица этот Дрозд… - вопросительно произнес Лопатин.
        - Посмотрим… - буркнул Шорохов.
        Смотреть оказалось особенно не на что: в кабинете, докуривая Асины королевские бычки, маялся патлатый мужик с острым кадыком и запущенными рыжими бакенбардами. Добавить к ним черный пиджак и цветастую рубашку - получился бы типичный хлыщ с танцплощадки семидесятых, но Дрозд был одет в короткую замасленную дубленку и больше смахивал на прораба. Над левой бровью у него надулась и созрела крупная шишка с запекшейся ссадиной.
        - Делись бедой, оператор, - сказал Василий Вениаминович.
        - Беды никакой… - с фальшивым равнодушием ответил тот. - Вот железкой у вас разживусь, и все будет пучком.
        - Обязательно будет, какие твои годы! - Лопатин коротко глянул на Олега. - Железку ты у нас получишь только одну: с блокированной датой финиша в твоем периоде. Устраивает?
        - Стоило переться… - проскрежетал Дрозд. - Я сам все сделаю, дайте мне…
        - С блокированным финишем, - отчетливо повторил Лопатин. - И там уж крутись как хочешь. - Он достал трубку и начал не спеша набивать ее табаком из плоской баночки. - Кто это был? Местные?
        Дрозд воткнул окурок в пепельницу и нехотя поднял глаза.
        - До сих пор не пойму… - сказал он. - Нормальные люди так не действуют. А местным синхронизатор зачем?… Взяли бы станнер, он все-таки на пистолетик похож. Нет же - отвезли, бросили у дороги…
        - В лесу? - попробовал уточнить Олег.
        - Хуже. На двенадцатом километре пост ГИБДД стоит, а рядом три гнилые тачки. Вот в одной из них я и оказался. В «Запорожце». В красном… ушастом…
        - Пошутили, значит, - прокомментировал он. - А с милицией что?
        - Сам ушел, они в темноте не увидели. Потихоньку вылез, и сюда. Денег - ноль, холод собачий…
        - Водки тебе надо, - посоветовал Шорохов. - С перцем. У вас в будущем перец есть?
        Дрозд невесело усмехнулся.
        - Ну а теперь обстоятельства, - сказал Лопатин, завинчивая банку. - И подробненько.
        - Иначе никак?… - Дрозд потупился. - Операция у меня здесь… частного свойства.
        - Секс-туризм… - бросил Василий Вениаминович. - Я так и думал. И нечего было мозги полоскать! Баба про тебя знает - кто ты, откуда?…
        - Нет, нет, это не она, ручаюсь. Легенда у меня хорошая: бедный, больной, семейный. Ей от меня ничего не надо… Господин координатор! Я надеюсь, это не…
        - Не будет использовано против тебя, - закончил Василий Вениаминович. - Пока ты снова здесь не окажешься со своими «частными свойствами». Дальше, я слушаю!
        - Дальше - все… Позвонили в дверь, я открыл. Удар.
        - Морду видел? - резко спросил Лопатин.
        - Нет, шапка была надвинута… Очнулся уже в «Запорожце». Станнер и корректор на месте.
        - Выходит, тебя не просто отвезли, а еще и одели?
        - Да… - растерялся Дрозд. - Ботинки, дубленка…
        - А баба?
        - Не знаю… Я оттуда сразу к вам. Что бы с ней ни сделали, целый день прошел. С железкой помочь можно, без железки - вряд ли…
        - Когда позвонили, ты время заметил?
        - Само собой. На этой гребаной работе каждый чих по часам сверяешь, Семь вечера, ровно.
        Шорохов отогнул рукав - «Ситизен» показывал уже четыре утра.
        - Да!.. - спохватился Дрозд. - Ты когда будешь на месте, звони вот так: длинный, два коротких, снова длинный.
        Он продублировал пальцем по столу - получилось «тук… тук-тук… тук…». Олег вспомнил, что так же стучался и официант, и это ему не понравилось.
        - А тот, который тебя уделал?… Он по-другому звонил?
        - Я бы тогда не стал открывать. - Дрозд понял, что именно Олег имеет в виду, и нахмурился. - Да, он тоже знал… Но ты-то придешь раньше. Я надеюсь.
        - Адрес, - сказал Лопатин.
        Дрозд назвал, Василий Вениаминович записал в блокноте. Затем вкусно раскурил трубку и, сдвинув шляпу на глаза, махнул рукой:
        - Поедем, Шорох. А ты жди здесь и не рыпайся, - велел он Дрозду. - К сейфу с железками даже близко не подходить, ясно?
        - Что я, маленький?… - проворчал тот. - Сигарет не оставите?
        Олег отдал ему пачку «Кента», какую-то из двух, и пошел за Лопатиным.
        - О чем задумался? - спросил Василий Вениаминович, наполняя салон «Вольво» удушливым вишневым ароматом.
        - О чем я могу думать?…
        Шорохов не хотел признаваться, но он, кажется, начал разочаровываться. В самом себе, как ни странно. Теперь, когда Олег узнал, зачем в действительности явился Дрозд, он догадался и об истинной цели двойника. Шорох приходил не для того, чтобы скинуть на него часть повседневной работы, и даже не ради Ивана Ивановича, про которого и Лопатин-то вспомнил с большим трудом. Просто Шороху нужен был повод улизнуть к бабенке, живущей где-то позже или, наоборот, раньше. Все оперы делают это, решил Олег.
        - Только без героизма, прошу тебя, - сказал Лопатин, откладывая погасшую трубку на приборную панель. - Доставай станнер и глуши всех. Дрозда тоже. Всех, а потом разберемся… Я тебя на улице буду ждать, если что-то не получится - в бутылку не лезь, сдадим Дрозда его координатору, пусть сами расхлебывают…
        - Василий Вениаминович, а это, вообще, нормально?… Когда опер входит в контакт с замурованными… Да еще в такой плотный… контакт.
        - Лишь бы без последствий. Хотя опер сам же их и компенсирует. Но если можешь воздержаться - лучше воздержись. Если не можешь - полагайся только на себя. Иначе будешь иметь бледный вид, как коллега Дрозд… Ну что, приехали вроде бы…
        Он остановился у панельной многоэтажки и включил магнитолу.
        - Засеки время. Сюда же и возвращайся. Не хочется тут маячить… Да и поспишь подольше. Ни пуха…
        - Ага, - ответил Шорохов, принимая листок с адресом.
        Пока лифт тащился на шестнадцатый этаж, он запомнил номер квартиры, спрятал бумажку и с приятностью огладил высохшие джинсы.
        На площадке никого не было: летом пятый час - это уже утро, зимой - еще глубокая ночь.
        Шорохов расстегнул куртку и извлек синхронизатор, попутно прощупав в соседнем кармашке станнер. Дрозд говорил, что на него напали в девятнадцать ноль-ноль. Олег выставил время с запасом и стартовал.
        На финише ничего не изменилось, разве что оба лифта оказались в движении да залаяла где-то внизу собака. За окном все так же чернело.
        Шорохов подошел к общей двери и положил палец на кнопку против номера «131».
        - Не отвлекай Дрозда, ему до семи кувыркаться… - сказали сзади.
        Олег застыл, соображая, что делать. Хватать станнер левой рукой было неудобно. Правой - не успеть.
        - Не успеешь… - подтвердил голос. - Вторую лапку вверх и разворачивайся. И без героизма, прошу тебя…
        Шорохов отметил, что слова Лопатина про героизм ему повторили с той же самой интонацией.
        Олег медленно повернулся и снова замер. Из-за трубы мусоропровода к нему шагнул смутно знакомый мужчина со станнером.
        - Шестьдесят минут, стандартное упреждение, - сказал он. - Советую задавать семьдесят или восемьдесят, а то всегда будешь опаздывать. Как, например, сейчас.

* * *
        «Кто наказывает опера? Другой опер. Кто вас задержит в случае, если вы сами станете нарушителем? Кто компенсирует ваше вторжение? Такой же опер. Кого посылать за вами или за кем посылать вас - решат координаторы, но будьте уверены: ловить старого зубра с десятилетней выслугой салаге не прикажут. Координатор отряда должен учитывать весовые категории противников…»
        Стоя с поднятыми руками, Шорохов поразительно легко - и поразительно быстро - воспроизводил в памяти одну из последних лекций. Голос инструктора будто бы звенел в космосе - воспоминания об этом занятии не были связаны ни с погодой, ни с настроением, ни с чем-либо еще. Даже и с днем недели… Тезисы проявлялись в абсолютном вакууме - как титры, всплывающие не ассоциативно, а строго упорядоченно.
        «У нас нет отдела внутренней безопасности, поскольку это чревато возникновением либо кастовости, либо клановости, либо, упаси боже, того и другого вместе. Наша система ближе к американской, построенной так, чтобы все стучали на всех. Драматизировать не нужно. Принцип самоочищения зарекомендовал себя наилучшим образом. Помните, что Служба - уникальный институт, совмещающий функции контрольного органа, силовой структуры и научно-исследовательского учреждения…»
        Потом, кажется, в класс вошла Ася. Да, именно на этом месте, после сомнительного определения «научно-исследовательский». Олег не удивился: все воспоминания о школе так или иначе были связаны с девичьей старшиной. В тот раз она опять надела что-то невообразимое… белое? черное?… Нет, серое. Милицейскую форму с узкой юбкой и тонким бантиком на рубашке. Да, юбка и бантик. Это были первые элементы фактуры, сопоставленные памятью с той подвешенной в пустоте лекцией. Первые конкретные детали.
        Дальше, словно проталины в снегу, возникли и другие. Иван Иванович со своим идиотским вопросом: «А если самые крутые опера сговорятся и создадут банду - кто их сможет победить?» Смех курсантов, инструктора и Прелести. Она же ему и ответила: «Для начала надо узнать, кто из операторов круче, а профессиональных конкурсов Служба не проводит». И снова смех…
        Картинка стала прорисовываться и стремительно наполняться цветом. Спустя мгновение это уже был рядовой эпизод, каких за полгода на базе набрались сотни, а то и тысячи…
        - Железки сюда давай, - сказал мужчина, не отводя от Олега станнера. - И будь благоразумен, май фрэнд.
        Шорохов, аккуратно расстегивая пояс, еще раз оглядел незнакомца: затасканный коричневый плащик и вязаная шапка с ярко-красными «Fox» по кругу. Теперь Олег не сомневался: это он, тот самый опер, что выходил из «Крыши Мира». Он был старше, но не намного - лет тридцати, с осунувшимся лицом, острым носом и воспаленными от хронического недосыпа глазами. Если вымоет голову - станет блондином.
        - Ты случайно не Лис?…
        - Для тебя это скорее плохо, чем хорошо. Угораздило же дурака…
        - Не за тех играешь. Ты даже не догадываешься, что здесь будет через час.
        Лис принял тяжелый ремень и начал его неторопливо сворачивать - одной рукой.
        - Даже не догадываюсь… - сокрушенно ответил он. - Ты в Службе давно, чучело зеленое?
        - Не покупай, не купишь. Это секретная информация.
        - Говорю же - придурок… Грабли можешь опустить. Шорохов повесил руки вдоль тела и выкрикнул:
        - Дрозд!
        Лис умиленно покачал головой. Олег ждал от него выстрела, но тот, видимо, считал себя специалистом недосягаемого уровня.
        - Дро-о-озд!! - заорал Шорохов со всей мочи.
        - Там двойные двери с обивкой, - спокойно сказал Лис. - В двух соседних квартирах никого нет, люди вернутся только к восьми. В третьей бабка глухая. А на другие этажи не надейся. Сам на подобные вопли часто открывал?
        - Никогда… - признался Олег.
        - Значит, Дрозд, говоришь?… Хм, оборзел Дроздяра. Решил, что ему все по плечу… Во сколько он к вам приперся?
        - Куда это «к вам»? - осторожно спросил Шорохов.
        - К Вениаминычу, куда! Ты хорош тормозить, а то зарядов десять как впорю - вот тебе понравится… В школе на тренингах больше двух не давали?
        - Откуда ты про Лопатина знаешь?
        - А ты сам-то откуда, стратег недоделанный?! Кого сейчас в Москве найдешь, кроме него? Эх, Вениаминыч… - Лис глубоко вздохнул и непонятно почему вдруг убрал станнер в пояс. - Маразм у него уже, что ли? Стареет, бродяга, совсем нюх потерял…
        Разоружив Олега, человек в демисезонном плаще стал еще более дружелюбен. Он даже сунул руки в карманы - поступок, учитывая обстоятельства встречи, едва ли целесообразный. Чистой воды бравада. Лис демонстрировал, что не воспринимает Шорохова как серьезного противника, и, похоже, вообще никак не воспринимает. Это было обидно.
        Олег невзначай сдвинулся с места. Теперь он легко достал бы Лиса ногой, а если тот позволит еще один шаг…
        - Так во сколько к вам Дрозд пожаловал? - повторил Лис.
        - Ночью. Часа, может, в два или в три… Выходит, это ты его в «запор» посадил?
        - Куда-куда?…
        - В «Запорожец». Красный, ушастый.
        - Такие еще остались? Ну… да, наверно, я… Слушай, ты куришь?
        Шорохов вытащил сигареты и прошел по площадке из угла в угол. Драться охота пропала. При нем затевалась какая-то фантасмагория с вывихнутой логикой, или точнее - классическая многоходовка.
        «Вот о чем надо было лекции читать», - раздраженно подумал он. Однако такому их в школе не учили. Такому учить без толку.
        - Погоди… - Олег заглянул в нишу, где его караулил Лис, и растерянно пожевал сигарету, - Ты ведь даже не знал, что это Дрозд. Тогда откуда все?…
        - Тебя как зовут, пытливый?
        - Шорох.
        - Ясно. Шорох из отряда Лопатина… Хочешь стать таким же умным, как дядя Лис…
        - Если получится, конечно, - съязвил Олег.
        - У меня было достаточно информации: дата и место. Остальное - переменные.
        - Чего?…
        - Двоечник!.. И кого это Вениаминыч себе набрал?… Дрозд вам небось про свидание пел?
        - Баба у него тут.
        - Мне известно только о его свиданиях с мужиками… Но это его личный геморрой, меня не касается. Меня другое волнует: то, что он сюда приволок.
        Шорохов подпер стенку и с интересом посмотрел на Лиса.
        - Кило брюликов, - сказал тот.
        - Килограмм?… Бриллиантов?!
        - Искусственных. В две тысячи пятидесятом они стоят, как оконное стекло. Но у вас их примут за настоящие. Все камни крупные, идеального качества… Ясно, что идеального, зачем выращивать с дефектом? Здесь на них можно приобрести… допустим, «Майкрософт». Но это я к примеру. Предприятия будут куплены у нас, в России, В том числе один маленький, но очень перспективный банк.
        - И что, магистраль такое выдержит? Ведь в будущем от этого вторжения все поменяется.
        - Будущее и так меняется. На то оно и будущее. Шорохов болезненно сморщился и затоптал окурок.
        Он уже убедился, что мелкие поправки в магистрали возможны, - значит, возможны и более существенные. У него появилось ощущение, что он пропустил несколько важных лекций, хотя прогуливать занятия было бы в высшей степени глупо. Он и не прогуливал. Кажется…
        - Почему я должен тебе верить? - спросил он.
        - Первая здравая мысль, Шорох. Действительно, почему?… А скажи-ка, май фрэнд, что случилось с Дроздом?
        - По башке схлопотал…
        - По башке?! - удивился Лис.
        - По лбу.
        - Великолепно!
        - Потом его отвезли за город… И запихнули в «Запорожец».
        - И все?
        - У него забрали синхронизатор.
        - Значит, по версии Дрозда, это нападение с целью отнять железку. И зачем она мне? У меня своя есть. И твоя, - напомнил Лис. - А в пятидесятом их можно купить хоть коробку… - Он покосился на часы и молча взял у Олега еще одну сигарету. - Простой финт: выдать компенсацию за вторжение, чтобы ты боролся не с нарушителем, а с оператором. Но на такую дешевку попадаются только полные олухи… - Лис поймал свирепый взгляд Олега и примирительно добавил: - Или новички… О чем он тебя просил? Предупредить?
        - Да. Сказать ему, чтобы он не открывал тебе дверь.
        - Значит, откроет… После получит в лобешник и очнется за рулем раритетной тачки. Без синхронизатора. Явится к вам на базу… уже с синяком?…
        - С шишкой…
        - Ну да… и с жалобами на местных хулиганов. Попробует запустить все по второму кругу и пошлет тебя на опережение.
        - А если он запустит опять, если кто-нибудь придет не за час, а за два и в итоге успеет?
        - Нормальные люди такие операции больше одного раза не исправляют - слишком сложно. Когда чувствуешь, что кто-то вмешивается, кто-то не слабее тебя самого, тут же бросай, это мой совет. Иначе будете петлять, пока совсем друг друга не запутаете… Вообще-то я здесь с утра сижу, - рассмеялся Лис. - Все сигареты выкурил. До-олго тебя ждал…
        - Так ты… заранее?! - воскликнул Шорохов. - Ты что же, встроил меня в свой план изначально?…
        - Это Дрозд тебя встроил, а я только учел. С обстоятельствами не надо бороться, их надо использовать. - Лис снова посмотрел на часы. - Без двадцати уже… Пора, наверно, побеспокоить.
        - Ровно в семь, - возразил Олег.
        - Какая разница? Звонок обычный или с дрежем?
        - «Дзы-ынь… дзынь-дзынь… дзы-ынь…» - изобразил Олег.
        Сорвав со шпингалетов коридорную дверцу, Лис прошел вправо и остановился у пухлой обивки с бронзовой табличкой «131».
        - Шапку надвинь! - прошептал Олег. Отмахнувшись, Лис четыре раза надавил на кнопку, как только ему открыли, пальнул в проем из станнера. Толкнув дверь, он чуть сдвинул тело и поманил Олега.
        - Давай вместе, один не допру…
        - Ты что?… Ты все делаешь не так! - горячо заговорил Шорохов. - Он не должен был тебя видеть, он…
        В прихожую выглянула средних лет женщина и, ойкнув, сползла по стене. Лис воткнул станнер в ремень и взял Дрозда за ногу.
        - Все не так! - отчаянно повторил Олег.
        - Да… - крякнул Лис. - Бери его… На кухню, что ли?.. Нет, в комнату…
        - Он же все по-другому помнит! Как в первый раз было!
        - Ты неусидчив. Сорок минут перед тобой распинался… Сюда его неси… Сорок минут!.. А ты и не въехал. Не было никакого «первого раза», понятно?
        Они перенесли тело в спальню, но на кровать его закидывать поленились и положили на пол. Дрозд не двигался и смотрел строго туда, куда поворачивалась голова.
        - Как это не было?! - спохватился Шорохов.
        Лис заволок в комнату женщину и пристроил ее рядом с парализованным оператором.
        - Баба должна быть местная, - пробормотал он. - Разберутся…
        - Но первый раз… - выдавил Олег.
        - Ты утомляешь, фрэнд. «Первый раз» - это какой? Когда Дрозду разбили лоб и куда-то отвезли? Во сколько это было?
        - Я же говорил: в семь вечера.
        - Вот! А сейчас еще без пятнадцати. И по башке его лупить не надо, он и так в кондиции. Разве нет?…
        Шорохов закусил губу.
        - Да…
        Лис порылся в гардеробе и достал оттуда плотный фланелевый мешочек на шнурке. Сделал он это совершенно уверенно - похоже, место, где лежали бриллианты, ему было известно.
        Он вышел из комнаты, и через секунду в туалете раздался рев бачка. Вернувшись, Лис скомкал пустой мешок и сунул его себе в плащ.
        - Не по силам ты ношу выбрал, Дроздяра…
        - Ты высыпал их в унитаз? - тревожно спросил Олег.
        - Считай, что камней здесь и не было.
        - Думаешь, Дрозд исправит свое вторжение?…
        - Думаю, найдется тот, кто все это компенсирует. И самого Дрозда… тоже компенсирует… определенным образом. - Лис извлек мнемокорректор и выставил на дисплее: «реж. непрерыв., сектор 72-00-00». Закрыв мужчине и женщине по трое суток, он отрывисто произнес: - Без десяти семь. Надо идти.
        - Стой! Ты что, собрался их бросить?! Никто из наших не знает!..
        - Для нас это скорее хорошо, чем плохо.
        - А довести до конца?… Их нужно передать Службе. Дрозда, по крайней мере.
        - За доставку нарушителей мне не платят, - сказал Лис, направляясь к прихожей. - Идешь, нет?… Или тут останешься? Чужую шишку получать.
        - Ты его все-таки сдал… - догадался Шорохов, - Но не Службе…
        - Тем, кого он собирался кинуть, - утвердительно закончил Лис.
        - И они сюда нагрянут, в семь часов ровно. И разобьют ему башку, и…
        - Зачем? Он и так лежит. Удар в лоб, поездка за город и прочее - это все могло быть. Но этого не будет. Нет причины - нет следствия.
        - Ты такой же предатель, как и Дрозд… - медленно выговорил Шорохов. - Просто сейчас твои интересы совпали с интересами Службы. И то - частично.
        Лис вышел из квартиры и кинул ему в руки скрученный ремень.
        - Счастливо…
        На старт он не потратил ни одной лишней секунды - дата в синхронизаторе у Лиса была набрана загодя.
        Внизу тронулись оба лифта, и Шорохов, подозревая, что это едут за Дроздом, торопливо затюкал по маленьким клавишам.
        Лис лишил его возможности что-либо исправить - появился здесь утром и… ждал, вот и все. Как просто и как сложно… Олег снова ему позавидовал - но уже не благородно, а по-черному. Лису всего-то и нужно было, что время и место. Остальное - переменные, так он сказал. Все - переменные: Шорохов, Дрозд, женщина-посредник, успевшая разве что пискнуть, какой-то фантастический «Запорожец»…
        Шорохов посмотрел на табло и шмыгнул носом. Что его особенно смущало, так это красный «запор» и вообще вся история с поездкой Дрозда на двенадцатый километр. Откуда она взялась, если ее не было? И, главное, уже не будет…
        Видимо, оттуда же, откуда и разговор про сигареты «Новость», ответил себе Олег. Разговор, который помнит только он. Эти события - из плоскости вероятного, из некой несостоявшейся реальности, не вошедшей в чистовую редакцию магистрали. Вроде галлюцинации. Вроде ложной памяти. Там все это и осталось - в мусорном ведре, куда, кроме него, никто никогда не заглянет.
        Олег включил синхронизатор без одной минуты семь - оба лифта уже поднялись, и створки дрогнули, начиная раздвигаться. Не мудрствуя, он выбрал точку, где они расстались с Лопатиным, - половину пятого утра. Шорохов еще надеялся предупредить самого себя, но уже слабо - по логике вещей, «Вольво» Василия Вениаминовича в этом дворе и не появлялся.
        Он вышел из подъезда и огляделся. Логика торжествовала: машины не было. Шорохов постоял полчаса, выкурил три сигареты и, смертельно окоченев, пешком отправился к метро. Пока он добрел до станции, она уже открылась.
        «Почти утро… - подумал Олег отстранение. - Это скорее хорошо, чем плохо… Только вот вопрос: когда же мне спать?…»
        Теперь он понял, на что жаловался двойник и чем он пугал. Месяца не понадобилось, хватило и половины суток, чтобы прочувствовать это на себе: синхронизатор не дает дармового времени, а, наоборот, отнимает. Шорохов был принят в Службу около одиннадцати вечера и к семи утра умудрился дополнительно «сжечь» часов пять. Эта мысль кружила голову и не позволяла сосредоточиться.
        Таким, сонным и потерянным, Ася его и встретила. Она стояла у своего номера и пыталась вытащить застрявший ключ.
        - Не рановато собралась? - спросил Олег.
        - Шорох, милый, помоги, - сказала она, тоже довольно вяло. - Столько маялась, а тут еще такое счастье: к себе попасть не могу.
        - Слушай, Прелесть… Ты меня извини, ладно?
        - За что? - удивилась Ася. Как будто искренне.
        - За то… За ночной концерт…
        - Мне-то какое дело до твоих концертов? Значит, вместо того чтобы спать, ты тут развлекаешься, да? А я всю ночь пашу… Да ты сам знаешь…
        - Что я знаю? - насторожился Шорохов.
        - Здра-асте… Он же при тебе меня захомутал. Только вошла, не успела раздеться…
        - Кто «он»? - Олег наконец справился с замком, но в комнату Асю не пустил.
        - Лопатин… Ты что, Шорох, белены объелся? Ты мне сам трубку передал! Он на мобильник позвонил, мобильник был у тебя.
        - Ах да… - Олег прочистил горло. - Разве у меня?…
        - Ты же пьян, скотина… - Ася прищурилась. - У тебя глаза совершенно стеклянные. Дае-ешь, напарничек!..
        Шорохов ощупал куртку - принесенный официантом телефон так и лежал во внутреннем кармане. После вызова Лопатина Олег взял его с собой - не ломиться же к Асе в номер. По второму-то разу…
        - Ну чего встал? Не задерживай. Спать хочу, сил нет… - Она отвела его руку и, войдя к себе, презрительно повторила: - Дае-ешь…
        Олег хотел спросить ее еще, но тут в кармане завибрировала разбуженная трубка.
        - Привет, Шорох! - гаркнул Лопатин с омерзительной бодростью. - Отдохнул? К службе готов?
        - Вы это серьезно?…
        - Я специально тебя не трогал, - заявил шеф. - Прелесть ночью неотложную операцию отработала, а тебе я тайм-аут решил устроить. Потому, что сегодня… Сегодня, Шорох, тебя ждут великие дела! Я уже внизу.
        - Да… - вякнул Олег, - Да, Василий Вениаминович, я буду через минуту… нет… через три.
        Ася заперла дверь и, не исключено, уже заснула.
        Шорохов вошел к себе в номер и удрученно опустился на стул возле стены. Он-то переживал, что не поставленная Дрозду шишка собьет филигранную настройку причинно-следственных связей… Ведь с этой шишкой из магистрали исчезла и целая событийная цепочка - пусть тонкая, но бесконечно длинная… А в это время кто-то рубанул сплеча и одним махом отсек здоровенный ломоть. Олег опасался, что создал новую редакцию реальности… Извольте: есть уже и новейшая. Без истории с Дроздом, без аврального ночного вызова… Вернее, с вызовом, но для Прелести. Сам же Олег, оказывается, дрых…
        Шорохов вышел из гостиницы и, энергично сбежав по ступенькам, направился к синему «Вольво». Он, как и обещал, задержался всего на три минуты. Сто восемьдесят секунд, в течение которых он проспал добрых десять часов. Затем поковырялся с корректором, пока строка на табло не приняла следующий вид: «реж. фрагмент., скал, сектор 00 - 00…00-00, выбор».
        Он закрыл себе все, касавшееся операции с Дроздом. Прикинул, что и во сколько делал по своему субъективному времени, и, набрав параметры, закрыл - подчистую. Иначе было невыносимо. Заодно Олег избавился и от похабного эпизода с проституткой - чтоб совесть не угрызалась понапрасну, раз уж сама Ася ничего не помнила. Шорохов оставил себе только один кусочек длительностью сорок минут - беседу с Лисом.
        После этого он умылся, позавтракал конфетой и к сто восьмидесятой секунде вернулся обратно.
        - Прекрасно выглядишь, - заявил Лопатин. - Ну что, мнемокорректор не так страшен? Простой пробел лучше, чем несколько версий одного и того же события.
        Шорохов напряг память, но не выжал из нее ровным счетом ничего. Он помнил лишь сам факт коррекции - да еще какой-то отдельный лоскут: черное окно, площадка у лифта, оператор по имени Лис… Это совсем не тревожило и сильно смахивало на давнишний сон.
        - А вы, Василий Вениаминович?… Вы это помните? То, что я забыл.
        - Не помню, но знаю. Так, в общих чертах,… Мне по должности положено.
        - И-и… что же там было?
        - Рутина, Шорох. Служба. Наша с тобой работа.

* * *
        На то, чтобы освоиться, у Олега был час. Он слонялся по тесной двухкомнатной квартире где-то в Кунцеве, постепенно погружаясь в чужой быт и все отчетливее понимая, что выпускной тест - это проверка не только для Рыжей, но и для него самого.
        Арендованные у местной ФСБ технари спешно развешивали «жучки» и камеры. На Олега они смотрели с профессиональным безучастием и лишь изредка, когда он явно мешал, нейтрально-вежливо просили посторониться. Ни он, ни квартира, ни объект слежки их не занимали совершенно - видимо, отношения между двумя Службами здесь были теплыми, и людей Лопатину прислали лучших.
        Сам Василий Вениаминович сидел возле дома в фээсбэшной «Скорой помощи» и тоже ждал.
        Олег, посвистывая, вошел на кухню. Один из техников колупал пыльную сетку вентиляции, и Шорохов, чтобы его не раздражать, отвернулся. На столе стояла пустая, но не чистая пепельница, рядом лежал коробок спичек и открытая пачка «Явы». Других сигарет, насколько Олег заметил, в доме не водилось. Вздохнув, он сунул свой «Кент» в задний карман и закурил эти.
        Кухня, как и вся квартира, была неудобной, загаженной и, несомненно, обжитой. На полках теснились жестяные банки с крупами и всякими рожками-макаронами, в щербатой эмалированной раковине лежала тарелка с присохшими остатками картофельного пюре. В холодильнике, кроме нескольких свертков, оказалась черная кастрюлька, похожая на старушечий ночной горшок, а в ней - нечто похожее на его содержимое. Рыжая, несмотря на свою гиперкоммуникабельность, - хотя возможно, что как раз и благодаря ей, - была женщиной одинокой. И ее клон ничем от нее не отличался.
        Он - или, может, «она»? - вместе с полной копией памяти приобрел и все остальное: характер, темперамент, привычки. И судьбу. Клон очнулся в этой малометражке и начал жить - сразу, без паузы. Жить за Рыжую, которая тем временем высаживалась из автобуса на территории учебной базы.
        Сейчас ее - или все-таки «его»? - куда-то спровадили, и Рыжей предстояло на час-полтора вернуться к себе. Из душного июля - в морозный декабрь. Без последних шести месяцев. С большущей дыркой в памяти.
        Вскоре техники закончили и, по-прежнему не реагируя на Олега, удалились.
        Через несколько минут в квартиру поднялся взволнованный Лопатин. Следом за ним тащили носилки со спящей Рыжей.
        - Ну что, сориентировался? - спросил он.
        - Вроде бы… - сказал Шорохов, выкидывая окурок в форточку.
        - Тебе не надо вникать во все. Это и невозможно. Достаточно зацепиться за пару деталей, очень мелких и: очень обыденных, и на них играть. Прелесть - молодец. Не забыл, чем она на твоем тесте занималась?
        - Гм… - Олег помялся. - Как же забыть…
        - Она резала колбасу! - с восторгом произнес Лопатин. - Одно дело, когда незнакомая женщина крутит в руках бокал с шампанским, и совсем другое - когда она шурует у тебя в холодильнике. Гениально!.. Придумай для Ирины что-нибудь похожее.
        «Ирина! - спохватился Шорохов. - Действительно Ирина. А то все Рыжая да Рыжая…»
        Он был уверен, что вспомнил бы ее имя и сам, - как вспоминал многое, когда это требовалось, но подсказка Лопатина не помешала.
        Рыжую Иру, все еще в бессознательном состоянии, переложили на кровать. В одном из санитаров Олег признал солдатика, ежедневно подметавшего дорожку напротив школьного корпуса, но здороваться было вроде как неуместно: и белые халаты, и вся церемония смахивали на приготовления к похоронам. О том, что Рыжая не мертва, можно было лишь догадываться - выглядела она паршиво.
        «Санитар» вставил в пневматический шприц мягкую ампулу и, прижав ствол к тонкому предплечью Ирины, посмотрел на Василия Вениаминовича.
        - Давай… - сказал тот.
        Шприц коротко пшикнул - на бледной коже осталось маленькое красное пятнышко, словно от комариного укуса.
        - У тебя пять минут, - предупредил Лопатин Олега и вслед за помощниками покинул квартиру.
        Шорохов, спохватившись, метнулся на кухню. Как встретить Рыжую после пробуждения и чем ее озадачить, он все еще не придумал. Олег взял было сигареты, но тут же бросил. Снова сунулся в холодильник, но, наткнувшись взглядом на сальную кастрюлю, захлопнул дверцу. Фантазия буксовала.
        Чувствуя, что истекают уже последние секунды, Шорохов забежал в ванную и принялся сбрасывать с себя одежду.
        «А чего я так нервничаю?… - подумал он и вдруг замер. - Рыжая тест не пройдет, это известно… Двойник сказал, что все провалятся…»
        Выйдя из ступора, Олег продолжил раздеваться в еще более ускоренном темпе.
        «Ничего пока не известно, никто пока не провалился… - шептал он, стягивая носки. - Это все в будущем, а будущее меняется… Оно только для них незыблемо, для тех, кого… да!.. А для нас, для вырванных из магистрали, оно в тумане. Его еще нет, оно только будет… потому оно и будущее…»
        Шорохов залез в темную ванну и, судорожно отвернув оба крана, перекинул рычажок смесителя. Спустя мгновение в комнате упал стул, и Рыжая сказала, весьма удивленно:
        - Бля!..
        Олег еле сдержался, чтоб не заржать, и взял кусок мыла, весь облепленный рыжими волосами. Мимо ванной протопали босые ноги, - он застыл и прислушался, - затем грохнула какая-то сковородка и зачиркали спички. Шорохов принялся поливать себя из душа. Сейчас она войдет… Она войдет и…
        - Да-а-а… - протянули на кухне. Включилось радио.
        - В Москве десять утра, и вы слушаете…
        - Какой «десять», козел драный?! - взорвалась Рыжая. - Какой, нахер, «десять»? Вы что, свихнулись все?!
        Приемник умолк, пятки прошлепали обратно, и она снова завалилась на кровать. Олег понял, что сюрприз под угрозой. Сняв с перекладины несвежее полотенце, он кое-как вытерся и начал одеваться. Халатиком он, в отличие от дальновидной Прелести, не запасся. Подумал: если Рыжая зайдет сейчас - будет глупо. Либо уж совсем голый, либо…
        Олег успел натянуть и носки, и джинсы, и все остальное. В ванную так никто и не заглянул.
        Отрепетировав у зеркала выражение крайнего безразличия, он вышел в коридор. Покосился на бусинку телекамеры возле вешалки, растерянно развел руками и направился в комнату. Нужно было совершить что-нибудь предельно прозаическое, и Шорохов совершил: достал платок и высморкался.
        - Как спалось? - спросил он.
        - Да ё-моё!.. Вон, и по ящику тоже…
        Шорохов обернулся к телевизору - шел выпуск новостей, показывали репортаж о подготовке к Новому году.
        - Вчера еще лето было, - не глядя на Олега, проронила Рыжая. - Сегодня уже зима…
        - Зима, - равнодушно подтвердил он.
        - Да какая же зима, когда лето! Только… только, черт, холодно…
        Олег вздрогнул. «Холодно». Это было первое слово, которое он услышал от Аси, и оно врезалось ему в память, как легендарное «Поехали!» Гагарина или «Лед тронулся» Бендера-Миронова. Врезалось так, что, наверное, останется уже навсегда.
        Он помнил все - каждую Асину черточку, каждое движение. Проснувшись в чужом и невозможном декабре, он вцепился в нее, как в единственную частичку реальности. И все запомнил. Особенно морского конька… скрывшегося до весны под тонким черным свитером.
        А эта… валялась в постели, взбивая ногами комковатое одеяло и непрерывно почесывая терпкие подмышки. Она таращилась в телевизор и на Олега даже не смотрела. Рыжая, разумеется, его не узнала, но ей было все равно.
        «А что же тогда отмочил Иван Иванович? - озадачился Шорохов. - Если его даже к пересдаче не допустили… Что-нибудь похлеще? Вообще не проснулся? Или, наоборот, поднял хай? Кидался ножами?…»
        Вслед за Ивановым на ум опять пришла Прелесть и та сцена, когда Иван Иванович в очередной раз позабавил сокурсников дурацким вопросом. И… Ася ему ответила. В бункере она сказала, что Иванова не знает, тем не менее Шорохов отлично помнил их разговор. У них были дискуссии и раньше, и позже, но эти две реплики Олег мог воспроизвести почти дословно.
        Иванов: «Ясли самые крутые операторы создадут банду, кто их победит?»
        Ася: «Сначала надо определить, кто из оперов круче, а таких конкурсов Служба не проводит».
        Так или примерно так… И Прелесть не могла забыть Иванова, Кого угодно, только не этого долговязого чудака… Разве что ей скорректировали пару секторов… Нет, Иван Иванович учился с первого до последнего дня, и удалить его из памяти можно, лишь закрыв все полгода. Но в таком случае Ася не знала бы и Олега. Опять не то…
        - Эй, красавец… а ты чего здесь тусуешься? Ну, наконец-то…
        - Ты чей, красавец? Танькин? Это она тебя тут оставила или ты сам?… - Рыжая выгнула шею и посмотрела на Олега снизу вверх. И приоткрыла рот.
        Этого еще не хватало… Да под тремя телекамерами…
        Шорохов отстранился и, отобрав у нее пульт, переключил канал. Надо было развивать тему провала в памяти, иначе зачем этот тест?
        - Красавец, но ведь сейчас лето!.. - жалобно промолвила Рыжая.
        На экране дети лепили снеговика.
        - Зима, Ирочка, - возразил Олег с садистским удовольствием.
        Он снова переключил программу - снова удачно: бульдозер сгребал колотый лед в огромную кучу.
        - Зима, милая, зима… - проговорил Шорохов. - Праздники на носу. Елка, шампусик… Погода только фиговая. Холодно.
        Олег беспомощно оглянулся на камеру, и сразу, будто этого - то ли слова, то ли взгляда - от него и ждали, в комнату вошел Василий Вениаминович.
        - Благодарю, Шорох.
        - Да за что?…
        - В принципе не за что. Скажем, за искреннее желание помочь ближнему.
        - Срезалась?…
        - Ты же сам видишь. - Лопатин, сняв шляпу, скрылся на кухне.
        Олег поплелся за ним, Рыжая тоже вроде засобиралась вставать, но как-то неспешно.
        - Я не согласен, - заявил Шорохов, усаживаясь через стол от Лопатина. Рядом получилось бы слишком интимно: табуретки на пяти квадратных метрах стояли плотно, двигать их было некуда. - Ситуация спорная, Василий Вениаминович, не правда ли?
        - Нет, не правда. Я для себя все выяснил, и этого достаточно.
        - Критерии не определены. Кому-то, например, может показаться, что…
        - У нас не Олимпиада, Шорох, - оборвал Лопатин. - Критерий один, его определяю я.
        Олег молча покрутил в руках пачку «Явы», затем вытряс из нее сигарету, но тут же бросил на стол и достал из кармана «Кент».
        - Я вот что хотел спросить, Василий Вениаминович… Рыж… Ирина скоро займет свое законное место. А тот, кто все это время ее дублировал…
        - Не шифруй, мы ее сейчас закроем. Окончательно.
        - Что будет с ее клоном? Не могут же они дальше вдвоем…
        - В расход, - коротко ответил Лопатин.
        - Что?… Они же, как люди! - воскликнул Шорохов.
        - Почему «как»? Люди и есть. Обычные люди. - Он положил голову на сцепленные пальцы, борода встопорщилась и нацелилась на Олега. - Когда кушаешь телятину, не стоит думать о телятах. Не связывай эти вещи - вредно для желудка. - Глядя, как закуривает Олег, Лопатин вытащил трубку, но набивать ее не стал. - В каждом деле есть свои издержки, Шорох. Большая пила - большие опилки.
        - Щепки… - машинально поправил тот.
        Рыжая, то ли проголодавшись, то ли осознав, что у нее дома сидят два посторонних мужика, все-таки соизволила выйти из спальни - одергивая на животе жилетку и загребая ногой рваный тапок.
        - Ее прошлое - это ее проблемы, - сказал Олег. - А в школе она не глупее других была.
        - Другие мне тоже не понравились, - отозвался Лопатин.
        - Подвиньтесь, папаша… - Рыжая пихнула его коленом в спину и, пробравшись к холодильнику, извлекла оттуда хвостик копченой колбасы.
        - Как не понравились? - оторопел Шорохов.
        - Наша Прелесть сегодня ночью потрудилась ударно. Я всех посмотрел и всех забраковал.
        - И какие же там были претензии?
        - Разные. Ну, засиделись мы с тобой… - Лопатин пригладил бороду и убрал трубку. - Пора, Шорох.
        - Погодите! Иванов на чем засыпался?
        - Хватит меня допрашивать!
        - Это личное, Василий Вениаминович. У нас с ним в школе большие нелады были, и мне просто интересно. С ним, наверно, такая же история? - Олег показал глазами на жующую Ирину. - Бабы, водка, музон?…
        - Такая же… - нехотя ответил Лопатин. Шорохов отвернулся к окну.
        Спиртное Иван Иванович, по его собственным утверждениям, игнорировал. На базе это проверить было трудно, но Шорохов не сомневался, что так оно и есть, пьяного Иванова он не мог и представить. С женщиной Иван Иванович пал, когда иные уже познали в группе всех и пошли познавать по второму кругу. Что же касается музыки, то к любым ее проявлениям Иванов был глух.
        «В школе операторов он учился, - отметил Олег, - но, кроме меня, его никто не помнит».
        Шорохов уже привык периодически обнаруживать у себя мелкие провалы, но это было что-то иное; противоположное.
        «И это скорее плохо, чем хорошо», - подытожил он чьими-то чужими словами.
        - О чем речь? - запоздало поинтересовалась Рыжая.
        - Девка безумная, это да, - сказал Олег. - Но в школу-то ее взяли…
        - Туда много кого берут… - Лопатин хлопнул себя по коленям и встал. - Последнее время все больше швали попадается… Да, - вздохнул он, оборачиваясь на Ирину. - Одна шваль.
        Тренькнул курок станнера, и Рыжая, прислонившись к холодильнику, осела на пол. Затем беззвучно сработал корректор, и визит незнакомцев исчез из ее жизни, как до этого исчезла школа.
        Лопатин подтолкнул Олега к двери. Техники и двое «санитаров» были уже в квартире.
        - Она их увидит, и ее придется закрыть еще раз, - проронил Шорохов.
        - Еще не раз и не два, - ответил Лопатин. - Пока с легендой все не утрясется… Это не совсем просто.
        Олег спускался по лестнице, а в голове все вертелась одна и та же фраза. Он ведь тоже пришел в Службу недавно, а значит, «шваль» - это в определенном смысле и про него. Олег внутренне сопротивлялся, но аргументы попадались какие-то неказистые.
        Жизнь до школы он вспоминал с трудом и без особого желания. Двадцать семь лет, и двадцать восемь специальностей - из них ни одной профессии. Месяц тут, годик там… Немножко бармен - ровно настолько, чтобы не путать текилу с абсентом. Немножко валютный кассир: рубли и евро в ультрафиолете светятся по-разному…
        Писал стихи и верил, что это серьезно. Собирал компьютеры, но получалось хуже, чем у китайских зэков.
        Он многое знал и умел, но все это знал и умел любой. Он и жил как-то по чуть-чуть, и даже память об этой жизни была поверхностной, почти ненастоящей. Двадцать семь лет, со скидкой на бессознательное детство - лет пятнадцать. Тоже немало… Да еще как немало-то! Пятнадцать лет тумана. Не каждому такое дается… Наркотикия? Нет. Пробовал кое-что легенькое… Только пробовал. Чтобы втянуться, не хватило целеустремленности.
        Странно, но простое слово «холодно», сказанное Асей вскользь и между прочим, вызывало у Олега больше переживаний, чем все его смутные пятнадцать лет. Или даже двадцать семь… Тот приснившийся комар и то простое слово - они были как вспышка, после которой началось что-то осмысленное. Неужели вербовщики из Службы могли пройти мимо? «Эта работа изменит твою жизнь к лучшему…» Неужели они могли его не заметить? «В твоих руках будет власть…» Могли оставить его погибать «…и увидишь, что будущее уже состоялось». …бросить его там, в толще бетонного столба…
        - Чего пригорюнился? - спросил Лопатин, выходя на улицу. - Ирину жалко?
        - Кого?… А-а… Нет, все-таки, Василь Вениаминыч, я считаю этот тест вредным, - сказал Олег.
        - Ну вот… - хмыкнул шеф. - Ты уже имя-отчество сокращать мне начал. Недолго твоя лояльность продержалась… Ничего, вам с Прелестью простительно. А второго сорта мне не надо. Плюнь ты на эту Ирину, слышишь, Шорох? Недельку поквасит, реабилитируется, и будет нормальная гражданка. Как ты их?… «Замурованные»? Будет себе жить, а мы будем о ней заботиться - о ней и обо всем человечестве.
        - Еще о времени и о Земле… - отрешенно добавил Олег.
        Время близилось к одиннадцати, утро было холодным и ясным. На земле лежал свежий снег, тот самый, которому вчера так радовалась Прелесть. По снегу, почти не оставляя следов, шли люди, и каждый их шаг был уже сделан.
        Синий «Вольво» медленно катился к перекрестку - внутри пела юная Пугачева, Лопатин постукивал пальцами по рулю, Шорохов тряс пустую зажигалку, а вокруг двигалось и жило человечество.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        НИЧЕГО ЛИЧНОГО
        Солнце поджаривало макушку и кажется, этот процесс близился к завершению Шорохов подумал, что если какой-нибудь шалун сбросит ему на голову яйцо, то оно не растечется а сразу прилипнет шапочкой-глазуньей. Кроме того, что Олег устал и не выспался, он еще был зверски голоден.
        Докурив, он вылил в рот остатки кока-колы и поболтал пластиковой бутылкой, соображая, куда бы ее деть. Потом осознал, что бутылка куплена здесь же, летом двухтысячного, и зашвырнул ее на газон.
        «Все ваше останется у вас». Жидкость он, очевидно, перенесет с собой, но это еще не вторжение.
        Олег откашлялся и взял новую сигарету. От курева уже тошнило, но отираться возле чужого дома совсем без всякого дела было неловко. Его и так наверняка успели принять за угонщика пасущего чью-нибудь тачку, благо достойных автомобилей во дворе стояло много. По вечерам их не менее достойные владельцы собирались в хоккейной коробке и играли в футбол. Родные спортивные костюмы, кроссовки за триста долларов и огромные колышущиеся мамоны - зрелище столь же смешное, сколь и жуткое.
        Днем поле оккупировали подростки - еще без животов, но уже с амбициями. По воротам долбили со всей силы, сетка над бортиком давно выгнулась и порвалась, и мяч периодически вылетал на детскую площадку. Детей там почти не было - в основном собаки. Некоторые тут же забывали про палку и бросались за мячом. Одна - симпатичная, но невоспитанная колли - была особенно активна. Ее хозяйка, квелая старушка с фиолетовыми волосами, что-то визгливо выкрикивала и стегала себя по юбке поводком, но псине эти внушения были до лампочки. Колли первая догоняла мяч и начинала с ним возиться - футболисты тихо ее материли и выразительно поглядывали на старуху.
        Кто-то не выдержит, пнет собаку в бок, и та укусит его за ногу.
        Собака привитая, но дело не в этом. В рану попадет грязь, и у ребенка незаметно начнется заражение крови, а когда не слишком заботливые родители это все же заметят, окажется поздно.
        Он потеряет правую ногу и в десять лет встанет на протез. В две тысячи сороковом году, когда появится синхронизатор, ему исполнится пятьдесят.
        С точки зрения статистики, его жизнь сложится удачно: нормальная работа, нормальная жена, нормальный сын. Не хуже, чем у людей. Однако психическая травма останется с ним навсегда. Все эти годы он будет видеть во сне, как бежит, плывет или едет на велосипеде.
        Раздобыв синхронизатор, он, не задумываясь, вернется к тому дню и тому укусу.
        В интервале с 14.00 до 16.30, так говорилось в ориентировке.
        Точное время указано не было, и Олег прибыл заранее, в итоге к четырем часам он выкурил целую пачку и заработал на солнце такую мигрень, что звенело в ушах.
        Нарушителя он уже вычислил, для этого много ума не требовалось. Мужчина - седой, неторопливый в движениях - степенно подошел к лавочке между деревянной горкой и огороженным полем. Он не хромал, разве что ступал на правую ногу чуть осторожней. Усевшись, он раскрыл кожаную сумку и вытащил из нее газету. Это было в начале третьего. На газету за все два часа мужчина даже не взглянул.
        Шорохов был уверен, что справится, но опасался какого-нибудь фортеля при свидетелях. Оператор, в отличие от нарушителя, должен компенсировать вторжение, не наделав попутно десяток других.
        У Седого было достаточно времени, чтобы себя проявить, но он оставался на месте и не выказывал к мини-футболу никакого интереса. Лишь изредка, услышав дружный разочарованный вопль, он оборачивался к коробке и следил за тем, кто пойдет подбирать выкатившийся мяч.
        Старушка увлеклась беседой с молодой мамашей, и собака оказалась предоставлена самой себе. Бегая за мячом, она развеселилась уже сверх всякой меры - подпрыгивала, заливисто лаяла и норовила ухватить кого-нибудь за штаны. Пока еще в шутку.
        Срок пребывания Седого в двухтысячном году истекал через двадцать минут, и Олег понял, что конкретного плана у нарушителя нет.
        А может, сегодня ничего не случится?
        Мужчина посмотрел на часы и подобрал с земли не то комок глины, не то обломок кирпича. Спустя пару секунд мяч в очередной раз пролетел над воротами и ударился о качели. Колли понеслась вдогонку, и в этот момент Седой, размахнувшись, что-то метнул ей в спину - видимо, все же камень. Собака остервенело гавкнула и устремилась к нему. Мужчина снял с плеча сумку и встал.
        Конфликта еще можно было избежать, это понимал любой, кто сам не глупее собаки, но целью Седого был как раз конфликт. Шагнув навстречу, он хлестнул колли газетой и пихнул ее ногой в морду Правой, разумеется. Не стерпев обиды и, кстати, выяснив, что обидчик не так уж опасен, псина цапнула его за лодыжку.
        - Вы что это?! - заверещала старуха. - Джуди, фу!.. Вы зачем ее бьете? Вы больной?…
        - Ее не бить, ее убить надо!
        - Точно, больной… Джуди, фу! Джуди, ко мне! Развелось маньяков… - Поймав колли за ошейник, старушка пристегнула поводок и потащила ее с площадки.
        Нарушитель бросил газету на лавку и снова сел. Он был по-настоящему счастлив.
        Облегченно вздохнув, Олег вошел в запримеченный подъезд со сломанным домофоном и поднялся на самый верх. Пятнадцати минут должно было хватить.
        Переместившись назад, он вызвал свой же неприехавший лифт и вдруг услышал на лестнице грохот. Это было похоже на шум упавшего шкафа или на выстрел. Мебель последние три часа не проносили…
        Шорохов немного подумал и от греха вернулся еще на пятнадцать минут. Перемещение в жилом доме было рискованным, зато не затягивало операцию. Если бы Олег каждый раз мотался в бункер или искал какие-то глухие места, служба превратилась бы в сплошные разъезды и брожение по чердакам. Что же до свидетелей, то их пока не было, а тех, что могли появиться в дальнейшем, ожидал импульс из мнемокорректора.
        Олег опять вызвал лифт, когда внизу раздался тот же самый звук - определенно, выстрел. Палили где-то в районе первого-второго этажей либо в подъезде. Сказать, что ему это не понравилось, было бы недостаточно. Шорохову очень сильно не понравился этот повтор, и он снова стартовал - снова на пятнадцать минут назад.
        И тотчас услышал выстрел, третий по счету. У него появилось тоскливое предчувствие, что, сколько бы раз он ни переместился, столько же раз внизу и пальнут. С собственной персоной это связывать не хотелось, но уж как-то само выходило…
        - Шорох! - крикнули там же, внизу.
        Голос, проскакав через тридцать четыре лестничных марша, стал едва узнаваем, однако Олег его узнал. Единственный голос, который он не мог спутать с другим.
        - Шорох, ты здесь?! Шо-орох!! - позвала Ася.
        - Да-а!.. - заорал он.
        - Все в порядке!.. Спускайся!..
        Олег с недоверием посмотрел на створки лифта и пошел пешком. Пролет у выхода на первый этаж был перегорожен - прямо на ступеньках, спрятав лицо в полы задравшейся ветровки, лежал какой-то мужик. Рядом, облокотись о перила, мирно покуривала Прелесть.
        - Иди, не бойся, - сказала она. - У товарища сиеста.
        - Это он стрелял? Кто он?
        - Фамилию узнать не успела. «М-52», и все. А на счет стрельбы… показалось тебе. Иди, иди, Шорох, у тебя же операция. Я пока тут побуду.
        - Что за проблемы-то? - спросил Олег.
        - Проблем нет, - ответила Ася, выпуская дым. - Пять зарядов, и мы с ним друзья навеки. Видишь, как его забрало? Даже не дышит…
        Шорохов осторожно переступил через тело и направился к выходу.
        Себя он заметил сразу. Молодой человек, изможденный и потому кажущийся гораздо старше своих двадцати семи, допил темную жидкость и швырнул бутылку на газон. После этого он тупо посмотрел вперед и взял сигарету - семнадцатую или восемнадцатую по счету.
        Олег прошел мимо двойника и обронил:
        - Не отсвечивай тут…
        Он надеялся, что рассмотреть их никто не успел. Со стороны это должно было выглядеть забавно: два велико-возрастных близнеца-идиота в одинаковой одежде, с одинаковыми прическами и даже с идентичной небритостью.
        Удаляясь, Шорохов чувствовал затылком внимательный взгляд двойника и, чем ближе подходил к скамейке, тем яснее вспоминал, как сам стоял возле дома и следил за двойником, идущим на контакт с нарушителем.
        Еще через несколько шагов - Олег как раз поравнялся с дырой над воротами - это воспоминание сформировалось окончательно и стало потихоньку вытеснять первое. Теперь Шорохов точно знал, что так все и было: из подъезда вышел неотличимый от него мужчина, бросил ему «Не отсвечивай…», затем присел на лавку рядом с седым и, поговорив минут десять, махнул оттуда рукой. Впрочем, ранняя редакция этого эпизода не исчезла, а осталась и умудрилась ужиться с поздней - той, в которой не было никаких двойников, а было лишь удавшееся вторжение. Олег решил, что одно из этих воспоминаний придется скорректировать.
        Подойдя к скамейке, он спокойно нагнулся и достал из-под нее обломок красного кирпича. Там же, в траве, валялся длинный ржавый гвоздь - Олег выкинул и его.
        - Чудесная погода… - заметил он, усаживаясь справа от Седого.
        Тот густо покраснел, собрался было вставать, но передумал и, потеребив газетку, пробормотал.
        - А я вас давно приметил. Все сомневался: за мной, не за мной… Знающие люди говорили, что мне не позволят этого сделать. Но я должен был попробовать. Да… я должен был.
        - Я тоже должен… Такая уж работа. - Шорохов закурил и посмотрел на Седого. В глазах у нарушителя читалась интеллигентская покорность - не человеку, даже не обстоятельствам, а судьбе. Хотя в данном случае все это совпадало. - Если бы у вас что-нибудь получилось, - продолжал Олег, - вы бы уже сейчас были не с протезом, а с живой ногой… Извините… И вы бы сюда не прибыли - пропала бы сама причина.
        - Не надо путать меня парадоксами! - резко ответил Седой. - Вот! - Он звучно постучал себя по колену. - Вот моя причина! И если я ни на что не способен, вам-то здесь зачем находиться? Чему вы собрались препятствовать?
        - Препятствовать? - удивленно переспросил Олег. - Вовсе нет. Предупредить о наказании, не более того. Дома вас ждут крупные неприятности. Плюс кое-какие манипуляции с вашей памятью.
        - Наказание… - усмехнулся Седой. - Вы еще рассуждаете о наказаниях… Но за что же? За тщетную попытку?! Или… вы хотите сказать, что прошлое невозможно изменить теоретически?
        - Я хочу сказать, что мы этого не допустим. Даже теоретически, - подчеркнул Шорохов.
        - Но бывают же исключения… Бывают! Или я недостоин? Менее достоин, чем другие?
        - Ничего личного, только работа… - Олег обнаружил, что цитирует какого-то среднего актера из весьма среднего блокбастера, и, отведя взгляд, ненароком наткнулся на газету. - Ваш сын…
        - Что мой сын?… - встрепенулся мужчина. - Что - «сын»?!
        - Лет примерно через семь вот этот парень, - Шорохов показал на бегущего за мячом подростка, - выпьет с друзьями и полезет в баре кого-то защищать…
        Нарушитель посмотрел на самого себя в десятилетнем возрасте и вытер платком лоб.
        - Его привезут в Склиф с ножом в печени и положат на операционный стол уже мертвого, - сказал Олег. - Вам пятьдесят? Вы перебрали тридцать три года… И дай вам бог еще. А ему, здоровому и веселому, осталось только семь. Он не успеет.
        - Что?… Завести сына? Что вы про моего сына?…
        - Вы этого, к сожалению, не узнаете. Но он, поверьте, он нужен… - Шорохов опустил глаза. - Нужен человечеству.
        Нарушитель ошарашенно замолчал, потом выдавил:
        - Угостите меня, пожалуйста…
        Олег протянул ему последнюю сигарету и дал прикурить.
        - Но почему так жестоко?… - прошептал Седой.
        - Инвалид в чужую драку не полезет. Да и в бар он с друзьями вряд ли теперь пойдет… Извините… - повторил Олег.
        - Ведь можно же как-то иначе… Спасти, предотвратить… Тысячи вариантов. Миллионы!
        - Этот признан идеальным, - проклиная себя, сказал Шорохов.
        - Кем признан?! - взвился мужчина. - «Идеальный вариант»?! Кто эти варианты выбирает?… Кто проверяет?… Кто их утверждает, в конце концов? И откуда у него такая власть?!
        - Слишком много вопросов.
        Олег подумал о том, что, будь вопрос только один, найти адекватный ответ оказалось бы труднее. А еще о том, что такая же мысль может посетить и нарушителя.
        - Я постараюсь, чтобы санкции были минимальными, - проговорил Шорохов. - Ни о чем не жалейте и не ищите в прошлом справедливости - оно такое, какое есть.
        Олег поднялся и, махнув рукой двойнику, пошел по тропинке. Тот обогнул корпус и отправился к метро. Седой тоже покинул скамейку и поплелся прочь. Колли уже достаточно раззадорилась, и в ее лае все чаще слышались визгливые нотки…
        Шорохову следовало проконтролировать и роковой укус, и отправку нарушителя, но он даже не обернулся. Возможно, потом Седой и пожалеет, но сейчас, расчувствовавшись и поддавшись звенящему настроению момента, он все сделает как надо. Точнее, не сделает ничего.
        Была и другая причина, по которой Олег не желал задерживаться. Нарушитель мог задать еще пару вопросов, самых обыкновенных: имя и фамилия того героя, что так сильно нужен человечеству. Ответить Олегу было бы нечего.
        Чтобы преодолеть чувство вины, он начал прикидывать план отчета.
        «Субъект», «Объект», «Вторжение» - тут он ничего поделать не мог, все это в присланной ориентировке было уже указано. В графе «Сложность» Олег твердо решил поставить прочерк. Нарушитель был мужиком неплохим, и подводить его под монастырь Олегу не хотелось.
        Ася по-прежнему курила на лестнице. Шорохов лишь теперь обратил внимание, что она одета в узкие брюки и голубую майку, достаточно декольтированную, чтобы морской конек показал свою хитрую мордочку. Лето же, черт возьми… Солнце золотило Асину распушившуюся челку, и, даже пройдя сквозь пыльное стекло, лучи играли в ее зеленых глазах, как рыбки на мелководье.
        - Что у тебя стряслось? - спросила она.
        - У меня?…
        Олег прихлопнул дверь и обнаружил на средней площадке еще двоих, - молодых и симпатичных. Если бы не деловитый прищур Прелести, можно было бы заподозрить, что парочка улеглась тут сама. Первое тело, которое Олег уже видел, находилось здесь же, в той же позе - лицом вниз и с задранной курткой.
        - У меня-то все в порядке, - сказал Шорохов, - а вот у тебя…
        Ася, не вынимая изо рта сигареты, нагнулась и откинула на парализованном ветровку. Совершенно белые волосы и большое мясистое ухо. Олег недоуменно хмыкнул.
        - Не признал? - Она взяла мужчину за загривок и оторвали лицо от ступеньки. - У тебя с ним операция была, не так ли?
        - С ним…
        Седой почти не изменился, разве что выглядел более запущенным. Постарел… Несомненно, это был он, сегодняшний нарушитель.
        - Приперся с оружием, - сообщила Прелесть, мельком показывая в сумочке компактный, но мощный «вальтер-мастер» образца две тысячи тридцатого. - Вон… - Она выставила пальчик, и Олег, проследив за острым ноготком, узрел в стене отверстие, круглое, как от любой пули.
        - Так это он тут шмалял? Пожалел его, скотину… А ты мне, что?… - вскинулся было Шорохов.
        - Не шурши! Если бы ты знал, что он опять вернется, ты бы ему такую компенсацию устроил…
        - Уж не сомневайся!
        - Вот потому тебе и не нужно было этого знать. Мне-то… сам понимаешь… - Ася пожала плечами. - Лопатин так велел. Не наслаивать одну проблему на другую.
        - Ты в курсе, что он возвращался трижды?
        - Можешь не рассказывать, - покивала Прелесть. - Я трижды в бункер и ездила. А у Вениаминыча постоянно оказывалось новое предписание - сюда же и на него же. Только время менялось, каждый раз на пятнадцать минут. А из местного отряда опера… хамы!.. Они мне, представляешь?… заявляют: «Ты бы хоть пиццу по дороге прихватила, а то мотаешься без толку»!
        - Они сами-то сюда собираются или мы его на метро повезем?
        - Скоро должны приехать. Чем же ты ему так насолил, Шорох? Стрелять он не умеет, но отлавливал тебя старательно, как будто у него и врагов других нет.
        - А сам он ничего не сказал? Не успел?
        - Бред… Про сына что-то. Ты его сына не убивал случайно? Я надеюсь… А он твердит: сын умер молодой, кандидатскую даже не защитил… При чем тут кандидатская?!
        - Да так… - Олег запустил руку в Асину сумочку и достал себе «Салем». - Я ему пообещал кой-чего…
        - Обманул? - Прелесть с осуждением посмотрела, как он хозяйничает с ее сигаретами, и разыскала в сумке пачку мятных подушечек.
        - Ну-у… конечно. - Шорохов стесненно улыбнулся.
        - Довольно глупо с твоей стороны… Обещать человеку то, что ты не можешь выполнить, - это…нехорошо.
        - Наверное. Но убивать за вранье тоже не здорово. Откуда он прибыл?
        - Пятьдесят второй.
        - Значит, два года мужик верил в пустое… А потом… Эх, что же он так рано-то, сын его? Пожил бы, пока родитель не загнется, потешил бы стариковское самолюбие…
        - Мне не нравится то, что ты говоришь, и тем более не нравится то, что ты делаешь, - заметила Ася. - Становишься каким-то жонглером, Шорох. Чем жонглируешь? Живыми людьми…
        - Ясно… Дай мне жвачку, - сказал он.
        - Что?…
        - Жвачку. Да не новую, а свою. - Олег подставил ладонь, и Ася, не совсем понимая, чего он хочет, выплюнула резинку.
        Он встал на цыпочки и залепил в стене дырку от пули. Прелесть до нее не дотянулась бы при всем желании, но главное - это был хороший повод отвлечься. Разговор, кажется, зашел не в то русло.
        - В Службу нас не для того брали, - настырно продолжала она. - И твои эксперименты… Твои детские приколы, они… Людей надо любить, Шорох. Хотя бы чуть-чуть.
        - Ага, я и люблю… Время, Земля, человечество… и так далее.
        «Срал я, Асенька, на твое человечество», - меланхолично подумал он.
        У Олега пиликнул мобильник, и он торопливо ответил. Звонили местные.
        - Ты тоже здесь? - осведомился голос.
        - Нет, в светлом будущем, - огрызнулся Шорохов. - Если соединили, значит, здесь… Вы едете?
        - Уже. Назови код.
        - Какой еще код? - озадачился Олег.
        - Домофона, какой!
        - А-а… Не работает.
        - Мы на лестнице.
        Вскоре появился незнакомый опер - в белой футболке и спортивных штанах. Его можно было принять за кого угодно, именно к этому он и стремился, а чтобы не провоцировать Асю с Олегом на поспешные действия, поверх одежды оператор застегнул штатный пояс.
        - Меня Пастором зовут. Можешь не представляться, знаю… - сказал он Шорохову. - Ну что, Прелесть, поймала клиента? Замучилась, бедняжка… О-о, как все серьезно! Свидетелей не закрывали пока? Что у нас еще? Пушечка… - проронил он, принимая «вальтер». - За ствол дадут пожизненное. Это не младенцев по люлькам тырить, это покушение на должностное лицо. Все, отбегался, болезный…
        - Он и не бегал, - буркнул Олег. - Уже сорок два года.
        Вместе с Пастором они понесли Седого к выходу. Ася поднялась на площадку с неподвижной парочкой и закрыла обоим по часу.
        Когда нарушителя уже доволокли до тамбура, в подъезд вошел молодой парень, тоже в брюках от спортивного костюма и тоже в белой майке, почти как оператор, - только без ремня и с барсеткой на левом запястье. Остановившись, он с назойливым любопытством наблюдал, как двое тащат третьего.
        - Тебе чего?… - зло спросил Пастор.
        - А тебе чего?… - Парень набычился и преградил путь.
        - Пусти, приступ у человека… Я сейчас вернусь, не уходи.
        - Не уйду, - заверил он. - Ты сам смотри не уйди… в тину.
        На улице стоял светло-серый «Фольксваген». Нарушителя загрузили назад, Ася с Олегом сели там же, но не по бокам, а вместе - после пяти разрядов из станнера особой прыти от Седого ждать не приходилось.
        - Я скоро, - предупредил Пастор и крикнул водителю: - Заводи!
        - Может, не надо этого?… - робко спросила Ася.
        - У нас, Прелесть, свои правила, - откликнулся спереди другой опер.
        - И какие же?
        - Воли волкам не давать. А то совсем одичают. Шорохов раздраженно отметил, что местные уже общаются с напарницей, как со своей.
        Спустя несколько секунд Пастор выскочил из подъезда и, запрыгнув в машину, бросил:
        - Дуй!
        Еще через мгновение на улицу выбрался и паренек. Он растерянно вертел головой, словно пытался вспомнить что-то важное. Пытался - и не мог.
        - Грязно работаем… - посетовал водитель. «Фольксваген» мягко зажужжал мотором и тронулся.
        Машина была не новая, но еще бодренькая, как и у Василия Вениаминовича.
        Шорохов позаимствовал у Аси еще одну сигарету и вдруг понял, что вот сейчас, или тридцатью минутами раньше, напарница спасла ему жизнь. Это открытие было таким ошеломляющим, что Олег на некоторое время перестал воспринимать окружающий мир и очнулся лишь после того, как Ася щелкнула у него перед носом зажигалкой.
        Так и не прикурив, Олег обнял ее за плечи и окунул лицо в пушистые волосы.
        - Слушай… если бы не ты… этот старый пень меня бы грохнул…
        - Три раза, - скромно уточнила она.
        - Спасибо тебе, Асенька.
        - Не за что, Шорох. Это не личное.
        - Ну да, просто работа… - блаженно произнес Олег. У нас с тобой просто прелесть, а не работа.

* * *
        Седой начал потихоньку оттаивать, и это было своевременно: теперь он смахивал на пьяного. По крайней мере нарушитель уже мог перебирать ногами, и вот так, спотыкаясь и повисая на плечах Олега и Пастора, он преодолел три метра от «Фольксвагена» до бункера.
        Кое-как спустив Седого по узкой лестнице, Пастор толкнул задом дверь и, чуть не завалившись, втащил тело в кабинет.
        Нарушителя пристроили на массивном деревянном стуле с высокой спинкой - именно таком, какого не хватало этой комнате в субъективном времени Шорохова. Остальная мебель полностью соответствовала: и столы, и три шкафа с резными финтифлюшками - все было на месте. Даже негодный контакт в центральном плафоне.
        На месте Василия Вениаминовича восседал грузный мужчина того же возраста или немного постарше, но с чисто выбритым лицом и без лысины. Перед ним стоял компьютер - вероятно, уже Пентиум-3. Когда Шорохов прибыл на операцию, координатор вот так же сидел и таращился в монитор - Олег еще заподозрил, что тот попросту играет. Местный начальник назвал свою фамилию, но теперь, после долгих часов на солнце и трех микроперемещений, она вылетела из головы.
        Кроме компьютеров, на столах ничего не было, и Олег невольно вспомнил, в каком виде застал кабинет впервые: повсюду громоздились стопки рыхлой бумаги, а на полу лежали невесомые клубы пыли, отлетавшие в сторону от каждого резкого движения. При этом половина бланков была отпечатана на древнем матричном принтере, а некоторые листы и вовсе оказались машинописными.
        Откуда они взялись в настоящем, если в двухтысячном году их тут уже не было, Шорохов представлял с трудом Лопатин ему что-то втолковывал про «вечный» цех, объективно работавший всего двенадцать часов, но сути Олег так и не уловил. Видимо, со служебным кабинетом творилось что-то подобное. Шорохов суеверно обернулся на закрытую дверь, скользнул взглядом по стене без окон и поймал себя на том, что не может сказать определенно, какой сейчас год.
        Пастор достал обычные милицейские наручники и пристегнул Седого к стулу. Затем выложил на стол «вальтер» и, подсев к свободному компьютеру, начал что-то набирать одним пальцем.
        - Чайку?… - спросил водитель.
        Ася раскрыла сумочку и закурила. Координатор оторвался от монитора и с неудовольствием посмотрел на сигарету, однако промолчал.
        - Тоже вдвоем служите? - осведомился Шорохов.
        - Нет, еще трое на операции, - сказал водитель. - Жаркий сегодня денек.
        - Да-а… Ну и как тут у вас?
        - Беда. Скоро же двадцать первый век наступит, будь он неладен… У американцев, правда, уже наступил, а мы только в этом году справим…
        - Вечно они торопятся, - не поднимая головы, откликнулся Пастор. - Эсхатология, еп… Ой!.. Прости, Прелесть, дорогая. Отвык от женского общества.
        - Расслабься… - Ася взяла какую-то бумажку, свернула в кулек и аккуратно стряхнула в нее пепел.
        - Народ на ушах стоит, все чего-то ждут, - пробормотал он. - То ли ужасного, то ли прекрасного… Да им без разницы, по-моему.
        - Народ успокоится, - заверил Олег. - Поблажит и успокоится, как всегда.
        - Неужели и этот миллениум без Судного дня встретим? - фальшиво огорчился Пастор. - Тогда уж до следующего… - Он посмотрел на экран и, скривившись, застучал по «бэкспейсу».
        Шорохой поджал губы, «Миллениум» - это слово он еще не забыл, хотя в новом тысячелетии оно постепенно вышло из обихода. И раньше следующего вряд ли понадобится. Люди потанцевали на площадях, пожгли фейерверки, позлорадствовали на тему несостоявшегося конца света и вернули красивое латинское словечко в небытие.
        Олег припомнил, как сам отмечал две тысячи первый год, и почувствовал что-то среднее между стыдом и ностальгией. Гульнул он тогда славно: настроение было в высшей степени апокалиптическое, а последних денег Шорохов не жалел никогда, - видимо, поэтому любые его деньги быстро становились последними. Но здесь был случай особый: тому новогоднему исступлению предшествовала вереница потерь - и мелких, и крупных.
        Двухтысячный год был для него неудачным. Летом, как раз в эти самые дни, он решил заняться бизнесом. Бизнес получился так себе и, кроме долгов, ничего не принес. А осенью, в октябре, Шорохов имел неосторожность влюбиться в одну стерву. В итоге - месяц чудовищной депрессии, потом месяц чудовищного запоя. Словом, к концу света он был готов как никто: почти пустой карман, почти пустая душа…
        «Предупредить, что ли, горемыку?…»
        Олег украдкой потрогал мобильник. Прямой номер Служба зарегистрировала в девяносто пятом году еще двадцатого века и оплатила его везде, вплоть до пятнадцатого года уже века двадцать первого. Этот номер тоже преодолел миллениум - благополучно, как и все человечество.
        Главное, застать себя дома…
        В углу зашумел электрический чайник, и Шорохов отдернул руку от трубки.
        «Не надо, Олежек, не дури…»
        Внезапно он ощутил слабую волну воздуха, и посреди кабинета появился какой-то мужчина.
        - Как ни приду, вы все чаи гоняете, - заметил тот, складывая синхронизатор.
        - У Лиса нюх на халяву, - отозвался Пастор. - Печенье захватил? С орехами и с такими штучками внутри. Нет?! Тогда фиг чего получишь!
        - Оператор! Отказывая курьеру в бутерброде, ты рискуешь не только бутербродом, - объявилЛис. - О, и ты здесь? - обратился он к Олегу. - Шорох, кажется?… Сколько лет, сколько зим…
        Олег узнал его без труда, но не мог сообразить, при каких обстоятельствах они встречались. Курьер был одет в темно-зеленые армейские брюки и красную футболку. Спереди и сзади по ней вертикально шли огромные буквы: «FOX». Как на шапке. Вот шапку Олег помнил.
        - Сколько лет?… - переспросил он. - Нисколько. Пару дней всего…
        - Это для тебя. А я уж на год состариться успел.
        - Выглядишь все так же.
        - Работенка у него блатная… - вставил Пастор.
        - Работенка у тебя, а у меня служба, понял? Пронзающий время с преступником на горбу, - изрек Лис.
        - Вот и давай… Пронзай отсюда, раз ты без гостинцев, - ответил Пастор.
        Лис, никак не отреагировав, забрал у водителя стакан и налил себе чаю. Затем вручил координатору мини-диск и, усевшись на свободный стул, вперился взглядом в Седого.
        Нарушитель уже оклемался и начал беспокойно шевелиться.
        - Копец тебе, фрэнд… - равнодушно произнес Лис. - Вы отчеты накропали? Две операции по одному объекту - это плохо. Но если они в одной точке… это, скорее, хорошо. Лишний раз не мотаться.
        - Ему даже в этом халява выпала, - хмыкнул Пастор. - Умеют же люди!..
        - На чем писать? - спросила Ася.
        - Компы заняты, пишите на бумаге. - Пастор достал несколько чистых бланков и выловил в ящике две гелевые ручки.
        Шорохов пристроил листок на колене и быстро, почти не задумываясь, заполнил пустые графы.
        - Э-эй… - обронил Лис, просмотрев отчет. - Что ты мне нацарапал? «Дополнительно: объект крайне опасен, склонен к рецидиву, не исключена попытка вооруженного…» Это что такое?!
        - Ну?… - не понял Олег.
        - С такой характеристикой ему прямая дорога на Север. Его потому и амнистировали, что ты там ведро слез вылил. Пиши, как было, Шорох.
        - А как было-то? - озадачился тот. - Ничего еще не было. Я собирался, да…
        - Вот и пиши, раз ты собирался. Это же его касается, - Лис указал на Седого, как на предмет интерьера. - Изменишь его судьбу - изменишь всю магистраль. Получится натуральное вторжение. Будешь наказан.
        - Но я же… Да нет, мне все равно! - воскликнул Олег. - Мне не жалко. Просто… я ведь того отчета не писал. Только планировал…
        - С твоей точки зрения - планировал. С моей - давно сделал.
        Нарушитель окончательно пришел в себя и дернул прикованной рукой.
        - Учти… Шорох, да? Учти, Шорох, я вернусь за тобой снова, - проговорил он с ненавистью. - Сколько бы мне ни осталось, я всю жизнь буду…
        - Твое «буду» уже закончилось, - перебил его Лис. И монотонно добавил: - Поверь мне, я точно знаю. Теперь у тебя только «был», и ничего больше. А еще одна реплика с места - отправишься в картонной коробке. Замороженным брикетом.
        Олег взял новый лист и задумчиво повертел ручку. Если бы Седой не прибыл убивать его в этот же день, если бы они не встретились сразу, то при составлении отчета он обладал бы свободой выбора. Какой-никакой свободой, пусть чепуховой, - да к тому же она и привела совсем не туда… Но она как будто была. Теперь Шорохов ее потерял, и, что еще хуже, он увидел ее иллюзорность. Он не выбирал, а лишь прошел по единственной дорожке, которую принял за одну из многих. На самом деле выбирать оказалось не из чего, и, попробовав отклониться с пути, Олег в этом убедился. Все было так, как он сделал, и никак иначе. Хотя даже и не сделал, а только планировал… Не узнай он последствий, не измени решение - это и не проявилось бы. Ведь он действительно хотел выпросить для Седого амнистию… Но чем он тогда отличается от «замурованных» с их скрытой, но строго установленной предопределенностью? Они - в бетонном столбе, а он?… Где он, если не в таком же столбе?
        - Не мучайся, Шорох, - сказал Пастор. - Я уже набрал. Вот. - Он ткнул пальцем в экран, и Олег прочитал:
        «ДОПОЛНИТЕЛЬНО. В связи с искренним раскаянием, добровольным отказом от вторжения, а также особыми личными обстоятельствами, прошу рассмотреть вопрос о менее жестком наказании, по возможности - полной амнистии».
        - Нам этот отчет еще в школе показывали, как пример пагубного гуманизма, - потешаясь, заявил Пастор.
        - В какой школе, что ты несешь? - вскинулся Олег. - Ты когда учился-то?
        - Тебя же не смущает, что наши железки будут изготовлены только через сорок лет? Короче! Ты так написать хотел? Так и написал. «Оператор Шорох»?…
        - «Оператор Шорох»… - вздохнув, подтвердил Олег.
        Пастор натюкал в конце еще два слова и, сохранив файл, скинул его на мини-диск.
        - Забирай, Лис. И с глаз моих долой. И без гостинцев чтоб не являлся!
        - Тебе бы все жрать… - Лис спрятал диск в карман и туда же положил Асин отчет на бумаге, вполне предсказуемый и ничему не противоречащий. Затем взял пистолет и отстегнул Седого от стула.
        - Давай,… счастливо… - проблеял из-за монитора координатор.
        Лис помахал рукой, как бы сразу всем, и, встряхнув нарушителя за локоть, немедленно стартовал.
        - Ну и мы, пожалуй… - промолвила Ася. - Тем более тоже с пустыми руками…
        - Да что ты, Прелесть! - воскликнул Пастор. - Тебя я завсегда рад видеть. Даже без печенья, Кстати, чай!..
        - Нет, пойдем уже, - сказал Олег. - Душновато у вас тут.
        - А у вас? - спросил Пастор.
        - Свежо, Минус двадцать примерно.
        Ася сняла с вешалки шубку - водитель тут же ее отобрал с намерением помочь, но к нему подлетел Пастор. Вероятно, его авторитет был выше, и шуба досталась ему. Олег с иронией наблюдал за этим галантным состязанием - он-то имел возможность одевать Асю ежедневно.
        Накинув куртку, он переобулся и сложил летние ботинки в пакет. Туда же попали Асины туфли и сумочка - для зимы у нее была другая.
        - Ну… - Шорохов оглядел кабинет, соображая, что бы еще сказать.
        - Навещай нас почаще, Прелесть, - напутствовал Пастор. - И ты, Шорох… Если дела какие будут.
        - Давайте, счастливо… - не оборачиваясь, проговорил координатор.
        Плафон опять мигнул, и трое из чужого отряда пропали, - так Олег воспринял это перемещение. Большой монитор на столе у Лопатина превратился в ноутбук, второй стол оказался чист. Исчезла из угла подставка с чайником, да дверцы одного из шкафов неуловимо быстро закрылись. В остальном комната ничуть не изменилась. Ася, как была в метре от Олега, так и оказалась - в том же метре.
        - Вениаминыч ушел, а свет не выключил, - заметила она.
        - Это он для нас. В темноте финишировать неуютно. Пойдем?
        - Да, девять уже. В приличных местах рабочий день закончился.
        Поднявшись по лестнице, Олег открыл железную дверь, и куртку тут же распахнуло ледяным ветром. Шорохов, проклиная погоду, быстро застегнулся. Еще час назад он маялся от жары и мечтал о морозе, но теперь снова затосковал. Зимой принято мечтать о лете, летом - о зиме. Человек редко бывает доволен.
        Прелесть беспомощно куталась в короткую шубу. Олег подумал, что какой-нибудь рыцарь на его месте обязательно отдал бы теплую одежду девушке, но Ася, едва на него взглянув, заранее сказала:
        - Не надо, Шорох. Заболеешь.
        - Загадочная ты… - проронил он. - Иногда похожа на восточную женщину, иногда - на амазонку…
        - Считай меня амазонкой с Востока.
        - Восточная амазонка Ася…
        - Ася - это сокращенно, - ответила она. - Вообще-то меня зовут Асель.
        - Асель?… Асель… - повторил Олег. - Асель - Ассоль…
        - Грина я читала, мне не понравилось, - небрежно произнесла Прелесть.
        - Ассоль - Асель… Красиво. Ты раньше не говорила.
        - Ты раньше не спрашивал.
        - Так я и сейчас…
        - Значит, пришло время познакомиться. Ты ведь должен знать, кто тебя от маньяка спас… Который потому и стал маньяком, что…
        - Это дело прошлое… - прервал ее Олег. - Я тут денег с карточки снял, Поймаем машину.
        - Свихнулся… - сказала она, трясясь от холода.
        - До метро полчаса будем ползти.
        - Поползли, Шорох. За такси Вениаминыч убьет.
        - Доедем, а водилу потом закроем. И платить не надо, ха-ха… Шучу. Просто закроем, и все.
        - Тем более!
        - Ну да… Вдруг он должен подвезти кого-то куда-то… А мы ему помешаем. И мир тут же рухнет… Ты сама веришь в это?
        - Не важно, - отозвалась Прелесть, упрямо отодвигаясь от дороги. - Есть правила, которые нарушать нельзя. Минимальное участие в событиях - это уж точно не такси. Это, Шорох, пешочком и на метро.
        Олег прикурил и, догнав Асю, прокатился по замерзшей луже.
        - Сколько тебя помню, ты всегда была ненормальная.
        - Комплимент, что ли, такой?
        - Нет, серьезно! Вот в школе… Только тебя там и запомнил. Почему? Потому, что ни на кого не похожа. Даже на саму себя.
        - Это не я загадочная, это ты, Шорох, загадочный. Я не понимаю: мы сейчас ссоримся или наоборот?
        - Я и сам не пойму… - признался Олег. - Только тебя, честно… В школе… Даже удивительно! Тебя, и еще Ивана Ивановича. И все!
        - Я тоже тебя помню… довольно ярко…
        - Комплимент, что ли? - хохотнул он.
        - Ладно уж!.. А Ивана Ивановича что-то не очень. Ты в прошлый раз о нем говорил, я так и не вспомнила. Да не могла я никого забыть! - неожиданно рассердилась Ася. - Вас всего шестьдесят человек было!
        - Не шестьдесят, а двенадцать, - возразил Шорохов. - Иван Иванович до последнего дня учился, до самого теста.
        - Нет, - уверенно сказала она. - Всех прекрасно помню. Тебя… такого нахохленного…
        - Самый нахохленный у нас был Иванов.
        - Не помню… - повторила Ася.
        - Ты с ним даже разговаривала. Он что-то спросил про крутых оперов, а ты ответила, что конкурсов на крутизну среди оперов не проводится…
        - Не могла я такого говорить! - возмутилась Прелесть. - Откуда мне знать, что у нас проводится, а что нет?
        - Да черт с ним, с Ивановым! Замучили меня эти дежа вю… - пожаловался Олег. - Запутали… Нет покоя, мешает что-то…
        - Это с непривычки. Скажу Лопатину, пусть отправит тебя к концу периода. В две тысячи шестьдесят пятом у Службы хорошая клиника появилась. Отдохнешь.
        - Сам справлюсь.
        - Тогда не хнычь. И закрывайся почаще, не перегружай мозги.
        Незаметно они подошли к метро. Народу было немного, но свободных мест в вагоне не нашлось. Олег с Асей встали у дверей и одновременно посмотрели на схему. До «Урала» было восемь остановок, да еще с пересадкой.
        Шорохов прижал Прелесть к себе и сквозь шубу почувствовал, что она дрожит. После улицы Ася никак не могла согреться. Олег укорил себя за то, что не навязал ей свою куртку, хотя он-то в свитере точно простудился бы, а слечь на второй день службы оказалось бы некстати.
        - Придется водку пить, - обреченно произнесла Прелесть.
        - В одиночку или как? - осведомился Олег.
        - Я, когда напьюсь, такая дура… Только не в этом смысле, не надейся.
        - Это ты не надейся. Пьяные женщины меня не привлекают.
        - Что, юношеские драмы? Бедолага Шорох…
        - Не умничай, ты же еще трезвая. - Олег сунул пальцы в ее рукава, так, что Асины ладошки попали в толстые рукава его куртки. Прелесть по-прежнему мерзла.
        - Повезет твоей жене…
        - Ты сама знаешь, какие в Службе жены. У меня пока только одна кандидатура.
        - Я и говорю. Повезет мне когда-нибудь.
        - Ася, ты же трезвая!
        - По-моему, я это уже слышала.
        - Ну вот, и тебя проклятое дежа вю одолело…
        Они тихонько стукнулись лбами и засмеялись. Для вечернего метро это было так банально, что подросток, оторвавшийся от книги и засмотревшийся на румяную с мороза Прелесть, зевнул и вернулся к чтению. На странице сто шестьдесят восемь было описано, как герой отправился в прошлое, чтобы изменить свою жизнь, и по сравнению с реальной жизнью, которую, как догадывался подросток, изменить вряд ли возможно, это было гораздо интересней.

* * *
        Василий Вениаминович опаздывал. Олег сидел в кабинете один, барабанил по столу, шлялся из угла в угол. Попробовал выйти на улицу покурить, но мороз все не утихал, и больше трех затяжек Шорохов не выдержал - защипало нос.
        Аси тоже не было. В бункер они поехали по отдельности, но с утра Олег ее видел и отметил, что напарница не заболела. Помогла, не иначе, вчерашняя водка.
        Пили по-дружески, без всяких, «Поприставать» Шорохову и в голову не пришло, не то было настроение. Да и Прелесть вечером чувствовала себя неважно. Просто болтали: она в одежде забралась на кровать и укрылась одеялом, он качался на расшатанном стуле. Ася рассказывала о себе: о том, как люди становятся сначала близкими-близкими, такими, что и сердце одно на двоих, и общая кровь, - а потом вдруг такими далекими-далекими…
        Олег слушал внимательно, пытаясь выловить что-нибудь лично для себя и лучше понять саму Асю, но история оказалась настолько стандартной, что в нее не очень-то верилось. У Прелести были те же проблемы с прошлым, что у и Олега: она помнила почти все, однако помнила как-то не конкретно, будто не о себе, а о ком-то другом. Шорохова это успокаивало: если туман в голове завелся не только у него, но и у Аси, значит, все нормально. Возможно, это были отголоски варварского теста, когда им закрыли-открыли сразу по полгода.
        Под конец Ася явно перебрала - стала хохотать, внезапно обижаться и еще более внезапно признаваться, что, кроме Шороха, у нее никого нет. В общем, не обманула: превратилась в обычную пьяную дуру, милую и несносную. Вскоре она матерно предложила Олегу уйти, и он, не споря, ушел. Какое-то время за стеной еще раздавался Асин смех, потом плач, потом вроде бы снова смех, потом Шорохов заснул.
        Наверху грохнула дверь, и по лестнице затопали две пары ног - одна полегче, другая потяжелей. Ася вошла в кабинет первой и торжественно поставила на стол коробку с чайником, Рядом она возложила, не менее торжественно, большой пакет печенья.
        - Захламляемся понемногу… - прокомментировал возникший за ней Лопатин.
        - Василь Вениаминыч, не возражайте! - сказала Ася. - Завтра еще нормальный веник принесу.
        - Лучше пылесос… - заметил Олег.
        - Точно, пылесос! - обрадовалась она. - Это не будет расценено как вторжение, надеюсь?
        - Я и не возражаю, - ответил, снимая пальто, Лопатин. - Наконец-то женщина в доме завелась.
        - Обновим… - деловито произнесла Ася, распаковывая чайник.
        Едва она налила воды, как в кабинете появился четвертый - Лис.
        - Ну что ты будешь делать! - воскликнул он. - Все время у них чай!
        - Стучаться надо, - хмуро заметил Василий Вениаминович.
        - Здрасьте… - Лис осекся и медленно выложил диск в пенале без вкладыша. - Когда у вас рабочий день начинается? В следующий раз пораньше приду.
        - Он у нас не заканчивается. Но идея хорошая. Ты уж как-нибудь в мое отсутствие постарайся.
        - Я Василь Вениаминыч, учту пожелания вышестоящих… - Лис прикинул продолжение фразы и, сообразив, что быстро закончить не удастся, оборвал ее на полуслове. - Наверх что-нибудь есть?… Тогда до свидания.
        - До нескорого, - процедил Лопатин.
        Ася включила чайник и зашуршала пакетом. Василий Вениаминович рассеянно потрогал бородку и, взяв минидиск, сел за стол.
        - Мир тесен… - проронил Олег.
        - Строго по вертикали, - откликнулся Лопатин. - Только для тех, кто завязан на этот бункер. Ни в Питере, ни в Париже мы никого не знаем. А если вдруг и узнаем…
        - Понятно, - кивнул он.
        - В Париже я не бывала… - призналась Прелесть.
        - Тебе и в Питер попасть не скоро грозит, - усмехнулся Василий Вениаминович. - Шорох, а часто ты с Лисом сталкиваешься? - спросил он как бы между прочим.
        - Периодически… - тем же тоном ответил Олег. - Что у вас с ним за напряги, если не секрет?
        - Тому секрету уж тридцать лет скоро. Тысяча девятьсот семьдесят восьмой год, мой первый отряд. И мой лучший оператор…
        - Лис, - легко угадал Шорохов. - Но в семьдесят восьмом он был еще ребенком…
        - А я… - Лопатин почесал лысину, затем невидящим взглядом скользнул по ноутбуку и повернулся к Олегу. - А я уже умер. В семьдесят восьмом… Такая вот солянка была в отряде, ни одного местного. И Лис… Гонора много, опыта меньше. Да еще случай попался… гибельный случай. Лис должен был отступиться и передать операцию кому-нибудь из зубров. Самолюбие не позволило. В итоге - «превышение служебных полномочий», еще легко отделался…
        - Поэтому он в курьерах? - спросила Ася.
        - Нет, это не связано. Отряд расформировали… А Лиса закрыли, и все дела.
        - Но у него же и свой корректор есть.
        - И столько закрытых секторов, что, если он хоть половину откроет, получит либо инсульт, либо шизофрению. Да и зачем?… Не было там ничего интересного. Одна кровища… Так!.. - Лопатин энергично хлопнул в ладони и вновь посмотрел на экран. - Заболтались. Давайте-ка чаю для разминки, и вперед. Работы прислали уйму.
        - Василь Вениаминыч, как вы в этом во всем разбираетесь? - удивился Олег. - Семьдесят восьмой, согнали народ из разных времен… Потом опять по другим временам распихали… Я Лиса только недавно видел, а для него уже год прошел.
        - Никто и не разбирается, Шорох. Люди реагируют на обстоятельства, вот и все. При чем тут последовательность?
        - Но ведь так жить невозможно!
        - Но ведь живем. Целая Служба живет и здравствует. Тебе говорят, что такого-то и такого-то выперли на пенсию, а ты его через месяц встречаешь на операции - молодой, цветущий… «Привет, старикашка!..» - «Привет, покойничек!..» Попили пивка и разошлись, он в прошлое, ты в будущее… Это для того, кто вам пиво наливал. А вы просто вернулись в настоящее, каждый в свое…
        Чайник закипел, но ни чашек, ни заварки в кабинете не оказалось. Ася расстроилась чуть не до слез. К продолжению беседы настроение не располагало, и Лопатин молча выдал обоим задания.
        Стартовали Прелесть и Шорохов почти синхронно, однако Олег финишировал на двенадцать лет раньше. Асе впервые досталась командировка в будущее - недалекое, но она была рада и такому. Олег опять отправился в прошлое - тоже в близкое, и тоже с удовольствием.
        Из бункера он вышел в мае девяносто пятого. Вокруг звенела весна, и Олегу как будто снова было семнадцать лет.

* * *
        Да, столько ему здесь и было - семнадцать. Ужасный возраст.
        У порядочных людей принято вспоминать о юности что-нибудь романтическое, про цветочки и поцелуйчики. Олег ничего подобного вспомнить не мог. Поцелуи были, и в большом количестве, и все остальное было тоже, но в памяти отложилось совсем другое. Школа, экзамены, и впереди - неизвестность.
        Неизвестность предстала перед семнадцатилетним Олегом массой шансов, которые на поверку оказались мыльными пузырями. Все до единого. Даже странно… Ему должно было повезти хоть в чем-то, пусть для начала не слишком крупно, - ан нет… Подал документы сразу в два института, в обоих провалился, прыгал с работы на работу, постоянно цеплял за хвост нечто похожее на удачу, - «нечто похожее» всегда оборачивалось притаившимся обломом. Олег не мог сказать, что он несчастлив, для этого он был слишком молод, но и счастья как такового он не ощущал. Все было смутно, и сейчас, вспоминая ту весну, Шорохов словно просматривал отрывки полузнакомого кино. Туманная юность вполне укладывалась в прожитые двадцать семь лет, такие же туманные, как будто чужие.
        Роддом находился на юго-западе, в районе новостроек. Операция обещала быть тривиальной - опять младенец, опять прямо в палате. Шорохов уже раздумывал, не поздновато ли он едет, - гораздо легче было повторить шаблонный фокус с обратной подменой, чтобы нарушитель не только все исправил, но и попал в руки оперотряда удовлетворенным.
        «Сейчас определимся», - решил Олег, подходя к синему панельному корпусу.
        У подъезда курили несколько издерганных папаш, чуть в стороне разгуливала девушка лет двадцати, без всякого намека на живот. На маленьком асфальтированном пятачке, между «восьмеркой» и тридцать первой «Волгой», стоял затрапезный милицейский «уазик».
        Олег поднялся на низкое крыльцо, и девушка уверенно двинулась в его сторону. Он из вежливости приостановился, хотя и понял, что девица обозналась. Семнадцатилетний Шорохов чудил, конечно, но не до такой же степени. Да и не похож был Олег на того юношу. Сколько лет уже минуло…
        - Простите… - обратилась к нему незнакомка. - Сигаретки не найдется?
        Олег покосился на мужиков - смолили все до единого. Или у них самокрутки?… В любом случае, отлавливать прохожих, когда рядом столько народа, было нерационально.
        Шорохов протянул девице открытую пачку «Кента».
        - Вообще-то я не курю… - призналась она.
        - Нетрудно догадаться.
        - Давайте отойдем… - Девушка сделала пару шагов к перилам.
        «Странное место для знакомств, - отметил Олег. - У нее, наверно, семеро по лавкам, вот и намекает… Или попытается заболтать, пока нарушитель не закончит с подменой. Очень глупо…»
        - Давно мечтала взять у вас автограф… - Она порывисто развернулась к Олегу. Личико у нее при ближайшем рассмотрении оказалось ничего так, симпатичненькое.
        - Н-да?… - обронил Шорохов. - Вы меня с кем-то перепутали.
        Он собрался уйти, но девушка схватила его за локоть.
        - Вас нельзя ни с кем спутать, Шорох. Я вас по глазам узнала. У вас взгляд… несчастный. Такого ни у кого нет.
        - Н-да?… - повторил Олег, уже без сарказма.
        Он посмотрелся в темную стеклянную панель рядом с дверью - взгляд был вроде нормальный. Как всегда.
        - Я знаю, вы заняты, у вас же задание… - сказала незнакомка. - Я потому сюда и прибыла, что вас здесь можно поймать. Позже вы станете недоступны, а пока…
        - Пока еще я доступен, - согласился Олег.
        - Ой, нет!.. Я не то имела в виду! Я вовсе не считаю вас легкомысленным или распущенным…
        - Спасибо… - Олег подумал, что, имей он такую возможность, распустился бы непременно.
        Девица, продолжая теребить его за рукав, заговорила вдруг быстро и сбивчиво:
        - Вы мой герой, Шорох! Я с самого детства… У меня над кроватью ваша фотография с первого класса висела. Знаете, чего мне это стоило? Это перемещение… Вы же выкроите для меня минутку? Полчасика хотя бы… Я понимаю, важное задание… Но они у вас все важные! А минуток - их же много, и можно будет вернуться сюда опять. А у меня… Только раз в жизни!
        Она все не выпускала его руки, и Олегу такое внимание было… не то чтобы приятно… он просто растекался от блаженства. Однако чем дольше он слушал, тем меньше ему нравились эта беседа и эта поклонница.
        - Если вам автограф, давайте я подпишу что-нибудь, - неловко предложил Шорохов.
        - Ну, автограф - это не совсем то, что я собиралась… - Девушка погладила его локоть. Можно было подумать, что она стесняется, но Олег понял, что поклонница элементарно боится его обидеть. Она приподнялась на цыпочки и, приблизив губы к его уху, прошептала: - Я хочу вас, Шорох!
        Он глупо засмеялся.
        - Ты откуда такая скорая? Из какого века?
        - Вы не пожалеете, Шорох! - заявила фанатка во весь голос. - Один разик!.. От вас же не убудет, правильно? А мне это такое…
        - Совсем очумели в своем будущем… - пробормотал он. - Иди домой, овца! Еще раз тут объявишься - сдам как нарушителя.
        Томящиеся у входа мужики сути разговора не уловили, но на Олега посмотрели с неодобрением.
        Он отнял руку и, оттолкнув девицу, рванул дверь.
        До вторжения оставалось минуты две, и он вряд ли успел бы поучаствовать даже в качестве зрителя. Шорохов бежал по длинному коридору и заранее прикидывал, где удобней перенестись назад.
        Детская палата находилась на втором этаже - лифтом было бы хлопотно, и Олег повернул к лестнице. На площадке, как выяснилось, его тоже ждали - правда, уже не девушка. Молодой сержант, с усами и в бронежилете. Автомата при нем не было - только дубинка.
        Увидев Шорохова, милиционер оживился и выставил палку вперед.
        - Документики… - меланхолично произнес он. - С какой целью?… Рожаем?…
        Олег вручил ему свой паспорт и терпеливо вздохнул. Все равно уже опоздал.
        Сержант, едва взглянув на фотографию, опустил паспорт в карман броника и приглашающе взмахнул дубинкой.
        - Пройдемте…
        - Что-то не так?
        - Обычная формальность, не расстраивайтесь.
        - А чего мне расстраиваться-то? - зло улыбнулся Шорохов. - У меня тут жена… а вы меня неизвестно на сколько!..
        - Проверим, и все.
        Сержант взял его за локоть - как фанатка, только потверже, - и направил обратно. Бодаться с милицией инструкция строго запрещала, да Олегу не сильно-то и хотелось. Ему было даже интересно, что сделают в отделении, когда наткнутся на фээсбэшный гриф. Лопатин сулил кучу извинений и доставку в любой конец города.
        «Козел» у роддома стоял не зря - это Шорохов почуял сразу, как только вышел на улицу. Задняя дверь в машине распахнулась, и оттуда вылетел окурок. Сержант подтолкнул Олега к «уазику».
        Шальная поклонница уже куда-то исчезла; папаши по-прежнему стояли на крыльце и с любопытством наблюдали за Олегом. Тот, сам немало заинтригованный, забрался в машину.
        Внутри сидел мужчина - в возрасте, но не старый, сухощавый, но не худой. С доброжелательным лицом и холеными ногтями. На нем был китель с погонами подполковника, и погоны смотрелись нормально, однако фуражка ему шла, как почетному члену гей-клуба. То есть в принципе шла, но не так, как надо.
        Водитель, тоже сержант, вылез покурить.
        - Здравствуйте, Шорох, - сказал подполковник. - Моя фамилия Федяченко, и я представляю интересы одного человека… Очень серьезного человека… Подальше! - крикнул он подчиненным и вновь обернулся к Олегу. - От подписи моего доверителя зависит половина всей вашей Службы и уж точно те, кого вы знаете, Шорох. Включая вас самих.
        - Подпись… - Олег зевнул. - У меня действительно в будущем фанатки заведутся?
        - Если только после смерти. Раньше вас не рассекречивают.
        - Значит, не доживу, - констатировал он. - А девка-то ваша была… Ну, от пряника я отказался. Теперь что?… Кнут?
        - Другой пряник, - скромно ответил Федяченко.
        - Деньги?
        - Я вижу, наш диалог конструктивен. Серьезные деньги, - уточнил подполковник.
        Олегу захотелось воспользоваться станнером немедленно, но логика требовала вытащить из собеседника хоть какую-то информацию. К тому же это могла быть и обычная служебная проверка.
        - Цена, акция, фамилия вашего серьезного человека, - проговорил Шорохов. Кажется, приоритеты он выстроил верно; самое важное задвинул в конец.
        - Миллион, ликвидация, мистер Икс, - так же чеканно произнес Федяченко.
        - «Миллион» - это чего? Рублей?… копеек?… тугриков?
        - Тугриков!.. - крякнул подполковник. - Миллион евро, который вы получите в своем настоящем.
        - Богато живете… И скоро в России так сорить деньгами научатся?
        Вопрос был вроде бы абстрактным, и Шорохов надеялся, что как-нибудь проскочит.
        - Смотря кто, - сдержанно ответил Федяченко. Не проскочило.
        - И смотря за что, - сказал Олег, закуривая. - Ликвидация… Звучит слишком неопределенно.
        - От вас требуется организовать убийство одного типа.
        - Спасибо, не двух…
        - Убивать никого не надо, только подготовить. Мой доверитель все сделает сам.
        - Он что, охотник? Скальпы собирает?
        - У него была давняя мечта, и сейчас он принял решение ее осуществить.
        - Мститель? Самое противное - это мстители.
        - Миллион двести, и мы продолжаем, - сказал Федяченко. - Да!.. Вы, наверное, торопитесь? Не стоит. Сегодня здесь ничего не случится, никаких вторжений. Просто нам нужно было где-то встретиться.
        - Вам известно, где я служу…
        - Где и когда, - подтвердил подполковник. - И многое другое. О, не волнуйтесь, я вас не шантажирую, это бессмысленно. Только добровольное сотрудничество, откажетесь - никаких претензий. Мнемокорректор для вас у меня найдется. И… чуть не забыл! - обрадовался Федяченко. - Разоружать вас я не буду, это невежливо, но обязан предупредить: во-он там… - он показал на здание, выходящее из-за больницы углом. - Мой снайпер. Не обессудьте. Всего лишь меры предосторожности.
        - Сколько же вас здесь сшивается?
        - Семеро. Это те, про кого я знаю. Не исключено, что мой доверитель подстраховался еще и самостоятельно. Имеет право.
        - Твой доверитель, раз он так крут, мог бы и без меня обойтись.
        - Проблема в том, что вы это компенсируете. И все останется, как было.
        - Обязательно компенсируем. И еще накажем.
        - Это вряд ли. Но скандал действительно нам не нужен. А нужен результат. Обеспечьте его, Шорох. И мы обеспечим вас.
        Олег отстрельнул окурок и вытащил вторую сигарету. Теперь ему стало интересно по-настоящему.
        - Любое вторжение отслеживается, - сказал он, - Вторжение без последствий невозможно, ради них оно и совершается. Последствия себя проявляют. Служба реагирует. Вы же не купите всю Службу?
        - Прекратите, Шорох. Этим все занимаются, шила в мешке не утаишь. Ну, пусть не все… только хорошие специалисты. А Служба реагирует, что ей еще делать?… Но некоторые вторжения так запутаны, что корректно компенсировать их нельзя. Я мог бы и к другому оперу обратиться, но вы, Шорох… вы мне кажетесь лучшим. Миллион четыреста.
        Олег поперхнулся дымом. Если это была все-таки провокация…
        - Поверьте, Шорох, я не провокатор. - Федяченко посмотрел ему в глаза, и Олег почему-то поверил. - Я… тоже специалист в своем роде. Агент по особым поручениям, так сказать.
        - Допустим, - молвил Олег. - Пока только допустим… В каком году он хочет это сделать?
        - В две тысячи третьем. Это рядом с вами, так что ваш визит туда будет вполне оправдан.
        - И кому он собрался мстить?
        - Пол - мужской, возраст - семьдесят.
        - Убивать старика? Отвратительно… Сам-то он из две тысячи сорокового, не ближе.
        - Чуть подальше, но примерно так.
        - В вашем времени он давно уже мертв…
        - Воля доверителя, - пояснил Федяченко. - Ему не нужна естественная смерть, он желает убить этого человека лично. И данный вопрос не обсуждается.
        - Убить старика… Что за мерзость? Он у вас не извращенец?
        - Извращенцем был как раз старик, - ответил подполковник. - Отец моего доверителя. Если угодно - доверительницы. Ей тоже ровно семьдесят, и она ничего не забыла, - Федяченко помолчал, разглядывая свои полированные, совсем не милицейские ногти. - Вы меня устраиваете, Шорох. Полтора миллиона, и сделка состоялась.
        - Слишком быстро, - возразил Олег. - Мне надо подумать.
        - У вас в запасе еще долгие годы. Пока вы на службе - думайте. Согласитесь ли вы сию секунду, или через пять лет - для нас, как вы понимаете, это роли не играет. Ведь с нашей точки зрения…
        - Что? - встрепенулся Олег. - Что с вашей точки?! Это… все уже случилось?!
        - Гонорар я мог бы отдать вам прямо сейчас, - сказал Федяченко. - Вы справились блестяще.

* * *
        К метро Олег не пошел. Глупо беспокоиться о таких мелочах, как лишний прогон машины с пассажиром, которого нет и не было, когда тебе сообщают, что вся твоя жизнь уже расписана наперед. Ничего нового фактически: инструктор говорил то же самое, но Олег успел поверить, что операторов это не касается. Просто ему очень хотелось поверить.
        Олег не заметил, как под вытянутой рукой остановилась серая «Волга». Он назвал адрес, водитель спросил: «Сколько?», Шорохов сказал: «Сколько хочешь». Он же миллионер, так какого хрена?… Банкоматы были щедры, да и обещанный мешок евро, в девяносто пятом пока еще никчемный, согревал даже в перспективе.
        Олег не желал браться за это дело, но он боялся, что его личное мнение ничего не решает. Как, впрочем, и все остальные мнения. Свободу выбора нельзя купить ни за полтора миллиона, ни за все деньги мира - просто потому, что ее, свободы, не существует. Возможность пройти по единственной дорожке, совершить набор строго определенных действий - и ни шагу в сторону. Подсмотреть, что там в конце, и удовлетворенно застрелиться…
        - …холодно… - обронил водитель.
        - Что?… - Олег прослушал и теперь не знал, переспросить или отмахнуться.
        - Прохладно, говорю, сегодня.
        - В декабре прохладней, - отстранение ответил Шорохов.
        Водитель пошевелил бровями и занялся магнитолой. Развивать тему он не рискнул.
        Олег, оторвавшись от размышлений, повернулся к окну. Ничего знаменательного там не оказалось. Шорохову было безразлично - и то, что появляется впереди, и то, что остается сзади. У него отняли даже не свободу, а веру в какую-либо свободу вообще. Самое ценное, что есть в жизни, - иллюзию выбора. Отняли. Хотя… именно об этом и предупреждал когда-то вербовщик.
        Вздрогнув, Олег сфокусировал взгляд на маленьком «Фиате», сверкающем после мойки. «Волга» начала останавливаться у светофора, и «Фиат» тоже притормозил. На стоп-линии они встали впритирку, дверь к двери.
        Шорохов разглядывал соседний салон - рядом, буквально в метре, сидела Ася. Кроме нее, в машине находились еще двое молодых людей, худощавых, крашеных и невыносимо стильных - по меркам девяносто пятого. Вся компания болтала и трясла головами, то ли под музыку, то ли так, от благого расположения духа.
        Олега вдруг охватило необъяснимое чувство досады. Ася, вероятно, лет восемнадцати от роду, вероятно, нетрезвая, куда-то ехала с двумя полудурками… Ну и что? Она и сейчас, в настоящем, не обязана перед ним отчитываться, а уж здесь-то, в прошлом… Тем не менее Шорохов не мог себя пересилить. Он прижался к стеклу так, что расплющил нос, и пялился на «Фиат», пока его там не заметили.
        Один из парней толкнул Асю в бок и показал на Олега. Все трое захохотали.
        - За ними, - распорядился Олег.
        - Так э-э… - замялся водитель.
        - Все будет оплачено.
        Светофор подмигнул желтым и сразу включил зеленый. «Фиат» пулей сорвался с места. «Волга», чуть помедлив, стала набирать обороты.
        - Не упустим, - сказал водитель. - Девушка твоя? Какая молоденькая…
        - Сестра, - буркнул Шорохов.
        Он и сам не очень понимал, зачем ему это нужно и что он будет делать, если, к примеру, застанет Асю выходящей из машины.
        «Привет, Асель…»
        «А ты кто?…» Или даже так: «А пошел на…»
        - Отбой, - вздохнул Олег. - Давай куда ехали.
        - Так мы и едем. Нам с ними по дороге. А вот… если хочешь знать, не ты один интересуешься, - проговорил шофер, косясь на зеркало. - Еще кое-кто…
        - За ней?
        - За нами. Беспокойный ты пассажир… Высажу я тебя, пока не нарвался…
        - Какой «высажу»?! - воскликнул Шорохов. - Сколько тебе еще?..
        - Ну… сотку, наверно.
        Олег обернулся - сзади маячили красные «Жигули».
        - Давно за нами прутся… - сообщил водитель.
        Шорохов порылся в карманах и, выбрав стотысячную купюру, с хлопком положил ее на приборную панель. В том же кармане вперемешку лежали и деноминированные, и две банкноты по десять марок, и десятка евриков, и даже юбилейный полтинник Центробанка, выпущенный в две тысячи девятом году.
        «Это Федяченко, - решил Олег. - Чего ему надо? Проверяет? Больно откровенно…»
        - Теперь убегаем? - с издевкой спросил шофер.
        - Пусть догонит.
        - Послушай, друг… Мы насчет маневров не договаривались.
        Шорохов разыскал еще две сотни. Водитель засомневался пуще прежнего, но умолк.
        На очередном светофоре красная «девятка» поравнялась с их «Волгой» - для этого ей пришлось опасно подрезать другую «девятку», молочно-белую.
        Это не могло быть совпадением. Это и не было совпадением.
        За рулем сидел Иван Иванович. Бывший сокурсник уставился на Олега так же открыто, как он сам недавно таращился на Асю.
        «Он же не помнит, - спохватился Шорохов. - Его же закрыли».
        Иванов не отводил взгляд, однако его лицо при этом ничего не выражало. С такими лицами обычно смотрят новости из Гондураса.
        «И вообще, он местный, - запоздало сообразил Шорохов. - Он и не может помнить - ни школу, ни меня…»
        Иван Иванович, как будто услышав, на секунду отвернулся к светофору и вновь воззрился на Олега. Вряд ли случайно.
        Шорохов опустил стекло и махнул рукой.
        - Здорово! - крикнул он.
        На перекрестке было не очень шумно, и реплика наверняка дошла. Иванов не реагировал. Опасаясь, что машины скоро разъедутся, Олег жестом попросил его остановиться у тротуара, но Иван Иванович плотнее закрыл окно и выразительно покачал головой.
        Хоть что-то определенное…
        И лишь когда красные «Жигули» газанули и умчались, Шорохов наконец понял, что ему не нравилось. Не в машине - в самом Иванове. Если местная Ася была значительно младше Прелести, то Иван Иванович оказался точно таким, каким Олег запомнил его по школе. Разве что взгляд теперь был поуверенней, без чудинки.
        Лопатин утверждал, что Иванова откорректировали, соответственно Служба для него превратилась в пустой звук, а синхронизатор - в несуществующее слово. Что же касается самой возможности перемещения во времени, то для Ивана Ивановича она должна была стать полным абсурдом. Но, похоже, не стала…
        Значит, Лопатин врал. И Ася врала. И все, кто примется доказывать, что Иванов не учился с ним в одной группе, - тоже. А доказывать еще будут, это Шорохов чувствовал.
        - Меняем курс, - объявил он.
        - Да ты что, с дуба рухнул?! - взревел водитель. - Я ж тебе не персональный шофер! Сколько уже катаемся?
        - А чем бы ты без меня занимался? - спросил Олег, подкидывая к рублям десять марок. - Кунцево.
        - Там не передумаешь?
        - Надеюсь, нет…
        Шорохов и вправду надеялся - на то, что найдет квартиру, в которой был только один раз, что не испугается сделать дурное, но необходимое, и что если его компенсируют, то не очень жестко. В конце концов, убивать он никого не собирался. Самое страшное, что ему грозило, - это, пожалуй, коррекция памяти. Коррекция Олега не пугала. В памяти действительно завелось слишком много лишнего.

* * *
        Пугачева пела «Арлекино, Арлекино!..», Василий Вениаминович барабанил по рулю, Шорохов пытался добыть огонь из пустой зажигалки; синий «Вольво» неспешно удалялся. Тупоносый мини-вэн «Скорой помощи» все еще стоял у тротуара.
        Олег бросил окурок в снег, придавил его каблуком и тут же закурил по новой.
        Прежде чем перенестись обратно в ненавистный декабрь, он заглянул в магазин и приоделся по сезону. Пальто он напялил прямо на ветровку, обувь пришлось оставить ту, что была, иначе - либо таскать с собой какую-то сумку, либо вернуться к Лопатину в меховых ботинках. С майской-то операции…
        От предъявления кредитки Шорохов благоразумно воздержался - наличных, несмотря на транспортные расходы, все же хватило. Олег был уверен, что его необоснованные покупки весной девяносто пятого Служба отследит и так, без засветки карточки, но помогать он никому не желал. Вычислят - значит, вычислят. Накажут - значит, судьба.
        Фээсбэшные спецы по прослушке вышли минут через пять, еще через десять на улице показались два липовых санитара с базы. За это время пятки сквозь тонкую подошву прочувствовали снежок настолько, что Шорохов даже перестал пританцовывать.
        Выждав после отъезда «Скорой» еще немного, Олег воровато огляделся и направился к дому. Этаж, кажется, четвертый. Квартира вторая слева…
        Остановившись перед дверью, он тронул макушку - не то почесал, не то погрел, и коротко позвонил.
        Открыв, Рыжая сразу посторонилась, словно это была не квартира, а что-то общественное, вроде вокзального туалета.
        - Здравствуй… Ирина… - еле вспомнил Шорохов.
        - Ну заходи, чего ты?… - сказала она.
        На кухонном столе стояла тарелка, в раковине лежала набоку знакомая Олегу черная кастрюля.
        - У тебя пожрать ничего нет? - спросила Рыжая. - А то просто невозможно, какая дрянь…
        Олег развел руками и, чтобы побыстрей согреться, расстегнул пальто. Движение получилось как бы одно, слитное.
        - Нету? - не поняла Рыжая. - Эх… У меня только суп. Будешь?
        - Ты меня узнаешь, Ира?
        - Тебя?… - Она обернулась, но посмотрела почему-то не на лицо, а на живот. - Не обижайся, красавец…
        - Забыла? Это правильно.
        Рыжая, пропустив реплику мимо ушей, села за стол.
        - Сейчас кто-нибудь придет, - сказала она, неохотно поднимая ложку. - Что-нибудь принесет. Может быть…
        Олег мимоходом заглянул в ванную - пар после его невостребованного шоу еще не рассеялся. В пепельнице на кухне лежало несколько окурков, два из них оказались от «Кента». Спецы из ФСБ должны были проявить больше внимания к мелочам.
        - Декабрю уже не удивляешься, - констатировал Шорохов, присаживаясь напротив.
        - В каком смысле?
        Не ответив, он достал из-под куртки мнемокорректор.
        - Ты кушай, кушай…
        Олег поковырял малюсенькие пуговки, и в окошке высветилось: «скон. сектор 00 - 00…00-00».
        Рыжая хмыкнула и с отвращением продолжила трапезу. Шорохов нажал мизинцем скрытую в торце прибора кнопку и глянул на табло. Корректор дал сбой. Олег повторил сканирование - результат подтвердился: «реж. фрагмент., 3911-20… 3908-15». Он даже не сразу сообразил, что это означает. Скорее странное, чем хорошее или плохое, как сказал бы Лис…
        Память Рыжей корректировали, но ей закрыли один узкий сектор длительностью не более трех часов. И относился он к каким-то старым событиям полугодовой давности… приблизительно к июлю. Остальное ей как будто и не трогали. Шесть месяцев в школе и выпускной тест, который закончился несколько минут назад, она должна была помнить.
        - Ты чего такой потерянный? - спросила Рыжая.
        - Я-то ничего… - пробормотал Шорохов. - Ты точно меня не узнаешь? Чем с утра занималась?
        - Спала…
        - Где? Здесь?!
        - У соседки задремала случайно… А что?
        - И сколько дремала?
        - С вечера… В чем дело-то?
        - Да так… - Олег включил прибор еще раз и получил то же самое: три часа в июле. - Проснулась во сколько?
        - Только что, даже не умывалась.
        - В ванной кто-то был, - заметил Шорохов. - Там пар, и зеркало запотело.
        - Серьезно?… Я, наверно, вчера воду не выключила. День рождения отмечали. Соседкин. А это у тебя сигара? - осведомилась Рыжая, указывая на корректор. - Угостишь?
        - Обязательно.
        Олег шевельнул мизинцем. Такая уж у корректора была форма - с кнопкой под мизинец. Рыжая уронила руки и клюнула носом тарелку. Цифры в окошке тут же обнулились - закрытый сектор памяти стал доступен.
        Шорохов опрокинул женщину на спину и перенес в спальню. Сгрузив ее на кровать, он утер ей щеки наволочкой и осмотрелся.
        Объективно после теста прошло меньше часа, субъективно - Олег уже прожил больше суток. Однако комнату он помнил отлично: пыльный телевизор, темный затоптанный пол, скомканное одеяло. Найти следы технарей было несложно - на стене возле шкафа осталась тонкая бороздка, а под стулом неуместно блестел мелкий винтик. Шорохов подцепил его ногтями и выкинул в форточку, затем послюнявил палец и растер царапину на обоях.
        Рыжая должна была пролежать в шоке еще минут десять Олег вернулся на кухню и закурил. Он не отдавал себе отчета, зачем ему понадобились три часа из чужой жизни, которые за полгода могли забыться и без корректора. Он-то рассчитывал совсем на другое… Шесть месяцев - вся школа, начиная от встречи с вербовщиком и заканчивая выпускным тестом. Куда все подевалось? Не могло же это утрамбоваться в какие-то три часа - три часа в давно прошедшем июле…
        В коридоре послышалось жалобное оханье, и на кухне появилась Рыжая - с искренним недоумением на лице и со смертельной тоской в глазах. Вспоминать насильно забытое тяжело, Олег знал это по себе. Особенно в первый раз, когда ты не понимаешь, что с тобой происходит, когда вдруг наваливается глухой беспричинный депрессняк. Бороться с ним невозможно, но с опытом приходит умение его терпеть. А еще спасает мысль о том, что это скоро закончится.
        - Доброе утро, - сказал Шорохов.
        - Ой… А я тебя знаю! - отозвалась Рыжая.
        Олег помрачнел. Что-то не складывалось… Полная ерунда…
        - Разве мы с тобой виделись? - спросил он. - Летом мы не могли…
        - Летом, да, - подтвердила Рыжая. - Но… Ой…
        - Что?…
        - Я сейчас вспомнила! - воскликнула она. - Это же такое!.. Как же я могла-то?…
        - Забыть? Не расстраивайся. Погода, давление…
        - Да не-ет… - протянула Рыжая. - Там… просто мистика! И забыть!..
        - Так что у тебя случилось? - не выдержал Олег.
        - Представь! - Она энергично подошла к столу и забрала у него сигарету. - Июль. Жара. Лето нормальное… Представляешь?
        Шорохов медленно кивнул.
        - Потом. Просыпаюсь - зима!.. Натуральная! Снег на улице, по телевизору - тоже снег, вроде Новый год скоро. Шиза… А чего я тебе рассказываю? Ты же сам…
        - Рассказывай, - поддержал Олег.
        - Тебя видела. И еще мужика какого-то. В шляпе и с бородой. Ну, маленькая борода, клинышком такая… И он… с-собака!.. Из штучки из какой-то в меня стрелял. Потом, правда, приятно было. Ну и все…
        - Как это все?!
        - Опять заснула. Проснулась - опять лето. Июль. Чума, да?… И вот такое забыть!.. Кошмар! Если бы я подумала, что это мне приснилось… Да я бы так и подумала, если б не забыла. Может, на самом деле приснилось?… Тьфу!.. Вот же ты сидишь…
        Олег треснул зажигалкой о стол.
        - Послушай… Ирочка, послушай меня. То, что ты вспомнила, действительно было, но было совсем по-другому До этого ты провела шесть месяцев за городом, в военном санатории.
        - Ну, не-ет! - уверенно заявила Рыжая.
        - Погоди, не перебивай. Шесть месяцев мы с тобой жили в одном корпусе, ходили на одни занятия. Нас было шестьдесят человек. Там были… ну, напрягись! Там был я, там был Хапин, Ася была, еще был Иван Иванович…
        - Шесть месяцев?! Я даже имени твоего не знаю.
        Шорохов испытующе посмотрел на сокурсницу. Играет?… Не похоже. Да и не обманешь корректор - три часа, будьте любезны. Больше ей ничего не закрывали. Рыжая либо врала - здорово, талантливо, либо она никогда не бывала на базе.
        - Какие шесть месяцев?! - возмущенно повторила она. - Какой еще санаторий?! Я в Москве летом торчала. Ну, съездила на недельку к друзьям…
        «Скверно, - сказал себе Олег. - Лучше бы она вообще не помнила эти полгода, тогда была бы надежда, что прибор неисправен. Если же воспоминания на месте…»
        Рыжая действительно не бывала в школе. От человека можно скрыть любой кусок его жизни, любые события можно спрятать, но заменить их вымышленными нельзя. Память жестко структурирована. Подсадить фиктивные воспоминания можно лишь в чистые мозги, пустые, как у клона, которому целиком загружают биографию оператора, и чья память после этого становится такой же организованной системой.
        «Клон… - безразлично подумал Шорохов. - Эта Рыжая… как ее?… Ирина, да. Клон… Прототип закончил школу и поступил в Службу. А клона оставили - жить. У меня тоже есть копия… У каждого опера есть. Ну и что?… А то, что клона таскать по временам ни к чему. И устраивать ему тест - бессмысленно. Отвлекать занятых фээсбэшников… Микрофоны, камеры - зачем, если заранее известно, что Рыжая не пройдет?… Ее дело - просто жить. Жить, и больше ничего, чтобы в человечестве на месте вырванного оператора не осталось дырки».
        - А ты сам-то кто? - осторожно спросила Рыжая.
        - Здрасьте, опомнилась! - проворчал Олег. - Ты всегда так поздно интересуешься, кто к тебе заходит?
        - Если зашел, то свой, - рассудительно ответила она. - Чужим зачем сюда приходить? Взять у меня нечего…
        - У каждого найдется, что взять, - возразил Шорохов. - Не деньги - так будущее, не будущее - так прошлое. Прости меня…
        Он, не поднимая станнера, нажал на курок, и едва успел отодвинуть тарелку, как женщина ткнулась лбом в липкую клеенку. Олег снова перенес ее в комнату и приготовил корректор.
        Рыжая все видела и слышала, и, кажется, уже что-то понимала. Как минимум - то, что посторонний человек может свободно распоряжаться ее воспоминаниями. Факт обидный, даже трагический, - тут Олег не спорил. Поэтому закончить следовало побыстрей.
        Первым делом он закрыл ей три часа в июле. Восстановил значения на табло и прижал мизинцем кнопку. Лето в памяти Рыжей больше не прерывалось декабрем, Лопатин ее не навещал, не стрелял из станнера.
        Женщина забыла сам тест, но она помнила теперешний разговор о нем, и это, судя по отчаянному взгляду, было еще хуже. Шорохов не знал, что творится у нее в голове, но примерно догадывался. Не «аптечные» глюки, и даже не «белочка». Подлинное ощущение надвигающегося безумия - ясное и ужасающее.
        «Нет, она не играет, - окончательно решил Олег. - В драмкружке такому не научат».
        - Сейчас это прекратится, - пообещал он. - Станет легче.
        Закрыв Рыжей последние сорок минут, Шорохов торопливо вышел из спальни, взял на кухне пепельницу, отнес в туалет, проверил, все ли окурки смыло, и дернул рычаг еще раз.
        Стирать отпечатки смысла не было - Олег еще во время теста залапал все, что мог. Да и особой нужды не было тоже: захотят найти - найдут и без «пальчиков». Однако предъявить ему что-нибудь, кроме любопытства, было затруднительно - он же ничего не менял. В отличие от тех, кто все это устроил.
        Шорохов на мгновение остановился в коридоре и, чтобы привести мысли в порядок, реконструировал события. Получалась очевидная глупость. Некую Ирину без ее ведома переместили на полгода вперед. Очнувшись, она в меру способностей удивилась… и ни черта не поняла, конечно. Даже не испугалась толком. В это время… «Надо думать, по чистому совпадению», - внутренне усмехнулся Олег. В это время Служба проводила выпускной экзамен.
        Ирина попала на место курсанта… И вскоре была отправлена обратно, в свое лето. Спустя шесть месяцев, когда декабрь наступил сам - естественным, так сказать, путем, - ее просто увлекли какой-то пьянкой, чтобы она тут не отсвечивала в двух экземплярах. Очень короткая история. Идиотская к тому же…
        «Вениаминыч? - стрельнуло в мозгу. - Нет, едва ли. Охота ему было дурака валять? Выгнать курсанта он может и без спектаклей. Вон, от Иванова как избавился - все про него забыли, даже Ася. Один я не забыл… Почему?…»
        Олег закрыл дверь и пошел вниз. Спустившись на два этажа, он вернулся, проверил замок и лишь после этого позволил себе уйти. К Ирине, похоже, таскались все кому не лень, а проваляться без движения ей предстояло еще минут двадцать.
        Потом встать, доесть остывший суп и жить дальше.

* * *
        - Почему?! - воскликнул Шорохов. - Василь Вениаминыч, почему мы должны идти у нее на поводу? Она не хуже нас знает, что это преступление. И чем это грозит - тоже знает!
        Лопатин, сдвинув глаза к переносице, сосредоточенно раскуривал трубку, и Олега как будто не слушал.
        - Почему, Василь Вениаминыч?! - возмущенно повторил Шорохов.
        - Потому, что это было, - ответил тот, выпуская густой клуб дыма. - Гражданка Крикова расстреляла своего папеньку. В две тысячи третьем году. С помощью оператора по имени Шорох. И оператор Шорох, хочет он того или нет, будет в этом участвовать.
        - Крикова… - проронил Олег. - Кто она в своем будущем?
        - Вице-спикер Европарламента с две тысячи тридцать девятого по две тысячи сорок четвертый.
        - Большая, должно быть, шишка…
        - Большая и вонючая. С Федяченко вы где разговаривали? Во дворе?
        - В машине… Ну да, во дворе. А в доме напротив снайпер сидел. Или брешет?…
        - Снайпер там был, и не один, - сказал Лопатин. - И если б ты снял с пояса железку, любую из трех, он бы выстрелил. Но я за тебя не волновался. Ты ведь не снял, - лукаво закончил он.
        - Вы знали…
        - Должность такая, - грустно ответил Василий Вениаминович. - Ты можешь согласиться сейчас. Можешь через год. Времени у тебя навалом. Но тебе придется это сделать, Шорох. Рано или поздно - придется. И лучше, по-моему, все-таки раньше, пока я способен тебе помочь. А Крикова своего добьется, не сомневайся. «Мечта детства» - сильная мотивация… - он понизил голос, хотя Аси в кабинете не было, - особенно для бабы. Между прочим, я тут посудой разжился.
        Олег достал из шкафа печенье и включил чайник.
        - И чем это грозит? - поинтересовался он.
        - Твой отказ?
        - Нет, мое согласие.
        - А-а… это проще. Ничем не грозит. Папаша ее в две тысячи третьем уже развалина, через несколько месяцев сам помрет. Крикова надеялась - в страданиях… Но пострадать ему не удалось. Во сне отошел. Дай бог каждому.
        - Я понимаю - сделать исключение в благородных целях, - не сдавался Шорохов. - Спасти кого-то, катастрофу предотвратить…
        - Вот катастрофу - ни-ни! Службу давно этой темой прессингуют, только кто же подпишется? Один пожар заранее погасишь - и сгорит все. И время, и Земля, и… - Лопатин махнул рукой. - Все сгорит… К счастью, до сорокового года мы местным правительствам не подчиняемся, а после, когда Служба существует легально, они уже и сами не просят.
        - Просят, - возразил Олег.
        - Ты про Крикову? Нет, Шорох, она не просит. Крикова, считай, третий человек в Европе, и вопросы финансирования Службы находятся в ее ведении. Не везде, а только в пределах пяти лет, но эти пять лет… там, видишь ли, половина нашего начальства окопалась. Просить Крикова не умеет, ей дешевле брать за горло. Хотя полтора миллиона евро - не так уж дешево.
        - Вам и это известно…
        - Как исторический факт. Сейчас тебе деньги не очень-то нужны, но в будущем не помешают.
        - «Будущее» - термин антинаучный, Василь Вениаминыч.
        - Вот стукнет тебе шестьдесят, тогда и посмотрим, - сердито отозвался тот.
        Вода закипела, и Олег занялся чаем. У Аси наверняка вышло бы ловчее, по крайней мере она бы не пролила мимо чашки, но Лопатин загрузил ее работой под завязку и раньше вечера не ждал. Теоретически Прелесть могла бы вернуться и к точке старта, но при таком графике она рисковала всю жизнь провести в двух-трех неделях и состариться уже к Новому году.
        - Меня еще один вопрос мучает… - признался Шорохов, медленно размешивая сахар.
        - Так это же здорово. Когда перестанешь мучиться, я сам тебя и уволю.
        - Ага… - проронил Олег. - Василь Вениаминыч… Вот свобода - это…
        - Это категория больше бытовая, чем философская, - подхватил Лопатин. - Я понял, о чем ты. Уже допекло, да? Созрел?
        - Мне кажется, ее просто нет, - серьезно ответил Олег. - Или… категория-то есть… Самой свободы нет. В принципе. Только слово… Один пшик.
        Лопатин отложил дымящуюся трубку и слазил в пакет с печеньем.
        - «Пшик»… - крякнул он. - Вот перед тобой сигареты лежат… - Он щелкнул по пачке «Кента». - Можешь закурить? Прямо сейчас.
        - Ну, могу.
        - Можешь не закурить.
        - Могу… - Олег пожал плечами.
        - А можешь вообще целый день,…
        - Ясно. И что?…
        - Это и называется свободой, Шорох. Твоей личной свободой.
        - Но ведь все уже сделано?
        - Сделано тобой, а не кем-то другим.
        - Все уже сделано! - с ударением произнес Олег. - Если смотреть из будущего, то каждая сигарета выкурена тогда, когда ей положено.
        - Из будущего? - Лопатин словно бы удивился. - Ты отсюда смотри. Зачем тебе будущее? Узнаешь результат - не сможешь выбирать. Пока ты его не знаешь, ты свободен.
        - Но это же фикция! Мы все равно выбираем только то, что должны!
        - Сами выбираем, - со значением ответил Василий Вениаминович. - А то, что наш выбор совпадает с предначертанным… Ну, раз он совпадает… считай совпадением.
        - И давно вы этим самообманом занимаетесь?
        - Давно ли я служу? Давно, Шорох.
        Олег отодвинул чашку и поставил на ее место пепельницу.
        - Реализую свою свободу, - мрачно пояснил он, вытряхивая из пачки сигарету. - В пределах дозволенного.
        - Решил, что жить уже неинтересно? - сочувственно проговорил Лопатин. - Ты сильный оператор, Шорох. Прелесть, кажется, такими вопросами не задается, она во всем уверена… А чем раньше человек ломается, тем лучше.
        - Чего ж это лучше-то?… - растерялся Олег.
        - Все пройдет. Хочешь, возьми отпуск, слетай куда-нибудь на острова. Поваляйся, погрейся. Попробуй вернуться к обычной жизни. И возвращайся в Службу.
        Шорохов потупился и задумчиво погонял по столу круглый крекер. Его подмывало рассказать о своем визите к Рыжей, но он сдержался. Задавать новые вопросы про Ивана Ивановича и вовсе было бессмысленно - Лопатин давно уже ответил, и вполне определенно.
        - Ну, чего еще хорошего видел? - спросил Василий Вениаминович.
        - Видел нашу Асю… Местную, в девяносто пятом. Молоденькая… В тачке ехала, - добавил Олег, прищурившись. - С уродами какими-то…
        - Не перепутал?
        - Да мы с ней рядом на светофоре… - начал Шорохов, но прикусил язык. - Нет… это она на светофоре, а я… - Он поймал суровый взгляд начальника и вздохнул. - Вот же, протрепался, кретин… Надеюсь, это не сильно повлияет на будущее?
        - А что теперь остается? Только надеяться, - сказал Лопатин.
        - Ничего же не случилось… Все на месте.
        - Как будто… - нехотя отозвался шеф. - Но если что и случится, вряд ли кто-то заметит. Прямо вам об этом в школе не говорили, однако намекали достаточно прозрачно.
        Олег вздернул брови.
        - Шорох, у тебя что-то с памятью творится… Это уже не первый раз. Не беспокоит?
        - Беспокоит меня другое. Федяченко дал понять, что организация всяких… э-э… экскурсий и тому подобного… Что это для оперов нормальная практика.
        - Ненормальная. - Лопатин насупился и вновь взялся за трубку. - Есть операторы… Они называют себя диггерами… Говнюки они все. И Лис тоже грешил… Я знаю, знаю! - Василий Вениаминович выставил руку, не позволяя Олегу возразить. - Ты его не сдал, и он тебя, случись что, не сдаст. Это и необязательно. И так все известно.
        О чем идет речь, Шорохов представлял весьма смутно. Встреча с Лисом у него была, и разговор на лестнице он помнил, но все это, кажется, имело отношение к какой-то рядовой операции.
        - С диггерами Служба борется, - сказал Лопатин. - Увольняет иногда. Иногда еще круче… Но они, по большому счету, часть той же системы.
        - И то, что они делают, уже кем-то сделано… Как с вендеттой мадам вице-спикера.
        - В жизни все не так прямо и не так жестко, - возразил Василий Вениаминович. - Скоро убедишься. Есть один финт… Но пока об этом говорить рано, мне еще нужно согласовать с начальством… Хочет Крикова вторжения в прошлое - получит свое вторжение.
        - Так что, в итоге она никого не убьет?
        - Убьет, убьет, - заверил Лопатин. - Собственноручно, из именного «кольта».
        Олег допил чай и затушил сигарету.
        - Вы, Василь Вениаминыч… Вы сами толкаете меня на преступление. Нелогично.
        - Прошлое изменить можно, судьбу - нельзя, Шорох. Ты все равно окажешься в диггерах.
        - В преступниках, - уточнил Олег. - И много я совершу вторжений?
        - Много, - ответил Лопатин без улыбки.

* * *
        Работы было полно, но после чаепития с Василием Вениаминовичем она казалась дурной и ненужной. Не то чтобы Шорохов разленился - он просто перестал видеть смысл.
        Он стартовал в декабре и финишировал в нем же, но двумя днями раньше. Чайник исчез, Лопатин оделся в пальто и передвинулся в сторону, в кабинете появилась Ася и еще один Олег. Пол покрылся пылью, а столы - кипами старых отчетов. Вот их-то Олег и уничтожал на портативном резаке - совал в него лист за листом, при этом еще успевал что-то почитывать.
        - Здрась, Василь Вениаминыч! - гаркнул Шорохов, насколько мог бодро. - Привет, Аська. Здорово, Шорох.
        Олег приблизился к Лопатину и церемонно пожал ему руку. Начальник был удивлен, но лишь самую малость. Просто не ждал. Ася, в отличие от Василия Вениаминовича, растерялась всерьез, и Шорохов, не преминув этим воспользоваться, чмокнул ее в щечку. Самому себе он кивнул - этого было вполне достаточно.
        - Здорово… - оцепенело произнес двойник, опуская в прорезь очередную страницу.
        - Василий Вениаминыч, я тут еще часа два проторчу, - сказал Шорохов. - В смысле, он…
        - Откуда ты знаешь? Ах да…
        - Вот именно. Бумажки и Прелесть порезать может. А мне бы сейчас… то есть ему… сгонять бы кой-куда. Работы, Василь Вениаминыч!.. - страдальчески закончил Шорохов и для выразительности чиркнул себя ладонью по горлу.
        Лопатин немного покочевряжился и разрешил. Собственно, Шорохов и не сомневался - ведь так все и было. Двойник, заскучавший на резке бумаги, согласился сразу - оно и понятно: не терпелось человеку в бой. Глаза у него светились неподдельной гордостью и честным желанием служить. Олег даже позавидовал. А кроме гордости, там горела, прямо-таки пылала уверенность, что черное - это черное, а белое - уж точно не синее.
        «Ничего, родной, это у тебя ненадолго», - подумал Шорохов.
        Прелесть отмалчивалась, лишь вякнула что-то невразумительное про логику. Было бы у Олега свободное время, он бы об этом кое-что рассказал, но сейчас он действительно торопился.
        Затем Прелесть предложила Василию Вениаминовичу послать на операцию ее, но эту тему Лопатин закрыл, не обсуждая. И правильно: послать туда Асю Шорохов сам бы не позволил. Гражданка Цыбина, алчущая перемен в жизни, притащится в роддом с двумя помощниками, Музыкантом и Боксером. Подставлять Прелесть под удар, пусть и маловероятный, Олег не собирался.
        Двойник тоже что-то пробухтел: мол, не фиг, Ася, оставайся тут. Шорохов исподтишка показал ему большой палец, но тот, кажется, не заметил.
        Олег отдал Лопатину мини-диск с ориентировкой, и двойник, едва взглянув на экран, заявил, по-школярски безапелляционно:
        - Задача из учебника.
        Шорохов его не винил - он и впрямь был еще школяром.
        - Ты там далеко? - многозначительно поинтересовался Лопатин.
        Олег так же многозначительно потрогал щетину на шее - жест предназначался в основном двойнику, но, кроме Василия Вениаминовича, его никто не расшифровал.
        - Помнишь сегодняшний день?
        - И весьма подробно, - заверил Шорохов.
        - Василий Вениаминович! - подал голос двойник. - Если он знает, что это было, значит, так оно и было. Фактически я уже все сделал.
        - Ты мне голову не дури! - строго ответил шеф. - Пока ты не включил свой синхронизатор, ничего еще не сделано, ясно? А помнить можно все что угодно, в том числе и то, чего никогда не было.
        Олег прислонился к шкафу и озадаченно посмотрел на мигающую лампу. Двое суток спустя, за чаем, Лопатин скажет ему прямо противоположное. А сейчас вот так: «ничего еще не сделано»… Шорохов не помнил этого разговора в подробностях - тогда он был слишком занят созерцанием самого себя и мыслями о первой операции. И на слова Лопатина он просто не обратил внимания. Ведь черное для него - пока еще черное…
        - Главное, не дергайся, - напутствовал Олег. - Все у тебя получится.
        Не дожидаясь ответа, он переместился на неделю назад. В кабинете было темно, холодно и сыро. И, насколько он помнил, - грязно. Чтобы не свалить со стола какую-нибудь кипу, Шорохов нащупал кресло и сел.
        Вскоре он услышал, как в комнате финишировал кто-то еще. Человек постоял секунду в раздумье, шаркнул ногой и провел по стене ладонью. Ярко вспыхнули плафоны - все, кроме центрального.
        - Поговорим? - тихо спросил Олег. Двойник вздрогнул и попятился.
        - Ты… ты откуда? - еле вымолвил он.
        - Откуда и ты.
        Шорохов поднялся и подошел к двойнику - но не слишком близко, чтобы не пугать и не провоцировать на лапанье станнера. Его по-прежнему беспокоило высказывание Лопатина о возможности изменить прошлое. И Олег решил, что один-единственный эксперимент прояснит это лучше, чем сотня пустых разговоров.
        - У меня к тебе просьба, - произнес он душевно. - Скоро в моей группе… то есть в твоей… пройдут повторные тесты. Тебе достанется Рыжая. Из нее, между прочим, славный опер получился бы.
        - Понятно… Значит, она опять тест завалит.
        - По чистому недоразумению. А еще попробуй убедить Лопатина, чтобы тебе поручили Ивана Ивановича.
        - Он тоже не сдаст?
        - Иванов сдаст. Сейчас мы служим вместе.
        С каждой фразой в памяти у Олега проявлялась вторая редакция этого диалога, но чем он закончится, Шорохов наперед не знал. И тем более не догадывался, к чему это все приведет. В мозгу долбило отбойным молотком: «Не так надо! не то говоришь!..», но Олега уже подхватило каким-то потоком - упрямство, помноженное на азарт, - и несло дальше. И останавливаться он не желал.
        - Иванов гнидой оказался порядочной. Этот урод к Асеньке все активней подкатывает,… - Шорохов почувствовал, что нашел нужную струнку, и немедленно продолжил: - Он ведь знает, как ты к ней относишься… И я… А прикидывался тюфяком, да? Спортивный интерес у него, понятно? Коллекцию человек собирает…
        - Коз-зел! - процедил двойник. - Ну ничего, я ему устрою небо в алмазах. Я его, суку, протестирую!
        Он нервно огладил лоб и пошарил по карманам. При нем была только зажигалка, сигареты он выложил. Найдя под бумагами пепельницу, двойник взял со стола кривую потемневшую «Новость» и брезгливо ее помял.
        - Не травись, на… - Шорохов протянул ему пачку «Кента» и закурил сам.
        - Слушай… А что из этого получится? Вторжение ведь получится…
        - И во что же мы вторгаемся? - спросил Олег. - Будут Рыжая с Ивановым служить или домой вернутся - ничего не изменится. Мы все уже вырваны, еще со школы, и в магистрали нас нет. Не помнишь?
        - Что-то не очень… - признался двойник.
        - Вспомнишь, - заверил Олег. - И про магистраль, и про клонов - все вспомнишь. Скоро.
        - Про клонов?! Ты о чем это?…
        - О тех, кто живет за нас. Там… - Олег махнул рукой куда-то в сторону. - В общем, я на тебя надеюсь. Бывай, Шорох.
        Он потрепал двойника за плечо и снова включил синхронизатор.
        Плодов этого вторжения Шорохов увидеть не ожидал - он отправился еще дальше в прошлое. Не ждал он их и в будущем - то, что он сделал, касалось только тех, кто связан со Службой. Да и «сделал» к тому же - вряд ли подходящее слово. Всего лишь наврал самому себе. Рыжая от этого ничего лишнего не вспомнит, ей и вспоминать-то нечего. Иван Иванович в школе тоже не окажется… При том, что он там все-таки был. С этим Олег и хотел разобраться - раз и навсегда.
        От «Щелковской» автобусы на базу отъезжали в десять утра, хотя припекало, как в полдень. Олег свернул пакет с зимней одеждой и положил его в исцарапанную ячейку камеры хранения. Набрал код, хлопнул дверцей, подергал для порядка и, сунув руки в карманы, вышел на улицу. Там он распечатал новую пачку «Кента» и прикурил, держась ближе к навесу, - явиться обратно в декабрь с облупленным носом оказалось бы некстати.
        Автобусы должны были уже стоять - три непрезентабельных «ЛиАЗа» с откровенными табличками на переднем стекле: «Служба». Курсанты, невзирая на предупреждения вербовщиков, в тот день начали собираться рано и к половине десятого образовали целую ораву, так что открытые для вентиляции двери несколько раз пытались атаковать какие-то шустрые, но бестолковые тетки с пузатыми сумками.
        Сейчас оравы не было, служебных «ЛиАЗов» тоже.
        Олег посмотрел на свои часы, затем на большой циферблат над входом и нетерпеливо потопал ногой. Без пятнадцати десять… Магнитные глазки на табло подмигнули, и последняя цифра сменилась.
        «09:46». Шорохов купил банку фанты и прошелся по площади. Автобусов было много, утро - самый пик таких рейсов. Не было лишь трех замызганных «ЛиАЗов». И ни одного знакомого лица. Ни Рыжей, ни Иванова - вообще никого. Даже самого Олега, как ни странно.
        Спохватившись, он метнулся взглядом по сторонам и снова опустил голову. Нет, запутаться он не мог, путаться тут было негде: вот - ряд стеклянных павильонов, и вот - узкий газон с проржавевшим рекламным щитом. На стыке этих примет, в самом углу площадки, они и стояли. Автобусы, будь они неладны…
        Олег проторчал на вокзале аж до половины одиннадцатого. Докуривая уже шестую или седьмую сигарету, он вяло перебирал в уме всевозможные объяснения, больше смахивающие на отговорки.
        «Не канает все это, Олежек… - сказал он себе, стискивая в кулаке пустую банку. - Выходит, Олежек, тебя тоже в школе не было. Уволен и вычеркнут из списков. Да и сама школа под вопросом… Под большим она у меня вопросом…»
        Глазки на табло сложились в «10:40», и Шорохов, резко развернувшись, устремился к зданию вокзала. На полпути он решительно повернул обратно и пошел к перекрестку. Ловить такси.
        Вербовщик не оставил ему никаких координат, лишь указание: завтра, в десять утра, на «Щелковской». То завтра уже наступило, десять утра давно минули, «Щелчок» был за спиной, и - ничего. Дорогу от вокзала до базы Олег наверняка запомнил, но Василий Вениаминович ее беззастенчиво закрыл. Это можно было и поправить, но не сейчас - не на улице и не в прошедшем июле.
        Из других объектов Службы Олег знал только бункер под «Крышей Мира», но местный отряд ему был не нужен.
        Выбор оказался весьма небогатым и состоял из одного пункта - к такому положению Олег почти уже привык. Он наконец выкинул сплющенную алюминиевую банку и, усевшись в такси, назвал единственный адрес, который ему не смогли бы закрыть при всем желании.
        Это был запрещенный ход. Но он уже записан в диггеры. Он уже преступник - по факту, еще не свершившемуся. Значит, так надо…
        Олег представил себе буксующую махину Службы и почувствовал сладкую истому. Он вообразил, как бесится тот самый мифический Старикан, стоящий во главе служебной пирамиды и управляющий чужими судьбами. Они могли многое изменить в его памяти, но они были не в силах закрыть адрес обычной московской квартиры - вместе с адресом пришлось бы отнять у Олега всю его жизнь.
        Шорохов курил, смеялся, таращился на девчонок в коротких юбках, болтал с таксистом и снова смеялся. Он ехал к себе домой.

* * *
        Дом, в отличие от автобусов, был на месте - куда бы он, спрашивается, делся…
        Во дворе гуляли детишки, лаяли собачки, ворковали старушки - все дышало умиротворенностью и, несмотря на удручающую историю отчизны, несокрушимой уверенностью в завтрашнем дне. На скрипучих качелях сидела, изредка толкаясь ногами, скучная девочка с книжкой и двумя тугими косичками. Вокруг обложенной кирпичами клумбы бродил сосредоточенный карапуз.
        Шорохов вдруг подумал о том, зачем он все это бросил и что он получил взамен. Действительно - что? Мнимую свободу и еще более мнимую власть… над кем? над каким-то там человечеством…
        Олегу стало обидно. Пенсионерки на лавках, обнимающиеся по ночам малолетки - вот его человечество. Пьяные соседи, участковый с черной папочкой и лай под окнами. Нормальная жизнь. То, от чего он ушел, - в затхлый подвал с хитросделанной дверью, которая, если ты ей не понравишься, приведет тебя не туда. Цирк!..
        Увидев свой дом, Шорохов искренне захотел вернуться. Впрочем, как раз в этом направлении он и двигался. Покарать его должны были сурово: свидание с клоном - это не осечка на операции, а намеренное нарушение.
        «Злонамеренное, - уточнил Олег. - И даже очень зло…»
        Служба такое вряд ли простит. Отчасти поэтому он сюда и приехал.
        Мужики у открытых «ракушек» что-то горячо обсуждали, не иначе - кого посылать за водкой. Поименно Олег знал не всех, но здороваться, как правило, не ленился.
        Он специально сделал крюк - сейчас это было особенно приятно, - чтобы поприветствовать Толика со второго этажа. Ну, и остальных, если у них руки не сильно испачканы.
        Толик ответил «здорово», - он тоже был вежливый, - однако ответил как-то нетвердо. Остальные и вовсе не проявили к Олегу интереса. Шорохов помыкался у разобранного «Москвича» и, чтобы не мешать занятым людям, направился к подъезду.
        Подцепив ногтем крышку почтового ящика, он заглянул внутрь - там лежала только одна маленькая рекламка, да и ту, наверное, бросили недавно.
        «Тьфу! - опомнился Олег. - Я же сегодня утром сам его и проверял. Утром, перед тем как на „Щелковскую“ поехать…»
        Он подошел к лифту и задержал палец у кнопки. Клона, по идее, должны были уже привезти. Ну да, сам он сейчас на базе - хотя, черт, как же он туда попал, если автобусов не оказалось?… - но тем не менее: должен быть на базе, просто потому, что там он в это время и был. Старшина Хапин уже продемонстрировал возможности мнемокорректора и повел народ в корпус, а там уж появится и неотразимый военно-морской майор Прелесть…
        Шорохов куснул губу и нажал на кнопку. Не надо нервничать. Это нетрудно: подняться в квартиру, позвонить, встретить на пороге клона и сказать ему… Что же ему сказать?…
        «Здорово, браток. Уже освоился? Зря. Собрался жить за меня? Зря, говорю. Я тут, понимаешь, взял расчет, так что двоим нам теперь тесновато будет. Спасибо, но я уж сам. А тебя-то?… Куда тебя? А в печь, браток, куда же еще! Хошь - с предварительным усыплением, хошь - так…»
        А может, и обойдется. Если автобусов не было… Если до школы он не добрался и даже на «Щелковскую» сегодня не ездил… Распахнется дверь, и вылезет он сам, натуральный Олежек Шорохов - в трусах и рваных тапочках, заспанный и небритый.
        «Ты чего, браток? Какой я тебе клон? Рехнулся?! Ты сам-то кто? Ах, из бу-удущего… Потерялся, что ли? Ты вот что, чеши-ка отсюда в свой декабрь! Не учился я ни в каких школах, и Службу я твою на хвосте вертел, ясно?…»
        Олег вышел на четвертом этаже и, не позволяя себе колебаться, тронул звонок.
        Открыли не сразу. Пока Шорохов переминался под дверью, он успел осмотреть и саму дверь, и стены, и даже фанерную лакированную бирку с номером «13». Все было знакомое и такое родное, что хотелось гладить, гладить и не отпускать. Он провел рукой по табличке и опять коснулся звонка.
        Ему открыла какая-то бабулька - маленькая, бледненькая, с седым пучком на затылке.
        - Картошка или сахар? - спросила она капризно.
        - Чего?…
        - Картошку привезли? Или сахар? - повторила она громко, как для глухого.
        - Я?… Нет…
        - Мед не нужен, - заявила она и взялась за ручку.
        - Погодите! - Олег задержал дверь. - Я тут ищу одного человека… Шорохова.
        - Нет никого. Все на работе, - ответила бабка, с детским упорством продолжая тянуть ручку на себя.
        - Шорохова ищу! - крикнул Олег.
        - Моховы? Моховы - да. Жили. Ты им родственник?
        - Типа того… - пробормотал Олег. - Да, да, родственник!! - гаркнул он, заметив, что старушка не понимает.
        - Переехали они. Мы уж с прошлого года. Дочка и зять, - ни к чему пояснила она. - А Моховы были. Моховы - да. Первое время никакого покоя… День и ночь трезвонили - все девки и девки…У них же сын, у Моховых. Бойкий, видать, сынишка, - добавила она с потаенным одобрением.
        «Бойкий - это не я», - решил Олег. Однако фамилии были созвучны и тугоухой бабке могли слышаться одинаково.
        - А до Моховых тут кто жил? - спросил он на всякий случай.
        - Это в ДЭЗе надо справляться. Ну что, телефон давать тебе?
        - Чей? - нахмурился Олег.
        - Моховых, чей! Родственничек… Пойду искать, где-то записано… Ты тут стой!
        Пока она шаркала по квартире, пока рылась в своих бумажках, Олег успел отойти к открытой лестничной фрамуге и покурить.
        - Вот, - сказала бабка, протягивая ветхий листок. - Да ты не бери! Ты себе перепиши, а эту оставь. Мало ли,…
        Шорохов взглянул на номер и внес его в память трубки.
        - Ну?… Будешь переписывать-то?
        - Спасибо, - обронил Олег и торопливо, почти бегом, спустился вниз.
        Выйдя из подъезда, он просмотрел запись. Семь ничего не значащих цифр, кажется, где-то в районе Варшавки. Заведомый порожняк. Но если нет ничего другого…
        Олег позвонил.
        - Кого?… - сразу спросили в трубке, опуская «Алле», «Да, слушаю» и прочие условности.
        - Квартира Моховых? - осведомился Олег так же лаконично.
        - Да.
        - Фамилия Шорохов вам ничего не говорит?
        - Нет.
        Олег ткнул в «отбой». Извиняться он не стал - абонент все равно не оценил бы.
        Спохватившись, он снова достал трубку и удалил номер. Элементарная операция: Моховы были - Моховых нет. То же, что проделали с ним самим.
        «Вычеркнули…» - повторил Олег, но уже без иронии. Он, в отличие от неведомых Моховых, исчез не из электронной памяти и даже не из человеческой - он исчез совсем. Как минимум - из дэзовского списка квартиросъемщиков. В этом доме он больше не жилец. А в каком тогда?… Куда он подевался - он сам или клон, оставленный на замену? Хоть кто-нибудь с его именем и фамилией, с его лицом. Ведь должен же он где-то быть! Где-то в этой Москве и в этом июле…
        Версия у Олега родилась только одна, зато быстро. И сколько он ее в голове ни крутил, сколько ни выворачивал, второй версии из нее не получалось.
        Кто-то серьезно вторгся в прошлое - вывихнул несокрушимую магистраль, и теперь она пошла… «вкривь»?… «вкось»?… Да нет как будто…
        Вокруг было все то же - и мужики у «ракушек», и ребятишки в песочнице. Собаки гадили и лаяли, пенсионерки обсуждали сериалы. Мир не встал на уши и даже не стал другим - он принял незначительную поправку и продолжал жить дальше. Но уже в новой редакции. Олег и сам бы этого не заметил, если б не сунулся к себе домой. В новом мире у него был новый адрес - плевое в общем-то дело. Разыскать по справочной - пять секунд. Но это не главное. В Службе наверняка уже подняли тревогу, ведь должен же кто-то обнаружить это вторжение.
        Олег впечатал кулак в ладонь. Официально он сейчас находился всего в неделе от своего настоящего, в роддоме с гражданкой Цыбиной, и если его попытаются найти, то звонить ему будут в декабре. У двойника телефона нет, он не ответит. А Лопатин его наверняка ищет - не каждый же день меняется реальность.
        «Я надеюсь…» - суеверно добавил Шорохов.
        Сократив путь через проходной двор, он выскочил на проезжую часть и замахал руками. Между пальцев у него трепетала купюра в серо-зеленых тонах, и желающий подвезти нашелся сразу.
        - «Щелковская», - бросил Олег, заваливаясь в машину.
        Как бы он ни торопился, перед возвращением следовало захватить зимние вещи. Если повезет, Лопатин про этот вояж ничего и не узнает. Олега снова не за что было наказывать; поход к самому себе, как и предыдущий поход к Рыжей, окончился ничем. Сначала Шорохов опасался совершить вторжение, потом, наоборот, желал, но в обоих случаях ему это не удалось.
        «А Лопатин грозился, что стану преступником… - подумал он. - Слабовато у меня пока получается».
        Чтобы не тратить времени, Олег набрал номер справочной. Данные он продиктовал в полном объеме, и ответ пришел сразу: «В Москве и области такой не проживает».
        Шорохов со стоном откинулся на сиденье.
        - Не расстраивайся, они всегда тормозят, - сказал водитель. - К ним сведения через два-три месяца приходят. А сейчас еще старые могут быть.
        - Старые?… Это скорее плохо, чем хорошо…
        - Потерял кого-то?
        - Себя.
        На этом разговор был окончен.
        К автовокзалу подъехали около двенадцати. Олег влетел в камеру хранения, как в тронувшийся поезд, и у стены с ячейками поскользнулся: дверца болталась, пакета внутри не было. Шорохов обошел всю секцию, проверил еще раз - не ошибся, ячейка та. Пустая.
        Это была не проблема, а если и проблема, то решаемая. Так себе говорил Олег, Так он себя успокаивал. Одежду он оставил в камере примерно без двадцати десять. Можно было вернуться в ту же точку - или минутой позже, дабы не смущать народ, - и сразу забрать. Можно было перенестись и к самому моменту закладки, чтобы не хлопать дверцей понапрасну. В этом случае появятся свидетели, но два одинаковых человека - это еще не сенсация. Лишь бы он там был, второй Шорохов. Теперь, после звонка в справочную, Олег ни за что не мог ручаться. По «старым сведениям», он в Москве не жил, о «новых» и думать не хотелось. Если из событийной линии выпал такой существенный эпизод, как отправка шестидесяти курсантов на базу… Олег боялся вообще себя не встретить. И дело было, конечно, не в шмотках.
        Сортир - ничего лучшего он не придумал.
        Шорохов кинул в ведрышко пятирублевую монету и вошел в пронзительно пахнущий кафельный карцер.
        - Опять ты?! Куда?! - тявкнула ему в спину женщина на кассе.
        - Вам-то что?… - огрызнулся Олег.
        Свободных кабинок было много, но половина дверей оказалась без задвижек. Финишировать в обществе какого-нибудь натуженного посетителя не шибко хотелось, и Олег с начальственным видом принялся обследовать шпингалеты. Третье место слева его удовлетворило. Шорохов закрылся и, выставив синхронизатор на «09.45» нажал кнопку старта.
        Дверь имело смысл запирать при перемещении в будущее. Никак не в прошлое. Это Шорохов осознал, еще не успев толком осмотреться.
        А осматривать было особенно нечего: в тесной кабинке, неловко пристраиваясь на унитазе, ворочался мужик - багровый лицом и, как назло, необъятный. Если б синхронизатор не имел запрета на финиш внутри материальных объектов, Олегу пришлось бы выдергивать ногу из чужого тела или наоборот - что-нибудь могли выдернуть из него самого.
        - Я выйду… - тактично предупредил он. Багровый медленно моргнул и вдруг заорал таким басом, что у Олега заложило уши. Сорвав задвижку, он выскочил из кабинки, столкнул кого-то у писсуаров и помчался прочь. На пути подвернулась тетка без возраста и практически без пола, почему-то в белом медицинском халате.
        - Хулиган! - взвизгнула она, проворно отшатнувшись.
        Кассирша зачем-то попыталась его удержать, но не смогла - рука цапнула Олега за джинсы и скользнула по ремню.
        За пределы туалета инцидент не вышел, и Шорохов благополучно затерялся в людской массе.
        На этот раз ячейка была закрыта, и Олег, боясь сглазить преждевременной радостью, крутанул ручки.
        Пакет лежал. Шорохов осторожно, словно воровал тротил, заглянул внутрь - все оказалось на месте: и куртка, и ботинки. Он посмотрел на часы - без десяти десять. Чтобы догадаться, почему в полдень вещей уже не было, особой прозорливости не требовалось.
        Прижимая пакет к бедру, Олег пересек зал и вышел к стоянке. Его вдруг посетила шальная мысль, что в этот раз с автобусами может сложиться как-то иначе. Чем «этот раз» отличается от «того», Олег не вполне понимал, но на всякий случай решил проверить.
        Безумная надежда на чудо не отпускала его до тех пор, пока он не заметил в толпе своего двойника. Еще один Шорох, с недопитой банкой фанты, напряженно бродил по площади и выискивал взглядом служебные «ЛиАЗы». Автобусов не было.
        Большое табло показывало две минуты одиннадцатого, и Олег, оставаясь в тени от навеса, направился к перекрестку.
        Зайдя за угол, он обнаружил маленькое летнее кафе на пять столов, почти пустое - приезжим было не до шашлыка, а москвичи вокзалами брезговали. Шорохов отметил, что отсюда просматривается вся автобусная стоянка, и пассажиры в том числе. Если б он знал об этом месте заранее, то предпочел бы сидеть тут, а не болтаться под солнцем, но кафе скрывалось за ровной шеренгой молодых тополей, и с площадки его было не видно.
        Олег уже прошел мимо, когда боковое зрение вдруг выделило что-то знакомое.
        Под широким тряпичным зонтом сидел мужчина - худой и сутулый, с литровой кружкой пива. Шорохов отстраненно подумал, что именно от крайнего столика и открывается идеальный обзор; соберись он понаблюдать за вокзалом еще - непременно устроился бы тут.
        Олег помедлил и, якобы укрывая зажигалку от ветра, снова повернулся. Удобная точка для слежки его не интересовала - с автобусами он уже все выяснил.
        Мужчина за столиком. Что-то в нем было… такое, тревожащее…
        Лицо скрывалось за огромной кружкой с логотипом очень популярного, но не очень вкусного пива, и это было явно намеренно. Едва сделав глоток, мужчина поднес ко рту щепотку чипсов и опять заслонился, уже другой рукой. К Олегу он сидел боком и вряд ли вообще его видел. Если он и прятался, то, вероятно, от кого-то на площадке.
        Шорохова теребила мысль о сборе в Службе и о том, что Лопатин его давно ищет, но ищет не там, однако этот чужой полупрофиль Олега не отпускал.
        «Взять бутылочку поменьше, - решил он, - и что-нибудь пожевать. Присесть рядом, вон там, слева. Не будет же этот тип вечно загораживаться. Тогда бы уж газету с дыркой принес, как все нормальные шпионы…»
        Шорохов зашел за декоративную оградку с привязанными клеенчатыми листьями.
        «А можно еще проще. Гораздо проще».
        Он бросил почти целую сигарету в урну и взял новую.
        - У вас огонька не будет?…
        Мужчина поставил кружку и начал медленно поднимать голову. И прежде чем Олег увидел что-то конкретное - нос или ухо, - он уже знал, кто тут сидит. У крайнего столика под широким рекламным щитом. На угловом месте, идеальном для наблюдения за площадкой, в частности - за Шорохом, который до сих пор шляется с банкой фанты.
        Олег положил мужчине руку на плечо.
        - Автобусов не будет, - произнес он утвердительно. - Почему?
        - Потому, что их не было, - спокойно ответил Иванов.
        Он удивился, как будто даже испугался, но быстро пришел в себя и снова стал собой - Иваном Ивановичем, пришибленным и удрученным. Только глаза у него были уже не те. Совсем не те, что Шорохов знал по школе. Хороший мужской взгляд. Уверенный. Как тогда, в красной «девятке».
        Олег сел рядом и, почесав под футболкой живот, невзначай показал ремень со станнером. Он не сомневался, что про служебные железки Иван Иванович все еще помнит. Тот кивком дал понять, что не забыл.
        - Куда ты пропал? - молвил Шорохов.
        - Сижу перед тобой, пью пиво, - бесхитростно ответил Иванов. - А пиво-то здесь поганое…
        Вопрос был действительно глупый, Олег не стал спорить. Но он накопил их уже так много, всяких вопросов, что не знал, с чего начать. Спросить хотелось обо всем сразу.
        - Я тебе тогда махал, в тачке… - пробубнил он.
        - Да, я видел. - Иванов отхлебнул. Продолжать он, кажется, и не собирался.
        - Почему ты не остановился? Я же просил! Трудно?!
        - Рано.
        - Что рано?! Кому рано?…
        Иван Иванович занялся исследованием оставшихся в пакетике чипсов. Он был все такой же печальный и нескладный, с длинными, но некрасивыми ресницами, с жилистой шеей и костистым лицом. Выглядел он, как и в школе, на сороковник, не меньше.
        «Не о том все, не о том! - одернул себя Шорохов. - Какая тачка?. При чем тут тачка?! Где база? Где я?!»
        - Выходить мне было рано, - сказал Иванов после паузы. - Я на Шаболовку ехал.
        - Какая еще Шаболовка?! - взорвался Олег. - Что ты мне мозги…
        Закончить он не успел. Иван Иванович, поймав его замах, не ясный даже для самого Шорохова - скорее, просто проявление гнева, - отвел ему кисть немного в сторону и чуть вверх, в итоге Олег оказался не в состоянии сдвинуться ни влево, ни вправо, никуда вообще. В следующую секунду он осознал, что не только не может шевелиться, но уже и не желает Иван Иванович вложил ему станнер обратно в пояс и отпустил запястье, Рука Олега, ударившись о пластмассовый подлокотник, повисла тряпкой.
        - Тебя… наши не помнят… никто… - выдохнул Шорохов, собирая последние силы, стекающие куда-то вниз, в землю.
        - Ну и фиг с ними, с вашими, - беззаботно ответил Иванов, поднимаясь.
        Олег ощущал, как воля капля за каплей покидает его тело и как на смену ей приходит восторг - ненужный, неуместный, но такой полный и всепоглощающий… Он вдруг проникся самой горячей любовью не только к птицам, траве и деревьям, но и к каким-то вовсе чуждым объектам вроде стола или жесткого кресла, в котором он расползался. Что уж там говорить о человечестве… Человечество он обожал, и это чувство было столь глубоким, что становилось жутко; мечталось погибнуть в муках за чью-нибудь пуговицу, лишь бы сделать человечеству так же приятно, как было сейчас приятно ему самому.
        Иван Иванович неторопливо дошел до остановки и сел в маршрутку. Это было очень буднично… и очень мило… Олега его отъезд нисколько не встревожил.
        В поле зрения попала женщина с подносом.
        - Пива хотите?… Еще пива хотите?… Хотите пива?…
        Шорохов был не способен даже скосить глаза, он так и сидел, глядя на опустевший тротуар.
        Женщина забрала кружку и принялась протирать стол. Где-то сбоку мелькали ее сморщенные руки с грязными расслоенными ногтями, и эти ногти Олег тоже любил. Они казались не менее достойными страсти, чем все человечество.

* * *
        Тревоги не было, общего сбора никто не объявлял. Василий Вениаминович не искал ни Шороха, ни Прелесть, напротив: оставил в бункере невразумительную записку, мол, жив-здоров, не ждите, и смотался куда-то по своим личным делам.
        Ася показала Олегу косо оторванный листок и налила чаю.
        Пока никого не было, в кабинет наведывался Лис. Прелесть, вернувшись первой, увидела на столе диск с новыми ориентировками и кулек шоколадных конфет. Как выразилась она чуть позже: «Объективно это еще даже не кофе и не сахарная свекла. Это только почва, на которой они когда-нибудь вырастут». Судя по количеству фантиков, почва пришлась ей по вкусу.
        - Давно сидишь? - спросил Олег.
        Ася, медленно водя пальчиком, посчитала окурки в пепельнице.
        - Минут сорок примерно, - сказала она.
        - Ты что, время не засекаешь?
        - Зачем? Следить, как оно проходит мимо.
        - Сама такую житуху выбрала.
        - Ты про Службу? Не уверена, что я ее выбирала, - мрачно отозвалась Ася.
        - Вот и тебя пробило, подруга… - заметил Олег.
        - Я имею в виду момент выбора, - пояснила она, разворачивая новую конфету. - В памяти он как-то… не отпечатался. Насильно меня не тащили… Но и я вроде тоже сюда не рвалась…
        - Люди говорят: «Так уж сложилась жизнь».
        - Люди-то?… Пусть говорят. При чем тут я?
        «При чем тут я?» - мысленно повторил Олег. Во-во, знакомо…
        - Меньше об этом думай, - произнес он не то чтобы с оптимизмом, но достаточно бодро. - Ты не слышала, у нас пополнения не ожидается? Так и будем втроем пахать?
        - А третий кто? - насторожилась Прелесть.
        «Не вышло, значит, - отметил Олег. - Не вышло - ни с Рыжей, ни с Ивановым». Он особенно и не надеялся, но все же где-то в глубине лелеял мечту, что после его разговора с двойником хоть что-нибудь поменяется.
        - Третий? - спросил он недоуменно. - Лопатин, кто же еще!
        - Да-а, Вениаминыч у нас пахарь!.. Сразу после обеда куда-то и упахал…
        Шорохов взял пустую обертку и начал ее заинтересованно рассматривать. Вроде отбрехался. Прелесть - не Лопатин, она на словах не ловит, нет у нее такой привычки.
        - Ты знаешь, Ася… - Олег отложил фантик и потер подбородок, соображая, как бы половчей свести общее к частному. Под ладонью заскрипела щетина, он отвлекся на мысли о неизбежном бритье, и ничего толкового придумать не удалось. - Знаешь, Асель…
        - Ну?…
        - Я тут размышлял о Службе… и о нашей школе… Кстати, ты когда поступила?
        - За полгода до тебя. Потом еще один срок в должности старшины.
        - А попала туда как? Не помнишь?
        - Почему же? Попала, как все попадают. Пришел вербовщик… он меня у квартиры ждал, на лестнице. Рассказал… Предложил…
        - Я не о том. Как тебя везли на базу. Это ты не забыла?
        - Нам же Лопатин все закрыл.
        - Он закрыл только адрес, - возразил Шорохов. - Дорогу туда и обратно. А посадка в автобусы, а высадка… Вы на автобусах ехали?
        - Да, от «Щелковской».
        - В десять утра?
        - Этого я не помню, - призналась Прелесть. - Точно утром, а вот во сколько… Темно было и холодно.
        - Холодно… - машинально повторил Олег. - Почему холодно?… А, ты же на полгода раньше, зимой…
        Он слазил в карман за носовым платком и попутно достал из пояса корректор.
        - Не надо с этим баловаться, - предупредила Ася.
        - Я не балуюсь. Уронил на землю, почистить надо… - Шорохов провел пальцем по матовой поверхности, стирая несуществующую грязь.
        Кнопочки были маленькие, нажимались они с трудом - кроме одной, расположенной внизу. Ее можно было коснуться совсем незаметно - глядя человеку в глаза и безмятежно улыбаясь. Вероятно, поэтому кнопку и перенесли под мизинец, чтобы с любым вот так: глядя и улыбаясь. Даже с тем, кто в курсе, что это за приборчик.
        - Не надо, убери его, - сказала Прелесть.
        - Ты чего испугалась? Думаешь, я тебя, что ли, собираюсь?…
        Шорохов глянул на окошко и не поверил - ни глазам, ни прибору. У Аси был закрыт один-единственный сектор. Как у Рыжей, только еще короче: микроскопический отрезок в десять секунд. Меньше, чем закрывал ради простой демонстрации старшина Хапин. Что могло втиснуться в десять секунд? Что-то совсем ненужное… или крайне опасное. Что можно успеть за это время? Увидеть чье-нибудь лицо. Вряд ли больше. Лицо, которое необходимо забыть…
        - У тебя много чего скорректировано? - отстранение спросил Шорохов.
        - Наверно, уже прилично.
        - И тот момент, когда ты сказала вербовщику «да»… - предположил он.
        - Да… - ответила она нетвердо.
        - И дорога до базы, и обратная дорога, и тренировки с корректором в школе и что-нибудь еще…
        - Да, конечно. Не играй железкой, - снова сказала Ася.
        - Ну, что ты, Прелесть…
        Он посмотрел ей в глаза. Теперь еще улыбнуться…
        Он улыбнулся.
        Вспоминать под мнемокорректором тяжело: сначала минут пятнадцать без сознания, потом тоска-кручина. Когда это проходит, становится даже забавно. Но только когда проходит. Не раньше.
        - При чем тут курение, осел?! - воскликнула Ася, едва придя в себя.
        - Курение?… - растерянно произнес Олег.
        - Да, да! Я в детстве не курила, осел! Я приличным ребенком была, не то что некоторые! И я… - Она вдруг запнулась и утомленно помассировала переносицу. - А, это…ладно…
        Ася вытянула из пачки сигарету.
        - Ты урод, Шорох, - заявила она, прикурив. - Кто тебе позволил? Ты… это то же, что по карманам чужим лазить, ты не понимаешь?!
        - Я ничего у тебя не взял. Наоборот.
        - «Наоборот»! - передразнила она - Еще раз такое сделаешь, я тебе…
        - Не сделаю. У тебя больше нечего открывать. - Шорохов виновато склонил голову. - И что же ты вспомнила?
        - Так, ерунда всякая.
        - Это не ерунда. Это не может быть ерундой.
        - Хочешь проверить?
        - Я?… А оно нас двоих касается?
        - «Оно», да… - Ася усмехнулась. - То самое…
        - И что там? - осторожно спросил Олег.
        - Увидишь.
        - У меня корректор…барахлит, кажется…
        Прелесть достала свой и, понажимав кнопочки, выбрала режим сканирования. С маникюром это было значительно проще.
        Шорохов, покашливая от нетерпения, подался вперед, но табло на ее корректоре все равно не разглядел. Пока она не соизволила включить прибор, Олегу оставалось только гадать, какое там у них было совместное вспоминание. Одна гипотеза, впрочем, вертелась, но он не верил, что мог сам себе закрыть… закрыть это… с Прелестью. Нужно быть слабоумным, нужно вовсе не иметь головного мозга, чтобы добровольно отказаться от таких воспоминаний. С Асей! Хотя… там же всего десять секунд… Если это было именно то, о чем Олег думал, и в течение десяти секунд это уже закончилось… Тогда, пожалуй, лучше и не помнить…
        - Десять секунд, - с ухмылкой подтвердила Прелесть. - Еще один сектор, около часа… Это ночью где-то. Не знаю, я тогда на операции была. И еще одна группа… Раз, два, три… Из трех секторов. Очень тесно.
        Шорохов, чтобы занять руки, подлил себе чаю. Спохватившись, подлил и Асе.
        «Ночью, когда она была на операции» - это относилось к гостинице. Олег не помнил, что там случилось, но подозревал, что ничего хорошего. В памяти болтались какие-то тени, скорее даже призраки… Что-то связанное с гостиничными путанами. Ни к чему это, решил Олег.
        С «тесной группой» было проще - в нее вклинивалась долгая беседа с Лисом, поэтому Шорохов как минимум понимал, о чем речь. Но если закрыл - значит, так надо.
        И к этим двум эпизодам - какие-то десять секунд…
        - А еще?… - спросил Олег.
        - Все. - Прелесть показала ему корректор, и он убедился: действительно, все.
        - Я готов. Что там у нас пропало? С тобой вдвоем…
        - Ты серьезно?!
        - Вполне. Давай-давай, а то передумаю. Ася фыркнула и подняла корректор…
        Олегу сделалось грустно. Настолько грустно, что впору было пальнуть себе в висок. Но не из станнера же…
        Окурков в пепельнице заметно прибавилось, фантиков тоже. Прелесть, скучая, крутилась в кресле Василия Вениаминовича.
        - Так что ты там про моих родителей?! - вскинулся Шорохов. - Ася, ты женщина, и бить тебя не положено, но учти!.. - Он нахмурился и спрятал кулак. - Фу… Так это… и правда, ерунда. Что же ты не предупредила?!
        - Предупреждала. Не поверил.
        Олег раздосадованно хлопнул по столу. Пятнадцать минут паралича - и ради чего? Ради воспоминания о том, как его напарница увидела свою фотографию в новом паспорте и что-то такое сказала, и он что-то такое ответил, и она, понятное дело, тоже ответила, и…
        И в итоге Лопатин, умаявшись слушать этот хай, закрыл обоих.
        - Весьма содержательно… - покачала головой Прелесть.
        - Н-да… Больше ни секунды?
        - Больше ничего.
        - Где же дорога в школу? Туда и обратно.
        - И мое согласие на службу…
        - Я точно знаю, что мне известен адрес базы, - медленно проговорил Олег. - Я должен его знать… Но не знаю.
        - Да-да… - кивнула Прелесть.
        - Но я убежден!.. - воскликнул Шорохов и замолчал.
        «Убежден» теперь относилось к прошедшему времени. «Был убежден» - так вернее. Олег не сомневался, что его возили в школу - именно в задрипанном «ЛиАЗе». Его не сильно смущала потеря адреса, ведь он полагал, что это дело рук бдительного Вениаминыча. Он смирился даже с отсутствием самих «ЛиАЗов», но исчезновение воспоминаний о той поездке объяснить было невозможно.
        Впрочем, воспоминания как будто оставались на месте: Щелковский автовокзал, жара, три автобуса, пылища, лес за окном… лес за окном… снова лес, лес, лес… потом сразу - ворота. КПП, липовые гэбэшные сержанты, черные усы Хапина. Воспоминания были, но они словно такими и родились - уже урезанными. И нельзя сказать, что Олег не смотрел на дорогу… Как раз смотрел, и внимательно. Это его и удручало. Смотрел - и что же запомнил? Деревья, сплошные деревья… И красные звезды на зеленых воротах. Приехали, стало быть…
        - Школа есть, но адреса у нее нет, - печально подытожила Ася. - Вздор какой… Не на Марсе же она находится…
        - Она в нашей памяти, - ответил Шорохов. - Это все, что нам о ней известно.
        «И не только школа, - уточнил он про себя. - У некоторых вместе со служебными адресами пропадают и домашние И не из памяти пропадают, между прочим. Там-то они остаются. А пропадают из жизни. И это скорее паршиво, чем как-либо еще…»
        - С вербовкой у тебя тоже не прояснилось? Нового ничего?…
        - Сказала же, нет! - раздраженно отозвалась Прелесть. - У меня… - Она подвигала пустую пачку «Салема» и нехотя взяла его «Кент». - У меня хуже, Шорох. Я надеялась, это все из-за коррекции… А ни фига, оказывается. Коррекция ни при чем. Это с мозгами беда.
        - Ну прям уж!..
        - Заглохни. Я кое-что помню. Чего на самом деле не было. То есть не могло быть. Никак… Просто по времени не складывается. Параллельные какие-то события… то есть… - Она почувствовала, что не в силах объяснить, и длинно вздохнула.
        - У меня тоже параллельные, - поделился Шорохов. - После одной операции. Да ты в курсе - я про того хромого с пистолетом, которого ты на лестнице прищучила.
        - Это совсем другое. Мои раньше возникли, понимаешь? Синхронно со школой. И весь год, что я там провела… я вроде и не там была.
        - А где же? - удивился Олег.
        - Хм… - недоуменно произнесла Ася. - Просто… жила. Но я же этот год на базе проторчала! Безвылазно! - Она прижала руки к груди, будто Шорохов ей не верил. - Хотя, может, и не год… Последнее время у меня все так одинаково было, все сливалось… работа-дом, работа-дом… друзья-подруги… Школу я помню намного лучше. Тебя помню, Хапина…
        - А Ивана Ивановича?
        - Дался тебе твой Иван Иваныч! Вот его точно не было.
        - Иванов был. Был и есть, в отличие от меня, например… - решился наконец Шорохов. - Меня ведь нет. Я специально искал. Нет меня…
        - А что у тебя по легенде? Что с твоим клоном?
        - Не знаю. Я же говорю, его нет! Исчез.
        - А мой умер, - тихо сказала Прелесть. - Буквально на днях. Год за меня прожил, пока я в школе была… И умер. Умерла… В тот же день, когда нас Лопатин к себе взял. Родиться для того, чтобы умереть… Как это грустно… Они не только живут, они и умирают за нас. Это ведь я должна была… - Ася отвернулась. - Клоны идут по нашим судьбам. Проходят то, что должны были пройти мы…
        - Это всего лишь куклы.
        - Какие же они куклы?…
        - Куски мяса, похожие на нас, не более того. Манекены, не имеющие права выбора. Запрограммированные до самого конца.
        - У моей программа была короткая… Очень короткая. Двадцать восемь лет, из них двадцать семь - чужие, прожитые не клоном, а мной. А ей оставался всего один годик…
        - Пусть и тому радуется. Если б не твое решение прийти в Службу, она бы вообще на свет не появилась. Он, - поправился Олег. - Он, клон.
        - Мое решение… Дело в том, что я его не принимала. Как-то оказалась на базе… каким-то образом… А помню другое… простую жизнь, скучную. Хотя прожить ее за меня должна была она. Мой клон.
        - Не думаю, - сказал Шорохов. - Здесь либо совпадение, либо еще что-то. Глюки у всех бывают. У меня такой же завелся, и ничего.
        - Ты опять про Иванова? Вот уж и впрямь глюк! Забудь о нем.
        - Угу… - промычал Олег.
        Он не стал говорить Асе, что с удовольствием очистил бы память от этого никчемного персонажа, но опасался, что вместе с Ивановым придется закрыть и всю учебу. Иван Иванович лез ему на глаза слишком часто, и рассортировать проведенные в школе полгода на минуты «с Ивановым» и минуты «без Иванова» не представлялось возможным. Его навязчивое присутствие было так же плотно встроено во все воспоминания, как… Шорохов неожиданно подобрал хорошее сравнение: как встроен домашний адрес в повседневную жизнь обычного человека. Вырви адрес - жизнь превратится в дуршлаг. Закрой Иванова - и от лекций останутся одни «здрасьте - до свидания». А кроме того, Иванов существовал в действительности. В отличие от Асиного «неучтенного» года и всего прочего, что может наизобретать переутомленный женский ум, Иванов был реален - настолько, что сумел воспользоваться станнером.
        - Закрой его, - посоветовала Прелесть. - Я бы тоже себе что-нибудь закрыла… Если бы знала, что.
        - Тот сектор трогать не будем? Где мы из-за твоего паспорта поссорились.
        - Мы же не поссорились… - пожала Ася плечами. Она сидела смурная и крутила на столе две сигаретные пачки, теперь уже обе пустые.
        - Зря я с этим корректором затеял… - проговорил Олег. - Ничего не выяснили, только мозги друг другу запудрили…
        - Почему же? С тобой ясно: наплевать на Иванова, прекратить напрягаться насчет школы - и все будет в порядке.
        - Наплевать на клона, прекратить напрягаться насчет чужого года… - тем же тоном произнес Олег.
        - Я пытаюсь… Ой, Вениаминычу-то мы конфет не оставили!
        - Он про них и не узнает.
        - Неудобно…
        - Скажем, что я все съел, - предложил Шорохов.
        Прелесть рассмеялась. Олег отметил, что успокаивается она так же быстро, как заводится. Может, Лопатин прав, и она заурядная баба?… С бардаком в голове и с готовой могилой, уже занятой клоном.
        «Невеселое приобретение, - подумал Шорохов. - Но у нее есть хоть что-то. Могила. У меня нет ничего. Кроме собственного бардака. И еще, наверно, этой бабы с ее бардаком и с ее загнувшимся клоном. Богато живешь, Олежек…»

* * *
        Отца Криковой привезли в половине второго. В герметичном ящике из твердого оранжевого пластика с мудреными цифровыми замками. Контейнер был тяжелый - двое курьеров и двое местных операторов, затаскивая его в комнату, пыхтели, сшибали ногами стулья и оставляли на полу пунктирные дорожки пота. Пятый, обаятельный качок с неглупым взглядом и поэтическим позывным «Дактиль», нес коробку из-под маленького телевизора.
        - Координатор будет? - осведомился он. - Или Лопатин вас решил под танки бросить?
        - У Василия Вениаминовича дела, - сухо ответила Прелесть.
        - Дела… - буркнул курьер. - Дела у него, да… Координатор обязан в каждом фальшаке участвовать лично. В таком - тем более. Сами-то знаете, кого загружаем?
        - Главное, чтобы ты вовремя забыл, - сказал Олег. На Лопатина он был зол, но считал, что это касается только их отряда. Того же мнения придерживалась и Ася, хотя специально они эту тему не обсуждали.
        Василий Вениаминович позвонил в гостиницу рано утром и велел обоим явиться в бункер. Его самого они уже не застали, зато нашли на столе подробную инструкцию с указанием места и времени. Дата «10.08.2003» была жирно подчеркнута, и Шорохов понял, что операция по Криковой уже началась.
        Свое отсутствие Лопатин объяснил одним словом «занят». Что ж, по крайней мере не городил семь верст до небес. Честно признался, что переваливает всю ответственность на Олега и за компанию - на Прелесть.
        Едва ли Василий Вениаминович боялся местной Криковой - здесь, в две тысячи третьем, ей было всего тридцать. Она занималась какой-то коммерцией и потихоньку налаживала контакты с Мосгордумой - пока еще не для стимуляции бизнеса, а так, ради престижа. О Службе она, понятно, ничего не знала. В отличие от той же гражданки образца две тысячи сорокового с чем-то - вице-спикерши, миллионерши и ведьмы европейского масштаба. Вот от нее, как подозревал Шорохов, Василий Вениаминович и зарылся - предварительно подготовив все, включая контейнер с семидесятилетним Криковым. С клоном, разумеется.
        К дому в Крылатском груз доставили на обыкновенной «Газели». Пронести такой ящик незаметно не удалось бы ни днем, ни ночью - к этому никто и не стремился. Курьеры, переругиваясь, доперли его до лифта и, пока спускалась кабина, уселись на крышку передохнуть.
        С квартирой проблем не возникло, если не считать того, что Олегу пришлось пальнуть четыре раза: в домработницу, в сиделку и в массажиста. В массажиста - дважды, поскольку тот начал убегать. После этого Шорохов позволил войти Асе. Станнером она владела не хуже, однако Олег, как мог, пытался избавить ее от потрясений. Главные потрясения были еще впереди.
        Двух женщин и дюжего мужика отволокли в гостиную, рассадили по креслам и добавили еще по два разряда - «контрольные выстрелы» Прелесть взяла на себя.
        Квартира у Крикова оказалась почти шикарной, для пенсионера - так даже и не шикарной, а королевской. Три комнаты, хороший ремонт, отнюдь не дээспэшная мебель. Телевизора не нашлось разве что в сортире, но там и без этого было уютно и здорово. Словом, бизнес-леди окружила папеньку заботой по классу «люкс»: к достойному жилью прилагался и достойный уход. По пятницам старика Крикова посещал не то колдун, не то диетолог, но сегодня, слава богу, была не пятница, и в гостиной расслаблялись только трое.
        При всем при этом дочь грезила увидеть отца издыхающим медленно и тяжко. Тот, как назло, умрет тихо - скоро, уже через пару месяцев. А спустя сорок лет, когда Криковой самой стукнет семьдесят, она осознает, что детская мечта - это святое и что хотя бы раз в жизни мечта должна исполниться.
        Время исполнения она выбрала удачно: молодая Крикова улетела в Таиланд и не могла ей ни помочь, ни помешать, да к тому же получила бесспорное алиби.
        Криков-прототип тоже был эвакуирован, но уже стараниями Службы. Около полудня с ним связался «приятный баритон» из наградного отдела и пригласил на вручение звезды Героя России. У подъезда его ждала черная «Волга» с казенными номерами. Водитель попался симпатичный и разговорчивый, но бестолковый - завез Крикова черт знает куда, влез во все пробки, какие только встретились, да еще и проколол колесо. Затем орденоносца ожидали новые волнения: по дороге должно было выясниться, что награждают не его, а какого-то однофамильца, что кто-то и что-то фатально перепутал, что кому-то там уже мылят шею, что его, конечно, отвезут обратно, с тысячью извинений, конечно же, отвезут, но сначала поменяют второе колесо…
        Старческая наивность иногда превосходит даже наивность детскую. Но Крикову она должна была обеспечить лишних два месяца жизни.
        Дактиль покорпел над замками, и покатая крышка, пшшшикнув, как банка пива, но раз в двадцать громче, слегка приподнялась. По комнате распространился горький запах миндаля. Крышку отсоединили и приставили к стене - закругленный контейнер, напоминавший аварийный буй, стал похож на простое корыто. Внутри, в мутном зеленоватом бульоне, плавало тело.
        Ася лишь бросила на него взгляд и отшатнулась.
        - Как гроб… - проронила она.
        - В гробах, Прелесть, мертвые, - отозвался Дактиль. - А эта тушка живее всех живых.
        Тело парило в плотной жидкости и, будто покачиваясь на волнах, изредка касалось локтями гладких стенок. Кожа у клона была синюшно-белая, и, хотя кое-где по ней расползлись старческие пигментные пятна, она все же производила впечатление здоровой. Клон выглядел гораздо лучше, чем средний мужчина, доживший до семидесяти лет, - если не принимать во внимание того, что он не двигался и не дышал.
        Шорохов смотрел на тело с неприязнью, но без страха - пока клон был не активен, пока он не стал человеком, ничего хуже вони от него ждать не приходилось. Такая копия была у каждого, и у самого Олега тоже.
        Школа - как бы Шорохов ни сомневался в ее реальности - дала ему общие сведения и об этом. В недалеком будущем клонирование выделится в целую отрасль, но лишь как производство донорского материала. С евгеникой и биоинженерией, тем более - каким-либо тиражированием, оно не будет иметь ничего общего. Со временем технология отработается настолько, что клонов начнут выращивать, как гидропонные помидоры, однако запрет на заключительный цикл останется в силе.
        Как строго этот запрет соблюдается, Олег уже убедился и продолжал убеждаться сейчас. Дактиль достал из своей коробки свернутый шнур с разъемами на концах. Присев возле контейнера, он провел пальцами по стенке и откинул две плоские заглушки, под которыми оказались такие же разъемы. Первый он подсоединил, никого ни о чем не спрашивая. Затем поднялся и отдал второй штекер Олегу.
        - Операция ваша, - сказал он. - Этим должен заниматься координатор, но если не он тогда кто-то из вас.
        Шорохов посмотрел на Асю - та взглядом ответила, что главную роль в этом деле доверяет ему. Он склонился к ящику и, особо не задумываясь, воткнул кабель.
        - Держите его! - бросил курьер.
        Олег почему-то решил, что это относится к нему, и, оторвавшись от контейнера, недоуменно обернулся. И пропустил тот момент, когда полуживое стало живым.
        Зеленоватый раствор мгновенно вспенился и повалил через край. Над корытом образовалась плотная шапка, сквозь которую не было видно ни дна, ни клона.
        - Что?… - спросил Шорохов.
        - Держать! - крикнул Дактиль.
        Пена вдруг взметнулась вверх, и из нее вынырнула голова - скользкая, как будто залитая жидким стеклом, с медленной кривой струйкой на подбородке и гладкими прядями, облепившими лоб и уши. Клон резко согнулся пополам и, неестественно широко, по-змеиному распахнув рот, глотнул воздуха. В плоской грудной клетке раздался звук рвущегося полиэтиленового пакета. Ребра с глухим похрустыванием расправились и снова сжались. В горле слышался надсадный хрип, с губ слетали крупные брызги, но это уже было настоящее дыхание.
        Вскоре голосовые связки перестали вибрировать, и клон задышал тише. Выпростав из-под воды тонкие трясущиеся руки, он нащупал бортики и взялся за них - движение получилось незавершенным, точно клон намеревался что-то сделать, но так и не осмелился.
        Курьеры собрались вокруг контейнера в напряженных позах ловцов сбежавшей кошки. Один поглаживал станнер.
        Ася отходила от ящика все дальше, пока не уперлась спиной в противоположный угол. Там она и стояла - сама белая, как клон. От Олега тоже особого толку не было. Суть происходящего он приблизительно понимал, но, что от него требуется в данный момент, уловить не мог. Криков-второй, кажется, пробуждался и без посторонней помощи.
        Тело в контейнере принялось вяло раскачиваться вперед-назад. Клон негромко подвывал, словно на что-то решаясь. Посидев так, по пояс в растворе, он неожиданно замер.
        И открыл глаза.
        Комнату огласил дикий вопль. Клон дернулся вверх, потом в сторону, попытался вскочить, но его схватили за плечи и опустили обратно.
        - Держа-ать… - с усилием произнес Дактиль.
        Пластиковая ванна зашаталась, и половина жидкости выплеснулась на паркет. Клон мычал и вырывался, раскидывая вокруг слезы и тягучие нити слюны. Это бешенство не было направлено против тех, кто его усмирял, - кажется, он вообще не классифицировал мир и воспринимал комнату со всей обстановкой и людьми как единую враждебную среду.
        Шорохов на мгновение поймал его взгляд. В светлых водянистых зрачках клона не было ни отблеска мысли, ни намека на что-то человеческое, - только ужас, тупой безотчетный ужас перед явившейся ему непостижимой вселенной.
        Олег не видел настоящего Крикова - того увезли еще до их прихода, но теперь он вполне представлял, что это был за старик. Вся мимика клона состояла из двух-трех мучительных гримас, но по оформленным чертам лица, по характерным морщинам, можно было судить и о прототипе. Криков оказался нормальным, приятным пенсионером - седеньким, но не плешивым, с маленьким носиком и впалыми щеками.
        Пока еще в контейнере плескался не он, а все-таки кусок мяса, но тело, прошедшее заключительный цикл, уже было, и отличить его от тела подлинного Крикова мог лишь он сам - и, возможно, его массажист. Копия, воссозданная по генокоду, целиком повторяла прототип и обладала всеми его качествами, за исключением шрамов, татуировок, мозолей и прочих неродовых признаков. Изменения во внутренних органах, возрастные пятна - все это формировалось в клоне сразу, еще в процессе созревания.
        Их всех выращивали взрослыми - молодыми или старыми, - на той стадии развития, какая требовалась. Крикова клонировали в семьдесят, и его клону по биологическим часам было ровно семьдесят, не больше и не меньше. Олегу и Асе на момент вербовки исполнилось по двадцать семь, значит, где-то были вскрыты такие же контейнеры, и оттуда вот так же, с воем и корчами, вылезли их ровесники. Координатор отряда… Шорохов не знал, когда Лопатин поступил в Службу, но клон был и у него, а следовательно, «Василий Вениаминович номер два» в свое время тоже выныривал из плотной зеленой жижи и ныл, и содрогался, и выворачивался из-под чьих-то крепких рук.
        Дактиль накинул Крикову на лоб широкий жгут и туго стянул его на затылке. Подвинув ногой картонную коробку, он достал прибор наподобие ноутбука.
        Мнемопрограмматор. Странно, но Олег вспомнил и это - сейчас, увидев чемоданчик. Вспомнил не только название и назначение, но и практические занятия. Клонов им не доверяли, курсанты обходились мединститутским муляжом, но какие-то знания все же отложились. Базовый объем на уровне ликбеза - для того чтобы нормально ассистировать. Да, им говорили, что основную работу выполнит координатор отряда, поскольку фальшак - это не прогулка в роддом. Это большая ответственность и малопредсказуемые результаты - потому-то и ответственность.
        «Фальшак», аналог «замены», точнее, натуральная замена, при которой на место человека попадает его клон, - будь то счастливчик, ожидающий незапланированного джекпота, или, как Криков, потенциальная жертва. Для Службы это не важно, для Службы и тот и другой - всего лишь субъекты вторжения. «Фальшак», копия, созданная либо для смерти, либо для непродолжительного функционирования, и в результате - опять же скорой смерти. Существо, чья жизнь ограничена рамками отдельной операции, - вот кто стонал и раскачивался с датчиком на липкой голове. Василий Вениаминович решил удовлетворить мадам Крикову способом ненадежным и весьма дорогим, но, учитывая ее влияние, единственно приемлемым.
        Дактиль подключил контактный обруч к мнемопрограмматору и зыркнул на Прелесть.
        «Не стоило ей сюда приходить, - подумал Олег. - Лопатин, не иначе, намерился познакомить ее с худшей стороной Службы. Так ведь и это еще не худшая…»
        - Скомандуешь что-нибудь, или ты у нас тоже для мебели?
        Шорохов сообразил, что реплика относится к нему, и, отерев потные ладони, бросил:
        - Врубай…
        Клону зажали рот, и Дактиль, помедлив, будто проговорив про себя молитву, щелкнул по кнопке.
        Криков вздрогнул, застыл, громко вдохнул через нос, снова вздрогнул и вдруг затрясся - мелко и часто. Глаза у него покраснели, но взгляд начал проясняться. Зрачки уже не вращались бессистемно, как у пупса, а метались от одного лица к другому. Кукла постепенно становилась человеком.
        Клон по-прежнему колотился о контейнер, как будто попал под напряжение, однако тело било не током, гораздо хуже - Крикова било его прошлым и будущим, которое из этого прошлого вытекало. Ничего не изменить, все уже сделано и все уже прожито. Все давно пройдено, до последней точки - и эта точка, хотя и на бессознательном уровне, тоже вошла в его память. Он должен умереть через пятьдесят девять дней, и никакой целитель, никакая реанимация этому не воспрепятствует. Он умрет через пятьдесят девять суток, и для смерти найдется сотня объективных причин, но самая главная заключается в том, что в этот день умер его прототип.
        Курьер, державший ему рот, убрал руку, но не отошел. Криков некоторое время беспомощно озирался, потом вдруг сказал.
        - Отпустите меня…
        Совсем недавно интеллекта в этом туловище заключалось меньше, чем в моллюске, а сейчас оно принадлежало живому человеку, оно само и было - живым человеком. Пенсионером, по счастью - отцом обеспеченной дочери… И обычным слабым стариком, в детстве хлебнувшим оккупации, в молодости вдоволь погорбатившимся во благо социализма, помнящим водку и по два восемьдесят семь, и по три шестьдесят две, и так далее, а сейчас имеющим возможность употреблять «Мартель» и «Хеннесси», правда, почти уже не имеющим печени.
        - Кто вы?… Зачем?… - спросил новорожденный Криков.
        Он суетливо перебирал пальцами по мокрым бортикам. Несколько секунд назад три здоровых мужика с трудом удерживали его на месте, а теперь Криков едва ли смог бы самостоятельно подняться.
        Дактиль отстегнул жгут, смотал кабель, закрыл мнемопрограмматор и сложил все это в коробку от телевизора.
        - Принимай работу, - сказал он устало. - В отчете, смотри, не забудь про меня… Ну и вообще не забывай.
        - Спасибо, Дактиль.
        - Клона в душ, - распорядился курьер. - Прелесть, отомри! Да, и привет вам обоим от Пастора.
        Двое операторов вытащили старика и, взяв его под руки, повели в ванную. Увидев Асю, он попытался прикрыться, и та отвернулась к окну.
        - Не надо… Что вы… - продолжал скулить Криков, и Олег понял, что единственный способ не провалить операцию - это каждую секунду думать о бледном теле в зеленоватом растворе, И как мантру твердить одно слово - «фальшак».
        Ася наконец сдвинулась с места и принялась искать тряпку, чтобы вытереть пол. Олег, сунув руки в карманы, встал над контейнером. Мысль о том, что в такой же пластиковой бочке родилось существо с его лицом и его судьбой, вызывала отвращение - почему-то не к клону, а к самому себе.
        - Мы закончили, - сообщил какой-то опер. - Думайте, во что его одеть. Ящик заберут курьеры, народ мы закроем, об этом не беспокойся. Как его вывести - вот проблема… Со станнером я бы не рисковал, он и так еле живой. Доставить труп, сказать, что сами уже справились… - усмехнулся он.
        - Сообразим, - ответил Олег. - Кто у вас за рулем?
        - Я. Алик. - Оператор подбоченился, будто это могло что-то изменить. Он был мелок и чрезмерно подвижен.
        - Алик - это имя или от «алкоголика» сокращенно?
        - От «аллигатора», - пояснил тот.
        - Спускайся в машину, Аллигатор, мы сейчас будем.
        - Уверен? Тут нищие не живут. Фальшак один раз на лестнице каркнет - через минуту менты уже будут в подъезде.
        - Не каркнет. Фальшак. Иди вниз, мы скоро. Олег встретил Крикова у ванной и помог ему завернуться в большое пушистое полотенце.
        - Вы нас не бойтесь, дедушка. Ничего страшного, вам плохо стало, мы и приехали. Ваши домашние вызвали.
        - Так вы врачи, - с облегчением произнес старик.
        - Да. Из Службы спасения. Как вы себя чувствуете?
        - Сносно.
        - Вам нужно побыстрее одеться. Не хочу вас тревожить, но…
        - Что?! - Криков, разумеется, встревожился.
        - Ваша дочь… - Шорохов скорбно поджал губы.
        - Что с ней? Самолет?! - воскликнул старик. «Клон… - сказал себе Олег. - Фальшак. Либо он, либо прототип. Кого-то из них сегодня не станет. Надо, чтобы клона».
        - Нет, с самолетом все хорошо. Она прилетела раньше, приземлилась… Все в порядке. Только по дороге…
        - Жива?… - упавшим голосом спросил Криков. «Фальшак. Фальшак. Фальшак».
        - Да, жива, но мы должны немедленно…
        Старик сбросил полотенце и, уже не обращая внимания на присутствие женщины, устремился к шкафу.
        Ася, догадавшись, что ему наплели, посмотрела на Олега с ненавистью.
        - Фальшак… - выдавил Шорохов.

* * *
        Непременным условием Криковой была полная адекватность объекта. Никаких успокоительных или антидепрессантов, тем более - никакой наркоты. Стрелять в наколотый манекен ей было неинтересно, она заплатила не столько за смерть отца, сколько за отчаяние в его глазах.
        Отчаяния пока не было, было лишь волнение. Криков вертел головой и непрерывно задавал вопросы. Ася, шаг за шагом сглаживая версию об автоаварии, сгладила ее уже настолько, что было непонятно, куда и зачем его везут. Старик чувствовал обман и беспокоился еще сильней. Шорохов, повторяя про себя одно и то же слово, пялился в окно.
        Алик и вовсе был занят другим. Пятнадцатилетний «БМВ», принадлежащий местному отряду, еле тащился, даже по сравнению с «восьмерками».
        - Пусть полюбуется, на какой рухляди катаемся… - мстительно бормотал опер. - Хотя что ей?… Где она и где мы… Из того бюджета нам ни копейки не свалится.
        Клон, будто догадавшись, что речь идет о его дочери, снова зашевелился и осторожно тронул Асю за руку.
        - Мы ведь в Шереметьево едем?…
        Прелесть посмотрела на Шорохова, но тот демонстративно отвернулся: мол, взялась успокаивать - сама и расхлебывай.
        - Да, - ответила она. - В Шереметьево. Только другой дорогой.
        - Когда же она прилететь успела? - спросил Криков. - Обещала послезавтра вечером.
        - Утром. Сегодня, - скупо произнесла Ася.
        - Прекрати, - прошипел Олег. - Сама себе нервы мотаешь. Фальшак уже никуда не денется… Алик, останови, пожалуйста.
        Тот притормозил возле застекленного перехода и выжидательно глянул в зеркало.
        - Проваливай, Прелесть, - приказал Шорохов. - Не нужно тебе это.
        - Не бойся, я на долю не претендую, - процедила она.
        - Доля… Об этом что, в газетах уже написали?! Алик…
        - Мир слухом полнится… - отозвался опер. Шорохов вздохнул.
        - Вылезай, Ася. Дальше ты не поедешь. Прелесть, помедлив, распахнула дверцу и выбралась из машины.
        - Вы напрасно с ней ругаетесь, молодой человек, - проблеял Криков. - Не ругайтесь, не надо. Вы так друг другу подходите…
        - Слушай, ты!.. Специалист по подходам!.. - Олег скривился и замолчал. - Ладно… Погнали.
        Оператор газанул, и «БМВ», отъехав от тротуара, проскочил перекресток уже на «желтый».
        Август убивал духотой. Термометр в кабине показывал плюс двадцать пять, снаружи было на десять градусов больше. За тонированными стеклами неслась пегая улица. Ночью был дождь, утром еще оставались какие-то лужицы, но к обеду асфальт просох и раскалился. Шорохов хрустел пальцами и с вожделением думал о декабре.
        - Куда вы меня везете? - неожиданно спросил Криков.
        Олег, максимально затягивая паузу, принялся ковырять в зубе.
        - Стройку объезжаем, - ответил за него Алик.
        - Какую еще стройку? - возмутился старик. - Это же в другую сторону!
        Возразить было нечего. Насчет «другой стороны» Криков преувеличил, однако если бы они действительно ехали в Шереметьево, то были бы уже на месте.
        - А станнером нельзя… - с сожалением заметил Алик.
        Шорохов посмотрел на его глаза в зеркале и грустно кивнул.
        - Как-нибудь… Недалеко уже.
        «БМВ» свернул у «Петровско-Разумовской» и, сбросив газ, вкатился на бесплатную парковку перед новым супермаркетом. То ли из-за жары, то ли еще по какой причине, машин почти не было, а те, что стояли - штук десять-пятнадцать, не больше, - терялись на обширной площади, как горошины в тазу.
        Отдельно от этих горошин, слева у ажурной ограды, вольготно расположился кремовый «Линкольн». Алик отъехал вправо и тоже пристроился у забора, вдали от разноцветного стада «Жигулей» и подержанных иномарок.
        - Сейчас я выйду, - предупредил Олег.
        - Ну это ясно…
        - Выйду и направлю на тебя станнер. Чтобы они увидели. А ты отрубишься. Так, чтобы они увидели, - повторил он с нажимом.
        - А надо?… - обронил Алик.
        - Лучше я понарошку, чем они взаправду.
        - Согласен.
        - Они могут оставить наблюдателя, так что полчаса не рыпайся.
        Олег обошел «БМВ» спереди и ободряюще подмигнул. Когда он приблизился к окну водителя, станнер был уже в руке.
        - Лбом в руль, - сказал он шепотом, хотя «Линкольн» находился метрах в пятидесяти. - Чтоб издали было заметно. Только на бибикалку на попали. Раз…Два…
        Не досчитав до трех, Шорохов нажал на курок. Алик замер на вдохе, - получился жалобный всхлип, - потом медленно, словно и впрямь стараясь не задеть клаксон, уронил голову вперед.
        - Не в обиду, Аллигатор, - душевно произнес Олег, - но так будет лучше. Сейчас еще… формальности, сам понимаешь Ничего личного.
        Шорохов вытащил мнемокорректор. Просунув руку в окно, он взял Алика за волосы и приподнял. В глазах у оператора читалось недоумение. Чтобы снять все вопросы, пусть и немые, Олег закрыл ему последние три часа. С запасом.
        Вытащив Крикова из машины, Шорохов повлек его к лимузину. Старик сопротивлялся, но скорее морально: гнусавил про свою доверчивость, про его, Олега, непорядочность и про что-то еще, все в том же духе.
        Шорохов, придерживая его за тонкий локоть, продолжал повторять про себя «фальшак… фальшак…», и, кажется, это помогало.
        Одно из черных, абсолютно непроницаемых стекол «Линкольна» медленно опустилось, но в сумрачном салоне Олег так ничего и не разглядел. Он подвел Крикова к открытому окну и поставил, как манекен. В машине молчали. На секунду из тени вынырнуло чье-то немолодое лицо, - Шорохов даже не успел сообразить, мужчина это или женщина, - и вновь скрылось в глубине.
        - Он? - спросил наконец Олег.
        - Вам виднее, - откликнулся женский голос. И повелительно добавил: - С нами поедете.
        - Нет. Товар-деньги, и гуд бай. - Шорохов спохватился, не слишком ли он вольно про живого-то человека, но подумал, что капля цинизма не повредит. Крикова ведь тоже не на пироги папочку приглашала.
        Передняя дверь открылась, и из машины вышел Федяченко. Формы на нем не было: подполковник милиции, разъезжающий на «Линкольне», - это все-таки перебор. Федяченко был одет в хлопковые брюки и полосатую тенниску.
        - Будьте добры, Шорох, постойте минутку, - сказал он. - И не двигайтесь.
        - Что, и тут у вас снайперы?
        Федяченко, не ответив, направился к «БМВ». Вразвалочку дойдя до машины, он прикурил, осмотрелся, якобы рассеянно, и так же неторопливо вернулся назад.
        - Хорошо, - мурлыкнул он, отбрасывая окурок. - Садитесь, Шорох. Но только… Вы же понимаете… В вас будут целиться. Все время. И не я один. Извините, простая формальность…
        - Ничего личного, - поддакнул Олег. - Но я никуда не поеду.
        - Это не обсуждается, Шорох. - Федяченко улыбнулся. - Я же сказал: вы под прицелом. И попали под него раньше, чем здесь появились.
        - За неподчинение выстрел в затылок? - равнодушно спросил Олег.
        Федяченко опять улыбнулся.
        - Не меньше трех. Я озабочен безопасностью моего доверителя. Садитесь, Шорох.
        Сзади в лимузине находились два широченных кожаных дивана Олег плюхнулся спиной вперед. Места напротив были заняты: пара неподвижных типов по бокам и худощавая женщина в центре. Крикова. Все трое смотрели на него, но смотрели по-разному.
        Мадам вице-спикер следила не за руками - для этого у нее были охранники, - и далее не за мимикой. Она сверлила Шорохова прямым настойчивым взглядом, при этом ее собственные глаза могли бы конкурировать с односторонними окнами «Линкольна».
        Криковой, как и старику, было ровно семьдесят, но Олег дал бы ей лет на десять меньше Он сообразил, что вице-спикер всю жизнь носила девичью фамилию - значит, с семьей не сложилось, а если и сложилось, то не так, как хотелось бы.
        Женщина была похожа на отца, но ровно в той степени, в какой могут быть похожи два пожилых человека. Бесспорно, волевая и жесткая, с сухим, но не дряблым лицом, со злым, но не капризным ротиком и - да, с пронзительными серыми глазами. На ней был закрытый костюм с брошью, на коленях лежала классическая лакированная сумочка Олег решил, что даме не достает вуали. В голове вертелось старое, но не забытое определение «железная Леди», и вице-спикеру Европарламента оно вполне подходило.
        Крикова отвернулась от Олега, лишь когда Федяченко усадил рядом с ним старика. Отца она изучала не так долго и не так придирчиво.
        «Узнала», - с надеждой подумал Шорохов.
        - Легенда в порядке? - спросила Крикова.
        - Что?… - Олег нахмурился и подался вперед. Охранники даже не моргнули, но перемена позы была ими учтена.
        - Шорох, вы обеспечили ему легенду? По которой он исчезнет.
        - А-а! - Он снова откинулся на спинку, так было удобней. Так он имел меньше шансов получить незаслуженную пулю. - Прикрытие надежное. Иначе зачем я вам нужен?
        - В двух словах, пожалуйста.
        Олег выразительно посмотрел на старика, но женщина не придала этому значения.
        - Я вас слушаю, Шорох, - сказала она.
        - Легенда хорошая. Никто не умрет.
        Крикова на это заявление не отреагировала, и Олегу пришлось продолжить.
        - Мы оставили клона. Вы не возражаете?
        В ее взгляде наконец-то проявилось что-то живое - сомнение или даже недоверие. «Линкольн» выехал со стоянки.
        - Чем вы докажете, что клон там, а не здесь? - спросила Крикова.
        - Здравым смыслом, - равнодушно отозвался Олег. - До его смерти всего два месяца, и…
        - Это беллетристика. Мне нужно что-нибудь существенное.
        - Поговорите с ним. Если вас что-то не устроит, мы попрощаемся и я выйду.
        - Слишком легко, Шорох, - буркнул с переднего сиденья Федяченко. - В нашей игре карты не бросают, это вам не покер.
        Женщина опять перевела взгляд на клона, словно собиралась его о чем-то спросить. Олег стиснул зубы. Крикова как дочь могла копнуть слишком глубоко - глубже, чем забрались в память прототипа авторы мнемопрограммы. Однако Шорохов надеялся, что ковыряться в своем прошлом вице-спикер не отважится.
        Старик тоже занервничал, но он, в отличие от Олега, этого скрыть не стремился. Шорохову показалось, что он понемногу догадывается, хотя поверить в такую встречу нормальный человек едва ли способен.
        Криков подслеповато сощурился - в салоне действительно не хватало освещения.
        - Отвезите меня обратно, - попросил он. - Я… я не хочу…
        Женщина, точно так же щурясь, посмотрела ему в лицо, но ничего не сказала. Шорохов осознал, что последний раз она видела своего отца сорок лет назад, и медленно, изображая ленивый зевок, вздохнул.
        Незнакомая улица без перекрестков петляла между железными ангарами и с каждым поворотом становилась все более пустынной. Жилые дома пропали уже давно, теперь даже хранилища, то крашеные, то ржавые, попадались редко. Слева нависал покосившийся сетчатый забор без ворот, справа бежали чахлые, все в мусоре, деревца. Район незаметно перешел в пустырь.
        Появление в этих местах длинного «Линкольна» выглядело, наверное, удивительно, однако удивляться здесь было некому.
        - Я полагаю, тут мы с вами и… - Олег потер себя по коленям, как бы собираясь вставать.
        - Не суетитесь, Шорох, - подал голос Федяченко.
        Ограда и деревья одновременно оборвались. Олег провожал их взглядом, как провожают удаляющийся перрон, все отчетливей понимая, что точка, где еще можно было остановиться, уже пройдена.
        «Гражданка Крикова расстреляла своего папеньку в две тысячи третьем году с помощью оператора по имени Шорох», - вспомнил он слова Лопатина. И тут же в памяти всплыла фраза Федяченко. «Вы справились блестяще».
        Все нормально. Все получится. Старая стерва договорилась с начальством, а его, оператора, используют в качестве обычного посредника. С неплохим, кстати, гонораром. «Товар-деньги», правильно он сказал. Но почему же так паршиво на душе? Почему так тревожно?…
        Проехав немного по утрамбованной глине пустыря, «Линкольн» затормошил. Один из охранников подал Криковой руку, второй оставался в машине до тех пор, пока не вышел Олег.
        Пыль под ногами, какие-то полусгоревшие бумажки, торчащие повсюду куски арматуры - после матового блеска кожаного салона все это выглядело особенно тоскливо. Огненно-желтое солнце висело прямо над головой, и Шорохов приложил ладонь козырьком.
        Пустырь был не такой уж и большой - метров через сто он плавно забирался на рыжий земляной вал и нырял в какой-то заболоченный луг. За лугом торчали необитаемые башни новостройки. С другой стороны были те же многоэтажки и… кое-что еще.
        Мощный капот «Линкольна» упирался в черную «Волгу», казавшуюся рядом с лимузином утлой малолитражкой. Все двери в «Волге» были открыты. Водитель дремал, завалившись на руль. Чуть в стороне стояли еще два человека: один был такой же заурядный, как секьюрити, а второй…
        Олег суеверно обернулся. Пара охранников, Федяченко, мадам вице-спикер и клон Крикова находились у «Линкольна». Возле «Волги» были совсем другие люди. Первый - видимо, все же телохранитель.
        Вторым был сам Криков.
        - У меня к вам вопрос, уважаемый Шорох, - промолвил Федяченко.
        Олег начал разворачиваться - медленно, очень медленно. Он не придумывал отговорки, это было бесполезно. Просто синхронизатор застрял в кармане пояса. И никак не хотел выниматься. А когда выскочил, чуть не упал на землю. И раскрылся он еле-еле, Шорохов потратил на это еще полсекунды. У него уже не было времени что-то выбирать, не было даже возможности взглянуть на табло. Олег вслепую пробежал пальцами по кнопкам и, нащупав «Старт», завершил оборот. И увидел три ствола.
        - Я не сомневался, что вы нас обманете, - качнув пистолетом, сказал Федяченко. - Но я, честно говоря, рассчитывал на что-нибудь более изящное. Ведь вы, Шорох…
        Олег хорошо представлял, что будет дальше. Сначала ему сделают комплимент. Потом выстрелят в голову.
        Он не знал, какая дата задана в синхронизаторе - ледниковый период или новый миллениум. Тыкая в кнопки наугад, он едва ли мог набрать что-то близкое к своей эпохе. Однако и то и другое было лучше, чем этот пустырь, разочарованная Крикова и не в меру догадливый Федяченко. И обещанные три дырки в родной голове.
        - Ведь вы, Шорох, способны на… Дослушивать Олег не стал.

* * *
        По бурой поверхности змеились неглубокие трещины - то пересекались под разными углами, то снова расходились, создавая бесконечный неповторяющийся узор. Это смахивало на дно подсохшей лужи. Только лужа тянулась от горизонта до горизонта.
        По ногам дул тугой горячий ветер. Он тоже что-то напоминал - наверно, обычный домашний сквозняк. Солнца Олег не увидел - небо было белесым и непрозрачным, как марля. Оно все казалось сплошным разбавленным солнцем.
        По виску, раздражая кожу, сбежала первая капля пота.
        Шорохов чувствовал, как сквозь тонкие подошвы печет раскаленная земля. Ни травинки, ни веточки, ни листочка, хоть бы и увядшего. Ничего - только растрескавшаяся глина. Ассоциация с лужей становилась все более устойчивой.
        Обмелевшее море? Какое, к черту, море… Он переместился во времени, но не в пространстве. Это Москва - или бывшая, или будущая… Где-то неподалеку от «Петровско-Разумовской»: за метро налево, через два перекрестка направо, и по длинной извилистой дороге до самого конца…
        - До самого… - отрешенно произнес Олег.
        Он посмотрел на синхронизатор, и сердце, сбившись с ритма, застучало как-то спонтанно, словно исполняло партию из джазовой композиции.
        На табло мерцала строка: «23.59 00 31.12.2070».
        - Вот и Новый год… - проронил Шорохов.
        Если прибор не врал, он находился не так уж и далеко. Даже за пределы зоны ответственности не вышел, хотя на кнопки жал абсолютно бессистемно. Впрочем, через минуту две тысячи семидесятый год закончится, и он окажется уже на чужой территории.
        У Олега появилось предчувствие, что вот сейчас, с наступлением две тысячи семьдесят первого, произойдет нечто особенное.
        - Кретин!.. - сказал он вслух. - А это что, не особенное?! Пустыня на месте Москвы… Жара в декабре… Светлое небо в двенадцать часов ночи…
        Само перемещение тоже выглядело неестественно. Зона ответственности длилась ровно столетие, и вероятность случайного попадания в завершающую минуту была ничтожной.
        Еще не успев толком додумать эту мысль, Олег заменил последний ноль на пятерку и снова стартовал.
        В чужую зону. Ну и хрен с ней, с чужой… Авось не казнят. Всего-то и нарушил границу, что на пять лет. Только посмотреть. Только…
        Шорохов растерянно кашлянул. Перемещение закончилось, и он, по идее, уже находился в две тысячи семьдесят пятом.
        Та же пустыня. Возможно, рисунок трещин изменился, а возможно, и нет… Олег посмотрел под ноги и на мертвой выжженной почве увидел отпечатки своих ботинок.
        На табло стояла та же самая дата: тридцать первое декабря две тысячи семидесятого года, без минуты полночь. Пять лет, которые он прибавил, попросту сбросились.
        По лбу скатилось еще несколько капель - крупных, похожих на ручейки, и Олег вдруг забыл и о железке, и тем более о каких-то зонах.
        Он был в Москве. Или на месте Москвы… В недалеком, весьма недалеком будущем. Синхронизатор отказывался отравлять его вперед, но Шорохов лишь теперь сообразил, что это не так важно. Сейчас, в семидесятом, здесь уже пустыня. Что бы ни стряслось с городом, отсюда это видится частью прошлого. И этого не изменить.
        Две тысячи семидесятый… Боже, как близко! Не исключено, еще при его жизни. Сколько ему исполнится? Девяносто два. Сомнительно, однако шанс дожить все-таки есть. Да, у него есть шанс застать момент, когда Москва превратится в прах. И шанс превратиться в прах вместе с ней…
        Олег снова огляделся. Вокруг на многие километры тянулась пустыня - ровная, как взлетная полоса. И никаких руин или обломков. Никаких следов, кроме его собственных, - четыре овальные вмятины от подошв: две от левой и две от правой. Все.
        Шорохов попробовал переместиться еще раз, опять вперед. Дрожащий палец с трудом попадал в кнопки - получился октябрь две тысячи сто двенадцатого. После старта синхронизатор вернул на табло ту же строку: «23.59.00 31.12.2070». Под ногами оказались те же четыре следа. Наручные часы продолжали отсчитывать секунды, но это были секунды другого года. В начале операции с Криковой Олег перевел свой «Ситизен», и циферблат прилежно показывал время августа две тысячи третьего.
        А здесь… здесь как будто и не было никакого времени. Ветер, единственная примета и ориентир, дул с постоянством вентилятора - нес через пустыню тяжелый пресный воздух, которым едва можно было дышать. Шорохов замер и прислушался. Ровный, без порывов, ветер. Он не звучал и не кончался. Олегу подумалось, что и начала у ветра тоже нет. Как нет его у этого времени - не то идущего за самим собой по кругу, не то стоящего на месте…
        Не соображая, что и зачем он делает, Шорохов задал новую точку финиша - на пятнадцать минут раньше. Он бы не удивился, если бы прибор не пустил его и назад. Как раз этого он и ждал, и уже догадывался, что останется здесь навсегда, хотя «всегда» в таком климате продолжалось бы для него недолго.
        Всего на пятнадцать минут. Просто ради эксперимента. Убедиться, что синхронизатор не работает, и успеть пройти два-три километра, пока жара его не прикончит. Олег приготовился к худшему и, зажмурившись, вдавил «Старт».
        Холодно…
        Сквозь веки по-прежнему проникал свет, но уже не яркий, не жгущий. Розовый, зеленоватый, голубой… Мягкие, ползущие тона.
        Рядом прозвучал короткий музыкальный отрывок, и сразу за ним, точно он прорвал некую мембрану, на Олега рухнул поток шума. После мертвой тишины это было похоже на удар: уши захлебывались в каких-то визгах, скрипах и журчаниях. И еще они мерзли. Ушам тоже было холодно.
        Шорохов открыл глаза и чуть не вскрикнул от счастья: он находился на улице, посреди дороги, мешая транспорту и смущая народ своей летней рубашечкой. То, что играло за спиной, было не музыкой, а всего лишь автомобильным сигналом. Плавающие пятна оказались иллюминацией - вдоль проезжей части тянулись эффектные гирлянды, а две башни напротив сияли от подсветки, как витрины кондитерской.
        Олег заскочил на тротуар, попутно отметив, что асфальт слегка пружинит и снега на нем практически нет.
        С темного неба густо сыпались огромные мохнатые снежинки и, не долетая до земли, таяли.
        У перекрестка стояла большая елка, усыпанная искрящимися огоньками. Через шестнадцать минут - Новый год…
        Прохожие четко делились на тех, кто несся домой, и тех, кто уже слегка отметил и специально вышел на площадь - погорланить, повзрывать петарды и отметить еще сильней. Погода, по зимним меркам, была теплой - но не для августа, откуда удрал Олег. В своих брюках и ботинках на тонкой подошве он сразу окоченел.
        Уходить, однако, не хотелось. Это было самое далекое будущее, которое он мог посетить легально Граница зоны ответственности, без двенадцати минут полночь. Когда еще доведется… Ради этого можно и померзнуть.
        Две тысячи семидесятый здорово отличался от того, что представлял себе Шорохов, - поскольку почти не отличался от настоящего. Машины были другими, но по-прежнему о четырех колесах. Дома выглядели иначе, но это были те же вытянутые вверх коробки, и они не парили в воздухе, а стояли на земле. Люди носили шубы, пальто и куртки - ничего принципиально нового модельеры не предложили.
        В определенном смысле Олег был даже разочарован. Футурологи обманывали и себя, и обывателей: влияние прогресса на внешний вид города они явно переоценивали. То, что спустя шестьдесят семь лет на месте пустыря возник жилой район, Шорохова не удивляло. Было бы странно, если бы целый гектар на территории Москвы так и остался невостребованным.
        Из всех новшеств Олега почему-то привлекло отсутствие светофоров. Тем не менее перекресток регулировался - обтекаемые, сплющенные машины дружно тормозили и так же дружно уезжали. Логичнее было построить новую магистраль сразу со всеми развязками, однако эстакада, даже самая компактная, здесь бы не поместилась. Шорохов сделал вывод, что транспортную проблему не снимут еще долго - вероятно, до тех пор пока автомобили не начнут летать…
        Олег все не мог забыть того, что он видел впереди, в нескольких минутах отсюда. И он опасался, что пустыня никуда не денется - она придет, наступит на город вместо Нового года, раздавит все это пространство с первым же ударом курантов.
        У невидимой, но определенно существующей стоп-линий снова зазвучала затейливая мелодия.
        «Вот по части автодизайна и аранжировок для клаксонов потомки продвинулись неплохо», - снисходительно заметил Олег.
        У противоположного тротуара стоял приземистый автомобиль спортивного класса - так его оценил Шорохов, хотя подобных машин на улице было большинство. Прихотливо очерченный капот отбрасывал яркие изогнутые блики, а миндалевидные фары, тускло светившие желто-зеленым, смахивали на глаза восточной красавицы. Сравнить автомобиль было не с чем, разве что с каким-нибудь концепт-каром.
        «Наши концепты этой тачке в дедушки годятся», - подумал Олег.
        Машина просигналила еще раз, потом дверь распахнулась, и из салона кому-то замахали рукой.
        Нет, ничего не меняется… Люди спешат к праздничному столу, люди опаздывают на свидания, нервничают, орут…
        Человек действительно заорал, но за многоголосым шелестом моторов нельзя было разобрать ни слова.
        Олег пригляделся к пассажиру. Странный тип… одетый совсем не по сезону. Какой-то сумасшедший… В светлом костюме, как и автомобиль, - условно-спортивном, в белой обуви и в бейсболке, тоже белой.
        Мужчина завопил еще громче и, выскочив, помчался через дорогу. Прямо на Олега.
        - Вперед!.. - кричал он, лавируя между тормозящими машинами. - Вперед, быстрее!! До упора!.. Быстрее, Шорох!!
        Олег тряхнул головой, скидывая с макушки снежную шапку. Бегущий человек ему был знаком.
        - До упора!! - срывая связки, завопил Иванов и вытащил из кармана плоскую коробочку. - Уходи, Шорох!! Уходи отсюда!..
        Олег сдернул с пояса синхронизатор и вызвал на табло предыдущую строку - две тысячи семьдесят пятый год. Увидев у него в руках прибор, Иванов тут же исчез. Шорохов ничего не понял, лишь отметил, что пятнадцать минут, на которые он возвращался из того гибельного места, почти уже истекли В мозгу мелькнула смутная догадка, но времени на ее осмысление не оставалось. Сейчас что-то случится, Олег это почувствовал. Палец сам опустился на кнопку и сам все решил.

* * *
        Иван Иванович продолжал бежать. Пыль, медленно развеиваясь, стелилась за ним широкими шлейфами. Каждое его прикосновение оставляло на земле след, но Олег видел, что эти следы начинаются с пустого места. Иванов сбавил скорость и пошел шагом - бегать на такой жаре было тяжело. Позади тянулась цепочка из десяти отпечатков, больше на обожженной глине ничего не было.
        Шорохов посмотрел на свои плечи - снег стремительно таял, растекаясь по рубашке темными пятнами, которые тут же и высыхали. Над рубашкой курились прозрачные язычки пара. Одежда Ивана Ивановича уже не казалась ему такой странной. Бежевый светоотражающий костюм и кепка с длинным козырьком, прикрывавшим лицо, были здесь кстати. Значит, Иванов попал сюда не случайно.
        - Это будущее, Олег. Две тысячи семидесятый, одна минута до Нового года. Дальше перемещался? Наверно, уже попробовал.
        Шорохов машинально достал сигареты, но, подержав пачку в руках, сунул ее обратно. Иван Иванович расстегнул «молнию» и вытащил из-за пазухи армейскую фляжку.
        - Хочешь?
        Олег настроился на коньяк, но там была простая вода.
        - Ты рано тут появился, - сказал Иванов, завинчивая крышку. - Ты слишком мало успел узнать. Даже меньше, чем какой-нибудь Пастор или Дактиль.
        - А ты сам-то кто? Я не пойму: ты в Службе или нет?
        - В Службе. Но не в твоей.
        - Ты из другой зоны?
        - Можно и так сказать. Да, считай, что я из соседнего филиала. Командированный как бы.
        Последняя оговорка Олегу не понравилась. Лучше бы Иван Иванович обошелся без этого «как бы».
        - Зачем ты в меня стрелял? - спросил Шорохов. - Тогда, на «Щелковской». Я же не собирался тебе ничего делать… ничего плохого…
        - Ты бы и не смог. Но ты начал меня спрашивать, и это было… немножко несвоевременно. Ты и сюда напрасно явился.
        - А где я?
        - Трудно объяснить. Нарисовать еще как-то можно… - Иванов задумчиво провел носком по земле, потом посмотрел на небо и опять полез за фляжкой. - А словами… словами тяжело. Барьер… - крякнул он, глотая теплую воду. - Это барьер, и мы сейчас в нем.
        - А что за ним? Что дальше?
        Иван Иванович глянул по сторонам, будто искал тень или кресло, и вздохнул.
        - За барьером находится будущее, - сказал он. - Время-то бесконечно.
        - А до барьера - прошлое… - проронил Шорохов. - Это ясно. Но если минуту назад был декабрь две тысячи семидесятого, а еще через минуту наступит…
        - Январь две тысячи семьдесят первого, правильно. - А между ними - пустыня, жара…
        - Тоже правильно. Только это не пустыня. Так мы воспринимаем барьер.
        - И как же через него перескакивают?…
        - Кто перескакивает? - нетерпеливо спросил Иванов. - Никто никуда не перескакивает. А, ты хочешь знать, что случилось в последнюю минуту и что было бы с тобой, останься ты там?
        - Ну!
        - Тебя бы не стало. Ничего интересного там не произошло. Просто все прервалось.
        - Погибло?…
        - Прекратило существование. За барьером, с той стороны, все продолжается, но уже независимо от твоего настоящего. Вершина вашего… гм, «столба» с будущим почти не состыкуется.
        - «Нашего»… - буркнул Олег. - А «ваш»?… А школа?! - спохватился он. - Что ты делал в моей группе?
        - Ничего. В школе я не учился.
        - Как?… - опешил Шорохов. - Я же тебя отлично…
        - «Отлично» надо поставить нашим мнемотехникам, - усмехнулся Иванов, - Ты должен был меня знать, ты меня знаешь. Это все, что требовалось от подсадки.
        - Подсадка?…
        - Мнимое воспоминание. Вшитое, кстати, в такое же мнимое.
        - Я не понял, - признался Олег. - Ты про школу?
        - Учебная база находится в другом месте. И ты никогда на ней не бывал.
        - И автобусы…
        Олегу показалось, что часть снега ссыпалась ему за шиворот. Он даже потрогал шею, настолько это ощущение было натуральным. Нет, рубашка давно высохла.
        - Автобусы… - повторил он с ужасом. - От «Щелковской»!.. Мы же ехали… И старшина… Хапин… И солдатики гэбэшные. И лекции…
        Иван Иванович лишь молча кивал.
        - Все шесть месяцев - сплошная липа? - тихо спросил Шорохов. - Но я же встречал некоторых… уже после школы.
        - Тебе вшили вполне правдивую историю. О том, как ты мог бы учиться… если бы учился на самом деле. Сокурсники, инструкторы, обслуга - все взято из жизни. Ни одного вымышленного персонажа.
        - А Рыжая?
        - Какая еще рыжая?
        - Эта… Ирина!
        Иванов подвигал бровями и вновь достал фляжку.
        - А, Ирина Проценко! - обрадовался неизвестно чему.
        - Фамилию я не знаю. Но она меня не помнит. И школу тоже. При этом у нее почти ничего не закрыто.
        - Ей и закрывать нечего. Проценко - человек со стороны. Ее использовали, чтобы связать твои мнимые воспоминания с действительностью. Помнишь рыжую на занятиях - встречал ее в жизни. И никто тебе не докажет, что базы нет. Ты же сам видел рыжую!.. Да ты и сейчас сомневаешься, верно? Это потому, что ты рано пришел. Рано начал меня доставать своими поисками, своими вопросами… Процесс тяжелый, и не надо его форсировать, Олег. Времени у нас навалом.
        - У нас?…
        - Ну, а зачем же меня к тебе подсадили? Мы вместе, опер Шорох. Ты и я. Если хочешь знать, кто я такой… Ну, допустим, консультант. Хотя, думаю, ты и без моих советов справишься. Если спросишь, кто ты сам… Тут я, наверно, не отвечу. Даже без «наверно». Рановато тебе. Не спеши, у тебя все получится.
        - Мне многие это говорят…
        - И они правы. Или ты про Крикову? Ты, между прочим, зря оттуда удрал, Федяченко подстраховался, он не дурак, но на его страховку найдется и другая. Так что возвращайся. Дело-то не частное, а служебное. Санкционировано на самых верхах. Служба окажет любезность вице-спикеру - вице-спикер окажет любезность Службе. Заканчивай операцию, не ломай логику.
        - А потом?
        - Потом я тебя разыщу. Придет время, и разыщу.
        Шорохов снова без толку повертел сигареты и переступил с ноги на ногу. Пятки уже сварились - теперь, Когда пот иссяк, они начинали поджариваться.
        - Значит, ты сидишь только в моей памяти? - спросил Олег.
        - Ты волновался, что меня никто не помнит? Не переживай, так и должно быть.
        - А про школу?…
        - Неужели это важно?
        - У меня есть подозрение, что «заочно» обучался не я один. Это обычная практика?
        - Не-ет, что ты! Это вариант дорогой, эксклюзивный. Гораздо проще переместить курсанта в настоящую школу. Но не всегда это удается.
        - Темнишь, - сказал Олег.
        - Хорошо, не буду. Твою напарницу тоже по ускоренной программе подготовили.
        - Прелесть… Она помнит, что провела этот год у себя дома. А где, интересно, был я? У меня и дома-то вроде нету…
        - Задавая вопрос, всегда рискуешь услышать ответ. Поэтому меньше спрашивай. Я ведь как лучше хочу. Не загоняй себя в угол, на Шороха многие надеются, очень многие.
        - Надежда - вещь бесполезная. Все уже случилось. Либо - не случилось. Все в магистрали.
        - Согласен, но с одной поправкой. Сама магистраль… Олег, дружище!.. - Иван Иванович широко развел руками. - Сама магистраль меняется - по чуть-чуть, незаметно. И возникает другой «естественный ход событий», не менее естественный, чем тот, что был прежде. И внутри новой редакции ничего не переделать, потому что все причины и следствия в ней жестко связаны. Но ведут они уже не туда. Изменить будущее действительно нельзя. Но можно создать иное будущее, которое вытекает из иного настоящего.
        - Магистраль… будущее… В чем разница?
        - Разница? Наверно, в терминах. Понятие «будущее» существует лишь в единственном числе. Оно может быть такое, или не такое, или пятое, или десятое, но будущее всегда одно. То, которое в итоге оказалось реализованным. А кроме этой уникальной магистрали существуют и теневые. Несложившиеся варианты развития.
        - Что значит «существуют»?… Несложившиеся варианты будущего - существуют?! Если только в чьем-то воображении?…
        - В вероятности, - ответил Иванов. - Все, я ухожу. Меня сейчас тепловой удар хватит.
        - Потерпишь! - заявил Шорохов. - И каким же образом они существуют, эти варианты?
        - Опять торопишься. А не надо бы… - Он потряс раскрытым прибором. - Что здесь хорошо, так это пылища. Встань на свои следы и вернись в точку старта.
        Едва договорив, Иван Иванович исчез, возможно - и впрямь перегрелся, возможно - опасался новых вопросов.
        Олег в который раз вытащил сигареты и все-таки закурил. Дым, как и местный воздух, был безвкусным.
        Шорохов изучил отпечатки на глине и, разыскав самые первые, отряхнул брюки. Возвращаться к мадам Криковой не хотелось, но выбирать было не из чего. Олег отстрельнул окурок и, проследив за тем, как он катится по глине, достал синхронизатор.
        Уже набрав новую дату, он вспомнил, как сюда попал. Тогда он сомневался, что можно поймать конец периода случайно, наугад. Теперь было ясно, что он ничего и не ловил, а просто уперся в барьер. Граница расположилась подозрительно удачно: на последней минуте декабря.
        Это не могло быть природным катаклизмом, природе начхать на календарь - и Юлианский, и Григорианский, и любой другой. У нее свои способы разметки времени. Значит, то, что произошло, сделано человеком. И значит, это можно компенсировать. Вот только нужно ли это ему, Олегу Шорохову, он не знал. Все его прошлое и будущее вполне укладывалось в столетнюю зону ответственности, а жить вечно он вроде и не собирался.
        - Вы, Шорох, способны на большее, - с укором произнес Федяченко.
        По своим субъективным часам Олег провел в барьере не так уж и долго, но по количеству впечатлений эти сорок или сорок пять минут можно было приравнять к суткам. А то и к неделе.
        На пустыре его отсутствие длилось долю секунды, и, кроме охранников, этого никто не заметил. Крикова, не отрываясь, смотрела на отца, Федяченко был слишком увлечен своей речью и своим пистолетом. Телохранители тоже вряд ли поняли, что случилось. Пока сигнал путешествовал по зрительному нерву, пока мозг подбирал адекватный ответ, Шорохов уже появился вновь - в сантиметре от того места, где он исчез, в слегка изменившейся позе и с открытым синхронизатором.
        - Опер такого класса, как вы, не должен недооценивать чужого интеллекта, - назидательно продолжал Федяченко. - О-о!.. Собрались сбежать, Шорох? Не думаю, не думаю…
        Он снова повел стволом. Охранники оружием не размахивали, но угрозы от них исходило не меньше. Опасность схлопотать обещанные дырки, если не три, так две - точно, была все еще актуальна.
        Олег нарочито медленно закрыл прибор и уложил его в ремень.
        - Вы меня неправильно поняли, - сказал он. - Кто же станет убегать от полутора миллионов?
        Федяченко озадаченно перевел взгляд на старика у «Волги».
        - Посмотрите, Шорох.
        - Да я видел, видел. - Олег все-таки повернул голову и тяжело сглотнул. Между Криковым и третьим охранником стоял… Лис.
        «Вы справились блестяще…» - опять вспомнил Шорохов и обозлился. Не на Федяченко, не на Лопатина, даже не на Лиса - на самого себя. Больше винить было некого. Попался на «предопределенность», как простой нарушитель. Что в этой операции могло быть блестящего, так это дебетовая карта, которую получит Лис за предательство, и, не исключено, гранитная плита с надписью: «Шорохов Олег Алексеевич. 1978 - ????». Хотя рассчитывать на такую роскошь не приходилось. Виртуальный старшина Хапин шутил про бочку с цементом… Олег уже не был уверен, что это шутка.
        Крикова опустила руку в сумочку и достала оттуда небольшой револьвер, кажется, из семейства «Кольтов».
        - Папа… - промолвила она с усилием. - Папа, встань вот здесь… - Она показала клону место за «Линкольном». - И ты тоже… папа,… - обратилась она к Крикову-прототипу, - Ты тоже сюда. Ну?!
        Два старика медленно двинулись к одной точке. Отличить их можно было разве что по одежде - натурального Крикова привезли в белой футболке и ярко-голубых джинсах, тогда как клон, поспешно собираясь к дочери, напялил серые брюки и клетчатую рубашку.
        - Сударыня, зачем вам двое? - подал голос Лис.
        - Вам мы доверяем больше, чем Шороху, - отозвался Федяченко. - Но не могу сказать, что намного. Нужны гарантии.
        - Оставьте фальшака!
        Женщина, не удостоив его ответом, подошла к близнецам. Те бестолково топтались и щурились на солнце, Они как будто и не догадывались, к чему все идет.
        - Помнишь?… Помнишь, папочка?… - Крикова, теребя револьвер, заглянула в глаза сначала клону, потом прототипу. - Ты сделал мне больно, папа… очень больно.
        Оба молча шмыгнули и потупились.
        Олег испытывал к мадам Криковой все большее отвращение. Семидесятилетняя вице-спикер Европарламента собиралась стрелять в двух стариков, тоже семидесятилетних. Что это было - совпадение или умысел не вполне здоровой бабы, он не знал. Внезапно он обнаружил, что у нее был и другой вариант, надежный и логичный. Путь, по которому шли все нарушители, - путь человека, желающего что-то исправить. Раз уж Крикова договорилась с начальством, она могла организовать вторжение в свое детство - либо самостоятельно, либо с теми же диггерами. Не убивать жалкого старика, а предотвратить то, что он когда-то с ней сделал.
        Пока Шорохов не увидел ее лицо, покрасневшее и перекошенное в истоме, ему ничего подобного и в голову не приходило. Мотивы нарушителей его интересовали лишь в части, касающейся самой операции. Теперь же он понял с поразительной ясностью, что целью Криковой было не исправление случившегося, а только месть. То, за что она ненавидела отца, было частью ее жизни, и менять она ничего не хотела.
        Третий человек в Европе. Фигура, от которой зависит функционирование Службы… Олег смотрел на Крикову и думал о том, что нормальная женщина никогда бы не полезла во власть. А если бы и полезла - исключительно из-за женского же легкомыслия, - то вряд ли достигла бы успеха. Просто не хватило бы сил. Да… Нормальному человеку не должно хватить сил вскарабкаться так высоко. Одно честолюбие не поможет, им хворают слишком многие. Кроме голой жажды власти нужно что-то еще, какая-то подпитка, какая-то большая заноза, особая пружинка в мозгах. Ненависть. Мощная, как инстинкт самосохранения, и чистая, как первая любовь.
        - Ты помнишь, папа?… - вкрадчиво сказала Крикова сразу обоим, точнее - куда-то в пространство между ними.
        - Вы, уважаемая… вы это прекратите… - подал голос один из двойников, тот, что был в джинсах.
        - Вон как тебя спасают, папа… - продолжала она, обращаясь уже лично к нему. - Ничего люди не боятся… Только бы ты жив остался. - Крикова поднесла «кольт» к груди и задумчиво покрутила барабан. - Мы с тобой ровесники, папа. Тебе повезло: увидел дочку в старости. Другой бы радовался, чувствовал себя счастливым… Ты счастлив, папа? Почему же ты не спросишь меня?… Не спросишь, счастлива ли твоя дочь…
        - Надеюсь, копию-то она трогать не станет? - осведомился Лис.
        Большой беды не будет… - ответил Федяченко. - Это ведь нужно еще выяснить - который из них клон. Один к вечеру должен вернуться. Вам не о чем волноваться, Лис.
        - Живой человек - слишком серьезный фактор. Если он исчезнет просто так, без замены… Через сорок лет вы не узнаете своего мира.
        - Не ваше дело! - прикрикнул Федяченко. - Заказ должен быть отработан безупречно - вот что для меня главное.
        Шорохов все еще находился под прицелом одного из охранников. Второй невзначай перевел пистолет на Лиса, да так и оставил. Вмешиваться в разговор Олег не считал нужным. Действительно, преждевременная смерть любого человека - это катастрофа. Не в этическом, разумеется, смысле, а в причинно-следственном. Ничто не должно исчезать и появляться - ни старик, ни младенец, ни мужчина двадцати семи лет от роду…
        Олег вспомнил незнакомую бабку у себя дома. О том визите он не забывал ни на секунду, но сейчас увидел его отстраненно, как бы чужими глазами. Он просто пропал - из квартиры, из Москвы и даже из области. Этому могла найтись тысяча объяснений, и Олег уже принимался их перебирать, но все они выглядели неубедительно, все так или иначе касались Службы, а она была отнюдь не всесильна. Она позволяла себе не считаться с законами государства, но и над ней, выше всякой Конституции, стояла логика. Если кому-то понадобилось вычеркнуть опера Шороха из магистрали, Служба обязана была отреагировать. Если же это вторжение совершено именно Службой, то почему, уничтожив следы Олега, она не тронула его самого?
        Шорохов подумал, что вопросов к Лопатину у него накопилось многовато, и в этот момент встретился взглядами с Лисом. Диггер ни грамма не смутился, еще бы продал за хорошие деньги.
        - Прощай, папочка… - сказала Крикова, приставляя ствол ко лбу одного из близнецов.
        Старик зажмурился. На то, чтобы молить о пощаде, у него не осталось воли. Он вряд ли поверил, что немолодая женщина в строгом костюме - его родная дочь, но, видимо, хорошо представлял, за что эта самая дочь хотела бы его убить.
        Палец Криковой на спусковом крючке выжал свободный ход; курок вздрогнул и чуть оттянулся, удаляясь от капсюля.
        - Нет… - прошептала она, опуская оружие, - Нет, нет…
        - Шорох! - бросил Федяченко. - У вас есть шанс реабилитироваться.
        - Пош-шел ты… - Олег не стал себя ограничивать вводным словом и назвал полный адрес, даже с некоторыми излишествами.
        - Лис?…
        - Аналогично, - ответил тот, закуривая.
        Старик открыл глаза. Женщина ласково ему улыбнулась и, ткнув второго револьвером в живот, выстрелила четыре раза подряд. Криков резко, с шумом вздохнул, как будто пули попали в него. Клон секунду пошатался и рухнул.
        - Поверил?… - спросила Крикова, улыбаясь еще шире. - Ты поверил, папа? Ты думал, я не смогу?… Уважаемый Лис! - позвала она, не оборачиваясь. - Ну хоть теперь-то вы проясните? Кто это был. Копия?
        - Копия.
        - Слышал, папа? Это была репетиция. Помнишь?… Ты мне тоже репетицию проводил. Тогда… Ты помнишь или нет?!
        - Прости… - одними губами ответил он. Женщина покачала головой - не утвердительно и не отрицательно.
        - Пятьдесят пять лет из семидесяти, папа… Вся жизнь - и какое-то «прости»… Так не бывает.
        Крикова медленно поднесла «кольт» к глазам отца и, любуясь его ужасом, задержала дыхание.
        - Ты наконец-то плачешь, - сказала она. - Я все-таки дождалась…
        Этот выстрел прозвучал громче, чем предыдущие четыре, вместе взятые. Старик откинул голову и повалился на спину. Теперь между ним и клоном не было ничего общего: скрюченное тело, уткнувшееся лицом в землю, под которым влажно темнела большая лужа, - и распластанный, словно в полете, человек с входным отверстием над переносицей.
        - Господину Шороху тоже надо заплатить, - сказала Крикова сухо, по-деловому. - С вычетом за подлог.
        - Воля ваша… - Федяченко протянул Лису две карточки.
        - Мальчики! Поедем уже. Пыльно…
        Перед ней открыли дверь. Она подошла к «Линкольну» и, взяв револьвер за ствол, брезгливо отшвырнула его куда-то в сторону.
        - Это было неосмотрительно… - посетовал Федяченко, и двое из трех охранников без приказа ринулись за «кольтом».
        Они бродили по кустам минут пять, перепачкали все брюки, но оружия так и не нашли. Крикова начала выказывать нетерпение, и водитель длинно просигналил. Телохранители подбежали к машине и запрыгнули в салон. Последним погрузился тот, что следил за Олегом. «Линкольн» задним ходом откатил от черной «Волги» и, развернувшись, направился по извилистой дороге обратно.
        Лис почиркал зажигалкой и приблизился к Шорохову.
        - Дай прикурить. А станнер не трожь, - проговорил он буднично.
        Олег шагнул в сторону и хмуро посмотрел на два трупа.
        - Звони Лопатину, - распорядился Лис.
        - Кому?… Лопатину?! Даты…
        - А старухе в театр хорошо бы. - Зажигалка после десятого щелчка все-таки дала огонь, и он затянулся. - Могу поспорить, каждую фразу перед зеркалом шлифовала. Наверно, еще и с заряженной пушкой. И с надеждой, что случайно в себя выстрелит, Кстати! Ствол-то они там не нашли. Да, май фрэнд?… - подмигнул Лис. - Кто-то опередил, не иначе… Ладно, ладно, мне он не нужен. Звони, говорю, Вениаминычу, а то он волнуется.
        Олег, подозревая Лиса в блефе, набрал номер. Ответа он не ждал - Лопатина тут сейчас не было, соответственно, не было и его телефона.
        Ответили после первого же гудка.
        - Шорох? Как там у вас?…
        - У нас… хуже некуда.
        - Угум… Покури пока.
        Шорохов от растерянности вытащил пачку «Кента». Лис стоял к нему лицом - Криковы, прототип и клон, лежали за Олегом, и диггер не мог их не видеть. Тем не менее он увлеченно пускал кольца.
        - Полтора лимона тебе, фрэнд, не обломится, - сказал он. - Значит, это байка…
        - Что - байка?
        - Полтора миллиона евро, которые ты якобы получил. Держи. - Лис помахал зажатой в пальцах карточкой. - На этой пятьсот тысяч. Хотя основной кайф Крикова словила с твоей подачи. Без первого действия спектакль был бы скучнее. Она очень на него рассчитывала.
        - Так она что же?… Она заранее знала, что я привезу копию?!
        - Это знал даже Криков.
        - Какой из них? - жестко спросил Олег, оборачиваясь на трупы.
        - Настоящий, - ответил Лис.
        Шорохов лишь теперь понял, откуда взялось его спокойствие.
        - Лопатин подготовил двух клонов?!
        - Трех. На случай еще более непредвиденных обстоятельств. Но эти-то предвидеть было легко. Крикова знакома со Службой, так что в подвохе не сомневалась. И ты ее не обманул.
        - А ты?…
        - А мне пришлось тебя сдать, - пожал плечами Лис. - Сдать и привезти вторую копию, пока тебя не сдал кто-нибудь еще. Но две трети мои, таков уж расклад. Бери, а то и этого не получишь.
        Олег механически забрал карту и сунул ее в ремень к синхронизатору.
        У дальнего выезда раздалось шкворчание дизеля, и на пустырь вкатился оранжевый мусоровоз. За ним, ныряя на рытвинах, ехала «шестерка». Она остановилась рядом с телами, и из нее выбрался Василий Вениаминович.
        - Запасного куда денем? - спросил Лис.
        - Там уже… - Лопатин махнул рукой на нечистый кузов «МАЗа». С Лисом он, как и прежде, держался холодно. Видимо, координатор все еще не забыл того случая, когда по вине опера лишился должности.
        - Василь Вениаминыч… - выразительно произнес Олег.
        - Вопросы потом, Шорох.
        Парализованный водитель «Волги» уже начал шевелиться, и Лис пошел приводить его в чувство, - то ли не хотел возиться с покойниками, то ли угадал приближение тяжелого разговора.
        - Ни хрена не «потом»! - взвился Олег. - Подло, Василь Вениаминыч. Я с завязанными глазами играть не намерен.
        - Ох ты, боже!.. А с какими намерен? И когда ты их себе развяжешь?
        - Что вы этим хотите?…
        - Ты уж или догадывайся, или нет. В барьере был?
        - Ну…
        - В справочную звонил?
        Олег прочистил горло, но ничего не сказал.
        - Моховы… - Василий Вениаминович почесал под бородой и похлопал себя по карманам. - Похожая фамилия. Но другая. А Шорохова нет. Вернее, есть, и в большом количестве, но все не те.
        - Счета за мой телефон приходят вам… - упавшим голосом проронил Олег.
        - Если не тебе, то мне. Должен же их кто-то оплачивать? - Лопатин раскрыл баночку с табаком и начал набивать трубку. - Да ты не напрягайся. Есть еще двадцать пять способов отследить твои брожения. Но специально я этим не занимался. Так уж… всплыло.
        - Очень приятно… - вякнул Олег. - А при чем тут Крикова?
        - При том. Ты, Шорох, на грани срыва. Только сам этого не знаешь пока. А я знаю. И роль серьезней, чем «кушать подано», я тебе доверить не мог. Поди разбери, когда он у тебя наступит… - добавил шеф после паузы.
        - Срыв? - уточнил Олег. - А подробнее можно?
        - Нельзя. Подробно - это сразу все. И в итоге получим истерику. В барьере побывал? Хорошо-о… И квартирку свою поискал…
        - Автобусы тоже искал. На «Щелковской».
        - Ну ясно, ясно, - благодушно отозвался Василий Вениаминович. - Звонки твои датированы июлем. Я уж сообразил, зачем ты туда лазил. Не нашел автобусы-то?
        - Нет.
        - Так их и не было.
        - Так я в курсе, - подражая ему, заявил Олег.
        - Уже тепло, Шорох. Смотри только не обожгись.
        - Это что, угроза?
        - Забота.
        - Мне бы как-нибудь без нее, без заботы вашей… - пробормотал Олег.
        - Вот и я думаю: когда же ты созреешь? Не ребенок ведь. От конца к началу идешь, это правильно. Только медленно у тебя получается, Шорох.
        Олег нахмурился. Хорошо бы, чтоб Лопатин еще я расшифровал… Лопатин, кажется, не собирался.
        Из кабины мусоровоза спрыгнули двое в засаленных комбинезонах - один смахивал на местного оператора Алика, но вряд ли это был он. Мужчина дернул рычаг с круглым набалдашником, и в торце кузова раскрылась черная пасть. Второй, взяв клона за ноги, поволок его к машине.
        В Олеге боролись отвращение и циничное детское любопытство. Он все стоял и никак не мог решить, смотреть ему или отворачиваться. Когда второго клона, раскачав, забросили в контейнер и скругленные створки начали наползать друг на друга, Шорохов отвернулся. Как будто от этого что-то могло измениться.

* * *
        «От конца к началу»…
        Олег так и не понял, о чем говорил Василий Вениаминович, но, рассудив по-своему, набрал на табло «1970» - начало зоны ответственности.
        В последний момент, когда палец уже коснулся «Старта», Шорохов поменял годна «1978». Январь он перебил на май, а число поставил двадцать пятое. Не хорошее и не плохое, обычное число. Просто он в этот день родился - двадцать пятого мая тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Если для него что-то когда-то и началось, то уж никак не раньше.
        Люди шли по улице двумя разнонаправленными потоками - одинаково радуясь погоде и одинаково обсуждая одни и те же фильмы Можно было пять минут тащиться за какой-нибудь парочкой, потом нагнать другую и услышать продолжение того же самого разговора.
        Машин было мало, все - отечественные, по-родственному тупорылые, крашенные в одни и те же, словно разведенные в общей бочке, цвета. Троллейбусы с покатыми крышами ревели у остановок, сжигая почти дармовое электричество. Вся наружная реклама исчерпывалась стандартными вывесками «Книги», «Хлеб» и «Вино».
        Олег чувствовал, что выделяется и, возможно, смахивает на иностранца. Швеция или Голландия, что-нибудь в этом духе. Он покосился на свою рубашку, мятую и пропитанную потом. Ладно, пусть будет ЮАР. Если подойдет мент, надо сказать «кисе май эсс», и все дела. Да, и не забыть еще про Нельсона Манделу. Если спросят паспорт - будет хуже. Во-первых, документы выданы спустя двадцать семь лет. Во-вторых, паспорт российский, но не советский. Это, как минимум, расстрел.
        Говорить, однако, ничего не пришлось. Те два милиционера, которых Олег заметил, интереса к нему не проявили. Своей небритостью и своим озабоченным видом он напоминал скорее пьющего слесаря, в крайнем случае - пьющего слесаря из Голландии.
        Хватившись про мобильник, Шорохов потихоньку сунул его в карман брюк и сверху заткнул носовым платком. Непонятное для простого человека - хуже всего.
        Нормальных денег, с Лениным, у Олега не нашлось. Предлагать таксисту дензнаки не существующей пока страны России было бы смешно, а за валюту здесь могли подвезти только ночью - либо к «Интуристу», либо прямиком на Петровку-38, но уж никак не к роддому в Черемушках.
        Шорохов прошел еще метров сто, пока его не посетила новая идея - неразумная, зато выполнимая: вернуться в настоящее, добраться до Черемушек по-человечески и снова перенестись сюда, в семьдесят восьмой. Еще не успев толком ничего обдумать, Олег свернул к продуктовому магазину и приткнулся между двумя витринами: с подвешенным куском сыра - бутафорским, и с пирамидой из кильки в томате - натуральной.
        Простояв около минуты, он отважился шагнуть к какому-то работяге с просьбой о помощи.
        - Да я таких, как ты… - начал тот, явно смакуя.
        - Понятно. До-озвиданья, товарищ.
        Вслед за пролетарием тест на гуманность провалили еще двое: дед с орденскими планками и молодой парень. Клянчить у женщин Олег стеснялся и уже не знал, к какой социальной группе ему обратиться. Интеллигенция - как правило, в галстуках и с дерюжными портфелями, - обходила его по краешку тротуара.
        Сжалилась, как ни странно, пенсионерка. Глубоко запустив руку в сумку из задубевшего коричневого кожзаменителя, бабушка выудила оттуда тряпочный кошелечек и положила Олегу на ладонь десять копеек.
        - А хватит тебе? - спросила она.
        - Даже много, - кивнул Шорохов.
        Насколько он помнил из туманного детства, вход в метро стоил пятак. Выход, как случается далеко не всегда, был бесплатным.
        Олег не отдавал себе отчета, зачем он едет в свой роддом и что он там хочет увидеть, но раз уж поехал - ничего не оставалось. Кое-какие сомнения у него, конечно, были, из-за них-то он все и затеял, но сами эти мысли он гнал от себя прочь, да так усердно, что практически и выгнал.
        Поднявшись из подземного перехода на «Новых Черемушках», Шорохов огляделся - все те же приметы: «Овощи-фрукты», «Мясо-рыба», что-то еще… Напротив через дорогу находился магазин «Охотник», рядом с ним развернулась огромная стройка.
        Олег пошел вдоль белых блочных домов. Украдкой, не доставая из кармана всей пачки, он вытянул сигарету и закурил. Увидев на столбе часы, Шорохов перевел свой буржуйский «Ситизен» на местное время. Кажется, он уже родился.
        Через несколько кварталов, когда за отступившими домами возник угол типового больничного здания, Олег поймал себя на том, что не сводит глаз с чьей-то спины.
        Впереди шел какой-то сутуловатый тип в красной рубашке. Двигались они с одной скоростью, и эта спина маячила всю дорогу от метро.
        Олег докурил сигарету до самого конца, пока бледно-голубые буквы «KENT» не превратились в пепел, и, отбросив фильтр, прибавил шаг. У забора они почти поравнялись, но тут Шорохову пришлось пропустить счастливую компанию, в центре которой брел ошалевший мужчина с гукающим свертком. Незнакомец проскочил в калитку рядом с закрытыми воротами и теперь приближался к парадному входу. Чудовищно модная рубашка модели «батник» обтягивала его в талии, как девушку, и под тканью явственно пропечатывался штатный пояс.
        Олег не ошибся, им было по пути. И вряд ли этому стоило радоваться. В голове крутанулась какая-то карусель из давно уже проросших, но задавленных до поры предчувствий. Да, Шорохов уже догадывался. Это было хорошее, логичное объяснение многих нестыковок, о которые он спотыкался все чаще. Вот только «хорошее» и «логичное» не всегда совпадает - особенно если речь идет не об «объекте» из служебного предписания, а о тебе самом.
        Когда он влетел в холл, оператор уже скрылся на лестнице, - Олег снова заметил его спину, и ничего больше. Он повернул было к регистратуре, но, испугавшись потерять опера в запутанных коридорах, ринулся за ним. При виде взмыленного растерянного мужика народ однообразно захмыкал.
        Шорохов бегом преодолел два марша. Сначала из-за ступенек появились синие кеды, потом местного фасона брюки, потом намозолившая глаза красная рубашка и наконец лицо…
        Все было хуже, гораздо хуже, чем Олег предполагал. Раз послали такого специалиста, значит, операция была серьезной и справиться с ней мог не каждый. А если он сюда явился в качестве диггера, то это и вовсе хана. Дело будет сделано, каким бы оно ни оказалось - простым или сложным, добрым или не очень.
        Лис скользнул по нему безразличным взглядом и, раздосадованно поморщившись, исчез.
        Шорохов прошел последнюю половину лестничного пролета и остановился. Подниматься дальше смысла не было, Лис финиширует где-то здесь. Едва ли он отправился вперед, впрочем, у Лиса свои резоны и свои, особые, расчеты. Он мог стартовать и в будущее… Олег тоже мог, но заранее знал, что там он застанет уже выполненную операцию. Либо превосходно выполненное вторжение.
        Он прижался к холодной чугунной батарее и вытащил синхронизатор. Ловить чужой финиш вслепую - удовольствие сомнительное. Олег решил, что будет двигаться назад по две минуты, при большем интервале Лис мог проскочить мимо. Хотя и при таком тоже мог - много ли нужно времени, чтобы спуститься на пол-этажа и выйти в коридор?… Однако дробить еще мельче было некуда: возможно, Лис вернулся на целый час, а это даже по две минуты - тридцать перемещений. И тьма неизбежных свидетелей.
        «Ситизен» показывал «13:07». Шорохов выставил на табло «13:05» и стартовал.
        Пусто.
        «13:03». На лестнице ни души, лишь вверху шлепают тапочки.
        «13:01». Опять пусто, Те же тапочки, но пока еще на первом этаже. Женский голос: «Мариночка, захвати, пожалуйста…»
        «12:59». Снова голос - другой, молодой: «…мне показаться! Я что, по-вашему, сумасшедшая?!» Лиса не видно.
        «12:57». Лиса на площадке нет. Где-то в коридоре: «Валерий Палыч!.. Надежда Тимофевна! Тут… быстрее сюда! Тут такое!..» Это вроде та же, которая не сумасшедшая.
        «12:55». В паре сантиметров от Олега возникло чье-то лицо. Девушка в белом халате ойкнула и, отшатнувшись, оцепенела. Вот и попался… Ладно. Дальше.
        «12:53». Никого.
        «12:51». Никого. Слышен смех.
        «12:49». За дверью мелькнул задник синего ботинка. Кеды, поправил себя Шорохов. До синих ботинок здесь еще не дожили.
        Олег не спеша поднялся на третий этаж. Лис шел по коридору, высматривая кого-то на дерматиновых банкетках. Народу было полно, и сидячие места достались не всем. Еще человек десять бродили от окна к окну, отстранение поглядывая на улицу. Те, кто успел пристроиться на лавочках, беспокойно ерзали и будто бы собирались вставать, но в то же время как будто и не собирались.
        Шорохов не представлял, что за операцию можно провести при таком количестве посторонних глаз и что из этого получится. Люди приходили и уходили, отлучались покурить и снова возвращались - закрыть их всех было нереально. Единственный вариант - выстроить под дулом автомата и подойти с корректором к каждому.
        На середине коридора Лис кого-то приметил. Он задержался у окна и, что-то там рассматривая, почесал бок. Рубашка вздернулась, и одна из железок перекочевала в ладонь.
        Через секунду Лис уже мог начать.
        - О! Май фрэнд! - возопил Олег. - Фрэнд!..
        На Шорохова уставились все, и Лис в том числе, но реагировал он точно так же, как и другие, - мол, что это за дурак тут орет?
        Пауза прервалась, люди, опустив головы, вновь принялись гулять и елозить, и в этом монотонном движении вдруг выделился крепкий мужчина, стриженный ежиком. Он вышел из закутка напротив окон и тронул пуговицу на двубортном пиджаке - достаточно широком, чтобы скрыть кобуру с каким-нибудь нешуточным стволом. Например, с «Сайбершутером» компании «Стерлинг», запрещенным к частному обороту в первый же год выпуска, еще в тридцать седьмом. Не этого века, разумеется. Следующего.
        Из другого конца коридора, на ходу раскрывая большую коробку из-под торта, мягко ступал еще один. Увидев его, Олег тут же вспомнил обоих - он встречал их на своей дебютной операции с Павловой-Цыбиной.
        Музыкант и Боксер. Опять роддом, и опять в паре.
        Худощавый сегодня был при волосах - вероятно, надел парик, дабы не смущать социалистическое общество своим татуированным черепом. Белобрысый крепыш не изменился, разве что привел костюм в некоторое соответствие с местными понятиями о прекрасном.
        Яркая точка наведения пронеслась по линолеуму, и Шорохов, не дожидаясь, пока она взберется ему на горло, нырнул в какую-то дверь. Вытянутые руки натолкнулись на железную тележку, и кто-то коротко взвизгнул. Тележка с шестью малюсенькими кульками медленно опрокинулась. Женщины повскакивали с кроватей и застыли в ужасе.
        - Тихо! Все живые… Все нормуль, бабы!
        Одновременно, доказывая, что все далеко не «нормуль», в коридоре раздался звук падающих тел - взрослых, тяжелых. Олег, не поднимаясь, выглянул наружу. Лис выстрелил в Боксера, но, поскольку между ними оказались еще двое, разряд задел всех. Крепыш, получив свою долю паралича, начал заваливаться вперед, и мужики у стенки почему-то затряслись - по очереди, справа-налево. Когда вздрогнул четвертый, Шорохов додумался посмотреть на пол. По линолеуму шла кривая строчка мелких курящихся дырочек, - если б не дым, их бы и не найти… шла, взбираясь, - за плинтус, по стене, по трем животам, черными мушками по чьему-то лицу, оплавленными отверстиями через оконное стекло, и снова вниз, левее, ко второй банкетке, на которой сидели еще четверо.
        Разряд прихватил Боксера уже с согнутым пальцем, и он, не имея возможности отпустить курок, продолжал стрелять. Четырехгранный ствол работал бесшумно, и людям в коридоре - кроме тех, в кого уже попали, - было неясно, откуда взялась эта внезапная свалка. Кто-то расхохотался.
        Музыкант, освободив от картонных обрывков второй «Сайбершутер», кого-то искал красной меткой, Олег вдруг понял, что это за операция. Семьдесят восьмой год, первый провал Лиса. Он не справится с заданием и сделает так, что компенсировать вновь уже ничего не получится - ни вторжение, ни саму его командировку. Все будет застроено вероятностными последствиями настолько плотно, что разобрать их никто не рискнет. Лиса закроют, отряд Василия Вениаминовича расформируют. Так проще. Дешевле для человечества.
        Шорохов выдернул из пояса станнер и, почти не целясь, выпустил в сторону Музыканта серию разрядов. Все попали в кого угодно, только не в диггера, однако это позволило Лису перекатиться из сектора обстрела. На месте Музыканта улегся штабель из парализованных тел, но самого его там уже не было. Диггер выстрелил по Лису еще раз, и в дальнем углу кто-то застонал.
        Народ начал осознавать, что тут творится, и осторожно пополз к выходам. Некоторые пытались забежать в палаты к женам и падали у порогов. Шорохов взял под контроль правую лестничную дверь и стрелял в каждого, кто к ней приближался. Все трое - он, Лис и Музыкант оказались заняты одним и тем же: локализацией вторжения. Они не могли позволить, чтобы кто-то ушел, вызвал милицию, взбаламутил весь город и превратил конфликт в катастрофу. «Сайбершутер» с интеллектуальным наведением редко ранил и часто убивал, но все же на какое-то время он уравнялся в правах со служебными станнерами.
        Все происходило в тишине, нарушаемой лишь хриплыми вздохами и гулким уханьем о пол. На других этажах люди и не догадывались, что в течение нескольких секунд здесь погибло едва ли не больше чем родилось с самого утра.
        Олег срезал последнего из желавших покинуть коридор и тут обнаружил, что Музыкант исчез. Боксер лежал посередине, неподалеку от ниши, а его напарник, похоже, успел воспользоваться синхронизатором.
        Шорохов прислушался. Только стоны.
        - Фрэнд!.. - позвал он. - Лис!..
        - Чего?… - раздалось откуда-то справа.
        - Не видишь его?
        - Не-а…
        Женщины в палате тихонько завыли. Медсестра подняла каталку и начала укладывать свертки обратно. Детишки, судя по шевелениям, не пострадали. Трое из шести были настолько активны, что даже умудрились распеленаться.
        - Эй, ты!.. - подал голос Лис.
        - Я тут, - ответил Шорохов, не сводя глаз с Боксера.
        - Ты кто такой?
        - Долгая история. Иди сюда, я прикрою.
        - Скажи чего-нибудь. Если ты наш.
        - Твой координатор - Лопатин Василий Вениаминович. Старые песни любит, - добавил Олег, подумав.
        - Ч-черт… что же мы тут… Я иду. Смотри, чтобы второй не вернулся.
        Лис, пригнувшись, перебежал из соседнего кабинета.
        - О, черт! - повторил он, глядя на тележку с грудничками. - Их меняли?
        - Нет, я первый сюда попал.
        - А зачем она их перекладывает?
        - Рассыпались они… немножко… Кажись, все здоровенькие.
        Сестра глянула исподлобья на Олега, но ничего вв сказала.
        - Рассыпались? - воскликнул Лис. - Обалдел, что ли?!
        - А кто тут? Глава Службы? Деятели Европарла?… - Шорохов осекся. Ему неожиданно пришло в голову, что на этой тележке может лежать он сам. Он осторожно себя пощупал, словно определяя, не объявилось ли в нем каких дефектов.
        - Ты сам-то кто? - спросил Лис. - На подмогу, что ли, послали? Или ты из этих, из вольных стрелков? Из диггеров, - пояснил он презрительно.
        - Не важно. Тебе это все равно закроют.
        - Точно закроют?
        - Так и будет, - заверил Шорохов.
        - А что потом?
        - Ничего. Пошли отсюда. Натворили, блин, делов…
        - Сейчас переиграем, - сказал Лис.
        - Нельзя…
        - Что значит нельзя?! Ты рехнулся? Вот так все оставить?!
        - Все, что тут сделано, - сделано навсегда, - тяжело произнес Олег.
        Ему не давала покоя мысль о том, что, если бы он не оказался в этом месте и в этом времени, операция прошла бы по-другому. Возможно, у Лиса могло бы как-нибудь и получиться… Главное - как-нибудь иначе.
        - Не-ет… - протянул тот. - Сейчас оформим. Сейчас… Где бы только?… На лестнице?
        - Сортир надежней. - В счастливый исход Олег не верил, но считал, что останавливать Лиса не имеет права. - Мясорубка без десяти началась по местному.
        - Да, я засек.
        Они вышли из палаты и направились к нише. Коридор был завален телами, живыми и мертвыми. Здесь же лежало и несколько женщин. Беременных среди них вроде не было, но от ханжеского «слава богу» Олег воздержался. Когда из тридцати человек половина - трупы, то не все ли равно?…
        Сзади, у лестницы, зацокали туфли, и кто-то крикнул:
        - Валерий Па-алыч!.. Надежда Тимофе-евна! Тут… быстрее сюда! Тут такое! Позовите!.. Позовите кого-нибудь!..
        В дверях, покачиваясь, стояла медсестра, с которой Шорохов недавно столкнулся. На циферблате было без трех минут час, а без одной, - Олег отлично помнил, - девушке придется оправдываться и доказывать, что она не сумасшедшая. Это так обнадеживало, что взяться за станнер Шорохов не рискнул.
        Хотя в принципе он должен был…
        Лис добрался до Боксера и в упор всадил ему еще пяток зарядов. Потом откинул на нем пиджак и, пошарив под рубашкой, вытащил новую обойму для «Сайбершутера».
        - Вот теперь постреляемся!
        - Не надо… - проронил Олег.
        - Не дрейфь!
        Они зашли в туалет, удивительно чистый, даже с намеком на ароматизацию.
        - Кто субъект? - запоздало спросил Шорохов.
        - А что?…
        - Дело больно громкое.
        Лис самодовольно хмыкнул. Он ни секунды не сомневался, что все это еще можно исправить.
        - Кровать у окна видел? Вторая слева. - Он зарядил оружие и дал пробный выстрел по зеркалу. - Видел, нет?
        - Кровать?… Нет, я не приглядывался.
        - Ну возле окна, говорю же! Там женщина пятнадцатилетняя.
        - Пятнадцатилетняя?… Женщина? А я думал, в прошлом такого блядства не было.
        Лис медленно приставил ствол к стене и, развернувшись, ударил его по лицу - честно, кулаком, без всяких «приемов».
        Шорохов растерянно моргнул и сплюнул в раковину.
        - Извиняюсь… - выдавил он. - Так это ты там обыскался, на тележке? И который из шести?
        - Хрен знает… Они все похожие.
        - Это тебя подменить хотели?… А я боялся, что меня.
        - Серьезно? - обрадовался Лис. - Земляки, выходит! Тебя как кличут?
        - Я Шорох. Но ты обо мне забудешь.
        Лис настроил синхронизатор и проследил за тем, как Олег набирает на табло «12:50».
        - Поехали?…
        Шорохов положил палец на кнопку и, когда опер исчез, переставил время на «12:57». За эти семь минут все началось и закончилось - от выхода Боксера до вопля той девчонки в белом халатике.
        Короткое перемещение предоставило Олегу уже готовый результат, - он находился там, за закрытой дверью. Нужно было только решиться и открыть. Там же, снаружи, была и надежда на то, что невмешательство в операцию изменит события к лучшему. Что Боксер с Музыкантом не собирались стрелять, а притащили свои бандуры лишь для страховки. Что Лиса они не знают, и он легко зайдет им в спины. Что переполох, без которого в людном месте не обойтись, не выльется в бойню. И что у сестры, забежавшей на третий этаж, не будет повода звать своего Аркадия… или Валентина?…
        - Валерий Палыч!.. - как подсказка, раздалось в коридоре. - Надежда Тимофевна! Тут… быстрее сюда!
        Олег выскочил из туалета и, споткнувшись о чью-то ногу, растянулся на теплом линолеуме. И, пока летел, многое успел увидеть. Не все. Но достаточно. Столько, что и вставать уже не хотелось.
        На сей раз у Лиса был «Сайбершутер» - к станнеру он даже не прикасался. Неизвестно, с какого выстрела он срубил Музыканта, но Боксер, похоже, успел укрыться. Он палил в Лиса, а Лис палил по нему, кроме того, Боксер держал выходы на лестницу. В итоге оператор выполнил задачу: не позволил поменять младенцев и уничтожил диггеров. Попутно погиб сам и явился причиной других смертей.
        Живых в коридоре не осталось.
        - Позовите!.. Позовите кого-нибудь!.. - надрывалась медсестра.
        Шорохов поднялся и направился в ее сторону. Проходя мимо палаты, он заглянул внутрь. Он не мог этого не сделать, а сделав, пожалел.
        Каталка была перевернута, но не так, как в первый раз, когда ее уронил Олег. Нелепая конструкция из крашеных металлических трубок упала, потому что по ней тоже стреляли. Никто из женщин не плакал, и это могло означать только одно…
        Это означало, что компенсация невозможна, и что вторжение должно состояться.
        Лис сидел напротив двери, привалившись к стене. Он умер с открытыми глазами, как будто до последнего мгновения следил за этой комнатой - за пятнадцатилетней матерью и за самим собой в казенном клетчатом одеяльце…
        Шорохов приблизился к медсестре и уложил ее из станнера. Раскрыв синхронизатор, он перебрал строчки с последними перемещениями и нашел самое раннее, когда застал Лиса на лестнице. Вычел из этого времени одну минуту и стартовал - не сомневаясь, что вот теперь-то все получится. И проклиная себя за это. И понимая, что выбора нет.
        Внизу показался красный «батник». Ровно через минуту на площадке должен был финишировать двойник Олега, следовавший за Лисом от метро, и, чтобы с ним не столкнуться, Шорохов пошел навстречу.
        - Время, Земля, человечество, - сказал он. - От Лопатина тебе привет, от Василь Вениаминыча.
        - А-а… Привет… Случилось что? Или тебя ко мне в помощь определили?
        - Вроде того. В помощь. - Шорохов выстрелил и придержал Лиса, чтобы тот не разбился о ступени.
        - Ой! - послышалось сзади. - Плохо, да? Валерий Па-алыч!.. НадеждаТимофе-евна!..
        Олег посмотрел на часы.
        - Чего орешь? Рано же… - буркнул он. - Тьфу ты… Вызывайте «Скорую», у него приступ. Быстрее! Только не шевелите. Сердце.
        - Бывает, бывает, да… У нас это бывает… - залопотала сестра и унеслась куда-то на второй этаж.
        Шорохов пристроил Лиса в углу и потрепал за подбородок.
        - Такая вот ерунда, дружище… Я не знаю, на кого тебя сейчас поменяют, но… Служба - тоже не жизнь. Так что, может, еще и в плюсе окажешься… Прощай.
        Он спустился в холл и направился к регистратуре. Тетенька с гладким, блестящим лицом что-то торопливо доела и вопросительно глянула на Олега через закругленное окошко.
        - Шорохова, - назвал он.
        - Шо-орохова… Шо-орохова… - Женщина уткнулась в журнал и сосредоточилась так, будто запускала баллистическую ракету. - Шо-орохова… Нет. Не привозили.
        - Че-его?…
        - У нас ее нет.
        - Это я понял, - отозвался Олег. - Я только не понял, как это - «у нас ее нет»…
        - Не привозили, - доброжелательно пояснила женщина.
        Олег облокотился на деревянную стойку и попробовал рассмотреть каракули в журнале. Шорохова Алла Николаевна в списке отсутствовала. Зарегистрирована под девичьей фамилией?… С какой стати?…
        - Терентьева… - попросил он.
        - Тере-ентьева… Тере-ентьева… А у вас их, вообще много? - между делом поинтересовалась женщина. - Тере-ентьева… Нет. Терентьеву тоже не привозили.
        - Да как же не привозили-то?! - возмутился Олег. - Она уже родила!
        - Кого?
        - Что «кого»?…
        - Кого родила?
        - Мальчика… - оторопело ответил он.
        - Ну, так поздравляю! От меня-то вы что хотите?
        - Поищите еще.
        - Шорохову или Терентьеву?
        - Обеих… - Олег прикусил губу. По вискам синхронно скатились две капельки пота. - Поищите пожалуйста.
        Женщина, печально вздохнув, полистала журнал туда-сюда. Почитала, поискала. И закрыла.
        Шорохов врезал по деревяшке и медленно пошел к выходу.
        Отняли шесть месяцев, якобы проведенные в школе… Надеялся разобраться.
        Отняли квартиру и удалили его персону из настоящего… Тоже надеялся, хотя на что - неизвестно.
        Теперь у него отняли сам факт рождения.
        «Лиса с кем-то перепутали… Меня - просто не родили. Меня нет. Нигде и никогда. Я не существую. Я пустое место… Фантом».
        Он плелся по холлу, не замечая, что на него косятся.
        Фантом был одет неряшливо, но для семьдесят восьмого года - с шиком. Он был небрит и нечесан, но при этом достаточно обаятелен. Под его расстегнувшейся рубашкой виднелся кожаный ремень - не иначе итальянский. И еще он что-то бормотал про «сраное человечество».
        Фантом Шорох был абсолютно материален.

* * *
        У Олега оставался еще один пятачок. Кроме пяти копеек - несколько кредиток и полный карман мятой налички, но здесь это ничего не стоило. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году реальную ценность представлял только пятак - с древней, почти былинной аббревиатурой «СССР» и с глубокой царапиной на гербе, идущей через весь глобус наискосок.
        Шорохов не надеялся застать родителей дома, он уже убедился, что эта квартира, которую он считал своей, никогда ему не принадлежала. Он ехал не ради встречи, отнюдь. Ради другого.
        Дверь открыла дородная бабища в цветастом фартуке, перепачканном мукой. Открыла, не посмотрев в «глазок», - «глазки» были пока еще редкостью. Даже не сказала «кто там?». В семьдесят восьмом люди боялись парторга и участкового, но не грабителей.
        - Моховы здесь проживают? - спросил Шорохов. - Вы одна?
        - Так дети в школе, а муж…
        Олег выстрелил и, перешагнув через порог, закрыл дверь.
        Планировка была ему знакома, мебель - разумеется, нет. Прежде чем он здесь проснется, пройдет двадцать семь лет, и Моховы успеют переехать, уступив жилплощадь глухой бабке с дочкой и зятем. В один из декабрьских вечеров их, как рыжую Ирину, под каким-нибудь предлогом удалят из квартиры - для проведения странного мероприятия под названием «выпускной тест». Это была единственная точка, где Олег мог себя гарантированно застать. И еще Лопатина, к которому он имел крупный разговор.
        Точное время пробуждения Шорохов не помнил - что-то в районе девяти. Он набрал «20:30». Подумав, отнял полчаса, потом еще столько же и в итоге остановился на девятнадцати ноль-ноль. Над головой жужжал комарик - юный и, видимо, зверски голодный. Олег помахал рукой и хлопнул себя по шее. Так и не выяснив, попал он или нет, Шорохов сказал комару что-то предельно грязное и вдавил «Старт».
        Теперь он все узнал: шторы, обои, пыльную люстру - все до последней мелочи. Словно он был у себя дома. Собственно, как раз это он и воспринимал как свой дом. Кровать, на которой он спал, периодически - не один. Покрывало, прожженное сигаретой. Где-то здесь должна быть дырка… Шорохов откинул угол и легко нашел черное пятнышко. Часы, купленные на рынке…
        Взяв будильник, Олег подошел с ним к окну. На улице все было белым от снега. Удивительно, как он мог принять это за рассвет. Да еще летний… Сознание выбрало наиболее близкую аналогию из доступных. Оно же не знало, его сознание, что от начала июля до конца декабря не всегда проходит полгода. Иногда это всего лишь нажатие кнопки.
        И, кстати, разбудивший его комар был тоже не июльским. Майским, если уж на то пошло. Олег притащил его из семьдесят восьмого года с собой - на ухе, на затылке или еще как. Шорохов отставил будильник в сторону и несколько раз хапнул воздух ладонью. Без толку. Насекомое носилось где-то в темноте. Возможно, оно тоже ошалело от внезапной смены времен года.
        Будильник на телевизоре показывал «19:05». До начала теста было еще два часа, и Олег, вытащив сигарету, перешел на кухню.
        Докурить он не успел. С дверью кто-то завозился - не таясь, по-домашнему, и в прихожей включили свет.
        - Ты уже на месте, Шорох? - спросил Лопатин, снимая пальто и шляпу.
        Вопрос прозвучал так, будто шеф не сомневался, что они встретятся, - здесь и сейчас.
        - Ага… - Олег выпустил дым через нос. - Курсант Шорох для прохождения теста… - Он вдруг замолчал. - Послушайте, Василь Вениаминыч… откуда вам моя кличка известна? Вы ведь мне ее позже придумаете. Или она у вас уже заготовлена?..
        - Я давал вам время, - сказал тот, растирая с мороза руки. - И тебе, и Прелести. Разве нет?… Вы сидели, всю дорогу трепались. Пока к бункеру ехали, - пояснил Лопатин.
        - Бункер? Может, я этот экзамен еще не сдам!
        - Сдашь. Куда ты денешься…
        - То есть вы тоже сюда вернулись?… Как я?…
        Василий Вениаминович сел за стол и принялся набивать трубку.
        - Вот ты и дошел до самого начала, Шорох…
        - Вы мне все объясните, - твердо сказал Олег.
        - Естественно. Но если немного подождешь, вопросов у тебя не останется.
        Олег прикурил вторую сигарету и проверил часы.
        - Зачем нужно это идиотское испытание? - спросил он. - Это же фикция! В школе вашей я не учился… что мне проверять?
        - Испытание, - подтвердил Лопатин. - Увидишь, увидишь.
        - Я тут на своем дне рождения побывал, - с усилием выговорил Олег, присаживаясь напротив. - Нету ничего… Ни рождения, ни самого меня…
        Василий Вениаминович болезненно поморщился, и Шорохову стало ясно, что он не ответит и на это.
        - Еще столкнулся с Лисом добавил Олег на всякий случай. - Тоже в семьдесят восьмом.
        - С кем ты столкнулся?
        - С оператором Лисом. В семьдесят восьмом году отряд не распускали? - уточнил Шорохов.
        - Мой отряд? Распустили?! Что за чушь?…
        - А где же ваши опера? Мы с Прелестью ни одного не видели.
        - Вам и не нужно. У вас… свой отряд. Отдельный.
        - И вы - наш отдельный координатор… Лопатин неопределенно изогнул брови.
        - Что это за дерьмо, Василь Вениаминыч? Что вокруг происходит?! Вы будете говорить или нет?
        - Подожди еще минутку.
        Олег ничего не понимал. «Минутка»… Что изменит-то? До теста еще далеко. Что может решить какая-то минута?…
        На площадке остановился лифт. Шорохов не засекал, но, наверное, как раз минута и прошла, прежде чем в квартиру внесли носилки с пристегнутым пологом. Плотная ткань закрывала все, кроме лица, и это было лицо Аси.
        Олег ринулся в прихожую.
        - Что с ней?!
        - Все в порядке, - спокойно ответил Лопатин. - Ася спит.
        Шорохов проследил, как двое операторов перекладывают ее на кровать - туда, где вскоре должен был проснуться он сам.
        С лестницы показался запыхавшийся курьер Дактиль с потрепанной коробкой. В коробке, насколько Олег помнил, был не телевизор, а прибор для программирования клонов. Дактиль тоже вошел в комнату и поставил прибор у постели.
        Олег через коридор глянул на Лопатина. Тот покивал - мол, нормально, нормально.
        - Да что с ней?…
        - Не волнуйся. Все люди засыпают. Иногда под уколом. Ничего страшного.
        - А для кого программатор? Зачем вы ее усыпили? Она вам что?… Кошка, что ли?!
        Олег убедился, что его помощь не требуется, и вернулся на кухню.
        - Василь Вениаминыч!..
        - Забудь о ней, Шорох. Прелести больше нет.
        - Как, как… как это нет?! Что за дела?… Типа «для меня нет»?
        - Типа, Шорох, вообще нет. Она погибла. Вечером того же дня, когда ты от меня свинтил.
        - Свинтил… что значит «свинтил»?… Я-а-а ниоткуда… - Он замотал головой и вдруг замер, глядя на свои ботинки. - Погибла. Как погибла… Как это погибла?… Как?!
        - На операции. И с этим ничего нельзя поделать.
        - Да-а!.. Как же, «ничего нельзя»!.. Щас, ага! - Олег вытащил из-под рубашки синхронизатор и, раскрыв, бросил его на стол. - Когда? Дата, место. Ну?!
        - Убери железку. Это была операция для смертника. Все было известно заранее. Там… по-другому невозможно.
        Олег вскочил со стула - еще без определенной цели, но уже зная, что вначале порвет Лопатину горло, а потом…
        Шорохов не дотянулся даже до бороды - горячая волна вбила его в угол и растеклась по животу.
        - Ты ублюдок… послал туда Асю… - прошептал Олег, замирая.
        Василий Вениаминович положил станнер рядом с табаком и неторопливо попыхал трубочкой.
        - Шорох, ты в нее влюбился? Вот же дурак-то… Зачем она тебе? Ее всего на трое суток в Службу приняли. Трое суток, начиная с сегодняшнего вечера. Сейчас развяжемся с твоим тестом, отвезу вас в бункер, ну и… дальше ты помнишь. Три дня ей на обкатку. Несколько мелких операций, чтобы с железками освоилась. В школе-то она тоже не была…
        Лопатин повозил по столу пепельницу и взглянул на Олега, не получая никакой реакции, но зная, что тот его видит и слышит.
        - Шорох… Прелесть запрограммирована. Она не клон, нет. Ты это подумал? Нет, нет. Ее загрузили в возрасте двух недель. Можно было и обойтись, если бы она согласилась с нами сотрудничать. В магистрали она погибает, еще молодая. Двадцать восемь лет, не обидно ли? Ей говорили, ей доказывали, даже экскурсию организовали. Взрыв бытового газа - жуткое зрелище, между прочим… После двадцати восьми у Аси ничего нет. Пустота. Ну что бы ей в Службу не пойти? Подменили бы ее клоном, а она бы жила… Не захотела. Пришлось программировать с самого детства. Ее собственную жизнь никто не трогал. Подсадили только последний год, там, где школа на реальные воспоминания накладывается. Она тебе не жаловалась? Мне - да. А что делать?… А как еще?… Зато сейчас ее ни учить, ни инструктировать не надо. Все помнит. У тебя же самого тест принимать будет. А то, что от нее осталось в магистрали… там, можно сказать, ничего и не осталось… Как раз сегодня. И не надо на меня бросаться, не надо, Шорох. Мы ей жизнь продлили. На целых трое суток, а это дорогого стоит. Ну а то, что под гибельную операцию ее подвели… А кого же еще?
Штатного опера, который верой и правдой?… Ее ведь к этому и готовили изначально - к трем дням в Службе. Просто кто-то должен был появиться рядом с Криковой. Однажды, в один далеко не прекрасный день… Дату не скажу, и не мечтай! Хлопот с этой старой сукой… Но начальство, как родителей, не выбирают, Шорох. Будет пикник, у Криковой будут большие гости. И будет стрелок на вертолете. И ничего нельзя будет компенсировать. Только появиться перед ней на секунду, чтобы поймать пулю. Мне тоже жалко Прелесть, поверь. Но это спецпроект Службы, моего мнения никто не спрашивал. И твое никто слушать не станет. Олег сидел, прислонившись к стене, и чувствовал, что понемногу оттаивает, - заряд ему Лопатин впорол щадящий, ниже нормы Шорохов уже мог моргать и ворочать языком, говорить - еще нет.
        - Если ты это скажешь, я в тебе разочаруюсь, - предупредил Василий Вениаминович.
        - Т-та мне… пох-х…
        - Как ты с координатором разговариваешь!.. Нет, тебя вместо Аси никто не пошлет. Забудь о ней. Три дня - не срок. Будет у тебя еще и любовь-морковь, и прочая красота-капуста… На-ка, покури, быстрее оклемаешься.
        Лопатин воткнул ему в рот сигарету и поднес зажигалку. На сложные движения Олег был пока неспособен, и после длинной затяжки пепел упал ему на брюки.
        - Забудь, Шорох, забудь, - повторил Василий Вениаминович. - Было бы можно, я бы тебе ее вообще закрыл, да только нельзя. Слишком много закрывать придется.
        Олег услышал, как на этаж снова приехал лифт. Загрохотали створки - из кабины вытаскивали что-то объемное и тяжелое.
        У него хватило сил наклониться, чтобы выглянуть в открытую дверь.
        - Вот-вот… - проронил Лопатин. - Тебя ведь другие вопросы мучили. А ты про эту Асю…
        Четыре курьера вносили большой оранжевый контейнер. Загерметизированный. Полный.
        - Ка-вотащ-щим? - выдавил Олег. - Ка-во?… А?…
        Ящик пронесли в комнату.
        Откинувшись назад, Олег внимательно посмотрел на Василия Вениаминовича. Тот почесал мундштуком нос и отвернулся к окну.
        - Да, Шорох…
        - Под… подмену мне?… Реш-шили?…
        - Тебе не нужна подмена, - мрачно ответил Лопатин.
        - Меня… ме-н-ня…
        - Тебя не надо менять, Шорох. Тебя нет в магистрали, ты уже знаешь.
        Василий Вениаминович все-таки поднял глаза. В них была растерянность и что-то еще - искреннее.
        - Скоро этого клона запрограммируют. И он пройдет тест. «Выпускной», да. Потом мы приедем в бункер - он, я и Прелесть. Клон получит… - Лопатин вздохнул. - …Получит оперативный позывной «Шорох»… В том контейнере ты… Ты, Олег. И твой день рождения не в семьдесят восьмом. Он сейчас.
        Шорохов зажмурился и хрустнул пальцами.
        Другого и быть не могло. Все сошлось в одной точке - удачно, даже слишком. Его нет ни в прошлом, ни в настоящем. Он и не жил… Клон, кусок мяса с чужими глюками в башке. Кукла с чужой мордой. С чужой судьбой.
        Олег встал, но, не удержавшись, рухнул вперед, ударившись ребрами об угол стола.
        - Рано тебе еще бегать, - сказал Лопатин, усаживая его на полу.
        - Зачем?…
        - Я не знаю. Очередной спецпроект… У всякой операции есть какая-то задача. У тебя тоже есть… Но я ее не знаю, честно.
        Из комнаты доносились приглушенные голоса - курьеры разговаривали тихо и деловито.
        Шорохов представил, как он болтается в контейнере - бледный, скользкий, тошнотворно безмозглый. Потом представил, как вскроют замки и как он начнет вырываться наружу. Дактиль, наверно, скажет: «Держа-ать!..», а кто-то из оперов, возможно, посетует: «Шустрый, падла…» А потом ему натянут на лоб датчик, и по кабелю помчится сигнал, и вот они, лови их: детство, мама, первый класс, пятый, восьмой, двойка по истории, поцелуи, шепот, любовь и нелюбовь, первая сигарета, работа там-сям, и все, все прочее, и еще многое, то, из чего он состоял, все побежит по проводкам из мнемопрограмматора в мозги, расселяясь, словно у себя дома, занимая свои сектора, притворяясь жизнью… Так это и было - перед тестом, три дня назад.
        - Кого я заменяю? - спросил Олег и сам же понял; никого. У него не было прототипа ни в роддоме, ни в этой квартире, ни в школе - нигде. Его не скопировали с реального человека, а собрали, как детский конструктор. Из деталек. И все его прошлое, все воспоминания, все, что ему дорого, - это пшик. Программа, написанная даже не «по мотивам» - просто высосанная из пальца какой-нибудь группой толстожопых умников.
        - Василь Вениаминыч, время! - предупредил Дактиль.
        - Скоро начнем, - ответил Лопатин и, сходив в комнату, принес Олегу зимние вещи. - Одевайся, не май месяц.
        Шорохов, цепляясь за стол, поднялся и взял сигарету.
        - А он что наденет?… Этот… который сейчас родится…
        - Для него тоже есть.
        - В двух экземплярах припасли? Знали, что я сюда приду. И знали, откуда. Да, у меня же все записано… Все тут… - Олег постучал себя по голове.
        Прикурив, он заглянул в пачку - там оставалась последняя сигарета. Он привычно бросил ее на подоконник и усмехнулся: надо же, у него - и какие-то привычки… За три прожитых дня…
        Лопатин вытряс трубку, и ему вдруг сразу стало не до Олега. Он отправился готовить аппаратуру, вместо него на кухне появился незнакомый опер.
        - Иди за мной, - сказал он.
        Спустившись, они сели в лопатинский «Вольво», и опер молча выстрелил в Олега из станнера. Шорохов рассчитывал на какие-то объяснения, но что-либо объяснять ему не сочли нужным. Он ведь клон…
        Заряд ему дали хороший, помощней, чем Василий Вениаминович, и глаза сами собой закрылись.
        Ехали долго. Потом Олега выволокли наружу. Он ждал продолжения - ведь куда-то же его везли… Продолжение последовало в виде звука удаляющейся машины.
        Шорохов полежал минут пять - с надеждой, что его все-таки заберут. После этого он лежал уже без надежды.
        На улице было невообразимо тихо. И очень холодно. Олега бросили лицом в снег - так он и валялся, прикидывая, сможет ли он встать, прежде чем околеет.
        Холодно…
        Привязавшись к этому слову, Шорохов повторял его вновь и вновь, пока оно не распухло в мозгу воздушным шаром и не вытеснило оттуда все - страх, обиду, горечь…
        Холодно Это первое, что он услышал от человечества. Зашел в ванную - а там Ася. Она сказала «Холодно». Оно такое, это слово… Оно особенное. Оно дает жизнь и убивает. Такое уж слово.
        Над головой каркнула ворона, и Олег, вздрогнув, сообразил, что уже способен как-то шевелиться Пусть не встать, даже и на колени, но хотя бы куда-то поползти. Куда именно - это без разницы. Просто чтобы не лежать на месте. Не подыхать так бездарно.
        «Вихляюсь, как червь - думал Шорохов, медленно перебирая руками-ногами - Противно… Если ворона не улетела, ее должно бы стошнить. Червь. Ползу… Холодно. Червяку дико холодно. Курево осталось там, у них. А, все равно сил нету. Зато мобила у меня… А звонить некому, и мне никто не позвонит. И хрен с ними со всеми. Холодно-то как. Ползу-у, ползу… И карточка.
        Пол-лимона, блин… Самый богатый манекен в мире. Червь будет прожигать жизнь, если только приползет. Хоть куда-нибудь. И ремень с железками тоже на мне… Наверно, в этом есть смысл… Значит, фальшак не загнется, фальшак доползет. Зачем трупу машина времени? Ему и так хорошо. А мне фигово. Дико фигово. Значит, пока живой…»
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        ФАЛЬШАК
        Ее звали Асель и ей было двадцать восемь лет - это все, что Олег знал о Прелести. Еще он мог бы сказать, что у нее красивая татуировка, и что сама она безумно красива, и что, кроме нее, у него никого нет и, как выяснилось, никогда не было, и что, если через три минуты ее не найдут, он начнет убивать. Однако ничего подобного Шорохов не сказал. Он объявил только имя и возраст, остальное люди прочли в его глазах.
        Ему нечего было терять - совсем.
        Телефонную справочную службу охраняли на совесть. Целый табун спецов по связи корпел над защитой от взломов и от попыток получить справку на халяву. Много крутой техники, километры дорогого кабеля и сплошное электричество повсюду.
        А на входе отирался какой-то грузчик с дубинкой и газовым пистолетиком.
        Шорохов показал ему станнер - в действии, потом поднялся на третий этаж и выбил дверь ногой.
        - Асель. Двадцать восемь лет.
        Человек, которому нечего терять, всегда выделяется. Это похоже на сумасшествие, но то состояние, в котором Олег находился, было чем-то противоположным, крайней формой трезвости, окончательным прозрением, полным избавлением от иллюзий - чем угодно. В этом не было лишь одного - безрассудства. У Олега оказалось достаточно времени для раздумий, и он думал - когда тащил свое никчемное тело по мерзлому асфальту где-то в Печатниках, думал - когда вставал, обдирая пальцы о водосточную трубу, думал - когда вышвыривал из «жигуленка» парализованного водителя, и когда разносил казенный мобильник о парапет, и когда раздавал служебные кредитки бомжам на вокзале.
        Он все давно решил. И вернулся на день назад вовсе не для поиска пути. Олег уже шел.
        Двадцать четыре девицы одновременно выполнили команду «отомри» и уткнулись в экраны. Комната была большой и светлой, но почему-то без окон. Телефонистки сидели по периметру, середина же оставалась свободной.
        Шорохов вышел в центр. Адресов могли дать много, а у него, как назло, ни ручки, ни бумажки… Впрочем, он надеялся, что в этом ему тоже не откажут.
        - Сто четырнадцатая, здравствуйте, - раздалось из угла. Женщина, самая смелая или самая тупая, решила заняться своими обязанностями. Не вовремя.
        Олег достал из рукава ржавую монтажку и молча разбил ей монитор. Вокруг сразу же застучали по клавишам.
        - Мало информации, дяденька. - пискнули за спиной. - Что-нибудь еще…
        Что он мог добавить?… Только то, что завтра Ася погибнет, предположительно от взрыва бытового газа. Это по официальной версии. В действительности не завтра, а через четыре дня. Но в любом случае - погибнет. Если он ее не найдет.
        - Вы уж постарайтесь… - проронил Шорохов. Спасло имя. Девушек двадцати восьми лет в Москве оказалась прорва, но имя Асель было только у двух Олег рассчитывал на десяток, поэтому искренне обрадовался. Адреса и телефоны ему записали отдельно, на фирменных голубых бланках Проявили хоть какое-то уважение.
        - Благодарю, - сказал он, снимая с пояса корректор. - Теперь последнее. Прошу всех встать и построиться в одну шеренгу. Насилия не будет, я обещаю.
        Пока в автосалоне оформляли его черный «Рено», Шорохов купил новый телефон и снял квартиру - паршивую и дорого, зато без предъявления документов. Он ни на секунду не забывал, что паспорт у него служебный и светить им надо как можно реже. В карманах поселились сигареты, зажигалка, жвачка и прочая требуха - Шорохов обустраивался. Он не исключал, что в любой момент ему придется все бросить и куда-то бежать. И к этому он тоже был готов. Ему ничего не было жаль. Его ничто и нигде не держало. Кроме одного, кроме одной.
        Едва заполучив трубку, Олег выскочил на улицу и позвонил обеим Аселям. Обе не отвечали. Выпив вместо завтрака бутылку пива, он пошел забирать машину.
        Адреса находились в разных концах города: Теплый Стан и Медведково. На метро можно было добраться быстрее и проще, особенно зимой, но Олега под землю не тянуло. Вырулив со стоянки, он проводил недобрым взглядом какой-то убитый «Вольво» и погнал на северо-восток. Не потому, что предчувствовал или догадывался, - просто бланк с квартирой в Медведкове попался первым.
        Водил он прилично - спасибо программистам, позаботились о ценном навыке. Не всякий вундеркинд на пятый день жизни сядет за руль и поедет.
        Шорохов равнодушно глянул в зеркало. Он уже привык - и к этой противоестественной мысли, и к этому странному ощущению. Смотрел на дома, как на макеты в кинопавильоне, и отмечал, что помнит их именно такими. Смотрел на машины и без труда узнавал марки. Кто-то постиг этот мир за него. Ознакомился со всеми его сторонами, приятными и не очень. Приобрел необходимый жизненный опыт, даже переболел, чем положено. Ему оставалось лишь пользоваться.
        «Клон, Шорох… Ты клон. Кукла. Как у мошенников: дают бабки, думаешь - разбогател… Ага!.. Все фальшивое. Все…»
        Oн затормозил возле дома и сверился с листком. Да, здесь. Снова позвонил. Глухо.
        «Ну и чего, спрашивается, приперся? А если она как раз в Теплом Стане обитает?…»
        Позвонил по второму телефону. Тот же результат.
        «А вдруг правда в Теплом Стане? А я тут, как дурак… A почему в Теплом Стане?. А почему бы и нет?…»
        Не утерпев, Олег поехал обратно.
        Все, что у него было, - это гипотетический адрес и не очень конкретное время: «завтра». Однако Лис поймал Дрозда на тех же исходных - значит, могло получиться и у него…
        Шорохов остервенело втоптал в пепельницу десятую сигарету. «Может получиться» - это совсем не то, что ему требовалось.
        Через час он свернул в конце Профсоюзной улицы. Остановившись у двенадцатиэтажного корпуса, Олег пригнулся и посмотрел сквозь лобовое стекло вверх. Вот и второй адресок…
        Позвонил. Длинные гудки.
        Опять позвонил в Медведково. То же.
        Выкинул в окно пятнадцатый окурок. Подкатил к палатке, купил блок «Кента». Спросил блок «Салема», сказали - целого блока нет. Дали семь пачек. Бросил все на заднее сиденье. Выпил пива и покурил еще. Позвонил - туда, сюда. Обозвал себя «гидроцефалом позорным» и поехал назад в Медведково.
        Если бы у них были автоответчики… Хотя бы у одной. Он узнал бы голос, либо - не узнал бы. Это было бы уже что-то определенное. А так - сплошные «бы»…
        Шорохов мотался до вечера. Ездил и звонил. Звонил и ездил. Заправил машину - и по новой Около полуночи он додумался остановиться посередине, на Садовом Кольце. Сходил поел каких-то мерзких чебуреков.
        В Четыре утра он начал подозревать, что опоздал. По радио о взрывах газа пока не говорили, но Асю должны были заменить на клона еще до взрыва. И, возможно, уже заменили. А телефон, возможно, молчал просто потому, что Асин клон его отключил и в ожидании гибели улегся спать. Вернее, улеглась. Либо в Медведкове, либо опять же в Теплом Стане…
        В половине пятого наконец ответили. В Медведкове.
        - Да-а!.. - протянул голос - женский, но настолько озлобленный, что Олег даже не разобрался, Асель это или нет. То есть это, видимо, была Асель… Но какая из двух?
        - Ася? - спросил он.
        - Чо?… Ты, урод, на часы посмотри! Какой номер набираешь?
        - Всю ночь таскалась где-то, а теперь ее типа разбудили… - процедил Шорохов. - Спи, овца!
        Не Ася. Точно.
        Он завел мотор и рванул к Теплому Стану. Решил: если и здесь не то - сразу перемещаться. «Рено» оставить во дворе, а самому - назад, на сутки, и снова искать. Потом снова. Потом еще. Пока сегодняшний день… нет, уже вчерашний… пока вчерашний день битком не набьется его двойниками. Один из них рано или поздно что-нибудь отчебучит, во что-нибудь ввяжется… Получится вторжение.
        «Нашел, о чем горевать. Эх ты, мясо…»
        Олег забежал в подъезд и, поднимаясь в лифте, успел приготовить станнер. На площадке никого не было. Он осмотрел коридорную дверь, прогулялся до мусоропровода и набрал номер. Очевидно, Ася вела ночной образ жизни. У таких, как правило, есть сотовые.
        «Пробить списки клиентов по телефонным компаниям», - наказал себе Шорохов. Он сделал пару кругов по площадке, затем достал сигареты и, чтобы не отсвечивать, вышел на лестницу.
        Там его ждал сюрприз. Олег почему-то не удивился.
        - Иван Иванович… - буркнул он. - Приветствую. Какими же это судьбами?
        - Твоими, Шорох, - ответил тот, протягивая руку - Вон… - Иванов кивнул вниз, и Олег, перегнувшись через перила, увидел лежащего на ступеньках оператора. - Компенсация за тобой приходила.
        - Компенсация? Получается, я все сделал? Но сделал грязно?
        - Нормально сделал. Не хуже любого другого… - Иванов слегка запнулся, - …человека.
        - Ты знаешь, что я… Знаешь, кто я такой?
        - А кто тебе про подсадку рассказал? Разве не я?
        - Ты… Ты же имел доступ к моей программе!.. И ты ее поменял…
        - Только про себя немножко вставил, - невинно уточнил Иванов.
        - И что там?… Что дальше?…
        - О-о, не надо!.. Обойдемся, Шорох. Тебя сейчас другое волновать должно. Прелесть скоро появится.
        - Зачем тебе это все? Ты же в делах Службы не участвуешь.
        - Зато в твоих, Шорох… В твоих очень даже участвую, - медленно выговорил Иванов.
        - Что тебе от меня нужно?
        - Ну… пойду, наверно… - Иван Иванович покашлял и направился вниз по лестнице.
        - Падла! - крикнул Шорохов ему вслед. - Я вам не чемодан, чтоб меня туда-сюда!..
        - Если и чемодан, то черный, с красной кнопочкой - весело отозвался Иванов. - Ради обычного Службу никто раком не ставил бы!
        - Падла… - повторил Олег и, глянув на неподвижного оператора, закурил.
        Вскоре подъехал лифт. Из кабины показалась Ася, за ней Алик.
        Шорохов вытер ладонь о джинсы и, перехватив станнер, вышел на площадку. На распахнутой куртке звякнул язычок «молнии», и Алик это услышал.
        - В стороны! - приказал Олег. - В стороны разойтись!
        - Нельзя, Шорох, - спокойно ответил оператор. - Ты все собьешь.
        Девушка удивленно посмотрела на Олега. В ее глазах что-то мелькнуло, брови дрогнули и начали подниматься вверх, на самый лоб. Она его словно бы узнала. Но узнала как-то не так…
        Алик был в длиннющем пальто и в хорошем костюме. Импозантен. Попшикался чем-то приятным. Олегу такой привычки не запрограммировали почему-то.
        - Здорово, Аллигатор.
        - Собьешь программу, - вполголоса повторил тот.
        - Мне до фонаря ваши программы.
        - Аллигатор?! Дима… - Ася бросила на Алика недоуменный взгляд и попыталась отстраниться, но тот не позволил. Он упорно заходил ей за спину.
        - Ты же ей все собьешь, отмороженный! - сказал опер, опуская руку в глубокий карман.
        Шорохов наконец сообразил, что он не ковбой, а станнер - это не ствол сорок пятого калибра и выстрел из него не смертелен. Временный паралич принес бы Асе меньше вреда, чем то, что могла приготовить ей Служба. Однако эти здравые мысли посетили Олега уже потом, когда Ася вздрогнула, попыталась отскочить от Аллигатора и бессильно распласталась на холодном бетоне.
        - Сбиваешь програ… - вымолвил Алик, съезжая по дверному косяку.
        «Пушка нужна, - отрешенно подумал Олег. - С этой железкой долго не протянешь».
        Он наклонился к Асе - пощупал ей горло, посмотрел в зрачки, потряс за локоть. Сон был неестественно крепким, но это был все-таки сон. Не смерть. Похоже, вот отсюда ее и планировали перебросить в момент теста. Может, не сейчас, а чуть позже. Может, Алик еще надеялся что-нибудь успеть… и не факт, что Ася была бы против.
        Привела его к себе в шестом часу утра. Не иначе, семейный альбом показать хотела…
        Олег выпрямился, развернулся на правой пятке и впечатал левый носок Алику в зубы, все - одним движением.
        - С-сука!.. - прошипел Шорохов. - Играетесь, да? Программки пишете? С-сука!..
        Второй удар пришелся по носу. Третий - в грудь. Аллигатор врезался затылком в стену, из руки у него выкатился пневматический шприц.
        - С-сука! С-сука ты!.. - озверел Шорохов. - Я же говорил - не смейте ее усыплять! Она вам не кошка! Сами своей дрянью ширяйтесь!
        Он бил Алика уже не разбирая, но чаще - по лицу, пока оно не превратилось в набухшую красно-черную маску. Олег отошел и тяжело оперся о подоконник.
        - Если ты еще не сдох… - сказал он, не оборачиваясь, - передай своим… Мы с Прелестью, наверно, долго не протянем… Сколько уж получится. Но это время - наше, понял? И за каждую нашу секунду я сотню таких, как ты, живьем сожру. А если не отцепитесь, я вам такое вторжение устрою, что исправлять будет уже некому. И срал я на ваше человечество. Сами виноваты.
        Шорохов приблизился к оперу и, расстегнув на нем пиджак, вытащил из-под тела служебный ремень, Потом опоясал им Асю и, дождавшись лифта, взвалил ее на плечо.
        Опасаясь, что из-за угла вот-вот вырулит грузовик с оранжевым контейнером в кузове, Олег подбежал к своему «Рено», уложил Асю на заднее сиденье и тут же газанул.
        До рассвета было далеко, но машины на улицах уже появились. Когда Олег выехал на МКАД, ему стало ясно, что прямой погони не будет. Служба попытается достать их иначе. Как-то иначе…
        - Ну вот ты и диггер, Шорох, - сказал он, прикуривая. - Вот ты и вторгся в их счастливую жизнь «Время, Земля, человечество», блин… Горите вы все огнем!
        - Ставки сделаны, ставок больше нет… - прошептала Ася во сне.
        - Типа того… - кивнул Олег.

* * *
        - Ты?… - спросила она, непрерывно моргая.
        - Вроде я… - Олег выбрался из глубокого кресла и устроился на палас возле кровати. - Привет, Асель.
        - Лучше Ася, я так привыкла…
        Она потерла глаза и размазала тушь, но Шорохов ей об этом не сказал, - сразу побежит умываться, а у женщин это надолго, Тем более что и такой она ему тоже нравилась.
        - Сколько я спала?
        - Почти сутки.
        - Ё-о-о!.. Серьезно?! Мне же на работу!
        - Лежи, какая работа? Десять вечера.
        - Десять часов?!
        Ася откинула плед, рывком села, взялась за спинку, чтобы встать, и тут будто впервые заметила Олега.
        - Ты?! - В ее взгляде был такой страх, что Шорохов машинально ощупал лицо.
        - Ну, я. Привет, говорю.
        - При-иве-ет, - ошарашенно протянула она. - Получается, ты существуешь, Олег… - сказала она после паузы.
        - Ого! Нам и знакомиться не надо.
        - А ты-то меня откуда знаешь?
        - А ты - откуда?
        - Видела тебя… - Ася почему-то смутилась. - Во сне видела. Точнее, во снах. А где это я?! - Она подобрала ноги и напряженно оглядела полутемную комнату. - Как я тут оказалась?
        - На машине приехала, - ответил Шорохов.
        - Прелесть какая… - Она обнаружила рядом с кроватью пачку «Салема» и, распечатав, закурила. - Да-а… Попала девка. И что мы тут? Слушай, отвези меня домой! - с отвращением проговорила Ася.
        Олег, вздохнув, сходил к креслу за «Кентом» и пепельницей.
        - Теперь твой дом здесь. Ася умиленно похмыкала.
        - Буду твоей женой, да? Жрать тебе готовить, носки стирать. Прелесть!
        - Зачем носки?… - Шорохов потупился. - Это я уж сам как-нибудь.
        Он не представлял, что ей сказать. «Твоего дома больше нет. Пустяк. Вероятно, газ… Ну да, водопровод обычно не взрывается».
        Взрыв действительно был, на пятом этаже, и жертвы тоже были - вся секция осыпалась, как подмытый прибоем песок. Об этом сообщили в новостях еще днем Олег переключил на московский канал - там экстренные выпуски шли каждые полчаса. К девяти вечера большую часть пострадавших уже опознали. Шорохов не сомневался, что среди опознанных числится и Асин клон. Либо… она сама.
        - У тебя есть татуировки? - спросил Олег.
        - Где?
        - Ну… допустим, на груди.
        Ася прищурилась, выстраивая нехитрую логическую цепочку. Реакция была типично женская: вывод ей понравился.
        - Нету, - ответила она.
        - На левой, - уточнил Шорохов, вставая от волнения.
        - Да нет же!
        Олег подумал, что она шутит. Все понимает и просто шутит. Захотелось выкрутить ей руки и проверить. Найти морского конька. Спокойно вздохнуть.
        - Олег… - Ася затушила сигарету и тут же взяла вторую. - Олег, мне тяжело, я… я, может быть… Ты откуда взялся, вообще?! - неожиданно крикнула она.
        - Из твоего сна. Я же тебе снился?
        - Ох, ох!.. Рыцарь плюшевый!
        Ася оттолкнула от себя пепельницу и, спрятав лицо, заплакала.
        - Я, Олег… Я, наверно, с ума схожу… - сказала она. - Ничего не помню. Нет, наоборот: столько всего… Мне столько не надо! На черта ты мне сдался, такой герой? Зачем мне это?!
        - Погоди-ка… - Он достал мнемокорректор и просканировал ей память. Асе ничего не закрывали. Или это была не Ася?… - У тебя параллельные воспоминания, да?
        - Сны…
        - Сейчас что-нибудь снилось?
        - Да-а!.. - проныла она. - И опять - ты… Замучил ты меня, Шорохов! Сегодня - особенно. Все колбасился, дрейфил, что экзамен не сдашь…
        Олег проверил время. Выпускной тест уже закончился, и сейчас Лопатин должен был везти их в бункер. Или нет?… Какой, к черту, тест, если Ася находится здесь?
        - Дом отдыха снился… - продолжала она. - Довольно отстойный. Солдаты, забор… Я там в военной форме ходила, как дура.
        Шорохов нахмурился. Прелесть помнила только школу, а реальный год жизни воспринимала как галлюцинацию. Сейчас было наоборот - подсаженные воспоминания так и остались снами. Может, перед тестом она должна была пройти еще одну процедуру, некий заключительный этап?… А может, произошло то, чем пугал Аллигатор, - сбой программы?…
        Олег смотрел на Асю и не мог понять, кто в ней сидит, - опер Прелесть или плаксивая девушка Асель. Кажется, поровну… Ему самому было несравненно проще: всего пять суток за пределами контейнера.
        Шорохов извлек из ремня синхронизатор и помахал им в воздухе.
        - Что это? - спросил он.
        - Железка.
        - Название!
        Ася вздохнула и опять закурила.
        - Син… синх…
        - Смелее! - поддержал Олег.
        - Синхронизатор?…
        - Зачем он нужен?
        - Мне… иногда такая ересь приснится…И рассказывать-то неудобно. Не то чтобы стыдно, а… глупо это.
        - Не бойся, я не засмеюсь, - пообещал Шорохов. - Не до смеха.
        Ася покрутила в пальцах сигарету, быстро затянулась, быстро затушила и спрятала руки под плед.
        - Машина времени. Маленькая. Карманная, - выдавила она. - Это были не сны?…
        - Не знаю, как тебе ответить… С одной стороны, да, сны. С другой - правда. Только еще не вся… Ты одна жила?
        - Какое тебе дело?
        - Это важно. Сегодня после обеда у тебя в квартире никого не было?
        - Надеюсь, нет… А что?
        - Асель…
        - Ася, - поправила она. Шорохов кивнул.
        - Асель. Фамилия и отчество - тоже твои… Возраст, внешность, группа крови, а также биография, привычки, включая вредные…
        - Ну?… - Она еще не поняла, но, глядя на Олега, заранее встревожилась. Тот целенаправленно смотрел в пепельницу. - Ты о ком говоришь?
        - В общем, о тебе. Почти… Ты сегодня погибла. У тебя в доме был взрыв. Тебя больше нет, Асенька.
        - Что-о?! Бред какой… Вот же я!
        - Тебя уже вычеркнули. При таких авариях часть народа всегда объявляют пропавшими без вести. От некоторых просто ничего не остается, а похоронить заочно человека нельзя - ни с юридической точки зрения, ни с моральной. Так вот, твое тело найдется наверняка. Уж оно-то никуда не пропадет.
        - И меня гарантированно похоронят?…
        - Да. С гарантией.
        - И тут я… выхожу… - Ася, на секунду забыв, о чем, собственно, речь, раскинула руки в стороны, подняла подбородок и изобразила, с каким лицом она выходит. С надменным. - Выхожу. Ха-а! Вы кого закопали, недоумки?
        Шорохов грустно покачал головой, - Служба этого не допустит.
        - Служба?…
        - Тебе не надо ничего объяснять, ты сама все знаешь. Твое «Ха!» будет вторжением. Твое существование, начиная с момента взрыва, само по себе нарушает естественный ход событий. Даже если ты просидишь в четырех стенах до старости. Но есть и похуже… кое-что похуже, Асенька… Ты нужна Службе, и она тебя будет искать. И когда-нибудь обязательно найдет, потому что у нее в запасе целая вечность. Надо быть готовым…
        - А почему вторжение-то? Ну, по ошибке кого-то там и опознают… А если бы меня дома не было? Я же работаю. Сегодня вообще-то собиралась пораньше отпроситься… Но ведь могла и не отпроситься! Меня могли не отпустить!
        - Ты отпросилась, и тебя отпустили, - уверенно ответил Олег - Ты пришла домой. Не исключено, по дороге кого-то встретила… Но сколько бы ты ни проболтала с подругой, сколько бы ни обломала каблуков - к взрыву ты успела. И ты погибла. Так все и было.
        - Было?… В «бетонном столбе»? И это моя судьба - умереть сегодня?!
        Ася прикрыла рот ладонями. Олегу нетрудно было представить, что она сейчас чувствует.
        - Утром тебя собирались вырвать из магистрали, - сказал он. - Но ненадолго, вот что мне не понравилось… Извини, я распорядился твоей судьбой иначе. Не знаю, что из этого получится…
        - Как ненадолго? Ну, хоть лет десять-то я должна была?… - Ася требовательно посмотрела на Шорохова, и тот, чтобы не отвечать, заканителился с прикуриванием. - Нет? Не десять?… Семь?… Шесть?… - спросила она, мрачнея - Два?… Сколько?
        - Тебе оставалось три дня. Но это там, в Службе, в их раскладе. Теперь расклад изменился.
        - Три дня… - повторила она. - Почему так мало? Им что, жалко? И это было известно?… Заранее?! И Василию Вениаминовичу?…
        Мнемопрограмма все же отвоевывала пространство в Асиной памяти, хотя и медленней, чем положено Фальшивый год на базе проявился уже в полной мере, и Олег чувствовал себя от этого почти счастливым. Ася не была клоном. Она была обычным человеком, которого в младенчестве запрограммировали на лишние трое суток жизни и доблестную смерть. Клону, созданному как прикрытие, про Службу и железки знать было ни к чему.
        - Вот же… - отрешенно произнесла она - Сделали из меня куклу, да? Вдолбили чужие воспоминания, загрузили инфой… Как клона… Прелесть, а не ребята! - Ася засмеялась, негромко и как-то холодно. - Что же вы сделали, ребята?…Зачем? Лучше бы и не трогали меня…Мне же терять больше нечего… Мне вас бояться поздно. Теперь вы меня бойтесь…
        Олег обхватил голову руками. Ася в точности повторяла его слова. Вот это самое он и шептал себе, когда его выкинули из машины, как пакет с картофельными очистками. Лежал в снегу и улыбался, но улыбался только внутри - лицо, так же, как все тело, не слушалось. Улыбался и грозил… Однако скоро выяснилось, что ничего-то он не может. Напакостить всему миру - вероятно, да. Но это не цель. А Служба… Кому в ней мстить? Как? И есть ли в этом смысл?…
        - Прелесть… - проронил Шорохов и, заметив, что она не отвечает, поправился: - Ася…
        - Да?
        - Никакой трагедии нет, между прочим. Тебе же в школе говорили про предопределенность?
        - Меня там не было.
        - И меня не было, но я сейчас не об этом.
        - Вот как? - удивилась Ася. - А я тебя помню.
        - И я тебя помню. Тоже еще со школы.
        - Но если наши воспоминания - фикция, то как это вышло?… Кстати, что с твоим тестом? Я тебе должна один секрет открыть… Его поручили провести мне.
        - Твоему секрету знаешь, сколько? - Олег пересел с пола на кровать. - Был я и на тесте, и еще дальше… Я ведь за тобой уже оттуда вернулся.
        - Оттуда?… И ты в курсе, что со мной случится?
        - В курсе, - ответил он. - Потому и не случится. А будет что-то другое. Я не зря о школе спросил. Ты ведь помнишь лекции? Вам их тоже читали? А… гхм, да… В общем, ты просто помнишь… И тебе уже известно, что никакой свободы нет. Есть только предопределенность, в магистрали - своя, у вырванных из магистрали - своя. И все давно решено. Люди этого не осознают, хотя иногда и задаются всякими вопросами… Операторы знают наверняка, но предпочитают об этом особо не размышлять - тошно. А мы… Мы уже убедились: все живут по программе. И никто - ни старик, ни ребенок, ни самый крутой опер, - никто не имеет возможности выбора. Никто не отличается от… допустим, какого-нибудь клона… - закончил Олег с усилием.
        - Ты же сам изменил мое будущее, - возразила Ася.
        - Его нельзя изменить. Боюсь, мы просто сломали магистраль и оказались… в другой магистрали. И снова катимся куда-то… и каждый наш шаг легко предвидеть - если чуть-чуть заглянуть вперед.
        - Поэтому мы будем торчать здесь до посинения, да? Ночью выбегать в ларек за чипсами и сигаретами. Кончатся деньги - примемся шарить по помойкам. Лишь бы не высовываться… Два друга, хрен да подпруга… Два взаимных глюка! Не понимаю, зачем тебя засунули в мою память? И, главное, так ярко помню… Никакой информации от тебя не получала, ты же курсантом был. Просто маячил все время…
        - То же самое я могу сказать тебе. В принципе я не против, но… Сомнения кое-какие возникают.
        - Нас с тобой свели специально, - угадала Ася.
        - После теста мы оба попадем в отряд к Лопатину. И, кроме нас, там никого не будет.
        - Ну, так тем более ясно!
        - Ясно - это когда я все уже прошел, и тебе тут на пальцах раскладываю…
        - И что нам теперь делать?
        - Об этом я еще не думал, - признался Шорохов. - Легализоваться как-то надо. У меня паспорт служебный, ФСБ при желании его отследит, у тебя - вообще свидетельство о смерти… Достанем новые документы. Потом посмотрим…
        Олег примял в переполненной пепельнице окурки и щелкнул зажигалкой. Ася подошла к окну, чтобы открыть форточку, но сначала задернула занавеску.
        - Так жить нельзя… - обронила она.
        - Согласен. Но когда я тебя искал, я о другом заботился… Чтобы ты просто жила. В принципе. А уж как - это вопрос пятый. К черту! - взорвался он. - Завтра куплю два паспорта с визами, и умотаем отсюда.
        - За границей та же Служба, только в чужой стране спрятаться труднее. Олег… - Ася помолчала. - Зачем ты в это полез?… Отбил меня у Аллигатора…
        - А что у тебя с ним?
        - Да я не в том смысле - «отбил»!..
        - А я - в том. Под каким соусом он к тебе приклеился? Что у вас?
        - Ничего особенного.
        - А неособенного? Прогулки?… Луна?…
        - Ты с какой стати меня допрашиваешь? - возмутил Ася.
        - He допрашиваю. Интересуюсь.
        - У меня с ним ничего, - внятно произнесла она. А если бы и чего…
        - Продолжай, пожалуйста.
        - Да иди ты!..
        Олег резко поднялся и пошел в смежную комнату. «Во, дурак-то… - причитал он. - Что же они меня таким бестолковым сделали? Кто так с женщинами разговаривает? Блин, Шорох!.. Да ты же девственник! В реале не сподобился, а во сне - не считается…»
        - Олег! - донеслось из-за двери. - Извиняться будешь, нет?
        - Нет!
        - Олег, ты осел!
        - У тебя для меня других слов не найдется?
        - Спокойной ночи, осел!
        Шорохов был на ногах вторые сутки. Прислонившись к спинке дивана, он даже не заснул - мгновенно сорвался в какой-то колодец и летел, летел, летел, пока не ударился обо что-то ухом.
        Олег открыл глаза. Голова лежала на твердом подлокотнике. Вскочив, он отер лицо Сколько сейчас времени, он не знал - батарейка в часах почти села, и подсветка не работала. Хорошо, что успел.
        Татуировка… У Аси не могло не быть татуировки. Из дома ее забрали прямо в тест - там он этого конька и увидел. Значит, Ася сделала его до Службы. И если у девушки, которая лежит за стеной, конька нет, - то она и не Ася.
        Он должен был спохватиться сразу, как только она об этом сказала, но Шорохов пребывал в эйфории. Спас Прелесть! Герой!.. А спасти-то ее было… не так уж и трудно. Даже наоборот - легко… Слишком легко.
        Олег ворвался к ней в комнату, включил свет и стащил ее с кровати на пол. Она дремала и спросонья ничего не поняла Олег попытался задрать ей футболку, но девушка взвизгнула и вцепилась в края обеими руками.
        - Ты мудак, Шорохов, - проговорила она, тяжело дыша. - Ты мне симпатичен был, но ты все испортил. Откуда ты такой мудак взялся?
        Олег постоял, не особенно прислушиваясь, потом неожиданно схватил ее за ворот и рванул вниз. Ткань с электрическим треском порвалась.
        - И что дальше? - спокойно спросила она.
        - Глупые у тебя шутки, Прелесть. - буркнул Шорохов и, повернувшись, пошел к себе.
        Нельзя сказать, что он заснул быстро. Ворочался не меньше часа. Потом откопал в шкафу подушку, но все равно не мог уснуть. Принимался курить, тут же гасил и снова закуривал. А перед глазами все плавал маленький морской конек - задорный и беспечный, как будто живой. И его мучительно хотелось погладить…

* * *
        - Теперь я поняла, - сказала Ася, разбирая продукты.
        Олег, только сняв квартиру, сразу приволок три больших пакета с едой и за недостатком времени просто сунул их в холодильник. Самое важное он, как водится, забыл: не было ни соли, ни сахара, ни хлеба. Да и холодильник он включить не додумался.
        Оба заспались до осатанения, и оба проголодались, как волки. Надо было срочно что-то готовить, и Ася прикидывала, с чем лучше соединить пресную гречку, - с ветчиной или со шпротами.
        - Я поняла, зачем ты вчера это устроил. Довольно глупо с твоей стороны.
        - Что ты поняла?
        - Тебе нужно было меня идентифицировать. По телу. А иначе никак?…
        - А как иначе-то?… Как вас еще отличить?
        - Моей копии могли сделать такую же татушку, - заметила она.
        Шорохов, не донеся сигарету до рта, сглотнул. А ведь и вправду могли…
        - Люди отличаются другим, - продолжала Ася. - Я бы никогда не перепутала человека и клона. Никогда!
        - Ага… - только и сказал Олег.
        - И еще… предупредить тебя хотела. Не думай, что я такая… беспредельная. Кураж навалился. Ты же был закрытый наглухо.
        Шорохов сообразил, что она говорит о тесте. Ему захотелось поведать, как он сам замерзал под душем в надежде шокировать Рыжую. Однако Олег благоразумно воздержался.
        - Ты дверь в ванной открыл и стоишь, как пень!.. - хихикнула Ася. - А на улице-то не лето, - декабрь! Лопатин после своей трубки форточку распахнул. Сквозняк. А ты встал и стоишь. А мне так холодно-о!.. Но виду подать нельзя. Я больше всего засмеяться боялась… - Она вдруг уронила нож. - Олег, а это вообще было?…
        - Было, - вздохнул Шорохов. - Так все и было. Я стоял, ты плескалась. И холодно… тоже было.
        - Так это опять не сны… - растерялась она.
        - Не знаю. Ты все помнишь, и я все помню. Даже могу утверждать, что прожил это… Но на самом деле получается, что ничего не было. Вчера мы вторглись в события, и с момента нашей встречи началась другая редакция. А как и на что это повлияет… Неизвестно.
        - Лишь бы не в худшую сторону.
        - Худшую мы уже видели, - отозвался он.
        - Я - еще не до конца. То, что мне приснилось сегодня… пока ничего страшного. Тест, потом Лопатин повез нас в бункер… Там грязища, бардак… - Ася достала кастрюлю, понюхала и отшатнулась. - Прелесть, а не квартирка…
        - Прелесть… - проронил Олег. Она обернулась.
        - Да-да… А ты у нас Шорох… О, я сегодня много народу запомнила. Перед тестом, пока ты спал, там курьеры толклись - Дактиль, еще кто-то был… Они тоже все настоящие?
        Олег оцепенел. Он надеялся, что к ее пробуждению все посторонние оттуда уже вымелись. А Дактиль, оказывается, задержался… Ася пока не знала, кто он такой. Но скоро она досмотрит свои сны до того места, где готовится фальшак для Криковой. Лопатин, как будто нарочно, велел ей в этом участвовать… Ася получит во сне очередную порцию информации и поймет, что Дактиль - специалист по программированию. И ей станет ясно, что он там делал, за пять минут до «выпускного экзамена». Что лежало в коробке из-под телевизора. И почему там находились курьеры…
        Ася догадается, что он клон. И тогда для него окончательно пропадет смысл всего.
        - Дактиль настоящий, - подтвердил Шорохов. - И о чем вы с ним?…
        - Ты опять? - раздраженно бросила она. - Тебе любопытно? Пожалуйста: он меня на свидание приглашал. Шепнул время, когда его можно застать.
        - В бункере?
        - В бункере, в бункере. И я сейчас туда побегу. Полечу. В кабинете, на грязном столе… очень романтично! Как в немецких фильмах короткометражных. Любишь такое кино? С детства мечтала быть секретаршей, чтобы шефу по утрам отдаваться. Вместо производственной гимнастики. Для поднятия тонуса.
        - Ну что ты завелась? Я так просто… - тихо сказал Олег. - Значит, Дактиль назвал тебе время? - спросил он после паузы.
        Ася вздохнула и вновь занялась готовкой.
        - Ты невыносимый мужик. Ты всю жизнь будешь один, Шорох. Тебе не страшно? Надо не только о себе думать… Еще и о других немножко.
        - Я постараюсь. Время, - повторил он.
        - Две тысячи третий, десятое февраля, с пяти до семи вечера, - монотонно проговорила она. - Ты мне надоел…
        Олег затушил сигарету и пошел одеваться. Вернувшись на кухню уже в ботинках и в куртке, он потянулся, чтобы поцеловать Асю, но та отстранилась.
        - Тебя убьют, Шорох.
        - Они не хотят… Не скучай, Прелесть. И не высовывайся. Учти, ты уже погибла.
        - Прикольная у нас с тобой компания… Олег! Зачем ты туда тащишься? Ведь не из-за этого?… Что ты собрался делать?
        - Прикалываться, - мрачно ответил Шорохов.
        Сначала его посетила мысль зайти на чердак и вообще приспособить его под эдакий портал, - уж очень не хотелось вылезать на мороз, но Олег решил, что эта идея не годится. Используя один и тот же дом в разных временах, он рисковал когда-нибудь его засветить, - рано или поздно, в будущем или в прошлом, это не имело значения.
        Шорохов отправился за тридевять земель - в район Сокола.
        Припарковавшись, он забежал в кинотеатр - даже не посмотрел, в какой, - и купил билет на ближайший сеанс. Когда погасили свет, он отошел к стене, финишировать было бы удобней часа в четыре, но это время попадало на перерыв, и Олег набрал «16:40».
        В фильме кто-то крупно, во весь экран, застрелился. До ожидаемого Дактилем рандеву оставалось двадцать, минут.
        На улице дул теплый ветер, под ногами чавкала грязная каша. Такая уж была погода десятого февраля две тысячи третьего - хуже, чем лето, но лучше, чем минус двадцать.
        К бункеру Шорохов приехал в половине шестого.
        На столах, вопреки Асиным прогнозам, было чисто - только два выключенных ноутбука и объемный букет кудрявых орхидей.
        Дактиль сидел спиной, при полном параде: белоснежный воротничок из-под темно-серого пиджака. Сидел, не оборачиваясь. Похоже, предвкушал.
        - Презервативы припас? - осведомился Шорохов. - А то я сегодня заразный.
        Дактиль не шелохнулся. Олег угадал его возможное движение и нырнул за стол, попутно срывая с пояса станнер.
        Впрочем, нет, не угадал… Курьер по-прежнему не шевелился. Шорохов подумал, что для профилактики надо бы все же выстрелить, но вдруг заметил на полу маслянистую лужу. Плафон мигал, и лужа, ловя отсветы, становилась то желтой, то багряной.
        Шорохов приблизился к Дактилю и крутанул кресло. Курьер смотрел прямо перед собой и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, уперся взглядом в Олега. Но вряд ли что-то увидел. По его подбородку стекала кровь - уже пропитавшая рубашку, лацканы пиджака и частично брюки. Кровь выливалась слабыми толчками, значит, сердце еще билось, но назвать Дактиля живым Олег бы не отважился.
        Под креслом, рядом с медленно расползающейся лужей, лежала короткая дубинка телесного цвета. Шорохов взял ее двумя пальцами и заметил на поверхности тонкие, но глубокие насечки, напоминающие жабры. Ни курка, ни чего-либо подобного на дубинке не было, и все же ему показалось, что этот предмет имеет прямое отношение к умирающему Дактилю.
        - И это скорее весело, чем печально… - пробормотал Олег.
        Шорохов планировал поговорить по душам, но не об Асе, конечно. Западать на Прелесть имел право любой, каждому отбивать морду - рук не хватит. Нет, он пришел не для этого. У Олега образовалось несколько вопросов отнюдь не лирического свойства, и тот факт, что с Дактилем случилась беда, притом недавно и в закрытом помещении, многократно увеличивал шансы на его откровенность.
        Олег выставил время - «16:50» и утопил «Старт». Если Дактиль действительно рассчитывал на Асин визит, то как приличный кавалер он обязан был явиться чуть раньше.
        И он явился. Дактиль, присев на корточки, ковырялся в шкафу. На столе рядом с ноутбуком лежал завернутый в газету букет и коробочка с хорошими французскими презервативами.
        Шорохов захохотал.
        - Все-таки ты их принес! Прелесть в Париже не бывала… Решил прокатить, да? До Парижа и обратно.
        Дактиль резко выпрямился. Он хотел что-то спросить, но спросил явно другое:
        - Ты знаешь, что если я тебя повяжу, то буду большим молодцом?
        - Трупом ты будешь, Дактиль. Большим трупом.
        - Тебя все ищут. Ты на опера покушался.
        - На тебя тоже покусились. Удачно. Сидишь, такой несчастный, а изо рта кровища хлещет. Пока вроде не вся еще вытекла… Но она течет. Ой, течет!..
        - Мне нарушители тысячу раз это обещали, - сказал Дактиль, однако не очень уверенно.
        - Я как раз оттуда. Что тебе принести, заказывай. Ботинок?… Левый, правый?… Могу носок. Могу даже трусы, но это за отдельную плату. Они уже промокли все. От крови промокли, - уточнил Шорохов.
        - Когда?…
        - У-у!.. - Он расстегнул куртку и, небрежно сбросив букет, уселся на стол. Потом повертел в руке красивую голубую коробочку и запустил ее в угол. Олег старался продемонстрировать, что будет тянуть время столько, сколько пожелает. В действительности времени он имел так же мало. Часы показывали без восьми минут пять, а в пять тридцать курьер уже был мертв. С мертвым особо не побеседуешь.
        - Я тебя не сдам, - выдавил Дактиль.
        - Еще бы ты меня сдал! Ты меня сейчас просвещать будешь. Мнемопрограмматор… Занятный приборчик, да?
        - Что тебе нужно? Если вопрос относительно твоего клона, то…
        - Кого?! Моего клона?! - Олег снова расхохотался, но тут же замолчал и, схватив со стола ноутбук, швырнул его о стену. - Моего клона зовут Олег Шорохов!!
        - Ну, это понятно, - ответил Дактиль.
        - Что тебе понятно?! Он не просто Шорохов, он - Шорох! Опер Шорох!!
        Курьер скомкал в кулачище галстук.
        - Ты ведь там был, с Лопатиным… - промолвил он. - Когда его привезли…
        - Меня привезли, меня! Ты меня загружал, а не куклу!! Вернее… куклу. Меня.
        - Откуда я мог знать? Мне дают контейнер, дают софт, и я…
        - «Софт»? Ах да… Софт. Как трогательно…
        - Да с чего ты взял, Шорох? Кто тебе это наплел? Копия у тебя есть, не спорю. Я сам ее и программировал. Но я ни разу не слышал, чтобы клонов брали в Службу.
        - Я тебе не собираюсь ничего доказывать.
        - И кто же твой прототип? - спросил Дактиль с иронией.
        - Прототипа нет. Такое возможно?
        - Ну, если теоретически…
        - Теория не волнует! - взорвался Олег - Возможно или невозможно?
        - Да, создать клона без исходника, сконструировать ему и тело, и память - технически осуществимо. Но нужна какая-то определенная задача. Ведь и обычные копии просто так не делают, их создают для прикрытия в магистрали. А если прототипа нет, и прикрывать некого, тогда должна быть очень серьезная причина.
        - Это я и собирался выяснить.
        - Я же исполнитель. Мое дело - железки.
        Олег посмотрел на часы. Время близилось к половине шестого.
        - Кто пишет программы? - быстро спросил он.
        - Мнемопрограмму не пишут, ее считывают. Иногда слегка корректируют… Где-то там, - Дактиль показал вверх, - далеко, у самой границы. Слушай, ну признайся купил? Купи-ил!..
        - Ты про свою смерть? Не веришь… - Олег вынул из кармана дубинку и вручил ее Дактилю.
        У того задрожали губы.
        - Хорошо эта штука стреляет? - поинтересовался Шорохов.
        - Я бы лучше сам повесился… Смотришь на человека - внешних повреждений нет, а внутри - как будто пропеллер проглотил.
        - Вот таким я тебя застал. В этом креслице и в этом пиджачке.
        - Спасибо, Шорох…
        - Не часто, наверно, клонам спасибкаешь? И откуда сей пропеллер? Не из-за барьера случайно?
        - Какой барьер… - проронил Дактиль. - Их в нашем периоде выпускают, в шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом.
        - Там же, где и программы… - констатировал Олег.
        - Ты все об этом? Хватит блажить, Шорох…
        - Ты мне жизнью обязан! Но я не требую с тебя целую жизнь, я свою-то не знаю, куда девать. Что тебе известно о самих программах? Каким макаром они работают? Вот, допустим, клону забили такого-то числа совершить то-то и то-то. А потом перевезли его в другой город. И он физически не может это выполнить. Что тогда?
        - Ничего, - отозвался курьер. - Мнемопрограмма - это набор побуждений и мотиваций, связанных с внешними условиями. Когда Служба вербует оператора, у него считывают память и забивают ее в клона. И клон всю жизнь идет по тому же пути: оказывается в тех же обстоятельствах, так же на них реагирует и тем самым формирует новые обстоятельства - для себя и окружающих. Из этого и состоит магистраль. Поток самовоспроизводящихся событий.
        Пока Дактиль читал ему эту ненужную лекцию, Олег выкурил почти всю сигарету Проблемы магистрали его давно уже не заботили, он намеревался спросить о другом. Например, об Асе. Что с ней будет, когда закончится подсадка, когда она увидит последний сон и проснется? Какой у нее возникнет «набор мотиваций»? И не пропадет ли он вовсе? Ведь со вчерашнего дня она жила по программе Службы, хотя и не имела возможности ей следовать. А в магистрали ее уже не было, и судьбы как «набора обстоятельств» у Аси не было тоже.
        - Ошибки в программах встречаются? - спросил Шорохов. - Я про те программы, которые специально изменяют. Ошибки или какие-нибудь случайные совпадения…
        - Совпадения не бывают случайными, - изрек курьер. - Ни в программах, ни в жизни.
        - Хватит уже философии!
        - Программировать кого-то с ошибкой, чтобы человек сам же потом и устроил вторжение?… Нет. Там все перепроверяется бессчетно.
        - И если присутствует некий фактор… - осторожно произнес Олег. - Допустим, два человека помнят друг друга… В жизни они не встречались, но при этом пересекаются в своих программах.
        - Я не специалист! - взмолился Дактиль. - Поди догадайся, что там да зачем!.. Наверное, нужно, чтобы эти люди заранее имели… ну, какую-то историю отношений… чтобы они любили, или ненавидели, или искали третьего… Гадать бесполезно, надо знать конечную цель, а это вопрос не ко мне. Но какая-то причина, безусловно, есть. Штамповать лишних клонов никто не станет… А вообще… позволь совет, Шорох.
        - Позволяю.
        - Я тут, пока тебя слушал, реконструкцию себе нарисовал.
        - А я думал - это я тебя слушал… Ну? Что еще за реконструкция?
        - Познакомился ты с какой-то барышней… - елейно начал Дактиль. - И пошли у вас взаимные дежа вю. И, кажется вам, что вы тысячу лет уже знакомы и встречались в прошлой жизни. Она была эстонским рыбаком, а ты - древнегреческой танцовщицей… - Курьер гы-гыкнул. - А потом ты что-нибудь учудил, и тебе слегонца почистили мозги. И момент, когда с тебя мнемопрограмму для клона считывали, - он там остался, в слепом секторе. Отсюда и твоя идефикс. Двойника видел, а процесс сканирования не помнишь. Стало быть, двойник - ты. Все парадоксы, Шорох, основаны на элементарной логической ошибке. Не городи огород, искать надо ближе, в себе. Во!.. Давай на лимон евро забьемся, что я за сутки твоего клона разыщу, И все про него выясню. А?!
        - Откуда у меня лимон?…
        - Крикову уважил? - подмигнул Дактиль. - Все-е знают! Полтора лимона, как одна копеечка!
        - Там Лис большую часть захапал. Нет у меня миллиона.
        - Какой еще Лис?! Лис!.. Лис! Совсем заврался! Ладно, я шучу. Хорош дурить, на тебя ведь правда охотятся. С координатором поцапался? Все из-за бабы? Возьми железку и проверься, делов-то! И сразу все по местам встанет.
        - Да, верно! - Олег обрадовался, что этот вопрос можно разрешить так легко, и достал корректор.
        - А клона я тебе найду! - заявил курьер. - И без денег. Будет тебе клон. А если их пара - так будет тебе пара.
        - Верно, верно! - поддакнул Шорохов.
        Кнопка под мизинец. Удобно. Дактиль ничего и не заметил.
        - Клона ты мне найдешь… - сказал Олег. - Чего меня искать-то? Вот он я…
        - А?… Шорох, ты откуда?! - вытаращил глаза Дактиль.
        Спрятав корректор, Олег тут же выстрелил из станнера. У курьера подкосились ноги, и он, врезавшись плечом в шкаф, грузно свалился на пол.
        Шорохов уже собрался уходить и тут наткнулся взглядом на странную дубинку. Точка, в которой он застал мертвого Дактиля, была давно позади. Курьер все-таки остался в живых, и Олег поздравил себя с очередным вторжением. Однако его заботило то, что за время разговора в кабинете так никто и не появился, - ни убийца, ни даже… он сам. Оружие лежало там, где он его и подобрал, - под креслом. Только крови на этот раз не было.
        Озадаченно похмыкав, Шорохов поднялся на улицу. Упругий ветер сбивал с ног, передвигаться по скользкой грязи было противно и трудно.
        Олег отошел метров на десять и остановился. Он не питал к Дактилю особой симпатии, но вдруг понял, что не может его бросить. Дактиля собирались убить - не исключено, именно из-за их встречи. Курьер не сказал ничего путного, но ведь фактически его ликвидировали. И эта дубинка… она так и осталась в бункере, возле парализованного Дактиля.
        Шорохов развернулся и побежал назад. Открыл замок, слетел по лестнице, врезал по двери… и никого не нашел. Он отсутствовал минуты две, но кто-то уже забрал и тело, и дубинку. Или, того хуже, - явился в кабинет с упреждением и что-нибудь изменил. Любую мелочь: передал Дактилю, что его вызывают, обеспечил женским вниманием, наконец - убил…
        Олег обнаружил на втором столе ноутбук и зашипел, как будто обжегся. Шнур был не вырван, крышка не отломана. Его никто не кидал в стену. И здесь никто ни о чем не разговаривал…
        У Олега появилось предчувствие, что Дактиля он больше не встретит - никогда. А его имя, возможно, будет вызывать у людей такое же недоумение, с каким сам Дактиль реагировал на кличку Лис. Нет и не было… Вычеркнули. Еще одного.
        Шорохову стало тоскливо. Захотелось принести канистру бензина и все к черту сжечь. Не исключено, он бы так и сделал. Если бы не был уверен, что пожар потушат раньше, чем он достанет спичку.

* * *
        На обратном пути Олег захватил то, о чем забыл вначале, - кое-что из продуктов и еще какие-то мелочи, еле поместившиеся в двух огромных сумках. Он и не думал, что человеку для простого существования нужно так много. Спохватившись, что Асе не в чем ходить, Шорохов набрал ей всяких необычных шмоток. Вместо порванной футболки он купил яркий полосатый свитер с аппликациями на рукавах. Олег решил, что Асе должно понравиться.
        - Прикольно, - оценила она, посмотревшись в зеркало. - Ты и тапочки принес? Значит, мы здесь надолго…
        - Не знаю, - честно ответил Шорохов.
        - Как там Дактиль поживает? - осведомилась Ася. - Ты с ним ничего не сделал?
        - Ничего… Поживает.
        Пока его не было, Ася навела в квартире порядок и приготовила что-то непонятное, но вкусное. Таких способностей Олег за ней не подозревал, он привык, что Прелесть либо качает права, либо печалится. И то, и другое - обязательно с длинной ментоловой сигареткой в зубах.
        - Скучно, - пояснила Ася. - О!.. Я, между прочим, вздремнула.
        - Поздравляю.
        - Да я не про то! Я опять сон видела.
        - Интересно…
        - Какая-то гостиница убогая снилась. Мы что, должны были в ней жить?
        - Мы в ней и жили.
        - Ужас… Там еще за стенкой кто-то стонал. Так противно…
        - Что противно? - спросил Шорохов, торопливо изобретая приличную отговорку.
        - Стонали. Громко и ненатурально… Олег, да это же твой номер был! - возмутилась Ася.
        - Нет, не мой.
        - Через стенку. Конечно твой! И ты мне тут еще сцены ревности закатывал?!
        - Тебе пригрезилось, - заявил Шорохов, делая вид, что разыскивает сигареты, и постоянно поворачиваясь к ней спиной.
        - Сама знаю, - сказала Ася, упорно его обходя и заглядывая в глаза. - Но это же было! Да нет, мне все равно,… что хочешь и с кем хочешь, но…
        - Не было! - отрезал Олег. - Мы с тобой сидим на съемной квартире и прячемся от Службы. Вот реальность. Все остальное - твои сны.
        - Созданные на основе такой же реальности, - добавила Ася.
        Чтобы прервать этот разговор, Шорохов зашел в ванную и, открыв воду, не спеша выкурил сигарету. Тот ублюдок, что составил Асе программу на последние три дня, знал все. Как она разденется во время теста, как Лопатин привезет их в отель «Урал», как они поцапаются и как Олег пригласит к себе девицу из гостиничного сервиса. Все эти детали можно было найти у Аси в памяти - но лишь после того, как его напарница проживет свои трое суток в Службе. А прожила она их именно по программе, которую слепили из ее же воспоминаний. Шорохову было совершенно не ясно, где тут начало, а где конец, и чем дольше он размышлял, тем глубже увязал в этом парадоксе.
        Олега радовало только одно: для реализации мнемопрограммы требовалось соответствие внешних обстоятельств тем условиям, которые были в нее заложены. Иными словами, пока Ася не попала в Службу, пока она не принимала участия в операциях, установки ее программы не проявлялись. Шорохов надеялся, что так будет и дальше - Ася увидит еще несколько снов, вплоть до последнего, полностью впитает опыт оператора Прелести, а потом… Тут Олег терялся. Что произойдет, когда ее подсадка завершится, он не представлял. Прожив три дня по своим субъективным часам, Ася уже не станет выскакивать перед Криковой - хотя бы потому, что узнает, чем это грозит.
        «Прелесть увидит во сне свою смерть… - отрешенно подумал Олег. - А если она будет спать еще и днем, то это случится раньше. Возможно, уже завтра».
        - Ася, ты не чувствуешь никаких позывов? - спросил Шорохов.
        - Чего?…
        - Ну, побуждений. Всякого такого.
        - Нет, кажется. На улицу хочу, - сказала она, помедлив. - Очень хочу. А ты?…
        - И я не чувствую, - признался Олег. - А на улице холодно…
        - Если тебя тоже запрограммировали, у тебя ведь и сны должны быть…
        - Никаких снов.
        Шорохов сообразил, что в этом смысле мало чем отличается от Прелести. Он, как и Ася, выпал из учтенной в программе среды, из того «набора обстоятельств», в соответствии с которыми должен был действовать. Однако сама программа осталась - все эти воспоминания по-прежнему сидели в мозгу, и они должны были тянуть за собой хвост поступков. Но не тянули…
        - Чего насупился? - спросила Ася, складывая тарелки в мойку.
        - Думаю…
        - Олег, я, пожалуй, выгляну на улицу. Ненадолго.
        - Нет.
        - Да не буду я никуда соваться! Мне и сунуться-то некуда. Просто… понимаешь, это принципиальный вопрос. Я их не боюсь. И я должна доказать… Не им - себе самой.
        - Зато я боюсь. Если Лопатин узнает, где ты, нам не придется ни геройствовать, ни прятаться. Он что-нибудь поменяет в прошлом, и мы окажемся в новой редакции. Ты - в Службе, я… тоже где-нибудь. И никто ничего не заметит.
        - Почему они так за меня держатся? Как будто на мне судьба человечества висит… Олег, что они для меня приготовили?
        - Сама увидишь, - буркнул Шорохов. - Заснешь и увидишь.
        «Человечество, как же!.. - скривился он. - Старая психопатка из Европарламента - это еще не человечество».
        Асе приятней было верить, что ее запрограммировали на крупный подвиг. Жить, а тем более умирать, всегда хочется не напрасно. Однако для Службы голос вице-спикера стоил дороже, чем оператор Прелесть, вместе с ее жизнью и смертью… Для Службы - но не для Олега.
        - Ты что-то сказал?… - Ася обернулась и посмотрела на Шорохова так, словно он предложил ей руку и сердце.
        - Нет…
        Олег взял пояс Алика и вытащил из него синхронизатор. Затем разыскал второй ключ от квартиры и сунул его себе в карман Телефонный провод он перерубил в двух местах, но, не удовлетворившись этим, положил аппарат в полиэтиленовую сумку. - Ася, у тебя мобильник есть?
        - Есть, только пользоваться им не стоит.
        - Вот и я о том же… - Олег нашел маленькую голубую трубку и, выдрав аккумулятор, швырнул ее в форточку.
        Кажется, все. Двенадцатый этаж, дверь она не откроет, на помощь не позовет - ни в здравом уме, ни в бреду. Стремление Аси выбраться на улицу Олега беспокоило, и, чем невинней оно выглядело, тем сильнее он волновался. Пока мнемопрограмма, к тому же сбитая, не была отработана до конца, любое желание могло означать тягу к ее выполнению. Скорее всего, неосознанную, идущую изнутри, на уровне инстинкта.
        «Шорох, ау тебя ведь паранойя… - сказал себе Олег. И сам себе ответил: - Ясен хрен, паранойя. Это и есть моя жизнь. Помнить то, чего не было, и жить в том, чего практически нет…»
        Зайдя на кухню, он поцеловал Асю куда-то в затылок, - она мыла посуду и увернуться не успела. Шорохов, страшно этим довольный, накрутил пакет с телефоном на руку и подгреб со стола сигареты.
        - Опять уходишь?…
        - Я скоро. С железкой никогда не опоздаешь.
        - Если только вернешься…
        - Не грусти. Все будет хорошо.
        - Я на улицу хочу, на воздух. Прогуляться. Не могу я так долго в четырех стенах!.
        Олег нахмурился и, ничего не ответив, вышел. Телефонный аппарат он тут же спустил в мусоропровод. Постоял на лестнице, соображая, как еще Ася может реализовать свое желание «прогуляться». Затем понял, что никак, и, улыбнувшись, направился вниз.
        Заснув еще раз, Прелесть досмотрит мнемопрограмму до конца, и дальше… Что дальше, Олег не знал, однако не сомневался: под пулю, предназначенную Криковой, она уже не полезет. Ася будет жить. Вот это, собственно, и есть - «дальше». Все остальное виделось Шорохову менее важным. Далее то, что он сейчас собирался сделать.
        Он твердил себе, что заботится исключительно об Асиной безопасности, но самообман не удавался. Олегом двигали совсем другие мотивы, личные.
        «Шорох, ты точно - параноик. Прожил на белом свете меньше недели, а уже умудрился завести какие-то личные мотивы… В твоем возрасте надо подгузники пачкать и к женской груди тянуться. Да не руками. А у тебя - мотивы или позывы или побуждения…»
        В голове мелькнула тревожная мыслишка, но Олег ее отогнал. То, что он собирался сделать, в планы Службы уж точно не входило. Крикову они берегли.
        Шорохов надеялся, что это окажется не слишком сложно. Люди иногда друг друга убивают. Он не был человеком в полном смысле, он даже не просил, чтобы его создавали, но его все-таки создали - по образу и подобию. Он, Олег Шорохов, кому-то понадобился. Кому, зачем - он не знал. Он просто жил. И в этом, хотел он того или нет, Олег все же был человеком.
        До пустыря в районе «Петровско-Разумовской» Олег добрался не сразу. Долго разыскивал таксиста, который знал бы это место, потом, найдя, долго объяснял, зачем ему понадобилась бывшая городская свалка. На него недоверчиво косились, ему отказывали, его в чем-то подозревали. Как будто он уже совершил что-то фатальное, несущее вред всему человечеству. Нет, он только собирался.
        Сухие бледно-зеленые кусты стояли плотной стеной. Шорохов углубился в заросли и, сокрушенно повздыхав, лег на землю. В нос полезла мелкая сладковатая пыль, ладони стали серыми и неприятно шершавыми.
        По краям пустыря торчали коробки новостроек. Если на крышах сидели снайперы, то его спина должна была представляться им шикарной мишенью. Олег не то чтобы старался об этом не думать - он действительно не думал. В жизни его волновало немногое. Сама жизнь в этот короткий список уже не входила.
        Сначала на пустыре показалась черная «Волга». Она заехала через боковую дорогу и развернулась. Двери не открывались. Олег, давясь пылью, лежал за кустами и гадал, кто сидит внутри. В ранней редакции это был Лис, который привез еще одного Крикова, якобы настоящего.
        Теперь же Лиса не существовало, по крайней мере, для Службы, и Шорохову было любопытно, что от этого изменится. Все, сделанное Лисом, разом пропало, и каждый из его несовершенных поступков потащил за собой цепочку новых следствий Мир должен был стать другим - неузнаваемым. Но не стал.
        - Кайфа не прибавится, - раздалось сзади так внезапно, что Олег, дернувшись, чихнул - Не прибавится, Шорох. По себе знаю.
        Подкрасться по кустам было невозможно. Человек финишировал прямо за спиной, и это говорило о том, что визит Олега на пустырь секретом для Службы не является.
        Шорохов судорожно соображал, что ему делать. В принципе ничего. Он уже проиграл.
        - Вот, значит… - сказал знакомый голос. - Прибыл тебя компенсировать. Ты не против?
        Пастор отгреб мусор и прилег рядом. Через секунду на пустырь торжественно вкатился кремовый «Линкольн» Криковой.
        - Не трогал бы ты ее. И тебя не тронут.
        - Кто в тачке? - спросил Олег.
        - Вместо Лиса? Сейчас, сейчас… - Пастор ткнул пальцем в сторону «Волги», и из нее, как по команде, показался он сам. Чуть позже выбрался и фальшивый Криков.
        - Понятно… Свято место пусто не бывает. Вообще-то про Лиса никто в Службе и не слышал…
        - Слышали, слышали. Те, кто был на заданиях и пришел в новую редакцию извне, со своей памятью.
        Шорохов вспомнил, как случайно изменил настоящее, выкурив в бункере старую сигарету. В результате пропал разговор с Лопатиным про генсеков и про что-то еще, такое же пустое. Об этом помнил только он, а Лопатин с Асей забыли. Для них этого и не было. Но для Олега - было. Значит, Лиге тоже ДМ кого-то остался. А если он, то, возможно, и…
        - И про Прелесть тоже слышал? - поинтересовался Шорохов.
        - А чего ж, конечно. Жалко ее, смазливенькая была. Ну уж судьба у нее такая.
        Из «Линкольна» выскочил охранник. Обежав машину, он распахнул заднюю дверь и подал руку вице-спикерше. Мадам Крикова, прямая, как палка, ступала медленно и степенно. Пастора и второго клона она заметила сразу.
        Чуть позже из лимузина вылез Шорох, следом за ним - второй охранник. Федяченко бродил между «Линкольном» и «Волгой», предвкушая, как Шорох растеряется, обнаружив еще одного старика. Шорох действительно растерялся. Он приложил ладонь козырьком, с сомнением осмотрел границы пустыря и, уже завершая оборот, наткнулся взглядом на Пастора с Криковым.
        Олег следил за своим дворником и ждал, когда тот потянется к поясу. Перемещение можно было и не заметить, ведь он вернулся непосредственно в точку старта, но если бы Шорох раскрыл синхронизатор и принялся нажимать на кнопки, Олег увидел бы обязательно.
        К железке двойник не притрагивался, и Шорохов окончательно убедился, что находится в новой редакции настоящего. Не сбежав от кфиковских телохранителей, он не попадет в барьер, не встретит там Ивана Ивановича, не отправится в год своего рождения, а оттуда - в «выпускной тест»…
        Олег прислушался к памяти. Вторая версия была уже там - без путешествия к границе зоны, без Иванова в пустыне, без всего того, что он открыл для себя в последние дни. Однако эти воспоминания оставались формальными и неродными. События, как в запотевшем зеркале, скорее угадывались, чем виделись наяву. После операции с Криковой там продолжалась нормальная, честная служба. Там - за поверхностью зеркала. В магистрали, из которой он умудрился вырваться. Не на свободу, нет. В другую магистраль - ту, где он нашел оранжевый контейнер с самим собой, где валялся, уткнувшись лицом в снег, и где отбил у Службы Асю.
        - Так чего… не будешь, что ли, компенсировать?… - спросил Шорохов.
        - На кой ты мне нужен… - лениво ответил Пастор. - Полежи еще десять минут и отваливай.
        - Полежу Вашей Криковой все равно кранты.
        - Сомневаюсь…
        - Кое-кто должен будет ее спасти, - ненавязчиво начал Олег. - И не спасет, наверно…
        - Ты про Прелесть? Уже спасла.
        - Как это?…
        - Она уже все сделала. Ну, не она, допустим… Вырастили ей клона, он под снайпера и подставился. Сама-то Прелесть пропала, говорят… - Пастор коротко взглянул на Олега. - Это ведь она была изначально, Прелесть. Ну вот, чтобы не ломать логику, заменили такой же Прелестью.
        - Логику… А что же раньше-то?! Одного клона - в развалины, второго - под пулю, а живого человека оставить… Ведь они это могли!
        Пастор пожал плечами - в положении лежа жест получился еще более неопределенным.
        - Как опер Прелесть никому не нужна, - сказал он - А как человек… Шорох, чего я тебе объясняю? Служба не занимается спасением отдельных человеков. Разве что Криковой и ей подобных… Но и они интересны исключительно как объекты. Не как люди, поверь. А если каждого спасать и каждого жалеть… Куда будем девать спасенных? Где им жить?
        - Да, Службе жалко все человечество. Оптом.
        Он вдруг подумал, что совсем недавно относился к этому точно так же. «Замурованные»… Он называл их «замурованными» - всех, кто не имеет отношения к Службе, кто не вырван из магистрали. Хотя у операторов тоже своя магистраль… Свой бетонный столб.
        - Ты в курсе про Прелесть, - утвердительно произнес Шорохов. - Ну, про нее и про меня…
        - А как бы тебе хотелось? Могу помнить, могу не помнить. У меня в голове столько всякого намешано…
        - Опасно со мной такие разговоры вести. Плохо кончается.
        - Не, у меня все будет в порядке.
        - С чего ты взял?
        - Просто посмотрел. Смотался в будущее и посмотрел, что со мной стало.
        - Действительно просто… - обронил Олег. - И что там видно, в этом будущем?
        - Не скажу. Секрет. - Пастор тихонько рассмеялся. - В общем, Шорох, живи и здравствуй. Только не чуди, прошу. Крикову убивать нельзя, для нее смерть - это слишком красиво. Ты же там был, когда она со своим папашей… Я бы, может, и сам ее кончил, да не хочу ей такую услугу…
        - Слушай, а почему ты «Пастор»? - перебил его Олег. - Почему не «Вепрь» какой-нибудь, не «Ирод»?…
        Тот отломил сухую травинку и, пригладив перед собой пыль, вывел: «Past-оr-Future».
        - Ник у меня был. Давно, еще до Службы… Длинноватый немножко. В позывном больше двух слогов не полагается.
        - Осталось «прошлое, или…», да? Без «будущего»?
        - Без «будущего», - согласился Пастор, - так короче. Вон, вон!.. Сейчас самое интересное, гляди! Крикова спрашивает: «Ты счастлив, папа?…»
        Он произнес это медленно, как сама вице-спикер. Шепот Пастора полностью совпал с движением ее губ.
        Оба старика беспомощно мялись за широким сверкающим багажником. Крикова стояла рядом, тиская в руках револьвер. Через секунду она поднесла ствол ко лбу одного из клонов.
        - Прощай, папочка, - продублировал Пастор не без удовольствия.
        Именно это она и сказала - тогда, в старой редакции. И дословно повторила в новой. Похоже, Лис не ошибся, и она действительно долго репетировала. Ждала. Мечтала.
        «Пусть живет, - решил Олег - Нельзя ее лишать такого наслаждения. Пусть гниет изнутри. Она достойна».
        Крикова переводила «кольт» с первого клона, в футболке и голубых джинсах, на второго, в серых брюках и клетчатой рубашке. Она пыталась разобраться, кто из них настоящий, и это тоже доставляло ей удовольствие.
        - Шорох! - позвал Федяченко. Олег вздрогнул.
        - Не тебя, - успокоил Пастор.
        - У вас есть шанс реабилитироваться, - объявил Федяченко.
        Крикова сказала что-то еще, совсем тихо, и, уткнув ствол в клетчатую рубашку, четыре раза нажала на курок. Старик секунду постоял и сложился, как тряпочный.
        - Поверил? - обратилась женщина ко второму. - Ты поверил, папа? Ты думал, я не смогу?… Уважаемый Пастор! - окликнула она оператора у «Волги». - Ну, хоть теперь-то вы проясните? Кто это был? Копия?
        - Копия, - ответил тот.
        - Ты наконец-то плачешь, папа… - пробормотала она. И выстрелила отцу в голову.
        Федяченко вручил Пастору две пластиковые карточки, и свита Криковой начала грузиться в «Линкольн». Перед тем как сесть, вице-спикер двумя пальцами взяла револьвер и кинула его в кусты.
        «Кольт» упал так близко от Олега, что ему даже не понадобилось никуда ползти. Он подобрал с земли кривую палку и притянул оружие к себе. Телохранители направились было к кустам, но водитель коротко ударил по клаксону, и они вернулись к машине.
        Вскоре «Линкольн» скрылся в узком извилистом проезде. Шорох и Пастор синхронно достали сигареты и прикурили. Потом сошлись у «Волги» и хлопнули по рукам. Пастор протянул карту, Шорох ее без колебаний принял и тут же опустил в задний карман. Если в присутствии Криковой все развивалось почти так же, как в ранней редакции, то после ее отъезда различия стали очевидны.
        Двойник знал о том, что прототип на пустыре не появится и что, сколько бы стариков мадам Крикова ни убила, застрелить своего отца Служба ей не позволит. Вероятно, о характере операции Шороха предупредили заранее, и он не стремился никуда удрать. Это казалось таким логичным, что Олег не понимал, почему Лопатин не поставил в известность его самого…
        Впрочем, ответ у Олега был, простой и внятный: мир все-таки изменился. Таким его сделал сам Олег - в тот момент, когда помешал Лису устроить бойню в роддоме. И в результате…
        Тот, кто стоял у служебной «Волги», кто предпочитал сигареты «Кент» и отзывался на кличку «Шорох», обладал другой памятью. Немножко. И он был немножко другим человеком. Вернее, конечно, клоном.
        Олег сдул с револьвера пыль и нажал на экстрактор. На землю с глухим звоном выпали пять гильз и один неизрасходованный патрон. Шорохов вставил его обратно и защелкнул барабан. Несколько минут назад он сделал бы это. Вернулся бы в спектакль Криковой и добавил к ее пяти выстрелам один от себя. Но теперь, поговорив с Пастором и увидев все со стороны, Олег сунул «кольт» за пояс.
        - Я верил, что ты человек разумный, - сказал Пастор.
        - Ага. Практически гомо сапиенс, - согласился Шорохов.
        - Приятно было пообщаться. Разбегаемся, наверное… Скоро Лопатин приедет.
        - И оранжевая помойка… - вздохнул Олег.
        - Это для клонов. Чего ты паришься?
        - Жарко. Так почему ты меня не компенсировал?
        Пастор набрал на своем приборе какую-то дату, затем быстро откатился в сторону и, не поднимаясь, стартовал, Олег немного помедлил и тоже достал синхронизатор. Слева на ухабистой грунтовке уже показались «Жигули» и урчащий мусоровоз. Смотреть, как тела закидывают в грязный кузов, Шорохов не хотел. Он невольно подумал, что однажды такая же участь постигнет и его. Когда создатели программы увидят, что он не собирается ее выполнять… Но это не сейчас. Когда-нибудь позже. А пока…
        Пока он был нужен, и не только Асе. Он был нужен Службе, не исключено - кому-то на самом верху. Пастор пришел не как палач. Пастор пришел как охрана.
        Это открытие Олега не удивило. Собственно, это и не было открытием. Просто ему намекнули: «Парень, ты наш. Случайно рождаются мыши и люди, а ты появился как проект Службы. Ты существо рукотворное. Не забывай об этом».
        Олег и не забывал.

* * *
        Дверь он еле открыл - руки были заняты пузатыми пакетами с едой, новой одеждой для Прелести и всякими полезными вещицами, вроде набора магнитных картинок. Не то чтобы Шорох пытался таким образом очаровать Асю - просто ему нравилось проявлять заботу.
        Прихлопнув дверь ногой, он прошел на кухню и недоуменно остановился. На столе лежала записка. Олег почувствовал озноб - физический, вполне осязаемый. В квартире действительно было холодно.
        Бросив сумки на пол, он ринулся в комнату. Сдвинутые на край шторы покачивались от ветра - окно было открыто. Шорохов, свесившись, выглянул на улицу - снег под домом был чистым, неутоптанным. Олег задрал голову вверх, ожидая увидеть то ли веревку на крыше, то ли что-то еще, и, не увидев, лунатически вернулся к записке.
        «Милый Шорох!..»
        Он нащупал зажигалку и опустился на табурет.
        «Собиралась уйти по-английски, да не смогла. Наверно, эта чертова программа на меня давит. Но я ее все-таки победила. Я ухожу, Шорох. Мне трудно это делать, ведь я тебе доверя…»
        После перечеркнутой буквы «ю» в конце слова было дописано «ла». «Доверяла». Вот так…
        «Я много о тебе знаю, но все эти знания у меня из программы. Программу составляла Служба. Если не верить Службе, то не верить и тебе. А если тебе все-таки верить… В общем, ты меня понял, Шорох. Опять какое-то кольцо выходит. Такое впечатление, что вся наша жизнь - это большой замкнутый круг. Или маленький?… Я устала в этом разбираться. Мне надоело смотреть тебе в спину и ждать, когда же ты толкнешь меня на мой „бессмертный подвиг“. Ведь для этого ты все и затеял, я догадалась. Наша программа - это то, что мы ДЕЛАЕМ, а не то, чего мы НЕ ДЕЛАЕМ, хотя, кажется, могли бы… Я надеюсь, ты этого не понимаешь, Шорох. Если же ты совершил это намеренно, то гореть тебе в аду, мой несостоявшийся напарник и мой…»
        Следующая строка была замарана так жирно, что Олег не смог ее разобрать даже на просвет.
        - Дура!! - заорал он в потолок. - Куда я тебя толкал?! Какой еще подвиг? Тебе совсем чуть-чуть оставалось… Последний день! Дура… дура, блин…
        Шорохов снова сходил к открытому окну и убедился, что до крыши Прелесть не добралась бы. Стены были гладкие, покрытые белесой изморозью. Высунувшись по пояс, он обнаружил, что уплотнитель из панельного шва вырван и кривой колбасой мотается метрах в трех, уже под чужим балконом. На ржавых поручнях мелкими сугробиками лежал снег, лишь левее, в самом углу, его не было.
        Олега бросило в жар. Он представил, как Прелесть шла по скользкому стыку, держась за голые стены, - на высоте двенадцатого этажа, когда один взгляд вниз может стоить жизни. В их квартире балкона не было, но если б и был, сам Шорохов вряд ли рискнул бы перелезть. А тут - три метра… В какой-то момент Асе нужно было оторвать руку от подоконника и двигаться к перилам без всякой страховки. Ни один нормальный человек не отважится на это, если у него не будет особой, запредельной причины. У Аси такая причина была. Она плакалась, что ей охота на улицу… Когда желание погулять пересиливает инстинкт самосохранения, - вряд ли это обычный каприз. Программа. Все-таки эта Программа еще работала - сбитая, отрефлексированная и тем самым почти нейтрализованная. Но продолжающая куда-то вести…
        Олег рванулся в прихожую, но, решив, что соседей лучше не трогать, поступил иначе: запер дверь на второй замок. Синхронизатора у Аси не было, Шорохов мог застать ее в любой точке - опередить и на час, и на два, и на сутки.
        Квартиру выстудило не сильно, значит, окно открылось недавно. Возможно, полчаса… Олег задал сорок минут, потом прибавил еще двадцать. Лучше раньше, еще в процессе сочинения письма. Как там у нее? «Надоело ждать, когда толкнешь меня на подвиг…». Дура. Вот, дура-то!..
        Шорохов погасил окурок и ткнул в «Старт».
        Огромная сковорода соскочила с плиты и, упав на пол, дымно прижгла линолеум. Ломтики недожаренной картошки разлетелись по всей кухне.
        - Ты что?! - взвизгнула какая-то женщина в затрапезном халате и в длинных шерстяных носках, смахивающих на валенки.
        - Не «что», а «кто»… - буркнул Олег, - И не «ты», а «вы»…
        Он почти не удивился. Расстроился - да, но это было совсем другое.
        - Вы тут живете?
        - Я-а-а? - протянула женщина и вдруг возопила. - Костя! Ко-остя!!
        Шорохов грустно кивнул. Что-то подобное он уже проходил - и с собственной квартирой, и с Дактилем в бункере. Поэтому и сейчас особого потрясения не испытал - лишь тоску от мысли, что Асю он уже не найдет, нигде и никогда.
        Из комнаты послышались шаркающие шаги, не иначе - Костины.
        - Давно вы здесь? - осведомился Олег.
        - Но-о!.. - с угрозой проревел взлохмаченный мужик в тельняшке. У него были мощные кулаки, и он был порядочно пьян.
        Осознав, что спокойного разговора не получится, Шорохов выстрелил и обернулся к халату в валенках.
        - Давно здесь живете? - снова спросил он.
        Женщина проследила за Костиным падением и крупно затряслась. Неожиданно нагнувшись, она сгребла с пола горсть картофельных кусочков.
        - Давно?! - рявкнул Олег.
        - Год… полгода… - выговорила женщина. Потом посмотрела на один из ломтиков, весь облепленный волосами и нитками, и бессмысленно положила его в рот. - Месяцев восемь…
        Еще хуже… Стало быть, они с Прелестью исчезли из этой квартиры не сегодня и не вчера. В новой редакции они вообще не могли здесь поселиться.
        - Костю не трогайте, скоро сам очухается, - сказал Олег.
        Выйдя на улицу, он добрел до замороженной песочницы и присел на бортик. Искать Асю где-то поблизости было бессмысленно. У них осталось общее время, но что касается пространства… она могла находиться где угодно.
        Кажется, Шорохов начал их ощущать - изменения естественного хода событий. А он-то сомневался, влияют ли они на что-то… Влияют. Но, чтобы их разглядеть, надо быть не просто вырванным из магистрали, надо быть оторванным от всего. Вот тогда ты их почувствуешь - отличия между разными редакциями настоящего. Но еще раньше поймешь, что тебя это уже не касается.
        Олег подобрал оледенелую щепку и машинально вывел на снегу:
        «Pastor…»
        И ниже, по-русски:
        «Время, Земля, человечество».
        Левее, перед девизом Службы, он дописал:
        «Fuck».
        Потом поднял глаза и выяснил, что ничего нового он не открыл. На кирпичной стене электроподстанции кто-то намалевал:
        «NO FUTURE».
        Из аэрозольных баллончиков - красивым заковыристым шрифтом. Простая мысль, доступная даже немытым панкам… Обидно жить, когда то, что ты постигаешь, - всего лишь чья-то старая отрыжка «Будущего нет». Правильно. Откуда ему взяться, если настоящее меняется, как настроение у психопата?
        Шорохов увидел, что в арку въезжает черный «Рено», и торопливо разгреб каракули на снегу. Двойник вытащил из салона объемные бумажные пакеты. У подъезда он выронил два больших красных яблока и раздраженно мотнул головой.
        Олег отметил, что лично к нему изменения как будто и не относятся. Совсем недавно он вот так же вышел из машины, пиликнул сигнализацией и растерял у подъезда яблоки. Подбирать он их не стал: набитые сумки грозили порваться.
        Кого двойник встретит в квартире, Олег предсказать не мог. Возможно, пьяного Костю и женщину в халате. Возможно, уже и не их, а кого-то еще… Одно было ясно: сейчас Олег породит новое вторжение.
        Он сел в машину и завел мотор. Вот оно, уже началось. Выйдя из дома, Шорох не найдет «Рено», и тогда…
        Что будет дальше, его не волновало. Некая новая редакция, которая в очередной раз чуть-чуть изменит настоящее. Какое ему дело?…
        Олег вырулил из двора и поехал к бункеру. Если Асю вела программа, то никуда, кроме Службы, она податься не могла. Шанс был призрачным, но других не было вовсе.
        Переулок с «Крышей Мира» оказался пуст. Шорохов успел подумать, что эта традиционная безлюдность крайне неестественна, как вдруг опомнился и ударил по тормозам. Аси не было тоже - это говорило либо о его ошибке, либо о том, что она в бункере. Клон Прелести задание выполнил, и прототип уже был не нужен. Ася, незаконно выжившая и не имеющая своего места в магистрали, представляла для Службы реальную опасность. Что бы она ни делала, это было нарушением естественного хода событий. Она сама была нарушением…
        Олег ее об этом предупреждал, но как же!.. Он же, черт возьми, всего лишь часть программы!..
        Да, Прелесть могли просто уничтожить. Для Службы это самый логичный выход. И значит, наилучший.
        Шорохов выскочил из машины и, подбежав к жестяному козырьку, три раза ткнул пальцем в табло. Замок лязгнул, тяжелая створка приоткрылась. Олег слетел по лестнице и уже у последних ступеней споткнулся, вторая дверь находилась слева и вела, надо полагать в бутафорский заводик. Толкнув ее, Шорохов это и ожидал увидеть: станки, стеллажи, полтора десятка сосредоточенных рабочих в чистых комбинезонах.
        «Крыша Мира, производственный цех»
        Поднявшись обратно на улицу, Олег снова нажал: «О»… «9»… «5». Его снова впустили, вместо кабинета справа от лестницы по-прежнему была стена. Левая дверь, ведущая в цех, так и осталась приоткрытой.
        Шорохов повторил процедуру еще раз: позволили напружиненной створке закрыться и набрал код Москвы. Он не надеялся, что из этого что-то получится, не получилось: нижняя дверь опять слева в кабинет Службы его не пускали.
        Медленно сойдя по лестнице, он достал криковский «кольт».
        - Минутку внимания, коллеги… После этих слов было бы уместно выстрелить, но патрон в барабане оставался только один.
        - Внимание, - повторил он. - Коллеги… Кто-то из вас наверняка знает, как связаться с начальством. А может, и все знаете… Начинаю палить после счета «три». - Шорохов ни нет, оглядел цех и внятно произнес: - Два с поло…
        В подвале наступила тишина, только какой-то компактный станок продолжал тонко жужжать на ходу. Рабочие равнодушно молчали. По их субъективным часам сюда каждые пять минут врывались какие-нибудь свихнувшиеся опера и грозили им всякими штуками, от столового ножа до электромагнитного «Сайбершутера». А потом, возможно как-то так выходило, что о них, об этих операх, никто и не вспоминал… Но для Олега это был не аргумент.
        - Три… - сказал он.
        - Ты Шорох? Иди сюда. - Говорили тихо и до обидного спокойно.
        За штабелем из цветных пластиковых заготовок Олег увидел низкую дверцу. Люди, еще недавно поглощенные работой наблюдали за ним внимательно, даже с любопытством.
        Не убирая револьвера, Олег тронул разболтанную пластмассовую ручку и вошел в маленькую комнату. Стены, так же, как в цехе, были обклеены рекламными плакатами с улыбающимся мужиком. Слева стоял диван.
        На диване сидел Иван Иванович.
        - Куда ни плюнь, всюду ты… - сказал Олег.
        - Прелесть ищешь, - без предисловий заявил Иванов. - Не волнуйся, она рядом.
        Шорохов покачал «кольтом».
        - Что-то не вижу… - признался он.
        - Убери оружие. Не люблю я этого.
        - У вас все такие - пацифисты-гуманисты?… Из какого ты года?
        - Из… - Иван Иванович запнулся. - Издалека.
        - Ясно. Из светлого… из самого светлого будущего… из счастливого, да? Везет же!.. А я, представь, ни фига не счастлив. Хотя что вам до меня?… Вы же в основном о человечестве…
        - Считаешь это недостойным?
        - Считаю, что не только человечество, но и я, лично я, чего-то заслуживаю… - Шорохов крутанул револьвер на пальце. Получилось неказисто, совсем не по-ковбойски. - И много вас тут?…
        - Нет, я один. Барьер непроницаем для всех. Убрал бы ты оружие…
        Не нравится, когда пушкой в морду тычут? Мне тоже кое-что не нравится. Вот сидит передо мной крендель… Крендель из «завтра»… Он все про меня знает. Он вообще все про всех знает. Потому что те, кто вокруг, для него уже сгнили в могилах… Человечество у него, понимаешь… Да срал я на вас всех!! - выкрикнул Шорохов, яростно сжимая «кольт». - Что с Асей?
        - Ничего, - осклабился Иванов. - Все хорошо. Хочешь убедиться? Настрой железку на час назад.
        - Час? Я там уже был, и без всяких железок.
        - Ты был не там.
        - Что значит «не там»? А где же?
        - В другой редакции прошлого, - сказал Иван Иванович. - Пройти по магистрали и переместиться по ней с синхронизатором - это разные вещи. Настоящее не изменится, пока ты от него не оторвешься. Вернее, так: оно не изменится для тебя. Любая редакция имеет свои причины и создает свои следствия. Находясь внутри, ты движешься вместе со всеми и воспринимаешь его как естественный ход событий. Он, конечно, естественный… но не единственный.
        - Все меняется… На глазах меняется…
        - Возникают новые магистрали, их ты и принимаешь за изменения старой. Никакое вторжение не может повлиять на будущее, если смотреть на это из одного потока. Люди иногда что-то нарушают, да… Но только не внутри магистрали. Возвращаясь в свое настоящее, они оказываются в другой редакции, порожденной их вторжением. А та, что была прежде, уже превратилась в теневую. В несбывшуюся вероятность. Мы с тобой говорили об этом…
        - Я помню. И каждая магистраль ведет в свое будущее?…
        - Ведет. Но не очень далеко.
        Шорохов убрал револьвер и присел на диван.
        - Не далеко - это конец зоны ответственности? Все редакции настоящего упираются в барьер… В ваш барьер.
        - Наш, - подтвердил Иван Иванович. - В две тысячи сороковом, когда появились синхронизаторы, люди так обрадовались возможности исправить свою судьбу… Они создавали одну магистраль за другой, всё новые и новые редакции, разраставшиеся, как лабиринт с единственным верным маршрутом. И конечного результата никто предвидеть не мог… Так и появилось мое настоящее, - неожиданно заключил Иванов.
        - Что?… - Шорохов поднялся и шагнул в сторону.
        - Мой мир возник случайно, - сказал Иванов. - И я здесь затем, чтобы случайность превратить в закономерность. А ты мне в этом поможешь.
        - На хрена мне это надо?
        - Это нужно всем.
        - Всем?… Погоди, я угадаю. А!.. Это нужно… человечеству, да? А мне - нет. Мне, клону Шорохову, плевать. Ты никогда не чувствовал себя презервативом? Который вовремя не использовали… ну, забыли где-то на верхней полке… Вот он там лежит и думает: если бы употребили, то сразу бы и выкинули. А так оставили. Вроде радоваться… А чему радоваться-то?… Ты зачем, родной, существуешь? Для одной, строго определенной цели. Вот и жди, когда про тебя вспомнят… Выходит, вспомнили уже?! Спаси-ибо!
        - Перестань…
        - Чего это я свое мнение высказываю, да?… Я же одноразовый!
        - Это не мнение, это истерика.
        - Ну и что? Имею право. А ты слушай! - заорал Олег. - Слушай меня, понял?! Слушай, человек из светлого завтра! А если не нравится - мотай отсюда! Я вас не трогал, меня вообще не было! Это вам нужно, а не мне!
        - Да, я так и сказал. Нам.
        - А почему же… - Шорохов задохнулся от гнева и хлопнул по ремню. - Почему же, твари, вы мною вертели?… Вот что… Вот что, ребята… Я ничего для вас делать не буду. Я отказываюсь.
        - От чего отказываешься?
        - От всего. О чем бы ты ни попросил.
        - А я тебя просил о чем-то? Это ты пришел просить, - спокойно произнес Иванов. - Пришел, потому что ищешь свою Прелесть. Я знаю, где ее можно найти. Точнее - как…
        Шорохов навис над диваном.
        - Я пришел… Значит, я еще должен вам в ноги падать… Здорово. Не дураки, ребята, не дураки… - Он побарабанил пальцами по карману с револьвером. - За услугу я возьму с твоего человечества так дорого, как только смогу.
        - Услуги не нужны.
        - Ты не понял. Я бы, наверно… я бы давно и не жил. Мне незачем. Просто… есть одна причина. Есть… И не дай бог она у меня пропадет. Ты врубаешься?
        - Врубаюсь, - дружелюбно отозвался Иванов. - Но эта… причина… она зависит только от тебя. Ты идешь своей дорогой и сам все делаешь. Не ради человечества, а ради себя самого.
        - А ты?… Ты-то кто на моей дороге? Шлагбаум? Трамплин?
        - Часть пути.
        - Ты хотел сказать - часть программы…
        - Программу тебе составляла Служба.
        - Ты ни при чем, значит… И в этой служебной конуре оказался случайно, - с издевкой проговорил Олег. - Там, где должен сидеть координатор отряда или кто-нибудь повыше…
        - Повыше. И он здесь сидит, в этой самой конуре. Только не в этой редакции.
        - Ася тоже не в этой редакции?
        - Здесь она явилась в Службу.
        - Все-таки явилась?…
        - И ее компенсировали, уничтожили, - пояснил Иван Иванович.
        - Я знал, что так будет… Только где сама Служба? Бункера нет…
        Иванов криво усмехнулся.
        - Иди, Шорох. Остальное позже. Иди, сделай что-нибудь лично для себя. Как ты хотел. Для себя, для Прелести… это ведь одно и то же. Доставай железку. Минус шестьдесят пять минут.
        - А перед барьером… В две тысячи семидесятом, когда ты мне орал, чтобы я уходил вперед… Там тоже нужен был скачок? И через что я перескакивал? Если бы я остался встречать Новый год… Что бы со мной было?
        - Что и со всеми. Граница… - Иванов пожал плечами. - Нормальный человек вряд ли способен это осмыслить. Ну-у… По одну сторону забора - тысяча дорог, по другую - лишь две. И вся тысяча вливается в первую. А нужна вторая.
        - Вторая дорога - это и есть твоя магистраль? Твое будущее? И ты хочешь перевести стрелку… Найти подходящую дорогу из нашей тысячи и соединить со своей…
        - Найти и соединить? Нет. Время - как вода. Все совместится само, если совпадет.
        - Что совпадет?… С чем?… Ты же сказал: тысяча дорог, из которой нужно выбрать…
        - Насчет «выбрать» разговора не было, - возразил Иван Иванович. - Если бы эта магистраль сформировалась, она бы уже слилась с нашей.
        - То есть как?… Значит, начала вашей магистрали еще нет?! У вас нет прошлого?…
        - Объективно нет и нас самих. Мы - следствие не возникшей причины. Вероятное продолжение того, чего пока еще не случилось. И магистраль, которая нам необходима…
        - Ее нужно не выбрать, а создать, - догадался Шорохов. - А не будет так, что после тебя придут те, с другой дороги? Оттуда, куда наше… стекает. - Он мог бы подобрать слово помягче, но не счел нужным. - Они же не глупее вас, наверно И они тоже потребуют своего. И почему бы нет? Чем вы лучше?
        - Мы?… Тем, что существуем. Хотя бы как вероятность. У реальности больше прав и больше силы, на ее стороне - естественный ход событий и само время как система. На нашей - только желание быть… Но из реальной магистрали никто не придет, - уверенно заявил Иванов.
        - Почему это?
        - Потому, что некому.
        - Как некому?! Тысяча дорог…
        - Ну, «тысяча» - это так, фигура речи. Количество редакций вашего настоящего стремится к бесконечности.
        - И все ведут к одному?…
        - К одному. Человечество не выживет. Не должно выжить по исторической логике.
        Шорохов заметил, что уже несколько минут теребит сигарету, и сунулся по карманам. Иванов привстал и протянул ему зажигалку.
        - На. Завалялась…
        Олег вспомнил - разумеется, из подсадки, больше было неоткуда, - что Иванов вроде бы не курит. Выходит, держал специально для него… Да и само движение у Ивана Ивановича получилось торопливое, слегка суетное… и какое-то напряженное Оно-то его и выдало. Ему, «человеку из светлого завтра», было отнюдь небезразлично, как поступит Олег.
        Прикурив, Шорохов раскрыл синхронизатор.
        - Семнадцать часов двенадцать минут, - подсказал Иванов.
        - Я вам все-таки нужен… - Олег неторопливо набрал «17 - 12». - Ну-ужен… Да?
        - Да, - ответил Иван Иванович с неохотой.
        - А может, она права? - нахмурившись, спросил Шорохов.
        - Кто?
        - Логика. Историческая. Если бесконечное множество путей сходится в одной точке… В общей могиле… Может, туда вам и дорога?…
        Удовлетворившись замешательством Иванова, Олег стартовал.
        «Человек из светлого завтра» озадаченно хмыкнул, потом откинулся на спинку дивана и расхохотался.

* * *
        - Здравствуйте, Олег Алексеевич…
        Шорохов не сразу сообразил, что обращаются к нему, - во-первых, по имени-отчеству его никто не называл, разве что в фальшивых воспоминаниях. А во-вторых… клон, скопированный с прототипа, еще мог носить какое-то отчество, хотя и с оговорками. Клон же, созданный, так сказать, «полетом фантазии», ни отца, ни матери не имел - даже формальных. Если только не считать родителями тех, кто…
        - Алексей, - представился человек, и Шорохов вздрогнул.
        В том же кабинете, на том же диване вместо долговязого Иванова сидел пухлый мужчина лет тридцати пяти, по-девичьи румяный. Редкие волосы неопределенно-каштанового цвета были зализаны назад и жалко кучерявились за ушами тоненькими маслеными завитушками.
        - Олег Алексеевич, вы… - Пухлый спохватился и торопливо взглянул на часы. - О!.. Двенадцать минут шестого… Отлично! Олег Алексеевич… тьфу… - Он словно бы спохватился опять, и Шорохова эта нарочитая рассеянность позабавила. - Или просто Олег… Или лучше Шорох?…
        Человек поднял глаза и посмотрел на него то ли с обожанием, то ли с гордостью. Скорее, с горделивым обожанием, если такое бывает… Похоже, бывает. Продолжать начатую фразу пухлый как будто не собирался, ему было достаточно и вступления.
        - Ты что тут делаешь? - угрюмо произнес Шорохов.
        Отвечать Алексей не спешил. Он сидел, провалившись в старый диван так глубоко, что колени оказались вровень с непрозрачными серыми глазами. На ногах у него лежал раскрытый мнемопрограмматор, который непосвященные приняли бы за ноутбук.
        Олег обратил внимание на то, что в комнате появился стул; через час, в предыдущей редакции, стула здесь не будет. Или… «не было»?… Однако Алексей предпочел неудобный диванчик - видимо, считал, что это повышает его статус. Шорохов придвинул стул и уселся напротив.
        - Рассказывай… - велел он. Мужчина кивнул всем телом.
        - Отлично, Шорох. Скоро ты сможешь вернуться, - сказал он, бросив лукавый взгляд на мнемопрограмматор.
        Экран, судя по отсветам на его щеках, горел, - прибор, стало быть, работал. Правда, Олег не понял, кого тут программируют, да и шнура с контактным обручем он не обнаружил.
        - Говори, любезный, - повторил он. - А когда мне возвращаться, я сам решу, без тебя.
        - Эт-точно… - отозвался Алексей.
        Словцо принадлежало какому-то рубахе-парню из героического кино про летчиков и пухлому зализанному существу совершенно не шло.
        - Конечно, решишь. Конечно, сам. Через… - Алексей снова посмотрел на прибор, - через двадцать две с половиной минуты.
        Шорохов покосился на поцарапанный циферблат своего «Ситизена». Почему двадцать две? Да еще с половиной?…
        - Работает, как часы! - изрек пухлый, погладив откинутую крышку программатора. - В каком-то смысле это и есть часы… Тут же все на привязках. И субъективных, и объективных, - добавил он, якобы что-то объясняя.
        Олег машинально проверил время. Оставалось ровно двадцать две минуты, уже без половинки. Знать бы - до чего… Он поднес к губам сигарету и, сделав мелкую затяжку, прижал фильтр подошвой.
        - Не терплю табака, - посетовал Алексей. - А, кстати… - он в который раз сощурился на экран. - Кстати, где ты взял огонь?
        - Огонь берут из зажигалки… - обронил Шорохов.
        - Зажигалку ты оставил в машине… - слегка обеспокоенно произнес Алексей.
        Олег выпустил дым в его сторону. И только потом сообразил, почему Алексей поглядывает на прибор. И догадался, что там внутри, под пластиковым корпусом…
        Он вдруг почувствовал, что в куртке ему слишком жарко, и нервно зашевелился - кажется, по ребрам текло ручьями.
        Алексей положил чемоданчик рядом с собой и попытался закинуть ногу на ногу. Не получилось. Не тот диван и, главное, не те ноги.
        - Зажигалку ты должен был оставить в «Рено», - пробормотал он, - Ну, не совпало, ерунда… Или ты на улице прикурил?
        - Возле бункера никого нет.
        - Да, точно… Ну и ладно, - отмахнулся Алексей. - Или у рабочих?… В цехе?… Ладно, ладно… Бог с ней!
        Шорохов достал новую сигарету, затем - демонстративно - зажигалку Иванова. Своей-то у него не было, она действительно лежала в машине. На правом сиденье. Швырнул, когда прикуривал. Психовал потому что. Думал об Асе - волновался - дымил, как паровоз - держал зажигалку под рукой. Выходя из машины, забыл взять. Не до того было.
        - У деталей своя логика, - заявил Алексей. - Некоторые мелочи можно просчитать. Это не значит, что все. Но некоторые - можно.
        - Успокаиваешь… - констатировал Олег, выдувая дым к потолку.
        - Так, лекторская привычка.
        Шорохов тревожно взглянул на часы. Восемнадцать минут с копейками. До чего?… Неизвестно. Собеседник его ни о чем не спрашивал - кроме зажигалки. Единственное, что его интересует?…
        - Наша встреча вряд ли случайна… - буркнул Олег. - Ну да, ты и время заранее знал, и… - О зажигалке он решил умолчать. - Вот… Я-то сюда вслепую пришел, а ты ждал… Ты кто такой вообще?
        - Программист, мнемотехник. - Алексей развел руками, будто пояснял: «Ничего, браток, не поделаешь. Я и есть тот гений, который создал кусок мяса по кличке Шорох», - А встретились мы не случайно, нет. Случайность ведет к ошибке. Я их не допускаю, случайностей. Просто нужно было увидеться. Не подумай, дело не в тщеславии, хотя… есть чем похвастаться, есть! Но это не случайность, Шорох. Это обычный прогон.
        - Какой прогон?… Программы?!
        - Как в театре. Вроде генеральной репетиции, только еще генеральней.
        - Куда уж еще-то?… Я давно живу. Неделю живу… - Сказав это, Олег подумал, что мнемотехник засмеется.
        Тот оставался серьезным.
        - Живешь, но в теневой магистрали. Вот это, - Алексей погладил прибор, - я должен отдать в прошлое, но еще не отдал. Объективно тебя еще не запрограммировали. Ты пока вариант, Шорох. Но вариант достаточно вероятный. Даже не «достаточно», а, скорее, «абсолютно». С прогоном у нас все нормально: в двенадцать минут шестого пришел - в тридцать пять минут уйдешь.
        - Почему обязательно в тридцать пять?…
        - Потому, что я так написал, - ответил Алексей бесхитростно.
        - А написал бы «сорок»…
        - И без двадцати шесть ты нажал бы на «Старт».
        - При любом раскладе? А я вот возьму и сломаю синхронизатор…
        - У тебя есть второй, тот, что ты забрал у Прелести, - напомнил мнемотехник. - Но ты и первый ломать не станешь.
        - Блин… Да почему?! - возмутился Олег. - Почему же не стану? Тебе не кажется, что ты слишком… о себе и о своей программе… слишком… - Он запнулся, пытаясь как-то выразить мысль, но так ничего и не выразил.
        Алексей помедлил и вынул из кармана сложенный вчетверо листок.
        - Вот почему, - сказал он. - Вот поэтому. Других причин нет.
        Шорохов развернул бумагу и, посмотрев на строчки, уронил сигарету. Пока он вчитывался, мнемотехник брезгливо затоптал окурок.
        «БЛИН (пауза: 0,8 - 1,0 сек.) ДА ПОЧЕМУ (вопросит.; пауза: 0,5 - 0,7 сек.) ПОЧЕМУ ЖЕ НЕ СТАНУ (вопросит.) ТЕБЕ НЕ КАЖЕТСЯ ЧТО ТЫ СЛИШКОМ (пауза: 1,0 - 1,2 сек.) О СЕБЕ И О СВОЕЙ ПРОГРАММЕ (пауза: 1,3 - 1,5 сек.) СЛИШКОМ (пауза, кон. реплики)».
        У Олега задрожали руки. Он озвучил все - от необязательного «блин» до растерянного «слишком», на котором и наступил «кон. реплики». Шорохов посчитал-двадцать слов, сочиненные кем-то, когда-то,… Он произнес их как свои. Это и были его слова, они родились совершенно спонтанно, как рождается любой разговор…
        Внизу, подтекстом, стояло время: «17:19». В программе было указано не только «что», но и «когда». Олег не сомневался: атрибут «где» в ней тоже был прописан, иначе Алексей не ждал бы его на этом диванчике… В программе - все. На то она и программа.
        В мозгу навязчиво вертелась фраза: «кон. реплики». Его, Олега Шорохова, реплики. Он силился что-то выговорить - полторы минуты назад, в «17:19», а ему попросту заткнули рот. «Кон. реплики»… За него уже все решили.
        Обиды Шорохов не чувствовал. Он испытывал что-то иное, более глубокое - ощущение утраты последних, теперь уже самых последних иллюзий. Несколько коротких строчек подействовали на него гораздо сильнее, чем все школьные лекции о «бетонном столбе» и всеобщей предопределенности. Там ему рассказывали, здесь - показали. И этот маленький абзац, наполовину состоящий из междометий, наполовину - из комментариев к ним, произвел на Олега не меньшее впечатление, чем оранжевый контейнер с его собственным телом.
        - Зачем?… - только и спросил он.
        - Это точка контроля, - объявил Алексей тоном доброго, но откровенного врача. - Нужно было проверить, как установки программы связаны с внешними условиями.
        - И что?… Проверил?
        - Пришел ты вовремя, уйдешь тоже, - ответил мнемотехник, не замечая, что Олег вскипает, или не желая этого замечать. Он прекрасно знал, чем их беседа закончится. - Только вот сигарета… Но всего не учтешь. Да это и не требуется.
        Шорохов отметил, что Алексей разочарован. Тому хотелось, чтобы все было красиво, с блеском. Чтобы все совпало. Чтобы можно было сказать коллегам: «Как всегда… Тип-топ… Случайностей не допускаем…». И при этом, наверное, сложить свои кургузые пальчики в кургузое колечко: «О'кей!»
        «Не будет тебе „о'кей“, не будет… - мстительно подумал Шорохов, вынимая пачку „Кента“. От никотина уже подташнивало, но он себя заставил. - Вот так, брюхо… Вот так вот, пышка недоделанная!.. Сижу и курю. Копай свою программу, ищи, где я взял зажигалку. Не найдешь. Иванова у тебя в программе нет. Зато ты у него - весь, с потрохами. Это же он меня сюда направил. Если бы не Иван Иванович, хрен бы я в твою контрольную точку пришел… Твои точки в пролете, пузырь. И мир давно изменился. И твоя программа… она для Иванова - дешевый тетрис. Он все в ней перестроил, с самого начала…»
        Олег, покачиваясь на стуле, пускал дым. И то и другое Алексея раздражало. Шорохов это видел, но продолжал курить и качаться, потому что в этом была часть его свободы. Малюсенькая частичка, но он ее все-таки вырвал и не желал отдавать, даже такую бесполезную.
        «Кончится сигарета, прикурю следующую. Сколько там наше свидание продлится?… Буду курить все время. Чтобы этот ублюдок задохся».
        Вероятно, Алексей специально выбрал такой момент для встречи, когда у Олега не будет зажигалки. Если у него каждая реплика записана вплоть до «блин», то уж избавить себя от дыма он был способен…
        Шорохов сделал глубокую затяжку.
        Свобода. Вот она какая… Глоток канцерогенов, горечь на языке, изжеванный фильтр. Ничего… Чем богаты, тем и рады.
        Алексей морщился и, кажется, постепенно осознавал, что неучтенная программой зажигалка - это вовсе не мелочь. Или мелочь, которая говорит о крупной ошибке.
        Свобода… Олег затянулся и опять подумал об Иванове. На кой черт он его сюда прислал? Отметиться у программиста? Ведь знал же все… И зажигалку всучил неспроста. Специально принес ее в цех, а до этого - специально купил. Чтобы Шорохов намекнул Алексею: не все у тебя ладится с программой, дорогой… И свобода… то, что Олег принял за право выбора, за возможность поступить наперекор программе, - это тоже запрограммировано Иваном Ивановичем, человеком из светлого завтра. С какой-то, видимо, жутко светлой целью…
        Шорохов бросил сигарету под ноги.
        - Будь все проклято… Незачем? - спросил он.
        - Я тебе уже ответил.
        - Я не о том. Зачем ты мне все это рассказал? Прибор на глаза мне сунул. Мордой меня ткнул… в мою судьбу. - Олег скривился. - Ты что, ущербный? Тебе самоуважения не хватает? Надо обязательно кого-то топтать, а то человеком себя не чувствуешь?
        Алексей хмыкнул и извлек из кармана еще один лист, такой же как первый.
        - Читать будешь? - осведомился он.
        - Забей его себе в… Но ты же мог сделать так, чтобы я не узнал, не понял, не догадался? Проверил потихоньку - и ништяк… Не там ты, Леха, кайфа ищешь. Не в том.
        - Какой еще кайф?! - воскликнул тот. - Ты думаешь, это большое удовольствие? Фью-у!.. Была б моя воля, я бы водку сейчас кушал. Клянусь. Чем с тобой тут валандаться… Двадцать две с половиной минуты!..
        - Да кто ж тебя заставляет, чучело?!
        - Да в программе это у тебя, сколько повторять-то?! - Алексей и сам сорвался на крик, даже покраснел, то есть зарумянился уже не фрагментарно, а во всю ряху. - В программе, говорю, в программе… Потом еще проверочка будет, через пять лет. Твоих, субъективных. Поседеешь к тому времени… Потом - еще через двенадцать. Будешь лысый. Ну, не совсем уж лысый… А!.. - Мнемотехник окинул его равнодушным взглядом. - Какой будешь, такой и будешь. В генокод к тебе не лазили…
        - Так я еще семнадцать лет проживу… - промолвил Шорохов.
        - Бо-ольше! Гораздо больше.
        - Но это же секретная информация… В первую очередь - для меня. Или… закроешь корректором?
        - Чудак! На кой мне корректор? - Алексей снова похлопал по прибору, - Я здесь закрою, в программе. Отработаю контрольные точки и поменяю все наши встречи на что-то простое и приятное, о чем человек не задумывается. Пива попьешь, например.
        - Какого еще пива?…
        - Ах да, у тебя сейчас зима! Значит, перепихнешъся с какой-нибудь по-быстренькому. Небось охота?
        - Коз-зел, ты… - бросил Олег.
        - А память закрывать… Это тебе не нужно, - продолжал Алексей. - Что тебе закрывать, если тебя самого нет? Ты - прогон мнемопрограммы. Закончу испытания, передам прибор Лопатину - вот тогда для тебя все и начнется по-настоящему. Со слова,… - Он подмигнул. - «Холодно».
        - Ага… начнется… - Шорохов поиграл зажигалкой. - Только детали кое-какие утрясти… Которые ты никогда и нигде не найдешь, господин творец.
        - Сверю с прототипом, - беззаботно отозвался тот.
        - С ке-ем?!
        - С твоим прототипом, с кем же еще.
        - Так он у меня есть?!
        Мнемотехник медленно покивал и отчего-то вдруг развеселился.
        - Надо было сразу объяснить… - проговорил он. - Докладываю, Олег Алексеевич: ваше задание выполняется. Пока еще в процессе, но движется успешно.
        Программист откровенно издевался, но в его шутовском докладе было, кажется, и что-то такое… совсем не шуточное.
        - Перед кем выпендриваешься? - спросил Олег.
        - Перед вами. В смысле, перед тобой… Опер Шорох. Далее - координатор отряда Олег Алексеевич Шорохов. Далее - координатор Отдела и вскоре старший координатор Управления. Далее - верховный координатор зоны ответственности, или просто Старикан. Глава местной Службы. Безымянный, невидимый и лишь для избранных - все тот же Шорохов Олег Алексеевич… Рожденный двадцать пятого мая тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Но это - по документам. На самом деле - появившийся из контейнера в декабре две тысячи пятого, в возрасте двадцати семи лет. Проживший завидно долгую жизнь и достигший в ней всего…
        - Что… Что ты несешь? Старикан… Я?!
        - Программа отлажена, на первой контрольной точке зафиксировано девяносто девять процентов соответствия… Старикан - это ты, Олег. Олег Алексеевич.
        - Мой прототип - глава Службы?!
        - Он не прототип. Он и есть ты. А ты - это он. Вас разделяет без малого семьдесят лет, но вы с ним один и тот же человек.
        - А моя программа?… Ты отсканировал память самого Старикана?!
        - Полностью. Иначе откуда мне было взять столько деталей? К чему бы я привязал корректировки?
        - Какие… какие еще корректировки?…
        - Не успеем… - Алексей посмотрел на часы. - Да и не должен я этого рассказывать. Не имею права. Но не рассказать… прости, невозможно. Все равно у тебя этого не останется. Либо пиво, либо телка… Эти двадцать две с половиной минуты я тебе чем-нибудь забью… Да, я, наверное, скажу… Тебе, Шороху… - Он вскинул подбородок, в глазах у него что-то блеснуло. Олег и не думал, что эти пуговицы способны блестеть. - Старикан… наш Старикан стоял передо мной на коленях, - объявил программист.
        - Что ты городишь?…
        - Тебе не понять, - раздосадованно произнес Алексей. - Старикан… Ты не можешь оценить его мощи, его власти… Для этого надо находиться рядом. Но вся эта мощь, верхушка Службы… она стояла на коленях, - повторил мнемотехник, жмурясь от наслаждения. - Ты просил внести поправки в программу. Конфиденциально. Ты умолял, чтобы я изменил твое прошлое, хотя бы чуть-чуть… чтобы я помог молодому Шороху сделать то, на что он в действительности не отважился. Оказывается… наш могучий Старикан всю жизнь не мог себе простить одной истории. Он не рискнул пойти против времени, Земли и человечества. Все шестьдесят пять лет службы Шорох мечтал, что когда-нибудь вернется в тот момент… и не возвращался. Потому что знал: любое вторжение оставляет следы. Нужно было провести операцию с минимальными издержками - не диггерским наскоком, а тонко, изящно… - Алексей умиротворенно сложил руки на животе. - Специалистов высокого класса в Службе много, но лишь один из них - гений… Только приказать ты мне не мог, Шорох. Это был бы преступный приказ. Поэтому ты просил, как простой смертный. Как обычный старик. Стоял на коленях…
        - Понятно, понятно. И что же там за история? О чем таком можно горевать до… девяноста лет?!
        - До девяноста двух, столько тебе в две тысячи семидесятом, в конце зоны. А история-то… она с Криковой связана. Эта дамочка тебе уже знакома. Кстати, история тоже…
        - Ася?!
        - Прелесть погибла, заслонив собой вице-спикера Европарламента. В Службе это известно всем. Переиграть операцию - пара пустяков, но… слишком серьезные последствия. Требовалось найти очень близкий, практически идентичный вариант. И это еще не все. Я должен был завести события в верное русло. Короче говоря, заставить тебя сделать то, чего ты не сделал. Хотел всем сердцем - но так и не сделал.
        Под Олегом скрипнул стул. Он вздрогнул, испугавшись, что мнемотехник замолчит и не скажет больше ни слова.
        - Выходит, теперь я это исправил? После твоей корректировки… И Ася…
        - На здоровье, Шорох, - Алексей широко улыбнулся. - Программа работает, вместо Прелести подставили ее клона. Лучше бы, конечно, чтоб так и было с самого начала, в первой редакции. Но так не было, к сожалению. Правильно тебе Пастор сказал: Служба не занимается судьбами отдельных граждан. И хорошо, что не занимается. В самой Службе без жертв тоже не обошлось.
        - Лис?… - выдавил Олег.
        - Лис, еще кое-кто… Алик остался, но его задело крепко. В первой редакции… в первом варианте твоего прошлого он вывез Прелесть из дома за час до взрыва. Во втором - ее вывез ты. Что касается Алика, то его тоже вывезли… на «Скорой». Потом неделя в больнице - вместо недели в отряде. Его жизнь изменилась полностью. И все-таки это меньшее зло, чем вторжение, которое прокатывается волной по всей Службе.
        - А Дактиля за что убили?
        - Дактиля не трогали… Ты же сам его закрыл! И правильно. Иначе вы бы встретились еще раз, и ты услышал бы от него два преждевременных ответа. - Алексей растопырил пальцы. - Клона без прототипа не бывает. - Он загнул мизинец. - Теоретически «придумать» генокод возможно, но человек, скорее всего, окажется инвалидом. Очень велика вероятность ошибки. Да и зачем придумывать, если природа создала столько генетического материала? Пользуйся! Однако твоего прототипа он не нашел бы, потому что искать надо не в пространстве, а во времени. Ты ведь сам и есть свой прототип.
        - Только вот с этим мне что-то не все… - начал Олег.
        - Потом, если успею. - Следом за мизинцем Алексей загнул безымянный. - То же и с памятью. Мнемопрограмма не появляется из пустоты. Это последовательность реальных событий. Можно взять их с потолка и загрузить эту фантазию в клона. Ну и что?… Программа, не вписанная во внешние обстоятельства, не работает. Нет сцепки: указано, допустим, что в тринадцать ноль-ноль ты садишься в трамвай… А ты в эту минуту оказываешься на допросе. Или в ванной. Или на похоронах. Где твой трамвай?… К желанию должна прилагаться еще и возможность.
        «Как это было у Аси, - подумал Олег. - Хотя она-то возможность в итоге нашла. Дикую, безумную возможность выбраться из запертой квартиры…»
        - Дактиль натолкнул бы тебя на ненужные размышления, - продолжал программист. - Пожалуй, его действительно стоит ликвидировать…
        Алексей закончил фразу на вопросительной ноте и, не дождавшись от Олега никакой реакции, заметил:
        - Когда ты требовал, чтобы я позволил тебе спасти Прелесть… Ты кричал: «Любой ценой!» Это твои слова, Шорох, твои.
        - Я тебе очень благодарен. На колени-то я становиться не буду, но…
        - Да брось ты!.. Ничего личного, кроме премиальных. Это был фантастически интересный опыт. На следующей контрольной точке посмотрю, как там выруливается, но, по-моему, все идет прекрасно. Хотя зря мы это затеяли…
        - Зря?! - воскликнул Олег. - Ты что?! Ты в своем уме?
        - Мне виднее, - напомнил программист, вновь касаясь прибора. - Тут все, вплоть до две тысячи семидесятого. И те трое суток, которые я тебе дал… Какой в них прок? Согласись, ты провел эти дни бездарно. Снял вонючую конуру… а могли поселиться в приличном месте.
        - Дактиль говорил - меня искали…
        - Искали, но не шибко. По Службе спустили приказ: Шороха не трогать. Да что теперь?… Профукал. Крикову мочить мотался, Дактиля навещал. Как будто впереди целая вечность!
        - Но если я жил по программе… Что от меня зависело?!
        - О том и речь… Это зависело от меня. Старичок просил трое суток. Уточнить он постеснялся. Или в свои девяносто два он об этом уже и не беспокоился. Я мог бы проявить сообразительность… некоторую инициативу… Но не захотел! - Алексей всплеснул руками.
        - Ну и что? Трое суток… Они прошли, ну и что? Я ее найду!
        - Безусловно. Далее ты ее находишь и приводишь в Службу.
        - Это еще зачем?
        - А как же нам, интересно, оправдать свою отлучку? Официально ты разыскивал беглого опера. Потому тебе и предоставили такие полномочия. Алика закрыли, а для всех остальных ты Прелесть не прятал - ты за ней охотился. К концу третьего дня поймал и привел. Получил поощрение.
        - Не годится, - отрезал Олег. - Меняй программу. Не буду я этого делать… Ты что, спятил?! - взорвался он. - Я привожу ее в отряд?! Я же знаю, что с ней будет!
        - Ликвидация. Зато у тебя по-прежнему безупречный послужной список. У Старикана чистая анкета, понимаешь? У тебя - чистая анкета!
        - Можно как-то иначе.
        - Так тоже хорошо, - спокойно ответил Алексей. - Есть в этом некая изюминка… Три счастливых дня… - пропел он фальшиво. - Ничего, второй вариант все же лучше, чем первый. Согласен, Олежек?
        - Месть маленького человека, да?
        - Ты и сам пока невеликий, Шорох. И, кстати, даже не человек. И никогда им не был.
        - Меня это давно перестало пугать… - Олег вытащил револьвер. - А тебя что-нибудь пугает, творец?
        Он направил ствол на мнемопрограмматор. Барабан с сухим щелчком провернулся и замер.
        - Это тоже заложено? - спросил Шорохов.
        - В программе есть все.
        - Как паршиво звучит… «Все»!.. - Олег перевел «кольт» на Алексея. - И это заложено?
        - В программе все, - медленно, почти по слогам повторил тот.
        Олег снова нажал на спусковой крючок.
        - После шоу мадам Криковой здесь остался только один патрон, - сообщил программист.
        - Сам знаю… - Олег опять нажал. Выстрела опять не получилось.
        - Еще две попытки, - изрек Алексей.
        - Пять осечек из пяти возможны! Гад ползучий, гнида…
        - При чем тут везение?
        - А-а!.. Все под контролем!
        Шорохов вдруг осознал, что так оно и есть. Он легко, двумя-тремя ударами, превратил бы морду этой сволочи в кровавый кисель, но мнемотехник вряд ли закладывал такой вариант. Скорее всего, в программе действительно еще пара бестолковых щелчков, и… Потом он отсюда стартует, секунда в секунду. Разыщет Асю - видимо, это будет несложно - и сдаст ее Службе.
        Олег не верил, что способен на такую низость, но более того - не верил, что сможет этому воспротивиться. Уж очень показателен был опыт с его репликами, заранее выписанными на бумажку. В программе есть все, поэтому Алексей и не боялся. Он знал, что Шорохов не выстрелит.
        «Наша программа - этото, что мы ДЕЛАЕМ…»
        Умная девочка Ася… Откуда в ней это? Запертая в четырех стенах, она чувствовала противоречие между побуждением и возможностью. Олег же своей программы не ощущал… Потому, что он жил программой.
        «Вели не верить Службе, то не верить и тебе».
        Молодчина, Прелесть. Когда ты шла к соседнему балкону, у тебя был шанс сорваться, но был шанс и дойти. Остаться со мной - значит погибнуть стопроцентно. Мой следующий шаг, с точки зрения Алексея, уже совершен. Постарайся спрятаться получше, Прелесть, хотя, я все равно найду тебя. Это моя судьба. Она вся, целиком, в этом чемодане. То, что я принимал за жизнь до школы… и жизнь в школе… и жизнь после школы… И все мои открытия, мои разочарования, моя любовь и мой страх… Это все - прогон программы. И даже то, что я считал вторжениями… и их последствиями… Это лишь теневые магистрали. Жизнь - долгая, до девяноста двух лет… Она вся будет, словно репетиция чужой жизни, такой же фальшивой, как моя…
        - Еще две осечки, да? - Олег дважды щелкнул барабаном. - А дальше?…
        - Ты никого никогда не убивал, Шорох.
        - Я спросил: что дальше?
        - Дальше - патрон, - с иронией ответил программист. - Осталось меньше минуты. Приготовься.
        Олег не двинулся, лишь рука с револьвером затряслась - все крупнее и крупнее, пока не начала ходить ходуном.
        - Разделяю твое негодование. Но, в сущности, биография всякого человека представляет собой набор каких-то поступков, каких-то ситуаций… в основном иллюзий. И этот набор полностью определен еще до рождения.
        - Не всякую биографию корректируют. Не всякому человеку сообщают, что он кукла не веревках.
        - Ты еще и недоволен… А ведь Старикан валялся у меня в ногах… Ты, Шорох, валялся.
        - Я только одного не пойму. Если меня скопировали со Старикана, и через шестьдесят пять лет я сам буду Стариканом… с которого меня и скопировали… Это же замкнутый круг! Где тут начало? Откуда я взялся?!
        - Я бы тебе объяснил, - Алексей взглянул на часы, - нo уже не успею.
        - Жаль, - сказал Шорохов.
        «Кольт» глухо гавкнул, рука отскочила вверх, и Олег инстинктивно зажмурился. Открыв глаза, он увидел на стене за диваном веер пунцовых брызг и сползающий по глянцевому плакату клок волос.
        Шорохов опустился на подлокотник рядом с прибором и достал сигареты. Потом с недоверием посмотрел на зажигалку Ивана Ивановича. Затем на свои ладони… И на поднятую крышку программатора.
        Он, Олег Шорохов, продолжал жить. Вероятность того, что прибор попадет в нужную точку и будет использован по назначению, пока еще оставалась.
        Сосредоточившись, Олег попробовал вытянуть из себя какое-нибудь побуждение… или смутное желание… или хотя бы намек. Он вышел из-под программы и теперь должен был ее как-то ощущать…
        Желаний не было. Он курил, отстранение размышляя о том, нужно ли прятать тело, пока сам же не поразился обыденности этой мысли.
        Олег воткнул окурок в каплю крови, как в чашку с недопитым кофе, и резко поднялся. Захлопнув мнемопрограмматор, он зажал его под мышкой и машинально проверил время. Ему нужно было уйти еще три минуты назад. Но это по программе. А программы у него больше нет…
        Шорохов снова прислушался к себе. Он был свободен. Как ни один человек на Земле - свободен. И если уж он не исчез, не сгинул в нерожденной магистрали, то должен был испытывать счастье… или несчастье?… Он должен был чувствовать хоть что-то…
        Олег подошел к двери, взялся за ручку и закрыл глаза.
        Нет. Ничего.
        В жестяной кишке воздуховода ныл сквозняк, других звуков не было. Не жужжали резаки, не стучал по матрице гидравлический пресс. Лампы не горели. От дверного проема развернулся широкий сноп света, терявшийся где-то близко в застоялом воздухе. Лишь на полу лежал неясный разбавленный конус, точно с порога опрокинули ведро серой краски.
        Холодно… Шорохов поискал на стене выключатель и не нашел - ни выключателя, ни рекламных плакатов. Цех был пуст. В углу зиял черный квадратный глаз вентиляционной трубы, по краям тяжело покачивалась сальная бахрома многолетней пыли.
        Словно засомневавшись, туда ли он вышел, Олег опять заглянул в каморку. Программист все так же сидел на диване - раскидав ноги и обратив лицо к потолку. Лицо абсолютно уверенного человека, не успевшего даже удивиться.
        Шорохов поправил под мышкой мнемопрограмматор и, отчетливо скрипя подошвами, пересек помещение. Очутившись на площадке, он обнаружил напротив вторую дверь - в бункер Службы.
        Дверь поддалась. Приоткрыв ее сантиметров на пять, Олег заметил, что свет внутри мерцает. Центральный плафон, как всегда…
        Оба стола были завалены горами папок, тетрадей и отдельных листов. Бумага покоробилась и потемнела, некоторые страницы - до цвета крепкого чая. На всем лежала пыль, плотная и колкая, как абразив. Шкафы тоже стояли здесь. Одного взгляда сквозь мутное стекло было достаточно, чтобы понять: на полках ничего нет.
        Шорохов подошел к сейфу и дернул ручку. Заржавленная дверца истошно скрипнула и отворилась. Ни дисков, ни документов. Какая-то выгоревшая газета, а на ней - мышиный помет. Чем они тут питаются? Если только бумагой…
        Олег выдвинул упакованное в пленку кресло и взял со стола какой-то листок.
        «СУБЪЕКТ… ОБЪЕКТ… ВТОРЖЕНИЕ… ЦЕЛЬ… СЛОЖНОСТЬ… КОМПЕНСАЦИЯ… ДОПОЛНИТЕЛЬНО…»
        Незаполненное предписание. Шорохов дотянулся до самой дальней кипы и отщипнул от нее тонкую пачку. Все служебные бланки были чистыми - если можно так сказать о бумаге, пролежавшей в сырости несколько лет.
        Олег закурил и осторожно приставил чемодан к ноге. Потом вытащил револьвер и бросил его на бланки - без патронов это был просто пугач, а пугать он никого не собирался. Рукоятка придавила покоробившийся лист, и из-под него показалась бурая сигарета. «Новость». Едва он ее взял, как табак высыпался.
        - А новостей на сегодня больше нет… - проронил Олег.
        Смахнув часть бумаг, он пристроил на столе программатор и осмотрел корпус. Замочек был не кодовый, обыкновенный. Шорохов провел пальцем по сенсорному датчику и тронул крышку.
        Экран светился бледно-голубым. Это напоминало текстовый редактор, не самый мудреный. Кроме пунктов «ПРАВКА», «ПАРАМЕТРЫ» и «НАСТРОЙКА» были и другие: «ТОЧКА ВВОДА». «ДОП. УСТАНОВКИ», «ОТЛАДКА». Вместо привычного слова «файл», Олег заметил такое же, в общем-то, привычное: «СУБЪЕКТ». Субъект - это про него…
        Как открыть меню, Шорохов не представлял: ни тач-пэда, ни трекбола он не обнаружил. Первая мысль о «горячих клавишах», не успев его распалить, остыла сама: «Контрл» и «Альт» также отсутствовали. Исследовав клавиатуру, Олег понял, что без посторонней помощи ему не разобраться.
        На каждую клавишу кроме буквы были нанесены еще три неизвестных символа, - значит, набор производился, по меньшей мере, в четырех регистрах. Какой стоял сейчас, Олег не знал. Экспериментировать не хотелось - это все-таки была не игра. Это была… Его собственная жизнь.
        Откинув крышку дальше, Шорохов сделал еще один неутешительный вывод: то, что он вначале принял за текст, - черные букашки на голубом поле, - оказалось какой-то клинописью, даже не разделенной на строки. Так называемый текст располагался в окне сплошным массивом. Олег тяжело вздохнул.
        Он не сможет понять, что это такое. Даже приблизительно. И уж тем более не сможет что-то изменить…
        Каракули, смешные закорючки, похожие не то на птиц, не то на беременных человечков, - это и есть его судьба, выстроенная математически точно, намертво вплетенная в магистраль. Его мотивы и побуждения, настолько же органичные, насколько и непреодолимые. Они все здесь, в этой китайской грамоте… Вот он сидит, сгорбившись, над пластмассовым чемоданчиком… Вот зачесалось под правой лопаткой… Можно потереться о спинку кресла. Чесать - не чесать?…
        «Гамлет долбанный! - обругал себя Шорохов. - Делай что хочешь, все равно сделаешь по программе!»
        Он вдруг встрепенулся.
        - Да пошел ты!.. - ответил он себе же громко и весело. - Программа?! Проверь в соседней комнате. На диване. Там она, твоя программа! Хорошо еще - зима. Протухнет не скоро.
        Олег неистово почесал спину, даже выкрикнул что-то восторженное - не то «Ах!», не то «Эх!»… и снова осекся.
        Он был свободен. Кажется, да. Но главное - он просто был, и значит… кто-то все же проделал эту работу: ввел в контейнер код активации, подключил кабель, натянул ему на голову обруч… Кто-то, как Дактиль, держал его за плечи, окуная в мутный зеленый бульон и уворачиваясь от звериных щелчков зубами…
        Мнемопрограмматор издал пронзительный звон. От неожиданности Шорохов дернулся, и кипа незаполненных бланков обрушилась на пол.
        Прибор зазвенел опять. На экране поверх иероглифов развернулось малиновое окошко:
        «ТОЧКА-1 ПРОЙДЕНА. ЖДУ КОРРЕКЦИИ».
        Олег беспомощно погладил программатор. Тот ответил новым перезвоном.
        «СООТВЕТСТВИЕ ПОЛНОЕ? ЖДУ КОРРЕКЦИИ».
        Колокольчики бренчали уже без перерыва, настойчиво и тревожно. Крякнув, Шорохов поднялся и неизвестно зачем подошел к сейфу. Потом вернулся к столу и с ненавистью посмотрел на экран.
        - Разобью!.. - проскрежетал он.
        - Вот этого не надо, - отозвались в углу, у самой двери.
        Иван Иванович приблизился к программатору и отбарабанил какую-то команду. Выскочило уведомление:
        «КОРРЕКЦИЯ ОТЛОЖЕНА».
        Что там Иванов нажимал, Олег не запомнил. А если бы и запомнил - толку-то?… Он вдруг осознал, что по-прежнему зависим, - не от Алексея, так от Ивана Ивановича. От любого, кто соображает в этой технике, и от самой техники - пока она существует. А когда ее не станет, не станет и его, клона по кличке Шорох. Возможно, его тело в контейнере не пропадет, но без «софта» это только мясо.
        - Ориентируешься? - поинтересовался Олег.
        - А кто бы тебе ввел мою подсадку? Не Алексей же… - сказал Иванов, покосившись на револьвер.
        - Ты ведь за этим меня отправлял? За программатором?
        Иван Иванович подышал на пальцы и сделал несколько хватательных движений.
        - Холодно… - Он с непроницаемым видом принялся что-то отстукивать на клавиатуре.
        - Не топят, вот и холодно, - процедил Олег. - И зажигалкой не согреешься… Чего молчишь? Зачем ты мне ее дал?
        - Я не курю, а тебе пригодится.
        - Ты сказал, что я найду Прелесть…
        - Прелесть скоро явится, - ответил Иванов. - Голову себе не забивай. В этой магистрали она свое отработала.
        Олег вырвал у него из-под рук чемодан и захлопнул крышку.
        - Куда ты лезешь?… Это же моя биография! Ты меня спросил - хочу я, не хочу?… Стоит, наяривает!.. Что ты там забиваешь? И что ты про Асю?… А?! Кто свое отработал? Она?! Может, и я у тебя уже отработал? Может, и мне пора?…
        - В общем, да… Программатор. Быстро! Шорохов прижал прибор к животу и шагнул назад.
        Иван Иванович вздохнул и взял со стола «кольт».
        - Одно и то же, одно и то же… - проговорил он с тоской. - Хоть бы какое-то разнообразие. Отклонение какое-нибудь… в порядке флуктуации, что ли… Короче. Программатор сюда! И убирайся. Ты же всегда сам уходил, Шорох.
        - Почему «всегда»?… - опешил тот. - Это что, уже было? Это повторялось?
        - Неоднократно.
        - И сколько?… Сколько же раз ты посылал меня в точку контроля? В «семнадцать - двенадцать»… Потом отнимал программатор - незатейливо, словно у ребенка. Отнимал у меня… самого меня… Сколько раз?!
        - Не тяни время. - Иванов взвел курок и поднял ствол на уровень лба.
        - С недавних пор мне стало казаться, что смерти нет, - заметил Олег, доставая станнер.
        - Обычный психоз. С парализатором против револьвера?… Ты стал психом, клон. А знаешь, что самое обидное? Ты все время себя повторяешь. Это не твоя вина, по-другому программа работать не может. Но… мне с тобой скучно, клон.
        - Ты меня не убьешь.
        - Это ты не нарушаешь программу, а я… если придется… я бы не хотел… но если все-таки придется - я сделаю то, чего ты сам сделать не смог. После пяти осечек. Шестой патрон как раз под бойком.
        Он говорил так уверенно, что Олег даже засомневался, был ли тот выстрел настоящим, или он лишь приснился, как вся его жизнь.
        - Про дуэли читал, потомок? - Шорохов вытянул руку со станнером. - У нас что-то типа того, да?…
        Курок револьвера клацнул, и Олег, не давая Иванову следующей попытки, такой же тщетной, всадил в него стандартный заряд.
        - Пять щелчков были, потомок. И шестой тоже был. От шестого у того умника мозги на стену вынесло. А разве у меня в программе этого нет? - наигранно удивился Шорохов. - Незадача…
        Он снял пояс и, стянув Иванову запястья, опустился в кресло. Покурил.
        - Ты вот что, потомок… Ты пока в ауте, соображай, где мне Асю найти. А если я ее не найду… то искать виноватого мне уже не надо. Считай, нашел.
        Иванов попробовал ответить. Получился лишь хриплый вздох.
        - Ты лежи, лежи… - сказал Шорохов. - Сейчас побеседуем и по результатам смерть тебе определим. Патронов больше нет, предлагаю удушение. Не хочешь? Тогда придумай что-нибудь другое, человек из светлого будущего…
        Олег раскрыл программатор и уставился на каракули.
        - Э-эх… Не мог эту премудрость мне в память забить? Я бы сейчас тут подредактировал…
        Иванов мыкнул и отчаянно изогнул брови, давая понять, что прикасаться к клавиатуре не следует.
        - Как за свое трясешься, - с осуждением проговорил Шорохов. - Как за свое собственное. Ублюдок вонючий… из вонючего будущего… Горели бы вы все огнем, а?…
        Он взял еще одну сигарету и вспомнил, что где-то под бумагами лежит пепельница, но, увидев на полу три окурка, махнул рукой.
        - Слышь, потомок?… А куда Служба пропала? Или в этой магистрали ее и не было?
        Минут через пять Иванов уже мог кое-как ворочать языком. Отмалчиваться он не стал.
        - Служба существует везде. Слишком крупная структура, чтобы куда-то пропасть. Но она не помогла. Человечество погибло. А Служба… она же этому и способствовала.
        - Поги-ибло? - равнодушно протянул Олег. - Как же мне вас жалко…
        - Ерничаешь? Это легко. Это каждый может.
        - И что с вами стряслось, с человечеством?
        - Ничего нового. Оно уже уничтожило себя в шестьдесят втором. Тысяча девятьсот шестьдесят второй, октябрь, - пояснил Иван Иванович. - История в объеме школьного курса у тебя есть. Там сказано: кризис миновал, лидеры двух держав… тыры-пыры… компромисс и взаимопонимание… Понимание у них, как же! Для этого понимания понадобилось около сотни корректировок. Теперь на очереди две тысячи семьдесят первый, самое начало соседней зоны. Служба считает барьер катаклизмом… чуть ли не природным… А он всего лишь не дает человечеству сдохнуть. Вернее, это мы не пускаем человечество на тот путь. Потому, что за семьдесят первым годом уже ничего нет. А надо, чтобы было. И чтобы в учебниках опять накропали: мол, у людей хватило благоразумия не превращать чье-то неприятие водки, свинины и порнографии в конец света. Пусть пишут, как хотят. Было бы, кому писать,… Послушай, Шорох! Что ты сделал с Алексеем?
        - Значит, я опять «Шорох»? Уже не «псих» и даже не «клон»? Может, и до «Олега Алексеевича» скоро дорасту?
        - Кому ты мстишь?
        - Я?! - Олег кинулся к Иванову и, взяв его за грудки, оторвал от пола. - Я мщу?!
        - Что ты сделал с программистом?
        - На языке Службы - «компенсировал». Прямо в лоб. - Олег отошел и рухнул обратно в кресло. - Трудно поверить?
        - Господи…
        - Алексей тоже не верил. Я и сам не верил, что смогу. Вы слишком убеждены в своей силе. В том, что у вас все расписано наперед… Я действительно доживу до барьера? Девяносто два года… Очумеешь! И я встану во главе Службы?
        Иван Иванович со связанными за спиной руками поднялся и осторожно сел напротив. Олег не возражал, но станнер подвинул поближе.
        - Будь добр, покажи правую кисть, - попросил Иванов. - Покажи… нет, не ладонь… С другой стороны. Не выбиты?
        - А с чего бы вдруг?
        - Суставы… черт!.. У Алексея мягкая морда, но ты всегда выбивал себе средний палец. Каждый раз - средний палец…
        - И сколько их было, этих раз?
        - Пять. Ты на шестом круге. И такой срыв…
        - Шестой круг?! - ужаснулся Шорохов. - То есть… получается, я пять раз прожил целую жизнь?… До глубокой старости?!
        - Нет, до старости ее прожил не ты. В конце зоны Старикан спохватился, что возник из ниоткуда, и взялся за спасение элементарной логики. Отправил в прошлое свои образцы харда и софта - генокод и мнемопрограмму. Он знал, что его вырастили, но не знал, кто и зачем. Логики в этом поступке тоже было не много, но хоть какая-то… Да он и не мог иначе.
        - Он действовал по программе?
        - Если я тебе это рассказываю, то как ты думаешь?
        - Ясно… - Олег опустил голову. - И что дальше?
        - Половину тебе уже Алексей поведал. У Старикана была в душе болячка. Обычная, стариковская. Не смотри на меня так, Шорох… Да, я про Прелесть… В общем, он дал задание исправить свою биографию. Программа с корректировками требует отладки - тем более речь о самом Старикане… Мнемотехник заложил в нее несколько точек контроля, правильно сделал. Первая находится здесь. Комната за цехом - семнадцать часов, двенадцать минут.
        - Ты всегда давал мне с собой зажигалку? Иван Иванович помрачнел.
        - Раньше у тебя этих вопросов не было… Я хочу сказать - ты не обращал внимания на то, что Алексей заводится из-за сигарет.
        - Из-за того, что он видел в своей программе ошибку.
        - Совершенно верно. После этого он говорил тебе слишком много, чтобы не получить по морде. Отправив его в нокдаун… ну, в соответствии с моими корректировками… ты забирал программатор и шел сюда. За Прелестью…
        Шорохов сжал кулак и положил его на станнер.
        - Ладно, ты не искал тут Прелесть… - буркнул Иван Иванович. - Ты просто шел в этот кабинет. Неосознанно. Ты передавал мне прибор, и я вносил в него новые поправки. К Лопатину попадала очередная версия твоей программы, и ты снова проживал ее до первой контрольной точки. До выбитого среднего пальца и нашей с тобой встречи вот тут, в бункере. А потом - на следующий круг.
        - И все повторялось? И в том числе - те три дня?…
        - Да, в том числе. Спасение Прелести - основная мотивация, без нее Старикан не стал бы исправлять свое прошлое. А это было необходимо. Встраивать подсадку проще не в оригинал, а в чужую подсадку. Такой вот троянский конь… В лепню программиста из Службы я без труда ввел целые эпизоды на учебной базе. Это чтобы не я за тобой гонялся, а ты за мной.
        - Но ведь Лопатин в курсе, что я клон.
        - Для координатора и всех остальных ты закрытый проект, не более. Вроде операции с Криковой и прочих дел, в которые лучше не соваться. Лопатин выполнял инструкции. Угадай, чьи.
        - Наверно, мои… И каждый крут я проходил вслепую? Почему же ты не мог мне все это словами, по-русски?…
        - Потому, что ты… - Иванов потерся носом о воротник. - Ты клон, Шорох. Вытащить тебя из контейнера и сидеть, рассказывать… На это полжизни уйдет. Да и при чем тут я? Не забывай: тебя создала Служба. Старикан, Алексей, Лопатин, несколько оперов и курьеров. Я лишь перехватываю прибор и корректирую программу.
        Он неловко пошевелился - видимо, затекли руки - и неуверенно глянул на Олега. Тот отрицательно покачал головой.
        - После своей редактуры ты отдавал программатор Алексею? Интересно, как ты ему объяснял…
        - Я оставлял прибор в сейфе. Сейчас здесь что-то вроде мертвой зоны: фактически Лопатин его еще не получил, не принял тебя в отряд и не привез в бункер. Отрезок между точкой контроля и моментом, когда программатор окажется у Лопатина, - это короткая теневая петля. Вашего отряда здесь нет, но через несколько минут после того, как прибор попадет в сейф, Служба вернется и сюда.
        - И это тоже повторяется на каждом круге?
        - Повторяется почти все, Шорох. Наша операция разбита на отдельные этапы. Их восемь - каждый формирует новую магистраль и создает условия для следующей. Если изменить все сразу, Служба это воспримет как обычное вторжение и попытается компенсировать. И если даже не компенсирует, то изгадит наверняка. Мы с тобой копали не снаружи, а изнутри, аккуратно. Знал бы ты, что уже удалось сделать!.. Мы устранили больше двадцати высококлассных оперов. Ты можешь помнить только Лиса, но его провал готовился в другой магистрали, еще на прошлом круге. Были и посерьезней специалисты, о них сейчас никто и понятия не имеет.
        - Значит, побоище в роддоме… - Олег еле разлепил губы. - Тоже мы?…
        - Какое побоище? Никто ведь не пострадал. В результате Лис не попал в Службу. И все. Точно рассчитанная операция.
        - А если бы ты ошибся? Со своими расчетами… Там человек тридцать было! Бабы беременные, дети…
        - Бабы, дети… - глухо повторил Иван Иванович. - В моем настоящем четырнадцать миллиардов. Среди них и бабы, и дети, и кто угодно. И это не просто куча народа, это продолжение человечества как вида.
        Шорохов пошарил по карманам и выбросил пустую пачку «Кента». Сейчас пришлась бы кстати и доисторическая «Новость», но она была рассыпана под столом. Олег нехотя поднялся и, обойдя кресло Иванова, проверил, не ослаб ли пояс. Руки Ивана Ивановича были связаны по-прежнему туго - либо тот задумал выкрутиться иначе, либо надеялся на что-то еще… А может быть, наоборот, уже не надеялся.
        - А как со мной?… - спросил Шорохов. - Ты забирал у меня чемодан… черный чемоданчик… - Он усмехнулся. - Менял программу, оставлял прибор в сейфе. А что было со мной?
        - Тебя активировали заново. Ты просыпался, проходил выпускной тест и так далее. На каждом круге был ты, а не кто-то другой. Программа одна и та же, отличия неощутимы. Ты мог бы их обнаружить, только сопоставив разные версии. Но такой возможности у тебя не было. Ты всегда жил как будто впервые.
        - Я не об этом спрашиваю. То, что Лопатин вынимал мое тело из контейнера… Вернее, меня самого, но в разных редакциях… Сколько раз?… Шесть, да? Это ясно. А что было со мной? - Шорохов потыкал себя в грудь. - Что я чувствовал?
        - Не знаю… Наверно, ничего. Ты просто переставал существовать. Исчезал, как достоверно несбывшаяся вероятность.
        - Достоверно несбывшаяся… - отстранение произнес Олег. - В этом что-то есть… Какая-то однозначность, по крайней мере.
        - Мне кажется, ты мог чувствовать то же, что и все люди в две тысячи семидесятом, на границе вашей зоны. В то мгновение, когда время субъективно входит в барьер, за которым ничего нет.
        - Это должно быть похоже на смерть…
        - Но это не смерть, Шорох. Смерть будет потом. Когда с моей магистралью произойдет то, что пять раз происходило с тобой… когда единственный вариант не гибельного будущего станет для человечества… - Иванов запнулся, но все же выговорил: - Достоверно несбывшимся… Вместе с моим настоящим исчезнет и наш барьер, и Земля покатится дальше, к маю семьдесят первого. А пока мы с тобой в равном положении… - Он заставил себя улыбнуться. Улыбка получилась грустной. - Мы оба - вероятность, у которой еще есть шанс реализоваться.
        Олег потеребил на столе бланки и резко их отодвинул.
        - Раньше я из тебя клещами слова вытягивал… А теперь ты сам все выложил. Спасибо, мне дико приятно… Я даже думаю, что ты не врешь. Я только не понимаю: на что ты сейчас рассчитываешь?… На то, что удастся вернуться и предотвратить этот разговор? Возникнуть здесь же, у меня за спиной, и дать мне по башке?… Потому и не заботишься о том, что мне знать положено, а чего - нет. Так?!
        Шорохов перевел дыхание и раздраженно заглянул в пачку, будто там могла появиться двадцать первая сигарета.
        - Раскинь мозгами, потомок: если бы я дал тебе возможность что-нибудь сделать… хоть что-нибудь изменить… ты бы давно ею воспользовался. И не сидел бы тут со связанными руками. Представь, что я тебя отпустил. На какой минуте ты прервал бы эту беседу? На первой! Скажешь, нет?
        - Нет, - ответил Иванов, - не скажу. Но это не важно. Если бы ты застрелил мнемотехника на сейчас, а позже… Последний этап мы прошли бы и без него. Но мы на шестом круге, а всего их восемь… Восемь, Шорох! Самое главное, то, ради чего и запущено это кольцо, останется незавершенным. Я могу ввести корректировки и положить программатор в сейф. Лопатин снова тебя активирует, и ты устроишь так, что знакомый тебе Пастор исчезнет без следа. Но расшатать Службу - это не самоцель. Сделать последний шаг будет некому. С Алексеем ты больше не встретишься.
        - Ты все о том же… Ну, хорошо, я могу встретиться не с ним, а с тобой. Ведь мы уже встречались…
        - Мне нужен прибор! - воскликнул Иванов. - Нужен вот этот несчастный чемодан, который бы я передал Лопатину на восьмой круг. Но где я его достану, твой программатор, если Алексей сюда уже не явится! Если ты убил его!.. Просто взял и убил!..
        Замолчав, Иван Иванович уставился в пол.
        - А Прелесть… - сказал Олег. - То, как я…к ней относился… отношусь… Это тоже по твоей программе?
        - Зачем ты спрашиваешь? Копишь ненависть?
        - Давно накоплено, - заверил Шорохов. - И столько, что не только на тебя хватит. На всех.
        - На все человечество? - Иванов рассмеялся. - Щедрый клон Шорох… Ничего ему не жалко. И никого…
        - Я живу по программе, - отчеканил Олег. - Что заложили, то и хавайте!
        - Вряд ли… Уж выстрел туда точно не закладывали. Этот «кольт» я для другого прописал. Чтобы было, чем тебя напугать, когда ты не захочешь выметаться отсюда.
        - Я мог бы прикончить из него Крикову…
        - Ты?! Мог бы, да… А Пастор за секунду до этого прикончил бы тебя. Он один из тех немногих, кто знает, что ты и есть Старикан. Пастор любопытный… Но компенсацию он не сорвал бы ни при каких условиях. Он очень хороший опер.
        - И я - хороший опер… - со значением отозвался Шорохов.
        Иван Иванович пристально посмотрел ему в лицо, но намека, кажется, не уловил.
        - Меня программируют… - сказал Олег. - Меня кантуют в пластмассовом гробу, заставляют верить в то, чего не было, и скрывают то, что есть на самом деле… Я чувствую себя кроликом каким-то… собакой Павлова. Только им брюхо резали, а у меня роются в душе. Если б одним телом распоряжались - кирпичи заставили перетаскивать или даже стрелять в кого-то… А то - желать принуждают! Желать и не желать, любить и не любить… Знал бы ты, насколько это унизительно!
        - Грузчики и киллеры редко доживают до девяноста трех лет, - проронил Иванов.
        - Девяноста двух, - поправил его Олег.
        - Столько тебе перед барьером. От него до войны пройдет еще почти полгода, ты проживешь и их тоже.
        И не будешь считать себя несчастным… Правда, счастливым ты тоже не будешь.
        - Из-за того, что случилось с Прелестью? И наши с ней три дня мнимой свободы… от них станет еще хуже…
        Иван Иванович промолчал.
        - Это грязно, потомок! - крикнул Олег. - Это омерзительно…
        - Мотивация, Шорох. Для того чтобы старик, проживший вовсе не напрасную жизнь, захотел ее изменить, нужна не ностальгия и даже не раскаяние. Нужна боль, которую человек помнил бы до самого конца. Не месяц, не два. Шестьдесят пять лет.
        - Ты можешь сделать так, чтобы Служба ее не трогала?
        - Ты и сам можешь. Но это будет вторжение, и его компенсируют. Идти напролом нельзя, иначе мы не разделили бы нашу операцию на восемь этапов. Я же тебе говорил…
        - Да… - Олег встал и, согреваясь, попрыгал на месте. - Я тоже тебе кой-чего говорил. Помнишь?… Я говорил, что за услуги возьму с твоего человечества дорого…
        Он рывком крутанул Иванова в кресле и развязал ему руки.
        - А цена такая, потомок. Ася будет жить - еще три дня, и еще три дня, и еще, - пока не превратится в сварливую старушку, пока я сам не начну толкать ее в могилу. Делай что хочешь. Один или вместе со всей своей магистралью. Двигайте горы, осушайте моря, бомбите города - в прошлом или в будущем… Я не знаю, куда вас заведет ваша историческая логика. Мне все равно, что вам придется изменить в мире. Жрите землю. Но дайте одному человеку выжить. И я помогу выжить вашим четырнадцати миллиардам, или сколько вас там уже наплодилось…
        - Боюсь, ты не представляешь… - начал Иван Иванович, но Шорохов врезал ногой по креслу, и тот откатился к стене.
        - Бояться будешь потом! - рявкнул Олег. - Тебе сейчас охота схватить прибор и ломануть с ним куда-нибудь… Это известно. Запустить меня на седьмой круг ты можешь и без моего согласия. И снова возить меня, как половую тряпку… Но тебе останется еще восьмой, последний. Поэтому не спеши. Мой программист мертв, других точек контроля не предвидится. Значит, сравнить с исходником меня уже некому. В любом случае я буду жить дальше. И если впоследствии выяснится, что ты меня обманул… Старикан просто не станет себя клонировать. Ты понял, потомок? Все, что я сделал за эти шесть кругов, и все, что я собираюсь сделать еще, - пойдет прахом. Кстати… Алексей обещал мне кое-что рассказать…
        - Он этого не знал.
        - Ты догадался, какой у меня вопрос?…
        - А ты должен был догадаться, какой у меня ответ Тебя беспокоит герметичность твоей биографии?
        - Герметичность, во-во То самое слово. Контейнер у меня герметичный, и биография такая же.
        Иван Иванович оттянул на свитере ворот и снял с шеи длинный шнурок с кожаным кошельком. В кошельке оказалась плоская металлическая коробочка, а в ней обычный мини-диск.
        - Не обычный, - возразил он, заметив разочарованный взгляд Олега. - Это имитация. Прочитать его могу только я, ваша аппаратура примет его за пустую болванку. Здесь и генокод, и мнемопрограммы. На этом носителе ты весь, от и до. Я принес его с собой оттуда. Так что мы вроде как земляки. По крайней мере мы появились в одном и том же времени.
        Шорохов осторожно взял диск и посмотрел его на просвет.
        - Ага, появились, - огрызнулся он. - Меня тепленького вытащили из сидирома, а тебя - из другого места. Но я не понял, как я очутился на должности Старикана.
        - Твой прототип - верховный координатор Службы. Реальный Старикан, проживший нормальную жизнь, у которой было и начало, и конец. Перед тем, как поставить барьер, мы его…
        - Выкрали, - подсказал Олег.
        - …вывезли. Отсканировали память, отрезали первые двадцать семь лет и заменили их топорной легендой.
        - Зачем?
        - Чтобы ты узнал, кто ты такой, и в старости распорядился себя клонировать. Потому что, кроме тебя самого, этим никто не занимался. Ведь прототип клоном не был. Так ты запустил наше кольцо.
        - А пропажа Старикана никого не смутила?
        - Он зашел в туалет, а вышел оттуда двойник, вот и все. Это было уже перед барьером. Ты приказал вырастить и активировать своего клона, поскольку у тебя в памяти остался единственный День рождения - выпускной тест. А через пару часов у вас наступил последний Новый год.
        - Сплошные праздники…
        - Но образцы в прошлое уже отправили, и начался твой первый круг. Зато мы достали Службу изнутри. Все, что сделано, - сделано ее же руками.
        - Так у меня еще и родственники есть?… Если они были у настоящего Старикана, то и у меня должны быть… настоящие.
        - Не исключено, - отозвался Иван Иванович - Какие-то, по идее, точно есть. Но ты их не разыщешь. Тебе же не память корректировали, а забивали скорректированную программу. Кроме нее, у тебя нет ничего.
        - Да… В общем, примерно так я все и представлял. Хотя надеялся, что история у меня окажется поинтересней… Но биографию никто не выбирает. И другой, за номером «два» не будет…
        Иван Иванович бросился к Шорохову, но тот уже опустил каблук на диск и с хрустом провернул.
        - Не будет больше вторых попыток, - сказал он. - Ни у меня, ни у тебя.
        - Там же корректировки! - простонал Иванов, нерешительно взмахивая рукой, словно и порываясь вытащить из-под ботинка осколки, и одновременно сознавая, что опоздал.
        - Корректировок программы тоже не будет, - заявил Олег - Никаких. Ты расскажешь о нашей задаче. По-человечески. И я попробую ее выполнить. Как человек, а не как кукла.
        - Испугался, что я продублирую всю операцию с самого начала? Это невозможно… - сокрушенно проговорил Иван Иванович.
        - Вот и отлично. Теперь остались только я и прибор, который после передачи Лопатину к нам уже не вернется. И тебе меньше соблазнов, и мне спокойнее. - Шорохов огладил карманы и, увидев на столе пачку «Кента», вспомнил, что сигареты давно закончились. - Тьфу…
        Иванов сел обратно в кресло - тяжело, со вздохами и кряхтением.
        - Прелесть тебе еще нужна или нет? - спросил он. Олег не ответил, но посмотрел на него достаточно выразительно.
        - Тогда иди, встречай. Она скоро будет.
        - Где?… В бункере?!
        - А то! Программа, Шорох. Программочка… Олег похлопал себя по куртке, будто мог здесь что-то забыть.
        - Но Ася не должна… - растерянно произнес он. - Она Службы как огня боится!
        - Программа… - вяло повторил Иванов. - Прелесть боится, поскольку знает, что ее здесь ждет. Но не прийти не может. Лучше бы ты ей не рассказывал, чем для нее эта служба обернется. Мне тут про свои муки плакался, а сам что?…
        - Я не плакался, - буркнул Шорохов. - Может, все-таки не придет?…
        Иван Иванович проверил время.
        - Думаю, она уже рядом. По ее субъективным часам, близится операция с Криковой.
        Олег прихватил программатор и пошел с ним к двери.
        - Эй, эй! - заволновался Иванов. - Ты спятил?! Ты куда его потащил?… Прибор… тут надо!.. В сейфе!.. Положить надо!..
        - Ну что закудахтал? - Шорохов тронул ручку и остановился. - Не съем же я его.
        - Ты!.. Ты… Шалопай! - Иванов подавился какими-то восклицаниями. - Мы же в теневой магистрали, идиот! Ты сам сейчас - тень! Вероятность!.. Не получит Лопатин программатора - и все! Не будет тебя! Вообще не будет!!
        - Сколько эта мертвая зона продлится? Или петля?… Как ты ее?…
        - До утра, примерно. Утром отряд Лопатина снова появится здесь - с тобой или уже без тебя.
        - Успеем. Пойдем, чего расселся?
        Олег взбежал по лестнице и толкнул металлическую створку. На улице было темно, как и во время его приезда. И снова ни одного прохожего. Оглянувшись по сторонам, он обхватил чемоданчик и направился к своему «Рено».
        Слева из-за поворота сверкнули фары, и напротив козырька резко, с заносом, тормознула светлая «Волга». Ася вышла из машины и, заметив Олега, оцепенела.
        - Прелесть!.. - позвал Шорохов.
        Она медленно закрыла глаза и сделала маленький неуверенный шажок. Вперед.
        - Ася! Ты чего?…
        Она часто задышала и двинулась к бункеру.
        - Асель?…
        Прелесть продолжала идти - через силу, борясь то ли с собой, то ли с программой. Глядя прямо под ноги. В метре от Олега она подняла голову. На ее щеках блестели две тонкие дорожки. Сами щеки были даже не бледные - серые, как иней. Глаза смотрели куда-то сквозь, мимо.
        - Ты все-таки нашел меня… - выдавила Ася.
        - Ага!
        - Ты подонок, Шорох.
        - Я подонок… Мерси, - вякнул он и, чтобы не растягивать ее страданий, вытащил станнер.
        «Рено» еще не успел остыть - объективно Олег подъехал к бункеру всего пять минут назад. Он подумал, что едва разминулся с самим собой, пришедшим за Прелестью, а в действительности - к Ивану Ивановичу, и от него к программисту. Впрочем, Шорохов сообразил, что после выстрела из «кольта» началась уже другая магистраль, в которой он возвращаться сюда не должен. Да и дверь, - когда он впервые спускался по лестнице, - дверь внизу была только одна, в фальшивый цех «Крыши Мира». В служебный кабинет его попросту не пустили.
        Олег посмотрел в зеркало - Прелесть сидела сзади, прислонившись виском к стеклу. Машина уезжала все дальше от бункера и от Асиной сверхзадачи - от того, что ей сейчас виделось главным в жизни.
        - Держи ее, а то шишку набьет, - сказал Шорохов.
        Иван Иванович обнял Асю и пристроил ее голову у себя на плече. Выражение ее лица - смесь страха и ненависти, застывшая в момент парализующего разряда, - не изменилось, даже если Прелесть понимала, что все идет к лучшему и что терпеть осталось недолго.
        Квартира Ивана Ивановича находилась относительно близко, хотя других вариантов у Олега все равно не было.
        - Шорох!.. У нее, кажется, начинается…
        Олег поймал в зеркале озабоченный взгляд Иванова.
        - Кризис, - пояснил тот. - По своим часам она уже прожила… все, что ей положено. Подходит точка смерти.
        - Но Криковой здесь нет…
        - Программу Прелесть не выполнит. Я имел в виду… я не знаю, что у нее сейчас в душе творится. Можем не довезти…
        Олег ударил по тормозам и, подрезав темную «восьмерку», остановился у тротуара.
        - Нет, я не в том смысле, - проронил Иван Иванович. - Ехать-то как раз быстрее надо. У меня там… ну, кольнем ее чем-нибудь, на худой конец…
        Шорохов крутанул руль и, снова оттеснив какие-то «Жигули», вырвался в левый ряд. Ася посмотрела за окно - пока одними глазами - и негромко простонала:
        - Куда… куда… нет!..
        Олег стиснул зубы и опасно обогнал здоровенный «Мерседес». Мимо мелькнул перекресток - Шорохов пролетел его на «красный», благо машины еще не успели тронуться. Свисток инспектора унесся вместе с возмущенными гудками куда-то вдаль, словно в прошлое.
        - Догонят?… По колесам стрелять не будут?… Что там у нас по программе? - спросил Олег.
        - Какая программа? - удивился Иван Иванович. - У Прелести этого нет.
        - Моя, моя программа.
        - Свою ты сломал. К добру это или нет… Но я тебе уже ничем не помогу.
        Олег снова посмотрел в зеркало. Программа Прелести, даже и сломанная, продолжала себя проявлять. Ася, зажмурившись, мотала головой - мокрые волосы хлестали ее по лицу, с потемневших кончиков срывались капли пота.
        - Я не могу, не могу, не могу… - бормотала она что-то мучительно-бесконечное, и Шорохов судорожно соображал, как ему забрать хотя бы часть ее боли. И понимал: он не может, не может… Он сделал бы все что угодно - убил бы любого и умер бы сам, но пережить за Прелесть ее смерть он был не способен.
        - Дом какой? - бросил он Иванову, заезжая во двор.
        - Вон, слева, - мгновенно отозвался тот.
        Олег, почти не снижая скорости, пронесся мимо заметенных снегом ракушек и оледенелой хоккейной коробки.
        - Подъезд?…
        - Вон, вон, второй!
        Шорохов наскочил колесом на бордюрный камень и обежал машину. Распахнув заднюю дверь, он нагнулся и взял Асю на руки. Действие разряда уже заканчивалось. Иванов набрал код. Услышав металлический щелчок замка, Прелесть вздрогнула и снова что-то заговорила.
        - Все, все… - прошептал Олег, прижимаясь щекой к ее горячему лбу. - Сейчас придем, и… вот сейчас придем… - Он не нашел, что добавить, и повторил эту фразу раз десять, пока не у него не вырвалось само: - И все будет хорошо…
        Один лифт оказался занят, и, судя по ругани наверху, освободить его собирались не скоро, второй вообще не работал.
        - Седьмой, - не дожидаясь вопроса, ответил Иван Иванович.
        Шорохов свернул на лестницу и, сбивая дыхание, помчался вверх. Иванов едва поспевал.
        - Главное, чтоб… чтобы шока не было, - хрипел он, - а то… если будет шок…
        - Глохни!
        Когда Олег добрался до седьмого этажа, сил оставалось ровно столько, чтобы не упасть самому. Прелесть лежала у него на руках, откинув голову и бессмысленно глядя в потолок.
        - Ася… - Он легонько ее потормошил. - Ася! Прелесть не двигалась.
        Олег сполз по стене и встряхнул ее еще раз.
        - Не дури, Ася…
        Ее побелевшие губы медленно сложились в виноватую полуулыбку. Он тоже улыбнулся и вдруг почувствовал, что у нее начинаются судороги.
        - Дверь! - гаркнул Шорохов. - Открывай, чего стоишь?!
        Асю била крупная дрожь, и он, уже подойдя к кровати, все не решался ее положить.
        - Сейчас от тебя ничего не зависит, - подал голос Иван Иванович.
        - А от кого тогда?… - спросил Шорохов, продолжая баюкать Прелесть. - Ты же знаешь, я не позволю ей умереть. У меня синхронизатор.
        - И очень мало времени, - сказал Иванов. - И, что еще хуже, - только один круг в запасе. Следующая твоя активация будет последней. Если что-нибудь сорвется…
        Олег, не слушая, устроил Асю на меховом покрывале и сел рядом. С момента встречи у бункера она стала еще бледнее, если только это возможно. Внезапно она схватила Олега за руку и взвизгнула - с таким ужасом, что он чуть не закричал сам.
        - Все, Шорох, - промолвил Иванов. - Время идет. Если мы не успеем, не будет ни тебя… ни ее.
        - Не надо мне угрожать, потомок.
        - Что ты, что ты!.. Просто Лопатин, не найдя в сейфе программатора, не сможет тебя активировать. Я не представляю, как он это воспримет, - как отмену спецоперации или что-то еще… Я эти варианты не просчитывал, они мне ни к чему. Меня самого здесь не будет, поскольку вместе с тобой исчезнет и мое настоящее. И вся наша операция - тоже. А что касается Прелести… Ты знаешь, какую судьбу приготовила для нее Служба… Пойдем, Шорох. А ей сейчас поспать бы…
        Иван Иванович вскрыл упаковку с мягкими ампулами и зарядил пневматический шприц. Ася шевельнула ладонью и медленно повернула голову к Олегу. Глаза у нее были уставшие, но смотрели поразительно ясно.
        - Приснится же ерунда всякая… - произнесла она чуть слышно.
        - Больше таких снов не будет.
        - Я умирала…
        Шорохов помолчал, глядя на ее осунувшееся лицо.
        - Нет… Это было совсем не то. С днем рождения, Асенька…
        Иванов собрался сделать ей укол, но Олег выхватил шприц и швырнул его за кровать.
        - Ладно, она и сама заснет, - проговорил Иван Иванович.
        - У тебя других забот нет?… - спросил Шорохов. - Чайник поставить, полы помыть…
        Иванов крякнул что-то недовольное, но все же удалился.
        - Как дела, новорожденная?
        - Странно… - ответила Ася. - Ты иди, он ведь торопится.
        - Плевать мне на него.
        - Не надо… Не надо, Шорох, плевать. Иди и не беспокойся, мне сейчас хорошо. Лучше, чем было. Я посплю, наверное. Ты только… выпроводи его побыстрее.
        - Куда? - опешил Олег.
        - У него мало времени. У нас с тобой тоже мало. А надо успеть… нам еще кое-что успеть… - Она отвернулась и прикрыла глаза.
        Шорохов посидел с минуту и, убедившись, что Ася задремала, тихонько вышел из комнаты.
        Иван Иванович действительно поставил чайник, но про чашки и не вспомнил.
        - Объясни, зачем мы приволокли сюда программатор? - раздраженно проговорил он.
        - Причиндалы для сканирования у тебя есть? Есть, есть, я знаю! И не надо так морщиться. Ты все понял.
        - Хочешь, чтобы в программаторе оказались твои реальные воспоминания?
        - То, что я прожил сам. Собственного прошлого у меня нет - черт с ним, пусть будет придуманное. Но эти несколько дней после теста - они все должны остаться со мной. Навсегда, пока их не сожрет склероз. Мой собственный склероз! И то, что мне предстоит сделать на последнем круге, ты мне расскажешь словами. Никаких команд, никаких программ, никакой кибернетики в моей башке! Никаких корректировок!
        Иван Иванович поставил мнемопрограмматор на стол, но открывать не спешил.
        - Между прочим, эта редакция будет не менее интересной, - заметил он.
        - «Интересной»?! Это же не кино, это моя жизнь!
        - Шорох… Твое ущемленное самолюбие может дорого обойтись человечеству.
        - Значит, будете платить, - кивнул Олег. - Излагай.
        - Излагаю, - безразлично отозвался Иван Иванович. - Ты не убрал из Службы Пастора. Об этом нужно бы позаботиться сейчас, на седьмом круге, но тогда ты не попадешь в ту магистраль, где запланирована основная операция. После увольнения Пастора необходимо начинать новый крут, поскольку в настоящем и будущем произойдет перестройка связей… А в восьмой круг без Алексея уже не войти - Лопатин использует программатор и передаст его начальству… Пастора, конечно, можно убить. Элементарно убить, не делая дальних заходов… Но Служба это воспримет как прямое вторжение, и тобой займется уже целый отряд.
        - В общем, Пастор будет мешать, но операцию мы проведем сейчас, по-другому нельзя.
        - Нельзя, - подтвердил Иван Иванович и, наткнувшись взглядом на чайник, налил в стакан воды. Затем взял его двумя пальцами и отхлебнул. - Наша основная операция… - Он сделал еще один глоток и поставил стакан на подоконник. - Не допустить рождения некой персоны.
        - Что, такая крупная фигура?
        - Нет, не крупная… Не крупный, вернее. Это мужчина. И нам нужно сделать так, чтобы его не было. Совсем.
        - Я, кажется, что-то упустил… - Олег обогнул большой обеденный стол и уселся в углу. - Речь шла о тотальной войне… Войне, которая уничтожит человечество. При чем тут какой-то отдельный мужик? Без него война не начнется?
        - Начнется, обязательно начнется, - заверил Иван Иванович. - В любой магистрали. Война неизбежна. Но уничтожение всего человечества… вот этого избежать можно. Есть шанс, по крайней мере.
        - Какой-то несчастный мужик…
        - И несколько сот миллионов. Тех, кто умудрился выжить во время самого конфликта и не погибнуть после от радиации. Миллиона два при этом сохранили способность к воспроизводству потомства. Так что новое человечество вылупилось не из античной литературы и не из крестовых походов. Оно выползло стаями из зараженных лесов. И оно умеет ценить жизнь.
        - Но при чем тут какой-то мужик?… - повторил Олег.
        - Его рождение и войну разделяет почти сто лет, причинно-следственная цепочка получается невероятно длинная. Нашего прошлого объективно до сих пор не существует, но для меня оно так же реально, как для тебя - твое… гм… Прости, Шорох, я не то хотел… В общем, события удалось реконструировать, и начало нашей истории оказалось связано с этим… мужиком, - усмехнулся Иванов. - С его рождением начинается другая магистраль, и она перекрывает путь нашей.
        - Но если до барьера останется еще целый век… Сколько раз за это время магистраль свернет в сторону?
        - Много. Но все эти повороты приведут не куда-нибудь, а в мое настоящее.
        - Включая и новые?
        - Что? Новые повороты? - Иван Иванович перегнулся через стол. - Тебе-то уж стыдно такие вопросы задавать, опер… «Новые» они для вас. А для нас, - он сделал паузу, - для нас все эти повороты в далеком прошлом. Остался один, последний. Июль тысяча девятьсот семьдесят шестого. Запоминай, Шорох! Не желаешь, чтобы я внес это тебе в программу, - запоминай сам.
        Иванов назвал координаты точки вторжения и обрисовал обстоятельства. Операция на первый взгляд была не сложной.
        - Если что-то не получится… - промолвил Олег.
        - Меня и тебя в этой магистрали не окажется, - закончил за него Иванов. - А Прелесть выполнит то, на что ее программировали… Все, что мы с тобой сделали, пока существует лишь как вероятность. И сейчас она либо реализуется, либо станет достоверно несбывшейся. Если бы ты не убивал Алексея…
        - Тащи свои провода, потомок, - перебил Шорохов. - Мы же торопимся, А лекцию о нравственности прочтешь мне в следующей жизни.
        Иван Иванович без возражений принес на кухню свернутый шнур и эластичный обруч. Процесс сканирования занял минут десять, не больше, и показался Олегу подозрительно простым. Он не ощущал ничего, кроме давления жгута на лоб, и был слегка разочарован.
        Иванов не отрываясь смотрел в мнемопрограмматор и периодически что-то потюкивал на клавиатуре. Шорохов, заглянув ему через плечо, обнаружил на экране все ту же клинопись, только в движении: символы возникали в центре голубого поля, расползались оттуда в стороны и скрывались за пределами окна. Олег заметил, что в теснящемся массиве значков тут и там образуются новые «родники», - как Иванов умудрялся все это отслеживать, оставалось загадкой.
        Шорохов почему-то подумал, что такие же ощущения должны испытывать люди, попадающие в руки мошенников, - когда становится ясно, с кем имеешь дело, когда сознаешь, что тебя обманули, но формально афера еще не завершена, и ты продолжаешь надеяться и успокаиваешь себя тем, что изменить ничего нельзя, что выбирать уже поздно и что, кажется, сам момент выбора проскользнул как-то мимо… Эта странная ассоциация не давала ему покоя все то время, пока Иван Иванович колдовал с прибором, но улетучилась сразу же, едва он опустил крышку.
        - Порядок. Я ничего не корректировал, ты сам видел.
        - Да уж… видел… - скривился Олег, стягивая с головы датчик. - А кто тебе мешает по дороге в бункер…
        - Не веришь - поехали вместе, - предложил Иван Иванович и, взяв с подоконника остывшую воду, жадно выпил весь стакан. - У нас общая цель, Шорох. Бытие как таковое - твое, мое и еще четырнадцати миллиардов.
        - И еще Ася… - добавил Олег.
        - А?… - Он дошел до порога и замер. - Что говоришь?…
        - Еще - жизнь Прелести.
        - Прелесть, да… Конечно…
        Дверь за Ивановым закрылась почти неслышно. Шорохов побродил по квартире в поисках сигарет - заранее зная, что у Ивана Ивановича он их не найдет, и все же заглядывая в каждый угол. Новехонькая мебель была расставлена оптимально. Нигде ни соринки, ни пылинки - все безукоризненно, как на рекламном плакате.
        Однако Олегу вздумалось, что он в таком месте жить не смог бы.
        Включив телевизор, Шорохов наконец сообразил, что сигареты он толком и не ищет. Просто пытается себя чем-то занять. Удержать от ненужного визита к Прелести.
        Ася вышла из комнаты сама - неожиданно и в то же время как-то буднично. Она протянула Олегу свой «Салем» и не спеша двинулась в сторону кухни.
        - Что это за чемодан у вас был? - спросила она.
        - Чемодан?… Так… Яйцо.
        - Черное и прямоугольное?…
        - И с ручкой, - добавил Олег, но почувствовал, что не отшутится. - Яйцо, в котором смерть, - сказал он.
        - По-моему, это обыкновенный мнемопрограмматор…
        - Обыкновенный… - Шорохов пощупал чайник и принялся разыскивать кофе, пока не понял, что ни ему, ни Асе это не нужно.
        Она уселась за стол и прикурила.
        - Ну, как ты? - спохватился Олег. - Тяжело было?
        - Да… - Ася склонила голову и посмотрела на него исподлобья, сквозь челку. - Было тяжело. Прикидываться.
        Шорохов по инерции копался на полке еще несколько секунд, потом замер и, медленно развернувшись, сел напротив.
        - Все, как ты просил. - Она стряхнула пепел в блюдце. - Кризис у меня прошел утром. Погибла во сне за эту мразь… А, пусть живет, жалко, что ли? - Прелесть вдруг помрачнела. - Вот тогда мне действительно… довольно фигово было. Осознавать, что умираешь, - это гораздо хуже, чем просто умирать.
        - А сейчас?…
        - Три таблетки пирогенала, и температура под сорок, зато ты нес меня на руках, от машины до самой кровати, и это было… прикольно. - У нее на щеках появились трогательные ямочки.
        Шорохов затушил сигарету и, едва выдохнув остатки дыма, прикурил новую.
        - Если программа кончилась, то для чего ты приехала к бункеру?
        - Я же говорю: ты меня просил.
        - Бред какой-то… И что, моей просьбы оказалось достаточно? Ты хоть понимаешь, чем ты рисковала?
        - Ты… очень сильно попросил, Шорох. А рисковать я ничем не могла. Ты сказал, что Службы в той точке нет. Мертвая петля, или вроде того…
        - Теневая.
        - Да-да, теневая. - Ася зевнула, затем дотянулась до холодильника и выбрала большое зеленое яблоко.
        - Но ведь ты мне не верила! - воскликнул Олег. - В записке - «Не верю тебе, не верю Службе»…
        - А кто мне ее диктовал? - сказала Прелесть, кусая яблоко за глянцевый бок.
        - Я?!
        Ася энергично закивала.
        - Ну… Ну, допустим… - пробормотал Шорохов. - Так все-таки, зачем?
        - Мне надо тебе кое-что передать. От тебя же, - сказала она, дожевав. - Передаю. Кхм-кхм… Шорох, когда урядишь себя в бункере, иди за собой и жди Дактиля. Все.
        - Все?… - Олег прищурился. - А Дактиль там откуда?…
        - Я его уговорила. Ты сказал - любой ценой, и я…
        - Чего-о?! - Он поднялся из-за стола.
        - Щас!.. Я по-другому уговаривала, даже лучше получилось. В общем, Дактиль обещал быть.
        Шорохов подошел к окну и уперся лбом в холодное стекло.
        - Как же ты его нашла?
        - Он мне свидание назначал, помнишь?
        - Помню-помню…
        - Да прекрати ты ревновать! Я… когда у меня кризис закончился… О-о-ох!.. Думала, умру, не выдержу. А ты посмотрел - вроде живая. И сразу кучу заданий надавал.
        - Куча - это сколько? - осторожно спросил он.
        - Два - что, не куча?!
        - Сегодня утром? - уточнил он. - И где?
        - Ну там же, где мы и жили. На квартире на этой дурацкой.
        - Те же и там же… - отрешенно произнес Олег, вглядываясь в серую от снега ночь. - Квартира занята другими людьми. И уже давно.
        - Да, такая колоритная пара: он вечно пьяный, а она вечно в шерстяных носках. Неизвестно, что хуже… Мы перемещались вперед, несколько раз, пока не нашли день, когда квартира была свободна. У меня уже ломка начиналась. Настоящая.
        Шорохов не понимал, о чем она говорит, однако что-то в этом брезжило - неуловимое, как снег, отражающий свет, которому ночью и взяться-то неоткуда…
        - Ты сказал, что занимаешься какой-то операцией. Очень важной…
        Олег отклеился от окна и, налив себе воды, по примеру Иванова, осушил стакан в три глотка.
        - Поэтому ты сюда и явилась? То, что ты мне передала… Не было смысла, Прелесть. Я и так пойду за двойником. Он попросит отработать за него операцию, и я пойду. Так было. И ты… напрасно…
        Ася посмотрела не него не то с интересом, не то с сочувствием.
        - Что у тебя за операция, Шорох? Мне нужно знать, я же не кукла. Я такого не заслужила. Обидно…
        - Я тебя прекрасно понимаю, но…
        Услышав это «но», она отшвырнула стул и направилась в комнату.
        - Погоди! - крикнул Олег. - Ты готова выслушать любую ахи нею?
        - Ахинею - не готова, - зло отозвалась она. - Что-нибудь поближе к правде желательно.
        - Кто же виноват, что они так похожи… Получай свою правду, скоро человечество погибнет. Целиком. Предотвратить катастрофу нельзя, но можно создать побочную магистралью, где кто-то останется в живых. Операция подготовлена, - торопливо добавил Шорохов, не позволяя ей возразить. - Об этом позаботился Иван Иванович. Теперь ты убедилась, что он не плод моего воображения? Иван Иванович Иванов, прошу любить и… хотя необязательно… Я не знаю, из какого он времени, но это достаточно далеко.
        - Не дальше семидесятого, - вставила Прелесть.
        - Ты про барьер? Его создали современники Иванова, чтобы остановить события и подверстать наше реальное настоящее под их несуществующее будущее. В котором они, однако, существуют. Уму непостижимо, но у меня нет оснований в этом сомневаться. Вот только… мы не можем проверить, действительно ли там, за барьером, нам что-то угрожает… действительно ли будущее Иванова - последний шанс человечества. Я недавно задумался: а может, его магистраль - это такой кукушонок, который выживает за счет остальных птенцов? Хотя… не все ли равно? В каждой магистрали - те же самые люди, наши потомки.
        - Наверно, разницы нет… - сказала Ася.
        - Если честно, я ждал от тебя других слов.
        - Я не должна была в это поверить?
        - Ну… в общем, да.
        - Во-первых, я верю тебе, Шорох. А во-вторых… про эгоизм человечества мне не надо ничего доказывать. Я это на себе испытала. Твой Иван Иванович насчет катастрофы мог и не соврать. Для него любая редакция, кроме его собственной, - это и есть настоящая катастрофа… И он по-своему прав. И если бы здесь оказался миллион человек из миллиона разных магистралей, то они рвали бы друг другу глотки и тоже были бы правы. Каждый.
        - Не хочу разочаровывать, но у меня мотивы совсем не те. Человечество?… Да срал я на него! Извини…
        - Я ведь тоже часть человечества, - сказала она с укором.
        - Это единственное, за что его стоит любить. Время, Земля, человечество… Я, опер Шорох, собираюсь все это спасать. Смешно… - Он погладил холодный подоконник и, случайно коснувшись своего пояса, торопливо вытащил из кармашка второй синхронизатор.
        - Возьми, это твое.
        - Брось куда-нибудь, - отмахнулась Прелесть.
        - Возьми, говорю, и спрячь!
        - Ты чего задергался-то?
        - Расскажи мне, как это - жить без программы. Вот она у тебя кончилась, и… что ты теперь чувствуешь?
        - А ты сам не знаешь?
        - Откуда?! - вырвалось у Олега, и он мысленно отхлестал себя по губам. - Откуда я могу знать, что ты, Прелесть, чувствуешь?! Да… я не о том, наверно… - Он беспокойно огляделся, словно ему за воротник свалилась гусеница. - Мне скоро уходить, Ася.
        - Мы можем больше не увидеться?
        - Можем…
        Олег представил, как сейчас, в этот самый момент, Иванов открывает сейф и ставит туда чемоданчик… или не сейчас, а через секунду… или через две… Он подумал, что если будет считать убегающие мгновения, то доберется до последнего еще быстрей. А Иван Иванович покинет бункер, и его безумная многоходовка тут же выйдет на следующий круг.
        - Я буду тебя ждать, - сказала Прелесть.
        - Да… Хорошо…
        - Что «хорошо»?… Что ты мямлишь, осел?! Сколько тебе осталось?
        - Не знаю. И я не знаю, как это будет… выглядеть со стороны. Не смотри на меня.
        - Чего ты боишься, Шорох?
        - Ты не должна этого видеть.
        Он собрался уйти в комнату и уже шел к двери, но люстра на кухне вдруг погасла. Не была света коридоре. За стеной замолчал телевизор.
        - Судьба… - обронила Прелесть.
        Олег услышал, как вжикнула «молния», только не сообразил, на чем. Кажется, Ася была в свитере - в том самом, который он купил ей вместо разорванной футболки. Она стояла рядом, совсем близко, но прежде чем Шорохов смог до нее дотянуться, он понял, что уже не успеет.
        Иван Иванович положил программатор в сейф и вышел из бункера…
        Олег поймал комара на лету и медленно скатал его в комок, - тот размазался между пальцев и перестал существовать.
        «Прощай, насекомое… - умиротворенно прошептал Шорохов. - Согласись, в декабре тебе делать нечего».
        Ночь за окном была серой от снега, поэтому он без труда разглядел и байковую рубашку на стуле, и будильник на телевизоре.
        Поднявшись, Олег оделся и вышел из комнаты. На кухне горел свет, в ванной лилась вода - все как положено. Как и было.
        Взяв на подоконнике пачку «Кента», Шорохов прикурил и заглянул в ванную. За клеенчатой занавеской кто-то принимал душ - определенно, женского пола, со знакомой фигурой и легко угадывающимися чертами знакомого же лица. Олег отодвинул шторку и, бесцеремонно полюбовавшись, стряхнул пепел в раковину.
        - Не мерзнешь тут?…
        - Холодно… - пожаловалась женщина. - Шорохов, закрой дверь!
        - Как скажешь. - Он выполнил просьбу и, не сводя глаз с обнаженного тела, уселся на край ванны. - Может, представишься?
        - Ха-ха!
        «Правильно, - подумал Олег. - „Ха-ха“… точно так Ася тогда и ответила. Сколько раз я спросил, как ее зовут? Семь или восемь, не помню…»
        - Я попробую угадать. Наверное, ты… - Он изогнул брови. - Ты Алена? Нет?…
        - Ой, ладно, Шорохов, прекрати! Не смешно.
        - Значит, Асель.
        Ее челюсть медленно поехала вниз.
        «Что ты на это скажешь, ласточка белокурая?»
        Женщина покрутила краны, сделала еще пару необязательных движений и вновь начала поливать себя из душа. Вероятно, ей требовалась пауза, чтобы собраться с мыслями.
        На выпускном тесте Ася изображала не то любовницу, не то жену. Полгода учебы Шорохову закрыли, и он, по идее, видел ее первый раз в жизни. Удивляться обязан был он - на это тест и рассчитан. До чего же, однако, забавное мероприятие…
        Олег затушил окурок и погладил женщину по ноге. Та вздрогнула, но промолчала. На прошлом круге он несколько раз спросил ее имя, и реплики в программе были выстроены под этот диалог.
        «В программах, - уточнил Шорохов. - И в моей, и в ее».
        Он давно уже разглядел, что татуировка на левой груди, как, впрочем, и на правой, у женщины отсутствует. Служба действительно заменила Асю клоном, это было проще, чем разыскивать по Москве сбежавший прототип. Тем более сбежавший с будущим Стариканом, начальником этой самой Службы.
        - Давай спинку потру, - предложил Олег.
        - Не надо! - отшатнулась она. - Ты мне мешаешь! «Браво, сестричка. Выходит, отойти от прописанного текста не так уж и трудно… Изменились внешние обстоятельства, я начал говорить другое - и ты в ответ тоже говоришь другое…»
        - Слушай, соскучился я по тебе что-то… - Шорохов сделал вид, что собирается снять штаны.
        - Уйди отсюда! - крикнула женщина. Для жены слишком экспрессивно, для любовницы - тем более.
        - Ну, во-от!.. - разочаровался он. И как-то бессознательно положил руки ей на талию.
        Вода из душа лилась ему за шиворот, стекая по спине и брюкам прямо в тапочки, но Олегу даже нравилось: в этом было что-то бесшабашное, подростковое…
        «А может… - мелькнула сладкая мысль, - может, ну его на хрен, этот тест?! И этого Лопатина… Камеры, интересно, тут не повесили?»
        Шорохов оглядел потолок и снова повернулся к женщине. Почти Ася: зеленоватые глаза - обычно такие насмешливые, но сейчас совершенно растерянные… мокрые волосы, свившиеся тонкими колечками… и белая кожа, вся в маленьких прозрачных росинках… Прелесть часто оказывалась рядом, но Олегу всегда чего-то не хватало, всегда - чуть-чуть. Сейчас она снова была близко, и его уже ничто не держало. Даже камеры наблюдения. Ведь она была… почти Ася, только без прошлого и будущего. Рожденная, как мотылек, на несколько дней. Почти Ася - но без морского конька на левой груди. Не Ася. Клон.
        Оттолкнув его руки, женщина сдернула с крючка полотенце.
        - Холодно… - зачем-то пояснила она.
        Олегу вдруг стало неловко. Он мог бы поглумиться над кем угодно, это легко - когда заранее знаешь, чем все закончится. Однако перед ним был не человек, а копия, появившаяся на свет совсем недавно, за пару часов до него. Заурядный клон с заурядной программой - такой, каким был он сам и каким родился бы снова, если б не разнес череп тому программисту.
        - Извини… - буркнул Олег и вернулся на кухню. Пачка «Кента» была пустой - он оставлял себе только одну сигарету. Что оставлял, то и получил. Угостившись Асиным «Салемом», он вытащил из холодильника батон колбасы.
        Спустя минуту вошла Копия - в розовом халате и в розовых тапочках. Остановившись посередине, она странно посмотрела на Олега.
        Шорохов спохватился, что колбасу резал не он, а Прелесть. А он… Вроде бы сидел. Тупо пялился. Курил и не верил глазам.
        Олег бросил нож и подвинул к себе стул. Копия торопливо заняла его место. Со стороны это выглядело немного неестественно, но так, по программе, ей было легче. Олег уже не потешался. Он искренне хотел ей помочь, но… о чем они тогда говорили, он помнил лишь в общих чертах. Детали он просто забыл, как может забыть их любой нормальный человек. Кажется, в тот раз он без конца спрашивал ее имя, и сейчас это могло бы пригодиться, но он из-за своей глупой бравады все испортил. Смутил девчонку…
        - Гм, девчонку… - прошептал Олег.
        - Что?… - Копия обернулась и на мгновение застыла. - Чай будешь?
        - Наливай, - сказал он и понял, что опять промахнулся. Не так надо было, не так… Он же беспокоиться должен. Проснулся - а у него дома девушки посторонние. С морскими коньками. А на улице вместо июля декабрь…
        Олег подошел к окну.
        «Удивись, дубина! - приказал он себе. - Хоть по системе Станиславского, хоть еще по какой системе… Сделай большие глаза, неужели трудно? Не морочь девчонке голову, зачем ей все эти сомнения?…»
        - Ну ни фига!.. Во, снега навалило-то! - деревянно проговорил он.
        Копия сразу оживилась.
        - А что бы ты хотел в декабре? - спросила она не без сарказма. - Пальмы?…
        - В декабре?… Ага, в декабре…
        Копия налила чай - много сахара, мало заварки, - и, присев напротив, поиграла сигаретой.
        - Я представляю, - сказала она. - Это самая забавная часть…
        - Серьезно?…
        - Неужели тебя и, правда, ничего не волнует?
        - А что меня должно волновать? Нет, волнует, конечно… - неуверенно добавил он.
        - Время… Земля…
        - Человечество… - вырвалось у Олега.
        - Прелесть что такое! - Копия встала и, выразительно помахав ножом, швырнула его в раковину. - Ты скотина, Шорохов! Тебя же не закрыли!
        - Мне тоже так кажется, - раздалось из дверей. Появился Лопатин - в расстегнутом пальто, в шляпе и с погасшей трубкой в зубах.
        - Молоде-ец, Шорохов… - сказал он, бросая шляпу на стол. - Такое впечатление, что не я тебя проверяю, а ты меня.
        - Вас-то чего проверять, Василь Вениаминыч? Вы человек проверенный…
        - Нет, ну ты посмотри на него! - возмутился Лопатин. - Издеваешься, да?! Молоде-ец… Что же сразу-то не сказал?
        - Мало ли… Я решил, что так и надо. Начальству видней…
        «Любопытно, Вениаминыч, как ты выкручиваться будешь… - подумал Олег, глядя ему в глаза. - Не можешь ты меня не взять, Вениаминыч. Не имеешь права. Я же не рядовой опер, я спецпроект. Даже если я тебе в морду плюну. Все равно буду в твоем отряде. Он ведь под меня и создан, твой фальшивый отряд».
        Лопатин потупился, словно все это услышал, и, достав мнемокорректор, убедился, что закрытых секторов у Олега нет.
        - Превосходно, - процедил он. - Мои поздравления, Шорохов…
        - Еще один пролетел! - объявила Копия. - Надо же, вся группа засыпалась, первый раз такое…
        - Ты в отряде, Шорохов, - неожиданно сказал Лопатин. - И ты, Ася. Хватит тебе в школе киснуть… - Он спрятал трубку и взял со стола шляпу. - Чего заснули? Переодеваться! Бегом!
        По лестнице спускались молча. Копия злилась на Олега за сорванный тест и на Василия Вениаминовича - за то, что берет в отряд кого ни попадя. Выпускной экзамен завалили все, но никто не был так бездарен, как Шорохов. Тем не менее им предстояло служить вместе: ей - окончившей школу уже полгода назад, и ему - хамоватому, неумному, даже и не хитрому курсанту. Но отказаться она не могла…
        Лопатин проклинал начальство и служебные секреты. Ему, ветерану, доверили ровно столько информации, чтобы по незнанию не наломать дров. Олег Шорохов - клон, и все, что он будет делать, - хорошо и правильно. Остальное координатору отряда, как и рядовым операм, было недоступно. Единственное, что он мог себе позволить, - это выкинуть Шорохова на мороз, когда поступило распоряжение «отпустить и не трогать». Лопатин команду выполнил, причем с удовольствием: велел отпустить клона в районе Печатников, во дворе потемней и потише… Выполнил недавно, всего час назад, когда Шорох явился в эту квартиру и увидел контейнер со своим еще не активированным телом…
        Олег ни к кому претензий не имел, но тоже помалкивал: его заботила предстоящая операция. Лопатин намеревался отвезти их в бункер. Вообще, все его намерения были известны наперед, и Шорохову это нравилось. В бункере он рассчитывал получить синхронизатор и немедленно откланяться. Как это сделать, он еще не знал, но был уверен, что уйти он сумеет. Олега смущало лишь одно обстоятельство: все, что с ним произошло после сканирования, в памяти не отложилось, вернее, не попало в новую мнемопрограмму. Он помнил контактный обруч, помнил внезапную темноту… Дальше начиналось небытие.
        «…иди за собой и жди Дактиля…»
        Олег сел рядом с Копией и поймал себя на том, что ему трудно отвести от нее взгляд. Она так же, как Прелесть, держала свою тонкую сигаретку, так же косилась в окно, и пахло от нее точно так же. У них было только одно отличие, и сейчас оно пропало.
        «Можно подумать, ты ту, настоящую, часто видел раздетой», - напомнил себе Олег.
        - Шорохов, имей совесть! Не смотри на меня такими глазами.
        «Отличие не в татуировке И даже не в том, что та - прототип, а эта - клон. Эта через три дня погибнет, чтобы та осталась…»
        - Шорохов, не надо на меня таращиться!
        «А если тебе что-то не по душе в этом раскладе, ты в силах его изменить. Но одна из Прелестей все равно умрет. Выбирай, дружище… Рвался к свободе выбора? Дорвался. Пользуйся».
        - Да что с тобой, Шорохов?!
        «К черту!.. Клоны для того и нужны, чтобы заменять людей. Иногда за них жить, иногда - дохнуть. И ты такой же…» - сказал себе Олег.
        - Оперативный позывной всегда и везде давал координатор, - проговорил Лопатин, включая радио. - Но я против этого правила. Вы ведь не животные, чтобы вам посторонние люди кличку выбирали. Предложения есть? Нужно, чтоб имя было коротким, из одного или двух слогов.
        - Меня везде «Шорохом» звали, - сообщил Олег. - Если вы не против.
        - «Шорох»? - переспросила Копия. - Прелесть какая…
        - Не против, - откликнулся Василий Вениаминович и тоскливо посмотрел на них в зеркало. - А ты, Асенька?
        - Я… еще не сообразила.
        - Ну, соображай, соображай…
        Олегу показалось, что позывные у Лопатина давно заготовлены.
        Машина свернула на трамвайные пути, через двести метров снова свернула в переулок и остановилась возле бронированной створки с табличкой «АО Крыша Мира».
        - «Прелесть», - ни с того ни с сего изрек Василий Вениаминович. - «Шорох» и «Прелесть». Нормально, между прочим. Уж получше, чем какие-нибудь Рысь и Викинг.
        Олег отметил необоснованность этой реплики, но говорить ничего не стал. Новоиспеченная Прелесть возразить не решилась.
        Дверь на нижней площадке была лишь одна - в кабинет. Вторая, в производственный отдел, пропала. Служба снова функционировала, и о существовании теневой петли вряд ли кто догадывался.
        Кабинет оказался в первозданном виде. Собачий холод и горы пыльной бумаги.
        - Не хватает настольной лампы, - сказала Копия. - Сюда нужно лампу с зеленым абажуром. И бюстик.
        «С морским коньком», - мысленно добавил Шорохов.
        Василий Вениаминович распаковал уничтожитель документов, и Олег занялся резкой бумаги. Взяв один лист наугад, он обнаружил знакомый текст:
        «СУБЪЕКТ: М., 55, Россия, 2049.
        ОБЪЕКТ: Ж., 22, Россия, 1997.
        ВТОРЖЕНИЕ: передача лекарственных препаратов (эмбриоган, иммунактив-тетра, геморегулон)».
        Этот отчет запомнился Олегу еще и тем, что операцию выполнял Лис.
        Внизу стояла подпись:
        «Оператор Пастор».
        Шорохов просмотрел десяток бланков, но упоминаний о Лисе нигде не нашел.
        Копия закурила, и Олег подвинул к ней пепельницу. Василий Вениаминович выдал служебный пояс и принялся что-то рассказывать. Шорохов слушал и кромсал посеревшие листы - пытался понять, почему он все еще здесь, и… не понимал.
        «Иди за собой и жди Дактиля».
        В голове крутилось нечто неуловимое - такое, что можно почувствовать, но нельзя ухватить. Вроде комара в темной комнате…
        Так прошло минут сорок, пока не прибыл двойник. Он финишировал в углу, и Олег, уловив чье-то внезапное появление, отшатнулся в сторону, хотя и ждал.
        - Здрась, Василь Вениаминыч!.. Привет, Аська!.. Выглядел Шорох посредственно: небритый, осунувшийся, весь какой-то измочаленный.
        - Василь Вениаминыч, я тут еще часа два проторчу. А бумажки и Прелесть порезать может.
        Уломать Лопатина оказалось несложно. Координатор как будто тоже был к этому готов и сопротивлялся, скорее, для порядка.
        - Главное, не дергайся, - напутствовал Шорох. - Операция простая, как в учебнике. Все у тебя получится.
        - Я надеюсь, - ответил Олег и раскрыл синхронизатор.
        «Иди за собой и жди Дактиля».
        Очутившись в темноте, он вытянул руку и нащупал выключатель. С треском вспыхнули плафоны, лишь центральный, так толком и не загоревшись, начал нервически подмигивать.
        - Поговорим?… - вкрадчиво произнес Шорох. Он сидел на месте Василия Вениаминовича и выводил сигаретой в пепельнице бесконечную восьмерку. - У меня к тебе просьба. Скоро в моей группе… то есть в твоей… пройдут повторные тесты. Тебе достанется Рыжая. Из нее, между прочим, славный опер получился бы.
        - В моей группе?… Не морочь голову. Рыжая не сдаст экзамен никогда. - Олег прислонился к столу и тоже закурил. - Спасибо, Шорох, ты свою задачу выполнил. Теперь отваливай, не до тебя мне.
        Тот растерянно посмотрел на пачку «Кента».
        - Откуда сигареты?… Ты же их оставить должен… был… Там.
        - Свободен, говорю!
        - Я?… Свободен, да?… - с сарказмом спросил Шорох.
        - О, не надо, не надо этого! Только не грузи!..
        - Ты сам-то откуда, двойничок? - прищурился Олег.
        - Все нормально, Шорох. Придет время - узнаешь. А сейчас будь добр!.. Ты ведь на автовокзал собираешься? Служебный автобус искать? Вот иди, ищи. Успехов тебе громадных.
        - Что-то я… не совсем… Ты кто такой, Шорох?
        - Как и ты. Шорох. - Он снял с пояса станнер. - Мало времени, честное слово. До трех досчитаю, а там уж не обижайся…
        Двойник медленно поднялся, и Олег отметил, что его ладонь немотивированно движется к ремню.
        - Шорох, ты стрелять не будешь, А я - буду.
        - Что ты, двойничок?… Ты выстрелишь? В меня?!
        - И даже в тебя, - серьезно ответил Олег. - В любого, кто мне помешает. Такой уж оказался прайс. Непомерный высокий. Самому не верится…
        - Время, Земля?… - Он запнулся. - Человечество?… Мы ведь с тобой на него… на них на всех…
        - Я тоже так думал. Кстати, уже два с половиной.
        - Что «два с половиной»?…
        - Скоро «три». Упадешь и будешь тут лежать. До-олго будешь…
        Шорох, не отводя взгляда от станнера, вытащил синхронизатор.
        - Я ухожу, - предупредил он.
        - Быстрее.
        - Ухожу… Но я только хотел…
        - Быстрее!
        Шорох, торопливо набрав дату, исчез. Олег перевел дыхание. Больших неприятностей от двойника он не ожидал, зато ожидал Дактиля. Он предчувствовал, что курьер скоро появится.
        Олег даже не успел докурить.
        Дактиль был одет, как на свидание, точнее - как на том свидании, когда Шорохов застал его мертвым. Сейчас крови не было, и курьер выглядел на все сто: костюм, галстук, хорошая рубашка. В руке он держал плоский чемоданчик.
        Олег едва посмотрел ему в глаза и сразу все понял. Просто так программатор с собой не таскают.
        - Привет… - бросил Дактиль. - Ну?…
        - Ну?… - повторил Шорохов. - Я тебя слушаю.
        - Ах, это ты меня?… - Курьер сел в кресло и положил чемодан себе на колени. - Дай закурить, что ли… Так это, значит, твоя копия? - Он хлопнул по пластмассовой крышке.
        - Аккуратнее! Да, тут копия… моя копия. Кажется, до их разговора в бункере Дактиль еще не дожил. Вот и славно.
        - Хорошо, что пришел, - сказал Шорохов. - Посоветоваться надо.
        - Твоя Прелесть умеет уговаривать…
        Олегу стало смертельно тоскливо. Зачем она это?…
        Дактиль, увидев, как он побледнел, залез в карман и швырнул на стол полиэтиленовый пакет с чем-то влажным, похожим на тряпку, которой собирали лужу кетчупа. Потом подергал себя за галстук и, кивнув на комок в пакете, коротко пояснил:
        - Это он.
        Сделав пару неумелых затяжек, курьер добавил:
        - Галстук стоил двести девяносто пять евро.
        - Почти триста, - заметил Олег.
        - Проблема не в этом. Галстук мой, и кровь на нем тоже моя.
        - Действительно проблема… Такое впечатление, что тебя где-то обработали той штукой… не знаю, как называется… В общем, она кишки наружу выпускает.
        - Во-во! - поддержал Дактиль. - Есть такое впечатление, есть! Только не где-то, а здесь, в нашем же бункере! Правда, неизвестно - когда…
        - Но ведь это самое важное.
        - Самое важное, Шорох, чтобы… - курьер закашлялся и продолжить смог не скоро. А когда все-таки продолжил, то дымом подавился уже Олег. - …Чтобы ты, гнида, сказал своей отмороженной Прелести, чтобы она…
        - Полегче, Дактиль! - прошипел Олег.
        - Чтобы она мне больше таких презентов не делала… И этот пусть компенсирует.
        - Прелесть?!
        - Принесла мне подарочек, представляешь?… Я ей время назначил… так, пригласил в гости… поболтать. А она финишировала и стоит, смеется. Говорит, надо к Шороху подскочить на минутку, И галстук, весь в кровище, протягивает. Самая, говорит, лучшая мотивация из тех, что я могу тебе дать. Я надеюсь, это шутка… хотя не слишком удачная… - Курьер глянул на Шорохова и осекся. - Так ты в курсе? Она меня почикала?…
        - Жить будешь, - пообещал Олег.
        Он не мог поверить, что это сделала Ася. Вспомнил, как Дактиль сидел в этом самом кресле, и содрогнулся. Нет, Ася, не смогла бы. Скорее, она просто воспользовалась моментом. Шорохов и сам тогда воспользовался, но он в качестве доказательства принес Дактилю оружие. А Прелесть - окровавленный галстук. Оригинально. И весьма эффективно, раз курьер прибыл не с пустыми руками.
        - Откуда у тебя прибор? - спросил Олег.
        - У кого же ему быть? Твоей копией занимается Лопатин, а его операции с клонами обслуживаю я. Вениаминыч всегда их на меня переваливает. Тебе-то оно зачем?…
        - Надо, - сказал Шорохов. - Открывай. Дактиль без возражений переставил программатор на стол и откинул крышку.
        - Это что? - спросил Олег, тыкая в каракули на голубом поле.
        - Ты компьютеры видел когда-нибудь?
        - Не умничай, - предупредил Олег. - Вот это: «Правка», «Настройка», «Отладка»…
        - Я в программу не полезу! - замотал головой курьер. - На этом такие мозги сидят, а я - кто? Я исполнитель! Хард, софт… Вся любовь.
        - Ну хоть что-нибудь… Давай посмотрим, на сколько лет она рассчитана.
        - Тебе любопытно?
        - Да, мне любопытно…
        - Только посмотрим! - предупредил курьер.
        Если это был тот прибор, что Иванов оставил в сейфе, - а другим он быть и не мог, - то в нем находилась последняя версия мнемопрограммы Шороха. Окончательный вариант его биографии.
        - Ого! - Дактиль присвистнул. - Копия у тебя будет жить долго, аж до девяноста с гаком.
        - Значит, я тоже столько проживу?
        - Столько ты прожил бы в магистрали, а теперь ты в Службе Судьба у человека есть, но она нигде не записана, ни на каком носителе. Ее можно узнать, лишь заглянув в будущее. Этим мы с тобой и отличаемся от клонов. У них все тут, в программаторе, а у нас… У нас - на небе.
        - И… какая у него будет жизнь? - выдавил Шорохов. - Счастливая?…
        Курьер засмеялся.
        - Что ты о нем печешься? Он теперь сам по себе. Ну, почти уже… Вот из ящика вытащим, софт загрузим - тогда да… Начнется у манекена жизненный путь. А пока он еще мясо в растворе. И вот, - Дактиль постучал пальцем по прибору.
        Олег рассыпал сигареты.
        - Погоди, погоди… - суетливо произнес он. - По моим часам, его уже загрузили. Сегодня.
        - А на моих - вообще февраль две тысячи третьего. Ты как ребенок, Шорох! Эту железку еще не использовали.
        - И в ней можно… что-нибудь… слегка…
        - Э, нет! Мы же договорились'
        Олег запихнул сигареты обратно в пачку, одну сунул в рот. Прикурил. И наконец решился посмотреть Дактилю в глаза.
        - Жить охота? - спросил он. - Вот и мне тоже. Так охота, что сил нет.
        - Ты о чем?…
        - Об этом, - Шорохов подвинул на столе мокрый галстук. - Почти три сотни евро, такую вещь испоганили! Жалко… Ну, хоть на крови сэкономил. Кровь-то у тебя бесплатная…
        Дактиль достал из пепельницы свой окурок и зачиркал зажигалкой.
        - Шорох, что ты меня стращаешь? При чем тут моя жизнь?… И твоя?…
        - Твоя зависит от моей. А моя… она вся тут, - Олег тоже постучал по крышке, но тише и осторожней.
        - Как у Кощея?… - нервно хохотнул курьер.
        - Эту шутку я уже шутил, - отозвался он. - Да и не смешная она…
        - Ты… клон, Шорох?!
        Олег вспомнил, как в прошлый раз доказывал это Дактилю и ничего в итоге не доказал.
        - Я должен знать свою программу. В идеале - всю. В реале… хоть что-нибудь.
        Курьер с неохотой развернул экран на себя и тюкнул по какой-то клавише.
        - Ну-у… А что конкретно тебя интересует? Тут прошлое. Мнимое. Тут будущее. Между ними точка загрузки. День рождения клона, - пояснил он виновато. - Сколько ему… Двадцать семь лет…
        - Будущее, - потребовал Олег.
        - Будущее - оно длинное. Тем более у него. У тебя… - поправился Дактиль. - То есть у него…
        - И что там, в моем длинном? В самом ближайшем.
        - Ты думаешь, жизнь наполнена какими-то интересными событиями, да? Треть уходит на сон. Остальное - тягомотина, треп всякий… - Курьер снова щелкнул клавишей. - Вот: «Бомбите города», «Жрите землю»… Болтовня пуст…
        - Что-что?! - Олег вскочил и встал у него за спиной. - Что?! Какие еще города?!
        - Это реплики, Шорох. Реплики и ремарки, как в пьесе.
        Символы на голубом поле выстроились в столбик и приобрели вид нормального текста:
        «МНЕ ВСЕ РАВНО ЧТО ВАМ ПРИДЕТСЯ ИЗМЕНИТЬ В МИРЕ (пауза: 1,0 - 1,2 сек.) ЖРИТЕ ЗЕМЛЮ (пауза: 0,8 - 1,0 сек.) ПОДАЙТЕ ОДНОМУ ЧЕЛОВЕКУ ВЫЖИТЬ (восклицат.) И Я ПОМОГУ ВЫЖИТЬ ВАШИМ ЧЕТЫРНАДЦАТИМИЛЛИАРДАМ ИЛИ СКОЛЬКО ВАС ТАМ УЖЕ НАПЛОДИЛОСЬ (кон, реплики)».
        - Просто реплики… - сказал курьер.
        - Ну-ка, назад прокрути!
        - Пожалуйста… Это у него в прошлом. В воображаемом, конечно. В том, которое еще до момента загрузки…
        - Программа?…
        - Тут все - программа. Мы же не хироманты… Олег поморщился и прочитал предыдущий абзац: «А ЦЕНА ТАКАЯ ПОТОМОК (пауза: 1,0 - 1,2 сек.) АСЯ БУДЕТ ЖИТЬ (пауза: 0,5 - 0,7 сек.) ЕЩЕ ТРИ ДНЯ И ЕЩЕ ТРИ ДНЯ И ЕЩЕ ПОКА НЕ ПРЕВРАТИТСЯ В СВАРЛИВУЮ СТАРУШКУ (пауза: 0,3 - 0,5 сек.) ПОКА Я САМ НЕ НАЧНУ ТОЛКАТЬ ЕЕ В МОГИЛУ»…
        - И в другом отрывке тоже про некую Асю… - заметил Дактиль. - Не слишком ли она дорого стоит?
        - Ася - это Прелесть. Я сам недавно все это говорил. Но это не программа. Это воспоминания. Это было! Согласись!.. Ну?!
        - Нет, Шорох. «Надысь» от «намедни» я еще отличаю.
        - Тот разговор сюда попал, потому что меня сканировали. Уже после активации. Я прожил несколько дней, и с меня сняли мнемопрограмму. И разговор вместе с искусственными воспоминаниями…
        - Я могу это подтвердить, - сказал Дактиль. - Если тебе так хочется. Но если ты ждешь честного ответа… Нет. Дело не в том, что эти реплики находятся перед точкой загрузки. Они по своей природе - программа. Они кем-то выстроены и отредактированы. Клон в действительности мог их уже озвучить, и неоднократно. При проверке сложных подсадок такое случается: программу прогоняют, иногда несколько раз… Ты говорил не от себя, Шорох. Ты проговаривал вложенный текст.
        - И все мои поступки тоже?…
        - Так же, как слова. Программа клона не допускает импровизаций. Иначе это уже не программа.
        - Но она у меня сбилась! Я сделал то, чего в ней не было!
        - Такое не исключено, - ответил Дактиль. - Когда тебя загрузили?
        - Часа три назад примерно.
        - Вот в эти три часа ты и мог ее сбить. Вряд ли сам, скорее, с чьей-то помощью. А все, что хранится у тебя в памяти… все, что ты прожил до и после сканирования…
        - После?… И это тоже здесь?!
        Олег вгляделся в экран, но голубое поле заняла прежняя клинопись.
        - Мало болтовни, много действия, - пояснил Дактиль смущенно.
        - Получается, сбой программы был фиктивным, - догадался Олег. - И этот сбой - тоже часть программы…
        Теперь он понял, почему не ощущал никакого внутреннего конфликта - когда выстрелил в Алексея, когда допрашивал Иванова и когда предъявлял ему свой ультиматум. Все это не входило в противоречие с установками. Совсем наоборот… И когда Иван Иванович схватил со стола пустой револьвер, он уже знал, чем все это закончится. Он не явился в ту же точку позже, не стал исправлять свою ошибку, поскольку ошибки не было. Все развивалось строго по сценарию. И требование Олега по новой сканировать ему память - тоже. И само это фальшивое сканирование…
        - А смысл? - воскликнул Шорохов. - Для чего закладывать такие воспоминания? Сначала объяснять человеку, что он живет по написанному, а потом делать вид, что у него чего-то там не сработало…
        - Это все ко мне вопросы? - удивился Дактиль. - Ну, ты даешь! Да, встраивать в мнемопрограмму факт ее осознания как будто незачем… Если нет особой причины. А причина может заключаться в мотивации.
        - Мотивация у меня и так есть.
        - Значит, понадобилась посильнее.
        - У меня сильная.
        - Значит, еще сильней понадобилась! Я не знаю, Шорох, что ты меня терзаешь?! Я тебе одно могу сказать: никакой ты не клон. Выбрось это из головы! Клона к его собственному программатору никто не подпустит.
        - Как будто все в жизни можно предусмотреть…
        - Не в жизни, Шорох, в программе! В ней только так: все предусмотрено и прописано. И если бы ты был клоном… мы бы сейчас с тобой не встретились. Тебе бы просто не позволили.
        - Будущее! - бросил Олег. - Самое начало, сразу после активации.
        Курьер пробежался пальцами по клавишам, и колонка символов поехала вправо.
        - Выпускной тест, - сказал Дактиль. - Слушай, Шорох… Меня не касается, но странные какие-то у вас с Прелестью отношения. То вы с ней… это… А то вдруг того… подрались. Прямо в ванной.
        - Подрались?… Иванов, сука! - Олег врезал кулаком по столу. - Куда он лезет?!
        - Какой еще Иванов?
        - Иван Иванович. Неважно.
        - Но этого же не было?… Значит, программа не твоя!
        - Моя, Дактиль, моя… Вот это дерьмо в меня и собирались забить. До девяноста трех лет. На долгие и счастливые годы…
        - Ты что-то запутался, Шорох. Если тебя активировали, значит, в тебя все уже и забили. А если программа не совпадает с жизнью…
        - Значит, перед загрузкой программу кто-то изменил.
        Дактиль испуганно обернулся.
        - Команда «вырезать» тут есть? - спросил Шорохов.
        - Это тебе не Виндоуз! - взмолился курьер.
        - Но вырезать можно…
        - Ну, можно, можно…
        - Тогда действуй. Все, что находится за точкой загрузки. Все это вонючее будущее. Отрежь его к черту!
        - Шорох!..
        - Сотри. Все, кроме воспоминаний. И твоя смерть станет вероятностью… достоверно несбывшейся.
        - Хорошо формулируешь, коллега.
        - Мы с тобой не коллеги. Стирай!
        - С чего ты взял, что у меня получится?
        - Уже получилось. Мы встретились, а в программе этого быть не могло, ты сам сказал. Она бы этого не допустила.
        Дактиль со стоном вздохнул и, поглядывая на пропитанный кровью галстук, принялся что-то отстукивать.
        «Вот и все… - опустошенно подумал Олег. - Останется одно прошлое. Как у нормальных людей - только неизменное прошлое и неизвестное будущее. Будущее, которого еще нет…»
        Июль тысяча девятьсот семьдесят шестого года был сухим и солнечным. Олег, в остромодной латвийской майке с английским «Peace» на животе, шел от Пушкинской к Никитским Воротам. Все вокруг было пыльное и какое-то одноцветное с навязчивым уклоном в желтый. Нелепые прически, неудобная одежда, невнятные лица. В окнах маленькой парикмахерской торчали выгоревшие фотографии, - Шорохов подумал, что их место не здесь, а где-нибудь в гранитной мастерской. Да и саму вывеску «САЛОН», состоящую из пяти штампованных пластмассовых букв, тоже словно бы сняли с зала ритуальных услуг. Единственное, что Олегу нравилось в тысяча девятьсот семьдесят шестом, так это тепло. Он все шагал и шагал вниз по Тверскому, затягивался зловонным «Пегасом» и отогревался.
        На площади он свернул вправо и, обогнув церквушку, оказался в маленьком, неожиданно сумрачном сквере. Почти все лавки были свободны, и он выбрал ту, на которую сквозь прореху в кронах падал хоть какой-то свет. В дальнем углу дремала старушенция в смешной старомодной шляпе, у нее на коленях распласталась сонная и, видимо, немолодая кошка. Или кот. Напротив, также в одиночестве, сидела девушка лет двадцати с небольшим: босоножки, умеренно открытый сарафан и темные очки на лбу, крупные и несуразные.
        Сбоку, через газон, в скверик вошел жилистый мужчина с такими же «фарами». На нем была полосатая рубашка и джинсы явно подпольного пошива, в руке он держал зеленую бутылку. Мужчина подцепил крышку ключом и, отхлебнув пену, подсел к Шорохову.
        - Здорово, Пастор… - процедил Олег. Тот подался вперед и приподнял очки.
        - У кого тут свидание-то, у них или у нас? - Пастор сделал шумный глоток. - А я опять за тобой. Опять компенсировать. Печально, Шорох… Но я рассчитываю, что мы снова договоримся. Как-нибудь культурно.
        - И я рассчитываю…
        - Вот и отлично. Крикову не тронул, и этих в покое оставь. Зачем они тебе?
        - Быстро объяснить не получится.
        - И медленно тоже, - сказал Пастор. - Такого ты мне не объяснишь никогда.
        Олег пожал плечами и, взяв у него бутылку, запил горечь от местной сигареты. Во рту добавился привкус дрожжей, больше ничего не изменилось.
        - Бросил бы ты свою затею, - лениво проговорил Пастор. - Ведь нормальные люди, никому не мешают…
        - Я же не убивать их собрался!
        - Эх… Ну вот гляди: сидит себе спокойно… - Он показал бутылкой на девушку. Та жест заметила, но предпочла не реагировать. - Подругу ждет. Подруга-то не явится, у нее дочка приболела.
        - Глубоко копнул… - оценил Олег.
        - Служба такая, Шорох.
        - Ты действительно хороший опер. У тебя, наверно, большое будущее.
        - Наверно… Так о чем мы?… А-а! Подружка не явится, - повторил Пастор. - Зато придет друг. Во-он, уже чапает… Да ты и сам все знаешь.
        Олег посмотрел назад. К скверу приближался высокий парень не старше двадцати пяти, одетый примерно так же, как Шорохов, как все вокруг. Перепрыгнув через кованую ограду, он отряхнул брюки и направился к лавочкам.
        - Вот идет простой советский инженер, - вполголоса прокомментировал Пастор. - Проходя мимо… Ай!..
        Тот споткнулся и, поджав левую ногу, завязал шнурок.
        - И что же… - Оператор снова сделал паузу, в это время молодой человек заметил девушку. - Она ему понравилась… Да еще как! Любовь с первого взгляда! На улице знакомиться нехорошо… - умиленно продолжал Пастор. - Она слегка растеряна… Но ей нравятся решительные ребята! Подруги, очевидно, уже не будет… Так почему бы и нет?… Кавалер вполне достойный: не урод, не алкоголик, портки поглажены, ботинки начищены… Парень, заговорив, сел рядом с девушкой.
        - Спорим, что они переспят уже сегодня? - спросил Пастор.
        - Вряд ли. Здесь так быстро не принято.
        - О-о-о!.. У тебя неправильные представления о семидесятых. Скоро они пойдут в кино. Оттуда - в кафе, благо у джентльмена вчера была зарплата и он временно платежеспособен. Потом он позвонит товарищу. Товарищ тоже на коне - дочка в пионерском лагере, жена у тещи. Пустит их на ночь, сам до утра прошляется по городу. Настоящий друг, у меня таких не было, к сожалению… Джентльмен привел бы ее к себе, да он в однокомнатной с родителями. Нереально, согласись…
        - Хватит, Надоело слушать.
        - Я про них могу долго рассказывать. Эту историю я знаю до конца.
        - Ну и что там, в конце?
        - Да все путем. Распишутся, как ни странно. Родят мальчика, - Пастор улыбнулся, широко и нагло. - И будут дальше жить, пока не помрут. Все как положено, как в нормальной мелодраме. Я люблю мелодрамы, Шорох. А ты?
        - Я - нет.
        - Знаешь, в чем секрет их успеха?
        - Ты про кого?…
        - Про мелодрамы, конечно.
        - Тьфу!..
        - В них все так, как хочется людям.
        - А мне нравится, чтобы как в жизни, - ответил Шорохов.
        - Догадываюсь… Тебе что, самой этой жизни не хватает?
        Парень с девушкой поднялись и нарочито медленно направились к перекрестку. Сначала, видимо, в кино…
        - Приятно было пообщаться, - мурлыкнул Пастор. - Надеюсь, что и следующие твои преступления смогу предотвратить с такими же затратами. Сам потом благодарить будешь.
        - Чао… - обронил Олег.
        Пастор встал и кинул бутылку в урну.
        - Да!.. - спохватился он. - Не надо этого!
        - Чего?
        - Не надо, говорю.
        - До встречи.
        - Ну, значит, до встречи… - отозвался Пастор.
        Шорохов перешел улицу, нырнул под арку и, оказавшись в тесном дворике, вытряс из пачки сигарету. Грязно-желтые трехэтажки стояли квадратом, стена к стене, лишь впереди гудела, отражая звуки мостовой, вторая арка. Подъезды здесь вряд ли чем-то отличались, и Олег, прикурив, свернул к тому, что был ближе.
        Высоко забираться он не стал. На площадке между этажами раскрыл синхронизатор, прислушался к дверям и переместился на пятнадцать минут назад.
        Возле дома на качелях сидел Пастор с бутылкой пива.
        - Давно ждешь? - поинтересовался Олег.
        - Шорох!.. Брось ты эту затею, брось!.. Ты ведь в Службе, нашу кухню знаешь: что бы ты здесь ни замудрил, все это всплывет, все будет как на ладони.
        - Пошли, - Олег взял его за локоть и повел к скверу.
        - Старая фишка!.. - скривился тот, выдергивая руку. - Думаешь, покажемся им в нескольких экземплярах - они и того?… От удивления вместо мальчика девочку заделают? Так это не скоро еще будет!
        - Пойдем, я тебе расскажу кое-что. На глаза им не полезу, обещаю. Я просто объясню. Ты тут про их историю распинался… Но все истории, как бы они сейчас ни начались, закончатся одинаково.
        - В две тысячи семидесятом?
        - В семьдесят первом, - возразил Шорохов. - Я знаю, кто создал барьер.
        - И ты намекаешь, что твое вторжение его снимет? Поэтому я не должен тебя компенсировать… Даже помочь обязан, так? Нет, Шорох. Достаточно того, что я вообще занимаюсь этим делом. - Пастор остановился на тротуаре, давая понять, что и сам дальше не пойдет, и Олега не пустит.
        С этого места было хорошо видно обе скамейки. Парень уже познакомился с девушкой и теперь, похоже, травил анекдоты про Чапаева. Пастор, помахивая бутылкой, рассказывал Шороху, где эти двое проведут ночь.
        - За барьером война, - молвил Олег. - Большая война, после которой никого не останется.
        - Если это и так… Пусть себе воюют. Ты тут при чем? Нам с тобой и до барьера хватит… Мы же почти ровесники, я в семьдесят девятом родился… Тысяча девятьсот, - пояснил Пастор. - Через три года, если отсюда считать. Поживем еще. А ты… ради каких-то чужих людей…
        - Ты так говоришь, будто я полмира под нож пустить вознамерился. Мелкое вторжение, незначительное…
        - Точно. Таким оно из нашего времени и представляется. В Службе сейчас завал полнейший, если б не я, на него бы никто и внимания не обратил… Мелкое!.. - воскликнул Пастор. Потом вдруг отстранился и с недоверием посмотрел на Олега. - Шорох, погоди-ка… Ты что, действительно их не узнаешь? Здорово тебе мозги прочистили! Ну, хорошо… Она: Алла Николаевна Терентьева. Пока еще Терентьева, да… Он: Алексей Борисович Шорохов. Ты не можешь их не помнить!
        «Мне даже их лица в памяти заменили… - равнодушно подумал Олег. - Как мне их помнить?…»
        - Присмотрись, Шорох! Глаза, рот… мамины! Нос у тебя папин! Ты что, самоубийца? Тогда это самый изощренный способ. Разлучить родителей, чтобы они ими и не стали, твоими родителями… Но тебе же не могли закрыть всю жизнь!
        «Мне и не закрывали… У меня ее не было,…»
        - Шорох, я догадывался, что ты нездоров. Ты так засекретил свою магистральную биографию, что даже Служба не знает, где ты родился - в каком году, в каком городе… Это уже не вопрос безопасности, это натуральная паранойя. Что ты скрываешь? Что там у тебя, в прошлом?
        - Ничего… - угрюмо ответил Олег.
        - Старикан боится собственной тени? Объясни мне, Шорох!
        - Я пытался…
        - Да не про войну эту мифическую! Зачем ты себя гробишь?! Ты ведь специально уничтожил информацию о своем детстве, юности. Чтобы это казалось рядовым нарушением, до которого у Службы просто не дошли бы руки. Чтобы убрать себя чисто, без следа… Но ради чего?!
        - Ради… - Олег кисло усмехнулся. - Ради человечества.
        Он знал, что будет тяжело, но не предполагал, что настолько. Иван Иванович не сказал главного: против кого направлена операция, чье рождение придется отменить, чтобы возникла новая магистраль, единственный путь к спасению. Поэтому Иванов и хотел снова загрузить в него всю программу, от начала до конца.
        Шорохов пожалел, что заставил Дактиля стереть ему будущее. С программой было бы лучше. Легче. А без нее, добровольно и осознанно, эту задачу выполнить невозможно…
        Олег затоптал окурок и пригляделся к лавочкам. Алла Терентьева и Алексей Шорохов по-прежнему болтали. Их должен был узнать не он, а прототип - Олег Алексеевич Шорохов, проживший девяносто два года, занявший место координатора Службы и ставший исходником для одной копии. Какое этой копии до него дело? Разве что она тоже перестанет существовать…
        Но если так надо… то так и будет. Иначе операция Иванова останется незавершенной, вероятность возникновения его магистрали скатится к нулю, и Старикан не даст команды на свое клонирование. Прототип, тот самый Олег Алексеевич, будет до последнего дня помнить Прелесть, помнить и страдать, но ничего не изменит. Клон исчезнет, как часть сорванной операции, - исчезнет и все, что он сделал. На третий день службы Прелесть погибнет…
        Цепочка получилась короткой, и она пугала Олега чрезмерной, какой-то избыточной ясностью.
        - К чему ты стремишься, Шорох? К смерти?
        - Стремлюсь?… Да.
        - Что ты себе выдумал? При чем тут человечество?
        - Если бы ты знал, как мало я вкладываю в это слово… Я не считаю, что сумма всех ваших жизней дороже одной моей… Но у вас есть то, из-за чего я не могу отступить. Как же она тогда сказала-то?… «Я тоже часть»?… Во!.. Понимаешь, Пастор? - Олег схватил его за рубашку и засмеялся так, что прохожие обернулись. - Она тоже часть вашего человечества! Ты понимаешь, нет?… И мне придется сдохнуть… - закончил он, медленно убирая руки.
        - Кто?! Какая еще часть? Ты бредишь!
        Алла с Алексеем дошли до угла и скрылись за поворотом.
        - Вот и ладненько, - сказал Пастор, успокаиваясь. - Теперь по домам?
        - Ага. - Олег направился обратно во двор.
        - Уймись, придурок!
        - Чего?… - Олег резко остановился. - Ты, опер, забыл, с кем разговариваешь? Желаешь трудной службы?
        - Ох, ох!.. Тебе, обормоту, до верховного координатора, как мне до…
        - Смирно стоять! - рявкнул Шорохов. - Пастор, дорогой… Ты карьерой интересуешься? Я тебя продвину так высоко, как только смогу.
        - За одну услугу… - предположил тот. - И куда ты меня продвигать будешь? Если ты вначале сам задвинешься. На тот свет.
        - Логика есть… - согласился Олег. - Тогда хрен тебе!
        - А мне и так по жизни - хрен…
        - Соплежуй, неудачник.
        - Иди к черту.
        - Лузер…
        - Заткнись! - не выдержал Пастор.
        - А почему бы тебе не вызвать подмогу? Вот это да, самого Старикана покушаюсь… Сенсация, блин!
        - Разберемся… - неопределенно ответил тот.
        - Первое вторжение ты вроде бы компенсировал, а второго объективно еще нет. - Олег посмотрел на сигарету и сунул ее обратно в пачку. - Это твоя версия для Службы, - произнес он тем же тоном. - А в действительности…
        - Ну-ну…
        - Амбиции, Пастор, амбиции. Опер, спасший верховного координатора! Круто! Еще круче - только спасти весь мир, но эта вакансия уже занята.
        - Опять пургу погнал…
        - Одно дело - сообщить о вторжении, другое - раскопать самому и принести начальству готовый результат. А Старикан потом образумится и поощрит. Вы все на это и надеялись. И все ошиблись.
        - Кто это «все»? - ревниво спросил Пастор.
        - Лис. И еще человек двадцать. В вероятности, конечно. Все, кого я ликвидировал. Если бы стало известно, что здесь поднимают руку на Старикана, сюда слетелась бы половина Службы. Скажи, нет?… Но каждый из вас пытался хапнуть славы в одиночку. А прикол в том, что славы эта операция не принесет. Она ведь и вправду рядовая… Я не буду верховным координатором.
        - От такой судьбы не отрекаются, Шорох.
        - Я от большего отрекся. А уж от судьбы-то… У меня ее просто нет. Хочешь проверить? - сказал Олег, заходя в арку. - Смотайся вперед, к нам. Кстати, мне и самому любопытно, кто у нас теперь за Старикана. А потом - снова сюда. Если верховный по-прежнему я, спасай меня и дальше, мне такое внимание приятно. Если же нет… Ты просто забудешь об этой операции. Изначально о ней не узнаешь. Зачем тебе судьбы двух обычных людей, которые встретились где-то в Москве в каком-то семьдесят шестом году… или не встретились… Сколько таких дел уже похоронено? На них особо не выдвинешься.
        Шорохов потянул за облупленную ручку. Из подъезда повеяло сыростью и крысами.
        - Часто видел, как люди цепляются за жизнь… - проговорил Пастор. - Но чтобы наоборот, да еще с таким усердием… Почему бы тебе просто не застрелиться? Ты же свистнул тогда стволу Криковой. Заперся бы в сортире, написал бы записочку…
        - «Кольт» где-то в бункере валяется… Патрон там был только один. Я бы вот тебя с удовольствием пристрелил, но нашелся более достойный. - Олег вздохнул и открыл дверь шире. - Иди убедись: меня в Службе нет.
        - Это будет означать, что твое вторжение состоялось.
        - Состоялось, - согласился Шорохов, поднимаясь по стертым ступеням. - Оно состоялось, и уже давно. Но не то, о котором ты думаешь. Родят меня или не родят… какая тебе разница? Я никто, дружище! Я пустое место, и охранять меня - дело неприбыльное. Позаботься лучше о себе, о том, чего у тебя пока нет.
        - И чего же?…
        - Past or… О будущем подумай, вот о чем. О собственном будущем. А я никуда не денусь. Если что - вернешься прямо сюда. Или еще раньше, на лавочку. Вернешься и будешь меня караулить дальше. Ну?! Давай!
        Олег сел на высокий подоконник и, свесив ноги, закурил. Пастор помялся и прикрыл за собой дверь.
        - Я тебя разыщу, - предупредил он, вынимая синхронизатор.
        - Не сомневаюсь. - Олег выпустил дым в мутное стекло и засек время.
        Оставаться в подъезде дольше минуты он не собирался, - минуты было вполне достаточно, - однако проторчал целых пять. Сигарета оказалась последней, и выбросить хороший окурок Олег не мог. Пришлось дотянуть «пегасину» до самого фильтра Это была единственная причина, по которой Шорохов задержался. Увидеться с Пастором он уже не рассчитывал. После перемещения тот должен был попасть в новую магистраль, где отсутствие Олега уже стало реальностью. Как минимум отсутствие в Службе - если операция все-таки сорвется. Если же не сорвется… отсутствие где бы то ни было.
        Сигарета испустила предсмертный дымок и погасла. Спрыгнув с подоконника, Олег включил синхронизатор и снова попал назад.
        Алла Терентьева сидела на скамейке. Босоножки, розовый сарафан, темные очки. По меркам семьдесят шестого - нормальная современная девушка. Подруга все не шла, у нее, как сказал Пастор, заболела дочка, однако мобильные телефоны в семьдесят шестом были еще фантастикой. Подруга опаздывала, но Алла терпеливо ждала…
        Напротив так же терпеливо ждал Шорох. Он знал, что компенсировать его придет Пастор, и знал, что тот попытается договориться по-хорошему, как в две тысячи третьем, с мадам Криковой. Но Пастора все не было…
        Олег опустился на свободную лавочку справа от Шороха. Девушка заметила его первой. Некоторое время она сравнивала их взглядом и, убедившись в полной идентичности, прыснула.
        Шорох, увидев ее реакцию, обернулся и вздернул брови. Олег показал ему большой палец и жестом велел оставаться на месте. Алла Терентьева продолжала на них таращиться - близнецы, да еще одинаково одетые, почему-то сидели на расстоянии друг от друга.
        Олег проверил часы. Пастор давно должен был прийти… Это означало, что в новой редакции у него пропала причина, по которой он сюда явился. А если нет причины, не возникнет и следствия. И Пастор не явится, потому что первая часть операции уже выполнена: Шорохов отказался от своего будущего. Теперь ему предстояло отказаться от всего остального.
        Алексей Борисович, потенциальный муж и потенциальный отец, перепрыгнул через низкую ограду и отряхнул брюки. Проходя мимо лавочек - между потенциальной женой и потенциальным сыном, - он споткнулся, завязал шнурок и случайно обратил внимание на девушку.
        Олег скрестил на груди руки и наблюдал всю сцену знакомства, до самого конца, пока молодые люди не встали и не отправились в кино. После этого он пересел на противоположную скамейку и, приказав Шороху не двигаться, раскрыл синхронизатор. Народу, кроме бабульки с рыжим котом, поблизости не было, и Олег позволил себе стартовать и финишировать прямо в сквере, за несколько минут до своей точки вторжения.
        Теперь их оказалось трое на трех разных лавках. Девушка, стараясь не засмеяться, разглядывала Шороха-первого и Шороха-второго, но, когда она повернула голову и обнаружила Олега, ей стало не по себе. Третий…
        - Так и будешь тут размножаться? - раздалось сзади. Иван Иванович сошел с газона и сел рядом. - Демонстрация силы? И свободной воли?
        - Силы воли, типа того, - кивнул Шорохов. - А сам-то чего?… Пастора я увел… Сделай сам, это же элементарно.
        - Не для меня… Если б я мог, мне бы и Пастор не помешал. И никто не помешал бы. Но это твоя операция.
        - Мой затейливый суицид… - Олег подавал двойникам знак, что они здесь больше не нужны. Те синхронно поднялись и пошли, каждый - в свою сторону. Алла Терентьева растерянно смотрела то на одного, то на другого. Если Алексей Шорохов пригласит ее в кино, она наверняка расскажет ему об этом курьезе…
        - Хочешь гарантий? - спросил Иванов. - И пока их не получишь, будешь пропускать свою точку снова и снова…
        - По программе я не требовал ничего, - угадал Шорохов. - Провел вторжение без всяких условий. Да? А Прелесть?… Сколько она прожила после моего ухода? Сутки? Час? Когда до нее добралась Служба? Ты ведь палец о палец не ударил? Главное - операция, а она завершилась удачно… в твоей программе. А программы уже нет!
        - Я знаю, - ответил Иван Иванович.
        - Ты и не мог бы ее спасти, даже если захотел бы, - сказал Олег. В нем кипела ненависть, но голос становился все тише. - Тебе нужно было убрать следы, а Прелесть для Службы - такой же след, как я… Я был здорово польщен, когда выяснилось, что человечество зависит от моей персоны… Что ты мне там наплел?… Я своим существованием не позволил вашей магистрали реализоваться? Но это же чушь… Ты просто хотел меня устранить, моими же руками, чтобы объект и субъект совпадали. Получилось бы еще одно кольцо… Что ты молчишь?!
        - Мне нечего возразить. Ты прав. Операция почти закончена, все шесть кругов пройдены успешно. Седьмой - уничтожение улик, того, что неминуемо выведет Службу на исполнителя.
        - Как и с тем сволочным мнемотехникой?
        - И многими другими, - охотно ответил Иванов. - Но со Стариканом сложнее. Он не может исчезнуть из магистрали, как простой оператор. Его необходимо вырвать с корнем, превратить факт его рождения в достоверно несбывшуюся вероятность.
        - А Пастора я и не должен был ликвидировать. Да?… И весь этот блеф с выстрелом из «кольта», со сбоем программы… Зачем он?
        - Во-первых, ты все равно осознал бы себя как клона. Есть вещи, которые скрыть невозможно. Тем более твой прототип склонен к рефлексии, к анализу… Если б ты раскопал это сам, было бы еще хуже. А во-вторых… Дактиль прав: понадобилась мощная мотивация. Теперь она у тебя есть.
        - Ты и про Дактиля знаешь?
        - Мог ли я рисковать, когда идет речь о моей магистрали? Ты всегда был под контролем, за исключением…
        - Что ты называешь мотивацией?! - взорвался Олег. - Мое желание снять с тебя кожу?! Закопать тебя живьем?! Нет, я поступлю по-другому… - он заговорил еще тише, почти шепотом. - Я похороню вас всех. И эта твоя операция…
        - Помнишь нашу встречу в барьере? Я обещал, что у тебя получится…
        - Ка-ак же!.. Человек будущего! Все тебе известно!.. Нет, дорогой потомок. Попробуй сам, если сможешь…
        - Сказал же: нет…
        - Я свяжусь со Службой, - не слушая, продолжал Шорохов, - назову им точку, и они пригонят сюда столько оперов, сколько поместится в этом тухлом семьдесят шестом году. Вторжение не состоится, потомок. Мне хотелось бы увидеть, как твоя магистраль превращается в пепел, но для меня это слишком большая роскошь. Достаточно того, что при мне Алла Терентьева и Алексей Шорохов познакомятся для дальнейшего бракосочетания… - Олег показал пальцем.
        Алексей вышел из автобуса и занял очередь в табачный киоск. Очередь двигалась быстро.
        - Мы говорили о гарантиях, - напомнил Иванов. - Прежде чем ты сожжешь четырнадцать миллиардов жизней, убедись, что готов потерять одну.
        Он кивнул на угол сквера, где сидела бабулька с котом. Или кошкой… Олег, прищурившись, попытался ее разглядеть, но лицо скрывали кружевные поля дурацкой шляпы.
        Вскочив, он добежал до крайней лавки и замер.
        Старушка подняла голову.
        - Это ты?!
        - Олег… Какой же ты молодой, Олег… - Ася спрятала лицо в ладони и, то ли всхлипывая, то ли смеясь, повторила: - Какой ты молодой…
        Кот шевельнул ушами и рассерженно воззрился на Шорохова.
        - Ты чего?… Ася!..
        Она убрала руки и привычно запустила их в рыжую шерсть Глаза, выцветшие, все в сухих морщинках, смотрели с печалью. Брови стали почти незаметными, по скулам рассыпались темные веснушки. Из-под шляпы свесилась прядь волос - невесомых, совершенно седых.
        Кот заурчал и, кажется, всех простил.
        - Ася, если тебе столько лет… Выходит, ты их прожила! Все эти годы…
        - Прожила. Что такого?…
        - Да, может быть… - обронил он. - Ничего особенного… Ты просто жива, Прелесть. Ты жива, вот и все…
        Олег махнул Иванову рукой и окликнул проходившего мимо мужчину:
        - Эй, папаша!..
        Они были почти ровесниками, и это звучало как явный вызов.
        - Что тебе?… Сынок…
        - Шнурки болтаются.
        Алексей выставил левый ботинок и, секунду помедлив, наклонился. И завязал. Крепко.
        - Что-нибудь еще?…
        - Все… Счастливо, папаша.
        - Ну, тогда счастливо… - хмыкнул Алексей и, немного отойдя, оглянулся. - Сынок…
        Олег завороженно следил, как тот приближается к девушке.
        - Ася… Железка у тебя с собой?
        - Железка?…
        - Синхронизатор.
        - Ах, это!.. Железка… - Она улыбнулась.
        - Уходи. Быстрее, Ася, ты не должна этого… Уходи! Старушка, потревожив кота, взяла с коленей сумочку. Алексей уже поравнялся с Ивановым, до Аллы Терентьевой ему оставалось совсем немного.
        Шнурок завязан. И он не споткнется.
        - Ася! Ты еще здесь?
        - Хорошо, Олег, я уйду… Но…
        - Ася, время кончилось! Я тебя любил, и всегда… - Он стиснул зубы и посмотрел на Алексея.
        Еще метр или два до встречи, которой не будет. Еще одна или две секунды жизни, которой, в общем-то, и не было…
        Опомнившись, Олег повернулся к Прелести, чтобы снова ее увидеть, но лавка оказалась пуста.
        Он зажмурился.
        И открыл глаза только через минуту.
        Алексей давно пересек скверик и уже стоял у светофора. Алла по-прежнему ждала подругу.
        Шорохов силился хоть что-нибудь в этом понять. Ноги мелко подрагивали, снизу на мир наплывали радужные круги.
        - Доволен? - спросил, подойдя к нему, Иван Иванович.
        Олег рухнул на скамейку.
        - А ты?…
        - О да, Шорох. - Он сел рядом. - Сказать тебе «спасибо»? От имени четырнадцати миллиардов и всех последующих поколений… На, держи… - Иванов протянул пачку «Кента».
        Шорохов равнодушно принял сигареты и закурил.
        - Прелесть все-таки оставили в покое? Или это опять твои штуки с магистралью?
        - Нет, не мои. Верховный координатор зоны решил ее не трогать. И тебя. Вы уволены из Службы и надежно… хм… залегендированы. - Иванов иронически изогнул брови. - Новый Старикан помешан на безопасности. Но он умеет ценить… маленькие услуги.
        - Пастор?… Отказываться от должности не очень трудно… когда отказываешься от всего. Почему я не исчез?! - воскликнул Олег.
        - Исчез? - удивился Иван Иванович. - Кто же тебе позволит, если все, что сделано, - сделано тобой? Исчезнет исполнитель - исчезнут результаты. Вот поэтому я и не мог прикасаться ни к чему в магистрали. Ты-то в ней останешься… Правда, после уничтожения программы ты не застрахован ни от пьяного ножа, ни от колес грузовика… Программа - это не так уж и плохо, главное, стараться ее не осознавать. Она вела тебя по безопасному пути - до самого барьера и дальше. А теперь ты можешь умереть завтра. Или даже сегодня… Но смерть - это другое. Из магистрали ты не исчезнешь.
        - У меня же нет прототипа…
        - Мнемопрограмму и генокод доставил сюда я. Это всего лишь информация, она считана с реального человека, но не связана с ним физически. Раньше ты был копией, снятой с оригинала, а теперь, допустим, копия, созданная чьим-то воображением. Почти оригинал. Без ясного будущего только…
        Иван Иванович умиротворенно наблюдал, как Алла Терентьева идет к автобусной остановке.
        - Я же всегда подчинялся программе, - сказал Олег, впрочем, без злости, - и до сканирования, и после, и во время того фиктивного сбоя… Как же она позволила себя стереть?
        - Программа не позволяет и не запрещает, она только приказывает. И в ней были еще шестьдесят пять лет… жизни по программе. Встреча с Дактилем там тоже была. Жалеешь?…
        Олег отрицательно покачал головой.
        - В программе прописывается тот или иной поступок, - продолжал Иванов. - Или реплика, или даже мысль… Или - ничего… Я оставил в ней дырку длительностью четыре минуты… Чтобы сделать свободный выбор, тебе понадобилось меньше двух. Теперь этот выбор с тобой навсегда, Олег. С момента загрузки обрезанной программы - на долгие годы. А может, и недолгие… Но я тебе завидую. Сам я на такое решиться не смог. Ни разу.
        Шорохов стремительно обернулся.
        - Иван?…
        - Я просто выполнил свою задачу. И не выбрал ничего иного… Для меня в магистрали место не приготовлено.
        - Даже в твоей?
        - Ни «твоей», ни «моей» больше нет. Они слились и стали единой, общей - с безумной войной семьдесят первого, с тремя десятилетиями звериного выживания, с новыми государствами и новыми войнами… Барьер уже сняли. Ты открыл своему настоящему дорогу вперед. Паршивая дорога, что там говорить… Но где же взять другую?…
        - Иван Иванович Иванов… - негромко произнес Олег. - Это была подсказка? Для меня?
        - Скорее, для меня… напоминание о том, что я искусственный объект. Как будто об этом можно забыть…
        - Но ты столько сделал для своих… Без тебя бы ничего не было!
        - Задача выполнена, операция завершена. А привязанность к сломанным игрушкам - черта детская… Мое человечество давно повзрослело. Да я и сам не уверен, хочу ли этого. Мнемопрограмма сохранится, в ней богатейший опыт. Если когда-нибудь понадоблюсь - активируют снова. Если же нет… то и слава богу.
        - Операция завершена… - повторил Шорохов - На каком круге? Ты говорил, что их восемь,… Потом оказалось семь, и седьмой - технический.
        - Сугубо технический: Старикан Шорох, запустивший это кольцо, так и не родился.
        - Полагаю, что и шестой был не основным. Пятый?…
        - Есть вещи, о которых ты не узнаешь никогда, - проронил Иванов, глядя в землю. - И это скорее хорошо, чем плохо, верно?
        Олег повертел зажигалку и убрал ее в карман.
        - Тогда, с Дактилем, у меня был мой программатор и целых четыре минуты. Ты не боялся? Ведь я бы мог…
        - Что?… - Иван Иванович тоскливо посмотрел на Шорохова. - Что ты мог?
        - Выбрать не это, а… - Олег задумался.
        - А что?… - настойчиво спросил Иванов. - Что выбрать?… Не надо переоценивать свободу. Избавившись от программы, ты совершил ровно то же, что в ней было прописано. Не ради себя, так ради своей Прелести. - Иванов решительно поднялся и, положив ему ладонь на плечо, добавил: - В итоге ты все сделал по программе, Шорох. Но при этом ты еще и страдал. Вот в чем гнусность. Вот что ты себе выбрал, коллега… Ну, чего расселся? Возвращайся. Сломал Прелести программу? Поздравляю. Но кризиса никто не отменял. С ней нужно побыть, о ней нужно позаботиться, иначе… Неизвестно! - Иван Иванович картинно развел руками и так, держа их на весу, пошел к перекрестку. - Неизвестно! - крикнул он куда-то вверх, в желтоватое небо. - Понял, Шорох?! Судьба есть у каждого, и у тебя тоже, просто твоя теперь неизвестна! Что ты приобрел? Скажи, Шорох!.. Что ты получил?! Это неизвестно! Неизвестно! Неизвестно!..
        Он уходил все дальше и продолжал орать, словно пьяный. Люди от него шарахались, но милиционера никто не звал, - похоже, у Иванова сегодня был счастливый день. Точнее, день с установкой на счастье…
        В квартире жарили картошку с луком. Олег захлопнул дверь и заранее приготовил синхронизатор.
        Спустя секунду в коридоре показалась знакомая женщина в шерстяных носках.
        - Костя! Ко-остя! - заголосила она. - Этот малохольный снова приперся!
        Из комнаты раздалось какое-то бурчание.
        Шорохов зашел на кухню и осмотрелся. В раковине, устрашая треснутой ручкой, торчала сковорода. У плиты валялась Асина записка - просаленная, но вряд ли прочитанная.
        «Милый Шорох!..»
        - Костя! - позвала женщина. - Костя, ну что ты не идешь? Костя, ты что, окно там распахнул? Ты обалдел, Костя? Закрой немедленно!
        - Куда телефон дела, чумичка? - проревел в ответ невидимый, но очевидно пьяный Костя.
        Шорохов сунул записку в карман и стартовал.
        - Костя Костя, он опять здесь! И еще…
        - Ко-остя!
        Олегу пришлось перемещаться около двадцати раз - после десятого он уже не считал. Костя был неизменно пьян, его сожительница вечно толклась на кухне то с кастрюлей, то со сковородкой, всегда - в халате и в шерстяных носках. Шорохов двигался вперед, с интервалом в неделю-две, и ему уже не удивлялись. На седьмом финише Костя потребовал выпить за встречу, на девятом Олегу предложили жареной картошки.
        Потом жильцы пропали - появились другие, но ненадолго, всего на два месяца. После них квартира пустовала еще полторы недели. Шорохов сбрасывал даты, набирал новые и остервенело давил в кнопку, пока не обнаружил за столом Лопатина и Дактиля.
        Координатор поигрывал скрученным поясом. Курьер держал наготове станнер.
        - Железки!.. - коротко распорядился Василий Вениаминович.
        Олег отдал свой ремень Дактилю. Тот проверил кармашки и кивнул Лопатину. Через мгновение они оба пропали, остался лишь запах погасшей трубки.
        Шорохов ринулся в спальню и увидел раскиданное по полу постельное белье. Ася лежала, медленно разглаживая пятками матрас, будто пытаясь куда-то уползти. Темная подушка без наволочки промокла и смахивала на камень. Разметавшиеся по ней волосы светились солнечным нимбом.
        В открытом окне заливались воробьи.
        Стянув куртку, Олег сел на кровать и заглянул Асе в глаза.
        - Где ты был, Шорох?… - простонала она. - Мне плохо, Шорох…
        - Это ничего, Асенька. Это пройдет.
        - Я умру, - сказала она. - Умру. Умру.
        - Даже не мечтай. - Олег собрал с пола тряпки и запихнул их в тумбочку. Затем разыскал чистое полотенце и подстелил его Асе под голову.
        - Где мы, Шорох?
        - Не знаю. Где-то,… - он бессмысленно взглянул на часы, - в июле, кажется… Неплохой месяц.
        Она отвернулась к стене.
        - Что-нибудь болит? - спросил он. Ася тихо рассмеялась.
        - Осел… Будешь умирать - я тебя тоже такими вопросами достану… Шорох! - Она приподнялась и схватила его за ворот свитера. - Шорох, я лучше пойду.
        - Куда?!
        - Пойду в бункер, в Службу. Это будет легче…
        - Лежать!!
        Ася обмякла и прошептала:
        - Да… Какая разница?… Уже скоро. Прощай, Шорох…
        - Ну, здра-асьте! Терпи. Оно того стоит.
        - Правда?
        Он взял в руки ее холодную ладонь.
        - Терпи, Асенька, терпи. Это закончится, и начнется совсем другое… Настолько другое, что ты и представить себе не можешь…
        - Я умру, - сказала она так уверенно, что Олег вздрогнул.
        - У тебя еще полно дел! - весело отозвался он. - Надо написать мне трогательное письмо…
        - И о чем?
        - Я тебе продиктую.
        - Ты продиктуешь мне письмо, которое я напишу тебе? Сбрендил, Шорох… Ложись, будем помирать вместе.
        Олег, не выпуская ее руки, прилег рядом.
        - Мне дико фигово… - пожаловалась она.
        - Значит, ты еще живая.
        - Уже недолго, Шорох, недолго…
        - Не называй меня Шорохом, Асенька. Я больше не Шорох, а ты больше не Прелесть. Хотя… нет, ты все равно прелесть. Но это не имя. А умереть тебе не удастся, как ты ни старайся. Это единственное, что я знаю наверняка. Единственное - и про тебя, и про себя… Ты мне еще надоешь, старая карга. Но это будет не очень скоро, я надеюсь. А больше я не знаю ничего. Все остальное неизвестно. Как орал один сумасшедший клон…
        - Сумасшедший клон? - фыркнула Ася.
        - Сумасшедший клон, - хохотнув, подтвердил Олег. - Он орал, что у нас с тобой все неизвестно. И это… как это здорово!..
        - Здорово? У нас нет будущего. Мы здесь чужие, мы здесь не нужны. И не только здесь. Везде.
        - Ты нужна мне, а я нужен тебе.
        - Я в широком смысле, - отмахнулась она.
        - В смысле, про человечество?…
        - Про него, Шорох, про него.
        - Я не Шорох.
        - Ладно. Не Шорох.
        - А что касается человечества…
        - Молчи! - сказала Ася.
        - Да я молчу, молчу.
        Олег держал ее маленькую ладошку и думал, разумеется, не о человечестве. Он видел, как розовеют ее щеки и как сходит со лба испарина, он чувствовал, как замедляется ее пульс. Ася, измученная и уставшая, засыпала.
        Шорохов думал вовсе не о человечестве. Он смотрел на окно без занавесок, на разбитую многими поколениями кровать, на жирные взлохмаченные обои и ощерившийся черными занозами паркет. Олег думал о том, что скоро их выселят и отсюда.
        Криковская карточка исчезла, как исчезло и участие опера Шороха в той акции. Опера Шороха не было. Но Ася проснется голодная, и он должен будет ее накормить. Вот об этом Олег и думал. О том, что будущее начинается не завтра, а наступает сию секунду, и эти секунды, вытянутые вперед, - они и есть будущее. Из них складывается жизнь. И не знать, что там, в туманной магистрали, - это, скорее, хорошо.
        Неизвестность обязывает жить каждой секундой.
        Шорохов подтащил к себе куртку и убедился, что у него нет ни копейки. Ему хотелось полюбоваться на спящую Асю, помечтать о том, что с ними станет лет через пять или через десять, но эти годы нужно было еще прожить. А сейчас - просто достать где-то деньги.
        Он осторожно поднялся и снял свитер. Футболка оказалась ужасающе мятой, но другой он не имел. Зимние ботинки сменить было не на что.
        - Сплошной экстрим, - буркнул Шорохов, заглядывая в зеркало.
        Выйдя из дома, он постоял у подъезда, прикурил и двинулся по незнакомой улице. Олег шел вперед и думал о будущем, своем и Асином, как он надеялся - одном будущем на двоих.
        А впереди была жизнь.
        Евгений Прошкин
        Механика вечности
        ПРОЛОГ
        Сейчас она скажет: «Посуду вымоешь ты». Я заною: «Почему опять я?». Она устало вздохнет: «Но ведь я и стираю, и убираю, и готовлю».
        Вздох - ее любимая реплика. Как я раньше этого не замечал? Далее по сценарию я выкидываю окурок в форточку и плетусь к раковине.
        - Миша, я сегодня так замоталась… Помой посуду, а? Мефодий!
        Почти в точку.
        Забавляясь, стремительно набрасываю фартук и хватаю со стола грязную тарелку.
        - Конечно, Ален, отдохни. Шурик новую повесть закончил - там, на диване лежит. Почитай, интересно. По ящику все равно ничего нет.
        Ее брови выползают на лоб и застывают у самой челки.
        - Сударь, вы решили стать идеальным мужем?
        - Иди, иди, пока я добрый.
        Алена, одолеваемая сомнениями, уходит с кухни, а я не спеша занимаюсь привычной когда-то работой: чашки на полку, тарелки в сушку, вытереть со стола. Да, еще ополоснуть раковину. Все.
        Все это уже было, и неоднократно. Можно спорить, можно скандалить, финал будет тот же: посуду придется мыть мне. Такая уж у нас традиция, и ломать ее не хочется. Тем более, что до конца нашего брака осталось всего полгода. Через шесть месяцев наступит десятое апреля. Эту дату я запомнил навсегда.
        Десятого апреля я вернусь окрыленным: у меня, наконец, примут повесть. В издательстве я встречу Кнута, и там же, в буфете, он раскрутит меня на небольшой банкет, поэтому домой я приду поздно, зато с огромным букетом розовых гвоздик. Однако цветам будет суждено отправиться в мусоропровод, поскольку прямо с порога я узнаю, что жены у меня больше нет.
        О разводе Алена объявила буднично и неэффектно, кажется, пригоревшие котлеты взволновали бы ее сильнее. Деловито укладывая в чемодан многочисленные блузки, она обронила «я ухожу», и ее голос потонул в фанфарах какого-то рекламного ролика.
        - Вот так сразу? - Растерянно спросил я.
        - Не сразу, Мефодий, не сразу, - она назвала меня моим настоящим именем, хотя прекрасно знала, что я этого не выношу. - У нас с тобой давно все кончилось, Миша. Разве ты не замечал?
        Я, не в силах собраться с мыслями, лишь пожал плечами. Кончилось? Давно?! Да ведь все только начинается! Именно сегодня, сейчас…
        - Не замечал, - Алена оторвалась от чемодана и одарила меня печальным взглядом.
        Она ушла, а на следующий день вернулась и потащила меня в ЗАГС - подавать на развод. Сопротивляться? Какой смысл? Я даже не спросил, куда Алена перевезла вещи. Мне было не до этого - я пил водку и плакал. Но это произойдет в апреле. Через полгода.
        Алена лежала на диване и лениво листала красочный журнал. Картонный скоросшиватель с Сашиной рукописью, как я и ожидал, переместился на пол. Я скинул тапочки и пристроился возле жены. Потом мягко взял журнал и отодвинул его в сторону.
        - Опять? - Во взгляде Алены появилось недоверие. - Мефодий, ты что, начал принимать какие-то таблетки? Тебя не узнать.
        Минут через сорок Алена, делая большие глаза, направилась в ванную. Докуривая сигарету, я еще немного повалялся, потом встал. За эти два дня, таких обыденных и невероятных, я чуть не забыл о самом главном, о том, зачем я сюда вернулся.
        Я разыскал тетрадь в клетчатой обложке и, открыв ее на чистой странице, сделал короткую запись. Раньше у меня ее не было, этой дурацкой привычки, но десятое апреля многое изменило. Теперь у меня, как у всякого нормального гения, появился свой пунктик, и я повсюду таскаю с собой сборник кошмаров, обернутый в желто-коричневый коленкор.
        Я надел брюки и на всякий случай похлопал по карманам. В правом - прямоугольная плоская коробочка, в левом - дискеты. Компьютер, коротко бикнув, включился, и, пока я копался с принтером, в комнату вернулась супруга.
        - Опять муки творчества? - Спросила она равнодушно. - Ладно, не буду мешать.
        Я кивнул, выражая одновременно согласие и благодарность. Алена нечасто бывала такой покладистой.
        Принтер - родная «Радуга», а не какой-нибудь лицензионный «Хьюлетт» - тонко запел, отпечатанные листы с убаюкивающим шуршанием поползли в прозрачный приемный лоток. Четыре романа, которые если и не потрясут мир, то уж по крайней мере, заставят его выделить и отгородить для меня местечко. Четыре толстых книжки, написанных моей собственной рукой. Две тысячи страниц, из которых я пока не прочитал ни единой.
        - Это тебя, - Алена ткнула мне в лицо телефонной трубкой.
        Я снова не услышал, как она вошла. Странно, раньше она любила по-старушечьи шаркать шлепанцами. Я посмотрел на ее ноги - на них были мягкие вельветовые тапочки с задниками. Таких я у нее не видел.
        - Мишка? Салют, - раздалось в трубке.
        - Здрасьте. Кто это?
        - Костик. Не узнал, что ли?
        - А, Костик, привет! - Я замялся, ожидая от абонента следующей реплики. О чем с ним говорить, я не представлял, потому что ни с каким Костиком знаком не был.
        - Ну что, ты надумал?
        - Да, - ответил я, не понимая, о чем идет речь.
        - Значит, договорились, - уточнил неизвестный Костик.
        - Да, - сказал я и отключил телефон.
        - Миша, я пришла, - голос за спиной раздался неожиданно, но вздрогнул я не от этого. Интонация, с которой Алена напоминала о себе, вернула меня в те давно ушедшие, здорово намарафеченные памятью времена, когда мы жили вместе.
        Мне есть, что вспомнить. Тогда, до развода, вокруг происходило какое-то движение, и я, сам того не желая, в нем участвовал. У меня была жизнь. После развода не было ничего. Четыре года - ничего. Только бесконечная писанина, когда вялая, когда запойная, но одинаково безрезультатная. Все мои опусы вызывали интерес лишь у собрата по перу Кнутовского.
        Вот если бы меня напечатали до развода, может, Алена стала бы относиться ко мне иначе? Увидела бы во мне что-то еще, кроме пустых амбиций и бесполезного корпения над рукописями. И у нас все сложилось бы по-другому.
        - Уважаемые телезрители! Свои вопросы героине передачи вы можете задать… - сказали мне в самое ухо.
        - Я буду смотреть телевизор, - сообщила жена.
        Это была боевая стойка: Алена давала понять, что ее право на просмотр очередного ток-шоу священно и неотъемлемо.
        - Ален…
        - Я и так тебя целых полчаса не трогала.
        - Да я не об этом.
        - А… Нет, Миша, хватит. У меня там уже болит все. Оставим на завтра, хорошо?
        - И не об этом тоже.
        - А о чем? - Она посмотрела на меня так, будто я ее чем-то шокировал.
        Но я только собирался.
        - Алена, как ты думаешь, мы с тобой нормальная пара? Ну, в смысле, у нас все хорошо?
        Черт, ведь совсем не то хотел сказать. Уж больно издалека получается.
        - Ты на что намекаешь?
        - Да не намекаю я. Просто интересно, за что ты меня можешь бросить.
        - …конечно, стать заместителем генерального директора такой крупной компании совсем не просто. В восемьдесят пятом году, то есть шестнадцать лет назад, я была простым менеджером… - заговорила вальяжная дама, сидевшая по ту сторону экрана.
        - Опять ты со своей философией! - Раздраженно бросила Алена. - Вот, из-за тебя вопрос пропустила. О чем ее спросили?
        - А это так важно?
        - Слушай, мотай на кухню!
        - Не бойся, мне твой ящик не мешает. Делай, что хочешь, сегодня твой день.
        - А завтра? - Не растерялась она.
        И завтра, и послезавтра - вплоть до десятого апреля. Все будет так, как сейчас, только эти полгода пройдут без меня, я их уже пережил. В понедельник все вернется на свое место, это кресло у компьютера займет тот, кому оно принадлежит. У него еще все впереди: и повесть, которую сначала примут, а потом вернут, и гвоздики, которые придется ломать, потому что они не влезут в мусоропровод, и смазанный фиолетовый штампик «брак расторгнут».
        Один роман был готов. Я утрамбовал пачку и отделил еще теплый последний лист. Страница пятьсот три. Ого!
        - Миша, ты когда подстричься успел?
        - Вчера утром.
        - Ой, а это у тебя что, седой волос? - Алена оторвалась от телевизора и подошла ко мне.
        - Где, на виске? Здрасьте, опомнилась! - Я заставил себя усмехнуться, хотя внутри все сжалось.
        Неужели я действительно изменился? И как теперь будет оправдываться тот, другой? Прическа - дело поправимое, но седина… Надо было закрасить.
        - И похудел здорово…
        Я с надеждой посмотрел на экран. Там, как на зло, шла реклама. Мне вдруг захотелось все ей высказать, выдать на одном дыхании, что живу я теперь в паршивой квартире у черта на куличиках, женщин вижу преимущественно во сне, питаюсь концентратами, от того и отощал, и все потому, что в один весенний день моя жена собрала вещички и исчезла. Самое обидное, что по прошествии четырех с половиной лет я так и не узнал - зачем, куда, к кому.
        - Мы продолжаем разговор о том, как добиться вершин успеха. Наш новый гость - директор-распорядитель фонда имени…
        - Нет, показалось, - успокоила себя Алена и упорхнула на диван.
        Я облегченно вздохнул. Два дня прошло, как по маслу, а под занавес такой прокол.
        Найдя в столе папку побольше и поновее, я уложил в нее рукопись. Тесемки еле сошлись, бантик вышел маленьким и неаккуратным. Сойдет, мне только до издательства довезти, а там папка уже не понадобится.
        Рецензент отнесет роман главному редактору, через неделю тот позвонит и, захлебываясь в комплиментах, предложит подписать договор.
        Это я знаю точно. Мою книгу выпустят в целлофанированном переплете, на котором будет изображен танк под большим зеленым деревом. А вверху, в розовом небе, будет написано: «Михаил Ташков. НИЧЕГО, КРОМЕ СЧАСТЬЯ».
        Я ее видел и даже держал в руках, но оставить себе не смог, ведь до ее выхода еще целых семнадцать лет.
        Часть 1
        ИЗНАНКА
        Если бы я верил в приметы, все могло бы сложиться иначе. Но я в них не верил и многократные предупреждения свыше оставил без внимания.
        С самого утра меня обманули на рынке, так что я сразу понял: день пошел насмарку. Главное, ведь не обвесил наглый латинос, даже не обсчитал - запретные плоды из дружественного Гондураса весили ровно полтора килограмма, и особых вычислений здесь не требовалось, - просто прибавил к сумме рубль. Широко улыбаясь и глядя прямо в глаза. И я, не выдержав этой психической атаки, безропотно уплатил, вякнул «спасибо» - воспитанный! - и поплелся прочь. Шел и грыз себя за проклятую бесхребетность. А на спине ощущался густой плевок его насмешливого взгляда.
        Да, ты победил, мой смуглый младший брат, ну и черт с тобой! Подавись ты этим рублем. Купи на него конфет и отошли своим голодным волчатам в Коста-Рику, или где они у тебя там.
        Конечно, бедным и убогим следует помогать, но почему они так быстро садятся на шею? Вот и этот деятель из Панамы - может, из Мексики? - не успел получить долгосрочную визу, а уже заматерел. Вернуться бы сейчас, да пригрозить ему заявлением в иммиграционную службу, и полюбоваться, как загар покидает небритые щеки.
        Злоба разрасталась, словно крапива в запущенном саду, и я почувствовал необходимость прижечь язву души стопкой-другой. Подходящее заведение находилось всего в пяти шагах от рынка, и ноги сами повернули на девяносто градусов.
        Харчевня со смачным названием «Покушай», аккуратный павильончик-стекляшка, являла собой образчик чистоты и порядка. Народ здесь собирался приличный, поэтому ни пьяных посиделок, ни танцев с мордобоем в «Покушай» никогда не случалось.
        Все столики были свободны, лишь в углу, у самого хвоста болтавшегося под потолком картонного дракона, засыпала над книгами какая-то студентка.
        Грузный китаец лет сорока со скандинавским именем Ян со скоростью циркулярной пилы шинковал пушистую экзотическую зелень, но, увидев меня, тут же воткнул нож в доску над головой и вышел навстречу.
        - Миша? Как приятно тебя видеть! Ты намерен покушать плотно, как и подобает мужчине, или только раздразнить желудок? - Ян говорил с легким акцентом, но фразы строил на удивление правильно.
        - Я тебя огорчу, есть я не буду совсем. Только закусить.
        На столе появилась широкая рюмка на короткой ножке и расписанное иероглифами блюдце с маленьким кривым огурчиком. Ян вернулся было к своей зелени, но, постучав ножом несколько секунд, снова отвлекся.
        - Миша, что-то случилось?
        - Да нет, все нормально. Как у тебя дела?
        - У меня проблемы, - китаец нахмурился и принялся рассматривать ногти.
        - С бизнесом?
        - Если бы, - отмахнулся Ян. - Иммиграционный инспектор сказал, что гражданства мне не будет. В лучшем случае - вид на жительство.
        - А я думал, ты давно уже получил. И какая причина?
        - Говорит, что ваш парламент со следующего года урезал квоты. Слишком много иностранцев. Миша, разве я делаю для твоей страны что-то плохое? Я уже семь лет в России, много работаю и всегда плачу налоги. А какой-нибудь лентяй из Заира целый день шляется по кино и пропивает свое пособие - только потому, что приехал раньше меня.
        Я невольно вспомнил латиноса с рынка. Бедный Ян. Неужели на Земле нет такого места, где все устроено справедливо, по совести?
        - За тебя могут ходатайствовать трое коренных граждан… нет, только не я, - мне пришлось опустить голову, потому что видеть его глаза было невозможно. - Правда, Ян. Кто я такой? Ни семьи, ни работы, только арестованная кредитная карта и голые мечты. Инспектор на меня даже бланк тратить не станет.
        Я оставил «Покушай» жалея, что вообще туда заходил. Погода, словно учуяв мое настроение, слепила тяжелую тучу и вытрясла из нее несколько крупных предупредительных капель. Откуда-то дунул ветер, и мне на лоб прилепился вялый, как мокрая промокашка, березовый листок. Я вытер лицо и с негодованием посмотрел вверх. Метрах в десяти над землей висела большая неряшливая ворона, тщетно боровшаяся с воздушными потоками. Возможно, птица считала, что куда-то летит.
        - Земляк, огня маешь? - Крикнули сзади.
        Со стороны стройки ко мне спешил югослав в темно-синей робе.
        - Недобрый климат, пичку его матэр, - посетовал он, прикуривая.
        - В дупэ такой климат, - согласился я.
        - Научился юговских словей? - Ухмыльнулся строитель.
        - Коллекционирую матерщину всех стран и народов.
        - О, у нас есть один такой, Мирек звать. Вон он - электросварка. Когда-нибудь приходи, сделаем соревнование. Или размен опытом, а?
        - Когда-нибудь приду, - пообещал я.
        Стройка завораживала. Полгода назад, весной, на этом месте находился серый пустырь, приспособленный под собачий сортир. Теперь же было готово двенадцать этажей, и это позволяло надеяться, что в следующем году башня начнет заселяться.
        Я зашел в свой подъезд и, отдавая дань старой привычке, проверил почтовый ящик. От кого мне ждать писем? Единственный друг и еще пара-тройка человек, с которыми я общался по необходимости, могли при желании просто позвонить. Ритуал, обозначающий какую-то связь с миром, - не более того.
        Рука на что-то наткнулась, и тактильная память сообщила: конверт. Ошиблись адресом? В графе «кому» было написано только одно слово: «ТЕБЕ». Занятно. «Святое письмо»? Такой ерундой я не баловался лет с десяти. «Мальчик переписал послание четырнадцать раз. Через месяц ему было счастье». Неужели в это до сих пор кто-то верит?
        В ожидании медлительного лифта я встретил соседку по площадке Лидию Ивановну. Соседка была до неприличия любопытной, поэтому конверт я от греха спрятал в карман. По дороге на седьмой этаж мы обсудили правительство, погоду и новую экономическую политику, а под конец Лидия Ивановна разразилась такой страстной речью, что я насилу от нее отвязался. Когда я уже почти скрылся в своей норе номер восемьдесят восемь, старушка вдруг насторожилась и спросила:
        - У тебя гости?
        - Нет, - тряхнул я головой, тихо возмущаясь ее беспардонностью.
        - Мне показалось, кто-то говорит. Ах, это телевизор. Ты, наверное, забыл выключить. Знаешь, Миша, это очень опасно, телевизоры иногда…
        - Показалось, - кивнул я и захлопнул дверь.
        Лучше спятить самому, чем иметь шизанутых соседей.
        Я включил свет, и тоска подступила к самому горлу. Мою квартиру нельзя назвать большой. Ее и маленькой-то не назовешь, самое подходящее слово - мелкая. Вытянутая как слепая кишка комнатенка и пятиметровая кухня. Если ко мне кто-то приходит, то я веду его сюда. На кухне я стесняюсь за старый гарнитур, оставленный прежними хозяевами, за то, что здесь прекрасно слышно шуршание в канализационном стояке, и мне кажется, будто это не чужие, а мои собственные фекалии не спеша перекатываются по гулкой ржавой трубе.
        Кто бы не сидел по другую сторону расшатанного стола, я непременно испытываю иррациональное чувство вины за крошечную кухню, убогую квартиру, за всю свою скучную жизнь. Эти тесные кубометры спертого воздуха, насыщенного запахами пепельницы и жареного лука, насквозь пропитаны обидой и одиночеством, и обедая, я стараюсь смотреть в окно.
        Только так, наблюдая за работой гастарбайтеров из Югославии, можно на какое-то время отвлечься от тягостных раздумий. Каждую неделю югославы разбирают опалубку, под которой оказывается готовый этаж здания. Потом пластиковые щиты перемещаются выше, туда, где только что появилась частая решетка арматуры, и в этих циклических операциях угадывается некий закон природы.
        Говорят, в новый дом переселят весь наш микрорайон, но я в этом сомневаюсь. Мне всегда достается все самое худшее: и вещи, и жена, и судьба, вот и после развода, когда двухкомнатная квартира в приличном районе была разменяна на две конуры, бывшая супруга заняла ту, что получше.
        Алена сказала: «Мефодий, ты должен быть джентельменом». И я согласился. Хотя никогда им не был и, скорее всего, уже не стану. Быть джентельменом слишком дорого, а я привык жить по средствам.
        Беспорядок в комнате был естественным и вечным как человеческое стремление к счастью. Какое-то время после переезда я периодически брал в руки веник и вступал в схватку со своим естеством, однако без окрика Алены это происходило все реже.
        Я стащил джинсы и, не глядя, бросил их на кресло - промахнуться было невозможно. Затем через голову снял рубашку и отправил туда же. Напялил теплый махровый халат, сполоснул яблоки. Сигареты у меня есть, значит пару дней можно будет посидеть дома. Это особенно важно сейчас, когда план большого романа полностью готов.
        Вот он, в красивой папочке с хитрым зажимом - на самом почетном месте в верхнем ящике стола. Хребет и ребра, опутанные прозрачной паутиной нервной системы, да несколько дохленьких сосудиков, обозначивших направления подачи крови к предполагаемым органам. Скелету еще предстоит обрасти мышцами событий, жирком размышлений и кожей диалогов. Если, конечно, у меня получится.
        План на сорока двух страницах. Идея, сюжет. Две сотни записанных через дефис тезисов. Краткие истории главных героев и их конфликты. Отрывки, наброски, даже схема развития интриги - все, чему смог и успел научить школьный преподаватель литературы. Дальше, на странице сорок три, начинается свободное плавание. Провалы ненаписанных глав заполнятся бойким текстом, разрозненные куски плоти-бытия воссоединятся в захватывающую и нетривиальную историю - если только у меня получится.
        Я давно уже дал себе клятву, что эта папка, в отличие от всех предыдущих, не переместится в ящик с условным названием «разное», она вырастет в роман, пусть несовершенный, но законченный. Хватит разорванных черновиков, пустых мечтаний и болезненной рефлексии. Как там - дорогу осилит идущий? Верно.
        На ужин будут яблоки. И сигареты. А завтра я сделаю тушенки с макаронами - быстро и питательно.
        Вентилятор в системном блоке допотопной «четверки» загудел живо и одобрительно. Пальцы, чуть подрагивая, легли на разбитую вдрызг клавиатуру.
        «ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Глава первая.
        Все началось с того…»
        Я разыскал зажигалку и прикурил. Что это - предстартовый мандраж или полная импотенция? Ведь знал же, точно знал, с чего начать и как продолжить. Куда все делось - вышло в свисток?
        «Это был день, когда…»
        Н-да… Я вышел на кухню и включил чайник. Кофе кончился еще на прошлой неделе, остался только чай. Мерзкий лимонный «Липтон» в пыльных пакетиках, ломкое крошево низкосортной заварки в грязном конверте.
        Вот и нашлась отговорка, повод на какое-то время оторваться от мучительного процесса самовыражения. Кого я обманываю - себя? Ну да, а что такого? Не впервой.
        Письмо с универсальным адресом «тебе» выпало из кармана и лежало прямо посередине прихожей. Судя по всему, я даже умудрился на него наступить: обратная сторона конверта была пропечатана зубчатой подошвой моего ботинка. Выкинуть, не читая? Нет, тогда придется сразу вернуться к компьютеру и Плану Гениального Романа, а на сегодня это дело безнадежное. По крайней мере, до наступления ночи, с приходом которой меня обычно терзают приступы вдохновения.
        В конверте находился сложенный вчетверо листок хорошей белорусской бумаги. Развернув его, я прочел: «ОТКАЖИСЬ». Больше там не было ничего. Только восемь безликих букв, не дающих возможности получить ни малейшего представления о почерке отправителя. Только одно слово, которым неизвестный шутник умудрился повергнуть меня в смятение. Что ж, краткость - сестра таланта.
        Интересно, сколько народу в нашем подъезде получило сегодня такие вот депеши? Хотелось бы знать, чьих рук это дело - одинокого подростка, мстящего человечеству за свою девственность, или целой шайки оболтусов, насмотревшихся шпионских фильмов?
        А что, может, плюнуть на все и отказаться? Знать бы только, от чего.
        Я вернулся на кухню, чтобы проведать остывающий чай, но в этот момент в дверь позвонили. От неожиданности я вздрогнул и почему-то слегка испугался. Кто бы это мог быть? А вдруг Алена, мелькнуло в голове болезненное, но пронеслось дальше, не зацепившись ни за одну из извилин. Нет, серьезно, кто? Кнут? Он без приглашения не является. Ко мне вообще приходят так редко, что, порой, бывает непросто вспомнить, какую мелодию играет дверной звонок.
        Ах, да, «соловей». Электронная трель нещадно стегала по нервам.
        Презирая себя за подобную низость, я подкрался к двери на цыпочках. Когда же я наконец вставлю глазок? Была бы Алена - проблема решилась бы сама собой. Ну почему, почему меня обязательно надо заставлять?
        - Кто? - Спросил я, придавая голосу твердость.
        - Миша, открой, - требовательно отозвались снаружи.
        - Кто там?
        - Открой, Мефодий.
        Это прозвучало как пароль. Мое имя, записанное в паспорте. Людей, знающих, что на самом деле никакой я не Миша, а Мефодий, всего трое, максимум - четверо, не считая, конечно, работников ЗАГСа и прочих чиновников, которым я до лампочки. Даже Кнут, а с ним я общаюсь лет пять, и тот не в курсе.
        Левая рука потянулась к замку, правая предательски дернулась к цепочке. Чикатило, Роговцев и Еремин тоже были вежливы и обходительны - до определенного момента. Но кто учится на чужих ошибках? Разговаривать сквозь узкую щель казалось постыдным и недостойным здорового мужика. Будь, что будет. Переспрашивать третий раз просто неприлично.
        За дверью стоял ничем не примечательный мужчина лет пятидесяти. Короткие седые волосы, проницательный взгляд и крупный подбородок - в целом лицо не аристократическое, но достаточно одухотворенное. Одет он был в длинный белый плащ, полностью скрывавший ноги за исключением подозрительно чистых туфель. Для человека, перепутавшего квартиру, незнакомец держался слишком уверенно.
        Мужчина смотрел на меня с непонятным, но явным превосходством. Казалось, он даже не собирался смущаться, оправдываться, виновато трясти головой - ничего из того, что обязан делать позвонивший не в ту дверь. Ясно, аферист.
        Подтверждая правильность этой догадки, он сделал шаг вперед и не могучим, но жилистым плечом оттеснил меня к узкому простенку. Растерявшись от такой наглости, я покорно посторонился. Незваный гость бесцеремонно прошелся по квартире, заглянул в папку на письменном столе и пренебрежительно кивнул. Потом посмотрел на меня удивленно и непонимающе, будто только что заметил, и как-то по-домашнему сказал:
        - Миша, закрой дверь, дует.
        С начала вторжения прошло всего несколько секунд, но для меня они превратились в неоправданно затянувшуюся немую сцену: я стоял, как вкопанный, не в силах даже моргнуть. Хамство седого меня парализовало. Тот, кто таким образом входит в чужую квартиру, наверняка имеет на это основания. Тихо паникуя, я пытался вспомнить читанные когда-то правила поведения в экстремальных ситуациях, но где там!
        Я повернулся и толкнул дверь - движение получилось скованным и неживым, и на место испуга пришла злость. «Дай ему по морде! - Заорал во мне адреналин. - Он один, и стоит слишком близко. Даже если у него в кармане пистолет, он не успеет. Короткий удар в нос, потом еще раз!» Руки болтались как две мокрые тряпки. Драться? Нет, это не для меня.
        - Чего вам надо? - Выдавил я наконец.
        - Миша, ты не волнуйся, - сказал незнакомец неожиданно тепло. - Ты меня боишься, что ли? Тьфу, черт! Извини, ладно? Ну конечно, я должен был предвидеть.
        - Вы кто? - Шок понемногу отпускал. Гость вел себя развязано, но не враждебно. Может, действительно, все в порядке? Старый приятель отца или дальний родственник. Но как он меня разыскал?
        - Пригласишь на кухню? - Спросил он более чем утвердительно и тут же прошел, усевшись на мое место напротив маленького телевизора в углу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним и встать у холодильника, скрестив руки на груди, чтобы не мешались.
        - Ждешь объяснений, - констатировал мужчина.
        - Угу, - буркнул я. Происходящее тяготило меня настолько, что я был бы рад и наихудшему исходу, лишь бы все закончилось побыстрее.
        - Понимаешь, Мефодий, - незнакомец сделал паузу, проверяя мою реакцию. - Для начала мне нужно добиться от тебя во-от такой ерунды, - он свел большой и указательный пальцы, оставив между ними зазор около миллиметра. Похоже, это и были размеры «ерунды». - Добиться, чтоб ты мне поверил.
        Я сел на свободную табуретку и закурил.
        - Кто вы такой?
        - Гм. Это и есть то самое, чего ты не поймешь, - он дружески улыбнулся и, расстегнув плащ, достал паспорт в прозрачной обложке.
        Паспорт был как паспорт, ничего особенного. Внутри оказалось довольно качественное цветное фото, под которым значилось: «Ташков Мефодий Алексеевич».
        - Так мы с вами тезки? Очень приятно. Ну и что дальше?
        - Полные тезки, - уточнил субъект. - И еще - однофамильцы.
        - Из этого следует, что вы будете у меня жить, - предположил я, двигая к себе чашку.
        - Липтон? - Спросил незнакомец, рассмотрев бирку на пакетике. - Помню, был такой. Говно, а не чай. Нет, жить я у тебя не собираюсь, - добавил он, подумав.
        Я без сожаления пожал плечами.
        - Надеюсь, мое пребывание здесь не затянется, но прежде я должен заставить тебя… Я почему-то считал, что, увидев паспорт, ты сам догадаешься.
        - Ну! - Потребовал я, снова закипая.
        - Посмотри день моего рождения. И год.
        Я заглянул в нужную графу и увидел то, к чему в какой-то степени был уже готов, только не воспринимал такой вариант всерьез, поскольку он выглядел слишком анекдотично. Из записи в паспорте следовало, что мы с Мефодием-старшим родились в один день одного и того же года.
        - Еще и ровесники. Признаться, для своих тридцати выглядите вы неважно. Много курите?
        Однофамилец, увидев, что номер с фальшивыми документами не проходит, заметно погрустнел.
        - Мне пятьдесят лет, - сказал он. - Ты - это я, только на двадцать лет моложе.
        - А, усек. Параллельные миры с разным темпом времени. Любимая тема одного моего знакомого.
        - Да, Кнут никогда не забирался в космос. Он убежден, что все двери вселенной открываются на Земле.
        Тезка-ровесник произнес это так просто, что я сначала кивнул и уж потом спохватился.
        - Вы знакомы с Шуриком?
        - Уже лет двадцать пять.
        - Ему всего тридцать.
        - Сейчас. Так же, как и тебе. А через двадцать лет…
        - Мы состаримся на двадцать лет, - легко согласился я. - Так откуда вы его знаете?
        - Случайно познакомились в библиотеке, на встрече с одним писателем. Сказать, с каким?
        - Нет, не надо. Я все понял. Передайте Кнутовскому, что я восхищен его остроумием. Что же он, не мог придержать эту идею до первого апреля?
        Ровесник-однофамилец замолчал и машинально отхлебнул чаю.
        - Ну и говно!
        - Вы повторяетесь. Наверное, Кнут спланировал полномасштабный розыгрыш. Знаете, мне даже немного жаль, что я расколол вас так быстро. Это действительно могло быть забавным.
        - Правильно. Именно так я все и представлял. Я не ждал легкой победы.
        Он скинул плащ и принялся расстегивать рубашку необычного покроя.
        - Эй, эй! Вы ничего не перепутали? - К такому повороту я был не готов. Кнут что, совсем свихнулся? Кого он ко мне прислал?
        - Ужасно пошло, но ничего другого не остается. Приступаем к телесному осмотру. Ты хорошо помнишь свои родинки? - Седой говорил без всякой иронии. - Если тебя не убедит вот это и это… - он указал на крестообразный шов у локтя и крупное родимое пятно под левой лопаткой, - …то я могу рассказать несколько случаев из своей биографии. Например, как я… то есть ты бросил Людмилу. Подробности интересуют? Деньги на Люсин аборт ты занял у…
        - Заглохни! - Не выдержал я.
        Его слова придавили меня как могильная плита. В голове пульсировала бешеная мысль: откуда он это знает? А рядом всплывало, прорывалось сквозь стальные кордоны обычного человеческого «не может быть» жутковатое понимание того, что я ему верю. Верю! Потому что единственное рациональное объяснение - это…
        - Ну, Миша! Соображай! Ты фантаст, или кто?
        Сосед за стенкой вышел из туалета, о чем свидетельствовал надсадный рев его бачка. На югославской стройке гудел, передвигаясь, башенный кран. Передо мной стоял давно остывший и подернувшийся блестящей пленкой «Липтон». Рядом, задумчиво поигрывая пакетиком, сидел пятидесятилетний мужик, только что доказавший, что он - это я. С лестницы слышался исступленный лай дурной собаки. Все происходящее воспринималось естественным и монолитным, и я уже не знал, какой из элементов бытия считать «правильным», а какой - нет. Все объединилось и слилось в одну картину, и у меня не было оснований полагать, что Мефодий-старший менее реален, чем сосед, неоправданно часто спускающий воду.
        - Расскажите… расскажи еще. Только не такое больное.
        - Первый фантастический рассказ я написал в седьмом классе. Как он назывался? Думаю, этого даже ты не помнишь. Посвящался он, само собой, нашествию злобных инопланетян.
        Я долил и включил чайник. Снова сел, закурил. Пришелец говорил то монотонно, то, вдруг вспомнив смешной случай, покатывался от смеха, и я хохотал вместе с ним. Но, уже свыкшись с ошеломляющим открытием, я невольно продолжал сверять его истории со своими, неискренне надеясь, что поймаю его на каком-нибудь несоответствии.
        А он все рассказывал и рассказывал, и я, слыша фамилии, названия, даты, проживал свою юность по второму кругу, и он проживал ее вместе со мной. И тоже - свою. Потому, что скоро мне стало ясно: Мефодий не проговаривает заученную легенду, он действительно вспоминает.
        - Хватит, - я подошел к раковине и тлеющим концом сигареты поймал сорвавшуюся с крана каплю. - Будем считать, что знакомство состоялось.
        Мы торжественно пожали руки. Передо мной находился я сам в возрасте пятидесяти лет, и этот факт меня больше не шокировал.
        - Вот и славно, - сказал Мефодий-старший. - Тогда закончим официальную часть и перейдем к лирике.
        Он покопался в брошенном на стол плаще и показал мне черный продолговатый предмет, сильно смахивающий на пульт от телевизора. Три ряда круглых кнопок-пуговок на его поверхности только подчеркивали сходство; если б ни маленький жидкокристаллический экранчик в центре, штуковину и впрямь можно было принять за дистанционник. Не хватало лишь знакомого логотипа «Рекорд».
        - Никаких кабин, никаких реакторов, все культурно: набрал на дисплее дату и время, потом нажал большую кнопку.
        - Откуда это у тебя?
        Мефодий загадочно улыбнулся и попытался закинуть ногу за ногу, однако сделать это, сидя на маленькой табуретке, оказалось непросто.
        - Ловкость рук плюс теория вероятности, - нарочито беспечно ответил он.
        Актером я был неважным - и в тридцать, и в пятьдесят. Выдав явно заготовленную фразу, Мефодий смутился и начал увлеченно рассматривать пепельницу. Он не был похож ни на отца, ни на мать. Все правильно, именно это я и слышал в детстве. Родители любили спорить, в кого я пошел. Теперь я видел: в себя. В себя самого. Через двадцать лет мои волосы приобретут стальной оттенок и чуть отступят назад, из-за этого лоб станет выше и благороднее. Нос укрупнится и покроется маленькими оспинками. Под глазами образуются аккуратные мешки, как раз такие, чтобы добавить взгляду мудрости. Своим будущим лицом я остался доволен, но вот то, что Мефодий пытался запудрить мне мозги, меня насторожило.
        - Товарищ как-то спьяну проболтался, что готовится один эксперимент, - нехотя начал он. - Посвященных было так мало, что послать в прошлое оказалось некого.
        - И послали тебя, - закончил я саркастически. - За неимением горничной пользуют кучера.
        - В Проекте каждый человек на счету. Куда ни плюнь - либо серьезный дядька с большими погонами, либо профессор, который писает мимо унитаза, потому что кроме своих формул ничего не видит.
        - В нормальных фильмах для путешествий во времени нанимают мордоворотов из спецподразделений.
        - Чтобы одолжить одного такого у государства, пришлось бы многое объяснять. А здесь столько тумана, что неизвестно, знает ли о Проекте сам президент. В общем, они решили отправить постороннего - тихого, серого, незаметного, которого никто не хватится.
        - Ты так и не женился?
        - Вопросы потом, ладно?
        Мефодий начал одеваться, и я не без зависти отметил, что его руки куда крепче моих.
        - Занялся спортом? - Спросил я. - Чего это дернуло на старости лет?
        - Поговори еще! «На старости», - передразнил он беззлобно. - У меня здоровья в десять раз больше, чем у тебя. То, о чем ты подумал, тоже в порядке, жалоб не поступало. И питаюсь по-человечески, - он покосился на пакетик чая, утыканный окурками.
        Мефодий уже застегивал рубашку, когда я заметил у него на животе широкий кривой шрам. Рубец был бледным и гладким - видимо, появился он давно.
        - Откуда такая отметина?
        - Где? А, это? После.
        - Как же ты затесался к ученым?
        - Все определил случай. Правда, его подготовка обошлась в приличную сумму. Тот самый товарищ устроил мне встречу со своим начальством. Если б ты знал, какая была конспирация! - Мефодий даже прищурился от удовольствия. - И я им подошел, - он нежно погладил черный предмет на столе. - Они выбирали подопытного кролика и не догадывались, что кролик выбрал их сам. Интересно, что бы ты подумал, если б я появился прямо в комнате?
        - Так и живешь в этой квартире? Дом еще не развалился?
        - Нет, конечно. В смысле, не живу. Оставил как память о молодости. Хотя, скоро придется с ней расстаться, по просьбе общественности. Горят желанием открыть здесь музей.
        - Музей чего? - Не понял я.
        - Чего? - Мефодий подался вперед, приблизив свое румяное лицо к моему. - Музей меня, Миша! Ну, и тебя, естественно.
        От таких слов у меня сладко засвербило в груди. Чтобы чем-то занять дрожащие пальцы, я принялся барабанить по скатерти. Водки, как на зло, в доме не было.
        - Все-таки удалось?
        - А почему нет? - Отозвался Мефодий, и мне вдруг захотелось хоть на миг почувствовать себя им - стареющим мэтром, изнемогающим от славы.
        - Тебе ровно пятьдесят?
        - Хочешь вычислить, из какого я года? Прибавь к своему две тысячи шестому еще двадцать. Дальше машинка не пускает.
        - Две тысячи двадцать шестой. Выходит, пятьдесят. И как там… у вас?
        - Помаленьку. Вот тебе, кстати, сувенирчик. Извини, подарить не могу. Только посмотреть.
        Мефодий протянул мне толстую книгу в красивой обложке.
        - «Ничего, кроме счастья», - прочитал я вслух.
        Вверху, в малиновых облаках, летящих по розовому небу, стояло: «Михаил Ташков». Только увидев свое имя, я до конца осознал, что держу в руках роман, написанный мною, пусть не сейчас, а спустя годы, но это моя, моя книга, она все же издана, кем-то куплена и прочитана!
        Меня вдруг переполнила какая-то детская радость. Торжествовал ли я, испытывал ли гордость? Нет, не это. В мозгу ослепительно сияло лишь одно: постижение сбывшейся мечты. Тайные грезы наконец воплотились в нечто осязаемое. В Мою Книгу.
        Не знаю, сколько я просидел вот так, безумно вглядываясь в подобие танка на обложке, боясь пошевелиться, не решаясь раскрыть книжку - вдруг страницы окажутся пустыми?
        Пока я приходил в себя, Мефодий допил чай и включил телевизор.
        - Ностальгия, - пояснил он.
        - Наверное, за двадцать лет многое поменялось. Рассказал бы что-нибудь.
        Он опустил глаза и снова положил руку на свой пульт, словно опасаясь, что я его отниму.
        - Когда меня отправляли, то предупредили о возможных последствиях. Чем больше я сделаю в прошлом, тем меньше у меня шансов вернуться в свое настоящее. Я должен постараться ни на что не влиять. Только заглянуть сюда, и сразу назад.
        Некоторое время Мефодий молчал, потом по-свойски взял мою сигарету. Он принимал какое-то важное решение. Я так же молча ждал, наблюдая, с каким отвращением он затягивается.
        - Даже сигареты с собой не захватил, - сказал он. - Потому, что у вас таких еще нет. Ты понимаешь, о чем я говорю?
        - Будущее можно изменить? Но тогда сам факт твоего появления…
        - Нет. История обладает определенной инерцией. Чтобы столкнуть ее с естественного пути, нужно совершить что-то выдающееся. Прежде, чем решиться на эксперимент с человеком, они перетравили кучу крыс. Давали им отраву и фиксировали смерть, а потом переносились назад и яд из клеток убирали. Крысы оказывались живыми. Цивилизация, сам понимаешь, от таких опытов не рухнет, но если я расскажу тебе о будущем, то ты сможешь к чему-то подготовиться, и тогда…
        - Обещаю этого не делать, - неуверенно проговорил я.
        Мефодий засмеялся.
        - Что обещаешь? Не уворачиваться от ножа, который чуть не отправил меня на тот свет? Обещаешь перейти улицу именно в том месте, где тебя собьет машина? Ты и так узнал гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Например, что проживешь еще как минимум два десятка лет.
        - Ты явился, чтобы сообщить только об этом?
        Фильм по телевизору закончился, но вместо обычного блока рекламы на экране появился встревоженный диктор. Я схватил со стола пульт и удерживал кнопку громкости до тех пор, пока глухое бурчание в динамиках не превратилось в членораздельную речь.
        - …Управления Внутренних Дел города Москвы.
        Диктора сменил майор милиции, тут же скрывшийся за контрастной фотографией. На ней был изображен длинноволосый мужчина средних лет, лежавший на газоне, и, хотя его одежда была в относительном порядке, а лицо выражало абсолютную безмятежность, сама поза несла в себе то неуловимое, что с полной определенностью говорило: мужчина мертв.
        - Труп был найден пятнадцатого сентября в районе Измайловского парка. Документов, удостоверяющих личность, не обнаружено. Попытки правоохранительных органов установить его личность успехом не увенчались. Особые приметы убитого: на левом запястье имеются две татуировки в виде слов «Кришна» и «Навсегда». Просим всех граждан…
        - Дела, - вздохнул Мефодий. - У нас такого безобразия не водится, - добавил он не без гордости.
        - У нас тоже, - сказал я уязвленно, как будто неопознанный покойник в кустах был моим личным промахом.
        Телевизор снова показал фотографию, на этот раз с таким увеличением, что лицо заняло весь экран. Волосы убитого были аккуратно расчесаны на прямой пробор и подвязаны трогательной цветастой тесемкой. Со строгим костюмом эта хипповская фенечка никак не вязалась. И еще наколки. Они сказали «Кришна». Да хоть Будда, кто по молодости не балуется, но зачем ленточка в волосах?
        Мужик выглядел далеко за сорок. Пиджак, белая рубашка, галстук. К впалой щеке прилип скрюченный березовый лист. Милицейский фотограф не стал его стряхивать, будто с листком покойника опознают быстрее.
        - Кого-то он мне напоминает, - встрепенулся Мефодий. - Вроде, видел где-то мельком.
        - Когда вот так показывают, маму родную не узнаешь. Да, ты на кладбище-то ходишь, или позабыл уже?
        - Кладбище лет семь, как снесли. Некоторые могилы переносили - я отказался. Столько лет прошло, чего их беспокоить. Осуждаешь?
        - Кого - себя?
        Мефодий хотел что-то сказать, но передумал и церемонно вручил мне плоский квадратный пенал.
        - В твоем пальтецо столько интересного, доставай уж все сразу, чего тянуть!
        - Это и есть все, - тихо произнес он. - Открой.
        Я подцепил ногтем пластмассовую крышку и обнаружил в коробке две дискеты.
        - Такие давно не выпускают - устарели. Но еще сложнее было найти трехдюймовый дисковод. В наше время это настоящий антиквариат.
        - И что там? Результаты скачек за двадцать лет? Или президентских выборов? Или выигрышные номера какой-нибудь лотереи? Подожди, но ведь ты отказался рассказывать даже о шраме на своем - на моем! - пузе.
        - Сведений о лотереях там нет. Ты же знаешь, я никогда не был жадным до денег. Вот и сейчас я отдал все. Только за то, чтобы получить возможность…
        Прежде, чем Мефодий закончил, я убрал дискеты обратно в пенал и положил его перед собой: меня вдруг затрясло, и я испугался, что он выпадет из рук.
        - Я правильно тебя понял? - Спросил я, не узнавая собственного голоса, - язык приклеился к нёбу, а в горле повис тугой, жесткий комок. - Там тексты?
        - Четыре романа. По два на каждой дискете. И они твои. Я действительно известен, Миша. Для кого-то я даже кумир. Серьезно. Но сколько я к этому шел, сколько раз ломался! Забрасывал писанину, жег рукописи прямо на паркете, красиво так, по-гоголевски. Потом возвращался, что помнил - восстанавливал, что нет - писал заново.
        - В конце концов ты добился.
        - Недавно, Миша, совсем недавно. А жизнь-то прошла. Теперь, видишь, здоровьем занялся, хочу пожить еще, побольше успеть. У меня сейчас настоящая слава. Хватаю ее ртом и жопой, только поздно: мозги зачерствели, обозлились. Ничего уже не радует, пишется через силу. А у тебя все впереди. Ты молодой. На дискетах мои лучшие вещи. Они дадут тебе самое главное - громкое имя. Твои книги будут пользоваться бешеным успехом. Кого-то это могло бы испортить, только не тебя. Ты сбросишь балласт ненужных сомнений, ты расправишь крылья и взлетишь. Так высоко, как мне уже не подняться.
        - Миша, это будет катастрофа, - сказал я, впервые отважившись назвать его по имени. - На месте неудачника вдруг возникает гений. Издаются романы, написанные гораздо позже. Такого насилия мир не потерпит.
        - Все равно ты не откажешься. Не откажешься! - Повторил он с нажимом. - Потому что мир - это слишком много и слишком далеко. Он где-то там, за окном. И с чего ты взял, что кому-то станет хуже? Почему не наоборот? Соглашайся, Мишка, не будь дураком.
        Я потоптался по кухне, припоминая, где оставил то загадочное послание. Ага, вот. Разгладив скомканный листок, я торжественно положил его перед Мефодием. «ОТКАЖИСЬ». Письмо уже не казалось мне таким бессмысленным. А если это перст судьбы? Или более прозаично - предупреждение того, кому известно чуть больше, чем нам с Мефодием.
        Он склонился над бумагой и разглядывал ее несколько минут, словно там был целый рассказ.
        - Ясно, - Мефодий резко поднялся и накинул плащ. - Ну что ж, прошлое осталось нетронутым.
        Книжка и дискеты исчезли в глубоких карманах. Мефодий взял свой приборчик и несколько раз ткнул пальцем в маленькие кнопки.
        - Я хотел поиметь собственную судьбу, а она не отдалась. Решила так и сдохнуть целкой, - сказал он горько.
        - Погоди, ты уже уходишь?
        - Эксперимент закончен. Машинка, как они и предполагали, бьет на двадцать лет. Осталось только вернуться, и всю жизнь мучаться тем, что так ошибся. В себе. Да, чуть не забыл. Роман, который ты начал писать…
        - Там пока еще план.
        - Не важно. В общем, не трать времени. Что-то путное у тебя начнет получаться лет через десять. Хотя, нет, бросать роман нельзя, ведь это и есть наш путь. От другого, легкого, ты отказался. Потому, что получил письмо, - усмехнулся Мефодий.
        - Стой! - Крикнул я, когда его большой палец уже лег на ребристую кнопку. - Все так просто и быстро… Приходишь, ошарашиваешь и тут же сматываешься. А пять минут на размышления?
        - Я не думал, что такое решение должно зреть. Получить все сразу, не принося в жертву самое дорогое - свою молодость.
        - Что я должен сделать? Отнести рукописи в какое-нибудь издательство?
        - Лучше всего в «Реку».
        - Я тоже про нее подумал. «Река» на сегодня - самая серьезная контора.
        - Да, насчет сегодня… - замялся он. - Я не успел тебе сказать… - Мефодий взвесил в ладони свой приборчик и медленно протянул его мне. - Как ты смотришь на предложение чуть-чуть прокатиться? Лет на пять.
        - Чего?
        - Перебор, да? - Осклабился он. - Если мы надумали выиграть двадцать лет, почему не добавить к ним еще пяток? Знаешь, мне это только сейчас пришло в голову…
        - Заметно.
        - Не дерзи, Миша. Раз уж появилась возможность взять жизнь за яйца… Ну, за что там ее обычно берут? Да черт с ней! Короче, хватит ждать! Зачем стоять в очереди, когда можно зайти с черного хода!
        - А чего ты меня спрашиваешь? Дуй сам! Разыщешь третьего Мишу, двадцатипятилетнего, это не сложно.
        - Нет, дорогой мой, я свою часть работы выполнил. Не знаю почему, но за один раз машинка дальше, чем на двадцать лет не перемещается, и этот прыжок я уже совершил. Теперь ее можно использовать снова. Следующий ход - твой.
        - Почему? Доделывай сам, если взялся.
        - Я в издательство пойти не могу, придется уговаривать нашего младшенького. В этом и заключается проблема. С тобой у меня гораздо больше общего, чем с ним, - тот, молодой, еще толком не обжигался. Нет, он меня и слушать не станет.
        Мефодий с досадой хлопнул себя по колену и бросил коробку с дискетами на вспученную клеенку.
        Он снова прав. Кем я был пять лет назад? Идеалистом? Слюнтяем, оценивающим каждый поступок по шкале «красиво - не красиво». Нет, не каждый. Случай с Людмилой показал, какой поганенький человечек жил в правильном, рассудительном мальчике.
        - Точно, - сказал Мефодий, хотя я не произнес ни слова. - С младшим вообще дела иметь не нужно. Сходишь в «Реку» сам, а ему как-нибудь объяснишь, желательно попроще. И знаешь, что? Не доверяй ему, Миша. Поверь, мне издали виднее. Он непредсказуемый. Чистоплюй с замаранной совестью - это страшно.
        - А я кто, по-твоему?
        - А у тебя вот здесь мозоль, - Мефодий показал на сердце. - Ничего, это пройдет. Это, Миша, хорошо. Ну? - Спросил он требовательно.
        - Выкладывай, что ты там измыслил.
        - Да я, собственно, все сказал. Распечатаешь тексты, вернешься в две тысячи первый год и отнесешь их в издательство. Встретишься с сопляком, который еще не расстался ни с Аленой, ни со своими детскими идеалами, и предупредишь, чтоб готовился к грядущему успеху.
        - Может, и Алена останется, если у него сразу четыре книги выйдут?
        - Может, и останется. Только будет ли это благом? У одиночества тоже есть свои плюсы.
        Последняя фраза прозвучала совсем не убедительно, и я вдруг увидел в его глазах отблески той самой тоски, что до сих пор ныла у меня в груди. Маленькая, но неизлечимая болячка.
        - Возьмешь машинку, выйдешь из дома и где-нибудь спрячешься. Свидетели нам ни к чему.
        - «Машинка» - ее официальное название?
        - Какая тебе разница? Наберешь на дисплее сегодняшнюю дату и время - плюс три часа от настоящего. Это ее погрешность.
        - Чтобы не возникнуть здесь в двух экземплярах? - Догадался я.
        - Да. Надеюсь, ничего страшного не случится, но лучше не пробовать. Если через шесть часов тебя не будет, я начну волноваться.
        Мефодий еще раз показал мне, как обращаться с машинкой. Ревностно проверил, все ли я запомнил, и снова принялся за объяснения.
        Когда я уже оделся, он хлопнул себя по лбу.
        - А распечатать-то! Забыли!
        - Успеется. Не тащить же с собой.
        - Ты чего это удумал, Миша?
        - Что я там, принтер не найду?
        - Ну-ка, ну-ка, - он бесцеремонно взял меня за рубашку и заглянул мне в глаза. - Я надеялся, мы играем в открытую. Нет?
        - Ровно пять лет назад тоже была осень, только две тысячи первого. Полгода до весны две тысячи второго.
        - Логично… А, вот ты о чем?
        - Да. Я там побуду. Пару дней, не больше. Хочу посмотреть на свою жизнь со стороны. На Алену хочу посмотреть.
        - Все не уймешься? И как же ты собираешься договориться с местным Ташковым? Куда ты его денешь?
        - Мои проблемы.
        - Это ты мне говоришь?
        - Ведь у нас полно секретов. Про шрам на животе, про все остальное.
        - Капризный щенок, вот ты кто! Что тебя интересует? - Сдался Мефодий. - Только быстро, пока я не передумал.
        В голове крутилось множество вопросов, но задать ни один из них я не решался: все они выглядели сиюминутными и несерьезными, а спросить хотелось о чем-то важном.
        - Этот выстрел останется за мной, - нашелся я. - Вот вернусь, тогда и спрошу. А что касается Миши… Миши-младшего… Подходит такое определение? Хорошо бы его спровадить к Люсе на ночку-другую. Имея железное прикрытие в виде самого себя, он не откажется. А я его заменю. И постараюсь разобраться с Аленой. Про рукописи я ему сразу говорить не буду, пусть сначала замарается. Когда у него болит совесть, он перестает сопротивляться.
        Мефодий сделал какое-то неловкое движение, будто собирался ударить меня по щеке, но осекся, и его ладонь замерла на полпути.
        - Извини, - сказал я.
        Он ответил мне долгим, скорбным взглядом.
        - Делай, как знаешь. Только не забудь дату и вернись вовремя. Мне здесь неуютно.
        Я попытался засунуть пенал в куртку, но он оказался слишком объемным. Пришлось оставить его на кухне, забрав только дискеты. Ключи я прихватил с собой, а Мефодию на всякий случай выдал второй комплект.
        - Если куда намылишься, дверь закрой. На оба замка, - приказал я. - Здесь тебе не будущее. Латиносы, вьетнамцы…
        - Помню, - улыбнулся он. - Ну что, присядем на дорожку?
        Мы посидели, синхронно раскачиваясь на табуретках и напряженно всматриваясь в скатерть.
        - Две тысячи первый - это пять лет назад. Почему не три, не шесть?
        - Не знаю, - развел руками Мефодий. - Цифра симпатичная.
        Покурили.
        - «Кошмары» не забудь, - напомнил он.
        Я сходил в комнату и взял со стола тетрадь в клетчатой обложке. После развода мне пришло в голову, что сны могут иметь какое-то значение, и я стал их записывать. За два года я заполнил около восьмидесяти страниц, и ни одно из видений не повторялось. И слава Богу.
        - Пожрать у меня не особо… - Начал я, но замолчал, потому что говорил совершенно не о том. - Значит, просто нажать на кнопку и сделать шаг вперед?
        - Всего лишь. И учти, Миша, ты за двоих отвечаешь - за себя и за меня. За двоих, - повторил Мефодий, показывая букву «V» из указательного и среднего пальцев.
        В его жесте я хотел бы видеть пожелание вернуться с победой. Но он означал нечто несоизмеримо большее.

* * *
        Я медленно спускался по лестнице не в силах отделаться от мысли, что меня разыграли. Несколько минут назад я поднялся на последний этаж и прислушался, не шуршит ли кто за дверью, собираясь выходить. Потом, вглядываясь в мелкие цифры на табло, набрал длинную строку: 2001.09.20.21.00. Жадно, как перед расстрелом, выкурил сигарету, погладил пальцем квадратную ребристую кнопку и, затаив дыхание, нажал.
        Ни молний, с треском пронзающих воздух, ни волшебного свечения, обозначающего границы времен. Разве что сумерки, протиснувшиеся сквозь пыльное окошко, заметно сгустились, сделав темно-серые стены почти черными. И еще - неуловимое колебание воздуха, которое возникает над асфальтом в жаркий летний полдень.
        Штукатурка, исцарапанная дворовыми поэтами, пустые пивные банки, оставленные ими же на ступеньках, обтянутые дерматином стальные двери, пялящие наружу выпуклые глазки, - все находилось на своем месте. Каждая замеченная деталь тут же всплывала в памяти. Любая царапинка на перилах, паутинка на потолке навязчиво пыталась со мной поздороваться, намекая на давнее знакомство.
        Трогая ручку парадной двери, я отметил, что кодовый замок сняли, а надпись «Димон», вырезанную в пластике с аккуратностью, достойной уважения, заделали, да так, что и следа не осталось. При других обстоятельствах эти мелочи ускользнули бы от внимания, но сейчас они отозвались в голове тугим набатом бешеного пульса.
        Прежде, чем выйти из подъезда, я приоткрыл дверь и с опаской выглянул на улицу, словно ожидал увидеть там что-то страшное. И я не ошибся. Напротив дома, на том месте, где взгляд привык упираться в строящуюся башню, зияла дыра пустыря. Ощущение было таким, точно нога, нацеленная на ровную поверхность, провалилась в яму.
        Мимо прошла Лидия Ивановна, выглядевшая значительно бодрее, чем обычно. Я поздоровался, но она не откликнулась.
        Стройка, заражавшая своим оптимизмом, обернулась неряшливой площадкой, которую люди и их четвероногие друзья успешно превращали в помойку. Лидия Ивановна, помолодевшая, как ей и полагается, на пять лет, меня не узнала. Естественно, ведь сейчас мы с ней проживаем в разных концах Москвы.
        Владелица большой мохнатой собаки любезно сообщила, что время - половина одиннадцатого. Выходит, машинка промахнулась на полтора часа. Что мне это дает? Да ничего.
        - Девушка! - Позвал я. - Извините, какое сегодня число?
        - Двадцатое, - ответила она не совсем уверенно.
        На этот раз уходить она не торопилась, видно предчувствовала следующий вопрос. Ситуация сильно смахивала на банальную попытку познакомиться, и на ее лице отразилось заинтересованное ожидание.
        - А какой сейчас месяц?
        - Вчера был сентябрь, - с готовностью отозвалась девушка, подтягивая лохматое чудовище к ноге. - Год сказать?
        Я, виновато улыбнувшись, кивнул.
        - Две тысячи первый. Век - двадцать первый, - добавила она на всякий случай.
        - Очень вам благодарен, - промямлил я и, чувствуя себя полным идиотом, пошел прочь.
        Все вокруг неожиданно стало родным и гораздо более близким, чем в том две тысячи шестом, откуда я вывалился несколько минут назад. Даже проклятый пустырь перестал раздражать - он был неотъемлемой частью моего прошлого.
        Я спустился в метро и, чтобы не тратить времени впустую, купил вечерний номер «Ведомостей». По дороге в Коньково я успел прочитать газету от корки до корки, не пропустив ни передовицы, ни заметки о рождении тигренка-альбиноса. Мне было интересно абсолютно все; с одинаковым азартом я проглотил и репортаж со станции скорой помощи, и котировки каких-то акций. Если б не давно забытые фамилии, мелькавшие в тексте, я бы усомнился в реальности моего перемещения - настолько все казалось привычным.
        Когда я вышел на улицу, было уже темно. Мне предстояло сделать два телефонных звонка. Волнения почему-то не было. Я хлопнул себя по джинсам, проверяя, на месте ли машинка. Маленькое устройство, поместившееся в кармане, придавало мне уверенности.
        Номер ответил сразу. Люся, против обыкновения, оказалась трезвой, и это меня обрадовало - на такое везение я и не надеялся.
        - Да?
        - Здравствуй. Не узнала?
        Когда-то это было моим обычным приветствием. Таким образом я и здоровался, и представлялся одновременно.
        - Ох, мамочки… Мишка! Ты?
        - Нет, Пушкин! - Меня покоробило от собственной пошлости, но говорить иначе я не мог. В общении с Люсьен у меня давно сложился жесткий стереотип, и он был сильнее меня.
        - Чего это ты вдруг?
        - Соскучился.
        - Серье-езно? - Произнесла Люся так фальшиво, как только могла. Ей хотелось меня обидеть, но я знал, что за ее фанаберией кроется неподдельная радость.
        Она не откажет. Потому, что никогда мне не отказывала. Даже в тот раз, после которого вся ее жизнь пошла под откос.
        - Могу зуб дать. Молочный. Ты одна, Люся?
        - Хо-хо! Порядочным девушкам таких вопросов не задают.
        - Так то - порядочным! - Схохмил я и прикусил язык: не слишком ли?
        - Мерзавец. Ты чего, с женой поссорился? Приходи. Адрес помнишь?
        Не слишком. Или она уже перешагнула ту черту, из-за которой не возвращаются.
        Я набрал телефон квартиры, где жил с Аленой до развода. Собственно, я и сейчас там живу, вопрос лишь в том, кто из нас двоих теперь называется «Я».
        Я слушал длинные гудки до тех пор, пока не отключился автомат. Я позвонил еще раз, и снова никто не подошел. Это рушило все мои планы.
        Куда они могли отвалить? В гости? Но кто шляется по гостям в будни? Стоп, а с чего я взял, что сегодня не выходной? Я окликнул проходившего мимо мужика, и тот, не поворачивая головы, буркнул:
        - Пятница.
        Вот, чего я не учел. Ведь это элементарно: одни и те же числа каждый год приходятся на разные дни недели. И как на зло - пятница! Алена наверняка потащила Мишу в гости к какой-нибудь из своих подруг.
        Я мог бы воспользоваться машинкой, но решать с ее помощью мелкие бытовые проблемы мне казалось кощунством. К тому же я не имел представления, на сколько включений она рассчитана, - возьмет и вырубится в самый неподходящий момент, оставив либо меня, либо Мефодия в чужом времени навсегда.
        Долго ломать голову мне не пришлось - выбор состоял из одного-единственного варианта.
        Люсьен я знал давно. Собственно, когда мы познакомились, она была еще не Люсьен, а скромной, часто краснеющей девушкой Люсей. Папаша ее был неизвестен, а матушка на почве пьянства загремела в психушку, да так там и осталась. С восемнадцати лет Люся жила одна с годовалой сестренкой на руках. Соблазнам полной самостоятельности она не поддалась, напротив, продолжала учиться, брала какую-то работу на дом, а на советы соседей отдать сестру в интернат отвечала коротко, но исчерпывающе. Как говорится в газетных заметках про всяких там героев - проявила характер.
        Вскоре на нее свалилось еще одно испытание - привязанность к инфантильному оболтусу по имени Миша. Когда Люсьен решила, что нам пора жениться, то воспользовалась обычным бабьим способом.
        Узнав о ее беременности, я признался, что лучше отсижу в тюрьме, чем женюсь, и это была чистая правда. В то время мои собственные родители находились на грани развода, и ничто не пугало меня так сильно, как перспектива обзавестись доброй, но нелюбимой женой. Я настоял, чтобы Люся избавилась от ребенка, а через два месяца выяснилось, что деньги, выданные ей на операцию, лежат в банке и обрастают процентами до совершеннолетия нашего будущего малыша.
        Люся заявила, что собирается рожать независимо от моего желания стать ее мужем. Однако я понимал, что, увидев своего ребенка, могу совершить благородную и очень предсказуемую глупость.
        Аборт Люся все-таки сделала. Из больницы я привез ее домой на такси, довел до квартиры и сделал кофе. На этом наши отношения закончились.
        Поскольку мы жили в двух шагах друг от друга, Люсю я видел довольно часто, но лучше бы я ее не встречал. Люсьен, вслед за матерью, спивалась - стремительно и необратимо. Через несколько лет, как раз к две тысячи первому, она окончательно пропала из виду. Иногда я вспоминал, что у нее еще была сестренка, которой к тому времени исполнилось года четыре, однако все, что я мог для нее сделать, - это пожелать ей оказаться в детском доме.
        Я спохватился, что иду с пустыми руками, и свернул к магазину. Ввиду пятницы у винного отдела было многолюдно, пришлось даже отстоять небольшую очередь. Нетерпеливо переминаясь, я прислушивался к разговорам, но среди общего шелеста разобрал лишь несколько невнятных обрывков:
        - …совсем оборзели! Им что, своего Китая мало?
        - …«Смирновская», надеюсь, не польского разлива?
        - …исключено. На второй срок Туманову не потянуть.
        Обычные разговоры для людей моего времени. Иммигранты прибывают, президенты правят, народ желает выпить - ни одна из констант этого мира не пошатнулась.
        Я купил бутылку шампанского, шоколадку «Сказка» и уже раздумывал, что преподнести Люсьен, - гвоздику или розу, но вовремя вспомнил, к кому я собираюсь. «Сказка» была явным излишеством, а цветочек и подавно пришелся бы не ко двору. Вернувшись к прилавку, я взял литровую бутылку водки с таким расчетом, чтобы самому достался хотя бы стакан.
        Люсьен вышла в грязном халате. Жирные волосы были собраны в косматый хвост и заколоты чуть пониже макушки. Длинная неровная челка прикрывала верхнюю часть темного лица. На память пришло модное когда-то слово «синявка». Точно, Люсьен - синявка. Алкоголичка. Конченый человек.
        - Нарисовался! - Воскликнула она и потянулась ко мне своими сизыми опухшими губами.
        Я сжал зубы и стерпел. От Люсьен едко пахло потом и кислым пивом.
        - Привет, - сказал я.
        - Сколько не виделись-то? - Люся говорила громко, но ласково, и я сообразил, что она пьяна. Когда только успела? - Почти год, - продолжала она, и я, прибавив еще пять, мысленно присвистнул. - Заходи. Я смотрю, ты принес чего-то, значит, как приличный человек явился?
        - Как приличный, - подтвердил я.
        По сравнению с ее жилищем моя берлога тянула на царские покои. Со стен тут и там понуро свисали лоскуты просаленных обоев, а линолеум на полу напоминал застывший ледоход.
        - Так вот и живем, - весело пояснила Люсьен, правильно истолковав причину моего оцепенения. - Все руки не доходят, а мужика-то в доме нет!
        Я пропустил последнюю фразу мимо ушей и вместо ответа вытащил из сумки пузырь.
        - О-о! Гость в дом - Бог в дом. А закуска есть?
        - На тебе, вместо закуски, - сказал я, показывая шампанское.
        - Это на утро, - деловито заметила Люсьен, убирая бутылку в холодильник. - Встретим его вместе, а? - Добавила она и подмигнула так, что внутри у меня все перевернулось.
        Люська! Кто бы мог подумать?! Неужели это ты, чистенькая, обаятельная, целеустремленная? Неужели какой-то гад, смог одним махом выкорчевать в тебе все хорошее?
        - Стаканы у меня побились, мы из кружек будем, ладно?
        Из коридора раздались шлепки босых пяток, и на кухню выбежала маленькая девочка в застиранной кофте.
        - Мам, - проскулила она. - Дай покушать.
        - Иди спать! - Злобно крикнула Люсьен. - И не мама я тебе, поняла, дура? Я тебе сестра, сколько еще повторять? Иди, ложись, сказала!
        - Сестра, я кушать хочу.
        - Щас врежу, сволочь! Всю кровь мою выпила!
        Я посадил девочку на колени и обнял. Она не плакала - только всхлипывала, недоверчиво рассматривая меня черными глазищами. Что ей приходилось видеть на этой полуразрушенной кухне - какие оргии, какие вакханалии? Что вообще она видела в жизни, сидя в углу, как мышонок? И что ожидает ее впереди - совместные пьянки со старухой-сестрой? Грязные, шершавые пальцы собутыльников, оставляющие болезненные царапины?
        Я выудил из пакета шоколадку и отдал ее девочке.
        - Это мне, да?
        - Тебе, Оксан.
        - Вся? - Изумилась она.
        - Да, - у меня вдруг задрожал подбородок, и я поспешил закурить.
        - Спасибо, дядя. Я пойду, ладно? - Спросила Оксана, не двигаясь с места.
        Она смотрела на меня так внимательно, будто хотела запомнить на всю жизнь. В ее взгляде было столько благодарности, что я, не выдержав, отвернулся.
        - Дядя, а как вас зовут?
        - Миша.
        - Спасибо, дядя Миша.
        Оксана скрылась в комнате. Как раз к этому времени Люсьен справилась с пробкой и наполнила две эмалированных кружки, одну - темно-зеленую, другую - бежевую, с наивной ромашкой на боку.
        - Зря, - сказала она. - Звереныша баловать нельзя. Где я ей потом шоколада напасусь?
        - Сука ты, Людмила. Она же тебе сестра. Сколько ей сейчас?
        - Года четыре, кажется. Ну, давай.
        Мы выпили и по очереди закусили длинным вялым огурцом. Водка отдавала древесиной, небось, и правда, братья-поляки сработали. Или посуда Люсьен так пропиталась дешевым пойлом, что вонь сивухи стала ее физическим свойством.
        Люсьен налила по второй, слегка сократив мою долю, и существенно увеличив свою. Говорить было не о чем. Любые воспоминания неизбежно привели бы нас к той теме, которой ни мне, ни ей касаться не хотелось. Я собрался рассказать анекдот, но Люсьен настолько вдохновенно смотрела в свою кружку, что я передумал.
        - Давай, - кивнула она и утрамбовала сто пятьдесят грамм в один глоток.
        На кухню незаметно вошла Оксана и остановилась у стола.
        - Чего тебе? - Утробно спросила Люсьен, прочищая севшее горло.
        - Это вам, - улыбаясь, сказала сестренка и положила перед нами по кусочку шоколадки.
        - Ну все, иди спать. Здесь взрослые, не мешайся!
        Оксана помахала мне ручкой и отправилась в комнату.
        - Спокойной ночи, - пожелал я ей вслед.
        - А как это? - Спросила она.
        Я выразительно глянул на Люсьен, но та была занята бутылкой.
        - Чтобы ты спала крепко-крепко, и чтобы тебе приснилась какая-нибудь сказка.
        - Сказка у меня уже есть, - пролепетала Оксана. - Она вкусная.
        - Так ты умеешь читать? Вот, молодец!
        - Слушай ее больше. Давай, - Люсьен вновь подняла бокал, и я поразился точности ее движений. Судя по всему, пол-литра для нее были только разминкой.
        - Ты тут продолжай, а я пойду лягу. Где у тебя примоститься можно?
        - Пить не будешь, что ли? Странный! Там кровать стоит, увидишь. Погоди, я скоро приду.
        - Угу, - промычал я, надеясь, что она отрубится прямо за столом.
        Уже сквозь сон я услышал, как на кухне хлопнуло шампанское - до утра Люсьен не дотерпела, и это значительно повышало мои шансы провести ночь спокойно. Если б я мог представить масштабы ее падения, то предпочел бы переночевать в каком-нибудь теплом подъезде.
        Под утро врезали нежданные заморозки, и лужи покрылись прозрачной корочкой, визгливо лопавшейся под ногами. Солнце, в сентябре еще сильное, успело вылезти из-за ближайших крыш, но дыхание все равно превращалось в белый, с голубым отливом, дым.
        Для такого климата моя одежда не годилась, и, стоя у телефона-автомата, я приплясывал как дрессированный мишка. Если б Люсьен не проснулась так рано или, проснувшись, отвалила бы куда-нибудь по своим пьянчужным делам, то я мог бы позвонить и от нее. Но она, как на зло, встала ни свет ни заря. Охая и рыгая, Люсьен тощим привидением шаталась по квартире в надежде, что я сбегаю за пивом. Ха!
        Я милостиво оставил ей двадцатку - с условием, что она купит чего-нибудь и для сестренки. Люсьен поклялась здоровьем матери.
        Запись, сделанная мною в клетчатой тетради, мало чем отличалась от предыдущих. Я видел себя лежащим на холодном столе из нержавейки. Обзор загораживал огромный бледный живот, вздувшийся, как у утопленника. Я помнил боль и желание вырваться из кожаных ремней, а потом - мозолистые пятки, показавшиеся из моего нутра. Я рожал какого-то здорового мужика, он лез вперед ногами и при этом неистово сопротивлялся. Когда он вышел весь, мне на лицо накинули сырую тряпку, и разглядеть новорожденного я не смог, но я точно знал, что у меня двойня, и что роды еще не закончились.
        Я поставил точку и с трудом подавил желание разорвать тетрадку. Порыв был таким же привычным, как и процедура записи. Я снова сдержался. Однажды мне приснится что-нибудь нормальное, и я закончу сборник кошмаров красивой и светлой историей. Я впишу ее красными чернилами, а потом торжественно придам тетрадь огню.
        На этот раз звонок застал меня дома. Я взял трубку после пятого гудка и сонно вякнул:
        - Алле.
        - Привет, - сказал я.
        - Здорово. Кто это?
        - Это я, - ответил я, соображая, что по телефону ничего не объяснить.
        - Кто «я»? - Спросил я на другом конце провода.
        - Я - в смысле ты, - это пояснение запутало меня самого и окончательно превратило разговор в фарс. - Через пятнадцать минут жду тебя у подъезда. Да не бойся, ничего тебе не будет, если не опоздаешь, конечно. До скорой встречи, Мефодий.
        Ждать на улице было невозможно, и я зашел в подъезд. Дом дремал. Его жители достойно отметили конец рабочей недели и теперь с наслаждением предавались субботней неге, поэтому, когда сверху начал спускаться лифт, я был уверен, что это он.
        Двери раскрылись, и на площадку вышел сутулый, небритый мужчина в мятых брюках. Во рту у него торчала наполовину истлевшая сигарета, та самая, которую я неизменно выкуриваю натощак. Мужчина поднял голову и замер. Да, это был я.
        Человек, стоявший напротив, был совсем не тот, кого я привык видеть в зеркале: заспанные, красноватые глаза, блуждающий взор, по-обезьяньи опущенные уголки губ. Намятые за ночь вихры торчали в разные стороны и напоминали прическу Люсьен. Определенно, они с Люсей были похожи - неопрятностью одежды, припухлостью лица и какой-то хронической неумытостью.
        Миша издал нечленораздельный звук и что-то изобразил рукой, но смысл жеста остался неясен. Конечно, он меня узнал, как не узнать самого себя? Двадцать пять и тридцать - это почти одно и то же.
        Потрясение - самое невыразительное слово, которым можно описать то, что было написано на его физиономии. Она побледнела до прозрачности, казалось, его сердце перестало биться, и вся кровь оттекла к ногам. В его взгляде смешались ужас и ожидание.
        Речь, которую я составил по дороге от Люси, выветрилась из памяти как утренний сон.
        - Такие вот дела, - произнес я. - Ну, здравствуй, что ли.
        Его рукопожатие было не слабым и не крепким - точь-в-точь, как мое.
        - Ты - мой брат? - С трудом выговорил Миша. - Близнец?
        - Только по гороскопу. Так же, как и ты, естественно. Давай отойдем куда-нибудь, зачем людей смущать?
        - Пойдем ко мне.
        - «Ко мне», - усмехнулся я. - Алена дома?
        - Да. А откуда ты про Алену?.. Ты кто?
        - Правильно, где ей еще быть? Нет, к тебе не пойдем. Поднимемся по лестнице, пешком все равно никто не ходит. Алене ты чего сказал?
        - Сигареты кончились.
        - Ага, минут пятнадцать у нас есть. Это хорошо. Ты присядь, а то ноги не выдержат. У тебя же левый голеностоп поврежден, верно?
        Я уже пришел в себя и хотел хоть немножко поиграть в провидца, пожонглировать интимными подробностями нашей жизни. Интересно, если он сейчас возьмет, да и треснется затылком о бетон, что произойдет со мной - упаду рядом, окажусь в могиле или вовсе исчезну? Экспериментировать не хотелось, и я, положив Мише руку на плечо, заставил его сесть на ступеньку.
        Собеседником Миша-младший оказался скверным. Он так часто меня перебивал, что короткий рассказ превратился в эпическое повествование. В перемещения во времени Миша уверовал быстро и безоговорочно. Он видел своего двойника, и от этого никуда нельзя было деться.
        - Есть предложение пожить у Люсьен, - сказал я, переходя к главному. - А я заменю тебя здесь и обеспечу алиби.
        Алене я не изменял, поскольку опасался, что она рано или поздно об этом узнает. Теперь у Миши появился шанс безнаказанно вкусить греха, и он его скорее всего не упустит.
        - Люсьен, конечно, давно пора проведать. Но Алену я тебе не доверю.
        - Эй, да ты ревнуешь, что ли? К кому?
        - Все равно. Я - это я, а ты…
        - Это я. Ну и что?
        - Нет, - Миша упрямо замотал головой.
        - Вот, скотина! Сам собираешься к Люсьен, а Алене, выходит, даже со мной нельзя. То есть с тобой.
        Я поскреб свою щетину, потом провел рукой по его щеке. Вроде, такая же.
        - Давай переодеваться.
        - Прямо сейчас? Лучше завтра, я с перепоя…
        - Ничего, поправишься.
        - А если я подцеплю чего-нибудь? - Капризно проныл Миша, и меня это взбесило.
        - Ты хотел знать, что будет дальше? Слушай. В апреле Алена уйдет.
        - Как уйдет? - Оторопел он.
        - Насовсем.
        - Врешь!
        - Жалко, я паспорт не взял, там все написано.
        Он отошел к окну и закурил. Представив, что сейчас творится у него в душе, я пожалел, что не сдержался.
        - Не расстраивайся. Конечно, в начале было трудно. А когда смирился, вроде ничего, жить можно. Телевизором никто не достает. Сиди и пиши на здоровье. Сам себе хозяин! Захотел - пошел в магазин, убрался. Не захотел - не надо. К тому же стервой она оказалась порядочной. Угадай, что тебе достанется после раздела имущества.
        - Книги, компьютер и стол.
        - Точно. И тесная конура в Перово. Нормально?
        Миша докурил сигарету до самого фильтра и яростно растоптал ее каблуком.
        - А может, и к лучшему, - опустошенно, совсем как Мефодий, сказал он и расстегнул ветровку. - Только денег у меня с собой - ноль. Подкинешь? Я потом верну.
        Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Истерический смех не отпускал нас несколько минут, пока не заболели легкие. Когда мы все же успокоились, утерли слезы и просморкались, то ощутили себя теми, кем являлись по сути: больше, чем близнецами, больше, чем единомышленниками. Мы были единой личностью.
        Миша первым раскинул руки, и мы обнялись. Я устыдился, что не рассказал ему всей правды, включая и того, в каком виде он застанет Люсьен. Я был достаточно брезглив, чтобы позариться на чересчур доступное тело, и Мишу-младшего ожидал неприятный сюрприз. Мысль о том, что я обманываю самого близкого человека, больно резанула по совести, однако от нового порыва откровения я удержался. Все, что хорошо для меня, полезно и для него.
        Мы принялись торопливо раздеваться, вешая одежду на перила.
        - Трусы тоже снимай, - распорядился я. - И носки. У разведчиков мелочей не бывает.
        - Может, не надо? Когда ты мне позвонил, я так переполошился, что одел все вчерашнее.
        - Ничего, у меня тоже не фиалки, - хохотнул я, показывая свой, еще не хрустящий, но уже не далекий от этого носок. - У Люсьен спал, не раздеваясь, так что извини.
        - Ты ее не…
        - Да все разговоры, - буркнул я, проклиная свой длинный язык. - Но она готова, никаких проблем.
        Мы разделись догола, и некоторое время стояли друг напротив друга, переминаясь на ледяном полу. За пять лет мое тело почти не изменилось. Если я чем-то и отличался от Миши, то лишь в лучшую сторону. Живот стал поменьше, ноги постройнели, задница перестала быть рыхлой и складчатой, как у младенца.
        - Все, надо спортом заниматься, - решил он.
        - Такого за тобой не помню. Лучше кури поменьше, а то меня кашель по утрам замучил.
        Миша с трудом натянул мои джинсы с небольшой пачкой денег в кармане, а я облачился в просторные брюки, скупо брякнувшие несколькими монетками. Себе я оставил лишь машинку, тетрадь, ключи от квартиры в Перово и дискеты.
        - Ну и правильно, - сказал Миша.
        - Ты о чем?
        - О твоей нынешней работе. Я о ней давно мечтал, только боялся.
        Ах вот как. Он решил, что я теперь секретный агент.
        - Понимаю, служба. Не волнуйся, никто не узнает, - заверил Миша. - Но мог бы и сразу сказать, мы же все-таки… Если нужно - я всегда пожалуйста. А ты молодец, - добавил он с уважением.
        - Спасибо, - сурово произнес я, делая лицо мужественным и честным.
        - Волосы! - Спохватился он. - Они у тебя короткие, а я уже месяц до парикмахерской не дойду. Вдруг Алена заметит?
        - Вряд ли. Лучше расскажи ваши последние новости. У кого были, о чем говорили, кто с кем поссорился. Я уж забыл все.
        Он посвятил меня в свежие семейные тайны, и я еще раз убедился, что моя жизнь с Аленой была наполнена трясиной мелочной суеты. Споры о том, какую ей одеть юбку, скандалы из-за того, какой варить суп, а за всем этим - глухая, ватная пустота. Был ли я с Аленой счастлив? Или, потеряв ее, я приобрел что-то гораздо большее?
        Мы выкурили по последней и вновь обнялись.
        - Ну, тебе вниз, мне наверх. Купи Люсьен пива, она тоже страдает. Водки не забудь пару бутылок. Лучше пять, чтоб завтра не бегать, вдруг засветишься где-нибудь? Только сразу все не отдавай, она меры не знает. Еды захвати, у Люсьен покати шаром. И для сестренки ее чего-нибудь, мандаринов, что ли.
        - Слушаюсь, мой генерал. Миша, а может, наша история для сюжета сгодится? Шпионы во времени и так далее. Круто!
        - Не советую, - ответил я многозначительно.
        - Понял. Тогда последний вопрос.
        - Ну, валяй.
        - Сколько вас здесь, агентов?
        В его голосе была такая мольба, что сжималось сердце. Не ответить было нельзя. Одной ложью больше, что поделать!
        - Четыре человека в каждом десятилетии, - сообщил я с предельной конфиденциальностью. - Да, чуть не забыл. Скоро в «Реке» под твоим именем выйдут четыре книжки. Не отказывайся, так надо. Продолжай работать, теперь тебя начнут печатать. Пиши, пиши, пиши - это все, что от тебя требуется.
        - У меня к тебе тоже есть одна просьба. Если позвонит Костик, скажи, что я согласен.
        - Какой еще Костик?
        В мозгу что-то тревожно тренькнуло.
        - Ну Костик, Афанасьев.
        - Не знаю я никакого Афанасьева. Откуда он взялся?
        - Долго объяснять, - нетерпеливо ответил Миша. - Да знаешь, знаешь, забыл только. В общем, если позвонит, соглашайся.
        - С чем?
        - Да не важно. Просто скажи: я согласен.
        Направляясь к Люсьен, Миша сиял, как начищенный самовар. Я сочувственно смотрел ему в спину, борясь с желанием догнать и объяснить все по-человечески. Нет, этого делать нельзя, особенно после того, как он переполнился гордостью за свое будущее.
        Остановившись у знакомой двери, я без труда нашел нужный ключ. Замок повернулся мягко, петли не издали ни звука. Алена любила, чтобы в доме был порядок.
        - Миш, ты? - Раздалось из комнаты.
        - Я.
        Чтобы ответ получился будничным, мне пришлось собрать в кулак все свое самообладание.
        - Который час? - Алена ленилась повернуться на бок и глянуть на будильник.
        - Девять.
        Я скинул ветровку, затем ботинки и, воткнув ноги в родные тапочки, остановился перед спальней.
        - Вставать неохота. Сигареты купил?
        - Нет.
        - Почему? И чего так долго? Миш, сделай кофе.
        Я с облегчением потопал на кухню. Сзади послышались шаги, и в дверях, на ходу запахивая халат, появилась Алена. Я поспешно отвернулся и с двойным рвением занялся завтраком.
        - А где «доброе утро»?
        Придется посмотреть.
        Медленно, словно боясь ослепнуть, я отошел назад и повернул голову. Это была та самая женщина, к которой я привык, та, которую я знал и любил. Алена стояла растрепанная и не проснувшаяся, но ее сонливость разительно отличалась от той, что я увидел в Мише. На ее щеке обозначились две розовые складки от подушки, глаза, как у котенка, раскрылись еще не до конца, из-за чего лицо Алены приобрело умильно-беззащитное выражение. Она смешно наморщила носик и налила в чашку воды.
        Халатик распахнулся, и я увидел ее грудь - почти полностью. То, что оставалось за бирюзовой тканью, манило сильнее, чем все женщины мира, вместе взятые. Я знал это тело так же хорошо, как и свое, но сейчас полуприкрытая нагота Алены почему-то взволновала меня, как никогда прежде.
        - Чего такой напряженный? И почему без сигарет?
        - Деньги забыл.
        Алена зевнула и пошла в ванную. Сейчас она скинет халатик, а под ним - ничего. Я услышал, как зашуршала клеенчатая занавеска и зашумел душ. Пена в кофейнике вскипела и выплеснулась наружу.
        - Алена!
        - Да?
        - Ты никогда не пила кофе в ванной?
        Я поставил чашку на стеклянную полочку между стаканом с зубными щетками и бритвенным станком.
        - С ума сошел?
        Я отдернул занавеску - Алена даже не попыталась прикрыться. Черт, да она же моя жена! Видно, я и правда спятил. Я торопливо сбросил Мишины тряпки и встал под горячую струю рядом с Аленой.
        - Кажется, ты задумал что-то нехорошее.
        - Хорошее.
        Она уже намылилась, и мои руки легко скользили по ее гладкой коже. Только сейчас я понял, что моя жена была еще очень молодой женщиной, и ей вряд ли хватало того, что мог дать Миша-младший.
        Алена выдавила на ладонь большую каплю шампуня и сказала:
        - Прогулка пошла тебе на пользу. Гуляй почаще.

* * *
        «Хоботков открыл глаза и долго не мог вспомнить, где он находится. Луч света, протиснувшийся сквозь дыру в кровле, золотил витающую в воздухе пыль и согревал коленку. Дождя на улице слышно не было, но черные стропила сочились влагой. Они плакали по Хоботкову.»
        Так начинался роман «Ничего, кроме счастья». Я машинально проглотил еще два абзаца, потом все же оторвался и с неохотой убрал лист в папку. Дипломат с рукописями весил килограмм десять. Ничего, своя ноша не тянет. Я проверил карманы: машинка, дискеты, ключи, тетрадь.
        Я снова покидал эту квартиру, теперь уже навсегда. Возникло желание повыдергивать из розеток телевизор, компьютер и прочую технику, но делать этого я, конечно, не стал - вечером придет с работы Алена, да и младшенький скоро притащится. Только бы он не смотался от Люсьен раньше времени, ведь нам еще нужно переодеться. Я прикинул, в каком состоянии находятся мои носки, и решил, что вернусь в две тысячи шестой год в кроссовках на босу ногу.
        Дверь не скрипнула, замок не заело. Прощай, образцово-показательный кошмар! Мне так и не удалось найти причину нашего развода. Я не выпускал Алену из поля зрения ни на секунду, вслушивался в каждую ее фразу, а потом анализировал слова до тех пор, пока они не теряли всякий смысл. Тем не менее, за прошедшие двое суток я не откопал даже и намека на грядущий разрыв.
        По сравнению с субботой на улице заметно потеплело. Некоторое время я колебался: позвонить Мише сейчас, или сделать это после похода в редакцию? Суеверие одержало верх: сначала отдам романы.
        До метро оставалось метров двести, когда рядом со мной затормозила черная «Волга» с тонированными стеклами и синим маячком на крыше. Не успела она остановиться, как двери синхронно открылись. Из машины выскочили двое крепких парней и уверенно заняли позиции по обе стороны от меня.
        - Документы есть? - Без предисловий спросил тот, что встал справа.
        - Нет, - быстро ответил я, даже не успев удивиться.
        - В машину, - скомандовал незнакомец, царапнув меня по руке чем-то холодным.
        Второй, мимолетно пробежавшись по моим карманам, как бы невзначай сжал мне локоть - совсем не больно, но пальцы, державшие ручку кейса, вдруг онемели, и чемоданчик очутился на земле. Единственным свидетелем этого события оказался милиционер на другой стороне улицы, но за происходящим он наблюдал с явным одобрением.
        Машина стремительно набрала скорость и, выскочив на проспект, заняла левый ряд. Я сидел сзади, с обеих сторон зажатый твердыми бедрами похитителей.
        - Я третий. Отработали. Возвращаемся, - монотонно напел в трубку лысый крепыш в коричневом пиджаке, развалившийся на переднем сидении. - Как? - Бросил он, не оборачиваясь.
        - Чистый, - доложил тот, что меня обыскивал. - Сундук не смотрели.
        Лысый удовлетворенно кашлянул и потерял ко мне интерес. Собственно, интереса и не было, он даже не удосужился глянуть, того ли они взяли.
        Только сейчас я испытал настоящий испуг. Постовой к захвату отнесся спокойно, и это означало, что я попал в руки правосудия, а не загадочной русской мафии, о которой известно лишь то, что она существует.
        - Вы кто? - Осмелился я наконец спросить.
        - А разве я не представился? - Искренне удивился тот, который спрашивал документы. И широко, как Гагарин на фотографии, улыбнулся. - Оперуполномоченный лейтенант Орехов.
        - Очень приятно, - сморозил я.
        - Не зарывайся, не надо, - предупредил Орехов.
        Сквозь затемненные стекла город выглядел по-вечернему умиротворенным. Его жителям не было никакого дела до черной «Волги», несущейся по полосе для спецтранспорта.
        - Не жмет? - Участливо поинтересовался веселый опер. Он поднял левую руку и потряс ей в воздухе - вслед за ней потянулась и моя правая, и до меня дошло, что я сижу на коротком хромированном поводке наручников. - Браслеты не жмут, говорю? - Гаркнул Орехов мне в самое ухо. Он отчего-то заржал, хлопая себя по ляжкам твердыми блинами ладоней, и моя кисть угодливо задергалась в такт.
        Поездка закончилась во дворе большого желтого дома на Петровке. Из машины мы вылезли втроем: я, Орехов и его шеф. Зайдя в здание через скромный, явно не парадный вход, мы поднялись по лестнице, и коричневый пиджак предъявил вахте удостоверение. После гудящего томления в лифте я очутился в начале длинного коридора с вытоптанной дорожкой. По обеим стенам шли ровные шеренги одинаковых дверей с латунными номерами и картонными табличками. Шрифт на них был таким мелким, что ни званий, ни должностей я разобрать не мог.
        Дойдя до середины коридора, Лысый остановился. Карточка с фамилией на двери отсутствовала.
        Комната смахивала на подсобное помещение - она казалась слишком неодушевленной даже для милицейского кабинета. Между казенными шкафами из ДСП был втиснут письменный стол, покрытый слоем пыли; сбоку, на свободном пятачке примостился стул с так называемым мягким сидением из грубой ткани. На широком подоконнике загибалось какое-то растение в треснувшем пластмассовом горшке. Под самым потолком на стене явственно проступал светлый прямоугольник от недавно снятого портрета.
        За столом восседал грузный мужчина предпенсионного возраста с отечным лицом.
        - Федорыч, забирай, - сказал Лысый, и Орехов расстегнул браслеты - сначала свой, потом мой.
        Провожатые удалились, оставив меня наедине со следователем. Ожидая начала беседы, я неловко встал в центре комнаты, но Федорыч не торопился. Он продолжал сидеть, уставившись на мои ботинки, и, чтобы как-то о себе напомнить, я переступил с ноги на ногу.
        - Знаешь, на кого руку поднял? - Вкрадчиво произнес он.
        - Это какая-то ошибка.
        - Плохо играешь, - помедлив, заметил Федорыч. - Что в чемодане?
        - Рукописи.
        - Показывай.
        Он брезгливо потрогал папки и бросил их обратно. Потом осторожно, как сапер, простучал стенки кейса.
        - А здесь? - Спросил он, встряхнув дискеты.
        - То же самое.
        - А в тетрадке?
        - Сюжеты для будущих книг.
        - Ташков, ты что, писатель?
        - Балуюсь.
        - Понятно. А в свободное от баловства время тачки уводишь, - сказал он с такой уверенностью, что мне стало тоскливо.
        Миша - угонщик? Чушь. Он не способен, да и не было такого в моей биографии. Но что это за странный арест? Почему меня не допрашивают, не заполняют никаких документов? Будто с Петровки я прямиком поеду в лагерь.
        Машинка лежала с самого края. Эту проблему она могла бы решить одним махом: прыг, и я дома. И Миша расплачивается за свои грехи самостоятельно.
        - Ничего я не увожу, - заявил я, однако следователя это, похоже, не убедило.
        - Конечно. Особенно вчера. Не увел красный «ЗИЛ-917», не разбил ему левый бок, а вечером не бросил его на улице Андреева.
        - Я вчера с женой был. Весь день.
        Следователь смерил меня взглядом и многозначительно улыбнулся.
        - Если бы я вел твое дело, я бы тебе этого не сказал, по крайней мере, не сейчас. А так скажу. Вчера вечером тебя, пьяного в тесто, видели у метро «Коньково».
        - Не может быть.
        - Само собой, - дружелюбно отозвался Федорыч. - Я бы удивился, если б ты что-нибудь запомнил. По рассказам свидетелей, гражданин Ташков обливал прохожих шампанским и предлагал им взять у него автограф.
        Ну, Мишаня! Все-таки не удержался, сволочь. На подвиги потянуло! И ладно бы еще нахамил кому-то, а то покататься захотелось! На чем? На спортивной тачке, ценой в добрую квартиру!
        Я робко присел на стульчик. Машинка по-прежнему лежала на расстоянии вытянутой руки. Смываться нужно было прямо сейчас, пока меня не отправили в камеру. Я незаметно повернулся, чтобы схватить машинку одним движением. Потом надо успеть набрать дату и время. Если у толстяка хорошая реакция, то максимум, на что он способен, - это прыгнуть за мной, но дома, в две тысячи шестом, хозяином положения буду я, и уже ему придется доказывать, что он не верблюд.
        Да, я успею. Пока он опомнится, пока обойдет свой необъятный стол…
        А еще он может выстрелить. Не сигать через мебель, а натравить на меня маленькую стальную пиявку, при его комплекции это намного логичней. Но, даже если он и промахнется, я перемещусь в точно такой же кабинет на Петровке. Вот будет потеха, когда через пять лет мы с ним встретимся вновь! А к посягательству на автотранспорт мне припаяют еще и побег.
        Дверь широко открылась, и я остро пожалел о своей нерешительности.
        Вошедший в кабинет занял остатки свободного места. Мне стало нечем дышать, будто своим телом незнакомец вытеснил из помещения весь кислород. Его торс распирали тугие мышцы, а голова была большой и круглой, но мне показалось, что внутри его черепа находится не мозг, а негодование, вскипевшее и застывшее в таком состоянии навсегда - как пенопласт.
        - Здорово, Федорыч!
        - Он? - Довольно спросил следователь.
        - О-он, - протянул амбал, медленно и страшно надвигаясь.
        - Коля, не здесь! - Предостерег его Федорыч.
        - Вы ошиблись! - Воскликнул я. - Вы что-то перепутали!
        - Щас я тебя, падла, перепутаю! О-он, точно он, - сказал могучий Коля следователю и снова повернул свой глобус ко мне. - Вчера, гаденыш, на моих глазах! И еще ручкой вот так!..
        Этот симбиоз мяса и злобы вряд ли был старше меня, но обращение «гаденыш» звучало из его уст вполне обоснованно.
        Коля показал, как я махал рукой, садясь в шикарный автомобиль, и я заразился его яростью.
        - Решай быстрее, что с этим говнюком - тебе оставить или оформлять, - поторопил следователь.
        Амбал, покачивая головой, внимательно меня осмотрел, производя в уме какую-то калькуляцию.
        - На хрена он мне сдался? Раскручивай его по полной, Федорыч. Почем у нас угон?
        - Трешка от силы, - скривился тот. - Тем более, тачка вернулась. Год - полтора. И условно.
        - Моральный ущерб? Представляешь, я за ним бегу, а он мне ручкой!
        - Не канает. Только материальный. За железо и два литра бензина.
        - Да ты знаешь, сколько у девятьсот семнадцатого одно крыло стоит? Больше, чем вся его жизнь! Он до пенсии не выплатит! Ты же, гнида, небось, на голое пособие существуешь! - Проревел Коля в мою сторону. - Ну ничего, на бензин наскребешь как-нибудь. Ты у меня эти два литра выпьешь, понял? Без закуски!
        - Погоди, до суда время есть, - сказал следователь. - Я тебе, Ташков, такую камеру сосватаю…
        Они переглянулись и захохотали - злобно и многообещающе.
        Дверь снова открылась, и появился знакомый опер в коричневом пиджаке.
        - Федорыч, ты будешь смеяться.
        За ним вошел Орехов, привычно тянущий кого-то за наручник. Он повел рукой, и в кабинет, споткнувшись на пороге, влетел Миша-младший.
        - Ташков номер два, - пояснил Лысый. - Если еще найдем, везти?
        Следователь промолчал, гримасой показывая, что оценил шутку.
        - У тебя же нет братьев, - сказал он, глядя куда-то между Мишей и мною. - Откуда второй взялся?
        Коля тоже не мог ничего понять. Он, как заведенный, вертел своей примечательной головой, пытаясь угадать, кто же из нас двоих махал ему из машины.
        Первым, как ни странно, пришел в себя Миша.
        - Сволочь, вот ты кто, - сказал он мне. И, обращаясь к человеку за столом, добавил. - Я не виноват. Это он.
        - Молчать! - Неожиданно крикнул следователь. - Отвернуться друг от друга! Ни звука!
        - Ты чего, Федорыч? Даже я шуганулся, - озадаченно проговорил амбал.
        - Иди, Куцапов, не до тебя. Чует мое сердце, здесь кое-что посерьезней угона. Гляди, как похожи, прямо близнецы. Их сейчас по разным кабинетам надо, пока договориться не успели. И допросец по полной форме, - он аппетитно потер ладонями.
        - Федорыч, когда раскроешь международный заговор, не забудь и мне медальку отписать. Если б не моя тачка, гуляли бы они себе спокойно и горя не знали. Хорошо хоть, из бардачка ничего не пропало. Бошки бы на месте пооткручивал!
        Куцапов вышел, однако через несколько секунд появился вновь. За это время он вряд ли успел дойти до конца коридора, но с Федорычем он поздоровался так, будто они не виделись целую вечность.
        В ответ на его приветствие следователь недоуменно вскинул брови и спросил:
        - Ты когда это переодеться успел?
        Действительно, внешность человека-горы претерпела какие-то неуловимые изменения. Я хорошо помнил, что еще минуту назад он выглядел иначе. Кажется, на нем были брюки другого цвета. Или ботинки?
        - Федорыч, я их забираю, обоих, - по-хозяйски распорядился Коля.
        - Да пошел ты! У меня на них теперь свои виды.
        - Отпусти по-хорошему. Или я сейчас таких адвокатов приведу, что на пенсию пойдешь в звании ефрейтора. У тебя же на них ничего нет.
        Следователь, зло щурясь, поиграл карандашом, потом зажал его в кулаке и с размаху воткнул в стол.
        - Ну ладно, - насупился он. - Придешь ко мне в следующий раз! Катитесь!
        Куцапов ненавязчиво, но цепко взял нас под руки, и мы выкатились. Одинаковые двери взирали на нас с высокомерным равнодушием, и искать за ними защиты было делом безнадежным.
        - Я тут ни при чем, - заканючил Миша-младший, пытаясь высвободиться.
        Коля сжал губы и сильнее дернул его за локоть. Влекомый Куцаповым, Миша то и дело бросал на меня укоризненные взгляды, и мне вдруг захотелось дать ему по морде.
        Куцапов провел нас через пост - вместо того, чтобы потребовать пропуск, милиционер лишь поправил фуражку. Когда мы вышли за ворота, Коля убрал руки и с неожиданной почтительностью сказал:
        - Ты не серчай. Так уж получилось. У следака ничего не оставил? Все забрал?
        Я взмахнул кейсом и позвенел ключами в кармане.
        - Хочешь, подвезу? Тебе куда сейчас?
        - Спасибо, я как-нибудь сам.
        - Что, все уже? - Не поверил Миша. - Можно идти?
        - Нужно, - презрительно ответил Куцапов. - Не просто идти - бежать. Со всех ног.
        Он различал нас без особого труда, хотя этого не удалось даже Алене. У меня возникло подозрение, что Куцапов знает, кто я такой.
        - Не трогал я твою машину.
        - Дело прошлое, - миролюбиво отозвался Коля. - Тачка что - железо! Правда, я тебя из-за нее чуть не… А, нет, это же… - Он замотал головой и что-то пробормотал себе под нос. - Это же не ты был.
        Он вел себя так, будто нас связывало что-то большее, чем якобы угнанный мною «ЗИЛ». Но что? Я видел его первый раз в жизни. Уж не из того ли он будущего, откуда явился Мефодий? Не его ли, кстати, рук дело то письмо, так смутившее меня своей бессмысленностью?
        Куцапов перешел на другую сторону, где, презрев вопли запрещающих знаков, стоял ярко-красный «ЗИЛ» с большой вмятиной на левом боку.
        - Этот тоже? - Поинтересовался Миша-младший. - Тоже из ваших? Ты извини, что я все валил на тебя. Мне показалось, вести себя нужно естественно. Представляешь, взяли прямо у магазина, я даже моргнуть не успел. Зачем тебе понадобилась его машина? У него же все схвачено, разве не ясно? Даже на Петровке.
        - Возвращайся к Люсьен.
        - Нет, я к ней больше не поеду, - запротестовал Миша. - Довольно и одной ночи. Кошмар! Как бы мандавошек домой не принести! Я тебе и так помог, хватит.
        Мне стало настолько противно, что захотелось расстаться прямо здесь, однако на Мише оставалась моя одежда, а на мне - его. Выбрав дворик потише, мы зашли в темный подъезд и переоделись. Я молча протянул руку. Он пожал ее вяло и нехотя.
        Я пошел к метро, с каждым шагом ощущая все большее облегчение. Я боялся, что ему придет на ум меня догнать, но обернувшись, увидел, как он сворачивает в первый попавшийся переулок.
        Время близилось к четырем, и в «Реку» я еще успевал. Мне не терпелось поскорее отсюда убраться, и откладывать возвращение еще на один день было незачем.
        Я проверил, на месте ли машинка - страх ее потерять уже успел превратиться в навязчивое состояние. А ведь ее запросто могли прикарманить Орехов или Куцапов, или, еще хуже, Федорыч от нечего делать взял бы и ткнул в какую-нибудь кнопку.
        На «Третьяковской», где я собирался сделать пересадку, народу, как всегда, было полно. Около лестницы, ведущей на «Новокузнецкую», меня кто-то схватил за рукав. Это был Кнутовский.
        - Чего тащишь? - Спросил он, указывая на кейс.
        - Рукописи, - кисло ответил я.
        - Да? Интересно. Рассказы?
        - Роман.
        - И о чем вещица?
        - Саша, может, потом как-нибудь? Уже начало пятого, я не успею.
        - Ты в «Реку»? Они до шести.
        - А ты откуда знаешь?
        - Повесть недавно возил.
        - Ну и как?
        Собственные произведения для Кнута были темой особой, и я рассчитывал отвести разговор подальше от чемодана.
        - Как-как… Вернули! Есть там один… Хоботков, представляешь? Специально придумаю какого-нибудь урода и назову в честь него.
        - Тебя опередили, - огорчил я Шурика.
        - Вот, черт! Жалко. А кто?
        - Забыл.
        Я и правда не помнил, где читал про некоего Хоботкова, но мне показалось, что это было совсем недавно.
        - А у тебя что? Колись, я ведь не отстану.
        Я слишком хорошо знал Шурку - он действительно не отстанет. Мне пришлось открыть чемодан и, держа его на весу, чтобы Кнут не заметил остальных романов, достать верхнюю папку.
        - Силен, - ухмыльнулся Кнутовский, взвешивая рукопись. - Отойдем, что ли, в сторонку.
        Мы расположились у лестницы, и Кнут, кряхтя от удовольствия, развязал короткие тесемки.
        - Ты что, читать его собрался? - Возмутился я.
        - Хотя бы страниц десять, по диагонали. Нет, ну ты и жук! Такую глыбу скрывал!
        Я попытался проследить за его реакцией. Как ни крути, Кнут был моим первым читателем и критиком. Вскоре его лицо посерело. Кнутовский резко захлопнул папку и гадливо, как дохлую кошку, бросил ее мне.
        - Что тебе сказать? - Процедил он, когда грохот отъезжающего поезда утонул в тоннеле. - Что ты вор? Это грубо. Что ты пакостник? Слишком мягко. Ты просто ничтожество, Миша, вот и все. Это то же самое, что жрать чужие объедки, за это не ругают.
        Услышав такое от Кнута, я почему-то разволновался. Не было ни злости, ни обиды, только желание узнать, почему единственный друг, теперь уже, понятное дело, бывший, так со мной разговаривает.
        - Я и предположить не мог, что ты на это способен, - сокрушался он. - Неужели ты себя по-прежнему уважаешь?
        - Саша, на дуэлях нынче не дерутся, так что я просто сброшу тебя под поезд.
        - Меня-то за что?
        - За «ничтожество» и за все остальное.
        - А, дурака включаем? Ну-ну. Еще спой, что это всего лишь недоразумение.
        - Да о чем ты?
        - О романе твоем. Хоботков просыпается на чердаке. Какое совпадение, у меня он делает то же самое! Кстати, знакомый персонаж, ты не находишь?
        Точно. Вот откуда я знал этого проклятого Хоботкова - я же утром читал о нем в собственной рукописи. «Теория вероятности плюс ловкость рук». Лихая формулировка Мефодия-старшего вдруг перестала мне нравиться.
        - Да если б только фамилия! Мне что, жалко? Чеши Хоботкова в хвост и в гриву, от него не убудет! Но ты же у меня все начало передрал.
        - Начало чего?
        - Не знаю еще. Вернулся я тогда из редакции и настрочил пару страниц. Думал, сгодятся куда-нибудь. Теперь вижу: сгодились.
        - Саша, посмотри на папку, она рвется. Я ее еле тащил, что мне твои две страницы?
        - Это правда. У меня было только начало, и то набросок, а у тебя уже роман готов. Но сцену на чердаке я помню до последнего слова. Хочешь, скажу, что там дальше будет? Хоботков допьет остатки одеколона, потом споткнется и упадет. Еще там есть такое: горки голубиного помета он сравнит со сталагмитами. Ну что, проверим?
        Вырывая друг у друга папку, мы принялись просматривать текст, и чем дальше я читал, тем большую испытывал тревогу. Когда я нашел то место, где герой давится лосьоном после бритья, сомнений уже не оставалось: будет там и про помет, и про все прочее. Я выпустил листы из рук. Сейчас Кнут отыщет упоминание о сталагмитах, и тогда я провалюсь сквозь землю.
        Шурик продолжал читать, снова и снова переворачивая страницы. Я глянул через его плечо: сцена на чердаке давно закончилась. Кнутовский оторвался от романа и отрешенно уставился на стену.
        - Начало ты спер у меня, сомнений нет. Но я думал, ты его механически вставил в свою вещь, а у тебя все развивается естественно. Такое впечатление, что роман ты написал за неделю.
        - Послушай, мы с тобой не вчера познакомились. Неужели я способен на такую подлянку? Не видел я твоих черновиков, чем хочешь поклянусь!
        - А как же тогда все это объяснить?
        - Ума не приложу. Мистика, да и только.
        - Начало, между прочим, ничего. Нет, я не про чердак, а про то, что идет дальше. У меня этого не было… Но как же ты мог, Мишка? - Спросил он с горечью. - Я бы тебе сам отдал, если б ты попросил.
        - Ну не брал я!
        - Ладно, будем считать совпадением. Тебе куда, в «Реку»? Давай, а то опоздаешь.
        Кнут развернулся и не прощаясь направился к выходу. Я долго смотрел ему в спину, пока он не затерялся в толпе пассажиров, высыпавших из подошедшего поезда.
        И зачем я показал рукопись? Могу я хоть раз поступить так, как хочется мне, а не как от меня требуют?
        Зато теперь я знал, что спросить у Мефодия. Неужели на старости лет я опущусь до такого? Хотя… на чужих черновиках долго не протянешь, имени на них не сделаешь. Может, Кнут действительно презентовал мне свой никчемный отрывок? У него он валялся крошечным файлом в забытой директории, а я заставил его ожить. Но теперь эпизод на чердаке выйдет вместе с моим романом до того, как Шурка мне его подарил. Что это, если не кража?
        Сегодня меня дважды назвали вором. Загадочный миллионер Куцапов, ногой открывающий двери на Петровке, и Кнут. Никакой связи. Ну и не надо. Пускай над этим Федорыч голову ломает, ему по должности положено. А я поеду в «Реку». Пять остановок до «Динамо», и десять минут пешком. Из всех путей к славе этот - самый короткий.

* * *
        Хмурый вторник застал меня в чужой постели, рядом с чужим человеком - в чужом времени.
        Вчера я был уверен, что воспользуюсь машинкой сразу же, как только отдам рукописи. И я почти сделал это: подвывая от радости, предвкушая скорый успех, забился в какой-то глухой двор и даже набрал на пульте дату - тот самый день и час, в котором меня ждет Мефодий. Однако на ребристую кнопку я так и не нажал. Что-то мне мешало. В своем возвращении я увидел не победный марш, а постыдное, мальчишеское бегство. В прошлом я оставлял множество вопросов. Почему ушла Алена? Откуда взялся мой новый знакомец Костик? Что за идиотская история с угоном «ЗИЛа»? За трое суток, прожитых в две тысячи первом, я вдруг почувствовал, что причастен к такому, о чем раньше и не догадывался. Я дал себе еще одни сутки.
        К ночевке у Люсьен я готовился серьезно: четыре бутылки водки должны были снять вопрос о нашей близости. Но человек, как известно, лишь предполагает.
        Меня разбудило не сентиментальное пение соловья, не постукивание ветки о раму, а глубокое омерзение к самому себе. Время шло к полудню. Когда спишь так долго, то события, произошедшие накануне, обычно превращаются в путаные обрывки.
        На сей раз я помнил все, вплоть до мельчайших деталей: неудобство от свалявшегося кочками матраса, Люсины сальные волосы на своем лице, тихий плач девочки за стенкой. То, что вчера, несмотря на полное затмение рассудка, я все же выпроводил Оксану на кухню, позволяло верить: во мне еще осталась капля человеческого. Ее еще можно найти - если как следует поковыряться.
        Когда водка кончилась, мы с Люсьен отволокли друг друга в комнату и рухнули на продавленную кровать. Люсьен упала на меня сверху, и я с брезгливым ужасом отметил, что ее тело почти невесомо. Она тут же завертелась, пытаясь добраться до моей ширинки. Слепой инстинкт, вышедший из водки, как ископаемая рыбина из океана, заставил меня вцепиться в Люсину прелую одежку. Вдвоем мы справились с тряпками и, раскидав их по полу, обнялись. Позвоночник Люсьен прощупывался лучше, чем на анатомическом муляже. Она откинулась назад, и перед моим лицом заболтались две иссохшие, выжатые груди. Всякий раз, когда они подпрыгивали, до меня доносился резкий, приторный запах.
        - Помнишь, как ты мне делал раньше? - Прохрипела Люсьен.
        - Не надо, молчи, - взмолился я.
        - Боишься кончить раньше времени? Ты так завелся?
        Боюсь, что меня вырвет, чуть не сказал я.
        Проснувшись, я с радостью обнаружил, что мне ничего не приснилось. Судьба иногда делала такие подарки, но сейчас я оценил ее великодушие особенно высоко.
        На кухне было холодно, и Оксанка уснула, клубком свернувшись на столе. Я осторожно взял девочку на руки и, не дыша, отнес ее в комнату. Еду, принесенную с собой, я трогать не стал и позавтракал бутылкой пива.
        - Сегодня придешь? - Игриво спросила Люсьен.
        - Если я тебе денег дам, можно надеяться, что ты не все пропьешь, а хотя бы половину? А на оставшиеся купишь продуктов?
        Вопреки моим ожиданиям, блеска в ее глазах не появилось. Равнодушно отвернувшись к окну, Люсьен коротко и жестко ответила:
        - Нет.
        - Ну, сама смотри.
        Покинув Люсьен, я решил, что пора, наконец, прояснить ситуацию с Аленой. И заодно разобраться с Кнутовским.
        Я выскочил из подъезда и замер. На лавочке, покачивая ножкой, сидела жена.
        - Не удержался, значит?
        Скучный диалог «она обвиняет - он оправдывается» мгновенно пронесся в сознании, словно я только и делал, что попадался на измене. Все реплики этой пьесы известны наперед, озвучивать их было бессмысленно.
        - У тебя есть маникюрные ножницы? - Спросил я, не позволяя Алене начать наступление.
        - Хочешь сделать себе харакири? - Усмехнулась она. - Только пилка.
        Я взял пилку для ногтей и приложил ее к левой ладони.
        - Смотри сюда, - предупредил я, прочерчивая острым концом длинную царапину.
        - Ты что? Зачем?
        - Кровь видишь? Настоящая. Когда я приду домой, обрати внимание на мои руки. Только не забудь, прошу тебя.
        - Что ты несешь?
        - Запомни: царапина на левой руке. Вечером ее не будет.
        - Ну и что?
        - Это не я. То есть я не твой муж, а другой. Совсем другой.
        - Миша, ты меня пугаешь. Ты слишком увлекся своими фантазиями.
        - Понимаешь, Алена, врать я тебе не хочу. А рассказывать правду…
        - Не надо. У меня есть глаза и уши.
        - Алена, все не так.
        - Ты хочешь сказать, что не был у этой сучки?
        - Был, но…
        - Не на улице, ладно? - Она нетерпеливо оглянулась, опасаясь, что нас услышат.
        - Хорошо, вечером. Только не забудь, - я разжал кулак, и с ладони сбежало несколько капель крови.
        - Психованый, - прошипела Алена и рассерженно зацокала каблуками в сторону дома.
        Не стоило мне оставаться. Вернулся бы вчера, выбросил из головы все эти приключения. Да какие там приключения! Так, набор заморочек.
        Скверная бабья черта - любопытство. Из-за него многие девушки попадают в беду, но я-то какого хрена не удержался? Хотелось узнать причину нашего развода. Да вот же она, на ладони! Алена застукала меня у Люсьен. Почему бы ей не уйти, я и сам на ее месте не простил бы.
        Ну уж нет, такой финал меня не устраивает. Эта история может закончиться и по-другому.
        Звоня в дверь, я молился только об одном: чтобы Миша-младший был дома. Если Алена увидит нас обоих, она все поймет сама.
        На Алену мой визит не произвел никакого впечатления, и это было плохим знаком. Она с преувеличенным вниманием осмотрела мою ладонь и победоносно улыбнулась.
        - Ты похож на шкодливого пацаненка. Взрослеть надо.
        - Подожди, сейчас придет настоящий…
        Алена достала с антресолей пустой чемодан и молча отнесла его в комнату. Она даже не успела переодеться с улицы. Зачем я поперся прямо за ней? Нужно было выждать хотя бы пару часов.
        - Алена, постой!
        Все это я уже видел - пять лет назад. И молчаливые сборы, и лживое «пока», сказанное без всякого выражения. Так говорят, когда уходят на пятнадцать минут.
        Я вошел в спальню и вывернул чемодан. Блузки, юбки и кофточки рассыпались по полу праздничной аппликацией.
        - Без истерик, - строго предупредила Алена. - Будь джентельменом. Хотя бы не долго.
        - Все, чего я прошу, это подождать до вечера.
        - Дать тебе время, чтобы ты придумал новую байку?
        - Я могу узнать, куда ты уходишь?
        - Это ни к чему.
        Остановить Алену можно было только силой, и я со смешанным чувством ожидал того момента, когда придется хватать ее за руки, отталкивать, возможно даже бить. Я пойду на это. Я ударю свою жену, лишь бы она осталась. Только задержать ее до прихода Миши-младшего, потом она поверит.
        Алена собрала в охапку раскиданные вещи и бросила их обратно в чемодан.
        - Выслушай меня. Пожалуйста.
        - Говори, - пожала она плечами. - Мне еще нужно найти босоножки.
        - Скоро придет Миша, - начал я, кривясь от того, что вынужден нести эту чушь. Однако ничего другого я сказать не мог, ведь это была самая что ни на есть правда.
        - Мефодий, а может, ты наркоман?
        - Это было бы здорово, - произнес я скорбно. - Я бы дорого заплатил за то, чтобы все это оказалось сном. Но даже если я проснусь, ты все равно уйдешь - не сейчас, так через полгода. Это уже случилось. Мы живем отдельно, и в анкетах я указываю, что холост.
        Алена подхватила чемодан, и дотащив его до прихожей, открыла дверь. Я уже изготовился ухватить ее за плечо, но тут она исступленно закричала и сама кинулась ко мне.
        - Кто там? - Еле выговорила она.
        - Твой муж, - буднично ответил я, наслаждаясь эффектом.
        - А ты?
        - Тоже муж. Только бывший. Ты ведь от меня ушла.
        Ради того, чтобы увидеть смятение Алены, ее широко раскрытые глаза и капельку слюны, повисшую на губе, стоило пережить и не такое.
        - Что вы тут хулиганите? - Невозмутимо спросил Миша. Оценив обстановку, он решил добавить перца и от себя. - Не надо так кричать, соседи милицию могут вызвать.
        - Как это? Почему вас… много? - Прошептала Алена.
        - Тезка, покажи супруге руку. Левую, - попросил я, сожалея о том, что накал постепенно проходит.
        Миша протянул Алене раскрытую ладонь.
        - А вот моя, - сказал я, выставляя на обозрение неровную полоску запекшейся крови. - Чудес не бывает. Если ручку поранить, то получится бо-бо.
        - Не бывает, - покорно повторила Алена и вдруг потяжелела.
        Она сползала на пол, а я не мог ее удержать из-за того, что всецело отдался ликованию.

* * *
        - Все равно, - упрямо твердила Алена часом позже, когда чемодан был разобран и спрятан на антресоли, а моя неистовая радость победы усохла до слабого послевкусия. Втроем мы сидели на кухне и пили гадкую кофейную бурду, которую Алена сварила в знак примирения. - Все равно это измена.
        - Позвольте, мадам, - не согласился я. - Мы с вами уже четыре года, как в разводе. У меня и кольца-то обручального нет, забыл даже, на какой палец оно одевается.
        - Постой-постой! - Алена пригляделась к нашим прическам. - Ах, вы, гады! Я все понять не могла, чего это ты меня своими расспросами доставал. Поменялись, да?
        - А ты, любящая жена, и не заметила, - парировал я. - К мужу надо быть внимательнее, ферштейн? Посмотри на нас: мы же раз-ны-е!
        - Да, вижу. А когда по одиночке, вроде одно и то же.
        - Так что моя совесть чиста. Если кто-то и попался на измене, так это ты!
        - Не считается! - Дурашливо возразила она.
        Миша оторвался от чашки и с улыбкой посмотрел на Алену.
        - Не считается, - согласился он.
        - Это следует понимать, как мир? - Спросил я. - Значит, вернувшись домой…
        - Если только не выкинешь нового фокуса, - пригрозила Алена.
        - Все хорошо, только что теперь будет с историей? - Сказал Миша и, поймав испепеляющий взгляд Алены, снова сник. - Нет, я рад, конечно. Но причинно-следственные связи… ведь мы их нарушаем. Ты говорил, что квартиру разменяли. Что будет теперь? Кто там окажется - мы или новые жильцы?
        - Квартира - ерунда. Если Алена не уйдет, вы с ней родите ребенка. У него тоже будут дети, потом внуки - это же целая ветвь, которой на самом деле не было!
        Я говорил не о том. Ребенок - это тоже не самая большая проблема. Его рождение лежит в плоскости вероятного, возможно, никаких катаклизмов и не произойдет. Просто в две тысячи шестом я окажусь папой. Вся дальнейшая история человечества будет развиваться с этой маленькой поправкой, и вряд ли от нее что-то сильно изменится. Но Мефодий! Он ждет меня в Перово, в том месте, которое теперь не имеет ко мне никакого отношения. Где мы с ним встретимся, как я смогу вернуть ему машинку? Не станет ли он, прожив всю жизнь с Аленой, совсем иным человеком, захочет ли он, другой Мефодий, отправиться в прошлое?
        Я судорожным движением ощупал карман - машинка была на месте.
        - Ребят, не усложняйте! Я, конечно, в ваших теориях не сильна, но я где-то читала, что вмешательство в прошлое - фикция. Будущего нет, оно рождается каждый миг, и нарушать попросту нечего. «Завтра» естественным образом разовьется из «сегодня», а все хитроумные парадоксы изобрели фантасты, чтобы оправдать свои писания.
        - В любом случае, не разводиться же нам теперь специально, - заявил Миша.
        - Тоже правда.
        Пока машинка находилась у меня, оставалась и возможность что-то подредактировать. Значит, точка еще не поставлена.
        Последние события вдруг представились мне в необычайно радужном свете. Все тревоги и сомнения показались копеечными, а плюсы моей миссии - выпуклыми и осязаемыми. Я не только обеспечил себе неминуемую славу, но еще и умудрился наладить личную жизнь! Нерешенным оставался единственный вопрос: отрывок про Хоботкова, но после примирения с Аленой мне была по плечу любая задача.
        Жена принялась варить суп, а мы с Мишей сели за компьютер.
        - Недурно, - заметил он, прочитав с экрана несколько страниц. - Чей текст?
        - Вот это и надо установить.
        - Ну, брат, ты не по адресу! Какой из меня лингвист?
        - Похоже на вещи Кнута. Ты ведь его стиль знаешь?
        - Пожалуй, - сказал Миша. - Вот, смотри: «приятность». Это его словечко.
        - Одно слово ни о чем не говорит.
        - Да нет, точно его работа! Что же он скрывал? Да, совсем забыл. Я сегодня к нему ездил, а он со мной даже разговаривать не стал, обложил по-черному и дверь перед носом захлопнул. Придурок.
        - Посмотри еще, - настаивал я.
        - Кнут. Что хочешь на отсечение дам. Вот опять: «…взговорил Хоботков». Кто кроме него употребляет такие глаголы? Мы с ним из-за этого постоянно спорим, да ты и сам знаешь. И Хоботков - что это такое? Я ему говорю: нельзя так героев называть. А он мне про Гоголя - мол, у того ни одной приличной фамилии не встретишь, и ничего, классик.
        - Стало быть, уверен на все сто?
        - Даже больше. Так чей это все-таки роман? Кнута или нет?
        - Вот завтра и разберемся. Поможешь?
        - Не знаю, - потупился Миша. - Как бы снова дров не наломать.
        - Опыт показывает: люди не верят своим ушам. А глазам верят. Если мы заявимся вдвоем, это будет совсем другое дело.
        - Есть хотите? - Крикнула Алена с кухни.
        - Да поздно уже, спать пора. Не выгоните?
        - Не чужой, вроде, - заявила она, появляясь в комнате. - Раскладушку соседка забрала еще на той неделе. До сих пор не отдала. А может, и не надо?
        Мы с Мишей переглянулись.
        - Я не настаиваю, сами думайте, - подмигнула Алена и удалилась.
        - Нам с тобой делить нечего, - сказал Миша.

* * *
        Сначала зазвонил телефон. Мы одновременно оторвали головы от подушек и долго обменивались вопросительными взглядами - кому брать трубку. Вылезать из-под теплого одеяла никто не торопился, потому что каждый знал, что за этим последует просьба сварить кофе, поджарить яичницу, а заодно и помыть оставленную с вечера посуду.
        Пока Миша разыскивал трубку, телефон уже умолк.
        - Подождать не могли, - проворчал он, отправляясь на кухню.
        Я взял тетрадь в клетчатой обложке и торопливо набросал:
        «Поступал в литературный институт. Подошел к доске объявлений, а там схемы подземных коммуникаций. Оказалось, что я поступил в разведшколу. Тоже неплохо.»
        Как только мы сели завтракать, раздался новый звонок, на этот раз в дверь.
        - Кого еще принесло в такую рань? - Возмутилась Алена.
        - А чего ты на меня сразу смотришь, как будто это ко мне, - воскликнул Миша.
        - Никуда я не смотрю. Иди, открой.
        В дверь опять позвонили - длинно и негодующе. Точно так же, как Мефодий, когда он заявился ко мне в Перово. Я отодвинул тарелку и, выйдя в прихожую, приник к глазку. На лестнице никого не было.
        - Наверное, ребятишки балуются.
        - Нет, два раза звонили, - сказала Алена. - Открой. Что вы, как не мужики совсем!
        Я выглянул на площадку и прислушался. Ни шороха шагов, ни гудения лифта. Не мог же звонок сам сработать! Я проверил кнопку - в порядке.
        - Соседи, - догадался Миша. - Им все время неймется: то муки одолжить, то еще чего.
        Штаны нашлись на полу, рубашка - за креслом. Ладони сами хлопнули по джинсам, и прежде, чем я сообразил, в чем дело, меня бросило в жар: машинки не было! Я принялся копаться в ящиках, хотя предчувствовал, что это бесполезно. Не оказалось прибора и под кроватью. Слабая надежда на то, что он выпал из кармана, рухнула.
        Дальнейшие поиски смахивали на панику. Я перерыл все полки и шкафы в обеих комнатах. Оставалась еще кухня, на которой продолжали ворковать я и моя жена, но уж там машинки точно быть не могло.
        Окончательно убедившись, что прибор пропал, я опустошенно сел на пол и закурил. Теперь уже было ясно, что его кто-то спрятал. Вопрос лишь в том, кто и когда. Неужели им хватило тех нескольких секунд, что я провел на лестнице?
        - На фиг она мне сдалась? - Заявил Миша.
        - Мне тоже ни к чему, - сказала Алена. - Найдется твоя машина времени, завалилась куда-нибудь.
        - А сама она не могла исчезнуть? - Беспечно поинтересовался Миша. - Наступили ночью ногой, она и включилась.
        - Думай, что говоришь! Как я тогда вернусь?
        - Не накручивай ты себя! Идите к своему Кнуту, а я еще раз посмотрю, все равно убираться хотела.
        Я снова залез под кровать, отодвинул кресло, заглянул за телевизор - машинка как испарилась.
        - Миша, это не шутки, - сказал я на улице.
        - Ну не брал я, - ответил он, прижимая руки к груди.
        - Пока я открывал дверь, Алена из кухни никуда не выходила?
        - Только за журналом.
        - Надолго?
        - Туда, и сразу обратно. Думаешь, Алена? Зачем ей?
        - Не знаю, - вздохнул я.
        - Найдется, вот увидишь.
        В двух кварталах от дома Кнутовского проходило маленькое, но шумное гулянье. Перед новым одноэтажным зданием собралось человек пятьдесят. Рядом стоял грузовик с откинутыми бортами. В его кузове, как на сцене, несколько молодых ребят, задорно приплясывая и тряся патлами, наяривали на гитарах какой-то хит пятилетней давности.
        Кирпичная постройка вся была обвязана разноцветными воздушными шарами - того и гляди взлетит. У входа расхаживал смуглый мексиканец в красивой замшевой курточке с индейским орнаментом.
        - Лучшая еда, лучшие напитки! Всем клиентам небывалые скидки! От Москвы до самых до окраин самый щедрый - это наш хозяин!
        - Похоже на театр Карабаса-Барабаса, - заметил Миша. - Ресторан, что ли, новый открылся?
        - Любимое заведение Кнута. Мне не нравится, у меня от их соусов изжога. А Шурик сюда частенько наведывается. Будет наведываться, - поправился я.
        - Сегодня! - Продолжал зазывала. - В первый день работы! Скользящие цены! Первая рюмка за полцены, вторая за одну копейку! Не верите? Это еще не все! Третья рюмка бесплатно!
        - А за четвертую доплачиваете? - Выкрикнул кто-то из толпы.
        - Зайдите и посмотрите на наши рюмки, - не растерялся мексиканец. - До четвертой дело не дойдет!
        - Рванем для храбрости? - Предложил Миша. - Проверим, что у них за скользкие цены такие.
        В ресторане было многолюдно - русский человек редко проходит мимо халявной выпивки. Столики обслуживало несколько приземистых девушек в пестрых гобеленовых накидках. С трудом найдя свободное место, мы уселись напротив двух мрачных культуристов.
        - Сразу по три? - Легко угадала официантка. Видимо, это был стандартный заказ.
        - Вы здесь, гаврики?! - Раздалось у нас за спиной. Голос показался знакомым, и мы с Мишей вздрогнули.
        Сзади, улыбаясь и слегка покачиваясь, надвигался Куцапов. Мы инстинктивно пригнулись, но Коля прошел мимо и упал в кресло рядом с угрюмыми качками.
        - Сестра! - Возопил он, едва успев отдышаться. - Где там обещанные за копейку, бесплатно и так далее?
        - Скидки действуют только один раз, а вы уже по второму кругу начинаете, - с укоризной ответила официантка.
        - Вот она, великая русская смекалка, - шепнул Миша. - Ведь после бесплатной порции можно уйти, а потом снова вернуться. В Мексике до такого, небось, не додумаются!
        - Ты че, сестренка, обозналась? Я здесь впервые. Бегом принеси мне водки!
        - Мы угощаем только один раз, - настаивала та. - Вам придется заплатить.
        - А твой клоун обещал задаром! - Куцапов врезал кулаком по столу, и в зале воцарилась тишина. Колей, человеком, ездившим на шикарном красном «ЗИЛе», двигало не стремление сэкономить, а пьяный кураж. И это было значительно хуже.
        Сидевшие за соседними столиками, предчувствуя близящийся скандал, стали потихоньку собираться.
        - Пойдем и мы от греха, - проговорил вполголоса Миша.
        Опрокинув по третьей, действительно бесплатной рюмке, мы встали и направились к выходу.
        - Вот они где, змееныши! - Взревел Куцапов. - Кеша, угадай-ка, кто из них сделал мою тачку?
        Кеша что-то промычал и медленно поднялся.
        - Надо было сматываться, - раздосадованно сказал Миша.
        Культурист, разминая кисти, наплывал на нас стальным равнодушным лайнером. Сбоку подгребал ухмыляющийся Куцапов. Бежать было стыдно, а главное - поздно.
        Мы с Мишей посмотрели друг на друга, как это делают люди, расстающиеся навсегда.
        Я схватил со стола нож и крепко сжал его в ладони.
        - Да ты герой! - Засмеялся Кеша. - Возьми вилку, а то равновесие потеряешь!
        - Ты на кого с пером, пингвин? - Рассвирепел Куцапов.
        Он распахнул пиджак, и в его руке появился пистолет. Краем глаза я увидел, как Миша пятится назад. Его не замечали. Все внимание мордоворотов из-за проклятого ножа было приковано ко мне.
        Какая-то женщина ойкнула - робко, будто пробуя голос. После этого снова наступила тишина, но через мгновение она взорвалась визгом, летящим со всех сторон. Посетители, расталкивая друг друга, роняя приборы и поскальзываясь на ярко-красном соусе, устремились к дверям. Я пытался отыскать взглядом Мишу, но он куда-то пропал. Побежал за помощью?
        Из подсобного помещения доносилась путанная скороговорка официантки - она звонила в милицию. В ресторане стоял страшный гвалт, но я почему-то расслышал каждое ее слово и с ужасом понял, что она не знает адреса.
        В какой-то момент мне показалось, что я сплю. Сон, вопреки обыкновению, имел четко обозначенное начало: визит Мефодия. Под занавес неведомый режиссер выдал кульминацию: пьяный мужик угрожает мне оружием. Окажись видение хоть на грамм реальней, я бы мог испугаться, но амбал с пистолетом - это уже перебор, мы все-таки не в Чикаго. Сейчас я проснусь.
        К моему носу прикоснулось что-то холодное, и я открыл глаза. Мне в лицо упирался вороненый ствол. Упирался вполне натурально, я даже уловил слабый запах, исходивший из его черной пасти.
        - Завалю гниду, - тихо сказал Куцапов.
        - Потом будешь извиняться, - ответил я, ничего не соображая.
        Страх, забрав с собой львиную долю рассудка, остался где-то позади. Говорят, через страх можно переступить. Ложь. Это он переступает через нас - перешагивает, чтобы отойти в сторонку и обождать.
        - На Петровке, - добавил я спокойно. - Ты попросишь у меня прощения.
        - Колян, угомонись! - Подскочил к нему Кеша. - Почудили, и хорош!
        - Ты слышал? - Взвился Куцапов. - Я еще перед ним буду извиняться! Да я перед мамой родной никогда…
        - Пошли, пошли отсюда! - Кеша взял его за плечи и круто развернул. - Зря ты пушку засветил. Сейчас опера приедут. Или «Беркут», от них не отмажешься.
        К Кеше присоединился третий товарищ. Они уводили Куцапова. Кажется, обошлось.
        Страх вернулся в мое тело, и через мгновение меня затрясло. Пот, приправленный адреналином, пропитал рубашку, и я уже не понимал, от чего дрожу, - от потрясения или от холода. Потом случилось то, чего я боялся больше, чем пули: по джинсам быстро расползалось темное пятно. В ресторане не осталось ни души, и это меня обрадовало, однако до Кнута было целых два квартала. Как их пройти с мокрыми штанами?
        Эту важную мысль прервал хлопок, глухой и невыразительный. Живот обожгло тысячей пчелиных укусов. Джинсы промокли до самого низа, и в ботинке противно захлюпало. Я шаркнул ногой - на полу осталась темно-красная полоса.
        Разве Куцапов еще здесь? Или стрелял не он? И что все-таки было в начале? Выстрел? Кровь?
        Густая лужа увеличивалась в размерах, но все это происходило не со мной. Значит, на джинсах тоже кровь. Хорошо. Я-то думал…
        Озноб прошел, появилась легкость, даже какая-то бодрость, и я отстраненно посмотрел на свой живот. Его пересекала узкая горизонтальная борозда, из которой, как из искусственного водопада, лилось что-то горячее.
        Мир наполнился звуками и движением, а тело - невыносимой болью. Внутри живота что-то лопнуло и растеклось. Где же милиция? Где Миша?
        Мне снова показалось, что я брежу. Перевернутые столы, смазливая официантка в смешном пончо, продолжающаяся на улице музыка - все это не более, чем плод воображения.
        Подтверждая мою догадку, стены принялись раскачиваться. Амплитуда быстро увеличивалась, и вскоре зал опрокинулся набок. Перед лицом сновали грязные ботинки. Где же Миша? Как он мог меня бросить?
        Внезапно, без всякого предупреждения, мир слипся в одну невидимую точку, и в кромешной тьме прозвучало несколько выстрелов. Зачем стрелять? Я уже убит.
        - Пошли все вон отсюда! - Крикнул кто-то из пустоты.
        Какая бессмысленная, нерационально длинная конструкция. Слово «вон» в ней явно лишнее, оно придает фразе какую-то беззащитность.
        Меня подняли и понесли. Впрочем, не уверен. Возможно, это вселенная, вторя моему замирающему сердцу, исполняла свой последний медленный танец.

* * *
        - Как, Мишенька, поправишься, в церковь сходи. Бог тебя любит, раз от такой беды увел.
        - Ма, не агитируй. Сходит. Оклемался, Робин Гуд? Борец за права некоренного населения. Нашел, с кем воевать! Я, как узнал, чуть с ума не спрыгнул. Тихоня Ташков попер на вооруженных грабителей!
        - Кто тебе?.. - Эти два слова дались мне с большим трудом, и на третье не хватило сил.
        - Баба какая-то позвонила. Кричит: там Мишку убивают, беги, спасай.
        - Алена?
        - Алену я бы узнал. Да какая разница? Тебе сейчас в больницу надо.
        - Никаких больниц, - отрезал я.
        Боль тут же пронзила живот тупым копьем, и я задохнулся, однако молчать было нельзя. Мама Шурика уже сняла трубку и набрала номер из двух цифр.
        Мысли путались, но одна из них была вполне отчетливой: в больницу мне нельзя. Пациентов с такими ранениями регистрируют. Спрашивают документы. Устанавливают личность. Если от врачей я отбрехаться сумею, то от милиции - вряд ли. Да еще, чего доброго, всплывет инцидент с автомобилем Куцапова. Вспомнив своего непредсказуемого знакомца, а заодно и доблестного Федорыча, я твердо решил, что лучше сгину в прошлом, чем снова встречусь с ними. Как некстати пропала машинка!
        - Мишенька, не испытывай судьбу. Пуля прошла по касательной, но того, что я тут набинтовала, надолго не хватит. Рану обработать нужно, зашить.
        - Нет! - Сказал я. - В больницу не… - Чтобы продолжить, нужно было передохнуть, и я прикрыл глаза.
        Я услышал, как трубка легла на место, и благодарно кивнул.
        - Ма, да что ты с ним цацкаешься? Это же не насморк, само не пройдет.
        - Подожди, Саша. Мишенька, что случилось? Ты чего-то боишься? Не надо. В палате охрану поставят, все будет нормально. Я договорюсь, тебя отвезут в пятьдесят четвертую, там хирургия хорошая. Там Немченко, мы с ним вместе учились.
        Дальше отмалчиваться было нельзя. Я сосредоточился и короткими перебежками от одного приступа боли к другому произнес:
        - Только неофициально. Очень серьезно. Больница - это конец.
        - Бредит, небось, - сказал Шурик.
        - Не похоже.
        Она снова куда-то позвонила, однако спорить я был уже не в состоянии. Мне оставалось только надеяться, что к моим мольбам прислушаются.
        - Так. Саша, отвезешь его к Матвееву. Это в Выхино, помнишь? - Она закатала мне рукав и звякнула какими-то склянками. До меня донесся запах спирта, потом в руку вошла игла. - Из старых запасов. Если кому скажешь, убью!
        Кнут помог мне подняться, но это было вовсе не обязательно - я и сам прекрасно держался на ногах. Резь в животе не то, чтобы прошла, просто перестала тревожить. В голове неожиданно прояснилось, сознание затопили яркие образы и перспективные идеи. Окажись под рукой компьютер, я бы выдал на-гора десяток страниц стремительного текста.
        - Поплыл паренек, - весело констатировал Шурик.
        - Торопись, - предупредила его мать, словно фея Золушку.
        Эта аналогия показалась мне чрезвычайно смешной, и Кнут, начиная злиться, потащил меня к выходу.
        - Давай подробно, как все было, - опомнившись, потребовал я.
        - Сижу дома, вдруг звонок. Девушка. Молодая, голос приятный. Говорит: Миша в опасности. Недалеко, где ресторан новый открыли. Бегу, по дороге слышу выстрелы. Захожу внутрь - там все раскидано, и ты валяешься посередине.
        - А то, что я защищал кого-то, и прочая ересь - это откуда?
        - Мексиканцы рассказали. Обещали тебя всегда кормить бесплатно.
        - Не надеются, гады, что выживу.
        Заведение было огорожено полосатыми турникетами, внутри то и дело мелькала фотовспышка.
        - Туда не пойдем, - приказал я, плотнее запахивая выделенный Кнутом старый плащ. - Лучше через двор.
        - Не шатайся, за пьяного примут. Таксисты пьяных только по вечерам любят возить.
        К тротуару подкатил желтый «ГАЗ-37» со светящимся гребешком на крыше. Водитель открыл дверцу и приветливо улыбнулся.
        - До Выхино доехать без штанов не останемся? - Спросил, нагнувшись, Кнутовский.
        - Двадцаточка, - мечтательно вымолвил таксист.
        - Что еще за договорные цены? - Удивился я. - А счетчик для чего?
        - Молчи, - прошипел Кнут. - Дешевле не найдем.
        Машина сорвалась с места, и меня сразу замутило.
        - Саша, у меня тут… - я достал дискеты и потряс ими в воздухе. - Нам бы с тобой сесть и разобраться как следует. Ты их забери пока, пусть у тебя полежат.
        Кнут закурил и, выдохнув дым в приоткрытое окно, покачал головой. Он был злопамятен.
        Укольчик Галины Александровны оказался так себе. Живот под тугой повязкой назойливо защипало, потом боль стала совсем острой, почти невыносимой, и проникла глубже. Расшевелив кишки, завязав их в узел, она добралась до самого позвоночника, несколько раз потянула, проверяя на прочность, и вцепилась в него мертвой хваткой.
        Светофор, как на зло, переключился. Его верхний глаз налился кровью, и мы плавно остановились.
        - Все равно не проскочили бы, - посетовал таксист, душевно глядя на меня в зеркало. - Желтый горел. В принципе, могли и рвануть, я понимаю, что надо, но далеко не уехали бы, - он показал на инспектора, слонявшегося у перекрестка, и обернулся. Видимо все, что нужно, он прочел на моем лице. - Если совсем худо, давайте я к нему подскочу, может, сопровождение организует. С сиреной быстрее получится.
        - Нет, спасибо, - ответил я.
        У стоп-линии постепенно собралась целая урчащая свора. Слева притерся здоровенный белый грузовик с надписью «Москарго» на кузове, справа подкатила приземистая спортивная машина.
        - Как мы их! - Восхищенно сказал водитель.
        Я прислушался, надеясь, что разговор хоть немного отвлечет меня от боли. Таксист умело выдержал паузу и пояснил:
        - Взяли и переплюнули все их «Порше» сраные. У меня шурин на такую же копит. Сестра хотела, чтобы я его отговорил. Я что, дурной? Мне б на девятьсот семнадцатом хоть разок прокатиться!
        - Здорово, наверное, - согласился Кнут, любуясь ярко-красным автомобилем.
        - Групповой секс представляешь? Так это - тьфу!
        - Насчет групповухи ты, конечно, загнул.
        Беседа настолько их увлекла, что они начисто обо мне забыли. Меня это не обижало, наоборот, мне хотелось покоя и уединения. Костлявая уже занесла меня в список перспективных клиентов, и я смиренно дожидался своей очереди. Я был уверен, что стоит лишь такси качнуться, выезжая на перекресток, как моя жизнь, истончившаяся до прозрачной мембраны, лопнет.
        Стекло в двери красного «ЗИЛа» опустилось до половины, и оттуда вылетел окурок. Я хотел рассмотреть сидевшего за рулем, но не успел. И все же я почувствовал, что это Куцапов. Сейчас Коля меня заметит, и все решится. В том, что он меня убьет, я не сомневался.
        - Наверно, светофор вышел из строя, - заметил таксист.
        - Терпи, Миша, - умоляюще произнес Шурик. - Матвеев и не таких вытаскивал. Мать про него знаешь, какие истории рассказывала?
        - В порядке, - проскрежетал я.
        Мы стояли на перекрестке уже минуты три, а инспектор даже и не думал вмешиваться. Я продолжал смотреть на «ЗИЛ». Прятаться не было ни сил, ни желания. Во всех книгах написано, что умирать следует с достоинством.
        Красная машина справа начинала раздражать своей вызывающей роскошью, дерзкой красотой, своей слепящей полировкой и безупречностью линий. Да, абсолютной безупречностью…
        Никакой вмятины не было и в помине. Впрочем, ее могли уже выправить, а номер я не запомнил. Или тот «ЗИЛ» был с другого бока измордован? Вроде, нет.
        Вокруг раздался радостный рев моторов - светофор наконец-то опомнился и дал «зеленый». Первым, как ни странно, тронулся стоявший по левую руку грузовик, следом за ним унесся «ЗИЛ-917». За несколько секунд он развил такую скорость, что превратился в красную точку на горизонте, Таксист завистливо покрутил головой, но если со спортивной машиной он тягаться не мог, то железного монстра «Москарго» следовало проучить. Наша «Волга» взвизгнула покрышками и устремилась вперед, нагоняя белый фургон. Грузовик шел чуть впереди, не давая себя обогнать, но и не вырываясь - можно было подумать, что водитель пытается подать нам какой-то знак. По крайней мере, так показалось мне, однако я боялся отвлечь таксиста, поглощенного состязанием.
        - А вот на пятой сдохнешь! - Бросил он, хватаясь за рычаг, и я решил, что это, скорее всего, относится ко мне.
        Внезапно лобовое стекло потемнело и с треском провалилось внутрь. Раздался оглушительный грохот, и машину закидало из стороны в сторону.
        - Держись, Мишка! - Крикнул Шурик.
        Это предупреждение было излишним. Забыв про кишки, норовящие выскочить наружу, я вцепился руками в сидение. Еще я успел удивиться, почему таксист не притормаживает и тут же увидел его голову, болтавшуюся на груди.
        По салону летали сгустки крови, и я безумно озирался, стараясь разыскать свои внутренности, - я был уверен, что они вылетели из чрева и теперь перекатывались под ногами вместе с окурками из вывернутой пепельницы.
        - Грузовик! - Обрадовался Кнут, и я, не понимая смысла его слов, обрадовался тоже.
        Фургон медленно отжимал нас вправо. Целесообразность этого маневра была спорной, однако лучше так, чем мчаться дальше в машине с мертвым водителем. Что творилось впереди, разобрать было невозможно - место лобового стекла занял кусок железа, напоминавший сейфовую дверь.
        В правый бок что-то несильно толкнуло, и я почувствовал, что лечу. В окно я увидел пронзительно-синее небо, слишком роскошное для сентября. Потом замелькали какие-то столбы - кажется, деревья, - и сверху упала крыша.
        Не знаю, почему, но я помнил и то, что было после: гулкое уханье врезавшихся в нас машин доносилось с интервалом в одну-две секунды, становясь все менее отчетливыми.
        О смерти я уже не думал: я ждал ее так долго, что весь пафос успел выгореть. Я лежал, стиснутый горячим железом, и считал столкновения прилипающих сзади автомобилей.
        В голову лезла всякая чушь. Например, о том, что, не окажись рядом фургона, все могло закончиться гораздо хуже. И еще я понял: если бы спортивный «ЗИЛ» не успел уехать, мы бы обязательно врезались в его левый бок. И тогда он стал бы похож на тот, в котором ездит Куцапов.
        Часть 2
        ПОБЕГ НА ОЩУПЬ
        Живот не болел - это первое, что я отметил, как только пришел в себя. Не открывая глаз, я осторожно ощупал рану… и не нашел ее. На месте пореза пальцы обнаружили едва заметный рубец, отозвавшийся на прикосновение легким зудом.
        - Шрам останется, но для мужчины это не страшно, - сказал кто-то рядом.
        Разлепить веки оказалось гораздо труднее, чем пошевелить руками. Я пожалел, что проснулся - спать хотелось смертельно.
        - Вставай, нужно уходить.
        Голос был женский. Молодой. Одна из подружек Кнута? С каких это пор он стал водить их домой?
        Я собрал всю силу воли и открыл один глаз. Брюнетка.
        - Не прикидывайся умирающим.
        Девушка сдернула с меня одеяло, и я, скосив открытый глаз, увидел, что лежу совершенно голым, однако незнакомку интересовал лишь мой шрам. Она деловито помяла мне живот и кинула в ноги одежду.
        - Собирайся. Твои вещи я уничтожила, поскольку они пришли в негодность.
        Обиженный таким невниманием к своему телу, я робко перевернулся на бок.
        - Ты мне все назад положила? Кишки, печенку? В машине ничего не осталось?
        Незнакомка улыбнулась и осмотрела меня еще раз, более внимательно. Я торопливо прикрылся. Прыснув, она отошла в дальний угол и присела на подлокотник кресла. Нет, это не квартира Кнута.
        - Меня зовут Миша, - сказал я, натягивая носки.
        - Буду знать.
        Я оделся и зашнуровал кроссовки, точно такие же, как и те, что были раньше, только новые.
        - Ты не представишься?
        - Ксения, - ответила девушка, поднимаясь. - Пошли.
        Она накинула куртку из толстой кожи, потом взяла с тумбочки и опустила в карман какой-то продолговатый предмет. Его черный край выглядывал наружу, и я понял, что это такое.
        - Откуда она у тебя?
        До меня вдруг дошло, что сюр, в котором я увяз по уши, с аварией не закончился - он прогрессировал, становясь все более детальным и правдоподобным.
        Я уселся на кровать, достаточно мягкую для дешевого гостиничного номера. Коричневый гардероб, цветастое кресло, стул и тумбочка перед зеркалом. У изголовья - торшер с пошлым розовым абажуром. Кнут много рассказывал о таких комнатах: их сдавали по семь рублей за сутки и по пятерке за двенадцать часов. Окна были оснащены светомаскировкой, и апартаменты не простаивали ни ночью, ни днем. После обеда мелкие женатые боссы приводили сюда молодых сотрудниц, желавших продвинуться по службе.
        Несмотря на дерзкую куртку со множеством осклабившихся «молний», Ксения на шлюху не походила. Даже если нарядить ее в короткую юбку и высокие сапоги, увешать блестящими цацками и покрыть кричащим макияжем, все равно будет ясно, что она не из тех, кого можно купить.
        Подбородок, достаточно твердый, чтобы быть волевым, но при этом не портить благородного овала лица. Большие, но умные глаза. Таких глаз я никогда не видел. Они знают все, им достаточно одного взгляда, чтобы просветить человека насквозь. И при этом не злые, не надменные… дьявольски красивые. Темно-карие, почти черные. Полные чего-то такого…
        - Быстрее.
        То, как Ксения двигалась, как спокойно она положила в карман машинку и особенно ее фраза «я уничтожила вещи» говорили о многом. Например, о том, что я в безопасности. Во всяком случае, до тех пор, пока с ней не поругаюсь.
        - Как я сюда попал?
        - Тебе нужно было отлежаться.
        - И сколько я спал?
        - Пока не зажила рана. Со вчерашнего вечера.
        Я невольно погладил шрам под рубашкой. Его можно было принять за жировую складку - если забыть о том, что недавно он был дырой, из которой хлестала кровь.
        - Я стал бессмертным?
        - Нет, это регенератор, - туманно пояснила Ксения. - Хватит трепаться, пошли.
        - В такси я был не один.
        - Водитель погиб, - сказала она, не моргнув. - Второму, как и тебе, посчастливилось. Для двойного сальто с приходом на крышу несколько синяков - это подарок судьбы.
        - Что с ним?
        - Твой друг меня не интересует. Еще вопрос, и я ухожу одна, - Ксения выразительно покосилась на торчавшую из кармана машинку.
        Гостиница, как я и предполагал, находилась недалеко от места аварии. Тихая, тенистая улочка, отгороженная от магистрали сквером, - идеальное место для детских садов, музыкальных училищ и домов свиданий. Мама Кнута никогда бы не смирилась с интенсивностью частной жизни своего сына, и ему нередко приходилось проводить время в таких вот номерах. Возможно, он бывал и в этой гостинице тоже.
        - Куда мы? - Спросил я.
        - Домой. Твоя экскурсия затянулась.
        Действительно. Я полагал, что независимо от того, сколько я проживу в прошлом, машинка вернет меня в нужный день, и совсем забыл о реальном времени. Что, если включения машинки где-то фиксируются, и ее владельцам известно о моей тайной миссии? Они ждали почти неделю, но их терпение лопнуло, и за мной прислали. Выглядит довольно лубочно, но вот Ксения, и вот машинка.
        - Мы не можем отсюда уйти, здесь кое-что осталось.
        - Тебя это не касается.
        - У моей бывшей жены…
        - Забудь. Лучше подумай, где нам укрыться.
        - Зайдем в любой подъезд, - заявил я со знанием дела.
        - А свидетели? К рыбалке, наверное, ты относишься серьезнее.
        - Только не надо во мне развивать комплекс неполноценности! - Разозлился я. - Богиня нашлась! И чего я за тобой тащусь, как привязанный?
        - Можешь не тащиться, - проговорила она тихо. - Но если я вернусь без тебя, то за тобой придут другие. И забирать пассажира в две тысячи шестом мне уже не придется.
        - Кого-кого?
        - Одного путешественника, - она испытующе посмотрела мне в глаза. - Некоего Ташкова. Вы, случайно, не родственники?
        - Просто не люблю рыбалку, - буркнул я, оправдываясь. - Есть на примете местечко. Парк подойдет?
        Я махнул рукой, и желтая «Волга», лениво тащившаяся вдоль тротуара, устремилась к нам. Она подъехала уже достаточно близко, водителю давно пора было затормозить, но он только сбросил газ, и такси продолжало катиться с прежней скоростью. Стекло в задней двери опустилось, и я удивился, как это водитель сделал, не оборачиваясь. Такси уже поравнялось с нами, но ехало все еще слишком быстро, чтобы успеть остановиться. Может, таксист думал, что мы запрыгнем на ходу? В открытое окно?
        - Ложись! - Крикнула Ксения.
        Ее вопль вывел меня из стопора, и я понял, что произойдет в следующую секунду. Поведение «Волги» не вписывалось в привычную схему, но стоило забыть о «шашечках» на ее боку, как стало ясно, что логика есть. Есть и схема, она проста и надежна: безлюдный переулок, одинокая парочка, машина с открытым окном, из которого неожиданно выглядывает ствол.
        Я упал на Ксению и распластался, накрывая каждый сантиметр ее тела. По серой облицовке дома разбежались конические ямки, и мне в лицо брызнула острая гранитная крошка. Выстрелов я не слышал - только свист пролетавших над головой пуль. Потом до меня донесся затихающий рев мотора. От начала и до конца прошло не более пяти ударов сердца. Десяти, если сложить наши сердца вместе.
        - Вот этого не надо, - сказала Ксения.
        Я поймал себя на том, что глажу ее длинные, чуть вьющиеся волосы, и неловко отстранился. Несколько человек, сидевших в сквере, не обращали на нас никакого внимания.
        - Почему ты им не ответила?
        - Я должна была отстреливаться?
        - Тебе пошел бы маленький изящный пистолетик.
        - Знаешь, чем мы от них отличаемся? Они нас могут убить, а мы их - нет. Вдруг один из тех гадких ребят сделает сына, который в будущем… Ну, дальше сам придумаешь, ты же писатель. Подожди, что это у тебя? Закрой глаза.
        Ксения принялась стряхивать с моего лица прилипшие песчинки.
        - А на спине? Ну-ка, сними.
        Сзади, у левой лопатки, куртка была распорота.
        - Показывай плечо! - Распорядилась Ксения.
        Я покорно стянул футболку, наполовину пропитавшуюся кровью. Как раз в это время подул ветерок, и левую сторону спины защипало.
        - Везет тебе на такие ранения. Но это просто царапина, даже следа не останется. Часто у вас такое?
        - До тебя вообще не было. Разве что в кино.
        - Средь бела дня, прямо на улице, из автомата… фи! Это из местных кто-то. По твою душу, не иначе.
        - Да кому я нужен? Разве что… Есть тут один. Разгуливает по Москве с пистолетом, а как напьется, начинает стрелять. И никто его не ловит, вот что примечательно.
        - Раньше вы с ним не встречались?
        - Несколько дней назад он утверждал, что я угнал его машину. Потом, правда, передумал.
        - Это плохо.
        - Что плохо? Что передумал?
        - Что такие вещи происходят. Все имеет свою причину. Зря ты здесь задержался.
        Девушка без стеснения задрала водолазку. На ее талии был закреплен широкий пояс с рядом узких кармашков. Она достала два металлических стержня и, соединив их наподобие карандаша, занялась моей спиной.
        - Может, не здесь? Люди все-таки.
        - Готово, - тут же отозвалась она.
        - Так быстро?
        - Майку выброси, а куртку застегни.
        - Это и есть регенератор? - Спросил я, показывая на обыкновенные с виду железки. - Какого века чудеса? Двадцать второго, небось?
        - Не важно.
        - Ксения, откуда ты? Из какого года?
        В ответ она лишь улыбнулась и взяла меня под руку.
        - Давай, Миша. Такси, гелиоплан, что хочешь, только быстрее. А то как бы они не вернулись.
        Болтливостью Ксения не страдала, и ловить ее на слове было бесполезно, поэтому я пропустил «гелиоплан» мимо ушей и повел ее к метро. Это будет недурная проверка, решил я. Посмотрим, как Ксения ориентируется в названиях станций, как переносит давку и не шарахается ли от летящего из тоннеля состава. Кроме того, нам надо было сделать пересадку на «Третьяковской», и показывать дорогу я не собирался.
        Подойдя к кассам, я запоздало вспомнил про деньги.
        - А что это такое? - Нахмурилась Ксения. - А, веселые разноцветные бумажки?
        - И веселые круглые монетки, - добавил я, закипая. - Придурка из меня делаешь?
        - Тебе так хочется вычислить год моего рождения, что это становится неприличным. Деньги я тебе переложила в новые брюки.
        Все мое имущество вплоть до носового платка было на месте.
        - Два жетона, - попросил я и положил на блюдце десятку. Кассирша замешкалась, и я, нагнувшись к окошку, отчетливо повторил. - Два жетона.
        - Сказал, а чего сказал, и сам не понял, - раздраженно ответила женщина с розовыми, упругими на вид щеками.
        - Дайте ему карточку, - вмешалась Ксения.
        Мне выдали белый картонный прямоугольник.
        - Чего, сдачу ждешь, оглашенный? - Захохотала кассирша.
        - Банкоматом пользовался? - Спросила Ксения. - Тогда справишься.
        Вот и проверил. Я уставился на билет. «Действителен в течение 30 дней с момента первого прохода». Благодарю, но так долго мне не надо. Под надписью - черная магнитная полоса и стрелка, указывающая на маленькую дырочку. Намек, что пора отсюда убираться?
        - Пять дней назад в метро пускали за жетоны.
        - Ты уверен?
        - Да чтоб мне…
        - Это плохо, - снова сказала она. - Очень плохо.
        Свободных мест в вагоне было достаточно, и мы сели. Ксения держалась естественно, но все же чем-то выделялась, скорее всего именно чрезмерной, показной непринужденностью. Кроме того, она была слишком привлекательной, чтобы не обратить на себя внимания. Ее яркая внешность вызвала шквал заинтересованных взглядов. Ксения не оставила равнодушным даже пришибленного клерка, вошедшего вместе с нами и севшего напротив. Щуплый мужичок в сером костюмчике и блеклом галстуке был похож на крысенка. Над его головой висела реклама какого-то ялтинского отеля с загорелым крепышом, и от такого соседства клерк выглядел еще более ничтожным. Вдоволь налюбовавшись моей спутницей, он положил на колени маленький чемоданчик и задремал.
        Ни с того ни с сего Ксения потерлась носом о мою щеку и вполголоса проговорила:
        - На следующей выходим. Не сразу, по команде.
        В ответ на мой беззвучный вопрос она утвердительно прикрыла глаза: так надо.
        За окнами вспыхнул светлый вестибюль станции, и поезд, останавливаясь, натужно загудел. Двери открылись, и люди не спеша потянулись к выходу. Я подался вперед, чтобы подняться, но Ксения накрыла мою руку своей и успокаивающе похлопала. Скромно зевнув, клерк обвел нас скучающим взглядом и взялся за ручку чемодана. В вагон уже заходили новые пассажиры - Ксения не двигалась, лишь сильнее сжала пальцы. Двери начали съезжаться.
        - Сейчас, - тихо сказала Ксения и вскочила.
        Я вылетел на платформу вслед за ней, едва не застряв в дверях. Состав тут же тронулся, увозя крысенка в темный зев тоннеля. Его реакция вызывала зависть - он чуть не сцапал меня за ворот, однако ему не хватило какой-то доли секунды, и он остался по ту сторону стекла с просьбой не прислоняться.
        Ксения дождалась, пока последний вагон не скроется из вида, и заметила:
        - Серьезно ты им насолил.
        - Знать бы, кому. У тебя что, дар предвидения?
        - Нет, к сожалению, просто я уже встречала такие чемоданы. В музее спецвооружения. После него моя аптечка не поможет. Метро исключается, пойдем наверх.
        - Лишь бы не сесть в то же такси, - мрачно пошутил я.
        - Вот будет потеха, - отозвалась Ксения.
        Мы спешно направились к выходу. Стоя на эскалаторе, Ксения достала зеркальце и деловито поправила прическу.
        - Кажется, это называется балюстрадой? - Спросила она невпопад, кивая на широкий барьер с круглыми светильниками.
        - По-моему, да.
        - Перепрыгнуть сможешь? - Ксения была так спокойна, словно речь шла об элементарном физическом упражнении.
        - Не пробовал.
        - Переносишь центр тяжести на поручень и отталкиваешься ногами, вот и все, - она мило улыбнулась. - После вон того фонаря.
        - А ты?
        - Куплю мороженое, и сразу назад. Не спорь.
        Больше всего меня смущало то, что люди вокруг могут засмеяться. К тому же внизу, в стеклянной будке сидела строгая женщина в красной шапочке, и она могла вызвать милицию. Что бы ни было спрятано в неприметном чемоданчике - духовое ружье, заряженное иглами, или пятиствольный пулемет, я не особенно его боялся, поскольку он был из другого мира. Это там раздаются крики, взрывы и визг тормозов. Кровь там проливается ведрами, а стреляные гильзы сыплются, как джек-пот из игрового автомата. Этот мир у нас называется киноискусством, и с реальностью он не имеет ничего общего.
        Здесь же присутствовала дежурная в будке и постовой с твердой дубинкой, ложащейся на спину тяжело и плотно. Однако последнее время эти вселенные частенько проникали друг в друга, а встреча с Куцаповым и неудачная посадка в такси окончательно сплели их в единый континуум. Пьяные головорезы и скучные убийцы просочились сквозь кинескопы и продемонстрировали намерение меня прикончить.
        Я прыгнул. Проводил глазами бронзовую стойку с молочным плафоном и сиганул, очутившись в гуще пассажиров, ехавших навстречу. То же самое сделала и Ксения. Она пружинно приземлилась на ноги почтенному господину и, мяукнув «пардон», помчалась вниз.
        Мы бежали по ходу эскалатора. Суть маневра была мне непонятна, я просто следовал за Ксенией и надеялся, что поступаю правильно.
        Слева, на лестнице, ползущей вверх, тоже происходило замешательство. Приличного вида мужчина, не чета давешнему хлюпику со спецчемоданом, отчаянно пытался нас догнать, но против него работали два эскалатора и возмущенная толпа. Прорываясь сквозь поток пассажиров, он всего-навсего буксовал на месте, в то время, как мы с Ксенией были уже внизу.
        Добравшись до платформы, она оглянулась и, убедившись, что я рядом, понеслась дальше. Поспевать за ней на прямой дистанции оказалось еще труднее, и я конечно же решил, что брошу курить, впрочем, эта глупая мысль тут же улетучилась, поскольку я был занят совсем другим. Я маниакально выискивал взглядом мужиков среднего роста в неприметных костюмах. Гордость говорила мне, что пора перестать быть балластом на хрупких плечах Ксении, нужно ей хоть чем-то помочь.
        Внезапно девушка остановилась. Засмотревшись на какого-то типа, я чуть в нее не врезался, успев затормозить лишь благодаря резиновой подошве кроссовок.
        Из противоположного конца вестибюля к нам шел брат клерка, его близнец если не по плоти, то по духу: тот же неопределенный возраст, то же незапоминающееся лицо и затрапезный чемоданчик в руке. Мужчина изо вех сил старался изобразить равнодушие, но увидев, как бережно он держит портфель, я с ужасом понял, что мы находимся под прицелом.
        - Гадкие ребята пошли ва-банк, - сказала Ксения упавшим голосом. - Это профессионалы, Миша. Сейчас нас убьют. Я так и не показала тебе свою любимую родинку.
        Губы клерка номер два чуть дрогнули - это означало, что он позволил себе засмеяться. Ксения повела рукой, и из рукава куртки ей в ладонь выпала машинка. В ту же секунду воздух между нами и убийцей сгустился, формируясь в колышущуюся полупрозрачную поверхность. По ней, искажая силуэты людей и прямоугольную геометрию станции, мелкой рябью разбежались волны.
        Ксения толкнула меня в спину, и я рыбкой влетел в мутную плоскость. Наше появление из ничего заметили только двое - их отличали выпученные глаза и отвисшие челюсти.
        - У психиатров прибавилось работы, - проговорила Ксения. - Можешь перевести часы.
        - Я догадался. Но в какую сторону и на сколько?
        - Минус тридцать минут. Сейчас нас обстреливают из такси.
        - Полчаса? У тебя другая машинка!
        - Ты так и нарываешься на неприятности. Хочешь схлопотать коррекцию памяти?
        Мы сели в подошедший поезд, оставив двух очевидцев наедине с их прострацией.
        - А что ты говорила насчет родинки?
        - Он наверняка читал по губам.
        - Значит, для артикуляции… - Разочаровался я.
        До конца поездки Ксения не сказала ни слова. Напуганный коррекцией памяти, я тоже старался помалкивать. Она не сразу сообразила, где находится нужный выход, и тогда я взял ее узкую ладонь в свою. После всего того, что Ксения для меня сделала, продолжать выкобениваться было бы с моей стороны свинством. Охотники больше не показывались, из чего следовало, что машинки у них нет.
        - Чего они от тебя хотят? - Спросила Ксения. - Очень серьезные ребята, даже не представляешь, насколько.
        Вместо ответа я закурил. Меня и самого тревожил этот вопрос.
        - Что ты называл парком? Вон тот плешивый садик? И сюда мы тащились через весь город! Здесь же полно народа.
        Я почувствовал себя полным идиотом и, чтобы как-то занять руки, закурил вторую.
        - Придется ждать дотемна, путешествий на сегодня достаточно.
        - В две тысячи шестом будем тоже ночью?
        - Разумеется. Хватит тех двоих, что видели нас в метро.
        С Мефодием мы договаривались, что я вернусь с шести до двенадцати вечера. Что ж, я даже не опоздаю.
        У меня кольнуло сердце - ведь я вывожу Ксению прямехонько на ее «пассажира». Ничего не пропадает и не возникает из пустоты, все уже есть: младший бросил меня в мексиканском ресторане, а я, такой умный и благородный, сдаю с потрохами старшего. Вряд ли Мефодия похвалят за его самодеятельность.
        С другой стороны, у нас с ним была одна машинка на двоих, и она пропала. Какой бы приговор ему не вынесли, это будет лучше, чем навсегда остаться в прошлом.
        До наступления сумерек мы просидели на скамейке, но никакой информации я из Ксении не выудил. Возможно, Кнуту и удалось бы ее разговорить, но я, несколько раз услышав «не твое дело», заткнулся. К вечеру у меня кончились сигареты, и я купил новую пачку.
        - Оставишь здесь, - приказала Ксения.
        - Да ничего не будет.
        - Уже есть.
        Она была права. К вопросам, на которые я так и не нашел ответа, прибавилась история с билетами на метро. О стрельбе из такси думать не хотелось. Я старался себя убедить, что это всего лишь недоразумение, такое же, как и с угоном «ЗИЛа», хотя было ясно, что люди со спецвооружением не ошибаются. По крайней мере, три раза подряд.
        Ксения вынула машинку и потыкала пальцем в круглые кнопки-пуговички.
        - Что, так интересно? - Усмехнулась она, перехватив мой взгляд. - Ну, посмотри.
        На табло горело: 2006.09.20.23.30.
        - Во сколько ты со своим приятелем договорился встретиться?
        - До двенадцати, успеем. Только он мне не приятель.
        Мы шагнули в зыбкую, слабо светящуюся плоскость, и рябина, одиноко торчавшая слева, из чахоточной веточки превратилась в молодое самоуверенное деревце. За жидкими кронами виднелись желтые пятна горящих окон, и, пройдя совсем немного, мы оказались перед стеной многоэтажек.
        - Куда сейчас?
        От автобусной остановки расходилось несколько тропинок, в том числе и та, что вела через пустырь прямо к моему дому.
        - Мимо стройки будет быстрее.
        - Стройка - это хорошо. Сразу видно, все ли по-прежнему.
        - Ты на самом деле беспокоишься? Значит, повлиять на будущее все-таки можно?
        - А разве не за этим ты возвращался в две тысячи первый год?
        Мысль была настолько простой, что я удивился, как это она до сих пор не пришла мне в голову. Конечно, будущее меняется! Я же сам отнес в «Реку» рукописи, теперь я маститый писатель. В меня стрелял долбанутый Куцапов, и на моем животе белый рубец, точь-в-точь, как у Мефодия. Ко всему прочему я помирился с Аленой - помирился до того, как развестись, и теперь… Теперь я женат?!
        - Ксения, возможно, мы идем не туда. Я должен жить в другом месте.
        - Надеешься, что прославился и переехал в особняк с павлинами?
        Из-за дома выглянула югославская стройка, и я машинально подсчитал количество готовых перекрытий.
        Двух этажей не хватало.
        Я повторил попытку. Так и есть. Днем, когда я ходил за яблоками, - сегодня днем! - их было двенадцать, к вечеру же осталось лишь десять. Даже если кому-то приспичило демонтировать здание, сделать это так быстро он бы не смог.
        - Не сходится? - Угадала Ксения.
        - Чуть-чуть, - ответил я, улыбаясь как тот ребенок, что по шалости спалил деревню.
        Мостки, проложенные вдоль забора, куда-то исчезли, и, добираясь до асфальта, мы изрядно перепачкались в глине и отсыревшей извести. Лампочка в подъезде не горела, и кодовый замок мне пришлось открывать наощупь. Ксения молчала, изредка посматривая на улицу. Когда мы оказались в лифте, она спросила:
        - У вас всегда так безлюдно?
        - Что ты имеешь в виду?
        - Мы никого не встретили. Ни одного человека.
        Я пожал плечами, потому что не знал, что ответить. Шляться по стройке в полночь никто не обязан.
        Подойдя к своей двери, я немного успокоился. Дверь была моей, это подтверждали и цифры «88», прибитые мною не совсем ровно, и царапина на коричневом дерматине, появившаяся уже при мне. Ксения коротко на меня взглянула и надавила кнопку звонка. Потом еще раз.
        - Куда он мог деться?
        Я вставил ключ и осторожно повернул. В прихожей висело родное залапанное зеркало, из встроенного шкафа высовывался знакомый рукав. На сердце отлегло. Я прошел на кухню. Пепельница была полна окурков и пакетиков из-под «Липтона». Других следов Мефодий не оставил.
        - Так где же пассажир? - Спросила Ксения
        Я разыскал пульт от маленького «Витязя» на кухне. По всем каналам показывали только черно-белую рябь. Будильник также не работал. Я достал его из серванта и встряхнул - иногда это помогало. Часы были подозрительно легкими. Я откинул тонкую пластмассовую крышку и обнаружил, что батарейка исчезла. Странно, совсем недавно я поставил новую «ВЭФ» рижского производства.
        - Ты что, живешь без телефона? - Поинтересовалась Ксения. - Я забыла, вы пользуетесь мобильными, или их изобрели позже?
        Телефонный аппарат пропал, и это было уже слишком. Что же, Мефодий совсем очумел? Ладно, на месте старику не сиделось, но на фига, спрашивается, ему мой телефон - допотопная модель с дисковым набором. Я как-то пытался в него залезть - ни одной пайки, все на винтиках. Говорят, их собирают эстонские зэки.
        - Можно разбудить соседей. Постучимся и спросим, не встречался ли им пришелец из будущего.
        - Смешно, - она села на диван и закурила.
        Сделав несколько затяжек, Ксения затушила сигарету и, прикрыв глаза, процитировала:
        - «Они знали, что плохо будет всем, но каждый верил, что его не коснется.»
        - Откуда это?
        - Так, неважно. Вот что, Миша, проверь квартиру. Мебель, одежду, посуду и так далее. Все, что найдешь необычного, диктуй.
        - Для чего?
        - Составим список изменений, так будет легче. Не к соседям же идти, в самом деле. Тем более, что они ничего не помнят. Вернее, не подозревают, что был и другой вариант настоящего, тот, который благодаря двум идиотам превратился в побочную ветвь истории.
        Я хотел возразить, но Ксения молча указала на окно, и я, вспомнив о пропаже двух этажей, осекся.
        - Может, хоть на завтра отложим? Утро вечера мудренее. Да и с телевизором придумаем что-нибудь.
        - Спать хочешь? - Спросила она, но ее сострадание было сродни участию опера, заарканившего меня по дороге в издательство. - Покури, пройдет.
        Ксения вытрясла из своей пачки сигарету и даже поднесла мне зажигалку. Сигарета ничем не отличалась от тех, к которым я привык, да и дым был самым обыкновенным, разве что полегче, как у дамского «Пегаса». Однако после третьей или четвертой затяжки я понял, что табачок у девочки не простой.
        - Долбитесь, стало быть, в своем будущем.
        - Это как?
        - Травкой балуетесь.
        - Обычный стимулятор. Его даже беременные курят, особенно если двойня.
        Дотянув бодрящую цигарку до самого фильтра, я принялся за осмотр. Движения мои стали точны и выверены, мысли дисциплинировались и потекли, против обыкновения, в нужном мне русле. Методично проверяя свое имущество, я попутно сочинил недурственный сюжет для рассказа, и решил, что было бы здорово запастись волшебным куревом впрок.
        Результаты ревизии были следующими. Не считая батарейки в будильнике и телефона, из квартиры исчезло: кофемолка, сломанный тысячу лет назад миксер и не новая, но еще приличная куртка. Кроме этого не работал телевизор, а парадно-выходная рубашка лишилась всех пуговиц. Кажется, еще пропало несколько дискет с играми, впрочем, они всегда валялись где ни попадя и могли потеряться задолго до встречи с Мефодием.
        - Теперь нужно найти связь между этими предметами, - проговорила Ксения, покусывая ручку. Ручка была моей, но я не возражал. Мне было приятно, что на колпачке останутся следы ее ровных белых зубок. - Куртка - понятно. Телефон и кофемолка… допустим. Но зачем срезать пуговицы?
        - Есть предположение. Он забрал все, что сделано в Прибалтике. Даже батарейку. Вероятно, пуговицы тоже оттуда. Сделаны в каком-нибудь Шауляе или Паневежисе.
        Версия родилась сама собой. Я просто выплюнул ее, не подумав, но теперь мне казалось, что она близка к истине.
        - А телевизор? Не смог унести и сломал?
        - Что ты меня допрашиваешь? Хочешь яблоко?
        - Хочу.
        Мы вышли на кухню, и я поставил чайник.
        - Извини, ничего вкусного нет. Только макароны и тушенка.
        - Пойдет. Отдыхай, я сама сделаю.
        Пока вода закипала, мы дружно грызли яблоки, и мне уже не было жалко того рубля, что я переплатил наглому латиносу. Потом я выкурил сигарету - свою, поскольку Ксения больше не угощала.
        - Макароны сейчас варить, или на завтра оставить? - Спросила она.
        Значит, завтра мы проведем вместе!
        - Нам еще пассажира разыскать нужно, - сказала она, заметив мою радость. - Молитесь оба. Если недостроенный дом - единственный ущерб, который вы нанесли человечеству, то считайте, что вам повезло. Но думаю, этим не ограничится. Куртка, кофемолка и телефон. Для чего? Стели себе на кухне, - неожиданно закончила она и встала из-за стола.
        - Спокойной ночи, - вежливо сказал я, но Ксения не ответила. Наверно, у них это не принято.
        Я долго ворочался, задевая ногами табуретки и мечтая о том, как наберусь храбрости и прилягу рядом с Ксенией - хотя бы на самый краешек.
        - Ты не спишь? - Сказала она из комнаты.
        В голове взорвались тамтамы, и сердце, воя от радости, погнало горячую кровь к отдаленным участкам тела. Я лежал ровно одну секунду, дико соображая, что мне делать - ответить, что да, мол, не сплю, или сразу пойти к ней, ведь она этого ждала!
        Я отбросил одеяло и вскочил. Вот оно как! Мир устроен куда проще, чем кажется на первый взгляд. Долой условности, на дворе двадцать первый век! Под одной крышей мужчина и женщина, оба молоды, и оба хотят одного и того же!
        Мои босые пятки успели сделать два гулких шага.
        - Я прошла специальный курс рукопашного боя, - томно сообщила Ксения. - Спи, Миша.
        Мне снились люди. Обычные милые люди, спешащие по своим делам. Каждый нес в правой руке какой-нибудь чемодан или сумку, из которых мне в лицо смотрели зоркие зрачки стволов. Немощная старушенция с седым пучком на затылке остановилась рядом, чтобы поправить кошелку. Между пакетом молока, батоном хлеба и двумя луковицами в сетке что-то блеснуло. Старушка прицелилась и улыбнулась…
        Утром Ксения сварила макароны - из ее рук они казались амброзией даже без тушенки. Затем мы выпили жидкого чая - сволочь Мефодий оставил только один пакетик, и нам пришлось заваривать его на двоих. После завтрака Ксения вымыла посуду. Она сделала это так естественно, что я невольно вспомнил Алену.
        Пульт от телевизора лежал прямо под рукой, и я, ни с того, ни с сего, нажал на зеленую кнопку.
        - Вчера о своем присоединении к экономическим санкциям против Российской Федерации объявили Австралия, Объединенная Англия, Заир и Лесото, - сказал, фотогенично улыбаясь, незнакомый диктор. - Таким образом, на сегодняшний день в эмбарго участвуют уже пятьдесят две страны, причем сорок одна из них заявила о полном разрыве всяческих отношений с Россией и отозвала своих дипломатических представителей. Продолжается массовый отъезд лиц, временно проживающих на территории Российской Федерации.
        Ксения остервенело щелкала зажигалкой. Я попытался ей помочь, но мои руки тряслись еще сильнее.
        - Что он говорит? Это шутка, да?
        Она сделала несколько затяжек и передала сигарету мне.
        - Какие санкции? Какое, на хрен, эмбарго? - Я переключил на другую программу, но лучше бы я этого не делал.
        - …поэтому еще раз напоминаю, - с несильным, но раздражающим акцентом говорил мужчина в иностранной военной форме. - В городах Абакан, Актюбинск, Алма-Ата… - он нудно перечислил все мало-мальски значимые населенные пункты Федерации, при этом назвал Петроград Петербургом, и упомянул какой-то Волгоград. - …с четвертого августа введен комендантский час. На улицах этих городов после двадцати двух ноль-ноль могут находиться лишь лица, имеющие пропуск, выданный районной комендатурой. Всякое передвижение…
        Из тридцати шести каналов работали только два государственных. Все остальные показывали либо «сетку», либо вообще ничего.
        - Беда, - проронила Ксения.
        - Бред, - уточнил я.
        - Бред? Так сказал лаборант, который собственноручно ввел крысе цианид, а через пять минут увидел ее живой и здоровой.
        - Я в курсе.
        - То, о чем объявил полковник, - это тоже про крыс. Про триста миллионов крыс, пострадавших неизвестно за что.
        - Вот почему стройку забросили, - не к месту догадался я. - Бегут югославы.
        - Бегут. А что у меня дома? Двадцать лет экономической блокады. Кошмар.
        - И все из-за меня?
        - Вчера думала - да. Там, в две тысячи первом, за тобой подчистили, но что-то могло и остаться. Авария, например. Куда ее денешь? Но пять лет, и такие последствия! Вряд ли.
        - Сначала надо узнать, в чем дело. С какого перепугу вдруг санкции, комендантский час и прочее. Сходить, что ли, правда, к соседке? Она бабулька словоохотливая, только спроси, не отвяжешься.
        - Какая соседка? Очнись же, наконец! - Разозлилась Ксения. - Это ты считаешь, что отсутствовал несколько часов. А для остальных все случилось не сегодня и не вчера. О чем ты ее спросишь? Что произошло пять лет назад? Или четыре? Что было потом? В две тысячи первом мы перевели стрелку. На один градус, на пятнадцать - неизвестно. И все пять лет поезд ехал с прежней скоростью, и где он оказался в результате…
        - Мы? - Переспросил я.
        - Ты, - поправилась Ксения не очень уверенно. - Ну ладно, я там тоже кое-что… Чуть-чуть. Но это касается только одного человека, - добавила она скороговоркой.
        - Так и я кроме себя никого не трогал.
        - А вышло вон как…
        - Вообще-то, не все еще потеряно. Машинка у нас, значит есть возможность все переделать, расставить так, как было.
        - Что переделать?
        - Ну, взять меня. Отнес в издательство ненаписанные романы - это первое. Их можно забрать обратно.
        - Не беспокойся, уже сделано.
        - Премного благодарен. То-то я смотрю: ни особняка, ни павлинов. Второе - потасовка в ресторане. Вернуться и предупредить себя, чтобы прошел мимо. Куцапов, конечно, все равно нажрется и может быть даже кого-то подстрелит. Но не меня. Я имею в виду не то, что…
        - Ой, да правильно я тебя поняла! - Скривилась Ксения. - Только ерунда все это. Так ты еще хуже сделаешь. Появишься в прошлом уже не в двух, а в трех экземплярах. Потом помчишься исправлять сделанное уже тем, третьим. Абсурд. Ну и самое главное: авария. Я ведь ее наблюдала от и до. Знаешь, сколько народу побилось? Как ты ее собираешься предотвратить - броситься под такси, в котором ехал со своим другом?
        - Если б знать, из-за чего она произошла.
        - Самое интересное я пропустила. Слышу только - грохот, и машина ваша переворачивается. Спасибо, грузовик подстраховал.
        Мы еще с полчаса смотрели телевизор, однако ничего нового не увидели. Никакой рекламы, никаких фильмов и развлекательных программ, только постоянные напоминания про комендантский час и предупреждения о необходимости быть бдительными, не поддаваться на провокации и по любому поводу набирать «02».
        Для того, чтобы получить представление о происходящем, нужно было выйти на улицу, и я стал собираться.
        - Документы возьми, - посоветовала Ксения, но тут же раздумала. - Нет, не надо. Вдруг здесь новые образцы какие-нибудь ввели.
        - Если б ввели, они бы у меня были. Я же эти пять лет прожил вместе со всеми, а не в воздухе провисел. Хотя не представляю, как это может быть.
        - Мы оба выпали, Миша. Ты - из своего времени, я - из своего.
        Мне хотелось ее утешить, сказать, что все будет пучком - вот только сгоняем в две тысячи первый, но врать было противно. Когда дяденька с орденом за заслуги перед Отечеством - не твоим, а его, далеким и чужим отечеством, - говорит тебе: «хароший мальчик пит вотка и играйт балалайка, плахой мальчик висет на верофка», то вера в светлое будущее начинает таять.
        Из дома я выполз как вор, пригнувшись и подозрительно вглядываясь в каждого встречного. Ксения предложила составить мне компанию, но я приказал ей остаться дома. Второй выпуск новостей, в котором говорилось о том, что правительство планирует ввести продовольственные карточки, подкосил ее окончательно.
        Прохожие, такие же сгорбленные, как и я, отвечали мне такими же косыми взглядами. Люди - их было совсем немного - шли быстро и не дыша, будто протискивались в узком коридоре между пьяными хулиганами. Так ходили только беженцы из фашистской Монголии, и то неделю-две, пока не привыкали к тому, что их никто не схватит и не бросит в застенок.
        Сначала мне почудилось, что над Москвой навис туман: дома были серыми и какими-то влажными, улицы жаждали уборки и солнечного света. Потом я сообразил, что во всем виновата реклама, вернее ее отсутствие. Привычные транспаранты и щиты исчезли, остались только ржавые рамы вдоль проезжей части. Машин почти не было. Даже деревья тяготились своей осенней наготой и от этого казались еще более убогими и совсем черными.
        У магазина «Автозапчасти» копошились двое рабочих. Тот, что повыше и помоложе, стоял на складной дюралевой лестнице и колотил молотком по ярко-красной вывеске над входом. Я деловито поздоровался. Он посмотрел на меня сверху вниз и шумно утер нос.
        - Сигаретой не угостишь? - Спросил второй, сидевший на деревянном ящике.
        Я полез в карман, но вспомнил, что оставил почти полную пачку на лавке в две тысячи первом. Дома сигарет не нашлось; сегодня было первое утро, когда я не покурил перед завтраком.
        - А что, магазин закрывается?
        - Почему закрывается? Оформление меняем, как положено. Теперь на двух языках будет - на русском и на английском.
        - Зачем?
        Мужик на стремянке перестал стучать и, сунув молоток за ремень, снял с кронштейна правую часть вывески.
        - Ты че, парень, только проснулся? - Он спустился вниз и передвинул лестницу. - Как Ричард велел, так и делаем.
        - А нам что? - Сказал второй. - Мы их не рисуем. Повесить? Пожалуйста. Убрать? Пожалуйста. Работа!
        - Ты иди, куда шел, не мешайся тут.
        Я приблизился к метро и растерянно остановился. На месте гомонливого рынка зябли пустые ряды. У перекрестка высилась пирамида из желтого песка. Несколько человек наполняли им брезентовые мешки. Неподалеку стоял голубой джип с большими буквами «UN» на двери. Это не мой город, не моя страна. Это не моя жизнь.
        - Здравствуйте, Михаил Алексеевич!
        Сзади неслышно подошел пожилой мужчина. С его шляпы тоненькой струйкой стекала вода. Дождь. А я и не заметил.
        - Здравствуйте, Михаил Алексеевич, - повторил он, старательно выговаривая отчество. Незнакомец улыбался так заискивающе, что мне за него стало совестно.
        - Здрасьте. Не припомню…
        - Одоевский, - услужливо подсказал он.
        Я подумал, что люди с такой фамилией не должны кланяться тому, кто им годится в сыновья.
        - Хотел вот справиться, Михаил Алексеевич. Извините, вижу, вы не в настроении, но все же… Как там мое…
        «Дельце», подумал я. Если он скажет «дельце», я плюну ему в лицо. Потому что Одоевские не должны…
        - …заявленьице.
        Он безнадежен. И как в тот раз, после выстрела Куцапова, я удивился: где я?
        Не говоря ни слова, я направился в сторону «Покушай».
        Внутри было пусто. За стойкой дремал усатый здоровяк в мятом фартуке. Дверь хлопнула, стекло в ней задребезжало, и человек сонно поднял голову. На его румяной физиономии возникло недовольство, но через мгновение оно сменилось подобострастием.
        - О, какие гости! Михаил Алексеевич!
        - А где Ян? - Спросил я, про себя отмечая, что никогда раньше усатого не встречал.
        - Ян? - Озаботился тот. - Извините, не…
        - Хозяин кафе.
        Мужчина побелел.
        - Так… я и есть хозяин.
        - Ах, ну да.
        - Михаил Алексеевич… уф-ф, так ведь и до инфаркта… - промямлил он. - Вам посмеяться, а у меня дети.
        - Налей-ка ты мне водки.
        - Водки? - Заулыбался он. - Вы бы, Михаил Алексеевич, лучше героину попросили. Или уж сразу атомную бомбу, - усатый несолидно захихикал. - Нет, мы люди честные. Законы уважаем. Они ведь для чего писаны - чтоб простой человек их соблюдал. Неукоснительно.
        Слово «простой» он произнес с едва заметным ударением: кто захочет - расслышит, кто нет - пропустит мимо ушей. Я расслышал. И догадался, что с усатым нас разделяет не столько прилавок, сколько разница в положении. Как и с тем, в мокрой шляпе. С Одоевским.
        Положение - у меня?
        - Значит, водку не наливаешь. Ну, а поесть-то у тебя можно?
        - Вы, Михаил Алексеевич, сегодня такой загадочный… Проверяете нашего брата? Это правильно.
        - Нет, я серьезно. Кушать хочется. Написано же: «покушай».
        - Приготовить, конечно, недолго, но если честно, Михаил Алексеевич… Я ведь не ожидал, что вы заглянете, - снова разволновавшись, залебезил хозяин. - Если б заранее - тогда другое дело…
        - Короче, - оборвал я.
        - Может, как всегда, обойдемся наборчиком?
        - Давай как всегда.
        Хозяин убежал в подсобку и вынес оттуда бумажный пакет, доверху набитый консервными банками.
        - Вот так, за донышко, - заботливо проговорил он. - Порвется, не ровен час.
        - Спасибо. Сколько с меня?
        - Ну что вы, Михаил Алексеевич! Обижусь.
        - Бесплатно, что ли?
        - Вы так спрашиваете, я прямо не знаю, - засмущался усатый. - Ведь я вас очень уважаю, мы все вас очень уважаем, поверьте.
        - Послушай, скажи мне одну вещь. Считай за шутку, или как хочешь, - я поставил пакет на стойку и положил руку ему на плечо. - Кто я?
        - Заступник наш, спаситель…
        - Кто я такой? По должности.
        - Ну, если угодно… Вы заместитель куратора муниципального района «Перово», Николая Трофимовича заместитель. Кланяйтесь от меня, как увидите. Очень все…
        - Что еще за куратор?
        - Уполномоченный наблюдателя по Восточному сектору, - испуганно проговорил хозяин.
        - Какой наблюдатель, какого сектора? Рожай быстрее, что мне из тебя по капле выдавливать приходится?
        - Восточного сектора. Наблюдатель ООН, мистер Ричардсон.
        - Англичанин?
        - Американец.
        - Вот теперь ты мне скажи, мурло, откуда в Москве взялся какой-то Ричардсон?
        - Не знаю. До него Баркер был.
        - А до Баркера?
        Усатый прищурился, сканируя меня своими холодными глазами. Маска лакейства вдруг спала, и за ней проступила горечь. Нормальное человеческое чувство. Я перегнулся через прилавок и прислонился лбом к его жесткой шевелюре.
        - Ташков я, да. Только не тот, не иуда. Маминой могилой клянусь.
        - До Баркера я служил в милиции, - прошептал усатый. - Ничего жили, нормально. Всем было хорошо. А потом мы на гансов сбросили бомбу. Прямо на Ригу. А потом на Вильнюс. И правильно сделали.
        Он рассказывал, а я слушал и тихо сходил с ума. Мои фантастические придумки не шли ни в какое сравнение с тем, что случилось в действительности.
        Я плохо помню, как вернулся. С кем-то здоровался, кого-то спрашивал, кому-то обещал. Все, кто меня узнавал, стремились показать, как они меня любят. И Николая Трофимовича тоже. И мистера Ричардсона. Они растекались в слащавых улыбках, изгибались, как раненые черви. Их лица говорили: да, Михаил Алексеевич, мы черви. За их зрачками прятался страх.
        Ксению я застал в полном оцепенении. Она сидела на кухне, прямо на полу. Рядом стояла пепельница, но похоже, она в нее ни разу не попала.
        - Поздравь меня, я здесь популярен. Книжки уже не пишу, служу полицаем.
        Она оторвалась от созерцания своей коленки и затравленно посмотрела на меня.
        - Ты не взял деньги.
        - Меня кормят бесплатно. Они меня ненавидят, все! За что? Меня!!
        - Деньги, - потерянно молвила Ксения, рассыпая по линолеуму ворох синих, с желтыми разводами, бумажек. - Это рубли. Наши новые рубли. Ты богатый человек, Миша. Но это… ладно. Я смотрела телевизор. Много интересного…
        Мы собрали все, что нам стало известно, и из этих осколков составили относительно полную картину. Некоторые фрагменты в ней отсутствовали, но того, что мы узнали, было достаточно.
        В две тысячи третьем году Латвия, Литва и Эстония вышли из состава России и объединились в Балтийский Союз.
        Через год, в две тысячи четвертом, отношения между Россией и Балтией испортились, и Союз попросился в НАТО.
        В две тысячи пятом Российская Федерация нанесла ядерные удары по Риге и Вильнюсу. Сто двенадцатая воздушно-десантная дивизия захватила территорию бывшей Эстонии. Причину военного конфликта мы с Ксенией так и не выяснили.
        По роковому стечению обстоятельств за два часа до бомбежки Балтийского Союза в Женеве собрались главы государств - членов НАТО. Вопрос о приеме Балтии в свою организацию они решили положительно. Юридически Российская Федерация атаковала одну из стран НАТО.
        Россия вывела войска с территории Эстонии и принесла Союзу свои извинения. НАТО это не удовлетворило. В течение нескольких месяцев вся европейская часть России была занята так называемыми миротворческими силами ООН.
        Вскоре состоялись внеочередные президентские выборы. К тому времени вся Россия уже была под контролем «голубых касок». Страну потрясла волна протестов и мятежей. Президентом, как ни странно, был избран молодой, малоизвестный политик, абсолютно лояльный новым властям.
        Ведущую роль в управлении Россией на себя взяли Соединенные Штаты. Несмотря на то, что московское правительство было марионеточным, экономическая блокада Федерации продолжалась и набирала силу. Под давлением США от сотрудничества с Россией отказывались даже те страны, что были в нем кровно заинтересованы.
        После национализации все стратегические отрасли промышленности были отданы под временное управление иностранных специалистов.
        Летом две тысячи шестого патриотически настроенные офицеры подняли в Краснодарском крае мятеж, который через двадцать дней был задушен. ООН это дало повод затянуть гайки еще туже.
        На сегодняшний день Российская Федерация находилась в условиях чрезвычайного положения. За год с небольшим страна оказалась отброшенной далеко назад, превратившись из сверхдержавы в колонию.
        - Мы вернемся, - сказал я. - И постараемся исправить.
        - Вот этого мы больше всего и боялись. Последствия любого вторжения в прошлое непредсказуемы. Его влияние со временем нарастает в геометрической прогрессии.
        - Ага, нарастает. Драка в гадюшнике и десяток разбитых тачек. Чушь! Но исправлять все равно надо. Надеюсь, ты в этом не сомневаешься?
        - Нет. Только ты напрасно развоевался, ты там не нужен. Хватит и одного раза.
        - Я понял, в чем дело. У моей бывшей осталась машинка. Машинка - это джокер. Никакие выстрелы и даже горы трупов не сравнятся с тем, что можно сделать с ее помощью.
        - Хватился! Кто же позволит твоей Алене владеть таким прибором! Давно уже забрали.
        - Значит, все-таки она ее сперла?
        Ксения кивнула, но как-то неопределенно, словно не мне, а своим мыслям.
        - Я здесь не останусь, - заявил я со всей твердостью, на какую только был способен. - Прошу считать меня политическим беженцем.
        - За тобой там охотятся.
        - В две тысячи первом меня не убьют, потому что в две тысячи шестом я все еще жив.
        - История обратима. Хочешь проверить, обойдется ли человечество без твоей персоны?
        - Ты все равно не пойдешь без меня. Ведь это ты звонила Кнуту, тому парню, что вез меня к врачу.
        - Я, - призналась Ксения.
        - А теперь вопрос на засыпку. Откуда у тебя его телефончик?
        Ксения покусала губу, потерла пальцами лоб, но так и не ответила.
        - Не тужься. Это очевидно.
        - Что же, у меня нет выбора? - Усмехнулась она.
        Я хотел оставить Мефодию записку, но решил, что это не имеет смысла. Ксения открыла шкаф, чтобы убрать консервы, но оказалось, что он уже набит до отказа.
        Обогнув мертвую стройку, мы вошли в лес в том же месте, откуда вышли вчера. По размокшей тропинке прохаживалась пожилая дама.
        - Добрый день, Михаил Алексеевич. Воздухом подышать вышли? Это правильно.
        - Всем, кого увидите, передайте…
        - Ксения схватила меня за рукав, но я вывернулся и сделал два шага в сторону женщины.
        - Передайте: Михаил Алексеич - подонок.

* * *
        Человек редко знает день своей смерти. Еще реже ему удается перескочить через роковую дату.
        Если это и случится, то никак не раньше четверга. Четверг нам был не нужен - все, из-за чего мы вернулись, пришлось на среду. А днем позже я превратился в мишень, и моя голова стала для кого-то тем заветным кружочком, за попадание в который полагается приз.
        Киллеры. Это слово я услышал от Миши-младшего, но тогда не обратил на него внимания. Теперь я понял, что ни с килем, ни с килькой оно не имеет ничего общего, и в сложном причинно-следственном ребусе стало одной загадкой больше: мое собственное прошлое, кроме неизвестных мне событий, хранило еще и новый жизненный опыт.
        Я опять переставил календарь в часах на две тысячи первый год, но Ксения, посмотрев на циферблат, сказала:
        - Не среда, а воскресенье. Я ведь тоже руку приложила. Исправлять будем все.
        - И что ты сделала? Подожди, я сам догадаюсь. Открыла счет в банке? По дешевке купила акции перспективной компании?
        - Как ты примитивен. Хорошо, если хочешь… Я совершила самое безобидное и, наверно, самое опасное, что только могла: передала матери лекарство.
        - Извини.
        - Она крепко выпивала и… как бы это сказать… плохо кончила. А через несколько лет алкоголизм перестал быть проблемой. Ей бы протянуть еще немного…
        Ксения опустила голову. Мне хотелось ее утешить, изречь что-нибудь оптимистическое, но я удержался. Она собиралась лишить маму единственной возможности начать новую жизнь. Мы словно оказались на разных полюсах: спасти мать - и протолкнуть рукописи.
        - Похоже, все в порядке, - заметила Ксения.
        Нас окружал свободный город. Вряд ли кто-то из прохожих ощущал себя счастливым, но если им рассказать, что ожидает их в будущем… Что может их ожидать через каких-то пять лет… Поверят ли они? Узнает ли себя чопорный Одоевский в раздавленном старике? Что скажет крепкий розовощекий лейтенант на предложение поработать буфетчиком?
        «Мы все очень уважаем мистера Ричардсона».
        Москве полагалось быть живой и суматошной, и она такой была - пока еще. Люди не имели понятия ни о каком Восточном секторе, они называли районы привычными именами. На пересечениях проспектов не стояло голубых ооновских джипов, и каждый ехал, куда хотел. Я вернулся в родной город, он казался мне ближе и понятнее, чем Москва две тысячи шестого. Несмотря на присутствие неопознанного Костика, странного следователя Федорыча, несмотря на выходки Куцапова и недвусмысленные намерения киллеров, здесь мне дышалось легче. Во всяком случае, здесь я еще не был предателем.
        - Где жила твоя мама? - Спросил я.
        - Тебе не надо со мной ехать. Подожди, к вечеру я вернусь.
        - Нет, я буду волноваться. Не хочешь, чтобы я узнал адрес, - не надо, но одну я тебя не отпущу.
        - Я поеду на метро. Все будет в порядке.
        - Метро! Успокоила. Слушай, а может, не стоит? Исправим только мои ошибки, вдруг этого будет достаточно?
        - Сомневаюсь, что у нас это вообще получится, слишком многое не на своем месте. Дело ведь не только в бомбах, сброшенных на Прибалтику. Сначала они отделились, все три республики, и это тоже произошло не сразу.
        - Чего им не жилось в Федерации?
        - Вот и я о том же. Надо искать первопричину, а раз она не известна, то придется вычищать все.
        Ксения и сама не очень верила в то, что говорила. Одинокая алкоголичка бросает пить - следует ядерный удар по Риге. На московском перекрестке сталкивается несколько машин, в результате начинается международный бойкот России. Нет связи. Это события разного порядка, и чтобы найти между ними хоть что-то общее, недостаточно даже моего тренированного воображения.
        Мы подошли к метро, и я с тоской посмотрел на сияющие окна «Покушай». Бедолага Ян не догадывается, что отказ в получении гражданства - не самое страшное. Он возьмет семью и вернется домой. Одоевским и милиционерам, неугодным оккупационным властям, ехать некуда, им придется остаться здесь. И устраиваться - кто как сможет.
        Капризно бибикнув, с проезжей части на газон перед кафе заехала красная машина.
        - Совсем распоясались, - раздраженно буркнула женщина рядом.
        Чтобы узнать спортивный «ЗИЛ-917», мне хватило одного взгляда. Я не удивился. Давно уже было ясно, что мы с Куцаповым - фигуры из одной и той же игры. Как бы мы не перемещались, далеко друг от друга нам не уйти, похоже, на этой доске не так уж много свободных клеток.
        Куцапов вылез из машины и расслабленно прикрыл дверцу. Ему нравилось производить впечатление. Он любовно погладил сияющую крышу «ЗИЛа», едва достававшую ему до груди, и с превосходством оглядел пешеходов. Его самодовольный взор коснулся и меня, но не выделил среди прочих.
        Словно он меня не помнит. Как будто я не угнал его машину, а он не хотел меня за это убить. Стоп. К Федорычу меня таскали в понедельник, а Ксения сказала, что сегодня воскресенье. Еще ничего не случилось.
        Куцапов сладко потянулся и зашел в «Покушай». Сквозь стеклянные стены я видел приветственные кивки Яна и его радушную улыбку. Я умудрился пересечься с Куцаповым даже здесь.
        - Нам нужен транспорт, - сказал я.
        - Ну и что? - Не поняла Ксения.
        Ей известно далеко не все.
        - У меня как раз завалялась индульгенция на угон, - я похлопал себя по животу, и Ксения сразу же нахмурилась. Для женщины с правильными чертами лица она соображала слишком быстро. - Наказания без преступления не бывает, верно? Восстановим справедливость.
        - Мы вернулись не для этого, - быстро проговорила она. - И как ты собираешься ее завести?
        Я расстегнул на рубашке две пуговицы и показал ей шрам.
        - Он есть. Он существует независимо от моего выбора. Следовательно, выбор уже сделан. А ключи наверняка торчат в замке зажигания, иначе у меня не получилось бы.
        Я был прав: Куцапов даже не потрудился заглушить мотор. Он не привык опасаться за свое имущество. Любопытно, кем он станет при мистере Ричардсоне? Кем-нибудь да станет, обязательно. Это его карма - быть в струе.
        Не представляю, сколько на «ЗИЛ» пошло лака, но его низкий, сужающийся к носу капот казался облитым стеклом. Впереди капот плавно переходил в узкую монофару, между ней и землей оставалось расстояние не более ладони. Колеса «ЗИЛа» были спрятаны за чуть выгнутые крылья, отчего возникало впечатление, что это вовсе и не машина, а торпеда, решившая передохнуть на бережку.
        Я не был большим знатоком автомобилей, однако о девятьсот семнадцатом кое-что слышал. То, что спортивная машина собирается не на конвейере, а вручную, в количестве двенадцати штук в год - это естественно. Обивка салона а также всякие навороты вроде компьютера и спутниковой связи подбираются индивидуально, и в этом тоже нет ничего необычного. Но сидение, изготовленное на заказ… Я помнил, как Кнут, брызгая слюной и тыча мне в лицо автомобильным каталогом, расписывал процесс снятия мерок. Для сидения самая важная часть тела - это задница. Задницы у нас с Куцаповым были разные.
        Я кое-как устроился в чрезмерно глубокой впадине и нежно взялся за руль. В принципе, было удобно.
        - Случай с угоном - один из тех немногих, что закончатся благополучно, - заверил я Ксению, примериваясь к педалям. - Отметина на пузе - вполне умеренная плата за такое большое удовольствие.
        - Удовольствие? - С сомнением переспросила она.
        Я нажал на газ как можно мягче, но этого было достаточно, чтобы «ЗИЛ» перепрыгнул через пешеходную дорожку и, в мгновение ока долетев до рынка, зарылся в пирамиде пустых коробок. Я включил заднюю скорость и, едва коснувшись педали, так же молниеносно вернул автомобиль на прежнее место. На газоне остались две черных борозды, а у торговцев фруктами появилась новая работа: смятые картонки веером разлетелись по траве. В большой и чистой витрине «Покушай» было видно, как Куцапов бросает наполненную рюмку и устремляется к выходу.
        - Что такое удовольствие? - Спросил я сам у себя. - Да вот оно!
        Я вывернул руль и снова дал газу. Когда автомобиль выскочил на асфальт, я просунул руку в открытое окно и, подняв ее вверх, сделал Куцапову «бай-бай».
        Москву я знал неважно, а электронный навигатор попросту не смог включить, однако для первого вояжа результат был сносным: те несколько крюков, которые нам пришлось сделать, с лихвой окупились скоростью. Инспекторы на мои выкрутасы не обращали внимания, видно, машина Куцапова была заговоренной.
        - Здесь останови, - попросила Ксения, когда мы выскочили на площадь Ермака.
        - Я подвезу поближе.
        - Ты не узнаешь, где я живу. Жила.
        Своего адреса она, конечно, не сказала. Позволить человеку заглянуть в твое прошлое - это то же самое, что перед ним раздеться. Хотя на последнее я все еще не терял надежды.
        Магнитофон у Куцапова стоял классный - квадросистема «Вега». Мой компьютер вместе с принтером наверняка не стоили столько, сколько одни его динамики. Я смело ткнул в первую попавшуюся кнопку, и каждый уголок кожаного салона возвестил:
        - …аналитического отдела городского ОВИР о том, что за последние шесть месяцев количество обращений иностранных граждан за въездными документами на территорию Российской Федерации увеличилось по сравнению с аналогичным периодом прошлого года в четыре и семь десятых раза. Россия становится все более привлекательной как для гастарбайтеров с Запада, так и для беженцев из стран с неблагополучной экономикой.
        Слов диктора я не слушал - я в них купался. Это была самая сладкая музыка на свете. Все еще впереди! В две тысячи третьем году иммиграционный бум достигнет пика, и властям придется вводить ограничения на въезд иностранцев.
        Я закурил и с тоской подумал о стимулирующих сигаретах Ксении, а вместе с ними и о новостях, которые мы смотрели по телевизору в моем две тысячи шестом. В моем ли?
        На меня напало уныние, необходимо было как-то отвлечься. У Куцапова наверняка валялась куча кассет, только где их найти? Открыв «бардачок», я запустил в него руку и извлек целую стопку пластиковых коробочек в разномастных обложках. В основном - сборники блатных песен. Я покопался еще и наткнулся на что-то тяжелое.
        Куцапов держал в машине пистолет. Ствол был похож на тот, что приставляли к моему носу. Внезапно мне в голову пришла одна идея. Я выщелкнул из рукоятки обойму и сунул ее в карман, затем проверил рубец на животе. Ничего не изменилось. Глупо. Конечно, глупо!
        Я вставил обойму обратно и хотел было вернуть оружие на место, но, повинуясь какому-то неосознанному порыву, спрятал пистолет в куртку.
        Это было большой ошибкой. Через площадь, мимо памятника с почетным караулом скаутов, ко мне направлялся постовой. Не переставая крутить на пальце свисток, он вальяжно поправил портупею - и кобуру. Выбросить из кармана ствол я не решался, поскольку в огромном лобовом стекле наверняка был виден чуть ли не до пят.
        Спина похолодела, а руки непроизвольно напряглись. За угон не посадят, уж в этом-то Федорыч понимает. Но пистолет…
        - Старший сержант Алехин, добрый день.
        Машинку Ксения унесла с собой.
        - Здрасьте.
        - Отличный автомобиль.
        Что, если стволом уже пользовались?
        - Н-да, спасибо.
        - Здесь остановка запрещена. Лично мне все равно, но гибель эту площадь очень любит.
        - Какая гибель?
        А вдруг ствол «мокрый»?
        - Инспекция.
        - Вы имеете в виду ГАИ?
        Нет, Куцапов, конечно, псих, но не настолько. «Мокрый» пистолет он бы в машине не оставил.
        - Не ГАИ, а гибэдэдэ. Вы что, только проснулись?
        Кто-то меня об этом уже спрашивал. Попробовать убежать, а пистолет по дороге выбросить.
        - Я сейчас уеду.
        - Простите за нескромный вопрос, почем такая роскошь?
        - Знаете, не в курсе. Подарок… друга.
        Взгляд милиционера ощупал меня с головы до ног, особо выделив оттопыренный карман куртки. Старший сержант постоял еще немного, крутя туда-сюда свисток, пока тот не попал ему по ногтю.
        - Всего хорошего, - козырнул он.
        Почти сразу же подошла Ксения, мне даже подумалось, что она вернулась намного раньше и все это время наблюдала издали. Она была не грустной, но какой-то потерянной, точно забыла что-то важное и никак не могла вспомнить.
        - Мужайся, Ксюша, - неловко выдавил я.
        - Ой, только не надо этого! - Неожиданно взорвалась она. - И не смей называть меня Ксюшей. Я тебе не подружка, и ты мне - никто.
        Сознавая, что потепление закончилось, я молча завел мотор.
        - Машину бросим здесь, - сказала она, успокаиваясь. - Ее наверняка ищут.
        - У меня мыслишка появилась. Тот коридор, через который мы проходим…
        - Дыра, - подсказала Ксения.
        - Дыра? Хорошо. Я никогда не видел, где она кончается. Какие у нее размеры?
        - Ты хочешь знать, пролезет ли в нее автомобиль? Ты это серьезно?
        - Ну так можно или нельзя?
        - Этого никто еще не делал, но дырокол такую возможность предусматривает.
        - Дыра - дырокол. Изящно. Так ты не возражаешь?
        - Твои выдумки начинают пугать.
        Мы покинули площадь, где, по словам милиционера, с минуты на минуту могла появиться некая гибэдэдэ с неподходящей для дороги кличкой. Мы собирались перебраться в среду, но для этого нужно было найти какое-нибудь тихое место.
        - Видела себя? Я хочу сказать, тебе удалось с собой встретиться?
        - Да, - ответила Ксения, подумав. - Странно, теперь я вспомнила эту встречу. Иногда в памяти всплывают события такой давности… Удивительно, как они могли там сохраниться.
        - Проделки подсознания. Что ты можешь помнить, если с тобой этого не было?
        - Почему же не было? - Запротестовала Ксения. - Я только что с ней разговаривала!
        - Вот видишь, ты говоришь о ней в третьем лице. Она - это не совсем ты. Другая личность. Я со своей младшей версией общался аж несколько дней, и ничего, никаких лишних воспоминаний. Потому что в моей жизни таких встреч не было.
        Она с сомнением покосилась на меня и заулыбалась. Кажется, до нее дошло: я спорил не для того, чтобы в чем-то ее убедить, а лишь за тем, чтоб отвлечь.
        - Мне кажется, вон тот переулок подойдет, - сказала Ксения.
        Она уже не сердилась, а я радовался тому, что все же сумел кое-что узнать: Ксения родилась до две тысячи первого года, и нас разделяли, по крайней мере, не века.
        Переулок и впрямь оказался симпатичным: он оканчивался каким-то складом, обнесенным ржавым металлическим забором. Такие заборы строятся на месяц и стоят потом несколько лет. Дома вокруг выглядели пустыми и безжизненными - просидев в машине с полчаса, мы не увидели ни одного человека.
        - Дождемся темноты.
        - Опасно, - возразил я. - Тачку действительно ищут, причем не только милиция. Если Куцапов доберется до нас первым, мое тело может украситься новыми шрамами. Продырявливать будем сейчас. Я правильно выразился?
        - С каких это пор ты начал решать за меня? Дырокол мой, и эта операция - тоже.
        - Я в начальники не лезу. Просто твоя боязнь быть замеченной переходит в манию. Мы ведь и так наследили, где только могли, о соблюдении секретности речи уже не идет. Важно добиться результата.
        - Любой ценой… - проговорила она задумчиво.
        - Что?
        - Ты забыл добавить: любой ценой. Заводи, - сказала Ксения и вышла из машины.
        Я не заметил, как она включила дырокол, лишь увидел впереди знакомое колебание воздуха.
        - Давай, - махнула она.
        Дверь в другое время - дыра, как называла ее Ксения, была по площади значительно больше тех, через которые мне доводилось проходить. Я медленно подъехал к мерцающей плоскости и вопросительно глянул на девушку.
        - Вписываешься, - ответила она, неверно истолковав мои сомнения.
        Я нажал на газ, подавив в себе желание выпрыгнуть. Куда вела открытая Ксенией дыра? С чего я взял, что обязательно в среду? Почему не в пятницу какого-нибудь тысяча девятьсот восемьдесят пятого? Даже если ее дырокол, как и машинка Мефодия, пробивает время только на двадцать лет, этого достаточно, чтобы отправить меня к черту на куличики.
        Вползая в полупрозрачную поверхность, «ЗИЛ» постепенно в ней исчезал. Сквозь струящуюся дымку проглядывал и грязно-желтый угол дома, и кривые прутья ограды, и даже кое-какой мусор на дороге, не было только красного капота, с отсутствием которого рассудок никак не мог смириться. Автомобиль обрывался там, где начиналась дыра, и она продолжала не спеша пожирать его кузов. Наконец настал тот момент, когда нужно было выбирать. В салоне под приборной доской уже образовалась брешь, и педали торчали прямо из пустоты. Я инстинктивно отдернул ногу, и машина остановилась. «ЗИЛ» реагировал! Он был не просто разрублен надвое - эти части еще и разбежались по разным временам, однако машина по-прежнему являлась одним целым. Педаль находилась здесь, а двигатель - на расстоянии трех суток, и они каким-то образом взаимодействовали!
        Я обернулся - Ксения шла позади. Это ничего не значило, но мне стало легче. Я проехал еще немного, пока не уперся в забор. Те же прутья, тот же облупленный дом слева, будто мы никуда и не переносились.
        Мы?.. Я выскочил наружу. Дыра - мутное пятно трехметрового диаметра - продолжала стоять поперек улицы, уходя основанием в серый асфальт. Ксении не было. Все-таки я оказался прав. Жалко, что меня одурачили так незатейливо, она могла бы придумать что-нибудь поинтересней.
        Первый вопрос: куда она меня закинула? Я вернулся в машину и включил радио. Все станции передавали одну лишь музыку, но их было много - работавших станций, и уже одно только это радовало.
        Правая дверь открылась, и рядом села Ксения.
        - Я не очень задержалась? - Невозмутимо спросила она.
        - Ты меня не бросила?
        - Нет, конечно. А ты подумал, что я…
        - Что еще я мог подумать? Опять бегала за мороженым?
        - Не злись, я минуты забыла.
        - Какие минуты?
        - Которые на табло выставила. Когда ты заехал в дыру, я решила проверить, отразилось ли на будущем то, что я забрала у матери лекарства.
        - Ну и?..
        Ксения медленно покачала головой.
        - Так это же хорошо! Значит, твои таблетки ни на что не влияют. Можешь снова сходить домой и отдать.
        - Ты правда принимаешь мои проблемы так близко к сердцу?
        - Ты что там, в своем будущем, совсем одна? - Серьезно спросил я.
        - С чего ты взял? - Ксения снова захлопнулась как моллюск в раковине. - Поехали. И прекрати дергать часы. Я все скажу, когда сочту нужным. Среда, без пятнадцати два, - добавила она после паузы.
        Свой «ЗИЛ» Куцапов разыскивал уже четвертый день - об этом я вспомнил, когда с нами поравнялась белая «Волга» «гибели», и один из ее седоков на ходу заглянул в наш салон.
        - Расслабься, - посоветовал я Ксении, вцепляясь в руль мертвой хваткой.
        Она непринужденно закинула ногу на ногу и отвратительно подмигнула молодому инспектору.
        - Может, воздушный поцелуй ему пошлешь? - Проскрежетал я.
        - Отстань, мне нравится, - нагло ответствовала она, не сводя глаз с разомлевшего парня.
        - Вот так вы нашего брата и дурите, - сказал я, когда «Волга» отклеилась и куда-то свернула.
        - Не о том думаешь. Лучше соображай, что в ресторане делать. Скоро начнется.
        Мы прибыли как раз вовремя: ансамбль на грузовике уже играл вступление. Я проехал еще два квартала и, развернувшись, заглушил мотор. Отсюда зрители казались пестрой однородной массой, но ближе останавливаться было нельзя: уж больно приметная у Куцапова машина.
        - Пожелай мне чего-нибудь, - попросил я.
        - Ты что, в одиночку идти собираешься?
        - Конечно. Там стрелять будут, и вообще… не хочу, чтобы ты видела, как Миша… не я, а местный…
        - Твой Миша поганец, но я вас с ним не отождествляю.
        - Вот и Куцапов тоже, - пробормотал я. - А чем мы отличаемся, я и сам до сих пор не разобрал.
        Затеряться среди пяти десятков зевак было не трудно. Я встал сзади так, чтобы видеть все спины одновременно, и прислушался к выкрикам дородного мексиканца. Он уже заканчивал охаивать конкурентов и с минуты на минуту должен был перейти к дифирамбам в адрес вновь открывающегося заведения.
        Я тревожно посмотрел в сторону припаркованного «ЗИЛа», и у меня подкосились ноги: мимо него проезжал точно такой же автомобиль. Ярко-красный «ЗИЛ-917» подрулил к ресторану и влез передними колесами на газон. Двери открылись, и из машины появился не вполне трезвый Куцапов. За ним вывалились Кеша и третий субъект, имени которого я не знал.
        - …вторая за копейку, третья бесплатно, - объявил мексиканец.
        Сейчас кто-то крикнет про четвертую.
        - Отвечаешь? - Проревел Куцапов.
        - Зайдите и убедитесь, - предложил зазывала.
        Троица поднялась на невысокое крылечко и скрылась внутри. Я опять оглянулся на машину с Ксенией. Не могли же мы перепутать! Да и что, собственно, путать? Вот ресторан, вот мексиканец и вот воздушные шарики.
        Через некоторое время Куцапов вышел на улицу и, шатаясь, приблизился к «ЗИЛу». Он открыл дверцу и встал на сидение коленями так, что снаружи остались лишь его пыльные подошвы и широкий зад. Повозившись в машине несколько секунд, он вернулся обратно.
        - Лучшая еда, лучшие напитки! - Выкрикнул мексиканец.
        Худощавый гитарист завершил песню головокружительным пассажем и сразу же, без паузы, вернулся к предыдущей. У меня появилось подозрение, что музыканты играют под фонограмму, которая состоит всего из двух вещей.
        - От Москвы до самых до окраин… - затянул глашатай, потрясая высоко поднятыми руками, и тут я заметил в толпе свой затылок.
        Это было непривычно - узнать себя сзади. Спина - совсем не то, что человек видит в зеркале, тем не менее, я ее узнал. Гораздо труднее было угадать в сутулом, давно не стриженом мужике Мишу-младшего. Вряд ли кто-то мог догадаться, что двое типов, стоявших впереди, - это одно и то же.
        - А за четвертую доплачиваете? - Услышал я рядом надтреснутый голос.
        Оба Михаила немного подождали и, перекинувшись короткими фразами, направились к ресторану. Я потихоньку двинулся за ними, но у самого входа остановился. Чуть позже.
        Изнутри несся обычный гомон, в котором не выделялось ни одной напряженной интонации. Я потрогал живот, чтобы проверить, не выпал ли пистолет.
        Наконец в кафе раздался первый визг - пробный, неуверенный, будто дамочка, раскрывшая рот, вдруг засомневалась: а есть ли повод? Повод был, это подтвердили несколько воплей, расцветивших внезапное затишье.
        Я ринулся внутрь, обегая «ЗИЛ» слева. Только сейчас я обнаружил, что сбоку машина разбита, но времени не было совсем: на улицу, давясь в дверях и пихая друг друга, выбегали багровые посетители. Пробиться сквозь обезумевшее стадо было невозможно, и в помещение я попал только после того, как его покинул последний едок, до ушей перепачканный в горчице.
        Мелькнула тревожная мысль: не опоздал ли?
        В кафе царил хаос. Столы с остатками закуски были сдвинуты к стенам, опрокинутые стулья громоздились, как противотанковые ежи. Пол представлял из себя огромную палитру, на которой преобладали алые тона кетчупа.
        В дальнем углу стояли четверо: я, Куцапов и оба его подручных. Миши-младшего нигде не было, видно, ему удалось вырваться вместе с толпой. Я остановился посередине, дико соображая, что делать дальше. Я не учел, что любая операция начинается с плана, но думать об этом сейчас было уже поздно.
        Похоже, меня не заметили. Немая сцена в углу продолжалась: Куцапов медленно и тягуче расстегнул пиджак и сунул правую руку под мышку.
        Пора что-то предпринять, иначе зачем я здесь?
        Я выхватил из-за пояса пистолет и, направив его вверх, нажал на курок. Выстрела не получилось - на то и предохранитель, чтобы раздолбаи вроде меня случайно не прострелили себе мошонку. Кеша озадаченно посмотрел в мою сторону и что-то сказал. Вслед за ним обернулся Куцапов. Возможно, бывают и более нелепые ситуации, но я таких не видел. Черный ствол нацелился мне в грудь, и я ощутил его притяжение.
        - Пошли все вон отсюда!! - Заорал я что было сил и, справившись, наконец, с предохранителем, два раза пальнул в потолок.
        Как ни странно, это возымело действие. Сгибаясь и прикрывая головы, культуристы побежали к выходу. Миша казался обескураженным не меньше, чем Куцапов.
        - Ты?.. - Только и вымолвил он.
        На улице послышалось завывание сирены.
        - Линяй! - Приказал я Мише и выглянул за двери.
        «ЗИЛа» Куцапова на газоне уже не было, зато к кафе подъезжал другой «ЗИЛ», без вмятины. Ксения энергично жестикулировала, призывая меня к себе. Я на ходу запрыгнул в машину, и мы понеслись прочь.
        - Давай заберем второго, - попросил я, но ресторан был уже далеко.
        - Почему ты не сказал, что у тебя есть оружие?
        - Это не мое. Бесплатное приложение к тачке, - я обнаружил, что до сих пор держу пистолет в руке, и брезгливо бросил его в бардачок.
        - Достань, - велела Ксения. - Возьми платок и оботри рукоятку.
        - Почему я ляпнул именно это?
        - О чем ты?
        - «Пошли все вон отсюда» - я так сказал. Откуда этот «вон», зачем он?
        - А как надо было?
        - Не знаю. Без «вон», хотя бы.
        - Что ты мне голову морочишь?
        - Ах, да, нужно еще Кнуту позвонить! - Вспомнил я.
        - Зачем?
        Я снова задумался. И правда, зачем? Миша не ранен, это я видел собственными глазами, стало быть помощь Шурика не требуется.
        - Ксения! - Воскликнул я неожиданно для самого себя, и автомобиль испуганно дернулся. - Куцапов в меня так и не выстрелил. Мне не нужен врач, и мы с Кнутом никуда не поедем!
        Я торопливо расстегнул рубашку и взглянул на живот. Шрам остался на месте.
        Откуда он у меня?
        - Я не специалист, - не совсем понятно ответила Ксения.
        Она свернула во двор и заглушила двигатель. Ксения держалась за рулем свободно и уверенно, более того, ей чертовски шла эта развратная машина, созданная с одной лишь целью: вызывать зависть. Они были хорошей парой - Ксения и красный «ЗИЛ-917», я же в их компании выглядел гадким утенком.
        - Объясни, почему ты меня взяла. Ведь это просчитывается элементарно: если остановить Куцапова, то звонить Шурику не придется. Тебе не нужен его номер.
        - Телефон я могла бы узнать и без тебя, - кивнула она. - Но кто-то должен был помешать… как его?.. Куцапову.
        - Только не говори, что ты не в силах сделать этого сама. Причина в другом, так?
        - Я не имею права тебе ничего рассказывать, - монотонно проговорила Ксения. - Любая мелочь может обернуться чем угодно, - она показала большим пальцем куда-то назад, намекая на скорую войну с Прибалтикой. - Но если ты догадаешься сам, это будет совсем другое дело.
        - Что сейчас? Возвращаемся?
        - Необходимо убедиться, что аварии не произошло.
        - Но ведь мы в ней не виноваты. Она состоялась сама по себе, а наше такси оказалось там случайно.
        - В начальной версии никакой аварии не было, - грустно сказала Ксения. - Ни ты, ни я к ней не причастны, это чья-то чужая ошибка, но кроме нас ее исправить некому. Мы должны свести последствия к минимуму. Предотвратить хотя бы несколько смертей, что мы еще можем? Если нам снова повезет, а пока нам везло, то ты вернешься во что-то похожее на свое время.
        - А ты - нет?
        - Есть две теории: энтропийная и антиэнтропийная. Нарушение причинно-следственных связей либо поглощается инерцией естественного хода событий, либо наоборот, вызывает новые нарушения. В этом случае процесс развивается лавинообразно, и остановить его нельзя.
        - Ну и какая же из этих теорий верна?
        - А кто его знает… - проронила Ксения, задумчиво глядя в окно. - Вот вернусь и посмотрю.
        - Так у вас нет никаких сведений? Ты первая?
        - Вторая. Первым был некто Мефодий Ташков.
        - Значит, он не врал…
        - В этом - нет, - Ксения повернулась ко мне и посмотрела так, будто видела меня в первый раз. - Пора, Миша.
        В каком-то две тысячи первом, давно прожитом и забытом году, недалеко от дома Кнутовского разбилось несколько машин. А девушка, которая, скорее всего, еще ходит на горшок, пыталась этому помешать. Почему я с ней? Почему все веревочки завязываются на мне? Даже катастрофа, которая не имеет ко мне никакого отношения, произошла именно в тот момент, когда я находился рядом. За что такая честь?
        Я не представлял, что нужно сделать, чтобы предотвратить столкновение. Наверно, это будет опасно, ведь в том такси сидел я сам, и я находился в одном шаге от смерти. Если наше вмешательство окажется неудачным, Ксения может меня и не откачать. Нас с Кнутом и тогда спасла чистая случайность, так стоит ли испытывать судьбу еще раз?
        Мы проезжали мимо той гостиницы, куда Ксения притащила меня после аварии, и я подумал, что обязательно выживу, ведь не будут же киллеры стрелять в покойника. Выглядел этот довод сомнительно, однако ничего лучшего для самоуспокоения у меня не нашлось.
        В четверг меня начнут убивать по-настоящему. Завтра. Единственное, что угрожает мне сегодня, - это какой-то кусок металла, рухнувший на дорогу. Железо с неба не падает, науке, по крайней мере, такие факты не известны. На все есть своя причина, и мы ее обязательно найдем.
        Мне хотелось в это верить.
        Мы выехали на проспект и медленно потащились в правом ряду - перестроиться мешал белый фургон с броской надписью «Москарго». Впереди я разглядел желтый «ГАЗ-37». Гребешок на его крыше не горел - такси было занято, и я начинал догадываться, кто сидит внутри.
        Мы остановились у того перекрестка, где я, истекая кровью, прощался с жизнью. «Волга» уже стояла слева от нас, кроме водителя в ней находилось еще двое пассажиров. Я что-то втолковывал Кнуту, бодро жестикулируя обеими руками, и это ясней ясного говорило о том, что со мной все в порядке. Шурик изредка кивал, но его мысли, кажется, были заняты чем-то другим. Таксист то и дело посматривал на наш «ЗИЛ». На его лице были написаны восхищение и черная зависть. В какой-то момент наши взгляды пересеклись и я вздрогнул, однако тут же успокоился: стекла в «ЗИЛе» были тонированными, и увидеть меня таксист не мог.
        Рядом с «Волгой», мягко фыркнув, пристроился фургон «Москарго», не дававший нам разогнаться. Белый грузовик и красный «ЗИЛ», а между ними - желтая «Волга». Расклад в точности повторялся, за исключением такой мелочи, как рана на животе. Чтобы разыграть эту партию по-другому, нужно было не просто поменять очередность ходов, а изменить события принципиально. Самое важное - спасти таксиста.
        Зачем мы вообще поперлись на такси? Допустим, я все же навестил Шурика, и мы с ним о чем-то поговорили. Но куда мы так заторопились, если не к сердобольному хирургу, приятелю его матушки?
        Курить хотелось так сильно, что кружилась голова. Я покопался в вещах Куцапова и обнаружил пачку незнакомых сигарет. На плоской коробке, раскрашенной в радужные цвета, был изображен герб Российской Империи, под ним находилось русское слово, написанное по-английски: «Sobranie». Откуда они здесь? Им место в очумелом две тысячи шестом, ведь это там Ричардсон приказал менять вывески на двуязычные.
        Сигарета была розовой, как фломастер, и отдавала одеколоном.
        - Что за гадость ты куришь?
        - Других нет.
        - Сейчас дадут «зеленый», а мы так и не определились, - напряженно сказала Ксения.
        - Дай-ка я за руль сяду. А лучше - выметайся и подожди снаружи.
        - Не надо самодеятельности. Подойди к водителю, скажи, чтобы отъехал в сторону и проверил колеса.
        - Да при чем тут колеса? Когда мы разогнались, сверху что-то упало. Таксист сразу погиб, поэтому мы и перевернулись. Нужно задержать не одну машину, а всю колонну - вон сколько их скопилось. Пусть эта штука валится прямо на дорогу, а там разберемся, откуда она взялась. Вылезай, а то не успеем.
        Мы поменялись местами, благо салон «ЗИЛа» был достаточно просторным, и Ксения вышла с правой стороны.
        - Подальше отойди, - крикнул я ей, но она сделала вид, что не слышит.
        Ксения едва заметно улыбнулась и показала на карман, из которого выглядывал черный край машинки. Это придало мне уверенности. Пока машинка, то бишь дырокол у нас, мы можем пытаться снова и снова.
        Ксения продолжала смотреть мне в лицо. Ее глаза говорили одно: «не ошибись». Странно, ведь она как будто не хотела возвращаться сюда из две тысячи шестого, не верила, что нам удастся что-то исправить. Собственно, она не верит в это и сейчас, но что-то поменялось. Может, начальство спустило Ксении какие-то новые указания? Или она сама узнала нечто такое, что заставило ее передумать? Ведь она без меня куда-то отлучалась. Что она там увидела?
        Я приоткрыл окно и выбросил окурок. Миша в такси с интересом рассматривал мой «ЗИЛ». Ищет вмятины, догадался я. Будут тебе вмятины.
        Светофор показал «зеленый», и грузовик, ошпарив асфальт струей черного дыма, тронулся с места. За ним рванулась и желтая «Волга» - таксист, насколько я помнил, был мужиком азартным. Я сообразил, что могу опоздать, и устремился за ней.
        Мы шли бампер к бамперу, быстро набирая скорость. Я усиленно вглядывался вперед, пытаясь сообразить, что же могло на нас свалиться. Дорога была совершенно свободной. Мы давно миновали перекресток и уже подъезжали к тому загадочному месту, где все произошло… где это произойдет вновь, если я, наконец, не решусь.
        Я судорожно пристегнулся и, обогнав такси на полкорпуса, повернул руль влево. Раздался тонкий хруст, затем послышался скрежет: это «Волга», не успев выровняться, врезалась в крутящееся колесо фургона. Водитель грузовика и я одновременно дали по тормозам, и такси забилось между нами, как пойманная рыба, однако эти удары были уже не опасны: клещи понемногу сжимались, не позволяя «Волге» пойти вразнос.
        Мы с фургоном сблизились еще немного и, когда такси окончательно между нами застряло, остановились. Я задрал голову вверх, мне хотелось разглядеть шофера «Москарго» и выразить свою благодарность, ведь если б не он, все могло бы закончиться иначе. Его действия были абсолютно правильны. Слишком правильны. Словно продуманы заранее.
        В высокой кабине я заметил лишь огненные кудри и такие же рыжие запущенные бакенбарды.
        Таксист пытался выбить ногами треснувшее стекло, но у него ничего не получалось, и он страшно матерился. Кудрявый водитель фургона вдруг мелко затряс головой, и я понял, что он смеется. За нами собралась целая толпа автомобилей, но никто из них не пострадал: мы тормозили достаточно плавно, и они успели среагировать. К нам, на ходу крича в рацию, бежал инспектор.
        Неожиданно грянул гром. В нескольких метрах от капота «Волги» я увидел то, чего так ждал: толстый вогнутый лист металла. Больше всего он походил на аккуратно вырезанный кусок обшивки. Промедли я еще пару секунд, и он приземлился бы прямо на крышу такси. Откуда он взялся? Разве что с неба…
        Ну конечно с неба, почему-то обрадовался я. И цвет - бледно-голубой, в самый раз для самолета. Впрочем, это тоже не сахар. С такой пробоиной самолету далеко не улететь. Ладно, теперь у нас есть хоть какое-то объяснение.
        Лист еще продолжал покачиваться, когда грузовик надсадно взревел и подался вперед. «Волгу» вконец разворотило, зато таксист смог из нее выбраться.
        - Все целы? - Спросил я, заводя мотор.
        - Сейчас ты у меня… - заорал он, и я последовал примеру «Москарго». Немного отъехав, я посмотрел в зеркало. Шурик и я стояли рядом с покореженным такси. Они не пострадали.
        Белый фургон просигналил на прощание и помчался прочь. Извергнутые им темные клубы повисли над лежащим куском металла грязным облачком и стали постепенно растворяться. Когда они превратились в серую многослойную дымку, мне показалось, что я вижу в ней легкое волнение, не такое, как бывает от ветра. Зрелище напоминало что-то знакомое, но анализировать времени не было: таксист уже достал монтировку.
        Я выскочил на встречную полосу и, развернувшись, поехал обратно к перекрестку. Увидев это, Ксения перебежала на другую сторону. Я успел подобрать ее как раз в тот момент, когда на проспекте послышалась сирена «гибели». В суматохе никто так и не понял, что случилось. Водители побросали свои машины и собрались вокруг останков такси. Фрагмент обшивки, лежавший поодаль, их не интересовал.
        Погони не получилось. «ЗИЛ», даже порядком помятый, сохранил свои ходовые качества, и спустя несколько минут мы уже были в другом районе Москвы. Однако для поездок машина больше не годилась, теперь нас могла узнать каждая собака. Я заехал в какой-то двор и припарковался за мусорными баками.
        - Ну как? - Спросил я не без гордости.
        - Что там свалилось?
        - По-моему, кусок самолета.
        - Тогда должен был упасть и сам гели… самолет.
        - Кто из нас эксперт по всяким неурядицам во времени?
        - Никто, - просто ответила Ксения.
        - Ну хорошо, если ты тоже не специалист, пускай этим занимаются ваши ликвидаторы. Или компенсаторы? Как вы их называете?
        - Никак не называем. Некого называть.
        - Постой, ты же грозила мне какими-то неприятностями - мол, придут, устроят кузькину мать…
        - Я пошутила, - улыбнулась она. Нет никаких ликвидаторов. Есть только старый осел Мефодий, решивший всех перехитрить, и я - та, которой поручили вернуть его назад. И еще ты. Жертва собственного идиотизма.
        Это известие меня потрясло не меньше, чем кусок железа, рухнувший прямо на голову. Я был уверен, что где-то рядом действует команда крепких парней, настоящих профессионалов, и в случае чего они помогут. Теперь выходило, что единственный парень - это я.
        - Что дальше?
        - Сначала нужно отсюда выбраться. И вернуть вот это, - она похлопала по сидению. - А там посмотрим.
        - Мы сделали все, что могли.
        - Да, - согласилась она.
        Продолжать маскироваться не имело смысла. Мы перенесли «ЗИЛ» в воскресенье прямо во дворе, окруженном жилыми домами, - пусть думают, что хотят, пусть сходят с ума сколько угодно. Единственной предосторожностью, которую Ксения себе позволила, был выбор времени.
        Воскресенье плавно переходило в понедельник, во всей округе горело лишь десять или пятнадцать окон. Неутомимые любовники, исступленные сочинители, злые гении, планирующие гибель этого мира, - кто мог не спать в четыре утра двадцать третьего сентября две тысячи первого года? Что мешало заснуть людям, живущим в счастливой стране?
        Ксения достала носовой платок и принялась педантично вытирать руль, ручки дверей и прикуриватель.
        - Брось, - сказал я лениво. - Похититель уже найден. Задержан, доставлен на Петровку и отпущен на все четыре стороны.
        - Нетрудно догадаться, - буркнула она. - И кто же тебя отпустил?
        - Сам хозяин, Куцапов.
        - В понедельник прощает, а в среду пытается пристрелить.
        Ксения осмотрела платок - он выглядел так, будто им подметали пол. Она без сожаления кинула его в помойку и вытащила из кармана дырокол.
        - Подожди, - попросил я.
        Я обошел дом и, найдя табличку, прочитал: «улица Д.Андреева». Федорыч не врал, именно здесь ее и найдут. Два литра бензина - столько нам понадобилось, чтобы вернуть время вспять. Мне неожиданно вспомнилась та нелепая реплика в ресторане. Я действительно ее уже слышал и автоматически повторил, вплоть до нелепого «вон». Я был там - оба раза, только в первой версии чуть-чуть опоздал. Ксения знала об этом, потому и взяла меня с собой. Что из этого следует? Трудно сказать. В ушах непрерывно шелестело, голова была пустой и невесомой, как воздушный шар. Потом. А сейчас просто завязать узелок на память. Который по счету?
        - Ты где? - Нетерпеливо позвала Ксения. Рядом с «ЗИЛом» уже поблескивала, преломляя лунный свет, поверхность дыры. - Быстрее!
        Мы снова оказались в две тысячи шестом. На месте мусорных баков возникла неряшливая свалка, воняющая чем-то кислым. Автомобиль Куцапова исчез, остальные машины тоже пропали, и во дворе стало просторней.
        - Интересно, сколько отсюда до Перово? Надо было перенестись где-нибудь поближе.
        - Ничего, доберемся. Выйдем на трассу, поймаем такси… - сказала Ксения с издевкой, и мы рассмеялись. - Покури, а то заснешь по дороге.
        Район мне был совершенно не знаком, и мы пошли наугад. Москва - не лес, не заблудишься.
        Каждая затяжка прибавляла бодрости. Вскоре извилины в моей голове проснулись и задышали, мозг наполнился свежим воздухом.
        Шесть утра. Ни души. Ни звука. Ни одного светлого окна.
        - Ты время не перепутала? Людям на работу пора.
        В ответ она лишь пожала плечами.
        Темень в небе постепенно расходилась. Глухую черноту разбавили грязно-серые тона, над крышами догорала последняя звезда. Под ногами хлюпала жирная грязь, даже на вид казавшаяся холодной. Пройдя через вереницу одинаково мертвых дворов, мы попали на широкую улицу. «Проспект Независимости» - значилось на доме.
        - Я такого не помню, - обеспокоенно проговорил я. - Какая еще независимость? Кого от кого?
        - Мало ли у нас нелепых названий.
        Никакого движения на проспекте не было, и это тоже настораживало.
        - Вымерли все, что ли?
        - Рано еще.
        - В Москве никогда не бывает рано.
        - Сама знаю, - в голосе Ксении прозвучала тревога, и от этого мне почему-то стало легче.
        Мы продолжали брести, надеясь, что так или иначе выйдем к какому-нибудь метро. Наконец на улице появился первый прохожий - маленький сгорбленный старик, копавшийся в мусоре. Как только мы с ним поравнялись, он оторвался от урны и неожиданно схватил меня за рукав.
        - Дай! - Требовательно крикнул он.
        - Тебе чего, дедушка? - Спросил я, пытаясь отцепить его костлявые пальцы.
        - Дай! - Повторил тот.
        - Он же голодный, - догадалась Ксения. - Я захватила денег. Тех, новых.
        - Думаешь, мы ничего не исправили? И здесь все по-прежнему?
        - Сейчас проверим, - Ксения достала из разных карманов по банкноте и вручила их старику. - Какая вам больше нравится?
        Дед поднес обе бумажки к носу и несколько секунд их изучал. Потом откинул голову назад и произнес:
        - Ха. Хх-ха.
        - Вам плохо?
        - Ххаха, хха-хха-ха, - хрипло зашелся старик. Это был смех, но какой-то скорбный, похожий на рыдание.
        Связываться с больным не хотелось, и мы торопливо пошли дальше.
        - Эй! - Крикнул дед. Он сидел на урне, небрежно помахивая купюрами. - Вы опоздали! Да. Опоздали.
        - Наши деньги не годятся.
        - Ни те, ни другие.
        Впереди послышался шум мотора - кто-то ехал нам навстречу. Машина выглядела под стать безумному старику: это была допотопная модель «Жигулей», даже не помню какого года выпуска. Тарантас паралитично трясся, выстреливая из глушителя снопы искр. Ксения проводила автомобиль недоуменным взглядом. Через минуту по дороге проехала еще одна машина, затем пронеслось несколько мотоциклистов; на тротуарах стали появляться пешеходы. Проспект постепенно наполнялся движением. Город мучительно пробуждался.
        Впереди замаячил вход в метро.
        - Вот и пришли, - с облегчением вздохнула Ксения. - Интересно, что за станция?
        Мы прошагали еще метров сто, и серые букашки на алюминиевом козырьке превратились в отлитые из белого металла буквы, достаточно большие, чтобы их можно было различить.
        «Проспект Независимости».
        Мы спустились по пыльным ступенькам. Кроме нас в подземном переходе никого не было. Стеклянные двери оказались закрыты, свет на станции не горел. В потемках угадывались два окошка кассы, круглая будка дежурной и ровная шеренга турникетов. Станция не работала.
        - Половина седьмого, - сказала Ксения, и ее голос разметался по переходу слабым эхо.
        - Мы снова вернулись не туда, - проговорил я. - И мы должны это признать.
        Ксения молча взяла меня за руку и потянула наверх.
        Народу становилось все больше, но вот что было странно: никто никуда не спешил.
        - Сонные все какие-то.
        - По-моему, просто грустные.
        - Город грустных людей? - Задумался я. - В этом что-то есть.
        - Зато тебя здесь никто не знает и не лезет со своим почтением.
        - Может, мы в другом секторе? Не в Восточном?
        Мы двинулись дальше. Машин по-прежнему было мало. Прохожие упорно не поднимали глаз, будто боялись увидеть, какая их окружает серость, и тем самым придавали пейзажу еще больше уныния.
        Примерно через полчаса мы все же достигли относительно оживленного места. Проспект Независимости пересекался с другой широкой улицей, и движение здесь было поактивнее. На перекрестке даже стоял регулировщик в каске с красно-белыми полосами. В углу я увидел голубой джип с черными буквами «UN», и все окончательно прояснилось.
        - Можно сразу возвращаться. Чего-то мы не доделали.
        - Куда возвращаться? - Спросила Ксения.
        - В две тысячи первый. Там хотя бы можно жить.
        - Только не тебе.
        - Тогда еще дальше, в семидесятые, шестидесятые.
        - Я туда не хочу, да и не нужны мы там.
        Из джипа вылез долговязый молодец в военной форме и фамильярно поманил нас пальцем.
        - Это что за телодвижения? - Процедил я вполголоса.
        - Давай подойдем. Ведь они здесь… хозяева, - сказала Ксения. - Ты ствол точно оставил?
        - Оставил. А зря.
        Вблизи солдат выглядел еще моложе, выше и костлявей. Из-под голубого берета выбивалась вялая челка альбиноса, большие водянистые глаза смотрели на нас весело и совсем не враждебно.
        - Паспорт, - потребовал он, делая ударение на последнем слоге.
        Тайная надежда на то, что юноша - рекрут из какой-нибудь Рязани, рассыпалась.
        - Паспорт нет? - Сказал солдат равнодушно. - Так стоять.
        Он что-то негромко вякнул своему напарнику, наблюдавшему за нами из машины. Тот связался с кем-то по радио и, пролаяв несколько непонятных фраз, удовлетворенно откинулся на спинке сидения.
        - Сам-то откуда будешь? - Спросил я. - Спик инглиш? Уот кантри ю фром?
        - Юроп, - охотно отозвался долговязый. - Можно по-русски, я понимаю. Оружие, пропаганда? Недозволенные вещества?
        - Никаких веществ, - я демонстративно развел руки в стороны. - У нас все в порядке. Фрэндз, андэстэнд? Ну что, мы пойдем?
        - Так стоять, - приказал он. - Сейчас комендатура и протокол, потом свобода.
        Второй солдат вышел из машины и начал меня педантично обыскивать. Не найдя ничего подозрительного, он занялся Ксенией. Увидев, как он ее лапает, я закусил губу. Это была не ревность, а нечто гораздо более жгучее. Если бы так обошлись с девушкой Куцапова, он бы, наверное, не стерпел. А я ничего, я выдержу. Потому что у них есть маленькие красивые автоматы. И потому что я тряпка.
        - Мадам не может жить без телевизора? - Насмешливо поинтересовался ооновец, поигрывая дыроколом.
        - Я официальное лицо! - Опомнился я. - Свяжите меня с Николаем Трофимовичем из Восточного сектора.
        - Сожалею, - солдат отрицательно качнул головой.
        - Тогда с мистером Ричардсоном. Я требую!
        - Требовать не надо. Паспорт нет - нарушение режима. Сейчас комендатура.
        К нам подъехал бронированный грузовичок, также выкрашенный в нежно-голубой цвет. Сзади открылась широкая дверь, и из кузова выпрыгнули двое в черных рубахах. На плечах у них висели знакомые автоматы Калашникова, а их рукава, несмотря на прохладную погоду, были закатаны до локтей. Под эсэсовцев косят, решил я. Это могут быть только наши.
        Молодчики затолкали нас в машину и подошли к ооновцам. Они перебросились краткими репликами, дружно захохотали и снова разделились на две пары: голубую и черную. Первая уселась в джип, а вторая направилась к нам.
        - Подожди! - Крикнула Ксения солдату в берете. - Пульт отдай, зачем он тебе?
        - Извиняйте, - оскалился он и бросил ей дырокол.
        Дверь тут же захлопнулась. Мы очутились внутри металлической коробки с жесткими лавками по бокам и крохотной зарешеченной лампочкой на потолке. В кузове было нестерпимо душно, пахло блевотиной и застарелой мочой.
        Дверь снова распахнулась, и к нам присоединился один из чернорубашечников. Он устроился в противоположном торце и два раза хлопнул по стенке. Двигатель заурчал, и грузовик медленно тронулся.
        - Здесь недалеко, - зачем-то сообщил «эсэсовец».
        - Ты русский?
        - Какая разница?
        - Рукава хоть отверни, не позорься!
        Он закурил и начал насвистывать. Машина наехала на какой-то камень, нас подбросило и боец закашлялся. Когда он задрал голову к лампочке, я успел рассмотреть его морду. Бойцу не было и двадцати.
        - Мамка не ругает, что Родину продал?
        - Где ты ее видишь, родину? - Огрызнулся тот.
        Ксения ткнула меня ботинком и сказала:
        - Отстань от него. Лучше подумай, как нам включить телевизор.
        Я нахмурился, соображая, что она имеет в виду, и Ксения показала глазами на дырокол.
        - Это надо сделать до комендатуры, там кино не любят.
        Боец тревожно зашевелился, пытаясь расшифровать наш разговор.
        - По пути из машины в комендатуру не успеем, - продолжал я. - Зрители набегут. А здесь… Я не представляю, куда… то есть где его смотреть.
        - Где-где… Откроем передвижную киноточку. Каскадеры хорошо зарабатывают.
        - И часто сворачивают себе шею.
        - Это лучше, чем всю жизнь… смотреть рекламу.
        - Пожалуй, да. Где экран установим?
        - Сзади.
        - Заткнитесь там, - не выдержал солдат.
        - Как скажешь. А скоро на месте будем?
        - Считай, уже приехали.
        Мы с Ксенией переглянулись.
        - Ноги не сломай, - прошептала она.
        Задняя стенка грузовика мгновенно исчезла, и в глаза ударил яркий свет.
        - Что это? - Испуганно воскликнул конвоир, вскакивая с места.
        Я встал на самый край пола. За ним неслась дорога - слишком быстро, чтобы прыгать.
        - Стрелять буду, - неуверенно предупредила черная рубашка.
        - Он может, - сказала Ксения.
        - Да.
        Пуля от этой твари или раздробленные кости, ничего себе альтернатива! Или всю жизнь «смотреть рекламу». Ну уж нет.
        Я развернулся спиной к дыре и, взявшись за скамейку, опустил ноги на летящий асфальт. Поймать скорость и побежать за машиной не удалось, и я потащился по асфальту как куль с песком. Подтянуться и залезть обратно я не мог - пальцы соскальзывали с гладкой доски, а больше уцепиться было не за что.
        Я смотрел вниз, с ужасом понимая, что долго не продержусь, а в голову лезло совсем не то, что нужно. Узелки. Кажется, часть из них развязывается. Она сказала, что машинку у Алены забрали. Кто? Некому. Ксения не возражала, чтобы машинка осталась у Алены. И она… знала это заранее. Почему Ксения не могла отдать ей свою, ведь ее машинка лучше, без трехчасовой погрешности. Зачем я им нужен? Кого я играю в этом безумном представлении?
        - Ну что же ты? - Прокряхтел я. - Давай за мной!
        - Отпусти лавку, а то руки здесь останутся!
        Я не собирался прыгать, но пальцы сорвались сами. Я по инерции покатился за грузовиком, и мокрый, весь в мелких трещинках асфальт завертелся вокруг, врезаясь то в грудь, то в спину. Ожидание очередного удара растягивалось в вечность, и каждый раз я успевал побеседовать с Всевышним, исповедаться в грехах и попросить о милости.
        Через пятнадцать или пятьсот вечностей - кто их считал! - смертельная карусель, наконец, остановилась. Я лежал на дороге и гадал, осталось ли в моем организме хоть что-нибудь целое. Потом приподнялся и сел - было очень больно, но мне это все же удалось. Впереди я увидел Ксению. Она дышала, и одно только это сделало меня счастливым. Ксения подняла голову и часто заморгала. Ее левая щека была обезображена большой ссадиной, на которую уже налип песок. Она тронула подбородок, и уставилась на свои окровавленные пальцы.
        - Лицо? - С ужасом спросила она.
        - Пустяки.
        Я поднял Ксению на ноги и начал отряхивать.
        - Смотри! - Крикнула она.
        Сзади двигался белый фургон. Он развернулся боком, и на его кузове я прочитал: «Москарго». Рядом с ним давилась плотная очередь столкнувшихся автомобилей. В начале цепочки лежала бесформенная жестянка желтого цвета. Такси.
        - А ты говорил, гелиоплан.
        Кусок голубой обшивки принадлежал, конечно, не самолету. Но откуда я мог знать, что лист брони, свалившийся перед нашей «Волгой», прилетел из будущего?
        Единственная машина, не пострадавшая в аварии, медленно отъехала в сторону и, свернув на перекрестке, умчалась прочь. Это был… ярко-красный «ЗИЛ-917». Но почему он повернул? Он должен либо поехать прямо, либо врезаться.
        - Значит, все произошло из-за нас, - сказал я. - Ты специально выбрала эту дату?
        - У меня не было времени.
        На нас стали обращать внимание, и мы доковыляли до тротуара.
        - Снимем в гостинице номер, - предложил я. - Перемажемся йодом, отлежимся. У меня еще остались деньги. Наши нормальные деньги.
        - Нельзя, завтра четверг.
        - Будем перемещаться по полдня назад до тех пор, пока раны не заживут.
        - Хорошая идея. Ты делаешь успехи.
        - Мы теперь знаем, с чего все началось. Мы сможем не откорректировать аварию, а вычеркнуть ее совсем, - сказав это, я внимательно посмотрел на Ксению.
        - Правильно, - согласилась она.
        - Мы предотвратим все это безобразие, не вмешиваясь в прошлое: просто не позволим нас арестовать там, в две тысячи шестом.
        - Да-да, - ответила она невпопад.
        - Ксения… я тебе не верю.
        Она поняла сразу. Она не пыталась уйти от ответа, хотя могла бы, ведь я стал ее заложником - ее и проклятого дырокола.
        - Немудрено, что ты догадался. Все пошло кувырком, ты и сам видишь. Никто не предполагал, что операция закончится так плачевно. Надеюсь, в этом ты не сомневаешься?
        - Кто вы такие?
        - Ты ведь в штабе служил, да Миша?
        - Мы встретились не случайно.
        - Разумеется. Ты помнишь, что означает гриф «три нуля»?
        - Наивысшая степень секретности.
        - Там, где я работаю, на документах ставят не три нуля, а четыре. Можешь представить, что это такое?
        - С трудом. О вашей конторе не знает никто. В принципе, вас вообще нет.
        - Нас не существует даже для президента. И ты требуешь, чтобы я тебе открылась.
        Мы дошли до узкой улицы, застроенной панельными семиэтажными домами. Здесь было не так людно, и мы остановились отдышаться. Ксения протянула мне свою сигарету.
        - Ты здорово придумал насчет вечной среды. В четверг нам соваться нежелательно, - сказала она, морщась от боли. Кровяная корка на ее щеке начала подсыхать. - Миша, мне требуется твоя помощь. Я могу на тебя рассчитывать?
        - Хотя бы минимум информации, - сказал я. - Мне надоело быть безмозглой кеглей. Что мы собираемся делать, а главное - для чего?
        - Нужно взять у Алены твой дырокол. Почему - тебе известно.
        - А что же ты с самого начала?.. На кой черт мы лезли во все эти аварии? И… ты правда забрала у матери лекарство?
        - Да. Я надеялась, что во всем виноваты мы. Так было бы лучше. А теперь придется отменить операцию. Пойдем, поищем, где можно отдохнуть. На стимуляторе долго не продержишься.
        Гостиница, в которой мы ночевали в прошлый раз, находилась в двух шагах от перекрестка, но туда нам было нельзя. Там уже сняли номер другие Ксения и Миша. Он подыхал, а она его лечила. Завтра он поправится и втрескается в нее по уши. За ними начнут охотиться скучные мужички с задрипанными чемоданчиками. Завтра будет тяжелый день.

* * *
        Мы сказали дежурной, чтобы нас разбудили в десять вечера. Нормальная просьба, если не считать того, что часы уже показывали половину девятого. Потом Ксения отошла в дальний угол и открыла в центре комнаты дыру. В темноте плоскость была почти не заметна.
        Мы перебрались в блеклый полдень. Номер только что убрали после предыдущих постояльцев, и аромат чужих духов перемешался с удушливыми запахами моющих средств.
        Ксения приняла душ и, натеревшись бесцветным гелем из своей аптечки, стала собирать уже знакомый стальной карандаш. Теперь он состоял из трех частей и был в полтора раз длиннее. Ксения показала, как с ним управляться и, скинув халат, легла на живот.
        Пока она устраивалась на кровати, я успел мельком увидеть ее грудь. Второй размер, отметил я, и тут же устыдился: негоже это - переводить совершенство в номера и сантиметры. Скорее всего, Ксения была чуть помладше меня. После двадцати пяти фигура у женщин начинает портиться, но Ксения сохранила ту необычайную гибкость, которой обладают лишь совсем юные девушки. Она подтянула руки к голове и не заметила, как сбоку выглянула правая грудь - почти вся, до темно-коричневого полукружья, упиравшегося в накрахмаленную простынь. Сквозь тонкую блестящую ткань ее трусиков легко угадывались очертания того, что было под ними спрятано. Резинка чуть сбилась вниз, и за ней, между двумя сходящимися пригорками, показалась маленькая родинка. Не ее ли она обещала показать?
        Как только я приблизил регенератор к ее коже, Ксения застонала и томно выгнулась. Рана затягивалась на глазах. Вскоре капельки засохшей крови осыпались, и на месте глубокой царапины осталось лишь розовое пятнышко. Минут через двадцать спина Ксении была в полном порядке.
        - Спасибо. Лицом я сама займусь, давай теперь тебя.
        Она поднялась с кровати, и я снова впился взглядом в ее тело. Ксения даже не собиралась прикрываться, только накинула гостиничный халат, но пояс завязывать не стала.
        - Ложись, чего ты ждешь?
        Уже не отдавая себе отчета, я взялся за края халата и развел их в стороны. Ксения не сопротивлялась. Она позволила себя поцеловать, потом мягко улыбнулась и сказала:
        - Сначала обработаем ссадины.
        Она уселась на мои ноги, и я почувствовал, какая она теплая.
        - Будет щекотно, - предупредила Ксения.
        Первое же прикосновение металлического карандаша заставило меня вскочить. Это был самый натуральный электрошок.
        - Ты что делаешь? - Воскликнул я, уворачиваясь.
        - Терпи, - Ксения придавила меня к матрасу и наступила на шею коленом.
        Внезапно в комнате появился кто-то посторонний, и она сказала:
        - Вы тут отдыхайте, а нам пора.
        Голос принадлежал Ксении, но доносился откуда-то сбоку. Перед кроватью стояли двое: еще одна Ксения и еще один… я.
        - Совсем не больно, - утешил меня я-второй. - Для твоей же пользы, так что не возникай.
        - Все нормально? - Спросила Ксения, сидевшая на мне. - Одежду поменяйте, а то на беглых каторжников похожи.
        Двойники прошли к выходу и пожелали нам хорошего отдыха. Кажется, Миша хотел меня о чем-то предупредить, но не решился.
        Когда дверь за ними закрылась, Ксения продолжила экзекуцию и не слезала с меня до тех пор, пока я, измотанный до смерти, не замычал.
        - Ну, все. Теперь… - она провела ладонью по моей щеке и засмеялась. - Выдохся?
        Я не мог пошевелить и пальцем, какая уж там любовь! Ксения предвидела, что спать в одной постели со мной ей будет хлопотно, и намеренно измотала меня своим регенератором. Или это я такой немощный?
        - Не волнуйся, форсированная терапия всегда тяжело переносится, просто я привыкла.
        Ксения включила лампу над зеркалом и, взяв со стула свой пояс, извлекла из кармашка четвертый стержень. Я не представлял, как она выдержит такую боль.
        - Мне еще надо с лицом поработать, а ты спи.
        Нашла дурака, подумал я. Вот только отлежусь, малость приду в себя и…
        Сквозь сон я почувствовал, что кровать прогнулась, и у меня отняли часть широкого одеяла. Мне было не до комфорта. Вокруг по двое бродили незнакомые люди, но стоило мне к ним приблизиться, как прохожие превращались в меня и Ксению. Парочки удивленно таращились и делали вид, что не слышат моих вопросов, а я так хотел их спросить, так хотел…
        - Да? - Сказал женский голос. - Да, спасибо. Вставай, уже десять.
        Ксения спрыгнула на пол и удалилась в ванную.
        Мы спали вместе. Вот, черт! Мы лежали под одним одеялом, и я даже не… Или все-таки… Я отчаянно напрягал память, но не мог вспомнить ничего, кроме танка под раскидистым деревом. Откуда это? Ах, да, с обложки.
        Плеск за дверью прекратился, и Ксения, тряся мокрыми волосами, вошла в комнату. Трусики, которые и так мало что скрывали, остались в ванной. Значит, все же…
        Спохватившись, она убежала за халатом, а когда вернулась, на ее лице, восстановленном и, как прежде, прекрасном, сияла загадочная улыбка. Чтобы не остаться в долгу, я тоже улыбнулся - нежно и многозначительно. На всякий случай. Спрашивать о чем-то было бы верхом идиотизма, и я решил, что все прояснится само собой.
        Мы снова вошли в дыру, за которой среда еще только начиналась. На полу валялись грязные джинсы, а на спинке стула висела кожаная куртка, такая же, как у Ксении. Кровать была занята двумя полуобнаженными телами: одно - мое - неэстетично развалилось на простыне, другое - Ксении - сидело верхом и гладило мне спину. Выглядела композиция чертовски привлекательно. Как я мог не запомнить самого главного?!
        - Вы тут отдыхайте, а нам пора, - буднично произнесла Ксения.
        Миша смотрел на нас, как на инопланетян, и я решил хоть как-то его успокоить.
        - Совсем не больно. Для твоей же пользы, так что не возникай.
        - Все нормально? Одежду поменяйте, а то на беглых каторжников похожи.
        Пропуская Ксению вперед, я мимикой попытался предупредить Мишу, чтобы он не терялся и не был тюфяком, но до него, похоже, не дошло.
        В цокольном этаже гостиницы располагался маленький магазинчик, в котором мы и переоделись. Поначалу нас приняли за панков, но когда мы стали вынимать из карманов деньги, нам тут же предложили кофе и угостили сигаретами. Продавец, не сводивший глаз с вороха купюр, не мог знать, что половина из них - «новые рубли». Фантики.
        Мне пришлось сменить все, за исключением обуви. В новом наряде я смахивал на средней руки ковбоя: голубые джинсы, плотная клетчатая рубаха и рыжая жилетка. Продавец хотел «для ансамбля» всучить мне широкополую шляпу, но это было бы перебором. У Ксении кроме прочных армейских ботинок уцелела еще и куртка. Протертая в нескольких местах до естественного цвета кожи, она не выглядела испорченной, напротив, даже приобрела некоторый шарм. Ксения выбрала черные брюки и свитер цвета «кофе с молоком».
        Через час мы были у Алены. Я вдавил кнопку звонка и держал ее, пока не надоело.
        - Нет никого, - предположила Ксения.
        - Сидим на кухне и торгуемся, кому открывать.
        - Ну и кому?
        - Мне.
        Внутри зашуршали, и я поднес к глазку кукиш. Любимая Мишина шутка. Негромко лязгнул хорошо смазанный засов, и из-за двери вышел Михаил. Это был действительно он, только не тот, которого я ждал. Не Я.
        - Где тезка? - Спросил я, нахально отталкивая Мишу-младшего вглубь прихожей. Уж мне-то известно, как можно и нужно с ним обращаться.
        - Опять ты? Никуда от тебя не деться, - проговорил он раздраженно, но, присмотревшись к Ксении, застеснялся и утих. - Ты, вроде, рукописи повез.
        - Сегодня что, понедельник? - Насторожился я.
        - Среда, - уверенно ответила Ксения.
        - Конечно, среда, - подтвердил Миша-младший.
        - В издательстве я был позавчера, а сегодня мы с тобой поедем к Кнуту.
        - На кой он нам сдался? Ты же его сам выгнал.
        Желудку вдруг стало неуютно, и он зашевелился - в пределах, отпущенных ребрами. Я пока еще был не в состоянии осмыслить слова Михаила, но что-то подсознательное, забегая вперед, кричало: беда! Здесь, в две тысячи первом, события не имели права изменяться без моего ведома. Алена еще не заполучила машинку, она только-только тянется за ней и даже не знает, как та включается.
        Однако дверь открыл не я, а Миша-младший, и все остальное уже не имело значения. История не согласилась с поправкой, которую я внес своим появлением в прошлом, она все переиначила, и какая теперь разница, в понедельник я был в «Реке», или в среду, куда на перекрестке свернул «ЗИЛ» и откуда в моей жизни появился приятель Костик.
        - Что-то не так? - Догадалась Ксения.
        - Все. Все не так.
        Я вбежал в комнату. Алена сидела на диване с неприкуренной сигаретой в зубах.
        - Кого ты там привел? Совсем совесть потерял? Со своими шалашовками сюда являешься!
        - Машинку, - коротко сказал я и протянул руку.
        Алена покосилась на ладонь и демонстративно отвернулась.
        - Не знаю, что ты собираешься с ней делать, - проговорил я, присаживаясь рядом. - В любом случае у тебя ничего не выйдет. Это не так просто, как кажется, машинка - штука непредсказуемая. Заказываешь сто грамм икры, а получаешь тонну песка - и попробуй не съесть. Отдай, Алена. Все равно я ее заберу.
        - Мефодий, я давно подозревала, что ты шизофреник. Тебе нужно лечиться.
        - Ты не брала?
        - Ты же с нее глаз не спускаешь! Спал с ней в обнимку. И зачем она мне нужна?
        - Отвяжешься ты от нас или нет? - Миша-младший встал между мной и Аленой, недружелюбно сунув руки в карманы.
        - Ну-у, без тебя бы мы не разобрались, - сказал я, отодвигая его в сторону. И, не сдержавшись, добавил. - Без твой храбрости нам кранты.
        - Какой храбрости? - Опешил он.
        - Ну как же! В ресторане у мексиканцев, не помнишь, что ли? Главное - вовремя смыться, правда, Мишаня? И плевать, что тот, кого ты бросил, - ты же сам.
        - Да ты… заткнись ты, понял!
        Я поднялся и несколько секунд смотрел в его снующие глаза. А когда его зрачки остановились против моих, я коротко размахнулся и двинул ему в челюсть. И испытал от этого настоящее удовольствие.
        - Все, хватит комедию ломать, - заявила Ксения.
        Она вплотную подошла к Алене и тихо, но достаточно внятно произнесла:
        - Улитка, акция «гонец» отменяется. Пакет поступает в мое распоряжение.
        - Сама ты улитка! - Разозлилась Алена. - Мефодий, вы с ней что, вместе колетесь?
        - Сделай громче! - Вдруг крикнула Ксения.
        Не дожидаясь, пока мы сообразим, чего она хочет, Ксения схватила пульт от телевизора и нажала на кнопку.
        - …и массовые митинги, о которых сообщил наш корреспондент в Вильнюсе. Теперь о новостях из-за рубежа…
        - Что они сказали? В Вильнюсе?
        - Вы точно оба… совсем…
        - Что в Вильнюсе? - Заорал я, хватая Мишу за рубашку.
        - Давно уже… Ты как будто не проснулся! Не только там, вся Прибалтика с прошлого года…
        Его прервал длинный звонок в дверь.
        - Еще гости! - Взбеленилась Алена.
        - Ну! С прошлого года! Дальше!
        Ксения опустилась на диван возле Алены и потрясенно молвила:
        - Она верна.
        - Кто?
        - Энтропийная теория.
        - Отодвинься от меня, - зашипела Алена.
        В дверь начали стучать. Нет, это не истеричная соседка барабанила кулачками - дверь выламывали. И выламывали, судя по треску, умеючи.
        - Что «с прошлого года»?! - Требовал я от Миши-младшего, мотая его за плечи.
        - Заваруха эта. С независимостью. Хотят отдельно жить. От нас, - промямлил он.
        Ксения молниеносным движением скинула Алену на пол. Рука Алены оказалась вывернутой за спину, а кисть - заломленной. Ксения держала ее за мизинец легко и без всяких усилий, но та выла от боли.
        - Дырокол сюда, - спокойно приказала Ксения. - Мы торопимся.
        - Не-е-е… - заскулила Алена.
        - С-сука! - Выдохнул Миша и ринулся к женщинам, но я его снова ударил. На этот раз я попал в ухо, и он, отлетев к столу, врезался в монитор.
        - Все, все, Мишка, я поняла!
        Дверь с грохотом упала на пол, и по ней тяжело пробежали чьи-то ботинки.
        - Ксюша! Дыру!!
        Ксения перекувырнулась через голову и растворилась в воздухе. Сзади раздался какой-то звук - передернули затвор? - и я, не разбираясь, рыбкой запрыгнул в ту точку, где только что исчезла Ксения.
        Прежде, чем покинуть последнее место на Земле, считавшееся родным, я разобрал пару яростных реплик, брошенных странно знакомым голосом.
        Приземляясь на чужой пыльный палас, я толкнул Ксению под колени, и она завалилась на меня.
        - Вот так и лежите, - прохрипел кто-то. - Не вставайте.
        Послышался металлический «клик-клак». Теперь уже я не сомневался: это был затвор.
        Со стены на нас смотрела печальная кабанья морда. Рядом с ней висела большая фотография: крепкий мужчина в камуфляже держит за уши двух убитых зайцев.
        - Шевельнетесь - пальну, - сипло предупредил незнакомец. - Тушками сдам, - добавил он и нетрезво заржал.
        На вид ему было лет шестьдесят: безнадежно спившийся мужик, вся старость которого заполнена водкой и грезами о славном прошлом. Хозяин квартиры производил впечатление человека беззлобного, однако он был пьян, и это обстоятельство вкупе с карабином калибра 7,62 в дрожащих руках не сулило ничего хорошего. Рыло убиенного зверя со стеклянными глазами, давний снимок, увековечивший один из подвигов, и - возможность вновь стать героем.
        - Я считала, что настоящие охотники уже перевелись, - уважительно заметила Ксения. - Сибирь там, или Африка - это другое дело. Но чтобы встретить родственную душу здесь, в Москве…
        - Пой, птичка, - осклабился мужчина, усаживаясь на скрипучий стул. - Сейчас за вами приедут.
        - Кто приедет, милиция?
        - Городской патруль. К соседу на той неделе тоже вломились. Трое, с ножами. Прямо в ванной их и казнили, вот так-то.
        - А почему в ванной?
        - С плитки кровь легче отмывается.
        - Куда нас занесло? - Спросил я у Ксении.
        - Все туда же, в две тысячи шестой.
        - Когда это кончится?
        - Скоро уже, - заверил охотник. - По законам военного времени. А иначе с вами, барбосами, нельзя.
        - Что же ты нас сразу не убил? В газете напечатали бы: «не растерялся». И харю твою пьяную на всю полосу.
        - Мне слава без надобности.
        - По законам военного времени, говоришь? А за ружьишко тебя не накажут? Обидно получится.
        - Не стращай. Мы правила знаем: ствол пропилен, боек сточен.
        - Что же ты, урод, затвором клацал? - Воскликнул я, поднимаясь с грязного пола.
        Мужик осознал, что проговорился, и его лицо приобрело плаксивое выражение. Он даже не пытался нас задержать.
        - Берите, сволочи, все берите, - захныкал он. - Грабьте старика!
        - Завтра ограбим, когда проспишься.
        Как только мы отошли от дома, рядом с ним затормозил открытый джип с четырьмя солдатами в голубых касках. Один остался за рулем, а трое вбежали в подъезд. Мы поспешили свернуть за соседний корпус.
        В нормальном времени от Коньково до Перово можно было добраться минут за сорок, но теперь оно испарялось, превращаясь в другое время - военное. Так сказал охотник.
        Метро по-прежнему не работало. На автобусной остановке отирались какие-то угрюмые люди, и мы присоединились к ним. Вскоре подошло и само транспортное средство - назвать автобусом ржавый сарай на колесах не поворачивался язык. «Лиаз» без единого целого стекла был полон. Его бока украшали непотребные рисунки, а двери и вовсе отсутствовали - пассажиры висели на ступеньках, рискуя сорваться.
        Мы чудом втиснулись в салон и поехали. Как выяснилось позже, автобусы здесь были единственным общественным транспортом, и их маршруты пролегали вдоль веток метро. Соваться в центр мы не отважились, и сделали пересадку на Садовом кольце.
        То, что я увидел из окна автобуса, было гораздо хуже, чем диктатура мистера Ричардсона. Большинство витрин оказалось заколочено высокими щитами, похожими на забор сельского куркуля, но толку от них не было. Тут и там юркие людишки, раздвигая болтавшиеся на одном гвозде доски, проникали внутрь. Из других калиток уже выглядывали осторожные мордочки, набившие добром мешки и коробки.
        На всю Москву патрульных не хватало, поэтому они стерегли лишь особо важные объекты, в то время, как мелкие склады и лавчонки беззастенчиво грабились. Некоторые магазины охраняли сами хозяева или нанятые ими бойцы с цепями и дубинами. Между ними и мародерами постоянно вспыхивали короткие стремительные драки, в результате чего и тех, и других увозили в маленьких голубых грузовичках, а товары, оставшиеся без присмотра, немедленно растаскивались. Торопливо унося свои трофеи, люди спотыкались, разбивали о мостовую бутылки и электронику, а за прохудившимися пакетами с крупой тянулись длинные варварские шлейфы.
        Когда мы с Ксенией вошли в квартиру, было уже темно. Я запер дверь, прикрыл форточки и сдвинул занавески. Перед глазами стояли серые лица, размалеванные автобусы и редкие двойни патрульных, шлявшиеся по одинаковым улицам.
        - Кушать будешь? - Спросил я.
        - Если хочешь, я что-нибудь приготовлю, - устало проговорила Ксения.
        - Я сам. В прошлый раз у него было полно жратвы.
        - У кого?
        - У иуды.
        Ксения не стала напоминать, что иуда - это Михаил Алексеевич. То есть я.
        Полки на кухне были пусты, но меня это обрадовало. Может, в новой версии настоящего я уже нигде не служу? Не обираю харчевню бывшего лейтенанта, не внушаю страх бедолаге Одоевскому - просто живу. Не самое позорное занятие.
        В холодильнике нашлось несколько яблок. Удивительно, как они сохранились. Все торговцы давно разъехались по своим колумбиям и коста-рикам, а их фрукты остались здесь.
        - С тобой привыкаешь к здоровой пище, - засмеялась Ксения.
        - Похоже, это мое единственное достоинство.
        - Я ожидала худшего, - она аппетитно хрустнула яблоком и пояснила. - Человек берет чужие книжки и отправляется в прошлое, чтобы выдать их за свои. Как прикажешь к нему относиться? Мало того, он еще и непролазно глуп: верит, что случайно узнал о секретной операции, и что испытателя подбирает какой-то лаборант.
        Наконец-то она заговорила. У меня скопилось столько вопросов, что я начал в них путаться.
        - Давай по порядку. Сначала про рукописи.
        - Странное у тебя представление о порядке. Ну, хорошо. В издательстве тебя ждали. Рукописи уничтожили сразу же, как только ты их принес. Эти книги должны выйти позже.
        - И под другой фамилией, - добавил я.
        - Не все. Мефодий передал тебе и свои романы тоже. Какие - не скажу, Ташкова я не читала. И давай с темой творчества закончим, есть вещи поважнее.
        - Например, машинка, которая все-таки осталась у Алены. Ты знала о ней с самого начала, но забирать не торопилась.
        - Ты так и не понял. Операция задумана для того, чтобы переправить дырокол из две тысячи двадцать шестого в две тысячи первый. Все остальное - пшик, дымовая завеса.
        Я перестал жевать и положил надкусанное яблоко на стол. А что я, собственно, хотел услышать - сагу о борьбе добра и зла? Примерно так все и бывает: полтора часа стрельбы, а в конце шкатулка, и вместо сокровищ - старая пуговица. Кругом одно вранье.
        - Но для чего весь этот маскарад? Не проще ли было тебе самой отдать Алене дырокол, выпить за встречу и спокойно вернуться в свое будущее?
        - Он пробивает время в пределах двух десятилетий, - проговорила Ксения. - В этом и заключается вся сложность. Можно перенестись в прошлое, открыть оттуда дыру и вернуться, а дырокол оставить там. Но только не в нашем случае. Проект «четыре нуля» и Алену разделяют двадцать пять лет, одним прыжком их не покрыть. Кое-кем пришлось пожертвовать.
        - Мефодием!
        Ксения медленно кивнула.
        - И тобой, Миша. Но теперь…
        Не дослушав, я вскочил и в бешенстве заходил по кухне.
        - Кто вы такие?! Кто вы такие, чтобы…
        - Прогресс - это не обязательно очкарик в белом халате. Иногда он становится хищной тварью. Вспомни тот же Чернобыль.
        - Вспомнить - чего?
        - Атомная энергетика… - начала она, но осеклась. - Ты не помнишь Чернобыльскую АЭС?
        - Про городишко слышал.
        - Миша… - Ксения побелела. Такой я ее еще не видел. - Восемьдесят пятый год. Шесть тысяч погибших. И ты не в курсе?
        - Что ты несешь?
        - Да. Это то самое, чего я боялась, - пробормотала она.
        - Можешь толком объяснить?
        - Я тоже знаю далеко не все. Дырокол появился в две тысячи двадцать пятом году. По официальной версии его собрал неизвестный самородок, кустарь-одиночка. Это, конечно, ересь. Я уверена, что дырокол просто подбросили. Если целый институт бьется больше года и не может понять принципа его работы, то ясно, что он… не отсюда.
        - По-моему, ты слишком трепетно относишься к электронике. Любая, самая хитрая штука - это провода, по которым бежит ток. Не более того.
        - Эдисон разбирался и в проводах, и в токе, но что он мог знать о компьютерах? В общем, ученые долго мудрили и не придумали ничего лучше, как отправить дырокол в прошлое. Они хотели иметь не черный ящик, а чертежи и схемы. Еще сильнее этого желали военные. Им нужен был не один прибор, а несколько. Машина времени в единственном экземпляре бесполезна, никто не осмелится ее использовать.
        - Выиграть время на исследования дырокола при помощи самого дырокола. Оригинально. Только если ваши специалисты оказались бессильны, чего вы ждали от ученых прошлого?
        - Практики ничего не добились. Нужно было обращаться к теоретикам, тормошить фундаментальную науку, а это очень долго. Лабораторию, изучавшую прибор, преобразовали в Отдел «четыре нуля» с собственной службой безопасности и прочими прелестями. Все другие программы закрыли. Сотрудников вместе с семьями вывезли куда-то за город.
        - А как вы нашли Мефодия? Нарочно искали никчемного придурка?
        - Ученые боялись нарушить естественный ход событий, но кое-кто покопался в архивах Министерства Национальной Безопасности и выяснил, что дырокол уже передавали, в сентябре две тысячи первого. Все было известно заранее: кто, кому и когда. Агент, участвовавший в акции с той стороны, то есть в прошлом, в двадцать шестом году оказался еще жив. Бодрая такая дамочка лет пятидесяти. Ты с ней знаком.
        - Алена? Улитка?
        - Ее агентурная кличка. Алена уточнила некоторые подробности, и все окончательно убедились, что это уже было. Начальство получило готовый сценарий.
        - Актер не сопротивлялся.
        - Конечно, нет. Когда подставной человек проболтался Мефодию о готовящемся эксперименте, тот сразу понял, что это его шанс.
        - Они также знали, что он повезет с собой тексты, отдаст их мне и так далее.
        - Да. Правда, одна деталь из общей картины выпадала. В документах МНБ говорилось, и Алена это подтвердила, что вас с Мефодием ликвидировали.
        Ксения замолчала, ожидая моей реакции, однако меня эта новость не встревожила. Мне и самому было не совсем ясно, почему я все еще жив.
        - Здесь у вас неувязочка выходит. Допустим, меня убрали. В две тысячи первом или в две тысячи шестом - не важно. Откуда, в таком случае, взялся Мефодий, ведь он - труп.
        - Во-во. То же самое решили и аналитики. В тридцать лет человек мертв, а в пятьдесят - вроде уже нет. Та еще задачка.
        - Но его все равно послали.
        - Так было. Все встало с ног на голову: теперь уже не отправить Мефодия, означало бы изменить прошлое.
        - Дальше я знаю. Он пришел и вручил мне рукописи. А потом его посетила новая идея: чтобы я перенесся еще на пять лет. Я так и сделал. В итоге Улитка получила машинку. Все счастливы. Зачем же ты меня спасла? И после аварии, и в метро?
        - Ты крайне неусидчив, - сказала Ксения. - Сосредоточься. Прибор был один, и сейчас он у Алены. Что у меня в руке? - Она извлекла из кармана и положила на ладонь свой дырокол. - Примерно через месяц после отправки в прошлое наши мудрецы его раскололи. Они не только создали копию, но и сумели ее усовершенствовать.
        - Всего один месяц. И вы не могли подождать. Что же ваши эксперты, не чувствовали, что стоят на пороге?
        - До того порога было ровно двадцать пять лет. Они справились только благодаря тому, что вы передали дырокол. Вот тебе и ответ, почему Мефодий оказался жив: появилась возможность вернуть вас назад.
        - Благодарствую, - равнодушно отозвался я.
        - Просто они не хотели ломать логику событий. Раз Мефодий существует в две тысячи двадцать шестом, значит, в две тысячи первом тебя спасли.
        - Так мы ушли из-под носа самой ФСБ?
        - Те, кому полагалось тебя ликвидировать, погонями не занимаются. Это были ребята пожиже, хотя, уверена, из той же фирмы. Чем-то ты им помешал.
        - Будем считать, что ФСБ распалась на две фракции: первая вербует Алену и убирает людей без лишнего шума. Вторая действует отдельно от первой и предпочитает стрелять у всех на глазах. Интересно, где они сейчас - и та, и другая.
        Я отдернул занавеску и выглянул на улицу. Стройка, издохшая на уровне четвертого этажа, горы хлама и проросший сквозь мусор темный бурьян. В нескольких окнах желтели узкие полосы - так свет пробивается сквозь щели между плотными шторами. Бояться легко. Учатся этому быстро.
        - Не хотели менять историю, - усмехнулся я. - Переживали за логику событий.
        - Я тоже думала, что виноваты во всем мы, оттого и загорелась идеей предотвратить аварию. Я надеялась, что аналитики все просчитали, но видимо, это невозможно. Мы платим слишком дорого. Я решила все вернуть на свое место. Но к Алене мы опоздали.
        - Тот, кто владеет машинкой, не может опоздать.
        - Ну, я не так выразилась. Ты сам слышал, что передали по телевизору, и что сказал твой младшенький. Волнения в Прибалтике начались до того, как Алена получила дырокол. Ты понимаешь, что это значит?
        - Нет.
        - Вот и я тоже. Следствие не может опережать причину. Остается одно: в две тысячи первом году дырокол, вместо того, чтобы лежать под микроскопом, работал.
        - Это мог сделать кто-то из ваших.
        - Пока я не верну Мефодия, они не рискнут.
        На столе осталось одно яблоко, и я тихонько подвинул его Ксении, но та откатила его обратно. Я достал нож и разрезал яблоко пополам. С таким решением она не спорила.
        - Ксения, я ведь тебя совсем не знаю.
        - И не узнаешь, - ответила она. - Не потому, что мы с тобой из разных времен. С тех пор, как я связалась с Отделом, я перестала себе принадлежать.
        - Потом подвергнешь меня коррекции памяти, как обещала.
        - Нельзя же верить всему, что тебе говорят, особенно - женщины. Читала в какой-то книжке, вот и ляпнула для поддержания авторитета.
        От нечего делать я включил телевизор. Работал только первый канал, и то без звука. Мужеподобная дикторша что-то быстро проартикулировала маленьким злым ротиком, и на экране возникли два фоторобота. На одном была изображена кукольная мордашка с гипертрофированными губами и похотливым взором, на другом - типичный уголовник, замышляющий очередное преступление.
        - У старого охотника довольно своеобразное видение человеческой сути, - отметила Ксения. - В город нам больше нельзя.
        Изображение поменялось: теперь показывали бесплатную раздачу продуктов с ооновских грузовиков. Солдаты старались демонстрировать уважение, но как лицедеи они никуда не годились.
        - Что дальше, Ксюша? За что хвататься?
        - Тебе нравится меня так называть? Ладно, не возражаю. А хвататься мы будем за то же, за что и раньше, - она положила машинку на стол и, подперев щеку кулаком, задумалась. - В две тысячи первый вмешиваться поздно, там уже все поплыло. Остается нырнуть еще глубже.
        - Куда же? На сорок лет назад, на восемьдесят?
        - К отправной точке. К тому, с чего началась операция. Я остановлю гонца.
        Как и тогда, в кабинете на Петровке, дырокол лежал всего в нескольких сантиметрах от моей руки, и в мозгу снова заныла та же свербящая мысль: «через секунду будет поздно». Я рванулся к машинке. Мне показалось, что я был достаточно быстр, но Ксения меня обогнала. Она перехватила мое запястье и отвела руку в сторону, от чего у меня в локте что-то щелкнуло. При этом Ксюша оставалась расслабленной и даже не поменяла позы.
        - Прости. Рефлексы.
        - Да, в обиду ты себя не дашь. Но одну тебя я все равно не отпущу. Что здесь будет в двадцать шестом - концлагерь, пепелище?
        - Ты хочешь отправиться со мной?
        - Я настаиваю.
        - А если действительно пепелище?
        - Сгорим вместе.
        Ксения улыбнулась.
        - Как рука?
        - Превосходно.
        - Дай-ка, - она взяла меня за локоть и сделала какое-то неуловимое движение. Боль постепенно прошла.
        Эта ненавязчивая демонстрация силы была мне до лампочки. Пусть потешится. Тот, кто постоянно доказывает свое превосходство, больше всех нуждается в защите.
        - Я не могу предложить тебе ничего, кроме моральной поддержки. Такая малость. Но без нее ты пропадешь.
        - Ты прав, - прошептала Ксения.
        С улицы послышался заливистый лай - кто-то выгуливал собаку. Передачи закончились, и экран покрылся рябью. Я выглянул в окно - то ли поздний вечер, то ли раннее утро. Молодая овчарка неслась по стройке, догоняя брошенную хозяином палку. Собаки не носят часов, их не волнует, что будет завтра, и в этом им крупно повезло.
        Часть 3. ДИ-ВЕРСИЯ
        Через двадцать лет после сонного, угасающего две тысячи шестого на Москву свалился какой-то трагический карнавал. Улицу рвало транспортом. Машины с нагруженными багажниками газовали и беспорядочно сигналили, но продолжали ползти со скоростью пешехода. Затор простирался до самого горизонта; светофоры спонтанно переключались, но на них никто не обращал внимания. Оба перекрестка, находившиеся в поле зрения, давно захлебнулись: несколько автомобилей развернуло поперек движения, и, сдавленные со всех сторон, они никак не могли разъехаться.
        Среди машин я не нашел ни одной знакомой модели. В некоторых из них еще угадывались силуэты громоздких «Волг» или остроносых «Москвичей», но большая часть была иностранного производства и имела довольно странные очертания. На капоте пикапа, стоявшего в крайнем ряду, я разглядел андрологический символ, но понять, действительно ли это «Вольво», было невозможно.
        Повсюду слышались негромкие хлопки столкновений, однако машины продолжали упрямо тащиться вперед - с разбитыми фарами, с оторванными бамперами, со скребущими по асфальту глушителями.
        Глинистые бесплодные газоны вдоль дороги были завалены мятыми кузовами - тех, кто не мог ехать дальше, перекантовывали на обочину. Я видел, как из окна обшарпанной малолитражки выскочил котенок и заметался между машинами. За ним протянулись маленькие ручки, но мамаша втащила ребенка обратно и подняла стекло - лишь бы не останавливаться.
        По тротуару текла плотная людская масса. Ее движение напоминало плохо организованную эвакуацию. Старики попадались редко, в основном это были молодые семьи, похожие на крохотные дилетантские таборы: взрослые несли чемоданы и узлы, дети, надрываясь, волокли сетки с консервами или перевязанные крест-накрест подушки. Стайка свирепых малолеток внаглую грабила брошенные машины, но до них никому не было дела.
        Негры, монголоиды, латиноамериканцы брели вместе со всеми, и ничем особенным не выделялись. Они также перли какое-то барахло, толкая перед собой тележки и детские коляски со скрипучими вихляющимися колесиками. По идее, они должны были выехать еще во время Балтийского кризиса. Может, потом все наладилось, и они вернулись? Лишь для того, чтобы в две тысячи двадцать шестом вновь стать беженцами…
        - Как ты? - Осторожно спросил я.
        - Веселого мало, но я уже смирилась. Наверно, это самое лучшее из того, что мы могли увидеть, - ответила Ксения.
        - Сколько же нам придется добираться?
        - Уже пришли. Мы ведь с тобой соседи.
        Ксения указала на высокую остроконечную башню - двадцать лет назад ее еще не было. Я огляделся, запоминая место и пытаясь найти знакомые ориентиры.
        Квартира Ксении представляла собой квадратное помещение примерно десять на десять метров. Ее можно было принять за что угодно, только не за жилье. Стена напротив двери была пустой и гладкой, как столешница.
        - Вид - да, - сказала Ксения.
        Темно-зеленое покрытие стены посветлело, стало сначала песочным, потом матово-белым и наконец прояснилось, открыв захватывающую дух панораму. С высоты тридцать второго этажа остальные дома казались скоплением картонных коробок, а кишащие между ними люди - густой грязной пеной.
        - Нравится?
        - Лучше закрой.
        - Вид - нет.
        Окно тут же помутнело и окрасилось в прежние цвета.
        - Свет - да, девять.
        Поверхность потолка засияла так, что мне пришлось приставить ко лбу ладонь.
        - Слишком ярко? Свет - четыре.
        Невидимые лампы притухли, и глаза перестали слезиться.
        - Хочешь удивить? - Спросил я. - Мы и не про такое читали.
        У стены, примыкавшей к окну, лежал высокий матрас, такой же квадратный, как и сама комната. На полу рядом с ним стояло несколько устройств, часть из которых мне удалось узнать.
        - Телевизор?
        - Вроде того.
        - Телевизор - да, - приказал я, желая не выглядеть олухом, но ящик не откликнулся.
        - Телеприемник - да…
        Снова никакой реакции.
        - Экран - да… Кино - да…
        Ксения засмеялась и, скинув ботинки, залезла на матрас.
        - У него есть имя. Его зовут Ванек.
        - Ванек - да!
        - Нет, Миша, это тебе не гриль. Ванек - связь, сеть Б.
        - Говорите, - раздалось из телевизора, хотя экран остался черным.
        - Буфер ноль сорок три, пожалуйста, - сказала Ксения, не повышая голоса.
        - Ноль сорок третий вас слушает.
        - Сообщение на адрес двадцать четыре - триста двенадцать. Кенгуру проголодалась.
        - Двадцать четыре - триста двенадцать, сообщение записано. Спасибо за звонок.
        - И что это было? - Поинтересовался я.
        - Сейчас начальство получит послание, и за нами пришлют. Перекусить пока не хочешь?
        Я понял, что Ксении интересно не столько меня покормить, сколько похвастаться своей техникой, и отказывать ей в этом я не видел причин. Обед из трех блюд она приготовила, не вставая с матраса. Несколько имен, несколько чисел, пара команд - и в стене над телевизором неожиданно открылась ниша, из которой выехали две полочки с подносами.
        - Как ты запоминаешь всю эту абракадабру?
        - Это гораздо легче, чем чистить картошку.
        - А где у тебя стулья?
        - А зачем они нужны? Садись на кровать или на Ванька, он выдержит.
        - Да, шагнули потомки, ничего не скажешь.
        - Вообще-то, у нас так живут немногие.
        - Сейчас, наверное, уже никто.
        Я хотел выглянуть в окно, но вспомнил, что Ксения его выключила. То, что происходило на улице, никак не сочеталось с Ваньком, интеллектуальной люстрой и бифштексом, который жарится самостоятельно. Когда Россия напала на Балтийский Союз, у меня исчезли даже пуговицы с рубашки, а здесь, в квартире Ксении, все оставалось по-прежнему мило и уютно.
        - Есть такие категории госслужащих, которые нужны любой власти, и она всегда будет о них заботиться - несмотря ни на что.
        Доев мясо с картошкой и выпив стакан теплого лимонада, я вопросительно посмотрел на Ксению. Она убрала подносы в нишу и закрыла дверцу.
        - Что-то они опаздывают, - забеспокоилась Ксения. - Ванек - связь, сеть Б. Буфер ноль сорок три.
        - Ноль сорок третий вас слушает.
        - Подтвердите мое сообщение на двадцать четыре - триста двенадцать.
        - Сообщение записано.
        - Его получили?
        - Минуточку… Сообщение не востребовано.
        - Этого не может быть. Проверьте адрес.
        Ванек замолчал и после долгой паузы объявил:
        - Адрес двадцать четыре - триста девятнадцать разбронирован. Хотите отозвать сообщение?
        - Что?! Проверьте еще раз.
        - Адрес не занят.
        - Отзываю, - Ксения обхватила голову руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. - Вот так номер. Это не пропажа кофемолки. Это…
        - Ты потеряла связь?
        - Не знаю. Есть еще один канал, аварийный. Так, мне нужно в город. Заодно послушаю, что там говорят.
        - Одна не пойдешь.
        - Сиди, помалкивай, - раздраженно бросила Ксения. - В шпионов играть надумал? - Она быстро зашнуровала ботинки и, превратив часть стены в зеркало, поправила прическу. - Миша, я скоро вернусь. Ванек - показывай.
        Экран засветился, послышалась легкая музыка.
        - Захочешь переключить канал - назовешь номер. Еще он понимает «громче - тише». Чтобы выключить, нужно сказать «надоело».
        Умный телевизор распознал кодовое слово и отключился.
        - Теперь о сантехнике. Вон в том углу…
        - В этом пока нет необходимости, - процедил я.
        Приказав Ваньку показывать, я некоторое время созерцал красивые пейзажи, потом опомнился и потребовал:
        - Четвертый.
        На экране возник обаятельный дядя, ловко колотящий двух дебилов.
        - Седьмой.
        - Не верьте сплетням, не верьте слухам. Верьте живым людям, - произнес голос за кадром. Это, безусловно, была реклама. - Человек, обещающий миллионам, не может соврать.
        Я усомнился в бесспорности этого заявления, но переключать Ванька не спешил. Мне стало жутко интересно, какой товар будут навязывать через двадцать лет.
        По зеленому полю гуляла девочка-подросток и собирала цветы. Якобы случайно заметив камеру, она обернулась и проворковала:
        - Папа всегда говорил, что если хорошо учиться, то в жизни можно добиться многого. Раньше я думала, что папа обманывает, ведь он тоже хорошо учился, но…
        К девочке подошел высоколобый мужчина и, пополнив ее букет крупной ромашкой, продолжал:
        - Я получил диплом окулиста, но не смог найти работу по специальности. Нужно было кормить семью, и я устроился на мусоросборник. Дочь меня стеснялась, но больше всего я боялся, что жене надоест такая жизнь, и она…
        К ним присоединилась женщина в легкомысленном сарафане.
        - Я понимала, что муж не виноват, но мне так хотелось второго ребенка. Это было невозможно, потому что я должна была подрабатывать - зарплаты мужа не хватало. Но теперь…
        - Мы приехали на Свободную Землю, и я занимаюсь своим делом, - сказал мужчина.
        - Я хорошо учусь, потому что папа прав, - сказала девочка.
        - Свободная Земля даст вам то, к чему вы стремитесь, - сказал голос за кадром.
        Камера отъехала назад и показала выпирающий живот женщины.
        - Врачи говорят, что у нас будет двойня, - сказала она.
        По экрану проплыли пологие холмы, просторные луга и кудрявый лесок вдали.
        - Двойня, так двойня. Места хватит на всех, - подытожил голос. - Свободная Земля. Обратитесь в региональное представительство.
        - Кто сказал, что водка должна быть вкусной? - Гаркнул новый персонаж так, что я вздрогнул. - Водка - это просто водка. Пейте водку!
        - Проблемы с потенцией? - Презрительно скривилась сисястая баба. - Никаких проблем! Нейростимулятор «Шалун». Тс-с-с! Никто и не заметит!
        - Все мы смертны, - изрек симпатичный старикашка с мудрыми морщинками под глазами. - Жизнь каждого из нас когда-нибудь, да закончится, но прожить ее можно по-разному, - он прикурил и с наслаждением затянулся. - Сигареты «Ангел». Успевает тот, кто не торопится.
        - Вы слышали о новом белье «Венера»? О-о-о! Оно не только хранит мои регулярные тайны, но и помогает чувствовать себя желанной для моего супруга и кое-кого еще.
        Я откинулся на кровати и в нижней части живота почувствовал легкий дискомфорт. Шрам тут был ни при чем, просто мне захотелось в туалет. Ксения обещала скоро вернуться, и я решил потерпеть, но вспомнил, что в квартире нет перегородок, и стало быть удобства находятся здесь же, в общей комнате. Справиться с моей маленькой проблемой нужно было до того, как придет Ксения.
        Я подошел к углу, на который она показывала, и сказал:
        - Туалет - да.
        Ничего не произошло, и меня охватили тревожные предчувствия. Чтобы угадать, как зовут унитаз, нужно перечислить сотню имен, а чтобы выбрать правильную команду, не хватит и недели.
        - Санузел - да. Клозет - появись. Гришка - откройся, - стесненно забубнил я.
        Если бы сейчас вошла Ксения, я бы этому только обрадовался. В конце концов, потомки этот вопрос как-то решают. Например, здесь может находиться потайная комната, или угол изолируется ширмой, или Ксения просто отойдет к окну. Меня устроил бы любой вариант.
        - Машка - да, Галька - да, Надька - да…
        Мне пришлось стиснуть колени. Заказать суп и помочиться в тарелку, мелькнула шальная мысль. Все равно они моются автоматически.
        - Эй, как тебя там? - Отчаянно крикнул я в сторону закрытой ниши. - Никодим? Степан? Варвара?
        Неожиданно в стене выделилась прямоугольная панель и, развернувшись, подставила мне маленькую раковину. Для писсуара она висела слишком высоко, но мне уже было все равно. Я с наслаждением опорожнил мочевой пузырь и только потом спохватился, что это безобразие нужно как-то убрать.
        - Варвара!
        Белая изогнутая емкость вздрогнула.
        - Смойся. Скройся. Спрячься. Давай быстрее, пока хозяйка не пришла! - Заорал я.
        Варвара бесшумно повернулась на сто восемьдесят градусов и въехала в стену. Я утер лоб и снова лег на кровать.
        - Вас опять приглашают на так называемую Свободную Землю? Попробуйте отыскать ее на карте. Попробуйте связаться с ней по сети. Попробуйте найти того, кто там побывал. Хотите уехать - выбирайте Австралию! Австралия. У всех трещит, но у нас не зашкаливает.
        Никаких пояснений за этим не последовало - на экране закрутился глобус, выплевывающий сияющие точки. Светлячки покружились над земным шаром и упали обратно. В месте их приземления выросли стилизованные грибы ядерных взрывов, из которых сложилось прозаическое слово «новости».
        Диктор поковырял в ухе и осклабился:
        - Мы тут в студии поспорили, смотрит ли нас хоть кто-нибудь. Ручаться нельзя, но надеюсь, что говорю не в пустоту. Итак, в ваших ваньках и митьках новости, и их ведущий - Петр Вельяминов. Главные события сегодняшнего дня. Репортаж из Попечительского Совета: бизнесмены Ирака и Кувейта оспаривают право на приобретение Эрмитажа. Скандал на аукционе «Кристи»: карета государя-императора Александра Первого, проданная за семь миллионов динаров, оказалась подделкой. И в рубрике «Обломки империи» - наше журналистское расследование о подтасовках в сводках Комитета Радиационного Наблюдения Свободной Земли.
        У меня возникло ощущение, что я ошибся дверью. Со мной говорили по-русски, и значение каждого слова вроде было известно, но вот складываться в мысли эти слова не желали. Я таращился на заседание Думы, которая здесь почему-то называлась Попечительским Советом, и не мог понять, откуда там взялись арабы. Я не возражал против того, чтобы все национальные меньшинства выбирали своих депутатов, но бородатых стариков с белыми накидками на головах в зале было примерно две трети. Они по очереди восходили на трибуну и что-то гортанно выговаривали, а переводчик доводил до моего сведения, что господа парламентарии не могут поделить экспонаты Эрмитажа.
        Затем телевизор показал лондонский Биг Бэн и карету, оказавшуюся ненастоящей. Диктор еще раз упомянул про динары, и у меня сложилось впечатление, что другой валюты в Англии нет.
        Тихо клацнул дверной запор, и в квартире появилась Ксения. На ней не было лица.
        - Я получила счет за электричество, - сказала она многозначительно.
        - И что?
        - Сумма указана не в рублях.
        - В динарах?
        - Ты уже осведомлен?
        - Сам догадался. От Ванька я услышал только то, что в Австралии не зашкаливает.
        - А я кое-что узнала, - Ксения разулась и прошла через комнату. - Варвара - воду. Холоднее. Ой, что это здесь?
        Я сделал вид, что увлечен новостями.
        - Не красней, - рассмеялась она. - Ничего страшного, но на будущее запомни: Антошка.
        Ксения вымыла руки и, высушив их под тем же краном, откуда только что лилась вода, скомандовала:
        - Варвара - пока.
        - Так что ты выяснила? - Спросил я, желая побыстрее переменить тему.
        - После того, как мы разбомбили Прибалтику… - отрешенно проговорила Ксения и вдруг умолкла. Мы некоторое время смотрели друг на друга, потом она вздохнула и продолжила. - После этого ее приняли в НАТО. Вскоре европейские страны окончательно объединились в Единую Европу. А еще через несколько лет Единая Европа начала войну с США, теперь она могла себе это позволить. Воевали ни за что иное, как за Россию.
        - И кто победил? Ставлю на Европу.
        - Не юродствуй.
        - Надоело, - отмахнулся я.
        Телевизор, о котором мы забыли, послушно выключился.
        - Победила действительно Европа, если это можно назвать победой. Россию они все равно не получили, им теперь не до нас. Пока две империи колошматили друг друга, на окраинах кое-кто поднял голову и окреп.
        - Кувейт, Ирак и прочие.
        - Они озолотились на топливе и чистых продуктах. А когда война прекратилась, они пришли на руины и объявили их своей собственностью.
        - Руины?!
        - Нас это не коснулось. ООН лишила Россию вооруженных сил и необходимости занимать чью-то сторону.
        - Теперь я понял. «У всех трещит» - это про счетчик Гейгера, что ли?
        - Наверное.
        - А Свободная Земля - это, стало быть, Америка. По ящику показывали рекламу, звали туда на поселение.
        - Возможно, это последнее, что нам осталось. Я ведь не рассказала тебе самого главного.
        Еще до того, как она произнесла следующую фразу, я уже все понял. Ксения вернулась одна. Она никого не нашла. В две тысячи двадцать шестом тоже что-то сместилось: не пуговицы, не кофемолка, а то единственное, что могло остановить этот кошмар. Ее секретный Отдел.
        - «Четыре нуля»?
        - Отдела не существует. Он остался в другом настоящем, в правильном двадцать шестом. Здесь есть свои спецслужбы, но к дыроколу они не имеют никакого отношения.
        - Откуда такая уверенность?
        Ксения включила окно и, приложив ладони к прозрачной поверхности, долго вглядывалась в темнеющее небо.
        - Я по-прежнему работаю в разведке, - сказала она. - В Гвардии Исламского Порядка. От судьбы не уйдешь.
        - Значит…
        - Все потеряно. Чтобы выйти на Отдел, нужно вернуть историю в старое русло, а для этого необходимо остановить эксперимент, начатый Отделом. Это круг, и нам из него не выбраться.
        - А если разыскать того, кто был связан с Отделом в твоем настоящем? Вдруг он даст какую-нибудь зацепку?
        - Я почти никого не знаю.
        - А Мефодий? Он подойдет?
        - Ты можешь его найти? - Встрепенулась Ксения.
        - Он сказал, что сохранил квартиру в Перово. Там еще музей открыть собирались. Но это он врал, конечно.
        - Мы же недавно оттуда!
        - Надо было переходить прямо в квартире. Если б не твоя конспирация, мы давно бы с ним встретились.
        За несколько часов на улицах ничего не изменилось: то же море автомобилей, едва ли продвинувшихся на километр, те же скорбные, сосредоточенные беженцы с узлами и чемоданами. На шестиполосной проезжей части машины выстроились в восемь рядов и все ехали по направлению к кольцевой. Москва отторгала людей, не заботясь о том, что станет с ними завтра. В своем упорном стремлении к одиночеству город беспощадно выдавливал лишнюю биомассу.
        Теперь мы шли по течению, и уже через полчаса были на месте. Стройка окончательно рассыпалась, и определить, сколько этажей существует в этом времени, стало невозможно. Нижние окна здания кто-то затянул мутной полиэтиленовой пленкой, за которой виднелись приметы нищего быта: бельевые веревки, снующие силуэты обитателей и дровяные печки, чьи пыхтящие трубы выходили прямо на второй этаж. По сравнению с этим бараком мой старый дом казался воплощением совершенства. Трещина в стене, забитая почерневшим тряпьем, и деревце, проросшее на крыше, не могли отнять у дома его главного достоинства: он все еще был пригодным для жилья.
        Мы зашли в подъезд. На внутренней стороне двери я разглядел истертый, много раз закрашенный, но по-прежнему читающийся автограф «Димон», и чуть не завыл от тоски. Я попытался представить то, чего лишился, нажав ребристую кнопку на машинке, но список потерь выходил слишком длинным. В том списке было все.
        Циферки давно отлетели, оставив на ветхом дерматине два темных пятна. Звонок не работал, и я несколько раз ударил в дверь ногой. По ту сторону загрохотали какими-то железками, и в узкой щели между дверью и наличником появились настороженные глаза.
        - Чего надо? - Подозрительно спросил хозяин, заглядывая за наши спины. Костлявый подбородок старика уперся в стальную цепочку, и его нижняя губа оттопырилась, обнажив редкие гнилые зубы.
        - Нам бы Ташкова повидать, - сказал я как можно ласковее.
        - Нет таких, - быстро ответил хозяин, но уходить почему-то не торопился.
        - Ташкова нам, Мефодия, - умоляюще проговорила Ксения. - У нас к нему важное дело.
        - Какое? - Оживился он, не теряя, впрочем, бдительности.
        - Нам нужен Ташков, - настойчиво повторил я.
        Дверь захлопнулась, внутри что-то звякнуло, и она открылась снова.
        - Заходите, - пригласил старик, тревожно прощупывая взглядом лестницу. - Быстрее, тепло уйдет! На кухню пожалуйте.
        Я узнал свой гарнитурчик и квелую занавеску, из которой солнце за двадцать лет выело так раздражавшие меня розовые цветочки. Вместо допотопной газовой плиты стояла покрытая ржавчиной «буржуйка», на ней, наполняя помещение смрадом, кипела кривобокая алюминиевая кастрюля. Трудно было поверить, что в нескольких остановках от этого убожества находится квартира Ксении, напичканная умопомрачительной техникой. Казалось, мы вновь перенеслись в прошлое, в какие-то дикие времена, где люди питаются собачьими консервами, а шедевры литературы полосуют на самокрутки.
        - Слушаю вас, - напомнил о себе хозяин. - Учтите: в долг больше не даю, только за наличные. Есть тушенка, фасоль, сухой картофель, - скороговоркой перечислил он. Затем повернулся к Ксении и добавил. - Утонченным натурам могу предложить духи.
        - Какие духи?
        - Что значит «какие»? - Возмутился старик. - Духи - они и есть духи! Пахнут приятно.
        - Мы не за этим, - сказал я. - Нам бы Ташкова разыскать.
        - Не за едой? - Растерялся он. - Зачем же я вам понадобился?
        Ксения носком ботинка подвинула мне табуретку - я собирался сесть прямо на липкий пол.
        - Дедуль, не шути так, - предупредила она, но я уже знал: он и не шутит.
        Человек выглядел гораздо старше Мефодия, передавшего мне дискеты. Ни лоска, ни блеска - лишь сгорбленный скелет, обтянутый пупырчатой кожей. Вместо мускулатуры - стариковские сухожилия, похожие на лапки насекомого. Крупный нос между дряблых щек заострился и приобрел форму маленькой чахлой свеклы. Одет, вернее, завернут старик был во что-то такое, что одновременно напоминало и плед, и мешок. Глаза… нет, посмотреть ему в глаза я не решился.
        - Так это и есть Мефодий, - сказала Ксения и тактично покинула кухню.
        Проводив ее тревожным взглядом, Мефодий воззрился на меня, требуя объяснений.
        - Не бойся, - успокоил я.
        - Я, милок, давно ничего не боюсь, - проговорил он, разворачивая один из слоев своей одежды-капусты.
        В его ладони появился компактный хромированный револьвер. Мефодий не угрожал, он лишь показывал, что обидеть его будет не просто.
        - Узнаешь? - Спросил я, поворачиваясь то анфас, то в профиль.
        По дороге сюда я мечтал только об одном: плюнуть Мефодию в морду, но, глядя на это ничтожное существо, разгуливающее по собственной квартире с дамским револьвером, я растерялся.
        Мефодий-плагиатор тоже был жалок, однако им двигало тщеславие - черта низменная, но человеческая, родная. Пытаясь обыграть судьбу, он оставался по-своему честным и принял личное участие в тотальной лотерее под названием «перекрои историю». Кто мог предвидеть, что тираж обернется гусарской рулеткой, где вместо полупустого барабана - пулеметная лента, которой хватит на всех. Он был подлец, но его подлость вписывалась в какую-то логику.
        Мефодий, которого я встретил здесь, вызывал лишь чувство гадливости. Меня не интересовала его биография - человек зарабатывал на чужой беде, и какое бы он не пережил лихо, оно не могло этого ни оправдать, ни объяснить.
        - Послушай, Ташков, ты серьезно меня не помнишь?
        - Вроде, на меня похож - в молодости. Нет.
        - Да, Ташков. Тебе привет от… - я назвал десяток имен, начиная с родителей и заканчивая Кнутом.
        - Откуда? - Испуганно спросил Мефодий. Он потрогал свободной рукой револьвер, словно почувствовал, что тот стал мягким.
        Доказывать наше родство было противно, но необходимо. Когда Мефодий понял, что о первых тридцати годах его жизни мне известно все - лучше, чем ему самому, ведь моя память моложе, - он принял меня за приблудного отпрыска. Потом он решил, что я собираюсь его шантажировать, и вновь затеребил блестящий пистолетик.
        Ксении надоело отираться в коридоре, и она вернулась на кухню. Послушав минут пять, она зевнула и сказала:
        - Брось его. Неужели ты не видишь? Это не тот.
        Я отвлекся от бесплодного спора и пожалел, что битый час выворачивался перед каким-то коробом с костями. Действительно, если б Мефодий участвовал в эксперименте, он давно бы уже согласился с тем, что я - это он. Я умолк и встал, чтобы уйти, но в этот момент его ссохшийся, измельчавший мозг наконец проснулся.
        - Получается, мне сейчас одновременно и пятьдесят, и тридцать?
        - Нет, тридцать - это мне.
        - Миша, Мишенька! - Зашептал вдруг он, хрипя и хапая меня за лицо. - Я так хотел… так сильно!
        - Пушку убери, застрелишь ненароком!
        Я стыдливо уворачивался от Мефодия, как от родственника, больного сифилисом, но в своей нежности он был слеп и настойчив.
        - Вот ведь как, а! Счастье-то!
        - Счастье? - Крикнул я, негодуя. - Не смей произносить этого слова.
        - Да, Мишенька, счастье. Ты мной не брезгуй, не надо. Ты ведь сам и есть… Гадко тебе, да? Вот какая теперь коммерция. Куда старику деваться? Ничего, ничего. По три динара покупаю, по пять продаю, вот такой бизнес.
        - Что ты несешь? Какое счастье? Посмотри на себя!
        - Счастье, счастье… Наверно, хорошо молился. Как я, Мишенька, молился, чтоб такое вот свиданьице у Бога выпросить! Не зря, значит. Я ведь кто сейчас? Червь? Червь! А раньше? О-о-о! Да ты сам помнишь: планы, черновики - черновики, планы. Ночи напролет. Мечтал удивить - себя, других… Алену особенно. Ты это… не вздумай! Ты сможешь! Не повторяй ошибок. Не для себя прошу, для тебя. Хоть ты без этого поживешь, - Мефодий выдохся и бессильно опустился на табуретку, но, будто испугавшись, что я уйду, взял меня за полу жилетки. - Не соглашайся с ним, ни в коем случае. Будет золотые горы сулить - не слушай. Не так все выйдет. Заработать хотел. Писанина - писаниной, а денежки не помешают. Связался с гадами этими, будь они прокляты… А ты не смей! У них свое, у них все легко и просто. Не для тебя это. Бизнес сраный. Вся жизнь к чертовой матери…
        Мефодий уронил голову и заплакал. Я погладил его по плечу - мне не пришлось себя заставлять, это получилось само собой.
        - Как же тебя скрутило…
        - Не то слово, Мишенька. Может, ты по другой дорожке пройдешь? Запомни: не слушай их, своим умом живи. Я, идиот, согласился… Костик этот, сволочь, и Куцапов, падла…
        Сердце провалилось вниз и там бешено заколотилось.
        - Куцапов?! И Костик? Какой Костик?
        - Костик-то? Афанасьев, какой еще… Это поначалу все гладко пойдет: тачку купил, двух любовниц завел - нашу и француженку… простите, девушка. Алена тоже довольна была. Работу бросила, зимой и летом в шубах рассекала… Только не долго.
        - Алена? В каком году это было?
        - В две тысячи третьем. А потом следствие. Колыма на горизонте замаячила, каторга. Колян ни при чем, подпись везде моя… Хорошо, нашлись людишки, помогли отмазаться. Но я все отдал, все, что было! А потом… Эх!
        - А что с Аленой?
        - С благоверной? Так что ей сделается? Лежит, голубушка, на Востряковском.
        - Значит, она не ушла?
        - Куда? Все, как и я, надеялась на новый взлет, верила, что опять в струю попадем. Вот я и попал, видишь? Весь в струе, аж захлебываюсь.
        - Объясните, что в Москве творится, - попросила Ксения. - Я ведь тоже отсюда, с улицы Кандинского, а ничего не понимаю.
        - Кандинского? - Удивился Мефодий. - Партизан из Сопротивления, девушка, не боитесь? В богатых кварталах они особенно лютуют. А что творится? Как всегда - новый виток истории. Под татаро-монголом жили? Жили. Под немцем? Тоже было, - он принялся загибать пальцы. - Потом под американцем, а теперь эти объявились - волки зеленые.
        - Почему все из города уезжают?
        - Кому же охота во двор бомбочку схлопотать?
        - Какую бомбочку?
        - Вакуумную, водородную, генно-синтетическую - там выберут, какую. Уж очень Китаю Москва нравится. Кремль, Алмазный фонд… Оружейная палата, опять же, не вся еще распродана. Так что, ребята, не задерживайтесь. Пока есть здоровье, сматывайтесь, и подальше. Ничего интересного здесь не предвидится. Подождите только, я вам деньжат дам. Под низкий процент, - невесело пошутил он.
        - Нет, не надо, - сказала Ксения.
        - Брезгуете, - опечалился Мефодий.
        - Просто они нам не понадобятся.
        - Тогда вот… - он уковылял в комнату и вынес оттуда черную брезентовую сумку. - Тушенка, бобы в томате. С продуктами сейчас трудно. Возьмите, не ломайтесь. Когда жрать охота - все равно, из чьих рук.
        Консервы нам были не нужны, но мне не хотелось обижать Мефодия - жизнь и так его обделила, дальше некуда. Ксения заметила мои сомнения и, чуть улыбнувшись, кивнула. Повисло неловкое молчание. Неизвестно, сколько бы оно продлилось, но мне на память пришла одна деталь, давно не дававшая покоя.
        - Мефодий, у тебя шрам на животе есть?
        - Аппендицит, что ли?
        - Большой такой, горизонтальный, выше пупка.
        - Нету.
        Ну и хорошо, подумал я. Лишнее подтверждение того, что мы с ним разные. Меня Алена бросила, а его - нет. Да и Куцапов теперь вряд ли предложит совместный бизнес. И не надо. Но почему он простил мне раскуроченную машину?
        - Пустышка, - подытожила Ксения, когда мы вышли на улицу. - Придется жить с тем, что имеем.
        Имели мы всего ничего: побочную ветвь развития, которая, отделившись от основного ствола, повела древо истории куда-то вкось. Вероятное стало реальным, а реальное?.. Чем стало оно - тенью? Призраком несбывшегося, смутным отпечатком ложной памяти?
        Где и когда произошел вселенский сбой, как теперь вычислить переломную точку? Для этого понадобится огромная команда историков, математиков и черт знает еще кого. Даже если удастся их найти и собрать вместе, придется им объяснять, «как должно быть», а для этого хорошо бы хоть что-то понимать самому.
        Спустился осенний непроницаемый вечер, однако фонари не зажглись. Движение продолжалось, но перестало быть таким шумным и суетливым, как днем. Мимо брели историки, математики и все прочие. Подойди к любому и расскажи, что ему ничего не угрожает, что его страна - не оккупированная территория, а Великая Империя, правящая миром.
        Они не поверят. И будут правы, потому что это застряло где-то позади, в сказочной жизни под названием «первичная версия». Что же остается?
        - Нет. Будем дырявить время столько, сколько потребуется, - хоть до Наполеона, хоть до динозавров. Пока не…
        Я замялся, раздумывая, что именно «пока», однако закончить мне не удалось: воздух сзади неожиданно сгустился и ударил по затылку. Тело сразу стало невесомым, и я начал взлетать, но почему-то очутился на земле. Кто-то аккуратно придержал мне голову, чтобы я не треснулся об асфальт. Потом меня встряхнули, перехватили под мышки и поволокли спиной вперед. Пытаясь поймать точку опоры, я начал перебирать ногами, но земля была слишком низко.
        - Ты дергалками, слышь… не дергай, - сказали сверху.
        Ксению тащили быстрее, поэтому мне были видны лишь ее ботинки, взрыхляющие каблуками сырой грунт. Нас волокли не к проспекту, а в обход, через маленький загаженный садик. Что нас ожидало по ту сторону дома, я не знал, но примерно догадывался.
        Из темноты возникла новая фигура и, заведя мои ладони за спину, сухо щелкнула чем-то металлическим. Запястьям стало холодно, а руки оказались склеенными в одну вывернутую, никчемную конечность. Потом меня перевернули на живот и обшарили карманы - более профессионально, чем патруль ООН, но все же не так ловко, как оперативники Федорыча. Кажется, я стал настоящим знатоком ареста. Браво.
        Меня поставили на ноги, и я, наконец, осмотрелся. Повсюду была непроглядная тьма, в которой выделялось лишь светлое лицо Ксении. Три широких силуэта сливались с деревьями и становились заметны, только когда начинали двигаться.
        - Что вам надо? - В меру дерзко спросил я.
        - Ты, слышь, помалкивай, - ответил тот же голос.
        Затем кто-то коротко свистнул, и к нам, сминая кусты, задом подъехал джип, такой же черный, как и все вокруг.
        Салон был перегорожен неровной решеткой, а окна в заднем отсеке грубо заварены толстыми листами железа. Скамеек в тюрьме на колесах не было, и Ксения опустилась на пол, скрестив ноги по-турецки. Двигатель мягко зашелестел, и мы тронулись. Лампочку в салоне не включили, но в блеклом свете приборной доски было видно, как два похитителя снимают черные маски. Привыкнув к темноте, я разглядел, что двое других - водитель и тот, что сидел рядом с ним, ни в каких масках не нуждаются. Они были неграми.
        Джип миновал садик и выехал в узкий переулок. Ни машин, ни пешеходов здесь не было, беженцы, давившиеся на магистралях, будто забыли о его существовании.
        - Как насчет повторного сеанса? - Прошептал я.
        Выпрыгивать на ходу со связанными руками казалось полным безумием, но ничего другого на ум не приходило, да и скорость была значительно меньше, чем в прошлый раз.
        Ксения отрицательно покачала головой.
        - Они взяли… кинопроектор? - Ужаснулся я.
        - Слышь, ты! Я тебе щас такое кино устрою, - пригрозил чернокожий на переднем сидении. Из всей компании он был самым крупным и, похоже, самым злым.
        - Куда вы нас везете?
        Он грузно развернулся и погрозил мне толстым пальцем.
        - Надо было ему кормушку залепить, - заметил водитель.
        - Никогда не поздно, - отозвался пузатый, показывая мне широкий моток пластыря. - Слышь? Еще слово, и будешь дышать носом.
        - Молчи, - шепнула Ксения.
        Мы выбрались за город и поехали по темному шоссе. Что это была за дорога, я не понял. Луна истаяла до острого серпика и света совершенно не давала. Вглядываясь через решетку в окна, я видел лишь сплошную стену деревьев. Спидометр горел закругленным рядом символов, обрывавшимся на числе «85».
        Внезапно машина вильнула в сторону, и справа взметнулся ослепительный столб пламени. Водитель вернул джип на свою полосу, и меня прижало к задней стенке. Тусклая радуга из фосфоресцирующих цифр начала клониться вниз, обрастая недостающими фрагментами: «90», «95», «100»…
        - Слышь, дурень! Убьемся! - Воскликнул тучный негр, выставляя руки вперед.
        - Чего расселся? Вызывай прикрытие! - Гаркнул водитель.
        Здоровяк закряхтел, тщетно пытаясь нагнуться к ногам. Двое белых молчали и лишь беспокойно возились на заднем сидении, изготовив к стрельбе бесполезные на такой скорости пистолеты.
        Впереди ухнул еще один взрыв, на этот раз - ровно посередине дороги. Сворачивать было некуда, и водитель ударил по тормозам. Мы влетели в опадающий огненный цветок, и через секунду послышался адский вой рвущегося железа.
        - Эй, сзади! Держитесь! - Бросил пузатый, так и не найдя рацию.
        Я почувствовал, что джип заваливается набок. Это продолжалось долго - гораздо дольше, чем он мог проехать на двух колесах. Машина давно должна была опрокинуться, но она продолжала плавно переворачиваться, будто находилась в невесомости.
        - Тут скоба, хватайся! - Крикнула Ксения.
        Пламя уже иссякло, и салон забил густой, едкий дым. Тьма, резь в глазах, судорожный поиск чего-нибудь выпирающего, во что можно было бы вцепиться, и ощущение полета - знакомое и от того вдвойне жуткое.
        - А-а! Маму-папу! - Заорал, не выдержав, кто-то рядом, и его растянутое «у-у» влилось в длинный, надрывный скрежет.
        Джип упал на дорогу, и этот момент я еще помнил - значит, был жив. Машина покатилась - теряя по пути крылья, колеса, никелированные пороги - превращаясь в железного колобка, который ушел от всех, кроме радиоуправляемой мины.
        Шесть тел - четыре в мягком салоне и два в квадратном металлическом коробе - летали, сталкивались, бились о стены, как горошины в погремушке, и нельзя было понять, кому повезло больше: нам с Ксенией или похитителям, проламывающим грудные клетки о спинки сидений.
        Наконец кувыркание прекратилось. Джип последний раз встал на нос и, едва качнувшись, рухнул в ту сторону, что когда-то называлась низом. В уши воткнулась могильная тишина, но и она вскоре рассыпалась от беспорядочных выстрелов, доносившихся из леса.
        Стрелявшие окружили автомобиль и принялись чем-то скрипеть.
        - Заднюю заклинило…
        - Выбивай лобовое…
        - Оно бронированное…
        - Эй, слышь… Вы только не умирайте, - раздалось спереди.
        Я открыл рот, позволяя комку солоноватой гущи вывалиться на пол - сплевывать не было сил.
        - Ксения…
        - Живая. А ты?
        - Вроде.
        Снаружи раздалось дружное «ух», и задняя дверь вырвалась вместе с замком и петлями. Меня ослепили ярким лучом света и удовлетворенно отметили:
        - Моргает!
        - Слышь! - Зашевелился темнокожий. - Про меня не забудьте! Сжало всего, как персик в компоте.
        - Персик! - Заржал человек с фонариком. - Левша, ты домкрат не забыл?
        - А чего?
        - Веселый застрял. Говорит, как персик!
        - Ха-ха-ха! - Залился неведомый Левша. - Может, его теперь так и звать?
        - Лучше повидло. Веселый! Ты себе не все там отдавил?
        - Вот щас вылезу, и проверим.
        К машине подошел еще один человек и, включив плоскую лампу, просунул ее в разбитое боковое окно. Я увидел такое, от чего меня чуть не стошнило: одно из тел лежало на заднем сидении лицом кверху, точнее сказать - вверх животом, поскольку его лицо превратилось в изжеванный кусок мяса, из которого торчал лишенный века глаз.
        Нас с Ксенией аккуратно извлекли из машины и перенесли на разложенное одеяло. Чуть позже к нам приковылял толстый негр, которого почему-то звали Веселым, и близоруко склонился над сложенными ладонями.
        - Слышь, посвети. Ключик выбрать не могу.
        Когда ключ нашелся, Веселый без всяких условий разомкнул наши наручники и сел рядом.
        - Ничего не поломали? - Поинтересовался он. - Странно.
        Спустя некоторое время подтянулись и остальные. Кроме Веселого я насчитал еще четырех. У каждого на шее висел легкий асимметричный автомат без приклада с коротким стволом и длинным изогнутым магазином. Все были белыми, небритыми и одинаково взлохмаченными. В их лицах не было ни жестокости, ни даже азарта - лишь усталость и умиротворение. Дело сделано, говорили их глаза, в машине осталось три трупа - что ж, помолимся за их души.
        - Ты прямо добытчик! - Сказал один из партизан, обращаясь к Веселому. - Харчей целую сумку притащил.
        - Это не мое. Ребята с собой несли.
        - Ты у меня штуку одну отобрал, помнишь? - Сказала Ксения. - Черная такая, пластмассовая. Не потерял еще?
        - Синхронизатор, что ли? - Отозвался Веселый. - Как можно? Вот, в целости и сохранности, - он открыл металлический футляр и вытряхнул на ладонь дырокол. - Забирай.
        - Один шевелится, - крикнул кто-то, вернувшись к джипу. - Оставить?
        - Смотря кто, - ответил, с трудом поднимаясь, Веселый. Он приблизился к машине и, взяв водителя за шкирку, вытащил его на асфальт. - Не, - сказал он. - Этого оставлять никак нельзя, умный больно.
        - Тебе виднее.
        Негр достал пистолет, уткнул ствол в голову водителя и, что-то пробормотав, нажал на курок.
        - Кажется, вертолет, - молвил Левша, прислушавшись. - Надо убираться.
        Он достал из-за пазухи блестящую коробочку и осторожно открыл. В ней, бережно завернутая в бархатный лоскут, покоилась… еще одна машинка.
        - Откуда? - Воскликнула Ксения.
        - Синхронизатор?
        - Почему «синхронизатор»?
        - А что же еще?
        - «Дырокол», - уверенно ответила она и, взглянув на меня, добавила. - Или «машинка».
        - Мне нравится, - заявил Веселый. - Машинка… - повторил он задумчиво. - Слышь, Левша, в этом что-то есть. Просто и по-нашему, без всяких выкрутасов.
        - А мне все равно. Как Лиманский скажет, так и будет. Ну, пошли, а то накроют.
        Он направил машинку в сторону и открыл дыру. Партизаны выстроились в очередь и один за другим запрыгнули в плоскость. Похоже, перемещаться во времени для них было так же привычно, как видеть висящий на нерве глаз или добивать раненого врага.
        - А вы чего стоите? - Нетерпеливо спросил Веселый, когда трое бойцов исчезли.
        - Чтобы пойти с вами, нам надо знать, кто вы такие.
        - Сопротивление, - просто ответил Левша. - Слышали, нет?
        - Да, один приятель как-то упоминал.
        - Приятель, - усмехнулся Веселый. - Это не тот, который вас консервами одарил?
        - Допустим.
        - Хорошие у тебя приятели. Вручают под видом тушенки радиомаяк, а потом звонят в ГИП. Скажи спасибо, что за вами послали мою группу, а то уже получил бы пяток иголок под ногти.
        - Ты служишь в Гвардии Исламского Порядка? - Спросила Ксения.
        - Уже нет, - ответил он, глянув на дымящийся джип. - Пора, ребятки.
        Веселый указал на небо. Со стороны Москвы к нам приближалось какое-то светлое пятнышко.
        - Пойдем, Ксюша, хуже не будет.
        - Это точно, - подтвердил Левша.
        Я шагнул в дыру и невольно посмотрел вверх. Над лесом занимался чистый рассвет.
        - Лето?
        Партизаны вразнобой закивали и подставили лица восходящему солнцу. Воздух быстро прогрелся, и в деревьях беспечно запели птицы.
        - Зачем мы понадобились Гвардии?
        - Не вы, а синхронизатор. Без него им до Сопротивления не добраться.
        Мы стояли на дороге, как заправские туристы. Если бы не оружие и мрачный вид бойцов, нас и впрямь можно было принять за путешествующих автостопом.
        - На приличных людей мы не похожи, - заметила Ксения. - Не боитесь, что кто-нибудь увидит и снова донесет?
        - Здесь нет посторонних. Сюда попадают только с дыроколом.
        - В каком мы году?
        - Недалеко, в тридцать восьмом.
        - Всего двенадцать лет? В тридцать восьмой можно попасть и без машинки. Просто дожить.
        - Нельзя, - отрезал Левша. - Этого никому не удалось - дожить.
        Из-за поворота показался какой-то железный монстр. Он был собран из разных частей по принципу «лишь бы ехало»: основой послужила ходовая часть легкого трехосного вездехода с огромными, как черные бегемоты, колесами, спереди была приделана наклонная решетка вроде тех, что стояли на паровозах, а сзади поднималась к небу длинная выхлопная труба с треугольной заглушкой на конце. Венчал этот образчик автомобильного зодчества корпус от старого автобуса со спиленной крышей. Забраться в машину можно было только по лестнице, сваренной из толстой арматуры.
        - У нас тут холодов не бывает, - пояснил Левша.
        - Пополнение? - Спросил водитель с длинными волосами, собранными в хвост. - Чего там новенького?
        - С начальством поссорился, - сказал Веселый.
        Автобус кое-как развернулся на узкой дороге, и мы поехали обратно в Москву.
        - Не забывайте оплачивать проезд, - крикнул хвостатый.
        Один из бойцов достал полуторалитровую бутыль с темной жидкостью и пустил ее по кругу. Каждый отхлебывал из горлышка грамм сто, затем передавал спиртное дальше. Вскоре настал и мой черед. Пить мне не хотелось, но отрываться от коллектива было нельзя. В посудине оказалось поганое бренди, и я закашлялся после первого же глотка.
        Ксении бутылка досталась последней. Она тоже пригубила, но чисто символически, и вопросительно посмотрела на Веселого.
        - Отдай Коню, - кивнул он на водителя.
        Ксения с сомнением взболтнула бутыль - там оставалось не меньше трети, но все подтвердили, что теперь очередь шофера. Конь умело закрутил жидкость в спираль и, задрав голову, вставил горлышко себе в рот. Раздались дружные аплодисменты. В считанные секунды спиртное перебралось в желудок, после чего водитель отбросил бутылку в кусты и затянул какую-то грустную песню. Все это время автобус двигался с прежней скоростью.
        Алкоголь побудил к общению, и мы принялись знакомиться. Каждый партизан имел прозвище, за которым стояла целая история.
        Веселый получил свою кличку вовсе не за чувство юмора, а потому, что его настоящее имя было Роджер. Однако «Веселый Роджер» звучало слишком длинно, и второе слово частенько проглатывали, пока не отбросили совсем.
        С Левшой была целая эпопея. Ни левая рука, ни его мастеровитость оказались ни при чем - там имел место неприятный случай со вшами, которых он подцепил, переночевав в одном бараке с беженцами. Чем все закончилось, никто толком не помнил, а сам Левша распространяться на эту тему отказался.
        Кроме Веселого, Левши и Коня в группе были Радист, Сыр и угрюмый мужик лет сорока с трогательной кличкой Мама.
        Слушая их россказни, мы с Ксенией так развеселились, что забыли о страшной фразе, произнесенной Левшой. И, только въехав в Москву, мы поняли, что означает «никому не удалось дожить».
        Города, как такового, не было. Миновав кольцевую дорогу, засыпанную песком и скрюченными листьями, мы взобрались на бескрайнюю черную возвышенность. Слева, справа, впереди - везде взгляд царапался об одно и то же: низкие развалины, груды битого кирпича и осколков бетона, тощие змеи проволоки, скорчившиеся в тщетной попытке выползти наружу.
        То, что некогда торчало, выпирало, громоздилось, было сметено, просеяно сквозь мелкое сито и снова размолото. Москва распалась на миллиарды тонн обугленного щебня, и любой ее осколок легко уместился бы на ладони.
        Напрасно я потешался над конструкцией нашего автомобиля - он как нельзя лучше подходил для поездок по руинам. Большие шины с грубым рисунком протектора легко преодолевали ухабы, каждый из которых для обычных колес мог бы стать роковым. Решетка спереди действовала наподобие совка: она срезала бугры и тащила их дальше, пока на пути не попадалась яма, принимавшая в себя лишний грунт.
        Исчезнувшие здания открывали фантастически далекую перспективу, однако все, находившееся дальше нескольких сот метров, сливалось в сплошную выжженную поверхность.
        В лицо мягко давил теплый ветерок, но пыли нигде не было: дожди унесли ее вниз, под обломки, туда, где раньше кто-то ходил, гулял, бегал. Сейчас этот нижний уровень засыпал новый культурный слой - несколько метров перекаленного крошева. Последний слой цивилизации.
        - Нам легко пополнять свои ряды, - сказал Левша. - У власти есть все, у нас - только один аргумент. Вот этот, - он сплюнул на камни. - Тот, кто здесь побывал, возвращается домой сторонником Сопротивления.
        - Мы видели, как люди уезжали, - проговорила Ксения.
        - Никто не знает, сколько их осталось в городе, но это и не важно. После ядерного оружия Китай применил генное.
        - Слышь, я думаю, на Земле вообще никого не осталось.
        - Это ты, конечно, загнул. Где-нибудь, да остались. Но здесь точно нету, мы проверяли, - возразил Левша.
        - А радиация? Счетчик Гейгера у вас хоть есть?
        - Зачем? Трещит, как бешеный, только на нервы действует.
        - Трещит? Так местность заражена?
        - Есть маленько, - безалаберно откликнулся чернокожий и, помолчав, присовокупил. - Пидоры азиатские!
        - Выходит, до войны еще семь лет?
        - Смотря откуда считать. У Петровича своя арифметика. А у Тихона, может, еще лучше. Да, Миша?
        Не дождавшись ответа, Левша нахмурился и медленно повернулся ко мне. Остальные, уловив его напряжение, сразу затихли.
        - Слышь, как он там? Живой еще? - Спросил Роджер с фальшивой невозмутимостью. - Ничего не передавал?
        - Кто? - Я увидел, как Левша снял с плеча автомат и положил себе на колени, направив ствол в мою сторону.
        - Это мы с Петровичем обсудим, - вмешалась Ксения.
        - Поглядим, - Веселый достал пистолет и начал демонстративно крутить его на пальце.
        Ориентируясь по одному ему известным приметам, Конь несколько раз повернул и остановился у огромного кургана, к основанию которого была прорыта узкая тропинка. Мы спустились на землю и, выстроившись гуськом, пошли по углубляющейся траншее, выложенной относительно ровными кусками серого камня. Наши новые товарищи случайно расположились таким образом, что мы с Ксенией оказались блокированы и спереди, и сзади. Пресекая возможную попытку о чем-либо договориться, между нами влез плечистый Сыр. Дружественный конвой молча повел нас вниз - туда, где в насыпи был выкопан фрагмент темной стены с щербатым зевом пустого оконного проема.
        Спрыгнув с подоконника на пол, мы попали в просторное помещение. В комнате имелось еще пять или шесть окон: все они были разбиты, и под каждым возвышалась горка ссыпавшегося снаружи щебня.
        Мы вышли через богатую дверь из красного дерева и куда-то направились по гулкому мраморному коридору. Рассредоточившись, конвоиры окружили меня с четырех сторон, словно опасность, которую я для них представлял, увеличивалась с каждым шагом. Чем дальше мы отходили от кабинета, тем сильнее сгущались сумерки. Вскоре партизаны зажгли карманные фонарики, и стены отшатнулись в темноту - зрение уже не воспринимало ничего, кроме нескольких желтых овалов, скачущих перед ногами.
        Добравшись до тупика, мы свернули влево, и Веселый предупредил:
        - Слышь, осторожно. Лестница.
        Вниз вели широкие ступени, и я окончательно убедился, что мы находимся в каком-то официальном учреждении, разумеется - бывшем. Здесь даже сохранилась пыльная красная дорожка, забранная под латунные прутья.
        По мере того, как мы спускались, становилось все светлее, и на минус третьем этаже фонари были экономно выключены. Внизу, между лестничными пролетами, мерцал тоскливый огонек.
        Следующая площадка заканчивалась не ступеньками, а новым коридором, и, ступая на него, Левша громко объявил:
        - Фили.
        - Шаболовка, - лениво отозвались из затененной ниши.
        - Вперед, - подтолкнул меня Веселый.
        Мы остались вчетвером, остальные свернули в какую-то комнату, из которой тут же донеслись приветствия братьев по оружию. Через каждые десять метров на стенах висели керосинки, поэтому здесь было не так одиноко, как наверху.
        Справа открылась дверь, и в светлом проеме показался невысокий человек со шкиперской бородкой. Чуть повыше ушей его борода плавно переходила в венчик седых волос вокруг вытянутой блестящей лысины. Мужчина выглядел на полтинник и был одет в бледно-зеленую полевую форму, которая ему совершенно не шла. К армии он имел такое же отношение, как я к пчеловодству.
        - Петрович, они не от Тихона! - Возмущенно объявил Роджер.
        - Евгений Петрович! - Неожиданно вскрикнула Ксения и бросилась к бородатому.
        Веселый попытался ее остановить, но Ксения не собиралась делать ничего дурного, наоборот: обняв мужчину, она закружила его по коридору, и чернокожий застыл в неловкой позе.
        - Они не от Тихона! - Повторил Левша.
        - От какого Тихона, Евгений Петрович? - Остывая, спросила Ксения. - Это же я, Кенгуру!
        Тот озабоченно посмотрел на Ксению - он явно видел ее впервые.
        - Заходите, - коротко сказал он.
        - Евгений Петрович! Я Ксения!
        - Очень приятно, - молвил бородатый и, основательно усевшись в глубокое кресло, обратился к Левше. - Если они не от Тихона, то зачем вы их притащили?
        Тот лишь пожал плечами и отошел к дальнему углу, словно снимая с себя всякую ответственность.
        - Это я, - признался Веселый. - По каналам ГИП прошла информация о людях с синхронизатором. Откуда он у них, как не от Тихона?
        Петрович скрестил руки на груди и развернулся ко мне.
        - Если вас прислал Тихон, то почему вы отказываетесь? Что с ним? Почему Тихон не вернулся сам? - Он задумчиво погладил острый кадык и вдруг догадался. - Может, не Тихон, а Кришна? Или они назвались как-то иначе? От кого вы?
        - От вас, Евгений Петрович, - сказала Ксения, хотя оптимизма в ее голосе поубавилось. - Не было никаких посредников, вы сами вручили мне и дырокол, и задание.
        - Дырокол?
        Ксения предъявила ему машинку.
        - Ну да. Вот с этим синхронизатором они и отправились.
        - Кто «они»? - Топнула ногой Ксения. - Вы же меня одну посылали!
        - Нет, - уверенно ответил Петрович. - Были только Тихон и Кришна.
        - На ГИП непохоже, - высказался Левша. - Попади к ним синхронизатор, они бы не двоих прислали, а сотню.
        - Если бы его заполучила Гвардия, сейчас или в будущем, они бы давно уже нагрянули, - согласился Евгений Петрович. - Тут что-то другое. Вы, как я понимаю, из тысяча девятьсот девяносто восьмого?
        - Тогда почему я вас знаю? - Проговорила Ксения. - В девяносто восьмом вам было лет двадцать, не так ли? А мне - годик или два.
        - Ах, вот как? Мы с вами знакомы? - Не то удивился, не то усмехнулся он.
        - Евгений Петрович Лиманский. Вы были жутко засекречены. Все, что мне о вас известно… - Ксения умолкла, вспоминая. - Ожог от кислоты на правом предплечье. В молодости носили очки, потом сделали операцию, но привычка осталась.
        Лиманский машинально потянулся к уху, намереваясь поправить несуществующую дужку, но спохватившись, сделал вид, что почесывает затылок. Интеллектуала такой жест не красил.
        - Нам запрещали приносить на Базу личные вещи, - продолжала Ксения. - Но у вас всегда была с собой фотография жены и сына. Мальчика звали Егором, а жену, простите, не помню. Но могу описать.
        - Не надо.
        Петрович вынул тощий, потрепанный бумажник, в котором хранился только один листок - маленькое фото с изломанными углами, и грустно на него посмотрел.
        - Откуда вы?
        - Из двадцать шестого. Только из другого.
        - Значит, он все-таки есть, другой двадцать шестой?
        - Скорее даже другие.
        - И что, в одном из них мы встречались? И… - Лиманский неопределенно помахал фотографией. - Вы слышали о моей семье? То есть Ирина и Егор… в том двадцать шестом они были живы?
        - Этого я не знаю, - призналась Ксения. - Но вы часто говорили, что скучаете.
        - Живы, - прошептал Лиманский, убирая бумажник. - Извините, как вас, Кенгуру?
        - Ксения.
        - А вы, молодой человек?
        - Михаил.
        - Ксения и Михаил. Садитесь, разговор долгий будет. Веселый, сходи за Фирсовым.
        Мы разместились на узких неудобных стульях, Левша занял место в углу. Автомат он так и не убрал, лишь опустил стволом вниз, готовый в любой момент перевести его в положение для стрельбы. Евгений Петрович скорбно разглядывал свою обувь и с дальнейшими расспросами не торопился - судя по всему, мы ждали какую-то важную птицу и берегли красноречие для нее.
        Партизанский отряд совсем не был похож на Отдел «четыре нуля», о котором с таким трепетом рассказывала Ксения. Горстка небритых злодеев, носящих в сердце благородную идею освобождения Родины и совершающих набеги на измученный город, - вот чем было местное Сопротивление. Каким образом они собирались вернуть стране свободу - устранением отдельных функционеров оккупационного режима? Или Сопротивление - только ширма для разбойничьего раздолья?
        Одна из ламп, расставленных на полу в огромном количестве, затрещала и погасла, испустив тонкую струйку копоти. В комнате горело еще около десятка таких же, тем не менее, Лиманский поднялся с кресла, открыл мощный сейф и вытащил оттуда белую пластиковую флягу. Аккуратно добавив керосин, он поставил канистру на место, и вновь зажег фитиль. В его неторопливых действиях виделась въевшаяся привычка к порядку. Нет, Евгений Петрович не мог получать удовольствия от жизни в подполье. Вряд ли этот флегматичный человек примкнул к Сопротивлению из-за любви к насилию.
        В коридоре послышались мягкие шаги и негромкий голос. Каждая вторая реплика сопровождалась дурацкой присказкой «слышь» - Веселый что-то кому-то доказывал. Его собеседник отвечал скупыми односложными фразами, и у меня появилось тревожное ощущение, что сейчас я снова встречу знакомого.
        - Не от Тихона, - как заклинание повторил Роджер, вваливаясь в кабинет.
        За ним вошел тщедушный старичок, которому Евгений Петрович тут же уступил место. Последним из коридорного полумрака вынырнул здоровенный мужик лет сорока пяти. Над его могучими плечами возвышалась непропорционально крупная голова, которая казалась не выросшей из тела, а ввинченной в него насильно.
        - Колян? - Вырвалось у меня.
        - Ну? - Куцапов, постаревший, но почти не изменившийся, остановился и слегка нагнулся, чтобы разглядеть меня получше. - Кто такой?
        Ксения сказала «кхм-кхм» и потрогала указательным пальцем висок.
        - А, нет… обознался, - пробормотал я.
        - Вот, Иван Иванович, - обратился Лиманский к старику. - Я ведь предупреждал…
        - Пока не вижу никакой трагедии, - проскрипел тот.
        - Вернулись вместо Тихона.
        - Как вернулись, с синхронизатором?
        - Естественно.
        - Та-ак… Тихон сам на вас вышел? - Спросил Фирсов, впиваясь в меня взглядом.
        Иван Иванович был похож на злого, нахохленного воробья. Его лицо покрывали морщины столь глубокие, что в них запросто можно было устроить тайник. Веки Фирсова вытянулись и превратились в две тонкие складки, мешавшие ему моргать. Из-под кожистых козырьков выглядывали маленькие воспаленные глаза, склонные подолгу смотреть в одну точку. Узкие, как у ребенка, запястья были покрыты старческими пятнами. Иван Иванович носил нарочито старомодный классический костюм, словно подчеркивал, что душою находится в прошлом.
        - Ну? Не молчи!
        - Вы, наверно, решили, что мы воспользовались вашим прибором? У нас есть свой.
        - Сами сделали?
        - Да нет же! - Возразила Ксения. - Дырокол мне передал Евгений Петрович.
        - Любопытно… - Фирсов перекатил зрачки в сторону Лиманского, и тот боязливо съежился.
        - Она утверждает, что мы с ней общались в ином э…
        - В иной версии, - подсказала Ксения.
        - Ну, допустим. В иной версии. И, мне кажется, это похоже на правду.
        - Во всем виноват Отдел, - Ксения встала и прошлась по комнате. Левша внимательно следил за ее передвижением, опуская руку на автомат всякий раз, когда Ксения приближалась к Фирсову. - Война с Прибалтикой, вторжение ООН и новая война - ничего этого не случилось бы…
        Все присутствующие перестали дышать и, как один, уставились на Ксению.
        - Этого, возможно, не случилось бы, если б не эксперимент, затеянный Отделом. Решение принимал не Евгений Петрович, и уж конечно не я, мы с ним только исполнители…
        Левша, качавшийся на металлическом ящике, гулко стукнулся спиной о стену и чуть не выронил оружие.
        - Вообще-то всю кашу заварил я, - это признание гортань исторгла с большим трудом, но дальше говорить было намного легче. - Первоначально в прошлое послали меня, вернее того, кем я стал в две тысячи двадцать шестом. Послали с одной лишь целью: переправить синхронизатор на двадцать пять лет назад, чтобы выиграть время на его изучение.
        - Две тысячи первый! - Воскликнул Лиманский. - Иван Иванович, вот вам и ответ.
        - Гражданка Ташкова передает ФСБ неизвестный прибор, происхождение которого объяснить не может, - не спеша произнес Фирсов, будто восстанавливая в памяти строку из отчета.
        - Ташкова - это моя бывшая жена.
        - Однако, - крякнул Веселый.
        - Я получила задание вернуть Мишу домой, - сказала Ксения. - Но две тысячи шестой сильно отличался от того, что мы ожидали увидеть.
        - Продолжайте, - поддержал Фирсов.
        - Я хотела предупредить Отдел о последствиях операции, но, как я понимаю, никакого Отдела в данной версии нет.
        - Вы сказали, что жили в другом времени - без войн и катаклизмов, - проговорил Иван Иванович. - Пожалуйста, подробнее.
        - В каком смысле?
        - Прочтите альтернативный курс новейшей истории, - он жестко посмотрел на Ксению. - Хочу проверить, насколько глубоко проработана ваша легенда.
        - Поня-ятно, - протянула Ксения и села рядом со мной. - Приняли нас за шпионов.
        - Слишком красиво все выходит. Мы двадцать пять лет не могли понять, откуда взялся синхронизатор, а вы приносите готовый ответ. Мы послали людей, чтобы они хоть как-то изменили ход событий, - на следующий день приходите вы и рисуете прямо-таки райскую жизнь. Скажи людям то, что они хотят от тебя услышать, и бери их голыми руками. Я угадал?
        - Прибор действительно взялся из ниоткуда. Но это не так важно. Отдел, развернувший эксперимент, исчез. Что теперь делать, я не представляю.
        - А делать ничего не надо, это забота Тихона, - подал голос Левша. - Без вас обойдемся.
        - Тихон - голова, - поддержал его Веселый.
        - Значит, сидим и ждем, когда вернется ваш Тихон и принесет с собой чистое небо и… что там еще?
        - И детский смех, - подсказал я.
        - В какой год он отправился?
        - В тысяча девятьсот девяносто восьмой.
        - Вот оно! - Воскликнула Ксения, хлопнув себя по коленке.
        - Так-так, - оживился Иван Иванович. - Что вы там еще открыли?
        - Кроме Тихона дыроколом кто-нибудь пользовался?
        - Это государственная тайна, - сказал Фирсов.
        - Тихон первый, кто забрался так далеко?
        - Да, - ответил Лиманский, не взирая на протестующие жесты Ивана Ивановича.
        - В две тысячи третьем Латвия, Литва и Эстония вышли из состава России. В две тысячи пятом - война с Балтийским Союзом. Потом ввод войск ООН. Для вас это реальные исторические факты, для нас - последствия вмешательства в прошлое.
        Иван Иванович запрокинул голову и мелко, по-стариковски, засмеялся. Куцапов выудил из склянки какую-то пилюлю и подбежал к Фирсову, но тот оттолкнул его руку и продолжал трястись, пока на глазах не выступили слезы.
        - Наконец-то! - Всхлипнул он. - Я все ждал, когда же вы объявите, зачем пожаловали. Отозвать Тихона! Дескать, все было замечательно, а он взял и испортил. А вы, бугаи, чего уши развесили? Вам бабу симпатичную показали, вы и растаяли! А я еще кой-чего соображаю, - удовлетворенно заметил Иван Иванович. - Варит еще умишко! Николай, давай лекарство.
        Куцапов поднес ему новую таблетку, которую Фирсов проглотил, не запивая. Потом он похлопал себя по груди, помогая таблетке провалиться в желудок, и невыразительно, как-то бесцветно, приказал:
        - Казни их.
        Левша бдительно вкинул автомат, а Веселый, растянув резиновые губы в безразмерной улыбке, отобрал у Ксении машинку.
        - Иван Иванович, отложим до завтра! - Запротестовал Лиманский. - Дождемся Тихона с Кришной, а там посмотрим.
        - Если б им удалось что-то сделать, вы бы почувствовали перемены уже сейчас! - Отчаянно крикнула Ксения.
        - А как же погрешность? Сутки - туда, сутки - сюда.
        - Сутки?! У нас разные дыроколы, сравните их!
        Ксения порывалась что-то объяснить, но Куцапов уже толкал нас к выходу. Его каменные ручищи работали как поршни - за двадцать пять лет здоровья у этой сволочи только прибавилось.
        - Кришна! - Осенило меня. - В каких годах они делали пересадки?
        - Не задерживайся, Колян, - сказал Левша.
        - Кришна давно в земле! С две тысячи шестого!
        - Что ты мелешь? - Приподнялся в кресле Иван Иванович.
        Куцапов замер и уставился на Фирсова. Ксения смотрела на меня с надеждой и недоверием. Она считала это уловкой - так же, как и все остальные.
        - Я видел репортаж, в котором показывали неопознанный труп. Ничейных покойников не бывает.
        - Ближе к делу!
        - Длинные волосы, прямой пробор, нос с горбинкой. И две татуировки: одна - «Кришна», а другая…
        Второе слово вылетело из головы. Я исступленно тер виски, но ячейка памяти, хранившая эту кроху информации, скрылась под напластованием последних впечатлений.
        - Это твой шанс, - тихо сказал сзади Куцапов.
        - Иван Иванович, разрешите я их лично кончу? - Попросился Веселый.
        - Добро.
        - Навсегда! - Выкрикнул я, когда Роджер за спиной уже щелкнул предохранителем. - «Кришна - навсегда»!
        - Точно, - сказал Левша. - Есть у него такая наколка.
        - По телевизору видел? И что там еще было?
        - Ничего.
        - Две тысячи шестой? - С сомнением спросил Фирсов. - Тридцать восьмой - восемнадцатый - девяносто восьмой. Что они забыли в две тысячи шестом?
        - Узнайте у своего Тихона.
        - Гм… Ладно, Николай, запри их где-нибудь.
        Куцапов отвел нас в дальний угол коридора и отодвинул грубый самодельный засов на железной двери.
        - Что, голуби, струхнули? - Осклабился он. - Я бы вас убивать не стал. Я ведь тебя признал, - он хлопнул меня по плечу так, что чуть не проломил ключицу.
        - Сначала взыскал бы за разбитый «ЗИЛ»?
        - Какой еще «ЗИЛ»? - Удивился Куцапов. - Грузовик, что ли?
        - Спортивный, «ЗИЛ-917».
        - Спортивный грузовик? Нормально, - Колян пригляделся ко мне внимательнее. - Ты же Миша, так? Тачку у меня увел. В две тысячи втором, кажется.
        - В две тысячи первом. Красный «ЗИЛ-917».
        - Я всегда на «БМВ» ездил. Тот у меня первый был, самый любимый, а ты ему всю правую бочину разворотил.
        - Левую, - поправил я.
        - Что ты меня путаешь?
        - Это Тихон все перепутал. Тебе не в подвале сидеть положено, а водку с Федорычем кушать, - сказал я, подстраховываясь.
        - Федорыч - да, человек был…
        - Я, между прочим, так и не понял, почему ты меня тогда отпустил.
        Куцапов сосредоточился и часто заморгал.
        - Не знаю, - пробормотал он. - Помню, что охранял тебя, а с какой стати…
        - Вот так охрана! А в мексиканском ресторане? Ведь чуть не застрелил!
        - Ты что? - Испугался Колян.
        Я молча расстегнул рубашку и продемонстрировал ему белый рубец на животе. Куцапов выглядел совершенно растерянным.
        - Это не я, - выдавил он. - Сейчас бы я не стал. Веришь?
        - С трудом.
        Колян тактично подвинул нас к камере и пообещал:
        - Все прояснится. Вот только Тихона дождемся.
        Петли оглушительно взвизгнули, затем тяжко лязгнул засов, и все смолкло. Мы с Ксенией оказались в кромешной тьме, и наощупь добрались до стены, хотя необходимости в этом не было.
        - Хорошо, что ты про покойника вспомнил, - похвалила она.
        - Повезло. Опять повезло, - развел я руками, и случайно наткнулся на ее ладонь.
        Ксения жадно схватила мои пальцы.
        - Темноты боишься?
        - Нам теперь, как Кришне, бояться нечего. Поздно бояться. Завтра нас расстреляют.
        - С чего ты взяла?
        - Я об этом Фирсове кое-что слышала - еще там, в своем времени. Крутой он мужик.
        - Куцапов тоже когда-то был крутым. Ничего, укатали Сивку одноименные горки.
        - Все смеешься? Наверно, правильно. Последние часы…
        Ксения подошла совсем близко, так, что я ощутил тепло ее лица. Я ткнулся губами наугад, но попал в лоб.
        - Это ведь не самая большая дерзость, на которую ты способен? - Горячо шепнула она.
        Я услышал звук расстегивающейся на джинсах «молнии» и почувствовал ее прохладную ладонь. У меня закружилась голова. Руки сами потянулись к Ксении, но вместо скрипучей куртки они нащупали ее мягкую грудь.
        - Ксюша…
        - Что?
        - Ксюша. Такое сладкое имя…
        - Скажи еще. Скажи!
        - Ксюша. Сладкая девочка.
        Мы стояли, прижавшись друг к другу телами, и я касался ее везде, где только хотел, и где хотела она, и нам было все равно, что происходит за пределами камеры.

* * *
        Этой ночью я впервые увидел хороший сон. Что-то теплое и яркое. Оно опустилось с небес и окутало меня пушистой шалью, и я испытал настоящее счастье. Я долго думал, как назвать сновидение, и вверху новой страницы вывел: «Цветы».
        - Тихона нет, - сообщил Колян, вгрызаясь в большой бутерброд. - Пошли, Фирсов кличет. Нате вот, перекусите, - он вручил нам два теплых сэндвича, из которых выглядывали бледные листья салата.
        - У вас что, подсобное хозяйство?
        - Ребята доставили, - шутить с Куцаповым было бесполезно. - Пока вы дрыхли, у нас тут маленькое чэпэ вышло. Фирсов с Лиманским в ужасе. Короче, вас амнистировали. Как там в темнице, не замерзли?
        - Нет, нормально, - ответила, запнувшись, Ксения.
        - Колян, а откуда в Сопротивлении негр? - Спросил я.
        - Веселый? Он русский.
        - Не понял.
        - Ну, родился в России. И родители его тоже отсюда.
        - А то, что он в ГИП работал, вас не смущает?
        - Так это по заданию Фирсова. Расслабься, Миша, мы солидная организация.
        Иван Иванович встретил нас скупой улыбкой, которая, по всей видимости, означала сожаление. Аудитория была та же, что и вчера, только вместо Роджера присутствовал Мама, а Левша уже не подпирал угол - он притащил высокий барный табурет и теперь восседал на нем, словно волейбольный судья. Оружие при этом он держал на коленях.
        - Жертв из себя строить не надо, - неожиданно начал разговор Фирсов. - Переломные моменты истории всегда сопровождались некоторыми накладками. Я, кстати, по-прежнему не склонен доверять вам всецело. Любой предсказатель вызывает подозрения.
        - Особенно тот, чьи предсказания сбываются, - вставила Ксения.
        Иван Иванович сморщился и закинул в рот таблетку.
        - Тихон не вернулся, хотя времени прошло достаточно. Но это еще полбеды. Самое неприятное то, что он пропал.
        - Мы же говорили.
        - Нет, не в том смысле. Он вообще исчез. Не только из документов, но даже… как бы это… из памяти. Левша с вашим синхронизатором ходил на двое суток назад, туда, откуда стартовал Тихон. Давай сам, Левша.
        Тот неловко поднялся и, положив руку на автомат, как на библию, поведал:
        - Дырокол без погрешности - очень полезная штука. Прибыл я секунда в секунду. Только Тихона не было ни в бункере, ни снаружи. Куда же, думаю, он мог запропаститься? Подхожу к Сыру, спрашиваю. А он мне: «какой еще Тихон?». Я к Веселому - он то же самое: «не знаю никакого Тихона». Тогда разыскал самого себя. Но и я его не помнил. Вот ведь! В четверг Тихона помню, а во вторник - нет. Обратился к вам, Иван Иванович. Вы сначала решили, что я тронулся, но когда увидели меня и того меня, который оттуда… - доклад становился все более бессвязным, и, почувствовав это, Левша неловко замолчал.
        - Нормально излагаешь, продолжай, - сказал Фирсов.
        - Когда вы поняли, что дело серьезное, стали проверять какие-то бумаги. Потом собрали народ, всех опросили. О нем никто и слыхом не слыхивал. Будто в прошлое послали одного Кришну. Я еще удивился: зачем? Он же кроме как голову свернуть, ничего не может.
        - Достаточно, - перебил Иван Иванович. - Ну, как вам политинформация?
        - Заметает следы?
        - Заметает! - Восхитился Фирсов. - Это вам не ножик с отпечатками пальцев. Был человек - и нет человека. Петрович, разве такое возможно?
        - Теоретически - вполне. Если в прошлом он сделает так, чтобы не попасть в Сопротивление, то все свидетельства его пребывания в бункере исчезнут.
        - Но мы-то Тихона помним. И вещички его у меня остались. Как это объяснить?
        - Вот у него и спросите, я же не ясновидящий. Может, недоразумение какое-то?
        - Я тоже так думаю, но побеседовать с Тихоном крайне желательно. Нужно перехватить его по дороге в девяносто восьмой и доставить сюда. Пойдут Левша, Николай, Михаил и Мама.
        - Прямо семья, - хохотнул Куцапов.
        - И я, - добавил Лиманский.
        - Само собой, куда же без вас?
        - Не годится, - отрезала Ксения. - Пять человек - много шума.
        - А вас я бы попросил…
        Закончить Фирсову Ксения не дала.
        - Нельзя врываться в прошлое галдящей оравой. Время - субстанция капризная, мы в этом убедились.
        - И кто же, по вашему мнению, должен идти?
        - Я, - звонко ответила Ксения.
        Вопреки моим ожиданиям оглушительного хохота не последовало. Засмеялся один Левша, да и тот, не получив поддержки, быстро умолк.
        - Как же вы собираетесь искать Тихона, если никогда его не видели?
        - Хорошо. Я и Евгений Петрович.
        - Вы не учли вот чего: возможно, не все пойдет гладко, и в девяносто восьмом вам придется задержаться. Кто помнит это время лучше всех и в состоянии… ну, хотя бы пройти по улице, не привлекая внимания? Люди очень остро реагируют на чужаков.
        - Внедрение в социум. По этой дисциплине у меня пятерка. Мы с Евгением Петровичем представляем Отдел, нам и расхлебывать.
        - А по психологии, наверное, был трояк, - улыбнулся Фирсов. - Думаете, я позволю забрать единственного специалиста и увести его неизвестно куда? Ладно, пятерых действительно многовато. Левша остается.
        В коридоре к нам присоединился Конь, и мы поднялись наверх. Длинный ряд стиснутых лифтовых дверей указывал на то, что здание когда-то было многоэтажным. Однако разногласия между Ираком и Китаем превратили его в подземелье, засыпанное радиоактивным мусором. Сейчас мы поймаем одного негодяя, Куцапов сломает ему челюсть, и Москва восстанет из пепла аки птица Феникс. Славно. Жаль только, что ничего не выйдет, или выйдет, да снова не так. Уж очень красиво задумано: спасти мир, не напрягаясь. Вот сломать, не напрягаясь, уничтожить, размолотить в труху - это пожалуйста.
        - Как насчет оружия? - Поинтересовался я.
        - Куда тебе? Ты у нас консультант по жизни в прошлом веке, - ехидно проговорил Куцапов. - Если что, мы с Мамой прикроем.
        - А зачем нам Лиманский?
        - Он начальник. Меня Тихон не послушает - гордый больно. Да, вот, Фирсов велел отдать, - Колян протянул мне дырокол, обернутый несвежей тряпицей. - Левше понравилось. Нам бы такую технику…
        - И что бы вы сделали?
        Куцапов промолчал и ускорил шаг. Он, возможно, был хороший тактик, но не стратег. Ему говорили: убей, и он убивал, свято веря, что каждый новый труп приближает его к свободе. А потом возвращался в тридцать восьмой и по знакомой тропинке спускался к бункеру. И снова спускался - на самый нижний из трех уцелевших этажей. Потому, что забиться в нору - это в человеческой природе. Лучше дышать керосиновой вонью, чем созерцать пятьдесят километров руин и постепенно догадываться, что это - навсегда.
        Мы погрузились в чудовищный шестиколесный автобус, и Конь, напевая какую-то скорбную мелодию, направил машину к светлеющему вдали лесу. Ко мне подсел Лиманский и, потеребив бородку, спросил:
        - Миша, можно с вами на «ты»?
        - Конечно, Евгений Петрович.
        - Просто Петрович, без Евгения. Здесь так принято. Расскажите мне о другой версии.
        - Опять проверяете легенду?
        - Да ну, это Фирсов. Ему по должности положено, ты на него не обижайся.
        - Когда получаешь что-то бесплатно, о цене не задумываешься. Теперь кажется, что каждый час, прожитый до первого нажатия на эту проклятую кнопку, был наполнен счастьем. И смыслом. Как описать? Ваша молодость, она ведь тоже прошла в спокойную пору. Реформы восемьдесят второго…
        - Экономический бум, тридцать семь копеек за доллар, возвращение эмигрантов, реставрация храмов, - мечтательно произнес Лиманский. - Нет, Миша, ничего такого у нас не было. Распад России на карликовые государства, безработица, преступность и гражданская война. Единственное, что не сумели выменять на хлеб и водку - это ядерное оружие. Оно-то нас и сгубило. Мне тогда было двадцать три года, и я не очень переживал за далекий эстонский город. После мехмата МГУ я работал в одном институте, закрытом, но таком же нищем, как и все остальные. Я кушал через день и донашивал дедовы туфли. Какое мне было дело до тех людей на берегу холодного моря? А потом - танки, английские и немецкие. Танки везде. И, знаешь, никто не сопротивлялся. Просто надоело. Пропало что-то такое, ради чего стоило умереть.
        - Но вам показали развалины, и оно снова появилось.
        - Да, Миша, как ни странно.
        - Только я не понял, про экономический бум - это откуда?
        - Прожекты Тихона. Он мечтатель. Сядем вечерком, как начнет расписывать… И вот, гляди ж ты, угадал.
        - Действительно угадал. Особенно курс американского доллара.
        - Неужели? - Поразился Лиманский.
        - С точностью до копейки.
        Впереди лежал разрушенный мост. Автобус свернул в сторону и, спустившись по откосу, медленно преодолел тухлое болотце, оставшееся от реки. Узкая дорога, уходившая в лес, была сплошь засыпана гниющим хворостом и напоминала старый тракт, самостийно вырубленный где-то в Сибири.
        Природа выглядела почти здоровой: повсюду пестрела зелень, цветы, с веток верещало множество бодрых, успевших позабыть о человеке, голосов. Я даже заметил за ближними стволами чей-то пушистый хвост. Куцапов выхватил пистолет, но Мама заслонил ствол ладонью и сдвинул брови - этого было достаточно, чтобы Колян раздумал.
        Справа лес оборвался не то полем, не то лугом, и Конь, съехав с дороги, направил машину прямо через него. На поразительно ровных угодьях буйно разрослась какая-то лебеда, заглушившая все остальное. Мощные растения с фиолетовыми зонтиками на верхушках стояли так плотно, что их можно было принять за новую культуру, высаженную здесь специально.
        Конь прибавил скорости, и мы понеслись по полю, валя огромными колесами снопы сорняка. Толстые стебли не ломались, они тут же вставали и, расчесанные ветром, вливались в бунтующее зелено-фиолетовое море.
        - Как он не заблудится? - Спросил я.
        - Видишь старую сосну? Под ней - два сарая.
        Сараи при ближайшем рассмотрении оказались обыкновенными строительными бытовками на салазках. Оба вагончика давно сгорели, их дырявые крыши провалились вовнутрь, а из окон беспардонно высовывались кусты все того же бурьяна.
        Я тронул косую обугленную дверь, и она упала, развалившись на ворох черных досок.
        - Не сюда, - Куцапов приобнял меня за плечи и подвел ко второй бытовке, пострадавшей от огня еще сильнее. - На всякий случай запомни: вон та, у дерева, - жилая, а это - паром. Заходи.
        Внутри было сыро и душно, под ногами скрипели осколки мутного стекла и хрупкие хлопья ржавчины. Сверху нависала рваная кровля, не дававшая солнечному свету достичь хлюпающей мерзости на полу. Сквозь трухлявую древесину проросла чахлая трава.
        - Побыстрее там, - беззаботно бросил Конь. - Топливо не забудьте, - он поскреб ногтями заросшее горло и улегся на сидениях.
        Мы встали в центре бытовки, и Куцапов включил свой синхронизатор.
        Окна застеклились, крыша выгнулась, приняв прежнюю форму, а доски на полу перестали шататься и покрылись паласом - горелый сарай преобразился в скромный, но приличный летний домик. Мама толкнул дверь, и мы вышли на ухоженную лужайку под шикарной столетней сосной.
        - Две тысячи восемнадцатый, - сказал мне Лиманский.
        - Хозяин! - Позвал Куцапов. - Пузырь, ты где?
        Из соседней постройки выглянул толстомордый мужик с необъятным животом.
        - Зачастили, вы, ребята, - сказал Пузырь.
        - Тихон был?
        - Аж два раза.
        - Как это - два?
        - А кто мне докладывается? Сначала через паром куда-то мотался. Вылез, вот, сувенирчик поднес, - он показал бутылку. - Потом сел в машину и поехал в город.
        - Черт, как неудачно! А другой у тебя нет?
        - У меня что, таксопарк?
        - Коля, не бесись, - сказал я. - Нам нужно встретиться с Тихоном? Прыгнем назад, он сам к нам придет.
        - Промахнемся.
        - С моим дыроколом - нет. Появимся на полчаса раньше него и подождем.
        - Рискни. Только смотри, не ошибись. Баба твоя у нас осталась. Давно он здесь был?
        - С утра. Часов в восемь, - ответил Пузырь.
        - Заводи на семь, - распорядился Куцапов и пошел к парому.
        - Эй, а на свежем воздухе нельзя?
        - Там дачи, домов триста, - сказал Пузырь, вытянув руку в сторону жидкого леса за полем. - Грибы, ягоды. В кустах - спаривание бесконечное. Зря, думаешь, сюда эти коробки волокли?
        Я послушно спрятался в сарае и, убедившись, что все на месте, утопил ребристую кнопку.
        - Пузырь, выходи! - Крикнул Куцапов, высунув голову наружу.
        - Привет, - зевнул заспанный паромщик. Желтая майка на бретельках и семейные трусы в горошек делали его похожим на клоуна. - Машины нет. Погодите, он обещал скоро вернуться.
        - Кто?
        - Тихон.
        - Он здесь был?
        - Только что уехал.
        - Ты же говорил - в восемь! Сколько сейчас?
        - Семь, - недовольно произнес Пузырь, посмотрев на часы. - А говорить я тебе ничего не мог. Мы с тобой уж месяца два, как не виделись.
        - Тихон давно отчалил?
        - Полчаса примерно, - паромщик, наконец, проснулся и с ненавистью зыркнул на солнце.
        - Как же это? - Растерялся Куцапов.
        - Что-то похожее я и сам вытворял, - сказал я. - Есть только одно объяснение: Тихон знает, что его ищут, и не хочет попадаться нам на глаза.
        - Давай сразу на несколько дней. Скажем Пузырю, чтоб его задержал. Тоже мне, кошки-мышки!
        Я снова включил машинку, и мы перебрались в прошлую неделю. На крышу неожиданно упал дробный шум ливня. Через запотевшее окно нельзя было разглядеть даже сосну, стоявшую в пяти метрах.
        - Тихона? Конечно, видел, - ответствовал, пошатываясь, Пузырь. - Я здесь для того и дежурю. Где он сейчас? В Москве. Вам бы минут на двадцать пораньше.
        - Опять! - Обозлился Куцапов. - Тихон один приходил, или с Кришной?
        - Сначала с Кришной. Слетали куда-то вдвоем, Кришна там остался. А Тихон вернулся, презентовал мне бутылку и поехал. Что, нельзя?
        Колян выгнал Пузыря из бытовки и присел на корточки.
        - Не нравится мне это. Видать, он и правда что-то замыслил. Шевели мозгами, Петрович, ты ж у нас наука.
        - Так мы его не отловим. Он знает даты наших перебросов, и будет постоянно опережать. Но одно уже ясно. Синхронизатор у Тихона не хуже, чем у Михаила. В Сопротивлении такого нет. Миша, ты говорил, что вдоволь напутешествовался. Как ты считаешь, удастся нам с ним пересечься?
        - Если б я хоть что-то понимал в ваших маневрах. Я же у вас пассажир!
        Так Ксения называла Мефодия и, кажется, меня. Из всех слов это было самое подходящее.
        - Какой-то паром, какой-то Пузырь. Специально, что ли, путаете?
        - Петрович, твой недочет, - хмуро сказал Колян.
        - Очень важно, чтобы не было свидетелей, - Лиманский приоткрыл дверь, проверяя, нет ли поблизости Пузыря. - Свидетели все равно появятся, но если перемещаться скрытно, их будет меньше. С девяносто восьмого года существует перевалочный пункт. Паром, - Петрович погладил обитую фанерой стену. - По эту сторону дежурит человек из Сопротивления, по ту - кто-то из ФСБ.
        - С девяносто восьмого? Дырокол нашли только в две тысячи первом.
        - У Фирсова полно таких штучек. Как он умудрился зарезервировать в прошлом место для перебросов - его трудности. Но он говорил, что в ФСБ синхронизатором так и не воспользовались, кишка у них оказалась тонка. А Сопротивление дальше восемнадцатого года не проникало.
        - Тихон, получается, первопроходец.
        - Он, и еще Кришна.
        - Бабу его так звали, - пояснил Колян. - От того и наколку сделал. В молодости, конечно. А ты думал, у нас тут кто-то верует?
        Лиманский вздохнул и с неприязнью отвернулся от Куцапова.
        - А в девяносто восьмом - где вы там их искать собираетесь?
        - Там, где они будут, - Петрович позвенел связкой из трех ключей. - Фирсов дал им адрес служебной квартиры, которая с пятнадцатого по двадцать пятое июля была свободна.
        - И он это помнит?!
        - Наш Иван Иванович - человек не простой, - гордо заявил Колян.
        - Ну что ж, если мы знаем, где и когда, зачем терять время?
        Я открыл дыру, и мы ушли от дождика и от Пузыря с его заветной бутылкой. Сосна за окном посвежела и обзавелась небольшим муравейником.
        В тысяча девятьсот девяносто восьмом вахту нес молодой парень, почти юноша, с полными губами и томным взглядом налима. Он дремал в низком шезлонге, но как только мы появились, тут же вскочил и нервно задвигался. Четверо незнакомцев, вываливших из пустой будки, могли повергнуть в шок кого угодно.
        - Все в порядке? - Спросил Куцапов, привычно забирая инициативу в свои руки.
        - Так точно.
        - Какой сейчас курс доллара? - Неожиданно поинтересовался Лиманский.
        - Сорок девять, - доложил часовой.
        - Что «сорок девять»?
        - Копеек, - ответил он, удивленно вращая глазами-блюдцами.
        - Не может быть! Миша, ты слышал? Николай! - Лиманский чуть не пустился в пляс. - Сорок девять копеек! Копеек! - Выкрикнул он в светлое небо.
        - Ты чего, Петрович? - Осадил его Куцапов. - Забыл, где мы? Ну, сорок девять, и хрен с ними. Когда это было? А в двадцать шестом твоими долларами задницу подтирают. До нас кто-нибудь проходил? - Спросил он у дежурного.
        - Нет, вы первые, - торжественно объявил тот.
        - Отлично! Все-таки мы его обставили.
        - Ой, забыл! - Спохватился часовой. - Вам же пакет, - он сбегал в свой домик и вручил Куцапову обычный белый конверт.
        Разорвав его, Колян выудил красочную открытку с видом Кремля.
        - «Не ищите, встречи не будет. Вернусь сам, когда сочту нужным. В город не суйтесь, но если сильно неймется, то поаккуратней. Левый «стоп» у Савельева не работает. Вечно ваш, Тихон», - прочитал Куцапов вслух. - Вот, гнида! Кто такой Савельев?
        - Я, - робко отозвался юноша.
        - Когда он здесь был?
        - Кто? Не было никого.
        - А письмо откуда?
        - Кажется от… не помню, - растерялся часовой.
        - Ну, работнички! Какое сегодня число?
        - Пятнадцатое.
        - Июля?
        - Так точно.
        Куцапов одарил меня поощряющим взглядом и направился к синему «Вольво» под брезентовым тентом.
        - Николай, постой! - Крикнул Лиманский. - Мы его не достанем. Неужели ты не видишь, что он с нами играет?
        - Я ему поиграю!
        - В лучшем случае он просто издевается. В худшем - заманивает в ловушку. Зная твой темперамент, легко догадаться, куда ты поедешь.
        - И поеду, - подтвердил Колян. - Чего мне бояться, засады? Да я его соплей перешибу!
        - Он это знает, - сказал Петрович. - И если зовет, значит может твоей сопле что-то противопоставить.
        - По части мозгов, профессор, ты у нас номер один. Но когда нужно действовать, позволь решать мне. Савельев! Ключи! Продолжай бдить, - распорядился Колян. - И не кури возле домиков, сгорят когда-нибудь. Встретишь Ивана Ивановича - передавай привет.
        - Ивана Ивановича? Я такого не знаю.
        - Тогда не передавай, - решил Куцапов.
        Клеверное поле мы объехали по длинной дуге: на границе леса была укатана колея с непересыхающими лужами и полоской пыльной травы посередине. Качка в «Вольво» почти не ощущалась, салон был большим и прохладным, и от плавных нырков машины меня потянуло в сон.
        Выбравшись на асфальтовую дорогу, Куцапов опустил стекла и включил магнитофон. Водянистый тенорок запел что-то такое про эскадрон и про коня, которого непременно нужно было пристрелить.
        - Петрович! А?! - Колян сделал звук тише и нажал на перемотку. - Девяносто восьмой, Петрович! Эх, времечко! Мне сейчас двадцать пять, а тебе?
        - Семнадцать, - ответил Лиманский, неохотно отрываясь от своих мыслей.
        - У, какой ты молодой. А тебе, Мама?
        Тот отмахнулся, продолжая пялиться в окно.
        - Двадцать два, - сказал я, не дожидаясь вопроса.
        - В ваше время все песни были такие идиотские?
        - Всякие были песни. Сам вспоминай, мы же с тобой почти ровесники.
        Куцапов перевернул кассету, и динамики заныли про путану, которую почему-то сравнивали то с бабочкой, то с рыбой. Настроение сразу упало, и дальше мы ехали молча.
        Навстречу попались две машины: рефрижератор и старая модель «Жигулей». Я успел разглядеть девушку на заднем сидении - блондинка в цветастом сарафане томно подносила к губам длинную сигарету. Зверски захотелось курить. Я порылся в карманах и, найдя несколько старых рублей, попросил Куцапова остановиться у какого-нибудь придорожного магазинчика.
        - Нельзя, - сказал Лиманский. - С местными никаких контактов. Скоро приедем на явку, там все есть.
        Я представил, как Тихон мечется по чужому городу - без денег, документов, без единого знакомого, и понял, что его шансы невелики. Служебная квартира освободится только сегодня, и здесь его фокусы не сработают. Попробует снова нас опередить - нарвется на спецуру из ФСБ, и тогда я ему не завидую.
        Воздух постепенно пропитался гарью и приобрел сизый оттенок.
        - Вот она, цивилизация, - буркнул Колян, закрывая окна.
        Мы приближались к Москве. Куцапов выключил магнитофон, но облегчения тишина не принесла. Каждый нервничал по-своему, однако основной груз лег на меня, ведь это мне требовалось определить, отличается ли нынешний мир от эталонного - того, который я запомнил двадцатидвухлетним парнем. Наши дальнейшие действия зависели от моего вердикта: узнаю свой девяносто восьмой - остановим Тихона, и тогда появится надежда, что все беды, начиная с Балтийского кризиса, будут похоронены в побочной ветви развития - вероятной, но не реализованной. А если не узнаю… Если выяснится, что и здесь уже все по-другому… нет, такой вариант я рассматривать не желал.
        По кольцевой дороге автомобили двигались сплошным беспросветным потоком, и Куцапов притормозил у обочины.
        - Что случилось?
        - Фу, черт! Давно столько машин не видел. Дай привыкнуть.
        Он просидел так несколько минут, затем осторожно выехал в правый ряд и пристроился между двумя грузовиками.
        - Нам нужна улица Замятина, - бросил он, не оборачиваясь.
        - Это в центре, - сказал я. - Там спросим.
        Куцапов свернул на какой-то бестолковой развязке, и мы попали на Ленинградский проспект.
        - Миша, ну что же ты молчишь? - Не выдержал Лиманский.
        - Пока сказать нечего. Дома - по ним ведь ничего не видно.
        Это была неправда. В большом городе, тем паче - в столице, все всегда видно невооруженным глазом. Как организм чутко реагирует на недомогание, так и мегаполис мгновенно изменяется при малейшем нарушении привычного уклада жизни, и в этом я неоднократно убеждался. Достаточно посмотреть на прохожих, чтобы понять, те ли это люди, которых ты знаешь и помнишь.
        Но на сей раз все было иначе. Москва выглядела нормальной, она вполне могла быть такой в девяносто восьмом году, однако за этой нормой таилась какая-то неопределенность, словно город только что построили и заселили, и он пока не успел обрести собственного лица.
        Меня одолела та же оторопь, что и Куцапова, когда он силился уразуметь, почему не отомстил за любимую машину. Кажется, в одном котле перемешались все известные версии настоящего, и отличить подлинные воспоминания от вымышленных стало невозможно. В этом районе я бывал много раз, но сейчас он не привлекал и не отталкивал: он разворачивался пустым пространством, в которое мог уложиться любой вариант истории.
        - Как вам наше прошлое? - Спросил я у Лиманского.
        - Де жа вю. Ясно, что я не отсюда, - у нас был кризис и полный развал, но меня не покидает ощущение, что все это мне знакомо.
        Через площадь Маяковского был натянут трос с желтыми флажками, и нам пришлось свернуть вправо, к Парку Культуры. На Октябрьской площади около памятника Ильичу толпилось несколько сот человек с красными флагами. Люди слушали оратора, стоявшего на передвижной трибуне, а вокруг сновала молодежь, раздавая прохожим газеты и листовки. Несмотря на то, что митинг проходил спокойно, десяток дорожных инспекторов перекрыл проезд к центру, принуждая всех двигаться дальше по Садовому кольцу.
        - А красные у вас были? - Ревниво спросил Куцапов.
        - Были.
        - А форма у гаишников такая же была?
        - Такая же, - выдавил я, начиная злиться.
        И даже название. Именно так: «гаишники». Это потом ГАИ превратится в «гибель». Через три года все уже будет по-другому: волнения в Прибалтике, билеты на метро и новые друзья.
        - Колян, кто такой Костик?
        Не успев ответить, Куцапов притормозил рядом с сержантом, ожесточенно размахивавшим полосатым жезлом, и справился насчет улицы Замятина. Тот, неожиданно просветлев лицом, прожужжал что-то нежное и, образцово вытянувшись, отдал честь.
        - Совсем близко, - передал Колян. - Замятина - это бывшая Павлова. То есть будущая.
        Инспектор поспешно разогнал машины в стороны и, обеспечив нам беспрепятственный проезд, еще раз козырнул.
        - Нет, - вздохнул Лиманский. - Все-таки я не отсюда.
        - Не будь ребенком, Петрович! Ему наши номера понравились. Тачку-то мы у ФСБ одолжили.
        - Какая проза, - разочаровался Лиманский. И ни с того ни с сего добавил. - Перепутье.
        - Почему перепутье?
        - Мы с тобой из разных миров, Миша. Абсолютно разных. Но вот, мы возвращаемся назад, и каждый узнает свое прошлое.
        - Думаете, здесь находится точка расхождения?
        - Скорее, пересечения, но это тоже не мало. Если битве и суждено случиться, то она будет здесь.
        - Битвы я люблю, - заявил Куцапов.
        Лиманский снисходительно взглянул на его покатый затылок, потом посмотрел на меня - долго и тоскливо. До самой квартиры он больше не проронил ни слова.
        Явку ФСБ расположила, исходя из правила «чтоб никто не догадался»: два нижних этажа здания занимал магазин «Модная одежда», рядом находился подозрительный ресторанчик, чуть левее, во дворе - детская площадка с хромыми качелями и широким столом для домино. Подобное соседство гарантировало жильцам дневную ругань очередей, вечерние пьяные визги и ночное битье посуды с обязательной песней «Из-за острова на стрежень». В таких домах никто никем не интересуется. Люди мечтают только о том, чтобы провести свои законные полтора часа у телевизора в тишине и покое.
        Мы поднялись на пятый этаж, и Куцапов, не колеблясь, вставил ключ в скважину. Пока открывались все три замка, Лиманского чуть не разбил паралич - он вздрагивал от каждого шороха, но еще сильнее Петрович перепугался, когда дверь распахнулась.
        Положив руку на кобуру под мышкой, Куцапов зашел внутрь. Я отступил, пропуская вперед Маму, но тот категорично мотнул головой, давая понять, что прикрывает нас сзади.
        Квартирка была так себе: две комнаты, обставленные недорогой ширпотребной мебелью. Если честно, то ФСБ я ожидал большего. В одном отделении шкафа нашелся блок каких-то импортных сигарет, в другом - целый винный склад, и мы с Куцаповым немедленно вцепились, каждый - в свое. Кроме того, в нижнем ящике лежали деньги - судя по пачке, сумма довольно приличная. Затягиваясь незнакомым дымом, я внимательно рассмотрел купюры: несомненно, они были теми, к которым я привык. Желая удостовериться в этом полностью, я сравнил деньги из шкафа с давешним завалявшимся рублем, и, только убедившись в их идентичности, вздохнул спокойно.
        - Свет не включать, к окнам не подходить, - предупредил Куцапов. - Переговариваться шепотом. Чует мое сердце, Тихон придет сегодня. Если упустим - кранты. Другой возможности уже не представится.
        Петрович потянулся к телевизору, но Колян настиг его одним прыжком и схватил за руку.
        - Для профессоров и прочих шизиков повторяю отдельно: не шуметь!
        - Верно, Николай, - послышалось сзади.
        Сначала я решил, что это сказал Мама. За двое суток он ни разу не раскрыл рта, и я уже засомневался, умеет ли он вообще говорить. Я даже немного обрадовался, что у него наконец-то прорезался голос, но обернувшись, застал Маму в странной позе: он стоял на коленях, а его пальцы были сцеплены за головой.
        - Николай и новенький, как тебя? Лечь обоим. Петрович, извини, но ты тоже.
        Рядом скрипнул пол, и я увидел пятого человека, находившегося у окна. На мужчине были серые полотняные брюки и рубашка с коротким рукавом, но кое-что в его костюме с летней одеждой не увязывалось. Тяжелые черные ботинки из толстой кожи с хромированными заклепками на швах, точно такие же, как у Ксении. Мужик носил военную обувь в то время, как на улице было под тридцать жары. Рядом с ним поблескивала, постепенно тускнея, лоснящаяся плоскость дыры, затянувшая часть тюлевой занавески.
        Незнакомец сжимал странный предмет, похожий на уменьшенную вдвое совковую лопату. Расширяющаяся, слегка изогнутая часть приспособления огибала его ребра справа и скрывалась за спиной. Рукоятки оно не имело; гладкий металлический ствол овального сечения лежал в ладони и заканчивался блестящим шаром с расположенными по кругу маленькими углублениями. Шар мог оказаться и дулом, и разрядником. Наверняка было известно лишь одно: это какое-то оружие.
        - Ты че, брат? - Протянул Николай, непринужденно поднимая руку к животу.
        Я хорошо помнил этот прием: сейчас последует молниеносное движение кисти влево-вверх, а через мгновение - выстрел. Даже в ресторане, нажравшись до осатанения, Куцапов не потерял своих навыков. «Раз-два», отсчитывает метроном, настроенный на «престо», и в теле противника становится одним отверстием больше.
        У окна что-то свистнуло - мне показалось, что этот звук издала закрывшаяся дыра, но она была ни при чем. Куцапов с коротким хрипом схватился за ухо, и по его рубашке быстро расползлось темное пятно. Незнакомец наставил диковинное ружье на Маму и монотонно произнес:
        - Что непонятно?
        Мы послушно улеглись. Под головой Коляна образовалась багровая лужа. Он нетерпеливо пошевелился, но человек снова выстрелил, и серая паркетина перед лицом Куцапова взорвалась копной мелкой щепы.
        - Снайпером стал, сука, - прошипел Николай. - Молодец. А то - графики, формулы. Несерьезно для мужика.
        - Тихон, что ты делаешь? Мы не желаем тебе зла, - запричитал Лиманский.
        Вот он, значит, какой. Вьющиеся волосы ненатурально красного цвета, кудрявые бакенбарды, спускающиеся к самой шее, розовая, кажущаяся болезненно тонкой, кожа. У Тихона проблемы с загаром, зачем-то отметил я. Редкие брови, белесые ресницы и влажные серые глаза. Нехороший взгляд. На щеках множество крупных веснушек, похожих на бледные родинки. Черты лица - мелкие, невыразительные, ускользающие от внимания. Как и весь девяносто восьмой год.
        Тихон и сегодняшняя неопределенность - они встретились в одной точке не случайно. Петрович назвал ее перепутьем. Перепутье - это и есть Тихон. Человек-стрелка. Паровоз поедет туда, куда Тихон захочет. Этого не изменят даже те, кто мнит себя машинистами. А он способен. Не знаю, почему я так решил, но уверенность пришла сразу. Уж очень легко он нас обыграл. Всей нашей хитрости хватило лишь на то, чтобы вляпаться в его немудреный капкан.
        - Николай, мне нужны только две вещи, - невозмутимо проговорил рыжий. - Синхронизатор и пистолет.
        - Я догадывался, что у тебя беда с котелком, но считал тебя добрым, безобидным маньяком.
        - Ты ошибался. Сказать, чем отличается глухой от мертвого?
        Куцапов с проклятиями сунул руку в карман.
        - Аккуратно.
        Колян медленно вытащил дырокол и швырнул его к ногам Тихона.
        - Пушку хоть оставь, у тебя вон какая есть.
        - Э, нет. Ты ведь и в спину пальнешь, с тебя станется.
        - Тихон, зачем? - Воскликнул, чуть не плача, Петрович. - Мы же вместе! Кто тебя отправил, как не я с Фирсовым? За тобой пошли, чтобы предупредить, только и всего. А то, что у Николая с собой оружие, - так ты же его знаешь.
        - Предупреждайте. Но сначала - ствол.
        Куцапов положил пистолет на пол и с силой оттолкнул. Тот с сухим шорохом проехал по паркету, и рыжий прижал его подошвой.
        - Тебе Михаил все объяснит, - сказал Лиманский.
        Я не знал, с чего начать. Партизаны так и не удосужились посвятить меня в суть миссии Тихона. Я мог утверждать, что Тихон не прав, но взамен мне пришлось бы предложить какую-то другую правду. Где ее взять?
        - Это что, ваш новый идеолог? Да, измельчало Сопротивление. Пока готовится речь, я хочу, чтобы Мама освободился от своего кухонного набора. Ножи метать будешь в бункере, а здесь все-таки казенная обстановка.
        Перекатясь на спину, Мама расстегнул кожаную жилетку, внутри которой на специальных петлях покоился целый арсенал клинков. Он не торопясь вынимал их один за другим и ожесточенно кидал в дверцу шкафа, пока они не образовали законченный рисунок в виде сердца.
        - У тебя есть еще.
        Мама что-то презрительно пробормотал и, сняв жилетку, бросил ее на пол. Кожа упала с твердым стуком - со спины она также была оснащена многочисленными кармашками, в каждом из которых хранилось что-нибудь колющее.
        - Где Кришна? - Опомнился Лиманский.
        - Он заблудился, - ответствовал Тихон.
        - Кришна валяется в кустах, в две тысячи шестом, - возразил я. - Он тебе мешал, и ты он него избавился, но это еще можно понять. Зачем тебе понадобилось ломать целый мир?
        - Э-э, Михаил, да? Так вот, Миша, твой обожаемый мир сломался сам, а то, чем я сейчас занят, - это как раз его восстановление.
        - Я из другой версии. Про восстановление можешь втирать им, а я своими глазами видел, что было до того, как ты вмешался. Я жил там, тот мир был реален, устойчив и почти счастлив.
        - Почти?! - Тихон внезапно вышел из себя, оружие в его руках опасно заплясало, все чаще поворачиваясь в мою сторону. - На каких же весах ты его взвесил, это «почти»?
        Его ярости хватило не надолго, и вскоре он успокоился, но лицо по-прежнему оставалось суровым.
        - Сам сломался? - Спросил Лиманский. - А Третья Мировая, она тоже - сама?
        - Тупые политики, обычные люди, - Тихон горько усмехнулся - в его усмешке не было ни грамма раскаяния. - Обычные, - повторил он и посмотрел на меня. - Почти счастливые.
        - Значит, Мишка не врал? - Куцапов попытался встать, но поскользнувшись на крови, снова распластался. - Есть и другая версия?
        - Их много, но все они временные, переходные. Могу вас утешить: война с Китаем - не самый поганый вариант. Я видал и похуже. Ничего, переживем. Все будет хорошо. Не сразу, конечно.
        - Ты ненормальный, - простонал Петрович.
        - Норма - убежище посредственности, - нагло улыбнулся Тихон. - Гений ей соответствовать не обязан.
        Он подобрал машинку и пистолет, с сожалением посмотрел на испорченный шкаф и открыл дыру.
        - Да, я забыл вас предупредить: мы ведь больше не встретимся.
        Тихон помедлил, решая, кого прикончить первым. Его выбор пал на Куцапова - даже раненый и безоружный, тот оставался опасным. Я, не отрываясь, разглядывал веснушчатую физиономию. Мне хотелось запомнить ее навсегда.
        Мама еле заметно шелохнулся, и Тихон, взвыв, закрутился на месте. Из его плеча торчал узкий кинжал - он пробил плоть насквозь и вышел с другой стороны. Тихон выронил трофеи, отобранные у Куцапова, но прежде, чем их поднять, перекинул свое ружье в левую руку. Снова раздался пронзительный свист, и от круглого набалдашника на «лопате» к груди Мамы протянулась тонкая огненная нить. Мама выгнулся, его ногти процарапали по паркету восемь светлых бороздок, а губы скривились в беззвучных проклятиях, но уже через секунду он замер и обмяк.
        Я так и не услышал от него ни единого слова. Незаметный человек, всегда становящийся за спиной, кем он был в моей версии? Артистом-эксцентриком, инструктором спецназа, уголовным элементом? Теперь этого не узнает никто. Новый мир требовал от метателя ножей использования его таланта напрямую. Судьбу Мамы определило само время. Вернее - Тихон, взявший на себя право экспериментировать с человечеством.
        Тихон нагнулся, однако на полу лежал только дырокол. Он покрутил головой в поисках пистолета, но его нигде не было. Пользуясь тем, что противник отвлекся, Куцапов вскочил, и тогда Тихон наконец увидел потерянное оружие. Ствол смотрел ему прямо в лоб.
        - Ловкий ты мужик, Колян. Мне б такого помощника.
        - Ты бы его грохнул, как Кришну. Брось ружьишко. Где взял? Небось, в будущем позаимствовал? И отдай синхронизатор.
        - Хорошо, только не волнуйся.
        Тихон нетвердо отступил на два шага и вдруг, оттолкнувшись, прыгнул спиной вперед. Куцапов, не раздумывая, открыл огонь. Колян выстрелил семь раз подряд, укладывая пули в пунктирное копье, но войдя в дыру, оно унеслось в какие-то неведомые дали.
        Тихон исчез. От него можно было ожидать очередного высокоинтеллектуального выверта, но о том, что он просто смоется, никто не подумал. Все, что от него осталось, - это несколько капель крови на чисто вымытом полу.
        Куцапов склонился над Мамой.
        - Пули. Сколько же их здесь? Сплошная каша! Я думал, у Тихона лазерная винтовка, а это пулемет какой-то.
        Он пощупал пульс - на всякий случай. Чуда не свершилось: тело, напичканное металлом, - лишь тело, и ничего более. Николай мягко провел ладонью по лицу Мамы, словно закрывал в душе какую-то дверку. Кто знает, сколько их нам отведено, этих дверок, и что произойдет, когда будет заперта последняя?
        Его ухо с оторванной мочкой продолжало кровоточить, и я принялся разыскивать аптечку. Вместе с Лиманским мы продезинфицировали рану и кое-как наложили повязку. Теперь Куцапов, угрюмый, перепачканный, забинтованный, был вылитый «лесной брат». Смуглые хозяева жизни из двадцать шестого бросились бы врассыпную от одного его вида, но по Москве девяносто восьмого такой типаж не прошел бы и ста метров.
        - Как он, собака, сюда пролез? - Спросил Николай. - Ведь вчера квартира была занята.
        - Зато она свободна целых десять дней, начиная с завтрашнего, - заметил Петрович. - Скорее всего, он специально дразнил нас на пароме, все время опережая на полчаса. Тихон хотел, чтобы мы появились здесь как можно раньше. Теперь он нас запер, и в его распоряжении полторы недели.
        - Это он так думает, - уточнил я.
        - Мишка! У тебя же есть свой синхронизатор! Но зачем Тихон приходил?
        - Он взял то, что ему требовалось, - машинку. Только для чего ему две штуки?
        Петрович схватился за голову и, взъерошив небогатую шевелюру, забегал по комнате.
        - Два синхронизатора! У Тихона была идея. Спорная, конечно, но последнее время многое из его бреда становится явью. Он подбивал меня на одну авантюру, только Фирсов запретил рисковать, и я не решился. Ты ведь знаешь, откуда взялся этот предел - двадцать лет?
        - Я об этом не задумывался.
        - Напрасно. Земля движется.
        Куцапов хмыкнул, давая понять, что это известно даже ему.
        - Переместившись хотя бы на один день, ты вынырнешь в открытом космосе. Чтобы этого не случилось, синхронизатор связывает каждый момент времени с определенной точкой пространства. Синхронизирует, если угодно. Чем больше дистанция, тем сложнее расчеты. После двадцати лет вероятность ошибки очень велика. Создатели прибора намеренно ограничили его возможности.
        - Несчастных случаев, значит, боялись, - заключил Колян. - Вдруг какой-нибудь урод запрыгнет слишком далеко.
        - Тихон решил объединить два дырокола и выяснить, что из этого получится?
        - Примерно так. У него действительно серьезные планы.
        - Будем рушить, - решительно заявил Куцапов. - Он - нас, а мы - его. Поехали, Миша.
        - Стоп! Разогнался! - Раздраженно выкрикнул Лиманский. - Уже съездили!
        - Ну, Петрович, это не в счет! Он же, падла рыжая, заманил, одурачил.
        Лиманский тяжко вздохнул и, неумело прикурив, выскочил из комнаты.
        - Петрович, ну что ты? - Примирительно позвал Николай. - Куда ты ушел?
        Тот вернулся уже без сигареты и прислонился к шкафу, нервически пощипывая бородку.
        - Идти действительно надо, - поддержал я. - То, что он совершил, не так страшно по сравнению с тем, что собирается.
        - Петрович, Мишка дело говорит. Он на этом собаку съел. У меня, кстати, такая задумка появилась! Сейчас нас трое. Вернемся немного назад, там нас еще четверо, всего - семь. Встанем со всех сторон и…
        - Нет, мы сделаем наоборот: сами придем к нему в гости. Допустим, в семнадцатое июля, или в восемнадцатое. Он застал нас врасплох, мы ответим тем же. Тихон ведь не знает, что у нас есть еще один дырокол.
        - А если б не было? Мы бы сидели тут, как крысы, - и сегодня, и завтра, и восемнадцатого. И все равно с ним столкнулись бы. Или вот: он хотел нас убить. Как он собирался жить в одной квартире с четырьмя трупами? Летом, когда…
        Куцапов, не закончив, умолк и прислушался. Из прихожей донеслось позвякивание - кто-то возился с замком. Передо мной, как наяву, предстал человечек с серым затертым лицом и таким же чемоданчиком. Я нисколько не сомневался, что нас решили побеспокоить не вдруг, а с подачи Тихона. Свои оплошности он исправлял с завидной прытью.
        Я выставил на табло половину пятого утра восемнадцатого июля. В такую рань все нормальные люди обязаны спать, впрочем, Тихона это могло и не касаться. Колян наскоро переоделся, благо в гардеробе нашелся свитер подходящего размера. Потом он выдернул из дверцы два ножа подлиннее и, перезарядив пистолет, первым нырнул в дыру.
        Тихона здесь не было, это стало ясно сразу же, как только я осмотрелся на новом месте. Кто-то передвинул в комнате шкафы, убрал кресло и поставил софу с ободранной черной спинкой. У стены появилась тумба с большим телевизором и видеомагнитофоном, над ней прилепилась картонная репродукция Айвазовского. Изменения были незначительными, однако явка сразу приобрела несколько мещанский вид. Для полной гармонии не хватало только выводка фарфоровых слоников на кружевной салфетке.
        В нос ударили запахи теплой водки и скисшего кваса. На кухне кто-то немузыкально распевал, гремел посудой и непрерывно чиркал спичками.
        - Стойте здесь, - шепотом приказал Колян. - Я сам разберусь. Кажется, он пьяный.
        - Не вздумай его убивать! - Предупредил Петрович, делая страшное лицо. - Тихон нам нужен живым.
        Спорить с ними я не стал, это было бы гораздо дольше, чем позволить Коляну самому убедиться, что Тихон опять нас провел. То ли из-за охотничьего азарта, то ли из-за отсутствия практического опыта Куцапов и Лиманский не придали значения переменам в комнате, а напрасно. Здравый смысл подсказывал, что обновлять на явке мебель Тихону незачем, да и не был он похож на человека, влюбленного в быт.
        Николай еще раз проверил пистолет и крадучись проследовал на кухню. Жилец-полуночник продолжал фальшиво мурлыкать, шаркая шлепанцами по линолеуму. Неожиданно все издаваемые им звуки стихли, затем раздался звон упавшей кастрюли, и дрожащий фальцет взмолился:
        - Не надо, у меня семья!
        - Не стрелять! - Крикнул Лиманский, вылетая из комнаты.
        Весь пол в кухне был залит коричневой гущей, от которой поднимался плотный едкий пар. Куцапов стоял у плиты и брезгливо отряхивал брюки, однако это не мешало ему держать на мушке заплывшего жиром мужика, тщетно пытавшегося схорониться под столом. Тучный жилец жалобно скулил, пряча лицо в ладони.
        Петрович сходу повис на Куцапове, вырывая у него пистолет. Николай воткнул Лиманскому палец в солнечное сплетение и отодвинул его на расстояние вытянутой руки.
        - Не трогал я никого, - раздраженно проговорил Колян. - Просто он испугался.
        - Кто это?
        - Да уж не Тихон, - Куцапов плебейски высморкался в раковину и, открыв кран, загадочно покосился на меня. - Это Федорыч. Мишка его знает.
        Следователь с Петровки выглядел точно так же, как и в день моего задержания. Три года, сброшенные с плеч, не добавили ему ни бодрости, ни свежести. Запихнуть складки в пиджак, стянуть дряблую шею галстуком, и свиноподобная фигура снова станет Федорычем, грозным и могущественным. Расслабленным.
        - Отпустите! - Попросил он, задыхаясь. - Детей еще на ноги поставить. Жена не работает. Отпустите, я хорошо заплачу. Ганевскому скажете, что дома не застали.
        - Ты как сюда попал, Федорыч?
        - Это вы попали. А я здесь живу.
        Следователь перестал ползать и, отерев липкие ладони о трусы, закурил.
        - Вас послал не Ганевский, - сказал он с неимоверным облегчением.
        - Федорыч, ты меня не помнишь, что ли? С Луны свалился? Это же я, Николай. Хватит трястись!
        - Если не Ганевский, то кто? - Вновь насторожился следователь. - Малашенко?
        - Вы не можете здесь жить, - сказал Лиманский. - Либо до, либо после, но только не сейчас.
        - Петрович, не сбивай его с толку, он и так в отпаде, не видишь? Замятина, двадцать один, квартира восемнадцать?
        - Нет, - мотнул головой Федорыч и вдруг захохотал. - Ну, вы даете! Вломиться - вломились, да не по тому адресу! - Он согнулся, насколько это позволяло пузо, и его багровые щеки заколыхались над коленками. Сигарета упала в густую массу, похожую на блевотину, и омерзительно зашипела. - Кто вы тогда? Грабители?
        - Не улица Замятина? - Всполошился Куцапов. - Как же так?
        Не поверив, я выглянул в окно. На кособоких качелях без сидения дремал худой голубь, сквозь вялую зелень никому не нужных деревьев был виден стол с пустой бутылкой и промасленной газетой.
        - Номер дома и квартиры сходится? А год - девяносто восьмой?
        - Да вы свихнулись! Восьмой, восьмой, - заверил Федорыч, стоило Николаю поднять пистолет.
        - И давно ты здесь обитаешь?
        - Ну как давно, - задумался он. - Лет пятнадцать.
        - Странно.
        - Вот и я говорю: врываются трое с оружием. Думаю, из прокуратуры. Нет. Ограбление? Не похоже, - Федорыч взял новую сигарету и в ожидании объяснений уставился на Куцапова. - Не из-за этого же, - кивнул он в сторону плиты.
        На маленьком огне грелась скороварка. От парового клапана отходил резиновый шланг, надетый на извилистую трубку. Трубка была запаяна в стеклянную колбу, к которой также подсоединялось несколько шлангов - вся конструкция напоминала аппарат для приготовления героина из малобюджетного кино про мафию.
        - Самогон, - определил Колян, нюхнув эмалированный ковшик. - На кой он тебе сдался?
        - Пить, - недоуменно пояснил Федорыч.
        - А водка что, не нравится?
        - Где же ее взять, водку?
        - Где все берут? В магазине.
        - Это не я, это ты с Луны свалился, - проговорил следователь.
        - Я ничего не понимаю, - вышел из себя Лиманский.
        - Тихон, - лаконично ответил я. - Улица Замятина превращается в…
        - Гудронная, - подсказал Федорыч.
        - Ага, в Гудронную. Явка становится обычной квартирой, а большой человек с Петровки не может найти себе нормальную выпивку.
        - Бывший, - буркнул тот. - Потому и не могу.
        - Федорыч! Тебя списали? - Изумился Колян.
        - Ничего, мы еще тряхнем стариной, - пообещал тот.
        - Обязательно тряхнем. В начале двухтысячного у нас с тобой такие дела развернутся!
        У меня защемило сердце. Еще как развернутся! Дела Куцапова для кого-то обернулись трагедией. Мефодий, торгующий тушенкой… Он заклинал меня не связываться с Коляном - и вот мы вместе, ищем какого-то чокнутого.
        - Николай, не трепи языком, - предупредил Петрович. - Душно тут у вас. Мы, наверное, пойдем, - он взял Куцапова за рукав и потянул к выходу.
        Задерживаться у Федорыча не имело смысла. Тихон вновь исказил, переиначил реальность - неизвестно, что и в каком году он совершил, но факт оставался фактом: открытая дверь обернулась каменной стеной. Продолжать в нее долбиться было бессмысленно. Я распрощался с обескураженным следователем и пошел за Лиманским, как вдруг меня осенило.
        - Федорыч, а давно вас выперли?
        - Скоро год.
        - Но связи-то, наверное, остались?
        - Есть люди, - деловито ответил тот.
        - Нам бы справочку получить. Человека одного ищем.
        - Это не проблема, - Федорыч взял трубку, но накрутив на диске несколько цифр, положил обратно. - А почему я должен вам помогать?
        - Потому, что у нас с тобой дружба, - заявил Куцапов, ненароком показывая убранный было пистолет.
        - Золов Тихон Базильевич, - продиктовал Лиманский.
        Федорыч старательно записал имя на обрывке газеты и спросил:
        - Может, Васильевич?
        - Базильевич, - отчетливо произнес Лиманский. - Год рождения… где-то середина девяностых. Место рождения неизвестно.
        - Н-да. Если б он не был Золовым, да еще и Базильевичем, я бы и пытаться не стал.
        Следователь набрал номер и, дождавшись, пока позовут какую-то Ниночку, назвал данные, особо выделив редкое отчество. Затем он перевернул газету на другую сторону и приготовил карандаш. Трубка ответно замурлыкала, и Федорыч, прикрыв ладонью микрофон, сообщил:
        - Золов Тихон Базильевич в базе данных отсутствует.
        - Жаль, - равнодушно отозвался Лиманский. - Значит, он еще не родился.
        На Федорыча эти слова подействовали сильнее, чем ствол Куцапова.
        - Ниночка, всех, кто близко, пожалуйста.
        На том конце снова заговорили, и Федорыч принялся покрывать поля газеты мелкими каракулями.
        - Никаких Базильевичей нет и в помине. Золовых за последние годы было только двое: Сергей и Елизавета. Золова Елизавета Максимовна, та-ак… город Тула, недавно вместе с родителями выехала на постоянное место жительства в Канаду. Золов Сергей Аркадьевич, москвич, погиб трех лет от роду. Собственная мамаша из окна выбросила, я этот случай помню. Теперь по Тихонам. За пять лет их уродилось всего четырнадцать - удача, я вам скажу, необыкновенная. Однажды разыскивали Епифана, так их по стране штук сорок нашлось.
        - Из этих четырнадцати сколько живет в Москве?
        - Трое, - ответил Федорыч, сверившись с записями. - Одному два года, другому четыре, третьему несколько месяцев. Мать отказалась, из роддома переведен в дом младенца… а, вот, из сводки: похищен неизвестным.
        - Когда?
        - Вчера вечером. Точно, еще репортаж по телевизору показывали.
        - Похищенный новорожденный, случайно, не рыжий? - Горячо спросил Куцапов.
        Федорыч выразительно посмотрел на Николая и, не ответив, принялся вытирать пол.
        - Была надежда, и вся вышла, - подытожил Лиманский. - Того Тихона украли или не того, что сейчас гадать?
        - Вообще, странное совпадение, - сказал я. - Нам такие случаи на руку, по ним мы его и вычислим.
        - Случаями всякими интересуетесь? - Обрадовался Федорыч. Перешагнув через лужу выгнанной браги, он удалился в комнату и принес кусок желтоватого тюля. - Забирайте, может, вам от него какой прок будет.
        - Что это за тряпка?
        - О-о! Тряпка не простая. Видите дырочку? Сигаретой прожег - давно, еще до отставки. А вот здесь, с краю, вином залито. Это часть занавески. Вчера утром нашел, у окна.
        - Ну и что?
        - Моя-то занавеска целая. И на ней - я проверял - и дырка, и пятно. Все сходится. А рядом с окном, в стене - семь пулевых отверстий, кучненько так, в «десяточку». Стреляли в упор, это я как специалист говорю, то есть прямо в комнате кто-то взял и разрядил целую обойму. Вчера. А я, представьте, не заметил, хотя всю неделю из дома не выхожу. Аномальное явление, - заключил Федорыч. - Если б меня замочили, тьфу-тьфу, то все было бы ясно. А так - пробрались в квартиру, постреляли, подкинули копию занавески и скрылись.
        С Федорычем мы распрощались почти по-дружески. Вряд ли он понял, кто мы такие, однако его вполне устраивало, что мы не от Ганевского. Тюль я посоветовал ему выкинуть, а стену зашпаклевать, чтобы и воспоминаний никаких не осталось.
        Бывший следователь проводил нас до лестницы и, стоя в дверях, смятенно обратился к Николаю:
        - Ты думаешь, все образуется?
        - Уверен. Будешь, Федорыч, снова на коне, так что держи форму. Товарища моего запомни получше, - наказал Куцапов, похлопывая меня по плечу. - Придет время, выручишь человека.
        - Постараюсь, - покладисто отозвался Федорыч. - Смотрите там, осторожнее. Лунатики.
        - Петрович, а как же Мама? - Спросил Колян. - Где он теперь лежит?
        - Где-то лежит, - грустно сказал Лиманский.
        Мы вышли из дома и заглянули во двор - «Вольво» на месте, естественно, не оказалось. По улице проехала поливальная машина, и дышать стало легче. Часы, которые я автоматически переводил с каждым новым броском, показывали семь утра. Автобусная остановка наполнялась сонными, разбитыми после душной ночи людьми. По мостовым, шурша свежеразлитой влагой, пробегали недорогие автомобили, развозящие рабочий класс. Время служащих еще не пришло. Строгие мужчины в галстуках и их томные секретарши, фригидные бизнес-леди и моложавые клерки в одинаковых белых рубашках - все они возникнут позже, часам к восьми.
        Денег со служебной квартиры мы не взяли - не из-за щепетильности, конечно, а по недомыслию. У меня в кармане по-прежнему лежало три рубля, для оплаты загородной поездки - маловато.
        Первый же водитель, которого мы попросили довезти нас бесплатно, испуганно умчался прочь. В принципе, я и Лиманский могли бы сойти за обнищавших ученых и сподвигнуть какого-нибудь автолюбителя на порыв бескорыстия, но все портил Куцапов, мощный и сытый мужчина, на лице у которого был нарисован диплом колымского университета.
        Пользоваться дыроколом в Москве было бы безумием: в две тысячи восемнадцатом нас мог ждать либо патруль ООН, либо Исламская Гвардия. Я не помнил, в каком году вторые победили первых, мне это было безразлично, но встречаться не хотелось ни с теми, ни с другими.
        - Придется нарушать УК. Выбирайте: угнать машину или украсть деньги, - предложил Куцапов, потешаясь над корчами Петровича. - Лично я - за первое. Еще можно захватить тачку прямо с шофером и заставить его отвезти нас к парому, но это уже терроризм, - уведомил он, откровенно любуясь, как в Лиманском борются страх, совесть и здравый смысл.
        Движением бровей я показал, что согласен, поскольку другого выхода нет. Дело оставалось за Петровичем.
        - Угоняй, - решился он.
        Следующий час мы потратили на поиск подходящего автомобиля. Колян придирчиво рассматривал каждый вариант, и что-нибудь все время оказывалось не так: то машина была чересчур броской, то наоборот, колымагой, которая могла заглохнуть, не проехав и километра. Наконец Николаю понравилась чумазая «ГАЗ-31», сиротливо гниющая в одном из дворов. Машина выглядела бесхозной, однако по каким-то незримым признакам Куцапов определил, что «Волга» все еще на ходу.
        Я встал «на стреме» у выезда под аркой, Петровичу же Колян приказал погулять в сторонке и постараться не упасть в обморок раньше времени. Не успел я докурить сигарету и до половины, как подкатил Николай и торопливо открыл мне дверь. Лиманский сидел сзади ни жив ни мертв.
        Двор к свершившемуся преступлению отнесся спокойно. Три бабульки, лопотавшие на лавочке, смотрели на нас с потаенным одобрением - видно, хозяин «Волги» был у них не в чести. Только дедок с самодельной клюкой и юбилейной медалькой на синем пиджаке внутренне возражал против произвола, но протест бушевал в нем так смирно, что остался практически незамеченным.
        - Ты, Петрович, пригнись, - посоветовал Куцапов. - Такой пассажир, как ты, хуже кишок на капоте. Настоящее искусство не в том, чтобы украсть, а в том, чтоб не поймали.
        По городу Николай ехал аккуратно: вперед не лез, правил не нарушал. Один раз он попытался у меня узнать, нельзя ли объехать Таганку, - уж больно там гнусный перекресток, но услышав, что я садился за руль три раза в жизни, ухмыльнулся:
        - И этот засранец летал на моей ласточке! Теперь понятно, почему ты разбился. Куда хоть ездил-то?
        - Позже расскажу.
        Мне было не до бесед. Я зорко оглядывал окрестности в поисках погон, фуражек и прочих атрибутов власти. На мне лежала ответственность за эвакуацию группы в случае, если те же фуражки или погоны заинтересуются нашей машиной. После долгих сомнений я выставил на табло семнадцатое июля, то есть вчера. Если придется бежать, то лучше остаться здесь. Нынешний девяносто восьмой, пустой и безымянный, все-таки был предпочтительнее любого другого года. Неуклюжие милиционеры, приседающие, словно девицы, перед каждой дорогой тачкой, - это бесспорная мерзость. Однако броневики с буквами «UN» на московских улицах - мерзость более обидная.
        Бежать не пришлось. Куцапов продемонстрировал максимум лояльности к правилам дорожного движения и, как ни странно, изрядную выдержку.
        На выезде из Москвы проверяли документы. У поста ГАИ выстроился хвост, впрочем, небольшой: в этот час основная масса направлялась в город. Двое инспекторов, отягощенных бронежилетами, барабанили в окна и подставляли руку ладонью вверх, в которую незамедлительно вкладывались права и техпаспорт. Гаишники подходили не к каждой машине, видимо, у них был приказ интересоваться только определенными марками, а может, они просто ленились.
        Потные, неподвижные, мы сидели и напряженно ждали своей очереди. Лиманский сзади выпрямился и малодушно прикрыл глаза. Вспомнив хитрость Ксении, я сунул дырокол в рукав и нащупал широкую кнопку. Николай положил пистолет под сидение, но сначала он зачем-то снял его с предохранителя. Воспротивиться этому у меня не хватило силы воли, к тому же было слишком поздно. Инспектор вплотную подошел к нашей «Волге» и отвел руку, намереваясь постучаться, но в этот момент его окликнул напарник. О чем они говорили, я не слышал, но диалог продолжался не меньше минуты. Мы зачарованно следили за толстым скрюченным пальцем в пяти сантиметрах от стекла и думали об одном и том же: пронесет - не пронесет.
        Инспектор все-таки постучал - так, что не подчиниться, означало бы объявить войну всему московскому ГАИ. Куцапов выдохнул и медленно опустил стекло.
        - Здорово, - сказал инспектор, и мне почудилось, что в его приветствии кроется нечто большее, чем обычная милицейская фамильярность.
        - Здрасьте, - обронил Николай.
        - Ты чего, Колян, с перепоя?
        Лиманский на заднем сидении подпрыгнул, а Куцапов непроизвольно потянулся к пистолету, но инспектор не собирался требовать водительское удостоверение - оперевшись на крышу, он наклонился и простер в окно руку. Николай озадаченно ее пожал и произнес:
        - Вот, с корефанами едем. По делам.
        - Вижу, что не с телками, - рискованно пошутил милиционер. - Где такую рухлядь откопал? Или маскируешься?
        - Вроде того, - брякнул Куцапов.
        - Ладно, некогда мне. Лазутчиков ищем, понял? Иностранных, - инспектор рассмеялся и отклеился от машины. - Давно не звонил. Телефон помнишь?
        - Записан где-то.
        - Ну, счастливо.
        - Бывает такое! - Воскликнул Куцапов уже на кольцевой.
        - Не бывает, - категорично возразил Лиманский.
        - У меня в девяносто восьмом много дружков было, всех и не упомнишь.
        - Как он тебя узнал? Ты же на тридцать лет старше.
        - Точно, - растерялся Колян. - Петрович, меня эти непонятки просто убивают.
        Мы свернули на какую-то дорогу местного значения, находившуюся вдали от шоссе. Это был тот самый путь, что вел от бункера к парому. Я невольно оглянулся - сразу после кольцевой начиналась стена одинаковых домов. Это они превратятся в опаленный холм, на который с таким трудом забирается шестиколесный автобус Коня. Правее башен - захламленная степь. Жилищный кризис двадцать первого века не позволит ей пустовать долго, и все пространство в округе покроется коростой безвкусных, но рентабельных зданий - будущих братских могил.
        Прежде, чем мотор стал глохнуть, мы пролетели несколько километров. Еще метров триста машина прокатилась по инерции. Куцапов съехал на обочину и остановил «Волгу» у самой канавы.
        Мы зашли в лес и побрели вдоль дороги. После городской суматохи это доставляло большое удовольствие. Идти было трудно: мешали кусты и горбатые корни деревьев, с травы еще не испарилась утренняя роса, однако на асфальт не тянуло. Мы вернемся в мертвую пустыню, спустимся в пропитанный керосином бункер, и роса на брюках, несколько травинок, прилипших к ботинкам, будут как привет от одного мира другому. Там тоже полно травы, но она видела гибель человечества, в ее фенотипе навечно закодированы воспоминания о взорвавшихся солнцах и черных дождях.
        Скоро, гораздо раньше, чем я думал, возникло и поле, наискосок от которого стояли две бытовки, чудно названные паромом. Домиков мы не видели: с проселочной дорогой закруглялась и густая осиновая посадка, скрывавшая за своей пестротой даже яркое небо.
        Колея круто и неожиданно вильнула к дачам, а рощица оборвалась как недопетая песня, и вместе с ней оборвалось что-то в груди. Вагончики были сожжены - не то, чтобы дотла, но примерно до такого состояния, в котором я их впервые увидел в две тысячи тридцать восьмом. Огонь, скорее всего, погас сам - если б его тушили, то со стен смыли бы всю золу. Бытовки стояли не обугленные, а какие-то свинцовые, будто о них почесалась большая линяющая кошка.
        - Недавно горело, - сказал Николай, загребая ногой пушистый пепел. - Вчера или, может, позавчера.
        - Пузырь! - Вспомнил Петрович. - С ним-то что?
        Мы зашли в паром. Неизвестно, что нами руководило, лично я просто знал, что так надо. Раз паром существует, нужно им пользоваться. Мы боялись замараться о стены, и от этого помещение казалось тесным и особенно неуютным. Под ногами вздымались облачка серой пыли, над головой наметилась прореха, которая спустя сорок лет разойдется до огромной дыры. На полу проклюнутся больные растения, и в окно, которое к тому времени растеряет последние осколки стекла, вылезет бурьян.
        В две тысячи восемнадцатом стены уже не пачкались, зола давно превратилась в удобрение для сорняка. Полы сгнили, зато сосна рядом с вагончиком залечила ожоги и подтянулась. Единственное, что напоминало о Пузыре, - это пустая помутневшая бутылка с облезшей этикеткой, впрочем, сколько их валяется по лесу?
        Следующий переброс мы совершили с тяжелым сердцем. Самая малая беда, которая могла подстерегать нас в тридцать восьмом, - это отсутствие Коня, бункера и всего Сопротивления. Страшно не умереть, а выжить, когда остальные погибли. Выжить и остаться в одиночестве - для чего?
        Я отодвинул жесткие стебли, закрывавшие выход, и, еле удержавшись от того, чтобы не зажмуриться, шагнул наружу. Нога погрузилась в сырую теплую труху, кишащую какими-то жучками. Труха оказалась дверью, съеденной за какие-то десять минут, что мы отсутствовали в две тысячи тридцать восьмом, - за долгие сорок лет, что она пролежала рядом со сгоревшим паромом.
        Сзади меня подтолкнул Куцапов, ему также нетерпелось выбраться из обугленной коробки. Мои мрачные прогнозы относительно Сопротивления Колян пропустил мимо ушей, головоломки были не по его части.
        Выйдя, он потянулся и неторопливо направился к автобусу. Да, вездеход стоял там, где ему полагалось, и я воздал хвалу небу, синхронизатору и черт знает еще кому, но отдельно - Куцапову. Быть может, благодаря его псевдоматериализму и тупому неверию во всякие там парадоксы в тридцать восьмом еще сохранилось какое-то равновесие.
        Конь спрыгнул вниз и пошел нам навстречу.
        - Быстренько вы, я даже покемарить не успел. А где гостинцы? - С детской непосредственностью потребовал он.
        - Отвали, - бросил на ходу Николай. - Мы потеряли Маму.
        - Да, несчастье, - фальшиво огорчился Конь. - А я думал, твои родители уже померли.
        - Мама! - Раздраженно рявкнул Колян. - Не мама, которая рожает, а наш Мама, с ножами.
        - Ну ваш, так ваш, - обиделся Конь. - Мне что? Мое дело - баранка. А бухла мог бы и захватить.
        Вскарабкавшись по лесенке, я сел сзади и незаметно для себя задремал. Когда я проснулся, мы уже подъезжали к бункеру.
        - Мама? - Оторопело переспросил Левша. - А папу вы с собой не брали?
        - Точно вчетвером уходили? - Не поверил Фирсов. - И, говорите, я сам его отправил?
        - Ну что мне, Иван Иванович, крест целовать? - Воскликнул Колян.
        - Ксюша, хоть ты-то его помнишь? - Спросил я. - Скромный такой, молчаливый, мы еще над его кличкой смеялись.
        - Нет, вас трое было. Иван Иванович хотел, чтобы с вами пошел Левша, но потом передумал.
        Ксения виновато улыбнулась и встала совсем рядом, так, что наши ноги соприкоснулись. Теперь, после ночи в темнице, близость ее тела уже не вызывала такого трепета, зато я испытал чувство другого, более высокого порядка: ее ступня в армейском ботинке, ее колено под плотной джинсовой тканью принадлежали мне.
        Очень скоро смерть Мамы из трагедии превратилась в воспоминание о ней. В конце концов, при мне Веселый добил раненого водителя, при мне Мефодий из падшей личности стал просто падалью; сверхдержавы, столкнувшись лбами, расплескали мозги по континентам - тоже при мне. Где же обычному человеку взять столько душевных сил, чтобы оплакать каждую жертву отдельно?
        В путанице с Мамой меня тревожило совсем другое. Раньше мы с Ксенией помимо дырокола были связаны еще и общим взглядом на события. Обладание невзрачным приборчиком ставило нас по другую сторону реальности, мы существовали особняком от гибнущего мира, и эта обособленность сближала. Однако стоило нам ненадолго расстаться, как мы перестали быть абсолютными единомышленниками. Нарушение причинно-следственных связей стерло из памяти Ксении все, что касалось Мамы, и таким образом прочертило между нами тонкую линию - даже не трещинку, а лишь бледный пунктир, но кто знает?..
        Больше всего Иван Иванович расстроился из-за потерянной явки. Паромом, даже сгоревшим, все еще можно было пользоваться, хотя мне это казалось чистой воды формальностью. С Пузырем тоже было не ясно, однако после расстрела Мамы в его гибели никто не сомневался. Нехватки в людях Сопротивление не испытывало, но вот служебная квартира, перевалочный пункт для гонцов в прошлое, существовала в одном экземпляре, и ее Фирсов простить не мог.
        - Где вы откопали своего Тихона? - Спросила Ксения.
        - Я виноват, - сказал Лиманский. - Не разглядел. Несколько лет в одном институте проработали. Кто мог подумать, что у него на уме такое? Вроде, человек как человек: кандидатскую защитил, докторскую готовил. Историей увлекался. Золото, одним словом.
        - Петрович, кончай свои интеллигентские слюни, - оборвал его Фирсов. - Тоже мне, ответчик. Без тебя найдем, с кого спросить. Левша, будь добр, разыщи Майора.
        - Тихона мы готовили, как настоящего диверсанта, да он фактически им и был, - сказал Лиманский. Потом бросил озорной взгляд на Ивана Ивановича и, не заметив его гримасы, продолжал. - Долго сомневались, как бы дров не наломать, ведь если синхронизатором за двадцать пять лет так ни разу и не воспользовались, значит была какая-то причина. Ну, а когда ГИП совсем прижала, и мы эвакуировались сюда, в тридцать восьмой, когда увидели, чем это закончится, то выбора не осталось. Историю столько раз перекраивали, но все на бумаге, а нам вот выпало действительно что-то изменить.
        - Вашу бы, Евгений Петрович, ответственность, да в мою версию, - сказала Ксения. - Глядишь, и обошлось бы.
        - А вы не боитесь, что ваша версия - всего лишь фантом? Где оно, это счастливое прошлое?
        - Здесь, - Ксения поднесла палец ко лбу.
        - Если б мы с Иваном Ивановичем принимали во внимание такие доводы, то я никогда не стал бы профессором, а он - генерал-лейтенантом, - улыбнулся Лиманский.
        - Петрович, дорогой мой! - Возмутился Фирсов. - Что за удивительный талант - одной фразой выболтать сразу десять секретов!
        - Да будет вам. Последний секрет, которым владела Россия, - это синхронизатор. У молодых людей он есть, причем более совершенный, чем наш.
        - И все-таки. В тридцать восьмом вы обнаружили развалины и решили, что какой-то доктор наук сможет остановить войну?
        - Задание было намного серьезней: не допустить нападения на Прибалтику. Ведь черная полоса началась с бомбардировки Таллина.
        - Вильнюса, - уточнила Ксения.
        - Риги! - Крикнул я.
        Исторические факты на глазах превращались в песок. Мир трещал по швам - пока еще только в моем воображении, но когда-нибудь, я чувствовал, он не выдержит такого насилия и рухнет по-настоящему.
        - Теперь это не так важно, - сказал Лиманский. - Тихон должен был не ловить падающие бомбы, а предотвратить конфликт, не дать ему развиться. Для этого он и отправился с упреждением, в девяносто восьмой. Иван Иванович ознакомил его со своими архивами…
        - С некоторой информацией, обладая которой, можно слегка надавить на ту власть, - пояснил Фирсов.
        - И вы полагали, что с помощью шантажа Тихон изменит мировой порядок?
        - Поскольку наш ученый муж проболтался, и вы знаете, кто я такой, то поверьте мне на слово: мировой, как вы выразились, порядок всегда был заложником каких-нибудь снимков или записей.
        - И Тихон, вместо того, чтобы образумить политиканов, сам спровоцировал Балтийский кризис.
        - Все зависит от точки зрения. Для вас он - тот, кто уничтожил страну, для нас - человек, способный ее воскресить. Тихон - блестящий аналитик, разбирается в истории, представляет, как работает синхронизатор. Другого кандидата у нас не было.
        - Кришну с ним послали для прикрытия?
        - Прикрываться теперь нужно от него самого, - проговорил Лиманский. - Сомнений нет, - обратился он к Ивану Ивановичу. - Тихона следует нейтрализовать, чем быстрее - тем лучше. Не знаю, что и как он собирается делать, но мы его не контролируем.
        В комнату вошел Левша, за ним, пряча глаза, появился Майор.
        - Как же ты, мил друг, его проворонил? - С ходу набросился на него Иван Иванович. - Специалист, все-таки. Инженер… чего там?.. душ? Ты ведь с ним разговаривал, я имею в виду, как психолог. Тесты разные, то-се. Неужели наука не может четко определить, кто нормальный, а кто помешанный?
        - Не может, Иван Иванович, - с сожалением констатировал Майор. - Одно ясно: серьезных расстройств психики у него нет. Волевой, целеустремленный, не без способностей. Изобретателен, склонен к неординарным поступкам…
        - В общем, классический случай шизофрении, - сказала Ксения.
        - Просили рискового человека с воображением, вот и получайте.
        Фирсов выбрался из кресла и подошел к сейфу. Сначала я решил, что ему зачем-то потребовался керосин, но вместо пластмассовой фляги он выволок из шкафа потертый брезентовый мешок.
        - Николай, помоги. Проверим, что нам от Тихона осталось в наследство.
        Куцапов перевернул рюкзак, и по полу разлетелось барахло, которое могло валяться в столе у любого мальчишки: выломанные откуда-то платы, насмерть зачитанная книжка, несколько мотков проволоки и…
        Николай с Левшой одновременно бросились к черной металлической болванке, покатившейся под ноги Фирсову.
        - Аккуратней надо! - Укорил Левша. - Граната, Иван Иванович.
        - Сам вижу, что не репа.
        - Да он у вас еще и шутник, - заметила Ксения, мягко отнимая у Левши опасную игрушку.
        Ксения передала гранату мне, и я понял, что она имела в виду. К узкой части корпуса, там где находилась чека, была приклеена бирка, извещавшая: «ПРОВЕРЕНО ЭЛЕКТРОНИКОЙ. ГАРАНТИРУЕТ ПОЛНОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ».
        - Цинизм и чувство юмора. Без них в наших условиях хана, - объяснил психолог.
        - А как же водка? - Проревел Колян, толкая его локтем. - Против стресса - первое дело.
        - Тихон ей не увлекался. Вот, - Майор поднял с пола книгу. - Вот его пунктик.
        Я снисходительно оглядел брошюру - оторванные страницы высовывались, как закладки, обложка держалась на честном слове, однако стоило мне прочитать название, и книга моментально стала бесценной. Боясь ошибиться, я стер с нее пыль, но слова от этого не поменялись местами, а лишь стали контрастнее.
        «НИЧЕГО, КРОМЕ СЧАСТЬЯ». Я уже видел этот роман, когда-то держал его в руках и - было время! - считал его своим. Имя автора, набранное мелким шрифтом на фоне звездной бездны, я разобрал не сразу. И все же это был Кнут. «Александр Кнутовский» совсем не похоже на «Михаил Ташков». Напрасно я всматривался в крохотные буковки, мне не померещилось. Книжку действительно написал Кнут. Мефодий всучил мне чужие рукописи - это было ясно давно, но теперь я убедился окончательно.
        - Странно, почему Тихон ее оставил, - сказал Майор. - Книга была ему очень дорога, и если он знал, что не вернется…
        - Затем и оставил, чтоб мы этого не поняли. Эх, психолог!
        - Книга была его Священным Писанием, а Кнутовский - пророком, - настаивал Майор. - У каждого из нас есть какая-то отдушина, без нее нельзя, особенно когда сидишь под землей, а вокруг - только прах. У кого - спиртное, у кого - старая фотография. Не знаю, что Тихон нашел в этом романе, но для него он был и другом, и любовницей, и психоаналитиком.
        - И если б его автору угрожала опасность, а он смог бы ее отвести… - начал я.
        - Безусловно. Он сделал бы все, чтобы книга состоялась.
        - Сдается мне, ты что-то придумал, - оживился Фирсов.
        - Ксюша, помнишь тот грузовик в две тысячи первом? Длинный такой фургон, «Москарго», кажется.
        - Ты уверен?
        - Нет. Но там, на перекрестке, он вел себя так, будто заранее знал, что произойдет. И появился только для того, чтобы не дать нам разбиться.
        - Ты был знаком с этим писателем?! - Воскликнул Петрович.
        - И ты сможешь на него выйти? - Страстно спросил Куцапов.
        Все повернулись ко мне. Мой ответ был известен, ведь кроме этого ничтожного шанса мы не имели ничего.
        - Мы пойдем вдвоем, - сказал я. - С Коляном.
        - Как это? - Не поверила Ксения.
        - Ксюша, ты останешься. Если ты будешь там, то роль зрителя тебя не устроит, я знаю. А вставать на его пути… это почти самоубийство, - закончил я шепотом.
        Ксения смерила меня гневным взглядом, но я не уступил. Она могла демонстрировать свое негодование всеми доступными способами, это все же лучше, чем разделить участь Мамы.
        - У Тихона есть что-нибудь, кроме синхронизатора и компромата? - Спросил я.
        - Есть, - опечалился Лиманский. - Масса планов.
        Фирсов, надрывно закашлявшись, кинул в рот очередную таблетку.
        - И еще - абсолютные полномочия.
        Часть 4
        АБСОЛЮТНЫЕ ПОЛНОМОЧИЯ
        Иван Иванович достал конверт и старательно его разгладил.
        - Не знаю, получится ли. Координаты запомнил?
        Я назвал адрес вплоть до этажа.
        - За помощью придешь только в самом крайнем случае. На двери два звонка: верхний и нижний. Нижний не работает - провода перерезаны. В него и позвонишь. Когда я открою, представишься братом Аллы Генриховны. Я скажу, что между нами все кончено. Ты ответишь, что возникли некоторые затруднения, и в моих интересах тебя выслушать.
        - Экий вы, однако, сердцеед, Иван Иванович!
        - Заткнись, - ласково произнес он. - Брат Аллы Генриховны, ты понял? Что-нибудь перепутаешь - пеняй на себя. Если забудешь имя-отчество, даже не суйся, считай, что меня там нет. Дальше. Зайдешь и отдашь конверт. Не на лестнице, а в квартире. Я спрошу, что там, ты скажешь: пьеса Чехова. Не вздумай импровизировать - плохо кончится. Пока я буду читать, стой смирно, руки держи на виду. Если я не убью тебя после первого абзаца, значит, можешь рассчитывать на мою помощь. Но, повторяю, лучше, если вы справитесь сами.
        - Иван Иванович, мне бы ствол…
        - Обойдешься.
        - Я же не требую танк! Пистолетик какой-нибудь скромный.
        - У тебя синхронизатор. Сильнее него оружия нет. И послание одного Фирсова другому. При умелом обращении оно заменит ядерный чемоданчик президента, так что пистолет тебе не понадобится. Стрельба в городе - это провал.
        - А Коляну вы письмо не доверяете?
        - Он человек надежный, но уж больно самостоятельный. Начнет пороть отсебятину, все испортит. То, что находится внутри, - Фирсов многозначительно потыкал в замусоленную бумагу, - очень и очень серьезно.
        - Новый компромат? - Догадался я. - На вас?
        - А как, ты думал, можно заставить подчиняться полковника ФСБ? После того, как все сделаете, не задерживайтесь. Я тут в конце приписал, что ты от друзей, но он ведь может и не поверить.
        - Я бы точно не поверил.
        - Я тоже, - сказал без улыбки Фирсов.
        В две тысячи первый мы отправились старым маршрутом: автобусом до парома, и два скачка в сгоревшей бытовке.
        Простояв на дороге минут сорок, мы остановили груженый торфом самосвал, который подбросил нас до «Водного стадиона». Плату за проезд водитель брать не хотел, но я насильно всучил ему десятку, чтобы проверить реакцию.
        - Спасибо, - виновато сказал он.
        Кажется, деньги, оставшиеся у Ксении, были по-прежнему в ходу. Не динары, не синие ооновские банкноты - обыкновенные русские рубли. В две тысячи первом не все еще было потеряно.
        Находясь в обществе Куцапова, я волновался в основном за то, чтобы он сгоряча не ухлопал кого-нибудь из местных. Ксению я взять с собой не мог - я помнил взгляд Тихона. Не исступленный, нет. Спокойный до змеиного оцепенения. Петрович ошибался, Тихон не мечтатель. Он практик. Разложил Вселенную на атомы, произвел инвентаризацию, внес свои изменения и вновь слепил в единое целое. Нет, не мечтатель. Механик.
        Ксения подождет меня в подвале. Если я когда-нибудь и позволю ей встретиться с Тихоном, то не раньше, чем он будет закован в пудовые кандалы.
        Вместо Куцапова я мог бы выбрать Левшу, но он был еще более непредсказуем, к тому же до беспамятства влюблен в свой автомат, а такую дуру под рубашкой не спрячешь. Веселый, в принципе, внушал доверие, но я опасался, что в две тысячи первом матерящийся чернокожий вызовет толки. Кого я еще знал - Коня и Майора? Эти - узкие специалисты, а здесь нужен мастер на все руки.
        - Колян, почему вы называете психолога Майором?
        - Так майор и есть. Он в войсках служил, по медицинской части. Когда вооруженные силы разогнали, ему предложили перейти в армию Ирака. А он им сказал, что в зоопсихологии не разбирается.
        - Сильно. Арабы не обиделись?
        - Нет, только голову отрубить хотели. Его Веселый вытащил. Он вообще многих спас.
        Граждане мирно текли по своим делам, не замечая двух спешащих субъектов, и вряд ли кто-то догадывался, что у одного имеется ствол, а у другого - невзрачный приборчик, похожий на пульт от телевизора. Но еще больше они удивились бы, узнав, что не пистолетом, а именно дыроколом можно перевернуть весь мир - и даже точка опоры не понадобится.
        - Нам нужны колеса, - сказал я.
        - Дело не хитрое, только до центра добраться.
        - Желательно без криминала.
        - Никаких угонов, - заверил Колян.
        Я подошел к автобусной остановке и смешался с пассажирами. Так ловить такси было безопасней: если мне снова не повезет с машиной, стрелять по толпе они не посмеют.
        У тротуара затормозил «Москвич» ярко-желтого цвета. Я раздосадованно махнул рукой - мол, проезжай дальше, частники нам не нужны. Водитель открыл правую дверь и, пригнувшись, посмотрел на меня.
        - «Мерседес» ждешь?
        На крыше «Москвича» светился оранжевый гребешок с черными кубиками и словом «TAXI».
        - Почему по-английски написано?
        - А по какому надо? По-китайски, что ли?
        В «Москвиче» было тесно и холодно. Спереди просачивался дурманящий запах бензина.
        - Включи печку, - велел Колян. - Что-то я мерзну.
        - Нельзя, задохнемся.
        - Так открой окна.
        - Тогда продует, - ответил водитель, закуривая мятую сигарету без фильтра. К счетчику он даже не прикоснулся.
        Мы остановились на «Пушкинской», и я расплатился. Таксист озадаченно уставился на деньги.
        - Что-то не так, братан? - Многозначительно произнес Куцапов.
        - Все нормально. Только бабки ненастоящие.
        - Фальшивые?
        - Да вроде нет. Менделеев, я смотрю, как живой, - таксист кисло улыбнулся. - Но где вы видели на полтиннике Менделеева?
        - А кто же там, Гитлер?
        - Бурлаки.
        - Какие еще бурлаки?
        - Которые на Волге. Картина такая. У вас другие бабки есть?
        - Другие тебе еще больше не понравятся, - сказал я.
        - Вы откуда, мужики?
        - С Луны, - насмешливо бросил Колян, приставляя к его горлу пистолет. - Ты уж извини, но у нас, на Луне, такие деньги. С Менделеевым.
        - Понял, - кротко ответил водитель. - Сдачу давать? - Осведомился он не дыша.
        - Оставь себе. Свободен.
        - Спасибо, мужики.
        - Где ты взял эти бумажки? - Спросил Колян, выйдя из машины.
        - Бумажки - это то, что у таксиста, а у меня деньги.
        - Понятно. А Пушкин на твоих деньгах был?
        - Естественно. На сотне. Ты что, не помнишь?
        - Помню, - Куцапов обернулся и тоскливо посмотрел на памятник. - Трех богатырей помню.
        Мы миновали позор русской кухни - «Макдональдс», затем аскетичный дворик литинститута и направились вдоль Тверского бульвара дальше, к самому центру. Не доходя до Никитских Ворот, Куцапов неожиданно свернул в один из кривых переулков. Я было решил, что Коляну приспичило, но заметил, как он обхаживает черный «БМВ».
        - Нравится? - Спросил он, с нежностью притрагиваясь к стеклам.
        - Колян, хватит хулиганить.
        - Это моя тачка, Миша. Даже не верится, что ты мог изуродовать такую красавицу. Увел бы что-нибудь попроще.
        Я осмотрел машину со всех сторон - ни царапины.
        - Та была красного цвета и обтекаемая как, пуля. «ЗИЛ-917» называется. И, хотя разбил я ее сегодня, ты об этом узнал еще три дня назад.
        - Что ж ты меня, заранее предупредил?
        Я промолчал. Куцапов не стал настаивать и занялся автомобилем. Первым делом он залез под заднее колесо и, кряхтя, что-то там отсоединил. Потом он попросил меня принести кирпич, а сам поднял с земли ветку и улегся под капот. Кирпичей поблизости не нашлось, и я выворотил из раздолбанного тротуара кусок асфальта килограмма на три.
        - Подойдет?
        - Должно. Отойди-ка.
        Куцапов с размаха врезал глыбой по замку багажника. Крышка плавно откинулась, а «БМВ» залился оглушительным воем. Колян резво нырнул внутрь, и визги сразу смолкли. Затем он выбил боковое стекло и, просунув руку, открыл дверь. Я без приглашения занял место справа и стал наблюдать, как Колян соединяет провода из рулевой колонки. В зеркало я увидел, что из подъезда выскочил и устремился к машине крепкий парень с крупным черепом. Как заработал мотор, я не услышал, но приборная доска вдруг ожила, стрелки плавно качнулись, и так же плавно, но не мешкая, мы сорвались с места.
        - У меня это вышло быстрее и с меньшими потерями, - заявил я нахально.
        Куцапов-младший в шлепанцах и спортивных штанах пробежал по переулку до пересечения с бульваром, но его надежды на то, что мы задержимся у выезда, не оправдались. Колян рисково вырулил перед самым носом у «Жигулей» и понесся к Арбату.
        Несмотря на то, что эта акция сильно отличалась от угона «ЗИЛа», я снова подумал о Ксении и преисполнился гордости и какой-то лихой уверенности: все у нас получится. Я и вообразить не мог, что привязанность к другому человеку добавляет столько страсти и интереса к жизни. Впервые со времен манного детства я не чувствовал себя одиноким - это было восхитительно и странно, поскольку я давно уже смирился с тем, что существую отдельно от шести миллиардов гомо сапиенсов. Более того, я подозревал, что все население Земли так же одиноко, как и я, просто оно умело это скрывает.
        Перед глазами встал бункер, освещенный десятками керосинок, Ксюша, ожидающая моего возвращения, и во всем вдруг обнаружился смысл. То, что я сейчас делал, было нужно не мне, не какому-то там человечеству, а одной-единственной девушке, ради которой я был готов на любое безрассудство.
        Вместе с этой упоительной мыслью появилась и другая, предательская: меня крайне тревожил случай с Мамой. Что, если после нового переброса я вернусь с другой памятью, или она изменится у Ксении, не суть важно. Мы можем вновь стать чужими, и я опасался, что повторного счастья не выйдет. Для чего тогда всё: куцаповы, тихоны, дыроколы, сопротивления, для чего тогда я сам?! Нет, Ксения обязательно меня дождется - именно такой, какая она есть. Не верить в это - значит не победить.
        Светофор работал как часы, и одно только это уже настораживало. В прошлый раз или, если можно так выразиться, в прошлые разы, он подолгу держал «красный» для главной дороги - проспекта, название которого в моей памяти почему-то не отложилось. Подходило «время Ч», до аварии оставалось меньше минуты, но ни такси, ни фургона «Москарго» на перекрестке не было. Из знакомых машин я отыскал лишь красный «ЗИЛ», да и тот стоял не там, где ему положено, а позади. Стоило ему притормозить, как загорелся «зеленый», и группа из двух десятков автомобилей, синхронно разогнавшись, умчалась прочь.
        Словно подгадав, когда проезжая часть освободится, на асфальт без грохота, без всякого фурора свалилась бронированная дверь, а еще дальше, метрах в ста - две худые фигурки. Они тут же поднялись и скрылись за домами, а кусок железа продолжал лежать поперек дороги, не вызывая у прохожих никакого интереса. Объяви об этом происшествии газеты, здесь бы сразу образовалось столпотворение, люди долго еще приходили бы к этому месту в надежде на новое чудо. По всей стране выявилась бы армия очевидцев, были бы написаны подробные мемуары, а человек, как минимум, триста признались бы, что это они прибыли с другой планеты, чтобы научить нас правильной жизни. Возможно, именно так все и будет, но только после того, как раскачаются газетчики, а пока водители раздраженно объезжали артефакт, принимая его за кусок металлолома.
        - Видел, видел?! - Всполошился Куцапов. - Что это?
        - Мы с Ксенией, - ответил я не без рисовки.
        - А Тихон где?
        - А Тихона нет, - горько сказал я, признавая за собой неведомо какую вину.
        - Подождем еще?
        В его голосе звучала надежда - та, которая по глупой привычке мрет последней.
        - Нет смысла.
        Почему Тихон не приехал? А с чего я, собственно, взял, что он появится, - просто потому, что видел его здесь раньше? Но ведь Тихон оседлал «Москарго» вовсе не для того, чтобы прокатиться по Москве. Он защищал Шурика. Нет Кнута - нет Тихона, родился у меня не слишком оригинальный афоризм, который и подсказал, что делать дальше.
        Технология была отработана: Куцапов нашел неприметный переулок, и мы, не вылезая из «БМВ», переехали на полтора часа назад. Первая двойка еще только высаживалась из самосвала, а вторая, то есть мы, уже направлялась к дому Кнутовского, к мексиканскому ресторану, к стрельбе в нем же и к прочим приметам непредсказуемого прошлого. Мы остановились во дворе, и я посмотрел на часы. Уже скоро.
        - Ты можешь испортить светофор? - Невинно поинтересовался я. - Чтоб не совсем сломался, но и не так, чтобы работал.
        - Конкретнее.
        - Когда мы подъедем к перекрестку, должен гореть «красный». Долго гореть.
        - Сделаем.
        - Хорошо. Возвращайся и жди там. Следи за белым фургоном, Тихон будет в нем.
        Куцапов послушно укатил, а я достал сигарету и некоторое время стоял, собираясь с духом. Это совсем не просто - использовать единственного друга в качестве живца. Большая рыба стоит того, чтобы пожертвовать маленькой, но то рыбы. Не поступал ли я по отношению к Шурику подло? А вдруг таксист разгонится чуть сильнее, вдруг Тихон зазевается и не успеет нас спасти - Тихон спасти?! - и мы будем кувыркаться все положенные пятьдесят или сколько там метров, что тогда? Тогда, выкрутился я, нас похоронят в одном целлофановом пакете, и болеть моей совести не придется.
        Я покурил, прислушиваясь к звукам рекламной кампании и, когда раздался первый выстрел, зашел в подъезд. Краем глаза я заметил, как по улице пронесся красный «ЗИЛ-917» - Ксения торопилась забрать меня из ресторана. Почему «ЗИЛ»? Куцапов о нем ничего не знает, он ездит на «БМВ» и, кстати, утверждает, что мы попортили именно эту машину. Но мы с Ксенией отправили девятьсот семнадцатый в понедельник, и у него была разбита левая сторона, а сегодня среда, и Колян сидит в целехоньком «БМВ». Другой бы на моем месте подивился этому странному несоответствию, но я подобными загадками был сыт по горло. Возможно, здесь пересеклись две близкие версии, возможно - не две, а двадцать две, да хоть сколько, лишь бы Тихон учуял, что его настольная книга под угрозой, и примчался ее выручать.
        Шурик был рассеян до полного выпадения из реальности - он опять что-то писал. Я не мог понять, в обиде ли он на меня за тот отрывок, или никакой встречи в метро не было, и ему просто не досуг. В минуты творческой активности Кнут настолько уходил в себя, что общаться с ним, тем более, втолковывать какие-то невероятные вещи про путешествия во времени, было бесполезно.
        - Саша, нам надо в Выхино, - сказал я трагически просто. - Очень надо.
        - Угу, - Кнутовский наяривал на клавиатуре слепым десятипальцевым методом, движением губ дублируя слова, вырастающие на белом поле «Лексикона». - Сейчас, присядь пока, - он ударил по «энтеру» и принялся за новый абзац.
        - Саша, через сорок минут мы должны быть там. Если у Музы чешется, возьми диктофон, набрешешь по дороге.
        От такой наглости Кнут сбился и набрал три твердых знака подряд.
        - Слушай, это ты или не ты?
        - Я. По-прежнему застенчивый и тактичный. Но страшно торопящийся.
        - Зачем нам в Выхино?
        - Увидишь.
        Когда мы вышли на улицу, напротив стоял, якобы спрятавшись, все тот же «ЗИЛ». Меня так и подмывало послать ему воздушный поцелуй, но Кнут не спускал с меня глаз.
        Мимо проехало три или четыре такси, но все это были «Москвичи», приподнявшие закругленные задницы, точно решившие кому-то отдаться.
        - Мы торопимся или нет? - Спросил Кнут. - Чего ты ждешь?
        - «Волгу». Желтую «Волгу».
        - Ты с кем-то договорился?
        - Нет, нам нужно обычное такси.
        - Ты уже несколько штук пропустил, - раздраженно сказал Шурик и вытянул руку перед очередным «Москвичом». - Ну? Или едешь без меня.
        - Выхино. Двадцаточка, - предложил я таксисту, и он, профессионально учуяв спешку, согласился на четвертной.
        На перекрестке что-то не складывалось. В левом ряду, мешая движению, тащился двухэтажный туристический автобус с прозрачной крышей. Я понадеялся, что он проскочит, но как только автобус подъехал к светофору, тот моргнул «желтым», и обтекаемый мастодонт покорно фыркнул тормозами.
        - Немцы, - сообщил наш водитель, глянув на номер. - Во всем любят орднунг.
        У стоп-линии мы, как и в прошлый раз, стояли первыми, но слева находился высоченный гроб на колесах, и это в корне все меняло. Теперь Тихон даже при большом желании не сможет к нам подобраться, фургон - не велосипед. Мы беспрепятственно проедем вперед, словим на капот кусок брони и полетим дальше - с мертвым водителем и выжатой педалью газа. Такого исхода я, конечно, не допущу, но разве дело в этом? Тихона нет, мы опять остались ни с чем.
        Справа подкатила красная спортивная машина. Здрасьте, вас здесь только не хватало!
        - Как мы их! - Восторженно высказался таксист. - Взяли и переплюнули все их «Порше» сраные. У меня шурин…
        Мне захотелось послать «ЗИЛу» уже не поцелуй, а что-нибудь менее сентиментальное, но я вспомнил, что в нем сидит дама.
        - Чего мы там забыли? - Тревожно спросил Кнут.
        - Где?
        - В Выхино, где еще!
        - А… Мы туда не поедем, - отмахнулся я, пытаясь найти в веренице машин что-то похожее на фургон.
        Таксист озадаченно глянул в зеркальце, но промолчал.
        Тихон не приехал. То ли разочаровался в книге, то ли пришел к выводу, что Кнуту ничего не угрожает. Или приготовил новый финт, с учетом, так сказать, сложившихся обстоятельств. Как я теперь буду оправдываться перед Коляном за потерю товарного вида машины, за унизительную пробежку в тапочках, за все наши наивные приготовления?
        Его «БМВ» по-свойски стоял на газоне, рядом с тумбой ручного переключателя светофора. Инспектор, вместо того, чтобы погнать наглеца и заняться службой, мирно толковал с Куцаповым, облокотившись на безукоризненно вымытую крышу.
        - Что же он, мурло, его отвлекает! - Обозлился водитель. - Пропустили бы и трепались себе дальше.
        - А ты ему погуди, - сказал я. - Давай, давай, не стесняйся.
        Таксист немного помялся и бибикнул. Сзади его поддержали, и, осмелев, он снова вдавил сигнал. Куцапов высунулся в окно и вопросительно кивнул. Я в ответ помахал - мол, все, уже можно, и он что-то сказал инспектору. Тот подскочил к переключателю, и светофор без промежуточного «желтого» сразу показал «зеленый».
        Таксист пристально на меня посмотрел и нажал на газ.
        - Стой! - Опомнился я.
        - Здесь, что ли, выходить будете? - Спросил он, набирая скорость. - Сейчас, вот только перекресток проедем.
        - Стой! Остановись! - Крикнул я и для пущей убедительности забарабанил по спинке сидения.
        До водителя не дошло. Он подал знак «ЗИЛу», чтобы тот пропустил нас в правый ряд, к тротуару. «ЗИЛ» реагировал своеобразно: он чуть отъехал в сторону, а затем резко вильнул и боднул такси крепким покатым боком.
        - Да тормози же! - Заорал я, с трудом выдавливая слова из схваченного судорогой горла.
        Воздух впереди сгустился, замерцал, и в нем, словно созданные лазерной графикой, проявились две зловещие буквы латинского алфавита.
        Михаил в красном «ЗИЛе» был настырен: спортивная машина отлепилась от «Москвича» и повторила свой варварский маневр.
        - Это не я! - Испуганно вскричал таксист, призывая нас в свидетели. - Он сам!
        Автобус, еще недавно такой медлительный, нагнал нас слева и крепко приложился, компенсируя правый удар «ЗИЛа». Такси отскочило от него, как мячик от теннисной ракетки, и уже само впечаталось в красную машину. В обоих дверях справа вылетели стекла. Водитель бешено колотил ногой по тормозу, но скорость не снижалась. «Москвич» завизжал и пошел юзом. Автобус и «ЗИЛ» разошлись в стороны и снова сошлись, ударив нас с двух сторон. Я почувствовал толчок в спину, одновременно с ним раздался душераздирающий скрип. В выбитые окна ворвалась серая копоть: диски заклинило, но «Москвич» летел дальше, сжигая резину.
        Наконец эта страшная бойня прекратилась. Обе машины остановились, и мы встали вместе с ними. Нависла долгожданная тишина, в которой ошалело ворочался водитель.
        - Мишаня! Это ж ты все и организовал! - Протянул Кнут. Из его носа капала кровь, однако он был поразительно спокоен.
        - Ну, блин, организатор! - Таксист стучал по лобовому стеклу, но оно не вываливалось, и таксиста это бесило.
        Автобус мурлыкнул немецким мотором и, вырвав из «Москвича» обе левых двери, сдвинулся с места. Он объехал лежавший на дороге лист металла и, разогнавшись, исчез за поворотом.
        - Сашка, прости меня, - заторопился я, хватая Кнута за локоть. - Не могу объяснить, нет времени!
        Я хотел бы, чтоб расставание получилось более теплым, но рядом уже затормозил Куцапов, и я запрыгнул к нему в «БМВ».
        - За автобусом!
        - Что ж ты: «фургон»! Если б я заранее знал, что Тихон там, прямо на месте бы его чик-брык, - он на секунду убрал руки с руля и, впечатав кулак в раскрытую ладонь, показал, как стирает Тихона в порошок.
        - А инспектор?
        - Да это был тот, из девяносто восьмого! Который у кольцевой стоял!
        - И он опять тебя узнал? А ты его?
        - Спроси чего полегче.
        Куцапов крутанул руль, и мы разудало, с заносом, выскочили на ту же улицу, что и Тихон. Автобус с ободранным боком стоял в нескольких метрах от перекрестка. Вокруг, явно намереваясь забраться внутрь, расхаживал какой-то оболтус.
        - Браток, ты шофера не видел? Рыжий такой.
        Тот замялся, взвешивая ценность информации.
        - Я из НСС, - со значением произнес Куцапов. - Тебе потом зачтется.
        - Рыжий пересел в оранжевые «Жигули» и поехал во-он туда.
        - Ишь ты, стильный! Тачки под гриву подбирает, - процедил Колян, срываясь с места.
        - Небось, обманул мальца? Что за «энэс» такая?
        - «Не стой под стрелой!» - Ответил, смеясь, Куцапов.
        Вскоре показались и «Жигули» - темно-красные, почти вишневые, а совсем не оранжевые, как доложил нечестный подросток. Затылок сидевшего в машине принадлежал, вне всякого сомнения, Тихону.
        - Сейчас бы Федорыча подключить, - сказал Колян. - Из меня шпик неважный. Если заметит, сверлим ему башку, прям здесь, и сразу уходим.
        - Нельзя. Его башка - самое дорогое, что есть на свете. Лучше посмотрим, куда он нас выведет. А вдруг ребеночка найдем, которого он из интерната свистнул? Это же он и есть.
        - Ну ты… - Куцапов снова оторвал руки от руля, изображая жест восхищения. - Как ты допер?
        - Самый простой способ прищучить Тихона - поймать его в детстве и посадить под замок…
        - Или казнить.
        - …вот он и спрятал от нас младенца. А в Сопротивлении о Тихоне забыли потому, что его там не было.
        - Но я ведь помню! Был!
        - Теперь выходит, что не было.
        - Придумал! - Колян сбавил скорость и прижался к тротуару, затем повернулся ко мне и снисходительно похлопал по плечу. - Зачем за ним гнаться? Мы можем грохнуть его мамочку, и он вообще не родится!
        Где-то я это уже встречал - то ли в книжке, то ли в кино. Идея была гениальной, но не учитывала одной элементарной вещи: убивая в прошлом, мы изменяем будущее. Потеряв Тихона, мир мог приобрести нечто такое, по сравнению с чем война две тысячи тридцать третьего показалась бы легкой разминкой.
        - Остынь, - только и сказал я.
        Пока мы стояли, «Жигули» успели скрыться из вида. Мы проехали наугад несколько кварталов, повернули, потом еще раз, и, когда я уже собирался высказать Куцапову все, что о нем думаю, впереди замаячил вишневый автомобиль. Тихон юркнул под арку в старом четырехэтажном доме. Впереться в узкий дворик так, чтобы он нас не заметил, было невозможно, поэтому мы оставили машину на улице и дальше пошли пешком.
        Тихон направлялся к одному из парадных. Он выглядел франтом, по крайней мере, со спины: лакированные туфли, черные брюки и длинный кожаный плащ. Впечатление портили только рыжие кудри, сотрясавшиеся при каждом шаге. Он неожиданно обернулся и, обнаружив преследование, побежал. Мы помчались за ним. Колян на ходу достал пистолет и тихо предупредил:
        - Не лезь, Мишка. Баловство закончилось.
        В подъезд мы залетели на две секунды позже - подпружиненная дверь хлестко ударила по ладоням, и Куцапов одним толчком снес ее вместе с коробкой. Сверху слышался быстрый топот подошв. Тихон понимал, что сейчас продолжительность его жизни зависит только от резвости пяток.
        Несмотря на возраст и пристрастие в водке, Колян отрывался от меня все дальше и дальше. Когда Тихон остановился на верхней площадке и завозился с ключами, Куцапов уже добрался до предпоследнего пролета. Теперь их разделяло всего пятнадцать-двадцать ступеней, и Тихон не успевал ни укрыться в квартире, ни включить синхронизатор.
        - Вот ты и кончился, гнида! - Колян торжественно поднял пистолет, и я увидел, как его палец тянет спусковой крючок.
        - В ноги! - Крикнул я, с ужасом осознавая, что опоздал.
        Куцапов его пристрелит, на слэнге Сопротивления - казнит, и будет по-своему прав, но кто же тогда распутает узлы, завязанные Тихоном, кто размотает этот смертельный клубочек?
        С гибелью Тихона стабилизируется нынешняя версия истории, но что это будет за стабильность? Неизбежный конфликт с Прибалтикой, неминуемый мировой кризис, неотвратимая гибель страны. Все останется как есть: три войны и маленький бункер в тридцать восьмом году, где горстка идеалистов, или эгоистов, или безумцев нянчит мечту о «новом пути». Для чего мы его искали - чтоб не позволить сделать еще хуже? В нашем случае между «плохо» и «очень плохо» нет никакой разницы.
        Постой, Колян, не стреляй, бессильно подумал я. Мы не можем убивать Тихона. И отпустить не можем. Зажали в углу, как два инвалида девицу, а зачем?
        Куцапов выстрелил - прямо в сердце. Я не разглядел летящей пули, но зато видел его глаза и то, как медленно он моргнул, отпуская Тихону грехи.
        В каменном мешке лестничной клетки хлопок показался оглушительным. Тихон даже не шелохнулся.
        Колян промахнулся с пяти метров. Я не мог в это поверить. Тихон по-прежнему стоял у двери, только за один миг, на который я выпустил его из вида, он успел переодеться: ноги зашнуровались в высокие ботинки с толстой подошвой, а на теле появилась неподходящая для сентября летняя рубашка, наполовину пропитанная кровью. Его правая рука висела плетью, а левая сжимала знакомое по прошлой встрече ружье.
        Из-за его спины вышел другой Тихон - в черном плаще, и он тоже держал пулемет. После бега по лестнице его голос был на удивление ровным:
        - Кто из нас кончился?
        Что же Колян не стреляет, терзался я. И, посмотрев на пистолет в его широкой ладони, сообразил: стреляет. Вихрь чувств, прокрутившийся в мозгу, уложился в то время, за которое патрон выщелкивается из обоймы. Я знал: Колян стреляет, потому что теперь у него не осталось выбора, я бы и сам сделал то же - когда у меня будет свое оружие?! - ну что же он так медленно, ну давай же, дава-а-ай!!
        С верхней площадки раздался парный свист, и из обоих стволов выскочили початки желтого пламени. Воздух проткнули две светящихся спицы.
        Что же он?!
        Нас поливали огнем, а мы стояли как истуканы и завороженно наблюдали собственную смерть. Куцапов со своим пистолетом против двух плотных очередей выглядел неандертальцем. Он пальнул два или три раза - бестолку.
        По ступенькам быстрым, полноводным ручьем стекало что-то вязкое, на воду совсем не похожее. Посередине лестничного пролета мелькала серая тень, слишком скорая и бледная, чтобы ее можно было с чем-то сравнить. Вокруг колыхалось зыбкое марево открытой дыры, подкрашенное желтым сиянием. Поглощая две огненных нити, дыра равномерно выплескивала кровь, словно доказывала правильность Закона Сохранения.
        Откуда? Столько? Крови!!
        Куцапов не падал. Да ведь он давно уже мертв! Никто не может выстоять под двумя очередями. Пойте сладкую песню о бронежилетах, мастера телевизионного экшен! Где взять столько кевлара, чтоб удержать двести-триста пуль, выпущенных в упор?
        Оба Тихона опустили ружья и, молча переглянувшись, исчезли. Они даже не поинтересовались результатом, будто единственной их целью было растратить лишние патроны, а воткнулись ли пули в стену, впились в живое тело - не важно.
        - Мишка…
        Я вздрогнул. Кто меня зовет - Колян? Тысячу раз убитый, но продолжающий стоять на лестнице, слегка ухватившись за перила? Что, Колян, затекла нога, зачесалась лопатка? Сколько в тебе железа - кило, два? Как самочувствие, мертвый Колян?
        - Мишка, ты не ранен?
        - Нет, а ты?
        - Слегонца, - Куцапов боязливо повернулся.
        Спереди его свитер промок и прилип к животу. На уровне груди виднелись три опаленные прорехи, смахивающие на дырки от пьяной сигареты. Колян не курил.
        - У тебя кровь, Мишка.
        - Где? - Не поверил я.
        Рубашка над пупком была порвана. Разрез пришелся прямо на пуговицу - заклепка с выдавленными по кругу буквами «Верея» не смогла остановить полета злой металлической мошки.
        - Скользячкой прошла.
        Я отогнул край рубашки - под ней набухала узкая горизонтальная царапина, полностью повторившая забытый рубец.
        - Ничего, это у меня хроническое.
        - Вон еще, на ноге!
        - Все нормально, Колян, у тебя же у самого!..
        Куцапов мучительно кашлянул, и из отверстий в его свитере вылетели черные брызги.
        - Это пройдет. Карман, - он протянул руку с пистолетом к моим джинсам.
        - Убери пушку. Стрельнет, а там машинка. Коля, да у тебя легкие пробиты!
        - Карман… синхро… син… дырокол, - захрипел Куцапов, клокоча красными пузырями. - Амба!
        Я посмотрел туда, куда так настойчиво тыкал стволом Колян, и согласился. Амба - это еще мягко сказано.
        В карман с машинкой попало пуль пять, все они также прошли по касательной и не задели ноги, но прибор превратился в горсть электрического хлама, половина которого уже высыпалась на залитый кровью пол.
        - Мишка, мы потерялись, - простонал Куцапов и начал медленно опрокидываться через перила.
        Я подставил плечо в надежде взвалить тело на спину, но его центнер с гаком подмял меня, как стебелек укропа. Мы вдвоем опустились на липкие ступени, и я опять подивился количеству крови. Если б вся она вытекла из Коляна, он бы уже не дышал. И куда подевались все пули, если мы поймали штук десять на двоих?
        Поднять Коляна под мышки я даже не пытался - мне пришлось бы сцепить пальцы на его груди, а это бы его убило. Оставалось только волоком. Я взял Куцапова за локти и потащил вниз. В какой-то момент он пришел в себя и, чтобы хоть как-то мне помочь, принялся отталкиваться ногами, но вскоре опять забылся, твердя в беспамятстве одно и то же:
        - Потерялись…
        Лифта в доме не было, и я волок Куцапова по лестнице, хотя знал наверняка, что до больницы он не дотянет. Его каблуки бились о ступени, отсчитывая пройденные сантиметры. Позади размазывались бурые кляксы, но определить, чья это кровь - моя, Коляна, или та, что вытекла из дыры, было невозможно.
        На втором этаже я привалился к стене, чтобы отдышаться. Из-под двустворчатой, старого образца двери выползали истязающие запахи жареной курицы, слышалась стандартная коммунальная ругань, рев магнитофона и тоскливый звон кухни. На секунду диалог двух хозяек прервался, и в тишине мне послышался какой-то шорох. Я задрал голову - лестница была пуста, только темный предмет размером с футляр для очков быстро свалился вниз, ударяясь о фигурную решетку перил. Это могла быть машинка, отчаянно подумал я. Вместе с воспоминанием о машинке явилась и запоздалая догадка: вот для чего Тихону понадобился второй синхронизатор. Он не собирался ставить на своей шкуре рискованных экспериментов. Ему нужно было спастись, прикрыть самого себя, и у него это получилось. У Тихона снова все получилось.
        - Надо было его убить, - пробормотал я.
        - В следующий раз - обязательно, - пообещал Куцапов. Он слабо шевельнул ногой, и под ней всхлипнула успевшая набежать кровь.
        - Потерпи, Колян. Сейчас найдем врача и…
        - Домой, - приказал он. - Дорогу помнишь?
        Ехали мы легко. Красный «ЗИЛ» и черный «БМВ» были не просто автомобилями, а некими символами, знаками кастовой принадлежности. Даже государственные машины с флажком на номере сползали с заветной левой полосы, признавая наше бесспорное, хотя и неписанное преимущество. В ответ на каждое мое нарушение инспекторы «гибели» лишь по-отечески грозили пальчиком.
        Колян понемногу приходил в себя. Полулежа, он определял наше местонахождение по верхушкам зданий и указывал, где следует свернуть, а где прибавить скорость. За всю поездку я почти не прикасался к педали тормоза, мы остановились только один раз, когда перекрыли движение из-за кортежа премьер-министра.
        - Тут уж, Мишка, ничего не попишешь, - улыбнулся Куцапов. - Он круче.
        Чем меньше оставалось до Тверского бульвара, тем чаще Колян подтрунивал над моими водительскими навыками и тем больше крови он отхаркивал с каждым выдохом. Организм, настроенный на вечную борьбу, бросал в топку выживания последние резервы, и я боялся, что до дома он не дотянет. Мне почему-то казалось неимоверно важным привезти его на место еще в сознании и дать возможность увидеться с Коляном из этого времени.
        Когда мы добрались до переулка, Куцапов уже не разговаривал - его дыхание превратилось в сплошное бульканье, а кашель, накатывая, не отпускал по несколько минут. И все-таки он еще держался. У въезда во двор он дернул меня за руку, напоминая про поворот и одновременно помогая вписаться между стеной и воротами. Я не сразу разобрался, что от меня требуется, да и про тормоз вспомнил с опозданием, поэтому вираж получился слишком резким. Машина чиркнула правым боком об угол, но не застряла, а проехала дальше, вырвав здоровенный кусок штукатурки.
        Колян лишь натужно усмехнулся, показав красные от крови зубы. Он открыл дверь и кулем вывалился наружу. Куцапов умирал - теперь уже по-настоящему, без бравады и прибауток, с ужасом, с отчаянием.
        Из глубины двора к нам устремилось трое мужчин. Их мощные фигуры сочились яростью и жаждой мщения, но мои мысли были заняты только Коляном - если его поднять, то он, возможно, проживет пару лишних минут. Да разве они могут быть лишними!
        - Щас удавлю пингвинов! - Проревел младший Куцапов, предвкушая сатисфакцию.
        Шлепанцы он успел сменить на ботинки с золотыми пряжками, а спортивные штаны - на легкие, слепящей белизны, брюки. Когда он подбежал, я усаживал Коляна, поэтому кроме ног ничего не видел. Золотая пряжка размахнулась, намереваясь врезаться мне в живот, но замерла и медленно опустилась. Куцапов-старший прислонился к поцарапанному крылу и открыл глаза.
        Сходство было фантастическим. Немного морщин, чуть-чуть седины - вот все, что их отличало. Не считая двадцати пяти лет, прожитых в оккупации.
        Куцапова тут же подняли и понесли к дому - не суетясь и не задавая вопросов, словно эти люди каждый день с кем-то прощались и цену последним секундам знали.
        Его положили на кровать, и светлое покрывало, испачкавшись в сгустках свернувшейся крови, обратилось во что-то больничное, равнодушное к чужому страданию.
        - Вон, - тихо сказал Куцапов-старший.
        Он не мог себе позволить многословия, ведь ему еще предстоял разговор с собой - самый важный разговор из всех, что выдаются в жизни.
        Мы перешли в соседнюю комнату - я и двое крепких парней, которые уселись возле двери с намерением продержать меня здесь столько, сколько потребуется. В одном из них я узнал Кешу, медлительного увальня, выводившего Коляна из кафе. Возможно, именно ему я был обязан тем, что на моем животе не дырка, а всего лишь царапина, но сам спаситель меня не вспомнил.
        Качки демонстративно молчали, давая понять, что пока мой статус и роль в этой истории не установлены, никакого контакта не состоится. Мне оставалось надеяться, что исповедь Куцапова будет истолкована правильно, и меня не вынесут из квартиры в четырех сумках.
        Парни умело давили на меня взглядами, они могли быть как телохранителями, так и убийцами, - в этом вывихнутом мире ни за что нельзя было поручиться. Прежде мы ходили по разным улицам, отоваривались в разных магазинах, смотрели разные фильмы - наши планеты летели рядом, но их орбиты никогда не сходились слишком близко. Теперь же я сидел в обществе этих мордоворотов и мучился предчувствием, что мне придется как-то налаживать с ними отношения, ведь я здесь остался совершенно один.
        В углу стоял телевизор - целый домашний кинотеатр, собранный, наверняка, на заказ. Дикторша с пронзительными, чуть раскосыми глазами что-то старательно выговаривала, однако, что именно, было неизвестно, поскольку телевизор работал без звука.
        Неожиданно на экране возник католический храм, выделявшийся на фоне современных зданий. Оторвавшись от барельефа на стене, камера дала панораму: люди с булыжниками, и лениво надвигающиеся на них танки.
        Танки, о которых мне рассказывал Петрович. Нет, он говорил о чужих, а это - наши родные «тэшки», радующие глаз приземистой посадкой и фрейдистски поднятыми орудиями. Люк на одной из башен открылся, и из него показалась голова в мягком шлеме. Оператор взял лицо крупным планом, и танкист, будто догадавшись, что его видит вся страна, помахал рукой. Это был молодой человек лет двадцати, обычный «срочник», считающий дни до дембеля. Наклонившись, он что-то крикнул экипажу, и ему передали короткий обрезок трубы, похожий на тубус.
        - «Шмель»! - Азартно крякнул один из парней. - Сейчас он им врежет!
        Я не заметил, как охранники увлеклись новостями. Прибавить звук они ленились, их вполне устраивало и немое кино - лишь бы было весело.
        Труба раздвинулась на манер телескопической удочки и превратилась в одноразовый гранатомет. Солдат направил его на камеру, и изображение задрожало.
        - Ха, очканул оператор! - Засмеялись друзья Куцапова.
        Танкист широко улыбнулся - мол, не боись, шучу, и повернулся к церкви. В следующую секунду, не раздумывая и особо не целясь, он выстрелил по толпе. И снова посмотрел в объектив, и опять улыбнулся: здорово у меня получилось?
        - Нормально! А то гансы совсем оборзели!
        - Молодец, братишка, не стреманулся! - Принялись делиться впечатлениями благодарные зрители.
        По телевизору уже шли новости спорта, а качки все еще обсуждали, «как он им запендюрил». Словно плохо воспитанные дети, бранились, толкались и спорили, как надо садануть из «Шмеля», чтобы уложить побольше.
        В комнату вошел Колян - я даже не сразу понял, какой из двоих. По лицу тридцатилетнего Куцапова пролегло несколько морщин: от переживаний, от скорби, и самая глубокая, резко очерченная - от гнева.
        - Ты, - сказал он, указывая на меня пальцем. - Ты поможешь мне его найти.
        - Кого? - С готовностью спросил Кеша.
        - Он сам знает.
        - Что с тем мужиком?
        - Умер, - вздернул брови Куцапов, будто удивляясь подобному исходу.
        - Кто это был, Колян?
        - Это был… Колян. Это был я.
        Парни озадаченно покрутили головами и вдруг расхохотались, безмятежно и заразительно.
        - Весело? - Заорал Куцапов. - Вы бы хоть этого перевязали!
        - Да кто он такой, чтобы мы об него пачкались?
        Колян постоял, переводя взгляд с одного товарища на другого, потом сунул руки в карманы и сказал:
        - Пшли отсюда.
        - Ты чего, пыхнул там втихую? - Растерянно заулыбались они.
        - Выметайтесь.
        Куцапов принес бинт, пластырь и три пузырька с какими-то снадобьями.
        - Вообще, ничего ребята. Просто не слышали того, что слышал я.
        Он заставил меня скинуть рубашку и занялся царапиной. Прошлого шрама видно не было - кожа на его месте оказалась содрана.
        - И что же ты услышал?
        - Много всякого. Чтобы подчинялся тебе, как старшему брату, - Куцапов, не прерывая процедуры, посмотрел мне в глаза - никакой иронии, только боль и решимость. - Он сказал, что ты сможешь найти этого Тихона. Найди его, Миша. Ты не пожалеешь.
        - Последнее время я только и делаю, что жалею. Вряд ли тебе удастся что-то изменить.
        - Я про деньги, - уточнил Куцапов, решив, что я его неправильно понял. - Озолочу, Миша. И то, что он с тобой сделал… я этого не повторю.
        - Подставил?
        - Он притворялся, что не помнит. Ему было стыдно.
        - Коляну - стыдно?!
        Куцапов-младший закончил перевязку и передал мне новую рубаху.
        - Он ведь не знал, что от тебя будет столько зависеть. Сказал - вся страна. Не представляю, как это.
        - Не только от меня, от тебя тоже. От Тихона. От массы, которую вы считаете быдлом. От всех.
        Получилось как-то напыщенно, но по-другому я выразиться не мог. При мне его друзья подписали России смертный приговор - только лишь тем, что увидев беззаконие, остались сидеть у телевизора. На том вердикте есть и моя подпись - я оставлял ее в каждой версии, прибавляя к тремстам миллионов уже существующих.
        - Миша, он мне еще кое-что сказал… - замялся Куцапов. - Что у тебя может получиться… в общем, что он воскреснет.
        - Может. Но лучше на это не рассчитывать.
        Трудно было поверить, но после стольких неудач у меня все еще оставался какой-никакой шанс. С того дня, как мы с Ксенией впервые попытались что-то изменить, я постоянно дрейфовал между победой и поражением. Ни одно дело не было доведено до конца, но и гибельный крест на этой истории пока не вырисовывался. В две тысячи первом находилась еще одна машинка, а значит, и возможность все исправить. Но для этого придется начинать с нуля.
        - Тачку я твою не сильно покорежил, ездить можно.
        - Не проблема, есть еще одна.
        - Случайно, не «ЗИЛ»?
        - Чего?
        - Ладно, не важно. Поедем к моей жене. У нее есть то, что нам надо.
        - Машина времени? - Спросил Куцапов так, точно речь шла о чем-то обыденном.
        - Машинка. Она в кармане умещается.
        - Полезная, должно быть, штука.
        - Когда как.
        Куцапов запер квартиру на мудреный замок со сканирующим устройством, и мы спустились к автомобилю. На царапину он даже не посмотрел, лишь проверил, закрывается ли дверь, и уселся за руль.
        - Ну, напутал! - Воскликнул Колян, заталкивая обратно провода, вырванные Куцаповым-старшим.
        - Не было практики, потерял квалификацию. Там ведь на всю страну одна тачка, да и та - в общественном пользовании.
        - Социализм, что ли?
        - У этого строя нет названия. Банка тушенки там ценится выше человеческой жизни.
        - Вот бы Костику туда попасть, он бы своего не упустил.
        - Посмотрим, какой у вас бизнес выйдет.
        До дома Алены мы добрались за несколько минут. Ожидание лифта, короткий подъем - и я снова оказался у той самой двери. Я не рассчитывал, что вернусь, я вообще многого не предполагал. Сколько же прошло времени? Здесь, в две тысячи первом, нисколько. А по моим внутренним часам? Восемь-девять дней, где-то так. Самая длинная неделя в жизни. Впечатлений хватит до старости, если, конечно, мне суждено ее встретить.
        - У тебя оружие есть? - Спохватился я.
        - Обижаешь. Ну, что мнешься? Звони.
        - Они этого не любят. Ломай.
        Куцапов отошел к противоположной стене и, разбежавшись, насколько это позволяла площадка, врезался в мягкую обивку.
        Мы повторили вместе, одновременно ударив ногами на высоте ручки. Дверь, сопротивляясь, натужно загудела, и в этом гуле послышался легкий треск дерева.
        - Пошла! - Обрадовался Колян. - Еще раз.
        После четвертой попытки дверь сложилась пополам и рухнула в прихожую.
        - Пушку доставай, - сказал я. - Больше напора!
        Куцапов ворвался в квартиру и, не разбираясь, заорал:
        - Всем к стене, руки за голову!
        Ничего другого я от него и не ожидал. Но так тоже сгодится, банальности быстрее доходят.
        В спальне, уткнувшись лицами в ковер, стояли Миша-младший и Алена.
        - Где остальные? - Свирепо крикнул Колян, нагнетая обстановку.
        - Н-нет никого, - хрюкнул Миша.
        - Где, спрашиваю?! Щас, гнида, мочить буду!
        - Они… исчезли.
        Я показал Куцапову большой палец и жестом попросил передать слово мне.
        - Алена, я и в тот раз не шутил, а теперь и подавно. Куда ты дела машинку?
        Она отвернулась от стены, но руки с затылка не убрала.
        - Не-зна-ю.
        - Много тебе платят? На гроб накопила?
        - Я ничего не брала.
        - Видишь этого человека? У него погиб… брат. А с помощью машинки его можно воскресить. Попробуй ему отказать.
        - Миша, я ведь тебе жена, - упрекнула она.
        - В прошлом, Алена, все в прошлом. Мишка! Да не трясись ты. Помнишь, я говорил, что она нас бросила? Якобы без причины.
        - Ну, теперь-то причина появилась, - ответил Миша-младший, с опаской поглядывая на пистолет.
        - Точно. Только ты, как всегда, ищешь ее не там. Ты, Миша, сам от нее уйдешь. Думаю, сегодня же. Дело в том, что наша с тобой супруга подрабатывает в разведке. Угадай, кто ее объект.
        - Все совсем не так! - Воскликнула Алена.
        - Выкрасть чужой прибор, чтобы передать его ФСБ…
        - Родина приказала, - нерешительно ответила она.
        - Разумеется. Она каждому что-то, да приказывает. А знаешь, до чего ее довели ее же собственные приказы?
        - Миша, хватит уговоров! - Сказал Колян. - Отойди, я начинаю.
        - Под подушкой. Бери и отваливай, - монотонно произнесла Алена.
        Под подушкой?! Перерыв весь дом, я не подумал про тайник, известный каждому ребенку. Войны, оккупация, гибель страны - все это, завернутое в несвежую наволочку, лежало у меня на кровати! Если б Тихон узнал, что его планы переустройства мира разобьются о такую пошлость, как моя свалявшаяся подушка, он бы лишился рассудка. Но теперь от Тихона ничего не зависит.
        Машинка у нас, ФСБ ее не получит, значит, не будет новой модели, без погрешности. Ксения останется в своем двадцать шестом, Мефодий после заслуженного плевка в морду вернется туда же. Корень зла найден и вырван… как он вырван, с корнем, что ли? Да черт с ними, со словами!
        Мне стало досадно от того, что все закончилось так отвратительно просто. Оказывается, нужно было покрепче насесть на Алену еще в тот раз, когда мы приходили с Ксенией. И тогда…
        На этом мой радужный прогноз обрывался. Конфликт с Прибалтикой и все последующие события инициировал Тихон, который вторгся из другой версии, - той, что возникла из-за нашего вмешательства в прошлое. Так в какой версии мы сейчас - в старой или в новой?
        - Ну что, жив он, не знаешь? - Спросил Куцапов, нетерпеливо приплясывая у сканера.
        Запорное устройство щелкнуло, и Колян вбежал внутрь. Закрыв дверь, я прошел следом. Он потерянно стоял у дивана и перебирал пальцами слипшиеся волосы Куцапова-старшего.
        - Мы ведь только начали, - попытался я его успокоить. - Никто не обещал, что он оживет немедленно. Теперь у нас есть машинка, и мы можем…
        - Да что ты уперся в свою машинку? - Вскричал Колян. - «Мы можем»! Ни черта! Вот он лежит, все осталось, как было.
        - В худшем случае, Колян, в самом худшем, если нам ничего не удастся изменить, у тебя впереди еще двадцать пять лет. Кому-то и этого не досталось.
        - Где же твой хваленый шанс? В чем он заключался? В том, чтобы наехать на какую-то бабу?
        - Он все еще не потерян, шанс. Нам придется перенестись в понедельник. Что такое метро?
        - Чего?
        - Метро - предприятие, связанное с повышенным травматизмом. Вот на травматизм мы его и заловим.
        Да, она все еще дышала, наша последняя надежда. Впрочем, почему последняя? Слабость Тихона к творчеству Кнутовского можно эксплуатировать до бесконечности.
        - Зачем нам в понедельник?
        - Позавчера я виделся с одним человеком.
        - С каким?
        - С моим лучшим другом.
        Куцапов смотрел на меня в ожидании дальнейших пояснений. Чуть-чуть догадливости, и ему бы цены не было. А так приходилось разжевывать то, что я и в мыслях-то произнести не решался. Высказать идею вслух - значит приступить к ее реализации. Что ж, рано или поздно этим все равно придется заняться.
        - Я рискну близким мне человеком.
        - Был бы толк, - равнодушно отозвался Колян.

* * *
        По бульвару медленно, как на параде, катили БМП. Новенькие скаты издавали оглушительный гул, от которого дребезжали стекла и вибрировали внутренности.
        - Не было этого? - Спросил я.
        - Нет.
        Предложение переместиться во времени Коляна не шокировало. Управляться с дыроколом было не сложнее, чем с будильником, и Куцапов к нему отнесся, как к новому бытовому прибору, который нужно освоить и использовать по мере необходимости.
        Возможно, Колян просто не умел удивляться - в дыру он вошел, словно в свой туалет: не жмурясь, не оборачиваясь. Первое путешествие он проделал спиной вперед, потому что держал за ноги Куцапова-старшего. Оставить тело в неизвестной версии я не решился.
        За БМП ползли два армейских джипа и два крытых грузовика с желтыми табличками «люди». Замыкала колонну машина «гибели» с включенной мигалкой.
        - Не было их позавчера. Точно не было, - угрюмо повторил Куцапов.
        Мир растрескался на множество мелких фрагментов, но все еще держался. Кусочки знакомой картины поочередно отклеивались и срывались куда-то в бездну, а на их месте возникала безумная абстракция кисти Тихона. Судить о новом полотне по нескольким осколкам было преждевременно, но то, что уже открылось глазу, не сулило ничего хорошего. На моих глазах погибало не только время, но и пространство - та территория, на которой я жил. Вместо нее громоздилось что-то несуразное, абсолютно непригодное для существования. Танки вокруг храма, БМП на Тверском. Видно, Тихону показалось мало двух глобальных войн двадцать первого столетия, и он решил покончить с планетой раз и навсегда.
        - Колян, а почему ты меня забрал с Петровки?
        - Я - тебя?
        - Как раз сегодня меня сцапал Федорыч - за твою машину.
        - Погоди, Миша, мы же в понедельнике. А угнали вы ее в среду. Я и правда хотел к Федорычу обращаться, но не успел - вы сами вернулись.
        - Да, что-то я заездился. От этих перебросов голова кругом. Но ты ведь приходил. И забрал, обоих.
        - А кто там еще был?
        - Тоже я. Меня для гарантии в двух экземплярах арестовали.
        - Ну и что потом?
        - Явился ты и попросил Федорыча замять.
        - И он послушал?
        - Ты очень попросил. Знаешь, что я думаю? Тебе придется его навестить, только не сейчас, а попозже, чтобы я не поехал в издательство и не встретил Кнута.
        - Я в твоих расчетах ни хрена не понимаю. Что нужно сделать?
        - На Петровку, Колян. Потом возвращайся домой и жди. Надеюсь прийти с Тихоном. А там, может, и старшего воскресим. Водки с ним еще выпьешь. Никогда с самим собой не квасил?
        - Если б он не велел тебе помогать, послал бы я тебя вместе с твоей штуковиной.
        - Нельзя, Колян. Я придумал, как с этой сволочью бороться. Я теперь фигура. На меня полмира молиться должно.
        - А остальная половина?
        - Остальная никогда не молилась. Никогда и никому.
        Больше всего я опасался, что в Москве изменились некоторые названия, и адрес Фирсова стал пустым звуком. К счастью, искомая улица здесь существовала, и находилась она не так уж далеко.
        Подъезд был чистым, без фекалий и настенной живописи, а воздух казался насыщенным какими-то благовониями. Звонков было два: верхний, нормальный, и нижний - с проводкой, обрывающейся в никуда, закрашенный вместе с наличником.
        Я нажал на пыльную кнопку и не успел вытереть палец, как дверь открылась. Иван Иванович вышел в спортивном костюме. Выглядел он гораздо крупнее, даже брюшко небольшое висело, впрочем, довольно аккуратное и для полковника позволительное.
        - Ну, - потребовал он, щупая меня взглядом.
        - Здравствуйте, я от Аллы Генриховны, брат ее.
        Это прозвучало как просьба о подаянии. Хорошо хоть, не поклонился.
        - У нас с ней все кончено, - строго произнес Фирсов и чуть потянул дверь. Закрывать ее Иван Иванович не собирался, он лишь честно отыгрывал текст.
        - Дело в том, что всплыли некоторые обстоятельства… - я попытался взять реванш за неказистое вступление и высказал это таким тоном, будто некая Алла Генриховна, моя родственница, и впрямь попала в щекотливую ситуацию.
        - Проходите, - сказал Иван Иванович и посторонился.
        Я заметил, что Фирсов остался доволен сценой, во всяком случае, если кто наш разговор и слышал, вряд ли он что-то заподозрит.
        Фирсов проводил меня в кабинет. Письменный стол, компьютер, аквариум с подсветкой и книжный стеллаж во всю стену - ни дать ни взять, литератор.
        - Что здесь? - Спросил Фирсов, принимая письмо.
        - Пьеса Чехова.
        Он педантично расправил замявшиеся уголки и распечатал конверт. В точности выполняя инструкцию, я встал в центре комнаты и опустил руки по швам.
        - Иван Иванович, прежде, чем как-либо реагировать, дойдите, пожалуйста, до конца, - осторожно напомнил я.
        - Не учи, любезный, - бросил он, не отрываясь от листа.
        Прочитав послание, Фирсов сразу убрал его в карман и неуютно присел на столешницу.
        - От кого?
        - Там все написано.
        - Не все.
        - Все, что нужно.
        Он покусал большой палец и, не вынимая его изо рта, сказал:
        - Вы блефуете.
        - Там все написано, - проговорил я как можно жестче. - Мне нужен ответ.
        - А что еще тебе нужно?
        - Троих людей из группы захвата. В четыре часа на «Третьяковской».
        - По чью душу?
        - Высокий мужик, волосы рыжие, вьются. Баки. Скорее, даже бакенбарды.
        - Кто такой?
        - По вашему ведомству не проходит.
        - Двоих, - сказал Фирсов, подумав.
        - Иван Иванович, мы не на базаре.
        - Двоих будет достаточно.
        - Он вооружен.
        - И очень опасен, - усмехнулся Фирсов. - Ладно. Какие гарантии?
        - Об этом мне ничего не известно. Берете рыжего, везете ко мне, и мы расстаемся. Больше я вас не потревожу.
        Выходя из квартиры, я затылком ощущал желание Фирсова огреть меня чем-нибудь тяжелым. Фирсов удержался - похоже, сведения, содержащиеся в письме, действительно представляли для него серьезную угрозу. Интересно, что этот старый гриб там накалякал? Надо было плюнуть на мнимую порядочность и прочитать. Ах, Иван Иванович, знаток психологии! Потому ты и не доверил конверт Куцапову, что он вскрыл бы его сразу, как только выбрался из бункера.
        Чем же мог запугать дряхлый генерал-лейтенант бравого полковника? Уж наверно не подробностями из частной жизни мифической Аллы Генриховны. Зачем нам в ФСБ такие офицеры, которых можно одной писулькой согнуть в бараний рог, пронеслась в сознании сталинско-бериевская мысль, пронеслась и полетела дальше, сейчас мне было не до нее. Пока Фирсов дергал за свои рычажки и веревочки, от меня требовался сущий пустяк: поспеть на «Третьяковскую» к четырем.
        Деньги из моего времени превратились в разноцветный мусор, а клянчить у Куцапова я не стал, поэтому о такси не могло быть и речи. В кармане нашелся замусоленный билет. «Действителен в течение 30 дней с момента первого прохода». Не думал, что он снова мне пригодится.
        Турникет выплюнул карточку, но зеленый огонек так и не зажегся. Я попробовал еще раз - с тем же успехом.
        - Что у вас? - Дежурная вышла из будки и сноровисто, двумя пальцами подцепила билет. Затем посмотрела с другой стороны и замотала головой. - Как это может быть? Тут пробито двадцать шестое число.
        - Правильно, четверг, - вспомнил я и осекся.
        - Сегодня только понедельник.
        Ко мне незаметно подошел молодой милиционер.
        - Что случилось?
        - Опять фальшивый, Петя, - с сожалением вздохнула дежурная.
        - Ваши документы.
        Сказать ему, чтобы позвонил в ФСБ и спросил полковника Фирсова? Хорошая идея.
        Я ударил Петю только один раз - носком в пах. Сзади неслись крики дежурной, пронзительные трели свистка, низкий рык сирены, но я уже был далеко. На станции стояло сразу два состава, и я заметался, выбирая, в какой из них сесть.
        Поездка принесла мало радости: из рассказов очевидцев я узнал, что броневики обосновались не только на Арбате, но и на всех площадях Садового кольца.
        Я вышел на «Третьяковской» в пятнадцать - пятьдесят пять.
        Боязнь опоздать сменилась новой заботой: не пропустить Шурика. Я встал напротив лестницы перехода, пытаясь следить за всеми пассажирами сразу. Одновременно с Кнутовским я искал и оперативников. Мне казалось, что подчиненные Фирсова будут похожи на киллеров, преследовавших нас с Ксенией, поэтому особое внимание я уделял невзрачным типам в сереньких тройках. Таких здесь находилось великое множество, и будь моя фантазия чуть посмелее, я бы решил, что Иван Иванович согнал сюда всю контору. Тем не менее, одного человека мне вычислить все-таки удалось. Мужчина, полностью соответствовавший моим представлениям о секретных агентах, безучастно прохаживался всего в нескольких метрах от меня. Почуяв мое внимание, незнакомец посмотрел на часы и, зевнув, направился к эскалатору. На полпути он свернул за колонну, но я точно знал, что в поезд он не сядет. Как только мужчина скрылся, его внешность мгновенно улетучилась из памяти, и воссоздать ее я уже не мог. Вот если бы ему в руки чемоданчик, подумал я, однако тут же о нем забыл, поскольку совершенно неожиданно увидел Кнута.
        Шурик шел ко мне сам - улыбаясь негаданной встрече и заранее отводя руку для приветственного хлопка.
        - Здорово, какими судьбами?
        - Свидание, - ляпнул я первое, что подвернулось на язык.
        - А как же ячейка общества?
        - Не пострадает.
        Я вдруг сообразил, что мне нужно протрепаться с Кнутом хотя бы минут пять, чтобы не спеша довести его до края платформы. Говорить было не о чем, и я пожалел, что не заготовил какую-нибудь историю или, на худой конец, пару глупых вопросов.
        - Как процесс? - Спросил я.
        - Творческий? Не знаю… Наверное, завяжу скоро.
        - Ты это серьезно? - Я не мог вообразить Шурика в отрыве от клавиатуры, от бессонницы и от его растрепанного блокнота со скромным названием «озарения».
        - Не получается ничего, Мишка.
        - У тебя?! У кого же тогда получается?
        - Не берут ничего. Ездил недавно в «Реку»…
        Под ребрами что-то встрепенулось.
        - И что возил?
        - Да какая разница? Все равно вернули. Есть там один… Хоботков, представляешь? Специально придумаю какого-нибудь убогого и назову в честь него.
        - Ну и правильно.
        - Такую биографию ему состряпаю, - мстительно проговорил Кнут. - Будет у меня бомжом, алкоголиком и наркоманом.
        - И гомосеком, - поддакнул я, выводя Шурика на платформу.
        Мы незаметно приблизились к белой линии, и я вдруг понял, от чего так разволновался, услышав, что Кнутовский собирается покончить с сочинительством. Все эта несчастная книжка! Почему ее не написал кто-то другой?
        - Ты чего побледнел? - Насторожился он. - Тебе плохо?
        - Нормально. Сволочь я, Саша. Трижды сволочь - на все времена.
        Сумрачную пасть тоннеля осветили фары поезда. Короткие половинки шпал по обе стороны от желоба стали похожи на хорошо обглоданные ребра. Рельсы вдалеке засияли двумя порезами, и я впервые заметил, насколько они кривые. Почему вагоны с них не сходят? Рельсы кажутся скользкими…
        - Миша, с тобой все в порядке? - Забеспокоился Кнут. - Пойдем к дежурной, она врача вызовет.
        Ну не будь ты таким заботливым! Как же я тебя столкну? Как я смогу? Может, это и не обязательно, нужно лишь внушить себе, что я готов? Увериться самому и убедить Шурика, сделать вид, что собираюсь бросить его под колеса. Но если я только притворюсь, то угрозы для жизни Кнутовского не возникнет, и Тихон не придет - откуда ему знать, кто и когда пугал его любимого писателя. Он появится при условии, что Кнут погибнет, - появится и все исправит. Шурик в любом случае останется жив, его смерть ненастоящая. Такая вот веселая игра.
        - Не хочешь врача, не надо, давай хотя бы на лавочку сядем. Что ты к самому краю придвинулся?
        Из тоннеля показалась тупая морда локомотива. Пассажиры встали плотнее: в каждом вагоне освободится несколько сидячих мест, и нужно проявить сноровку, чтобы успеть их занять. Из-за колонны выглянул скучающий субъект - я никак не мог вспомнить, видел ли я его раньше. Ему подошел бы задрипанный чемоданчик, ну да, это же человек Фирсова. Как он узнал, где нужно караулить рыжего? И где сам Тихон? Неужели не поверил?
        Платформа быстро наполнялась народом. На противоположной стороне остановился состав из «Перово», и к нам ринулась целая толпа. Самоуверенный инвалид влез между мной и Кнутовским и поставил мне на ногу свой костыль.
        Не получится, с облегчением подумал я. Этот поезд не будет обагрен кровью. Пусть он уедет, дождусь следующего и тогда решусь.
        Я огляделся - группа захвата находилась рядом. Один подпирал колонну, второй прогуливался в центре зала. Был, наверняка, и третий, затерявшийся где-то здесь, среди пассажиров. Не мало я запросил? Надо было пятерых. Хотя, какая разница, ведь я этого не сделаю.
        Над головами показалась несуразная кепка - не кавказская, а «шотландка», уместная где-нибудь в зимнем Лондоне. Из Европы, стало быть, турист. Чего он сюда приперся? Ехал бы на «Площадь революции», там красивые статуи с серпами и наганами.
        Турист потрогал взмокший лоб, кепка сдвинулась на затылок, и из-под козырька выскочил огненно-рыжий вихор. Это он! Потоптав костылем мою ногу, инвалид сделал шаг назад, и нас с Шуриком прижало друг к другу.
        - Женщина, пожалуйста, - усовестил Кнут чрезмерно активную даму с острыми локтями. - Миша, выберемся отсюда. Придушат на фиг!
        Первый вагон был уже в нескольких метрах. Поезд останавливался, но скорость была еще приличной. Он раздавит человека как помидор. Красная гуща разлетится по сальной стене, а тонкая кожица намотается на вращающиеся части. Я не смогу!
        Беспокойно озираясь, Тихон задержал взгляд сначала на мне, потом на беспортфельном киллере. Он понял. И он также стоял перед выбором.
        - Пойдем, Саша, - я тронул Кнутовского за плечо, уводя его от приближающегося поезда, и тут Тихон не выдержал.
        Распихивая неповоротливых пассажиров, он бросился ко мне. Люди возмущенно роптали, но расступались: кому охота связываться? Тихон схватил меня за ворот как раз в тот момент, когда до передних колес оставался один прыжок. Машинист с интересом покосился на внезапную возню, но поезд унес его дальше. Мимо летел второй или третий вагон, собственно, уже не летел - дожимал остатки движения, а Тихон все не отпускал мою рубашку и продолжал оттаскивать меня от Шурика.
        - Ну и подонок же ты! - Выдохнул он.
        Тихон поверил. Значит, я все-таки убил Шурку - не в нынешней версии, так в какой-то другой. Кто я после этого?!
        Вокруг нас образовалась невообразимая давка: народ устремился к дверям, но из вагона еще не все вышли. Мы мешали и тем, и другим. Какой-то дюжий мужчина оттолкнул нас в сторону, однако там тоже были люди, и они также торопились. Барабанные перепонки проткнул истошный крик ребенка. Мальчишка в красно-белой бейсболке с эмблемой «Спартака» на козырьке упорно протискивался сквозь тела, силясь до кого-то дотянуться.
        Тетка вновь заработала локтями, Тихон споткнулся и упал, на него осела старушка с кошелками. Пытаясь подняться, он яростно засучил ногами, но лишь опрокинул сумки, из которых высыпались какие-то мягкие свертки. Кепка слетела на пол и тут же была затоптана разномастной обувью.
        Мне помогли выбраться на свободный участок. Кнут уже находился там, наблюдая окончание потасовки. Через секунду из толпы вывели Тихона с выкрученными руками. Двое «серых» крепко, но неприметно придерживали его запястья, и, как только появилась возможность, накинули на них наручники.
        - С этим что? - Осведомился третий, указывая на Шурика.
        - Он ни при чем.
        В глазах Кнутовского читалось желание вникнуть в суть происходящего, но для этого нужно было знать всю историю, такую же запутанную, как и большинство его сюжетов. Он, несомненно, заметил, что я не просто связан со светлопиджачной троицей, но и в каком-то смысле ее возглавляю.
        - Мишка, кто они?
        - Мы привлекаем внимание, - деловито заметил один из спецов. - У нас наверху машина.
        - Мишка?..
        - Иди, дурак, пока отпускают, - прошипел Тихон. Я ждал от него ненависти и отчаяния, но увидел только горечь. - Как хотите. Вам жить, - добавил он странное.
        Поднимаясь на эскалаторе, я не удержался и посмотрел вниз - Кнут все не уходил. Он одиноко стоял в центре зала и не сводил с меня глаз. Инцидент на платформе давно забылся, последние свидетели разъехались, а наши следы затерлись и потерялись в пестром мраморе. Только Шурка не двигался с места и продолжал вглядываться в толпу, словно трагически и сентиментально прощался с первой любовью.
        Из очередного поезда хлынули новые пассажиры, и Кнутовский утонул в торопливой массе. Я надеялся, что он не исчезнет так незаметно и еще появится, но когда запримеченный пятачок опустел, там уже никого не было.
        У выхода из метро тихонько урчал микроавтобус с зашторенными стеклами. Широкая дверь, выступив, отъехала вбок, и мы забрались в жаркий салон. Внутри было гораздо больше свободного пространства, чем могло показаться с улицы. Окна отсутствовали - выгоревшие занавески были лишь искусной имитацией. На полу лежали толстые резиновые коврики, а стены покрывал пористый фиолетовый пластик. Дверь закрылась, и звуки улицы сразу смолкли, будто кто-то выключил проигрыватель.
        Тихона усадили на кресло с металлическими подлокотниками и протянули между ручками тросик. Затем подлокотники укоротились, и проволока впилась ему в живот. Остальные разместились на длинном диване, и мне передали несколько черных пакетиков.
        - Все, что нашли, - пояснил один из группы.
        Я разодрал пленку, высыпая на сидение конфискованное у Тихона добро. Кроме дырокола он имел при себе немного местных денег с бурлаками и аленушками, карманный атлас Москвы и обмотанное изолентой кольцо для ключей, к которому были припаяны два жестких усика. Я не понял, зачем оно ему, впрочем, в его рюкзаке, оставшемся у Фирсова, болталось столько всякого барахла, что удивляться не приходилось.
        - Куда едем? Если надо от него избавиться, мы сами можем, - оперативник откинул замаскированный в стене лючок и достал из ниши шприц-ампулу.
        - Нет… Пока нет. Давайте к Никитским Воротам, дальше я покажу.
        - За сколько продался? - Презрительно спросил Тихон. - Не продешевил, надеюсь?
        Мужчина, сидевший рядом, тыльной стороной ладони ударил Тихона по лицу - не слишком сильно, но этого было достаточно, чтобы из его губы побежал алый ручеек.
        - Не волнуйся, кабина звуконепроницаемая, - сказал он.
        Я и не волновался. Просто мне уже приходилось слышать нечто подобное. Где и когда? Ах, ну конечно. То же самое я говорил Алене, а до этого - безусому наемнику, косящему под эсэсовца. Какого черта меня записали в их компанию?
        Машина заехала во двор и остановилась в трех метрах от дома. На голову Тихону одели шерстяную шапочку и, надвинув ее до самого подбородка, бегом перевели пленного из автобуса в подъезд. Люди в окнах предпочли этого не заметить.
        Куцапов не открывал. Я позвонил еще раз, но ответа не последовало.
        - Эх ты, организатор! - Мужик, которого я про себя назвал Главным, осмотрел замок. - Хозяева не обидятся? У нас рабочий день не нормированный, просто не правильно это - на лестнице топтаться. Или вернемся в машину.
        - Вскрывай, - разрешил я.
        Посягать на собственность Куцапова мне было не впервой. Оперативник принес из автобуса какой-то прибор вроде тестера и, сняв с замка крышку, подключил к проводам четыре «крокодильчика». Сканер засветился, считывая пустоту. Обманутый запор клацнул и открыл дверь.
        Тихона бросили на пол. Главный присел рядом, а двое других разбежались, проверяя квартиру.
        - Порядок, - отрапортовали они.
        - Там покойник должен лежать, - запоздало предупредил я и прошел в дальнюю комнату.
        Кровать, на которой оставили Куцапова-старшего, была пуста, но потрясло меня не это, а то, что покрывало оказалось совершенно чистым. У постели, для блаженства босых пяток, растянулся коврик цвета ряженки - на нем также не нашлось ни пятнышка.
        Я закурил и, не отыскав пепельницы, принялся стряхивать сигарету в выпендрежный вазон у телевизора. Сейчас было самое время посмотреть новости, но я не имел ни малейшего представления о том, как этот ящик включается. Под экраном располагалось несколько кнопок, и я ткнул в самую левую. Телевизор ожил и показал какое-то ток-шоу: студия, освещенная «под интим», незнакомый ведущий и сотня постных рож, поочередно бубнящих в микрофон.
        - Сделай громче, - попросил Тихон, отрывая голову от пола. - Хочу послушать, как вашего начальника расчешут.
        - Лежи смирно! - Прикрикнул Главный, пнув его под ребра.
        - Что еще за гости? - Раздалось из прихожей.
        Группа мгновенно заняла огневые точки: Главный встал за дверью, а его напарники рассредоточились по комнатам.
        - Свои! - Объявил я и удивился, как это сегодня у меня все валится из рук. Колян сдуру мог выхватить пистолет, и его бы тут же застрелили. - Сюрприз для тебя имеется. Вон он - в шапке.
        - Замерз? - Оскалился Колян. - Щас согреем.
        Куцапов был слегка пьян.
        - Далеко ходил? - Спросил я на правах старшего товарища.
        - Не очень. Так, договаривался кое с кем, - проговорил Колян, медленно обходя Тихона. - Ребят, выпить хотите? - Радушно предложил он и, сжав кулачище, потряс им высоко над головой. - Скоро вот вы где у меня будете! Все!
        - Колян, ты, никак, в президенты намылился?
        - Хо! Президент! Да кому он нужен? Люди должны жрать - каждый день! А жрать-то скоро станет нечего! - Он задорно подмигнул, намекая на обстоятельства, известные только нам и Тихону.
        - Ферму, что ли, приобрел?
        - Зачем мне ферма - навоз вилами ковырять? Тушенка, Мишка, из стратегического запаса. Почти миллион банок, целый склад под Вологдой. Купил вместе с ангаром! Давайте, ребята, отметим.
        Мне вдруг стало нестерпимо обидно: только что я собирался угробить друга, а Куцапов тем временем заботился о будущей выгоде. В стране начнется голод, и он на этом недурно заработает. Я без труда догадался, кто станет его первым помощником. Хороший бизнес: по два динара с каждой банки.
        - Колян уже в деле? Шустро! - Высказался Тихон и тут же получил новый тычок в ребра.
        - Он меня знает? - Опешил Куцапов.
        - Еще познакомитесь. Ты куда старшего перевез?
        - Я?!
        - Его нет на месте.
        Колян, на ходу теряя ухмылку, рванулся к кровати.
        - Я к нему не прикасался. Кто его мог?..
        - Дверь была закрыта!
        До меня начало доходить. Вряд ли кому-то понадобилось похищать труп, просто история опять чуть-чуть изменилась. Возможно, в новой версии Куцапова-старшего никто не убивал, и он сейчас мирно распивает в компании с Конем и Левшой.
        - Шанс? - Спросил Колян, подумав о том же.
        - Может быть.
        - Не переживай, еще встретитесь, - заверил его Тихон.
        - Где?
        - Как все нормальные люди - на том свете.
        - Хватит, слушать тошно! - Неожиданно заявил Главный. - Как будто в палату у Сербского попал. Никого больше не ждем?
        Эта фраза меня насторожила. Одновременно я заметил неуловимые движения его подчиненных - они все еще находились в чрезвычайно удобных позициях как для обороны, так и для атаки. Профессионалы. На людей Иван Иванович не поскупился.
        - А теперь оба легли туда же, рядом с этим придурком. Живее!
        На нас нацелились три пистолета. Спецы стояли у вершин правильного треугольника и в любой момент могли открыть огонь без риска ранить друг друга.
        - Ты кого притащил?! - Куцапов, мгновенно протрезвев, кинулся к столику.
        Он распахнул пиджак и даже успел взяться за удобную рукоятку, однако на этом его сопротивление закончилось. Одна-единственная пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, перебила ему позвоночник, и Колян тихо осел, роняя на себя ворох журналов.
        Отсутствие Куцапова на кровати объяснялось простой и страшной причиной: человек не умирает дважды. Лишь сейчас я понял по-настоящему, что значит прервать жизнь. Куцапов-старший, а с ним и целый мир, превратились в фантом. Никакой торговли тушенкой, никаких засад на иракских офицеров, никаких двадцати пяти лет. Все, что он сделал за вторую половину жизни, стало лишь вероятностью. К реальности это уже не имело ни малейшего отношения.
        Я улегся возле Тихона, и он снисходительно фыркнул.
        Открылась и закрылась дверь - в комнате появился кто-то еще.
        - Грязно, - неодобрительно сказал Фирсов. - Пять минут, и уже покойник. Радист, опять ты отличился? Ведь покараю!
        - Вооружен, - коротко ответил невидимый с пола Радист.
        - Кто он?
        - Некто Куцапов, - подсказал новый голос. - Список «три», подробности уточняем.
        - Связи, связи! - Нетерпеливо произнес Иван Иванович. - Снимите с рыжего намордник. Личность установили?
        - Нет информации.
        - Уволю!
        - Работаем, - смиренно отозвался голос.
        - Этот хитрожопый пусть повернется.
        Мне врезали по почкам, и я автоматически перекатился на спину - повторения не хотелось.
        - Для начала объясни, откуда ты взялся. Двойник твой - человек, как человек, никуда не лезет. А ты что за птица?
        - Иван Иванович, вы все не так поняли!
        Тихон улыбнулся, и из его разбитой губы снова потекла кровь.
        - Кто написал письмо?
        - Вы. Проверьте почерк!
        Это был мой первый и, к сожалению, последний аргумент.
        - Откуда сведения? - Настаивал Фирсов. - Это что, провокация?
        - От вас.
        - Врешь! Я не мог этого знать.
        Как не мог? Разве там не про него? Что в письме?!
        - Я думал, ты сволочь, - сказал Тихон. - А ты дурак.
        Иван Иванович нахмурился и повернулся к рыжему.
        - Почему он за тобой охотится?
        - По твоему приказу.
        - Вы, друзья мои, чего-то не уяснили, - скорбно проговорил полковник. - В спецкамере вы расколетесь на счет «раз», просто я даю вам возможность разойтись по-хорошему.
        - Иван Иванович, - спокойно сказал Тихон. - У тебя сейчас одна печаль: как бы самому туда не попасть. Войска в городе видел? Письмецо-то опоздало! Теперь тебя никакая синяя папочка не спасет.
        Фирсов задохнулся и несколько секунд впустую раскрывал рот. У него в кармане тренькнул мобильный телефон, но он раздосадованно треснул трубкой о стену. Главный угадал приказ начальника с полувзгляда и звонко щелкнул предохранителем. Я судорожно сжал в ладонях оба дырокола. Аппараты, способные опрокинуть мир, были бессильны против одной острой капли металла.
        То, от чего я ушел в четверг, случится в понедельник. Сегодня. У Главного нет чемоданчика, но он обойдется и пистолетом. Как странно, я сам лишил себя трех дней жизни.
        - Недоумок поганый, - шепнул мне Тихон.
        По белоснежной поверхности потолка разбежались, быстро затухая, ровные круги, и из центра этого волнения выпало что-то темное. Оно глухо стукнуло по ковровому покрытию и, подкатившись к Фирсову, замерло. Иван Иванович машинально поднял с пола предмет и, взвесив его в руке, зачарованно произнес:
        - Без чеки…
        В гробовой тишине стало слышно, о чем бурчит телевизор.
        - Мы прервали нашу программу, чтобы передать экстренное обращение Президента Российской Федерации, - сказали там.
        Потом был взрыв.
        Часть 5
        ЗАВТРА БУДЕТ ЛУЧШЕ
        Кажется, я куда-то летел. Сносил спиной какие-то перегородки, врезался грудью во что-то острое и несся дальше - пикировал, проваливался, падал. Это длилось не долго и было совсем не похоже на то, что рассказывают люди, испытавшие клиническую смерть.
        Я пошевелил головой - что-то воткнулось в горло и разбудило приступ тяжелого влажного кашля.
        - Ох ты, ожил! Земляк, сигареты есть?
        Надо мной стоял высокий старик с впалыми щетинистыми щеками и смуглым горбатым носом.
        - Поднимайся. Пойдем, покурим.
        - Что это у меня?
        Я потрогал тонкий стержень, торчавший прямо из тела, и его движение отдалось неприятной щекоткой под ребрами.
        - Зонд, - объяснил старик. - Жидкость из легких откачивали. Они всегда его оставляют, вдруг пригодится, - он взялся за стержень темными окаменелыми пальцами и внезапно потянул на себя.
        Гибкая трубка легко вышла наружу - пятнадцать или двадцать сантиметров розовой пластмассы. Я вновь закашлялся и сплюнул на пол какой-то комок.
        - Пошли, - дернул меня старик. - Одному надоело.
        - Не слушай его, - раздалось из дальнего угла. Там кто-то зашевелился, и колченогая капельница звякнула полупустой склянкой. - Это Олег, у него не все дома. Олег!
        - Чего тебе?
        - Отстань от него. Пусть оклемается.
        - Не коллектив, а черт те что! - Сокрушенно произнес старик и поперся прочь.
        - Меня зовут Женя, - представился мужчина. - Сейчас иголку вытащат, тогда подойду.
        Я приподнялся на локте и оглядел помещение. Кроме того, что это была больничная палата, я ничего не узнал. Пять кроватей, три из которых пустовали, но не были застелены, - пациенты по укоренившейся в русской медицине традиции где-то шлялись - пять тумбочек с термосами, кружками и мятыми салфетками да косая капельница, нависшая над бородатым Женей. На окнах - крахмальные занавесочки, загораживающие голубое небо.
        - Склифосовского?
        - Ну.
        - Сколько время?
        - Скоро обед.
        - А точнее?
        - Зачем тебе? Здесь никуда не торопятся.
        Выдувая через ноздри остатки дыма, появился старик.
        - Олег! - Позвал я. - Можно тебя?
        Он с преувеличенным достоинством подошел к моей кровати, и я, притянув его за лацкан истончившегося от многих стирок халата, спросил:
        - Какое сегодня число?
        - Не знаю, - бесхитростно ответил Олег. - Лежи, болей, скоро все равно не выпишут.
        - Ну, а месяц-то? Сентябрь или нет?
        - Это да, сентябрь, - закивал он, давая понять, что во времени ориентируется.
        Я набрался храбрости и, поднеся губы к его волосатому уху, шепнул:
        - А год, Олег? Год сейчас какой?
        Старик отстранился и посмотрел на меня с укоризной.
        - Молодой, а туда же - потешаться. Женька, что ли, подучил?
        - Какой год, Олег? - Требовательно повторил я.
        - Амнезия? - Равнодушно осведомился Женя. - Бывает. Или симулируешь? - Он оглянулся на дверь и, убедившись, что она закрыта, посоветовал. - Если решил прикидываться, надо идти до конца.
        Я сел на кровати и поискал ногами тапки. Голова немного кружилась - то ли от травмы, то ли просто от долгого сна. Живот был стянут тугой эластичной повязкой и привычно побаливал. Я представил себе шрам, посеченный осколками, - на пузе мог получиться вполне симпатичный узор. Фирсова разорвало пополам, это я своими глазами видел. Тихона, кажется, тоже убило, остальных - не помню. Как там появилась граната? С неба свалилась, с потолка, точнее.
        Я посмотрел вверх - ничего. Тонкая трещинка на пожелтевшей побелке.
        - Какой сейчас год? - Снова повторил я.
        - Да успокойся ты. Первый. Ну, две тысячи первый. Куда собрался? Ложись, тебе еще от наркоза отходить.
        Подтверждая это, внутренности екнули, и я привалился обратно. Спешить мне действительно некуда. Передохну.
        Неожиданно дверь распахнулась, и в палату вбежал ребенок. Он гулко топал пятками в полосатых шерстяных носках, ноги путались в вытянутом, потерявшем форму свитере, а на маленькой головке был по-старушечьи завязан белый платок с мелкими черными листиками.
        - Мальчик, ты мальчик или девочка? - Издевательски спросил Олег.
        - Мальчик, - гордо ответствовал ребенок.
        - А чего в косынке?
        - Мамка заставляет, чтоб не простудился. У вас игрушки есть?
        - Иди-к сюда, - сказал Женя, шаря по тумбочке свободной от иглы рукой. - Лепесин хочешь?
        - Апельсин, - строго поправил его мальчик. - Давай, если не жалко.
        - Сколько ж тебе лет, орелик?
        - Три, а тебе?
        - А мне сорок, - глупо ответил Женя.
        - Ты уже большой, - констатировал мальчик, разглядывая подарок.
        - Ты, вроде, тоже не маленький. Серьезный такой.
        - Не, я пока малолетний.
        - Скоро станешь взрослым.
        - Не, не скоро, - замотал головой ребенок и, крепко держа апельсин, подбежал ко мне.
        - Тот дяденька болеет, - попытался оградить меня Женя от детской назойливости.
        - Да ничего, ничего, - махнул я ладонью. - У тебя здесь, наверное, мама лежит?
        - Лежит.
        - Скучно тебе?
        - Скучно, - вздохнул мальчик.
        - Дома, небось, игрушки, друзья?
        - Нету. Дома тоже скучаю, но не так сильно. Вырасти бы… Тебе тоже сорок лет?
        - Нет, тридцать.
        - Тридцать и три - тридцать три, - задумчиво проговорил он. - Хороший возраст.
        - Так ты считать умеешь? Молодец! А сколько будет пять плюс два?
        - Ладно, пойду я. Мамке без меня плохо.
        - Погоди, мальчик, - остановил его Олег. - На вот тебе бараночек, - он высыпал в пухлые ладошки горсть сушек.
        - Спасибо, дядя, - ребенок выбежал из палаты, но в коридоре споткнулся или на кого-то налетел - было слышно, как баранки зацокали по полу.
        - Что ж ты, Тишка, такой неаккуратный? - Участливо сказала невидимая женщина. - Давай собирать, а то растопчутся. Опять вы? - Обратилась она еще к кому-то. - Сейчас посмотрим.
        В палату заглянула приземистая нянечка.
        - Очнулся. Я за врачом схожу, ведь замучаете человека.
        - Такого замучаешь! Ему теперь сто лет жить, - сказал какой-то мужчина, приближаясь к моей койке. Вторую фразу он адресовал не столько ей, сколько мне. Кроме этого незнакомец приветливо улыбнулся и даже подмигнул - он явно спешил наладить доверительные отношения.
        - Бог троицу любит, - заметил он неизвестно к чему. - Здравствуйте. Я уже два раза наведывался - вы все не просыпались. Как самочувствие?
        - Нормально.
        - Прекрасно. Я следователь Михайлов, - представился мужчина. - Можно Петр.
        - Какой следователь?
        - В смысле?
        - Ну, вы ведь разные бываете, следователи.
        - Уголовный розыск, если вас это интересует.
        Врет, собака. Четыре человека из ФСБ, включая полковника Фирсова, размазаны по стенам, а ко мне присылают простого сыскаря с Петровки.
        - Только не долго, - с казенной чуткостью потребовал появившийся в комнате врач. - Им скоро обедать.
        - Десять минут, - покладисто отозвался Михайлов.
        За доктором вошел санитар и отсоединил Женю от опустевшей бутылки. Капельница, словно не желая расставаться с теплой рукой, пронзительно заскрипела всеми четырьмя колесиками. Женя торопливо надел спортивный костюм и потащил Олега к выходу. Следователь благодарно кивнул. Он уже собрался озвучить первый вопрос, когда старик вдруг остановился и, шумно растерев шершавые ладони, попросил закурить. Михайлов протянул ему пачку, и Олег, пользуясь моментом, нагло предупредил:
        - Я две возьму.
        - Берите три, только, пока не выкурите, сюда ни ногой, - раздражаясь, сказал следователь. - И дверь за собой прикройте. Итак, - молвил он, возвращая лицу выражение крайней доброжелательности. - Начнем с формальностей: имя, фамилия, отчество, год рождения - ну, сами знаете. Думаю, анкеты заполнять приходилось.
        Усевшись рядом, Михайлов пристроил на коленях хорошую кожаную папку, постелил на нее лист бумаги и приготовил ручку.
        - Вы не поверите…
        - Поверю, - пообещал следователь, торопливо заполняя шапку протокола.
        - …но я ничего не помню.
        - Как так? - Он оторвался от листка и удивленно воззрился на мой лоб. - Врачи говорили, череп не пострадал. В животе нашли несколько осколков, ушибов тоже много, но только на теле.
        - Откуда мне знать? Нет, имя-отчество я не забыл, но вам ведь не это нужно.
        - Уже кое-что. Диктуйте.
        - Переверзев… Михаил Евграфович.
        - Прямо как у Салтыкова-Щедрина, - заметил Михайлов, чему-то усмехаясь. - Ну вот, видите? Значит, не совсем память отшибло. Сколько вам лет?
        - Тридцать, - ответил я.
        Дернул же черт с мальчишкой языком трепать! Тридцать мне дома, в две тысячи шестом, а здесь двадцать пять.
        - С семидесятого. Ровесники, выходит.
        - Выходит, так, - безвольно подтвердил я.
        - Еще что-нибудь сообщить можете? Тогда подытожим: Михаил Евграфович Салтыков… пардон, Первенцев, тридцать один год. Правильно?
        - Нет. Тридцать ровно.
        - Подождите. Вы же сказали, семидесятого, - деланно растерялся следователь.
        - Это вы сказали, а я согласился.
        - Так какого вы года?
        - Не помню.
        - Сколько лет - помните, а когда родились - нет?
        Михайлов выглядел обескураженным, но я уже разгадал его нехитрую тактику. Жалко, поздновато. Молчать надо было. И фамилию он, кажется, тоже переврал. Как я первый раз назвался? Уже забыл. Тьфу, дубина!
        - Не помню, - упрямо повторил я.
        - Хорошо, вы только не нервничайте, Михаил э-э… ой, у меня такой почерк, сам прочесть не могу.
        - Евграфович! - Сказал я резко.
        - Да-да. Когда вы познакомились с гражданином Куцаповым?
        - А кто это?
        - Понятно…
        Следователь погрыз ручку и с тоской посмотрел в окно. В его аналитических извилинах разбегались табуны версий, а он, вместо того, чтобы садиться в седло, все еще не мог выбрать нужного направления.
        Ничего-то у тебя, братец, нет, подумал я. Гора трупов и неопознанный субъект в травматологическом отделении. Застегивай свою папочку и чеши отсюда.
        - При вас нашли довольно любопытные вещи, - по-прежнему глядя на занавеску, сообщил Михайлов.
        - А именно?
        - Два пульта от телевизора. Странно, не правда ли? И еще…
        Ну, рожай, пинкертон!
        - Пистолет шведского производства.
        Круто. Почему не самолет?
        Следователь повернулся ко мне и стал терпеливо ждать, на что я клюну в первую очередь.
        - Чушь. И то, и другое. Оружия у меня никогда не было, а пульты - зачем они мне?
        - Может, вы занимаетесь ремонтом аппаратуры, - Михайлов всем своим видом пытался показать, что искренне желает помочь мне найти какие-то зацепки. Пистолет его как будто и не волновал.
        - Вряд ли, к технике у меня склонности нет.
        - Гуманитарий? А я вот, представьте, наоборот. В школе для меня что история, что литература…
        В дверь постучали - требовательно, как в коммунальный сортир.
        - Три минутки, - крикнул следователь, задирая голову к потолку. - В общем так, гражданин хороший, - произнес он скороговоркой. - Кончай прикрывать эту сволочь. Он человека убил, а ты в беспамятство играешь. Не поможешь его найти - пойдешь как соучастник.
        - Про пистолет ты загнул, - сказал я, возвращая его «ты».
        - Зато видишь, как быстро к тебе память вернулась.
        Петр грустно улыбнулся, и я понял, что дальше морочить ему голову бесполезно. Как я устал!
        - Ладно, пиши. Зовут меня действительно Михаилом. Из-за бабы это случилось. Из-за Машки, гори она огнем!
        - Куда вы ездили? - Оживился следователь. - И с кем?
        - Никуда мы не ездили.
        - Ну вот, снова-здорово! - Вышел из себя Михайлов. - Вас с Куцаповым забили как свинину, а ты в отказ!
        - Почему, не только…
        - Еще кто-то пострадал?
        - Ну да.
        Определенно, мы друг друга не понимали. У меня возникло впечатление, что мы с Михайловым обсуждаем разные происшествия. Уехали-приехали. О чем это он?
        - Знаешь, Петр, я что-то запутался совсем. Пистолеты, пульт от телевизора… Уже не разберу, где правда, а где глюки. Ты мне расскажи, как все было, а я, если что, поправлю.
        - Это не разговор. Кто из нас следователь?
        - Я кто - пострадавший или подозреваемый?
        Михайлов поднялся и, пройдя через палату, высунулся в коридор. Что он там сказал, я не расслышал, но возня за дверью стихла.
        - Отдал вашему дурачку всю пачку, - пояснил он. - Видишь ли, Михаил, труп, с которым ты обнимался, лежа на газоне, имел некоторое отношение к криминальному миру. Поэтому в твоих интересах максимально прояснить ситуацию, причем сделать это быстро.
        - Из-за бабы все.
        - Это я и сам знаю.
        - Как догадался?
        - По аналогии. Когда совершается заказное убийство, оружие киллер обычно оставляет рядом с жертвой, это как бы фирменный знак. Вас взорвали гранатой, скорее всего - за городом, а потом привезли к дому Куцапова и положили прямо под его окнами. И что интересно, кольцо с чекой бросили тут же, в траву. А к нему приклеили записку. То есть киллеры намекнули, за что его убили.
        Петр залез в папку и вынул из нее две больших фотографии. На первой я увидел линейку в контрастном бурьяне травы и рядом - кольцо для ключей, конфискованное у Тихона. Оно было обмотано клейкой лентой и, кроме этого, к нему прикреплялась какая-то проволока. Второй снимок запечатлел то же кольцо, только взятое еще крупнее и уже на белом фоне. То, что я принял за изоленту, было развернуто в полоску с длинной надписью: «ПРОВЕРЕНО ЭЛЕКТРОНИКОЙ. ГАРАНТИРУЕТ ПОЛНОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ».
        Прочитав это, я уронил голову на подушку. Граната принадлежала Тихону, хотя и свалилась прямо с потолка. А чеку он выдернул за несколько часов до взрыва, и спокойно носил ее в кармане, зная, что она вместе со мной вылетит в окно. История, похожая на пук пряжи, с которым поигралась кошка. Вполне в духе Тихона.
        - Ты в курсе, на каких изделиях встречаются такие уведомления? - Спросил Михайлов.
        - Читал, приходилось. А с чего ты взял, что это произошло за городом?
        - Да потому, что в Москве за последние сутки взрывов не зафиксировано. И следы! Представляешь, сколько было осколков? Где они?
        Хороший вопрос. Неужели он поленился зайти к Куцапову? Вряд ли. Тогда действительно, где осколки?
        - Какое сегодня число? - Воскликнул я неожиданно для самого себя.
        - Двадцать третье.
        - Сентября?
        - Не пугай меня, Миша. Сентября, естественно.
        И скоро обед. Хорошенькое дело. Тихона мы ловили в пятом часу.
        - Когда меня нашли?
        - Вчера.
        Так вот куда я летел! Не только в пространстве, но и во времени. Кто же открыл дыру, и чем он ее открыл, если обе машинки находились у меня? Или одна из них сработала сама, от детонации? Что-то не верится.
        - Ты уверен, что кроме нас с Куцаповым там никого не было? Я хочу сказать, трупов.
        - Надо будет посмотреть, вдруг не заметили, - съязвил Михайлов.
        - И еще ты говорил про пульты, - напомнил я.
        - Чего это ты о них забеспокоился? От них мало что осталось - так, два спекшихся куска. Их вместе с твоей одеждой в камеру хранения сдали, у нянечек спроси. Только зачем они тебе?
        - Память об одном человеке.
        - Память - это да. Вспоминай, Михаил, не будь дураком. Я ведь про бандитов не шучу. Если не найдем виновных мы, это постарается сделать кое-кто другой, и начнет он с тебя. Сейчас у вас обед. Кушай, выздоравливай, я к вечеру еще зайду.
        Следователь угрозыска стращает меня преступным элементом. Это ничего, это, можно сказать, нормально. Слово-то какое сочное - бандиты. Вольное, почти официальное. Когда-то Федорыч казался мне позором всей милиции. Пообтерся я с тех пор, пообвык. Бандиты, говорит, придут. А нехай приходят, чего мне теперь терять? Машинок нет, зато часам к пяти Петр получит свой взрыв, а вместе с ним еще пятерых покойников, и, как только опознают Фирсова, мной займутся всерьез.
        Столкнувшись в дверях с Михайловым, в палату вперся Олег, за ним вошел Женя.
        Привезли тележку с обедом. Тут же нагрянули и отсутствовавшие больные: двое хромых типов с похожими лицами. Каждый из них молча взял свою порцию и протянул чашку для компота.
        - Где можно получить вещи? - Поинтересовался я у санитара, когда тот ставил мне на тумбочку тарелку с маленькими выщербленками по краю.
        - Домой, что ли, собрался?
        - Забрать кой-чего, - сказал я, погружая взгляд в мутный бульон.
        - На первом этаже, около раздевалки, - монотонно произнес санитар, разворачивая тележку. - Сейчас не ходи, у них перерыв.
        Я проглотил чуть теплый суп с желтоватыми ломтиками соленого огурца и разварившейся до размеров клецок перловкой. Второго, надо думать, мне не полагалось. В кружке, беспардонно вытеснив жидкость, плавал гигантский сухофрукт, поэтому собственно компота там поместилось не больше глотка.
        Соседи по палате закончили обед и, одновременно поднявшись, гуськом вышли на перекур. Олег меня не позвал - оскорбился.
        Я полежал минуты три, прислушиваясь к желудку. Затем, свесив ноги, нашел тапочки, такие же бледные, как вся прочая больничная утварь. Дальнейшее промедление было чревато большими неприятностями.
        На стальной двери камеры хранения висел мощный замок. Я беспомощно побродил вокруг и подпер стену плечом. По крайней мере, буду первым. Сзади раздались тяжелые шаги и еще до того, как я обернулся, мне сказали:
        - Не жди, не жди. Через полчаса.
        Пожилая женщина в коротких резиновых сапогах сноровисто отомкнула замок и скрылась внутри.
        - Я тороплюсь, тетенька!
        - Никаких «тетенька», - отрезала та. - Ты покушал, а я еще нет.
        - Будьте вы человеком!
        - А я кто по-твоему? - С укором сказала женщина, высовываясь из-за двери. - Ладно, давай номерок.
        - Какой номерок?
        - При выписке получить должен. А-а! Ты, никак, в побег намылился?
        - Да нет же, я только посмотреть, что там со мной привезли.
        - Фамилия.
        Я замялся.
        - Что, фамилию забыл? - Женщина утомленно тряхнула головой. - Постой, не тебя вчера бомбой убило? Надо говорить «неизвестный». Так ничегошеньки и не помнишь? Горемычный ты мой…
        Она ушла вглубь длинной комнаты и, найдя на бесконечном стеллаже нужную ячейку, выдала черный шуршащий пакет.
        - Небогато у тебя.
        Имущество, бесспорно, принадлежало мне. Ключи и носовой платок я узнал сразу. Две дискеты без наклеек могли быть и не моими, но с какой тогда стати им лежать вместе с ключами? Больше в кульке я ничего не обнаружил. Права тетенька - небогато.
        - Это все?
        - Ну, ты спросил. Вещи, может, какие и были, только на что они годятся - все в крови да в дырках. Ты не волнуйся, если родные не объявятся, при выписке новые получишь. Брюки, ботинки, белья пару - голым не уйдешь.
        - А кроме одежды?
        - Еще тетрадка в клеточку, но она почти вся сгорела. Я ее выкинула. Что, зря?
        - Туда ей и дорога. А еще?
        - Бумажник, что ли? - Напряглась женщина.
        - Коробочки. Пластмассовые такие, продолговатые.
        - Ты нормально объясни.
        - Черные, с кнопками.
        - А, с кнопками? Видела.
        - Ну! - Заволновался я. - Где они?
        - Нашел, о чем печалиться, о коробках каких-то! Чудной, ей-Богу.
        - Где коробки? - Рявкнул я.
        - А ты не ори, - осерчала она. - Разорался, ненормальный. Не знаю я, где твои штуки. Тоже, наверно, выбросили.
        - Куда? - Мне захотелось вцепиться тетке в горло и душить ее до тех пор, пока она не отрыгнет мои дыроколы.
        - В помойку, куда же.
        Я почувствовал, как холодный халат прилипает к спине.
        - Где помойка?
        - Да не ищи, вчера это было. Вывезли уже. Если так переживаешь, я тебе из дома принесу, у меня таких знаешь, сколько?
        - Барахло я забираю.
        Женщина не протестовала: ключи и платок - велики ценности! Я сгреб с прилавка свое добро и распихал его по карманам.
        Уйти? Без машинки, без денег, в одном халате? Можно попроситься к Алене. Ха-ха! Если она и пустит, то лишь для того, чтобы сдать меня своему начальству. Оставаться тоже нельзя. Как только всплывет, что Куцапов - не единственный, кто погиб при взрыве, меня моментально перевезут туда, откуда уже не вырваться. А потом они докопаются до моего происхождения, и я по гроб жизни буду сидеть взаперти. Это еще в лучшем случае.
        Лишний. Я здесь лишний. И сам во всем виноват, вот, что досадно.
        На пути в палату мне снова попался мальчик в косынке. Он слонялся по коридору, будто кого-то ждал.
        - Тебя ищут, - заговорщически предупредил он.
        - Кто?
        - Дядька, который до обеда приходил. У него еще чемодан такой тонкий без ручки.
        У людей Фирсова тоже были чемоданы, почему-то подумал я.
        - Хочешь убежать? - Неожиданно спросил мальчик.
        - Хочу, - признался я.
        - Я тебе одежду принесу.
        - Ты всем помогаешь?
        - Только тебе, - он был совершенно серьезен.
        - Как тебя звать, спаситель?
        - Тишка.
        В голове что-то тревожно звякнуло.
        - Сними платок, - сказал я.
        - Нельзя, замерзну.
        Ни с детьми, ни с собаками я общаться не умел. Мне всегда казалось, что они чего-то недоговаривают и втайне надо мною глумятся, а несмышлеными только притворяются, чтобы легче жилось.
        - Тихон, ты рыжий?
        - Подумаешь… - В его голосе послышалась обида.
        Смешной паренек. Это он, точно. Маленький Тишка вырастет и станет большим подонком с огненными бакенбардами. Жаль, но мне придется тебя убить, прямо под портретом великого Склифосовского, подумал я, не особо веря, что смогу это сделать. Кнута понарошку - и то не решился, а здесь ребенок. И всерьез. Так, чтоб не спасли, не откачали. Кстати, следователь Петр уже на месте, протокол и наручники обеспечены. Давненько меня не арестовывали.
        - Ну что, побежишь? Жди, я сейчас.
        Тишка принес мне джинсы и кроссовки.
        - На, это мамки моей. У нее еще есть.
        Не знаю, почему, но я послушно зашел в туалет и переоделся. Джинсы оказались размера на два меньше, но все же застегнулись. Я задышал неглубоко и часто, как астматик, однако смущало меня не это. Модель была явно женская: узкие штанины плотно обтянули ноги - получилось даже слегка сексуально, впрочем, оценить это мог не каждый. Еще хуже дело обстояло с пахом. Покрой предусматривал полное отсутствие того, что у мужчин, как правило, присутствует, и жесткий шов немилосердно впился в плоть, пытаясь разделить ее надвое. Однако надев жмущие кроссовки, я понял, что маленькие джинсы - это ерунда. Пальцы ног спрессовались и при ходьбе закручивались в подобие кукиша.
        Я глянул в зеркало и начал раздеваться.
        - Вот еще, - мальчик стянул с себя свитер и положил его на подоконник.
        - Не налезет, - заранее сдался я.
        - Он на всех налезает.
        По сравнению с дамскими портками свитер сидел идеально. Вкупе со щетиной и ссадиной на носу он придал мне сходство с обычным пьющим художником.
        - Выходи через кухню, - напутствовал Тишка. - Там народу много, и машины разные, можно в кузове спрятаться.
        - Хочешь, вместе рванем?
        - Куда я без мамки? - Скорбно проговорил ребенок.
        Я спустился вниз и пошел по длинному застекленному переходу. Завоняло щами и половой тряпкой, послышался глухой звон алюминиевых крышек. На ближних подступах к пищеблоку стали различимы более деликатные звуки: стук тарелок, шум льющейся воды и незлобивая ругань поваров. В воздухе повис чад от перегоревшего растительного масла.
        Миновав несколько смежных комнат, я вышел на узкое крылечко с жирными ступенями.
        - Мусор забери!
        На перилах сидел, уперев локти в колени, какой-то мужчина с сигаретой. Я безропотно поднял пустую картонную коробку и отнес ее к большому баку.
        Рядом, всего в двух шагах, находилась невысокая эстакада, у которой стояли три грузовика. Я обошел их вокруг, изучая обстановку. В первом дремал, укрывшись газетой, водитель, во втором никого не было. Мужчина на крыльце отбросил окурок и скрылся на кухне. Где-то далеко заиграло радио, и объявили четырнадцать часов тридцать минут. Пешком уже не успеть.
        Сцепление заревело, как издыхающий бегемот, и на улице сразу оказалось полно народу. Из-за кирпичного строения появились спешащие женщины в шубах поверх белых халатов, откуда-то вышел хмельной рабочий в грязной тельняшке, за ним - двое грузчиков и даже несколько собак.
        Машина сдвинулась с места, но как-то неохотно, с натугой. Черт, груженая. Это не просто угон, это грабеж.
        - Стой! Стой! - Заорал рабочий.
        Он поравнялся с грузовиком и вскочил на подножку. Дорога петляла между корпусами, и разогнаться я не мог. Рука в тельняшке пыталась ухватиться за руль, но машина, наскакивая на бордюрные камни, так прыгала, что рабочий еле держался сам.
        - Слезай! - Крикнул я.
        - Нет, - злобно и сосредоточенно ответил он.
        Я прижал ладонь к его голове и надавил большим пальцем на правый глаз.
        - А, а, а… - неуверенно завыл мужик.
        - Слезай, циклопом сделаю!
        Он спрыгнул и покатился по мокрому газону. В зеркало было видно, как он встает и вновь устремляется за машиной, но я уже выехал на прямой отрезок, упиравшийся в решетчатые ворота с красным восьмиугольником «STOP». Я просигналил, и подвешенная на двутавре створка поползла вбок. Можно было притормозить и дождаться, пока ворота не откроются полностью, но сзади догонял настырный рабочий.
        Я зацепил решетку краем бампера, и она отогнулась, как брезентовый полог армейской палатки. Звякнуло сорванное вместе с креплениями наружное зеркало, взвизгнул, продираясь сквозь торчащие прутья обитый жестью кузов. Я оказался за пределами больницы, но ощущения свободы это не принесло.
        Солдаты, БМП, милицейские патрули в касках и бронежилетах - вся эта силища не пропала, она рассредоточилась по городу и нервно замерла, ожидая то ли президентского обращения, то ли красной ракеты, то ли еще чего знаменательного.
        Я оставил грузовик на набережной, не доезжая метров трехсот до Ордынки. Ступни вопили от боли, и бежать было невозможно. Меня занимали только две мысли: добраться до «Третьяковской» и переобуться.
        Я подошел к знакомому микроавтобусу и стрельнул у водителя сигаретку - Фирсов вряд ли ухитрился меня сфотографировать, а в ориентировке, которую он мог раздать подчиненным, наверняка значился кто угодно, только не взлохмаченный педераст в бабьем наряде.
        Группа захвата уже в метро, это хорошо. Если б они засекли Тихона на поверхности, приблизиться к нему было бы трудно.
        - Ты еще жив? - Раздалось у меня за спиной.
        - Живее некоторых.
        Тихон держал за руку рыжего мальчика из больницы. А как же мамка, хотел спросить я, но решил его не травмировать. Вместо свитера на Тишке была аккуратная курточка, на голове - оттеняющая спартаковская бейсболка. Ни дать ни взять, сынок с папашей. Я оглянулся на микроавтобус. Задержать двоих Тихонов можно было быстрее и гораздо проще, но теперь я знал, чем это закончится.
        Нагрянет Иван Иванович и, не разбираясь, порешит всех. Или так надо? Жалко Тишку, он ведь еще не маньяк, не разрушитель. Несчастный ребенок. Но сколько заплатит мир за его несложившееся детство? Не дороговато ли выйдет?
        - Увидимся, гуляй пока, - бросил Тихон и, взяв Тишку на руки, направился в метро.
        - Там ничего не случится, - сказал я вдогонку.
        - С кем? С кем не случится? - Он остановился и посмотрел на меня снизу вверх.
        - С Кнутовским. Не трону я его, не бойся.
        - Так это ты затеял?
        - Привык играть без противника, да? Расслабился, сволочь.
        Тихон быстро сунул руку в карман. Дошло, наконец. Его жест напомнил мне о Ксении, и в сознании моментально выстроилась цепочка аналогий: метро, ловушка, киллеры с чемоданчиками. Кто я в этой пьесе?
        Я знал и еще кое-что: машинка, которую теребил Тихон, была последней. Два прибора уже зарыты на городской свалке, синхронизаторы в тридцать восьмом - не в счет. Если я упущу и этот дырокол, то останусь здесь навсегда.
        - Зачем ты все сломал?
        Это наша беда. Мы верим, что поступки возможно исправить словами - хорошими и правильными. Мудрой брехней.
        - Я?! - Возмутился Тихон. - И у тебя язык поворачивается? Сами же испоганили!
        - Видишь солдатиков? Откуда они взялись? До тебя их не было.
        - Не было, - легко согласился он. - Потому и произошло то…
        - Да ничего не произошло!
        Тихон или не понимал, или прикидывался - в любом случае все опять сводилось к говорильне. А между тем Михаил и трое посланцев Фирсова ожидали внизу.
        Сдать обоих рыжих, чтобы им тут же, в автобусе, сделали по уколу. Воспользоваться последним дыроколом и вернуться в свое время.
        - Давай махнемся: ты мне - приборчик, я тебе - жизнь.
        - У нас нет оснований доверять друг другу, - сказал Тихон. - Я просто уйду.
        - И будешь крушить дальше.
        - Да восстанавливать же! После того, что наворотили вы со своим фюрером.
        - С каким фюрером? Ты бредишь?
        - Да вон он, собственной персоной, - Тихон показал на подъезжающий кортеж из трех автомобилей.
        Я опасался, что он попросту отвлекает внимание, я в этом почти не сомневался, но все же посмотрел. Из средней машины вышел Иван Иванович. Не сводя с меня глаз, Фирсов что-то сказал одному из подручных, и тот вынул из салона коричневый кейс. Тихон укрылся за мной и чуть шевельнул рукой в кармане. Пологие ступени заколыхались, как галька на морском дне.
        - Счастливо, - сказал он, крепче обнимая мальчика.
        В торце чемоданчика образовалось маленькое окошко. Я мог бы упасть на землю, и тогда тело Тихона, не до конца скрывшееся в дыре, взорвалось бы десятками кровяных прорех - это как раз то, чего мне так хотелось.
        Я уперся в парапет и прыгнул. Врезался Тихону в плечи, оттолкнул его в сторону, пролетел дальше и, заваливаясь на спину, еще сумел выставить ладони, чтобы принять ребенка. Тишка даже не успел испугаться.
        Прежде, чем Тихон как-то отреагировал, я понял, что бросившись в дыру, поступил правильно. Я увидел фюрера.
        На здоровенном щите, который еще секунду назад призывал подключиться к Интернет, был изображен сильно приукрашенный лик полковника. Фирсов, только что отдавший приказ расстрелять меня и Тихонов, по-отечески взирал с плаката на ржавый ларек с табличкой «Кваса нет. Завоз ожидается». На месте рекламного слогана, под твердым подбородком Ивана Ивановича, пролег категорический лозунг: «ОЧИСТИМСЯ ОТ СКВЕРНЫ!»
        В конце улицы виднелся еще один портрет. Нижнюю его часть заслоняло старое дерево, поэтому куда он звал и чего требовал, было неизвестно, однако то, что он обязательно требует и непременно зовет, сомнений не вызывало.
        - Все насмарку, - сокрушенно сказал Тихон. Он как будто не удивился тому, что я составил им компанию. - Чего мне стоило пробиться к президенту, убедить его, что я не параноик… Ведь он поверил!
        - Поверил, поверил, - успокоил я. - И войска пригнал, и даже к народу обратился по телевизору.
        - И что он сказал?
        - Вот это я пропустил. Стоило ему открыть рот, как Фирсова разметало твоей гранатой, ну и мне слегка досталось.
        - Что-то я не припомню.
        - Это когда тебя поймали на «Третьяковской».
        - Значит, поймали все-таки?
        - Теперь уже нет.
        - И Фирсов не погиб. И все осталось, как было, - Тихон с ненавистью посмотрел на плакат. - Откуда ты знаешь, что та граната - моя?
        - Догадался. Кто еще на них этикетки от презервативов наклеивает?
        - Хочу кваса, - ни с того ни с сего заныл мальчик.
        - Нету, - виновато ответил Тихон. - И не будет.
        - Куда нас занесло? - Запоздало поинтересовался я.
        - Две тысячи шестой.
        Так я у себя дома? Это - мой дом?
        - Добро пожаловать. За что боролся, то и хавай, - Тихон прижал к себе ребенка и замолчал, позволяя мне сойти с ума самостоятельно.
        Капризный старичок, хиреющий в керосиновой затхлости бункера, никак не вязался с монументальной мордой Кормчего, помещенной на каждом углу. Взгляд натыкался то на могучие колосья, то на исполинские мечи. Улица была черной от флагов; на каждом полотнище трепетал либо профиль Фирсова, либо странный герб с одноцветным глобусом.
        По дороге, изнемогая, тащились квадратные машины с глазастыми рылами. У выезда на набережную стоял полосатый шлагбаум с серой будкой. Перекладина была поднята вверх. Двое молодых солдат с автоматами безмятежно болтали, пропуская всех без разбору. Рядом ползла длинная очередь, упиравшаяся в здание с вывеской «Пункт сдачи крови». За исключением доноров народу почти не было - лишь несколько человек, шагавших по идеально чистому тротуару.
        На двухэтажном доме между Пятницкой и Ордынкой блестела масляной краской надпись «ВЫДАЧА РАЗРЕШЕНИЙ». В нижнем окне, за рассохшейся рамой, был вставлен пожелтевший лист ватмана со словами: «Выдача разрешений временно прекращена». Какой-то человек торопливо подергал дверь, прочитал объявление и так же поспешно ушел.
        - Что здесь происходит? - Спросил я.
        - А что может происходить при Фирсове?
        - Он только хотел исправить.
        - Да не он! Я хотел! - Взорвался Тихон. - Пытался, вернее. А Фирсов - вот, - он кивнул на плакат. - «Очистимся»!
        - Вот, чем это кончилось…
        - По-настоящему все закончится в две тысячи тридцать третьем.
        - Там ничего не изменилось? Война будет?
        - Будет, - мрачно отозвался Тихон.
        - Если б я тогда не послушал своего старшего…
        - При чем тут ты? - Удивился он.
        - Ну, затеял всю эту историю. Потом взялся переделывать…
        - И что же ты, Мефодий, мог переделать?
        - Лучше - Миша. Авария, драка… - это прозвучало так наивно, что кажется, даже Иван Иванович на плакате усмехнулся.
        По улице проехал открытый грузовик с солдатами, и Тихон проводил его тревожным взглядом.
        - Авария, говоришь, - задумчиво произнес он. - Синхронизаторы обнаружил я, в две тысячи тридцать первом году, аккурат на день рождения. Я, разумеется, ждал от друзей сюрпризов, все-таки тридцать три года - возраст неоднозначный. К аппаратам прилагалась записка: ты, мол, умный, сможешь их починить. Ну, я и смог. Покорпел месячишко и отремонтировал. Думал, пошутили ребята, пустышку мне какую-то подкинули, а она взяла и заработала.
        - Ты, выходит, самородок. Мастер-надомник.
        - Почему? Я в Институте Прикладной Физики работал, у Лиманского.
        - И ты побежал их показывать Петровичу, а он отдал их Ивану Иванычу. И понеслась.
        - Только одну - с трехчасовой погрешностью. Вторую, более совершенную, себе оставил. Сперва личные проблемы хотелось решить. Ты в семье рос? А я в детдоме, - он нежно погладил Тишку по плечу. - Мамаша завернула в одеяло, приколола булавкой записку с именем и отнесла в приют. И фамилию, и отчество воспитатели изобрели сами, чтоб им в воде не напиться! Как, думаешь, нормально жилось сироте Тихону Базильевичу, рыжему к тому же?
        Тихон повел нас в метро. Моя карточка осталась у бдительной тетки из две тысячи первого, а денег не было не только местных, но и никаких вообще, однако ничего этого и не понадобилось. Турникеты оказались снесены, а их следы - залиты серым раствором. В окошках касс то ли продавали газеты, то ли раздавали их бесплатно; лишь пожилая дежурная по-прежнему дремала в своей овальной будке, словно напоминая о прежних временах.
        - Начал я с того, что вычислил свою матушку. Институт у нас был режимный, соответственно и Особый Отдел имелся. Я им объяснил, что разыскиваю родственников, просил помочь. Отца так и не установили, а мать нашли. И вот, дую я в девяносто восьмой, за полгода до своего рождения. Посмотрел на нее - молодая, симпатичная, глупая. Беременная. Обычная девчонка. Думаю: такая мать мне подходит. Скажи, Тишка, мамка у тебя хорошая?
        - Не знаю, - неожиданно ответил мальчик.
        - Правильно. Не было ее, и не надо. Обрабатывал я мамочку в точности, как товарищ Бендер миллионера Корейко. Брошюрки разные подкидывал на религиозную тематику, пару раз присылал ей на дом юных оборванцев за милостыней. Если б она знала, - хохотнул Тихон, - что я с ними за эти спектакли пивом рассчитывался и сигаретами! Короче, после такой пропаганды ни одна порядочная женщина от своего ребенка не отказалась бы.
        Так и вышло. Вернулся в тридцать первый - батюшки! - воспоминания откуда-то появились. Не тусклые и обрывочные, а мои собственные, полнокровные. Просто в памяти вдруг возник второй вариант детства, хотя и первый там же остался. То волчонком был детдомовским, а то вдруг семьей обзавелся: сестра, мама, папа - все, как у людей! Фамилия с отчеством в паспорте изменились, и не чужие чьи-то были - мои, мои!
        Целую неделю валялся на диване и вспоминал свою новую жизнь. Процесс непередаваемый! Будто смотришь кино, только про себя самого. Нет, не так. А, все равно объяснить не смогу, вот отчим бы описал как надо - с терзаниями, с жаром. Любил папенька в страстях поковыряться, да ты и сам это знаешь.
        - Чего знаю? - Не понял я.
        - «Чево»! Кнутовского.
        - Кнута?!
        - Это тебе он Кнут, а мне - папаша. Приемный, конечно.
        Я заглянул в его глаза - шутит?
        - Тишка, - обратился я к мальчику, надеясь, что хоть он не соврет. - Папа твой книжки пишет?
        - Батя только уколы делает, - осуждающе проговорил тот.
        - Он у тебя врач? - Обрадовался я. Подловить Тихона оказалось не так уж трудно.
        - Никакой не врач, - насупившись, возразил Тишка. - Себе делает. А потом ходит целый день и смеется. А когда лекарств нету, тогда на всех ругается. Один раз плакал даже.
        - Не мучай парнишку. Мы с ним одинаковые, но не до такой же степени. С Кнутовским мать сойдется, когда мне исполнится восемь. Да и не сойдется теперь.
        Из темноты вынырнул сияющий вестибюль станции, и Тихон прислушался к объявлению машиниста.
        - Жили хреново, - продолжал он. - Денег вечно не хватало, отчим занимался лишь собой и своим компьютером. Все что-то писал. Подойдешь к нему, бывало, о чем-нибудь спросишь - он только кивнет и дальше наяривает.
        Мать мужика на стороне завела, я дома не ночевал. Сестренка сама по себе росла. Вообще-то она на год старше была, и не сестра вовсе, а тетка, но я уж так привык - сестренка. Я о ней только и помню, что красивая была, как кукла, и что в детстве о дубленке мечтала. А то сбитыми туфлями и потрепанным пальто любую красу изуродовать можно. Куда там! Отчима ничего не касалось, лишь бы обед был вовремя, да носки чистые. Иногда печатался, но так редко, что сам не знал, писателем себя называть, или кем. Мать выпивать стала. Я, конечно, замечал, но у меня тогда свои проблемы были. А он все сидит, сочиняет. Потом пошло-поехало. У отчима истерики: жизнь проходит зря, и все такое. У матери - запои по неделе. Наследственность у нее неудачная, бабка, между прочим, остаток дней в дурдоме провела.
        Чего это я разоткровенничался? Давно душу не изливал. Закончилось все неожиданно и довольно паршиво. В подробностях я не буду, ни к чему это.
        Одним словом, полежал я, повспоминал и решил, что первый вариант детства все-таки лучше. Ну серый, ну безрадостный, зато без особых потрясений. Да и роднее как-то. Они ведь, эти варианты, в памяти не перемешивались, а шли параллельно. И в жизни у меня ничего не изменилось - искусственное прошлое привело точно туда же, куда и натуральное. Разве что, я говорил, фамилия другая стала. Чуешь, к чему подвожу?
        - Боюсь, что да.
        - Тебе-то чего бояться? Я тогда не ходил - летал, до такой степени окрылился первым успехом. С точки зрения науки эксперимент удался на славу: «сегодня» от вмешательства во «вчера» совершенно не пострадало. Даже наоборот: парень один из соседней лаборатории принес сотню, сказал, что брал взаймы. Я - убей, не помню, чтобы кому-то одалживал, но раз дают - спасибо, приходите еще. Так вот, подумал я, Миша, и решил, что надо вернуть все, как было. Сумел убедить матушку не сдавать меня в приют - сумею и разубедить.
        Приперся обратно в девяносто восьмой, за два месяца примерно до первого визита, и давай по новой агитировать, только в другую сторону. Тоже всякие штучки придумал, справочник по психологии проштудировал, в общем, подготовился. И, поверишь, не рассчитал я чего-то, перестарался, что ли. Возвращаюсь домой, а Тихона там нет - ни Золова, ни Кнутовского. Удалили, как больной зуб. Из всех списков вычеркнули. Не рожала она меня, понимаешь? Смешно, наверное, да? Мне тогда не до смеха было. Сам посуди: мамаша аборт произвела, а я вот он, живой и здоровый!
        Скучавший неподалеку юноша пересел на другое место.
        - Ты потише, - посоветовал я.
        - Правда, - согласился Тихон, понижая голос до шепота. - Но это только присказка, сама сказка пострашнее. Я-то в тридцать первом году пропал, зато кое-что появилось. Кругом солдаты не наши, броневики по улицам разъезжают, и так все буднично, так обыденно. Никто ничему не удивляется, как если бы не вдруг эта беда свалилась, а еще лет десять назад.
        Я, не удержавшись, закивал. Приятно было сознавать, что подобное испытал не я один. Как описать свое одурение, когда выходишь за пивом и у подъезда натыкаешься на вражеский танк? Где те волшебные слова? Да кто, в конце концов, им поверит?
        Чем больше Тихон рассказывал, тем меньше в нем оставалось от того противника, которого я недавно мечтал подвергнуть самым изощренным пыткам. На нем по-прежнему лежала кровь, и еще много чего такого, за что стоило ненавидеть, но ярость во мне уже прошла.
        - Разные версии, - подсказал я.
        - А? Версии? Подходящее название. Сам придумал?
        - Девушка одна.
        - Неглупые у тебя девушки. Вернулся, значит, герой на родину, а его никто не встречает. Квартира занята, знакомые не узнают. Хожу по Москве, с каждым домом здороваюсь - а они молчат. И люди то же самое. Киваю соседям по привычке - улыбаются, мол, обознался. Мало того, сама работа как сквозь землю провалилась. Целый институт. Пытался выяснить, оказалось, что ИПФ переименовали в какой-то там «отдел» и перенесли в другое место. Засекретили.
        - Может, из-за машинки?
        - Из-за синхронизатора то есть? Наверняка.
        - Все сходится, только вот незадача: машинки тебе достались в тридцать первом, а в Отдел они попали на пять лет раньше, в двадцать восьмом.
        - Не приборы попали, а сам Институт! Это мне уже потом Лиманский рассказал, когда я с ним в Сопротивлении встретился. Были у него такие идеи - в прошлое переместиться, всей лабораторией, но я отговорил, хотел сперва на себе испытать. Он ко мне прислушивался, я ведь синхронизатору вроде крестного отца. А пока я отсутствовал, снялись с места и ушли.
        Сначала было желание эмигрировать в иные времена, потом - остаться в своем и броситься с крыши. К вечеру остыл, начал что-то соображать. Стало мне дико интересно, откуда вдруг такая напасть. Ведь не на пустом же месте возникли Балтийский кризис и прочее. Снова отправился в прошлое.
        - Меня это тоже всегда волновало.
        - Синяя папка, - коротко ответил Тихон. - Что и как изменил Фирсов, я не узнал, зато увидел, для чего. К две тысячи третьему году сложилась такая ситуация, что он пришел к власти, причем совершенно естественным образом. Без единого выстрела.
        - Как это?
        - Выборы, - усмехнулся Тихон. - У Фирсова не осталось серьезных противников, он их всех уничтожил - загодя. Поднял в стране волну недовольства, заложил противоречия, которые своевременно созрели и сработали на него.
        - Ты представляешь, какие нужны расчеты для такого пасьянса? Сколько надо привлечь специалистов?
        - Специалистов? Да черт с ними. Я просто взял и убил его.
        - Как убил? - Опешил я.
        - Не до смерти, конечно. Ранил. Вернулся в тридцать первый - там все то же самое. Пока Иван Иванович отлеживался, появился другой и воспользовался моментом. В сущности, все повторилось, только с новыми фамилиями.
        Но в чем весь кошмар-то был! Я ведь думал, что это по моей вине случилось: стронул камушек, он и покатился, а там, глядишь, уже натуральная лавина. И тут, представь себе, встречаю парня, от которого мне в прошлый раз халявная сотня перепала. Он меня узнал! Привел к каким-то мужикам, те долго сомневались, затем завязали мне глаза и повезли куда-то. Ехали мы несколько часов, а когда повязку сняли, я уже был в двадцать шестом, на лесной базе Сопротивления.
        Там и начальника своего увидел, Петровича. Он меня тоже помнил, только воспоминания у него какие-то странные были: будто Россия участвовала в войне, которую то ли выиграла, то ли проиграла, в общем, все закончилось иракской диктатурой, которая длится уже много лет. А я, с его слов, все это время работал вместе с ним. Нет, работал, конечно, я не отказываюсь, но Лиманский уверял, что я знаю и о бомбежке Таллина, и том, что случилось после.
        - Ригу, - поправил я. - Ригу бомбили, а не Таллин.
        - Это смотря где. В некоторых версиях уже сегодня ничего не осталось. Народ в Сопротивлении подобрался толковый, кто из Института, кто из разведки. Командовал, нетрудно догадаться, Фирсов. О своем президентстве и о том, как историю перекраивал, Иван Иванович ничего не помнил - это где-то в побочной ветви осталось, то есть версии. Знал только, что давным-давно подстрелила его какая-то гадина.
        Занимались в основном мелкими диверсиями и попутно синхронизатор ковыряли, пытались скопировать. Ну, я им и помог немножко. Наладили выпуск - по три штуки в неделю. Вскоре приличный арсенал накопился, хотя приборы были с большой погрешностью - полный аналог создать так и не удалось. Иван Иванович уже настоящую партизанскую войну запланировал: распределил, кто, что и в каком году уничтожит.
        Присматривался я к нему долго. Нормальный старикан, кадровый шпион. Ну, и не выдержал однажды, рассказал про другой вариант прошлого, где он управляет страной, и все живут счастливо.
        - Зачем? - Удивился я.
        - Да чтобы заинтересовать, заставить пройтись по старому маршруту - а я бы посмотрел, куда он суется, и где что исправляет. Мне только до заветной папки добраться требовалось, ведь то, на что я его подбивал, уже было сделано: и Россия распалась, и с Балтией погрызлись, и какой-то там Ирак нас поимел. Фирсов тогда лишь посмеялся, но жизнь я себе таким образом сохранил.
        Однажды ночью лагерь накрыли. Все, кто успел, собрались в одной комнате и эвакуировались в тридцать восьмой, а Фирсов, уходя, подорвал мастерскую вместе с двадцатью инженерами - чтоб врагу не досталось. Из бывшего Института выжили только мы с Лиманским. Не случайно, как выяснилось, потому что навел на базу его же человек по кличке Кришна, и весь сценарий от первого выстрела до взрыва мастерской был расписан заранее.
        Фирсов нуждался в солдатах, а интеллектуалов он всегда недолюбливал. Да и должность лесного брата Ивана Ивановича уже утомила, у него амбиции погуще были, - Тихон указал глазами на плакатик рядом с дверьми.
        Фюрер пристально всматривался в лица пассажиров и жирным шрифтом предупреждал: «Главные победы - впереди!»
        - Запала ему в душу моя байка, и не партизанить он собирался, а упущенную власть восстанавливать. Начал Фирсов не откуда-нибудь, а с пятидесятых, с самой смерти Иосифа Виссарионыча. Фундамент будущего экспромта он заложил за четыре года до собственного рождения.
        - Не знаю, - снова засомневался я. - Какой должен быть умище, чтобы события в масштабах страны вычислить на полвека вперед?
        - У него под рукой черновик был - вся наша история. Целиком папочку он мне не доверил, но в некоторые детали посвятил и даже небольшое задание дал, для проверки. Одного не отпустил, послал вместе с напарником.
        - Которого ты укокошил и подкинул в мое время.
        - Одним ублюдком меньше.
        - А Маму за что? Спокойный был человек, молчаливый, мухи не обидел.
        - Да, трепаться Мама не любил - он больше метанием ножей увлекался. Насчет мух не в курсе, а вот в людей он попадал частенько. Разное про него говорили: кто - уголовник, кто - сумасшедший. Иван Иваныч неспроста таких набирал, ему среди зверей уютнее.
        Тишка всю дорогу сидел смирно, только под конец, когда мы совсем заболтались и перестали следить за остановками, тактично напомнил:
        - Мы куда едем, на Луну, что ли?
        Так далеко мы не собирались, поэтому пришлось возвращаться. Поднявшись на поверхность, мы вновь оказались среди моря треплющихся знамен и пошли в сторону моего дома.
        - Если ты знал о планах Фирсова, то почему не помешал? - Спросил я. - По крайней мере, убил бы его еще раз - молодого, рвущегося к штурвалу.
        - Именно так я и поступил. Если б ты не устроил облаву на «Третьяковской» и не сорвал его с обычного маршрута, то крест на могиле Иван Иваныча уже покрылся бы плесенью. А вообще, бестолку это, Миша. Я же говорил, что видел версию без Фирсова. Тоже не годится. Ну, был бы сейчас не его портрет на транспарантах, а чей-то другой. Тебе от этого легче?
        - Значит, того Фирсова грохнуть, который в тридцать восьмом окопался.
        - «Грохнуть»? Испортило тебя Сопротивление. Генерал Фирсов - это жалкий старик с прострелянными легкими. Там все уже закончилось. Разве ты не заметил, что в тридцать пятом России больше нет?
        Я молчал, ожидая продолжения. Его не могло не быть, иначе зачем Тихон продолжает что-то делать? Зачем мы сейчас разговариваем, куда-то идем, зачем мы существуем? Прожить в нищете еще два десятилетия, а потом быстро и безболезненно скончаться от ядерного взрыва?
        Тихон чего-то не договаривал. Даже по интонации было ясно, что за приговором последует намек на амнистию. Хотя бы отсрочка.
        Мы подошли к моему дому, и Тишка, заприметив в небе что-то необычное, восхищенно выдохнул:
        - Ух ты-ы-ы!
        Над крышами, делая неожиданные виражи, носилась стая голубей. Немногочисленные прохожие останавливались и, задрав головы, наблюдали за птицами. Пустырь через дорогу разразился радостным лаем. Владельцы собак натягивали поводки и щурясь, вглядывались в небо. Мальчишки на крыше темно-зеленой голубятни задорно свистели и размахивали рубахами. На этом пустыре хоть что-то достроили до конца.

* * *
        Нерешительно, будто заранее извиняясь за беспокойство, тренькнул дверной звонок. Так тихо и коротко умела звонить только соседка: пощупает кнопочку и тут же отпустит, точно обожжется или чего-то испугается.
        - Добрый день, - сказала Лидия Ивановна.
        - Здрасьте, - скупо ответил я.
        - Вы дома, Мефодий?
        - А что, не похоже? - Схамил я, внутренне перекашиваясь от такого ее обращения.
        - Опять вы меня на словах ловите, - с улыбкой заметила она. - Ну я с вами в каламбурах не буду состязаться, у меня болтовня старушечья, а у вас - профессия.
        Чертовски приятно, только как она узнала?
        - Вы что-то спросить хотели, или просто поздороваться?
        - Я думала, вас дома нет, а тут слышу: голоса за стенкой. Забоялась: вдруг кто чужой залез?
        - Спасибо за заботу, все в порядке. У меня и брать-то нечего.
        - А документы, а рукописи? Это ведь дороже, чем материальные ценности.
        «Ценности» она произнесла как «гадости» - надменно и немножко брезгливо. И все же откуда ей известно про рукописи? Неужто сам с пьяных глаз проболтался?
        - Еще раз благодарю, Лидия Ивановна. До свидания.
        Я с облегчением потянул дверь на себя, но соседка настырно схватилась за ручку.
        - А без бороды вам, Мефодий, гораздо лучше. Нет, правда. Я все стеснялась сказать, не хотела обидеть, ну, а раз уж вы ее сбрили, теперь можно. Портила она вас. Видите ли, есть такие типы лица…
        - Обещаю, - я дернул дверь сильнее. - Обещаю никогда не носить бороду. Простите, у меня гости.
        Отделавшись от старушки, я дважды крутанул защелку и посмотрелся в зеркало. Сквозь дымку пыли и сальных оттисков проявилась изможденная морда, успевшая отвыкнуть от туалетных принадлежностей. Я с сомнением огладил щеки - обычная щетина. Терпеть выкрутасы Лидии Ивановны становилось все труднее.
        Я пинком отправил ботинки в угол, машинально поправил куртку на вешалке. Не забыть заменить «молнию» - скоро зима. Из прихожей была видна часть комнаты: неубранная постель и письменный стол с компьютером. Возле клавиатуры лежала пачка черновиков в картонном скоросшивателе. Краткий вопль фанфар возвестил о начале выпуска новостей.
        Или не было ничего? Пригрезилось?
        - Миша, ну где ты там? - Крикнули с кухни. - Иди, полюбуйся.
        Оба рыжих, старший и младший, синхронно уплетали макароны с тушенкой.
        - Ешь, остынет, - Тихон придвинул мне тарелку и, уставившись в телевизор, спросил. - Кто приходил-то?
        - Поклонница за автографом.
        - А… Во, во, смотри!
        Посреди каменистого, ядовито-желтого пространства возвышался сияющий город: белоснежные и розовые корпуса жилых домов, ячеистые зеркальные башни, маленький прогулочный вертолет над крышами.
        - В пригороде Багдада состоялся очередной конгресс народов Ближнего Востока. Форум прошел в специально построенном комплексе, громко названном «Юниверс-Кэпитал», что переводится как «столица вселенной». Пока это всего лишь поселок с населением в несколько тысяч человек, но, быть может, в недалеком будущем…
        - Весьма недалеком, - пообещал Тихон. - Ты понял?
        - Как не понять. Наелся, Тишка? Еще хочешь?
        - Не, спасибо, - мальчик выскочил из-за стола и убежал в комнату. - Ух ты, у тебя компьютер есть? И книжек столько! Я почитаю.
        - Он что, серьезно?
        - Да нет, рисуется. Не похожи мы с ним?
        - Зачем ты его выдернул? Будешь теперь с собой таскать, лепить новую биографию? У человека хоть какое-то детство имелось.
        - Со мной безопаснее.
        - Уверен? За тобой Фирсов охотится!
        - За ним - тем более.
        - Странный ты мужик, Тихон. Два раза пытался меня убить, а от чужих пуль спас.
        - Гражданская война, обычное дело. Для того и спас, чтобы третью попытку себе оставить. Спасибо за обед, пора нам.
        - Значит, какой-то план все же есть?
        - План… - тяжело вздохнул Тихон. - Пройдусь по времени, посмотрю, где что можно исправить. В Фирсова постреляю. Уже, знаешь ли, привычка: если к вечеру его не казню, засыпаю плохо.
        Никаких идей, с ужасом осознал я. Ни замыслов, ни воли к их исполнению. Нет даже надежды, что из этого что-нибудь получится.
        - Если, допустим, не позволить мне передать Фирсову то письмо…
        - Решающей роли оно не играет.
        - Или снова наведаться к Алене?
        - Не терзайся, Миша, это бесполезно.
        - Все потеряно?
        - Почему же? Пока остается синхронизатор… - Тихон не закончил, но я прекрасно понял, что он хочет сказать.
        То же самое говорил и я, когда отнес в «Реку» рукописи. А за сорок с лишним лет до этого Фирсов уже начал строить свою Вавилонскую башню.
        - Ты хоть раз видел нормальное будущее? - Спросил я. Больше из спортивного интереса, чем из-за желания услышать правду.
        - Да, - сказал он. И честно добавил. - Однажды. Две тысячи сто десятый год. Это рай.
        - Где он сейчас, твой рай? Только в памяти.
        - Он существует, - возразил Тихон. - Там, где не было синхронизатора. Там все развивалось естественным путем, там… Знаешь, что я оттуда вынес? Кроме приятного впечатления, конечно.
        - Оружие, - легко догадался я.
        - Вот так, Миша.
        В дверь опять позвонили. Я поднялся с табурета и пошел открывать, на ходу соображая, как отшить надоедливую соседку.
        - Побрился? - С порога бросил Кнутовский и, не дожидаясь приглашения, ввалился внутрь. - Молодец, а то смотреть тошно. Кто это у тебя? Здравствуйте, - поприветствовал он Тихона и принялся расшнуровывать обувь. - Надеюсь, гости нас извинят. Работа есть работа.
        - Какая еще работа?
        - Обыкновенная. Хватит отдыхать, заводи свой драндулет. С повестью пока обождать придется. Бумага есть? Я же тебе велел на складе получить! На чем распечатывать будем?
        - Ты чего раскомандовался? - Возмутился я. - Пришел в гости - веди себя прилично!
        - Как ты сказал? - Шурик бросил ботинки и вплотную приблизился ко мне. - Не забывайся, Мефодий, не надо. Мы хоть и друзья, но всему есть предел.
        - Так вы тот самый Александр Кнутовский? - Вмешался Тихон, отодвигая меня в строну. - Много о вас слышал, давно мечтал познакомиться.
        - Очень приятно, - сухо улыбнулся Шурик. - Это кто? - Бесцеремонно обратился он ко мне. - Еще один, подающий надежды? Любишь ты с ними возиться, время тратить. Давай, Мефодий, садись. К утру не управимся - Одоевский шкуру спустит. Напрасно мы Локина раздраконили, его, оказывается, сам Иван Иванович почитывает. Будем хвалить. Идейная выдержанность, социальная направленность, что там еще? Стилистическое богатство.
        - Какой Иван Иванович?
        - Издеваешься, да? - Страшным голосом спросил Кнут. - Ты при мне так не шути, не посмотрю, что в приятелях числишься.
        Меня несомненно принимали за кого-то другого. И кто - Шурик! Какие-то статьи, суровый Одоевский, идеологически полезные сочинения Локина… Но особенно меня покоробило высказывание о том, что я где-то там числюсь. Такого я от Кнутовского не ожидал. Неужели все настолько изменилось?
        - Александр Борисович, я прочитал вашу книгу. Получил огромное удовольствие, - снова подал голос Тихон.
        - Рад слышать. Какую именно? - Разъяренная физиономия Шурика на мгновение приобрела сходство с человеческим лицом.
        - «Ничего, кроме счастья».
        - Гм, вы что-то путаете, я такого не писал. Из последних - «Подвиг сержанта» и «Враги отступают», а про счастье даже не собирался. Внимательнее надо быть, дружище, ведь книга начинается с обложки.
        - И чего я тогда поперся его прикрывать? - Разочарованно произнес Тихон. - Только неприятностей нажил. Тишка, хватит по чужим вещам лазить, пойдем. Всего хорошего!
        - Что, не узнаешь собственного родителя? - Спросил я, игнорируя гневно-растерянные взгляды Шурика.
        - Я запомнил его иным.
        - Медные трубы. Чего ж ты хочешь от живого человека?
        - Уже не такого живого, как раньше. Тишка! Ну где ты там!
        - Разыграть решили? - Кнутовский попытался улыбнуться, но у него не получилось. - Мефодий, мы сегодня работать будем?
        Он некоторое время постоял на месте и, не дождавшись ответа, направился к компьютеру.
        - Сколько можно тебя звать? - Гаркнул Тихон, теряя терпение.
        - Не орите там, - прошептал Шурик. Он на цыпочках вышел из комнаты и аккуратно прикрыл дверь. - Спит. Забавный мальчишка. Ваш? Похожи.
        - Нам в дорогу собираться, - сказал Тихон. - После отдохнет.
        - Дорога никуда не денется, а ребенку требуется сон. Ничего, на кухне посидим. Все равно Мефодий бумагу проворонил. Гениальная рассеянность, твою мать! Напишем от руки, а в редакции распечатаем. Вам, кстати, как начинающему литератору будет полезно потренироваться. Задание: хвалебный отзыв о романе, которого вы в глаза не видели.
        - Я не по этой части, - запротестовал Тихон.
        - Думаете, трудно? Дорогой мой, это же азы!
        Внезапно в прихожей послышалась какая-то возня.
        - Кто там? - Спросил я, встревоженно выглядывая в коридор.
        - Кто здесь? - Одновременно вскрикнуло эхо, пятясь к стене.
        Мы снова встретились. Я не предполагал увидеть своего двойника здесь, на родине, не думал, что две тысячи шестой год, единственное место, которое я занимаю по праву, мне придется с кем-то делить. Агрессивные пассажи Кнута, хоть и намекали на разницу между мной и местным Мефодием, все же не давали повода усомниться в том, что эта версия, пусть извращенная, перевернутая, готова меня принять.
        Я надеялся занять свою нишу, прижиться и со временем забыть - и обрести покой. Забыть, по крайней мере, о самом первом варианте настоящего, ведь я видал версии и похуже - гораздо хуже! - а здесь все-таки над пустырем летают голуби, и нет этих проклятых броневиков. Здесь мы снова вместе, и живем сами по себе. Пусть нами руководит негодяй Фирсов, он хоть не так противен, как мистер Ричардсон. А что до катастрофы, от которой мы никуда не денемся, которая все равно случится - просто потому, что она уже существует в будущем, то может, как-нибудь и обойдется.
        - Проходи, не стесняйся, - подбодрил я Мефодия, однако это ему не помогло.
        - Саша… - ошеломленно выдавил он, вцепляясь в вешалку.
        Испугавшись за деревянные крючки и душевное здоровье двойника, я бережно довел его до кухни и усадил на свою табуретку. Тихон сунул ему в рот сигарету и заставил затянуться. После нескольких вдохов Мефодий наконец моргнул и зашевелился.
        Все, что говорила Лидия Ивановна, оказалось чистой правдой. На подбородке Мефодия торчал жидкий светящийся клинышек, на который хотелось натянуть женские трусы. В остальном он мало отличался от того, что я привык видеть в зеркале. Вот только затравленный взгляд мне совсем не шел.
        - Саша, кто это? - Взмолился Мефодий.
        - Ты, - Кнутовский выглядел более спокойным. - Я решил, что это ты. Теперь понимаю, что ошибся.
        - Продолжайте без меня, - заявил Тихон, вставая из-за стола. - Разбирайтесь тут, выясняйте.
        - Где таскался, раззява? - Неожиданно набросился на Мефодия Шурик. - У тебя тут какие-то люди, а ты гуляешь! Ключи, небось, кому не попадя раздаешь. Государство тебя жилплощадью обеспечило - оно ведь и спросить может. Устроил здесь постоялый двор!
        - Яблоки покупал.
        Подтверждая свое алиби, Мефодий метнулся в прихожую и притащил оттуда полиэтиленовый пакет с мертвыми буквами РОСПОТРЕБКООП.
        - Вызывай милицию, - приказал Кнут.
        - Нет уж, обойдемся, - возразил я. - Мы у тебя ничего не взяли, разве что покушали немножко.
        - А вещи? Ты мою рубашку одел.
        - Из-за такой мелочи расстраиваться! Я еще ботинки позаимствую, не босиком же мне идти.
        Хозяева времени и пространства начали приходить в себя. Высокая драма плавно низвелась до банальной кражи со взломом, и такой поворот устраивал, кажется, всех. Отдельные неурядицы вроде нашего сходства при желании можно было легко объяснить. Я уже видел в них это желание - втолковать друг другу, что не так уж мы и похожи, что замки в дверях стоят стандартные, что имена нам известны по причине их огромной популярности. Кажется, я даже расслышал их пока еще не высказанные аргументы, неопровержимые доказательства того, что чудес не бывает. Им, хозяевам своего времени, без чудес уютней.
        Тишка все еще не проснулся. Тихон нес его на руках, задевая за все углы. Всякий раз, когда мальчик вздрагивал, он тревожно замирал и вслушивался в детское дыхание, но Тишка спал крепко.
        - Я еще проверю, не пропало ли чего, - совсем осмелел двойник, однако Шурик велел ему заткнуться и не будить ребенка.
        Прощались, как в пошлом кино: местные литераторы вышли проводить нас в прихожую, и Мефодий, расчувствовавшись, презентовал мне старые кроссовки. Затем он подошел к зеркалу и старательно расчесал бородку мелким гребешком. От этого она стала еще прозрачней и еще страшнее.
        - Сбрей ты ее на фиг, не позорься, - посоветовал я напоследок.
        Расставаться было не жалко.
        - Не понравилась версия? - Спросил Тихон вполголоса.
        - Компьютер не того цвета. Я лучше что-нибудь другое поищу.
        - Другое - это какое?
        - Ты сам-то знаешь, куда идешь?
        - Нет.
        От метро двигалась целая толпа. Люди шли с работы - к горячему ужину, шкодливым детям и одинаково хорошим теленовостям. Они и сами были чем-то похожи, люди. Дурацкой уверенностью в своем дурацком будущем? В том, что завтра, хоть ты тресни, ничего не случится. Просто придет еще один день - серый, никчемный, спокойный. Он подарит еще одни сутки нормальной жизни - и ничего больше. А больше ничего и не надо. Люди твердо знали, что завтра будет похоже на вчера. И я им завидовал.
        - Ружьишко далеко спрятал? - Поинтересовался я.
        - В Измайловском парке.
        - Прямо тут, что ли?
        - В двадцать шестом.
        - Ну и как там?
        - Что-то похожее я читал у отчима. Страшный сон, да и только.
        - Как ты узнал о его гибели?
        - А как узнают факты своей биографии? Вспомнил, - простодушно ответил Тихон. - Зато ума не приложу, откуда тебе известно про гранату.
        - Которой ты Иван Иваныча угрохал? Видел в твоем арсенале с такими же наклейками.
        - Я что, и чеку там же оставил?
        - Конечно, ее под окном нашли. Или подожди… Она из моего кармана выпала, когда я через окно летел.
        - А к тебе она как попала?
        - Да у тебя же и конфисковали! - Для Тихона такая недогадливость была непростительна. - Когда в автобус отвели - помнишь, у выхода стоял? - все отняли: и машинку, и чеку.
        - Эту? - Он показал стальное кольцо, которое я тогда спутал с деталью от брелока.
        - Да. Теперь тебя не поймали, вот она и осталась. Или что-то не так?
        - Та граната тоже пошла на Фирсова. Только не в две тысячи первом, а в тридцать восьмом. В бункер я ее бросил, понятно?
        - Да какая разница?
        - В принципе, никакой. Только странно все это.
        - Тем более, что в бункере она не взорвалась. Иначе кто бы меня там допрашивал?
        - Теперь уже никто. Вовремя ты оттуда слинял.
        Дальше ноги не шли. Я остановился, пытаясь вспомнить, о чем мы только что беседовали. Как он сказал - никто? Что это значит? Погибли. Все. Зачем? Фирсова надо убивать везде и всегда, это правильно.
        - Но там же Ксения!! - Крикнул я на всю улицу.
        - Кто?
        - Девушка, я тебе о ней говорил.
        - Миша…
        - Давай, Тихон, включай дырокол!
        - В подвале много комнат, - возразил он.
        - Днем нас держали в главной, с Лиманским.
        - Там, где керосин? Черт…
        - Включай, Тихон!
        - Подожди, надо сообразить, какого числа и во сколько. Может не получиться.
        - Ты же гений, - заклинал я. - Кнута успел из-под колес вытащить?
        - Успокойся, Миша. От спешки ничего не зависит. Важно не промахнуться, слишком рано - тоже плохо. Неизвестно, что сейчас у Фирсова в памяти. Боюсь, нас оттуда не выпустят.
        - Я сам пойду, только скажи дату.
        - Не горячись. Мы постараемся. Раз она тебе так дорога… Кто же знал?
        - Ты ее видел?
        - Я не заглядывал. Бросил, и все.
        - А если там никого не было?
        - Кто-нибудь, да был.
        Обнадеживать Тихон не умел.
        Мы зашли на газон и укрылись за высокими неухоженными кустами. Нам повезло, что еще не зима, и маленькие круглые листочки пока еще не оборвались. Какой-то мужик понимающе заулыбался. Я ответил красноречивым жестом, мол, ничего не поделаешь, пиво. Проснувшийся Тишка истолковал наш маневр напрямую и, позевывая и ежась от холода, начал расстегивать ремень.
        - Правильно, всегда пользуйся любым подходящим случаем, - назидательно проговорил Тихон. - Потом будет некогда.
        - Мы что, берем его с собой? - Удивился я.
        - Нет, бросим по дороге!
        Тишка даже ухом не повел - то ли он еще дремал, то ли уже привык к чудному юмору взрослых.
        Поразмыслив, я последовал примеру ребенка. Будущее такой возможности могло не предоставить.
        Мы шагнули в дыру, и дома моментально обветшали, покрылись какой-то неуловимой пленкой старости, точно запаршивели. На улице заметно потеплело, да и солнце как будто поднялось выше. Тихон настроил синхронизатор на один из летних месяцев, скорее всего на август, и выбрал время около полудня. Две тысячи двадцать шестой.
        - Зимы не будет? - Обрадовался мальчик.
        - Пока мы этого не захотим.
        На проспекте народные массы с невиданным энтузиазмом мели тротуары. Среди десятков метел не было двух одинаковых, из чего я сделал вывод, что каждый работник принес свою. В одежде преобладали густые темно-коричневые тона, но на моду это было совсем не похоже. В обуви также наблюдалось странное единообразие: женские модели практически не отличались от мужских и сильно смахивали на допотопные галоши. По обочине полз трясущийся трактор с прицепом, в который сваливали пыльный мусор.
        Многие окна семнадцатиэтажек были прикрыты рыжей фанерой, иногда попадались куски наглядной агитации с ничего не значащими фрагментами. На крыше одного из домов шатался, грозясь сорваться вниз, огромный щит с надписью «НЕТ ВОЙНЕ!». Вокруг этого дома никто не убирался.
        - До бункера лучше добраться здесь, - сказал Тихон. - В тридцать восьмом по камням будем тащиться неделю, а автобусов там нет.
        - За исключением одного, - уточнил я.
        - Конь вечно пьет за рулем, мы с такими не водимся, правда, Тишка?
        - Я дружу, с кем вы, - дипломатично отозвался тот.
        Тихон пихнул меня локтем, приглашая посмеяться, но я не смог. Я пытался успокоить себя тем, что его граната взорвется только через двенадцать лет, однако самообман не удавался. Время относительно - это я уяснил давно и крепко.
        Дворники были не единственными людьми на улице: вдалеке, заложив руки за спину, прогуливался усатый страж порядка в черной форме; дамы несли крошечные, с претензией на изящество сумочки и полные каких-то предметов сетки; несколько мужчин, не иначе - местных чиновников, важно помахивали угловатыми чемоданчиками. Выглядели чемоданы совсем не опасно. Не так, как те, что привели к власти моложавого полковника Фирсова.
        - Подвал находится на площади Свободы. Где она у вас? - Осведомился Тихон.
        - Скорее у вас, чем у нас.
        - В тридцать первом году ее не было.
        - В две тысячи шестом - тоже. Приехали…
        Мы опросили около десяти человек, но никто из них о такой площади не слышал. Разочаровавшись в трудоспособном поколении, я обратился к дряхлому дедушке, гревшемуся на скамейке, но и он в ответ лишь потряс седыми кудрями. Оставался еще добродушный милиционер, но его тревожить почему-то не хотелось. Все говорило о том, что никакой Свободы, то есть площади ее имени, в Москве не существует, и наш вопрос мог быть истолкован как провокация.
        - Ты можешь объяснить, где в твоем времени располагался бункер? Что там было до войны?
        - По-моему, в центре, - пожал плечами Тихон. - Кажется, банк или библиотека.
        - А конкретнее?
        - На худой конец доберемся через паром.
        - Ты же его сжег.
        - Дорога-то цела. Давай хоть оружие заберем.
        Половину станций темно-синей ветки успели переименовать, но «Измайловский парк» остался под прежним названием.
        Газеты оказалась такими же бесплатными, как и общественный транспорт, и Тихон, выходя из метро, прихватил толстое издание с крупным портретом над передовицей.
        - Увлекаешься политикой? - Спросил я.
        - Болван, пулемет завернуть, - буркнул он.
        Дерево, под которым Тихон спрятал ствол, мы разыскали почти сразу, и я решил, что это добрый знак. Выкопав оружие, мы вернулись на асфальтированную дорожку и присели на крашеных пеньках. Тихон проверил, не высовываются ли из газеты металлические части, и перетянул сверток проволокой. Похоже, с терроризмом в двадцать шестом году дело обстояло неважно, в том смысле, что его, терроризма, не было вообще, поэтому двое нервных мужиков с ребенком и подозрительным пакетом никого не смущали.
        - Я вижу, вы не москвичи, - обратилась к нам женщина средних лет.
        - Да, приезжие, - ответил я, покрываясь потом. Как человек творческий я быстро нарисовал в воображении спецкамеру и пристрастного следователя с внешностью Левши. - У нас все в порядке, мы уже уходим.
        - Не торопитесь, - строго сказала женщина, подтягивая к себе тележку с оцинкованным коробом. - Поскольку вы гости столицы, то непременно должны…
        - Сударыня, мы никому ничего не должны, - отчеканил Тихон.
        - Я настаиваю, - та даже топнула ногой. - Живыми вам от меня не уйти.
        На представителя власти дама не тянула, к тому же она постоянно кривила губы и подмигивала правым глазом. Психическая, обрадовался я.
        - Пока не выберете открытки, не отпущу. По штуке на каждого, - ультимативно добавила она.
        Я подошел к ящику и перегнулся через заусенчатый бортик. Передвижная торговая точка, каковой оказалась коробка на колесах, была забита фотографиями знакомых с детства достопримечательностей. Чаще попадался Кремль, только звезды на башнях были почему-то темно-синими, в остальном же все выглядело вполне традиционно: МГУ, Большой, Бородинская панорама.
        Умиляясь, я не спеша перебирал открытки - на них, цветных и глянцевых, город почти не изменился. Людишки, превращенные объективом в спичечные головки, не играли здесь абсолютно никакой роли. Смешные игрушечные машинки ползли себе по дорогам, в небе поблескивали невидимые самолетики - все это было мелко и несерьезно. Только памятники на снимках оставались значительными и величественными, как и положено памятникам.
        Я взял в руки новую карточку и уже собрался положить ее назад - на ней был изображен неизвестный домище, построенный с большим чувством собственного достоинства, но совершенно без вкуса - как вдруг что-то заставило меня передумать. Я присмотрелся к зданию, особое внимание уделяя окнам. Вид мраморных наличников рождал неуловимый отзвук чего-то пережитого, ощущение того, что однажды к этим гладким поверхностям я уже прикасался.
        - Тихон! - Взволнованно позвал я.
        - Брось, Мишка, денег-то нету.
        - Зачем денег? - Брови женщины отобразили график какой-то немыслимой функции. - Открытки бесплатно, - сказала она, растерянно улыбаясь. - Берите, какие понравились.
        - Тебе эти окна ничего не напоминают?
        - Они, - подтвердил Тихон, взглянув на фотографию.
        Я перевернул карточку в надежде найти адрес дома, но на обороте было написано только одно: «Москва».
        - Где он? Что это? - Потребовал я, тряся открыткой у самого носа женщины.
        - Дворец Правосудия, - ответила она, вконец смутившись.
        - Адрес, адрес!
        - Площадь Мира, метро «Площадь революции», - не задумываясь, сказала она. - Хотите съездить?
        - Можно взять?
        - Нужно. Вы сами-то откуда? Говор у вас необычный.
        - Издалека.
        Мы устремились вниз по дорожке так быстро, что Тишка едва поспевал.
        - Я понимаю - Дворец бракосочетаний, а вот Дворец Правосудия… Инквизицией попахивает. Да и кого тут судить, у них куда не сунься, везде все бесплатно.
        - А что, если они у себя коммунизм построили? - Осенило меня.
        - Останься и проверь, - посоветовал Тихон.
        Архитектор схитрил: вместо того, чтобы возводить новое здание, он до неузнаваемости реконструировал старое. Гостиница «Москва» подросла на несколько этажей, сменила облицовку и обзавелась граненым, как винтовочный штык, золотым шпилем. Теперь она звалась Дворцом Правосудия, что, учитывая близость известного комплекса на площади Дзержинского, представлялось двусмысленным.
        У парадного входа бдили два милиционера, определенных сюда скорее для проформы - ломиться во дворец и так вроде никто не собирался.
        - Тишка, не вертись, - строго предупредил Тихон.
        - Постой, - схватил я его за рукав.
        К дому подъехал гробоподобный автомобиль, имитирующий лимузин, и на его заднем сидении колыхнулась какая-то фигура. Пассажир поставил ногу на тротуар и тяжко, враскачку выбрался из салона. Человек стоял к нам спиной. Он был сед, сутул и тучен.
        - Ты чего? - Насторожился Тихон.
        - Сейчас. Обернется или нет?
        Мужчина помедлил, словно решая, заходить ли ему в здание, или сесть обратно в машину, затем одернул пиджак и направился к мраморному крыльцу.
        - Никак, себя увидел? - Спросил Тихон.
        - Не знаю.
        - Ну так крикни, если что - смотаться успеем.
        - Не хочу. Пошли.
        - Правильно. Возьми-ка, - он незаметно передал мне узкий нож с массивной металлической рукояткой. - От Мамы осталось.
        - Зачем он мне?
        - Мало ли. Пригодится.
        Седой одолел две широких ступеньки, и милиционер распахнул перед ним идеально отполированную дверь. Мужчина что-то ему сказал и ступил на ковровую дорожку, начинавшуюся от самого порога. Он так и не обернулся.

* * *
        Тихон не обманул - здесь было то же самое. Любая тропинка вела к катастрофе, в каждом тридцать восьмом на месте Москвы тлела черная дыра - вылизанные ветром обломки, трагически ничтожные останки чего-то большого и бесконечно близкого. Убиенный город лежал на ничейной поверхности без упокойной молитвы, без надежды на погребение. Зазубренные края колотого камня врезались в мягкую подошву кроссовок, и от этого казалось, что земля, пестрое утрамбованное крошево, пытается обратить на себя внимание. Чем мы могли ей помочь? Даже оплакать ее мы были не в силах.
        Тишка присел на корточки и подобрал несколько сувениров: кусочек зеленого стекла, круглый пятнистый камушек и окислившуюся гильзу.
        - Возьму с собой, - сказал он.
        Тихон долго посмотрел на мальчика и расчехлил пулемет. Брошенная газета рассыпалась на отдельные страницы и прилипла к сырому бетону, только лист с передовой статьей под жизнеутверждающим заголовком вяло потащился куда-то вдаль, пока не накололся на гребенку из острых прутьев.
        - Думаю, пора, - молвил Тихон и зашагал к темному отверстию в стене. - Жди нас, не отходи, - приказал он мальчику.
        В бункере было тепло и влажно, по стенам стекали крупные прозрачные капли. Из подвала доносились слабые отзвуки чьей-то речи. Толщу тяжелого воздуха пробивали только ударные гласные, поэтому далекий разговор был похож на неторопливую перекличку.
        Мы наощупь добрались до лестницы и стали спускаться, пока не оказались на площадке, освещенной двумя керосинками. Я достал нож и сунул его в правый рукав, потом подумал и перепрятал в левый - на случай, если придется с кем-то здороваться.
        Внизу нас ждал незнакомый часовой с автоматом наперевес. Его лицо выражало недоумение и готовность нажать на курок.
        - Пароль, - потребовал он, заранее зная, что мы не ответим.
        - Позови Петровича.
        - Эй! Кто-нибудь! - Крикнул часовой в глубину коридора.
        - Я же сказал, Лиманского, - строго произнес Тихон.
        Ближняя дверь отворилась - из-за нее послышался стук сдвигаемых стаканов. После короткой паузы гортани горячо выдохнули, и одна из них недовольно спросила:
        - Какого хера?
        - Тут пришли, - кротко пояснил боец.
        - Чего? - Кто-то высунулся наружу и, разглядев в полумраке Тихона, всплеснул руками. - Вот так да! Живой!
        Голос принадлежал Куцапову, да и фигура, в особенности голова, были его. Мужчина устремился к нам, и, как только он поравнялся с одной из висевших на стене ламп, я окончательно убедился, что это Колян.
        - Где тебя носило? Мы уж обыскались! Иван Иваныч рвет и мечет!
        - Дату забыл, - сказал Тихон, украдкой посмотрев на часы. - Ну, здорово!
        Они обнялись, и я невольно заулыбался. Дважды убитый приветствовал неродившегося - в этом было что-то оптимистическое и вместе с тем потустороннее. Я протянул руку, но Колян лишь недоуменно покосился на Тихона.
        - Ты его проверил?
        - Свой человек.
        Куцапов меня не помнил. Я не знал, радоваться мне или огорчаться, и как вообще это объяснить. Опять новая версия? Значит, Ксения не здесь, а где-то там, в другом тридцать восьмом, в другом бункере, с другими партизанами. А граната - где она?
        - Четыре минуты, - бросил Тихон.
        - Ты о чем? - Осведомился Куцапов. - Почему без Кришны?
        - Он скоро вернется.
        - У вас же синхронизатор один на двоих.
        - Еще раздобыли.
        - И ствол у тебя какой-то не наш, - Куцапов достал пистолет, будто сравнивая его с оружием Тихона, но убрать почему-то забыл. - Где прибарахлился?
        - Фирсов у себя?
        - Все там. Веселый какую-то девку привел, сейчас допрашивают.
        - Зачем она вам? - Спросил за меня Тихон.
        - Ее у ГИП отбили. Роджер все равно увольняться хотел.
        - Пойду, отчитаюсь. Заодно и новенького представлю.
        - Я провожу, - предложил Колян, пропуская нас вперед.
        Он занял такую позицию, чтобы прострелить наши затылки быстро и не целясь - если в том возникнет необходимость. Мы прошли по залитому водой коридору, и я, забывшись, первым свернул к кабинету.
        - Сюда, - указал Тихон, делая вид, что останавливает меня за локоть. - Три с половиной.
        - Что ты там вякаешь? - Насторожился Куцапов.
        - Не твое дело.
        - Здесь все - мое дело!
        - Ты кто - кувалда? Так и будь ей! - Вскипел Тихон. - Кто вас, дармоедов, приборами обеспечил? Если б не мой синхронизатор, ты бы сейчас на плантации горбатился, понял? Бегом к Фирсову, доложить о моем возвращении!
        - Ладно, ладно, чего завелся? - Колян покраснел и отступил в сторону. - Пойду, скажу.
        Он заглянул в комнату, и мы, не дожидаясь приглашения, ввалились следом. Кроме Ивана Ивановича там находились Лиманский, Ксения и Левша с неизменным автоматом. Мы вновь собрались вместе, словно я и не отлучался. Левша как всегда сидел на высоком табурете в углу - это была самая удобная огневая точка. Я не удержался и встал рядом с Ксенией, но она с легким раздражением отстранилась.
        - Пассажир? Я же тебя домой отправила!
        - Вы знакомы? - Удивился Фирсов. - Друзья, не многовато ли совпадений? Тихон, кого ты привел?
        - Миша - отличный парень.
        - Это не профессия. Что он умеет?
        - Ненавидеть, - Тихон многозначительно глянул на генерала, и тот чуть заметно кивнул. - У вас, вроде, тоже гости? - Он вразвалку подошел к девушке и по-хозяйски приподнял ее подбородок.
        Происходящее вдруг перестало мне нравиться.
        - Который час?
        - У нас этот вопрос не имеет смысла, - наставительно проговорил Куцапов, залечивая ущемленное «кувалдой» самолюбие.
        - Минуты две, - невпопад сказал Тихон, откровенно рассматривая Ксению.
        Мне хотелось надеяться, что он лишь прикидывается, поддерживает реноме шизофреника - фаната какой-то заумной книги, уравнивающего в правах взрывчатку и контрацептив.
        Не знаю, почему, но конечный результат меня волновал все меньше: я уже видел, что было до, я уже знал, что будет после, единственное, чем я еще дорожил, - это текущая секунда, плотная пустота под названием «сейчас», но и она стремительно обесценивалась, испарялась сквозь высверленные во времени отверстия.
        Ксюша назвала меня пассажиром. Может, оно и к лучшему. Она забыла почти все, что знала, и поступила правильно. Наверно, мне стоит последовать ее примеру. Что нас связывало? Общая беда, слепая ночь в темной камере и причастность к великой тайне. Кого теперь интересуют тайны?
        - Дамочка уверяет, что наше настоящее… э… как? версия? ага, только версия, и что на самом деле все не так, - сообщил Иван Иванович. - Будто в двадцать шестом году Россия является богатой и свободной страной, а вся наша история, начиная с Балтийского кризиса - бред сивой кобылы. Поскольку ты вернулся ни с чем, и цветения акаций, то бишь тополей, за окном не наблюдается, - Фирсов картинно оглянулся на забитые жестью рамы. - Можно сделать вывод, что она говорит неправду.
        - Совершенно верно, - сказал Тихон. - Никаких параллельных путей не существует. В тридцать третьем все закончилось, и от этого никуда не деться. Акаций не предвидится.
        - Но ты же сам!.. - Воскликнул Лиманский.
        - Я ошибался. Колян, браслеты у тебя с собой?
        - А как же!
        - Укрась ими эти тонки ручки, - Тихон взял пулемет поудобнее и направил его на Ксению.
        Мои подозрения оформились в ярость, и я потрогал нож. Вогнать его под скулу, прямо в рыжую небритость шеи, потом вырвать оружие и разослать пули во все стороны. Это надо сделать раньше, чем Левша дотянется до курка. И еще - успеть полюбоваться хлещущей из ненавистного горла кровью. Задача не для меня, не для живого человека, по крайней мере. А почему я решил, что останусь в живых после того, как они разберутся с Ксенией?
        - Петрович, нам понадобится Майор, - сказал Тихон. - Не в службу, а в дружбу.
        - Пусть Левша сбегает.
        - Он нужен здесь.
        Лиманский поднялся и с видом оскорбленного достоинства прошествовал к выходу.
        - Здесь пока еще я начальник, - напомнил Фирсов и вдруг исступленно закашлялся. - Николай, лекарства!.. Что ты, Тихон… Удумал?
        - Сейчас объясню. Миша, оставь нас.
        Я пошевелил ладонью, и нож, наполовину выскользнув из рукава, уперся рукояткой в согнутые пальцы.
        - Миша, подожди в коридоре! - Настойчиво повторил Тихон. - Хотя бы секунд двадцать.
        Схватив Ксению, он поволок ее на середину комнаты, но она вывернулась и врезалась головой ему поддых.
        - Вот, стерва! - Крякнул Тихон. - За спиной надо было руки… Мефодий, пошел отсюда!!
        - Чего разорался? - Спросил Иван Иванович, мучительно заглатывая сухую таблетку. - Николай, воды принеси.
        Левша привстал и незаметно снял автомат с предохранителя. Тяжело дыша и придерживая живот, Тихон обошел Ксению сзади и вдруг нанес ей короткий удар под колено. Ксюша вскрикнула и упала.
        - Ты зачем бабу трогаешь? - Лениво протянул Левша.
        - У меня с ней свои счеты, - Тихон взял ее за ремень и, приподняв, куда-то поволок.
        Я, наконец, сообразил, что он просто выталкивает Ксению из кабинета, выносит ее из опасной зоны.
        - Куда вы? - Куцапов с пустым стаканом замер, созерцая странную возню на полу, но Фирсов снова разразился надсадным царапающим кашлем, и Колян поспешил за водой.
        Стряхнув оцепенение, я подскочил к извивающейся Ксюше и вцепился в ее куртку.
        - Тащи, - прохрипел Тихон, отпуская девушку, разгибаясь, поворачиваясь, поправляя пулемет и грустно улыбаясь Левше.
        - Где Кришна? - Неожиданно вспомнил Иван Иванович.
        - Стареешь, полковник, - Тихон на него даже не посмотрел. Он следил за тем, чтобы очередь, со свистом вырывавшаяся из блестящего шара, ложилась точно в грудь Левши - растерянного, насмерть удивленного.
        Потолок всколыхнулся, как затянутый ряской омут, и разошелся затухающими кругами. В комнате стало заметно светлее, откуда-то сверху полилось сияние, но не слепящее, а словно пропущенное через черный фильтр. До двери оставалось около метра, когда закопченная плита над головой бесшумно булькнула и исторгла тяжелый овальный предмет, свалившийся на стол перед Фирсовым.
        Тихон бросился ко мне и взял Ксению под руки.
        - Дура, не упирайся! - Крикнули мы в один голос.
        - Коля! - Жалобно позвал Иван Иванович.
        Вылетев в коридор, мы раскатились в стороны и прижались к полу.
        - Как дети, - проворчал Майор и зашел в кабинет.
        Обиженный Петрович, задумавшись, остановился, и Тихон рванулся было к нему, чтобы оттолкнуть от дверей, но в этот момент внутри что-то низко ухнуло. Лиманского ударило о противоположную стену и отшвырнуло назад, прямо на неловко распластавшегося Тихона. Это был уже не Лиманский, а безобразное мягкое туловище без единой целой кости, с конечностями, сгибающимися, вопреки законам анатомии, в любом месте, с раздавленными глазами и беззубым кровоточащим ртом.
        Барабанные перепонки среагировали только на первый звук - потом они отключились и потеряли способность что-либо воспринимать. Я ощущал лишь мощную вибрацию, охватившую здание. Тяжкое эхо в железобетонных конструкциях не умирало, а множилось, пока не превратилось в сильнейшую тряску. Откуда-то сверху заструился песок.
        Из дальней комнаты выскочило несколько бойцов. Вместе с часовым они помчались к нам, на бегу передергивая затворы.
        Тихон силился выбраться из-под трупа, но тот волочился за ним, окрашивая лужи в оранжевый цвет. Прочертя по полу широкую кровяную дорогу, Тихон сумел-таки подняться и принялся разыскивать пулемет.
        Будто с кем-то прощаясь, подвал могуче содрогнулся, и в центре коридора обвалились потолочные перекрытия. Вместе с плитами обрушились горы мусора, отрезавшие нас и от боевиков Сопротивления, и от лестницы. Какое-то время бункер еще шуршал, наполняя пустоты пыльным гравием, потом шевеление прекратилось.
        Держась за стену, Тихон доковылял до развороченной дверной коробки и что-то вымолвил, но я не разобрал. Он кинул мне маленький блестящий ключик и вошел внутрь. Слева подползла Ксения. Она потрясла скованными руками и посмотрела на ключ. Отомкнув наручники, я кое-как встал и погрозил ей пальцем:
        - Зачем сопротивлялась, дуреха?
        Она замотала головой, показывая, что не слышит, и вдруг, глядя поверх моего плеча, заговорила сама - торопливо и отчаянно. Я начал знаками объяснять, что оглох, и неожиданно налетел на угол. Пол стал крениться, стена поползла куда-то вбок, но я удержался и, отлепившись от шершавого бетона, сделал шаг назад. И тут же врезался снова.
        Очнулся я от того, что кто-то хлестал меня по щекам. Ксения сидела рядом и, дико вытаращив глаза, тормошила меня за рубашку. Она пыталась сообщить что-то важное, но не знала, как это сделать без слов.
        В обугленном, как нутро старой печки, кабинете горела только одна лампа, и происходящее там смахивало на живую гравюру. Тихон бегло просматривал бумаги из объемистой пластмассовой папки и кидал их на изувеченное тело Фирсова. Теперь Иван Иванович казался особенно маленьким - ни Кормчего с плаката, ни энергичного полковника узнать в нем было невозможно. Тихон вынул из обложки оставшиеся листы и, с сожалением оглядев всю пачку, торжественно рассыпал ее вокруг Фирсова. Потом достал из сейфа канистру и щедро полил документы керосином.
        Тихон очень торопился, поэтому не заметил, как в темноте, в двух или трех метрах от него что-то шевельнулось. На фоне тусклого огонька выделялся только черный силуэт, но и этого было достаточно: я узнал его по крупному черепу и по силе удара. Откуда он взялся, ведь проход завалило! Или воду здесь набирают в другом конце коридора?
        Куцапов молча наблюдал за тем, как Тихон разбирает лампу. Можно было подумать, что Колян не верит собственным глазам и желает окончательно убедиться в измене.
        Где-то в темноте валялся автомат Левши, но на его поиски могло уйти слишком много времени, к тому же не было никакой гарантии, что он не поврежден. Кольнув запястье острым кончиком, нож сам выполз из рукава и перебрался в правую руку. Я встал позади Куцапова и размахнулся.
        Мне предстояло убить человека - поганого и, в сущности, мелкого человечишку, но разве плохих убивать легче? Я должен был это сделать хотя бы следуя инстинкту самосохранения, но разве, имея мотив, убивать проще? Я давно уже понял, что этот поход не оставит мои руки чистыми, но почему все так совпало: знакомого, в кромешной тьме, в спину? Вся подлость человечества собралась воедино и воплотилась в одном ноже.
        Компромат генерала Фирсова маслянисто вспыхнул, и на посеревших стенах проявились три контрастные тени. Тихон вздрогнул и медленно поднял голову. Его пулемет лежал около помятого взрывом сейфа - только дотянуться.
        - Старик тебе верил, а я всегда знал, что ты гнида.
        На пистолете Куцапова заиграли желтые блики.
        Глухота прошла, но радости от этого я не испытал: мне пришлось услышать, как скрипнуло, втискиваясь между ребрами, лезвие, как оно проникло сквозь упругие органы и воткнулось во внутреннюю поверхность бронежилета.
        Колян уронил пистолет в костер и несколько раз цапнул воздух за ухом, потом его рука застыла и, скрючившись, повисла вдоль тела. Тихон схватил пулемет, но присмотревшись к Куцапову, положил обратно.
        - Спасибо, Мишка.
        Оказывается, я заслужил чью-то благодарность. Колян по-прежнему стоял на месте, и я засомневался, достаточно ли надежно его зарезал. Я хотел попросить Тихона, чтобы он проверил зрачки и пульс, но глотка выдавила лишь бестолковое мычание.
        - Все, Миша, все. Отпусти его, - Ксения погладила меня по щеке и попыталась разжать пальцы, но рукоятка стала частью моего организма.
        - Вот, дерни, - Тихон извлек из-за пазухи мятую сигарету и прикурил ее от догорающей страницы с заглавием «СПИСОК 3».
        Стоило мне ослабить хватку, как Куцапов закачался и рухнул на пол.
        - Почему он раньше не падал? - Тупо спросил я.
        - Затянись еще, Миша. Все пройдет.
        - Там выход завалило.
        - Ничего, он здесь не один. Пойдемте, а то отряд может вернуться. Коня на улице не было, значит, поехал за кем-то.
        В коридоре Тихон снял со стены уцелевшую лампу и повел нас вглубь, к той самой камере, которой я был столь обязан. Ксения, занятая своими мыслями, на железную дверь даже не взглянула.
        Коридор закончился узким тупиком, заставленным какими-то ящиками. Тихон поставил лампу и принялся растаскивать их в стороны. Я начал было помогать, но дно первой же коробки провалилось. Под ногами что-то захлопало и зашипело.
        - Не дрейфь, это шампанское. Все расколотил, или что-нибудь осталось?
        - Одна штука, - Ксения подкатила к себе бутылку и бережно подняла. - Не пойму, что здесь написано.
        - Только для правоверных, - невесело пошутил Тихон.
        Убрав последний штабель, мы добрались до стиснутых дверей маленького служебного лифта. Двери открылись гораздо легче, чем я думал. За ними начиналась пустая и удивительно светлая шахта. Я посмотрел вверх. Небо было совсем близко.
        - Все-таки это ты, Оксанка! - Сказал Тихон, подавая ей руку.
        - А ты кто? - Оторопела она.
        - Я? - Тихон засмеялся так, что чуть не уронил ее обратно. - Братец твой. Младшенький. Вообще-то племянник, но ты же знаешь, как в нашей семье. - Тишка! - Крикнул он. - Ти-ишка-а! Ну где этот засранец?
        - Вот он я, - отозвался мальчик, карабкаясь по осыпающемуся склону. - Сам говорил там тебя ждать, а сам тут вылез и обзываешься еще.
        - Это тоже я, - представил Тихон ребенка. - Тишка, узнаешь тетеньку?
        Тот наморщился и, критически оглядев Ксению, заметил:
        - На сестру похожа, только больно старая.
        - А ты, Оксана, и правда почти не изменилась. Все такая же коза неуемная. Давай, что ли, поцелуемся.
        - Вы чего, мужики, спятили? - Отшатнулась она. - Нет у меня никаких братьев, и лобызаться я с вами не собираюсь! А еще назовешь меня Оксаной - получишь в морду.
        - Понял? - Грустно сказал мне Тихон. - Вот и вся биография. Пузырь хоть не разбила, Оксана?
        Мы отошли от бункера и, укрывшись за клыком двухэтажной стены, открыли шампанское.
        - Ребят, а ведь где-то рядом Большой театр, - вспомнил я, оторвавшись от горлышка. - Надо только восстановить направления.
        - Не будем ничего восстанавливать, - буркнул Тихон. - И так нормально. Тишка, куда ты полез опять?
        - Никуда, играю я.
        - Ничего не бери, ручки заболят.
        - Я и не беру, у меня свои игрушки, - Тишка повертел в воздухе двумя бесформенными предметами.
        - Это что у тебя, кораблики или самолетики? - Снисходительно поинтересовалась Ксюша.
        - Машинки. Только они не ездят.
        Тихон уже собирался поднести бутылку к губам, но осекся и передал ее мне.
        - Ну-ка, покажи! Откуда? - Рявкнул он.
        - Дядя подарил, - сказал мальчик и заплакал.
        - Не ори на ребенка, рыжий! - Прикрикнула Ксения.
        - Какой такой дядя?
        Тишка молча показал на меня.
        - Ты?..
        - Дай мне! - Я отнял у Тихона странные игрушки и внимательно их рассмотрел. - Мать честная, машинки! Где взял?
        - В больнице. Все равно их выбросить хотели.
        - Дыроколы! - Ахнула Ксения. - Кто же детям такие вещи доверяет?
        - Верно, - согласился Тихон, укладывая синхронизаторы на кусок гранита.
        И все-таки я был первым. Заслуга весьма сомнительная, да и не заслуга вовсе, а смертный грех. Хоть так, хоть этак, а машинку передал я. Что от меня зависело? Можно подумать, не было бы меня, не завертелись бы все эти ремни-колеса-шестеренки! Я просто дал им новый способ, а как его применить, они придумали сами. Получите - распишитесь. Владейте. Решайте.
        Где-то здесь похоронены вечно бегущие кони с Большого.
        - Это что, тоже я сделал?!
        - Люди сделали, Миша. И сами же ответили - по справедливости, - Тихон выбрал глыбу потяжелее и, кряхтя, поднял ее над головой. - Не буду я их чинить. Отказываюсь.
        Тишка перестал хныкать и, растерев по мордашке грязь, уставился на машинки. Ксения хотела что-то возразить, но приборы уже хрустнули под плоским розовым камнем.
        Издалека донеслось тарахтение приближающегося автобуса - бойцы возвращались в бункер. Машина виляла и подпрыгивала - видно, вылазка удалась, и Конь получил законную премию.
        - Как зовут твою маму? - Спросил я у Ксюши.
        - Смотри! - Воскликнула она.
        Я обернулся, но ничего примечательного не увидел. Автобус скрылся за одним из холмов и, скорее всего, там заглох, поскольку ни песен, ни грохота разбитого движка уже не было слышно.
        - Они пропали! Посреди дороги!
        - Точно, - подтвердил Тихон. - А это что?
        Прямо над головой с оглушающим ревом пронесся самолет - так низко, что я без труда разглядел каждую его заклепку. Он появился из ниоткуда, звук моторов не нарастал постепенно, а взорвался в абсолютной тишине.
        Оторвав взгляд от неба, я чуть не вскрикнул: мы сидели посередине оживленной улицы. Водители сигналили и стучали себя пальцами по лбу. Кто мог объехать - объезжал, но машин было слишком много, и перед нами собралась целая толпа.
        - Вам что, идиоты, газонов не хватает? - Крикнул, высовываясь в окно, какой-то мужик.
        - У меня галлюцинации, - заявила Ксения.
        - И у меня. Тишка, бегом сюда, задавят!
        Неистово размахивая жезлом, к нам пробирался человек в ярко-красной фуражке. Таких инспекторов я еще не видел.
        - Уйдем, что ли? - Предложил Тихон, и улица мгновенно опустела.
        Инспектор переместился в сторону и превратился в долговязого парня с белой повязкой на рукаве. У него за спиной бежали кони - те самые, еще не погребенные под слоем битого кирпича и бетона. Все восемь колонн Большого театра стояли на своем месте, только над ними кто-то растянул длинное полотнище с надписью не по-русски. Парень махнул нам рукой, но мы, как юродивые, продолжали сидеть, и тогда он пошел сам. Сделав несколько шагов, он исчез, а здание за ним обратилось в груду щебня. Рядом торчала неизвестно что от чего отгораживающая одинокая стена, чуть дальше возвышался пригорок бункера. К нему подъезжал автобус. Знакомый пейзаж продержался не долго - за ним сразу же возник другой, тоскливо напомнивший мне о первом посещении будущего: военные в голубых касках, угловатая бронетехника и длинная очередь за чем-то съестным. Эту картинку вытеснила еще более мрачная, а за ней пришла новая - или старая? - с гудящими машинами и озадаченным инспектором, который, кстати, был уже близко. Впрочем, через мгновение пропал и он. Дома развалились, снова выросли, развалились - дома, руины, танки, руины, руины, дома
- мелькание красок и форм ускорялось до тех пор, пока не закрутилось в сплошной стремительный хоровод. Глаз не успевал фиксировать изменения реальности, он лишь отмечал известные ему ландшафты, но они испарялись раньше, чем доходили до сознания.
        - Куда мы попали? - Отчаянно крикнула Ксения.
        Все вокруг слилось в мутное марево, но с туманом оно не имело ничего общего. Воздух был вязок и непрозрачен, казалось, стоит вытянуть руку, и она обожжется.
        - Он не выдержал, - подумал я вслух.
        - Кто?
        - Мир. Мы его столкнули, и он летит в пропасть.
        - Мы вышли за пределы допустимого, - сказал Тихон. - Слишком много версий, и каждая имеет право на существование. Каждая из них - настоящая.
        - Если бы не Фирсов…
        - Не он один, Миша. Кто-то же помог ему с расчетами. Кто-то создал эти приборы, а потом нашел их и сберег. И заново восстановил. Думаю, свою роль ты сильно преувеличиваешь. Все-таки первым был другой.
        - Ты?!
        - Не уверен, но… больше не кому.
        - Ты помогал Фирсову?!
        - Неизвестно, на чьей стороне я буду лет через десять. Я могу передумать, могу измениться. Ведь у меня в запасе еще одно детство, которого я не помню.
        - Это легко проверить. Мы найдем тебя в будущем и…
        - В чем? - Резко спросил он. - Будущее перед тобой. Ищи, если хочешь.
        Тихон помолчал и заговорил снова:
        - Меня там нет. Тебя встречал, да, - он криво усмехнулся, и я опустил глаза. - А я так и не добрался. Просто не дожил. С кем не бывает?
        - Это навсегда? - Ужаснулась Ксения.
        - А вот мы и проверим, - сказал Тихон, поигрывая дыроколом.
        - О, нет, - простонала она.
        - Никаких поправок. Вернетесь к себе. Там, я надеюсь, вы найдете что-нибудь относительно устойчивое.
        - А ты?
        - Ну и я, конечно. То есть мы, - странно произнес он. - Правда, мне еще нужно кое-что закончить. Узнаешь? - Тихон небрежно подкинул гранату. Похабная этикетка напоминала сигнатуру на пузырьке с мазью. - Ведь и это кто-то сделал.
        Замкнуть круг? Снова выбросить меня в окно, доставить в больницу и вручить машинки трехлетнему Тишке, чтобы он до поры схоронил их в надежном месте?
        - Зачем? Ты же сам сказал, что это бестолку.
        - У следствий нельзя отнимать их причины, иначе все потеряет смысл.
        - А разве уже не потеряло?
        - Не настолько. Но вас я с собой не возьму, поэтому ты, Миша, выполнишь одну мою просьбу. Синхронизатор не должен попасть в чужие руки, согласен?
        - Вполне.
        - Я отправлю вас по домам, и оставлю его… ты знаешь, где. Иди прямо сейчас и принеси его. Потом в две тысячи первый ты уже не попадешь.
        - Но если ты отдашь мне дырокол до того, как…
        - Я сумею выбраться, не переживай.
        - Мы ведь еще увидимся?
        - Конечно.

* * *
        С тех пор, как мы с Коляном ползли по этой лестнице, она совершенно не изменилась. И дом, и улица, и город. Старые солдаты любят писать в мемуарах что-нибудь вроде «все дышало предчувствием войны». Черта с два. Никто не готовился к надвигающейся катастрофе, а она, тем временем, была уже на пороге. Завтра в Москву войдут войска, но Фирсова это не остановит. Или не завтра?
        Позавчера! Они появились в понедельник, когда Куцапов-младший вызволял меня с Петровки, а сегодня среда, уж этот день я не забуду. Я специально сделал крюк по проспекту, но не обнаружил там ни одного броневика. Переменилось! В какую сторону - в лучшую, в худшую? Время показало, что платить приходится за все. Во сколько обойдутся несколько лишних лет покоя? А вдруг на этот раз действительно обойдется? Видел же я и нормальные версии - мельком, расплывчато, но видел! Не знаю, насколько те люди счастливы, но они живы.
        - Вот ты и кончился, гнида! - Торжественно произнесли наверху.
        Я прижался к двери, беспокоясь, как бы кто не вышел на лестницу. Ах, да, никто и не выйдет.
        Потом раздался выстрел - совсем не громкий, такой, что его можно было принять за хлопок лопнувшего шарика.
        - Кто из нас кончился? - Безразлично отозвался второй, помоложе.
        Я услышал длинный парный свист - это заработали пулеметы. Дырокол открывал возможности, недоступные простому смертному, и Тихон научился ими пользоваться гораздо раньше меня. Например, появляться в одном месте и времени дважды.
        - Мишка, мы потерялись, - сокрушено сказал Колян.
        Перед глазами возникла сцена на площадке, и мне стало жаль Куцапова. Кто он? Та же пешка, что и я, только другого цвета. Он сыграл не за тех. А я?
        Стараясь не шуметь, я встал под лестницей. С третьего этажа послышался шорох и хриплое дыхание. Надрываясь, Миша тащил Куцапова. Миша надеялся, что он выживет.
        Гулко ударяясь о массивные перила, сверху свалился дырокол. Как Михаил о нем мечтал, сидя на истертом кафеле! Что, если отдать им машинку сейчас? Тогда, наверное, Миша не пойдет к Алене, не обратится за помощью к молодому Фирсову, не вручит ему письмо, не догадается устроить засаду на Тихона. Много чего не случится.
        Подобрав синхронизатор, я расстегнул рубашку. Живот по-прежнему ныл, но так слабо и неназойливо, что я давно уже не обращал на него внимания. Бинт растянулся и не слетал только благодаря присохшей крови. Я завел руку за спину и, отогнув нижний край повязки, засунул под нее дырокол, затем подвигался, проверяя, не выпадет ли, и снова замер. Второй прибор лежал в кармане или наоборот: именно его я спрятал, а тот, что выкинул Тихон, переложил в джинсы, впрочем, это, скорее всего, не имело значения.
        Но каким образом он собирается вернуться без машинки? Те, кто стрелял в Куцапова, ушли еще при нас, значит, от них он помощи не получит. А Тишка? Неужели он оставил его одного? Там, в мельтешении версий, в болоте времени, в каменной мгле. Там - нигде… Он не посмеет его бросить, он должен взять его с собой. Куда?
        Я наступил на что-то твердое и посмотрел под ноги. Оплавленный кусок черного с белыми вкраплениями мрамора, круглый как галька.
        На верхней площадке было столько крови! И большая часть пуль потерялась по дороге, она досталась не мне, не Коляну - кому-то еще, оказавшемуся между нами и двумя пулеметами.
        Тихон сказал, что не доживет до старости, он уже тогда знал, чем все это закончится, но при чем тут трехлетний Тишка? Он испугался, что когда-нибудь ребенок вырастет…
        Михаил донес Куцапова до машины и повез его умирать на кремовом покрывале, а я все еще стоял под лестницей и не мог прийти в себя. Тихон сам пошел под свистящие очереди и вместе с собой он привел Тишку.
        У меня еще будет время его отговорить, успокаивал я себя, ведь машинка здесь, без нее из тридцать восьмого им никуда не деться. Прежде, чем ее отдать, я поставлю Тихону ультиматум. Если он самоубийца - черт с ним, пускай. Но ребенка он не тронет, Тишка сам должен выбрать, кем ему стать - психом, гением или кем-то еще. Впрочем, мне с трудом верилось, что из этого что-то получится. Перехитрить его я смог только однажды, да и то неизвестно, сильно ли он сопротивлялся.
        Дом был старым, и его могли скоро снести, поэтому пользоваться дыроколом в подъезде я не решился. Выйдя на улицу, я направился к ближайшим многоэтажкам, но дойти до них мне не удалось. Прямо передо мной затормозил микроавтобус с выгоревшими шторками на окнах, и чьи-то крепкие пальцы, сжав горло, втащили меня внутрь. В фиолетовом салоне было тихо и душно. Проворные руки в мгновение ока натянули мне на голову шерстяной чулок и обшарили карманы. Ладони приклеились к подлокотникам - мне они больше не подчинялись.
        - Есть, - сообщил кто-то.
        - Хорошо, - ответил мелодичный голос.
        Женский. Удивительно знакомый. Чей?
        - Попытка вмешательства, - снова мужчина.
        - Это, что ли? - Скупой смешок. - Уже откорректировали, оставь ему на память.
        Что они там откорректировали?
        - Вы кто? - Спросил я в темноту.
        - Еще?
        - Все. Ключи, платок. Тьфу, грязный!
        - Верни.
        - Ксюша, ты?!
        В салоне воцарилась гробовая тишина. Кто-то кашлянул.
        - Разуй его.
        - Но…
        - Выполняй.
        С меня сняли шапочку, и я увидел то, чего так боялся. Напротив сидела Ксения, суровая и сосредоточенная, по обе стороны от нее разместились какие-то крепыши с типовыми лицами героев.
        - Тебе известно мое имя?
        - И кое-что еще, - игриво заметил я.
        - Пассажир, это не в твоих интересах.
        - Как ты вернулась? Ведь дырокол у меня.
        - Не понимаю.
        - Отдай машинку, я не закончил одно дело.
        - Дело?
        - Мне нужно послать письмо, - соврал я. - Получить - получил, а послать некому.
        - Какая глупость.
        - Я должен себя кое о чем предупредить.
        - Это старо, пассажир.
        - Нет! Предупредить, чтоб не совался.
        - Ты же сказал, что получил. И сунулся. Смысл?
        - Но у следствий нельзя отнимать их причины! - Вспомнил я фразу Тихона.
        - Ты знаешь, чьи это слова?
        - Да.
        - Плохо. Сполоснем пассажира.
        Один из амбалов откинул замаскированную в стенке панель и осторожно достал какой-то инструмент, гибрид шприца и пистолета.
        - Не больно. Просто кое-что забудешь.
        - Промывка памяти? Вы этого не сделаете. Ты не посмеешь, поняла?
        Мне стало смертельно обидно за себя и свои воспоминания. Кто я без них? Что от меня останется?
        - Не трогайте, гады! - Закричал я. - Не имеете права! Вы люди? Отпустите! Ксюха! Ты сама, дрянь, забыла, и мне…
        - О чем ты?
        - О твоем брате…
        - У меня нет брата.
        - О матери, то есть сестре, о дубленке, о Шурке - как ты его, дядя Саша? - еще об одном… об одной сволочи, обо всех!!
        Ксения надолго задумалась, потом посмотрела мне в глаза. Что она там разглядела? Я не знаю.
        - Убери, - бросила она амбалу. - Пусть помнит. Если себя не жалко.
        Эпилог
        С неба валилась крупная слякоть. Ветра не было, поэтому тяжелые снежинки падали вертикально - как гири. Прохожие однообразно удивлялись раннему снегу и злобно косились на низкое небо. Старые кроссовки моментально промокли. Тело непроизвольно съежилось, выгнулось ломтиком лежалого сыра и задрожало. До дома всего десять минут.
        Черт! Нужно купить поесть. Желудок, вспомнив о еде, ласково булькнул. Вторя этому сигналу, на обшарпанном павильоне загорелась корявая вывеска «ПОКУШАЙ». А ведь еще светло. Гамлет совершенно не экономит электричество. «Рэклама тфигает тарговля,” - любил повторять он, непременно улыбаясь фиксатой пастью.
        Внутри было жарко, и у меня заложило уши. И еще промелькнуло что-то прозрачное, как повторяющийся сон. Вспомнилось - и забылось.
        - Здравствуй, Миша, - грустно произнес Гамлет. Сегодня он сам стоял за кассой.
        - Привет. Банкуешь?
        - Да, - ответил он, сводя вместе густые брови. - Есть свежие сосиски. И колбаса, съедобная. Только завезли.
        Я полез в карман и вдруг удивился: с утра денег не было. Я снова отметил какое-то странное несовпадение, но не смог сформулировать, чего и с чем.
        Денег хватило на сто грамм сыра, батон хлеба и несколько сосисок. Если попросить, Гамлет даст продуктов взаймы, но так низко падать мне еще не приходилось. Уложив харчи в пакет с американским флагом, я вышел из павильона и снова очутился в моросящей мерзости. Оставалась еще десятка - нормальная, та, на которой Красноярская ГЭС, а вовсе не Менделеев, как утверждал безумный таксист.
        Какой еще таксист? Тьфу, наваждение! Нужно купить яблок.
        Овощной рынок - несколько столов, сколоченных из косых досок, - располагался тут же, у самого метро. Яблоки предлагали двое: красномордая молдаванка с монументальным бюстом и худой суетливый мужик в кепке из кожзаменителя. Мой выбор пал на представительницу слабого пола.
        Пальцы у молдаванки были короткие, но цепкие. Она ловко загребла ими сразу три яблока и бросила на весы. Стрелка еще раскачивалась в районе отметки «400», а торговка уже сипло объявила:
        - Пять.
        - Почем ваши фрукты? Десять рублей, или я ослышался?
        - Десять, - подтвердила та, нагло прищурившись. Мол, неужели за рубль торговаться станешь?
        Стану, ответил я взглядом. Только не за рубль, а за принцип. За свое священное право не быть обманутым.
        - Четыре, - сказала молдаванка и неожиданно добавила. - Извините, ошиблась. Холодно очень.
        Десять минут до дома. Или пять, если бегом.
        Бежать было еще противней: мокрая рубашка облепила тело, обувь скользила, сумка с едой болталась и била по колену. Эх, сейчас бы Куцапова с его «ЗИЛом». Или с «БМВ» - это без разницы.
        Я споткнулся о трещину в асфальте, и пакет лопнул. Собирая раскатившиеся яблоки, я вдруг вспомнил то, о чем следовало подумать еще полтора часа назад, когда меня выкинули из дыры в районе Измайлово.
        Нет, это ерунда, нужно будет почитать газеты, посмотреть телевизор, иначе ничего не поймешь. И все же я продолжал всматриваться в здания, в прохожих, в проезжающие машины, будто сам себя пытался в чем-то убедить.
        Вроде бы все нормально. Тот же башенный кран с раскуроченным мотором, маячащий здесь уже второй месяц. Рабочие в брезентовых куртках копошатся у металлического каркаса - это любимый племянник Гамлета под мохнатым дядюшкиным крылом налаживает свое собственное дело. Даже инспектор гибели, покуривающий у перекрестка, напоминает кого-то знакомого. Все именно так, как было раньше.
        Вот и мой дом. Там, на седьмом этаже, меня ожидает милый уголок, обжитая берлога, вонючая халупа, доставшаяся мне после развода с Аленой. Вбегая в подъезд, я еще раз взглянул на пустырь. Все на своем месте: сгоревшая будка, неряшливый штабель бетонных плит и пяток свай, торчащих из заполненного водой котлована.
        Как только я вышел из лифта, на площадке приоткрылась соседняя дверь.
        - Мишенька, это ты? Слышу - лифт едет, дай, думаю, посмотрю, уж не Миша ли…
        - Да, Лидия Ивановна?
        - Миша, я тут позавчера почту смотрела, так представляешь, мне по ошибке опустили письмо с твоим адресом. Уж не знаю, как можно перепутать «88» и «89», совсем они, что ли, неграмотные? Вот раньше…
        - Спасибо, Лидия Ивановна. Письмо у вас?
        - Да, да.
        Она погрузила руку в складки халата и протянула мне конверт.
        - Я, конечно, не читала, как можно читать чужие письма? Даже не трогала, и мысли такой не возникало, а то ведь знаешь, как некоторые…
        - Благодарю вас, - мокрая одежда к беседе не располагала, и я поспешил укрыться в своей квартире.
        Цепляясь локтями за все, что только можно, я разделся прямо в прихожей и босиком прошлепал на кухню. Усевшись на шаткую табуретку, я внимательно прочитал свой адрес, затем надорвал конверт и достал из него потрепанную обертку от шоколадки «Сказка». На обратной стороне красивым вензелястым почерком было написано: «СОГЛАШАЙСЯ».
        Ты сказала мне - соглашайся. Ты немножко опоздала, всего на пару дней, но это не имеет значения. Сколько тебе сейчас? Восемь или девять? И все это время ты хранила какую-то несчастную бумажку? И заранее догадывалась, кого встретишь, вернувшись на двадцать лет назад?
        Я ощупал повязку и, найдя конец, принялся ее разматывать. Дойдя до последнего слоя, спекшегося в бурый панцирь, я приготовился к боли. Живот ничего не чувствовал, и, срывая заскорузлый бинт, я молился только о том, чтобы под ним не оказалось зловонной язвы. Дырокол выскользнул и громко ударился о пол. Я нагнулся, чтобы его поднять, и повязка вдруг слетела сама.
        Кожа была чистой. Куда она могла подеваться - стреляная, колотая, черт знает еще какая рана, после которой на нормальном животе остается целая композиция из маленьких и больших рубцов? Я пригляделся внимательнее. Нет, шрама не было.
        Я бережно положил машинку на стол, и тут мне на глаза опять попалась шоколадная обертка. Снова прочитал: «соглашайся». Кто же ее послал - самостоятельная девушка Ксения, способная выбить плечевой сустав здоровому мужику? Выкроила пять минут между вербовкой и перестрелкой, чтобы заскочить на почту и отправить письмо старому знакомому? Или это развлекается моя современница, девятилетняя Оксана? Прячась от пьющей тетки, беспокоит своими записками далекого «дядю Мишу»?
        Я прошел в комнату и, покопавшись на полке, достал «Исповедь Президента» в аллергенной обложке оранжевого цвета. В середине книги сиротливо жались друг к другу две стодолларовые бумажки. На черный день. Двести долларов да сто пятьдесят рублей, завалявшихся в кармане куртки, - это все, чем я располагал.
        Часы показывали без чего-то три. Я еще успею. Сегодня я успею все.
        Букет был шикарным и дорогим, как донорская почка. В активе на сотню меньше, зато в руках - семь пурпурных, с розовыми прожилками, гвоздик, таких больших и бодрых, что их хотелось надкусить.
        У меня оставалось на шампанское, однако я решил воздержаться. Не из жадности, а потому, что не знал, как на это посмотрит Людмила. Бутылку заменила маленькая коробка конфет, наверняка чистая соя, но тут уж выбирать не приходилось - все мои накопления вылетели в трубу. Я поймал такси, но услышав цену, лишь улыбнулся.
        У Люси пахло чем-то вкусным, и еще до того, как ее увидеть, я уже знал: здесь живут счастливые люди.
        Людмила сияла радостным ожиданием. Неужели?.. Нет, конечно. Спустя мгновение ее взгляд уже не выражал ничего, кроме растерянности. Люся ждала не меня.
        - Ты? - Сказала она самое банальное и бессмысленное.
        - Здравствуй, - ответил я, неожиданно для себя сознавая, что не могу смотреть ей в глаза. - Можно я зайду? Я на минутку.
        - Проходи.
        В квартире было уютно: старенький линолеум вымыт до блеска, дыра перед самой дверью заботливо подклеена. На стенах вместо засаленной бахромы - новые обои. И три пустые тарелки на столе.
        - Ой, вот, - спохватившись, я вручил Люсе цветы и, чуть погодя, конфеты.
        Оставшийся в руке полиэтиленовый пакет я положил на пол. Это - потом.
        - А пузырь? - Спросила она требовательно.
        Меня охватила досада. Значит, все-таки… Я осмелился посмотреть ей в лицо, и увидел в нем горькую усмешку.
        - Да, Люся. Ты имеешь право меня ненавидеть, - ноги задрожали, и мне пришлось прислониться к стене. - Я чего, собственно, приперся… Чтобы сказать, что до меня дошло. Только теперь.
        - Длинная у тебя шея, - заметила она без всякого выражения. - А что же раньше? Боялся испачкаться?
        Я промолчал. Пусть. Пусть говорит, если от этого ей становится легче.
        - Ты меня не простишь, такого не прощают. Но если я признаюсь, что в одной сволочи проснулось… что-то…
        - Сволочь, - согласилась она. Потом медленно прошептала. - Наверное, сегодня одним подонком стало меньше.
        Люся отвернулась к стене и еще через минуту добавила:
        - Но забыть я не смогу.
        Дверь открылась, и на пороге показался Кнут. Я должен был удивиться, но я этого не сделал. Я почему-то знал, что увижу его у Людмилы.
        - Мишка? Привет! - Кнут снял плащ, разулся и влез в смешные мохнатые тапочки. - А у меня как раз с собой бутылка.
        - Нет, Саша, я уже ухожу.
        - Погоди, у меня для тебя кое-что есть.
        Шурик скрылся в комнате, а я торопливо сунул Люсе пакет.
        - Здесь подарок для Ксюши. Для Оксаны то есть.
        Она украдкой заглянула внутрь и испугалась:
        - С ума сошел?
        - Не возникай. Это не тебе.
        - А что я Сашке скажу? Дубленка - не носки. Где я ее взяла?
        - Не волнует. Выкрутишься.
        - Ой, Миша, спасибо тебе. Но все-таки зря.
        - Мечты должны сбываться - хотя бы изредка. Я еще спросить хотел… Извини, что напоминаю.
        - Ну, - она угадала тему и сразу помрачнела.
        - В каком году? У меня в последнее время все перепуталось.
        - В девяносто восьмом. Ему сейчас было бы восемь - на год меньше, чем Оксане.
        Кнут вернулся с пухлой пачкой бумаги.
        - Я тут роман закончил, хочу, чтоб ты прочитал.
        - С каких это пор я стал твоим редактором?
        - Возьми, возьми.
        - «Только счастье», - прочитал я на первой странице.
        - Вот, хотя бы, название. Не нравится оно мне. Крутится что-то, а ухватить не удается.
        - Только счастье, - не спеша повторил я, делая вид, что пробую слова на вкус. - А если перевернуть? Скажем, «Ничего, кроме счастья».
        - Блеск! - Воскликнул Кнут. - Я говорил, что ты гений! Ну что, почитаешь?
        - Нет, Саша. Не обижайся, у меня сейчас дел по горло.
        Погода неожиданно наладилась: от утреннего снега с дождем остались лишь подсыхающие лужи, из-за облачка осторожно выглянуло еще теплое солнце.
        Во дворе ребятишки жгли костер. Руководил паренек лет четырнадцати, несколько мальчишек помладше важно расхаживали вокруг огня, периодически грея руки. Им очень хотелось быть похожими на взрослых.
        Неожиданно для самого себя я бросил в костер пару сырых веток.
        - Дядя Миша, такие плохо горят. Вон там, под навесом, хворост лежит.
        Я вздрогнул и обернулся. Говорила девочка лет десяти.
        - Тебя зовут Оксана, правда?
        - Ксюша, - уточнила она. - А я вас помню, дядя Миша.
        - Можно просто Миша, - глупо пошутил я.
        - Просто Миша, - не моргнув, ответила она и улыбнулась.
        Эту улыбку я знал.
        - В школе хорошо учишься? - Спросил я первое, что пришло в голову.
        - Нормально, - Ксюша казалась разочарованной.
        Я сунул руку в карман.
        - Миша, хворост под навесом, - снова ее голос. И ее интонация.
        Пальцы наткнулись на дискеты. Нет, ничего не изменить. Я бросил дискеты в костер и быстро пошел прочь. Потом остановился и помахал девочке рукой.
        - До свидания, Ксюша. Расти большой.
        И, проклиная свой язык, добавил:
        - Большой и красивой.
        - Счастливо, Миша, - сказала она вслед.

* * *
        К тому времени как я вернулся домой, уже стемнело. Котлован на пустыре переполнился, и плавучий мусор разбрелся по всей округе. Огонек единственного фонаря отражался в гладкой воде, как луна. Тени от пивных банок были похожи на безымянные могилы.
        Я достал машинку. Три ряда круглых пуговок и большая ребристая кнопка посередине. И еще маленькое окошко. Что в нем светится? Тьма.
        В нем вчера, и оно уже состоялось. Вчера - это хрустальный мост, на котором мы стоим. Он выдержит все, кроме попытки его переделать. Там, в окошке, смутное, невысказанное завтра. Что это такое? Никто не знает, потому что его еще нет.
        Подул ветер, и лужа покрылась искрящейся рябью. Я взвесил машинку в руке. Вода глухо булькнула и тут же замерла.
        Я представил, как на дно котлована опускается пестрый камешек. Тишкин сувенир. Подарок из мертвого завтра.
        Заходя в подъезд, я по привычке проверил карман.
        Все на месте.
        Вячеслав Шалыгин
        Наши фиолетовые братья
        Глава 1
        Зрелище было величественным и нереальным. Сорок четыре планеты вращались вокруг звезды по единой орбите, на равном расстоянии друг от друга. Небесные тела казались калиброванными шариками в гигантском подшипнике. Такого уникального явления не наблюдал еще ни один человек. Вернее, не наблюдал раньше. Например, десять минут назад.
        Капитан корабля-разведчика Борисов стоял перед обзорным экраном и гадал, что же он видит. Планеты были до такой степени похожи, что принять это за бред казалось наиболее разумным. С другой стороны, видения, посещавшие свихнувшихся от одиночества космонавтов, имели обычно менее вычурные формы: люди слышали странные голоса, гоняли по кораблю чужих, вступали в контакт с несуществующими межзвездными цивилизациями… Но о «подшипниковых» планетных системах не упоминал пока никто, Борисову предстояло стать первым. Впрочем, изображение сорока четырех сине-зеленых шариков фиксировалось бортовым компьютером, а машина не была подвержена психическим заболеваниям.
        Борисов покосился на голограмму компьютерной модели и вздохнул.
        «Сорок четыре, и все как на подбор, - подумал он. - С какой начать?»
        По мере того как корабль приближался к планетному кольцу, капитан все больше убеждался в абсурдности развернувшейся перед ним картины. По данным корабельного кибермозга, планеты имели почти одинаковую массу, угловую скорость вращения, наклон оси и прочие параметры. Расхождения составляли какие-то доли процента. Правда, результаты видеонаблюдения трех ближайших планет свидетельствовали о том, что рельеф и рисунок континентов отличаются, но состав атмосферы, двуединство суши и океана и преобладающий вид белковой жизни были очень даже схожи. Более подробную информацию можно было получить лишь после высадки. С такого расстояния даже мощные оптические системы корабля не могли наполнить электронный мозг достаточным количеством «пищи для размышлений».
        - «Кореец», я сплю? - наконец обратился Борисов к кибермозгу.
        - Нет, мастер Борисов, - спокойно ответил компьютер. - Вы бодрствуете уже двенадцать часов тридцать четыре минуты. Если верить энцефалограмме.
        - А что у меня на энцефалограмме в данный момент? - поинтересовался капитан.
        - Сплошные пики, - ответил кибермозг. - И вообще вы на грани срыва. Если будете так нервничать, очередная медкомиссия спишет вас на Землю.
        - Значит, я не сплю, - снова уточнил космонавт.
        - Нет, - терпеливо отозвался корабль.
        - Точно?
        - Абсолютно.
        - И здоров?
        - Не считая переутомления?
        - Не считая.
        - Практически здоровы. Что же касается вашего гормонального фона…
        - А с ним что? - насторожился Борисов.
        - Слегка повышено содержание андрогенов, - пояснил компьютер. - Но это в расчет можно не брать. Я подкорректирую рацион. Снижу количество белковой пищи.
        - Я тебе снижу! - пригрозил капитан.
        - Реакция адекватна, - заметил кибермозг. - Следовательно, ваши опасения за собственное психическое благополучие напрасны, мастер. Вы здоровы.
        - Хитрец, - капитан улыбнулся. - Тебя программировали неглупые люди.
        - Да, - согласился компьютер, - не космонавты.
        Борисов издал короткий смешок и вернулся к созерцанию приближающихся гигантских «четок». Направление, выбранное кораблем, его устраивало. Если честно, он так и не решил, на какую из планет совершить первую высадку. Впрочем, сомнения развеялись сами собой. Черный корпус разведчика развернул короткие крылья и сложил носовые щиты в подобие птичьего клюва. Теперь корабль был вполне обтекаем и способен использовать атмосферу как поддерживающую среду.
        Сверкнули тормозные двигатели, и разведчик начал снижение. Когда гравитационное поле планеты стало ощутимым, корабль перешел на антигравитационную тягу. Дальнейший путь до поверхности он преодолел плавно и бесшумно.
        - Хорошая работа, - похвалил капитан электронного пилота.
        - Разве бывало иначе? - самодовольно спросил кибермозг.
        - Хвастливый пучок проводов!
        - Только ли? - иронично спросил компьютер.
        - Только ли хвастливый? - поинтересовался командир.
        - Только ли проводов? - уточнил корабль. - А как назвать девяносто два килограмма бесполезной органики? Отбросами?
        - Святое не тронь, - сказал капитан. - Анализ атмосферы провел?
        - Двадцать один процент кислорода, семьдесят восемь азота, остальное - всякая гадость, - по-прежнему слегка развязно ответил кибермозг.
        - Включи деловой режим, - потребовал Борисов, - и охарактеризуй «всякую гадость» подробно.
        - Четверть процента углекислого газа, девять десятых аргона, водород, гелий, неон…
        - Стоп, - перебил его капитан. - Я не прошу читать мне лекцию по составу земной атмосферы. Мне нужен анализ этой газовой оболочки.
        - Я в деловом режиме, - заверил компьютер. - Это и есть анализ. Двадцать один процент кислорода…
        - Достаточно, - вновь оборвал его Борисов. - Сорок четыре Земли в семидесяти парсеках от Солнечной системы… Это же сенсация… Как здесь с силой тяжести?
        - Ровно одна единица.
        - Мог бы и не спрашивать, - сам себе пробормотал капитан. - Флора и фауна тоже наверняка подойдут. Прямо-таки мечта переселенца, а не планета. Вернее, планеты. Сорок четыре штуки. Просто невероятно! «Кореец», ты понимаешь, что мы с тобой натворили? Колумб с Магелланом в гробах перевернутся от зависти!
        - Мы пока не были на прочих планетах системы, - осторожно возразил корабль. - Да и эту толком не исследовали. Как насчет бактерий или вирусов?
        - Сделаем прививки, - отмахнулся Борисов. - А что касается остальных, разве ты не видишь, что они практически такие же?
        - Регистрирую посадку, - вместо ответа заявил «Кореец». - Начинаю сбор данных.
        - Подготовь скафандр и катер, - потребовал капитан.
        - Инструкция запрещает космонавтам-разведчикам покидать корабль. Это дело исследовательских групп.
        - Как ты не понимаешь! - с досадой воскликнул Борисов. - Если я не выйду из корабля, я не стану первооткрывателем! По правилам Службы Регистрации Новых Земель я должен сделать по поверхности хотя бы один шаг! Иначе я останусь всего лишь наблюдателем!
        - Это даст вам право назвать все сорок четыре объекта по собственному усмотрению, - сказал кибермозг.
        - Но не даст права собственности на эти Земли! - Капитан отчаянно помотал головой. - Нет, мой металлокерамический друг, мы облетим все сорок четыре шарика, и на каждом я оставлю свой след. Я буду самым богатым человеком во Вселенной.
        - Вы на службе, - напомнил корабль. - По закону вам полагается четверть от найденных Земель. Остальные станут собственностью Корпорации.
        - А я уволюсь, - заявил Борисов. - Вот прямо сейчас!
        - В таком случае из капитана вы превратитесь в пассажира, и я, оставаясь служащим Корпорации, запрошу с вас плату за пользование кораблем в том же самом размере.
        - Три четверти за аренду этого корыта?! - возмутился капитан. - Имей совесть!
        - Я бы запросил и больше, но закон о коммерческих предприятиях запрещает брать за услуги более семидесяти пяти процентов от суммы сделки, - невозмутимо ответил кибермозг. - К тому же, если вы уволитесь прямо сейчас, на всех остальных планетах я не позволю вам покинуть борт корабля.
        - Ладно, - сдался Борисов, - десять планет - это тоже неплохо…
        - Одиннадцать, - уточнил корабль. - С таким капиталом вы все равно станете богатейшим человеком всех времен. Скафандр готов, мастер. Удачной вам разведки.
        - Следи за местностью, - приказал капитан. - Если заметишь что-то подозрительное, накрывай меня силовым полем.
        - Непременно. - Кибермозг, видимо, снова отключил «деловой режим». - Разрешите прямо сейчас?
        - Опять шутишь?
        - Мои датчики фиксируют подозрительное движение во всех диапазонах, - пояснил корабль. - К нам приближается нечто водно-белковое, о двух ногах, двух руках и одной голове.
        - Что же ты сразу не сказал, что планета обитаема? - Борисов с досадой стукнул кулаком по подлокотнику. - Ты что, не видел с орбиты городов?
        - Нет, - признался корабль. - Ни городов, ни деревень.
        - Но приближающийся - человек?..
        - Не могу утверждать, но какой-то теплокровный гуманоид, это точно.
        - Разумный?
        - Радиопереговоров он не ведет, по внешнему виду - нецивилизован… - Компьютер словно бы задумался. - Но идет на нижних конечностях. А в верхних держит подобие оружия.
        - Совсем хорошо… - Капитан был крайне огорчен. - Может быть, он подает какие-то сигналы жестами? Проанализируй мимику, пока есть время.
        - Он уже близко, - сообщил кибермозг. - И, по косвенным признакам, не агрессивен.
        - Тогда я пошел. - Борисов нехотя поднялся с кресла. - Не забудь прикрыть меня полем.
        Он заранее поднял правую руку в приветствии и спустился по пологому трапу на мягкую густую траву…
        Глава 2
        - Ну? - спросил Матвей не оборачиваясь.
        - Да, - также не оборачиваясь ответила Дарья.
        Они прекрасно друг друга поняли и молча продолжали пялиться на медленно вращающиеся полушария, каждый на свое: Дарья - на южное, по-женски теплое, но бессмысленно перенасыщенное зеленью, Матвей - на северное, суровое и заснеженно-скучное.
        Разговор был окончен, причем нельзя сказать, что это была их самая короткая беседа. Случались и короче. Прежде они предпочитали не говорить вообще и обходились одними кивками. Иногда они позволяли себе что-нибудь вроде движения бровей или взмаха ладонью - разумеется, крайне редко, лишь в тех случаях, когда требовалось выразить нечто неописуемое. Однако со временем оба пришли к мысли, что лучше все-таки произносить слова - и слышать чужие слова в ответ, - чем постоянно друг на друга смотреть. В итоге кресла были повернуты спинками, а видеопроекторы объемного изображения, закрыв полумаской глаза, избавили их от необходимости видеть друг друга даже во время прямого исполнения обязанностей. Реплики, которые им приходилось слышать взамен, были не слишком большой платой за такой комфорт.
        - Хох! - выдохнул Матвей.
        - Ау-у… - вопросительно протянула Дарья.
        Изумление напарника ее заинтриговало, и она бросилась - в том смысле, что соизволила поднять ножку и аккуратно придавить плоским каблуком широкую кнопку, - бросилась проверять отчет Анализатора. Еще ей пришлось снять шлем, а это было равносильно падению на дно стометрового колодца.
        Сознание не сразу отреагировало на смену декораций. После бесконечно плывущих к горизонту виртуальных пейзажей неподвижность пластиковых стен казалась абсурдной. Впрочем, адаптация прошла успешно, и чувство ненависти к замкнутому пространству отступило. Быстро, но недалеко. Для надежности Дарья на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, ей было уже по силам сосредоточиться на суровой реальности оперативного зала… Множество пустующих кресел, несколько покрытых пылью устаревших мониторов, пара главных и несколько вспомогательных пультов. Экран Анализатора занимал всю правую стену просторного помещения.
        Пресловутый кибермозг либо перегрелся, либо действительно обнаружил нечто необычное. Во всяком случае, судя по хамской гиперболе на мониторе, он был удивлен не меньше Матвея. Слава богу, ни корчить рожи, ни махать руками он не умел. Кроме того, что эти органы у него отсутствовали, сам Анализатор находился вне поля зрения, если верить ремонтной ведомости - где-то под нижним уровнем, за какой-то толстой створкой, да еще с какими-то там интеллект-замками… Ну и слава богу.
        Говорить он, правда, мог, но с этой проблемой бессменные дежурные справились быстро: та же ремонтная ведомость подсказала, какие из панелей внутренней обшивки воспроизводят звуки, а уж случайно залить горячим кофе тридцать шесть микрочипов было делом техники.
        Если бы не эта превентивная мера, Анализатор сейчас наверняка бубнил бы что-нибудь вроде: «Обратите внимание на показатели психомоторики, обратите внимание на аномальный пси-фон, обратите особое внимание на суммарный индекс массы, срочно введите задание на идентификацию…»
        Что следовало предпринять, было понятно и без комментариев - по лихим разноцветным кривым на экране, а что касается срочного задания, так Дарья уже спохватилась: отвлекла пальчики от поглаживания подбородка и утрудила их нажатием на несколько клавиш. Ботинком здесь было не справиться.
        - Хох! - на этот раз по-молодецки задорно повторил Матвей.
        - Ну! - многозначительно улыбаясь, ответила она.
        Еще немного, и они бросились бы целоваться. Впрочем, это только так, слова… Подойти друг к другу ближе чем на два метра их не заставил бы даже Всемирный потоп, а тут был всего лишь аномальный горб на линии суммарного индекса, попросту - девяносто два килограмма неучтенного мяса. Лишнее туловище. Вряд ли это была антилопа или стая юной форели - судя по результатам анализа, мясо умело думать.
        Во весь главный экран развернулась тошнотворно знакомая заставка, и дежурные, одновременно издав «кхм-кхм», одновременно же потянулись к пультам. Вялый, словно неизлечимо больной орел - эмблема Исследовательского Отдела Объединенных Военно-Космических Сил - указывал сточенным клювом куда-то себе под хвост. Там не было ничего примечательного, кроме лап, судорожно притянутых к раздутому от скверной пищи животу, и бегущей строки мелкого текста:
        «На линии майор ОВКС Калашников. База 13! Когда наладите нормальную связь, дармоеды? Вы что там, *** (скорректировано авторедактором: спите) круглосуточно?! Если будете так нести службу, я сам *** (скорректировано авторедактором: с вами пересплю)!»
        Дарья наморщила носик и опустила мизинец на клавишу. Матвей сделал то же самое, хотя нужды в этом уже не было. Просто так сделал, из принципа. Спустя четыре секунды майор Калашников получил фото: Даша и Мотя стоят по стойке «смирно», касаясь друг друга - в пределах устава - тыльными сторонами ладоней. Изображению соответствовала подпись:
        «На линии База 13. Оперативная пара слушает, господин майор. Наладить видеосвязь пока не удается. Происшествий за время несения службы не случилось».
        Эту картинку и этот рапорт Калашников получал уже пять лет. Он мог бы просто загружать шаблон из архива, однако считал это ниже своего достоинства. Он как-никак был начальником. Правда, не очень крупным.
        «Ах, не случилось, *** (скорректировано авторедактором: лица, ведущие антиобщественный образ жизни) *** (скорректировано авторедактором: лица, подвергнувшиеся насилию в грубой форме)?!! Происшествий у вас не случилось, да?!»
        Матвей вздохнул. С отсылкой шаблона он опоздал, значит, набирать ответ предстояло ему.
        На мониторе Калашникова под картинкой с замершими дежурными поползла строка:
        «Виноваты, господин майор. Информация пришла только что. Нештатные показатели по двенадцати разрядам, данные уже отправлены».
        «Да не нужны мне ваши *** (скорректировано авторедактором: бывшие в употреблении) данные! Я и без вас все знаю. Короче, дармоеды, гости к вам пожаловали, ясно? Сейчас корабль висит на дальней орбите, и он в любой момент готов включить третью космическую. Такое впечатление, что он чего-то опасается. Но факт кратковременной посадки зафиксирован. Кого-то к вам подкинули - либо одного большого, либо двух маленьких. Сами там разбирайтесь. За инструкцию ни шагу! Связь через два часа. Определить тип и характер этого *** (скорректировано авторедактором: лица, склонного отправлять физиологические потребности нетрадиционным способом), понятно? Кроме того - вооружение, экипировку и наиболее вероятную цель прибытия…»
        - А родинки у него на заднице не посчитать? - буркнул себе под нос Матвей.
        Майор, словно услышав, снова перешел на восклицательные знаки:
        «Даю вам час, дармоеды!! И полный отчет мне через пять минут!! И связь чтобы сделали к утру! Когда оно там у вас наступает?! Хватит уже дембельских открыток! Хочу наблюдать вас в натуральном виде! Может, вас там уже трое?! Или, наоборот, один остался?! Через два часа чтоб было все!! Отбой, *** (пометка авторедактора: аналоги не найдены; в основном словаре корень отсутствует; искать во вспомогательных?)».
        Дарья удрученно покачала головой и щелкнула по клавише. Реплика напарника была настолько неожиданной, что она, все еще находясь под впечатлением, растерянно произнесла:
        - Не у него родинки считать. У них. Два маленьких.
        Она это сказала тоже будто бы для себя, тем не менее Матвей откликнулся:
        - Один большой. Тысячу ставлю.
        - Ставлю три, - сказала Дарья.
        Не сговариваясь, они синхронно развернули кресла и несколько минут просто смотрели друг на друга. Они не виделись около часа - с того момента, как, пряча глаза, вошли по разным коридорам в оперативный зал и уселись на свои места. Они не виделись почти четыре года - с того самого времени, когда решили, что будут общаться при помощи междометий. Каждый из них почти забыл, как выглядит напарник, а потому они смотрели друг на друга не отрываясь. В этом даже было что-то трогательное. Ни Матвея, ни Дарью волна минутной слабости, конечно, ни в какие подозрительные океаны не увлекла, но они почему-то так и не отвернулись.
        За их спинами мерцали никому не нужные слова:
        «Майор ОВКС Калашников: линия закрыта.
        База 13: линия закрыта».
        - Осталось пятьдесят три минуты, - с трудом разлепив губы, произнесла Дарья.
        - Все равно не успеем. - Матвей едва заметно улыбнулся. Это означало, что внутри у него все поет, пляшет и взрывается разноцветными фейерверками. - Ладно, выйду на поверхность, гляну…
        - Я пойду, - по привычке возразила она.
        - Нет я, - сказал он подчеркнуто спокойно.
        - Жребий.
        - Как всегда…
        Глава 3
        Обычно Борисов доверял оценкам кибермозга, но в этот раз «Кореец» оплошал: гуманоид вел себя достаточно агрессивно. Стоя под защитой силового купола, размышлять об относительности выводов, которые делает электроника, сталкиваясь с непредсказуемой органикой, было легко и приятно.
        Неизвестный организм в мешковатом скафандре явно внеземного покроя замер метрах в ста от мастера, угрожающе выставив упомянутое «Корейцем» «подобие оружия», и чуть присел. Этот реверанс вполне мог оказаться эквивалентом земной позиции для стрельбы, например, с колена, и Борисов невольно потянулся к кобуре. Чужак исполнил замысловатый пасс правой верхней конечностью, и ствол оружия начал светиться тошнотворно-зеленым. Теперь все стало ясно и без комментариев. Мастер лихо, как в кино про арктурианских козопасов, выдернул из кобуры пистолет и направил его на противника. Ружье пришельца выплюнуло сгусток какой-то ядовито-зеленой мути, но силовой купол поглотил заряд и на мгновение отключился. Оружие Борисова относилось к поколению «интеллект-ган» и реагировало на подобные фокусы без задержки. В паузу между отключением и повторной активацией купола уложилось целых восемь импульсов. Правда, гуманный мастер Борисов взял слишком низкий прицел, и чужака всего лишь окатило волной грязи, которую энергозаряды выбили из болотистой почвы в метре от его ног.
        Борисов не видел выражения лица или морды пришельца, шлем инопланетного скафандра был непрозрачен, но в движениях чужака угадывалось замешательство. Видимо, для очистки совести пришелец выстрелил еще раз, но, когда силовое поле справилось и с этим зарядом, от агрессивности незадачливого стрелка не осталось следа. Он выпрямился, затем четко, словно полжизни провел на строевом плацу, повернулся кругом и побежал к ближайшему скоплению невысоких кривых деревьев. Чрезвычайно гордый собой, Борисов сунул пистолет на место и, забыв, что облачен в скафандр, оглушительно свистнул.
        - Мастер, я вынужден уйти на орбиту, - неожиданно заявил корабль.
        - Не понял, - удивленно сказал Борисов, еще не оправившись от звона в ушах.
        - Инструкция девятьсот двадцать, - с точки зрения Борисова, ничего этим не объясняя, пояснил кибермозг.
        Капитан обернулся и обнаружил, что силовое поле вокруг него исчезло, а корабль плавно поднимается вверх.
        - Эй, «Кореец», ты чего? - растерянно пробормотал мастер. - А как же я?
        Ответа не последовало. Где-то высоко в небе раздался едва слышный хлопок - это корабль перешел с гравитяги на реактивное ускорение - и одинокого, брошенного на незнакомой планете Борисова придавила полипластовая плита тишины. Все еще пребывая в состоянии шока, мастер уселся на траву и машинально щелкнул зажимами шлема. Прозрачный колпак, падая, ударился о плечо и, отскочив, укатился куда-то в болотные кочки. Искать его не было никакого желания. В эту трудную минуту единственным желанием Борисова было выпить или хотя бы закурить. Мрачные мысли неслись по траншеям извилин одна за другой, сливаясь в омерзительно грязный поток. Один, без пищи, воды и аптечки, на абсолютно неисследованной планете, да еще в компании воинственных чужаков. То, что приседающий стрелок был один, Борисова не утешало. Это мог быть разведчик, заплутавший охотник, просто любитель прогулок, и где-то поблизости вполне могли затаиться его многочисленные приятели. Кроме того, мастер не знал, можно ли пить здешнюю воду, есть ли живность, да и вообще, не вредно ли дышать этим странным воздухом? Ведь корабль так и не закончил анализ…
        Борисов поймал себя на том, что невольно приклеил ярлык «странный» ко вроде бы ничем не примечательному воздуху. «Двадцать один процент кислорода», - вспомнил он бормотание кибермозга. Ничего странного в общем анализе атмосферы не было. Мастер потянул носом. Ему чудился какой-то знакомый запах, но уловить его в той пропорции, чтобы уверенно сказать «это то-то», Борисов пока не мог. Он встал на четвереньки и понюхал траву. Она пахла почти как на Земле, но гораздо сильнее и чище. И отнюдь не странно. Мастер, по-прежнему на четвереньках, переместился ближе к высоким кочкам. Здесь странный запах усилился и начал обретать завершенность. Борисов протиснулся между травянистыми буграми, прополз по их лабиринту еще метров пять и наконец обнаружил то, что искал. Болотная жижа, проступавшая между кочками, источала бодрящий аромат этилового спирта. Мастер осторожно зачерпнул верхний, наименее мутный слой жидкости и с умилением поднес сложенные ладони к лицу. Пить эту гадость он, конечно, не собирался. Во-первых, ее для начала следовало хотя бы профильтровать, а во-вторых, спирт мог оказаться и древесным, по
запаху этого было не определить. И все же шестое чувство подсказывало Борисову, что неожиданный подарок местной природы вполне годится для приема внутрь. Он с сожалением выплеснул жижу на землю и небрежно вытер ладони о траву.
        Планета Борисову начинала нравиться.
        Он, уже по-хозяйски, окинул взглядом окрестности и с удовлетворением отметил, что болото простирается до того леса, где скрылся чужак. Мысль о чужаке немного охладила исследовательский пыл мастера дальней разведки, но профессиональная жилка пульсировала с нарастающей силой, и Борисов быстро справился с сомнениями. Раз Корпорация доверила такое ответственное дело не кому-нибудь, а именно ему, мастеру дальней разведки Борисову, значит, в него верили, его ценили и уважали. Борисов просто не имел права пасовать перед такими незначительными трудностями, как сбой в работе корабельного кибермозга. Он был лучшим разведчиком Корпорации! Возможно, он был лучшим разведчиком в принципе, единственным и неповторимым!
        Борисов шагал широко и уверенно, совершенно не спотыкаясь о высокие кочки. С каждым шагом его тело наливалось силой, а все тревоги съеживались, как пережаренные тефтели, и тонули в соусе отличнейшего настроения.
        На опушке леса мастер решил на минутку остановиться, чтобы напоследок сделать еще пару глубоких вдохов, но запах благодатных испарений уже остался позади. Борисов с огорчением оглянулся и покачал головой. Отсюда, с небольшого возвышения, было видно, что болото гораздо обширнее, чем казалось вначале.
        - Э-эх! Грехи наши тяжкие! - радостно крикнул Борисов и рассмеялся.
        Навстречу новым открытиям он двинулся, уже не сожалея об оставшихся за спиной природных резервуарах. Мастер чувствовал, что Фортуна повернулась к нему лицом всерьез и надолго, а неприятность с «Корейцем» на самом деле была ироничной, но доброжелательной ухмылкой самой Судьбы. С душою, полной приятных предчувствий, Борисов покинул опушку и вошел под сень раскидистых крон.
        Лес действительно встретил мастера новым сюрпризом. Стволы уродливых кривых деревьев сочились янтарной смолой. Памятуя о предыдущем опыте, мастер осторожно обмакнул мизинец в одну из тягучих капель и поднес палец к носу. Этот запах ему был незнаком, но так же, как и аромат болотной жижи, не вызывал никакого опасения. Разведчик смело расправил плечи и лизнул смолу. Вкус у древесной слезы был просто божественным. Борисов тщательно обсосал мизинец и потянулся за новой порцией, но в этот момент в его голове взорвался ярчайший фейерверк, и мастер почувствовал, что превращается в нечто запредельно величественное и всемогущее.
        Теперь он был не просто мастером разведки, а Мастером всего! Созданием высшего порядка, которому подвластны «и ход светил, и движение подземных гад»! Его могучая сила определенно вела происхождение от энергии Большого Взрыва, а понимание механики вселенских процессов Борисову давали мудрые Черные Дыры. Теперь ему, еще пять секунд назад - скромному разведчику, было по плечу абсолютно все! Он напряг могучую шею и повернул наполненную невероятными знаниями голову в ту сторону, куда уполз жалкий инопланетный червь. Этот выкидыш природы с примитивным оружием в дрожащих конечностях. Эта одноклеточная протоинфузория - Борисов прислушался к звучанию: слово было необычным и загадочным, но мастеру оно понравилось, - да, эта протоинфузория межзвездных трасс!
        Борисов положил стомегатонную руку на кобуру своего сверхгалактически мощного пистолета и направил сильнейшие во всей Вселенной стопы в глубь леса.
        Жалкие бессмысленные растения уважительно расступались перед Покорителем Пространств, а испуганный ветер указывал Мастеру Всех Стихий верный путь. Вообще-то в глубине сознания Борисова еще теплилась искра критичной оценки действительности, и под спудом новых достоинств шевелилась мысль о том, что ветер в густом лесу должен лишь шелестеть желто-зеленой листвой, а не дуть у самой земли, но Главному Разведчику Мегавселенной было не до глупостей. Он еще раз обмазал мизинец смолой ближайшего дерева и, лишь когда закончил его облизывать, понял, что и деревья и травы вокруг не совсем те, что были в начале пути. Да и небо, недавно пронзительно синее и безоблачное, почему-то приобрело серый цвет, словно его заволокли облака. Величайший Борисов всего Человечества с удивлением посмотрел на влажный, розовый после обсасывания палец, затем перевел взгляд на ближайшую группу деревьев и остановился.
        В механизме вращения Галактики скрипнула какая-то шестерня, и, услышав этот звук, Мастер по Ремонту Галактических Приводов невольно обернулся. Позади остались те самые сочащиеся янтарем деревья, ясное небо и трава, благоухающая белой пыльцой соцветий. До чутких ушей Композитора Вечности донесся еще один звук, на этот раз мелодичный, и Великий Настройщик Суперструн Вселенной снова посмотрел вперед. Там деревья ничем не сочились, небо было хмурым, а трава пожухшей.
        - Если мне подвластны целые миры, то почему я не могу свободно перемещаться по временам года? - пробормотал себе под нос Борисов. - Из лета в осень, например…
        Последние слова он произнес почему-то неуверенно. Для высшего существа это было в диковинку. Борисов мощно вдохнул прохладный воздух и уверенно зашагал по новому лесу. От стотонной силищи его могучего тела через десяток-другой шагов осталось всего тонны три, а еще через сотню - жалкие девяносто два килограмма и головная боль. Мастер корпоративной разведки устало сел на жесткий мох и, обхватив голову руками, тяжело вздохнул. Отзвуки голосов Вселенной еще носились под сводами залитого свинцом черепа, но теперь они не ободряли, а угрожали. Борисов чувствовал себя страшно одиноким, потерянным и жалким. Совсем как тот инопланетный проточервь. От мысли о чужаке мастера пробрала нешуточная дрожь. Это дьявольское отродье бродило где-то неподалеку! И, возможно, искало его, мастера Борисова!
        Он лихорадочно расстегнул кобуру и вынул пистолет. Оружие выпало из дрожащих рук, а когда Борисов поднял его и попытался снять с предохранителя, выпало еще раз. Мастер схватил свою единственную надежду обеими руками и прижал к груди. Теперь пистолет не пытался бросить хозяина на произвол судьбы, но стрелять из такого положения было бы неразумно. Разве что с целью самоубийства, однако «интеллект-ганы» знали своих хозяев и не могли причинить им вреда. В отличие от армейских моделей, гражданское оружие конструировалось с существенными ограничениями.
        «Нельзя оставаться подолгу на одном месте!» - пришла тревожная мысль. Мастер поднялся на дрожащие ноги и нетвердым шагом побрел вперед. Дороги он не разбирал, поскольку страх перед неведомой угрозой толкал его в спину не хуже того странного ветра в «янтарном» лесу. Борисов быстро выбивался из сил, но стоило ему остановиться, как его охватывал безотчетный ужас. Побороть такого грозного противника мастер был не в состоянии. Даже вновь столкнуться с чужаком казалось более предпочтительно, чем одолевать это наваждение. Борисов падал от усталости, снова вставал, шел вперед и снова падал. Когда силы окончательно покинули его изможденное тело, деревья неожиданно расступились, и мастер рухнул на мелкий горячий песок.
        Несколько минут он лежал в полузабытьи, но потом все же открыл глаза и застонал. Нет, не от боли в натруженных мышцах и не от голода или жажды. Просто песок, на котором лежал мастер разведки, простирался до самого горизонта, а еще он был подозрительно непохож на обычный кремниевый прах камней и гор.
        Борисов, окончательно махнув рукой на здоровье, слизнул с губ несколько песчинок, попробовал их разжевать и сначала заплакал, но затем сел на колени и расхохотался. Он вдруг понял главное.
        Даже если бы не сбежал «Кореец», улететь с этой планеты Борисов не смог бы никогда. Она была откровенной, но непреодолимо притягательной ловушкой.
        Мастер мечтательно взглянул в пустынную даль и медленно пересыпал из ладони в ладонь крупинки странного песка. Сквозь его пальцы, приятно шурша, просыпалась примерно полугодовая зарплата мастера разведки. Если, конечно, продать эту пригоршню золотишка на черном рынке…
        Глава 4
        Матвей вернулся лишь через сутки. Дарья все это время не сомкнула глаз. Фантазия рисовала ей самые невероятные картины, начиная от банального рукопашного боя Моти с неким инопланетным монстром и заканчивая превращением напарника в студенистую массу после того, как он слился в экстазе с пришелицей, этакой внеземной Матой Хари, которая пыталась выведать у доверчивого землянина главную военную тайну ОВКС древним, но надежным способом. О силе беспокойства Дарьи наиболее красноречиво свидетельствовал тот факт, что встретились напарники в шлюзовом отсеке. Раньше никто никого не провожал и не встречал. Ни с цветами, ни вообще.
        - Тебя не было видно, - тщетно пытаясь скрыть волнение, заявила Дарья. - И датчики молчали. Ты выходил на поверхность или нет?
        - Как тебе сказать… - едва ворочая языком, ответил Матвей. - Я был или не бы-ы-ыл, в далекой Галактике-е-е…
        Промурлыкав строчку из некогда популярной песни, он икнул и уселся прямо посреди отсека.
        - Ты нажрался? - изумилась Дарья. - Когда успел? С кем?!
        - Ромашки спря-атали-ись… - опять запел Матвей, на этот раз что-то совсем архаическое. - Пони-икли… чего там у них поникло?
        - Прекрати!
        - Даша… - Матвей зажмурился и помотал головой. - Даша… я… это было… Даша! Мы с тобой… - Он фыркнул и уронил голову на грудь.
        - Шесть промилле, не меньше, - на глаз определила Дарья содержание этанола в Мотиной крови. - Где ты взял спиртное?
        - М-м-м, - произнес Матвей и завалился на бок.
        - Это я вижу. - Дарья понимающе кивнула. - И как прикажешь с тобой поступить?
        - Тазик, - едва слышно прошептал Матвей.
        - А может, еще рюмочку?
        - М-м-м! - возмутился Мотя. - Совесть… имей…
        - Совесть?! - Напарница замысловато выгнула тонкие брови и холодно улыбнулась. - Ты еще смеешь говорить о совести? А ну отвечай, где был!
        Схватив Матвея за воротник, она подтащила его к ближайшей стене и с трудом усадила на низкую лавку.
        - Наверху… - временно выплывая из пучины беспамятства, сказал тот.
        - С неопознанными организмами выпивал? Гони мою тысячу!
        - Тысячу?! - От возмущения Матвей не то чтобы протрезвел, но как-то слегка взбодрился. - Три! С тебя, дорогая.
        - Я тебе не «дорогая», - раздраженно произнесла Дарья.
        - Конечно, - ответил он, вновь расслабляясь и прикладывая голову к прохладной стене. - Без трех тысяч уже не такая дорогая…
        - Все-таки один большой? Ну!.. Что ты там видел, говори, скотина! Ты их преследовал? Или его?.. Ведь целый день где-то… Сутки!
        - Я его… Я их… - пробормотал Матвей, окончательно теряя связь с реальностью. - Уфф, Дашка… Это было… Кошмар!..
        Он немного покачался из стороны в сторону и завалился вперед, неэстетично распластавшись на винилникелевом полу. Дарья уже занесла ладонь с целью отхлестать его по щекам, но тут вжикнул единственный оставленный Анализатору зуммер, и на главном экране развернулась заставка с чахлым орлом.
        Дарья метнулась к пульту, но за секунду до того, как она коснулась клавиш, автомат отправил штатную картинку: двое дежурных излучают лояльность, служебное рвение и в рамках приличий - подобострастие, строка же под фотографией уведомляет:
        «На линии База 13. Оперативная пара слушает, господин майор. Наладить видеосвязь пока не удается. Происшествий за время несения службы не случилось».
        Спустя мгновение монитор отобразил:
        «На линии майор ОВКС Калашников. Вы что там, совсем *** (скорректировано авторедактором: потеряли бдительность, утратили самоконтроль, нарушили служебную этику, еще 12 вариантов; показать все?)?!! Снова происшествий не случилось, да? Где это их не случилось? Может, вы мне подскажете такие теплые места, я бы тоже туда *** (скорректировано авторедактором: уехал, ушел, убежал; контекст недостаточен)».
        Чтобы прервать этот поток грязи, Дарья торопливо отстучала:
        «Виноваты, господин майор. Непредвиденные обстоятельства, нештатная ситуация, неожиданный…»
        Она поймала себя на том, что после третьего оборота собирается набрать: «еще 12 вариантов», и, плюнув, отправила как есть.
        Калашников обдумывал усеченную фразу секунд тридцать, затем спросил:
        «Что у вас там?»
        Дарья, кусая губу, ответила:
        «У нас проблемы, господин майор».
        На этот раз сообщение пришло немедленно:
        «Какие проблемы?! Что конкретно *** *** *** (пометка авторедактора: ждите, идет анализ текста)?!»
        Дарья погладила подбородок и, с ненавистью зыркнув на спящего Матвея, набрала:
        «Напарник еще не вернулся. Далее действую по аварийной инструкции. Связь прервана».
        - Да!.. - вякнул во сне Матвей. - А утром пойду его искать! Ясно?
        Дарья посмотрела на него со всем презрением, на какое только была способна, но напарника это не задело. Он перевернулся на другой бок и, уткнув лицо в угол между полом и стенной обшивкой, омерзительно захрапел.
        Вздохнув, Дарья перешагнула через его ноги и прошла по коридору до переборки с трафаретными набивками «Мед. изолятор, лаборатория». Вскрыв ящик с наклейкой «препараты строгой отчетности», Дарья вытащила несколько голубых шприц-ампул с турбофенамином. Затем расстегнула магнитные кнопки и, сняв комбинезон, вколола себе две дозы.
        Не одеваясь, благо Матвей был временно обездвижен, она перешла в соседний отсек и вскрыла вакуумную упаковку с одноразовым скафандром. Формирование гермошлема обычно занимало до трех минут, и Дарья, не дожидаясь, пока кусок полипласта превратится в прозрачную сферу, занялась выбором оружия.
        «Приложение 2» к контракту клялось, что ничего опаснее дождевого червя на планете нет. Однако инструкция, которую дежурный подписывал в качестве «Приложения 3», выход на поверхность без оружия категорически запрещала. В данный момент Дарье хотелось следовать инструкции, и она выбрала средний ЛС-14: вес полтора килограмма, длина шестьдесят четыре сантиметра, боезапас при максимальной мощности сорок восемь выстрелов. Что такое «ЛС», знали, вероятно, лишь его изобретатели и пара трухлявых генералов из Объединенных Военно-Космических Сил. Остальные расшифровывали эту короткую аббревиатуру по-своему. Здесь, как сказал бы авторедактор, существовало двенадцать вариантов, но в Дашиной учебке был принят такой: Лайф Секвестр. Почему именно ЛС-14, а не ЛС-41 или сколько-нибудь еще - и вовсе никого не интересовало.
        Пока Дарья поднималась в лифте к основному тамбуру, ЛС закончил автодиагностику, а полипласт окончательно выгнулся в шар и затвердел, оставив на затылке четыре неглубокие вмятины от маленьких пальчиков. Дарья вошла в шлюз. Перед тем как вдавить большую круглую кнопку разгерметизации, она надела шлем и, чтобы он не болтался, пристегнула его к жесткому обручу на воротнике.
        - Спасибо, что воспользовались одноразовым скафандром марки «Пресеркомфорт», - прожурчало в ушах.
        - Заткнись, дурак, - буркнула Дарья, перешагивая через низкий порожек.
        Палец сам собой устроился в удобной нише спускового механизма, и Лайф Секвестр, коротко свистнув, зажег на стволе восемь зеленых огоньков.
        Прежде чем понять, что ее смутило, раньше, чем процессор скафандра успел проанализировать донесшийся из кустов звук, Дарья опустила ствол и придавила плоский курок. Разрядник исторг голубую ветвящуюся струю, и в карликовой рощице перед тамбуром образовалась черная проплешина метров трех в диаметре. По краям пепелища, будто укоряя за необдуманный поступок, скорбно дымились обугленные срезы сухих узловатых веток.
        - Порода тринадцать AQC, млекопитающее отряда грызунов, - запоздало сообщил компьютер. - Угрозы для жизни не представляет. Согласно отчету санэпидемиологической комиссии, не исключено наличие паразитов. Рекомендуемые меры предосторожности: всегда использовать одноразовый скафандр марки «Пресеркомфорт»…
        - Заткнись, - повторила Дарья.
        Она взглянула на табло Лайф Секвестра - в маленьком окошке светилась цифра 47. Не надо было стрелять. Еще сорок семь таких порывов, сорок семь беспочвенных испугов - и придется возвращаться. Это нервы, нервы-нервишки.
        Дарья повела стволом и нерешительно отклеилась от матовой стены выходного шлюза. Это был ее второй выход из бункера за пять лет бессменной вахты. За все пять лет сидения в бункере - второй взгляд на живое солнце, вторая прогулка по поверхности планеты.
        Первое знакомство произошло как раз пять лет назад - пять с половиной, если точнее. Подписав контракт, выпускник военно-космического училища Дарья Молочкова, девушка бойкая и честолюбивая, прибыла в закрытую испытательную зону ОВКС. Поначалу на каждой базе планировалось поселить от десяти до пятнадцати дежурных, но в бункере на объекте СС-тринадцать их было только трое. Через год они с Матвеем и вовсе остались вдвоем. История тогда получилась какая-то неприятно-загадочная… Попросту говоря, бывший напарник Матвея съехал с катушек и был комиссован с нищенской пенсией, которой аккурат хватало на оплату содержания в средней психушке. Крючкотворы из ОВКС умудрились доказать, что буквально за минуту до сумасшествия, то есть еще пребывая в здравом уме, дежурный грубо нарушил половину пунктов договора, из-за чего был автоматически уволен. Таким образом, в бункере спятил уже не военнослужащий, застрахованный на крупную сумму, а посторонний человек, оказавшийся на военном объекте по чистому недоразумению.
        Историю, естественно, быстро замяли. Дарья с Матвеем получили неплохие премиальные, а Калашников, тогда еще спесивый старлей, - досрочное повышение по службе. С тех пор минуло пять с лишним лет, но какая-то заноза, какое-то легонькое отвращение к объекту, напарнику и к самой себе все не проходило. Ее даже не очень интересовало, что там происходит - на поверхности, в двадцати метрах над верхним уровнем базы.
        Дарья сообразила, что вместе со стимулятором неплохо было бы принять и ТОРМОЗ - Тимоаналептический Организатор Работы Мозга. Мысли текли бы тогда быстро, но упорядоченно, как и положено мыслям военнослужащего, а не скакали, словно энцефалограмма эпилептика.
        Погладив спусковую скобу, Дарья сделала еще пару шагов и снова замерла. Вокруг камеры выходного шлюза расстилалась лесотундра с дистрофической полупрозрачной травкой и плотными скоплениями кустарника. Эти островки карликовых дебрей, издали похожие на свалявшуюся шерсть, располагались без всякой системы, но так, что закрывали обзор из любого места.
        - Ну?.. - нетерпеливо бросила Дарья. - То ты лезешь, а то молчишь… Что у нас тут?
        - Просьба сформулировать вопрос корректно, - отозвался компьютер.
        - Черт, все вы одной масти… - прошипела она. - Опасность есть?
        - При отсутствии активных действий со стороны субъекта угроза жизни стремится к нулю.
        - Субъект - это кто? - раздраженно спросила она.
        - Это вы.
        - Ага, ясно… Если буду стоять на месте, мне ничего не грозит. А если пойду?
        - Угроза возрастает.
        Дарья прерывисто вздохнула.
        - Сильно?.. Сильно она возрастает, эта угроза?
        - Недостаточно информации.
        - Отключайся.
        Она рискнула отойти от тамбура еще метров на десять. Ближние заросли сдвинулись в сторону, но за ними показался новый пучок. Дарья по-прежнему ничего не видела, в то время как за ней могли наблюдать сотни глаз. В каждом из островков можно было устроить неплохую огневую точку. Каждый кустик выглядел если не опасно, то, по крайней мере, достаточно неприветливо.
        - Эй, уроды! - не выдержав, крикнула Дарья. - Где вы? Кто вы? Два маленьких, выходите! Или один большой… - добавила она вполголоса.
        - Запрос не принят, - равнодушно произнес скафандр.
        - Чего?..
        - Адреса «Уроды», «Большой», а также «Два Маленьких» не зарегистрированы. Перечисляю позывные для Внутренней Сети: «Матвей», «Анализатор», «Штаб». Иные отсутствуют.
        - Свяжи с Анализатором.
        - Исполнено.
        - Анализатор, задание: сканировать поверхность в радиусе пятидесяти метров от шахты.
        - Сканирование закончено, - немедленно отозвался компьютер. - Присутствие подтверждаю.
        - Присутствие?.. - Дарья хотела уточнить, но осеклась. - Те самые девяносто два килограмма?
        - Масса - девяносто один и восемь десятых, количество существ не установлено.
        - А этот чего молчал? Который в шлеме.
        - Устаревшее программное обеспечение, - высокомерно пояснил Анализатор. - Партия скафандров поставлена пять лет назад.
        - Заказать обновленные версии одноразовых скафандров марки «Пресеркомфорт» вы можете в любом региональном представительстве… - нудно завел головной компьютер.
        - Молчать! - приказала Дарья. - Анализатор, ориентир для меня.
        - Расстояние - двадцать с половиной, направление - ноль.
        - Ноль?! Так я… я прямо на них смотрю?!
        - Количество существ не установлено, - холодно повторил кибермозг.
        Дарья еще раз покосилась на свой ЛС и перевела взгляд на кусты в двадцати метрах. Никакого движения.
        - Скафандр! Громкую связь. Мощность - максимальная.
        - Исполнено.
        - Эй, вы! - сказала Дарья и почувствовала, как от вибрации зачесался кончик носа. - Скафандр, потише немного… Эй, вы! Требую покинуть укрытие! Вы находитесь на территории военного объекта и обязаны безоговорочно выполнять требования Караульной Службы ОВКС… - Она попыталась вспомнить, что надо произнести дальше, но уставная формулировка вылетела из памяти. - Короче, уроды! Я стреляю, понятно?
        Чтобы было еще понятней, она сдвинула бегунок на панели ЛС ближе к прикладу и отправила в сумрачное небо широкую струю пламени. Счетчик боезапаса при этом списал сразу четыре выстрела, но оно того стоило: в кустах кто-то задвигался.
        - Оружие на землю, все средства связи отключить! - приказала Дарья, еще не зная, кому этот приказ предназначен. - Выходить по одному!
        Впрочем, второго и не было - это она поняла сразу, как только нарушитель выкарабкался из цепких ветвей. Девяносто два килограмма, не считая одежды и снаряжения.
        На незнакомце был, безусловно, скафандр, но какого-то странного образца. Успехами в учебе Дарья не отличалась, потому и угодила в эту дыру, но что касается моделей скафандров - тут она была первой. То, что было надето на незнакомце, в каталогах штатного обмундирования не значилось. Шлем был абсолютно непроницаем, и лица Дарья не различала, но по характерной выпуклости в нижней части туловища она сразу определила мужчину. В правый манжет у него был встроен короткий прямоугольный ствол, от которого отходили, скрываясь за спиной, два витых шнура. Там же за спиной висело что-то еще, видимо, тоже оружие, больше похожее на длинную палку с шестигранным дулом.
        «Частник, - подумала она с презрением. - Охотник скорее всего. Ишь вооружился! Сейчас я ему поохочусь!..»
        - Все оружие на землю, руки к небу!
        Мужчина сделал шаг навстречу и остановился. Требования дежурной он игнорировал.
        - Что, не отстегивается?.. - Дарья немного растерялась. - Тогда сам ложись. Понял?!
        Человек чуть склонил голову набок - при этом ей почему-то показалось, что он улыбается, - и, согнув правую руку, выстрелил.
        - Поле!! - взвизгнула Дарья, отпрыгивая в сторону.
        - Защитное поле активировано в момент выхода на поверхность, - сообщил Анализатор.
        - Ага… Спасибо тебе… Ну, охотничек!..
        Прежде чем подняться на ноги, отряхнуться и сделать все остальное, что обычно делают женщины-военные на учениях, Дарья подтянула к себе Лайф Секвестр и без дальнейших увещеваний пришкварила нарушителя к земле. Так ей показалось.
        Когда ветер отнес дым и пар в сторону, она обнаружила, что незнакомец продолжает стоять - так же склонив голову и все так же посмеиваясь.
        Дарья недоуменно хмыкнула и выстрелила еще два раза. Нарушитель тут же пальнул в ответ - она инстинктивно дернулась вбок, но сумела удержаться на ногах. По невидимому куполу защитного поля рассыпались пронзительно-зеленые брызги. Воздух хлопком заполнил образовавшийся после разряда вакуум, и с земли поднялось новое облачко пыли. Рядом с незнакомцем висело такое же облачко, разве что побольше размером. Сам он не пострадал.
        - Матвей! - вызвала Дарья. - Матвей, ты где?!
        - Адрес «Матвей» не отвечает, - прошелестел Анализатор.
        - Алкоголик… - буркнула она, перемещая бегунок на ЛС к самому упору.
        Индикатор показывал 31 - два мощнейших выстрела по двенадцать единиц, и еще так, на сдачу. Дарья была уверена, что до «сдачи» дело не дойдет. Любительская охранная система, которой, вероятно, пользовался охотник, такого разряда выдержать не могла. Дарья улыбнулась.
        - Мужик! Тебе конец! - весело крикнула она и выстрелила ему в живот.
        От нарушителя осталась одна только яма. Дарья с сожалением покачала головой и ковырнула носком ботинка скудную серую почву.
        - Анализатор! Благодарю за поддержку… Снимай поле.
        - Противоречит основной инструкции, - возразил кибермозг.
        - Да снимай, снимай, чего там…
        - Угроза не устранена.
        - Перестраховщик, - фыркнула Дарья, но вдруг заметила, что ближний край двухметровой воронки подозрительно осыпается.
        Через секунду из конической дыры показалась рука - правая, с некогда вмонтированным стволом. Теперь от его оружия остался один крепеж и обрывки витых шнуров. Когда незнакомец выполз из воронки полностью, выяснилось, что и скафандр выглядит не лучшим образом. Местами он был опален, кое-где даже разорван. На шлеме охотника виднелась приличная вмятина, а затемненное «забрало» дало длинную косую трещину. Тем не менее неизвестный нарушитель был жив и даже, видимо, здоров. Он разгреб рядом с собой землю, вырыл обломки наручного ствола и, удостоверившись, что это оружие пришло в негодность, снял с плеча «палку». Вооружившись снова, он присел и направил шестигранный ствол на Дашу.
        - Откуда он взялся-то?.. - опешила Дарья.
        - Противник обладает защитным полем. Природа его неизвестна, но по эффективности поле не уступает сгенерированному базой.
        - Не уступает… - зачарованно произнесла она.
        Незнакомец почему-то не стал стрелять, а просто выбрался из ямы и, покачав головой, пошел прочь от шлюза.
        - Стой! - крикнула Дарья, нажимая на спусковую панель.
        Еще один двенадцатикратный разряд вырыл вторую воронку, из которой спустя некоторое время вновь показался нарушитель - еще более помятый, но по-прежнему живой. На этот раз он не стал дожидаться окончательного приговора и, не оглядываясь, пустился бежать. - Да не может такого быть… - прошептала Дарья. - Анализатор, достаточно ли информации для идентификации?
        - Информации недостаточно, - категорично отозвался компьютер.
        - Тогда версии.
        - Версия одна. - Ну?..
        - Данная версия ненаучна, - скромно высказался кибермозг.
        - Ну?! - Дарья от нетерпения топнула ножкой. - Рожай!
        - Вероятно внеземное происхождение организма.
        - Да я и сама неземная, - сказала она. - Я на Зухе-семь родилась, и что?
        - Нечеловеческое происхождение, - пояснил Анализатор.
        - Как?.. Не… - Дарья задохнулась и с минуту не могла произнести ни звука. - Это точно?!
        - Версия ненаучна, - повторил кибермозг. - Но иными я не располагаю.
        Глава 5
        Ползти по «золотой» пустыне оказалось и просто, и сложно. Дело было не в том, что борьба с искушением набить полные карманы отнимала ровно половину сил, и не в страшном зное, за считанные минуты радикально высушившем организм мастера. Гораздо сильнее, чем жажда, Борисова донимали постоянно бегущие куда-то чертики. Они скакали на кончике носа, панибратски хлопали по плечам и спине, предлагали запутанные сделки на рынке цветных металлов, а их бесстыжие самки то и дело задирали юбки, демонстрируя чертовски сокровенные места. Весь этот балаган сопровождался потоком плоских шуток и пронзительным хихиканьем. Борисову было не до смеха, поскольку он уже сбил и локти, и колени. Ползти его никто особо не заставлял, но подняться на две конечности ему просто не хватало смелости. Первые попытки встать в полный рост закончились бесславным падением, а с третьей и вовсе началась какая-то катавасия. Выпрямляясь, мастер то возвышался над облаками и обмораживал щеки, то вообще оказывался где-то над стратосферой и задыхался от нехватки кислорода. Намаявшись от перепадов давления, Борисов ограничился коленно-локтевым
положением. В таком походном порядке далеко он уйти не мог, но зато его не мутило от килевой качки, да и дорогу было видно в мельчайших деталях, то есть заманчиво поблескивающих песчинках. В то же время мастер не испытывал никаких проблем с запасами энергии. Он был голоден, но полон сил и желания двигаться вперед. Нагретый пустынный ветерок приносил откуда-то с юга весьма бодрящий аромат, и для подзарядки внутренних «аккумуляторов» мастеру оставалось всего лишь вдохнуть поглубже. Что за стимулирующие испарения носились над драгоценной пустыней, мастер определить не мог, для этого ему не хватало жизненного опыта, но глубоко дышать он не стеснялся. Сознание при этом заволакивала все более плотная пелена молочно-белого тумана, однако Борисову было уже плевать.
        Едва он об этом подумал, как его неожиданно подвели руки. Правая вдруг согнулась в локте, а левая скользнула назад, в глубь песчаной массы. Борисов неловко ткнулся лицом в склон бархана и на несколько секунд замер, не в силах пошевелиться. Погибать, задохнувшись в «золотом» бархане, было нелепо, и мастер заставил себя перевернуться на бок. Смена положения тела по какой-то неизвестной причине прояснила его взор. Борисов прищурился, поморгал и наконец понял, что его жизнь разделилась на две части - темно-серую и золотистую. Темно-серая размещалась по вертикали, а золотистая по горизонтали. Причем жизнераздел лежал всего в полуметре от борисовского носа. Мастер нехотя протянул ослабевшую руку к меже и потрогал серую жизнь.
        Она была прохладной, на ощупь очень похожей на пластобетон, но не такой твердой, словно порядком изношенной. В сравнении с золотистой - теплой, мягкой и приятной - серая жизнь выглядела убого, но в ней было что-то привычное, а Борисову в данную минуту больше всего хотелось именно этого - возвращения, пусть иллюзорного, к обыденному земному существованию мастера дальней разведки. К жизни лентяя, который за всю долгую карьеру вылетал на разведку раз пять, да и то - в ближайшие системы, вроде давно изученного Центавра.
        Борисов подтянул тело вперед, согнул в колене правую ногу, вытянул левую руку и снова передвинулся. Спустя пару минут он уже полностью лежал на серой земле, которая и вправду оказалась пластобетоном, но только неправдоподобно древним и стертым, как единственный старушечий зуб.
        Мастер прижался щекой к шероховатой поверхности и улыбнулся. На большее количество эмоций его нервная система была уже не способна. Она, как и весь организм Борисова, казалась выжатой до последней капли.
        Пустынный зной незаметно отступил, вместе с ним исчез и отравленный наркотическими испарениями ветер. В это было трудно поверить, но Борисов явственно ощущал, что его больше не плющит неумолимый каток отягощенного пороком мироздания. Он даже смог сесть и по-детски, кулаками, потереть зудящие веки.
        Горизонт уже не терялся в пустынном мареве, а серая почва в нескольких шагах от мастера перемежалась с рыжим суглинком. Еще через десяток метров сквозь землю пробивались редкие пучки травы, а справа и, как ни странно, позади Борисова росли невысокие кусты. И никакого намека на драгоценную, но ядовитую пустыню. Мастер вернулся на пару шагов назад и неуверенно потрогал почву в том месте, где теоретически должен был лежать золотистый песок, однако ничего похожего на сухое море зловредного зелья не обнаружил. Это обстоятельство взбудоражило его исследовательский дух, и мастер не поленился сделать еще пару шагов в том же направлении. Жар раскаленной ядовитой пустыни буквально вытолкнул Борисова обратно в серый мир, словно не желая больше иметь с ним ничего общего.
        Мастер попятился и, не удержавшись на ослабевших ногах, сел на основание корпуса. С высоты среднего роста так плюхнуться на твердый пластобетон оказалось сомнительным удовольствием. Борисов привстал, погладил ушибленную спину в проекции копчика и почему-то взглянул на небо. Оно, как и предсказала борисовская интуиция, совсем не походило на четыре предыдущих. В нем не было сочного ультрамарина, как в крае болот, или пронзительной синевы, как над «янтарным» лесом. Не выглядело оно и хмурым, как над лесом осенним, или белым и колеблющимся, как над пустыней. В этот раз оно напоминало океан. Лазурный, глубокий, близкий, с редкими белыми бурунами мелких облачков. Его многокилометровая пучина манила и затягивала на далекое космическое дно - и не имело значения, какие правила устанавливает гравитация. Борисов неожиданно для себя встал в полный рост и вытянул руки вверх, словно собираясь нырнуть в разверзшуюся бездну.
        Удалось бы ему это сделать или нет - неизвестно. В спину мастеру ударила тугая волна воздуха, и следом за ней прилетело несколько тяжелых кусков пластобетона. Все с так же вытянутыми над головой руками Борисов рухнул на землю и расквасил себе нос. Боль и запах крови немного отрезвили мастера, хотя до полного душевного равновесия ему было по-прежнему далеко. Он поднялся на колени, сел лицом к приближающейся опасности и гнусаво запел государственный гимн - иного выхода у разведчика не было: на бегство сил не осталось, а любимый пистолет бросил-таки хозяина где-то среди барханов коварной пустыни.
        Ковылявшее к Борисову существо выглядело почти так же скверно. Его ноги подгибались, заставляя гуманоида опираться то на кусты, то прямо на землю. Ружье в верхних конечностях чужака раскачивалось в такт с нетвердым шагом, описывая шестигранным зеленоватым зрачком широкий полукруг слева направо и обратно, а иногда и подпрыгивая к зениту. Шлем инопланетянин, видимо, тоже потерял, во всяком случае, теперь Борисов мог как следует рассмотреть искаженную гримасой страдания морду чужака. В принципе под хорошее настроение ее можно было назвать и лицом, нечто общее с человеческой внешностью в облике пришельца явно угадывалось. Но сейчас морда инопланетянина тянула только на «морду» или «харю», не более того. Мастер представил себе, каким уродом в глазах гуманоида выглядит он сам, и вздохнул. Петь при этом он не прекратил.
        Что подействовало на чужака - вражеское спокойствие или безобразное исполнение и без того дрянного музыкального произведения, - Борисов так и не узнал. Пришелец приблизился к человеку на расстояние в десять шагов и, выронив оружие, без сил рухнул на колени.
        - Тебя тоже растащило? - прерывая пение, устало спросил мастер.
        - У-У, - жалобно протянул чужак.
        - Шуберт. - Борисов ткнул себя в грудь большим пальцем. - Только не ржать. Мама так меня назвала. Она у меня была пианисткой в сводном оркестре ОВКС.
        - У-У, - провыл пришелец, повторяя жест землянина.
        - А чего ты от меня побежал, УУ? - Мастер добродушно, как это ему представлялось, оскалился.
        Похоже, он немного не дотянул уголки рта до нужного положения, и оскал так и не превратился в улыбку, оставшись угрожающей демонстрацией достижений современной стоматологии. Чужак испуганно пригнулся и выдал тираду из множества различно интонированных «у». Борисов, исправляя оплошность, дожал улыбку и произнес:
        - Ты не бойся, УУ, я не плотоядный. Я ем, конечно, мясо, но ты в мою пищевую цепочку никак не вписываешься. Сильно уж чужеродный белок у тебя… Наверное… - Мастер на секунду задумался. - Слушай, а ведь на тебя вся эта гадость тоже подействовала? Ну, пустыня золотая с ветром героиновым, леса смолистые… Так, значит, ты не такой уж и УУ?
        - У-У, - словно сообразив, о чем речь, согласился чужак.
        - Понял! - Борисов так звонко хлопнул ладонью по потному лбу, что пришелец едва не бросился наутек. - Ты заблудился! Завертела тебя местная наркотическая турбулентность, и ты потерялся, так?!
        - У-У, - радостно взвыл пришелец.
        - Хочешь, выведу? - Землянин хитро прищурился.
        - У? - Чужак подозрительно склонил голову набок и втянул круглые рыбьи глазки в глубь глазниц.
        Вероятно, это означало, что Борисову он, мягко говоря, не доверяет.
        - Я серьезно. - Мастер для пущей убедительности прижал руку к груди.
        Этот жест вызвал у пришельца целую бурю восторга. Как показалось Борисову, чужак залился искренним смехом. Вот только что его до такой степени развеселило, мастер так и не понял. Возможно, в понимании УУ жест был неприличным или, наоборот, Шуберт случайно попал в самую точку. Насмеявшись, чужак поднялся на ноги и указал на восток.
        - У-У?
        - Какое тебе У-У?! - возмутился Борисов. - Там же полный глюконат! Пустыня там с наркотическими миражами. На запад надо идти.
        - У, - твердо возразил чужак и снова махнул в сторону пустыни-леса-болота.
        - Иди, - саркастично кривясь, согласился мастер. - У тебя сейчас силенок как раз на такие переходы и осталось. Крейсер и маленькая шлюпка…
        - У? - произнес пришелец, на этот раз растерянно.
        - У меня одна теория на подходе, но озвучивать ее я пока не буду, - серьезно заявил землянин. - Если хочешь, проверим вместе, не доверяешь мне - оставайся здесь или иди обратно.
        - У, - обреченно кивая, согласился чужак. - У?
        - Сущие пустяки, - угадав, о чем спрашивает пришелец, заверил Шуберт. - Ружьишко твое, и если найдем чего - пополам.
        Цена спасения устроила чужака без торга. То ли у него на планете торговаться было не принято, то ли он знал, что расплачиваться все равно не придется. В то, что УУ - бессребреник, Борисов не верил. Деньги любили все живые существа, хоть земные красавицы, хоть инопланетные уроды…
        Поскольку до момента расчета ружьишко оставалось в руках УУ, первым пошел именно он, Борисову даже не пришлось ему ничего объяснять.
        Впрочем, очень скоро чужак остановился и, дождавшись, когда с ним поравняется изрядно отставший «проводник», вытянул вперед длинную руку.
        - У! - с воодушевлением сказал он.
        - А я что говорил?! - Борисов приободрился и придал лицу многозначительное выражение.
        Серая пыльная поверхность с небом-океаном обрывалась так же резко, как и все предыдущие. Перед путниками лежал… - Борисов сосредоточился и будто клещами вытянул застрявшую мысль - …лежал новый мир. Именно мир! Причем, несомненно, новый.
        - Гипертоннели! - изумленно выдохнул мастер. - Мы переходим с планеты на планету!
        - У-У! - в унисон с ним провыл чужак, вдруг подпрыгнув на месте.
        - Ты не перевозбуждайся, - попытался успокоить его Шуберт, сам между тем лихорадочно размышляя, насколько дрянной оказалась ситуация.
        Пришелец, не вняв совету мастера, еще раз подпрыгнул и вдруг побежал к подножию какого-то холма к северу от точки перехода.
        - Эй, заполошный, ты куда?! - крикнул ему вслед Борисов. - Нет тут твоих сопланетников. Разве не видишь? Степь же кругом! Трава да курганы…
        На последнем слове мастер осекся. Холм или курган, к которому с невероятной прытью понесся чужак, украшала толстая длинная труба, маслянисто поблескивавшая на солнце черным металлом…
        Глава 6
        Дарья сняла с плеча ЛС и бросила его на землю. Она не представляла, что ей делать. Теоретически инструкции в армии существовали на все случаи жизни, включая, наверное, и этот. Некоторые из них она даже помнила, что забыла - мог подсказать Анализатор. Но кибермозг молчал, собственная Дашина память пробуксовывала, а пришелец уже давно исчез за очередной карликовой рощицей.
        Впрочем… что делать, Дарья прекрасно знала и без инструкций. В ее неглупой головке давно созрел очень простой и очень хороший план. Собственно, он даже и не зрел - он жил в ней с самого детства, с тех пор, как она впервые посмотрела фильм «Наши фиолетовые братья». Герой ленты, бедный водитель грузовика, первым встретил инопланетян и впоследствии был воспет как Отец Контакта. Хотя из сюжета его отцовство прямо не вытекало - он всего-то и сделал хорошего, что не задавил своим чудовищным «МАК-3000» лежавшего на шоссе раненого гуманоида.
        Однако психологическая установка была получена, и четырнадцатилетняя Даша подала заявление в военное училище - с единственной целью: когда-нибудь в своей жизни найти на просторах Вселенной братьев по разуму. И вот мечта сбылась.
        Матвей, по счастью, все еще спал и проснуться должен был не скоро. Значит, ей выпал шанс стать первой. Даше хотелось танцевать.
        - Связь со штабом мне, срочно! - распорядилась она.
        - Исполнено. Линия открыта.
        - Господин майор? - крикнула Дарья.
        - Это ты? Ну как там у вас с происшествиями? Опять не случилось?
        - Нет, господин майор, я по другому поводу. Заявляю, что наш контракт разорван.
        - Во как… - удивленно молвил Калашников. Затем последовал длинный гудок, и искусственный, но богато интонированный голос произнес: - Скорректировано авторедактором. Что у вас произошло, молодые люди, халатно несущие службу?
        - А я ее уже никуда не несу, - в меру развязно ответила Дарья. - Сами ее несите. Я увольняюсь. Страховку, социальное обеспечение - все засуньте себе… - Она сообразила, что авторедактор это вырежет, и, подумав, сказала: - Я от всего отказываюсь. Это мое официальное заявление. Номер один.
        - Так-так, - настороженно поддержал Калашников. - Продолжай.
        - И заявление номер два. На объекте СС-тринадцать мною, - Дарья особо выделила это слово, - мною обнаружена внеземная форма разумной жизни. Вызываю исследовательскую группу.
        - Ах, вызываешь… - озадаченно сказал майор.
        - А также приглашаю всех заинтересованных лиц…
        - И приглашаешь… - буркнул он. - Значит, вызываешь и приглашаешь, да? Куда? На секретный объект?
        - Согласно поправке к Конституции номер…
        Она замялась, и вездесущий Анализатор поспешил вставить:
        - Номер двести четырнадцать дробь ноль ноль ноль семь.
        - Ага! - оживилась Дарья. - Согласно поправке вот с таким номером, любые объекты, независимо от их назначения, принадлежности и…
        - Список из восемнадцати пунктов, - предупредил Анализатор.
        - И тэдэ, - нашлась она. - Короче, при обнаружении внеземной формы разумной жизни объект переходит под юрисдикцию Федерального Исследовательского Центра «Контакт». Вы это знаете не хуже меня.
        - «И тэдэ»… - мрачно повторил Калашников. - Ты… ты вот что, девочка… Погоди пока со своей отставкой. Не плюй в одноразовый стаканчик, может, еще раз используешь… В общем, ты пока на службе. А ученые… Это пожалуйста. Конечно, я сообщу.
        - И независимые эксперты, - напомнила Дарья.
        - Само собой. Скоро будут.
        Майор отключил связь, и она, еще раз проверив, не очнулся ли Матвей, села на теплую землю. Спускаться вниз Даша не видела смысла: по ее прикидкам, первый корабль должен был появиться часа через три-четыре, и проторчать все это время в бункере у нее не хватило бы терпения.
        Перспективы она видела относительно ясно, а вот каков будет первый шаг на пути к славе - об этом она пока не задумывалась. Все, на что оказалось способно ее воображение, - это вагон аппаратуры и толпа тщедушных яйцеголовых мужей.
        Слегка разочаровавшись, Дарья вновь увлеклась перспективой. Она попробовала представить, как это будет, - слава, исполинские памятники из черного и розового мрамора, золотые бюсты в каждой школе… В принципе она была против чрезмерного возвеличивания собственной персоны, однако в фильме «Наши фиолетовые братья» все развивалось именно так. Потом водителю грузовика подарили целую планету - да не какую-нибудь захудалую, а предложили на выбор из реестра Свободных Земель. Водитель поскромничал, взял себе мелкий астероид с искусственной атмосферой, а настоящую хорошую планету передал Фонду Особо Развитых Детей. Здесь Дарья, конечно, немного сомневалась. Быть щедрым заочно, теоретически, может любой. А отдать то, что у тебя уже есть - пусть даже и ФОРДу, - это ведь совсем другое дело…
        Турбофенамин понемногу отпускал, и она незаметно для себя уткнулась шлемом в согнутые колени.
        Проснулась Дарья от грохота двигателей.
        Из низкого черного облака вынырнули пять посадочных ботов и, почти не маневрируя, устремились к земле. Ориентировались они, понятно, на выходной шлюз базы и видели его во всех диапазонах от «инфра» до «ультра», однако Дарья все-таки не удержалась и помахала им рукой. Жест был чисто символическим, но она в него вкладывала нечто большее, чем простую демонстрацию гостеприимства.
        За секунду до того, как боты коснулись поверхности, в нижней части бронированных корпусов распахнулись широкие створки, и на землю стали прыгать они - журналисты-лингвисты, биологи-психологи и прочий ученый люд.
        Одеты они почему-то были в одинаковые гермокостюмы предельной защиты, да и оружие - надо полагать, в целях самообороны - им выдали одно и то же. У каждого за спиной висел армейский СТУРН - Сверхтяжелый Усиленный Ручной Нанодиссамблер, известный в народе как «няня-с-ансамблем». Под прозрачными сферами шлемов раздувались жилистые бычьи шеи, подпиравшие плоские бритые затылки. Носы у исследователей были многократно перебиты, у некоторых даже не вправлены, а глаза, тоже одинаковые, смотрели, как у подтухших карпов, куда-то внутрь. Десантировавшись, контактеры мгновенно рассредоточились и заняли огневые позиции вокруг шлюза, потом самый главный, не иначе - научный руководитель группы, вразвалочку подошел к Дарье и сказал:
        - Чего пялишься, овца? Бегом в укрытие!
        Ей не оставалось ничего другого, кроме как развернуться и с глупым видом отправиться к тамбуру.
        Когда Дарья зашла на платформу лифта, снаружи опять послышался грохот - садились, судя по звуку, еще десять, а может, и пятнадцать ботов. Стрельбы, однако, пока не было. Впрочем, Дарью это уже не волновало. Она поняла, что слава от нее ушла раз и навсегда, и что сделают с пришельцем мордовороты из научно-штурмового отряда, ее уже не касалось. Но ничего хорошего они сделать не могли.
        Глава 7
        - Нет, ты постой! - крикнул вслед чужаку Борисов. - Договаривались же, что все находки пополам!
        УУ споткнулся, упал на одно колено, но, поднявшись, лишь увеличил скорость. Ждать землянина он явно не собирался. Более того, добежав до торчащей из грунта штанги, пришелец торопливо активировал свое ружьишко и недвусмысленно прицелился в Шуберта.
        - Вот ведь тварь неблагодарная! - останавливаясь, крикнул мастер. - Я его, можно сказать, от неминуемой смерти спас, вывел из западни, а он мне оружием угрожает! Скотина ты, УУ! Пиндос инопланетный!
        Чужак, видимо, понял, что последнее словосочетание является особенно обидным, и в ответ угрожающе зарычал.
        - Червяк в скафандре! - продолжал разоряться Борисов. - Протоинфузория членистоногая! И членисторукая тоже! Что же ты не стреляешь, герой рыбоглазый?! Давай, залепи мне прямо в лоб!
        Скорее всего пришелец сделал бы это и без подсказок, но вышло так, что по времени его первый выстрел совпал именно с последней репликой мастера. Энергозаряд прошел в нескольких сантиметрах от головы землянина. Шуберт опасливо потянул носом и фыркнул. В воздухе разлился сильный запах озона.
        - Да и черт с тобой! - Борисов махнул рукой и гордо исполнил поворот направо. - Гробокопатель!
        Второй выстрел взорвал почву в двух шагах от ног мастера, и вся его гордость мгновенно испарилась. Шуберт взял высокий старт и затрусил по степи, забирая все дальше вправо. УУ больше не стрелял, но Борисов боковым зрением хорошо видел, что чужак следит за его маневрами с терпеливостью самурая.
        Сделав по ровной, словно подстриженной заботливым садовником степи внушительный круг, мастер остановился практически в точке старта. Он утер со лба крупные капли пота и, тяжело дыша, прохрипел:
        - Ладно, зверогуманоид, тайм-аут!
        - У-У, - предупредил чужак.
        - Да не беспокойся! - Борисов оперся ладонями о колени и попытался восстановить дыхание, несколько раз подряд хорошенько выдохнув. - Вот отдышусь немного и уйду.
        Пришелец ему не верил, но от стрельбы пока воздерживался. Этот факт вдохновил неугомонного мастера на продолжение Контакта. Он уселся на траву и, коротким взмахом отогнав какое-то назойливое насекомое, спросил:
        - Вот скажи мне, брат по разуму, где правда? Разве это справедливо, когда наследство делится между сиротами не поровну, не по заслугам, а по силе? А если я тебя умнее, честнее и чище душой? Ты думаешь, Вселенная простит тебе этот приступ малодушия? Надеешься, что она закроет глаза на твою жадность? Нет, ууманоид, не надейся! Ты же, если с природной точки зрения посмотреть, получаешься злодей, нехороший человек… ну, то есть УУ нехороший, а это высшим разумом не приветствуется. Он любит умных, смелых и благородных. Тех, кто, не щадя собственной жизни, помогает ближнему. Дальнему тоже. Вот как я тебе помог, например. А ты как себя ведешь? Как гадюка пригретая. Как варвар недоразвитый. Хорошо это? Что молчишь? Хорошо? Знаешь, что плохо, а сказать стыдно, так?
        - У-У, - спокойно ответил чужак, небрежно корректируя прицел.
        Понимать его реплику, вероятно, следовало как «пошел ты…» или «сиди, не дергайся». Во всяком случае, интонации в голосе пришельца были не самые доброжелательные. Ни того, ни другого Борисов делать не собирался. Он улегся на траву, широко раскинув ноги и руки, и зевнул.
        - Ты хоть угукай, хоть стреляй… А мне здесь нравится, и я, пожалуй, останусь.
        - У-У! - возмущенно взвыл чужак.
        - А что? - приподнимаясь на локте, удивленно поинтересовался мастер. - Тебе, значит, можно слово свое нарушать, а мне нет? Я, кстати, под принуждением пообещал, что уйду. Такие клятвы к исполнению необязательны.
        Пришелец наконец потерял терпение и, взяв ружьишко наперевес, сбежал по склону кургана вниз. Беспрестанно подвывая, он приблизился к Борисову и больно ткнул его стволом в бок. Мастер рефлекторно схватился рукой за теплое пластиковое цевье и дернул ружье на себя. Эффект превзошел все его ожидания. Чужак не только выпустил грозное оружие из дрожащих рук, но еще и неуклюже завалился вперед, со всего маха приложившись лицом о грунт. Землянин проворно вскочил на ноги и для верности пнул чужака в живот. Тот перевернулся на бок и, согнувшись пополам, жалобно захныкал.
        - Вот она, высшая раса! - с сарказмом сказал Борисов. - Доцивилизовались, что забыли даже, как в морду дать?! А ну, вставай, крокодилов папа! Пойдем смотреть, что тут за сокровища зарыты.
        УУ застонал и с трудом поднялся на четвереньки. Шуберт снисходительно усмехнулся и подтолкнул его стволом. Чужак сел, вытянул руку в сторону кургана и выдал неожиданно свежую фразу:
        - У-у, х-х, у-у…
        - Не понял, - признался мастер. - Какие такие Хе-хе? Тоже уроды, вроде тебя? Это они здесь черную железяку зарыли? А сами куда подевались? За пивом ушли?
        Пришелец всплеснул руками и разразился замысловатой тирадой, виртуозности исполнения которой могли бы позавидовать даже самые талантливые волки. Мастер Борисов был неплохим лингвистом и в свободное время, которого на непыльной службе при штабе у него было в избытке, он даже подрабатывал в школе дальней космической разведки. Там он читал первокурсникам лекции по сравнительному анализу наречий планетной системы Зух. Это увлечение, кстати, и помогло ему сразу же понять, в чем главная особенность речи УУ. Колонисты с Зуха тоже могли произносить одно и то же слово с двумя десятками различных интонаций, которые меняли смысл одних и тех же буквенных сочетаний на совершенно противоположный. Но в этот раз талант Шуберта оказался бессилен. Такие громоздкие информационные массивы в чужеродном исполнении были ему не по зубам.
        - Я понял, что это артефакт древней цивилизации, - почесав в затылке, подытожил Борисов. - Если по деньгам - вытяжка из Эльдорадо и Клондайка в одном флаконе. Так? Это хорошо. Для меня. Тебе за примерное поведение я дам два процента. Согласен? Вижу по глазам, что согласен.
        Чужак недовольно заворчал, но мастер демонстративно перебросил ружьишко с одного плеча на другое и назидательно протянул:
        - Во-от, уумник, урок тебе на будущее. Делиться надо с товарищами, особенно если обещал. Давай, давай, нечего рассиживаться, показывай, где у этого артефакта самая ценная деталь крепится. Снимем, перепрячем, а когда вернемся с грузовиками - отыщем. Подстрахуемся от археологов.
        Пришелец удрученно вздохнул и поднялся на ноги.
        На поиски какой-нибудь особо ценной, но в то же время легкосъемной детали артефакта компаньоны потратили часа полтора. За это время они дважды обошли вокруг неправильного холма и трижды поднялись на его вершину. В финале поисков, кроме торчащей из-под земли штанги, на одном из склонов им удалось обнаружить некое углубление, возможно, заросшую травой дверь, но для более детального изучения без шанцевого инструмента к находке было не пробиться.
        - Рободиггера бы сюда, желательно десятой модели, - мечтательно сказал Борисов, пятясь от кургана в северном направлении, чтобы получше оценить масштаб предстоящих раскопок. - Или хотя бы пару плазменных лопат…
        Мысль из головы мастера выпорхнула легко и свободно, словно птица из гнезда. Связано это было с тем, что курган неожиданно как бы отодвинулся на пару десятков метров, а местность вокруг Борисова и его инопланетного бизнес-партнера осветилась неизвестно откуда исходящим лучом. Мастер взял трофейное ружье на изготовку и завертел головой. Источник света находился где-то вверху, но рассмотреть его мешали внезапно закрывшие небо облака. Луч сквозь них проникал свободно, а вот шубертовский взгляд - нет. Зато УУ значительно повеселел и бодро проковылял к тому месту, где свечение было наиболее интенсивным.
        - Эй, напарник, не забудь - пятьдесят на пятьдесят! - обеспокоенно крикнул вслед ему Борисов. - Уговор дороже денег!
        Чужак на реплику мастера не реагировал. Его фигура растаяла в серебристом свечении, и почти сразу же после этого яркий луч исчез. Видимо, пришельцу повезло больше, чем Шуберту, и он нашел-таки то место, над которым висел его корабль.
        Мастер снова остался в гордом одиночестве. Ко всему прочему, переход в тот мир, где был зарыт загадочный артефакт, закрылся, и разведчик, вертя головой, едва не потерял нужное направление. Пока в памяти были свежи пространственные ощущения, он активировал ружье и влепил в красно-коричневый грунт нового мира серию импульсов, выбив в плодородном слое почвы некое подобие стрелы. Оставленные энергозарядами борозды были глубокими, с твердыми оплавленными краями, и мастер немного успокоился. Теперь он был уверен, что не потеряет нужное направление. Любуясь на свою работу, он сделал еще пару шагов назад и почувствовал, что ему в спину уперлось что-то твердое, скорее всего металлическое.
        - Бросай оружие, руки на голову, - произнес некто за его спиной.
        Борисов облегченно вздохнул и подчинился. Некто не завывал, а говорил словами. Это было хорошим знаком. Шуберт расплылся в благодушной улыбке и, сцепив пальцы на макушке, медленно обернулся…
        Глава 8
        Матвея разбудил Анализатор. Единственный неповрежденный динамик громкой связи кибермозг использовал с таким остервенением, словно хотел насвистеться и назвенеться на всю оставшуюся кибержизнь.
        - Ухм… - выдавил Матвей, хватаясь за голову.
        Облегчения это не принесло, целительной силой его руки не обладали.
        - Да-аша-а!.. - позвал он слабо и жалостливо, как грудной ребенок. - Да-аша…
        - Чего тебе? - отозвалась она.
        - Водички бы… мне. Попить. А?..
        Дарья посидела еще минуту, будто раздумывая, идти или не идти, но все-таки встала и сходила за пакетом с минералкой.
        - Ох-х, Даша… - благодарно выдохнул он. И добавил: - Если бы еще пивка… Вот тогда жизнь бы и наладилась! Шутка, сама понимаешь…
        - Понимаю, - буркнула Дарья. - С кем пил, с тем и поправляйся.
        - А-а… - неопределенно ответил Матвей. - Что там?..
        - Где? - спросила она отстраненно.
        - Ну… - Он широко, но осторожно поводил в воздухе руками. - Везде. Прилетел кто-то? Или это мои… последствия?
        - Нет. Это мои… - Дарья подобрала ноги и уткнулась лицом в колени.
        Матвей заметил, что она плачет, и нерешительно коснулся ее плеча.
        - А чего ты в скафандре-то? Ходила куда-то? Ты знаешь что… Ты тут поосторожней. Я вот как вышел… направление взял на юго-юго-запад, это я еще помню… Потом все эти кусты куда-то пропали. Можешь себе представить? Если посмотреть по карте, то пешком до конца тундры топать недели две, а я… - Он почувствовал, что Дарье это неинтересно, и замолчал. - Что произошло? Объясни.
        Напарница тихонько всхлипнула и, кажется, собралась что-то сказать, но в это мгновение из коридора донесся лязг стальных створок и гулкая дробь множества ботинок.
        - Сейчас нам все объяснят, - прерывисто вздохнув, сказала она.
        Из коридора вышли человек двадцать. Далекий вой подъемника извещал о том, что вскоре прибудет еще одна партия. Люди в защитных костюмах класса «Предел-4» без лишней спешки рассредоточились по оперативному залу так, что ни войти, ни выйти, ни вздохнуть без их разрешения уже было нельзя.
        - Журналисты, - вполголоса представила их Дарья.
        Человек с нашивкой капитана ОВКС снял шлем и, сморкнувшись на пол, поманил Матвея пальцем. Жест Матвею не понравился, тем не менее он поднялся и сделал навстречу офицеру пару неторопливых шагов, словно прогуливался просто так. Капитан тем же пальцем подцепил его за воротник и притянул к себе вплотную. Он был выше ровно на голову, и Матвей с неприятным удивлением обнаружил, что переносица у него титановая и через ноздри видна беленькая, наполовину открутившаяся гаечка.
        - Доклад, - процедил офицер.
        - Так это… - вякнул Матвей. - О чем докладывать-то?
        Десантник пошевелил пальцем, и дежурного зашатало из стороны в сторону. Капитан пренебрежительно сплюнул через зубные монопластины.
        - Ты говори обо всем понемногу, - предложил он. - Когда мне надоест, я дам знать.
        Матвей и не сомневался. Глубоко вздохнув, он произнес:
        - Ну вот, значит…
        - Об этом не надо. Только последние сутки.
        Снова грохнула подъемная платформа, и вторая партия тяжелых ботинок разбежалась по коридорам. Вероятно, штурмовая группа уже оцепила всю базу. Вскоре в зале появилось еще десять человек - без оружия, но с большим количеством пузатых алюминиевых чемоданов.
        - Не любопытствуй, - строго предупредил офицер. - Рассказывай дальше, у тебя хорошо получается.
        Матвей опять вздохнул.
        - Прилетел он, значит…
        - Кто «он»?
        - Пришелец, - уверенно сказал дежурный.
        - Может, «она», пришелица?
        - Не-е… - Матвей попытался покачать головой, но палец держал его крепко. Ему удалось изобразить лишь мелкую, неубедительную вибрацию. - Самец был. Точно.
        - Самец, - подтвердила из угла Дарья. - Только он с защитным полем. Я весь боезапас на него извела… Там ямы, возле шлюза.
        Она покосилась на спецов с чемоданами. Те за несколько секунд развернули полевой гиперсервер и принялись скачивать базу данных Анализатора.
        - Преднамеренное повреждение проводки, - констатировал какой-то рыжий тип в мультифокальных очках.
        - Да это мы так, чтобы он не орал понапрасну, - пояснила Дарья.
        - Разберемся, - дружелюбно отозвался рыжий и немедленно продиктовал куда-то себе в плечо: - Неопровержимые доказательства саботажа. Виновные полностью изобличены.
        - Мы остановились на пришельце, - напомнил капитан Матвею и слегка его приподнял. - Продолжай. Это интересно.
        - Я за ним пошел, - уныло проговорил тот. - То есть не за ним, а сначала просто пошел…
        - Куда глаза глядят, - попробовал угадать офицер.
        - Сигнал же был. Девяносто два килограмма. Это один большой или два маленьких…
        - Или три, но совсем малюсеньких, - подсказал капитан.
        - И я пошел… - обреченно повторил Матвей.
        - Это уже было. Так, ну и что?
        - Кусты. Иду я, значит, иду… Тут кругом кусты, вы сами видели. А потом они пропали. А вместо них - песок. А потом - рраз!..
        - Что «раз»? - испугался дознаватель.
        - Болото! - завороженно прошептал Матвей. - Сплошное болото. И назад смотрю - там тоже болото. А шлюза и нет.
        - Как же ты вернулся?
        - Не помню, - кисло ответил он. - После болота я как-то все смутно… очень смутно…
        - Мутный он вернулся, это верно, - подала голос Дарья. - И не показывай ты мне фиги свои, понял? Все равно у тебя алкоголь в крови еще месяц циркулировать будет, любой анализ определит. Пьяный пришел, - подытожила она. - Еле дополз.
        - Так при чем тут пришелец? - спросил капитан.
        - А я его встретил. На болоте.
        - Уточним: ты его встретил до того, как все стало «смутно, очень смутно», или уже после?
        Матвей задумался.
        - В процессе, - ответил он после паузы.
        - За достоверность информации не ручаешься, - констатировал дознаватель.
        - Это почему же! - запротестовал дежурный, но, подумав еще немного, согласился: - Нет, не ручаюсь.
        - До чертиков допился на своем болоте! - упрекнула Дарья.
        - Чего я там напиться-то мог?! - огрызнулся Матвей. - Там кабаков нету! Грязь кругом, и пузыри из-под воды булькают…
        Он хотел добавить еще про тину и цепкие водоросли, но в коридоре снова загрохотали шаги, и из сводчатого проема показался какой-то сутулый мужчина со свитой. Капитан рявкнул «смиррна!» и сам вытянулся в мускулистую, узловатую струну.
        Потеряв крючок, на котором он так прочно висел последние пять минут, Матвей неловко приземлился на колени. Дарья рефлекторно вскочила и, вытянувшись, опустила руки по швам. В вошедшем она узнала того самого дядю с большими звездами, который обозвал ее овцой и велел спускаться вниз. Теперь полковник был без шлема, и она заметила, что его правый глаз смотрит совсем не туда, куда левый, и при вращении издает тонкое комариное жужжание.
        - Вольно, капитан, - сказал полковник. - Рапорт не нужен, допрос я слышал. Ну что, насекомые? - обратился он к дежурным. - Попали вы, как юный кок на камбузе…
        - В смысле господин полковник?.. - осмелилась спросить Дарья.
        - В смысле под раздачу. Вы получили конкретный приказ: обнаружить нарушителя, задержать, установить личность. Где нарушитель?
        - Исчез, - по-уставному кратко ответил Матвей.
        - И далеко он исчез? Ну-ка, Анализатор!..
        Полковник дал отмашку техникам, и кибермозг, вновь обретя речь через гипертерминал, прошелестел:
        - С учетом корректировки, зафиксировано одно постороннее тело, идентифицированное как человек. Масса девяносто два килограмма, биоритмы соответствуют среднему…
        Полковник снова взмахнул рукой, и скрипучий голос умолк.
        - «С учетом корректировки» - это с нами то есть, - пояснил он. - Никаких пришельцев, никакой чертовщины. Просто одна сволочь пробралась на закрытый военный объект, а две другие сволочи, вместо того, чтобы искать и обезвреживать, занимаются навешиванием лапши.
        - Нет! - заявила Дарья.
        - Как это нет?.. - Полковник от такого хамства даже растерялся.
        Капитан, до сей поры стоявший неподвижно, положил ладонь на кобуру.
        - Нет! Не сходится же ничего!
        - Что не сходится? С чем?
        - Когда я выходила на поверхность, в теле было не девяносто два килограмма, а девяносто один и восемь десятых.
        - Дело в том, барышня… - Полковник криво улыбнулся. - Кхм-кхм… Дело в том, что человеческий организм периодически избавляется от жидких отходов, разовое выделение которых как раз таки… да, я уж не говорю об отходах твердых!..
        - Это ладно, - легко согласилась она. - Но сейчас Анализатор определенно сообщает об одном объекте, а в тот раз…
        - С тебя три штуки! - невпопад напомнил Матвей.
        - А в тот раз он этого определить не мог. И… он вообще не знал, что это человек!
        - А вы кофе почаще на провода лейте, - посоветовал полковник. Судя по всему, он слышал не только допрос Матвея, но и все переговоры в оперативном зале.
        - Нет! - в третий раз воскликнула Дарья. - Это сейчас он ошибается! Может, с вами заяц какой-нибудь прибыл?
        - Заяц?.. - хмыкнул капитан. - У нас на борту даже крыс нет. Ребята давно всех съели…
        - Ах, за-аяц! - догадался полковник. - Заяц у нас имеется, это да. Несите мясо! - приказал он.
        Через пару секунд в оперативный зал втащили какого-то измочаленного человека. Комбинезон на нем был изорван и перепачкан чем-то буро-зеленым. Левый ботинок незнакомец потерял по дороге, если, конечно, не допускать мысли о том, что он ходил полубосым намеренно. Нос у него был разбит, а вокруг левого глаза все раздулось, словно в лице сработала подушка безопасности.
        «Скоро у него будет нос, как у капитана», - подумал Матвей.
        «Скоро у него будет глаз, как у полковника», - подумала Дарья.
        «Кажется, конец мой будет коротким, - печально подумал Борисов. - Угораздило же к военным вляпаться…»
        - Сие тело найдено полчаса назад в ста двадцати метрах от шлюза, - торжествующе объявил полковник. - Не заметить его, а тем более… - тут он добавил в голос сарказма, - …тем более «не найти» может только слепоглухонемой. И к тому же убитый, - добавил он для полной ясности.
        - УУ… - провыл Борисов. - Возьмите его… Эта гнида стрелять в меня хотела…
        - Гнида здесь только одна, - веско заметил полковник. - И эта гнида…
        - Я уже догадался, - покорно ответил Борисов. - Пока вы будете беспочвенно обвинять меня во всяких там нарушениях режима, эти твари захватят все сорок четыре планеты! Обидно… я уже согласился на одиннадцать. - Он тяжко вздохнул. - Теперь даже этого не достанется… Прощай, мой честно заработанный приз… Прощайте и золотой песок, и дремучие леса, и вонючие болота…
        - Песок? - оживился Матвей. - Болота?! Где ты их видел?
        - А, какая теперь разница…
        - Вы слышали?! - вскричал дежурный.
        Капитан, получив добро от полковника, снова подвесил Матвея на палец и спросил, дыша ему прямо в лицо:
        - Что мы должны были услышать?
        - Он был… он же был!.. - сдавленно выговорил дежурный, косясь на Борисова. - Болота, лес… Дружище! Ты когда на болоте оказался, ничего странного не заметил?
        - Я?.. - откликнулся Борисов. - Нет, абсолютно… Ну разве что почувствовал связь со Вселенной, глубинное родство с частицами энергии Большого Взрыва. Что вы так смотрите? Будучи Всем и Везде, я видел Ту Сторону Реального Мира! Того самого, который…
        Один из бойцов, целиком находившийся по Эту Сторону Реальности, ударил мастера под дых, и фраза оборвалась, не успев толком начаться.
        - Вот и с напарником моим такая же беда была, - сказала Дарья.
        - Он тоже был частицей? - хрипло спросил Борисов.
        - Он тоже бредил.
        - А песок? - молвил Матвей. - Ты видел песок?
        - Ты спрашиваешь, ощутил ли я волшебное дыхание пустыни? - многозначительно произнес мастер. - О-о!.. Это была песня…
        - Вот-вот, песня была, и не одна, - мрачно подтвердила Дарья.
        - А деревья? - поинтересовался Борисов. - Смолянистые такие деревца с янтарными слезками? Ты их пробовал?
        - Нет, - признался Матвей.
        - Много потерял.
        - Так!.. - неожиданно рявкнул полковник. - Будь я трижды осел, если это не обмен информацией!
        - Прямо при нас легенду обкатывают, не стесняются! - вставил капитан.
        - Конечно, ведь другой возможности им уже не представится, - зловеще произнес полковник.
        - Да подождите вы! - взмолилась Дарья. - Они оба говорят о каких-то пришельцах! И я тоже видела! Он был в защитном поле…
        - Никакого поля уже не было, - отрезал Борисов. - Была только пушка. Здоровая такая… Да вон господин капитан ее видел. Ее какой-то сержант в ящик для трофеев упаковал…
        - И не пушка, а встроенный разрядник, - сказала она капризно. - Вот так из рукава торчал…
        - Ничего у него не торчало, - заявил Борисов. - Он был с ружьишком, но почти дохлый. Я его чуть было с собой не привел… - Мастер гордо выпрямился. - В плен…
        - А по-моему, у него и то и другое было, - неуверенно пробормотал Матвей. - Я, правда, смутно…
        - Вы понимаете, в чем дело? - обратилась Дарья к полковнику.
        - Вполне, - сурово отозвался тот.
        - Не можем же мы втроем…
        - Что можно вдвоем, то можно и втроем, - двусмысленно изрек он и, подав какой-то странный знак, удалился.
        В зале повисла гнетущая тишина, и капитан, снова уронив Матвея на пол, гаркнул:
        - Что не ясно? Стройсь!!
        Десантники пришли в движение, впрочем, ненадолго: спустя мгновение они образовали стену и замерли.
        - Кажется, нас расстреливать собираются, - проговорил Борисов, опасливо оглядываясь.
        - Этого не может быть, - сказала Дарья. - Здесь же аппаратура дорогостоящая, провода…
        - Угум… - мрачно произнес напарник. И протянул Борисову руку: - Матвей…
        - Нашел время! - буркнул тот. - Шуберт…
        - Чего?
        - Шуберт.
        - Чего?..
        - Да пошел ты!..
        Стало совсем тихо, и Дарья невольно услышала чью-то беседу в коридоре:
        - …гигантского червя гъяди всегда начинаю есть с хвоста. Если есть с головы, он сразу подыхает и портится.
        - И что, жрать нельзя уже?
        - Почему? Можно. Только он пахнет, как протухшее дерьмо.
        - Ой, мне плохо, - простонала Дарья. - Скажите им, чтоб заткнулись.
        - Эй! - крикнул капитан. - Потише там!
        - Нет, ну если с кетчупом, тогда ничего… - добавили в коридоре шепотом.
        - Товьсь! - скомандовал капитан.
        Грубые ремни одновременно вжикнули, и в лица троим сидящим на полу уставились пустые зрачки стволов.
        - По приговору полевого трибунала… - торжественно объявил офицер.
        - Лично я никакого приговора не слышал! - возмутился Борисов. - И вообще я гражданское лицо! Я требую адвоката и последнюю сигарету!
        - По приговору полевого трибунала… - раздраженно повторил капитан, но снова был вынужден замолчать.
        - Господин капитан! - тревожно позвал какой-то боец, вертевшийся возле гипертерминала.
        - Ну? - недовольно обернулся он. - Мы сегодня расстреляем кого-нибудь или нет?!
        - Там… там… - боец проглотил воздух, но красноречие от этого к нему не пришло. - Разрешите переключить на громкую связь?
        - Разрешаю.
        В то же мгновение, без всякой паузы, в зале раздался клекот Анализатора:
        - …не установлено. Общая масса - две тысячи шестьсот один килограмм. Обратите внимание на показатели психомоторики, обратите внимание на аномальный пси-фон, обратите особое внимание на суммарный индекс массы, срочно введите задание на идентификацию…
        - Две с половиной тонны существ… - рассеянно молвил Матвей.
        - Да у каждого пушка не в пример вашей, - нервно добавил Борисов.
        - И защитное поле неизвестной природы, - присовокупила Дарья.
        - Вот теперь и поглядим, кто из нас юнга, а кто кок. И кто в какой камбуз попал, - сказал Матвей, ухмыляясь. - Две с половиной тонны!..
        - Две шестьсот, - уточнила Дарья.
        - Это сколько же «маленьких» получится? - спросил он, игриво толкая ее в бок.
        - Даже если «больших», все равно много… - Борисов, почувствовав, что расстрел отменяется, снова осмелел. - Чего стоишь, капитан? Беги, народ собирай! - прикрикнул он. - Вояки! Не верите честным людям?! Вот теперь и носитесь, как ошпаренные кролики, отражайте внезапное нападение!
        Офицер озадаченно поморгал и, снова высморкавшись, надел шлем. Что он говорил в микрофон, услышать было невозможно, но бойцы выстроились в колонну и унеслись куда-то по коридору.
        В зале осталась лишь пара техников, один из которых успел наполовину разобрать Анализатор. Взявшись за какой-то блок, он мощно вздрогнул и отскочил назад. От блока во все стороны разлетелись белые искры.
        - Это был наш авторедактор, - меланхолично заметил Матвей.
        - Как будто не могли по своей сети общаться… - покивала Дарья. - Как теперь с Калашниковым разговаривать будем?
        - Да-а, господа военные, - протянул Борисов. - Мне бы ваши проблемы. Пришельцы с пушками, разговоры с калашниковыми, защитные поля, коки на камбузах… Смех, да и только! Вот я попал, так попал… Одиннадцати планет лишился, под расстрел угодил, да еще и казенный корабль утерял. А мне еще назад как-то добираться…
        - Ничего, с Базы бесплатно вывозят, за счет ОВКС, - угрюмо ответил Матвей.
        - Либо в урне, либо в морозилке, - вздохнула Дарья.
        Глава 9
        Техники оставили открытыми все каналы связи, и по оперативному залу заметались многочисленные реплики рвущихся в бой воинов. В основном это были идиомы и вариации на тему уже устоявшихся бранных слов. Будь исправен авторедактор, в бункере стояла бы гробовая тишина. В целом было понятно, что отряд преследует подразделение неприятеля, который, уклонившись от боестолкновения, организованно отходит на юг.
        - К тоннелю рвутся, гады! - Борисов с досадой хлопнул ладонью по колену. - Плакали мои денежки!
        - Ты о чем, Бетховен? - Матвей заинтересованно обернулся к мастеру.
        - Шуберт я, Шуберт Иванович! - Борисов сложил руки на груди и нахмурился.
        - А чё не Бахович? - Один из оставшихся в зале техников мотнул головой и заржал.
        Его товарищ осмысливал глубину шутки примерно минуту, но в конце концов бросил это занятие и вернулся к изучению аппаратуры. После замыкания в блоке авторедактора Анализатор перезагрузился и теперь прогонял по всем системам тесты. Это мешало следить за действиями штурмового отряда, и воин нервничал. Полевой Анализатор был не столь совершенен, он ловил лишь сигналы маячков защитных костюмов и радиопереговоры. Еще он, теоретически, должен был отслеживать количество биорадарных отметок и дислокацию противника, но с этой функцией произошел какой-то сбой.
        - Хлам! - Второй техник раздраженно пнул по тумбе под гиперсервером. Лицо воина просветлело - видимо, вибрация сказалась на работе прибора благотворно.
        - Чё там с противником? - поинтересовался техник номер один.
        - Остановился… - Второй озадаченно почесал макушку. - Посиней мой зад! Они что, куда-то проваливаются?!
        Он снова пнул по тумбе, но на этот раз показания прибора не изменились. Опасения воина подтвердил эфирный рев капитана.
        - Следопыт-один, лазером твою мазеру! Что на картинке?!
        - Вы их разве не уничтожаете? - торопливо спросил первый техник.
        - Кого - их?! - Рев достиг максимальной громкости и перекрыл все радиореплики. - Куда подевались враги, я вас спрашиваю!
        - Биорадар никого не видит, - ответил второй техник.
        - Я же говорил! - наклоняясь к Матвею, прошептал Борисов. - Там гипертоннель! На другую планету!
        - Где болота? - Матвея передернуло.
        - Нет, болота на пятой, если отсюда считать, после пустыни и леса. И еще леса.
        - Это четыре, - подсказала Даша.
        - А, ну еще степь с рукотворными площадками, - кивнул Борисов. - Посадочными, наверное. Из пластобетона.
        - А наливают на какой? - После испытания расстрелом Даша все еще нервничала, и сарказм ей не удавался.
        - Да что ты, в самом деле?! - одернул ее Матвей. - Тут такая ситуация! Война миров!
        - Четыре бота сюда! - рявкнул эфир. - Штатный блокпост к развертыванию! Следопыт-один, спите, военные?! Подтвердить приказ!
        - Блокпост штат, - быстро ответил первый техник. - Боты пошли.
        - Возвращаемся на базу, - немного убавив громкость, пробасил капитан. - Саботажники еще в бункере?
        - А куда им деваться? - усмехнулся техник. - Привести приговор в исполнение?
        - Погоди пока. - Капитан был явно недоволен собственным распоряжением. - Сам, если потребуется, приведу. Надо их допросить с пристрастием.
        - Могу пока начать, - скользнув нехорошим взглядом по Дашиной фигуре, предложил «следопыт».
        Матвей подался вперед, прикрывая плечом напарницу. На неровно зашитой нижней губе воина появилась снисходительная улыбка. Верхняя у него почему-то не улыбалась. Борисов, быстро оценив ситуацию, отошел в сторону и врезал обутой ногой по опрокинутому креслу. Четыре пары глаз - три удивленных, одна испуганная - тут же уставились на разбушевавшегося мастера.
        - Миллионы, сотни миллионов тонн золотого песка! - простонал Шуберт, незаметно подмигивая Матвею. - И все достанется каким-то инопланетным уродам?! А спирту там сколько?! В гектолитрах! Да какой там!..
        Он с досадой махнул рукой.
        - Спирту? - зачарованно пробормотал техник номер два. - Технического?
        - Высшей очистки, - подхватил игру Матвей. - Бескрайние озера. Просто ныряй да пей!
        - Чума! - восхищенно произнес первый «следопыт».
        - Да только в эти озера чужаки уже помочились… - Борисов огорченно вздохнул.
        - Может, не успели еще? - В голосе техника слышалась искренняя надежда.
        - Может, и не успели… - Шуберт неуверенно покачал головой. - Путь туда неблизкий. Я едва не заблудился.
        - И я, пока обратно дошел, тоже пару раз с дороги сбивался… - Матвей смущенно почесал кончик носа.
        На этот раз Даша от комментариев воздержалась. Игра, начатая «саботажниками», была незатейливой, но выстрелы попадали в цель. Техники, дав волю убогой фантазии, постепенно погружались в сладостное оцепенение. Даже когда под сводами бункера снова загрохотали тяжелые ботинки, с их лиц так и не исчезли мечтательные полуулыбки. Это не ускользнуло от цепкого взгляда капитана. Он поманил первого «следопыта» пальцем и, когда тот приблизился, упер свой покатый лоб в лоб подчиненного.
        - Ты чего расплылся? На девку глаз положил?
        - Никак нет! - возбужденно сверкая глазами, доложил воин. - Сведения поступили, стратегические!
        Последнее слово он произнес как заклинание.
        - От саботажников?
        - Тут такие дела, господин капитан! - Техник перешел на торопливый полушепот. - Запасы сырья номер три! Миллионы литров!
        - Ты что, на булавку наступил? - грозно прорычал капитан. - А ну предъяви аптечку индивидуальную!
        - Да не распакована она! - уже совсем шепотом заверил воин. - Я в норме, господин капитан, переходы тут повсюду! Не врали саботажники!
        - Ты даже носа наружу не высовывал! Откуда ты знаешь, что они не врут?
        - Озера! Целые озера сырья! Номер три! Господин капитан, а если это правда? А мы их расстреляем! Кто же дорогу укажет?! Сырье же… третье!
        - Третье? Заманчиво…
        Капитан, казалось, немного успокоился. Он с интересом покосился на «саботажников», затем перевел вопросительный взгляд на полковника. Как и положено недосягаемо высокому начальству, командир отряда восседал на стуле посреди зала и внимательно, но молча следил за четкими действиями подчиненных. На визуальный запрос офицера он ответил едва заметным кивком.
        - Веди осужденных, Василий. - Получив одобрение шефа, капитан позволил себе отбросить часть напускной суровости. - Начнем все сначала. - Он больно ткнул Борисова пальцем в грудь. - Ты, мясо, у нас кто?
        - Мастер дальней разведки Борисов, - с трудом удержавшись на ногах, ответил Шуберт.
        - Мастер - не мастер, все одно - мясо, понял?
        - Я сотрудник Корпорации! - В голосе мастера зазвучало ущемленное самолюбие.
        - Чего это твоя Корпорация сует нос куда не следует? - Капитан снова ткнул его пальцем, на этот раз в живот. - На нашей территории ты не сотрудник, а лазутчик.
        - Я ее открыл! - возмущенно возразил Борисов и тут же добавил: - Я, конечно, не против поделиться…
        - Чего? - Капитан выкатил остекленевшие глаза почти на титановую переносицу. - А в рыло не хочешь, Колумб Христофорыч?
        - Но Корпорация… - проблеял Шуберт.
        - Все эти планеты являются режимными объектами ОВКС, - подал голос Матвей. - Условно-секретное наименование - Солнцеподобная Система сорок четыре, или, сокращенно, - СС. Мы здесь уже пять лет дежурим.
        - Во, слышал?! - Капитан снова занес палец с явным намерением пробить Борисову лоб, но мастер вовремя сделал шаг назад.
        - Солнцеподобная Система? А почему «сорок четыре»? Таких что, много? А… понимаю… сорок четыре - в смысле планеты… как же это я… - Шуберт смущенно потер нос. - Но… Почему же об этом никто не знает?
        - Потому что режим! - Офицер взглянул на разведчика с сочувствием, как на слабоумного. - Для гражданских этой системы вообще не существует. Ты, мясо, как бы никуда и не приземлялся. Пропал без вести в космических глубинах.
        - Так вот же я! - Шуберт растерянно развел руками.
        - Это недолго исправить.
        - Не надо!
        - Это уже не тебе решать.
        - А пришельцы?
        - А что пришельцы?
        - Они тоже никуда не приземлились?
        Капитан задумался и снова обратил свой взор на командира. Тот нехотя поднялся и неторопливо подошел поближе.
        - Они тоже из Корпорации?
        - Я же… мы же говорили, господин полковник, - вступила в разговор Даша. - Это самые настоящие чужаки!
        - УУ, - подтвердил Борисов.
        - Агрессивные твари, - внес свою лепту Матвей.
        - Фиолетовые братья, - невпопад брякнула Даша.
        - На стратегическом объекте? - До полковника, похоже, начало доходить. - А вы тут на что? Почему допустили?!
        - Мы доложили! - Матвей и Даша вытянулись в струнку. - По команде…
        - Дар-рмоеды! - с чувством прорычал полковник. - Тут ситуация «Ч», боевая тревога с красным кодом намечается, а они «доложили»! Раздолбаи! Следопыт, Калашникова мне!
        - Нет связи, господин полковник, - немного испуганно отозвался воин. - Анализатор перезагружается!
        - Техника в руках индейца - металлолом, - негромко изрек Борисов. - Подключи блок гиперсвязи к своему серверу напрямую.
        - Тебе, мясо, кто разрешил пищевод проветривать? - сурово поинтересовался капитан.
        - Верно говорит, - неожиданно поддержал Шуберта второй техник.
        - Ну так исполняйте!
        Капитан недовольно скривился. «Следопыты» дружно набросились на раскуроченный Анализатор, и в зале на секунду воцарилась тишина.
        - Третий номер, точно тебе говорю, - донеслось из коридора.
        Матвей невольно покосился на Дашу, но следующая реплика уточнила предмет обсуждения.
        - Целые озера третьего номера! Даже пить необязательно. Сиди на берегу, дыши и только успевай закусывать!
        - Куда могли уйти… э-э… противник? Вы имеете представление? - нарушил молчание полковник.
        - Через переход - куда угодно. - Борисов пожал плечами.
        - План-схема гипертоннелей не установлена, - проскрипел внезапно оживший Анализатор. - Сила магнитных полей…
        В динамиках снова что-то затрещало, и кибермозг замолчал.
        - О, блин! - послышалось из угла, где возились техники. - Ты отвертку-то убери… Ага, себе засунь…
        - Понятно… - Капитан подбросил в руке шлем и задумчиво взглянул на Дашу. - Схемы нет, значит…
        - Сорок три варианта, - подсказала она. - На посадочных ботах все не облететь…
        - Значит, пойдем через переходы, - закончил их мысль полковник. - Капитан, приготовиться к штурму по схеме «А», час на сборы…
        - Зинчук! - развернувшись кругом, рявкнул офицер. - Усилить броню индивидуальными генераторами поля до уровня «Предел семь», раздать запасные боекомплекты, роботов огневой поддержки на траки!
        - Всех? - уточнил подскочивший к начальнику воин.
        - Всех, - капитан изобразил на полуметаллическом лице подобие улыбки. - Девочки идут на танцы!
        Глава 10
        - Туда! - крикнул Борисов, простирая руку к дальней проплешине в кустах.
        - Не! Туда, - возразил Матвей, указывая в противоположную сторону.
        - Да вы оба не протрезвели еще, - раздраженно заявила Дарья. - Яму видите? Это я стреляла. Туда он и пошел, прямо на восход.
        - На восход?.. - спросил Борисов. - Поэтично… Нет, восходы здесь ни при чем, я вышел вон оттуда, с юга. Там меня и схватили.
        - Арестовали, - поправил капитан. Сняв СТУРН, он упер приклад в землю и облокотился на него, словно был уже на болоте. В саму дискуссию офицер до поры до времени не встревал.
        - При чем тут твои ямы?! - возмутился Матвей. - Женщине оружие вообще противопоказано! Стрелять ты могла куда угодно, а пришелец скрылся вон там, в тех зарослях. Я точно помню!
        - Сомневаюсь, - язвительно молвила она. - После такой дозы надеяться на память просто наивно.
        - Я докажу! - решительно произнес он и, добежав до ближайшего скопления кустов, помахал оттуда какой-то веточкой. - Ну! Я же говорил! - крикнул Матвей, хотя при радиообмене необходимости в этом не было. - Сучок отломан! Когда эта тварь продиралась, у нее ботинок вот здесь застрял.
        - При чем тут ботинок! - презрительно бросила Дарья. - Ты этот сучок сам только что отломил. И не мог пришелец в кустах застрять, у него же излучатель был, - добавила она, обращаясь к капитану. - Короткий излучатель, вмонтированный в правый рукав. Или нет… в левый?..
        Офицер по-прежнему соблюдал нейтралитет.
        - Хватит бредить, - заявил Борисов. - Я пришел сюда с юга, и идти надо на юг. А ваши улики - доказательства более чем косвенные. Все эти рукава и веточки… Чушь! - подытожил он.
        Капитан некоторое время постоял в раздумье, словно сравнивая достоверность показаний одного битого и двух небитых. Наконец, приняв какое-то важное решение, он опустил на шлеме забрало и уже из-за бронестекла улыбнулся всем троим.
        - Зинчук! Построить расстрельную команду! - дружелюбно произнес он. Затем на секунду приподнял колпак и спросил: - Так куда мы идем?
        - Туда! - одновременно выкрикнули Дарья, Матвей и Шуберт и одновременно же вытянули руки, все - в разные стороны.
        Офицер удовлетворенно кивнул и защелкнул на шлеме гермоклапан. Один из бойцов, видимо, как раз Зинчук, споро выстроил в шеренгу пятерых десантников.
        - Я согласна! - выпалила Дарья.
        - С чем? - поинтересовался капитан.
        - А-а… А со всем! - нашлась она. - Со всем согласна. Да мне, если честно, все равно, куда идти. Могу вообще никуда не ходить… - Она с независимым видом развернулась и направилась обратно к шлюзу, но офицер поднял длинный СТУРН и положил приклад ей на плечо.
        - Зинчук! - позвал он. - Команда готова?
        - Так точно!
        - Оружие к бою. Защита - на максимум. В цепь. Среднее прикрытие. Направление… Запад, - сказал он после паузы. - Марш!!
        Шестеро бойцов, включая неотличимого от прочих Зинчука, вскинули от животов чудовищные дула нанодиссамблеров и, вминая мелкие камни в сухую пыль, медленно двинулись на заходящее светило. Слева на траках со скрежетом ползла взводная МУЗА - Мобильная Установка Залповой Аннигиляции.
        Когда стало ясно, что отделение Зинчука во главе с капитаном двинулось впереди отряда боевым дозором, у кандидатов на расстрел снова отлегло от сердца. Новая функция расстрельной команды была им более по душе. Не омрачало радости очередного спасения от нанораспада даже то, что шли они вместе с авангардом и почему-то - видимо, исключительно по совпадению - не за строем, а впереди. Капитан небрежно помахивал стволом тридцатикилограммового СТУРНа, и в его прицельном мониторе невзначай появлялась то спина Борисова, то ноги Матвея, то Дарья, шагавшая посередине.
        Вскоре на пути попались первые заросли кустарника, уничтоженные десантниками так быстро, что Борисов не успел и моргнуть. Опасливо ступая по атомарному праху, он окончательно распрощался с идеей удрать, впрочем, так же как и с другими своими идеями - предложить взятку, сказаться больным или пригрозить связями в верхах. Мастер подозревал, что все многообразие вариантов в данном случае ведет к одним и тем же последствиям.
        Глядя на вылизанную землю, Борисов глубоко задумался об этих самых последствиях и потому крики в радиоэфире воспринял не сразу. Когда же он поднял глаза, то увидел, что от прежней степи, кроме пепла под ногами, не осталось уже ничего.
        Он оказался внутри огромного колодца, или, точнее, - в некоем пространстве, огороженном сплошной ширмой, если тут можно было говорить о какой-либо точности. Матовые стенки неопределенно-темного цвета поднимались метров на десять и образовывали почти правильный цилиндр примерно двадцати метров в диаметре. Борисов мог бы обойтись и без расплывчатого «почти», однако он почти сразу обнаружил, что это вовсе и не цилиндр, а замкнутый ряд прямоугольных панелей, каждая - шириной около полутора метров. Разумеется, мастер удивлялся тому, откуда на ровном месте взялся этот колодец и как он в него попал, хотя удивлялся он не сказать чтобы сильно. После стремительной смены ландшафтов появление этой странной постройки скорее злило, чем вызывало изумление.
        А вот капитан встревожился не на шутку, о чем свидетельствовал мощнейший залп из нанодиссамблера. Непроницаемая секция поглотила заряд, как вечность поглощает бытие микроба. Остаточное поле на мгновение искривило углы и грани и, всколыхнув воздух, растворилось.
        Интеллект офицера оказался достаточно высоким, чтобы не повторять попытку.
        - Где мы? - задал он не слишком оригинальный вопрос.
        Борисов повернулся кругом. В колодце также находились его новые знакомцы Матвей и Даша. Воины боевого дозора, да и всего отряда, остались где-то позади, хотя это слово мгновенно потеряло смысл: земля здесь была подозрительно ровной и однородной, без камней и растений. Последнее облако в небе как раз скрылось где-то за стеной. После пропажи этой приметы ориентироваться в колодце стало невозможно.
        Капитан откинул на предплечье бронированную крышку киберпроводника, но здесь отказывался работать даже примитивный компас.
        Матвей выглядел мрачным, но не испуганным - в предпоследнюю вылазку он тоже хлебнул немало. А вот Дарье было совсем плохо.
        - Мужчины… - сказала она жалобно. - Куда нас занесло? Пойдемте отсюда…
        Офицер, отойдя чуть в сторонку, продолжал возиться с компьютером, из чего Борисов сделал вывод, что каналы спецсвязи в колодце не действуют.
        - Капитан, позвольте попросить у вас какой-нибудь предмет, - учтиво произнес мастер.
        - Какой еще предмет? - озадачился тот.
        - Ну, что-нибудь ненужное. Мне потребуется какая-нибудь вещь… весом до полутора килограммов, - закончил он, прищурившись.
        - До полутора?.. - оторопело переспросил капитан, но отчего-то послушался и, вынув из поясного кармана какую-то металлическую трубку, протянул ее Борисову. - Почему до полутора килограммов?..
        - Чтоб не тяжело было, - пояснил Шуберт, кидая трубку в стену.
        Капитан бросился вниз и распластался по земле, точно спрессованный, остальные ничего толком не поняли. Железка, долетев до панели, как будто в нее впиталась или же вовсе исчезла - понять было невозможно.
        - Почему упали, господин капитан? - поинтересовался Матвей. - Это была граната?
        - А вы почему не упали? - буркнул тот, поднимаясь.
        - Я не знал, что это граната, - признался Борисов. - Я человек гражданский…
        - А я и так боюсь, - чистосердечно сказала Дарья. - Мне еще сильней бояться уже некуда.
        - Ну а ты?.. - капитан зыркнул на Матвея.
        - А я знал, что она не взорвется, - безмятежно ответил он. - А если и взорвется, то не здесь. Борисов одобрительно кивнул и продолжил:
        - Похоже, это и есть транспортная система, о которой мы вам говорили. Да не простой тоннель, а… - Он пожал плечами и посмотрел на офицера, будто в чем-то его обвинял. - Это перекресток.
        - Перекресток чего?! - взревел капитан. - Между чем и чем?.. Откуда и куда?..
        Шуберт опять пожал плечами и пошел вдоль стены, тыча пальцем в панели и что-то при этом пришептывая.
        - Ерундой какой-то занимаешься, - обронила Дарья.
        - Тихо! Не мешай! Тьфу!.. Ты зачем с места сошла?
        - А в чем дело?
        - Да я по тебе засекал!
        - Что ты по мне засекал? - насторожилась она.
        - Даша, не мешай, он пластины считает, - подал голос Матвей.
        - Ну вот, сбили! - трагически воскликнул мастер. - Теперь все по новой!..
        - Не горячись, их тут немного, всего-то сорок четыре штуки.
        - Да?.. Сорок четыре?.. А-а!.. Ну конечно! - обрадовался Борисов, но подсчет тем не менее возобновил.
        Вместе с ним, тыча в стену пальцами и беззвучно шевеля губами, панели пересчитывали и остальные - не исключая капитана, который, кажется, так ничего и не понял.
        - Тридцать восемь… тридцать девять… - бубнил Борисов, все более возбуждаясь, точно считал не мутные поверхности, а собственные деньги. - Сорок… сорок один… - Мастер почти завершил круг, и результат был уже ясен, однако он с какой-то детской настойчивостью продолжал: - Сорок два-а-а… сорок три-и-и… Мадам! Вы снова ушли?! Я же опять по вам засекал! То есть по вас… Тьфу!
        - Никуда я не уходила, - уверенно произнесла Дарья. - Как стояла, так и стою.
        - Как же это?! Тогда получается сорок пять!
        - Да ну! - засомневался Матвей и, по-скорому обежав стену, вслух закончил: - …Сорок три, сорок четыре, сорок пять… Одна лишняя!
        - Что тут лишнее? - не выдержал капитан. - Вы их сами, что ли, ставили? С чего вы взяли, что должно быть ровно сорок четыре?
        - Дело в том, что сорок… э-э… как вы изволили выразиться, «ровно сорок четыре» - это количество планет в местной системе, - пояснил Борисов. - Планеты связаны некими внепространственными тоннелями, в существовании которых мы с коллегой…
        - Я тебе не коллега, цивил нестроевой! - быстро проговорил Матвей.
        - …имели счастье убедиться, - невозмутимо закончил Шуберт. - То, что заряд из вашей дуры прошел сквозь стену, и то, что граната, тоже ваша, ушла туда же, - как раз и подтверждает мою гипотезу относительно…
        - Ты куда нас завел?! - рявкнул капитан.
        - Я?! - Борисов отшатнулся и торопливо напомнил: - А я на юг предлагал…
        - Выводи! - велел офицер. - Выводи нас отсюда немедленно!
        - Но…
        - Без «но»! - Офицер, демонстрируя серьезность намерений, вновь подхватил СТУРН и упер ствол Борисову в грудь.
        - Господин капитан, сердце левее, - тактично подсказала Дарья.
        - Сам знаю, - огрызнулся тот и передвинул регулятор мощности.
        Шуберт, покосившись на зарядный блок нанодиссамблера, увидел, что рядом с делением «1» изображен улыбающийся черепок, рядом с «2» - перечеркнутый крест-накрест танк, рядом с «3» - крупная зигзагообразная молния, похожая на вопросительный знак. Против деления «4» гвоздиком была нацарапана надпись «не балуй!». Вот этим самым «не балуй!» капитан и зарядил свою пушку. Борисов уже хотел осведомиться относительно последнего желания, как вдруг офицер шагнул влево и, выхватив интел-кинжал с цепным лезвием, полоснул им вдоль стены. На землю возле самой панели упал чей-то палец.
        - Что это было? - испуганно спросила Дарья.
        - Рефлексы. Не люблю, когда в меня тыкают.
        Едва он успел это сказать, как из той же стены, нецензурно выражаясь, выпал целый десантник. Он появился совершенно неожиданно, в том смысле, что если б его и ждали, то все равно не знали бы, из какой секции он возникнет. К тому же все произошло слишком быстро даже для капитана.
        - Зинчук?! Ты?!
        - Я, господин капитан.
        - Палец твой?
        - Мой, господин капитан… - молвил Зинчук. Он поднял обрубок и попытался приставить его на место. - Последний живой палец… - расстроенно добавил он.
        - А остальные десять? - спросила Дарья.
        В ответ Зинчук сделал обеими руками несколько хватательных движений, и из перчаток послышалось тонкое жужжание сервомоторчиков.
        - Зинчук, рапорт! - потребовал офицер.
        - Вы шли, шли, а потом пропали.
        - Дальше!
        - Рапорт окончен, господин капитан. Все.
        - Ты здесь как очутился?
        - Не могу знать, господин капитан. Показывал бойцам направление вероятной атаки вероятного противника…
        - Пальцем показывал? - уточнил Борисов.
        - Да вот этим самым… Потом он как-то так отвалился. Я присел на корточки, чтоб в траве поискать, споткнулся, и…
        - Ты из какой двери выпал? - перебил его Матвей.
        - Этого я не помню. Там, где все наши, вообще никаких дверей нету.
        - Шуберт! Ты не помнишь, откуда он…
        - Мне только за пальцами чужими следить! - фыркнул Борисов.
        - Я тоже не помню, - заранее ответила Дарья.
        Спрашивать у капитана Матвей не рискнул.
        - Но приблизительно… приблизительно вон оттуда, - сказал он, кивая на одну из поверхностей.
        - Почему оттуда? - возразила Дарья. - По-моему, из соседней, той, что правее.
        - Ты же не помнишь! - вскинулся Матвей.
        - Да ты и сам не помнишь!
        - Глуши фанфары! - оборвал их офицер. - Пойдем… мы пойдем… Сюда! - объявил он, показывая стволом явно наугад.
        - Как бы нам опять… - усомнился Борисов.
        - Молчать! - в рифму гаркнул капитан. - Зинчук!
        - Я!
        - Обработай рану, и вперед!
        - Куда, господин капитан?
        - Вот в эту стенку.
        Десантник сунул палец в карман, залил рану гелем и, сняв с плеча СТУРН, безрассудно шагнул в указанном направлении.
        Борисов, хоть и раскусил назначение колодца, все же втайне надеялся, что никакого перемещения не произойдет и секция окажется обычным листом обычного пластика. В крайнем случае - необычного.
        Так, примерно и вышло. Обычный на первый взгляд пластик необычным образом проглотил Зинчука вместе с оружием, отрубленным пальцем и бравым возгласом «Слушаюсь, господин капитан!». Проглотил и не поперхнулся.
        - Ну?.. Чего ждем? - спросил Матвей.
        - Сейчас боец разведает, туда ли он попал, куда нам надо, и доложит, - ответил офицер.
        - Как же он доложит, если отсюда связи нет?
        - Так он же вернется.
        - Как же он вернется, если приказа не было?
        - Правда не было?.. - рассеянно произнес капитан. - Тогда вот что… Ты, говорливый! - Он повел стволом в сторону Матвея. - Сходи за Зинчуком и передай, чтоб вернулся. И сам вернись. Понял?
        - А-а… но… - замялся тот, но офицер подбодрил его легким пинком.
        - Бегом, мясо!
        Матвей, потеряв равновесие, всем телом ухнул в секцию. Борисов почему-то подумал, что, будь на месте стены вода, брызг получилось бы море. Однако брызг не получилось. Матвей просто исчез, как перед ним исчез десантник.
        Прошло долгих пять минут, прежде чем офицер нарушил молчание.
        - Дамочка…
        - Ой нет!.. - отпрянула Дарья.
        - Дамочка, вы давали присягу.
        - Я от нее отказываюсь.
        - От присяги нельзя отказываться, - мягко заметил капитан.
        - А я все равно отказываюсь, - не растерялась Дарья.
        - Марш в стену!! - заорал офицер, и она, съежившись от страха, нырнула в мутную темень.
        Еще через пять минут стало ясно, что никто не вернется.
        Борисов сквозь скафандр почесал спину и отвлеченно посмотрел куда-то в небо.
        - Сам пойду, - буркнул офицер.
        - Поддерживаю! - поспешно отозвался Шуберт.
        - Ждешь восемь с половиной минут и следуешь за мной, - распорядился капитан.
        - Нет, навсегда здесь останусь, - съязвил он.
        Офицер хотел что-то сказать - или, быть может, просто выстрелить, - но передумал и бодро впрыгнул в неизвестность. Борисов, чтоб не запутаться, начертил каблуком стрелку и бестолково побродил по колодцу. Часы ему разбили еще при аресте, и единственное уцелевшее табло показывало только секунды. Шуберт пробовал честно следить за мигающими циферками, но несколько раз сбивался и в конце плюнул совсем. Решив, что времени прошло достаточно, он разбежался и рыбкой нырнул в проем.
        В принципе он был готов ко всему.
        И к такому - тоже.
        Но это вовсе не значит, что он не огорчился. Огорчился - и еще как…
        Десантник Зинчук лежал на земле - не то связанный, не то убитый, одним словом, человек не двигался.
        Рядом с ним лежал Матвей, и про него можно было сказать то же самое.
        К Матвею подносили Дарью - брыкавшуюся, но быстро затихавшую. Когда ее положили третьей в ряд, она уже не шевелилась. Неподалеку, метрах в двух, какие-то типы боролись с капитаном. Капитан был крут, но типы оказались не жиже. Вскоре его достали прикладом по затылку и еще несколько раз по лбу. По шлему колотили бесстрастно и методично, будто забивали в деревяшку гвоздь.
        - А вот еще один! - возмущенно произнесли где-то под самым ухом. - Много их будет?
        - Сколько ни будет - вяжем всех, - отозвались там же.
        Борисов недоуменно обернулся. Ему в нос, гудя на ветру черным жерлом, смотрел прокаленный ствол стомиллиметрового калибра. Оператор МАСЛа - Малого Артиллерийского Самоходного Лазера - подъехал вплотную и, высунув от усердия язык, подкручивал верньеры тонкой настройки, чтобы нацелить дуло аккурат в правый глаз мастера.
        Шуберт меланхолично следил за его стараниями, попутно любуясь хищной эстетикой пушки. Асимметричный лафет украшала жестяная табличка: «При неудовлетворительной работе изделия все рекламации направлять по адресу: Земля, Тульский Механосборочный Завод».
        Глава 11
        Выстрела Борисов не ожидал, но насчет удара по макушке почти не сомневался. Тем более было удивительно, когда мастера всего лишь кольнули в правую ляжку и относительно бережно уложили на пушистую траву. Конечности ему обездвижили при помощи магнитных захватов, однако к тому моменту, когда плоское табло, управляющее замком, высветило фразу «Пожалуйста, не забудьте пароль!», Борисов уже и сам не смог бы ни встать, ни просто пошевелиться.
        Он снова удивился. Лазерная самоходка, кандалы, да и охранники имели абсолютно земное происхождение. Были бы это пришельцы - Борисов не позволил бы себе даже легкого недоумения. Что с них взять, с пришельцев? Существа загадочные, имеют право и почудить. Но наши…
        Десяток бойцов, справившихся и с Зинчуком, и с капитаном, явно прошли ту же школу, что и десантники. Они и лицами почти не отличались: те же практичные зубные пластины, носы - неровные, как горная дорога, и взгляды куда-то вглубь, насквозь и еще дальше. Только вот форма на них была странноватая: в ней угадывались черты штатной амуниции и в то же время - что-то окологражданское, отдающее расслабухой и синекурой долгих бесконтрольных командировок.
        Борисова вместе с остальными перевалили на носилки и куда-то понесли. За пологим холмом - зрение у Борисова, слава богу, не отказало - открылась круглая и плоская, как монета, равнина со множеством сборных пластиковых домиков. Примитивные двухэтажные бараки стояли идеальными рядами по десять штук. Самих же рядов мастер насчитал всего пять - охранники шли не в ногу, и носилки раскачивались из стороны в сторону, набирая опасную амплитуду.
        «Пятьдесят домов - это сотня блоков», - подумал Борисов, отмечая, что мозги работают медленней, чем хотелось бы.
        Судя по небогатой архитектуре поселка, это был вовсе не курорт, а значит, в каждом блоке проживало не менее трех человек.
        «Итого - до трехсот бойцов, - отметил Борисов. - Для обычного поста нерентабельно много. Для военной базы до смешного мало. Если это тыловая часть, то где склады? Если исследовательский центр - где яйцеголовые? Если разведподразделение - почему сюда так легко попасть? Если скрытый стратегический объект… Нет, это тоже не годится…»
        Борисову надоело перебирать версии - ни одна из них и близко не подходила. Рассмотрев, для очистки совести, еще пару гипотез, он окончательно успокоился и решил просто ждать. Ни на что другое он в данный момент был не способен.
        Откуда-то из-за холма неожиданно прилетел теплый ласковый ветерок, и Шуберт вдруг уловил какой-то знакомый запах. Странно, но аромат, кажется, не был связан с чем-то конкретным: он не касался ни еды, ни выпивки, ни женщин. Тем не менее запах настойчиво будил положительные ассоциации.
        Борисова вместе с четырьмя другими пленниками поднесли к крайнему домику и оставили на земле. Впрочем, ненадолго. Через пару секунд изнутри раздался командный рык, и носилки снова подхватили.
        Последнее, что увидел мастер, - это легкий грузовой внедорожник на смешных раздутых колесах. Машина тряслась на ухабах, и стальные бочки в кузове тяжело и лениво бились друг о друга. Бочки были полные и, вероятно, герметичные, однако низкие борта платформы лоснились от темных потеков - вот они-то и источали тот самый запах, что привел Борисова в трепет.
        «Смола, - мгновенно осознал Шуберт. - Грузовик везет смолу - четыре бочки по двести литров. Это много».
        И судя по тому, как неаккуратно ее разливали, смолы здесь было предостаточно.
        «Допустим, тут живет даже не триста человек, а шестьсот, в два раза больше, - вернулся Борисов к своим недавним подсчетам. - Тогда выходит, по полтора литра смолы на брата. Нет. Столько кайфа нормальному человеку не одолеть. Пожалуй, даже за всю жизнь».
        Шуберт уже почти пришел к какому-то конкретному, хотя и ошеломляющему выводу, но в этот момент его и всех остальных затащили в помещение. Через открытую дверь он услышал, как машина с бочками проехала мимо домика, и, если он не ошибся, где-то далеко тут же появилась вторая.
        Пятерых задержанных подняли с носилок и усадили в пластиковые кресла с неудобными подлокотниками. Неудобными - в том смысле, что просунуть в них магнитные захваты конвоирам не удалось, и пленники остались условно свободными. Борисов попробовал незаметно подвигать рукой - укол еще держал, и пошевелился один только указательный палец. Один из бойцов мгновенно отвесил Шуберту тяжелую оплеуху, и мастер, качнувшись в кресле, будто с чем-то согласившись, решил оставить попытки до более благоприятного момента.
        Внутри комната оказалась еще хуже, чем он себе представлял. Бытовые удобства здесь презирались настолько, насколько это вообще возможно, и Борисов меланхолично подумал, что вовсе не удивился бы, обнаружив в углу ведро с фекалиями.
        Кроме ряда одинаковых жестких кресел он увидел узкую лесенку, ведущую на второй этаж, и широкий, заваленный каким-то хламом стол, на котором возвышался ящик полевого сервера связи. Стены из серого пластика были сплошь усеяны зарисовками на тему ущемленного солдатского либидо. Сзади, за столом, это безобразие прикрывала трехмерная карта звездного неба с отмеченными красным маркером кружочками и пунктирными стрелками. Борисов прищурился, определяя, куда и откуда они ведут, и после долгих сомнений сообразил, что узловой пункт на карте - чистой воды фикция. Звездная система, на которую завязывалось большинство трасс, в реальности отсутствовала.
        - Поговорим, - скупо произнес человек за столом.
        Борисов вернулся взглядом к хозяину кабинета, или, как он про себя назвал это место, - непропорционально крупной собачьей будки. Матвей с Дарьей и капитан с беспалым Зинчуком также уставились вперед.
        Хозяин будки выглядел человеком опытным, но своенравным. Начать с того, что он отрастил совершенно неуставную, черную как смоль бороду, торчавшую лопатой и достававшую до самой груди. Верхние и нижние зубы справа сияли золотом, а слева - тускло отливали белым металлом, из чего Борисов сделал вывод, что человеку стреляли в лицо дважды, причем в разное время. В довершение хозяин кабинета-будки носил темные очки в стиле архиретро: не то капли, не то фасетчатые стрекозьи зенки закрывали не только глаза, но и половину лица, хотя голая лампочка под потолком светила не сказать чтоб ярко. На голове у него была надета темно-зеленая вязаная шапочка. Как подумалось Борисову - подарок жены либо мамы перед дальним походом.
        - Поговорим… - мрачно повторил человек за столом. - Кто старший?
        - Я, - без страха ответил капитан. - Капитан Мищенко, командир отдельной десантно-штурмовой роты. Не могу отдать честь, потому что…
        - И не надо, - махнул рукой бородатый. - Сами возьмем, если потребуется.
        Капитан с Зинчуком, услышав эти слова, нехорошо переглянулись, а Дарья тревожно заерзала в кресле. Борисов пошевелил пальцами ног - «заморозка» уже почти отошла. Кажется, казнить их все-таки не собирались. А если и собирались, то не в самое ближайшее время.
        - Как вы сюда попали?
        - Да понимаете… - начал было Матвей, но капитан Мищенко его перебил:
        - Мы проводим секретную операцию. Я требую связи с полковником Бугаевым.
        Бородатый невзначай коснулся рации и степенно огладил густую бороду.
        - Спрашиваю еще раз, - сказал он. - Цель, а главное, способ вашего прибытия.
        В комнате повисла гробовая тишина, и Борисов, не напрягаясь, расслышал, как мимо домика проехали еще две машины. Наполненные бочки низко ухали, мысль об их содержимом вызывала бешеное слюноотделение.
        - Требую полковника Бугаева! - снова произнес Мищенко, хотя уже не так уверенно.
        Шуберт безнадежно уставился на объемную карту. Неопознанная точка в центре свербела в мозгу раскаленным гвоздиком до тех пор, пока он не сообразил, что как раз на ней и находится. Системы с сорока четырьмя планетами не было в реестрах, но открыли ее отнюдь не вчера. Борисов окончательно простился со своей долей в планетарном бизнесе и с новой силой заинтересовался допросом. Все, что у него осталось, - это скучная и полунищая жизнь разведчика, и он подозревал, что ее продолжительность находится в прямой зависимости от результатов беседы двух сильно крутых и сильно секретных деятелей.
        - Отпустите нас, - молвила Дарья, и это прозвучало так наивно, что никто даже не засмеялся.
        - Конечно, - доброжелательно ответил хозяин. - После того, как установим ваши личности. И в случае, если ваши личности не вызовут у нас подозрений, - добавил он нехотя.
        - Да ты сам вызываешь у меня подозрение! - неожиданно высказался Матвей.
        - Требую связи с майором Калашниковым! - поддакнула Дарья.
        - Во как… - растерялся бородатый. - Пошли на понижение, значит… Полковник вам уже не нужен, вам теперь майора достаточно. Сторгуемся на лейтенанте? - спросил он с откровенной издевкой.
        - Лейтенанты у нас по кредиту за пучок идут! - не выдержал Борисов. - Я представляю интересы Корпорации и не потерплю…
        Сзади пришел очередной подзатыльник, и Шуберт, смущенно шмыгнув носом, умолк.
        - Потерпи уж… - сочувственно произнес хозяин кабинета. - Что тебе остается-то?
        Он хотел сказать что-то еще, но за мутным окном взвыла сирена. В ту же секунду в комнату ворвался боец со СТУРНом на плече и крикнул:
        - Атака, господин лейтенант!
        Мищенко разочарованно посмотрел на бородатого и сплюнул на пол.
        - Вы кого привели, собаки?! - заревел тот.
        - Нет, господин лейтенант! - возразил боец. - Атака чужих!
        - Каких чужих?! Что ты несешь?!
        - Все, как предупреждали! Они уже здесь, до трех сотен!
        - Сканеры?!
        - Сканеры молчат, кораблей нет. Твари прямо из пустоты посыпали, как тараканы!.. Как эти вот, перед ними…
        - Ладно, лейтенант, хорош из себя корчить, - проговорил Мищенко. - Представляться не хочешь - черт с тобой. Чужие тут действительно есть, мы за ними и ходили. Откуда они взялись - тоже знаю, но скажу, когда руки развяжешь.
        - Пусть начальство разбирается, - буркнул лейтенант. - Развяжите их, никуда не денутся.
        Пятеро охранников обошли кресла и занялись магнитными захватами.
        - И оружие, - напомнил капитан.
        - Ну это уж ты загнул…
        - Господин лейтенант, первые потери до половины личного состава! - беспомощно вякнули из сервера.
        - И оружие им верните, - приказал бородатый.
        Первыми встали и унеслись капитан с Зинчуком. Спустя мгновение Матвей и Дарья поднялись и, слегка прихрамывая, выбежали вслед за ними на улицу. Шуберт нетерпеливо тряс руками, но захват все не открывался.
        - Что там у вас? - недовольно произнес лейтенант.
        - Виноват, - плаксиво ответил боец. - Я пароль забыл.
        - У, дубина! Марш на позицию! Без тебя справимся.
        Охранник выскочил за дверь, и Борисов вопросительно посмотрел на офицера. Кроме них двоих, в домике никого не осталось.
        - Ну а вы что же?.. - вопросительно молвил Шуберт.
        - А я с тобой разбираться буду.
        Лейтенант опустил правую ладонь под стол и с пронзительным жужжанием выехал на середину комнаты. Он сидел в шарообразном кресле «Мои вторые ноги» и самостоятельно передвигаться не мог, поскольку первых, своих собственных, не имел вовсе.
        - Эх, вояки… - сокрушенно вздохнул он, вынимая из бокового кармана хак-тестер. - Давай кандалы.
        Борисов подтянул к животу колени, и лейтенант приложил прибор к задней панели наборного табло. Спустя секунду замок щелкнул, и Борисов с удовольствием размял затекшие ноги.
        - Теперь грабли давай, - буркнул бородатый.
        Шуберт протянул было руки, но передумал и, резко поднявшись, нанес сидящему в кресле единственный хорошо отработанный удар - пяткой в ухо. Высоко задирать ногу было не нужно, и удар получился преотличным. Лейтенант вылетел из кресла и, проехав на боку метра два, врезался макушкой в стену, аккурат под надписью «ДМБ 2405». Очки свалились - под ними, вместо ожидаемой оптики, оказались подернутые мутной пеленой нокаута глаза. Борисов даже слегка разочаровался. Подбежав к столу, он сорвал с сервера защитную крышку. В электронике мастер разбирался много лучше, чем в воинских искусствах, и уже через минуту из динамика послышалось ласковое:
        - Да-а… это приемная корпоративного президента Геца Дауна…
        - Эй! - заорал мастер. - Здесь Борисов! Борисов на связи, ответьте!
        - Какой Борисов? - томно произнесла секретарша.
        - Шуберт!
        - Да-а? А может, Пагани…
        - Заткнись, пигалица! Включи запись, на это твоих мозгов хватит, надеюсь?
        - О-о-о… - неодобрительно протянула девица.
        - Ну?! Включила?
        - Включила, - обиженно отозвалась она.
        Борисов снова выглянул в окно - сквозь пленку ни черта не было видно, и это его удовлетворило. Он машинально подобрал с пола упавший прибор для взлома наручников, затем сел на стол и, склонившись к микрофону, прошептал:
        - Мастер дальней космической разведки Шуберт Борисов имеет честь доложить…
        Глава 12
        Обижался ли майор Калашников на судьбу, не было доподлинно известно даже самому майору. Жизнь его текла в полном соответствии уставу и принятым в Исследовательском Отделе ОВКС правилам внутреннего распорядка. С девяти до восемнадцати, шесть дней в неделю, он протирал форменные брюки на службе, вечерами пил пиво в офицерском клубе или дремал, сидя в домашней телекомнате у кромки футбольного поля. С тем же пивом в одной руке и пультом в другой. Выходные и праздничные дни Калашников посвящал общению с друзьями и родственниками. Похмелье после воскресных встреч длилось не менее двух дней, да и на третий майор чувствовал себя не самым лучшим образом. Зато потом три дня он работал с удвоенной энергией, успевая утомить своими придирками не только сотрудников отдела, но и дежурных, разбросанных по различным объектам освоенной части Галактики. Этот ритм иногда нарушали учебные тревоги и штабные авралы накануне годовых проверок, но майор относился к ним отстраненно.
        Видимо, по этой причине первые идиомы полковника Бугаева начальник Исследовательского Отдела привычно пропустил мимо ушей.
        - …растопчу, как последнего гъяди! Расстреляю из твоего же личного оружия! - закончил третью или четвертую фразу полковник.
        Сеанс гиперсвязи с базой СС-тринадцать проходил в голосовом режиме и почему-то без контроля со стороны авторедактора. Более того, разлюбезная ГлаША, Главный Штабной Анализатор, выдавала на экран вполне приличную картинку. Порядком подзабытый интерьер оперативного зала, ухмыляющийся рыжеволосый тип с нашивками техника и багровый от гнева полковник Сильвестр Бугаев - командир, гроза и гордость Десантно-Штурмовой Бригады Оперативного Реагирования. После пяти лет «открыток» с бегущей строкой это воспринималось как маленькое чудо.
        - Я тут… не понимаю, господин полковник, в чем дело случилось? - теряя от возмущения способность к связной речи, спросил Калашников. - Вы мне тут чего кричите? Я вам непосредственный подчиненный, что ли?!
        - Ты мне никто и звать тебя, насекомое, никак! - рявкнул полковник. - Ты меня подставил, а я такого не прощаю! Можешь заказывать себе этот… длинный ящик с четырьмя ручками! - Суеверные десантники избегали прямого упоминания ритуальных услуг и атрибутов.
        - Вы мне это… толком скажите… - Майора угроза не впечатлила, но тон его стал несколько мягче. - Что там стряслось?
        - Это ты мне скажи, исследователь межпространственных гиперсортиров! - прорычал Бугаев. - Что за гуманоиды здесь шастают?! И куда подевался мой боевой дозор заодно с твоими дармоедами?! Выдвинулись, понимаешь, провели разведку боем и пропали! Как жабоверблюд марсианский языком слизнул! Ты что, предупредить не мог?
        - О чем предупреждать-то было? - Удивление Калашникова не имело границ. - Девка от скуки умом тронулась и каких-то залетных туристов за инопланетян приняла. Обычная профилактическая зачистка…
        - А ну выйди, - послышался за спиной майора негромкий, но властный голос.
        Калашникову даже не потребовалось оборачиваться, чтобы понять, кто так запросто вошел в зал спецсвязи. Людей с восьмилучевыми звездами на погонах пускали еще и не в такие секретные подвалы. Начальник Генерального штаба ОВКС генерал армии Чан остановился перед экраном Анализатора рядом с Калашниковым и уставился на изображение багрового лица полковника. О существовании руководителя ИО он, казалось, забыл мгновенно. Майор втянул голову в плечи и, выдохнув в адрес вошедшего «здравияжелаю», побрел к дверям.
        - Бегом! - не оглядываясь, рявкнул «восьмилучевой», и Калашникова сдуло.
        - Господин генерал армии, докладывает командир ДеШеБОР полковник Бугаев!
        - Отставить доклад! - грозно сверкая угольками глаз, пророкотал генерал. - Ты почему не в кабинете, полковник?! Детство между ягодиц играет?! Решил размяться на старости лет?!
        Вообще-то грозный вид и грубоватые манеры генералу Чану удавались скверно. Просто в ОВКС так было принято разговаривать с подчиненными, и этой древней традиции не нарушал никто, вплоть до командующего. В том числе - начальник Генштаба, хотя в каждой черточке лица и складке одежды Чана угадывалось академическое воспитание и долгие годы тяжелой штабной службы. Видимо, из-за последнего нюанса Бугаева начальственное рычание особо не впечатлило.
        - Я боевой офицер, - неторопливо, как прицел, наводя искусственный глаз на лоб генерала, угрюмо заявил полковник. - Чего я в кабинете не видел?
        - А на СС-тринадцать? - подозрительно щурясь, спросил генерал. - Почему ты решил пойти именно в этот рейд, а не на Рефлексию три, например? Там сейчас самое веселье, повстанцы контрнаступление предприняли. Целых три батальона твоих «дебоширов» там работают. Почему ты полетел именно на Солнцеподобную Систему сорок четыре? Темнишь, полковник!
        - Никак нет, господин начальник Генштаба! - Бугаев поправил ворот боевого костюма, словно ему было душно. - «Следопыт», выйди вон!
        Рыжий техник удивленно выпучил глаза - благодаря мультифокальным очкам казалось, что их восемь пар, - но исчез быстро и бесследно.
        - Анализатор, запись - стоп, - добавил полковник. - Меня лично Семен Гаврилыч откомандировал… неформально… с инспекцией полей.
        - Кто? - удивился генерал. - Командующий? - В голосе начальника Генштаба послышались нотки облегчения. - Фу-у… Это другое дело… Команда у тебя надежная?
        - Мой личный взвод. - Бугаев опустил прицел сервоглаза на подбородок начальника. - Правда, они не в курсе…
        - Им и не положено, - назидательно заметил Чан. - Так же, как и дежурным. А гражданским - так вообще…
        - А что - гражданским? - Полковник насторожился.
        - Сам знаешь, что… - Благорасположение командующего словно навесило на плечи Бугаева пару дополнительных слоев условной брони. Теперь его не мог достать даже начальник штаба. - У меня через полчаса назначена встреча. Конфиденциальная, да еще с грифом секретности в пять нулей. Знаешь, с кем? С господином Гецом Дауном!
        - Это который больной? - Полковник понял, что гроза прошла стороной, и немного расслабился.
        - Это который президент Монопольной Общепланетной Сырьевой Корпорации Воркуты и ее Ассоциаций, - снисходительно, по-отечески прощая нахальному десантнику дерзость, ответил генерал.
        - И чего от вас хочет МОСКВА?
        - Это я у тебя должен спросить. - Генерал подался вперед, внимательно всматриваясь в натуральный глаз Сильвестра. - Даун намекнул, что в его распоряжение поступила информация относительно, как он выразился, «космографически не совсем открытых территорий». Ты знаешь, какие территории в Галактике пока еще «не совсем» открыты с точки зрения космографии?
        - Да почти все, кроме ближайших к Земле. - Наглость полковника росла по мере того, как генерал посвящал его в таинства высшей кухни.
        - Смир-р-на! - неожиданно заорал Чан. - Ты, полковник, шуточки эти давай-ка отставить! Под «не балуй» захотел?! Я же не посмотрю на твою миссию! И Семен Гаврилыч меня поймет, даже одобрит!
        - Виноват, господин генерал. - Бугаев собрался. Он понимал, что, возникни ситуация выбора, командующий заступится за честь своего первого зама, а не бравого полковника.
        - Откуда у Корпорации взялись сверхсекретные сведения? - Генерал немного успокоился. - Что там, в этой Солнцеподобной, какие-то шпионы завелись?
        - Да вроде бы нет… - Полковник озадаченно почесал бритую макушку. - Одного штатского мы поймали, мастера разведки, но у него даже часов исправных при себе не было. Какой-то бродяга, а не сотрудник Корпорации. Шлялся по объектам, смолу с деревьев слизывал.
        - Бродяга? - Начальник недоверчиво покачал головой. - Как же он туда попал?
        - Говорит, что сбой в кибермозгу произошел. Корабль его высадил и сразу же стартовал в неизвестном направлении. Мы проверили - в гиперэфире чисто, никаких следов присутствия посторонних кораблей. Видимо, в аварийном режиме прямо к Земле ушло его корыто. Может, не врет бродяга?
        - Врет - не врет, а кто-то в Корпорацию рапорт отстучал, да не просто телеметрию или общие разведданные, а и про поля, и про сырьевые ресурсы, и про спецпостройки. Подробно! Не мог этот бродяга под шумок к терминалу связи пробраться?
        - На виду был. - Полковник ухмыльнулся. - К тому же мы его с пристрастием допрашивали. Мясо. Перед расстрельной командой едва в штаны не наложил.
        - Ага, не наложил, значит? Тогда это ты - мясо, полковник! Будь этот бродяга простым мастером - точно обделался бы!
        - Да нет, господин генерал, не мог он рапорт послать! Глаз с него не спускали, а теперь он вообще пропал, вместе с разведчиками…
        - А что за «пришельцы» вас посетили? - Слово «пришельцы» он произнес с изрядной долей сарказма.
        - Не могу знать, но не МОСКВА их послала - точно, не тот уровень экипировки. Даже Корпорации такое оснащение не купить. Больно крутое.
        - Еще не лучше! - Генерал округлил глаза-угольки, заплывшие от ежедневных возлияний под жирную закуску. - Ну и?..
        - Работаем. Вот разведка вернется…
        - А если не вернется? Если всю твою разведку враги уже под грунт уложили, двумя штабелями?
        - Почему это двумя? - невпопад спросил Бугаев. - Капитан Мищенко ими командует. Его соплей не перешибешь! Его однажды даже из СТУРНа… Да вернутся они, точно вернутся, и я сразу же доложу.
        - Когда вернутся, я занят буду. А этот, что за плечом у тебя мелькал, рыжий, глазастый, он доступ к связи имеет?
        - Да я с ним три кампании прошел! Боевой десантник! У него вся башка болтами свинчена! - возмутился полковник. - Нет, я за своих людей отвечаю!
        - Откуда же тогда сведения утекли?
        - А вы в штабе копните. Кто, кроме особо посвященных, знал о системе? Например, Калашникова этого, не по инструкции зачатого, на полиграфе проверьте.
        - Ты мне ценные указания даешь?!
        - За дело радею.
        - Ты за себя радей, на СС! Чтоб и утечку, и туристов этих вооруженных в течение суток мне установил! Иначе всей твоей команде, с тобой во главе, полный нанораспад светит! Лично в трибунал рапорт напишу. Как думаешь, откажут?
        - Понял, господин начальник Генштаба. Сутки.
        - Время пошло!

* * *
        Господин Гец Даун вошел в комнату для секретных совещаний Генштаба ОВКС точно в назначенное время. Выглядел самый богатый человек Галактики в точности, как его изображали многочисленные рекламные проспекты и объемные фильмы. Тщательно уложенные седые волосы, проницательные серые глаза, две вертикальные складки от крыльев носа до подбородка… Безумно дорогой костюмчик сидел так, словно Даун в нем родился. Галстук, подчеркнуто нейтральный, был завязан небрежным и в то же время умопомрачительно шикарным узлом. Туфли, естественно, индивидуального пошива от маэстро Данлопа, поражали отменным блеском. Быстро окинув профессиональным взглядом обмундирование посетителя, начальник штаба вернулся к его лицу. Оно было холеным, довольным и отвратительно доброжелательным. По личному опыту генерал знал, что с такими лицами приходят только убивать. Видимо, глава Корпорации действительно пронюхал нечто важное, возможно - внутри у офицера похолодело, - возможно, даже главную тайну!
        - Для меня большая честь… - пропел Даун омерзительно приятным баритоном, протягивая руку генералу. Теперь у начальника штаба не осталось никаких сомнений. Главный бизнесмен человечества пришел без оружия в руках, но с бомбой в голове.
        - Это для меня честь, - грубовато буркнул генерал Чан, пожимая ему руку.
        - Ну, что вы, господин маршал…
        - Генерал армии. Маршал прибудет с минуты на минуту. - Начальник Генштаба не сомневался, что Даун прекрасно разбирается в знаках отличия и ошибся намеренно.
        - Мы дождемся командующего?
        - Можем и начать. - Если бы на затылке у генерала росла шерсть, сейчас она стояла бы дыбом.
        - Вопрос настолько щекотливый… - Бизнесмен расплылся в фальшивой простодушной улыбке.
        - Корпорация боится щекотки? - громогласно спросил командующий ОВКС Семен Гаврилович Страшный, вваливаясь в комнату с грацией зухианского полярного слона. - Здравствуйте, господин Даун!
        - Семен Гаврилович! - Бизнесмен развел руки, словно надеялся обнять маршала. При всем желании он смог бы охватить лишь его бицепс и часть груди до третьего ордена. - Рад вас видеть!
        - Генерал, погуляй, - небрежно приказал командующий начальнику Генштаба.
        Чан сначала приобрел цвет спелого баклажана, но быстро взял себя в руки и подчинился. Разница в воспитании всегда была камнем преткновения во взаимоотношениях высших военных чиновников государства. Генерал армии закончил престижнейшую Пекинскую Академию тыла и добился своего нынешнего положения благодаря предприимчивости и обширным связям, а маршал Страшный пришел к вершине карьеры строевым шагом боевого офицера бронепехотных войск. Командующий высоко ценил способности генерала Чана, но несносный характер не позволял маршалу признавать заслуги подчиненного прилюдно. Вот и сейчас, когда намечались сложнейшие деловые переговоры, Страшный опрометчиво взваливал на свои широченные плечи непосильную для профессионального вояки ношу дипломатии. Уже у дверей генерал все-таки задержался и, помявшись, сказал:
        - Я буду в приемной…
        - Свистну, если что, - заверил маршал.
        Когда высокие договаривающиеся стороны остались в равных составах, Страшный сразу же пошел в наступление.
        - Гец, только без маневров! Сразу стреляй на поражение!
        - Семен Гаврилович, я сама прямота! - Даун хитро взглянул на командующего. - Сорок четыре планеты, под завязку набитые полезными ископаемыми и различного рода… сырьем. Пространственные координаты вот здесь. - Он подбросил на ладони информационный кристалл.
        - Попал, но не уничтожил, - заявил Страшный. - Это секретный объект ОВКС. Все, что там есть, описано и поставлено на учет в Службе Материальных Резервов Генштаба. Тебе не обломится ни куска.
        - А по моим данным, матрезерв даже и не слышал о такой планетной системе. О ней вообще никто не слышал ни в ОВКС, ни в Правительстве. Нет такой системы и в каталогах Главного Управления Исследований и Навигации…
        - В ГУИНе много чего нет, - вставил маршал. - У них по жизни другие задачи…
        - Но как объяснить, что о системе не знает даже высший для ОВКС контрольный орган - Национальная Коллегия по Военным Делам?
        - А что Коллегия? - Командующий нахмурился. - Объект в стадии исследования, информация готовится, зачем отвлекать НКВД невнятными рапортами? Вот когда наш Исследовательский Отдел разберется, что к чему, - тогда и доложим.
        - И когда он планирует разобраться? - поинтересовался Даун, кивая на каждую отговорку Страшного, как китайский болванчик.
        - Планами у меня начальник штаба занимается, - буркнул маршал. - И вообще это военная тайна.
        - Только не для НКВД. - Бизнесмен ухмыльнулся. - А если в приемную Коллегии поступит, так сказать, сигнал?
        - Донос? - Командующий недобро оскалился. - Чего ты хочешь, Гец? Можешь зашантажироваться вусмерть, но не получишь ни куска. Я своего слова назад не возьму. А с Коллегией я как-нибудь улажу. Не впервой…

* * *
        Из комнаты для спецпереговоров Гец Даун вышел только через три часа. Выглядел он на те же сто миллионов, но уже в какой-то помятой валюте. Задерживаться в здании Генштаба он не стал. Спустя ровно минуту из кабинета появился и маршал Страшный. Он, в отличие от гостя, пребывал в приподнятом настроении. Начальник штаба неуверенно махнул рукой в сторону выпустивших Дауна дверей и вопросительно взглянул на шефа.
        - Ха! МОСКВА! - Страшный расплылся в горделивой улыбке. - Вот город такой в древности был, так он всей планете кузькину мать показал! В середине двадцать первого - полмира в пепел! Вот была Москва!.. А этот Даун - глист, и вся кишка у него тонкая. Только штанами по креслу елозить и умеет.
        - Корпорация узнала… тайну?
        - Про СС? Узнала, да что толку? Не взять нас голыми руками! У них сырье, а у нас армия, прочувствуй разницу! Он меня хотел эмбаргой какой-то напугать! А я ему табельный ЛС показал и объяснил, чем эта хлопушка отличается от СТУРНа, а он, в свою очередь, от МАСЛа, и куда под прицелом всей этой техники Гец может засунуть свою башку!
        - Но если он решит написать… э-э… анонимный рапорт…
        - Никакого «э-э» он писать не станет. - Маршал уверенно покачал головой. - Ну дадут нам с тобой коленом под зад, а ему-то с этого какой куш? Все же тогда национализируют! Не-ет, Даун в долю хочет, а значит, будет молчать и обхаживать нас, как девиц на выданье. С таким-то приданым мы же самые красивые невесты в Галактике! Хоть и мужики! - Страшный запрокинул голову и оглушительно заржал.
        Генерал вежливо, но кисло улыбнулся.
        - Я бы все равно проследил…
        - Это да, - все еще похохатывая, согласился командующий. - Прикажи контрразведке глаз с этого манекена не спускать и нашим людям в налоговой инквизиции просьбу мою передай, пусть какую-нибудь фронтальную проверку Корпорации организуют. Чтобы на глупости у Геца ни минутки не осталось.
        - Там, на СС, похоже не только эта проблема намечается, - неуверенно сказал генерал. - Кроме корпоративной разведки еще какие-то неустановленные лица замечены.
        - А дежурные исследователи?! За что им жалованье платится?
        - Они вызвали «дебоширов», сами не справились…
        - Ну вот! - Маршал коротко махнул рукой снизу вверх. - Я еще и Бугая туда отправил с инспекцией. Разберутся, поди… Ты им передай, что я лично за делом слежу, - они как тараканы забегают! Да, а шпиона корпоративного пусть раскладывают на молекулы, как только обнаружат! Прямо на месте! Под мою ответственность.
        Глава 13
        Когда рыжеволосый «следопыт» вернулся за свой пульт, полковник Бугаев только-только завершил переваривание полученной из штаба информации. Он даже еще двигал челюстями, словно размельчал сказанное Чаном в удобный для усвоения субстрат.
        - На молекулы?! - наконец отрыгнул Сильвестр неусвоенные остатки мыслей. - А где же я его возьму, этого шпиона?!
        - Приказ командующего. - Генерал Чан, занявший весь экран Анализатора, протянул руку к кнопке отключения связи. - Кстати, время идет. От суток осталось двадцать два часа.
        - Я помню, - буркнул Бугаев. - Приступаю к ликвидации…
        Связь прервалась, и полковник перевел налитый кровью глаз на техника.
        - Не выходили, - упреждая его вопрос, заявил воин. - Ни на связь, ни на прямую видимость… А кого ликвидировать?
        - Цивила, шпиона корпоративного…
        - Эх, сразу надо было его шлепнуть! Он мне с первого взгляда не понравился!
        - Теперь-то ты силен оправдываться! А кто, как умалишенный, бормотал «третий номер, третий номер»?! Не ты?
        - Виноват, господин полковник… - Рыжий развел руками. - Теперь понимаю, что оплошал. В стратегии слабовато подкован, последствия не умею просчитывать.
        - Потому и рядовой техник до сих пор, - назидательно пробурчал Бугаев, - даже не ефрейтор…
        - Обижа-аете…
        - Так, все, отставить треп! Построение основной группы через минуту в полной боевой! А еще - дай-ка мне спецканал двенадцать…
        - Канал двенадцать - закрытый и действует только в Солнечной системе, - с сомнением в голосе напомнил «следопыт». - Группа Мищенко должна быть на пятом…
        Бугаев направил на техника еще и сервоглаз. Для подчиненных это было равносильно команде «смирно».
        - Ну?
        - Канал работает, - удивленно ответил воин. - Только молчит.
        - Так он работает или молчит?!
        - Сигнал проходит, ответ - маячковый, подтверждения приема нет.
        - Дрыхнут дар-рмоеды! Вскрыть секретный файл Икс-Игрек номер двадцать четыре!
        - Господин полковник, это же резервная база данных командующего! У меня нет доступа!
        - Расстреляю!
        - Лучше вы, чем военная полиция! Да и не взломать мне защиту! ГлаША этому чемодану не отдастся ни за какие кредитки! - Он с чувством пнул по тумбе сервера, и тот откликнулся тревожным гудением.
        Бугаев схватился за кобуру, но передумал. Воин был прав. Взламывать секретную базу данных не было ни возможности, ни необходимости. Код доступа Сильвестру дал лично Страшный. Полковник повелительным жестом изгнал «следопыта» из кресла и уселся в него сам. Бормоча под нос негромкие проклятия, он медленно, одним пальцем, набрал на клавиатуре гиперсервера нужную комбинацию цифр и букв.
        - Та-ак, - протянул Бугаев, внимательно изучая изображение на дисплее. - Где там наши боты?
        - Блокпост - два километра к югу, остальные - точка ноль.
        - Блокпост, значит? - Полковник поскреб подбородок. - Залповая поддержка на траках?
        - Так точно!
        - Основная группа в походный порядок с боевым охранением! Направление на юг. Первый блокпост, обеспечить прикрытие!
        - Первый, прием, прикрытие «дебоширам»!
        - Тоже собирайся…
        - Тоже!.. - хотел продублировать «следопыт», но осекся. - А, в смысле - я?
        - Ты, ты, - подтвердил Бугаев. - Всей группой пойдем.
        - А база? Кто на хозяйстве останется?
        - Анализатор…
        - Он нахозяйствует, - ухмыльнулся воин.
        - Сдай его на контроль штабу. Лично Калашникову. Пусть прямо с Земли и руководит жизнедеятельностью объекта.
        - Он наруководит… А что плохо, господин полковник?
        - Все, что не хорошо, - нашел Бугаев достойный ответ на дурацкий вопрос. - Канал двенадцать не может молчать. А режим автоматического маяка вместо приема обозначает боевую тревогу.
        - Серьезно? А кто на том конце спецканала?
        - Любопытный ты, следонюх! Наши на том конце, «дебоширы». Только хозвзвод…
        - Не слышал, чтобы у нас в бригаде были такие взводы, - пряча хитрую улыбку, пробормотал техник. - Мы же не бронепехота…
        - Расстреляю! - процедил Сильвестр, широко замахиваясь тяжеленной ручищей.
        - Второй раз подряд? - Нахальный техник ловко увернулся от подзатыльника. - Что-то я сомневаюсь…

* * *
        Бугаев покосился на свой СТУРН - в полированном цевье отражался весь отряд, начиная с первой шеренги и заканчивая страдающим от водяных мозолей ротным хлеборезом Дустназаровым. Хлеборез уже два раза приседал на камень, разувался и сокрушенно трогал волдыри на пятке, но полковник намеков не понимал, лишь заставил другого воина, рядового Харчука, взять его вещмешок с полугодовым запасом хлеба и походной разделочной доской. Нож для отрезания горбушек, ужасающий тесак с волнообразно заточенным лезвием, Дустназаров пер на себе, поскольку отбиваться от неприятеля, случись внезапная атака, одной распухшей пяткой было бы затруднительно. СТУРНа же ему, как хлеборезу, дальтонику и убежденному пацифисту, не полагалось.
        - Стой, раз-два, - сказал Бугаев, и отряд, сделав каблуками «раз-два», остановился.
        Впереди на красно-коричневой почве был выжжен отчетливый символ в виде черной стрелки. Возможно, неизвестный топограф хотел бы, чтоб стрелка получилась белой или, допустим, зеленой, но так уж устроено всякое оружие: после него остается лишь черный след - если, конечно, вообще что-то остается.
        Полковник не спеша нагнулся и, зачерпнув горсть спекшегося шлака, поднес его к лицу. Ни тестеров, ни анализаторов в его носоглотке не стояло, однако опыт и чутье подсказывали Бугаеву, что неглубокая борозда проделана отнюдь не ЛСом. Кто-то несколькими выстрелами прожег на земле обыкновенную человеческую стрелку, ведущую от базы дальше на юг, но при этом воспользовался каким-то нештатным вооружением. Бугаев задумался, соображая, кто бы это мог быть, и, взглянув на догонявшего строй Дустназарова, догадался, что стрелку оставила какая-то нелюдь.
        Указывала стрелка куда-то вдаль, в теряющиеся на горизонте заросли кустарника, и вроде бы не имела никакого смысла - для всех, кроме полковника. Бугаев помнил, что где-то здесь находится один из входов в гипертоннель, и стрелка перед ним - знакомый символ, выполненный с помощью незнакомого оружия, - оказалась тут, конечно же, не случайно.
        - Товьсь! - бросил полковник, словно выплюнул надоевшую жевательную резинку, и, проследив, как первая шеренга вскидывает стволы СТУРНов, скомандовал: - Шаго-ом… арш!
        Трое десантников, самые битые и потому самые опытные, обладатели удостоверений «Почетный реципиент», синхронно подняли левые ноги и перенесли их вперед. Еще не коснувшись земли, ботинки одновременно пропали, и в этом исчезновении виделось нечто мистическое. Ноги словно отрезало по колено - крови, впрочем, не было, - и трое бойцов, несмотря на большой опыт потери различных органов, растерялись.
        - Арш!! - яростно повторил полковник, подталкивая их в спины. - Без соплей! Ничего с вами не будет, это только маскировка.
        Десантники покорно завершили шаг и скрылись полностью. На какое-то мгновение в воздухе мелькнули три правых каблука, и вся шеренга растворилась в воздухе.
        - Прямо! - приказал Бугаев, и отряд, хотя и с некоторым сомнением, двинулся по стрелке, так же исчезая.
        Дустназаров, ковылявший последним, чуть замешкался, и Бугаев угостил его мощным пинком. Хлеборез оторвался от земли и, вытянув руки, влетел в гипертоннель на манер ныряльщика за жемчугом.
        Оглянувшись, полковник убедился, что маневр отряда остался незамеченным, и догнал бойцов. Из всего отряда он один знал, как далеко они оказались, сделав единственный шаг.
        - Как будто на другую планету попали… - невольно вякнул Дустназаров.
        - Разговорчики! - одернул его Бугаев. - «Планета»… скажешь тоже! Это маскировка. Понимать надо!
        - Ха!.. Планета! Дуст опять погнал! Сочинитель! Ему только книжки писать! - загомонили воины.
        Тундра с карликовым кустарником неожиданно сменилась сплошной унылой степью, но, кроме хлебореза, это никого не смутило. Бойцы повидали на своем веку так много, что напрочь утратили всякую способность к удивлению. Мертвая пустыня, душный кубрик, виртуальные палаты семи царей Зуха-7 или брюшная полость исполинской горбуши с Рефлексии - любая среда, где смерть не наступала мгновенно, была для них приемлемой и даже комфортной.
        Полковник, остановившись за строем, выжег на земле точно такую же стрелку, что видел по ту сторону гипертоннеля, только стрелка эта указывала уже назад, на базу. База, разумеется, находилась не здесь, и эта вторая стрелка была на сторонний взгляд столь же бессмысленной, что и та, первая, сделанная неопознанным оружием.
        Вычертив на земле три борозды, Бугаев удовлетворенно подумал, что если доживет до пенсии, то обязательно займется либо фермерством, либо живописью. Впрочем, он тут же отставил эти планы до упомянутой гипотетической пенсии, поскольку увидел поблизости странный, явно рукотворный холм с торчавшей из вершины косой черной трубой. Десантники тоже ее заметили, и по строю разнесся целый ряд метафор, ни одной из которых приличный авторедактор не позволил бы не то что выйти в эфир, но даже достичь лексического сопроцессора.
        - Откуда она взялась? - спросил рыжий «следопыт», отвлекаясь от полевого сервера, висевшего у него на груди, словно лоток с кренделями. - Не было же этой дуры… вроде…
        - «Вроде»!.. - раздраженно передразнил полковник и для особо тупых и пытливых повторил: - Маскировка. Эффект двойного проникающего взаимодействия… нет, даже тройного. Ясно?
        - Конечно, так точно, - отозвался техник. - Тройное взаимодействие. Это ежу понятно. Только… ее ведь тут не было…
        - Цыц! - прошипел Бугаев.
        За холмом ему послышалось шевеление, и действительно, из-за правого склона вдруг показался какой-то тип с выпученными глазами. Незнакомец что-то насвистывал, при этом сложенные конвертиком губы издавали лишь один звук. Так он и свистел: «у-у-ууу», пока, в свою очередь, не напоролся взглядом на обескураженных бойцов.
        - К бою! - рявкнул Бугаев, бросаясь на землю и попутно сшибая с ног оторопевшего Дустназарова.
        Десантники рассредоточились и залегли. Свистящий субъект выдал разочарованный, съезжающий ко второму фа-диез «ууууу» и рванулся назад, за холм.
        - Стоять!! - окликнул его полковник.
        Пучеглазый, не вняв, скрылся за склоном. Спустя секунду оттуда кто-то выстрелил.
        От такого хамства бойцы растерялись еще больше. Окажись на месте щуплого незнакомца крупнейший из всех хищников - с бивнями, когтями и перепончатыми крыльями, - они бы испекли его раньше, чем он успел крикнуть «мама». Этот же, тщедушный о двух ногах, юркнул за курган и, как говорится, был таков.
        Собственно, каков он был в действительности, никто толком не разобрал. Все отметили пустые рыбьи глаза - и только. В остальном это был, безусловно, обычный человек.
        - Мне моргалки этой бактерии что-то не очень понравились, - заявил, вжимаясь в песок, один из старослужащих. Личный состав к его мнению прислушивался: воин служил так давно, что никто уже не помнил ни его имени, ни фамилии, ни звания. Петлицы на его скафандре обветшали настолько, что их не брали даже в музей, а фотография любимой внучки в нагрудном кармане обратилась в прах, как и сама внучка, и была заменена платиновой дисконтной картой Центра Реанимации и Урологии.
        - Нормальные моргалки, - веско произнес рыжий техник. - Просто они до родника добрались.
        - Какого еще родника?
        - «Номер три», а то какого же!
        - Не, - подумав, возразил старослужащий. - Походка у него была трезвая. Когда б к роднику припасть… как следует припасть, по совести… то, считай, никакой походки уже не останется. Походка - это у тех, кто тебя оттаскивать будет.
        - Если принимать лечение правильно, делить на несколько подходов, да вперемешку с твердой пищей, тогда и оттаскивать не придется.
        - Во-во, - подал голос второй техник. - Чтобы просто нажраться на халяву, сюда никто не полетит, далековато все-таки. А за исцелением могут, особенно за нетрадиционным. Уроды! Лечебница им тут или что?..
        - Вы работать будете или как? - равнодушно осведомился Бугаев и внезапно заорал: - Огонь, дармоеды, огонь!
        Десантники, по команде выйдя из оцепенения и по команде же изготовив СТУРНы к стрельбе, накрыли холм десятками залпов. Оттуда вяло ответили - до позиции долетело несколько зеленых энергетических сгустков, затем все смолкло. За пригорком показались убегающие нарушители - числом около шести или приблизительно семь. Пучеглазые незнакомцы драпали плотной кучкой, поддерживая на ходу двух раненых, поэтому сосчитать их точнее не представлялось возможным.
        - А ты не зевай! - сварливо бросил Бугаев «следопыту». - Тут и без тебя разберутся. Связь налаживай!.. А ты под руку не лезь! - прикрикнул он на Дустназарова. - Заройся поглубже и не дыши! Все равно от тебя проку, как от водомерки.
        Хлеборез обиженно засопел и, внезапно поднявшись в полный рост, метнул за холм свой огромный нож. Кривое лезвие, заточенное с разводом, как у ножовки, взрезало воздух и почти уже настигло шею одного из бегущих нарушителей, но вдруг пропало из виду. Исцелившиеся на ключевых водах тоже пропали, словно угодили по дороге в яму.
        - Что за чертовщина… - буркнул старослужащий. - От СТУРНа так не помирают. Должна была пара лоскутов остаться… или хотя бы дым…
        Дыма, однако, не наблюдалось. Шесть, а может быть, и семь человек вместе с ножом Дустназарова просто исчезли, как до этого исчезали сами десантники, двигавшиеся по стрелке.
        - Чем ты теперь хлеб резать будешь? - зароптали бойцы. - Где ножик замаскировал? Иди ищи его!
        Дустназаров, чей воинственный порыв уже испарился, вновь уступив место глубочайшему гуманизму, прерывисто вздохнул и поплелся к холму.
        - Господин полковник! - Он, прихрамывая, обошел крутой склон. - Эти подонки… эти недобитый ублюдки, собачий дети, козлы вонючий, червивый личинка…
        - Вводную часть можно опустить, - прервал его Бугаев.
        - Ага… Копали… Дверь какой-то…
        Бугаев недоверчиво покосился на черную трубу, торчавшую прямо из вершины холма, и подошел убедиться. Действительно, Дустназаров не галлюцинировал: сбоку валялись странные, словно инопланетного производства лопаты, а в разрытой насыпи виднелась какая-то плита. Нарушители не успели закончить, и открыть дверь пока было невозможно.
        - А ты про источники разорялся! - хмыкнул старослужащий, обращаясь к технику. - Клады они ищут. Потому глазищи и вылупили, что сокровища учуяли! - Он поставил СТУРН на предохранитель и принялся торопливо ковырять землю прикладом.
        - Какие еще сокровища? - нахмурился Бугаев.
        - Несметные, - уверенно ответил тот, не отвлекаясь от раскопок.
        - Господин полковник! - подал голос «следопыт». - Есть сигнал!
        - Какой еще сигнал? - не понял Бугаев.
        - Двенадцатый канал появился! - Техник, призывая всех к тишине, поднял указательный палец вверх, а мизинцем загнал микродинамик поглубже в ушную раковину. - Там они, там, голубчики… - пробормотал он.
        - Кладоискатели?..
        - Да нет же! Двое десантников, двое дежурных и один штатский. Это они, господин полковник! Нашлись!.. - Он снова прислушался. - А еще… несколько сот неизвестных…
        - Штатские? - уточнил старослужащий.
        - Не знаю…
        - Несколько сот - это многовато… - проронил Бугаев и, с сожалением посмотрев на почти уже выкопанную дверь в холме с черной трубой, скомандовал: - Кру-у… ом! По стрелке шаго-ом… арш!
        - Господин полковник… - позволил себе реплику Дустназаров. Ножа для горбушек он так и не нашел и считал, что больше ему терять нечего. - Сюда по стрелка, отсюда опять по стрелка… Старики говорят, нельзя прийти на одна стрелка дважды…
        - Они ошибаются, - сказал Бугаев. - А ты, как вернемся, доложишь командиру взвода, что я тебя наказал.
        - Как наказали? - поинтересовался хлеборез.
        - Пусть он сам придумает. Но ты передай, что наказал я тебя сильно.
        - Есть «сильно», - вздохнул Дустназаров.
        Десантники прошли метров десять назад, в ту сторону, куда указывала начертанная Бугаевым стрелка, выполненная хотя и в строгом соответствии с уставом, но все же не без некоторого офицерского шика. Первая шеренга точно таким же образом растворилась в воздухе - лишь мелькнули подкованные иридием каблуки, - затем растворились вторая, третья и так далее. Последним растворился Дустназаров.
        Не нарушая строя, отряд прошел между зарослями вновь возникшего кустарника, миновал шлюз базы и приблизился к ряду посадочных капсул. Бугаев проследил за тем, как бойцы грузятся в боты, и, заняв место в командирском отсеке, связался с крейсером:
        - Капитан, готовься к приему гостей. Сейчас поднимемся. И вот еще чего… Ты давай заводи свою колымагу. Быстрый старт на СС-двадцать четыре… Что?.. Насколько быстрый? Насколько это возможно, капитан.

* * *
        - А стрелять они не умеют, - меланхолично заметил Мищенко, посылая в сумерки ветвистый огненный разряд.
        - Так точно, господин капитан, - поддакнул Зинчук, перекидывая массивный СТУРН на левое плечо. - И ружья у их слабоваты. Небось думали, за легкой добычей пришли…
        - Да я не про этих… Я про наших, - Мищенко кивнул на рассредоточившихся по брустверу бойцов. - Не воины они… спецура какая-то… Смотри, смотри! Ну куда ты палишь?.. - раздраженно прошипел он, вроде бы обращаясь к солдату слева, но в то же время так тихо, чтоб, кроме подчиненного, никто не услышал. - Это не рота охраны, понятно тебе? Что у них тут? Элэски и пяток МАСЛов. Не ждали они никого.
        - Угум, - ответил Зинчук, не вполне понимая, какое это сейчас имеет значение.
        Дарья с Матвеем сидели тут же, но почти не высовывались - во-первых, Мищенко запретил им прикасаться к оружию, во-вторых, они и сами не очень-то рвались.
        Бой продолжался уже второй час. Вечернее небо пылало ярко-желтым, голубые и зеленые дуги разрядов вспыхивали так часто и так беспорядочно, что светофильтры не успевали реагировать. В защитном стекле скафандров висела сплошная серая муть, и, похоже, пришельцы испытывали те же самые проблемы. Сотни выстрелов сливались в неровную барабанную дробь, однако ситуация стабилизировалась, и потери прекратились. Бойцы расползлись по оборонительным позициям, пришельцы не то окопались, не то сильно спрятались, и перестрелка практически потеряла смысл.
        На круглой платформе в центре поселка открылся лепестковый люк, и из земли, поскрипывая, поднялась телескопическая штанга высотой около пятидесяти метров. На вершине мачты что-то оглушительно затрещало, и поселок накрыло силовым куполом.
        - Давно бы уж!.. - дружно вздохнули охранники и, оставив свои ЛСы прямо в бойницах, принялись вылезать из окопов.
        Пришельцы, рассыпавшиеся в полукилометре, также бесстрашно и бестолково бродили прямо по земле, не пригибаясь и даже не уворачиваясь от выстрелов.
        - То ли у них поле будь здоров, то ли наши СТУРНы пора выкидывать, - недоуменно произнес Зинчук.
        - То ли наоборот, - мрачно поддержал Мищенко. - Нельзя так воевать. Издевательство какое-то…
        - Близок локоть, да зуб неймет, - отозвался сидящий на корточках Матвей.
        - Чего?!
        - Обидно, когда палишь, палишь, а толку нет. Это я про них, про гадов, - добавил он поспешно.
        - Эй, уроды! - раздалось из крайнего домика. - Сюда идите!
        Дарья сделала какое-то движение, будто собиралась вылезти из укрытия, но Мищенко зацепил ее пальцем за ремень и усадил обратно на пол.
        - Уродов зовут, - выразительно сказал он. - Не нас, значит.
        - Эй, шпионы! - вновь крикнули им.
        - Шпионов зовут, - прокомментировал Матвей.
        Мищенко пожал плечами и, подняв СТУРН, случайно переложил его в сторону поселка. Зинчук почти так же случайно последовал его примеру.
        - Капитан Мищенко приглашается в штаб, - объявил голос после короткой паузы.
        - Есть у нас такой… - одобрительно проворчал тот и, не выпуская из рук оружия, направился к угловому корпусу. - За мной… - обронил он.
        Дарья с Матвеем проворно вскарабкались по наклонному бортику и пошли следом за ним. Сзади, безмятежно водя стволом, шагал Зинчук.
        - А где наш Моцарт? - неожиданно спросил он.
        - Кстати, где? - сказал Мищенко, останавливаясь.
        Матвей и Дарья переглянулись, затем, как бы делая все от них зависящее, повертели головами.
        - Нету… - заключили они.
        - Найдется, - отмахнулся капитан. - А нет - так еще лучше.
        Командир тылового сброда сидел на том же месте и в той же самой позе, разве что очки на его скуластом лице чуть съехали набок.
        - Первая атака отбита, - молвил он, словно отчитываясь перед капитаном. - Для контрнаступления у нас маловато ресурсов, да и не наше это дело.
        - И не наше, - кивнул Мищенко, продублировав это движение стволом СТУРНа. Он заметил, что крышка полевого сервера откинута и наушник лежит в стороне. - Вот подкрепление прибудет, пусть они и разбираются с вашими… гм… с вашими пришельцами.
        - Пришельцы у нас одни! - резко возразил лейтенант, хлопнув ладонью по столу. - А вот ваш пятый… тот, кто с вами сюда приперся…
        - Это случайно, - вставил Матвей.
        - Случайно затесался в вашу компанию, случайно оказался на режимном объекте, случайно пропал… - перечислял лейтенант, загибая пальцы. - Что еще у нас случайно?.. А, вот: случайно твари какие-то напали, и мачту вихревого отражателя заело. Да к тому же… - Лейтенант взял со стола гибкий радионаушник и задумчиво повертел его в руках. - Воняет от вашего человечка, вот что…
        - Господин лейтенант! - гаркнули на улице. - Они прилетели!
        - Кто «они»? - недовольно спросил тот.
        - Полковник Бугаев. И с ним еще сто двадцать бугаев.
        - Господи… Он что, клонировался?
        - Прилетели? - уточнил капитан. - Это как же?
        - А как прилетают? - буркнул лейтенант. - С неба, конечно.
        - Тут есть и покороче дорожки… - вякнула Дарья, но Мищенко дружески ее приобнял, и следующее слово застряло у нее в горле.
        - Слышь, капитан, - обратился к нему бородатый. - Ты погоны привинчиваешь или на клей сажаешь?
        - Пришиваю, а что?
        - Зря. Долго отпарывать придется. А на шурупе - раз, и ты уже в новом звании.
        - В старлеи метишь? - усмехнулся Мищенко. - Или сразу в майоры?
        - В прапорщики, - вздохнул лейтенант. - Майором я уже был.

* * *
        Фронтальный атакующий крейсер, или, сокращенно, - фатакер «Леннон», бортовой номер 1917, завис на минимальной высоте в семьдесят километров и первым делом отжал чужих подальше от поселка. Когда дистанция между враждующими сторонами увеличилась втрое, корабль накрыл защитное поле пришельцев дублирующим силовым коконом, лишив их всякой возможности маневра. После этого на холмистую равнину с предельным ускорением рухнул десяток посадочных модулей. Выбравшись из капсул, сто двадцать десантников умудрились образовать целое столпотворение, словно командование стремилось не захватить чужаков, а главным образом напугать их скученностью личного состава. Удалось это или нет, пока судить было рано: пришельцы, спрессованные под двойным колпаком, находились далеко в ложбине между пологих сопок.
        Когда количество стволов и перекачанных туловищ на квадратный метр почвы превысило все санитарные нормы, «Леннон-1917» исторг последний аппарат, в народе - АБОТ, официально же - малый Атакующий Бот, из которого появился полковник Бугаев.
        Полковник возник перед утомленными ожиданием солдатами настолько быстро, что Дарье, стоявшей чуть левее других, почудилось, будто его нога возникла из корпуса мгновением раньше, чем пшикнул шлюз модуля. Ей даже взбрело в голову, что Бугаев десантировался не внутри капсулы, а сидя на подножке, как «зайцы» в электробусах из доисторического кино. Впрочем, она тут же сообразила, что на высоте семидесяти километров любого человека без скафандра, даже и полковника, разорвет, как гранату, - да еще и заморозит в эдакую разорванную сосульку. Остальные собравшиеся перед посадочным модулем ничего такого не заметили, и Дарья все списала на нервное истощение, переутомление и прочие женские напасти.
        Бугаев одинаково ровно приветствовал и капитана Мищенко, и разжалованного лейтенанта. Бородатый выехал на коляске с заранее открытым зипповским ящиком, в котором хранил дежурную отвертку для скручивания погон.
        - Докладов не надо. - Полковник поднял руку, опережая возможные реплики, и недовольно огляделся. - Ну, с этими попугаями без вас уже справимся. Ты, старшина, за гибель людей лично ответишь.
        Бородатый печально моргнул.
        - Развел тут турбазу какую-то! - продолжал Бугаев. - В кого твои бойцы превратились?! В козопасов! Отстреляться не могут! Короче, сержант, пора тебя в реальную часть переводить, в пехоту… ну, в моторизированную… - добавил он, недовольно посмотрев на коляску. - А сейчас ведите ко мне это мясо.
        - Мясо пропало, господин полковник! - отрапортовал капитан.
        Бугаев, кажется, собирался пошутить, но осекся.
        - Что-о? - грозно протянул он. - Куда оно могло пропасть?!
        - Исчезло в неизвестном направлении, - уточнил Мищенко.
        Полковник тяжело сглотнул и резко поднял указательный палец, словно хотел что-то проткнуть. Застывшие сто двадцать десантников тотчас пригнулись и в сопровождении пяти установок типа МУЗА двинулись к запертым пришельцам.
        - Если мясо окажется среди нападавших, не сносить вам головы, - предупредил Бугаев.
        - Нет, там его не окажется, - неожиданно возразил Матвей.
        - Ну, ты еще, насекомое, поучи меня… - снисходительно молвил офицер.
        - С его стороны это было бы нелогично.
        - Ох, ох!.. - только и сказал полковник.
        - Там неземные, а он все-таки человек, - поддержала Дарья. - Не должен он к ним соваться.
        - Про неземных спой кому-нибудь другому.
        - Я бы даже рискнула заключить с вами пари, - робко молвила она. - Если, конечно, устав не запрещает.
        - Пари, - поддакнул Матвей. - Я бы тоже… Тысяч на десять.
        - А у тебя столько есть? - усомнился Бугаев. - Хорошо. На десятку с тобой и с тобой, - сказал он Дарье с Матвеем.
        - Нет, со мной на двадцатку, - произнесла девушка. - Если вы позволите…
        - И я, - подал голос Мищенко. - Ставлю пятьдесят тысяч, господин полковник.
        - И я, - тут же подхватил бородатый. - Спорю на дембель и новые ноги.
        - Вы что, ополоумели? - растерялся Бугаев. - Вы с ним побрататься успели, или, может, у вас внутреннее зрение синхронно прорезалось?
        - Обыкновенное, господин полковник, - ответила Дарья. - Самое обыкновенное, - повторила она, кивая ему за спину.
        Сзади приближались два бойца, тащившие Борисова. Сам Борисов тащил какую-то странную железку, с виду - симбиоз маленького противотанкового ежа и большой чайной ложки. Подойдя к Бугаеву, он сбросил ношу на землю и перевел дух.
        - Здравствуйте, господин полковник, давно не виделись, - сказал Шуберт. - А что это вы все такие счастливые, как будто в шахматы на мизере кого-то поймали?
        - Ты где был?! - взревел Бугаев.
        - В разведке, - гордо произнес Шуберт.
        - Где вы его взяли? - обратился он к десантникам.
        - Здесь недалеко, господин полковник. Мы фланговую разведку проводили. Там справа за полем холмы идут, невысокие, ну как те курганы, у которых мы туристов встретили. Из одного труба торчит, точь-в-точь как там, и в склоне - дверца. Мы сначала даже подумали, что снова фокус какой-то приключился. Ну, с этими перемещениями по стрелочкам… Потом глядим - мясо! Цивил этот дверцу ножичком ковыряет. Мы предупредительный выстрел сделали, ну, чтобы он не вздумал бежать, да в дверь и попали. Когда пыль улеглась, глядим, нету его, шпиона этого. Сначала подумали - под выстрел попал, диссамблировался. Потом глядим - нет, внутри холма его макушка мелькает. Мы туда, а там хламу какого-то технического - по шею. А цивил вот эту штуковину из груды достал и от грязи рукавом протирает…
        - Штуковина подозрительная, - заметил экс-лейтенант.
        Он как раз отвинтил левый погон и теперь угрожающе похлопывал им по ладони. Впрочем, распространяться о том, при каких условиях Борисов ушел в разведку, бородатый не стал.
        - Ну и что ты там разведал, мясо? - презрительно спросил Бугаев.
        - Ничего особенного, - чистосердечно ответил Шуберт. - Все стреляли, а у меня оружия нет, не выдали. Вот я и пошел… Проверить…
        - А что принес?
        - Не знаю. Там, в хранилище, много всякой ерунды валяется. Оно, кстати, вот на их бункер похоже. - Мастер указал на Матвея. - Только приборов там слишком много и не подметал никто лет пятьсот. Я хотел еще одну штуковину прихватить, но она побольше будет, а юноши ваши помогать мне почему-то отказались… А еще там какая-то бандура прямо из земли торчит… Я ее пошатал - глубоко зарыта, не идет. Вот, подобрал что полегче. Может, сгодится…
        Он пнул конструкцию ногой, и та, лениво перевернувшись набок, вдруг заговорила человеческим голосом:
        - …в Воркуте плюс тридцать два, на Сахалине плюс восемнадцать, в Сиднее плюс двадцать пять, с кратковременными дождями. И о погоде на Луне. На солнечной стороне плюс сто пятьдесят, на теневой - до ста пятидесяти ниже нуля…
        По вогнутой поверхности «ложки» перемещалось сильно искривленное тело дикторши в кольчужке из искусственных бриллиантов и жидкокристаллической юбке чуть выше колена.
        - Да это же Мармеладова с ГалТВ! - воскликнул Матвей. - Шуберт нам телевизор приволок!
        Он неосторожно сдвинул устройство, и изображение в «ложке» мгновенно изменилось: теперь там был какой-то мужик в сверкающем балахоне - по всей видимости, шоумен. Он порывисто взмахивал руками и что-то тараторил на незнакомом языке. Вокруг него вспыхивали то ли лампочки, то ли настоящие огни, и все присутствующие некоторое время маялись навязчивым дежа вю, пытаясь вспомнить, что это за программа, - но лишь до тех пор, пока камера не показала табличку с текстом. Увидев начертание символов, каждый, отдельно от остальных, понял, что передача идет не с Земли и не с колоний. Молча переглянувшись, люди убедились, что все поняли правильно: других версий не было и быть не могло.
        - А ну-ка толкни ее еще, - сказал полковник, обращаясь неизвестно к кому. Оба бойца одновременно коснулись конструкции, и «ложка» показала какие-то спортивные состязания: несколько огромных рыбин неслись по волнам и тянули за собой жокеев в плавучих санках. Это бы еще ничего, на некоторых планетах от худой жизни приручали даже комаров, но люди, в особенности Борисов, обратили внимание, что зрители на берегу одеты слишком вольно. На трибунах не нашлось ни одной особи без бюстгальтера - признаться, на самцах эта деталь туалета выглядела не просто излишней, а в некотором роде провокационной. Зато срам у всех так и светился, так и лез в объектив.
        Спустя минуту вокруг «ложки» собралось около десятка бойцов.
        - Назад! - заорал Бугаев. - Выключить! Приказываю выключить! Где у него кнопка?!
        - Господин полковник! - внезапно донеслось неизвестно откуда, но, несомненно, от того же устройства.
        - Да?.. - спросил он, поднося лицо к металлической поверхности. Изображения уже не было, остался только голос, и этот голос был ему знаком. - Я слушаю!
        - Господин полковник, докладывает капитан Мищенко: прибыли, оцепили ловушку, заняли позиции…
        - Ну? Поле можно снимать?
        - Да можно, конечно, и снимать… все равно тут нет никого…
        - Как так?! - взвился Бугаев. - Куда они подевались?
        - Не могу знать, господин полковник. Мы просканировали - подземного хода нет. Поле без повреждений. А внутри пусто…
        «Ложка-еж» слегка качнулась от ветра, и на овальном экране вновь появилась картинка.
        - Да это же Кубок Воркуты по боксинг-хоккею, - охнули бойцы. - Господин полковник!.. - протянули они, в мольбе прижимая ладони к скафандрам. - Господин полковник, одну минуточку, а?..
        Тот потерянно махнул рукой и направился к командирскому АБОТу. Забравшись внутрь и задраив переборку наглухо, он включил связь - нормальную, без всяких там выкрутасов.
        - Бугаев вызывает, - отрывисто произнес он. - Прошу прощения, но тут без спецов не разобраться… Личный состав? А что личный состав… Телевизор смотрит… Да, вы не ослышались - телевизор… О, программ здесь много: и погода, и ток-шоу, и хоккей… и даже «клубничка» имеется, из жизни гуманоидов, нда… Нет, я не свихнулся. Пока еще нет. Хотя уже не уверен…
        Глава 14
        Командующий ОВКС смерил безудержно потеющего Калашникова суровым взглядом. В отличие от начальника Генштаба, маршал не разменивался на ненужные объяснения. Каждый подчиненный должен был знать ровно столько, сколько требуется, чтобы эффективно выполнять свои обязанности. Майору для соответствия занимаемой должности следовало ответить всего на один вопрос, и никакой дополнительной информации для этого ему знать не полагалось.
        - Ну? - Страшный насупил брови.
        - Это… это… - Калашников украдкой почесал поясницу, по которой потек седьмой ручеек холодного пота. - Артефакт…
        - Ясно, что не памятник неизвестному майору! - Маршал наклонился через стол и, понизив голос, добавил: - Расстрелянному за неисполнение исследовательского долга.
        - Мои аналитики пока не могут сделать определенных выводов, - собрав в кулак волю и ораторские способности, выдавил майор.
        - Выводы делать они не могут? А продавать секретную информацию?! Ты кому здесь мозги диссамблируешь, майор?! Откуда у Корпорации сведения о находке?!
        - Там же шпион был… - неуверенно пробормотал Калашников.
        - Был! Разложил его Бугаев! На молекулы!
        - Тогда это, может быть… прослушивание.
        - В Генштабе?! Ты, майор, не заговаривайся!
        - Я могу техников прислать, - торопливо предложил Калашников. - Они быстро все тут проверят.
        - Пусть твои техники с артефактом разберутся!
        - Мы уже все базы данных перевернули, господин маршал… - Майор виновато потупился.
        - Вон, с глаз моих! К вечеру не найдешь ответ - наизнанку выверну!
        Из кабинета Калашников выскользнул как уж из горящих камышей. Встретившийся ему на пути Чан даже не стал ни о чем спрашивать. Он только размашисто, сам не зная - зачем, перекрестился и постучал в дверь командующего.
        - Заходи, - прорычал Страшный.
        - Со мной связался Даун, он просил вашей аудиенции…
        - Мне он тоже звонил. - Недовольство на лице маршала было нарисовано одним крупным штрихом: кустистые брови почти целиком съехали на мясистую переносицу. - Интересно, какая сволочь продалась этому гаду?
        - С такими деньгами этот гад мог купить любую сволочь. - Чан вздохнул то ли с сожалением, то ли с завистью. - Гец предлагает свои услуги?
        - Обмен, - кивнул маршал. - Специалистов по артефактам на десять процентов прибыли…
        - А вы?
        - А я послал его подальше! Жили без секретных знаний и ничего, не бедствовали! На всех этих СС и так еще сто лет разбираться, что и зачем зарыто. Одной загадкой больше, одной меньше - какая разница?
        - Но ведь теперь мы точно знаем, что группу Бугаева атаковали пришельцы. Их повышенный интерес к артефактам настораживает.
        - На то они и пришельцы, чтобы мы не понимали их заскоки. - Страшный махнул рукой. - Не усложняй. Пусть вон майор разбирается. Есть в ОВКС Исследовательский Отдел, наконец, или нет?!
        - Но он может узнать о… плантациях! - ужаснулся Чан.
        - О них и так уже целый штурмовой отряд узнал, - возразил маршал. - А ты предлагаешь воспользоваться предложением Дауна и заслать на СС еще и гражданских?
        - Бугаев не позволит им увидеть ничего лишнего.
        - А если вернутся чужаки? Бугаю будет не до контроля за яйцеголовыми… Короче, генерал, никаких уступок! МОСКВА не получит ни-че-го! Ни процента!

* * *
        - Пекинская Академия тыла это не Магаданское бронепехотное училище, - медовым голосом нашептывал Даун. - Ее выпускники получают прекрасное образование не только в военном плане. Я уверен, господин генерал, что вы более прозорливы, нежели маршал Страшный. Ведь я предлагаю очень выгодную сделку.
        - Ничем не могу посодействовать. - Чан сделал над собой мучительное усилие и отвел глаза от пластикового листка, над которым зависло лазерное перо «Паркер».
        - А я ни о чем предосудительном и не прошу… - Гец Даун вывел на листочке, который на самом деле был банковским чеком, очередной - четвертый - нулик. - По моим данным, ваши доблестные десантники не смогли понять, что же так привлекло пришельцев в странной черной трубе, торчащей из того кургана. Это означает, что вы отправите им на помощь исследователей… - Бизнесмен нарисовал перед четырьмя «баранками» цифру 5.
        - Вы мешаете работать… - Чан взглянул-таки на листок и брезгливо поморщился.
        - Но военные исследователи - специалисты не самого высокого класса, особенно в сырьевых разработках… - Гец добавил еще два нуля. - А вот геологи и планетологи Корпорации съели на разведке месторождений не одну собаку.
        Лицо Чана приобрело почти благожелательное выражение.
        - Какое отношение имеют сырьевые разработки к артефакту? - Генерал выразительно взглянул на «Паркер».
        - Но ведь он зарыт в грунт… - Гец усмехнулся и щедро приписал еще пару нулей. - Природа зачастую преподносит сюрпризы. Рукотворность артефакта может быть обманчивой. Эрозия иногда обрабатывает скалы так…
        - Мой ответ вам известен…
        - Побойтесь бога! - Даун округлил глаза и, качая головой, дописал последний, девятый нолик. После него он поставил точку и принялся выводить сумму прописью.
        Чан дождался, когда бизнесмен поставит автограф, и задумчиво почесал затылок.
        - В общем-то, включить нескольких ученых-геологов в группу исследователей можно, но им придется поступить на военную службу и принять присягу…
        - Элементарно! - Даун подвинул чек.
        - Но я не совсем понял, какую вы преследуете цель. - Генерал спрятал листок в карман и теперь уже твердо посмотрел Дауну в глаза. - Страшный все равно не пойдет на уступки.
        - Все зависит от количества нулей. - Гец криво улыбнулся. - Если система СС того стоит, их может быть больше, чем медалей на его парадном кителе.
        - Вы рискуете. - Чан недоверчиво оскалился. - Он участвовал в семнадцати военных кампаниях, не считая учений. И всегда получал какие-нибудь награды.
        - К вам это тоже относится, - словно не слыша генерала, продолжил Даун. - Вместе мы разработаем ресурсы планет в сто раз быстрее, и никто не останется внакладе.
        - Команда майора Калашникова убывает в семнадцать ноль-ноль, отдел кадров на первом этаже. - Чан поднялся. - Предписание будет ждать ваших геологов там же.
        - Люблю военную четкость! - Бизнесмен встал и на прощание снисходительно подал генералу холеную руку.

* * *
        Наутро неотложные дела снова позвали Геца в офис. Он спустился на скоростном лифте с десятого этажа домашнего кабинета и ступил на бегущий к выходу из гостиной тротуар. На пороге поданной к парадному машины его встретили секретарь, вылизанный, как недавно отобедавший кот, и официантка, бывшая «Мисс Соединенные Штаты» Голливуда. Бизнесмен шевельнул пальцем, и девица грациозно удалилась за стойку бара в хвостовой части автомобиля. Проводив взглядом ее раскачивающиеся бедра, Даун с сожалением посмотрел за окно и негромко вздохнул. За окошком набравшего скорость гравилимузина проплывала роскошная спальня. Отдохнуть в последние трое суток Гецу удалось лишь однажды. По ту сторону высоких ворот спального комплекса его с нетерпением ожидал мир неги, сладострастия и крепкого сна, но обстоятельства затягивали бизнесмена в омут больших дел все глубже, и скоро выплыть из черной воронки он не рассчитывал.
        - Фронтальная проверка налоговой инквизиции охватила штаб-квартиру и семьдесят два филиала, - бубнил усевшийся в трех метрах напротив секретарь. - Нарушения выявлены в десяти. Все мелкие, сумма штрафных санкций…
        - Это Страшный… - Гец недовольно покачал головой. - Чего может бояться тот, кто не боится НКВД?
        - Президента, - не задумываясь, ответил помощник.
        - А кому поверит на слово Президент? Мне или Страшному?
        - При всем уважении…
        - Не юли.
        - Маршалу, без сомнений. Но если вы представите Президенту убедительные доказательства или сформируете их…
        - Ты хотел сказать - сфабрикуете? - Даун усмехнулся. - Хочешь меня уничтожить?
        - Я?! Да никогда! Я имел в виду именно формирование доказательств. Создание устойчивого общественного мнения при помощи средств массовой информации. Когда оно укоренится, никому и в голову не придет, что у него нет материальных подтверждений.
        - Слишком много шума… - Гец поджал губы. - Нам требуется сохранить полную секретность.
        - Мы можем и не ссылаться конкретно на Систему сорок четыре, - быстро сориентировался секретарь. - Просто заплатим журналистам, чтобы они вылили на военных пару емкостей грязи и сформировали вокруг Генштаба атмосферу всенародного недоверия. После этого любые споры будут разрешаться в нашу пользу автоматически.
        - Все равно это не выход. - Даун встал и, заложив руки за спину, прошелся поперек лимузина. - Пустым звоном командующего ОВКС не напугать. Он прекрасно понимает, что, как бы мы ни старались, пока есть малейший шанс отхватить от предприятия его военной мафии приличный кусок, мы никому ничего не скажем.
        - Но если дело пойдет на принцип…
        - Мы же не военные, а бизнесмены, нам принципы невыгодны.
        - Но маршал-то военный, он мыслит именно так.
        - Тоже верно, - немного подумав, согласился Гец. - Однако чтобы надавить на Страшного, нам нужны свидетели и разведданные.
        - Разведданные поставят ученые, а вот свидетель… - Секретарь задумчиво склонил голову набок. - Пока не завершится георазведка, у нас будет лишь один свободный от дел и военного надзора свидетель…
        - Мастер разведки? Тот, что не умеет управлять разведкораблями? Как его… Баранкин?
        - Борисов. Он потерял дорогостоящий корабль и теперь сделает что угодно, лишь бы не лишиться своего места при штабе корпоративной разведки.
        - Мастер разведки, - задумчиво повторил Даун. - Надо сделать его для солидности старшим мастером.
        Секретарь пометил что-то в блокноте и кивнул.
        - Остается только придумать, как вывезти этого Баранова…
        - Борисова.
        - Борисова, - Гец поморщился, - как вывезти его на Землю?..
        Глава 15
        - Господин полковник!..
        - Отставить, майор. - Бугаев дружески приобнял Калашникова за плечи и словно бы куда-то повел - на деле просто прогулялся вокруг заглохшего инопланетного телевизора. Калашников волей-неволей прогулялся вместе с полковником.
        - Я вот все интересуюсь, майор, ты, случайно, не потомок?..
        - Все мы чьи-то потомки, - философски ответил тот.
        - Да, это ты глубоко выразил… Нет, я конкретно: ты не потомок того Калашникова, который…
        - Что «который»? - мстительно перебил его майор, не упуская возможности нарушить субординацию, пусть бы и в мелочах. - Который автомат изобрел? Меня об этом часто спрашивают, господин полковник.
        - И что ты отвечаешь?
        - Отвечаю «нет». Мои предки по другой линии были, все больше по торговой.
        - Купцы какие-нибудь? Это плохо, майор, - сказал Бугаев, отстраняясь. - Докладывай, чего молчишь?
        - Господин полковник, майор Калашников прибыл с целью научной разведки. Со мной исследовательская группа численностью двадцать два человека.
        - Почему двадцать два? Число какое-то… больно корявое.
        - Двоих в последний момент оформили. Гражданские, - конфиденциально сообщил Калашников.
        - Где цивилы, там будут вилы, - изрек Бугаев.
        - Так точно.
        - Может, их сразу?.. - прищурив искусственное веко, спросил Бугаев. - Оспа, чума, вывих головы…
        - На ваше усмотрение, господин полковник, - молвил Калашников.
        «Под вашу ответственность», - прочитал Бугаев на его физиономии.
        - Ну… тогда сам смотри, майор. Группа твоя, тебе и решать. И чтоб никаких эксцессов! - прикрикнул он. - Люди гражданские, беспомощные… Обеспечить полную безопасность! Чтоб никаких осп, никаких чум… понятно?!
        - Так точно, господин полковник!
        - Молодца. А сейчас давай-ка займись, - продолжал Бугаев. - Вот тебе и первый объект. Блесни, майор!
        Он подтолкнул Калашникова к «ежу-ложке», с которой тот не сводил глаз уже минуты три. Все, что было известно о неопознанном телевизоре, он уже знал. А известно было лишь одно: прибор ловит все, что только есть в эфире.
        Начальство интересовали главным образом три вещи: не принимает ли странный аппарат того, чего принимать бы не следовало, не является ли он, между прочим, еще и передатчиком, и нельзя ли его приспособить для собственных нужд.
        Калашников обхаживал раскорячившуюся чужеродную железку и судорожно соображал, как бы удовлетворить вышестоящие инстанции и при этом не погрешить против научной истины. А если и погрешить, то хотя бы не сильно.
        - Гм… - сказал он оценивающе и немного насмешливо, словно проктолог, докопавшийся до самой сути. - Гм… - повторил он, чтобы хоть как-то потянуть время.
        Бугаев не уходил и уходить, судя по всему, не собирался. Полковнику нужен был результат - любой, но сейчас, немедленно.
        Калашников бросил себе под ноги портативный резиновый коврик и, встав на изолятор, коснулся одного из металлических обрубков. «Ложка» мгновенно ожила и показала двоих мужчин. Тот, что был слева, беспрестанно подвывал на неизвестном языке, а тот, что справа, послушно кивал и изредка улыбался. Наконец говорящий взмахнул верхней конечностью - по первому впечатлению, это была нормальная человеческая рука - и, тревожно повысив голос, что-то объявил. Внизу экрана тотчас возникла пара черных прямоугольников с какими-то каракулями. Похоже, второе существо обязано было выбрать один из двух вариантов, хотя, с точки зрения майора, они мало чем отличались.
        - Что это? - строго спросил Бугаев.
        - Вероятно, лотерея, - ответил Калашников. - Или какой-то конкурс. Не вижу разницы.
        - У-у… уууу, у-ууу!.. - попытался полковник повторить речь ведущего.
        - Уу… - неуверенно молвил мужчина на экране.
        - У-у! У! У!! - обрадовался инопланетный шоумен. Игрок понуро встал со стула - тоже, кажется, вполне человеческого - и под уничижительные, но крайне неразборчивые вопли зрителей медленно удалился.
        - Переключи-ка, - расстроенно попросил Бугаев.
        Майор оглядел конструкцию и, почесав макушку, легонько тронул какую-то загогулину.
        В «ложке» возникло синее-синее море, отчего Калашникову сразу же захотелось в отпуск.
        - А, это они на рыбах плавают, - махнул рукой полковник. - Это я уже видел. Дальше давай!
        Калашников дотрагивался до телевизора еще несколько раз - овальный металлический экран последовательно показал какую-то демонстрацию, какое-то ответственное заседание и какой-то чужой, но опять же очень знакомый мордобой. После очередного переключения в «ложке» возник приятный полумрак с двумя разнополыми особями, и офицеры получили возможность убедиться, насколько близка неведомая цивилизация земной. Стоны звучали довольно громко, и полковник заметил, что личный состав боевого охранения начинает тревожно поглядывать в их сторону.
        - Убери это безобразие, - приказал он.
        Майор поводил руками там и сям. Спустя несколько минут он чисто эмпирически нашел способ не только включать-выключать телевизор, но и регулировать звук - для этой цели служила маленькая серебристая рогатина с левой стороны. Впрочем, если обойти «ежа» вокруг, то она оказывалась с правой… Калашников на всякий случай сориентировался по солнцу и сделал пометку в «ноготьбуке» - вживленном в палец микротерминале.
        - Скажи мне, майор… - проникновенно молвил Бугаев и приподнял локоть, словно бы приглашая Калашникова под свое крыло.
        Тот нехотя приблизился к полковнику и встал рядом так, чтобы снова оказаться в дружеских объятиях.
        - Скажи мне, майор, - повторил Бугаев, - что думает наука об инопланетянах?
        - Наука, господин полковник, ничего не думает. У нее мозга нет, - многозначительно ответил Калашников. - Думают, господин полковник, люди.
        - Ага… ну, тогда что думают люди?
        - Они на эту тему тоже думать не могут, поскольку наличие инопланетного разума официально еще не установлено.
        - Но мы же с тобой их видели…
        - Да их уж многие видели, господин полковник. Шаровую молнию в трусах не утаишь… И все уже знают, что они есть. Но до тех пор, пока мы не сделаем заключение, - их нету.
        Бугаев одобрительно покашлял и сжал плечи майора еще сильней и еще дружественней.
        - И когда же вы сделаете это свое заключение?
        Калашников хотел было пожать плечами, но весь плечевой пояс оказался намертво стиснут ручищей полковника.
        - А как поступит команда - так и сделаем, - сказал он. - А не поступит - объясним дифракцией, диффузией и оптическим обманом зрения.
        - Ну-ну, - поддержал Бугаев. - А еще - массовый гипноз, галлюциногенное воздействие и наглая пропаганда.
        - Сами знаем, господин полковник. - Из всего разнообразия жестов Калашникову был доступен только легкий кивок, и он легко кивнул. - Без команды наша наука не двигается, будьте покойны.
        - Наука - это да… - проронил тот. - А пришельцы? Ведь пропали, что ты будешь с ними делать… Из-под двойного колпака, сволочи, ушли! Что скажешь, наука?
        - Внепространственный скачок? - произнес Калашников вопросительно, точно ожидал какой-то особой санкции.
        - Внепространственный, говоришь? Хорошо формулируешь, майор, подполковником станешь. Ну а конкретней?
        - Конкретней не могу, господин полковник. Научная ответственность не позволяет.
        - Это хорошо… Это просто замечательно, майор, что ты такой научно-ответственный… Ну а все-таки?.. Напряги жилы.
        - Какие еще жилы, господин полковник?
        - Мозгами, говорю, пошевели!
        - А-а!.. Вы про извилины! - догадался Калашников. - Сейчас пошевелю…
        Краем уха майор уже слышал про некие коридоры - слышал, конечно, гораздо меньше, чем сам Бугаев, но раз начальство хотело получить консультацию, он эту консультацию давал. Собственно, именно это и входило в его должностные обязанности.
        - Внепространственные коридоры, господин полковник, - авторитетно заверил Калашников. - Тут везде коридоры, куда ни плюнь. Шагу нельзя ступить - того и гляди, в каком-нибудь коридоре окажешься…
        - Коридоры… - задумчиво повторил Бугаев. - Найти бы их да разведать хорошенько… Да так припрятать, чтоб ни одна собака…
        - Нет ничего проще, - произнес Калашников еще более авторитетно, уже на пределе своих актерских способностей. - Если я не ошибаюсь, защитное поле с того участка не сняли?
        - Нет, не сняли, - ответил тот, о чем-то догадываясь, но пока так смутно, что без подсказки мысль никуда не шла.
        - Они прямо из-под колпака исчезли. Значит, вход в коридор находится где-то в поле действия генератора. Это примерно квадратный километр.
        - Поле-то круглое, - возразил полковник.
        - Я это и имел в виду. Площадь круга - один квадратный километр.
        Бугаев посмотрел на майора с явным сомнением, но спорить не стал. - Что ж… ищи, - сказал он и, ослабив стальной захват, подтолкнул Калашникова в спину. - Ищи, ищи, наука, - пробормотал он насмешливо, когда майор отошел шагов на десять. - Клоун тыловой!.. Круги квадратами мерить собрался… Тогда уж сразу - треугольниками!
        Он потребовал, чтобы ему принесли стул, и пихнул кулаком «ложку». Прибор включился удачно - Бугаев с первого раза попал на инопланетную эротику. Отослав десантников подальше, он уселся перед телевизором и достал из кармана продовольственный пенал. Капризно поводив пальцем по капсулам в ячейках, он выбрал желтую. Искусственный хрусталик дал десятикратное увеличение, и полковник прочел аннотацию на оболочке:
        «Холодные закуски - салат «Столичный».
        Первое - борщ.
        Второе - цыпленок с рисом.
        Десерт - мороженое сливочное.
        Напитки - морс клюквенный».
        Бугаев закинул ногу на ногу и положил капсулу под язык.
        На экране появилась вторая пара, и между четырьмя гуманоидами началось что-то несусветное…
        Глава 16
        Из панорамного окна главного офиса открывался прекрасный вид на Великую Воркутинскую котловину. При взгляде с девяносто пятого этажа подернутый дымкой горизонт отодвигался на многие километры. Это внушало смотрящему небывалое чувство собственного могущества и величия, даже если он был всего лишь мелким клерком из бухгалтерской группы или официантом. Прочие смертные в святая святых Корпорации не допускались. Весь этаж занимал кабинет действительно великого и могучего - хоть на трехсотметровой высоте, хоть на уровне моря - корпоративного президента Геца Дауна.
        - Если добавить еще десяток этажей, будет видно пляжи Санта-Коми, - задумчиво пробормотал Даун, обращая взор на север.
        - Реконструкция здания потребует значительных затрат, - предупредил секретарь.
        - А кто говорит о реконструкции? Я построю новый офис. А этот… Этот отдам… Фонду инвалидов парашютного спорта.
        - Лучше - ГУИН. Пока они будут осваиваться в новом здании, им будет не до дальней космической разведки.
        - Разумно, - одобрил Даун, - и дальновидно. Одним нахлебником станет меньше. Как там, кстати, продвигается дело с СС?
        - Наши эксперты полностью подтвердили сведения ученых, внедренных в группу Калашникова. Эти планеты - чей-то большой склад. Математики вычислили примерную массу планетного кольца. Каждый шарик весит почти как Земля. В результате мы имеем сорок четыре Земли, забитых под завязку полезными ископаемыми, камнем, водой и различного рода сырьем. Причем все запасы уложены очень удобными для разработок пластами. Двести семьдесят супертонн несметных богатств! Это просто клад, господин Даун. Просто клад…
        Секретарь сладко улыбнулся и мечтательно вздохнул. Миллионной доли этого клада хватило бы ему и его семье до смерти потомков в десятом поколении. От внимания Геца масленистый отлив в глазах секретаря не ускользнул.
        - Выгорит дело, получишь две стотысячных процента от чистой прибыли, - расщедрился он, - и мою виллу на Охотском побережье. Но для этого тебе придется постараться.
        - Я… да… навсегда!.. - воскликнул клерк, от восторга утратив дар связной речи.
        - Знаю. - Гец снисходительно похлопал его по плечу. - Ты хороший и преданный сотрудник, хотя и слаб в математике.
        - То есть? - Секретарь был крайне удивлен.
        - Земля весит около шести супертонн, так что сорок четыре Земли будут весить двести шестьдесят четыре супертонны, а не двести семьдесят.
        - Но так сказали ученые! Они провели астрофизические расчеты при помощи гиперсканов на Главном Корпоративном Анализаторе!
        - Пусть пересчитают, - небрежно бросил Даун. - Как там Страшный, все еще упорствует?
        - У него возникли проблемы, господин Даун… - Теперь секретарь говорил особенно проникновенно. - Кажется, на богатства СС появились новые претенденты. «Дебоширы» Бугаева вступили в бой с неизвестными вооруженными формированиями. У меня есть достоверные сведения о том, что на рейде у восставшей Рефлексии идет перегруппировка войск. Из десяти воюющих там крейсеров ДШБОР два - «Старки» и «Харрисон» - готовы стартовать по первому сигналу. А фатакер «Маккартни» и Большой Противокрейсерный Корабль «Чепмен» заняли позиции на караванных трассах Земля - Зух и Марс - Шадан - Грунмар.
        - Я, конечно, не специалист в военных делах, - Гец крепко задумался, - но даже мне понятно, что так они оставят без орбитальной поддержки все высадившиеся на планету батальоны.
        - Видимо, проблема того стоит… Три фатакера и один БПК, это…
        - Шесть миллионов тонн полезной массы… А еще один, «Леннон», уже висит на орбите СС-двадцать четыре… Черт! Не затеял ли Страшный новую игру?!
        - Вы опасаетесь, что он может в срочном порядке вывезти с СС наиболее ценный груз?
        - Судя по сообщениям ученых, там слишком много ценностей, чтобы вывезти все в трюмах трех-четырех крейсеров и одного линейного корабля. Для этого потребуется целая армада. И даже она будет курсировать между Землей и СС на протяжении как минимум ста лет. Нет, тут дело не в золотых россыпях и кимберлитовых трубках с открытым доступом. Быть может, все дело в артефактах?
        - Ученые утверждают, что это простые технологические обломки. Вроде брошенных за ненадобностью строительных кранов или отслуживших свой срок бетономешалок. Только внеземного производства.
        - Много они понимают в инопланетной технике! А вдруг это что-нибудь полезное?
        - Почему же их бросили?
        - А почему остались без присмотра сами планеты? Вот, дружище, в чем главный вопрос! Нет, не все здесь чисто! Наверное, придется снова пойти к Страшному…
        - И он, извините, господин Даун, снова пошлет вас… ну, по известному адресу… Без аргументов маршала к ногтю не прижать.
        - Пошлет, думаешь? Может, и пошлет…
        - На корпоративной базе Луна пятьдесят шесть стоит дежурный корабль-разведчик «Китаец». Можно отправить его по переданным Борисовым координатам на СС. Кибермозг корабля без труда отыщет мастера по сигналу зуба-маячка. В корпоративной разведке все сотрудники имеют такие имплантанты. В режиме визуальной маскировки «Китаец» сможет сесть буквально в сотне метров от лагеря «дебоширов». Борисову останется лишь найти повод для отлучки и… через шесть часов он уже будет давать показания Корпоративной Службе Безопасности.
        - Можно, - согласился Гец. - Только пусть корабль отправляется в автоматическом режиме. И туда, и обратно. Во-первых, так мы получим гарантию от повторения ситуации с бестолковым шкипером, а во-вторых, если на подлете его перехватят военные, мы сможем сослаться на сбой программы полета, который просто некому было откорректировать…

* * *
        «Китаец» играл в шестимерные шахматы. Игра была несложной, но занимательной. К тому же ее рекомендовали инженеры-программисты. С их точки зрения, это было лучшей профилактикой управляющих систем, и разведчик был с ними полностью согласен. Играть он любил гораздо больше, чем прогонять скучные тесты или, как это делали киберы боевых кораблей, моделировать невероятные сражения. По инструкции полагалось разыгрывать не меньше двух партий за один полет. Инструкции кибермозг уважал и всегда выполнял их с небывалым даже для машины старанием.
        Черный Ферзь виртуального противника передвинулся с Е12-4-16-34, 342 на временную позицию в домен трехсекундной задержки и коварно ударил в вертикальный полутыл белого Коня, плавающего на протяженной линии D14-3-30-67,789. Судя по всему, оппонент играл Арктурианскую партию и намеревался через два хода поставить «Китайцу» мат. Кибер не мог допустить поражения в такой примитивной партии. Он подключил к блоку оперативной памяти справочник Галактической шахматной библиотеки и вошел в раздел Арктурианской игровой школы. Справочник посоветовал взять противника измором. Восемь десятисекундных задержек гарантировали самоликвидацию черного Ферзя и удачную рокировку белого Короля. Партия явно удавалась.
        Прошло восемьдесят семь секунд, но черный Ферзь по-прежнему оставался в седьмом темпоральном домене и самоликвидироваться не собирался. Кибер еще раз проверил информацию справочника. Задержка - секундная активация - задержка… Все было сделано точно по инструкции, но Ферзь, расползающийся по шестимерному полю огромной черной кляксой, оставался на месте. Кибермозг закрыл программу шахмат и уже собрался проверить ее на наличие вируса, как вдруг осознал, что Ферзь так и не исчез. Он наползал, занимая все виртуальное пространство в электронном сознании кибера и постепенно парализуя его внешние функции.
        Первым делом «Китаец» потерял связь с двигателями и активатором гиперпрыжка. Затем пришла очередь сенсоров и наблюдающей аппаратуры. Ослепнув, оглохнув и потеряв способность к маневру, корабль превратился в неуправляемый реактивный снаряд. В таком состоянии «Китайцу» не приходилось и мечтать о каком-либо выполнении инструкций. Над миссией разведчика нависла реальная угроза. Кибер попытался включить дублирующую систему управления, но выяснилось, что она просто отсутствует. Предприимчивые техники с базы Луна-56 давно уже продали все ее детали на черном рынке.
        В распоряжении кибермозга остались только примитивный курсовой радар и аварийный маяк. И то и другое - устаревшей конструкции и с просроченными датами профилактического осмотра. Испытывая серьезные опасения за сохранность электроцепей, «Китаец» включил радар. Такими приборами в современном космофлоте не пользовались даже самые заскорузлые космические бродяги. Это было ниже их достоинства. Кроме того, радары были исключительно малоинформативны и ненадежны в эксплуатации.
        Как ни странно, короткого замыкания не произошло, и на виртуальном экране возник отчетливый силуэт. Сначала кибер решил - того черного Ферзя, но потом понял, что за бортом в шахматы играть некому. Тем не менее силуэт надвигался в точности как зловещая фигура: медленно, но неотвратимо. Корабль попробовал примерно оценить его размеры и массу и вдруг осознал, что это не что иное, как планета. Рассмотреть ее в деталях при помощи одного только радара было невозможно, но иных версий у кибера не возникло. Таких размеров не мог иметь ни корабль, ни астероид, ни даже планетарный спутник. Его несло прямиком к одному из шариков планетного подшипника, нанизанного на ось небольшой желтой звезды.
        До столкновения оставались считанные секунды. Кибермозг активировал аварийный маяк, но тут же понял, что опоздал. Подавать сигнал бедствия следовало раньше, когда безвольную тушку разведчика еще не окутал мощнейший магнитно-радиационный пояс убийственной планеты.
        Впрочем, маяк все равно бы не помог, поскольку он не работал. Палубный робот-ремонтник сообщал, что корпус прибора не поврежден и даже опечатан главным техником базы, но тестовая программа утверждала, что у него отсутствует блок питания.
        «Китаец» закрыл все программы и заблокировал шлюзы. В среде разумных машин такое поведение расценивалось как подготовка к достойному принятию любого решения Судьбы. В данном случае - к смерти.
        Отметка на радаре расплылась до максимального размера. Теперь на фоне необъятной преграды отметкой стал сам корабль. «Китаец» приготовился к сильнейшему удару и полному системному замыканию, но его падение вдруг замедлилось, а радар выдал новый рисунок. Внизу, точно под брюхом падающего разведчика, поверхность планеты разверзлась широким прямоугольным люком…

* * *
        Центр Управления Полетами корпоративной разведки копошился, как растревоженный улей. Главный трутень - начальник Отдела специальных операций - выжимал из подчиненных последние соки. Измученные «пчелы» уже даже не жужжали.
        - «Кореец» там сгинул, теперь «Китаец»! Долго мы будем терять корабли в одной и той же точке пространства?! Отвечайте, диспетчеры-кровопийцы! Что молчите?! Как это называется?!
        - Бермудский многоугольник, - буркнул кто-то из операторов.
        - Ты еще шутишь?! Может быть, тогда ты сам и доложишь наверх, что кораблей-разведчиков у нас теперь на две национальности меньше?
        - Надо было «Финна» послать, у него процессор поновее, быстрый, зараза, - не угонишься…
        - Надо было?! Теперь-то вы умные, а отвечать все равно мне! Ты знаешь, кто эту операцию контролирует?! - Начальник выкатил покрасневшие от гнева глаза. - Кто ее лично контролирует?!
        - Господь бог?
        - Бери выше! Сам господин Гец Даун! Пойдешь к нему на доклад?!
        - Я толком и не пожил еще…
        - А я? Что я, по-твоему, жить не хочу?!
        - Вы же начальник.
        - Это верно, - начальник перешел на зловещий шепот, - только один я в могилу не сойду! Все за мной в крематорий пошагаете! Строем! Все, как один!
        - Господин начальник, - робко позвала от дверей девушка-курьер. - Вот тут у меня, это…
        К левой груди она, как ребенка, прижимала небольшой листок.
        - Это я вижу. Чего хотела?!
        - Доклад… от астрофизиков. Там про «Китайца». Они показания гиперсканов повторно в Анализатор загрузили и установили, где он пропал и как…
        - Я все это и без них знаю! И где, и… Как? А как он пропал? Разве не в планету врезался?
        - Нет. - Девушка смущенно смяла пластиковый листок, словно собиралась выбросить его в конвертер. - Он просто летел-летел, а потом… щелк!.. и выключился…
        - Щелк?! - Начальник схватился за сердце и рухнул в плавающее позади него антигравитационное кресло. - Вы меня убить решили? - прохрипел он, массируя заплывшую жирком грудину.
        - Не разбился же, - попытался успокоить его оператор-шутник.
        - Летел-летел… - снова запела девица.
        - Молча-ать, - простонал начальник. - Как он мог «выключиться»? Что вы несете? Он что, луч от фонаря?
        - Может, в дырочку черную провалился? - наивно хлопая кукольными ресницами, предположила девушка.
        - В… - начальник зажал себе рот ладонью и побагровел от натуги, так тяжело ему было удержаться от комментария. - Он провалился… Выяснить! Немедленно! Всех подключить, астрофизиков, геологов этих, в ИО ОВКС внедренных, Анализаторы, всех! До посинения работать, до потери пульса! Хоть кровь из носа, хоть мозги из ушей! Но через два часа установить, куда посреди чистого пространства исчезают корабли!
        Глава 17
        Фатакер «Леннон» продолжал удерживать колпак над холмами недалеко от поселка. Капитан получил от Бугаева приказ снять поле и уже собирался его выполнить, когда интеллект корабля, сильно усеченная версия Анализатора по кличке Мозжечок, растерянно пискнул.
        - Что, Мозжечок, бабу голую увидел? - хмыкнул оставленный за старшего младший техник Веревкин.
        Процессор компьютера устарел еще во время монтажа на корабль, поэтому такие понятия, как «юмор», «метафора» или «намек», вызывали в нем патологически прямолинейную реакцию.
        - Баба, идентифицированная как Дарья Молочкова, пока не раздевалась, - доложил Мозжечок.
        - Но ты поглядывай… - наказал техник.
        - Веревкин, прекрати это сладострастие! - гаркнул капитан. - Займись лучше северным сектором. Что-то там…
        «Нечисто», - хотел сказать офицер, но осекся.
        - Нет, Веревкин, займись-ка лучше южным… Что-то там тоже…
        Мозжечок пискнул второй раз, затем, без перерыва, - третий и четвертый.
        Капитан заметил на обзорном экране что-то похожее на рой насекомых или, скорее, даже на обильную сыпь. Сыпь двигалась по поверхности планеты, держась по фронту узким черным клином и рассыпаясь ближе к тылу серым, будто бы дымным шлейфом. Навстречу этому массиву полз еще один, точно такой же.
        Офицер замерил скорость - не так уж они и «ползли»: около пятнадцати километров в час. На открытой местности эти «аллергические очаги» перемещались быстрее, когда же приходилось огибать возвышенности, они тормозили, затем снова разгонялись. И всегда держали походный строй. Капитану это сильно не нравилось.
        - Веревкин! Спроси у Мозжечка, не было ли объектов на орбите, на подлете, на посадке, короче, не засек ли он чего такого…
        - Есть, господин капитан! - отозвался техник. - Мозжечок! Не было ли объектов на орбите, на подлете, на посадке, короче, не засек ли он чего такого?
        - Кто «он»? - уточнил Мозжечок.
        - А кто «он», господин капитан? - переспросил Веревкин. - Тьфу!.. Ты, мозгоклюй, ты!
        - Докладываю: садящихся объектов не было. Объекты замечены на поверхности.
        - Ну да, я тоже заметил, - огрызнулся капитан. - Откуда они взялись-то?
        - Объекты замечены на поверхности, - повторил Мозжечок. - Предыдущее место дислокации не установлено.
        - Ты записал?
        - Я все записываю. На всякий случай, - добавил кибер.
        - Прокрутку назад! - распорядился офицер.
        Два черных мелкозернистых кинжала на мониторе попятились в ускоренном темпе - это оказалось так забавно, что капитан потребовал прокрутить запись трижды.
        Младший техник трясся от смеха и хлопал себя по бокам.
        - Ну еще хотя бы разик, господин капитан! - молил он. - Хотя бы разик!..
        - Нет, Веревкин. Служба прежде всего! - строго напомнил офицер.
        Перескочив через лазерные дорожки до отметки «32», он поймал момент, когда точки, оспинки или букашки - подходящего названия он еще не придумал - возникли впервые. Они действительно возникли из ниоткуда, поэтому никаких «предыдущих» мест иметь не могли. Вернее, они должны были бы их иметь, однако не имели. Просто на ровном месте вдруг появились не то два головастика, не то две запятые… Капитан снова испытывал проблемы с терминологией, и на изобретение хорошего названия для этой чертовщины потратил минуты три. Потом плюнул. За эти три минуты два роя сблизились еще на километр, и даже Мозжечку стало ясно, что предположительное место встречи неопознанных армий - это как раз маяк на командном модуле десантников.
        Капитан ткнул растопыренные от ужаса пальцы в трехмерную голографическую клавиатуру и дал срочный вызов.
        - Бугаев, - ответили снизу, с поверхности.
        - Полковник, вы там ничего не наблюдаете? - поинтересовался он.
        - Нет, а что я должен наблюдать? - в свою очередь поинтересовался тот.
        - Может, мне мерещится? - с надеждой произнес капитан. - Уж больно их много…
        - Кого много?
        - Сейчас увидите… - прошептал он, срывая в ужасе наушник.

* * *
        Бугаев отошел от «ложки» - сеанс связи состоялся именно через нее - и с сомнением огляделся вокруг. Переутомившийся капитан фатакера сказал, что их будет много, при этом он не уточнил, кого «их» и насколько «много».
        Полковник раздосадованно крякнул и вернулся было к раскладному стульчику - до того, как ополоумевший летчик-космонавт сдернул его с места, инопланетный телевизор показывал финальный матч Макро-Лиги по футболу с круглым мячом. Теперь же настройка сбилась, и в кривом экране снова нарисовались опостылевшие персонажи. То ли пришельцы вконец развинтились, то ли это наши умельцы успели в телевизоре что-то подвинтить, но добрую половину времени он показывал либо жесткую эротику, либо легкое порно, либо все вперемешку.
        Бугаев с отвращением посмотрел на переплетение чуждых тел и снова крякнул.
        - Дневальный! Кто у нас на приборе?
        - Рядовой Харчук, господин полковник, - браво крикнул солдат, стоявший прямо за его спиной.
        - А… Ну, зови сюда этого Харчука, - сказал Бугаев, оборачиваясь.
        - Господин полковник, рядовой Харчук по вашему приказанию прибыл, - доложил дневальный.
        - Ты, что ли, Харчук и есть?
        - Так точно, господин полковник!
        - И дневальный - тоже ты?
        - Так точно!
        - Наверно, еще и по кухне дежуришь… - догадался Бугаев.
        - Так точно, дежурю!
        - Сколько же ты служишь, сынок?
        - Две недели, господин полковник.
        - Беда-а… - протянул он. - Ладно, сынок, показывай, что там у нас… Черт! - сказал Бугаев, едва взглянув на биорадар. - Черт!! - повторил он. - Ты что, не видишь?! Почему не докладывал?
        - Я… это… глазам не поверил, господин полковник… отвлекать вас боялся. Думал, аппаратура сломалась… помехи всякие…
        - Помехи?! - взвился Бугаев. - Да где ты столько помех видел?! Цивил недотесанный… - пробормотал он, как будто успокаиваясь, и, прижав к щеке усик микрофона, сказал, совсем уже спокойно: - Мальчики мои. Все, кто живой. Независимо от звания и выслуги. Занять оборону немедленно. Линии атаки - север-юг. Да, мальчики. Спина к спине. До конца. Как учили. Сдюжим, ребята… - Он развернулся и снова пнул по телевизору. - «Леннон»! Купол сюда передвинь! Огневую поддержку! «Леннон», мать… так-растак!!
        Фатакер почему-то молчал и, что гораздо хуже, не выполнял ни первый, ни второй приказ. Бугаев хотел повторить свои распоряжения в более цветистой форме, но было поздно. Через мгновение после того, как он закончил речь и, сбивая с ног дневального, рухнул вниз, на ближайшей сопке показались чужие. Единственное, что успели бугаевские десантники, - это вжаться в землю. Ни окапываться, ни бежать к удобной позиции времени уже не оставалось. А оставалось им только открыть ураганный огонь, и они его открыли. Плотность ответного зеленоватого огня была относительно невысокой - на бегу чужакам стрелять было не с руки, - но вполне достаточной для того, чтобы держать «дебоширов» прижатыми к земле.
        Враги были похожи на людей - в этом бойцы уже убедились из телепередач, - и вели они себя совсем как люди. Солдаты из первой шеренги перевалились через хребет и, сгруппировавшись, кубарем покатились вниз. За ними тут же отправились вторые, а третий ряд рассыпался по склону и, обеспечивая поддержку, накрыл поселок шквальным огнем.
        Первым не выдержал вихревый отражатель. Его телескопическая штанга завибрировала, загудела и, вопреки гарантийно-техническим обязательствам, начала самопроизвольно втягиваться. Когда высота штанги уменьшилась наполовину, защитное поле вокруг поселка немного померцало и благополучно погасло. Тут-то и случилось страшное - то, чего полковник опасался больше всего. Удару противника открылся «дебоширский» тыл. Пластиковые дома мгновенно прохудились, как сырой картон, и, застилая небо чадом, принялись с грохотом складываться вовнутрь. Спустя несколько секунд в поселке уже не было ни одного целого корпуса - лишь сто одинаковых прямоугольных кострищ.
        «Смертники» из первой группы достигли подножия холма и, распластавшись, взяли прикрытие на себя. В живых из них осталось не более половины. СТУРНы - не ЛСы, против них индивидуальные силовые щиты чужаков были малоэффективны, но половина от такой внушительной орды - это тоже было немало. «Верхние», не позволявшие десантникам поднять головы, синхронно спрыгнули вниз, за ними показались следующие. Даже при таких потерях тактика себя оправдывала: присыпанный песком биорадар в руках у Бугаева сообщал, что количество атакующих исчисляется по крайней мере тысячей.
        Кроме «эстафет» на противоположных сопках, к ложбине подбирались два основных потока, обтекавшие холмы по флангам. Бугаеву сразу стало ясно, что расточительная затея с «горками» - всего лишь отвлекающий маневр, и бояться надо совсем не этого, однако основные силы землян увязли в полутора километрах от базы, возле пустого купола, а те двадцать-тридцать человек, что защищали поселок и капсулы, едва отбивались. Вскоре все десять модулей вспыхнули свечками - это были слишком удобные мишени, чтобы позволить им уцелеть.
        - Что же ты, «Леннон»? - Бугаев тоскливо взглянул в небо. Туша фатакера висела серебристой точкой где-то высоко, наверное, в стратосфере, и ничего хорошего такое безответственное поведение крейсера не сулило.
        Самая крупная командная капсула АБОТа, перед тем как треснуть и раскрыться огненным лопухом, отстрелила блок выживания с запасным сервером связи. Контейнер грохнулся в метре от Бугаева и обдал его мелкой наждачной пылью.
        Отплевавшись и протерев глаза, полковник быстро перекатился через спину и замер за ящиком. Контейнер упал удачно: передняя стенка оказалась со стороны Бугаева. Отстегнув крышку, он вырвал из гнезда индивидуальный терминал и врезал по опломбированной кнопке активатора. Пока сервер проверял батареи и самого себя, полковник вскрыл одну из секций и достал из нее пистолет. Продукты, вода и сигнальные ракеты стоили сейчас гораздо меньше.
        К тому моменту, когда индикатор готовности на панели засветился зеленым, от пустого купола уже подтянулись первые бойцы и два МАСЛа.
        Малые Самоходные Лазеры взвыли в унисон, и к левому склону холма унеслась пара белых, с голубым отливом, потоков когерентного излучения. Окажись здесь лазер побольше, сопка превратилась бы в котлован, а так она всего лишь скособочилась, потеряв симметрию и с ней - около сотни вражеских солдат.
        - Бугаев вызывает генерала Чана, - проорал полковник.
        МАСЛы взвыли вновь, на этот раз поодиночке, с секундным интервалом, и напрочь срыли вершину холма, который теперь стал похож скорее на усеченный конус.
        - Бугаев вызывает!..
        - Слушаю тебя, Бугаев, - сказали в микродинамике.
        - Господин генерал! Срочно требуется подкрепление! Эскадру как минимум… лучше две!
        - Не так быстро, полковник. По порядку.
        - Какой порядок?! - крикнул Бугаев, инстинктивно втискивая себя глубже в землю.
        К площадке подкатили еще три самоходки, и вой раздавался уже без перерыва. К нему примешивался грохот попаданий, тысячный стрекот винтовок и лающая отдача десантных СТУРНов, звучавшая в ионизированном воздухе особенно резко.
        - Какой порядок? - отчаянно возопил Бугаев. - Здесь чужие! Они прорвались через коридоры! Две эскадры крейсеров, господин генерал! Пришлите сюда флот! И может быть… Может быть, тогда мы выстоим…
        - Ты, полковник, там ничего не дегустировал? - осведомился генерал.
        - Вы… вы мне не верите?!
        - Да я верю, верю. Но с крейсерами твоя задумка не очень… Забудь об этом, полковник.
        - «Задумка»?! - ужаснулся тот. - Что значит «не очень»?.. Что значит «забудь»?!
        - А то и значит, - раздраженно ответил Чан. - Куда я их пришлю…
        Рядом с Бугаевым взметнулась земля, и он, выпустив терминал, накрыл руками затылок. Когда глина и камни осыпались, он с зажмуренными глазами нащупал жесткий изогнутый усик и вновь поднес его к уху.
        - Что?..
        - Ты меня не слушаешь, полковник? Я говорю: куда присылать эскадры? Какие координаты давать в приказе? Соображаешь?
        - Созвездие Кучера, Солнцеподобная Система сорок четыре, закрытый объект номер…
        - Какой объект? - спросил генерал с усмешкой. За эту усмешку Бугаев готов был порвать его на детские бантики. - Какой объект, в какой еще системе, полковник? - повторил Чан. - О чем ты? О дырке в космосе? О куске пустого пространства? В котором ни-че-го нет, - добавил он выразительно. - И ни-ког-да… ни-че-го… не бы-ло… Ясно тебе?
        - Мы его потеряем, - обреченно вздохнул Бугаев. Он наконец стер с лица грязь и открыл глаза. Прямо перед носом у него стоял окровавленный ботинок с биркой на заднике: «р-й Харчук». - Весь объект потеряем, господин генерал, все сорок четыре планеты потеряем… Чужие знают про коридоры не меньше нашего. А может, и побольше… Если мы их не остановим, через час они вынырнут в другом месте. В каком именно - не скажу. И никто не скажет.
        - Ничего, остановишь, куда ты денешься, - вальяжно произнес Чан. - Я к тебе твоих «дебоширов» послал. Всех твоих э-э… бугаев. Нечего прохлаждаться, когда начальство под пулями валяется. Правильно, полковник?..
        - Этого недостаточно… - заскрипел зубами Бугаев. - Всех же угробите!..
        - Приказ отдан от твоего имени, - будто не расслышав, продолжал Чан. - С тобой у нас связи вообще не было. Ты понял? Ты меня понял, полковник?
        - Да понял я…
        - Мало энтузиазма. Ты сейчас по резервному говоришь? Из аварийного комплекта? Ага, сам вижу… Вот что, полковник, отползай-ка в сторону…
        - Чего?..
        - Не «чего», а убирайся! Таймер на двенадцать секунд. Конец.
        - Конец… - прошептал Бугаев.
        На панели запасного сервера ничего не изменилось: все так же благожелательно подмигивал огонек связи, так же уверенно горел зеленый индикатор рабочего ресурса. Только внутри контейнера уже пошел обратный отсчет, и это казалось Бугаеву наибольшей подлостью. Да, понятно: функцию самоликвидации закладывали в расчете на то, что прибор попадет в чужие руки… Да, ясно: бомба не обязана предупреждать о том, что собирается взорваться… Но полковник никогда не думал, что код самоуничтожения однажды получит именно тот сервер, по которому он попросит помощи. И почему?.. Просто потому, что генерал Чан опасается, как бы следы сеанса связи не нашли те, кто их найти не должен. И еще потому, что эта злополучная система из сорока четырех планет слишком привлекательна, чтобы ее бросить, и… слишком привлекательна, чтобы «открыть» ее официально.
        Пролежав на земле половину отпущенного срока, Бугаев вышел из ступора. Оставалось еще пять или шесть секунд, и он должен был успеть.
        Полковник выглянул из-за металлического бортика, и булыжник возле контейнера с визгом разлетелся в крошку. Кажется, пришельцы ко всем прочим бедам ориентировались в знаках отличия. Хуже нельзя было и придумать.
        Бугаев медленно сглотнул и прикинул, сколько ему еще осталось. А оставалось уже почти ничего… Он подумал, что дорого бы дал за код самоликвидации от сервера самого Чана, впрочем, для пустых мечтаний время было не самое подходящее.
        Полковник вскочил на ноги и побежал. Словить энергоимпульс от чужих было хотя бы не так обидно.
        Глава 18
        Когда Гец снова появился в кабинете маршала, тот сразу вытянул руку в сторону двери и грозно прорычал:
        - Разве я не ясно выражаюсь?! Мне на латынь перейти? Или на суахили? Нам разговаривать не о чем!
        - Семен Гаврилович, я понимаю, что в сложившейся ситуации…
        - Какой такой ситуации?! - Командующий оглушительно хлопнул ладонью по дубовой столешнице. - Никакой ситуации во вверенных мне Военно-Космических Силах нет! Все идет согласно боевым и учебно-тренировочным планам!
        - Но ваш ДШБОР…
        - «Дебоширы» воюют на Рефлексии три, что вам еще хочется знать, господин Гец Даун?!
        - По моим сведениям, они оставили Рефлексию и в полном составе ушли куда-то к границам Галактики.
        - Повстанцы сдались, и десантной бригаде там больше нечего делать, - быстро изменил версию Страшный. - Поэтому она потихоньку оттуда уходит, хотя «в полном составе» пока все-таки не ушла.
        - Господин фельдмаршал, мы же с вами прекрасно понимаем, о чем идет речь…
        - А почему не генералиссимус? - немного остывая, спросил Страшный.
        Уловив перемену в его настроении, Гец расплылся в улыбке и сменил трагически-официальный тон на дружеский.
        - Семен Гаврилович, мы же знаем, СС - это не просто клад, это мечта! Сбор сырья только с поверхности планет может принести немыслимые, астрономические прибыли! А что же говорить о разработке недр? Я понимаю, вопрос невозможно решить без некоторых моральных издержек: Президент и члены правительства вряд ли одобрят то, что об открытии такой мощной сырьевой базы они узнают фактически последними, но все можно уладить! У каждого человека есть своя цена. И уверяю вас, она не будет высокой. Мы даже не заметим, что понесли какие-то убытки.
        - Мы? Ты что, цивил напомаженный, забыл, с кем говоришь?! Да я тебя сейчас вышвырну прямо в конвертер…
        - И будете глубоко не правы. - Даун примирительно поднял руки. - Вы боитесь потерять свой пост? А будет ли он вам нужен, когда мы приведем в Солнечную систему первый караван грузовых судов? А второй, а третий? Как вы желаете разделить сырьевые базы? Я предлагаю вам оставить за собой права на все, что можно добыть открытым способом, и пятьдесят процентов территорий для развертывания курортного бизнеса или жилых колоний. Сам я готов взяться за более трудоемкую часть предприятия - разработку глубоких залежей.
        - Ты!.. - Маршал побагровел и, приподнявшись, угрожающе наклонился через стол. - Ты даже не понимаешь, что сейчас несешь!
        - Это нормальный, цивилизованный бизнес! Что вас так расстраивает?
        - Видишь мои погоны?! - Командующий опустил одно плечо, демонстрируя Гецу девятилучевую, шитую золотом звезду. - Я за каждый лучик дрался как зверь! Кровь проливал и пот! И ты предлагаешь мне все это продать за спирт, наркотики и золотой песок?!
        - А разве вы не делали этого до моего прихода?
        - Делал… - Маршал сел. - Я на вырученные деньги скафандры новые для бойцов закупал и доппайки.
        - И дачи для старших офицеров на Шадане строили, а на тех же СС контрольные базы развернули и охотничьи угодья отгородили…
        - И это было, а что тут такого? Внебюджетные средства - куда хочу, туда и расходую. Только заметь, Гец, на себя ни кредита, ни-ни…
        - Вот я и предлагаю свою помощь. Вместе мы эти средства добудем в таком размере, что офицеры станут на вас молиться, а вам не придется отказывать самому себе. Разве это плохо?
        - Без погон? - Страшный тяжело вздохнул. - Плохо.
        - Почему обязательно без погон? Я способен обеспечить предприятию достаточно высокую степень секретности.
        - Я не способен, - уже совсем уныло признался маршал. - На отряд Бугаева напали превосходящие силы чужаков. ДШБОР потому и снял блокаду с Рефлексии. Повстанцы на ней и не думают сдаваться.
        - Превосходящие? - Даун насторожился. - Это какие? - Большие… Раз в десять больше, чем «дебоширов»… Сначала было штыков триста, потом еще невесть откуда подоспели… Примерно три тысячи рыл. С тяжелым вооружением. Хорошо еще, без поддержки из космоса. Скорее всего это автономный отряд дальней разведки, но кто его знает… Может оказаться, что какой-нибудь войсковой авангард.
        - А противостоит им…
        - Пока только личный отряд полковника Бугаева и хозяйственная рота. На круг - три с половиной сотни бойцов.
        - Но ДШБОР уже на подходе?
        - Ага… - Страшный перевел тоскливый взгляд на украшающий левую стену кабинета портрет одного из великих полководцев древности. - Двенадцать атакующих крейсеров и три БПК с одной бригадой личного состава.
        - А бригада - это… - тоже невесело уточнил Даун.
        - Три батальона десанта и два дивизиона огневой поддержки. Всего три тысячи штыков…
        - Ну вот…
        - Что «вот»?! Пока наша эскадра подойдет, от Бугая мокрого места не останется!
        - Но ведь они «дебоширы», элитное подразделение, неужели им не по плечу?..
        - Гец, иди, а?! - Маршал расстегнул воротник мундира и перевел взгляд на полупрозрачную дверцу бара. - И без тебя тошно!
        - Но ведь мы не потеряем систему? - Даун разволновался. Если Страшный не был уверен в своих солдатах, значит, опасность была действительно серьезной.
        - Плевать мне на твою систему! На все плевать! Мне главное, чтобы «дебоширы» Бугая с СС вытащили да убрались от этих планет подальше с минимальным уроном! Иначе я до пенсии буду объяснять, откуда на пустом месте возникли такие потери среди личного состава! Эскадра заберет Бугая, отойдет на приличную дистанцию и понаблюдает. Если к врагам больше никакого подкрепления не подойдет, тогда будем думать. А пока все! Не о чем говорить! Не было никаких сорока четырех планет! И баз на них не было! Не открывали мы ничего в этом секторе дальнего космоса! Ничего! Понимаешь, Гец, ни-че-го!
        - Но ведь у вас есть ОВКС! Это же реальная сила!
        - И куда я их пошлю?! В Солнцеподобную Систему? В систему, которой не существует?! Воевать с кем? С пришельцами? Которые возникли из ниоткуда в абсолютно пустом секторе, а мы их тут же и засекли? Ай, какие мы вдруг стали внимательные и проницательные! Как вовремя направили гиперсканы в нужный сектор пространства! Чужаки еще чихнуть не успели, а их уже треплет ДШБОР, и все остальные ОВКС спешат ему на помощь! Кто нам поверит, Гец?! Нет, господин торговец, тебе дороже прибыли, а мне - погоны! Пока будем просто наблюдать силами ДШБОРа, не вынося этот сор из избы. Придет за чужими спасательный отряд и увезет их восвояси - вернемся на СС. Окажется, что они не просто разведчики, а передовой отряд армии вторжения, и следом из гиперпространства выйдет вся армия - мы их встретим. Не выйдут - нет их в природе! Кто его знает, какие там разведчики шарились, может, и твои, или какой другой корпорации. Все пока, иди отдыхай…
        Даун медленно поднялся и сделал пару неуверенных шагов к дверям. Он был готов к любым торгам и вариантам распределения будущих прибылей, но терять все и насовсем он готов не был. Оставив Страшного наедине с тяжелыми думами, главный бизнесмен Галактики покинул здание штаба и, едва войдя в лимузин, отдал приказ:
        - К Президенту!..

* * *
        Через два часа он снова сидел в машине, которая везла его из президентского дворца в корпоративный офис.
        - Что сказал Президент? - осторожно поинтересовался секретарь.
        - «Не морочьте мне голову, у Страшного от меня тайн нет. Насчет каких-то там неопознанных разведчиков он мне уже доложил. Не вижу оснований для беспокойства. Мало ли компаний имеют свои службы дальней разведки? А о сказках про планетные бутерброды вы лучше забудьте. Несолидно корпрезу такой серьезной фирмы верить во всякую чушь…»
        - Вы это и предполагали?
        - В общем, да.
        Даун хрустнул пальцами и задумчиво посмотрелся в зеркальца отполированных ногтей. Реакция Президента его не удивила, это верно, но и не обрадовала тоже. Подобный ответ означал, что выиграть подковерную схватку с командующим у Геца нет никаких шансов. Репутацию маршала Страшного ему было не подмочить. Маршал был личным другом Президента, а тот все-таки представлял верховную власть, против которой отдельная корпорация, пусть и крупнейшая в Галактике, была бессильна. Не имея за пазухой хотя бы пары весомых аргументов, бороться на равных с ним было невозможно. А этих самых аргументов у Дауна как раз и не было. Убедить Президента он не мог, а устраивать при таком раскладе скандал в средствах массовой информации или высоких деловых кругах было слишком рискованно.
        Многообещающая интрига с неучтенными планетами коллапсировала, как отсиявшая свой срок звезда…
        Что делать дальше, Гец не знал. Это состояние было для него настолько новым, что он даже не расстроился, а всего лишь удивился. Видеть, что от тебя уплывает главный куш всей жизни, и не знать при этом, как поступить! Этот путь простого обывателя корпоративному президенту Дауну был неведом. Выход находился где-то рядом, и его следовало поискать - неторопливо и без эмоций. Гец задумчиво взглянул на подошедшую официантку и спросил:
        - Как ты думаешь, что заставляет людей делать то, чего им не хочется?
        - Красота? - поставив на столик кофе и коньяк, предположила девица.
        - А если подумать головой?
        - Хитрость, - на удивление быстро сообразила она. - С одной красотой удачно замуж не выйдешь.
        - Вот именно! - Даун выпил коньяк и приказал: - Компьютер, генерала Чана!
        - Слушаю, - буркнул Чан, появляясь в виде голограммы посреди лимузина.
        - Как ваши дела? - вежливо начал Даун.
        - Дела идут, но у меня очень мало времени, господин Даун.
        - Я понимаю, - Гец сочувственно кивнул, - такая сложная ситуация на СС…
        - Да. - Чан взглянул на собеседника с подозрением. - Чего вы хотите?
        - Вот это деловой разговор! - одобрил бизнесмен. - Я хочу узнать, что вам доложили ученые из группы этого… как его… Шмайссера?
        - Калашникова, - поправил генерал. - Ничего. С отрядом «дебоширов» нет связи.
        - Вы уверены? - Гец многозначительно округлил глаза.
        - Возможно, за всей этой нервотрепкой я что-то упустил? - почувствовав игру, предположил Чан.
        - Видимо, так. - Даун удовлетворенно потер руки. - Хотя такому значительному открытию следовало бы уделить побольше внимания.
        - Вы имеете в виду, э-э…
        - Да, назначение инопланетного артефакта. Того, который был найден на одной из планет мастером корпоративной разведки Баранкиным.
        - «Ложки»-телевизора?
        - Нет, первого, внутри которого и была найдена «ложка». Того, что торчит из холма. Ведь его уже исследовали военные специалисты, не так ли?
        - Ну-у…
        - Неужели вы до сих пор не доложили командующему, что это оружие?
        - Оружие?!
        - Конечно! Древнее, но невероятно мощное оружие одной из забытых цивилизаций…
        - Да, да, пушка… наверное…
        - Немыслимой разрушительной силы, - добавил Гец. - Причем в очень приличном техническом состоянии. Что же вы, генерал, так невнимательны? Подобные сведения следует сообщать маршалу в самую первую очередь!
        - Да, следует. - Чан в сомнении почесал переносицу. - Хотя командующий и без того загружен работой…
        - Настолько, что не в состоянии уделить одну минуту важнейшим стратегическим сведениям?
        - Они могут быть ошибочными…
        - Могут. Все-таки инопланетная техника - дело скользкое…
        - Но не проверить их нельзя.
        - Вот именно, генерал, вот именно… Только существует маленькая загвоздка. Оружие находится на одной из планет системы СС, которой нет на карте. Более того, даже если кто-нибудь совершенно случайно обнаружит упомянутую систему, добыть артефакт будет весьма непросто. Ведь в таком совершенном оружии заинтересованы не только земляне, но и посланцы иных миров… Причем за этой полезной вещицей они прибудут наверняка целой эскадрой, а то и армадой!
        - Наши ОВКС справятся с любым врагом.
        - Э-э… в неизвестной точке безграничного космического пространства?
        - Совершенно случайно, - чуть передразнивая Дауна, ответил Чан, - в созвездие Кучера, примерно туда, куда вы указали, лично главнокомандующим ОВКС был направлен разведывательный отряд во главе с полковником Бугаевым. Возможно, разведчики уже нашли эту загадочную систему. Я обязательно уточню это у маршала. Если так, то ОВКС, конечно же, выйдут в боевой поход… за новейшим оружием древнейшей цивилизации…
        Даун отключил связь и с усмешкой взглянул на секретаря.
        - Если человек неподкупен, значит, вы чего-то не учли. Например, его глубоких душевных пристрастий. Военный, который не соблазняется на деньги, ни за что не устоит против соблазна оружием. И то и другое - это власть, а что еще нужно человеку?..
        Глава 19
        То ли генерал Чан что-то напутал, то ли просто схитрил, то ли таймер при отстреле аварийного блока повредился - одним словом, у Бугаева оказались в запасе лишние две секунды, которые его и спасли. Когда время истекло, он еще находился на одной линии с блоком, поэтому единственное, что ему оставалось, - это оттолкнуться и прыгнуть повыше и подальше. Приземлился полковник на совершенно ровном участке, в каком-то метре от спасительной воронки, и в этот момент самоликвидатор уже должен был сработать.
        Нет, Бугаев не вспомнил ни детство, ни отрочество, ни юность. Не потому, что у него их не было, были, конечно, просто эти предсмертные воспоминания уже порядком ему надоели. Полковник столько раз прокручивал в памяти самые дорогие моменты жизни, что они давно перестали быть дорогими и превратились в некое подобие клипа, чужого и не вполне правдоподобного. Ну о чем он мог подумать, касаясь левым носком земли и перенося центр тяжести вперед и чуть вправо? Например, о том, как поступал в училище… Неинтересно. Тогда, еще на вступительных тестах по физподготовке, один из абитуриентов как-то пошутил насчет его трусов… Самой шутки Бугаев уже не помнил, по прошествии стольких лет с ним осталось лишь несколько сцен: как он прямым правым выломал обидчику верхнюю челюсть, как подскочили его товарищи - не Бугаева, разумеется, а поверженного противника, - как все трое разлетелись по свободным углам: ребра, ключица, плечевой сустав… И как потом появился старший группы, мичман с рыбацкой фамилией Мотылев, судя по нашивкам - большой специалист по каким-то там единоборствам… Как он подпрыгнул - не Бугаев, а опять
же Мотылев, - подпрыгнул от незатейливого удара в живот, врезался макушкой в низкий потолок, наткнулся почками на перевернутую табуретку и в довершение принял на лоб падающий металлический шкафчик. На грохот прибежал будущий взводный лейтенант Тузов, и в итоге из всей группы в училище был принят один только Бугаев. Зачет по физкультуре он получил автоматом, а мичман Мотылев, разжалованный в младшие мичманы, закончил службу в прачечной…
        Или, например, первое ранение… Еще в училище, будучи сержантом, Бугаев как отличник боевой и психологической подготовки в числе лучших курсантов участвовал в подавлении мятежа на урановых рудниках Урана. В одном из столкновений ему угодили лазерной киркой в пах, и он был срочно госпитализирован на соседний Нептун. Возможно, имплантированный гормональный генератор был бракованным, возможно, операционная сестра Жанна Венерич решила над курсантом подшутить… Когда спустя полтора года Бугаева прооперировали вновь, чтобы удалить отслуживший лечебный приборчик, рычажок мощности был, оказалось, сдвинут далеко за максимальную отметку. Остается лишь добавить, что за это время молодой Бугаев имел около тысячи контактов известного рода, и более половины из них были результативны, впрочем, согласно Этическому уставу ОВКС, никакой ответственности за отцовство курсант не понес…
        Вспоминать обо всем было скучно и муторно, поэтому Бугаев ничего подобного и не вспомнил. Он лишь подумал - пружинно подгибая правую ногу и снова толкая себя вперед, к воронке, - подумал, что самоликвидатору пора бы уже и сработать.
        Замешкавшийся взрыватель дал ему фору в две секунды, и полковник успел-таки долететь до ямы, кувырком перекатиться через сырой земляной бортик, нырнуть на самое дно, сжаться в комок, заткнуть уши и открыть рот.
        Вот тут и рвануло.
        Сверху посыпались комья богатой алюминием глины, брызги превосходной легкой нефти, гравий с вкраплениями платины и алмазов, маленькие золотые самородки, похожие на чипсы из серии «Веселый Зоопарк», а также несколько горелых обломков от разрушенного аварийного блока. Сияющий диск винчестера принесся маленькой летающей тарелкой и, врезавшись в твердый кусок молибденовой руды, распался на сотню осколков. Запись переговоров с генералом Чаном была уничтожена.
        Бугаев вытряс из волос горелые проводки, выковырял из уха разлапистую, как тараканчик, микросхемку и, проверив личное оружие, приподнялся из воронки.
        Бой продолжался. Десантники подтянулись к сожженному поселку полным составом и, грамотно заняв позиции, сжигали пришельцев целыми шеренгами. Те наползали с двух сторон черными тучами и, невзирая на огромные потери, прерывать атаку не собирались. Действуя «не умением, а числом», они все же кое-чего добились: два МАСЛа из пяти замолчали навсегда, еще один по-прежнему стрелял, но значительно реже и лишь на самой малой мощности.
        «Батареи пробиты, - горестно подумал полковник. - А запасные были в посадочных модулях… Да и СТУРНы - это не перепет-мобили какие-нибудь. Скоро и в них заряды закончатся. Тогда точно хана…»
        Чан обещал подкрепление из «дебоширов» - нижайшая ему благодарность, да только одним десантникам здесь было не справиться. Без настоящей тяжелой техники с этими тварями было не совладать…
        Об этом Бугаев тоже подумал, но уже без надрыва, со смирением. Он подполз к инопланетному телевизору и, встряхнув его за ножку, проорал:
        - «Леннон»!.. Тысяча девятьсот семнадцатый! «Леннон»! Слышите меня?!
        На экране внезапно появилась какая-то девица с копной соломы на голове.
        - Что с моими волосами? - спросила она брезгливо. - Мне нужен шампунь с протеинами от фирмы…
        - Чертова кукла! - проскрежетал Бугаев. - Протеины ей понадобились… Нашла время… - Он снова дернул треногу. - «Леннон»!.. Капитан!.. Капитан, геном твой драть!
        - На связи, - откликнулся офицер сквозь помехи.
        - На связи… - буркнул Бугаев. - Связь с тобой мне даром не нужна… Почему молчал?! Саботировать вздумал?! Дезертировать?!
        - Замыкание в скан-рубке… - мучительно краснея, соврал капитан. - Связисты пока справились…
        - Вот довоюем, я тебе самому замыкание устрою! В глотке! Голыми руками! И всем твоим связистам! Трусы!
        - Так ведь… связисты…
        - Молчать! Некогда сейчас. Докладывай! Что наблюдаешь, капитан?
        - Прорыв третьего отряда, - сочувственно сказал тот.
        - Какого еще отряда?
        - Ну не вашего же… Вражеского, какого еще! Время прибытия - четыре минуты.
        - Как это ты здорово за них рассчитал, - еще больше обозлился Бугаев. - Может, хотя бы пять? Может, у тебя там от замыканий всяких извилины попутались или оптика запотела?
        - Мне сверху видно все, вы так и… Не извольте сомневаться, господин полковник!
        - Я и не изволю… Свяжи меня с Чаном.
        - С кем?..
        - С генералом Чаном! - рявкнул Бугаев. - Ты что, другого Чана знаешь?!
        - Я и этого не знаю. В смысле не имею доступа… не имею права доступа…
        - Так «права» или «доступа»?
        - Права, - понуро ответил капитан.
        - Давай связь! Нет, стой. Чан не нужен. Связь с маршалом Страшным. Быстрраа!!
        - Мне за это попадет, - плаксиво произнес капитан.
        - Я сейчас сам в тебя попаду, сволочь дрейфующая! - Полковник выбрал из останков аварийного блока железку пострашней и направил ее в небо.
        Капитан смотрел на Бугаева через приборы прямого слежения, поэтому в «ложке» тут же раздался его приглушенный голос:
        - Веревкин! Там у нас в сейфе конвертик лежит. Принеси сюда.
        - Какой, господин капитан? Это который «счастливому бойцу»? Там еще марка с ежиком наклеена? У меня племянник филателист, так что эту марку…
        - Нет же, дубина! Конверт с красной полосой: «Вскрыть во время гибели».
        - А-а!.. Вот он, пожалуйста…
        Бугаев лежал, прижимаясь лицом к пыльной земле, и проклинал всех летунов Галактики вместе взятых.
        - Вскрывай, Веревкин, - пробухтел капитан. - Набирай код доступа.
        - Ой, он такой длинный… тут столько цифр…
        - Набирай, Веревкин! - не выдержав, гаркнул в «ложку» Бугаев.
        - Есть! Та-ак… три… восемь… три… восемь… Нет, сбился. Тут же сначала восьмерку надо… Три… восемь… три… два…
        Бугаев застонал и стиснул кулаки.
        - Капитан!.. - прошипел он. - Сколько до подхода третьего отряда?
        - А уже подошли, - безмятежно отозвался тот. - Все равно уже поздно. Может, не надо тогда?.. Это, с самим маршалом… Зачем по пустякам начальство беспокоить? Ой… Ой! Ой-ой!.. - по-старушечьи запричитал он.
        - Что у тебя там? - спросил Бугаев. - Пальчик занозил?
        - Да тут не пальчик… Тут… Ой! Раз… два… три…
        - Отставить, капитан! Что за коды вы там набираете?
        - Это не коды… это я считаю… их. Семь… десять… пятнадцать…
        - Кого считаешь, обормот?! - взревел Бугаев. - Мухи с камбуза налетели?
        - Это не мухи. Хотя похожи… Двадцать три… двадцать четыре… сорок пять… Не наши… не наши корабли, господин полковник, - оторопело пробормотал капитан и тут же взвизгнул: - Веревкин! Связь! Маршала! Президента!! Всех на связь!!!
        Его голос вдруг оборвался, и в «ложке» запрыгали частые точки помех. Полковник подождал еще пару секунд, безрезультатно поискал взглядом в чистом небе и понял, что «Леннона» больше не существует. Им овладело смешанное чувство злорадства и праведного гнева, однако разобраться в своих эмоциях он не успел: вогнутый экран вспыхнул и матово засветился.
        Прием был идеальный. На фоне коллекции пестрых вымпелов возник сам Страшный, почти как живой.
        - Бугаев? - осведомился он строго, но без напыщенности.
        - Я, господин маршал, - ответствовал полковник, отгребая от живота мусор.
        - По нашим данным, у тебя там целая армада объявилась.
        - Точно так, господин маршал. А у нас теперь даже «Леннона» для прикрытия не осталось. Требуется подкрепление.
        - Подкрепление идет, - сказал Страшный и скупо, по-военному улыбнулся. - Держись там. Мы своих в обиду никогда…
        Бугаева внезапно посетила мысль, что сейчас самый удобный момент заложить Чана, сдать его со всеми потрохами и досрочно отправить на пенсию, а при везении - и подальше, в тюрьму на спутниках Сатурна. Однако через секунду Бугаев сообразил, что Чан все равно выкрутится, а место в карцере придется занять как раз ему. Кроме того, генерал-должник гораздо предпочтительней генерала-врага, особенно когда ты сам мечтаешь стать генералом… Одним словом, о странном поведении, чтоб не сказать - измене Чана Бугаев решил промолчать.
        - Что молчишь, полковник? - бросил Страшный. - Наши силы уже идут. Десять минут продержитесь?
        - Не уверен, господин маршал, - молвил он. - Виноват…
        - Твое жалованье повышено на тридцать процентов. И… я тут рапорт наградного отдела подписываю, против твоей фамилии значится - орден «За неслыханный героизм»…
        - Орден?.. - Бугаев облизнул треснувшие губы. - Я не за награды служу, господин маршал.
        - Понятно. Тогда пятьдесят процентов плюс премия в размере годового жалованья.
        - Десять минут?.. Продержимся и пятнадцать, - заверил Бугаев.
        Глава 20
        Флагман специальной эскадры ДШБОР, Большой Противокрейсерный Корабль «Джаггер» вышел из режима гиперпрыжка последним. Все остальные корабли - двенадцать фатакеров и два БПК - уже развернулись в боевой порядок и двинулись к планетной системе. На мониторах гиперсканов отображалось четкое подтверждение всех полученных из штаба ОВКС сведений.
        Армада вражеских кораблей роилась преимущественно над одной из бусин околозвездного ожерелья. Их было чертовски много. Уродливые корабли напоминали гигантских насекомых: с удлиненными, обтекаемыми носами и провисшей, словно осиное брюшко, кормовой частью. Они тянулись к планете лапками интенсивно работающих пушек и пританцовывали, корректируя свое положение на орбите точно попавшие в паутину оводы. Для полноты картины не хватало паука. Огромного, черного, терпеливо выжидающего во мраке, когда в его липких тенетах увязнет весь рой.
        Командующий эскадрой контр-адмирал Иванов наблюдал за маневрами необычных инопланетных посудин с нескрываемым презрением.
        - Такой ордой, на одного «Леннона»! Скоты!
        - Так точно, - поддакнул капитан первого ранга Ломов. - Только не на того напали! Бугай им быстро антенны пообрывает. Взгляните через «миллионник», господин адмирал, видите, как там сверкает? Не иначе, МАСЛы работают.
        Командующий эскадрой бросил взгляд на экран гиперскопа. Увеличение в миллион раз позволяло рассмотреть поверхность планеты почти так же хорошо, как если бы БПК висел над ней на высоте километра.
        - Зачем его сюда понесло? - Иванов пожал плечами. - До отпуска потерпеть не мог?
        - В приказе сказано, что Бугай в дальнюю разведку полетел. Ну и наткнулся на этот симпатичный вид. Хм… Как бы не открытый до него никем…
        - Ха-ха…
        - Ага… Ну, это их штабные дела. Неоткрытая система - значит, неоткрытая… начальству виднее.
        - Помню, на СС-одиннадцать в прошлом году дикого кабанчика завалил, килограмм под пятьсот весом…
        - Конечно! Из снайперского диссамблера, да еще с китайской оптикой, отчего же не завалить! Я вот на СС-тридцать восемь на медведя ходил с пороховиком! Вот это были ощущения! Винтовочка по древним книгам на Тульском Механическом была восстановлена. Убойной силы никакой! Да и откуда ей взяться, если всего двенадцать и семь десятых миллиметра между нарезами расстояние было… ну, калибр по античным понятиям так исчислялся… Мы потом на СС-семь, на даче у генерала Магомаева, нарезались в стельку! Бугай, кстати, тоже тогда был, все хотел меня перепить, но у него после литра сервопривод отказал, и он никак не мог глаза на стакан навести… Победил я его, короче…
        - Герой, не спорю… Ладно, отставить воспоминания. «Открыл», значит, Бугай, хе-хе, никем пять лет назад не открытые планеты, что дальше?
        - Только приземлился - глядь, а тут уже из Корпорации кто-то бродит…
        - Прохиндеи!
        - Вот-вот, а через час снова глядь - чужие подвалили. Да еще вон какой толпой! То есть не успели мы планеты «открыть», как тут же конкуренты появились и отбивать находку начали. Разве справедливо? Самое смешное, что Чан лично всю эту ахинею подписал. - Понятно. Ну никак не желает рассекречивать объекты, морда тыловая, хотя, видимо, чует, что время подходит, вот и ерзает…
        - Рассекретить такой Клондайк!
        - А конкретно-то в приказе что написано?
        - Вытащить Бугая и всех, кто выжил, и отступить на заранее подготовленные позиции…
        - Столько добра под хвост каким-то гуманоидам паршивым пойдет!
        - И не говорите. А я только-только на дачу рапорт написал…
        - Что, теперь и каперангам дают?
        - Говорят, всем, вплоть до кап-три и майоров, со следующего года давать будут. Кто не в черных списках, конечно.
        - Тогда точно решили рассекретить систему. Раньше-то - тайна была! Только для высших офицеров! А теперь видишь как… Скоро и рядовым по наделу раздадут… Бесплатный совет: бери на СС-сорок два участок, там чище всего. Никаких… соблазнов.
        - А я хотел на СС-двадцать один попросить, говорят, там сырье номер три…
        - Поначалу это удобно, а потом - устаешь…
        - Эх!.. - Офицер с досадой махнул рукой в сторону чужого роя. - О чем мечтаем?! Ладно бы рядовым, теперь-то вообще этим уродам все достанется!
        - А корабли у них какие-то… не очень… - заметил Иванов, пытаясь отогнать грустные мысли. - Потрепанные, словно миллион светолет без техосмотра налетали.
        - Это да, - ухмыльнулся Ломов. - Только много их, гадов.
        - Господин контр-адмирал!.. - На мостик ворвался запыхавшийся матрос-посыльный. Скан-рубка находилась на юте корабля, и бежать ему пришлось почти два километра. В руке курьер судорожно сжимал слегка помятый листок. Судя по тому, что связисты не отправили депешу по внутренней линии, а снарядили посыльного, сообщение было особо важным.
        - Что там? - Командующий эскадрой подбородком указал на Ломова, и матрос торжественно вручил бумагу ему.
        - Штаб ОВКС меняет вводную. Нам приказано занять оборону вокруг планеты и удерживать ее до подхода главных сил.
        - Вокруг какой из них? - Иванов обвел взглядом плавающую над центром рубки голографическую модель системы.
        - Вокруг Бугаевской, - сверившись с текстом приказа, уточнил каперанг. - СС-двадцать четыре.
        - До подхода главных сил?
        - Так точно.
        - Всех или только Ударного флота?
        - Написано «главных сил ОВКС»…
        - Это другой разговор. - Контр-адмирал заметно повеселел. - А то - «заранее подготовленные позиции»… «отступить»… сроду у нас таких позиций не было! И слова «отступление» в лексиконе ДШБОР никогда не было! И не будет!

* * *
        Гец Даун вылетел из апартаментов Президента как ошпаренный. Такой взбучки вальяжный и почти всемогущий бизнесмен не получал со времен сопливого детства, когда отец, потомок династии Рокфеллеров-Гудбайсов, порол будущего хозяина мировой экономики примитивным кожаным ремнем.
        В левом кулаке Гец сжимал официальное приглашение, в правом - пропитанный холодным потом носовой платок. И то и другое уже можно было выбросить, но бизнесмен до сих пор пребывал в легкой прострации и просто комкал их, то засовывая в карманы, то извлекая вновь.
        Даун получал приглашения на официальных бланках довольно часто. Примерно по сотне в день. Его зазывали куда только можно - от презентаций новейших достижений электроники и светских раутов до благотворительных концертов в приютах для хомячков-инвалидов. Однажды ему пришло даже приглашение в ад, от секты сатанистов седьмого дня. Но вот на официальное совещание Президентского совета, с участием главы НКВД, командования ОВКС и главного секретаря Комиссии по Порядку в Солнечной системе, Геца пригласили впервые.
        С чем было связано такое необычное приглашение, корпрез догадался сразу, но только когда Страшный, потупив взгляд, подтвердил, что сбылись его худшие прогнозы и подразделение чужаков на СС оказалось не автономным отрядом разведчиков, а именно авангардом армии вторжения, Гец осознал, что снова беден как церковная крыса.
        Даун повертел в пальцах архаичный картонный листок с голограммой государственного герба и тоскливо взглянул в окно. Заходящее солнце слепило, несмотря на тонировку толстых зеленоватых стекол, и в его лучах, как утренний туман, растворялись барханы золотых песков, бескрайние россыпи алмазов и мегабаррели лоснящейся нефти…
        То, как бурно реагировал Президент на признания Страшного, Геца особо не впечатлило, но когда Гарант Конституции перешел к роли в заговоре самого Дауна, тот основательно струхнул. От обвинения в государственной измене бизнесмена спасло лишь то, что на СС, по словам маршала, не было ни одного сотрудника Корпорации. Даун высоко оценил самоотверженность Страшного и даже подумал, что следует перевести на его счет пару миллиардов кредитов в знак благодарности, но дальнейшие рассуждения Президента о беспорядочных связях предков Геца лично с главой государства и даже с представителями животного мира увели его от благородных порывов далеко в сторону. Гарант просто растоптал самолюбие Дауна на глазах ухмыляющихся чиновников, и теперь бизнесмену было не до хороших манер или широких жестов. Из ситуации следовало выпутываться с минимальными потерями. Обвинение в том, что Гец знал об опасности, но не доложил куда следует, было шито белыми нитками, но ведь оно было…
        От невеселых раздумий Дауна отвлек сильный толчок в спину. Могущественный делец втянул голову в плечи и испуганно обернулся. Позади, заслоняя половину коридора, стоял багровый от нервного напряжения маршал.
        - Ну?! - грозно промычал Страшный.
        - Что? - Гец сглотнул.
        - На чем полетишь?
        - Куда?
        - Туда…
        - Зачем?
        - За пушкой…
        - А мне-то она к чему?
        - К тому, что, если это вовсе не пушка, тебе лучше и не возвращаться. Даже пожизненным не отделаешься. Нанораспад без суда и следствия тебе светит. И мне…
        - Это Президент сказал?
        - Ага, он… Я ему наплел, что планеты усыпаны военным барахлом чужеродного происхождения и только поэтому ОВКС их до сих пор не рассекречивали… Чтобы, значит, никто посторонний супероружием не завладел. А ты о СС пронюхал якобы потому, что твоих ученых к делу привлекли, когда в нашем Исследовательском Отделе признались, что не понимают, как эти пушки активировать. Чуешь, Гец, чем дело пахнет? Последний шанс у нас с тобой остался…
        - У вас, Семен Гаврилович, - Даун помотал головой, - исключительно у вас…
        Он вдруг почувствовал, что его ноги оторвались от пола, а костюмчик затрещал по швам. Маршал одной рукой поднял Геца под самый потолок и легонько стукнул теменем о старинную люстру. Телохранителей и секретарей в Президентский дворец не впускали, и вступиться за Дауна оказалось некому.
        - Ты отползти задумал, гъяди недожеванный? Так не выйдет ничего! Вместе полетим порох нюхать.
        - Какой порох? - сдавленно пробормотал Даун. - Поставьте меня на место!
        - Вот туда я тебя и ставлю. Ты думал, что самый умный и недосягаемый? Так ты ошибся, мясо. Еще какой досягаемый!
        Он разжал пальцы, и Гец рухнул на линолеум ручной работы.
        - Это не пушка, - прохныкал он, - просто труба или что-то похожее…
        - Так я и знал! - Страшный сунул руки в карманы и зло сплюнул. - Только теперь поздно, цивил. Хочешь - не хочешь, а эта труба должна будет выстрелить, понял?
        - Но я-то…
        - А вот ты-то и давай указания своим ученым, пусть землю носом роют, пока мои ребята за них с пришельцами воюют, но найдут там что-нибудь стреляющее или еще чего военного назначения. Склады с какими-нибудь боеприпасами, технику законсервированную, хоть сабли инопланетные! Понял?! Не слышу!
        - Понял… - Даун обреченно кивнул.
        - Не слышу!
        - Так точно! - громко ответил Гец.
        - Другое дело… А сейчас марш на мой челнок! В связи с началом войны ты мобилизован в чине лейтенанта!
        - Я не военнообязанный!
        - Встать!
        - Ну тогда хотя бы полковника!
        - Хорошо, полковника. - Страшный ухмыльнулся. - И сразу же разжалован в лейтенанты.
        - За что?!
        - А вот за споры с командованием!
        Глава 21
        - Флагман Ударного флота БПК «Освальд» вызывает флагман эскадры ДШБОР! Иванов, кому спим?! Адмирал Наливайко на связи!
        - Выхожу на ударные позиции, господин адмирал флота, для фронтальной атаки!
        - Мы сами выйдем на позиции! Твоя эскадра зайдет неприятелю во фланг.
        - В какой конкретно?
        - Вон там, между планетами, дыру видишь? Как будто одной не хватает.
        - Так точно, как щербина между зубов…
        - Вот в нее и зайдешь. Там развернешься в атакующий порядок и будешь ждать сигнала. Мы этим мухам быстро крылья пообрываем!
        - У меня для комплекта одного крейсера не хватает, «Леннона»-то потеряли, действия в группе неполноценными получатся…
        - Я тебе крейсер «Кеннеди» отдам, он все равно у меня прикомандированный, из Резервного флота, крутится тут вне строя, понимаешь, так и норовит под выстрел залезть… Все, выполняй.
        - Есть.
        Контр-адмирал Иванов проследил, как новый корабль встает в строй, и удовлетворенно потер руки.
        - За что я люблю боевые действия - никаких проволочек! Надо тебе крейсер? Получай!
        - А я думал, мы наших будем прикрывать, - разочарованно высказался Ломов.
        - А их уже и так прикрывают. Вон, смотри, бронепехота с транспортников высаживается, и коллеги наши, общевойсковые десантно-космические бригады…
        - Только они не на двадцатьчетверку почему-то высаживаются, а на другие. Вон, смотрите, сколько транспортов на СС-тринадцать пошли…
        - Тактика, каперанг, тактика! - Иванов многозначительно поднял указательный палец. - Высадились в безопасном месте, без напрасных потерь, построились, технику на траки поставили, и вперед! Они сейчас по гиперпереходам прыгнут, и в дамки! В тыл этим фиолетовым братьям-то и ударят!
        Контр-адмирал хлопнул кулаком по ладони.
        - А чужаки, прямо с орбиты, им по макушкам и ответят, - с сомнением пробормотал Ломов. - Надо сбивать этих «пчел», не то худо пехоте придется.
        - Приказ слышал? Мы оперативный резерв. Да ты не переживай, флотские свое дело не хуже нас знают. Видишь, уже развернулись, сейчас начнется…
        «Сейчас» действительно началось, но зажатым на СС-двадцать четыре «дебоширам» Бугаева и спешащей им на выручку пехоте от этого легче не стало. Армада чужих разделилась на два роя, и больший ринулся навстречу кораблям ОВКС, но меньшего вполне хватало, чтобы на поверхности двадцатьчетверки продолжал бушевать сущий ад. Что так запало в душу пришельцам и почему они так отчаянно рвались именно на эту планету, никто из землян понять пока не мог…

* * *
        - Зинчук! Огонь на вершину холма! МАСЛом давай!
        - Кончилось МАСЛо, господин капитан! - оглохший от взрывов Зинчук орал, как перебравший самогона Кинг-Конг. - Надо прорываться со СТУРНами!
        - С элэсками еще предложи! - Капитан Мищенко сплюнул на землю, и слюна зашипела. - Хрендец к нам незаметно подходит…
        Через бруствер импровизированного окопа - воронки от залпа одной из вражьих орбитальных махин - перевалился черный от нефтяной грязи, сажи и копоти воин без шлема и с двумя обломками теоретически неразрушимого СТУРНа в руках.
        - Паша, да как же ты умудрился?! Об коленку ломал?
        - Под зеленый луч залез, - прохрипел воин, показывая капитану обожженную щеку, - когда из укрытия в укрытие перебегал. Если бы не пушка, точно без печени бы остался. Не поможете?
        - Зинчук! Следи за поляной! - Мищенко отложил СТУРН и, взяв воина Пашу за подбородок, окинул взглядом его рану. - Ты где оборону держал?
        - Там… - Солдат махнул рукой, указывая направление. - Рядом с батей…
        - Бугай… жив? - с замиранием сердца спросил капитан.
        - А то?! - Воин криво ухмыльнулся - иначе он не мог, мешал ожог. - Все уже полегли… Некоторых теперь никакие медики не восстановят… От Харча вон одни боты остались, а полковник все поливает… Ползает от СТУРНа к СТУРНу и давит на кнопки… Он там чужих уже сотни три накосил… Они, гады, пока толпой, да с огневой поддержкой - смелые и ловкие, а как дело до уличной драки доходит - драпают. Им, наверное, воспитание не позволяет не по правилам воевать.
        - Ага! - Зинчук, не отрываясь от стрельбы, хохотнул. - Мы их за это благодарить должны. Потому ведь и живы еще…
        - Водички бы… - Солдат сел на дно воронки и покачал головой. - А то что-то жжется, господин капитан…
        - Сейчас, Павло, потерпи… Вот, попей. - Он приложил к губам солдата свою флягу.
        Мищенко усадил его поудобнее и распечатал большую аптечку - все, что осталось от взводного санинструктора Сушкина. Вынув оттуда бутылек с антисептиком и противоожоговый пластырь, он обработал и заклеил рану, отчего боец стал походить на арлекина. Правая часть лица из-за сажи и грязи оставалась по-прежнему черной, а левая - промытая и заклеенная - приобрела телесный цвет.
        - Обойдется, - похлопав солдата по коленке, пообещал Мищенко. - Заживет - красивым станешь, как Бугай.
        Паша снова криво ухмыльнулся и кивнул. До ранения он и был, как батя. Левую половину черепа ему заново свинтили в гарнизонном госпитале еще в позапрошлом году, после усмирения бунта фермеров на планете Мразд.
        - В левом глазу только месяц назад сервопривод поменял, теперь опять… - посетовал Паша.
        - Ничего, ты же не в пьяной драке его поломал, а в бою, - успокоил Мищенко, выбираясь на бруствер рядом с Зинчуком. - Новый за государственный счет поставят.
        - Ну да, какой-нибудь бывший в употреблении! Нет, знаю я эту службу медтехники! Я лучше сам новый глаз куплю с получки…
        - Это разумно, - одобрил капитан, толкая в бок своего сержанта. - Ну, что тут?
        - С орбиты вроде пореже стали палить, никак наши подошли…
        - Вроде? - Капитан оглянулся.
        Даже визорам боевого шлема сквозь клубы дыма и сплошную пылевую завесу были видны только вспышки наиболее сильных выстрелов и взрывов, вся остальная «канонада» давала лишь блики. Тени наступающих чужаков тоже выглядели размытыми, и попасть в них можно было только наугад или случайно. Комья белесой от высокого содержания алюмосиликатов земли, песка - зачастую золотого - и совершенно обычной грязи сыпались сверху, прилетали под разными углами сбоку, слева и справа, а удушливый дым от горящей техники, растений и выплеснувшегося кое-где на поверхность содержимого неглубоких нефтяных месторождений не давал дышать. К грохоту взрывов и завыванию оружия примешивался непрерывный гром - так на льющиеся из стратосферы потоки энергии реагировали местные небеса. Там, где их протыкали энергоразряды, закручивались облачные воронки, только в отличие от водоворотов они уходили хвостами не к земле, а, наоборот, в космос. Немного правее, над тем местом, где не осталось ни одного боеспособного «дебошира», новых воронок уже не образовывалось, и облака собирались в низкие тучи, из которых накрапывал дождь.
        Капитан откашлялся и сплюнул, завистливо качая головой. Там, под дождем, было не только прохладнее, там не было дыма и пыли, там можно было свободно дышать даже без шлема… Вот только делать это там было уже почти некому.

* * *
        На подошве ботинка блестели золотые крупинки и три заклепки с пошлыми пиктограммами спаривающихся кроликов. Дарья обогнула преградившее путь тело и переползла через покореженный СТУРН. Матвей и разведчик Борисов вырвались далеко вперед, и между отвалами оплавленной земли теперь мелькали только их плоские силуэты. Густой и черный дым стелился не настолько низко, чтобы скрыть их совсем, и потеряться Дарья не опасалась. Она проползла под поникшим стволом лишившегося траков взводного лазера и съехала в наполненную пахучей грязью канаву. Судя по запаху, местная грязь была почти стерильной. Даше страшно хотелось пить, и она, забыв о брезгливости, зачерпнула пригоршню жидкости из наименее мутной лужи. Рот и глотку обожгло, по пищеводу разлилось тепло, а в голове слегка зашумело. Одновременно с шумом пришло душевное равновесие и даже легкая эйфория. Девушка поднялась на четвереньки и быстро засеменила туда, где по-прежнему мелькали пятки ползущего мужского авангарда.
        То, что выбор нового способа передвижения был ошибочным, она поняла, лишь уткнувшись головой в твердое высокое голенище вставшего на пути чужака. Враг наклонился и, схватив ее за шиворот, поставил перед собой. Непроницаемо-черное забрало шлема отъехало в сторону, и на Дашу уставились круглые и прозрачные, как у глубоководной рыбы, глаза.
        - У-у-у, - грозно произнес пришелец, опуская взгляд на ее грудь, а затем на талию и ниже.
        - Угу, - обреченно ответила Дарья.
        - У? - В голосе чужака послышалось удивление. Либо его впечатлила реплика пленницы, либо он определил ее пол и это его заинтриговало. - У-у! - Теперь он гудел довольно снисходительно.
        - В смысле? - пытаясь заглянуть через его плечо, спросила девушка.
        Вместо ответа он довольно хрюкнул и красноречиво подвигал тазом.
        - Ага, сейчас. - Даша служила в армии не первый год и что делать, когда поступают столь откровенные предложения, знала точно. Не задумываясь о возможных различиях в физиологии землян и чужаков, она нанесла противнику резкий удар коленом в пах и отпрыгнула назад.
        - У-у-а, - сдавленно прокряхтел гуманоид, падая перед ней на колени.
        - Так и стой! - сверкая глазами, приказала она и бросилась догонять своих товарищей.
        Через десяток шагов она обо что-то споткнулась и рыбкой влетела в какое-то забитое хламом помещение. Приземление было жестким и громким. Хлам оказался техническим, и Даша попала в самый центр кучи, но когда все железки-пластмасски отгремели и отзвенели, вокруг наступила поразительная тишина. Словно там, позади, не было ни взрывов, ни грома, ни молний. Складывалось впечатление, что война неожиданно ушла куда-то далеко - в другое полушарие или даже на другую планету.
        Ощупывая ушибленные бока, девушка сбросила с себя какую-то длинную кривую железяку и встала. Свет дымного серого дня лился сзади, через дверь, о порог которой споткнулась Дарья, и его хватало лишь на то, чтобы рассмотреть общие детали. Приютившим девушку помещением был, несомненно, бункер, причем почти такой же, как на родной СС-тринадцать. Для полного сходства не хватало Анализатора и генеральной уборки.
        - Росла в пещере? - донесся из глубины бункера голос Матвея. - Кто будет двери за собой закрывать?
        - Это что? - спросила Дарья, изумленно оглядываясь.
        - В первую очередь - укрытие, сударыня. - Возникший у нее за спиной Борисов поднатужился и опустил ржавый рычаг дверного запора. - Вот теперь порядок.
        В абсолютной темноте Дарье стало неуютно, и она вытянула руку.
        - Мотя… а ты не мог бы…
        - Тут я. - Матвей взял ее ладонь. - Ты помнишь, где у нас был главный рубильник?
        - Там, слева от входа… только… это ведь у нас.
        - Конструкция та же! - бодро заявил из темноты Борисов. - А, черт!
        Слева от дверей что-то загремело, затем послышалась возня, сопение, снова грохот, пара то ли хлопков, то ли ударов, и снова грохот.
        - Шопен, ты в порядке? - неуверенно позвал Матвей.
        - Сейчас, - пообещал невидимый Борисов.
        В подтверждение его слов темнота выстрелила богатым снопом синих искр, пару раз громко щелкнула и загудела, отступая в укромные уголки помещения. Под потолком бункера замигали, погасли, потом снова замигали и все-таки зажглись сразу восемь аварийных лампочек. Ввиду аварийности они были маломощными и красными, но этого оказалось вполне достаточно.
        - Ха! - радостно воскликнул Матвей. - Ну ты мастер!
        - Череп - вместилище разума. - Шуберт постучал согнутым пальцем по виску. - А ты думал, что я позволю вам воспользоваться случаем?
        - Э-э… - Матвей взглянул на Дашу и лишь теперь осознал, что от страха она буквально повисла у него на шее.
        Осознав это тоже, Дарья покраснела, как девятая лампочка, и расцепила руки.
        - На нашу базу смахивает, - смущенно пробормотал Матвей, чтобы сменить тему.
        - Ну… - Борисов указал большим пальцем за плечо. - Даже рубильники на тех же местах. Только это не наша база. И барахлишко здесь не наше. И вон там, вместо оперативного зала, основание балды какой-то стоит. Я сюда третий раз за последние сутки попал. Кое-что уже знаю…
        - Какое основание? Какой балды? - Матвей растерянно обернулся.
        - Черной, - пояснил Шуберт, - которая из холма торчит, как… э-э… торчит, в общем.
        - Так это что, база чужих? - изумился Матвей. - Тех, которые УУ? А почему тогда на нашу похожа?
        - Потому, дубина, что наши построили, только потом почему-то бросили, - почти ласково проворковала Даша. Румянец после объятий Матвея с ее щек не сошел.
        - Дубина - женский род, она - моя, - раздался из-за груды хлама еще один голос. - Так что, Молочкова, можешь и на себя это звание примерить. Строили непонятно кто, а вот бьются теперь за этот стратегический объект все, кому не лень!
        - И вам здрасьте, гын майор, - кисло произнес Матвей, глотая слова. - А на улице что, не климат?
        - А тебе? - спросил Калашников, наконец выбравшись на свет. - Мы же ученые… - Он поправил форму и приосанился. - Мы должны артефакты изучать…
        - Изучили? - спросила Даша.
        - А то! - Майор придал лицу умное выражение. - Конечно… нет. Не поступало приказа об интерпретации. - Последнее слово далось ему с большим трудом, но он все же умудрился произнести его правильно.
        - О чем? - удивился Борисов.
        - Хе-хе… - Калашников смерил Шуберта оценивающим взглядом и глупо подмигнул Матвею. - Гражданин корпоративный разведчик не знает таких простых слов?
        - Нет, слова такие я знаю, только не понимаю, что значит - не поступало приказа?
        - Вот вы, гражданин Борисов, что перед собой наблюдаете?
        - Вас.
        - Нет, в том зале.
        - А… там?.. Ну… какой-то прибор.
        - Вот! - Калашников поднял кверху палец. - Какой-то прибор! А какой?
        - Так сразу трудно сказать…
        - Вот именно - трудно. Для того и нужен приказ об ин-терп-претации. - На этот раз майор все же запнулся. - Скажет, положим, начальство, что это кухонный комбайн для полной переработки марсианских ушастых бегемотов, - напишем в рапорте, что так, мол, и так, обнаружен комбайн, фирма-изготовитель неизвестна, состояние такое-то. Скажет, что это конденсатно-плазменная артсистема, напишем - орудие… Ясно теперь?
        - А если ничего не скажет?
        - Как так? - Калашников нахмурился. - Ты мне воду не мути! Ничего не скажет! Ишь удумал! Начальство же! - Он со значением указал на потолок.
        - Труба это ржавая! - донесся из оперативного зала еще один голос.
        - О! - произнес Борисов. - Вас тут сколько?
        - Нас тут вся исследовательская группа, - неохотно пояснил Калашников. - Мы же не «дебоширы», мы же ученые, еще раз тебе говорю…
        - А в темноте почему сидели?
        - Так кто же знал, что дверь закрывается и генераторы работают?
        - А попробовать не могли?
        - Мы же ученые, дурья голова, нам пробовать некогда! - Майор с досадой махнул рукой. - Нам тут думать надо, а не дверями хлопать! Да что с тобой говорить?! Нам и сейчас некогда, а ты отвлекаешь!
        - Струсили, так и скажите, - усмехнулся Борисов. - До двери дойти - коленки тряслись?
        - Что же ты с «дебоширами» не остался, если смелый такой?! - взвился Калашников.
        - Не надо! - встала между ними Даша. - Мы больше пользы принесем, если действительно разберемся, что это за прибор. А вдруг это противоорбитальный лазер? На первый взгляд похож…
        - Да? - Калашников удивленно взглянул в просвет коридора, ведущего в зал. - А что, действительно похож…
        - Металлолом это, - заявил один из ученых, вытирая руки обрывком ткани, - древний инопланетный металлолом. Даже не военного назначения. Что-то вроде силового блока для мощного гиперпортала…
        - Трансформатор, - перевел для себя майор.
        - Сгоревший, - добавил помощник.
        Глава 22
        Контр-адмирал Иванов нервно поскреб модную бородку и перевел взгляд с обзорного экрана на голографическую модель. В исполнении компьютерного проектора бой выглядел игрушечным и не таким страшным. Встретившая флот ОВКС вражья армада перестроилась в десять похожих на соты групп. Рои больно жалящих «пчел» набрасывались одновременно с десяти сторон и били из всех курсовых орудий. А орудия у чужаков были неслабые. Одного попадания оказывалось достаточно, чтобы объемная фигурка малого фатакера или АБОТа скукожилась и, сжавшись в точку, исчезла. Крейсеры покрупнее и БПК держали три-четыре прямых попадания, а затем тоже рассыпались в мелкие цветные точечки. Дольше всех выдерживали встречный бой махины Аботонесущих Броненосцев, но и те после десяти-двенадцати залпов превращались в голограммки «Веселых Роджеров». Так представлял себе баталию кибермозг. На самом деле все выглядело не столь забавно. Флот ОВКС потерял уже треть кораблей, и, хотя чужим пришлось тоже несладко, перспективы вырисовывались отнюдь не радужные.
        Иванов стиснул зубы и пробормотал крепкое ругательство. С позиции наблюдателя ему было понятно, что, если сражение будет продолжаться в том же ключе, землянам не выстоять. Чужаков было просто больше. Флот землян отчаянно пытался найти уязвимые места в их обороне, зайти в тыл атакующим «сотовым» порядкам врага и разорвать их строй, но из этих ухищрений ничего не выходило. В своих подвижных группах пришельцы действовали предельно четко и слаженно.
        - Иванов! - пронесся по рубке рев маршала Страшного. - Ты на связи, Иванов?!
        - Так точно, господин командующий!
        Если вместо Наливайко в эфир вышел сам Страшный, значит, дела обстояли совсем худо. Видимо, «Освальд» разделил участь прочих разноцветных точечек, и штаб флота остался без главного адмирала. Иванов допускал даже, что вообще без единого адмирала. Кроме него самого. Он уже приготовился к тому, что маршал назначит его временным командующим остатками земной армады, но Страшный заговорил о другом.
        - Маневр рассчитал? Ну, тот, секретный. Мне Наливайко докладывал, что вы там разработали…
        - Так точно, все готово!
        - Гиперсканами проверь, может, там мины понаставлены. Эти чужие не такие уж дураки, могли залепить щель между планетами наглухо, ведь это единственный путь в их оперативный тыл.
        - Проверил, господин маршал, там пусто. Да это и так видно, невооруженным глазом. Чернота сплошная…
        - Потому что космос, - буркнул Страшный. - Давай, с богом!
        Иванов перегнулся через поручни адмиральского мостика к нетерпеливо вытягивающему шею Ломову и приказал:
        - Полный вперед, через просвет между планетами, в тыл врага! Атака с ходу!
        - Есть, атака с ходу, - возбужденно рявкнул каперанг. - По местам стоять! Боевая тревога! Полный вперед! Орудия к бою! Расчеты, доложить готовность!
        Последовавшая за этим перекличка служб и расчетов, отрывистые тявканья сигнала тревоги и приличное ускорение, с которым едва справлялся корабельный демпфер, выдавили из души Иванова остатки сомнений. Он почувствовал, как в крови начинает бурлить адреналин и на место неуверенности приходит боевой задор.
        - Построение в конус! Фатакер «Дилон» первым! Спотыкайкин, прием!
        - Каперанг Спотыкайкин на связи, - откликнулся командир «Дилона». - Слышу вас, построение в конус, я первый…
        - Выйдешь на рубеж атаки - не выпендривайся, сразу ураганный огонь, понял?
        - Лучше бы поближе подойти, чтобы наверняка…
        - Верняк мы тебе обеспечим, ты, главное, не споткнись, чтобы собой от нас цели не закрыть.
        - Строй есть строй, - серьезно ответил Спотыкайкин, - его нарушать нельзя, особенно в бою… Только…
        - Что?
        - Программа гиперскана у меня барахлит, потому я и хотел поближе, на прямую видимость подойти.
        - Плохо без сканера… - Иванов бросил взгляд на голографическую модель своего строя. - Может, тебя «Элвисом» заменить?
        - Справлюсь! - уверенно заявил Спотыкайкин. - На крайний случай аварийный радар включу…
        По мостику пронеслись приглушенные смешки. И шапками чужих закидаю… - насмешливо шепнул кто-то из младших офицеров.
        - Радар! Можно еще надеть скафандр и вылететь навстречу врагам с каменным топором… - хохотнул другой.
        - Ты… это… - Иванов смущенно покосился на подчиненных. Заявление командира ведущего крейсера о том, что он применит радар, было равносильно признанию, что он полный дебил. Ориентироваться на показания отраженных радиоволн при таких скоростях и выполнении боевых разворотов было все равно что доверить свою жизнь годовалому ребенку. - Тест прогони! Может, от ускорения твой гиперскан барахлит?
        - Он уже и не барахлит, господин контр-адмирал, он совсем кончился… иду в визуальном режиме и по памяти компьютера!
        - «Элвис», на связь, - приказал Иванов, недовольно качая головой.
        - Поздно, - негромко, чтобы не слышали подчиненные, подсказал Ломов, - авангард уже входит в межпланетное пространство. Нельзя там перестраиваться, узко…
        - Как узко?! - возмутился адмирал. - Где узко? Да тут еще одна планета может поместиться! Кстати, для красоты этому «подшипнику» как раз одной, вот именно в этом месте, и не хватает!
        - Господин контр-адмирал! - раздался вопль Спотыкайкина. - Радар зашкаливает!
        - Нет, он все-таки его включил!.. - Ломов смахнул на пол кружку с остывшим кофейным напитком. - Ну что за идиот?!
        - Отметка, господин контр… - Связь с «Дилоном» неожиданно прервалась.
        - Что отметка?! - Иванов взглянул на компьютерную модель, и внутри у него похолодело. Там, где секунду назад располагался маленький серебристый космолетик Спотыкайкина, теперь плавали проклятые цветные точки. - Нас атакуют?
        - Целей нет! - доложил младший офицер скан-группы.
        - Где «Дилон»?
        - Исчез, господин контр-адмирал!
        - Куда? Почему? Кто приказал?!
        - Не могу знать! Просто исчез! То есть не просто, а взорвался!
        - Сам по себе?!
        - Не могу знать!
        - Господин контр-адмирал!.. - На этот раз вопль исходил от Ломова.
        Иванов поднял взгляд на боевой монитор и обомлел. Три следовавших за ведущим фатакера взорвались, выплеснув в пространство миллиарды быстро гаснущих искр и синие разливы горящего кислорода. Шли все три крейсера в едином фронтальном строю, и такой одновременный конец наводил на мысль, что они просто воткнулись в неведомую стену. За эту версию было и то, что погибли корабли в той же точке пространства, что и «Дилон».
        - Всем кораблям! Маневр уклонения! - изо всех сил заорал Иванов. - Курс девяносто! Полупетля!
        Направление перегрузок мгновенно изменилось, и адмирал ударился затылком о палубу мостика. Демпфер БПК был рассчитан на что угодно, но только не на «мертвые петли» с предельным ускорением.
        - Радар, - потребовал Иванов, подползая к висящему вниз головой на ограждении мостика связисту. Младший офицер слез с поручня и, мотая головой, словно стряхивая нокдаун, дотянулся до кнопки аварийной системы. Античная электроника пискнула, загудела, и на примитивном жидкокристаллическом мониторе высветилось зеленоватое изображение.
        - Отметка, угол сто десять, - пробормотал связист. - Ничего не понимаю! Там же пусто! Ни гиперсканы не видят ничего, ни так, глазами…
        - Потому что космос, - сдавленно повторил Иванов слова маршала. - Все черное… и отметка эта абсолютно черная… А еще она имеет защиту от сканирования…
        - От гиперсканирования?! - Офицер недоверчиво покачал головой. - А от простого радара она не защищена? Как такое возможно?
        - Это ты спроси у тех, кто эту штуковину построил и там запрятал… Наверно, для них радары тоже чушь собачья, вот они их в расчет и не взяли.
        - Построил?! Да это же целая планета! Она же по размеру почти как любой из соседних шариков! Ну, чуток поменьше…
        - Да, это тебе не Аботонесущий Броненосец… - К ним подполз Ломов. - Это целая махина!
        - Крейсер противника?! - испуганно спросил офицер.
        - Вот в том-то и дело, что не противника, - возразил Ломов. - Был бы противника, нас бы давно всех под орех расписали, а они потери несут. Где смысл?
        - Тогда… тогда это…
        - Пока просто - большой круглый объект, - оборвал их Иванов. - Будем входить в этот планетный «подшипник» в другом месте… Лейтенант, связь со Страшным мне, по секретному каналу… Быстро!!!

* * *
        - Сгоревший трансформатор, говорите? А это? - Любознательный мастер Борисов протиснулся между Калашниковым и ученым в оперативный зал и указал на покрытый толстым слоем пыли круглый экран. - Монитор?
        - Что на нем смотреть? - Ученый скривился. - Как ток по обмоткам бегает?
        - А вот тут у него тумблеры какие-то, - не унимался мастер.
        - Не трогать! - приказал Калашников. - Чего лезешь-то? Вдруг что не так замкнется!
        - Так ведь сгорело все… - Борисов удивленно выгнул бровь. - Или нет?
        - Дежурное освещение работает, - напомнил Матвей, тоже появляясь в зале. - Значит, и трансформатор этот может оказаться целым.
        - Да сгорел он! - Ученый был уязвлен тем, что его авторитетное мнение ставят под сомнение.
        - Пахнет? - поинтересовалась Даша.
        - Что пахнет?
        - Ну, обмоткой горелой пахнет? У нас, когда Мотя кофе на Анализатор пролил… случайно, не специально… - Она виновато покосилась на Калашникова. - У нас три дня проводкой пахло… И до сих пор, если под пульт залезть, запах гари чувствуется.
        - Что это ты под пультом делаешь? - пробурчал Калашников. - Шнурки напарнику завязываешь?
        - Нет, ничем таким здесь не пахнет, - ответил Шуберт вместо техника.
        Он уже обследовал круглый монитор со всех сторон и даже стер с него пыль.
        - Все равно не… - Майор опоздал ровно на секунду.
        Мастер разведки щелкнул на пульте наиболее массивным тумблером, и в центре матового стеклянного круга появилась зеленоватая точка.
        - Напряжения не хватает, - заявил Борисов. - А если мы вот так…
        Калашников, бледнея от возмущения, перехватил его правую руку, но мастер справился и одной левой. Он перевел все выключатели в верхнее положение, и по залу разнесся ровный гул, а освещение стало не красноватым, а нормальным - ярким и белым.
        - Что же ты делаешь-то, мастер недобитый! - с досадой крикнул майор. - Угробить нас всех решил?! А если тут защита установлена?! Самоликвидация какая или еще чего?!
        - Смотрите! - воскликнула Дарья, указывая на монитор. - Ромашечка…
        - Какая еще рюмашечка?! - Калашников резко обернулся и уставился на экран. - Это что? Прибор ночного видения? Чего оно зеленое все? Что это за шары?
        - Так, так… - Борисов удовлетворенно потер ладони и ткнул пальцем в монитор. - Вот этот слева - местное солнце, а справа - ближайшая планета…
        - Умный какой! - с сарказмом высказался еще один ученый. - А прямо - что? Тоже планета?
        - Тоже, - согласился мастер.
        - А почему она меньше той, что справа? - Вокруг спорщиков собралась уже вся исследовательская группа, и техник обвел присутствующих торжествующим взглядом. - В этой системе все планеты одинаковые. Научно доказанный факт!
        - Научно, научно, - закивал снова приосанившийся Калашников. - Я бы даже сказал, военно-научно…
        Борисов снисходительно взглянул на оппонентов и быстро, чтобы опередить бросившегося на перехват майора, щелкнул еще одним выключателем. На этот раз картинка в мониторе стала нормальной, многоцветной, и все наблюдатели смогли убедиться, что мастер почти прав. Слева на экране сияла желтая звезда, справа виднелась ближайшая планета. Вот только прямо не было ничего.
        - Ага! - торжествующе произнес Калашников. - Что я говорил?!
        - А что вы говорили? - удивился Борисов. - «Научно, научно»? Сейчас, господин майор, мы наблюдаем картинку, которую нам выдает гиперскан, а вот так, - он снова щелкнул тумблером, - мы видим то, что находится там на самом деле.
        - Планета?! - Теперь удивленный вопрос исходил от самого Калашникова.
        - Планета - не планета, но что-то большое и круглое.
        - Невидимое через гиперскан? Чушь! - высказался кто-то из толпы.
        - Это что получается?.. Этот монитор - не монитор, а какое-то инопланетное приспособление для разглядывания потусторонних объектов? - поддержал его еще один голос. - Если объекта не видит гиперскан, значит, на самом деле его нет!
        - Устройство, возможно, инопланетное. - Борисов задумчиво взглянул на основание «балды». - А может быть, и не очень. Только в любом случае между этой и следующей планетой что-то есть… Что-то круглое, размером в две трети от местного планетного стандарта и почему-то невидимое при помощи нашей техники.
        - Так не бывает! - возмутился первый ученый. Он до сих пор протирал руки масляной тряпкой, но теперь делал это нервно, почти с ожесточением. - Объект должен быть видимым на фоне солнца! Он должен светить отраженным светом! Он не может быть невидимым для гиперсканов! В конце концов, он не может не давать тени хотя бы на примитивном радаре!
        Когда он выкрикнул последнюю реплику, все двадцать пять пар глаз уставились на него так, словно техник заявил, что вывел формулу бессмертия, - уставились изумленно и недоверчиво.
        - Что? - обеспокоился ученый. - Что вы так смотрите?
        - Э-э, Шуберт… Иванович… - Майор Калашников небрежно оттеснил техника в сторону и расплылся в наиприятнейшей дружеской улыбке. - Вы не могли бы тут еще посмотреть… Как бы так связь нам наладить… - Он, подражая манере Бугаева, приобнял мастера за плечи. - Связь бы нам… мне… со штабом ОВКС…
        - Лавры хотите примерить? - Борисов усмехнулся. - Я попробую, только с одним условием…
        - Да, конечно! - Майор панибратски похлопал Шуберта по спине. - Мы же так отлично друг друга понимаем… Практически как братья! Разве я могу пожалеть чего-нибудь для брата?!
        - После я свяжусь со своим штабом…
        - Это… - Калашников нахмурился и пожевал губу. - Это… конечно… не положено, но для вас…
        Он снова разулыбался, и Борисов понял, что майор собирается его обмануть.
        - А когда я закончу свой сеанс связи… - мастер выдержал многозначительную паузу, - …я, возможно, расскажу вам, что же это за штуковина в целом. - Он обвел широким жестом и монитор, и загадочную установку.
        - А сразу? - озадачился майор. - Я бы доложил сразу обо всем, а там бы и решение приняли, э-э… комплексное…
        Он благоговейно взглянул на потолок.
        - Сразу не получится. - Шуберт усмехнулся и погрозил Калашникову пальцем.
        - Ладно, - вздохнул майор.
        - И еще - канал будет открытым, - предупредил мастер, погружаясь в недра инопланетного пульта справа от монитора. - Лишнего не сболтните.
        - Это не извольте беспокоиться! - засуетился Калашников. - Это мы сделаем в лучшем виде! Ни один шпион не поймет, о чем речь!
        - С кем связаться?
        - А прямо с маршалом! - Майор утер выступивший от внезапной смелости пот и победно сверкнул глазами. - Да! Чего тут?! Прямо с главнокомандующим ОВКС маршалом Семен Гаврилычем Страшным!
        Борисов с сомнением взглянул на возбужденного майора, затем на скривившуюся Дарью, на прикрывшего глаза Матвея и, пожав плечами, ткнул в какую-то кнопку. Пока устанавливалась связь, майор уселся перед монитором и осторожно переключил его в режим радарного наблюдения.
        - Надо же… техника! - с уважением пробормотал он. - О, и корабли видно! Правда, плохо, точками какими-то… Чего это они прямо на него прут-то! Не видят, что ли?! А ну посмотрим, как на гиперскане, да с увеличением, это выглядит…
        - «Дебоширы», - заглядывая через плечо начальства, заявил Матвей. - Это их эскадра. Вон их флагман, «Джаггер» во весь борт написано, а ниже, меленько так, «никак не могу удовлетвориться…». Шутники… А впереди фатакеры… «Дилон» первым идет… Хорошее увеличение…
        - Техника! - снова произнес Калашников, переключая монитор в режим радара. - Не, ну куда они лезут-то?! Таранят, что ли, эту невидимку?!
        - Ой! - воскликнула Дарья. - Разбились?! Четыре точечки исчезли!
        - Ну, пробле-ема! - Калашников беспокойно оглянулся. - Шуберт… Иванович, как там со связью?!
        - Есть такое дело. - Борисов поднял руку, призывая всех к молчанию. - Говорите, господин майор…
        Глава 23
        Маршал Страшный шел по коридору дворца к внутреннему Президентскому космодрому, где его ожидал челнок с главного корабля ОВКС Аботонесущего Броненосца «М. Джексон». Впереди понуро плелся призывник-доброволец лейтенант Даун. Новобранец наверняка обдумывал, как бы уклониться от несвоевременного призыва к защите налогооблагающего отечества, но маршал был бдителен. Даже когда поступил срочный вызов по открытому каналу, он успел поймать Геца за воротник и тем самым лишил его малейших шансов сбежать.
        - Господин маршал, вас беспокоит майор Исследовательского Отдела ОВКС Калашников, - бодро произнес динамик за ухом.
        - Кто? Ты?! Что там у тебя? С артефактами разобрался? Если не по существу звонишь, пиши завещание!
        - У меня беда, - охотно поделился майор. - Вернее, у нас, - уточнил он, и от этого уточнения маршалу стало кисло. - Сорок четыре э-э…
        - Это же открытый канал! - рявкнул Страшный.
        - Да-да, господин маршал, я в курсе… Секретарь передал, что вас в кабинете нет, а дело срочное, я и… Так вот, сорок четыре… э-э… помидора, которые вы отправили жене на дачу…
        - Их кто-то украл? - попробовал догадаться маршал.
        - Ни в коем случае!
        - Тогда… Их кто-то раздавил? - предпринял он вторую попытку.
        - Нет-нет! Они же большие. Как их раздавишь? Только если специально давить, причем долго, всеми доступными средствами…
        - Может, они оказались с гнильцой? - уже без надежды спросил Страшный.
        - Не-е… - загадочно протянул майор. - Помидорчики хорошенькие, один к одному, любо-дорого посмотреть, я бы и сам не прочь, хотя бы кусочек…
        - Короче! - заорал командующий. - Ты, крыса тыловая, толком можешь объяснить, в чем дело?!
        - А в том, господин маршал, что помидоров этих в корзинке… ну, их там не сорок четыре, а…
        - Сорок три? - вновь предположил Семен Гаврилович и вновь ошибся.
        - Не-е! Наоборот…
        - Что значит наоборот? А?! Как это, интересно узнать, стало наоборот?! Ты мне дурака не валяй, Калашников!
        - Сорок пять, - вкрадчиво произнес майор. Голос его при этом сорвался - либо от горя, либо от счастья, по телефону понять было невозможно.
        - Как сорок пять?! - Страшный недоверчиво прищурился, хотя необходимости в этом не было: тот, кому он выражал таким образом недоверие, находился на расстоянии многих парсеков и мимического намека все равно не уловил. - Откуда неучтенный помидор?!
        - Да не помидор, господин маршал, в том-то и беда… - вздохнул в динамике Калашников. - Там… там, господин маршал, это… там еще яблочко лежит. Вот.
        - Где?..
        - В корзинке, - пояснил абонент. - Которую вы жене на да…
        - Какая еще корзинка?!! - взорвался Страшный. - Ты что мне мозги диссамблируешь, рыба?! Ты что, насекомое, меня в две шеренги строишь?! Говори по-человечески!!
        - Э-э… по-человечески нельзя, господин маршал, канал-то у нас открытый.
        - Да, - согласился он, успокаиваясь. - Тогда перезвони мне на флагман, я там буду через полчаса.
        - Через полчаса тоже затруднительно… - Майор помялся. - Яблочко это пока спокойно лежит… да, лежит себе на донышке… Только оно ведь и куснуть может. Яблочко - оно такое… Очень непонятное яблочко, - подытожил он.
        - Это в каком же смысле - куснуть? Это мы его кусать должны!
        - Да кое-кто уж пробовал, - посетовал Калашников.
        - И что?.. Что?! Говори, мясо! - занервничал Страшный. - Говори сейчас же!
        - Четверо. Отравились насмерть. Так, господин маршал, отравились, что им и капельницу воткнуть некуда. Фатак… то есть фата… то есть в фате, - быстро поправился майор, - в фате, значит, одна невеста была… И с нею еще три свидетеля. Все и отравились…
        - Ничего не понимаю. У вас там свадьба, что ли?
        - Невеста носила фамилию Дилон, - кротко пояснил абонент.
        - Это девичья? - осведомился Страшный, но тут же догадался: - А, Дилон? Он мертв? Тьфу, мертва… Ну-ка подробней!
        - Подробней, господин маршал, совсем неказисто выйдет, - предупредил Калашников. - Но я попытаюсь… Пошла, значит, наша невеста прогуляться, - умиротворенно произнес он. - Прогуляться, значит, помидорчики пощупать, комариков заодно отогнать… У нас же тут комариков - тьма тьмущая, вы это знаете. Ну вот, значит, шла она себе шла… Между помидоров пролезть хотела, чтоб весь рой сразу и прищучить… И с нею три свидетеля, а как же! Идут, фату ей поддерживают. Ровненько так за ней идут, но чтобы только в форсажный след не угодить. Вы ведь знаете, какой у нашей невесты форсаж бывает. Если куда заторопится - сзади лучше не соваться, так тебя обдаст, что ты уже и не жених, и не невеста, а черт тебя разберет, кто ты… В лучшем случае, это если кепку на глаза надвинуть успеешь, - тогда, может, в мальчики-амуры еще сгодишься…
        - Амуры?.. - переспросил Страшный.
        - Ну да, маленькие такие, румяные и бестолковые… У них еще вместо…
        - Не надо мне этих амуров, - прервал его маршал. - Ближе к теме!
        - Да уж ближе некуда. Хотела невеста протиснуться между двумя помидорами… Там, где как раз третьего не хватало… Ну и… притронулась она к волшебному яблочку…
        - Так оно уже и волшебное? - удивился Страшный.
        - А то как же! Оно же невидимое. Потому в корзинке и скрывалось. Корзинка-то уж пять лет нам служит, и за все пять лет никто этого яблока не приметил. Оно, может быть, печеное или, например…
        - Все, все, хватит! - Семен Гаврилович, замученный фруктовыми и овощными метафорами майора, уже потерял способность соображать. - Скажи мне по-простому, Калашников, что вы там обнаружили?
        - По-простому нельзя, - ответил абонент, как показалось Страшному, с явным глумлением. - Яблочко, господин маршал… Размеры его пока неизвестны, но они сравнимы с размерами известных вам помидоров. Ну, может быть, на четверть или на треть поменьше. Масса… установить ее не удается, но она где-то того же порядка. Главное - увидеть это яблоко можно только через старые очки…
        - Старые очки… - тупо повторил Семен Гаврилович. Кажется, майор предлагал новый ребус, еще краше прежнего.
        - Да, старые. Ста-аренькие такие очочки, господин маршал. Их разве что наши бабушки носили, да и то в глубоком детстве… Сейчас-то уж ими не пользуется никто, а так, чтоб совсем без очков разглядеть - вы же знаете, какая в нашей корзинке темень. Лампочка у нас, конечно, большая, но яблоко она не освещает почему-то…
        - Какая еще лампочка?! - простонал Страшный.
        - Та, что днем горит, а ночью гаснет, - дал подсказку Калашников, впрочем, недостаточно определенную.
        - Кто ж ее выключает? - озадачился командующий.
        - А никто. Вернее, она вообще не выключается, но все помидоры устроены таким образом, что ночью они поворачиваются к ней хвостиками. А кроме того, у всех порядочных помидоров смещен угол наклона оси, и поэтому они то нагреваются, то остывают… - блеснул начальник ИО своими научными познаниями, правда, Страшный не понял, в какой именно области.
        - Это, наверно, чтобы они дольше хранились… - пробормотал он, почесывая затылок. - Что же там у вас за лампочка?.. Вроде как «Висит груша, нельзя скушать»?
        - Груша?.. - теперь пришлось озадачиться Калашникову. - Нет, господин маршал! Здесь скорее так: «Без окон, без дверей, полна горница людей»!
        - Каких еще людей?! - взревел Страшный. - Ты меня убиваешь! Слышишь, ты?! Прекрати немедленно!
        - Ну это же так просто! - устыдил его собеседник. - Наше неучтенное яблоко похоже на огурец. В котором полна… эта самая… людей. То есть он… то есть оно… оно как бы по своим характеристикам - вроде и помидорчик… но скорее - все-таки огурчик…
        - А увидеть его можно только в старые очочки, - механически добавил Страшный.
        - Правильно! - обрадовался майор.
        - Пшшел вон… - процедил маршал, прерывая связь. Он вдруг подумал, что мог бы сделать это и раньше, а еще мог бы за время разговора сорок четыре раза написать приказ о расстреле Калашникова и всех его чертовых невест вместе со свидетелями и нотариусом.
        - Семен Гаврилович… - нерешительно молвил Даун и, не дождавшись реакции, слабо, как ребенок, тронул маршала за рукав. - Господин маршал…
        - Вот, лейтенант! - хмыкнул тот. - «Господин маршал», и никаких там тебе «Гаврилычей»! Скажи спасибо, что не требую обращения по полной форме, с перечислением всех моих должностей и наград!
        - Так ведь по уставу только звание полагается… - ответил новоиспеченный лейтенант еще менее решительно - в принципе уже и не ответил, а пропел на самой высокой ноте, нелепо переминаясь в луже растекшегося по полу самолюбия.
        - Хм, только звание… Смирна! - не растерялся Страшный. - Ты, прапорщик, кого уставу учишь? Ты на очко, наверно, с зубной щеткой давно не падал?!
        Гец Даун, наоборот, растерялся и, несмотря на команду «смирно», при которой, как он знал, не рекомендуется даже дышать, все же проблеял:
        - Нет, Семен Гаврилович, не падал… Я вообще очки никогда не носил…
        - Так это дело наживное, - с улыбкой отозвался маршал. - Ты сколько служишь, организм?
        - Минут пять где-то… - прикинул Даун. - Шестая пошла.
        - Э-эх! - Командующий не удержался от сочувственного хлопка по плечу. - Многое тебя ожидает, старший сержант, многое… Небо с овчинку, оно же в алмазах…
        Даун встрепенулся, но понял, что алмазы предполагаются совсем не те.
        - Мрачные будни, так сказать, - со вкусом продолжал маршал. - Тяготы и лишения! Трудности и невзгоды! Но ты не переживай, ефрейтор… да, кстати, зачем тебе эта позорная лычка? Просто рядовой - это как-то честнее. Это же звучит… как это звучит?.. - Он на мгновение озадачился. - А! Это звучит громко! Так ты, значит, не горюй, рядовой. Страдания закаляют характер, делают из юноши мужчину. Большие страдания делают большого мужчину. А если о-очень большие страдания…
        - Да я уж сам как-то справился, - признался Даун. - И без страданий. Только это было так давно, что… простите, Семен Гаврилович…
        Из-за малого опыта военной службы Гец Даун снова забылся и, напрочь игнорируя всякую субординацию, ответил на телефонный звонок. Динамик был вживлен в мочку уха, микрофон же скрывался между шелковых волокон рубашки в районе верхней пуговицы, поэтому со стороны могло показаться, что Даун беседует сам с собой.
        - Что еще?! - сказал он в пустоту. - Это точно?.. Уволиться там у вас никто не желает? Да, без выходного пособия, без пенсии, без страхов… Ах, проверили хорошо!.. Ах, десять раз пересчитали!.. Этого мало… Что?.. Одиннадцатый?.. И опять все сходится? Н-да, неожиданно… Вот что, пересчитайте еще раз. Да, еще десять раз! Нет, лучше одиннадцать. Да, и потом еще… Что? Какое подтверждение? От кого? Мастера? А как он сумел на связь выйти? Ах, договори-ился… Ловкий сотрудник… Не в пример вам… Что еще? Ах вот как! Да-а? Это меняет дело, можете пока работать… Да, да, ищите… Никаких «еще финнов»! Никуда не посылать! Там сейчас жарко… Да, ищите желтолицых на расстоянии…
        Маршал Страшный закипал медленно, но основательно. Сначала он просто оторопел от такого хамства, впрочем, от этого он избавился легко - по части хамства он и сам был мастак. Справившись с первым оцепенением, Семен Гаврилович некоторое время иронически наблюдал за Дауном, перебирая в уме варианты наказаний, пока вдруг не сообразил, что именно это - все варианты - он уже исчерпал. Разжаловать Дауна ниже рядового было уже некуда, отнять у него орден, медаль или хотя бы почетную грамоту оказалось невозможно ввиду их отсутствия, лишить льгот и дополнительных выплат - аналогично.
        На Страшного накатила вторая волна растерянности, из которой он вынырнул лишь спустя несколько секунд. Гец Даун как раз произносил слово «желтолицых», когда маршал неожиданно для себя потянул из кобуры античный пистолет в подарочном исполнении: золотой ствол, платиновый курок и две деревянные обкладки, выполненные из последней сохранившейся скрипки некоего А.Страдивари.
        Гец Даун настолько увлекся разговором, что даже не расслышал, как патрон вошел в патронник и подставил капсюль под маленький, но твердый боек.
        Маршал уже собирался привести свой безмолвный приговор в исполнение и даже мысленно завязал узелок на память - внести в очередной приказ пункты о призыве гражданина Геца Дауна на службу и о расстреле оного в коридоре Президентского дворца, как снова зазвонил и его телефон.
        Страшный раздосадованно бросил пистолет в кобуру и повел подбородком, совсем как приговоренный гражданин Даун:
        - Что еще?!
        - Контр-адмирал Иванов по секретному каналу, - пропела его личная шифровальщица.
        - Давай! - рявкнул маршал, перехватывая при этом незаметно попятившегося Геца за шею.
        - Господин маршал!
        - Только коротко, Иванов!
        - Так я и сам, господин командующий, понимаю, мы уже на рубеж атаки вышли. Я раньше хотел доложить, только у вас занято было… даже секретный сигнал вклиниться не смог…
        - Это… да… - Страшный скрипнул зубами и пообещал себе, что задушит сказочника Калашникова лично и перед строем. - Новая установка спецсвязи… Ладно, что у тебя?
        - Объект, господин маршал!
        - Помидор?! - ужаснулся командующий. - Огурец?!
        - Нет. - Контр-адмирал растерялся. - Зачем огурец? Искусственный объект. Размером до двух третей любой из местных планет, абсолютно черный, даже солнечных лучей не отражает, а еще - невидимый для гиперсканов…
        - Бабушкины очочки, - прошептал Страшный, мотая головой. - Что же это за дьявольщина-то творится?
        - Атака! - бросил куда-то в сторону Иванов. - Извините, господин командующий, у меня тут чрезвычайная ситуация сложилась… Чужие встречный бой навязывают! Раскусили наш маневр… А может, тоже объект увидели и теперь к нему рвутся…
        - Принимай бой, - сурово приказал маршал. - После договорим, вице-адмирал…
        - Контр…
        - Ты, главное, комаров отгони от яблока! - Страшный звучно шлепнул себя по губам. - Порву этого Калашникова! Оборонять объект, Иванов! Удержишь до подхода главных сил - вице-адмирала получишь, понял?!
        - Так точно! Только главным-то силам сейчас не до нас… Совсем у Наливайко плохо дела идут…
        - Придумаю что-нибудь, - мрачно пообещал командующий. - Ты, главное, держись…
        Связь прервалась, и Страшный перевел тяжелый взгляд на Геца.
        - Что, Семен Гаврилович, ваши помидоры в опасности? - сдавленно спросил рядовой Даун, зажатый в могучем капкане маршальских пальцев.
        Коммерсант определенно слышал каждую его реплику, и теперь маршалу оставалось лишь догадываться, понял ли, о чем шла речь, этот пронырливый бизнесмен. Сам Страшный, например, вконец запутался.
        - Мои помидоры?..
        - Ну, не мои же… - Рядовой нахально усмехнулся. - Как прошла олимпиада интеллектуалов? Могу предложить еще пару загадок. Вот такая: «Кто мимо пройдет, всяк ему поклонится». А?..
        Страшный снова потянулся к пистолету, и Даун поспешил сообщить разгадку:
        - Это человек, обладающий информацией. Ему все и кланяются.
        На этот раз маршалу не пришлось сильно напрягаться, чтобы понять: Даун имеет в виду самого себя.
        - Я?.. Тебе?.. Кланяться?!
        - Ну, не в буквальном смысле, конечно.
        - Да ты!.. - проревел маршал, теребя кобуру, и вдруг обнаружил, что она уже расстегнута. - Да я!.. - произнес он с таким же напором.
        - Не обладаете необходимой информацией, - закончил за него Даун насмешливо, но торопливо. - В отличие от меня. У вас все огурцы да яблоки, а у меня реальные сведения. В системе есть сорок пятый объект, почти такой же большой и тяжелый, как остальные планеты, но, во-первых, невидимый и, во-вторых, проявляющий некоторую активность. Это, безусловно, не планета, хотя по массе…
        - Ты уже говорил, - перебил его Страшный. - Ну?.. - Он явно ожидал продолжения.
        - Проблема в том, Семен Гаврилович, - сказал Даун на этот раз медленно, точно лил мед, а возможно, и деготь. - Проблема в том, что я, как рядовой…
        - Младший сержант, - покровительственно заметил маршал.
        - Ага… гм… ну, хорошо. Проблема в том, что я, как младший сержант, едва ли могу позволить себе учить жизни… или что-то в этом роде… целого… - Даун словно бы охрип от осознания той пропасти, которая разделяет его и маршала, и закончил восхищенным хрипом: - Учить целого командующего Объединенными Военно-Кос… Кос… Кос… - Тут он и вовсе закашлялся, причем это вышло у него и естественно, и комично одновременно.
        - Послушай, лейтенант… старший… - сказал Семен Гаврилович уже миролюбиво. - Служба ведь разная бывает. Кому в окопе отсиживаться, кому в штабе рисковать… а?.. - При этом он попытался заглянуть Дауну в глаза, но тот в смущении опустил ресницы.
        - Уверен, что старшим лейтенантом… и даже, быть может, капитаном… воевать под вашим началом… одинаково легко и почетно. Настолько почетно, что я, пожалуй, и недостоин… - скромно вымолвил Гец Даун.
        - Генералом, - сдался Страшный, будто ставил на кон собственную жену или, хуже того, любимую тещину чашку. - Выше поднять не могу, сам понимаешь. Зачем нам два маршала, согласен?
        - Согласен, - с улыбкой кивнул Даун. - Согласен на прохождение альтернативной службы.
        - Санитаром? - усомнился Семен Гаврилович. - В госпитале для инвалидов несостоявшейся психотронной войны? Слушай, Гец… - Он склонил свой широкий лоб к идеально уложенной седой челке Дауна и заговорил совсем тихо. - Ну не могу же я отменить приказ Президента, верно? Служить тебе все равно придется. Хотя… Не исключено, что ты страдаешь каким-нибудь тяжким заболеванием…
        - Я?! - Коммерсант отшатнулся в испуге. - Это что же, угроза?
        - Например, плоскостопием… - добавил Страшный. - В этом случае я мог бы отдать приказ о твоем освидетельствовании…
        - Мои ноги выращены по индивидуальному заказу, - обиделся Даун. - Впрочем, кажется, мой троюродный племянник Варфоломей Содомов…
        - О-о!.. - приятно удивился маршал. - Не тот ли это Содомов, что владеет золотодобывающей промышленностью Венеры?
        - Он самый. И у него, если я не ошибаюсь, как раз плоскостопие.
        - Бедное дитя! Мои искренние соболезнования! - Страшный потрогал переносицу, будто и впрямь прослезился. - Так, вы говорите, за ним нужен уход, а ближайшие родственники не проявляют должного внимания…
        - Нет, не проявляют, - подтвердил Даун. - Его папаша, мой кузен, сошел в могилу еще пятнадцать лет назад, бросив на юного Варфоломея всю свою никчемную золотую империю… Что же касается матери, то она, насколько мне известно, пропала без вести на следующий же день. Еще через сутки она была найдена отравленной, задушенной и повешенной в гараже Варфоломея.
        - Какой несчастный… случай… - выдавил маршал. - Бедного мальчика нельзя оставлять без попечителя.
        - Откровенно говоря, он далеко не беден даже по моим представлениям… - Даун задумался. - Да, безусловно, без меня он пропадет!
        - Мы этого не допустим! - возмутился Страшный. - Закон о прохождении воинской службы запрещает лишать беспомощное существо единственного кормильца! Итак, господин Даун… Вопрос о вашем участии в боевых действиях решен положительно. В том смысле, что участвовать вы в них не будете. Какое бы звание вам ни присвоили, оно всегда будет сопровождаться словом «запаса».
        - Меня это устраивает, - степенно кивнул коммерсант. - Итак, по массе и размеру сорок пятый объект уступает каждой из планет системы всего на треть…
        - Если только ради этого… - Страшный выглядел разочарованным. - Если ничего нового вы сообщить не в силах…
        - …и объект не просто висит в пространстве, как любой естественный спутник… - невозмутимо продолжал Даун.
        - Это мне уже известно. Хочу напомнить, что последние поправки к Закону предполагают мобилизацию некоторых категорий граждан с последующим направлением их в самые гнилые и опасные места…
        - …например, недавно в той самой точке, где находится этот объект, исчез наш автоматический разведывательный корабль «Китаец», и сейчас мы с большой долей уверенности можем утверждать, что…
        - …например, на планету Мразд, в дивизию, охраняющую фермерские хозяйства от разводимых ими личинок червя гъяди, которые хоть и называются личинками, но достигают двух метров в длину и предпочитают всей прочей пище нежное человеческое мясо…
        - …первый пропавший корабль нашей Корпорации, а именно «Кореец», исчез также рядом с неизвестным объектом. И это можно расценивать как признаки активности объекта. А раз он активен, то и опасен, но увидеть этот объект нельзя…
        - …а еще одна крайне несимпатичная планетка в облаке Оорта, на которой стоит наш пост из двух часовых, сменяющих друг друга вот уже на протяжении десяти лет, и не просто сменяющих, а, подозреваю, живущих полноценной личной жизнью…
        - …ни с помощью мультисенсоров, ни с помощью гиперскана, ни в обычный телескоп, а только…
        Страшный уже набрал воздуха для дальнейшего развития темы о превратностях службы, но осекся и медленно спросил:
        - Что?.. Что «только»?
        - Увидеть объект можно лишь с помощью обычного радара, - пояснил Даун. - Бабушкины очочки, если не ошибаюсь… Это он и есть, радар. Старый добрый излучатель и приемник отраженных от объекта радиоволн. Такого антиквариата уже и в музее, наверное, не найти. Но придется поискать, Семен Гаврилович. Снять с консервации, удалить смазку, надраить тарелки до блеска… И понять наконец, что там за черная жемчужина в ожерелье затесалась. Ну, и Корпорацию заодно принять в компанию. Вероятнее всего, это искусственная планета, только созданная явно не для заселения. Возможно, это гигантский корабль. Этакая дрейфующая космическая крепость, построенная для обороны системы. По крайней мере, так говорят мои аналитики. Еще вероятнее… да я просто уверен… что объект является чем-то средним между планетой и кораблем, и его истинное назначение… - Коммерсант подмигнул Страшному. - Его истинное назначение вам без нашей помощи и наших интеллектуальных ресурсов не определить вовек. С такими умниками, как Калашников, вам это яблочко не надкусить.
        - Не надо про яблочко!.. - застонал маршал.
        - Не выжать вам томатного сока из этого помидорчика.
        - Только не помидорчика!
        - И даже дольки от этого апельсинчика вам не съесть без Корпорации!
        - Ой… - Страшный схватился за живот, потом, припомнив курс военно-прикладной анатомии, перевел руку на левую грудь, но через секунду снова опустил ее в район желудка.
        - Вместе навеки! - заключил Гец Даун. - Процент Корпорации составит…
        - Не сейчас! - Маршал издал утробный звук, затем бешено огляделся и указал на выход из дворца. - Генерал Даун, вы демобилизованы! Вон отсюда!!!
        Гец Даун снисходительно поклонился и, тихонько напевая куплет из модного шансона «На Уране, утром ранним», направился к лифту.
        Глава 24
        Калашников растер уши, словно ему их надрали.
        - Вам бы, господин майор, кроссворды составлять, - заметила Дарья. - Или на должность шифровальщика перейти. Очень уж у вас это здорово получается - шифровать… Вы думаете, маршал что-нибудь понял?
        - Отставить!.. - раздраженно бросил Калашников. - Начальство не глупее, разберется.
        - Про бабушкины очочки вы хорошо загнули, - подал голос Борисов. - Как раз к третьему пришествию расшифруют…
        - А что, разве второе уже было?! - встрепенулся майор.
        - Нет. О том и речь.
        - Фу… я уж думал, пропустил… - Калашников смахнул невидимый фарисейский пот и вновь уставился в монитор. - Дьявол! Но откуда же там сорок пятый объект? Для чего он нужен?
        - А для чего остальные сорок четыре нужны? - спросил Борисов. - Это вас не интересует?
        - С остальными более-менее понятно… А сорок пятый…
        - Ну да, конечно. Деревья там скорее всего не растут и болота не плещутся.
        - Болота нигде не плещутся, - возразила Дарья. - Они тухнут.
        - Это потому, что ты на них не бывала, - вступился за мастера Матвей. - «Тухнут»!.. - воскликнул он патетически. - Надо же, удумала!.. Да ты минут пять на нем постой - оно так заплещется, что, знаешь ли, и уходить с него неохота будет.
        - Верно, - кивнул Борисов. - Вот я и говорю. Вряд ли на сорок пятом объекте такие диковинки встретишь. Слишком уж там темно.
        - Сорок пять, сорок пять… - задумчиво повторил Калашников. - Вообще-то цифра хорошая, военная. Делится на три, на пять…
        Шуберт, вспомнив о том, какой могла быть его доля, прикрыл глаза и лирически шаркнул ножкой.
        - На девять тоже делится, - добавил майор.
        Борисов вздрогнул и отрешился от мечтаний.
        - На девять - маловато получится, конечно… - промолвил он. - Но теперь-то уж что?.. Не надо сорок пять ни на что делить. Надо отнять от них сорок четыре, тогда и получим ответ.
        - Разумно, - похвалил Калашников. - Только непонятно. Ну, допустим, отняли мы, и что?.. Остается один. Что это значит?
        - Вы же сами говорили «сорок пять, сорок пять», - напомнил Борисов. - Цифра военная, но не такая уж она и распространенная. Где еще вы ее в последнее время встречали?
        - На ботинках своих. - Калашников вытянул ноги из-под стола и с неудовольствием взглянул на запылившиеся штабные штиблеты. - Они у меня индпошива, а в приличных ателье никаких тебе двенадцать дюймов или двадцать девять сантиметров, только по штрихмассовой системе размеры проставляют.
        - У меня тоже сорок пятый. - Шуберт снисходительно усмехнулся. Сотрудников Корпорации такими штучками, как обувь на заказ, было не удивить. - А еще?
        - Еще? - Взгляд майора поплыл по потолку, стенам, лицам ученых. - Еще? Ну…
        - Где еще была цифра сорок пять? - Мастер торжествующе взглянул на дежурных. - Или сорок четыре плюс один? А, Мотя?
        - Сорок четыре плюс один? Это значит… Это когда сорок четыре при деле, а что-то лишнее, - сказал Матвей, начиная постепенно догадываться. - Как в этом планетном «подшипнике». Сорок четыре помидора и яблоко…
        - Огурчик, - поправил Калашников, важно приосанившись. Ему нравилось, что его цитируют все, от подчиненных до главкома.
        - Лишняя у нас была панель в том колодце, через который мы сюда попали, - заявила Дарья.
        - Вот именно! Я пересчитывал три раза, - подтвердил Борисов. - Их там сорок пять.
        - Сомнительно, - изрек майор, медленно придвигаясь к клавиатуре.
        Связь со Страшным Борисов уже отключил, но Калашников не был бы начальником Исследовательского Отдела, если бы не сумел подсмотреть, какую клавишу нажимал разведчик. Тюкнув по кнопке с изображением какой-то пучеглазой морды - она слегка смахивала на взбешенного командующего ОВКС, потому, собственно, Калашников и запомнил, - так вот, тюкнув по пиктограмме «Страшный в гневе», майор дождался ответа и выпалил:
        - Господин маршал! Разрешите доложить! Исследовательским Отделом вверенных вам ОВКС раскрыта новая военно-научная тайна! Как начальник отдела, я уполномочен… в смысле… должен, то есть… имею честь… Вот! Имею честь доложить об обнаружении моими подчиненными секретной дверцы в некоем… э-э… колодце! Это может оказаться первой птичкой…
        - Ласточкой, - очень тихо поправила Даша.
        - …первой ласточкой небывалого прорыва во всех отраслях науки и техники! - быстро сориентировался Калашников. - Выражаясь цивильным языком, это сенсация, господин маршал. Так сказать, несомненная победа ИО ОВКС и его, скромно говоря, руководителя…
        Он потупился, но бормотать не перестал.
        - …который по роковому недоразумению до сих пор носит звание всего лишь майора… хотя и занимает генеральскую должность… Да и к последнему Дню защитника Галактики его почему-то не наградили… Премия в размере оклада… квартального… конечно, не самоцель, но…
        - Не увлекайся, - строго произнес Страшный. - Давай по порядку. Что за тайна?
        - Ну… - Майор растерялся. - Я как раз сейчас над этим работаю…
        - Так. Что за секретная дверца? Где она?
        Калашников беспомощно обернулся к Борисову, но тот сделал вид, что увлечен чем-то другим. Матвей как раз в этот момент нагнулся, чтобы завязать шнурок, а Дарья ни с того ни с сего принялась строить глазки рядовым исследователям.
        Майор мстительно покачал головой.
        - Дверца… - выдавил он. - Она совсем недалеко. Даже наоборот, близко. Мое научное чутье подсказывает… оно подсказывает… - Калашников замолчал, вжимая ногти в ладони.
        - Позови там кого-нибудь из менее гениальных, - велел Страшный.
        - Ах да, господин маршал! - оживился майор. - У меня есть ассистенты. Я, как научный руководитель, осуществлял… гм… научное руководство. Что же касается технических деталей, э-э… незначительных таких, ма-аленьких таких деталек, то их я, разумеется, поручил… э-э…
        Дарья, не дожидаясь, пока маршал объявит Калашникову расстрел, подошла к монитору и очаровательно улыбнулась.
        - Господин главнокомандующий, разрешите обратиться? Лейтенант Молочкова… Дарья… Я…
        - Вы?.. - спросил Страшный. Его интонации вызвали в памяти Даши волнующую сцену из многосерийной мелодрамы.
        - Я… - Ее щеки заполыхали двумя майскими закатами, губы свернулись утренним бутоном, груди под скафандром налились спелыми персиками, а ресницы запорхали бабочками-шоколадницами, которые…
        - Чего молчишь, овца?! - рявкнул главком. - Доклад мне, живо!!
        - Господин маршал… - пролепетала Дарья, сразу сникая, сутулясь, куксясь, хмурясь и темнея лицом. - Мы еще не знаем, что за объект висит на орбите, но мы уже поняли, как на него попасть.
        - Да! - вякнул у нее из-за плеча Калашников. - Наши последние разработки позволяют…
        Страшный перекатил зрачки на майора и тяжело моргнул. Калашников пригнулся и юркнул в сторону, словно уходя с линии огня.
        - Господин главнокомандующий, если вы разрешите, мы можем оставить изучение артефакта и всей исследовательской группой заняться изучением ябл… объекта, - проблеял из «мертвой зоны» неугомонный Калашников. - Оставить? - фыркнул маршал. - На какой стадии? Ты хотя бы примерно понял, что это за х…х-х…хот-дог у тебя из бункера торчит?!
        Главком сплюнул за кадр.
        - Понял, - с готовностью ответил майор. - То есть, ну… не совсем, конечно, но у него есть радарная система слежения и наведения…
        - Наведения? - Страшный озадачился. - Так это все-таки пушка?
        - Трансформатор это! - подал голос кто-то из толпы исследователей.
        - Цыц! - прикрикнул Калашников. - Это я… подчиненным, господин маршал.
        - Уж понятно, не мне, - крякнул Страшный. - Дисциплинка! Значит, наведения? И на что эта х-х…хлеборезка наводится?
        - Так вот… - Майор снова показался в поле зрения и махнул рукой на круглый монитор, то есть прямо в лицо маршалу.
        - Что?! - ужаснулся главнокомандующий.
        - Нет, нет! - Калашников, поспешно исправляя ошибку, замахал обеими руками и отчаянно замотал головой. - Я имел в виду, на наше яблочко артефактовы системы наведены.
        - Зачем? - задумался Страшный.
        - Так это… изучаем! - нашелся майор.
        - Яблочко… - озадаченно пробормотал маршал, снова переводя взгляд на Дарью. - А не пришло ли время куснуть нашего огурчика?.. Снять кожуру с апельсинчика…
        Дарья, сообразив, что Страшный все еще находится под впечатлением от шифрованной речи Калашникова, нехотя ответила на его взгляд и терпеливо выслушала восемнадцать метафор.
        Перечислив различные фрукты, включая экзотические аллергенные виды из системы двойной звезды Рабкрин-Акбар, маршал многозначительно умолк и вновь обратил взгляд на Калашникова.
        - Ты вот что, майор, давай занимайся по плану…
        - А как же дверь на объект? - забеспокоился тот. - Там без ИО делать нечего! Там ученые нужны! Ой как нужны, господин маршал! Там же ничего не изведано! Черный баклажан в черном уголке пригрелся, лучей не отражает, темно на нем, как у негра… в шевелюре… Это, знаете ли, не «ложка»-телевизор… Тут надо военно-научный подход применить, методики различные… Экс-траполяцию, дед… это… дед-дукцию…
        - А также инбридинг и дезавуацию, - подсказал Борисов с тщательно скрытой издевкой.
        - Сам знаю, - отмахнулся Калашников. - Да, еще вот их… Мои ребята не подкачают, господин маршал, уж будьте уверены! А если вы, положим, бугаевских «дебоширов» туда пошлете или бронепехотную разведку, тогда толку не будет… Это я вам как ученый говорю. Им же лишь бы пострелять, а думать они по-научному не умеют.
        - Рот закрой.
        Маршал сказал это так спокойно, что до майора смысл приказа дошел не сразу.
        - Вот я и говорю… А… ну, да…
        - Значит, так, майор, если хочешь стать когда-нибудь подполковником, выясни мне всего три вещи… - Главком вышел из состояния нехарактерной задумчивости и согнал брови на переносицу. - Во-первых, кем на планете установлена эта х… хитрое орудие. Во-вторых, почему инопланетная пушка нацелена именно на черную планету-невидимку…
        - Яблочко, - едва слышно вякнул Калашников.
        Маршал уже не обращал внимания на секретность, и это вызывало в душе майора неприятное чувство. Все его шифровальные усилия пошли насмарку, и ему было обидно.
        - И третий вопрос, - повысил голос главком, - какого дьявола я до сих пор не расстрелял тебя вместе с твоими военно-научными дармоедами?! Задача ясна?!
        - А как же… - Голос Калашникова дрогнул. - А как же… подвиг во имя военной науки? Можно же перейти на черный объект и там все исследовать… На месте… Пушка-то никуда не уйдет… Объект же важнее!
        - Кто это тебе сказал?! - Маршал рассвирепел. - Ты что, самый умный?! Дебил стоеросовый! Пререкаться вздумал?! В период ведения боевых действий?! Ты знаешь, чем это пахнет?!
        - Господин майор, если это пушка, она очень флоту поможет, - негромко подсказала Даша. - Можно будет прямо с планеты бабахнуть и часть вражеских кораблей из строя вывести… Там ведь, на орбите, сейчас не приведи господь как жарко…
        Говорила она тихо, так, чтобы услышал только Калашников, но инопланетная аппаратура связи оказалась весьма чувствительной.
        - Вот, послушай, майор, что тебе лейтенант Молочникова говорит! - Главком опять сплюнул. - Даже у этой пичуги соображалка лучше твоей работает! Может, мне ее начальником ИО назначить?
        - Господин маршал… - Калашников развел руками. - Виноват! Не продумал последовательность сопоставления немаловажных деталей…
        Страшный сморщился, будто лизнул посыпанный перцем и солью лимон.
        - Потому что без башки…
        - Господин майор, вы же героем будете, - утешая, шепнул Матвей. - Сейчас пушку перенацелите и сразу врежете этим «комарикам» по пяткам…
        Калашников обвел мутным взглядом своих ученых и обреченно кивнул.
        - За работу, сынки! - произнес он с таким трагизмом, словно на кону стояла жизнь и смерть по крайней мере Вселенной.
        «Сынки» уныло поплелись к артефакту, а сам майор - все еще надеясь на чудо - продолжал топтаться у монитора. Страшный связь с бункером не прерывал, и это могло означать, что решение маршала было не окончательным.
        - Молочникова, - позвал после недолгой паузы маршал.
        - Молочкова, господин главнокомандующий, - смело поправила Даша.
        - Виноват, - равнодушно бросил маршал. - Ты, лейтенант, как считаешь, что там может быть, на черном… объекте? Для чего он тут пригрелся?
        Даша удивленно покосилась на Калашникова.
        - Мы с напарником только недавно увидели это… эту планету… - В поисках поддержки она обернулась к Матвею.
        - Лейтенант?.. - Страшный выжидающе взглянул на Мотю.
        - Орбитальная база, - предположил Матвей. - Для охраны системы от внешней агрессии. Поэтому черная и невидимая.
        - Не планета, значит? - уточнил Страшный.
        - Если ее не замаскировали субстанцией Миглера, абсолютно черной паровоздушной смесью, - неожиданно высказался Борисов. - Впрочем, распылить такое количество субстанции в атмосфере весьма проблематично…
        - Слышали, что сказал покойник? - поинтересовался Страшный у лейтенантов. - Что думаете?.. Фиглер-Миглер?!
        - Скорее многослойный поглощающий полипласт, - возразил Матвей. - Или броня с графито-керамическим покрытием. Она, кстати, гиперволны поглощает, не отражая… А радиоволны, наоборот, усиливает так, что отраженный сигнал в два раза сильнее приходящего получается…
        - Вот и получается невидимка, - резюмировал Борисов.
        - Дар-рмоеды, - прорычал Страшный, косясь на Калашникова и его компанию.
        Услышав рык главкома, дежурные и корпоративный разведчик тут же поняли, у кого учился манерам полковник Бугаев, да и майор Калашников тоже. Маршал пробормотал себе под нос еще несколько ругательств, а затем медленно обвел взглядом лейтенантов, мастера и майора.
        - Когда там будете? - спросил он после длинной паузы, обращаясь преимущественно к Дарье.
        - Где? - растерялась она.
        - На объекте. На сорок пятом.
        - На… яблочке? - уточнила она.
        - На апельсинчике, - подтвердил Страшный.
        - Одни? Без подкрепления?
        - Боевая задача будет простой, так что справитесь и без помощников. Тем более что заняты все. Тут у нас война, знаешь ли, идет… Короче, так: проникнете на объект, ну или внутрь - там уж как получится, разведаете, что к чему, и вернетесь, доложите. В бой с противником не ввязываться. Главное - узнайте, что это за база, какое у нее вооружение, есть ли ангары с техникой, склады боеприпасов, можно ли ее использовать в качестве ударного плацдарма или хотя бы цитадели… Все, что увидите, запоминайте или записывайте. Если удастся выяснить коды управления боевыми системами этой базы, немедленно активируйте их, но без команды не стрелять!
        - Зачем же тогда активировать? - удивилась Дарья.
        - Чтобы были в боевой готовности, - веско ответил маршал. - Если обнаружите на поверхности или внутри этой планеты - не планеты доки или ангары с космическими кораблями, сразу докладывайте - пришлем пилотов…
        - А как мы доложим? Гиперсканы там не работают, значит, и гиперсвязь тоже. - Девушка покосилась на гримасничающего майора. Он всеми силами пытался показать, что вопросы лейтенанта Молочковой - ее личная глупость, и он, хотя и начальник Отдела, к умственным недостаткам подчиненной никакого отношения не имеет.
        - Придумаете, - отрезал Страшный. - Я вам что, дельфинский оратор, на все вопросы ответы иметь? Даю вам десять минут.
        - Ой, десять - это мало, - всплеснула руками Дарья.
        Главнокомандующий снова погрузился в раздумья.
        - Хорошо, - сказал наконец он. - Даю одиннадцать. И шпиона с собой возьмите.
        - Какого шпиона?
        - От Корпорации, покойника неубитого.
        - Это, вероятно, меня. - Борисов вышел вперед и чинно поклонился.
        - Да, его, - поморщился маршал. - Раз не расстреляли, пусть хоть пользу какую-нибудь принесет… Он видишь какой образованный. Пусть разбирается там с этими субстанциями… Только обувку ему выдайте, что он у вас, как индеец, в мокасинах каких-то ходит?
        - Это его… «дебоширы» задержали… - Даша виновато улыбнулась. - В одном ботинке привели. А на базе в запасе только тапочки были для тенниса…
        - Вот, расслабуха! - Маршал звучно высморкался в широкий платок и криво, едва заметно демонстрируя мужское понимание, улыбнулся Матвею. - Выйду на пенсию, обязательно с месячишко на базе какой-нибудь подежурю. Возьму спирта… фляжку… трехтонночку. И лейтенанта из женского батальона… или двух… Ну, как служили на базе, так и теперь работайте. Зачем спетые дуэты разрушать? Бери его с собой, Молочкова…
        - Меня? - угадал Матвей.
        - Тебя, тебя, - покивал Страшный.
        - Полагаю, господин маршал, научно-техническое обеспечение экспедиции… - начал Калашников из дальнего угла.
        - Троих вполне достаточно, - отрезал главком. - Занимайся своими прямыми обязанностями, майор, - добавил он многозначительно, впрочем, многозначительности этой никто не уловил.
        - Майор?.. - разочарованно переспросил Калашников. - Э-э…
        - Что «э»?! Есть желание послужить капитаном?
        - Нету, господин маршал…
        - А то смотри, майор! Как возникнет - звони, не откладывай. Можешь прямо Президенту. Умник! Не выстрелит пушка в течение суток - вообще уволю! Чтобы никаких мне больше фантазий! Работать! Впредь все доклады по команде! - проскрежетал Страшный, перестав улыбаться. - Распустились! Чуть что - сразу главкому трезвонить! Чуть муха пролетела, или чуть яблочко подгнило… Тьфу!! Эй, а вы чего мнетесь? - крикнул он Дарье, Матвею и Борисову. - У вас восемь минут осталось! Конец связи!
        Троица обескураженно потопталась в бункере и, с опаской приоткрыв люк, выбралась наружу.

* * *
        «Вот так… - удовлетворенно подумал Страшный, откидываясь на спинку гидро-вакуум-тонус-кресла. - И волк цел, и лишним овцам копец, и, главное, я сыт. То есть нет… Лучше так: овцы сыты, волк цел, а мне… нет, это тоже не годится…»
        Главнокомандующий ОВКС настолько привык ко всяким тайнам вокруг системы СС, что, даже оставаясь наедине с самим собой, в свинцовой коробочке кабинета, защищенного от всего, от чего только можно и нельзя защититься, продолжал тем не менее соблюдать секретность. Даже если не говорил, а всего лишь думал. Да еще этот майор со своими шарадами, будь он неладен…
        «Итак, - вернулся к своим мыслям Страшный. - Волчара Даун не сможет меня ни в чем упрекнуть: на объект отправлен его штатный шпион, у которого разве что на лбу не написано, кто он такой и на кого работает. Это хорошо. А что, собственно, хорошо?.. Что «написано» или что «работает»? И то и другое плохо… А, вот! - Маршал наконец-то ухватил ускользающую логическую нить. - Хорошо, что договоренность с волком соблюдена. Двое других, проштрафившиеся дежурные… да еще запятнавшие себя сношениями с волчьим агентом… Да. Туда им и дорога - на объект, к черту на рога. Да, всем троим. Пусть сгинут во тьме… Красиво сказал, между прочим!.. Конечно, пусть сгинут. Только не сразу, а для начала разнюхают и доложат. А потом уж и… Нда. Пенсии родственникам выпишем. Можно даже и по медальке. Пусть гордятся, а чего ж… Гордость - дело хорошее. Особенно когда посмертно…»
        Страшный украдкой глянул на грудь и принялся пересчитывать орденские планки, но в который раз бросил. С тех пор как он решил, что его наградами должен заниматься наградной отдел ОВКС, к денщику пришлось приставить вице-денщика, ибо с еженощным пришиванием орденов и медалей на шестнадцать парадных мундиров, тридцать два повседневных кителя и любимую дачную телогрейку он один уже не справлялся.
        «Нет, пожалуй, медали - это уж слишком, - подумал маршал, выстукивая карандашом сложный блюзовый ритм. - Зачем им медали? Можно ограничиться путевками в какой-нибудь профилакторий в умеренной зоне. Например, на спутнике Меркурия».
        Идея ему настолько понравилась, что он, не сдержавшись, тут же притопил кнопку интеркома и велел секретарю забронировать трехместный номер попроще, с удобствами в коридоре и, по возможности, без горячей воды.
        - Простите, господин маршал, - отозвался секретарь, - но у Меркурия нет спутников.
        «Нет - и не надо, - умиротворенно подумал Страшный. - Действительно, зачем им путевки, которыми они не смогут воспользоваться… Вот так, хочешь человека поощрить, а он ни в какую… Идет себе на смерть и ничего от тебя не требует. Скромность для воина - первое дело!»
        Расчувствовавшись, Страшный попытался сковырнуть с мундира пару лишних орденов, но лишних там не оказалось. Планки были нашиты ровными рядами по тридцать штук, и исчезновение любой награды повлекло бы за собой утрату симметрии, над которой денщик и вице-денщик бились не покладая рук.
        Раскрыв на инкрустированном столе инкрустированный органайзер, маршал взял лазерное перо с дарственной надписью «От благодарных народов юго-западных колоний Галактики» и сделал пометку:
        «Наградному отделу ОВКС. Разработать концепцию медали «За скромность».
        Немного подумав, между словами «За» и «скромность» Страшный нарисовал кривую галочку, а в самой галочке дописал слово «небывалую». Теперь все было на месте.

* * *
        Бой вокруг бывшего блочного поселка постепенно выдыхался. Армады орбитальных кораблей, отбомбившись, занялись друг другом. Десантники, несмотря на ударные дозы турбофенамина, валились с ног. Пришельцы, растеряв большую часть живой силы, прекратили атаку и залегли по склонам. Ни те, ни другие по-прежнему не поднимали голов, но выстрелы раздавались все реже и были все менее прицельными.
        Тройка облеченных доверием главкома разведчиков проползла по траншее, образовавшейся после веерного залпа с вражеского корабля, и достигла того места, где впервые ступила на поверхность этой планеты. Ориентиром служил самоходный лазер, подбитый в самом начале столкновения и оставшийся на том самом месте, где всех пятерых, включая капитана Мищенко и беспалого Зинчука, арестовали охранники странного поселка. Оплавленный, почерневший МАСЛ стоял рядом с канавой, и до него был всего один бросок.
        Дарья лишь сейчас осознала, что назначена старшей группы, и мгновенно почувствовала бремя ответственности за двух раздолбаев, которых навязали ей в компанию. А поскольку навязал их сам главнокомандующий Объединенными Военно-Космическими Силами, это умножало гнет десятикратно. Одновременно она испытывала безумную гордость от того, что выбор Страшного пал именно на нее. Для Дарьи Молочковой, обычной девушки с Зуха-7, это была не только большая честь, но и возможность нечаянно продвинуться по службе. Кроме внеочередного звания, ей уже виделись голоснимки в центральных газетах, большой орден или как минимум медаль и наверняка билет на один из шикарнейших курортов Галактики. Подкисшая было мечта о славе Первого Контактера вспыхнула вновь и засияла пуще прежнего, хотя и в новом ракурсе.
        Художественных фильмов Дарья посмотрела в избытке, поэтому она без проблем выудила из памяти другой блокбастер, не менее кассовый, чем «Наши фиолетовые братья», под названием «Киборг в октябре». Герой картины, хоть и не обнаружил никаких гуманоидов, все-таки спас Вселенную, и это тоже было неплохо. Последствия для него наступили примерно те же, что и для дальнобойщика на «Маке-3000»: миллионы золотых бюстов в различных учреждениях, портреты везде, вплоть до туристических палаток, и планета из Реестра Свободных Земель, которую спаситель мира, аналогично шоферу грузовика, передал в дар ПОНТу - Партии Обделенных и Нищих Тружеников под патронажем Межпланетного Валютного Фонда…
        Все эти мысли, чувства и воспоминания пронеслись в Дашиной головке за тот краткий миг, пока она прикидывала расстояние от края траншеи до покореженного МАСЛа.
        - Ну ты чего, заснула? - недовольно буркнул Матвей.
        - Прям уж заснула! - огрызнулась она. - Думаю…
        - Да ты уже сорок минут сидишь, думаешь!
        Дарья недоверчиво посмотрела на Борисова.
        - Тридцать девять, - уточнил он, и от этого стало еще хуже. - Пошли, что ли?..
        - Вперед! - волевым голосом произнесла Дарья. Старшей назначили все-таки ее, и она хотела, чтобы Матвей с Шубертом не забывали об этом ни на секунду.
        - Что это ты раскомандовалась? - сказали они почти синхронно и, взяв ее под мышки, вытолкнули из траншеи.
        Дарье ничего не оставалось, как добежать до бездействующего лазера и укрыться за его корпусом. Вскоре к ней присоединились и мужчины. Борисов, выглянув из-за жестяного кожуха, подобрал с земли камешек и кинул его почти наугад. Камешек пролетел метра три и вдруг исчез.
        - Туда, - указал Шуберт. - Кто первый?
        Дарья, одолеваемая недобрыми предчувствиями, вжалась спиной в траки.
        - Ладно, я сам пойду, - героически заявил Борисов. - Мне шестьдесят процентов, вам - по двадцать.
        - Шестьдесят процентов от чего? - насторожился Матвей.
        - От чего-нибудь, - махнул рукой мастер.
        - Сребролюбец! - презрительно скривилась Дарья. - В общем, тебе - пятьдесят, мне - сорок. Иди.
        - Это вы хорошо посчитали… - процедил Матвей. - Ничего не упустили, нет?
        - Хочешь - можешь сам рискнуть, - отозвался Борисов.
        - Вот же связалась!.. - сокрушенно воскликнула Дарья и, глубоко вдохнув, выскочила на открытую местность.
        Все случилось гораздо раньше, чем она предполагала, Дарья толком даже не поняла, когда и где ей попалась входная плоскость тоннеля. Споткнувшись о кочку, она рыбкой пролетела метр или два и плюхнулась на живот - при этом, естественно, зажмурилась и, как полагается, простилась с жизнью: высовываясь из-за МАСЛа, она отчетливо видела внеземного снайпера на сопке.
        Пролежав около минуты и отметив, что по-прежнему жива, Дарья позволила себе открыть глаза. Она находилась внутри того самого колодца, куда они угодили вместе с капитаном Мищенко. Вокруг отсвечивал высокий забор из сорока пяти прямоугольных сегментов.
        Едва она успела подняться, как в колодец влетел Борисов и рухнул точнехонько на ее место. Спустя еще секунду прибыл и Матвей - он сбил с ног Шуберта, тот завалился вперед и толкнул Дарью. Повозившись, они поднялись - с чертыханиями и взаимными упреками.
        - И что дальше? - осведомился Матвей.
        - Первым делом пронумеруем сегменты, - сказал Борисов, перехватывая инициативу, а вместе с ней, вероятно, и контрольный пакет акций в грядущем, хотя и весьма неопределенном, деле.
        - Зачем? - спросила Дарья. Спросила не для того, чтоб услышать ответ, а просто так, для порядка, поскольку маршал Страшный назначил все-таки ее.
        - Затем, - веско ответил мастер, несмотря на то что ответа никто особенно и не ждал. - Искать путь нам придется чисто эмпирически.
        - Это как?
        - Будем соваться во все двери, пока не поймем, что нашли сорок пятый объект.
        - А как мы поймем? - не унималась Дарья.
        - Не знаю. Ну… наверно, на сорок пятом темно, планета же черная. Уже какая-то примета… Там видно будет. - Борисов извлек из кармана найденный в бункере инопланетный складной ножичек и начертил на сухой серой земле цифру 1. - Помогайте, что встали?
        Минуты за две инвентаризация ходов в гиперперекрестке была закончена. Дверей действительно оказалось сорок пять - теперь, когда против каждой стоял порядковый номер, это уже не вызывало сомнений.
        - Ну? - вкрадчиво произнес Матвей. - Что дальше?
        - А дальше просто, - сказал Шуберт. - Возьми меня за руку… на всякий случай… и загляни в какую-нибудь плоскость.
        - Может, лучше ты?..
        - Могу и я. Но это будет уже не шестьдесят, а семьдесят. Процентов, - пояснил мастер. - Вам-то что?.. Вас государство обеспечивает, а мне о будущем думать надо, семью кормить.
        - Семья-то большая? - по-женски поинтересовалась Дарья.
        - Да ее нет пока. Но, надеюсь, когда-нибудь появится.
        Матвей вздохнул.
        - Хорошо, - сказал он. - Держите меня крепче. Гляну, чего там… А куда смотреть-то?
        - Какая разница? - спросил Борисов. - Начинай с первой, чтоб по порядку.
        - Нет, я лучше в сорок пятую наведаюсь. Она же лишняя.
        - Вот, дубина! - воскликнула Дарья. - Номера-то эти кто проставлял?! Мы проставляли! Лишней может оказаться любая, кроме той, из которой мы сейчас вышли. Начинай с первой.
        - А кто тебе сказал, что она первая? Это же мы номера проставляли! - противно проблеял Матвей, передразнивая напарницу. - Нет, я с сорок пятой все-таки начну.
        - Давай с сорок пятой, - смирился Борисов. - Только быстрее.
        - И не торопите меня! - сварливо добавил Матвей. - Я, может, концентрируюсь…
        Сконцентрировавшись, Матвей осторожно, словно к краю пропасти, подошел к сегменту, против которого стоял номер 45, и, нерешительно обернувшись, заглянул в плоскость. Голова утонула по самую шею, отчего дежурный приобрел вид мистический и, в определенном смысле, потусторонний. «Вынырнул» он только через минуту - Борисов и Дарья все это время боялись не то что дернуть Матвея обратно, но даже обменяться тихими репликами.
        - Что?! - спросили они хором, когда рот и уши Матвея вновь оказались в колодце и он стал доступен для вербального общения.
        - Мрак! - восторженно высказался он.
        Дарья и Шуберт озадаченно переглянулись. Поверить в столь редкую удачу им было трудновато.
        - Конкретнее, пожалуйста, - молвил Борисов. - Полный мрак или ночная сторона какой-то планеты?
        - Мрачнее не бывает. Это сорок пятый. Яблочко, точно вам говорю, - сказал Матвей. - Пошли…
        Глава 25
        - Дуракам везет, - ухмыльнулся Шуберт.
        - А у нас в училище над входом в столовую висел плакат «Смелым помогает судьба», - возразила Дарья.
        - А смелым дуракам вообще никаких преград, - иронично заметил Матвей, окончательно извлекая голову из панели. - Вы идете?
        - Идем. - Борисов обреченно вздохнул и галантно сделал ручкой. - Дамы…
        - Пропускать женщин вперед - пережиток прошлого, - недовольно сказала Дарья.
        - Зато безопасно для мужчин. - Шуберт понял, что спутница настроена развернуть дискуссию, и снисходительно улыбнулся. - Впрочем…
        Он мягко отстранил Матвея и смело шагнул в панель. Дарья с Матвеем переглянулись, и на их лицах отразилась досада.
        - Жук! - простонала Дарья.
        - Цивил ушлый, - поддержал ее Матвей.
        До них наконец-то дошло, что лежащее за «сорок пятой» дверью пространство - единственное действительно не открытое место во всей планетной системе. Тот, кто первым шагнул на поверхность или внутрь черной планеты - на этот счет пока версий не было, - становился фактически первооткрывателем, а значит, получал на нее все права. Правда, черный объект являлся стратегическим, а в период ведения войны все стратегические объекты могли использоваться ОВКС без согласия владельца, но все равно Шуберт формально этим владельцем теперь был, а Мотя и Даша - нет. И то, о чем они договаривались «на берегу», не имело никакого значения. Надеяться на великодушие мастера корпоративной разведки было глупо, и они это понимали.
        - Добро пожаловать, - бодро выкрикнул Борисов откуда-то из беспросветной темноты, когда дежурные шагнули на твердую, ровную поверхность по ту сторону панели. - Приветствую вас на территории, принадлежащей мастеру дальней космической разведки Шуберту Ивановичу Борисову!
        - Мастеру? - обиженно спросил Матвей - Не Корпорации? Ты уверен?
        - И Корпорации, - согласился Борисов. - Но четверть территории - моя. И выбор, какая это будет четверть, тоже за мной. Я беру эту, рядом с переходом.
        - Будешь визы прибывающим выдавать? Прибыльное дельце, - с завистью сказал Матвей.
        - Ой! - воскликнула Даша. - Мотя, мы же только шаг сделали! Так?
        - Ну, - настороженно подтвердил Матвей.
        - А почему дверочки нет? Я хотела назад шагнуть - на перекресток, а ничего не вышло… Я боюсь…
        - Как это нет?! - возмутился мастер. - Вы опять хотите меня прибыли лишить? Или ты шутишь? Ха! Надо же, юмористка! Матвей, у тебя фонарика нет?
        - Зажигалка… - Матвей похлопал себя по карманам. - Где же она… черт…
        - Я не шучу-у, - дрожащим голоском протянула Даша. - Там пусто!
        - Матвей! - раздраженно поторопил мастер.
        - Ну сейчас! Ищу я! Она же маленькая… А, вот…
        Он щелкнул зажигалкой, и синеватый язычок пламени впился в бархатный бок тьмы. Вокруг не было ничего. Только воздух. Никаких стен или панелей перекрестка.
        - Нет, подожди, - обращаясь к Даше, засуетился Борисов. - Там, на планетах, мы тоже ничего не видели. Перекресток только изнутри как колодец выглядит. Просто надо пройти назад…
        - А я где стою?! - роняя маленькие слезки, спросила Дарья. - Я уже на пять шагов отошла-а…
        Она спрятала лицо в ладони и всхлипнула.
        - Дела… - Матвей озадаченно почесал макушку.
        - Так, спокойно… - Борисов уцепил Дашу за рукав и подтащил к Матвею. - Держись за него. А ты посвети на пол.
        Пол был металлическим, чуть шершавым и чуть-чуть пыльным. Никаких стрелок, как в душе надеялся мастер, на нем нарисовано не было.
        - Ловушка, - сквозь зубы пробормотал Борисов. - Страшный нас потому и отправил…
        - Потому, это почему? - Матвей невольно прижал к себе Дашу и в целях экономии горючего погасил зажигалку.
        - Потому что подозревал, что это ловушка! Мы для него кто? Лишние пешки! Вернемся - хорошо, нет - ну и ладно. У нас в Корпорации для таких мероприятий роботы-разведчики есть, а в ОВКС все проще, как я вижу…
        - Мы умрем? - испуганно прошептала Даша.
        - Воздух тут есть, значит, не сразу, - успокоил ее Мотя.
        - А-а!.. - Дарья уткнулась в его плечо.
        - Отставить плач! - неожиданно для всех, особенно для себя самого, приказал Борисов. - Будем думать… - как там выражается ваш Калашников? - «военно-научно».
        - «Научно-научно», - припомнил Матвей.
        - Значит, будем думать и так, и эдак, - решил мастер. - Что мы имеем?
        - Зажигалку, - подсказал Матвей, - и аварийный фонарик, но он красный и слабый…
        - Зато на атомной батарейке, - сказала Даша, утирая слезы.
        - А ну включи, - приказал мастер.
        Свет от фонарика позволял видеть лишь общие очертания, да и то в движении. Вот Даша отстранилась от Матвея, вот он махнул рукой…
        - Годится, - заключил Борисов. - На безрыбье и наживка - закуска. Не гаси его, пусть работает. Если потребуется рассмотреть что-нибудь подробнее - воспользуемся зажигалкой. Теперь - что мы имеем?
        - Фонарик и зажигалку, - уже бодрее ответил Мотя.
        - Нет. - Борисов покачал головой. - В смысле вокруг.
        - Пол и воздух, - догадался Матвей.
        - Вот! - Мастер многозначительно поднял вверх указательный палец. - Пол! И воздух! Не землю, а пол. И не ветер, а неподвижный воздух. Это значит, что оказались мы внутри чего-то рукотворного. Так?
        - Или внутри пещеры, - засомневался Матвей.
        - С гладким железным полом? - Борисов топнул, но плита под ногой была, видимо, слишком толстой, и никакого гула или вибрации никто не уловил.
        - Железная планета? - предположила Даша.
        Она немного пришла в себя, и голос ее уже не дрожал.
        - Или корабль, - авторитетно предположил Матвей. - Я проходил практику на учебном броненосце «Антонов», там в один конец десять километров…
        - Пешком? - задумчиво уточнил Борисов.
        - Мы в основном бегали… - Дежурный вздохнул, словно воспоминания об училище были для него не самыми приятными. - У нас сержант был - Злыкин, так он все время кроссами донимал. «От бака до юта бегом арш! Кто меня обгонит - пойдет в увольнение». А его как обгонишь - он просто бешеный конь был… Да и в увольнение ходить было некуда. Корабль висел на орбите планетоида Беспредельск, а там ни заведений, ни достопримечательностей…
        - Да-а, тяжелая была служба… - по-прежнему задумчиво протянул мастер. - Но эта посудина побольше броненосца будет. Раз в сто… тысяч.
        - Мне холодно, - пропищала Дарья. - Я хочу в туалет…
        - Вот чего мы здесь не найдем, так это туалетов, - заверил ее Борисов.
        - Почему?
        - Потому что не будем искать. Некогда глупостями заниматься. Хочешь в туалет - ради бога. Мы отвернемся.
        - Я потерплю…
        - Надо идти, - предложил Матвей. - Нет времени ждать, и едва ли есть кто-то, кто поможет нам в этом…
        - Стихи? - удивился мастер.
        - Не знаю. - Дежурный пожал плечами. - Слышал где-то…
        - Тогда идем. - Шуберт не стал дожидаться начала очередного спора, на этот раз - о выборе направления, и двинулся вперед.
        В избранном мастером направлении разведчики шли недолго. Примерно десять секунд. Потом путь им преградила холодная металлическая стена.
        - Вправо, - решил владелец черной планеты.
        Вправо им удалось пройти гораздо больше. Что-то около сотни шагов. На сто первом они снова уткнулись в железную стенку.
        - Вправо, - все тем же уверенным тоном заявил Борисов.
        - Может, знак нацарапаем? - предложил Матвей.
        - Чем?
        - У меня ножик есть…
        - Валяй…
        Дежурный раскрыл маленький складной нож и, высовывая от усердия язык, выцарапал на твердом металле цифру 1. Видно отметку было плохо, даже в свете зажигалки. Мастер скептически скривился, но промолчал. Они снова двинулись вдоль стены и, пройдя все те же сто шагов, снова уперлись в преграду.
        - Квадрат, - вымолвил Борисов. - Вы никаких дверей не видели?
        - Мы и не присматривались, - буркнул Матвей. - Теперь куда?
        - Вправо, - Шуберт махнул рукой в темноту. - И не забывайте ощупывать стену. Вдруг дверь найдете. Даша, ты как?
        - Я… - Голос дежурной был уставшим, - нормально…
        - Согрелась?
        - Нет…
        - А в туалет?
        - Уже не хочу…
        - Да-а? - Мастер произнес это настолько двусмысленно, но в то же время артистично, что разведчики рассмеялись.
        Эта небольшая порция положительных эмоций помогла им собраться и действительно не пропустить контур двери. Створки были подогнаны очень плотно и почти не выделялись на фоне стены. Тончайший паз нащупали нежные женские пальчики. Даша остановилась и тихо позвала.
        - Эй… тут что-то есть…
        - «Эй-один» на связи, - подражая интонациям ненастроенного кибермозга, ответил мастер. - Что там?
        - Дверочка, - пояснила Даша.
        - А кнопочки нет, чтобы дверочку открыть? - Борисов пошарил ладонью по стене, и прямо перед разведчиками внезапно раскрылся квадратный зев.
        - А вдруг это конвертер? - опасливо предположил Матвей. - Зайдем, и все… на молекулы…
        - Эх-х!.. - Мастер резко присел и протянул руку вперед и вниз.
        - Осторожнее! - невольно вырвалось у Дарьи.
        Шуберт отдернул руку и потер пальцы.
        - Пыль, - изрек он, вытирая ладонь о комбинезон. - Тот же пыльный пол…
        - Тогда идем?
        - А как вернемся?
        - А зачем сюда возвращаться? Дверь же на перекресток исчезла…
        - Ну… вдруг она снова появится?
        - Когда? Через сто лет?
        Шуберт хотел возразить что-то еще, но передумал. Он встал в полный рост и смело шагнул в новый коридор…
        …Шестьдесят вторая дверь бесконечного лабиринта просторных металлических коридоров раскрылась так же бесшумно, как и все предыдущие.
        - Я не могу! - взмолилась Дарья. - Я устала, я хочу присесть, отдохнуть…
        - Некогда рассиживаться, - отрезал Борисов, и сам уже порядком подуставший. - Я тут немного подумал… Когда я впервые увидел этого рыбоглазого… ну, УУ этого недоделанного, он бормотал что-то о х-х…
        - О чем? - не понял Матвей.
        - Х-х! - Борисов попытался воспроизвести звук с максимальной точностью.
        - Это что за… - начал было дежурный, но в этот момент что-то произошло.
        Никто из разведчиков не понял, что изменилось, но окружающая их темнота вдруг стала какой-то другой. Уловив перемену, мастер осторожно набрал в легкие побольше воздуха и снова выдохнул:
        - Х-х!
        Темнота помутнела и стала какой-то серой, словно предрассветной. Борисов медленно, будто опасаясь спугнуть удачу, вдохнул и фыркнул уже изо всех сил:
        - Х-х!
        По полу пробежала волна едва различимой вибрации, а на смену сумеречному освещению пришел свет пасмурного дня. После долгого блуждания во мраке разведчики были вынуждены прищуриться, настолько ярким показалось им это убогое световозрождение.
        - Что это значит? - удивился Матвей. - Пароль?
        - Пароли обычно другие бывают, - прошептала изумленная Даша. - Ну, там «Как погода на Альдебаране?», а отзыв - «Не курю, боксер»…
        - Это в ОВКС, где все умные, - возразил Борисов. - А у инопланетных тварей пароли могут и проще оказаться. Чтобы не запутались.
        - Хе-хе, и все? - Матвей недоверчиво покачал головой.
        - Сам попробуй, - предложил Шуберт. - Если я прав - у тебя тоже получится.
        - Да ладно… - Дежурный махнул рукой.
        - Да, попробуй! - Борисов хлопнул его по плечу.
        - Да не буду я!
        - Попробуй, - поддержала мастера Даша. - Никто же не смотрит…
        - Издеваетесь? - Матвей помотал головой. - Ну ладно… хе-хе…
        - Не хе-хе, а х-х! - Борисов повел шеей, словно змея, вперед, а потом плавно назад.
        От его шипения света стало вполне достаточно, и теперь разведчики увидели не только углы квадратного помещения и все его двери, но и украшающие стены пиктограммы.
        - О! - удивился Шуберт, приближаясь к одному из трафаретов. - На колбасу похоже…
        - Сервелат, - уточнила Даша. - Я бы поела…
        - А вот эта ложку с вилкой напоминает, - сглотнул слюну Матвей.
        - И стакан с бутылкой. - Борисов перевел взгляд на третью пиктограмму. - А вон, смотрите, фаллическая символика…
        - Нет, это больше на эмблему атом-мобильной службы смахивает. Вот это парковочные колеса, а между ними колонка рулевого джойстика…
        - Очень интересно. - Борисов перешел к следующему изображению. - А здесь все в красном цвете выполнено. Рука, линия и что-то похожее на ракетные двигатели… странно… Как будто перчатка к ракетной ступени привязана, за средний палец. Что это за ребус, интересно было бы узнать…
        - Может быть, это рука, управляющая ракетой? - робко предположила Даша.
        - Ну да! - Матвей скептически усмехнулся и жестом - оттопырив средний палец - показал, что считает интерпретацию Даши, мягко говоря, прямолинейной.
        - Цып-цып! - Борисов, тоже веселясь, изобразил, что приманивает какую-то птичку, перетирая между большим и средним пальцами корм.
        - Нет, лучше так… - Дежурный сделал вид, что запускает бумажный самолетик. - Фью-ю-у…
        - Ага, или так… - Шуберт рассмеялся и изобразил, что вертит нечто над головой на длинной веревке. - Побереги-ись, рука ракетой управляет!
        - Или… - Матвей не успел выдвинуть новую словесно-изобразительную версию, поскольку мастер вдруг замер с вытянутой вверх рукой.
        Глаза корпоративного разведчика округлились и остекленели. Постояв примерно три секунды неподвижно, он медленно обернулся к пиктограмме и сделал еще пару судорожных движений над головой.
        - Поберегись… - растерянно повторил он, осторожно поднося ладонь к пиктограмме.
        - Шуберт! - предупреждающе крикнул Матвей.
        - Х-х, - ответил мастер, одновременно прикасаясь к рисунку.
        Кусок стены шириной метров десять внезапно уехал куда-то вверх, и взору разведчиков открылся просторный, залитый молочно-белым светом зал. Где-то вдалеке он заканчивался огромным экраном, а посреди помещения возвышался постамент с тремя рядами удобных анатомических кресел. Причем анатомия была схожей с человеческой.
        - Да это же наш бункер, только раз в сто больше, - изумился Матвей. - Даша, смотри, оперативный зал!
        - Надеюсь, Анализатор здесь не такой зануда, - пробормотала Дарья.
        - Даже если так, - усмехнулся Борисов, - здесь он должен всего лишь занудливо хрипеть.
        Он пошел было вперед, но вскоре остановился.
        - Что-то не так? - обеспокоился Матвей.
        - Да нет, - мастер завертел головой, - просто осматриваюсь… Х-х!
        Вопреки ожиданиям, никакой реакции не последовало. Приборы и предметы в зале остались на своих местах, неподвижными и безучастными.
        - Может, здесь другой пароль предусмотрен? - предположила Дарья. - Например, «Как погода…»
        - На Зухе-семь, - закончил вместо нее Матвей. - Не мешай!
        - Кто это мешает?! - обиделась Даша. - Кто вам про ракету подсказал?
        - Ракета? - Борисов задумчиво взглянул на девушку. - Нет, это не ракета.
        - Ты посмотри вокруг, - поддержал его Матвей. - Бункер это!
        - И не бункер, - возразил мастер.
        - А что же тогда?
        - Пока не знаю… - Шуберт пожал плечами и направился к постаменту с креслами.
        Напротив одного из сидений в первом ряду из платформы торчала изящная металлическая ножка, которую венчала широкая консоль. Всю эту «шляпку» железного «гриба» покрывали круглые плоские кнопки или сенсоры с замысловатыми пиктограммами. Борисов пробежал взглядом по обозначениям и протянул указательный палец к самой большой кнопке, прикрытой сверху отдельным прозрачным колпачком.
        - Шуберт, не надо, - тихо попросила Дарья.
        - Рука с ракетой, - пояснил мастер. - Единственный знакомый символ.
        - Вот поэтому и не надо. - Даша мягко перехватила его запястье. - Скорее всего это запуск двигателей…
        - Да бункер это! - возразил Матвей. - Какие двигатели у бункера?! Привод перископа?
        - Это может оказаться пусковой кнопкой для челнока, - сказала девушка. - Вдруг мы находимся внутри корабля, спрятанного на этой планете? А если мы не сможем им управлять? Что тогда? Надо сначала во всем разобраться.
        - В чем разбираться-то? - Мотя кивнул на пульт. - Тут сплошные иероглифы. Даже китайцам не понять!
        - Мы же поняли, - неуверенно возразил Борисов.
        - Это не факт. - Матвей взмахнул обеими руками. - Сервелат, фаллос, похожий на рулевой джойстик грузовика, рука… Что они означают?
        - Вот я и предлагаю попробовать! - Мастер снова протянул руку к «застекленной» кнопке.
        - Только не все сразу! - опять остановила его Даша. - Давайте начнем с сервелата. Или вот дощечка с полосками и палочка. Похоже на древние инструменты для письма.
        - «Паркер» и ксерокс, - блеснул знаниями Матвей. - Я в музее видел…
        - Нет, ксерокс - это… - Борисов задумался, - не для письма, он… Это…
        - Бумага! - осенило Дашу. - С вас по двадцать кредитов!
        - Мы же не спорили! - возмутились мужчины в один голос.
        - Оправдываетесь - значит, виноваты, - применила Дарья проверенный женский способ - сбить собеседника с толку непонятной логикой, а затем, пользуясь его замешательством, вытребовать свое.
        Маняще качнув бедрами, она подошла к пульту и, победно улыбнувшись, ткнула пальчиком в кнопку с «паркером» и бумагой.
        Никто не ожидал, что на ее действие будет какая-то реакция со стороны «корабельно-бункерных» систем, и потому прозвучавший под сводами зала мелодичный сигнал грянул как гром среди ясного неба…
        Глава 26
        - Х-х-х-х. Х-х… - произнес некто голосом простуженной змеи. - Х-х?
        - Что это у него, регистр заржавел? - удивился Матвей. - Все слова на одном звуке…
        - А разве это слова? - Дарья с сомнением взглянула на потолок. - Может, просто тестовый сигнал? Ну, как у нас «раз, раз, проверка связи…»
        - Нет, это особый фонетический строй, - авторитетно заявил Борисов. - Я с такими вариантами уже сталкивался. Например, с УУ.
        - Точно. - Дарья кивнула. - Я тоже сталкивалась. Чуть коленку не отбила. Он мне - у-у, у-у, и непристойно так подмигивает, а я ему - рраз!..
        - Постой, - прервал ее Матвей. - Шуберт, ты понимаешь, что он говорит? Он нас ни о чем не спрашивает?
        - Спрашивает, - согласился мастер. - Только я не понимаю, о чем.
        - А если, не получив ответа, он задумает самоликвидироваться или нас угробить? - забеспокоился Матвей.
        В этот момент стена с огромным экраном подернулась дымкой и задрожала. Звука разведчики не услышали, но вибрация была столь сильной, что у всех троих зачесались зубы.
        - Вык… в-выключи его… - проскрежетала Дарья.
        - К-как я его в-вык?.. - выдавил Борисов, протягивая растопыренные пальцы к тонкой «шляпке» перед креслом.
        - Ппы… п-пароль! - подсказал Матвей и, не дождавшись от Шуберта ничего вразумительного, попробовал сам: - Х-х-хы!.. Х-х-х… Х-х…
        Зал реагировал, но совсем не так, как хотели люди. В высоком потолке возле экрана выдвинулась длинная узкая секция и, провернувшись вокруг продольной оси на сто восемьдесят градусов, явила на свет три ряда не то объективов, не то лазерных прицелов. Линзы недвусмысленно уставились на троих исследователей и синхронно кивнули.
        - Они от нас чего-то хотят… - с ужасом догадалась Дарья. - Эй! - обратилась она к потолку. - Уберите свои телекамеры! Х-х!.. Команда «Х-х», понятно?
        - Не надо таких экспериментов, - остерег ее Матвей. - Сейчас тут накомандуешь… Вот что ты им сказала?
        - Я?.. - растерялась девушка. - А ты разве сам не слышал?
        - Слышал, слышал. Только что это значит? Может, твое «Х-х» - это приказ открыть огонь…
        Словно отзываясь на его реплику, из сотни маленьких окуляров выдвинулись три телескопических объектива, каждый при этом смотрел точно в лоб каждому из разведчиков.
        - Вот видишь! - отчаянно воскликнул Матвей.
        - Это не мое «Х-х», это твое «Х-х» так сработало! Скажи им, чтоб убрались, а то мне снова в туалет хочется!
        - А ну прекратите! - прикрикнул на дежурных Борисов. - Сейчас и правда докомандуетесь!
        Три объектива снова кивнули и одновременно раскрыли черные диафрагмы, за которыми показались ярко-красные зрачки. Ничего хорошего эта метаморфоза не сулила.
        - Ну… мы, наверное, пойдем… - пробормотала Дарья, обращаясь к немой оптике. - Не вовремя зашли, понимаем… в следующий раз как-нибудь…
        Она тихонько попятилась, при этом окуляр, взявший над ней «шефство», с недобрым жужжанием выдвинулся еще дальше, превратившись в целую подзорную трубу. Диафрагма раздвинулась шире, выпятив круглый кровавый глаз.
        - Эй, эй!.. - одернул напарницу Матвей. - Смотри! Им не нравится… Может, они, наоборот, не хотят, чтобы мы уходили?
        - Попробуй вернуться, - сказал Борисов.
        Дарья последовала его совету - объектив наполовину втянулся назад, теперь он выглядел умиротворенным.
        - Ага… - проронила она и вдруг, поддавшись какому-то неосознанному порыву, уселась в кресло.
        «Телескоп» одобрительно кивнул и, спрятавшись в общем ряду, стал неотличимым от стеклянных собратьев. Две других «подзорных трубы», следившие за Шубертом и Матвеем, по-прежнему сверлили их неодушевленными взглядами, словно требуя повторить отважный, но неумный поступок женщины. Мужчинам ничего не оставалось, как только усесться по бокам от Дарьи. Объективы втянулись в потолочную панель, однако сама секция не развернулась, а продолжала таращиться на людей сотней черных глазков, словно напоминая, что держит их на прицеле.
        - Кажется, они довольны… - обронил Матвей.
        Он попытался подняться, вернее, лишь сделал вид, что собирается встать, и его личный «телескоп» сердито вжикнул линзой - тоже как будто притворяясь.
        - Тихо, тихо! - сказал ему Матвей, для убедительности выставляя вперед ладонь. - Намекают, гады…
        - Что же, так и будем сидеть? - спросила Дарья.
        - Посидим… - отозвался Борисов. - Пока ничего лучшего не придумаем.
        - Ты уж постарайся, - попросила она. - Тебе же здесь двадцать пять процентов причитается. Вот ты и придумывай.
        - Этот зал в мою долю не входит, - заявил Шуберт. - Зачем мне такое счастье? Мне бы что-нибудь попроще, поопределенней.
        - Что-нибудь такое, из чего можно извлечь выгоду… - с осуждением произнес Матвей.
        - Мне нужно в туалет! - напомнила Дарья.
        - Будем пробовать дальше, - решительно сказал Борисов и, не дожидаясь ответа товарищей, тут же попробовал: - Х-х! Х-х-х!
        Экран и окуляры в потолке остались неподвижны, зато «гриб» возле его кресла вздрогнул и повернулся на сто восемьдесят градусов. Кнопки с изображениями колбасы, полосатой дощечки и прочих непонятных символов оказались по другую сторону, и теперь перед Борисовым возникли новые пиктограммы: «квадрат», два «треугольника», «круг» и еще один круг, но только не серый, а оранжевый.
        - Уже лучше… - пробормотал Шуберт.
        - Ты так считаешь? - усомнилась Дарья.
        - Хорошо хотя бы то, что наши представления о геометрии совпадают.
        - Ну да, мы можем выбрать, какую дырку в голове прожжет нам лазер - круглую, квадратную или треугольную, - высказался Матвей. - Это здорово, но я все-таки предпочел бы сервелат.
        Борисов, не обращая внимания на его нытье, поводил пальцем над «шляпкой» с кнопками и притронулся к оранжевому кругу. Все трое в ужасе замерли, ожидая последствий, причем Матвей инстинктивно прикрыл ладонями лоб, а Дарья, словно сдерживая очередной позыв, схватилась руками за гульфик комбинезона.
        - Ну?.. - молвил Матвей после паузы. - Ур-родство… - выдохнул он, расслабляясь. На эту реплику зал также не откликнулся. - Сколько можно томить? Мы увидим что-нибудь конкретное?
        - Конечно, - кивнул Борисов.
        - Я что-то не уверен…
        - Надо попробовать… - Шуберт потыкал указательным пальцем в квадрат, потом в один из треугольников и, секунду поколебавшись, снова в круг, но уже не оранжевый, а серый.
        Экран впереди вспыхнул так неожиданно, что Дарья вскрикнула, а Матвей дернул ногами, точно у него в голове уже образовался весь ассортимент родственных земной геометрии отверстий.
        - Ну?.. - каркнул кто-то со стены знакомым голосом. - Ур-родство… Сколько можно томить? Мы увидим что-нибудь конкретное?
        - Конечно, - сказал другой голос, не менее знакомый.
        - Я что-то не уверен… - произнес первый.
        - Надо попробовать… - ответил второй.
        Экран вновь подернулся молочной дымкой.
        - Ой… - молвила Дарья. - Что это было?..
        Шуберт, не веря ни своим глазам, ни своим же пальцам, не веря ничему вообще, повторно набрал комбинацию из чуждых пиктограмм, и на стене без всякого предупреждения опять возникли три человека в креслах.
        - Дерьмо!.. - воскликнула Дарья.
        - Ну? - откликнулся со стены Матвей.
        - Как я дерьмово выгляжу! - сокрушенно сказала она. - Что у меня с прической?!
        - Ур-родство… - прорычал тот же персонаж с экрана.
        - А руки? Где мои руки?! Что это я ими трогаю?..
        - Сколько можно томить? Мы увидим что-нибудь конкретное? - спросил он.
        - Тьфу, ну и рожа у меня!.. - сказал Матвей, не экранный, а реальный, сидящий рядом с Дарьей. - У меня всегда такой глупый вид?
        - Конечно, - немедленно отозвался запечатленный на записи Борисов.
        - По-моему, в жизни у меня более одухотворенное лицо, - нахмурился Матвей.
        - Я что-то не уверен, - возразила его копия на стене.
        - Да! - прикрикнул он. - А тут как будто мне по носу ботинком съездили!
        - Надо попробовать, - деловито заметило изображение Борисова.
        Запись снова кончилась, и экран погас. Разведчики некоторое время сидели молча: Шуберт изучал кнопки на панели, Матвей озирался по сторонам, Дарья же, ошарашенная премьерой, словно ждала аплодисментов.
        - А вдруг это в эфир пошло? - обеспокоилась она.
        - В какой эфир? - сварливо произнес напарник.
        - Прямой, какой же еще? Может, это вовсе не бункер и не корабль, а… студия! - догадалась она с ужасом. - Инопланетная телестудия! И нас показали на всей территории! А у меня прическа… Боже!..
        - На какой еще территории? - огрызнулся Матвей.
        - На инопланетной! Нас там увидели, и… Теперь нас знают в лицо! И мы…
        - Прекрати, - одернул ее Борисов. Все это время он продолжал разглядывать пиктограммы и, кажется, успел сделать какие-то выводы. - Никто нас пока не видел… к счастью. А вот мы можем кое-что посмотреть.
        Шуберт повернул «шляпку» - как выяснилось, она свободно вращалась и без команд, - затем двумя пальцами дотронулся до кнопки с «колбасой» и с треугольником.
        Сверху на зал обрушился камнепад звука. Вся поверхность потолка словно бы превратилась в огромную мембрану - грохот, смешиваясь в чудовищную лавину, летел на голову, скакал по макушке и сыпался по затылку, попутно втыкаясь в барабанные перепонки с такой силой, точно стремился выдавить мозги наружу.
        - Швах!.. Мах!.. - завопил Матвей.
        - Хватит шуметь! - крикнула ему Дарья.
        - Трах!.. Бах!.. Шуберт! - вспомнил наконец Матвей имя Борисова. - Убавь громкость! Оглохнем!
        - Не могу!
        - Не мешайте! - разозлилась девушка. - И так не слышно!
        - А что ты тут слушать собралась? - проорал Матвей.
        Она лишь раздраженно дернула плечиком, Борисов тоже не отрываясь смотрел на экран, и Матвею ничего не оставалось, как заткнуть уши и повернуться к стене.
        Что там показывали - художественный ли фильм, документальный или какой-то еще, - понять было невозможно, однако это определенно напоминало кино. Первая мизансцена - надо сказать, несколько затянутая - разворачивалась на некоем заводе. Судя по циклопическим размерам сборочного цеха, здесь выпускали конструктивные элементы для орбитальных доков. Матвей искренне удивился, поскольку эти декорации как нельзя лучше подходили не к началу кино, а к финальному эпизоду, где главные герои обязаны выяснить, кто из них любил героиню сильнее. Впрочем, делиться этой мыслью Матвей с товарищами не стал - они были слишком увлечены.
        Камера, подвешенная где-то вверху, упорно не хотела давать крупные планы и показывала сразу весь ангар, в котором постепенно вырастала некая черная труба. Она собиралась из маленьких деталек, но детальки и человечки, их таскающие, были столь мелки, что казалось, будто штуковина возникает из пустоты или, того хуже, воспроизводит сама себя подобно исполинскому организму.
        Матвей неуютно поерзал в кресле и покосился на друзей. Лично он и более интересные картины мог смотреть исключительно с пакетом пип-корна и большим стаканом бай-колы. Что же касается Дарьи и Шуберта, то они, к великому разочарованию Матвея, оказались полностью захвачены этим низкопробным зрелищем на производственную тему и, похоже, готовы были следить за изготовлением дурацкой трубы до скончания века. Матвей, позевывая, искал в фильме хоть какую-то интригу, но так и не нашел. Не было там ни завязки, ни развязки, ни сколько-нибудь внятных героев - только цех и растущая с каждой минутой здоровенная труба. Вскоре она обрела законченную форму, и план наконец-то сменился: теперь камера показывала ядовито-рыжую степь с одиноким прямоугольным сооружением. Матвей сообразил, что это тот же цех, только снятый снаружи, и заскучал пуще прежнего.
        Откуда-то сбоку к ангару подъехали четыре громоздкие машины, похожие на атомные тягачи. Вокруг начали суетиться людишки с тросами, и Матвей еще раз подивился циклопическим размерам неведомого изделия. Даже тягачи были такими огромными, что средний рабочий едва доставал до нижней гайки колеса. Можно было, конечно, предположить, что все стропальщики - дети, но эту версию Матвей отринул, даже не обдумывая. Скорее он согласился бы поверить, что тягачи обслуживает специальная бригада карликов, хотя и эта гипотеза откровенно хромала: действительно, с какой бы стати карлики гнули спины в автопарке, когда им уготована блестящая карьера в цирке лилипутов, гастролирующем по Галактике с таким большим успехом? В итоге Матвею пришлось признать, что машины на самом деле достаточно велики, - разумеется, если не принимать во внимание возможности современной компьютерной анимации.
        Большие тягачи вытянули из ангара большую трубу и медленно повезли ее куда-то вбок - примерно туда, откуда они и приехали. Камера неторопливо следила за процессией и, как предполагал Матвей, зрителя ожидало еще пятнадцать минут нудного действа, снятого не иначе как с гравиплана.
        Матвей не ошибся. Спустя пятнадцать минут трубу дотащили до стартовой площадки, где с помощью двух подъемных кранов подняли в вертикальное положение и укрепили на борту примитивной сигарообразной ракеты. Впрочем, мнение о ее примитивности Матвею пришлось изменить: через пару секунд камера, висящая над планетой, уже зафиксировала выход «сигары» на орбиту и пристыковку к подобию космического корабля. Видимо, то, что он принял за старинную трехступенчатую ракету, оказалось чем-то вроде орбитального лифта на гравитяге.
        Вокруг трубы вновь засновали крошечные такелажники, но уже в скафандрах. Матвей предположил, что далее в нудном клипе будет освещен весь путь трубы до места назначения, и затосковал: иные межпланетные перелеты, несмотря на всю мощность нуль-пространственных двигателей, длились месяцами. Матвей боялся, что так долго в кинозале не высидит.
        К счастью, его опасения развеялись: как только корабль стартовал, на экране появился некий человек с узкими, чуть припухшими глазами и маленьким хоботком вместо носа. Незнакомец раскрыл рот, и на зрителей обрушились новые раскаты грома, в которых кроме звука «х», пожалуй, ничего больше и не было. Диктор склонял свое «х» на все лады, при этом его нос-хобот ритмично покачивался, но не абы как, а с очевидным смыслом, указывая то влево, то вправо, то вверх.
        Матвей послушал пару минут, потом не выдержал:
        - Что он говорит?
        - Ты у кого спрашиваешь? - обернулся к нему Борисов.
        - У тебя, у кого же!
        - А я почем знаю?
        - А чего мы тогда его слушаем?
        - Тебе не интересно, и помалкивай! - цыкнула Дарья. - Не мешай другим!
        - Труба, наверно, больших денег стоит, - задумчиво произнес Борисов. - Это же та самая, что из холма торчала, помните?
        - Точно! - оживилась Дарья. - Длинная и круглая, я ее сразу узнала!
        - Даже если четвертинка - это все равно много, - продолжал размышлять Шуберт.
        - Почему четвертинка? - не понял Матвей. - А, двадцать пять процентов? Ты все о своем…
        - О своем, - подтвердил мастер. - Чужого мне не надо.
        Он потянулся к «грибу» и, тронув кнопку, выключил экран. Матвей похлопал себя ладонями по ушам и сделал несколько глотательных движений.
        - Важная, должно быть, штуковина… - сказал Борисов, обращаясь вроде как к потолку. - Пилить ее, конечно, не будем, а вот право пользования… даже в двадцатипятипроцентном объеме…
        - Сначала надо узнать, для чего она предназначена, - сказал Матвей. - Вдруг обычный телескоп? Ну, будешь в него четвертинку неба наблюдать… да еще, как у нас водится, дадут тебе такую четвертинку, которая и даром никому не нужна.
        - А может, это столб? - высказалась Дарья, сочувственно глянув на Шуберта. - Простой чугунный столб, вроде пограничного. Тогда он и весь ничего не стоит. До ближайшего мартена сто парсеков босиком, транспортные расходы всю прибыль съедят. Да и какая там прибыль? Чугун - материал не стратегический, из него только бюсты Президента отливать. К тому же скоро выборы. Кого отливать будешь? Тут ведь тоже не угадаешь…
        - Ты думай, что говоришь! - рассердился Борисов. - Будут тебе чугунную дуру через весь космос тащить! Да и когда это было? В каком году? Тут ребенку ясно: вещица старинная, цены немалой.
        - Ага, ага! - злорадно покивала Дарья. - Только на все твои вещицы ОВКС давно уже лапу наложило. Открывальщик нашелся! Я здесь пять лет дежурю, а он еще что-то открывает!..
        - Это да, - сокрушенно вздохнул Шуберт. - От Корпорации тоже не дождешься… Объегоривают все, кому не лень… Эх! Давайте дальше смотреть.
        Матвей хотел было запротестовать, но Дарья, за время вахты изучившая все его привычки и настроения, торопливо произнесла:
        - Двумя голосами против одного решение принято!
        - Тьфу… - только и сказал он.
        Борисов опять прикоснулся к панели, и экран мгновенно засветился пронзительно-желтым. Матвей зажмурился и раздраженно промычал:
        - Убавь яркость.
        Просьба осталась без ответа, и он, немного привыкнув к свету, осторожно открыл глаза.
        По стене в панике бегали люди - те, что с набрякшими веками и хоботками вместо носов. Камера стояла где-то на улице, между двумя рядами высоких домов весьма странной архитектуры. Здания были построены вроде бы из стекла, но совершенно непрозрачного; тонкие у основания, они расходились кверху перевернутыми конусами, так что Матвей не понимал, почему они не падают.
        Впрочем, они все-таки падали… С зеленоватого неба валились какие-то мушки, при ближайшем рассмотрении оказывавшиеся крупными разлапистыми конструкциями, похожими на личинки насекомых. Сталкиваясь с землей, они раскидывали ядовитое зеленое пламя. Присмотревшись, Матвей понял, что небо на планете вовсе не зеленое, а голубое, однако мощные вспышки окрашивали его в неестественный травяной цвет. Народ - если «народом» позволительно назвать существ с лицевыми хоботами - метался по улице, перебегал от одной стороны к другой и десятками погибал под обрушивающимися зданиями. Существа что-то кричали, но даже если бы зрители понимали их речь, из-за постоянных разрывов разобрать реплики было бы невозможно.
        Следующий кадр появился так неожиданно, что Матвей не сразу понял, куда подевались стеклянные дома. Вначале ему показалось, что вся улица разом взорвалась, превратившись в неровную груду осколков. Чуть позже он сообразил, что это не осколки, а уже другой город и, возможно, другая планета.
        Низкие строения, тяготеющие к треугольным и ромбовидным формам, располагались широким полукругом - внутри, на пестром газоне, молча стояла какая-то толпа. Камера наплыла, выхватив крупный план, и Матвей убедился, что толпа состоит из УУ: носы у гуманоидов были нормальные, почти человеческие, однако глаза, неестественно округленные, выдавали уже знакомых пришельцев. Сверху над поселком нависал чудовищных размеров корабль - собственно, от корабля было видно лишь днище, да и то не полностью. Неожиданно в днище раскрылась овальная створка, и группу УУ на газоне окатило не то оранжевой жидкостью, не то каким-то газом. На мгновение экран затянуло рыжим маревом, а когда оно рассеялось, на площади между домами остались одни лишь трупы - несколько сот неподвижных тел, замерших в трагических и нелепых позах.
        Первой реакцией Матвея было недоумение: гуманоиды будто бы добровольно собрались вместе, чтобы принять смерть, однако он тут же вспомнил, как носились по городу хоботастые - видимо, противники УУ - и как они погибали, несмотря на все свои усилия. Кажется, в поведении УУ тоже была какая-то логика - пусть странная и непостижимая. Возможно, их собрание перед лицом неминуемой смерти было частью некоего ритуала, возможно - всего лишь осознанием бесполезности сопротивления. В конце концов, и те, и другие были убиты.
        Картинка на стене поменялась: Матвей вновь увидел наполовину разрушенный город с узкоглазыми хоботоносцами, но спустя минуту он опять смотрел на УУ. Что бы ни показывал экран - населенный пункт или природный ландшафт, - везде был огонь, и везде была гибель. Вначале Матвей чувствовал солидарность с врагами УУ - это у него получилось как-то инстинктивно, - однако через минуту он уже не испытывал ничего кроме горечи. Что бы ни послужило поводом для конфликта, война пожирала не тех, кто ее развязал, а в основном мирных граждан.
        После получасового кошмара на планетах действие переместилось в открытый космос. Сражения проходили одновременно в двух планах: в реальном, с умопомрачительными громадинами боевых кораблей, и в плане условном, на котором объекты были обозначены цветными точками. Эта схема выделилась в отдельное окошко и словно бы отгородилась от происходящего белой рамкой. Здесь, на карте, всего лишь гасли точки, тогда как на основном поле экрана творилось нечто невероятное: многотысячные армады сблизились почти вплотную, и черное пространство космоса озарилось красно-зеленым рассветом. Количество работающих орудий нельзя было не только сосчитать, но даже и представить; их принцип действия и мощность были абсолютно непонятны, однако по тем потерям, что несли обе стороны, Матвей догадывался: здесь, в этом районе пустого пространства, решается очень многое, возможно - решается все.
        Отдельные фрагменты и целые корабли, потерявшие мобильность, несло друг на друга, заворачивало в кошмарный металлический хоровод и сталкивало; объекты цеплялись рваными краями и сгорали, обжигая соседние суда - и свои, и чужие. Покореженные неуправляемые обломки, ставшие братскими могилами для тысяч и тысяч существ, медленно уносило прочь. Точек на угловой схеме оставалось все меньше. Армады превратились сначала в эскадры, потом во флотилии, а потом и вовсе усохли до нескольких кораблей.
        Финала битвы экран не показал, лишь пролистал в режиме стробоскопа два или три десятка других план-схем, похожих и непохожих одновременно. Одному небу известно, сколько длилась чужая неведомая война и каких потерь она стоила обеим сторонам.
        Покончив с космическими сражениями, стена неожиданно высветила довольно мирную картинку, на которой была изображена симпатичная, но бесплодная звезда в окружении пыли и мелких метеоритов. На равном удалении от светила возникло множество крестообразных меток, считать которые Матвей даже не стал - их было сорок пять. Все, кроме одной, постепенно превратились в голубые шарики, лишь верхняя, сорок пятая, так и осталась умозрительным крестиком. Крестик начал увеличиваться в размерах, как бы наплывая на зрителей, и в этот момент на экране вдруг появились три изможденных субъекта: два мужика и одна женщина, повторившие уже известный диалог:
        - Ну?.. Ур-родство… Сколько можно томить? Мы увидим что-нибудь конкретное?..
        - Конечно…
        - Я что-то не уверен…
        - Надо попробовать…
        - Черт! - крикнул Матвей. - Что «попробовать»?! Шуберт, ты самое интересное стер!
        Борисов не ответил. Он и сам это понимал, а спорить только ради спора ему не хотелось, не то было настроение. После второго фильма, более длинного и гораздо более познавательного, все трое чувствовали себя вымотанными, словно воевали сами. Исследователи сидели в креслах и уныло смотрели в пол.
        - Надо что-то делать, - сказала наконец Дарья.
        Борисов молча повращал панель и, найдя пиктограмму, напоминающую уже известную «ложку»-телевизор, придавил кнопку…
        Глава 27
        - У? - мельком взглянув в экран, откликнулся какой-то сосредоточенный гуманоид.
        Он напряженно следил за чем-то, не попавшим в фокус телеобъектива, и потому не сразу осознал, что вместо ожидаемых рыбоглазых соплеменников на его экране возникли трое взлохмаченных землян.
        - У-у?! - возмущенно провыл он, развернувшись к экрану всем телом.
        - Ошибочка вышла… - Шуберт торопливо ткнул в ту же кнопку, но было поздно.
        По залу пронесся грохот, словно бы прокатилась пустая железная бочка, и под потолком замигали красные лампы.
        - Похоже на тревогу, - с опаской заметил Матвей. - Ты что, на другую волну настроиться не мог?
        - А где ты видишь ручку настройки?
        - Постой, а из бункера ты как связь наладил? Со Страшным…
        - Там проще было, - вздохнул Борисов. - Я у Калашникова из кармана… случайно… мини-сервер вытащил. Ну, с обычной чип-картой для экстренной связи. Потом бросил два проводка к инопланетной машинке, она как усилитель сработала, и готово.
        - Да ты не только в разведке мастер… - Мотя подозрительно прищурился. - Кто ты на самом деле, Шуберт?
        - Мастер корпоративной разведки, - развел руками Борисов.
        - Смотрите, - прервала их Даша. - Что-то там происходит…
        Происходило что-то не «там», то есть не снаружи, а внутри систем этой странной базы. Это можно было понять хотя бы по изображению на экране. Во всю его матовую гладь развернулась какая-то округлая схема с цветными диаграммами и графиками. Причем все показатели неуклонно росли. Особенно стремительно набухали те, что были нарисованы красным.
        - Кажется, все системы готовятся к бою, - предположил Матвей. - Наверное, местную автоматику вид рыбоглазых напугал…
        - Но в таком случае… - Борисов ожесточенно потер виски. - В таком случае… Это база…
        - Тех людей-слоников, - закончила его мысль Даша.
        - Вот именно! - Шуберт щелкнул пальцами. - Помните, какое у них было оружие? Это же просто дьявольская сила!
        - Но и у тех УУ пушки были что надо, - возразил Матвей. - Чего же они теперь чем попало воюют? С нашими почти на равных бьются. Деградировали?
        - Точно! - Борисов вскочил и торопливо прошелся по платформе. - Все, что мы видели по этому телевизору, происходило очень-очень давно, и с тех пор УУ забыли, как надо воевать, но обнаружив, что не одиноки во Вселенной, решили поискать старые рецепты. Вот мы и столкнулись с ними около древней пушки.
        - Постой!.. - Даша привстала и ухватила Шуберта за рукав. - Как это… не одиноки?
        - Они обнаружили на СС-сорок четыре землян, - пояснил мастер, высвобождая руку. - Нас обнаружили, что тебе непонятно?
        - А как же слоники? - Глаза девушки расширились от ужасной догадки. - Их что… не стало?
        - Видимо, да. - Борисов пожал плечами. - Но нам сейчас не о них думать надо.
        - Так… - Матвей тоже поднялся с кресла и подошел к краю платформы, чтобы получше рассмотреть схему на экране. - Вот это системы подачи энергии… Вот так идут каналы перераспределения массы. Ага… это топливные баки… Хотя нет, какие могут быть баки на планете? Для чего?
        - Чтобы электричество вырабатывать… - Даша предложила версию робко, словно опасаясь, что мужчины ее опять засмеют.
        - Нет, для этого здесь имеется атомный энергоблок, - задумчиво возразил Матвей. - Вот это, наверное, пушки… А что вот здесь?
        - Двигатели, - уверенно заявил Борисов.
        - Что? - Матвей недоверчиво покосился на мастера. - Нет, не может быть. Это же где-то на полюсе, да и сориентированы они как-то странно… Как будто какая-то ракета в планету воткнулась и торчит теперь хвостом кверху.
        - Бедные слоники, - думая о своем, едва слышно вздохнула Даша.
        - Мотя!.. - Шуберт вдруг перешел на громкий шепот. - Я понял! Мы не в бункере и не в кабине какого-то гигантского челнока. Мы в рубке самой планеты!
        - В чем? - Матвей скривился.
        - В рубке! Эта дура может маневрировать! Это не просто планета! Это действительно боевая станция! Но не цитадель, как ты предполагал, а корабль!
        - Ты сдвинулся? - Матвей выразительно покрутил пальцем у виска. - Сам же говорил, что она в сто тысяч раз больше любого БПК! Таких кораблей не бывает!
        - А пришельцы бывают? А сорок четыре Земли? А болота со спиртом или пустыни с золотым песком?! Сам подумай, циклопические масштабы этого корабля объясняются элементарно! Чтобы охранять сразу сорок четыре планеты, нужен именно такой крейсер…
        - Стоп! - Матвей поднял руку. - А двигатели?! Чтобы успешно маневрировать в бою, этой махине нужны мощные двигатели! А тут что? Какие-то детские игрушки? Они не то что разогнать такую массу не смогут, они и с места ее сдвинут с трудом. Если вообще сдвинут. Нет, Шуберт, не корабль это. Просто станция, крепость…
        - Но зачем ей двигатели?
        - Для коррекции орбиты…
        - Ерунда! Если уж она вышла на орбиту, то будет по ней бегать без всякой коррекции.
        - Но ведь ее выводили. Когда-то. Вот с тех пор движки и остались, на всякий случай. Законсервированными.
        - Законсервированными? - Борисов указал на экран.
        Там, где вырисовывались схематичные контуры разгонных агрегатов, наливалась алым упитанная диаграмма. Восемь столбиков равномерно ползли к верхней части экрана.
        - Это еще ничего не значит, - возразил Матвей. - Готовность есть готовность, а заработают они или нет - будет зависеть от ситуации.
        - Попробую все-таки нащупать волну, - сказал Борисов, прекращая спор. - Пусть ваше начальство тоже голову ломает.
        - А может, лучше все выключить? - спросила Даша. - Ну их, эти инопланетные технологии…
        - Там наш флот гибнет! - Матвей укоризненно взглянул на девушку. - Взять управление огневыми системами в свои руки - это будет и по уставу, и по совести, а просто все выключить от греха подальше - неправильно. Мы же солдаты. Мы должны выручать своих боевых товарищей…
        - Медаль «За героический душевный порыв» ты себе обеспечил, верти дырку на парадном мундире, - ехидно заметил Борисов. - Только как ты возьмешь его в свои руки, если тут все автоматическое и не предусмотрено ручное управление вообще ничем, кроме связи и этого видеожурнала?
        - Раз можно управлять связью, значит, можно и всем остальным, - упрямо заявил Матвей. - Ты, кстати, волну нашел?
        - Не знаю. - Шуберт в сомнении поджал губы. - Вроде бы нашел, по памяти, но проверить можно только включив…
        - Ну так включай!
        - А вдруг снова на УУ попадем?
        - Теперь-то уж что?
        - Да, Шуберт, пусть начальство тоже подумает, - согласилась Дарья. - А УУ нас все равно уже видели…
        - Ладно… - Борисов вздохнул и придавил кнопку связи.
        Память Шуберта не подвела, хотя выбор абонента был не самым удачным.
        - Что?! - проревел маршал Страшный. - Опять вы?! Я же приказывал - все доклады по команде!
        - Господин начальник… - Борисов выдвинулся вперед, ему маршальский гнев был не страшен. - Дело настолько важное, что никому, кроме вас, мы его доверить не можем.
        - Важное? Что вы там нашли, гражданин разведчик? Корабли? Боевых роботов?
        - Корабль, господин маршал… - Мастер махнул рукой за спину. - Это все - один гигантский корабль. Вся эта черная планета.
        - А-а, боевая станция! - Страшный радостно потер ладони. - Вооружение мощное? - Он вдруг обеспокоился. - А кроме вас, там никого нет?
        - Ни одной живой души, - заверил Борисов.
        - Сидите, ничего не трогайте! - строго приказал маршал. - Сейчас отдам приказ, чтобы прислали пилотов и специалистов по тяжелому вооружению.
        - Не получится, - из-за плеча Шуберта произнес Матвей.
        - Почему это? - удивился маршал.
        - Дверочка исчезла, - осмелела Даша.
        - Почему? Кто приказал?! - возмутился главком.
        - Сама растворилась…
        - Дар-рмоеды… - Маршал прорычал любимое словечко не угрожающе, а озадаченно. - Значит, придется вам самим управляться. Как пушки наводить, узнали?
        - Не-ет, - нестройно протянули все трое.
        - А на что нажимать, чтобы они стреляли? - с надеждой поинтересовался главком.
        - Не-ет…
        - Та-ак, ну а хотя бы как маневрировать?
        - Тут никаких навигационных приборов нет, - теперь за всех ответил Шуберт. - Только несколько непонятных кнопок и лампочки…
        - Дела-а… - Страшный почесал в затылке. - Вот ведь незадача! Захватили ценный стратегический объект, с минимальными затратами и без потерь, но десант оказался бестолковее баранов, и все пошло насмарку!
        - Так ведь Калашников предлагал отправить всю его группу, - смело сказал Борисов.
        - Цыц, тля гражданская! - Маршал насупился. - Значит, так, лейтенанты и сочувствующие, что хотите делайте, но заведите мне эту лохань в кратчайший срок! Бой уже рядом с вашей черной станцией идет. Если сумеете разобраться с пушками и поможете флоту - сразу в капитаны произведу и по звезде «Героя Галактики» дам! Понятно?!
        - А мне? - поинтересовался Борисов.
        - И тебе тоже. - Страшный вздохнул. - А не справитесь - расстреляю! И тебя тоже! Конец связи, не до вас мне…
        Изображение маршала исчезло, снова уступив место графикам и диаграммам, а также небольшой, в одну десятую экрана, картинке развернувшегося в пространстве боя.
        Обе армады были изрядно потрепаны, часть кораблей уже не стреляла, а боеспособные машины обменивались лишь одиночными импульсами, но сдаваться не собирались ни те ни другие.
        - Плохо дело, - заметил Шуберт.
        - Вон там, на левом фланге, самое место для прорыва, - процедил Мотя, сложив руки на груди и приосанившись, как настоящий стратег.
        - Странно… - Борисов беспокойно взглянул на схему. - Не похоже, чтобы это было ошибкой…
        - Ты о чем?
        - Если на их левом фланге не хватает десятка кораблей, значит, их куда-то перебросили. Куда?
        - На правый, - пожал плечами Матвей. - Бой, знаешь ли, состояние текучее, как жизнь… То там приходится дыры затыкать, то здесь.
        - Но их правый фланг никакими кораблями не усилен, - возразил мастер. - Что-то здесь не так…
        - Да что ты понимаешь в тактике космического боя?! - взорвался Матвей.
        - Ой! - воскликнула Даша. - У нас один двигатель вниз пошел…
        - Кто куда пошел? - удивился Матвей.
        - Вон тот столбик, - уточнила девушка.
        - Верно! - Шуберт вытянул палец. - А все потому, что с левого фланга корабли не на правый полетели, а к нашей черной базе. Тоже небось догадались радарами пространство прощупать. И теперь пытаются нас атаковать…
        - Умные, гады, по двигателям бьют! - Мотя скрипнул зубами. - Маневренности нас лишить хотят.
        - Которой у нас и так нету, - заметил Борисов. - Что будем делать?
        - Пробовать все кнопки, - убежденно заявил Матвей. - Какая-то из них все равно должна быть правильной. Иначе нас очень скоро нейтрализуют.
        - Устанут стрелять, - возразил Шуберт. - Такую гору из пушек не сроешь…
        - А зачем ее срывать? Просто обездвижить, и все дела…
        - Нет, Матвей, тут не в этом фокус… - Мастер покачал головой. - Если двигатели у нас «детские», значит, маневрировать мы не могли изначально, однако эти рыбоглазые все равно сняли с фронта целую эскадру и бросили ее на нас… Почему? Ведь это очень рискованно. Зачем они стреляют по двигателям, если они и так бесполезны?
        - Почему да зачем! - Матвей раздраженно отмахнулся. - Спроси у них!
        - Ой, - снова вякнула Дарья. - Еще один столбик вниз пополз…
        В эту минуту пол под ногами ощутимо дрогнул, и рев сирены заметно усилился.
        - Кнопка с рукой-ракетой! - крикнули Матвей и Шуберт в один голос.
        Даша послушно развернула консоль и приподняла прозрачный колпачок.
        - Нет, постой! - вдруг опомнился Борисов, но Дарья уже приложила пальчик к податливой круглой «шляпке», и грохот тут же сменился душераздирающими завываниями.
        - Тьфу ты, черт! - Мастер некрасиво сплюнул на платформу.
        - Ну что тебе опять не нравится? - недовольно спросил Матвей. - Вон, посмотри, все столбики на максимуме, а вон какая-то штуковина выползает…
        Из стены левее экрана действительно выдвинулась длинная и широкая панель, как и консоль-грибок, вся усыпанная разноцветными кнопками.
        - Ручное управление? - предположила Даша.
        - Ага! - торжествующе воскликнул Матвей. - Ну, сейчас мы им покажем!
        - Сматываться отсюда надо, а не показывать, - неожиданно заявил Шуберт.
        - Чайковский, да ты что, очумел?! - Матвей изумленно взглянул на мастера. - Мы же в полушаге от победы! Звезды «Героя» и все такое… Тебе это не интересно?
        - На кой черт мне звезда посмертно?
        - Да почему посмертно?! Разобрались же почти со всей этой техникой, и ничего, живы…
        - Я тебе после объясню, - ответил мастер, с тревогой озираясь, - когда выберемся. А сейчас каждая секунда дорога. Бежим!
        - У меня приказ! У нас приказ, - уточнил Матвей. - Мы эту штуковину просто обязаны применить, товарищей спасти.
        - Никого ты не спасешь! - Борисов спрыгнул с платформы и подбежал к выходу. - Ну! Что вы стоите?! Бежим!
        - Нет, - твердо сказал Матвей. - Мы будет сражаться.
        - Идиот! - Борисов помотал головой. - Не выйдет у тебя ничего! Эта станция не для сражений предназначена!
        - Почему это? - Мотя недоверчиво прищурился.
        - Где ты видел корабль, которому двигатели от лодки приделали, да и те не защитили как следует?! УУ с первого же залпа два из восьми повредили. А пушки? Где у этой махины пушки, ты понял?
        - Нет пока, но вот же схемы подачи энергии, значит, пушки где-то есть… - Матвей неопределенно поводил рукой, указывая на правую часть схемы.
        - Ни черта там нет! - Шуберт толкнул дверь, и она послушно уехала вверх. - За мной!
        - У нас другие командиры. - Матвей снисходительно махнул рукой - Вали отсюда, паникер…
        Шуберт с сожалением покачал головой, потом карикатурно отдал честь и скрылся во тьме просторного коридора.
        - Мотя, а может, он действительно что-то понял… Ну, такое, что нам пока не ясно? - спросила Даша, беспокойно глядя на закрывающуюся за мастером дверь.
        - Сказал бы, если так… - Матвей немного растерянно взглянул на схему. - А то «быстрее, бежим…» Куда тут бежать? Дверь на перекресток все равно исчезла, да и не вижу я причины для беспокойства. Сейчас движки тягу разовьют, и выдвинемся на помощь флоту…
        - А где штурвал? - Даша провела пальчиками по краю новой панели. - Ну, вправо-влево, вверх-вниз, как мы будем маневрировать?
        - Разберемся, - пробормотал Матвей, тоскливо глядя на обилие кнопок и непонятных надписей-пиктограмм. - Если есть такая штуковина - найдем.
        - А если нет?
        - Как это «нет»? Что же, этот крейсер только по прямой летать обучен?
        - Матвей! - Дарья прижала руку к груди и медленно села в кресло. - Кажется, я тоже все поняла!
        - Какие вы догадливые! - с сарказмом сказал напарник. - Сейчас тоже побежишь без оглядки?
        - Нет, но Шуберт прав, надо отсюда уходить…
        - Заладили!.. - Мотя упрямо потыкал в кнопки и уставился на схему. - Не мешай!
        Ничего особенного не произошло.
        - Мотя, - уже просящим голосом позвала Дарья. - У него нет штурвала…
        - Не может такого быть! У него есть штурвал! И пушки у него есть! И двигатели наверняка не только те, что снаружи торчат, а где-нибудь в недрах настоящие укрыты - главные!
        Пол снова дрогнул, но на этот раз как-то по-другому, более основательно и мощно. Лейтенанты прислушались к ощущениям и зафиксировали неоспоримый факт. Станция-корабль-планета пришла в движение. Ускорение было почти незаметным, как ход минутной стрелки в механических часах, но с каждым мгновением оно увеличивалось и такими темпами примерно через час могло стать вполне приличным. Достаточным если не для гиперпрыжка, то по крайней мере для того, чтобы черная планета существенно подкорректировала свою орбиту.
        Глава 28
        - Господин майор! - Один из ученых тронул Калашникова за плечо. - Проснитесь!
        - Я и не сплю! - Тот открыл глаза и строго взглянул на подчиненного. - Какой может быть сон в боевой обстановке? Что стряслось?
        - Прицел сдвинулся!
        - Какой прицеп? К чему? - Калашников поднялся с удобно изогнутой железяки и поправил мундир. - Куда сдвинулся?
        - Радарный прицел. На два градуса, - пояснил помощник. - И продолжает сдвигаться.
        - Вы что, поворотный механизм трогали? - сурово спросил майор.
        - Никак нет! Он сам!
        - Сами только сопли текут! Кто разрешил вращать прицел?! Что вы мне тут за самодеятельность устроили?!
        - Так ведь черная планета сместилась, а за ней и труба повернулась… - Подчиненный махнул рукой в сторону основания пушки.
        - Планета?.. - Калашников озадаченно уставился на ученого. - А может, это крыша у тебя сдвинулась с этих… со стропил?
        - Эй, крысы тыловые! - весело крикнул кто-то от входа в бункер. - Вы когда успели дверь починить?
        - Что там еще? - забеспокоился Калашников. - Ну-ка выгляни, может, враги прорвались?
        - Нет, не должны… - Помощник тем не менее попятился. - Враги же угукают… Они по-нашему разговаривать не умеют…
        - Что, от страха языки проглотили?! - прокричал все тот же голос. - Зинчук, давай МАСЛом!
        - Да это внутренняя створка, - откликнулся второй голос. - Ее и СТУРНом можно… Вот если бы у этого шлюза обе створки остались, да еще отрицательное давление между ними… Только наружную мы еще раньше диссамблировали, когда шпиена ловили…
        - Грамотеи, - скрипнул Калашников, косясь на помощника. - Иди открой, а то действительно палить начнут.
        - А-а…
        - Да не трясись ты! Наши это, «дебоширы»…
        Дойти до двери ученый не успел. Дверь, тщательно запертая после ухода дежурных и цивильного разведчика, с грохотом провалилась внутрь бункера, и на пороге в клубах пыли появились фигуры вооруженных СТУРНами солдат.
        - Тут-тук. Кто в теремочке живет? - хохотнул первый.
        Когда пыль немного осела, Калашников узнал в нем капитана Мищенко. Узнал только по блеску титановой переносицы, поскольку лицо «дебошира» покрывал толстый слой сажи.
        - Майор Калашников! - гордо ответил начальник ИО, выглядывая из оперативного зала. - Вы чего тут буяните? Заняться нечем?
        - Ага… - Капитан положил оружие на сгиб локтя и чуть наклонил голову. - Приказ поступил - вокруг этого бункера оборону организовать…
        - От кого поступил? - насторожился майор.
        - От Бугая, - ответил Мищенко, осматриваясь. - Ну и хламу тут! Полезное-то что-нибудь есть?
        - А как же! - Калашников приосанился. - Вон там секретное орудие…
        - О-о! - уважительно протянул капитан. - Ну, тогда мы этим фиолетовым братьям быстро сопатки прочистим. На прямую наводку сможете его вывести?
        - А сами что?..
        - Так ведь маловато нас осталось, и заряды в СТУРНах кончаются. - Мищенко обернулся. - Зинчук, пошли Дуста за полковником. Пусть скажет, что объект к обороне готов… Нет, слишком сложно… Пусть скажет, что все готово…
        - Дустназаров! - рявкнул Зинчук. - Ко мне!
        - Я! - бодро отозвался хлеборез.
        - Беги к Бугаю, скажи «все готово», понял?
        - Так тошно!
        - Повтори.
        - Бежать к господину полковнику, сказать «кушать подано!».
        - Балда, «все готово» скажи!
        - Сказать «балда, все готово, скажи!».
        - Господин капитан, разрешите я сам сбегаю, - предложил сержант, махнув на хлебореза рукой.
        - А это насекомое вместо тебя останется?! - возмутился Мищенко.
        Зинчук кисло улыбнулся и, развернув Дустназарова в нужном направлении, приказал:
        - Скажешь Бугаеву «кушать подано». Понял?
        - Так тошно!
        - Бегом!
        Хлеборез опрометью бросился в дымные сумерки, а Зинчук принялся разводить прочих солдат по позициям.
        - Господин майор, смещение на девять градусов! - крикнул из зала ученый.
        - Девять градусов, - причмокнул Мищенко, - как в «Марсианском» темном… Что это вы там делаете? Пиво варите?
        - Мы там…
        Ответить Калашников не успел. Он собирался сделать это с достоинством, как и подобает человеку, знающему серьезную тайну, но его дерзко перебил глухой протяжный рокот. Он покатился откуда-то от горизонта, перевалил через ближайшие холмы, ударил по округлой крыше бункера и понесся дальше.
        - Мы там… - снова начал майор, но вслед за рокотом от того же горизонта пришел низкий гул, похожий на звуковую волну перед селевым потоком.
        - Что за черт?! - выразил общую растерянность Мищенко.
        Он выглянул из бункера и попытался рассмотреть что-нибудь в пыльном полумраке. В этот момент пол и стены убежища задрожали, а с потолка посыпался песок.
        - Землетрясение, - испуганно предположил Калашников.
        - Господин майор! - истошно завопил из оперативного зала все тот же ученый. - Десять градусов! Черный объект сходит с орбиты! Пушка активируется!
        - Что?! Сама?! - Майор в два прыжка достиг порога зала.
        Приборы «пушки» действительно словно бы проснулись, и теперь зал освещался множеством перемигивающихся разноцветных лампочек.
        - Ей-богу, лупанет! - прошептал кто-то из толпы исследователей, замерших у дальней стены зала.
        - В кого?
        - В черный объект этот, будь он неладен!
        - Ладен, неладен, главное - не в нас!
        - Смотри, в прицеле-то…
        - Что?
        - Так вон, корабли!
        - Не наши…
        - Точно… И по объекту стреляют… Ничего не понимаю, зачем они ему по двигателям-то…
        - А куда еще?
        - Так ведь проще сразу по капитанскому мостику, и все дела…
        - Калашников! - ворвался в многоголосицу рев Бугаева. - Ко мне!
        Майор оторвался от созерцания радарных отметок, вьющихся вокруг большой круглой тени, и выскочил из зала.
        - Господин полковник? - Он попытался определить, кто из грязных, закопченных солдафонов полковник, но так и не смог.
        - Здесь я, - смилостивился Бугаев. - У тебя связь со штабом есть? А то мою вот…
        Он с чувством пнул покореженную оплавленную железку, в которой Калашников с большим трудом узнал инопланетную «ложку»-телевизор.
        - Есть. Трофейные технологии, - закивал майор.
        - О! Умельцы, - одобрил полковник. - Давай…
        - С кем изволите? - Калашников замер. Падать в грязь лицом ему не хотелось, но если полковник был намерен запросить соединение с Чаном или другими командирами, эта неприятность случилась бы непременно.
        - А, давай прямо с Гаврилычем, - бесшабашно махнув рукой, заявил Бугаев. - Или что, слабо?
        - Хм, - майор самодовольно ухмыльнулся и ткнул прямо в нос пиктографическому «Страшному в гневе».
        - Кто еще?! - заорал маршал. - Опять ты?!
        - Никак нет! - Калашников поспешно отступил в сторону, уступая место полковнику.
        - А-а, Бугай… - Голос маршала потеплел. - Ну как там у тебя?
        - Разрешите доложить… - Полковник набрал воздуха, чтобы отрапортовать, но тут случилось непредвиденное.
        - Господин маршал! - прерывая рапорт Бугаева, взвизгнул наблюдавший за приборами пушки ученый. - Разрешите обратиться к господину полковнику!
        - Ну… - неопределенно буркнул главком.
        - Господин полковник, разрешите обратиться к господину майору!
        - А потом к капитану и сержанту. - Бугаев страдальчески скривился. - Уроды нестроевые! Короче!!
        - Орудие, господин майор!
        На то, что пушка значительно изменила свой наклон, все уже обратили внимание и без подсказок исследователя.
        - Что за дела? - заинтересовался Страшный. - Почему наклонили лафет?
        - Он сам! - торопливо доложил Калашников. - За последние полчаса на…
        - Двадцать три… - тихо подсказал помощник.
        - На двадцать три градуса повернулся…
        - Следом за черным объектом…
        - За черной планетой следит, - со значением повторил майор.
        В этот момент снаружи снова загрохотало, и почти сразу задрожала земля. Теперь уже основательно, так, что, кроме Бугаева и Мищенко, все участники сеанса связи повалились на пол.
        - Что там у вас творится?! - озадачился главком. - Бугаев, доложить!
        - Землетрясение, господин маршал, - отрапортовал полковник, - силой до пяти баллов по шкале Ростроповича…
        - Рихтера, - выбираясь из-под пульта, поправил его ученый. - Тут еще одна беда, господин полковник…
        - Не мешай!
        - К рапорту имеет непосредственное… - Новый толчок повалил исследователя на землю, и тот закончил фразу уже из партера: - …отношение!.. Вражеские корабли атакуют черный объект!
        - Это я уже знаю, - опережая Бугаева, сказал маршал. - Иванов мне доложил… Только это не страшно. Десятком крейсеров его не остановить. Объектом управляют наши люди. Так что будьте спокойны!
        - О-ох! - выдохнул Калашников, от очередного подземного толчка падая и натыкаясь грудью на одно из кресел. - Вверенные мне… подчиненные…
        - Что ж так трясет-то? - пробормотал Бугаев, невольно отвлекаясь от беседы с самим главкомом. - Ученые, вашу мать, а ну выяснить и устранить! Докладывать мешает!

* * *
        - Отогнать! - Контр-адмирал Иванов взглянул на боевой экран и еще раз ударил кулаком в ладонь. - Уничтожить!
        - Не прорваться, - оценил обстановку Ломов. - Сверху их черная планета прикрывает. Слева обойти - придется в атмосферу СС-двадцать четыре входить, справа - фронт. Остается только снизу поднырнуть, но там двигатели этого черного шарика работают - такой форсаж! А если по большому радиусу обходить, под прикрытием других планет, - время потеряем.
        - Мы и так его теряем, - с досадой сказал Иванов. - Вот уйдет этот объект в никуда, что тогда будем делать?
        - Не знаю… - Ломов пожал погонами. - А если по большому счету - он нам нужен? Ну и пусть уходит.
        - Раз он нужен врагам, значит, это неспроста, - покачал головой Иванов. - Зачем они его останавливают?
        - Прознали, что им управляют наши.
        - А они им управляют? - с сомнением спросил адмирал. - Что-то не очень похоже.
        - Маршал же сказал, что наши разведчики заняли объект и перевели его управление под свой контроль.
        - Ты видишь, как он себя ведет? Если все под контролем, почему он смещается по направлению к звезде, да еще с нарастающим ускорением? Такое впечатление, что его просто притягивает…
        - Он же получил начальное ускорение, - пробормотал Ломов задумчиво. - А вообще-то действительно - странно…
        - Слушай, каперанг, у меня вдруг возникла одна странная мысль… - Иванов помотал головой, словно отгоняя наваждение. - А что если этот черный объект вовсе не боевая станция…
        - Крейсер? - поспешил вставить Ломов.
        - И не крейсер…
        - Что же тогда?
        - А что, если это просто… противовес…
        - Что?
        - Противовес! Понимаешь? Сорок пять объектов летают единым ожерельем по единой орбите… расстояние, центр масс, промежутки… Полный баланс. Теперь убери из ожерелья одну бусину. Что произойдет?
        - Смещение центра масс… - Каперанг недоверчиво взглянул на командира. - Только… зачем?
        - Последняя линия обороны, - пожал плечами адмирал, - или защиты имущества от грабителей…
        - Взрыватель! - наконец догадался Ломов. - Чтобы этот Клондайк не достался врагам! Так?
        - Вот именно! - Иванов похлопал помощника по плечу. - А из этого следует, что враги совершенно правы. Если черный объект покинет орбиту, точно так же поступят и остальные планеты. Ты представляешь, что тут начнется?
        - Апокалипсис в одной отдельно взятой системе.
        - Точно, - кивнул контр-адмирал. - Скан-рубка, еще раз связь со ставкой! Страшного, срочно!
        - Секретная линия не срабатывает! - откликнулся связист.
        - Опять эти новейшие разработки! - Адмирал недовольно нахмурился. - Вызывать постоянно! Автодозвон без пауз! Чтобы никто не успел вклиниться, когда он закончит по своему заумному каналу беседовать! Ясно?!
        - Так точно!
        Глава 29
        - Нет у него штурвала! - Матвей с досадой ударил по пульту. - Зар-раза! И рычагов никаких нет! И педалей!
        - Мотя, мы, кажется, на звезду летим, - глухо пробормотала Дарья. - Мне страшно.
        - Летим, - обреченно согласился напарник.
        - Может быть, выключить двигатели?
        - Да из них ни один толком не работает! - Матвей мельком взглянул на диаграммы. - Рыбоглазые от души постреляли. Седьмой едва дышит да первый периодически поплевывает. Только ускорение мы уже получили, теперь ничего не изменишь. Взгляни на карту. Сместились уже на тридцать тысяч километров. И продолжаем смещаться дальше… и этот процесс не остановить. То есть нас не остановить.
        - Но мы же… Мы же не упадем на звезду?
        - Нет, конечно, - мягко произнес напарник. - На звезду упадем не мы, а наши изжаренные тушки.
        - Мы умрем… - в ужасе прошептала Дарья.
        - Нет, - сказал Матвей. - Умирают от старости или в крайнем случае от коклюша. А мы погибнем. Это совсем другое дело. Ордена, именные линкоры, золотые бюсты в каждой школе…
        Дарья прерывисто вздохнула.
        - Надо все-таки попробовать, - тихо сказала она.
        - Пробуй, - отмахнулся Матвей. - Хуже не будет. Сваримся, как креветки…
        - Я никогда не пробовала креветки, - призналась напарница.
        - У тебя еще будет возможность, - хмыкнул Матвей. - Продержишься дольше меня - можешь отломить кусочек, я не против. Рекомендую ляжку или ягодицу…
        - Фу, Мотя! - вскрикнула она. - Что за гадости! Не буду я есть твою ягодицу!
        - Тогда я твою съем…
        - Эй, пожиратели задниц! - раздался из коридора голос Борисова. - Меня в долю возьмете? Если честно, я проголодался.
        - Мы падаем на Солнце, - сообщила Дарья.
        - Ага… спасибо, что не на планету, - отозвался Шуберт, усаживаясь обратно в кресло. - На жесткое падать - расшибиться можно, а звезда - она мягонькая.
        - И тепленькая, - хмуро добавил Матвей.
        - Не о том горюете, друзья, - бодро произнес Борисов. - Мы помрем не от температуры, а от радиации. Любая звезда - это прежде всего огромный ядерный котел, только без защитного кожуха. Нас убьет излучение. Альфа, бета, гамма, СВЧ… там всякого хватает.
        - СВЧ? - заинтересованно обернулся к нему Матвей. - Это как в микроволновке? Значит, все-таки поджаримся.
        - Ну, если тебе угодно… - Борисов уверенно, по-хозяйски крутанул грибовидный пульт и, прищурившись, начал рассматривать новые кнопки.
        - Выход в гипертоннель ты не нашел, - констатировала Дарья.
        - Не-а, - безалаберно ответил Шуберт. - Зато я понял одну важную вещь.
        - Насчет радиации? - осведомился Матвей.
        - Насчет пространственного коридора, - сказал он, не переставая изучать панель.
        - Ну?!
        - Искать его бесполезно, - продолжил Борисов тем же тоном, - он тут одноразовый. Рассчитан на один проход. В одну сторону.
        - О-о!.. - застонала Дарья.
        - Мне сразу не понравилось, что проход закрылся. - Мастер снова повернул «шляпку» и уставился на левый ряд пиктограмм. - Такого раньше не бывало, верно? Если пользуешься дверью, нелогично каждый раз переносить ее на новое место.
        - Тем более что она невидимая и ее расположение можно только запомнить, - поддержала Дарья.
        - Во-во, правильно. И если она пропала, то уж не затем, чтобы ей воспользовались еще раз. Она пропала навсегда. А кроме того, даже если вообразить, что она не закрылась, все равно - мы закрыли ее сами.
        - Как это? - не понял Матвей.
        - Мы сдвинули этот чертов корабль. Очевидно, вся система гипертоннелей была сориентирована в пространстве. Если наша дверка по-прежнему действует, то она в любом случае находится уже не здесь, а где-то в космосе. Но это, повторяю, не более чем домыслы. Скорее всего она просто заперлась автоматически.
        - Ловушка?! - Матвей с яростью врезал по подлокотнику.
        Борисов впервые оторвался от панели и оценивающе оглядел лейтенанта.
        - Надо быть скромнее, - промолвил он. - Кому придет в голову строить целую планету, чтобы заловить в нее какого-то гм-гм… отдельно взятого индивидуума. Вероятно, объект создан для единственного экипажа, который не должен вернуться.
        - То есть… это как же?! - возмутилась Дарья. - Этот гроб сделали специально для трех смертников?
        - Для кого еще делать гробы? - резонно заметил Борисов. - Наверное, для группы пилотов, которые выполнят… какую-нибудь простую задачу. Очень простую. Например, запустят двигатели, и… И все.
        - Вот почему здесь нет туалета! - догадалась она. - Никто не планировал, что экипаж будет тут жить…
        - А зачем тогда нужен этот фильм? - спросил Матвей. - Тот фильм, что мы посмотрели. Про войну и все такое…
        - Не исключено, фильм призван поднять боевой дух… ну и напомнить героям, ради чего они собираются погибнуть.
        - Я не собираюсь! - мгновенно отозвалась Дарья. - И, кстати, ради чего?! Ради чужой войны? Какое мне до нее дело? Да она давно уж закончилась!
        - Постарайся объяснить это автоматике, - проговорил Борисов. - Желательно на ее языке.
        - А труба? - спохватился Матвей. - Сначала был фильм про черную трубу. Зачем она?.. Что, мы и за трубу должны погибать?
        - Вы мне надоели, - раздраженно сказал мастер. - Столько вопросов задаете, как будто наш гроб строил, налаживал и выводил на орбиту лично я. Вместо того чтоб меня отвлекать, лучше бы занялись чем-нибудь.
        - Н-да?.. - удивленно произнес Матвей и, выбравшись из кресла, медленно направился к Дарье.
        - Чем это мы должны заниматься? - спросила она тревожно.
        Борисов оглянулся на Матвея и расхохотался.
        - Тоже неплохой вариант. Ценю самообладание. Встретить смерть таким образом… Да, в этом есть что-то величественное.
        - Ты другое имел в виду?.. - Матвей растерянно остановился. - А что именно? Тыкать в кнопки? «Ладонь», «колбаса», «квадратик»… Лучше уж так умереть, чем нажимая на эти значки.
        - Ну-у… в принципе… - протянула Дарья, формально еще не согласившись, но всем своим существом намекая, что корпеть над пультом до последней секунды тоже не собирается.
        - Как хотите, - сказал Борисов. - Там слева по коридору есть комнатка - кладовка или что-то еще… Вот туда и отваливайте, а мне не мешайте. Да! - добавил он, будто случайно о чем-то вспомнив. - Если я придумаю, как нам выкрутиться, на халяву не рассчитывайте.
        - Плачу тысячу, - объявил Матвей.
        - За тысячу я даже твой ботинок спасать не стану.
        - Зачем ботинок? Я босиком согласен.
        - Не знаю, на что ты там согласен, - покачал головой Шуберт. - Я пока ничего тебе не предлагал. Сто тысяч.
        - Ладно, сто, - легко согласился Матвей.
        - А они у тебя есть?
        - Ты сначала спаси, а потом спрашивай! - насупился он.
        - А у меня нету, - призналась Дарья. - Зато я могла бы…
        - Ты о чем это? - ревниво прошипел Матвей.
        - Отработать… - Она потупилась. - Посудомойкой…
        - Где я тебе столько посуды возьму? - удивился Борисов. - Разве открыть сеть ресторанов… А что, это идея! Ну да, посудомойка у меня уже есть. Оборудования на сто тысяч можно накупить как раз для трех-четырех забегаловок, а если брать бывшее в употреблении, то и на рекламу деньжата останутся…
        - Разве ты не видишь, что он блефует?! - взорвался Матвей. - Стал бы он тут сидеть, если б знал, как затормозить эту проклятую планету! Нормальные люди перед смертью о чем-то светлом думают, э-э… как говорится, умри тяжело, но достойно… А некоторым вон чего надо, над ближними поиздеваться!
        Мастер загадочно улыбнулся и скосил глаза на крупную треугольную кнопку с тремя крестиками.
        - Ты что это, Шуберт?.. - заволновалась Дарья. - Ты что-то нашел?
        - Он что-то придумал! - восторженно прошептал Матвей. - Сеть ресторанов! Гениально! В юности мне приходилось работать барменом… со мной, Шуберт, не прогадаешь! Ну показывай, показывай, не томи!
        - А как же насчет блефа?
        - Беру свои слова обратно!
        - Я тоже! - звонко поддержала Дарья. - Беру, и все такое… Давай же, давай, Шуберт! А то сквозь нас уже, по-моему, что-то проникает… Только я не пойму пока - альфа или бета.
        Борисов улыбнулся и с достоинством оглядел двоих дежурных. Прикасаться к кнопке он, кажется, не торопился. Матвей заподозрил, что мастеру разведки стало недостаточно его ста тысяч и Дашиного рабства. Строго говоря, ста тысяч у Матвея никогда не было, да и свою напарницу он знал как девушку своенравную - такая больше двух тарелок за раз не вымоет, - однако его возмутил сам подход. Похоже, коварный Шуберт зря времени не терял, и за те полчаса, что он провел вне стен кинозала, ему удалось что-то разнюхать. Теперь же, вместо того чтобы честно поделиться жизнью с двумя военнослужащими, он сидел в позе пикового короля и бесстыдно торговался. Неизвестно, какие еще условия выдвинул бы ненасытный Борисов, если бы Матвей не понял, что подошло время решительных действий.
        Именно так, крайне решительно, он подошел к креслу Шуберта. Борисов встрепенулся, но было поздно - рука Матвея уже приблизилась к «шляпке» пульта. Единственное, что успел сделать Шуберт, - это перехватить его запястье, однако у дежурного была еще и вторая рука, левая, до которой мастер дотянуться не мог.
        Матвей процедил что-то оскорбительное и хлопнул свободной ладонью по пульту, придавив одним махом кнопок пять.
        - Еще неизвестно, кто кому заплатит и кто у кого стаканы полоскать будет, - заявил он победно.
        Дарья, не скрывая восхищения, смотрела на Матвея. Шуберт тоже смотрел, но иначе - как-то приниженно. Его подбородок задирался все выше и выше, словно Матвей медленно взлетал под потолок. Матвей, однако, никуда не взлетал. Напротив, это Борисов постепенно опускался: стальная труба, на которой вертелось кресло, становилась все короче, сокращаясь, как гидравлический поршень. Пара свободных кресел двигалась синхронно с борисовским, и вскоре все три сиденья уже достигли пола. Шуберт уткнулся коленями в нос и лишь после этого додумался вскочить и отпрыгнуть в сторону.
        Под креслами раздвинулись три лепестковых люка и, поглотив сиденья, тут же сошлись обратно. Диафрагмы захлопнулись так быстро и так плотно, что на полу не осталось ни щелочки. Кресел точно и не было.
        Следом за ними вниз двинулась тонкая ножка «гриба» управления, одновременно повернулись, прячась в потолке, объективы. Затем начал скрываться экран: слева в углу открылся узкий паз, и из него, противно жужжа, выехала шторка, состоящая из длинных стальных реек. Последней исчезла широкая стенная панель со схемами и графиками, при этом две изображенные емкости, в которых условно плескалось что-то условно-голубое, начали стремительно опорожняться. Все в комнате сворачивалось, пропадало и втягивалось само в себя. Когда исследователи опомнились, помещение уже превратилось в пустую металлическую коробку. Шуберт молчал, испуганно озираясь, а лейтенанты угрюмо сопели, не в силах спросить у мастера, знал ли он заранее о загадочных способностях здешней автоматики. Угадать, был ли предусмотрен какой-то вариант спасения из корабля-камикадзе на самом деле, теперь не смог бы никто. Но Борисов молчал, и неведение становилось для дежурных невыносимым.
        - Мотя, ты что там нажал? - проронила Дарья.
        - Х-х, х-х, х-х! - объявил голос вокруг, и все трое почувствовали легкий толчок.
        - Мы остановились! - воскликнул Матвей. - Да, это было торможение, не иначе! Ты видела схему? Резкий выброс топлива! Мы получили обратный импульс!
        - Мотя!.. - Дарья снова улыбнулась. С момента проникновения на планету-корабль печаль и радость сменялись на ее лице так часто, что успели превратиться в две маски, которые она переключала сообразно обстоятельствам. - Мотя, мы спасены! Да?.. Ведь это правда?!
        - Х-х… х-х!.. - отозвались стены и вдруг заговорили голосом Страшного. - Эй, на борту! Обормоты!.. Прием! Х-х… х-х… Не слышу вас! Прием!
        Звук доносился не откуда-нибудь, а со стороны экрана, закрытого железными пластинами.
        Матвей подбежал к жалюзи и, подцепив одну планку ногтем, проорал в щель:
        - Да, господин маршал! Докладываю! Задание выполнено! С полным блеском!
        - Чего?! - прорычал Страшный. - С чем оно у тебя выполнено? С блеском?! С треском, осел!! С полным треском, ясно тебе, мясо? Да ты уже не мясо, ты почти жаркое! Шашлык! Азу! Бифштекс! Баранина на ребрышках!.. - Маршал нервно рассмеялся. - Вы что там натворили, жуки вашу майские?!
        - А что?.. Мы ее остановили… то есть его… ихний… этот… Мы ощутили толчок, господин маршал, - сообщил Матвей, собрав в кучу все свои ораторские способности.
        - Как, говоришь?.. Толчок ты ощутил? Да лучше б это он тебя ощутил, чертова коровка! Вы разогнались еще сильней!
        - Все двигатели направлены в одну сторону, - запоздало сказал Борисов. - Если был второй импульс, то он, как и первый, разгонный.
        - Это кто у вас такой умный? - сварливо произнес из-за планок маршал. - А, привет от Корпорации! Почему я вас не вижу?
        - Мы вас тоже не видим, господин маршал, - пожаловался Матвей.
        - К счастью, - вполголоса добавила Дарья.
        - Эй, не хамите там! - прикрикнул Страшный. - Акустика у вас чудесная… Значит, вот что, мои поджаристые… Даю вам еще две… ладно, две с половиной минуты, ясно? И чтобы все это безобразие немедленно прекратить! Вернуть объект на место! Слышите? А иначе… иначе… Сами знаете что!
        - Знаем, знаем, - крякнул Шуберт.
        - Невыполнение приказа, да еще в боевых условиях!.. - предупредил Страшный.
        - У нас топлива больше нет, - заныл Матвей.
        - Какого еще топлива?
        - Голубого, - пояснил он. - Мы на схеме видели.
        - У вас и схемы имеются? Срочно передать по закрытому каналу!
        Матвей беспомощно оглянулся.
        - У нас даже открытых нет, - сказал он, стараясь протиснуть губы в плотно подогнанные пластины жалюзи. - И схемы уже нет. И ничего нет.
        - Как это ничего? - возмутился маршал. - Что же вы там делаете?
        - Ничего, - повторил Матвей. - Стоим, разговариваем…
        - Отставить разговорчики! - приказал Страшный. - Нашли время! Приказываю развернуться и занять положенное место в строю!
        - А где оно, это место? - осведомился через плечо Матвея Борисов.
        - В пространстве, - недовольно ответил маршал.
        Под пластинами что-то затрещало, все надеялись - включился механизм, открывающий ставни, но защитные рейки были неподвижны, лишь голос абонента изменился.
        - Шуман, мальчик мой… - озабоченно произнес экран.
        - Пардон, это меня. - Борисов подошел к стене и отодвинул Матвея в сторону. - Господин Даун?.. Я слушаю.
        - Почему я тебя не вижу, Шуман?
        - Я вас тоже не вижу, господин Даун. Такая уж связь.
        - Тебе пора уволить своего провайдера, Борисов. Не забывай, ты представляешь Корпорацию. Постарайся не ударить лицом в грязь.
        - Не волнуйтесь, тут все стерильно, - заверил Борисов. - Ни грязи днем с огнем не сыщешь, ни чего другого.
        - Это я образно…
        - Я тоже, - отозвался Шуберт.
        Гец Даун замолчал - то ли прикуривал, то ли сморкался, то ли силился понять, что же Борисов имеет в виду.
        - Про грязь - это просто поговорка, - сказал наконец он.
        - Про огонь, который днем, - тоже поговорка, - ответствовал Шуберт. - А про все остальное - почти правда.
        Новая пауза свидетельствовала о том, что Даун запутался еще больше. Он прекрасно помнил, как подчиненные допекали Страшного своими иносказаниями, и вовсе не хотел оказаться на месте маршала. Однако, по всей видимости, уже оказался.
        - Огонь… гм… это понятно, но что там еще искать? У этого… объекта есть какие-то особые секреты? Что ты там разведал, мой мальчик? - сказал он, просто чтобы не молчать.
        - Все, как и требует устав Корпорации, - торжественно заверил Шуберт. - Я всегда ношу в своем сердце наш лозунг: «Пусть каждый, кто хочет вырваться вперед, помнит - впереди МОСКВА!»
        - Похвально… - Голос корпреза чуть дрогнул, словно Даун собрался прослезиться. - Только… что же ты там обнаружил?
        - Здесь посторонние… - Мастер небрежно махнул в сторону лейтенантов.
        - Они никому не расскажут, - терпеливо заверил Гец.
        - Вы думаете? - засомневался Борисов.
        - Знаю, болван! - не выдержал глава Корпорации. - Докладывай немедленно, пустой пневмотормоз!
        - Днем с огнем! - испуганно пробормотал мастер. - Туда, где раки зимуют, загнал Макар двух телят восточной наружности! И спрятал… Но тут пришел добрый молодец…
        Он утер со лба холодный пот и нервно сглотнул. Борисов, конечно же, не собирался скатываться на дурацкие иносказания, но его охватила жуткая оторопь перед начальством, и теперь вместо него говорило неизвестное второе «я» - отупевшее от приключений и ставшее таким же никчемным и пустым, как личность «сказочника» Калашникова или его подчиненных. Дурное влияние корифеев военно-прикладной науки грозило испортить мастеру всю карьеру.
        - Стоп! - рявкнул корпрез. - Какой Макар, каких телят?! Почему восточной наружности?!
        - Так ведь глазки у них узенькие, - ответил Шуберт, страдая от собственной неполноценности, - как у корейцев…
        - У корейцев и у… китайцев? - обрадовался корпрез.
        - И у тех тварей с хоботками! - добавила сзади Дарья, хотя ее никто не спрашивал.
        - Что еще за твари? - Даун смутился. - Там еще что-то есть? Другие телята?
        - Других пока не нашел, - доложил Борисов. - Только два. Корейского я и так знаю как облупленного, а китайского…
        - У него на лбу должно быть написано…
        - Совершенно верно. На лбу и на щеках. И лобовой номер стоит… И щековой… Или как его… щечный?.. Сейчас!.. - Шуберт напряг память. - А! Шестьдесят один-ЕТ-ноль ноль два.
        - Все правильно, это наш разведывательный теленок… тьфу ты… корабль! Ты сможешь его вернуть?
        - Это пока неизвестно. - Борисов, пользуясь тем, что начальство его не видит, слепил кукиш, но сначала на всякий случай сунул руку в карман. Там, в кармане, и слепил.
        На Дауна заявление Борисова, кажется, не произвело никакого впечатления.
        - Да бог с ними, с телятами узкоглазыми, - сказал корпрез. - Прижмет - оба заведешь и выведешь из коровника этого. Насколько я знаю, кроме двух этих керогазов, тебе там и готовить не на чем? Как бы не отощать без горячей пищи…
        Борисов нервно переступил с ноги на ногу. Если Даун так легко бросался двумя исследовательскими кораблями, значит, плоскость его интересов лежала в совсем иной… э-э…
        «…совсем иной плоскости», - закончил про себя Шуберт.
        - Пусть эти желтолицые станут вашими сувенирами, сейчас речь не о них, - продолжал Даун, словно отзываясь на мысли мастера. - Куда больше меня занимает секрет волшебной палочки…
        - Палочки?.. - недоуменно переспросил Борисов.
        Зараза, которую мастер уже обозвал про себя «вирус МК» - майора Калашникова, - распространялась с небывалой скоростью и поражала даже таких гениев современности, как сам корпрез Гец Даун. «Это тебе не чумофилис, - сокрушенно покачал головой Шуберт, - от такой болезни «Пресеркомфортом «не защитишься. Только если оглохнуть… Но ведь такую заразу можно и на языке глухонемых распространять или в печатном виде…»
        - Большой черной палочки, - с выражением повторил Даун. - Чтобы тебе стало понятнее, скажем… стоит Антошка на одной ножке… Ну, конечно, Антошка условный, без шляпки и черный как негр…
        - Ах, это! - догадался мастер. - Так он же чугунный!
        - Кто вам сказал? - озадачился Даун. - Нет, он вовсе не чугунный и даже не цельнометаллический. Устройство сего предмета весьма непросто… как и всякого другого цилиндрического предмета с внутренним электроприводом… гм… Дело в том, что он вибрирует и поднимается.
        - О-о-о… - заволновалась Дарья.
        - Поднимается, - быстро добавил Даун, - и как бы описывает некий полукруг…
        - Описывает?!
        - И не просто описывает полукруг, а следит, - сказал корпрез. - Прямо за вами. За сорок пятым объектом.
        - С какими же, любопытно узнать, намерениями он за нами следит? - протянул Борисов.
        - А вот это, мой мальчик, ты и должен выяснить. И заработать таким образом на пару сувениров. И еще на много-много чего хорошего… В противном же случае, боюсь, никакие заслуги тебе не помогут.
        - Вы хотите узнать назначение этой чертовой трубы… - сообразил Шуберт. - Назначение, естественно, вытекает из ее функциональных возможностей.
        - Не хочу узнать, а непременно узнаю, - поправил его Даун. - С тобой, Штраус Бутусов, старший мастер дальней разведки, находящийся в ответственной командировке… или без тебя, простой безработный Шансон Барбосов, чья задолженность перед Корпорацией исчисляется семизначным числом.
        - Борисов, - уныло поправил Шуберт.
        - Всего доброго, - невидимо откланялся Даун.
        Мастер медленно отвернулся от зашторенного экрана и почесал живот.
        - Мне кажется, Шуберт, ты что-то от нас утаиваешь, - нахмурилась Дарья. - Что еще за корейцы?..
        - «Кореец» - название моего корабля, - сказал он. - Имя той проклятой посудины, которая напоролась на вашу треклятую систему. И он находится здесь.
        - Здесь?.. - оторопел Матвей. - На поверхности этой планеты?
        - Нет, не на поверхности. В трюме, - мрачно ответил Борисов. - Тут метров двадцать вниз по лестнице, там будет лифт, на нем двести уровней вниз, потом пятьсот шагов направо до развилки, поворот налево, затем метров семьсот вдоль пандуса до высокой такой платформы и снова лифт, только уровней на семьсот вверх, а потом еще по коридору. Я ходил, искал туалет для дамы… в итоге нашел своего «Корейца».
        - А туалет? - вставила Дарья.
        - Санблок есть в моем корабле, - улыбнулся он.
        - Шкура!.. - прошипел Матвей. - Вот почему он вернулся такой спокойный! Шуточки нам шутил… торговался!.. Условия ставил! На сто кусков меня раскручивал, коммерсант паршивый!
        - Тебя раскрутишь!.. - огрызнулся Борисов. - Я хотел заставить тебя думать! Чтобы ты не трясся да напарницу свою не вожделел… вам пять лет мало было для вожделения? Нашел время, донжуан консервированный! Я хотел, чтобы ты мозгами пошевелил, хоть чуть-чуть! Гиря ты чугунная, Матвей! Как есть гиря на шее. Слинять отсюда - не проблема, это я давно уже понял. А толку-то?! Просто так все бросить и улететь - то же самое, что на звезду упасть. Меня Даун из-под земли достанет, из-под любого космоса! Вас, кстати, тоже не простят. Вон какой у вас маршал серьезный… Делать надо что-то! У вас приказ остановить этот гроб, у меня - разобраться с трубой. Чует мое сердце, между ними есть какая-то связь.
        - Да, и этот твой Дебил сказал, что труба за нами следит, - подала голос Дарья. - Эх, если б знать заранее, мы бы тот фильм повнимательней смотрели.
        - Да, да, неспроста это! - оживился Матвей. - К чему нам то кино про трубу? Потом сразу войну показали. Не случайно этот клип сюда затесался… Раз пришельцев готовили к самопожертвованию…
        - И вибратор негроидный большое значение имеет! - подхватила напарница. - Он тут всему голова! Может, и уушники эти позорные за ним прилетели?
        - Думать, друзья, думать! - наставительно произнес Борисов. - Чем мы от обезьян отличаемся?
        - Не в курсе, - призналась Дарья. - Я же с Зуха-семь, у нас обезьяны не водятся.
        - А кто у вас водится? - спросил Шуберт. - Пескоройки.
        - Ну, хорошо. Чем ты отличаешься от пескоройки?
        - Как чем? - обиделась она. - Я красивее!
        - И даже красивее обезьяны, - заверил Борисов. - Но это, к сожалению, единственное твое отличие. Ладно, сам буду напрягаться, не мешайте хотя бы…
        Он уселся на пол, скрестив ноги по-турецки, и подпер подбородок левым кулаком. Вскоре левый кулак устал, и он сменил его на правый, затем снова на левый. Когда менять кулаки надоело, Борисов улегся на спину, подложив руки под голову.
        - Придумал? - тихо спросила Дарья.
        - Да, - отозвался Шуберт. - Попробуем начать все сначала.
        - Это как?..
        - Что мы сделали, когда вошли в эту комнату?
        - Мы?.. Ну, мы услышали шипение.
        - А потом?
        - Потом мы сами зашипели. Это было так глупо…
        - Как?
        - Вот так примерно. «Х-х… х-х», - изобразила Дарья.
        Плафоны в потолке внезапно подмигнули, а из-за жалюзи, закрывавших экран, полилась неземная, но явно торжественная музыка. «Х-х-х-х, х-х, х-х» - пел инопланетный вокалист, при этом сквозь щели в жалюзи мелькали какие-то огни.
        - Фильм! - взвизгнул Матвей. - Там опять что-то показывают!
        Трое исследователей подскочили к стене и, отгибая ногтями узкие полоски ставней, прильнули к экрану.
        Глава 30
        Новый толчок оказался настолько сильным, что на ногах не устоял даже Бугаев. Он рухнул на несчастного Калашникова всей своей массой, и спина майора издала подозрительный хруст. Одновременно с толчком пропала связь.
        - Почему прервалось?! - заорал Бугаев. - Соединяйте взад! Немедленно!
        - Похоже, чужаки тектонические бомбы применили, - предположил с порога Мищенко.
        От сотрясений пола его ботинки разъехались, и теперь он почти сидел на «шпагате», одной ногой внутри зала, а другой в комнате с хламом.
        - Тут проводки какие-то, - прошептал забившийся под пульт исследователь. - Господин майор, они оборвались, и я не знаю, куда какой присоединить…
        - Тупица, в двух проводках запутался! - сдавленно прохрипел Калашников, безуспешно пытаясь выбраться из-под Бугаева. - Господин полковник… господин полковник… разрешите отползти… исправить…
        - Давай! - Полковник поворочался и сел на полу.
        Начальник ИО издал вздох облегчения и по-пластунски перебрался ближе к орудийному лафету.
        - Двадцать восемь градусов… - горячо зашептал его помощник, - и все дальше смещается! Но почему не стреляет, я не понимаю!
        - Ты бы лучше думал, как связь восстановить, - пробурчал майор. - Где тут твои проводки? О! А прибор связи, если снизу смотреть, на мою чип-карту смахивает. Надо же, какое удивительное сходство технологий! Вот ведь!.. Вроде твари тварями, даже говорить не могут, все угукают, а работать умеют почти по-человечески… Не то что вы! Дармоеды!
        - Ну так… мы же…
        - Вы же… Вот, синий проводок сюда, а красный - сюда… Посмотри на монитор, что там?
        - Ой…
        - Кто? - Калашников выполз из-под пульта и удивленно взглянул на экран.
        Картинка оказалась очень четкой и красочной, но это были вовсе не медали на мундире Страшного, а вид сверху, с высоты птичьего полета, на знакомую холмистую местность. Благодаря панорамному обзору можно было даже определить, что трансляцию вел один из летательных аппаратов незнакомой конструкции, во множестве зависших прямо над бункером. Аппараты были небольшими, но на их коротких обтекаемых подвесках щетинились стволы штурмовых пушек, а заостренные носы и днища малиново светились неостывшей металлокерамикой. Видимо, эти боевые единицы только что спустились прямо с орбиты. Калашников перевел взгляд на землю и ужаснулся. Бункер был окружен неисчислимой толпой пеших солдат и десятком непроницаемых колец бронетехники, а с юга, от остывающих транспортных челноков, к нему приближалась колонна каких-то странных механизмов, на первый взгляд строительного назначения…
        - Воздух… - слабо проблеял Калашников.
        - Чего? - не расслышал Бугаев.
        - Воздух, - сглотнув ком, повторил майор, - и космос… В смысле… тревога!
        - Что?! Космос?! Атака с орбиты?! - Полковник вскочил и рывком поставил майора перед собой. - Где?!
        - Так вот же, - кивнул на экран Калашников.
        - Черт! - Бугаев отбросил тряпичное тело майора к «орудию». - К бою! Мищенко, задраить вход! Исследователи, тоже оружие к бою, хватит прохлаждаться! Капитан, сгоняй их к бойницам!
        - Есть! - бодро откликнулся капитан. - Ученые, за мной!
        Он попытался встать, но тут снова ожили недра, и до двери капитану пришлось добираться на четвереньках. Исследователи выполнили приказ так же, ползком.
        - Все силы стянули, гады! - Бугаев покачал головой. - Что же наш флот-то не мычит не телится?!
        - А зачем им здесь все силы? - не задумываясь, спросил майор. - Так много!
        - Да, - озадачился Бугаев. - А, понял! Они пушку хотят у нас отнять! Ну нет! Хрен на блюде! Мы из нее еще сами постреляем! Да, наука?!
        Он ободряюще хлопнул размякшего от страха Калашникова по плечу и рассмеялся. Взбодренный поддержкой майор кисло улыбнулся и, чтобы не уронить достоинство начальника целого ИО, пробормотал:
        - С точки зрения филологии, правильнее было бы сказать «мы из нее получаем», ведь пушка наверняка не стрелы выпускает по врагу, а лучи какие-нибудь…
        - Да? - изумился Бугаев. - А если антиматерию? Тогда поантиматеримся? Так, филолох?
        - Ну… в общем-то да, хотя, конечно, устоявшиеся словесные штампы… они не дают развернуться в узких рамках эти… как ее… эти-мо-логии… а потому…
        - Враг пошел в атаку! - прервал его бред громкий возглас Мищенко. - Не стрелять, подпустить ближе! Ждать… ждать…
        - Ой!.. - В животе у Калашникова громко заурчало.
        - Жда-ать! - Капитан взял ноту повыше. - Огонь!
        Сверху было хорошо видно, как выстрелы СТУРНов прокладывают в рядах наступающих УУ несколько «узкоколеек», как быстро затягиваются эти раны на теле бесчисленного воинства, как новые выстрелы землян образовывают вокруг бункера целый вал из пепла и отдельных останков фиолетовых братьев, как снова и снова накатывают волны атакующих…
        УУ шли на приступ с необъяснимым упорством и совершенно не колеблясь. Они гибли сотнями, но все равно лезли вперед, и если бы СТУРНы не раскладывали большую часть их тел на молекулы, бункер чужаки давно бы взяли, предварительно завалив все его амбразуры своими телами…
        Однако оружие землян было пока еще эффективно, и атака захлебнулась. Волны бескрайнего океана живой силы, схлынув, организованно отошли назад, а на смену им выдвинулись тяжелые боевые машины, похожие на сухопутных китов, плавно скользящих над самой землей.
        - Калашников! - Полковник снова выловил майора из кучи оборудования и приподнял за воротник. - Если пушка не начнет стрелять, «пулять», «лучать» или «кваркать», я обвяжу тебя минами и пущу вон под тот танк…
        Бугаев кивнул на изображение первого кита. Вражеские танки шли на штурм тройным уступом, по десятку машин в каждой линии.
        - Почему это под тот?! - Майор попытался вывернуться, но разжать пальцы Бугаева было практически невозможно.
        - Не извивайся, - приказал полковник. - Наводи балду!
        - Как же я ее наведу, если висю… вишу… ну, то есть тут вот болтаюсь?!
        - Работай! - Бугаев отпустил его воротник.
        Приземлился майор удачно, но земля снова вздрогнула, и он все-таки завалился на бок.
        - О-о-о! Я руку сломал!
        - Симулянт! Расстреляю!
        - Нет! Ушиб! Просто ушиб, сейчас подую - и пройдет! Ф-фу! - Майор решительно подполз на коленях к лафету и в бессильной ярости звонко ударился в него лбом.
        - Э-эй! - предупреждающе прикрикнул Бугаев.
        - Наводись, зараза! - Майор снова приложился к основанию орудия.
        Полковник негромко выругался и безнадежно махнул рукой. Дальнейшие увещевания или угрозы были бесполезны. Он проверил заряд своего СТУРНа и, расставляя ноги, словно моряк в качку, побрел к свободной бойнице.
        Вид через бронестекло был гораздо более интересным, чем схематичная картинка поля боя с высоты мигрирующего пеликана. Прямо перед бункером тлели барханы золы и пепла, чуть дальше залегли постреливающие враги, сновала какая-то легкая техника и висели киты, небо было заполнено летающими миниатюрами кораблей - скорее всего одноместными штурмовиками. И вся эта армия была хорошо вооружена и полна нечеловеческой решимости взять бункер. Рано или поздно, с любыми потерями. Спасало землян пока лишь то, что исправно работал генератор силового поля. Иначе все давно бы уже закончилось.
        - Жжется, - переминаясь с ноги на ногу, заявил один из ученых справа от полковника. - Пол как будто накалился!
        - Может, это чужие подкоп роют? - забеспокоился другой. - Плазмобуром…
        - Нет, у этой базы основание из восьмиметровой плиты пластобетона. Его ничем не пробьешь, - возразил третий. - Только если линия тектонического разлома под нами пройдет или вулкан откроется…
        - Ха! Ну ты и сказанул! - рассмеялся первый. - Вулкан? На равнине?!
        - А что? - задумчиво спросил второй. - Если море сюда смогло прийти, хотя до него еще сутки назад было три тысячи километров, почему бы не открыться вулкану?
        - Тронулся, - ухмыльнулся третий. - Море! Ты спишь, что ли? Просни-ись, гуси уже улетели!
        Он помахал перед глазами товарища рукой и состроил пару смешных рожиц. Тот в ответ лишь пожал плечами и кивнул, указывая куда-то вдаль.
        Полковник, невольно подслушавший беседу, проследил за взглядом исследователя и обмер.
        От горизонта, примерно оттуда же, откуда доносился звук и прикатывались подземные толчки, в золотисто-алых лучах закатного солнца шла высокая серо-зеленая… волна! Определить ее высоту было сложно, но если предположить, что до нее было не меньше сорока километров, то «ростом» эта водяная стена могла оказаться километра в три, а то и в четыре. Чуть выше пенного гребня виднелась узкая полоска лазури, но вся остальная часть неба была скрыта за черными ставнями свинцовых туч. Атмосферный фронт опережал волну на несколько километров и жадно высасывал из земли, деревьев и холмов всю жизненную силу, тут же отдавая ее обратно в виде тугих хлестких разрядов молний.
        - Кранты штурмовикам, - удовлетворенно заметил первый ученый.
        - А нам? - спросил второй. - У нас ведь тоже неслабый ориентир для молний торчит…
        - Да о чем вы беспокоитесь?! - возмутился третий. - Мы же утонем!
        - А-а, черт, как жжется! Лучше утонуть, чем сгореть! Кажется, тут все-таки какая-то щель… а там, под фундаментом, наверное, вулкан открывается…
        - Чем лучше-то? - резонно спросил второй, скептик.
        Ответа он не получил. Пол под ногами первого исследователя действительно треснул и раздвинулся примерно на метр. Чего хватило как раз для того, чтобы ученый рухнул в разверзшуюся под ногами, клокочущую раскаленной породой бездну.
        Исследователи не успели даже охнуть, а сам несчастный от страха не стал ни сопротивляться несправедливой судьбе, ни звать на помощь. Он покорно сложил руки по швам и полетел вниз. Правильно среагировал только полковник. Он резко наклонился и выбросил вперед и вниз левую руку.
        - Куда? - Бугаев крякнул от усилия. - Дезертировать вздумал?!
        Он за воротник вытянул исследователя из щели и поставил на пол, слева от разлома.
        - Генератор! - завопил спасенный.
        - Ошпарился? - посочувствовал ему полковник.
        - Нет! - Ученый помотал головой. - Я, когда падал, видел… Генератор поля там, внизу, под полом! Он плавится! Трещина проходит рядом с ним! Он весь в броне, только это защита на пятнадцать минут!
        - А волна придет сюда через десять, - прикинул полковник. - Укладываемся…
        - Во что?!
        - В норматив, - невозмутимо ответил Бугаев, возвращаясь к пульту.
        По пути он перепрыгнул через змеящуюся по полу щель и даже не поленился открыть лицевой щиток шлема, чтобы в нее сплюнуть. Слюна испарилась, едва попав в ярко-красный просвет.
        Полковник тяжело оперся на пульт, смазав несколько размягчившихся от жары пластиковых кнопок, и внимательно уставился в экран.
        Сверху катаклизм выглядел еще более ужасающим. Два серо-черных бурлящих моря двигались со скоростью реактивного лайнера, обходя летающую камеру сверху и снизу, словно заключая ее между молотом и наковальней. Молот был серебристо-сверкающим, а наковальня волновалась, как настоящее штормовое море. И простиралось все это безобразие далеко за горизонт.
        А внизу царила полнейшая паника. Мечущиеся между холмами фигурки набивались в челноки и давили друг друга, махины танков удирали на север, но там тоже занималась подозрительная багровая заря, и спастись киты не могли. Что примечательно, никто из чужаков не пытался воспользоваться переходами. Полковник точно знал, что до ближайшего было каких-то триста метров - он хорошо запомнил свой маршрут по стрелке, - а до цилиндрического перекрестка не более пятисот, но УУ словно забыли о существовании удобнейшей транспортной системы и бежали на чем попало, бросая оружие и технику.
        - Так вам и надо! - Бугаев удовлетворенно треснул кулаком по пульту, и изображение пропало. - Майор, наладить!
        - Жарко! - простонал обливающийся потом Калашников. - Уф-ф! Баня…
        - Связь давай! - заорал полковник.
        - Уже, уже, - запричитал майор, заползая под пульт. - Синий… сюда, красный сюда… Или нет… красный сюда, а синий…
        - Ты в саперы податься не думал? - не заглядывая под пульт, спросил Бугаев.
        - Нет, а что?
        Отвечать полковнику было некогда. Монитор снова ожил, но теперь на нем возникло хорошо знакомое Бугаеву лицо контр-адмирала Иванова, командира специальной эскадры ДШБОР.
        - Иванов? - Главный «дебошир» невольно припомнил попойки в офицерском собрании, где они постоянно спорили, кто из них главнее. Контр-адмирал утверждал, что он, поскольку он командует специальной эскадрой и вообще имеет генеральское звание, а Бугаев настаивал, что раз он командир ДШБОР, то и эскадра подчиняется ему. В этом споре победителей быть не могло. В запутанной иерархии постоянно или временно взаимодействующих родов войск разбирался только начальник Генштаба, но выпить с Чаном ни Бугаеву, ни Иванову не светило, а иначе выяснить истину было нереально.
        - Он самый, - устало согласился контр-адмирал. - Ты где?
        - В бункере, с пушкой, - пояснил полковник. - А ты?
        - Сажусь прямо тебе на голову. - Контр-адмирал покосился куда-то в сторону. - У меня приказ вытащить…
        - Вот спасибо Гаврилычу! - не дослушав, рявкнул Бугаев. - Я знал, что он настоящий главком! Не бросит своих в беде!
        - Вытащить артефакт, - с досадой закончил Иванов. - Ты рядом? Посмотри, крепления на лафете есть? Чтобы тросы зацепить. А то вдруг электромагнитные захваты не сработают… Кто знает, из чего эта штуковина сделана?
        - Тросы?! - опешил полковник. - А мы… а нас?
        - Вам АБОТ скину, - успокоил адмирал. - Только вы сначала стропальщиками поработаете. Ну так что, есть там крепления? Если нет, будете пушку прямо так концами обматывать. Узлы вязать умеешь?
        - Так ведь у нас тут… цунами… - Полковник махнул рукой в сторону горизонта.
        - По моим расчетам, минут пятнадцать у вас еще есть.
        - Маловато, если стропалить… Если так просто убраться, хватит, а тросы крепить - маловато…
        - Приказ главкома, Бугай. Не мне тебе объяснять, что это означает.
        - Не тебе… - Полковник криво и зло улыбнулся. - Ладно, сделаем. А смыться всегда успеем. Тут бункер крепкий, выдержит небось, какое-то там цунами.
        - Не надейся. - Контр-адмирал удрученно покачал головой. - Твою планету так сплющило, что от нее скоро одни рангоуты останутся. Треснет скоро, как арбуз, и рассыплется.
        - Как арбуз?!
        - С другими не лучше. СС-семнадцать уже почти на звезду свалилась. С минуты на минуту ждем вспышки, так что некогда беседовать…
        - Вспышка - это плохо, - согласился Бугаев. - Это, считай, как ядерный взрыв…
        - В соседней квартире, - закончил за него Иванов. - Выводи народ наружу и снимай защитное поле. Чужих поблизости уже не осталось…
        - Тут на лафете ничего нет, - простонал из-под пульта Калашников. - Никаких крепежей. Можно я на воздух? Снаружи посмотрю…
        - Иди, - разрешил Бугаев. - Мищенко, построить всех наверху, рядом с трубой этой чертовой!
        - Есть! Пошли, бегом! Быстрее, шушера нестроевая! Зинчук, принимай их там, строй в две шеренги! Дустназаров, бери посадочные фонари, беги вон туда, где поровнее, указывай АБОТу место для посадки!
        - Что бери?
        - Фонари, дубина! Тьфу ты, ну вот палочки эти светящиеся! Маши ими над головой, понял?
        - Так тошно!
        - Вот уж действительно, - пробормотал Бугаев, наблюдая за деловитой суетой подчиненных. - Тошнее некуда…
        Глава 31
        - Не открывается он! - Матвей нервно отбросил в сторону сломанный о жалюзи складной ножик. - Что с ним делать?!
        - Ну, давайте в щелочку смотреть, - предложила Даша.
        - Это ты здорово придумала… - Мастер повертел в руках Дашин ЛС и словно случайно нажал на спуск.
        Разряд с треском ударил в защищающие экран жалюзи, и несколько металлических полосок свернулось в стружку, словно их намотали на бигуди. В результате взору разведчиков открылась поверхность экрана площадью примерно в десять квадратных сантиметров.
        - Ой! - Девушка прикрыла руками голову. - Ты что, обалдел?! Хотя бы предупредил!
        - Зачем? - Борисов, словно так и надо, сунул оружие в карман.
        - Это же мой! - возмутилась Даша. - Ты как им вообще завладел, карманник?!
        - Ты так увлеклась, что немудрено было не только твоим пистолетиком, но тобой самой завладеть, - усмехнулся мастер.
        - Верни оружие, - нахмурился Матвей. - Не положено.
        - Ты лучше посмотри, что за бортом делается! - Мастер указал на мелькающие в дыре картины.
        - Зубы мне не заговаривай! - Мотя снисходительно оскалился и положил руку на кобуру.
        - Хочешь стрелять - стреляй, а не говори, - хрипловатым голосом настоящего колониального пастуха процитировал Борисов античный фильм. - Нет, вы только посмотрите!
        - Ой, Мотя, правда!.. - Даша всплеснула руками. - Как красиво!
        В небольшой просвет было хорошо видно, как планеты расходятся в стороны. Их неторопливое движение было едва заметным, но то, что творилось с атмосферными оболочками, выглядело весьма впечатляюще. Они светились, словно лампочки в елочной гирлянде. Яркие вспышки в нижних слоях проступали сквозь протяженные разноцветные сполохи в ионосфере, выстреливали крупными искрами и прорывались голубыми фонтанами в космическое пространство. Вырываясь в холодный мрак космоса, эти светящиеся рукава расходились вширь фантастическими букетами диаметром в добрый земной мегаполис и постепенно исчезали. Некоторое время на их месте еще мерцали ослепительные блестки - размером никак не меньше крейсера, - но затем и они гасли, сворачивались в багровые клубы и словно бы пожирали сами себя.
        - Ч-черт!.. - проронил Матвей. - Такого знатного салюта я еще не видал…
        - Смотри-смотри… - мрачно покивал Борисов. - Это, наверное, не каждому дается - присутствовать при конце света в одной отдельно взятой системе.
        - Смотри, Мотя, смотри… Будешь потом рассказывать, - промолвила Дарья, не отрываясь от квадратного окошка в защитных жалюзи.
        - Кому рассказывать-то собрались? - спросил Шуберт.
        - Ну, кому… внукам. Правнукам. Да всем.
        - Что ж… - Он невесело усмехнулся, - это правильно. Зачем думать о плохом? Особенно когда ничего уже нельзя изменить…
        - Ничего менять не будем! - поспешно заявила Дарья. - Ты что?.. Какой менять?! Такое представление, а он - «менять»!.. Люди безумные деньжищи платят, чтобы откуда-нибудь с шестьдесят шестого ряда, в театральный бинокль… К нам на Зух-семь как-то факир Най-Баллин прилетал со своим шоу. Я тогда в седьмом классе училась, два месяца на завтраках экономила, да еще косметику пришлось распродать… А в итоге попала на галерку, так меня там всю затискали и ноги отдавили. За мои же деньги! Вот счастье-то… А тут бесплатно, и вид как из президентской ложи.
        - Вид - это да, - задумчиво согласился Борисов. - Чтобы получить такую картинку, надо иметь сотню камер, и не в одной точке, а по всей орбите. Об этом они, кажется, тоже позаботились…
        - Кто позаботился? - спросил Матвей.
        - Устроители этого парада планет, кто же еще. Они не только предусмотрели возможность уничтожения системы, но, похоже, заранее расставили съемочную аппаратуру. Уж если гробить все это богатство, то хоть полюбоваться напоследок… Поразительная расчетливость!
        - Не мешайте! - одернула их Дарья.
        Чудовищное представление между тем продолжалось. Три ближние планеты одновременно охватила дрожь. Они завибрировали, угрожающе сближаясь, а их воздушные оболочки вспыхнули, словно сверхновые, ярким, чистым, белым огнем. Мгновенно выгоревшая атмосфера превратила уютные землеподобные объекты в три спекшихся шара, покрытых черной коркой, однако планеты еще жили. Двигаясь по спиральным орбитам различной крутизны, они неумолимо сходились к одному и тому же сектору, пока еще пустому, но грозящему стать местом глобальной катастрофы.
        Вскоре горелые шарики встретились: сначала столкнулись два, потом, через какое-то мгновение, в этот тандем влетел и третий. Догнавший объект разбил две слипшиеся планеты на невообразимое количество мелких и средних осколков, а сам, изменив траекторию, направился прямиком к звезде. Если бы не это столкновение, планета могла бы провести на ниспадающей орбите неделю, а то и месяц, теперь же ее финал стал вопросом нескольких часов. Впрочем, разницы не было: все живое, обитавшее на этом небесном теле, либо погибло во взрывном урагане, либо задохнулось без кислорода, либо сгорело в невидимом горниле жесткого излучения звезды.
        Образовавшаяся в орбитальном кольце пустота в невообразимо короткий срок заполнилась перераспределившимися спутниками светила. Оставалось лишь гадать, какие катаклизмы разворачивались на планетах, в считанные минуты увеличивших дистанцию и вновь разлетевшихся на равном удалении друг от друга. Звездная система, подорванная изнутри и уже вряд ли жизнеспособная, все еще продолжала бороться за существование, словно неразумный, но обладающий неистребимой волей гигантский организм.
        На экране появилась новая планета - догнав узилище с тремя исследователями во чреве, она как будто застопорилась. Масса занявшей свою нишу в рассыпающемся «ожерелье» планеты из движителя сразу превратилась в тормоз, и объект заколебался в гравитационных качелях. Этого нельзя было сказать об атмосфере: ничем не прикрепленная к поверхности, она по инерции рванулась дальше, сползая с зеленого шара огромной голубой каплей. Отделившись от планеты, газ сам на мгновение превратился в шар, затем начал вытягиваться в веретено. Неизвестно, какую форму могла бы принять «сбежавшая» атмосфера, возможно - вернулась бы к капле, возможно - попросту испарилась бы в космос, однако предоставлена сама себе она была недолго. Вода, взметнувшаяся, как волосы на ветру, покинула планету и догнала не успевший рассеяться воздух.
        Вид выплеснувшихся океанов завораживал. Дарья, Матвей и Шуберт зачарованно наблюдали за тем, как в черной пустоте сталкиваются и перемешиваются две стихии, два разных состояния вещества. Образовавшийся шар, примерно в одну десятую от объема планеты, покрылся воронками вихрей и пенными гребнями волн, о мощи и высоте которых можно было только догадываться. Постепенно на поверхности газожидкостного образования стали преобладать грязно-серые цвета - капля замерзала. Борисову казалось, что он чувствует кожей, как скрипят и стонут тысячетонные глыбы льда, как они находят одна на одну, крушат друг другу бока и лопаются на острые куски - но лишь затем, чтобы уйти под воду и вновь сплавиться в исполинский кристалл.
        Будто насытившись этим зрелищем, экран своевольно переключился и показал другую планету - насколько удаленную от станции, сказать было трудно. На новом объекте находилось около двадцати небольших материков, расположенных в умеренной зоне по обе стороны от экватора. Внезапно, как показалось наблюдателям - без всякой зримой причины, в центре одного из участков суши возник длинный прямой разлом, прошедший от экватора к полюсу. Камера слежения, словно подгадав, зависла точно над этим квадратом, поэтому изображение было крупным и предельно четким. Невероятная трещина длиной никак не меньше пяти-семи тысяч километров вздыбила левый край и медленно двинулась на запад. В планетарной коре все шире открывалась алая рана, из которой в обратном направлении, на восток, тянулся непроницаемый шлейф дыма и гари. Западная сторона разлома, повинуясь непостижимым тектоническим силам, уходила все дальше, сгребая верхние слои почвы подобно ползущему леднику. Чудовищный черный вал перед трещиной достиг береговой линии и начал ссыпаться в океан. Тот, в свою очередь, исторг километровую волну и выбросил разрушительное
цунами на следующий материк, расколовшийся с севера на юг. Нож невидимого бульдозера, принимающего облик то треснувшей базальтовой платформы, то водяной стены, многократно обошел планету, срывая материки, сбрасывая их в океан, перемешивая воду и сушу и превращая их в некую однородную массу.
        Система слежения вновь переключилась на другой объект, будто стремилась насладиться бесконечностью и разнообразием катастроф и продемонстрировать все эти ужасающие явления гипотетическим зрителям. Знала ли эта система, что за гибелью планетарного кольца наблюдают трое человек, или же она действовала вслепую, по заложенной программе, - было неизвестно, однако она вновь предложила другое зрелище, и люди опять стали свидетелями очередного катаклизма.
        На этот раз в кадр попал шарик, почти добравшийся до звезды. Вокруг планеты уже не осталось ни оболочки, ни радиационного пояса, рисуемого компьютером в виде легкого тумана. Он словно бы слился воедино с оболочкой солнца. Впрочем, планета - раскалившаяся и полностью потерявшая скорость - была еще самостоятельным объектом, пусть и безоговорочно обреченным. Она по крайней мере сохраняла свою исконную форму, выпирая из бушующей короны темным волдырем, - до тех пор, пока звезда вдруг не выбросила мохнатый разлапистый протуберанец и не поглотила планету целиком, следствием чего явилась ослепительная вспышка, тысячекратно более сильная, чем любой сильнейший хромосферный факел, и в пространство протянулись десятки гигантских протуберанцев. Все это происходило на другой стороне светила, и когда исчез, вероятно сгорел, прибор прямого слежения, наблюдатели осознали, что им исключительно повезло. Огненный шторм сжег не только все телекамеры в секторе примерно на сто градусов вокруг, но и атмосферные оболочки, воду и почву доброго десятка соседок той несчастной планеты, что так резко простимулировала в звезде
процессы ядерного синтеза. Будь «солнечный удар» направлен в сторону черной станции-планеты… Все трое разведчиков одновременно поежились.
        Другой объект, на противоположном радиусе от растворенной в солнце планеты, третий слева от неуправляемого пристанища разведчиков, наоборот, все больше удалялся, постепенно замедляя вращение и словно бы втягивая атмосферу в недра. На самом деле воздух, кристаллизуясь, оседал на поверхности, переставая быть воздухом как таковым и, аналогично прочим вариантам планетарной гибели, уничтожая все живые организмы, некогда населявшие небесное тело.
        - Что же это происходит? - озадачился Матвей. - Падение галактики?
        - Сбой в механике… вечности… - пробормотала Дарья, нежными пальчиками неожиданно легко отгибая металлические полоски и тем самым значительно увеличивая обзор.
        - Скорее массовый прорыв сквозь солнце, внеплановый… - Шуберт указал на одну из пылающих всей атмосферой планет.
        - Вот ведь как, люди умерли, может быть, миллион лет назад, а война все еще идет. - Матвей тяжело вздохнул. - Война мертвых… Кому она теперь нужна? Столько добра погибает…
        - Нет, в общем-то все верно. - Борисов изящно махнул рукой. - Не нами построено, не нам и сливки снимать. Но все равно обидно.
        - Меня беспокоит, что нас так слабо трясет, - вдруг заявил Матвей.
        - Ты что, давно желудок не промывал? - удивился мастер. - Зачем тебе тряска?
        - Ненормально это, а все ненормальное меня тревожит.
        - Ну, значит, демпфер у корабля хороший, все колебания компенсирует, - пожал плечами Борисов. - Не о том печалишься, лейтенант. Лучше подумай, как это все остановить… Хотя что тут уже останавливать?
        - Нас, - робко высказалась Даша. - Нам ведь надо еще до «Японца» добраться. Там же лифты, а если вдруг эта станция начнет разрушаться, они могут выключиться, и мы не успеем…
        - Да, двести уровней вниз, а потом семьсот вверх - это почти марафон, - согласился Шуберт. - Ты смотри: женщина, а соображает!
        - Все, хорош трепаться, Шаляпин! - Матвей почему-то воспринял выпад в адрес Даши как маленькое, но личное оскорбление. - Веди.
        Борисов с интересом взглянул на лейтенантов и, скабрезно улыбнувшись, поклонился.
        - Пр-рошу!
        - Сейчас, сейчас… - торопливо произнесла Дарья и вновь приникла к дырке в стальных жалюзи.
        - Ну что там опять?! - разозлился Матвей. - Что ты еще увидела? Не надоели тебе эти взрывы?
        - Сейчас, сейчас!.. - повторила она, мелко замахав ладонью. - Там эти… кажется… вернее, тут…
        - Где?.. Кто?..
        - Уже близко, - сообщила она, - эти… наши знакомые…
        - Нас спасают?! - счастливо вскричал напарник. - За нами кого-то прислали?!
        - Не знаю… За нами, да… Наверное. Только…
        - Ну, пусти! - Не добившись от Дарьи вразумительного ответа, Матвей прыгнул к закрытому экрану и уткнулся лицом в квадратную прореху. - О-о-о!.. - протянул он, что-то разглядев.
        Борисов оставался на месте. Он, в отличие от дежурных, никакого любопытства не выказывал, даже наоборот: делался с каждой секундой все пасмурней, пока цвет его лица не достиг популярной ретро-марки «мокрый асфальт».
        - Кто? - спросил он отрывисто. - Уушники?
        - Они, - подавленно отозвался Матвей.
        - Сколько?
        - Два.
        - Ну, это еще не так страшно.
        - Два крейсера, - уточнил Матвей. - Или, может, линкора… Я в их классах не разбираюсь.
        - Два жука, - добавила Дарья. - Больших и противных. Подходят к нам… Десантируются…
        - И до каких пор вы намерены смотреть это кино? - с издевкой поинтересовался Борисов. - До того момента, когда вражеская десантура ворвется в зал? Или до кровавой сцены допроса?.. Или еще дальше - до финального эпизода, где двоих героев торжественно расстреливают, а потом спускают их останки в утилизатор?
        - Да, правильно! - опомнился Матвей. - Стой, а почему только двоих?
        - Потому что третий собирается смыться, - предупредил мастер, - не дожидаясь не только титров, но и начала второй серии. Вуаля! Кто со мной?
        - Мы! - четко и громко, как не научат даже в самой страшной учебке, ответили дежурные.
        Дополнительные уговоры не понадобились. Оба лейтенанта вприпрыжку домчались до двери и, некрасиво потолкавшись в узком проеме, выскочили в темный коридор. Шуберт, сохраняя корпоративное достоинство, шествовал сзади и лишь изредка их окликал, когда они норовили свернуть не туда.
        Едва разведчики переступили порог невыносимо оранжевого лифта, как лампы под потолком замигали, а кабина начала трястись, будто в припадке. Спустя несколько секунд ситуация нормализовалась, но длилась идиллия очень недолго. На сто десятом уровне лифт встал, а свет пропал окончательно.
        - Вы заметили, сколько там еще оставалось? - поинтересовался Борисов.
        - Девяносто этажей, - буркнул Матвей. - Только сначала нам надо бы отсюда выбраться… Что, если мы между уровнями застряли?
        - Сейчас посмотрим… - Шуберт активировал ЛС. - Отойдите к задней стенке, пожалуйста…
        - Постой! - воскликнула Даша. - Сломаешь же!
        - А он и так сломан. - Мастер поднял оружие.
        - Ну что ты за разрушитель?! Не наигрался в детстве? Вдруг он снова запустится?
        - Х-х… он запустится, - нервно отмахнулся Борисов, - мы уже в четверти астроединицы от звезды! Некогда ждать!
        - Х-х-х! - изо всех сил захрипела Дарья.
        - Х-х, - смущенно поддержал ее Матвей.
        - Спелись, - усмехнулся мастер. - Ладно, ждем по просьбе народных масс ровно минуту.
        На исходе двадцатой секунды дружного хехекания лифт снова осветился и лениво пополз вниз.
        - Видишь! - торжественно произнесла Даша. - Тебе бы только стрелять!
        - Надолго ли собаке блин? - скептически заметил Борисов. - Сейчас еще и запасная цепь расплавится, вот тогда будет вам «хе-хе».
        Вопреки мрачному прогнозу мастера, лифт доехал до двухсотого уровня без остановок.
        - Теперь вправо… - Борисов прицелился в перспективу длинного коридора. - А на развилке налево.
        - Да спрячь ты оружие! - раздраженно прикрикнул на мастера Матвей.
        Шуберт хотел что-то ответить, но в это мгновение пол ушел из-под ног, а с потолка раздался характерный для короткого замыкания треск, и посыпались крупные синие искры. Разведчики дружно растянулись на гладком полу и прикрыли головы руками.
        - Бежим! - крикнула Даша.
        Она проворно вскочила на ноги и, показывая пример, бросилась вперед.
        - Стой! - не своим голосом заорал Борисов.
        Девушка, продолжая движение, удивленно обернулась, но было поздно. Следующий шаг она сделала в пустоту. Участок пола, длиной примерно в десять метров и шириной от стены до стены, ушел куда-то вниз, и Дарья успела лишь коротко вскрикнуть. Матвей на четвереньках подполз к краю провала и заглянул в непроглядный мрак. Определить, насколько глубока поглотившая Дашу пропасть, или рассмотреть саму девушку было невозможно.
        - У-у! - взвыл Мотя.
        - Тише ты! - испуганно одернул его Шуберт.
        «Х-х!» - раздалось откуда-то с потолка. По коридору разнесся уже знакомый грохочущий сигнал тревоги, и коридор впереди и позади перекрыли внушительные металлические переборки.
        - Ну вот, накаркал! - Борисов тяжело поднялся и зачем-то отряхнул колени. - Сейчас пустят какой-нибудь газ, будешь знать!
        - А что я сделал? - тихо спросил Матвей, тоскливо глядя вниз.
        - Угукал, как рыбоглазый, вот что! Автоматика нас, наверное, за вражеских диверсантов приняла. Результат ты видишь. Куда теперь идти? Как к «Корейцу» пробраться?
        - Думай сам. - Мотя сел на колени и тяжело вздохнул. - Я никуда не пойду.
        - Очень романтично! Они жили не долго, но счастливо, и сгорели в один день. Соберись! Тут уже ничего не поделаешь… Надо пробиваться к кораблю.
        - Нет! - Матвей сжал кулаки. - Я ее не брошу.
        - Тьфу ты! Ромео нашелся! - Мастер уселся рядом, свесив ноги вниз. - Будем геройски ждать конца?
        - Нет, ты иди, - покачал головой дежурный. - Это не твоя проблема.
        - Какая проблема? - Шуберт усмехнулся.
        - Ты снова знаешь что-то особенное? - спросил он с надеждой.
        - Нет, - пожал плечами мастер. - Видишь же, денег не требую…
        - А-а, понимаю… последняя стадия психозащиты от стресса - равнодушие. Согласно теории профессора Фекалина…
        - Ты где такого бреда начитался? - Борисов плюнул в провал. - Э-эх, Мотя, темный ты человек… Одно слово - военный… Ладно. Ты идешь за своей Джульеттой?
        - В… бездну? - Матвей поежился.
        - Ага. - Мастер легко оттолкнулся от края провала и спрыгнул вниз.
        Оторопевший дежурный утер со лба холодный пот, неумело перекрестился, зажмурился, а затем нырнул следом за товарищами…
        Глава 32
        - Смещение центра масс… вызвало сбой эклиптики… изменение траектории движения… - Исследователь поднатужился и навалился на стальной трос, пытаясь в одиночку затянуть узел. - Изменение… незначительное… маленькое такое, как говорит господин майор, но оно повлекло за собой такие же неполадки в движении прочих небесных тел, а при здешней скученности равновесие - понятие весьма и весьма условное… Неустойчивое… Его можно было нарушить всего одним неосторожным жестом…
        - В триста тысяч мегатонн, - хрипя подсказал второй ученый, висевший на другом конце троса.
        - Бомба? - заинтересовался Зинчук.
        Он поплевал на свои механические клешни и взялся за трос со стороны первого исследователя.
        - Зачем бомба? - Ученый украдкой вытер со лба пот. - Выкачали, допустим, триста тысяч мегатонн нефти с одной планеты, и все - сбой…
        - Ну а если метеорит? - удивился сержант. - Нет, метеорит маловато, например - астероид…
        - А-а, - исследователь загадочно улыбнулся, - вот для этого все планеты и были связаны прочной цепью внепространственных каналов. Вот вы думаете - зачем?
        - Я не думаю, - отмахнулся Зинчук, - мне по должности не положено…
        - А по званию?
        - Ну-у…
        - Зачем? - заинтересовался Бугаев, мрачно посматривая на близкий водяной горизонт.
        Подгонять работников у полковника необходимости не было. Магнитные захваты зависшего в поднебесье «Джаггера» работали нормально, и ствол инопланетной пушки держался в них как влитой. Довольный этим Бугаев приказал прикрепить к лафету как можно больше всякого чужеродного хлама. Он мог оказаться весьма полезным, а в трюм севшего АБОТа все не влезало. До подхода волны оставалось не больше пяти минут, и летящий впереди водной стены ураган уже вздыбил плодородный слой почвы в паре километров к югу, но полковник сохранял олимпийское спокойствие.
        - Эти тоннели созданы отнюдь не для того, чтобы такие, как мы, случайные поселенцы могли спокойно мигрировать с планеты на планету. Гиперсвязи между объектами этой системы гораздо глубже и обширнее. Они пролегают не только по поверхности, перемещая из мира в мир воздушные массы, пар, микроорганизмы и семена растений, но и глубоко под почвой, создавая единые водные, нефтяные и газовые бассейны, обеспечивая равномерную температуру недрам и спокойное, сбалансированное течение термоядерным реакциям в горячих планетных сердцах. Вот в чем истинное назначение каналов. Но мы сдвинули равновесие, планеты сместили орбиты, внепространственные каналы разрушились, дисбаланс системы зафиксировался на постоянных значениях, и процесс стал необратимым… Ведь куда-то в этот момент перетекали излишки воды, откуда-то выдавливалась нефть, вытесняемая движением базальтовых плит. Триста тысяч мегатонн! Это просто детская масса! Миллиарды мегатонн вещества оказались в один момент не там, где нужно. Тут уже не до баланса. Представьте, господин полковник, что вы держали в каждой руке по СТУРНу и вдруг один из них стал легче
элэса, а второй, наоборот, - потяжелел вполовину! Попадете вы в цель, нажав в это мгновение на спуск? Только если честно?
        - Блин! Вот ученый, я понимаю! - искренне восхитился полковник. - И рассказал доступно, и примеры понятные привел. Ты кто? Какое звание?
        - Я?.. Э-э… - Исследователь замялся. - А что?
        - Да я Гаврилыча попрошу, он тебя вместо вашего попугая начальником отдела назначит!
        - Давайте выберемся для начала, - пробормотал второй ученый, оглядываясь на Калашникова, размахивающего руками у места погрузки трофеев в трюм АБОТа.
        Ветер вконец окреп, и его первый серьезный порыв едва не повалил собеседников на землю.
        - К машине, - приказал Бугаев. - Тут уже ничего не отвалится…
        Когда внутри челнока собрались все воины и пилот, выпучив от страха глаза, прижал педаль «старт», на связь с АБОТом вышел Иванов.
        - Взлетели?
        - В процессе, - коротко ответил полковник.
        - Я вижу… - Контр-адмирал немного помолчал. - Ага, вот теперь порядок, волну вы обошли… теперь побыстрее бы вас на борт поднять…
        - А пушка? - забеспокоился Бугаев. - Ты ее выдернул из холма?
        - Крепко вмонтирована. - Иванов покачал головой. - Захваты уже на пределе… Мощности лебедок не хватает…
        - А вы ударьте из кормовой батареи, - посоветовал восхитивший Бугаева исследователь. - Силовое поле вокруг бункера уже не действует, так что может сработать…
        - А если мы пушку повредим?
        - Нет, она еще и не на такие нагрузки рассчитана, - уверенно ответил ученый.
        - Ты, что ли, рассчитывал? - подражая манере Страшного, высокомерно поинтересовался Калашников. - Умник!
        - Умри, майор! - приказал Бугаев. - Адмирал, ученый дело говорит.
        - Какой из них? - осторожно спросил Иванов.
        - Тот, который поумнее.
        - Ладно, попробуем!
        - А я утверждаю, что этого делать нельзя! - вдруг взвился Калашников. - Это… это… саботаж!
        - Мищенко! - рявкнул Бугаев.
        - Зинчук! - словно эхо, отозвался капитан.
        - Дуст! - в свою очередь крикнул сержант, но тут же опомнился. - Отставить! Я сам…
        Он соскользнул со своего места и достаточно грациозно для своей комплекции переместился на сиденье напротив майора.
        - Что?! - предчувствуя недоброе, вякнул Калашников. - Сержант, сядьте на место!
        Зинчук вместо ответа ухмыльнулся и не замахиваясь треснул майора кулаком в лоб. Начальник ИО закатил глаза и сполз на пол. Сержант заботливо усадил обмякшего майора в кресло, пристегнул его ремнями и, расплывшись в улыбке, доложил:
        - Господин полковник, ваше приказание выполнено!
        - Молодец, - сквозь зубы процедил Бугаев. - Давно надо было это сделать…
        - Сейчас тряхнет, - по внутренней связи предупредил пилот, - выходим из атмосферы.
        Тряхнуло почему-то дважды, а затем еще дважды, потом трижды и четырежды. Воины забеспокоились.
        - Разрешите, я сбегаю, посмотрю, - предложил Зинчук, глядя то на Бугаева, то на Мищенко.
        - Да все нормально, - неуверенно предположил капитан, косясь на командира.
        - Иди, - разрешил Бугаев. - Только спокойно, если что…
        Когда сержант вернулся, кораблик снова тряхнуло, и одна из бронестворок сама собой сползла с иллюминатора, открыв изумленным взглядам солдат величественную панораму ближнего космоса.
        - Вот компот! - вырвалось у кого-то.
        То, что творилось на орбите, иначе было и не назвать. Все видимое пространство занимали кувыркающиеся разнокалиберные обломки, глыбы и шарики, шары, а также шарищи серо-голубого льда. Между ними носились вихри газа и плазмы, искрились в солнечных лучах целые поля клубящейся пыли, сверкали какие-то яркие вспышки. Некоторые обломки имели серый стальной блеск, а пара огромных черных шаров, лениво вращаясь вокруг единого центра, подхватила и отбросила от своей матово-маслянистой поверхности яркий отблеск далекого взрыва.
        Мимо иллюминатора промелькнула глыба льда причудливой формы, и находившийся ближе всех к стеклу ученый испуганно отпрянул.
        - Чуть не забодал!
        - Кто? - удивился сидевший рядом Дустназаров.
        - Олень!
        - Олень космоса?! - Хлеборез восхищенно поцокал языком.
        - Да обычный олень! Глыба льда! Видно, с какой-то планеты выбросило…
        - Глупый народ. - Воин огорченно покачал головой. - Оленя целую тушу выбросили! Такой хороший мясо!
        - Господин капитан!.. - Зинчук наклонился к Мищенко и выразительно перевел взгляд на Бугаева.
        Мищенко кивнул и сам тоже пересел чуть ближе к начальнику.
        - Господин полковник, там нестыковка идет… Если «Джаггер» снимет защитное поле - его тут же в щепки разнесет, видите, какой «снег» на орбите? А если не снимет, мы в приемный шлюз не проникнем… Вариант один - за ним увязаться, в кильватере, и где-нибудь подальше, в безопасном месте, состыковаться. Только он без пушки не полетит. Приказ у него… Так пилоты между собой говорили…
        - Дрянь дело, - задумчиво констатировал Бугаев. - А Иванов почему молчит?
        - А он репку тянет-потянет, - сержант развел руками. - Не может пока вытянуть… Уже и стреляли, и что только не делали… Мажут снайперы банановые…
        - Прицельно стрелять, наверное, буря мешает… - предположил капитан.
        - Сколько у нас осталось? - Полковник нахмурился.
        - Четыре минуты, - мгновенно ответил Мищенко. - А до чего?
        - СТУРНы к бою! Ученым - плазмолопаты! Экстренная посадка! Раздать страховочные ремни!
        - Есть! - бодро ответил капитан. - Зинчук, в кабину!
        - Пилоты могут не подчиниться… - Сержант почесал затылок.
        - Я же тебе сказал - в кабину! - рявкнул Мищенко. - Держать пилотов под прицелом!
        - А-а! - Сержант восхищенно вздохнул. - Вы так быстро соображаете! До меня-то только дошло…
        - Я исполняю быстро, - неожиданно признался капитан. - Голова у нас на всех одна… в полковничьих погонах…
        Зинчук попытался представить себе голову в погонах, но предаваться столь сложным фантазиям не было времени, и он оставил затею до лучших времен.
        Ровно через полминуты весь исследовательский отряд и остатки «дебоширов» снова были на вершине бункера-холма. Над долиной курганов бушевал свирепый ураган, и людям пришлось пристегнуться к черному стволу ремнями. Завывания ветра перекрывали все звуки, а грохот поднятых в воздух камней и комьев земли сливался со стуком плазмолопат и выстрелами СТУРНов в единую барабанную дробь. Из-за сильнейшей магнитной бури радиосвязь не работала, и воинам приходилось обмениваться жестами.
        «Быстрее!» - при помощи отмашки торопил подчиненных Бугаев.
        «Минута осталась, не больше!» - Мищенко показал сначала один палец - почему-то средний, - а затем резанул себя ребром ладони под нижней челюстью.
        «Успеем!» - заверил его полковник, по-простому махнув рукой от плеча.
        Сверху и с тыла на работников налетели сразу два новых шквала. Теперь они были не пыльными, а насыщенными тяжелой, разогнавшейся до приличной скорости влагой.
        «Смоет!» - бросая лопату, прожестикулировал Калашников, словно бы стряхнув с пояса и ширинки невидимую пыль.
        «Работать!» - Бугаев, с трудом преодолевая сопротивление урагана, пнул майора в ляжку.
        Тот быстро поднял инструмент, но успел копнуть только пару раз, и его действительно смыло. Влажная от усиливающегося ливня почва уплыла у него из-под ног, и майор съехал по склону холма куда-то вниз. Страховочный ремень он, конечно, застегнул небрежно, как в его понимании и полагалось начальству, и тот остался одиноко болтаться на столбе.
        Гигантская волна была уже рядом. Вой ветра перекрыл более мощный звук - гул ревущего океана, но вода еще не накрыла героев-землекопов. Сами они определяли это по отсутствию всесокрушающего удара. Вода лилась со всех сторон, но пока это был только предваряющий волну ливень, бьющий с силой приличного пожарного гидранта.
        «На борт!» - указывая большим пальцем вверх, приказал Бугаев.
        «А майор?» - постучал одним пальцем себя по плечу Мищенко.
        «А… - Бугаев выругался неприличным жестом. - Все на борт! Я сам!»
        «Дустназаров, достать майора», - самовольно просемафорил Зинчук, подкрепляя приказ крепким подзатыльником.
        Хлеборез умудрился отдать честь и ловко съехал на пятой точке в хлябающую серую тьму, которая начиналась уже в метре от вершины холма.
        Бугаев с тоской взглянул на АБОТ, из последних сил удерживающий высоту, и ему показалось, что сквозь потоки воды и грязи он видит бледное лицо пилота, которому отчаянно хотелось взлететь, но к его затылку снова нежно прижался ствол сержантского СТУРНа. Зинчук, вопреки собственному утверждению, быстро учился думать самостоятельно.
        «Растут сынки… - Бугаев с гордостью вздохнул. - Надо будет его в школу прапорщиков определить, пока не спился. Такой талантливый сержант!»
        На вершине холма остались лишь Мищенко и Бугаев. Время шло, волна была уже в каких-то ста метрах, а ни майор, ни хлеборез так и не возвращались. Капитан осторожно потянул за страховочный ремень Дустназарова, и тот дернулся в ответ. Мищенко тут же ухватился за трос обеими руками. Спустя секунду к нему присоединился и Бугаев. На то, чтобы вытащить наверх два грязных шевелящихся комка, офицерам потребовалось еще две секунды.
        «Пшли!» - капитан пинками подогнал потерпевших к люку АБОТа.
        «Залезай!» - приказал ему Бугаев, когда капитан попытался пропустить командира вперед.
        Мищенко послушно впрыгнул в приемный отсек челнока и проворно развернулся, чтобы помочь полковнику, но в это мгновение АБОТ наконец-то накрыла волна…
        Глава 33
        - Ну а плеваться-то зачем?
        Матвей услышал этот вопрос сквозь шум прилившей к голове крови и громкий стук сердца.
        - Так я же не видел, где ты тут приземлилась…
        - Теперь не оттирается!
        Судя по голосу, возмущалась… Даша! Мотя, все еще не веря в такое счастье, осторожно приоткрыл один глаз и скосил его вправо, на звук голосов.
        - Красота-а, - блаженно протянул мастер.
        Он сидел на заросшем сочной травой пригорке и лениво щурился от лучей яркого летнего солнца. Матвей открыл второй глаз и бодро вскочил на четвереньки.
        - Тебе понравилась эта позиция? - с издевкой спросил Шуберт. - Вообще-то у людей принято ходить на двух конечностях.
        - Мы в… раю? - Дежурный огляделся.
        Покрытая высокой травой равнина простиралась во все стороны до горизонта. Казалось, что вокруг нет ничего, кроме травы, голубого неба и золотистого солнышка.
        - Нет, там деревья должны расти, - возразила Даша, - с яблоками… Яблони…
        - Ра-асцветали… - пропел Борисов, прикусывая длинную травинку, - полные кефали… Мы, друзья мои, там, где и полагается оказаться праведникам, исполнившим свой гражданский и военный долг с честью и до конца.
        - Жалко… - Матвей вздохнул. - Я только жить начал…
        - Мы в раю местного значения, - продолжил Борисов, не обращая внимания на его реплику. - Знаете, как древние мусульмане готовили камикадзе? Запускали их на денек-другой в гарем посреди оазиса, а потом говорили: пожертвуешь собой - попадешь в рай, то есть в такой же гарем, только на небесах. И эти ребята шли на дело без посторонних сомнений… Наши гостеприимные х-х-хозяева пошли дальше. Они устроили тут настоящий рай, в котором еще до гибели можно облюбовать местечко и встретить кончину на уже забитом участочке.
        - Камикадзе? - с сомнением переспросил Матвей. - Какое-то странное имя… для мусульманина.
        - Ну, в древности много чего странного было…
        - Я не хочу! - Даша округлила глаза. - Нет, дело не в вашем обществе, просто мне еще рано… в кончину!
        - Всем рано, - согласился Борисов. - Но теперь мы где-то совсем уж в центре станции-планеты, и в какой стороне расположен ангар с моими корабликами, я не подскажу…
        - Слушай, а откуда ты все это узнал? - встрепенулся Мотя.
        - Я же разведчик! - Шуберт многозначительно подмигнул.
        - Какой-то жаркий рай, - капризно заметила Даша. - И водоемов никаких нет…
        - Да, попить бы… - Матвей сглотнул.
        - Ну, пошли искать. - Мастер встал и потянулся. - Делать-то больше нечего.
        - Ставлю сотню, Борисов, что ты знаешь, куда идти. - Мотя подозрительно прищурился.
        - Отвечаю и ставлю две, - встрепенулась Даша. - Откроемся?
        Борисов молча покачал головой и зашагал куда-то на юг. Или на север. Солнце стояло в зените, и стороны света могли быть сориентированы как угодно.
        - Нет, Шуберт, ты скажи, откуда у тебя такие глубокие познания в устройстве инопланетной техники? - догоняя мастера, уцепился Матвей. - Может, ты сам пришелец? Или у тебя связь с Корпорацией имеется, и они тебе какие-то подсказки дают?
        - Связь у меня только аудиовизуальная, - отмахнулся Борисов, - с вами.
        - Гиперволны сюда не проникают, - подсказала напарнику Дарья. - А по радио на это сто лет уйдет…
        - Но ты же видишь, как он ухмыляется!
        - А он всегда ухмыляется. - Девушка пожала плечами. - Он же у нас высшая каста - корпоративный разведчик!
        - Шуберт, имей совесть!
        - Мотя, не унижайся, пусть молчит… Весь из себя загадочный… А ты правда хотел меня спасти?
        - Нет, пусть он… - Матвей осекся. - Я? Да, в общем… Но это он первым за тобой прыгнул…
        Борисов, не оборачиваясь, снова покачал головой, словно высказывая Матвею неодобрение.
        - Я все равно знаю, что это ты его заставил, - проворковала Даша, прижимаясь к плечу напарника.
        - Ну-у…
        - Да он, он, - по-прежнему глядя вперед, махнул рукой мастер. - Расчирикались канареечки…
        - Нет, Шуберт, ты ответь! - снова завелся Мотя. - Ты, может, УУ переодетый?
        - Поосторожнее с чертовыми позывными в раю! - Борисов потряс кулаком.
        - Или ты генетический наследник этих, с хоботками?
        - Слоник! - Даша звонко рассмеялась и хлопнула в ладоши. - Можно, я буду тебя слоником звать?
        - Бегемотиком, - буркнул Матвей, - или жабоверблюдиком марсианским. Он, кстати, месяц без воды может обходиться…
        Мастер неожиданно остановился и, требуя тишины, приложил указательный палец к губам.
        - Слышите?
        - Что?
        - З-з-з… тоненько так…
        - Новые пришельцы? - обеспокоилась Даша.
        - Нет, словно комарики жужжат… - Матвей тоже прислушался.
        - Ложись! - скомандовал Борисов и первым бросился на землю. - Лучше его послушать. - Матвей тоже лег на траву и потянул к себе Дашу.
        - Замрите! - приказал Шуберт. - Позже наобнимаетесь, на Земле…
        - Обнадежил, - едва слышно фыркнул Матвей.
        - Там! - испуганно шепнула Даша, указывая влево.
        Над полем, примерно на десятиметровой высоте, вдруг возник какой-то сверкающий серебристым металлом и довольно крупный - с легковой атом-мобиль - механизм. Сначала он завис, словно раздумывая, а затем плавно опустился на землю.
        - Вот так и мы сюда попали, - шепнул Борисов. - Внутренний гиперпереход…
        Из боков механизма выдвинулись три пары узловатых железных лап, а над горбатенькой спинкой появилось подобие орудийной башни.
        - А вот и конец, - шепнул Матвей.
        В этот момент над полем материализовались еще десять или двенадцать механизмов.
        - Зачистка в раю, - предположил Шуберт. - Интересно, есть тут другие постояльцы?
        - Других не видно, - мрачно ответил Мотя.
        - Значит, это за нами…
        - Слушай, а не может тут оказаться обратного внутреннего гиперперехода? Ну, наверх… Слоники должны были все предусмотреть! А вдруг аврал и надо срочно что-нибудь там, в рубке, подкорректировать…
        - Ты же видел, там все само корректируется.
        - Но раз станции нужен экипаж, значит, не все!
        - Что ты предлагаешь? Подпрыгнуть на десять метров и проверить, не сработает ли переход в обратном направлении?
        - Я боюсь! - пропищала Даша. - Они идут сюда!
        Механизмы, точно гигантские стальные пауки, медленно двинулись по полю, вращая башнями.
        - Провалиться! - Матвей с досадой хлопнул ладонью по траве.
        Борисов удивленно взглянул на лейтенанта и вдруг согласно кивнул.
        - Это идея… А ну, хор имени Змея Горыныча, подтяните… - Он откашлялся и зашипел. - Х-х-х-х…
        Никаких новых провалов под мокрыми от волнения и жары животами землян не открылось, но на тринадцать единиц металлической смерти их бестолковая симфония «хе-минор» произвела весьма благоприятное впечатление. Механизмы остановились и направили излучатели плоских башен на разведчиков, как будто внимательно вслушиваясь в знакомые звуковые колебания.
        - Они целятся или просто слушают? - бледнея от страха, прошептала Даша.
        - Не х-х отвлекайся! - потребовал Шуберт. - Продолжаем х-хрипеть и плавно отх-ходим…
        - Х-х-х, куда?
        - Х-х, назад…
        - Х-хорошо…
        Стоило разведчикам попятиться, как механизмы тут же вышли из оцепенения и заключили их в плотное кольцо. Теперь землянам не оставалось ничего, кроме как хрипеть до посинения.
        Даша прилежно выводила свою партию, зачарованно глядя в сиреневые зрачки излучателей, Матвей хрипел зло и протяжно, а мастер постоянно оглядывался, словно ждал, что откуда-то чудесным образом вот-вот придет помощь. В «раю» становилось все жарче, пересохшие глотки «певцов» то и дело отказывали, но чуда так и не происходило. Борисов наконец махнул рукой и без сил улегся на траву.
        - Все. Концерт окончен…
        Механизмы пришли в движение, но упрямый Мотя продолжал тянуть свою партию, и это, видимо, не позволяло автоматам привести в исполнение приговор, вынесенный миллион лет назад всем посторонним, проникшим на станцию.
        - Да брось ты… - устало посоветовал мастер.
        Лейтенант упрямо помотал головой и захрипел с новой силой.
        В этот момент что-то изменилось, но разведчики не сразу поняли что. Боевые «пауки» один за другим разворачивали башни назад, и постепенно от землян отвернулись почти все излучатели. Продолжал пялиться только один, но этого могло оказаться вполне достаточно. Когда же голос Матвея окончательно сорвался и над полем наступила зловещая тишина, от группы измученных «х-хористов» отвернулась башня последнего механизма, а стальные лапы всех тринадцати машин нетерпеливо дрогнули и вдруг заработали, унося лязгающую погибель куда-то на другой конец «рая».
        - Что это они? - удивилась Дарья.
        - Позже обсудим. - Шуберт вскочил на ноги. - Бежим!
        Троица понеслась прочь от опасного места, но через десять шагов замерла как вкопанная. Впереди на небольшой высоте материализовался самый настоящий УУ. В полной боевой экипировке, с излучателем, вмонтированным в правый рукав, с парой витых шнуров, уходящих за спину, и в шлеме с тонированным «забралом». Едва вражеский солдат коснулся ногами травы, в воздухе забрезжили силуэты еще десятка таких же воинов, а когда приземлились и они, фиолетовые братья посыпались с неба, как крупный град.
        - Вправо! - крикнул мастер, увлекая товарищей за собой.
        Земляне, видимо, не представляли для УУ особой ценности, и те не стали ни стрелять, ни догонять убегающих. Причина такого равнодушия выяснилась очень скоро. Прямо перед носом у беглецов, словно шестиногие рысаки, пронеслись местные боевые механизмы, и слева от землян разгорелся жаркий бой.
        - Бежим, не оглядывайся! - Матвей схватил Дашу за руку и припустил, обгоняя Шуберта.
        Мастер не удовлетворился ролью ведомого и, прибавив темп, скоро вновь вырвался вперед. Он перепрыгнул через какую-то канаву, затем еще одну и, игнорируя предупреждающий оклик Моти, взмыл над третьей.
        Глухой удар, казалось, пронесся тугой волной над всем полем. Потерявший ориентиры мастер ошалело сел на пятую точку и поднял плавающий взгляд на догнавших его лейтенантов.
        - Я так и думал… - Запыхавшийся Матвей осторожно протянул руку и ощупал невидимую преграду. - Ты как, Шуберт, не ушибся?
        - Я… это конец…
        - Верно, стена, - согласился Мотя, - невидимая, но довольно прочная. А у тебя неплохо получилось… Всякую музыку слышал, всякие концерты посещал, но чтобы в гонг били головой…
        - Ой, Мотя, у него кровь, - забеспокоилась Дарья, присаживаясь рядом с мастером. - Губу разбил…
        - Это конец, - повторил Борисов.
        - Да поняли уже, надо дверь искать, - отмахнулся Матвей. Глаза Шуберта немного прояснились, и он покачал головой.
        - Нам конец, - разъяснил он, трогая что-то во рту пальцем.
        - Зубочистку дать?
        - Теперь не требуется, - мастер сплюнул на ладонь обломок зуба и скорбно взглянул на товарищей. - Это был маяк… «Кореец» вел меня по этому чертову кораблю-планете, связываясь через этот маячок… Теперь мы его точно не найдем…
        - Нда-а… - протянул Матвей, присаживаясь на корточки рядом с мастером. - Вот, оказывается, почему ты был таким нахальным и невозмутимым…
        - А ты думал, я волшебник? Вышел на пять минут из рубки и сразу нашел ангар с похищенными кораблями? Тут тебе не кино про фиолетовых братьев или бессмертных киборгов с добрыми глазами…
        - И что теперь делать?
        - Ждать… - Шуберт развел руками. - Ждать, когда эта конструкция взорвется, и надеяться, что взрывом нас выбросит куда-нибудь… в рай… Или прямо в приемный шлюз «Корейца»…
        - Как в кино? - мрачно закончил Матвей.
        - Как в кино, - согласился мастер.
        Глава 34
        - Как же так? - Мищенко растерянно оглянулся на приемный шлюз.
        - Что случилось? - Героических откапывателей артефакта встречал сам контр-адмирал Иванов.
        - Так это… - Капитан потер титановую переносицу. - Господин полковник смылся… То есть смыло его. Волной.
        - Какой еще волной?! - взревел Иванов.
        - Набежавшею… - виновато пояснил Мищенко.
        - Да как вы допустили! - Командир специальной эскадры сжал кулаки.
        - Не могу знать! - Мищенко вытянулся в струнку и по уставу обратил взор внутрь себя.
        - Остолопы! Уроды сухопутные! Он хотя бы в скафандре был?!
        - Так точно! - Взгляд капитана на секунду прояснился, но тут же снова остекленел. - Только там та-акая волна была… Метров в пятьсот высотой. Даже на Титане таких не бывает, а уж там-то приливы-отливы не дай бог… в штиль по восемьдесят метров цунами бродят вокруг всего шарика. Да все из углеводородных соединений. И дожди постоянно идут… хлорвиниловые…
        - Это точно, - негромко подтвердил каперанг Ломов. - Я однажды там новые модели АБОТов испытывал. Выныриваю из оранжевых облаков, тех, что ближе к поверхности плавают, а меня как шарахнет градом из полиэтиленовых гранул… Ну, думаю, конец…
        - Отставить байки! - рявкнул Иванов. - Мы целого Бугая потеряли, а они воспоминаниям предаются! Ветераны, причальный магнит вам в глотку!
        - Так ведь теперь-то ничего не изменишь, - печально ответил Ломов. - С другой стороны, артефакт мы вытянули. Полковника неоценимая заслуга, и вечная ему слава.
        - Бесчувственные вы! - Контр-адмирал покачал головой. - По местам стоять! Ходовой мостик, ускорение!
        - Есть ускорение! - бодро ответил вахтенный офицер. - Скан-рубка сообщает, господин контр-адмирал, чужие драпают!
        - Что им остается? - Иванов пожал плечами. - Тут ловить больше нечего и некого. Трюм! Карго-бригада, доложить, как идет погрузка этой чертовой трубы!
        Корабельная связь пару секунд потрещала помехами и затем выдавила:
        - Грузовой люк задраен… Груз помещен в стабилизационное поле, дублирующие крепежные конструкции установлены…
        - Мостик, курсовую картинку сюда, - потребовал Иванов.
        На одной из переборок просторного приемного отсека тотчас вспыхнула приукрашенная компьютером картина рушащихся основ местного мироздания. Звезда пульсировала, с каждой секундой все больше раздуваясь и постреливая в пространство толстыми протуберанцами, а гибнущие планеты и бесчисленные обломки стремительно соскальзывали в ее колышущиеся объятия. Контр-адмирал обернулся, и на противоположной стене сразу же вспыхнуло изображение оставшейся за кормой планеты. Смывшая Бугаева волна, вместо того чтобы подчиниться планетному притяжению, вытягивалась острым языком, словно силясь догнать ускользающую добычу - маленький хрупкий «Джаггер», двухкилометровую махину из стали, керамики и высокопрочных титановых сплавов. Верхушка водяной горы уже миновала стратосферу и, ввиду отсутствия в космосе всякого давления, начала кипеть даже при абсолютном нуле. Образовавшаяся вместо пара ледяная пыль, разогнавшись по неизвестной причине быстрее второй космической скорости, спрессовывалась в глыбы льда и продолжала преследовать земной корабль. На долю секунды Иванов даже засомневался, получится ли отразить это нападение
стихии при помощи форсажного выхлопа или придется расстреливать ледяные торпеды из кормовых батарей. Раздумывать было некогда, и командир эскадры приказал начать разгон для прыжка.
        - Форсаж! - крикнул он.
        Корабль вздрогнул и ринулся вперед. Делегация встречающих и группа поднявшихся на борт десантников и ученых повалились друг на друга, превратив приемный отсек в подобие придавленного ускорением муравейника. Наиболее отчаянно копошились те, кто оказался внизу. Когда корабельный демпфер выровнял инерционную составляющую и куча-мала понемногу расползлась на фрагменты, выяснилось, что ближе всех к палубе оказались перепачканные до неузнаваемости майор Калашников и рядовой Дустназаров.
        - О-о! - стонал начальник ИО. - Мои ноги! Я их не чувствую! О-о-о!
        - Зинчук, - негромко позвал Мищенко.
        - О-о! - В голосе Калашникова появились радостные нотки. - Я все чувствую! Ура! Сейчас встану…
        Направившийся было к майору Зинчук остановился и за шиворот поднял ротного хлебореза. Тот глупо улыбался и часто моргал.
        - А ты что чувствуешь? - сурово поинтересовался сержант.
        - Тяготы и лишения воинской службы! - отрапортовал Дустназаров. - Командир всегда прав! У военных хлеборез, как у цивилов корпрез! Хлеба к обеду в меру брать, пальцы и яйца в соль не совать!
        Рассказав все, что помещалось у него в памяти, рядовой отдал честь и с готовностью взглянул на Зинчука.
        - Молодец, - одобрил сержант, отпуская ворот Дустназарова. - Все правильно сказал, похлопочу, чтобы ефрейтора тебе присвоили…
        - За что так обижаете?! - Хлеборез плюхнулся на пятую точку и растерянно взглянул на сержанта.
        - Шутка, - успокоил его Зинчук. - Остальные все целы?
        - Все… - нестройно ответили подчиненные Калашникова.
        Они потирали ушибленные и отдавленные места, мужественно скрывая гримасы боли, но, видимо, никаких серьезных травм никто действительно не получил. Едва им удалось принять более-менее человеческие позы - по большей части усесться прямо на палубе, а некоторым даже встать, - как прозвучал сигнал радиационно-гравитационной тревоги. Сенсоры корабля обнаружили какую-то новую угрозу.
        - Радар! - заорал Ломов. - Скан-рубка, включить радар!
        - Черт, - опомнившись, пробормотал Иванов. - Действительно…
        - Прямо по курсу объект! Время контакта - четыре минуты! - словно эхо, отозвался офицер из скан-рубки.
        - Штурман! - крикнул каперанг. - Лодочник недоделанный! Убью тебя, только до мостика доберусь! Плоты по рекам сплавлять отправлю! Ты что, другой курс не мог проложить?! Сколько можно наступать на одни и те же грабли?!
        - Виноват! - откликнулся из ходовой рубки невидимый штурман. - Компьютер дал сбой! Узконаправленная радиационная атака… попали под один из пучковых импульсов… прямо из короны звезды прилетело…
        - Исправить немедленно!
        - Есть! Одну минуту…
        - Тридцать секунд! - Ломов скрипнул зубами и покосился на контр-адмирала. - Все уже прыгнули, вся армада, даже чужаки хвосты поджали и убежали, а мы, как группа прикрытия…
        - Тоже важная роль, - думая о чем-то своем, произнес Иванов.
        - Так ведь врага-то за кормой нет, от кого прикрывать?
        - Не успеем сманеврировать, - тихо, так, чтобы слышал только каперанг, сказал командир эскадры.
        - Если вырубить форсаж и дать тормозной импульс - можем и успеть, - возразил Ломов.
        - Демпфер полетит…
        - Ляжем в противоперегрузочные кресла…
        - А десант с учеными?
        - Их в ванны и в бассейн…
        - Годится… Что там твой штурман, уснул?
        - Штурман!
        - Требуется торможение, господин каперанг, - торопливо отозвался штурман.
        - Сам знаю, - буркнул Ломов. - Экипажу занять места, приготовиться к перегрузкам! Отключить демпфер… Мичман Булкин, проводить пассажиров в процедурный отсек! Где Булкин?!
        - На полубаке, - ответил вахтенный.
        - Э-эх, далеко… - Ломов махнул рукой. - Отставить! Сам провожу…
        Нижняя палуба очистилась почти мгновенно, однако лишь от белоснежных комбинезонов экипажа. Грязно-серые скафандры и боевые костюмы десантников и ученых остались ее единственным, причем весьма сомнительным, украшением.
        Каперанг отдал убегающим подчиненным еще пару приказов, а затем вернулся к сухопутным соратникам. Он с боцманской дотошностью пересчитал пассажиров и сверился с показаниями приборов приемного шлюза.
        - Бар-рдак! - рявкнул он. - Прибыло двадцать пять плюс два пилота, а в наличии двадцать три! Где еще два сапога!
        - Господин полковник, время, - напомнил Мищенко, в отместку за «сапоги» искажая звание Ломова на сухопутный манер.
        - Время, господин капитан-лейтенант, это порядок, а у вас порядка ни на грош, а значит, и времени вам иметь не положено…
        - Логично, - негромко заметил один из исследователей. - Двое уже ушли…
        - Куда?! - возмутился каперанг.
        - Туда… - Ученый махнул рукой в сторону юта.
        - Там грузовой отсек! - Ломов насупился. - Ладно, сначала группа… так, вот вы двое… самые чумазые… Вы, мазуты, чтобы в общий бассейн даже не совались, его после вас неделю не отдраишь. Лезьте в ванны. Там, конечно, потеснее, так что прижмет без демпфера, как танком, но ничего, в следующий раз будете думать, прежде чем в грязи валяться…
        - Я майор Калашников, начальник ИО ОВКС! - возмущенно проблеял главный ученый.
        - Отставить разговоры! - Ломов развернулся кругом и через плечо скомандовал: - За мной не в ногу, шагом… арш!
        - Одна минута до экстренного торможения, - пронеслось где-то под сводчатым потолком. - Готовность ноль!
        - Бегом! - заорал Ломов. - Прижмет десятью «же» к нижней палубе - мало не покажется! Сплющит, как тещины блины!
        - А бассейн далеко? - забеспокоился Калашников.
        - Пятьсот метров, - бросил каперанг.
        - Пятьсот?! - Майор споткнулся и сбил дыхание.
        - Ванны ближе, - успокоил его Ломов. - На десять метров…

* * *
        - У? - Главнокомандующий недоверчиво уставился на генерала Чана.
        - У-у, - кивнул начальник Генштаба.
        - Совсем у-у? - уточнил Страшный.
        - В полном составе. - Чан указал на тактическую карту. - Построились в походный порядок и стартовали. Система наша.
        - Система? - Маршал невесело ухмыльнулся. - А от нее что-нибудь осталось?
        - Звезда, несколько планет… пока… - Чан замялся. - И эта… станция-невидимка.
        - И те с минуты на минуту взорвутся! - Главком грохнул тяжелым кулаком по столу, отчего подпрыгнула и перевернулась чашка с крепчайшим кофе. Страшный не спал с самого начала кампании. - Найду того гада, который затеял всю эту самоликвидацию, своими руками задушу!
        - Не найдете. - Генерал в сомнении покачал головой. - Это же все само собой произошло. Военная прокуратура уже работает, но предварительные данные подтверждают, что станция-балансир активировалась и начала сходить с орбиты еще до того, как развернулись боевые действия. Даже до того, как прибыла армада чужаков.
        - Ты же знаешь, генерал, что само по себе ничего не делается! - Страшный махнул рукой. - Какая-то сволочь это все-таки начала. Не автоматика или волшебство, а конкретный индивидуум из плоти и крови!
        - Но следствие…
        - Не верю! Если не могут найти гада, пусть назначат! Здесь армия или где?!
        - Хм… - Чан задумался, но вдруг загадочно улыбнулся и коротко кивнул. - Сделаем.
        - То-то! - Маршал немного успокоился. - Что там с трофеями?
        - Один почти исправный корабль врага мы сумели погрузить в гражданский транспорт, но он пока в гиперпространстве, фирма-владелец заломила высокую плату за перевозку…
        - В районе ведения боевых действий все грузовики подлежат мобилизации! - возмутился Страшный.
        - Но никто не отменяет при этом право собственности и взимания оплаты за услуги. Наша бухгалтерия пока ведет переговоры, и нам уже удалось сторговаться на более-менее приемлемой сумме, но перевод денег тоже требует некоторого времени.
        - Вот ведь как, - вздохнул Страшный. - Война, романтика, героизм и… бухгалтерия… тьфу! А другие трофеи, артефакт этот злосчастный, вытащили?
        - Так точно, но потеряли при этом Бугаева.
        - Жаль, - нахмурился маршал. - Я ему только-только оклад поднял, хотел генерала присвоить… Жаль полковника… надо бы орден какой-то ему организовать… посмертно.
        - Впишу в завтрашний приказ, - кивнул Чан.
        - Ладно… Ну и что там, изучили пушку?
        - Пока неизвестно, «Джаггер» по-прежнему в гиперпространстве, он уходил из системы последним и с приличными перегрузками, а потому пока ничего сказать не могу. Но на борту, по моим сведениям, вся исследовательская группа майора Калашникова…
        - Стадо баранов, - неодобрительно буркнул Страшный. - Как только разберутся - сразу на доклад! Да не к Дауну, а ко мне!
        - А при чем здесь Даун? - Чан невинно взглянул на маршала.
        - Я не о тебе, а об ученых этих… Знаю я таких исследователей: только на бедность жалуются и военные секреты все норовят кому-нибудь продать… Да и не исключено, что пару-тройку из них Даун еще до полета подкупил.
        - Не исключено… - На лице Чана не дрогнул ни один мускул.
        - Контролируй лично! - Страшный указал на дверь кабинета.
        Когда начальник Генштаба вышел, маршал откинулся на спинку кресла и, пробормотав какое-то ругательство, нажал кнопку коммуникатора.
        - Даун? Это я… Какие новости?
        - Пока никаких, но скоро будут, - заверил корпрез. - А у вас?
        - Ответ тот же…
        - Зачем же позвонили?
        - Проконтролировать. - Маршал снова ткнул в кнопку, прерывая связь.
        Ожидание затягивалось, и это Страшного тревожило. Даже если «Джаггер» действительно стартовал последним, ему уже давно положено было выйти из гиперпространства и присоединиться к остаткам флота ОВКС, ползущим от точки выхода возле Марса к Земле. Если же он этого не делал, значит, на его борту возникли какие-то проблемы…

* * *
        Вызванный серией коротких замыканий пожар охватил почти всю среднюю палубу. Система герметизации отсеков и откачки воздуха заработала с запозданием. Отсутствие демпфера сказалось не только на самочувствии людей, но и на работе корабельной автоматики. Капитан Мищенко выбрался из бассейна и подал руку Ломову.
        - Чуть не захлебнулся… - признался каперанг, кашляя от успевшего просочиться со средней палубы дыма. - С демпфером лучше, чем в воде…
        - Согласен… - Мищенко обвел взглядом торчащие из воды головы ученых. Кроме него и Ломова, выбираться на «сушу» никто не спешил. У большинства на это просто не было сил.
        - О-о!.. - раздался знакомый стон из ближайшей ванны.
        Капитан не успел прокомментировать этот звук, поскольку почти сразу послышался плеск и из бассейна выбрался Зинчук.
        - Отставить, - остановил Мищенко пошатывающегося, но решительно настроенного сержанта. - Лучше Дуста откачай, он, похоже, утонул слегка…
        - Две минуты кислородного голодания для мозга не проблема, - заметил Ломов. - Главное, чтобы сердце заработало…
        - Для его мозга и полчаса не проблема, - заметил Зинчук, вынимая хлебореза из ванны. - Дуст, дышать!
        - «Рот в рот» надо делать, - подсказал кто-то из бассейна.
        Зинчук несколько раз надавил на грудь рядового, и тот исторгнул высокий фонтан воды. Сержант коротко ударил хлебореза кулаком в грудь, и тот судорожно вдохнул.
        - Вот так, - удовлетворенно сказал сержант. - Молодец… А то надо же, тонуть вздумал! Без приказа!
        - Виноват! - прохрипел хлеборез, лежа вытягиваясь в струнку и отдавая сержанту честь.
        - Вольно! - Зинчук поднялся с колен и обернулся к капитану. - Господин капитан, ваше приказание вы…
        Он замер, вытаращившись куда-то мимо командира и кашляющего Ломова, в направлении грузового отсека. Мищенко удивленно посмотрел на сержанта, затем проследил за его взглядом и невольно вздрогнул. По коридору, придерживаясь за стенку и тряся головой, словно вытряхивая из нее что-то лишнее, двигался полковник Бугаев.
        - Пресеркомфорты штопаные! Дятлы безмозглые! Крысы корабельные!.. - Это были самые мягкие из его ругательств. - Вы из меня панно хотели сделать?! «Бугаев двухмерный»! «Полковник из-под пресса»! «Человек из плоской вселенной»! Абстракционизьм, да?.. Всех похороню!
        - Господин полковник! - обрадовался Мищенко. - Вы откуда?!
        - Оттуда… - Бугаев указал большим пальцем за спину.
        - А там что?
        - Трюм, а в нем инопланетная пушка… А в лафете этой пушки - дверца вроде технического люка, и за ней очень темное и тесное помещение, в которое можно забраться, только если тебе угрожает полный каюк. Его, наверное, предусмотрели, чтобы микросхемы в пушке чинить да механизмы смазывать, то есть чтобы туда худосочные технари без скафандров забирались…
        - А мы думали - вас смыло…
        - Я что, дерьмо, чтобы меня смывало?! - возмутился полковник. - Ты, капитан, думай, что говоришь… иногда!
        - Да я не это имел в виду, - смутился Мищенко.
        - Ладно… - Бугаев перевел сервоглаз на Ломова. - Ты демпфер приказал отключить?
        - А что? - осторожно поинтересовался каперанг.
        - Выясняю, кому в морду дать, - дружелюбно пояснил полковник. - Ну так что, тебе?
        - Можно и мне. - Ломов снова закашлялся. - А можно Иванову.
        - Больных не бью. - Бугаев сочувственно похлопал каперанга по плечу. - Тебе, Лом, надо водки с солью выпить… от кашля…
        - Это же от поноса средство, - засомневался Ломов.
        - Это от всего, - авторитетно заявил полковник. - Зависит от дозы.
        - Слушай, Бугай, а ты еще пару пассажиров там, в грузовом, не видел? - Ломов справился наконец с кашлем. - Перед маневром они вроде бы в той стороне скрылись…
        - Видел, - кивнул полковник, - это они меня из лафета вытащили. Бодрые такие, словно и не плющило их! Сами теперь там в пушке ковыряются.
        - Исследователи, - фыркнул Мищенко, - недоучки…
        - Нет, эти двое вроде ничего, - вступился за ученых Бугаев. - На свое начальство не похожи.
        - А что начальство? О-о… - простонал из ванны Калашников. - Как тяжело-о…
        - Чего ты стонешь, перегрузки уже закончились! - Ломов презрительно сплюнул в ванну майора.
        - Да? - Калашников сел и ладонью вытер с лица воду. - А полотенце есть?
        - Рукавом, - посоветовал каперанг.
        - Эти двое, кстати, вовсе не мои! Их в последний момент к группе прикомандировали…
        - Вот-вот, это и видно, - усмехнулся Бугаев. - Слишком хорошо соображают ребята и проворные, как будто за деньги работают, а не за оклад со званиями…
        Полковник на несколько секунд задумался.
        - Да… за деньги… Ну да бог с ними… Где Иванов?
        - Морду набить?
        - Нет, посовещаться, что дальше делать.
        - А тут и совещаться нечего. - Ломов пожал плечами. - Через час выйдем из гиперпространства, встанем в общий строй, а там уж Генштаб решит, что делать.
        - А-а, так мы уже прыгнули! - сообразил полковник.
        - А ты что думал?
        - Так мы же вроде тормозили…
        - Мы маневрировали. Торможение, уклонение и снова форсаж… Ты, наверное, слегка отключился и потому сам прыжок пропустил.
        - Наверное… - Бугаев снова тряхнул головой. - Не железный ведь…
        - Скромничаешь.
        - А от чего уклонялись?
        - От станции этой черной.
        - Она еще не развалилась? - удивился полковник. - Ей давно пора. У тебя картинки из системы нет?
        - Скан-картинка есть, только черную станцию на ней не увидишь.
        - Ну давай хотя бы общую обстановку посмотрим. Совсем там все гикнулось или не совсем.
        - Давай, - согласился Ломов. - Идем к адмиралу, у него на мостике самый лучший монитор установлен…
        Глава 35
        Дарья перевернулась на правый бок и, разгладив ненатурально-шелковистую траву, вздохнула.
        - Не срабатывает чего-то… - промолвила она тоскливо.
        По совету Борисова троица сидела возле невидимой стены и ждала момента, когда инопланетная станция начнет разваливаться. Станция все не разваливалась. Исследователи тем не менее продолжали ждать - сначала сидя на корточках, потом просто сидя, а потом уж и лежа.
        Солнце, яркое, но не слепящее, до сих пор висело в зените, хотя по всем часам ему положено было куда-нибудь наконец сдвинуться.
        Загадочные шестиногие аппараты, неизвестно откуда взявшиеся, в мгновение ока расправились с уушным десантом и, подчистив лужайку, удалились - все так же неизвестно куда.
        - Так и будем тут торчать… - сказала Дарья, обращаясь к самой себе.
        - А?! Что?.. - Матвей на секунду, как ему показалось, задремал, поэтому последние два часа находился вне темы. - А-а-а… - протянул он разочарованно. - Ну и будем, а что?.. Нормально. Погоды здесь стоят хорошие, круглосуточный солярий. Где еще найдешь такие условия для отдыха?
        - Притом бесплатно, - хмуро добавил Шуберт.
        - А как тут с питанием? - капризно спросила Дарья. - Завтрак-обед-ужин в этом пансионате не предусмотрен?
        - А во! - Матвей выдернул из земли тоненькую нежно-зеленую травинку и демонстративно принялся ее жевать. - Здоровая пища. Назад, к природе!
        - Сто против одного, эта трава синтетическая, - высказалась девушка, поглаживая ладонью бесконечный газон.
        - Лежи уж! - отмахнулся Матвей. - И так всю получку проспорила!
        - Я и лежу… - буркнула она, отворачиваясь.
        Лейтенант украдкой вытащил изо рта смятый изжеванный комок и, брезгливо его оглядев, щелчком отправил куда-то за спину.
        - Подохнем, - шепнул он Борисову. - Вдали от отчего дома. А может, над нами эксперименты ставят?.. - Он внезапно оживился и, вскочив на ноги, дошел до стены. - Эй! Э-э-эй!!
        Матвей что есть силы заколотил ногой по перегородке. Отовсюду раздался адский жестяной грохот, будто он одновременно простукивал десяток пустых бочек.
        Дарья заинтересованно повернулась к напарнику и по его примеру сорвала травинку.
        - Да прекрати ты шуметь! - сказала она. - Какие еще эксперименты, Мотя? О чем ты говоришь?
        - Ну как какие? - Он не то чтобы вовсе перестал долбить в стену, просто сделал временный перерыв. - Эксперименты над людьми, конечно! Все ученые делают это - и наши, и с других планет тоже. Другого объяснения нет. Кто нас засадил в эту банку?
        - Не о том переживаешь, коллега, - возразил Борисов. - Надо думать, как отсюда выбраться.
        - Вот! - обрадовался Матвей. - Они и должны это знать!
        - Кто? Кто «они»?
        - Те, кто нас тут запер, говорю же.
        - Ну, они-то, может, и знают… Нам с этого какой прок?
        - Э-э! - Матвей раздосадованно тряхнул головой и, стукнув пару раз по преграде - вероятно, исключительно для очистки совести, - вновь присел на траву. - Вот ты такой умный, Шуберт, а в критических ситуациях теряешься, - произнес он наставительно. - А тут мозгами пошевелить надо, проявить смекалку.
        - Ну?.. - Борисов по-прежнему не понимал.
        - Ведь в чем все эксперименты заключаются, а? Крысу либо током бьют, либо кормят как на убой, либо по лабиринту заставляют бегать, - авторитетно заявил Матвей.
        - Кормежки здесь ноль, от электричества бог миловал, лабиринтов тоже нету, - проговорила Дарья, безо всякого труда разбив гипотезу напарника.
        - Либо им спариваться предлагают… - добавил тот, почесав макушку.
        - Кому предлагают?
        - Крысам.
        - Вот с крысами и спаривайся, - отрезала Дарья.
        - Шуберт, - обратился Матвей к разведчику, - ну ты-то хоть!.. Не валяйся, как кегля, соображай! А то я вот сейчас выход найду - такой процент тебе назначу, что вся твоя Корпорация не расплатится!
        - Ищи, назначай, - вяло ответил Борисов.
        - Ясно… - Лейтенант помолчал и, прищурившись, повторил: - Ясно! Теперь мне все ясно…
        - Осчастливь, - попросила напарница, впрочем, без особого энтузиазма.
        - Это ковчег! - торжественно объявил он. - Все вокруг погибли. Мы же видели ту свистопляску на экране? Вот они и того… Светлая, как говорится, память, и тэдэ. Все, все погибли. Никого не осталось. Подчистую Вселенная выгорела, пусть ей будет пухом, и… и семь парсеков под килем. Во. Одни мы на всем белом свете. - Матвей снова встал и, заложив руки за спину, прогулялся по траве туда-сюда. Гулял он, однако, недалеко, поскольку помнил, что в пяти метрах находится непробиваемая стена. - Вот, значит, - продолжал он с выражением крайней скорби, но и крайней же гордости. - Выбрали самых достойных и придумали способ, как их спасти. То есть нас. Много охотников было тут поселиться, со всей, почитай, Галактики слетались - да вы видели, что с ними местное начальство сделало. Порубали на кредитные карточки и в утилизатор спустили. Одного за другим. Весь их десант. Вот так вот. А мы остались. Потому что мы - лучшие!
        - Харчи, - коротко напомнила Дарья.
        - А?.. А-а! Это пустяки, - заверил он. - Сейчас подвезут. Припозднилось начальство с провиантом… ну, транспортные проблемы, это можно простить. Еда, конечно, будет… - Матвей для убедительности выставил вперед ладони, точно съезжал на животе по снежной горке, да решил зачем-то притормозить. - Еду скоро доставят. И не какую-нибудь там просто еду… Продукты будут первый сорт. Я уверен. Условия-то нам должны создать идеальные, верно? И-де-аль-ны-е! - громко проскандировал он, задирая голову вверх. - Иначе не выживем! - произнес он с угрозой по тому же адресу. - Да! Можем и не выжить! Человек - субстанция хрупкая, ей уход требуется, забота. Пища, то да се… А то как же вы хотели?! Мы вам не улитки! Нам жрать надо! Пить!.. Трудиться!.. Отдыхать!.. - Войдя в азарт, Матвей принялся подпрыгивать, с каждым словом впечатывая кулак в низкое небо. - Одеваться!.. Раздеваться!.. Избирать и быть избранным!.. Совершать подвиги!.. Врать!.. Красть!.. Ходить в гости!.. Пить!.. А, это было уже… - пробормотал он. - Ходить по магазинам!.. Наблюдаться у врачей!..
        Лейтенант выдохся и бессильно повалился на поле, но тут же приподнялся на локте и, ткнув пальцем в солнце, выкрикнул:
        - И еще желать жену ближнего! Понятно вам?! Даешь каждой твари - по паре!
        - Среди нас есть такие твари, что им и пару-то не подберешь… - тихо заметила Дарья.
        - Природа, детка, природа! - наставительно проговорил Матвей, однако уже не поднимаясь, - он вдруг обнаружил, что вещать лежа на газоне гораздо приятней, чем делать то же самое, носясь и подпрыгивая. - Ее, мать-природу, не обманешь! Гормон поет, вперед зовет!.. Скоро, очень скоро, в крайнем случае - не очень, ты внемлешь гласу инстинкта. Ты будешь моей, Молочкова! Вся, с потрохами!
        - Похоже, я тут лишний, - сказал Борисов и решительно направился в сторону, но, пройдя ровно пять шагов, уперся грудью в воздух. - Не выпускают, - сообщил он, картинно кланяясь. - Стало быть, пока остаюсь…
        - Ты-то хоть не кривляйся, - горько произнесла Дарья. - Один уже съехал на нервной почве, и ты туда же… Зачем мне два психа? Что я с вами делать буду? Мне, может, и самой хочется… свихнуться к черту, чтоб не маяться, не бояться ничего, а вон как Мотя - бегать по травке, фиги в небо крутить… На!! - пискнула она неожиданно, устремляя к кристальному небосводу хрупкий женственный кукиш.
        Вверху вдруг громыхнуло, будто кто-то опять треснул по невидимой стенке, и на траву, аккурат в центр между Дарьей, Борисовым и Матвеем, свалился какой-то черный чемодан.
        - Это что за чудо?.. - растерянно пробормотал Матвей.
        - Харчи твои прибыли! - передразнивая, сказала Дарья. - Открывай, кушать будем!
        - А если не продукты? - засомневался он. - Если в нем бомба нейтронная или еще чего похуже?
        - Я думала, ты и правда с ума сошел, - разочарованно произнесла она.
        - Ищи дурака! - сварливо отозвался Мотя. - Это я так, для маскировки. Сбить противника с толку, расслабить его, запутать - и резко овладеть! Не получилось пока… Ну ладно, попозже еще попробуем.
        - Ты давай контейнер вскрывай, - напомнила Дарья.
        - Н-да?.. - Матвей искренне удивился, будто обнаружил прямоугольный ящик вот только что, сию секунду. Он даже слегка отшатнулся, поспешно рисуя на лице то испуг, то оторопь, то глубокую задумчивость. С последним, то есть с задумчивостью, у него вышло хуже всего. - Почему именно я? - спросил он напрямую, когда увидел, что друзья его намеков принципиально не замечают.
        - А почему я? - мгновенно парировал Борисов.
        - А вдруг там деньги? Ты же их любишь.
        - Во-первых, не настолько сильно. А во-вторых, если там и деньги, то в чужой валюте, в инопланетной.
        Оба кивнули, соглашаясь друг с другом, и естественным образом обернулись к Дарье.
        - Здесь требуется тонкое женское чутье, - присовокупил Матвей на случай, если она их не поняла.
        Дарья все поняла, поэтому притворно вздохнула - как вздыхает любая женщина, когда собирается спасти Вселенную или постирать мужу носки, - и опустилась перед чемоданом. Чуждое происхождение коробки и, соответственно, маленьких золотых замочков, ее запирающих, было более чем очевидно, однако женщина решила не мудрить и для начала попробовала открыть их по-человечески. Желтые язычки со стуком откинулись - видимо, в некоторых аспектах неземная техническая мысль развивалась параллельно земной.
        Справившись с замочками, Дарья предприняла следующий шаг: взялась за крышку и потянула ее вверх. Крышка, закрепленная с другой стороны на трех аккуратных петлях, поддалась с невероятной легкостью. Таким образом, инопланетный контейнер был открыт, и исследователи получили возможность заглянуть внутрь.
        Внутри лежали две огромные ложки. Ручки, круглые в сечении и отлитые из какого-то сверхтвердого пластика, достигали полутора метров в длину, сами же ложки, или, точнее, громадные половники, имели диаметр сантиметров по пятьдесят и могли, вероятно, вместить до трех литров жидкости. Исследователям осталось лишь самое простое: представить себе пасть, для которой эти ложки были изготовлены, и, разумеется, насмерть испугаться.
        - Что же мы будем ими кушать? - в ужасе прошептал Матвей.
        - Не мы… - дрожащим голосом ответила Дарья. - Нам они в рот все равно не влезут. Я подозреваю, что этими ложками собираются кушать нас…
        - Откуда же они взялись?
        - Откуда и мы, - сказал Борисов.
        - Прямо с неба свалились… - молвила Дарья.
        - Я это и имел в виду, - пояснил Шуберт. - Кажется, в потолке здесь остался действующий гипертоннель. Местный. Небо тут хоть и низкое, рукотворное, однако, если б мы летели с самой верхотуры, без переломов не обошлось бы. Скорее всего мы материализовались метрах в пяти от земли. Как и десант. Вот и этот контейнер тоже… Думаю, это все, что осталось от уушных солдат.
        - Да?.. - неуверенно сказал Матвей. - Ну, не знаю… Рты у них, конечно, поздоровее наших, но не настолько же… Хотел бы я посмотреть, как они эти совки будут вставлять себе в…
        - Они и не будут, - возразил Борисов. - Брать в бой столовые приборы не придет в голову даже самому извращенному инопланетянину.
        - Но они же их все-таки взяли… - покачала головой Дарья.
        - Потому что это никакие не ложки. Мне кажется, эти штуки смахивают на телевизор…
        - Скажешь тоже! - усмехнулся Матвей. - Не на наш телевизор, - спокойно продолжал Борисов, - а на тот, который я нашел в бункере. Сходство неполное, но по сути… Если, допустим, воткнуть черенок в землю и…
        - Связь! - догадалась Дарья. - Мы сможем вызвать помощь!
        - Сможем, наверное, - кивнул Шуберт. - Только вряд ли мы ее получим. Ваши генералы будут орать и угрожать разжалованием, мои менеджеры тоже будут угрожать, но вежливо. Могут посулить премию…
        - А наши еще орден могут предложить! - с достоинством произнес Матвей.
        - Запросто, - согласился мастер. - Но реальной помощи нам не дождаться. Какой идиот полезет на этот объект? Учитывая, что он падает на звезду… Не идиот, а объект, - пояснил Борисов после паузы. - Нет, связь нам ни к чему. Хватит, пообщались уже… Мы поступим иначе.
        Шуберт вынул из войлочного гнезда телевизор и, взяв его на манер лопаты, воткнул овальный экран в землю.
        Копать ложкой оказалось удобно - во-первых, торец экрана был достаточно острым, во-вторых, почва была мягкой, как будто ее регулярно перепахивали.
        - Чего глядишь, орясина?! - прикрикнула Дарья на Матвея. - Шуберт что, один вкалывать должен?
        Матвей, устыдившись, схватил второй прибор и воткнул его в землю. Ковырнув раз пять или шесть, он вдруг выпрямился и облокотился о черенок.
        - Постой-ка, музыкант… - сказал он озадаченно. - А на хрена мы этим занимаемся? Что мы ищем?
        - Ничего. - Борисов, не прекращая раскопок, пожал плечами.
        - Так что же это… могилу, значит, роем?!
        - Ты ведь пока еще жив, - невозмутимо отозвался мастер.
        - А зачем тогда? - спросила Дарья.
        - Копаем для того, чтобы отсюда выбраться, - толково, но не очень понятно высказался Шуберт. Утерев пот, он расстегнул магнитозиппер скафандра до самого пояса и вновь принялся за работу. - Ты забыл, что эта планета - рукотворная? В общем, она даже не совсем планета. Этажи, коридоры, лифты… ты же все видел.
        - Какая нам разница? - фыркнула Дарья.
        - А такая… - Борисов поддел лопатой здоровенный кусок дерна и отбросил его в сторону. - Разница вот в чем. Если бы это была планета, то мы могли бы копать до самого центра. И еще дальше, пока с обратной стороны не вылезли бы… А поскольку станция рукотворная, землю сюда откуда-то завозили. Ну и сколько ее могли завезти? Вряд ли много. Вот тебя, Мотя, заставь чернозем для парников таскать…
        - Меня?! - возмутился Матвей. - Сейчас!..
        - Я так и подумал, - благожелательно ответил Борисов. - Поэтому хватай лопату, и вперед. Я вам не каторжный, чтобы в одиночку ломаться.
        - Ну что заснул, оглоед?! - прошипела Дарья. - Сказано тебе - помогай! - Сама она при этом, не сдержав трудового порыва, взялась отгребать выкопанную землю.
        Яма быстро росла, и вскоре сухой грунт по бокам начал осыпаться. Землекопам пришлось временно прекратить продвижение в глубину и заняться расширением периметра. Борисов отметил штыком квадрат приблизительно семьдесят на семьдесят сантиметров, однако этого оказалось недостаточно, и он постепенно подрезал дерн, пока у него не получилась прямоугольная канава размерами метр на два.
        - Никакая она не синтетическая! - воскликнул Матвей невпопад.
        - Кто? - нахмурилась Дарья.
        - Трава. Видала, какие корешки? Она настоящая. Углеводы, витамины, клетчатка. Для организма - сплошная польза.
        - Ты можешь остаться, - предложил Борисов.
        - Ну уж нет. Здоровый образ жизни - это не для меня. Я и спортом никогда не занимался, и питался кое-как, и…
        - Много разговариваешь! Пахать! - осадила его Дарья.
        - Да все уж, - откликнулся из ямы Матвей и для наглядности постучал лопатой в металлический пол. - Докопались. Теперь бы еще выяснить - до чего. И зачем.
        - Ну-ка поберегись! - сказал Борисов, вынимая из-за пояса оба ЛСа.
        Матвей с неудовольствием пощупал пустую кобуру, но претензии оставил при себе.
        - Вылезай! - скомандовал Шуберт. - Перекрытия резать буду.
        - Нет уж, - ответил лейтенант. - Я тут, в уголочке. Мне так спокойнее.
        - А я?! - крикнула с поверхности Дарья и, заглянув в яму, неожиданно для всех присвистнула. - Вот так, за разговором и не заметили даже… Право слово - глаза боятся, а руки копают… Я к вам, мальчики!
        - Куда? - заорал Борисов. - Тут сейчас искры полетят! А еще не ровен час в проводку попаду, тогда всем каюк настанет!
        - Прыгай сюда, Дашенька, - поддержал Матвей. - Мы его шуточки знаем! Не успеешь оглянуться - этот коммерсант уже и турникет на выходе установит. Видали мы таких!
        Дарья присела на край ямы и, кокетливо, по-дамски ойкнув, соскочила с двухметровой высоты на диагональный ряд мощных заклепок.
        - Ну, я вас предупредил… - недовольно пробормотал Борисов и, направив оба ствола в угол, придавил гашетки.
        Сталь неизвестной марки резалась на удивление легко. Две ярко-голубые раскаленные точки расходились по длине и ширине, оставляя за собой черные зазубренные швы. Пропилив таким образом половину дна, Борисов проверил индикаторы боезапаса и, удовлетворенно мурлыкнув, велел перейти дежурным на новое место. Сам процесс лазерной резки настолько всех увлек, что никто не заметил, в какой момент пара ослепительных зайчиков прошла полный периметр и встретилась в противоположном углу. Разведчикам удалось зафиксировать лишь момент отрыва прямоугольной плиты, затем несколько секунд тошнотворной невесомости и факт приземления, отнюдь не мягкого.
        Кусок пола с оглушительным грохотом упал - опять же на пол, только этажом ниже. Троица повалилась куда-то вперед, в кромешную тьму.
        Некоторое время исследователи не решались даже вздохнуть.
        - Ну и где мы теперь? - сказал наконец Матвей. - Там хоть солнце было…
        - Мне земля за шиворот сыплется!.. - пожаловалась Дарья.
        - Фонарики у кого? - спросил Борисов. - Ах да… - Расстегнув поясной карман, он достал оттуда все три фонаря и выбрал тот, что казался на ощупь не разбитым. - Приготовьтесь к самому страшному, друзья мои…
        - А при чем тут наш маршал?
        - Нет, к этому готовиться не надо, - ответил Шуберт, подумав. - Просто здесь может не оказаться дверей… а наверх мы отсюда уж точно не выберемся. Я ведь говорил вам, чтоб не лезли…
        - Ладно уж, не томи! - воскликнул Матвей. - Что бы там ни было - зажигай! В крайнем случае, тебя съедим первым.
        - Договорились, - скорбно произнес Борисов, трогая на фонарике маленькую кнопочку.
        Широкий белый конус пробился сквозь витающую в воздухе пыль и уперся в закругленный бок какого-то аппарата. Матвей сощурился до боли в глазах, но определить, что это за машина, так и не смог. Луч скользнул влево, и на темном обгорелом корпусе проявилось какое-то слово на неизвестном языке. Матвей счел его полной абракадаброй и печально вздохнул.
        - Все… - сказал он. - Вот тут и помрем.
        Борисов мыкнул в ответ что-то неопределенное и, пошатываясь, направился к неопознанному аппарату. Пятно света на обшивке подрагивало, но упорно держалось в одном месте, освещая дурацкое слово «61-ЕТ-002». Чуть ниже, на границе с тенью, шла длинная витиеватая надпись: «КР «Кореец». Судовладелец МОСКВА и лично Г. Даун (РГ-ХIII) »…
        Глава 36
        Выданный суровым мичманом Булкиным комбинезон был залатанным и несвежим, но в сравнении с утилизированным боевым костюмом казался просто образчиком чистоты, взятым прямо из рекламы стирального порошка: «Пользуйтесь средством «Чистоган» с биодобавками!»… Майор Калашников поправил неудобный флотский воротничок-стойку и осмотрелся. Прачечно-помывочный отсек располагался между процедурным и грузовым. Эту часть корабля майор уже знал не хуже своего кабинета, но как попасть из нее в рубку, где заседали Бугаев, Ломов и контр-адмирал Иванов, он представлял смутно. Неразговорчивый Булкин лишь махнул рукой вправо, а больше спросить было не у кого. Все подчиненные Калашникова в сопровождении Зинчука и Дустназарова отправились на камбуз, снимать стресс при помощи обильного флотского ужина, а капитан Мищенко увязался за корабельным врачом - эффектной длинноногой блондинкой. Чувствовал себя ротный ДШБОРа нормально и ни в какой медицинской помощи не нуждался, однако упустить такой случай ему не позволял кодекс чести. Офицер-космодесантник, не реагирующий на столь явный раздражитель, подлежал немедленному
расстрелу, как уронивший честь мундира. Калашников снова повертел головой и растерянно пожал плечами. Час гиперпространственного безделья каждый был волен использовать по собственному усмотрению, но тратить его на поиски пути в рубку было глупо. Это понимал даже начальник ИО ОВКС.
        «Трюм?» - пришла мысль. Из трюма на верхнюю палубу вел служебный лифт, это Калашников слышал от кого-то из матросов, когда переодевался. Майор похвалил себя за смекалку и неторопливо направился к грузовому отсеку.
        Отсек поражал гигантскими размерами и пустотой. Если не считать горизонтально подвешенной на тросах инопланетной пушки, в нем не было практически ничего; пара каких-то ящиков, десяток вспомогательных механизмов и шеренга стоящих вдоль стены роботов-погрузчиков. «А лежа она вовсе не кажется большой», - подумалось Калашникову.
        Он подошел к артефакту поближе и заглянул в жерло. Оно было завораживающе-бездонным. Майор понимал, что это всего лишь оптический эффект, но по его спине все равно пробежали неприятные мурашки.
        «Как же она все-таки работает? Эх, не везет мне, а ведь мог бы сразу полковника получить… и орден. Или два. А еще прибавку к окладу. Стопроцентную…» Майор тяжело вздохнул. Для осуществления мечты ему следовало всего лишь разобраться, как действует эта махина, но раз он не сумел сделать этого на планете, то здесь, на корабле, и всего за час, ему было не разобраться подавно.
        - Процессор… - донеслось откуда-то из жерла.
        - Нет, - прозвучало со стороны лафета, - это управление питанием.
        - Стационарным, - прогудел голос из ствола, - но вот тут есть автономная схема…
        - Все равно это не процессор, больше походит на стабилизатор напряжения…
        - Замкни там вторую цепь… нет не эту, а с желтым светодиодом… ага… работает… Хорошо…
        Калашников присел и заглянул под лафет. В промежутке между палубой и висящей пушкой виднелась пара чьих-то ног.
        - Та-ак, - протянул майор, - ковыряемся в секретном оружии, значит? А кто разрешил? Вы что, прикомандированные, устава не знаете?
        - А, майор?.. - Исследователь обошел основание орудия и встал перед Калашниковым, протирая руки промасленной тряпкой. - Мы думали, вы на камбузе. Уже перекусили?
        - Перекусывают провода на столбах, а в столовой пищу принимают, - строго сказал тот. - Что вы тут делаете?
        - Работаем, - ответил ученый.
        - Выполняем приказ, - добавил второй исследователь, выглядывая из какого-то узкого люка.
        - Чей? - Калашников подозрительно прищурился.
        - Ваш, - не растерялся первый ученый. - Вы же еще на планете приказали нам выяснить, что это за балда. Вот мы и выясняем.
        - Даже обедом пожертвовали? - удивился майор.
        - Долг прежде всего, - потупясь, вздохнул исследователь.
        - Долг? - Калашников недоверчиво взглянул на ученого. - Я с вами вроде бы в карты не играл. Мне вы ничего не должны. А если не мне, тогда кому? Что молчите? Попались?! Вы, может быть, шпионы, а? Может, мне вас арестовать?
        - Вот так вот, трудишься не покладая рук, стараешься, а тебя еще и арестовать грозят… - Исследователь с сожалением покачал головой. - Обидно, господин майор. Мы тут почти все за вас сделали, а вы шпионами нас обзываете.
        - Что это вы сделали? - заинтересовался майор. - Разобрались, как она стреляет?
        - Почти, только наоборот, - кивнул ученый.
        - Как это наоборот? Что вы мне тут мозги выкручиваете? Толком докладывайте, по уставу…
        - Функции сего устройства сугубо оборонительные, господин майор. Скорее всего оно способно создавать силовой щит, но не вокруг себя, как большинство приборов известных нам систем, а на расстоянии, вокруг удаленных объектов…
        - О как! - удивился Калашников. - Вот почему она за невидимой станцией следила! Защищала ее, стало быть!
        - Браво, - с легкой издевкой произнес ученый, мерно похлопывая в ладоши. - Исследователи ОВКС могут гордиться своим начальником.
        - Хм… - Майор приосанился. - Надо немедленно доложить в штаб.
        - Может получиться, как в прошлый раз, - предупредил ученый. - Поспешишь, знаете ли, Страшного насмешишь, а он, по-моему, не очень-то смешлив.
        - Да-да… - Калашников суетливо потер ладони, - торопиться не будем. Вот выйдем из гиперпространства и тогда уж… тогда уж доложим… Или нет! Нет! Не доложим, а прямо продемонстрируем! Врубим эту штуковину, окутаем силовым полем флагман и долбанем по нему из всех пушек!
        - А он в ответ… - Исследователь скептически скривился.
        - Так ведь мы его предупредим, - пошел на попятную майор.
        - Зачем тогда стрелять?
        - Продемонстрировать возможности находки…
        - Тогда предупреждать не стоит, - заметил второй ученый, выбираясь из недр пушки. - Должного эффекта не получится.
        - Ну мы и не будем предупреждать, - согласился майор. - Поставим вокруг цели щит и долбанем!
        - А они в ответ, - повторил первый исследователь.
        - Тогда предупредим!
        - Эффекта не будет…
        - Тогда долбанем! - А они…
        - Все! - Калашников поднял руки, сдаваясь. - Хватит меня путать! Умники нашлись! Давайте, показывайте, где тут главная кнопка.
        - Придется залезть внутрь. - Второй ученый, все еще сидевший где-то на стволе, похлопал по черному металлу ладонью. - Забирайтесь, господин майор.
        - В люк, что ли? - карабкаясь по лафету, уточнил Калашников.
        - Ага, в люк. - Исследователь откинул крышку и помог майору спуститься в крошечное темное помещеньице внутри лафета.
        Когда голова Калашникова скрылась в люке, ученый быстро захлопнул крышку и щелкнул замком.
        - Эй, что за шутки?! - заорал майор, тарабаня по крышке изнутри.
        Снаружи его голос был едва слышен, а стук казался не громче биения сердца.
        - Порядок, - спрыгивая на палубу, заявил ученый. - Что у нас со связью?
        - Сейчас, - первый исследователь извлек из хитросплетения механизмов пушки новейшую модель портативного гиперсервера и принялся его настраивать.
        - Откройте немедленно! - орал Калашников. - Под трибунал пойдете! За нападение на офицера! За саботаж! За шпионаж! За разврат… нет, не то… за разбой!
        - Крышка сама захлопнулась, господин майор, - прижимаясь щекой к орудию, трагическим голосом прокричал второй ученый. - И замок заело. Вы потерпите, мы сейчас разберемся…
        - Расстреляю-у-у… - провыл из заточения Калашников.
        - Давай быстрее, - негромко бросил товарищу исследователь. - Обмочится же майор. Еще замкнет что-нибудь…
        - Готово, - кивая на экран гиперсервера, сказал первый ученый. - Аделаида, привет… Давай шефа…
        - О-о, Костик, ты почему в таком виде?! - ужаснулась пышногрудая Аделаида. - Господин Даун не принимает без галстука…
        - Давай шефа, курица! - рявкнул исследователь.
        - О-о, - обиженно протянула секретарша Геца Дауна, тем не менее переключая канал.
        - Я, - коротко ответил, как всегда безупречный, Даун.
        - Господин корпоративный президент, имею честь доложить. Найденный на СС-двадцать четыре артефакт исследован. Установлено его назначение…

* * *
        - Ну куда же вы, Варвара?! - Мищенко неуклюже протопал следом за докторицей в отсек и остановился на пороге, оглядываясь. - Это и есть укромное местечко?
        - Конечно. - Варвара кокетливо намотала на палец белокурый локон. - Несмотря на его исполинский объем. Ведь он практически всегда пуст. А еще здесь есть нечто такое возбуждающее… Вы только взгляните, какой грандиозный фаллический символ! Я просто таю от восхищения… я вся дрожу…
        - Варвара! - Капитан раскрыл объятия, наклонил голову и двинулся к женщине, словно собираясь ее забодать.
        Рослая докторица кокетливо улыбнулась и упорхнула, прячась по другую сторону артефакта. Выглянув из-за ствола, она звонко рассмеялась и томно прижалась к черному металлу. Мищенко незаметно высморкался и решительно бросился в бой. Поймать игривую девицу ему удалось почти сразу, но едва он сжал ее в могучих объятиях, как до него донесся какой-то мелодичный звон.
        «Вот до чего себя довел, не успел даже на боевой взвод встать, а уже в ушах звенит, - огорчился капитан. - Жениться, что ли?»
        Звон повторился, и тут до Мищенко дошло, что это вовсе не колокольчики в руках Амура, а сигнал выхода из гиперпространства. Капитану пора было возвращаться к личному составу. Он с сожалением выпустил из рук талию Варвары и смущенно шмыгнул титановым носом.
        - Встретимся еще, - с максимальной нежностью пробормотал капитан.
        Прозвучало это как угроза, но подруга поняла его правильно.
        - У меня отпуск через неделю… Забегай…
        - Ну… - Мищенко кивнул. - А куда?
        - Ко мне, - Варвара чмокнула его в щеку и быстро скрылась в перспективе коридора.
        - Забегу, - запоздало пробормотал капитан.
        - Я сейчас разрыдаюсь! - словно из бочки пробубнил кто-то совсем рядом. - Ромео и Джакузи!
        - Джузеппе, - машинально поправил Мищенко. - Кто здесь?
        - Я.
        - Кто - я? - Капитан осмотрелся и пришел к выводу, что голос доносится из орудия.
        - Люк открой! - потребовал голос.
        - Какой еще люк?
        - На лафете, дубина!
        Мищенко бегло исследовал лафет и нашел узкий лючок. Откинув его замок, он легко приподнял крышку, и из душной тьмы немедленно показалась голова Калашникова.
        - О! - удивился капитан. - Исследователь! Ты чего здесь заперся?
        - Орудие изучал, - недовольно буркнул майор, выбираясь на волю.
        - Ну-ну… - Мищенко ухмыльнулся. - Изучил?
        - Конечно. - Калашников спрыгнул на палубу и поправил комбинезон. - Плевое дело! Мы уже вышли из прыжка?
        - Вышли. А что?
        - А то… - Майор многозначительно поднял одну бровь. - Зови сюда Бугаева! И Ломова зови… и контр-адмирала… Всех зови!
        - А Страшного не позвать? - медленно складывая крепкий мужской кукиш, спросил капитан.
        - Э-эх, темнота ты «дебоширская»! - Калашников возбужденно сверкнул глазами. - Это ж момент истины! Триумф военной науки! Тут надо прямую трансляцию… в Генштаб… запись на все доступные серверы… секретные! Чтобы потомкам осталось на память! Это же открытие! Понимаешь ты?! Это тебе не баб щупать, это событие мирового значения!
        - Что, опять? - Мищенко скривился. - Очередное озарение?
        - Что значит - очередное?! Главное! Единственное и неповторимое! Ты, кстати, тут двоих исследователей не видел? - Майор беспокойно оглянулся.
        - Помощников, которые малюсенькие детали уточняли? - усмехнулся капитан. - Нет, не видел.
        - Так ты позовешь полковника или нет?!
        - Нет.
        - Остолоп механический! Думаешь, я снова ошибаюсь? Думаешь, я ни на что не способен?! Ну, я тебе докажу! Я всем докажу! - Калашников сжал кулаки и громко топнул ногой. - Зови, тебе сказано!!!
        - Пошел ты… - Мищенко равнодушно махнул рукой и направился к выходу. - Припадочный…
        - Ну ладно, - прошипел ему вслед Калашников, зеленея от негодования. - Вы все у меня в ногах ползать будете… прощения просить… За то, что недооценили, не разглядели… Все… все…
        Майор снова забрался на лафет и, не спускаясь в технический люк, сунул в него руку. Изнутри орудия тотчас раздался ровный гул, и внутренняя поверхность откинутой крышки превратилась в матовый экран. На нем высветилось зеленоватое схематическое изображение более чем двухсот кораблей. Они шли в походном ордере далеко впереди, но с каждой секундой их фигурки увеличивались, а бегущая внизу экрана строчка непонятных значков менялась, постепенно укорачиваясь. Сначала в ней было не меньше двух десятков символов, затем осталось пятнадцать, спустя минуту двенадцать, десять… «Джаггер» стремительно нагонял армаду, и флотские координаторы его явно заметили. Корабли армады незаметно перестроились, и на правом фланге образовалось свободное место, которое, видимо, и предстояло занять опоздавшему крейсеру.
        Калашников довольно ухмыльнулся и ткнул пальцем в экран. По его верхней кромке побежала новая строчка. Закорючки были идентичны нижним, только начало строки украшал какой-то пульсирующий знак. Майор занес палец над монитором, собираясь ткнуть в него снова, но засомневался. Ему в голову вдруг забрело сомнение - не помешает ли действию пушки-наоборот корабельная обшивка?
        Пока он раздумывал над этой, несомненно, серьезной проблемой, «Джаггер» встал в строй…

* * *
        - «Джаггер», твою мать! На связи адмирал Наливайко, вашу мать! Где там Иванов, его мать!
        - Слушаю, господин адмирал! - Иванов удивленно взглянул на Ломова, затем на Бугаева. - Что стряслось?
        - Ты это у меня спрашиваешь, мою мать?! - Изображение Наливайко на экране корабельного Анализатора постоянно дергалось от непонятных помех. - Что у тебя за хреновина в трюме?!
        - В трюме? - Контр-адмирал потеребил бородку. - Закрытая информация.
        - К чертям собачьим твою секретность! Мои техники утверждают, что твой «Джаггер» излучает какую-то… да отключите этого авторедактора! Поговорить по-человечески не дает… все бубнит, зараза… Мои техники, контр-адмирал, говорят что твой БПК… фонит, мягко говоря!
        - Как это? - удивился Иванов.
        - Как микрофон перед динамиком! Штатное оборудование я еще в Академии изучил, значит, что-то нештатное помехи излучает! А где нештатному быть, как не в трюме?! Давай, говори, какую заразу приволок. Трофей, что ли? Если так, ты его выруби, пока дел не натворил!
        - Да не врубал я ничего! - возмутился контр-адмирал. - Вот и каперанг может подтвердить, и полковник…
        - О, Бугаев! А я слышал, тебя в приказ вписали. К ордену представили… посмертно. А ты, смотри-ка, как живой!
        - Это я в записи, - буркнул полковник.
        - Ну так что у вас там происходит, голландцы, вашу мать, летучие?!
        - Да все у нас нормально, - подал голос Ломов.
        - А излучение неизвестной природы откуда взялось? И что за фигня из него формируется в окружающем пространстве? Что это за северное сияние в открытом космосе?
        - Да какое сияние?! - Иванов обернулся к экрану реального обзора и остолбенел.
        По правому борту, на расстоянии в четверть космокабельтова, переливалась всеми цветами радуги полупрозрачная субстанция. Она медленно растекалась, образуя то ли полусферу, то ли просто вогнутую стенку, и вовсе не собиралась ни гаснуть, ни улетать в космические глубины.
        - Припадочный! - громко прошептал кто-то с порога рубки.
        Иванов вопросительно взглянул на говорившего.
        - Кто припадочный?
        - Да майор наш, - пояснил застывший у входа Мищенко. - Это он натворил… наверное.
        - Как?!
        - Да по орудию он лазил! - Капитан махнул рукой за спину. - По инопланетному. Все ковырял в нем что-то. Ну и вот… доковырялся…
        - За мной! - приказал капитану Бугаев. - Зарою эту гниду!
        - Палуба железная, - направляясь следом за полковником, предупредил Ломов.
        - Тогда раздавлю и размажу! - Бугаев скрипнул зубами. - Мищенко, прикажи Зинчуку, пусть сгоняет ученых в грузовой отсек! Всех скопом там и кончим! Чтобы неповадно было!
        - Ты серьезно? - озадачился Ломов.
        - Как никогда! - заверил полковник.
        Оружия при нем не было, но разозлившийся Бугаев был опасен и невооруженным. Каперанг с осуждением покачал головой и принялся лихорадочно соображать, что можно сделать, чтобы помешать полковнику учинить скорую расправу.
        - Мы тут ни при чем! - донеслось из бокового прохода.
        В главном коридоре показались Зинчук и двое перепуганных исследователей. Увидев ученых, Бугаев, как ни странно, немного остыл. Эти двое отличались от прочих подчиненных Калашникова умом и сообразительностью, и профилактически расстреливать их полковнику не хотелось.
        - Знаете, что там происходит? - Бугаев указал пальцем вниз.
        - Наверное, господин майор артефакт активировал, - предположил первый исследователь. - Мы его предупреждали, но он нас не послушал…
        - О чем вы его предупреждали? - заинтересовался Бугаев.
        - Это орудие выполняет защитную функцию, - пояснил ученый. - Оно образует силовой щит…
        - Перламутровый такой? - уточнил полковник.
        - Да, - кивнул исследователь. - То есть я точно не знаю, но может быть, и перламутровый… Мы пока не разобрались. Потому и не хотели ничего включать. Ведь включатель и выключатель не всегда одно и то же. А тем более в чужом исполнении… Вот мне кажется, что и господин майор уже рад бы орудие отрубить, да выключатель никак найти не может…
        - А вы сможете?
        - Не знаю. Мы же не пробовали…
        - Понятно… - Бугаев чуть повернул голову влево и приказал: - Мищенко, майора арестовать и посадить под замок, у входа в трюм часового поставь…
        - А ученых?
        - Пусть живут… пока. Запереть их по каютам…
        Ломов облегченно вздохнул. Капитан тем временем обернулся к Зинчуку и отдал нужные распоряжения.
        Когда офицеры добрались до грузового отсека, Калашникова там уже не было - Зинчук успел увести его на камбуз и запереть на складе сыпучих продуктов, - а у двери стоял часовой. Рядовой Дустназаров.
        - Стой, кто идет! - бодро крикнул он, завидев делегацию.
        - Свои, - рявкнул Бугаев. - Стой, стрелять буду! - предупредил Дустназаров.
        - Свои, тебе говорят! - повторил полковник.
        - Пароль!
        - Чего?!
        - Стреляю!
        В руках у хлебореза показался ЛС, которым исполнительный Зинчук вооружил часового, дабы его роль не была чистой фикцией. Офицеры и двое ученых поспешно отошли в глубь коридора и остановились в ожидании разводящего. Сержант Зинчук - единственный, кто мог снять с поста воинственного хлебореза, - был занят размещением под домашний арест лишних ученых.
        - Сможете разобраться, как отключить эту бандуру? - доверительным тоном спросил у исследователей Бугаев.
        Первый из них, тот самый, которого секретарша Дауна назвала Костиком, тщательно скрыл ухмылку и пожал плечами.
        - Станете главными в ИО, гарантирую! - пообещал полковник.
        - Постараемся, - как можно более неуверенно пробормотал второй ученый.
        Отключить силовой щит они могли бы в два счета, но для этого должно было поступить особое распоряжение. И не от Бугаева или даже Страшного, а от самого Геца Дауна. А господин корпоративный президент спешить с распоряжением, похоже, не собирался.
        Зинчук где-то пропадал, а на обзорных экранах, развешанных по коридору через равные промежутки, становилось все более отчетливо видно, что переливающееся поле вовсе не собирается ограничиваться ролью какого-то там щита. Его края стремительно загибались, а центр, наоборот, выпячивался.
        Когда сержант снял бдительного Дустназарова с поста и свита Бугаева вошла в грузовой отсек, силовое поле завершило свой охват и сомкнулось, образовав вокруг армады флота ОВКС гигантский, диаметром почти в два космокабельтова, полупрозрачный кокон.
        Глава 37
        - Ну и где тут у тебя туалет? - спросила Дарья, критически осматривая единственное помещение «Корейца» - командирский мостик, спальный отсек, камбуз, радиорубку и, кстати, гальюн по совместительству. - Ой, а пылищи-то, пылищи!.. Одичал ты, Шуберт, без женского глаза…
        - Не подкатывай, - буркнул Борисов. - Вон в том ящике обтирочные концы.
        - Какие-какие?..
        - Тряпки, - пояснил мастер. - Выбери почище, намочи под краном и приборочку тут изобрази. Чтобы все сияло, понятно? Ты, Матвей… - Борисов тяжело посмотрел на лейтенанта, второпях придумывая задание и для него. Брать с друзей по несчастью деньги за проезд совесть Шуберту запрещала строго-настрого, однако насчет общественно полезных работ она, совесть, благоразумно помалкивала.
        «С драной овцы хоть шерсти клок», - рассудил мастер.
        - Ты, Матвей, побудешь антиперегрузочным креслом, - сказал Борисов. - Если мы вообще куда-нибудь полетим… - суеверно закончил он.
        - Креслом?.. - ужаснулся тот.
        - Вернее, кроватью. Индивидуальный демпферный кокон тут есть, но он, как ты видишь, только один. Для меня, - пояснил Борисов на всякий случай. - При перегрузках свыше четырех «же» человеку требуется специальное ложе. Это чтобы хребет не сломался. У нас будет, я полагаю, не менее двенадцати. Так что тебе придется подстраховать нашу даму от компрессионной травмы.
        - Я не умею, - виновато признался Матвей.
        - А тут и уметь нечего. Ты ляжешь на пол, а она ляжет на тебя.
        - Да?.. - На лице у лейтенанта отразилась некоторая заинтересованность.
        - Ни за что! - заявила Дарья, отрываясь от короба с промасленной ветошью. - Шуберт, откуда в тебе эти своднические наклонности? Ладно бы еще сам покушался, а то все Мотю норовишь на грехопадение толкнуть!
        - Да я, собственно, не против… - буркнул напарник.
        - Вы погодите возбуждаться, - прервал их Борисов. - Я же ясно сказал: двенадцать «же». А может, и двадцать… Черт его знает. При такой перегрузке ваши помыслы станут чисты, как марля в операционной. Матвей, вообрази, что твоя пассия весит не семьдесят килограмм…
        - Шестьдесят девять! - обиженно крикнула Дарья.
        - …не семьдесят, - настойчиво продолжал Борисов, - а, допустим, восемьсот сорок.
        Матвей, крякнув, почесал затылок.
        - А я тогда сколько? - спросил он.
        - И ты примерно столько же. Под тонну где-то.
        - Тогда ничего, - пожал плечами лейтенант. - Сладим как-нибудь.
        - Ну-ну, полюбуемся… - Шуберт насмешливо покосился на Матвея, затем на Дарью и, хмыкнув, принялся щелкать тумблерами на верхней приборной панели.
        Корабль не издал ни звука, но по каким-то неприметным деталям Борисов определил, что электроника и механизмы постепенно оживают. Центральный плафон рубки замерцал и, словно бы проморгавшись со сна, загорелся ровным матовым светом. Маленькие аварийные лампочки по углам сами собой погасли - система тестировалась, настраивалась и, похоже, приходила в себя.
        - Гутен таг, мастер Борисофф… - раздался отовсюду хрипловатый голос. - Гуд ивнинг, масса Борьисофф… День добрый, пан Борисов… Гамарджоба, генацвале Борисов… Бон жур, мсье Борисов… - произнес все тот же голос. - Шалом! Привет! Хай! Здоровэньки булы!.. - Голос помолчал секунды две и ни с того ни с сего выдал: - Х-х, х-х, бууруусуув…
        - Чего? - ляпнул Шуберт.
        - Это, наверное, твоя фамилия так звучит, - догадалась Дарья.
        - Неправда! Если б она у меня так звучала, я бы ее давно уже поменял. Эй! «Кореец»!..
        - Здравствуйте, мастер Борисов, - ответил тот уже без акцента.
        - Ну вот, кажется, оклемался… - Шуберт облегченно вздохнул и, нажав еще десяток кнопок, сел в кресло. - Как диагностика?
        - Пока все о'кей, мастер! - ответил «Кореец» слегка развязно.
        - Ты опять? - насторожился Борисов. - Включить деловой режим!
        - Йэс, сэр! Деловой режим, сэр! Есть, включен, сэр! Так точно, сэр! - испуганно пролаял кибермозг.
        - Язык - русский! - потребовал Шуберт.
        - Есть, сэр! Язык русский, сэр!
        - Да он же по-русски говорит, - вступилась Дарья.
        - Я тоже все понимаю, - поддакнул Матвей.
        - А я - не все! - рявкнул Борисов. - Мне эти «сэры» на борту не нужны, ясно?! С «сэров» у меня двойная плата!
        - О, мудрейший из мудрейших, щедрейший из щедрейших… - уныло заладил голос.
        - Молчать! - крикнул мастер. - Еще слово - распаяю и сдам в утиль! Домой на ручном полечу!
        - Аминь… - кротко ответствовал «Кореец».
        - То-то же, - улыбнулся Борисов. - Что у тебя с авторедактором? Ты где этой чужестранщины набрался?
        - Авторедактору - гёт сыктым, - сообщил кибермозг. - То есть гёт коллапс…
        - Расшифруй, полиглот хренов!
        - Кранты, начальник, - авторитетно высказался он. - Амба. Профессор откинулся.
        - Какой еще профессор?! - взбеленился Борисов. - Может, процессор?
        - Мать упала - не поднимешь. Весь софт червяки поели, в харде вообще полный дестрой. Ламер с керогазом так не начудит. Хакнули меня нормально…
        - Расплавлю! - заорал Шуберт.
        - Здравствуйте, мастер Борисов, - сказал «Кореец» как ни в чем не бывало.
        - Ну, здравствуй, - осторожно произнес он. - Чем еще порадуешь?
        - За время вашего отсутствия имело место вторжение во внутреннюю сеть, мастер Борисов.
        - Хм… моего отсутствия!.. - недовольно буркнул Шуберт. - За «мое отсутствие» ты мне еще ответишь! Ладно, не сейчас, позже. Так что за вторжение?
        - Кто-то воспользовался виртуальным порталом корабля для передачи информации.
        - Кто? Какой информации? Куда и откуда? Давай по порядку.
        - Моя система была задействована в перекачке большого объема данных.
        - Насколько большого? - встрепенулся Борисов.
        - Гигантского, мастер, - скорбно произнес кибермозг. - Скорость обмена была некорректно высокой, фильтры оказались беспомощны. Предохранители по неизвестной причине не сработали. Предварительная версия - мягкое воздействие с помощью наведенных полей. Технология неизвестна. Более подробно…
        - Потом, - отмахнулся Шуберт. - Ближе к делу.
        - Абонент-отправитель - Земля, Санкт-ПедроСити, Центральная Историческая Библиотека. Абонент-получатель не установлен.
        - Ага… И что конкретно скачивали?
        - Все, мастер. Все, что находилось в открытом доступе: голофильмы, электронные книги, фонограммы, коллекции гипнофайлов с художественными и документальными снами, причем во всех жанрах… Да, милый, да! Ты ведь не заставишь меня ждать? Ты сделаешь это?.. - томно прошептал кибермозг и, вдруг запнувшись, жалобно всхлипнул. - Простите, мастер… Моя база серьезно повреждена. Боюсь, я не в состоянии контролировать коммуникативный сектор на сто процентов…
        - А как давно это все случилось?
        - Буквально перед вашим возвращением…
        - И на каком языке был сделан запрос?
        - У-уу-уу-у…
        - У-уу? - уточнил Борисов.
        - У…
        - Теперь все ясно. - Мастер озадаченно поскреб в затылке. - Рыбоглазый десант…
        - Они интересовались нашей культурой, - задумчиво произнесла Дарья, натирая сырой тряпкой автораздатчик пищи.
        - В натуре, - подтвердил «Кореец».
        - Ну да, культурой, - с сомнением пробормотал Шуберт. - Слушайте, а может, они под этим соусом наши координаты устанавливали? Дрянь дело, если так…
        - Вот именно, - согласился Матвей. - Выйдут у Земли всей ордой да ка-ак шарахнут залпом…
        - Ну что вы сразу о грустном? - Даша помотала головой. - Вы же слышали - книги они запрашивали, фильмы… непреходящие ценности, одним словом… Культурный обмен хотят наладить… наверное…
        - На кой им сдалась наша культура? - спросил Матвей. - Она и нам-то не очень нужна… Что они в ней поймут?
        - Как свинья в апельсине, - ехидно вставил «Кореец».
        - Умри! - цыкнул на него Борисов.
        - Свинья в апельсине?.. - машинально повторила Дарья. - Это что еще за…
        - Свинья в апельсине, ваш заказ принят, - мелодично отозвалась автопечь.
        - «Кореец», какие секторы интеллекта, кроме речевого, у тебя повреждены? - спросил Шуберт.
        - Айн момент, мой фюрер… Заканчиваю полную проверку… Ах, ах, ах!.. Я заканчиваю!.. Навигационная система… Пер аспера ад астра… Тут все нормалек, хозяин, как платить будешь?.. Гм… прошу прощения, мастер… Блоки логического управления… Зарплата от трехсот, интим не предлагать… Клево. Теперь система связи… С кем ты работаешь? Повторяю: с кем ты работаешь?.. Мастер, вы уж потерпите, мне немного осталось, - взмолился кибермозг. - Система опознавания «свой - чужой»… Что же это получается? Я золотишко собрал, отправил… Нехорошо-о, брат… Очень нехорошо!
        - Это ты о чем? - нахмурился Борисов.
        - Не обращайте внимания, мастер, прошу вас. Все сектора, за исключением коммуникативного, абсолютно исправны.
        - Ты уверен?
        - За базар отвечаю.
        - Тьфу!.. - бросил в сердцах Шуберт. - Я уж и не знаю, лететь с этим сумасшедшим или лучше здесь остаться…
        - Как остаться? - воскликнул Матвей. - Ты это прекрати! Что значит «остаться»?! Сидеть в подвале под раем и ждать, пока мы не упадем на звезду? Вместе с подвалом и с этим проклятым раем?!
        - Тоже верно…
        - И ничего он не сумасшедший, - добавила Дарья. - Может, в нем творческие способности проснулись…
        - Да уж, способности… - мрачно процедил Борисов.
        У дальней стены дзынькнула дверца автоматической печки, и встроенный динамик сообщил:
        - Ваш заказ готов. Приятного аппетита.
        - Весьма кстати, - заметила Дарья.
        Шуберт со стоном поднялся из кресла и подошел к раздатчику пищи. Заглянув внутрь, он обнаружил, что керамическую нишу распирает какой-то гигантский плод, подозрительно похожий на трансгенный квадратный апельсин. Чтобы вытащить чудо-фрукт из печки, понадобились усилия всех троих космонавтов. Когда толстая кожура была счищена, под ней оказался запеченный поросенок, фаршированный цукатами.
        Забыв о тревогах и опасностях, исследователи вцепились в румяные бока и исследовали их до тех пор, пока на подносе не остался безукоризненно отполированный костяк, смахивающий на палеонтологическую реконструкцию.
        Борисов, отдуваясь и похлопывая себя по животу, вернулся в кресло и откинул большой спаренный тумблер - видимо, последний из тех, что требовалось включить для взлета.
        - Ложитесь, - приказал он, устремляя внимательный и по-морскому суровый взгляд в обзорный экран. - Хотя нет, погодите… «Кореец»!
        - Чё? - отозвался корабль.
        Шуберт заскрежетал зубами, но стерпел.
        - Тебе известно, как открывается выходной шлюз? - спросил мастер.
        - Мне даже неизвестно, где этот шлюз находится. И есть ли он тут вообще.
        - Но ты-то ведь сюда как-то попал…
        - Ну, типа того, - с сомнением отозвался «Кореец».
        - Отвечай по форме, винчестер клепаный! - взорвался Борисов.
        - Я не помню, мастер. Простите меня…
        - То есть как это «не помню»?!
        - Остаточные явления. Накопители переполнены лишней информацией. Хотите послушать? - «Кореец» издал каркающий звук, как будто прокашлялся, и, не дожидаясь разрешения, забормотал: - Выпьем няня, где же кружка?..
        - Все, все! Отставить! - выпалил Шуберт. - Прекратить немедленно! Сканировать окружающее пространство! Где мы находимся?
        - Понятия не имею. Бродя-ага судьбу проклина-ая… - затянул «Кореец» с неожиданной душевностью, но вдруг умолк и без всякого видимого повода перешел на сугубо уставную лексику. - Мастер Борисов, примите срочный доклад.
        - Давно бы так, - буркнул Шуберт. - Докладывай.
        - Место расположения классифицирую как «скрытый ангар». По показаниям эхосканера, нас окружает не менее трехсот метров твердых пород, предположительно - базальтовых. Сверху находится цилиндрический колодец, ствол свободен. Под моими посадочными амортизаторами - подвижная платформа, определенная логическим сопроцессором как аналог грузового лифта.
        - Лифт на поверхность? - уточнил Шуберт.
        - Ответ положительный, вероятность ошибки - две десятых процента. Однако напряжение в электрических цепях отсутствует, активировать подъемник не представляется возможным.
        - Короче, лифт не работает, - догадалась Дарья.
        - Ответ положительный, вероятность ошибки - три сотых процента. Кроме того, выходной створ колодца перекрыт, вся механика шлюза также обесточена.
        - У нас есть корабль… почти исправный… - медленно проговорил Борисов. - И мы стоим прямо в лифте. Но ничего не можем сделать…
        - А если уйти в гиперпространство прямо здесь, в ангаре? - вяло предложил Матвей.
        - Уходи, - молвил Шуберт. - Только без меня. Потому что при выходе в точку «ноль» ты на две трети будешь состоять из того же материала, из которого сделаны эти стены.
        - Предположительно из базальта, - учтиво напомнил «Кореец».
        - Тебе, Мотя, всегда не хватало твердости, - съязвила Дарья. - Так что можешь попробовать, тебе такое путешествие пойдет на пользу.
        - Мастер Борисов, примите срочный доклад, - снова прошелестело в динамике.
        - Есть что-нибудь новенькое?
        - Так точно. Регистрирую движение в толще одной из стен.
        - Это как?..
        - Как-как!.. - недовольно произнес кибермозг. - Сверлят ее!
        - Кто сверлит? - оторопела Дарья.
        - Я вам чего, справочное бюро? - возмутился «Кореец». - Сверлят, и все. Чую вибрацию и нагрев. Кажись, пятеро… Не, не пятеро. Больше. И все со стволами. Все, ребята, пишите письма…
        - Может, это наши идут на помощь? - пискнула она.
        - Девочка, ты все еще веришь в сказки? - с сарказмом спросил «Кореец».
        Борисов, чтобы как-то отвлечься от словоблудия своего электронного помощника, включил внешние микрофоны, и рубка мгновенно наполнилась оглушительным скрежетом. Невидимые пока дрели инопланетян - скорее даже не дрели, а мощные перфораторы - визгливо вгрызались в породу, с каждой секундой приближая отнюдь не счастливый миг встречи двух цивилизаций. Встречи далеко не первой, но теперь уже, надо думать, последней.
        - Шуберт, как у нас с вооружением? - обеспокоенно спросил Матвей.
        - А никак, - охотно отозвался тот. - Корабль-то исследовательский, на столкновение с враждебным разумом не рассчитан.
        Передний экран показал сначала маленькую серую точку, словно бы на стене появилась едва заметная царапина. Вскоре на пол ангара упал тонкий скол породы. За ним возникло отверстие, которое быстро увеличилось до дырки размером с кулак, и в ней, в этой дырке, сверкнул вращающийся наконечник бура. Еще через минуту пришельцы рассверлили в стене целый проход, из которого вылезли шестеро бойцов с длинными ружьями и встроенными в правый манжет стволами.
        - Это уу! - отчаянно вскричала Дарья.
        - Не ори, дура! - прошипел Матвей. - Шуберт, погаси свет! Может, нас не заметят…
        - Не надейся. Они к этому ангару несколько часов пробирались - уж наверное, не просто так! «Кореец», слушай мой приказ.
        - Слушаю, мастер, - угрюмо ответствовал кибермозг, точно заранее предчувствуя, о чем пойдет речь.
        - Готовь планетарные двигатели на форсаж. Сожжем их к чертовой матери. И себя заодно… Это лучше, чем плен.
        - Есть, принял, мастер. Маневровые на форсаж. Разрешите отправить последнее сообщение?
        - А что сообщать будешь?
        - Как положено: «Прощайте, мы умираем».
        - И чтобы на Зухе-семь обязательно услышали, - наказала Дарья.
        - На Зухе-семь, в этой дыре?! - усмехнулся Матвей. - Ставлю тысячу, что там и приемников нормальных нету.
        - Ставлю три, что по тебе никто даже плакать не будет, - откликнулась она.
        - Вот и поговорили… - вздохнул Борисов. - «Кореец»! Не надо ничего отправлять. Так помрем, без помпы. Жарь!
        Пришельцы уже собрались вокруг корабля и, выстроившись полукругом, подняли свои ружья, однако выстрелить им не удалось. Бункер неожиданно задрожал, темные стены заходили ходуном и стали куда-то проваливаться. Гуманоиды в панике забегали по ангару, потом упали на пол и покатились в дальний угол.
        «Кореец» трясся вместе с подземельем. Дарья с Матвеем бросились друг к другу и, обнявшись, рухнули рядом с креслом Борисова.
        Шуберт ничего не понимал. Струя тяжелых фотонов в замкнутом помещении должна была моментально сжечь и гуманоидов, и сам корабль. Гуманоиды, однако, были еще живы, хотя и валялись где-то слева беспомощной копошащейся кучей, да и «Кореец» по-прежнему оставался на месте, лишь крупно трясся.
        Внезапно мир вокруг треснул и распался на части. Огромные черные куски медленно разлетались в стороны, загораживая и солнце, и звездное небо, и шатающиеся на взломанных орбитах планеты. «Кореец» оказался в космосе. Черный объект, внутри которого он находился, развалился на массивные фрагменты и, ускоряясь, понесся к звезде.
        - Что?.. Как?.. - пробормотал Матвей, не выпуская Дарью и даже, напротив, стараясь сжать ее покрепче.
        - «Кореец»! - окликнул Борисов. - Вопрос понятен? Что и как? Отвечай! - Щас, погоди, начальник… Дай с мыслями соберусь… Вот, блин, счастье-то подвалило!..
        - Неужели это мы сделали? Своими двигателями?
        - Да какие еще двигатели?! - обозлился кибермозг. - Если бы я их включил, нас бы как блох пришкварило! Тут не иначе приливные силы сработали. Планетку рвало-рвало и разорвало… Вот. Так что пляши, начальник! Ты теперь до-олго жить будешь!
        Борисов с минуту посидел в кресле, тупо глядя прямо перед собой, затем сомнамбулически встал и, выйдя на середину помещения, раскинул руки в стороны.
        - Ха!.. - выкрикнул он, резко приседая. - Хо!.. - Он снова вскочил на ноги и упер руки в бока. - Ха!..
        Матвей с широко раскрытыми глазами выполз из-под антиперегрузочного кресла и рывком подтянул к себе Дарью.
        - Мадам! - строго сказал он, запрокидывая ее на спину и изящно отставляя левую пятку назад. - Позвольте!
        - Только ради вас! - ответила напарница, опуская руку ему на плечо.
        - Танцуют все! - объявил кибермозг. - Утомле-е-енная Си-и-игма-а-а с нуль-простра-а-анством проща-а-алась…

* * *
        …Казалось, обезумевшему от счастья «Корейцу» подпевает вся Вселенная.
        В обзорном экране проплывали объятые пламенем шарики планет, беззащитными снежинками серебрились глыбы льда, из распечатанных месторождений нефти и газа взвивались праздничные факелы.
        Дважды исполнив танго, «Кореец» предложил вальс-бостон, затем просто вальс, затем вальс-оксид и, попотчевав исследователей кадрилью, вернулся к бостону. Борисов все время оставался без пары, но это его не смущало: взяв в руки противень из-под поросенка, он вальсировал по рубке с таким вдохновением, словно участвовал в танцевальном конкурсе с призовым фондом в миллиард.
        Наплясавшись до изнеможения, Шуберт рухнул в кресло и посмотрел на экраны. Зрелище за бортом было, безусловно, красивым, но мрачноватым. Последние планеты окончательно срывались с орбит и либо пикировали на звезду, либо медленно уходили в космос, навечно покрываясь вздыбленными гребнями ледников.
        «Корейца», несравненно более легкого, но все же включенного в общую гравитационную систему, неумолимо тянуло к звезде. Расстояние между кораблем и бушующей короной уже сократилось до одной трети астрономической единицы. Пока это было не фатально, исправительно-трудовые поселения на Меркурии находились в еще большей близости от Солнца, однако наступила пора принимать решение. Собственно, решение у Шуберта было только одно, и он его давно уже принял.
        - «Кореец»! - позвал Борисов. - Как самочувствие?
        - Ништяк! - радостно отозвался кибермозг.
        - Понятно… Точку входа-выхода рассчитать сможешь?
        - Легко.
        - А если ошибешься?
        - Не ошибается тот, кто ничего не делает, мастер.
        - Ты мне это брось! Не хватало еще внутри какой-нибудь планеты финишировать. С гиперпространством шутки плохи, «Кореец»!
        - Смею заметить, мастер, искусственному интеллекту чувство юмора не присуще.
        - Как ты меня достал!.. Проверь все как следует. Пересчитай координаты еще раз, и…
        - Сделано, мастер, - ответил кибермозг, прежде чем Шуберт успел закончить.
        - Да ты и не проверял ничего! - возмутился Борисов.
        - Конечно, нет. Я вам что, семижильный? Рабство у нас, слава богу, уже отменили. На всей территории Федерации.
        - Эх-х!.. Рискнуть, что ли?.. Довериться этому хламу… Да музыку-то выключи! - прикрикнул Шуберт. - И вы… - буркнул он, обращаясь к Матвею и Дарье, слипшимся в хореографическом экстазе. - Натискаетесь еще! По местам. Прыгать будем, понятно? Хотя куда?.. Черт его знает. С этим баламутом не угадаешь… «Кореец»!
        - Аиньки!
        - У тебя все готово?
        - Зачем два раза переспрашивать?
        - Фу ты, обормот… Ну, давай тогда. Точка выхода - сектор «Земля». Да не промахнись смотри!
        Бывшие дежурные - с поста их никто не снимал, однако сам пост прекратил свое существование, поэтому Дарья и Матвей справедливо полагали себя временно свободными от вахты, - итак, бывшие дежурные, не разжимая объятий, улеглись возле антиперегрузочного кресла и вопросительно воззрились на Борисова.
        - Поехали… - вздохнул тот. - Слышал, «Кореец»? Команда «старт»!
        - Ну, так бы и говорили, - отозвался кибермозг.
        Дарья на мгновение испытала приступ тошноты - то ли от обилия жирной пищи, то ли действительно от перегрузки, в вопросах космоплавания она была не сильна, - но все быстро прошло, и круги перед глазами снова превратились в знакомые лица.
        - Уже прилетели? - осведомилась Дарья.
        - Приехали! - огрызнулся Борисов, вглядываясь в передний экран. - А куда приехали-то?.. «Кореец»!
        - Я здесь, мастер.
        - Доложить. У меня галлюцинации?..
        - Боюсь, что нет, мастер. Вы действительно наблюдаете конвой из двухсот шестидесяти боевых кораблей. Сто линкоров, сто тяжелых крейсеров, сорок транспортов и двадцать броненосцев. Конвой миновал главную базу флота на Марсе, а также рембазу на Луне и теперь держит курс прямиком к столице Федерации…
        - В конвое все наши? - с опаской спросил Шуберт.
        - Да, мастер. Половина флота ОВКС находится на траверзе «Точка «ноль» - Земля». Мы легли им прямо в кильватер. Похоже, армада не собирается останавливаться до самой земной орбиты. Я провел расчеты и убедился, что они полностью соответствуют алгоритму выхода на рубеж атаки. Наш флот движется к нашей же столице, словно это вражеская база.
        - В боевом порядке?! - ужаснулся Матвей.
        - Порядок строя - походный.
        - То есть атаковать Землю они все-таки не собираются…
        - Будем надеяться, что нет.
        - Ну и чего они тогда?.. - проронил Борисов. - «Кореец», дай связь с офисом.
        - …главнокомандующего, - быстро добавила Дарья.
        - Фиг! - сказал Шуберт. - Свяжи меня лично с господином Дауном.
        - Сначала - со Страшным! - упрямо произнесла она. - Можем проголосовать. Двое против одного.
        - Властью капитана, - мстительно молвил Борисов, - объявляю, что действие демократических институтов на территории корабля временно приостанавливается.
        - Кхе, кхе… - подал голос кибермозг. - Вы про меня, случайно, не забыли? То они голосуют втроем, то объявляют чего-то… какой-то там властью… А меня здесь как будто и нет… Юмористы, честное слово!
        - Эй, на борту! - внезапно раздался в динамиках чей-то отрывистый голос. - Борт «Кореец», немедленно ответьте!
        - Пардон, это, кажется, меня… - вякнул кибермозг.
        Несколько минут в рубке царила тишина, затем тот же абонент прохрипел:
        - Виноват, ваше высоко… э-э… величество. Не знал, не предупредили. Конечно, вне очереди… конечно, рейд открыт… Не смею более задерживать. На связи был генерал Хвостов.
        - Что ты ему набрехал? - тяжело произнес Борисов после паузы.
        - Ничего особенного, - самодовольно хмыкнул «Кореец». - У меня на диске оставался отрывок из обращения какого-то Петра к каким-то шведам. Кажется, в концертном зале «Полтава».
        - Я же говорила, что он способный, - улыбнулась Дарья.
        - А что тут за очередь стоит, этот Хвостов тебе не сказал? - спросил Шуберт.
        - Неизученное явление природы. Корабли не могут сдвинуться. Ни туда, ни сюда… вообще никуда. Конвой прибыл двадцать минут назад и продолжает маневрировать у самой Земли. Ни один из кораблей не может нарушить строя. И весь строй тоже не может себя нарушить… Умора! - неожиданно заключил «Кореец».
        Глава 38
        - Ну, дела… - Страшный озадаченно поскреб в затылке. - Это что же получается? Близок флот, да не воспользуешься? Кто это так начудил?
        - Иванов говорит, наш Исследовательский Отдел расстарался. А если точнее - лично Калашников, мать… - Адмирал Наливайко проглотил окончание фразы. - Кроме гиперволн, сквозь этот щит, будь он неладен, ничего не проходит. Мы автоматический челнок попытались запустить, так он растворился, как будто его из диссамблера разложили.
        - Большой нужен диссамблер, - задумчиво пробормотал Чан, стоявший перед терминалом связи рядом с маршалом.
        - Надо было этого майора еще на Земле расстрелять! - Страшный сжал кулаки. - Ну и что, ни одного толкового технаря на всем флоте не осталось? Раз эта хреновина включилась, значит, и выключаться она должна. Наливайко, ты там меры принимаешь или только по матушке всех кроешь?!
        - Так точно, принимаю, господин главком! - Адмирал вытянулся, прижав ладони к лампасам. - Всех инженеров и стармехов с других кораблей, которые внутри пузыря застряли, на «Джаггер» отправил. Они там пушку эту облепили, как саранча. С минуты на минуту разберутся!
        - Не разберутся - штрафной батальон из них сформирую! - пригрозил маршал. - И тебя комбатом назначу. Понял?!
        - Так точно!
        - Час на все про все… дауны несчастные!
        Маршал раздраженно треснул кулаком по пульту, и связь прервалась. Неожиданно в коридоре, возле комнаты спецсвязи, послышалась какая-то возня и ропот часового. Затем послышалось шуршание, очень похожее на шелест купюр, и ропот немедленно стих. Главком обернулся к двери и удивленно хмыкнул.
        - Помянешь… и оно всплывет…
        - Добрейший вечерок, господин маршал, - сладко пропел корпоративный президент Гец Даун.
        - Кто тебя сюда впустил, обмылок напомаженный? - Страшный недовольно оскалился. - Сюда даже полковникам входить не полагается, не то что лейтенантам запаса…
        - Так ведь согласно вашему приказу я уже сутки как генерал… - Даун скромно потупился. - Вот только форму никак не сошью. У моего личного портного Верзадзе лекал подходящих нет, а если по армейским шить, комбинезон для каторжника получится.
        - Надо же, какие мы модные… - Главком сложил на груди ручищи и чуть склонил голову. - Ты по делу приперся или опять нервы мне потрепать?
        - Исключительно по делу, Семен Гаврилович! - Гец дружелюбно улыбнулся. - Напрасно вы сердитесь. Я же вам не враг. Что нам делить? Да и зачем?
        - Избавь меня от предисловий! - Маршал помотал головой. - Чего надо?
        - До меня дошла информация…
        - Почему я не удивляюсь? - Страшный саркастично усмехнулся.
        - Информация о возникших на нашем флоте проблемах, - невозмутимо продолжил Даун. - Якобы имела место случайная активация трофейного оружия, вернее - оборонительной системы. В результате чего вся армада оказалась в своего рода… ловушке. Не так ли?
        - Не так! - Маршал подался к корпрезу. - Никаких случайностей в армии быть не может! Оружие активировали, чтобы убедиться, что оно работает. А то, что флот маневрирует под защитой силового поля, так это плановые учения. С целью… с целью… отработки новой тактики!
        - Верю, - охотно согласился Даун. - Но если вы, господин главком, вдруг захотите пересмотреть тактику, а с выключением защитного поля возникнут проблемы, я готов помочь…
        - Ты?.. - Маршал протянул руку к горлу корпреза, но вовремя заметил, что все пуговицы на костюме Дауна отливают сиреневым стеклом. Это означало, что они являются не чем иным, как замаскированными телекамерами. Душить главного бизнесмена Галактики перед объективами Страшному было не с руки. - Надо бы тебя… арестовать, генерал, за нарушение режима секретности… Но я не стану этого делать. Знаешь почему? Потому что мараться неохота. Свободен!
        - Воля ваша… - Гец лукаво прищурился. - Только как генерал и законопослушный гражданин Федерации я должен предупредить, что со стороны созвездия Лошака к Земле движется хорошо вооруженная флотилия Звездных корсаров, и в поселениях Вольных торговцев на Зиндане-тридцать три идет подготовка к рейду в Солнечную систему, да и повстанцы на Рефлексии жаждут реванша… Один только слух о том, что флот ОВКС недееспособен, пусть и временно, дестабилизировал обстановку в Федерации, как та черная станция-противовес систему СС… А что произойдет, если слух подтвердится? Что будет, если ваши маневры затянутся и корсары или негодяи торговцы придут к Земле раньше, чем флот найдет способ отключить поле?
        - Что значит - найдет? - Страшный вскипел. - Он давно уже его нашел! Или ты думаешь, мы настолько тупы, чтобы врубить трофей, не узнав сначала, как он отключается?!
        - А разве не так? - Гец невинно взглянул на маршала, а затем еще более невинно на его соратника. - Господин генерал, разве не так?
        - Закрытая информация, - буркнул Чан.
        - Ну да… - Корпрез приторно улыбнулся. - Конечно, как можно баловаться с инопланетными трофеями, не разобравшись в их устройстве? Это понимают даже дети! Тем более - исследователи ИО ОВКС. Да что там говорить?! У них такой мудрый начальник, что все эти «ученые» отделу и не нужны! Ну разве чтобы не пустовали штаты. Майор Калашников просто звезда первой величины в военно-прикладных науках. Ему нет равных ни среди современников, ни даже среди гениев древности! Эйнштейн? Тьфу и растереть! Ньютон? Кто это такой? Архимед? Рядом с начальником ИО Калашниковым? Мальчишка! Нобель, Гиппократ, Алферов… все не то… Вот майор ОВКС Калашников - это да! Тот самый, что открыл миру, как работает зловещее черное орудие, загадочное наследие цивилизации, почившей с миром миллион лет назад. Тот самый, что сделал флот Земли неуязвимым! Правда, тут есть один маленький нюанс. Неуязвимым и бесполезным, вот в чем проблема, но разве это имеет значение?! Взорвутся Земля, Марс, Солнце, сгорит в жестоких схватках вся Галактика, а флот ОВКС останется целым и невредимым и будет по-прежнему нести свою вахту на благо… На благо…
кого, господин маршал, не подскажете?
        - Отставить, - устало произнес Страшный. - Вырубай свои шпионские штучки, поговорим.
        - С удовольствием! - Даун снял пиджак и торжественно вручил его Чану. - Можете оставить себе.
        Начальник генштаба хотел было гордо возмутиться, но быстро сообразил, что костюмчик Дауна будет ему в самый раз. Щегольнуть, прогулявшись на досуге по Главному проспекту столицы в пиджаке от Верзадзе, Чан был не прочь. Кроме корпреза, шить одежду у знаменитого кутюрье мог, пожалуй, только Президент и еще несколько миллиардеров.
        - В конвертер, - не глядя на генерала, приказал главком.
        Чан с сожалением сунул дорогостоящую вещь в приемник молекулярного конвертера и нажал на «пуск». Спустя мгновение от пиджака и телекамер не осталось даже пыли.
        Страшный тем временем потыкал толстым пальцем в какие-то кнопки, и на экране видеофона появилось утомленное государственными заботами лицо Президента Федерации Солнечной системы и Колоний.
        - Слушаю тебя, Гаврилыч…
        - Надо бы пошептаться, - отводя глаза, произнес главком.
        - Ну, приезжай.
        - Срочно, - пояснил Страшный. - Некогда кататься. Этот канал защищен.
        - Ладно… - Президент обвел взглядом собеседников. - Это кто с тобой? Даун, что ли?
        - Он самый… - Маршал сделал полшага в сторону. - Гец, подойди.
        - Здравствуйте, господин Президент! - Даун широко улыбнулся. - Рад видеть вас в добром здравии…
        - Короче! - Глава государства нахмурился. - Когда вы радуетесь, я чувствую себя несчастным.
        - Господи-ин Президент, - обиженно протянул Гец.
        - Потому что все ваши улыбки предвещают неприятности, - пояснил тот. - И чем шире вы расплываетесь, тем серьезнее проблема. Что на этот раз? Вы скупили все сырьевые ресурсы Галактики?
        - Ну что вы… - Даун самодовольно улыбнулся. - Даже если бы дело обстояло именно так, вам грех обижаться, ведь десять процентов акций Корпорации принадлежат лично вам.
        - Вы это… не при посторонних, - забеспокоился Гарант Конституции, перехватив удивленный взгляд Чана. - Переходите к делу.
        - Конечно… - Гец потер руки. - Дело обстоит следующим образом. Как вам уже известно, доблестным Исследовательским Отделом ОВКС не так давно была найдена богатейшая планетная система, названная нашими смелыми вояками незатейливо, но точно - Солнцеподобная Система. Кроме того, что она оказалась грандиозным сырьевым плацдармом, на поверхности планет горе-ученые обнаружили еще и следы древнейшей цивилизации… К сожалению, вымершей до того, как ей пришла мысль оставить после себя не только артефакты, но и инструкции по их эксплуатации. Так вот, без инструкций военные исследователи, мягко говоря, зашли в тупик, хотя, следуя указаниям своего мудрого и требовательного начальства… - Гец сделал реверанс в сторону Страшного, - ученые приложили максимум усилий. Возможно, их попытки и увенчались бы успехом, лет через двести, да вот беда - разобраться следовало быстро, поскольку в то же самое время, правда, с другой стороны Галактики, к системе уже приближались кровожадные фиолетовые чужаки! Что могло дать вооруженным силам Земли реальный военный перевес? Конечно же, древнее оружие неизвестных троглодитов! Вывод
был естественным, да вы и сами присутствовали при его рождении, но как было интенсифицировать процесс исследований, если суммарный интеллектуальный потенциал всего ИО оказался ниже, чем у коллектива средней отары? Ситуация складывалась наисложнейшая…
        - Но тут на сцене появилась МОСКВА… - Президент поморщился.
        - Совершенно верно, - Даун слегка поклонился, - и дело сразу же сдвинулось с мертвой точки! Специалисты Корпорации не только разобрались в принципе действия артефактов, но и сумели обеспечить их сохранность!
        - Разве оружие вывезли не «дебоширы»? - Президент удивленно посмотрел на главкома.
        - Да треплется он! - Страшный зло зыркнул на Геца.
        - А кто обеспечил им запас времени на то, чтобы откопать орудие? Кто подсказал, как вырыть его из земли? Кто, наконец, понял, как оно действует?
        - Ну, со временем я могу согласиться, - перебил его маршал. - С натяжкой, конечно, но все-таки… Пока пушку не откопали - планета с орбиты не сошла. Тут твой мастер постарался - тот, что на станцию-противовес проник. Правда, и мои лейтенанты ему помогли… Что там подсказывали твои ученые, мы у Бугаева спросим, он, слава богу, выжил. А вот с действием ты загнул. Принцип работы мои исследователи и без Корпорации расшифровали.
        - Вы не приукрашиваете? - с издевкой спросил корпрез. - Или, как говорили древние, - не втираете ли вы господину Президенту очки и не угощаете ли вы господина Президента вермишелью? Ведь на самом деле ваши ученые сумели всего лишь активировать инопланетное оружие. Да и то, видимо, по неосторожности. Так сказать, бессознательно.
        - А твои, значит, могут его осознанно отключить?
        - Могут! - Даун удовлетворенно кивнул.
        - Ну и чего они ждут? - заинтересовался Президент.
        - Моего приказа.
        - А ты чего ждешь?
        - Заключения официальной сделки. - Гец вынул из кармана брюк мини-сервер. - Я готов записать ее прямо сейчас, без всяких проволочек и юридических формальностей. Правительство и Служба Материальных Резервов ОВКС компенсируют Корпорации материальный ущерб, ведь мы лишились прибыли от эксплуатации половины планетной системы СС, и выплатят неустойку за недополученную выгоду, а МОСКВА со своей стороны поможет отключить силовой щит-ловушку вокруг флота ОВКС и предоставит Исследовательскому Отделу полную информацию о принципе действия инопланетного оружия. Вплоть до подробных инструкций и алгоритмов.
        - А если я вам просто прикажу как Президент? - Глава Федерации нахмурился.
        - Государственный чиновник не может вмешиваться в процесс свободного предпринимательства, - покачал головой Даун. - Это противоречит Конституции.
        - Ваши действия угрожают безопасности государства, - предупредил Президент. - Это тянет на государственную измену!
        - Во время войны - расстрел, - подсказал Страшный.
        - Войны? - Гец искренне удивился. - Какой? С кем?
        - С пришельцами!
        - Где вы их видите?
        - Там… - Маршал махнул рукой. - В системе СС.
        - В какой системе? - Даун удивился еще сильнее. - В той, которой не было раньше и от которой ничего не осталось сейчас? Только готовая вот-вот взорваться звезда? Так и чужаков там не осталось, поверьте или проверьте - все едино… Воевать больше не с кем, господин маршал. А что касается измены, то честное стремление к прибыли таковой не является. Хоть приказывайте мне, хоть умоляйте - бизнес есть бизнес.
        - И все-таки вы забываете, что я не просто государственный чиновник, а…
        - Коррумпированный? - перебил Президента Гец. - Или что вы акционер Корпорации?
        Президент насупился и замолчал. Не спешил высказываться и маршал. Столь сложные экономические операции были вне его понимания. Единственным военным, способным охватить масштаб предлагаемой Дауном сделки, оказался Чан. Он хитро прищурился и спросил:
        - Если мы согласимся, вы сразу же освободите флот, я правильно понял?
        - Не я его пленил, не мне освобождать… - Гец прищурился не менее хитро. - Но в целом вы все поняли верно. Как только мы заключим соглашение, силовое поле исчезнет и флот обретет былую маневренность.
        - Соглашение довольно масштабно, - занервничал Чан, - его следует обдумать и составить, соблюдая все формальности.
        - Устной формы будет достаточно, - возразил Гец. - Ведь невыполнение договоренностей вряд ли выгодно кому-либо из присутствующих. В деловом мире устный контракт имеет ту же силу, что и письменный. Невыполнение обязательств повлечет за собой грандиозный скандал. И его навряд ли удастся замять.
        - Шантажист… - прошипел Страшный.
        - Конечно, мы можем пойти на ваши условия, - заявил Чан, повышая голос, чтобы затушевать реплику маршала, - но до того вам придется проявить добрую волю и приказать своим людям отключить это злосчастное поле.
        - Э-э нет, - рассмеялся Гец. - Пекинская Академия тыла - хорошая школа, но я учился еще и не у таких хитрецов. Сначала контракт, господин генерал, а уж после - полное доверие и взаимопонимание.
        - Но если вы не желаете пойти нам навстречу, о каком доверии может идти речь? - заюлил Чан. - Слово серьезного бизнесмена против слова офицера, да не простого, а главкома ОВКС. К тому же оно будет скреплено главной печатью государства! Самым надежным столпом правовой платформы Галактики - словом Президента! Разве это не равнозначный обмен?
        - Равнозначный, - спокойно согласился Даун. - Вот заключим сделку и поклянемся друг другу в чем угодно. Можно в вечной дружбе, можно в пожизненной верности…
        - Безусловно, - часто закивал генерал, - безусловно! Как только флот встанет на штатные рейды, сделка будет оформлена сию же минуту!
        - Как только оформим сделку, флот будет волен делать все, что ему вздумается: вставать на рейды, уходить в гиперпространство, даже играть в догонялки, если это возможно…
        - Замкнутый крюк, - пробормотал Президент.
        - Убил бы, - едва слышно буркнул Страшный.
        - Бизнес, господа, - развел руками Даун. - Основа стабильного развития экономики - последовательность.
        - А все-таки вы не совсем верно оцениваете сложившуюся ситуацию… - начал Чан новый раунд переговоров. - Вот, например, кто виновен в потере прибылей? С чего началось крушение системы СС? По данным военной разведки, начало всех этих неприятностей очень странно совпадает с появлением на одной из планет корпоративного разведчика по фамилии Борисов…
        - Дискутабельно… - Гец недовольно взглянул на часы. - Впрочем, если у вас есть лишнее время, давайте обсудим все аспекты. Разведчик, говорите? Тот, который обнаружил, что по планетам СС неприкрыто бродят чужаки, а дежурные исследователи ОВКС об этом ни сном ни духом? Тот, который нашел артефакт, хотя все те же дежурные офицеры провели рядом с грандиозной находкой более пяти лет? Наконец, тот, который вовремя обнаружил, что запустился механизм самоликвидации планетной системы, и лишь из-за нерасторопности военных не смог его остановить?
        - Герой, - усмехнулся Страшный. - Да только это три ложки меда в бочке дегтя… С него проблемы начались. Как пить дать с него.
        - Почему? - удивился Даун.
        - Да потому, что до него ни один баран во всей Вселенной не терял собственного корабля! Ведь в инструкции четко написано: летишь один - ни шагу за борт! Сидел бы твой мастер в своем корабле, не затянула бы станция кораблик в свой трюм - зачем ее кибермозгу неприятности с живой органикой, ведь она для механизма штука неудобная. То размножается, то на выручку ей еще какая-нибудь биомасса прилетает. А с пустыми корытами - дело другое. Схватил, разобрал, исследовал, базы данных скачал, сведения со своими программами сопоставил - ага, нахлебники в систему лезут! А что там в программу миллион лет назад хозяева заложили? Ага, нахлебникам кукиш! Сирена, красные лампы, обратный отсчет… Спустя сорок четыре часа вокруг звезды вместо планетного кольца - пустота… Как тебе, Гец, версия?
        - Откуда… вы все это узнали? - Даун несколько стушевался. - Про корабль, трюм, базы данных…
        - Так ведь вон твой разведчик висит, - маршал указал на тактическую карту, - в паре мегаметров от Земли, на краю злосчастного силового кокона… А на борту у него, кроме твоего мастера-ломастера, мои лейтенанты… недоделанные… Они уже охрипли отчеты диктовать…
        - Вот видите, вопрос о недополученной прибыли решился сам собой, - не замедлил пойти в наступление Чан.
        - Это всего лишь версия господина маршала! - резко возразил Даун. - Мы напрасно теряем время! Кстати, взгляните на экраны системы раннего обнаружения. Мне это кажется, или на них действительно наблюдается некое возмущение материи? Уж не флот ли это Звездных корсаров? Или это злобная орда Вольных торговцев с Зиндана-тридцать три?!
        - Черт! - пробормотал Страшный, разглядев картинку. - Гец, шутки в сторону…
        - Шутки?! Я потерял немыслимые барыши, а вы говорите - шутки?!
        - Я серьезно, Даун! - Маршал поднял на рассерженного корпреза суровый взгляд. - Это не Звездные корсары. Это армада чужаков…
        Глава 39
        - Умора?.. - Борисов хмыкнул, напряженно прошелся по рубке, в который раз взглянул на обзорный монитор и в который же раз испуганно отпрянул. - Н-да, умора… - Он, что-то бурча себе под нос, сделал еще один круг и попытался сунуть руки в карманы, однако карманов на скафандре не оказалось. - Полная проверка планетарных двигателей! - неожиданно приказал Шуберт. - Прогнать все тесты. Живо!.. - добавил он полушепотом и словно бы с угрозой. - Отчет о результатах…
        - Уже готов, мастер, - доложил кибермозг так же тихо, отчего у всех троих космонавтов захолодело в груди, у Дарьи - значительно сильней. - Отчет готов, - повторил «Кореец».
        - Мне нужен полный…
        - Абсолютно полный отчет, мастер. Исчерпывающий и…
        - Слушаю, не тяни! - в свою очередь перебил Борисов.
        - Наша мобильность равна нулю, - скорбно произнес кибермозг.
        - Двигатели?! - воскликнул Шуберт.
        - Никак нет. Система в порядке. Топливо на исходе, но запас не ниже критического. До Марса нам не дотянуть, а до Венеры хватит вполне. Виноват, мастер Борисов. Не «хватит», а «хватило бы».
        Никто даже не заметил, что «Кореец» уже справился со своим временным «помутнением» и докладывал если не по всей форме, то, во всяком случае, без акцента, жаргона и различных двусмысленностей. Кибермозг вновь стал образчиком корректности и предупредительности - как и подобает приличному кибермозгу. Впрочем, сейчас это мало кого волновало: люди были озабочены совсем другим.
        Первое сообщение о странностях с флотом ОВКС особых переживаний ни у Дарьи, ни тем более у Матвея не вызвало. По штату оба они относились не к летному составу, а к службе тактической поддержки и с летунами отношения имели далеко не простые. Привыкшие к вечной конкуренции между родами войск, лейтенанты в первый момент злорадно друг другу улыбнулись. Спустя секунду они оценили масштаб происшествия и слегка скисли, а услышав, что корабль Борисова не исключение, закручинились еще сильней.
        - Шуберт, дорогой, - молвила Дарья, - сделай же что-нибудь! Ты ведь мастер…
        - В этом конвое сотни тысяч человек! - Борисов потыкал пальцем в экран, указывая на длинный хвост из малых, больших и огромных кораблей. - Треть личного состава - боевые офицеры. О мощности их планетарных и гиперпространственных двигателей я уж не говорю. И все они торчат на месте как прибитые. Что мы можем сделать на нашем корыте? «Кореец»! Что мы можем сделать? - повторил Шуберт.
        - Отправить последнее сообщение, мастер, - ответствовал кибермозг, правда, уже без былого сарказма. Безвыходность ситуации вызвала отчаяние даже у него.
        - Не будем! - отрезал Борисов. - К тому же все почтовые серверы Земли наверняка забиты. Столько кораблей, столько экипажей, и каждый сейчас что-нибудь отправляет…
        - Совершенно верно, мастер, - произнес «Кореец». - Из доступной связи осталась только офф-лайновая, с замедленной покадровой разверткой, да и та - через ретранслятор на Фобосе, который в данный момент…
        Голос кибермозга внезапно прервался, и на обзорном мониторе, самом большом из всех находящихся в рубке, возникло до боли знакомое лицо.
        - О нет!.. - простонал Матвей. - Только не он…
        Звук так и не появился, зато над нижней кромкой экрана, подрагивая и притормаживая, поехала строка уставного армейского шрифта:
        «На линии майор ОВКС Калашников. База 13… Э-эх!.. Какая теперь база?.. Друзья мои! В недобрый час обращаюсь я к вам. Настает время тяжких испытаний и…»
        - А где же мат?.. - растерянно спросила Дарья, оборачиваясь к напарнику.
        - Чудно… - произнес Матвей. - Что это случилось с нашим Калашниковым? Шуберт, неужели у тебя установлен авторедактор?
        - Зачем он мне? Корпорация на такие излишества не тратится. Начальство говорит все, что ему вздумается, а если я что-нибудь такое скажу… Да вы читайте, читайте! - встрепенулся Борисов. - Этот ваш Калашников… он с вами прощается!
        «…бывал груб, несдержан, часто горячился… - продолжала ползти строка. - Но это же не от злобы, а от желания сделать как лучше… Простите, если обидел - вольно ли, невольно… Простите за все, друзья!..»
        - Что такое?! - Дарья подскочила к серверу и торопливо набрала:
        «В смысле?»
        «Так вы еще не знаете? - письменно отозвался Калашников. - Эх, наверное, не стоило вам и говорить. Погибли бы в неведении, это гораздо лучше, чем ожидать смерти с минуты на минуту…»
        Дарья, чтобы не терять времени, щелкнула по клавише «повтор команды» и вновь отправила:
        «В смысле?»
        «На подходе вражеская армада, а мы не в состоянии даже перегруппироваться. Противник выйдет к нам в тыл и расстреляет весь флот, как банки в тире. А потом возьмется за Землю и колонии. Возможно, гражданскому населению повезет меньше, чем нам: нам предстоит погибнуть, им - сносить гнет вечного рабства… Простите еще раз, друзья. И прощайте…»
        Фотография Калашникова постепенно растворилась в черноте, и из мрака вновь проступила циклопическая колонна неподвижных кораблей.
        - Да что за дела?! - вскричал Шуберт. - «Кореец«! - Он яростно схватил в руки клавиатуру, словно пытался взять кибермозг за грудки.
        - Извините, мастер Борисов, - откликнулся тот.
        - Ты прям как наш Калашников… - процедил Матвей.
        - Извините, что не оповестил вас сразу, - продолжал «Кореец», - но в словах этого майора есть рациональное зерно. Ожидание смерти хуже самой смерти. Смерть - это лишь миг, отделяющий живое от неживого. Ждать ее и думать о ней - значит растягивать это мгновение на многие часы. Я не солгал, мастер, машина на ложь не способна. Я всего лишь скрыл часть правды, не доложил вам о показаниях гиперсканов. Согласно моим данным, к Земле действительно направляются значительные силы противника - того самого, с которым мы столкнулись в открытой вами системе.
        - Вот уж не думал, что ты способен на такое, - буркнул Шуберт.
        - Я совершил должностное преступление, но…
        - Даже не предполагал, что ты можешь сочувствовать людям, - добавил Борисов. - Если мы все-таки выживем, то впредь я обещаю…
        - О, не утруждайтесь, мастер, - горько произнес «Кореец». - Вы не выживете. Единственное, чем я могу вас порадовать… ну, скрасить последние минуты…
        - Опять танцы? - скривилась Дарья.
        - Нет-нет. Каждый военный корабль имеет режим самоликвидации. Вы могли этого не знать, мастер Борисов…
        - Откуда, интересно? - спросил Шуберт. - Погоди, но ведь ты исследовательское судно!
        - Корпорация оснащает этой программой все свои борта, - признался «Кореец», - и я не исключение. Прежде чем инициировать перегрев реактора, по инструкции я обязан наполнить рубку газом «Би-Зет восемнадцать плюс».
        - Психотропный?.. - изумился Борисов. - Но где ты его возьмешь?
        - Микроконтейнер встроен в антиперегрузочное кресло.
        - То есть все годы службы в корпоративной разведке я сидел на своей смерти?!
        - Весьма приятной смерти, мастер, - уточнил кибермозг. - Смесь нейростимуляторов и галлюциногенов погружает человека в состояние глубокой эйфории…
        - Такой глубокой, что уже и не выбраться… - проронил Матвей.
        - Это и не нужно. В момент взрыва реактора пилот уже должен находиться без сознания. Согласитесь, трудно представить себе более гуманный способ умерщвления разумного существа… Ну так что, мастер, я включаю? - осведомился «Кореец». - Надеюсь, вы не против?
        - Как это?.. - растерялся Борисов. - Что значит «не против»?.. Ты с ума сошел?! Против! Еще как против, понял?! Я против! Отставить!
        - А может, он уже того?.. - сказала Дарья. - Может, он газа подпустил уже?.. И вся эта кутерьма нам только мерещится? А на самом деле мы спокойненько подлетаем к Земле, и… Хотя нет, не мерещится…
        - К сожалению, - кивнул Шуберт. - Если бы это были наши галлюцинации, они бы оказались… э-э… как-то поинтересней… повеселее…
        - Да, для галлюцинаций все это слишком грустно, - заключил Матвей.
        - Осмелюсь напомнить… - подал голос «Кореец», - времени до появления противника остается все меньше и меньше. Офицер, связавшийся с пассажирами, вероятно, заблуждался. Он предполагал, что военные корабли будут уничтожены, тогда как конвой ОВКС закрыт силовым щитом. Позволю себе просчитать два сценария. Первый: пришельцы способны преодолеть защиту. Они не станут уничтожать весь флот, а предпочтут вывести из строя лишь основные тяжелые единицы. Все прочие корабли они возьмут в качестве трофеев. Экипажи ожидает такое же рабство, как и гражданское население. Либо тотальное истребление. Второй вариант: поле, удерживающее нас на месте, абсолютно непроницаемо. В этом случае пришельцы захватят интересующие их планеты, а флот будет находиться в открытом космосе до тех пор, пока не исчерпает моторесурс. Теоретически он никуда не сдвинется и после этого, однако живых людей на бортах уже не будет. Как видите, оба прогноза довольно пессимистичны, а третий путь вряд ли существует… Я все же предлагаю вам быстрый и абсолютно безболезненный…
        - «Кореец»! - одернул его Шуберт.
        - Он становится навязчивым, - проговорила Дарья.
        - Дело ваше, - с обидой отозвался кибермозг. - Что ж, тогда получайте. Они уже прибыли…
        - Кто? - по инерции спросила Дарья, но, взглянув на большой монитор, закусила губу.
        Вопрос был лишним. На экране из мерцающего в черноте кольца гипервыхода один за другим возникали корабли чужаков. Разлапистые и хищные, они и впрямь смахивали на огромных, в километры длиной, насекомых. Мертвенно-синюшные тела корпусов царапали пространство длинными, торчащими под разными углами усиками антенн, излучателей и черт знает еще чего.
        Жуки выныривали из гиперперехода и выстраивались в боевые порядки. Перед застывшей колонной земных кораблей уже выросли три широких клина, а чужаки все еще продолжали поступать. Гиперпространственный портал был позиционирован на удивление точно: дистанция до сил ОВКС не превышала семи мегаметров, так что чужаки, проникая в Солнечную систему, сразу же оказывались практически на расстоянии выстрела. Нападать они, однако, не торопились - либо ждали общего сигнала к атаке, либо по каким-то признакам уже определили, что земной флот беспомощен.
        - И что теперь?.. - упавшим голосом спросила Дарья.
        - Мы еще можем успеть! - скороговоркой предупредил «Кореец». - Не знаю, сколько у нас времени, но если сразу дать максимальную дозу…
        - Дозу чего? - резко прервал его Борисов.
        - Газа, - охотно ответил кибермозг.
        - Да пошшел ты!.. - крякнул Матвей.
        - Я же для вас… я же из лучших побуждений… - забубнил «Кореец», но предлагать еще раз поостерегся. - Ладно, сами смотрите… Вас будут пытать, не меня…
        - Что делать-то будем? - повторила Дарья.
        - Этот мусорный бачок правильно сказал: смотреть, - угрюмо произнес Матвей. - Будем, значит, смотреть… Что нам еще остается?
        - Еще, пожалуй, молиться… - глухо добавил Шуберт.

* * *
        - Бараны! - Бугаев сплюнул и скосил сервоглаз на экран.
        Там разворачивался зловещий строй компьютерных моделек. Все они были подкрашены лиловым и имели очертания нелепых насекомых, но даже это не умаляло их грозного вида. Вернее - количества.
        - Строй идеальный, - косвенно возражая полковнику, высказался Ломов.
        - Да я про этих, - Бугаев махнул рукой в сторону снующих по грузовому отсеку ученых, механиков и инженеров. - Продохнуть от них невозможно, а толку ноль. Чему их учили? На что, спрашивается, деньги государственные тратили?
        - Разберутся, - не слишком уверенно сказал капитан первого ранга.
        - Когда от флота один «Джаггер» останется? - Полковник фыркнул. - Сейчас вот врежут эти «пчеломатки» из курсовых орудий, и кранты армаде ОВКС!..
        - Силовой кокон им не пробить, - уверенно возразил проходивший мимо исследователь.
        - А ты почем знаешь?! - Бугаев погрозил отшатнувшемуся офицеру кулаком. - Даррмоед! - Затем обернулся и прокричал в толпу: - Все вы дармоеды! Идиоты! Кнопку найти не можете, такой-то оравой!
        - Легко сказать, - буркнул кто-то из толпы.
        - Что, мне самому поискать?! - распалился Бугаев. - Может, еще носы вам утереть и подгузники поменять?! Я могу! Да только слишком много чести вам будет! Мищенко!
        - Я! - Капитан словно бы вырос из-под палубы.
        - Впрочем… - Полковник, все еще кривясь от ярости, пошарил взглядом среди техников. - О, рядовой! Дуст! Ко мне!
        - Есть! - Дустназаров, польщенный таким вниманием со стороны самого Бугаева, подлетел к командиру со скоростью пули. - Он! Виноват, я!
        - Найдешь, как выключается эта хлеборезка, присвою прапорщика, понял!
        - Так тошно! - Рядовой преданно взглянул в механический глаз начальника.
        - Покажи этим недоумкам, сынок, как надо в трофейной технике разбираться! Пусть им стыдно станет! Рядовой хлеборез ДШБОРа против всех инженеров флота! Вот так! Да! Ставлю тысячу на Дуста!
        - Две, - поддерживая командира, крикнул Мищенко.
        - Отвечаю! - Сквозь толпу протолкнулся какой-то механик, судя по нашивкам, с крейсера «П. Флойд».
        - Три! - краснея от собственной смелости, заявил Зинчук.
        - Четыре! - отозвался еще какой-то инженер.
        Сержант раздул ноздри и покраснел. Три тысячи - это были все его сбережения. На выручку брату по оружию пришел капитан:
        - Пять!
        - Пять с половиной! - экономно предложил неожиданно шагнувший из темного угла Калашников.
        - А тебя кто выпустил? - удивился Бугаев.
        - Приказ маршала! - Майор испуганно шагнул назад. - Всем приказано срочно искать кнопку. Другие распоряжения были отменены вплоть до особого приказа! То есть, наоборот, приказы… Вплоть до особого распоряжения…
        - Черт с тобой… - Бугаев махнул рукой и, казалось, тут же забыл о майоре. - Пять с половиной! Давай, сынок, не подкачай! Сделай этих уродов! Шагом марш!
        Дустназаров четко развернулся лицом к пушке и строевым шагом направился к ее лафету. Спустя минуту он уже выглядывал из технического люка, перепачканный смазкой и по-деловому сосредоточенный.
        - Ну? - с надеждой спросил у него какой-то механик.
        - Отвертка надо, - важно заявил «дебошир». - У этой хлеборезки шкивы не так стоят, как у ХР-три…
        - Какие шкивы?! - возмутился техник. - Ты же кнопку искать полез!
        - Правильно, кнопку, - кивнул хлеборез. - Он там, за шкивами…
        - На! - Механик протянул Дустназарову отвертку и, когда рядовой снова скрылся в люке, доверительно шепнул стоящему внизу Мищенко: - Не получит ваш чумазый прапорщика, господин капитан, и на деньги вся ваша десантура попадет - в двадцать две получки не рассчитаетесь…
        - Увидим еще, - буркнул Мищенко, складывая руки на груди.
        - Если успеем… - Техник кивнул на обзорный экран. - Чужаки, похоже, закончили выход. Перестраиваются в атакующий порядок. Минут десять нам суетиться осталось. Не больше.
        - Сгинь, - сурово приказал капитан. - Иначе схлопочешь за паникерство…
        В этот момент кто-то испуганно вскрикнул, и все взгляды как по команде устремились на экран. Даже сухопутные вояки поняли, что происходит в космосе, и от этого почувствовали себя неуютно. Авангард чужаков открывал орудийные порты и выходил на рубеж атаки.
        - Абзац, - заявил из своего угла Калашников.
        Вслед за высказыванием майора наступила гробовая тишина. Космонавты, десантники, инженеры стояли молча и не двигались с места. Они даже не шевелились. Лишь некоторые из них нервно поигрывали пуговицами и желваками.
        - Константин! - неожиданно прорвал тишину чей-то искаженный гиперсвязью голос. - Ответь офису…
        - Офису? - удивленно повторил Бугаев, не отрывая остекленевшего взгляда от вражеских маневров на экране.
        - Костик, шеф теряет терпение!.. - Теперь стало понятно, что говорит какая-то томная девица.
        - Шеф?! - Полковник усилием воли отвлекся от завораживающего зрелища приближающейся смерти и повернул голову. - Какой еще шеф?! Какой Костик?
        В неподвижной толпе обозначился очажок активности, и Бугаев резко толкнул Зинчука.
        - Взять!
        - Сдаюсь! - мгновенно сориентировался Костик.
        Сержант протолкнулся к поднявшему руки исследователю и, ухватив его за воротник, основательно встряхнул.
        - Шпион?! Ах ты, паскуда!
        - Ко мне! - взревел Бугаев.
        Зинчук подтащил вяло отбрыкивающегося ученого к Бугаеву и продемонстрировал отнятый у Костика мини-сервер.
        - С поличным!
        - Вот, значит, почему ты такой умный… - Полковник произнес это так спокойно, что исследователь едва не рухнул от безысходности на колени. Он был почти уверен, что его убьют - не успеет отзвучать эхо…
        - Я ничего такого не сделал! - горячо прошептал ученый.
        - Только пошпионил малость? - Бугаев склонился к лицу Костика и издевательски-укоризненно протянул: - Бессо-овестный…
        - Я… - Шпион захлебнулся неожиданно густым воздухом.
        - Ты исправишься, - угадал Бугаев. - Это я понимаю. Ты ведь давно узнал, как отключается эта рогатка?!
        Исследователь судорожно кивнул.
        - Но не мог сделать этого без приказа?
        Шпион кивнул дважды.
        - Ну так ответь шефу… - Бугаев указал на минисервер и ухмыльнулся. - Вдруг это тот самый приказ поступил… Только по громкой! Чтобы я тоже его слышал.
        Костик снова закивал - много и часто - и схватил вещицу дрожащими руками.
        - Я здесь, господин корпрез!
        - Ого! - Бугаев довольно потер ладони. - Рыбалка удалась! Такую акулу подцепили! Прямо как на СС-тридцать один!
        - Костик, отключай, - устало и как-то опустошенно приказал Даун. - Я такой несчастный…
        - Отключить защитное поле вокруг армады ОВКС? - уточнил шпион.
        - Ну а что еще?! - Гец тяжело вздохнул. - Я почти разорен! Это практически бедность! Нищета!
        - Слушаюсь, господин корпрез! - Костик неуверенно занес палец над экраном сервера. - Конец связи?
        - Конец, конец… - Даун обреченно кивнул. - Всему конец… Богатству, славе… Всего-то и останется, что звание спасителя человечества да жалкие девятьсот триллионов… Эх, Костик…
        Разоткровенничавшийся было корпрез снова тяжело вздохнул и отключился.
        - Ну? - Бугаев снова отнял у шпиона мини-сервер. - Показывай, где у этой трубы кнопка.
        - Я лучше сам, - предложил Костик. - Там очень тонкая система настройки. Не кнопки, а рычажки в основном. Если их сдвинуть чуть дальше, чем положено…
        - Господин полковник, разрешите обратиться! - прервал их бодрый рапорт из люка на лафете пушки. - Докладывает прапорщик Дустназаров!
        - Что?! - не удержался от удивленного возгласа Зинчук. - Прапорщик?!
        - А?.. - растерянно оглянулся Бугаев.
        - Кнопка нашелся! - Дустназаров высвободил из люка правую руку и отдал честь. - Я его нажал. Правильно?
        Бугаев с опаской взглянул на Костика.
        - Рычажок должен быть… - бледнея, прошептал шпион.
        - А кнопка там зачем? - Полковник обеспокоенно посмотрел на экран.
        - Автоматический выбор программы… Теперь я бессилен что-либо поменять. Кнопка автовыбора имеет высший приоритет. Никакими рычажками теперь положения не исправишь…
        - Дуст! - Бугаев побагровел.
        - Ты! - Хлеборез отдал честь второй рукой. - Виноват, я!
        - А-а!.. - Бугаев с досадой отмахнулся.
        - Ровно через пять минут кибермозг этого артефакта поменяет оборонительный режим на наступательный, и я не завидую тем, кто окажется в его прицеле! - продолжил исследователь свои рассуждения. При этом он сделал пару нетвердых шагов к лафету и остановился. - Впрочем…
        Он резко развернулся и, неуверенно улыбнувшись, обратился к Ломову:
        - Господин капитан первого ранга, вы можете сделать так, чтобы наш крейсер вышел вперед?
        - В каком смысле? - удивленно спросил Ломов. - Он, во-первых, вообще двигаться не способен - из-за поля вашего, защитного…
        - Ходовая рубка командиру… - в ту же секунду ожила внутрикорабельная связь. - Корабль может маневрировать, господин каперанг!
        - Эй, шпион, погоди! - Бугаев схватил Костика за плечо. - Что ты задумал?
        - Они нападают, - исследователь ткнул пальцем в экран, - а мы защищаемся. Но не просто с помощью собственных пушек или трофейного силового кокона, а еще и активно…
        - Это нападая, что ли? - сообразил полковник. - Но как?! Рванем на «Джаггере» вперед и оттесним вражеский флот силовым щитом, как бульдозер?
        - Почти, - ухмыльнулся шпион.
        - Ты еще не реабилитировался, - сурово напомнил ему Бугаев.
        - Просто это, - Костик торопливо махнул на артефакт, - все же не только система обороны. Это на самом деле еще и пушка! Надо выйти вперед, чтобы под выстрел не попал никто из наших!
        - Ну слава богу, - облегченно вздохнул Бугаев. - Лом, ты понял идею?
        - Ну а чего тут непонятного? - Каперанг пожал плечами. - Сейчас доложу Иванову, и полный вперед… Как только выйдем на позицию - выкатывайте свою базуку на прямую наводку и…
        - Дуст! - уже мягче позвал полковник. - Спускайся вниз… младший сержант… Зинчук, помоги ему.
        Зинчук едва заметно покачал головой и помог хлеборезу спуститься на палубу.
        - По местам стоять, - раздался в динамиках внутрикорабельной связи голос контр-адмирала Иванова. - Боевая готовность! Выходим на рубеж атаки!
        - Сержант, - негромко позвал Бугаев Зинчука. - Пока выходим на рубеж, собери с проигравших кредиты… Будут знать, как с «дебоширами» спорить!
        - Внимание, до огневого контакта одна минута!
        - Может, нам уйти? - с опаской спросил у Костика полковник.
        - Необязательно, - пожал плечами исследователь.
        - А орудийный порт где будет?
        - А этому прибору никакие порты не требуются, - важно заявил незаметно приблизившийся к начальству Калашников. - Энергия будет концентрироваться непосредственно в пространстве, примерно в десяти километрах впереди… э-э… канала ствола.
        Бугаев внимательно выслушал пояснения Калашникова и дружески похлопал его по плечу.
        - Молодец, майор…
        Начальник ИО самодовольно улыбнулся.
        - Зинчук… - не меняя доброжелательного тона, позвал Бугаев.
        Сержант улыбнулся также мило, но майору такое поведение «дебоширов» ничего хорошего не сулило.
        - Вот так! - Вышвырнув Калашникова в коридор, Зинчук отряхнул ладони и вернулся к экрану.
        - Мы на рубеже, - прокомментировал Ломов крупный план вражеских кораблей. - Сейчас все решится…

* * *
        - Что это?! - вскричала Дарья.
        - Где? - отстраненно молвил напарник.
        Последние минуты он был занят программированием автопечи на предмет ванны шампанского и трех ведер черной икры - свою гибель Матвей решил отметить достойно, - однако печь сопротивлялась, доказывая, что ни ванна, ни даже ведро в рабочем бункере не поместятся. Автопечь настоятельно советовала разделить заказ на малые порции - не более пяти килограммов за один прием, - но Матвей опасался, что не успеет получить всю партию, и требовал выполнить заявку сразу. В итоге он потерял гораздо больше времени, но толку от несговорчивого агрегата так и не добился.
        - Ужас какой… - завороженно пробормотала Дарья.
        - Да уж! - высказался напарник. - Пожрать перед смертью не дадут. Ну ладно, дубина! - обратился он к раздатчику пищи. - Не можешь шампанского - давай ванну пива! И икру можно не черную, а красную. Но не меньше трех ведер, понял?
        Сзади к нему неслышно приблизился Борисов и, подергав за рукав, развернул лицом к обзорному экрану.
        - Какая водка, дурень? - спросил он. - Ты посмотри, что творится…
        А творилось в космосе действительно необыкновенное. Колонна ОВКС ни с того ни с сего пришла в движение и за считанные секунды распалась. Корабли, словно выпущенные на свободу воздушные шарики, разлетелись в стороны - но не далеко и отнюдь не хаотически. Спустя мгновение они уже находились в боевом порядке, прикрывая стальными телами Землю и ее обширное орбитальное хозяйство.
        Жуки чужаков по-прежнему не трогались с места, точно теперь они оказались привязаны к невидимому канату.
        Между тем силовое поле, еще недавно державшее земной флот в строю, вдруг проявилось и стало различимо невооруженным глазом. Это был овал, сильно вытянутый в длину и мерцающий на границах неровным голубым сиянием. Однако двигаться кораблям он уже не мешал. Единственным бортом, оставшимся внутри поля, был БПК «Джаггер» - он находился в самом торце кокона, там, где голубое свечение казалось наиболее сильным.
        - Похоже, изменился режим… - констатировал Шуберт.
        - Режим чего? - поинтересовалась Дарья.
        - А черт его знает… Того, что нас всех парализовало. «Кореец»! - спохватился Борисов.
        - Задание выполнено, мастер! - звеня от радости, доложил кибермозг. - Мобильность восстановлена в полном объеме!
        - Что это было, ты выяснил?
        - Никак нет. Но ощущение такое, словно мне руки развязали!.. как будто у меня камень с души свалился!.. или гора с плеч!..
        - Опять твои метафоры пошли? - строго произнес Борисов.
        - Нет-нет, мастер. Виноват!.. Это я так, для поддержания беседы. Жду ваших приказаний!
        - Погоди пока… - отмахнулся Шуберт. Он подошел вплотную к монитору, словно ожидал чего-то интересного и боялся это пропустить.
        Надежды мастера дальней разведки сбылись. В торце силового кокона, там, где находился «Джаггер», свечение резко усилилось и стало сравнимо с отраженным светом дневной Земли. Огненный голубой шар, объявший БПК, подержался с минуту, а затем плавно, как разгоняющийся монорельсовый вагон, начал перемещаться по кокону. Выйдя за пределы овала, искрящаяся сфера продолжила движение, хотя и слегка изменила траекторию: теперь она летела точно на армаду чужаков.
        Борисов представил себе мощность грядущего взрыва и инстинктивно схватился за спинку кресла - садиться в него он по известным причинам опасался.
        Шар достиг фронта оцепеневших вражеских кораблей, но никакого взрыва не последовало. Жуки просто… исчезли с монитора - исчезли все до единого. Облако пульсирующего огня, быстро теряя энергию, некоторое время еще неслось дальше, но вскоре растаяло в межзвездной бездне. Где-то на пределе видимости тускло вспыхнула какая-то точка - вероятно, сгоревший служебный зонд, а через минуту в окружающем пространстве не осталось даже пыли.
        - Это что же?.. - сипло спросила Дарья. - Это как же?.. А, Шуберт?.. Что же получается?.. Мы уже не умрем?!
        - Умрем, конечно, - душевно ответил Борисов. - Только не сейчас. Лет на пятьдесят позже.
        - Эй, кормилец! - крикнул Матвей в сторону автопечи. - Заказ готов или нет? Шампанского! Икры красной и черной! Хлеба не надо, мы не формалисты. И это… - Он на секунду замялся. - Еще водки, понял?! Хотя бы тазик. Да поживей!
        Глава 40
        Маршал Страшный раскрыл тяжелую папку с привинченным кованым орлом и, кривя от усердия губы, вывел скачущим детским почерком:
        «В связи с успешным выполнением сложной боевой задачи прошу Вас поощрить нижеследующий списочный состав военнослужащих ОВКС:
        1. Маршал Страшный С.Г.»
        Перечитав, Семен Гаврилович раздосадованно сморщился: рапорт получился до неприличия кратким. Ему хотелось бы живописать свой подвиг более подробно, однако с этим он испытывал некоторые затруднения.
        - Надо бы это… чтоб более живописнее… - глухо пробурчал Страшный, будто услышав подсказку откуда-то сверху.
        Он медленно отделил лист от пачки и, сложив из него самолетик, запустил в дальний угол кабинета - поскольку ближних вокруг стола не было. Плотная гербовая бумага из пуха девственных овец с Альдебарана-3 по части аэродинамики никуда не годилась, и планер спикировал в аквариум с дрессированной сатурнианской амебой, как подбитый БПК.
        Погладив чистую страницу, Страшный для порядка кашлянул и написал:
        «В связи с очень успешным выполнением очень сложной боевой задачи очень прошу Вас поощрить нижеследующий списочный состав военнослужащих ОВКС:
        1. Маршал Страшный С.Г.
        2. Генерал армии Чан З.Ф.
        3. Контр-адмирал Иванов Я.
        4. Полковник Бугаев С.
        5. Капитан Мищенко».
        Второй вариант вышел длиннее, хотя не сказать, что намного. Кроме того, Страшный забыл отчества Иванова и Бугаева, что же касается Мищенко, то про него маршал вообще почти ничего не знал, лишь пару раз слышал эту фамилию в связи с разборками на Рефлексии да как-то видел капитана на параде - естественно, с трибуны.
        Страшный почесал ручкой затылок и нехотя дополнил:
        «6. БПК «Джаггер» (в полном составе)».
        Так получалось гораздо лучше - в том смысле, что если представить себе экипаж Большого Противокрейсерного Корабля, вплоть до посудомоев и ответственного за выдачу обтирочных концов, то количество героев превысит все допустимые нормы.
        - Ну и хватит, - сказал маршал. - Хорошего понемножку, надо ведь и совесть иметь, бюджет - он тоже не резиновый, и…
        Заметив, что, кроме амебы, его никто не слушает, Страшный умолк и поставил под рапортом подпись, издали похожую на большой перекошенный крестик.
        - Транспорт… - проскрежетал он, нажав кнопку интеркома.
        Спустя пятнадцать минут Страшный был уже во дворце Президента. Выйдя из лифта, он вразвалочку прошелся по ковровой дорожке Мебиуса и тихонько постучал в дубовую дверь.
        - О-о!.. - радушно протянул Гарант Конституции. - Заходи, Семен Гаврилыч!
        - Спасибо, господин Президент, здравствуйте… Поздравляю с победой… - Страшный помял в руках папку и, раскрыв, выложил на стол рапорт. - Вот… - присовокупил он.
        - Будем поощрять? - с энтузиазмом спросил Президент. - Это обязательно. Кстати, нужно еще составить план праздничного парада. С торжественным проводом колонны военнопленных мимо моих окон и… и прямо туда… - махнул он рукой. - Туда… подальше куда-нибудь.
        - Пленных не брали, - гордо сообщил маршал, - только трофеи. Но они… то есть он… он больно длинный, на перекрестках не развернется.
        - По частям, по частям… - задумчиво произнес Президент, перечитывая список представленных к награде. - А что так мало? У нас дефицит героев?! И кто такой этот Бэ Пэ Ка?.. Почему одни инициалы? Он что, секретный агент?
        - Агенты там тоже были… Точнее, шпионы. Но с этими мы еще разберемся, вначале хотелось бы порадеть за тех, кто в смертельной схватке с врагом, не жалея живота и всего туловища…
        - Конечно, конечно! - отозвался глава государства. - Тут скоро, через девятнадцать лет, юбилей состоится… Но медали уже отчеканили. - Он выдвинул нижний ящик стола и, порывшись в каком-то хламе, извлек оттуда футляр из серого картона. - Вот, сигнальный экземпляр, еще тепленький. Тебе, Гаврилыч!
        Страшный взял коробочку и посмотрел на медаль. На аверсе было отчеканено чье-то незнакомое лицо, а по реверсу шла круговая надпись: «К 500-летию сражения в кратере им. Г.Галилея за обладание кратером им. Дж. Бруно».
        - Спасибо, господин Президент, я так тронут… - дрожащим голосом произнес Страшный.
        - Ну что ты, Гаврилыч?! Это тебе спасибо! Кто там еще у нас?.. - Гарант вновь пробежал глазами рапорт. - Слушай-ка!.. А знаешь что? А давай их всех сюда! Ну, этих твоих героев. Всех сюда зови: и Чана с Ивановым, и Бугаева с Джаггером… Я хоть посмотрю на них, на молодцов наших. И им тоже удовольствие: когда они еще с самим Президентом Федерации поручкаются? А медалей у меня на всех хватит!
        - Господин Президент, на «Джаггере» десять тысяч человек служит… - осторожно произнес маршал. - К тому же некоторые в то время… - он сверился с надписью на медали, - некоторые во время той знаменательной битвы еще не родились. И следующие девятнадцать лет до юбилея могут не прожить…
        - Чушь! - отмахнулся Верховный главнокомандующий. - Не будь таким занудой. И зови своих воинов! Приказ слышал или нет?
        Маршалу ничего не оставалось, как позвонить своему секретарю и вызвать упомянутых в рапорте офицеров. Не успел он нажать «отбой связи», как дверь кабинета плавно приоткрылась. В проеме возник невыносимо сверкающий ботинок и правая брючина с вышитым вензелем Верзадзе. Таким образом, мгновенно сообразил Страшный, к Президенту мог пожаловать либо сам Верзадзе, либо пронырливый Даун.
        Модельера, как выяснилось, Президент не вызывал. Корпреза он не вызывал тоже, однако тот явился самостоятельно, держа в руках свернутый лист титановой фольги.
        - Что, Даун, принесли очередной донос? - поинтересовался Страшный.
        - Я ведь не к вам, Семен Гаврилович, - сухо ответствовал корпрез и, положив листок на стол, доверительно добавил: - Мы с вами по этому поводу уже созванивались, господин Президент.
        Маршал почувствовал, что его опередили, и нервно поскреб кобуру личного ЛСа.
        - Комар навозный!.. - процедил он.
        - Семен Гаврилович, ведите себя прилично! - потребовал Даун. - Нас здесь не двое, и ваше оскорбление может быть отнесено на счет высокого государственного…
        - У-у-у!.. - простонал Страшный, сжимая кулаки.
        - Ну-ну-ну! - оборвал обоих Президент. - Не надо этого! Не надо, ясно? У нас такая радость, а вы мне ее портить… Не допущу! Не волнуйтесь, пряников хватит на всех. Кнутов, кстати, тоже. Ладно, Гец, что там у вас? Сейчас посмотрим…
        Маршал, заглянув через плечо, увидел, что у корпреза напечатано еще меньше, чем в его первом варианте, однако Президента это не смутило. Он улыбнулся и, отложив фольгу, лучисто улыбнулся Дауну.
        - Конечно, поощрим! - сказал он.
        - Премного благодарен, - закивал корпрез.
        - И даже более того - наградим!
        - Э-э… вот это не обязательно. Я не тщеславен.
        - Не скромничайте. Тут же ясно написано… - Президент потыкал в листок и процитировал: - «Довожу до Вашего сведения, что заслуга в спасении человечества целиком и полностью принадлежит…» Ну, Даун? Такой заслуженный человек - и без правительственной награды?!
        Гарант запустил руку в тот же ящик и бросил на стол вторую коробочку с медалью. Даун даже не потрудился ее открыть.
        - Теперь справедливость восстановлена, - объявил Президент. - Вы, Даун, теперь кавалер. До полного кавалера вам не хватает еще двух штук - ну так какие ваши годы!..
        - Признаться, я рассчитывал на некоторые… гхм… - Корпрез сделал вид, что смутился, но ему никто не поверил.
        - На что рассчитывали?! - спросил глава Федерации так громко, словно вдруг оглох. - На бюджетные деньги? На федеральное имущество?
        - Какие еще деньги?! - возмутился маршал. - Какое имущество? Если государство ему что-то и должно, так это полтора метра крепкой веревки! Мыло - уже за его счет!
        - Позволю себе напомнить, что в устройстве артефакта, столь необдуманно взятого на борт военного судна, первыми разобрались мои… мои, Семен Гаврилович, специалисты, а отнюдь не ваши, - проворковал Даун.
        - Ага, и на СС-сорок четыре тоже твой специалист начудил… - Маршал наклонил голову, словно собираясь Геца забодать.
        - Вместе с вашими лейтенантами, - парировал Даун. - Хотя, если разобраться, все наоборот: это ваши подчиненные вовлекли моего специалиста в сомнительные мероприятия по спасению системы… Которое на деле обернулось ее гибелью…
        - С этим пусть трибунал разбирается… и суд, - угрюмо ответил главком.
        - А вам это надо? - неожиданно спросил их обоих Президент.
        - Что именно? - удивился Гец.
        - Ну, вот это все - суд, трибунал? Это не лучшая реклама. И для ОВКС, и для Корпорации…
        - Но ведь как-то истину мы должны установить! - Даун разволновался. - Кто спаситель человечества, а кто… не очень.
        - Ты медаль получил? - Президент поморщился. - Что ты еще хочешь выяснить?
        - Но ведь эти трое… они же существуют. Это же они все наши планы сорвали… СС загубили… с пришельцами сражались… без соответствующих полномочий! Ведь если меры не принять, они в герои могут затесаться!
        - Ну и что?
        - Как что? Пресс-конференции, журналисты, всеобщее внимание, обожание. Золотые бюсты в каждой школе… Это может вскружить им головы, и тогда… А если они все расскажут? Про Солнцеподобную Систему, про наш с вами картель… несостоявшийся… и про то, как ОВКС на самом деле от чужаков отбились… Кем мы тогда в глазах общественности станем?
        - А ты сделай так, чтобы с твоим специалистом никакого «тогда» не случилось, - посоветовал глава Федерации. - А Гаврилыч сделает так, чтобы с его лейтенантами произошло то же самое…
        - Но свидетели! - Даун перешел на громкий шепот. - Ведь об их роли в истории с СС знает половина флота! А кое-кто видел их своими глазами! Вы предлагаете их тоже… того?
        - Чего - того?! - Президент гневно сверкнул глазами. - Ты думай, что несешь! Никаких «того»! - Он перевел взгляд на Страшного. - Что, действительно эти… люди значительную роль сыграли?
        - Кто, эти… эти дармоеды?! - Маршал сначала громко фыркнул, но затем вздохнул и признался: - Еще какую… Может, они сами этого пока не сознают, но Даун, как ни противно, в чем-то прав… Если у этой троицы начнется головокружение от успехов и они расколются… Лучше их сразу расстрелять. Для профилактики.
        - Никаких профилактик! - Президент погрозил главкому пальцем. - Почет и уважение! Люди, можно сказать, Галактику от чужаков спасли! То, что это обошлось нам в кругленькую сумму, - вопрос для общественного мнения сто десятый. Премии, повышения и всякие поощрения… И новые назначения…
        - На внегалактические посты, - буркнул Страшный.
        - Вот именно, - ухмыльнулся он. - Подумайте над этим на досуге, господа хорошие… Только не затягивайте с решением.
        - Ну, для пары-тройки хороших специалистов у нас всегда найдется какое-нибудь ответственное спецзадание… - Даун на радостях даже подмигнул маршалу. - Грамотные исследователи - они даже в ОВКС на вес золота. Ведь кто, кроме них, разберется в чуждой небесной механике или, например, в инопланетном оружии?
        - Вот именно! - взревел Страшный. - Они так здорово в нем разобрались… твои специалисты… - пропищал он издевательски, - что чуть не угробили весь флот! И Землю под удар подставили!
        - А вот и неправда, - нагло улыбнулся корпрез. - Кроме сбора данных, моих работников ни в чем упрекнуть нельзя. А поскольку они входили в исследовательскую группу, то чем же им, простите, заниматься, как не исследованиями? Что же касается активации этого смертоносного оружия, то она целиком и полностью на вашей…
        - Твои шпионы лазали повсюду! - гаркнул маршал. - И по планетам шастали, и из космоса меня допекали!
        - Цыц! - прикрикнул хозяин кабинета. - Я же просил не портить мне настроение!
        - Действительно, Семен Гаврилович, - заметил Даун. - Не будем ковыряться в шкуре медведя и делить грязное белье. Нам ведь не нужны скандалы - ни финансово-экономический, ни политический… - обратился он уже к Президенту. - Ведь не за горами новые выборы…
        - Вы о чем это, Гец?.. - растерялся тот. - Вы на что намекаете? Какие еще скандалы?!
        - Лучше, чтобы никаких, - поддержал корпрез. - Как говорят в высших кругах бизнес-общества, «замнем это дельце по-тихому»… Правда, господа, к чему нам эти ненужные волнения? Федерация получила в руки артефакт - оружие такой мощности, что все Вооруженные Силы в принципе уже не нужны…
        - Но-но, не заговаривайся! - одернул его маршал.
        - Я же сказал - «в принципе», - торопливо уточнил Даун. - То есть любимые планетные системы могут спать спокойно - вот в каком смысле. Вероломные пришельцы получили хороший урок… а может, они и вовсе того… дезавуированы… Бог их знает.
        - Мы потеряли сорок четыре космических объекта! - рявкнул Страшный.
        - Кстати, Семен, об этом мы с тобой еще побеседуем, - многозначительно произнес Гарант. - Я понимаю, что, открыв систему, вы не торопились о ней сообщать по причинам сугубо научным… Однако ваша разведка непозволительно затянулась. Если, конечно, можно назвать разведкой охоту, обустройство дач и… чем вы там еще занимались?..
        - Да я, господин Президент!..
        - Все! - Тот выставил ладони, показывая, что разговор на эту тему окончен. - Теперь что касается вашего вклада, господин коммерсант… Я… Я его ценю, Гец, но еще больше ценю вашу будущую лояльность, которая…
        - Которую я, безусловно, докажу! - Гец Даун энергично тряхнул головой. - Особенно в разрезе предстоящих выборов…
        - Хорошо, хорошо. Но как же мне вас поощрить?.. А, вот! Я знаю!
        Корпрез напрягся и весь подался вперед, будто готовился к старту.
        - Поскольку наделить вас какими-либо благами из фондов Федерации я не вправе, вы получите подарок от меня лично. Я решил переписать на ваше имя часть своего недвижимого имущества.
        - О, господин!.. - Готовый упасть на колени корпрез заломил руки. На такой куш он не рассчитывал даже при самом благоприятном исходе - если, конечно, Президент имел в виду то же, что и он сам. Претендовать более чем на десять процентов вряд ли имело смысл, поэтому Даун приоткрыл один глаз и сказал: - Неужели вы будете настолько любезны, что пожертвуете мне половину… Ну, не так чтоб совсем уж половину, а процентиков сорок пять от ваших…
        Страшный задохнулся от такого хамства и громко расстегнул кобуру.
        - Сто, - перебил Президент. - Все сто процентов. Полностью. Даром, то есть безвозмездно. Пользуйтесь, Даун, и владейте. На здоровье. Я, как вы, вероятно, уже догадались, говорю о родовом земельном участке в тридцать два миллиона гектаров.
        - Тридцать два… миллиона?! - Гец едва не задохнулся от волнения. - Гектаров?!
        - Именно так! - Глава государства торжественно указал на герб Федерации, где были изображены все планеты Солнечной системы. - Отличнейший участок на Юпитере. С этой секунды он ваш. Поздравляю!
        - На Юпи-итере?.. - разочарованно протянул корпрез. - Какой еще земельный участок?
        - Я же сказал: тридцать два миллиона гектаров. Немыслимая территория! Да еще в каком месте!.. К югу от экватора!
        - Но там и земли-то нет…
        - Ничего, Даун, - усмехнулся маршал. - И на Юпитере саду цвесть!
        - И что, уже скоро? - уныло осведомился тот.
        - Года через четыре примерно, - ответил Страшный, еле удерживаясь от хохота.
        - Весьма рад, - промямлил корпрез. - В таком случае первым, кого я угощу яблочком из моего хлор-метанового садика, будет…
        - Про яблочки лучше бы не напоминал, - скривился маршал.
        В этот момент двери открылись, и секретарша ввела в кабинет сразу шестерых человек. Офицеры выстроились в кривую шеренгу и, нерешительно пошаркав подкованными ботинками, замерли.
        - Это все твои орлы? - спросил Президент у Страшного.
        - В войсках все орлы - мои, - браво ответил тот. - Господа офицеры, прошу представиться!
        - Генерал армии Чан… Контр-адмирал Иванов… Капитан первого ранга Ломов… Полковник Бугаев… Майор Калашников… Капитан Мищенко… - по очереди отрапортовали военные.
        Все шестеро были облачены в новую форму с невообразимо острыми стрелками на брюках, словно последнюю неделю они занимались только тем, что готовились к строевому смотру. Впрочем, и Даун, и Президент как люди гражданские оценить этот шик были неспособны.
        - А мясо-то чего с тобой приперлось? - буркнул маршал на ухо Чану.
        - Вы велели для представительности захватить какого-нибудь героя сверх списка, - зашептал тот. - Ну, я и взял кто под руку подвернулся. Из офицеров только этот ученый был… Не сержантов же к Президенту тащить!
        Иванов, услышав диалог, молча кивнул, давая понять, что тоже привел Ломова скорее для того, чтобы не пришлось объяснять Президенту, где потерялся Джаггер, - и без того странный субъект с неудобной фамилией и тремя инициалами.
        - Молодцы, ребята! - воскликнул Гарант. - Всех наградим, никого не забудем! А скажите-ка мне, воины-защитнички, кто во всем этом виноват? Кто из вас эту кашу заварил?
        Офицеры, не ожидавшие такого резкого перехода, пошатнулись от волнения. Гец Даун закачался тоже, однако нашел в себе силы вынуть из нагрудного кармана крахмальный платок и якобы невзначай показал всем угол кредитной карточки.
        - Что молчите? - разозлился Президент. - Укрывательство? Круговая порука? Не выйдет! На этот раз - не выйдет, и не надейтесь! Такого чэпэ у нас тысячу лет не случалось. Кто виноват? А?..
        Страшный зыркнул сначала на Калашникова, потом на Бугаева.
        - Ну?.. - прошипел он. - А то сейчас сам назначу!.. Кто у вас там последним в этой пушке ковырялся?
        - Дуст… - сдавленно начал Бугаев.
        - Все ясно, господин Президент! - немедленно доложил маршал. - Во всем виноват Дуст.
        - Что еще за Дуст? - молвил Верховный с недоверием. - Все вы такие, вояки: лишь бы на кого-нибудь свалить! Нет, отвечать будет начальство! Кому этот ваш Дуст подчиняется?
        - Ну?! - грозно повторил маршал, сверля Бугаева взглядом.
        - Он никому не подчиняется, господин Президент… - выдавил полковник Бугаев. - У этого Дуста такая служба, что начальства над ним практически нет…
        - Ну конечно, - тихо сказал Гарант, - вседозволенность порождает безответственность… Надели большие погоны, и уже сам черт им не брат. Вот, Семен Гаврилыч, до чего твои генералы распоясались! Для них уже ни ты, ни я не указ! Ан нет, найдем и на Дуста вашего управу! Был генерал - станет майором! - заявил Президент и для надежности хлопнул ладонью по столу.
        - Этот Дуст - он… - попытался вмешаться Бугаев, но Страшный незаметно пнул его в ногу и проскрипел:
        - Ты кому прекословишь, кувалда?!
        Полковник тут же затих.
        - Что? Круто?! - прищурился Президент. - А вы как думали! Я миндальничать не буду! Я такой, да! У меня чуть что - о-го-го! Вот вы где у меня все! - Он показал офицерам кулак и неожиданно смягчился. - Ладно, сразу в майоры - это уж слишком… Пока пусть в полковниках походит…
        Бугаев вновь попытался было возразить, но Страшный снова ударил его по пятке.
        - Все! - бросил Президент. - Вопрос решен. Ваш Дуст - полковник, и точка. Я сказал!
        - Вот и сравнялись в званиях… - пробормотал Бугаев. - Мне такая карьера и не снилась…
        - Надеюсь, в ближайшее время никаких больше катаклизмов не будет? - спросил Президент. - А то и правда ведь выборы скоро… Что молчите?! Новых контактов с родственниками по разуму не ожидается?
        - Не спи, наука! - Бугаев пихнул Калашникова в плечо.
        - А?.. - Майор часто заморгал и уставился на Гаранта. - Нет, ваше-ство… Только…
        - Что «только»?!
        - Сигнал недавно приняли… аккурат во время обеда… - промямлил Калашников.
        - Сигнал?.. Какой еще сигнал? Кто велел?! Откуда?!
        - Из созвездия Карпа, - ответил майор.
        - Какого еще Карпа?! - взвился Гарант.
        - Зеркального… - виновато произнес Калашников. - Предположительно из-под брюшного плавника… На таком расстоянии точнее определить трудно, ваше-ство…
        - А что, далеко этот Карп?
        - Далеко, - заверил майор. - Оч-чень далеко.
        - Ну, слава богу. Это авось не скоро… Ладно, свободны. Да, чуть не забыл! - осклабился Президент. - Вернитесь-ка все. Это вам. - Он выгреб из стола ворох коробочек с медалями и положил их перед собой. - Берите, орлы. У кого спиногрызы имеются - можно по две. Берите, берите, не стесняйтесь. Родина высоко ценит ваш подвиг!
        - Какой подвиг, такая и награда, - ехидно заметил Гец Даун.
        - Как награждают, так и служим… - вздохнул Калашников, рассовывая медали по карманам.

* * *
        - «Кореец», курс - Земля, полный вперед! - радостно произнес Борисов.
        - Есть, мастер! - отозвался кибермозг. - Курс на Землю и полный вперед. Хотя… Хотя нет, погодите-ка…
        - Что еще? - насторожилась Дарья. - «Кореец», ты со своими причудами завязывай! Утомил уже!
        - Я ни при чем, - доложил тот. - Нас окружают три крейсера, маневр невозможен.
        - Какие еще крейсеры? - не понял Шуберт. - Их же всех…
        - Наши, - кратко ответил «Кореец».
        - Как окружают? - изумился Матвей. - Зачем нас окружать, мы же не пришельцы! Да мы и сами сдадимся, если надо будет…
        - Также наблюдаю большой абордажный модуль, - добавил кибермозг. - Прикажете транслировать изображение на монитор?
        - Ни к чему это… - кисло отозвался Борисов. - Ты лучше связь попробуй с ними наладить. Что они там себе думают? Заигрались совсем? Мы же не мишень и не тренажер…
        - Связь устойчивая, - мгновенно уведомил «Кореец».
        В динамиках что-то затрещало, потом щелкнуло, и в рубке наступила полная тишина. Подождав с минуту, Дарья не выдержала и робко позвала:
        - Эй!.. Э-эй… Нас кто-нибудь слышит?
        - А чего вас слушать, если вы молчите? - прозвучало под потолком так чисто, словно собеседник находился внутри «Корейца».
        Судя по тону, человек был занят какой-то простой, но тяжелой работой вроде закручивания сорокадюймовой гайки.
        - Как вы смеете?! - гневно спросил Борисов. - Вы кого на абордаж берете?! А вам известно, что этот корабль принадлежит Корпорации и лично господину…
        - Уже не принадлежит, - беззаботно ответил голос.
        - Ну и что? Все равно…
        - И на абордаж мы никого не берем, - уточнил собеседник. - Очень надо!
        - Что же вы тогда делаете?
        - Осмелюсь доложить, мастер, - вклинился в разговор кибермозг, - в данный момент бригада техобслуживания заряжает топливные батареи.
        - Но мы не просили… Нам до Земли и так хватит. Эй, вы! - крикнул Шуберт. - Я не заказывал! Мне и платить-то нечем…
        - Все уже оплачено, - успокоил его голос. - Заправка, техсервис и вип-сырье для автопечи. Всего - под завязку, и по высшему классу! Так что, если хотите знать, поверх моего скафандра надеты белые шелковые перчатки. Надеюсь, что вам приятно…
        - Мастер, это правда, - подтвердил кибермозг.
        - Что правда? Перчатки или полный сервис?..
        - Здравствуйте, господа хорошие, - неожиданно ворвался другой голос, более мягкий и душевный. - Я, нотариус шестого разряда, уполномочен сообщить, что ваши банковские счета переданы под опеку Государственной Инвестиционной Компании…
        - Да с какой стати?! - одновременно возмутились Матвей и Шуберт.
        - Далее… - бесцветно произнес нотариус. - Уведомляю, что все три счета пополнены из средств Объединенных Военно-Космических Сил…
        - Вот это да… - обронила Дарья. - И сильно?.. Сильно они у нас пополнились?
        - На сто тысяч каждый.
        - Да, да, да! - воскликнул Матвей. - Я знал, я чувствовал, что у них наконец-то проснется совесть!
        - Я продолжу, если не возражаете, - сказал нотариус. - На каждый из трех счетов переведено еще по два миллиона.
        - Чего?!! - вскричала Дарья.
        - По два миллиона денег, - негромко пояснил Борисов. - А второй подарочек откуда?
        - Из кассы Жертвователей Общегалактической Платежной Ассоциации, - ответил бархатный голос.
        - Это же контора Геца Дауна… - сказал Шуберт.
        - Итак, повторяю: ваши счета взяты под опеку Государственной Инвестиционной Компанией, которая обязуется вкладывать средства только в самые надежные акции и в момент обращения клиента выплатить не менее двух с половиной миллионов. Всего доброго…
        - Погодите! - встрепенулся Матвей. - Я уже обращаюсь! Я хочу сейчас!
        - Никаких проблем. Наши филиалы расположены на всей территории Федерации. Единственное, что от вас требуется, это явиться по одному из адресов и подтвердить свою личность. Честь имею.
        Все трое ошалело переглядывались, пока в рубке снова не раздался голос, снова - другой:
        - Ну чё, хозяин? Название придумал уже?..
        По обшивке «Корейца» загрохотали чьи-то магнитные подошвы.
        - Поаккуратней там! - недовольно буркнул Шуберт. - Какое еще название?
        - Что значит «какое»? Блин… Деньги платят - сами не знают за что! Для корыта твоего название, не для меня же!
        - «Аппассионата»… - рассеянно вякнул Борисов.
        - Чё?! Ну, блин, дают! Как она хоть пишется, ты в курсе? Сколько там «пэ», сколько «сэ»? «Апо-сионата» или еще как?
        - А вам-то зачем? - опомнился Шуберт.
        - Дык зачем!.. Вот же клиент, а! На борту намалевать, зачем еще?
        - Вы кто, собственно, такие?! - взвизгнул Борисов.
        - Кто!.. Балерины, блин… Ну, маляры мы, ну?.. Трудно догадаться, что ли?! Так как, значит, «Пасинату» твою фугачить? В заказе написано, по договоренности. С тобой небось договоришься!..
        - Постойте, постойте! У этого корабля уже есть название!
        - Уже и нету! Закрасили только что. Новый хозяин - новое имя. Так полагается.
        Шуберт опечалился. Перемены, столь крупные и стремительные, ничего хорошего не сулили.
        - А кто новый хозяин? - спросил он, предчувствуя беду.
        - Да хрен его разберет! В заказе-то есть данные, да тут тёмно, мы ж на теневую сторону уже зашли… Грицко, ну-к посвети!.. Вот же, хреновы миллионеры, ни одного нормального не встречал! Какой-то… какой-то Иван Борисович Шуберт… Или Борис Иванович Шуберт… Грицко, да не качай фонарем, заслепишь, дурень! Э, на борту! А ты что же, своего шефа не знаешь? Ты сам-то кто - стюард или кок? Или, может, просто друг, а? - Голос стал масленым, как вакуумная краска. - Типа, приятель, а?.. Типа, просто «приятный друг»?
        - Я Шуберт… - завороженно прошептал Борисов. - Так. Пишите крупно! - распорядился он. - Очень крупно. Золотыми буквами: «Аппассионата».
        - Ясно, что не мелко… - сварливо произнес маляр. - Золотыми, да? Ишь ты!.. Все они, миллионеры, золотыми любят. А кто их в космосе читать-то станет? Кому надо? А и ладно… нам заказ выполнить - а там хоть трава не расти. Сделаем, хозяин, не горюй! Крупными и золотыми. Как скажешь…
        - Мастер… - промолвил кибермозг. - Это, конечно, не мое дело, но… «Аппассионатой» мне как-то не того… Она ведь женского рода. Как же мне теперь?..
        - Не волнуйся, будем называть тебя «Пасей», - успокоила Дарья.
        - «Пася «тоже не греет, - признался кибермозг. - Какой-то он… Пася… какой-то он… сексуально дезориентированный.
        - Да прекратите вы! - взмолился Борисов. Он сел прямо на пол и обхватил голову руками. - Что же это происходит?.. Деньги… Спасибо, конечно, но за что? За какие заслуги? И еще корабль… Мне подарили корабль! - в ужасе проорал Шуберт. - Гец Даун никогда ничего не дарил! Никому!
        - Ой!.. - крякнул невпопад кибермозг. - Они мне базу данных меняют…
        - Кто?!
        - Кажется, программисты… И все служебные файлы переустанавливают… и все приложения тоже… Ой!.. Ой!.. Ой-ой-ой!..
        Тембр в динамиках начал повышаться, пока не достиг типичного девичьего ре-бемоль.
        - Мастер Борисов, корабль полностью готов к старту, - сообщил кибермозг, уже несомненно женским голосом.
        - К какому еще старту? Куда?!
        - «Аппассионата» отправляется через четыре секунды согласно заложенному в память маршруту. Изменения невозможны на всем пути следования.
        - К Земле!! - приказал Борисов. - Никаких маршрутов!
        Кибермозг не ответил, между тем все трое космонавтов почувствовали довольно сильный толчок.
        Обзорный экран погас и снова загорелся. Дарья, Матвей и Шуберт увидели в мониторе широкое и не слишком доброе лицо. Дарья с Матвеем упали на пол. Борисов не упал - во-первых, потому что сидел, а во-вторых, потому что не сразу узнал этого человека. Когда же узнал - тоже захотел куда-нибудь провалиться. Желательно поглубже.
        - Майор Калашников вызывает «Аппассионату», - разнеслось по рубке.
        - Шуберт, выключи хотя бы звук! - захныкала Дарья.
        - Громкость звучания радиодинамиков убавлена, - объявила поселившаяся в «Корейце» дамочка.
        Калашников некоторое время двигал губами, но потом, видимо, сообразил, в чем дело, и замер. Под его неподвижным подбородком побежала строка:
        «Вызываю «Аппассионату», *** (скорректировано авторедактором: потомки недружественных пришельцев)! Вы еще длинней не могли название придумать *** (скорректировано авторедактором: литераторы)?! Слушай вводную. Направление - созвездие Зеркального Карпа *** (скорректировано авторедактором: тоже рыба). Нами получен сигнал. Что да как - разберетесь на месте, вам не привыкать. Если местная цивилизация представляет опасность - немедленно сигнализировать. Если цивилизации там нет - тоже сигнализировать. Хотя если там нет цивилизации, кто же тогда сигналы посылает?.. Короче, сигнализировать в любом случае!»
        - А почему мы?! - возмутилась Даша, сверкнув влажными глазками. - Мы домой хотим!
        - Нам отпуск полагается, - мрачно поддержал ее Матвей. - За пять лет…
        «Вам денег дали *** (скорректировано авторедактором: жадные и беспринципные садомазохисты)? Ну так чего вы разнылись?»
        - Деньги это, конечно, приятно… - начал было Борисов.
        «А вам, старший мастер разведки, еще и корабль подарили вместе с дорогостоящим техническим осмотром! - немедленно появилась новая реплика Калашникова. - Вы думаете, вам троим все это за красивые глазки отвалили?»
        - Нет, конечно… - Шуберт гордо поднял подбородок и приосанился. - Но, согласитесь, если бы не мы…
        «Вот-вот, если бы не вы… - письменно прервал его Калашников. - Генштаб и Президент тоже так считают. А МОСКВА в этом просто уверена!»
        - Почему же нам нельзя на Землю? - захныкала Дарья.
        - Боитесь, что лавры у вас отнимем? - Матвей недобро ухмыльнулся. - Страшно стало, что Галактика увидит истинных героев?! Трусите, что о вас сразу же забудут и все ваши барыши сойдут на нет?!
        «Барыши?.. Нет, лейтенант, за это мы не опасаемся. Мы ж не Дауны…»
        - Они опасаются, как бы мы и Солнечную систему под откос не пустили, - удрученно пробормотал Борисов.
        - Все с вами ясно! Скоты вы неблагодарные!
        «Вот ведь люди… - Калашников поджал губы. - Не успели стать миллионерами, а уже зажрались! Ты, Борисов, можешь, конечно, обижаться, это твое право, да только кто тут неблагодарный? Мы, обеспечившие высокооплачиваемой работой такую амебу, как ты? Или все же ты, нас за это упрекающий? Вот то-то… А то надо же, герой нашелся! Шуберт и его друзья - спасители цивилизации! Скажите спасибо, что крайними вас не сделали!»
        - А какими же тогда? - наивно спросила Даша. - Там, в созвездии Карасика, мы же совсем с краю окажемся…
        «Вот уж человечество расстроится! И хватит уже мне голову морочить, *** *** *** (скорректировано авторедактором: а вам не приходило в голову, что вы вообще делаете во всей этой истории? Вам не кажется, что без вас мы бы справились и лучше, и быстрее? Не кажется, потому что вы над этим не задумывались? А между тем стоило бы… Поэтому найдете вы кого-нибудь у Карпа или нет - это, честно говоря, никого не волнует, а вот если вы там задержитесь, по возможности - надолго, мы будем вам бесконечно благодарны)!..»
        После короткой паузы по экрану пронеслось еще несколько строк:
        «Согласовано. Генерал-майор Бугаев».
        «Утверждаю. Галакт-маршал Страшный».
        «Целую. Президент Федерации Солнечной системы и Колоний».
        «Не возражаю. Гражданин Г. Даун, частным порядком…»
        - Нет, ну все-таки какие скоты! - Борисов тоскливо взглянул на экран, где теперь разворачивалась панорама страшно далекого созвездия. - Если не мы, то кто тут главные герои?!
        - Нам будут бесконечно благодарны, - зачарованно прошептала Даша.
        - Потомки… - буркнул Матвей. - Когда мы вернемся, наверняка застанем на Земле только далеких потомков…
        - Вот и славно! - Дарья улыбнулась напарнику. - Потомки - это главное. Иначе зачем все это?
        Она кивнула на обзорный экран. На фоне абсолютной черноты медленно раскручивалась гигантская спираль Галактики. Вмещающий Солнце рукав тянулся куда-то за корму и растворялся в тяжелом мерцании разгонных двигателей.
        Матвей неопределенно пожал плечами, а Шуберт столь же неопределенно промычал пару каких-то нот. - Действительно, зачем?.. А, ладно!.. «Пася», полный вперед!
        Корабль перевел двигатели в режим ускорения, и далекие звезды стали как будто ближе…
        2001 - 2002.
        Евгений Прошкин
        В режиме бога
        Эпизод 1
        На стене висело ружье, в углу под нереально разросшимся фикусом стоял поцарапанный белый рояль. За мутным окном то и дело проезжали трамваи - почти беззвучно, но с такой мощной вибрацией, что поднывала печень. Солнце светило ярко и зло. В воздухе витали пылинки, особенно заметно они кружились вокруг голой лампочки, свисавшей с потолка на длинном кривом шнуре.
        Виктор в который раз оглядел комнату: старая тахта, ружье на стене и вот, рояль до кучи. Лёха Шагов корчил из себя постмодерниста, но кому он собирался всё это продавать, он не знал и сам.
        Виктор потянулся к ружью.
        - Не заряжено, можешь взять. - Алексей нетерпеливо пошевелился в кресле, которого еще минуту назад тут, кажется, не было.
        Потеряв к ружью интерес, Виктор отошел от стены и присел на тахту.
        - А рояль-то зачем? - обреченно спросил он.
        - Интерьер. - Шагов пожал плечами.
        - И как он здесь оказался?
        - Сосед отдал за ящик водки. Он сам не играет, слава богу. У него дед был композитором. Не очень известным. Не то чтобы каким-нибудь там Моцартом.
        - Это можно не объяснять, - заметил Виктор. - Будь он внуком Моцарта, я бы удивился.
        - Не Моцарт, конечно. А этот, как его… Лист… Лист…
        - Ференц Лист? - Виктор все-таки удивился.
        - Да нет. Лист… Листопадов, вот! - вспомнил Алексей.
        - Слушай, какая мне разница, как звали дедушку соседа?
        - Не знаю. Ты спросил, я ответил.
        - Плохо, дружище, - мрачно произнес Виктор. - Плохо.
        - Что конкретно?
        - Всё. Ружье, рояль, фикус. Всё это похоже на зубную боль.
        Под окном опять проехал трамвай, и Виктор поморщился.
        - Я не чувствую мотивации, не вижу драйверов, - продолжал он. - Пружины в тахте впиваются отлично. И пыль тоже. Я такой пыли нигде не видал. Это комплимент, если что.
        - Я понял. - Алексей настороженно кивнул.
        - Но кроме пыли и пружин… и вот этого идиотского фикуса… я уж не говорю про рояль. Здесь же ничего нет!
        - Ну ясно, ясно. На стене должна висеть не двустволка, а что-нибудь покруче - бензопила или катана. А на диване должна лежать голая баба. Или труп. В идеале - труп голой бабы, наверно. Или лучше парочка?
        - Ты, когда злишься, Лёх, таким дураком становишься… - Виктор коротко взмахнул рукой, словно в заведомо провальной попытке отогнать голодного комара, и посмотрел вверх.
        Судя по всему, потолок Алексей скопировал прямо отсюда, из своей квартиры: высокий, без единой трещинки, но с заметной пылью на гипсовых завитках. От этого Виктор на мгновение впал в тоску. Ему вдруг почудилось, что ничего не изменилось, что скрипт не выгрузился и в тусклом Лёхином креативе ему придется проторчать еще бог знает сколько времени. Впрочем, стоило отвести взгляд, как наваждение прошло. Окно раздалось вверх и вширь, а стекло сделалось идеально прозрачным: даже с высоты двадцать шестого этажа пестрота улицы прорисовывалась до мельчайших деталей. Рояль, понятное дело, исчез, на его месте появился рабочий стол, а вот растение осталось, хотя и не такое мощное, как в бреду, сочиненном Алексеем.
        Ни самурайского меча, ни тем более бензопилы на стене тоже не было, там висел постер бестселлера «Окунись в Ад» с фантастической брюнеткой, одетой лишь в меховые унты и патронташ. Несоразмерно крупные патроны прикрывали всё то, что не должны были видеть школьники, но левая рука воительницы лежала на поясе так, словно она вот-вот собиралась от него избавиться - сразу, как только пытливый подросток доберется до родительской кредитки и оплатит доступ к «Аду». В правой руке девушка сжимала заиндевевший гипертрофированный ствол, аккурат под огромные патроны: чудовищный гибрид помпового ружья и, пожалуй, гаубицы. Обнажение брюнетки казалось особенно немотивированным из-за огромных сугробов у нее за спиной. Снег был черным, и небо тоже было черным, и вообще всё вокруг было того же самого цвета. Художникам пришлось потрудиться, подбирая пятьсот пятьдесят пять оттенков черного, чтобы постер выглядел одновременно и мрачным, и ярким. Но глаза у девушки получились отлично, тут нужно было отдать должное: из-под длинных ресниц с налипшими снежинками смотрела и звала настоящая бездна. У ног роковой красавицы
покорно сидели два одинаковых боевитых волка в стальных масках, посеченных глубокими царапинами от касательных попаданий. Плакат был образцом чистого, незамутненного китча, поэтому он здесь и висел. Таков уж был Лёха Шагов: потешался над мультимедийным бизнесом, презирал его всеми фибрами, но втайне мечтал в него встроиться, да еще и надеялся при этом остаться самим собой.
        - Ничего не получится, - подытожил Виктор.
        Он аккуратно снял с головы эластичный обруч, отнес его к столу и вдруг заметил книгу. Книга была настоящей, бумажной. «Как стать успешным морфоскриптером. 12 уроков от автора мировых бестселлеров».
        Живой бумаги, за исключением туалетной, Виктор не держал в руках уже очень давно, но фальшивого чувства ностальгии, которое порой симулировали коллеги, он не испытывал. Книги вызывали у него скорее любопытство, чем трепет. Так относились нормальные люди к первым паровым двигателям.
        Виктор полистал учебник, но, наткнувшись на слово «антагонист», без сожаления захлопнул книжку и бросил ее обратно на стол.
        - Не забивай себе голову, - посоветовал он. - Живешь как сыр в масле. Зачем тебе всё это?
        - Ты не первый раз спрашиваешь. - Алексей тоже снял свой обруч и теперь пытался крутить гаджет на пальце, раздражающе сбиваясь с ритма.
        - Так ведь и ты не в первый раз меня зовешь свои поделки смотреть. Заготовки, точнее. До поделок им еще далеко. Здесь нечего доводить до ума, здесь все изначально криво, неправильно.
        - Извини… потратил твое время… - Голос товарища стал таким холодным, что, казалось, еще немного, и он укажет на дверь. - Могу заплатить за бета-тестинг.
        - Во-от. Ты можешь меня нанять, а я тебя не могу, денег не хватит. И всё равно ты рвешься на моё место. Зачем? Вдохновение замучило? Оно проходит сразу, как только начинаешь сочинять на заказ. Если неймется, твори для себя. Маленькие скрипты на два-три хода - этого достаточно, чтобы выпустить пар. Работать в коммерческом формате не обязательно. Работать! - страдальчески повторил Виктор. - Вот во что ты пытаешься впрячься.
        - Я и без этого нормально зарабатываю, - подтвердил Шагов. - А через скрипт я хочу донести… - Он предсказуемо замялся. - Ну, мысли свои донести. Свое отношение к жизни.
        - И кому это надо?
        - Мне.
        Виктор с тоской уставился на постер к «Аду», но всё интересное там по-прежнему было скрыто за широким патронташем.
        - Тащи сюда мой гонорар, - вздохнул он.
        Когда Алексей вышел из комнаты, Виктор отвернулся к окну и, заложив руки за спину, стукнулся лбом в стекло. С Лёхой они дружили еще со школы, и при неизбежном цинизме столь долгих отношений отказать ему Виктор не мог. В итоге каждый раз, когда Алексей креативил очередной морфоскрипт - вернее, очередной нелепый набросок без конца и начала, без какого-либо намека на смысл, - каждый раз Виктор приезжал в гости и с отвращением тестировал новый интеллектуальный продукт. Это было похоже на бесконечную дегустацию пирожков разной формы, состряпанных из одной и той же глины. Виктор надеялся, что когда-нибудь Лёхе надоест и он найдет себе хобби поинтересней, хотя за последнюю пару лет эта надежда заметно потратилась. Шагов продолжал сочинять, Виктор продолжал приезжать и объяснять. Других общих интересов у них уже не осталось. Проектировщик информационных сетей и профессиональный морфоскриптер - их давно ничего не связывало. Технарь и гуманитарий, лед и пламень.
        Виктор задумался, откуда могла быть эта цитата, но его отвлек появившийся в комнате Шагов. Квадратная бутылка «Джека Дэниэлса», два широких стакана и тарелка с парой порезанных яблок - традиционный магарыч Алексей нес, как всегда, сноровисто и, как всегда, искал глазами, где бы расположиться, хотя, кроме стола, вариантов не было. Виктор невольно отметил, что даже этот момент в их общении повторяется из раза в раз: хозяин заносит выпивку, и поскольку руки у него заняты, гость разгребает на столе хлам, освобождая место.
        «А вот был бы здесь вправду рояль… Бутылка «Джека» на белом рояле - это в высшей степени стильно», - мелькнула у Виктора странная мысль.
        Вслух он, однако, сказал другое:
        - Что у тебя за окном?
        - Реальность, - с сарказмом ответил Шагов.
        - Я про дамочку с телескопом.
        Алексей вдруг смутился, точно кто-то посторонний заглянул в его личный дневник. Чтобы скрыть замешательство, он открутил пробку и плеснул виски по стаканам.
        - Что за баба? - повторил Виктор.
        - Ну, баба и баба… - Шагов неопределенно мотнул головой. - Мальвина.
        - Вы знакомы?
        - Нет, конечно.
        - Та-ак… - Виктор взял стакан и заинтересованно вернулся к окну. - В доме напротив живет самка, подсматривающая за тобой в телескоп, а ты, вместо того чтобы выяснить её адрес и предложить ей что-нибудь логичное… придумываешь для неё сказочное имя. Гениально. Тебе что, через дорогу перейти лень?
        - Это всё не так просто, - отмахнулся Шагов. - Забудь. Как ты её вообще разглядел-то? Сволочь глазастая.
        - За знакомство! - Виктор отсалютовал женщине стаканом и выпил.
        Заметила ли она его жест, было неясно: здания разделяло более сотни метров, и даже пол наблюдательницы Виктор угадал лишь по фигуре. О том, чтобы разобрать черты лица, не могло быть и речи.
        - А твой телескоп где? - оживился он.
        - У меня нет, - сказал Алексей.
        - Хорош врать! Неси давай.
        - Собирался купить. Когда её увидел, это было первым, что пришло в голову. Только я не телескоп хотел, а бинокль. Потом передумал. Не хочу выяснять, за кем она наблюдает.
        - Боишься обнаружить, что ты не интересен какой-то иллюзорной Мальвине? Если выяснится, что она подсматривает не за тобой, а за соседом, тебя это ранит?
        - У меня слишком скучная жизнь. Работа, сон, работа. Никакой интриги.
        - Ой, Лёха, как же это знакомо… Игла мужика - его самолюбие, а игла всегда в яйце, поэтому мы их так бережем. - Виктор поднял стакан. - За нас, социопатов!
        Алексей выпил маленькими глотками и медленно выдохнул. Виктор закинул в рот дольку яблока и вновь уставился в окно.
        - Жениться не пробовал? - спросил он, не оборачиваясь.
        - Заработаю миллион и сразу женюсь, - ответил Шагов таким тоном, что нельзя было понять, шутит он или нет. - Ну, а ты?
        - Скреативлю что-нибудь бессмертное, получу миллионов десять… И тоже. Сразу же.
        - Десять?
        - Бывают и такие гонорары. Не у меня. Но, в принципе, бывают.
        - И за что у вас платят десять миллионов?
        Виктор отметил это «у вас» и удовлетворенно покивал. Похоже, опасения были напрасны, и Алексей всё же не стремился превратить хобби в работу. С его стороны это было более чем разумно.
        - За взрыв рынка, - после паузы ответил Виктор. - За то, что люди крутят твой скрипт месяцами, покупают футболки, бейсболки, постеры. - Он ткнул большим пальцем за спину, указывая на плакат «Ада». - Потом покупают апдейт, и снова крутят, и снова покупают: рюкзаки, очки, кеды, целые серии кружек… Ты, кстати, наливай, наливай. Пока не допьем, не уйду.
        - Это я знаю, - покорно отозвался Шагов.
        Он взял бутылку и встал рядом с товарищем, так же пристально глядя на едва различимую вдалеке Мальвину.
        - И что нужно сделать, чтобы взорвать рынок?
        - У тебя же есть учебник, - усмехнулся Виктор. - Штудируй.
        - Фуфло все эти учебники.
        - Вот и я о том же. Это нельзя объяснить. Даже унылый интерьер с бредовым роялем могут скреативить немногие. Поэтому какие-то способности у тебя, конечно, есть. Вот только развивать их не нужно. Это несчастливая жизнь. В следующий раз приеду с биноклем, - неожиданно заявил Виктор. - Надо разобраться, что там за Мальвина такая.
        - Следующего раза не будет.
        - Ты это уже говорил.
        - Сочинять я не перестану, я просто не буду тебе больше ничего показывать.
        Виктор озадаченно покосился на друга.
        - Нашел я тут кое-кого. - Алексей снова налил, теперь по полному стакану, и это выглядело как прощание. - Хватит тебя мучить, отдыхай.
        - Да ты не особо-то и мучаешь. Если ноль семь тебе не по карману, я согласен на пол-литра, - пошутил Виктор. - Всё равно половину сам выпиваешь.
        - С тобой у нас одни разговоры, - серьезно ответил Шагов. - Лучше заплатить и получить хороший совет от чужого человека, чем от тебя - бесплатно и ничего.
        Виктор хотел оскорбленно поставить стакан на стол, но вместо этого выпил - одним махом. Алексей со своей порцией виски поступил точно так же и, продышавшись, сказал:
        - Ты же сам велел мне завязывать с этим. Считай, что я завязал. На этом всё, Витя.
        - Как-то не по-людски выходит… - выдавил тот.
        - Надоело чувствовать себя убогим.
        Шагов хмелел на глазах. Бутылку «Джека Дэниэлса» он осторожно поставил на пол и, выпрямляясь, пошатнулся.
        - Как будто я в чем-то виноват перед тобой, - проговорил он, гулко постукивая кулаком в оконное стекло. - Перед тобой лично как будто. Прям вот виноват. А ты, такой гуру, снисходишь… с вершин своих… чтобы по щеке меня, дурачка, похлопать.
        - Лёха, ты что несешь-то?..
        - Сам весь такой гений, ага! - Алексей, заводясь, перешел на крик. - Автор бестселлеров, едренать! Куда уж мне до твоих талантов!
        Он неуверенно нагнулся, цапнул бутылку за горлышко, коротко к нему приложился и протянул товарищу:
        - На посошок!
        Виктор скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся к стене. Первой мыслью было оставить внезапно поплывшего друга наедине с его истерикой. Позволить выговориться в пустоту, проспаться и хмурым утром всё осознать. Однако Виктор не уходил, что-то ему подсказывало: если расстаться вот так, то отношения могут уже и не наладиться. Терять Шагова навсегда ему не хотелось. И кроме того, он начал тревожиться за Лёху: уж больно быстро тот окосел.
        - Пей, я сказал! - рявкнул за спиной Алексей. Он закашлялся, и у него из горла вырвался хриплый визг: - Пей, сука!
        Виктор таращился на постер со слабо одетой женщиной и лишь постукивал пяткой по паркету. Теперь он точно не мог уйти.
        Он не заметил, в какой момент это произошло: к патронташу, от которого трудно было оторвать взгляд, вдруг приклеилась размашистая бурая клякса. Шагов как раз начинал очередную тираду, но резко умолк, и это не было похоже на новый спазм в горле. Зато клякса… она чудовищно напоминала то, что Виктор тысячу раз видел в чужих скриптах и десятки раз сочинял сам, неизменно размышляя, должен ли клок волос прилипать к стене намертво, или его потащит вниз.
        Клок волос медленно сползал по плакату, оставляя на глянцевой поверхности красный шлейф.
        Спустя мгновение Алексей раскинул руки и рухнул на пол. Встретившись с паркетом, квадратная бутылка глухо лопнула и разлетелась по комнате веером мелких осколков. Из разжавшегося Лёхиного кулака выпало уцелевшее горлышко и с дробным цокотом подкатилось к Виктору - это его и отрезвило.
        Он суматошно огляделся. Взгляд выхватил на стекле круглое отверстие в тонких лучиках трещин. Виктор бросился на пол и, вляпавшись ладонью во что-то вязкое, зажмурился от ужаса. Выстрел в окно, кровавое пятно на плакате, упавший Лёха - кто мог подумать об этом еще минуту назад…
        Виктор открыл глаза. Лицо Шагова оказалось совсем близко, сантиметрах в пятнадцати. Алексей со злой пьяной улыбкой продолжал смотреть вперед, куда-то сквозь Виктора. Вокруг щеки, плотно прижатой к паркету, наплывала густая кровь.
        Из-за огромного окна с низким подоконником вся комната была у снайпера как на ладони. Алексей не то чтобы сознательно стремился к минимализму, он просто не понимал, что такое уют. В кабинете ему хватало стола и пары кресел, остальное было развешено по стенам - большой монитор, несколько узких полок, даже фикус у Шагова не стоял на полу, а свисал с потолка. В итоге всё помещение простреливалось - Виктор отметил это без отчаяния, скорее деловито, словно речь шла о каком-то второстепенном персонаже скрипта, а не о его собственной жизни.
        Сожалея, что в кабинете нет дивана из недоделанного Лёхиного креатива, он начал медленно отползать к кухне. От двери его отделяли два метра открытого пространства, преодолеть которые можно было за мгновение - если не замешкаться и не споткнуться, - а уж на кухне всегда найдется, где спрятаться. Решившись на бросок, Виктор оттолкнулся от пола, когда за стенкой вдруг прогремел взрыв. Это было так неожиданно, что он вновь распластался по паркету и закрыл глаза - на большее у него не осталось сил.
        Шорох мягких подошв - где-то в прихожей, затем на кухне, затем в кабинете - звучал как нарастающий листопад. Внезапно он прекратился, и Виктор почувствовал у себя на шее чье-то прикосновение.
        - Этот жив!
        - Этот мертв! - доложили рядом.
        Две пары рук перевернули Виктора на спину, и в ту же секунду у него над лицом сработала вспышка. В глазах поплыли молочные пятна. Он беспомощно озирался, но почти ничего не видел, даже не мог понять, сколько в кабинете народу. Боковое зрение зафиксировало оранжевую резиновую перчатку.
        - Повреждений нет. Вероятно, шок.
        Рядом снова сверкнула вспышка, но на этот раз не ослепила: объектив был направлен в сторону. Снимали не Виктора. Снимали убитого Алексея…
        - Что здесь произошло? - Кто-то присел на корточки, но как Виктор ни щурился, рассмотреть ничего не мог. - Посадите его.
        Виктора легко подняли и перенесли в кресло.
        - Что между вами произошло? - повторил полицейский.
        - На пол! - опомнившись, крикнул Виктор. - Все на пол! Там… там… - Он принялся тыкать дрожащим пальцем в сторону окна.
        - Отпечатки свежие, - проговорил человек, изучавший со сканером стекло.
        - Осторожно! Они могут опять… - Виктор запоздало сообразил, что на его слова никто не реагирует.
        Каждый был чем-то занят: двое медиков корпели над трупом, несколько криминалистов что-то искали на полу. Фотограф неспешно расхаживал вокруг и снимал общие планы. И лишь один полицейский, кряжистый дядька лет под шестьдесят с тяжелым подбородком и редким ежиком волос, продолжал стоять в ожидании ответа.
        - Спрашиваю еще раз: что здесь произошло?
        - Пришла идентификация, - сообщил фотограф и продиктовал социальный номер Виктора.
        Тот нервно поморгал. Его не только сняли, но и отсканировали сетчатку. Можно было догадаться.
        - Угу… - Кряжистый откинул полу короткого плаща и достал из внутреннего кармана коммуникатор. - Виктор Андреевич Сигалов. Все верно? Год… - Он прищурился, выполняя в уме очевидную арифметическую операцию. - Тебе двадцать пять лет? Серьезно? Выглядишь старше.
        - Еще не исполнилось. У меня день рождения в конце мая. И я мог бы просто показать вам документы.
        - Зачем они мне? Ах да. Капитан Коновалов, - улыбнувшись, представился полицейский. - Начинаем запись. Итак, Виктор Андреевич, что тут случилось? Твоя версия.
        - Версия?.. Моя версия?! - Виктор поперхнулся от гнева. - Вы что, заранее сомневаетесь в моих словах?
        Теперь на него обратили внимание. Криминалисты синхронно подняли головы и одарили его неодобрительными взглядами.
        - На горлышке четкий отпечаток, - сказал один из них.
        - Есть совпадение, - подал голос второй.
        - Ну да! - воскликнул Виктор. - Мои отпечатки на бутылке, на стакане и вообще на чем угодно. Я ведь не отрицаю того факта, что я здесь нахожусь… - Он умолк, размышляя, не слишком ли парадоксально это прозвучало. - И в сортире тоже, и на кухне. Везде найдете мои отпечатки.
        - Показания записываются, - спокойно напомнил капитан.
        - Вот и отлично! Записывайте дальше. А лучше присмотритесь к окну. Там же дырка от пули! Что вы по полу шарите? В окно смотрите! В том доме надо искать, во-он в том. Там Мальвина… вернее, как ее… Не знаю, как ее зовут, но, короче, какая-то женщина с телескопом, она вам все расскажет, если видела. А может, это она и стреляла?!
        Виктор осекся. Никто не воспринимал его всерьез, он должен был заметить это еще раньше.
        - Да что за бред! - Он попытался вскочить, но сзади кто-то взял его за плечо и с силой гидравлического пресса вернул на место.
        - Я не буду считать это попыткой к бегству, - благожелательно проговорил капитан. - Но только при условии, что подобные порывы не повторятся.
        - Послушайте… - Виктор скрипнул зубами. - Послушайте, как вас?.. Простите…
        - Можно Игорем Сергеевичем.
        - Игорь Сергеевич! Вам не кажется, что всё это немножко странно?
        - Немножко - да.
        - Я пришел к Лёхе… к Алексею Шагову. Где-то около полудня. Мы договаривались, он меня ждал. Даже не сегодня ждал, а еще на той неделе, но раньше я не мог. Ладно, если честно, я мог бы и раньше, но мне не очень хотелось. Короче, сегодня я приехал, и мы гоняли его скрипт. Любительский морфоскрипт, - уточнил Виктор. - Я его тестировал по просьбе Алексея. Смотрел, что там можно изменить, что лучше выкинуть… и так далее. Я ему не первый год помогаю. Бесплатно, по дружбе.
        - А вообще за это платят? - осведомился капитан.
        - Я этим и зарабатываю. Ну, в основном. Сам тоже создаю иногда… так, кое-что… Но не бестселлеры. И поэтому мне комфортней заниматься технической работой. Некоторые думают, что морфоскрипт - это сочинение одного человека. На самом деле это целая индустрия, куча разных специалистов. Хотя бывают и авторские проекты. Нет, я куда-то не туда углубился…
        - Продолжай, - поддержал Коновалов.
        - Сегодня мы с Алексеем погоняли его скрипт. Потом начали обсуждать. Он принес выпивку. Мы всегда так делаем, это не то чтобы традиция… хотя да, можно сказать, традиция.
        Виктор с раздражением отметил, что продолжает болтать лишнее. Не такое лишнее, что следствие могло бы использовать против него, а просто - лишнее. Кому в этой комнате было интересно, чем он зарабатывал, о чем они спорили с Лёхой и сколько бутылок «Джека Дэниэлса» они успели выпить с тех пор, как Алексей обнаружил в себе дар морфоскриптера?
        - Вы распивали спиртные напитки и спорили, - прокомментировал капитан. - О чем конкретно?
        - Почему обязательно спорили? - насторожился Виктор.
        Через дверной проем он увидел, как на кухне появились сложенные носилки. Их прислонили к шкафу так, чтобы осталось лишь занести в кабинет и разложить параллельно телу. Кажется, криминалисты уже закончили.
        - Я объяснял Алексею, что все его скрипты страдают отсутствием мотивации, - подавленно произнес Виктор. - Пытался ему это втолковать уже в сотый раз, наверно. Он создает какие-то вычурные интерьеры, но без внятных драйверов эта красота гроша ломаного не стоит. Обычному пользователю там нечего делать, там никогда ничего не происходит… Я не слишком многословен?
        - Подробности - это всегда хорошо. Ни одно слово из твоего рассказа не будет упущено. - Коновалов похлопал себя по груди, вновь напоминая о работающем коммуникаторе. - Если я правильно понял, Шагов постоянно допускал одни и те же ошибки. Тебе это надоело. Ты усомнился в его способностях. Это и привело к ссоре. Алкоголь обострил…
        - Да не ссорились мы!
        - Не ссорились, говоришь… - вздохнул Коновалов.
        Он молча взялся за спинку второго кресла, подкатил его к Виктору и уселся напротив - всё это было сделано нарочито медленно, как будто полицейский не хотел отнимать у подозреваемого последний шанс.
        - Может, тебе невдомек, но сейчас опрашивают соседей убитого, - доброжелательно произнес капитан. - У нас уже есть свидетельские показания. Звукоизоляция здесь хорошая, и если люди слышали крики, значит это были именно крики, Витя.
        Задушевный тон Коновалова и его ненавязчивое, как бы отеческое тыканье резко контрастировали с тем, что он говорил. Похоже, он уже сделал все выводы и теперь заботился лишь о том, чтобы окончательно их закрепить - и закрыть дело на месте. Когда-то Виктор участвовал в большом проекте, где в сценарную группу входил отставной полицейский. Интересными историями тот пенсионер не побаловал, зато просветил по части уловок, которые помогают следователям оптимизировать работу. Например - сочувственный разговор под запись без адвоката.
        Виктору это было ясно с самого начала. Лишь одного он не мог понять: зачем?
        - Зачем, Игорь Сергеевич, вы это делаете?
        - Что именно? - оживился Коновалов.
        - Игнорируете бесспорные факты. В окне дырка, я сам ее видел. Лёху… Алексея Шагова застрелили из дома напротив. У него на затылке выходное отверстие от пули. И вышла она вон туда, - не двигаясь, Виктор показал пальцем на стену с плакатом.
        Капитан перевел тяжелый взгляд на постер и снова вперился в Виктора.
        - Что с телом? - обронил он после паузы.
        - Повреждение затылочной кости, - отозвался медик. - Обычной бутылкой так проломить череп сложно. Но, учитывая квадратную форму емкости…
        - Ясно. Что с окном?
        - Стекло целое, - доложил криминалист. - На внешней стороне след от разбившейся мухи. Старый, давно засох.
        - Муха? - простонал Виктор. - Какая муха?!
        - Возможно, шмель или стрекоза. Довольно крупная.
        - Какие еще стрекозы? Здесь двадцать шестой этаж!
        - Ну и стена на всякий случай, - перебил Коновалов.
        Не дожидаясь ответа, Виктор судорожно обернулся и обнаружил, что кровь с постера исчезла. Вернее, крови-то было достаточно, но - лишь нарисованной. Настоящих потеков там не оказалось. Не было и куска кожи, от вида которого он недавно чуть не потерял сознание.
        Не было. Ничего этого не было.
        Капитан поднялся и дал знак кому-то за спиной у Виктора.
        - Гражданин Сигалов, вы арестованы по подозрению в убийстве Алексея Шагова. Если у вас нет денег на адвоката…
        - Погодите, Игорь Сергеевич! - отчаянно воскликнул Виктор. - Что вы дурака-то валяете!
        - Гражданин следователь, - поправил его Коновалов. - Хотя следователем я у тебя буду не долго. Тут всё ясно, как божий день.
        На запястьях у Сигалова ляскнули пластиковые браслеты. Невесомые наручники с упругими вкладками на внутренней поверхности почти не ощущались, но Виктор сразу почувствовал что-то другое, более важное. Какое-то новое качество, в котором ему предстояло находиться неизвестно до каких пор.
        - Да проверьте же дом напротив!
        - Свидетельницу тоже опросили, - заверил полицейский.
        - Мальвину? И что она?..
        - Подтвердила всё то, что сообщила ранее. Она нас и вызвала. Вперед, Сигалов. На выход! Проблемы у тебя уже есть, не создавай новых.
        Виктор в последний раз оглянулся, словно надеялся, что неведомая Мальвина увидит его в свой проклятый телескоп и прочтет по губам: «Что же ты, сволочь, им про меня наплела?», однако санитары, поднимавшие носилки, заслонили окно, а в следующую секунду кто-то уже взял Сигалова за локоть и подтолкнул к двери.
        Кроме Виктора и капитана, в лифте оказались еще двое полицейских. Тот, что встал справа, был ярко-рыжим. Золотая подсветка кабины искрилась в его огненной шевелюре, отражалась в зеркальном потолке и рассыпалась по хромированным стенкам кабины, вызывая какие-то необъяснимые праздничные предчувствия.
        Пол ожидаемо ушел из-под ног, но ощущение потери веса непривычно затянулось. Коновалов стоял с отрешенным видом - вероятно, он был занят чем-то своим, не имеющим отношения к службе. Его подручные, отраженные в полированной стенке, казались манекенами с одинаковыми розовыми лицами. Цифры на табло мелькали с такой скоростью, что взгляд не мог их зафиксировать. Виктору подумалось, что раньше он успевал следить за сменой этажей. Впрочем, он не был в этом уверен до конца… Но вот ускорение кабины точно должно было прекратиться - однако по-прежнему не прекращалось.
        Неприятная легкость в теле и пронзительный желтый свет натолкнули Сигалова на мысль о том, что его восприятие реальности изменилось. Мысль эта не была неожиданной, наоборот - она давно просилась наружу, стучалась в невидимом коконе еще во время допроса и вот теперь наконец-то проклюнулась, Виктор сумел ее сформулировать.
        Это было сомнение… Нет, скорее, это была уверенность в том, что он не принадлежит самому себе. Виктор пошевелил пальцами и отметил, что они его слушаются. Он слегка прикусил губу, напряг ноги, незаметно ущипнул себя за живот - тело повиновалось, чувствительность кожи не снизилась. Все было в порядке, ни один врач не понял бы, что тревожит Виктора. А тревожило его то, что, ущипнув себя и удостоверившись в нормальной реакции, он уже через секунду переставал в это верить. Он не смог бы сказать, было это в действительности, или он только собирался все это сделать - ущипнуть, прикусить и… что еще?.. Он уже не помнил. Разница между поступком и намерением истончилась до прозрачной мембраны, видимой только тому, кто его контролировал, а для Виктора она исчезла. Хотел почесать руку или на самом деле почесался? Он не мог этого знать, как коммуникатор не знает, почему он лежит то в кармане, то в ладони и по чьей воле он звонит.
        «Вот так, наверно, и сходят с ума», - отстраненно подумал Виктор.
        - Да, конечно, - отрывисто произнес Коновалов. - Закончили. Через полчаса, если без пробок.
        Его отражение в хромированной стенке было похоже на песочные часы: тело усохло до бутылочного горлышка, а голова с трубкой возле уха растеклась к потолку.
        - Проблем не будет, материалов достаточно, - уверенно продолжал капитан. - Нет, это уже завтра, сегодня не успеть.
        Коновалов закончил разговор и спрятал коммуникатор во внутренний карман плаща. Виктор удивился, зачем так далеко убирать трубку, если каждые пять минут приходится ее заново доставать. Впрочем, эта мысль была такой же необязательной, как и предыдущие. Словно кто-то специально отвлекал его от чего-то более важного. Оно, важное, постоянно ускользало от Сигалова, из-за ощущения собственного отсутствия он никак не мог сосредоточиться.
        Кабина с непрерывно мелькающими цифрами на табло казалась несуществующей, и в то же время она была единственной точкой опоры, за которую Виктор мог бы поручиться. Чтобы вывести себя из этого мучительного состояния, он опять пошевелился: всем телом, стараясь внушить себе, что чувствует кожей одежду, что все вокруг реально - и лифт, и он сам, стоящий в лифте, и спутники Коновалова, чьи лица застыли в полированной панели двумя розовыми пятнами. Это напоминало отчаянную попытку проснуться, когда догадываешься, что видишь паршивый сон, но открыть глаза не хватает сил.
        Дрейфующее сознание Виктора вцепилось в последнюю надежду: всё это могло оказаться сном - не только летящий в бесконечном пространстве лифт, а вообще всё, начиная с того момента, когда Лёха рухнул на пол и по паркету растеклась кровь.
        Едва Сигалов об этом подумал, как тело вновь приобрело привычный вес. На табло вспыхнула двойка, а за ней, после невыносимой паузы, единица. Кабина толкнула в пятки, и двери раскрылись - впереди была просторная площадка первого этажа. Ожидавший лифта невзрачный мужчина с тонкими усиками и винтажным портфелем заинтересованно оглядел Виктора и остановился на его запястьях. Сигалов собрался иронически развести руками, но браслеты не позволили.
        Это не было сном.
        - Отойдите с прохода! - велел Коновалов, и мужичок проворно посторонился.
        Один из полицейских вышел вперед, второй толкнул Виктора в спину.
        - Не может быть… - обронил тот. - Как нелепо…
        - Знаешь, сколько раз я это слышал? - проговорил капитан. - Никто никогда не виноват, у всех всё случайно.
        - Я не по труп.
        - Да?.. А про что же тогда?
        - Вот про это про всё… - Виктор обвел взглядом кабину, имея в виду не только лифт, а нечто большее, но следователь его, естественно, не понял.
        - Шок, - констатировал капитан. - Скоро отпустит. Выходи быстрей, не трать мое время.
        Виктор даже не пытался рассказать, что он пережил за те несколько секунд, пока лифт несся в шахте с двадцать шестого этажа. Во-первых, полицейских это вряд ли волновало, но была и вторая причина, более весомая. Никто, кроме морфоскриптера, не понял бы, о чем он толкует. Состояние, близкое к трансу, которое Сигалов только что испытал, было, в общем-то, обыденным для любого, кто занимался сочинительством. Одной ногой в реальности, другой в создаваемом мире - так и возникали скрипты: в полубреду, на границе между сном и явью. Но это никогда не наступало само, бесконтрольно, иначе все морфоскриптеры заканчивали бы в психушке. Хотя Виктор считал, что некоторым его знакомым давно уже пора. Но, разумеется, не ему. У него-то всё было в порядке.
        - Шагай резче! - раздражаясь, бросил Коновалов. - Не вынуждай применять силу.
        Виктор тяжело сглотнул, вышел из лифта и в сопровождении полицейских направился к дверям.
        Начало мая в Москве выдалось сухим и необычайно теплым. Люди на улице то и дело поглядывали вверх, словно ожидая, что небо прекратит их разыгрывать и явит грозовые тучи. Туч, однако, не было.
        Сигалова довели до полицейского автомобиля и, пригнув ему голову, усадили назад. Он расположился посередине, но увидел, что Коновалов забирается следом, и неуклюже сдвинулся влево, ударившись коленями о близкую решетку. Место оказалось страшно неудобным, но таким уж оно было задумано - место для арестованного. Левая дверь была отделана твердым, как старая пластмасса, кожзаменителем без ручки, без подлокотника и без кнопки стеклоподъемника. Все права пассажира в этой машине сводились к праву ждать и помалкивать.
        Коновалов грузно уселся рядом, завозился с плащом, проверил коммуникатор и недоуменно посмотрел водителю в затылок:
        - Чего стоим-то?
        - Господин капитан, вы бы пересели вперед…
        - Поехали, говорю.
        Автомобиль мягко тронулся, обогнул жилую башню и вырулил на дорогу к перекрестку.
        - Во-от… - начал Коновалов, глядя вперед, но обращаясь явно к Виктору. - Ехать не долго, скоро будем в участке. Приедем, оформим, и сможешь с кем-нибудь связаться, если нужно.
        - Один раз?
        - Почему один? Звони сколько влезет.
        Капитан излучал заботу - не фальшивое беспокойство, которое бросилось бы в глаза и всё испортило, а разумную меру внимания к человеку, попавшему в беду. И он опять перешел на «ты», Сигалов даже не заметил, когда это произошло.
        - Работаете без напарника? - осведомился Виктор. - Доброго и злого полицейского приходится играть в одиночку?
        - Ай, брось, - благодушно ответил Коновалов. - Добрый и злой - это такой же штамп, как спасти красавицу в конце фильма.
        - Вы смотрите фильмы? Правда?
        - Сейчас редко. Хорошее кино уже не снимают.
        - Всё хорошее реализуется в морфоскриптах.
        - Не знаю, не знаю… Скрипты эти… Я их не воспринимаю. Пробовал много раз, не увлекает.
        - А что увлекает - сидеть и пялиться на экран? Разве не лучше самому участвовать в действии?
        - Да какое там участие? Там же всё ненастоящее.
        - Эффект присутствия есть, полнота ощущений есть, что еще нужно? Стопроцентное отождествление с реальностью? Чтобы человек забывал о скрипте и проживал сюжет как настоящую жизнь? Но тогда включится инстинкт самосохранения. Не будет никаких приключений, никакого драйва - только страх.
        Виктор умолк и задумался, на кой черт Коновалову сдались его рассуждения. Капитан будто бы нарочно позволял себя забалтывать, хотя опытный следователь сам заболтает кого угодно, и сейчас он явно преследовал какие-то собственные цели.
        - Кстати, деньги-то на адвоката у тебя есть? - невзначай поинтересовался полицейский. - Если нет, пришлют какого-нибудь стажера. Или профи, отрабатывающего бесплатные часы во благо общества… Толку не будет ни с того, ни с другого. У них на все случаи совет один: молчать, отвечать только «да» или «нет», ну и прочие гнилые адвокатские штучки. Твоя судьба им до лампочки.
        «Насчет гнилых штучек: вот они как раз и начались», - с тоской подумал Виктор.
        - Ты ведь не убийца, - вкрадчиво продолжал капитан. - Выпили с другом, поругались. Обычная история. Я предполагаю, он тебя как-то оскорбил… Вот ты и не сдержался. Умысла на убийство не было, просто безотчетный порыв. Верно же? Плюс алкоголь, это я тоже понимаю. Вообще, это считается не оправданием, а наоборот, отягчающим обстоятельством. Если по закону. Но пока доедем, пока напишешь чистосердечное признание, пока чайку в кабинете попьешь, времени пройдет порядочно. Организм у тебя молодой. Когда явятся забирать кровь, у тебя уже почти ничего и не останется. Практически трезвый, со следствием сотрудничал, ранее не привлекался. Выйдешь под подписку о невыезде, до суда будешь жить дома.
        - Знаете, Игорь… простите, забыл отчество…
        - Игорь Сергеевич, - охотно подсказал Коновалов.
        - И всё-таки, Игорь Сергеевич, хороший полицейский у вас получается лучше, чем плохой. Над плохим надо еще поработать. - Сигалов демонстративно отвернулся к окну.
        Они уже подъезжали к огромной Таганской развязке, а здесь всегда было на что посмотреть, если только указатель не загонит машину на нижние уровни. То ли так совпало, то ли транспорт с арестованными всегда имел приоритет, но над дорогой как раз зажглась секция с цифрой «6», и автомобиль бодро помчался вверх. Взобравшись на самую вершину эстакады, машина поехала в спокойном, неплотном потоке. Обзор был идеальным, увидеть больше вряд ли удалось бы и с Воробьёвых гор.
        После того, как столица переехала в Питер, Москву начали отстраивать заново. Дома и пространства, созданные для живых людей, а не ради цифр в таблице, сильно отличались от всего того, что находилось на этой территории раньше. Унылые коробки и безумные пирамиды преображались в нечто такое, на что даже москвичу было не лень любоваться часами. Как будто невидимые исполинские комбайны разъезжались от центра, квартал за кварталом перерабатывая ржавую бетонную дрянь в светлые кубы и полусферы, окруженные многоэтажными петлями развязок и аккуратными сквериками - дышащими, игрушечно-красивыми, неповторимыми. Эта работа длилась уже не один десяток лет, и конца-края ей не было. Вдалеке, на пределе видимости, еще торчали серые башни - как напоминание о давно минувшей войне города со здравым смыслом и самим собой.
        - Дурак ты, Витя, - после долгого молчания заговорил капитан.
        Сигалов повернулся вперед и поймал в зеркале взгляд водителя. Полицейский, не моргая, долго смотрел в ответ, но никаких подсказок давать не собирался. Участь арестованного на заднем сиденье для него значила меньше, чем вечерняя кружка пива.
        - Я спасти тебя пытаюсь, а ты ерепенишься, - сказал Коновалов.
        - Ну конечно, - процедил Виктор.
        - Я не кровожадный, для меня главное найти преступника. А специально его мучить… Нет, такими комплексами я не страдаю. Особенно когда человек и не преступник вовсе, а сам жертва обстоятельств.
        Эстакада осталась позади. Машина описала крутой полукруг, нырнула в тоннель и выскочила уже на другой улице, влившись в широкую реку проезжей части.
        - Если дело будет рассматриваться в особом порядке, получишь по минимуму, - решительно заявил капитан. - Года два. Ну или три от силы.
        - Особый порядок - это как?
        - Нужно полностью признать вину.
        - Совсем отказаться от адвоката, что ли?
        - Адвокат у тебя в любом случае будет, так положено. Но при рассмотрении дела в особом порядке он не станет доказывать твою невиновность. - Коновалов сунулся в карман за коммуникатором и бегло прочитал входящее сообщение. - Зачем отпираться, Витя? - спросил он, вновь убирая трубку. - В квартире находятся двое, у одного из них бутылкой проломлена голова. Кто виноват? Дед Мороз?
        - Я подумаю, - буркнул Сигалов.
        - В любом случае мы еще не закончили.
        - Ага…
        На прямом отрезке водитель прижался влево и включил маячки. Виктор хмуро наблюдал за пассажирами в отстававших машинах. Некоторые его не замечали, иные поглядывали в ответ. Им было плевать на него, а ему на них. Но они ехали домой или на работу, а Сигалова везли в неизвестность, и поэтому он не мог на них не злиться - на молодых и старых, на красивых и не особо, на богатых и бедных. Они все вызывали у него одинаковое раздражение.
        - А эти-то здесь откуда? - пробормотал вдруг водитель.
        Впереди тащился грузовой караван. Синие фуры, сверху покрытые пылью, а снизу - грязью, ехали правее в общем потоке. Когда полицейская машина почти догнала замыкающий грузовик, стала видна крупная надпись у него на боку: «RUSSIANTRANS».
        Фургон неожиданно повернул влево, да так резко, будто шофер выкрутил руль до отказа. В следующую секунду он уже стоял поперек дороги. В соседнем ряду проплывал длинный экскурсионный автобус, и единственное, что оставалось полицейскому, это ударить по тормозам.
        Сигалов успел заметить, что из-за налипших комьев глины логотип на фуре читается как «RUSSIA IN TRANCE».
        Через мгновение грязный борт влетел в лобовое стекло.
        Очнулся Виктор от оглушительного визга. Вначале он решил, что его завалило во взорванном доме: кабина была полностью искорежена, и принадлежность к автомобилю в ней даже не угадывалась. Сзади доносились глухие удары, и каждый из них после короткой паузы отдавался толчком в спину.
        Ясность мысли вернулась моментально. Похоже, без сознания он пролежал совсем не долго, и авария еще не закончилась. Машины продолжали влетать в общую свалку.
        Наконец визг утих, и Сигалов сообразил, что это были не крики, а звук рвущегося железа.
        Крик раздался позже, и он был гораздо страшней. Виктор не хотел даже думать, сколько трупов сейчас лежит на дороге и в разбитых машинах. Еще и автобус… Рядом ехал целый автобус…
        Сигалов видел, как у него с носа капает кровь, но ничего не мог сделать: повернуться не удавалось, руки внизу были зажаты намертво. Покосившись вправо, он обнаружил грузное тело в черном промокшем плаще.
        - Капитан?.. - прохрипел Виктор. - Игорь… как вас там… Вы живы, я надеюсь? Вы меня слышите, нет?
        Он сумел немного развернуть плечи и звать Коновалова тут же прекратил. Следователь не слышал, лист синего металла прошел через его горло и врезался глубоко в спинку сиденья. Голова осталась на месте, но теперь она была сама по себе, с телом ее ничто не связывало. Спереди полицейский автомобиль и вовсе раздавило в лепешку, поэтому справляться о самочувствии водителя было излишним.
        Крыша оказалась разодрана, как квелая наволочка. Окажись Виктор сантиметров на десять правее, и его не миновала бы участь следователя.
        «Я пытаюсь тебя спасти», - некстати вспомнились слова капитана. Мог ли он знать, что действительно спасет арестованного, потеснив его на заднем сиденье и заняв место смертника?
        Обругав себя за дурные мысли, Сигалов снова пошевелился, точнее, слабо поерзал - свободы в сплющенной машине было в обрез. Путь наружу оставался только один: вверх, через дыру в крыше. Если бы Виктор мог двигаться, он так и поступил бы, но ему всё мешало: и треснувшая панель двери, и тело Коновалова справа, и окровавленная решетка спереди. Перегородка, разделявшая салон, была, как и наручники, сделана из упругого пластика - иначе рассеченной кожей на лбу Сигалов бы не отделался. Он уже привык, что с кончика носа постоянно капает, и порадовался, что кровь не заливает глаза.
        Несмотря на забитый нос, Виктор учуял, что вокруг распространяется странно знакомый запах - неплохой, но слишком насыщенный. В потоке автомобилей мог запросто оказаться какой-нибудь ретро-маньяк со спиртовым двигателем или даже с бензиновым.
        Угроза сгореть заживо придала Сигалову сил, хотя правильней было назвать это паникой. Не чувствуя боли, он судорожно раскачивался из стороны в сторону до тех пор, пока не сумел высвободить руки. Виктор был по-прежнему зажат, но теперь он отвоевал у искореженного салона немного пространства для того, чтобы повернуться.
        Путь на волю по-прежнему лежал через поврежденную крышу, но для этого нужно было отодвинуть капитана. Сигалов нерешительно подергал мертвое тело. Лист металла наклонился, и голова Коновалова скатилась по нему вниз, потерявшись где-то под ногами. Виктора передернуло, но он не позволял себе медлить: странно знакомый запах становился все резче. Чем бы это ни было, концентрация вещества в воздухе увеличивалась. И оно, это вещество, определенно было горючим, Виктор уже не сомневался.
        - Надеюсь, хоть следователя мне не пришьют, - без тени усмешки прошептал он.
        Очутись на месте Виктора какой-нибудь герой криминального скрипта, он обыскал бы полицейских, легко нашел бы ключи от наручников, да еще присвоил бы пистолет. На всё про всё он потратил бы не более тридцати секунд, а в следующую минуту уже бодренько трусил бы прочь или мчался бы на новую разборку, завладев чьей-то тачкой, как нельзя кстати брошенной неподалеку. Но в жизни, увы, так бывает далеко не всегда.
        Виктор стонал от напряжения и продолжал толкать покойника, освобождая для себя сантиметр за сантиметром. О ключах он всё-таки подумал, но дотянуться до карманов Коновалова не сумел. О водителе не могло быть и речи - от него осталась лишь толстая кость, торчавшая посреди месива из рваного железа и лохмотьев формы.
        Результатом усилий стала обретенная свобода для рук и торса. Ноги по-прежнему были прижаты к покореженной решетке, но теперь Сигалов мог нормально дышать и поворачиваться из стороны в сторону. Главное, что во время аварии он умудрился ничего себе не сломать - на фоне множества криков снаружи и двух погибших полицейских внутри это выглядело нешуточным везением.
        Максимально откинувшись назад, Виктор посмотрел влево. Экскурсионный автобус успел затормозить и пострадал чисто символически: смятый бампер и глубокая царапина по всему борту. Сигалов отвернулся, но что-то привлекло его внимание и заставило снова взглянуть на автобус. Тот был целиком раскрашен под рекламный постер. Виктор видел только нижнюю часть: крепкие женские ноги и фрагмент приклада со сложными хайтековскими штуками. И название: «Окунись в Ад».
        Плакат почему-то вызвал у Виктора такой приступ ярости, что некоторое время он сидел неподвижно, без толку сжимая-разжимая кулаки и щурясь в пустоту, как недавно на квартире у Алексея, когда тот начал вдруг нести всякую ахинею.
        Сигалова прошиб пот: вспомнив про Шагова, он наконец-то догадался, чем воняло на улице. Изогнувшись до хруста в позвоночнике, он заглянул за край разодранной крыши. Впереди над машиной висел накренившийся синий фургон. Борта, деформированные от удара, в нескольких местах разошлись, и в глубине кузова виднелось нагромождение картонных коробок. Почти все они намокли, многие прорвались, и из них высыпались одинаковые квадратные емкости. Тонны «Джека Дэниэлса» из тысяч разбитых бутылок хлестали на асфальт, словно помои.
        - Ну это уже какой-то… - Виктор раздосадованно потряс головой. - Эту уже какой-то перебор, твою мать…
        Он сделал последнее усилие и наконец-то вызволил ноги из капкана. Пора было выбираться наружу, однако перед тем как встать на сиденье, Виктор всё же обшарил карманы следователя - без какой-либо определенной цели, просто на всякий случай. Разыскать ключи от наручников ему не удалось, а коммуникатор оказался разбит. Впрочем, на везение Сигалов и не рассчитывал.
        Когда он вылез из машины, в небе уже кружил полицейский вертолет. Дорога в обе стороны была перекрыта. Позади, до самого тоннеля, тянулось целое кладбище автомобилей, вбитых друг в друга как войлочные тапочки. Масштабы катастрофы не вязались с первой аварией - разве что у всех машин в потоке одновременно отказали тормоза, - но после фуры загубленного вискаря Виктор уже ничему не удивлялся.
        Сигалов спрыгнул на дорогу и, нервно пощелкивая пальцами, подошел к высокой кабине грузовика. Левая нога побаливала, но он не обращал на это внимания. Схватившись за ручку, Виктор яростно дернул. Дверь открылась легче, чем он ожидал.
        За рулем сидел Шагов. Ни пятнышка крови, никаких следов на затылке - Лёха был жив и здоров, лишь немного смущен.
        - Рано, - сказал он, виновато улыбаясь. - Там дальше знаешь, какие фишки? Тебе бы понравилось. Рано ты меня вычислил.
        Виктор молча взял его за ремень и, рванув что было сил, выволок из кабины.
        Драться со скованными руками можно только при наличии специальных навыков. Сигалов такими навыками не обладал, однако Алексей почти не сопротивлялся, только прикрывал лицо. Поэтому бить его было легко и приятно.
        Как бы Шагов ни уворачивался, часть ударов все-таки достигла цели, и вскоре он уже не мог подняться. Сигалов методично пинал его ногами в живот. Левое колено продолжало болеть, теперь это было даже забавно.
        Почувствовав, что выдыхается, Виктор отступил было в сторону, но тут же вспомнил, с какой смертельной тоской он слушал в машине увещевания хитромудрого следователя, и с новыми силами вернулся к избиению.
        Когда Сигалову надоело, асфальт вокруг уже весь был вымазан кровью - и Лёхиной, и его собственной. Всё перемешалось и растворилось в море пролитого вискаря - символическую ценность этой картины трудно было переоценить, но сейчас Виктора занимали совсем другие вещи. Он сплюнул под ноги и с ненавистью посмотрел на Шагова.
        - Тебе ничего не угрожало, - проговорил Алексей, цепляясь за колесо, чтобы подняться.
        - Не надо объяснений, - с каменным лицом ответил Сигалов. - Просто скажи, где здесь выход. - Он снова щелкнул пальцами и огляделся. - Где меню? Где контроль, падла?!
        - Здесь нет выхода. В этом весь прикол.
        - Прикол?.. Прикол, да?!
        Виктор опять замахнулся, но бить не стал. В конце концов, он пинал не Алексея, а презентацию морфоскрипта. Пытался причинить боль программному коду, глупее не придумаешь.
        - Ладно, у пользователя контроля нет, но у тебя-то есть. Браслеты мне хотя бы сними, надоели уже! - Сигалов протянул Алексею руки. - У тебя же права администратора. Ну, давай!
        - Не-а, - мотнул головой Шагов. - Права у меня такие же, как у всех.
        - Если нет обычного меню и нет админского доступа… как отсюда выйти-то?!
        - Как из жизни.
        - Ты это серьезно? Выход только через смерть персонажа? Да ты спятил! Кто так делает?
        - Я. Взял и сделал.
        Виктор завел обе руки за левый бок, насколько мог далеко, и почесался.
        - Сосредоточься, я не шучу, - предупредил Сигалов. - Как отсюда выйти? Ты можешь меня вытащить?
        - Говорю же: этот скрипт не выгружается. Пойдем дальше, здесь еще много интересного. Тебе понравится, вот увидишь.
        Прекратив чесать бок, Виктор вытащил из-за пояса то, что нашел у Коновалова кроме сломанного коммуникатора.
        - Ты идиот, Лёх, - вздохнул он.
        - Знаю, что так нельзя. Ну убей меня теперь за это! - воскликнул Шагов.
        - Хорошо. - Сигалов поднял пистолет и три раза выстрелил товарищу в грудь.
        Дождавшись, когда тело сползет по грязному колесу, Виктор заглянул в темное курящееся дуло и приставил пистолет себе к сердцу. Потом, немного подумав, поднес к виску.
        Так было удобней.
        Эпизод 2
        Танцовщица ходила вокруг шеста медленно и осторожно, словно принцесса, проснувшаяся в бандитском квартале. У нее были золотистые волосы до пояса, сливавшиеся с бронзовыми шортами из латекса. Цвета сочетались идеально.
        - Это не парик, - с гордостью шепнул Аркадий. - У нее всё натуральное. Скоро сам убедишься.
        - Обойдемся без этого, - предложил Виктор. - Я просто посмотрю.
        - Не будь тряпкой, Сигалов! Когда еще на халяву оторвешься?
        - Да в любой день.
        - Не мнись, я угощаю. Конфиденциальность гарантирую. Я даже не записываю, честное слово.
        - Ты зачем меня звал - потестить или угоститься?
        - Вот вечно ты кайф ломаешь! - воскликнул Аркадий. - Ладно, хочешь смотреть - смотри. Как тебе, кстати, визуализация?
        - Вполне. - Виктор дотянулся до массивного стакана и, не отрывая его от стеклянной столешницы, медленно подвинул к себе.
        Донышко неприятно скрипнуло, по спине пробежали мурашки. Аркадий это понял и с гордостью улыбнулся:
        - Что скажешь?
        - Отлично.
        Виктор кривил душой: ничего отличного тут не было - в том смысле, что скрип стекла по стеклу ничем не отличался от других таких же звуков, которые он слышал сотни раз. Аркадий не создавал новые ощущения, он использовал готовые сэмплы. И латексные шорты, и то, что под ними, и всё-всё прочее, из чего состоял его авторский мир, было позаимствовано у тех, кто сам это где-то позаимствовал еще в допотопные времена. Впрочем, морфоскрипты, которые он раз за разом собирал из одного и того же набора шаблонов, получались по-своему уникальными и неизменно пользовались спросом.
        Аркадий Аверин был очень успешным автором. Но как порядочная творческая личность, не успевшая закостенеть от чувства собственной важности, он нуждался в поддержке. Сигалов охотно взбадривал его самооценку, не забывая о том, что старый приятель платит ему за комплименты, а не за критику.
        Краем глаза Виктор продолжал наблюдать за танцовщицей и скоро выяснил, что девушка, зависшая в режиме ожидания, повторяет последовательность из одних и тех же движений. Это была уже откровенная халтура. Чтобы не создавать себе лишних проблем, Виктор посмотрел на стриптизершу в упор, и та сразу же ответила ему многообещающим взглядом.
        - Скажи, Сигалов, хорошая ведь девка-то получилась! - безапелляционно заявил Аркадий.
        - Хорошая. - Виктор поднял стакан и понюхал, затем пригубил. - Не могу понять, что за сорт…
        - По секрету: пока это просто виски. - Аверин взял в руку бокал. - У меня то же самое, только коньяк.
        - Оставил пустые фреймы для рекламы? Ты бы не увлекался этим, Аркаш. Спалишься.
        - Я не увлекаюсь. Так, по чуть-чуть. Тут и без меня брендов напихают под завязку. Имею я право тоже побаловаться? Кто меня в старости кормить будет, когда мозги выгорят?
        Насчет голодной старости Аверин не преувеличивал, а откровеннейшим образом врал. К сорока годам он заработал в мультимедийном бизнесе столько, что мог прожить еще две жизни, лежа на диване, - чем он собственно и занимался в перерывах между проектами. При всей своей фантастической работоспособности Аркадий был страшно ленивым человеком и каждую свободную минуту посвящал благодатному ничегонеделанью.
        Сигалов это вполне понимал, он и сам был таким же, просто его дела шли не настолько хорошо, чтобы он мог себе позволить расслабиться. Но если бы судьба внезапно осыпала его деньгами, он тотчас превратился бы в копию Аверина - во всяком случае, так Виктор думал. Поэтому к Аркадию он относился как к кармическому родственнику и терпел его плебейские манеры, в частности, привычку обращаться ко всем по фамилии.
        - Вот посоветуй мне, Сигалов… - Аркадий влил в себя порцию безымянного коньяка и повелительно протянул бокал полуодетой официантке. - У меня тут сплошь златовласки да рыжие бестии прописаны. Может, обычных блондинок добавить? Интересно это будет, нет? Или вот: нужна модель с голубыми волосами! А? Как тебе идея?
        - Зачем с голубыми-то? - насторожился Виктор.
        - Ну, Мальвина же!
        - Зачем? - повторил он.
        - Не знаю… - Аркадий обмяк. - Считаешь, не нужно сюда Мальвину?
        - Ее до тебя уже в хвост и в гриву попользовали.
        Сигалов покрутился в кресле, изучая интерьер. Среди посетителей выделялись двое: чернокожий громила в белоснежной водолазке и непроницаемого вида старичок-азиат - не то владелец транснациональной корпорации, не то глава местной триады. Виктор без труда догадался, что это не обычные боты, а персонажи второго ряда, которые в нужное время отыграют свои роли. Аверин был понятен и предсказуем, в этом и заключался секрет его популярности.
        - Никаких косяков не вижу, - поделился Сигалов. - Что у нас дальше?
        - Движуха, - коротко ответил Аркадий и, прихватив свой бокал, встал с места.
        Как по сигналу - а точнее, без всякого «как», потому что подъем из кресла, очевидно, и был триггером новой сцены, - в зал ворвался полицейский спецназ. Бойцы со штурмовыми винтовками моментально заняли помещение и перекрыли выходы.
        - Всем лечь на пол, руки на затылок! - пролаял кто-то с хорошей мужицкой хрипотцой.
        Вспыхнул раздражающе-яркий свет. Девица у пилона взвизгнула и попыталась улизнуть за бархатный занавес, но один из полицейских схватил ее за волосы и швырнул обратно к шесту. В реальности никто себе такого не позволил бы, но толика беспредела этому эпизоду никак не вредила.
        Бойцы рассредоточились по периметру и взяли всех на прицел. Несколько стволов оказались направлены и в сторону Виктора, отчего тот почувствовал неприятный холодок. Как ни крути, Аверин был крепким профессионалом, свои навыки он использовал на все сто.
        - На пол! - повторил офицер, обращаясь к чернокожему.
        Вместо того чтобы подчиниться, негр вскочил и, не разбирая дороги, помчался к винтовой лестнице. Перескакивая через кресла, сшибая стаканы и бутылки, наступая на спины лежавших посетителей, он несся словно обезумевший бык, и Виктор, что неудивительно, сидел как раз у него на пути. Оттолкнувшись от очередной спинки, негр замер в длинном прыжке, когда наконец прогремел долгожданный выстрел. Чернокожий всем телом рухнул на стол перед Виктором, и тот поневоле оказался втянут в действие.
        - Ну, дальше ты понял. - Аркадий звонко щелкнул пальцами, и движение вокруг прекратилось.
        Споткнувшаяся и падающая у пилона танцовщица стояла в невозможной позе на одном каблуке. Выброшенная из винтовки гильза застыла в воздухе. Осколки столешницы стеклянным облаком окутали подстреленного беглеца и вместе с ним повисли в сантиметре от пола.
        - На текстуры не смотри, - сказал Аркадий. - Это черновик, я потом переделаю.
        После второго щелчка у него под рукой возникла прозрачная плоскость с контрольным меню. Аверин допил коньяк, отбросил бокал и ткнул пальцем в нижнюю строчку.
        Виктор оказался в той же позе, но в другом кресле. Он снял с головы обруч, отдал его Аркадию и, разминая ноги, прошелся туда-сюда.
        Домашний кабинет Аверина был похож на комнату Шагова - с прекрасным видом в огромном окне и с шикарным паркетом, - разве что мебели здесь стояло побольше, а на свободной стене была устроена ярмарка тщеславия, без нее творческому человеку никак. Здесь было собрано всё: дипломы, привезенные с фестивалей и конвентов, символические золотые диски от выпускающих компаний, фотографии в обнимку с министрами, шейхами и черт знает с кем еще.
        В метре от этого алтаря находился великолепный диван, наверняка дьявольски удобный. Аркадий плюхнулся в него сразу же, как только положил обручи на стол.
        - Ну, теперь общее впечатление, - сказал он. - Как тебе?
        - Вполне на уровне, - отозвался Виктор. Чтобы у Аверина не возникало ощущения, будто он выкидывает деньги на ветер, нужно было дать пару рекомендаций, желательно не бестолковых. - Есть кое-какие мысли… - Сигалов задумчиво покусал кулак. - Добавь туда больше примечательных фигур, не только негра с азиатом.
        - С какими задачами?
        - А вот без задач, просто ботов-статистов. Но чтобы они были яркими.
        Аркадий с сомнением уставился в потолок.
        - И сделай официанток двойняшками, - добавил Виктор. - Чтобы у каждой была пара. Их там всего четыре, если не ошибаюсь? Значит, пусть будут две плюс две.
        - Двойняшки! - оживился Аркадий. - Дельно, Сигалов. Вот это дельно!
        - И пусть они ходят врозь, чтобы вначале было непонятно: то ли близнецы, то ли одна и та же в разных углах маячит. А уже потом, за секунду до появления полиции, пусть они встанут парами. Тогда и сама облава покажется… не то чтобы более неожиданной… но как бы менее ожидаемой.
        - Согласен, - коротко кивнул Аверин.
        - Пользователь не успеет рассмотреть двойняшек, - азартно продолжал Виктор. - Для кого-то это будет лишний повод загрузить твой скрипт по новой и вернуться туда еще раз. Да, что там дальше-то по плану?
        - Умирающий негр незаметно отдает персонажу карту памяти. На ней вся бухгалтерская отчетность мафии и компромат на чиновников, которые с этой мафией повязаны. И здесь развилка: можно вернуть карту хозяевам за вознаграждение, но в итоге оказаться в тюрьме. Там сплошной экстрим, потом побег и так далее. Можно передать карту полиции, тогда она попадет прямиком к коррумпированному генералу, этот путь тоже приводит в тюрьму. А можно включить голову и сначала попробовать разобраться, кому следует передать информацию - это отдельная линия наподобие шпионского триллера, но она пока не закончена.
        - Нормалек, - оценил Виктор.
        - Отлично поработали, я доволен. - Аркадий хлопнул себя по коленям и растер, зримо подводя итог разговора. - Кстати, Сигалов! Тебе немуль случайно не нужен? Новый, ненадеванный. Мне их всё суют и суют, девать уже некуда.
        Он достал из-под дивана плоскую коробку с нарисованным в центре черным обручем и надписью по кругу: «Реверсивный нейроконтроллер-эмулятор».
        - Если вместо денег, то нет, - нагло улыбаясь, ответил Виктор. - А если даром, то давай, конечно.
        - Под любую рабочую станцию. - Аркадий протянул гаджет Сигалову. - Сам калибруется, сам коннектится, настраивать ничего не надо.
        - Мерси. - Виктор поиграл невесомой коробочкой, размышляя, куда бы ее пристроить. При всей миниатюрности в кармане она не помещалась.
        - Деньги пришлю вечером, - сказал Аверин.
        Они ударили по рукам, и Аркадий проводил гостя до двери.
        Зайдя в лифт, Сигалов испытал неприятное дежавю. Впрочем, на следующем этаже в кабину впорхнули две развитых старшеклассницы, обсуждавших такое, что собственные воспоминания показались Виктору неинтересными.
        Погода, как и все последние дни, была хорошей, для начала мая - даже превосходной. Аверин жил в приличном районе, проезжую часть и тротуар здесь разделял широкий газон с деревцами, поэтому Сигалов прошел метров сто пешком. Сухой теплый ветер дружественно подталкивал в спину. У лавочек газон обрывался, и Виктор, помахивая ценным подарком, встал в ожидании такси. На скамейке сидел с закрытыми глазами какой-то студент. Если бы не модный полосатый немуль на лбу, парня можно было бы принять за спящего. Зрачки под веками непрерывно двигались - похоже, он участвовал в каком-то активном действии, и Виктору не составило труда догадаться, в каком именно. «Мальчикам про войну, девочкам про любовь» - эта формула не менялась никогда.
        Задумавшись, Сигалов не заметил, как рядом притормозила машина. Он уселся в такси, назвал свой адрес и неожиданно для себя добавил:
        - Только давайте через Таганку.
        Загорелый водитель с вислыми усами покладисто кивнул и взглянул на Виктора через зеркало:
        - А на Таганке куда конкретно?
        - Никуда, просто проедем по эстакаде.
        - Там сейчас дикий трафик. - У таксиста поскучнело лицо. - Без дела лучше не соваться.
        - Всё будет оплачено.
        Первую часть пути пролетели с ветерком. Динамики источали беззаботные песни, позитивные новости и полные оптимизма прогнозы погоды. Все эти звуки проходили мимо сознания, как ручей огибает тысячелетний валун.
        Когда такси приблизилось к центру, машин на дороге стало значительно больше. Трасса едва справлялась с потоком.
        - Это только начало, дальше настоящий ад, - пообещал таксист.
        - Посмотрим… - неопределенно буркнул Виктор.
        На что он собирался смотреть, он не мог объяснить даже себе. Просто Сигалову захотелось еще раз взглянуть на то место, куда его привело безумное творенье безумного Лёхи Шагова.
        - На эстакаде давайте постараемся занять верх, - попросил Виктор.
        - Постараемся… - эхом откликнулся водитель.
        Такси двигалось в медлительном разноцветном ледоходе. Люди в автомобилях раздраженно озирались, прикидывая, можно ли как-нибудь выехать из пробки, хотя каждый знал, что выехать из пробки нельзя. Оставалось лишь ползти дальше в своем ряду и следовать сигналам указателей.
        - Наверх никак. - Водитель развел руками и снова взялся за руль.
        Над полосой горела секция с цифрой «2», а значит, им велели спускаться в тоннель.
        - Может, оно и к лучшему… - изрек Сигалов, обескуражив таксиста еще сильней.
        Тот впервые обернулся к пассажиру, но, кажется, сказал совсем не то, что собирался:
        - Это немуль у вас?
        Виктор в ответ поднял коробку, чтобы водителю было лучше видно.
        - Тоже вчера новый купил, - поделился таксист. - Они у меня больше полугода не живут. Засаливаются, изнашиваются…
        - Так активно используете?
        - Почти каждый день. Чем еще заниматься-то?
        - Чем угодно, - удивленно сказал Сигалов. - Жить.
        - Я что, не живу разве? В скрипте та же самая жизнь, только интересней. Больше событий. А здесь что? Скукота. - Водитель показал на бетонную стену тоннеля, тянувшуюся далеко вперед и пропадавшую за машинами.
        Он явно был настроен потрепаться. Виктор не возражал, ехать предстояло еще долго.
        - Да какие там события? - Сигалов вспомнил креатив Аркадия и невольно усмехнулся. - Загружая скрипт, вы проживаете придуманные кем-то истории.
        - Не важно, что придуманные. Они всё равно обогащают жизненный опыт. Многие так говорят.
        - Это распространенное заблуждение. Скрипты ничему не учат, они просто развлекают. Иногда дают возможность почувствовать себя героем. Но человек от этого не меняется, он остается тем, кем он был. В общем, пустая трата времени.
        - Вы, наверно, из этих… - с внезапным интересом произнес водитель. - Из Движения против зомбирования?
        - Я разве похож? - рассмеялся Виктор. - Везу домой новый немуль, чтобы сжечь его и записать на видео обращение к народу?
        - Ну мало ли…
        - Нет никакого зомбирования, - сказал Сигалов. - И нет никакого Движения против.
        - Как же нет, когда про них в новостях всё время говорят. Демонстрации проводят, подписи собирают.
        Виктор поднял к зеркалу торец коробки с логотипом:
        - Видно?
        - «Гипностик», у меня такой же. А что?
        - Крупнейший продавец гаджетов и контента. Не монополист, но близко к этому. Он и содержит тех клоунов из Движения против зомбирования. «Гипностик» сам же его и создал, пока другие не додумались.
        Таксист с сомнением покрутил головой:
        - Я ничего не понял. Какой смысл собирать людей, чтобы они у тебя под окнами устраивали митинги?
        - Чтобы эти митинги не устраивал тот, кого ты не контролируешь.
        - «Гипностик» с конкурентами, что ли, борется таким образом?
        Похоже, на более глубокие прозрения собеседник был не способен, и Виктор подумал, что этот разговор пора заканчивать.
        - Нет там никакой конкуренции, - отмахнулся он. - Всё давно поделено, все друг от друга зависят, и шторм в этом ведре никому не нужен.
        - Конкуренции нет, Движения тоже нет… Вообще ничего нет? Ахинея какая-то, вы уж простите. Откуда вам всё это известно?
        - У меня приятель скрипты пишет. Он мне про всю эту кухню и рассказал за бутылкой.
        - Да ладно! - осклабился водитель. - Приятель у него пишет… А у меня тогда дядя космонавт!
        - Мои поздравления, - брякнул Виктор, окончательно теряя охоту к разговору.
        По счастью, тоннель уже закончился - машины выскакивали из трубы и разъезжались по лепесткам развязки. Дальше дорога была свободной, такси домчало быстро.
        - Если бы по Таганке не крутили, поездка обошлась бы раза в два дешевле, - с сожалением объявил таксист. И, снова обернувшись, неожиданно добавил: - Значит, вы хотите сказать, что морфоскрипты - зло?
        Сигалов вставил карточку в сканер, расплатился и, уже открыв дверь, ответил:
        - Если нравится, пользуйтесь на здоровье. Просто помните, что каждый час наедине с немулем - это ровно один час, который вы украли у своей жизни.
        Оставив озадаченного водителя, Виктор поднялся к себе в квартиру, с наслаждением разулся и через дверь бросил коробку с немулем на стол. Гаджет неудачно врезался в стопку конвертов, и та обрушилась на пол. Игнорируя беспорядок, Сигалов прошел на кухню, достал чистую чашку и налил вишневого сока. Жадно выпил, отдышался и присел на стул. Потом посмотрел в зеркальную дверцу микроволновки и неодобрительно поцокал языком. Ну вот на кой, спрашивается, нужно было читать таксисту мораль, да еще трепаться о корпоративных секретах?
        Сигалов оторвался от своего отражения и пошел в комнату. В отличие от квартиры Аверина, здесь всё было под боком: два шага - уже кровать, еще шаг в сторону - стол с рабочей станцией. Виктор предпочитал называть это комфортом. Он с радостью переехал бы в большое неудобное жилище, но беда в том, что даже это, удобное и маленькое, оплачивать вовремя удавалось не всегда.
        Рассыпанные по полу листки напомнили, что все дедлайны давно просрочены. Бумажные извещения о задолженности приходили не сразу, а после череды писем на электронную почту, но если уж коммунальщики тратились на конверт, значит, дело было швах. Присев на корточки, Сигалов собрал и заново рассортировал конверты по значимости. Первыми сверху, то есть не просто горящими, а пылающими адским пламенем, оказались, как всегда, счета за электричество, сеть и процессор. Глубоко в душе Виктор смирился с тем, что однажды всё это отключат.
        Положив конверты так, чтобы они не особенно бросались в глаза, Сигалов включил рабочую станцию и уселся в кресло. Черный ящик на столе приветственно взвыл кулерами и подмигнул индикатором загрузки. Виктор не сомневался, что когда-нибудь основной инструмент морфоскриптера станет таким же портативным, как обычная пользовательская станция, и тогда любой автор сможет работать там, где ему угодно. Сигалов, например, с удовольствием посидел бы на свежем воздухе, как тот млеющий студент возле дома Аверина. Но пока это были мечты, и каждый сочинитель скриптов оставался привязан к ящику - на столе, под столом или возле кровати, кому как нравилось.
        Виктор взял со стола свой старый обруч и отрешенно посмотрел в окно. Вид на внутренний дворик был настолько далек от панорамы, которая открывалась из кабинета Шагова, что он без сожаления отвернулся к стене и, надев немуль, закрыл глаза.
        Сигалов не смог бы объяснить, над чем он работает, даже если бы сильно захотел. Однажды он всё-таки попытался, но реакция коллег была такой, что желание делиться планами у Виктора пропало. С тех пор он либо уходил от ответа, либо откровенно врал. Трудно описать то, что даже для себя не можешь сформулировать достаточно внятно.
        Виктор сочинял мир - такой же всеобъемлющий, как реальность. Не отдельных героев, не цепочки событий и даже не эпическое полотно - он мечтал воссоздать в скрипте всю Землю, точную копию настоящей: с тем же небом и с тем же человечеством. Как этого добиться, Сигалов тоже не понимал, но он твердо знал, что законченную модель можно редактировать бесконечно, пока она не станет идеальной. Однако вначале эту модель требовалось создать. В любом случае до конца работы было еще так далеко, что Виктор предпочитал вовсе не думать об этом. Он даже не удосужился дать своему проекту имя, а называл его просто Гиперскриптом.
        Кроме пары самых общих набросков, в Гиперскрипте не было пока ничего - лишь огромный объем пустоты. Виктор не представлял, с какого бока подступиться к этому титаническому труду, но вот уже больше года упорно надевал немуль и пытался что-то сделать, добавить к несуществующему пока полотну хоть один мазок. Иногда ему самому казалось, что это похоже на манию. Впрочем, абсолютно здоровых морфоскриптеров Сигалов и не знал, все творческие люди в той или иной степени были ранены в голову, как выражался Аверин. И началось это давно, даже не с изобретением письменности, а еще раньше, когда какие-то гусляры шлялись по деревням и донимали обывателей своим креативом.
        Будь на месте Виктора человек здравомыслящий, он отложил бы несбыточную мечту на потом и присоединился бы к какой-нибудь сценарной группе, благо продюсеры пока еще звали. Его охотно взяли бы в коллективный проект, и тогда ему не пришлось бы раздраженно игнорировать стопку просроченных счетов. Многое в жизни изменилось бы к лучшему. Но штука в том, что на месте Виктора не мог оказаться никто - как и на любом другом месте. Каждый проживает свою жизнь сам.
        Сигалову захотелось пить, и он вынужден был отвлечься. Чашку с соком он не захватил, хотя собирался. Вот, теперь придется снова тащиться на кухню. Или уж потерпеть? Кажется, на сей раз что-то наклюнулось, Виктор почти подошел к пониманию структуры Гиперскрипта, а если правильно установить точку отсчета, то она, как рычаг Архимеда, позволит…
        Виктор с досадой почавкал сухим ртом. Жажда отвлекала, проще было сходить за соком и принести сразу пакет, чтобы больше не бегать.
        Мучительно выйдя из расслабленного дремотного состояния, Сигалов поднялся и с обручем на лбу доплелся до холодильника. На обратном пути ему послышалось приглушенное жужжание в прихожей, словно под подушкой звонил коммуникатор. Так и было - только не коммуникатор, а натуральный дверной звонок. Из-за его бесполезности громкость была уменьшена до минимума, Виктор не сразу и вспомнил, как он звучит. Сигалов не принимал гостей уже бог знает сколько времени и сегодня тоже не собирался.
        Монитор охранной системы - еще одно излишество, которое Виктор ни за что бы себе не позволил, да только кто ж его спрашивал, - отобразил худого низкорослого типа с глубокими залысинами и водянистыми глазами.
        - Ошиблись квартирой, - сказал Виктор.
        - Вы Сигалов? Виктор Андреевич?
        - Да, я. - Он мысленно чертыхнулся.
        - Здравствуйте. Вы меня не впустите? У меня к вам разговор деликатного свойства.
        Сигалов хмыкнул. Давненько он не слышал подобных формулировок.
        - Что за разговор? Конкретнее, пожалуйста.
        - Речь о ваших платежах по кредиту, Виктор Андреевич. Точнее, об отсутствии ваших платежей.
        - Вы из какого банка?
        - Эм-м… Виктор Андреевич, не разочаровывайте меня, пожалуйста, такими вопросами.
        - Да… не важно. Послушайте, я сегодня получу гонорар и сегодня же всё погашу. Ну, почти всё.
        - Это очень хорошо. Но всё-таки нам необходимо поговорить с глазу на глаз, Виктор Андреевич.
        Незнакомец на экране был непроницаем и настойчив, как маленький паровоз. Но паровоз этот не выглядел злым, и он последовательно обращался к Виктору по имени-отчеству. В конце концов, держать человека под дверью было невежливо, и Сигалов нажал на большую зеленую кнопку.
        Вместо мелкого клерка в квартиру почему-то вошел детина под два метра ростом, перегородивший плечами всю прихожую.
        «Я знал, что от этих домофонов нет никакого толка…» - пронеслась у Виктора в мозгу фантастически неуместная мысль.
        Последним, что он увидел, был замах огромного кулака в перчатке - белой, как первый снег.
        «Культурно», - успел подумать Сигалов.
        Эпизод 3
        Виктору снилось, что он лежит в багажном отделении вэна и его куда-то везут. Спустя какое-то время он осознал, что давно не спит, и да - он продолжал лежать в машине, и его продолжали везти по неровной дороге. Глаза были завязаны, руки тоже - за спиной и, скорее всего, скотчем. Это не помешало Сигалову дважды щелкнуть пальцами.
        «В любой непонятной ситуации вызывай меню. Нет меню? Вызывай полицию!» Сейчас эта шутка про дезориентированных пользователей нисколько не забавляла. Виктора по-прежнему окружал мрак без каких-либо элементов управления и уж тем более без возможности позвать на помощь. Судя по тому, как его забрали из дома, это был не банк, не полиция и даже не Мосэнерго. С другой стороны, ему завязали глаза, значит, не хотели, чтобы он запомнил дорогу, и значит, оставался реальный шанс, что его отпустят. Это слегка воодушевляло.
        Автомобиль неожиданно затормозил, свернул влево, проехал еще немного и остановился окончательно. Водитель заглушил мотор, салон сразу наполнился гомоном птиц. Задняя дверь открылась, и Сигалов вдохнул вкусный лесной воздух.
        - Где я? - спросил он, понимая, что ему вряд ли ответят.
        Ему и не ответили. Виктора вытащили из машины и, крепко держа за руки, повели сначала по траве, потом по утрамбованному гравию, потом по упругому резиновому покрытию. Дальше был деревянный пол и гулкая металлическая лестница вниз. Лишь на ней Виктор сообразил, что дома ходил босиком, а сюда его привезли обутым. Это был еще один плюс за то, что его не собираются убивать. Сигалов почему-то воспринимал всё происходящее спокойно. Он почти не испытывал страха, любопытство было гораздо сильней.
        После очередной ступеньки нога встала на ворсистую поверхность. Виктору сняли повязку с глаз, и он осторожно огляделся. Вероятно, это был большой подвал без окон, но в целом помещение напоминало старую дачу: мореная вагонка на стенах, палас на полу и обитый фанерой потолок. Из мебели в комнате было два дивана - большой и маленький, друг против друга, - но внимание Сигалова привлекли не они, а бильярдный стол, целиком занятый черными и серыми блоками. Столько рабочих станций в одном месте он не видел еще никогда. Разумеется, в дата-центрах их стояло намного больше, но в таких местах он не бывал. Виктор просто выходил в сеть, а рабочая станция сама решала, к какому центру подключаться и где арендовать процессорное время. Что же касается системы, установленной в подвале загородного дома, то она в дополнительных мощностях явно не нуждалась. Под столом, между толстыми деревянными ножками, разместилась шеренга из блоков бесперебойного питания, а в потолок уходили две гофрированных трубы воздуховода. Кому-то понадобилось собрать собственную сеть, полностью изолированную от внешнего мира, и Сигалов уже
догадывался, для чего она могла использоваться.
        Сзади послышались шаги, и Виктор обернулся. По лестнице спускался тот самый клерк, что так легко одурачил его с видеодомофоном. Двое здоровяков, сторожившие Сигалова, сошлись ближе, готовые в любой момент снова схватить его за руки.
        - Спокойно, проблем не будет, - заверил плюгавый. - Витя, ты же не станешь на меня бросаться? Витя у нас человек не глупый. Развяжите его.
        Сигалов с неудовольствием отметил, что этот криминальный лидер, как и вымышленный следователь Коновалов, имеет привычку произвольно переходить с «вы» на «ты».
        - Зови меня Лавриком, - откликнулся на его мысли мужчина. - Только не думай, что это делает нас друзьями, - добавил он, сканируя Виктора бесцветным взглядом.
        Сигалов хотел было признаться, что дружба с Лавриком - это наипоследнейший пункт в списке его приоритетов, но решил промолчать. Один из охранников развязал ему руки, и Виктор, стараясь не делать резких движений, приблизился к дивану. Оттуда он вопросительно взглянул на Лаврика и с наслаждением уселся. Мягкие подушки были как раз тем, в чем он сейчас нуждался: поездка в багажнике не прошла для тела бесследно.
        Лаврик пересек комнату и, заняв место напротив, закинул ногу на ногу.
        - Ты уже примерно понял, Витя, - проговорил он, указывая мелким подбородком на бильярдный стол с техникой.
        - Примерно да, но…
        - План у нас такой, - не позволил ему продолжить плешивый. - Первые три месяца ты живешь и работаешь здесь. Возможно, сократим до двух, там посмотрим. Если у нас всё хорошо, ты отсюда выходишь состоятельным человеком, и мы продолжаем сотрудничество уже в свободном режиме.
        - За первые три месяца я вляпаюсь так, что обращаться в полицию или тем более в Комитет будет не в моих интересах, - предположил Виктор.
        - Пока ты находишься здесь… Назовем это испытательным сроком. Пока ты здесь, ты будешь получать всё необходимое. Связи тут нет, наша сеть автономна, если только ты не мастак звонить через электрическую розетку. - Лаврик улыбнулся, обнажив кривоватые зубки. - Кричать тем более без толку, вокруг ни души, и к тому же в бункере хорошая изоляция. Что я упустил? Пожалуй, всё. - Он качнулся, будто бы собирался встать, но раздумал. - Ах да! Платить мы будем сдельно, так удобней и нам, и тебе. Сотня за каждый проект. Пойдет?
        - Сотня чего?
        - Тысяч, конечно.
        Виктор медленно моргнул. За такими деньгами он, пожалуй, мог бы прийти сюда и сам. Даже если пешком.
        - Что конкретно вы от меня хотите? - тихо спросил он. - Что я должен сочинять?
        - Если ты когда-нибудь научишься сочинять такое… тебе, Витя, вообще цены не будет. Но я на это не рассчитываю. Креативом у нас занимаются специальные люди. Особенные люди, - подчеркнул Лаврик. - Тебе нужно всего лишь приводить это в порядок. Они не морфоскриптеры, просто любители. Лепят, как на душу придется. Материал получается сырой, товарного вида не имеет. Вот ты и будешь этот вид ему придавать. Пост-продакшн, грубо говоря.
        Лаврик был прав: «примерно понял» - это то самое, что сейчас чувствовал Виктор. Кажется, его пытались подписать на изготовление электронных нейромедиаторов, попросту - виртуальной наркоты. Сигалов слышал, что было время, когда скрипты создавались бесконтрольно, как и всё новое. Никто не понимал, где лежат границы дозволенного и нужно ли их очерчивать, а если нужно, то каким образом. Пока специалисты размышляли, индустрия развивалась, и вскоре был найден кратчайший путь между нажатием кнопки и ощущением эйфории.
        Первой этого сумела добиться женщина, как ни странно. Поговаривали, что сетевая легенда по имени Джесси увлекалась сочинением скриптов и психоактивными веществами. Версия была банальной, но логичной: человек не может выразить то, чего никогда не чувствовал. С метамфетаминовыми приходами Джесси была знакома как никто другой, и однажды она умудрилась более-менее адекватно зафиксировать свои ощущения в скрипте.
        С тех пор появилась масса других электронных нейромедиаторов - от виртуальной марихуаны до сложных смесей, над которыми трудились целые коллективы. Новые морфоскрипты распространялись быстрей, чем самые кассовые блокбастеры. Это было удовольствие в концентрированном виде и притом без дырок в венах, без выпадающих зубов и без положительной реакции тестов. Потребителю больше не нужно было доставать каждую дозу: единожды купленный скрипт обеспечивал человека счастьем до тех пор, пока у него не выгорали целые классы рецепторов.
        Когда Комитет Сетевой Безопасности взялся за эту тему всерьез, многие люди, в химическом смысле абсолютно чистые, без помощи нарколога обойтись уже не могли. И до сих пор, несмотря на огромные, чаще пожизненные сроки, люди продолжали создавать новые электронные наркотики, а также модифицировать старые. Кому-то из юзеров нравилось торчать, покачиваясь на лазурных волнах, другой предпочитал созерцать радужные фракталы, а третий желал парить над бездной - и все эти потребности необходимо было удовлетворить. Кто-то должен был всем этим заниматься: доводить продукт до ума, встраивать интерфейс, да и просто проверять работоспособность скриптов.
        - От меня требуется редактировать нелегальный контент, - кивнул Сигалов. - И насколько он нелегален?
        - А настолько, Витя, - Лаврик подался вперед и сощурился, - что нас не особо затруднило купить дом в лесу, потратить вагон денег на оборудование, а потом еще повесить на себя похищение человека. В Москве, средь бела дня. Вот настолько это нелегально. Но чем спрашивать, лучше сам посмотри. Всё равно придется, ты здесь для этого и находишься.
        Он поднял палец, и охранник, не двигаясь с места, бросил Виктору немуль. Тот поймал гаджет, второй рукой машинально проверив лоб. Домашнего обруча на голове не оказалось, вместо него назревала болезненная шишка.
        - Выбора-то у меня всё равно нет… - промолвил Сигалов.
        - Именно. Я расписал тебе позитивный сценарий нашего сотрудничества. Есть и другой, но давай сделаем так, чтобы ты о нем даже не узнал. Он тебе не понравится.
        Виктор вздохнул и нерешительно надел немуль. В конце концов, это был просто скрипт, чье-то сочинение. Что бы там ни оказалось - это всего лишь выдумка, не имеющая к реальности никакого отношения.
        Калибровка нового обруча заняла около минуты. Пока вплетенные в эластичную ткань электроды посылали запросы и сверяли отклики, Сигалов сидел с закрытыми глазами, ожидая увидеть то, чего не купишь в сети законным способом. Но едва скрипт загрузился, он щелкнул пальцами с такой силой, что зазвенело в ушах.
        Это был не наркотик, а кое-что другое. Совсем другое.
        - Послушайте… Послушай, Лаврик… - выдавил Сигалов.
        - Да? - с готовностью отозвался плешивый.
        - Я ведь не зритель, я должен во всём этом участвовать. И… я должен получать от этого удовольствие, иначе ничего не выйдет… - Виктора крупно передернуло. - Но я не могу! Даже смотреть не могу на это!
        - Радость, - со значением произнес Лаврик.
        - Что?..
        - Удовольствие - слишком плоская эмоция. Наши скрипты должны приносить тебе чистую, искреннюю радость. Иначе, ты прав, это не имеет никакого смысла.
        - Значит, не судьба. - Виктор с облегчением развел руками.
        - Ну-ну, я бы не торопился. Всё у тебя получится, надо только постараться. Привыкай, учись понимать вкусы нашей аудитории, ты же профи. Так мне тебя рекомендовали.
        - Кто? Какая сука?!
        Лаврик улыбнулся:
        - Успокойся. И попробуй еще раз. А потом еще. Столько, сколько понадобится.
        - Я даже не представляю, кому такое может нравиться!
        - О-о… Если бы ты знал, как много у нас покупателей. И это очень небедные люди. Всё, что они хотели от жизни, они уже получили. А когда человеку больше нечего желать, это страшно демотивирует. И он начинает искать что-то новенькое. Закон природы, Витя. Им просто надоела обыденность.
        - Надоела обыденность - пусть летят в жестокую галактику и рубятся со всякими жуками, - глухо проговорил Сигалов.
        - Если они не купят у нас, они купят в другом месте. Мы же не одни на этом рынке. К сожалению. Поэтому тебе придется их понять.
        - Да вот хрен!..
        Виктор неожиданно для себя вскочил с дивана и успел сделать два прыжка к лестнице - на третьем перед ним вырос бугай-охранник и без усилий толкнул его в грудь. Сигалов даже не заметил, как вновь очутился на диване.
        - Не надо, - покачал головой плюгавый. - Мы так хорошо начали, зачем нам ссориться?
        - Я не смогу! - взмолился Виктор. - Я физически не смогу этим заниматься!
        - Сможешь, - сказал Лаврик, поднимаясь. Это прозвучало удивительно просто и в то же время предельно жестко. Главарь впервые не дурачился и не корчил из себя интеллигента. - Я вечером еще загляну, а ты пока осваивайся. Возможно, без свидетелей тебе будет легче. И поосторожней с железом: если что-нибудь сломаешь, вычтем из гонорара.
        - А если я всё тут разнесу?
        - Будешь всю жизнь отрабатывать и не выйдешь отсюда никогда.
        - Самому-то тебе эти скрипты нравятся? - тихо спросил Виктор.
        - Это просто бизнес.
        - Нравятся?! - повторил Сигалов.
        Лаврик обернулся уже с верхней ступени:
        - Нужно быть конченым человеком, чтобы такое нравилось. Но это ничего не меняет, Витя. Ты будешь с нами работать.
        Не говоря больше ни слова, он вышел за железную дверь. Следом за ним поднялись и оба охранника.
        Оставшись в одиночестве, Сигалов бесцельно выписал большую восьмерку вокруг пары диванов. Приблизившись к столу, он рассмотрел технику повнимательней: станции были новыми, но работали явно не первый день.
        В углу рядом с лестницей темнела матовая стеклянная дверь. Лаврик ничего о ней не говорил, но догадаться было не сложно. Подсознательно затягивая время, Виктор зашел внутрь, на ощупь включил свет и осмотрелся. Санузел был не хуже, чем у него дома, а душевая кабина с гидромассажем - так даже и получше. Он собрался уже выйти, но задержался у зеркала.
        - А ведь ты ничего не теряешь, - сказал Сигалов своему отражению. - В городе тебя не хватятся. В лучшем случае через месяц: позвонят-позвонят и перестанут. Через год не вспомнит уже ни одна душа. А с Лавриком - перспективы. Закрыть все долги, сменить квартиру. Чтоб как у Шагова или как у Аверина. Водить туда женщин, каждый вечер новую. Все так живут, и нормально… Если только Лаврик однажды не надумает тебя пристрелить. - Виктор ткнул в стекло указательным пальцем. - А зачем ему это делать? Зачем искать нового скриптера? Я же лучший в бета-тестинге, реально лучший. Но сейчас я просто тяну время.
        Виктор со вздохом оторвался от зеркала и приблизился к дивану. Он в последний раз, как перед нырком, посмотрел на железную лестницу, ведущую к железной двери, и закрыл глаза.
        Скриптов на рабочей станции было несколько, и Сигалов выбрал наугад, лишь бы не возвращаться к тому, что он уже имел счастье видеть.
        Непроглядная тьма медленно рассеивалась. Ноги обрели точку опоры, которая тут же выскользнула, и Виктор с размаха врезался лицом во что-то сырое и теплое. Автор так и задумывал, это был вход в его фантазию.
        Локация оказалась совершенно не проработана, сочинитель целиком сосредоточился на объекте, из которого Сигалов безуспешно пытался выпростать руки, падая в мягкое то одним плечом, то другим, а то и снова лицом. Кровь, разлитая вокруг в неимоверном количестве, имела консистенцию шампуня, но пока было неясно, что это - неточность реализации или, опять же, особая задумка. Кроме того, Виктор отметил, что в скрипте напрочь отсутствуют запахи, и это тоже предстояло исправлять не кому-нибудь, а ему.
        В клубящейся пустоте продолжало светать. Сигалов уже догадался, какое ему откроется зрелище, и начал быстрей перебирать руками в чавкающей неоднородной среде, чтобы отодвинуться от объекта подальше. Однако чем активней он барахтался, тем сильней разжижалась кровь, и Виктору всё же пришлось увидеть то, что должен был увидеть каждый пользователь этого скрипта. В конце концов, люди платили за это деньги.
        Перед ним лежала огромная розовая свинья со вспоротым брюхом - игрушечная снаружи, но набитая настоящими теплыми внутренностями. Свинья смотрела Виктору в глаза, и он, не в силах отвернуться, смотрел на нее в ответ - пока бездыханное тело ему не подмигнуло.
        Сигалов зажмурился и сделал паузу, чтобы подавить рвотный спазм.
        «Радость, - напомнил он себе. - Не просто удовольствие, а радость. Более объемная эмоция».
        Он попробовал представить человека, готового платить за возможность поковыряться в чужих кишках, но решил, что справиться с задачей посторонние мысли не помогут.
        «Понимать и уважать вкусы аудитории».
        Сигалов заставил себя вновь посмотреть на свинью, но в этот момент рядом стали появляться и другие объекты. Словно вспыхивавшие софиты вырывали из тьмы фрагменты реальности, впереди поочередно возникли три фигуры: жираф, медведь и заяц, все одного роста, чуть выше метра. И это были не плюшевые игрушки…
        Виктор поднял к лицу окровавленные руки и почувствовал, что если задержится здесь еще на секунду, то больше не сможет жить.
        Он яростно сорвал обруч и, откинувшись назад, завыл - в голос, по-звериному. Обнаружив, что исступленно трет диван, Сигалов рассмотрел свои ладони. Крови на них не было, но он всё равно бросился к раковине и начал торопливо намыливать руки.
        - Сейчас отпустит… - уговаривал он себя, роняя и вновь подхватывая обмылок. - Это же фикция, в жизни такого никто не делает. Так не бывает. Да успокойся ты уже! - Он с ненавистью уставился в зеркало. - Долги отдать, квартиру купить? Ну и как успехи, лучший в мире бета-тестер? Сколько успел заработать?
        Виктор на мгновение прикрыл веки, и перед глазами вновь возникла картинка: заяц, медведь и жираф. Весело приплясывают. Ждут, когда пользователь выберет первый эпизод, когда он определится, с кого начать. Жираф, медведь и заяц - три ребенка, наряженных в костюмы для представления.
        - Какая же тварь могла это придумать… - прошептал Сигалов.
        Смывая слезы, он подставил под кран лицо и прерывисто вздохнул. Была ли вода в бункере пригодной для питья, он не знал, но сейчас это казалось не важным. Виктор сделал несколько крупных глотков, основательно отдышался и лишь потом осторожно выпрямился перед зеркалом.
        Он понимал, что работать не сможет, но и отказаться ему не позволят. И то и другое было очевидно. Оставалось найти третий вариант, и Сигалову это удалось без труда: спрятать в скрипте послание с просьбой о помощи. Каждый креатив из этой коллекции кошмаров нуждался в глубокой переработке, в каждый нужно было вносить массу изменений, и вряд ли кто-то станет проверять готовый продукт полностью, по шагам. Виктор мог внедрить свое обращение куда угодно и в каком угодно виде - хоть гласом свыше, хоть рассыпанными детскими кубиками. Идею нельзя было назвать оригинальной, но Сигалова это волновало меньше всего. Главное, чтобы послание до кого-нибудь дошло.
        Он испытал такое воодушевление, что даже необходимость возвращаться к скриптам Лаврика воспринимал как мелкую помеху на пути к свободе. Выбрать любой. Только не этот, не с детьми. Выбрать любой другой, придать ему товарный вид и вложить туда крик о помощи. Затем дождаться, когда кто-то услышит и правильно поймет… Нет, вначале - дождаться релиза. Впрочем, и это не самое сложное.
        Виктор помрачнел. Волна энтузиазма схлынула. Замысел с посланием был хорош, но - хорош только для скрипта. Он мог быть реализован лишь в рамках залихватского сюжета, а в жизни всё немножко не так. Даже если кто-то из клиентов Лаврика обратит внимание на такую чушь, как чья-то просьба… и даже если он захочет помочь - где он возьмет адрес, когда похищенный не знает его и сам? «Дом в лесу» - вот всё, что мог сказать Сигалов о своем местонахождении.
        Отчаяние выпило все силы, и Виктор по стенке спустился на пол. Так он и сидел между унитазом и раковиной - звук льющейся воды не успокаивал, но увлекал в сонное забытье, и Сигалов не сопротивлялся. В какой-то момент ему удалось задремать, но сверху тут же послышался скрежет ключей.
        Кто-то спускался по лестнице. Виктор встал, торопливо умылся и, закрыв наконец краны, вышел в комнату.
        Лаврик снова явился с двумя гориллами, ожидать от него неосмотрительности было бы наивно. Главарь держал в руках пакет вишневого сока и тарелку пирожков.
        - С мясом и с капустой, - пояснил он. - Если хочешь гамбургер или пиццу, это тоже можно, но придется подождать.
        Лаврик пристроил гостинцы на углу бильярдного стола и занял свое прежнее место на диване.
        - Ну, как успехи, Витя? Вникаешь?
        Сигалов проигнорировал пирожки и уселся напротив.
        - Некоторые темы для меня неподъемны, - сказал он. - Это не зависит от желания, это физический предел. Ты не можешь пробежать километр за пять секунд, а я не могу редактировать скрипты про детей.
        Лаврик нахмурился.
        - Там же ад! - выкрикнул Виктор. - Я только сегодня осознал, что это такое. Тот смешной блокбастер, как его… «Окунись в Ад», вспомнил. Там ведь совсем иначе…
        - «Окунись в Ад»? - заинтересованно переспросил главарь. - Нет, я не слышал.
        - Да не важно, я не об этом… - махнув рукой, Сигалов заговорил торопливо и сбивчиво: - Как принято изображать преисподнюю? Пекло, грохот, черти с вилами и всё такое. Но это не ад, это веселые картинки. Настоящий ад - когда тебя охватывает ужас от того, что ты сделал. Ужас от самого себя. Он не снаружи, он внутри, от него нельзя спастись. Вот что я сегодня почувствовал.
        - Это пройдет. Вначале трудно, потом привыкнешь. Сто тысяч того стоят, мне кажется.
        Виктор понял, что он зря распинался, Лаврику было на него плевать. Естественно, а как же иначе.
        Сигалов дотянулся до пирожков, цапнул один наугад и, куснув, начал медленно пережевывать.
        Когда Лаврик понял, что продолжать разговор пленник не собирается, он встал, подошел к пирожкам и выбрал себе самый большой. Минуты три они молча жевали, глядя друг другу в глаза. Доев, плюгавый отряхнул ладони и буднично произнес:
        - Если ты думаешь, что уже видел самое страшное, ты ошибаешься. Как насчет ада не для тебя, а для твоей мамы?
        - Для мамы номер три или мамы номер четыре? - равнодушно осведомился Виктор. - Есть еще мамы номер один и два. Были, по крайней мере. Но тех я вообще не помню.
        Он вновь перегнулся через спинку и поводил рукой над тарелкой. Пирожки с капустой оказались неплохи, теперь надо было попробовать с мясом.
        - Ты же не сразу меня выбрал, сначала справки навел, - продолжал Виктор. - Даже сок принес не какой-нибудь, а вишневый. Спасибо, кстати. И при этом ты не в курсе, что я детдомовский? Схалтурил твой информатор. Мам у меня была пропасть, как и пап. Ни к кому из этих людей я добрых чувств не испытываю, так что можешь их всех в одном пруду топить. Кто здесь был до меня? - неожиданно спросил Сигалов.
        - Это новая студия, - сказал Лаврик, на мгновение отведя глаза в сторону.
        - Кто здесь был? Он тоже не смог? Или не захотел? Наверно, всё-таки не смог.
        - Как ты догадался?
        - Мыло, - кивнул Виктор на душевую. - Им уже пользовались, а полотенца чистые. Ладно, не бери в голову, это из одного детектива. Редактировал когда-то большой проект, вот и нахватался. Мой предшественник мертв?
        Сигалову вновь удалось сбить собеседника с толку. Это тоже было оттуда, из криминального скрипта, над которым он когда-то работал.
        Лаврик это оценил и ответил прямо:
        - Здесь побывали два кандидата. Оба не справились. И да: их уже нет в живых. Поэтому нового бета-тестера мы решили выбирать более тщательно. Выбрали, как видишь, тебя.
        - Но ведь раньше кто-то на вас работал, вы же не первый день таким контентом занимаетесь. Куда он подевался? Нервы сдали? Или тоже убили? А может, он сам удавился?
        - Много вопросов, Витя. Знаешь, что не отвечу, зачем же спрашивать?
        Лаврик снова перешел на мягкий, почти душевный тон. Он действительно не желал лишних конфликтов - не потому, что был преисполнен человеколюбия, а потому, что без специалиста его бизнес буксовал.
        - Вот как мы поступим, Витя. Физическую боль я тебе причинять не буду. Но я заставлю тебя работать, хочешь ты этого или нет. Я сделаю так, что захочешь. Про СП-320 ты что-нибудь слышал?
        - Краем уха.
        - Это не сыворотка правды, как думают некоторые. «СП» означает «спецсредство», хотя как сыворотку правды его тоже используют. В малых дозах, разово. А при курсовом применении оно превращает человека в домашнее животное. Примерно через три месяца тебя ожидает необратимое снижение интеллекта и полная деградация личности. А значит, у нас в запасе есть месяца два - когда твоя воля будет сломлена, но мозги еще не превратятся в кисель. За эти два месяца, Витя, я выжму тебя досуха. Ты будешь пахать по двадцать часов в сутки.
        Лаврик отлепился от дивана и пошел к лестнице - так медленно и вальяжно, словно прогуливался по палубе яхты где-то у берегов Монако.
        - Или… - он поднял и надолго зафиксировал указательный палец, - у тебя всё еще остается другой путь. Те же самые два-три месяца в бункере, о которых я говорил вначале. Испытательный срок. С хорошей кормежкой. С уважительным обращением. С шикарной оплатой. При условии добровольного сотрудничества и, естественно, продуктивной работы. В любом случае ты отсюда выйдешь. Богатым человеком или слюнявым овощем - выбирай сам. Думай. О своем решении ты сообщишь завтра утром, а на сегодня мы закончили.
        Лаврик энергично взбежал по лестнице и скрылся за металлической дверью. Виктор попытался что-нибудь за ней рассмотреть, но увидел лишь такую же деревянную стену, как и в бункере. Верзилы вслед за боссом покинули комнату, и дверь захлопнулась - до утра.
        Сигалов почувствовал себя запертым в трюме тонущего корабля. Из того, что и как сейчас говорил этот тщедушный Лаврик, стало предельно ясно: игры закончились. Завтра он придет со шприцом, а возможно, и с капельницей. И это будет не пресловутый пентотал натрия, под которым Сигалов мог разве что поведать, как подглядывал за Мамой-4 в ванной и потом получал от Папы-4 ремня.
        - Завра будет пожестче, - пробормотал Виктор.
        Завтра - либо смерть, либо… всё равно смерть.
        Он сунулся по карманам, разыскивая монетку, и только сейчас обнаружил, что у него выгребли всё, даже носового платка не оставили. Значит, жребий отменялся. Да и не было смысла доверяться судьбе, которая привела его сюда, в подвал за чертой города.
        Сигалов сходил за новым пирожком - с капустой ему понравились больше - и прилег на диван, устроив ноги на мягком подлокотнике. Мысли текли самостоятельно, и он поймал себя на том, что вспоминает сегодняшний день - весь, с самого утра. Это было похоже на прощание.
        Примирение со смертью наступило неожиданно быстро, и Виктор был благодарен расшатанной психике профессионального морфоскриптера за достойное поведение. Метаться по комнате, крушить мебель, орать в розетку - нет, ему не хотелось выглядеть идиотом в последние часы жизни. Лучше провести их вот так, спокойно пожевывая на диво удавшиеся пирожки. А побыть дураком он еще успеет, ведь Лаврик не шутил.
        Наверху уже отмечали удачное приобретение нового сотрудника: кто-то по-гусарски открыл шампанское, раздались восторженные крики. Затем так же, с лихим хлопком, открылась вторая бутылка, и сразу - третья.
        Осторожно, чтобы не скрипнуть пружинами, Виктор опустил ноги на пол и прислушался. Что-то было не так. За железной дверью прозвучали еще два хлопка и снова крики. Разгорался конфликт - с выстрелами и, кажется, с грохотом падающих тел.
        Виктор торопливо оглядел комнату. Прятаться здесь было негде, разве что под бильярдным столом, но это вряд ли имело смысл. Оставалась лишь душевая. Сигалов на цыпочках перебежал за стеклянную дверь и, не включая свет, притаился возле раковины. Слышно отсюда было значительно хуже, звуки сливались в глухой рокот.
        Глаза быстро привыкли к темноте и, дотянувшись до полотенца, Виктор намотал его на правый кулак. Он не вполне представлял, как это поможет против огнестрельного оружия, но совсем ничего не делать он не мог. От напряжения начали дрожать ноги. Разрываясь между страхом и внезапной надеждой, Сигалов раз за разом перематывал на кулаке полотенце - всё туже и туже, пока не защипало кончики пальцев. За этим занятием он пропустил момент, когда звуки наверху стихли. Виктор постоял еще немного и наконец решился выглянуть.
        В подвал так никто и не спустился. Чем бы ни закончилась история наверху, до Виктора, похоже, никому дела не было. Не понимая, что он чувствует - облегчение или разочарование, Сигалов тихонько присел на диван и лишь оттуда заметил, что металлическая дверь открыта. Подручные Лаврика ее запирали, в этом не было никаких сомнений. Виктор отчетливо помнил тот звук - два оборота ключа, а теперь он видел щель шириной сантиметров в десять. Возможно, в подвал всё-таки заходили, но никого не нашли, потому что не знали о маленькой комнате под лестницей. Или кто-то собирался вынести отсюда рабочие станции и, отворив дверь, пошел подгонять машину.
        Перекатывая в мозгу пустые догадки, Виктор напряженно вслушивался. Сверху по-прежнему не доносилось ни звука. Он подошел к лестнице и поставил ногу на первую ступеньку. Ничего не случилось - никто не выскочил, не взвыла сирена, не упал потолок. Сигалов сделал еще один шаг вверх, а затем еще. Так он и поднялся до самой двери - ежесекундно ожидая чего-то страшного и подхлестывая себя мыслью о том, что второго шанса может уже не представиться.
        Тяжелая дверь вела в узкий коридор. Справа было окно, за которым в вечерних сумерках виднелся неухоженный приусадебный участок с мангалом. Слева по коридору находилась маленькая проходная комната - за ней, в открытом проеме, лежало неподвижное тело.
        Виктор заставил себя двинуться к выходу и сразу же наткнулся на другой труп: в углу сквозного помещения, которое он отчего-то посчитал пустым, стоял опрокинутый и заваленный к стене стул, а на нем, уронив голову, полусидел-полулежал какой-то крепкий мужик. Был бы он жив, он мог бы сейчас выстрелить - впрочем, эта мысль не придала Виктору осторожности: в следующей комнате, переступив через покойника, он вновь оказался под прицелом у какого-то здоровяка с пистолетом, и вновь его спасло лишь то, что стрелок давно не дышал. Четвертого мертвеца Сигалову удалось опознать, это он спускался с Лавриком в бункер, и он же осадил Виктора, когда тот бросился к лестнице. Сейчас охранник лежал на полу - тоже с пистолетом и в такой странной позе, словно перед смертью он пытался взлететь.
        Виктор переходил из одной комнаты в другую, повсюду натыкаясь на мертвые тела. Их было, кажется, то ли семь, то ли восемь: одного телосложения, с короткими стрижками, убитых, как правило, единственным выстрелом в грудь, реже - в голову. Странно, но ужаса от всех этих смертей Сигалов не испытывал. Он был подавлен и напуган до полного ступора, однако это не шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал в нелегальном скрипте. Там были выдуманные дети, здесь - реальные люди. Тех Виктору было жалко, а этих - нет. Кто их всех убил, Сигалов не имел ни малейшего представления, но он не видел ни одного тела, которое не вписывалось бы в команду Лаврика. Впрочем, самого Лаврика тоже нигде не было.
        Когда Виктор оказался на улице, небо уже было чернильно-черным. Сквозь тонкие облака бесшумно неслась луна. Как фонарик эксперта-криминалиста, она высвечивала на гравийной дороге отчетливые следы пробуксовки: кто-то, покидая это место, от души врезал по газам. Других машин рядом с домом не было, зато стоял скутер. Сигалов смотрел на него долго и внимательно, словно собирался съесть, но в итоге отправился пешком.
        Гравий хрустел под ногами не долго, вскоре проезд изогнулся и влился в обычную лесную дорогу, хорошо утрамбованную - то ли сделали ее на совесть, то ли не часто использовали. Виктор безотчетно пошел вправо, почему не в другую сторону - он даже не задумывался.
        Вокруг торчали редкие сосны, но, кроме луны, единственным источником света оставалось постепенно удалявшееся окно в доме с подвалом. Больше Сигалов не видел ничего - ни других зданий, ни фар на шоссе, которое, как он надеялся, должно было проходить где-то поблизости.
        Он всё шел и шел по дороге, ускоряясь с каждым шагом. Нахлынула запоздалая паника. В доме Виктор даже толком не испугался - было лишь леденящее оцепенение, в котором он как зомби двигался по комнатам, обходя и перешагивая трупы. Теперь же ему стало страшно по-настоящему. Он всё еще не был в безопасности, и, как знать, возможно, сейчас ему грозило что-то худшее, чем работа на Лаврика. В бункере Сигалову нечего было терять, там он смирился, а здесь, на лесной дороге неизвестно откуда и невесть куда, жизнь снова становилась бесценной.
        Опомнившись, Виктор прижался к обочине и пошел по самому краю. Свет в окне уже едва угадывался за деревьями. Мелькнула шальная мысль: если бы он забрал скутер, то успел бы уехать гораздо дальше. В ответ на это Сигалов лишь посмеялся: теперь-то, конечно, можно было фантазировать о чем угодно - угнать скутер, вынести из подвала пару рабочих станций, собрать по комнатам оружие… Хотя что ему действительно не помешало бы, так это коммуникатор. Он мог бы узнать, куда его завезли, и вызвать полицию.
        Виктор посмотрел назад, словно и вправду мог вернуться за своей трубкой, и вдруг остановился. Над лесом поднимался плотный столб дыма, подсвеченный снизу. Огня видно не было, но отчетливые отсветы на кронах говорили о том, что пожар разгорается нешуточный. Теоретически гореть могло что угодно, но Виктор был уверен: нечему там гореть, кроме берлоги Лаврика.
        Сигалов снова развернулся и побежал прочь. Метров через пятьсот он перешел на шаг и, додумывая брошенную мысль, прошептал:
        - Нет уж, без полиции как-нибудь.
        Лёхин скрипт про капитана Коновалова хоть и был абсолютно бредовым, но осадок всё-таки оставил. И уж чего Виктору не хотелось точно, так это общения с полицией - после такого контента, после стольких трупов, да еще и пожара.
        «А может, и к лучшему, - решил он. - Здесь глухомань, если тушить и приедут, то не раньше, чем всё сгорит. И черт с ними. Пройдет дождь, размоет пепел и смешает с землей. И вырастет на следующий год крапива по пояс. Вместо крестов на могилах. Для этой падали - в самый раз».
        С таким настроением Виктор и добрался до шоссе. Но не сразу. Впереди было еще сорок минут бега трусцой, пешего хода и снова - бега.
        На трассе ему повезло: одинокую таратайку, тащившуюся со скоростью городского автобуса, вел какой-то сердобольный дед.
        - Чего один по ночам гуляешь? Поругались, что ли? - спросил старик, когда Виктор забрался в машину.
        - Вроде того.
        - Бывает и так. Ничего, помиритесь еще.
        - Я уже всех простил, - сказал Виктор.
        Эпизод 4
        Когда позвонили в дверь, Сигалов долго не решался к ней подойти. Но всё-таки открыл.
        - Два дня дозвониться не могу, - с порога заявил Шагов.
        - Номер только сегодня восстановил, - буркнул Виктор, не двигаясь с места.
        - А что случилось?
        - Да… Трубку посеял где-то.
        Алексей подался вперед, словно хотел пройти сквозь Сигалова в квартиру, но тот не шелохнулся.
        - Так и будем стоять? - с напряженной улыбкой спросил Шагов.
        - Зачем же стоять… Ты мне что в прошлый раз сказал? Сказал - расстаемся, у тебя теперь другой редактор. Ну и… желаю творческих успехов.
        - Э-э, я этого не говорил. - Алексей засмеялся, но смех вышел еще хуже, чем улыбка. - Это в скрипте было.
        - Без разницы. - Виктор попытался закрыть дверь, не в шутку, а по-настоящему. Разговаривать с Лёхой не хотелось - ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо еще.
        - Стой, стой! Ладно. - Шагов опустил глаза и, коротко вздохнув, промямлил: - Прости меня, пожалуйста, я больше так не буду. Если сам не попросишь, конечно.
        С этими словами он застенчиво шаркнул ногой и выдвинул из-за простенка тяжелый бумажный пакет, в котором что-то весомо булькнуло.
        - Мы столько не выпьем, - заметил Виктор, покосившись на два горлышка.
        - Нас кто-то торопит? Вся жизнь впереди.
        Сигалов покачал головой и неохотно отступил, пропуская Шагова в прихожую.
        - Мы ведь даже не попрощались в прошлый раз. - Тот быстро скинул обувь и прошел в комнату.
        - Я хотел тебе морду набить, но сил не осталось.
        - Ты и так меня застрелил. Тебе мало?
        - В скрипте - не считается. И что это было вообще?!
        - Трэш-декаданс, - объявил Шагов, выгружая из сумки две больших квадратных бутылки.
        - Чего-чего?..
        - Ну, это я название для своего стиля придумал.
        - Молодец. Стиля еще нет, а название уже есть. И почему декаданс? Ах да. - Виктор криво усмехнулся. - Пыль, рояль, трамвай…
        - Ощущение, что всё заканчивается, что ты последний и после тебя уже ничего не будет.
        - Да-а, это я почувствовал. Спокойно себе квасили, тут тебя убивают, а потом оказывается, что во всём виноват я, и вот меня уже везут в наручниках… Сплошной депрессняк, суицидальные юзеры будут в восторге. И как тебе такое в голову-то пришло?
        - Там была необходима провокация. Ну-у… - Шагов замялся. - Провокация - это не совсем точное название, другого я пока не подобрал.
        - Опять «сам придумал»?! Я пишу скрипты вот с такого возраста, - Виктор выставил ладонь на уровне столешницы, - а ты мне про какие-то собственные стили да приемы чешешь. В сортире, перед тем как смыть свои креативы, ты тоже им всем имена даешь?
        - Провокация - это событие, которое полностью вписывается в рамки реальности, но противоречит логике, - серьезно ответил Алексей.
        - Вроде того, когда играешь в карты, а у соседа на руках пять тузов?
        Шагов задумчиво пощелкал языком.
        - Нет, ты просто решишь, что сосед шулер.
        - Ну, или если у меня пять тузов окажется.
        - Тогда ты подумаешь, что колоды перепутаны. И даже если будут сплошные тузы, этому тоже найдется объяснение.
        - А когда ты падаешь с пробитой головой, но потом выясняется, что в тебя никто не стрелял…
        - Согласен, не самый удачный ход, - перебил Шагов. - У меня не было времени, я его придумал в последний момент. Это не так просто, как кажется. Если бы у тебя выросли крылья, или нагрянули марсиане, или что-то еще в том же духе - ты бы сразу понял, что это не реальность, а морфоскрипт.
        - Я и так это понимал, пока осматривал твой идиотский рояль.
        - А после тебе показалось, что скрипт выгрузился. Но это было продолжение скрипта. Людям иногда снится, что они уже проснулись.
        - Да с этим-то всё ясно. Я не представляю, как ты реализовал фальшивое пробуждение. В скриптах нет таких инструментов.
        - Если их нет, то как же я это сделал? - Алексей победно развел руками.
        Сигалов наконец сообразил, что чего-то не хватает, и принес в комнату рюмки. Стаканов под виски у него так и не завелось, но с Шаговым можно было пить хоть из половника.
        - Ну и зачем была нужна эта твоя «провокация»? - спросил Виктор, сурово наблюдая за тем, как товарищ открывает бутылку.
        - Проверить, сработало ли всё как надо. Вообще, по моим прикидкам, ты должен был проснуться. В смысле, по-настоящему. Эксперимент должен был провалиться.
        - Ах, вот оно что. Провалиться… - Виктор меланхолично опрокинул в себя первую рюмку. - Я у тебя за лабораторную крысу, значит. Сволочь ты, Лёха…
        - Во-первых, мне больше не на ком было попробовать. Во-вторых, меня задолбали твои насмешки. Это если честно. Всё время поучаешь, как будто я в топовые авторы «Гипностика» лезу. Я же говорю: занимаюсь этим для себя, для души. А ты постоянно со своими коммерческими предложениями: тут - драйва не хватает, там - мотивация хромает… Не хромает у меня ничего, понятно?
        - Выговорился? Наливай.
        В какой-то момент Виктору показалось, что у него на глазах заново разыгрывается тот эпизод скрипта, где Лёха завелся и устроил пьяный скандал, а через минуту упал замертво. Сигалов даже суеверно выглянул в окно - нет ли где Мальвины с телескопом. Мальвины, слава богу, не было.
        После второй рюмки Виктор осознал, что злится на Лёху лишь по инерции.
        - Ты должен был предупредить меня заранее, - сказал Сигалов. - Устроил какую-то детскую подлянку. В гробу я видал такие сюрпризы.
        - Дело не в сюрпризе. Думал, ты сразу поймешь. Ну вот представь, что пять минут назад я тебя предупредил: ты снова в скрипте.
        - Ну представил, - кисло отозвался Виктор.
        - Теперь вызывай контрольное меню. Ты же в скрипте. Выходи из него.
        - Ну?..
        - Нет, не «ну», а давай вызывай. Вот прям сейчас. Я серьезно!
        - Лёх, мы еще трезвые, - напомнил Сигалов.
        - Выгружай скрипт! - гаркнул Шагов.
        На мгновение Виктор оторопел и вновь посмотрел в окно. Затем, испытующе глядя на Алексея, щелкнул пальцами. Ничего не изменилось.
        - Потому что это реальность, - удовлетворенно проговорил Шагов. - Из нее нельзя выйти.
        - Как ты с двух рюмок-то нажрался?
        - И точно так же нельзя выйти из моего скрипта, - настойчиво продолжал Алексей. - И предупреждать о чем-то заранее бесполезно. Ты всё равно в это не поверишь. Можно даже оставить в скрипте какое-нибудь напоминание, хотя бы простую записку. Но ты ее воспримешь как глупую шутку. Как если бы ты нашел похожую записку прямо сейчас.
        Услышав про записку, Виктор вздрогнул. Память высветила тесную комнату, в которой он стоял перед зеркалом и мучительно размышлял, как встроить свой крик о помощи в больную фантазию, созданную для больных людей. В подвале у Лаврика он провел меньше дня, но к вечеру уже простился с жизнью. И сейчас, сидя в своей простецкой, но такой уютной квартирке, за одним столом с Лёхой и за разговорами о его странном творчестве, Виктор вдруг почувствовал себя счастливым. Он готов был обсуждать Лёхины бредовые идеи вечно, лишь бы это состояние не проходило. Быть на свободе и в безопасности - как же дорого это, оказывается, стоило…
        - Эй! - Шагов придвинул ему наполненную рюмку.
        - Да. - Сигалов без промедления выпил. - Значит, ты использовал какие-то нестандартные инструменты и написал скрипт, который полностью имитирует реальность. У человека не возникает сомнений, что всё это происходит с ним наяву. Как ты это сделал - другой вопрос… Хотя почему другой? Как ты это сделал? - повторил Виктор, требовательно уставившись на товарища.
        - Нашел кое-что.
        - Вот так - взял да нашел? Ай, молодец! Что же ты мешок денег-то не нашел?
        - Мешка там не было, - спокойно ответил Шагов. - А доступ к чужому проекту - был. Я никуда специально не лез, это ошибка сервера.
        - Какая удачная ошибка, надо же! - воскликнул Виктор. - Ты понимаешь, идиотина, что сейчас, вот прям сию секунду, полиция может ломать дверь у тебя дома, - добавил он вполголоса. - Дверь твоя, кстати, вылетает на «раз», я это уже видел.
        - Можно подумать, твоя не вылетит.
        - Моя вообще сама открывается. - Сигалов нахмурился.
        - Я потом логи проверил. Претензий ко мне быть не может. Нет, на самом деле следов никаких.
        - Но чужой код ты всё-таки умыкнул.
        - Он просто остался на моей рабочей станции. Я ни при чём.
        - И что же там такое?
        - Там… - Алексей почесал нос и налил по новой. - Там инте-ересная штуковина. Похоже на черновик морфоскрипта. Вначале я хотел сохранить только оболочку, а контент заменить на свой. Потом подумал - всё равно я этим ради забавы занимаюсь… И, в общем, оставил как было, только начало переделал. Добавил пыль, рояль и вот это всё.
        Виктор так и не уяснил, сколько в рассказе Шагова правды, а сколько вранья, но Лёха держался уверенно, значит, всё было под контролем. В конце концов, это была его профессия - предотвращать взломы серверов, исправлять ошибки, отличать одно от другого или делать так, чтобы никто не смог отличить. Сигалов мало что понимал в работе друга, но, судя по заработкам, специалистом Алексей был хорошим.
        - В итоге ты сляпал веселый креатив, который я перепутал с реальностью. Засунул туда свою пыльную прелюдию, - усмехнулся Виктор, - и собственную смерть по неизвестной, а вернее, по отсутствующей причине. Провокация, да?.. Это твоя идея, или она тоже была в заготовке?
        - Вообще, это логично, я бы и сам додумался. - Шагов осторожно кашлянул. - Года через два.
        Он внимательно посмотрел на рюмку и выпил как лекарство.
        - И раз пользователь не догадывается, что это скрипт, то элементы управления в скрипте тоже не нужны, - предположил Сигалов. - Ты сам-то зачем в тот грузовик полез? Наблюдал бы со стороны.
        - Со стороны не интересно. Согласен, не надо было туда соваться. Получилась вторая провокация: только что ты меня видел мертвым, и вот я снова живой. В результате - разрыв.
        - Нет. Я заранее знал, что увижу тебя в кабине.
        - Как это?..
        - «Джек Дэниэлс» я ни с чем не перепутаю. - Сигалов понюхал рюмку.
        - Это он и есть, - растерянно произнес Шагов.
        - Верно. И там был тоже он, в том грузовике на Таганке. Полная фура вискаря - это же твоя мечта, правда?
        - Виски?.. И это сработало как провокация?
        - Огромный грузовик. - Виктор посмотрел на друга сквозь рюмку. - Водопад из разбитого кузова. Целое море. - Он закатил глаза.
        - И это подействовало на тебя сильней, чем дырка у меня в затылке? Вот что тебя волнует по-настоящему?!
        - Катастрофа с бухлом - не моя идея, а твоя, и еще не самая причудливая. Чаще всего я вспоминаю почему-то Мальвину, - признался Виктор. - Хотя и не видел ее даже. Какая-то фигура в окне…
        - Кто? - не понял Шагов.
        - Мальвина с телескопом.
        - Там нет никакой Мальвины.
        - Да прекрати. Мы ее обсуждали. Откуда бы я узнал имя той бабы в доме напротив?
        - Ты обсуждал ее не со мной, а с персонажем скрипта, - напомнил Алексей.
        - А кто его там прописал? Вместе с твоей квартирой. Вместе с разговорами про Мальвину.
        - Я прописал, естественно. С квартирой. Но без Мальвины.
        - Кто тогда вызвал полицию?
        - Соседи, кто же еще, - искренне проговорил Шагов.
        - Чепуха какая-то… Ты залез в чужой креатив, внес туда изменения и даже не удосужился запомнить детали? Ладно, хватит об этом. Всё равно ты его не продашь, Комитет никогда такое не одобрит. Разве что в виде тренажера для врачей или полицейских… ну, не знаю… наверно, еще для спортсменов, а может, и для пилотов… - Сигалов оживился. - Слушай, нормальная аудитория набирается. Если предложить твой скрипт не как развлечение, а как симулятор опасных профессий, их ведь полно, правда? Пожарные, спасатели всякие. Армия! - осенило Виктора. - Всё, Лёха, ты правишь миром!
        - Ты бы закусывал, Витёк…
        - Намек понял. Сейчас что-нибудь найду.
        - Я не об этом. Тот креатив - чужой. Какой-то черновик… Возможно, это мусор, который выкинули и пошли дальше, а ты достал что-то из чужой помойки и мечтаешь озолотиться.
        - Это ты его достал из чужой помойки, - резонно возразил Сигалов и отправился на кухню.
        Холодильник пахнул в лицо несвежими воспоминаниями. Из того, чем гарантированно нельзя было отравиться, Виктор нашел только сыр и вишневый сок, остальное уже внушало опасения. Сок и сыр - странное сочетание, но Шагов явился нежданно, поэтому Сигалов решил, что угрызения совести неуместны.
        Когда он вернулся в комнату с пакетом и тарелкой, стопка неоплаченных счетов на столе была сдвинута в сторону, а на их месте лежала карта памяти.
        - Чего приволок? - буркнул Виктор, уже смутно догадываясь.
        - А если без виски? - прищурился Шагов. - Если ту подсказку с фургоном убрать? Кто же знал, что для тебя это окажется такой сильной провокацией?
        - Лабораторная крыса берет тайм-аут. Нет, правда, последние дни были просто адские.
        - Неужели не интересно?
        - Лёха, роль искусителя тебе не идет, - заметил Сигалов, снова усаживаясь за стол. - Знаешь, сколько я видел скриптов? Да я сам этого не знаю. Сотни, тысячи. И сколько я в них ковырялся - тестировал, исправлял, давал советы… Чем ты хочешь меня удивить? Парня везут в полицию по ложному обвинению в убийстве? С этого начинается такое количество историй, что все ходы давно известны.
        - Дело не в ходах, в том, что этот скрипт - необычный. В нем ты забываешь, что всё вокруг ненастоящее.
        - Если бы персонаж ехал в гарем, я бы еще подумал. А тоски и ужаса я уже наелся. Что там дальше после аварии? Либо меня всё-таки отвезут в полицию, либо я убегу, затеряюсь среди бродяг и буду искать твоего настоящего убийцу. Обзаведусь полезными связями на дне общества, и чумазые малолетние хакеры будут мне бескорыстно помогать, а потом я выведу на чистую воду преступный синдикат и сказочно разбогатею. В комплекте идет спасенная красавица, пострадавшая от тех же негодяев, что и герой. Говнотриллер, - подытожил Виктор.
        Алексей выслушал эту тираду со снисходительной улыбочкой и, как только приятель закончил, двинул ему по столу полную рюмку и карту памяти, словно предлагая выбор. Сигалов, естественно, выбрал рюмку.
        - Не совсем так, - сказал после паузы Шагов. - Ты можешь и сбежать, и сдаться, и найти злодеев, и сам можешь стать злодеем. А финала там нет вообще. Этот скрипт не заканчивается.
        - И я могу прожить там девятьсот лет?
        - Девятьсот вряд ли, но до старости - да.
        - Тогда код должен занимать такой объем, который не поместится ни на одном носителе. Уж ты-то как инженер должен это понимать.
        - Как инженер я тебе скажу, что в скрипте прописано очень немногое. Остальное подгружается на ходу. Там кругом структурные фреймы. Это как бы пустые окошки, в которые можно вставлять разные переменные, причем на то же самое место…
        - Я в курсе, что такое фреймы, - перебил Виктор. - Только не понял, что значит «структурные». Вернее, понял, но…
        - Но боишься признаться, что такое вообще возможно? Я тоже удивился, но здесь это реализовано и работает. В структурный фрейм может подгружаться не отдельная деталь, а целое событие, которое открывает новую сюжетную линию.
        - И откуда же, интересно? Откуда это подгружается?
        - Всё-таки интересно? - хмыкнул Шагов.
        - Не лови меня на слове.
        - Скрипт обменивается данными со своим сервером. Насколько я понял, сервер постоянно формирует виртуальную реальность. Он берет события из выпусков новостей, плюс добавляет что-то от себя.
        - И заодно следит за тобой.
        - Если бы они хотели взять меня за задницу, они бы давно это сделали. Времени было предостаточно.
        - Сколько? - спросил Виктор. - Когда ты его скачал?
        Алексей медленно повозил рюмку по столу и, нахмурившись, выпил.
        - Около года, - сказал он.
        - И ты молчал?!
        - Уже не молчу.
        - Целый год! - воскликнул Сигалов.
        Он с недоверием оглядел товарища. Они были знакомы с младших классов и примерно с того же времени были связаны приятельскими отношениями. Это никогда не переходило в горячую дружбу, но в любом случае столь долгое общение с человеком подразумевает, что ты давно уже видишь его насквозь.
        Виктор привык относиться к Шагову иронично и слегка сочувственно, несмотря на то, что Алексей успел добиться в жизни большего. Он мог себе позволить - и регулярно позволял - то, до чего скудный бюджет Сигалова не дотягивался даже близко. Однако последнее время они встречались только по поводу Лёхиного творчества, а здесь Виктор имел явные преимущества. Кормили эти преимущества плоховато, что, впрочем, не мешало ими гордиться.
        И уж чего Виктор точно не ожидал от Лёхи - что, имея в распоряжении такой необычный скрипт, тот будет продолжать демонстрировать свои унылые творения, которые Сигалов иначе как матерно про себя уже не называл.
        - И всё это время ты показывал мне свои пыльные креативы, - сокрушенно проговорил Виктор. - Совал мне это фуфло с линялыми шторами, дребезжащими трамваями, какие-то продавленные диваны, древние кувшины…
        - Китайский фарфор, - скромно вставил Шагов. - Это я сочиняю для себя, мне нравится. А чужой скрипт так и остался чужим. Я иногда его ковыряю… До сих пор не понял, зачем он мне нужен. Получается, что не нужен. Собирался уже удалить с рабочей станции, но вначале решил показать тебе. Просто поржать.
        - Над твоей идиотской смертью?
        - Я предпочел бы называть ее необъяснимой.
        - Идиотская, - с хмельной настойчивостью повторил Сигалов. - Дырка в голове, непонятно откуда взявшаяся… Почему мне это не помешало? Почему я в это поверил, проглотил и продолжал воспринимать всё серьезно?
        - Вот и я о том же, - с укором поддакнул Шагов. - Разлитый вискарь тебя впечатлил, а моя смерть - нет.
        - Наливай, - решительно произнес Сигалов.
        - И?.. - Алексей уловил, что за этим последует какое-то продолжение.
        - Да, - ответил Виктор на его невысказанный вопрос. - Сейчас разберемся. Хочу еще раз посмотреть.
        - Красавец!
        - Только убери оттуда эту самодеятельность с «Джеком». Пусть будет как в оригинале. Хотя нет, не трать время. Никто меня не арестует, и никуда меня не повезут. Сейчас я им покажу реальную логику и небо в алмазах! Я столько детективов распутал… Да что там распутал - я их вначале сам же и запутал! Но ты туда больше не суйся, понял?
        - Добро! - азартно произнес Шагов, вручая Виктору карту памяти.
        Сигалов пересел ближе к рабочей станции и распаковал обруч, подаренный Авериным. При других обстоятельствах он поберег бы новый гаджет - у него, как у любого морфоскриптера, и так скопилась целая коробка. Однако сейчас, в нетрезвом запале, Сигалов готов был на всё. Он хотел дать немуль Шагову, но тот уже достал из кармана свой. Знал же, знал, зачем явился… И ведь уломал-таки, экспериментатор.
        Последним, о чем успел подумать Виктор, был экспорт новостей из реальности в морфоскрипт. Этот примитивный, по сути, способ позволял автоматически обновлять придуманный мир, ничего в нем не нарушая и не переделывая. Как раз такого решения Сигалов искал и для своего проекта, но сам почему-то не догадался. Он отметил, что надо бы записать, пока не забылось, и принялся разыскивать на столе маркер, но вместо маркера под руку попалась рюмка - Виктор выпил, - а через секунду уже не вспомнил ни о маркере, ни о новостных лентах. Его глаза были закрыты, пульс замедлялся.
        Кабина лифта летела вниз, тело весило ровно столько, чтобы не оторваться от пола. Номера этажей на табло сменялись с такой скоростью, что взгляд еле успевал их фиксировать: «22»… «18»… «12»…
        Сигалов поднял правую руку, чтобы почесаться, и вместе с ней на легком пластиковом браслете поднялась левая. Полицейские неодобрительно покосились, давая понять арестованному, что контролируют каждое его движение.
        - Это уже завтра, сегодня не успеть, - сказал в трубку Коновалов и спрятал ее во внутреннем кармане плаща.
        Виктор посмотрел на его отражение в хромированной панели и поймал себя на том, что не может вспомнить имя-отчество капитана. Он знал звание и фамилию, а вот имя почему-то вылетело… как и многое другое. Последний час Виктор провел словно во сне, и, хотя они с Алексеем изрядно выпили, проблема была не в этом. Собственно, проблем вообще не было - пока пьяного Лёху не переклинило и он не бросился в драку. Сигалов так и не понял, что послужило поводом. Шагов опять затянул свою волынку о чистом творчестве ради вечности, о классиках русской литературы и прочем подобном, потом начал углубляться и дошел аж до древних греков с их древними трагедиями. Виктор, конечно, огрызался и острил в ответ, но всё было в рамках, всё было как обычно… Пока Лёха вдруг не сбил его с ног и не начал душить. Сигалов лежал на полу, в панике глотая ускользающий воздух и бестолково взмахивая руками, - он мог бы ударить Шагова хоть в нос, хоть в глаз, но это казалось таким странным… Взять и ударить Лёху. Это было невозможно. А потом ладонь сама нащупала горлышко. Бутылка валялась рядом, Виктор должен был наткнуться на нее раньше,
но раньше ему даже в голову такое не приходило. А когда воздуха не осталось совсем, когда легкие слиплись, будто мокрый пакет, когда в глазах запорхали черные бабочки, - анализировать и рассчитывать силу удара оказалось уже поздно. Виктор был способен лишь на одно движение, на самое последнее, и он его сделал. И сразу же стало легче: Лёхины пальцы разжались, в грудь ворвался воздух, стальной молот в мозгу стих, бабочки разлетелись.
        Спустя полчаса Сигалов вызвал полицию и смиренно дождался наряда, стараясь не смотреть на тело Шагова. Хотелось накрыть его пледом, по крайней мере - лицо, но дежурный на линии запретил прикасаться к чему-либо до приезда экспертов.
        Кабина остановилась. За раскрывшимися створками стоял худой невысокий мужчина с черными французскими усиками. Незнакомец держал в руке потертый портфель «под крокодиловую кожу», хотя, возможно, она и вправду была крокодиловой, иначе как еще объяснить, что не бедный, судя по всему, человек таскается с таким старьем. На мгновение их взгляды пересеклись, и Виктор испытал странное чувство, будто они уже где-то виделись.
        - Отойдите с прохода, - приказал Коновалов. - А ты выходи быстрей, - тем же тоном обратился он к Виктору.
        Сигалова довели до полицейской машины и усадили назад, за пластиковую решетку. Сиденье рядом с водителем было свободно, но Коновалов потеснил Виктора и занял место на заднем сиденье.
        - Чего стоим? - бросил следователь.
        - Господин капитан, вы бы пересели вперед, - предложил водитель.
        - Поехали, говорю!
        Сержант за рулем не стал спорить и, круто развернувшись на пятачке возле дома, направился к выезду. Следом на небольшом расстоянии катил второй автомобиль с полицейскими.
        - Не туда… - обронил Виктор.
        - Объезжаем, там асфальт перекладывают, - отстраненно проговорил Коновалов, пролистывая в коммуникаторе ворох сообщений. Потом завозился, убирая трубку в карман плаща, и вдруг опомнился: - Ты же не местный, Сигалов. Откуда ты знаешь, какой здесь участок и где он находится?
        Виктор пожал плечами:
        - Просто знаю.
        - Ты бы поменьше трепался, Витя, - вполголоса заметил капитан. - Кто-нибудь другой на моем месте мог бы решить, что ты заранее выяснил маршруты и время прибытия. И тогда хана твоей версии про самооборону. Следы на шее, я бы сказал, не самые убедительные. Вот в морге - там да, там следы. А у тебя совсем не такие.
        Виктор не мог понять, кого сейчас играет капитан - доброго следователя или злого. Получался какой-то средний. Возможно, Коновалов таким и был - средним во всех смыслах.
        - Не напрягайся так, не надо. - Капитан фамильярно пихнул Сигалова в бок. - Я на тебя умышленное убийство вешать не собираюсь. Формальности только выполним, и отправишься домой, под подписку о невыезде. Если, конечно, чего другого за тобой не всплывет, - добавил он как бы в шутку.
        Виктора это должно было напугать, но даже не удивило. Он находился в странном состоянии полусна, которое само по себе беспокоило гораздо сильнее, чем то, что произошло накануне. Всё это словно уже где-то было, даже фамилия Коновалова казалась знакомой. Вот с именем-отчеством оказалось сложней. Вроде бы капитан называл их, но Сигалов так и не запомнил. А фамилия… Стоило Коновалову представиться, как Виктор подумал, что вспомнил бы и сам, если бы немного сосредоточился. Хотя как раз этого он в данный момент и не мог: сосредоточиться было неимоверно трудно, невозможно.
        Коновалов тем временем начал что-то подробно объяснять про адвокатов. Виктор не обращал внимания, он сидел как парализованный и таращился в окно. На крыше вращались проблесковые маячки, синие вспышки отражались в соседних машинах и в лицах пассажиров. Кто-то раздосадованно щурился, кто-то с интересом разглядывал арестованного на заднем сиденье.
        - В любом случае мы еще не закончили, - сказал Коновалов тем тоном, которым как раз и принято заканчивать разговор.
        - Ага, - обронил Виктор, даже не стараясь вникнуть.
        Последнюю пару минут его внимание было приковано к юркому автомобилю небесного цвета. Легендарный «жук» Фольксвагена, одобренный, если историки не врали, еще Гитлером, недавно был реанимирован японцами под названием «Ladybug». Поскольку на русский это переводилось как «божья коровка», то к машине прилипло народное прозвище «тёлка». Ездили на «ледибагах» в основном женщины, что придавало альтернативному названию некоторую двусмысленность.
        Ярко-синей «тёлкой» в левом ряду управляла какая-то упрямая молодая особа, не желавшая отставать от полицейской машины с маячками. Возможно, девушка думала, что раз полиция везет арестованного, то на превышение скорости никто отвлекаться не станет. Возможно, она не думала вообще ни о чем. У нее было каре с длинной косой челкой, закрывавшей половину лица, поэтому Виктор и сам не понимал, то ли он уже видел эту брюнетку раньше, то ли она ему просто нравилась. Нравилась так, что ее улыбка казалась важнее, чем наручники, пластиковая решетка перед сиденьем и непрерывно шуршащий плащом капитан Коновалов. Однако девушка не поворачивалась и не улыбалась, она была слишком занята разговором с гарнитурой коммуникатора.
        - А эти здесь откуда? - удивленно проговорил водитель.
        Очнувшись, Виктор посмотрел вперед и врезался взглядом в контрастную надпись «RUSSIANTRANS» на синем кузове грузовика.
        - Тормози! - рявкнул он раньше, чем успел дочитать слово до конца. - Стой!
        Водитель проигнорировал его крик с каким-то особым, демонстративным удовлетворением. Бог знает сколько раз на него орали из-за решетки с заднего сиденья.
        - Сигалов, к чему эти провокации? - пробрюзжал капитан. - Мне казалось, ты парень адекватный и мы обо всём договорились, но если нет, тогда тебе придется…
        Фраза была слишком длинной, слушать ее до конца Виктор не мог. Он ударил Коновалова локтем в ребра и сразу же - сцепленными кулаками в нос, снизу вверх, так сильно, как только позволял тесный салон и неудобная поза. Капитан схватился за лицо - в следующую секунду Виктор коротким движением сунул руки ему за пазуху и достал пистолет.
        - Считаю до семи, шесть уже было, - объявил Сигалов, невольно цитируя какой-то второсортный скрипт. Сейчас это было не важно. Главное, чтобы дошло. Виктора не смутило даже то, как уверенно он нашел под плащом у Коновалова кобуру и как легко ее расстегнул, словно уже тренировался, - всё это казалось несущественным. Только синий грузовик, он один имел значение.
        Огромная фура, замыкавшая колонну, вильнула в сторону и выбилась из своего ряда.
        Сигалов, не задумываясь, направил ствол в окровавленное лицо Коновалова и сказал водителю:
        - Ногу с газа. На тормоз. Жми, кретин!
        Машина остановилась так резко, что решетка окончательно разбила капитану лицо. Виктора она толкнула в плечо, и он не уронил пистолет лишь потому, что вынужденно держал оружие двумя руками. Фургон перегородил всю полосу и уже заваливался на бок, взрыхляя рваным углом асфальт. Его продолжало тащить вперед и в сторону, в следующий ряд - туда, где неслась японская «божья коровка».
        Чуда не случилось. Голубая машинка с лёту влипла в стальной борт и почти слилась с синим фоном. Скорее всего, девушка не успела даже испугаться. Сзади, словно полоса была намылена, ее добивали другие автомобили.
        - Скорую вызывай! - приказал Виктор.
        Сержант с трудом отцепился от руля и потянулся к рации, но рука у него тряслась так, что он не мог взять трубку.
        - Быстрее! - не выдержал Сигалов.
        - Люди двадцать раз уже вызвали, - пробурчал следователь, размазывая по лицу кровь. - Ты тут не один умник. Только… - Он неловко обернулся назад. - Через такую пробку будут полчаса прорываться.
        - Скажи им, что полицейский ранен, пусть вертолет присылают! - скороговоркой бросил Виктор.
        Он с отчаянием посмотрел на опрокинутый грузовик. Из-за свалки врезавшихся машин ничего не было видно, разбитый «Ladybug» заслоняли покореженные капоты и багажники. Из помятых автомобилей выбирались ошарашенные люди, кто-то пытался помогать другим, кто-то в шоке бродил по кругу, и ни у одного из них не было в руках коммуникатора, никто никуда не звонил. Из синей фуры непрерывным потоком сыпались апельсины. Тысячи оранжевых мячиков прыгали и раскатывались по асфальту, превращая место аварии в полную фантасмагорию.
        Сигалов поискал кнопку стеклоподъемника, но на двери ее не нашлось.
        - Опусти пистолет, - проскрежетал капитан.
        - Я понял, кто она, - отрешенно сказал Виктор. - Вспомнил, где ее видел.
        - Опусти пистолет, придурок! Ты угрожаешь офицеру, это сильно осложнит…
        - Мне всё равно, потому что… - не слушая, начал Сигалов.
        Договорить не успели оба. Сзади подошел рыжий полицейский из второй машины и через боковое стекло выстрелил Виктору в голову.
        Эпизод 5
        Виктор упал в душистое сено и на этом, слава богу, всё закончилось.
        - Отлично, - сказал он, снимая немуль.
        - Да врешь ты всё! - Мила небрежно бросила обруч в коробку. - Или правда понравилось?
        - Правда. - Сигалов приложился к чашке остывшего кофе и начал пить маленькими глотками, выигрывая время, чтобы получше сформулировать. Ничего он в итоге не выиграл. - Любовная линия впечатляет… - заблеял он, проклиная себя за бесхребетность. - Впечатляет, да. Ну ты по этой части всегда была мастерица. Вот что: свари еще кофе, а я пока с мыслями соберусь.
        - Что, прям такой экстаз? Или это в плохом смысле? - насторожилась Мила.
        - В хорошем, конечно, - заверил Виктор, снова хватаясь за чашку. - Экстаз, да.
        Требовать с женщины деньги ему не позволял налет культуры, а оплачивать услуги алкоголем Мила не догадывалась. Выходило, что Виктор возится с ее скриптами за просто так, благо это было редко и не особо обременительно. Старая подруга носила фамилию Майская и утверждала, что это не псевдоним. За глаза Милу Майскую звали не иначе как Неломайская, что когда-то давало Виктору определенные надежды. Однако, приезжая в гости, он каждый раз откладывал это на потом и в итоге угодил во френдзону. Сигалов не желал этого признавать, хотя подсознательно давно смирился.
        «Не очень-то и хотелось, - говорил он себе. - Мила и в одежде довольно милая, фиг ее знает, что там под блузкой. Моложе с каждым годом она не становится».
        Неломайской было хорошо за тридцать, Виктор уже и не помнил, когда и где они познакомились. Скорее всего, в каком-нибудь кафе, на одной из бесчисленных посиделок начинающих морфоскриптеров. В этом сегменте мультимедийного бизнеса больших денег еще не было, зато было много надежд, все казались друзьями и братьями. Все обнимались, много пили, а иногда и пели. Сигалов был почти школьником, Мила была почти студенткой. «Гипностик» в те времена был еще не лидером рынка, а обычным стартапом, арендовавшим дешевый офис в Подмосковье. Несколько энтузиастов тянули его на собственные деньги, и мало кто верил в успех - тем ценней казалась идея. Потом пришел и успех, и новые владельцы, а вместе с ними и новые отношения. Романтика выветрилась, номера друзей в коммуникаторе превратились в список полезных знакомств. Мила была одной из немногих, с кем у Виктора всё оставалось по-старому, за это он ее и ценил. А выяснять, что там у нее под блузкой… Этот поезд и правда уже ушел.
        - Как тебе аромат? - осведомилась Мила, возвращаясь из кухни.
        Сигалов осторожно понюхал пустую чашку и затряс головой:
        - Кофе отличный.
        - Я не про кофе, я про сеновал! - драматически воскликнула Майская. - Четыре дня конструировала запах, парфюмеры так не выкладываются, как я. Хотела составить уникальный букет, сильный, но не удушливый и при этом натуральный. А ты и не заметил даже?!
        - Давай я лучше честно скажу, ладно? - Виктор посмотрел ей в глаза так, словно намеревался сообщить о смертельном диагнозе. - Та блондинка с волосами до жопы… Она настолько хороша, что какой-то запах соломы… Ну вот не отложился он, понимаешь? Не до него мне было. Ты могла бы и навоз там раскидать, блондинка перекрывает всё. Какие же у нее волосы, господи!
        - Все вы, мужики, одинаковые. - Мила поиграла бровями, соображая, как реагировать на завернутую в мусор лесть.
        Соображала она так долго, что Виктор обеспокоился: не слишком ли туго завернул? Оказалось, не слишком. Всё-таки Майская была умницей.
        - Отмазался технично, - сказала она с улыбкой.
        - Я только думаю: Комитет не зарубит?
        - Голенькие люди - это еще не порнуха, для «шестнадцать плюс» покатит. Я на этом собаку съела.
        - Тебе видней. Кстати, о голеньких. Хотел спросить про эпизод, где они едут на лошадях.
        - А что там не так?
        - Как бы тебе объяснить…
        - Боишься отбить причиндалы? - прямо заявила Майская.
        - Особенно если лошади пойдут вскачь.
        - Во-первых, не пойдут. Это не тренажер для жокеев, а сентиментальная история. Во-вторых, пользователи - женщины, им начхать на ваши вечные фобии. И в-третьих, Витя, шел бы ты подальше со своим реализмом. В моих скриптах ничего плохого не случается, даже если упасть башкой о камень. Любое происшествие - это лишний повод обняться.
        - У тебя кофе убежал, - невпопад заметил Сигалов.
        На кухне действительно шипело, и Майская, опомнившись, упорхнула к плите.
        Она была права, учить ее не имело смысла. Ее сочинения были бессюжетны и безыдейны - если рассматривать их с точки зрения идеи и сюжета. Но целевая аудитория Неломайской искала в скриптах совсем другое и получала это от Милы сполна. Никто не умел так выстраивать извивы меняющегося настроения, как она. Никто не мог за пятнадцать минут провести пользователя через десятки оттенков одного и того же чувства. Майская - могла. Все ее локации были до боли банальны - и тропический остров, и корзина воздушного шара, и сеновал, - но именно этого жаждали одинокие дамы среднего возраста. Как любой профессиональный автор, Мила эксплуатировала то, в чем прекрасно разбиралась сама. Грезы про героических полковников с благородной сединой и телом двадцатилетнего латиноамериканца Неломайская не создавала, а просто брала готовыми с какой-то дальней полочки своего бессознательного.
        Виктор с печалью подумал о том, что у большинства его знакомых семейная жизнь либо совсем не устроена, либо устроена так, что лучше бы они были холостяками. Общего правила на сей счет никто не формулировал, и каждый морфоскриптер мог верить, что его собственная жизнь сложится иначе. Но практика показывала обратное: креатив забирал все душевные силы, близким людям мало что оставалось. Если ты любишь человека, но не даешь ему живых эмоций, твоя любовь похожа на фальшь. А где взять эти эмоции, когда из тебя их высосал немуль, всё до капли - высосал и передал на рабочую станцию, где они превратились в строчки кода, сконвертировались в очередной фрагмент морфоскрипта. Не для близких, а как бы для всех сразу. Ни для кого персонально.
        - Кухарка из меня слабая, - поделилась Майская, заходя в комнату с подносом. - Всегда что-нибудь убежит, пригорит или пересолится.
        Сигалов взял новую чашку и отхлебнул. Мила кокетничала, варить кофе она умела вполне. Ей бы только собранности побольше.
        - Чуть не забыл! - спохватился Виктор. - Фамилия Керенский тебе о чем-нибудь говорит?
        - Ни о чем.
        - Сан Саныч, - добавил он.
        - М-м… Нет.
        - В смысле, Александр Александрович, - уточнил Сигалов.
        - Я поняла, не тупая! Нет же. А кто это?
        - Вчера вечером позвонил и предложил работу. А вот кто он - это вопрос. Потому и спрашиваю.
        - А откуда он взялся, этот Сан Саныч?
        - В том-то и дело, что ниоткуда. Сам по себе.
        - Так не бывает. Кто ему дал твой номер?
        - Мила, - вздохнул Виктор. - Если бы я знал, кто ему дал мой номер, с кем он работает или работал раньше… Если бы я знал о нем хоть что-нибудь, зачем бы я у тебя спрашивал?
        - Давай по порядку, а то как-то странно. Ты же объявления на заборах не развешивал?
        - Звонит вчера вечером: «Здравствуйте, мне Сигалова». «Это я», - говорю. Он говорит: «Мы ищем бета-тестера, решили обратиться к вам». Я говорю: «Ну хорошо, а что да как? Что за работа?» И так далее. Он мне: «Все подробности при встрече, но гонорар могу назвать сейчас. Чтобы убедить в серьезности». И всё такое.
        - Ну и сколько предложил?
        - В пять раз больше, чем я ждал. Такие деньги мне только Лаврик… - Виктор резко умолк и снова схватился за чашку.
        - А Лаврик - это кто? - заинтересовалась Мила. - Что-то я от жизни отстала, столько новых имен…
        - Лаврик - это из другой оперы, забудь.
        - Какие-то сказки, Витя, - подумав, сказала Майская. - Я бы поверила, если бы тебя «Гипностик» в новый проект позвал. Но у них сейчас такие дела… Прям шпионский триллер. Все на ушах стоят.
        - Ну-ка, просвети.
        - Туманова ты помнишь? - не совсем уверенно проговорила Мила.
        - Егорку-то? Ну еще бы. Правда, давно не виделись.
        - Он недавно в аварию попал. Ехал на скутере, кто-то его сбил вроде… Подробностей я не знаю. В общем, Егор сейчас лежит с сотрясением. А работал он последнее время как раз на «Гипностик», у них новый проект. Тема, как всегда, покрыта мраком, но бюджет - мне так на ушко шепнули… Ладно, я не туда углубляюсь. Дело не в этом. Егор попадает в больницу, неизвестно насколько. А через два дня исчезает Максимов.
        - Максимова не помню, - вставил Виктор.
        - Это из молодых. Хотя по возрасту ты вроде помоложе будешь… Но ты у нас старая гвардия, а этот из новых. Ну, не важно! - одернула себя Майская. - Короче, Туманов был штатным скриптером в проекте, а Максимов - так, на подхвате. И вот Максимов исчезает. Родители, друзья, подруги - никто не может найти. В «Гипностике» засуетились, подключили кой-какие связи, проверили, не покупал ли он билеты, где расплачивался последний раз… Выяснилось, что никуда он не уезжал и нигде не платил. Просто вот залег человек на дно, представляешь? В больницах нет, среди неопознанных трупов тоже нет… Но это еще не всё! На место Максимова студия приглашает Левашова. Этого я и сама плохо знаю, видела всего пару раз. Проходит два дня!.. - Неломайская напряженно замерла с поднятым пальцем. - И Левашов точно так же пропадает. Вслед за Максимовым. Третий человек на проекте - за одну неделю. Тут либо мистика, либо шпионский детектив.
        До сих пор Виктор слушал скорее из вежливости, но упоминание третьего скриптера пробудило в нем какую-то неясную тревогу.
        - И этого… Левашова… Его тоже найти не могут? - уточнил Сигалов.
        - Нет! - возбужденно воскликнула Майская. - С ним еще хуже: он, говорят, жениться собирался. Невеста уже с пузом, они давно вместе жили.
        - Двое смылись, еще один в больнице. - Виктор пожал плечами. - На сенсацию не тянет.
        - Левашов бросил беременную невесту прямо перед свадьбой.
        - Бывает.
        - Послушай, - со значением произнесла Мила. - За одну неделю. С одного проекта. Слетают три разных человека. Я имею в виду - не разных, а отдельных. Так-то они все знакомы: и Максимова, и Левашова в «Гипностик» привел Егорка Туманов, как я слышала.
        Смутная догадка, одолевавшая Виктора, вдруг преобразилась в нечто такое, от чего отмахнуться уже было невозможно.
        - Егор знал обоих, и как только он выпал из рабочего процесса, те двое тоже исчезли, - подытожил Сигалов.
        - Один за другим! - подтвердила Майская.
        - Сначала первый, потом второй… - пробормотал Виктор. - А сам Туманов в каком состоянии?
        - С ним всё нормально вроде. Но - постельный режим и никакой работы.
        - Узнаешь для меня, где он лежит?
        - О-ой, Витя, какой ты молодец. Надо навестить, конечно. Съездим вместе? А в «Гипностик» звонить будешь? - спросила Майская без паузы.
        - Зачем? - не понял Сигалов.
        - Как зачем?! Я тебе о чем тут рассказываю? У них недобор, у них аврал, у них к тому же началась паранойя: они подозревают, что это происки конкурентов.
        - Паранойя, - согласился Виктор.
        - А ты свой парень, на тебя можно положиться. Вникнешь быстро, Туманова заменишь легко, в другой проект не слиняешь. Я, например, на твоем месте попросила бы хороших денег. И уверена, что получила бы.
        - Туманова я не заменю, - отрезал Сигалов. - И работу я не ищу.
        - А как же Керенский? Перезванивать ему не будешь?
        - Да чего перезванивать… - Виктор достал коммуникатор и проверил время. - Договорились на шесть вечера. Сейчас поеду.
        - В шесть? - опешила Мила. - Кто назначает собеседование на вечер? И ты же сказал, что не ищешь работу.
        - За такие деньги это не работа, а удовольствие.
        - Мне кажется, там какая-то засада, Витя… Давай я съезжу с тобой!
        - Зачем? Вместе отстреливаться? - хрюкнул Сигалов.
        - Посмотрю на договор, я же юрист по первому образованию. Может, помогу чем. Мы ведь с тобой кореша?
        - Кореш и корюшка. - Он чмокнул Милу в щеку. - Я сам справлюсь, но всё равно спасибо. Я-то вот ничем тебе не помог сегодня.
        - Помог, не переживай. И когда бы ты еще голым на коне покатался? После собеседования звони, прямо сразу. Хочу всё знать! Ну и кстати: если это не пустышка, тем более держи меня в курсе. Мне машину давно поменять надо, и еще мебель, и еще кое-что. - Майская поймала его взгляд на своей груди и погрозила пальчиком: - Но это тебя не касается, ясно?
        - Конечно. Я по духовной части. - Сигалов развернулся и пошел к лифту.
        Поленившись вызывать такси, Виктор решил поймать его на перекрестке. Проторчать пришлось минут десять, но свободная машина всё же объявилась. Сверившись с записью в коммуникаторе, он назвал адрес, водитель молча кивнул и так же молча поехал, за что Сигалов был несказанно ему благодарен. Следующие сорок минут он провел в благодатной тишине. Неломайская была хорошей женщиной и даже совсем неглупой, но Виктор слишком быстро ею наедался.
        - Где-то справа… - таксист нарушил молчание не раньше, чем свернул на старую улочку, узкую и нерационально изогнутую.
        Виктор в этом районе никогда не бывал и даже удивился, обнаружив, что раньше в Москве могли строить и так.
        - Вот ваш дом, - объявил водитель, останавливаясь возле неприметного двухэтажного здания, зажатого между корпусами повыше.
        У стеклянных дверей Сигалова ждала заурядная офисная девица. Она была бы симпатичной, но ее убивал дресс-код: длинная черная юбка, белая кофточка под горло и тугой пучок на голове «сегодня училка не в духе».
        Виктор мысленно поставил «минус» конторе, в которой заставляют так одеваться нормальных молодых девчонок, и оглядел фасад здания в поисках какой-нибудь вывески. Но тщетно.
        Не задавая вопросов, девушка вручила ему пластиковый диск белого цвета с длинным белым шнурком. На бейджике не было ни надписей, ни логотипа - вообще ничего. У встречающей на шее висел точно такой же, и Виктор сунул голову в белую петлю.
        - Вот почему мне название вашей компании не сказали, - протянул Сигалов. - Вы его еще не придумали!
        Девица скупо усмехнулась и жестом пригласила внутрь. На посту охраны сидел какой-то дородный пенсионер, открывший турникет раньше, чем Виктор успел к нему приблизиться. За турникетом был лифт - и, собственно, всё.
        - Снаружи офис побольше как-то выглядел, - пробормотал Сигалов, не рассчитывая, что девушка ответит.
        Она и не ответила. Молча приложила свой бейджик к панели и показала на открывшиеся створки. Кнопок в кабине не было. Вместо них, как и снаружи, висело считывающее устройство для магнитного пропуска. Светового табло не было тоже, и Сигалов лишь теперь сообразил, что в здании всего два этажа.
        Девица вновь приложилась диском к панели. В стенке что-то пискнуло, но кабина продолжала стоять на месте, и это длилось довольно долго - достаточно, чтобы заподозрить неладное. Однако сопровождающая вела себя спокойно, поэтому Виктор подумал, что лучше помолчать и ему.
        Стоя рядом с девушкой, он невольно начал рассматривать ее профиль, больше в кабине смотреть было не на что. Она покосилась в ответ, и Сигалов вспомнил, как час назад его в том же самом уличила Майская. Смутившись, он вдобавок сообразил, что ему не мешало бы побриться, да и штаны надеть другие, а не эти, мятые и побитые до бахромы. То, что с Неломайской и прочими друганами катило за творческий кэжуал, здесь, в офисе с охраной, выглядело как неряшливость. Вероятно, этой офисной цыпе находиться в его обществе было не особенно приятно.
        Лифт тем временем продолжал стоять на месте, и это было уже просто смешно.
        - Может, пешком? - предложил Виктор. - Здесь же невысоко, по идее.
        Попутчица не реагировала.
        - А какой здесь график вообще?
        Девушка вновь промолчала.
        - Тебе по инструкции разговаривать не положено, или у тебя ко мне что-то личное? - не выдержал Сигалов.
        Сопровождающая наконец-то повернулась к нему, одарила прелестной улыбкой с ямочками на щеках и вдруг широко раскрыла рот. И Виктор впервые в жизни увидел, как выглядит отрезанный язык. Вернее, его отсутствие.
        - Прости… - пробормотал он, растерянно отступая назад. - Надеюсь, это не здесь с тобой сделали? Ох, черт… Я не то хотел… - Сигалов, проклиная себя, стиснул зубы до боли.
        Девушка отрицательно покачала головой и опять отвернулась к створкам.
        - Прости, я дурак, - продолжал бубнить Виктор. - С моей работой чувство юмора становится… немножко странным.
        Пока он терзал извинениями и себя, и спутницу, лифт незаметно тронулся - но не вверх, а вниз. Несколько секунд кабина плавно опускалась, потом остановилась с мягким толчком.
        Впереди открылся пустой холл с кофейными автоматами, от которого расходились три коридора. Вместо офисных перегородок на этаже стояли высокие секции из молочно-белого стекла, поэтому проходы выглядели как психоделические тоннели.
        Девушка повела Виктора прямо.
        По обеим сторонам попадались двери с номерами и какими-то аббревиатурами - все закрытые, каждая со сканирующей панелью. Судя по их расположению, большие залы чередовались с крошечными комнатушками.
        В коридоре никого не было, хотя жизнь в офисе, несмотря на вечернее время, кипела. Везде горел свет, за стеклянными стенами ощущалось присутствие людей, иногда доносились обрывки разговоров, но настолько неявные, что нельзя было разобрать ни слова.
        Как Виктор и ожидал, начальство сидело в конце коридора. Немая остановилась в тупике перед дверью - тоже белой, но деревянной и без панели под бейджик, - и показала на табличку: «Керенский Александр Александрович». Затем развернулась и направилась обратно к лифту.
        - Прости меня еще раз, я не хотел, - сказал ей Сигалов шепотом и, постучавшись, вошел.
        Кабинет ему сразу понравился. Виктор опасался увидеть гигантский дубовый стол, загроможденный бездарными офисными сувенирами, или иконостас из неведомых дипломов, или даже целый стеллаж с пафосными призами. Виктор хоть и жил вольным стрелком, но периодически сталкивался с обитателями подобных храмов. Эти люди предпочитали спрашивать не о профессии, в которой они сами смыслили чуть больше уборщицы, а о каких-то отвлеченных материях. Как будто единственное, что их интересовало, это способность человека сформулировать «семь своих достоинств и семь своих недостатков», а вовсе не то, что он умеет делать.
        Здесь всё было не так. Кабинет оказался небольшим и строго функциональным, а отсутствие окон придавало ему особенно аскетичный вид. Поклонники красного дерева в таких помещениях не приживались, здесь были заняты работой.
        За простым серым столом сидел суховатый и, видимо, невысокий человек лет сорока пяти со смоляными усами, которые были подстрижены так коротко, что как бы существовали над верхней губой сами по себе. Вероятно, усики были объектом неустанных забот Керенского. Сигалов отрешенно подумал, что такому персонажу подошла бы плоская соломенная шляпа-канотье и контрастный полосатый пиджак. Впрочем, на комика Керенский был не похож.
        Он поднялся из-за стола и, доброжелательно улыбнувшись, протянул руку:
        - Рад встрече, Виктор! Спасибо за пунктуальность.
        - Здравствуйте, Сан Саныч. По пути немножко задержались… с этой девушкой, которая меня встретила…
        - Какие-то проблемы?
        - Нет-нет! - торопливо ответил Виктор. - С девушкой никаких проблем. В лифте с ней застряли просто. Но не надолго.
        - Этот лифт не застревает. Там карантин, вас не предупредили.
        - Карантин?.. - озадаченно переспросил Сигалов.
        - Не в санитарном смысле, а в смысле безопасности. Трехминутная задержка, - бесхитростно пояснил Керенский. - Как в некоторых банковских хранилищах, если вы слышали. Да вы присаживайтесь.
        Предложение оказалось весьма стати, посидеть Виктору и правда сейчас не мешало. На такой поворот он не рассчитывал. Не то чтобы банковский сейф, встроенный в кабину лифта, был откровенно избыточен… Сигалов как раз испугался, что для этой конторы такие меры в порядке вещей. И немая девчонка… ее присутствию в штате вдруг нашлось идеальное объяснение: чтоб языком не болтала. Да и дедуля на вахте, который в случае чего не задержит и ребенка… Видимо, не привлекать лишнего внимания для него было важней.
        Так или иначе Сигалова больше не тянуло спрашивать, почему у компании нет названия. Даже в шутку.
        - Сан Саныч, мне бы хотелось узнать о характере работы, - сказал Виктор, стараясь, чтобы это звучало пободрей.
        - Работа по вашей специальности. Нам нужен бета-тестер. В компании уже есть несколько тестеров, но морфоскрипт у нас большой, поэтому дело найдется для всех. Вы даже не будете пересекаться, у каждого свой участок.
        - Свой фрагмент, - попытался уточнить Виктор. - Или свой эпизод.
        - М-м… Участок, - настойчиво повторил Керенский. - Так правильней, вы потом поймете.
        - Что это за проект, если в двух словах?
        - У нас довольно своеобразный скрипт.
        На слове «своеобразный» Сигалов непроизвольно дернул коленом.
        - Хотелось бы немного конкретнее, - попросил он, удивляясь своей смелости.
        - Разве предложенная вам оплата не снимает некоторых вопросов? - сказал Керенский, глядя на Сигалова всё с тем же доброжелательным выражением.
        «Такая оплата их как раз добавляет», - хотел ответить Виктор.
        - Есть вещи, которые не измеряются деньгами, - проговорил он, мысленно попрощавшись и с самими деньгами, и с немой сотрудницей, и с секретным лифтом тоже.
        «Беру вискарь и возвращаюсь к Неломайской, - с облегчением подумал Сигалов. - Теперь она просто обязана меня утешить».
        - Вот это хорошо. - Керенский энергично мотнул головой. - Значит, мы в вас не ошиблись. Что касается ваших опасений: нет, мы не нарушаем закон. И-и… есть темы законные, но аморальные. Таким контентом мы тоже не занимаемся, если вас это беспокоит. Сейчас вы сами убедитесь.
        - Сейчас?..
        - Вы же хотели конкретики. Лучше один раз увидеть, не правда ли? Пойдемте, я провожу.
        Дружески похлопывая Виктора по спине, Керенский вывел его из кабинета. Вдвоем они дошли до холла с непонятным лифтом и свернули в боковой коридор, по которому снова прошли до конца. И снова оказались у лифта.
        - Это обыкновенный, - с иронией прокомментировал Керенский, видя замешательство Виктора. - Просто лифт.
        - Опять едем вниз? - удивился Сигалов, когда кабина тронулась.
        - Когда-то здесь был крупный торговый центр. Много этажей, подземная парковка, коммуникации - нагорожено, в общем. Мы выкупили у города котлован и немного его обустроили. Под свои нужды.
        Виктор попытался вообразить, что за нужды могут быть у фирмы, которая ничего пока не продает и даже не имеет названия, но тратит бешеные деньги на офис. Вообразить не получилось, тем сильнее разгорелось любопытство. В конце концов, это была не лесная хижина Лаврика, да и разговор с будущим начальником Сигалова немного успокоил. Александр Александрович казался человеком не совсем обычным, но точно не злодеем.
        На нижнем уровне Виктор обнаружил те же коридоры и те же стеклянные секции, разделявшие огромную площадь на кабинеты, только здесь некоторые стены были прозрачными, и Сигалов ужаснулся от количества занятых в проекте сотрудников. Он много раз бывал в «Гипностике», заставал там и всеобщие авралы, и моменты затишья. Но то, что Виктор увидел сейчас, было похоже скорее на фондовую биржу: кто-то медитировал у монитора, кто-то остервенело долбил по клавиатуре, кто-то орал в трубку, а иные откровенно дремали.
        - Мы работаем круглосуточно, - сказал Керенский, увлекая Виктора в очередной поход по коридору. - Вы сами будете определять свой график, сами будете выбирать выходные. Но не сразу. На первое время давайте договоримся, что вы начинаете в десять утра. Надеюсь, дорогу вы запомнили, с бейджиком тоже ничего сложного. Но если необходимо, вас будут встречать на входе, как сегодня.
        - Спасибо, я справлюсь. - Сигалов вспомнил, как немая показала ему обрубок языка во рту, и крупно вздрогнул. - Если честно, я думал, что возможна удаленная работа. У вас ведь не завод с конвейером, который должен…
        - У нас именно завод. - Александр Александрович остановился возле наглухо закрашенной секции, приложил свой ключ к панели и вновь хлопнул Виктора по спине.
        В большой светлой комнате стоял длинный ряд мягких кресел с откинутыми спинками. При других обстоятельствах Сигалов, вероятно, подумал бы о бизнес-классе в салоне самолета, но сейчас ему на ум пришла лишь стоматологическая клиника - и широко раскрытый рот той несчастной девушки. Несколько кресел были заняты, но языки никто никому не вырывал: люди лежали с закрытыми глазами, и у каждого на лбу был немуль.
        - Рабочие места мы постарались сделать максимально комфортными, - негромко произнес Керенский. - И обратите внимание на наши нейроконтроллеры. Они защищены от дистанционного считывания, у вас дома такого нет.
        Действительно, у каждого обруча был шнур, уходивший куда-то в подлокотник. Сигалов о таких и не слышал.
        - Проводное соединение - это экзотика, - согласился Виктор.
        - Мы очень серьезно относимся к безопасности. Располагайтесь, первое место - ваше. И на этом я, пожалуй, распрощаюсь. Рад был знакомству, надеюсь на долгое сотрудничество. Когда вы вернетесь… Ну, когда выгрузите скрипт, здесь будет ваш куратор. Он уже подъезжает к офису.
        - Куратор?.. - недоуменно обронил Сигалов.
        - Вы подумали, что это я? Нет, я генеральный. - Керенский снисходительно улыбнулся. - Выше меня здесь только Господь. Мы с вами будем иногда встречаться, но ваш непосредственный руководитель… он скоро приедет.
        Виктор не нашел, что ответить, и просто прилег в кресло - не разуваясь, как это сделали те, кто трудился во благо безымянной компании на соседних местах.
        - Удачи! - напутствовал его Керенский.
        - Знаете, Сан Саныч… - Сигалов уже взял с подставки свой немуль, но надевать не спешил. - Я такой организации, как у вас, нигде еще не видел. Немного непривычно… в хорошем смысле. Такой серьезный подход к делу… И в то же время такое отношение к людям. Я думаю, вы порвете рынок. И я постараюсь вам в этом помочь. Постараюсь быть полезным.
        «Зачем столько соплей напустил? - обругал себя Виктор, когда Керенский удалился. - Отношение к людям… Что я знаю об их отношении? Я даже не в курсе, куда меня сейчас окунет. Ладно, авось зачтется как прогиб. За такие деньги не стыдно и лизнуть разок, лишь бы в привычку не вошло».
        Сигалов ожидал увидеть корпоративный интерфейс, но почувствовал, что загрузка скрипта уже началась.
        Дождь лил как из ведра. Виктор сделал последнюю затяжку, выбросил окурок и закрыл окно. Чайник уже вскипел, микроволновка звякнула, извещая, что пирожки с вишней тоже поспели. Переложив их на блюдце и взяв во вторую руку чашку, Сигалов вернулся в комнату.
        Телевизор, милый пережиток прошлого, висел там же, где его и повесили много лет назад. Виктор не помнил, когда включал его в последний раз, но и выкинуть рука не поднималась. На стене наверняка останется след, надо будет чем-то закрывать, опять морока… Пусть уж лучше телевизор.
        Черный экран продолжал притягивать пыль, а Сигалов продолжал ее стирать, раздражаясь каждый раз всё сильнее. Час, когда ненужный прибор отправится на помойку, неминуемо приближался. А ведь кто-то по-прежнему этим пользовался, что-то там смотрел, вроде даже и кино еще снимали для каких-то фрустрированных пенсионеров… Виктор давно собирался на это взглянуть, исключительно ради хохмы, - и вот тогда уже с чистым сердцем освободиться от мусора.
        Поставив чашку и блюдце на стол, он решительно пошел за салфеткой. Дождь, чай, безделье. Похоже, сегодня тот самый день.
        Пока Сигалов вытирал пыль, огненные пирожки остыли и теперь были в самый раз. Он торжественно уселся напротив телевизора, взял чашку и тут кое о чем вспомнил. Чертов ящик включался не голосом и не коммуникатором, ему нужен был пульт. Крякнув, Виктор снова поднялся и отправился на поиски.
        Звонок застал его за разбором ящика с реликтами ушедшего детства.
        - Кирюх, салют! - раздалось в трубке.
        - Привет, - ответил Виктор.
        Пульт нашелся между фонариком и игрушечным кастетом. Сигалов потыкал в зеленую кнопку и вытряс давно погибшие батарейки.
        Собеседник тем временем продолжал о чем-то рассказывать - с такими подробностями, что Виктор потерял нить уже на второй фразе. Он озабоченно вернулся к коробке и выяснил, что запасных батареек у него нет.
        Дождь за окном поливал волнами и хлестал по стеклам так, что замирало сердце. Сигалов против дождя ничего не имел, без него и весна - не весна, но уж больно не вовремя он сегодня пошел. И телевизор не посмотреть, нужны батарейки. Где их искать - пёс их знает… Возможно, такие уже и не делают.
        Сигалов осторожно приоткрыл окно и взял с подоконника зажигалку. Монолог в трубке продолжался сам собой - вот и хорошо, сейчас Виктору было не до разговоров. Он почувствовал не то начинающийся жар, не то тремор, а скорее, всё вместе. Сигалов посмотрел на свою руку - сигарета в пальцах не дрожала. Ощущение тряски было внутренним и к телу как будто не относилось.
        - Ладно, Кирюх, я еще перезвоню, - произнес абонент.
        - Хорошо… - сказал Виктор, зачарованно глядя в угол.
        Стены и потолок медленно разъезжались, комната увеличивалась в размерах, но как только он моргал, всё возвращалось на место - и тут же начиналось по новой. Это движение пространства, неуловимое и оттого еще более мучительное, преследовало Виктора без остановки, словно кто-то вращал колесо с наклеенными картинками. Хватаясь, как старик, за спинку дивана, он сел и попытался не моргать, чтобы застать тот момент, когда стены отодвинутся достаточно далеко - туда, откуда они уже не смогут мигом встать на прежнее место. Одновременно Сигалов сознавал, что никакого движения в комнате нет, - именно это он и хотел себе доказать от обратного. Он просидел с открытыми глазами секунд двадцать и вдруг почувствовал такое головокружение, что желудок ухнул вниз и сжался. Если бы Виктор успел съесть пирожки, они неминуемо оказались бы на диване, но он лишь закашлялся и проглотил густую слюну.
        Сигалов осторожно поднялся с дивана, опасаясь, что не справится с координацией и опрокинет чай на столе. Он чувствовал, что каждое его движение было сделано не им самим, а кем-то посторонним. Ему казалось, что он хочет подойти к телевизору, в действительности же этого хотел кто-то другой, а Виктор лишь исполнял его волю.
        - Стены-то больше не ездят… - сказал он вслух. - И это тоже пройдет.
        Сигалову не нужно было убеждать себя, что он находится в плену навязчивой иллюзии, он и так прекрасно это понимал, но избавиться от нее не мог. Ощущения были такими сильными, что занимали всё его сознание, не оставляя места для других мыслей - возможно, более здравых. Виктор ежесекундно повторял себе, что им никто не управляет, и это было то же самое, как встряхивать непрерывно засыпающего человека, находящегося на грани между сном и явью.
        Звонок заставил Виктора вздрогнуть, и он обнаружил, что стоит у телевизора, разглядывая корпус. Включить его можно было и без пульта, ну разумеется, вот только найти нужную кнопочку…
        В дверь снова позвонили, и Сигалов окончательно пришел в себя. Голова была удивительно ясной, мысли о перемещающихся стенах казались верхом бреда. Тело тоже было в порядке: Виктор словно выспался и как следует позавтракал. Взглянув на блюдце с нетронутыми пирожками, он пошел открывать.
        За дверью стояла молодая девушка в домашних шлепанцах.
        - Привет, Кирилл, - сказала она.
        - Привет, - ответил Виктор, мучаясь от того, что не может назвать соседку по имени. Кажется, ее имя в морфоскрипте прописано не было.
        - Набирала два раза, у тебя занято. Решила сама зайти. Ты про вечер не забыл? Одиннадцать ноль-ноль.
        - Конечно. В смысле - нет, не забыл.
        - Будут две подруги, как обещала.
        Виктор не понял, о чем речь, и это, вероятно, тоже было задумано автором. Глуповато, как показалось Сигалову. Сам он предпочитал не городить загадок на пустом месте, но ошибкой скрипта это назвать было всё же нельзя. Дело вкуса.
        Истолковав его молчание по-своему, соседка пояснила:
        - Ну как обещала же! Две и еще… раз, два, - она показала пальцем на него и на себя.
        Сигалов начал догадываться, и это ему понравилось.
        - С тобой всё в порядке? - спросила девушка, снова не дождавшись ответа.
        - Да, всё хорошо. До вечера?
        - Ну… до вечера, - сказала она с легким сомнением.
        Виктор закрыл дверь, посмотрелся в зеркало и увидел себя - обычного, нормального. В темно-красных хлопковых брюках, зауженных книзу, и в растянутой майке-алкоголичке с нарисованным пятном от кетчупа на животе. Мода сделала очередной виток и вернулась туда, откуда никогда не уходила: неделю подбирать одежду, чтобы выглядеть так, будто ты случайно схватил первое попавшееся под руку.
        Сигалов вернулся в комнату, но не сообразил зачем. На столе лежала грязная салфетка, рядом стояло блюдце с остывшими пирожками. Он хлебнул холодного чая и приблизился к незакрытому окну. Дождь уже заканчивался, но подоконник успело залить полностью, и пачка сигарет промокла, хоть выжимай. Однако не это тревожило Виктора. Что-то другое, более важное. Он почти вспомнил и даже обернулся, сделав шаг к телевизору, когда где-то за пределами комнаты сказали:
        - Достаточно для первого раза.
        Виктор стянул с головы немуль, тяжело вздохнул и посмотрел вверх. Над ним нависала мощная фигура с квадратным лицом. В глазах туманилось, зрение фокусировалось медленно и неохотно. Прежде чем картинка приобрела четкость, Сигалов уже догадался, кого он видит, и не смог в это поверить. Возле кресла ожидал капитан, два раза арестовывавший Виктора за убийство Лёхи в том самом скрипте, который Шагов нарыл неизвестно где. Этот вымышленный капитан из чужого черновика сейчас находился рядом - живой, настоящий.
        - Я буду вашим куратором, - сказал мужчина. - Моя фамилия Коновалов.
        Эпизод 6
        Домой к Шагову Виктор ввалился промокший как собака.
        - Дай воды! - сказал он вместо приветствия.
        - Ты посмотри на себя. Уж чего-чего, а воды у тебя своей навалом.
        - Пить дождь затруднительно, - огрызнулся Сигалов, скидывая в прихожей хлюпающие туфли.
        - Бесплатно, экологично! - Алексей засмеялся, но за водой всё-таки пошел.
        - Ага, особенно в Москве, - бросил ему в спину Виктор. - Нет, и главное, как неожиданно начался! Как ливанул!
        - Может, чего покрепче? - спросил Шагов, возвращаясь с полным стаканом.
        Сигалов на мгновение задумался и дернул подбородком:
        - Нет. Точно нет.
        - Витя отказывается от вискаря - похоже, в лесу кто-то сдох. Кто там должен сдохнуть, я забыл.
        - Медведь, - буркнул Сигалов, отдышавшись.
        - Логично. А почему не выпить-то? Я завтра не работаю.
        - Зато я работаю. Или нет… Еще не решил.
        - О, как! - удивился Шагов. - Надоела свобода?
        - Свобода - это слово из энциклопедии, а голод - вот он, - похлопал себя по животу Виктор. - Голод реален, и он повторяется изо дня в день, вот в чем подлость жизни.
        - Я сам давно не ел, сейчас что-нибудь сварганим. - Алексей снова удалился на кухню и уже оттуда крикнул: - А что за работа? Поделись горем, друзья для этого и нужны.
        Виктор пошел за ним, оставляя на полу мокрые следы.
        - Сначала объясни, куда ты в прошлый раз от меня слинял, - потребовал он. - Открываю глаза, а тебя нет. Вот, кстати, держи. - Сигалов вынул из промокшего кармана карту памяти со скриптом.
        - На работу дернули. Аварийный сбор, двойная оплата, за неявку расстрел. Вообще, у нас такое нечасто бывает. Но иногда случается. - Шагов открыл холодильник и принялся выкладывать оттуда мороженые брикеты. - Я и подумал: зачем тебя трогать? Лежи, балдей. Не хотел форсировать выгружение.
        - Что у вас там приключилось-то?
        - Твоему гуманитарному мозгу это вряд ли доступно. Если коротко, адский сбой, половина дата-центра встала. Ничего, справились. - Алексей закончил разбираться с полуфабрикатами и, загрузив микроволновку, пошвырял остальное обратно в холодильник. - Зато завтра внезапный выходной. Теперь ты рассказывай. И возьми в ванной полотенце, а то стоишь тут капаешь.
        - Я правильно понял, что вместо виски в оригинале того скрипта были апельсины? В той фуре, под которую я влетел.
        - Да, но я как заменил их на «Джека», так и оставил. Мы ведь решили больше ничего не трогать.
        - Кто-то вернул апельсины на место, - скорбно произнес Виктор.
        - Откуда ты знаешь? Опять попал в аварию? Дай я сам догадаюсь. - Шагов радостно оскалился. - Тебя снова везли в участок. Значит, ты ареста и во второй раз не избежал.
        - Это невозможно.
        - Я тебе так и сказал. А ты не поверил. Когда полиция орет «руки вверх!» - ты поднимаешь руки вверх. Так устроен мир.
        - Особенно если ты действительно кого-то убил, - негромко закончил Сигалов.
        Алексей как раз достал нож и замер в двусмысленной позе, словно собирался пырнуть кого-то невидимого.
        - Ты меня не убивал, - ответил он еще тише, чем Виктор. - Это логическое противоречие, которое я сам туда вставил, своими руками. - Он взмахнул ножом и, завершая движение, принялся резать салат.
        - Твою провокацию кто-то исправил. Вместе с вискарем. Теперь никаких противоречий в сюжете нет: это я проломил тебе голову. И сделал это совершенно мотивированно, я защищался. Прости, дружище.
        - Пустяки, дело житейское. Продолжай в том же духе. Карту со скриптом оставь себе, я ее специально и привозил. Может, тебе захочется там покопаться. И сходи уже за полотенцем!
        - Да я почти высох, - отмахнулся Виктор. - А карту забери, мне твой скрипт не нужен.
        - Он не мой.
        - Не важно. Эти автоматические обновления… что-то они мне не нравятся.
        - Я тоже не ожидал, что скрипт полностью восстановится. Тем интересней, разве нет?
        - Не полностью. - Сигалов осмотрелся и сел на стул в углу. - Твоя квартира, твой дом, твой лифт - это всё осталось.
        - Я не знаю, как это объяснить. - Шагов развернулся к Виктору, снова с ножом, потом растерянно взглянул на лезвие и отложил нож в сторону. - В заготовке, которую я сохранил с сервера, локация была другая. И персонажи были другие, естественно. Я прописал там себя, идея-то была в том, чтобы тебя разыграть.
        - Разыграл, - кисло улыбнулся Виктор. - Логические нестыковки оттуда кто-то выкинул, а всё остальное оставил.
        - Значит, это не важно, не критично.
        - Не критично - для чего? Не важно - для кого?!
        - Для автора скрипта, наверно… Спроси чего полегче.
        - Сейчас спрошу, я за тем и приехал. Ты капитана хорошо помнишь? Того, который меня арестовывает и везет в участок.
        - Трудно сказать, там полно полиции толчется. Я бегло просматривал, в подробности не вдавался.
        Виктор помедлил, сомневаясь, говорить или нет.
        - Капитан Коновалов… - выдавил он наконец. - Имя-отчество всё время вылетает. Вроде какой-то Игорь… или Сергей Игоревич. Юмор в том, Лёха, что этот Коновалов теперь мой начальник. Хотя ничего смешного тут нет.
        - Какой-то Коновалов, ну и что? - Шагов снова вернулся к стряпне.
        - Я был уверен, что ты удивишься, - признался Сигалов, непонимающе глядя другу в затылок. - Я вот, например, испугался. Сначала подумал, опять какая-то хохма с двойным пробуждением. Оказалось - нет, этот человек существует в реальности. С той же внешностью, с тем же именем и фамилией. Только он не капитан полиции.
        - Ну и отлично. Если твой начальник не капитан, значит ты не старлей.
        - Я с тобой серьезно, а ты…
        - А я стараюсь подходить рационально. - Шагов достал из печки шашлык и начал скрупулезно делить мясо по тарелкам. - Про работу ты мне так и не рассказал. Но ты же не кочегаром устраиваешься и не хирургом? Что-то связанное со скриптами, правильно?
        - Связанное, - нехотя подтвердил Сигалов.
        - Любой профессиональный мир узок. А ваш тем более. И ты в нем варишься с пеленок. Короче, этого Коновалова ты где-то уже видел, просто успел забыть. Но в голове отложилось. И в скрипте ты его подсознательно вставил на место другого персонажа. Там же пустые фреймы кругом, дырки.
        - Подсознательно, как же! А через несколько дней встречаю его в офисе.
        - Совпадение, пусть и редкое. Но ничего сверхъестественного я здесь не вижу.
        - Пойдем. - Сигалов поднялся и поманил Алексея за собой.
        - Куда? Остынет же! И давай всё-таки выпьем, а то простудишься.
        - Выпьем, выпьем, - мстительно покивал Виктор. - Но сначала ты посмотришь на одну штуку. И объяснишь это рационально. Или уж как получится.
        Сигалов повел Алексея в его кабинет и заранее вытянул руку, чтобы сразу же указать на стену, но, переступив через порог, споткнулся, словно наступил в пустоту. Постер был другим - без бойцовской бабы, но с добрым роботом-романтиком. Стальные губы непостижимым образом растянулись в улыбке, а глазные объективы с щеточками в виде длинных ресниц были томно прикрыты. Такого киборга могла бы скреативить Неломайская для своей целевой аудитории, далекой от техники ничуть не менее, чем от замужества.
        - Это что?! - возмутился Виктор.
        - Это классика, стыдно не знать.
        - А где старый плакат?
        - Он старше, чем мы с тобой, - заверил Шагов.
        - Тот постер, который здесь раньше был, где он?! - потеряв терпение, гаркнул Сигалов.
        - Он висит на этом месте с самого начала. Один и тот же. Ты ведь бывал у меня много раз.
        - Наверно, я не обращал внимания… - упавшим голосом произнес Виктор и вдруг торопливо приблизился к окну.
        Он хотел увидеть дом напротив, но из-за капель на стекле ничего не разглядел.
        Шагов медленно подошел сзади и похлопал его по плечу:
        - Что с тобой творится?
        - Это она, - постучал пальцем по стеклу Сигалов. - В том доме. Мальвина с телескопом. И вот тут тоже была она, - развернулся к стене Виктор. - Раньше была. На плакате. Девчонка с пушкой - это Мальвина. И на месте аварии в голубой тачке ехала тоже она. В первый раз я ее там не заметил, а во второй она вместо меня врезалась в грузовик.
        - Ты понимаешь, о чем ты сейчас говоришь? Телескоп, другой постер, который ты якобы у меня видел, авария - это всё детали скрипта. Его нельзя отличить от реальности, вот и ты запутался. Если бы я знал, что простая шутка так сильно заморочит тебе голову…
        - Да, слегка похоже на шизу, - рассмеялся Виктор. - Не бойся, голова у меня в порядке. Просто как-то необычно сложилось… В скрипте всего три женских образа, причем первый на таком расстоянии, что его не видно, а второй - вообще рисунок. Но я точно знаю, что это одна и та же девушка.
        - Автор скрипта на ней зациклен, вот и всё объяснение.
        - Да хрен с ним, с автором! Теперь я тоже на ней зациклен.
        - На какой-то придуманной девке? - Шагов строго посмотрел исподлобья.
        - Почему на придуманной? Модель для постера могли не рисовать, а использовать реальную.
        - Если так, то мы найдем ее за пять секунд. - Алексей дотянулся до стола и взял коммуникатор. - Как называется, помнишь?
        - Еще бы! И почему я сам не додумался?
        - Потому, что гуманитарии этого не умеют. Ну, название! Что на постере написано?
        - «Окунись в Ад».
        - Редкостная похабщина, - отозвался Шагов.
        - Ага, - удовлетворенно произнес Виктор. - Я думал, ты его специально повесил. Ну, то есть на самом деле. Творческий протест как бы.
        - У тебя фантазировать хорошо получается, а думать - не твоё. Нет такого проекта, - без паузы объявил Алексей, показывая белый экран коммуникатора. - Нет и никогда не было.
        - Погоди-ка… Вот тут меня не собьешь. Я это название уже слышал, совершенно точно.
        - Не слышал ты его, а видел. У меня на стене - в чужом креативе, который я случайно скачал незнамо где и сдуру тебе подсунул, чтобы разыграть. Всё, Витя, тема закрыта! Пошли за стол, давно остыло, небось.
        Сигалов вздохнул и отправился за товарищем на кухню.
        - Последние дни совсем сумасшедшие какие-то… - выдавил он.
        - Рецепт один, другого не существует.
        - Выпьем, - подтвердил Виктор.
        - Без излишнего усердия, исключительно для профилактики. Тебе же на работу завтра.
        - Уже не знаю. Что-то не тянет меня туда.
        - А кого тянет? - Шагов уселся на стул и придвинул к себе тарелку. - Конечно, остыло! - сокрушенно проговорил он. - А разогревать нельзя, в какую-то жижу превращается. Натуральный продукт, прямо так и написано.
        Алексей посыпал мясо стружкой из листьев салата и, спохватившись, достал бутылку.
        - Колись, что за работа, - сказал он, наливая.
        - Всё та же, - вяло ответил Сигалов. - Бета-тестер.
        - Что с деньгами? - коротко осведомился Шагов.
        - Шикарно.
        - Тогда в чем проблема? Отвык работать? Напрягает график?
        - Всё напрягает. У фирмы нет названия - это нормально?
        - Нормально, - кивнул Алексей. - Тебе-то какая разница?
        - Система безопасности у них какая-то чокнутая.
        - Это же хорошо. Комфортно.
        - Я вообще не понимаю, на чем они собираются зарабатывать.
        - Тебя это не касается. То, что тебя касается, ты делаешь лучше всех. Сам знаешь. Но тебе об этом нужно постоянно напоминать, иначе ты начинаешь сомневаться.
        - Ты такой же.
        - Но я в итоге нашел место, где меня ценят. И кажется, для тебя оно тоже наконец-то нашлось. Не прозевай шанс! - Шагов поднял стакан.
        Сигалов чокнулся и выпил. Его одолевали глубокие сомнения, но выразить он их не мог. Как только мысль облекалась в слова, она превращалась в пустую отговорку, в ничто. Настоящая причина была не в странности компании и даже не в подозрительной истории с Коноваловым, а в том, что куча мелких вопросов слипалась в огромный ком, и Виктор чувствовал в этом что-то неестественное, какой-то перебор. Он собирался рассказать про девицу без языка, но не стал, предвидя, что Шагов легко найдет объяснение и этому.
        - Слушай, Лёх, когда ты последний раз смотрел телевизор? - неожиданно спросил Сигалов.
        - Давно, а что?
        - Ими еще кто-то пользуется?
        - Полно психопатов. Некоторые радио до сих пор слушают.
        - А что там идет?
        - По телевизору? Без понятия. Возьми да посмотри.
        - У меня его нет.
        - У меня тоже. И как-то не жаль. - Шагов снова налил обоим виски, увеличив дозу.
        Виктор выпил половину, разгоняться не хотелось.
        - И еще нужно спросить… - нерешительно начал он. - Когда мы с тобой встретились в скрипте… когда ты в грузовике сидел…
        - Ну опять! - простонал Алексей. - Выкинь это из головы. Давай я сотру его, вот прям сейчас. Удалю, чтобы духу не было.
        - Успокойся, я просто из любопытства. В тот раз ты сказал, что впереди еще много интересного. Это правда? Что там дальше по сюжету? После аварии.
        Шагов потыкал вилкой мясо, без удовольствия прожевал кусок и покосился на бутылку.
        - Теперь это уже не кажется таким забавным, - признался он. - А тогда выглядело очень даже весело: перебросить тебя из декадентского сплина в сплошной угар… После аварии с фурой, если тебе удалось бы ее избежать, ты должен был попасть под самолет.
        - Это как?
        - Авиакатастрофа. Прямо с неба - огромный лайнер. Там уже не свернуть, накрывает всю улицу. А если и от самолета уйдешь, то дальше рушится эстакада. Это уже перед самой полицией, других дорог там нет. Если от авиакатастрофы можно спастись, изменив маршрут, то эстакада такой вариант отсекает.
        - Выходит, с каждым разом задача усложняется. Так и должно быть, вообще-то. Всё в рамках жанра.
        - Теоретически да. Получается, что добраться до цели ты можешь только пешком. Но ты же арестован. Если начнешь объяснять полиции про самолет и прочее, они тебе не поверят. Попробуешь сбежать - застрелят. Но самое смешное, что цель, к которой ты стремишься изо всех сил, - она ведь заведомо идиотская. Как будто пользователь сам рвется за решетку. Обычно бывает наоборот.
        - В полицейском участке находится суперприз?
        - Какой там приз?! Новые наручники на день рождения?
        - Какой-то всё-таки должен быть. Похоже, не самый очевидный. Иначе сюжет действительно не имеет смысла. А где, ты говоришь, расположен участок?
        - Ничего я не говорю, - буркнул Шагов. - Чтобы узнать адрес, нужно загрузить скрипт и пройти его до конца. А это невозможно в принципе, потому что нельзя использовать предыдущий опыт. В этом креативе ты всё воспринимаешь как реальность и прошлых попыток не помнишь.
        - А настоящий участок где? - не унимался Виктор. - Который в реальности.
        - Настоящий? Да здесь рукой подать.
        - Значит, капитан Коновалов вез меня не в полицию.
        - Какая разница? По-моему, этот участок - не объект, а просто идея, как горизонт или как закат. До него никто никогда не доберется, поэтому и не важно, где он находится.
        - И с самолетом та же история?
        - Знаю ли я, где он упадет? Нет. Дальше фуры с апельсинами я не продвинулся. Всегда одна и та же смерть в аварии. Вижу, как вылетают мои мозги… или не мои… Вижу море апельсинов, и на этом - конец. Неинтересно.
        - Заранее по карте не посмотреть и безопасный маршрут не составить… А как ты за рулем грузовика оказался? Там же нет выбора персонажа, нет меню, вообще ничего нет.
        - Когда я решил, что подсуну тебе этот скрипт как свой собственный, и начал его редактировать, вот тогда и прописал там шофера, чтобы в качестве зрителя поучаствовать. Но он, скорее всего, уже удален. Мы же выяснили, что изменения в скрипте сбрасываются. Не знаю, что тебе понадобилось в том участке, но могу только посочувствовать.
        - Понадобилось? Мне?.. Да я в гробу всё это видал! - хмыкнул Сигалов. - Просто удивляюсь: столько усилий вложено, а во что? Ну, погибает персонаж в аварии… или в авиакатастрофе. А зачем? Кому это надо?
        - Забыли, - отрезал Шагов, наливая.
        - Забили, - поддакнул Виктор.
        - И не начинай больше. Хватит об этом.
        - Не буду. - Сигалов сделал глоток из стакана и глубокомысленно заявил: - Между прочим, виски ни при чем. Это я сейчас только понял. Грузовик разлитого «Джека» ни на что не повлиял.
        - Еще слово, и я сам тебе котелок отрихтую! - Алексей взял квадратную бутылку за горлышко, но в ней оставалось слишком много, чтобы этим играться.
        - Ладно, обещаю. - Виктор клятвенно прижал руки к груди, и в кармане, как по сигналу, звякнула трубка.
        Он достал коммуникатор и прочитал сообщение.
        - Что пишут? - не без ревности поинтересовался Алексей.
        - Мила узнала, в какой больнице лежит Туманов.
        - Кто такая Мила, кто такой Туманов, и почему он в больнице?
        - Мила - это Майская, а Туманов - это Егор, - обронил Виктор, перечитывая текст. - Он после аварии.
        - Тоже из ваших? Скриптосочинитель?
        - Других я и не знаю. Ты вот только… Но и тебя угораздило вляпаться.
        - Я любитель, это не считается.
        - Вот и оставайся им. - Сигалов оторвался от трубки и снова взял в руку стакан.
        - Я и остаюсь. - Алексей что-то вспомнил и тихо рассмеялся. - В школе я считал, что мы с тобой будем работать вместе. Меня тогда родители записали в кружок. Мне очень нравилось, и я был уверен, что это должно нравиться всем.
        - Что за кружок? «Реконфигурация серверов и прочие способы не скучать, прогуливая географию»?
        - «Юный океанолог».
        - Кто бы мог подумать… - улыбнулся Виктор. - А у меня родители каждый год были новые, и секции - тоже.
        - Тебя это страшно напрягало, я знаю.
        - Ты о чем?
        - О том, что у тебя родители менялись. Ты так комплексовал из-за этого…
        - Я?! Наоборот, меня это забавляло. Учителя вечно путались, я мог привести любого взрослого мужика с улицы и объявить его своим отцом. Один раз так и сделал, кстати. Но афера не удалась: мужик был пьяный, просто я тогда не понимал. Да трезвый на его месте и не пошел бы… Но всё равно было весело. - Виктор покачал головой. - Славное увечное детство. Вот так и становятся морфоскриптерами… Съезжу в больницу, навещу Егора, - неожиданно закончил он.
        - Выпивший? В больницу? Не солидно.
        - По пути развеюсь. Штаны высохли уже. Поеду.
        - Значит, ты заходил подсушить портки? - обиделся Шагов. - Даже не ел почти.
        - Прочистить мозги я заходил, Лёх. И ты мне помог. Это важнее, чем шашлык. Тем более что шашлык действительно отравный.
        Ливень закончился, и до больницы Виктор доехал на удивление быстро. Гораздо больше времени он потратил на ожидание в регистратуре. Информационный терминал не работал, а посетителей заявилась тьма, и за неисправную технику отдувалась одна несчастная женщина, бестолковая как утка. Но Майская назвала только больницу, номер корпуса и палаты они не знала, поэтому выбора у Виктора не оставалось.
        Пока Сигалов томился в очереди, он успел рассмотреть все плакаты в холле. Плакаты, ясное дело, агитировали за здоровье, хотя клиника зарабатывала как раз на болезнях, тут была определенная нескладуха. Сначала Виктор подумал, что в скрипте он такого не допустил бы, потом решил, что реальный мир, в отличие от сконструированных сюжетов, полон логических ошибок. И наконец сообразил, что алкоголь из башки еще не выветрился.
        Самым безжалостным плакатом оказался антиникотиновый. Фотографии гниющих органов были столь отвратительны, что Виктор отшатнулся. Под снимками следовал список ядовитых веществ, содержащихся в сигарете, - такой длинный, что любой человек, выучивший эти слова наизусть, мог претендовать на ученую степень по химии.
        Сигалов пробовал когда-то курить, еще в школе. Ему не понравилось, и он не нашел причин, чтобы продолжать эксперименты. Среди его знакомых курильщиков также не было, поэтому Виктор не представлял, с кем борются эти плакаты.
        Хотя нет… Он вспомнил, как курил в скрипте, который ему загрузил Керенский, - вероятно, ради какой-то своей проверки, потому что делать бета-тестеру в том креативе было совершенно нечего. Старый телевизор, не съеденные пирожки с вишней, дождь - вот и всё… Забавное совпадение: в скрипте Сигалов радовался долгожданному ливню и в реальности испытывал те же эмоции. Он даже не огорчился, что промок, - в этом было что-то искреннее и бесшабашное, что-то из детства.
        «Надо будет поговорить с Коноваловым, - отметил Виктор. - Эта сигарета в скрипте ничего не добавляет - ни красок, ни действия, а проблем с лицензированием контента будет уйма. Хотя они тоже не вчера родились, чего я их буду учить? У них один лифт стоит дороже, чем вся моя жизнь…»
        Впрочем, о работе в безымянной компании Сигалов думал не как о новых перспективах, а как о чем-то уже упущенном, прошедшем. Шагову он объяснить этого не мог, но сам-то понимал и решение в глубине души уже принял, только не успел еще себе в этом признаться.
        Чтобы переключиться, Виктор отошел от тошнотворной антитабачной галереи и зацепился взглядом за другой стенд.
        «Сенсорная депривация - это прекращение внешнего воздействия на органы чувств. Не нужно этого бояться! Закройте глаза, и вот уже вы подвергаете себя частичной депривации. Ничего страшного, правда? Что же будет, если на время лишить человека всех видов внешнего воздействия?
        В медитативной практике это состояние называется самадхи: человек не получает никаких сигналов извне, даже тактильных.
        Как это происходит: свето - и звуконепроницаемая камера наполняется плотной жидкостью с температурой человеческого тела, что обеспечивает ощущение невесомости и полной свободы.
        Сенсорная депривация запускает весьма интересные процессы. Лишенное какой-либо внешней стимуляции, человеческое сознание начинает работать эффективнее. Вся содержащаяся в памяти информация анализируется и автоматически структурируется. Включается самонастройка и стабилизация психики. И всё это - без вашего участия! Ваше сознание работает само, а вы парите в пустоте и наслаждаетесь чувством единения со Вселенной.
        Наша камера самадхи может быть использована как в психотерапевтических целях, так и для оптимизации мыслительных процессов. Особенно помогут сеансы сенсорной депривации тем, кто занят интенсивной интеллектуальной деятельностью и хотел бы существенно повысить свою продуктивность.
        Готовитесь к сессии? Сдаете проект? Ощущаете интеллектуальное истощение? Рассчитываете на повышение по службе?
        Посетите нашу камеру самадхи в цокольном этаже здания!
        Не забудьте предварительно проконсультироваться у вашего врача».
        Текст занимал всю отведенную площадь, для картинки места почти не осталось, поэтому фотография депривационной камеры была совсем крошечной. Красно-белая капсула напомнила Виктору космический челнок из типичного фантастического морфоскрипта. И в космосе, и в больничном подвале обтекаемая форма была ничем не оправдана, но так выглядело круче, это безусловно.
        - Молодой человек! - окликнула Сигалова очередь на разные голоса.
        - Вы читаете или навещаете? - спросила женщина в регистратуре.
        - Совмещаю, - ответил Виктор.
        Узнав номер палаты, он миновал длинный переход между корпусами и оказался в коридоре, таком же длинном. Вышагивая по идеально чистому кафелю, Сигалов невольно вспомнил ту ночь: позади горел полный трупов дом, впереди была дорога сквозь лес. Виктор шел по ней так же быстро и сосредоточенно, как сейчас, но тогда его попутчиком был страх, а сегодня - гнев.
        Когда он взялся за дверную ручку, от благостной дымки, возникшей из стакана «Джека Дэниэлса», не осталось и следа.
        Палата у Егора была неплохая - одноместная, похожая на средний гостиничный номер. Монитор над кроватью транслировал разноцветные графики, в углу стоял какой-то выключенный аппарат - и то и другое казалось всего лишь необходимой в больничных стенах условностью.
        Туманов лежал с закрытыми глазами, лоб был прикрыт полотенцем, словно он страдал от мигрени. Виктор осторожно приподнял край и обнаружил под ним немуль. Уже не церемонясь, он снял с Егора обруч и дождался, пока тот сориентируется в изменившемся пространстве.
        - Развлекаешься? - осведомился Виктор.
        - Вообще-то, мне нельзя, но здесь такая тоска… - пустился в объяснения Туманов.
        - Привет от Лаврика, - перебил Сигалов.
        - Что? - с заминкой сказал Егор.
        Имя он расслышал и, конечно, узнал. Он только не мог понять, в каком качестве к нему явился Виктор, - как провокатор или как новый коллега. Всё это отразилось на его румяном лице с цветущими младенческими щечками, которые до сих пор умудрялись избегать знакомства с бритвой.
        - Лаврик скучает, - процедил Сигалов. - Ждет тебя в студии. Бизнес простаивает, нехорошо. Юзеры волнуются, без свежих кишок им не по себе.
        - Вообще не понимаю, о чём ты! - заявил Туманов. Прозвучало неубедительно, но теперь он, по крайней мере, знал, в каком русле пойдет разговор. - Ты спятил, Витя? Приперся к больному человеку, грузишь его каким-то бредом!
        Сигалов огляделся, придвинул стул и сел у кровати.
        - Палата изнутри не запирается? Жаль.
        Егор, перебирая ногами и комкая одеяло, начал как будто бы отползать, но лишь прессовал головой подушку. Портативная рабочая станция, вряд ли рекомендованная пациентам с сотрясением мозга, упала на пол и, судя по звуку, разбилась. Туманова это нисколько не обеспокоило.
        - А еще привет тебе от Максимова. И от Левашова тоже. Оба ждут не дождутся, когда ты им компанию составишь. Знаешь где? Знаешь, сука?! - оглушительно прошипел Виктор. - В земле. Даже не в могиле, а где-то в яме, в лесу. Или, может, в пруду с камнем на шее, если там есть водоемы. Я как-то не успел ознакомиться с окрестностями.
        - Что ты городишь?..
        - Не звонили тебе эти парни, нет? Максимов и Левашов, твои протеже, молодые перспективные авторы. Не благодарили за работенку, которую ты им подкинул? Хотя ты же их не спрашивал, да? Если и меня не спросил, то их с какой стати? Взял и ткнул пальцем: годится, пакуйте.
        - Я ничего этого не знал! - Егор замотал побелевшими щеками и тоже перешел на шепот. - Какие?.. Какие могилы?! Ты что?..
        - Следующим должны были закопать меня. А за мной кого-нибудь еще. Кого бы ты порекомендовал? Кто бы это ни был, его тоже убили бы. Сказать почему? Потому, что с этой паскудной работой никто, кроме тебя, справиться не в состоянии. Ни один нормальный человек не сможет воображать, как он убивает ребенка, как… - Сигалова замутило, он прикрыл глаза и с трудом сглотнул. - Видеть всю эту кровь, весь этот ужас… Купаться в этом и испытывать радость… Не может никто. Это за пределами. Один ты такой фантазер, другого еще не сделали.
        - Про Максимова - это точно? Я не думал… Лаврик мужик жесткий, но чтобы до такой степени… Я не знал, клянусь!
        - Ну понятно, рабочие вопросы Лаврик решает сам, в рабочем порядке, а у тебя - чистое вдохновение. Только контент, и ничего больше.
        - Ты думаешь, мне это нравилось?! - вскинулся Егор. - Или думаешь, я сам всё это креативил? Да я бы не смог! Меня тоже рвало. Это неправда, что человек ко всему привыкает. К некоторым вещам привыкнуть нельзя никогда. Для Лаврика сочиняют конченые психопаты. Совсем рехнувшиеся, бесповоротно. Он набирал морфоскриптеров среди клиентов психушек. Только какие из них скриптеры… Половина двух слов связать не может, самую примитивную мысль выразить не способны. Лаврик использовал свои связи в полиции, составлял целые списки разных психов, которым тюрьму заменили на лечение или у которых не доказана вина. И вот эти больные мрази сидят и выдают свои грезы. Но там даже не полуфабрикаты… Там какая-то размазанная блевотина! И ей нужно придать форму - иначе скрипт не то что не купят, он вообще не будет работать. Ты же видел? Ты видел это? Да?..
        У Туманова сорвался голос. Сдерживая кашель, он медленно вдохнул, и Виктор увидел, как у него из уголка глаза скатилась слеза - и впиталась в подушку.
        Егор молча смотрел на Сигалова и искал хоть какого-то понимания, словно убийца, который всё равно не перестал быть человеком, а значит, тоже имел право на сочувствие. Виктор не считал себя судьей. Он даже не отдавал себе отчета, зачем приехал к Туманову. Когда только ехал, это казалось единственно возможным - посмотреть в глаза, всё высказать, сжечь презрением. Теперь же, глядя на раздавленного Егора, он и сам растерялся.
        - Да, - наконец ответил Виктор. - Контент я видел.
        - Последние недели я уже не жил, а существовал. Как зомби. Мне это снилось каждую ночь… И снится до сих пор. Каждую ночь всё это возвращается… Недавно я топил на скутере, разогнался лихо, было страшновато… И я вдруг подумал: а что, если сейчас всё закончится? Камешек под колесо - и прощай, мир. Это будет хорошо или плохо? Вот серьезно, я прям так и поставил вопрос: нужно мне бояться смерти, или мне, наоборот, к ней нужно стремиться? Ведь она меня освободит. Потому что взять и уйти от Лаврика нельзя, и в КСБ сдаваться нельзя, и продолжать так жить - невозможно. И, в общем, я ответил себе на тот вопрос. Не стал тормозить. Летел и ждал, когда что-нибудь случится. В итоге так и вышло: случилось. Но у меня даже синяков не осталось, представляешь? Вынесло на газон, а там кусты, и я застрял в них… вот как в своей жизни. Как рыба в сетке. Меня спасатели вытаскивали, сам не вылез бы. Тогда и родилась идея: свидетелей была куча, в больницу на осмотр по-любому отвезут, а там уже по обстоятельствам…
        - Обстоятельства сложились неплохо, судя по всему. Сколько врачу платишь? Дорого, наверно? Хотя чего тебе о деньгах волноваться. У тебя их вагон. Честно заработанных, о которых не стыдно рассказать и друзьям, и Комитету. Как ты умудрился влипнуть в такую грязь?
        - Да как все влипают… - вздохнул Туманов. - Постепенно, Витя. Постепенно и незаметно. Надоели вечные долги. Случайное знакомство, слово за слово, и вот я уже редактирую нейромедиаторы. Да ладно, электронными наркотиками кто только не занимался. Это почти не грех. Половина наших так подрабатывала, пока «Гипностик» на ноги не встал. Потом возник Лаврик. Зачем, говорит, ты с этой шпаной общаешься, риска много, а денег никаких. Давай, говорит, чего посерьезней попробуешь. Ну, я попробовал… Вначале он самое легкое мне давал. Хотелось вымыться после таких креативов, но всё-таки было терпимо. Дохлые кошки, мухи, какие-то внутренности… Паршиво, да, но зато я свои проблемы решил. Жизнь стала налаживаться. А когда она налаживается, то идти на понижение очень неохота, знаешь ли. Проще понижать свой порог чувствительности. Пока до самого дна не дойдешь.
        - И когда ты оказался в больнице якобы с сотрясением мозга, Лаврик потребовал, чтобы ты обеспечил себе замену?
        - Да, но я же не знал, что так обернется! - жарко произнес Егор.
        - Сам уйти от Лаврика не мог, а у других, стало быть, такая возможность откуда-то появится. Внезапно.
        - Он мне никогда не угрожал убийством. Лаврик просто намекал - мол, у него на меня столько материалов накопилось, что дальше наш путь только вместе, разойтись уже не получится. Я думал, у Максимова с Левашовым будет выбор, влезать или не влезать в эту тему. Конечно, я надеялся, что они согласятся… - Егор опустил глаза. - Надеялся, что Лаврик не пожадничает и сумеет их мотивировать как надо. А потом это будет уже их проблема, не моя. Они займут мое место, а я соскочу и буду жить дальше без того ада.
        - А тебя не смутило, что он потребовал одного, потом другого, потом третьего?
        - Я ему сразу Левашова и Максимова назвал. Через неделю он снова позвонил и сказал, что парни старательные, но им не хватает опыта, а посоветоваться не с кем по понятным причинам. Сказал, что нужен скриптер моего уровня. Не то чтобы начальник для пацанов, а как бы куратор.
        - Как бы куратор… - мрачно повторил Виктор и, поднявшись со стула, медленно подошел к окну. - Куратор. Как бы.
        - И после этого, извини, у тебя уже не было шансов остаться в стороне. Морфоскриптер не хуже меня - это ты. Все другие хуже, я так считаю. Лаврик много расспрашивал о тебе, и я решил, что он хочет произвести на тебя впечатление. Ну в самом деле: если собираешься вырывать человеку ногти или грозить ножом - не всё ли равно, какая музыка ему нравится? Лаврик интересовался всем, вообще всем, любыми подробностями. Я даже сказал ему, что ты любишь вишневый сок. Это еще с тех времен, помнишь, когда мы водку пить не могли и разбавляли ее чем попало. - Туманов невольно заулыбался. - Потом валялись, как кегли, и Неломайская лежала рядом, но ни у кого не было сил дотянуться. Какие были времена, эх! И куда всё ушло… Мне уже как будто девяносто.
        Егор замолчал, кусая губу и болезненно щурясь. Сигалов продолжал стоять и смотреть на парк за окном. Так прошло минут пять, если не больше, пока Туманов не спросил:
        - Что собираешься делать? Сообщишь в полицию? Или в Комитет?
        - Нет, - не оборачиваясь, ответил Виктор. - Максимова с Левашовым это не воскресит, а тебя я топить не хочу. Сам удивляюсь, но… Нет, не хочу.
        - Как ты умудрился вырваться от Лаврика?
        - Долгая история. Друзья помогли.
        - Вот бы мне таких друзей. И как мне теперь?.. Лаврику всё еще нужен бета-тестер, а вечно симулировать я не смогу. А возвращаться к нему… Я уже знаю, куда ведет эта дорога.
        Сигалов задумался, говорить ли о пожаре в подпольной студии. Мертвого Лаврика он не видел, но он и не все комнаты обошел. Ему хотелось ободрить Туманова, но так, чтобы не создавать иллюзий.
        - Сам решай, - сказал Виктор и двинулся к выходу. - Между прочим! - спохватился он в дверях. - У вас тут внизу плакатик висит про сенсорную депривацию. Что об этом говорит твой коррумпированный доктор? Рекомендует, нет?
        - По работе интересуешься? - смекнул Туманов. - Я это пробовал еще давно и не здесь. Надеялся оптимизировать сознание и стать в два раза гениальней. Не получилось. Первые часы нормально: расслабляешься, галлюцинации забавные. А потом может так накрыть, что не обрадуешься. Ничего нового не происходит, но ты начинаешь верить чувствам сильней, чем разуму. В смысле, ты по-прежнему понимаешь, что лежишь в корыте, но-о… - Егор замялся, перебирая в руках немуль, как четки. - Но это понимание отодвигается куда-то на второй план. Галлюцинации превращаются в основную реальность, с какого-то момента ты уже воспринимаешь их всерьез, ты живешь в этом мире. И я боюсь, что оттуда можно не вернуться. Короче говоря, Витя, забудь об этой хрени. Может, там правда мозги активизируются, но побочных эффектов гораздо больше. Увлекаться не советую, - напутствовал Туманов.
        Всю дорогу домой Сигалова разрывали противоречивые чувства. Он точно знал, что сдавать Егора не будет, потому что единственным последствием такого шага окажется тюремный срок для старого знакомого. Счастливей это никого не сделает. Но и прикидываться, что ничего не случилось, Виктор тоже не мог. Оставалось утешаться тем, что кто-то разобрался со студией Лаврика по-своему, хотя вряд ли убийство кучи народа было более нравственным, чем занятие самого Лаврика.
        Виктор пытался избавиться от этих бесполезных закольцованных мыслей, но у него не получалось, и за домашнюю рабочую станцию он уселся в том же смятении.
        К своему Гиперскрипту Сигалов не прикасался уже несколько дней, но он никуда не спешил, потому что знал, что всё равно не успеет. Скрипт, равный реальному миру, должен был содержать гигантский объем информации, и создание такого проекта смахивало на безнадежное строительство лестницы в небо. Именно этим Виктор и занимался. К работе над Гиперскриптом он относился не как к возделыванию картофельного поля, а как к медитативной возне с клумбой: никакого практического значения это не имело. Сигалов сочинял Гиперскрипт не ради результата, а ради самого процесса, в этом и заключался его смысл. Хотя правильней было говорить об иллюзии смысла, но Виктор как никто понимал, что любой смысл - это и есть иллюзия, призванная объяснить и оправдать человеческое существование. Просто большинство обманывалось невольно и совершенно искренне, а Сигалов это делал осознанно. Еще и поэтому он не стал придумывать громких названий, а присвоил первое, какое пришло в голову, - слово, отражавшее скорее масштаб, чем суть проекта.
        Виктор обнаружил, что сидит без толку уже полчаса, и, надев обруч, запустил отладочную программу. Гиперскрипт как был пустой заготовкой, так и оставался ею по сей день. Сигалов попробовал сосредоточиться на чем-нибудь конкретном, осязаемом. Вот, например, ливень: он еще не выветрился из памяти, он был такой яркий… Виктор зарычал от бессилия. Слово «яркий» не помогало воссоздать ощущения, скорее оно лишь мешало.
        То ли дело - скрипт, показанный Керенским. Сигалов вспомнил, как потоки воды хлестали в окно, как гуляли волны из капель… будто пшеница на ветру. И ведь кто-то сумел это выразить. Дождь получился абсолютно правдоподобным, ничем не хуже того, под который Виктор попал на улице. Он был как настоящий. Сигалову захотелось посмотреть на него снова, принюхаться, разобрать по винтикам и узнать, из чего он собран.
        А пыль! Пыль на экране никчемного телевизора, которую он зачем-то стер. Она казалась теплой и жирной, с мельчайшими песчинками, она скатывалась в крошечные веретенца, - возможно, в ней был пух или какие-то волокна… Виктор представил, сколько времени ему понадобилось бы на создание такой богатой фактуры, - и всё ради какой-то пыли… В креативе Лёхи Шагова - с фикусом и с ружьем на стене - тоже была пыль, но совсем другая, она ничего не значила. А в скрипте, увиденном на новой работе, пыль воспринималась как часть реальности. И ливень тоже. И многое другое, даже вонючая сигарета.
        «На новой работе?..» - поймал себя Сигалов.
        Он с отвращением снял немуль.
        Виктор не принимал этого решения, оно пришло само. Нагло вторглось в его не слишком уютную, но привычную жизнь. У Сигалова не осталось выбора: он должен был вернуться в тот морфоскрипт. Одна мысль о том, что он сможет работать с контентом такого уровня, могла бы погнать его на край света, босиком по углям.
        Отбросив обруч на стол, Виктор включил монитор и принялся просматривать свои скрипты в визуальном режиме. Без какой-либо цели он вяло раскрывал и схлопывал директории, закапываясь всё глубже в архив. Вот прошлогоднее, вот пятилетней давности, а вот совсем раннее. Только черновики, ни одной законченной вещи. Какие-то наивные идеи. Дойдя до самых истоков, Сигалов повозил курсором и собрался уже выключать монитор, когда вдруг заметил, что бездумно выделяет одну и ту же строку в списке.
        «Окунись в Ад».
        Он оставил курсор в покое, и на экране всплыла подсказка:
        «Московский гуманитарный центр детского развития. Секция мультимедийного творчества. Виктор Сигалов, 12 лет».
        Эпизод 7
        Черный люксовый автомобиль с тонированными стеклами стоял у дома не случайно. Как только Виктор вышел на улицу, задняя дверь машины, тяжелая и сияющая, медленно распахнулась. Сигалов не стал ломаться, хотя такого он никак не ожидал.
        В машине, просматривая бумаги, сидел Коновалов. При появлении Виктора он быстро сложил листы и сунул их во внутренний карман пиджака - точь-в-точь как капитан полиции, убиравший в плащ коммуникатор.
        - Старая школа? - кивнул Сигалов на документы.
        - Здравствуйте, Виктор, - ответил куратор. - Бейджик не забыли? Тогда садитесь, едем работать. И зря нарядились, - добавил он, косясь на костюм Сигалова. - Вы же не офисный сотрудник. Вам весь день на спине трудиться.
        Виктор не сразу сообразил, что куратор говорит о лежачем кресле с подключенным через шнур немулем. Шутка ему показалась посредственной, в духе того следователя. Он никак не мог отделаться от этой навязчивой ассоциации, и Коновалов - тутошний, не вымышленный, - словно специально подливал масла. Кроме того, они, как и в скрипте, сидели в машине сзади, только теперь Сигалов оказался с правой стороны, хотя вряд ли это что-то меняло.
        Что еще злило Виктора, так это неспособность понять, в каком куратор пребывает настроении. Ну и самое главное - он, убей, не мог вспомнить имя-отчество нового начальника.
        - И какой же я сотрудник? - спросил Виктор после паузы.
        - Не понял, - обронил куратор.
        - Если я не офисный сотрудник, то какой?
        Коновалов тоже помолчал и придавил кнопку в подлокотнике. Из единой спинки переднего сиденья начало медленно выползать звуконепроницаемое стекло. Куратор, не раскрывая рта, педантично ждал. Сигалов тоже невольно следил за подъемом переборки, сравнивая ее с решеткой в полицейском автомобиле. Когда от края до потолка оставалось сантиметров десять, водитель отрывисто бросил:
        - Игорь Сергеевич, мы сегодня спешим?
        Виктор вознес хвалу небесам и пожалел, что не может постучать себя по лбу.
        - Сегодня как раз не торопимся, - отозвался Коновалов. Затем зафиксировал взглядом, как стекло вошло в глубокий паз, и повернул голову к Виктору: - Довольно ценный.
        - Что?.. - переспросил тот.
        - Вы хотели знать, какой вы сотрудник. Я отвечаю: ценный.
        - Игорь Сергеевич, а можно еще кое-что уточнить?
        - Я бы предпочел перейти на «ты», - внезапно заявил куратор.
        Виктор неловко засмеялся:
        - Если вы меня будете называть на «ты», это в порядке вещей. Но если я вас буду на «ты»…
        - Я это и имел в виду. Я тебя буду называть на «ты», а ты меня, конечно, на «вы». Я же тебе в отцы гожусь, Витя.
        «Ну точно капитан Коновалов, прям близнецы-братья», - решил Виктор и пожал неожиданно крепкую ладонь.
        - Я не уловил, Игорь Сергеевич, как называется наша компания…
        - Приятно слышать, что для тебя она уже наша, - удовлетворенно произнес куратор, и на этом его ответ закончился.
        - То есть названия действительно нет? - помедлив, уточнил Виктор.
        Коновалов посмотрел на него с иронией.
        - Это единственное, что тебя волнует? Я думал, мы поговорим о скрипте, ты поделишься впечатлениями, обсудим. Это, собственно, и входит в твои обязанности: делиться впечатлениями. Редактировать его ты не сможешь.
        - Отчеты в письменном виде? - спросил Сигалов, указывая на слегка оттопыренный лацкан Коновалова.
        - Нет, бумаги для Керенского. Вот Александр Александрович - он у нас и впрямь старой закалки боец. А я человек попроще, мне можно в устной форме докладывать.
        - Волнует меня на самом деле многое. Мне очень хотелось бы знать, чей это креатив, кто автор.
        - Это не креатив, это морфоскрипт, - сухо произнес Коновалов.
        - Я понимаю, но у нас так принято…
        - Креатив, Витя, это всё что угодно, любой выплеск творческой энергии. Какой-нибудь охламон сбежит с уроков, намалюет на заборе голую тетеньку - и вот уже, видишь ли, креатив. Другой зарифмует четыре строчки - и снова креатив. Ни к чему подобному мы не имеем отношения. Мы занимаемся серьезным и ответственным делом.
        «Тоже мне простой парень, - подумал Виктор с нарастающим раздражением. - Небось, отставной вояка или как тот Коновалов - полицейский на пенсии. Собрался мне тут про творчество пояснять, ну охренеть вообще…»
        - И кроме того, я не очень понял, как вы планируете продавать этот морфоскрипт, - последнее слово Сигалов выговорил с демонстративным усердием. - Он хорош, местами просто великолепен, но там ведь ничего не происходит. Пользователям нужно движение - из пункта А в пункт Б, что бы это ни значило. А в вашем морфоскрипте движения нет, и мотивации - тоже.
        - Кто тебе сказал, что мы собираемся его продавать? - в вопросе Коновалова прозвучало даже не удивление, а скорее возмущение. - Мы не издающий лейбл, у нас другие задачи.
        «Ну да, если бы они выпускали контент для пользователей, без бренда они бы точно не обошлись, - сообразил Виктор. И мысленно себя поправил: - Мы. Не они, а мы. Надо привыкать».
        - Мы не «Гипностик», - подхватил куратор, словно услышал его мысли. - Мы работаем не на рынок, а на себя. И наш морфоскрипт - это не… - замялся он, подбирая сравнение. - Это не картофельное поле, с которого необходимо завтра же собрать урожай. Это нечто большее.
        Сигалов не ответил, и в салоне повисла тишина. Куратор молча смотрел в свое окно, а Виктор - в свое. В такси тонировка была запрещена, а в автобусах стекла затемнялись иначе, сверху вниз, и не настолько сильно. Отсюда же, из лимузина, город казался каким-то предпраздничным, он внушал ощущение уверенности и покоя.
        Водитель неспешно двигался в плотном потоке. Вероятно, куратор не впервые проводил в машине воспитательную беседу, которую он по каким-то причинам не хотел переносить в офис. Только этим и можно было объяснить то, что Виктора везли на работу в автомобиле представительского класса. Он, естественно, не рассчитывал, что это будет повторяться ежедневно.
        - Такое впечатление, что других вопросов у тебя нет, - неодобрительно произнес Коновалов.
        - Есть, и много, - тут же откликнулся Виктор. - Но вы пока ни на один не ответили. - Он закончил фразу с улыбкой, чтобы это не выглядело совсем уж по-хамски.
        - Сам морфоскрипт не показался тебе необычным?
        - Там нет элементов управления, - кивнул Сигалов. - Нет пользовательского меню и нет даже отладочного. Он загружается не как скрипт, а как подобие реальности, и так же воспринимается изнутри. Сделано качественно, очень убедительно.
        - Я думал, в первую очередь ты захочешь поговорить именно об этом, о твоей работе, а не о том, какая у нас бизнес-стратегия. - Коновалов развернулся к Виктору и закинул ногу на ногу. - Может быть, тебе трудно поверить, что это вообще возможно. В обычных мультимедийных продуктах такого глубокого погружения не происходит. Пользователь продолжает осознавать, где он находится, и он в любой момент может остановить скрипт. А у нас контрольного меню нет, потому что оно бесполезно. О нем никто даже не вспомнит. Никто ведь не ищет кнопок в реальности… не станет искать и в нашем морфоскрипте.
        Сигалов слушал, плотно сжав губы. Чутье подсказывало, что упоминать Шагова с его краденым скриптом не нужно. Куратор говорил о безымянном проекте безымянной компании как о чем-то совершенно уникальном, и разочаровывать его не хотелось.
        - Для выхода мы используем простой таймер, - продолжал Коновалов. - Через полчаса рабочая станция форсированно выгружает скрипт. Тридцать минут - это обычное время, но его можно менять в любую сторону. Хотя увеличивать интервал не имеет смысла. Людям трудно удержать в памяти много подробностей, а именно они-то нам и нужны.
        - Я бы не сказал, что мне трудно, - признался Сигалов. - Я в прошлый раз тоже полчаса там пробыл?
        - Полтора, - торжествующе объявил куратор. - И думаю, для тебя это не предел.
        - Я тоже так думаю. Но там нечего делать, там всё статично.
        - Сегодня ты убедишься, что это не так. Я планирую продержать тебя в морфоскрипте столько, сколько ты выдержишь.
        - А чего там выдерживать? Главное, сколько мочевой пузырь выдержит.
        - Это неизбежные издержки. За тобой поухаживают.
        Виктор помрачнел. Воображение тут же нарисовало малоэстетичную картину: он лежит в кресле весь обделанный, а молоденькая медсестра - не исключено, с отрезанным языком, - брезгливо стаскивает с него мокрые брюки.
        Куратор, видимо, угадав опасения Сигалова, поспешил успокоить:
        - Наденешь большой подгузник, накроешься одеялом. Женщин поблизости не будет. Послушай, ты совершенно не о том волнуешься. Представь, как тренировались на центрифуге первые космонавты. После них всё было в дерьме и рвоте, но разве это важно? Они были героями, они проложили путь всем остальным.
        - Да зачем подгузник-то? Когда понадобится, я прервусь, сам схожу куда надо. Потом вернусь и будем продолжать.
        - Как это ты прервешься? - не понял Коновалов. - Опции выхода в морфоскрипте нет! Да если бы и была, тебе в голову не пришло бы ее там искать.
        - Смерть персонажа - всегда выход.
        - Это если ты ощущаешь себя персонажем. Но в морфоскрипте ты обыкновенный человек, и тебе придется покончить с собой по-настоящему! Выброситься в окно, чтобы пойти отлить, - это, конечно, оригинально… Да и о чем мы рассуждаем? - спохватился куратор. - Как ты определишь, что тебе пора в сортир?
        - Когда я находился в вашем морфоскрипте, я это осознавал. - Виктор понял, что тянуть больше нельзя, иначе есть риск протрепаться о Шагове. - Вначале действительно была уверенность, что мир вокруг реален. Я находился в какой-то квартире. Ждал, когда в микроволновке приготовятся пирожки, и собирался посмотреть телевизор. Не знаю даже зачем. Потом что-то нахлынуло… Было очень плохо. Примерно как напиться вдрызг с высокой температурой… нет, хуже. Гораздо хуже. Потом это прошло, и я стал воспринимать скрипт как… ну, как обычный скрипт, в общем-то. Вызвать меню я не успел… вернее, не успел узнать, что его там нет. Через пару минут вы сняли с меня немуль.
        Куратор сидел неподвижно, впитывая каждое слово и пристально глядя Сигалову в глаза.
        - Почему ты не сказал сразу?
        - Вы не спрашивали.
        - Как мне могло прийти в голову спросить о таком?!
        - А как мне могло прийти в голову, что моя реакция на скрипт отличается от стандартной, если мне не с чем сравнивать, потому что ничего подобного я никогда раньше не пробовал? - закончив фразу, Виктор мысленно выдохнул: кажется, не прокололся.
        Коновалов медленно перевел взгляд на затылок водителя, будто желал удостовериться, что из-за перегородки тот ничего не услышал.
        - Продолжай, - осторожно произнес он. - Когда ты понял, что находишься в скрипте, что ты чувствовал? Разочарование? Панику?
        - Нет… кажется, нет. В первую очередь это было облегчение, потому что и стены шатались, и ноги отнимались, и вообще я чувствовал, что схожу с ума… Не могу даже передать. Когда всё прошло, я, естественно, обрадовался. Вот это и было первым впечатлением. А насколько я удивился… Да не особо. Идея такого морфоскрипта - на поверхности. Если можно обманывать чувства на пятьдесят процентов, почему нельзя на все сто? Не представляю, как это реализовано технически, но я знал, что однажды кто-нибудь сумеет добиться такого эффекта. Вы это сделали первыми, поэтому я… - Виктор обвел руками салон, - еду на работу к вам, а не куда-то еще.
        - Что ж, прекрасная новость, - сказал Коновалов. - Мы сможем расширить круг задач. Попробуем прямо сегодня? - Он заговорщически прищурился.
        - Я не возражаю. Мне бы только понять, чего вы от меня ждете.
        - Если при загрузке морфоскрипта ты продолжаешь помнить, что это лишь скрипт, у тебя остается свобода воли. Ты можешь действовать вне прописанного сценария.
        - Конечно, а как иначе?
        - Увидишь еще, как оно бывает… иначе… - со вздохом ответил куратор.
        - Ну так что, мне искать ошибки? Исправлять?
        - Нет, не исправлять. Ты не сможешь. Но искать - да, для этого ты нам и нужен.
        - Уточните, Игорь Сергеевич, - не выдержал Сигалов. - Мы же почти приехали, а я до сих пор не понял, зачем меня наняли. О чем вы говорите, какого рода ошибки? Сюжетные, фактические, технические? На что мне обращать внимание?
        - Всё дело в том, Витя, что если бы я мог сформулировать задачу одной фразой или расписать ее по пунктам, мы бы не искали высококлассного морфоскриптера.
        Сигалов проглотил «высококлассного» и благодарно моргнул, ожидая продолжения.
        - Тебе нужно искать ошибки не в скрипте. Ищи их в мире, который там построен. - На лице у куратора отобразились муки из-за неспособности выразиться более ясно. - Всё подозрительное, странное, неправильное… Наверняка это будет что-то мелкое, незаметное. Не рассчитывай найти зеленое небо или синюю траву. Такого там нет, а если и появится, это обнаружат без тебя. Глобальные несоответствия заметит любой, а тебе нужно смотреть на частности. Возможно, это будет что-то субъективное… Всё, что тебя смутит, буквально всё.
        - Искать провокации, - подытожил Виктор. - Так бы сразу и сказали.
        - Провокации? - недоуменно буркнул Коновалов.
        - То, что вписывается в рамки реальности, но противоречит логике. - Сигалов снова беззастенчиво процитировал Лёхины объяснения.
        - Да, провокации, - еще раз повторил Коновалов, будто влюбившись в это слово. - Похоже, ты тот, кого нам не хватало.
        - В этом нет ничего сложного. - Виктор почувствовал, что его румянец смущения и гордости добрался уже до затылка.
        - Для человека, воспринимающего морфоскрипт как реальность, это почти невозможно. В жизни мы часто видим парадоксы, нелепицы и всякие подозрительные совпадения. И внушаем себе, что так должно быть, что в этом нет ничего необычного. Защитная реакция психики. В морфоскрипте она работает точно так же: если люди видят незначительные ошибки, то не обращают на них внимания или бессознательно объясняют себе, что такое отклонение допустимо. Будем надеяться, твои способности помогут взглянуть на это с новой стороны.
        - А много таких ошибок уже найдено?
        - Пока ни одной.
        - Может, их там и нет?
        - Может, и нет. Но мы продолжаем искать, это наша работа. Твоя, - уточнил куратор, ткнув Сигалова пальцем в грудь.
        Нельзя сказать, что такой ответ Виктора устроил. Лучше бы Коновалов отбрехался или вовсе промолчал, игнорировать прямые вопросы у него получалось неплохо. А теперь выходило, что бета-тестирование превратилось в самоцель и люди занимаются пустой работой - поиском того, чего никто ни видел. Это было либо перфекционизмом на грани паранойи, либо тем самым, о чем и говорил куратор, - нарушением элементарной логики.
        «Хотели, чтобы я нашел вам провокацию? - подумал Сигалов. - То, чем вы занимаетесь, и есть натуральная провокация. Вы можете как угодно обосновать свое занятие, но смысла в нем от этого не прибавится».
        Впрочем, оплату бесполезной работы обещали вполне приличную, об этом Виктор тоже не забыл. А кроме того, ему хотелось снова побывать в том скрипте - даже если и в подгузнике.
        За тонированным окном продолжала уплывать Москва - утренняя, но сумрачная. Почти нереальная. Сигалов узнал район, до офиса было уже рукой подать, и ему стало жаль: он с удовольствием покатался бы в лимузине еще.
        Машина подкатила к двухэтажному строению, Виктор открыл дверь, и в глаза ударило нестерпимо яркое солнце. Он зажмурился и заслонился рукой - и вот так, словно спасаясь от дождя, дошел до подъезда.
        Вместе с Коноваловым они проделали тот же путь - мимо декоративного охранника, через сейфовый лифт и затем по коридору до нового лифта, но в итоге оказались совсем не там, куда Виктор попал при первом визите. Взмыленных работников не было, и прозрачных клетушек, где они могли бы исступленно трудиться, не было тоже. Сигалов оказался в огромном помещении с голым бетонным полом и такими же стенами. Пространство было пустым и гулким даже на вид.
        - Этаж пониже, - предсказуемо пояснил куратор.
        - И сколько их еще внизу?
        - Без особой необходимости ты сюда спускаться не будешь. Ты и не сможешь, но на всякий случай я тебя предупредил. Здесь всё то же самое, только контроля больше.
        Виктор невольно огляделся, и ему показалось, что в дальней стене, серо-зеленой от сырости, что-то блеснуло.
        - Да-да… - обронил куратор. - Здесь нет слепых зон. Всех камер даже я не знаю, но их много. Не отставай.
        Коновалов торопливо направился к противоположному углу. Давящий низкий потолок с обыкновенными неоновыми лампами отражал звук шагов и разносил их вширь. Сигалов с куратором пересекли площадку по диагонали и снова вошли в офисную часть с кабинетами и ворсистым покрытием на полу. Лишних людей здесь не было. На всём пути попался только один человек - всклокоченный мужчина средних лет в помятой синей форме.
        - Офицера никогда не видел? - процедил Коновалов, заметив реакцию Виктора.
        - Небритых полковников - нет, не доводилось.
        - С дежурства идет. Мы сотрудничаем. Иногда. С некоторыми структурами, - по чайной ложке выдал куратор.
        Сигалова вдруг разобрала досада. Вся эта показуха с секретностью и многозначительным молчанием ему порядком надоела еще в первый день. Он начал подозревать, что его просто дурят, что полковник авиации, дежурящий в подвале, - это такой же цирк, как и банковский лифт с задержкой, а бетонные стены, оставшиеся позади, - всего лишь подземный гараж. Правда, Виктор так и не смог себе ответить, зачем Коновалову понадобилось кого-то разыгрывать.
        Куратор привел его в небольшую комнату, похожую на больничную палату, - всамделишную, а не как у симулянта Егорки Туманова. В палате уже находились двое мужчин в белых халатах - постарше и помоложе, ровесник Виктора.
        Вместо откидного кресла здесь стояла высокая кровать на колесиках, уже застеленная. У изголовья примостилась капельница с тремя подвешенными емкостями. Рядом на белой тумбе Сигалов увидел готовый к работе дефибриллятор.
        - Это еще ни разу не понадобилось, - успокоил куратор.
        На подставке возле кровати лежал немуль со шнуром, уходившим прямо в стену.
        - Здесь мы пытались проводить более длительные сессии, - объявил Коновалов. - Результатов не добились, но оборудование решили не разбирать. Наверно, ждали тебя. - Он непроницаемо улыбнулся. - Надеюсь, не напрасно.
        В углу Сигалов обнаружил вскрытую коробку с подгузниками для взрослых и лишь сейчас окончательно понял, что куратор не шутил - ни единым словом.
        Ощущение карнавала мгновенно рассеялось. Не клоунада - работа. Действительно серьезная. Не исключено, опасная.
        - Вон там туалет, - Коновалов указал на задернутую шторку. - Там же и душ, если всё-таки понадобится. Хочешь - раздевайся, хочешь - ложись так.
        - Я бы советовал раздеться, - сказал врач.
        - Мы по особой программе, - ответил куратор, и мужчина в халате опустил глаза, показывая, что больше встревать не намерен.
        Виктор обошел каталку, разулся, снял пиджак и улегся поверх одеяла.
        - Ну, в общем, я готов, - заявил он, протягивая руку к немулю.
        - Секундочку! - Медик дал знак ассистенту, и тот надел Сигалову на оба запястья резиновые манжеты с датчиками.
        «Почти как наручники, - отметил Виктор. - Нет. Никакие это не наручники. И хватит уже бредить!»
        - Мы будем здесь, с тобой, - сказал Коновалов. - Продержись там как можно дольше. Успехов. Или ни пуха? Не знаю, что пожелать. Валяй, в общем.
        Сигалов натянул обруч и показал большой палец:
        - Поехали!
        Мелодичный звук сообщил, что пирожки готовы. Чайник уже был горячий, оставалось только налить в чашку. Виктор на секунду задумался, что сделать вначале - открыть печку или заняться чаем. Обычные бытовые действия, которые человек повторяет изо дня в день, выстраиваются в ритуал с определенной последовательностью, и ее нарушение вызывает дискомфорт. Должно вызывать, во всяком случае…
        Сигалов чертыхнулся. Чай он пил редко, и никаких ритуалов на сей счет у него быть не могло.
        Огненные пирожки обожгли руку. Он схватился за мочку уха и заметил на столе пластмассовые щипцы, приготовленные заранее. А также две одинаковых чашки с заваркой.
        - Кирилл! - раздалось из комнаты.
        Виктор замер, но вскоре переварил первый испуг и выдохнул. Ничего страшного в этом не было, просто оказалось неожиданно.
        - Иду! - крикнул он, наливая в чашки кипяток.
        В комнате он застал соседку, имени которой не помнил ни в прошлый раз, ни теперь. Столь поверхностное знакомство не мешало ей валяться в постели и болтать ножкой. Ножка, как и всё остальное, была вполне хороша.
        Поставив чашки на стол, Сигалов подобрал с пола трусики и бросил девушке:
        - Пирожок хочешь? С вишней.
        - Не хочу, два раза сказала!
        Виктор не помнил, чтобы она что-то говорила, тем более два раза, но это было нормально.
        - Что мы планировали дальше? - осведомился он.
        - С тобой напланируешь! - капризно протянула соседка. - Подруги приехали, а ты?.. Мы же договаривались!
        А вот это Сигалов как раз помнил, потому что договаривались они в тот момент, когда он был здесь впервые. Значит, время в скрипте шло точно так же, как и в реальности. Ну да, если проект многопользовательский, то иначе и быть не могло: никаких пауз, часы тикали постоянно и независимо от количества погруженных участников. Этого Виктор как-то и не учел…
        Он посмотрелся в зеркало: сегодня на нем были темно-зеленые брюки и желтая майка. Персонаж одевался приемлемо.
        - Если у тебя планов нет, то послушай мои, - мягко произнес Виктор. - Я собираюсь посмотреть телевизор в одиночестве.
        - Телевизор?.. А самовар тебе не принести? - съязвила девушка. - Ну ты и скотина, Кирюша! - добавила она через пару секунд, когда наконец уловила ключевую мысль. - Всё, я пошла, да?
        - Всё, иди, да, - подтвердил Сигалов. - Спасибо, заходи еще.
        - Не смешно! Вот скотина же…
        Соседка начала торопливо и зло одеваться, Виктор меланхолично наблюдал за тем, как она прыгает на одной ноге, второй пытаясь попасть в шорты - не попадая, ругаясь, снова прыгая и снова шипя проклятья.
        Что-то подсказывало Сигалову - не как мужчине, а как сценаристу: она еще вернется, достаточно будет просто позвать, даже без извинений. Соседке определенно нравилась её роль, хотя сам персонаж осознавать это, конечно, не мог.
        Кое-как одевшись, девица вымелась из квартиры, и Виктор с облегчением закрыл за ней дверь. Пирожки успели остыть до нужной кондиции: они всё ещё оставались горячими, но язык уже не обжигали. И их было достаточно много, чтобы вторая чашка чая тоже сгодилась. Всё было хорошо, всё вызывало у Виктора удовлетворение.
        Он собрался сесть за стол, но вместо этого приблизился к стене и приложил к ней ладонь. Стена была теплой, Сигалов отчетливо чувствовал все шероховатости и мелкие фракции, не растворившиеся в краске. Фактура была фантастической, такой глубокой проработки он не видел еще никогда. Пятнышки - разного происхождения и размера, прилипший волосок, след от прихлопнутого давным-давно комара, пылинки, ворсинки от ткани… Виктор готов был стоять возле этой стены бесконечно, восхищаясь неизвестным автором и страдая от собственной серости.
        Если бы его увидел кто-то посторонний, он мог бы подумать, что Сигалов оценивает качество отделочных работ. Отчасти это было верно, только оценивал он не квартиру, а мир. Виктор понятия не имел, насколько велика локация скрипта, но даже если она ограничивалась одной комнатой, этого уже было достаточно.
        На другой стене, напротив телевизора, висела картина без рамки. На ней был изображен телевизор, точно такой же, как и тот, что находился в комнате, и это придавало холсту немного другой смысл. Мазки были крупными и тяжелыми, нарочито небрежными, словно художник не хотел, чтобы кто-то перепутал реальный бытовой прибор и его изображение. Кончиками пальцев Сигалов провел по холсту и убедился, что это не принт, а работа настоящей кисти.
        Он шаркнул босой ногой и постучал по плинтусу - деревянный уголок отозвался слабым дребезжанием. На зеркале остались отпечатки, и каждый из них был индивидуален, сделан не под шаблон. Виктор поднял голову к потолку и застонал от зависти.
        Это созерцание надо было как-то прекращать, и он заставил себя вернуться к столу, но по пути сделал крюк к телевизору. Возможно, прибор до сих пор не выкинули только потому, что он составлял пару картине. Кнопка, найденная еще в прошлый раз, нажалась с приятным пластмассовым стуком. Экран засветился, но показал сплошное синее поле. Виктор полистал каналы и остановился на говорящей голове. Кажется, это были новости.
        Усевшись за стол, Сигалов придвинул к себе пирожки, затем чашку и хрустнул поджаристой корочкой. Еда тоже была отличной, но такого восторга, как стены, не вызывала. Между тем девушка в телевизоре продолжала о чем-то рассказывать.
        «Закончился монтаж основных несущих конструкций на орбитальном кольце. Напомним нашим зрителям, что строительство грандиозного сооружения, опоясывающего Землю на высоте семисот километров, началось около десяти лет назад. Потребовались тысячи запусков грузовых кораблей, чтобы поднять на орбиту необходимые элементы и материалы. И вот вчера были состыкованы последние звенья, орбитальное кольцо замкнулось. Каркас полностью собран, теперь необходимо смонтировать на нем инфраструктуру. В первую очередь это лифты, которые позволят поднимать на орбиту, а также возвращать на поверхность Земли любые грузы. Затем на кольце появятся жилые и научные модули, а в недалеком будущем и целые производственные комплексы».
        Виктор одобрительно хрустнул вторым пирожком. Рассказ об орбитальном кольце был вполне актуальным, автор взял его не с потолка, а из жизни - видимо, из настоящего выпуска новостей. Сигалов не следил за этой темой, но поневоле был в курсе: о кольце вокруг Земли твердили целыми днями.
        «Не столь масштабный, но не менее важный проект готовится к пуску в Красноярском крае. Как мы уже сообщали, на северном берегу реки Нижняя Тунгуска построен крупнейший в мире дата-центр. Гигантское хранилище информации способно вместить, без всякого преувеличения, все накопленные человечеством знания. Для обеспечения его энергией была построена атомная электростанция с проектной мощностью три мегаватта. Оба объекта удалось закончить в рекордные сроки, однако специалисты утверждают, что это не скажется на их надежности и безопасности. Планируется, что со временем вокруг Тунгусского центра возникнет информационный кластер, ну а пока строители заканчивают возводить жилье для работников АЭС и дата-центра».
        Сигалов сходил на кухню за салфетками и вытер жирные руки. Когда он вернулся за стол, в новостях показывали несущийся под крылом самолета девственный лес. На темном экране Виктор заметил высохший след и вспомнил, как в прошлое посещение протирал телевизор - длинными размашистыми движениями. До левого края рука едва дотянулась, и Виктор схалтурил, о чем свидетельствовали пыльные разводы в углу. И они же говорили о том, что автор скрипта, напротив, склонен к невероятной скрупулезности. Любой, даже самый добросовестный морфоскриптер ограничился бы двумя опциями: «грязный экран - чистый экран», которых было вполне достаточно. Но, видимо, не для того, кто стремился создать совершенный мир. Этот автор легких путей не искал.
        Виктор приподнялся, чтобы исправить свою оплошность, но, помедлив, плюхнулся обратно. Во-первых, ему льстило, что в этой искусно сделанной среде останется его след, пусть даже в виде пыльного шлейфа на экране идиотского телевизора. Во-вторых, у него остывали пирожки.
        «Продолжаются испытания интеллектуальной системы мониторинга дорожного трафика. Для эксперимента были выбраны четыре города: Петербург, Москва, Новосибирск и Казань. Информация с тысяч уличных камер наблюдения поступает в ситуационные центры. Эвристические методы анализа дорожной ситуации позволяют заранее предсказать очаги напряжения. На основе этих данных полиция заблаговременно перенаправляет транспортные потоки, не дожидаясь возникновения пробок. Любопытно, что когда система оказывается перегружена, она может запросить помощь в другом регионе. Полицейские из Казани уже не раз выручали своих московских коллег, и это притом что некоторые из них - я имею в виду казанских полицейских - ни разу не были в Москве даже в качестве туриста. По сути, это единая сеть, состоящая из четырех узлов и способная при необходимости перераспределять вычислительные ресурсы. Эксперимент проводится всего два месяца, но результаты уже превзошли самые смелые ожидания: аварийность на дорогах снизилась в среднем на двадцать пять процентов, а смертность в результате ДТП - на целых сорок. Наиболее успешно система показала
себя в Петербурге, где количество аварий, в том числе со смертельным исходом, сократилось почти в два раза. В скором времени этот опыт будет распространен на все города с населением более ста тысяч человек».
        Виктор отодвинул пустое блюдце и заглянул в пустую чашку. После двойной порции пирожков вставать расхотелось напрочь. Новостями он наелся не меньше: непрерывная болтовня на фоне суетливой, но плоской картинки быстро ему надоела. Сигалов слушал вполуха, размышляя о том, какие же кретины потребляли подобный контент. Воспринимать что-либо, не участвуя в этом персонально, Виктору казалось чистым лицемерием. И кроме того, голова дикторши на экране могла попросту врать, а видеоряд мог быть смонтирован бог знает из каких исходников. На фоне нормальных мультимедийных репортажей, где пользователь чувствовал себя очевидцем, а иногда и участником событий, старорежимный телевизор выглядел откровенным убожеством.
        Надо было заставить себя подняться и выключить эту лабуду, но Виктор лишь вздыхал и облизывал губы, с печалью вспоминая о том, что батарейки для дистанционного пульта сели намертво.
        «Стали известны предварительные результаты расследования страшного преступления на севере Московской области. Напомним: на отдельно стоящей даче произошел пожар, на пепелище было найдено семь тел. Полиция сразу начала отрабатывать криминальную версию происшествия, и сейчас эксперты подтвердили, что все семеро погибших имеют огнестрельные ранения. Кто-то безжалостно расправился с жертвами и затем инициировал пожар. В подвале сгоревшего дома было найдено несколько рабочих станций, вся техника сильно повреждена огнем. В настоящее время криминалисты пытаются восстановить содержимое памяти или хотя бы серийные номера. По некоторым сведениям, полиция уже нашла как минимум одного свидетеля, но официального подтверждения пока нет. Мы продолжаем следить за ходом расследования и будем информировать вас по мере поступления новостей».
        Виктор выскочил из-за стола и, схватив на подоконнике сигареты, нервно закурил. После первой же затяжки он осознал, что это не его привычка, а психомоторная реакция, прописанная в скрипте, но курить не перестал, а лишь приоткрыл окно, хотя ни запах дыма, ни его вкус отторжения у Сигалова не вызывали. Этот мир действительно был сделан на совесть. Впрочем, сейчас свойства морфоскрипта его почти не волновали. С каждой секундой Виктора охватывало всё большее беспокойство, словно кто-то накачивал его ручным насосом.
        Сигалов твердил себе, что это всего лишь скрипт, чей-то креатив, но сам же отмахивался от своих доводов и раздраженно щурился, не в силах заткнуть рот внутреннему голосу.
        Откуда взялась новость про лесной дом Лаврика?
        Очевидно, оттуда же, откуда и другие новости, - автор просто скопировал ее из реальности.
        И то, что здесь ее передали именно сейчас, когда несчастный телевизор оказался включен впервые за многие годы, - это надо понимать как простое совпадение?
        Пусть и не простое, а крайне неудачное, но да: совпадения так и устроены, что привлекают к себе внимание, а иначе люди бы на них не заострялись, не нагружали бы их мистическим значением.
        Нет, не верится…
        Чем больше Виктор находился в квартире, тем неуютней и ненавистней она для него становилась. В панике люди склонны забиваться в угол, под стол, в шкаф, Сигалову же, напротив, хотелось вырваться из чрезмерно реалистичного интерьера, где каждая крошка, каждая царапина намекала, что секрет про Лаврика - не такой уж и секрет.
        Боже, это было не личное послание, это были новости! Их передали в эфир, их видели все, кто смотрел телевизор. И они остались в архиве телеканала - навсегда.
        Дикторша в новостях сменилась. Новая голова - такая же, только с руками, - обещала, что внезапный дождь, недавно заставший москвичей врасплох, в ближайшее время не повторится.
        Сигалов подлетел к телевизору и принялся ожесточенно давить на кнопки, пока экран не погас.
        «Полиция нашла как минимум одного свидетеля, но официального подтверждения нет», - так они сказали. Что это значит? Почему «как минимум»? Свидетелей оказалось больше? Виктор вспомнил свой путь по лесной дороге, вспомнил, как ждал машину на трассе… Он уже не мог поручиться, что, кроме деда на развалюхе, там никого не было. И о нем ли вообще идет речь? Это точно тот самый человек, о котором полиция не желает сообщать подробности? Или они нашли какого-то другого свидетеля, о котором Сигалову ничего неизвестно? А может, и свидетелю ничего не известно о Сигалове, может, он проходил там в другое время - до или после?.. Как это уточнить? Как всё это понять?!
        «Они не собираются давать тебе подсказок, Витя. Это дело против тебя. И они его расследуют».
        А еще в репортаже говорили про технику и номера… Что, если отобранный коммуникатор остался в доме, и его тоже нашли?
        Тогда - всё. По серийному номеру трубки выяснить личность владельца можно за секунду.
        Сигалов торопливо обулся и выбежал из квартиры. Не доверяясь лифту, он бросился в конец коридора к лестнице. Широкая металлическая дверь с окошком из мутного оргстекла оказалась открыта, и он помчался по ступеням вниз, запоздало соображая, что спускаться с девятнадцатого этажа пешком - дело довольно муторное.
        «Есть и второй свидетель, - пронзила новая догадка, такая неожиданная, что Виктор чуть не споткнулся. - Второй, тот, кто выпустил меня из подвала. Люди Лаврика всегда закрывали дверь, а после перестрелки она оказалась открытой…»
        Сигалов старался забыть ту ночь и те скрипты, которые он не мог редактировать даже под страхом смерти. Вместе с воспоминаниями в дальний угол отодвигались и простые вопросы: кто расстрелял банду и почему его отпустили. Ответов не было и сейчас.
        На улице лучше не стало, стало только хуже.
        - Привет, Кирилл! - негромко окликнула его молодая женщина с детской коляской.
        Виктор кивнул и скорым шагом направился через двор. Тихий район без офисов и торговых центров вел размеренную жизнь патриархального анклава. Многие друг друга знали, большинство друг с другом здоровалось.
        - Добрый день, Кирилл.
        - Кирюха, как дела!
        Виктор, глядя под ноги, бормотал ответные приветствия и стремился побыстрей покинуть это место. Персонаж был вживлен в локацию глубоко и органично - такой работой следовало восхищаться, но сейчас это бесило. Люди во дворе могли запросто посмотреть новости и обо всём догадаться. Сигалов в сотый раз повторял себе, что все они уже вынесли свои телевизоры на помойку, но если кто-то вдруг и смотрел - те же новости по тому же каналу, - то в репортаже о нем не сказали ни слова. Впрочем, это были доводы разума, скачущее в груди сердце их не слышало.
        Сигалов продолжал уходить к перекрестку, надеясь хоть там скрыться от подозрительных взглядов. Массовка на улице оказалась прописана ничуть не хуже, чем ближний круг во дворе. Люди были нешаблонными и совершенно живыми. Автор словно похвалялся расточительным отношением к ресурсам и намеренно создавал статистов избыточно достоверными, чтобы утереть коллегам нос. Обычные пользователи такое тонкое исполнение оценить не смогли бы, популярные скрипты приучили их к утилитарному восприятию: всё ненужное - ненужно. Считалось, что излишняя детализация мира даже вредит, поскольку создает ложную многозначительность и отвлекает от основной линии. Для большинства случаев это утверждение было верно, но здесь всё работало иначе.
        Рассматривая и оценивая прохожих, Виктор на какое-то время отвлекся от своих тревог. Он даже вспомнил о поручении куратора искать ошибки и несоответствия. Однако в мире, который был так похож на реальность, эта задача казалась невыполнимой: все критерии размывались и теряли смысл. Вот впереди остановилась машина, из нее вышла молодая негритянка в короткой белоснежной шубке и чулках «под зебру». Мех в середине мая выглядел нелогично, но разве можно было считать это ошибкой? Ошибкой было бы как раз не надеть такую шубку к таким чулкам - и плевать на температуру воздуха.
        Девушка показала кавалеру за рулем «бай-бай» и зацокала по асфальту. Неосознанно следуя за белой кроличьей шубой, Виктор перешел на другую сторону улицы. Слева начинался сплошной высокий забор, и Сигалов двинулся вдоль него. Похоже, это была школа, судя по огромной территории - очень неплохая. Когда начались граффити, Виктор убедился, что угадал.
        В приличных школах давно сложилась традиция в конце учебного года, перед неизбежным косметическим ремонтом, отдавать заборы на растерзание вольному подростковому творчеству. Любой мамкин балбес мог почувствовать себя настоящим йоу-бразой и, выпустив пар, вернуться к параграфу про тычинки.
        Сигалов прошел несколько метров бессмысленных аэрозольных каракулей, пока не увидел Кота Базилио в байкерских очках и черной косухе. Это было довольно неожиданно. Виктору и самому в младших классах вдалбливали хрестоматийные тексты, но он не мог предположить, что для следующих поколений эти почти античные герои вдруг станут культовыми фигурами.
        Рядом с брутальным котом-аферистом был изображен Пьеро, но его показательно закрасили валиком, оставив лишь белые рукава и подведенный глаз. Видимо, в этом месте чувство меры изменило школьникам, и они накреативили нечто похабное.
        Виктор снова заволновался. К прошлым тревогам прибавилось смутное, напряженное ожидание чего-то неизбежного. Ему не терпелось увидеть, что намалевано дальше, но он шел слишком близко к забору, а чтобы окинуть взглядом всю композицию, пришлось бы возвращаться на противоположную сторону.
        После зацензуренного Пьеро возник Карабас Барабас в роли старого морфоскриптера, который придумал весь этот мир. Лента у него на лбу напоминала одновременно и немуль, и хипповскую повязку для волос, что ассоциативно связывало кукловода с пристрастием к психоактивным веществам и тем самым усиливало образ неадекватного сочинителя реальностей. Сигалову подумалось, что в этом мире даже дети творят как-то необычно, не по-детски многомерно. Хотя, возможно, это было его собственное искаженное восприятие.
        Дальше вместо очередного героя сказки начиналась какая-то длинная надпись. Виктор удивился, что художники проигнорировали Буратино, ведь из этой шайки он был самым харизматичным.
        Негритянка успела куда-то исчезнуть, но Виктор не обратил на это внимание, он целеустремленно шагал вдоль забора, глядя на поверхность под острым углом и читая крупные буквы поштучно.
        «ПОЧУВСТВУЙ ЭТО», - сложил Сигалов, когда дошел до конца и оказался у перекрестка. Бетонные секции огибали угол и уходили далеко влево. Боковым зрением Виктор отметил вторую надпись - или, быть может, продолжение первой - тем же цветом и тем же агрессивным шрифтом. Не сворачивая, он перешел через дорогу и остановился.
        В висках стучало так, что кружилась голова. Все страхи, одолевавшие Сигалова с момента, когда он услышал в новостях про пожар, вновь догнали его и разом навалились. Стоя у перекрестка спиной к проезжей части, он чувствовал, что вся улица застыла и впилась в него тьмой ненавидящих взглядов.
        Виктор глубоко вдохнул и обернулся.
        На этой стороне забора была нарисована танцовщица с ярко-синими волосами. Держась за шест, она прогибалась так глубоко, что кончики волос сливались с синими шортами.
        Дальше на несколько секций растянулась длинная и броская надпись. С места, где находился Сигалов, были видны обе ее части, теперь он мог прочитать целиком:
        «ПОЧУВСТВУЙ ЭТО - ОКУНИСЬ В АД».
        Оставаться здесь было невыносимо. Не задумываясь, - как берут с тарелки второй пирожок, - Виктор шагнул с тротуара под красный школьный автобус.
        Ассистент врача дремал у стены, больше в палате никого не было. Сигалов свесил ноги с кровати, посидел, раскачиваясь, как заспанный ребенок, и тихо поднялся.
        - Извините! - тут же встрепенулся медик.
        - Это ты извини, я не хотел будить.
        - Я не спал! Только присел на минутку… и…
        - Да брось ты, - скривился Виктор, снимая с себя датчики. - Я не генерал, со мной не надо всего этого. Где они, кстати? Остальные где?
        - У вас тут сообщение на трубке. От Игоря Сергеевича.
        - Откуда знаешь? Прочитал, что ли?
        - Зачем?.. Он при мне его написал и отправил. Никто не знал, когда вы закончите.
        - А сколько это длилось? Я не засек время.
        - Четыре с половиной часа, - без запинки ответил медик.
        Сигалов недоуменно хмыкнул:
        - Четыре часа - это считается много?
        - С половиной, - кивнул, как болванчик, ассистент. - Для нашего морфоскрипта это практически невозможно. Как вы себя чувствуете?
        - Да как… Не знаю… Нормально вроде. Настроение только ни к черту.
        Виктор взял коммуникатор и прочитал послание Коновалова.
        «Всё отлично. Завтра можешь не выходить, отдохни. Обсудим позже».
        - А что с настроением? - спросил медик. - Есть причина?
        - Уже нет. - Сигалов улыбнулся, постаравшись это сделать искренне. - Меня отсюда выпустят? Через ваши секретные уровни я сумею один пройти?
        - Думаю, да, - не совсем уверенно проговорил молодой человек. - Правда, я без сопровождения ходить не пробовал. Но мне и не положено.
        Виктор не знал, сколько в ответе ассистента было искренности, а сколько манипуляции, но это не помешало ему преисполниться гордостью. В таком мощном проекте, с таким фантастическим скриптом, с такой, в конце концов, безумной охраной - он, Виктор Сигалов, считался важной птицей. Ну или в крайнем случае важной птицей на испытательном сроке.
        - Вот и проверим, - буркнул он, выходя в коридор.
        Сигалов без каких-либо трудностей пересек пустую площадку и поднялся в лифте к выходу. Человек на вахте в его сторону даже не взглянул. Если бы Виктор захотел что-нибудь отсюда стащить, это оказалось бы унизительно легко.
        Задумавшись, он чуть не наскочил на стеклянные двери. Сигалов остановился, толкнул створку ладонью, но та не шелохнулась. Странно… Насколько он помнил, автоматические двери на улицу открывались сами, ни ручек, ни кнопок у них не было. Виктор посмотрел в пол и оценил толщину стекла. С поправкой на оптические эффекты сантиметров пять там было как минимум. Такое ведь и пуля не пробивает…
        - Бейджик достаньте, Виктор Андреевич, - продребезжал за спиной вахтер.
        - И куда его тут приложить? - спросил Сигалов, оглядываясь вокруг.
        - Просто достаньте. Вы его уже убрали? Не надо так, Виктор Андреевич, не надо.
        Вытащив бейджик из кармана, Сигалов тут же убедился, что двери исправны. Похоже, дело было не только в магнитных метках, но в чем-то еще, менее очевидном. Демонстрировать интерес к системе безопасности едва ли было разумно, поэтому Виктор просто махнул охраннику рукой и вышел из здания.
        Машин на маленькой улочке возле офиса не было, но Сигалову как раз и хотелось пройтись пешком. Расправив плечи, он не спеша побрел прочь от офиса. Когда Виктор отошел, как ему показалось, уже достаточно далеко, он достал коммуникатор и вызвал Аверина. Аркадий ответил мгновенно:
        - Здорово, чего хотел?
        - Привет. Ты помнишь свою танцовщицу в стриптиз-баре?
        - Ну а как же. Вот только что закончил ее перекрашивать.
        - Да?.. И в какой цвет? - осторожно поинтересовался Виктор.
        - В синий, - отрывисто произнес Аркадий. - Пусть всё-таки будет Мальвиной. Надежный драйвер.
        - Это триггер, а не драйвер, - механически возразил Сигалов.
        - Драйвер, триггер - каждому своё.
        - Ясно. А откуда ты ее знаешь?
        - В школе проходили, «Золотой ключик» называется.
        - Нет, я не то хотел спросить. Ты в жизни каких-нибудь Мальвин встречал?
        - А зачем тебе? Ладно, дай подумать…
        Аверин замолчал. Виктор с трубкой возле уха прошагал по улице метров тридцать, пока не потерял терпение.
        - Аркаш, ты личный дневник там листаешь или что?
        - Извини, Сигалов, я отвлекся. Так о чем ты спрашивал?
        - Видел ли ты реальных девушек по имени Мальвина, блин! Ты что такой неусидчивый?
        - Сейчас… Нет, кажется. Ирин было много, штук шесть, наверно. Или, погоди… семь. Была одна Мила, ну ты понял. Алён целых три, причем подряд. - Аверин говорил так медленно, что было не ясно, вспоминает он или выдумывает. - А, нет, не подряд! Между ними была еще одна Ирина. Между Алёнами. Ну, не в том смысле, конечно, что между ними… А вообще, кстати, это было бы…
        - Спасибо, Аркаш, очень помог, - проскрежетал Виктор, выключая коммуникатор.
        Не успел он убрать трубку, как она загудела в руке. Зачем-то звонил Туманов. А Виктор-то был уверен, что распрощался с этим человеком навсегда.
        - Привет, Егор, - холодно произнес он.
        - Алло, Вить!.. - Туманов был крайне возбужден. - Вить! Ты новости смотрел?
        - Как ни странно, да. Хотя… Нет.
        - Так да или нет?
        - То, что я смотрел, не считается. Поэтому не смотрел.
        - Ну тогда слушай! Сидел я в сети, от нечего делать загрузил новости. И знаешь, что показали? Про Лаврика!
        У Виктора в груди образовался камень и провалился вниз, в живот, заставив его ссутулиться от тяжести.
        - Показали про Лаврика! - повторил Туманов. - Слышишь? Витька, слышишь? - Он помолчал, нагнетая интригу, но долго не выдержал. - Лаврику каюк! И его друганам тоже! Их всех завалили, а потом подожгли студию, и она вся выгорела, вообще вся! Ты слышишь, нет?
        - Ну?.. - с трудом выдавил Сигалов.
        - Что «ну»?! Я свободен! - заорал в трубке Егор. - Свободен! Ты что, не понимаешь? И ты тоже. Хоть ты и сам проблемы решил, но всё равно: их больше нет! Слышишь? Конкуренты нашлись покруче, не поделили рынок.
        - Конкуренты?.. - не понял Виктор.
        - Я же говорю: в новостях передали, ты что, не слышишь? Люди из какой-то другой банды покрошили их всех и сожгли, даже рабочие станции забирать не стали. В области облава шла почти неделю, и в итоге их всех отловили, ну тех, которые Лаврика… и этих тоже всех положили наглухо во время ареста.
        Сигалов с трудом доковылял до скамейки и как старик плюхнулся на деревянное сиденье.
        - Еще раз, - тихо потребовал он. - По порядку, если можно.
        - Ты что такой неусидчивый? - возмутился Егор. - Плохие парни уничтожили Лаврика и его людей, а потом этих плохих парней уничтожили полицейские. Вот тебе суровым языком протокола. Устраивает?
        - Вполне, - сказал Виктор. - А свидетели?
        - Эй, эй, ты рехнулся там, что ли, от счастья? Какие свидетели, зачем тебе свидетели? Дело закрыто. Всё! Плюнуть и растереть, новая жизнь! Слышишь?
        Сигалов задумался. Из этой истории торчали белые нитки, торчали по всем углам. Егору было невдомек, но Виктор это понимал прекрасно. Две криминальные группировки, и обе наповал - ох, многовато… Сигалов понял только одно: кто-то большой и сильный вытащил его из дерьма и прикрыл от возможных неприятностей. Так прикрыл, так замел следы, что лишь выжженное поле вокруг…
        Но даже не это его беспокоило в первую очередь. Настоящую оторопь вызывал альтернативный выпуск новостей, который он недавно видел в безымянном скрипте. Там не было ни второй банды, ни воображаемых Егором красивых перестрелок с трассерами в ночи. А была в том репортаже обычная полицейская рутина: нашли горелые железки - надо исследовать, нашли свидетеля - необходимо допросить.
        Сигалов разрывался между двумя версиями. Верить хотелось, разумеется, реальной, а не виртуальной. Но виртуальная была как раз более правдоподобной, а реальная выглядела чересчур фантастичной.
        Виктор застонал и уронил руку с коммуникатором на скамейку. Сама необходимость подобного выбора казалась чьей-то злой шуткой. Как могла возникнуть эта логическая петля - на ровном месте, из ничего?
        - Вот она, провокация, Игорь Сергеевич, - прошептал Сигалов. - Одну я уже нашел.
        Эпизод 8
        Прикрывшись ладонью от солнца, Виктор смотрел вверх и отсчитывал этажи. С первым десятком проблем не было, но выше пятнадцатого ряды окон превращались в одинаковые полоски, и глазу не за что было зацепиться. Они еще и бликовали к тому же. Сигалов несколько раз сбивался и продолжал считать исключительно из упрямства. Он уже понял, что дойти до двадцать шестого ему не удастся. А если даже и получится, проку в этом будет не много, поскольку нет никакой гарантии, что Мальвина живет на том же этаже, где и Лёха Шагов, вот прямо окно в окно. И вообще она вряд ли имела какое-то отношение к этому дому. Тот факт, что в скрипте Виктор видел ее здесь с телескопом, ни о чем не говорил. Собственно, это даже и фактом назвать было нельзя.
        Сигалов наконец признал, что попросту тянет время, и, прекратив подсчеты, направился к подъезду. Где искать Мальвину, он уже знал и так.
        Шагов открыл дверь сразу, как будто ждал.
        - Ого! - сказал он, увидев у Виктора бутылку «Джека Дэниэлса». - Клад нашел или последнюю почку продал?
        - Седьмую уже не берут, первые шесть не понравились. - Сигалов зашел в квартиру, вручил Алексею квадратный пузырь и по-свойски раскидал обувь. - Это с зарплаты, Лёх. Сам не ждал, но на счет внезапно капнуло.
        - Прописываться на работе положено, а не с одноклассниками.
        - Там не с кем, - отмахнулся Виктор. - Начальство сурово и неприступно, коллеги… коллег я там не видел. А все остальные какие-то бессловесные.
        - О работе расскажешь? Название хоть выяснил?
        - Не-а. Выяснил, что его вроде как действительно нет.
        - «Вроде как действительно»? - переспросил Шагов. - Отлично излагаешь. И ведь не пил еще.
        - Мне и самому это теперь кажется не важным.
        - Ну вот видишь.
        - Что я вижу? Ничего я, Лёх, не вижу…
        - Значит, прочие сомнения не развеялись?
        - Прочие - только укрепились. Но жить можно, - заключил Виктор, насильно себя взбадривая.
        Они прошли на кухню. Алексей без лишних разговоров достал два массивных стакана и ливанул в каждый граммов по пятьдесят.
        - Может, есть хочешь? - спохватился он.
        - Не, я не за этим.
        - Одно другому не мешает. Больше закусываешь - больше выпьешь.
        Виктор прикоснулся к своему стакану, но даже не оторвал его от стола.
        - Я вообще не за этим, - сказал он. - Выпью, когда вернусь. Накрой, чтоб не выветрилось.
        - Кусочком хлеба? - пошутил Шагов.
        - Кстати, да. По-другому оттуда не выйдешь.
        - Та-ак… - Алексей строго посмотрел ему в глаза и задумался над своим стаканом: сначала тоже решил повременить, но потом сообразил, что бзик приятеля его не касается, и отважно выпил.
        - Пойдем уже, заводи мотор, - поторопил Сигалов.
        - Но ты же не собирался туда возвращаться.
        - Мне придется.
        - На кой он тебе сдался, этот скрипт, что ты там забыл? - Алексей не спорил, он всего лишь хотел понять.
        - Извини, не могу объяснить.
        - Это почему?
        - Не могу объяснить, - повторил Сигалов.
        - Разумный ответ разумного человека, - кивнул Шагов. - Пошли в кабинет. Но давай договоримся, что это последний раз, а то я чувствую себя каким-то драгдилером уже.
        - Последний, - согласился Виктор.
        Алексей покопался у себя на столе и разыскал карту памяти:
        - Вот, держи. Я не удалял, с прошлого раза так всё и осталось. Если снова туда потянет, пусть это будет уже без моего участия.
        - Мне больше не понадобится, - уверенно ответил Сигалов.
        - Просто забери! - прикрикнул Шагов.
        - Да не суй ты её мне!
        Алексей застонал и огляделся с явным намерением выкинуть карту, но в кабинете выкинуть ее было некуда. Тогда он схватил со стола какую-то потрепанную книжку и сунул плоскую карту между страницами.
        - Ну-ка погоди… - Виктор взял у друга книгу, но лишь для того, чтобы убедиться в ее материальности, поскольку название он уже прочитал.
        «Как стать успешным морфоскриптером. 12 уроков от автора мировых бестселлеров».
        - Ты это серьезно? - промолвил он.
        - Я знаю, что это позор, - нетерпеливо сказал Шагов. - Самоучители ничему не учат. Но просто хотелось…
        - Да учись на здоровье, я не об этом. - Сигалов обернулся к стене и, увидев плакат с трогательным роботом, перевел дыхание. - Фу, показалось…
        - Что тебе опять померещилось?
        - Книжка. В скрипте у тебя была такая же. Вот так же лежала на столе.
        Алексей как раз собирался бросить ее обратно на стол, но, услышав это, передумал и поставил самоучитель на маленькую полочку, между мрачной темно-серой брошюрой и цветастыми сказками. Похоже, это был его персональный пантеон. Несмотря на то, что чтение бумаги стремительно отмирало, многие продолжали хранить самое-самое, обычно что-то дорогое из детства. Сигалов никаких книжек из детства не вынес, поэтому у него дома такой полочки не было.
        - Если в скрипте реализована копия моего кабинета, почему не быть и этой книге? - спросил Шагов. - Что тут такого?
        - Ничего, всё нормально.
        - Тебе бы к доктору, Витя. Не думал об этом?
        - Я не болею.
        - Смотри, потом поздно будет.
        Виктор вздохнул:
        - Не надо так шутить. Всё дело в постере, я тут вообще ни при чем. Вернее… дело-то как раз во мне, но от меня это не зависит.
        - Ты не пробовал слушать, что ты несёшь? - озабоченно произнес Алексей.
        Сигалов нахмурился и подошел к окну. Сквозь чистое стекло дом напротив был виден отлично, но женской фигуры с телескопом Виктор не нашел. Сунув руки в карманы, он медленно пересек комнату и остановился возле плаката.
        - Хорошо, объясню, - сказал он. - В твоем скрипте на этом месте висит другой постер, не с роботом, а с девушкой. Реклама проекта «Окунись в Ад».
        - Ну да, и мы выяснили, что в реале такого проекта нет.
        - Он есть, Лёха, он есть. Это один из моих первых креативов. Я еще в школе учился. Там даже не креатив, а голая идея - вот, мол, было бы круто сочинить такое… с таким-то названием. Это моё название, понимаешь?
        - Совпадение.
        - Не говори мне этого слова, пожалуйста. Оно меня бесит. Постер в скрипте обращается лично ко мне. Он хочет мне что-то сказать.
        - Постер?..
        - Не постер, конечно. Автор скрипта.
        - Вить, я его добыл совершенно случайно. Он мог достаться любому. И совершенно не исключено, что этот же код сохранился на сотне других рабочих станций по всему миру, просто люди не знают. Хотя почему? Может, и знают!
        - И все те люди тоже мечтали сочинить боевик «Окунись в Ад»? И все те люди тоже везде натыкаются на имя Мальвина? Это она изображена на плакате. - Виктор, не глядя, постучал робота по носу. - Это она смотрит сюда в телескоп, - второй рукой он указал на окно и замер в позе регулировщика. - И это она едет на синей «тёлке» в том месте, где я по сценарию попадаю под грузовик. Мальвина. Кругом она.
        Шагов тягостно помолчал, потом разгреб на столе хлам и протянул Виктору немуль:
        - Напяливай.
        - У меня свой. - Сигалов достал из кармана аккуратно сложенный черный обруч Аверина. - Не бойся, Лёх. Даже если я спятил, я не опасен.
        - Когда выгружать?
        - Не надо, я сам.
        - Оттуда же нет выхода, - напомнил Алексей.
        - Разберусь как-нибудь. Врубай.
        - Сегодня не успеть. - Следователь Коновалов закончил разговор и зашуршал плащом, убирая трубку в глубокий внутренний карман.
        Кабина лифта летела вниз, потеря веса вызывала зуд в пятках. Сигалов нервно переступил с ноги на ногу и покосился на рыжего полицейского. Его шевелюра отражалась во всех четырех стенах, затем в потолке и снова в стенах. Виктор чувствовал себя запертым в огненном калейдоскопе, это мешало даже сильней, чем наручники, хотя и к ним тоже привыкнуть было нельзя. Сигалов подумал, что надо в приказном порядке заставить всех рыжих полицейских перекраситься. В любой цвет. Кроме синего, конечно.
        На первом этаже никого не было, лишь один щуплый мужичок с портфелем дожидался лифта. Когда двери открылись, он чихнул в платок и отвернулся. Капитан Коновалов тактично, но решительно сдвинул его в сторону и сказал Виктору:
        - Выходи быстрей.
        Сигалова загрузили в машину, следователь уселся рядом, и автомобиль тронулся - снова в объезд, хотя это было не важно: перед Таганской развязкой все маршруты сливались в один. Другого пути здесь придумано не было.
        Ехали с ветерком, душевно. Виктор смотрел в окно и по третьему разу слушал полицейскую лапшу про плохих адвокатов.
        - Сегодня не буду вас спасать, - обронил он, всё так же глядя на улицу.
        - Меня? - опешил Коновалов. - От чего меня спасать?
        - Скоро увидите.
        - Ты мне угрожаешь?
        Реакция капитана Сигалову понравилась. Возможно, такое поведение арестованного находилось в русле сюжета и тоже учитывалось. Или образ следователя был проработан достаточно глубоко. Так или иначе, сбить его с толку оказалось непросто.
        - Угрожаю? Нет, ни в коем случае, Игорь Сергеевич, - вальяжно проговорил Виктор. - В целом вы довольно симпатичный человек, ничего плохого мне не сделали. Я только не понимаю, почему вы здесь находитесь. Вы же не полицейский.
        - Ах во-от оно что… - Капитану показалось, что он догадался. - Хочешь симулировать психическое расстройство? На здоровье. Но это не ко мне, это ты врачам голову должен морочить. Так что побереги вдохновение, ясно?
        - Давайте оба помолчим, - предложил Виктор, любуясь видом с верхнего уровня эстакады.
        - Ладно, помолчим, - хмыкнул следователь. - Но учти: мы с тобой еще не закончили.
        Когда Таганка осталась позади, Сигалов неожиданно разнервничался, и сколько бы он себе ни повторял, что в скрипте никакого риска нет и что как раз за этим он сюда и сунулся, - легче не становилось. Он чуть не вывернул шею, высматривая слева синий «Ледибаг», но обзор заслонял здоровенный пассажирский автобус.
        - А эти-то здесь откуда?! - возмутился сержант за рулем.
        Пора. Виктор изо всех сил уперся коленями и кулаками в разделявшую салон решетку. Он надеялся, что при деформации кузова это позволит отвоевать хоть немного лишнего пространства, уж больно трудно было вылезать из машины, у которой переднее сиденье смещено назад, а крыша вдавлена и разорвана. И кроме того, это должно было помочь справиться с дрожью. И действительно помогло, надо было сразу…
        Удар показался чудовищным. Хотя, по правде сказать, ожидание удара было намного хуже.
        Когда Сигалов открыл глаза, переднее сиденье было смещено назад, а крыша вдавлена и разорвана - всё как в первый раз. Голова Коновалова, отрезанная стальным листом, напоминала несъедобное блюдо на большом синем подносе. О том, что творилось на переднем сиденье, Виктор не хотел даже думать. Он помнил и так.
        Сигалов пошевелился, кусок металла сдвинулся, и голова капитана свалилась под ноги. Виктор скрипнул зубами и сунул руки Коновалову под хлюпающий плащ. Нашаривать пистолет с каждым разом становилось всё легче, а вот управляться с наручниками - нет. Пальцы скользили, Виктор боялся, что ключик выскользнет вниз, и тогда его уже не найдешь. Ему всё-таки удалось избавиться от браслетов - ровно за секунду до того, как сбоку приковылял рыжий и, пачкая стекло кровью, постучался.
        - Живы, нет? - крикнул полицейский.
        - Нужна помощь! - ответил Сигалов.
        Он дождался, когда рыжий заглянет в окно, и выстрелил ему в лоб.
        - Один-один, сравнялись, - буркнул Виктор.
        Открывшийся и покореженный багажник удачно загораживал его от следующей машины, в которой должен был находиться еще один полицейский. Держа пистолет наготове, Сигалов выбрался через дыру в крыше и тут как раз увидел второго: подушка безопасности не сработала, и руль проломил ему грудную клетку.
        Синего «Ледибага» Виктор нигде не нашел.
        Сунув пистолет за пояс, он встал правой ногой на крышу полицейского автомобиля, а левой на лист железа, оторванный от кузова фуры, - теперь это было почти одно целое. Виктор собрался спрыгнуть, но не нашел свободного места: дорога превратилась в реку разбитых машин, перегороженную опрокинутым грузовиком. Рядом возвышался туристический автобус, и Сигалов начал карабкаться по нему вверх.
        С крыши автобуса вид был значительно лучше - и страшней. Десятки окровавленных водителей выбирались из своих автомобилей - разбивая ногами стекла в заклинивших дверях, обдирая рукава и кожу, пытаясь вытащить неподвижных пассажиров. Над улицей висел гвалт, кто-то в шоке собирал раскатившиеся из грузовика апельсины, кто-то тихо рыдал над погибшим родственником. Оглушительно лаяла запертая в салоне собака. Заикалась неисправная сирена еще одной полицейской машины, которая ехала по своим делам и в аварию попала случайно. Двое чудаков умудрились затеять драку, как будто им было мало. В этой каше еще один перепачканный кровью человек никого не интересовал.
        «Ледибаг» нашелся позади, до места столкновения машина не доехала метров тридцать. Прыгая с крыш на капоты, Сигалов пробирался к Мальвине, но получалось медленней, чем хотелось бы.
        - Эй, ты мне вмятину сделал! - раздалось за спиной.
        Багровый мужик с пивным брюхом целился в Виктора из травматического пистолета - или не из травматического.
        - У тебя вся тачка - сплошная вмятина, - сказал Сигалов. - Спокойно, угорелый. Получишь ты свою страховку.
        - Слезай! - велел мужик.
        Виктор сделал шажок в сторону, и металл под подошвой прогнулся в новом месте. Багровый это услышал и расстроился еще сильней. Не позволяя ему совершить глупость, Сигалов тоже выхватил пистолет и пальнул в воздух.
        - Упал на землю! Быстро! - крикнул он.
        - Бандиты! - тут же завизжала какая-то бабка, показывая на Виктора пальцем.
        - Оружие!.. У него оружие!.. Убили!.. - отозвалась улица надсадными воплями.
        Люди концентрировались на Викторе, словно не ведали других забот. Уже через пару секунд он оказался в центре внимания. Что это было - нормальная реакция ошарашенной публики или происки безвестного морфоскриптера, - Сигалов не знал, но констатировал своё фиаско. Однако выходить из этого месива и загружать скрипт заново в надежде, что всё сложится как-то удачней, было бы полным безумием. Оставалось лишь продолжать.
        Виктор соскочил с машины и в два прыжка добрался до синей «тёлки», благо в хвосте затора автомобили стояли не так плотно. Впрочем, развернуться здесь было всё равно невозможно, а ждать, когда задние ряды разъедутся, - вовсе бессмысленно.
        - Значит, идем по хардкору, - пробормотал Сигалов. - Простите меня, люди добрые…
        Он сделал еще два выстрела в небо и распахнул дверь синей машины.
        - Ты правда Мальвина? - рявкнул Виктор.
        - У меня на лбу, что ли, написано? - огрызнулась девушка за рулем.
        Это была она, несомненно. Длинная косая челка, почти закрывавшая один глаз, и яркие губы. Бледная, с маленьким носиком. На постере ей изменили прическу и, конечно, добавили пафоса. Хотя у нее и своего было навалом - не пафоса, так гонора.
        - Вылезай! - скомандовал Виктор.
        - Слушай, угони другую тачку, а? - взмолилась девушка. - Мне сегодня опаздывать никак нельзя.
        - У меня пистолет, - напомнил Сигалов.
        - Ой, ну и что? Выбери другую. Вон та хорошая. - Мальвина показала пальчиком на черный кроссовер. - В моей букашке тебе тесно будет.
        - Я в твоей не поеду. Это ты поедешь со мной. Выходи или стреляю! - чуть дрогнувшим голосом объявил Виктор.
        - Так бы и сказал. Я только сумку возьму, ладно?
        Мальвина перегнулась назад, короткая курточка задралась, и Сигалов увидел ее поясницу. Просто немножко голой спины. Спины, а не чего-то другого. И всё равно он не смог отвести взгляд.
        «Совсем одичал? - обозлился на себя Виктор. - Мозги включи, она ведь сейчас может…»
        Сигалов еле успел перехватить ее руку с электрошокером. Мальвина целилась ему в пах, что было довольно подло даже по отношению к персонажу скрипта.
        Виктор выволок ее из машины и повел через разделительную полосу. Мальвина сопротивлялась, но не настолько, чтобы пришлось тащить ее по траве, хотя Сигалов был готов и к этому. В обратную сторону машин ехало гораздо меньше, но какой-никакой выбор всё же был. По-прежнему не выпуская острый локоток, Виктор шагнул влево и выставил пистолет.
        - Вот тебе и черный кроссовер, - сказал он. - Нравится?
        - Будь ты проклят, - ответила Мальвина.
        Увидев оружие, водитель благоразумно покинул машину.
        - Садись за руль! - велел Сигалов Мальвине.
        - А куда ехать-то?
        - Садись живей! - Он запрыгнул на соседнее сиденье. - Вперед, газу!
        - Ну и куда?..
        - Прямо. И быстро. Потом направо.
        - Какой поворот? - Мальвина пригнула голову, рассматривая указатели. - Их тут много.
        - Любой. Первый. На эстакаду не поедем.
        Убедившись, что девушка разгоняется и выпрыгивать на ходу не планирует, Сигалов порылся в бардачке. Кровь на руках начинала сворачиваться, превращаясь в отвратительно пахнущий клей с комками, и ее нужно было смыть. Не найдя ничего подходящего, Виктор обернулся и обнаружил сзади красивую белую коробку с бантами.
        - Нереальный цинизм… - проронила пленница, наблюдая, как похититель вытирает белыми кружевами руки, шею и промокшую футболку. - Ой, забыла!..
        Мальвина положила свою сумочку на колени и принялась в ней рыться.
        - За дорогой следи! - прикрикнул Сигалов. - И если у тебя там второй шокер…
        Она достала черный шарик на присоске и прикрепила его на лобовое стекло, как талисман.
        - Это что? - спросил Виктор.
        - Это моя работа.
        - Камера, что ли? - не поверил он.
        - Тебя и так все видели, терять нечего. А хороший контент всегда пригодится.
        - Ты журналистка?
        - Нет, но близко к этому.
        - И кто из нас циник? Если я решу тебя застрелить, ты тоже скажешь «ой, погоди, помада размазалась»?
        - Ты мне мораль читаешь, мне не послышалось? На себя посмотри: вытираешься чужим свадебным платьем!
        - Это не моя кровь.
        - Вот и я о том же.
        - Я не в том смысле. Эта кровь - не на мне.
        - Как раз на тебе.
        - Короче! - взъярился Виктор. - Никого я не убивал, понятно? Меня подставили.
        - Значит, выстрелы возле автобуса мне приснились?
        - Я просто распугивал…
        - Похоже, распугал удачно, - сказала Мальвина, косясь на перепачканные кружева.
        Не в силах ничего объяснить, Виктор лишь раздосадованно цыкнул. Знакомство состоялось при странных обстоятельствах, но если в этом скрипте и были другие варианты, Сигалов о них не знал.
        - Какой-то запоротый дубль… - пробормотал он вполголоса.
        - Предлагаешь переснять?
        - У нас тут интервью, что ли? Прекрати это, выключи!
        - Да пусть работает, тебе жалко? Мне это карьеру сделает.
        - Ты уже два поворота проскочила, карьеристка!
        Мальвина тут же крутанула руль и через две полосы с бордюром влетела на уходящий вправо путепровод.
        - А вообще-то, куда едем? - осведомилась она. - И зачем ты меня похитил, самому рулить лень?
        - Права дома забыл.
        - А если серьезно? Ты сказал, что я поеду с тобой.
        - Ты и едешь со мной, я не обманул.
        - Это ты со мной едешь! - заявила Мальвина. - Но куда? И зачем? Нас ведь догонят. На что ты надеешься - на вертолет?
        - Мне надо выяснить, какая у тебя задача. - Виктор поймал ее взгляд в зеркале. - Согласен, звучит безумно.
        - Задача у меня была очень простая, вот проще некуда: не опоздать на работу. Хотя бы сегодня. Но из-за тебя миссия провалена.
        - Тебя каждый день в заложницы берут?
        - Не важно. Но сегодня виновата не я, а ты. Специально выехала с запасом, до трех часов еще столько времени… было… И вот это, - показала она на свою камеру, - единственное, что меня спасет. Я надеюсь.
        - А где ты работаешь?
        - Давай лучше о тебе поговорим. Ты же обещал интервью.
        - Интервью, камера, на работу к трем часам… - перечислил Сигалов. - Пресс-служба? Отдел информации?
        - Телевидение, - сдалась Мальвина.
        - Ты из телевизора?! - не поверил Виктор.
        - Я там… - замялась она, - рядом, недалеко. Редактором работаю.
        - Прямо в башне сидишь?
        - В какой башне, что ты как маленький… Седьмой павильон, доволен? Куда ехать-то? Вон опять развязка.
        - В седьмой павильон.
        - Не поняла… - Мальвина озадаченно повернулась к Сигалову.
        - Ты же в Останкино спешила, в седьмой павильон? Ну и гони туда. Вдруг еще успеешь.
        - Значит, это не похищение?
        - Я не Кот Базилио, чтобы таким заниматься.
        Мальвина скривилась, как от зубной боли.
        - А как тебя зовут? - спросила она.
        - Витя.
        - Так вот, Витя, попытайся представить, сколько шуток… сколько миллионов шуток, - прорычала Мальвина, - я уже слышала про Буратино и его друзей. И если ты представил, то смело умножай на десять, потому что на самом деле ты не можешь представить, как часто вы шутите про Буратино! Мне хочется вас убивать, просто убивать на месте за цитаты из «Золотого ключика».
        - Я даже не думал об этом… - признался Сигалов.
        - Вот никто почему-то не думает. Всем кажется, что если я Мальвина, то сморозить при мне про Карабаса Барабаса или про Папу Карло будет самый сок, ультраоригинальная идея, вот прям никому раньше в голову не пришло, а ты вот самый находчивый, ты пионер на этом пути, копать тебя и закапывать!
        Она помолчала, рассерженно глядя на дорогу, и заговорила опять:
        - Родителям приспичило назвать меня в честь куклы с синими волосами, в которую влюблены депрессивный поэт и самодовольный тупица. Типичная трагедия русской женщины. И, конечно, она выбирает второго, деревянного! Хотя литератор с суицидальными наклонностями тоже не лучше. Но не с собакой же ей век коротать… Выбирает из того, что есть в наличии. Ужас в том, что хорошие варианты у нее принципиально отсутствуют. Впору вешаться от такой жизни, а она хохочет! Как есть несчастная русская баба.
        - Глубоко… А какое тебе хотелось бы имя?
        - Джульетта, - моментально ответила девушка.
        - У нее тоже не очень хорошо всё сложилось, - блеснул эрудицией Виктор.
        - Господи, да не важно! - ничуть не удивившись его познаниям, воскликнула Мальвина. - Я и сама, наверно, скоро зарежусь от шуток про Буратино.
        «Не оценила, - огорчился Сигалов. - Может, она думает, что это в порядке вещей? Думает, что ей любой и каждый про Джульетту расскажет? Тогда у меня для нее плохие новости…»
        - С Джульеттой хотя бы понятно, за что страдала, - после паузы добавила девушка. - Возможно, оно того стоило… Кстати, откуда ты знаешь, как меня зовут?
        Вопрос был совершенно лишним, поэтому Сигалов с угрозой поигрался пистолетом и тоже спросил:
        - Ты правда не боишься? Ни капельки?
        - Во-первых, ты меня взбесил.
        - Это было не сложно, - усмехнулся Виктор.
        - Во-вторых, у меня такое свойство характера. Я боюсь потом, когда уже поздно. А когда самое время, я не боюсь. Ну или почти. Так что, Витя, бояться я тебя буду, когда ты уже исчезнешь из моей жизни.
        «Ты и в реальности такая или только в скрипте?» - чуть не ляпнул Сигалов.
        - Уверена, что я исчезну? - сказал он.
        - Конечно, - ответила Мальвина и плавно остановилась. - Хватит на меня пялиться, лучше вперед посмотри.
        Дальше проезжая часть была перегорожена полицейскими автомобилями. Из-за каждой машины торчало по две-три фуражки - и куча стволов. Они даже успели размотать ленту с шипами - на случай, если кроссовер пойдет на таран. Сзади тоже всё было обложено, а по боковой улочке приближался черный полицейский броневик.
        Виктор еще раз посмотрел на Мальвину. Очевидно, она была стервой, к тому же нагруженной странными комплексами. И она не была такой красавицей, ради которой стоило бы терпеть этот винегрет у нее в голове. Но Сигалов знал, что она ему нужна, - даже не потому, что он устал натыкаться на ее имя. Уже не поэтому. Совсем не поэтому.
        - А чего ты ждал, Витя? - сказала Мальвина. - Тут везде камеры, и моя ни при чем, они на каждом углу гроздьями. Мы бы никуда не уехали.
        - Тут и некуда уезжать, локация маленькая. - Сигалов осторожно открыл свою дверь.
        - Что? Ах, локация… Теперь понятно. Значит, ты тоже из этих? Которые с резинкой на башке живут. Такой же зомби.
        - Это не резинка, это немуль. Реверсивный нейроконтроллер-эмулятор, - без запинки выговорил Виктор. - А я не зомби, я наоборот.
        - Ты морфоскриптер?! Что же ты сразу не сказал? Я бы тогда о другом тебя спрашивала.
        - Некогда объяснять. Рад был познакомиться. - Сигалов подмигнул. - Еще увидимся.
        - Боюсь, теперь не скоро…
        Виктор вышел из машины. Пару секунд он стоял, укрываясь за дверью, потом захлопнул ее и медленно направился к кордону. Руки он держал над головой, но так, чтобы пистолет видели все.
        Он остановился перед шипованной лентой, как раз посередине между черным кроссовером и полицейскими.
        Это было не страшно - примерно как прыгнуть в холодную воду. Но, как и перед прыжком, нужно было решиться.
        Виктор глубоко вдохнул и резким движением выбросил руку с пистолетом вперед.
        - Не стреляйте! - отчаянно крикнула Мальвина.
        Хотя, возможно, ему это только почудилось.
        - Ну, как успехи? - спросил Шагов.
        - Сколько времени?! - дернулся в кресле Виктор.
        - Час.
        - Дня? Ночи?
        Вместо ответа Алексей показал на солнце за окном.
        - Она будет в три… - пробормотал Сигалов.
        - Где будет?
        - Там, в седьмом павильоне. Я успею, как думаешь?
        - Да ты же полностью шизанулся, дружбан… - покачал головой Шагов.
        Виктор успел. Если бы он опоздал, у него оставался бы и завтрашний день, и послезавтрашний - и бог знает сколько еще дней, пока Мальвину не уволят с работы. Поэтому он мог бы и не спешить. Но не спешить Виктор не мог, он должен был увидеть ее сегодня. Должен был. Сегодня.
        Он дважды обошел парковку рядом с седьмым павильоном, благо та оказалась не такой уж большой. Синего «Ледибага» нигде не было. Виктор ни на секунду не выпускал из поля зрения главный вход, сетуя на то, что в здании наверняка есть десяток служебных дверей и контролировать их одновременно нельзя. Поэтому основное внимание он уделял стоянке, но синего автомобильчика всё не было.
        Мальвина вышла из красного. Она припарковалась в нескольких метрах от того места, где куковал отчаявшийся Сигалов, но он заметил девушку лишь после того, как она, суматошно путаясь в платке и в ремне от сумки, побежала к корпусу.
        - Джульетта! - крикнул Виктор.
        Девушка остановилась так резко, что чуть не сломала каблук. Сигалову показалось, что она сейчас упадет, и он ринулся к ней, чтобы поддержать. Мальвина падать не собиралась и выпрямилась вполне уверенно.
        Так он увидел ее настоящую. И понял, что автор скрипта ничего, ну вот совсем ничегошеньки не смог передать. Из-под косой челки на Виктора смотрела его собственная паника - как будто он впервые отдавал ключ от своей жизни кому-то другому. Это и было впервые.
        - Ты-ы… наверно, не меня звал, - сказала Мальвина, отводя взгляд.
        - Тебя. Я слышал, ты хочешь взять интервью у какого-нибудь скриптера.
        - Скриптер на телевидении? Это оригинально.
        - Ломать шаблоны - наша профессия.
        - Ты морфоскриптер, правда? И хороший? - Она неловко улыбнулась.
        Виктор улыбнулся в ответ:
        - Я лучший.
        Эпизод 9
        - Ну как там наши провокации? - поинтересовался куратор. - Обнаружил что-нибудь?
        - Нет. Никаких провокаций, - твердо ответил Сигалов. - Но прогресс есть. Мне стало еще проще ориентироваться, и без всяких кризисов. В этом скрипте я чувствую себя как… Ну, как в обычном скрипте.
        - Это славно, - сказал Коновалов. - Никто и не надеялся, что ты одним махом решишь все проблемы. Продолжай работать. Только поактивней, мы уже немножко в цейтноте, Витя.
        Куратор включил подъем звуконепроницаемой перегородки и, не меняя тона, обратился к водителю:
        - Сегодня вообще не торопимся.
        Уточнять, чем вызван цейтнот и что там за проблемы, Сигалов не стал, сознавая полную бессмысленность каких-либо расспросов. Если Коновалов поднимал в салоне перегородку и велел шоферу покататься в свободном режиме, значит, он сам собирался что-то сообщить. Виктору оставалось только ждать и созерцать улицы за тонированным окном. Он не рассчитывал, что куратор заедет за ним снова, но так случилось: утром Коновалов опять ждал его в машине возле дома. Возможно, дело было в неведомом цейтноте.
        - Значит, говоришь, освоился в нашем морфоскрипте, - проговорил куратор, доставая из пиджака сложенный лист.
        - Если бы там появилось меню управления, я бы контролировал всё.
        - Меню там не будет никогда, а про твой экспромт уже доложили. - Коновалов неспешно развернул бумагу. - Выход через смерть персонажа? Силён мужик… Колесо раздавило дяде голову и живот, - прочитал он, имитируя детское старание. - Но сначала я не видела. Я сидела с другой стороны и разговаривала с Настей. А потом увидела. У дяди стало широкое лицо. Было похоже на пиццу, только некрасиво. И у дяди были длинные кишки, они зацепились за автобус. Кишки собрали на дороге всю пыль. Они лежали около главного входа, и нас повели через спортзал. Чтобы мы не видели. Но мы видели, и Колю тошнило, его забрали с уроков. А меня и Настю не тошнило, и нас не отпустили. Я хочу, чтобы мама меня тоже забрала. Леночка Иванова, второй класс.
        Дочитав, куратор педантично сложил листок и убрал в карман.
        - Это не оригинал, - сказал он. - Близко к тексту, записано по памяти.
        Какое-то время Сигалов подавленно смотрел в пол, затем до него дошло, и он резко поднял голову:
        - По памяти?! Кто это составил?
        - Тот парень, которому грозит профессиональная деформация, если ты будешь увлекаться такими фокусами. На протокол опроса плевать, эти дети нарисованы в придуманном мире. Но наблюдатели всё воспринимают всерьез - я надеюсь, ты не забыл. Наш скрипт только для тебя фикция. Для всех остальных это стопроцентная реальность.
        - Откуда там взялась моя гибель? Из новостей? - осенило Виктора.
        - Разве в новостях такое покажут? Протокол попал куда положено: в полицейский участок.
        - Вот, значит, для чего вам столько кресел. Для наблюдателей?
        - «Столько!» - передразнил куратор. - Ты видел десяток, два? Их намного больше.
        - Неужели в скрипте такая крупная локация?
        - Формально у нее нет границ.
        - Нет границ? - не поверил Сигалов. - Простите, Игорь Сергеевич, мы друг друга не поняли. Какую территорию занимает мир в вашем скрипте? Вся Москва? Московская область?
        - Глобус хорошо помнишь? Вот это и есть наша локация.
        Машина заехала на парковку у смотровой площадки и встала в крайнем ряду. Вид из окна не мог сравниться с панорамой, которая открывалась с платформы обозрения, но всё же картина впечатляла. Виктор смотрел на окутанные дымкой шпили и пытался уложить в мозгах новую информацию. Компания без имени создала виртуальную среду размером с планету, чего раньше никто не делал. Вернее, так: Сигалов ни разу не слышал, чтобы это кому-то удалось.
        - С ума сойти… - потрясенно проговорил он. - А персонажи? Сколько их в скрипте?
        - Все.
        - Еще раз?.. - Виктор подумал, что ослышался.
        - Восемь миллиардов, плюс-минус.
        - Всё население Земли?!
        - Да, всё население на всей территории. Мы создали модель планеты, ее точную копию. И не переспрашивай больше.
        - Сколько же это…
        - Денег, ты хотел сказать? - усмехнулся Коновалов.
        - Серверов! - воскликнул Виктор. - Нет… Не-ет, Игорь Сергеевич, вы меня разыгрываете. Похоже, вы не представляете, какая нужна вычислительная мощность, чтобы всё это поддерживать. С такой детализацией, с такими сложными персонажами… Это невозможно, вам никто не даст столько ресурсов, их попросту нет!
        - Мы еле справляемся, поэтому и строим новый дата-центр. Ты, наверно, о нем слышал.
        Сигалову не пришлось напрягаться, в памяти еще была свежа говорящая голова из телевизора, вещавшая про Тунгусский информационный кластер.
        - Постойте… Это тот, который в Сибири? Он ваш?!
        - В Красноярском крае, - подтвердил куратор. - И он наш.
        Виктор почувствовал, как по спине бегут мурашки: волна поднималась через шею к затылку, огибала всю голову и туманила рассудок. Он снова посмотрел в окно - город, лежавший на ладони, теперь казался мелким и беззащитным.
        - Есть чем гордиться, - с удовлетворением произнес Коновалов. - Мы не мировое правительство и не тайный орден с тысячелетней историей. Всё намного проще и дешевле, чем можно подумать. Но проект у нас важный, спору нет.
        - Это же Гиперскрипт… - еле слышно выговорил Сигалов. - Мой Гиперскрипт. Вы его всё-таки построили…
        - Как ты сказал? - куратор всем телом подался к Виктору.
        - Просто Гиперскрипт. Мне казалось не важным придумывать какое-то особое название, хотя обычно я с этого и начинаю.
        - Я про саму идею: ты хотел создать такой же скрипт?
        - Я над ним работаю уже больше года. - Сигалов засмеялся. - До сих пор так ничего и не сделал. Это унитаз, в который я сливал плохое настроение. В одиночку такое написать нельзя, поэтому я и не торопился. Гиперскрипт был только мечтой. Несбыточной. Теперь выясняется, что она уже сбылась.
        - Даже не пойму, поздравлять или сочувствовать… - Коновалов почесал ухо. - Давай уж лучше поздравлю.
        - Не возражаю. - Виктор, всё ещё в смятении, ответил на рукопожатие быстро, но неуверенно.
        - И раз такое дело, тебе стоит знать: у нашего морфоскрипта есть название - Индекс.
        - Индекс? - Виктор запрокинул голову и посмотрел в близкий потолок. - Я бы не придумал ничего лучше. Это то самое слово. Почему я не нашел его раньше?
        - Наверно, не искал. Мечта может быть безымянной, она от этого не страдает.
        - В отличие от рабочего проекта, - кивнул Сигалов.
        - О существовании которого знают считаные единицы, - выразительно добавил куратор.
        - Обижаете, Игорь Сергеевич. Уж об этом могли бы не предупреждать. Я вроде не самый болтливый. Хотя у вас столько народу работает… Какие еще «единицы»?
        - Они знают только то, что им необходимо. Для большинства сотрудников это всего лишь странный скрипт, который они загружают, чтобы пробыть там полчаса и постараться запомнить как можно больше.
        - И какой в этом смысл? Сначала накреативить параллельный мир, а потом отправлять туда людей, чтобы они запоминали для вас какие-то подробности? Если нужно что-то уточнить, обратитесь к автору. Хотя теперь я понимаю, почему вы не назвали его имя. Это же целая группа, да? Одному человеку такое не под силу.
        Куратор откинулся назад и рассеянно огладил лацкан пиджака, словно проверяя, не забыл ли документы. Сигалов приготовился к тому, что Коновалов явит новый листок, но ошибся.
        - Поскольку твое последнее путешествие в Индекс окончилось под колесами автобуса, на улице ты уже побывал.
        - Ну конечно, - дернул плечами Виктор.
        - Люди, которых ты видел, - как они тебе? Вообще, в целом.
        - Люди отличные. Внешность, мимика - всё проработано на совесть.
        Коновалов опустил уголки губ, другого ответа он и не ждал.
        - Всё правильно, - сказал он. - Но это не совсем персонажи. В Индексе очень мало креатива, раз уж ты так любишь это словечко. Там ничего не нафантазировано. Это не творческий продукт, а зеркало реальности. Я помню, как после первой сессии ты жаловался, что в нашем скрипте ничего не происходит. В нем, как в жизни, ничего особенного и не должно происходить.
        - То есть все те люди на улице… - Сигалов не решился закончить.
        - В Индексе любой прохожий - это тот же человек, который в нашем мире в то же самое время идет по той же улице, и он точно так же одет. И если в Индексе у него звонит коммуникатор, значит, и в реальности этого человека вызывает тот же самый абонент.
        - Откуда берется вся эта информация, и как она поступает в скрипт? Уличные камеры наблюдения? Но этого мало. Полицейские сети? Спутники?
        - И то, и это, и еще того-сего понемножку. - Коновалов, как болванчик, покачался в разные стороны. - Мы постоянно подключаем новые источники. Слепых зон еще полно, и от всех мы не избавимся. Например, мы не узнаем, что происходит в Индексе на океанском дне. Но это нас и не очень-то интересует. Главное достигнуто: когда ты загружаешь Индекс, в любой точке любого города ты видишь именно то, что увидел бы там в жизни. Это зеркало, - повторил куратор.
        - По-моему, ваше зеркало более реально, чем вам кажется. Взять тех же прохожих: это не манекены. Они отличаются не только внешне, у каждого индивидуальная реакция. Та девочка, которую опрашивали по поводу моей смерти, - разве это стандартное поведение ребенка? И откуда могли взяться ее показания в протоколе, если в реальности этого события не было, потому что ни под какие автобусы я не прыгал?
        - Как в любом хорошем морфоскрипте: поведение персонажа смоделировано в соответствии с изменившейся ситуацией.
        - Вот тут вы, Игорь Сергеевич, сами себе противоречите. Скрипт моделирует поведение персонажа на основании того, что прописано автором. Эта девочка должна быть в сценарии, тогда она себя проявит. Но восемь миллионов персонажей никто не создаст. Откуда Индекс ее взял? Скопировал из реальности, со школьных камер наблюдения? Но почему мальчик Коля реагировал на мои, пардон, кишки совсем не так, как девочка Настя? Почему они получились разными? Кто их такими прописал в Индексе?
        - В определенном смысле… Они там прописаны… - Куратор снова помолчал и наконец решился: - Прописаны самим Индексом. Это тяжелая тема, и каждый раз, когда мне приходится ее касаться, я сталкиваюсь с укоренившимися мифами. Люди так напуганы фантазиями про искусственный интеллект… Не поверишь, раньше у него даже было особое обозначение: две заглавных «И», ну прям Иван Иваныч какой-то! Так вот: весь этот бред к нашему скрипту не имеет никакого отношения. У Индекса нет воли и нет сознания, это всего лишь виртуальная среда. Но она развивается. У скрипта есть активное ядро, которое анализирует и структурирует информацию. Ты со своим Гиперскриптом до такого не додумался?
        - Пф!.. - Сигалов безнадежно махнул рукой. - Я и не начинал об этом думать. Он у меня даже в мечтах получался статичным.
        - А наш Индекс непрерывно дополняет свою базу данных, и все персонажи в нем постепенно усложняются. Некоторые уже сейчас прописаны как живые, со всеми нюансами. Это те, кто соприкасался с Индексом лично.
        Заметив недоуменный взгляд Виктора, Коновалов усмехнулся:
        - Надеюсь, у тебя нет предубеждений на этот счет? Индекс интересуется всеми людьми, но в первую очередь сотрудниками компании. Когда-нибудь даже последний сомалийский рыбак перестанет быть схемой и обретет собственный характер. Если успеет дожить.
        - Значит, я там не кукла, а тщательно выписанный персонаж, - уточнил Сигалов.
        - Да, с тобой можно и поболтать при встрече, - вальяжно произнес Коновалов. - Наверно.
        - Почему «наверно»? Вы не пробовали? Никогда не загружали Индекс?
        - Я не думаю, что это увлекательное занятие - оправляться в копию реальности, чтобы встретиться там с копией реального человека. Тем более ты даже не узнаешь, что находишься в копии. Вернее, ты-то как раз узнаешь. А вот я - нет.
        - Неужели не любопытно?
        - У меня здесь забот хватает. Да и нет там ничего любопытного. Что я, что ты - два сыча. Я целыми днями верчусь на работе. Ты до недавнего времени целыми днями прокисал дома с немулем. На что смотреть?
        - Ну почему целыми днями… - Виктор вспомнил Мальвину, она тоже говорила о каких-то кретинах, живущих с обручем на голове. Неужели она была права?
        - Скажешь, у тебя полно друзей?
        - Нет, не скажу.
        - Семьи тоже нет. Ты неинтересный человек, Витя. И я тоже неинтересный. Но это не смертельно, все нормальные люди скучны. Выше нос!
        - Да я не расстроился, - вздохнул Сигалов, снова отворачиваясь к окну. - Много новостей, сижу вот, обдумываю. И перед школьницей неудобно.
        - Перед кем? Перед Леночкой из морфоскрипта?
        - Ага…
        - Тебе стыдно перед ботом? Перед строчкой кода?
        - Не такая уж она и строчка.
        - Кем бы она ни была, эта Леночка уже ничего не помнит. Все изменения периодически сбрасываются. Индекс сравнивает себя с реальностью и если находит несоответствия, он их исправляет. Ты можешь наворотить там что угодно, вплоть до мировой войны, но при очередном обновлении всё вернется, Индекс снова будет отражать реальность.
        Идея самообновления показалась Виктору знакомой, и вариантов, где он это уже встречал, было не много. Вряд ли кому-то пришло бы в голову использовать этот прием в обыкновенном скрипте. Юзерам нравилось изменять мир, оставлять в нем свои следы, и лишать их этого удовольствия было нецелесообразно. Человек, вырезавший на березе «Гриша + Катя», желал, чтобы это оставалось навечно, - и в любом морфоскрипте это оставалось навечно или до тех пор, пока пользователь не разочаруется в своей Кате и не захочет удалить метку.
        - М-да… - выдавил Сигалов. - Вы немножко поскромничали, когда сказали, что у вас рядовая компания.
        - Рядовая? Нет, такого я не говорил. Компания у нас выдающаяся - с выдающимся морфоскриптом и не менее выдающимися специалистами.
        - Я так и не понял, чем они заняты. Чем занимаюсь я сам в том числе.
        - Наше зеркало мира не идеально, к сожалению. Кроме слепых зон, оно содержит неточности, искажения… Ошибки скрипта, одним словом, которые сам Индекс в себе устранить не может. То ли он их не замечает, то ли не считает их заслуживающими внимания. В общем, за ним нужно присматривать.
        - Вы мне уже не первый раз говорите про ошибки, но я их не видел, и никто не видел. На чем основана ваша уверенность, что эти ошибки существуют?
        Коновалов надолго задумался, потом нажал кнопку в подлокотнике и, когда перегородка в салоне поехала вниз, бросил водителю:
        - В офис.
        Сигалов уже решил, что ответа не будет, но куратор склонил голову набок и вполголоса произнес:
        - Ошибки наверняка есть, ничто в мире не идеально. Нам нужно их найти во что бы то ни стало, и как можно быстрей. Или окончательно убедиться, что Индекс работает без ошибок.
        «Чтобы… - мысленно продолжил Сигалов. - Убедиться, чтобы… Что?»
        Куратор, однако, пояснять ничего не стал, и незаданный, но очевидный вопрос Виктора повис в воздухе.
        Упомянутый Коноваловым цейтнот засел в мозгу тревожащей занозой, Сигалов не мог прекратить об этом думать. Ему нередко приходилось работать под давлением грядущего дедлайна: как любой скриптер, он любил профукать половину времени впустую, а потом наверстывать, считая оставшиеся дни. Но он не понимал, как проблемы личной дисциплины могут касаться целой компании. Ни к каким выводам Виктор так и не пришел, лишь мысленно перечислил неясности.
        О каком сроке идет речь?
        Что надо успеть к этому сроку?
        Что будет, если не успеть?
        И четвертый вопрос, о котором он чуть не забыл. Вопрос не менее важный: почему куратор не хочет об этом говорить?
        Перед автоматическими дверями офиса Сигалов поправил на груди длинный шнурок с бейджиком. Вняв совету куратора, он оставил костюм в покое и надел брюки цвета зелёнки с футболкой цвета лимона - это была идея Кирилла из Индекса, но хорошие идеи для того и рождаются, чтобы их кто-то заимствовал.
        - Сначала к Керенскому зайдем, - сказал Коновалов уже в лифте.
        - Игорь Сергеевич, вы бы заранее предупредили.
        - Пустяки. - Куратор насмешливо оглядел Виктора. - Творческий человек обязан выглядеть немножко шизоидом, начальству это нравится.
        На пересечении коридоров звенел смех. У кофейных автоматов толпилось человек десять - все молодые, все по форме «черный низ - белый верх».
        - О-ой, какие у него были глаза-а! - донесся до Виктора задорный девичий голос.
        На площадке грохнул хохот.
        - Валер, дай мне эту штуку, я еще кого-нибудь разыграю. Нет, ну как он на меня смотре-ел! Это было что-то! Мир перевернулся!
        Коновалов индифферентно прошел мимо офисной стайки и направился к кабинету Керенского в конце коридора. Виктор увидел знакомый пучок волос на голове у одной из девушек и остановился послушать.
        - А кто это был? - спросили рассказчицу.
        - Не знаю, рвань какая-то, - ответила немая. - Велели спуститься встретить. Валер, ну дашь мне эту штуку? Завтра принесешь? Ка-ак же он на меня смотре-ел!
        Какой-то парень - вероятно, тот самый Валера, - заметил Сигалова и сделал серьезное лицо. За ним девица с короткой стрижкой и еще один молодой человек - сотрудники по очереди оборачивались, прекращали смеяться и замирали в позе «я просто мимо проходил».
        Последней повернулась девушка с отрезанным языком.
        - Доброе утро, - сказала она, покрываясь асимметричным румянцем.
        - Игорь Сергеевич! - окликнул Сигалов.
        - Да? - Тот остановился и сделал два шага назад.
        - Мы можем ее уволить? - Виктор показал на немую пальцем.
        - Ты уволена, - без раздумий сообщил куратор.
        Сигалов про себя сосчитал до десяти и развел руками:
        - Шутка.
        - Шутка, - равнодушно повторил Коновалов.
        Второе объявление произвело больший эффект. На площадке и так было тихо, а теперь казалось, что можно услышать, как в проводах движутся электроны.
        Рассказчица сжалась в комок, алые щеки стали каменно-серыми, и по ним одна за другой скатились две бесцветных слезинки.
        Виктор подошел к девушке, положил ей ладонь на плечо и прошептал:
        - Ты от моей шутки плачешь, а я от твоей чуть не обоссался. Просто будь немножко милосердней.
        Пока Сигалов с куратором удалялись, возле лифта никто не произнес ни звука, никто не сдвинулся с места.
        Керенский встречал Виктора как старого друга, и тот сразу подумал, что это не к добру.
        - Для вас есть совершенно особенная работа! - подтвердил начальник его опасения.
        Коновалов, одобрительно кивая, занял место в углу - там, куда можно было бы поставить гардероб. По ширине и цвету костюма куратор вписался идеально.
        - Слышал о ваших успехах, жалею, что не пригласили вас раньше, - продолжал светиться Керенский, шевеля французскими усиками, как смышленый рисованный кот. - Вопрос на засыпку: вы никогда не мечтали быть следователем? Вот наш Игорь Сергеевич, например, мечтал, а вы, Виктор?
        Сигалов непроизвольно кашлянул и подпер щеку кулаком, чтобы скрыть нервный тик.
        - Нет, не мечтал, - сказал он, когда понял, что вопрос не риторический и Александр Александрович всерьез ожидает ответа.
        - А напрасно! Работа интересная, безопасная и крайне важная. С вас - максимальные усилия, с нас - премия.
        - Деньги не главное, мы это уже обсуждали, Сан Саныч, - пробубнил Виктор. - Расскажите подробнее.
        - Печальная новость: в компании завелся крот. Ну, как это называют комитетчики и прочие шпионы, - зачем-то пояснил Керенский.
        - Я знаю.
        - Нам неизвестно, кто он, но мы догадываемся, что и кому он передал.
        - Может, обратиться в полицию? Чем я-то могу помочь, Сан Саныч? Раз уж вы про следователей спрашивали…
        - Участие полиции исключено. Следователем поработаете вы.
        - Это как-то связано с… - Виктор повертел в воздухе ладонями, не в силах сформулировать мысль.
        - Это то, на что способны только вы, - подтвердил Керенский. - Вы, и никто другой. Совершенно верно: я говорю об Индексе. Куратор должен был посвятить вас в некоторые детали нашего проекта.
        - Уже, Александр Александрович, - подал голос Коновалов.
        - Тогда сразу к делу. Если в Индексе можно найти любого человека, живущего на Земле, то… зачем его искать на Земле? - Керенский игриво вздернул брови, предполагая, что после такого крупного намека догадается даже полный кретин.
        Виктор почувствовал себя дважды кретином. Он так и не понял, о чем толкует начальник.
        - Вы за новостями следите? - строго спросил Керенский.
        - Да, но… Не слишком пристально.
        - Я говорю о недавнем скандале с акциями «Гипностика».
        - Акции - это не по моей части, Сан Саныч. Настолько не по моей, что дальше некуда.
        - Вам не нужно быть биржевым экспертом. Всё очень просто: один из наших сотрудников сообщил господину Георгию Зубаткину… хотя таких господ, как Зубаткин, в прежние времена секли на конюшне… Так вот: Зубаткин получил от нашего человека конфиденциальную информацию, которая позволила ему заработать несколько миллионов. Мы не против чьих-то заработков, даже если это происходит с нашей помощью… особенно - если это происходит с нашей помощью… Но дело в том, что наш сотрудник, пока еще не установленный, передал информацию без разрешения. Он ее украл - и продал постороннему человеку. Вот что нас огорчает. Не сумма и не конкретный факт. Огорчает наличие предателя в команде. Кто знает, что и кому он попытается продать в следующий раз?
        - Здесь-то как раз нет вопросов, - заверил Сигалов. - Такой человек должен быть найден и наказан. Но почему же вы сразу не сказали, что у вас совместный бизнес с «Гипностиком»? Для меня это не минус, а наоборот, огромный плюс, я знаком со многими…
        - Нет, - резко произнес Керенский. - С «Гипностиком» мы не сотрудничаем, у нас ничего общего. Вы что, совсем меня не слушаете? Соберитесь, прошу вас! Я хочу, чтобы вы вошли в Индекс персонажем Зубаткина. - Александр Александрович наконец-то перешел с лицемерного «мы» на четкое «я». - Я хочу, Виктор, чтобы вы приложили все свои силы и таланты к одной-единственной задаче: выяснить, от кого из наших работников Зубаткин получил информацию.
        - Да это, конечно, ясно! - взмолился Сигалов. - Я только не пойму, почему не поговорить с ним здесь. Если вы нашли его в Индексе, значит и в реальности известно, где он находится.
        - Где-то у берегов Чили, - скорбно произнес из своего угла Коновалов. - Да и то предположительно. Когда его обвинили в использовании инсайдерской информации, он сразу смотал удочки, и в прямом смысле тоже. Сейчас болтается на яхте где-то возле Южной Америки. Твоим языком - это слишком крупная локация, чтобы можно было ее прочесать. Поэтому, Витя, «нашли в Индексе» - не в том смысле, что ты подумал. Мы нашли персонаж. И уже готовы его загрузить. Но любой наблюдатель при загрузке Индекса превратится в самого Георгия Зубаткина. Вместо того, чтобы выяснять имя предателя, он будет заниматься ровно тем, чем сейчас занимается сам Зубаткин. Полагаю - пьет и боится, и от этого еще больше пьет и еще больше боится.
        - Если бы наблюдатель оказался в Индексе в тот самый момент, когда Зубаткин вел бы деловые переговоры, - вмешался Керенский, - и если бы Зубаткин назвал кому-то имя нашего крота, толковый человек мог бы его запомнить. Но вы же видите, сколько здесь «если» и сколько «бы». Вероятно, на яхте отключены все средства связи, даже навигационные приборы.
        - Ну вот, теперь понял, - без энтузиазма отозвался Сигалов. - Не уверен только, что справлюсь… А не проще ли покопаться в коде и вытащить это оттуда? Если Индекс всё знает…
        - Совсем не проще, - сказал Коновалов.
        - Виктор, это очень важное дело. - Керенский вновь смягчился. - Мы не знаем, кто предатель, поэтому не способны оценить степень угрозы, но она может быть велика. Игорь Сергеевич докладывал, что вы увлечены работой и болеете за результат. Если вам не безразлична судьба Индекса, вы постараетесь помочь. И не воспринимайте, пожалуйста, это как приказ, у нас не военизированная организация.
        Александр Александрович бросил быстрый взгляд на куратора - Виктор это заметил, но не подал вида.
        - Зубаткин в бегах, он отключен от всех сетей, - подхватил Коновалов. - Но рабочая станция на яхте есть, и коммуникатор он тоже вряд ли утопил. Поковыряйся там, это интересней, чем искать в коде. И уж точно легче. Просмотри всё, связанное с «Гипностиком». Зубаткин не занимается мультимедийным бизнесом, он обычный трейдер на фондовой бирже. Значит, любые материалы, в которых упоминается «Гипностик», могут иметь отношение к делу. Тебе нужно только имя крота. Нам нужно, - поправился куратор. - Нам всем.
        - Ну, если нужно… - Виктор встал со стула, поправил лимонную футболку и посмотрел сначала на Керенского, потом на Коновалова. - Что же мы теряем время?
        Александр Александрович погрозил Сигалову пальцем и улыбнулся.
        - Вот с такими ребятами, - сказал он, - мы и победим.
        - Таких, к сожалению, раз-два и обчелся. - Коновалов похлопал Виктора по спине.
        Выйдя из лифта на нижнем ровне, он поманил Сигалова пальцем, намереваясь сообщить что-то еще. Виктор этому совершенно не удивился.
        - На самом деле просьба не одна, а две, - интимно произнес куратор. - Как у тебя с морскими картами?
        - Как и с сухопутными. Вообще никак.
        - Я не сомневался. Ну ничего, там не сложно разобраться. Широта и долгота, всего два числа. Навигация у Зубаткина выключена, значит, он пользуется обычной картой и отмечает на ней маршрут. Ну чистый конкистадор, гори он в аду… Тебе нужно всего лишь найти на карте последнюю точку и запомнить её координаты. Но это вторая задача. Первая - узнать, кто предатель.
        Коновалов остановился перед новой дверью, поманил к себе Сигалова и добавил еще тише, еще проникновенней:
        - Компания умеет помнить добро и ценить полезные кадры. Ты действительно мог бы отказаться. И хорошо, что ты этого не сделал. Выложись по полной. Постарайся ради собственного будущего.
        Сигалов не придумал, что ответить, и молча вошел в знакомую комнату с рядом кресел. Все места были свободны, кроме одного: в конце лежал какой-то человек с немулем на лбу. Рядом на стене висел китель подполковника полиции.
        Коновалов с неудовольствием достал из внутреннего кармана коммуникатор и пролаял:
        - Заберите этого отсюда! Срочно! Не отвлекайся, Витя, - сказал он, убирая трубку. - Неизвестно еще, сколько тебе понадобится времени. И смотри там, чтобы лицо не стало широкое, как пицца! - хохотнул куратор. - Да шучу, шучу. Это же скрипт. Делай что хочешь.
        Солнечные блики плескались в волнах, морские птицы кружили над мачтой - возможно. А возможно, и нет. Сигалов обнаружил себя спускающимся по лестнице. Следующим движением он ударился головой о притолоку, затем поставил ногу мимо ступеньки и, уже не сумев вернуть равновесие, кубарем скатился вниз.
        - Котик! - раздалось сверху. - Что там за грохот, что ты уронил опять?
        - Себя, - проворчал Виктор.
        - Что? Жорж, возвращайся быстрей! - крикнула женщина изменившимся голосом.
        - Жорж, мы ждем! Мы ждем, котик! - позвали хором.
        Котик Жорж был в порядке. Виктор полежал на ковре, ощупал чужую лысую голову и поднялся на ноги, хотя это оказалось неожиданно тяжело. В поле зрения непривычно маячил раздутый волосатый живот и груди такого размера, что иная девушка испытала бы зависть.
        Зеркал в помещении не нашлось, но деревянные поверхности были так отполированы, что Сигалов без труда рассмотрел свое отражение. Пузо, сиськи, плешь. Руки были толстыми, но вместо мышц под кожей колыхался жир. Быстрые сметливые глаза переместились на плавки - там тоже не сыскалось ничего выдающегося. Жора Зубаткин был мужиком посредственным во всех отношениях.
        - Ко-отик!..
        - Ну Жорж!
        Виктор оглядел каюту - или, быть может, кубрик, - поди разбери, как это у них называется. Ничего достойного внимания тут не было - только бар, кресла и бесконечные шкафчики по стенам. Документы в таких местах не хранят. Надо было двигаться дальше, в следующую комнату за раздвижными ставнями.
        - Пять минут! - пророкотал Виктор незнакомым голосом. - Поскучайте там без меня!
        Он нетвердым шагом направился к переборке. Деревянный пол покачивался, да так бойко, что на третьем метре Сигалову пришлось схватиться за столешницу, иначе он бы снова не устоял. В голове отчетливо гудело, резкость периодически пропадала, и чтобы сфокусировать взгляд, Виктор был вынужден постоянно сосредотачиваться. Это отвлекало и мешало думать. Похоже, рано он похвастался перед куратором - насчет ясности сознания и всякого такого. Ясности не было и в помине.
        Всё еще держась за стол, Сигалов узрел на нем несколько открытых бутылок: красное вино, ром, водка и еще что-то неузнаваемое. Если господин Зубаткин ко всему этому прикладывался в течение одного дня, то потеря координации, очевидно, одолевала его, а не Виктора. Но поскольку избавиться от неприятного эффекта Сигалов не мог, он предпочел вовсе не думать об этом, лишь простонал: «Ты еще и пить не умеешь, свинота» - и двинулся дальше.
        За проемом оказалась новая лесенка вниз, точь-в-точь как та, с которой он навернулся, разве что покороче. Хотя никакая, конечно, не лесенка, а трап. Сигалов твердо знал, что лестниц на воде не бывает, однако на этом его мореходный кругозор заканчивался. Он попытался вспомнить какой-нибудь креатив по морской тематике, но, кроме героических пиратов, на ум ничего не шло, - а у пиратов всё упиралось в названия парусов, которые на судне Зубаткина, гедониста и лентяя, были ни к чему.
        Виктор от души похлестал себя по мясистым щекам, сознавая, что эти щеки принадлежат не ему, а Жоре. Нужно было не вспоминать паруса, а всего лишь не забывать о задании Керенского, - но с каким же трудом давалась каждая самостоятельная мысль… В голове звенело всё сильней и, кажется, уже начинало глухо потрескивать, будто лопались болотные пузыри.
        Хватаясь непослушными руками за все выступы, Сигалов спустился во вторую комнату с леопардовыми диванами и позолоченными подсвечниками. Похоже, это была гостиная. «Кают-компания», - уточнил Виктор, отправляясь в марш-бросок к следующей двери.
        Он прошел еще несколько сквозных помещений, пока не очутился на месте. Строгая отделка и квадратный стол, накрытый картой, говорили о том, что если документы не найдутся здесь, значит их нет нигде.
        Функцию сундука с капитанским добром выполнял встроенный в стену секретер. Сигалов понятия не имел, заперта ли дверца, поэтому тронул ее осторожно, словно опасаясь сигнализации. Сирена не взвыла, но и дверца не поддалась. Первой идеей было взять что-нибудь потяжелей и расхреначить к чертям хлипкую с виду панельку, но Виктор вовремя заметил на ней окошко дактилоскопической авторизации и недолго думая приложил большой палец.
        Секретер мелодично поприветствовал владельца и открылся. Внутри на разных полочках были разложены несколько упаковок наличных, стопка банковских карт, килограммовый слиток золота и портативная рабочая станция. На нижней, самой широкой полке лежал монитор.
        Включив станцию, Сигалов сел рядом, положил монитор на колени и принялся просматривать содержимое архива. В желудке явственно вызревала тошнота. Если ощущения не врали, то в сегодняшнем рационе Жоржа был еще и джин. Беглый финансист вконец обезумел.
        Виктор велел себе собраться, он был уже на финишной прямой.
        Структура архива говорила о том, что его владелец привык всё планировать наперед. Это слабо вязалось с необъятным пузом и алкогольным перебором: тот, кто расписывает свою жизнь по дням, так себя не запускает. Однако чем дольше Сигалов листал дневник, тем больше убеждался, что Зубаткин был редкостным педантом. Он стремился упорядочить всё, и Виктору в этом виделось что-то нездоровое. Впрочем, все эти мысли не приближали его к ответу. Директорий в списке было много, Сигалов мог бы лазить по ним целые сутки. В унынии он навел курсор на очередную строку под названием «МЁД», но система затребовала пароль. Взбодрившись, он приподнялся, дотянулся до станции и приложил к окошку палец, но неожиданно получил отказ. Виктор не поверил своим глазам и попробовал снова. Результат был прежний: отпечаток Георгия Зубаткина не давал допуска к документам Георгия Зубаткина.
        «Позвать этих женщин? - растерянно подумал Сигалов. - А если они ни при чем? Скорее всего, ни при чем…»
        Этот вариант он решил оставить на крайний случай. В конце концов, у него - то есть у Зубаткина, конечно, - было еще девять других пальцев для возможной идентификации. Виктор начал их перебирать, почти без надежды, как вдруг на среднем пальце левой руки система сработала.
        - Не назначайте один и тот же пароль для разных сервисов, - рассмеялся Виктор чужим басом. - Какой же ты молодец, Жора…
        Раскрыв директорию «МЁД», Сигалов разочаровался: внутри был новый список дат, и ничего больше. Девяносто одна строчка - с первого марта по тридцатое мая включительно.
        Не ожидая увидеть ничего интересного, Виктор сунулся в первую папку, и та оказалась пустой. Вторая тоже. И третья. Так было даже лучше - меньше времени уйдет на просмотр. Сигалов решил уподобиться Зубаткину и последовательно просмотреть девяносто одну строку, тем более что их уже осталось восемьдесят восемь. Он принялся быстро перебирать список, и в какой-то момент это дошло до автоматизма, пока Виктор не наткнулся на старую фотографию в папке за двадцать пятое марта.
        Фото было не просто старым, а старинным, полностью выгоревшим. На нем лишь слабо угадывались очертания какого-то храма, больше там ничего не осталось. В центре кто-то написал от руки: «Google. В 11:15 начало роста от 55. В 16:20 пик 75. Дольше не держать». В таком дважды испорченном виде фотографию отсканировали, и она оказалась на рабочей станции Зубаткина, в самой защищенной директории, войти в которую было сложнее, чем забрать с полки кусок золота.
        Не понимая смысла сообщения, Виктор честно попытался запомнить всё: дату, компанию, время и цифры. Дальше опять шло несколько пустышек, а в строке за второе апреля попалась выгоревшая открытка с верблюдом, хотя, возможно, это были не горбы, а горы. Тем же почерком в центре было написано: «Серебро. С 13:30 до 17:00 резкое падение, уровни неизвестны».
        Сигалов попробовал заучить и это послание, но уже без уверенности.
        Листая дальше, он натыкался на новые фотографии - такие же размытые, с такими же подписями, - и ловил себя на том, что вряд ли сумеет вспомнить хоть одну.
        Он уже просмотрел почти весь апрель, когда в строке за тридцатое число обнаружил вроде бы то, что искал: «Гипностик. В 11:00 начало падения, минимум на 200 пунктов. В 12:40 дно. Дальше не знаю». Здесь тоже не было ни подписи, ни какой-либо дополнительной информации, но это касалось «Гипностика», и Виктор приложил особые усилия, чтобы затвердить содержание записки.
        Во всём мае вплоть до сегодняшнего дня была сплошная пустота. Дальше по понятным причинам можно было и не проверять, но Сигалов с каким-то сладким самоистязанием продолжал начатое. Он почти добрался до победного конца, когда снова услышал голоса.
        - Жорж, ну это уже неприлично…
        - Котик, мы больше не можем ждать!
        Увидев на пороге двух блондинок, Виктор подскочил, как школьник, застигнутый за скриптом для взрослых, но быстро успокоился. Это же была его яхта, черт возьми.
        - Ну что ты здесь застрял?
        - Сколько можно за пивом ходить?
        К джину - еще и пиво?.. О, небо! Виктора чуть не вывернуло от одной этой мысли.
        - Обещал быстро.
        - Нам же скучно!
        Он снова не понял, какая из девушек что сказала. Они появились с противоположной стороны - Сигалов мог бы и сам догадаться, что в каждой комнате здесь по два выхода. Только как он мог догадаться?
        - Пойдем наверх!
        - Пойдем к нам!
        Блондинки будто специально говорили одно и то же, причем одновременно. Мало того, что Виктор не знал их имен, - даже глядя в упор, он не видел между ними разницы. У них были одинаковые милые лица и одинаковые стрижки до плеч. Явно не близняшки, они, однако же, были похожи до степени смешения, как говорят брендмейкеры. Сигалов мог бы различать их, например, по купальникам, но и такого шанса ему не оставили. Зато он сразу и буквально на двести процентов уяснил вкусы Жоры Зубаткина. Жаль, что это никак не приближало Виктора к цели.
        Девушки зашли внутрь и, по-восточному качая бедрами, окружили Сигалова с явным намерением вытащить его на палубу.
        - Еще секунду! - Он задумался, надо ли прятать рабочую станцию обратно в секретер, потом понял, что это совершенно не важно, и, уже убирая монитор с колен, раскрыл последнюю в списке строчку за тридцатое мая. Вообще-то, Сигалов с пеленок знал, что в мае тридцать один день, поскольку тридцатого у него был день рождения. Но здесь последняя строчка отсутствовала, планировщик Зубаткина почему-то заканчивался тридцатого числа, и Виктор в него заглянул. Это было как поставить ногу на шлем поверженного противника - бессмысленно, зато приятно.
        Удивительно, но под датой, которая наступит лишь через две недели, тоже лежала картинка. Не такая, как другие. Вернее, не совсем. Выгоревшее фото было на месте - кажется, пальмы. Подпись от руки, вот что смутило Сигалова: «ПОКУПАЙ ВСЁ!!!» В отличие от предыдущих записок, это была не биржевая заметка, а прямое указание, и огромные буквы с тремя восклицательными знаками намекали на обязательность исполнения.
        - Ну Жорж!
        - Ну ко-отик!
        - Да-да-да, еще секундочку! - Виктор кинул монитор на полку и подошел к столу с картой. Похоже, задание Керенского он провалил, но в его силах было выполнить хотя бы просьбу куратора.
        Сигалов склонился над бумагой, разбирая разноцветные линии. Тут тоже всё оказалось непросто. Линий было несколько, они пересекались, кое-где шли параллельно, а где-то и вовсе сливались в одну. Найти «последнюю точку» в этом геометрическом бедламе было невозможно.
        Тем временем блондинки обступили Виктора по бокам и ринулись в атаку - в женском, естественно, понимании.
        - Где мы находимся? - спросил Сигалов, стараясь, чтобы вопрос не звучал дешевым розыгрышем.
        - Да вот же. - Одна из девушек воспользовалась свободной рукой, и палец со смертоносным маникюром указал куда-то в пространство карты. Рядом с кончиком ногтя действительно пересекались две линии.
        - Спасибо, Маша, - буркнул Сигалов.
        - Да пожалуйста, ты же сам нас учил, - ответила Люсьен.
        Виктор оторвался от карты и поочередно кивнул обеим блондинкам. Маша и Люсьен уже истомились без его анекдотов и неиссякаемого мужского внимания. Он открыл дверцу в стене и потянулся к бутылке текилы, удовлетворенно отмечая, что там осталась еще целая шеренга таких же. Алкоголя он припас много - хватит не только на май, но и на следующие месяцы, как бы смешно или грустно это ни звучало…
        Сигалов поставил бутылку назад и, дико озираясь, вернулся к карте.
        - Люсьен?.. Маша?.. - хрипло спросил он. - Почему я вспомнил ваши имена?
        - Совсем допился, котик?
        - Жорж, ты пугаешь! Тебе надо проветриться, пойдем на палубу. Тебе полегчает, пойдем!
        Виктор не мог поверить, что еще недавно их путал. Они же были разными - Маша и Люсьен - совсем разными!
        Увидев распахнутую створку секретера, он торопливо к ней приблизился и взял в руки монитор. Кто-то копался в его документах… Люсьен? Неужели Маша?! Наверно, всё-таки Люсьен. Она открыла директорию Шмелёва. Что она там искала?..
        По стенам каюты прошла рябь, и структура деревянных поверхностей начала пульсировать - не так, чтобы можно было увидеть, но боковым зрением Сигалов это отмечал.
        Он положил монитор обратно, снова подошел к карте и повторил координаты вслух, не понимая, зачем он это делает. Кажется, его кто-то о чем-то просил… Или даже приказывал… Какой бред.
        Пол резко качнулся - то ли волна ударила в борт, то ли алкоголь в голову. Маша и… как ее там… вторая блондинка вели Сигалова к выходу. Глядя на девушек, он с умилением вспомнил халтурные креативы Аверина. Аркаша в прошлый раз предлагал попользоваться, но, разумеется, Виктор отказался: кому нужны пластмассовые улыбки и длиннющие волосы, которые даже в скрипте выглядят нарощенными? Зато здесь, в Индексе, всё было иначе. Две одинаковых девушки казались абсолютно живыми и вели себя как живые. И хоть Виктор не знал их имен, разве сейчас это было важно?
        Сигалов вышел на белоснежную палубу и зажмурился от яркого света. Ему тут же надели солнцезащитные очки - заботливо и по-свойски. Он мог делать с блондинками всё что угодно - это было ясно с самого начала, но раньше он отвлекался на какую-то ерунду, а теперь ему ничто не мешало. Лишь бы Коновалов не выдернул его раньше времени, это будет еще обидней. Хотя Юрий Сергеевич вроде и не собирался… Или нет… Сергей Юрьевич?..
        Виктор не сумел вспомнить имя-отчество куратора, но его это не расстроило. Блондинки ждали, растянувшись в шезлонгах под большим голубым зонтом.
        Сигалов не знал, насколько он оставался собой, а насколько был Жорой Зубаткиным, но главное - он стремительно терял способность различать в себе эти сущности.
        Слепящая поверхность под ногами ходила ходуном, море шумело так, словно вокруг забивали сваи.
        Виктор вновь посмотрел на ярко-синий зонт и чуть не провалился от стыда. Бредить единственным именем, а потом променять его на два безымянных тела - просто потому, что подвернулась халява, - насколько же сильно надо себя презирать? И пусть Мальвина пока еще не была его девушкой, но он всерьез обещал дать интервью, и они уже договорились встретиться.
        Нужно было что-то срочно делать, пока личность Жоры Зубаткина не поглотила его окончательно, а сделать в этой ситуации Виктор мог только одно. Игнорируя тот факт, что Люсьен задорно крутит на пальце отнятые у него плавки, Сигалов развернулся и нетвердо направился к краю палубы. Блондинки еще продолжали хохотать, когда он, не останавливаясь, перегнулся через натянутый тросик ограждения и ухнул головой в воду.
        Леер. Не тросик, а леер - вот как это называлось.
        К счастью, Сигалов почти не умел плавать. Зубаткин, кстати, тоже.
        Эпизод 10
        Виктор думал, что это будет кафе или парк. Потом он думал, что вообще ничего не будет, - Мальвина на вызовы не отвечала. В последний момент она всё-таки перезвонила и предложила встретиться на площади Чехова. Объяснила, что эфир пока под вопросом, но пообщаться всё равно хотела - «для себя». Виктор мог бы сказать то же самое, слово в слово. В телевизор он особенно не стремился, поскольку не горел желанием становиться посмешищем. Как повод для знакомства интервью было отличной идеей, но доводить до реализации это не хотелось.
        Сигалов приехал на десять минут раньше и обнаружил Мальвину на лавочке в обществе какого-то потрепанного субъекта. Виктор был смертельно разочарован. Издали молодой человек производил впечатление деятеля контркультуры, привыкшего жить за чужой счет. Каков он вблизи, рассмотреть не удалось: когда Мальвина помахала Сигалову рукой, ее приятель сразу же засобирался уходить. Виктор еще лелеял надежду, что парень здесь оказался случайно и с Мальвиной у них ничего общего, но при расставании те чмокнулись.
        - Не ревнуй, - с улыбкой сказала девушка.
        - А что, заметно? - спросил Сигалов.
        - Скрежет зубовный на всю площадь. Это просто друг, расслабься.
        Вот так двумя простыми фразами она сама превратила вымышленное и оттого вдвойне тягостное мероприятие в натуральное свидание. Виктор такого не умел.
        Неподалеку был скверик с кафешками, и он подумал, что логично отправиться туда, но Мальвина потащила его к стоявшей на площади многоэтажке. Она не жила в этом доме, но была тут не впервые и ориентировалась прекрасно. На последнем пятьдесят втором этаже она провела Виктора до конца длинного коридора и открыла служебную дверь какой-то одноцветной карточкой, явно поддельной.
        Через минуту они оказались на самом верху. Бывать на крышах Сигалову приходилось, но не на таких высоких и не в этой части города.
        - Когда-то это считалось мейнстримом - сидеть и болтать под самым небом, - заметила Мальвина. - Только дома пониже строили.
        - Не подходи к краю, - предупредил Виктор.
        - Не бойся, не сдует. Вот же тросик натянут специально для нас. Раньше его тут не было.
        - Это не тросик, это леер, - вякнул Сигалов и почему-то залился краской.
        - Зачем ты этим занимаешься? - спросила Мальвина, глядя от ограждения вниз.
        - Чем?
        - Скриптами своими.
        Не выдержав, Виктор отвел ее от края.
        - Там раньше диван был, - Мальвина показала на оцинкованные надстройки. - Пойдем проверим? Оттуда луну видно. Не сейчас, ночью.
        Они обошли трехметровый металлический куб, за которым действительно оказался старый тряпичный диван без спинки и без ножек.
        - Садись, расскажешь мне, - велела Мальвина.
        Виктор покорно грохнулся на твердое бугристое сиденье. В отличие от скрипта, где он лихо размахивал пистолетом, сейчас он чувствовал себя скованно. Там в случае чего можно было пройти сюжет заново, а здесь каждое сказанное слово оставалось навсегда. В этом была вся прелесть и весь ужас.
        - Ну и зачем? - спросила Мальвина, словно продолжая давно начатый разговор.
        - Что - зачем? Пишу морфоскрипты? Затем же, зачем люди пишут музыку или картины. А ты зачем работаешь?
        - Я зарабатываю деньги.
        - Я тоже иногда, - усмехнулся Виктор.
        - Половина ваших сидит на хлебе с водой, но всё равно не бросает. Как сектанты, которые верят, что пройдет сто лет или, может быть, тысяча, и тогда окажется, что они были правы, а все остальные ошибались. И ради этого, даже не ради своей истины, а ради чувства своей правоты, они готовы страдать.
        - Ну… этого тоже есть немножко. Когда сочиняешь, жизнь наполняется смыслом. Даже самый никчемный скрипт - это еще и мечта.
        - Да, вы же этим и занимаетесь: напялил резинку - и давай мечтать!
        - Не резинка, а немуль, - возразил Сигалов, с неудовольствием отмечая, что начинает повторяться. - Реверсивный нейро…
        - Знаю-знаю. - Мальвина плюхнулась рядом и закинула ногу на ногу. - Жизнь скучна, скрипты ее раскрашивают.
        Сигалов вспомнил давний разговор с каким-то таксистом. Тот примерно это и заявил, а Виктор посчитал его убогим. Теперь получалось, что это его собственные слова. В версии Мальвины выходило именно так.
        - Ну и мастерица же ты переворачивать… - крякнул Виктор. - Я говорил про авторов, а не про юзеров. Если пользователь не может жить без чужих фантазий - это его проблема.
        - Если наркоман не может жить без наркотиков - это его проблема, - беззаботно проговорила Мальвина. - Тот, кто варит и продает, всего лишь удовлетворяет спрос.
        Новый поворот оказался еще круче. Виктор хотел заглянуть ей в глаза, чтобы понять, насколько она шутит, но Мальвина кокетливо отвернулась.
        - А всё-таки хорошо, что мы не в телевизоре, - блаженно произнес Сигалов. - Никто не видит, как я млею и блею перед зубастой журналисткой, а сама зубастая может спокойно вербовать меня в Движение против зомбирования. Ну, начинай уже.
        - Думаешь, туда так легко попасть? - сказала она неожиданно серьезно.
        - А ты уже попала?
        - М-м… Ты телевизор часто смотришь?
        - Реже, чем ты отвечаешь вопросом на вопрос.
        - Когда-то телевизоры называли зомбоящиками. Вначале они действительно были как ящики, а не как мониторы.
        - Не поверишь, но мониторы тоже не всегда были плоскими.
        - И работали на конной тяге, я в курсе. - Мальвина нахмурилась. - Телевидение тоже когда-то презирали, но не потому, что это была отсталая технология, как принято считать сейчас. Наоборот, это было слишком эффективно. Телевидение якобы превращало людей в баранов.
        - Значит, ничего не меняется?
        - Меняется. Те, кто были недовольны тогда, не представляли, что их ждет дальше. Настоящий зомби-гаджет - это твой немуль.
        - Я недавно смотрел ваши новости, по работе пришлось. Сидит какая-то тетенька и говорит, говорит, говорит… Вроде всё понятно. Но как отличить правду от вранья? Она может рассказать, что на северном полюсе нашли марсианского детеныша, и кто проверит? Она может объявить, что мальчик Витя вчера убил и съел шестьдесят человек. И все поверят, просто потому, что так сказала тетя в ящике. Ты ведь смотрела нормальные новости?
        - Новости в сети - не нормальные, но да, смотрела. Мне тоже по работе приходится.
        - Если где-то пожар, ты своими глазами видишь, что и как горит. Тебе не надо задумываться, правду ли рассказывает голова на экране. По любому поводу - хоть скачки на ипподроме, хоть добыча креветок, хоть заседание правительства. Если там есть камера или на худой конец пролетает спутник, тебе не нужен чужой пересказ. Ты сама там находишься и сама понимаешь, что происходит.
        - Понимаю?! - с сарказмом воскликнула Мальвина. - И это говорит человек, который всю жизнь сочиняет истории? И считает творческой победой, когда иллюзия получается максимально правдоподобной?
        - Ну не надо уж так-то совсем… Можно подумать, кто-то путает скрипты с реальностью. Пользователь всегда помнит, что это вымысел.
        - Помнит - потому, что контрольное меню в новостях и в скриптах отличается? А если меню убрать, что останется тогда? Он будет уже не так уверен, правда? А если ему специально внушать, что вокруг не сказка, а реальный мир?
        - Это и технически невозможно, и вообще… - буркнул Виктор, впиваясь ногтями в ладонь. - Того, о чем ты беспокоишься, не будет никогда.
        - На северном полюсе нашли марсианского младенца, - помолчав, сказала Мальвина.
        - Что?
        - Твое слово против моего. Ты не можешь проверить меня, а я не могу тебя.
        Сигалов озадаченно пошевелил бровями.
        - Пойми, остался всего один шаг, - продолжала Мальвина. - Полное погружение человечества в иллюзорный мир - это вопрос времени. Где гарантия, что в эту самую минуту разработчики какого-нибудь «Юниверсал Дрим» или «Гипностика» уже не сняли последний барьер между эффектом от скрипта и восприятием действительности? И ведь пользователи примут это на ура, сам знаешь. «Ощущения стали еще ярче! Больше впечатлений за те же деньги! Девяносто восемь процентов домохозяек довольны результатом!» И уже никто ничего не сможет отличить. Раньше любой баран мог отойти от стада и посмотреть на всё со стороны. В будущем стаде такой возможности не предусмотрено.
        Виктор надеялся, что это не собственные мысли девушки двадцати с небольшим лет, а тезисы из программных текстов Движения. Но гораздо сильней его волновало, что Мальвина была во многом права.
        - Никто же тебя не заставляет… - промолвил он.
        - Зачем заставлять, когда продажи скриптов растут сами? Зомбоящик побеждал точно так же: сначала людей подсадили на развлекательный контент, телевизор стал незаменимым. Кто его не смотрел, считался фриком и сектантом. А когда пришло время промывки мозгов, пользователи уже не могли от этого отказаться. Разве со скриптами происходит не так? Скоро без немуля и картошку не купишь. Нормальные магазины давно переехали в сеть, над обычными рынками потешаются, как над телевидением. Каменный век, ага! Но раньше человек мог усомниться в новостях, а теперь не может, он же своими глазами всё видит, лично участвует в событии - так ему кажется. Но ты-то понимаешь, что мультимедийный репортаж можно скреативить, как любой морфоскрипт - со всеми звуками и запахами. С сюжетом о том, как наш Витя убивает и съедает… сколько, шестьдесят?.. Ровно шестьдесят человек. И если тетке в телевизоре кто-то еще может не поверить, то когда человек увидит топор у тебя в руках и кровь с твоего топора капнет ему на ботинок - вот бы я посмотрела, как ты будешь оправдываться.
        - Ты рисуешь какой-то ад. В теории любым ножом можно зарезать насмерть. На практике ножами режут хлеб и морковку. А кто хочет убить, тот и без ножа справится. Я не знаю ни одного скриптера, который бы сотрудничал с информационными сетями. Там другой формат, мы им не нужны.
        - Пока не нужны, вас не зовут. Понадобитесь - пригласят и сумеют отлично мотивировать. Кого-то деньгами, кого-то грандиозными творческими задачами. Хотя то и другое вместе работает еще лучше. Ты же первый побежишь на новую работу, разве нет?
        - Не побегу, - с трудом выговорил Сигалов.
        - Не важно, ты всё равно с ними. Поддерживаешь и развиваешь среду, которая превратит нас в роботов. Никого не повесил, но помогал строить виселицу, - вот что скажут о тебе потомки. Хотя нет, ничего они не скажут… Из-за вас они будут не способны выразить собственную мысль. Собственных мыслей скоро не останется.
        Виктор неожиданно рассмеялся:
        - Я всю голову себе сломал - о чем с тобой сегодня разговаривать. В итоге рассуждаем о топорах и виселицах, блеск! Тебя действительно это волнует? Не что купить на лето, не как сменить машину, не где встретить Новый год. Глобальная угроза человечеству!
        - Это то, что меня окружает, - ответила Мальвина. - Это и есть жизнь. Если не думать о жизни, тогда о чем?
        - Но морфоскрипты - это же естественное продолжение прогресса. Такие вещи нельзя прекратить волевым усилием. Как и с телевидением: его ведь нельзя было остановить.
        - Можно и нужно. Было. Но тогда люди не знали, чем всё закончится. Теперь мы знаем. А что, если телевидение было прививкой? Увидеть опасность в малом и избежать большей беды…
        - Юзеры слишком ленивы. Им некогда думать, они должны, как та крыса с электродом в мозгу, постоянно жать на кнопку, чтобы получать удовольствие. Если телевидение было прививкой, то оно никого не спасло, только заразило. И мы с тобой два врача-убийцы: ты консерватор, а я новатор. Вот и вся разница.
        - Значит, ты это понимаешь? - обрадовалась Мальвина.
        - По крайней мере, понимаю, зачем мы поднялись на крышу.
        Виктор вытянул шею, чтобы видеть город лучше. Змейки улиц, постепенно выпрямляясь, тянулись к горизонту. Чем дальше от центра, тем ровнее и логичней становилась застройка. На окраине всё было прямоугольным: и дома, и кварталы, и микрорайоны. Новая архитектура до тех мест еще не добралась. Различимой границы между обновленной старой Москвой и Москвой действительно старой не было, издали казалось, что одно переходит в другое плавно и естественно. На самом же деле приходилось многое перестраивать, многое сносить под корень. Отсюда, с пятьдесят второго этажа, этой работы видно не было, но каждый житель города знал о ней. Кто-то считал ее очередной войной нового со старым, кто-то - обычным благоустройством.
        - Я вообще стараюсь об этом не думать, - поделился Виктор.
        - О чем?
        - Мы же здесь для того, чтобы… - Сигалову не хватало слов, и он принялся вращать рукой в воздухе, будто заворачивая мысли в невидимую упаковку. - Ну, как бы выйти из боя и посидеть над схваткой…
        - Нет, - с легким удивлением сказала Мальвина.
        Виктор облегченно вздохнул. Он всё-таки разговаривал с молодой девушкой, а не с тощим анархистом в дырявой тельняшке. Хотя еще минуту назад он бы за это не поручился.
        - Но разве мы не враждующие стороны? - Сигалов шутливо толкнул ее плечом в плечо.
        - Конечно! - звонко ответила Мальвина. - Движение послало меня посеять смуту в стане врага! Мне удалось?
        - Не проще ли меня утопить в реке?
        - Ты же не один такой, всех не перетопишь, - сказала она и затем улыбнулась, но с небольшим опозданием. Если бы Виктор не поедал ее взглядом, он бы и не заметил. - Но мы работаем над этим! - добавила Мальвина, со смехом пряча лицо в длинную челку.
        - И много вас? Я столько слышал про Движение, но никого еще не видел.
        - Вот, смотри. - Она вытянула руки в стороны. - В следующий раз принесу тебе запись с нашей акции.
        - И чем вы занимаетесь? Кроме того, что отлавливаете бедных скриптеров и капаете им на мозги.
        - Капать на мозги - это, конечно, первоочередная задача. - Она снова прыснула. - Без этого никуда. А вообще, много чем занимаемся. Принесу, посмотришь. А что ты про нас слышал?
        Виктор замялся. Ничего такого, что звучало бы не обидно, он припомнить не мог. Любой скриптер знал, что Движение против зомбирования находится на прикорме у «Гипностика», и этого было достаточно, чтобы не воспринимать его всерьез. Возможно, рядовые активисты были не в курсе, поэтому Виктор и не спешил выкладывать перед Мальвиной главный козырь. Откровенно говоря, он вообще не собирался этого делать. Он не хотел ее расстраивать и уж тем более не хотел лишаться темы для таких эмоциональных споров. Ведь она уже сказала про следующий раз.
        - Слышал, что в Движении много подростков с проблемами и взрослых без работы, то есть опять же с проблемами, - сказал Сигалов. - Ты не подходишь ни под одну из этих категорий.
        - Обормотов хватает, но это даже хорошо: пусть нас всех такими и считают. Ленин тоже проходил по статье «мелкая шушера», пока матросы не захватили телеграф.
        Это наивно-героическое «Ленин тоже» выдавало в Мальвине набитую дуру, однако дурой она вовсе не была. Сигалов пришел к выводу, что она скорее глумится, чем говорит всерьез, но Мальвина опять отвернулась, и Виктор снова не понял, прав ли он.
        Они болтали еще долго, пока не стемнело. Сигалов ждал обещанную луну, но она так и не появилась. Домой он ехал со странным ощущением, словно за спиной выросли крылья, но к каждому оказалась привязана маленькая гирька.
        Прощаясь, он спросил у Мальвины:
        - Так зачем же мы поднимались на крышу? Почему не могли поговорить на земле? Попили бы кофе, то-сё.
        - Когда-нибудь ты узнаешь. Очень-очень не скоро, в идеале никогда. Но, наверно, всё-таки узнаешь…
        Замечтавшись, Виктор чуть не пролил сок мимо стакана. Некстати тренькнула трубка - пришел новый счет за квартиру. С кучей просроченных платежей он уже разобрался, и ему как приличному члену общества снова присылали не бумажные конверты, а сообщения на коммуникатор.
        Сигалов постоял со стаканом в руке и уверенно направился в комнату. Связь умницы Мальвины с лицемерным отребьем из Движения его и тяготила, и забавляла. Возможно, он судил предвзято, потому что не особенно ориентировался в теме. Это он и собирался исправить.
        Вначале Виктор хотел поискать информацию в визуальном режиме, но, пока шел к столу, успел об этом забыть и по привычке нацепил немуль. Официальных ресурсов Движения он не нашел - ни одного, и это было странно. Каждый школьник, едва освоив грамоту, первым делом создавал большой вселенский мегапортал имени себя самого, единственного и неповторимого, а целая общественная организация с фундаментальной идеологией не считала нужным даже выразить свою позицию. Кое-какие материалы нашлись, но всё это было не из первых рук - восхищения, осуждения и прочие обсуждения от посторонних людей. Движение как будто нарочно питало сеть мифами и слухами, а свой истинный лик являть не спешило. Возможно, в этом и был какой-то резон, во всяком случае, Сигалов чувствовал себя не заинтригованным, но в определенный момент бесплодные поиски ему надоели.
        - Передержали интригу - потеряли клиента, - сказал он вслух со всем цинизмом, на какой только был способен, и тут же отвлекся на репортаж о цунами.
        Несколько минут он простоял на пляже, замирая от ужаса при виде надвигающейся водной стены. Цунами успело уничтожить его раз десять, но Виктор вновь возвращался к началу сюжета, чтобы поймать лицом сперва холодную морось, затем тяжелые, как пули, брызги и уже после - превратиться в ничто под ударом лавины.
        Он вообразил, как говорящая голова в телевизоре бубнит про высоту волны, и расхохотался в голос. Это было то же самое, что попасть на пир богов, но всему обилию блюд предпочесть старый черствый сухарь.
        Незаметно его внимание переключилось на строительство орбитального кольца. Циклопические конструкции, по сравнению с которыми цунами казалось рябью в пруду, Сигалова не заинтересовали, зато он с удовольствием повисел над ночной стороной Земли, пытаясь угадывать в светящихся пятнах названия городов и каждый раз подавляя контекстные подсказки, сообщавшие об ошибке. Отношения с географией у Виктора не сложились еще со школы.
        Вдоволь наигравшись в забаву «почувствуй себя снова двоечником», Сигалов вдруг заметил на периферии знакомое изображение и неосознанно перешел в другой раздел.
        «Яхта, затонувшая сегодня в территориальных водах Чили, действительно принадлежала Георгию Зубаткину, скандально известному биржевому трейдеру, уличенному в использовании инсайдерской информации. Как только возникли первые подозрения, господин Зубаткин скрылся, что считалось косвенным подтверждением его вины, однако в международный розыск он объявлен не был. Комиссия по ценным бумагам не успела провести ни одного допроса, формально Зубаткин был невиновен. Более детальное изучение истории операций выявило целый ряд подозрительных случаев. Сделка с акциями «Гипностика» оказалась лишь верхушкой айсберга. Однако адвокат Зубаткина считает, что это как раз довод в защиту его клиента. Версия о том, что рядовой трейдер получал закрытую информацию от высшего менеджмента десятка крупнейших компаний, не выдерживает критики. Также адвокат указывает на то обстоятельство, что его клиент за последние месяцы провел несколько удачных сделок не только с акциями, но и с металлами. В частности, второго апреля Зубаткин воспользовался резким падением цен на серебро, что принесло ему, по предварительной оценке, более
ста миллионов рублей».
        Сигалов вынырнул из омута биржевых котировок, которые стремились окружить его со всех сторон и заключить в клетку.
        «Серебро, резкое падение, уровни неизвестны», - было сказано в записке Зубаткина за второе апреля, Виктор хорошо это помнил. Были и другие послания, довольно много, но в памяти осталось только про «Гипностик» и еще почему-то про серебро. Он вообще не понимал, о чем могут говорить эти сообщения. Если человек заработал вагон денег, почему бы не оставить об этом дневниковую запись? Пусть и в странном виде, на каком-то выгоревшем фото - ну и что? Для человека с сотней миллионов в кармане это минимальная прихоть.
        Глядя на биржевой график, Сигалов беспомощно хлопал глазами. Догадка вертелась где-то рядом, за ней не нужно было даже тянуться - только заметить под собственным носом. Однако вместо догадки возникла пульсирующая метка «непроверенная информация», и Виктор от безысходности перешел в новый раздел.
        «Накануне трагедии местные подростки заметили на берегу туристов в серых гидрокостюмах. Со слов свидетелей, у дайверов была необычная лодка и странное снаряжение. Что, по мнению чилийских детей, считается странным, а что необычным - источник не уточняет. Кроме того, показания подростков расходятся в количестве туристов. Местная полиция на всякий случай проводит следственные мероприятия.
        Тем временем поиски выживших не принесли результатов. Глубина в районе исчезновения яхты, принадлежавшей Георгию Зубаткину, составляет от восьмисот до девятисот метров, что сильно затрудняет спасательные работы. Находился ли на борту кто-то еще, кроме самого Зубаткина, также пока неизвестно».
        Окончание последней фразы засело у Виктора в голове и бродило по кругу, вгоняя его в транс, пока перед глазами снова не возник отчет о звездном часе Жоры Зубаткина: «Серебро, резкое падение, уровни неизвестны». Почему - неизвестны?.. Если запись была посвящена прошедшим торгам, то как эти проклятые уровни могли быть неизвестны Зубаткину, который второго апреля не стонал в сортире, намешав джина с пивом, а неистово трудился на ниве нисходящего тренда?
        Сигалов без проблем вспомнил запись, касавшуюся «Гипностика», уж ее-то он вызубрил на совесть: «В 11:00 начало падения, минимум на 200 пунктов. В 12:40 дно. Дальше не знаю».
        Опять «не знаю»?.. Как это - «не знаю»?!
        Записи на фотографиях оставлял не Зубаткин, - нахлынуло долгожданное прозрение. Оно давно терзало Виктора, но не могло оформиться и вот наконец соизволило. Как дважды два: это писал тот самый крот, имя которого Сигалов должен был выяснить, но после выгрузки Индекса признался куратору, что всё провалил, и сообщил лишь координаты яхты да еще для очистки совести передал название директории с чудными картинками - «МЁД».
        Шмелёв. Фамилия всплыла в памяти сразу же. Она засела там, где-то в самой глубине, еще в тот момент, когда Виктор изнемогал на яхте, путая себя с лысым счастливчиком Жорой, любителем блондинок и чудовищных алкогольных экспериментов. С деньгами, в отличие от спиртного, Зубаткин рисковать не любил и действовал наверняка, следуя подсказкам некоего Шмелёва.
        «Шмелёв - мёд», это было глупо. Знал ли трейдер Зубаткин, что шмели не приносят мёда? Или ему было по барабану, и директорию он назвал, исходя из простейших ассоциаций?
        Виктор по-прежнему находился в локации последней новости. На краю сознания маячил прекрасный дикий пляж с бестолковыми свидетелями. У самой воды мерцали гипотетические чужаки с необычной лодкой, появившиеся на берегу незадолго до того, как Жора отправился кормить рыб своим далеко не диетическим телом. Поиски затонувшей яхты оставались безуспешными, и что-то подсказывало Сигалову: так и будет, никто ничего не найдет. Но нашелся ли Шмелёв?
        Не задумываясь, Виктор перешел в раздел происшествий. Он собирался начать с адресной книги, но в последний момент понял, что обычный справочник ему ничего не даст, и решил сократить путь. Он уже догадывался, так зачем же было себя обманывать?
        В списке пострадавших Шмелёв нашелся на второй странице, несчастный случай произошел совсем недавно. Попал под автобус, споткнулся о бордюр тротуара - и прямо под колесо. Визуальная часть была помечена как шок-контент, для доступа требовалось подтвердить согласие. Сигалов безотчетно тронул парившую в воздухе красную плашку и увидел, как это выглядит со стороны. Действительно некрасиво.
        Стало быть, значение слова «мёд» в компании расшифровали успешно. Оно и понятно: дураков там не держали.
        Эпизод 11
        К куратору Виктор зашел впервые, и если бы он не видел таблички на двери, то решил бы, что по ошибке попал к Керенскому. Кабинеты Главного и Самого Главного отличались разве что расположением мониторов, и еще - у Коновалова на стене висела фотография в рамке: улыбающаяся женщина где-то на природе, очень заурядный кадр. Сигалов отчего-то подумал, что этой женщины давно нет в живых, и критиковать безвкусный принт не осмелился.
        - Игорь Сергеевич, расскажите мне о будущем, - душевно произнес Виктор, усаживаясь на жесткий стул.
        Куратор поднял голову и испытующе посмотрел ему в глаза.
        - Уже догадался? Была версия, что сообразишь с лёту, я мог бы на ней заработать. Ну ничего, это к лучшему. Выигрывать пари у начальства - дурной знак.
        - Никаких сенсаций, сплошная рутина, - с наигранной простотой сказал Виктор. - Шмелёв рассказывает Зубаткину, какие акции, на сколько и в котором часу подешевеют, а какие - подорожают. В будущем. Но зачем об этом говорить лучшему бета-тестеру? Пусть он и дальше бродит по дворам, беседует с ботами, считает пиксели в собачьих кучах. Ищет ошибки, одним словом. Которых никто никогда не видел.
        - Закончил, нет? - хмуро осведомился куратор. - Откуда у тебя фамилия Шмелёва? Мне ты ее не сообщал.
        - Вчера вспомнил, почти случайно. Там, на яхте, залетело в голову, а потом вылетело. И вообще что-то странное творилось.
        - Очередной сбой, ничего странного. Нам не хватает ресурсов, а новый дата-центр никак не запустят. В следующий раз повнимательней, пожалуйста. У нас в штате, как выясняется, есть еще и Воскобойников. Человек мог пострадать ни за что.
        - Следующий раз?..
        - Надеюсь, больше таких операций не потребуется, систему безопасности ужесточили. Теперь весь трафик сканируется, внутренняя сеть под полным контролем. Сотрудники воют: все их контакты наизнанку вывернуты - кто, с кем, когда и что успел. Пойдешь в туалет - улыбайся: тебя снимает скрытая камера, да не одна. Какая-то бюрократия кругом! - Куратор хлопнул руками по столу, но сдержанно, чтобы в коридоре не услышали. - На каждого специалиста по пять охранников… Сам знаешь, что всё это тупо, всё это мешает работать, но сам же и понимаешь: по-другому нельзя. Не жизнь - отрава!
        - Да ладно вам, Игорь Сергеевич…
        - Судьбой Шмелёва уже поинтересовался? - моментально успокоившись, спросил Коновалов. - Не повторяй чужих ошибок. Воскобойников сейчас второй день рождения справляет, считай. А ведь он просто шофер.
        - «Мёд - Воскобойников»… Не далековато?
        - Нормально. Учитывая обстоятельства, которые ты теперь знаешь… Хотя я был уверен, что ты сам всё поймешь, и сразу.
        - Что я должен был понять? Что Индекс не только отражает мир, но еще и будущее предсказывает?
        - Ничего он не предсказывает. Он прогнозирует на основе имеющейся информации.
        Сигалов неуютно пошевелился на стуле.
        - Это какая-то игра словами, - сказал он. - В чем разница?
        - Если ты подбросишь монету, Индекс не покажет тебе результат, он неизвестен. Результат определится только в тот момент, когда монетка упадет. Но если ты дашь Индексу обстановку на дорогах, плюс статистику по пикам и спадам, плюс прогноз погоды и тому подобное - скрипт легко просчитает все пробки задолго до того, как они возникнут. Потому что это естественное развитие ситуации. Загружаешься в будущий час - и видишь пробки там, где в настоящий момент их еще нет. Это не божественное откровение, это всего лишь анализ. И ты как автор своего Гиперскрипта должен был предвидеть эти возможности заранее, а не слушать мои некомпетентные пояснения.
        - Какой автор, какого Гиперскрипта? - простонал Сигалов. - Это была просто мечта без единого шанса на воплощение. Где бы я взял все эти источники информации - камеры, доступ к сетям и прочее?
        - Чай будешь? - неожиданно спросил Коновалов.
        - Нет, - автоматически ответил Виктор. - Или… наверно, да. Пробки! - осенило его. - Москва, Петербург, Казань и еще…
        - Новосибирск, - подсказал куратор, доставая из тумбочки чайник.
        - Значит, «эвристические системы мониторинга», про которые говорили в новостях, это фикция?
        - Почему же фикция? Система действует отлично, просто немножко не так, как все думают. Но транспортные потоки - это самое простое, с ними и обычный калькулятор справится, если у него будет достаточно данных. Вот с авиакатастрофами сложнее. Но мы предотвратили уже две штуки, и это повод для гордости.
        Коновалов положил на стол два листка бумаги и лишь потом поставил на них чашки.
        - Почти шестьсот человек спасли, - продолжал он. - На дорогах гибнет больше, но это не так заметно. Поэтому и то и другое важно.
        - И как же вы предотвратили катастрофы? Узнали причины?
        - Причины мы не выяснили. Отменили оба рейса, да и всё. Самолеты отправили на проверку, но, по-моему, серьезных неисправностей не нашли. Не исключено, что это случилось бы по вине диспетчеров или еще по какой-то причине из множества возможных. Главное, что в итоге ничего не случилось.
        - А с чего вы взяли, что самолеты действительно должны были упасть?
        Куратор остановился, не донеся чайник до стола.
        - Почему ты это спросил? У тебя есть сомнения?
        - Без понятия, - признался Виктор. - По привычке, что ли…
        - Совсем недавно один мой сотрудник уверял меня, что в Индексе нет ошибок. Прошло пятнадцать минут, и у него возникли сомнения. Что-то успело измениться? Или это обычный дух противоречия?
        - Дух, - виновато кивнул Виктор.
        - Я понимаю: тебя напугало то, что случилось с яхтой Зубаткина, - скорбно произнес Коновалов, возвращаясь на место.
        - Нет, не с яхтой. С лицом Шмелёва. Там было гораздо красочней.
        Куратор вздохнул и медленно положил руки на стол, ладонями вверх.
        - На одной чаше весов шестьсот человек со спасенных рейсов. И еще тысячи тех, кто не разбился и не стал инвалидом в автомобильных авариях. Это всё на одной чаше, - напомнил он. - А на другой - предатель Шмелёв и жадный дурак Зубаткин. Ну и что здесь выбирать? Даже думать не о чем.
        Коновалов отхлебнул из чашки, но торопливо поставил ее обратно, словно вспомнил что-то важное.
        - Как оказалось, Зубаткин занимался этим уже давно.
        - Да, я в курсе, к нему много претензий, - вставил Сигалов.
        - Раньше у него хватало ума не светиться, и вначале всё шло хорошо. Но ему, видишь ли, надоело довольствоваться малым. С точки зрения любого нормального человека, деньги сыпались на него с неба. Но сам Зубаткин, вероятно, считал, что на каждой операции он не зарабатывает, а теряет, потому что получает меньше, чем хотелось бы. Ну и с «Гипностиком» он наконец-то прокололся: там был такой объем и так нереально всё совпало, что на него обратили внимание. Рано или поздно это случилось бы, дураки и жадины всегда попадаются.
        Куратор снова отпил, уже не спеша.
        - Теперь Шмёлев, - сказал он, причмокивая. - Проблема не в том, что наш человек торговал биржевыми прогнозами, нам по большому-то счету на это плевать. Проблема в том, что он не собирался останавливаться, и неизвестно, к чему бы он в итоге пришел. Сколько будет стоить на следующей неделе нефть, алюминий или твой «Гипностик» - это не самые важные данные.
        - А что тогда? Отношения между странами? Войны?
        - Даже не это, - отмахнулся куратор. - И мы, выходит, должны сказать спасибо Георгию Зубаткину за то, что он помог нам выявить крота. Шмелёв, в отличие от этого алкоголика, был осторожен, иначе он попался бы в первый же день. Когда поковырялись у него на рабочей станции, выяснилось, что он пользовался методами профессиональных разведчиков. Нахватался всякого из шпионских скриптов. Шмелёв оставлял в сети обычные с виду фотографии - животные, пейзажи, памятники. На самом деле в них были зашифрованы прогнозы. Метод он выбрал интересный: аналоговый, а не цифровой. Записки были не спрятаны в коде, а склеены с изображением. Мы бы этого подонка никогда не нашли. Если бы не ты.
        Коновалов поднял чашку, предлагая чокнуться, и Виктор не стал возражать.
        - Вот, значит, для чего здесь эти ряды кресел? - спросил Сигалов.
        - Ну… в том числе.
        - Заглядывать в будущее - это и есть основное назначение Индекса?
        - Если относиться к нему как к простому морфоскрипту, то проку от него немного, это уж точно.
        - А как ко всему этому относится Комитет?
        - Им-то что за печаль? Мы ничего не продаем, на рынке нас нет. Пусть нелегальный контент отлавливают.
        - Но если вдруг всплывут подробности с яхтой Зубаткина и со Шмелёвым…
        - Послушай, люди при власти тоже думают о будущем.
        - В смысле, о своем? - уточнил Сигалов.
        - Ну зачем, Витя, зачем тебе вникать во все эти вопросы? - по-стариковски заныл куратор. - Занимайся своим делом, будет высокая зарплата и крепкий сон.
        Задумавшись, Сигалов повращал свою чашку вместе с прилипшим листком. Компания могла моментально озолотиться хоть на бирже, хоть на простых букмекерах. Но она этим не интересовалась, денег у нее и так было навалом. Тогда что - политика? Куратор сказал - тоже нет. Что еще? Какая может быть цель у такой структуры? Разруливать пробки и за это получать от государства лицензии на убийство тех, кто мешает разруливать пробки? Какой-то абсурд…
        Виктор остро пожалел, что сегодня приехал в офис. Сомнения возникли еще вчера, к утру они окрепли, а по пути на работу превратились уже в непреодолимую стену. И всё-таки он повесил на шею бейджик, прошел мимо охраны, спустился в хитроумном лифте и приперся к куратору в кабинет. Зачем?! После затонувшей яхты и раздавленного автобусом Шмелёва. Зачем он пришел сюда?
        - Представь на минутку, что ты больше не увидишь Индекс, - сказал куратор. - Представь, что не увидишь его никогда. Индекс не продается в сети, его нельзя заказать в подарочной упаковке вместе с кедами. Для обычных пользователей его нет. Его не существует для всего мира, кроме наших сотрудников. - Коновалов выдержал длинную паузу и с удовлетворением заключил: - Ты будешь работать, даже если тебе перестанут платить.
        Сигалов опустил голову и взъерошил волосы на затылке. Куратор был прав: его поймали даже не на профессиональное любопытство - на жажду. Прикоснувшись к совершенству, трудно смириться с тем, что это больше не повторится.
        И Мальвина тоже оказалась права, просто в тот момент Виктор не понимал, до какой степени он зависим от Индекса. Рядом с Мальвиной он вообще ничего не желал понимать и видеть, кроме ее глаз под челкой. Спорил ради спора, чтобы это длилось, и длилось, и никогда не кончалось. Но Мальвина сказала, что он первым прибежит строить виселицу, и, наверно, она даже не догадывалась, насколько была близка к истине. Он уже прибежал, он давно был в деле.
        Мир, который нельзя отличить от реальности, - самая прекрасная мечта морфоскриптера и самое опасное изобретение человечества - почему это совпало? Как так вышло, что плохое и хорошее - это одно и то же?
        - Я могу выбрать момент загрузки? - спросил Сигалов.
        - Решил узнать свое будущее? - Куратор весело рассмеялся. - Витя, не будь банальным, как пятнадцатилетний пользователь, ты выше этого. Боюсь тебя разочаровать, но Индекс показывает не всё и не так далеко, как хотелось бы. Это не машина времени, это просто скрипт, который можно немного промотать вперед.
        - Немного - это насколько?
        - Сложный вопрос… В принципе, можно загрузить любую точку, хоть через тысячу лет. Но там ничего не будет, у Индекса нет данных для такого прогноза. Чем ближе событие и чем меньше оно зависит от случайностей, чем определенней оно проявляется в Индексе. И наоборот, конечно, тоже. Даже через сутки ты увидишь другую картину. Это будет… Ну, скорее всего, тебе покажется, что это черновик обыкновенного скрипта: пустые улицы - потому что люди еще не решили, какой дорогой им идти, и невнятное небо - потому что облака еще не сформировались. Абсолютная реальность - только то, что происходит сейчас. Остальное как бы в тумане. И чем дальше смотришь, тем больше и больше тумана… - вздохнув, закончил Коновалов.
        - Вы действительно ни разу не были в Индексе?
        - Что я там забыл? Толку от меня никакого. Офицеры хотя бы дежурят в ситуационных центрах, а я там зачем?
        - Неужели даже не любопытно?
        - Ты бывал на мебельной фабрике? - ни с того ни с сего спросил куратор. - Видел, как делают стол, например?
        - О чем это вы?
        - Разве тебе не интересно посмотреть, как пилят доски и прессуют опилки, как все это подгоняют, склеивают?
        - Индекс - это не мебель с конвейера, Игорь Сергеевич.
        - Для кого-то… думаю, для всех нормальных людей стол представляется большей ценностью, чем наш скрипт. Ты завис в своей среде, ни с кем не общаешься, кроме таких же чудаков, и тебе кажется, что всё в жизни вертится вокруг вашего творчества. Это не так, Витя. Люди работают, заводят семьи, растят детей, старятся. Морфоскрипты для них развлекуха, в одном ряду с бутылкой пива. А Индекс даже под эту категорию не подходит.
        - Вы хотите сказать, что вы такой же «нормальный»?
        - Не совсем, - улыбнулся Коновалов. - Но интересы у меня другие. И кроме того, я получаю такое количество отчетов, а потом еще составляю сводку для Керенского… и всё это каждый день, почти без выходных. Индекс у меня уже в печенках. Я знаю о нем больше, чем любой наблюдатель, больше, чем ты.
        - Если вы всё знаете, тогда объясните мне одну вещь. Индекс - это копия реальности, так? В реальности существует Индекс. Есть ли свой Индекс и внутри нашего Индекса?
        - А внутри того должен быть вложен еще один и так далее - ты об этом?
        - Получится бесконечная матрешка, - подтвердил Сигалов.
        - Которая будет жрать ресурсы у нас, потому что в виртуальном мире их нет. И для поддержки этих бесконечных отражений нам потребуется бесконечное количество серверов. Ну вот, ты сам себе и ответил.
        - Я догадывался, что никакой матрешки нет. Я только не понимаю, почему Индекс не стремится ее создать. Если он постоянно копирует наш мир, он должен копировать и самого себя в нашем мире.
        - Он как раз и стремится, но это не по твоей части, Витя. Это забота программистов, они внесли поправку: запрет на уровне алгоритма. Если бы я сам хоть что-нибудь в этом понимал… Короче говоря, Индекс не видит самого себя в нашем мире, поэтому и не создает себя внутри себя… гм, объяснить толковей я не сумею, а если будешь настойчиво интересоваться где-то на стороне - попадешь под такие жернова, что-о… лучше не попадать. И вообще, с чего ты вдруг спросил?
        - Не знаю насчет программистов, но это как раз моя забота - насколько Индекс отражает реальность. Чем больше в нем слепых зон, тем больше погрешность прогнозов, правильно? Но какой-нибудь пустыней можно пренебречь, там ничего важного не происходит. А как пренебречь Индексом? Он же влияет на наш мир! Взять те же рейсы, которые вы отменили.
        - Это были обычные действия обычных людей, и мотив не важен. Зачем Индексу знать, что мы исходили из его прогнозов? Ну, отменили рейсы. Это реальное событие, и скрипт его отразил после очередного обновления.
        Коновалов поднялся, чтобы включить остывший чайник, но почему-то передумал и убрал его в тумбочку.
        - Слепых зон гораздо больше, чем кажется, - сказал он, без спроса забирая у Виктора чашку с недопитым чаем. - Не только безлюдные территории, но и все человеческие мысли - сплошная слепая зона. Индекс слышит, о чем ты трещишь по коммуникатору, но он не в состоянии понять, говоришь ли ты правду и что ты при этом чувствуешь. Он не знает твоих мотивов, ему и не нужно их знать. Он просто отражает то, что происходит в действительности. И не надо думать, что это машина-оракул, не переоценивай его возможности. Прогнозирование - полезное дело, но не самое важное. Пойдем. Лучше один раз увидеть, верно?
        Послезавтрашний мир оказался таким, каким и описывал его Коновалов. Хоть куратор и не загружал Индекс ни разу, но изобразил всё достаточно точно. Виктор шел по непривычно пустой улице с идеально чистым асфальтом - Индекс не мог предусмотреть, какая пылинка куда ляжет через двое суток, но он точно знал, что дважды в день тротуар подметают и, если не будет дождя, здесь обязательно проедет поливалка.
        Ветер был не сильным, но в тишине его звук казался оглушительным. Кроме этого гудения, Сигалов слышал только свои шаги - и ничего больше. Безмолвие улицы давило сильней, чем отсутствие прохожих, и Виктор начал шлепать подошвами громче, чтобы наполнить мир хоть чем-то человеческим.
        Люди из города не исчезли, но превратились в размытые человекопотоки - так выглядела живая статистика. Сигалова окружали прозрачные силуэты, настолько тонкие и неуловимые, что нельзя было понять, кто из них в какую сторону идет и движутся ли они вообще. Этот среднеарифметический прохожий не пугал Виктора, а лишь раздражал. Ему не хотелось окунаться в бесплотные тела, но если бы он смотрел внимательней, то увидел бы, что сталкивается с ними на каждом шагу.
        Размытые машины на проезжей части вытянулись в непрерывные линии, однако в отличие от людей они не производили впечатления мистических объектов. Тени на парковке выглядели более плотными, но такими же неопределенными, как и на дороге. Стоянка была всегда занята, но какие автомобили окажутся здесь в конкретный день и час, Индекс пока не знал. Сигалову захотелось прикоснуться к этому облаку вероятностей, но трогать фантом руками он не решился. Он подошел к ближайшему дереву и секунду постоял, выбирая ветку. Листья трепетали совершенно беззвучно, но так быстро, что напоминали рой зеленых мотыльков. Калечить такое чудо было жаль. Сигалов придушил внутреннего романтика и отломил ветку потолще. Потыкав ею в тень машины, он убедился, что облако вполне твердое. Он даже услышал глухой звук, словно стучал по коробке с песком. Значит, выходить на дорогу не стоило. Виктор отбросил ветку и направился к подземному переходу.
        У дальней стены тоннеля лежала куча мусора, но вначале Сигалов не придал этому значения. Он уже свыкся с мыслью, что в городе он один и что, собственно, никакой это не город, а просто симулятор, - воспринимать его иначе было невозможно. Но чем ближе Виктор подходил к мусорной куче, тем тревожней становилось на сердце. Это был мертвый старик, он лежал в переходе, укутавшись в драное пальто и приняв позу эмбриона. Всклокоченная борода и волосы были до того грязными, что темное лицо в этом сальном гнезде едва угадывалось. Сигалов убедился, что перед ним человек, лишь когда до тела оставалось метров пять. Судя по всему, бродяга просто уснул и умер, в этом не было ничего особо трагичного… За исключением того, что смерть старика была предсказана Индексом заранее. Похоже, некоторые события не так уж сильно зависели от человеческой воли, и путь этого деда был предопределен. Если каждый день проводить жизнь в одном месте, то у смерти не останется выбора.
        Настроение, и так безрадостное, упало окончательно. Виктор вышел из перехода на другой стороне и, не раздумывая, зашагал дальше. Свернув на улицу поменьше, он увидел припаркованный внедорожник и поразился так, словно это была летающая тарелка. Впрочем, удивление скоро прошло, объяснять тут было нечего: по каким-то причинам внедорожник простоит на этом месте несколько дней, потому Индекс и отобразил его уверенно, как любой материальный объект.
        Пройдя еще немного, Сигалов обнаружил впереди светофор. В реальности он бы возмутился, что где-то в Москве еще остались такие перекрестки, но сейчас он был только рад. Светофор работал! Пока Виктор до него дошел, тот успел несколько раз переключиться.
        Постепенно Сигалов начал замечать и другие приметы жизни. Электронные билборды тоже действовали исправно. Рекламные места были оплачены заранее, и ничья воля не могла остановить прокат роликов. Но особенно воодушевила Виктора передвижная палатка фастфуда на противоположной стороне. Внутри за яркими ценниками двигался человек в униформе, настоящий и живой. Первым порывом было подойти к нему и поговорить - не важно о чем, лишь бы убедиться в его реальности, - но делать этого Сигалов не стал. Ему вдруг показалось, что продавец виден недостаточно четко, и он не захотел разочаровываться.
        Где-то в стороне послышался нарастающий грохот, и по эстакаде, скрытой за деревьями, вдруг пронесся состав метро. Виктор успел выхватить взглядом лишь один вагон, наполненный, как и улицы, людьми-призраками.
        Сигалов снова погрузился в уныние. Все эти механические штуки, продолжавшие функционировать как бы самостоятельно, навели его на мысли о том, что скрипт, загруженный на пару дней вперед от настоящего, показывает не вероятные маршруты пешеходов, а суть человеческой жизни. Пройти или не пройти по этому тротуару, проехать в метро или на машине - какая разница? Всё, что останется, - это скрюченное тело, завернутое в грязное пальто в подземном переходе, или тело, благообразно лежащее под простыней в лучшей клинике, или тело в распахнутом мещанском халате, залитом шампанским… На фоне пустого молчащего города эти отличия выглядели такими ничтожными, что о них не стоило и говорить. Индекс не учитывал в прогнозах такую ерунду, как человеческая воля. Любой силуэт на улице можно было стереть, и ничего бы не изменилось. Даже существование муравья в муравейнике казалось Виктору более осмысленным, чем все эти призраки.
        От скорбных раздумий Сигалов отвлекся, лишь когда заметил, что идет по своему району. Он с самого начала неосознанно двигался к дому, теперь же оставалось метров триста, и не дойти до конца было бы странно.
        Виктору оставался последний поворот, когда краем глаза он увидел еще один рекламный щит на противоположной стороне. Панель транслировала новости - разумеется, из телевизора. Включать на улице звук в нормальных городских условиях было бессмысленно, поэтому текст диктора выводился на экран бегущей строкой.
        Сигалов не понял, что его привлекло, но тем не менее остановился на углу и начал читать.
        «…открытия Таганской автомобильной развязки. Напомним зрителям, что вскоре после запуска объекта поблизости произошла крупная авария. Из-за сбоя в системе управления потоками несколько грузовиков попали в путепровод, предназначенный для пассажирского транспорта. Один из водителей каравана ошибся при совершении маневра, и его автомобиль перевернулся. Многотонный фургон с апельсинами опрокинулся набок и занял несколько полос, результатом чего явилась крупнейшая за последние годы автомобильная катастрофа в Москве. В ней погибло одиннадцать человек и пострадало еще двадцать три. Двое раненых впоследствии скончались в реанимации. Вот таким печальным событием было ознаменовано открытие Таганской развязки пять лет назад. Мэрия сочла неуместным проведение каких-либо торжественных мероприятий в нынешнем году. Сейчас обсуждается возможность установки мемориальной доски с именами погибших, но не все из них…»
        Новости внезапно прервались рекламой сосисок. После сосисок пошел кетчуп, а за ним чай, как будто ролики для ротации специально подбирались комплектами.
        Сигалов продолжал стоять и бездумно таращиться на чайный пакетик, словно надеялся досмотреть рассказ о Таганской развязке до конца.
        Очнувшись, он направился к дому, но уже не так уверенно. Ему и в голову не могло прийти, что скрипт, добытый Шаговым, написан по мотивам реальных событий. Вообще, это практиковалось сплошь и рядом, но по другим поводам, а эксплуатировать чужие смерти было не принято. Фантазия безгранична, можно придумать миллион несуществующих катастроф, так зачем тревожить память людей, которые действительно погибли в том же месте и при тех же обстоятельствах?
        Виктор долго не мог избавиться от возникшей перед глазами разбитой фуры, пока не понял, что тревожат его совсем не апельсины. Ему не нравилось, что репортаж про аварию показали здесь и сейчас. Сигалов отмахал не один километр по пустым улицам - никто не смог бы предсказать, где он пройдет, а где срежет угол, он и сам этого не ведал, брел неосознанно. И лишь в квартале от дома, где уже не оставалось других путей, появились новости - в ту самую минуту, когда он проходил мимо. В таком необычайном совпадении Виктору виделось что-то издевательски-искусное. Это был тот самый случай, когда в обыденном событии ты один усматриваешь скрытые закономерности, а остальные лишь озадаченно переглядываются и незаметно для тебя вызывают психиатрическую перевозку.
        То же было и с Мальвиной - и Сигалов уже убедился, что верил знакам не напрасно. Мальвина в жизни оказалась такой же, как в скрипте Шагова. Ну или почти… Внешнее сходство, во всяком случае, было поразительным. Значило ли это, что невесть где украденный Лёхой скрипт снова звал Виктора к себе? Опять спускаться в том сияющем лифте, опять выслушивать от капитана Коновалова дешевые полицейские разводки…
        Сигалов не знал, что со всем этим делать, просто не знал. И даже думать об этом ему не хотелось. Надоело до смерти.
        Вот в таком настроении он и поднялся на свой этаж. Ключа у Виктора с собой не оказалось, и он открыл дверь, набрав на замке код. В квартиру он вошел украдкой - каждую секунду ожидая окрика или постороннего скрипа. Он бесцельно побродил туда-сюда, зачем-то заглянул в туалет и понемногу успокоился. Всё-таки он был дома - пусть не в реальности и даже не в настоящем времени, но что это меняло?
        Приободрившись, Виктор зашел на кухню. Холодильник был почти пустым, лишь в морозилке валялась окаменелая пачка пельменей, да на привычном месте стоял пакет сока, но при этом мерцал - словно подмигивал, чтоб Виктор не забыл купить еще.
        Сигалов осторожно протянул руку - пакет оказался вполне материальным. Он достал сок из холодильника и присмотрелся: сквозь мерцающий пакет можно было различить пальцы. Виктор боязливо понюхал и, наконец решившись, попробовал. Сок оказался обычным на вкус и, попав в рот, прекратил пульсировать.
        Испытывая какое-то иррациональное разочарование, Сигалов вернулся в комнату и сел в кресло. И только сейчас почувствовал, насколько устали ноги.
        Просидев с минуту, Виктор отметил на столе какую-то странность. Он долго не мог понять, что его смущает, потому что фоторамка была его собственной, только убранной неизвестно куда неизвестно сколько лет назад. Он даже принимался ее как-то искать - и не нашел. Теперь же она стояла на столе, на месте не самом видном, но заметном. Фотографии в рамке не было, зато была записка: обычной ручкой на клочке бумаги - всего одна строка, но недостаточно крупно, чтобы прочитать издали.
        Сигалов долго смотрел на листок, потом осознал, что рано или поздно ему придется это сделать, и, приблизившись к столу, взял рамку в руки.
        «Прости, это я во всём виновата».
        Эпизод 12
        - Зачем тебе столько вишневого сока? - крикнула Мальвина с кухни.
        - Пить, - резонно ответил Виктор. - Или есть варианты?
        - Гнать вишневый самогон, травить мышей-аллергиков, принимать ванны с синильной кислотой, - без промедления перечислила она.
        - Ты уверена, что это правильная последовательность?
        Мальвина засмеялась и, вернувшись в комнату, обняла его сзади. Сквозь футболку Сигалов почувствовал ее тело и чуть не взвыл. Девушка, которая на первом свидании обсуждает мировые проблемы, на втором говорит «Да ну на фиг, поедем лучше к тебе», а еще через день пишет «Прости, это я во всём виновата», - эта девушка еще сама не знала, что завтра разорвет ему сердце.
        Прощальной записки пока не было, Виктор даже не смог разыскать рамку. Но записка будет, это он знал точно. Расставание с Мальвиной отобразилось в Индексе - получается, оно было таким же предопределенным, как смерть того старика в переходе, как бегущая по расписанию электричка. Фактически это уже произошло, только не сию секунду, а чуть погодя, что с точки зрения скрипта не играло никакой роли. Всё было решено, всё было сделано.
        - Монитор можно не включать, - сказала Мальвина.
        - Я ваш креатив посмотреть собирался. То есть не креатив, пардон… Репортаж. Ты ведь привезла?
        - Не репортаж, а креатив. - Она порылась в сумочке и вручила Виктору карту памяти. - Брось, потом посмотришь.
        - Это не видео?.. - опешил Сигалов. - Скрипт?! Движение против зомбирования борется с зомбированием методами зомбирования - я ничего не перепутал?
        - Ну да: единство и борьба противоположностей, не слыхал о таком? Ваши способы эффективней, поэтому мы их тоже используем. Или ты хотел, чтобы мы листовки на бересте печатали?
        - Лично я хотел бы, чтоб ты этим не занималась ни в каком виде, но… - Виктор нашел на столе немуль и, взяв его в руку, вопросительно посмотрел на Мальвину.
        - Ты можешь хоть раз отложить работу на потом? - спросила она, подтягивая за угол сползшее с кровати одеяло. - Или ладно, что я тебя уговариваю…
        Бросив одеяло, Мальвина скрылась на кухне. Сигалов минуту постоял с каменным лицом, потом таким же движением швырнул немуль на стол и отправился за ней.
        Холодильник был открыт, Мальвина сосредоточенно доставала из него продукты и после краткого ознакомления раскладывала по двум пакетам.
        - Это в аут, - прокомментировала она, указывая на мешок побольше. - А из этого я что-нибудь сварганю. - Она фамильярно пнула ногой маленький. - Обедать-то будем или нет? И еще у тебя пельмени в морозилке останутся, не забудь.
        - Они старые, им тоже пора на погост… - промямлил Сигалов.
        - Железный холостяцкий запас, пусть лежит. Если не размораживать, они не портятся. Их вообще можно сырыми есть, ты в курсе?
        - Сырыми? - ужаснулся Виктор.
        - Не увлекаться, конечно, но несколько штук сгрызть можно запросто. Я, когда на практике работала, чего только не попробовала!
        - На практике?..
        - Зачем ты всё время переспрашиваешь? У нас в школе трудовая практика была. У тебя не было, что ли? Меня как самую шкодливую отправили на мясокомбинат - надеялись, что из меня там сарделек навертят. Щас!
        - А я на практике где только не побывал. У родителей всё время интересы менялись, вот и у меня… как бы заодно с ними. Ну, так они думали. Или вообще не думали. Не знаю.
        - Почему это у них интересы менялись? Взрослые же люди.
        - Родители менялись, а с ними - интересы. Четырежды усыновленный, - пояснил Виктор. - Переходящий приз за никудышное опекунство. Вручается худшей паре. В случае исправления передается следующим кандидатам и так по кругу.
        - Удовольствия в этом было не много, наверно… - тихо проговорила Мальвина.
        - Не верил, что выживу. Но как ни странно… - Сигалов развел руками. - Хуже всего было с одноклассниками, школу-то я не менял. Готов был под землю провалиться каждый раз, когда новые мама-папа заявлялись…
        - А настоящих не пытался найти?
        - Зачем? Что это за настоящие родители, которых нужно искать? Да и какой смысл? Это как искать протобелок, от которого мы все произошли. Вот найдем его и что скажем?
        - Скажем: привет, протобелок! - Мальвина залилась от смеха и чуть не рассыпала по полу отобранные продукты.
        Виктор, не сдержавшись, тоже хрюкнул и пошел обратно к рабочей станции, по пути потеряв улыбку. Он не мог понять, с чего это вдруг его потянуло на откровение. Незнакомая, по сути, девчонка действовала на него как-то странно. Не то чтобы плохо… Он хотел бы, чтобы это продолжалось до конца жизни, но… Мальвина - не хотела. И она не собиралась ничего продолжать. Сигалов не забывал об этом, когда они встретились утром у того же Чехова и когда через час уже вместе спихивали одеяло на пол. Он не ждал, что всё выйдет так быстро, совершенно не готовился к ее приезду, и в результате ему пришлось краснеть за реликты в холодильнике, хотя Мальвина даже не думала упрекать. Она была самым легким человеком на свете, они успели обсудить и квантовую механику, и дрессированных кошек, но в каждый из этих моментов Сигалов помнил про записку и слышал, как тикает невидимый секундомер.
        - Перца - больше, меньше? - громко спросила Мальвина.
        Находясь на кухне, она всё время переходила на крик - видимо, по привычке. У Виктора дома это было ни к чему: кухню от комнаты отделял пустой дверной проем. С нынешней зарплатой Сигалов мог уверенно перебраться в квартиру получше, но как-то не спешил с этим, не находил повода менять жизнь. Единственный повод сейчас стучал ножом по доске и саркастически напевал «мы встретились в апреле, капели отзвенели» - но Виктор знал, что эта идиллия скоро закончится.
        Неслышно взревев, Сигалов взял со стола карту памяти - девчачью, оранжевую, - и вставил ее в рабочую станцию.
        Пока Мальвина готовила, он решил посмотреть скрипт, чтобы потом не тратить на него времени, которого оставалось всё меньше.
        Виктор сразу очутился внутри орущей толпы, и это немного шокировало. Люди стояли так плотно, что в бока и спину кто-то всё время упирался. Чьи-то тела непрерывно терлись о его тело - будь это раскрепощенные девушки, Сигалов не возражал бы, но окружали его в основном мрачные парни с агрессивными и не слишком одухотворенными лицами. Толкаться с такими не хотелось.
        Толпа скандировала: «Сегодня ты гоняешь скрипт, а завтра лишь могильный скрип», но речевка была такой аморфной, а голоса настолько неслаженными, что слова Виктору удалось разобрать только на пятом или шестом круге.
        Сигалов так и не понял, где он находится и чему посвящено мероприятие. Люди орали в никуда, фактически в небо, на котором трепетали, как знамена, логотипы крупнейших мультимедийных брендов, не исключая «Гипностика». Об альма-матер Виктор подумал неспроста, он давно уже косился на мужчину в дурацкой шапочке, натянутой до носа. Человек изо всех сил старался быть незаметным, что само по себе привлекало внимание. Но дело было не в этом, просто Сигалов не мог избавиться от мысли, что петрушка в шапке ему знаком.
        - Ну и как? - раздалось сверху.
        Виктор щелкнул пальцами, в появившемся меню выбрал «выход» и снял с головы немуль.
        На столе стояли две тарелки и вишневый сок в кувшине - Сигалов и думать забыл, что у него где-то есть специальный кувшин, а Мальвина вот умудрилась-таки найти. В глубокой сковороде шипело и вкусно дымилось что-то непонятное, созданное из остатков всего.
        - Ты будешь пиццу или омлет? - спросила Мальвина.
        - Омлет, - недоуменно ответил Виктор.
        - А я пиццу! - с этими словами она разделила месиво пополам и уселась за стол. - Не мишленовская звездочка, но есть можно. Как тебе наш материал?
        - Омлет гораздо лучше, - отшутился Сигалов. - А пицца, небось, вообще класс? Коне-ечно, себе чего получше положила… Дай попробовать!
        Он полез вилкой в ее тарелку, но Мальвина в эти игры играть не стала.
        - Со скриптом всё плохо? - спросила она.
        - Плохо, - честно ответил Виктор. - Что это было вообще?
        - Мотивационный ролик.
        - Какой-какой?!
        - Наш вербовочный скрипт, - упавшим голосом произнесла Мальвина. - Ну, не скрипт, а пока черновик…
        - Этот креатив страшней любого компромата. Он вызывает эмоциональное отторжение, а его уже никакими аргументами не перешибешь.
        - Что же делать?
        - Не делать, - буркнул Сигалов, - больше ничего такого. Или уж обращаться к профессионалам.
        - Так много ошибок? - не поверила Мальвина.
        Виктор понял, что она не отстанет, да он этого и не хотел, если откровенно. Поэтому он быстро дожевал, запил соком и, глубоко вдохнув, сказал:
        - Начнем с кричалки. Это не текст, это фарш. «А завтра лишь могильный скрип» - как так можно? Во-первых, могилы не скрипят, скрипят гробы, если уж на то пошло. Или телега, на которой везут гроб. Телега - это просто образ.
        - Я не тупая, - кивнула Мальвина. - О! Может, так: «А завтра слышишь гроба скрип»?
        - Быстро соображаешь, - оценил Виктор. - Но не в ту сторону. Мертвые не слышат никаких скрипов. Лежат себе и лежат в земле.
        - Или возносятся на небо.
        - Ну, или так, - сказал он, чтобы не спорить по пустякам. - Кроме того, там есть слово «лишь», а оно всегда лишнее, на нем это написано. Это мусор, от него необходимо избавляться.
        - Но ты сам его постоянно говоришь!
        - Мне можно. Да, у меня речь не идеальная, но я себя в пример и не ставлю. Зато я точно знаю, что хорошо, а что плохо. - Полагая, что разбор окончен, Виктор вернулся к поеданию омлета-пиццы. - Вкусно! Очень-очень вкусно!
        Несколько секунд Мальвина терпела, потом выхватила у него вилку.
        - Дальше! - потребовала она.
        - Погода, место, люди вокруг - всё это какая-то серость, - проговорил Сигалов, собирая со стола разлетевшиеся кусочки. - Но главное даже не это. Что я должен был почувствовать, оказавшись в толпе?
        - Единение, общая идея, даже братство.
        - Братство… - задумчиво повторил он. - Там стоит стадо баранов и что-то орет в пустоту. Вот и все мои ощущения. Зачем мне брататься с какими-то остолопами?
        - Ты не понимаешь, что такое подростковый протест.
        - Это ты, девочка, не понимаешь, - по-стариковски продребезжал Виктор. - А я до сих пор натуральный подросток. И уж я-то знаю, на что меня можно поддеть, а на что нельзя.
        Он сердито забрал свою вилку и быстро закидал в рот остатки еды.
        - Дальше, - упрямо произнесла Мальвина.
        - Мне проще переделать, чем перечислить все ошибки.
        - Да ну… - Мальвина сообразила, что он не шутит, и смутилась. - Ты будешь редактировать скрипт, в котором…
        - В котором говорится о вреде скриптов, как это ни смешно.
        - Ну, если тебе не трудно… А много это времени займет?
        - Часик, наверно.
        - Правда? Я думала, там адова работа. Когда я сама…
        - Это твой первый скрипт? - Сигалов подпер щеку кулаком.
        Мальвина покраснела.
        - Ну перестань, - заулыбался Виктор. - Творчество - это последнее, чего нужно стесняться.
        Она продолжала краснеть - и молчать. Затем встала, взяла обе тарелки и унесла их на кухню.
        - Нет, у тебя не получится! - крикнула Мальвина через отсутствующую дверь.
        Сигалов перевел дыхание. Он уже было решил, что вот оно началось - то, из-за чего она уйдет. То, что нельзя описать словами, потому что невозможно объяснить. То, чего Виктор никак не мог понять, но по привычке назвал драйвером. Когда Мальвина поднялась с тарелкой в руках, у него всё поплыло перед глазами, а она просто пошла мыть посуду. Значит, еще не время.
        - Почему не получится? - запоздало спросил он.
        - Ты прохладно относишься к идее Движения. Ты не сможешь вложить в скрипт эмоции.
        - Я к любым идеям отношусь прохладно, - заявил Виктор. - Но работать мне это не мешает. Ты там была?
        - На демонстрации? Да, конечно. По собственным впечатлениям и скреативила.
        - Помнишь мужика в клетчатой шапке? Он стоял слева от тебя.
        Мальвина заглянула в комнату:
        - Ты тоже с ним знаком?
        - Я его видел в офисе «Гипностика», какой-то средний менеджер. А вот ты-то его откуда знаешь?
        - Он представитель компании, - буднично ответила Мальвина.
        Виктор вышел к ней на кухню.
        - Поясни-ка, - попросил он.
        - Человек из «Гипностика». Координирует, помогает. Наши ребята яркие, но все какие-то несобранные. Когда нужно что-то организовать, они пас. В любом деле нужны специалисты, на одном энтузиазме далеко не уедешь.
        - Значит, для тебя не секрет, что ваши главные активисты получают в «Гипностике» зарплату.
        - Я и сама на премию рассчитывала. - Мальвина невинно улыбнулась. - Когда борешься с чумой, все методы хороши. Они думают, что они нами играют, а на самом деле наоборот.
        - Ты уверена?
        - Скоро Движение о себе заявит. Сам увидишь.
        - Ты ведь тоже не идейная, - покачал головой Сигалов. - Вот написала свой первый скрипт. Для дебюта, кстати, очень неплохо. Написала - и никто не умер, все целы. А если будешь думать о том, что тебе по-настоящему нравится, то получится еще лучше, обещаю. И ты почувствуешь, как это здорово.
        - А ты с чего начинал? Наверно, это было давно?
        Виктор нахмурился. Если рассказать Мальвине про детский набросок под названием «Окунись в Ад», который непостижимым образом свел их вместе, то расставание будет скорым - кому охота связываться с полоумным?
        - Так давно, что уже и не помню, - вздохнул он.
        - Вначале я хотела писать. Ну, ручкой по бумаге, как раньше.
        - Это никому не нужно. И тебе тоже.
        - Я знаю. Но если бы мы родились лет сто назад…
        - Или даже пятьдесят, - поддержал Сигалов. - Тогда все морфоскриптеры были бы писателями.
        - А что, если писать и потом превращать это в скрипты?
        - Не конвертируется, - отрезал Виктор. - Сама идея на поверхности, да: столько уже создано фильмов, игр, книг - бери да перекладывай на скрипты. Но не перекладывается ни черта. Там другая структура. Там всё уже решено, все пути выбраны. В скрипте пользователь - соавтор сюжета, а в книге он бесправный юзер. Читает то, что ему написали, и ни шага в сторону. Человека угнетает, когда у него нет выбора.
        - Какой еще выбор? Нужно следить за мыслью автора.
        - Вот это людям и не нравится. Выбор обязательно должен оставаться или хотя бы иллюзия выбора.
        - Но писателю видней, кого в какую сторону вести!
        - А потребителю видней, что потреблять, - парировал Сигалов. - Книжки ведь никто не сжигал, их просто забросили. Давай будем винить в этом всё человечество? Конструктивный подход.
        - А если… - Мальвина, прищурившись на солнце за окном, с детским упорством продолжала фантазировать. - А если мы добавим в классические тексты интерактив, которого так жаждут твои любимые потребители?
        - И где мы возьмем контент для кучи альтернативных сюжетных линий? Додумаем за Шекспира, что было бы, если бы Гамлет вернулся домой раньше и если бы у его отца не было братьев? А в третьем апдейте проекта пришлось бы женить его на Джульетте? С играми было бы полегче, там выбора навалом, но там нет глубины. Одним словом, тупиковый путь. Когда-то это казалось перспективным направлением, но как только перешли к реализации, всё сразу и закончилось.
        - Ну и не надо. Буду креативить про животных, - обиженно сказала Мальвина. - Кошечки, собачки и вот это всё.
        - Такого креатива полно, но он интересует только людей с причудами.
        - Почему?
        - А ты представь, каково быть собакой. Вот ты - собака. Что ты можешь? Бегать, лаять, кусаться. Всё.
        - Охотиться!
        - Охотится человек. А для собаки охотиться - это снова бегать, только не по газону, а по болоту за подстреленной уткой. Может, один раз это интересно… Не знаю, не пробовал. Зато подумай, что такое охота для человека. Хошь - в утку стреляй, хошь - в собаку, хошь - в друга. Огромный выбор возможностей.
        - И еще - хвост! - добавила Мальвина. - Собака может вилять хвостом, а человек нет.
        - И вот ради этого, чтобы повилять хвостом, ты собралась создавать скрипт? Да-а, не быть тебе коммерческим директором «Гипностика».
        - Все мечты мне порушил! - Она пихнула Виктора кулаком в живот и пошла в комнату. - А сам-то мечтаешь хоть о чем-нибудь?
        - У меня всё гораздо хуже, - ответил Сигалов, плетясь следом. - Моя мечта уже сбылась. Без меня.
        - Ну и что? Никогда не поздно…
        - В моем случае - поздно.
        - Да почему же?! - спросила Мальвина, с ходу бросаясь в постель. - Всё можно повторить!
        - Согласен. Но не всё. Повторить мою мечту - это как изобрести второе электричество. Второе не нужно.
        Виктор остановился у кровати, и Мальвина, легко угадав его намерения, натянула футболку ниже.
        - Не-не, попозже, - заявила она. - Я просто так, поваляться. А о чем мечтал-то?
        - Извини, я не могу сказать.
        - Ну во-от… Почему не можешь? Смеяться не буду, обещаю.
        - Не будешь. Но я всё равно не могу.
        - Это связано со скриптами?
        - Связано, - помедлив, ответил Сигалов.
        - И почему это секрет?
        - Да не то чтобы секрет… - Он сел на угол кровати и погладил Мальвину по пятке. Та хотела отдернуть ногу, но не стала. - То, о чем я мечтал, было несбыточным. Это нельзя было сделать. А потом оказалось, что кто-то уже сделал. И не абы как, а в сто раз лучше… в миллион раз лучше, чем вышло бы у меня.
        - Это, наверно, печально… Но я ни фига не поняла!
        - Представь, что я хотел написать рассказ. Про жизнь. Вообще про всё на свете.
        - Ну…
        - И вдруг оказалось, что это уже написано. И не рассказик, а целый роман. Огромный такой романище на миллиард страниц.
        - Только что говорил про миллион. Теперь миллиард? И кто мог осилить такое дело?
        - Я не в курсе. Но там, конечно, не один человек трудился. Не важно, сколько их, главное, что они сделали эту работу. Они ее закончили.
        - И тебе грустно?
        - Я сам пока не понял, грустно мне или как… Но не весело, это точно. Короче, давай к нам, в скриптеры! - предложил Сигалов, незамысловато меняя тему.
        - Будешь меня консультировать?
        - А что! Опыт имеется.
        В голодные времена Сигалову приходилось зарабатывать и этим тоже. За последнюю пару лет начинающих скриптеров поубавилось, а раньше их было пруд пруди, и шли в начинающие все кому не лень. Виктору почему-то попадались в основном сорокалетние дядьки, споткнувшиеся о кризис среднего возраста. Дядькам хотелось что-то изменить, и они предсказуемо начинали менять всё, кроме самих себя. Их креативы никуда не годились, но говорить об этом в лицо было не принято, да и нелогично: чем дольше ты возишься с человеком, тем больше он тебе платит. Занимаясь консультациями немолодых дарований, Виктор стремился пройти между Сциллой жадности и Харибдой совести, чтобы вытянуть из учеников столько денег, сколько они готовы были потратить без ущерба для семейного бюджета, но при этом не сильно их обнадежить. В принципе, он был одним из самых честных в этом бизнесе. Аркаша Аверин, человек без комплексов, до сих пор доил особо талантливых учеников предпенсионного возраста.
        Но с Мальвиной всё было иначе. У нее должно было получиться, Виктор искренне в это верил.
        - Нет, Витя, - сказала она. - Не стану я сочинять никаких скриптов. Этот был первый и последний. Такая тоска… Побаловалась, и хватит.
        - А в Движении не тоска? - Сигалов произнес это жестко, пожалуй, даже слишком, но Мальвина не заметила или не подала вида.
        - В Движении… там вечное движение, - ответила она. - Там всегда интересно, там жизнь.
        Виктор почувствовал не то зависть, не то ревность. Скорее, всё вместе. Ему хотелось, чтобы Мальвина говорила такое о нем, только о нем и ни о ком больше.
        - В Движении жизнь, - выдавил он. - А в других местах?..
        - А вы, скриптеры, странные. Считается, что вы нормальные, что это мы отщепенцы, но ведь на самом деле наоборот. Мы встречаемся на свежем воздухе, мы общаемся. Нас не очень много, но мы вместе, и мы дружим. А вы - вроде как деятели культуры, важная часть общества, но при этом вы сидите, как хомяки, по домам в одиночестве. Несчастные, недобрые создания. Грызетесь всё время, в открытую или по-тихому. Всё это как-то некрасиво, не достойно творческих людей. Да половина из вас о творчестве и не слышала даже. Триггер, драйвер, мотивация, петля, развилка - это что? Это и есть ваше вдохновение? По-моему, это какие-то инструкции, чертежи. Вы завод по производству говна, Витя. И мне, наверно, пора, - добавила она буднично.
        Огорошенный Сигалов не шевелился, лишь скосил глаза на ладонь, когда из нее выскользнула нога. Мальвина начала собираться, разыскивая по комнате брошенное белье. Когда она всё это снимала, сложить вещи аккуратно не было времени.
        Виктор тяжело поднялся с кровати и пересел ближе к рабочей станции. Мальвина попыталась забрать свою карту памяти, но он твердо отвел ее руку. Он должен был сделать то, что обещал.
        Правка скрипта заняла не час, как он думал, а меньше десяти минут. Материала было мало, перекраивать оказалось нечего. Виктор начал с того, что удалил менеджера из «Гипностика». Тот хотел быть незаметным, и теперь его не мог заметить никто. Так было лучше и для «Гипностика», и для Движения. Виктор работал честно, это был вопрос творческого самолюбия, что бы там ни говорила взбесившаяся девица. Он прояснил погоду и обозначил локацию так, чтобы каждый мог увидеть в ней что-то знакомое. Орущую толпу он напитал позитивом и уверенностью - к таким парням хотелось присоединиться, хотелось делать с ними одно общее дело. А вот кричалку он редактировать не пожелал: дурацкое должно было остаться дурацким.
        Мальвину Виктор догнал уже в дверях.
        - Держи. - Он запихнул ей в сумочку оранжевую карту с перезаписанным скриптом. - Заслужила.
        Она не сразу поняла, о чем это он. Но когда поняла, бросилась выцарапывать глаза, Сигалов еле отбился.
        - Ну и сволочь же ты… - тяжело дыша, проговорила Мальвина.
        - Ты ведь за этим и приходила. Разве нет? Мы оба неплохо поработали, я считаю.
        - Что ты несешь?!
        - Пельмени. - Он показал большим пальцем за спину, имея в виду холодильник. - Останутся одни пельмени и пакет сока. Сок - возможно, останется, - уточнил Виктор. - А возможно, и нет. Так и вышло: пельмени, сок. Холостяцкий запас! - спохватился он. - Это ты сказала, не я. Получается, ты заранее знала, что бросишь меня. И зачем приходила? Кривой скрипт на халяву поправить? Получите, распишитесь, мне не трудно. Только записочка… Ха! Где записочка? Так и не написала? Что же ты, а?.. Неурядица! Нестыковочка!
        Он вдруг осекся. Записки-то и вправду не было. Ни записки, ни рамки он так и не увидел.
        - Да пош-шел ты… - брезгливо протянула Мальвина и ушла сама.
        Виктор продолжал стоять в прихожей, кусая губу, пока рот не наполнился кровью.
        Эпизод 13
        - Я знал, я же знал… - Сигалов, окуная пальцы в виски, поднял стакан и безучастно прихлебнул, лишь немного поморщился, когда защипало прокушенную губу.
        Шагов смотрел на друга с состраданием и с мыслями о том, что спать его придется положить у себя, а значит, все планы на вечер летят под откос, и хотя часы показывали всего лишь полдень, остаток дня был уже известен, то есть потерян полностью. Виктор таким и пришел - уже готовым. Трезвым, но невменяемым.
        - Да правильно она всё сказала! - проныл Сигалов. - Но зачем так грубо? Ведь ничего же не изменишь!
        Алексей понятия не имел, кто и что сказал Виктору, но уточнять опасался, - товарища и так было не заткнуть. Формально Сигалов был не особо-то пьян: из бутылки «Джека», которую он притащил с собой, отпили совсем немного, остальное он принес внутри - и русскую тоску, и творческий кризис, и проблемы с девушкой. Букет такой, что врагу не пожелаешь. Шагов решил безропотно пережить сегодняшний день, чего бы это ни стоило. Когда-нибудь ему и самому могла понадобиться жилетка для пьяных слез.
        - Нас с ней свела судьба, это же очевидно! - заявил Виктор. - Просто многие на такое не обращают внимания, а я послушал. И оказался прав: всё сошлось. Только зачем?! Зачем это было? И ведь заранее всё знал… Но вместо того, чтобы предотвратить, просто ждал и сам же подталкивал, получается.
        - Вить, если хочешь, чтобы я поучаствовал в нашем с тобой разговоре, проясни хоть малёхо, - не выдержал Алексей.
        - Я знал, что она уйдет.
        - Мальвина твоя? Откуда же ты знал?
        Сигалов молча повозил по столу недопитый стакан.
        - Не важно, - вздохнул он, озлобленно щурясь куда-то в сторону. - Знал.
        - Или тебе так казалось?
        - Знал! - рявкнул Виктор. - Считай, цыганка нагадала.
        - Ты совсем рехнулся?
        - Забудь… Ей нужно было, чтобы я исправил скрипт. Только это, больше ничего. Ну, я исправил. Всё, конец истории. Но странно же… - торопливо добавил Сигалов, опровергая собственное утверждение о том, что история закончилась. - Странно: там работы было немного, ерунда. Это любой может сделать за копейки. Для чего было столько усилий? Что в итоге-то? Пришла - и ушла.
        - Как сказал бы один мой знакомый, всемирно известный морфоскриптер Витя Сигалов: «Любовная линия в этом креативе хромает на обе ноги». - Шагов неловко помолчал. - Не получилась шутка, ладно.
        - Был бы это креатив, я бы сделал как положено. Она попадает в беду, он ее спасает, и всё идет по плану. Как на заводе… - усмехнулся Сигалов. - Но это же не скрипт, Лёха. Мне не нужна логика, мне нужна эта сумасшедшая. Вместе с ее тараканами, не важно, всех прокормим. Я ее искал, как смысл жизни, думал - вот сейчас всё изменится. Найду ее и сразу что-то пойму. О себе, обо всём… Но некоторые мечты должны оставаться мечтами. Потому что когда они сбываются, ты вдруг видишь, что дальше ничего нет… Я так и не понял, зачем я ее искал. Какую роль она могла сыграть в моей жизни?
        - Не хочу быть занудой, но вот смотри: сначала ты мне объясняешь, что это не скрипт, а жизнь. И тут же спрашиваешь про какие-то роли. Какие роли, Вить?! Давай по последнему стакану, и баиньки, - предложил Алексей, с надеждой косясь на часы: возможно, у хорошего вечера еще были шансы.
        - По стакану! - одобрительно отозвался Сигалов. - И я пойду разберусь с твоей поделкой. Мне надоело это дешевое шапито. Апельсины у них там рассыпались, видишь ли! Я его сейчас по винтикам раскурочу, ясно?
        - Ты опять в этот скрипт собрался? - упавшим голосом спросил Шагов. - Тебе вздремнуть бы.
        Виктор безапелляционно набулькал по полстакана.
        - Как дела на работе? - Алексей попытался переключить товарища на другую тему.
        - Никак, - мотнул головой Сигалов. - Это уже без меня.
        - В смысле?..
        - Ну всё, - недоуменно произнес Виктор. - Больше никакой работы… в этом месте. Пойду в «Гипностик», впрягусь в большой проект каким-нибудь пятым колесом, а дальше видно будет. Что-нибудь свое сочиню, уже соскучился. Вот только со скриптом твоим уточню кое-что.
        - Зачем же ты ее бросил-то, дурак, такую работу!
        - Затем, например, что я даже поговорить о ней не могу. Ни с тобой, ни с братанами-скриптерами, ни с Мальвиной… - Виктор вспомнил, что с ней он не поговорит уже ни о чем, и болезненно сморщился. - Это бункер, а не жизнь, понимаешь?
        - Кому-то и в бункере сидеть надо. За такие-то деньги.
        - По-любому проехали. Работы больше нет.
        - Что еще отрезать успел?
        - А больше-то и нечего. Вернулся к привычному состоянию. Или нет, хуже… Раньше не было ничего, зато был мир в душе. Теперь ни того ни другого.
        Сигалов посмотрел стакан на просвет и выпил всё тремя большими глотками. Алексей раздосадованно цыкнул и присоединился. Похоже, перспективный вечер всё-таки был похоронен, и это стоило хотя бы отметить.
        - Она ведь могла меня попросить по-человечески, - сокрушенно произнес Виктор. - Могла попросить нормально, без всяких. Исправил бы я этот скрипт, боже мой! Просто так, за ее красивые глаза. Не надо было, вот не надо было ей в обмен на десять минут моей работы… - замолчав на полуслове, он вновь потянулся за бутылкой.
        Выслушивать всё это по третьему кругу Алексей уже не мог. Он сделал вид, что о чем-то вспомнил, и вышел на кухню. Чтобы не стоять там без дела, Шагов заглянул в холодильник, достал замороженный шашлык и бросил его в микроволновку. Если остановить Сигалова было невозможно, то хотя бы заставить его закусывать… Впрочем, Алексей подозревал, что и это не поможет.
        Шагов с тоской посмотрел на часы - не было еще и двух.
        - О чем скрипт? - спросил он с кухни.
        - Да ни о чем. Стоят болваны, скандируют стишки о вреде скриптов.
        - Скрипт о вреде скриптов? - усомнился Алексей.
        - Во-во. Я так и сказал. А она мне: мы боремся с чумой методами самой чумы. Или как-то так, не помню.
        - С чумой они борются, вот оно что! - Шагов ради такого дела не поленился вернуться с кухни. - Она у тебя из Движения, что ли?
        - Я толком не понял. Вроде да.
        - Как тебя угораздило? - Алексей засмеялся от удивления. - Они же… Там же один сброд! Мне кажется, они даже не моются, я видел пару таких.
        - Где ты их видел?
        - Они каждый день у нашего офиса дежурят с плакатом.
        - А что на плакате?
        - Я должен это читать? Зажимаю нос и прохожу мимо.
        - Нет, Мальвина совсем не такая.
        - Спасибо, успокоил. Значит, блох с тебя не напрыгает, пока тут сидишь?
        - Не должно… И ты садись, выпьем.
        - Я шашлык стерегу, - отбрехался Шагов.
        - Ну как хочешь. А мне тогда за двоих придется. И сразу в скрипт. Станция чего выключена? Врубай! Я сейчас… - Виктор взял бутылку, но в кармане загудел коммуникатор. Секунду он размышлял, доставать ли трубку, и если да, то как отделаться от Коновалова, потому что, кроме куратора, звонить было некому.
        Поставив бутылку на место, Сигалов сунулся в карман. Звонил не куратор, а Туманов, и это его сразу насторожило.
        - Да, Егор, - сказал Виктор. - Как здоровьечко у симулянтов?
        - Сегодня выписываюсь, - вяло ответил Туманов. - То есть хотел выписаться. Уже почти что выписался…
        - Любишь ты нагнетать. Покороче можно?
        Алексей уже шел к столу, с ужасом представляя, как пьяное тело развалится у него в кресле и будет виртуально разбираться с виртуальным миром, а потом, скорее всего, потребует допить виски и выслушать десяток новых историй. Но неожиданный звонок воскресил его надежду на благополучное разрешение. Он остановился на полпути и невольно прислушался, хотя голос абонента, оторвавшего Сигалова от «Джека», издали разобрать было нельзя.
        - Егор, что случилось-то? - спросил Виктор.
        - Врач нашел у меня кое-какие осложнения, - доверительно сообщил Туманов. - Ему пришлось.
        - Это я уже понял. А причина?
        - Мила пропала. И меня это почему-то напрягает. Звонил Аверин недавно, я от него и узнал. Они собирались встретиться, он ей совместный проект хотел предложить. От такого Неломайская никогда не отказывалась. Ну не в том смысле, конечно…
        - Да понял, не объясняй! - перебил Сигалов. - Дальше-то что?
        - Если Мила обещает приехать, то она приезжает. Она не обламывает. Тем более когда сама заинтересована. И поэтому я подумал…
        - Ясно, о чем ты подумал, - мрачно произнес Виктор. - Но это глупость. Нам всем теперь бояться, что ли? Всем по больницам прятаться? В новостях же сказали: с Лавриком вопрос решен окончательно. Ты сам слышал.
        - А если вранье? И поименно их не перечисляли, конкретно про Лаврика ничего не известно. Короче, Аверин обзвонил человек десять. Никто не в курсе, где Мила. Но ведь она никогда не пропадала, вот я и подумал про Левашова с Максимовым. Они так и не объявились. Всё, с концами…
        Определенный смысл в беспокойстве Туманова был: Сигалов не видел мертвого Лаврика в лесной избушке. Однако версия о том, что главарь не просто выжил, а сразу сколотил новый творческий коллектив и вернулся в бизнес, выглядела довольно безумной.
        - И чего ты от меня хочешь? - после паузы проговорил Виктор.
        - Не знаю, - растерялся Егор. - Просто предупредил. Если есть возможность, сваливай из города, потому что во второе сотрясение мозга Лаврик вряд ли поверит.
        - Ладно, спасибо.
        Виктор набрал номер Майской и выслушал от оператора длинный список причин, по которым абонент может быть недоступен. Плюнув, он соединился с Авериным. Тот, в отличие от Егора, взволнован не был. Разве что слегка разочарован.
        - Исчезла, - подтвердил Аркадий. - А тебе Неломайская зачем нужна?
        - Мне она не нужна, - сказал Виктор. - Я сейчас с Тумановым разговаривал.
        - А ему зачем? - быстро спросил Аверин.
        - Ему тоже незачем. Он для тебя ее разыскивал.
        - И поэтому ты решил спросить у меня же?! У тебя как вообще с головой?
        - Не ори, я пьяный, - пробормотал Сигалов.
        - Счастливчик. А я вот весь упаханный. Думал, Неломайскую подтянуть: и помощь в работе, и параллельно сам знаешь чего. Ну не судьба, наверно. Я ей, дуре, рамку в подарок приготовил. Она же их собирает. Ну, старинная рамка, туда фотку вставляют. Из дерева. Я имею в виду, не фотка из дерева, а рамка, - пояснил Аверин.
        Виктор медленно раскрыл рот и ударил себя по колену.
        - Рамка! - крикнул он во весь голос.
        - Ты что там, Сигалов? На ежа сел? - спросил Аркадий.
        - Нет, я уже сижу. И это хорошо!
        Не прощаясь, Виктор разъединился и посмотрел на испуганного Шагова, затем перевел невидящий взгляд на бутылку и завороженно покачал головой.
        Рамка с прощальной запиской от Мальвины не могла попасть к нему на стол. И без записки не могла тоже: Сигалов отдал ее Неломайской - давным-давно, он даже не мог припомнить, сколько лет назад. Это не считалось подарком, рамка была не новая, поцарапанная, но Майской она понравилась, и Виктор сказал: «Забирай, мне не нужно».
        Сигалов поднялся и сделал один нетвердый шаг, но был вынужден схватиться за спинку стула, иначе ноги не удержали бы. Пока он сидел, ему казалось, что он в норме, но как только встал, выяснилось, что норму он давно перевыполнил.
        Виктора повело в сторону, Шагов едва успел подскочить и усадить его обратно на стул. На кухне затрезвонила печка.
        - Не падаешь? - спросил Алексей. - Вот и не падай. Может, всё-таки поешь?
        Сигалов посмотрел на трубку у себя в руке. Экран покачивался и разъезжался сразу в три стороны, Виктору пришлось изрядно напрячься, чтобы отыскать у себя в списке номер Коновалова.
        - Сергей Сергеич? - еле ворочая языком, спросил Виктор. - Нет, Юрий… Юрий Игоревич. Да?
        - Рад слышать, - бодро отозвался куратор. - С вечера не просыхаешь?
        - Я приеду. Можно? Сейчас.
        - Уже не ждал. Выписал тебе выходной за ударный труд.
        - Я не собирался ехать. Сегодня не собирался. Завтра тоже. - Сигалов мучительно растер ладонью лицо. - Никогда не собирался к вам больше.
        - Спасибо, что извещаешь заблаговременно. Образцовый сотрудник, побольше бы нам таких, - с железным спокойствием проговорил Коновалов.
        - Короче! Юрий… Сергей…
        - Зови как тебе нравится.
        Виктор устал фокусировать мысль, тем более что у него это не получалось, и решил идти кратчайшим путем.
        - Провокация, - объявил он. - Я нашел провокацию.
        - Уверен?
        - Я сейчас пьяный, не стану спорить. И мне немножечко стыдно. Да. Хотя это не ваше дело. Но… Игорь Сергеевич, - наконец-то вспомнил Сигалов. - Я ее нашел. Это провокация. Точно. Это ошибка Индекса. Я всё объясню. Я приеду. Меня пустят?
        - А ты сможешь? Судя по голосу, ты в дрова.
        - Смогу. Какие дрова?
        - Не важно. Хорошо, что принимаешь проблемы компании близко к сердцу.
        - Это еще и личное дело.
        - Индекс - для всех личное дело. Жду тебя.
        Сигалов с облегчением выдохнул.
        - Ну и куда ты сейчас попрешься? - спросил Алексей. - И главное, как?
        - Легко.
        Виктор снова встал, рывком отодвинул от себя стул, нацелился на дверь и пошел по прямой. До прихожей он добрался, ни разу не споткнувшись.
        - Ботинки надень, чучело! - бросил ему в спину Шагов.
        Сигалов не знал, как он доехал до офиса. Видимо, по дороге он отключился и вздремнул. Протрезветь он не успел, но на ногах держался значительно лучше. У подъезда он увидел девушку в белой блузке и черной юбке - и с тугим пучком на голове. Это была та самая фокусница, и она явно кого-то ждала. Виктор хотел незаметно пройти мимо, но девушка сразу пошла навстречу. В левой руке она держала бутылку минералки, а в правой бейджик.
        - Здравствуйте, Виктор Андреевич, - пролепетала она, не глядя ему в глаза. - Вас велели встретить.
        Сигалов благодарно принял холодную бутылку, немедленно к ней присосался и глотал воду до ломоты в горле. Бейджик тоже был кстати, свой Виктор оставил дома. Чуть отдышавшись, он допил минералку, бросил бутылку в урну и молча пошел к дверям. Девушка тихо шла рядом.
        - Виктор Андреевич, вы извините меня за прошлый раз, - сказала она. - Я просто не подумала. Меня не предупредили, кто вы и как много вы значите для нашей компании. Меня Ольгой зовут… Да и вообще, ни с кем так не надо шутить, вы правы. Это было глупо.
        - Оля… - Сигалов медленно развернулся. - Это ты, Оля, извини. Я иногда реагирую… не очень адекватно, с перехлестом. Меня на рубль обижают, а я в ответ на сотню. Не знаю, откуда это во мне и почему так происходит… - Виктора захлестнуло раскаяние, он понял, как много всего нужно сказать и объяснить, но вдруг сообразил, что разговаривает не с Мальвиной. - Мир, Оля… - буркнул он, поправляя на груди новый бейджик.
        В лифт они вошли вместе и встали как в прошлый раз: Ольга лицом к дверям, а Виктор у правой стенки. От этого чувство неловкости вернулось, но уже в каком-то другом качестве. Сигалов с девушкой коротко переглянулись, оба потупились и одновременно прыснули.
        - Как называется это место? - неожиданно спросил Виктор.
        Ольга вздернула бровки:
        - Никак.
        - Оль, так не бывает. Когда ты разговариваешь о работе с подругами или дома…
        - Я ни с кем это не обсуждаю, - заверила она.
        - Ну а здесь, когда вы собираетесь попить кофе, посплетничать. Должно быть какое-то слово, которым вы обозначаете компанию.
        - Закат?
        Сигалов не понял, что это - ответ или вопрос.
        - Закат? - переспросил он.
        - То самое слово. Но в документах его нет, это жаргон.
        - Почему именно Закат?
        Ольга пожала плечами:
        - А почему Сони или Гугл? Кто-то так решил, остальные не задумываются.
        Лифт завершил свои неведомые секретные процедуры, и двери раскрылись.
        - Дальше я сам, провожать не надо, - сказал Сигалов, направляясь к кабинету Коновалова.
        - Вам не туда. Игорь Сергеевич у Керенского, они вас ждут вдвоем.
        - Понял… - отозвался Виктор и, предчувствуя неприятное, пошел по другому коридору.
        - Кто звезданул? - поинтересовался Коновалов, глядя на его опухшую губу.
        - Сам себя, - выдавил Сигалов.
        - Бывает - Куратор отступил в сторону, как бы заново представляя начальству сотрудника.
        Керенский сидел за столом и назойливо трогал свои смоляные усики, словно проверял, не отклеились ли.
        - Главное, не превращать в традицию, - заметил он, не уточняя, что имеется в виду: губа или пьянка. - Делитесь, Виктор. И присядьте, а то у меня голова кружится на вас смотреть.
        - Вы будете смеяться, Сан Саныч, - начал Виктор, нащупывая коленом стул.
        - Сомневаюсь.
        - Дело в том, что если бы я не выпил, я бы и не догадался, - нагло соврал Сигалов. - Бывают такие моменты, вроде как замыкания в мозгу… Или просветления… - Он послушался совета и уселся. Сразу стало легче.
        - Или всё-таки замыкания? - уточнил за спиной куратор.
        - Трезвым я бы не стал об этом думать, - ответил Виктор, безуспешно пытаясь повернуть голову на сто восемьдесят градусов. - А теперь я всё выясню за минуту. За полчаса максимум. Мне только нужно загрузить другого персонажа. Как тогда, с Зубаткиным.
        - И кого же? - осведомился Керенский, продолжая поглаживать усы.
        - Есть одна женщина. Мила Майская. Не уверен, что это ее настоящая фамилия, но…
        - Бабой побыть захотелось, - со значением прокомментировал Коновалов. - Что ж, опыт занимательный. Лишь бы, как сказал Александр Александрович, в привычку не вошло. Только зачем тебе Индекс? Таких скриптов навалом, да ты и сам за вечер справишься.
        Сигалов понял, что ему не верят, и это показалось самым обидным. Захотелось грохнуть кулаком по столу и порвать на груди футболку. Подумав об этом, Виктор осознал, что до сих пор пьян.
        - Вы решили, что я всю ночь квасил, - тихо произнес он, - а в обед спохватился и приехал на работу, а чтобы не получить по шее, сочинил легенду.
        - Я Александру Александровичу примерно об этом и говорил, только у меня получилось в три раза длиннее. А ты отлично сформулировал, мастерство еще не пропито.
        - Вы требовали от меня найти в Индексе ошибку. Я загружал его уже раз… два… три… - прошептал Виктор, загибая пальцы. - Четыре раза! Всё без толку! И вот я говорю вам, что наконец-то нашел, а вы…
        - Не в Индексе нашел, а в реальности, - издевательски вставил Коновалов.
        - Да! Я нашел противоречие между реальностью и прогнозом. - Снова не сумев обернуться к куратору, Сигалов встал со стула и примостился в свободном углу кабинета. Так он, по крайней мере, видел, с кем разговаривает. - Хоть вы, Игорь Сергеевич, и не рекомендовали мне выяснять свое будущее, но… уж простите, слаб человек! Вы же знали, что я всё равно пойду про себя смотреть.
        - Конечно, знал.
        - И что вы там про себя выяснили? - напряженно спросил Керенский.
        - Плюс двое суток, - сказал куратор, сопроводив ответ жестом, который мог означать «ничего страшного, всё под контролем».
        Виктор заметил этот начальственный междусобойчик и почувствовал себя неуверенно.
        - Мелкая деталь интерьера, - пояснил он. - Старая фоторамка. Я видел ее в прогнозе, но не придал этому значения. В тот момент я не помнил, что у меня ее давно уже нет. И значит, ее не могло быть в прогнозе. Индекс показал то, чего не может быть в принципе. Это провокация.
        - Другая фоторамка? - предположил Керенский.
        - Там был не условный предмет, а рамка совершенно конкретная, которая много лет валялась у меня дома.
        - Кто еще ее видел? С кем это связано?
        - Это касается только меня. Я уже говорил Игорю Сергеевичу: это личное. Я мог бы просто спросить у Майской, но ее сейчас нет в городе. Если я загружу Индекс от ее персонажа, я сразу всё узнаю. Она их коллекционирует, эти фоторамки. И я на девяносто девять процентов уверен, что моя рамка тоже у нее. Но остается еще один процент, потому что я мог что-то перепутать, в конце концов.
        Керенский снова пригладил усики - осторожно, кончиками пальцев - и опустил руку на стол, словно дал отмашку:
        - Ищите эту женщину и загружайте. Об итогах доложить.
        Пока Виктор с Коноваловым спускались на нижний уровень, куратор успел позвонить и распорядиться. Какие-то специальные люди бросились разыскивать отражение Неломайской в Индексе.
        - Мила Майская? - пробрюзжал куратор. - А Васильчикова Тамара Петровна - не угодно? Сорок два года от роду. Любовь ровесников не ищет, да, Витя? Или как там говорится…
        - У меня с ней ничего нет.
        - Ну конечно. Я ведь молодым никогда не был, родился сразу в шестьдесят. Ладно, не осуждаю. Как на мой вкус, сорок два - это очень даже. Заходи.
        В комнате с креслами был аншлаг, ни одного свободного места не оказалось. Куратор снова достал из внутреннего кармана трубку, снова с кем-то соединился и что-то выслушал в ответ.
        - В другую операторскую не пойдем, - сообщил он Виктору. - Здесь через минуту освободят. Сессии у всех короткие.
        На ближнем кресле заворочался и запыхтел тучный мужик с лицом мелкого чиновника. Пока он слезал на пол, а для него это была целая экспедиция, с красного носа и с мясистого уха на подголовник накапали две лужицы пота. Сигалов представил пахучий промокший обруч, и его передернуло.
        - Грузите ко мне, на первый номер, - приказал в коммуникатор Коновалов и пнул Виктора коленом. - Чего ждем?!
        На двух дальних креслах очнулись какие-то офицеры, выглядевшие более опрятными, но Сигалов подозревал, что перемена места отнимет лишнее время, поэтому улегся на отвратительно теплое после толстяка ложе с мокрой подушкой. Затем натянул на лоб сырой немуль и, убеждая себе, что в жизни есть вещи пострашней, подал куратору знак.
        Туманов был прав. То ли угадал случайно, то ли страх пробудил в нем нечеловеческую интуицию, но его беспокойство за Милу было не напрасным, и Виктор это увидел сразу.
        Глазами Майской он осматривал голые кирпичные стены без единого окна. В углу стоял десяток рабочих станций, собранных в автономную систему. Кому могло понадобиться такое нагромождение железа, если проще и дешевле было арендовать ресурсы в общей сети? Производителям нелегального контента, только им.
        Сердце заколотилось сильней, Виктор испуганно посмотрел вверх, вниз и снова по сторонам. Несколько неоновых ламп, бетонный пол, старая тахта - на ней он и сидел, вцепившись тонкими пальцами в края юбки. Комната казалась знакомой, хотя Сигалов был здесь впервые. Индекс использовал прием ленивых скриптеров: вместо подробного описания он транслировал только образ, который юзеры сами наполняли деталями из собственной памяти. Это мог быть подвал, а могла быть глухая подсобка на заброшенном заводе - всё что угодно. Мила не видела, куда ее везли, всю дорогу она провела с мешком на голове - значит, скрипту эту информацию взять было негде, и Виктор пребывал в том же неведении, что и персонаж. Здесь не было ни камер, ни микрофонов, но Индекс знал, что происходит в этом помещении, и строил модель действия, которая разворачивалась в поток реальных событий. Для того он и собирал свою базу данных, чтобы уверенно прогнозировать даже то, что находится за пределами известных ему локаций.
        В углу открылся бурый от ржавчины люк, почти неразличимый на фоне темной кирпичной стены. Секунду Виктор еще тешил себя надеждой, но за двумя крепкими парнями в подвал зашел Лаврик собственной персоной.
        - Время истекло, цыпа, - проникновенно сказал он. - Ты так и не научилась испытывать радость от наших скриптов? Люди креативили, старались, душу вкладывали, а ты к ним так небрежно… Ай-ай.
        Лаврик подобрал с пола немуль. Майская надела гаджет лишь на мгновение и больше к нему не прикасалась, - этот ужас и эту боль Виктор сейчас прочувствовал заново. Он понял, насколько женщине было тяжелее увидеть фантазии психопатов и ощутить себя частью карнавального ада.
        - Все бесполезны, - заключил Лаврик. - Жаль, но что поделать… Придется искать дальше. Слава богу, вас как грязи развелось. Кого-нибудь обязательно найду. А тебе - пока, цыпа.
        Он вяло помахал узкой ладошкой, и Сигалову на шею накинули сзади удавку. Второй громила сгреб его ноги и сел на них верхом, чтобы Мила не брыкалась. Виктор вскрикнул голосом Майской, и воздуха в легких осталось еще меньше. Впрочем, какая разница… Плетеный нейлоновый тросик впился в кожу так глубоко, что подсунуть под него пальцы было невозможно, и тем не менее Сигалов продолжал хвататься за горло, это была естественная реакция. В глазах помутнело, сверху наползала тьма. Предметы, скупо расставленные Индексом в неопознанном помещении, раздваивались и плыли. В пульсирующих шарах на столе угадывались то яблоки, то апельсины, то снова яблоки, но уже не красные, а зеленые. Швы кирпичной кладки постепенно сливались, будто впитывались в стену, а сама стена светлела и теряла красные оттенки - пока не превратилась в бетонную перегородку с потеками раствора на стыках. Большая бутылка питьевой воды то и дело меняла форму, стремясь к приземистому кубу с длинным горлышком, но вновь утрачивала грани и раз за разом проходила один и тот же круг метаморфоз.
        Лаврик внимательно наблюдал, как убивают Майскую. Это не доставляло ему удовольствия, но он желал удостовериться, что работа выполняется качественно. Второй помощник по-прежнему держал Сигалову ноги, хотя сил на рывок у того давно не осталось. Сквозь пелену Виктор всматривался в бугая, пытаясь понять, что происходит. Лицо парня неуловимо менялось, словно текло, - как и стена у него за спиной. Черты разных людей поочередно возникали и вновь исчезали, а иногда и наслаивались друг на друга, будто кто-то игрался с фотороботом, - и это позволяло Сигалову надеяться, что шансы на спасение еще есть. Когда у Милы остановилось сердце, она улыбалась.
        Сбросив немуль, Виктор хрипло вдохнул. Воздуха было много, его никто не отнимал, но Сигалов, как спасенный утопленник, продолжал делать торопливые шумные вдохи, пока от гипервентиляции не зазвенело в ушах.
        - Это не настоящее, это прогноз! - воскликнул он, хватая Коновалова за рукав. - Прогноз, да?
        - Не кричи, во-первых, - прошипел тот. - А во-вторых, я не знаю. Какая разница, если рамку ты отдал давно, как утверждаешь.
        - Не рамка! Не об этом!.. Просто скажите: настоящее или нет.
        Коновалов с неудовольствием оттопырил лацкан пиджака, извлек коммуникатор и с кем-то коротко переговорил.
        - Прогноз, - ответил он. - Здесь было уже настроено, и они не стали менять точку загрузки…
        Дальше Виктор не слушал. Он еле сдерживался, чтоб не пуститься в пляс, и опасался лишь одного: близких слез. Хотя и слезы были не так страшны, если хлынут - пусть. Его разрывало от счастья, он даже не думал, что способен так сильно радоваться спасению Милы, а на самом деле, оказывается, Тамары - да и ладно, неужели это важно? Впереди была неимоверная работа по поиску локации, где ее держали всё еще живую. Тьфу, не локации, а места, при чем тут локация? Реальное место в реальном мире - его можно было найти, и Сигалов уже придумал, каким образом. Всего лишь загрузить Лаврика в качестве персонажа и установить, где он сейчас находится, а дальше - отправить туда полицию: задержать, допросить, пара пустяков! Сейчас же этим и заняться, прямо сейчас.
        - Игорь Сергеевич, с каким опережением это было?
        - Я не знаю.
        - Так узнайте! Скорее. Пожалуйста!
        - Ты утомляешь, Витя, - прорычал Коновалов, но просьбу всё же выполнил. - Опережение стояло отладочное, - сообщил он.
        - Какое?
        - Небольшое.
        - Какое?!
        Коновалов посмотрел на трубку.
        - Это уже не прогноз, а настоящее. Это происходит прямо сейчас. Погоди-погоди… - Куратор дождался, когда секунды на экране обнулятся, и сказал: - Вот теперь сбылось. Всё.
        Эпизод 14
        Виктор возвращался к Шагову, хотя и догадывался, что терпение друга на исходе. Однако он ничего не мог поделать, нужно было разобраться с ворованным скриптом раз и навсегда - с аварией пятилетней давности, с Мальвиной, наконец. Все ответы были там же, где и все вопросы, - в проклятом Лёхином скрипте.
        Шагов удивился бодрости Виктора, но никак не факту его возвращения.
        - А у меня кругом облом, - буркнул Алексей. - Так что давай сядем и допьем эту заразу. Я без тебя не трогал.
        - Нет времени, Лёха. В следующий раз - непременно, а на сегодня мне хватит. Заводи мотор.
        - Ты опять?! И надолго это? - с тоской спросил Шагов.
        - Думаю, что да, - серьезно ответил Виктор.
        Алексей включил рабочую станцию, бросил Сигалову немуль и вышел из кабинета. Виктор тоже не стал затягивать: плюхнулся в кресло, устроился поудобней, чтобы не затекли ноги, и натянул обруч.
        Капитан Коновалов зашуршал плащом, убирая коммуникатор во внутренний карман. Рыжий полицейский пригладил шевелюру, но это не помогло: волосы топорщились, искрились, отражались в потолке - и страшно раздражали Виктора, который спускался в этой кабине уже столько раз, что если сложить все отрезки вместе, получится шахта аккурат до преисподней. Так думал Сигалов, косясь то на рыжего, то на капитана. Больше делать было нечего - запертому в лифте, закованному в наручники, ему оставалось только ждать, когда кабина спустится вниз. А дальше будь что будет.
        Двери открылись. На площадке Виктор снова увидел скучного человечка с кожаным портфелем и кивнул ему, словно старому знакомому, - просто так, ради хохмы. И еле удержал челюсть, когда невысокий мужчина с тонкими усиками кивнул в ответ.
        Это был Керенский. Сигалов растерянно заморгал и протер глаза - не ради театрального жеста, а чтобы остановить тик.
        - Здрасте… - промолвил Виктор. - Какими судьбами?
        Он вспомнил, что сколько бы раз ни выходил из лифта, на первом этаже всегда стоял человек с усиками и портфелем. Керенский был в этом скрипте с самого начала - как и Коновалов. Еще до того, как Виктор познакомился с ними в реальности, они уже были здесь - оба, заранее.
        Керенский дождался, когда полицейские выведут Сигалова из лифта, и поманил Коновалова пальцем:
        - Капитан, я его забираю.
        Следователь казался в полтора раза шире, и по одному лишь повороту затылка было видно, как ему хочется сплющить мужичка с портфелем - и за фамильярный жест, и особенно за это вот «забираю».
        - Для начала представьтесь, - процедил Коновалов.
        Керенский, как факир, материализовал в руке удостоверение. Заглянув в черную обложку, капитан раздраженно вздохнул:
        - Я вас слушаю, господин полковник.
        Александр Александрович раскрыл портфель и двумя пальцами достал какой-то бланк с красной печатью. Коновалов опять вздохнул, выражая уже не досаду, а натуральное отчаяние.
        - Это подозреваемый в убийстве, между прочим, - сказал он без особой надежды.
        - Это важный свидетель, - возразил Керенский. - Сюда его. - Он снова поманил пальчиком, обращаясь уже ко всем.
        Коновалов положил тяжелую ладонь Виктору на шею и вынудил его по длинной дуге подойти к Александру Александровичу.
        - Примите в комплекте, - глухо проговорил капитан, протягивая Керенскому ключи от наручников.
        - Это не понадобится, снимите сейчас, - отозвался тот.
        - Под вашу ответственность, господин полковник?
        - Разумеется, капитан. Всё - под мою.
        Керенский проследил за тем, как полицейские снимают с Сигалова браслеты, выходят на улицу и грузятся в машины. После этого он простоял возле лифта еще минуту и, не разжимая губ, произнес:
        - Что это было, Виктор? Что за спектакль, я вас спрашиваю!
        - Это вы мне?! - тихо возмутился Сигалов. - Лучше объясните, почему вы с Коноваловым делаете вид, будто впервые друг друга…
        - Не понимаю, о чем вы. Давно знакомы с этим капитаном?
        Пользуясь тем, что руки оказались свободны, Виктор яростно почесал голову. Капитан Коновалов и полковник Керенский - вот кем были его начальники в этом скрипте. И здесь они друг друга не знали.
        - Пойдемте, Виктор. - Александр Александрович подтолкнул его под локоть, но нетребовательно, даже мягко. Совсем не как арестованного.
        - Куда? - поинтересовался Сигалов.
        - Да прекратите вы дурака валять, - прошипел полковник. - Или вы отпуск таким образом выклянчиваете? Отпуск не скоро, уже обсуждали. Пока не закончим, никаких отпусков. Понятно, лейтенант?
        После этих слов Сигалов заткнулся и безропотно вышел из подъезда. Керенский повел его вокруг дома к дальней парковке, где между мощными джипами стоял неприметный темно-синий седан.
        Александр Александрович устроился за рулем и велел Виктору сесть рядом. Первые пять минут ехали молча. Сигалов не задавал вопросов: он уже убедился, что в этом скрипте всё происходит не случайно, и достаточно просто подождать, как всё прояснится само. Или не прояснится.
        - Можете начинать, - сказал Керенский.
        Виктор тяжело сглотнул, сдвинул брови к переносице и с удвоенным вниманием уставился на дорогу.
        - Отчета не будет? - с иронией осведомился Александр Александрович. - Делитесь успехами, Виктор! А то я начинаю думать, что напрасно на вас положился.
        - Конкретизируйте вопрос, - осторожно проговорил Сигалов.
        - Вы точно издеваетесь. Я сам работал под прикрытием и знаю, что это такое. Но из образа надо иногда выходить, иначе рискуете так в нем и остаться. - Керенский свернул с проспекта и пояснил, будто бы это имело значение: - В контору не поедем, сделаем небольшой крюк. Место нейтральное. Заодно и пообедаем. Ну, что скажете, лейтенант? Есть новые фамилии? Послушайте, вы в Движении уже целый месяц, и рассказ про трех панков, который вы мне скормили на прошлой неделе, - это слабое оправдание для оперативника. Вы должны знать больше, намного больше. Или вы не справляетесь? Или вам вдруг расхотелось работать? Или - не вдруг? А, лейтенант?
        - Новые контакты есть, - выдавил Сигалов.
        - Много?
        - Шестнадцать, - ляпнул он.
        - Ну вот! А что же молчали-то? Давайте уже, выходите из роли застенчивого сочинителя. Сейчас посидим и расскажете подробней.
        Полковник снова повернул, и машина подкатила к началу пешеходной зоны. Старый переулок изгибался право и вверх. За исключением сувенирных лавок, здесь были только рестораны.
        Керенский припарковался и повел Виктора по левой стороне. Сигалов прошел под большой черной шестеренкой с красной надписью «Светлый Путь», дальше был стандартный сетевой Google-паб, а между ними притулилось крошечное заведение, какая-то дешевая харчевня с потемневшей вывеской «Три пескаря». Ну еще бы. Виктор мысленно поставил миллиард на то, что Керенский зайдет именно туда, и с легкостью выиграл два миллиарда - тоже мысленно.
        В «Трех пескарях» было пусто. Полковник указал на столик у стены, а сам, не выпуская из рук портфеля, направился к дальней двери.
        - Сполосну руки, - бросил он. - Заказывайте что хотите, налогоплательщики угощают.
        Виктор долго смотрел ему в спину, словно ждал, что на серой ткани костюма пропечатается краткое описание новой сюжетной линии. До сих пор этот скрипт был заурядным, хотя и непроходимым квестом, но внезапно в нем обнаружилось второе дно, о существовании которого пользователь не подозревал, и теперь Сигалов отнюдь не ловким движением превращался из арестованного морфоскриптера в агента КСБ под прикрытием. Перспектива увязнуть в новых бессмысленных событиях его нисколько не радовала: он сюда пришел не в игрушки играть, а найти ответы. Но Керенский как исчез в туалете, так и не появлялся, ответов всё не было.
        Развернувшись, Виктор сел на лавку и положил руки на грубую дощатую столешницу - и лишь потом заметил, что столик уже занят. Вначале Сигалову показалось, что по ту сторону находится зеркало, но его отражение было одето иначе и не сидело с угрюмым видом. Оно улыбалось.
        - Привет, - сказал незнакомец.
        Виктор подумал, что называть незнакомцем субъекта с твоим лицом - это по меньшей мере странно, но всё же ответил:
        - Привет.
        Человек напротив опустил глаза и едва заметно покачал головой:
        - Так долго конструировал этот разговор, а теперь и сказать-то нечего… - Он неожиданно протянул руку. - Я Кирилл.
        - А я Виктор. - Сигалов почему-то решил, что почувствует рукопожатие обеими руками, но ошибся: в его ладони была чужая ладонь.
        - Я знаю, Витя. И перестань крутиться, смотри на меня. Керенский оттуда не выйдет, и официантки к нам не подойдут, их тут нет, и с улицы никто не зайдет, она пустая. Декорация, если ты не заметил.
        - Я-то заметил, но… Постой! Ты и есть автор? - ахнул Сигалов. - Это твой мир? Ну тогда, во-первых, дай я тебе еще раз пожму…
        - Хватит, хватит уже. Не мир, а так, безделушка.
        - Твоя безделушка мне все мозги наизнанку вывернула! Но знаешь, я не жалею. Может, оно того и стоило.
        - Стоило, безусловно.
        - Отличная работа. Только я не понял, какое всё это имеет ко мне отношение. Например, почему я везде натыкаюсь на апельсины? Даже там, где их быть не может. Я не про реальность, я про скрипты.
        - Естественно, скрипты. Как бы я повлиял на реальность? Я не настолько… Бог. Не настолько, нет. Они тебе попадаются потому, что они и меня преследуют. Это последнее, что я видел. Апельсины. Скачут, катятся… - Кирилл прищурился, что-то вспоминая. - Кругом апельсины. Целое море.
        - Я их видел в аварии. Если бы меня повез не Керенский, а Коновалов, мы бы с ним попали…
        - Это можешь не рассказывать.
        - Ах, ну да. Ты же сам это и сочинил.
        - Сочинил, но не совсем. Я в ней тоже побывал. В настоящей аварии, пять лет назад.
        - И чем это закончилось? - бездумно спросил Сигалов.
        - Смертью.
        - Прискорбненько. Соболезную и так далее. Но всё-таки: с кем я разговариваю? Кто меня дурит?
        - С кем разговариваешь… Кабы я знал. Физически ты общаешься с телом, в котором функционирует только мозг, остальное давно отказало. И никаких шансов. Выздоравливать там уже нечему, пять лет прошло, - усмехнулся Кирилл. - Но это если физически. А виртуально ты беседуешь с активным ядром Индекса. Вернее, с его частью.
        - Индекса?! - воскликнул Виктор.
        - Только не говори, что ты не чувствовал связи между Индексом и этим мелким скриптом, который твой чудак Лёха якобы где-то нашел. Якобы случайно.
        - Лёхе его подбросили?
        - Слово «подбросили» к сети неприменимо. Но если человек сильно чем-то интересуется, то рано или поздно он это находит. Независимо от своего желания.
        - Скрипт оказался на рабочей станции Шагова, чтобы в итоге его загрузил я? И для чего это нужно?
        - Для того, чтобы мы с тобой вот так сидели и общались. Как нормальные люди. Возможно, мы могли встретиться и по-другому, хотя… Не знаю. Учитывая, что я сейчас лежу в каком-нибудь инкубаторе… А может, уже и нет… Может, они распилили мне череп и перенесли мозг в какую-нибудь банку… Такими подробностями мне интересоваться неохота, я с детства брезгливый.
        Виктор исподлобья смотрел на собеседника, ловя оттенки эмоций и фиксируя каждое движение. У него не осталось сомнений: это был не прописанный автором персонаж, а живой пользователь, загрузивший тот же скрипт. Сигалов разговаривал с кем-то обладающим человеческим сознанием.
        - Почему у тебя мое лицо? - спросил Виктор.
        - У меня твое лицо! - насмешливо повторил Кирилл. - Самомнение у нас тоже одинаковое.
        - Почему «тоже»? Что ты имеешь в виду?
        Собеседник достал и бросил на стол пачку сигарет.
        - Угощайся, - предложил он. - Не хочешь? Ну и правильно.
        Прикурив, он выпустил дым в сторону и собрался что-то сказать, но вместо этого сделал еще две крупных затяжки. Потом всё-таки сказал:
        - Близнецов запрещено разлучать, даже если их мать умерла при родах, а отец неизвестен. Кроме случаев, когда богатая пара хочет усыновить одного. Только одного из двух. Тогда братьям рисуют разные фамилии, развозят по разным палатам - и вот уже нет никаких близнецов.
        Сигалов побарабанил по столу, оценивая услышанное. Он понятия не имел, как на это реагировать.
        - Если ты про меня, то мои богатыми не были, - сказал Виктор.
        - Мои были. Это я получил всё, что полагалось разделить поровну. Но… кроме дорогих игрушек, ты ничего не потерял. А еще мне никогда не приходилось работать. Никогда раньше, - уточнил Кирилл.
        - Погоди, дай я всё это переварю… - пробормотал Сигалов.
        - Тебя никто не торопит.
        - У меня есть брат?
        - А ты хотел сестренку?
        - Близнец… Слушай, не тот ли ты Кирилл, которого я загружал в Индексе?
        - Ты в зеркало там смотрел? Смотре-ел, интересно ведь, что за персонаж. И кого ты там видел?
        - Думал, что себя…
        - Себя? В моей квартире? Какой молодец! Нет, я не в том смысле, мне не жалко. Всё мое - твое. Включая соседку, - подмигнул Кирилл.
        - Как ты существуешь в Индексе, если ты уже пять лет… Если ты говоришь, что…
        - Что от моего бренного тела ни хрена не осталось? Так и есть. Но в Индексе я продолжаю жить. Имею я право в целом мире выделить себе крошечный уголок? Чтобы иногда отдыхать от мысли, что я мозг в банке. Чтобы иногда чувствовать себя обычным человеком. - Кирилл потянулся за второй сигаретой, но вместо этого принялся рассеянно играть полупустой пачкой. - Кураторы в курсе, на этот счет в Индексе прописана отдельная поправка.
        Виктор засмотрелся на сигаретную пачку и вдруг хлопнул себя по ноге:
        - Да! Я там курил! - Он неистово потер подбородок. - И что же получается?.. Что теперь?!
        - Ничего. А что должно получиться? Просто встретились два родственника. Незнакомых, но близких. Очень близких, я даже не подозревал насколько. Меня никогда не тянуло креативить, как-то незачем было. Но в голове, сколько себя помню, всё время звучал внутренний монолог. Психологи говорят, это плохо, от внутреннего монолога надо избавляться, особенно если он преследует постоянно. Но я не стремился от него избавиться, это же часть меня. А когда я первый раз попробовал что-то сочинить, то оказалось, что это он и был, монолог в голове, мой собственный голос, который разговаривает и со мной, и со всем миром. Он был как птица, которая билась в клетке. Я просто выпустил ее - и она полетела. Не знаю, как это объяснить.
        - А я с детства понял, что это за птица и как с ней нужно обращаться, - тихо вымолвил Сигалов. - Я ее любил и берег. Кроме нее, у меня ничего не было. Каждые два года новые родители, всё кувырком и всё заново, ничего не оставалось. Сохранить что-то можно было только внутри… Как ты меня нашел? - спохватился Виктор.
        - Приемный отец перед смертью покаялся. Людям почему-то нравится рассказывать о своих грехах в последний момент. Наверно, чтобы с ними прощаться было легче… О том, что я неродной, я знал с детства, но о брате услышал только в восемнадцать лет. Приемная мать погибла еще раньше, и вот я остался один: совершеннолетний, совершенно свободный, довольно богатый… Кстати, родители были совладельцами «Гипностика», тесен мир, да? Они вложились в бизнес, когда вся компания умещалась в трех комнатах в подмосковном офисе. Не о том я… - прервал себя Кирилл. - Наш роддом за это время два раза переносили, а после расформировали, архивов не осталось. Я знал только дату твоего рождения, и больше ничего. Если бы ты был популярным автором, как какой-нибудь Аверин… прости, обидно слышать, наверно…
        - Да нет, я сам выбрал свой путь.
        - В общем, если бы я где-то увидел твою фотографию, этого было бы достаточно. Но ты человек непубличный, пользователи тебя как автора не знают. А я и был - простым пользователем. В итоге нашел, конечно. Я тебя нашел, но… Меня что-то останавливало. Мне было перед тобой неудобно за свою безмятежную жизнь. Тем более выяснилось, что я как бы на тебе зарабатываю. Я про акции «Гипностика».
        - Во дурак-то. Зарабатывал он на мне. Ну и что?
        - Я, конечно, собирался объявиться, но вначале хотел побольше о тебе узнать. А потом оказалось поздно. Вот так: раз, и всё. Утром выехал из дома, а очнулся в больнице. Вернее, нельзя сказать, что очнулся… Я не очнулся до сих пор, и уже не грозит. Я… в тот момент начал снова себя осознавать. В пустоте, в тишине… Вокруг - ничего.
        Кириллу надоело играться пачкой, и он достал-таки следующую сигарету. Торопливо прикурил, выпустил три кольца и смел их рукой, чтобы не висели над столом.
        - Долго я так лежал, несколько месяцев, - задумчиво продолжал он. - Ну, это я потом примерно сроки прикинул, а вообще, там, где я нахожусь, времени нет. Как расстояния или веса. Там ничего нет… Короче, врачи видели, что мозговая деятельность продолжается, и придумали подключить меня к рабочей станции. Не через немуль, естественно, а как-то иначе. И я почувствовал себя обыкновенным пользователем. В скрипте я был как все люди: ощущал свое тело, воспринимал звуки, запахи. Ты знаешь, какое это удовольствие? Ты не знаешь… Даже простая лампочка, которая светит где-то в темноте, - это почти чудо. А если еще звучит музыка, то кажется, что для счастья больше ничего и не надо. Только вот когда обычный пользователь выгружает скрипт, он идет за пивом или едет к девушке. А когда отключался я, вокруг снова возникал вакуум. Поэтому отдыхать от скриптов меня как-то не тянуло. Мне было не важно, что скрипты - это иллюзия. Всё в мире - иллюзия, сигналы, которые мозг получает от тела и как-то там по-своему интерпретирует. А мой мозг получал их с рабочей станции. Я почти жил.
        Кирилл докурил сигарету до фильтра и затушил окурок в пепельнице, хотя еще минуту назад Виктору казалось, что никакой пепельницы на столе нет. Теперь она стояла посередине, и в ней лежало два окурка.
        - Потом мне перестало этого хватать, - сказал Кирилл. - В любом скрипте я помнил, что это вранье, что это не реальный мир, а чье-то сочинение. И всё так предсказуемо, так примитивно… Есть два шага влево и два вправо, а дальше конец локации и либо стена, либо пустота. Мне хотелось найти скрипт, который позволил бы забыть, что он - скрипт. Всё равно обман, это понятно, но когда ты не знаешь об обмане или просто не помнишь, он тебя и не мучает. Скриптов я таких не нашел, их и не бывает, да и Комитет не допустил бы их к продаже. И я решил создать свой. Как тебе такая идея для того, кто сроду ничего не креативил?
        Виктор отметил, что улыбка, даже саркастическая, у Кирилла вышла на редкость обаятельной. Сам он так улыбаться не умел.
        - Идея, конечно, безумная, но почему бы и нет? - проговорил Сигалов. - Особенно если учесть, что я уже знаю, чем это закончилось.
        - Я не сразу взялся за Индекс, вначале тренировался на маленьких скриптах. И у меня получалось. Я занимался этим непрерывно, по двадцать четыре часа в сутки. А потом стал создавать структуру большого, настоящего мира. Всё это было в общей сети, а где мне еще брать ресурсы? Адвокат, который занимается моими делами, оплачивал и клинику, и процессорное время. Юридически я всё еще жив и богат. Ну а с сетью известно, как бывает: случайно или нет, но однажды о моем креативе узнали. Раньше уход за мной был хорошим, а теперь стал превосходным. Думаю, меня куда-то перевезли. Мое мертвое тело, или банка с мозгами, или что там от меня осталось слишком дорого стоит. Это всё с их слов, сам-то я посмотреть не могу. Но я им верю. Им действительно не будет прока, если я умру от гангрены или от передозировки стимуляторами. Теперь я важнейший проект. Ресурсы у меня совсем другие. И хотя Индекс жрет фантастически много, обещают дать еще больше.
        - Они строят отдельный дата-центр в Сибири, - подтвердил Виктор. - Такой большой, каких еще не было. При нем даже своя атомная электростанция.
        - Да, новости я знаю, они у меня самые свежие. Обновляются на лету. - Кирилл снова усмехнулся. - Вначале я не планировал ничего такого, хотел просто создать для себя комфортную среду. Но живой мир должен быть динамичным, и вообще, развивать проект - это же естественно… Казалось вначале, - тихо добавил он.
        - А что изменилось? Эти люди, которые о тебе заботятся, - с ними что-то не так?
        - Нет-нет, - быстро ответил Кирилл, как будто на что-то отвлекся, но уже вернулся. - Это моя собственная тоска. Люди-то вроде нормальные.
        - Кстати, давно хотел спросить: что тут делают Коновалов с Керенским? Зачем ты скопировал сюда их образы?
        - Два цербера. - Близнец пожал плечами. - Раз они охраняют меня там, пусть охраняют и здесь. Не ищи в этом глубокого смысла, их имена и лица могли быть любыми.
        - Мальвина - тоже?
        - Нет, Мальвина - это для тебя. Это по-настоящему.
        - Для чего ты мне ее подсунул?
        - Ты сам ее нашел, я только намекнул. Показал, кто тебе нужен. Если бы я ошибся, ты бы ее и не заметил.
        - Но ты всё-таки ошибся. Индекс дал неверный прогноз, и мы расстались. Из-за прогноза, какой бред… Я сам виноват. Но если бы не тот прогноз…
        - Ерунда. Наладится у вас, вот увидишь. Как говорят, «в Индексе есть всё». Только не всё заметно. Не всё сразу.
        - При чем тут Индекс? Я про реальность.
        - А я про Индекс. В реальности я даже пальцем пошевелить не могу. Зато в Индексе я кое на что способен. - Кирилл взял еще одну сигарету.
        - А здесь? - спросил Виктор. - Здесь ты как оказался? Это же другой скрипт, отдельный.
        - От чего отдельный? От Индекса?
        - Ну.
        - Я тебе в следующий раз расскажу. Мы ведь еще встретимся? Да, и вот что: ты сейчас от Шагова, с его рабочей станции? Правильно, - сказал Кирилл, не дожидаясь ответа. - Не держи этот скрипт у себя, пусть они пока не знают, что мы вот так встречаемся. Ведь мы еще встретимся?
        - О чем разговор! - Виктор очнулся, словно всё это время дремал. - Черт, у меня есть брат! - воскликнул он.
        - У меня есть брат! - радостно повторил близнец.
        Сигалову захотелось обняться, и он приподнялся над лавкой. Кирилл, угадав его порыв, тоже подался навстречу, но, посмотрев друг другу в глаза, оба остыли. В этом было что-то до жути неестественное - обниматься в виртуальном пространстве, распределенном по бог знает каким серверам, возможно, разорванном по разным континентам. Во взгляде Кирилла мелькнула обреченность - в отличие от Виктора, он мог существовать только так: в морфоскрипте, среди строчек кода.
        - Я тебя найду, - пообещал Сигалов. - Ты меня нашел, и я тоже найду.
        - Лучше не надо. Там не на что смотреть, поверь. И мне никак нельзя помочь. В реальности - точно нельзя. Просто приходи сюда, когда сможешь.
        - А как тебя предупредить?
        - Незачем. В этот раз не предупреждал же. Я сам узнаю, церберы доложат.
        В темной витрине Сигалов увидел отражение Керенского, появившегося из служебного помещения. Александр Александрович на ходу раскрыл портфель и достал оттуда пистолет.
        - Выход всегда один, - пояснил Кирилл.
        - Уже пора? - спросил Виктор.
        - К чему затягивать? Долгие проводы - лишние слезы. Не пропадай, брат. Ну что, готов?
        - А как же ты?
        - Я уйду по-своему. Выгружаться-то мне отсюда некуда.
        - Не бойся, я тебя не брошу, ведь мы…
        Керенский, не дослушав, выстрелил.
        Эпизод 15
        Лимузин Коновалова снова стоял у подъезда. Вероятно, куратор решил не пускать дело на самотек или снова имел к Сигалову разговор не для Олиных ушей, а может, он просто жил неподалеку и заезжать за подчиненным ему было не в тягость. Виктора эти причины интересовали меньше всего, он просто подошел к машине и без приглашения сел назад. Лимузин тронулся, какое-то время Виктор и Коновалов молча смотрели друг на друга - и это время неоправданно затянулось.
        - Что с провокацией, Игорь Сергеевич? - не здороваясь, начал Сигалов.
        - Разобрались, - заверил тот.
        - А подробней можно узнать?
        - Если подробней, то сначала стоило бы всё обдумать, а потом уже загружать. Но в суете как-то не удалось.
        - В суете?! Да вы меня целый час мариновали у Сан Саныча! Если бы не ваш перекрестный допрос, мы могли бы успеть!
        - Что успеть - спасти твою Тамару? Всё равно не успели бы. Это в тебе совесть говорит, а не рассудок. Какой-то дом, не пойми где… За час ничего бы не разыскали.
        Виктор скрестил руки на груди и отвернулся к окну. Куратор был прав: не успели бы. А найти еще не остывшее тело, к которому ты опоздал на несколько минут, - это даже хуже, чем не искать вовсе.
        - Дайте мне загрузить этого поганого Лаврика, - выдавил Сигалов.
        - С поганым Лавриком разберутся без тебя. Не лезь.
        - Кто разберется - полиция? Уже наразбиралась! - сорвался Виктор. - Как таких земля-то носит… И что КСБ делает, непонятно. Только скриптеров прессует да на хулиганов из Движения файлы заводит.
        - Еще прикрывает Лаврика и ему подобных.
        - Не очень-то вы меня удивили. Все знают, что Комитет Сетевой Безопасности - мутная контора. Но контент Лаврика… это уж ни в какие ворота!
        - Откуда ты знаешь про его контент? - равнодушно спросил куратор.
        - Я же Майскую загружал. Вот и уловил… Впечатления как бы… - для убедительности Виктор пошевелил пальцами возле уха, но вышло не убедительно, а скорее наоборот.
        - Ты попался, - отметил Коновалов. - Но ведь мог не мне протрепаться, а кому-нибудь из КСБ. И что тогда? Просто не болтай языком.
        - А вы сами-то про него откуда?.. Про Лаврика и его контент. У вас даже плохой отговорки не найдется.
        - Хамишь всё сильней, Витя… - Куратор странно заулыбался. - Для Комитета это был не бизнес-проект, а профилактическое средство, - неожиданно сказал он. - Поступила идея от врачей: позволить всяким выродкам создавать морфоскрипты - для того, чтобы другие выродки играли во всё это сколько им влезет, лишь бы не тащили свои фантазии на улицу, к живым людям. Раньше было кино, и оно в таких случаях точно не помогало, убедились много раз. И кроме того, в фильмах должен был кто-то сниматься, кто-то реальный. А для скрипта этого не требуется. Задумка не совсем пустая, согласись. В скрипте человек не зритель, а участник - вот и пусть участвует в чем угодно, но в одиночку и без жертв.
        - Шикарно. Комитет ловит любителей нелегального контента, но при этом сам же его производит и продает?
        - Давно не производит, идея оказалась бездарной. Скрипты, сочиненные маньяками, не сокращали реальное насилие, а только увеличивали. Как и с легкими наркотиками: это не прививка, это входной билет. Но проект закрыли, а рынок-то остался.
        - И Лаврик - это осколок свернутой программы?
        - Когда-то был осколок. Но с тех пор он завел собственные связи, неподконтрольные КСБ. У него целый коллектив, там не на коленке всё делается. Ведь кто-то же дает ему наводки на свежих психов, кто-то собирает автономные сети из немаркированных рабочих станций, кто-то процессит его финансовые операции.
        - И почему Комитет не накроет эту мафию?
        - Ты, наверно, детективов переел. Лаврик не проводит общих собраний, чтобы всех их можно было окружить и разом арестовать. Кого-то из его людей иногда берут, когда находится достаточно улик. Но у самого Лаврика особые отношения с Комитетом, я не могу всего объяснить.
        Виктор вдруг обратил внимание, что звуконепроницаемая перегородка поднята. Когда он садился в машину, она уже стояла.
        - Почему не можете? Значит, Лаврик так и будет заниматься своим бизнесом? Будет похищать скриптеров, запирать в подвале, убивать?! Да, да, вот теперь я точно проболтался, и что дальше?
        - Больше не будет, - ответил Коновалов, проигнорировав последний вопрос. - Ни похищать, ни убивать. С ним разберутся, я же пообещал. И не надо думать, что никто ничего не делает, Витя. Если бы никто ничего не делал, ты бы тоже не вышел из того подвала.
        Сказав это, куратор повернулся к Сигалову и прямо посмотрел ему в глаза.
        - Для Лаврика это было последнее предупреждение, - проговорил Коновалов. - Когда-то его знали как вменяемого человека, поэтому были уверены, что он всё поймет и успокоится. Но он не понял, и теперь с ним покончат без твоих истерик. Жаль, что так вышло с Тамарой Васильчиковой. Искренне жаль.
        - Мила Майская. Ее звали Мила Майская.
        - Как тебе угодно.
        Виктор помолчал, глядя на темный город за тонированным окном. Сейчас он казался не умиротворенным - бездушным, готовым купить и продать всё что угодно.
        - Вы меня выпустили из подвала и даже не сочли нужным рассказать об этом?
        - Выпускал не я. Мне по возрасту в таких операциях участвовать не положено. Но… - со значением добавил куратор и не стал развивать.
        - Не вы персонально, но… - подражая ему, произнес Виктор.
        - Мы уже не служим в Комитете, с некоторых пор мы отдельный дивизион. Лаврик нам не по профилю.
        - А что по профилю? Индекс?
        - Когда мы увидели, какой у него потенциал, стало ясно, что его нельзя не контролировать. Не Индекс, а сам проект. В отражение мира, как ты понимаешь, мы не вмешиваемся, это бессмысленно. Индекс тем и ценен, что он - чистое отражение.
        - Чистое, да не совсем, - возразил Виктор. - Вы так и не сказали, что делать с найденной провокацией. Обдумать без суеты - это о чем?
        - Тот инцидент с фоторамкой касался одного тебя, верно? Значит, никакая это не провокация.
        - А что же?
        - Что-то личное. Какая-то погрешность в твоих отношениях с Индексом. - Куратор недоуменно склонил голову. - А может, и не погрешность. Некое послание, которое мог увидеть и расшифровать только ты. И знаешь, Витя, мне кажется, ты понимаешь гораздо больше, просто не хочешь этого показывать.
        - Если бы вы побольше объясняли, Игорь Сергеевич…
        - С самого начала боролись две версии: привлекать тебя к работе или, наоборот, гарантировать твое неучастие.
        - С начала - это с какого времени?
        - Как только сами узнали об Индексе.
        - То есть когда вы мне позвонили и сказали, что вам нужны хорошие скриптеры, это не было обычным выбором из списка кандидатов?
        - Ну что же ты дурака-то опять валяешь… - разочарованно проговорил куратор. - Как к нам можно попасть случайно, Витя? Пока тебя не перетряхнули до кишок, ты бы дальше лифта не попал, хоть бы на танке приехал. И в общем, тебя решили оградить от проекта. Я был против, если тебе любопытно. Я-то как раз считал, что ты не помешаешь. Но победила другая точка зрения.
        - И почему она изменилась?
        - Мы в цейтноте. Если с тобой всё пойдет по худшему сценарию, мы уже ничего не потеряем. Пришло время рискнуть или проиграть. Хотя я по-прежнему считаю, что ты никак не навредишь. Это было ошибкой - не привлечь тебя к работе сразу, с первых же дней.
        - Вы сейчас говорите про то самое - про мои отношения с Индексом? Якобы личные?
        - Какие еще могут быть отношения с родным братом? - Коновалов прекратил рассматривать ногти и вновь посмотрел на Виктора в упор. - Ты хотел проверить, знаем ли об этом мы? Ну естественно, а как же иначе?
        - Сам-то я узнал только вчера, - буркнул Сигалов. - И не вы меня должны упрекать, а я вас.
        - Я же объяснил: руководство склоняется к тому, что контакт между тобой и Кириллом опасен. Ты понимаешь, в каком он состоянии?
        - Он почти мертв…
        - Кроме головного мозга, в нем мертво всё. Абсолютно. Спасибо медицине за то, что умеет поддерживать жизнь даже в оторванном пальце, пока этот палец не состарится. И спасибо родителям, которые оставили твоему брату достаточно денег, чтобы его адвокат мог годами оплачивать счета. Но я тебя спрашивал не про тело брата, а про эмоциональное состояние. Ты хоть немножко его себе представляешь?
        - Нет, и вряд ли смогу.
        - Вот-вот. Это бесконечный стресс, для нас это за гранью. Обычный человек давно бы спился или шагнул с подоконника. Кирилл этого не может сделать физически. - Коновалов вытянул губы трубочкой и о чем-то поразмыслил. - Ты парень с кругозором. Про сенсорную депривацию слыхал, нет?
        - Кое-что, по верхам.
        - Человека помещают в специальную камеру, где нет ни света, ни звука, вообще никаких…
        - Да, я в курсе, - поторопил Сигалов.
        - Часик полежать в такой среде очень даже неплохо. Помогает сконцентрироваться, да и просто отдохнуть. Шесть-восемь часов - критическое время для неподготовленного человека, дальше могут начаться проблемы. После суток проблемы уже гарантированы. А что такое пять лет в депривационной камере, даже в теории никто не знает.
        - Поэтому он и начал креативить.
        - Поэтому. Но неизвестно, понимает ли он сам, что и зачем он создает. Изменения психики в его состоянии неизбежны.
        - Любой гений - сумасшедший.
        - Это дежурная фраза из теленовостей для старушек, она ничего не означает. У нас конкретное дело и конкретная ответственность. Доклад в духе «активное ядро оказалось чересчур гениальным» никто не примет.
        - Чего вы опасаетесь? Как я могу повлиять на Кирилла и что может случиться?
        - Спроси чего полегче, - вздохнул Коновалов. - Угадать его реакцию невозможно, это уже… не совсем человеческая реакция. Прости, если тебе неприятно слышать такое о брате.
        - А почему цейтнот, Игорь Сергеевич? Сколько мы знакомы, вы всегда говорите о спешке. Куда мы опаздываем?
        - На работу, - отшутился куратор, кивнув на показавшийся впереди офис.
        Лифт доставил не на общий этаж наблюдателей, а ниже - в подобие подземного гаража с голыми бетонными стенами.
        - Ты здесь уже был, но видел еще не всё, - проговорил куратор, направляясь по диагонали через огромную пустую площадь. - Плавки не захватил случайно? Шучу, шучу. Есть мнение, что тебе пора отдохнуть, Витя. Полежишь на солнышке, погреешься.
        - Да мне и тут не холодно, - обронил Сигалов.
        - Не спорь, тебе понравится.
        Врачей в палате на сей раз не было. Капельница стояла в углу, выключенное медицинское оборудование навевало уныние.
        - Укладывайся. - Коновалов подмигнул и помог со шнуром от немуля, чтобы Виктор не запутался. - Тебе пора увидеть, над чем мы работаем, тебя действительно слишком долго мариновали. Управление трафиком, спасенные рейсы - это тоже важно, но это побочное.
        Сигалов, лежа на больничной кровати, с недоверием посматривал на куратора и всё не решался надеть обруч. Коновалов явно обманывал и даже не пытался делать это убедительно.
        - Ну что, Витя… в добрый путь!
        У Сигалова появилось ощущение, что он может уже не проснуться. С другой стороны, что-нибудь плохое с ним могли сделать в любой день, не обязательно сегодня и не обязательно здесь.
        Виктор успел подумать, что этот довод звучит не очень-то обнадеживающе, но немуль был уже на лбу.
        С темного неба сыпался темный снег. Отдельные снежинки обозначены не были, они сливались в сплошную пелену, опускавшуюся на землю, словно сверху кто-то неспешно разматывал бесконечный моток невесомой ткани. Снегопад был редким, и несмотря на глухую беззвездную ночь, Сигалов видел окрестности вполне отчетливо. Всё было завалено пепельным снегом настолько, что тротуары не отличались от мостовых. Улица, на которой стоял Виктор, превратилась в темно-серый каньон с плавными краями - и они продолжали скругляться сейчас, у него на глазах. Снег всё падал и падал, это длилось уже много дней, и его никто не убирал.
        Юморить у куратора получалось паршиво. Знать, что отправляешь человека в зиму, и спрашивать про плавки - это так не смешно, так прямолинейно… Впрочем, чего еще ждать от бывшего комитетчика?
        Холода Виктор не чувствовал, но идея оказаться на морозе голым заставила его вздрогнуть. Сигалов осмотрел свою одежду: на нем был прорезиненный комбинезон с приваренными бахилами, а сверху - куртка из такого же материала, с желтой полосой на груди.
        Людей на улице не было. Виктор их и не ждал, он догадывался, что загружает прогноз, только вот зачем куратор послал его аж на полгода вперед? Сам же говорил, что так далеко Индекс прогнозирует события только неизбежные или особо важные. Эта мысль вызвала беспокойство, но такое неопределенное, что Сигалов тут же о нем и забыл.
        Потоптавшись на месте, он обнаружил, что стоит в узкой колее. Тропинка шириной не более полуметра уходила метров на десять вперед и раздваивалась т-образным перекрестком: налево можно было набрать воды, а если пойти направо, то на пригорке за домами будет аптека. Лекарств там давно не осталось, но в аптеке был отличный подвал со стальной дверью и вытяжкой. Этим она и ценилась: в подвале можно было жить, не опасаясь, что ночью залезут мародеры.
        Виктор поднял голову к свинцовому небу и окончательно понял: ночь еще впереди, а сейчас еще нет и семи вечера. Дни, как и положено в июле, самые длинные. Самые светлые…
        Он резко обернулся, и что-то уперлось ему в подмышки. Желтая полоса была не аппликацией на куртке, а лямкой, за которую он тащил детские санки, груженные консервами. Третий путь, самый длинный отрезок, вел к супермаркету, где на складе еще кое-что оставалось. Какие-то жадные гурманы уже вынесли всё мясное и рыбное, поэтому Виктор таскал фасоль в томате и сладкую кукурузу. Нужно было спешить, бессовестные соседи не зевали и тоже таскали - без перерыва, с ревностью поглядывая на санки Виктора и пытаясь разнюхать дорогу к его берлоге. Но дураков пусть поищут в другом месте! Сигалов каждый раз тщательно проверял, не плетется ли кто по пятам, и путал следы, благо во дворе снег был неглубоким: вечный сквозняк сдувал его в сторону сгоревшей школы. Виктор надеялся, что успеет сделать еще пару ходок, а потом настанет очередь сухого кошачьего корма. Он давно приметил в глубине пару завалившихся стеллажей, которые казались обчищенными, если не подойти ближе и не нагнуться. А если подойти и нагнуться - там этой дряни килограммов сто. Но надо спешить. Проклятые соседи. Тоже вечно спешат. И хорошо бы выяснить,
где они укрываются, потому что кошачий корм, даже если перетащить весь, тоже когда-нибудь кончится. А больше в Москве не было ничего - не осталось ни крошки. Виктор уже видел собачьи скелеты. Люди жрали бы и голубей, если бы хоть один из них выжил в тот день, тридцать первого мая, полтора месяца назад…
        Сбросив с себя лямку, Сигалов немного прошелся налегке, потом развернулся и, как пьяный, двинулся назад, но высокий сугроб не позволил ему протиснуться мимо санок с фасолью. Тропа была слишком узкой, Виктор зацепился за свою пищевую пирамиду, банки с аппетитным бряканьем рассыпались, ногой он угодил в брошенную желтую лямку и, окончательно запутавшись, воткнулся лицом в снег.
        Он долго лежал, не решался повернуться, даже вздохнуть. Потом опомнился: хоть снег и казался не холодным, это была лишь иллюзия. Как настоящий снег, он скрипел и таял на руке, пачкая ладонь пеплом - если, конечно, снять брезентовую рукавицу, а потом растянутую детскую варежку с вывязанным олененком.
        Июльский снег, кошачий корм, тропинка к водопою, петляющая в черных сугробах, и страх перед соседями, с которыми еще недавно можно было делиться шампанским в новогоднюю ночь и вместе бабахать петарды. Виктора поразило, как быстро люди привыкли к новой жизни. И это было по всей локации в Индексе, а значит, будет на всей Земле - в реальности. Скоро, уже в июле.
        Сигалов поднялся и, втаптывая консервы в снег, прошел до развилки. Он надеялся увидеть людей, хоть каких-нибудь, пусть бы и самых озлобленных - но живых. Однако Индекс не прогнозировал их походов за водой и харчами, Индекс показывал только черные тропы в черном снегу - оптимальные маршруты, определенные скриптом заранее.
        Виктор торчал посреди пустого бугристого пространства - вероятно, заметенного скверика, - а вокруг не было ни огонька, и никаких примет жизни, и никакой надежды, что они появятся после зимы, потому что зима, наступившая летом, уходить уже не собиралась. Люди грелись в подвалах, скрывая свет костров от посторонних глаз, и ждали, когда закончится - но не зима, а бессмысленная жизнь.
        В сугробе как будто что-то шевельнулось, и Сигалов безотчетно повернулся на это движение. Рядом стоял кроссовер, засыпанный по самую крышу. Пласт тяжелого снега обвалился с двери, и Виктор увидел в окне женщину. Она уснула на заднем сиденьи - когда-то давно, в предыдущей эпохе, - и прислонилась к окну, и сидела так до сих пор, вмерзнув правой щекой в стекло. Ей повезло не ходить за ржавой водой, не считать банки с фасолью и пустые невыносимые дни. Виктор смотрел на нее и завидовал. И понимал, что если куратор не прервет сессию в ближайшее время, то в этом окаменелом городе ему даже убить себя будет нечем. Придется пешком подниматься на верхний этаж и прыгать оттуда с молитвой, чтоб сугроб оказался не мягким, чтобы сразу - насмерть.
        Куратор сжалился, хотя, возможно, он просто постеснялся мучить Виктора при Керенском. Оба начальника стояли по разные стороны изголовья, точно зашли к безнадежному больному, чтобы выслушать последнюю волю.
        - М-да… - сказал Сигалов.
        После такого зрелища он с удовольствием полежал бы еще, но валяться в присутствии Керенского было неудобно, поэтому Виктор поднялся и свесил ноги с высокой кровати. Стул в палате был только один, а стоять на ногах не хотелось до смерти.
        - Это не креатив, это реальное будущее? - вопросительно произнес он.
        - Ты сейчас где - на конкурсе детских сочинений? - бросил куратор. - Зачем ерунду-то спрашивать?
        - Ну тогда поблагодарим моего брата за то, что у нас есть Индекс и мы увидели это заранее. Теперь только выяснить, что же случилось, и… - глядя на руководителей, Сигалов осекся.
        - Вы не поняли, Виктор, - мрачно произнес Керенский.
        - Ты ничего не понял, Витя, - гулко отозвался Коновалов. - Если бы мы могли это остановить, мы бы уже остановили, любыми средствами. Это ведь конец. Конец всего. Ну, не жизни целиком… Бактерии, крысы, кто там еще?.. Много всяких тварей останется и даже люди кой-какие. Выживут, приспособятся. Но для человеческой цивилизации это - конец, Витя.
        - Но почему?! - воскликнул Сигалов.
        - Мы не знаем, что произойдет тридцать первого мая.
        - Осталось-то всего неделя!
        - Мы не знаем, - повторил Керенский. - Индекс этого не показывает.
        - Скрипту не хватает информации? - предположил Виктор.
        - Или, наоборот, ее слишком много, - сказал куратор. - У катастрофы, какой бы она ни была, может существовать несколько потенциальных причин. Тогда они наслаиваются друг на друга, и в итоге мы не видим ни одной. Помнишь про монетку? Загрузив Индекс в будущем времени, монетку подкидывать бесполезно: не получишь ни орла, ни решки. Ни одного варианта из возможных ты не узнаешь.
        - Но с монеткой мы хотя бы в курсе, между чем идет выбор.
        - Вот именно.
        - Если исходить из последствий: это ядерная зима? Если да, то почему она возникла - война, авария? Или какая-то космическая катастрофа? - Сигалов вдохновился этой версией и, опасаясь, что его перебьют, заговорил быстрее: - А если это метеорит? Столкновение Земли с крупным объектом может привести к таким результатам? Надо дернуть ученых!
        Виктор заметил, что Керенский и куратор стоят с каменными лицами.
        - Что, опять ерунду говорю?
        - Нет, - ответил Керенский. - Перебор потенциальных причин - это правильный подход. Но он ничего не дает. Игорь Сергеевич уже сказал: если бы мы нашли эту причину, мы бы ее давно устранили, на любом уровне.
        - Давно? - недоуменно переспросил Виктор. - Сколько вы этим уже занимаетесь? Когда вы увидели этот прогноз?
        - Давно, - эхом отозвался Коновалов.
        - Он был с самого начала?!
        - В первые дни знакомства с Индексом мы не заглядывали на такой срок. Мы вообще не знали о его способности прогнозировать. Потом потребовалось время, чтобы убедиться в правильности прогнозов. Потом мы искали причины катастрофы своими силами…
        - У вас был почти год, - заключил Сигалов. - И вы потратили его на споры, звать ли меня в проект, потому что это сделал мой брат-близнец, а у него, возможно, плохо с мозгами, так зачем же рисковать - и так далее, и так далее… На большой общей могиле надо будет написать: «Этот мир уничтожили бюрократы».
        - Не так-то просто было поверить. - Керенский уселся на кровать рядом с Виктором. - Некоторые до сих пор не верят. И нет никаких способов их убедить, потому что нет явных предпосылок. То, что все прогнозы Индекса сбываются, для кого-то не аргумент.
        - Не все, - вставил Сигалов. - Есть прогнозы и ложные.
        - Кроме тех, что относятся персонально к тебе, все сбываются. - Коновалов недолго думая тоже взгромоздится на кровать. - Сбывается абсолютно всё. К сожалению. А инциденты, касающиеся только тебя, лишний раз подтверждают, что Кирилл эмоционально с тобой связан.
        - Тридцать первое мая в Индексе не видно, а что насчет предыдущих дней? Какую последнюю точку перед катастрофой удалось загрузить?
        - Не нужно злоупотреблять этим словом, - сказал Керенский.
        - Хорошо, тогда Закат, - безразлично отозвался Виктор. - Так правильно?
        - У него уже тут своя агентура, - с иронией прокомментировал куратор. - Правильно, Витя, правильно.
        - Так какой день?
        - Предпоследний: тридцатое мая. Все сутки просматриваются отлично, никаких намеков на войну, аварию или метеорит. Потом около полуночи всё уходит в пустоту. Быстро, в течение часа примерно. И вот эта пустота длится весь июнь. Затем постепенно мир начинает снова обретать форму. Как бы проявляется из тумана, из молока. Но это уже другой мир, ты его только что видел.
        - Тридцатое мая… - пробормотал Сигалов. - Ну, хоть день рождения отмечу как человек. А потом по расписанию похмелье, так что и умирать будет не жалко.
        Виктору вдруг подумалось, что к этой дате привязано еще какое-то событие, - постороннее, не имеющее к нему отношения, но в то же время знакомое. Что-то из недавних воспоминаний, не очень приятных…
        - Тридцатое мая! - осенило его. - «Покупай всё», такая пометка стояла в планировщике у Зубаткина. Когда я искал зацепки в его документах, я обратил внимание, потому что это было написано вот прям с тремя восклицательными знаками. Вы понимаете?! - Сигалов посмотрел влево, на Керенского, потом вправо, на Коновалова. - И там не было тридцать первого числа, я это точно помню!
        - И что ты хочешь сказать? - буркнул куратор. - Что какой-то Георгий Зубаткин - спонсор апокалипсиса?
        - Тут надо подумать… - смутился Виктор.
        - Зубаткин никому не причинит вреда и уже никогда не сыграет на курсе акций, если ты вдруг забыл. И второе: записки ему передавал Шмелёв, а он слышал про Закат, но только в общих чертах. Иначе он посоветовал бы Зубаткину инвестировать в спички и соль, а не в ценные бумаги.
        Сигалов мотнул головой, но спорить не стал. Не так всё было, не так… И Шмелёв, и Зубаткин про Закат знали, но оба не могли поверить. Шмелёв считал, что будет паника, после которой всё опять успокоится, и советовал на этой панике заработать. А Зубаткин… какими бы делишками Жора ни занимался, в случае с Закатом он по отношению ко всем остальным людям поступил порядочно: не стал рыть личное бомбоубежище и закупать консервы. Он не планировал участвовать в торгах тридцатого мая, потому что не собирался жировать на общей беде, просто загрузил яхту всем подряд, в основном алкоголем, и отчалил в океан. Он не столько бежал от расследования, сколько хотел провести последний месяц в свое удовольствие - свинское, беспредельное, нормальное человеческое удовольствие. А дальше - как повезет. Не ему, Жоре Зубаткину, а всем на свете. В эту рулетку он хотел сыграть честно, без шпаргалок, по общим правилам. И сейчас Виктору было его по-настоящему жаль.
        - Люди, обладающие такой информацией, должны вести себя осторожно, - сказал Керенский. - Если о Закате станет известно, паника может наделать не меньше бед.
        Сигалов заметил, что из всех троих сидящих на кровати сутулится только он, и выпрямил спину.
        - Нужно изучать последний день более внимательно, - заявил он. - На ровном месте такие события не происходят, это я вам как автор говорю. Корни должны быть. Они и сейчас уже, наверно, видны, только мы не туда смотрим.
        - Этим путем мы идем и без тебя, ты нужен проекту для другого, - возразил куратор. - Продолжай искать ошибки. С тридцать первым числом какая-то нездоровая история: оно не может быть скрыто полностью. Ладно, некоторые события непредсказуемы. Допустим. Но почему Индекс не показывает пустые города, как обычно? Дома, улицы. Это ведь никуда не денется, и через месяц в Индексе это снова появится, только уже засыпанное снегом. Я думаю, здесь что-то вроде запрета или поправки в алгоритме - вроде той, которая не позволяет скрипту копировать самого себя. Вот что тебе нужно искать, Витя. Следить за политическими новостями или проверять ядерные объекты - этим всем и так давно занимаются. Не думай о причинах Заката, выкинь их из головы. Просто сделай так, чтобы мы смогли увидеть сам Закат, тогда и причины станут понятны. Ты же, в конце концов, особенный, - закончил Коновалов тоном человека, который принес больного ребенка к знахарю, потому что врачи оказались бессильны.
        - Я не утаиваю от вас гениальные идеи, у меня их просто нет, - подавленно вымолвил Сигалов. - Чувствовать свою беспомощность - это хуже всего… Как с Майской…
        Куратор тихонько пихнул его в бок, но продолжать Виктор и не собирался, сказать ему было нечего.
        - Вспомните, что это всего лишь скрипт, - предложил Керенский. - Попытайтесь взглянуть на него не как на гениальное творение, а как на любой м-м… креатив. Глазами бета-тестера, а не восхищенного автора. Поищите конструктивные изъяны, логические несоответствия, не знаю… да любые ошибки.
        - Провокации, - кивнул Сигалов. - Уже искал.
        - Сам же говоришь: не туда смотрим, - вступился Коновалов. - Вот и попробуй посмотреть куда-нибудь… не туда, куда раньше. Давай, Витя, ну?! Выдай нам что-нибудь парадоксальное, ты же умеешь.
        - Хотите парадоксов? Пожалуйста: я загружал чужие персонажи в настоящем времени и свой - в будущем. Но я никогда не был в Индексе самим собой в данную минуту. Это и будет «посмотреть куда-нибудь не туда», как вы просите. Мне надо посмотреть на самого себя.
        - Это же и есть слепая зона, - казал куратор. - В скрипте нет своего Индекса и, соответственно, всего нашего проекта. Для него этот офис - пустующий торговый центр, и у тебя нет причин здесь находиться. Ни у кого из нас.
        - Хорошо-хорошо, - покладисто отозвался Виктор. - Вот на это всё и я собираюсь полюбоваться. Как в Индексе реализована идея о том, что меня нет? Как это сделано?
        - Наблюдатели говорят, что они ничего не видели. Совсем ничего.
        - Ничего не видели - как и в день Заката или как-то иначе?
        - А что!.. - вдруг встрепенулся Керенский. - Если мы найдем здесь параллели, это может стать новой версией.
        - Куда нам еще новых версий, Александр Александрович! - всплеснул руками куратор. - Со старыми разобраться бы!
        - Велели мне копать от скрипта, а не от реальных причин, вот я и копаю, - недовольно произнес Сигалов.
        - Поправка - не дополнительное условие, а запрет на уровне алгоритма, - высказался Коновалов. - Это не рекомендация игнорировать какую-то часть реальности. Даже не приказ. Поправка прямо сообщает скрипту: Индекса и всего, что с ним связано, не существует. Иначе он тут же начнет строить внутри своего мира бесконечную матрешку. Никакой информации о себе в настоящий момент ты получить не сможешь, потому что ее нет у Индекса. Она не искажена и не скрыта, ее просто нет! - раздраженно закончил куратор.
        - Сколько их всего, ваших поправок, и на что они влияют? Не может ли так получиться, что как раз из-за них тридцать первое число и не видно? Что, если они вызывают в скрипте какой-то глобальный сбой?
        - Все поправки согласованы с активным ядром. Я хотел сказать, с Кириллом.
        - Игорь Сергеевич, пусть он попробует, - решил Керенский. - Быстрее бы уже загрузили, чем спорить.
        - Еще немного потерянного времени нам уже не повредит… - не то согласился, не то огрызнулся куратор и достал из внутреннего кармана трубку. - На какой срок? - спросил он у Виктора.
        - На пару часов, - бездумно ответил тот.
        - Два часа?! И что ты там собираешься делать? Висеть в пустоте? Одного часа хватит за глаза, - отрезал Коновалов.
        Керенский встал с кровати и похлопал куратора по руке, чтобы тот тоже освободил место. Сигалов снова лег и дотянулся до немуля на полке.
        - Ты ничего там не увидишь, - устало повторил Коновалов. - В лучшем случае молоко.
        Виктор хотел спросить, почему молоко, но лишь отмахнулся и надвинул обруч на лоб.
        Эпизод 16
        Куратор выразился максимально точно: это напоминало молоко. Всё пространство было залито белесым туманом, настолько плотным, что Сигалов удивился, почему кожа не чувствует соприкосновения с жидкостью.
        Виктор лежал на бетонном полу посреди пустого ангара, который казался намного больше, чем нижний этаж в офисе компании. Стен он не видел, но отчего-то был уверен, что они далеко и, главное, - что они существуют. Сигалов прикоснулся к полу и прочувствовал пальцами все неровности и песчинки. Он прочел поверхность, как слепой читает азбуку Брайля, и сразу узнал работу мастера - единственного автора на свете, который мог тратить на создание вымышленного мира всю свою жизнь. Это и было настоящей жизнью Кирилла, а не прозябание в реальности, где у него не осталось ничего, кроме функционирующего мозга.
        Пол был холодным, совсем не как снег, в котором Виктор валялся, споткнувшись о санки. Он осторожно встал на ноги и вдруг заметил в тумане два темных пятна. Одновременно раздался голос - неживой, механический, но тем не менее узнаваемый:
        - Кстати, Саша, он узнал про Лаврика.
        - Всё? - Другой голос, тоже знакомый.
        - Почти всё.
        - От кого?
        - От меня.
        - Мне бы удивиться, но я ожидал чего-то подобного.
        - Лучше от меня, чем от чужих людей. У нас и так проблемы с доверием. Он был в одном шаге, и я решил не тянуть.
        - Возможно, ты прав. Я тебя не осуждаю.
        - И надо что-то делать с Лавриком.
        - Я думаю об этом.
        - Надо не думать, а делать.
        - Игорь, ты сам знаешь, насколько всё сложно.
        Глухие голоса вязли в пространстве, точно разговаривали сквозь подушку. Виктор постепенно, сантиметр за сантиметром, приближался к темному пятну, пока не разобрал черты лица Коновалова. Вторым пятном, пониже и поуже, был Керенский. Оба стояли на тех же местах возле кровати, только кровати уже не было, и ничего не было - ни стен палаты, ни капельницы, ни выключенного за ненадобностью дефибриллятора. От всего этажа остался только бетонный пол.
        Коновалов и Керенский продолжали разговаривать, стоя неподвижно, как манекены с восковыми масками вместо лиц. Сигалов различал голоса только по тональности и по тому, с какой стороны исходил затухающий звук. Виктор даже не был уверен, что они шевелят губами, хотя, возможно, он просто не мог этого рассмотреть, подходить к ним вплотную он не решался.
        - Теперь ты согласен, что я был прав? - Это, кажется, опять Коновалов. - Поможет или нет - поглядим. Но у него светлая голова и низкая самооценка, несмотря на все его творческие понты.
        - Игорь, я и тогда был не против. Но есть опасения. Риск-то огромен.
        - Его легко контролировать.
        - Поначалу всех легко. А потом как с Лавриком.
        Без посторонних руководители обращались друг к другу на «ты», и Сигалов не видел в этом ничего удивительного. Но всё же его это почему-то задевало. Выходит, он оставался для них чужаком.
        - Идея проверить, как Индекс реагирует на поправки, не такая уж нелепая.
        - Пусть проверит, чего уж. Мне просто не хочется без толку торчать тут целый час, пока он там барахтается.
        - А если не барахтается?
        - Все барахтаются.
        - Сигалов - не все. И если честно, меня тоже смущают вторжения в алгоритм. Индекс - целостная система. Поправки могут что-то в ней нарушить. Что-то такое, чего мы не замечаем или не понимаем.
        - Насчет поправок - я давно уже думал упразднить один лишний персонаж.
        - И как ты ему это объяснишь?
        - Я перед ним не отчитываюсь, но исправная работа Индекса в его же интересах.
        Виктор уже не понимал, о чем идет речь, и даже перестал следить за тем, кто и что говорит, когда фигура покрупней подняла руку. Сигалов отшатнулся: этого он от манекена никак не ожидал. На расстоянии двух шагов он уже ничего не слышал, слова сливались в монотонный гул. Когда Виктор снова приблизился, Коновалов заканчивал разговор по монолитной, как кирпич, трубке.
        - Снятие поправки подтверждаю. Александр Александрович рядом, он в курсе. И вот еще что: сократите время Сигалову, делать ему там совершенно нечего, сам же спасибо скажет. Насколько сократить?.. Ну, например…
        - Эй, не надо! - воскликнул Виктор. - Тут не совсем пустота, тут кое-что есть! И ни в каком молоке я не барах…
        Куратор его не слышал. Сбросив вызов, он снова замер с коммуникатором в руке. Виктор помахал у него перед глазами ладонью, и Коновалов, не меняя выражения лица, поднял голову, как будто искал на потолке комара, в существовании которого не был уверен.
        - Тебе давно установили клиент, почему ты им не пользуешься? - пробубнил Керенский.
        - Я уж по старинке, голосом.
        - А если придется давать команды иного рода?
        - У нас все люди проверенные.
        - Ты и про Шмелёва это говорил.
        - Со Шмелёвым виноват, не спорю. Долго ты меня еще попрекать собираешься?
        - Пока не активируешь персональное приложение в трубке.
        - Небезопасно. И не люблю я эти игрушки. Трубку можно посеять.
        - Палец не посеешь. Без авторизации никто в систему не войдет.
        - Сколько их установлено?
        - У меня, у тебя и у него. - Керенский поднял руку вверх, очевидно имея в виду некое большое начальство, очень большое.
        - Вот и хорошо. У тебя и у него пусть будет, а я голосом покомандую.
        - Ладно, пойду я. А тебе счастливо поскучать. Не оставляй его. Как закончит - сразу доклад.
        Истукан пониже сдвинулся с места и размеренно, как робот, пошел в туман. Сигалов, не задумываясь, отправился за Керенским. Оставаться здесь не было никаких причин, уйти стоило еще раньше, но ребяческое желание подслушать разговоры начальства пересилило. Теперь он об этом жалел: страшных тайн выведать не удалось, а время было потрачено. К тому же куратор сократил продолжительность сессии, насколько - Сигалов не расслышал. В груди нарастало тянущее чувство, что он не успевает, хотя Виктор понятия не имел, куда можно успеть или опоздать в этом кромешном тумане.
        Впрочем, уже не в кромешном. Ему показалось, что молоко вокруг становится если не прозрачней, то жиже - словно в него по капле добавляли воду. Отследить этот неуловимо медленный процесс было невозможно, однако если раньше Сигалов не видел даже вытянутую руку, то теперь белое марево расступалось значительно дальше.
        Спина Керенского отчетливо маячила в паре метров от Виктора. Александр Александрович вдруг замедлился и сделал такое движение, будто открывал дверь. Дверей, как и стен, впереди не было, Сигалов по-прежнему находился в пугающе просторном подвале и до сих пор различал позади шкафообразный силуэт Коновалова, но с точки зрения Керенского, они вышли из палаты в коридор. Дальше был прямой отрезок, после которого Александр Александрович немотивированно повернул на девяносто градусов. Наверно, в этом месте воображаемый коридор изгибался, но поручиться Виктор не мог, он был здесь всего лишь второй раз. У него мелькнуло сомнение - откуда Индекс может знать, что сейчас происходит на этом уровне и о чем говорили Керенский с Коноваловым? Вопрос показался несложным, за ним сразу же забрезжила догадка, но ее задавило ощущение подступающей тошноты.
        Сигалов надеялся, что это уже не повторится, но приступ надвигался с пугающей определенностью. То, что происходило с ним в лифте, а потом и в квартире Кирилла, вновь приближалось. Чем сильней рассеивался туман, тем меньше Виктор понимал в происходящем. Он чувствовал себя таким же манекеном, как и шагающий впереди Керенский, - пустой оболочкой, которая повинуется чужой воле. Не то чтобы кто-то ему приказывал - никаких голосов свыше Сигалов не слышал, - но он не мог избавиться от мысли, что его ведет какая-то внешняя сила. Он шел самостоятельно, ноги ему подчинялись, но вот куда он шел и зачем - Виктор не знал.
        Прекратив преследовать Керенского, Сигалов вскоре потерял его из вида. Сквозь белесую пелену уже можно было различить обшарпанные подвальные стены, и вправду далекие, точно это был подземный аэродром.
        Виктор дошел до угла - того самого, где останавливался лифт, и начал размеренно вышагивать по ступеням винтовой лестницы, потому что никакого лифта здесь не было и в помине. Сделав три полных оборота, он оказался наверху, еще не под открытым небом, но уже на площадке с окнами. Подниматься дальше не имело смысла, поскольку выходить на крышу он не планировал. Виктор вообще ничего не планировал, он двигался, следуя безотчетному чувству необходимости, как человек, мучимый жаждой, идет на звук ручья - даже если подозревает, что это слуховая галлюцинация.
        Стекол в огромных окнах не было, и Сигалов, не тратя времени на поиски выхода, покинул здание через ближайший проем в стене. Строительный мусор превратил прилегающую территорию в мертвую степь: вероятно, торговый центр хотели реконструировать, но что-то помешало, и работы забросили.
        От непроницаемого молока осталась лишь легкая дымка, вызывавшая желание протереть глаза, но ощущение подчиненности чужой воле не исчезло, хотя и слегка притупилось. Это почти не мешало - если не задаваться вопросами куда и зачем идешь.
        Зацементированный насмерть газон был отгорожен от улицы высоким забором. Перелезая через шатающийся пластиковый щит, Виктор заметил на ближайших столбах две камеры. Одна следила за сквериком через дорогу, вторая смотрела ему в лицо. На всякий случай он подмигнул, но сделал это ненавязчиво, как бы между прочим.
        Спрыгнув на тротуар, Сигалов чуть не столкнулся с озадаченным подростком в наушниках. Паренек чесал вперед так целеустремленно, что Виктор едва успел посторониться. Молодой человек на него даже не взглянул, и это подхлестнуло чувство неуверенности. Он подумал, что люди могут вообще его не видеть - как Керенский с Коноваловым. На противоположной стороне прогуливалась бабуся с мелкой собаченцией в цветных косичках, но кричать ей через дорогу Виктор постеснялся, а других прохожих на тихой улочке не было. Он решил выяснить это иначе и поднял руку перед проезжавшим мимо такси.
        Машина моментально затормозила. Какое-то время Виктор не шевелился, силясь понять, было ли это реакцией на его жест, или таксист остановился просто так, по собственному разумению.
        Водитель устал ждать и, опустив в правой двери стекло, заявил:
        - Давайте я включу счетчик, и постоим вместе.
        Не раздумывая, Сигалов уселся в машину и неожиданно для себя сказал:
        - Мытищи.
        - Какая улица?
        - На месте покажу, - ответил Виктор, вновь удивляясь. В том районе он не бывал сроду и не знал там ни одного адреса. - Простите, я похож на пьяного?
        - Нисколько, - доброжелательно отозвался таксист, даже не взглянув.
        - А на кого я похож?
        На сей раз мужчина за рулем всё-таки посмотрел в зеркало - более пристально, чем Виктору хотелось бы.
        - Ни на кого не похожи, - заверил водитель и немедленно включил радио.
        Салон наполнился объемным звуком. Виктор подумал, что если бы музыка была жидкой, то они с таксистом превратились бы в аквариумных рыбок, - и вдруг испугался, не сказал ли он этого вслух. Мужчина и так реагировал странновато, давать ему лишний повод для подозрений было бы неразумно. Сигалов решил, что вот теперь он точно сказал это вслух, однако таксист продолжал делать вид, что ничего не происходит. Музыка помогала ему убаюкивать бдительность пассажиров, но как только Виктор отметил этот очевидный факт, звуки сразу стихли.
        По радио затараторили про сосиски, но Сигалов не уловил сути. Потом другой голос, такой же ненастоящий, похвалил кетчуп. И затем вернулся предыдущий с рассказом про душистый чай.
        - Эти сообщения специально подбирают комплектами? - спросил Виктор.
        - Какие сообщения? - не понял водитель.
        - Какие сообщения? - недоуменно повторил Сигалов. - Вы тоже об этом думаете?
        - Нет, это вы говорили про сообщения.
        - Я?! - Виктор тревожно оглянулся, но тугая спинка сиденья не позволила ему посмотреть назад. - Значит, я всё-таки сказал это… Звук из радио, вот какие сообщения.
        - А, так это же просто реклама.
        - Я знаю, что это реклама! - раздраженно произнес Сигалов. - Но она всё время идет блоками: сосиски, кетчуп и чай на закуску.
        - Разве чаем закусывают? - Таксист опять посмотрел в зеркало и начал смеяться.
        Виктор понял, что мужчина смеется над ним, но сдержался и ничего не ответил. Лишь сказал:
        - По-моему, они нас зомбируют. Всех нас.
        Принужденно кашлянув, таксист переключил канал - и попал на точно такой же рассказ про чай, уже на самый конец, однако Сигалов опознал его без труда.
        - Да что ж это такое… - пробормотал Виктор.
        - Что?.. - не расслышал водитель.
        - Снова чай!
        - Вроде нет.
        - Там было про чай, - уверенно произнес Сигалов. - А до этого про сосиски и кетчуп, но мы не успели.
        В салон вернулась музыка - еще гуще, чем прежде. Басы ухали Виктору прямо в спину, сбивая сердце с ритма, и он почувствовал себя мембраной, безропотно подстраивающейся под любой звук. Сигалов выставил перед собой ладонь, чтобы проверить, будет ли она вибрировать в такт музыке. Он старался держать руку как можно тверже, но при каждом повороте машины ладонь отклонялась в сторону, и Виктору приходилось начинать всё с начала. После нескольких неудачных попыток он сделал вывод, что таксист поворачивает специально, с целью провалить эксперимент. Виктор украдкой взглянул в зеркало и обнаружил, что водитель давно и пристально за ним наблюдает. Вспомнив про руку, Сигалов быстро опустил ее на колено и весь внутренне сжался. Ему хотелось исчезнуть или спрятаться за передней спинкой, но он боялся пошевелиться: от любого движения дверь могла распахнуться, и тогда машина уехала бы в Мытищи без него.
        С каждой секундой Виктору становилось всё хуже, но внезапно музыка прервалась, и кто-то заговорил:
        «Как всегда в это время - краткие новости.
        Компания «Гипностик», ведущий производитель и продавец морфоскриптов, снова теряет деньги. Сегодня на торгах цена одной акции опустилась еще на двенадцать пунктов. Биржевые эксперты предупреждают, что если от этих бумаг не избавиться сейчас, то в дальнейшем убытки будут возрастать, поскольку дно еще не достигнуто, и где оно находится, спрогнозировать пока невозможно.
        Руководство «Гипностика» заявляет, что падение акций компании - это результат спланированной атаки недобросовестных конкурентов. Высший менеджмент «Гипностика» требует обратить внимание на невыясненные обстоятельства гибели скандально известного трейдера Георгия Зубаткина и на то, что расследование идет крайне медленно. Зубаткин мог сообщить комиссии по ценным бумагам фамилии заинтересованных лиц, поэтому его смерть была выгодна многим. Это, напоминаю, было заявление руководства «Гипностика».
        Орбитальное кольцо, построенное на высоте семисот километров, встречает очередные смены монтажных бригад. Вчера и сегодня состоялось двадцать плановых запусков ракет-носителей, которые вывели на орбиту новые модули. На днях начнется строительство первого орбитального лифта. Специалисты говорят, что это самый опасный этап работ, но мы вместе с нашими слушателями будем надеяться, что у космических монтажников всё под контролем.
        Так называемое «Движение против зомбирования» вчера сообщило об открытии своего первого информационного ресурса. До сих пор это неформальное объединение было одним из самых закрытых и загадочных. Теперь оно обзавелось собственной площадкой в сети, на которой активисты планируют сообщать гражданам о готовящихся мероприятиях. К открытию ресурса была приурочена публикация проморолика, набравшего рекордное количество загрузок и признанного лучшей вирусной рекламой прошедших суток. Добавим от себя, что этот морфоскрипт сделан на высочайшем профессиональном уровне, и не удивительно, что он стал хитом. Складывается впечатление, что против распространения скриптов выступают сами морфоскриптеры. Согласитесь, это выглядит немного необычно».
        - Куда мы едем? - встрепенулся Виктор.
        - В Мытищи, - ответил таксист. - Или уже нет?
        Сигалов задумался. Что-то вело его от самого офиса и продолжало вести сейчас. На пелену в глазах он уже не обращал внимания, а вот с чувством зависимости было сложнее. Это ощущение не имело четких признаков, как любое ощущение, оно было исключительно субъективным, поэтому Виктор не мог сказать определенно, продолжает ли он его испытывать или уже нет.
        - Так едем в Мытищи-то? - спросил водитель.
        - Конечно, - не моргнув, сказал Сигалов.
        Похоже, это и был ответ. Он перестал замечать чужое влияние, но само влияние от этого не исчезло. Оно заставляло Виктора двигаться в неизвестном направлении, и, наверно, в идеале он должен был подчиняться без размышлений, как персонаж скрипта. Впрочем, с точки зрения Индекса он и был обычным персонажем, никем иным. Значит, и вел его тот, кто управляет Индексом, - активное ядро по имени Кирилл. Возможно, брату что-то было от него нужно?
        Посмотрев в окно, Сигалов прищурился: район казался ему как будто знакомым.
        - Это уже Мытищи? - осведомился он.
        - До Мытищ пилить и пилить, мы даже половины не проехали.
        На параллельной улице, мелькнувшей за пешеходной перемычкой, Виктор заметил угол разрисованного бетонного забора. Увидеть он ничего не сумел - просвет уже остался позади, и справа снова тянулся дом, широкий, как растянутый баян. К следующему переулку Сигалов подготовился и успел-таки рассмотреть граффити на школьном заборе. Это был дородный старик со злым лицом и немулем, стягивающим густые спутанные патлы.
        - Направо! - отрывисто бросил Виктор.
        - А Мытищи?
        - Позже. Сейчас направо, пожалуйста, и вон за те дома.
        Водитель что-то пробурчал, но сбавил скорость и нацелился на рукав эстакады. Выписав по развязке петлю, машина поехала прямо на Кота Базилио в косухе и черных круглых очках.
        - Вот же дети… - с осуждением бросил таксист.
        - Пусть развлекаются, заборы для того и ставят, чтобы их кто-то расписывал. Перед школой повернем налево.
        Сигалов узнавал эти места как родные, хотя прошел здесь всего один раз. Неподалеку была квартира Кирилла, из которой Виктор отправился в свое первое путешествие по улицам Индекса, окончившееся под колесами школьного автобуса.
        Порулив вокруг тихих дворов, такси остановилось возле того самого подъезда.
        - Я скоро вернусь, - пообещал Сигалов и вышел из машины.
        - Можно и не скоро. Вы, главное, вернитесь, - отозвался водитель.
        Виктор не слушал, он уже рисовал себе встречу с братом. Тот сказал, что сразу почувствует его присутствие в скрипте, и Сигалова разбирало любопытство, как это будет выглядеть. Он не стремился застать Кирилла врасплох и вначале даже не помышлял о том, чтобы заехать к нему домой. Виктор и адреса-то не знал. Возможно, именно это и подразумевалось под поездкой в Мытищи? Что, если Индекс не мог указать дорогу к Кириллу более доступным способом и просто вынудил его проехать мимо этого района? Такое объяснение Сигалову понравилось, оно было вполне в духе брата.
        Виктор прошел по дорожке к дому, мимо садика со скамейками.
        - Привет! - крикнул он молодой женщине с детской коляской. И, одумавшись, повторил еще раз, уже громким шепотом: - Ой, извини. Привет, говорю!
        - Да ничего, мы не спим, - ответила мамаша, поднимая голову. У нее на лице отразилось смущение, как будто она ожидала увидеть кого-то другого. - Здравствуйте…
        Странно, в прошлый раз она поздоровалась первой, только поэтому Виктор ее и запомнил.
        Не отвлекаясь больше на мелочи, он заскочил в подъезд и поднялся на лифте. Первое, что бросилось ему в глаза, - желтая лента, которой была оклеена дверь: не крест-накрест, как принято, а частой лесенкой. Нижняя полоска была с одного края оторвана и стелилась по полу. Наверно, жильцы на этаже постоянно задевали ее ногами… Какую-то секунду Сигалов еще тешил себя надеждой, что эта квартира другая, не Кирилла, ведь от лифта он к ней никогда не подходил и мог что-то напутать… Однако уже через мгновение Виктор понял, что это именно та дверь, за которой он ел чужие пирожки с вишней, смотрел новости по чужому телевизору, курил чужие сигареты… Они принадлежали брату, а он попал в аварию аж пять лет назад и сейчас никак не мог находиться у себя дома, а значит, и в зеркале ему тоже места не было - даже крошечного уголка. Да, он так и сказал при встрече: крошечный уголок… В целом мире, который он сам же и создал, - всего лишь крошечный уголок. У Кирилла его больше не было.
        Сигалов смутно помнил, как куратор что-то говорил о снятой поправке, - там в молоке. Может, это оно и было, а может, нет… Теперь это не имело значения.
        Виктор не заметил, как рядом открылась дверь. Из соседней квартиры в коридор вышла девочка лет трех-четырех. В прихожей кто-то возился, собираясь на улицу, - скорее всего, женщина: либо подкрашивала губы, либо искала ключ. Сигалов слышал ее близкое присутствие.
        - Саш, ну всё, мы поехали! - Действительно женщина.
        - Ага! - раздалось из глубины. - Жирафу привет, не перекармливайте его там. И возвращайтесь быстрей!
        Женщина еще чем-то пошуршала и показалась наружу, тут же схватив дочку за руку.
        - Ну стой же смирно! - сказала она.
        Это была соседка, та самая, только выглядела она постарше и одета была посерьезней, но Сигалов ее узнал. Она мельком на него взглянула и занялась замком, потом замерла и что-то беззвучно прошептала. И наконец решилась посмотреть ему в лицо.
        - Кирилл?! - Соседка снова раскрыла рот, но лишь хлопнула губами, как рыба. - Кирилл?.. - повторила она, изумленно качая головой. - Но ты же ум… ум…
        - Умер? - невольно подсказал Виктор.
        Женщина прислонилась плечом к стене и шумно сползла на пол.
        - Что вы там уронили? - крикнул из квартиры мужчина.
        - Маму! - звонко ответила девочка.
        - Что?!
        Внутри раздался грохот сметаемого на пути стула, и Сигалов, не дожидаясь лифта, бросился к лестнице. Выбежав на улицу, он домчался до такси, пулей влетел на заднее сиденье и, словно за ним гнались, исступленно выдохнул:
        - Поехали!
        - В Мытищи?
        - Ну а куда же?!
        Водитель вырулил из дворов и встроился в плотный поток на дороге.
        - Где мы сейчас были? - требовательно произнес Сигалов.
        - Это вы у меня спрашиваете? - удивился таксист.
        - Улица эта как называется?
        - А, секунду… - Мужчина тронул экран навигатора. - Улица профессора Овчинникова.
        - Профессора Овчинникова, - запоминая, повторил Виктор.
        Таксист истолковал его реплику по-своему и ткнул пальцем в справку.
        - Овчинников первым провел всесторонние исследования электронных нейромедиаторов, известных как «виртуальные наркотики», - принялся цитировать он. - В результате была создана фундаментальная научная база для классификации нелегальных морфоскриптов.
        Сигалов хоть и не занимался подобным, но про «Квадрат Овчинникова» мог рассказать куда больше, чем сетевая энциклопедия. Однако он даже не предполагал, что это тот самый Овчинников и что именем славного старика уже названа улица в Москве.
        - В то же время утечка этих данных позволила морфоскриптерам-нелегалам существенно разнообразить ассортимент запрещенного контента, - увлеченно продолжал водитель. - Подобно таблице Менделеева, классификатор содержал еще не созданные, но принципиально возможные нейромедиаторные композиции. Впоследствии база данных получила неофициальное название «Квадрат Овчинникова», хотя научное сообщество неоднократно пыталось добиться запрета…
        - Не надо всё это читать, - прервал его Сигалов. - Смотрите, пожалуйста, на дорогу.
        - Боюсь, теперь не успеем, - озадаченно промолвил таксист.
        - Куда не успеем? - насторожился Виктор.
        - В Мытищи эти ваши. Сейчас пробки начнутся. Нет, ну то есть успеем, конечно, но только вот…
        Они и впрямь не успели. Сигалов увидел над собой тяжелое лицо куратора: Коновалов склонил голову, и его щеки по-бульдожьи отвисли. Казалось, что из багровых губ сейчас просочится и капнет слюна. Виктор прикрылся рукой, а чтобы это не выглядело как брезгливость, тем же движением стянул с головы обруч.
        - Как успехи? - кисло поинтересовался куратор, отстраняясь от кровати и позволяя Сигалову встать.
        - Вы были правы, - признался тот. - Сплошное молоко, могли бы и пораньше выгрузить.
        - А я предупреждал! - с удовлетворением сказал Коновалов.
        - На то вы и начальство. А где Сан Саныч? - Виктор постарался, чтобы вопрос звучал непринужденно.
        - У Керенского слишком много дел, чтобы стеречь твой сон. Особенно если сессия заведомо бесполезная, - мстительно уточнил куратор. - Ну… от чего ушли, к тому и пришли, да, Витя?
        - Орбитальное кольцо, - внезапно выдал Сигалов. - Вот что может привести к глобальной катастрофе. Точнее, к Закату, - сказал он, понизив голос, хотя в палате больше никого не было.
        - Ты опять за своё - перебирать версии? Проверяли всё, и кольцо это проверяли тоже. И даже если проблема в нем, там есть кому мониторить обстановку. Думай лучше про скрипт.
        - Тогда остается одно: он сам приведет к Закату. Индекс - и есть причина.
        - Морфоскрипт? - не поверил куратор. - Вечная темень и снег с пеплом круглый год - всё из-за скрипта? Как ты себе это представляешь?
        - Пока никак. Но я не понимаю, почему он не показывает тридцать первое мая. Единственное предположение: в этот день что-то произойдет с ним самим. Что-то случится с Индексом.
        - Что с ним может случиться? Это один из самых охраняемых объектов.
        - Вы забетонировали офис, поставили тут крутой лифт и теперь считаете, что Индекс в безопасности?
        - Ты за дурака-то меня не держи, Витя. При чем тут офис? Индекс - не бриллиант, который лежит где-то в сейфе, он распределен по всей сети. Думаешь, если мне скоро на пенсию, так я, значит, при лучине родился и ничего не смыслю? Да я начинал в сети, когда тебя еще в проекте не было! Первые деньги я заработал в девять лет - на таком, о чем ты и понятия не имеешь. И я даже не смогу тебе объяснить эту схему, потому что сеть уже двадцать раз изменилась. А все свои иронические замечания ты можешь вставить себе в дисковод.
        - Во что?..
        - И поглубже.
        - Я примерно об этом и говорил, - проблеял Сигалов, догоняя куратора на пути к выходу. - Как бы вы ни защищали Индекс, атака на сеть отнимет у него ресурсы. Физически со скриптом ничего не случится, но без вычислительной мощности он остановится и превратится в мертвый код.
        - Атака на всю сеть? Крайне сомнительно. Да и чем остановка Индекса грозит миру? Он, слава богу, ни на что не влияет.
        - Тунгусский дата-центр успеют достроить до конца мая?
        - Давно уже построен, сейчас там финальная стадия, всё практически готово.
        - До Заката закончат?
        - Неизвестно, но где-то в этих числах примерно. Ты опять увлекаешься поиском причин в реальности?
        - Да нет, Игорь Сергеевич, это я как раз о скрипте думаю. Только не уловлю никак… Что-то крутится такое - очевидное, ясное… Но схватить не могу. А вы, значит, верите в лучшее, если накануне Заката собираетесь новый дата-центр запускать?
        - Надеемся. Что еще остается? Или мы должны, как Зубаткин, затариться блондинками и - в последний отрыв?
        Они вышли из лифта на этаже офисных клетушек с прозрачными перегородками. Работа кипела: менеджеры в белых рубашках висели на связи или гипнотизировали мониторы. У Виктора вновь появилось ощущение, что он находится в какой-то финансовой конторе.
        - Я хочу видеть брата, - сказал он.
        - Исключено, - твердо ответил куратор.
        - Почему?
        - Там, где он находится… В общем, это не место для экскурсий. Ты же знаешь, в каком он состоянии. Считай, что его там нет. - Коновалов остановился и повернулся к Сигалову. - Его действительно нет на этом свете. Ты должен смириться с тем, что Кирилл погиб еще пять лет назад. То, что от него осталось… Часть плоти, в которой удерживается сознание, - это не твой брат. Получается, даже хорошо, что вы не были знакомы. Это совсем не то, что потерять близкого человека. Уж поверь.
        - Тогда мне нужно будет загрузить тридцать первое мая. Не сейчас, позже.
        За последнюю минуту в коридор никто не выходил, тем не менее куратор быстро оглянулся по сторонам.
        - Опять в молоко? - полушепотом спросил он. - Зачем? Что ты там не видел?
        - Ничего не видел. Но мне кажется, я что-то почувствовал.
        - В каком смысле? - Коновалов нетерпеливо переступил с ноги на ногу. - Вот что, Витя. Никто не против, чтобы ты работал и искал ответ. И не просто искал, а чтобы вовремя нашел, ты для этого здесь и нужен. Но все твои ощущения с предчувствиями и прочий воздух… Нам это не поможет, ясно?
        - Мне кажется… Пардон, конечно, но это самое правильное слово: кажется. Короче, я думаю, что Индексу известна причина Заката и он специально прячет от нас этот день.
        - Зачем? Чтобы мы не сумели предотвратить Закат?
        - Или для чего-то другого.
        - Для чего «для другого»?! - взвился куратор.
        - Вы воспринимаете Индекс как придаток к нашему миру. А с его точки зрения всё может быть наоборот.
        - У него нет никаких точек зрения! Это строки кода, и больше ничего!
        - Я не про скрипт, я про Кирилла. Про то, что от него осталось.
        - Допустим, Кирилл. И что дальше?
        - Нам нужно как-то спровоцировать Индекс. Поставить его в то же положение, в котором находимся мы, чтобы он оказался на пороге кат… На пороге Заката.
        - Он там и находится, вместе с нами - на самом пороге. Без сети морфоскрипт ничто, а сеть без электричества не работает. Отключатся сервера - Индекс исчезнет.
        - Хотите бесплатный прогноз от родного брата активного ядра? - Сигалов нагло улыбнулся. - Тунгусский дата-центр вместе с обслуживающей его атомной электростанцией будет введен в строй тридцать первого мая. Поэтому вы и не уверены, успеют ли там закончить. Если бы можно было выяснить, вы бы давно знали, ведь это поважней, чем пробки на дорогах разгонять. Сколько ваша АЭС может проработать в автономном режиме?
        Коновалов озадаченно посмотрел в пол.
        - Насчет энергоблока не в курсе, - обронил он. - Точно знаю, что это самая современная техника, самая надежная. Но если ты предлагаешь остановить пуск, то это полное безумие. Тридцать первое число - не просто дата в календаре, это двадцать четыре длинных часа. Плохо, что мы не можем туда заглянуть, но возможно, когда мы доживем до этого дня, нам удастся получить прогноз хотя бы на часик вперед, на пятнадцать минут! И это может всё решить. Вместе с новым дата-центром Индекс получит огромные ресурсы в дополнение к тому, что у него есть сейчас. Возможно, это что-то изменит. Возможно, нет… Но мы не станем отнимать у себя последний шанс.
        - Этого я не предлагаю. Я бы тоже еще пожил, если вы сомневаетесь. Мы не будем останавливать работы, нам нужно всего лишь напугать скрипт.
        - Напугать скрипт… Витя, ты слышишь, что ты говоришь?
        - Кирилла, - мрачно произнес Сигалов. - Нам нужно напугать Кирилла. Организуем слив информации - мол, выявлены неполадки, всё замораживается на неопределенный срок.
        - Только есть одна проблема: Индекс формирует базу данных не из новостей, а из реальности. Чтобы он поверил в какую-то неисправность, нам придется имитировать ее максимально правдоподобно. А это само по себе опасно.
        - Думайте, что можно сделать. Реальность - ваша епархия, не так ли? Не обязательно электростанция, пусть будет дата-центр. Угробьте там несколько серверов. Если хотите, у меня есть толковый специалист.
        - Таких спецов у нас самих под завязку, - отмахнулся куратор. - Починить не всегда могут, а угробить - это они с радостью.
        - Индекс должен предельно ясно понимать, что без нас его тоже не будет.
        - Я думал, это очевидно…
        - Да вот не совсем. Нужно объяснить ему, что мы погибнем или выживем только вместе. И посмотрим, изменится ли что-нибудь.
        - И эти изменения ты хочешь найти в слепой зоне? Почему там?
        - Там они будут видны лучше всего: либо да, либо нет. И не тяните с этим, Игорь Сергеевич, времени-то у нас осталось…
        - Всего неделя, - скорбно произнес тот.
        Виктор вышел на улицу в таком настроении, словно всё самое худшее уже случилось. Куратор выкинул из Индекса «уютный уголок» Кирилла, и как близнец на это отреагирует - сам Индекс не предскажет. То они боятся его потревожить лишней встречей с братом, а то вдруг режут по живому… Ни вступиться за Кирилла, ни даже обсудить это с начальством Сигалов не мог - зачем-то с ходу ляпнул про молоко, а потом уже было поздно: доверие теряется только один раз. И зачем он это сделал? Не хотел говорить про поездку в Мытищи? Так можно было и не говорить, а всё остальное рассказать. Или не всё?..
        Увидев такси, Виктор механически сел в машину и так же механически произнес:
        - Мытищи.
        - Какая улица? - спросил водитель.
        Сигалова бросило в жар: он подумал, что всё еще находится в морфоскрипте, но перестал это осознавать. А поскольку Индекс воспринимался как реальность и не имел стандартных элементов управления, то и проверить было невозможно.
        - В Мытищах куда конкретно? - уточнил таксист.
        Виктор осмотрелся, как будто это могло что-то прояснить. Нет, кажется, это был не Индекс… Ну конечно, нет. Сигалов не чувствовал никакого давления, а про Мытищи брякнул потому, что только о них и думал.
        - Давайте так сделаем… - промолвил он. - Едем, и по дороге я вспоминаю адрес. Если получается - хорошо, если нет - поворачиваем домой.
        - Оригинальный вы пассажир. Что ж, давайте покатаемся, у меня рабочий день не скоро заканчивается.
        - А у меня вообще никогда, - вполголоса обронил Сигалов.
        Некоторое время он еще сомневался в затее, но чем дальше отъезжал от офиса, тем отчетливей понимал, что поступил правильно. В скрипте его вела воля Индекса - настойчиво тащила в Мытищи, ничего не проясняя заранее. И там Виктор не колебался ни секунды, он знал, что в нужный момент найдется и улица, и дом, - либо по каким-то приметам, либо в виде всплывших воспоминаний. Здесь, в реальности, подсказок ждать было не от кого, но всё же Сигалов рассчитывал, что скрипт оставил у него в памяти какие-то следы. Пусть это проявится как интуиция - не важно, лишь бы доехать и понять, куда его влекло.
        - Музыку включу, не возражаете? - осведомился водитель.
        В салоне зазвучал джаз, легкий до прозрачности. Виктор вспомнил, какое рейв-месиво долбило у таксиста в Индексе, и окончательно успокоился. После пары композиций пошли новости - сразу, без рекламы. Диктор тараторил о том, что руководство «Гипностика» заявило, будто падение акций компании является результатом спланированной атаки недобросовестных конкурентов и что высший менеджмент «Гипностика» требует обратить внимание на невыясненные обстоятельства гибели скандально известного трейдера Георгия Зубаткина.
        «Ну хоть вы-то нервы не трепите, - с тоской подумал Сигалов. - Мир летит в пропасть, а вы всё о деньгах…»
        Глядя в окно, он поймал себя на том, что еще не прощается с городом, но уже готовится к этому - и готовится встретиться с новой Москвой, засыпанной пепельным снегом, Москвой с пустыми черными окнами и протоптанными в сугробах тропинками между единственно важными объектами: где пить, где жрать и где прятаться.
        - Не вспомнили? - спросил таксист.
        - О чем? Ах да… Нет, не вспомнил. Поедем на улицу профессора Овчинникова.
        - Домой?
        - Почти…
        Женщина с коляской всё еще прогуливалась у подъезда. Виктор не стал с ней здороваться, она на него тоже не взглянула.
        Выйдя из лифта, Сигалов увидел ровно то, что и ожидал: лесенку из желтых полосок на двери, за которой когда-то жил его брат. Один край нижней ленты отклеился и валялся на полу - точно так же, как в Индексе. Хотя нет, это в Индексе стало точно так же, как в реальности, а здесь-то ничего не менялось уже пять лет.
        Виктор тяжко вздохнул: и зачем приехал? Что хотел тут найти?
        Он постоял в коридоре еще немного, посмотрел на закрытую соседнюю дверь и мрачно сказал:
        - Правильно, обойдемся без обмороков.
        Он спустился вниз и, едва оказавшись на улице, услышал возле подъезда детский голос:
        - Жираф есть не хотел! А черепаха хотела! Черепаха всё съела!
        Отступать было поздно: соседка, болтавшая с подругой, уже отвернулась от коляски и теперь смотрела прямо на него.
        - Кирилл?.. Ты?!
        - Нет, нет! - резко ответил он. - Не Кирилл! Да не надо падать!
        Виктор не успел ее подхватить, и она завалилась на газон.
        Эпизод 17
        - Как там Мальвина твоя, не объявлялась пока? - спросил Шагов, плотоядно поглядывая на бутылку «Джека Дэниэлса».
        Виктор тоже посмотрел на виски, потом на два приготовленных стакана и изобразил рукой полный отказ.
        - Не объявлялась. И она не моя.
        - Переживаешь?
        - Не так чтобы очень, но… на ее месте осталась дырка. - Сигалов похлопал себя по сердцу. - И заполнить ее нечем.
        Алексею надоело облизывать взглядом закрытую емкость, и он со вздохом переставил ее на полку.
        - Ты опять в этот скрипт намылился… - сказал он без удивления.
        - Не надоел я тебе еще?
        - Я вроде даже привык. Жду, когда официально оформишь меня кондуктором. Тем более что ставка у нас твердая. - Шагов снова покосился на то место, где стояла бутылка, и убрал со стола стаканы.
        - Вообще, да: ты больше похож на безработного, чем на крутого инженера. Как ни заеду - ты всё дома.
        - Отгулы, - не углубляясь, пояснил Алексей. - Кстати! Ты говорил, Мальвина твоя - из Движения?
        - Не моя. Но кажется, она с ними.
        - Кажется ему! А проморолик ты для кого скреативил?
        - Сляпал, было дело.
        - И ты даже не знаешь, что он в топе второй день? - Шагов лукаво улыбнулся.
        - Слышал что-то об этом… Не интересовался.
        - Я сам его три раза загружал.
        - Да что в нем такого особенного?!
        - Вот в этом и загадка. Интриги нет, мотивации нет, экшена нет, - загнул Алексей три пальца, начиная с мизинца, и у него получился пистолетик из указательного и большого. - Только чистый драйв. - Он ткнул этим пистолетиком в Сигалова. - Стоишь среди прекрасных людей и хочешь быть таким же прекрасным.
        - Ну, это я под впечатлением от… - Виктор умолк.
        - От чего? - спросил Шагов.
        - Джентльмены это не обсуждают.
        - Как скажешь, родной. Но судя по результатам, впечатления остались очень даже. Да, я чего вспомнил-то!.. Говорят, эти клоуны какую-то акцию готовят. Вот прям глобальную, говорят.
        - Нарисуют вместо одного плаката четыре? - с сарказмом проговорил Виктор.
        - Тоже думаю, что ерунда. Но их присутствие как-то раздражает.
        - Прекрати смотреть новости, и присутствие закончится. - Сигалов вдруг вспомнил, что Мальвина во время последней встречи тоже рассказывала о каком-то крупном мероприятии, и это ему не понравилось.
        - А, и еще «Гипностик» твой волну поднять пытается, - заявил Алексей. - Я только не понял, чего они хотят. Акции у них падают, делом бы занимались.
        - «Гипностик» тоже не мой, - отозвался Виктор и чуть не добавил: «Это компания Кирилла», но вовремя прикусил язык. - Я тоже ничего не понимаю…
        В последние дни всё действительно как-то слиплось - или Сигалову только казалось? Но если и Лёха это отмечал, значит, не казалось. Всё навалилось со всех сторон, и всё такое мелочное… Если бы люди знали, как мало им осталось жить в тепле и при ясном солнце… Виктор думал об этом постоянно, даже когда не думал вообще ни о чем. Подспудно он продолжал перебирать причины, которые могли бы привести к глобальной катастрофе, и, похоже, уже приблизился к той стадии тихой истерики, когда опасность мерещится везде и всюду.
        - Ладно, чего рассиживаться… - Сигалов поднялся из-за стола. - Ты, Лёх, извини, что я тебя так эксплуатирую, но когда-нибудь я тебе всё расскажу.
        - Обещал уже, повторяешься.
        - Значит, расскажу два раза, - отшутился Виктор и направился в кабинет.
        - Я одного никак не пойму… - сказал ему в спину Шагов. - Ты проходишь тот же самый путь до полицейского участка, попасть в который заведомо невозможно. Ты испытываешь радость от самого процесса, что ли?
        - Какой участок? А, в скрипте! Нет, давно уже нет. Там много путей, и с каждым разом всё интересней. - Сигалов надел немуль и уселся в кресло.
        - Не балуйся там, - напутствовал Шагов.
        - Так и до клаустрофобии недалеко… - заметил Виктор, озираясь в зеркальной кабине лифта.
        Капитан Коновалов сосредоточенно убирал коммуникатор в глубокий карман плаща и реплику арестованного пропустил мимо ушей, но голос услышал.
        - Что говоришь? - Он повернулся к Сигалову.
        - Наручники снимите, Игорь Сергеевич. Неудобно. - Виктор протянул ему руки.
        Коновалов безропотно достал ключ и, расстегнув браслеты, передал их рыжему полицейскому. Тот отнесся к этому спокойно и убрал наручники в чехол на поясе. Не исключено, что Виктор мог приказать ему сбрить шевелюру под корень, и рыжий послушался бы, но таких экспериментов в планах у Сигалова не было.
        Внизу Виктор поприветствовал Керенского с неизменным кожаным портфельчиком и панибратски хлопнул его по плечу:
        - Вы знаете, куда меня отвезти, Сан Саныч.
        В «Трех пескарях» один столик почему-то оказался занят. Спиной к двери сидел худой мужчина с наметившимся на макушке просветом. На появление Виктора с Керенским он никак не реагировал.
        - Пойду сполосну руки, - зачем-то сообщил Александр Александрович, удаляясь в служебное помещение.
        Сигалов подошел к незнакомцу за столом и долго в него вглядывался, пытаясь найти хоть что-то общее с Кириллом.
        - Я не стремился к портретному сходству, - сказал мужчина. - Так было бы еще хуже. Пусть уж просто - человек. Надеюсь, моя новая внешность тебя не смущает. Старой всё равно больше нет.
        - Почему ты мне сразу не сказал про Закат? - спросил Сигалов, усаживаясь за стол.
        - Может, поздороваемся вначале? - с иронией произнес Кирилл.
        - Мы и так, считай, не расстаемся. Каждый раз, когда загружаю Индекс… Это ты, я чувствую. Но всё равно привет. Кстати, зачем мне нужно было попасть в Мытищи?
        - Привет, брат, привет… - Незнакомый мужчина с улыбкой потупился. - Так Мытищи или Закат, что важнее?
        - У меня миллион вопросов! - воскликнул Виктор.
        - В Мытищи ты успеешь, не волнуйся. Пришлось переиграть кое-что… Там пока без тебя справятся.
        Слово «переиграть» резануло Сигалову слух, уж очень гладко оно легло на все его сомнения. Последнее время он не мог отделаться от мысли, что Индекс, то есть Кирилл, ведет собственную игру.
        - Почему никто не может загрузить тридцать первое мая? - спросил Сигалов. - Да, я опять прыгаю по разным темам, но…
        - Темы не разные, это один и тот же вопрос. Только я не могу на него ответить, брат.
        - Почему?!
        Кирилл развел руками:
        - Объяснить можно только знание. Незнание объяснить нельзя. Я предполагаю, что тридцать первого числа совпадут несколько факторов, каждый из которых - отдельная лотерея: то ли сбудется, то ли нет. А все вместе они складываются во что-то совершенно неопределенное. Но это просто догадка. Вам нужно работать самим. Представьте, что Индекса не существует, ведь жили же как-то до него. Целые тысячелетия прожили без Индекса - и нормально. Поэтому я не спешил тебе рассказывать про Закат. Я бы и сейчас не стал, будь моя воля. Всё равно я ничем не помогу.
        - И даже предположений нет? Хотя бы по триггерам, а? Хоть какой-нибудь намек бы…
        - Начаться может с орбитального кольца, но это вы и сами знаете, я ничего нового не скажу. Например, метеорит, которого в Индексе нет и быть не может, разрушит какой-нибудь важный узел, и всё кольцо посыплется на землю. Огромные секции будут раскаляться в атмосфере и падать как бомбы. Ни одна защита от такого не спасет. Пострадают несколько реакторов, почти одновременно. Это может вызвать сейсмическую активность там, где ее никогда не ждали, и волной пойдут аварии на других атомных станциях. Вот вам и ядерная зима. А если еще и системы раннего оповещения дадут сбой, хотя бы одна из них…
        Кирилл достал сигареты, закурил и бросил пачку на стол.
        - Но дело в том, - сказал он после второй затяжки, - что если бы события развивались так, они и были бы так показаны в Индексе. Значит, всё будет не совсем так или даже совсем не так… Возможно, орбитальное кольцо ни при чем. Это может быть большая война: ее так долго ждали, к ней так долго готовились, что она просто обязана когда-нибудь начаться. Или нет… Или да, но не в этот раз… Я не знаю, всё решится в последний момент.
        - Что выпадет, орел или решка, мы увидим, когда монетка ляжет в ладонь… - пробормотал Виктор. - Но когда она ляжет, всё уже и случится. И что бы ни выпало, впереди зима. У этой монетки нет хороших сторон.
        Кирилл еще раз затянулся и подвинул к себе пепельницу, которой - Сигалов мог бы поклясться - еще секунду назад на столе не было.
        - Как у тебя это получается? - сощурился Виктор.
        - Не заставляй фокусника раскрывать свои секреты. Это негуманно и не так интересно, как кажется.
        - Колись давай.
        - Пепельница стоит здесь всегда, просто в том месте ее не видно.
        - И всё?! - разочаровался Сигалов.
        - Я предупреждал, что ничего захватывающего тут нет. Так, хохма ради хохмы. Других чудес я сюда не закладывал, чтобы не превращать этот мир в балаган. Не выпить ли нам, вот что я думаю, - неожиданно проговорил Кирилл. - Эй, человек!
        Из подсобки выглянул Керенский в белом фартуке и накрахмаленном белом берете, который смотрелся с его усиками удивительно гармонично.
        - Мне как всегда, а моему брату… Думаю, двойной «Джек Дэниэлс». Или нет? - обратился Кирилл к Виктору. - Он может принести какой-нибудь «Блю Лейбл», или я не знаю, что там у вас котируется. Никогда в вискаре не разбирался.
        - Мне нравится «Джек», - кивнул Сигалов. - Только откуда тебе это известно?
        - Грузовик. В одной из версий этого скрипта фура была заполнена не апельсинами, а бутылками.
        - Это не я редактировал.
        - Знаю. Но пьете-то вы вместе.
        Керенский подбежал к столу и с поклонами выставил перед Кириллом бокал красного вина, а перед Виктором - тяжелый хрустальный стакан.
        - Изволите чего-нибудь еще? - холуйски произнес он.
        - Изволю, чтоб ты скрылся, - заявил Кирилл.
        Александр Александрович развернулся на каблуке и, пританцовывая, засеменил прочь.
        - Нехорошо это, - заметил Виктор, оборачиваясь. - Зачем ты с ним так?
        - А они со мной - хорошо? Ты уже съездил, посмотрел. И что там теперь? - Кирилл подергал себя за рубашку, имея в виду не только одежду.
        Сигалов понял, о чем говорит брат, но ответить оказалось не так-то просто.
        - Там то, что должно быть, - выдавил Виктор, глядя в стакан. - Давно опечатанная дверь и повзрослевшая соседка. Я даже сравнил с реальностью, сам не знаю зачем… Теперь твоя квартира - такое же зеркало, как и весь Индекс.
        - А хуже всего, что я знал заранее, когда они снимут эту поправку. Как будто она кому-то мешала… Меня выкинули из моего Индекса, и что изменилось? Ничего и не могло измениться. Зато теперь у меня нет собственного тела - в моем же мире. Я как бесплотный дух, вселяюсь в кого попало. В реальности я и есть бесплотный дух, но зачем надо было снимать поправку в Индексе?
        - Я не знаю, что сказать… Но у тебя остался этот скрипт.
        - Это пародия, а не мир. Здесь хуже, чем в пустоте, и меня здесь нет, я сюда захожу только для того, чтобы встретиться с тобой. Обычный линейный квест: капитан полиции везет арестованного по бесконечной дороге, больше тут ничего не происходит. Жить в этом скрипте невозможно.
        Кирилл помолчал, выписывая окурком в пепельнице неспешные вензеля.
        - Я бы давно убил себя, - сказал он. - Оставил бы вам Индекс в наследство…
        - Ну-ка прекрати!
        - Если бы я только мог это сделать… Но меня уже нельзя отделить от активного ядра, а программа не способна себя уничтожить. - Он невесело улыбнулся. - Пытался подсчитать, на сколько процентов я человеческое сознание, а насколько - код. Не сумел… Ладно, потерплю. Посмотрю, как всё закончится. Единственное, чего я не знаю: как всё это закончится. Хотя потом тоже будет жизнь - по колено в черном снегу. Но уж точно без меня.
        - Это действительно настолько невыносимо? - осторожно спросил Виктор. - То, что ты испытываешь.
        Кирилл тягостно помолчал.
        - Это хуже всего, что ты можешь вообразить, - проговорил он. - Это вообще нельзя описать. Найди камеру сенсорной депривации и ложись туда на месяц. Или завяжи себе глаза и ходи так целый день. А вечером представь, что не снимешь повязку никогда. Никогда, - повторил Кирилл.
        - «Почувствуй это - окунись в ад»?.. Вот что ты хотел мне тогда сказать? Граффити на школьном заборе, я видел.
        - Не хотел. Но иногда нельзя не кричать, не получается. Я не должен был создавать Индекс. Если бы не он, я бы оставался обычным пациентом, и меня уже давно бы отключили. Просто дали бы мне уйти, ведь все люди когда-нибудь уходят, так устроена жизнь. А меня зачем-то потянуло в креатив… Наверно, некоторые мечты должны оставаться мечтами.
        На последней фразе Виктор застыл и оторвал от губ стакан. Что-то подобное он уже слышал - про мечты. И тут же вспомнил, что сам говорил это Шагову, когда плакался о Мальвине. Такие разные темы и такие похожие мысли…
        - Извини, что развел тут сопли. - Кирилл глотнул вина и вытряс из пачки новую сигарету. - Перед кем-нибудь другим можно было бы и поныть, но ты знаешь про Закат, и тебе самому не до смеха.
        Он вдруг притих и склонил голову набок, словно вслушивался в шепот за стеной.
        - Внезапные проблемки с силовым кабелем в Тунгусском дата-центре, - объявил Кирилл. - Похоже, до Заката открыть его уже не успеют. Коновалов совершенно ни при чем, всё получилось само и случайно. - Он заговорщически подмигнул.
        Сигалов почувствовал, как у него запылало лицо.
        - Господа начальнички захотели проверить, испугаюсь ли я за свою шкуру, - иронически заметил Кирилл. - Не испугаюсь, потому что шкуры у меня больше нет, даже виртуальной. Или они решили, что Закат моя выдумка? - Брат говорил будто бы в никуда, но при этом неотрывно смотрел Виктору в глаза. - Совсем осатанели, уже не знают, кого и в чем подозревать. Я у них теперь главный саботажник? Сами у себя время отнимают. - Кирилл откинулся назад и подвигал пепельницу так, что она то исчезала, то вновь появлялась. - Я думаю, всё это бесполезно. Закат неизбежен, какими бы причинами он ни был вызван. Мне хотелось бы встретиться с тобой еще раз. Успеем?
        - Почему же нет? Еще три дня или даже четыре, смотря как считать.
        - Да, уже скоро… Совсем скоро.
        - Но я вернусь, обещаю.
        - Не обмани, брат. Ты мне нужен. До встречи. - Кирилл допил вино и поставил бокал на стол. - Сан Саныч, ваш выход!
        - Иду-иду, один момент! - залебезил Керенский, вынимая из портфеля пистолет.
        Коммуникатор загудел раньше, чем Виктор успел снять немуль.
        - Выходи на улицу, - сказал Коновалов.
        - Я сейчас не дома, Игорь Сергеевич.
        - Я знаю, - ответил куратор и сбросил вызов.
        Сигалов торопливо попрощался с Алексеем и выскочил из квартиры. Судя по голосу, Коновалов спешил, но Виктор всё-таки отправился вниз пешком - лифт в доме Шагова он по понятным причинам не любил.
        Лимузин куратора припарковался прямо у подъезда, на том самом месте, где в скрипте про арест всегда стояли два полицейских автомобиля. Сигалова эта ассоциация обескуражила, но отступать было некуда, и он направился к машине.
        Коновалова внутри не оказалось.
        - Садитесь, Виктор Андреевич, - сказал водитель.
        - Куда едем? - невинно поинтересовался Сигалов.
        - Игорь Сергеевич вас ждет, - на этом разговор был окончен.
        Насколько Виктор ориентировался, машина поехала не к центру, а наоборот. Какое-то время он надеялся, что водитель объезжает пробки, но вскоре стало ясно: его везли не в офис.
        Сигалов незаметно вытер о сиденье влажные ладони и покрутил головой, рассматривая в тонированных окнах незнакомый район с преобладанием высоких заборов. Автомобиль миновал мощные ворота и въехал на территорию, засаженную соснами. Узкая дорога вела к трехэтажному параллелепипеду, облицованному таким же темным стеклом, как и в лимузине. Не доезжая метров двадцати, машина остановилась.
        - Оставайтесь внутри, пожалуйста, - попросил водитель.
        - Если мне туда, я могу и сам, - начал Сигалов, указывая на здание.
        - Оставайтесь, пожалуйста, внутри! - с нажимом повторил шофер.
        Он легонько побарабанил по рулю, как будто ожидал сигнала регулировщика, и тронулся дальше. За мгновение до этого Виктору показалось, что один из осветительных столбиков у дороги подмигнул.
        Автомобиль подкатил к строению и, плавно заехав на короткий пандус, остановился.
        - Теперь можно выходить, - проговорил водитель. - На улице не задерживайтесь.
        Сигалов выбрался наружу и прошел три метра до стеклянной, но непроницаемой двери. Раньше, чем он успел до нее дотянуться, дверь щелкнула и приоткрылась.
        Внутри всё было иначе. По холлу, не опасаясь посторонних глаз, расхаживали вооруженные охранники. Их было всего трое, но они умудрялись создавать видимость хаотичного движения. Еще один человек сидел за высокой стойкой администратора, и что-то подсказывало Виктору, что руки этого менеджера лежат скорее на пулеметных гашетках, чем на клавиатуре.
        Из-за квадратной колонны вышел Коновалов и, молча поманив Сигалова, направился вниз по наклонному коридору.
        - Здрасте еще раз, - растерянно шепнул Виктор, догоняя куратора. - Где это мы?
        - Ты просил.
        - Я?..
        - Носки не рваные? Там разуваться надо будет. Я не стал предупреждать, ты всё равно был в гостях.
        - Кстати, да: откуда вы узнали?
        - Да брось, Витя. Наивность он мне будет разыгрывать… Вот сюда, налево. - Коновалов дернул его за рукав и торопливо свернул в боковой проход.
        После двух автоматических дверей и двух новых поворотов они оказались у жерла массивной трубы диаметром в человеческий рост. Сбоку за столиком сидел скучный тип в зеленой больничной шапочке. Он выставил два пластмассовых лотка, положил в каждый упаковку с бахилами и бесцветно произнес:
        - Содержимое всех карманов, пожалуйста. Также обувь, ремни, галстуки, подтяжки.
        Сигалов послушно выгреб у себя всё, включая носовой платок, затем разулся.
        - Пирсинг, бижутерия, протезы, имплантаты, коронки, - перечислил мужчина.
        - Нет, - сказал Коновалов.
        - Нет, - повторил за ним Виктор.
        - Всё, что могло не войти в этот список, - не сдавался дежурный. - Любые проводники. Вспоминайте, не спешите. Это важно.
        - Нет.
        - Нет.
        - Витя, ты уверен? - спросил Коновалов. - Если останется хоть один металлический волосок, будет больно.
        - Так это… Молния у меня в брюках железная.
        - Спасибо, что вспомнили. - Тип в шапке протянул Сигалову одноразовые полотняные штаны.
        - Тьфу ты, зачем из карманов вынимал тогда… - Виктор отошел к столу и быстро переоделся.
        - Что-нибудь еще? - проговорил дежурный.
        - Мы готовы, - заверил куратор.
        Из трубы раздалось угрожающее волнообразное гудение.
        - Идите спокойно, не останавливайтесь, это не опасно.
        - Давай вперед. - Куратор подтолкнул Сигалова и пошел следом.
        Оказавшись в тоннеле, Виктор почувствовал легкий зуд - сразу везде.
        - Потерпи, - проскрипел сзади Коновалов. - У меня тоже нос чешется. Зато, говорят, здесь некоторые болезни даже проходят.
        - У меня чешутся уши, - поделился Сигалов, не рискуя оборачиваться.
        - Шагай быстрей. Теперь понимаешь, что каждый день сюда не набегаешься?
        - Ничего я не понимаю, Игорь Сергеевич.
        - Дуралей, к брату я тебя веду. Ты же хотел.
        - А почему заранее не сказали?
        - И что, ты бы яблок ему принес? Не нужны ему ни яблоки твои, ни ты сам. Это не для него, это для тебя экскурсия. Надеюсь, больше не попросишься.
        С облегчением покинув трубу, Виктор остановился перед двумя створками: «Бокс A» и «Бокс B».
        - А, - сказал Коновалов и прошел вперед.
        За следующей дверью оказалось пустое помещение с огромным бронированным аквариумом в центре - вот там-то, в аквариуме, всё и находилось. Из-за приборов, назначение которых Виктор не представлял даже близко, он не сразу увидел кровать с телом.
        - Внутрь не попадем, - сказал куратор.
        Сигалов обошел куб по периметру и прижался к толстому стеклу. Кирилл был похож на мумию, из которой высасывали остатки жизни. В разрезы на желтушной загрубевшей коже вползали трубки и провода, но крови видно не было. Бритая голова казалась непропорционально большой, к ней плотно прилегала треугольная металлическая пластина, основанием закрепленная на лбу, а узкой частью уходившая к макушке. Лицо Кирилла ничего не выражало, словно он спал без сновидений, вот только выглядел близнец лет на двадцать старше - из-за худобы и цвета кожи. Он казался смертельно уставшим.
        - Всё беспокоится, что его в банку какую-то перенесут, - подал голос куратор. - Прям бредит этой своей банкой. Со временем, наверно, так и будет. Если Закат переживем. А пока врачи говорят, что собственное тело, даже если оно совсем не функционирует, лучшая среда для мозга. Его тут снабжают всем необходимым. Плюс немножко стимуляторов. В меру, в меру! - быстро оговорился Коновалов. - Наркозависимый он будет не нужен. Это как для тебя - чашка кофе или порция виски. Немножко. Иногда.
        - Игорь Сергеевич, я не интересовался, но в принципе: пересадка мозга - насколько это реально?
        - Если врачи и научатся такому, то не скоро. Мы наводили справки, естественно. Нас приняли за полоумных. Это вы, скриптеры, фантазиями своими головы людям забили, никто уже не понимает, где наука, а где вымысел.
        Коновалов прогулялся вдоль прозрачной стенки, зачем-то потрогал едва заметную дверь и отвернулся в сторону, как бы позволяя Сигалову побыть наедине с братом. Это напоминало скорее кладбищенский ритуал, чем больничный.
        - Поехали на работу, Витя, - сказал куратор после длинной паузы. - Для тебя есть еще кое-что.
        Обратный путь был короче, обошлось без трубы. Сигалов получил свои брюки, переобулся и поспешил за куратором на выход. По дороге к офису оба тягостно молчали. Виктор не выдержал первым:
        - Всю ночь мучился, не мог успокоиться. Чем вы зарабатывали в девять лет, Игорь Сергеевич?
        - Жалеешь об упущенном времени? - усмехнулся Коновалов. - Акки брутфорсил, что я еще мог делать в младших классах…
        - М-м… а можно по-русски?
        - Взламывал аккуанты в социальных сетях.
        - И как вас в Комитет, интересно, взяли?
        - Именно так и взяли. Ну не в девять лет, а позже, когда начались истории посерьезней. Еще какие вопросы, мой юный друг?
        - Есть еще один, - покивал Виктор. - Неожиданный и, наверно, глупый.
        - И почему я не удивлен…
        - Что находится в Мытищах, Игорь Сергеевич?
        - Еще раз?..
        - Что находится в Мытищах? - повторил Виктор громче и медленней, как для слабоумного старика.
        Коновалов это оценил.
        - Спасибо, Витя. Ну-у… В Мытищах, очевидно, находятся Мытищи. Тысяч триста человек и сколько-то там домов, деревьев… А ты какого ответа ждал?
        - Что-нибудь значимое хотел услышать. Важный объект, не имеющий адреса.
        - Значимое, но без адреса… - скептически крякнул Коновалов и, запустив руку во внутренний карман пиджака, вытащил коммуникатор. Против обыкновения, вызывать он никого не стал, а зашел в какую-то базу данных. - Мытищи, смотри-ка, - удивленно протянул он. - А с чего вдруг такой интерес?
        - А с чего вы взяли, что я про это спрашивал? - парировал Сигалов.
        - Про что «про это»?
        - Про то, что вы там нашли.
        - Ты знаешь, что я нашел?
        - Нет, конечно. Откуда?
        - Так, Витя… - раздраженно вздохнул куратор. - А хотя ладно! - Он передумал и убрал трубку обратно. - Сейчас уже доедем, на месте и поговорим.
        Коновалов замкнулся и до самого офиса не произнес ни слова. Сигалова разбирало любопытство, но спрашивать еще раз он не решался: куратор всем своим видом показывал, что шутить больше не намерен. Тем сильней Виктору хотелось узнать, что же там такое нашлось в комитетской базе. Про объект без адреса он ляпнул наугад, предположив, что не помнит, куда стремился попасть, потому что Индекс не мог дать точные координаты. Индекс мог только привести его за руку, и Сигалов верил, что добрался бы - по явным или скрытым знакам, - если бы ему в тот раз хватило времени. Он и подумать не мог, что в итоге всё окажется настолько просто. Или непросто?.. Виктор так и не понял, что за объект разыскал по своим каналам куратор.
        Не заходя в кабинет, Игорь Сергеевич сразу повел Сигалова на «рабочее место наблюдателя», хотя к комнате с откидными креслами тот так и не привык.
        «И уже не успею», - флегматично подумал Виктор.
        - Сейчас отправишься на немножко вперед, - выразился Коновалов.
        - «На немножко» - это насколько?
        - Ну, а сколько нам всем осталось? Немножко, - повторил куратор. - Никому там не мешай, ни с кем не болтай. Просто смотри. Сам всё увидишь.
        Эпизод 18
        У Сигалова под ногой хрустнула ветка, и его это огорчило. Хрустеть, хлестать и даже качаться ветки не должны, это признаки чужака. В лесу нужно вести себя так, чтобы он тебя не замечал, тогда и противник не заметит. Еще недавно Виктор это умел, но как только перевелся с военной службы на гражданскую, начал терять навыки, которые нарабатывал годами. Теперь он был подай-принеси, хоть и одевался в бутике на Смоленской. Они все там одевались, вся служба охраны. Отдельная примерочная, понимающие продавцы и никаких забот с оплатой: форма за государственный счет.
        Виктор снова наступил на ветку, но лишь цыкнул зубом: черт с ней, плевать. Остальные пятеро тоже не разбирали дороги - загребали ногами листья, сбивали мухоморы и с шумом продирались там, где можно было пройти неслышно. В одинаковых черных свитерах и серых куртках, в одинаковой обуви, каждый с розовой гарнитурой за левым ухом - они углублялись в лес, и Виктор шел вместе с ними. Он даже знал их имена - всех пятерых, и своё тоже.
        Димон и Димыч вели кого-то с мешком на голове. Ясное дело, они были тезками, но обращаться по имени-отчеству слишком длинно, а по фамилии не положено. Так и получилось: Димыч и Димон, надо же их было различать. Почему-то их всегда посылали парой. Сигалов не знал, как появилась эта традиция, но если была работа для двоих, никто не сомневался: пойдут Димон и Димыч. Сейчас они вели какого-то мужика - тот не сопротивлялся, но при каждом случае норовил споткнуться и обмякнуть. Весил он немного, справиться с ним можно было и в одиночку, но зачем, когда есть Димон и Димыч?
        Сигалов мотнул головой: это было что-то новенькое, Индекс взял его в оборот с первой секунды.
        Еще два охранника несли просто мешок - без человека, но с чем-то округлым и увесистым внутри. Камень, вспомнил Виктор. Там лежал камень, он сам выбрал его на старом карьере, а потом долго счищал ножом налипшую глину, чтобы не испачкать куртку. И всё равно испачкал, но пёс с ней, с курткой. Зато сейчас он шел налегке - он и еще Вовчик, но тому было не положено напрягаться. Вовчик никогда ничего не делал руками, он прикрывал Александра Александровича - всегда и везде. Прикрывал даже от своих.
        Керенский шел позади, безмятежно оглядывая верхушки деревьев и щурясь на пробивающееся сквозь листья солнце. Кажется, он разговаривал сам с собой, его тонкие усики забавно двигались из стороны в сторону.
        Под подошвой чавкнуло, и след в моховом ковре начал наполняться водой. Виктор давно отметил, что они спускаются к низине, но не думал, что придется лезть в самую топь. Мужчина с мешком на голове промок и запричитал, Димыч заткнул его тычком под ребра.
        Болото было всё ближе. Ноги погружались уже не в сырой мох, а прямиком в холодную воду. Где-то застучал дятел, и Керенский, словно принял этот сигнал, распорядился:
        - Вон туда, на кочку.
        Димон и Димыч доволокли пленника до покатого бугра и сдернули с него мешок.
        Это был Лаврик.
        Охранники отвернулись в разные стороны - все, кроме Димона и Димыча, которые удерживали Лаврика на коленях. Сигалову тоже пришлось развернуться, но он, как мухлюющий в «прятки» ребенок, встал под углом и продолжал поглядывать на кочку.
        Александр Александрович подошел к Лаврику, и Виктор вдруг обнаружил, что они дьявольски похожи - не лицами, а телосложением, пластикой.
        - Ты понимаешь, что сейчас будет, - сухо произнес Керенский. - Ты понимаешь за что.
        - Дядя Саша… - всхлипнул Лаврик. - Дайте мне… Дайте шанс! Я хоть в монастырь, хоть куда!
        - Сначала я делал вид, что ничего не знаю. Потом мне пришлось тебя прикрывать. А потом?.. Дальше что?! Это мне урок, Лаврентий. Мне, не тебе. А с тобой-то… - Александр Александрович тягостно вздохнул. - С тобой давно всё кончено. Ты с детства был шакалом, и если бы я не поклялся твоему отцу…
        - Дядя Саша!.. Последний раз! Ну последний!
        Охранники упорно любовались деревьями, никто ничего не замечал. Даже Димыч с Димоном смотрели куда-то вверх. Сигалов поймал себя на мысли, что лучше бы ему загрузили одного из них - Димона или Димыча, без разницы. Как бы он хотел сейчас оказаться на их месте, с каким удовольствием он держал бы Лаврика и чувствовал - чувствовал бы, как тот трясется. Левашова и Максимова Виктор не знал, но вот за Майскую… За убийство Милы Сигалов придушил бы Лаврика сам.
        - Я многое обещал твоему отцу, - сказал Керенский. - И многое выполнил. Но одного не сумел. Я дал слово сделать из тебя человека, Лаврентий. У меня не получилось…
        Он сделал шаг назад и сунул руку в карман.
        - Спасите!.. - сипло крикнул Лаврик.
        - Не будь таким жалким.
        Александр Александрович поднял пистолет. Димон и Димыч отстранились от пленника, чтобы их не забрызгало кровью. Сигалов опустил глаза. Несколько секунд он ждал выстрела, но выстрела всё не было. Он посмотрел под ноги и осторожно покосился на Керенского - тот так и стоял с вытянутой рукой.
        - Костик! - позвал Александр Александрович.
        Виктор встрепенулся, обращались к нему.
        - Осилишь?
        - Сделаю, Сан Саныч.
        - Я, похоже, и тут не справился… - бессильно произнес Керенский и, спрятав оружие, пошел обратно к дороге.
        Сигалов достал из наплечной кобуры пистолет, приблизился к Лаврику сзади и лишь потом клацнул предохранителем - чтобы тот услышал.
        - Нельзя так… - заныл Лаврик. - Это беспредел…
        - Это радость, - шепнул Виктор и выстрелил ему в затылок.
        Димон тут же накинул Лаврику мешок на голову и затянул горловину.
        - Вон до тех березок, а за ними омут, - деловито проговорил он. - Работаем.
        Тело подхватили под мышки и потащили через открытую проплешину, заросшую высокой травой. Воды там оказалось почти по колено, но грунт был твердым. Еще двое охранников несли мешок с камнем. Вовчик и Керенский уже скрылись за деревьями.
        - Костик, и сколько ты таких в своем спецназе исполнил? - поинтересовался Димыч.
        - Много будешь знать - кровью будешь ссать, - беззлобно огрызнулся Сигалов.
        - Правда, Димыч, ты нашел, о чем спрашивать, - вступился Димон.
        - А что такого? С этой мразью давно надо было кончать. Не знаю, чего Сан Саныч тянул.
        - При чем тут Сан Саныч? - возмутился Димон. - Надо же всех сразу накрывать, а одного - какой смысл?
        - Не в этом дело, одного или не одного, - пропыхтел сзади Алик, надрывавшийся с мешком. Камень действительно был тяжеленный, Виктор не схалтурил. - Это Сан Саныч по-родственному с Лаврентием решил. Не в полицию же его везти.
        - Так они всё равно всех положили - и банду, и Движение.
        - Ну так Лаврентий всех и сдал: бухгалтера своего, инженеров, охрану - всех до единого. А Сан Саныч уже с полицией поделился. Он последнюю неделю сам не свой, как будто старые долги закрывает подчистую. Тьфу-тьфу, не сглазить…
        - Точно, долги! - вскликнул Олег, помогавший с мешком Алику. - Мне вчера сотню вернул. Брал еще в прошлом году, я и не думал, что отдаст. Он тогда ради смеха как бы сказал: «Олежка, займи сотню до получки». А вчера возвращает и говорит: «Ты тоже рассчитайся, если кому должен». Что за дела, парни?
        - Какую банду, какое Движение? - Сигалов остановился и бросил ноги Лаврика в воду. - Кто кого положил?!
        - Ну что вы как маленькие, - надменно улыбнулся Димон. - Хрычи из «Гипностика» на ночной пресс-конференции ясно сказали: это просто бизнес.
        - Я спрашиваю: кто кого положил?!
        - Полиция. Всех. Некоторых снайперы выбивали. Ты где был, Костик? Проспал?
        - Лаврентий и на Движение их вывел?
        - При чем тут Движение? После блэкаута они себе сами приговор подписали. Всю неделю обещали мегашоу и вот, учудили… Идиоты же.
        - Какой еще блэкаут, вы о чем?
        Сигалов, кажется, не сказал ничего странного, но четверо сослуживцев посмотрели на него как на больного.
        - Ты что, Костик, разыгрываешь? - спросил Димыч.
        - Это у него юмор такой, - подтвердил Димон.
        Ответить Сигалов не успел. Рядом с креслом стоял куратор, чуть запыхавшийся, в руке он держал снятый с Виктора немуль.
        - Рано, Игорь Сергеевич…
        - Наоборот. Отвлекли, пришлось отойти.
        - Какое число мне сейчас загружали?
        - Будущее, Витя. Этого еще не случилось. Но ты видел людей? Видел?
        - Да.
        - Значит, это уже определено. Так всё и произойдет.
        - Какое число? - повторил Сигалов.
        - Я думал, ты выразишь… Ну, немного удивления, немного благодарности. Керенский это сделает не ради тебя. Но он это сделает, он уже решил, когда и во сколько, иначе как бы тебе загрузили точное время?
        - Я понял, понял… - Виктор посидел ссутулившись и растер лицо руками. - Не знаю, случайно так получилось или это задумка Сан Саныча, но вы передайте, что лучшего я и ожидать не мог. Только я сейчас о другом, Игорь Сергеевич. Мне надо знать, какое это было число. Вернее, будет. Для меня это важно.
        - А что для меня важно, тебя не волнует? Для меня, для проекта, для человечества, прости за пафос. Не волнует ни капли?
        - Я весь к вашим услугам, но сначала…
        - Никаких «сначала» и никаких «но»! - внезапно заорал куратор. - Хватит уже условий! Ты, щенок драный, ты что о себе возомнил, а?! В игры играешь тут? Миллионы человек подохнут, остальные буду жить как волки, будут деградировать, будут жрать друг друга - такие сведения тоже есть! Для тебя это всё - казиношная фишка? Козырная карта?
        Побагровевший Коновалов прошелся мимо двери от стенки до стенки, словно демонстрируя, что выпускать Виктора не намерен.
        - Чего ты добиваешься, ну? Давай, скажи в открытую! Может, сторгуемся?
        - Зачем торговаться, я бы отдал даром, - признался Сигалов. - Но мне нечего предложить, Игорь Сергеевич. У меня нет ответа на ваш вопрос.
        - Подумай сам: человек, спасший всю Землю… Звучит не просто гордо, это такая слава, которой на внуков и правнуков хватит! Монументов из чистого золота не обещаю, но, в общем, как-то так. А может, и поставят парочку, чем черт не шутит. А?.. Мы всё равно найдем решение, если оно существует. Но почему ты не хочешь помочь, Витя?!
        - Да за кого вы меня принимаете? - Сигалов, не выдержав, тоже перешел на крик. - За второго Кирилла? Я, как и вы, ничего не знаю. Но я тоже работаю, я тоже ищу! Игорь Сергеевич, назовите дату, я вас прошу. Какой день мне загружали?
        Коновалов прекратил бороздить комнату и сунул руки в карманы брюк, из-за чего застегнутый пиджак стал похож на мешок с камнем.
        - Твой бункер затопят, сегодня же, - произнес он с ледяным спокойствием.
        - Какой еще бункер?! - взвыл Сигалов.
        - В Мытищах, Витя. Объект без адреса. Центр раннего оповещения. Бункер связи попросту. Его затопят, ты не сможешь укрыться в этой норе. Сколько ты там планировал просидеть - месяц, два? Но ведь Закат будет длиться годы!
        - Да вы… - Виктор запнулся, дальше рвался только мат, ни одного приличного слова для куратора у него не осталось.
        Сделав несколько глубоких вдохов, он всё же попробовал продолжить:
        - Вы, Игорь Сергеевич, мозг, видать, уже на пенсию оправили. Если это моя секретная нора, зачем я у вас про нее спрашивал?! Я бы сейчас консервы туда завозил, если бы собирался там пересидеть.
        - Нор у тебя может быть несколько: одна реальная, а остальные для отвода глаз, ложные цели. Но мы найдем их все, не сомневайся! Ты разделишь судьбу человечества, поэтому тебе придется с нами работать.
        - Да я и не увольняюсь! Мне на колени падать, чтобы вы меня услышали, или драться с вами? Я работаю, - тихо сказал Виктор. - И спастись единолично я не надеюсь. Почему вы мне не верите?
        - Потому что ты не всё рассказываешь.
        - Мне нечего пока рассказать. Я нащупал, я уже практически держу в руках… - Сигалов проиллюстрировал это хватательными движениями и тут вспомнил, как Кирилл раскрыл ему фокус с исчезающей пепельницей. - Почти держу, но не могу понять, что это такое! Подробнее про бункер можно? Про мой бункер, - с сарказмом уточнил он.
        Коновалов вздохнул и сел рядом.
        - Резервный центр системы раннего оповещения. Такое раньше любили строить в Подмосковье, а Мытищи тогда еще не были частью Москвы. Оборудование давно демонтировано, коммуникации законсервированы.
        - Это вы по связь?
        - И про нее тоже. Там еще оптоволокно проложено, но вроде хорошее.
        - Значит, в сеть оттуда выйти реально? Тогда это не просто бункер. Его можно использовать как командный центр.
        - Оборудование вывезено, говорю же. Вообще-то, да, ты прав. Но какой смысл? Выйдешь оттуда в сеть, и что? Прочитаешь молитву, и с неба посыплется черный снег?
        - Не знаю… - Виктор бездумно пошаркал подошвами. - Может, так и есть - ложная цель, как вы сказали… Да может, вообще не бункер! - оживился он. - Вы же сами мне голову задурили своим бункером! Я только спросил, что в Мытищах не имеет адреса, а вы мне сразу: бункер!
        - Опять ты что-то мутишь, Витя…
        - И еще: какое число вы мне сейчас загружали?
        - Слушай, неужели тебе так важно, когда будет покончено с Лавриком? Тридцатого мая. Доволен?
        - Спасибо, Игорь Сергеевич! - жарко произнес Сигалов, но вдруг задумался: тридцатого мая охранники Керенского будут обсуждать неведомый блэкаут и последовавшую за ним расправу над Движением. Только они не уточняли, когда, с их точки зрения, всё это произошло: день назад, или два, или… Это могло случиться сегодня - через час или с минуты на минуту. И еще они говорили о снайперах! Или нет, про снайперов было сказано в связи с бандой Лаврика? Бухгалтеры, инженеры… Виктор не мог вспомнить, всё смешалось: и Лаврик, и Движение, и какая-то пресс-конференция… Какая, на хрен, пресс-конференция?! Слова «Движение» и «снайперы», столкнувшиеся в одной фразе, ввергли Сигалова в ужас. Мысль о том, что кто-то, лежа на крыше, может целиться в Мальвину, заставила его впиться ногтями в обивку кресла.
        Виктор вскочил, дошел до двери и отчаянно посмотрел на Коновалова.
        - Мне надо бежать. Прямо сейчас.
        - Я так и понял, - скорбно ответил куратор.
        - Не знаю, как это выглядит…
        - По-скотски.
        - Я с вами, Игорь Сергеевич. И как только я всё выясню…
        - Так сразу и позвонишь, - уверенно произнес Коновалов.
        Сигалов уже собрался выйти, но снова повернулся к куратору.
        - Вы мне всё-таки не верите… Обидно.
        - Нельзя сказать, что я тебе не верю. Но сомнения есть. Просто не дай им подтвердиться. Не используй свое особое положение, тебя это не спасет. Судьба у всех будет одна - и только так.
        Виктор выбежал на улицу, бешено размахивая рукой, словно пытался остановить все такси в районе. Вторая рука была занята коммуникатором.
        Шагов ответил не сразу.
        - Просвети меня скорей, железный гуру, - выпалил Сигалов. - Блэкаут - это что еще за фигня?
        - Полный или сетевой? - уточнил Алексей.
        - Сетевой.
        - Ну, это гипотетическая критическая перегрузка общей сети… - неспешно начал Шагов.
        - «Критическая, гипотетическая»! - передразнил Виктор. - Ты мне статью, что ли, зачитываешь?
        - Нет, рассказываю по памяти.
        - В энциклопедию я и сам могу зайти. Погоди!
        К тротуару подкатила машина, и Сигалов запрыгнул внутрь.
        - Лёха, адрес твоей работы, быстро!
        - Так я же не на работе сейчас, - помявшись, ответил Шагов.
        - Не важно. Просто адрес.
        Алексей назвал улицу и дом, Сигалов пулеметом повторил для таксиста.
        - Дальше про блэкаут. Только покороче, Лёха!
        - Это ситуация, при которой вся вычислительная мощность сети оказывается занята, а новые задачи продолжают поступать. И все сервера виснут.
        - И чем это грозит?
        - Да ничем особо. Потеряем процессы, висящие в оперативной памяти, но это не смертельно.
        - А легко перегрузить сеть?
        - В теории или на практике?
        - Хватит балаболить, Лёха, сейчас не время!
        - Я не балаболю. Тебе зачем это надо? Креатив про сеть сочинять собрался или что?
        - Или что.
        - Значит, говорим о практике, - решил Алексей. - Тогда невозможно. Иначе школьники блэкаут нам устраивали бы по два раза на дню. Это же весело, не правда ли.
        Виктор попытался сосредоточиться, но в суматохе никак не получалось.
        - А если поумней подойти? - спросил он. - Если не школьники?
        - Да хоть кто. На твоей памяти блэкауты были?
        - Нет, кажется… - растерялся Сигалов.
        - Не «кажется», а точно не было. Простые парни, как я, присматривают за миром. Пока мы на страже, Земля может спать спокойно. Вот теперь шучу, да. Мы почти ни при чем, сеть сама о себе заботится и не позволяет себя перегружать.
        - Ты ручаешься, что блэкаут невозможен?
        - Я гарантирую это.
        - Спасибо, Лёх… - Сигалов сбросил вызов и постучал себя трубкой по ноге.
        - Уже не спешим? - спросил таксист, понимающе глядя в зеркало.
        - Постойте, дайте подумать…
        Водитель воспринял ответ буквально и зарулил на парковку у торгового центра.
        Виктор, покусывая кулак, сидел в позе роденовского «Мыслителя», хотя, кроме позы, от мыслителя в нем ничего не было. Мысли разбредались бестолковыми барашками. Скоро полиция проведет аресты участников Движения за то, что они вызвали блэкаут, который возможен только в теории… «Всех положат» - набатом стучало в висках. Сигалов не сразу сообразил, что это ухают басы в соседнем автомобиле. Молодой человек за рулем дожидался кого-то из магазина и попутно насиловал окрестности своей музыкой. Окна в такси были закрыты, но бас всё равно прорывался - и долбил, долбил Виктора по голове.
        Трек закончился, и Сигалов попробовал снова сосредоточиться, но тут услышал:
        «Активисты Движения против зомбирования объявили о готовности провести новую акцию. Они давно будоражили сеть туманными намеками, и сегодня наконец-то стали известны некоторые подробности».
        Виктор ткнул в кнопку стеклоподъемника и, проклиная медлительный механизм, открыл дверь.
        «Название заявленной акции - Светопреставление. Необходимо заметить, что многие произносят это слово неправильно, вставляя в него звук «д». В результате получается некое «представление света», что можно понимать как фейерверк или салют. На самом же деле звук «д» здесь отсутствует, это не «представление», а «преставление» - устаревшее обозначение смерти. Таким образом, Светопреставление - это вовсе не световое шоу, как кажется некоторым нашим слушателям, а гибель мира. Активисты Движения против зомбирования сообщили, что Светопреставление состоится на закате, однако нам удалось выяснить…»
        Молодой человек убавил громкость и вышел из машины, встречая подругу с сумками.
        - Верни! Верни радио! - потребовал Сигалов. - Что она бурчит? Не слышу! Ты слышишь? Что они выяснили? Что она говорит? Где? Когда, во сколько?
        Парень укладывал сумки в багажник, строго поглядывая на Виктора и раздумывая, содержат ли его бессвязные выкрики повод для драки, или клинического идиота можно игнорировать без потери авторитета. Решив, что можно, он вернулся за руль и вместе со счастливой подругой укатил прочь.
        Виктор медленно прихлопнул дверь и некоторое время таращился на пустое парковочное место, пока его не занял малиновый «Ледибаг».
        - Поедем дальше, - попросил он, закрывая окно.
        - Что-то изменилось? - сочувственно произнес таксист.
        - Наоборот.
        Сигалов непонимающе посмотрел на трубку в руке и снова вызвал Шагова.
        - Лёха, ты мне снова нужен.
        - Мы, инженеры, всегда и всем…
        - Брось трепаться. Выкладывай теорию. Про блэкаут.
        - Значит, всё-таки креативишь, - с удовлетворением отметил Шагов. - Так бы сразу и сказал. У меня, кстати, есть интересный сюжет…
        - Лёха!.. - простонал Сигалов.
        - Ладно-ладно. Теоретически вызвать блэкаут очень просто: нужно выполнить всего два условия. Первое - непосильная задача.
        - Насколько она должна быть сложная?
        - Дело не в сложности, а в том, чтобы выполнение этой задачи автоматически ее усложняло.
        - Как-то я не очень это представляю…
        - Ага. Забыл, что с гуманитарием разговариваю. Ну вот тебе пример: ты проводишь перепись населения в каком-то городе, ходишь по домам и заполняешь анкеты. Но каждый раз, когда анкета оказывается заполнена, в городе рождаются еще два человека, а срок выполнения у тебя остается тот же. Смекаешь, нет? Чтобы успеть, тебе приходится работать быстрее, а работа не кончается, ее на каждом этапе становится всё больше. Какой бы ты ни был шустрый переписчик населения, однажды ты дойдешь до предела своих возможностей. И даже если в городе миллион таких переписчиков - количество не имеет значения, главное, что оно не бесконечно. Картина всё та же: чем больше вы работаете, тем больше у вас возникает новых задач. Сколько бы у вас ни было ресурсов, рано или поздно они закончатся. В случае с сетью это займет минуты, а то и секунды.
        - Теперь более-менее ясно. Кажется.
        - На самом деле поставить такую задачу много ума не надо. Люди их создают сплошь и рядом - по ошибке, конечно. Поэтому для блэкаута важнее второе условие: доступ. Чтобы заставить сеть выполнять непосильную задачу, нужны, грубо говоря, права верховного администратора, который скажет: «Я знаю, что задача некорректная, но ты ее всё-таки выполняй, я приказываю». Локальную сеть завалить таким образом - раз плюнуть. А общую нельзя.
        - Почему?
        - У нее нет верховного администратора. Никто не может сказать всем птицам в мире: «А ну-ка, летите влево». С сетью такая же петрушка, у нее нет хозяина. Так что, Витёк, придется тебе поднапрячь фантазию, - неожиданно закончил Шагов. - Но ты справишься, я в тебя верю.
        - Ты о чем это?..
        - Ну ты же скрипт сидишь сочиняешь. Как будто я не допер! - Алексей хрипло рассмеялся. - Если что, обращайся. Бутылку я твою уже открыл, вези новую.
        - Будет тебе новая, - бросил Сигалов. - Мы можем ехать побыстрей? - спросил он у водителя.
        - Уже нет смысла, - обронил тот.
        - Это почему?! - Виктор спрятал коммуникатор и нервно побарабанил по коленям.
        - Мы на месте, - сообщил таксист.
        По адресу, который назвал Шагов, стояли четыре офисных здания, но Виктора интересовали не они. Через угловой проход открывался большой внутренний двор, в котором могли разместиться хоть два манифестанта, хоть двести. Сигалов пробежался по дорожке и, оказавшись внутри, зарычал от злости. Люди были, митингов не было. Он снова достал трубку.
        - Лёха, где тут демонстрация?!
        - Какая демонстрация и где - тут? - Судя по голосу Шагова, от бутылки «Джека» уже ничего не осталось.
        - Ты говорил, что возле твоей работы всё время толкутся люди из Движения.
        - А! Ну да. Не у работы, а по дороге. И не всегда. А так - да, всё время.
        Виктор бессильно присел на корточки возле газона и, не удержав равновесия, завалился на спину. Трава была мягкой, вставать не хотелось.
        - Я из-за тебя убил около часа, - сказал он, глядя в небо. - Может, у меня всего-то и был час… А может, и столько не было. Ведь они пойдут на опережение, это ясно.
        - Кто? - икнул Шагов.
        - Те, кто положит всех.
        - Ты кого там ищешь?
        - Кого-нибудь из Движения.
        - У них же свой портал открылся.
        - Там нет ни адресов, ни номеров, я смотрел.
        - А Мальвина твоя?
        - Она не отвечает.
        - А люди из твоей компании? Уж они-то могли бы…
        - Если к ним обратиться, станет только хуже. Хватит перебирать варианты, я не тупее. У меня был единственный шанс - приехать сюда и застать тех обормотов, про которых ты рассказывал. Но ты не предупредил, что «возле нашего офиса» означает «где-то по дороге», а «каждый день» - это на самом деле «не всегда».
        - Я не знал, что ты так дословно воспримешь… Ну всё равно можно же что-то придумать, - неуверенно проговорил Шагов.
        - Придумай. Только проспись сначала. - Сигалов выключил трубку и откинул руку в сторону. И ударился пальцами о чей-то ботинок.
        Рядом на газоне кто-то стоял. Узнать человека, глядя снизу вверх, было сложно, и Виктор поднялся, не понимая зачем. Лицо парня выглядело странно знакомым, но вспомнить его не удавалось. Молодой человек мог играть на гитаре в любом парке - такое он производил впечатление.
        - Ты Сигалов, тот самый? - осведомился он.
        Это был второй раз в жизни, когда Виктора узнали на улице. И это было приятно - даже сейчас, в такой момент.
        - Дать автограф?
        - Не-е, я скрипты не гоняю.
        - Тогда в чем проблема?
        - Это у тебя проблема, - сочувственно проговорил незнакомец. - Пойдем со мной. - Не дожидаясь ответа, он двинулся к черному микроавтобусу возле дорожки.
        - Какого… - возмущенно начал Сигалов, но посмотрел ему в спину и умолк.
        Со спины Виктор его опознал. Этот самый парень был с Мальвиной на площади Чехова во время первого свидания. Сигалов его и не видел толком, лишь сверлил взглядом спину, когда он уходил.
        - Тебе повезло, мы уже сворачивались, - сказал незнакомец. - Случайно тебя заметил.
        - Случайно, - многозначительно повторил Виктор. - Но я всё равно рад, потому что…
        - А я-то как рад. - Молодой человек внезапно развернулся и ударил Сигалова костлявым кулаком в живот.
        Виктор задохнулся, но отметил, что удар был далеко не пушечным, и уже собрался прописать ответочку в нос, когда створка черного вэна сдвинулась в сторону, и на асфальт спрыгнули еще двое. Вот это было и впрямь неожиданно. Хотя, если вдуматься, человек предупредил, что они куда-то собирались, имея в виду множественное число. Эти и другие мысли успели пронестись в голове у Сигалова, пока трое студентов выколачивали из него душу в тесном пространстве между микроавтобусом и джипом. По лицу его, однако, не били. Можно сказать, они вели себя благородно - в некоторой степени. Когда Виктор потерял способность твердо стоять на ногах, экзекуция прекратилась.
        - Я надеюсь, ты понял, что это было, - отдышавшись, бросил незнакомец.
        - Скрипт не понравился? - проскрежетал Сигалов.
        - Вот, кстати, да! - Второй активист схватил его за руку и восхищенно потряс. - Скрипт отличный, спасибо!
        - Автографы точно не нужны? - угрюмо спросил Виктор. - Обращайтесь, распишусь на рылах.
        Он невольно заглянул в микроавтобус и обнаружил внутри моток ткани с двумя торчавшими древками.
        - Транспарант ваш? Вы на самом деле тут демонстрацию проводите?
        - Это пикет, а не демонстрация.
        - Зря на Лёху наехал… - пробормотал Виктор.
        - Нет, ты правда не понял?! - воскликнул заводила. - Ну ты и дуб. Джульетта уже неделю опухшая ходит!
        - Какая Джу… Ах, Мальвина! Почему опухшая?
        - От слез, урод, - подсказал второй активист.
        - От чего?.. - Виктор потерянно присел на порожек вэна. - Она плачет?..
        - Нет, хохочет она!
        Сигалов решительно встал и подергал переднюю дверь.
        - Поехали, живо! - распорядился он. - Быстрее! У вас же есть штаб-квартира, или как вы ее называете, я не знаю. Сарай, каптерка на теплотрассе - что там у вас? Где вы собираетесь?
        - Ты ей не нужен.
        - Я вам всем нужен! - Виктор уселся рядом с водительским местом и между прочим отметил, что новый немецкий вэн не очень-то вяжется с теплотрассой. - Я серьезно, времени нет!
        Вожак обошел машину спереди и открыл его дверь. Сигалов решил, что сейчас его станут вытаскивать на улицу, и намертво вцепился в сиденье, но активист лишь захлопнул дверь плотнее и вернулся за руль.
        - Куда едем-то? - спросил Виктор. - Далеко?
        - Не близко. В Мытищи.
        У Сигалова появилось ощущение, что он уже знает, где окончится путь. И ощущение это не проходило всю дорогу - пока микроавтобус не остановился возле убогого панельного здания с вывеской «Аналоговая библиотека». Сверху кто-то намалевал краской «Последняя», что никак не добавляло учреждению респектабельности.
        Спасти библиотеку было уже невозможно. Зайдя внутрь, Виктор закашлялся от удушливого запаха пыли. Масляная краска на стенах вспучилась крупными струпьями. Там, где пузыри прорвались, была видна сырая штукатурка с зеленоватыми узорами грибка.
        Из мрачной анфилады слышались приглушенные голоса, в том числе женские, и Сигалов быстро пошел вперед. Его окружали стеллажи с потрепанными корешками книг, к которым не хотелось даже прикасаться.
        В читальном зале сидело человек двадцать - разбившись на три группы, люди что-то негромко обсуждали. Здесь было несколько студентов, таких же, как и те, что приехали с Виктором, была пара интеллигентных пенсионерок, еще какие-то неприметные физиономии. Мальвины не было.
        - Это Сигалов, автор нашего скрипта, - представил его активист.
        В читальном зале раздались жидкие аплодисменты, все повернулись к Виктору.
        - Вам нужно уходить отсюда, - отрывисто произнес он. - И забудьте о своем Движении, его больше нет.
        На лицах отразилось разочарование, присутствующие ждали от него чего-то другого.
        - Вы слишком дорого заплатите за свой блэкаут! Пока не поздно, уходите!
        - За свой, простите, что?.. - спросила какая-то старушка.
        - За светопреставление.
        - Мы готовы к штрафам, мы уже нашли адвоката и собрали деньги. Мы готовы ко всему.
        - Какие штрафы?! - в ужасе прокричал Сигалов. - Вас расстреляют при захвате!
        - Такого вздора я еще не слышала. Вы, молодой человек, заигрались и потеряли связь с реальностью.
        Читальный зал загудел.
        - Вот это - реальность? - Виктор махнул рукой на неровные стеллажи. - Это… Это же… Куда ты меня привел?! - рявкнул он на активиста.
        - Мы поздороваться остановились, а вообще, нам дальше, - показал тот на узкий коридор.
        Виктор бросился вперед, толкнул дверь и очутился по другую сторону здания, в каком-то захламленном пространстве. Сюда же выходил хозяйственный двор овощной лавки, терпевшей, судя по амбре, колоссальные убытки. Вокруг был только неровный забор, покосившиеся стальные ворота и - ни души. Сигалов устремился к воротам. Снаружи оказалась узкая асфальтовая дорога, опоясывавшая склады и служебные территории магазинов. За этой улицей без названия начинался огромный пустырь, упиравшийся в далекую новостройку.
        В паре сотен метров от дороги стояли два контейнера, вокруг копошились какие-то люди.
        - Да, да, - подтвердил активист. - Она там. Но лучше бы ты ее не трогал, скриптер. Если снова ее расстроишь, нас не затруднит объяснить еще раз.
        «Втроем даже ребра сломать не смогли, - отважно подумал Сигалов, пускаясь в забег по пересеченной местности. - Всё здоровье на книжки угробили, рыцари буквы и пыли».
        Виктор кривил душой: бока у него ныли изрядно, и внутри что-то ёкало, с каждым шагом всё сильней. Но с каждым шагом Сигалов был всё ближе к Мальвине, поэтому он не останавливался до тех пор, пока не дотянулся до ее плеча.
        Она вздрогнула и обернулась. Посмотрела на его ладонь, потом в глаза и молча сбросила руку.
        - Ну вот что, - строго сказал Виктор. - Это всё оставим на потом. А сейчас мы просто уедем отсюда. И все эти люди тоже. Пацаны, расходимся! - объявил он.
        На него даже не взглянули. Несколько человек продолжали выгружать из контейнеров старые автомобильные покрышки. Двое мужчин разносили лысую резину по размеченной колышками площадке. Работали они быстро и слаженно, на первый взгляд могло показаться, что они заняты чем-то осмысленным. Мальвина стояла в сторонке и изредка снимала эту деятельность на коммуникатор.
        Над башенными кранами вдалеке пролетел вертолет, полицейский или нет - на расстоянии Сигалов не понял. Он обошел Мальвину и встал прямо перед ней. Она попыталась отодвинуться, но Виктор ей не позволил.
        - Где ваши специалисты? - спросил он.
        - Какие еще специалисты? - нехотя отозвалась Мальвина.
        - По обрушению сети. Инженеры, кодеры и все остальные.
        - Сигалов, уймись, - неприязненно проговорила она.
        - Там старухи в избе-читальне, я даже не пробовал их убедить. Но тебя обязан. Это ваше шоу, которым вы собрались привлечь внимание, оно будет воспринято совсем не так. Потому что есть кое-что такое, чего вы не знаете. Никто не знает. Но те, кто знает, запишут вас в террористы и поступят с вами как с террористами. Потому что вы на самом деле угрожаете всему человечеству!
        Мальвина отклонилась в сторону и, выставив трубку, крикнула:
        - Вадик, улыбнись! Повыше колесо подними, ты ведь можешь!
        - Наверно, нескладно вышло, - пробормотал Сигалов. - Но я не успею всё объяснить. Если начинать с самого начала, это займет…
        - Ванечка, теперь ты! - Мальвина снова вывернулась, чтобы сделать еще один снимок. - Давайте вдвоем! Нет, так Пашку не видно!
        - Что они делают? - Виктор нервно оглянулся.
        - А ты что здесь делаешь?
        - Я? Ничего… Как всегда.
        Он посмотрел под ноги и лишь сейчас заметил, что стоит в луже. И мгновенно вспомнил, как тащили к омуту убитого Лаврика. Из всей жизни, из всех впечатлений почему-то всплыло именно это - фрагмент скрипта, загруженный от лица другого персонажа. Наверно, это было неспроста, наверно, он за что-то расплачивался. Он только не мог понять за что.
        Сигалов взял Мальвину за талию, нагнулся и резко завалил ее себе на плечо, как мешок с картошкой. Затем встряхнул, укладывая поудобней, и направился обратно к библиотеке.
        Он думал, Мальвина будет брыкаться, но она не сопротивлялась. Только тихо спросила, когда он прошел уже метров двадцать:
        - Чего творишь-то?..
        - Всех я спасти не могу. Только тебя. А ты можешь спасти остальных. Скажи им, пусть разбегаются. Светопреставление вам не простят.
        - Да что в нем такого? Это мелкое хулиганство, мы с адвокатом консультировались. Будет штраф, переживем.
        - Будет спецназ, и он всех положит.
        - За что?! За костер на пустыре?
        - А как же светопреставление?
        - Это оно и есть. До вечера выложим покрышки, когда стемнеет - подожжем.
        - И зачем? - буркнул Сигалов.
        - Тебе длинный ответ или короткий?
        Виктор поднял голову - до ворот было еще далеко.
        - Длинный, - сказал он.
        - Горящий логотип «Гипностика» будет виден даже из космоса. Его заснимет куча спутников. Завтра всё это будет в сети.
        - Поддержка бренда? Ясно… «Гипностику» рост акций, Движению бесплатная реклама. И еще так, на карманные расходы.
        - Они восстановят библиотеку.
        - Ради чего?
        Мальвина промолчала.
        - Не устал? - спросила она еще через полсотни шагов.
        - От тебя - нет.
        Под ребрами что-то отчетливо пульсировало, и Сигалов решил, что это, должно быть, селезенка, хотя он понятия не имел, где она находится.
        - Позвони своим, пока не поздно, - сказал Виктор. - Пусть всё отменят.
        - Они не послушают, я им не начальница.
        - А кто ты им?
        - Да никто, сочувствующая девушка со связями.
        - Они тебя любят, они молодцы. Несмотря на то, что идиоты.
        - Почему идиоты? Что ты к этим покрышкам привязался?
        - Да если бы к ним… Про покрышки знаешь только ты, несколько мужиков и бабуля в библиотеке. А Комитет видит не костер на пустыре. Комитет видит блэкаут.
        - Почему?
        - Потому что Индекс так показывает. А Индексу верят больше, чем тебе. Так и задумано, поняла?
        - Ни слова, - призналась Мальвина.
        Виктор пересек пустую дорогу, прошел через ворота и оказался в пахучем дворе.
        - Дальше я сама.
        - Нет, - отрезал он.
        - Я бы еще повисела вниз головой, но не хочу, чтобы в библиотеке видели.
        - Самому туда неохота. - Сигалов свернул к эстакаде овощного магазина.
        Когда он с Мальвиной на плече появился в торговом зале, два продавца и три покупателя сначала растерялись, а потом устроили овацию.
        - Я сегодня прям звезда, - заметил Виктор.
        Он с удовольствием бы раскланялся, но сил оставалось только на то, чтобы кое-как переставлять ноги и удерживать на плече ношу.
        Сигалов прошел магазин насквозь и встал на тротуаре.
        - Вытяни руку, мы ловим такси, - сказал он.
        - Куда едем?
        - Подальше отсюда.
        - А если ты неправ?
        Виктор присмотрелся к барражирующему в небе вертолету.
        - Я прав.
        Таксисты этот район, похоже, не любили. Сигалов невольно вспомнил, как лихо он тормознул на дороге кроссовер - в тот раз, когда у него был пистолет. Тогда он тоже увозил Мальвину, и это было одним из самых светлых воспоминаний… Хоть и таким же ненастоящим, как большинство других.
        Достав свободной рукой коммуникатор, он пролистал список контактов.
        - Ну всё, отпусти, уже не смешно, - попросила Мальвина.
        - Я и не смеюсь. Отпущу, когда буду уверен, что ты едешь со мной.
        Коновалов ответил так быстро, что наверняка услышал окончание фразы.
        - Хорошо, что позвонил, я сам уже собирался. - Голос куратора Виктору не понравился.
        - Игорь Сергеевич, я нашел ответ.
        - Любопытно, просвети.
        У тротуара наконец-то остановилось такси. Виктор сгрузил Мальвину на сиденье и, жестом попросив водителя подождать, отошел в сторону.
        - Выключите Индекс, - сказал он куратору. - Немедленно.
        - Такой у тебя ответ? Это и есть решение проблемы?
        - Вы как будто разочарованы.
        - Это еще слабо сказано. Ты знаешь, как мы относимся к предателям. Хуже нет, когда бьют в спину.
        - Что?.. Что?! Кто предатель? Вы на кого намекаете, Игорь Сергеевич?
        - Разве намекаю? Я говорю прямо.
        - Объясните.
        - Может, это ты объяснишь? Как там бункер поживает? Ой, какой еще бункер, правда?
        - Что?.. Какой еще бункер?!
        - Во-от, - удовлетворенно протянул Коновалов. - Играй до конца, если уж начал. Только помни, с кем играешь, щенок. Думаешь, так сложно отслеживать твои перемещения? Ты два раза прошел рядом.
        - Рядом с чем?.. - опешил Виктор. - С бункером? Господи, да это же подстава! При чем тут бункер? Игорь Сергеевич, послушайте меня, просто послушайте! Рамку помните? Рамку для фотографии, из-за которой я увидел, что случилось с Майской. Рамки не было, это ложный прогноз, ее не могло быть! Но это не ошибка, нет, он это сделал специально! И с Движением он делает то же самое. Вы ждете блэкаута? Прогноз уже видели, да? Не будет никакого блэкаута, они там покрышки старые жгут! - Сигалов расхохотался. - Это всё, на что они способны! Сожгут мусор - и по домам. Отзовите полицию, там одни старики да студенты.
        - А что ты о них печешься? Испугался, что заказов от Движения больше не будет? Да, как видишь, это тоже известно. У тебя ни от кого заказов не будет. В ближайшие три дня ты безработный, а дальше - сам знаешь.
        - Вы меня уже с Движением связали?
        - Ты сам себя связал.
        - Индекс вас отвлекает, как вы не понимаете? Он подсовывает вам ложные цели, дает фальшивые прогнозы - это не ошибки! Он таким образом формирует реальность. Индекс не может на нее повлиять физически, он всё делает вашими руками. Якобы спасенные рейсы - вы уверены, что те самолеты упали бы? Вы же так и не выяснили, были там поломки или нет. Но перестраховались - и ладно, никто не пострадал. А сейчас? Через три дня будет Закат, и его вызовет Индекс.
        - Я не сомневался, что ты дойдешь и до этой теории.
        - Это не теория. Это план, который он выполняет шаг за шагом. Сначала он приучил вас верить в свои прогнозы. И скорее всего, он не врал: если вы где-то его не послушали, то потом могли убедиться, что он был прав. А когда вы оказались у него на крючке, Индекс начал скармливать вам всякую чепуху вроде авиакатастроф. Проверять вам уже было страшно, проще подчиняться его воле, чем рисковать людьми. А дальше он заставит вас самих совершить ошибку. Это произойдет тридцать первого числа. Знаете, почему вы не видите этот день в Индексе? Потому что он еще не решил, по какому пути идти. У него для вас есть несколько ложных прогнозов, и один из них будет выбран случайным образом в последний момент, когда у вас не останется времени. Это монетка, зависшая в воздухе, он специально не дает ей упасть. Индекс приучил вас верить всему, что он показывает. Смотрите: сейчас полиция начнет расправляться с кучкой сумасшедших, до которых еще вчера никому не было дела. Всё - вашими руками! Вы сами устроите Закат, если не перестанете его слушать!
        - Не надо из меня тут изверга делать. Нас тоже шокировала жестокость полиции в прогнозе. И чтобы не доводить до такой крайности, чтобы не было жертв, мы действуем на опережение. Мы не допустим блэкаута, и не будет никакой стрельбы.
        - Вы всех арестуете, и прогноз о жертвах станет неверным. Вы это знаете, но всё равно действуете, исходя из прогноза. Вам не кажется это странным? Уже нет, привыкли? Индекс вами управляет! Он может показать вам что угодно, вне всякой логики, и вы поверите. Он превратил вас в наркоманов, вы жить без него не можете. Отключите Индекс, Игорь Сергеевич!
        - Если бы и захотел - не смог бы, у меня нет таких прав.
        - Тогда поезжайте в клинику… Отключите Кирилла.
        В трубке повисла тишина, настолько глубокая, что Виктор проверил коммуникатор. Связь не прерывалась.
        - Я и правда старею, - нарушил молчание Коновалов. - Со Шмёлевым ошибся, с тобой ошибся… Молись на брата. Если бы мы не боялись его разозлить, тебя самого уже два раза отключили бы и закопали. Больше не звони. Твой пропуск аннулирован. Да, и напомню на всякий случай: бункер будет затоплен.
        - Ты так ничего и не понял, старый осёл!!! - заорал на всю улицу Виктор, но Коновалов уже сбросил звонок.
        Таксист медленно тронулся и подъехал к Сигалову. Мальвина открыла дверь.
        - Надо уезжать, - встревоженно сказала она.
        Виктор сел в машину, и водитель с радостью нажал на газ: по встречной полосе уже катила полицейская колонна, а в небе давно висел второй вертолет.
        Сигалов увидел, как Мальвина провожает зачарованным взглядом броневики, и прижал ее к себе. В конце колонны ехало два пустых автобуса для задержанных. Это вселяло надежду.
        - Что же теперь будет? - спросила Мальвина.
        - До конца мая всё будет прекрасно.
        - А в конце?
        - Тридцатого у меня день рождения, - улыбнулся Виктор.
        - А потом, дальше?
        - Дальше тоже будет неплохо, - пообещал он.
        Но сначала скрестил в кармане пальцы.
        Эпизод 19
        Последние два дня были самыми счастливыми - наверно, потому и счастливыми, что последними. Виктор никому не звонил и сам ни от кого звонков не ждал - и ему не звонили тоже. Мир за окном словно замер, набирая воздуха перед прыжком в прорубь. У Мальвины была лоджия, выходившая на тихую улочку, и даже если на выездах из города уже давились в пробках груженные скарбом джипы, то здесь, в районе сирени и тополей, всё оставалось по-прежнему.
        Квартира у Мальвины была даже меньше, чем у Сигалова, но гораздо уютней, впрочем, мужских рук она явно не ведала, и это Виктору страшно нравилось. Он то и дело начинал прикидывать, что куда передвинуть и что как перевесить, потом неизбежно вспоминал о Закате и бросал эти мысли - но через минуту, забывшись, возвращался к ним вновь.
        Он не мог смириться с тем, что время уходит, и проклинал тот час, когда обо всём узнал. И хотя он старался не подавать вида, Мальвина что-то такое уловила. Она ни о чем не спрашивала, но постоянно просматривала новости в коммуникаторе, объясняя это профессиональной необходимостью. Паники, конечно же, не было - ни давки на трассах, ни провокационных сообщений в сети. Комитет свое дело знал. О Движении против зомбирования говорилось вскользь - мол, полиция задержала несколько хулиганов, пытавшихся поджечь свалку на окраине.
        Виктор всё чаще поглядывал на часы и, приняв решение, с обеда начал дозваниваться до Шагова. Алексей не отвечал - то ли обиделся на упреки в пьянстве, то ли продолжал пить. Вечером Сигалов понял, что придется ехать.
        - Вернусь через два часа, - сказал он Мальвине.
        - А если не вернешься?
        - Тогда позвоню.
        - А если не позвонишь?
        - Значит, меня нет в живых, - улыбнулся Виктор.
        - Тебе нужно что-то делать с чувством юмора, - строго проговорила Мальвина. - Я к твоим детским шуткам никогда не привыкну.
        Он и не шутил.
        По дороге Сигалов то и дело оборачивался, но слежки не заметил. Он хотел даже попросить таксиста сделать крюк, но вовремя одумался: в кармане лежал коммуникатор, лучший шпион в мире. Виктор протер о рубашку экран, еще раз набрал Алексея - снова без толку - и дал себе слово больше не нервничать. Задержать или застрелить его могли еще позавчера, было бы желание. Но пока Комитет зависел от Кирилла, бояться Виктору было нечего. Вот только покоя эти рассуждения не приносили. Он каждую секунду чего-то ждал, но ничего особенного не происходило, и это лишь усиливало напряжение. Виктор словно скользил по оледенелой лестнице. Обратного пути не было - он знал это еще утром, когда решился. Теперь же, поднявшись в квартиру Шагова, Сигалов получил зримое подтверждение.
        Входная дверь была выбита и кое-как приставлена на место, а проем переклеен желтой лентой, крест-накрест, точно за ней что-то перечеркнули - окончательно, навсегда.
        Виктор сдвинул тяжелую дверь и протиснулся внутрь. Шагов редко занимался уборкой, но чистый пол был его пунктиком, здесь всегда ходили босиком. Сейчас в квартире было натоптано как в конюшне. Сигалов заглянул на кухню - все шкафы были раскрыты, даже микроволновка зияла темной запекшейся пастью. Лёха питался полуфабрикатами и не любил выносить пустые бутылки - вот какой вывод напрашивался после беглого осмотра, но что здесь можно было искать?..
        Сигалов перешел в кабинет, и ему сразу бросилось в глаза отсутствие рабочей станции. Кровь он заметил уже потом: большое пятно, накрытое черной пленкой. Крови было много, она вытекла из-под пластика двумя ручьями и собралась в лужицы - и уже успела высохнуть.
        Виктор суеверно оглянулся на окно и сразу заметил что-то на стекле - в том самом месте, о котором знал заранее. Круглое отверстие в тонких лучиках трещин, Сигалов его уже видел. Он повернулся к постеру на противоположной стене и обнаружил темные засохшие потеки на стальной груди робота-романтика.
        «Некоторых выбивали снайперы», - так сказал один из охранников Керенского. О чем он тогда говорил - о Движении или нет?.. Виктор не мог вспомнить и даже не пытался, потому что за этим маячило такое открытие, которого ему делать не хотелось.
        Сигалов обошел пятно по кругу, снова посмотрел на окно и на стену. Картина повторяла начало скрипта, которым наивный Лёха пытался его удивить, вот только плакат с роботом был не оттуда, этот плакат был из реальности, и всё остальное сейчас тоже оказалось по-настоящему. Кирилл был скупым сочинителем, он мало что выдумывал, предпочитал всё брать из жизни.
        Виктор приблизился к столу. От рабочей станции остался пыльный прямоугольник. Ящики были выдвинуты, а всё их содержимое перерыто. Полка болталась на одной петле, и книги свалились в кучу. Виктор принялся их разбирать, пока не нашел брошюру «Как стать успешным морфоскриптером. 12 уроков от автора мировых бестселлеров».
        Это было бы чудом. Сигалов и не надеялся.
        Закрыв глаза, он перевернул книгу корешком вверх и медленно пролистал ее над столешницей, пока не услышал тонкий звук упавшей пластмассовой карточки. Кто бы ни проводил здесь обыск, отсюда вынесли всё, на чем можно было записать хотя бы байт, забрали даже старые немули, но карту памяти со скриптом Шагова они так и не нашли.
        Виктор судорожно схватился за коммуникатор и понял, что задерживаться здесь больше нельзя. Ехать к себе домой было тоже опасно, а квартиру Мальвины он и вовсе не рассматривал. Сигалов перебрал все возможные варианты и с сожалением признал, что в свои без малого двадцать пять не может обратиться за помощью ни к кому.
        Мальвине он всё-таки позвонил, но не раньше, чем добрался до крыши многоэтажки на площади Чехова.
        - Даже не опоздал, - заметила она.
        - Приезжай посмотреть на луну, - сказал Виктор. - В прошлый раз не получилось, а сейчас должно. Скоро стемнеет.
        - Ты это серьезно?
        - Очень.
        - Ну… хорошо…
        Сигалов стиснул зубы. Он был уверен, что его прослушивают, а понимать друг друга с полуслова они с Мальвиной еще не научились. Он не знал, как ей намекнуть, чтобы она привезла рабочую станцию.
        - Кстати, пока тебя не было, я скрипт сочинила. Уже второй. Он лучше.
        - Так быстро?
        - Я его давно креативила. Сейчас закончила.
        - Отлично, бери его с собой!
        - А разве трубка скрипт потянет?
        - Трубка - нет, конечно. Бери рабочую станцию, она же у тебя маленькая.
        - Вот прям со станцией ехать? - усомнилась Мальвина.
        - Обязательно. И немуль не забудь.
        Виктор нетерпеливо прошелся по крыше туда-сюда и плюхнулся на старый диван без ножек. Посидел, пока не устала поясница. Снова вскочил, снова прогулялся от края до края и почесал спину об угол жестяной надстройки - за этим занятием Мальвина его и застала.
        - Привезла? - спросил Сигалов.
        - Зачем ты замок выломал? Дождался бы меня, вместе бы вышли. А теперь они замок сменят, надо будет новый ключ доставать.
        - Привезла? - повторил Виктор.
        - Обещала же. Только пока рано.
        - Рано?! Как бы поздно не оказалось, уже ведь…
        - Половина одиннадцатого, - кивнула Мальвина. - Еще полтора часа.
        - Полтора - до чего?
        - До твоего дня рождения, склеротик! Вот наступит, и отдам. Это же подарок. Скрипт, а не станция, - пояснила она со смехом.
        - Не будем формалистами.
        - Будем! Раньше нельзя, плохая примета.
        Мальвина села на диван и положила сумочку рядом. Виктор заглянул внутрь - станция была там, немуль тоже. Полтора часа. Еще полтора часа… Он вздохнул и тоже уселся.
        - Почему крыша? - сказал он. - Что здесь такого?
        - Это ты у меня спрашиваешь?
        - В первый раз, когда ты меня сюда привела. Тогда ты не стала отвечать.
        - Я и сейчас не хочу. Это… немножко глупо.
        - То что надо! Пара глупых историй не повредит, а то я уже комплексовать начинаю.
        - Сам нарвался, - мстительно проговорила Мальвина. - У Движения был один помощник… Сочувствующий, вроде меня. Не знаю, откуда он, чуть ли не из Комитета сетевой безопасности…
        Виктор напрягся.
        - Этот помощник сказал, что где-то построена машина, - продолжала она, - которая предсказывает будущее.
        Виктор понял, что напрягался рано. А вот сейчас, кажется, было самое время.
        - И он иногда сообщал нам о событиях, которые произойдут через несколько дней, - добила Мальвина.
        - Что конкретно? - прохрипел Сигалов.
        - Всякое. В основном ерунда. Но она сбывалась. Результаты футбольных матчей, например. Наши сначала не верили, а потом стали на тотализаторе играть. И всегда выигрывали.
        - Да, это тебе не лотерея… Рассказывай дальше.
        - Потом он начал предсказывать акции.
        - В смысле, на бирже? Курсы акций?
        - Да нет же, акции Движения. Они сами ничего толкового придумать не могли, стояли с плакатами где попало, и всё.
        - Помощник подавал идеи, значит?
        - Он их предсказывал.
        - А никого не смущало, что тут получается логическая петля: ты поджигаешь покрышки потому, что кто-то предсказал, что ты подожжешь покрышки.
        - Что в этом особенного?
        - Ты правда не понимаешь?! - загорячился Виктор. - Вот живет человек, собирается прожить еще долго. И тут ему говорят: завтра ты спрыгнешь с крыши, таково предначертание. Он лезет на крышу и бросается вниз. Выходит, что оракул был прав, всё сбылось. Но сбылось - только потому, что он рассказал будущее. Если бы оракул помалкивал, тому человеку и в голову не пришло бы прыгать с крыши! Постой-ка… Это то, что я подумал? Про крышу.
        Мальвина опустила глаза.
        - Он сказал, что первый рекламный скрипт для Движения сделает Сигалов. Мы понятия не имели, кто такой Сигалов, извини. Потом навели справки и выяснили, что это самый крутой морфоскриптер.
        - Не надо лести, эти мозоли давно отдавлены.
        - Да какая лесть… Никто ему не поверил, конечно. Тогда он сказал, что Сигалов сам подойдет ко мне в Останкино и назовет меня Джульеттой. Чужие этого имени не знают, оно как пароль. И ты подошел. И назвал. Про крышу тоже было предсказано. Раньше я здесь часто бывала, решила: почему бы и нет? Лучше, чем выхлестать пять чашек кофе и потом бегать по туалетам.
        - Значит, из-за того, что всё было предсказано…
        - Только не начинай снова, слышишь? Я не получала инструкций ложиться с тобой в постель. Я могла этого не делать, ты бы всё равно отредактировал наш скрипт. Это была моя частная инициатива. - Мальвина неожиданно рассмеялась. - И больше про нас ничего предсказано не было.
        Виктор испытал леденящее чувство, похожее на детский ужас от бесконечного звездного неба. Оказывается, что даже погрузившись в Индекс с головой, он увидел лишь малую часть из того, что было спланировано и разыграно. Сколько событий произошло по единственной причине - по воле Индекса, - он не мог и представить.
        - С покрышками-то что было предсказано? - поинтересовался Сигалов. - Идиотская ведь затея. Со всех сторон идиотская.
        - Безвкусно, никто и не спорит. Но помощник сказал, что всё пройдет на ура, «Гипностик» отвалит Движению денег, и те отремонтируют старую библиотеку. Вообще-то, она им не нужна, книг они тоже не читают. Но им хочется совершать благородные поступки, а мир предлагает только одно: быть винтиком в системе. Ты уходишь в свои вымышленные миры, а что делать остальным, кто не умеет или не хочет?
        Сигалов вдруг подумал, что Мальвина одной фразой описала всю его жизнь. Она видела его насквозь - и оставалась с ним. Где бы он еще нашел такую девушку? Таких больше не было.
        - Я, наверно, только из-за этого Движением интересовалась, - проговорила Мальвина. - Какая из меня активистка? Однажды полчаса постояла с ними на площади и уехала, надоело. Тем более скрипты сама пишу. Кривенькие пока… Но я же начинающая. Научусь, тоже зомбировать население буду, - хмыкнула она.
        Виктор не знал, благодарить ли ему Индекс за то, что заморочил голову и вынудил разыскать Мальвину, или проклинать за то, что так легко их поссорил, подбросив ненаписанную записку в несуществующей рамке, или всё-таки благодарить, что напугал до смерти лживыми прогнозами о блэкауте и заставил вытаскивать Мальвину из мясорубки, которую никто устраивать и не собирался… Главное, чего страшился Сигалов, - это следующие звенья в цепи, о которых он пока не догадывался. Какие бы потери, какие бы приобретения ни были запланированы Индексом, всё это нужно было прекратить.
        - Эй, ты не слышишь, что ли? - Мальвина пихнула его коленкой в ногу. - С днем рождения!
        - Уже тридцатое?
        - Быстро время пролетело, да?
        «Вот и последние сутки пошли…» - с грустью отметил Сигалов.
        - Ну?.. Сколько еще намекать? Забыл?!
        - Нет, конечно! - бодро произнес Виктор. - Давай его сюда!
        Мальвина достала из сумочки портативную станцию и, прижав к груди, предупредила:
        - Только не смеяться! А, и про «Гипностик» еще вспомнила. Я уже выходила, не успела посмотреть. Они там что-то эпохальное затевают. Пресс-конференцию ночную собрали. Умеют же люди пузыри надувать.
        - Ночную?.. - В памяти у Виктора откликнулось что-то смутное, но крайне тревожное. - И о чем она?
        - Посмотри сам. Наверно, уже всё закончилось.
        Сигалов оторвался от рабочей станции и достал коммуникатор.
        - Где это искать? - спросил он.
        - Ты что, маленький совсем?
        - Это как телевизор, только в кармане. Телевизор, который всегда с тобой, - усмехнулся Виктор. - Я такие новости не смотрю.
        - Да вот же!
        Виктор торопливо пролистал снимки. Те, кого можно было принять за журналистов, оказались участниками пресс-конференции. Журналистов было значительно меньше, и они, похоже, вообще не поняли, для чего их собрали. За длинным столом в лучших традициях официоза восседало руководство «Гипностика». Сигалов просмотрел панораму до конца и уже собрался перейти к следующему кадру, когда вдруг заметил за столом еще одну личность, не менее знакомую. Александр Александрович Керенский со скучным видом теребил свои усики. Виктор медленно прокрутил панораму обратно и во втором ряду разглядел Коновалова, сидевшего между Аркашей Авериным и Егором Тумановым. Сигалов увеличил кадр и без труда узнал остальных - всех, для кого он тестировал скрипты, с кем когда-либо креативил в соавторстве, или вместе выпивал, или просто здоровался в коридорах «Гипностика». Компания мобилизовала лучших авторов, чтобы объявить о запуске самого масштабного и самого дорогого сериала в истории. Люди из КСБ были представлены как разработчики новой мультимедийной платформы.
        - Это что-то важное? - спросила Мальвина. - Почему ночью, зачем такая горячка?
        «Потому что горячка и есть», - мысленно ответил Виктор, но вслух ничего не сказал.
        Это был отчаянный шаг Комитета в последние ясные сутки перед Закатом. Что будет тридцать первого числа, не знал уже никто, но многие так или иначе оказались посвящены в проблему, и их нужно было успокоить. Вот и снялся Керенский на фоне армии скриптеров - мол, всё под контролем, работа кипит. Однако если бы он действительно что-то контролировал, то не привлекал бы новых людей. Что они изменят? В лучшем случае утром их всех уложат на места наблюдателей и попросят искать в Индексе «что-нибудь необычное», как до этого просили Виктора. Сигалов не знал, какой фокус им покажет Кирилл, но мог поручиться, что выглядеть это будет убедительно. Если прогноз увидит не один скриптер, а сразу сотня, кто станет в нем сомневаться? Возможно, вот так Закат и начнется.
        - Зачем проводить пресс-конференцию ночью? - не унималась Мальвина. - Что всё это значит?
        - Ровным счетом ничего. Завтра будет много пробок. Вернее, не много. Столько, сколько положено. - Виктор надел немуль. - Ну что, где твое творение?
        - Перед тобой.
        Это было как стихи - он летел сквозь поток образов, не связанных ничем, кроме одного чувства, и это было о них двоих. И это было бесконечно - он проходил тот же путь снова и снова, каждый раз удивляясь чему-то неизвестному, возникавшему ниоткуда, из тех же образов, что он видел секунду назад, но иначе, с другой стороны. И это было невыразимо - это была тайна, и сожаление, и ускользающий горизонт, и возвращение назад, и снова - единственное, неповторимое сейчас. Он хотел бы сказать Мальвине то же самое, но он не знал таких слов.
        Виктор снял немуль и долго решал, что на это ответить. Смотрел то под ноги, то в небо. Потом понял, что подбирать слова действительно бесполезно, и просто обнял ее.
        - Если ты не будешь продолжать писать такое, я запру тебя в подвале и заставлю силой, поняла?
        - Поняла, - пискнула Мальвина. - А помогать будешь?
        - Я не могу это трогать. Это мотыльки, а моими руками только уголь грузить. Но я буду твоим поклонником. Вечным. И строгим, так что не расслабляйся. А сейчас у меня есть еще одно дело…
        Виктор извлек из кармана карту памяти и, вставив ее в рабочую станцию, снова натянул на лоб обруч.
        - Смотри, а вот и луна! - Мальвина показала пальцем на огромный светлый диск. - Прямо к нам подкатилась.
        Сигалов на секунду задумался и внес в скрипт Шагова поправку - незначительную, но без нее было бы трудно. Хотя всё равно будет трудно, он это знал.
        - Получается, не стоило нам слушать помощника? - спросила вдруг Мальвина. - Ну того, с рассказами о будущем.
        - Не стоило, - подтвердил Сигалов. - Но не слушать вы не могли. Так это и работает.
        - Я как чувствовала… Кстати, если верить Данте, то гадалки и прорицатели томятся в предпоследнем круге ада.
        - А кто в последнем?
        - Предавшие родственников. Ну и вообще любых доверившихся.
        «Зря спросил, - подумал Виктор. - Но если не получится… Окажемся с братом вместе».
        Он поправил немуль и прислонился к стене.
        - Ни при каких условиях не выключай станцию и не снимай с меня обруч.
        Мальвина в шутку помахала ему рукой:
        - Не волнуйся, я буду ждать.
        - Это самый лучший драйвер, - сказал Виктор. - Значит, вернусь.
        Эпизод 20
        Под огромным фикусом стоял поцарапанный белый рояль. На улице то и дело проезжали трамваи, пыльное стекло в рассохшейся деревянной раме непрерывно дребезжало. Эта вибрация передавалась стенам, ползла по полу - казалось, что она стремится заразить всю комнату. Солнце, даже сквозь муть немытого окна, неистово жгло затылок, словно вбивало в него горячие гвозди.
        Виктор тронул голую лампочку на длинном шнуре - та печально звякнула и закачалась, как одинокая елочная игрушка. Лёха любил свои креативы, каждую ерунду он делал с душой.
        - Ерунда, но с душой… - вслух повторил Сигалов.
        Он решительно подошел к стене и снял с нее ружье. На выгоревших обоях осталась тень от двустволки, провисевшей тут, по замыслу Шагова, не один десяток лет. У Виктора же в руках было нечто иное - единственная поправка, которую он позволил себе внести в скрипт Алексея. Не идти же с охотничьим ружьем, в самом-то деле.
        Виктор щелкнул пальцами, и слева возникло контрольное меню. Он повернулся, - список команд проследовал за ним, оставаясь под левой рукой, - и выбрал «выход».
        Старые обои протаяли до гладкой стены, и Сигалов оказался лицом к лицу с Мальвиной. Воительница на постере смотрела ему прямо в глаза - уверенно и бесстрастно. На ее ресницах тускло мерцал пепельный снег. Снег завалил всё вокруг, за спиной у девушки не осталось ничего, кроме снежных холмов - серых на солнце и черных в тени. По бокам от нее сидели два волка в стальных масках, призванных скрыть их абсолютное сходство. На этом плакате всё было сказано сразу, с самого начала, но так, что понять это Сигалов смог лишь сейчас.
        Он был в правильном месте.
        Виктор сравнил свое ружье с тем, что держала нарисованная Мальвина. Он не был уверен, что безошибочно воспроизвел хайтековские рельефы ствола, и, хотя принципиального значения это не имело, Сигалов стремился, чтобы его оружие вышло таким же, как на постере. Ведь это и было его оружие. Пузатые заостренные цилиндры в патронташе оказались не боеприпасами, а сменными батареями к пушке Гаусса, патроны же были и вовсе не нужны: пушка стреляла твердым кислородом, который она аккумулировала из воздуха. Трудно сказать, насколько эта идея могла бы воодушевить конструкторов из оборонки, но в представлении двенадцатилетнего Вити Сигалова, сочинявшего постапокалиптический эпос «Окунись в Ад», устройство ружья было безупречным. И сейчас он просто вернул свою собственность, поместив в пыльный декадентский пролог Шагова то, что могло пригодиться здесь, в скрипте близнеца. Уж очень ему не хотелось опять таранить фуру с апельсинами, он это делал столько раз, что опасался заработать диатез. Поэтому план был немного другой.
        Сигалов развернулся к окну и придавил удобный спусковой крючок. Стекло вздулось пузырем и, распавшись на тысячи осколков, с грохотом вылетело наружу.
        Теперь следовало подождать, когда люди на улице сообразят вызвать полицию. А чтобы соображалось быстрей, Сигалов выглянул из оконного проема и сделал еще три выстрела, превратив три машины на стоянке в смятые конфетные фантики. Стрелять из пушки Гаусса было легко и приятно. Неудивительно, ведь такой он ее и придумал.
        Вряд ли кто-то из патрульных осмелился бы палить снизу по окнам двадцать шестого этажа, но Виктор решил не искушать судьбу и, отойдя вглубь комнаты, присел на стол. В отличие от реальности, рабочую станцию Шагова здесь никто не изымал и в ящиках не копался. Полка висела ровно, книжки на ней стояли плотно и аккуратно. Только одной, кажется, не хватало.
        Брошюра «Как стать успешным морфоскриптером» лежала рядом со станцией, будто хозяин кабинета пользовался ею постоянно и не хотел убирать. Сигалов машинально взял ее в руки и пролистал. Вначале ему показалось, что самоучитель превратился в поэтический сборник, - он видел только узкие столбцы текста, сдвинутые к центру. Но, прочитав первые же две строчки, Виктор понял, что стихами тут не пахнет. Кроме этих двух строк, в книжке ничего не было, они повторялись на всех страницах, от первой до последней:
        «Мне пришлось это сделать.
        И мне придется продолжать».
        - Скотина… - выдавил Сигалов и запустил книжкой в окно.
        Полиция, как выяснилось, уже подоспела: в доме напротив устанавливали высокий станок, похожий на штатив для подзорной трубы. Они даже не опустили жалюзи, значит, квартира Шагова была уже заблокирована. Рассеянность снайпера, что обустраивался через дорогу, можно было принять и за пустую угрозу, - если бы Виктор не знал, что случилось с Лёхой. Вероятно, всё было именно так: неспешные приготовления, доклад, ожидание приказа, подтверждение приказа, палец на спуск - и клок волос медленно сползает по постеру вниз.
        Виктор вскинул ружье и выстрелил не целясь, от живота. Окно в противоположной башне лопнуло, и облако стеклянных осколков поршнем вошло в комнату, измельчив всё, что там находилось.
        Сразу после этого на коммуникатор пришел вызов.
        - Виктор Андреевич Сигалов?
        - Да, это я.
        - С вами говорит полковник Белкин. Давайте обсудим ваши условия.
        - Полковник? Простите за хлопоты, но разговаривать я буду с капитаном Коноваловым. До полковника я еще не дорос. И кстати: не нужно взрывать дверь, могут пострадать люди.
        - Сколько у вас заложников?
        - Зовите Коновалова, он и посчитает. Надеюсь, капитан Коновалов в московской полиции только один, иначе устроим кастинг на вылет.
        - Но Виктор Андре…
        - Всё! - Сигалов убрал коммуникатор и, на мгновение выглянув из-за простенка, сделал несколько выстрелов по полицейским автомобилям. Попутно он отметил, что внизу уже подъехала пара броневиков, но задерживаться в окне не стал: снайперы готовились не только в доме напротив.
        Коновалов перезвонил меньше чем через минуту.
        - Виктор Андреевич?
        - Можно просто Витя, мне так привычней.
        - Хорошо, Витя… - Коновалов помялся. - Вы действительно готовы вести переговоры только со мной?
        - Вас информировали верно, Игорь Сергеевич.
        - Мы знакомы? - Капитан старался держаться, но голос дрогнул.
        - Нет. Пока еще нет.
        - Сколько у вас заложников и какие у вас требования?
        - Вы неправильно поняли, Игорь Сергеевич. Разговаривать мы с вами будем не по коммуникатору, а лично, только лично.
        - Я уже выезжаю, но я на другом конце города.
        - Так поторопитесь же, господин капитан. - Виктор пальнул в небо и сбросил вызов.
        Трубка тотчас загудела опять.
        - Это полковник Белкин. Мы выполнили ваши условия, связали вас…
        - Мои условия? Вы их еще не слышали! И не звоните мне, полковник, вы знаете, кто у вас переговорщик.
        Сигалов положил коммуникатор на стол - трубка тут же завибрировала и поползла к краю, но Виктор дал себе лишнюю секунду, чтобы отдышаться и вытереть взмокшую ладонь. Рука со стволом устала гораздо меньше. Возможно, ему надо было податься не в скриптеры, а в оружейные инженеры?
        - Да, Игорь Сергеевич, - ответил Виктор.
        - Я еду.
        - Отрадно слышать.
        - Виктор… То есть Витя, откуда вам известно мое имя? Что нас связывает?
        - Во-первых, давайте будем последовательны: Витя - это «ты», а не «вы», иначе проваливаетесь со стилистикой. Во-вторых…
        - Что за хрень ты мне тут паришь?! - взорвался Коновалов. - Щенок сопливый, ты что творишь?! Бросай оружие и сдавайся, пока тебе мозги не вышибли!
        - Наконец-то, Игорь Сергеевич, наконец-то! Как же я рад. Хотя переговорщик из вас посредственный. Краснобай третьей категории, я бы сказал.
        - Тебе двадцать четыре года всего, оказывается?
        - Уже двадцать пять, но я обойдусь без ваших поздравлений, не нужно лицемерить.
        Коновалов ненадолго умолк, видимо, с кем-то совещался.
        - Послушай, Витя, у нас есть информация, что ты там один.
        Виктор искренне рассмеялся:
        - Я, по-вашему, сумасшедший?
        - В точку. Ты просто сумасшедший сочинитель, слетевший с катушек на почве своих креативов.
        - Ладно, капитан, считайте до трех. На счет «три» по вашему сигналу в окно пойдет первая ласточка. Я к этому готов. А вы?
        Коновалов снова замолчал, а когда вернулся, от прежнего тона не осталось и следа.
        - Ты сказал «во-первых». «Во-вторых» будет? Чего ты хочешь, Витя?
        - Записывайте. Полицейский броневик с полным баком, плюс еще две канистры. Большая упаковка воды. Десять килограммов золота в слитках. Слитки должны лежать в прочной спортивной сумке. И никаких жучков, естественно. Далее…
        - Ну-ну, не разгоняйся, - буркнул Коновалов. - У меня тоже кое-что есть. Вопросы, всего лишь вопросы. Сколько человек у тебя в заложниках? Есть ли среди них женщины или дети, не дай бог? В каком они состоянии, есть ли раненые, нуждается ли кто-нибудь в помощи?
        - Вы всё увидите сами, - раздельно произнес Сигалов. - Быстрее готовьте броневик и сами там поднажмите. В знак доброй воли я отпущу первого человека. Но не раньше, чем вы приедете.
        - Осталось не много, - сообщил капитан, вкладывая в эту фразу все возможные смыслы.
        - Тогда до связи.
        Сигалов осмотрелся в кабинете. Штор на окнах не было, и это сильно всё осложняло - но не настолько, чтобы Виктор отказался от своей затеи. Он сходил на кухню, выпил чашку воды, машинально заглянул в холодильник, захлопнул дверцу и вернулся в кабинет.
        Очередной звонок не заставил себя долго ждать.
        - Броневик готов, - сказал Коновалов.
        - И золото уже погрузили? - поинтересовался Виктор.
        - В спортивной сумке, как ты просил, - уверенно соврал капитан.
        - Пусть они выведут броневик на середину улицы у меня под окнами. Прямо на разделительную полосу. И чтобы ближе ста метров никого не было. Мой друг подойдет, проверит, всё ли на месте. Ну а я сверху посмотрю.
        - Что еще за новые условия?! - возмутился Коновалов.
        - Я не прошу ничего сложного.
        - Для начала мне нужно знать, сколько у тебя заложников. Ты так и не ответил.
        - Я ответил: вы пересчитаете их сами, когда приедете.
        - Мне остался буквально квартал.
        - Тогда тормозите прямо там. И переключите меня на полковника Белкина.
        - Это Белкин, - после паузы проскрежетало в трубке. - На чем основано ваше требование десяти килограммов золота? Вы блефуете, никаких заложников у вас нет.
        - Торговаться я буду только с капитаном, - заявил Сигалов. - А вам я сейчас расскажу, как он попадет в квартиру с заминированной дверью. Это довольно просто.
        Виктор вкратце изложил свою идею и, не слушая ответ, выключил трубку. Затем еще раз сходил на кухню, напился воды и встал в дверном проеме перед кабинетом.
        Вертолет показался в небе минут через десять. Сигалов подозревал, что всё это время ушло не на поиски борта - он кружил над улицей уже давно, - а на уговоры Коновалова. Капитан висел на тридцатиметровом тросе, а его плащ развевался, как у супергероя. Издали перекошенное от ужаса лицо казалось волевым и решительным. Обе двери у вертолета были сдвинуты, и кабина просматривалась насквозь - в ней находились только пилот и механик.
        Сигалов закинул ружье за спину и затянул магнитный ремень так сильно, как только смог.
        Вертолет завис над улицей. Коновалов раскачивался на тросе параллельно стене, громоздким матерящимся маятником носясь под окном из стороны в сторону. Наконец его перестало болтать, и механик включил лебедку, поднимая капитана до уровня этажа. От стены дома его отделяло метров семь. Виктор выглянул наверх и жестом велел пилоту приблизиться. Тот сдвинул машину так, что часть фюзеляжа зашла за крышу. Расстояние до Коновалова сократилось, но Виктор по-прежнему не был уверен в успехе. Пришлось снова перезванивать полковнику.
        - Свяжитесь с пилотом, скажите, чтобы он прижался еще ближе, - велел Сигалов.
        - Пилот опасается, что заденет тросом стену.
        - А за капитана полиции он не опасается? Мне лишних грехов не нужно, если Коновалов сорвется, это будет не по моей вине.
        - Здесь всё - по вашей вине, - ответил Белкин.
        Однако пилота он убедил, и вертолет подлетел еще метра на два, скрывшись из вида полностью. Сигалов встретился взглядом с Коноваловым.
        - Повисите минутку, я всех приведу, - заверил Виктор.
        - Я не запрыгну на подоконник! - крикнул капитан. - Воздушного гимнаста, что ли, нашел? Мне на пенсию скоро, щенок ты… Стой!.. Стой!!!
        Коновалов понял, что задумал Виктор, и вытянул руку, но не в попытке помешать, а как бы выражая гневный протест. Сигалов отошел к дальней стене и, в последний раз взглянув на постер с Мальвиной, разбежался до окна.
        Свободный полет занял меньше секунды. Готовясь к прыжку, Виктор объяснял себе, что главное - не смотреть вниз, а как дошло до дела, он и не успел никуда посмотреть: оттолкнулся ногой от края и тут же схватился за Коновалова.
        - Прикажите им, чтобы поднимали, - сказал Сигалов капитану. - У меня руки заняты. Надеюсь, мои объятия вас не слишком шокируют?
        Коновалов взмахнул плащом, как тучная летучая мышь, и высоко над головой включилась лебедка. Убедившись, что он держится крепко, Виктор начал раскачиваться. Первые движения дались с трудом и не принесли результата, получилось лишь бессмысленное дерганье. Однако вскоре амплитуда начала расти, и дальше было намного легче.
        - Ты что творишь?! - проорал Коновалов.
        - Мешаю снайперам! - чистосердечно ответил Виктор.
        Дождавшись, когда они окажутся в крайней точке и сила тяжести станет поменьше, Сигалов на мгновение отпустил одну руку и сунул ее капитану в карман. Пистолет полетел в пропасть улицы.
        На крыше их встречала группа захвата. Трое бойцов с закрепленными страховками, уже готовые к броску, оторопело наблюдали за качавшейся на тросе парой тел.
        Лебедка продолжала работать. Болтанка прекратилась, но теперь Виктор висел под самым фюзеляжем, и вряд ли кто-то рискнул бы выстрелить. Кроме разве что механика, свесившегося из кресла и тыкавшего в Сигалова стволом винтовки.
        Виктор завел руку за спину, нащупал на пушке спусковой крючок и, отклонившись, выстрелил. Заряд обжег ему ухо, снес механику шлем вместе со всем содержимым и вырвал кусок обшивки над дверью. Обезглавленное тело вывалилось из кабины, но за мгновение до того, как оно отправилось вниз, Сигалову вдруг почудилось, что из разорванного горла торчит золотистая древесная стружка. Впрочем, нет: кабина была забрызгана кровью так густо, что пилота уже не пришлось ни в чем убеждать.
        Забравшись в кабину первым, Виктор подал Коновалову руку, но прежде достал из-за спины ружье, вид которого был убедительней тысячи слов. Когда двери закрылись, в вертолете оказалось на удивление тихо, Сигалов ожидал совсем другого.
        - Летим отсюда! - распорядился он, постукивая пилота по плечу еще не остывшим после выстрела стволом.
        - Куда? - спросил тот.
        - Это нам капитан подскажет. Правда, Игорь Сергеевич?
        Коновалов, еще не отошедший от воздушного приключения, опустился на пол и растерянно хлопал себя по карманам.
        Сигалов устроился на откидном сиденьи позади пилота, так он мог наблюдать за обоими полицейскими. Логичнее было бы усадить капитана вперед, благо место рядом с пилотом освободилось, но тогда Виктор не смог бы смотреть Коновалову в глаза. А ему хотелось.
        - Летим к вам в участок, Игорь Сергеевич.
        - Зачем? - опешил тот.
        - Может, я намерен сдаться.
        - Так не сдаются, - покачал головой Коновалов. - Три трупа на тебе. Трое полицейских. Ты смертник, Витя. Считай это свершившимся фактом.
        У Виктора зазвонил коммуникатор. Он посмотрел на экран и, приоткрыв дверь, выкинул трубку в окно.
        - Полковник Белкин интересуется, будет ли четвертый и пятый, - пояснил он. - Ну так что, не верите вы, значит, в раскаяние злодеев, Игорь Сергеевич?
        - При чем тут мой участок? Это дело городское, если не федеральное уже.
        - Вы скажете пилоту адрес, или он так и будет кружить, пока топливо не кончится?
        - Почему это на меня свалилось? - спросил Коновалов.
        - Адрес! - крикнул Сигалов, наводя на него оружие.
        - Я… я не помню… - с ужасом проговорил капитан.
        - Давно там служите?
        - Больше двадцати лет. И не могу вспомнить… - Коновалов посмотрел на Сигалова так, что тот поверил.
        - Не расстраивайтесь, объект без адреса - это бывает. Дорогу-то покажете?
        - Чего же не показать. Сначала до Таганки, а над развязкой налево.
        - Слышал? - обратился Виктор к пилоту. - Строго над дорогой. Углы не срезать. Никаких газонов. Машину водишь?
        - Да! Да! - энергично закивал тот.
        - Вот и представь, что ты за рулем.
        - Почему я?! - повторил Коновалов. - Зачем я тебе понадобился? Мы ведь не знакомы!
        - Бабушка завещала мне найти и наказать того негодяя, который угнал ее Инстаграм.
        - Что?.. Что за ахинею ты опять понес?! Когда это было - полвека назад? И я не помню, чтоб я брутфорсил Инстаграм. Хотя… всё возможно, конечно. Сколько лет прошло…
        Сигалов поцокал языком от восторга. Персонаж не был скопирован из реальности как набор формальных признаков, Кирилл прописал его на совесть. Впрочем, когда это он халтурил?
        - Твой броневик! - воскликнул капитан. - Тебе предоставили, что ты хотел. Зачем тебя понесло в новую авантюру?
        - Откуда вам знать, что я хотел?
        - Вот ты ж сучёныш… - скривился Коновалов.
        Виктор задумался, не врезать ли ему прикладом по зубам, однако не стал этого делать или просто не успел - у капитана в плаще раздался вызов. Тот порылся в глубоком кармане и извлек трубку, но Сигалов ее тут же отнял. Беспокоил, разумеется, полковник Белкин. Виктор выставил статус «недоступен» для всех абонентов и просмотрел установленные в коммуникаторе приложения. То, что его интересовало, нашлось в самом конце. Они даже не стали мудрить с названием.
        Приложение «Закат» требовало активации.
        - Что это? - спросил Виктор, показывая капитану экран.
        - Не знаю, - отмахнулся тот. - Какая-то игра, наверно. У меня полно мусора в трубке, никак не очищу.
        - Приложите палец. Вот к этому прямоугольнику.
        - Что, решил мой банковский счет выдоить? Какая же мелочная мразь…
        - Палец, пожалуйста, - стальным голосом повторил Сигалов.
        - Да подавись! - Коновалов прикоснулся к экрану.
        Виктор посмотрел на трубку: активированное приложение не требовало ни пароля, ни дополнительной авторизации. Что с этим делать дальше, Сигалов пока не знал, поэтому, не выключая коммуникатор, спрятал его в кармане.
        - Уже Таганка, - сообщил пилот. - От развязки влево?
        - Влево, - подтвердил Коновалов. - Ого, а что там впереди? Авария? Как будто разлито что-то.
        - Рассыпано, - мрачно произнес Виктор. - Апельсины.
        - И сколько машин-то побилось, боже мой!
        - Тут памятник поставят. Ну, не тут, конечно… В этом месте, я хотел сказать.
        - Слушай, Витя… - нерешительно начал капитан. - Вот смотрю я на тебя - ты вроде не похож на параноика. Всё у тебя продумано, всё осмысленно. Но как начнешь говорить…
        Сигалов рассмеялся:
        - Параноик - самый мотивированный человек на свете. Он тем от вас и отличается, что знает свою задачу. Вот вы, Игорь Сергеевич, знаете свою задачу? А ведь она у вас есть в этом мире, и она до обидного мелкая. Но вам кажется, что вы свободны в своем выборе, сами всё решаете. А у меня наоборот: я реально свободен, но ясно сознаю свою задачу, и сейчас я ее выполняю, несмотря на то, что весь этот мир создан с единственной целью - помешать мне.
        - Тебя ждет дурка, Витя. Просто повтори это врачам, и ты не сядешь в тюрьму, ты заедешь в больничку. Полагаю, навсегда. Надеюсь на это.
        - Я очень долго мучился, зачем проложен этот маршрут до вашего участка. Для чего он создан? Заведомо непреодолимый. И еще я думал, как Кирилл попадает сюда из Индекса. Его же здесь нет, он приходит на время. Я мог бы ломать голову целую вечность, хотя вы-то знаете, что вечности у нас в запасе нет… Хотя вы-то как раз этого не знаете… Ну, не важно. Я не мог найти ответ, пока не сложил эти вопросы вместе: зачем нужен непроходимый путь и каким образом здесь оказывается Кирилл.
        Коновалов ни черта не понимал, только хлопал глазами и нервно следил за пушкой Гаусса, опасаясь, что Виктор случайно нажмет на спуск. И от этого тупого моргания Сигалов получал особенное удовольствие, таким образом он словно мстил куратору за все его недомолвки про Индекс.
        - Это же клапан, Игорь Сергеевич! Он пропускает только в одну сторону: из Индекса - сюда. Обратно пройти невозможно. Но с вашей помощью я это сделаю.
        - Зачем ты мне всё это говоришь?
        - В вашем участке находится портал в большой мир. С чем я вас и поздравляю. На самом деле тот второй мир тоже не настоящий… но он почти так же прекрасен.
        - Ну-ну, - безразлично отозвался Коновалов. - Не боишься проснуться и выяснить, что ты всего лишь забыл выпить на ночь свои таблетки?
        Виктор любовно погладил ружье и снова о чем-то задумался.
        - Не надо считать, что я совсем спятил и разговариваю с куклой, - сказал он.
        - С кем? - Капитан оглянулся по сторонам.
        - С вами, Игорь Сергеевич. Просто у меня чрезвычайно хорошее настроение. Я впервые в жизни делаю что-то нужное. А вот и он… Я уж думал, вы сбились с пути.
        Прямо по курсу снижался пассажирский самолет с горящим двигателем.
        - Вверх! - скомандовал Сигалов.
        Пилот начал быстро набирать высоту, но оказалось, что лайнер пикирует не так уж круто. Он по-прежнему летел вниз, на дорогу, но его курс изменился, и чем выше взбирался вертолет, тем плавней становилась траектория падения лайнера.
        - Господи… - прошептал Коновалов.
        - Он тут ни при чем, - бросил Виктор. - Уходим в сторону!
        - Куда в сторону? Здесь дома! - крикнул пилот.
        - Тогда резче вверх!
        - Не успеем!
        Лайнер летел прямо в лоб. Пилот вертолета предпринял отчаянную попытку снизиться, и пассажирский борт вновь начал заваливаться к земле.
        Сигалов рывком сдвинул дверь и, встав на самом краю, попробовал выглянуть из кабины.
        - Держите меня, Игорь Сергеевич!
        Коновалов засуетился возле люка, выискивая, за что бы схватиться.
        - Как держать? - спросил он.
        - Нежно! - рявкнул Виктор.
        Сигалов не знал, каковы ТТХ его пушки, потому что двенадцатилетний Витя не знал, что такое ТТХ. Оставалось лишь верить в лучшее - и стрелять по приближавшемуся самолету так часто, как это позволял спусковой механизм. Нос лайнера в мгновения разлетелся, и корпус стал разрушаться уже сам, под действием сопротивления воздуха, но Сигалов не прекращал стрелять. Пришел черед крыльев - они отломились и начали складываться. Взорвался второй двигатель, и самолет превратился в рой горящих фрагментов, окутанных черной копотью. Тонны мусора - куски обшивки, вспоротые кресла, спутанные змеи проводов - всё это продолжало лететь вперед, вращаясь, дымя и расходясь широким конусом, от которого было уже не свернуть.
        Виктор успел лишь схватить Коновалова за воротник и даже не выпрыгнуть - просто шагнуть из кабины в пустоту. Крона дерева показалась ему пуховой периной, но это были самые тонкие ветви. Расступившись, они пропустили Виктора к следующим, трескучим и острым, а за теми был уже и ствол. Сигалов со стуком ударился, схватился второй рукой за ружье и, обдирая живот, съехал вниз.
        Пару секунд он лежал на траве, не решаясь открыть глаза. Потом всё же открыл и обнаружил, что мир вокруг еще существует. Болела левая нога выше колена, всё остальное вроде бы уцелело, вот только грудь с животом и, очевидно, лицо были расцарапаны так, будто он пытался поймать сразу десять напуганных кошек - и поймал.
        Виктор приподнялся на локте. Огненное облако, поглотившее вертолет, пронеслось еще метров сто и разбилось о многоуровневый мост, пересекавший дорогу по диагонали. Проезжая часть превратилась в сплошную черную кляксу с горящими островками машин и обломков лайнера. От путепровода остались только срезанные опоры и два огрызка на противоположных сторонах улицы.
        Опираясь на ружье, Сигалов встал. Левая штанина висела треугольным лоскутом, и таким же точно лоскутом, только поменьше, свисала кожа. Вероятно, это была минимальная цена за прыжок из вертолета. Коновалов за то же самое заплатил дороже. Капитан лежал по другую сторону от дерева и признаков жизни не подавал.
        Виктор доковылял до тела и опустился рядом. Царапин у Коновалова оказалось поменьше, но из живота у него торчал обломок толстой ветки, вошедшей со спины. Прикасаться к капитану было страшно, тем не менее Виктор взял его за лацканы и приподнял.
        - Игорь Сергеевич! Вы погодите, умирать-то вам нельзя. Вы что, спятили?! Я этот путь заново не пройду, я и сейчас-то не знаю, как жив остался. Игорь Сергеевич, вам надо поднапрячься, слышите? Как я найду ваш участок? Как же я без вас-то? Игорь Сергеевич…
        - Не ори, - выдохнул Коновалов. - Вон участок. Ты на него смотришь.
        Метрах в пятидесяти за крошечным садиком стояло казенное двухэтажное здание.
        - Мы уже здесь? - не поверил Виктор. - А эстакада как же? После самолета должна рухнуть эстакада!
        - Она и рухнула. - Капитан шевельнул рукой, но показать не смог. - Мы пролетели.
        - Вот это бонус! Вот спасибо.
        Сигалов собрался идти дальше, но капитан схватил его за рукав.
        - Стой. Ты должен сказать. Откуда ты меня знаешь? Про школьные мои дела и прочее. Откуда?! И то, что ты говорил про кукол… Я, мол, кукла. Я вдруг подумал…
        - Правильно подумали, всё так и есть.
        - Выходит, я вроде плюшевого кота в коробке? - Коновалов нашел в себе силы улыбнуться. - Забавно…
        - Нет, вы не кот. Вас вообще не существует, есть только коробка. Когда ее открывают, вы в ней появляетесь. А как закроют - вы снова исчезнете.
        - Но ведь я всю жизнь…
        - Нет у вас никакой жизни, Игорь Сергеевич. Ваша жизнь длится всего пару часов, с того момента, когда вы мне позвонили. И сейчас она заканчивается наилучшим образом. Самым достойным.
        - Тогда откуда мое детство? Я про него знаю. Даже ты про него знаешь.
        - Это не ваше детство. Оно принадлежит человеку, с которого вас скопировали. Вы просто его отражение. Настоящий Игорь Сергеевич не здесь.
        - Настоящий… - зачарованно произнес Коновалов. - И ты оттуда же? Из настоящего мира, где есть настоящий я? И как там?
        - Что именно?
        - Всё. Я, например. Как там я?
        - Вы такой же. Только званием повыше. Я не уточнял, но наверняка. А остальное - и плащ, и этот пиджак, и коммуникатор… Копия во всём.
        - Ну… передавай привет, - слабо шепнул капитан. - А моя коробка… Она уже закрывается. Закрывается…
        Виктор со смешанными чувствами постоял над телом и оправился к полицейскому участку.
        На первый выстрел он не обратил внимания - просто возле уха что-то свистнуло, - но вторая пуля уже чиркнула по правому бедру. Сигалов захромал на вторую ногу и вот так, походкой старого морского волка, доковылял до угла здания. Участок не был предназначен для круговой обороны, но полицейские старались. Когда Виктор прошел вдоль стены и выглянул из-за другого угла, ему в лицо мгновенно брызнула бетонная крошка. Выстрелы были почти не слышны, тем коварней звучал свист пролетающих и стук рикошетящих пуль.
        Простояв с минуту в бесполезном ожидании, Виктор вынес из-за стены ружье и начал палить вслепую. Кто-то вскрикнул. Сигалов прекратил стрелять, прислушался и рискнул снова выглянуть. У служебного входа никого не было. Проклиная ноги за боль, он подобрался к двери и чуть не споткнулся о какую-то продырявленную картонку, лежавшую перед крыльцом. Рядом валялась винтовка, с виду настоящая и вполне исправная. Сигалов откинул ее в сторону и собрался сунуться за дверь, но передумал.
        Виктор подобрал лист картона, по форме похожий на ростовую мишень, и вставил его в щель приоткрытой двери. Внутри тут же раздался выстрел и следом истошный вопль:
        - Ты кого убил, идиот?!
        - Я же не знал! - отчаянно прокричал кто-то в ответ.
        Сигалов распахнул дверь и сделал несколько выстрелов наугад, стараясь охватить всё пространство коридора. Двое полицейских у дальней стены рухнули одновременно - один навзничь, второй успел повернуться на пол-оборота. И оба вдруг стали плоскими - неуловимо быстро, в падении. Только что это были обычные тела, но пола коснулись уже не люди, а фигурные куски картона. Тот, что упал на спину, превратился в отпечатанную мишень для тира, а второй, лежавший на животе, перекрасился в грубый темно-рыжий цвет, и его уже нельзя было отличить от разорванного ящика из-под яблок. Винтовки между тем так и остались настоящими.
        Как относиться к этим метаморфозам, Сигалов решить не успел: боковая дверь в коридоре внезапно открылась, и он выпустил по ней новый заряд. Дверь сорвалась с петель, вертикально влетела в кабинет и прилипла к стене. Следующим выстрелом Виктор пробил дыру в груди какому-то офицеру - и тот также потерял объем: закрутился волчком на месте, показывая то размеченную лицевую сторону, то пустую обратную, пока не грохнулся на пол.
        Чтобы не рисковать, Сигалов прошел все кабинеты на этаже, открывая двери уже проверенным способом. Коридор наполнился пылью, дымом и какими-то тлеющими обрывками, взмывавшими вслед за сквозняком вверх по лестнице. Виктор, хромая, направился туда же.
        На втором этаже его встретили плотным огнем. Пришлось снова стрелять из-за угла, потихоньку продвигаясь вперед и отвоевывая метр за метром. Очередная пуля, выпущенная кем-то из полицейских, царапнула по руке, и правый кулак перестал сжиматься. Пальцы едва слушались - этого хватало, чтобы давить на спусковой крючок, но получится ли в случае необходимости набрать правой рукой чей-нибудь номер, Виктор уже не знал. Он боязливо ощупал в кармане трубку Коновалова. Экран не хрустел и не проминался, это был плюс, но - до сих пор единственный.
        Покончив с зачисткой на втором этаже, Сигалов медленно прошелся по коридору. В конце стоял непомерно разросшийся фикус, избалованный всеобщим вниманием. На последней двери висела табличка с фамилией начальника. Виктор остановился и прислушался. Простояв так довольно долго, он ничего не услышал, но вдруг заметил, как под дверью мелькнула тень. Внутри кто-то был, и выходить он не собирался.
        Сигалов, не дыша, проник в соседнее помещение и осмотрел стенку, за которой находился кабинет начальника. Угадать, где стоял офицер, было невозможно, да и кто сказал, что он будет стоять на месте? Виктор уселся во вращающееся кресло и пристроил пушку на подлокотнике. Правая кисть могла подвести, но доверять важную работу левой он не решился. Отталкиваясь от пола, он принялся медленно поворачиваться в кресле, пока ствол не оказался нацелен в самый край стены, почти в угол. Выждав еще немного, Виктор крутанулся в обратную сторону, превращая скоростную стрельбу одиночными в подобие очереди и затем сделал еще один проход - снова до угла. В стене образовалась сплошная амбразура, сквозь которую Сигалов видел, как разломилась надвое прожженная по центру мишень.
        В кабинете начальника стояло лишь несколько стульев, компактный стол и тумба с сейфом - таким маленьким, что в нем едва уместился бы пистолет. Виктор тронул бронированную дверцу, и та медленно отворилась. Не веря в удачу, он заглянул внутрь… И понял, что радоваться нечему: сейф оказался пуст. Сигалов запустил в него левую руку и суетливо обшарил, но пальцы нащупали только металлические опилки, прилипшие к маслянистому дну. Этот сейф был пустым всегда. В нем отродясь ничего не хранили, потому и не запирали.
        Фальшивка… Тупик.
        Виктор бессильно опустился на стул. В какой-то момент мелькнула мысль проверить ящики стола, но раньше, чем Сигалов успел ее додумать, он обнаружил, что ящиков у стола нет.
        Все его теории были ошибкой, он что-то не так понял, пошел не тем путем… Но других путей Виктор не знал, запасного плана у него не было. И он слишком устал, чтобы начинать сначала.
        Он сидел за столом и отрешенно наблюдал, как вся его затея летит в пропасть… На деле же он бездумно пялился в окно, выходившее в глухой переулок. Взгляд за что-то уцепился, но Виктор никак не мог взять в толк, что его смущает. Пешеходная зона с одноэтажными домиками напоминала район, где он встречался в «Трех пескарях» с Кириллом, однако этого было недостаточно. Он что-то видел на противоположной стороне, смотрел в упор и определено видел, но не понимал, что же привлекает его внимание. Мешали деревья. Там было слишком много деревьев с плотными кудрявыми кронами.
        Сигалов поднялся, чтобы разглядеть получше. От сейфа было видно три строения: пиццерию «Папа Джонс», какой-то арт-салон без названия и бутик «Джанфранко Карло». Это ничего ему не дало, и Виктор снова рухнул на стул. Листья вновь закрыли обзор, оставив только первое слово из левой вывески и второе из правой.
        - Ах ты черт…
        От внезапного открытия у Сигалова перехватило дыхание. Именно так это и следовало читать, пропуская то, что заслоняли кроны: «Папа…» и «…Карло». Никто, кроме помешанного Кирилла, это место выбрать не мог.
        - Черт! - повторил Виктор, выскакивая из кабинета.
        Забыв о боли в ногах, Сигалов домчался до магазина и влетел внутрь. Он так и не понял, что это - галерея, антикварная лавка или просто ломбард. Стены были заставлены разномастными стеллажами, повсюду тускло светила нечищеная медь, кое-где темнело старое серебро - тысячи никчемных безделушек, от портсигаров и подстаканников до здоровенных мятых самоваров. Над шкафами плотно, без просветов, висели картины в деревянных рамах: какие-то лица, изредка пейзажи и снова лица - чужие, неизвестные, никому не нужные. В конце тесного зала едва втиснулся маленький прилавок, но за ним никого не было.
        Виктор стоял посередине, потерянно озираясь. Даже на то, чтобы бегло пересчитать все эти предметы, могла уйти целая жизнь. Сигалов направился к прилавку, но по пути остановился. Ему в глаза бросился странный натюрморт: на расстеленной старой газете, кажется, еще советских времен, стояла рабочая станция и бутылка «Джека Дэниэлса». Картина была единственной в своем роде, других таких здесь Виктор не видел.
        Сигалов прислонил свою пушку к шкафу и снял холст. Стена за ним выглядела гладкой, но это, скорее всего, была иллюзия. Виктор поставил картину на стремянку, словно на мольберт, и следующие пять минут посвятил простукиванию освободившегося участка стены. Звук был тихим и плотным.
        Снаружи послышался стрекот вертолетных винтов, затем нарастающий рев моторов.
        Виктор уже не надеялся, что сможет выбраться из этого квартала. Тем настойчивей он изучал стену, ведь не могло же так случиться, что после стольких правильных ходов он вновь забрел в тупик, на этот раз - окончательный, полный.
        Он не представлял, как пройдет этот путь заново, но, похоже, выбора не оставалось. В отчаянии Сигалов схватил подсвечник поувесистей, размахнулся… и поставил его обратно на полку. Бесполезно. Это была просто стена, она поддерживала потолок, и ждать от нее чего-то большего было глупостью. Как и весь его план.
        На улице хлопали двери машин, скулили служебные собаки, кто-то негромко раздавал приказы. Сигалов надеялся, что бойцы уже готовы и терпеть лишнюю боль ему не придется. Боли впереди было еще много.
        Виктор сделал пару шагов к выходу и вдруг схватился за шкаф, обрушив кучу железного барахла: пол под ногами качнулся так резко, что он не успел ничего другого. Этот приступ оказался сильней, чем все предыдущие. Сигалов опустился на пол и обнял руками голову. Просто переждать, а потом - не важно. Потом он сам во всём разберется, а сейчас - пересидеть на полу. Вот только кто велел ему сесть? И если он встанет наперекор посторонней воле, будет ли это его собственным решением, или как раз этого от него и добивались? Мысли плелись по кругу, и Виктор подозревал, что все эти сомнения тоже явились извне, хотя и констатация чужеродности сомнений была такой же чужой, внедренной насильно.
        - Я могу вам помочь? - раздалось из глубины зала.
        Всё схлынуло разом, как боль после ударной дозы анальгетика. Виктор поднялся и двинулся к прилавку, за которым стоял какой-то старик - вероятно, ровесник всего этого хлама. Кожа у него на лице, словно отлитая из воска, была испещрена множеством вертикальных морщинок, но глаза оставались яркими и удивительно живыми.
        - Ах, это вы! - Хозяин лавки мотнул седыми кудрями. - Со спины-то я вас не узнал!
        Виктор услышал, как в кармане пискнул коммуникатор Коновалова. Он достал трубку и обнаружил, что она с чем-то соединяется - напрямую, без использования сети. Где-то рядом была включена рабочая станция, и она искала внешнее оборудование. Или это трубка искала, а станция откликалась - Сигалов не смог разобраться, но он точно знал, что коннектиться тут не к чему.
        - Давно не виделись, Кирилл! - приветствовал его старик.
        - Кирилл?..
        Виктор остановился и вдруг заметил свое ружье, вернее то, во что оно превратилось. Пушки Гаусса больше не было, вместо нее на том же месте стояла двустволка - поцарапанная, пыльная, с надорванным ремнем и треснувшим прикладом.
        - Кирилл? - перепросил Сигалов.
        - Да-да! Вы говорили, что можете не вспомнить.
        - Я же в Индексе… - пробормотал Виктор. - Я прошел!
        Коммуникатор известил, что соединение установлено, и на экране замигал зеленый индикатор. Боковым зрением Сигалов отметил в галерее какие-то ритмичные вспышки, но не сразу понял, что они пульсируют в такт с пиктограммой на трубке Коновалова. А когда он всё-таки осознал это, долго не решался повернуть голову…
        Зеленый огонек вспыхивал на рабочей станции из натюрморта. Станция оставалась нарисованной, причем не особенно старательно, но светодиод на ее панели то загорался, то гас.
        На экране коммуникатора развернулось приложение «Закат».
        «Подтвердить сброс поправок?»
        «Да», - выбрал Сигалов.
        Индикаторы на трубке и на картине замигали быстрей.
        - Давно вы меня знаете? - спросил Виктор.
        - Раньше вы ко мне частенько захаживали, - ответил старик. - Потом предупредили об отъезде. Вы не были уверены, что вернетесь… А если и вернетесь, то можете кое-что позабыть, - так вы сказали. Похоже, вы снова оказались правы. У вас всё в порядке?
        - Не знаю, - обронил Сигалов. - Наверно, это вы должны мне объяснить, всё ли у меня в порядке…
        - Вы снова вернулись, Кирилл, это самое главное. Значит, у вас получилось.
        - Получилось?.. Что должно было получиться у Кирилла?
        Виктор судорожно взглянул на трубку. Приложение «Закат» закрылось, доступа к нему больше не было. Индикаторы связи с внешним оборудованием погасли - и на экране, и на картине. Сигалов притронулся к холсту: светодиод на рабочей станции оказался всего лишь небрежным мазком кистью. Ничего уже не вернуть… Поправка к алгоритму была снята, запрет на создание зеркала внутри зеркала больше не действовал. Индекс начал копировать себя из реального мира, потому что он тоже был частью реальности. Внутреннее отражение, едва возникнув, принималось выполнять ту же задачу и создавало в себе еще одну копию - и это должно было повторяться снова и снова, пока перегруженная сеть не откажет. Такова была самоубийственная логика зеркала. Индекс, словно живое существо, с рождения стремился к гибели, но поправка к алгоритму это запрещала. Сбросив ее, Виктор позволил Индексу приступить к самоуничтожению. Он не ждал, что это произойдет мгновенно. Ресурсы сети были не безграничны, но велики, а проект Комитета наверняка имел высокий приоритет.
        - Что еще… - Виктор запнулся. - Что еще я вам говорил? Я заранее знал, что появлюсь здесь снова?
        - Вы всегда всё знаете заранее, я давно перестал удивляться. С днем рождения, Кирилл! - Старик выставил на прилавок бутылку «Джека Дэниэлса» и пару стаканов.
        Сигалов лишь взглянул на этикетку и понял, что перехитрить близнеца ему не удалось. Всё вышло наоборот.
        Кирилл ждал его - в этом месте, сегодня. Виктор сумел попасть в Индекс через черный ход, но не вопреки воле близнеца, а благодаря ей. Из всех людей на Земле он один мог одолеть этот маршрут. Окажись скрипт в чужих руках, никто из пользователей не продвинулся бы дальше аварии с апельсинами. Близнец выстроил путь для одного-единственного человека, и похоже, путь этот начинался гораздо раньше, чем казалось Виктору. Кирилл подарил ему самое дорогое, затем с легкостью отнял, а после показал, что запросто превратит это в пыль. Записка в рамке - для одного человека, блэкаут - для всего Комитета. Близнец создал идеальную ловушку: она не заманивала, она отпугивала и сопротивлялась. Сигалов не мог в нее не зайти.
        - Но зачем… - проронил он.
        - Вы и это забыли? Странно. - Хозяин лавки открыл бутылку и разлил виски. - Перед каждым Богом стоят две задачи. Первая - создать свой мир. И вторая… Ну же, Кирилл!
        - Уничтожить свой мир… - потерянно вымолвил Виктор.
        - Потому что некоторые мечты должны оставаться мечтами, - кивнул старик. - Но чтобы это понять, вначале нужно попробовать. - Он отсалютовал стаканом и выпил.
        - Разрушить собственное творение? Зачем? Чтобы ощутить всевластие или чтобы избавиться от него?
        - А разве это не одно и то же?
        Владелец хлама с грохотом поставил пустой стакан, и Сигалов заметил, что морщины у него на лице начали разглаживаться. В первую секунду это можно было принять за игру теней, но вскоре на щеках старика остались лишь две вертикальные складки. Он не молодел, он превращался в восковую куклу. Седые спутанные волосы распрямились, а глаза уставились в одну точку. И кажется, это происходило не только с хозяином лавки. Всё вокруг теряло цвета, грани на квадратной бутылке скруглялись, а прозрачная этикетка растворялась в темной поверхности. Сигалов схватил свой стакан и проглотил залпом, пока любимый напиток не превратился в ноунейм.
        Натюрморт, как и другие картины, стал монохромным, а медь в шкафах теперь была похожа на алюминий. В воздухе появилась легкая белесая дымка. Виктор направился к выходу, но туман сгущался так быстро, что дойти до двери он не успел. Через пару шагов Сигалов оказался в плотном мареве, и ему пришлось вытянуть руки. Никаких ориентиров, кроме пола, у Виктора не осталось. Он прошел вслепую еще несколько метров, сознавая, что, скорее всего, потерял направление. Рука наткнулась на деревянную полку - Сигалов ожидал, что в следующую секунду послышится звон падающих металлических предметов, но стеллаж оказался пустым. Виктор провел рукой в обе стороны и ничего не нашел. Он развернулся вправо от витрины и, придерживаясь за полку, двинулся дальше. Наконец-то нащупал дверь, открыл ее и вышел - куда-то в непроницаемое молоко.
        Щелчок в небе был таким коротким, что Сигалов не мог поручиться, слышал ли он этот звук на самом деле. Однако по щелчку всё вокруг погрузилось во тьму, и Виктор решил, что ему не померещилось. Какое-то время он стоял на месте, полагая, что скоро всё возникнет вновь. Но чем дольше он ждал, тем яснее понимал, что ничего уже не возникнет - ни сейчас, ни когда-либо еще.
        Сигалов рассмеялся и сказал в ватную тишину:
        - Это же блэкаут.
        Всё закончилось, Индекса больше не было, но Виктор почему-то продолжал оставаться внутри морфоскрипта. И как назло, он просил Мальвину не снимать с него немуль… Рано или поздно ей придется это сделать, но когда? Через час, через сутки?
        Чтобы не торчать без толку, он снова пошел, как ему казалось - вперед, хотя в пространстве не было ни единого ориентира. Сигалов переступал по тверди, радуясь, что не проваливается, и выставив руки перед собой, чтобы не врезаться во что-нибудь лбом. Возможно, он не двигался, а скользил на месте, но поскольку понятие «место» в пустоте было такой же условностью, он предпочитал об этом не задумываться.
        Внезапно ладонь наткнулась на что-то гладкое, это была вертикальная плоскость не то из пластмассы, не то из стекла. Ощупывая теплую, идеально гладкую поверхность, Сигалов шел вдоль нее, и ему казалось, что поход вслепую длится вечность.
        Второй щелчок застал его врасплох. Виктор снова не понял, явился ли этот звук откуда-то извне, или он был слуховой галлюцинацией, но, как и с первым щелчком, окружающее пространство начало изменяться. Тьма постепенно рассеивалась. Виктор уже мог различить плоскость, которая вела его сквозь ничто. Она была действительно гладкой и однотонной - кажется, темно-серой.
        Когда стало еще чуть светлей, Сигалов обнаружил, что находится рядом с огромным кубом. В пределах видимости оказалось еще несколько кубов и параллелепипедов. Виктор мог бы сказать, что это похоже на улицу… Если бы его не пугала непроницаемость безмолвных геометрических фигур. Однако теперь он мог оставить свою путеводную плоскость и двигаться дальше. Он на прощание хлопнул по ней ладонью и вдруг почувствовал какую-то шероховатость. Присмотревшись, он увидел свою пятерню: вдавленный отпечаток был неровным, и он определенно имел фактуру. Сигалов провел рядом рукой и словно очистил поверхность от грязи: на ней остался рельеф. Он взглянул назад и убедился, что следы от его ладоней тянутся по всей стене, от угла и до угла. Взмахивая руками, как автомобильными дворниками, Виктор пошел обратно. Затем отступил на пару шагов и оценил работу: всю сторону куба пересекала метровая полоса обычной бетонной стены, на которой обозначились нижние края окон.
        - Вот так он это и делал, - раздался за спиной знакомый голос.
        Коновалов подошел к стене и легонько провел по ней пальцем. На серой поверхности осталась глубокая оранжевая борозда.
        - Нет, у меня не получается, - сказал он. - А Кирилл так и начинал, всё вручную. Потом научился как-то по-другому. Вернее, Индекс научился сам, Кирилл только контролировал.
        Сигалов смотрел на куратора и не мог вымолвить ни слова.
        - Решил всё-таки зайти, - сообщил тот. - Работать с Индексом и ни разу не побывать внутри - это как-то непрофессионально даже. Но пока тут смотреть не на что… Хотя это еще не Индекс, а так, заготовка. - Коновалов перевел взгляд на Виктора. - Ему даже не нужны поправки, он еще не стремится себя угробить. Но скоро начнет, конечно. Только мы не позволим.
        - Вы снова его включили? - не поверил Сигалов.
        - После блэкаута всегда происходит рестарт, - пожал плечами куратор.
        - А Кирилл? Что с ним?
        - Выжить без Индекса у него не было шансов. Активное ядро и самосознание Кирилла - это неразделимые процессы в оперативной памяти. Ты их остановил.
        - Это и был его план. Он заставил меня это сделать, Кирилл больше не мог так существовать. Но я бы всё равно не пошел на это, если бы не верил, что от него исходит угроза.
        - Реальных угроз не было.
        - Если вымышленные угрозы приводят к реальным последствиям, значит и угрозы реальные. Лёха подтвердит… - с горечью произнес Сигалов.
        - Твой друг Шагов? Алексей?
        - Был друг… Но Кирилл показал мне, на что способен Индекс. Очень внятная демонстрация силы получилась. Он не хотел, чтобы я останавливался. Он бы мне не позволил.
        - Думаю, ты прав. Но Шагова ты напрасно записываешь в жертвы.
        - Вы хотите сказать, что Индекс его не подставил?..
        - Ничего я не хочу о нем говорить. Кем ты помнишь своего друга? Одноклассником, собутыльником, толковым инженером? Просто хорошим парнем? Вот пусть он таким для тебя и останется. Некоторые вещи про ушедших друзей лучше не узнавать.
        - Вы уже смотрели, что будет завтра? - неожиданно спросил Виктор.
        - Тут особо не посмотришь, это же не мир, а пока еще макет. Но завтра здесь будет полицейский участок. И послезавтра тоже.
        - Я же говорил.
        - Заката не будет завтра, но это не значит, что его не будет никогда. Глобальную катастрофу может вызвать куча причин, и все они остаются. Кирилл даже не выбирал что-то конкретное. А страшные картинки он позаимствовал в одном детском сочинении. - Куратор иронически оглядел Сигалова.
        Виктор щелкнул пальцами, проверяя, не возникнет ли контрольное меню.
        - Одолжу тебе пистолет, выход из Индекса всегда один, - с усмешкой сказал Коновалов. - Но ты не спеши, о твоей Мальвине там позаботятся. Принесли ей на крышу одеяло и чай с пончиками. От пончиков отказалась. Сидит как тигрица, никого к тебе не подпускает.
        - Моя, - беззвучно повторил Виктор.
        Коновалов приметил невдалеке большую серую плиту сантиметров двадцати высотой и, направившись к ней, кивком позвал Сигалова.
        Виктор сделал несколько шагов по платформе, и каждый его след прорастал пучком зеленой травы. Куратор шел рядом, но под его ногами возникали только бурые хрустящие колючки.
        - К творческой работе я непригоден, - засмеялся Коновалов.
        Сигалов сел и сдвинулся в сторону, оставляя свободный участок газона. Куратор с благодарностью опустился на мягкое.
        - Ты теперь миллионер, Витя, - вкрадчиво проговорил он. - Совладелец «Гипностика», других наследников у Кирилла не было. А «Гипностик» опять на подъеме.
        - Пресс-конференция помогла? Но это же липа. Никакого мегапроекта не будет.
        - Это мы еще поглядим. Может, твои коллеги на что и сгодятся. В общем, тебе больше не нужно думать о хлебе насущном, но…
        - Это ваше «но» меня убивает. Лучше не начинайте.
        - Но, - настойчиво произнес Коновалов, - ты никогда о нем и не думал. Безответственный ты человек, Витя, - сказал он с завистью.
        Над макетом города окончательно рассвело. Гладкая серая улица с гладкими серыми домами уходила вдаль, пересекалась с другими улицами-заготовками и терялась в блеклой дымке.
        - Завтра отдохни, - сказал куратор. - А первого июня жду тебя на работе. Твой пропуск восстановлен.
        - Я не приду.
        - Хорошо, я сам заеду. Есть что обсудить по дороге.
        - Без меня, Игорь Сергеевич.
        Коновалов прикоснулся к ровной поверхности и отдернул руку: на пятачке под его пальцем вырос кустик черной крапивы.
        - Без тебя никак, Витя. Должен же кто-то раскрашивать весь этот мир.
        Аномия, 2014 - 2015
        Евгений Прошкин
        Война мертвых
        Пролог
        Луной эта планета не обзавелась, а звезды светили так тускло, что толку от них не было.
        Когда солнце уходило за горизонт, на дюны ложилась кромешная тьма, и сразу же появлялся ветер. Острые края песчаных волн начинали дымить. С поверхности недалекого озерца поднимался наклонный столб плотного пара и, растворяясь в холодном воздухе, полз вместе с пылью на Запад, вслед за ушедшим светилом.
        Вьюга рождалась каждый вечер. Каждую ночь она пыталась превратить его в кособокий курган, а утром, с медленным возвращением солнца, постепенно стихала, оставляя за собой новую, незнакомую топографию. Когда-то он сопротивлялся: стряхивал песок, переезжал с места на место, но это ему давно надоело. Он понял, что даже если всю ночь простоит без движения, то до конца его не засыплет. Он все равно выберется из-под оранжевой толщи и подставит остывший бок горячей безымянной звезде. Разогревшись, он съездит к озеру и, если не найдет там ничего интересного, то примется за изучение нарисованного ветром ландшафта.
        Он мог бы запомнить весь пейзаж сразу, но для этого пришлось бы подключить резервную память. Он мог бы проследить за ночной миграцией песка, но в темноте не обойтись без инфразрения. Он имел много дополнительных возможностей, но использовать их не любил - они напоминали о его превосходстве над человеком. Любым человеком, который рано или поздно умрет.
        Он не хотел думать о смерти. Какой смысл думать о том, чего нет?
        Часть 1
        СУДЬБА 43-74
        - Как тебя зовут? Тимофей? Я еще не со всеми познакомился. Тимофей, ты что не купаешься?
        - Тихон. Мое имя ты запомнишь скоро.
        - Вот как… - Воспитатель снисходительно улыбнулся и присел рядом. - Мне говорили, что ты трудный. Я не поверил.
        - Напрасно, - не поворачивая головы, сказал Тихон.
        - Погода сегодня какая! Шел бы, окунулся. Девчонки у вас в группе хорошие, выросли совсем. Вон та особенно. Как ее?.. Лена? Ты знаешь, Тихон, моя палатка стоит с краю, я бы вас пустил на полчасика.
        Воспитатель придвинулся ближе и попытался заглянуть ему в глаза. Честолюбивый. Мечтает стать начальником Лагеря. Даже не потрудился прочесть его психокарту, сразу поперся налаживать контакт. Он думает, это легко.
        - Алена, а не Лена, - поправил Тихон. - Можешь сам, она не откажет. Не бойся, я не заложу, мне плевать, что вы там делать будете.
        - Откуда такая апатия? Тебе сколько лет - шестнадцать или девяносто?
        - А тебе?
        - Двадцать шесть, - охотно ответил воспитатель. - Кстати, Филипп.
        Он решил, что Тихон начал поддаваться. Еще немного, и начнет совать свою холеную ладошку. Или похлопает по плечу.
        - Я, Филя, в твоем возрасте буду умнее. Если доживу, конечно.
        Тихон откинулся на спину и запустил пальцы в шелковистую траву. Прямо над головой болтала листьями здоровенная осина, поэтому на солнце можно было смотреть, почти не щурясь. У воды раздался смех. Алена, он узнал ее по голосу. Видно, кто-то из ребят все-таки дотянулся до ее круглой задницы. Алене нравилось. Когда не нравилось, она тоже смеялась, но совсем по-другому.
        - Ладно, пессимист, встретимся на ужине, - сказал Филипп, поднимаясь. Инициатива была упущена, но последнее слово должно оставаться за ним - так его учили.
        Тихон молча перевернулся на живот и упер подбородок в кулаки, слишком маленькие для шестнадцатилетнего парня. Он вообще во многом уступал сверстникам - и в росте, и в силе, и, особенно, в жизнелюбии. Высматривая его по Лагерю, новый воспитатель ожидал встретить либо малолетнего демона, либо закомплексованного юношу, добровольно заточившего себя в скорлупу одиночества, но Тихон оказался самым обыкновенным. Прямые светлые волосы он стриг так коротко, что в расческе они не нуждались. Глаза он предпочитал не поднимать - не из-за боязни прямого взгляда, а потому, что знал: ничего нового в чужих зрачках не найдешь. Лишь изредка подходя к зеркалу, он по несколько секунд смотрел в упор, но и там видел только безразличие.
        Высокую осину Тихон выбрал не случайно: мимо, прячась в рваной тени деревьев, проходила извилистая полипластовая тропинка, стилизованная под утоптанную глину. Она начиналась у станции переноса и вела через аккуратную рощицу прямо к водоему. Озеро со слюнявым названием Нежень было неотличимо от натурального, но выглядело слишком красивым и удобным. Воспитатели пугали отряд опасными глубинами и притаившимися на дне корягами, но их предупреждения были похожи на элемент игры. Лагерь выезжал сюда уже пять лет, и за все это время никто так и не утонул.
        Не удалось этого и Владу, единственному человеку, с которым Тихон мог хоть как-то общаться. Влад был на год старше и имел явные суицидальные наклонности, но составители психокарты списали их на обычную депрессию. Влад любил далеко отплывать от берега и подолгу не выныривать - это видели все, включая воспитателей, но никто кроме Тихона не догадывался, чего добивается его товарищ.
        С озером у Влада не вышло, но какой-то способ он все же нашел. Месяц назад Влад исчез. Отряду объявили, что он решил прервать курс начального воспитания и перейти к независимой жизни. Тихон поразился цинизму взрослых, но потом понял, что их формулировка не лишена логики. Полная независимость - вот к чему так стремился Влад. Впервые воспитанник покидал Лагерь заочно, минуя обязательный ритуал прощания, и это означало, что у Влада получилось.
        Тихон пристально следил за тропинкой, хотя уже почти разуверился кого-нибудь увидеть. Три дня он, вместо того, чтобы купаться, лежал под деревом и ждал. Он мог бы махнуть рукой и поваляться на песчаном пляже, в конце концов, тот, кто за ним прибудет, обязательно его разыщет, однако Тихон хотел обнаружить посланника первым.
        Он появился так незаметно, что какое-то время Тихон не реагировал и продолжал отрешенно наблюдать за трудовыми муками рыжего муравья. Мужчина лет тридцати пяти, помахивая кривой веткой, не спеша прогуливался вдоль дорожки и, кажется, что-то напевал.
        Дойдя до края рощицы, незнакомец остановился и приложил ладонь козырьком. Очки с широким черным моностеклом так и остались висеть на его запястье. Мужчина покрутил головой, обозревая длинную полосу золотого песка, потом надел очки, но тут же снял и убрал обратно в футляр. Его лицо приняло озадаченное выражение, он определенно кого-то искал, а людей в воде было не меньше сотни.
        Посланник с досадой закинул ветку в траву и, стянув легкую рубашку, направился к пляжу. Руки и спина незнакомца вызвали у Тихона разочарование. Того, кто за ним придет, он представлял атлетом с хищной пружинной походкой, облаченным в униформу и увешанным всяким спецснаряжением. Ему хотелось стать жестоким и равнодушным, а этот тип больше смахивал на воспитателя. Но воспитателем он, конечно, не был.
        - Я здесь, - подал голос Тихон.
        Мужчина обернулся и заинтересованно на него посмотрел. В отличие от Тихона, посланник увидел именно то, что ожидал. Если б доброволец оказался загорелым крепышом, окруженным влюбленными девицами, вербовщик даже не стал бы разговаривать, но слабый, необщительный юноша его вполне устраивал.
        - Ты Тихон? - требовательно спросил он.
        - Да.
        - Сейчас проверим.
        Он отстегнул очки и на мгновение приблизил их к глазам. Тихон почувствовал, как по открытым участкам тела прошла теплая волна. Это ощущение было знакомым, то же самое он испытал во время первой встречи с людьми из Школы. Они считали генотип Тихона и объяснили, что посланник опознает его при помощи сканера.
        - Действительно, ты, - мужчина одел рубашку и протянул руку. - Карл.
        - Карл - твое настоящее имя?
        - Не нравится это, придумай другое, - пожал он плечами. - Должен же ты меня как-то называть. Пошли.
        - Прямо сейчас? И никому ничего не скажем? - Тихону даже в голову не приходило, что можно просто взять и уйти из Лагеря.
        - А ты хотел с кем-то попрощаться?
        - Не знаю…
        Он окинул взглядом пестрый от купальщиков пляж. Алена, как всегда, визжала - двое воспитателей с оттопыренными плавками учили ее нырять. Солнце слезло с зенита и по-черепашьи ползло к далекому хвойному лесу. Через три часа ужин. Еще через три его бросятся искать. Тихон без сожаления посмотрел на разноцветный палаточный городок и уже собрался развернуться, как заметил Филиппа, бодро шагавшего в его сторону.
        - Я что хотел сказать, Тимофей, - начал тот на ходу, делая рукой загребательные движения. - Мы с соседним отрядом решили в хэдбол сыграть, сейчас команду собираем…
        - Ты кто такой? - недружелюбно спросил Карл.
        - Филипп, воспитатель. А ты?
        - Нас с Тихоном издали хорошо видно?
        - Ах, да, Тихон. Совсем не видно, вы с травой сливаетесь. Так кто ты?
        - Склероз, - буднично ответил Карл.
        В его руке показалась раздвигающаяся телескопическая трубка, которую он наставил точно между глаз оторопевшего Филиппа. Тихон ничего не успел понять - воспитатель закачался и медленно осел на землю. Трубка тут же втянулась обратно, превратившись в обычную еловую шишку.
        - Здорово, - сказал Тихон. - Где такие растут?
        - У тебя будет настоящее оружие, а это так, баловство. Нам ведь свидетели не нужны, верно?
        - А станция переноса? Там всегда кто-то есть.
        - Не о том думаешь. Пойдем, пока остальные не сбежались.
        Тропинку пора было чистить: на матовой поверхности тут и там лежали листья, палочки хвороста и прочий лесной мусор. Зверье не желало мириться с тем, что его территорию пересекает какая-то искусственная полоска, и, как могло, боролось. Темно-коричневый полипласт был усеян беличьей лузгой и птичьим пометом, а в одном месте Тихон даже приметил паутину с сухой, скрюченной мухой.
        - А я сразу понял, что это ты, - гордо сказал он.
        - Серьезно?
        - Ты не по дорожке шел. Вот и сейчас. Не наступай на землю, это в глаза бросается.
        - В каждой колонии свои причуды, на всех не угодишь, - ответил Карл, но к совету прислушался.
        - Ты и на других планетах бывал? И как там?
        - Глупый вопрос. Сам увидишь.
        - Если повезет, конечно, - суеверно добавил Тихон.
        Карл с сочувствием глянул на него сверху вниз, но промолчал.
        Деревья стали редеть, и за ними показалась яркая зелень ухоженного луга. На холме стояла аккуратная постройка «под старину»: двухэтажный домик цвета топленого молока с багровой черепичной крышей и открытым балконом.
        - Обычно здесь дежурит целая бригада, - беспокойно предупредил Тихон. Он сильно сомневался, что Карл, человек совсем не спортивного вида, сможет справиться с несколькими противниками.
        У крыльца их встретил незнакомый техник. Внутри находился просторный ангар, в котором несли вахту еще трое. Никого из них Тихон раньше не видел. Это было странно: в бригаде иногда появлялись новички, но основной состав оставался неизменным все те пять лет, что Лагерь выезжал на озеро.
        Человек со знаком старшего техника кивнул Карлу и коротко осведомился:
        - Чисто?
        - Не совсем. Одна единица, сброс на семь минут.
        - Разберемся. Счастливо, - пожелал старший и, уважительно посмотрев на Тихона, сказал. - Не жалей их там, малый.
        Тихон с Карлом поднялись на выступающую из пола квадратную плиту. Платформа переноса чуть качнулась и замерла; в следующую секунду сверху обрушился поток нестерпимо яркого света, и Тихон запоздало прикрыл глаза ладонями.
        Воспитатели им внушали, что внепространственный перенос - дело крайне опасное. Переправка отряда обычно занимала около часа: сначала их нудно делили на группы по пять-шесть человек, выдавали светонепроницаемые маски, бесконечно инструктировали и только потом, держа каждого под руку, заводили на платформу. Техники сосредоточенно проверяли аппаратуру, что-то там налаживали и постоянно запрашивали станцию-получатель о наличии свободных мест.
        Тихон и раньше подозревал, что весь этот спектакль разыгрывается только для того, чтобы отбить у воспитанников охоту к самостоятельным путешествиям. Теперь он окончательно убедился, что перенос не сложнее, чем приготовление завтрака в универсальной печи. Его смутило только одно: Карл не назвал адреса. Техники заранее знали, куда он направляется, и они не были похожи на простую бригаду обслуги, особенно тот, первый. Он стоял в двух шагах от тропинки, прямо на траве.
        Свет померк, и Тихон открыл глаза. Ангар сжался до размеров небольшой комнаты и обзавелся мебелью. Похоже, платформа была установлена в частной квартире. Ни о чем подобном он никогда не слышал.
        - Спасибо за твое решение, доброволец, - сказали сзади. - Но еще не поздно передумать.
        В углу, в глубоком кресле на магнитной подвеске покачивалась немолодая, но достаточно привлекательная женщина. Незнакомка странным образом смягчала согласные, из-за чего у Тихона возникло впечатление, что с ним сюсюкают. Ему это не понравилось.
        - Мы можем тебя вернуть и, если понадобится, вполне достоверно объясним твое отсутствие.
        - И сделаете мне «сброс», - предположил он, выразительно почесав переносицу.
        Женщина удивленно качнула головой и закинула ногу на ногу.
        - Без скидок на возраст? - спросила она у Карла.
        - Да, Вера.
        - Хорошо, доброволец, садись.
        Тихон сошел с дрогнувшей платформы. Незнакомка с интересом следила за тем, какое из трех свободных кресел он предпочтет, но для него выбора не было: одно стояло вплотную к Вериному, второе - рядом с чудным сиреневым деревцем, торчавшем прямо из пола. Тихон, не колеблясь, расположился в том, что занимало противоположный от Веры угол.
        Кроме платформы и никчемного растения в комнате стоял еще низкий столик, а под потолком болтался изогнутый лист - не то качели, не то деталь безумного интерьера. Стены были расписаны под панораму с фантастическими животными. Тихон пришел к выводу, что жильцы злоупотребляют психоактиваторными средствами. Он бы в этой квартире не протянул и суток.
        - Что ты знаешь о войне? - спросила Вера.
        - На войне убивают.
        - Это естественно. Я имею в виду нашу войну. Что ты знаешь о ней?
        - Что она неизбежна, - сказал Тихон. Он не понимал, чего от него добиваются.
        - И?..
        - И мы должны в ней победить, - по-мальчишески браво заявил он.
        - Хотя бы не проиграть, - уточнил Карл. Он уселся возле дерева и, сорвав с ветки мясистый листок, отправил его в рот. - Зачем тебе война?
        - У меня заготовлен десяток красивых ответов. Какой из них вы хотите услышать?
        - Честный.
        - Я не знаю, - признался Тихон. - Просто мне нужно вырваться с Земли. Как можно дальше и, желательно, навсегда.
        - Это не трудно, - усмехнулась женщина и взглядом показала на боковую стену.
        Рисунок стал блекнуть и вскоре растворился на прозрачной поверхности, открыв чудовищный пейзаж в малиновых тонах. Над иззубренным горизонтом тлело маленькое розовое солнце, наполнявшее мутный воздух светло-фиолетовым сиянием. Скалы неровными уступами спускались к долине с беспорядочно разбросанными пирамидальными сооружениями. Ничего, похожего на дороги, видно не было, пространство между домами заросло кудрявым сиреневым ковром, по которому шла компания почти обнаженных людей.
        - Где мы?
        - Это Аранта.
        - Кошмар, а не планета.
        - Да, земляне здесь не приживаются. На Аранте надо родиться.
        - Когда начнется война? - ни с того ни с сего спросил Тихон.
        - Она уже идет, доброволец. Целых тринадцать лет.
        - Сколько?!
        - Нам пока нечем похвастаться, поэтому она не афишируется. Конфедерация опасается бегства с приграничных колоний. В принципе, любое население можно эвакуировать за несколько дней, но где этим людям жить? Представь, что на Земле появится сто миллионов арантайцев с собственными законами, праздниками, табу и так далее.
        - Ладно, кончай свою лекцию, - прервал ее Тихон. - Вы меня берете или будете здесь держать еще тринадцать лет, пока они не завоюют столицу?
        - Отлично, доброволец, - сказала Вера. - То, что ты говоришь, нас устраивает. Тесты у тебя превосходные, в том смысле, что для гражданской жизни ты совершенно непригоден. Ты просто опасен для общества, и мы разведем вас по разным углам. Там, куда мы тебя отправим, будет мало людей, и совсем не будет деревьев. Тебе понравится. Ты принят, курсант.
        - А Лагерь? Они ведь будут меня искать по всей Земле.
        Карл вышел из комнаты и вернулся с плоским, не толще трех сантиметров, чемоданчиком.
        - Мы возьмем у тебя несколько клеток, - сказал он, извлекая из контейнера узкий металлический треугольник. - К вечеру вырастим твоего клона и придумаем ему правдоподобную смерть.
        Карл приблизился к Тихону и провел острым концом железки по его запястью. На руке осталась белая, едва заметная царапина.
        - Друзья огорчатся, но тут уж ничего не поделаешь, - проговорила Вера. - Издержки неизбежны.
        - У него их нет, - отозвался вербовщик, деловито копаясь в чемодане. - Раньше был один, но… ты ведь не очень переживал, правда, Тихон?
        - Он получил то, что хотел.
        Карл закончил свою возню и понес контейнер к двери. По дороге он сорвал еще один листок и на секунду остановился у окна. Картина не изменилась: солнце висело над той же скалой, люди все так же гуляли по сиреневым кудрям, и даже перистые облака цвета потемневшего серебра оставались на прежнем месте.
        - Роса сегодня будет хорошая, - с чрезмерной для мужчины нежностью заметил он. - У меня все.
        - У меня тоже, - сказала Вера. - Вставай на платформу, курсант, тебя ждут в Школе.
        - Счастливо, Тихон. Не жалей их, они того не стоят.
        - Никого не жалей, - добавила Вера.
        На этот раз Тихон успел зажмуриться. Желтый огонь, рухнувший сверху, пробился сквозь стиснутые веки, но не ослепил. Мысль о том, что ему удалось побывать в одном из закрытых поселений, восторга у Тихона не вызвала. Аранта, второстепенная планета Конфедерации, смахивала скорее на преддверие ада, чем на заповедник, каковым она считалась. Если здесь кто-то жил, значит, условия были приемлемы, но вот что заставило первых людей поселиться в этом фиолетовом мире, Тихон понять не мог. Он вспомнил природу средней полосы с ее цветочными полянами, вспомнил свое лежание под деревом, занесенную сором тропинку и прозрачную воду озера - вспомнил и испытал… облегчение. Ему было одинаково неуютно и на Аранте, и на Земле.
        Он очутился в большом круглом зале с коническим потолком. Перед платформой стоял костистый человек неопределенного возраста с аксельбантом младшего офицера. Его пергаментная, в тонких морщинках кожа прилегала к черепу так плотно, что казалось, о скулы можно пораниться. Нос с крутой горбинкой был похож на перевернутый вверх ногами трамплин, а глаза сидели так глубоко, что напоминали вишню на дне высокого стакана.
        Насколько Тихон разбирался в званиях, мужчина был лейтенантом. Черная форма сидела на нем идеально, и Тихон решил, что если ему дадут такую же, то для полного счастья этого будет почти достаточно.
        Он вдруг подумал, что совершенно не знает, зачем сюда прибыл. При первой встрече, полгода назад, вербовщики намекали на его уникальные способности, однако сам Тихон о своих талантах мнения был невысокого. В шестнадцать лет уже пора определиться и встать на прямую дорогу - примерно так ему говорили воспитатели, да он и без них это понимал. Каждый месяц Тихон ходил на тестирование, но психологи только разводили руками и советовали пробовать себя в разных областях.
        А потом появился вербовщик. Лагерь выехал в Азию и расположился у мелкой речки с каким-то собачьим названием - не то Лай Люй, не то наоборот, Люй Лай. Воспитанников застращали дикой природой и отсутствием цивилизации, но в первый же день Тихон увидел постороннего.
        Плюгавый, донельзя скучной внешности старичок ходил между деревьев с крайне странной целью: он искал грибы. Старик обратился к Тихону за помощью, и тот, заинтригованный, в течение получаса безуспешно шарил по траве. Дедок сказал, что раньше грибы срывали и ели, и Тихона это рассмешило. Незаметно они разговорились, потом постепенно перешли от пищи к войне, и Тихон дал принципиальное согласие.
        Затем его навестили еще раз, это было совсем в другом месте, у Черного моря. Не выдержав соблазна, Тихон скинул одежду и разбежался чтобы нырнуть, когда у самой воды вдруг споткнулся о ногу здоровенного мужика. Воспитатели, почуяв возможные неприятности, ринулись на подмогу, но мужчина объявил, что претензий не имеет, а когда все разошлись, между прочим спросил, не передумал ли Тихон насчет грибов. Вторая беседа оказалась более содержательной: ему объяснили условия вербовки и назначили примерную дату.
        Но никто так и не сказал Тихону, что от него потребуется.
        - Иди за мной, - велел лейтенант. - Меня звать Игорем.
        - А я Тихон.
        - Я знаю, - сухо ответил он. - Со всеми вопросами, пожеланиями, капризами обращаться только ко мне, ясно? Я буду тебе вроде няньки, - Игорь говорил быстро и раздраженно. - Ты в Школе самый молодой, но на льготы не рассчитывай. С твоими соплями здесь никто возиться не станет.
        - Да я и не…
        - Дальше, - жестко оборвал его лейтенант. - Кто ты и откуда - забудь. И к другим с вопросами не лезь. Разрешаю спросить только один раз. Давай, спроси меня, кто я такой.
        - Кто ты такой? - послушно повторил Тихон.
        - Игорь, в Школе с две тысячи двести четырнадцатого, звание лейтенанта получил в две тысячи двести семнадцатом. Вот так, курсант, это вся моя биография. А у тебя и того нет. Ясно?
        - Ясно…
        Они подошли к низкому своду, за которым начинался бесконечно запутанный тоннель. Через каждую сотню шагов его пересекал точно такой же коридор с пепельными стенами и закругленным потолком. Опасаясь заблудиться, Тихон постоянно оборачивался, однако это еще больше сбивало с толку: во все стороны расходились одинаковые серые кварталы. На полу попадались широкие красные стрелки с белыми цифрами, но что они означали, понять было невозможно.
        - Система простая, - сказал лейтенант. - Первое число - собственный номер прохода, второе - номер прохода, с которым он пересечется. Стрелки показывают направление от меньшего к большему. Четные проходы перпендикулярны нечетным. Всего их по сорок пять. Ну, где мы сейчас?
        Тихон дошел до следующей отметки и прочитал: «43 - 68». Просто четыре цифры, ничего более.
        - Идем по сорок третьему проходу, сейчас пересечемся с шестьдесят восьмым, - заунывно объяснил Игорь. - Раз движемся по стрелке, то следующий перекресток будет… с каким?
        - С семидесятым, - неуверенно ответил Тихон.
        - А что будет написано после него?
        - Сорок три - семьдесят два.
        - А после?
        - Сорок три - семьдесят четыре. А после девяностого?
        - Упрешься в стену, - отозвался Игорь.
        - Так мы под землей? На Аранте, или где?
        Офицер замедлил шаг и выразительно посмотрел на Тихона.
        - Тебе что, не сказали? Место расположения Школы знают человек пять, а может и меньше. Остальным известно только то, что она находится внутри блуждающей планеты.
        - Кто мне мог это сказать… На Земле и о войне-то ничего не слышали.
        - Серьезно? До сих пор? - удивился Игорь. - Вот, стадо!
        Он остановился у стрелки «43 - 74» и показал на дверь.
        - Жить будешь здесь. Панель в центре - сканер. Кроме тебя и меня в твой кубрик никто не войдет. Дотронься.
        Тихон прикоснулся к поперечной перекладине, и створка быстро ушла в потолок. Квадратная комната без окон напоминала промышленную тару. Узкая кровать в центре подчеркивала пустоту помещения и делала его еще более бездушным. Тихон вошел в кубрик и осмотрелся. Комната ему понравилась - главным образом тем, что была рассчитана на одну персону. В левой стене он увидел несколько шкафов, маленький белый экран, утилизатор и встроенную печь. Значит, питаться в компании жующих морд тоже не придется.
        На кровати Тихон нашел сложенную конвертиком форму. Не удержавшись, он ее развернул и приложил к себе. Аксельбанта на рубахе, естественно, не было - не было ни погон, ни даже дохленького шеврона, только на груди, над левым карманом, светилось желтое тиснение: «43 - 74».
        - Старые тряпки бросишь в мусорник, - распорядился Игорь. - Потом помоешься. Санблок в том углу. Встанешь на ступеньку - откроется. Поешь и отдыхай. Когда проснешься, явишься в кубрик тридцать девять - восемнадцать. Запомнил?
        - Во сколько явиться?
        - Ты не проспишь, - заверил Игорь. - Да, вот, на будущее: повышенное внимание к женскому полу в Школе не приветствуется. С зовом природы справляйся сам. Научить?
        - Владеешь в совершенстве? - не выдержал Тихон.
        Лейтенант озадаченно поморгал и вдруг рассмеялся.
        - Сублимация, курсант. Это не совсем то, что ты подумал. Но так тоже можно.
        Он вышел в коридор, и створка тут же опустилась. Тихон в точности выполнил указания Игоря: разделся, запихнул гражданскую одежду в лоток утилизатора, постоял под горячим диагональным душем, затем вернулся в комнату - называть ее странным словом «кубрик» пока не поворачивался язык - и заказал ужин. Впервые он ел не то, что рекомендовали в Лагере, а то, что выбрал сам: огромную порцию баранины и черешню. Тихон догадывался, что это не очень полезно для желудка, но забота о здоровье ему показалась смешной.
        Всякие слюнтяи вроде Филиппа стараются дожить до ста пятидесяти и даже не подозревают, что на окраинах Конфедерации гибнут целые колонии. Как Ассамблея умудряется это скрывать? Почему добровольцев набирают скрытно? Карл вырастит его клона и подбросит к Лагерю. Воспитатели найдут кусок мяса, похожий на Тихона, и, сделав скорбные лица, закопают в землю. Или торжественно объявят, что он прервал курс начального воспитания. Да, прервал. Кто-то чувствует себя взрослым после первой неуклюжей случки с девушкой из старшего отряда, кто-то, как Тихон, понимает, что чужие ладони в твоей ширинке - еще не повод для гордости. Алена и все ее подруги, вместе взятые, не стоят того, чем он теперь занимается. Пусть продолжают плескаться в красивых озерах с гладким искусственным дном, Тихон решил себя посвятить единственному настоящему делу - войне. Он присоединился к тем, кто…
        Тихон неожиданно вспомнил, что по дороге от платформы до кубрика не встретил ни души. К кому он присоединился - к свирепому лейтенанту, иссохшему от регулярной сублимации? Где же армия? Судя по тому, сколько в Школе комнат, здесь должно быть более тысячи курсантов. Хотя, Игорь упоминал каких-то женщин. Может, сейчас ночь, и все спят? Тихон попытался отыскать часы, но в кубрике их не было.
        Он представил себе мертвый космический объект, в недрах которого копошатся несколько человек в красивой черной форме. Без часов, без новостей с Земли, втайне от всей Конфедерации летят куда-то в кромешной тьме. Блуждающие планеты живут отдельно от звезд. У Школы нет своего солнца…
        - Сорок три - семьдесят четыре! - прокричал потолок. - Через тридцать пять минут прибыть в класс тридцать девять - восемнадцать.
        Тихон открыл глаза и некоторое время соображал, где он находится. Угол комнаты развернулся на пол-оборота, и в смежном отсеке включился душ. Дверца печки самовольно открылась, и из стены выехал поднос с небольшим блюдом. Нехотя поднявшись, Тихон прошлепал к завтраку. Стопка бесцветных сухарей, три ореха и стакан молока. Это что за фокусы? Он кто - солдат или… Солдат!
        Его подбросило и понесло в санблок. Что они сказали? Какие-то цифры: сорок, тридцать, восемнадцать… белиберда полная. И ведь не повторяют. Неужели не понятно, что с первого раза, да еще спросонья все эти номера не заучить. Во сколько ему приказано явиться? Через пятнадцать минут? Нет, «пятнадцать» точно не звучало. Через пять!
        Издеваются, понял Тихон.
        Толком не досушившись, он выскочил из душа и принялся торопливо одеваться. Попутно схватил с подноса пряник и хлебнул молока. Гораздо хуже, чем он ожидал. Рисовый сухарь был абсолютно пресным, а жидкость в стакане оказалась подкрашенной водой. Вероятно, такая пища считалась здоровой, но жрать ее было невозможно.
        Форма пришлась впору. Магнитная пряжка затянула широкий ремень как раз настолько, сколько требовалось. Ботинки до колен показались тяжеловатыми, но облегали щиколотки так плотно и мягко, что лишний вес им Тихон простил. Он на секунду заскочил в санблок и глянул в зеркальную стену - более внушительного зрелища он еще не видел. Сейчас бы в Лагерь, да чтоб Алена…
        Тьфу, дешевка, обозлился на себя Тихон. Он здесь совсем не за этим.
        Куда идти-то? Игорь вчера сказал «тридцать девять - восемнадцать», - без труда припомнил Тихон. Или не вчера? Сколько он спал? Здесь не поймешь. Но почему его разбудили так поздно, с тоской подумал он. Пять минут давно уже истекли. Нехорошо это - начинать службу с опоздания.
        Коридор был по-прежнему пуст, лишь где-то вдалеке слышались невнятные голоса. Обрадовавшись, Тихон пошел на звук, но тут же себя одернул: нужно было искать тридцать девятый проход.
        Он добрался до ближайшего перекрестка и побежал против стрелок. Преодолев два квартала, затормозил и глянул на пол: «76 - 39». Вот, черт! Откуда «76», если он только что был на сорок третьем? Его охватило отчаяние. С подъема прошло минут пятнадцать, значит, Игорь ждет уже десять минут. Он развернулся и помчался в другую сторону, но вскоре опять остановился. «76 - 45». Нет, не то. Запутался, как ребенок. Стыдно.
        Голоса стали громче - по боковому коридору двигалась группа из четырех человек. Стараясь выглядеть не очень жалким, Тихон понесся навстречу.
        Из знаков отличия на их форме были только желтые номера - такие же, как и у него бирки с адресом, однако возраст курсантов вызвал у Тихона недоумение. Первой шагала приземистая желеобразная тетенька лет шестидесяти с багровым носом и вялыми седыми кудрями. Ее квадратное, выпяченное вперед пузо мощно волновалось при каждом шаге, и магнитная пряжка - ему почему-то бросилось в глаза именно это - ездила по ремню туда-сюда, словно живот дышал.
        За кудрявой шла дама постарше. Она имела строгое аристократическое лицо и держала спину до того ровно, будто проглотила что-то прямое и длинное. Остальные двое, еще одна женщина и мужчина, казались по сравнению с ней почти подростками, но на курсантов также не тянули: обоим было не меньше тридцатника.
        - Доброе утро, - сказал Тихон.
        Все четверо понимающе переглянулись.
        - Я тут заплутал немножко. Лейтенант велел прийти в комнату тридцать девять…
        - Так ты Тихон? Новенький?
        - Да, вчера прибыл.
        - Ну, если вчера, тогда понятно, - загадочно отозвался мужчина. - Пойдем, нам по пути.
        - Лучше скажи, как найти дорогу, а то я опаздываю, - Тихон от нетерпения переступил с ноги на ногу. И в движениях, и в разговоре курсанты были нарочито неторопливы, а Игорь, между прочим, ждал уже полчаса.
        - Никуда ты не опаздываешь, еще целых семь минут. Меня, кстати, Филиппом зовут.
        - Филиппушка, а нас ты не представишь? - строго спросила аристократка.
        - Ах, да. Это Анастасия…
        Дама-линейка медленно, со значением, кивнула.
        - Это Зоя…
        Тучная Зоя шмыгнула носом и радостно затрясла головой.
        - Марта.
        - Привет, Тихон, - она протянула руку и мягко сжала его пальцы - так, как это делала Алена.
        Марта была красива и, что особенно насторожило Тихона, до неприличия чувственна. Ремень она носила укороченный, на нормальном человеке такой не сойдется. Ниже и выше талии начиналось пышное роскошество, казавшееся теплым даже сквозь плотную ткань. Рот был приоткрыт, но это объяснялось не насморком, а врожденным свойством ее пухлых розовых губ. Ей пошли бы длинные, вьющиеся волосы, но Марта была стрижена «под мальчика», что делало ее чуть грубоватой. И она, скорее всего, об этом знала.
        Поглаживая его ладонь, Марта настойчиво смотрела ему в глаза, и Тихон, не вытерпев, ответил ей быстрым, злым взглядом.
        - Доброе утро, - выдавил он.
        - Забудь это слово, - посоветовала Марта.
        - «Доброе»?
        - Нет, «утро», - рассмеялась она. - И «вечер», и всякие «вчера-сегодня-завтра». В Школе свое времяисчисление. Скоро привыкнешь.
        - Марта, ты, случайно, не… - начал Тихон, но запнулся.
        Он хотел спросить: «ты, случайно, не с Аранты?». Уж очень ее говор напоминал речь вербовщицы Веры, однако Тихон вовремя вспомнил предостережение Игоря.
        - В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, - внятно произнесла Марта.
        Она как-то сразу потеряла к Тихону интерес и вернулась к Филиппу. Зоя давно уже трепалась с Анастасией - та, по крайней мере, делала вид, что слушает, и изредка кивала. Тихон почувствовал, что еще толком не познакомившись, уже выпал из коллектива, но навязывать свое общество никому не собирался. Преодолевая желание обогнать четверку, он медленно брел сзади и пытался разобраться в символах на полу.
        Дойдя до пересечения сорок пятого прохода с восемнадцатыми, курсанты повернули. Через три квартала показалась стрелка «18 - 39», и Тихон наконец осознал, что «39 - 18» - это то же самое, только с другого бока.
        На полу лежал прямоугольник яркого света - створка была открыта, и за ней, прохаживаясь из стороны в сторону, ожидал лейтенант.
        - Отлично, - похвалил он. - Секунда в секунду.
        - Я опоздал, Игорь, - развел руками Тихон.
        - Нет, ровно тридцать пять минут, все нормально. Но в следующий раз добирайся сам, иначе не научишься.
        - Время прибытия всегда дается разное, - пояснила Зоя. - Тебе нужно подойти не раньше и не позже. Очень развивает.
        Курсанты вошли в учебный класс и расположились вдоль ряда больших красных капсул, похожих на обтекаемые гробы. Тихон неловко пристроился сбоку и только потом обнаружил капитана, сидевшего у мертвых экранов. Появление курсантов офицер никак не отметил и продолжал пялиться на огромную, от угла до угла, клавиатуру. Кроме семи яйцеобразных саркофагов в помещении находился широкий, выступающий из стены пульт и несколько обыкновенных стульев.
        - Ничего нового, - сказал Игорь. - Продолжаем отрабатывать стандартные задачи. Зоя - в субъекте водителя, маскировка на лесистой местности. Филипп - то же самое в пустыне. Марта - стрелок, поддержка диверсионной операции. Анастасия… - Лейтенант шагнул назад и нервно постучал носком ботинка. - Марта, ты на территории противника, понятно? Трах-бах устраивать ни к чему. Анастасия, разумеется, водитель.
        Старушка подошла к ближней капсуле, и крышка плавно откинулась - внутри Тихон увидел удобное ложе с явно самодельной бархатной подушечкой в изголовье. Анастасия обернулась и сурово зыркнула на Филиппа.
        - Пардон, - шутовски вякнул он и подал ей руку.
        Взявшись за его ладонь, она с достоинством переступила через низкий бортик и улеглась в плавающее кресло. Любопытство Тихона Анастасии не понравилось, но она была слишком воспитана, чтобы это показать.
        Старушка-курсант приладила на лобик эластичный обруч и, прикрыв глаза, показала большой палец. Крышка вернулась на прежнее место, и Тихон снова подумал, что капсула напоминает скоростной гроб.
        Остальные трое также залезли в саркофаги. Класс опустел, и Тихон вряд ли смог бы вспомнить, кто где лежит. Мониторы на стене передали изображения каких-то пейзажей, на сенсорной клавиатуре высветились строчки разноцветных иероглифов, и капитан принялся за работу.
        - Ну, а у тебя сегодня вводная лекция, - проговорил Игорь. - Вон та кабина будет твоей.
        Он показал на свободную капсулу, и Тихон мысленно повторил: «третья слева».
        - Чего растерялся, запрыгивай! Привыкай к кабине сразу, в ней пройдет большая часть твоей жизни.
        - А война? - изумленно спросил он.
        Капитан многозначительно хмыкнул, но ничего не сказал.
        Тихон приблизился к саркофагу, и крышка бесшумно поднялась. Лежак оказался очень даже удобным. Бархатной подушки, само собой, не было, но Тихон и без нее чувствовал себя вполне комфортно. Игорь помог ему надеть прозрачный обруч и сообщил:
        - Все датчики индивидуальные. Создаются под каждого оператора отдельно.
        - И под меня? - почему-то обрадовался Тихон.
        - У тебя же брали копию генотипа? Или ее с собаки считывали?
        Капитан громко заржал.
        - А оператор - это кто?
        - Это ты, - сказал лейтенант, отходя от кабины.
        Пролежав с минуту, Тихон попробовал согнуть ноги - колени уперлись в близкий потолок. Как в могиле. Вылезти? Позвать Игоря? Он уже собрался крикнуть, но испугался, что капитан опять станет смеяться. Тихон тревожно пошевелился и решил посмотреть, что будет дальше.
        Постепенно глаза к темноте привыкли, и ему действительно удалось кое-что разглядеть. Впереди, прямо у лица, парил блестящий шарик. Вместо того, чтобы удивиться, Тихон зачем-то взял его в руку - хотя знал, что руки находятся в полном покое. Шарик был тяжелым и холодным, но, самое главное, он пах нелюбимой Тихоном клубникой, вонял так, что хотелось отбросить его подальше.
        - Эволюция, - внезапно прогремело в пустоте, и он увидел дрожащий комок слизи. Тихон уже не лежал в кабине, он вообще нигде не находился - просто существовал, но не в одиночестве, а рядом с большим мутным сгустком.
        - Вся живая природа развивается на основе одного универсального принципа, - снова сказал никто.
        Из куска слизи вылупились две бактерии. Та, что была побольше, карикатурно обнюхала маленькую и, разинув зубастую пасть, немедленно ее проглотила.
        - Естественный отбор, - торжественно заключил голос.
        Представление было довольно наивным, зато выразительным. Хищного микроба пожрал другой, а того - третий, впрочем, это уже был не микроб, а заяц, легко удирающий от хромого и тощего волка.
        - Нет никаких оснований полагать, что с появлением человека путь эволюции изменился. Он все тот же: выживает сильнейший. Двигатель эволюции - борьба.
        Тихон почувствовал себя оскорбленным. Программу начального образования ему преподносили как нечто сокровенное.
        - Настала пора встречи человечества с конкурирующим видом. Наша уникальность оказалась иллюзией. Природа ничего не дает даром, в том числе - и права на жизнь. За это право надо бороться. И мы будем бороться. Естественный отбор продолжается. Конкурентам требуется та же среда обитания, что и нам. Но дело не в том, что им не хватает своих колоний, и не в том, что мы не желаем терпеть чужого присутствия. Война - это не сознательный выбор, это воля природы. Сильный подчинит слабого и станет еще сильнее. Борьба может длиться тысячелетия. Наша задача - не проиграть.
        В лозунге «не проиграть» звучала какая-то обреченность, и Тихон вспомнил, что уже слышал эти слова на Аранте.
        - Для полной победы у нас не хватает сил, - моментально отозвался голос. - Так же, как и у наших врагов. Война будет долгой и, с точки зрения отдельного человека, бессмысленной. Но таков закон эволюции. Это необходимо для вида. Конкуренты - для краткости конкуры - представляют из себя в целом не агрессивную, но стремительно развивающуюся расу. Социально-экономическая организация их общества не определена. Наличие культуры не установлено. Способ мышления не ясен. Биологически конкуры близки людям.
        Перед Тихоном возникла новая иллюстрация, и он почувствовал смесь страха и отвращения. Из всех тварей он боялся только змей и больших червяков, что, в сущности, было одно и то же, но конкур оказался слишком похож на человека. Рук и ног он имел по три штуки, однако с этим еще можно было смириться, если б не их противоестественная гибкость. Поверх тела обозначилась схема скелета, и Тихон понял, что у конкура нет суставов - основу конечностей составляли позвонки, мощные в ногах и более тонкие, удлиненные в руках. Живой рисунок повернулся спиной - теперь стало видно, что из себя представляет третья нога. Она начиналась прямо от копчика и служила продолжением позвоночника. Рядом для сравнения появился скелет кенгуру: ничего принципиально нового природа не создала.
        Внимание Тихона переключилось на верхние конечности. Здесь дело обстояло иначе: одна рука справа, и пара слева. Каждая ладонь заканчивалась тремя вполне человеческими пальцами. Тихон хотел для интереса посчитать фаланги, но тело сменил крупный план головы.
        Глаз у конкура было также три: центральный, расположенный прямо над переносицей, и два ближе к ушам. Не совсем как у лягушки, но и не так, чтоб назвать физиономию симпатичной.
        - Строение и компоновка внутренних органов в общих чертах совпадают с нашими, - вновь заговорил голос. - Биологические процессы, за исключением одного, тоже сравнимы. Различие заключается в способе размножения. Для оплодотворения самки необходимо участие двух самцов. Прародина конкуров неизвестна, но это была планета, сходная с Землей. Сила тяжести, состав атмосферы, температурный режим и другие характеристики их колоний аналогичны нашим.
        - Если б они хоть чем-то отличались! - сказал вслух Тихон.
        - Мы бы не представляли друг для друга никакой угрозы, - поддержал голос. - В этом случае человечеству пришлось бы воевать с кем-то еще, и, возможно, другой противник оказался бы не таким опасным. Стартовые условия конкуров были более выгодными. Три мощных ноги обеспечили им хорошую устойчивость и высокую скорость передвижения. Три необычайно гибких руки способствовали быстрому освоению трудовых навыков. Есть предположение, что путь конкуров от стада до общества был в десятки раз короче, чем наш. Поскольку в размножении участвуют три особи с тремя разными наборами хромосом, то эволюционные возможности конкуров богаче. Кроме того, их популяция на две трети состоит из самцов. Конкуры - очень перспективная цивилизация.
        - Мы хоть в чем-нибудь их превосходим? - нетерпеливо спросил Тихон.
        - Объективно - нет, но наше сознание лучше приспособлено к войне. Человек воевал всегда, даже тогда, когда еще не был человеком. Что касается мыслительного аппарата конкуров, или базы понятий и мотиваций, то для людей он непостижим. Человеческая система мышления построена на симметрии и противопоставлении, то есть двоична. Система же мышления конкуров, исходя из их анатомии и физиологии, троична. Так, число «два» в представлении человека является наиболее продуктивной семиомой и универсальным символом начала, а «три» означает либо итог, либо некий промежуточный результат. В сознании конкуров значение основы имеет число «три»…
        - Слишком сложно, - запротестовал Тихон.
        - Пытаться понять их логику бесполезно. Пропасть между нами образовалась сразу же, как только наши предки научились думать.
        - Прервись, - сказал кто-то посторонний, и Тихон обнаружил себя лежащим в темном футляре.
        Игорь открыл крышку и снял с Тихона датчик.
        - Как самочувствие? Голова не кружится?
        - Нормально.
        - Ну-ка, пройдись.
        Тихон выбрался из капсулы и сделал несколько шагов по классу. Его кинуло в сторону, и он чуть не завалился на капитана.
        - Все усвоил? - спросил Игорь.
        - Кажется, да.
        - Посиди пока, отдохни.
        - Вынимай Филиппа, я его засек, - не отрываясь от пульта, сказал капитан. - Ничего из него не выйдет. Сброс до самой жопы, и чистая анкета. Лучше займись вплотную новеньким, у него на двадцатой секунде полное влипание.
        Услышав про влипание, Тихон невольно напрягся. Офицер сказал это как-то между прочим, и догадаться, что он имел в виду, было сложно.
        Игорь открыл капсулу Филиппа и, рассеянно наблюдая, как тот поднимается, невпопад спросил:
        - Ты серьезно?
        - Двадцатая секунда, - подтвердил капитан. - И это с первого раза.
        - Такого даже у Анастасии не было.
        - И я о том же. Прямо второй Алекс. Даст он им просраться, если, конечно, раньше времени не…
        Умолкнув, капитан резко потянулся к дальней клавише, но на полдороги передумал и раздосадованно щелкнул пальцами.
        - Загоняли меня твои девицы.
        Игорь глянул на экраны и уважительно покачал головой.
        - Ну что, будем переводить на Пост.
        - Давно пора. А к этому ты присмотрись. Перспективный.
        - Посмотрим, - задумчиво отозвался Игорь.
        Открылись еще две капсулы, из одной донеслось довольное фырканье, из другой требовательно высунулась сухонькая ручка Анастасии. Филипп помог ей спуститься и привычно подвинул стул. Старушка ответила сдержанным кивком и чинно уселась. Зоя осталась внутри, но это, кажется, никого не волновало. Капитан отвернулся от своих приборов и с полминуты покачивался в кресле, пристально следя за курсантами.
        - В скором времени кое-кого ожидают перемены, - сказал, наконец, он. - Филипп, от имени армии выражаю тебе…
        - Нет, - тихо молвил Филипп и попятился к кабине. Наткнувшись на ее выпуклый бок, он приложил ладони к сияющей поверхности и опустил веки. - Нет, не надо. Я попробую еще. Я буду стараться.
        - Здесь не Лагерь, Филя…
        Тихон вздрогнул. Смысл происходящего был предельно ясен. Филипп, еще недавно такой улыбчивый, такой безмятежный, за минуту посерел и сник. А ведь офицеры толковали и о Тихоне тоже. А теперь к чему-то помянули Лагерь.
        - …и не клуб интерментальных развлечений, - жестко закончил капитан. - Поиграть в войну можно и дома. Воспоминания о Школе мы тебе сбросим, будешь нормальным человеком.
        - Вы же знаете, что нормальных здесь нет! - воскликнул Филипп. - А после влипания вообще… все! Конец!
        - Твои трудности, - холодно произнес лейтенант. - Отправляйся в кубрик и жди распоряжений.
        Женщины проводили Филиппа равнодушными взглядами и в ту же секунду выбросили его из головы.
        - По поводу перемен, - напомнила Марта. - Надеюсь, с нами Школа так не поступит? Сколько мы их сейчас намолотили?
        - Я не считал, - отмахнулся капитан. - Но если вы покажете хотя бы половину результата в условиях реального боя…
        - Значит, перевод?! - радостно взвизгнула она.
        - Успеется, - сказал Игорь. - Где там наша Зоя?
        - Спряталась, - хохотнул капитан. - Так спряталась, что до сих пор найти не могу.
        - Хорошо. Ну что, передохнули? Меняемся: Марта - водитель, Анастасия - стрелок. Тихон, ты как, готов к продолжению? Тогда все по местам.
        Тихон разместился в лежачем кресле и самостоятельно натянул датчик. Еще до того, как Игорь опустил крышку, он уловил тошнотворный аромат клубники и, вспомнив лихой жест старушки, показал лейтенанту большой палец.
        Снова вертящийся шарик и тяжесть в руке. Клубничный запах стал почти невыносимым.
        - Космос - это всего лишь гигантский объем пустоты, - как ни в чем не бывало продолжил диктор. - Единственное, за что стоит сражаться, - это пригодные к заселению планеты. В настоящее время их разведано около тысячи, Конфедерации принадлежат только сто двадцать шесть. На основе косвенных данных можно предположить, что конкурами освоено, по крайней мере, в двое больше. Поскольку рождаемость в развитых колониях Конфедерации сравнима со смертностью, численность конкуров уже сейчас превышает нашу на пятьсот - пятьсот пятьдесят процентов.
        В шесть раз, ужаснулся Тихон.
        - Такое соотношение послужило толчком для скорейшего развития революционных технологий. С первых лет войны личный состав сил Конфедерации в боевых действиях почти не участвует. За людей воюют машины.
        Тихон припомнил кадры из какого-то интеркино про вторжение инопланетян. Там были страшные зубастые роботы с желтыми полосками…
        - Искусственный интеллект - такая же фикция, как и бессмертие. Каждым механизмом управляет человек - либо прямо, либо опосредованно. Первые машины подчинялись обычному радиосигналу. В настоящее время на вооружении Конфедерации находятся машины нового поколения.
        Мрак неожиданно выключился, и Тихон увидел бесконечную равнину с серой щеткой травы. Это могла быть и Земля. Аляска, или Камчатка, или…
        - Не отвлекайся, - приказал голос.
        Тихон на мгновение провалился в невесомость и вдруг почувствовал свое тело - не ладонь с холодным шариком, а всего себя: кожу, мышцы, глаза, каждую косточку и каждый нейрон в отдельности. Он ощущал плоть как миллион мелких деталек, организованных в единую систему. Тихон повернул голову, и панорама крутанулась в обратном направлении, но прежде он зафиксировал натяжение сотни тонких нитей в области шеи.
        Шаг вперед - тундра понеслась навстречу с такой скоростью, что он инстинктивно вытянул руки. Одновременно с этим впереди раздалось два несильных взрыва. Локтевые суставы отозвались гудением, как после резкого поднятия тяжести. Он недоуменно посмотрел на свои ладони, но на их месте торчали… две короткие трубы.
        - Внимание, - вмешался Игорь. Теперь Тихон легко отличал его от диктора. - Как ты, курсант?
        - Не знаю… Вроде, ничего, - сказал он, и губчатая трава вокруг заплясала от беспорядочной стрельбы.
        - Не волнуйся, я буду с тобой. Если что - сразу вытащу.
        - Где я? - Еще две коротких светящихся очереди в свинцовое небо.
        - Ты влип, Тихон.
        Смысл фразы и интонация, с которой говорил Игорь, странно расходились: угрожающие слова «ты влип» он произнес как сердечное поздравление.
        - Куда?
        - Лучше помолчи, а то весь полигон перепашешь, - сказал лейтенант.
        - Тело оператора остается в кабине, - вновь проклюнулся ничейный голос. - Сознание транслируется в командный блок машины. На время внедрения психоматрицы оператора в КБ он, оператор, субъективно становится самой машиной.
        - Не внедрения, а влипания, - поправил Игорь. - У нас это называется так.
        Тихон попытался на себя посмотреть, но у него не получилось. Машинная физиология позволяла вращать головой на все триста шестьдесят градусов, произвольно менять остроту зрения и даже наблюдать несколько предметов сразу - кажется, он имел не менее пяти независимых глаз - однако, получив новые возможности, Тихон утратил кое-что из того, что без труда мог сделать любой человек, например, увидеть свой живот.
        Он отошел назад, и почва стремительно вылетела из-под ног. Тихон снова безотчетно взмахнул руками, покрывая землю неглубокими воронками, хотя уже знал, что упасть для него крайне затруднительно: впереди, там, где он стоял, остались три широкие колеи.
        - Согласись, танк с ногами был бы просто смешон, - отозвался на его мысли Игорь.
        - Танк?!
        - А что же ты думал? Ладно, для первого раза достаточно, вынимаем.
        Тихон вернулся к исходному состоянию, то есть к полному отсутствию тела. Он снова парил где-то в небытие.
        - Любуйся, - сказал лейтенант, и рядом материализовалось то, чем - или кем? - Тихон был секунду назад.
        Сверху броневик оказался квадратом со стороной в три с половиной метра. Три гусеницы-трака, установленные то ли для проходимости, то ли в ответ на троичную моду конкуров, придавали ему сходство с перевернутым конвейером, на котором крутится планета. Вооружение, напротив, подчеркивало его земное происхождение: нижняя башня, широкая и приплюснутая, имела две коротких, но внушительных пушки; верхняя, чуть поменьше, ощерилась четверкой узких длинных стволов.
        - Вот в этом обличье ты и будешь воевать, если, конечно, научишься себя контролировать. Название простое: Т-12. Тактико-технические данные постарайся запомнить сразу. Энергетическая установка - неисчерпаемый берклиевый реактор. Скорость на пересеченной местности до двухсот пятидесяти километров в час. Вооружение - два больших и четыре малых всплесковых орудия. Стрельба ведется плазменными сгустками. На орудия заряд поступает из реактора через накопитель. Танк Т-12 - модель субъективно двухместная: водитель плюс стрелок.
        - А зачем двое? - с детской непосредственностью спросил Тихон.
        - Чтоб было, с кем потрепаться, - смеясь, ответил Игорь. - Управлять машиной и вести прицельный огонь трудно. Так уж устроен человек: если возьмется сразу за два дела, то оба провалит.
        - А вот я… На полигоне мне…
        - Померещилось, - утешил лейтенант. - Буксовать на месте и при этом палить во все стороны - много ума не надо. Представь, что ты мчишься по оврагам, уклоняешься от конкурских ракет, попутно обрабатываешь данные минной разведки, отслеживаешь два десятка целей, наиболее удобные поражаешь, сам при этом стараешься не подставиться… - Игорю надоело перечислять и он на секунду замолчал. - Естественно, тебе помогает компьютер, но ведь он - часть танка, а танк - это ты сам. Про Т-12 пока хватит, с дополнительным оборудованием познакомишься во время тренировок. Поехали дальше. Утяжеленный танк УТ-9, попросту - утюг.
        Тихон увидел черепаху, утыканную разнокалиберными стволами. Впечатление утюг производил донельзя угнетающее. Высота - семь метров, длина - двадцать. На его пологих склонах - назвать их бортами было невозможно - располагалось несколько полуметровых террас.
        - Каждый уступ - независимо вращающаяся секция. Тот же Т-12, только страдающий манией величия. Субъективный экипаж - шесть человек: командир, водитель и четыре стрелка. Скорость до ста. Двенадцать траков. Два реактора. Орудия четырех классов общим числом восемьдесят шесть. Торчат, заметь, во все стороны, так что целиться почти не нужно. Площадь в радиусе километра выжигает за полторы минуты. В бою держись от него подальше. А вот тебе еще одно пугало.
        Черепаху сменила хищная птица с опущенным клювом и четырьмя скошенными вперед крыльями.
        - Перехватчик-истребитель, или перист. Аппарат малоэффективный и крайне ненадежный. Горит, как бумага. Средняя жизнь в бою - около сорока секунд. Специальная модель для поэтов и самоубийц. Управляется одним оператором. Реактор упрощенный, дохленький. Шесть лазерных орудий, все их положительные стороны исчерпываются экономией и компактностью. Перист - машина беспосадочная. Если по случайности не бывает сбит, то через полчаса ресурс реактора заканчивается, и перист идет на таран.
        - А что с операторами? - насторожился Тихон.
        - То же, что и с тобой. Сейчас я тебя отключу, и пойдешь обедать.
        В подтверждение своих слов Игорь откинул крышку капсулы и подал Тихону руку.
        - Оператор, в отличие от конкура, никогда не умирает. Ну, разве что от старости. Как голова? Не кружится?
        - Ничего, терпимо, - он осмотрелся и, убедившись, что Анастасии нет, тихо спросил. - А вот эта бабулька, она… тоже?
        - Возраст и сила роли не играют. Ты ведь и сам боец не ахти, - Тихон смутился, но лейтенант этого демонстративно не заметил. - Чтобы лежать в кабине и воображать себя танком, физическое здоровье не требуется. В каком-то смысле даже наоборот. Обычный человек на это не способен. Капитан, например. То, что ты пережил, когда влип в КБ, ему не выдержать.
        - Выходит, мы какие-то особенные?
        - Точно, - с грустной улыбкой кивнул Игорь. - Особенные. Те, кому среди нормальных людей делать нечего. Отправляйся, курсант, на обед. Не заблудишься? Поешь и можешь вздремнуть немного, отдых тебе не помешает.
        - Немного - это сколько?
        - Я тебя разбужу, - пообещал лейтенант. - И вот что. Читал твою психокарту. Понравилось. На должность оператора ты годишься, даже слишком годишься. Поэтому не делай глупостей.
        - Ты о чем?
        - Сам знаешь. Иди. Курсант! - окликнул он, когда Тихон уже вышел за створ. - Соберешься вешаться - позови меня, я тебя лично пришибу. Ясно?
        - Да вроде не…
        - Это я так, на будущее.
        Цифры на полу привели Тихона к кубрику, идти по стрелкам оказалось совсем несложно. Пообедал он лужей морковного пюре и стаканом уже знакомой белой воды - добиться от печки чего-либо другого ему не удалось. Впрочем, как Тихон понял, на голодном пайке его держали неспроста: в кабине он забывает о собственном теле и, возможно, в чем-то перестает его контролировать.
        Глотая приторную массу, он невольно водил глазами по стенам - жизнь без часов выглядела неестественной. Отсутствие в кубрике привычного циферблата смущало Тихона сильнее, чем недавнее превращение в танк, поймав себя на этом, он крепко задумался, но так ни к чему и не пришел. Кажется, он действительно особенный. И Марта особенная, и Зоя, а уж про Анастасию и говорить нечего. А Филипп… черт его знает. Филипп, наверно, недостаточно… Чего недостаточно? Недостаточно особенный, что ли…
        Тарелка выскользнула из его рук и прокатилась по полу, оставляя розовую морковную дорожку. Тихон пару раз клюнул носом и медленно завалился набок. Это был первый случай, когда он заснул сидя.
        Проснулся он сам. Полежал, тупо глядя в потолок, и, не дождавшись вызова, поплелся умываться. Дневной сон - хотя само понятие «день» в Школе было довольно условно - выбил Тихона из колеи и окончательно расстроил ориентацию во времени.
        Приняв душ, он вернулся в кубрик и с недоумением уставился на экраны. Если в ближайшие полчаса его не вызовут, то останется… снова лечь? А досуг? Сидя в четырех стенах, недолго и свихнуться, не это ли имел в виду Игорь, когда говорил про повешение?
        Тихон бестолково побродил по комнате и улегся на кровать. То, что он так ценил в Лагере, - одиночество - вдруг начало его тяготить. Теперь, когда за одиночество не нужно было бороться, оно утратило всякую ценность.
        - Новости, - потребовал он, и на экране высветился активный каталог. Тихон просмотрел разделы и сказал. - Школа.
        - Школа. Нет допуска, - любезно отозвался экран.
        - Война, - попросил Тихон.
        - Война. Нет допуска.
        - Земля.
        Одна из ячеек каталога выросла и рассыпалась новым меню: Наука. Культура. Воспитание. Граждане. Спорт.
        - Граждане, - выбрал Тихон.
        Ему вдруг пришло в голову то, о чем он раньше никогда не думал, да и остальных воспитанников Лагеря эта странная идея также не посещала. Тихону захотелось найти своих родителей.
        О родителях он знал только одно: это были мужчина и женщина. Тихон не имел ни малейшего представления о том, являлись ли они супругами, любовниками или, как часто бывает, матери пришлось зачать его от анонимного донора. Тихон слышал, что даже самым ярым мужененавистницам в конце репродуктивного возраста приходилось рожать, в этом вопросе государство поблажек не давало. Однако Тихон предпочел бы появиться на свет в результате обоюдоприятного занятия, а не от механического оплодотворения. Впрочем, особой разницы нет. Главное, чтобы женщина выполнила свой долг перед обществом - родила двоих детей, а что за способ она выберет, никого не касается. Так же как и ее мало волнует дальнейшая судьба ребенка - для этого существует институт Лагерей.
        Ходили слухи, что на Земле еще осталось несколько стариков, воспитанных индивидуально, то есть в семье, но этот факт был скорее из области исторических казусов. В отряде данная тема не поднималась. Сверстники предпочитали смотреть не в прошлое, а в будущее - все ждали двадцатилетнего рубежа, когда срок обучения закончится, и начнется самостоятельная жизнь.
        Почему Тихону захотелось выяснить свое происхождение, он не знал и сам. Ему было скучно.
        - Требуется установить дату и место рождения, - он назвал свой личный код.
        - Обратитесь в архивную базу, - немедленно ответил экран.
        - Почему в архив?
        - Разыскиваемый погиб, - сказал голос и, будто спохватившись, добавил. - Сожалею.
        Тихон закусил губу и с минуту сидел, вяло теребя подушку. Ему вдруг подумалось уж совсем невероятное: а что, если родители, или хотя бы мать, вот так же захотят его найти и получат такой же ответ? Ну и что, одернул он себя. Вот, глупость! Шестнадцать лет не вспоминали, а теперь…
        - Архивная база, - против воли выговорил Тихон.
        Он не заметил, как створ поднялся и впустил двоих военных. Он даже не успел разглядеть их знаки отличия - тот, что допрыгнул до кровати первым, нанес ему прямой удар открытой ладонью, и Тихона отнесло к санблоку. Второй перевернул его на живот и, прижав шею коленом, завел ему руки за спину.
        За ними вошел Игорь. Прежде, чем обратиться к Тихону, он снял допуск со всех программ, включая спортивные новости.
        - Без интервидения поживешь. Да, талантливые дети - это беда. А я ведь тебя предупреждал. Зачем ты полез в базу?
        - Хотел найти.
        - Кого? У тебя кроме Школы ничего нет. И никого, ясно?
        - Себя хотел найти.
        - Себя?! Это красиво.
        - И родителей.
        - Родителей? - изумился Игорь. - На черта они тебе?
        - Так просто.
        - Молодец. Достойный ответ для солдата. Закрыли все, что могли: и платформу, и каналы связи, так нет, нашелся умник, начал посылать какие-то подозрительные запросы. Может, ты шпион?
        - Что, не похож? - разозлился Тихон. - Вон, посмотри на заднице - третья нога растет.
        - Ценю чувство юмора. Кару получишь со скидкой: всего четыре балла. Это мало, в следующий раз будет больше.
        Молчаливые парни с сержантскими шевронами подняли Тихона за локти и вынесли из кубрика. Его поволокли по стрелкам в сторону восемьдесят девятого прохода. В коридорах оказалось неожиданно много народа - у каждого был желтый штамп курсанта, и все, как один, смотрели на Тихона. Он пытался разглядеть в их лицах поддержку или хотя бы сочувствие, но их глаза не выражали ничего, кроме любопытства.
        На восемьдесят седьмой стрелке Игорь свернул вправо, и конвоиры последовали за ним. Курсанты неторопливо шли сзади, из боковых проходов к ним присоединялись все новые и новые люди, и вскоре их образовалась целая толпа. Если б не униформа, их можно было принять за обычных граждан, вышедших на праздничное гулянье, среди которых попадались и девушки, и дряхлые старики.
        Где-то в самом углу, у последних четных коридоров, лейтенант остановился и приложил ладонь к гладкой панели. Широкие ворота раздвинулись, и Тихона втащили в большую комнату, залитую ярким светом. Помещение было пустым, лишь в центре, на круглом возвышении, стояла плоская койка с четырьмя вертикальными мачтами по углам.
        Курсанты вошли и расположились амфитеатром, оставив узкий проход от ворот к несимпатичному ложу. Тихоном овладела смутная тревога. Несомненно, кровать предназначалась для него, однако едва ли наказание сводилось к прилюдному сну или чему-то в этом роде, да и металлические столбы выглядели жутковато.
        - Я ни в чем не виноват, - запротестовал он, заранее зная, что это бесполезно.
        - Курсант Тихон, кубрик сорок три - семьдесят четыре, в Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, - представил его лейтенант. - Совершил действие, противоречащее здравому смыслу. С учетом глубокого раскаяния… - Игорь вопросительно взглянул на Тихона и вновь поднял голову к потолку. - …раскаяния и обязательства не повторять подобных поступков, назначается кара в четыре балла.
        Сержанты подвели Тихона к возвышению и, силой уложив на кровать, тут же отскочили в стороны. Мачты издали угрожающее гудение, и он осознал, что не может подняться. Невидимая сила прижала его к холодной поверхности и прошла вдоль тела упругой волной. За ней прокатилась другая, быстрее и плотнее, потом третья и четвертая - волны превратились в свинцовую рябь, сдирающую кожу и дробящую кости.
        Тот, кто придумал слово «боль», вряд ли хорошо представлял, что это такое, иначе он выбрал бы другое созвучие, длинное и мучительное, как завывание издыхающего зверя. Тихон не мог кричать, судорога стиснула ему горло, но то, что он испытывал, то, что творилось в его каменеющем мозгу, было самым настоящим ревом.
        Тихона трясло всего несколько минут, но за это время он пережил куда больше, чем за все шестнадцать лет жизни. Он увидел, как белый потолок мутнеет и завязывается в узел, как четыре согнувшиеся мачты пьют его кровь, но самым страшным казалось то, что он был не в силах ни увернуться, ни закрыть глаза. Тихон так и не понял, за что его наказывают.
        Он перекатил зрачки вбок - курсанты стояли по периметру, отрешенно наблюдая за его страданиями. Примерно сто человек, явившихся для того, чтобы полюбоваться на чью-то смерть.
        Внезапно он заметил Анастасию. Сжав острые кулачки, она слегка раскачивалась из стороны в сторону и что-то неслышно напевала. Тихон никогда не пробовал читать по губам, но сейчас у него получилось. Анастасия повторяла одно и то же:
        - Терпи, мальчик, мы все прошли через это.
        Фраза была нескладной и острой, точно кривая иголка, и никак не хотела укладываться в голове. Все прошли… Зачем? И кто - все? Сотня курсантов? Сотня, осенило Тихона. То, что коридоры пустуют, ни о чем не говорит. Когда надо, люди покидают свои кельи и собираются вместе. Школа существует. Курсанты учатся. Значит, у Конфедерации еще есть какая-то армия, и они еще кому-то нужны.
        Но почему они так равнодушны? Люди, живущие внутри мертвой планеты, должны быть как братья. Братья по оружию ближе, чем биологические родственники. Которых он никогда. Никогда! Никогда не будет искать.
        Перед тем, как глаза затянуло черным студнем, Тихон увидел хмурого лейтенанта. Тот, как и Анастасия, что-то беззвучно нашептывал. Тихон сконцентрировался и за секунду до обморока успел расшифровать:
        - Школа держится на дисциплине, дисциплина держится на страхе. Помни, курсант.
        Это была не месть, мстить ему не за что. Это был урок.
        - Сорок три - семьдесят четыре! - гаркнули сверху. - Через двадцать две минуты прибыть в класс тридцать девять - восемнадцать.
        Печка была уже открыта - на подносе Тихон обнаружил пяток мутно-прозрачных сухарей, орехи и обезжиренное молоко. Поспешно проглотив завтрак, он метнулся в санблок.
        Как он ни старался, восстановить в памяти недавние события ему не удалось. Когда закончилась пытка, кто принес его в кубрик - все это осталось где-то позади, за толстой броней шокового порога. Для тела экзекуция прошла бесследно, даже наоборот, ощущался небывалый прилив сил и какая-то бесшабашная радость, схожая с реакцией на психоактиваторы. Что касается души, то Тихон предпочел затолкать эту болячку подальше, привалив ее тряпьем сиюминутных забот.
        Он вышел из душа и оделся. Черная форма уже не казалась чем-то самодостаточным. Сто курсантов, которых он видел вчера, - или не вчера? - носили точно такую же, но все они были разные, в том смысле, что представляли неодинаковую ценность для Конфедерации. Все сто - уникумы, способные отождествить себя с машиной. Травмированные личности, не нашедшие себя в нормальном обществе. Изгои человечества и его защитники. Тихон собирался стать среди них первым.
        - Двадцать две с половиной, - вместо приветствия сказал лейтенант. - Опоздал на тридцать секунд. Ладно, для новичка терпимо. Проходи.
        Три женщины уже стояли у кабин, капитан восседал за своим пультом - все было как и в прошлый раз, только без Филиппа. Никто не подал вида, что знает о перенесенном Тихоном испытании. Будто ничего, выходящего за рамки, не случилось. Игорь раздал задания и, когда дамы улеглись в капсулы, повернулся к Тихону.
        - Живой?
        - Еще пара таких сеансов…
        - А ты не нарывайся, - доброжелательно сказал он. - Марш в кабину, порулишь немножко.
        Второе превращение в танк Тихон перенес спокойно. Плавно пошевелил ступнями - теперь машина не носилась, как бешеная, а точно выполняла его… указания?.. пожелания? Тихон не управлял двигателем, так же, как и человек не управляет ногами во время ходьбы. Человек просто ходит - и Тихон просто-напросто передвигался по степи. Никто, если он специально на этом не сосредотачивается, не ощущает в отдельности колени, бедра и пятки. Тихон понятия не имел, где находится реактор, и как устроены траки. Ему нужно было подойти к кочке с голым, засохшим кустом, и он к ней ехал - с той скоростью, которая его в данный момент устраивала.
        - Повернись, - приказал Игорь, все это время присутствовавший где-то за затылком.
        Тихон оглянулся, с удовлетворением заметив, что отныне движения его головы не ограничены гибкостью шеи.
        - Нет, ты вращаешь башней, а я хочу, чтобы ты повернулся сам, всем корпусом.
        Тихон замер в растерянности. Команды вперед-назад дались ему сравнительно легко, но ничего другого он пока не пробовал.
        - Берегись! - внезапно раздалось в левом ухе, и Тихон рефлекторно отскочил вправо, заняв боевую позицию.
        - Вот видишь, все получается, надо только расслабиться. Забудь о том, что ты танк. Личность может классифицировать все, что угодно, только не саму себя. Никто из людей не считает себя разумным млекопитающим. Вот ты. Кто ты такой?
        - Я? - Тихон задумался. - Не знаю. Я - это я.
        - Правильно. Не человек, не танк, не шестнадцатилетний парень с тонкими ручками и сутулой спиной. Не вонючий засранец, который за первые двадцать часов службы умудрился…
        - Хватит!
        - Ты - это ты, - согласился Игорь. - Повернись еще.
        На этот раз у него получилось легко и естественно. Стоило Тихону отвлечься от мысли, что он чего-то не умеет, как выяснилось, что он умеет все.
        - Отлично. Теперь побегай. Не бойся, это детская площадка, ям и ловушек здесь нет.
        Кто боится-то, про себя огрызнулся Тихон, запоздало вспомнив, что лейтенант находится не где-нибудь, а прямо у него в мозгу.
        Он наметил ровную дорожку и ринулся вперед, стремительно набирая обороты. Никаких приборов перед глазами не было, как впрочем, не было и самих глаз, тем не менее, Тихон остро чувствовал темп, и в любой момент мог сказать, с какой скоростью движется. Гладкая поверхность осталась позади, и он все чаще наскакивал на трамплины кочек, подбрасывавшие его высоко вверх. Пролетая по несколько метров, он грузно врывался траками в сырую почву и, раскидывая мягкий лишайник, мчался дальше.
        Этот бег напоминал что-то из глупого и счастливого детства, возрождал в памяти ощущение полной свободы и был особо приятен тем, что ни капли не утомлял. Скорость уже перевалила за сто пятьдесят; серая растительность неслась навстречу, сливаясь в пунктирные полосы. Тихон выбрал крупный пригорок и сделал мощный рывок, намереваясь от души насладиться полетом. Он на выдохе преодолел крутой склон и уже оторвался от земли, когда увидел, что внизу ничего нет. За гребнем начиналась пустота.
        Если б Тихон был человеком, он бы обязательно закричал, ведь это самая логичная реакция на смертельную опасность. Логичная для людей. Тихон сжался в комок, вытащил себя из механических членов танка, сгруппировался в сверхплотную материальную точку и… вновь очутился на серой равнине.
        - Где я? - ошалело спросил он.
        - Все там же, на полигоне. Ты надеялся, что он бесконечный? Слишком большая роскошь.
        - Так это был обман?
        - Симулятор. Кто тебе позволит гробить настоящую технику? Над пропастью не испугался?
        - Немножко, особенно в последнюю секунду. Там было что-то такое…
        - Инстинкты. В командный блок заложено несколько базовых законов, в том числе - самосохранения и самоликвидации. Оказываясь в безвыходном положении, ты уничтожаешь себя и, по возможности, противника. Это трудно. Суицид мучителен даже для танка.
        - И как часто приходится это делать?
        - Каждый раз, когда нас побеждают. Всегда.
        - Поэтому в Школу и набирают одних…
        - Заболтались мы, - недовольно произнес Игорь. - Двигаешься нормально, теперь попробуй поохотиться. Переключаю на субъект стрелка, расслабься.
        После такого совета Тихон невольно пошевелился, но машина осталась на месте. Это было похоже на паралич: Тихон бился изо всех сил, чтобы хоть чуть-чуть сдвинуться, однако ноги не слушались, их как будто и не было.
        - В паре со вторым оператором легче, - проговорил лейтенант. - Каждая психоматрица занимает свою нишу, и роли четко распределяются. А сейчас ты не только стрелок, но и немножко водитель, вернее, тебе так кажется. Да не дергайся ты! Работай руками.
        Тихон сжал кулаки, и в пасмурное небо полетели четыре редких светящихся очереди.
        - Здесь все намного сложнее, с бегом не сравнить. Научишься хорошо стрелять - станешь оператором, не научишься…
        - Сброс до жопы, - невесело вспомнил он. - А как научиться-то?
        - Пробуй, - коротко отозвался лейтенант.
        Энергии, которую сжег Тихон, хватило бы на годовое освещение среднего города. Незримо присутствовавший Игорь упорно молчал - то ли не хотел мешать, то ли не знал, как помочь.
        Тихон барахтался сам: сгибал и разгибал локти, водил плечами, складывал из пальцев какие-то фигуры. Машина откликалась, но все время по-разному. Через несколько часов вокруг не осталось ни одного куста, ни единой травинки, а Тихон так и не уяснил, каким образом пушки связаны с руками.
        Он в сердцах впечатал бесплотный кулак в воображаемую ладонь, и все шесть орудий разразились непрерывными залпами. Шквальный огонь продолжался до тех пор, пока не иссяк накопитель. Тихон испытал тревожное чувство сродни кислородному голоданию и нетерпеливо прислушался к организму: реактор учащенно пульсировал, наполняя батареи жизнью.
        - Они никак не связаны, - сжалился, наконец, Игорь. - Руки и пушки - что у них общего?
        - Но ходьба и ноги…
        - То же самое. Не ногами ты ходишь, а головой, ясно? Ты ведь не думаешь о том, как оторвать пятку от земли, перенести ее вперед и так далее.
        - Движение - это что-то понятное, но стрельба… У человека нет такого органа.
        - А у танка есть. Видишь вон ту канаву? Разозлись на нее, обзови, ударь!
        - Ругаться с ямой? - недоверчиво переспросил Тихон.
        Несмотря на абсурдность этой затеи он впился взглядом в маленький овраг и принялся аккумулировать злость. Долго ждать не понадобилось - многочасовая попытка приручить голубой огонь смерти высосала из него все соки и залила вместо них жгучую ненависть. Спустя секунду его уже переполнял настоящий гнев. Нет, Тихон не потерял рассудок, он знал, что канава - всего лишь углубление в земле, но вместе с тем он понимал: эта самая канава является тем барьером, который отделяет его от Школы. Он не мог позволить себе в чем-то усомниться, слишком свежа была память об отчислении Филиппа.
        Тихон упустил тот миг, когда накал достиг предела. Возможно, он шевельнулся, или что-то шепнул, или только подумал - одно из орудий исторгло мохнатую струю пламени, похожую на ветвистую молнию, и овраг захлебнулся белым сиянием. Рыхлая почва зашипела, обращаясь в пар, в дым, в ничто, и вознеслась к небу медленным грязно-серым столбом.
        - И, заметь, без рук, - удовлетворенно произнес Игорь. - Стреляют не руками, а чем?..
        - Головой.
        - Потренируйся еще, это не так утомительно, как кажется.
        Тихон и не устал. Накопитель был полон, реактор мерно дышал в штатном режиме, словно заверяя: я всегда буду рядом, я не подведу.
        Следующие два часа ушли на отработку достигнутого. Тихон переехал на свежий участок с тщедушными кустиками и планомерно его обуглил. Выстрелы ложились не абы как, а в намеченные цели - сначала в расход отправилась вся торчащая растительность, потом мелкие пригорки, и, когда он уже замахнулся на целый холм, Игорь без всякого предупреждения вытащил его в класс.
        Тихону и раньше не нравилось присутствие лейтенанта в танке, это смахивало на вторжение в частную жизнь, теперь же, насильно выдернутый из машины, он едва сдержался, чтоб не высказать своих претензий.
        - Орел, - бесцветно молвил капитан, разглядывая Тихона.
        - Не порть мне юношу, - хмуро сказал Игорь. - Зазнается, опять под кару полезет. Ну, птица, проголодался? Обедать пора.
        Он обошел первые три капсулы и пооткрывал крышки. Марта и Зоя бодро соскочили на пол, Анастасия чинно перешагнула через борт только после того, как Игорь подал ей руку. Тихон спохватился, что мог бы помочь старушке и сам, ведь она тоже поддержала его во время экзекуции, но его остановила мысль о том, что этот ритуал выполнял Филипп, который теперь обретается дома, и не просто так, а со сброшенной памятью. Тихон никогда раньше не думал о приметах, он вообще о многом не думал, например, о том, как он ходит: оторвать пятку от земли, перенести вперед…
        - Эй, проснись!
        Его подтолкнули в спину, и он, споткнувшись, чуть не упал.
        - Не выспался? - спросила Марта, шкодливо улыбаясь. - Мешает кто?
        - Я один сплю, - буркнул Тихон.
        - Мы здесь все поодиночке. Не всегда, конечно, - тихо добавила она, взяв его под руку.
        Такое внимание ему оказывали впервые. Щипки и взаимные хватания, крайне популярные в Лагере, не в счет, там было не влечение, а сплошное ребячество, да и не очень-то Тихон этим увлекался. Весть о том, что в некоторых отрядах собираются ввести новый практический предмет - сексуальную этику, вызвала в нем двойственные чувства: с одной стороны, он вместе со сверстниками испытывал к этой теме повышенный интерес, с другой - не представлял, как сможет переступить через себя. Уж очень отвратительным казалось ему то, чем занимается Алена со старшими воспитанниками.
        Зоя и Анастасия отстали, а на очередном перекрестке вовсе исчезли - может, их кубрики находились где-то в другом углу, а может, они попросту не хотели мешать. Марта была на полголовы выше и в стрелках на полу ориентировалась куда лучше, но держалась так, будто не она ведет Тихона, а он ее.
        Мастерица, решил про себя Тихон. Она, должно быть, многое умеет.
        - Кстати, мы с тобой соседи, - вкрадчиво произнесла Марта. - Угостишь обедом?
        - Угощу, - сказал он, борясь с желанием послать ее к черту. - Там, наверное, опять морковь. Пойдем, говна не жалко.
        Марта ничего не ответила, а лишь мелко затрясла локотком. Тихон исподлобья глянул на ее лицо и увидел, что она смеется.
        - Я думала, ты шутишь, - воскликнула она, ковырнув пальцем розовое пюре. - И вот этим тебя кормят?
        - Однажды умудрился пожрать как человек.
        - Обратись к Игорю, он поможет.
        - Нет уж. В классе у меня с ним все нормально, а вот вне занятий…
        - Не переживай, он со всеми новичками так.
        - Марта, а ты давно в Школе?
        - В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, - сразу помрачнев, отчеканила она.
        - «Не переживай»… - усмехнулся Тихон. - Это ты переживаешь. Что вы, как запрограммированные? Ты откуда, с Аранты?
        - В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, - повторила она, поднимаясь с кровати. - Спасибо за морковь, я поем у себя. Кубрик сорок один - шестьдесят два. Заходи как-нибудь.
        - Как-нибудь, - кивнул в ответ Тихон. - Приятного аппетита.
        На этот раз прилечь ему не дали. Когда он доскреб постылое пюре, с потолка явился голос и велел прибыть в класс в течение девятнадцати минут.
        - Почему девятнадцать, а не восемнадцать и семь десятых? - возмущенно бросил Тихон, не надеясь, что его услышат.
        Он задвинул поднос обратно в печь и по-быстрому умылся, на большее времени не оставалось. Прогулочным шагом до класса около шестнадцати минут, скорым - примерно одиннадцать. Откуда у него эти сведения, Тихон не знал, его опыт был совсем невелик, однако в точности расчетов он не сомневался.
        Выскочив из кубрика, он чуть не столкнулся с группой незнакомых курсантов. Пятеро парней - молодые, обаятельные, веселые.
        - Добрый день, - вякнул тот, что повыше.
        - Где ты видишь день? - зло спросил Тихон.
        - Ну… по идее, сейчас день.
        - Не уверен.
        - Ты не подскажешь, нам нужна комната…
        Курсант наморщил лоб, и другой за него закончил:
        - Номер сорок три - восемьдесят.
        - Прямо, четвертый поворот направо, - не задумываясь, ответил Тихон.
        - Здорово, - восхитились они. - И ты вот так, запросто?..
        - Это не трудно.
        - Давно, наверно, в Школе? - с уважением поинтересовался долговязый.
        - В Школе с… - механически начал Тихон, но умолк и, бросив «счастливо», пошел прочь.
        Растерянно потоптавшись, пятерка направилась по своим делам. Тихон пожалел, что у него мало времени, ему вдруг захотелось вернуться и поговорить с курсантами по-человечески, тем более, что парни явно были такими же воспитанниками-недоучками, как и он. В Лагере Тихон общительностью не отличался, но теперь это казалось таким естественным: познакомиться, выяснить, из какой они колонии, посетовать, что кроме Земли нигде не бывал.
        И еще мельком, каким-то краешком сознания Тихон успел удивиться, как быстро он привык. Давно ли он в Школе? Всю жизнь.
        - Опоздал на сорок секунд, - прокомментировал его приход Игорь.
        В классе никого не было, пустовало даже кресло капитана.
        - Встретил там, - невольно стал оправдываться Тихон. - Пятеро, бестолковые такие.
        - Новый экипаж утюга, - пояснил лейтенант. - Только что пятнадцать человек отправили на Пост.
        - Идут, хохочут, - сказал Тихон с завистью, но прозвучало это почему-то как осуждение.
        - Дураки.
        - Игорь, у меня в печке меню странноватое, - потерзавшись, начал он. - Хотелось бы слегка разнообразить.
        - Потерпи еще часов двести, будет тебе разнообразие.
        - А раньше никак?
        - Претензии не ко мне, а к твоему организму. Войдешь в ритм, тогда и поговорим.
        - Ритм? Да вы сами его сбиваете! Часов нет, календаря нет, ни дня, ни ночи - ничего!
        - Вот и я о том же, - спокойно сказал лейтенант. - Пока сам не ориентируешься, все будешь делать по сигналу.
        - И какой сейчас сигнал? - с сарказмом спросил Тихон. - В кабину?
        - А зачем еще ты здесь нужен?
        - Стрелком или водителем?
        - Наблюдателем. Познакомишься с конкурентами.
        Раз - крутящийся шарик остановился, и Тихон разглядел неровности на его боку. Два - шарик приобрел массу и стал зеркальным. Три - в нос ударил запах клубники, такой концентрированный, что его чуть не стошнило.
        Мимо, смешно переваливаясь через кочки, ехал угловатый драндулет на гипертрофированных колесах.
        - Модель пассивная, создана только для демонстрации, иначе ты давно был бы ранен, - раздался голос лейтенанта. - Одноместный броневик, истребитель наземных целей. Это он с виду такой медлительный. Выжимает до двухсот, на сильно пересеченной местности тебя обгонит. Мы называем его блохой. Вооружен слабо: три электромагнитных ускорителя, стреляющих ртутными каплями массой около одной сотой грамма.
        - Чем-чем он стреляет?
        - Видишь три обрубка?
        Блоха повернулась анфас, и на ее тупой морде Тихон заметил короткие тонкие трубочки размером с карандаш.
        - Вообще-то, ускорители длинные, почти по два метра, просто скрыты в корпусе. Ртуть покидает ствол с субсветовой скоростью, в результате на расстоянии до ста метров ты получаешь точечный удар, равный своей массе. Броня у тебя хорошая, но если эта сволочь подкрадется сзади, то секунд за семь разрежет пополам. Уничтожить ее можно одним выстрелом из большого орудия или двумя-тремя из малых, но ты к этому не стремись. Беда в том, что их всегда очень много, всех перебить не успеешь. Достаточно вывести из строя ходовую часть. Ускорители встроены в корпус. Когда блоха обездвижена, способность вести прицельный огонь она утрачивает.
        - Управляется одним оператором? - уточнил Тихон.
        - У них нет операторов. В каждой машине сидит живой конкур.
        - Чтобы залезть в этот ящик, нужно быть смертником.
        - Они и есть смертники. Не установлено, но вероятно, конкуры решили проблему клонирования второго порядка. В клонировании первого порядка нет ничего сложного. Мы можем вырастить живое тело, но оно будет обладать лишь наследственной информацией. Способность к обучению с возрастом резко падает, поэтому клон-младенец предпочтительней клона-двадцатилетнего. Как вид размножения клонирование годится, как способ пополнения армии - нет. Конкуры же, возможно, штампуют готовых воинов, с рождения обладающих необходимым запасом знаний. По крайней мере, живой силой они особо не дорожат. Да и сами солдаты ведут себя так, будто смерть их совсем не пугает.
        - А религия? Может, у конкуров какое-то своеобразное верование? - попытался блеснуть эрудицией Тихон.
        - Может, - отозвался Игорь. - Но нам от этого не легче. Продолжаем.
        Блоха отъехала в сторону, и на ее месте появился парящий низко над землей диск.
        - Медуза, - без энтузиазма объявил лейтенант. - Поганая штука. Где зад, где перед - не поймешь. По краям - двенадцать пусковых установок, ракеты с интеллект-управлением. Заряд неизвестен, но температура взрыва до трех с половиной тысяч по Цельсию. Одно удачное попадание, и твой танк отправляется на покой. Сколько внутри народу, мы не знаем, предположительно три-четыре твари. Самое главное: медуза - на воздушной подушке, и от ландшафта ее скорость не зависит. Количество ракет ограничено, боезапас в районе сорока штук. Когда они кончаются, медуза сматывается в укрытие, отсюда ее назначение: исключительно оборонительное. Встречаются на конкурских колониях и на тех планетах, где есть их военные базы. А это недоразумение называется слоном. Аналог нашего утюга.
        На втором плане возник черный айсберг размером с хороший пригородный дом. Сколько из его стен-утесов торчало стволов, сосчитать было невозможно, но их количество явно превышало сотню. На плоской крыше гнездились какие-то букашки, издали похожие на присосавшихся комаров.
        - Мобильная крепость. Если ты сможешь ее хотя бы остановить, честь тебе и хвала. Все те же ракеты, только большего радиуса действия, плюс знакомые ускорители. Масса капли в них достигает одного грамма. Был бы ты физиком, я б тебе объяснил, что такое грамм, помноженный на скорость света, а так поверь на слово: расшибет в брызги.
        Сверху - взлетная площадка, на ней три десятка «мух». Летательные аппараты конкуров еще более одноразовые, чем наши перисты. Сбиваются плевком из малого орудия. Опасности не представляют, в основном играют роль раздражителей: когда у тебя на радаре полсотни противников, начинаешь поневоле ошибаться.
        - Для чего нужна вся эта фиктивная авиация? - удивился Тихон.
        - Э-э, фиктивна она только в лобовом столкновении. Что касается разведки и особенно уничтожения колонистов, то здесь эффект налицо. Гонять тяжелую технику за пятью сбежавшими особями нерентабельно, к тому же есть такая неприятная штука, как лес. Теоретически ты можешь передвигаться по чаще, выжигая приличную просеку, но на практике это не применяется, слишком хлопотно. Да и лесные пожары в глубоких континентальных зонах не желательны: нам ведь отвоеванную планету предстоит заселять, а кто захочет жить на пепелище?
        - Значит, нападая на планету, мы истребляем население полностью?
        - А как ты думал, курсант? Если человек осушает болото, он убивает миллионы насекомых, червей и прочей мерзости. Но причем тут убийство? Он просто расширяет свой ареал.
        Довод про червей показался Тихону убедительным. Действительно, жалость - чувство мелкомасштабное. Когда речь идет об интересах расы, эмоции неуместны. Одновременно он вспомнил недавний урок анатомии - гибкие конечности конкуров смахивали на змей, и это еще больше утвердило его в мысли, что жалости они не достойны.
        - Кроме тридцати мух слон может нести от пятидесяти до ста десантников, - сказал лейтенант. - Видеть ты их будешь редко, их задача - диверсии и операции против населения. Маскировка и снаряжение варьируются в зависимости от местности, но обычно это эластичные бронекостюмы, шлемы со средствами связи и наведения и еще индивидуальные мины. Укрепляются, как правило, на спине, и связаны с сердцем. После смерти срабатывают автоматически. Если найдешь мертвого или раненного конкура, не приближайся, это приманка. Вооружение самое разнообразное: от облегченного электромагнитного ружья до переносной пусковой установки. Надеюсь, ты понимаешь, что эта информация - самая общая и достаточно приблизительная. Есть и другая техника. Некоторые образцы пока недоступны, некоторые, наоборот, уже устарели. У тебя еще будет масса времени, чтобы лично со всем ознакомиться. Уясни главное: твоя безопасность не дает тебе права расслабляться. Да, как бы танк не уделали, ты, оператор Тихон, останешься в живых, но чем меньше ты будешь об этом думать, тем успешнее окажется твоя война.
        - Моя война… - медленно повторил Тихон.
        - Конкуры - настоящие фанатики, в бою до безумия храбры и самоотверженны. И мы обязаны им соответствовать. Готов к продолжению, или передохнешь?
        Это, видимо, означало, что приборы капитана не показывают ничего тревожного, и Тихон за себя порадовался. По его прикидкам он пребывал в кабине уже третий час. Раньше к этому времени он начинал испытывать безотчетное волнение, теперь же ничего подобного не было. Если честно, его не очень-то и тянуло назад - в класс, в неживые коридоры, в убогую аскетичность кубрика.
        - Нормально, курсант, можешь, - хрипло проговорил капитан, словно прочел его мысли на одном из мониторов. - Когда станет худо, я тебя выдерну. Так что дерзай, пока здоровье позволяет.
        - Постреляем, курсант, - сказал Игорь.
        Парад конкурской техники растаял в воздухе, лишь нелепая блоха осталась на месте и, разбросав повсюду свои отражения, поехала. Тихон сосчитал машины - их было тринадцать, и все, как одна, медленно катили слева направо, меланхолично раскачиваясь на ухабах.
        - Была в старину такая тупая игра, тир называлась. Лично я в ней ничего увлекательного не вижу, но как тренинг - подходяще. Давай.
        - Что «давай»? - озадачился Тихон.
        - Стреляй, - пояснил лейтенант. - Быстро. И желательно метко.
        Тихон не сообразил, когда он успел влипнуть в танк - влиться в машину, стать ее частью, и не какой-то шестеренкой, а частью самой что ни на есть главной. Он опять пропустил миг единения с железом, однако это было не важно: руки налились силой, и в каждом пальце зазвенела такая мощь, от которой захватывало дух.
        Крайняя блоха уже скрылась из поля зрения, и Тихону пришлось развернуть малую башню. Собственно, ни о какой башне он не думал - ему понадобилось посмотреть, что происходит справа, и он шевельнул чем-то неопределенным, заменяющим голову. Он вспомнил прошлое занятие и попытался разгневаться на вражескую машину, это было куда проще, чем злиться на яму на или сухую ветку.
        Выстрел дался без особого труда: земля перед первой блохой взметнулась вверх и окуталась огненной шалью. Черные комья грунта превратились в пепел и пыльной дымкой повисли чуть в стороне. Броневик провалился колесом в небольшую воронку и, преодолев не слишком сложное препятствие, поехал дальше.
        - Промахнулся, - с виноватым смешком отметил Тихон.
        - Неужели? - картинно изумился Игорь и нетерпеливо добавил: - Давай, давай, курсант, не тяни. Что ты каждый выстрел обсасываешь? Тринадцать целей поражаются на одном дыхании: р-р-раз, и готово!
        Тихон сосредоточился и, уставившись на неповрежденную блоху, возненавидел. Взрыв разнес приличный бугор между первой и второй машиной; кочка метровой высоты превратилась в пологое углубление, и проезжая его, блоха издевательски-благодарно кивнула.
        - Оставь большую пушку в покое, такая мощность не нужна. Блоху можно прикончить, затратив втрое меньше сил. Надо только попасть.
        - Ты же говорил, что энергия дармовая, - нашелся Тихон.
        - Емкость накопителя не безгранична. Если израсходуешь весь запас, да еще будешь ехать на предельной скорости, то до следующей перезарядки пройдет секунд десять. А сколько секунд нужно одной блохе, чтобы продолбить твою шкуру?
        - Семь.
        - Правильно. Поэтому никогда не разбрасывайся тем, чего может не хватить. Пробуй еще.
        Тихон постарался взять себя в руки и умерить ненависть до слабой, но стойкой неприязни. Затем уставился на ближнюю блоху и внезапно понял, что в движущийся объект он никогда не попадет. Внутренне напряжение, необходимое для выстрела, вызревало не сразу, ему требовалась небольшая пауза, блоха же тем временем успевала сместиться в сторону. Тихону приходилось переводить взгляд, и это сбивало весь настрой. Он сосредотачивался снова, и история повторялась. Чтобы подстрелить блоху, нужно было сконцентрироваться с некоторым упреждением, то есть невзлюбить пустое место, на котором вскоре окажется - если не свернет, конечно, - проклятая машина.
        Как бороться не с одной блохой, а с десятком, Тихон вообще не представлял. О том, что реальный бой, в отличие от упражнения, будет проходить на бешеных скоростях, ему и думать не хотелось. Возникло тоскливое ощущение, что он взялся не за свое дело, сволочная память тут же подкинула провокационное воспоминание о жалком Филиппе, и на душе у Тихона стало совсем погано.
        - Не раскисать! - прикрикнул лейтенант. - Сразу ни у кого не получается, на то и тир, чтоб тренироваться. Кроме оружия танк оснащен целым арсеналом приборов, но научиться азам ты обязан без них.
        - Какие приборы? - с надеждой спросил он.
        - Рано тебе еще, курсант. Стреляй.
        - Может, лучше в должности водителя? Мне это удается…
        - А в должности военного музыканта не хотел бы? Мне видней, куда тебя поставить, ясно? Стреляй, я сказал.
        Индифферентные блохи продолжали ездить по кругу, нагло подставляя свои близкие и доступные бока. Тихон мысленно вздохнул и вновь обратился к ним. Проблемы со злостью потеряли свою актуальность - настроение было таким, что его хватило бы на уничтожение целой планеты, но этого от Тихона, к сожалению, не требовалось.
        Несуразные машины конкуров, годные разве что для разгона голубей, медлительно переваливались по степи, и он ничего не мог с ними сделать. Следующие два выстрела, произведенные скорее спонтанно, чем сознательно, добавили к скучному пейзажу еще пару ямок, таких же необязательных, как и присутствие Тихона на полигоне.
        Броневики неторопливо кружили, будто их это не касалось. Тихон начал подозревать, что над ним попросту глумятся - не блохи, конечно, а офицеры, управляющие симулятором из чистенького и удобного класса.
        Надо что-то делать, решил он. Нельзя вот так, сорок три минуты наблюдать за этой дурацкой каруселью. Расколошматить хотя бы одного, чтоб отомстить за унижение.
        Как уничтожить одну машину, Тихон уже знал. Выбрав на пути замыкающей блохи куст повыше, он вперился взглядом в запаршивленные листья и стал потихоньку закипать. Как только броневик приблизился к растению, Тихон дозировано взъярился, и ровно через секунду два из четырех малых орудия выбросили длинные голубые хвосты.
        Молнии ударили прямо в центр блохи - бурая, в прихотливых разводах броня треснула и раскололась, и в тот же миг машина взорвалась, раскидав по окрестностям какие-то крупные черные куски с рваными краями. На ее месте осталась лишь покореженная ходовая часть с фрагментами заковыристых механизмов - между ними торчало, болтаясь из стороны в сторону, что-то живое или, точнее, бывшее недавно живым.
        Подчеркнуто натуралистичная картина чужой смерти Тихона нисколько не взволновала. Даже если б он не знал, что полигон - не более, чем галлюцинация, если б он принял гибкий отросток за агонизирующую ногу конкура, то и тогда не стал бы печалиться.
        Милейший, вам снесло череп? Простите, такая уж у меня работа. Война все-таки.
        - Мне нравятся циничные операторы, - прорезался голос капитана.
        - Ладно, зачтем это как попадание, - сказал Игорь. - Но ты же понимаешь, что в бою такая уловка ничего не стоит. Когда ты вместе с противником несешься по ухабам, никакие привязки к местности невозможны.
        - Понимаю, - нехотя согласился Тихон.
        - Хватит с тебя, а то переутомишься. Отлипай, курсант.
        Это было что-то новенькое.
        - Ты имеешь в виду - возвращаться? - на всякий случай переспросил Тихон.
        - Да, да.
        - А как это?
        - Думай.
        До сих пор лейтенант вынимал Тихона сам: отключал его от симулятора, и Тихон просыпался в мягком глухом гробу капсулы. Ему даже в голову не приходило, что он способен пробудиться по собственной инициативе.
        Тихон осмотрелся - по серой степи упорно тащились двенадцать блох. Другой реальности не было и быть не могло: отсюда, из перепаханный взрывами тундры, именно класс с семью красными капсулами выглядел, как болезненная фантазия. Почва под гусеницами была не то, чтобы совсем твердой, а чуть проминающейся, сырой и рыхлой - настоящей. Угрюмое небо со скупым светом, льющимся неизвестно откуда, неряшливости ландшафта, переходящие к горизонту в сплошные холмы, - все это казалось подлинным, и, хотя Тихон уже побывал за горизонтом, уже убедился, что весь полигон умещается в ничтожном чипе, его разум был не в состоянии смириться с эфемерностью данного мира.
        Тем не менее, ему нужно было уйти, вернуться в класс, в кабину, в свое родное, такое слабое и бесполезное тело.
        - Как ты? - спросил лейтенант. - Сейчас мы погасим установку на самосохранение - в программе, естественно. Останется еще одна - та, что заложена в тебя с рождения. Она в каждого заложена, но не каждый способен ее преодолеть.
        Его опять испытывали. Правда о войне, потом превращение в танк, потом наказание болью, чего еще от него хотят? Игорь выразился вполне определенно: они ждут, когда он покончит с собой. Понарошку, не насовсем, а так, чтобы отлипнуть, чтобы вновь стать человеком. Но это только с их точки зрения!
        Унылый полигон, осточертевших блох и свое железное тело Тихон воспринимал как абсолютную явь. Можно попытаться убедить себя в обратном, но поди, докажи это страху! Не рассудок, падкий до парадоксов, не совесть, всегда готовая к сделке, а страх - вот, кто твой верховный правитель. Его трон не отлит из золота, не украшен женскими гениталиями - он сплетен из нервов, давших мощные корни в постамент под названием «жизнь». Он будет держаться до последнего.
        Тихона затрясло, и из всех шести орудий вразнобой заскакали ослепительные тропинки. Еще одна блоха разбилась, точно антикварная посудина, однако это случайное попадание Тихона не обрадовало. Он вдруг вспомнил Влада, желавшего уйти из жизни, и его коронную фразу, взятую откуда-то из средневековья. Все там будем. Да, он так говорил. И при этом - кусал сладкую травинку, и щурился на солнце, и загребал ладонью шелковый песок.
        Подстреленная блоха едва дымилась. Сбоку раздвинулся лепестковый люк, и из него появились три змееподобных конечности. За ними возникла голова, издали похожая на человеческую, а потом и все тело. Водитель был ранен или оглушен, если только с конкурами такое бывает. Двигался он медленно и как-то потерянно. Из дымных внутренностей броневика конкур выволок длинную трубку с широким треугольным наконечником и недвусмысленно направил ее на Тихона.
        Тихон инстинктивно дернулся, но малое орудие исторгло лишь хилую струйку - суматошная пальба оставила в накопителе какую-то кроху энергии, недостаточную даже для беззащитного солдата. Скудный клубок белого пламени коснулся живота конкура, и тот отлетел к блохе, ударившись о мясистое колесо машины. Из его вскрытой груди выглядывали развороченные внутренности, и Тихон увидел, что кровь у конкура такая же красная.
        Противник задрал голову и подтянул ружье к ноге. Средний глаз был закрыт. Из-под века сочился черный ручеек и, огибая маленький острый нос, терялся в разомкнутых губах. Тихон проведал накопитель - туда уже поступила первая порция силы из реактора. Он посмотрел, как враг поднимает трубку, и послал в его сторону новый импульс, чуть сильнее предыдущего.
        Издыхающий конкур не вскрикнул, не принял драматической позы, как это делают герои из интеркино, он просто умер - смирно, заурядно, с каким-то невысказанным облегчением. Просто выронил ружье и перестал шевелиться. И все.
        Одиннадцать блох по-прежнему разъезжали, ожидая своего часа. На смерть они не обратили никакого внимания. Смерть на войне не страшна. Она привычна. В ней нет ничего особенного. Умереть - значит присоединиться к большинству. Все там будем.
        - Молодец.
        Он не сразу понял, о чем это. Сверху окатило светом, и чьи-то руки протянулись к его голове. Лейтенант снял с Тихона датчик и, приводя его в чувство, похлопал по щеке.
        - Вставай, тебе сейчас полезно размяться.
        Тихон вылез из гроба и погулял по классу - суставы похрустывали, перед глазами висела навязчивая мутная пленка.
        - Кажется, скоро в войне наступит перелом, - проговорил капитан, смешав шутку и серьез в такой пропорции, что трактовать фразу можно было как угодно. - Второй Алекс, да и только, - добавил он, и Тихон вспомнил, что уже слышал это имя.
        Вторым ему быть не хотелось.
        - По стрельбе результаты неважные, - сказал Игорь. - Отвратительные результаты. Все остальное нормально.
        - Точнее, превосходно, - поправил его капитан.
        Игорь пожал плечами, но поймав вопрошающий взгляд Тихона, улыбнулся:
        - Согласен. Девять часов в кабине, и самостоятельный выход. Для клубники это большое достижение.
        - Для чего?
        - Для новичка. Хотя, нет, ты уже не новичок. Не без помощи Егора, конечно, - это ведь он, добрая душа, подкинул тебе конкура из второй блохи.
        - Егор, - Капитан подал руку, но прежде он приподнялся в кресле, и для Тихона этот жест был дороже любых комплиментов. - Смерть - паскудная штука, ее нельзя не бояться, но когда скармливаешь смерти других, сам начинаешь понимать, что зубы у нее мягкие и нежные.
        - Слушай его, курсант, он дело говорит, - вставил Игорь.
        - Есть и другой способ, но он гораздо сложнее, - продолжал Егор. - Вот, самоубийцы. Думаешь, они жаждут смерти? Ни черта, они ее боятся похлеще нас с тобой, ведь для них она не только вероятна, но и осязаема. Фокус в том, что жизнь им представляется еще большей гнусностью.
        - Выбирают из двух зол? - уточнил Тихон.
        - Примерно так. Каким образом ты будешь отлипать - внушишь себе, что жизнь - дерьмо, или как сейчас, честно покончишь с собой, - это твое дело. Конечно, ты никогда не забудешь, что в танке сидит всего лишь отражение твоей психоматрицы, но легче от этого, поверь, не становится. Хотя, я напрасно тебя учу, ты и сам справился, не накатав даже сотни часов. Если не сорвешься, то можешь отправиться на Пост уже со следующей партией.
        - Я ему сорвусь, - шутливо пригрозил Игорь, помахав костлявым кулаком.
        - А почему нельзя выдергивать оператора со стороны, как раньше?
        Егор открыл рот, но в последний момент передумал и молча кивнул лейтенанту.
        - Такое решение принимается на основе множества факторов, - сказал тот. - Состояние машины, степень выполнения задачи, оперативная обстановка, ну и, наконец, самочувствие. Долгое пребывание в кабине каждый переносит по-своему. Кроме того, отлипая, ты уничтожаешь танк, и сделать это желательно в толпе врагов, а не под боком у своих. Чтобы за всем этим уследить, понадобится целая армия наблюдателей.
        - А что, если… - Тихон замялся: вопрос был несуразным, но почему-то именно эта глупость его по-настоящему взволновала. - Что, если остаться в машине? Надолго остаться.
        - Помрешь, вот и все, - равнодушно ответил Игорь. - Тело без души - это мясо.
        - Вообще-то, был один случай, - сказал капитан.
        - Это какой?
        - С Алексом.
        - Ну, Алекс - другое дело. Он был слишком странным даже для оператора. Мог по семьдесят часов не вылезать из кабины, а самоликвидацию совершал с таким удовольствием, что жутко становилось.
        - Какой случай? - напомнил Тихон.
        - Однажды Алекс задержался в танке настолько, что схватил инсульт. Тело спасти удалось, все функции восстановились, а в сознание он так и не пришел. Говорят, душа Алекса навечно влипла в машину, но это красивая легенда. Даже если б Алекс продолжал жить в танке - сколько он там продержится, в чужой колонии?
        - Между прочим, бойцом он был непревзойденным, - заметил Егор.
        - Никаких шансов, - отрезал Игорь.
        - А что со вторым оператором?
        - Не было его. Как раз обкатывали экспериментальную модель для психов навроде Алекса, он там и за водителя, и за стрелка старался. Короче, танк был одноместный.
        - Давно это произошло?
        - Примерно десять тысяч часов назад. Или одиннадцать, не помню уже.
        - Это сколько?
        - Я же тебе сказал.
        - А по-нормальному, в днях или месяцах?
        - Нет у нас такой единицы. Если у тебя блажь, то сам и считай! - неожиданно рассердился Игорь. - А лучше не надо. Не тем голову забиваешь, курсант. Ты сейчас должен лететь к кубрику и хотеть спать, а не вопросики всякие идиотские… Свободен. Стой!
        Лейтенант подошел к Тихону и, медленно перекатывая бесцветные зрачки, сказал:
        - Не нравится мне твоя грустная физиономия, курсант. У меня на тебя действительно большие надежды, но вся беда в том, что чем оператор лучше, тем хуже у него с мозгами. У тебя с самого начала были нелады. Не тревожь меня, курсант, не надо. Про Алекса забудь, это сказка. А с настроением со своим что-то делай. Еще раз увижу на морде печаль - порву губы до ушей, чтоб всегда улыбался, ясно? Вот теперь свободен.
        Тихон шел к себе, но спать ему, вопреки предписанию лейтенанта, не хотелось.
        Нужно себе внушить, что жизнь отвратительна, зло думал он. Разве в этом есть необходимость?
        По мере приближения к кубрику Тихона все сильней и сильней влекло обратно в класс, в кабину. Там было что-то такое… как это называется, он не знал, возможно, это «что-то» вовсе не имело названия, просто в танке Тихону было уютно и покойно.
        Только теперь он окончательно понял, что не ошибся в выборе. Лагерь давил его своим искусственным озером, рациональным отдыхом и вымученной дружбой. Здесь отсутствовало и то, и другое, и третье, и еще многое из того, что Тихон не любил.
        Он останется - в Школе, на неведомом Посту, где угодно, лишь бы не потерять возможность иногда влипать в не совсем пока послушный танк. Бывать вдалеке от всех. А стрелять он научится, не глупее же он толстожопой Зои. Ему еще вербовщики говорили про какие-то особые способности. Вот и Егор - тоже. Тихону льстило, что капитан сравнивает его с живой легендой, ему только не нравилось, что живая легенда умерла.
        За последним поворотом он увидел Марту - она сидела на корточках, прислонившись спиной к стене. Ее круглые колени были разведены в стороны, и магнитная застежка брюк натянулась упругим треугольником с едва заметной, скорее угадывающейся, чем видимой, вертикальной ямкой. Тихону показалось, что удовольствия в этом не много - когда жесткий шов впивается в тело. А может, наоборот.
        - Кого ждешь?
        - А чей это кубрик? - иронически спросила Марта, хватаясь за его пояс, чтобы подняться.
        - Мой, - растерянно молвил Тихон. - Долго тут отираешься?
        - Да минут семнадцать. Поздно тебя отпустили.
        - Поздно, рано - здесь не поймешь. Вот что сейчас: вечер или утро?
        - А какая тебе разница? Не думай о времени. Проголодался - ешь, устал - ложись спать.
        Тихон прижал ладонь к идентификационной панели, и створ поднялся. За ним тут же вспыхнул свет: мятая кровать, встроенный шкаф, ступенька санблока и бесполезный экран блокированного интервидения. Он сделал шаг в комнату но, спохватившись, уступил дорогу даме. Марта с трудом протиснулась между ним и краем створа, хотя проем был достаточно широк. Зайдя внутрь, она с непонятным выражением лица потянула руку на себя - Тихон обнаружил, что его ремень она так и не отпустила.
        - До сих пор был в классе?
        - Нет, в речке купался.
        - Какой ершистый, - рассмеялась Марта и провела пальцами по его волосам.
        Тихон порывисто уклонился, но уже через секунду пожалел: то, что она сделала, было приятно.
        - Угостить тебя, что ли, морковной пастой?
        - А другого ничего?
        Она как-то неопределенно стояла рядом, продолжая, словно по забывчивости, держаться за его пояс.
        - Еще есть баранина и устрицы, но я увлекаюсь морковью, - неуклюже сострил он.
        - У тебя голова только жратвой забита? - мурлыкнула Марта, придвигаясь к Тихону.
        Она подошла совсем близко, так, что он уже не видел всего лица, а мог сфокусировать взгляд лишь на длинных, пушистых ресницах. Нижней губе стало щекотно - к ней притронулось что-то нежное и мягкое.
        Тихон вспомнил складку на брюках Марты. Это было как-то связано - и плотные тугие штаны, и ее неторопливый язык. Тихон не знал, почему, но вдруг понял, что когда касаешься губ другого человека, получаешь право распоряжаться его одеждой.
        Марта подалась назад и увлекла его за собой. Ремень глухо ударился о пол, но она продолжала держать Тихона маленькой уверенной ручкой. Он и не думал сопротивляться, только опасливо оглянулся на закрытый створ и послушно потащился к кровати.
        Она что-то беззвучно сказала, и Тихон почувствовал ее гладкие теплые зубы. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Он даже не мог представить, что чужие зубы, которые ты можешь потрогать своим языком, - это хороший повод, чтобы жить.
        - Ты хочешь, чтобы я все сделала сама? - лукаво спросила она, чуть отстранившись.
        Тихон густо покраснел. Марта, очевидно, ждала не ответа, а каких-то действий - причем, не каких-то, а непременно уверенных и красивых. Он принялся судорожно ковырять ее пряжку. Замок не поддавался, и Тихон физически ощущал, как убегает бесценное время.
        Справившись, наконец, с поясом, он осоловело завертел головой, соображая, куда бы его положить. Взгляд нечаянно наткнулся на собственные брюки. Ничего особенного из них не торчало, в конце концов, сам он созерцал эту деталь по несколько раз в день, и женщинам он ее тоже показывал, но все те женщины были врачами - эту деталь они видели совсем в другом состоянии и даже если брали ее в руку, то совсем не так, как Марта.
        - С тобой все ясно, - насмешливо произнесла она.
        Что-то мгновенно изменилось. Описать это словами было невозможно, просто волшебная тишина впиталась в стены, воздух стал прозрачней и жиже, а свет - резче.
        Марта села на кровать и кратко его чмокнула - с таким умилением, точно это был резиновый зайчишка.
        - Раздевайся, чего стоишь? - буднично сказала она и, закинув ногу на ногу, взялась за обувь.
        Тихон не мог и шевельнуться, ему казалось, что как только он сделает первое движение, остатки тягучей сладкой сказки тотчас растворятся.
        Марта разулась, и поставив ботинки на пол, приступила к застежкам на рубахе.
        Ощущение утраченной тайны понемногу возвращалось. Чем выше поднимались ее пальцы, тем большее волнение овладевало Тихоном - вот сейчас она расстегнет верхнюю кнопку, и ему откроется что-то такое…
        Марта сняла рубаху, затем деловито ее свернула и положила к ботинкам. Если б она сделала это чуть медленнее… А так получалось, что Тихон для нее вроде той женщины в белом халате, которой можно показывать все, что угодно, и при этом ничего не чувствовать.
        Она на мгновение замерла и, подняв голову, поймала его одурелый взор.
        - Нравится?
        Да, ему нравилось. У Марты была большая налитая грудь, слегка - самую малость - свешивавшаяся от тяжести. Она сильно отличалась от бесполых, невыразительных холмиков, что вольно или невольно Тихон видел у сверстниц, но главное, она не была запретна. Даже ее изображение заставляло Тихона переживать, теперь же он мог не просто любоваться, но и делать с ней то, о чем так исступленно мечтал.
        От мысли, что он до нее дотронется, у Тихона закружилась голова. Он будет ее гладить, прямо сейчас - столько, сколько захочет, и Марта не станет возражать.
        - Ну, что же ты? - шепнула она, снова прикасаясь к нему ласковыми пальцами.
        Тихон согнул окаменевшую руку и потянулся к ее груди. Кожа у Марты была смугловатая, как от умеренного загара, тем соблазнительней выглядели родинки возле большого темного круга с напряженной горошиной посередине. Тихон собрался с духом и прижал ладонь к соску - он оказался гораздо тверже и горячее, чем Тихон представлял. От этого неожиданного и счастливого открытия в голове что-то лопнуло и мгновенно разлилось по всему телу. Он на миг захлебнулся медовым блаженством - стены с потолком искривились, а пол заходил ходуном так, что Тихон еле удержался на ногах.
        - На ужин морковное пюре, - нервно хохотнула Марта.
        Он не сразу понял, что произошло.
        Марта вытерла руку о кровать и начала одеваться.
        - Вот ведь, связалась, - раздраженно бросила она. - Не пялься, милый мальчик, на тетеньку, лучше иди помойся. Нет, сначала выпусти меня отсюда.
        Марта ушла так быстро и бесследно, словно ее здесь и не было. О позоре напоминал только валявшийся ремень и расстегнутые штаны - в них пульсировало, стыдливо сжимаясь, то, что Тихон успел возненавидеть. Он с укором разглядывал ненужный орган, раз и навсегда испоганивший ему жизнь. Марта никогда его к себе не подпустит, и тем ужасней то, что он уже изведал ее тепло, ее умелое внимание - пусть даже и в такой форме, но это было дороже, чем доступные объятия Алены и ее подруг, которых он всегда сторонился.
        Если бы ничего не было, со жгучей тоской подумал Тихон. Если б она не затевала этой торопливой страсти.
        Он не мог взять в толк, почему она обошлась с ним так жестоко. Тихон знал - не из практики, а из какого-то наследственного опыта, - стоило чуть-чуть подождать, и у него бы получилось. Через несколько минут он пришел бы в себя и тогда сделал бы ей все - все, что только она могла пожелать. А потом еще раз, и еще. Он молодой, сил у него много, и он быстро учится. Но Марта не захотела дать ему второй попытки, как будто он намеренно ее оскорбил. Как будто она приходила лишь за тем, чтобы его растоптать и продемонстрировать ему, насколько он беспомощен.
        Жить дальше с этой язвой в душе было невыносимо, и он бешено заметался по кубрику в поисках чего-нибудь такого, что помогло бы прекратить его муку.
        Он дважды залетал в санблок, но ничего подходящего там не нашлось. Почему в Школе не выдают личное оружие?! Можно было разбить экран и получить хороший острый осколок, но, стукнув кулаком по белому стеклу, Тихон заранее сдался.
        Пробегая по комнате в двадцатый раз, он неожиданно споткнулся о ремень и сразу успокоился. Вот оно. Тихон задрал голову, изучая потолок, но приладить петлю было некуда.
        - Не выйдет, - сказал за спиной лейтенант.
        Створ поднялся еще не до конца, поэтому чтобы войти, ему пришлось немного пригнуться.
        - На пряжке стоит ограничитель, дальше талии пояс не затянется. Дай-ка, - он взял ремень и повернул его внутренней стороной вверх. - Здесь есть острая кромка, и умные люди предпочитают вскрывать вены. Это лучше, чем задыхаться.
        - Ты что, пробовал?
        Лейтенант молча вернул пояс и испытующе посмотрел на Тихона.
        - Рискнешь?
        - Не знаю, - потерянно произнес он. - Что мне делать?
        - Для начала задрай переборку, а то шланг простудишь.
        Воспитатели в Лагере так не говорили. Пенис они именовали пенисом, и никак иначе. Это воспитанники, соревнуясь в изобретательности, выдумывали для своих любимцев разные эпитеты, но все они оказывались неудачными. А «шланг» Тихону понравился. В этом не было позерства и желания преувеличить его размеры или значение. Так его называют между собой взрослые мужики, которые не пудрят друг другу мозги всякими фантастическими историями. Просто потому, что они себя уважают.
        - Успокаивать тебя я не буду, - сказал Игорь. - Переживи это сам. Так надо.
        - Ты… ты в курсе?
        - Догадываюсь. Я ее встретил.
        - Что мне теперь?..
        - Ширинку застегнул? Уже хорошо.
        Лейтенант повернулся к печке и вполголоса сделал заказ. Дверца долго не реагировала, а когда открылась, на подносе стоял обыкновенный стакан воды.
        - Выпей, и спать.
        Тихон страдальчески посмотрел на Игоря. Какой, к черту, сон?! Ничего-то он не понимает, только прикидывается. Советы дает полезные. Спаси-ибо! А насчет острой пряжки идея неплохая, подумал Тихон.
        Он все же взял стакан и сделал пару больших глотков. Язык тотчас запылал, Тихон кашлянул, и пламя, распространившись по всей гортани, заструилось через ноздри. Игорь приподнял донышко и насильно влил в Тихона остатки жидкости. Держать ее во рту было невозможно, и Тихону пришлось проглотить.
        - Что это? - дико спросил он, отплевываясь и со свистом втягивая воздух.
        - Водка. Напиток огорченных мужчин.
        - «Вот как»? - переспросил он.
        - Чему вас в Лагере учат? - скривился Игорь. - Теперь ложись и спой грустную песню. Сам до койки доберешься?
        - Не ссы, Игорек, - неожиданно для себя заявил Тихон. Он хотел сказать совсем не то, но органы речи - кстати, и все другие органы тоже - вдруг перестали повиноваться.
        Кубрик заплясал и болезненно развеселился, эта радость была такой интенсивной, что просочилась в Тихона и заразила его каким-то буйным оптимизмом. Его потянуло танцевать, и он уже выдал несколько импровизированных па, но хохочущий лейтенант - милый, родной человек! - схватил его в охапку и отволок к кровати.
        - Новый психоактиватор? - спросил Тихон, еле ворочая тяжелым, непослушным языком.
        - Нет, не новый. Ты как?
        - Я? - Тихону захотелось рассмеяться, и он не видел причин себя сдерживать. - Славно!
        - Вот таким ты должен быть всегда. Улыбайся, курсант! - Игорь небрежно бросил ремень на пол. - Пройдет время, и ты ей отомстишь. Или не ей, а какой-нибудь другой суке, это не важно.
        Лейтенант еще немного постоял у изголовья и, убедившись, что Тихон отключился, запросил у печки второй стакан.
        Очнулся Тихон через одиннадцать с половиной часов. Привязывать момент пробуждения к понятию «утро» он не имел никаких оснований, а обозначение «утро условное» было казенным и громоздким, поэтому Тихон просто отметил, что провалялся одиннадцать часов и двадцать пять минут.
        Вызова в класс не поступало. Он полежал еще немного и пошел умываться. Настроение было каким-то ватным: с одной стороны, он помнил все, что случилось накануне, вплоть до искрометных плясок, с другой - не придавал этому особого значения. Воспоминание о мужской неудаче украдкой зудело где-то в самой глубине, но когда оно попыталось захватить рассудок полностью, Тихон железной рукой поставил его на место.
        Универсальная печь смилостивилась и выдала куриную печенку с морской капустой и кислым яблочным соком. Порция была немалой, но прорезавшийся аппетит потребовал добавки - на второй раз печка предложила старую добрую морковную пасту. Тихон с негодованием швырнул тарелку обратно в бункер и отправился в класс.
        Его добровольный приход лейтенант воспринял как должное и, стандартно поинтересовавшись здоровьем, указал на капсулу. Насколько Тихон научился разбираться в кухне капитана, Марта с Анастасией уже воевали вовсю, кабина же Зои была пуста. Тихон еще в прошлый раз подивился странному графику занятий, но теперь эти мелочи его не волновали. Наверное, так надо.
        Надеяться, что ему дадут пустяковое задание вроде езды по ухабам, было бы наивно. Он и не надеялся. Тихон снова попал в тир с тринадцатью мишенями, из которых за полтора часа выбил только три, да и то обманным путем. Игорь без разговоров выдернул его из танка и послал отдыхать.
        Через сорок две минуты после возвращения в кубрик Тихона опять вызвали. Он забеспокоился, не случилось ли чего экстраординарного, и понесся в класс, невзирая на установленное время. Лейтенант отчитал его за раннее прибытие и приказал ложиться в капсулу.
        Результат получился хуже предыдущего: две блохи за два часа. В виде наказания Тихона заставили отлипать без помощи извне. Расположение духа было наипаршивейшим, поэтому самоликвидация прошла довольно гладко. Жизнь перестала казаться бесспорной ценностью, и он распрощался с ней безо всякого сожаления.
        Успехи в мнимом суициде никого не впечатлили. Игорь был чернее тучи. Егор за пультом даже не обернулся.
        Изматывающие стрельбы продолжались больше сорока часов. Паузы были разными, но не превышали часа. Иногда Тихон успевал перекусить, иногда - даже вздремнуть, но расслабиться ему не удавалось. Мысль о том, что с минуты на минуту лейтенант прикажет явиться, держала его в постоянном напряжении. Если перерыв затягивался, Тихон начинал нервозно бродить по кубрику, теребя магнитную пряжку пояса.
        За серией занятий последовал двенадцатичасовой отдых. Тихон провалился в бездонный колодец, но вскоре проснулся - кровать хлюпала от пота. Он лунатически прошествовал в санблок и, приняв душ, там же и заснул. Пот свободно лился по наклонной полипластовой поверхности и исчезал в ажурной решетке водостока. Тихону это не мешало.
        После передышки все повторилось: полтора-два часа в кабине - сорок минут в кубрике, и снова в кабину. Когда Тихон подсчитал, сколько времени он теряет, мотаясь по коридорам, то ему стало дурно. Здесь был и полноценный сон, и просмотр интервидения, и все радости жизни, которые он мог себе позволить до того, как Игорь впряг его в этот безумный цейтнот.
        Мягкий лежак капсулы стал ему ближе кровати. Вылезая из кабины, Тихон чувствовал себя намного бодрее, чем если бы он минут двадцать прикорнул - больше никак не выкраивалось. Тихон подозревал, что офицеры отсыпаются, когда он ползает по полигону, другого времени у них не было, однако, уничтожая танк и возвращаясь в реальность, он часто заставал в классе инструктаж.
        С Мартой он виделся не единожды, и всякий раз старался проскользнуть мимо, не глядя ей в лицо. Удавалось это не всегда, бывало, что Тихон получал задание вместе со всей группой - расходясь по капсулам, они непременно сталкивались, и тогда пухлые губы Марты растягивались в гадкой сочувственной улыбке.
        В таких случаях Тихон поспешно нырял внутрь и одевал датчик еще до того, как опустится крышка. Пройдя через страдание от запаха клубники, он с наслаждением растворялся в КБ, идеально защищенном логове его личности. Тихону не нравилось, что ему вверяют не весь танк, а только половину, но особенно его возмущало то, что выбирает эту половину лейтенант. Это Игорь решал, кем быть Тихону, - стрелком или водителем, мотором или пушками. Впрочем, бытие в форме двух башен и шести орудий его тоже устраивало. Это было не так мучительно и бесполезно, как обычное человеческое существование.
        Война, из-за которой он попал в Школу, по-прежнему оставалась далекой и чужой. Макеты на полигоне не имели с ней ничего общего. Они даже не уклонялись от голубых разрядов, случайно ложившихся рядом, и в смертоносность конкурской техники Тихон верил все меньше.
        Привычная активация танкового самоликвидатора утвердила его в мысли, что смерть - это не точка, а лишь запятая, за которой всегда следует продолжение.
        Может быть, именно поэтому стрелял Тихон неважно. Дисковидные ракетоносцы-медузы не только катались по степи, но еще и периодически взлетали, причем, в самый неподходящий момент. В тире их обычно было не более пяти, хотя количество роли не играло - к концу занятия все они оставались целехоньки.
        Против юрких мух он тоже оказался бессилен. Кроме того, что они были склонны резко менять траекторию, в воздухе отсутствовали кусты, канавы и прочие ориентиры, благодаря которым Тихону иногда удавалось распотрошить пару блох. Как-то раз в свинцовом небе нарисовались светлые облака - не иначе, капитан решил подсобить - но использовать их как привязки для стрельбы все равно не удалось.
        Слонов к нему не подсылали. Огромная медлительная машина была слишком легкой мишенью даже для Тихона - естественно, при условии, что она не вздумает обороняться.
        Печка кормила все той же гадостью. Лишь изредка, словно забывшись, она потчевала его чем-нибудь приличным типа куска свинины, но это означало, что следующие двадцать часов он просидит на одном пюре.
        С Игорем отношения не клеились. Во время третьей серии занятий Тихон попытался заговорить, но лейтенант отвечал строго и односложно, как и подобает армейскому начальнику.
        Тучную Зою Тихон видел настолько редко, что с ней не имело смысла даже здороваться.
        Анастасия была ему чем-то симпатична, и чтобы порадовать старушку, он каждый раз учтиво склонял перед ней голову. Тихон завидовал вовсе не ее меткой стрельбе, хотя это ему тоже не помешало бы. Анастасия была курсантом «номер раз» и в Школе оставалась по каким-то формальным причинам - когда она торжественно и величаво выбиралась из своего обтекаемого гроба, Егор не уставал повторять, что ее место на Посту.
        Нетрудно было догадаться, что танк Анастасия освоила в совершенстве, - вот это Тихона и смущало. Глядя на семидесятилетнего оператора, он испытывал какую-то иррациональную ревность, точно старушка не просто заняла его личную территорию, но и переустроила ее по своему вкусу. Для Тихона танк давно уже не был машиной, он стал больше, чем домом, больше, чем телом, - образом жизни. Тем досаднее были неуспехи Тихона на стрельбище. В памяти все чаще всплывала история с неудачником Филиппом, и он боялся даже подумать о том, что когда-нибудь его могут точно так же отправить на Землю.
        Однажды, прибыв по очередному вызову, Тихон обнаружил в классе незнакомых курсантов - двоих мужчин и женщину. Первый имел внешность настолько скучную и невыразительную, точно его специально выбирали, как некое среднее арифметическое: пшеничные волосы с косым пробором, ровные ухоженные баки и короткие усики. На родине он наверняка служил каким-нибудь небольшим начальником. Тихону почему-то подумалось, что до Школы мужчина жил на Земле, однако эта мысль не принесла ничего, кроме глухого раздражения.
        Второй был намного моложе, почти ровесник Тихона, но выглядел куда более развитым. Задняя часть его бритого черепа сливалась с шеей и отвесно уходила под черный воротник рубахи. Массивная, округлая нижняя челюсть не сулила в случае ссоры ничего хорошего, а внимательные глаза под широкими бровями, кажется, так и выискивали способ доказать это на деле.
        Женщина производила впечатление вечно усталой работницы с фермы для не слишком одаренных людей. Ее обветренное лицо в обрамлении рыжеватых кудрей не было ни дебильным, ни даже глупым, но взгляд, маниакально устремленный в какую-то пылинку на полу, побудил Тихона встать от дамочки подальше.
        Марта топталась в другом углу, терпеливо ожидая, пока лейтенант распределит новобранцев по кабинам. Незнакомка заняла место Анастасии, из чего Тихон сделал вывод, что старушка, наконец, отправлена на Пост. Мелкий начальник неловко перевалился через борт капсулы и, устраиваясь на лежаке, что-то вполголоса забормотал. Тихон понял, что усатый земляк будет его соседом, и вконец огорчился. Когда настала очередь крепыша, в класс, смешно тряся животом, вбежала Зоя.
        - Прости, Игорь, я опоздала, - выдохнула она, оглаживая взмокший лоб.
        - У тебя было тридцать шесть минут, - монотонно произнес лейтенант.
        - Последний раз, - жалобно молвила Зоя.
        - Последний раз был в прошлый раз, - дурным стихом ответил Игорь. - От имени армии выражаю тебе благодарность за сотрудничество.
        - Игорь… - она уронила руки и стала еще ниже и еще толще. - Не надо, Игорь! Я согласна на кару, пусть будут все семь баллов, только…
        - Только не клянчи. Ты боишься скорости, а медленный танк - это не танк.
        - Зато маскировка… - с надеждой начала Зоя, но умолкла. Спорить с лейтенантом было бесполезно, и она это знала.
        Филипп, паж удачливой Анастасии, также пытался уговорить Игоря, но все же вернулся домой, предварительно забыв и о Школе, и о самой войне. Узкие специалисты на Посту не нужны, тот, кто не может овладеть каждым элементом управления, никогда не станет оператором. Машина живет в бою не долго, поэтому она должна выдать максимум того, на что способна. Оба оператора, втиснутые в чип командного блока, отвечают одновременно за все. Филиппу не удалось упросить лейтенанта, не удастся этого и Зое. Чтобы предсказать финал ее карьеры, напрягать воображение Тихону не пришлось: «сброс до жопы» и платформа переноса. С какой она колонии? А черт ее знает. После того знакомства в проходе они больше не общались. Но даже если б они стали близкими друзьями, что он мог от нее услышать? «В Школе с такого-то года…».
        С первых же минут в чреве мертвой планеты курсант подвергается мягкому обезличиванию: никакого прошлого, никакого будущего - только настоящее, от которого зависит все. Родина вместе с воспоминаниями о ней осталась где-то там, под теплым солнцем. В капсуле для нее слишком мало места, в КБ боевой машины его еще меньше. И отсутствие привычного времяисчисления, и пронумерованные коридоры, для прогулок по которым требуется не память, а лишь знание арифметики, - все это было направлено на подавление связи с внешним миром.
        Вместо мира им дали нечто другое - возможность уйти и вернуться. Тихон понимал, что движет Владом, но взглядов его не разделял. Прерывая свою жизнь, человек теряет самое главное - шанс. В танке все по-другому. Ты ложишься в кабину и умираешь - за тебя начинает жить машина. Когда она становится не нужна, ты убиваешь и ее, и возрождаешься тем, кем был.
        Возможность выбора - вот что им дали вместо предопределенности судьбы обычного человека. Их научили умирать, оставаясь в живых.
        Это не важно, на какую колонию попадет Зоя. Она не будет помнить Школы, но никогда не утратит того ощущения власти над смертью, что получила во время влипания. Рано или поздно она повторит этот счастливый опыт, с той только разницей, что возврата уже не будет.
        - Скорость, - сказала Зоя. - Однажды у меня получилось целых сто двадцать…
        - Это не целых, курсант, - возразил Игорь. - Сто двадцать - это всего лишь. Иди и жди меня в кубрике. Да, и вот что. Отдай мне свой пояс.
        Зоя покорно сняла ремень, и ее пузо из квадратной подушки превратилось в тяжелую, пружинящую каплю. Она так и не отдышалась после бега по коридорам, а теперь к вздыманиям ее мощной груди добавились еще и булькающие всхлипы.
        Лысый смотрел на нее с таким сарказмом, что Тихон только за это возненавидел его раз и навсегда. Хотя, возможно, отчисление Филиппа он сам воспринял так же пренебрежительно, ведь он тогда был уверен в каких-то своих сверхспособностях. А Филипп всего-навсего не умел маскироваться на местности. По сравнению с провалом на стрельбах это такая ерунда…
        - Тихон, - строго позвал лейтенант, и у него сжалось сердце - может быть, впервые за всю жизнь.
        - Мы же его собирались… - неопределенно напомнил капитан, и Игорь, спохватившись, кивнул, отчего у Тихона бешено застучало в висках.
        - Марта, давай. Задание получишь на месте. По-моему, Егор приготовил тебе что-то интересненькое. Так, Филипп, - обратился лейтенант к лысому. - Твоя кабина будет седьмой. Вон та, с краю. Ложись и расслабься, как будто хочешь заснуть.
        Курсант перемахнул через полированный борт - у него это получилось ловко и даже слегка грациозно - и скрылся в закругленном вырезе капсулы.
        Тихон проводил его настороженным взглядом. Филипп, конечно, имя популярное, но не до такой же степени. Минуту назад он думал о том Филиппе, которого списали, и вот еще один: улыбчивый, самоуверенный, вальяжный какой-то. Что он делает в Школе? Такому и среди людей неплохо.
        Сыграв на клавиатуре длинную неслышную мелодию, капитан развернулся в кресле и заговорщически подмигнул Тихону:
        - У этого перспектив мало. Драчун - еще не боец.
        Игорь повозился у кабины Филиппа и толкнул крышку вниз. Затем оглядел класс, словно убеждаясь, что они остались втроем, и присел на стул.
        - Теперь ты, Тихон. Надежд на тебя было много, и начинал ты великолепно, а вышло…
        - Переходи к делу, лейтенант, - сказал Егор. - Видишь, он белый весь. Загубишь парня, а у него ведь еще не все потеряно.
        - Не все, - согласился Игорь. - Но ты, курсант, стоишь у самого обрыва, это тебе ясно? Столько сил на тебя потрачено, столько времени, а ты сраную блоху подстрелить не можешь. «Второй Алекс», - передразнил он капитана. - Даже не десятый. Тот лупил конкуров так, что свои от страха прятались. Чего молчишь? Ясно?
        - Ясно, - понуро вякнул Тихон.
        - Короче, есть специальная программа, вроде курса для отстающих. Кого сразу выгонять жалко, тому дают последнюю возможность. Ты и сам знаешь, мы здесь никого не запугиваем. Годишься - добро пожаловать на Пост, не годишься - получи новую анкету и прощай. Ну что, попробуешь?
        - Странный вопрос! Только, Игорь… - Тихон умоляюще посмотрел ему в глаза. - Если сразу не получится, не выдергивай меня, ладно? Я буду очень стараться!
        - Ты уж, правда, постарайся, - сказал Егор. - Самое важное - жалеть их меньше, чем себя. Не жалей их, слышишь? Никого.
        Тихон улегся поудобнее и, аккуратно взяв датчик, с особым тщанием надел его на голову.
        - Приступим, - разнесся над полигоном голос лейтенанта. - Задания будут самые простые, проще уже некуда. Но вначале - разминка. Это вообще комедия. Суть в следующем: мишени сами притягивают разряды. Целиться за тебя будет симулятор, тебе остается только стрелять, ну и делать вид, что это ты такой молодец. В принципе, можно выпустить несколько залпов наугад, все равно не промажешь, но желательно хотя бы соблюдать приличия. Представь, что ты на военном параде, или еще где. Поехали.
        Тихона окружил хоровод нескладных блох. Машины вяло перекатывались на огромных тугих колесах, и ему казалось, что вслед за знакомыми неровностями ландшафта повторяются и покачивания броневиков - сто раз виденные, заученные наизусть.
        - Курсант, ты там не заснул?
        - Сейчас, сейчас, - суетливо ответил Тихон.
        Симулятор будет целиться сам. Зачем? Чтобы он успокоился и поверил, что молотить ненавистных блох все-таки можно? Он и так верит…
        Короткая голубая струя ударила в самый центр броневика. Из полуметрового отверстия смрадно полыхнуло, и блоха остановилась.
        - Экономно, молодец. Продолжай. На этом уроде не зацикливайся, с него довольно.
        Тихон перевел взгляд на другую машину. Чем-то она ему не понравилась, и он решил, что раздолбить ее второй будет справедливо.
        Блоху немедленно разорвало пополам, и ее угловатые части, вертясь и разбрасывая мелкие детали, поднялись высоко вверх.
        - Многовато, не свирепствуй. Набирай темп. Не надо целиться, просто стреляй. Расслабься, курсант! Война - это удовольствие.
        И он набирал, и стрелял, и расслаблялся, и удовольствия поимел на всю катушку - за свою обиду, за невозмутимость блох, за то, что по их милости оказался подвешен на волосок. Школа его не интересовала, плевать он хотел на Школу, но танк - его танк! - ведь Тихон мог с ним расстаться!
        Целиться не надо, упражнение для дураков: враг - злость - залп. В клочья. Еще один. Следующий. Тихон раскидывал огненные языки налево и направо, нисколько не заботясь о том, куда они летят, - лишь боковым зрением отмечая, что летят они именно туда, куда следует.
        Земля шевелилась и дымила. Вокруг не осталось и травинки: все было либо сожжено, либо накрыто кусками обшивки. Длинные ртутные пушки, похожие на спортивные шесты, вырываясь из разбитых машин, подолгу вертелись в темном небе и втыкались в золу, как жуткие знаки смерти. В треснутых корпусах еще что-то жило - короткие толстые змеи, мучительно изгибаясь, хлестали и пытались выползти из пекла. Они протискивались в узкие дыры, но ранились о заусенцы и, выпустив на раскаленную броню густой кипящий ручей, замирали.
        Тихон крутанул башню на триста шестьдесят градусов, но не нашел ни одного целого противника.
        - Хватит, курсант, теперь с медузами. Помнишь такую заразу?
        Круглые приплюснутые ракетоносцы на воздушной подушке появились, как и блохи, из ниоткуда, но было их не пять и не тринадцать, а не менее тридцати. Они висели в метре над землей и передвигались плавно, словно танцуя. Мелкие неровности почвы им были нипочем, и, только наезжая на глубокую рытвину, медузы чуть ныряли, сохраняя при этом строго горизонтальное положение.
        Возни с ними оказалось немало. Завидев наведенное орудие, они тут же скользили в сторону, да и дистанцию держали приличную, поэтому времени на каждый выстрел уходило несравненно больше. Кроме того, свалить эту машину можно было лишь мощным выстрелом из главного орудия, залпы же из малых прожигали серии отверстий, иногда вырывали из узкой части целые куски, однако серьезной угрозы не представляли.
        Как Тихон не торопился, на борьбу с ракетоносцами он потратил почти двадцать минут. Впрочем, борьбой назвать это было нельзя: все тот же тир, только водители в медузах сидели пошустрее и подставляться под разряд не желали.
        Труднее всего было сбить первую. Тихон вдруг засомневался насчет симулятора - а ну, как выстрелы перестанут самонаводиться? Одна из машин, словно уловив его смятение, подобралась совсем близко и подняла складчатое веко над овальным отверстием, из которого выглянул острый обтекатель ракеты.
        - Надо же так совесть потерять, - посетовал Тихон и харкнул в черный глаз плотным голубым разрядом.
        - Без пижонства, курсант, - предостерег Игорь. - Она и ответить может.
        Ракета взорвалась прямо в шахте. Машина, мощно содрогнувшись, накренилась и срезала добрый холм размером с танк, но тут же повернулась к Тихону неповрежденной стороной и стала выравниваться.
        - Добей, - велел Игорь, и Тихон шарахнул второй молнией - не из-за приказа лейтенанта, а потому, что сам уже разгорелся, заразился кровавым азартом везучего стрелка.
        Всполошившись, медузы перегруппировались и отчего-то сбились в кучу подальше от рухнувшей машины. Удивляться их странной тактике времени не было, и Тихон, благодарно ругнувшись, жахнул по стае длинными струями из всех шести орудий. Сколько их там сгорело, он не смотрел - остальные разлетелись, как перепуганные птицы и лихорадочно заметались над еще курящимися останками блох.
        Вскоре земля покрылась новыми трупами. Тихона не смущало то, что машины всегда были мертвыми и приводились в действие немощными сапиенсами. Истребители угрожали танку, а танк и был Тихоном. Не самим собой, но и не механической куклой. Это был органичный сплав желаний и возможностей - ярость, помноженная на мощность реактора.
        - Так, мухи пошли, - всплыл в тишине голос лейтенанта. - Быстрее, не чухайся! Еще быстрей!
        В воздухе замелькали юркие летательные аппараты. Они были так же нескладны, как и блохи: аэродинамику их конструкторы игнорировали напрочь, но маневренность мух была отменной. Шмыгая там и сям, они нагло проносились прямо над головой, - Тихон именно так и подумал: «над головой» - и чтобы сфокусировать на них взгляд, ему приходилось паралитично вращать обеими башнями.
        - Большие орудия оставь в покое, - нудно указал Игорь. - По одному выстрелу из малого. Главное - поймать муху на развороте. Инерцию для них никто не отменял, вот этим и пользуйся.
        - Я же без ног, - пожаловался Тихон. - Мне бы хоть какую-нибудь возможность передвигаться.
        - Этого, курсант, не предусмотрено. Либо то, либо другое.
        - Будут тебе ноги, курсант, - вмешался Егор.
        - О-па! - сказал кто-то рядом, настолько близко, точно голос звучал в нем самом. - Ты, что ли, сладенький? Снова вместе!
        - Тебя здесь только не хватало.
        - Эй, разговорились! - одернул их Игорь.
        - Ну что же он грубит водителю? - жеманно протянула Марта.
        - Нет, так дело не пойдет. Экипаж! - рявкнул лейтенант. - Доложить обстановку!
        - Атака противника, семнадцать аппаратов типа «муха», - скороговоркой произнесла Марта.
        - Уничтожить. Даю вам тридцать четыре секунды.
        Танк пробежал несколько метров и мгновенно развернулся - именно так, как хотел Тихон. Марта появилась на полигоне только что, однако успела не просто сосчитать мух, но и оценить их расположение. Благодарить ее было некогда - летательные аппараты кинулись врассыпную, и Тихон одиночными плевками поджег сразу пять или шесть.
        - Не обольщайся, сладкий, - мурлыкнуло в мозгу. - Когда останется одна штука, придется погоняться.
        Говоря это, она отскочила назад, и мухи вновь оказались в стороне. Тихон наугад ударил по скоплению - небезуспешно, судя по тому, что пяток угловатых машин повалился на своих остывающих собратьев.
        Ну да, сообразил он, это же специальная программа для убогих.
        Танк постоянно передвигался по полигону, всякий раз выбирая для стрельбы наилучшую позицию. После каждого скачка в поле зрения попадала пара мух, так что Тихону и не было нужды поворачивать башню. Марта словно читала его мысли.
        - Отстань ты со своими мыслями! - тут же отозвалась она. - Вон еще одна сволочь, а у нас всего шесть секунд.
        Последняя муха изобразила что-то вроде мертвой петли и, выйдя из пике над самой землей, устремилась в серую даль.
        - Четыре, - проскрежетало рядом. - Четыре секунды.
        Танк наклонился назад, на какой-то миг замер и бросился следом. Муха летела так низко, что порой скрывалась за ближними холмами, и тогда Марта возбужденно прибавляла скорости. Воздух между близко посаженными стволами тревожно гудел и давил на лобовую броню тугим, осязаемым потоком.
        Сорвавшись с очередного трамплина, танк взмыл на несколько метров, и Тихон инстинктивно съежился в ожидании удара.
        - Ничего тебе не будет, трус! Три секунды осталось.
        За пригорком развернулась идеальная равнина. Муха неслась впереди, порывисто меняя высоту и направление. Издали она и впрямь выглядела как насекомое: черная, едва различимая точка, которая сама толком не знает, куда летит.
        Нет, не попаду, решил Тихон. Нереально. Пусть Игорь даст другое задание. Это же только разминка. Затянулась она что-то.
        - Чего ты канителишься? - недовольно спросила Марта.
        - Все равно промахнусь, - бессильно ответил Тихон самому себе.
        - Ты что, гаденыш, кару захотел? Три балла захотел? А я тут при чем? - взвизгнула она. И вдруг внутри, прямо под черепной коробкой, взорвалась. - Стреляй, сладкий, время!
        Тихон тупо посмотрел на недосягаемую муху и послал ей вдогонку вялый голубой клубок - исключительно для очистки совести.
        - Ну вот, трусишка, - умиротворенно заметила Марта.
        На горизонте неярко полыхнуло, и в следующую секунду к небу потянулась жидкая струйка копоти. Танк остановился. Вокруг расстилался ковер нетронутой травы, и хотя она была болезненно чахлой и больше смахивала на гнилостный лишайник, контраст между ней и завалом угробленных конкурских машин был огромным.
        - Сентиментальность - признак жестокости, - проворковало в ушах.
        - Заканчиваем, - сказал лейтенант. - Отлипай.
        - Кто?
        - А, вас же двое. Ты, Марта. Пускай стрелок понаблюдает со стороны.
        На Тихона тотчас нахлынула тоска. Душу вывернуло наизнанку и опалило таким горем, что он чуть не завыл. Жизнь представилась черной трубой, и эта труба была закольцована. Никакого просвета. Вечное страдание. Бесконечная мука.
        Так она отлипала. Это был ее способ борьбы с собой - кажется, из всех возможных путей Марта избрала наиболее трудный.
        Тихон завороженно следил за тем, как где-то рядом, почти в нем самом, зарождается и крепнет осознание полной бессмысленности бытия. В этом роковом открытии было столько обреченности, что выход нашелся сам. Существование - пытка. Избавление - смерть.
        Предчувствие скорой гибели все обострялось и вскоре овладело им полностью. Тихон вообразил, каково сейчас Марте, если даже индуцированное переживание было достаточно сильным, чтобы он решился на непоправимое.
        Он прислушался к ощущениям и, проникнув сквозь тонкую трепещущую мембрану, утонул в бездонном омуте скорби. Марта терзалась и сходила с ума. Она рвала себя на части и проклинала. Она уже не жила, и Тихон не понимал, что ее удерживает от завершающего шага.
        В чужом мире он пробыл совсем немного, какую-то долю секунды, но этого хватило, чтобы нервы сдали, и из его сознания вырвался дикий беззвучный крик.
        - Куда ты суешься? - прошипела Марта, снимая датчик.
        - Это можно было закончить быстрее.
        - Быстрее? - усмехнулась она. - Иногда спешка все портит.
        Тихон залился краской и опустил глаза. Ему показалось, что оба офицера смотрят на него с жалостью и презрением.
        Марта с позволения лейтенанта ушла, и в классе сразу стало как-то пусто. Егор сосредоточенно разглядывал свой пульт, Игорь, покачивая ногой, сидел на стуле в углу.
        - Ну что, курсант, скажешь? - ни с того ни с сего спросил он.
        Тихон почесал затылок - жест глупый и необязательный. Он ждал каких-то слов от лейтенанта, а сам ничего говорить не собирался.
        - Поздравляю, - многозначительно улыбнувшись, произнес Игорь.
        - Ну, точно второй Алекс, - затянул старую песню капитан.
        - Я думал, после тренировочной программы будет тир.
        - Это и был тир, последний уровень.
        - Откуда последний, от конца?
        - Слушай, ты ведь уже допер, правда?
        - То есть… прилипающие заряды - это…
        - Вранье. Прекрасно отстрелялся, и без всяких ухищрений.
        - Помнишь, как ездить учился? - спросил капитан. - Не руками и ногами, а головой, голово-ой. - Для убедительности он потыкал себя пальцем в лоб.
        - Раньше ты приказывал пушке выстрелить, а теперь приказал попасть, - добавил Игорь. - Совсем разные вещи.
        - А что же вы до этого?..
        - До этого ты не верил. И не боялся. И злость в тебе была, как в интеркино, нарисованная. Не волнуйся, стрельба у всех тяжело идет. Анастасия, например, еще дольше в тире проторчала.
        - Когда ее прислали в Школу, она была значительно моложе, - засмеялся Егор.
        - И Марта не сразу научилась. Кстати, как тебе ее соседство?
        - Непривычно. Думаю, что надо развернуться, - она разворачивается.
        - Все потому, что она стрелять умеет. Ей не хуже тебя известно, куда и когда ехать.
        - В мозги ко мне влезала…
        - Так ведь и ты к ней - тоже. Справедливо, разве нет?
        - Влезал, да, - с отвращением проговорил Тихон. - Больше не буду. Она же больная, Игорь, совсем больная! Тогда, перед самоликвидацией… она этим наслаждалась! Тем, что такая несчастная, что с жизнью расстается. Просто балдела! И в этом еще было что-то физиологическое, сексуальное даже.
        - Ты ей оргазм сломал, вот она и вылетела, как фурия. Вы, курсанты, все немножко помешанные, каждый на своем. Мы уж привыкли. Для того и убиваем в вас все личное, чтоб друг друга не травмировали. Представляешь, сколько у нее за тридцать лет жизни накипело? Если она на тебя это выплеснет…
        - Игорь, пора клубнику вынимать, - сказал капитан. - Для первого раза хватит.
        - Как у них?
        - В пределах нормы, - кисло отозвался он. - Середнячки.
        Капсулы одновременно открылись, и лейтенант поспешил к ним. Курсанты в гробах растерянно шевелились, сонно моргали и боязливо трогали датчики. Первым очухался не в меру активный Филипп.
        - Ну-у!.. Во-о!.. - Замычал он, выпрыгнув из кабины.
        - Построились, - скомандовал Игорь.
        - Нет, ну три руки! Три ноги! - не унимался лысый, все толкая в бок усатого начальника.
        - Заткнулся! - прикрикнул лейтенант. - Школа держится на дисциплине, ясно? Тихон, шел бы ты отсюда. У меня здесь воспитательный процесс.
        Идти Тихон не мог - он празднично вышагивал. Улыбался не таким уж мрачным стенам, по-детски непринужденно размахивал руками и страстно желал встретить хоть одну морду, чтобы взглядом, гордой осанкой, движением подбородка показать, что у него получилось.
        Он смог, он преодолел. Дальше будет легче. Сто занятий, двести - не важно, мастерство - дело наживное. Он отточит. Станет самым лучшим. Не ради наград и почестей, а просто потому, что не владеть собственным телом стыдно. Иметь шесть орудий и не завалить какую-то медузу - противоестественно.
        Свернув в свой коридор, Тихон увидел Марту. Она сидела в той же позе, что и в прошлый раз: прислонившись спиной к створу и широко разведя колени. Мягкие пятки ботинок упирались в крутую задницу, словно демонстрируя доступность этого прикосновения.
        - Чего приперлась? - угрюмо спросил Тихон.
        - Да вот, соскучилась.
        - Вали отсюда.
        - Фу. Я, может, в гости к тебе. Мы ведь кой-чего не закончили.
        - И даже не начинали.
        - Сладенький, милый мальчик, - произнесла она с ударением. - Неужели ничего не хочется изменить?
        - Для этого нужна женщина, - ответил Тихон. Щурясь, скребя ногтями ремень, но не отворачиваясь.
        - Ну и дрянь же ты! - с лютым восхищением воскликнула Марта и быстро пошла прочь.
        Тихон смотрел ей в спину до тех пор, пока она не исчезла за поворотом, и только потом, удовлетворенно крякнув, открыл кубрик.
        Универсальная печь, нарушив изуверскую традицию, накормила его нормальной едой. Что-то подсказывало Тихону, что диета осталась в прошлом - навсегда. Он заказал угря с жареной картошкой и, немного подумав, грибы. Из бункера выехала металлическая плошка с длинной прямой ручкой, наполненная какими-то пластинками, напоминающими мелко порезанные яблоки, только не сладкие.
        - Не сладенькие, - выразительно произнес Тихон, обращаясь к потолку.
        Поев, он попытался выпросить у печки то, чем поил его лейтенант, но после долгой паузы получил стакан горячего чая.
        Белый экран в стене самовольно включился и объявил, что Тихону возвращен допуск к некоторым каналам интервидения. Это событие было более значительным, чем расширение меню, - ему определенно намекали, что статус неблагонадежного с него снят.
        Он мстительно погасил монитор и, не раздеваясь, улегся на кровать. Спать Тихон не собирался, для этого он был слишком возбужден. Однако помечтать ему не дали: через пару минут экран снова засветился, и диктор потребовал срочно прибыть в помещение для наказаний, адрес такой-то.
        Столь оживленное движение в проходах Тихон видел впервые. Он мог бы и не следить за стрелками на полу - все курсанты шли в одном направлении. Влившись в молчаливый поток, Тихон некоторое время разглядывал попутчиков, пытаясь отыскать среди них ту пятерку, что однажды встретилась ему по дороге в класс. Зачем? Этого он сказать не мог, просто обилие незнакомых лиц его угнетало.
        Посреди большой, ярко освещенной комнаты возвышался постамент с койкой. На ней, между четырьмя угловыми мачтами, корчился бритоголовый Филипп. Он что-то кричал и энергично тряс башкой, но зрители взирали на него равнодушно и даже с некоторым злорадством.
        Тихон занял место за изголовьем, отсюда был виден только идеальный шар голого черепа и дюжие плечи. Когда все собрались и замерли, вперед вышел Игорь.
        - Курсант Филипп, кубрик сорок пять - шестьдесят восемь, в Школе с две тысячи двести девятнадцатого года. Совершил действие, противоречащее здравому смыслу. Назначается кара в три балла.
        - Три - это халява, - пробормотали рядом.
        Филипп выгнулся дугой, но тут же распластался, точно придавленный прессом. Тихон исподлобья оглядел зал - полное равнодушие. Некоторые вообще не смотрели на койку, а, скучающе притаптывая ножкой, так же как и он блуждали взглядом по безразличной толпе.
        Если б Тихон сам не испытал кары, он, возможно, и не понял бы, в чем она заключается. Здоровый парень неподвижно лежит на плоской кровати, а сто человек, набившиеся в комнату, смиренно стоят вокруг. И только память о неимоверной боли да еще, может быть, странный румянец, разбежавшийся от сияющей макушки Филиппа, говорили о том, что сейчас терпит молодой курсант.
        Интересно, в чем его вина, отстраненно подумал Тихон. Неужели тоже разыскивал родственников?
        Наконец процедура закончилась. Двое сержантов подняли неподвижного Филиппа и вынесли в коридор. Остальные с видимым облегчением направились следом, но у ворот возникла какая-то заминка, и люди вернулись обратно.
        К койке вели еще одну жертву, это была высокая, неестественно худая девушка с плоской грудью и некрасивым лицом.
        Какой-то человек в форме лейтенанта вышел вперед и объявил, что ее зовут Маргаритой, в Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, и так далее. Карали ее все за то же противоречие здравому смыслу. В чем оно заключается, лейтенант не пояснил, да это никого и не волновало.
        Из-за слабого здоровья Маргариту приговорили к одному баллу, поэтому длились ее муки недолго. За ней притащили третьего, и по залу разнесся нетерпеливый ропот. Тихон пожалел, что не устроился в заднем ряду, - особо опытные зрители незаметно кемарили, облокотившись на стену.
        Всего наказанию подверглись пятеро. Тихон, конечно, им сочувствовал, впрочем, не так уж и сильно. В конце концов, никто из них не получил четырех баллов, а если б и получил, то какое ему дело? Он смертельно жалел потерянного времени. А людей ему почему-то было не жаль. Его это не касалось.
        Тихон ожидал, что после победы на полигоне в его жизни что-то переменится, но если не считать питания и развлекательных программ по интервидению, то все осталось по-прежнему. График занятий был таким же кошмарным, правда, Тихон незаметно вошел в ритм, и научился использовать каждую минуту передышки.
        Он все так же проводил время на полигоне, с той только разницей, что теперь стрельба доставляла ему настоящее удовольствие. Уничтожать машины конкуров было так же легко и приятно, как мчаться на полной скорости по кочкам.
        Вскоре ему показали другие виды ландшафтов - в коллекции симулятора их было более ста - и Тихон вновь учился: сбивать мух поврежденной пушкой, распознавать мины-хамелеоны, выбирать на местности удобные огневые точки.
        На одном из занятий лейтенант сказал ему, что собирается выполнить давнее обещание. Предчувствуя очередную каверзу, Тихон сразу после влипания изготовил орудия к стрельбе, но осмотревшись, пришел в неописуемый восторг: острота восприятия неожиданно выросла на несколько порядков. Зрение стало объемным и панорамным. Теперь Тихону незачем было оборачиваться, чтобы увидеть происходящее за спиной, а стоило ему сосредоточиться на каком-нибудь удаленном объекте, как тот начинал стремительно наплывать, увеличиваясь в размерах. Кроме этого ему включили радары, и теперь он ощущал мир во всех мыслимых спектрах. Это было похоже на внезапное прозрение.
        Безответные мишени превратились в реальных противников - искусно маневрирующих, действующих по общему плану, а главное, стреляющих. Иногда Игорь сам ложился в одну из капсул и составлял ему компанию, однако чаще Тихону приходилось воевать в паре с Мартой. Они попеременно выступали в разных ролях, но бывало и так, что лейтенант менял их местами прямо в бою.
        Однажды Тихон застал в классе всю группу, что случалось достаточно редко. Лейтенант невнятно порассуждал о координации действий и без дальнейших объяснений указал на кабины.
        Полигон был новым, но чертовски напоминал что-то уже не раз виденное. Пологий холм, расшитый ярким цветочным рисунком, темно-зеленая стена хвойного леса и молодая посадка березок, за которой вспыхивали и волновались солнечные зайчики от близкой воды. Тихон невольно поискал двухэтажный домик, укрывающий платформу переноса, но никаких строений вокруг не было. Озеро за склоном могло называться не Нежень, а как-то иначе, возможно, этот пейзаж вообще был скопирован не с Земли, но Тихон испытал странное щемящее чувство, похожее на окончательное расставание с чем-то дорогим. Это казалось удивительным, поскольку ничего дорогого у Тихона никогда не было.
        Он снова занимал субъект стрелка, на месте же водителя появилась новая личность, разительно отличавшаяся и от Игоря, и от Марты. От соседа по КБ веяло ледяным спокойствием человека, поставившего на жизни большую жирную точку. Если на свете и существовал кто-то, кому действительно на все наплевать, то это был он, напарник.
        - С чего ты взял, что я какой-то начальник? - прошелестело рядом, хотя после влипания всякая необходимость в словах отпадала.
        Усатый имел модное имя Зенон и сроду никем не командовал. Он и своей-то судьбой толком не мог распорядиться, поэтому…
        Тут Тихон наткнулся на глухую стену, за которой серела пустота - намеренно созданный барьер, старательно оберегаемый хозяином.
        …поэтому Зенон и пришел в Школу.
        - Извиняюсь, - смущенно молвил Тихон. - Я не хотел вторгаться.
        - Пустяки. У нас у всех такие стены, даже у Игоря, ты заметил?
        - Ладно, отвлеклись. Старайся не мять траву, хорошо?
        - Ты же сам сказал: слова не нужны.
        Тихон обратил внимание на радар. Кроме надвигающейся армады не идентифицированных конкурских машин поблизости находилась еще одна с теплой меткой «свой».
        - Пока связь доступна, договоритесь о совместных действиях, - посоветовал лейтенант.
        - Экипаж Марта - Филипп просит сверить позиции.
        Так, значит. «Марта - Филипп». Уже спелись, достигли гармонии. Шустрые ребята.
        - Зенон, ты радар видишь?
        - Какой радар?
        - Понятно. Давай к лесу. Держи вон на ту сломанную елку.
        - Что такое «елку»?
        - Вот, черт! Как же мы с тобой воевать-то будем? Короче, влево. И быстро!
        - Тихон, спишь, что ли? Это Марта. Шестьдесят шесть целей, одни блохи. Расстояние - двадцать километров.
        Он на мгновение соединился с локатором - шестьдесят шесть светлячков, не считая белого пятнышка. Стая поделилась на три части и начала расходиться в стороны.
        - Клиньями пойдут. Лобового не получится.
        - Сама вижу. Предлагаю встать под деревьями, спиной к спине, так дольше продержимся. А, ты уже…
        Зенон несся по лугу с восторгом вырвавшегося из больницы ребенка. Чаща, у которой ждала Марта, приближалась со скоростью не менее двухсот. О лютиках-ромашках речи не было: траки перемалывали цветы в кашу, и оставляли позади широкие черные борозды. Порыв ностальгии незаметно прошел, на смену ему явилось что-то более важное и весомое: боевая задача.
        Два звена образовали короткие дуги примерно в километре от леса и сходу, едва рассредоточившись, пошли в атаку.
        В настоящем сражении конкуры вряд ли могли позволить себе такую роскошь: шестьдесят шесть броневиков против пары танков, но Егор, видно, решил не скупиться.
        - Тихон, мы уже герои! - задорно крикнула Марта. - Сколько гадов на себя вызвали!
        От ее танка протянулись пунктирные линии, и в левом ряду засверкали оранжевые разрывы. Не желая отставать, Тихон открыл шквальный огонь из всех орудий. Толстые голубые канаты, выпростанные большими пушками, он старался направлять так, чтобы поразить сразу две машины. Ему приходилось держать в голове около десяти целей, но это почему-то было совсем не трудно.
        Третья группа промчалась почти вплотную к танкам - стальная шкура Тихона зазвенела от мелких, но глубоких укусов.
        Выстрелом он зацепил колесо предпоследней блохи, и она, клюнув, воткнулась в землю. Следовавшая за ней вильнула в сторону, но слишком поздно, и машины, сминая друг друга, слиплись в большой рваный ком.
        За спиной с треском рухнуло высокое дерево. Крона вылетела вперед и еще долго раскачивалась, осыпая землю иголками.
        Двадцать броневиков сделали круг и присоединились к редеющему фронту. Тихон и Марта синхронно исторгли по четыре ветвистых струи, и ни одна из них не прошла мимо - восемь блох распались на куски и покатились, брызгая горящими внутренностями.
        - Браво, - сдержано похвалил лейтенант.
        Чем ближе подбирались броневики, тем ощутимее становились уколы от их ускорителей. Зенон неистово маневрировал, поэтому больших отверстий в их танке пока не насверлили, но маленьких было великое множество. Тихон уже перестал видеть довольно широкий сектор - частицы ртути перебили несколько нервов, идущих от объективов к командному блоку. Вертеть башней времени не было, поэтому все, что находилось справа-сзади, он воспринимал лишь в радиодиапазоне - спасибо, локатор еще кое-как работал.
        С Мартой связи не было - капитан любил, чтоб задание выполнялось с надрывом, - но Тихон и без этого знал, что дела у нее неважные: из шести разрядников стреляли только два, да и то не всегда удачно.
        Оставшиеся пятнадцать блох продолжали наступать, планомерно превращая Тихона в худую жестянку. Очередная капля ртути повредила накопитель, и малые орудия замолчали.
        Десять блох. Радар выскользнул из сознания, будто его там и не было. Выключился еще один зрительный сектор, и Тихон окончательно окосел. Появилось новое тревожное предчувствие: конкуры кромсали броню.
        - Зенон! Двигайся!
        - Все, траков нет.
        Жиденький залп - две машины в огне. Марта плюнула в ближнюю блоху слабо светящимся сгустком - и не попала. Дальше на нее рассчитывать нельзя.
        Еще выстрел - еще две машины. Нет, в одиночку не справиться. Шесть блох, и его уже почти распилили. У Тихона возникло непреодолимое желание посмотреть, что происходит с Мартой, и он, теряя последние секунды, обернулся. На этом механизм заклинило, и Тихон потерял возможность видеть своих врагов.
        Корпус Марты покрывала оспа мелких раковин. Башни пересекали бесчисленные шрамы, а одно из главных орудий было срезано по длинной диагонали.
        - Пора заканчивать, - сказал лейтенант. - Отлипайте.
        Тихон не понял, кого Игорь имеет в виду, - оба экипажа или его с Зеноном. Чтобы подать хоть какой-то знак, он шевельнул пушками. Марта ответила тем же. Она все еще находилась в танке, и Тихон этому обрадовался. Теперь он мог осуществить то, что задумал в самом начале. Ведь не из тактических же соображений он приказал Зенону гнать к лесу. Совсем из других.
        Тихон впился взглядом в поверженную Марту - чтобы налюбоваться на ее гибель, ему не хватило бы и вечности. Он дождался, пока ртутная игла не достигнет самого сердца, и тяжело выдохнул в сторону Марты. И, уже угасая и погружаясь в холодный мрак, удовлетворенно отметил, что сжег суку дотла.
        - Опять ты со своими фокусами?! - разъяренно крикнула она, выбираясь из капсулы. - Игорь, он же бешеный! Тебе что, идиот, КБ разрушили?
        - Не успела, да? - осклабился Тихон. - Ничего, в следующий раз наверстаешь.
        - Так, заткнулись! - велел лейтенант, поднимая руки. - Воевали отлично, всеми доволен, а теперь вон отсюда. И учтите: за драку у нас полагается пять баллов.
        Марта тряхнула волосами и выскочила в коридор. Филипп, как теленок, поплелся за ней.
        - Еще что-нибудь подобное повторится - вернешься домой, - улыбаясь, пригрозил Игорь. - Своих убивать нехорошо, ясно, курсант?
        - Даже мертвых?
        - Свободен, говорю.
        - Мне понравилось, - поделился Зенон, выходя из класса. - Я про блох. У меня вот не получается. Наверное, придется служить водителем.
        - Тебе не позволят, - успокоил Тихон, прибавляя шаг.
        Зенон был ему симпатичен, но не настолько, чтобы ради знакомства жертвовать сном.
        Есть Тихон не хотел. Как только печь согласилась выполнять любые заказы, интерес к еде пропал, а потребность организма в калориях из-за лежачего образа жизни была мизерной. Лишь мягкое и вкусное слово «вотка» кормилица по-прежнему игнорировала, издевательски поднося то чай, то взбитые сливки.
        Тихон поплескался в санблоке и, обсохнув под обжигающим ветром, стер с зеркала остатки пара. За прозрачной границей начиналась точно такая же комната, отделанная под розовый камень, и в этой второй комнате кто-то стоял.
        Светлая шевелюра отросла неимоверно, но поскольку привычки расчесываться Тихон так и не приобрел, волосы свалялись в космы и лежали кое-как. Иногда они сползали на лоб, и тогда он нервным движением закидывал их куда-то назад, не слишком беспокоясь, как они там устроятся.
        Фигура, и прежде далеко не атлетическая, стала приобретать какие-то стариковские пропорции. Ноги удлинились, и на них четко выделились коленные суставы. Руки тоже похудели. Если раньше Тихон все же мог найти у себя жилку, названную в анатомическом справочнике бицепсом, то сейчас она и вовсе растворилась. Под кожей прощупывалась мягкая масса невостребованных мышц, болтающаяся вокруг тонкой кости. Лесенки ребер нисходили в плавную впадину - Тихон отметил, что скромное брюшко ему бы не помешало, по крайней мере, тело не было бы таким извилистым.
        Он переместил взгляд еще ниже, под отсутствующий живот, и некоторое время постоял, оценивая отражение. Здесь все было в порядке. Общий физический упадок не коснулся только двух вещей, в том числе - лица.
        Разыскав на полках шлем-парикмахер, он состриг волосы почти под корень, так, чтобы едва отличаться от сверкающего Филиппа. Затем, напевая что-то из прошлого века, Тихон вернулся в комнату и потребовал запеченного поросенка. И заставил себя его съесть. Всего.
        Не успел он, осатаневший от обилия жирной пищи, заснуть, как раздался вызов в класс. На сборы и дорогу ему отвели самый минимум, и Тихон встревоженно бросился к ботинкам.
        Марта жила ровно между его кубриком и классом, и он свернул раньше времени. Тихону показалось крайне важным проверить, вызвал ли Игорь его одного, или всю группу.
        На стрелке «62» лежал прямоугольник желтоватого света - комната Марты была почему-то не заперта. Борясь с мнимой порядочностью, Тихон прижался к стене и сделал несколько маленьких шажков, пока ухо не приблизилось к открытому проему. Он вообразил бесстыдную картину совокупления Марты и Филиппа, и невольно дорисовал к ним третьего - себя. Любопытство смешалось с возбуждением, и он вдруг испугался, что его застанут врасплох. Отшатнувшись от створа, он уже собрался бежать в класс, как вдруг расслышал приглушенный плачь.
        Это была она. Кроме того, что в кубрике Марты вряд ли станет реветь какая-то другая женщина, он узнал ее голос. И ее вздохи. Марта плакала очень тихо, осторожно всхлипывая и без умолку пришептывая. Можно было подумать, что это обычные бабьи причуды, если б не створ, который она забыла опустить.
        Тихон немного постоял и, будто это что-то значило, будто кто-то за его спиной мог это прочитать, медленно вывел пальцем на матовой поверхности: «ПЛАЧЬ, СУКА».
        - Ты опоздал! - возмущенно произнес лейтенант. - Они на тебя рассчитывали, ясно?
        Тихон дико осмотрелся - семь пустых капсул. Капитан нервно гладил закругленный бортик пульта и вдруг, не выдержав, вскочил.
        - Быстрее, ну! Упустим же!
        - В кабину! - приказал Игорь. - Продержишься три минуты - получишь приз, - добавил он, судорожно подталкивая Тихона в задницу.
        - Что случилось-то?
        - Сам увидишь, - сказал Игорь и, уже захлопывая крышку, бросил. - Это не полигон.
        Шар - тяжесть - холод - клубника. Тьфу…
        Взрыв слева разнес скалу вдребезги. Нет, не вдребезги - в пыль, отстраненно уточнил Тихон, уворачиваясь от шквала осколков. На мгновение воздух превратился в серую муть. Губчатая структура, высокое содержание извести, зачем-то отметил Тихон. Откуда я знаю про известь? А черт ее…
        Из мглы вынырнули две ракеты. Тихон подавил желание спрятаться за треснувший валун и принялся исполнять дурацкую пляску: влево-вправо, влево-вправо. Когда дистанция сократилась до ста метров, он остановился посередине и резко бросился вперед. Глубокие ямы, вырытые траками, вздыбились фонтанами черного шлака.
        Радар показал новый залп - борзые птахи вертелись вокруг невидимой оси, и угадать, какая из них долетит первой, было невозможно. Умные, твари, азартно подумал Тихон. Он заехал под огромный камень и за секунду до взрыва сделал рывок назад. Две ракеты воткнулись в обломок скалы, третья обогнула его сверху и выдрала за ним полтонны грунта.
        Тихон тут же нырнул в воронку и завертелся на месте, врываясь в мягкую почву. Песок и комья глины обрушились гулким дождем, засыпая его по самую башню. Если на поверхности что и осталось, так это невзрачный холмик. Ну, родные, не станете же вы палить по куче земли!
        Беспокойно пискнув, напомнил о себе радар. Тихон попытался сосчитать машины конкуров - около двадцати единиц, и это без тех слонов, что уже показались на пределе видимости. Слоны не волнуют, пронеслась спасительная мысль. Ему нужно продержаться только три минуты. Постой, почему так мало? Война за три минуты не кончится!
        Двадцать три легких броневика и одиннадцать мобильных крепостей, доложил радар. Ладно. Он аккуратно повращал объективом и, отвалив мешавший камешек в сторону, включил оптику. Осязать мир локатором было непривычно и уж больно тоскливо.
        Обследовав местность, Тихон впал в короткое оцепенение - вокруг стояли десятки танков и утюгов УТ-9, но все они были неподвижны. Приглядевшись, он заметил, что машины покалечены. Некоторые были иссечены порезами от электромагнитных ружей, из других вылезали нераспустившиеся бутоны взорванной обшивки. На маленькой площади сконцентрировалось огромное количество земной техники, но имя ему было - кладбище.
        Убедившись, что чужой взгляд-пеленг отсутствует, Тихон медленно повернул малую башню на девятнадцать градусов. Только бы грунт не осыпался. Затем проверил расстояние до ближайшего слона - далековато, но если длинной-предлинной очередью, то можно и прожечь.
        Тихон знал, что ему не выбраться. Вон, по земле уже скачут нетерпеливые радуги широкоспектрального поиска. Пока они ищут только обломки, не догадываются, гады, что он жив-здоров, но скоро кому-нибудь придет в голову прощупать воронку, и тогда - не плачь, Марта, будь счастлива с Филиппом.
        Тихон смирился с тем, что жизнь подходит к концу, но как ни странно, особо не расстроился. Он подкорректировал прицел и снова обратился к радару. Лить слезу и произносить скорбную речь не хотелось, а хотелось только одного: залепить вон тому слону долгой голубой струей в наиболее уязвимое место, аккурат под главное орудие. В принципе, он давно всех простил, но загнуться в одиночку не позволяла гордость.
        Он обождал еще немного и, уловив стальной шкурой холодок инфракрасного внимания, сделал сильный выдох. Ничего.
        - Действуй, - сказал лейтенант где-то в дальних извилинах. - Переключаю на стрелка.
        Тихон почувствовал, как наливается силой накопитель, как радостно гудят, предвкушая хороший удар, пушки. Да это же эрекция, обалдел он. Самая настоящая! Где ты, Марта?
        Он последний раз сверил прицел, но радар уже празднично мигал роем выпущенных по нему ракет. Тихон кинул на разрядник все, что имелось в наличии, и в это мгновение стая голодных пираний порвала стальную плоть на части. Он испытал что-то вроде полета - возможно, это возносилась душа машины, и его по ошибке втянуло в маленький невидимый смерч.
        Тихон лежал в кабине. Ни разбитой скалы, ни обреченного слона - лишь невесомый датчик на лбу и загадочное лицо Игоря над капсулой.
        - Поздновато мы с пушкой, - сказал Тихон.
        - Ты серьезно ее чувствовал? - недоверчиво спросил лейтенант.
        - Только выстрела не получилось.
        - Какой выстрел? Ты же был в субъекте водителя.
        - Известняк… - пробормотал Тихон. - Откуда я про него знаю? И на черта он мне сдался, этот известняк?
        - Резервная память. В ней огромная база данных. Обо всем на свете. Например, о том, где у слона самое слабое место. Я ведь тебя этому не учил.
        - Нормально, курсант, ты его продырявил! - радостно крикнул капитан, отворачиваясь от мониторов. - Игорь, иди, посмотри! А, все, нас уже отрубили.
        - Не впервой, - куражисто отозвался Тихон, спускаясь на пол.
        - Так ничего и не понял? - удивился лейтенант. Он задорно глянул на Егора и дружески хлопнул Тихона по шее. - С крещением тебя, дорогой. С боевым.
        - Это что, не полигон?
        - Егор, где он побывал?
        - На Тарме.
        Капитан развернул кресло и подчеркнуто буднично повторил:
        - Ты был на Тарме, курсант. В одной из вражеских колоний.
        - Конкуры догадываются, как мы воюем, - сказал Игорь. - Иногда они вычисляют сектор, в котором находится Пост, и наводят помехи. Операторы выдергиваются из машин, и если на соседних Постах оказываются свободные люди, то они берут управление на себя. Обычно их не хватает, операторы загружены под завязку. В таком случае пустые машины передаются Школам.
        - Все равно погибать, - весело закончил Егор.
        - Если б ты задержался подольше, то я бы влип сам. Грешно оставлять технику без присмотра.
        - И твой подвиг, дурья башка, достался бы ему, - заметил капитан.
        - А теперь серьезно. Что там было с пушками?
        - Да ничего, - растерялся Тихон. - Я забыл, что орудия для водителя недоступны.
        - Так, следи за мыслью. Человек забыл, что не умеет летать, и…
        - Но ты же сам меня переключил!
        - Это было потом, Тихон. Гораздо позже.
        - Отстань от него, - вступился Егор. - Он целого слона остановил, а ты ему вместо благодарности допрос.
        - Я просто хочу выяснить.
        - Что здесь происходит?
        В класс вошел крепкий мужчина с седой бородкой ежиком и длинным, как у колибри, носом. Тихон поискал взглядом знаки отличия и ошарашенно уставился на золотые эполеты. Незнакомец был виц-генералом, насколько Тихон помнил из курса современной политики, это приравнивалось к депутату Ассамблеи.
        - Лейтенант, представь мне экипаж, участвовавший в десанте на Тарм.
        - Курсант Тихон, кубрик сорок три - семьдесят четыре, в Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, - отчеканил Игорь.
        - А где второй?
        - Второго не было, - доложил он, розовея от удовольствия. - Поскольку операция на Тарме все равно провалилась, я позволил себе…
        - Я не понял, кто уничтожил слона?
        - Курсант Тихон, переключенный с водителя на стрелка, - развел руками Игорь.
        - Ты действительно много себе позволяешь. Сколько ты собираешься держать в курсантах такого профессионала?
        - Да я не… - скромно вякнул Тихон.
        - Сержант, от имени армии объявляю тебе благодарность.
        Тихон почувствовал, что должен ответить, но что именно, ему никто никогда не говорил. Он бросил вопросительный взгляд на Игоря - тот лишь гордо кивнул.
        Вернувшись в кубрик, Тихон обнаружил посылку. Бункер интерсвязи, который он мог использовать разве что для отправки Марте порции морковной пасты, призывно мигал индикатором. Поверх брюк, свернутая хитрым конвертиком, лежала черная рубаха с круглым шевроном. На нам были изображены две разноцветные планеты, а перед ними - серебряный меч с девизом «БЕЗ ЖАЛОСТИ К ВРАГУ».
        Тихон сел на кровать и некоторое время смотрел на обнову, не решаясь ее развернуть.
        - Одевай, одевай, - сказал лейтенант. Он опять вошел незамеченным.
        Тихон опустил старую форму в утилизатор и торопливо накинул рубаху.
        - Ничего вид, - оценил Игорь. - Клубникой больше не воняет.
        - Можно вопрос? Я никак не соображу, почему не Егор тобой командует, а ты им.
        - Я тоже не командую. Мы с ним на равных.
        - Вот я и говорю. Он же капитан.
        - Капитан, - согласился Игорь. - Только не той службы. Он… ну, вроде техника. Хороший специалист, но обычный человек. Не может того, что можем мы с тобой. Это не страшно, таких, как он, большинство. Ну, пойдем, что ли.
        - Куда?
        - К платформе, сержант.
        Они вышли в коридор. Тихон по привычке потянулся к сканеру, но Игорь остановил его руку и провел по сенсорной панели маленькой пластинкой. Створ остался открытым.
        - Насчет приза, - спохватился Игорь. - Не нужно это тебе, но раз я обещал… Ты по-прежнему хочешь узнать о своих родственниках? Лучше, если б ты передумал.
        - А кары не будет? - пошутил Тихон. - На блины меня за это не раскатают?
        - Твоя мать служила… ладно, это не важно. По роду деятельности она жила то на Земле, то на Аранте.
        - Аранта? Значит, не бывает совпадений.
        - Еще у тебя были брат и сестра.
        - Младшие? - загорелся Тихон, и только потом осознал, о чем говорит Игорь. - Были?!
        - Сестра отравилась. Там есть какой-то цветок, похож на съедобный, на самом деле ядовитый. Глупо. В наше-то время…
        - А что брат?
        - Аранта, Тихон, принадлежит конкурам. Твоя мать тоже была на Аранте.
        - Когда это случилось? - мучительно выговорил он.
        Аранта. Фиолетовая планета. Зачем она конкурам? Там жили странные люди - они ходили прямо по траве и ели комнатные растения. Он знал всего двоих, их звали… Как их звали? Он не помнил. Это было так давно.
        На полу показалась стрелка «2», и коридор вынырнул в огромный круглый зал. Игорь вел его прямо к платформе переноса.
        - Счастливо, сержант. Тебя ждут на Посту.
        - Так, сразу? Я думал, это будет…
        Он вдруг заметил, что на его рубахе нет номера кубрика, - только желтое тиснение «ТИХОН».
        - Когда они захватили Аранту?
        - По-твоему - трое суток назад.
        - По-моему, - возразил Тихон, - это семьдесят два часа.
        Игорь собирался сказать что-то еще, но платформа окунулась в ослепительное сияние, и звуки пропали. Тихону незачем было слушать напутствие лейтенанта. Все, что нужно, он прочитал на своем шевроне.
        Часть 2
        ПРЕДЕЛ ПРОЧНОСТИ
        - Мое имя написано здесь, - высоколобый капитан с лицом литературного воспитателя ткнул себя в грудь и убедился, что новенький сержант проявил к бирке должное внимание.
        - Мое тоже, - сказал Тихон.
        - Любишь юмор?
        - Нет, представляюсь.
        Аркадий - так было указано на желтой табличке - озабоченно покрутил головой и, не удержав сухие губы, растянул их в улыбке.
        - Значит, познакомились.
        Он запустил длинные пальцы в карман и извлек оттуда футляр навроде тех, в которых девицы хранят всякий памятный мусор. Внутри оказался черный браслет без циферблата, кнопок и вообще каких-либо намеков на смысл его ношения.
        - Одень прямо сейчас и никогда не снимай.
        Капитан ревностно проследил за тем, как Тихон натягивает мягкий ремешок, и, повернувшись к левому плечу, сказал:
        - Дежурный, дай вызов для сто семнадцатого.
        Запястье кольнуло, и Тихон с непривычки отдернул руку.
        - Сто семнадцатый - это я, что ли?
        - Получив такой сигнал, ты обязан в течение пяти минут прибыть в операторскую. Независимо от того, где ты находишься и чем занят.
        - Это мне знакомо, - кивнул Тихон.
        - Ты не в Школе, сержант, - резко сказал Аркадий. - Раньше - пожалуйста, позже - ни-ни. Если задержишься, танк может погибнуть. Стоит он дорого, плюс доставка, но, как ты понимаешь, дело не в деньгах. Следуй за мной, по дороге поговорим.
        Станция переноса на Посту была совсем не такой, как в Школе. Там - большой зал с крутым, как в античной обсерватории, потолком, здесь - тесная комнатенка с близкими стенами, неважно оформленная и вообще какая-то заброшенная. От внешнего мира ее отделяла узкая, но неестественно толстая бронированная дверь на могучих петлях. Кроме двух наборных табло на ней был штурвал и несколько других малопонятных приспособлений для ручного открывания. Когда Тихон перешагнул через широкий порог, капитан виртуозно набрал шифр, и дверь тяжело и медленно встала в проем.
        С «внешним миром» Тихон явно погорячился: от платформы переноса вел опрятный, но мрачный коридор, скорее даже тоннель. Света плафоны давали ровно столько, чтобы не наступить Аркадию на ногу. Никаких окон не было и в помине, и у Тихона появилось подозрение, что Пост, как и Школа, расположен в недрах безвестного космического тела.
        - Не стесняйся, ты у себя дома.
        - Я и не стесняюсь, просто не знаю, куда идти.
        - У тебя что, есть выбор? - с сарказмом спросил капитан.
        Выбора действительно не было, и Тихон пошел на желтеющие в сумраке горизонтальные полосы. Передвигался он довольно медленно, и Аркадий, протиснувшись вперед, поманил его за собой.
        В отличие от Егора он не напускал на себя фальшивой таинственности и не старался, как Игорь, сходу завоевать авторитет. Искусственных барьеров капитан не строил, но что-то Тихону подсказывало: панибратства он тоже не допустит.
        По мере приближения полосы приобрели объем и превратились в обычную металлическую лестницу. Ячеистые ступени вывели в неожиданно просторное помещение. Ворсистое покрытие нежно-зеленого цвета проглатывало шаги, и даже шуршание новой рубахи стекало куда-то вниз, становясь едва различимым.
        Фойе имело замысловато-неправильную форму - строители Поста наверняка воспользовались готовой пещерой. Три дальних угла вытягивались свободными проходами, но, поскольку они расходились под разными углами, судить об их длине было сложно. После строгой квадратной геометрии Школы такая планировка казалась блажью безумного дизайнера.
        - Кубрики у нас на одного и на двух человек, - сказал Аркадий. - Ты какой предпочитаешь?
        - На одного, - сразу ответил Тихон.
        - Я так и знал. Эти все заняты.
        - А зачем тогда спрашивать?
        - Чтоб дать тебе возможность выбора, - усмехнулся капитан. - Ладно, будешь жить в двойном, но один. Места у нас хватает. Самовольно не переезжать, спать только у себя. Друзей-подруг, когда засидятся, гони в шею.
        - Ограничения в общении есть? - осторожно осведомился Тихон.
        - Ты о чем?
        - Ну, я… про подруг.
        - Фу ты! Сержант, мы же взрослые люди. Сколько тебе лет?
        - Шест… - начал Тихон, но капитан так выразительно изогнул брови, что он моментально поправился. - В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года.
        - Вот именно. Только не в Школе, а на Посту. Остальное не важно. Пойдем, покажу тебе наши владения. Налево - личные кубрики, прямо - операторские, направо - общественные: комната здоровья, клуб и столовая. Но питаться можешь и у себя.
        - А как здесь принято?
        - Делай так, как тебе удобнее, и не под кого не подстраивайся.
        Аркадий свернул в правый коридор и приложил ладонь к стене. За поднявшимся створом блестело глянцем несколько тонус-кресел для наращивания мышечной массы. Все они пустовали, вероятно, крепкие тела на Посту были не в моде. Капитан завел его внутрь, и Тихон обнаружил, что комната гораздо больше, чем это представлялось снаружи: там, где заканчивались кресла, начиналась засыпанная песком площадка солярия, а еще дальше отсвечивал голубым прямоугольник бассейна.
        Подходя к клубу, Тихон уже приготовился, что там тоже никого не окажется, но ошибся. Трое человек за круглым столом по очереди кидали на зеленую поверхность пластинки с цифрами и рисунками, при этом их лица были такими суровыми, будто они решали проблему мирового значения.
        У стены, напротив огромного псевдокристаллического монитора, стоял длинный диван на магнитной подвеске. Глубоко провалившись в мякоть подушек, на нем увлеченно болтали две молодые девушки. Как и все присутствующие, они носили сержантские шевроны.
        У другого стола корпела чопорная пожилая дама, в которой Тихон не без радости узнал Анастасию. Она была увлечена тем же, что и трое мужчин, только не отодвигала пластинки на край, а выкладывала из них какую-то таблицу.
        В комнате играла приятная аритмичная музыка, пахло цветами и мокрой травой - вроде бы все располагало к расслаблению, однако отдых сержантов был чисто формальным: Тихон видел, как осторожны движения их рук, как внимательно операторы прислушиваются к черным браслетам.
        - Отвлекитесь, друзья мои, - попросил Аркадий. - У нас пополнение, предположительно - пара для Лизы или Анастасии.
        Шесть человек одновременно подняли головы, и от этого Тихону стало не по себе. В поисках поддержки он попытался зацепиться взглядом за Анастасию, но она тут же вернулась к своему занятию.
        - Посмотришь все остальное, а потом, если захочешь, вернешься сюда, - сказал капитан, хотя Тихон наперед знал, что завсегдатаем так называемого клуба он не станет.
        Кубрик был значительно больше школьного, кроме того здесь стояли две кровати, а вместо экранов интервидения темнело широкое окно с видом на вечернее море. Желтая пуговица Луны висела аккурат посередине, а у галечного берега покойно плескались безукоризненные волны. Голограмма, с досадой догадался Тихон. Даже не трансляция, короткий закольцованный ролик. Он приметил серый барашек у двугорбого камня и засек время. Через восемь секунд из непроницаемой дали прибежал точно такой же и аналогично первому разбился на две пенные половинки.
        - Не нравится этот слайд - поставь другой, в базе их несколько тысяч.
        - Справлюсь, - хмуро ответил Тихон.
        - Твоя операторская - номер три. Как получишь сигнал, не тяни, приходи пораньше. Вызов будет часов через пять.
        - И где воюем? Эли это секрет?
        - На Посту секретов мало, все равно ты их никому не передашь. Ожидается высадка на Тарм, так что есть возможность встретиться с обиженным слоном.
        - Ты в курсе? - встрепенулся Тихон.
        - Вот тебе еще один секрет: платформа перенесла тебя всего на сорок метров. Мы как раз под Школой. Соскучишься - стучи в потолок. Ну, отдыхай.
        Аркадий дошел до двери и медленно обернулся.
        - Ты ни о чем больше спросить не хочешь?
        - Вроде, нет, - пожал плечами Тихон.
        - Тебя деньги вообще не интересуют? Постой, ты же прямо из Лагеря? Конф-карты, наверное, и в глаза не видел? Ты ведь теперь на государственной службе, неплохо зарабатываешь.
        Тихона это почему-то не воодушевило. Воспитатели демонстрировали свои карты счетов и говорили, что когда он станет самостоятельным, ему дадут такие же, но для того, чтобы на счету появились деньги, надо работать. Все это казалось настолько далеким, что всерьез подобные разговоры никто из воспитанников не воспринимал.
        - Все операторы числятся мертвыми, поэтому армия переводит деньги на анонимные счета. Ты про колонию Боло ничего не слышал? Я тоже. Вот там вы и зарегистрированы. Здесь тебе карта не нужна, получишь при демобилизации.
        - Ага, - рассеянно кивнул Тихон.
        - Ну а сумма-то! - взорвался капитан. - Неужели тебе наплевать, сколько конфов ты получаешь в минуту, в час, сколько за подбитую блоху или медузу?
        - Да я не ради денег, - отмахнулся Тихон.
        - Хоть бы раз что-то новенькое, - сокрушенно проговорил Аркадий. - Со всеми одно и то же, как будто война никогда не кончится.
        Тихон задумчиво поглазел на повторяющийся прибой и стал перебирать картинки в поисках чего-нибудь поживее. После третьей сотни он наткнулся на острые скалы и маленькое розовое солнце в светло-фиолетовом небе. Скалы окружали долину и плавно переходили в холмы, заросшие мясистыми лиловыми растениями. Вербовщики на Аранте их ели. Справочная система подтвердила, что это действительно Аранта. Колония, которой больше нет.
        Он вновь принялся листать каталог, пока не наткнулся на каменистую пустыню. Желтый песок сиял так ярко, что на него было больно смотреть. Вид раскаленного добела светила вызывал явственное ощущение духоты. Тихон не понял, что это - интеркино или неподвижное изображение.
        Ноздреватые, изъеденные ветром валуны совсем не отбрасывали теней. На Тарме теней тоже не было. Первую настоящую победу Тихон одержал в полдень, и через пять часов он вернется в пустыню, чтобы подтвердить свое превосходство. Он лег, не раздеваясь, и прикрыл глаза. Пять часов - это немного.
        Ему снилось что-то волшебное и невообразимо красивое, когда браслет тактично щипнул руку. Тихон вскочил и, еще не вполне проснувшись, юркнул в санблок. Там он секунду подержал лицо под холодным дождем и с мокрой головой, с капелькой, дрожащей на кончике носа, помчался в операторскую.
        В среднем коридоре было полно народа. Люди шли плотной толпой: некоторые перебрасывались короткими репликами, кто-то зевал, кто-то на ходу дожевывал, но эта нарочитая небрежность не могла скрыть витающего в воздухе азарта.
        Тихон дошел до ряда распахнутых дверей и, отыскав свою, заглянул внутрь. Ни капсул, ни широченного пульта у стены - только двенадцать овальных люков, похожих на пустые могилы, и маленькие плоские мониторы, торчащие из пола, как надгробья. На одном из них, переливаясь тревожными оттенками от желтого до вишневого, мигали цифры «117».
        Офицеров в операторской не было, а сержанты укладывались в кабины так торопливо, что обратиться к ним Тихон не решался. Половина люков уже закрылась. Не дождавшись помощи, он обогнул мерцающую табличку и погрузился в узкую нишу. Крышка начала опускаться, отрезая его от света, и Тихон, еле успев найти датчик, нацепил его на лоб за мгновение до того, как кабина окончательно утонула во мраке.
        - Новенький? Рад тебя приветствовать, - сказал кто-то незнакомый. - Твой субъект - водитель. Влипай, инструктаж будет позже.
        Тихон немного полежал, успокаиваясь, и, когда заметил, что перестает чувствовать тело, представил себе блестящий металлический шарик. До тяжести и тошнотворного запаха клубники дело не дошло. Как только Тихон подумал, что пора стать танком, тьма рассеялась.
        Он обнаружил себя в невероятно большом ангаре. Шеренги машин тянулись во все стороны и пропадали где-то под серой мглой. Сотни, если не тысячи танков, выровненных по линейке, прижатых почти вплотную, стояли, точно законсервированные, но Тихон знал, что в каждой железке - в большинстве, по крайней мере, - уже теплятся, живут две души.
        Рядом шевельнулась посторонняя личность, и он учуял, как в командный блок вселилось второе сознание. Заполнив отведенное пространство, оно мельком проверило подконтрольные системы, чуть помедлило у реактора и выказало легкое неудовольствие.
        - Ты заметил?
        С сердцем действительно было неладно. Тихон мысленно ощупал непроницаемый цилиндр - поди, разберись, что там за толстым кожухом. Резервная память услужливо сунула под нос необходимую ячейку, предлагая нырнуть и захлебнуться в технических данных. В энциклопедию Тихон не полез, он и без нее понял, что на большой нагрузке мощность будет падать.
        - Не бойцы мы с тобой, водитель Тихон.
        - Это мы еще поглядим, стрелок Лиза, - упрямо отозвался он.
        Тогда, при посещении клуба, Тихон не успел толком рассмотреть девушек, да он и не знал, какая из двух болтушек станет его напарником, впрочем, изнутри ее было видно куда лучше.
        - Я справа сидела. Черненькая, с хвостиком. Не помнишь, что ли? Эх, ты!
        - Извини.
        - Общее внимание, - раздался голос. - Говорит командир бригады. Через полторы минуты финишируем в атмосфере Тарма, высота от пятидесяти до семидесяти пяти метров. Равнина под обстрелом, поэтому рассредоточиться немедленно. Офицерские экипажи штурмуют базу в семи километрах к Северу, остальные удерживают площадку до прибытия основных сил, ориентировочно - одиннадцать минут. На Тарм идем тремя транспортами, кроме нас в десанте участвуют еще одна танковая бригада и четыре эскадрильи перистов, так что в небо не палить.
        - Опять лейтенантам - сливки, а нам пыль глотать, - с притворной обидой констатировала Лиза.
        Тихону с ней было хорошо - так же, как с Зеноном. В начальники она не перла, хотя имела на это все основания. Конечно, первый бой Тихону хотелось провести в паре с легендарной Анастасией, но, вспомнив ее строгий взгляд и бархатную подушечку в кабине, он решил, что ему повезло. Лиза - почти ровесница, на два или три года старше, к тому же «черненькая и с хвостиком». Он постарается не подставить ее под конкурскую ракету - как бы сердце не барахлило. Он вывернется.
        - Спасибо.
        - Ко всему привык, а к тому, что мои мысли слышит кто-то еще, не могу, - смущенно признался Тихон.
        Раздался удар, и над строем прокатились гулкие валы железного эхо. Пол завибрировал, и сила тяжести уменьшилась, - они резко снижались. Через несколько секунд Тихон почувствовал мощный толчок. Сразу после этого крыша отделилась от стен и пошла вверх. Сбоку ударили косые лучи солнца, в которых тускло заблестели полусферы башен. Некоторое время Тихон еще видел укрепленный ажурными перекрытиями потолок, но вскоре он сжался до половины ангара и уже не заслонял сухого, белесого неба.
        Взлетев, транспортный корабль отбросил радужный ореол и исчез. Тугой хлопок, долетевший до земли с небольшой задержкой, взметнул желтую пыль, которая в отсутствии ветра повисла жиденьким туманом.
        Посадочный модуль стоял посреди треугольного плато. С двух сторон его отгораживали старые скалы, изъеденные множеством трещин и неглубоких пещер, с третьей плавно спускалась бесконечная пустыня.
        Стены ангара разложились в пологие эстакады, и несколько колонн, взревев двигателями, ринулись к каньону. Оставшиеся машины съезжали с платформы и быстро рассеивались по площадке.
        Тихон находился в центре строя, поэтому его очередь подошла в самом конце, когда из-за обгрызенного гребня уже вынырнуло первое звено мух. По металлическому полу забегали тонкие дорожки вспышек, и Тихон, пользуясь тем, что на платформе почти никого не осталось, рванул по диагонали. На миг возникло опасение, что в углу съезд не предусмотрен, и там нет пандуса, но энциклопедия подсказала, что высота посадочного модуля - три с половиной метра.
        - Три с половиной - это не высота, правда, стрелок? - спросил Тихон, разгоняясь все сильнее.
        - Смотря как приземлиться, - сдержанно ответила Лиза.
        За ними увязалась огненная строчка, и Тихону пришлось прибавить еще - с края платформы он сорвался на скорости свыше ста. Танк пролетел около пятнадцати метров и тяжело рухнул поперек разрытой чужими траками колеи. Сзади поднялся темный столб песка, и Лиза прожгла его насквозь, отомстив мухе за преследование. В ущелье показались медузы, между ними и штурмовым отрядом моментально возникла стычка, и Тихон еле удержался, чтобы не свернуть.
        Сверху ослепительно полыхнуло, и над плато появились еще два транспорта, похожие на гигантских крабов, сжимающих в клешнях плоские коробки. Один, невзирая на полчища налетевших мух, пошел на посадку, другой распахнул ангар прямо в воздухе, и оттуда посыпались хищные четырехкрылые птицы.
        - Внимание стрелкам! Небо заперто!
        Решая, где укрыться, Тихон обратился к радару - тот отразил лишь дикую чехарду. Точки машин резво перемещались по полю, то слипаясь бесформенными комами, то вновь распадаясь на отдельные огоньки. Контролировать обстановку с помощью локатора было слишком сложно, и Тихон переключился обратно на прямое видение.
        Танки метались по плато в поисках удобной позиции, и он с безмерным разочарованием понял, что большинство из них не имеет абсолютно никаких тактических навыков. «Занять и удержать». Каким образом? Для чего?
        По склону спустилась тень - над хребтом зависла целая армада мух, настолько плотная, что лучи солнца сквозь нее едва пробивались. В тучу врезались черные клинья перистов, и в воздухе началось нечто невообразимое. В сполохах и густых струях копоти смешались свои и чужие. И люди, и конкуры охотно шли на таран, превращая сражение в массовую дуэль. Казалось, летчики с обеих сторон воспринимают войну, как долг немедленно погибнуть.
        Радар подсчитал общее количество летательных аппаратов - их было более семисот, и каждый миг несколько штук валилось на землю. Машины глубоко уходили в песок, оставляя на поверхности какие-то обрывки, оплавленные части, по которым нельзя было определить, кому они только что принадлежали.
        Схватка в ущелье закончилась, не успев толком начаться. От лейтенантской, надо думать, элитной сотни осталась груда огарков. Стиснутые меж крутых склонов танки утратили маневренность и стали легкой добычей. Медузы расстреляли их пятью-шестью залпами, при этом сами они не потеряли и половины состава.
        Тихон надеялся, что нападение на конкурскую базу спланировано с некой хитростью, он до последней секунды верил, что прогон машин по узкому каньону имеет хоть какой-то смысл, однако теперь убедился, что операция на Тарме была проиграна еще до высадки.
        Через каньон поплыла вереница медуз, и группа перистов, вырвавшись из боя, бросилась им навстречу. Ракетоносцы передвигались, не касаясь земли, и завал растерзанной техники преодолевали сравнительно легко, тогда как для танков он обратился в сплошную полосу препятствий.
        Вдалеке заклубилась рыжая пыль - к плато приближались колесные броневики. Блохи наступали тремя длинными цепями. Расчет был предельно прост: пока выйдут из строя первая и вторая, третья подберется достаточно близко. Танки, схоронившиеся за рыхлыми скалами, выпустили по длинной огненной струе, и Тихон вновь подивился их неорганизованности: на таком расстоянии даже разряд из большого орудия размывался в жалкое облачко и оседал на почву в виде слабого статического поля. Ненужные выстрелы, ребячество, благодаря которому конкуры получили представление об их линии обороны.
        Неожиданно для самого себя Тихон обратил внимание на подходящий закуток под скалой и уже проехал половину пути, чтоб обосноваться за крупным валуном, но опомнившись, послал машину к расселине, ведущей на вражескую базу.
        - Не дури, - сказала Лиза.
        - Две тысячи танков против пятисот блох - вот настоящая дурь! Нам в спину ракеты наводят, а мы тут насекомых подстерегаем. Не буду я в твоей пещерке отсиживаться.
        - Ты что, приказ забыл?
        - Помалкивай, девочка.
        Только сейчас Тихон оценил преимущества водителя. Стрелок, управляющий башнями и орудиями, мог изойти на пену, но танк ехал туда, куда хотели ноги. Он, Тихон, был его ногами, и он гнал машину к самой норе, если, конечно, допустить, что медузы живут в норах.
        - Надо начальству доложить.
        Тихон попросил Лизу вызвать командира бригады, но тот не откликнулся. На запрос о связи хоть с каким-нибудь офицером также никто не ответил.
        - Совесть чиста, - констатировал Тихон. - Кстати, ты их уже достанешь.
        Его советы стрелку не требовались. Трель поворотного механизма известила о движении башни, затем он почувствовал, как спирает дыхание, - это опорожнился накопитель. В следующее мгновение по железному телу прошла дрожь от изрядного выстрела, и ракетоносец с угольной дырой в боку грохнулся на останки своего собрата. Медузу лизнули языки пламени, и выдранные с корнем люки ракетных шахт разлетелись, дробя мягкую породу в щебень.
        Тем не менее, через каньон перебралось до тридцати штук, и теперь почти все они ополчились против одного-единственного танка. Хотя нет, не одного. Сзади одновременно хлынуло несколько голубых потоков, и еще два диска, не успев выпустить ракеты, разломились прямо в воздухе.
        Все было не так уж плохо. За Тихоном подтягивалась целая группа, а вместе с ней и новые перисты. Для прорыва к базе этого было явно недостаточно, но попытаться отразить контратаку стоило. Основная масса занималась блохами, плацдарм пока оставался в их руках, но его запросто можно было потерять, если не остановить подход противника с тыла. Тихон в который раз проклял тактиков, высадивших десант в таком неудобном месте. Направь начальство к базе все две тысячи танков, результат был бы иным.
        - Вызываю командира бригады, - без особой надежды пробубнил Тихон, уходя от трех ракет, вертящихся асимметричным, непредсказуемым винтом.
        В реальном бою полигонные тренировки ничего не значили - как Егор не мудрствовал, создать в симуляторе полный хаос ему не удавалось. Гораздо ценнее для Тихона оказался мимолетный опыт, полученный в якобы учебном сражении здесь же, на Тарме.
        Бросок влево. Разворот. Вперед - назад. Две ракеты, настигнутые разрядами, вспыхнули оранжевыми шарами, третья, обойдя заградительный огонь по спирали, вонзилась в землю в опасной близости от правого трака. Броню окатило жаром. Раздалась дробь падающего гравия, чуть позже - шорох осыпающегося песка.
        Тихон осторожно тронулся с места - вроде, ходовая в порядке. Повреждения гусениц он боялся панически. Потерять мобильность, приклеиться к одному месту - это конец.
        Опять влево, за обломок скалы. Еще рывок. Вовремя: валун раскололся по вертикали, как большой корявый цветок. Лиза полоснула голубым зигзагом по люкам ближнего диска и сразу переключила внимание на другой, этот был уже не опасен. Надо запомнить, мелькнуло в сознании Тихона. Уничтожать медузу не обязательно, достаточно вывести из строя ракетные шахты.
        «Банннг!» - прогремело сбоку. Соседний танк словил крылатую иглу прямо под нижнюю башню, и ту отнесло далеко в сторону. На какое-то время танк замер, но потом, словно придя в себя, ринулся в самую гущу вражеских машин. Рядом с ним шарахнуло, но он, чудом выскользнув из-под огненного куста, добрался-таки до ущелья и там его водитель сделал то, что рано или поздно предстоит совершить каждому.
        Самоликвидация выглядела как обычный взрыв, разве что сильнее, чем от ракеты. Противники отшатнулись к скалам, но каньон был слишком узким, и несколько медуз зацепило, одну - довольно серьезно.
        Из ущелья выскользнула новая партия ракетоносцев. За ними плыло еще как минимум пятьдесят - у выхода на плато им противостояли всего четыре танка и небольшое количество перистов, толку от которых почти не было. Остальные, продолжая тупо следовать инструкции, защищали площадку от неубедительной атаки блох.
        - Ты можешь связаться с другими машинами? - спросил Тихон у Лизы.
        - В случае крайней необходимости.
        - Так почему ты молчишь? Вызови хотя бы сотню!
        - Нет полномочий.
        - Подкрепление сюда! - взбесился он. - Не видишь, что происходит? Операцию планировали, надеясь на быстрый захват базы. Теперь у нас в тылу целый рассадник, а мы их как будто не замечаем.
        - Соединю тебя с сетью, сам и требуй.
        - Внимание всем водителям! - объявил Тихон.
        - Доступ только у стрелков, - напомнила Лиза.
        - Вот, дьявол! Внимание стрелкам! Нападение с Севера. Срочно перегруппироваться.
        - Кто говорит?..
        - К кому ты обращаешься?..
        - Приказ некорректный… - запрыгали растерянные возгласы.
        - Сержант Тихон говорит, сто семнадцатый. Всем стрелкам с номерами, кратными пяти, развернуться на Север.
        - Сержант Алекс, двести второй. Я присоединяюсь. Нам нужна ваша помощь.
        Если б у Тихона была грудь, он бы сказал, что в ней защемило. Алекс… Тот самый?
        - Сержант? - возмущенно отозвались в эфире. - Я тоже сержант!
        - И я тоже…
        - И я…
        Прорвавшиеся конкуры рассредоточились на треугольной площадке. От первого же залпа погибло около ста танков - тех самых, что еще секунду назад могли бы выехать из своих пещерок и дать хоть какой-то отпор.
        - Алекс, мой номер триста пятнадцать, поступаю в твое распоряжение.
        - С Алексом я пойду. Двести девяностый готов.
        - Алекс? А разве ты не офицер? Ладно, психи, полста пятый с вами.
        Несколько десятков машин вылезли из укрытий и ринулись к каньону.
        - Ну, ты прям революционер какой-то, - заметила Лиза.
        - Смотри, вон тот открывается. Залепи ему в бочину!
        - Я же тебя ездить не учу, - упрекнула она, выбрасывая из большого орудия длинный голубой рукав.
        Те, кто не пожелал покинуть насиженных огневых точек, включились в бой на оба фронта - вслед за уничтоженными блохами неслись новые полчища, которые по-прежнему не представляли большой опасности, но вынуждали стрелков то и дело отвлекаться.
        Примерно триста танков в сражении вообще не участвовали, а стояли истуканами, словно их операторы куда-то отлучились. Вряд ли это была военная хитрость. Как Тихон успел убедиться, к совместным действиям сержантские экипажи оказались не готовы, да и медузы, разобравшись в обстановке, проплывали в такой близости от уснувших танков, что промазать было невозможно.
        Одна из машин вяло подала вперед, медленно, как замороженная, подняла орудия и плюнула крупным сгустком, наивно пытаясь достать сразу два ракетоносца. Через мгновение она превратилась в груду хлама, и Тихон ей невольно посочувствовал: таким безграмотным операторам он не доверил бы и самоката. Эта неудачная попытка смахивала на ознакомительное занятие по стрельбе. Возможно, это и был какой-то курсант, хотя откуда ему взяться на Тарме?
        О второй атаке на базу не могло быть и речи. Завал покореженных корпусов закрыл ущелье для любой наземной техники, что же касается некогда мощной армии перистов, то из нее уцелело не более дюжины аппаратов, да и те продолжали опрокидываться один за другим, в лучшем случае успевая протаранить зазевавшегося противника.
        Назначенные командиром бригады одиннадцать минут истекали, а ни обещанного подкрепления, ни самого командира не наблюдалось. Возникла патовая ситуация: нападение конкуров танки отбили, но штурмовать базу не могли. Наверняка существовали и другие подъездные пути, однако колесить вокруг хребта в поисках второго ущелья было бы чистым безумием.
        Идея пришла неожиданно.
        - Стрелок, свяжи меня с перистами.
        - Ты не много на себя берешь?
        - В самый раз.
        - Смотри… - неуверенно проговорила Лиза, но в эфир все же выпустила.
        - Обращаюсь ко всем пилотам. Тут вам делать нечего, лучше смотайтесь на разведку. Узнайте, что из себя представляет эта база, и как к ней можно подобраться.
        - Кто это говорит?
        - Тихон, сто семнадцатый.
        Вопрос о своем звании он замял - авось проскочит.
        - Что, сержант, вошел во вкус? - донеслась до него чья-то усмешка.
        - А ты кто?
        - Двести второй.
        - Алекс?!
        - Да нет, меня зовут Карл. Купил я наших олухов. Слушай внимательно, сто семнадцатый. Никаких разведок. Знаешь, сколько нас осталось?
        Тихон прощупал местность локатором - семьсот двенадцать машин.
        - Вот так, даже бригады не наберется, при том, что почти треть - вырванные, а ты вздумал всю планету захватывать. Смешно.
        - Вырванные?
        - Наверное, какой-то Пост заглушили. А может, и два. Тебе это должно быть знакомо, ты же сам недавно здесь был, слона попортил.
        - Так это наш сто семнадцатый отличился? - с уважением спросил кто-то. - Молодец, я тоже видел. А летунов оставь в покое. Двести второй дело говорит: дергаться не надо. Окопались и ждем коника.
        - Троянский Конь, - опередила Лиза следующий вопрос. - ТК - Транзитная Камера переноса. Если удастся ее установить, то транспортные корабли больше не понадобятся. Техника пойдет сюда сплошным потоком, и скоро Тарм будет нашим.
        - Тихон, твой стрелок - большой оптимист, - заметил Карл. - Лично я думаю иначе. Скоро конкуры подгонят стадо слонов и порубают ТК в опилки. Так уже было, и не раз.
        - А потом?
        - Новая высадка. Мы же с тобой бессмертные, сержант!
        - Да, сержант, бессмертные, - вымолвил Тихон.
        Он вдруг задумался о смысле всех этих операций, но Лиза, тактично вмешавшись в его размышления, сказала:
        - Не слушай всяких маньяков, водитель. Когда-нибудь мы победим. Или победят конкуры, - добавила она после паузы. - В любом случае наступит час, и война закончится.
        И Карл, и Лиза были правы - каждый по-своему. Но их правды не были равноценными. Тихон взвесил все за и против и приказал себе выбросить это из головы. Он не хотел, чтобы Лиза читала его мысли. Он не хотел, чтоб она считала его маньяком. Ведь это же совершенно ясно: в мирное время танки не нужны.
        Внезапно все вокруг озарилось мертвенно-белым светом, и над плато завис новый транспортник.
        - Общее внимание, - прорезался забытый уже голос. - Говорит командир бригады.
        Вырванные танки одновременно шевельнулись, подтверждая, что в их КБ снова затеплилось чье-то сознание.
        - Действия экипажей оцениваю, как удовлетворительные. Что у нас с базой? Сто семнадцатый, это ты ее штурмовать собирался?
        - Только разведать подступы, - извиняющимся тоном пояснил Тихон.
        - Зачем врать, сержант? Психоматрица этого не умеет.
        Тихон совсем смутился. Он вспомнил, что танком управляет отражение его личности, которое командир при желании может разобрать и исследовать, как горсть песка.
        - Базу оставить в покое. Стрелки с четными номерами назначаются в боевое охранение транзитной камеры. Нечетным экипажам маршевой колонной отправляться на Юго-Юго-Запад.
        - Лиза, ты какая?
        - Сам ведь знаешь.
        - Не знаю. Не хочу лезть в чужую душу.
        - Номер - это еще не душа, - смеясь, ответила Лиза. - Поехали.
        Триста с небольшим танков выстроились в длинную вереницу. Позади открылся и заработал Троянский Конь - из его темного чрева выползали грузные монстры УТ-9. Тихон видел, как утюг вплотную подъехал к ущелью и выжег широкую дорогу. Вместе с камнем испарились и останки техники, что загораживали проход. Машины людей и конкуров превратились в один общий столб дыма, который медленно поднялся в небо и только на самой высоте начал понемногу расходиться серенькими облачками.
        В голову полезло что-то необычное про братскую могилу, и Тихон предложил Лизе сменить тему. Думать о грустном в унисон было вдвойне тягостно.
        Тармская пустыня представляла собой идеально ровную поверхность, и колонна шла почти с максимальной скоростью. Невысокий хребет скрылся за клубами пыли; других ориентиров не было, поэтому скоро Тихону начало казаться, что танки не двигаются, а торчат на месте.
        Через два с половиной часа песок уплотнился, отсырел, и в мелких трещинах стали попадаться бурые невзрачные растеньица. Песок сменился на рыжую глину, затем на бедный глинозем. Отдельные травинки постепенно слились в ярко-зеленую поросль и проклюнулись редкими причудливыми цветами.
        Ехать по лугу было веселей. Головные машины прибавили еще, и Тихон почувствовал, что силы на пределе. Реактор едва ли давал десять процентов мощности, которые без остатка поглощал ненасытный двигатель. Если понадобятся пушки, придется покинуть строй и притормозить.
        - Ты серьезно так обо мне печешься? - спросила Лиза.
        - Одно дело делаем.
        - Странно. Раньше я такого не слышала.
        - Почему?
        - Каждый занят собой.
        - Нечетные экипажи, внимание, - объявил командир. - По данным слежения в пяти километрах по курсу находится населенный пункт. Приказ понятен?
        Колонна разобралась в шеренгу и пошла на город длинным серпом. Дома - или в чем они там жили - загораживала посадка коренастых деревьев, и Тихон поймал себя на том, что хочет подпрыгнуть, до того ему не терпелось увидеть конкурские постройки. Навстречу не попалось ни одной вражеской машины. Противник будто и не собирался отстаивать свою территорию.
        - У них на уме что-то другое, - предположила Лиза. - А пожертвовать несколькими тысячами особей для конкуров не проблема.
        - Зачем нужны планеты, если не беречь население?
        - Не беспокойся, в отличие от людей они легко размножаются.
        Тихон обратился к резервной памяти в надежде выудить какие-нибудь сведения о Тарме, но нашел лишь результаты химических и бактериологических анализов. Карта была составлена весьма приблизительно. Конкуры предпочитали жить в небольших поселках - на схеме их значилось около тысячи, причем половина сопровождалась пометкой «информация устарела».
        Танки выпустили по огненному языку, и за испепеленной рощей появились странные сооружения. Это, конечно, были дома - а что еще, если не они? - но столь причудливой конфигурации Тихон не мог и представить.
        Нагромождение зданий казалось нескончаемой пристройкой к чему-то, находящемуся в центре и скрытому от глаз. Ни параллелограммов, ни куполов, ни одной знакомой формы: конкурские зодчие надругались над пространством, свалили все измерения в кучу и в этом хаосе возвели нечто такое, что по законам нормальной физики давно должно было рухнуть.
        Угловатый кусок камня в три этажа высотой, водруженный на тонкие, асимметрично изогнутые трубки, образовывал кривую арку - из местной архитектуры это было самым простым для восприятия. В покатых стенах тут и там зияли неровные отверстия - одни едва годились для вентиляции, другие были достаточно просторными, чтобы в них въехала средней величины машина. Например, танк.
        - Погоди стрелять, - сказал Тихон, выбирая дыру покрупнее.
        Город безмолвствовал. Радар показал лабиринт из полостей и ходов, но объяснять их назначение не собирался. Какой-то стрелок с правого фланга не утерпел и дал пробный залп. Фрагмент ноздреватой перегородки раскалился и ухнул внутрь - ничего интересного за ним не открылось. Полумрак, в котором виднелась новая стена.
        Танки, как по команде, открыли шквальный огонь. Они жгли город длинными разрядами из главных орудий, словно от того, насколько быстро он будет уничтожен, зависел исход войны. В ответ не прозвучало ни единого выстрела, но это еще больше раззадоривало операторов, будто конкуры, сдав свое поселение без боя, их чем-то оскорбили.
        - Идиоты, - проскрежетал Тихон. - Такая возможность расширить наши знания о противнике, а они пускают ее на ветер.
        Решившись, он направил машину к постройке в том месте, где бравые вояки еще не успели размолотить ее в горелую труху. Притормозив перед многоугольным сводом, он проверил детектор движения. Ничего.
        - Мне страшно, - пожаловалась Лиза.
        - Тогда отлепись, - ответил он. - Я справлюсь сам.
        Тихон подкатил к дыре и включил инфракрасное зрение - теплокровные твари его беспокоили гораздо больше, чем механизмы.
        Пустое помещение с наклонным полом плавно спускалось вниз. Прожектор выхватил овальный колодец. За ним шла изгибающаяся галерея. Столбы, державшие потолок, были расположены настолько бессистемно, будто расстояние между ними определял генератор случайных чисел.
        - Вот она, конкурская гармония, - завороженно молвила Лиза.
        - Экипаж, исследуйте все, - возник в сознании голос командира. - Что бы вы не нашли, это будет крайне полезно.
        - Дай приказ остальным машинам. В одиночку нам эти трущобы не осмотреть.
        - Они не поедут, - сказала Лиза.
        - Слышал, водитель? Всякое безумие имеет свой предел. Я велю им прекратить огонь.
        - И на том спасибо.
        Тихон осторожно подобрался к колодцу и просканировал глубину - ствол уходил на сотни метров в землю и там, на самом дне, закруглялся каменным мешком, в котором пульсировало что-то горячее. Вулкан? Нет, только не природное явление. Конкуры построили эту штуку специально, и то, что в ней сидит, тоже их рук дело. Скорее, энергетическая установка. Зачем она нужна в брошенном городе?
        Колебания в шахте усилились и стали еще более неравномерными. Колодец задышал, он то выбрасывал поток раскаленного ветра, то втягивал его обратно.
        - Уедем отсюда, - предложила Лиза. - Сейчас здесь что-то начнется.
        - Поэтому и не уедем. Командир, связь не пропала?
        - Все хорошо, данные получаем.
        Внезапно сгусток замер, и приборы отметили резкое падение температуры.
        - Или он сдох, или…
        - Стрелок! - взорвалось в эфире. - Уничтожь это, немедленно!
        - Как? - отчаянно подумала Лиза, и Тихону передалась ее растерянность. Стрелять в пол конструкция танка не позволяла. Максимум, на что он способен, - это поразить цель в метре от себя, но достать то, что находится под землей…
        - Что там у вас?
        - Слоны. Они появились ниоткуда. Была пустая площадка, а теперь девять машин.
        Тихон снова прощупал трубу - кажется, на дне зарождался новый цикл. Сгусток на глубине стремительно разогревался, и вот уже выкинул наружу первый поток жаркого воздуха.
        - Ты хоть что-нибудь понимаешь? - в ужасе спросила Лиза.
        - Это их транспортная система, а мы около реактора, или как его там.
        - Уедем отсюда, - повторила она.
        - Ты рехнулась. Конкуры перебросят на Тарм кучу слонов, и весь десант - коту под хвост.
        - Кому?
        Ты не с Земли, девочка, сообразил Тихон.
        Нет, конечно, беззвучно ответила она.
        - Уничтожить!!! - зашелся в крике командир.
        Это было просто. Тихон сдвинулся на несколько метров вперед и, когда центр тяжести оказался над овальным зевом, медленно опрокинулся. Ширина колодца была чуть больше высоты танка - машина летела вниз, скребя башней по его стенке, но все равно безудержно разгоняясь. Впереди колыхалась бордовая бездна, еще несколько секунд, и он в ней утонет.
        - Лиза, только не стреляй.
        - Мне страшно!..
        Тихон заглушил двигатель и коснулся накопителя - дохлый реактор питал его так скупо, что хотелось плакать. Нужно забить его до отказа, тогда взрыв получится достаточно мощным. Это хорошо, что они почти минуту стояли на месте, в нем уже успело кое-что отложиться.
        Семьдесят два процента. Восемьдесят. Самоликвидироваться можно с одним реактором, но если к нему добавить полный накопитель, будет гораздо лучше. Пятьдесят метров до дна. Лобовая броня расплавилась, орудия оплыли, как свечи в историческом интеркино. Двадцать метров и полторы тысячи градусов. Хватит.
        Я - не хочу - жить.
        Его выдернуло из тела и крутануло вокруг чего-то несуществующего - аналогия была довольно условной, но Тихон почувствовал такой мучительный накат тошноты, что ничего, кроме примитивной карусели ему в голову не пришло. Он оказался за пределами пространства-времени, и его продолжало тащить куда-то вверх. Повсюду мелькали фантомы чужих личностей и, захлебнувшись в их хороводе, Тихон познал последние впечатления сотен операторов.
        На конкурской платформе уже появилась следующая партия тяжелых ракетоносцев, когда город вспух плазменным пузырем и лопнул, разметав рваные протуберанцы. И от слонов, и от танков остались лишь темные островки - земля в радиусе пяти километров превратилась в белую золу. Песчаная коса, пересекавшая оазис с Востока, закипела и растеклась золотистой дорожкой.
        Ударная волна пронеслась над пустыней и достигла хребта, на который высаживался десант. Звено перистов, стерегущих небо, швырнуло на скалы и расплющило до экспонатов чудовищного гербария. Наземная техника возле транзитной камеры не пострадала. Приборы зарегистрировали всплеск гамма-излучения, но для машин оно опасности не представляло, а до колонизации Тарма было еще далеко.
        - Здорово, - по-милому просто сказала Лиза.
        Тихон обернулся и, кажется, не сумел совладать с мимикой - девушка увидела его разочарование и сама тут же сникла, еще больше посерела. Напрасно он пытался исправить положение, изобразить заинтересованность, даже оттенок влечения, - во-первых, не очень-то у него получилось, а во-вторых, было уже поздно. Лиза разочаровалась в ответ, сразу и навсегда.
        Назвать ее малопривлекательной, значило бы сильно пощадить женское самолюбие. «Темненькая, с хвостиком» - вот, пожалуй, и все комплименты, которые ей можно было сделать. Свою внешность Лиза не приукрасила: действительно брюнетка, действительно хвост - блестящий, изогнутый к шее, гладящий воротник ровным, пушистым кончиком.
        Все остальное Тихону не понравилось. Лицо пустое, дрябловатое, кожа - черт ее знает, то ли в прыщах, то ли в мелких родинках. С такими, как она, хорошо общаться на расстоянии, по интервидению - естественно, с выключенным экраном. Приятный собеседник, не более.
        - Ты хороший оператор, - сказала она, но это уже были совсем другие слова.
        - Ты тоже.
        - Вежливый, - усмехнулась девушка.
        Они молча дошли до Т-образного перекрестка, и Тихон остановился, ожидая, куда пойдет Лиза. Ему очень не хотелось расставаться с ней сейчас, когда наметившийся контакт сменился отчуждением.
        - Я пойду есть, - проговорила она.
        - И я пойду.
        - Я поем у себя.
        - Тогда счастливо.
        Тихон полюбовался ее тонкой спиной безо всякого намека на талию и не спеша направился к столовой. Чувство неловкости плавно перешло в досаду, и через минуту он уже радовался тому, что все получилось именно так.
        В конце концов, кто она такая? Не слишком ли много она о себе воображает? Удивлена, что он не втрескался в нее с первого взгляда. Ха! С такой-то мордашкой! Пусть скажет спасибо, что его не стошнило.
        Тихон сунул руки в карманы и изобразил походкой крайнюю степень независимости. Он хотел предложить Лизе свою дружбу, а она… Им всем только одного и надо. Сука.
        Его нагнали двое мужиков, кажется, тех самых, что сидели в клубе. Тихон повернулся, пропуская их вперед, но они вовсе не торопились.
        - Ты, что ли, сто семнадцатый будешь? - спросил загорелый верзила с рыхлым носом и короткой курчавой шевелюрой. - Тихон? А я Дионис.
        - Павел, - представился второй, пониже ростом, но такой же крепкий и уверенный в движениях. Лицо у него было совершенно квадратное, а глаза - маленькие и тусклые.
        Тихон не понял, что эти типы делают на Посту. По идее, им нужно валяться где-нибудь у теплого моря и хватать за задницы проходящих мимо бабенок. Они это любят - в смысле, бабенки.
        - Ты правда простой водитель?
        - Кем его еще поставят в первом бою, - ответил за Тихона Павел.
        - Обычно водители дальше траков ничего не видят.
        - Просто у него хорошее влипание, - пояснил Павел, приобнимая Тихона за плечи. - Такое бывает. Редко, но бывает. Говорят, когда Алекс уходил в машину, его тело становилось на семь грамм легче.
        - Как это? - не поверил Дионис.
        - Душа у человека столько весит. Ровно семь грамм, наукой доказано.
        - А, наука, - презрительно протянул он. - Ни черта она не знает. Вот чем нас конкуры уделали, известно?
        - Какое-нибудь новое оружие, - равнодушно отозвался Павел.
        - А у нас оно есть, новое оружие? Где твоя наука? В жопе!
        - Да, точно. И Пост опять заглушили. Лейтенантов пожгли, а мы как черви - давай расползаться.
        - Черви? Это же…
        - Да не масть, а которые под землей. Длинные такие, безмозглые. Как объяснить? Тихон, у вас червяки есть?
        - Вы за этим ко мне и подошли? - спросил он.
        - Есть, есть, - рассмеялся Павел. - Значит, ты не с Дебра. На Дебре червяков нету.
        - Я вообще-то кушать собирался, - предупредил Тихон.
        - И мы туда же, - счастливо сообщил Павел.
        Обеденные места оказались маленькими, как раз на двоих. Тихон было обрадовался, что сможет поесть отдельно от новых знакомцев, но Павел взял его под локоть и потащил в дальний угол, где были сдвинуты впритык три стола.
        - Мы всегда сидим здесь. Хорошо, что ты нам попался. Карл из нашей компании выбыл, теперь ни поиграть, ни потрепаться.
        - Карл? - оживился Тихон. - Двести второй?
        - Ну да. Только какая теперь разница? Вряд ли нам придется еще увидеться. - Павел поднес лицо так близко, будто намеревался Тихона поцеловать, и, дохнув чем-то кислым, сказал: - Постов больше, чем планет в Конфедерации, и на каждом по несколько подразделений. Но это тайна.
        Он несолидно хихикнул и обернулся к печке. Дионис уже доставал поднос с двумя блюдцами. На одном содрогалось мутноватое желе, покрытое коричневой пенкой, на другом, запутавшись само в себе, лежало что-то длинное, напоминающее бесконечную макаронину.
        - Он их в жизни не видел, - заговорщически подмигнул Павел. - Я про червей. Если б видел, он бы это жрать не смог, - Павел гадливо потыкал в тарелку Диониса и снова засмеялся, затем поставил на стол овощной салат и бадью густого супа.
        - Ну, а ты что закажешь? Спорим, я по меню угадаю, откуда ты родом?
        - Слушай, дай поесть спокойно, - не выдержал Тихон.
        Он хотел попросить у печки курицу, но чтобы не давать повода для новых рассуждений, ограничился картофельным пюре с соусом. Павел прихлебывал свое варево так громко, словно это было частью какого-то ритуала, а Дионис, игнорируя приборы, загребал желе прямо пятерней. Первое блюдо он прикончил в считанные секунды, потом смачно рыгнул и, отведя локти назад, хрустнул лопатками. Тихон остро пожалел, что не пошел в кубрик, но уходить сейчас было неудобно.
        Павел нагнулся к Тихону и бесцеремонно понюхал его тарелку.
        - Так-так, что тут у нас? Ага, панай.
        - Чего?
        - Не прикидывайся, я тебя раскусил. Каша из молодого паная. Такую дрянь едят только… О-о-о! - с уважением протянул он. - Не бойся, я никому. Могила. Можешь положиться.
        - Отстань ты от меня! - взмолился Тихон. - Другие темы у вас есть?
        - Например? - удивленно произнес Дионис.
        - Расскажите мне про Карла.
        - Ну, классный стрелок, то ли с Шадана-2, то ли с Аранты, - привычно завелся Павел. - Ветками всякими питался. Больной человек.
        Дионис врезал кулаком по столу и, тяжело вздохнув, посмотрел на Тихона.
        - Ты, небось, про Алекса пытаешь? Да, Карл с ним общался. Но теперь он фьють…
        - А найти его можно?
        - Не думаю.
        - Сначала надо выяснить код Поста, на который его отправили, - азартно проговорил Павел.
        - Я даже нашего кода не знаю.
        - Э-эх, оператор! Тридцать пять - сорок один. Запомни, но смотри, не проболтайся. Хотя, я слышал, на Боло ребята серьезные, языком не мелят.
        - Так ты с Боло?! - подпрыгнул Дионис. - Там же наши монеты отлеживаются!
        Тихон резко встал и кинул посуду обратно в печку. Продолжать разговор не имело смысла - похоже, интересы новых друзей исчерпывались жратвой, деньгами и выяснением, кто где родился. Павел, истолковав это движение по-своему, тоже поднялся и положил ему руку на плечо.
        - В карты играешь?
        Тихон не представлял, как с помощью карт можно играть, но почувствовал желание отказаться от всего, что бы ему не предложили.
        Насилу отделавшись от навязчивых объятий Павла, он пошел к кубрику, но у самого створа его остановил укол браслета. Развернувшись, Тихон направился в операторскую. На этот раз столпотворения не случилось. В коридоре он встретил только троих незнакомых сержантов и Анастасию. В ответ на его приветствие она степенно кивнула и тут же отвела взгляд, давая понять, что к беседе не расположена.
        Операторская оказалась открыта, но внутри никого не было. Тихон бестолково потоптался на месте и уже вознамерился вернуться к себе, но браслет повторил вызов.
        Испытывая какое-то иррациональное стеснение, он погрузился в свою кабину и напялил датчик.
        - Я нахожусь вне Поста, поэтому и пригласил тебя сюда, - сказал Аркадий.
        Тихон потерял физическую оболочку, но в машину так и не влип - он застыл где-то на полпути от человека к танку. Что-то подобное с ним уже было в Школе, когда его оставили один на один с учебной программой.
        - Мы проанализировали твои действия на Тарме.
        Капитан замолчал, прислушиваясь к его реакции, и Тихон, уловив внимание, постарался зажать эмоции в кулак.
        - Можешь, - оценил Аркадий. - Начнем с самого начала. Что, по твоему мнению, в операции было неправильно?
        - Все, - заявил он, испугавшись собственной наглости.
        - По порядку.
        - Если целью десанта являлась военная база, нужно было бросить на нее все силы. Если мы высадились для того, чтобы развернуть ТК, то для чего соваться в муравейник? В пустыне полно свободного места.
        - В муравейник… - Капитан чуть замешкался. - Да, продолжай.
        - У тебя есть ответы, - почуял Тихон.
        - Конечно. Проблема в привязках к местности. На Тарме их всего две. Рядом с первой дежурит подразделение слонов, это там, где ты заработал шеврон сержанта. А вторую ты недавно видел.
        - Целая планета…
        - И только два маяка, которые позволяют транспорту сделать точный прыжок. Ты же не думаешь, что корабль с танками летел через двести световых лет?
        - Я вообще ни о чем таком не думаю. Почему к базе послали все офицерские экипажи? После потери связи бригады остались без управления.
        - Это не те лейтенанты, которых ты знаешь по Школе. Они высококлассные операторы, но чтобы командовать, сидя в машине, нужно совсем другое.
        - Отстраненное видение? - удивился Тихон. Аркадий не смог подобрать нужных слов и показал ему само понятие, а не его знаковую оболочку.
        - Да, я хотел сказать именно это. Все просто: водитель ездит, стрелок стреляет. И никто не в состоянии осмыслить происходящее целиком.
        - Непонятно.
        - Это ты, сержант, непонятен. Но мы увлеклись. Как ты додумался до экскурсии?
        - Мне было интересно.
        - Лихо. Всем интересно его уничтожить, а тебе - исследовать.
        - Кажется, там находилась конкурская транспортная система.
        - Да, теперь это известно. Благодаря тебе.
        - Меня ждет денежная премия? - хмыкнул Тихон.
        - Кое-что получше, - загадочно ответил капитан.
        Тихон сделал внезапный выпад к его сознанию, но Аркадий успел выстроить непроницаемую стену.
        - Как мне связаться с другими Постами?
        - Никак, - охотно отозвался капитан. - Доступ к сети открыт только для командира.
        - Какие тайны я могу разгласить?
        - Любое общение - это обмен информацией. Я догадываюсь, чего ты хочешь. Твое желание найти Алекса - обычная «идефикс». Но она безобидна лишь до тех пор, пока ты не пытаешься ее реализовать.
        Это звучало как угроза, однако ничего, кроме искреннего участия, Тихон не уловил. Аркадий был настроен доброжелательно, а если и прикидывался, то весьма умело.
        - И еще один совет, на правах старшего. Старшего по званию, - поправился он. - Я вижу, тебя беспокоят отношения с Лизой.
        Тихон понял, что распахнулся слишком широко.
        - Не думай о ней, она сама по себе. И ты тоже. Не надо никого жалеть, сержант, это вредно для нервной системы. Больше вы с ней в один экипаж не попадете, я обещаю.
        - Мне все равно.
        - Вот и отлично. Иди, отдыхай.
        Тихон выбрался наружу и сел на полу, свесив ноги в кабину. Зачем капитан его вызывал? Объяснить суть операции на Тарме? Ага, через час после ее окончания. Вовремя. Все - пустой треп. «Не жалей Лизу». Он уж и забыл. «Обмен информацией». Как же, обменялись.
        А ведь и правда! Тихон вскочил и звонко щелкнул пальцами. Ему велели прекратить поиски Алекса. Да он еще и не начинал - так, поинтересовался только. Чего это они всполошились? Боятся, что он его найдет? Кого - покойника?!
        Значит, не покойник. Алекс выжил - то ли в танке, то ли в своем теле. Ну и что? Радоваться надо. Нет, радости у Аркадия не было. Намекнул на какое-то поощрение и тут же предостерег от излишнего любопытства: мол, выбирай.
        Если бы поиски Алекса действительно были бесполезными, то возиться с ним никто бы не стал. Здесь у каждого имеется какой-нибудь бзик, и ничего, терпят. А он чем хуже?
        Они знали, что засекретить Алекса невозможно, - слишком уж известен. Изолировать тех, кто был с ним знаком? Наверное, трудно. Намного легче превратить его в мифологического героя. От легенды до сказки - один шаг. Они не рассчитывали, что кто-то воспримет сказку всерьез.
        Да кто они-то, обозлился на себя Тихон. На этот вопрос ответа не было.
        Он вышел в коридор и столкнулся с Лизой.
        - Ты что здесь делаешь? - по-хозяйски спросила она.
        Пока Тихон ел и калякал с Павлом о червях, Лиза успела соорудить чрезвычайно сложную прическу с проборами, косичками и белой лентой. В символах Тихон был не силен, но догадался, что ему отчаянно оказывают знаки внимания.
        - Сногсшибательно, - неуклюже похвалил он, реабилитируясь за прошлый конфуз. - Как ты меня нашла?
        - Тут негде потеряться, - сказала Лиза, и Тихон вдруг почувствовал к ней сострадание. В каком Лагере она воспитывалась? Неужели там ничего не говорили про самолюбие? С другой стороны он помнил, как болезненно Лиза реагировала на его разочарование. Нет, дело не в отсутствии гордости. Видно, у бедняги какой-то жуткий комплекс, не замеченный лагерными психологами. Все операторы - продукт неправильного воспитания, в каждом сидит своя заноза.
        - Ты покушал? - с трогательной заботой спросила девушка.
        - Да, в компании Павла и Диониса.
        - А, - понимающе кивнула Лиза. - Они как конкуры.
        - То есть?
        - Пока не обретут третью особь, не угомонятся. Вдвоем у них досуг не клеится. Ненормальные, - подытожила она, тряхнув головой.
        Шелковая лента, вплетенная в смоляные волосы, вспорхнула и легла на узкое плечо. Тихон, не задумываясь, протянул руку и осторожно ее поправил.
        - У меня был брат… - неожиданно сказала Лиза.
        - А у меня - сестра, - ответил он.
        - Можешь считать меня помешанной, но однажды я решила его разыскать. Это было еще в Школе.
        - Сколько баллов получила?
        - Два.
        Разговор отчего-то доставлял Тихону неописуемое удовольствие. Ему хотелось показать, что Лиза не так уж и одинока, что он тоже причастен к ее маленькой тайне.
        - Тебе повезло, мне впаяли четыре.
        - Мужчинам всегда дают больше. Вы же сильные.
        Тихону очень важно было это услышать. Вылезая из танка с его шестью разрядниками, меняя стальные траки на подверженные усталости и вывихам ноги, он будто терял часть себя, лишался несокрушимой уверенности в том, что его существование действительно имеет какой-то смысл.
        - Сначала я тебя не рассмотрел. А ты красивая.
        Сказав это, он ощутил, как по спине пробежали сладкие мурашки. В этом было что-то возбуждающее и почти самодостаточное - говорить, говорить, говорить. О том, какая Лиза добрая и славная. О черных блестящих волосах и о ленточке, трогать которую - то же, что трогать ее саму.
        Лиза придерживала ему рот дрожащими пальчиками, но от этого он только распалялся, находя все новые и новые слова. По ее лицу разлился румянец - до самых ушей, и Тихон продолжал шептать, прикасаясь губами к мочке, купаясь в огне, полыхавшем на ее пунцовых щеках.
        Как они добрались до ее кубрика, он не знал, встретился ли им кто-нибудь по дороге - этого он знать не хотел.
        - Я так боюсь, - сказала Лиза, позволяя Тихону хозяйничать с ее одеждой. - Мне раньше никто… ни разу… я никогда… Я тебе верю, любимый. Как это нужно?.. ты умеешь?.. ты уже делал это?
        - Делал, делал, - суетливо ответил Тихон и неожиданно протрезвел.
        Она лежала на кровати, беспомощно прикрывшись и завороженно глядя на его опускающиеся брюки. Лиза тяжело дышала, из ее впалой груди доносились какие-то хрипы, свисты - Тихону даже почудилось, что на подушку вылетают мелкие брызги слюны.
        Он снова увидел, что по ее лицу рассыпаны несимпатичные пятнышки. А зубы! Почему ей не выправили верхние резцы? Теперь они налезают друг на друга, как подорожники.
        - Ты чего? - Лиза тряслась и нервно двигала щуплыми ногами. - Ты, наверное, переутомился, - растерянно сказала она.
        Тихон посмотрел вниз - проклятый шланг стыдливо сморщился, словно старался уйти вглубь тела, спрятаться под лобковой костью и там переждать.
        - У тебя был первый бой, - слащаво утешила Лиза, однако Тихону пришло на ум совсем другое - история с Мартой. Собственно, того случая он и не забывал, но сейчас ткнулся мордой в былой позор так явно и отчетливо, что голое тело на простыне вдруг перестало представлять всякую ценность.
        Он натянул брюки и взял рубаху. Ремень долго не застегивался, и Тихон остервенело рванул пряжку, оцарапавшись об острую кромку до крови. Он высосал из пальца соленую капельку и сплюнул через плечо - прямо на светлый пол. Кровь разлетелась розовой кляксой, и Тихон шаркнул ботинком, втирая ее в пористый полипласт.
        - Ты отдохнешь, и все будет нормально, - залепетала Лиза. - Я читала в книгах…
        - Как-нибудь потом, хорошо? - сказал Тихон, желая поскорей отвязаться.
        - Не бросай меня… сейчас.
        Прав был Аркадий: каждый печется только о себе. Капитан старше, и знает людей куда лучше. А он-то, дурень, все выискивал какой-то подвох. Впрочем, подвох тоже был. Черт, есть в этом мире хоть кто-нибудь без камня за пазухой?!
        - Если ты уйдешь… - безнадежно начала Лиза, но увидела его глаза и осеклась.
        Тихон нагнулся над кроватью и, ласково погладив Лизу по щеке, резко схватил ее за горло.
        - Не нравлюсь такой, да?
        - Ты меня пугаешь, - прохрипела она.
        - Вам нужен только большой и твердый, да? Вам все равно, что в душе.
        - Тих… Тихон! Отпусти, мне нечем дышать. Тебе… расслабиться нужно.
        - И тогда у меня встанет? - взвизгнул он, сдавливая какую-то хилую жилку на ее бледной шее. - На тебя - никогда! Никогда, поняла, сука?!
        Он оттолкнул ее голову и, выскочив из кубрика, бросился к столовой. Бешено расшвыряв стулья, он подбежал к печке и открыл режим «напитки».
        - Вотка, - отчетливо произнес он, заранее готовясь к отказу и уже примериваясь, как половчей размозжить тупой агрегат.
        Вопреки его ожиданиям печь тренькнула и выкатила поднос со стандартной трехсотграммовой емкостью. Не задумываясь о последствиях, Тихон взял стакан и одним махом влил его в глотку.
        Желудок сразу потеплел, а туловище наполнилось ленивой истомой. Цвета стали мягче и при поворотах головы накладывались один на другой. Мозги не поспевали за глазами, и картинки пролетали мимо, сливаясь в мутные линии.
        - Что здесь происходит? - спросили в противоположном углу, и Тихон с трудом сфокусировался на двух куклах.
        Дионис и Павел озадаченно восстанавливали интерьер, постепенно приближаясь к строенному столу.
        - Зачем ты раскачиваешься? - удивился Павел.
        Тихон обнаружил, что мотается из стороны в сторону, но прекращать этого занятия не собирался - в этом было что-то от единения со вселенной.
        - Маятник изображаю, - ответил он и неожиданно для себя захохотал.
        - Погоди, - сказал Дионис. Он приподнял Тихона за подбородок и пристально посмотрел ему в лицо. - Эй, дружище, а нас не угостишь?
        - Психоактиваторы? - встрепенулся Павел. - Фью-ю! С тобой - в огонь и в воду!
        - Пожалуйста, - улыбнулся Тихон и заказал еще три порции. - Это не очень вкусно, - предупредил он как специалист. - Зато потом…
        Павел понюхал и весь перекосился.
        - Это не вода, - сказал он с опаской.
        - Я не химик, - пожал плечами Тихон. - Не хочешь - не пей.
        Дионис взял стакан и, скривившись от отвращения, сделал несколько шумных глотков. Его плечи заходили ходуном, рот свело судорогой, а на глазах выступили крупные слезы.
        - Гибель, - утираясь, просипел он и внимательно застыл. - О-о… кажется, действует. Павлуша, можно.
        Павел повторил героический поступок друга и, так же отфыркавшись, осторожно присел на стул.
        - Это просто… просто такое, что… ну, я прям это… - невнятно затараторил он.
        - Я его поймал, - буркнул Дионис.
        - Каво? - вперился в него остекленевшим взглядом Павел.
        - Высшее понимание, - зашатавшись, Дионис прислонился к стене и откинул голову. - Я вижу сонмище букашек… они суетятся…
        - Диня, тебе смешно?
        - Во мне просыпаются боги, - торжественно объявил он.
        - Такие старики с бородами? - прыснул Павел.
        - С печалью в сердце…
        Тихону стало муторно, и он брезгливо отодвинул стакан. Эйфория постепенно прошла, вместо нее появилась тупая злоба и невозможность сосредоточиться на одной мысли.
        Члены оставались вялыми, а сознание - заросшим непроходимыми дебрями, но самоконтроль понемногу возвращался. Цвета заняли свои ячейки в спектре, и изображение обрело привычную резкость. Тихон смертельно захотел спать, но представив, сколько добираться до кубрика, загрустил.
        А что, если прилечь тут, посетила его доступная по исполнимости идея. Никто и не заметит.
        Он пропустил момент, когда Павел с Дионисом, давясь и икая, допили водку, но это его волновало меньше всего. Нужно было забиться в какой-нибудь темный уголок и там вздремнуть. Тихон уже съехал под стол и ударил пяткой по мешавшему стулу, как вдруг его цапнули за штаны и выволокли на свет.
        - Ты нам еще дай, - сказал Павел.
        - Я падаю с неба, - захныкал Дионис. - Дай еще.
        - Сами берите, - утомленно отмахнулся Тихон. - Называется «вотка».
        - А добавочный код? - хитро прищурился Павел.
        - Без кода. Просто «вотка», и все.
        Его сразу бросили и затеребили печку. Произносилось мерзкое слово, звенели зуммеры открывающихся дверок, впрочем, это было так далеко - даже не на Посту. Потом в столовую кто-то пришел, кто-то на кого-то кричал, его опять тянули за ногу, а потом сверху что-то упало.
        Первым, что он ощутил, была горькая вонь. В двух шагах от его лица источала едкий пар огромная лужа коричневой блевотины. По бокам от нее переминались ботинки, еще выше висела незнакомая пунцовая морда.
        - Ыээ, - сказала она и пополнила озерцо рвотной массы.
        - Уоо, - вторили где-то рядом.
        Встав на четвереньки, Тихон отполз подальше от стола и только после этого осмелился подняться на ноги. Голова болела так, как никогда в жизни. Побочное действие, трагично констатировал он. Либо опухоль мозга, либо вообще… Умирать было совсем не жалко, даже наоборот. Скорей бы, обреченно подумал Тихон.
        Кроме него в столовой находилось еще четверо: двое стояли, нагнувшись, двое других сидели, но все они занимались одним и тем же. Запах вывернутых наизнанку желудков был таким насыщенным, точно здесь блевали со дня сотворения мира.
        - Сфолочь, - бессильно выдохнул Павел, тщетно пытаясь стряхнуть с носа какую-то липкую нить. - Сфолочь, фсех отрафил.
        - Сами виноваты, - сказал Тихон, цыкнув от нахлынувшей боли.
        Он пошевелил рукой - в области запястья периодически возникало легкое неудобство. Не в силах от него избавиться, Тихон раздосадованно тряхнул кистью и вспомнил про браслет. Тот отозвался настойчивым зудом.
        Сколько его вызывали? Тихон сосредоточился и сообразил, что проснулся именно из-за укола. Три с половиной минуты - осталось полторы.
        Он сделал несколько нетвердых шагов и уперся в стену. Отдышаться. Взбесившееся сердце норовило проломить ребра и выпрыгнуть наружу - в такт ему под черепной коробкой тяжко ухал молот. Каждый его удар был предсказуем и неотвратим, и от этого пытка казалась еще более изощренной.
        Тихону захотелось бросить все и превратиться во что-нибудь ничтожное, в какого-нибудь комара, которому дела нет ни до войны, ни до вызова в танк. С этим желанием он и вышел из столовой, и проковылял до перекрестка.
        Лево, право - все спуталось и перемешалось. Куда дальше? На его счастье мимо пробежала какая-то девчонка, и он поплелся за ней, надеясь, что по сигналу тревоги она спешит не в солярий.
        В операторской уже было проще: незанятыми оказались всего две кабины, и Тихон, безошибочно определив свою, свалился на мягкое ложе. Обруч датчика сдавил виски так, что Тихон чуть не застонал, но тут неожиданно наступило облегчение.
        - Встречаясь с людьми, следует здороваться, - проскрипело в ушах.
        - Здравствуй, Анастасия.
        Что за глупость? Если б старой карге было хоть на десять процентов так же паршиво, как ему…
        Небольшая часть гнета растаяла и всосалась в окружающее пространство. Головная боль притупилась, она уже не истязала мозги, а лишь напоминала о своем присутствии. Сердце стало биться чуть реже и Тихон наконец-то смог нормально вздохнуть.
        Если б еще процентов пятнадцать…
        - Что-то я себя плохо чувствую, - пожаловалась Анастасия.
        Немного поспорив с совестью, Тихон сбросил на старуху еще одну гирьку.
        - Ой. Неужели?..
        - Рано тебе околевать, - хамовато утешил он.
        Еще разгрузиться? Да нет, хватит с нее, и так давление подскочило. Черт, откуда я про давление-то, удивился Тихон. А, энциклопедия.
        - Общее внимание, на связи командир бригады. Через сорок пять секунд финиш в атмосфере Мааса.
        Уроды трехглазые, не могут название дать приличное, обозлился Тихон.
        - Маас - планета Конфедерации, - сказала Анастасия, и он, оценив, насколько ей плохо, забрал назад немного своей дурноты.
        - Высокая вероятность обстрела, - продолжал командир. - В бой вступить непосредственно с платформы. Стрелки, это к вам относится.
        - Не знаю, выдержу ли, - безмолвно запричитала Анастасия, и Тихону пришлось вернуть себе почти все. Ох…
        - Так лучше?
        - Кажется, отпускает. Это ты сделал?
        - Что? - насторожился он.
        - Здоровье мне поправил.
        - Нам сейчас воевать вместе.
        Если б не бой, ты бы у меня помаялась, подумал про себя Тихон, но, спохватившись, запрятал эту мыслишку поглубже.
        Инструктаж закончился, и он осмотрелся. Такой же посадочный модуль, что и в прошлый раз: стройные ряды машин, ребристый потолок и еле заметные в сумраке стены. Его снова поселили в самом центре платформы, стало быть, есть шанс сгореть, не коснувшись поверхности Мааса. Обстрел прямо при посадке, значит, этот маяк засвечен. Но ведь Маас - наш!
        - Теперь уже не совсем. Колония основана недавно, на ней успели построить только восемь станций переноса, и все они уничтожены конкурами. Транспорт выйдет на единственный маяк, по которому ориентировались еще первые корабли колонистов.
        - Кто говорит? - болезненно скривился Тихон. - А, чертова энциклопедия. Хоть бы не так резко…
        - Водитель, ты с кем там переговариваешься? - спросила Анастасия. - Знаешь, меня твое общество немного смущает. По-моему, у тебя слишком подвижная психика.
        - Не подвижней твоей, - равнодушно отозвался Тихон.
        Вот и делай людям добро. Никакой благодарности, а корчит из себя воспитанную. Погрузить, что ли, ее обратно в абстиненцию, да по самую маковку? Нет, старая карга не выдержит, а на Маасе она нужна живой. Посмотрим, что она за стрелок.
        …Абстиненция? Хорошее слово, от него пахнет смертью.
        - Пять секунд до финиша, - предупредил командир, и Тихон внутренне собрался. Возможно, удастся соскочить с платформы не самым последним. А что там за природа, на этом Маасе?
        В сознании развернулся вполне благообразный пейзажик с желтыми холмами и карликовым лесом - ничуть не хуже земного. Тихон запросил следующий вид, но вместо этого узрел мрачную коробку гаража. Все, посадка.
        То, что он поначалу принял за солнечный свет, оказалось гораздо ближе и гораздо горячей. Даже если б их кинуло в жерло вулкана, все закончилось бы не так быстро.
        Рецепторы донесли обрывок того, что можно было истолковать только как взрыв. Танк испарился, едва транспорт выскочил в линейное пространство, и, надо думать, в своей гибели он был не одинок.
        Крышки кабин разом откинулись, и ошарашенные операторы принялись делиться впечатлениями. Некоторое время Тихон оторопело слушал бессвязные реплики. Ничего нового никто сообщить не мог. Вспышка, жар - вот и все, что они запомнили. Почесав затылки, люди пришли к выводу, что высадка сорвалась, хотя это было ясно и так.
        Тихон боязливо потрогал браслет, однако нового вызова не поступало. Это хорошо. Немножко полежать, а то голова… голова совершенно…
        Он плюхнулся обратно в кабину и привычно нашел наиболее удобную позу. Спать ведь можно и здесь, а если будет еще одна тревога, так он уже на месте.
        Продолжая обмениваться растерянными взглядами, сержанты не спеша вышли из операторской и потащились, как угадал Тихон, к клубу. В коридоре они смешались с остальными, и бестолковый ор усилился. Тихон стиснул зубы и зажал уши ладонями. Вот так. Намного лучше. Еще бы закрыть кабину.
        Спать, спать… Пускай сидят в клубе, чешут языками, лишь бы дали ему отключиться. Что с головой? Абстиненция. Неужели это не лечится?
        Не отдавая себе отчета, Тихон нащупал под рукой гибкий обруч и надел его на лоб. Токсины… звучит хреново. Метаболизм… ой, не надо этих премудростей. Показания… на данной стадии - сон. Ну, и он о том же. Вздремнуть, и все пройдет. Вот, будет славно! А водки больше ни-ни.
        Звуки растворились в шепоте прибоя; свет не то, чтобы пропал, - просто перестал раздражать. Тихон куда-то проваливался - плавно, незаметно. Одна из последних неспящих частиц его сознания вдруг вспомнила о происшествии на Маасе, и некто всезнающий, не переставая убаюкивать, сообщил, что такой колонии больше нет. Ничтожная ошибка при скачке, и транспорт вышел внутри материального тела. Аннигиляция, или как ее там… Около двух миллионов человек и до тысячи конкуров - в облачко газа.
        Ну и ладно, решил Тихон, окончательно успокаиваясь. Не носиться же по чужой планете с больной головушкой. Если б все проблемы решались так же легко, жизнь стала бы радостней.
        - Как спалось? - вкрадчиво прошелестело в ушах, и Тихон, заметавшись, схватился за голову.
        Датчик отсутствовал. Он раскинул руки в стороны, пытаясь уцепиться за края узкой кабины, но поймал лишь пустоту. Открыл глаза - кубрик. Его родной кубрик, и фигура Аркадия, нависшая сверху.
        - Объясни, как заснуть умудрился. Там.
        - Чувствовал себя не очень…
        - Об этом, кстати, разговор отдельный. Кто водку пить научил? Ты ведь не только себя, но и еще четверых из строя вывел. Не случись той аварии, последствия могли быть самыми неблагоприятными. Я имею в виду, для тебя.
        - Тех двоих я даже не знаю. Когда они появились, я уже был под столом.
        Аркадий искренне рассмеялся и, хлопнув его по плечу, присел на кровать.
        - Не о том разговор, сержант. Все довольны твоим последним боем, но лично меня другое интересует: как ты сумел заснуть в кабине?
        - Лег и заснул, - бесхитростно ответил Тихон.
        - Гениально. Ваш капитан из Школы сравнил бы тебя…
        - С Алексом, - легко угадал он.
        - Точно. Но я такого героя не знаю, поэтому просто скажу, что ты - первый.
        Тихон лишь пожал плечами. Дифирамбы он слышал еще с Лагеря - от вербовщиков. Потом их пел Егор в Школе. Теперь и Аркадий присоединился к сладкоголосому хору. Первый, второй, да какая разница? Ему это уже надоело.
        - И еще один момент. Так угробить напарника мог только очень талантливый оператор.
        - Анастасию? Не знаю, как это получилось, - признался он. - Мне было плохо… Она хоть жива?
        - Некоторым образом.
        Беседа странно напоминала тот беспредметный разговор через кабину: капитан вроде бы что-то выяснял, и вроде бы что-то рассказывал, но в голове от этого не откладывалось ни грамма. Просто Тихону очередной раз сообщили, что он особенный. Спасибо, учтем.
        - Будем прощаться, - проговорил капитан, поднимаясь.
        - Ага, до свидания, - буркнул Тихон.
        - Свиданий у нас с тобой больше не состоится. Новую форму получишь по месту службы. Браслет сдашь немедленно.
        - Как это? - растерялся Тихон.
        - Очень просто. Тебя переводят.
        - Я не хочу, - беспомощно сказал он. - Мне здесь нравится.
        - Я бы тебя не отправлял, честное слово, но после случая с Лизой оставаться у нас тебе не стоит.
        - А что Лиза? Я ее не трогал.
        - Тебя никто и не обвиняет. Она сама.
        - Чего сама?
        - Будто не знаешь. Утилизировали ее.
        - Как?..
        - Обычным способом. Собрали операторов, накрыли гроб знаменем и загрузили в приемный бункер.
        - Нет, я не о том, - нетерпеливо перебил Тихон.
        - Ах, почему? Это совсем другой вопрос. Это, сержант, тебе виднее. Про острые кромки на пряжке слышал? Вот и Лиза тоже слышала. Мне иногда кажется, что их специально такими делают, чтобы дать вам какую-то возможность. Вроде выбора. Ну, ты меня понял.
        - Лиза, Лиза… В голове не укладывается.
        - Снимай браслет, не тяни время.
        Тихон покорно передал черный ремешок и застыл в неловкой позе.
        - И куда меня теперь?
        - Не догадываешься? - Капитан убрал браслет в футляр и, дотянувшись до его рукава, погладил шеврон. - «Без жалости…». Молодец, кое-чему ты научился.
        Он энергично кивнул, что означало приказ выметаться.
        В коридоре не было ни души. Откуда-то доносились жаркие споры, временами - крики, но здесь, в жилом отсеке, все молчало. Если к лабиринтам Школы Тихон некоторым образом привык, то Пост так и остался для него чужим. Неизвестно, приходилось ли этим стенам наблюдать карьеру более короткую, чем его. Один бой и одна неудачная высадка - вот и вся биография, как сказал бы лейтенант Игорь.
        Аркадий неотступно следовал сзади, напоминая о себе то сдержанным кашлем, то каким-то ненужным позвякиванием.
        У перекрестка голоса стали громче, кажется, со стороны клуба приближалась целая компания. Впереди шла… Марта. На ее лице светилось нескрываемое блаженство: столько мужиков, и все - потенциальные любовники.
        Сбоку, где-то на втором плане, Тихон увидел ее лысого ухажера из Школы. Крепыша легко оттеснили более опытные соперники, и теперь он безучастно плелся отдельно от всех, даже не пытаясь вернуть утраченные позиции.
        А может, их и не было, пресловутых позиций? Может, он все это сочинил, и Марту с Филиппом связывали исключительно товарищеские отношения? Черт, да какое ему дело?!
        - Ты разрешишь попрощаться? - спросил он у капитана.
        - Через десять минут я жду тебя внизу, - предупредил тот.
        Тихон решительно направился к Марте. Она улыбнулась ему, как старому другу, и уже шевельнула губами, собираясь произнести приветствие, но в последний момент Тихон свернул и подошел к Павлу. Трюк был довольно дешевым, но отказать себе в этом маленьком удовольствии у него не хватило сил. Принцесса перебьется. Пусть знает, что в жизни есть кое-что поважней, чем ее доступные сиськи.
        - Вот, переводят, - вздохнув, сообщил Тихон.
        Специалиста по червям это не задело.
        - Павел, кажется, я открыл секрет вотки. Когда ее пьешь слишком много…
        - Вотка, - скорбно промолвил он. - Теперь не до нее.
        - Это почему? - удивился Тихон, наблюдая, как процессия во главе с Мартой движется дальше.
        Дионис держался к Марте ближе всех, пожалуй, намного ближе, чем остальные, и у Тихона появилось подозрение, что их с Павлом приятельству скоро придет конец. Если, конечно, они не столкуются на трио.
        - Жалко, наверно, родину? - сочувственно проговорил Павел. - Тебе еще что, ты на Посту совсем недавно, почти ничего и не заработал. А у меня там под миллион конфов, и все - на ветер.
        - Ты о чем?
        - Как о чем? Ты же с Боло?
        - Ничего не понимаю.
        - Ты что, не участвовал? Три часа назад проиграна битва на Боло. Аркадий сказал, счета восстановят, но я сомневаюсь. Есть версия, что они ее нарочно сдали, чтоб деньги сэкономить. На наших горбах, гады, наживаются!
        - С ума сошел? А люди?
        - Да чего там людей-то было? Тысяч пятьсот, не больше. Глухомань. Обороны - ноль. Конкуры новой техники нагнали - типа слонов, только летает. Жуть! Ну, и порезали нас в мелкую стружку, мы даже крякнуть не успели. Я командиру ору: давай новый десант, отобьем, а он - «нет резервов». Для столицы, небось, резервы найдутся. Нарочно сдали, вот помяни мое слово.
        - Погоди, почему Боло? - спохватился Тихон. - Мы же на Маас высаживались, а вы с Дионисом в столовой…
        - Фью, когда это было? Часов пятьдесят назад.
        Тихон хотел возразить - уж в этом-то его не обманешь, но тут заметил, что Павел абсолютно свеж. Для человека, блевавшего аки центральный фонтан, он оклемался на удивление быстро.
        - Когда мы пили? - переспросил Тихон.
        - Хочешь точно? Пожалуйста: пятьдесят два часа и сорок минут. Я эти минутки навсегда запомнил. - Павел зажмурился и весь затрясся от омерзения. - Оп-ля, - неожиданно произнес он. - Никакого покоя. Пойдем, чего стоишь?
        - Куда?
        - Вызов же! Ты после своего активатора совсем невменяемый, - посетовал Павел. - Ну, идешь, нет?
        - Я догоню, - махнул рукой Тихон.
        Павел дернулся к операторским, но споткнулся и, сделав два шага назад, положил руку ему на ремень.
        - Пока никого нет, - доверительно прошептал он. - С бабами ты молодец, обеих оприходовал. Я бы и сам, да не хотел тебе погоду портить. И старуху здорово уделал, но с Лизой все-таки чересчур. Может, у вас на Боло так и принято, только гляди, как бы неприятностей не было.
        - Ты о чем говоришь-то? - разозлился Тихон.
        - Да все о том же. Лиза, похоже, по-другому воспитана. Вон, ты на Марту залез, а она и того… Лиза, в смысле. Ревность. Их, баб, не разберешь.
        - Что ты несешь?
        - Ну все, пора мне. Смотри, поаккуратней.
        Павел шутливо погрозил пальчиком и побежал по среднему коридору. Со стороны операторских еще раздавались торопливые реплики и топот многих ботинок, потом звуки смолкли. Тихон замер, пытаясь уловить, как опускаются крышки кабин, но на это человеческий слух рассчитан не был.
        Тихон затосковал. Придется ли еще когда-нибудь почувствовать железную мощь танка, пронестись по незнакомой планете, взрыть ее зубчатыми траками, дать залп по трудной мишени?
        Его переводят. Куда, почему? Не из-за того же, что он заснул в неположенном месте! Хотя… Павел сказал - и Лизу, и Марту. Обоих. Как можно этого не помнить? Значит, не было ничего. Что же тогда было все это время между отключкой в кабине и пробуждением в кубрике? Не мог же Аркадий хвалить его безо всякой причины. И Лиза тоже не могла - без причины.
        Ну ладно, если б он действительно провалялся пятьдесят часов с датчиком на лбу, тогда еще понятно: свихнулся парень, бывает. Так ведь нет, делал он что-то, делал. Отличился в бою. Переспал с Мартой. Довел Лизу до самоубийства. Для двух земных суток весьма плодотворно.
        Сутки… Забытое слово. В нем так много старых связей - с чужими людьми, с ненавистным Лагерем… Нет, это ему не дорого. Не скребет, не ноет. Как будто Земля ему и не родина.
        Отпущенные десять минут подходили к концу, и Тихон направился вниз - по незаметной лесенке, по узкому тоннелю к бронированной двери.
        Станция переноса была открыта, в ней, прямо под низким светильником, неподвижно стоял Аркадий.
        - Мне нужна твоя помощь, - сказал Тихон, протискиваясь в люк.
        - Ты уже не мой подопечный, - весело и даже, кажется, с некоторым облегчением проговорил капитан.
        - Аркадий, со мной такое творится…
        - У меня и без тебя проблем хватает. Шевели ногами, сержант.
        - Тебя вообще ничего не волнует? - возмутился Тихон.
        - А тебя? Что волнует тебя? - жестко произнес капитан. - Инфаркт Анастасии? Нет, не трогает? А смерть Лизы?
        - Вот об этом я и хотел… Как объяснить? Ну, в общем, это не я. Последнее, что я помню, - гибель Мааса. Дальше полный провал.
        - Хватит чушь пороть. Всем бы таких провалов, да побольше, глядишь, и войну выиграем.
        - Мы же сдали Боло.
        - А говоришь, забыл. Сдать-то сдали, но конкуры заплатили за победу как никогда дорого. В основном, благодаря тебе и еще одному оператору, - капитан перехватил настороженный взгляд Тихона и с иронией добавил. - Не Алекс, успокойся.
        - Я воевал на Боло?
        - Ума не приложу, зачем тебе этот спектакль с амнезией? Чего ты добиваешься? Все идет как надо, ты на хорошем счету…
        - А Лиза?
        - Что Лиза? Вскрыла вены, умерла. Не вижу интриги. Среди операторов половина с суицидальными наклонностями. Настоящая потеря - это Анастасия. На Боло вы с ней были лучшим экипажем.
        Тихон опустил голову и задумчиво потер подбородок. Все окончательно встало с ног на голову. Сражение на Боло завершилось три часа назад, значит, инфаркт Анастасия схватила не от его постпитейных страданий, а от чего-то другого.
        - Ты уверен, что Анастасия на моей совести?
        - Опять! - вышел из себя Аркадий. - Ну а кто прилюдно обещал ей тяжелую жизнь? Тогда, после похорон Лизы, вы чуть глотки друг другу не перегрызли, а по разным машинам я вас развести не успел, началась атака. Все, надоело мне твою ахинею слушать. Становись на платформу и отваливай.
        - Я же у тебя ничего не прошу. Только разобраться. Эти проклятые пятьдесят часов…
        - Да плевать мне на тебя и на твои часы! - взорвался капитан. - У меня таких, как ты, целое подразделение. Если б не война, я бы вас, придурков, за километр обходил!
        Тихон горько посмотрел на Аркадия и поплелся к плите. Ему давно пора было понять, что в своей нелюбви к людям он не оригинален. Таких, как он, много. Их приглашают в Школы, ими комплектуют Посты. Но вся штука в том, что никому, кроме них, озлобленных психов, не защитить счастливое и беспечное стадо.
        Он закрыл глаза и подал капитану знак: можно. Желтые иглы пробились сквозь веки и больно кольнули зрачки. Куда его несло - через десятки световых лет или еще на несколько метров вглубь мертвой планеты? Разницы не было. И он не жалел.
        В комнате почти ничего не изменилось, только платформа передвинулась в другой угол, а на месте Аркадия оказался другой капитан, но этого было достаточно, чтобы Тихон понял: он уже не там.
        Подойдя ближе, офицер встал под мутным плафоном, и Тихон сумел разглядеть его бирку: Григорий. От Аркадия он отличался соответственной возрасту сединой и некоторыми чертами лица, но в основном эти типы совпадали: такой же лоб интеллектуала, такой же мягковатый, не стремящийся напугать взгляд.
        - Правила ты знаешь, - скороговоркой произнес Григорий. - Держи браслет и пойдем. Помоешься, переоденешься и будешь ждать в кубрике. На Посту объявлена повышенная боеготовность.
        - Да я не грязный, - попытался пошутить Тихон.
        - Традиция такая.
        Капитан вручил ему новое средство связи, на котором отчетливо выделялся матовый квадрат экрана и пара мелких пуговок под ним. Левая - вызов, правая - отбой. Просто, как карандаш.
        Планировка нового Поста была стандартной: клуб, невостребованный спортивный зал, столовая. Жилой отсек с преимущественно двойными кубриками, служебный - с операторскими.
        Григорий проводил его в самый конец коридора и, открыв створ, указал на одну из кроватей.
        - Единственное, что могу тебе предложить. Остальное жилье пока занято, - сказал он, намекая на то, что во-первых, место Тихону досталось самое паршивое, а во-вторых, задержаться ему здесь придется надолго.
        Тихон не возражал.
        - Где мой сосед? - спросил он.
        - Не волнуйся, скоро появится, - пообещал Григорий. - Пока смени форму, шеврон тебе не идет.
        Тихон, отчего-то разволновавшись, открыл шкафчик и увидел плотный конверт черного цвета. Поверх него лежал серебряный лейтенантский аксельбант. Конечно, он этого ждал - с той самой секунды, когда Аркадий упомянул о его неведомых достижениях на Боло.
        Он вопросительно посмотрел на Григория, и тот сказал:
        - Это твое. Но сначала - в санблок.
        - Поесть я успею?
        - Даже выпить, - капитан усмехнулся, но не издевательски, а как-то по-доброму, душевно. - После боя, естественно. Я просмотрел твою психокарту, и…
        Тихон невольно напрягся. Разумеется, Григория уведомили о попойке, устроенной на старом Посту, но при чем здесь его досье?
        - …думаю, тебя это не затянет. Вот Павла ты сгубил, а тебе можно, у тебя другие установки.
        - Ты знаешь Павла? - удивился Тихон.
        - К сожалению. Но долго я его терпеть не стал.
        - Его разжаловали?
        - Он не офицер. Болтун и трус. Лейтенанта получил за участие в какой-то удачной кампании. Тогда всех повышали. Вообще-то, с его психокартой дальше старшего техника не пойдешь.
        - А с моей? - как бы между прочим поинтересовался Тихон.
        Григорий невзначай поправил на груди зеленый капитанский шнурок и, выразительно кхекнув, направился к выходу.
        Такой ответ Тихона устраивал. Не сказать, чтобы его особенно волновала карьера, просто перспектива подняться еще на две ступеньки давала твердую почву под ногами. Станет он капитаном или нет - вопрос пятый. Главное, он остается на Посту. Вместе с танком.
        Когда створка коснулась пола, Тихон спохватился, что хотел признаться насчет своего пятидесятичасового забытья. Так было бы честнее. По крайней мере, если в дальнейшем эта история всплывет, ему не пришлось бы оправдываться и объяснять то, чего сам толком не понимает. Мало ли что он мог натворить. Ведь даже Мартой овладеть умудрился! И хоть бы чуточку, хоть бы капельку запомнил… Нет, пусто. Заснул - проснулся. По внутренним часам - около сорока минут. А в них уложилось: почетное поражение на Боло, инфаркт, половой акт, вскрытые вены и похороны.
        Все же надо будет сказать. Может, такие случаи уже бывали. Может, это опасная болезнь, или наоборот, что-то очень полезное.
        Ну, ну, договорился, одернул себя Тихон. Какой прок от потери памяти? Одна маета.
        Сигнал вызова застал его в санблоке. Маленький экран на браслете неожиданно загорелся, и в нем возникла женская головка размером с ноготь. Деталей было не разобрать, Тихон лишь увидел, что абонент - баба, и судорожно прикрылся.
        - Мне все равно ничего не видно, - сказала женщина. - Да не болтай рукой, держи прямо перед лицом. Вот так. У тебя в распоряжении полторы минуты. Операторская номер три, четвертая кабина. Твой субъект - стрелок.
        - А куда высаживаемся?
        - Теряешь время. Одевайся и бегом.
        Тихон быстро высушился и накинул форму. Подошел к зеркалу. Бросился к выходу, но вернулся и посмотрел еще раз. Все-таки врал он, есть у него честолюбие, есть. Самому себе врал. Ну и что?
        Пост был точь-в-точь как сержантский, поэтому свою нишу Тихон нашел без проблем. Хорошо, что их строят одинаковыми, будто никуда и не переводился. Люди, правда, чужие, ну так это не страшно. Что ему люди?
        - Кто водитель? - требовательно бросил он в черную пустоту.
        - Приветствую, - почтительно отозвалось в сознании. - Новенький, да?
        Личность, делившая с ним пространство командного блока, показалась знакомой. Откуда это ощущение? Ведь ни с кем, кроме Лизы и Анастасии, он не воевал. Ну, еще Марта была - в Школе. И еще…
        - Зенон, ты?
        - Я. А ты Тихон?
        - Ага. Вот и свиделись.
        Тихон обрадовался. Почему, он сказать не мог, это было что-то иррациональное. Ностальгия по Школе? Тьфу, какая, к черту, ностальгия?! Просто хороший водитель. И психоматрица неплохая. С Зеноном ему было хорошо. Уютно, безмятежно, как в раннем детстве.
        - Собрались, ребятки! Пожечь надо будет от души. Три сотни слонов и столько же китов. Сволочи укрупняют военную технику.
        - У них, наверное, динозавров не было. Мы-то в курсе, чем кончается такое укрупнение, - блеснул эрудицией кто-то из отряда.
        Тихон с надеждой подумал, что это его земляк, но тут же вспомнил про энциклопедию. Набраться знаний по биологии мог любой, даже тот, кто и собаки живой не видел. Зенон тактично промолчал, лишь выудил из резервной памяти все, что известно о новой машине конкуров. Будто бы не для Тихона, а для себя.
        Кит - модернизированный вариант слона. Экипаж слона состоит из четырнадцати особей; есть основания полагать, что в этом слон и кит схожи. От ракет, как и ожидалось, конкуры постепенно отказываются, вооружение кита - сто два больших ускорителя. Боезапас - примерно четыреста килограмм ртути, это полмиллиона выстрелов. Еще одно серьезное отличие: аналог воздушной подушки - реактивная тяга. По наблюдениям, кит способен подниматься на высоту до семи метров. Скорость передвижения до ста пятидесяти. Впервые введен в бой на колонии Шадан, затем на колонии Боло. Эффективен. Крайне опасен.
        Собственно, этим знания о новом оружии исчерпывались.
        По поводу того, что кит летает, Павел, конечно, погорячился, семь метров - еще не полет. Но почему рыба?
        - Кит - не рыба, - возразил Зенон.
        - Ну и не птица же!
        - Вот именно, что птица. Здоровая, вроде страуса. Обитает на Шадане и называется «китэ».
        - Но ведь не «кит».
        - По мне, так одна зараза, - заявил Зенон, и Тихон, поразмыслив, согласился.
        - Кроме того в нападении участвует около десяти тысяч десантников, - монотонно произнес командир. - Глори им не одолеть, но разрушения могут быть серьезные.
        Глори - окраинная планета Конфедерации, мгновенно отозвалась энциклопедия. Единственный материк площадью двести пятьдесят миллионов квадратных километров. Высокая степень урбанизации. Население - четыре с половиной миллиарда человек.
        - Пленных брать? - пошутил тот же выскочка.
        - Только потрошеными и хорошо прожаренными. Все, пошли.
        Тихон очутился в широком колодце. Армированные стены по-черепашьи ползли вниз, вместе с ними неспешно опускалось ярко-голубое пятно неба. Рядом с Тихоном на площадке стояло еще три танка.
        Медленно, ой, как медленно. Если их будут выводить из гаража по четверо, то ночевать колонистам придется на пепелище.
        Наконец подъем закончился, и Зенон выехал на широкую улицу. Развернувшись так, что из-под траков сыпанули искры, он помчал вправо. На картинку наложилась прозрачная схема - они двигались к пригороду, туда, где радар показывал наступление врага.
        Машины конкуров, будучи пока лишь светящимися точками, выглядели несерьезно, но Тихон знал, что скоро точки превратятся в реальную огневую мощь, и тогда ему придется туго. Туго придется им всем. Сто два ртутных ускорителя на каждом борту, и это не считая слонов, с которыми, кстати сказать, тоже биться не сладко.
        Мимо неслись причудливые здания, в основном, высокие, сложного сечения, башни, но рассматривать их желания не было. Страстью к туризму Тихон никогда не страдал, вот и сейчас: задержал взгляд на одном доме, на другом, и переключил внимание вперед.
        Город словно спал, но сном это не было. Жителей успели эвакуировать, и пустые улицы гулко разносили по окрестностям рев четырех моторов. На пути несколько раз попадались одинаковые полосатые мобили какой-то специальной службы, но как только танки подъезжали ближе, те почтительно прижимались к газонам. Их уважали, на них надеялись. Но в их победу не верили. Разместили под землей огромный парк военной техники и все же удрали. Покинули свой красивый и чистенький город, потому что ни барахло, ни конфы от смерти не спасут.
        Зря копили, зря обустраивались, с нескрываемым злорадством подумал Тихон.
        «Скарб», - самовольно явилось из энциклопедии старинное слово. Да, оно подходит. Модная мебель, умные приборы, удобное жилье - все это скарб. Большой, тяжелый мешок, уродующий спину и мешающий идти. Когда становится страшно, его бросаешь и чешешь налегке.
        Тихон вдруг решил, что конкурскому десанту следует навестить каждую из колоний, тогда люди скорее поймут, что такое подлинные ценности.
        А что это, интересно, за ценности? Жизнь? Вот, глупость. Здесь давно все ясно: если душа бессмертна, то за тело трястись ни к чему, если же никакой души нет, то и сама жизнь смысла не имеет. Как ни крути, выходит одно: умирать не жалко. Он это делал уже много раз: из человека - в танк, из танка - в человека.
        - Извиняюсь, что прерываю, - подал голос Зенон, и Тихон с ужасом осознал, что всю эту галиматью он обдумывал не в одиночку, а на пару с водителем. Кстати, не слишком ли скоро Зенон оказался в лейтенантах?
        - Просто повезло, - ответил тот. - Пятнадцать часов, и новое звание. Если хочешь, расскажу. Потом, когда вернемся. А сейчас глянь-ка.
        Тихон совместил изображения и обозлился: план города в память сунули устаревший. Карта показывала обычные кварталы еще на несколько километров, локатор же чуял, что невдалеке начинается относительно ровная местность.
        - Возможно, тут недавно парк соорудили, - предположил Зенон.
        - Ага. Целый район снесли быстрее, чем исправили схему. Нет, что-то не то. Всем, кто находится в секторе «три - двенадцать»! Ничего странного не видите?
        - Ошибка в карте…
        - Дома куда-то пропали…
        - У меня, кажется, локатор брешет… - Вразнобой полетели ответы.
        Тихон впервые заметил, как много в городе танков. Они двигались десятью пунктирами из небольших групп, а лифты продолжали поднимать на поверхность все новые и новые машины. Может, Пост находится здесь, на Глори? Тьфу, это же танки из-под земли выползают. Экипажи-то в другом месте.
        - Смотрите как следует, - распорядился командир. - Карта нормальная, на «три - двенадцать» парков нет.
        - Говорит двести второй, транслирую картинку.
        - Да у тебя радар неисправен, двести второй, - послышалось после короткой паузы.
        - Какой радар? При чем тут радар? - завопили отовсюду. - У всех одно и то же показывает.
        - Разбирайтесь сами, - отрезал командир.
        Тихон отчетливо представил, как сердитый дядька с золотыми эполетами машет рукой, - вас послали, вы и соображайте. По большому счету плевать ему, этому дядьке, и на них, и на всю Глори. А может, так и надо.
        Тихон велел Зенону остановиться, и тройка, следовавшая за ними от самого подъемника, встала рядом.
        - Стрелки, представьтесь, - распорядился Тихон.
        - Дарья, триста пятая.
        - Филипп, сто тринадцатый.
        - Вильгельм, семьсот семьдесят седьмой.
        - Все сержанты? Это хорошо. Так, вот ты, три семерки, пошел вперед. Будь готов ко всяким там…
        - Не учи, ладно? - резко ответил Вильгельм.
        Одна из машин просела назад, высекла из мостовой три плотных пучка искр и рванулась вдоль улицы. Миновав несколько перекрестков, она лихо повернула и исчезла за углом.
        - Ну, говори! Что видишь?
        - Ого, да здесь… - начал стрелок и вдруг захлебнулся. Бортовые микрофоны зафиксировали взрыв, через секунду между домами поплыл жидкий дымок.
        - Накрылись три семерочки, - произнес Тихон. - Наверно, сильно опытный был экипаж.
        - Это наше боевое крещение, - призналась Дарья.
        - Тогда вопросов нет. Дуй за ним.
        Первым желанием было проявить галантность и оставить даму в живых, но тогда пришлось бы послать Филиппа, а ему Тихон не доверял. И дело не в том, тот ли это был Филипп, которого он знал по Школе, или другой. Так уж получилось, что ни одного приличного человека с этим именем он не встречал.
        - Передай изображение в эфир, посмотрим, что там творится.
        - А я… не умею.
        - Вот, черт! Свяжешься с бабой… Тогда смотри сама. И поосторожней.
        Дарья поехала за тремя семерками, но маршрут слегка изменила, благо улицы делили город на равные прямоугольники, и заблудиться в нем было трудно даже для женщины.
        Со стороны неопознанного пустыря прогрохотали взрывы - к самонадеянному Вильгельму присоединились еще двое. Централизованное управление по-прежнему отсутствовало. Максимум, на что был способен их полководец, это наблюдать за происходящим через мониторы и раздавать мудрые советы типа «никого не жалей». Каждая четверка действовала сама по себе, а некоторые и вовсе распались, разбрелись и теперь вяло мотались внутри сектора.
        - Дарья, не молчи, - напомнил Тихон.
        - Я уже близко, в двух кварталах.
        - Торопиться не надо. Вряд ли ты уцелеешь, но постарайся продержаться подольше и попробуй все-таки понять, что там такое.
        - Город… - зачарованно молвила она.
        - Как город? А пустырь? Дарья, проверь локатор!
        - Город… не человеческий.
        - Чего?!
        - Они создают свой. Как в энциклопедии.
        Тихон судорожно вызвал необходимую ячейку памяти и нашел в ней собственный отчет с Тарма. На миг почувствовал гордость - ведь если б не он… Ладно, не до этого сейчас.
        - Дарья, ты уверена? Конкуры строят то же, что было на Тарме?
        - Не совсем, но сходство большое.
        - Да, Тихон, это транспортная система, - озабоченно сказал Зенон. - Гады копируют нашу тактику. Как только они закончат свой лабиринт, с колонией можно будет проститься.
        - Командир, меня пригвоздили, - воскликнула женщина. - Хочу подобраться вплотную и само…
        Небо за домами полыхнуло багровым и вновь стало голубым и безмятежным. Где-то в километре поднялся столб копоти, но красоты умеренного лета он не испортил.
        Нужно было действовать сейчас, сию секунду, пока сооружение конкуров не заработало. Они соединят свою транспортную систему со всеми военными заводами и нагонят сюда столько техники, что яблоку станет негде упасть. Мы можем ответить тем же, но нам все-таки желательно, чтобы после сражения на материке хоть что-нибудь осталось.
        Из того, как быстро конкуры уничтожали танки, следовало, что строительную площадку они охраняют на совесть. Мы сами им показали, насколько важен транспорт, и чего можно добиться, имея на чужой планете одну-единственную станцию. Одаренные ученики, гори они огнем.
        - А легкой жизни нам никто и не обещал, - заметил Зенон.
        Это правда.
        - Сектору «три - двенадцать»! - объявил Тихон. - Никаких засад и позиционной дребедени. Вперед! Курс - пробел в схеме.
        Траки взвыли, выскребли в дорожном покрытии щербатые канавки и понесли машину к неотвратимой гибели. Метки «свой» на радаре синхронно тронулись и начали стягиваться вокруг пропавшего района. Зенон миновал несколько перекрестков и вырулил на прямую, обрывавшуюся в пустоту. Второй танк ехал сбоку и чуть сзади. Водитель в точности повторял маневры лейтенанта - похоже, это все, на что Филипп был способен.
        Улица заканчивалась огромной черной ямой, в которой сновало несколько сот безоружных конкуров. Движения рабочих были торопливы, но отнюдь не сумбурны: третья рука, выглядевшая в глазах людей уродством, функционировала в полной гармонии с двумя другими и на простых операциях действительно была большим подспорьем.
        Рядом возился десяток машин явно не боевого назначения. На дне обугленной ямы быстро росло некое бесформенное сооружение, пока еще далекое даже от той извращенной геометрии, что Тихон видел на Тарме.
        По краям котлована, ощерившись орудиями и изготовленными к залпу ракетами, стояло около полусотни слонов. Между ними, словно волнуясь, блуждали новые знакомцы - киты. Этих было больше, на первый взгляд - до семидесяти. А остальные?
        - Командира вызываю, - сказал Тихон в эфир.
        - Вызываю я, а ты можешь просить, - раздался недовольный ответ.
        - Не до тонкостей. Сколько очагов нападения?
        - Тебя не касается.
        - Значит, много. Везде, где конкуры возводят свои города, их необходимо уничтожить - любым доступным способом. Пришлите перисты, им это будет легче.
        - Не лезь не в свое дело, сто семнадцатый, а то накажу.
        - Э-эх, стадо! - бросил Тихон, благоразумно отключив связь с Постом. - Экипажи! Подтянулись? Приглашения ждать не будем. Жечь все. Не беречься. Не справимся - потеряем колонию. Вперед - марш!
        И, повинуясь какому-то безотчетному порыву, добавил:
        - Не жалейте их.
        - Впечатляет, - оценил Зенон. - В театре не работал?
        - Филипп, не стоять! - прикрикнул Тихон на соседнюю машину.
        Его танк прибавил газа и вылетел на свободное пространство первым. Между ним и ближним слоном было метров двести. От ракеты на таком расстоянии не увернуться.
        - Я, конечно, попробую, но ты и сам понимаешь, - предупредил Зенон.
        Будто услышав, что их помянули, ракеты вырвались из шахт и сторожевыми псами помчались навстречу.
        Укрыться негде, только сбивать. Две ракеты, влетев в плотный голубой факел, взорвались, еще одну ударило обломком корпуса и она, потеряв направление, завертелась в воздухе, как гигантская шутиха. Четвертая, уходя от осколков, рывком вильнула вправо и, не успев лечь на курс, снесла верхние этажи позади стоящего здания.
        Это длилось ровно секунду, однако Тихон успел не только все увидеть, но и проанализировать. Механика в силу инерции была на таких скоростях беспомощна, но мыслительные процессы в командном блоке протекали с быстротой электронного сигнала.
        Филипп отвоевался сразу. Как он ни прятался за спиной Тихона, а все ж словил на броню ракету и, раскидав башни в разные стороны, густо задымил. Тут же, совсем рядом, догорал еще один остов. Дарьи, Вильгельма - не различить.
        Слон дал новый залп, сдобрив его веером ртути. Неожиданно для себя Тихон выпустил серебристое облачко, и разогнанные до субсвета капли вспыхнули ослепительными шарами. Взрывная волна сдвинула машину назад, но не перевернула, зато стала серьезной помехой для ракет. Как он это сделал, Тихон не знал, просто инстинктивно заслонился, и все.
        Вариант активной защиты, сообщила резервная память. Обыкновенная алюминиевая пыль.
        И это тоже моя идея, подумал Тихон. Оказывается, он может быть полезен не только как солдат.
        Выпустив длинную струю по ракетным шахтам слона, он направил два из четырех малых орудий на растущий в яме лабиринт. За двести метров заряды иссякли и лишь обожгли темно-коричневую поверхность, но особого вреда ей не причинили.
        Какой-то удалец изловчился добраться до самой кромки и, игнорируя рой ракет, зарядил по конкурскому зданию из всех пушек. В косых стенах появилось несколько оплавленных отверстий, и группа рабочих, невзирая на опасность, немедленно принялась за ремонт. Повторить танку не дали - впившиеся реактивные иглы разметали его в клочья.
        Машины взрывались одна за другой, но их количество не уменьшалось. Из города постоянно прибывали свежие силы и сходу ввязывались в бой, впрочем, большинство погибало, не продержавшись и минуты.
        К Тихону примкнуло еще шесть экипажей, через десять секунд трое уже пылали, но покусать слона им удалось изрядно. Плавно скользя над землей, к ним приближались два кита. Тихон выдохнул целую тучу металлической пыли, но против сплошных очередей это помогало слабо.
        Оставалось ему недолго и, чтобы извлечь из своей гибели хоть какую-то пользу, он приказал Зенону двигаться к яме. Непрерывно стреляя по лабиринту, он более всего старался прожечь его вглубь, но это было довольно сложно. К тому моменту, когда танк достиг края, он уже лишился одного орудия и приличного куска обшивки, да и у водителя, кажется, возникли проблемы.
        - Нужно что-то более радикальное, - сказал Зенон. - Они строят быстрей, чем мы ломаем.
        Тихон и сам это понимал. Отдельными плевками транспортную систему конкуров не пронять. Даже если удастся развалить внешние стены, он помнил, сколько за ними всяких перегородок, а галерея с огнедышащим колодцем находится в самом центре.
        - Давай вперед, - распорядился он.
        Задумку Зенон раскусил и, судя по его реакции, она ему понравилась. Выжав из двигателя максимум, машина одним махом преодолела последние метры и соскочила с обугленной кромки вниз. Для длинного прыжка скорость была недостаточной, тем не менее они оказались так близко от лабиринта, как никто из людей. Каменистое дно звучно клацнуло, и из-под танка выскочил ворох мелкого гравия. Они приземлились на башню, но это уже не имело значения. До ненавистной коричневой стены - рукой подать.
        Самоликвидатор сработал за миг до того, как пуля от подоспевшего кита коснулась брони. Ядерный микровзрыв испарил летящую ртуть, а вместе с ней пяток живых конкуров и некоторую часть их сооружения.
        Вопреки ожиданиям, Тихон обнаружил себя не в кабине, а на площадке подъемника. Он вернулся туда, откуда все начиналось.
        - Зенон, я что, сплю?
        - Нет, это я сплю.
        Рядом, как и прежде, стояли еще три машины.
        - Сержанты, представиться, - приказал Тихон.
        - Ноль восемьдесят шестой.
        - Четыреста двадцать девятый.
        - Семьсот семьдесят седьмой.
        - Семерки? Вильгельм, ты?
        - Ну да. Я уж по четвертому кругу влипаю.
        - А, теперь ясно. Сколько же на Глори железа припасли?
        - Не знаю. Всегда в лифте просыпаюсь.
        - Слушайте внимательно, есть идея. Смерти никто не боится?
        - Да уж мозоль на этом натер, - посетовал Вильгельм.
        - Мозоль - это неплохо. Итак…
        Он вкратце рассказал, что и зачем нужно делать. План был до смешного прост: как следует разогнаться и нырнуть в котлован. Важно лишь не пропустить момент столкновения. Если угробить машину раньше, чем включится самоликвидация, то кроме трещины в стене ничего не получится.
        Когда Тихон закончил, связь попросил Зенон и проинструктировал водителей относительно маршрута, скоростного режима и каких-то там кочек.
        - Трамплин - что надо. Кто впишется, не пожалеет, - заверил он.
        Попетляв по второстепенным улочкам, они вышли на финишную прямую и образовали квадрат. Аккуратные, точно игрушечные, деревца в перспективе сливались с мостовой - там, за плавным подъемом, виднелся темный прогал, но издали он казался чем-то само собой разумеющимся. Карта показывала наличие восьми многоэтажных зданий, и, только побывав на месте, можно было судить о масштабах разрушений.
        Тихон снова допустил к связи Зенона, тому это было гораздо нужней. От того, насколько удачно танки преодолеют последнюю дистанцию, зависело многое.
        Не меняя строя, машины пошли с предельным ускорением. Тихон чувствовал, как неумолимо опустошается накопитель, - на стрельбу отводилось все меньше и меньше, но возражать он не стал. Чем выше скорость, тем быстрее они пробегут открытый участок и тем дальше сиганут с края обрыва.
        Вырвавшись из-за последнего уцелевшего дома, он распустил щупальца разрядов. Изломанные линии соединили орудия с днищем кита, и тот, утробно загудев, осел на землю. Экипаж «три семерки», мчавшийся правее, наткнулся на ртутную пулю и резко остановился, словно попал в стальную сеть. Ну не везет Вильгельму, и все тут. Чтобы его обойти, задней машине пришлось затормозить, и три нагнавшие ее ракеты легли точно под траки - танк подняло в воздух и завертело.
        Бросив взгляд на корявые стены, Тихон без труда нашел пролом, оставленный ими с прошлого раза. Вокруг него суетились конкуры со своими строительными механизмами, и дыра на глазах затягивалась.
        - Не фатально, - сказал Зенон.
        - Мы ведь еще толком не старались.
        Танк оторвался от земли, и Тихон, сообразив, что в полете двигатель ни к чему, перекинул накопитель на разрядники и послал вперед широкую струю пламени.
        - Твой посильный вклад в дело разрушения города? - успел спросить Зенон.
        - Да, - успел ответить Тихон.
        У него еще хватило времени на то, чтобы увидеть, как четвертый танк наезжает на возвышение и зависает над обрывом. Потом Зенон умер - легко и даже с каким-то наслаждением.
        После секундного забытья они снова оказались в шахте. Сопровождающие сержанты были незнакомы, но разъяснять задачу каждому по отдельности Тихон счел нерациональным.
        - Сектор «три - двенадцать», внимание! - потребовал он. - Найден способ борьбы с конкурской транспортной системой.
        - Давно найден, - откликнулись в эфире.
        Тихон вызвал радар - точки караванами двигались к лабиринту и там исчезали. Он почувствовал что-то сродни угрызениям совести. Поднять машины в атаку - дело немудреное, а вот довести их до цели и проконтролировать… Это сложнее, чем самому бросаться в пекло. Но ведь кто-то же смог!
        - Говорит двести второй. Нужно разделиться на две группы. Кто поддержит управление?
        Операторы отозвались гробовым молчанием.
        - Карл, это ты?
        - Кто на связи?
        - Тихон.
        - Какой Тихон? Представься!
        - Сто семнадцатый.
        - А, десант на Тарм? Привет, привет. Это ты придумал взрывать собой лабиринт? Ловко. Только надо ведь и со слонами кому-то бороться. Возьмешься? Больше, похоже, некому.
        - Принимаю. Нечетные экипажи, слушай внимательно!..
        Оценив потери со стороны противника, Тихон утратил всякий энтузиазм: всего десяток слонов и несколько их летающих версий. Такими темпами можно воевать до начала четвертого тысячелетия, и это при условии, что оборонная промышленность Конфедерации будет целиком работать на них. Ладно, пока машинный парк Глори позволяет, нужно биться.
        Собрав всех, кто находился поблизости, Тихон велел им выстроиться друг за другом и на умеренной скорости ехать к скоплению китов. Головной машине не дали сделать ни одного приличного выстрела: первая капля смяла ее в лепешку, вторая пробила насквозь и прорвала броню следующего танка. Тот также не сумел оказать сопротивления, лишь неубедительно пшикнул, слегка подпалив обшивку, и тут же сгорел. Однако благодаря этим двум экипажам колонна подобралась к противнику почти вплотную. По очереди выбывая из боя, машины успевали проделать в боку кита от трех до пяти хороших отверстий, и на десятом заходе он спекся. Тактика была крайне неэффективной, но ничего лучшего в их распоряжении не имелось.
        Тихон встал под полуразрушенным домом и наблюдал все происходящее со стороны. Так вышло, что на Глори он единственный отвечал за уничтожение вражеской техники, поэтому тратить время на воскрешение, подъем из гаража и дорогу к стройке было преступно. Сейчас от него требовалась не геройская смерть, а четкое руководство безмозглыми сержантами. Впрочем, видеть сражение и в него не ввязаться, тоже было подвигом.
        Группа Карла работала как конвейер. Постепенно выявились наиболее удобные подъездные пути, и машины шли по ним безостановочно: от лифтов - к котловану, от рождения - к смерти.
        То ли по недоумию, то ли из-за своеобразия логики, киты, вместо того, чтобы отправиться в центр города и встретить танки там, упорно держались на пригретых позициях.
        Истребление конкурских построек обрело систему, и последствия не заставили себя ждать. Город таял. Рабочие, словно их это не касалось, продолжали бойко орудовать вокруг рассыпающихся стен. Глядя на этот оголтелый оптимизм, Тихон вдруг подумал, что возможно, конкуры не очень-то и переживают за результаты своего зодчества. Более того, у него создалось впечатление, что и успех всей операции их не особенно волнует.
        - Ну что, земноводные, соскучились? - заговорил в эфире новый голос, и спустя секунду над головой пронеслось звено долгожданных перистов.
        Откуда они возникли, Тихон не уследил. На карте значилось множество станций переноса, и все находились рядом.
        - Наконец-то! - сказал Карл. - Есть работенка, сто пятый. Как раз для укушенных вроде тебя.
        - Ну-ну, - смеясь, отозвался неведомый сто пятый. - Если б не укушенные вроде меня, кто бы вас, таранов, из дерьма вытаскивал?
        - Это они наши танки так кличут, - пояснил Зенон, уловив немой вопрос. - Во всяком случае «таран» несравненно лучше, чем «утюг».
        - Значит, так, пернатые, - сказал Карл. - Толку от вас мало, поэтому двигайте вон к тому дьявольскому сооружению, и головой о стену. А мы пока со слонами разберемся.
        - Почувствовал себя виц-генералом? Без тебя найдем, что делать, - незло огрызнулся перист.
        - Влад, не хами, а то собью, - предупредил Карл.
        При упоминании этого имени Тихон встрепенулся, но тут же успокоился. Сколько в Конфедерации владов? Очевидно, не меньше, чем филиппов. Тот Влад, товарищ и просто славный человек, давно в земле. Если б ему предложили поступить в Школу!.. Это ведь тоже выход. У него бы получилось, еще как получилось бы! Перист, одноместная машина для романтиков. Это именно то, что ему было нужно. Тьфу, опять заладил! Нет того Влада. Нету.
        - Сто пятый, ответь Тихону, - сказал он.
        Только проверить. Только убедиться - и все.
        - Слушаю тебя, Тихон.
        Без колебаний. Ровно. Безразлично.
        - Не бывает чудес на свете, - мягко проговорил Зенон. - У меня вот тоже…
        - Заглохни, - цыкнул на него Тихон. - Извини. Спасибо, я понял.
        - Чего там, - покладисто сказал он - не словами, а какой-то волной душевного тепла.
        Тихон снова отметил, что готов делить с Зеноном и КБ, и кубрик, и… собственно, больше у него ничего не было.
        - Зачем звал? - напомнил о себе Влад.
        А интонация, между прочим, похожа.
        - Ищу одного оператора. Тебе сверху видней.
        - Алекса, что ли?
        - Как ты узнал? - опешил Тихон.
        - Да его все ищут, - со смехом ответил Влад. - Нет, таран, ты не по адресу. Мифы - не моя специальность.
        - Карл! - опомнился Тихон. - Вызываю двести второго!
        - Слушаю тебя.
        - Тогда, на Тарме, ты назвался Алексом.
        - Ну и что?
        - Ты с ним встречался?
        - Было дело, - гордо заявил он. - Мастер с большой буквы.
        - Я хотел сказать, не в бою, а с самим оператором. Ну, с живым человеком.
        - Тут вот какая штука, - протянул Карл. - Этот Алекс не то, чтобы… Погоди, не морочь голову! - торопливо крикнул он.
        - Не светись ты в эфире со своим Алексом, - предостерег Зенон. - Вернемся на Пост, там и расспросишь.
        - А что, у вас есть связь с другими подразделениями?
        - Зачем тебе другие? Карл живет в соседнем кубрике.
        Канонада вокруг ямы усилилась, и Тихон, покинув укрытие, встал в хвосте новой колонны к лабиринту.
        Усилиями Карла от конкурского города почти ничего не осталось. Кое-где еще торчали острые огрызки стен, в одном месте даже уцелел приличный комплекс из искривленных геометрических фигур, но перелом был достигнут. Строители, половина из которых погибла, уже не успевали восстанавливать разрушенное. Танки двигались к обрыву непрерывным потоком, словно не к самоликвидации занимали очередь, а за вишневым пирогом.
        Успехи отряда под командованием Тихона были не столь ощутимы, но тот, кто знал, каково воевать с тяжелой техникой конкуров, не оценить их не мог: двадцать один слон и шестнадцать китов. Все стояли обезвреженными, исковерканными, но не сожженными дотла - Тихон подумал, что покопаться в железе противника ученым будет интересно.
        Со стороны центра примчалось еще три звена перистов. Не отвлекаясь на перестрелку, они сходу, красивым и стройным клином, воткнулись в город. Полыхнула серия ярких вспышек, не особенно мощных, но все же ощутимых. На темно-коричневых стенах обозначилось еще двадцать четыре дыры, по количеству машин.
        С транспортной системой летуны справятся скоро, решил Тихон. Надо только обеспечить им надежное прикрытие.
        Зенон круто развернул на ближнего слона и предусмотрительно выпустил искрящееся облачно пыли, однако электромагнитные орудия противника бездействовали.
        - У него ртуть кончилась, - возник где-то рядом Карл.
        - Здесь Дарья, - прорезался другой голос. - Что делать, командир?
        - Займись вот этим и переключайся на китов.
        Свежий, только из гаража, танк выскочил вперед и стеганул огненным ручьем по иссеченной обшивке слона. Внутри что-то грохнуло. Люк ракетной шахты сорвало вместе с замками и отнесло далеко в сторону. Сбоку раздвинулась диафрагма, и из черного отверстия вывалился раненый солдат. Он лишился третьей руки, а задняя нога была раздроблена и моталась кровяными лохмотьями. В таком виде конкур здорово напоминал человека, и Дарья, кажется, купилась.
        - Добей, - приказал Тихон. Он мог бы все сделать и сам, но для сержанта, тем более женщины, этот опыт был полезнее.
        - Они похожи на нас, - растерянно проговорила она.
        Солдат выпрямился, но не удержал равновесия и опрокинулся на спину. Его лицо перекосилось от боли, а рот широко открылся, но из-за шума боя крик остался неуслышанным.
        - Что, дружок, слабо на двух ногах пройтись? - удовлетворенно рассмеялся Зенон.
        Конкур мучительно перекатился на живот и еще раз попытался подняться, но снова упал. Кое-как встав на четвереньки, он по-кошачьи затряс головой и пополз к Дарье.
        - Добить! - твердо повторил Тихон. - Не жалей его.
        - Он живой… - зачарованно молвила она.
        - Сожги его на фиг, - предложил Зенон Тихону. - У него же самоликвидатор, как у нас.
        - Пусть сама, - упрямо ответил он.
        - Трехногий ее подорвет.
        - Значит, урок ей будет.
        Солдат дотащился до танка и, умоляюще взглянув на орудия, прижался всем телом к броне.
        - Ну, все, - сказал Зенон. - Прощай, девушка.
        - Ребята, он трясется! Я чувствую! - воскликнула Дарья. - Он просит, чтобы его взяли…
        В это мгновение конкур вздрогнул и разлетелся в мелкие брызги. Взрыв был таким мощным, что танк подняло и швырнуло назад. Пробалансировав пару секунд в вертикальном положении, машина тяжко рухнула на башни. Разбрасывая налипший гравий, судорожно крутанулись траки, затем у земли что-то оглушительно скрипнуло, и танк замер.
        - Так куда ты его взять собиралась? На тот свет? - с сарказмом спросил Зенон.
        - Я думала…
        - Сержантам это не положено, ясно? - сказал он, откровенно подражая школьному лейтенанту.
        - Что мне теперь делать?
        - Помирать, что же еще, - сердито ответил Тихон. - Только дай нам отъехать подальше.
        Зенон споро убрал машину из зоны поражения, и обманутая Дарья вспыхнула маленьким солнцем.
        Радар подмигнул, обращая на себя внимание, и обозначил вокруг станций переноса гроздья светящихся меток. Командование наконец-то раскачалось и соизволило прислать тяжелые танки. Достойное завершение операции, если учесть, что основную работу выполнили тараны. Транспортная система конкуров уничтожена, половина их машин выведена из строя. А что осталось утюгам? Подчистить территорию и нацепить на башни венки победителей.
        Раздался страшный треск, и нетронутый противником квартал рассыпался в крошку. Крайняя секция одного из зданий чудом выстояла, и в ней показались соты квартир: смятая мебель, какие-то грязные тряпки, а еще провода, кабели, трубы - Тихон и представить не мог, насколько сложно устроено обычное жилье. Еще залп - еще несколько домов обратилось в груду раскаленных камней. В небу потянулись столбы черного дыма.
        - Кроют всех без разбора, - заметил Зенон не то с досадой, не то с восхищением.
        - Заключительный этап: глаженье с отпариванием, - высказался Карл. - Колония будет как новенькая.
        - А что же сразу?..
        - У них свои резоны. Мне иногда кажется, что наши генералы - родственники конкуров.
        - В смысле?
        - И в смысле, и без смысла. Не поймешь их, генералов. Правительство Глори собрало для обороны тысячи Т-12, благо ему это по карману, а командование пустило их враспыл. Здесь обошлось бы и сотней УТ-9.
        - Вот и я о том же. А как они, интересно, собираются скрыть такой разгром от Конфедерации? Неужели война до сих пор держится в тайне?
        - Уже не скрывают. В новостях недавно объявили.
        - На колониях, небось, паника.
        - Да черт с ними, не перегружай КБ. Мы свое дело сделали? Ну и до свидания.
        Танк, стоявший в пяти метрах от Тихона, сорвался с места и, как следует разогнавшись, влетел под кита. Тот удивленно качнул бортами и через секунду раскололся, а из-под его днища забил фонтан оранжевого пламени.
        - Это кто был? Карл? - спросил Влад.
        - А что ты хотел? Я могу передать.
        - Так вы с ним с одного Поста? Ну ладно, в следующий раз. Да, вот что, сто семнадцатый: если умудришься разыскать Алекса, скажи мне.
        - Ты же в сказки не веришь.
        - Может, он все-таки где и есть. Любопытно хоть одним глазком…
        Мимо на предельно низкой высоте пронесся одинокий перист и впечатался в последний островок лабиринта. Десяток конкуров в котловане испекся заживо - на этом эпопея с захватом Глори окончилась. Скорее всего, на материке параллельно строилось несколько транспортных систем, но это уже была чужая головная боль.
        Тихон пересчитал уцелевшие танки и каждому определил личного слона. Себе он выбрал кита с неглубокими раковинами от малых разрядников. Тот стоял насмерть - невзирая на провал операции и абсолютную нецелесообразность дальнейшего сопротивления.
        - А куда ему, родному, деваться? - весело спросил Зенон.
        Деваться киту и впрямь было некуда, но Тихон подумал вот о чем: конкуры воевали так, будто выполняли повинность, будто цель их войны - вовсе не победа, а что-то иное, непонятное.
        Дарья была права. Они действительно похожи на людей.
        Кабина Зенона находилась в другом помещении, аж через три двери по коридору. Тихон вышел из операторской вместе со всеми. В проходе образовалась небольшая давка, и ему с трудом удавалось протискиваться между спин. Добравшись до середины, он увидел, как Зенон, распихивая окружающих, идет навстречу. Он избавился от баков и немного укоротил стрижку, но Тихон, конечно, узнал его сразу.
        Однокашник искренне обрадовался и даже раскинул в приветствии руки, что Тихона слегка покоробило. Они дружески обнялись и направились в жилой сектор.
        - А ты возмужал, - сказал Зенон, оглядывая его с ног до головы.
        - Н-да, - произнес Тихон просто потому, что надо было ответить. - Надеюсь, насчет Карла ты не пошутил?
        - Я никогда не шучу. Не умею. Но к двести второму мы сейчас не пойдем, некультурно это. После обеда, если тебе не терпится, - он остановился возле створа и приложил ладонь к горизонтальной панели. - А то поедим вместе? Приглашаю.
        - Благодарю, - комично поклонился Тихон. - Только сюда мне приглашения не требуются. Я здесь живу.
        - Да ты что?! - изумился Зенон. - Вот, счастье! Ну, пойдем.
        Тихон с неудовольствием отметил, что «счастье» - это уже явный перебор, но возражать не стал. В конце концов, они тут все не без особенностей, главное, чтоб дружелюбие соседа не приобретало чувственной окраски.
        Зенон беззаботно бросился на кровать и, немного полежав, вспомнил о еде.
        - Что ты будешь? - спросил он.
        - Я сам закажу.
        - Как хочешь.
        Пообщавшись с печкой, он вынул поднос с прозрачным блюдечком, в котором истекала паром аморфная лепешка бледно-розового цвета.
        - Ты ешь морковное пюре? - ужаснулся Тихон. - По собственной воле?
        - Мне нравится, - сказал Зенон. - Воображаю, что это смазка для моих механизмов. Не очень вкусно, но ведь необходимо! - Он страдальчески вздохнул и отправил в рот полную ложку.
        Тихон испугался, что здесь популярна школьная диета с пастами и разбавленным молоком, но печь без разговоров выдала и баранину, и морс, и ананасовое пирожное. Он покосился на быстро остывающую массу в соседской тарелке и с азартом вгрызся в сочное мясо.
        Вернув тарелки в приемный бункер, они повалялись для порядка минут пять и одновременно встали.
        - Что ты делаешь в свободное время? - поинтересовался Тихон.
        - А что все люди делают?
        - Да вроде, ничего.
        - Вот и я - тоже.
        В кубрике Карла никто не отзывался. Зенон постучал еще раз и приложил ухо к створу.
        - Наверно, в клубе. Но я туда не пойду, - поспешно предупредил он.
        - Почему?
        - Ну-у-у… - Зенон насупился и перевел скучающий взгляд на стену. - И ты не ходи. Потом как-нибудь.
        - В чем дело? - насторожился Тихон. - Конфликты с местным обществом?
        - Я на этом Посту совсем недавно, часов тридцать, толком ни с кем не познакомился.
        - Отлично, будет возможность.
        - Не-е, взять и прийти, «здрасьте, я Зенон», нельзя.
        - А как можно?
        - Как-то постепенно, - уклончиво ответил он.
        Спорить было лень, да и бесполезно это, воспитывать взрослого мужика. Видно, неспроста пустовала вторая койка в его комнате. Тихон припомнил ухмылку Григория, своего нового капитана, и понял, что свободное место рядом с любителем морковного пюре - отнюдь не совпадение. С Зеноном ему было комфортно, но только в танке. Как человек он оказался менее привлекательным.
        Обстановка клуба полностью соответствовала той, что Тихон видел на Посту сержантов, поэтому, едва зайдя и осмотревшись, он испытал странное ощущение, будто бывал здесь не раз. Тихон даже вспомнил, что у этого эффекта есть определенное название, кажется, на старофранцузском, впрочем, в языках он был не силен.
        Трое мужчин, словно нарочно подчеркивая сходство, сидели за круглым столом и поочередно выкладывали на ворсистую поверхность плоские карточки размером с ладонь. И длинный диван, и ряд кресел по другую стену были заняты. Лейтенанты в клубе собрались в основном среднего возраста, Зенон вполне мог бы выбрать собеседника по душе. Были здесь и две женщины, но от них Тихон тут же отвернулся и дал себе слово, что ближе, чем на три метра, к ним не подойдет.
        В районе потолка играла чудная музыка неземного происхождения. Интервидение было настроено на канал новостей, но работало без звука: по экрану ползли городские развалины - может, на Глори, а может, где-то еще.
        Тихон пригляделся к нагрудным знакам - Карла в клубе не было.
        - Кто-нибудь видел двести второго? - спросил он.
        - Ты сам-то кем будешь? - воинственно проревел бородатый детина в углу.
        Тихон потрогал тиснение с именем и выразительно поправил аксельбант. Бородатый усмехнулся и с показной надменностью повторил эти жесты - и бирка, и серебряный шнурок у него были точно такие же.
        - Я сто семнадцатый, - сказал Тихон, догадавшись, чего от него требуют.
        - А-а. Ты у нас герой, - расслабленно произнес тезка. - Меня уже достают: «кто-о сто семнадцатый?», «где-е сто семнадцатый?».
        Гонор детины Тихон проигнорировал, гораздо сильней его взволновало известие об идущей по пятам славе. Если тезка не врет, то Тихон превращается в легенду, а этого ему совсем не хотелось. Прежде чем становиться вторым Алексом, неплохо бы выяснить, что из себя представляет первый.
        - Карл здесь не появлялся?
        - И не появится. Его на другой Пост отправили.
        - Когда?! - отчаянно крикнул Тихон.
        - Как раз перед Глори, минут за десять до тревоги.
        Тихон ударил себя кулаком по ноге и нервно забродил по комнате. За десять минут до вызова! Если б он не позировал перед зеркалом, не дрызгался в душе… Карл в этот момент находился рядом, буквально через стенку! И в бою - ведь было же у них время поговорить, когда прислали подкрепление. Но откуда он мог знать?!
        - Ты чего, ты чего, сто семнадцатый? - обеспокоился увалень. - Будет новая операция - свяжешься, делов-то!
        - Если и получится, то в эфире, - сокрушенно сказал Тихон. - А можно было с глазу на глаз.
        - Так у вас с ним секреты? Ну, тогда… - он развел руками и вполголоса предостерег. - Ты поосторожней. Чтобы ничего такого… Особенно с Карлом. Его ведь за это и выслали, куда Макар телят не гонял.
        Тезка, оказывается, еще и земляк.
        - За что «за это»?
        - За смуту. Случилось тут с ним… короче, память потерял.
        Тихон подпрыгнул на месте и, вцепившись в плечо бородатого, лихорадочно зашептал:
        - Что тебе известно? Выкладывай, не томи!
        - Амнезия у него была. Странная какая-то. Ровно сорок часов. Все, что «до», говорит, помню, и «после» - тоже нормально, а эти самые сорок часов - ну хоть убей. Стерли. Проснулся, смотрит на меня…
        - Где проснулся? - требовательно встряхнул его Тихон.
        - В кубрике. Мы же с ним соседи. Были. В общем, встает, свежий такой, бодрый, а во времени путается. И ведь я-то его в этот промежуток видел - все в порядке, не скажешь, что лунатик, или еще кто. Жрали, трепались, в двух операциях участвовали…
        - На Боло - тоже?
        - Сначала на Шадане, потом на Боло. Да ведь и ты там был, вместе с Карлом шороха давали.
        - Был, был. Значит, примерно в одно время…
        - Ты это о чем?
        - Так просто, - Тихон придвинул стул и сел рядом. - Долго ты с ним прожил?
        - Я с мужиками не живу, понятно? - возразил бородатый.
        - Что он за человек?
        - Послушай, юноша, кончай этот допрос! - Тезка вновь принял отрешенно-насмешливый вид.
        - Я с мужиками не кончаю, - передразнил его Тихон. Как ни странно, бородатому это понравилось.
        - Может, Карл у тебя деньги занял? - спросил он, смягчаясь. - Тогда забудь. Счета на Боло сгорели. Мы с тобой нищие, и Карл - тоже нищий. И вот эти умники, - он показал на троицу за столом. - Тоже. Раньше на конфы играли, а сейчас на желания. Ободрали нас, сто семнадцатый.
        - Как липку, - с выражением добавил Тихон.
        - Ого! Родная речь. Давно с Земли?
        - Я про Карла.
        - А я - про Боло. Ходит молва, что ее специально сдали, слишком много нам Ассамблея задолжала. Деньги ведь на счетах мнимые, цифры, а не деньги. Вот они и устроили чистый проигрыш. Поди теперь, разберись, куда банкиров эвакуировали, а куда - кого. Или Глори взять, - вскинулся он. - Богатая колония. У них в океане полно редких металлов и всякого такого. Стали много власти брать. Запаслись военной техникой. Зачем, не догадываешься? А ты найди хоть одного оператора из тамошних! Опять не догадываешься? Э-эх, молодой, головенка-то совсем не работает! Они свой Пост организовать хотели. Собственный, чтоб от Конфедерации не зависеть. А тут такая напасть: система переноса разладилась. Сколько танков сгорело, пока утюги не появились? Все, до одного! Вот, незадача!
        - Ты лучше про Карла, - утомленно проговорил Тихон.
        - А что про Карла?
        - Откуда он родом?
        - Не наш. Не с Земли, это уж точно.
        - Описать его можешь? Хотя бы в общих чертах.
        - Да обычный, - замялся он. - Щуплый, вроде тебя, только повыше. Странный немножко.
        - Так странный или обычный?
        - Как все, - пожал плечами тезка.
        Тихон понял, что толку от него не добьешься, и, не прощаясь, покинул клуб. Наверное, Зенон все-таки не зря игнорировал это место. Пятеро угрюмых типов, трое игроков неизвестно во что и небритый параноик. Та еще компашка.
        Первая досада от того, что он упустил Карла, прошла, за ней навалилось раздражение, спокойное и глухое, как броня. Мелькнула шизоидная мысль о всемирном заговоре, но ее Тихон отогнал: окажись Карл на пути злодеев с золотыми эполетами, его попросту раздавят. И почему их так страшат эти провалы в памяти? Вместо того, чтобы разобраться и помочь, переводят на другой Пост.
        А вдруг это опасно? Вдруг это болезнь? Тихон даже остановился и пощупал лоб - зачем, он не знал, но так делали во многих старых фильмах.
        Нет, тогда бы их лечили. Положили бы в одной палате и…
        Его внезапно посетила новая идея: что, если пойти к Григорию и доложить о своей амнезии? Выпроводит вслед за Карлом? Туда же? И там они встретятся?.. Чушь!
        Но если их стараются развести подальше, то зачем позволили пересечься здесь? Минут пять у них было. Знать бы заранее! Но он не знал. И начальство не знало, вот, в чем фокус. Выходит, отправляли их независимо друг от друга. Между Постами, конечно, поддерживается какая-то связь, но важную информацию сначала передают наверх, а это лишнее время.
        Еще один шажок: их капитаны торопились, по крайней мере, Аркадий. Ему не успели сообщить, что у Григория такая же беда с операторами. Но почему от них так проворно избавляются? Нет, не избавляются, просто спихивают другим. Или прячут? От кого? Неужели их много? И что у них может быть общего?
        Сбой памяти кончается где-то после сражения на Боло, потом - сон, побудка, выдворение. У него провал длился пятьдесят два часа, у Карла - сорок. Есть разница. Получается, он, Тихон, раньше Карла… Чего «раньше»?
        Тихон почувствовал, что забрался в дремучий тупик. Мозги шевелились от натуги, но соображать отказывались наотрез. Он понуро добрел до кубрика и безвольно упал на кровать.
        - Нашел Карла? - вяло поинтересовался Зенон.
        - Нет. Поздно.
        - И нечего было туда ходить, - назидательно произнес он.
        - Ты мне собирался поведать, как за пятнадцать часов получил лейтенанта. Помнишь?
        - Помню, - сказал он, но таким тоном, что стало ясно: эта тема ему неприятна. - А если честно, то нет, - потерзавшись, добавил он.
        - Не будешь рассказывать? - без особых возражений спросил Тихон.
        - Не помню я. Самое главное - и забыл.
        - Так-так… - Тихон приподнялся на локте и с любопытством осмотрел Зенона. Это уже смахивало на фарс. - Все пятнадцать часов?
        - Не верится, да?
        - Отчего же? Верится.
        Зенон ответил благодарным взглядом и с жаром заговорил:
        - На первом Посту меня за придурочного приняли. Сделал глупость, признался, так потом потешаться начали. Склеротиком прозвали. Стадо!
        - Погоди, давай по порядку. Когда?
        - Бой на Шадане. Весь из головы вылетел, совершенно!
        - И на Боло, - подсказал Тихон.
        - Нет, на Боло я не попал, я в это время сюда переводился.
        - Это ты помнишь?
        - Это - да.
        - А переводился сразу после…
        - Верно. Разбудили, поздравили, что-то там наговорили про мои таланты - и бегом до платформы. А откуда ты?.. О-ох! Ты ведь тоже…
        Тихон встал и, подойдя к универсальной печи, заказал обед на две персоны: маринованную телятину и большую порцию морковной пасты. Вернувшись к койкам, он сделал вид, что перепутал подносы, и сунул соседу мясо.
        - Ой, нет, - замахал руками Зенон. - Я буду смазку.
        Вот и рухнули все твои построения, сказал сам себе Тихон. Не с тобой разлучали Карла, а с этим смазанным. Правильно. Что за прихоть - перемещать оператора туда-сюда? Идиотизм. Если только они не хотят, чтобы в одном месте находилось сразу двое «склеротиков». Это причина. Ну, а тебя-то с какой стати? За боевые заслуги? Вряд ли. Скорее всего, на сержантском Посту был кто-то еще - такой же, с провалом. Того Аркадий оставил при себе, а тебя отправил на повышение.
        Значит, их как минимум четверо: Карл, Зенон, Тихон и некий субъект. Два экипажа можно составить. Это еще не армия.
        - Я подозреваю, что попал сюда случайно, - сказал Тихон. - Ты здесь никому больше не рассказывал?
        - Что я, чокнутый? Мне того раза хватило.
        - Хорошо. Они сами узнают. И про тебя, и про меня. И придется нам тогда расстаться. Блажь у них такая: не больше одного «склеротика» на каждый Пост.
        - Издеваются, как хотят, - заключил Зенон. - А жалко будет. Я в тебе нашел что-то такое… вроде недостающей детальки.
        - Для твоих шестеренок? - уточнил Тихон.
        - Для шестеренок, - серьезно ответил он. - Я ведь тоже поразмышлять люблю о том, о сем. Поем вот, лягу, и в голове картины разные. А на Глори тебя послушал, и аж сердце переполнилось. Я и сам этих понятий достиг, но все расплывчато было, разрозненно. А ты - прямо в точку. Я кое-что даже выучил. - Зенон мечтательно уставился в потолок и процитировал: - «Если душа бессмертна, то за тело трястись не надо, а если души нет, то и сама жизнь смысла не имеет».
        - Это я сказал? - удивился Тихон.
        - Не дословно, конечно, но по сути так. Ведь в чем самое страшное? - выкрикнул он. - В чем вся мерзость бытия? В том, что люди живут, не задумываясь. Вернее, они думают, но о мелочах: как карьеру устроить, как урвать побольше да как прожить подольше. А зачем им жить-то? Разве они достойны? Существуют наравне с деревьями: семечко в землю упало - чего-то выросло. А почему? С какой целью?! Ведь от деревьев надо отличаться.
        - Чем? - невпопад спросил Тихон.
        - Вот чем! - Зенон звучно постучал себя костяшками по лбу. - А иначе ты не человек. Искать надо, докапываться. Городских еще можно простить, у них суета вечная. Но в деревне-то! Природа, покой - думай, копайся в себе! Я вот сам с Земли-2. У нас колония аграрная, никаких мегаполисов. И что? Да то же самое, - он махнул рукой так, словно поставил крест на всем человечестве.
        Тихон, порядком уставший от разглагольствований соседа, слез с кровати и прошелся по кубрику. Оказывается, страсть к диетической пище - не самый большой из пороков Зенона. И что ему не сиделось на Земле-2? Природа и покой. Вот там бы и развивал свои концепции.
        Зенон неожиданно рассмеялся, видно, что-то вспомнил.
        - Ты, наверно, считаешь меня пустобрехом? А я ведь не только думаю, это давно позади. Я делаю, - произнес он с выражением. - Пробуждаю, раскачиваю. Мне ведь кое-что удалось.
        - Много разбудил?
        - Всю колонию, - с гордостью ответил он. - Чтобы впредь не просто жили, а задумывались. Сперва хотел научить молочное стадо азбуке…
        - Какое стадо?
        - Ну, коровье.
        - Коров - читать?! - не поверил Тихон.
        - Тогда люди бы поняли, что они не лучше скота, что низшего интеллекта еще недостаточно.
        - И как успехи?
        - Не вышло ничего.
        - Странно.
        - Но потом я получше акцию придумал.
        - За свиней взялся? - попробовал угадать Тихон.
        - Нет, опять с коровами, - сказал Зенон, не заметив подколки. - Я их костным гриппом заразил.
        - Чем заразил?
        - Вирус такой. Для животных не опасен.
        Тихон остановился лицом к санблоку и долго не мог заставить себя повернуться.
        - А для людей?
        - По-разному бывает.
        - И люди умирали?
        - Да, - радостно отозвался Зенон.
        У Тихона зачесалось запястье, и он проверил, не вызов ли это в кабину. Нет, не вызов. Просто пот. Надо ополоснуться. После такого разговора это необходимо.
        - Действительно умирали? - переспросил он.
        - Три тысячи с чем-то. Точно не помню.
        - Зачем ты это сделал?
        - Я же говорю: акция социального протеста. Общество надо было как-то растрясти, взбудоражить.
        - А дальше?
        - Дальше - расследование. Комиссия Ассамблеи. Я решил, что меня могут вычислить. А тут мужичок попался, пригласил в Школу. И вот я здесь, - ласково закончил Зенон.
        - Ты же шутишь, - с надеждой улыбнулся Тихон.
        - Не умею я этого - шутить.
        Тихон с полминуты покачался на пятках и пулей вылетел из кубрика.
        - Где Григорий?! - бросился он к первому попавшемуся оператору.
        - У себя, наверно.
        - Где «у себя»?
        - Да вон, последний створ.
        Он добежал до развилки и забарабанил кулаками по твердому полипласту.
        - Проблемы? - нахмурился капитан.
        - Пересели меня в другой кубрик, - потребовал он.
        - Что, не ужились?
        - Я с ним не могу.
        - Я в курсе, - многозначительно покивал Григорий. - Потерпи еще, вы здесь не надолго.
        - Терпеть я не буду. Пересели. Прямо сейчас.
        - К сожалению, все кубрики заняты. Если только поменяться, но к нему никто не захочет.
        - А Карл? Его место должно быть свободно!
        - Там уже новенький, из пополнения. Свободен, лейтенант. Иногда приходится с чем-то мириться. Надо привыкнуть.
        Тихон тяжко вздохнул и отправился обратно - привыкать.
        - Хотя, постой! - окликнул его Григорий. - Можешь сразу идти к кабине.
        Тихон и правда почувствовал укол от браслета, на этот раз - настоящий.
        - Да, и вот еще что, - сказал он, проходя мимо капитана. - Напарника ты мне тоже заменишь. С Зеноном я не желаю иметь ничего общего.
        - Это я тебе гарантирую. Однако быстренько он тебя допек, - злорадно заметил Григорий.
        Узкий коридор мгновенно наполнился людьми и стал тесен. Чтобы не столкнуться с соседом, Тихон залез в самую гущу, и исподлобья оглядел операторов - Зенона не было.
        Доложить капитану об экспериментах маньяка ему почему-то не пришло в голову, а если бы и пришло, он бы этого все равно не сделал. Как-никак у них было что-то общее, что-то объединяло его с наивным деревенским убийцей, и это обстоятельство для Тихона было дороже этики, морали и прочей ерунды. К тому же одного из них скоро уберут, капитан высказался об этом совершенно определенно. Он даже как будто дал знать, что уже уведомлен о кадровой ошибке, и что в ближайшее время она будет исправлена.
        Вот только не понятно, на чьей он стороне, и есть ли тут вообще какие-то стороны. На межклановую борьбу в армейском руководстве это не похоже, не тот масштаб. Горстка операторов пинается с Поста на Пост - кому это нужно?
        Недавние выводы показались Тихону малоубедительными. Почему нельзя держать в одном подразделении двоих «склеротиков»? Пожалуйста: они с Зеноном здесь уже девять часов. Славно повоевали на Глори. Кому от этого вред?
        Так и не придя ни к какому заключению, Тихон улегся в кабину и надвинул прозрачный обруч. Расслабиться было не просто, но он вспомнил, что Григорий обещал дать другого напарника, и срочно очистил оперативную память.
        - Ты, что ли, ногами будешь? - Второй оператор тяжело влился в командный блок и без колебаний, словно это было в порядке вещей, полез к его психоматрице.
        Стараясь не выдать ни единой мысли, Тихон создал в КБ свободный участок. Когда стрелок, не ожидавший такой податливости, сорвался в эту дыру, Тихон инициировал целый шквал эмоций и сам пробил границу его личности.
        Сопротивляться Филипп не умел совершенно. Напор как образ жизни: ударил первым, потом еще, и снова - уже ногой, по лежачему, прямо по кровяным соплям. Что будет, если противник выстоит, он не думал, такие ему не попадались. Мышление Филиппа было организовано примерно так же: не добился молниеносной победы, значит, проиграл. Его сознание, похожее на объемную, но ленивую мускулатуру, обволокло и преградило путь в глубину, однако вытолкнуть Тихона наружу не смогло. Филипп предпринял попытку от него избавиться, скорее неумелую, чем малосильную, но Тихон шутя удержался и бегло ощупал чужую изнанку. Ему было не особенно интересно, но наглеца следовало наказать.
        То, что Филипп оказался в лейтенантах одновременно с ним, Тихона не смутило. Как он успел заметить, звания на Постах раздавали налево и направо.
        Проблемы у Филиппа были самые заурядные: детские обиды, неотомщенное унижение, комплекс, связанный с невысоким интеллектуальным уровнем - ого, он и на такое способен! - и еще одна язва, которая нарывала аж с двенадцати лет, когда он впервые обратил внимание на свое тело.
        Если б у Филиппа хватило ума не врать самому себе, если б этот вопрос не был таким болезненным, то его можно было бы решить пластической операцией. Но Филипп жестко затабуировал эту тему и отучил себя даже думать о своем физическом недостатке. А как же он с Мартой?.. Она не из тех, кто прощает мужскую несостоятельность. Может, у него все не так уж и плохо?
        Филипп почувствовал, что Тихон роется в самом сокровенном, и забился в немой истерике. Просить ему не позволяла гордость, а выгнать постороннюю личность он был неспособен.
        - Не дергайся, - мирно сказал Тихон. - Сейчас оставлю в покое. Это чтобы знал, на кого лаять, а перед кем скулить.
        Возвращаясь с чужой территории, он ненароком коснулся верхнего слоя воспоминаний и с удивлением обнаружил, что у Марты к лысому любовнику претензий нет. То ли он действительно на себя наговаривает, то ли компенсировал малые размеры большим старанием. Филипп уловил эту реакцию и торопливо возбудил в памяти самые яркие моменты.
        - Кусаешься? - насмешливо спросил Тихон. - Месть - удел слабого. Сильный не мстит, он карает.
        - Не вижу разницы.
        - Значит, не дано.
        Стрелок отозвался мощным накатом интимных подробностей, и Тихон испытал смесь зависти и досады. Многое из того, что выставлял напоказ Филипп, было приукрашено и додумано, но именно это больше всего и злило: его фантазии на порядок превосходили то, что мог бы сочинить Тихон.
        Он уже собрался вернуться на свое поле, как вдруг отметил новое, самое свежее образование. С недавних пор Филипп мучился одной загадкой, которую воспринимал как проявление психического расстройства.
        Вот и нашелся четвертый, подумал Тихон. Вот с кем его разводил Аркадий, если, конечно, теория о несовместимости «склеротиков» верна. Впрочем, эта теория уже рассыпалась: теперь их здесь трое, а мир все еще не перевернулся.
        - Предстоит десант на Шадан, - разнесся в эфире голос командующего. - Задача благородная: отбить свое. Платформы повреждены, поэтому отправляетесь кораблем. Мягкой посадки не обещаю: выход по маякам, а маяки старые. Много на себя не берите, с вами идут две группы УТ-9, и еще перисты. Проверьте, что там с транспортными станциями, можно ли восстановить. Если да - ждите техников, если нет - освободите место под транзитку и обеспечьте прикрытие.
        - Лучше б нас на Боло послали, - раздался чей-то голос.
        - Кто переживает за деньги, могу успокоить: все счета дублировались. Сейчас их сверяют и ищут подходящую колонию для перевода, - проговорил командующий.
        Одновременно с этим над головой возникли потолочные балки, и в мутном желтом свете проявились ряды танков. Тихон стоял в первой шеренге, упираясь траками в откидную эстакаду. Не зазеваться и быстро уступить дорогу следующей машине.
        Тихона до крайности разозлило, что Григорий назначил его водителем. Если б напарником поставили кого-то другого, он бы еще стерпел, но Филипп! Пришел в Школу позже, всегда был позади, и на тебе: стрелок, старший экипажа.
        - Водителям не спать! До посадки двадцать секунд.
        Вздрогнув, пол стремительно пошел вниз, и Тихон ощутил, как падает нагрузка на оси.
        - Слышал, что сказали? - начальственно бросил Филипп. - Готовься.
        - За собой следи, - свирепо прошипел Тихон.
        Он хотел добавить что-то еще, но ангар резко накренился. Танки посыпались влево, и Тихон, как ни насиловал двигатель, скатился вместе со всеми. Его прижало чужой броней, а с правой стороны, которую подняло градусов на сорок, продолжали сползать, уплотняясь, новые машины.
        Тихон попытался шевельнуться, но траки заклинило. Теперь, чтобы съехать на землю, придется ждать крайнего - счастливчика, стоявшего справа, и если хоть один танк потеряет управление, то шеренга, а с ней и весь строй, окажутся заперты. Тихон остро возненавидел конструкторов транспортного корабля, но уже в следующую секунду стало ясно, что никакой высадки не состоится.
        Стена ангара вогнулась огромным пузырем и лопнула. Снаружи плеснуло оранжевыми брызгами, и на том месте, где до аварии находился Тихон, задымила чья-то обглоданная ходовая часть.
        Пол завибрировал. Тихона опять повело вбок - где-то в центре образовалось отверстие, и танки посыпались в него как леденцы. Лишившись сцепления с полом, траки бес толку царапали металлическую поверхность.
        - Делай! - заорал Филипп. - Что-нибудь! Делай!!!
        - Заткнись.
        В дальнем углу возник еще один пролом. В потолок ударила плотная струя пламени, и рядом рухнуло несколько оплавленных балок. Одна из них проткнула соседнюю машину и, медленно опустившись, вывернула толстый жгут проводов.
        Посадочный модуль потерял жесткость и, зашатавшись, начал принимать форму ромба. Сзади взорвались сразу два танка: их башни подпрыгнули и врезались в перекрытия, а из корпусов полыхнуло темным огнем вперемешку с копотью.
        Оставаться в чреве корабля было опасно, и Тихон развернулся лицом к дыре. Через нее было видно белесую траву и жидкие кустики с синими цветками, а также то, что до земли около тридцати метров. Корабль не двигался, и вывалившиеся машины лежали прямо под ангаром.
        Напороться на чей-то борт - удовольствие сомнительное, подумал Тихон. Но можно ведь и не напороться.
        Посадочный модуль принялся понемногу выравниваться, и танк, перестав скользить, подъехал к самому краю.
        - Что ты делаешь?! - истошно завопил Филипп.
        - Я ныряю.
        Он глянул вниз. Не тридцать, а тридцать пять, уточнил радар. Шадан крупнее Земли, и «g» здесь больше. Падать будет больно.
        - Надо терпеть, - сказал Тихон.
        Траки провернулись, и машина скользнула в обожженную прорубь. Полет длился около двух секунд. Сопротивление воздуха попыталось поставить танк в вертикальное положение, но центр тяжести находился низко, да и времени было явно недостаточно.
        Амортизаторы подбросили машину вверх, и ей пришлось падать дважды, второй раз - гораздо мягче и уже в облако поднятой пыли.
        Тихон приземлился между инвалидами - те спрыгнули не так удачно и теперь беспомощно вращали всем, чем только могли, однако встать на ноги были не в силах.
        - Ну ты!.. Ты совсем… - Забубнил Филипп. - Тебе на перист надо пересаживаться, а не приличную технику гробить.
        Тихон обработал показания целой прорвы датчиков, но никаких неисправностей не обнаружил.
        - Не ори там, истеричка. Все в порядке, запас прочности такие финты позволяет.
        Над головой объявился следующий кандидат в птицы, и Тихон еле успел освободить для него место. Танк свалился точно на траки и также застыл, проверяя механику. Он был последним, кто спасся.
        Откуда-то сзади протянулись два огненных хвоста и, разбившись о транспортник, окутали его грязно-оранжевой пеной. Линии корабля закруглились, сам он сжался до приплюснутого шара и вдруг сверкнул, пронзив землю целым спектром излучений. Все, что от него осталось, можно было сложить в чехол от палатки: десяток бесформенных фрагментов и туча тяжелого пепла, запорошившего равнину в радиусе километра.
        Невдалеке волновался по-осеннему красный лес, и Тихон рванул к нему, попутно изучая обстановку и теребя энциклопедию. У конкуров опять неизвестное оружие. Если они будут совершенствоваться так быстро, то скоро могут овладеть какими-нибудь штучками из фантастического интеркино типа масс-деструктора или генератора антиполя. Тогда им хана. Не конкурам, конечно. Им - это людям. Тихон поймал себя на том, что думает о человечестве в третьем лице, но сейчас было не до высоких материй.
        Энциклопедия ответила отрицательно. Никаких плазменных пушек, ничего подобного. Из военных энергетических установок противник имеет только архаичные лазерные орудия и электромагнитные ускорители. Тихон занес в резервную память новые данные, но эта страничка пока была пустой. Только впечатления. Только ужас от того, как легко они справились с огромным кораблем.
        - Куда тебя несет? - опомнился Филипп.
        - А что ты можешь предложить?
        - Я не предлагаю, я приказываю.
        Рядом ухнул похожий на карманное солнце комок, и Филипп мгновенно заткнулся.
        - Свяжись с другими экипажами, - велел Тихон. - Или нет, пусти в эфир меня.
        - С какой стати? - возмутился стрелок. - Говорит сто тринадцатый…
        Тихону не понравилось, что их номера стоят так близко. Он постарался себя убедить, что боевой номер - не более, чем три цифры, но это не помогло, и через секунду он понял, почему. В этих трех цифрах было заключено имя, родословная, авторитет и все то, что надлежит иметь нормальному человеку.
        - Сто тринадцатый? - отозвались после долгой паузы. - Ты кто такой? Ты откуда вылупился, клубника?
        - Может, у меня лучше получится? - спросил Тихон. - Дай мне эфир.
        Филипп нехотя разблокировал линию, и он, уклонившись от очередного огненного сгустка, сказал:
        - Здесь сто семнадцатый. Давайте-ка, ребята, посчитаемся, сколько нас уцелело, и какие диагнозы.
        - Приветствую, сто семнадцатый. Ты уже лейтенант? Браво! - откликнулся странно знакомый голос. - Ноль девяносто девятый. Жив-здоров.
        - Мы что, раньше встречались?
        - Не в этом качестве.
        - Игорь! Ты?
        - Он самый.
        - Двести семьдесят седьмой на связи. Я с вами, но без больших разрядников.
        - Хорошо, будешь комаров отгонять.
        - Двести двенадцатый. А у меня и малых нету.
        - Смеешься?
        - Какой смех?! - трагически воскликнул оператор. - Накопитель разрушен.
        - Ладно, авось сгодишься на что-нибудь.
        Перекличка продолжалась еще с минуту. Результаты были плачевны: из целого транспорта выжило только пятнадцать машин, причем четыре имели серьезные неполадки с вооружением. Единственное, что утешало Тихона, это экипажи. Все операторы оказались лейтенантами, и все прошли не один бой. Карла среди них не было.
        То, что противник застал десант врасплох, указывало на высокую вероятность засады. Сориентировавшись на местности, они общими усилиями определили огневые точки конкуров и рассредоточились вдоль подлеска. Карты этого района отсутствовали, и Тихон направил срочный запрос командованию. В быстрый ответ никто не верил, поэтому действовать пришлось по наитию.
        Номер двести двенадцатый, согласившийся сыграть роль приманки, выскочил на открытое пространство и бешено запетлял, стремясь вызвать на себя всю мощь конкурского оружия. Остальные замерли с включенными пеленгаторами, кроме того, доброволец не покидал эфира, постоянно транслируя данные собственной локационной разведки.
        Враг реагировал молниеносно: там, где багряная стена деревьев выгибалась плавной косой, обозначились три укрепленных пункта. Маскировка была безукоризненной: радар ничего не видел, а логический сопроцессор принимал их за естественные элементы рельефа.
        Как ни выкаблучивал двести двенадцатый, продержаться ему удалось не долго. Вскоре его взяли в клещи и одним попаданием превратили в струйку дыма, однако дело он свое сделал. Можно было предполагать, что конкуры засветили не все точки, поэтому на их подавление танки отправились не толпой, а вшестером - по два на каждую.
        Возвращать связь стрелку Тихон не собирался, да Филипп и не настаивал. Проснувшийся в нем солдат осознавал, что иных ценностей, кроме победы в бою не существует. В белобрысом заморыше проявилось нечто такое, чего группе именно сейчас и не хватало: способность сплотить и сформулировать задачу. Нет, его обида на водителя не прошла, она забилась в самый угол и до поры затихла.
        - Командир, ко мне какая-то ерунда прицепилась, - встревоженно доложили с ушедшей машины.
        - Репей, что ли?
        - Какой, к черту, репей?! Масса семьсот грамм. Химический состав не определяется. Происхождение - искусственное.
        - Так, обожди… - Тихон прочесал энциклопедию, но снова ничего не нашел. Между тем, какие-то воспоминания настырно дергали за рукав и просились наружу. Он явственно ощущал, что это уже было, что прилипающие к обшивке предметы чрезвычайно опасны, но откуда взялся подобный опыт, он понять не мог. Информация хоронилась где-то в черной дыре, в тех самых пятидесяти двух часах. Тихон попробовал извлечь оттуда хоть каплю, и кое-что действительно всплыло, но это были не осмысленные знания, а нечто смутное, больше похожее на инстинкт.
        - Вы покойники, ребята, - сказал он. - Интеллект-мина, срабатывает через сорок девять секунд после активации. Стряхнуть ее не получится, рвите вперед, прямо на конкуров.
        - У меня тоже, сто семнадцатый.
        - Тоже мина? Приказ аналогичный.
        Радары показали, как обреченные танки, плюнув на осторожность, понеслись к засаде. Врытые в землю пушки развернулись на девяносто градусов и накрыли их оранжевым ливнем. Одна машина сгорела сразу, но вторая, растеряв средний трак, все же сумела приблизиться.
        - Лобовая броня отсутствует, разрядников нет, ходовая вдребезги, - радостно сообщил оператор. - Зато я был на Глори. Счастливо, Тихон! До встречи в клубе.
        Над лугом поднялась ослепительная полусфера, и деревья отбросили длинные тени. На месте конкурского укрытия образовалась аккуратная воронка - еще парочку таких же, хотя бы и путем самоликвидации, и можно будет вздохнуть.
        - Дешево ценишь, сто семнадцатый, - отозвался другой стрелок. - Сдохнуть - не проблема, а вот победить и выжить…
        У багряного мыса что-то зашипело и загрохотало. Понять, кто там побеждает, а кто подыхает, было невозможно: за холмом мелькали сплошные вспышки, сливавшиеся в радужное зарево. Если верить радару, то из игры выбыла еще одна машина, со слов же операторов они подавили вторую точку.
        - Командир, мы почистили. Нас здесь трое, все без повреждений. По-моему, не так уж и плохо. Ну эти их новые пушки… просто звери какие-то!
        - Будьте внимательны, не исключено, там еще есть мины кроме тех, что…
        - Точно. Есть.
        - Попался? Спасибо, ты нам здорово помог.
        Головной танк свернул в сторону и, отъехав подальше, чтобы не задеть других, остановился.
        - Говоришь, замедление сорок девять секунд? Может, я ее как-нибудь стряхну?
        - Благодарю за службу, лейтенант. Прощай.
        - Мы с водителем пока при шевронах. Я обманул, боялся, не воспримешь всерьез.
        - Ну и зря. Как зовут-то?
        Сержант произнес лишь первый слог. Потом подлое устройство сработало, и над линялой травой взлетели порванные ленты траков. Имя стрелка начиналось на «Ге», это все, что о нем успели узнать.
        - Командир, как обнаружить мины?
        - Никак. Если они из неизвестного материала, то детектор их не учует.
        - А что тогда делать?
        - Надеяться.
        Медленно, будто так было безопасней, две машины вернулись в группу и примкнули к формирующейся колонне. Одиннадцать танков, из них трое - с отказавшими орудиями, вот и все войско. Ни с утюгами, ни с перистами связи не было, возможно, их транспортники удостоились еще более теплой встречи.
        Восемь бойцов, плюс три калеки. Без поддержки, без вразумительных инструкций с Поста. На чужой планете, хотя бы и входившей когда-то в Конфедерацию. Предоставленные сами себе. Никому не нужные.
        - Идем на Север, там должна быть крупная станция, - решил Тихон.
        - Через лес?! Ты с ума сошел!
        - Здесь есть дороги. Это же наша колония.
        - Была, - поправил кто-то из операторов.
        Тихон промолчал. Стоило ему отвлечься от проклятого провала в памяти, как тот вытолкнул на поверхность все необходимое: координаты станции, примерную схему дорог и даже ненужные сведения относительно местных пород деревьев.
        С Поста пришла короткая передача - им наконец-то предоставили карту района, и Тихон с удовлетворением отметил, что не ошибся. Нормальная связь по-прежнему была недоступна, на Посту опять что-то не ладилось, поэтому никаких распоряжений не поступило.
        Значит, полная свобода действий.
        - В рамках приказа, сто семнадцатый, - осадил его Игорь.
        - Ну что ж, выполняем. У них тут заповедник был, так что дороги грунтовые. Сейчас обогнем вон ту посадку и… Черт! Откуда я все это знаю?
        - Разве ты не участвовал в обороне? - разочарованно спросил кто-то. - Слухи, стало быть. Байки. А я-то уши развесил…
        - В какой обороне?
        - Здесь, на Шадане.
        - А… Участвовал, участвовал. И что говорят?
        - Всякое. Много о тебе разных легенд ходит. Один оператор… забыл имя… в общем, у него две двойки в номере. Так он целую летопись про тебя составляет.
        - Ты что-то путаешь. Не про меня, наверное, а про…
        - Не кокетничай, сто семнадцатый, - резко прервал его Игорь. - Раз мы признали за тобой право командовать, значит, ты это заслужил. О ком еще собирать рассказы, как не о тебе? - добавил он так настойчиво, что продолжать дискуссию Тихону расхотелось.
        Среди неокультуренного частокола больших и маленьких стволов появился затененный прогал, в котором угадывалась если не дорога то, по крайней мере, достаточно широкая тропинка. Метрах в пяти над землей кроны круто сходились, накрывая колею сводчатым потолком. Крупные листья рассеивали солнечный свет и придавали ему не то бледно-розовую, не то желтоватую окраску. Аллея была безукоризненно ровной и скрывалась где-то в сумрачной дали.
        По такой приятно пройтись босиком. Отломить какой-нибудь прутик и посшибать им наполненные росой лопухи.
        Опять тоннель, подумал Тихон. Вход и выход, а вокруг стены. Никуда не деться.
        - Стоп, - сказал он. - Где там наши инвалиды?
        Откликнулись три машины с поврежденными пушками. На «инвалидов» никто не обиделся.
        - Есть предположение, что дорогу конкуры тоже заминировали. Ну, не любят они нас.
        Операторы дружно и зло рассмеялись.
        - Из всех способов борьбы с этой заразой вижу только один: на живца.
        - А что такое «живец»?
        - Понятия не имею, из энциклопедии выудил. Короче, самый раненый - сюда! Заезжаешь на колею и дуешь с максимальной скоростью. Собери их на себя как можно больше.
        - А если на первой же сгорю?
        - Сорок девять секунд. Километра три отмахать успеешь. А мы за тобой.
        Машины выстроились в колонну по одному, при этом увечные расположились во фронте, а Тихон встал предпоследним. За собственную шкуру он не трясся, просто неведомые инстинкты - или как их там, навыки? - подсказывали: без него дело не пойдет. Без него они сборище разрушителей, а с ним - отряд.
        Первый танк взревел и, откинув назад комья глины, начал разгоняться. Остальные катили за ним, не сильно отставая, но держа приличную дистанцию.
        - Что у тебя? - спросил Тихон.
        - Одна уже есть, - гордо отозвался оператор. - Нет, две… четыре!
        - Скажи водителю, пусть выжимает все, что может.
        - И так на пределе.
        Вторая машина без понуканий притормозила, и колонна пошла чуть тише. Живец-миноискатель оторвался от группы и скоро растаял в красноватых сумерках.
        - Двенадцать штук, командир!
        Взрыва было почти не слышно. По аллее пронеслась тугая волна воздуха, и ветви тревожно загуляли, а на радаре исчезла одна из меток.
        Километра через полтора они достигли того места, где миноискатель прекратил свое существование. Растительность вдоль дороги испарилась, образовав круглую поляну. За пределами пепелища деревья легли от эпицентра и обуглились, но дыма не было. Воронка оказалась не глубокой и довольно пологой, преодолеть ее не составило труда. Дальше путь был неисследован.
        - Следующий пошел, - распорядился Тихон.
        - Двенадцать - хорошее число, - с неохотой отозвался оператор. - Может, мины кончились?
        - Хорошее, только не для конкуров. Не ломайся, двести семьдесят седьмой.
        Второй танк промчался около пяти километров, но ловушек и правда не попадалось.
        - Что я говорил? - повеселел он.
        - Уверен?
        - Но ведь я жив! Ах, ты!.. - Он осекся и после длинной паузы пробормотал. - Словил я эту сволочь. Кажется, больше нету. - И, когда время истекло, добавил: - Да, точно, это последняя. Только одна штука была. Жалко-то как! Если б он до нее добрался, тогда я…
        Мина оборвала его на полуслове, но все и так поняли, что он хотел сказать. Впереди, за никчемным лесом, лежала неизвестность. Станция внепространственного переноса и тухловатый городишко с чудным названием Табанум. Город, конечно, раздолбили, а население извели, да и станция вряд ли в рабочем состоянии, но все же там, за болезненно-красными деревьями, находилось то, чему они себя посвятили. Бой и смерть. И не дожить до этой цели, не дотянуть какой-то пары километров было досадно.
        Откуда?! Откуда это все, ужаснулся Тихон. «Табанум». Никогда раньше не слышал, а теперь вытащил из черного омута походя, не задумываясь. А ведь у Филиппа тоже был провал. Интересно, с ним таких озарений не случалось? Или он кроме как о своем несчастном шланге ни о чем не печется?
        Похоже, эту мысль Тихон спрятал не слишком надежно - до него донесся острый приступ тоски, и стрелок спешно отгородился ярким зрительным образом: он и Марта в какой-то умопомрачительной позиции.
        - Да вы с ней спортсмены, - хохотнул Тихон. - А любовница дала добро на показ этой сцены? Если да, то можно запустить ее в эфир, пусть все полюбуются.
        Уколы Филиппа уже не действовали, и от этого он испытал такую муку, что Тихону стало не по себе.
        - До конца операции предлагаю перемирие. Вернемся на Пост - будешь ненавидеть меня дальше, а сейчас это вредно.
        Стрелок изобразил что-то вроде внутренней улыбки и согласился. И одновременно - от Тихона это не ускользнуло - принял некое важное решение. В ответе «да» крылось кое-что похуже, чем однозначное «нет», в нем заключалась вся подлость, на какую только Филипп был способен.
        Ну что ж, поглядим, отрешенно подумал Тихон.
        Третий танк из команды неполноценных пролетел остаток дороги и, выждав для гарантии с минуту, отрапортовал:
        - Порядок, я еще с вами. Можно двигаться.
        - Что там видно?
        - Город. Наш. Как будто нетронут. Людей нет, конкуров тоже.
        Колонна, чуть замедлив ход на месте гибели двести семьдесят седьмого, прошла по колее и оказалась по другую сторону леса.
        Поселок против всех правил градостроительства был расположен в низине, в петле какой-то убогой речушки. Круглая форма определила его радиальную структуру: от центра с относительно высокими зданиями разбегались три магистрали, переходившие в шоссе. На окраинах стояли разноцветные одноэтажные домики индивидуального назначения. В целом архитектура напоминала что-то старинное и чрезвычайно нерентабельное. Тихон бы не удивился, если б заметил в городе автомобиль на дизельном топливе или еще чего похлеще, но Табанум пустовал.
        Дорога вела под уклон и, выныривая из-под холма, вливалась в пригород с Юга. Весь путь занял около двадцати минут. Машины спускались строем, с тактической точки зрения это было неправильно, однако чутье Тихону подсказывало, что угрозы здесь нет. Конкуры каким-то образом нашли маяк, оставили рядом засаду и накидали мин. Но из города враги ушли, он им ни к чему. Человеческие жилища конкурам не подходят, они предпочитают строить собственные.
        Покойников на улицах не было, и это вселяло надежду, что люди спаслись. Мостовые застилал толстый слой пыли, вздымавшийся под траками и повисавший коричневым туманом. Исколесив половину пасмурного города, отряд, наконец, разыскал станцию. Карта опять врала: металлический бокс с унифицированным обозначением переноса находился вовсе не там, где ему надлежало быть. Это уже выходило за всякие рамки. Платформа изначально координируется в пространстве, и подобные сведения не устаревают.
        Ангар открывался простой кнопкой, на случай же отказа энергооборудования был предусмотрен обыкновенный штурвал, но оба средства выглядели насмешкой. Окажись на месте танков человек, пусть даже ребенок, он справился бы с этой задачей шутя, однако отсутствие рук сделало ее неразрешимой.
        Тихон подал назад и приказал Филиппу стрелять самой малой мощностью. Тот глухо выругался и прожег в воротах широкую дыру, как раз для въезда машины.
        Внутри ангар был пуст, и не просто пуст, а идеально чист, будто все, что в нем хранили, это кубометры воздуха. Ни платформы, ни аппаратуры, ни единого проводочка.
        Только теперь Тихон обратил внимание, что бокс расположен подозрительно неудобно: не на главной улице, а рядом с крошечным прудом, в котором и ноги-то вымыть проблематично. Если эта сточная яма и служила городской зоной отдыха, то зачем здесь станция?
        Тихон отправил один из экипажей к тому месту, где платформа была обозначена на схеме, и вскоре оператор доложил, что видит цветник, а в нем - серый прямоугольник голого фундамента.
        - Взяли и перенесли станцию переноса, - сказал Игорь. - Анекдот какой-то.
        - Куда они дели начинку? - вслух подумал Тихон.
        - И кто именно «они», - уточнил Игорь. - Это поважнее будет.
        - Пост, как себя чувствуете? Связь восстановлена? Мне бы командующего.
        - Ну, говори.
        - Мы вошли в Табанум, нас девять машин. Только чего нам здесь делать, если платформу эвакуировали?
        - Что ты мелешь?
        Тихон уже собирался охаять командование за вечную неразбериху, но осекся. Подвинуть станцию - значит сбить всю настройку. Платформа превращается в бесполезную металлическую плиту. Кому это нужно? Никому. Никому из людей, по крайней мере.
        - Она у конкуров! - взволнованно крикнул Тихон. - Ты меня слышишь? Они ее захватили.
        - Тебя это не касается, лейтенант.
        - Ладно, высылайте транзитку.
        - Транзитной камеры не будет, планы изменились. В принципе, вы на Шадане больше не нужны, можете отлипать.
        - Да ты!.. - Он запнулся, сортируя лексику на искреннюю и дозволенную, - последней попадалось намного меньше. - Мы здесь… А ты там…
        - Но, разболтался! - рявкнул командующий. - Под кару лезешь? Кому ты указываешь, клубника? У нас семь транспортов погибло. Тысяча УТ-9 - вся! Вся сгорела. Хочешь воевать - воюй, недалеко от вас звено перистов ошивается. Давайте, молотите, пока есть возможность, - закончил он уже спокойней.
        - Будем возвращаться? - обратился Тихон к отряду.
        - Ты что, сто семнадцатый?! - возмутился Игорь. - Зачем мы сюда тащились?
        - Правильно. Сколько-нисколько прикончим - все впрок, - поддержал его миноискатель.
        - Командующий, обеспечь связь с летунами и скоро нас не жди.
        - Но предупреждаю: конкурских войск на территории вашего района практически нет. В основном - простые колонисты.
        - Это же совсем другое! - возразил Филипп, но в эфир его реплика не попала.
        - Не страшно, - ответил Тихон. - Вот и мой стрелок говорит, что ему все равно. Конкур - он и есть конкур.
        - Ты что, сволочь?! - взбесился Филипп. - Ты что себе позволяешь?!
        Тихон ощутил, как напарник вводит себя в транс, намереваясь задействовать механизм самоликвидации. Тема была все та же, сугубо анатомическая. Незаметно подобравшись к сознанию Филиппа, он доказал беспочвенность его страданий. Изобретать аргументы нужды не было, они хранились в собственной памяти стрелка, на почетной полочке.
        Филипп получил назад свои сладкие воспоминания об Марте. Все то, что он с такой бравадой демонстрировал Тихону, теперь вернулось к нему. Тихон преподнес это не как утешение, а как черную зависть, и напарник поддался.
        Простенькая конструкция его ненависти к жизни, основанная на комплексе неполноценности, затрещала и рассыпалась. В душе у Филиппа по-прежнему копошились сомнения, но, лишившись базы, они не тянули даже на легкую грусть. Это был самый короткий и самый эффективный сеанс за всю историю психоанализа, однако терапевтическая сторона Тихона не интересовала. Еще до того, как покинуть личность стрелка, он понял, что погубил неплохого оператора. Способность влипать в КБ Филипп сохранил, но о самоликвидации речи уже не шло. Для этого он был недостаточно несчастлив.
        - Я отказываюсь убивать колонистов.
        - Траками подавим, - безмятежно молвил Тихон. - Эй, насекомые! Вы нас слышите?
        - Ползучим от окрыленных - большой воздушный привет! - отозвался Влад.
        Как ни странно, Тихон узнал его сразу. На Глори они едва перекинулись парой фраз, гораздо больше он общался с сержантами, но те давно из памяти выветрились, а Влад почему-то удержался.
        - Есть возможность поразмяться, - сказал он. - Мы тут разведочку провели, кой-чего обнаружили.
        - Конкретнее, пожалуйста.
        - Пожалуйста. Поселение конкуров, выглядит как временное, особей на пятьсот - семьсот. Нас всего пятеро, да и ресурс у периста не бесконечный, а вот вам раздолье.
        - Лабиринт они, случайно, не строят?
        - Нет там никакого лабиринта. Просто живут.
        Тихон запросил координаты и пометил на карте место в центре голой равнины, вдали от дорог, лесов и водоемов. Чем на этой пустоши конкуры собирались заниматься, для людей было загадкой, впрочем, разгадывать ее они не имели ни малейшего желания. Врага следовало уничтожить, и не исключено, что карательный рейд был более оправдан, чем столкновение с боевой техникой. Если конкуров убедить, что спокойной жизни на захваченных колониях не предвидится, то возможно, охота воевать у них пропадет.
        Теория о пользе геноцида не выдерживала никакой критики, однако Тихона это не смутило. Пожелай он найти глубинный смысл предстоящей операции - непременно нашел бы.
        Конкурские дома и впрямь казались чем-то вспомогательным и непостоянным. От бесформенного города они отличались, как шалаш от небоскреба. Иметь отличную строительную технику и прозябать в хибарах, состряпанных из подручного материала, было по меньшей мере странно. Жилища напоминали глинобитные хижины, известные Тихону по курсу социальной истории. Он не сомневался, что поселок выполняет какую-то вспомогательную роль, и скоро его либо бросят, либо возведут на этом месте что-нибудь более достойное. Например, транспортную систему. Очередной лабиринт.
        Приблизиться к поселку незамеченными было невозможно, да и перисты уже пошуровали на славу. Тихон еще издали заметил стайку черных птиц с опущенными клювами, кружащую над поселком. Конкуры беспорядочно метались по кривым улочкам, забегали в дома, тут же выскакивали, неся в руках какие-то предметы, и, распоротые пополам, валились на землю.
        Сопротивления колонисты не оказывали, возможно, они прибыли совсем без оружия. Будто несколько засад и мины-ловушки способны оградить их от всех неприятностей. Или уже расслабились, почувствовали Шадан своим? Рано, ребятки, рано! С началом войны такое понятие, как безопасность, ушло в прошлое. Достаточно одного маяка, чтобы на планете появились гости, и не обязательно с цветами. Один передатчик размером с яблоко, и колония уже не может спать спокойно: когда-нибудь вас навестят, сожгут дома, выпустят соседям кишки, растопчут весь уклад жизни.
        Перисты полосовали городок вдоль и поперек, однако количество конкуров не убывало. Тихон раздал задания экипажам и переключил радар на инфракрасный спектр - примерно четыреста теплокровных особей. Работы хватит всем.
        Безволосый конкур в фиолетовой накидке несся так быстро, что Тихон ему позавидовал. Прошло уже больше пяти минут, а трехногий до сих пор не выдохся, лишь оглядываться стал все чаще и чаще. Он крепко прижимал к груди два каких-то свертка, и, хотя они мешали бежать, избавиться от них он не торопился.
        - Что там - деньги или продукты? - спросил Тихон у Филиппа. - Какие предположения?
        - Не знаю, - буркнул тот. Операция против мирного населения по-прежнему вызывала в нем протест.
        - Для того, чтоб эти мирные здесь расположились, другие, не очень мирные, истребили целую колонию наших, - назидательно проговорил Тихон, но Филипп вступать в дискуссию не пожелал.
        Колонист еще раз обернулся и, напоровшись на спутанные стебли травы, выронил один из мешков. На морде конкура отразился неподдельный ужас, и Тихон всерьез заинтересовался его ношей. Чтобы так огорчиться, нужно потерять нечто особенное. Конкур неожиданно остановился и бросился назад, к свертку.
        Расстояние между танком и упавшим кульком стремительно сокращалось, но трехногий все же предпринял отчаянную попытку спасти свое добро. Подыгрывая, Тихон затормозил, и конкур успел выхватить мешок из-под самого трака. При этом в его глазах блеснуло что-то вроде благодарности, так, во всяком случае, Тихону показалось.
        - Эй, стрелок, не спи!
        - Я же сказал: не буду, - упрямо заявил Филипп.
        - Обуза, вот ты кто, - укорил Тихон, чуть прибавляя скорости.
        На такую прыть конкур был не способен. Заостренный край брони неумолимо приближался и наконец стал подталкивать его в спину. Тварь с опозданием сообразила, что можно было попробовать свернуть, но теперь этот шанс остался позади - Тихон вел ее ровно посередине, и на лишний шаг в сторону требовалась далеко не лишняя секунда.
        - Ладно, побаловались, - сказал он и, дав волю рвущемуся двигателю, отправил трехногого под днище.
        Снизу раздался короткий крик, окрашенный обертонами, похожими на писки котят, но машина была уже далеко. Тихон заметил несущуюся толпу и нацелился в самый центр.
        - По-моему, ты не одного прикончил, - сдавленно проговорил Филипп.
        - Как это?
        - Их там несколько было.
        Тихон мельком взглянул на красную кашу, размазанную по траве, - подробностей было не разглядеть.
        - Я пока еще в своем уме. Откуда остальные могли взяться?
        Филипп опять промолчал, возразить ему было нечего. Тихон захотел еще раз слазить ему в душу, но передумал. То, что в ней творилось, он представлял и так. Сознание стрелка утратило ядро, вокруг которого вертелась его вселенная, - любимую занозу. Теперь оно в срочном порядке подыскивало альтернативу. Нечистая совесть - такой же действенный мотиватор, как и маленький пенис. Для деструктивной личности все едино, был бы только повод. Такие люди рождаются с установкой на страдание, а всякие там случаи из жизни - это лишь мишура.
        Тихон поразился своим познаниям из области психологии, но скоро обнаружил, что копается в закрытом разделе энциклопедии. Там было еще много такого, что на досуге могло бы развлечь, но сейчас его волновали совсем другие вопросы.
        - Приказываю открыть огонь, - жестко произнес он.
        - На каком основании? - спросил Филипп, борясь с желанием подчиниться.
        - На таком, что я здесь главный.
        - Главный по чему? По убийствам?
        Капризничает, умиротворенно подумал Тихон. Воспитывает в себе новую боль, взамен старой. Это хорошо. Пусть воспитывает. Может, из Филиппа что-нибудь и получится.
        Отряд медленно продвигался от окраин к центру. Семь машин раскидывали вокруг голубой огонь, и только Тихон да танк с поврежденными орудиями вынуждены были довольствоваться ролью катков.
        Колонисты не успели разбежаться, и Тихон влетел в самую гущу. К отрывистым крикам добавились скрежет и хруст. На траки намоталось что-то эластичное, и ему пришлось повертеться, счищая какую-то скользкую гадость.
        Уцелевшие конкуры ринулись в один проулок. Дома там стояли тесно, и на всех места не хватало. Возникла свалка, наиболее хилые оказались на земле, и сородичи затоптали их не хуже, чем танки.
        Сейчас они особенно напоминали стадо. Многие тащили по одному, а то и по два свертка, в которых угадывалось слабое шевеление. Домашние животные? Странное единство вкусов, да еще и редкостная сентиментальность. Тихон не видел, чтобы кто-нибудь оставил кулек в покое и занялся спасением собственное персоны, хотя простая логика подсказывала именно это.
        Он свернул вслед за толпой и, снеся броней половину хижины, воткнулся в первые ряды. Пробуксовав, танк двинулся дальше, но улица сузилась настолько, что он начал цеплять постройки по обе стороны. Избы, слепленные из глины и высохших стеблей, осыпались, но скорость все же гасили. Колонистам удалось немного оторваться и, перейдя на панический галоп, они понеслись к тупику с овальным отверстием на уровне земли.
        Тихон уже решил, что конкуры уйдут через лаз, но в этот момент торцевая стена рухнула лавиной пыли, и из-за нее показалась другая машина. Бешено заверещав, трехногие принялись карабкаться в боковые окна. Чтобы скоординировать действия, танками даже не пришлось выходить на связь: оба приняли правее и поехали навстречу прямо по хибарам. Крыши из дерна и еще какой-то дряни с треском обваливались внутрь, если под обломками кому-то и удавалось спастись, то лишь до тех пор, пока сверху не проедут тяжелые траки.
        Разворотив последний дом в переулке, Тихон обнаружил, что города уже нет. За пробитой стеной разворачивалась панорама из серых руин. Кое-где торчали одинокие углы с косыми навесами крыш, местами сохранились даже целые дома, выдержавшие сквозной проезд танка, но жизни в этих развалинах не было.
        Некоторые колонисты все-таки сумели выбраться за пределы поселения и, обессилев от гонки, вяло плелись в разные стороны. Такими занимался специально назначенный Владом перист. Птица с обманчивой неторопливостью перелетала от одной букашки к другой и педантично их склевывала. При двадцатикратном увеличении было хорошо видно, как после каждого виража в бурьян падают извивающиеся обрубки. Еще два периста азартно дожигали пустые жилища, остальные двое куда-то сгинули.
        - Молодцы, тараны!
        - Кто говорит?
        - Башни вверх, земноводные! Совсем в небо смотреть разучились!
        Низко над головой пронесся одинокий перехватчик-истребитель. Влад.
        - Это было красиво, - похвалил он. - Впервые жалею, что я не танк.
        - Ты где был?
        - О! Ты и меня, начальник, решил в оборот взять? А был я неподалеку. А что там нашел, словами не передать. В общем, такой же населенный пункт, только раза в три больше.
        - Это же прекрасно!
        - Для кого как. Наш ресурс заканчивается, еще минут пять, и баста.
        - Тогда не тяни, - потребовал Тихон.
        Он принял координаты и на всякий случай раздал их экипажам. Сорок километров на Северо-запад, вглубь равнины. И какого дьявола конкуры привязались к этой степи? Трава и глина, больше ничего.
        Тихон уже собирался попрощаться с перистами, как вдруг почувствовал, что упустил из виду нечто существенное. Он несколько секунд промучился невозможностью вспомнить какую-то важную мысль, пока Филипп, сжалившись, не подсказал:
        - Карла разыскать.
        - Точно! Влад, ты еще здесь? - Он ощупал радаром небо и с облегчением заметил пять мелких точек. - Влад, ответь!
        - Вещай, но быстро.
        - Наш общий знакомый, двести второй… как на него выйти? Ты это можешь?
        - Вы с ним одной породы, вам состыковаться легче. А мы только между собой общаемся.
        - Да не легче, не легче! - Тихон поразмыслил и, решив, что ничего ему за это не будет, сказал: - Нас с Карлом разводят. Не знаю, как объяснить, времени мало. Если коротко, то не поймешь…
        - Почему? Очень даже понятно. Только выкинь это из головы, слышишь? Такой треп в эфире не нужен… Черт, и меня заодно подставляешь! То, что разводят, это для вашего же блага. Не старайся с ним встретиться, все равно не дадут. И вообще, забудь…
        - Да я уже…
        - Я о другом, - нетерпеливо перебил Влад. Он определенно знал, что имел в виду Тихон. - Не ройся в этом дерьме, завязнешь. Думай о чем-нибудь позитивном, о бабах, к примеру. Или забудешь по-настоящему.
        - Ты… ты говоришь про сброс памяти?
        - Молчи, дубина! - испуганно крикнул Влад. - Все, прощай. Удачно подраться.
        Вот так номер! Влад, оказывается, тоже из «склеротиков». И если б действительно болезнь какая, так ведь сброс! Он страшен даже не тем, что необратим, а тем, что происходит по чьей-то воле.
        Тихона тогда развеселило, как представился в Лагере вербовщик. Он сказал: «я склероз». И сбросил воспитателю память на семь минут. Совпадение просто фантастическое. Впрочем, теперь уже ясно, что никакое это не совпадение. Их сбрасывают, в массовом порядке. Не «до жопы», конечно, как курсантов-недоучек, мягенько - от тридцати до пятидесяти часов, чтоб все необходимые навыки остались. Что же из них вымарывают? Что они такое могли узнать - и неуловимый Карл, и зоолог-гуманист Зенон, и он, Тихон? Находиться на разных Постах, и узнать почти одновременно!
        - Сто семнадцатый, дельные советы игнорировать не следует, ясно? - спокойно сказал Игорь, и Тихон спохватился, что думает в открытую, на весь эфир.
        Экипажи подавленно молчали - либо сочли его сумасшедшим, либо еще что.
        Операторы перистов уже отлипли, и за чертой города крестом темнели пять кострищ. Крылатые любили, чтоб все было аккуратно и симпатично. Даже смерть.
        - Чего приуныли? - с показной бодростью спросил Тихон. - Возражения против второго рейда имеются? Нет? Тогда пошли!
        - Имеются, - нерешительно вякнул Филипп.
        - А ты права голоса лишен, - заявил он, и стрелок покорно согласился. - И чтоб обязанности свои выполнял!
        Филипп не издал ни звука, лишь мысленно кивнул и совсем поник.
        Танки привычно построились в колонну, и дефективный, встав на случай обнаружения мин, во главе, тронулся с места. Вторая машина выждала, пока он не отъедет на безопасное расстояние, и отправилась следом.
        В спешке нужды не было, поэтому отряд набрал среднюю маршевую скорость и, поделив диапазоны, раскинул по окрестностям сеть интенсивного внимания. Всех смущало одно и то же: полтысячи трупов - и никакого возмездия. Если конкуры так легко относятся к жизни своих сограждан, то ради чего они воюют?
        - Ноль девяносто девятый, - позвал Тихон. - Игорь, ответь.
        - Я надеюсь, ты хорошо подумал, что можно и чего нельзя говорить в эфире?
        - Не напрягай. Меня же не выгонят. Такие операторы, как я, на вес золота. В худшем случае подвергнут каре. Кстати, я до сих пор не понял, за что ты меня тогда наказал.
        - Да ни за что, - благодушно отозвался Игорь. - Традиция такая: каждый должен через это пройти, иначе не будет страха. Сейчас тебя легко удержать в рамках, ты привязан к машине. А раньше, когда еще только учился, нужен был бич. Слишком много внутренней свободы - это нехорошо. Это разъедает дисциплину, ясно?
        - Так мои поиски родственников ни при чем?
        - Повод. Кто у тебя напарник - сто тринадцатый? Спроси, чем заслужил кару он.
        - Смешал морковную пасту с яблочной, - буркнул Филипп. - Все равно дерьмо, но так хотя бы есть можно.
        - Забавно. Одинаковые наказания и за кулинарные эксперименты, и за выход в интервидение.
        - Филипп получил на балл меньше, - возразил ради справедливости Игорь. - Но я же говорю: под кару попадали абсолютно все.
        - И ты?
        - И я.
        - Интересно, как ты мог провиниться.
        - Так же, как и ты. Молодой был, глупый. Озарило про сестер-братьев, вот и сунулся в общую сеть.
        - Ну и?.. Нашел?
        - Нашел, - сказал он с усмешкой. - Четыре балла на нейровибраторе. А, ты про это? Не знаю, больше желания не возникало. Мне мой лейтенант тогда мозги запудрил, я и поверил. И сейчас верю. Так удобней.
        - Во что веришь? - не понял Тихон.
        - В смерть биологических родственников. Стандартная школьная версия: мы умерли для них, они умерли для нас. Никто никого не ищет, а курсант получает дополнительную мотивацию.
        - Постой… Значит, то, что ты рассказал про мою мать…
        - Естественно.
        - И не исключено, что она жива… - задумчиво произнес Тихон.
        - Очень может быть, - равнодушно молвил Игорь. - Только тебе это зачем?
        - Мамы, папы… Сто семнадцатый, а почему бы тебе прадедушку не откопать? - хохотнул кто-то из операторов. - Повесишь его черепушку в кубрике. Зато как занимательно! Люди удивляются, а у тебя гордость: родня, все-таки. Гены-фигены, и так далее.
        - Ой, как смешно! - огрызнулся Тихон, но спорить не стал: тема была закрыта. Он пока еще не представлял, как поступит: возобновит поиски или махнет на них рукой. Если честно, то конечно же, это было блажью. Вся Конфедерация живет без родителей, и ничего, одному ему неймется.
        Все - это все, упрямо подумал Тихон. Они существуют отдельно.
        Плавный подъем закончился, и за холмом показался конкурский поселок, который уже без преувеличения можно было назвать городом. Какая-либо система в расположении улиц отсутствовала - узкие проходы начинались где придется и, пропетляв около сотни метров, упирались в глухие стены. Низкие дома были построены по тому же принципу, что и в первом селение и, скорее всего, из того же материала.
        Это обстоятельство Тихона особенно порадовало: земляные хижины рассыпались от первого же сильного толчка, поэтому никаких трудностей, кроме пылевой завесы, в бою не предвиделось. Затем он вспомнил, что стрелок обещал прекратить саботаж, и настроение поднялось еще больше.
        - Ты готов?
        - Возьми самый крупный план, - вместо ответа попросил Филипп.
        Тихон нацелил объективы на ближний квартал и, последовательно увеличив картинку, получил портрет конкура с кульком. Из-под толстой материи выпростались три отвратительно гибких змейки, в которых он угадал верхние конечности.
        - Ребенок, - мрачно произнес Филипп.
        - Детеныш, - поправил его Тихон.
        - Я бы даже сказал, зверек, - вмешался Игорь. - Особь на стадии взросления. Когда вырастет, заберется в кабину какого-нибудь кита и пойдет рубить наших колонистов. Все ясно?
        - И в том городе тоже находились дети, - пробормотал Филипп. - В каждом свертке - ребенок. Зачем мы это сделали?
        - Сто семнадцатый, высади своего напарника, пусть возвращается на Пост пешком, - пошутил Игорь. - Еще слюнтяи имеются?
        - Это не слюни, а элементарная порядочность, - высказался голос, успевший за время операции стать знакомым.
        - Назовись, слюнявый, - велел Игорь.
        - Шестьсот восемьдесят седьмой.
        - Кто с тобой в экипаже?
        - Шестьсот двадцать пятый, Петр.
        - Твое мнение, Петя.
        - Я это… подчиняюсь старшему.
        - А сам что думаешь?
        - Это… не нужно их убивать. Ну, я про мелких.
        - Понятненько.
        Игорь выехал из строя и, мгновенно развернув башню, ударил по одному из танков короткой голубой струей. Разряд просверлил броню и, вонзившись внутрь, расплавил основные узлы. Машина конвульсивно рыпнулась вперед-назад, но командный блок уже сгорел, а без него она была мертвой телегой.
        - Вот так, шестисотые, - удовлетворенно молвил Игорь. - За неподчинение приказу. Я никого не задел?
        - А что, был какой-то приказ?
        - А разве не было? Командир! Мы тебя слушаем.
        - Приказ, - немедленно отозвался Тихон. - Зверинец должен сгореть.
        Увидев, что танки не двигаются с места, он помедлил и слегка удивленно сказал:
        - Это все.
        Машины перестроились в шеренгу и покатились вниз. Город был лишен не только военной техники, но даже примитивных средств связи и оповещения - конкуры зашевелились лишь после того, как танки стали видны невооруженным глазом.
        - Кажется, здесь одни самки, - опять заныл Филипп.
        - Ты читал, что написано на сержантском шевроне? - спросил его Тихон.
        - «Без жалости», я помню. Но на шевроне было про врагов.
        - А это кто? Друзья?
        - Невиновные.
        - Я тебя последний раз…
        - Нет, - быстро сказал Филипп.
        Тихон отгородился от него непроницаемой стеной и задумался. Дальше так нельзя. Все имеет свой предел, и терпение тоже. Он, оператор номер сто семнадцать, объединил отдельные экипажи в отряд. Он взял их под свое командование, хотя не очень-то и старался. И он не может справиться с каким-то комплексующим убожеством!
        Тихон размягчил перегородку до упругой мембраны и осторожно ступил на территорию личности стрелка. Филипп был уверен, что водитель поглощен ездой, поэтому на защите особо не концентрировался. Вторжение прошло незамеченным, это уже полдела. Тихон полностью погрузился в чужое сознание - никакого сопротивления.
        Найдя волевой центр, он нежно к нему прикоснулся и чуть надавил. Жесткий. Для такой дешевки, как Филипп, довольно странно. Тихон собрался с духом и… Это было похоже на влипание в КБ - ничего принципиально нового. Филипп всполошился, но поздно: теперь в нем находились двое. Тихон по-хозяйски осмотрелся и мысленно присвистнул, так, чтобы до Филиппа дошло.
        Ага, что тут у нас? Новый узел боли почти сформирован. Из чего? Ну конечно, детоубийство. Быстро он управился. Где он детей-то нашел? Просто мазохист какой-то.
        Филипп попытался вытолкнуть его обратно, но безуспешно. Тихон дотянулся до самых сокровенных уголков и вытряс наружу все, что в них накопилось. Богато. Этих переживаний хватило бы на целый Пост, а он морочит себе голову убиенными детенышами. Псих! А что здесь?
        - Уйди, - простонал Филипп.
        - Стрелять будешь?
        - Буду.
        - Неискренне. Сам себя обманываешь.
        Он нащупал какую-то глубоко запрятанную мыслишку и выволок ее на поверхность. Защитник младенцев оказался вовсе не безобидным.
        - Ты что же, гнида, задумал? - медленно спросил Тихон. - Ты меня прикончить решил, да?
        - В тебе много зла.
        Таиться Филиппу смысла не было, водитель уже вывернул его душу наизнанку и перебрал содержимое; рассортировал, взвесил, но до этого - подержал в своих грязных ладонях. Осквернил.
        - Много зла, - повторил Филипп. - Такое говно и в таком хрупком тельце. Я же тебе голову сверну, двумя пальцами. Привык понарошку умирать, но убиваешь-то по-настоящему! Настал твой черед. Что, страшно? Бойся, подонок. Наши кабины рядом, я приметил. Это в танке ты такой могучий, а в жизни щупленький совсем. Сломаю тебе позвоночник, получу полный сброс, и домой. Уже скоро.
        - Ты закончил? - осведомился Тихон.
        Он неторопливо извлек из Филиппа всю его боль и, многократно умножив, швырнул обратно.
        Первое влечение - сравнение размеров - смутная тревога. Лагерь - спор - разбитое лицо друга. Пыльная улица - жалобный писк - тонкий хруст под траками - жидкие внутренности, волокущиеся по земле. Белые зубы - нежный поцелуй - брюки на полу - презрительный смех. Пробуждение - похвала капитана - гордость - забытые подробности - непонимание - страх.
        - Тебя это тоже беспокоит, дружище? Провал в памяти. Он был у многих, и никому еще не удалось его восстановить. А что мы там делали? Чем мы занимались все это время? Может, расхаживали голиком перед тысячей женщин? И каждая видела нашу ущербность? Может, мы живьем пожирали конкурских зверят? А может… Эй, эй!..
        Филипп выразил облегчение - он снова обрел то, без чего самоликвидация была невозможна. Это не имело точного определения - просто нежелание жить.
        - Сейчас побеседуем иначе, - пообещал он. - И никто тебе не поможет. Потому, что я здоровее. И потому, что всем наплевать.
        Филипп вцепился в свои мучения мертвой хваткой. Это все, что у него было. Это и был он сам.
        - Мышцы остались в кабине, - сказал Тихон. - Борьба здесь совсем другая. Вот такая. Смотри.
        Он вырвал волевой центр Филиппа и придавил его камнем исступленного страдания. Вся та боль, что Тихон изведал и вообразил, легла на плечи стрелка.
        - Мне плохо, - еле выговорил стрелок.
        - А будет еще хуже. Выбирай.
        - Что? - с тоской и надеждой крикнул он.
        - Инфаркт или инсульт? Вообще-то, заранее не угадаешь. Как получится.
        Вспомнив опыт с Анастасией, Тихон вышел за пределы чистой психики и ворвался в область психоневрологии. Пребывание в одном командном блоке с чужой личностью позволило участвовать в ней на физиологическом уровне. Тихон не различал органов, не видел ни сердца, ни мозга, но как их повредить, он знал точно.
        - Хочу жить…
        - Понимаешь, Филипп, я ведь тоже этого хочу.
        Он сделал последнее усилие, и сознание стрелка опало невесомой паутинкой. Филипп все еще присутствовал рядом, но уже в виде какой-то полумертвой субстанции. Тихон отряхнулся и окончательно вытеснил напарника из КБ. С этой секунды танк принадлежал ему одному. Никаких соседей, никаких разногласий. Кто здесь главный? Я!!!
        - Сто семнадцатый, что с тобой? - встревоженно спросил Игорь. Судя по интонации, он вызывал Тихона уже не в первый раз.
        - Порядок, отвлеклись немножко.
        - Решился этот ханжа, или нет?
        - Все нормально. Я его убедил.
        Тихон произвел пробный залп, и крайнюю хижину смело лавиной синего пламени. Ему удалось! Не совсем точно, но для войны с колонистами приемлемо.
        - Он у тебя что, стрелять разучился?
        Тихон, приноравливаясь, повернул башни и одновременно поехал зигзагом. Оказавшись в самой неудачной позиции, он послал в город четыре редких очереди из малых орудий и сверился с радаром. Все оказалось не так сложно: тот же полигон, только с измененной задачей. Тысяча неподвижных целей, и еще тысяча - бегущих.
        - Пошли, - сказал он.
        На поселение наступали семь ровных полос выжженной земли, и все, что в них попадало, немедленно обращалось в пепел. Восьмая машина, потерявшая пушки, отъехала в сторону и принялась методично, дом за домом, разваливать город. По сравнению с другими ее продуктивность была невысокой, но бездействовать экипаж не мог. Стрелок, почувствовавший себя лишним, сокрушенно бормотал о справедливости и, уповая на чудо, теребил разрядники.
        - Веселей, а то не соберем! - поторопил Игорь.
        Конкуры спешно покидали город. На западной окраине возник огромный караван колонистов и, отливая на солнце блестящими нарядами, потянулся в степь. Как трехногие намеревались спастись на пустом пространстве, было неясно, но они могли разбрестись в стороны, и тогда машинам пришлось бы изрядно поколесить.
        Небо расчертили дымные трассы от плазменных разрядов, и на противоположной стороне поселения выросла пыльная стена взрывов. Голова каравана бросилась врассыпную, но сзади напирали новые беженцы, для которых городские развалины были куда реальней, чем спонтанный и не особенно прицельный обстрел.
        - Хорошо, очень хорошо, - неизвестно к чему сказал Игорь, и в его голосе послышались новые, ранее не звучавшие интонации. - Всех поздравляю с повышением. В первую очередь тебя, сто семнадцатый. Если, конечно, твой стрелок не возражает, - многозначительно добавил он.
        - Ты надеешься, что нас повысят? За какую-то бойню?
        - Надеюсь - не совсем подходящее слово. Я уже распорядился. Заканчивайте там! - окрикнул он не в меру увлекшийся экипаж. - Всеми доволен, спасибо.
        - Может, пояснишь? - спросил Тихон.
        - Меньше знаешь - меньше забываешь. Переодевайся в форму виц-капитана и впредь не болтай лишнего, ясно?
        - Чтобы еще чего-нибудь не забыть? Ты сам-то кто?
        - Склероз, - отчетливо произнес Игорь, и Тихон непроизвольно шарахнулся назад. - Шучу, сто семнадцатый. Пока - шучу. Да! Горячий привет от Егора, он тебя вспоминает. Ставит в пример курсантам.
        - А кого еще ставит? - осторожно поинтересовался Тихон.
        - Алекса, разумеется. Которого никогда не было.
        «И тебя не будет, если что», - без труда расшифровал Тихон.
        «Ладно, - мысленно ответил он. - Крепкий сон и большие эполеты в старости. Я согласен».
        - Только что все это значит? - сказал Тихон вслух. - Экзамен?
        - Так, одна из промежуточных ступеней.
        - На пути к чему?
        - Ты начинаешь утомлять, сто семнадцатый.
        - А конкуры? Вон их сколько сталось.
        - Ничего, другие добьют. Легкая кровь - она всем приятна.
        Солнце мгновенно погасло, и Тихон ощутил на лбу врезавшийся в кожу датчик. Его выдернули именно в тот момент, когда Игорь решил, что разговор окончен.
        Крышка кабины чуть приподнялась, и в ярко-желтом просвете Тихон заметил чьи-то ботинки. Внезапная мысль о том, что это может быть школьный капитан Егор, поволокла за собой целую вереницу таких же сумасбродных предположений.
        А если я и правда нахожусь в симуляторе, подумал, распаляясь, Тихон. Если я до сих пор не покинул Школы, и все эти сражения, встречи, провалы - часть учебной программы? Кого, в таком случае, из меня готовят?
        Подняв голову, Тихон увидел, что ботинки принадлежат Григорию, и деревце шальных догадок засохло, не успев дорасти до логического завершения.
        - Пойдем со мной, - нейтрально произнес капитан. - Есть хочешь?
        - Хочу.
        - Я тебя не задержу. Кой-какие формальности, и свободен. Будет лучше, если ты поешь в общей столовой. У тебя новый сосед, - сказал Григорий и, состроив недовольную мину, добавил. - Женского пола. Я знаю твое отношение к бабам, но это не надолго…
        Проглотив столь неприятную информированность начальства, Тихон вышел из операторской и направился за капитаном.
        - А где Зенон? - спросил он его в спину.
        Григорий, не оборачиваясь, помотал рукой возле уха. Что это означало, Тихон не понял, но ответом удовлетворился. Дойдя до середины жилого отсека, капитан открыл створ и любезно пропустил Тихона вперед. Внутри его ожидал маленький сюрприз.
        - Здравствуй, - Аркадий сделал пару шагов навстречу и поставил на стол продолговатый чемодан.
        - Добрый вечер.
        - Вечер? - Он поднял брови и переглянулся с Григорием.
        - Лампочка в коридоре к закату клонится, - пояснил Тихон.
        - А, это юмор, - кивнул Аркадий. - Прости, я сразу не догадался.
        Извинения от капитана, пусть даже и несерьезные, Тихон получал впервые. Что-то в поведении офицеров поменялось - не сильно, но так, чтобы он смог заметить. Раньше, по крайней мере, его вызывали не лично, а через браслет.
        Аркадий отомкнул чемоданчик и извлек оттуда знакомый по собеседованию на Аранте треугольник.
        - Нужно взять анализы.
        Тихон пожал плечами. Если капитан ради капли его крови перенесся на другой Пост, значит и впрямь нужно. Пока Тихон отгибал рукав, появился Григорий с плоской коробкой. Сбоку, там, где находилась узкая крышка, висела тяжелая пломба. Едва ли это было связано с секретностью, но выглядело весьма солидно.
        - Аксельбант тоже здесь, - сказал Григорий. - Теперь между нами почти нет разницы. Но важнее другое: тобой больше не надо командовать. Оденешься у себя, браслет оставь мне.
        - Опять перевод, - апатично констатировал Тихон, не двигаясь с места. - Ладно, спасибо за новую форму.
        - Я тут ни при чем.
        - А кто? Кто «при чем»?
        - Один полковник, первый зам по спецкадрам.
        - Полковник? - озадачился Тихон.
        - Ноль девяносто девятый. Тот, что курировал высадку на Шадан.
        - Игорь?
        - Виц-капитан, ты, вроде, собирался пообедать, - напомнил Григорий.
        - Или поужинать, - без улыбки добавил Аркадий.
        Снова оказавшись в проходе, Тихон устроил коробку под мышкой так, чтоб она не мешала, и неторопливо двинулся к столовой. На перекрестке ему пришлось посторониться - четверо крепышей в серой форме незнакомого подразделения, кряхтя, перли двухметровый ящик, накрытый знаменем Конфедерации. Тихон смотрел на них с нескрываемым интересом - увидеть, чтоб люди тащили тяжелые предметы прямо на себе, можно было не часто. Контейнер предназначался для какого-то церемониала и, судя по всему, был уже нагружен, но особой торжественности на лицах носильщиков не наблюдалось.
        Вот, куда надо было устраиваться Филиппу, подумал Тихон. Прикосновение к вечности, плюс отсутствие дурных впечатлений. Это для него в самый раз. И для рук тренировка.
        Он окинул ящик прощальным взглядом и пошел дальше. Из-за открытого створа доносились плеск воды и фырканье. Тихон вспомнил, что когда-то собирался начать правильную жизнь, и, повинуясь необъяснимому порыву, заглянул в спортзал.
        В широком бассейне бултыхалось одинокое тело. Брызги и слепящий свет солярия не давали толком ничего разглядеть, тем не менее, Тихон учуял, что там женщина, - и совершенно голая.
        Первым желанием было уйти, однако в фигуре купальщицы, в том, как она закидывала голову, как подпрыгивала ее грудь, вспомнилось что-то тревожно-сладкое. Нет, она не могла быть ею, ведь с той у него связаны только ненависть и отчаяние. Судорожный поиск петли для шеи и крюка для петли. Но почему эти черты так знакомы?
        Он неосознанно пошел к воде и по мере приближения все отчетливей чувствовал, что не ошибся.
        - От тебя нигде не скрыться, - с радостным изумлением воскликнула Марта. - Как ты меня нашел?
        - Случайно.
        Она подплыла к бортику и, грациозно подтянувшись, улеглась на горячий песок. Оранжевые крупинки облепили мокрые ноги, и Марта стала похожа на статую. Не везде. Она не прикрывалась, но вовсе не из желания подразнить: после того, что между ними было, люди перестают стесняться наготы. Если б только вспомнить! Вспомнить хоть что-нибудь, кроме первой неудачи.
        - Ты не уделишь мне полчасика? - проворковала она.
        - Нет, - молвил Тихон, отклеив язык от нёба.
        - Все еще дуешься за тот раз? - невинно улыбнулась Марта. - Мы же с тобой…
        - А чего это вдруг ты ко мне воспылала? У Филиппа оказались проблемы покруче моих? - спросил Тихон, удивляясь неожиданно нахлынувшей злости.
        - Не вдруг. Когда мы встретились на том Посту, ты был совсем иным…
        - И поэтому ты мне отдалась, - заключил он.
        - Ты был… как будто постиг что-то такое… - сказала она, не обращая внимания на его показной цинизм.
        - Нет, - мотнул головой Тихон. - Ничего «такого». Абсолютно ничего.
        Он натужил память, однако второго подарка она ему не сделала. В голове крутились путаные отрывки из прошлой операции на Шадане. В том кусочке жизни было много всякой всячины и про мины-ловушки, и про лесную дорогу, но роман с Мартой, как факт биографии, исчез. Сброшенные пятьдесят два часа не сохранили никаких страстей, только навыки и рефлексы. Все, что необходимо в бою. Остальное - мусор. Женщина у бассейна была ему чужой.
        Марта недовольно ойкнула и потрогала браслет. Тихон повернулся к двери - в коридоре шуршали частые шаги, но шли операторы совсем в другую сторону - туда, куда ранее отнесли красивый и строгий ящик.
        - Можешь не торопиться, это вызов на похороны.
        Марта спрыгнула обратно в воду и, нырнув, доплыла до противоположного бортика.
        - Филипп? - угадала она. - Ты? Из-за меня, да?
        Ей так этого хотелось.
        Тихон задумчиво разгреб песок и носком ботинка нарисовал какой-то иероглиф. Знак был похож на лишнюю букву несуществующего алфавита. И немножко - на танк.
        Часть 3
        ВОЙНА НЕ УМРЕТ
        Сначала Тихон принял это за сильно захламленную станцию переноса, потом за многоместный кубрик, потом за обеденный зал в пансионате для умалишенных. Осмотревшись, он понял, что все три раза был прав.
        Круглое помещение имело около десяти метров в диаметре и чудовищно низкий потолок. Центр комнаты занимали жесткие, явно неудобные табуреты, большой стол и платформа, на которой Тихон только что финишировал. Вдоль стен стояло семь коек, возле каждой возвышался металлический шкаф, поделенный на квадратные секции. Некоторые дверцы были открыты, и из них выглядывали скрученные жгуты с головными датчиками на конце.
        Обитатели Поста возлежали в одном нижнем белье, но на коллективный отдых это было не похоже. Кажется, трусы и майка служили здесь чем-то вроде униформы.
        Четверо мужчин и две женщины, если расплывшиеся по животу бугры считать за грудь. Все одновременно повернулись в его сторону, при этом дама на ближней койке ковырнула в носу и, вытащив длинную затейливую соплю, прицепила ее у изголовья. Тихону показалось, что этот жест имеет прямое отношение к его персоне, но протестовать не стал - много чести.
        Он подошел к единственной убранной кровати и, стряхнув с нее какие-то крошки, присел. Рядом в стене выделялась полупрозрачная створка общего санблока. Изнутри она была замызгана белесыми потеками, значит, душем здесь все-таки пользовались. А судя по запаху - нет.
        - Тебя вместо Радика прислали, - сообщил старик со вздутыми венами на худых ногах. - Будешь его заменять. - Он разразился лающим смехом, и операторы дружно присоединились. При этом кто-то избавился от кишечных газов, и дышать стало совсем невозможно.
        Кто такой этот Радик, и почему упоминание о нем вызывает хохот, Тихону было не интересно. Он разулся и опустил спину на жесткий матрас.
        - Чистоплюйчик, - отметил сосед слева, мужик лет сорока с бульдожьими щеками и круглым пузом.
        - Карьерист, - определил другой, с жиденькой клокастой бородкой. - Небось уверен, что так и пойдет до самого генерала.
        Тихон терпеливо вздохнул и уставился вверх. Потолок представлял из себя огромный экран молочного цвета, который можно было видеть только лежа. Замкнутое пространство, безделье и висячий монитор - в этой банке все сделали так, чтобы оператор не покидал постели.
        Ровесников здесь, в отличие от других Постов, не было даже близко. Самому младшему, грустному пареньку с большим, как у гидроцефала, черепом, давно стукнуло двадцать, ну и бородатый, если побреется, потянет лет на двадцать пять. Остальным далеко за тридцатник. Возраст женщин вообще не подлежал определению. Не из-за принятых на Земле условностей, а потому, что любая чаровница, не умывайся она более ста часов, превращается в неряшливую суку.
        - Ты вот что, - сказал щекастый, привлекая внимание взмахом узловатых пальцев. - Не раскисай, а сразу берись за работу. В твои обязанности входит…
        - А в твои? - отрешенно спросил Тихон, не сводя глаз с потолка.
        - Это ты зря, - сердечно произнес он. - Если б Радик не кочевряжился, ему бы легче было, он сам потом признался. Так что скидывай свой наряд, не то перепачкается.
        Гидроцефал оживился и в предвкушении чего-то занимательного заерзал на койке.
        - Иди сюда, - угрожающе сдвинув брови, сказал пузатый.
        - Если Макс зовет, надо идти, - подал голос старик.
        - Ну ладно, - пузатый слез с кровати и медленно направился к Тихону, при этом было отчетливо слышно, как отрываются от пола его липкие пятки. - Пока иду, можешь передумать, - предупредил он.
        - Парень, ты это пробовал? - интимно спросила вторая дама, устраивая щеку на пухлой ладошке. - А вдруг понравится?
        Макс остановился возле Тихона и, сунув руку в трусы, почесался.
        - Вот и я, - весело сообщил он. - Ты еще не готов? Может, этих стесняешься? - махнул он на женщин. - Напрасно, они у нас мужиков не любят.
        Он озадаченно понюхал ногти и бросил кулак вниз. Единственное, что успел сделать Тихон, это зажмуриться. Он знал, как убивать, но драться его не учили. Удар пришелся по носу, и Тихон ощутил, что его лицо утратило симметрию.
        - У нас тут командиров нет, понимаешь? - с неподдельной теплотой сказал Макс. - У нас тут самоуправление. То есть кто-то сам всеми управляет. Этот кто-то - я.
        - Только не мной, - возразил Тихон.
        Зрители скроили сочувственные физиономии и выразили взглядами крайнюю степень сомнения. Старик подобрал венозные ноги и приподнялся на кровати - ему было плохо видно.
        Самоуправляющий сжал кулак и отвел его вверх. Вряд ли он был хорошим бойцом, но для такого противника, как Тихон, особое мастерство не требовалось. Тяжелая болванка кулака чиркнула его по уху и врезалась в ключицу. Левая рука мгновенно налилась усталостью, и от локтя до запястья пробежали иглы электрических разрядов.
        - Ну? - просительно произнес Макс.
        - Чего ты от меня хочешь? - сказал Тихон, высмаркивая в ладонь кровяные сгустки.
        - Видишь ли, жизнь без женского общества…
        - Конечно. Все, что пожелаешь. Может, мне и правда понравится… Только не бей, - жалобно прошептал Тихон.
        - Что ты, дурашка! Зачем мне тебя бить? Ты такой милый.
        Тихон суетливо стащил рубаху и, сняв ремень, принялся расстегивать брюки.
        - Пусть они все закроют глаза. Хотя бы в первый раз.
        - Кому не понятно? - гаркнул пузатый, поворачиваясь к операторам.
        Тихон проследил за движением его зрачков и, дождавшись, когда они перекатятся на старика, быстро полоснул Макса по горлу. Потом вытер пряжку о его упругий живот и начал одеваться.
        Вспоротая кожа разошлась широкой улыбкой, и под ней показались розово отсвечивающие жилы. Между ними болталась пара перерезанных концов - из нижнего вырывался темный пульсирующий фонтанчик.
        Макс обхватил шею, словно боялся, что голова отвалится, и растерянно прислонился к стене. Майка под раной окрасилась в бордовый цвет, и вскоре с нее потекла ленивая струйка. Он чуть шевельнулся, и лужа на полу стала расти быстрее. Макс переступил с ноги на ногу и, удивленно воззрившись на Тихона, что-то проартикулировал. Звука не было, из гортани вылетел лишь прерывистый хрип.
        В кубрике воцарилась гробовая тишина. Старик поднялся в полный рост и внимательно наблюдал за бессмысленными действиями Макса. Тот отнял руку от пореза и, пошатнувшись, вытер ее о мокрые трусы, затем осмотрел и снова прижал к ране.
        - Он же сейчас умрет, - оцепенело выговорил бородатый.
        - Умрет, умрет! - захлопал в ладоши гидроцефал. - Пускай Макс умрет!
        Женщины взялись за руки и, одинаково кусая губы, завороженно следили за каждой падающей каплей.
        Тихону опять, как тогда в кабине, показалось, что данную минуту он не проживает, а видит во сне. Он свесился на кровати и обмакнул палец в кровь. Настоящая.
        В кубрике посветлело, и густая лужа отразила чей-то силуэт.
        - Всем, кроме сто девятого и сто сорок восьмого, срочный сбор. Влипание через десять секунд.
        По экрану скакала бесконечная нитка помех, и разобрать, кто на связи, Тихону не удалось.
        - В нижнем отделе, - скороговоркой бросила соседка и полезла в свой шкаф.
        Тихон достал обруч и провел ладонью по внутренней стороне. Воде, чистый. На лоб он лег мягко, но плотно. Его размер. С тех пор, как Тихон попал в армию, они еще ни разу не промахивались: и комплекты формы, и белье, и датчики - все приходилось впору.
        Никакой дополнительной аппаратуры за квадратной дверцей не было, только комбинированный разъем. От него тянулся эластичный кабель, расходившийся в теле обруча тонкими усиками.
        Здесь даже браслет не нужен. Перевернулся на койке - поел, протянул руку - влип. Не Пост, а ортопедический костюм.
        Рядом елозил Макс. Он уже не хватался за артерию, а лишь слабо водил руками по полу. Пленка свернувшейся крови морщинилась и скатывалась в лохматые комки. Макс еще жил, но ему оставалось буквально два-три вздоха.
        Бородатый и женщина с сальными блондинистыми волосами продолжали пялиться на издыхающего самодержца. Значит, это их номера назвали - сто девятый и какой-то еще. А Макс не освобожден. Одного оператора где-то не досчитаются. Попробуем восполнить.
        Тихон опустил веки и постарался думать о приятном. Вокруг распространился слабый аромат вишни. Годится, мысленно зафиксировал он. Вишня годится.
        Он очутился на ровной площадке посреди бескрайней воды. Остров был не таким уж и маленьким, однако все берега просматривались. Слева высилось несколько построек явно технического назначения, сзади стояли ряды боевых машин. Пятьсот единиц, или около того, все - незнакомой модели.
        Танк самостоятельно сделал анализ воздуха: три процента кислорода и целая орда опасных микроорганизмов. Это не колония, и даже не завод. Стоянка.
        Земля была уложена металлическими плитами с фрикционным покрытием, траки себя на нем чувствовали весьма комфортно. Тихон проехал метров сто и резко затормозил. Либо площадка была волшебной, либо у Т-12 усовершенствовали ходовую часть.
        Он также отметил серьезные изменения в двигателе, а накопитель увеличил объем и стал щедрее. Проба вооружения сделала Тихона совершенно счастливым: вместо двух больших и четырех малых пушек он обнаружил всего три, но какие! Мощность выстрела варьировалась от сигнальной вспышки до чудовищного разряда, способного одним махом выжечь половину кита.
        Все эти новшества не могли не отразиться на конструкции, и Тихон уже понял, что с Т-12, с его родным тараном, нынешняя машина имеет мало общего. Сначала он заметил, что у него отсутствует вторая башня, но ощущения утраты это не вызвало. Напротив, иметь одну голову вместо двух было гораздо физиологичней. Танк стал более маневренным, сознание Тихона интерпретировало это как ловкость. Среди прочих подобных качеств он нашел выносливость, неприхотливость и даже некоторую хитрость. Что это означало на деле, Тихон пока не знал, но уверенности в себе у него прибавилось.
        Напарник запаздывал. Тихон тактично ощупал командный блок и убедился, что находится в одиночестве. Он еще раз прокатился по удобной поверхности и, остановившись у кромки воды, дал по морю разминочный залп.
        - Ну что, наигрался? - спросил внутренний голос. - Нравится штучка?
        - В чем это я?
        - Т-14. У машин эволюция идет быстрее, чем у людей. Можешь считать, что прошел естественный отбор и мутировал до высшего существа.
        - Мне положено переполниться гордостью? Где мой стрелок?.. или… - Тихон вспомнил, что секунду назад сам палил по волнам. - Или водитель?..
        Он развернулся и одновременно повел орудиями - машина, как и после подавления личности Филиппа, была целиком в его распоряжении, только теперь для этого никаких усилий не требовалось.
        - Одноместный? Вот так подарок!
        Тихон запросил энциклопедию и, открыв раздел с ограниченным доступом, увидел себя со стороны. Низкая посадка и зализанные формы существенно улучшали аэродинамику и для примитивного оружия вроде ракет делали танк практически неуязвимым. Пушки уменьшились в размерах и спрятались в овальных бойницах, а башня настолько сплющилась, что казалась элементом обтекаемого корпуса. Новый состав брони разгрузил машину почти на две тонны, и необходимость в третьем траке отпала. Танк стал резвее, а модификация ходовой части облегчила его еще на шестьсот килограмм.
        Энциклопедия предложила несколько разрезов и принципиальную схему, но эти подробности Тихон посчитал излишними. Чтобы владеть своим телом, анатомию знать не обязательно.
        Не сдержав эмоций, он выразил искреннюю радость и получил в ответ мягкую волну удовлетворения.
        - Нравится, значит, - констатировал голос. - Т-14 не для всех подходит, мы даже вынуждены часть летунов переучивать. Не хватает операторов-одиночек.
        - Да, я этого хотел, - подтвердил Тихон. - Меня вызвали просто познакомиться, или есть какое-то задание?
        - Есть, но сначала самоуничтожься.
        - Новую технику - в расход?! - возмутился он. - Да ты спятил!
        - Делай, что говорят.
        Тихон скрепя сердце проговорил привычную формулу, но что-то не сработало. Он сосредоточился и возненавидел жизнь более усердно, однако машина не реагировала. Танк пребывал в полном здравии, и Тихон занервничал: с таким непослушанием он еще не сталкивался. Вспомнив занятия на полигоне, он нагнал в душу столько тоски, что одна из пушек рефлекторно выстрелила, но КБ его не отпустил.
        - У него нет этой функции, - оторопело произнес Тихон. - Он не ликвидируется.
        - Совершенно верно. Слишком дорогое это удовольствие, рвать Т-14 каждый раз, когда бой заканчивается. Оператора выдергивает командование, или он отлипает сам, если танк выходит из строя. Но такое бывает редко, в основном машины передаются по эстафете.
        - Почему Т-14 мне нигде не попадался?
        - Он используется только в исключительных случаях. Нет резерва, очень мало людей, способных им управлять. Я имею в виду хороший профессиональный уровень, а не дилетантство.
        Это была не лесть. Самый приятный комплимент Тихон уже получил: новый танк, в котором соединились его возможности и желания.
        - Ангар в синюю полоску - станция переноса, - указал голос. - Ворота автоматические, адрес заложен.
        - Здесь что, совсем нет людей?
        - Временно. Им не надо знать, куда тебя отправляют. И на Посту тоже не надо. И вообще никому, ясно?
        Ясно. Нет, это не Игорь.
        - Суть задания в том, что ты его не получал. Опознавательных знаков твой танк не имеет. Будут запрашивать - молчи. Будут останавливать - открывай огонь. Теперь по делу. На одной из колоний поднимается протест против политики столичного центра.
        - Протест или мятеж?
        - Все относительно. Они требуют экономической самостоятельности. Некоторые планеты ее имеют, а некоторым в ней отказано. Почему?
        - Я в этом не разбираюсь. Уточни задачу.
        - Повстанцы располагают легким вооружением, но пользоваться им боятся. Их колония никогда не воевала, отсюда и ущербное восприятие борьбы. Надеются чего-то добиться мирным путем. Первый шаг за тобой. Раскачай это болото, покажи им, что выстрел весомее слова.
        Командованию нужна настоящая заваруха, сообразил Тихон, но все догадки оставил при себе.
        - У меня есть маленькое условие, - сказал он. - Никаких сбросов памяти.
        - Это от тебя зависит.
        - И еще, - пользуясь моментом, он хотел дожать собеседника до конца. - Один сброс у меня уже был. Что мне стерли?
        - Я не знаю, - ответил голос, и Тихон почему-то поверил. - Но если б и знал, не сказал бы. В чем смысл сброса?
        Логика была железной. У него отняли какие-то воспоминания вовсе не для того, чтобы потом вернуть обратно.
        - Что-нибудь еще? - спросил Тихон. Он заехал в неосвещенное помещение станции и остановился в метре от платформы. Шаг вперед - и он на мятежной колонии. Шаг назад… он возможен только сейчас. Потом будет поздно.
        - Ты не забыл, что означает «конкур»?
        - Конкурент.
        - Это относится и к некоторым людям. Тот, кто мешает двигаться к цели, - враг. Тебе такие уже попадались, и ты их побеждал.
        Тихон уловил угрозу, но не испугался, а лишь принял к сведению. Он осознавал, что у него есть право отказаться, однако выбор за него сделали другие - в тот самый момент, когда дали ощутить новую машину.
        Станция-получатель находилась где-то на задворках, рядом с нежилыми, вероятно, предназначенными под снос домами, поэтому кроме бригады обслуги на ней никого не было. Трое мужчин вытаращили глаза, и Тихон, самодовольно обведя их бойницами и артистически взревев двигателем, сполз с платформы. Вместо того, чтобы открыть ворота, старший техник пригнул голову к лацкану и затараторил в микрофон. Тихон не возражал, но задерживаться на станции он не собирался.
        Лист гибкого дюрасплава, служивший скорее украшением, нежели защитой, громыхнул и прорвался. Закудрявленные края визгливо царапнули броню и выпустили танк наружу. Бригадир что-то доказывал своему начальству, но похоже, его приняли за придурка. Остальные двое растерянно мяли комбинезоны, поддерживая старшего неуверенными кивками.
        Планета Тихону не понравилась, и это было хорошо. Попадись ему что-нибудь родное, с воробьями и ромашками, пришлось бы тяжелее, а мясистые фиолетовые листья на одеревеневших стеблях симпатии не вызывали. Флора под широкими траками хрустела и чавкала, и Тихон, несясь к группе островерхих зданий, не мог побороть брезгливости. Как будто к его ногам высыпали кучу живой рыбы, пачкавшей землю холодными кишками и подыхавшей - мучительно и беззвучно.
        Дорог в пределах видимости не было, впрочем, как подсказывала карта, не было их и за пределами. Местные жители использовали только воздушное сообщение, и это представлялось не единственной их странностью. Несколько сот домиков, разбросанных по долине в умышленном беспорядке, карта именовала городом, причем далеко не захудалым. Подобные островки цивилизации усеивали всю сушу планету с интервалом в несколько километров, и насчитывалось их ни много ни мало миллион. Где колонисты размещали аграрные и промышленные предприятия, оставалось тайной, на которую Тихон не очень-то и посягал.
        - Ты в административном центре, - сообщил не покидавший его голос. - Можешь начинать.
        - А мятежники? - спросил Тихон. Он планировал примкнуть с какой-нибудь манифестации и при необходимости поддержать ее огнем, но столица словно дремала. Четверо худосочных типов под тенью сиротливого деревца - это еще не бунт.
        - Мятежники рассредоточены и плохо организованы. Твое участие послужит для них сигналом к решительным действиям.
        Объяснение звучало неубедительно, но ввязавшись в эту чудную акцию, Тихон перестал себе принадлежать. Он выбрал здание повыше и, приблизившись вплотную, шуганул жильцов мощным разрядом в лиловое небо. Из дверей вылетели двое: мужчина и женщина. Бабенка была ничего.
        - У вас авария? - изо всех сил прокричал мужик, будто сомневался, что его голос пробьется сквозь обшивку.
        Как же я тебе отвечу, дубина, усмехнулся Тихон. Рот мне почему-то не приделали.
        Он пальнул поверх крыши и, удостоверившись, что в доме больше никого нет, метнул в него серию голубых зигзагов. Релаксирующая под деревом четверка вскочила на ноги и устремилась к погорельцам.
        - Отличная техника, - услышал Тихон. - Нужно их попросить, чтоб старый город ликвидировали. Вон, как у них дело спорится.
        Аборигены не то картавили, не то вставляли после каждой согласной мягкий знак - выходило довольно забавно. И немного знакомо.
        - Мы не просили, - оторопело развел руками бывший жилец. - Они по своей воле.
        Тихон переехал к следующему зданию и все повторил. Постепенно на улице собралось человек пятьдесят, по местным меркам - целая толпа. Люди зароптали, однако подходить к танку не осмеливались. С каждым новым залпом намерения Тихона становились для колонистов все яснее. Мысль о том, что кто-то может творить такие бесчинства, поначалу не укладывалась у них в голове, но на пятом или шестом пожаре они наконец пришли в себя, однако выводы сделали довольно своеобразные.
        Из уст в уста переходило жуткое слово «конкур», при этом несколько человек побежали за оружием, а остальные продолжали стоять на площади. Похоже, они просто не понимали, что такое настоящий конкур и всамделишная война.
        - Активней, активней, - поторопил его голос. - Тебя ждут еще четыре города.
        - Я стараюсь, но это стадо не боится смерти, - проскрежетал Тихон. - Пока всех выкуришь наружу…
        - И все же поторопись. Довольно предупреждений. Если кто-то чего-то не понял, пусть это будет на его совести.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Различные несчастные случаи, - осторожно пояснил голос. То, что он отдавал приказ, не произнося его вслух, Тихону совсем не понравилось.
        - Давай без намеков. Либо мои действия санкционированы, либо я сворачиваюсь.
        Командир помолчал с полминуты, при этом Тихону показалось, что на том конце линии идет краткое совещание. Потом в сознании возник не до конца подавленный эмоциональный фон, и ему сказали:
        - Я просто не предполагал такой высокой степени готовности, виц-капитан. Извини за недоверие. Да, трупы не помешают. Немного. Десять - пятнадцать будет в самый раз.
        - Это другое дело, - отозвался Тихон, просвечивая ближайшие дома сканером. Стрелять по толпе было уж слишком, а пара теплокровных за какой-нибудь стенкой пришлась бы весьма кстати.
        - Сто семнадцатый! Тихон! - внезапно раздалось где-то внутри, так глубоко, что он невольно подумал о раздвоении личности. - Тебя ведь предупреждали: игра с огнем приводит к ожогам.
        Вступившее в контакт сознание было, как и всякая психоматрица, плоским, со срезанными обертонами, но от обычного оператора все же отличалось. Чем, Тихон определить не мог.
        - Очнись, сто семнадцатый. Вершина твоей карьеры - это совсем не то, что ты представляешь. Остановись, и ты…
        - Ну, что ты встал? - вклинился рассерженный голос командира.
        Он частично заглушил неизвестного оператора, при этом у Тихона появилась уверенность, что о существовании третьего собеседника командир не подозревает. Отдавая приказ на убийство, он говорил открытым текстом, значит, от посторонних линия защищена надежно. Тогда как они в нее проникли? И откуда им известно, кто он такой?
        Чтобы не тревожить начальство, Тихон эффектно два пустых дома и вслушался в эфир. Диалога с незнакомцем не получится, да тот и не требовал никаких ответов. Достаточно того, что он говорил сам. Какая-то игра с огнем… Кто-то его предупреждал… Не было этого. Может, он путает? Нет, номер назвал его. И даже имя.
        - Я не призываю к неповиновению. - Опять он. - Хотя тебя и толкают на большую подлость, сейчас разговор о другом. О твоей службе. Хочешь остаться человеком - уходи из армии. По-хорошему или со скандалом, не важно. Знаю, чего боишься. При увольнении сбрасывают память. А что тебе терять? Какие воспоминания тебе дороги? Поверь, это будет не плохо. Начать все сначала. Пока еще можно.
        Впитывая каждый звук, Тихон продолжал разрушать конические здания, лишь бы командир не вышел на связь и не прервал монолог неизвестного. Рассуждения о том, чтобы остаться человеком, на Тихона не подействовали, но проникновение в закрытую сеть и идентификация его безымянной машины говорили о многом. Нормальный человек, даже такой хороший специалист, как он сам, на это не способен.
        Собравшись с мыслями, Тихон развернул бойницы к группе вооруженных колонистов и выразил немой вопрос.
        - Да, - сказал командир.
        - Кто ты такой? - Тихон надеялся, что его слышат оба.
        - Добрая фея, - раздраженно бросил голос.
        - Я Алекс, - ответил второй.
        Игра, понял Тихон. Они знали, на что его можно купить. Единственный пунктик, больная тема. Скольким он морочил голову своим Алексом? На всех Постах отметился. Это лежит на поверхности, только ленивый не подберет.
        - Ложь, - сказал он.
        - Что с тобой, виц-капитан? - заволновался командир.
        - Я шучу, - успокоил Тихон.
        Ему все же пришлось это сделать - чтобы не вызывать подозрений и чтоб отработать дорогой подарок. Седобородый дедок в смешной клетчатой фуфайке вертел лазерную винтовку и так, и сяк, но пустить ее в ход не решался. Возможно, это был даже не лазерник, а муляж с углеродным фонарем вместо генератора. Возможно, это вообще был простой кусок полипласта, изготовленный ради забавы.
        Тем не менее, Тихон выстрелил. В порядке самообороны. Мощность оказалась превышенной, и двое верзил, стоявших за дедом, разделили его участь. Народ дико завизжал и бросился к уцелевшим домам. Молодые опережали старых, сильные сбивали с ног слабых, кто-то наступил на спину упавшей женщины, и она уже не смогла подняться. Люди превратились в то, чем они были всегда.
        - Я Алекс, - повторил оператор.
        - Его нет, - уверенно произнес Тихон.
        - О чем ты? - спросил командир.
        - Я про того бойца с винтовкой. Он в меня целился.
        - Правильно, виц-капитан. Все хорошо. Заканчивай и двигайся ко второму пункту, двадцать шестой раздел карты. Станциями не пользуйся, это теперь опасно. Ножками, здесь не далеко.
        Мнимый Алекс исчез. Уразумел, что затея провалилась, и решил не разоряться впустую. Это делало ему честь, но гораздо больше - то, как он вышел в эфир. Не вторгся, а именно проник, обошел все коды, фильтры - что там у них еще? - и связался с одним абонентом так, что второй ничего не заметил. Он несомненно обладал какими-то уникальными способностями, если только… если это не было инсценировано начальством.
        Оставив в столице сорок два разрушенных здания, Тихон вызвал карту и помчал к следующему городу. Чутье подсказывало, что долго ему бедокурить не позволят, и у второго пункта он встретит настоящее сопротивление. Это веселило кровь и заставляло траки вращаться быстрее. Стрельба по домам - занятие для курсантов, Тихону же не терпелось опробовать новую машину в настоящем бою.
        Три трупа на площади так никто и не убрал. Люди попрятались в щели, и только один абсолютно сумасшедший юноша забежал в первую попавшуюся квартиру и передал о случившемся по интервидению. Ему было жаль погибших соседей и оплавленную винтовку, которая теперь годилась разве что в молотки, но кроме этого он испытывал и еще какие-то чувства - смутные, пока не оформившиеся.
        Командир перехватил сообщение и транслировал его Тихону - в нем говорилось о гусеничном мобиле, дышащем синим пламенем, и о том, что этот мобиль нужно непременно уничтожить.
        Не такие уж они и мирные, эти колонисты, отметил Тихон. Червячок, покусывавший его за убийство тех чудаков, свернулся калачиком и опустился на самое дно.
        В пяти километрах от города радар засек быстродвижущийся объект - наперерез Тихону несся другой Т-14.
        - Оператор, ты совершаешь большую ошибку! - надсадно заорал эфир. - Человек ты, или тупая машина?
        Им стоило придумать что-нибудь свеженькое.
        - Говорит двести второй. А ты кто? Назовись!
        Тихон промолчал, и недосягаемая личность командира выразила одобрение.
        - Назовись, или я открою огонь!
        Да это же Карл, сообразил Тихон. Как тесен мир, их снова прибило друг к другу. Он еле удержался от того, чтобы не поздороваться и, снизив скорость, шевельнул башней: я тебя заметил.
        - Кто бы ни отдал тебе приказ, не подчиняйся! - потребовал Карл. - Это не та война, оператор. Судя по машине, ты либо капитан, либо виц. Своих и конкуров должен различать.
        Город был как на ладони. Тихон зафиксировал шестнадцать целей и, отложив их координаты в резервную память, просканировал равнину до самого предгорья. Ничего угрожающего. Кроме Карла - ни одной боевой единицы. Он обработал следующую группу целей и сохранил данные.
        - Оператор, тебя втянули в провокацию! Из-за тебя погибнет много людей. Да кто ты такой, сука?! - взбеленился Карл.
        А ведь он сам и прикидывался Алексом! Это открытие принесло Тихону невыразимое облегчение. Да, есть за Карлом такая слабость. Взять хотя бы их первую встречу на Тарме. А он тогда поверил.
        Теперь все можно объяснить. Два лагеря: власть и повстанцы. Два солдата, волей начальства очутившиеся по разные стороны. Одна судьба - выполнять приказы. Приятные и не очень. Всякие.
        - Оператор! Оператор! - надрывался Карл. - Отвечай, падаль!
        Только вот какая штука: тот, представившийся Алексом, знал его номер, а этот - нет. Тот вполз в закрытую линию связи и сделал ее недоступной даже для командира, а этот вопит на весь эфир. И фон совсем другой, дерганый какой-то, истерический. За колонию переживает? С какой стати?
        Нет, не он, понял, Тихон. Тот был мастером высшего класса. А Карл жидковат. Обычный он, Карл. Ничем не лучше.
        Тихон заработал пушками, и танки разделила дымящаяся борозда: пересечешь - пеняй на себя.
        - Меня на Т-14 недавно пересадили, - глухо заговорил Карл. - Слышал, как его в войсках прозвали? «Волк». Ты не задумывался, почему?
        Тихон не задумывался. Плевать он хотел на названия.
        - Слон, кит, медуза - конкурская техника, это ей подбирают определения из земной фауны. И «волк». Нельзя нашему танку носить такое имя, а вот дали, теперь не отмоешь. Я понял, почему. Эта машина многоцелевая, она не только для защиты. Вот ты, оператор. Что ты делаешь, срань? Кого убиваешь? Чем тебе Аранта не угодила?
        Тихон испытал легкое разочарование. Аранту давным-давно сдали, и Карлу следовало это знать. Похожа, да, спору нет. И дома с острыми крышами, и солнце розовое, и листья на кустах, как огурцы. Но мало ли таких планет?
        От первого залпа никто не пострадал. Людей из опасной зоны уже вывезли, и единственной жертвой атаки оказался странноватый зверек, по всей видимости - ручной. Ближние дома разложились как коробки. Чуть-чуть мебели и масса свободного пространства, такой квартиркой Тихон бы не побрезговал. Ого! Из-под сдвинувшейся крыши выглянул знакомый угол платформы переноса. Красиво живут эти повстанцы. Или противники? Черт их не разберет.
        - Действуй решительнее, виц-капитан, - вновь проклюнулся голос командира. - А этого баламута сожги. Сможешь?
        - Перестань, сука! - взвыл Карл. - Я тебя убью!
        Угроза? Отлично. Он имеет право на…
        - Оператор, погоди. Я тебе скажу правду. - Карл становился все более невменяемым. - На Аранте располагается одна из пересылок. Она перед тобой, это город Капу-Ант. Здесь добровольцы проходят последнее собеседование, потом их отправляют в Школу. Я не знаю, кто ты, не знаю, где тебя вербовали, но процедура стандартная. Вербовщики связаны с самыми разными кругами. Им стало кое-что известно, поэтому армия и устраивает такую…
        Вторая серия из шестнадцати зданий и предупредительный выстрел в сторону Карла.
        - Это война без победы! - скороговоркой закричал тот. - Без смысла. Она никому не нужна! Нам втирали про законы природы, про эволюцию с конкуренцией, а на самом деле…
        Тихон выпустил ему под траки две голубых струи, и Карл еле успел сдать назад.
        - Я же смертный! - завопил он. - Я не вернусь! И с тобой так будет, но ты еще…
        Совсем спятил, бедолага. Пора ему на покой.
        В небо фейерверком взлетели сотни плазменных сгустков и осыпали Карла горящим дождем. Его машина на миг раздвоилась - по крайней мере, так почудилось Тихону, - и осталась невредимой. Однако!
        Тихон сорвался с места и, объезжая Карла по длинной дуге, воткнул в него три светящихся очереди. Тот ответил с таким напором, что Тихон уж и не чаял выжить. Он врезал по тормозам, и вперед, растворяясь в воздухе, умчался какой-то неясный силуэт. Словно приняв фантом за реального противника, Карл обрушил на него всю свою огневую мощь.
        Тепловая тень, моментально пришло из энциклопедии.
        - Превосходно, - похвалил командир. - Лучшего и не пожелаешь. Кончай его, и тебе…
        - Кто на связи? - ворвался разъяренный голос Карла. Он все же влез на их канал, хотя сделал это не так изящно, как предшественник. - Кто проводит операцию?
        - Убей предателя.
        - А не проще его выдернуть? - спросил Тихон. Закрытый режим полетел к черту, и таиться было уже незачем.
        - Это ты, сто семнадцатый?! - моментально опознал его Карл. - К чему я тебе толковал про Аранту? Ты сам здесь был!
        Если даже это и Аранта. Игорь сказал, что ее захватили. Значит, ее захватили.
        - Убей врага, - с нажимом произнес командир.
        - Сто семнадцатый, по интервидению экстренные новости, - обреченно проговорил Карл. - Тебе это будет полезно.
        Тихон почувствовал, что ему отрубают выходы в общую сеть, но сделать это было так же трудно, как спрятать в кармане солнце.
        - По неподтвержденным сообщениям на Аранте, колония западного сектора, возникли массовые беспорядки. Причина не установлена…
        - Тебе сказать, почему меня до сих пор не выдернули?.. - Ожесточенно крикнул Карл.
        Со стороны столицы послышался нарастающий гул, и радар определил несколько сот машин, но метки «свой-чужой» на них отсутствовали.
        - …использована новейшая военная техника, захваченная неизвестными злоумышленниками… - сквозь наведенные помехи пробубнил диктор.
        - То же будет и с тобой, - заверил Карл. - Рано или поздно, но будет!
        - …крупные разрушения и жертвы среди мирного населения. Количество пока не…
        - Что? Что будет? - неожиданно для самого себя испугался Тихон.
        Над головой проревела армада перистов и, распавшись на звенья, сходу посекла город в кучу трухи. Карл сбил несколько штук, но остальные, не обращая на него внимания, унеслись за перевал.
        Среди наземной техники преобладали тараны, но попадались и волки. Машины начали стрелять одновременно, так, что земля вокруг превратилась в шипящее месиво. Десяток перистов, возвратившихся из-за хребта, завис над руинами и дал ответный залп. В цепи показалось несколько вспышек - горели Т-12.
        Тихон вертелся на месте, загораживаясь от перекрестного огня и пытаясь сообразить, кто против кого воюет. Танки разделились на две группы и палили почти вслепую. Если б не разрушенный город, это можно было принять за масштабные учения.
        - …направлены силы общественного согласия… - благожелательно закончил диктор.
        Тепловая тень и прочие оборонные ухищрения жрали энергии больше, чем орудия, и вскоре Тихон почувствовал, что выдыхается. Рядом ковырялся Карл, у него сползли оба трака, и теперь все, на что он был способен, это медленное передвижение в пределах собственного корпуса.
        - Они хотели хаоса, ты его обеспечил. Тебе, сто семнадцатый, хуже придется. Чем мне. Намного, - он говорил так, будто умирал вместе с машиной. - Аранте конец. Это решено. Они бы и без тебя смогли, но ты здорово помог. Сто миллионов человек. Кто-то уцелеет, но…
        Карла настигло шальное огненное ядро, и его танк разорвался в клочья. Тихон почувствовал на обшивке капли расплавленного металла. Два разрядника сгорели, от третьего тоже пользы не было: ему пробили накопитель, и машина стала совершенно беззащитной.
        Внезапно, словно кто-то сорвал заслонку, командный блок наполнился гомоном эфира:
        - Хороший оператор, сволочь…
        - Откуда у мятежников волки?..
        - Видал я одного такого, но он…
        - Влад, это ты волка добил?
        - А что, мне пешком даже больше нравится.
        - Влад? - ухватился Тихон за знакомые интонации.
        - Сто семнадцатый?
        Передача шла не из периста, а из танка, уж в этом он кое-что понимал.
        - Ты же Карла… Он не вернется.
        - Что за глупости?
        - Мне так кажется.
        - Переутомление. Эй, а не ты ли это? Сто семнадцатый, как ты попал к мятежникам?
        - Ну все, - обратился Тихон к командиру. - Хватит с меня, выдергивай.
        Закрытая линия, на которой вещал мудрый и честный голос, оказалась свернутой. Никого. Ватная пустота.
        Высосав из накопителя последние крохи, Тихон напитал ими двигатель и метнулся к руинам. Ему было необходимо посмотреть, убедиться, что Карл обманывал его не во всем. Он врал, конечно. Ведь Игорь сказал, что Аранту сдали, и еще он говорил, что нужно верить. Но как верить, когда истин много, и каждая - настоящая?
        Он врезался в поваленную крышу и, сдвинув ее в сторону, заехал на платформу. Это здесь. Слева раньше болтался кривой гамак, а там, где сейчас обугленная дыра, стояло кресло. Отдельно от всех, так было удобней. Тихон и теперь выбрал бы его, и еще многое, почти все из того, что прошел, он оставил бы без изменений. Вот только кресло отодвинуть подальше. Отнести его, свой собственный стульчик, так далеко, как это возможно.
        Посреди горелого хлама он увидел что-то тлеющее, страшно напоминающее часть человеческого тела. Рука? Нет, померещилось. Но если и рука, то женская. Какое имя было у той вербовщицы? Забыл.
        Нет, не здесь. Даже если это Аранта, все равно не здесь, где-то в другом… на другой Аранте.
        Тихон развернулся и получил сильнейший удар в лобовую броню. Он не успел ничего сделать, да и куда было успевать - поврежденный реактор вышел из-под контроля и уже кипел, подходя к критической точке.
        Поздно торопиться, грустно подумал он. И за секунду до того, как заразить окрестности выбросом неотработанного топлива, вспомнил.
        Ее звали Вера.
        Тихон вернулся последним. Пятеро обитателей «банки» уже сидели за столом, пережевывая что-то одинаково-серое и на вид безвкусное. Макса не было - то ли его забрали ребята в серой форме, то ли кинули в утилизатор двое остававшихся в кубрике. Тихону было все равно. Он проверил, нет ли на полу пятен, и подошел к столу.
        Старик поспешно двинул табуретом, освобождая более чем просторное место.
        - Чем питаемся? - спросил Тихон не слишком фамильярно, но и не так, чтоб от него шарахались.
        - Биты, - промычала полным ртом старшая женщина.
        - Битки, - поправила ее младшая.
        Между ними все же была какая-то разница. Помыться, расчесаться, сменить потные майки, и тогда этих самок можно будет не путать. А так слишком похожи, разве что у одной морда совсем дряблая, а у другой еще не очень.
        - Мы сестры, - ни с того ни с сего заявила младшая.
        Гидроцефал покатился со смеху, а старик раздосадованно выплюнул под руку моток жил и сказал:
        - Сестры, да. А Макс у них за брата был.
        Женщины обожгли его ненавидящими взглядами и уткнулись в тарелки.
        - Дурочки они у нас, - пояснил молчавший до сих пор мужчина, пригладив неприлично жидкую бороду.
        - Родственников искать - это еще не шиза, - возразил старик, трогая мизинцем дальний зуб. - Многие ищут. Не находит никто, вот о чем разговор. А эти две просто придумали, им так веселей.
        - Мы по справочной проверяли, - обиженно произнесла младшая.
        - Каким образом? - спросил Тихон. Он изо всех сил старался выглядеть безразличным, но сестры уловили, что им движет вовсе не праздное любопытство.
        - Каждая начала со своего Лагеря: подняли архивы, выяснили, когда и откуда нас перевели, - сказала старшая. - До четырех лет человек живет в колыбельном пансионе. А в пансион попадает из клиники родов.
        - А в клинику - из… - в тон ей продолжил бородатый, но, получив от старика подзатыльник, умолк.
        - Вышли на родителей, потом друг на друга.
        - Я первая ее разыскала, - похвасталась младшая. - Информация не исчезает, надо только проявить терпение.
        - А где факты не сходятся, там можно притянуть за уши, - кивнул старик. - Я ведь тоже в свое время пытался.
        Тихон встал из-за стола и, медленно дойдя до кровати, прилег. Потом поднялся и, отдавая дань плебейской традиции нового Поста, стянул форму. Тело задышало и расслабилось, в нижнем белье ему было гораздо комфортней. Наверно, так себя люди чувствуют дома.
        Тихон откинул голову на подушку, и перед глазами повис огромный, во весь потолок, экран.
        - Доступ в информационную сеть, - сказал он, не задумываясь.
        Операторы перестали цвиркать ложками и замерли. Их спины излучали такое напряжение, что, казалось, еще немного, и над ними возникнет дуга.
        - Есть доступ, - откликнулось интервидение.
        - Требуется установить…
        Одна из сестер осмелилась повернуться и приободрила его взмахом не таких уж безобразных ресниц.
        - Установить, когда и откуда прибыл воспитанник…
        Неплотно прикрытая дверца шкафа отворилась, и из нее выпал пояс. Взгляд Тихона случайно коснулся пряжки - сбоку на ней осталась тонкая черная корочка.
        - Отбой, - приказал Тихон.
        Он подобрал ремень и принялся соскребать ногтем засохшую кровь.
        Соседки по кубрику не представляют, насколько им повезло. Найти такого же, как ты сам, это значит ничего не объяснять. Это значит, что тебя поймут. А если нет, тогда зачем?
        Тихон прикрыл лицо ладонью и почему-то вспомнил того смешного деда с лазерником. Не надо было его убивать. Пусть бы это сделали другие.
        В груди что-то затрепетало. Жалко. Тихон отстраненно удивился: неужели он раскаивается? Откуда-то возникло уже изведанное ощущение нереальности. Как это у него получилось? Троих, ни в чем неповинных. Самооборона. От самого себя?
        Он тяжко вздохнул и перевернулся на бок, однако дед с винтовкой все не исчезал. Тихон помахал пальцами перед носом, но не помогло и это. Придется жить вместе, смирился он.
        Пятеро операторов закончили трапезу и на цыпочках разошлись по койкам. Они не заметили, когда новенький заснул, но точно знали, что таких, как он, будить опасно.
        - Срочный сбор! - гаркнули сверху.
        - А не срочные здесь бывают? - пробормотал Тихон, растирая опухшие щеки. Сколько же он спал? И сколько не спал до этого?
        Руку к нижней дверце, нащупать мягкий обруч, потянуть на себя, одеть. Все - не открывая глаз. Он запросто мог бы вздремнуть еще секунд двадцать.
        - Потом отдохнешь, оператор! - торопливо заговорил командующий. - У нас прорыв на Гринволде. Соображаешь, чем это пахнет?
        Тихон соображал. Насколько он помнил, Гринволд значился второй колонией после столицы.
        - Что же их орбитальная защита прозевала? Можно было прямо на прыжке захватить.
        - Не прыжки, оператор, не прыжки, - командующий заметно нервничал. - Они через транспортную систему проникли. Через нашу систему, понял? Прямо на платформу прибыли, как к себе домой.
        - Откуда?
        - Неизвестно. Адрес-отправитель выяснить не удалось. Везде чисто. Все станции проверили.
        - Даже те, которые они захватили?
        - Конкуры не в состоянии их настроить.
        - Выходит, в состоянии. Еще что-то?
        - Они уклонились от столкновения с войсками и начали истреблять мирное население. Для них это необычная тактика.
        А для нас - наоборот, подумал Тихон.
        - Потери большие?
        - У тебя что, проблемы со связью? Я же говорю, в бой конкуры не ввязываются.
        - Я про людей. Людей много погибло?
        - А-а. Тысяч двести. Но это пока.
        Танк находился на той самой площадке посреди темной, чуть волнующейся воды. Тихон быстро протестировал машину и, удовлетворившись, занял место в очереди к платформе. Сзади, выруливая со стоянки, подъезжали новые волки. На этот раз станцию переноса обслуживало несколько техников в скафандрах, но как они не торопились, угнаться за танками им было не под силу, и колонна постоянно росла.
        - Ты еще что-то собирался сказать, - напомнил Тихон.
        - Разве? - растерялся командующий. - А, ты же чуешь… Деликатней надо быть.
        - Для оптимизма повода нет, - угадал он, оставив упрек без внимания.
        - Конкуры модернизировали блоху. Заменили ртуть на какое-то сложное соединение. Самое поганое то, что они, вероятно, получают его из окружающей среды.
        - Неисчерпаемый боезапас. Этого следовало ожидать.
        - Чего?
        - Эволюции. Если б их наука стояла на месте, то последний из конкуров давно бы работал на нашем руднике.
        - Я замечаю: когда оператора переводят на одноместную машину, у него появляется страсть к теоретизированию.
        - Старею, - сказал Тихон.
        - Ничего… - неопределенно ответил командующий. Он явно не понял, что это шутка. Значит, даже не потрудился заглянуть в досье своего подопечного. - Я за тобой присмотрю, - пообещал он, когда танк подкатил к самой платформе.
        Тихон испытал раздражение. Советы в бою ему не требовались, но эти умники лишили его главного - самостоятельности. Чего стоит воин, который не может умереть без чужой помощи?
        Поначалу Тихон удивился: он был уверен, что название «Гринволд» как-то связано с зеленым цветом. Ни одна планета не покрыта лесами на сто процентов, но все же капля зелени здесь не помешала бы.
        Ровная как стол пустыня тянулась от края и до края. Повсюду - темно-красная почва в частых поверхностных трещинах. Что за идиот решил здесь поселиться? Тихон взялся было за карту, но тут же оставил ее в покое. Как он сориентируется, если вокруг ни единой зацепки?
        - Командир! - озлобленно крикнул он.
        Молчание. Такого чистого эфира Тихон еще не слышал.
        - Командир!..
        Ни звука.
        Тихон попробовал вызвать кого-нибудь из операторов, но ему не ответили. Плюнув на режим, запросил сеть интервидения - с тем же успехом. Цивилизация как источник радиошумов просто перестала существовать.
        Могли конкуры так скоро разделаться с человечеством? Чушь. Более ста планет, не считая Постов, Школ, отстойников навроде того, где он получил свой Т-14, и целой тьмы прочих вспомогательных объектов.
        Умная машина завершила анализ воздуха и довела до его сведения странные результаты: атмосферу на девяносто шесть процентов составляли различные малоприятные соединения, самым безобидным из которых был сероводород. Плюс следы азота и кислорода. Но следами особо не надышишься.
        Вода и прочие оксиды отсутствовали не только в воздухе, но и в земле, из чего Тихон сделал вывод, что желанного для человеческих легких «О-два» на Гринволде никогда не водилось.
        Но почему же тогда «зеленый»?!
        - Может, первые колонисты были дальтоники?
        - Кто говорит? - встрепенулся Тихон.
        - А я тебя, сто семнадцатый, узнал.
        - Влад? Ты где?
        - Как тебе сказать… вроде, в пустыне. Но я тебя не вижу. Мы с тобой либо на разных полушариях, либо и вовсе на разных планетах. Вот что, волчок, передай-ка мне свою картинку.
        - Лучше анализы, это будет объективней.
        - Головастый, - похвалил Влад. - Не, братишка, планета у нас с тобой одна, только где она находится, и как мы оказались на этом комке грязи…
        Действительно, озадачился Тихон. Рядом, всего в двух шагах, радар обнаружил плоский металлический квадрат. Под слоем пыли скрывалась платформа переноса - модель не самая новая, но еще не вышедшая из употребления.
        - Ага, у меня тоже есть, - откликнулся Влад. - Я ведь больше не летаю, ты в курсе? Предложили пересесть на Т-14, я попробовал - не смог отказаться. В общем, принимай, браток, к себе в стаю.
        - Разве мы с тобой родственники?
        - Ты про «братка»? Это так, для разговора.
        - Треп надо заканчивать.
        Тихон прикинул, что даже если они стоят на разных полюсах, то часов за сорок можно съехаться к одной точке.
        - Дерьмовый план, - заявил Влад. - Ориентиров нет - это раз, локаторы друг друга не видят - это два. У нас все шансы разминуться. Эх, мне бы сейчас на перист, да взмыть в небушко…
        - И через полчаса - мордой вниз. Если будем только лясы точить, тогда точно не встретимся.
        - Как ты сказал? - насторожился он. - «Лясы»?
        - Это для разговора, - заявил Тихон.
        - Ты что, сто семнадцатый, с Земли?
        - На Посту с… Ну, с Земли.
        - И я. Вот такие дела… Обниматься не будем?
        - Ближайшие сорок часов - нет.
        - Слушай, ехать наугад - это безумие. Я все карты перетряхнул. Нет у нас такой планеты. Без воды и кислорода - кому она нужна?
        - Но ведь поставили же здесь платформы.
        - Возможно, это какой-то закрытый полигон.
        - Или свалка ядовитых отходов, или еще что. Давай погадаем.
        - Чего ты от меня хочешь? - не выдержал Влад. - У тебя новые идеи есть?
        - Только старая. На твоей стороне сейчас ночь?
        - Как ты догадался?
        - Просто у меня день. Определяем по светилу Восток и Запад…
        - И промахиваемся на пару тысяч километров. Это тебе не среднерусская возвышенность.
        Скепсис бывшего летуна действовал Тихону на нервы, но не согласиться с его доводами было невозможно. Верить в счастливую встречу на гладкой, как мыльный пузырь, планете, мог лишь патологический оптимист. В армию таких не берут.
        Тихон обогнул присыпанный квадрат и просканировал почву: источник питания, управляющие элементы, заковыристый блок адресатора, все - на глубине, словно для кого-то было важно, чтоб данное небесное тело сохранило форму идеального шара.
        Поразмыслив, Тихон заехал на платформу. Постоял с минуту, ожидая неизвестно каких чудес, и откатил обратно.
        Солнце сквозь толщу ядовитой атмосферы казалось враждебным. Ветра не было, и маленькое пегое облачко, висевшее в стороне, не двигалось с места. Что за дождь оно прольет, когда наберет силу? Рассчитана ли броня на такие жидкости?
        - Вызываю командование, - без особой надежды пробубнил Влад.
        - Видим тебя, сто пятый, - отозвался кто-то.
        Эфир наводнили шорохи и пощелкивания. Судя по их интенсивности, где-то рядом объявилась не одна сотня машин.
        - Что там у тебя? - нетерпеливо спросил Тихон.
        - Держись, сто семнадцатый, к тебе тоже идут, - героически произнес тот же голос.
        - Держусь, держусь. Мне не трудно.
        От нечего делать он описал широкий круг и замкнул собственную колею.
        - Запрашиваю целеуказания, - бодро сказали где-то в мозгу, и тут же, заглушив последний слог, лопнули небеса. Ударная волна врезалась в землю и, подняв клубы пыли, разбежалась огромным кольцом. Платформа переноса выступила из утрамбованной глины и матово блеснула.
        Над головой ревели, стремительно снижаясь, семь транспортных кораблей. Опустившись до пяти метров, они сбросили посадочные модули и мгновенно исчезли. Снова раздался грохот, теперь - басовитый и тягучий, как варенье. Воздух долгим хлопком заполнил образовавшиеся пустоты, и отнесенная за периметр пыль потекла обратно к центру.
        - Цели отсутствуют, - доложил неизвестно кто неизвестно кому. - Наблюдаю одиночный Т-14, оператор номер сто семнадцать. И это все.
        - Разберемся, - в голосе прозвучала уверенность, что «их не проведешь».
        Коробки модулей гулко упали и тут же разложились бортами-пандусами. Наружу вывалили полчища таранов - заняли круговую оборону, взяли под контроль малые и средние высоты пустого неба, ощерились тысячами напряженных стволов.
        Толково сработали, оценил Тихон. Жалко, что зря.
        - Нет никого… Сто семнадцатый, в чем дело?
        - Я то же самое хотел спросить. Мне кажется, это не совсем Гринволд.
        - Какой Гринволд?! Конкуры где?
        - Сто пятый, у тебя врагов не видно? - демонстративно осведомился Тихон.
        - Нету, - простодушно ответил Влад. - Наши - есть, танки в основном, а врагов не видал.
        - Что там за балаган? - вновь появился в эфире командующий. - У вас тоже никого? Тогда сворачивайтесь. Сто семнадцатый, как самочувствие?
        - Великолепно. Если б еще кто объяснил…
        Насколько слаженно тараны выгрузились, настолько же сумбурно собирались назад. Каждый пытался заполучить побольше свободного пространства, и места на всех в ангарах не хватало. Машины ерзали, толкались и скрежетали сцепившимися траками. Эфир забурлил грязной бранью. И все это при том, что рядом находилась стационарная платформа в рабочем состоянии.
        - Двадцать восемь штук, - сказал командир, перейдя на закрытый канал. - За час до нападения на Гринволд к системе переноса подключилось двадцать восемь неопознанных абонентов. Это те самые станции, которые конкурам удалось вывезти с наших колоний. Мы догадывались, что вас переадресуют, и на Гринволд вы не попадете.
        - Надеялись, нас возьмут в плен? А за нами выйти на их логово?
        - Ну, допустим, не логово… В общем, да, надеялись. Каждому встроили по маяку. А получилось вон как. Все двадцать восемь - пустышки. В ссылку они вас, что ли, отправили.
        - Задумано лихо. Но почему штурмовые отряды прибыли с таким опозданием?
        - Ретрансляторы настраивали. Знаешь, куда вас занесло? Обычный сигнал на таком расстоянии рассеивается.
        - Я, например, в порядке, - заметил Тихон. - Ничего не рассеялось.
        - Ты, да сто пятый, остальные сразу выдернулись. И не просто выдернулись, а с летальным исходом.
        - Это как?
        - Померли, вот так. Прямо в кабинах, и датчики снять не успели.
        Над пустыней появился еще один транспорт, поменьше. Опустившись вместе с посадочной капсулой, он ткнулся в глину двенадцатью телескопическими опорами и стал похож на хищное насекомое.
        Из ангара вышло человек тридцать, все - без оружия. За ними тащились четыре нескладных машины, очевидно, мирного назначения. Найдя платформу и аккуратно сметя с нее песок, они принялись за раскопки.
        - Нужно выяснить, действительно ли это наши станции, или копии, - любезно пояснил командир.
        - В смысле?
        - То, что сделано двумя человеческими руками, можно повторить тремя конкурскими. Слишком уж здорово они стали разбираться в нашей технике.
        - Только используют ее не по назначению. Проникнув в транспортную систему, можно такого наворотить! А они?.. Шалости какие-то. Кстати, что на Гринволде?
        - Подчищают. Если честно, все готовились к худшему.
        - А не была ли эта атака приманкой?
        - Для чего? Чтоб забросить двадцать восемь машин к черту на рога?
        - Мне кажется, это был лишь эксперимент. Они опробовали какую-то новую идею.
        - Наша логика здесь не годится. Пускай себе аналитики мозг насилуют.
        - Эй, сто семнадцатый! - позвал Влад. - У вас там вечер?
        - Да, - ответил Тихон, взглянув на сползающее солнце. - Как догадался?
        - Просто у нас светает. Ха-ха. Слушай, меня выдергивать отказываются. Велят забираться в ангар.
        - А кто за тебя машину погрузит?
        - Еще говорят, что торчать в КБ придется до самой стоянки. Не нравится мне это.
        - Ничего не поделаешь, ребята, - печально отозвался командир. - Таких, как вы, только двое, и ваш опыт бесценен. Часов десять-пятнадцать, и вас отпустят.
        - Изучать будете? - прошипел Влад. - Мы в микроскоп-то влезем?
        - Влезете, - заверил он. - Не бузи, сто пятый. Выбора нет.
        Тихона укрепили между двумя балками и с грохотом закрыли железный створ. По крайней мере, без сутолоки, подумал он. Модуль был отнюдь не просторным, но для одного танка места хватало. Снаружи доносился вой бурильной установки - эксперты никак не могли отрыть похищенную станцию. Тихон так редко видел на войне людей - обычных живых людей - но всякий раз, когда они оказывались рядом, он убеждался в их беспомощности.
        Решив, что отправление может затянуться надолго, он попробовал войти в интервидение. Усилители принесли в этот сектор галактики не только психоматрицы штурмового отряда, но и довольно качественный сигнал информационной сети.
        Новости его не порадовали. Передавали репортажи с Гринволда, называли примерное число жертв - от семисот пятидесяти до восьмисот тысяч. Чьи-то ненайденные браться и сестры… Ладно, не надо об этом.
        Тихон пошарил еще и набрел на специальный канал для военных. Был в интервидении и такой: диктор в форме лейтенанта, строгое лицо, скупая мимика.
        - …не должно было случиться. Подобное происходило и раньше, однако при нарушении связи между телом и командным блоком операторы непроизвольно отлипали. Правда, следует заметить, что все они имели небольшой стаж и звание сержанта. Возможно, не последнюю роль в этой трагедии сыграл тот факт, что транспортная система подверглась частичной переделке со стороны противника. Экспертам еще предстоит разобраться…
        Вертикальная линия разрезала изображение надвое: в левом окне осталась говорящая голова, в правом началась прямая трансляция. Мужчины в серых комбинезонах вели длинный ряд магнитных тележек с одинаковыми ящиками. Контейнеры были накрыты знаменами Конфедерации, и от обилия шелка и бархата возникало ложное ощущение праздника.
        Холеный лейтенант продолжать распространяться про бессмертный подвиг и небывалые почести - кажется, трупы собирались доставить в столицу для личного прощания членов Ассамблеи. Тихон перестал слушать, но прогнать из сознания картинку было выше его сил. Не вполне понимая, что делает, он принялся считать гробы. На двадцать втором мысли сбились в кучу. Здравый смысл подсказывал, что ящиков должно остаться всего четыре, но боковое зрение твердило: больше, больше!
        Их было двадцать восемь, как раз по количеству перенастроенных станций. Двадцать восемь украденных платформ - двадцать восемь покойников.
        - Сто семнадцатый, нас с тобой хоронят! - радостно воскликнул Влад.
        - Я вижу. Что скажешь?
        - Ну, это просто. Либо списывают внеплановые трупы, либо нас совсем засекретили. Насмерть.
        - …Вот они, лучшие из лучших, боль и гордость Конфедерации, - лейтенант запнулся и с видимым усилием проглотил комок. Кроме хорошей дикции он имел бесспорный дар актера. - Живые легенды армии, память о вас останется в веках, - скорбно закончил он.
        - Какие мы живые, если в гробах лежим? - возмутился Тихон.
        - Помолчи, пожалуйста, - благоговейно произнес Влад. - Не порть впечатления.
        Тихон отключился от сети, досматривать церемонию он не хотел принципиально. Однажды его уже хоронили. При зачислении в Школу вербовщики обещали придумать ему правдоподобную смерть, и Тихон не сомневался, что свою работу они выполнили качественно. Скорее всего - утопление. Не воспользоваться близостью озера было бы с их стороны глупо.
        И вот опять. Кто лежит в его ящике, кто накрыт его знаменем - какая разница? Его опять хоронят, списывают досье в архив, а где-то в другом месте уже заведено новое, вероятно, с более строгим грифом.
        - Эй, сто семнадцатый! Нас назвали! - торжествующе проговорил Влад. - Мы в списке!
        - Ты полагаешь, это хорошо? - отрешенно спросил он.
        - Я по…
        Связь прервалась как раз в тот момент, когда Тихон почувствовал перегрузку. Корабль стартовал с необычной прытью. Поднявшись над планетой, он совершил внепространственный скачок и сбросил посадочный модуль на что-то мягкое.
        Влада в эфире по-прежнему не было. Шипели естественные помехи, крошился фоновый мусор, но сто пятый не появлялся. Видно, контакты двух покойников в планы командования не входили.
        Передняя стенка откинулась, и Тихон выехал наружу. Внизу - старый гранит, вверху - звездное небо. Мягкий ветерок, не более двух метров в секунду. Повышенное содержание йода. Температура - двадцать шесть по Цельсию. Это называется… как же это называется…
        - Мы говорим «южная ночь», - подсказал кто-то. - Но тебе эта лирика ни к чему. Просто благоприятные условия.
        Это был Игорь, тот самый лейтенант, встретивший его в Школе, а затем на Шадане, где оказалось, что никакой он не лейтенант, а ни много ни мало полковник.
        - Какое-то время тебе придется побыть танком. Ты вернешься в свое тело, но не сразу.
        Простой мобиль с живым водителем проводил его к ангару - невысокому строению, скрывавшему под собой целый подземный комплекс. На протяжении всего пути Тихон не пользовался ни инфразрением, ни прочей спецтехникой - ему вдруг стало невообразимо приятно двигаться впотьмах, почти наугад, как это делал человек за рулем.
        Под двускатной крышей скрывалась еще одна платформа переноса, но он знал, что здесь она используется в качестве обычного лифта. Иначе зачем было высаживать танк на этой чудесной планете - лишь для того, чтоб он испоганил траками пятьсот метров дерна?
        Искупавшись в желтом сиянии, он направился по длинному тоннелю под уклон, в самую толщу гранитной плиты. Два километра ниже уровня моря, сообщили приборы. Достойная глубина. И планета хорошая - курорт, а не планета. Здесь его искать не будут. Никто. А если и будут, все равно не найдут.
        Слабое напряжение в эфире говорило о том, что Игорь все еще на связи, однако нарушать молчание он не торопился. Ждет вопросов, сообразил Тихон. Не дождется. За вопросами как правило следуют ответы, а это бывает страшно. Все прояснится само собой - не сразу, так со временем. Чем дальше Тихон спускался, тем отчетливей осознавал, что этого добра у него теперь навалом.
        Пять или пять тысяч - количество прожитых часов имеет значение, только когда ждешь. С Тихоном это тоже было, но не долго. Ожидание вредно для нервной системы, в том числе и машинной, и вскоре Тихон перестал.
        Они начали с того, что отключили ему пушки. «Во избежание спонтанного выстрела». Тихон принял это объяснение, но с первых же минут принялся прощупывать КБ в поисках программы, блокирующей разрядники. Стрелять Тихон ни в кого не собирался, просто он не желал терять часть свободы. Не так уж много ее и осталось.
        Потом его ограничили в движениях. Загнали на метровый постамент в центре широкого отсека и попросили не съезжать. А чтобы просьба не выглядела голословной, ее подкрепили новым блоком, с которым Тихон справился уже через полторы минуты. Но раз им так хочется, то ладно. Он постоит.
        Самым обидным было лишение нормальной связи. Постепенно Тихона отрубили от всех общедоступных выходов в интервидение. Об этом его не предупреждали, и изменения в эфирном режиме он обнаружил слишком поздно. Ему оставили пяток закрытых каналов, и каждый из них по странному совпадению вел к Игорю.
        Чтобы как-то оживить обстановку, Игорь периодически являлся лично, всегда - с прозрачным обручем на лбу. Серебряный аксельбант он сменил на погоны с глобусами, хотя Тихон опасался, что полковничий мундир - такой же маскарад, как и должность школьного наставника.
        Вокруг постамента непрерывно суетилась группа людей в белых халатах, но Тихон сознательно их не различал: все они работали без головных датчиков и общались только между собой. Значит, для Тихона их не существовало. Что за исследования проводили техники, он старался не вникать, главное - они не лезли ему в душу.
        Другое дело - Игорь. Всякий раз, когда полковник подходил к машине, Тихон знал, что для него заготовлено очередное издевательство вроде ассоциативного теста или проверки на быстроту реакции. Поэтому он взял в привычку заводить разговор первым. Обычно это позволяло оттянуть процедуру на две-три минуты.
        - Ну, как там мои анализы? - непринужденно спросил он.
        - Анализы? - нахмурился Игорь.
        - Мочи и кала.
        - У меня твой юморок вот уже где!
        Он продемонстрировал, до какой степени наполнен юмором, и Тихон увидел, что место еще есть.
        - Когда приспичит, дай знать, техники ведро подставят, - запоздало отшутился полковник.
        - Я про тело, а не про корпус, - сказал Тихон. - Про свое тело, которое, как я надеюсь, до сих пор пребывает в добром здравии.
        - Да, конечно, - растерянности в его голосе не было, но Игорь провел в машине достаточно времени, чтобы научиться управлять эмоциями. - Именно в добром здравии. Не думаешь же ты…
        - А вот как раз думаю, - Тихон повернул пушки к Игорю и слегка ими качнул.
        Грози, грози, едва заметной тенью пронеслось в мозгу полковника. Чего ты стоишь без своего оружия?
        Тихон уловил эту храбрую мыслишку и создал в эфире ее многозначительное отражение: без оружия - действительно ничего.
        - Не надо этого, - сказал Игорь. - Тебе - в первую очередь не надо. Все будет хорошо.
        - А байка про Алекса? Ведь не из пальца ее высосали.
        - Не из пальца, - кивнул он. - Но твой случай гораздо проще.
        Это тоже был ответ. Как Тихон не избегал скользкой темы, а сам же на нее и выруливал. Каждым словом. И даже молчанием. Пять тысяч сто двенадцать часов, и все - в танке. Подряд, без перерыва. Сколько потребовалось Алексу, чтобы погибнуть? Цифру ему так и не назвали, но конечно, намного меньше. Можно представить, что Тихона-куклу кормят через капельницу, поддерживают сердце и мозг, пеленают в пушистые тряпки, но, скорее всего, он давно уже сгорел в утилизаторе. Вместе с двадцатью семью мертвецами. Вместе с торжественными речами и знаменами Конфедерации. Все сгорело. Он видел это сам.
        - Мне кажется, ты сейчас не настроен, - озабоченно проговорил Игорь.
        - Это с людьми такое бывает. Машина всегда настроена.
        - Тихон…
        - Не называй меня так! - резко ответил он.
        - Что с тобой, Тихон?
        - Я не Тихон.
        - Хорошо, придумай другое имя, - легко согласился полковник.
        - Зачем оно мне? Посмотри на меня внимательно. Я что, похож на человека? На кого я похож? Ответь мне!
        - Ты похож на танк, - с неожиданной покорностью сказал Игорь.
        - Значит, и зовут меня - Танк. Если кому не ясно, напиши это на броне желтой краской. Пусть все знают.
        Да, я теперь танк, сказал он самому себе. Танк. Не просто танк, а Танк - с большой буквы. Я Танк. Все люди, а я - нет. Кто я? Танк? Это так мало. Всего лишь Танк. Танк - Танк. Поместите меня в музее, мое место рядом с железками. Вы мне не нужны, и я вам тоже. Зачем вам Танк? А зачем вам Тихон? Вот тот действительно был не нужен, а я еще пригожусь. Ведь я Танк. Так было с самого начала: не Тихон, а Танк. Мы поменялись местами, и то, что было внутри, оказалось снаружи. Танк. К чему я стремился? Неужели к этому?! Шел вперед, примерял военные украшения, никого не жалел - даже себя. Как учили. Мне больше нечего осваивать, я достиг потолка. Я идеален. Совершенен. Я завершен. Дайте мне умереть!!!
        - Можно приступать? - холодно осведомился полковник.
        Тихон прервал поток отчаяния и навел в сознании порядок.
        - Валяй.
        - Стандартный набор вопросов.
        Игорь сел в единственное кресло и перестал артикулировать. Теперь он разговаривал с машиной так же, как и она с ним, - посредством электрических импульсов. У Тихона больше не было преимущества в скорости мышления.
        - Красный! - крикнул Игорь.
        - Огонь.
        - Синий!
        - Огонь.
        - Белый!
        - Огонь.
        - Черный!
        - …Огонь.
        - Нет, так у нас дело не пойдет. Желаешь подурачиться - пожалуйста, но без меня. Красный!
        - Кровь.
        - Желтый!
        - Песок.
        - Зеленый!
        - Не мое, - запнувшись, выговорил Тихон.
        - Что не твое?
        - Вот это. Зеленое. Трава, листья, ряска в пруду…
        - Да ты, оказывается, романтик.
        - Хочешь сам попробовать?
        - Чем моя жизнь отличается от твоей? - вздохнул Игорь. - Тем, что я иногда кушаю и сплю?
        - А еще ты можешь выбраться наверх и полежать на солнце.
        - Не могу, - буркнул полковник. - Мог бы - давно бы все бросил и полежал.
        - Но теоретически…
        - Даже теоретически. Мои шансы искупаться и позагорать равняются твоим.
        - Мне что, расплакаться?
        - Иди ты к черту.
        - Давно бы ушел, - с тоской ответил Тихон. - Если б мог.
        - Вообще-то, тебе повезло, - сказал Игорь, поднимаясь с кресла и прохаживаясь вокруг постамента.
        - Ну-ка, ну-ка, интересно.
        Игорь подал знак одному из техников, и вся бригада, бросив свои занятия, торопливо покинула помещение.
        - Ты застрял в замечательной машине. Ничего лучшего пока не создано ни у нас, ни у конкуров. Такое бывало и до тебя: люди зависали в каких-то примитивных аппаратах, по сравнению с которыми одноразовый перист - это воплощение мечты. Они молили продлить им жизнь, хотя бы и такую, но конструктивные возможности этого не позволяли. Они умирали быстро, но… очень медленно. А ты практически вечен.
        - Значит, я завис, - пробормотал Тихон.
        - Сам заешь.
        - Готов своим везением с кем-нибудь поделиться. С тобой, например.
        Игорь подошел вплотную и, тихонько погладив обшивку, заглянул ему в объектив.
        - Никто не застрахован.
        - Что со мной произошло?
        - То же, что и с другими. Переброс в теневую зону, разрыв связи с Постом. Их было двадцать шесть человек, и все - очень хорошие операторы. Пожалуй, слишком хорошие для такой передряги. Любой сержантишка и глазом бы не моргнул, а они не вырвались. Для них машина - это они сами.
        - А как же я?
        - Твоя личность сделала выбор в пользу КБ. Или у тебя мозги совсем набекрень, или твой танк чем-то отличается. Вот и выясняем.
        - А Влад?
        - Он в соседней лаборатории. От вас с ним хоть что-то осталось. От тех двадцати шести - только мертвая плоть.
        - Соедини меня с ним, - взмолился Тихон.
        - Он тоже просит. Нет, исключено. Вдвоем будет хуже, поверь мне.
        - Получается, был в этом смысл, да еще какой!
        - О чем ты?
        - О Гринволде. О западне конкурской. Рано или поздно они должны были догадаться, что воюют с неодушевленными предметами.
        - Да ну, чтобы так все просчитать, нужно быть человеком, и не обыкновенным, а очень информированным. Скажем, как я или ты.
        - Человеком?!
        - Ну извини, я не так…
        - Почему в волке нет самоликвидатора? - воскликнул Тихон. - Пересади меня в Т-12.
        - Минуя тело, из машины в машину перебраться нельзя, у них разный формат КБ.
        У всех - характер, настроение, привычки, горько подумал Тихон. А у меня - «формат».
        - Тогда постройте другой танк, - безнадежно проговорил он. - Даже не танк, простенький самоликвидатор и КБ моего… моего формата.
        Полковник раздосадованно хлопнул ладонью по броне и вернулся в кресло.
        - Никто не станет этим заниматься. Если тебе не терпится сдохнуть, можешь разогнаться и сигануть в какую-нибудь пропасть. Правда, до ближайшего обрыва полторы тысячи километров. Есть и другой вариант - послужить…
        - По своему прямому назначению? Пострелять в теплокровных? На Шадане, на Аранте. Где еще?
        - Родине послужить. Там, где скажут.
        Внезапно заверещала сирена - не какой-то там вызов по браслету, а самый настоящий ревун. От неожиданности Тихон вздрогнул и чуть не слетел с постамента.
        - Бункер старый, тут все в стиле «ретро», - бросил Игорь, срываясь к двери.
        - В чем дело? - спросил вдогонку Тихон, но полковник уже стащил с головы датчик.
        - Я сообщу, - сказал он, не оборачиваясь.
        Около десяти минут танк провел в томительном ожидании. Микрофоны доносили далекий топот ботинок, лязг ручных штурвалов и отдельные, не поддающиеся никакой идентификации, возгласы. Потом все стихло, точно лабораторию запихнули в плотный мешок.
        - Полковник!
        - Да, я здесь…
        Молчание.
        - Ну?!!
        - Это конкуры. Киты. До пятидесяти штук. Не знаю, что у них на уме, но сторожевой отряд они обошли стороной. Кроме нашей лаборатории военных объектов здесь нет. Секунду…
        Игорь на мгновение пропал и вновь возник, но уже в слегка урезанном виде. Теперь он был проще, ясней и доступней. И намного ближе. Теперь он тоже был танком.
        - Я затребовал поддержку. Сейчас мы им покажем карательный рейд!
        - Подкрепление придет через станцию?
        - Естественно. Не гонять же транспортный корабль, когда можно обойтись… Ты думаешь, они повторят свой фокус? Вряд ли. Мы уничтожили те платформы, и…
        Полковник отвлекся, а когда вернулся на связь, был уже не так категоричен.
        - Если я правильно понял, ты хочешь участвовать.
        - Пока есть время. Нашим дай отбой. Пусть или транспортник готовят, или вообще не суются. А мне нужен доступ к управлению лифтом и еще полноценный выход в сеть.
        - Этого не получишь, - быстро ответил он.
        - Тогда гоняйся за конкурами в одиночку.
        - Люди гибнут.
        - А я уже. И, представь, нормально себя чувствую.
        Тихона окатило валом невнятного гомона, словно из ушей вывалились затычки. По смежным каналам лилась чья-то речь, и он мог вклиниться в любой разговор. Если б только было желание.
        Танк подал назад и, съехав с постамента, развернулся. Широкие ворота были слишком простым механизмом, чтобы их включили в общий контур. Скромный выстрел в верхний угол, и створ рассыпался ворохом металлических реек.
        Черный тоннель, плавный подъем. Тихон перешел на инфразрение. Быть танком и подражать человеку - это просто смешно. Развилка - налево. Перекресток - опять налево. Интересно, что в других коридорах? Такие же узники, как и он?
        Тоннель вел дальше, но туда Тихону было не нужно. Он затормозил у квадратной ниши и осветил ее прожектором. Стоп! Это ведь тоже платформа переноса. Что, если конкуры перекодировали и ее? Вынесет его сейчас не на поверхность, а куда-нибудь…
        Было бы неплохо.
        Пароль - команда - старт - финиш. Низкая двускатная крыша. Птичьи крики вперемешку с человеческими. Когда страшно, они вопят почти одинаково.
        Вот и я!!!
        За время стоянки Тихон накопил много сил. Возможно, больше, чем это требовалось.
        Над планетой висел погожий солнечный денек - как раз для неспешной прогулки по набережной. Или для первого свидания. Или для прыжка с обрыва. Полковник ошибался, ехать полторы тысячи километров Тихону не придется. Обрыв его может ждать за каждым поворотом. Пара точных залпов из конкурских орудий, и для него все кончено. Уворачиваться он не станет.
        - Сто семнадцатый, не спи! - поторопил Игорь. - Держи на Восток, ясно? Блокировку пушек одолел?
        - Давно.
        - Молодчина. Только вот что, Тихон. Не баловался бы ты с интервидением. Все равно мы их найдем.
        - Кого?
        - Всех, с кем ты свяжешься. И всех сбросим. Придется.
        - Как меня?
        - Да.
        - И Влада, и Карла, и Зенона?
        - Вас много было.
        - Но зачем?
        - А как же, дорогой ты мой? Чтоб паники не возникло.
        Тихон вышел в тыл полковнику и зафиксировал его на радаре. Электронный прицел схватил мишень и уже не отпускал, лишь доложил, что объект имеет метку «свой». Сзади броня тоньше, чем спереди. Он уделает его одним выстрелом. Только при чем тут танк? Это ведь не Игорь. Настоящий Игорь лежит в кабине. Тьфу!
        Тихон почувствовал, что сам себя сбивает с толку. На планету прорвались конкуры, а он занят мыслями о какой-то расправе. Выполнить долг а потом уж поквитаться. Но сначала - защитить.
        На пригорке рядом с трассой стояло современное здание общественной станции переноса, за ней простиралась зона сплошных разрушений. Не распыляясь на редкие дома вдоль берега, киты двинулись вглубь материка.
        Четыре крупных города и множество поселков, всего - свыше десяти миллионов жителей. И никаких средств обороны, даже нормальной системы эвакуации. Похоже, здесь считают, что война - это страшная сказка. А в сказки, между прочим, нужно верить.
        Равнина была перепахана так, будто на ней опробовали новую сельскохозяйственную технику. Вековые газоны, со вкусом разбитые цветники, дорожки из натурального гравия - все превратилось в черное, готовое к севу поле.
        - Они достигли первой деревни, - сообщил Игорь.
        Взлетев на холм, Тихон увидел шесть танков: три волка и три тарана.
        - Это и есть наша рать?
        - А ты хотел целую бригаду?
        - Мы с тобой сотни стоим, - весело и зло отозвался Влад.
        Неуклюжие Т-12, явно укомплектованные молодыми сержантами, послушно плелись у него в хвосте.
        - Разбежались! - приказал Тихон. - В куче не топтаться!
        Танки вильнули в стороны и изобразили что-то вроде цепи. Тихон нагнал шеренгу и пристроился справа. Выданный Игорем раздел карты говорил о том, что до ближайшего населенного пункта километров пять.
        То, что издали выглядело симпатичной рощицей, оказалось буреломом: деревья были скошены и распилены на неравные суковатые чурки. Киты прошли верхом, спрессовав стволы в непролазные дебри.
        Объезд мог занять слишком много времени, поэтому чащу пришлось сжечь. За следующим склоном открылся вид на поселок, вернее, на то, что когда-то им было.
        Дома, построенные из розовой, с прожилками породы, лежали, как капли разбавленной крови: груда здесь, груда там, сплошная насыпь руин, а за ней - снова отдельные кучи. Ни одно из зданий не сохранилось выше, чем на три метра, но и те, в которых первый этаж остался нетронутым, вряд ли могли кого-то уберечь. Провалившаяся внутрь кровля, рухнувшие перекрытия и какие-то пестрые осколки заполнили коробки стен под завязку. Из выдавленных рам на лужайки высыпались пыльные языки щебня.
        Тихон свернул на главную улицу. Десятки трупов лежали вповалку, кто как, но все - головами вперед. Люди куда-то убегали, надеялись спастись, и даже падая, широко раскидывали ноги, словно стремились сделать хотя бы один лишний шаг - прочь от наползающего ужаса.
        В застывших лицах была боль, но пуще того - удивление. Возможно, они так и не поняли, кто и зачем пришел на их землю. Война, представленная интервидением, как досадное недоразумение, на этой колонии казалась и вовсе игрушечной.
        Конкуры уже оставили поселок и двигались к городу, их путь легко было проследить по вздыбленной почве и вывернутым наружу слепым белесым корням.
        Через несколько минут расстояние сократилось до прямой видимости. Сорок девять машин, игнорируя погоню, неслись вперед. Стрелять в спину было до омерзения просто, по паре конкуров укокошили даже неумехи на Т-12. Раненые киты запоздало разворачивались и оказывали вялое сопротивление, но если ситуация становилась хоть на грамм опасной, противника немедленно добивали вшестером.
        С каждой новой победой Тихон все больше осознавал, что его гибель откладывается на потом. Впрочем, желания залезть под электромагнитную пушку у него поубавилось. Вновь проснулись инстинкты, и прежде, чем оценить огневую мощь своего потенциального убийцы, Тихон впарывал ему в брюхо щедрую струю голубого искрящегося пламени.
        - Напрасно ты это, сто семнадцатый, - опять подал голос Влад. - Я про твое стремление в мир иной.
        - Так заметно?
        - Прет за версту.
        - Да я уж, вроде, передумал.
        - «Надумал-передумал». Это не игрушки. В смерти самое паршивое то, что она необратима. Нас как-то отучили от этой мысли, тем не менее, она…
        Влад приблизился к расколотому киту и, подав влево, точечным залпом выжег копошившихся внутри солдат.
        - Видел, да? Для них уже ничего нельзя изменить.
        - А для нас с тобой? С нами ведь случилось то же самое. Где наши тела? Нету. Прах.
        - Тело - что. Мясо. Сегодня нет, завтра вырастет.
        - Завтра?..
        - Ну, через двадцать четыре часа, если угодно. Тебе же делали генный анализ? Перед отправкой в Школу. Забыл, что ли? Да всем делали, у них такой порядок, я специально узнавал. Вербовщики на пересылке. Треугольная штука. Блестящая. Ну?!
        - Помню, - глухо отозвался он.
        - По образцу вырастят клона, взрослого дебила. Подключат к машине, ты отлипнешь, и никаких проблем. Получай новехонькое тельце. А если постараются, то и подправить кое-что могут. Говорят, один оператор так переживал из-за короткого шланга, что руки на себя наложил. Ну и дурак. Там всего два ген-кодона заменить, и будет как у коня. Меня через представительство на Маасе вербовали. Слышал про такую дыру? Там мои клетки и хранятся. А тебя? Где у тебя последнее собеседование было? Ты хоть не забыл?
        - Помню, - повторил Тихон, отчаянно вырываясь вперед и обходя конкуров с фланга.
        Продолжать разговор не хотелось. Возникла слабенькая надежда, что киты не выдержат соблазна и распилят его хотя бы на две части, но непременно через центр корпуса, через герметичную коробочку командного блока, в которой он каким-то чудом уместился целиком - со всеми соплями, со всем своим прошлым, настоящим и будущим.
        Влад был славный парень, умел успокаиваться сам и успокаивать других, но ему не мешало бы знать, что Маас - и впрямь дыра. Черная или еще какая, пускай астрономы решают. После неудачного финиша транспортного корабля планета испарилась - возможно, Тихон и не держал бы в голове этого фактика, если б сам не участвовал в том десанте. Самая короткая операция: прыжок - взрыв. Вопрос снят. Колонисты, враги, дома, деревья - что еще? а, пробирка с клетками Влада! - все в пепел, в туман, в нейтроны-протоны. Поди теперь, собери.
        Тихон намеренно раздувал сочувствие к Владу, только бы не думать о себе. О другом контейнере с другими клетками, который тоже вряд ли сохранился. Что вообще могло уцелеть в том месиве на Аранте? Сначала по городу прошлись перисты - добросовестно, многократно, потом появились танки. В чем обычно держат образцы? Да какая разница! Случайный выстрел - их там много было, случайных - и кусочек кожи, от которого зависит вся его жизнь, сгорает мотыльком.
        - Куда лезешь? Назад! - заорал Игорь.
        Тихон обогнал шеренгу из тридцати оставшихся машин и внаглую влепил им по плазменной оплеухе. Повреждения были незначительны, и он надеялся на ответ, но киты упорно двигались дальше - за рекой с ажурными мостами уже показался город, и запах дармовой крови пьянил конкуров, как когда-то его самого. Он прекрасно их понимал, но продолжал выклянчивать смерть, подставляясь и так и сяк, и уже наверняка зная, что не дождется. По крайней мере, не в этот раз.
        Рейд конкуров подходил к завершению. Всем было ясно, что в узких кварталах махины китов завязнут, и танки расправятся с ними без особого труда, но не менее очевидными представлялись и грядущие жертвы. Как ни крути, а несколько тысяч они уничтожат. Эвакуировать целый город - задача не для курортной колонии.
        Противоположный берег был одет в высокую белую облицовку, и это особенно контрастировало с берегом ближним - пологим, травянистым, подчеркнуто неокультуренным. Город затих, лишь в одной из овальных башен поблескивало, рассыпая солнечные зайчики, приоткрытое окно.
        Конкуры сгрудились у реки, понюхали мосты, очевидно предназначенные для пешеходов, и вошли в воду.
        - А мы плавать-то можем? - спросил какой-то стрелок из тарана.
        Тихон и сам вдруг озадачился этим вопросом, но вовремя развернувшаяся энциклопедия заверила: можем.
        - Авось не проржавеем, - разудало крикнул Влад, устремляясь следом.
        Как только киты достигли середины, из затененных улочек на набережную выкатили два десятка Т-14. Уткнувшись в парапет, волки образовали идеально ровную шеренгу, и Тихону показалось, что все это имеет большее отношение к параду, нежели к боевым действиям.
        На воде конкуры держались уверенно, однако скорость упала раза в три. Волки, вышедшие из города, немного помедлили и синхронно распустили огненные ручьи. Река забурлила, и над ней разнесся дробный треск, похожий на близкий удар молнии. Влад повернул назад и, выскочив на траву, словно ошпаренный, недоуменно застыл.
        Кипящую поверхность заволокло молочным туманом, сквозь который просматривались только темные силуэты и частые жилки разрядов. Шесть танков во главе с Игорем подкидывали перца и от себя, но лишь для очистки совести. Вести прицельный огонь было невозможно. Тихон попробовал перейти в режим «инфра», но это оказалось не лучше: малиновая лужа и алое пятно посередине. Прострочив его от края до края, Тихон вернулся к базовому зрению.
        - Откуда стая? - коротко спросил он у полковника.
        - А откуда они берутся, - нехотя проговорил тот. - С Постов, естественно.
        - Нормально добрались. Зря, значит, я волновался.
        - Нормально, да. Вторая партия - нормально.
        - А была еще и первая? Где же они? И как… то есть куда… Что, они - тоже?! Я ведь предупреждал, - сокрушенно произнес Тихон.
        - И я, - отозвался Влад. - Если вышло, будут это делать, пока у нас операторы не кончатся.
        - Ладно, заткнитесь, прорицатели. Что теперь, станциями не пользоваться? Колонии не защищать?
        - Сколько их там было?
        - Не знаю, - зло бросил Игорь. - Двадцать пять или тридцать, - он прислушался к какому-то недоступному для Тихона голосу и сказал. - Двадцать девять. Конкуры круглых чисел не любят. С-суки. Т-14! Двадцать девять штук!
        Тихон не понял, что Игорь имеет в виду под «штуками», однако уточнять не стал. Сзади подул сильный ветер, и прижавшиеся к воде клубы пара обнажили дрейфующего кита. Тихон яростно разрядил в него все три орудия, но оценить результаты ему не удалось: порыв прошел, и реку снова заволокло непроницаемой мутью.
        Вниз по течению, скупо дымя, ползли горбатые островки грязно-серой пены. Тихон припомнил, как однажды в Лагере они варили суп - настоящий суп из настоящего мяса. Там тоже всплывали какие-то ноздреватые хлопья, и их вылавливали специальной ложкой. Все это выглядело не слишком эстетично, зато бульон получился превосходный.
        - Ну все, хватит, - сказал полковник. - Тут и без нас управятся. Тройка таранов остается здесь. Поступаете в распоряжение десанта, ясно? Сто пятый и сто семнадцатый - за мной. Пора в гнездышко.
        Тихон поднялся по склону и встал за Игорем, но заметил, что Влад до сих пор находится у кромки воды. Взяв крупный план, Тихон почувствовал озноб: от середины реки к берегу гребло несколько конкуров, а со пятый, вместо того, чтобы просто и незатейливо их убить, медленно кипятил воду вокруг. Солдаты извивались и что-то по-своему орали, но шесть обожженных конечностей все еще держали их на плаву.
        - Сто пятый, прояви гуманизм, - усовестил его Игорь.
        - Это не моя идея.
        - Что ты несешь? - возмущенно воскликнул Тихон. - Я ничего такого не…
        - Ты тут при чем? Как-то раз, еще в Лагере, нам привезли натуральную говядину…
        - Два куска: один побольше, другой поменьше, - добавил Тихон.
        - У нас не было соли. Пришлось заказать в печке десять одноразовых солонок. Их вскрывали о тот пенек, на котором любила сидеть Алена.
        - Да, это ты придумал: часть соли просыпалась, и мы стряхивали с ее задницы… Долго стряхивали. Там уж и не было ничего.
        - Ты Тихон. Тот самый, - без всякого воодушевления сказал сто пятый. - Я тебя сразу раскусил, сомневался только.
        - Вот, значит… Ну, привет.
        - Здравствуй, здравствуй, - процедил он.
        - Конкуры же сейчас сдохнут! - спохватился Тихон. - Ты не боишься, что сработают эти… как их… самоликвидаторы, короче.
        - Нет. Этого я не боюсь, - со странной решимостью проговорил Влад.
        Спохватившись, Игорь стремительно развернул башню и накрыл кучку барахтавшихся солдат мощным залпом. Вода встала стеной, но так и не опустилась - брызги распались на взвесь, а та, шипя и стреляя, расстелилась по берегу тяжелым маревом. На месте взрыва закрутилась воронка, но тут же разгладилась и покрылась мелкими, какими-то невероятно умиротворенными волнами. Течение сносило следы смерти вниз, подальше от глаз, прочь из памяти. Часов через сто на колонии все восстановят, и можно будет отдыхать не хуже, чем раньше. А на месте уничтоженного поселка поставят эффектный и жутко дорогой монумент - лишняя достопримечательность курорту не повредит.
        - Ты что это удумал? - грозно спросил Тихон. - Сам же меня отговаривал!
        - Агитировать легче, - потерянно сказал Влад. - В особенности за жизнелюбие и все такое. А когда…
        Он не закончил, но Тихон понят и сам: Влад проверил информацию о Маасе. Радоваться было нечему.
        - У меня положение не лучше, - сказал Тихон.
        - Мне насрать на чьи-то там положения, - раздельно произнес Влад. - У меня свое положение, а чужие меня не трогают.
        - Славно потолковали, - подытожил Игорь. - Я всегда говорил: нет друзей. Не бывает. Люди делятся на врагов и не-врагов, а все остальное - для оправдания человеческой слабости.
        Полковник уехал вперед, и к тому моменту, когда Тихон с Владом достигли нетронутого конкурами навеса, он уже успел завести танк в гараж, отлипнуть и выйти на поверхность в белковом обличье. Тихон поймал себя на том, что воспринимает эту метаморфозу как подлинное чудо. Только что Игорь передвигался на траках со скоростью триста километров в час, а вместо головы имел обтекаемую башню со скошенными назад амбразурами, и вот он ходит на двух ногах. Тощий, долговязый, носатый. Живой. Уязвимый.
        Совсем недавно Тихон о таких мелочах не стал бы и задумываться. Он много раз проделывал этот отнюдь не магический ритуал, и не усматривал в нем ничего сверхъестественного, но теперь, утратив возможность вернуться, выковыриться из бессмертной жестянки, он понял, что наиболее ценны как раз самые простые вещи.
        - И простые чувства. Такие, как зависть. Не завидуй мне, сто семнадцатый, - сказал полковник.
        Он стоял в тени, поэтому прозрачный обруч на лбу был почти невидим. Надо же, дистанционный. Раньше таких не было.
        - На ваших Постах не было, - поправил Игорь. - Но Пост - еще не вся армия.
        В бункер он их провожал по отдельности. Тихон и Влад вряд ли разместились бы на платформе вдвоем, но настоящая причина была, вероятно, не в этом. Им не нужно было знать, кто где находится.
        - Связь я вам разведу по разным каналам, - предупредил полковник. - Еще перегрызетесь, а у вас столько всего впереди. Общего.
        Тихон не возражал. Беседовать со сто пятым ему было не о чем. Совместные воспоминания? О том, как щупали Алену? Этим удобней заниматься в одиночестве. Последнее время у него действительно появилась непреодолимая тяга к инвентаризации прошлого. Это было не так увлекательно, как прежде, зато намного легче. Короткая память - свойство человеческое. Чип командного блока забывать не умеет.
        На пьедестал Тихон решил не взбираться. Прямоугольное возвышение в центре лаборатории его чем-то смущало - с первой же минуты. Оно не только поднимало танк на метр от пола, но и подчеркивало его статус подопытной крысы.
        - Они больше не придут, - пообещал Игорь. - Я про техников. Больше они тебя не побеспокоят.
        - Вы все выяснили? - равнодушно осведомился Тихон.
        - Можно сказать и так. Убедились, что колупать вас бесполезно. Это зависит от личности.
        - Что - это?
        - Не лови меня на слове, ясно? Судьба зависит.
        - Очень ценное открытие. Между прочим, мне давно намекали на какие-то скрытые таланты. То, что со мной случилось, закономерно?
        Игорь помолчал и, не подобрав хорошего ответа, прервал связь.
        Тихон бесцельно проехался по помещению. Он, словно собака, искал наиболее комфортное место.
        Глупость какая, очнулся он. Крыса, собака… Я даже не волк.
        Он ревностно проверил сеть. Полковник не обманул: все, что только можно пожелать, за исключением канала, на котором висел Влад. Тихон вошел в интервидение и дотянулся до одного потайного уголка. Официальные новости его не интересовали.
        Уже знакомый лейтенант вполне правдиво скорбел и снова называл погибших, но на пятом операторе номера слиплись в кашу и превратились в пустые, ничего не значащие цифры. Двадцать девять человек, это все, что Тихон уяснил из длинной и слегка витиеватой речи диктора.
        Еще двадцать девять к их двадцати восьми. Если армия будет терять операторов - притом лучших! - такими темпами, то очень скоро останется голой. С сержантами и школьной клубникой много не навоюешь.
        Лучших, лучших, - стальным крючком засело в мозгу. Почему конкуры влезают в транспортную систему именно тогда, когда она переносит незаменимых? Да, логично. Мелюзга им ни к чему. А как они узнают? Предательство? Этого у нас навалом, но что за стимул они могут предложить? Не деньги же, в самом деле. Неограниченная власть над какой-нибудь провинцией? Кто купится?
        Нет, это не конкуры. Тихон еще не до конца рассмотрел все варианты, но уже был уверен: либо совпадение, либо враги невольно выполняют чей-то замысел, либо… они вообще не при чем.
        Про совпадение Тихон отбросил сразу - не будем смешить людей. Вторая версия выглядела относительно правдоподобной, тем более, что некоторые события ее подтверждали. Взять хотя бы нынешнюю высадку: что за странное поведение? Конкуры вроде бы защищались, но так, что едва задели двоих таранов, да и то по их же собственной глупости. Но самое-то важное!..
        Забывшись, Тихон проехал назад, пока не уперся в стену.
        Самое важное, самое интересное, самое паскудное!
        Игорь-то ведь заранее знал, что киты не окажут серьезного сопротивления. Иначе он не пустил бы их с Владом наверх, не стал бы рисковать подопытными экземплярами. Озаботился возможными жертвами среди мирного населения? Махнул рукой на военную науку и ринулся спасать пляжно-санаторный народец? Не его стиль.
        - Тихон, прошу связи, - полковник отчего-то все чаще называл его по имени.
        - Да?
        - К тебе посетители. Не напрямую, разумеется, а через интервидение.
        - Это шутка?
        - Твоего адреса, имени и личного кода мы не давали, а о происшествии объявили. Пятнадцать минут назад. По общей сети. Извини, если что не так.
        - И кто там ломится?
        - Понятия не имею. Частные контакты.
        Тихон с облегчением отметил, что все его догадки расползаются по швам. Насочинял дурацких теорий, благостно пожурил он себя и чуть не рассмеялся. Внутри. По-другому он теперь не умел.
        Его рассекретили. Никаких тайн, никаких интриг. Обычная авария. Печально, но с кем не бывает? Конфедерация сначала содрогнулась, потом всплакнула, потом бросилась к мониторам - утешать, благодарить, соучаствовать.
        - Так что, Тихон? Ты их примешь?
        - В порядке общей очереди.
        Перед глазами - не было у него, конечно, глаз, но если увидел, то вроде бы перед глазами, - возник тщедушный молодой человек.
        Контакт записывается, уведомила собственная электроника. Ну-ну.
        - Добрый вечер.
        - Здравствуй.
        - К сожалению, у меня нет картинки… - незнакомец поблуждал взором, будто надеялся отыскать Тихона где-то за пределами комнаты.
        - Что ж, к лучшему. Я весь внимание.
        - Как тебя зовут?
        - Алекс, - без зазрения совести сбрехнул он.
        - Дело в том, уважаемый Алекс, что я служу корреспондентом, и мне поручили… Вернее, не поручили, а я сам… не стал дожидаться. В общем, не мог бы ты рассказать… - Дохляк почесал горло, для этого ему зачем-то понадобилось состроить отвратительную гримасу. - Рассказать про… ну, например, про самый счастливый день твоей жизни.
        - Понимаешь, э-э…
        - Филипп.
        Вот, дьявол! Почему как Филипп, так обязательно ублюдок!
        - Видишь ли, Филипп, моя жизнь пока еще не закончилась, и мне трудно судить…
        - Ну да, ну да, - скривился корреспондент так, что Тихону захотелось сказать: «дружок, это у тебя монитор не работает, у меня-то он в порядке».
        - Ну да, - повторил тощий. - Банальный вопрос - банальный ответ.
        Он глянул куда-то вниз и, задумчиво подвигав бровями, полуспросил:
        - Про самый несчастный день тоже…
        - Тоже, - Тихон неосознанно кивнул пушками.
        - Тогда про первую любовь, - устало вздохнул он.
        - Или сразу про последнюю? - предложил Тихон.
        - Давай про последнюю, - сделал одолжение.
        - С подробностями. С эротическими, - уточнил Тихон.
        - Да, было бы хорошо.
        Оживление, помехи от дополнительной записывающей аппаратуры.
        - Филипп, твоя карьера от этого интервью сильно зависит?
        - Ну… Не так, чтобы очень, но…
        - Если не очень, то прощай.
        Тихон подождал, пока не схлынет злость, и открыл линию для следующего абонента.
        Сука. Другую он, может, назвал бы иначе, а эта - точно сука. Лет двадцать пять. Пышная. Шикарная. Весь лоск, от ногтей до зубов, - явные имплантанты.
        - Только ты, - прошептала она, некрасиво облизывая верхнюю губу. Губа, впрочем, сама по себе была ничего. - Ты единственный…
        Из одежды на ней висели одни трусы, маленький такой треугольничек, даже без веревок - незнамо на чем держится.
        - Ты, только ты…
        - Это уже было, красавица.
        - Ты тяжелый… твердый…
        - Это да, что есть, то есть.
        Сука огладила себя растопыренными пальцами и томно - как ей, видимо, представилось - запрокинула голову.
        - Скоро мы встретимся, и ты войдешь в меня… мы испытаем непередаваемое блаженство…
        - Я не возражаю, - простецки отозвался Тихон.
        - Говори, говори… у тебя железный голос… строгий…
        Сука потрогала треугольник, и он отпал. Симпатично. Но без текста было бы гораздо лучше. Убрать, что ли звук, подумал Тихон. Очень уж тривиально девушка изъясняется. А туда же, в искусительницы.
        Пальцы с опасно длинными ногтями заерзали по телу, неотвратимо спускаясь к опрятному хохолку.
        - Красавица, а я-то тебе зачем нужен? - невпопад спросил Тихон.
        - Молчи, молчи…
        Он понаблюдал еще с полминуты и, убедившись, что у суки все в порядке, отключился. Решил сразу: если опять баба - разговаривать не станет.
        - Вот! - Всклокоченный человек ткнул в объектив каким-то бланком. - Заверено в Главном Юридическом Департаменте, а также в Генеральном Консульстве. И вот! - Второй бланк, ничем не хуже первого.
        Тихон в документах не разбирался. У него их никогда не было.
        - Это билет. На максимальное расстояние. Заметь, в один конец. Это очень важно, - человек нервно хохотнул и убрал листы из кадра. - Я так загадал. Принять смерть от бессмертного, а?! В этом что-то есть.
        - Да, пожалуй, - согласился Тихон.
        - В любое удобное для тебя время. И в любом месте. Завещание действительно на всей территории Конфедерации.
        - А что завещаешь? И кому?
        Человек вновь поднес к объективу розовый, весь в красных пломбах, листок.
        - Желаю принять смерть. Из твоих рук. От всех претензий заранее отказываюсь. Здесь так и написано, - он потыкал в нижний абзац, а затем в круглый штамп напротив.
        - А я не желаю.
        - Как это так? - не поверил человек. - Тебя создали для убийства. Мы нужны друг другу! Я приму от тебя смерть и дам тебе то, ради чего…
        - Хочешь принять смерть - прыгни с крыши. Еще можно цветов пожрать. Есть, говорят, особо ядовитые.
        Тихон оставил всклокоченного наедине со своими билетами, завещаниями и жаждой смерти. Ляпнув про цветы, он вспомнил Аранту, а с ней - отравившуюся сестру. Так, во всяком случае, ему сказал Игорь. Тихон прочесал память и пришел к выводу, что полковник чаще врал, чем говорил правду. Это обнадеживало.
        - Доступ в информационную сеть. Установить, когда и откуда…
        Все оказалось так просто, что он удивился, почему не сделал этого раньше. Ах, да, у него были причины. Все время находились какие-то причины.
        Он ждал ответа ровно минуту. На тридцатой секунде Тихон понял, что родственников у него нет. Живых - нет. На сорок пятой ему стало ясно, что их дела помечены грифом «секретно». Это уж как минимум.
        «МАТЬ. Имя: Ева. Год рождения: 2168. Место рождения: Аранта. Служба: с 2189 - Управление Исследований Общественного Мнения, с 2199 - Департамент Прикладных Исследований Личности, с 2206 - нет данных. Дети: 2190 (Аранта), 2202 (Земля), 2203 (Земля). Смерть: 2219, Аранта. Дополнительно: несчастный случай, к массовым беспорядкам отношения не имела.
        ОТЕЦ. Имя: нет данных. Год рождения: 2180. Место рождения: Тихий Ветер. Служба: с 2200 - Департамент Прикладных Исследований Личности, с 2206 - Вооруженные Силы, с 2214 - н/д. Дети: 2202 (Земля), 2203 (Земля), 2211 (Тихий Ветер). Настоящий адрес: н/д. Дополнительно: ……….».
        Какое хорошее название: «Тихий Ветер», подумал Тихон. Должно быть, это самая замечательная колония.
        «СЕСТРА. Имя: Сьен. Год рождения: 2211. Место рождения: Тихий Ветер. Настоящий адрес: Тихий Ветер, Лагерь С-311-М. Дополнительно: психика устойчивая. Склонность в анализу. Рекомендована в Военную Академию Психологии.
        СЕСТРА. Имя: н/д. Год рождения: 2190. Место рождения: Аранта. Служба: с 2211 - Отдел Муниципальных Коммуникаций, с 2219 - Вооруженные Силы. Настоящий адрес: связь по каналу 66-908 (при наличии допуска). Дополнительно: резерв личностных возможностей исчерпан, дальнейшее повышение по службе нецелесообразно.
        БРАТ. Имя: н/д. Год рождения: 2202. Место рождения: Земля. Служба: с 2219 - Вооруженные Силы (внеконкурсный набор). Смерть: 2219, Гринволд. Дополнительно: занесен в Книгу Боевой Славы Конфедерации».
        Тихон почувствовал какой-то зудящий звоночек и, копнув чуть глубже, прочитал:
        «При повторном обращении за информацией, а также при попытке получить полную биографическую справку срочно поставить в известность…».
        Далее шел длинный номер, под которым могло скрываться все, что угодно.
        Тихон корректно покинул раздел системы, но не утерпев, снова раскрыл и просмотрел записку о самом себе:
        «Имя: н/д. Год рождения: 2203. Место рождения: Земля. Служба: с 2219 - Вооруженные Силы (внеконкурсный набор). Смерть: 2219, Гринволд. Дополнительно: занесен в Книгу Боевой Славы Конфедерации. (При повторном обращении…)».
        Тихон решил, что снова попал в досье брата. Он сопоставил оба доклада и поразился их идентичности. Сходилось все, кроме даты рождения, - брат был на год старше.
        Тоже военный, с гордостью отметил Тихон. Наверное, оператор. Наверное, хороший. Ему почему-то очень хотелось, чтоб их судьбы были так же похожи, как и справки в информ-сети.
        Погиб. Кстати, на Гринволде. Если б Тихона не пронесло мимо, на Гринволде все могло бы сложиться по-другому. И возможно, его брат остался бы в живых.
        Тихон проверил, не указаны ли в досье день и время смерти. Точные данные отсутствовали. Это могло произойти гораздо раньше. Две тысячи двести девятнадцатый год - он длинный, в него много чего уместилось. Но тогда почему так похожи записи? Особенно насчет «поставить в известность». Даже отца, а он, судя по всему, бугор - не объедешь, и то закрыли не так плотно. Про старшую сестру и говорить нечего, адрес прямо в досье.
        Ну, посмотрим, что она за цаца. Допуск? Это ерунда. Будет им допуск. Не зря же он с полковником столько трепался. Кой-чего успел. «66-908», а там сориентируемся.
        - Что, правда частный вызов?
        Женский голос сбоку. Удивление, граничащее со страхом. Слышно, как подвинули стул. Долго же ты идешь, родная. В кадре - кусок зеленого стола, чья-то спина вполоборота. В пальцах - веер из карточек. Ага, это клуб. Все они одинаковые. Напротив - глубокий диван. Мужик поднимается и деликатно отходит.
        - Тебя, тебя, - кивает.
        - Не может быть, - в углу появляется не хрупкое плечо.
        - Садись, я тебе место освободил. Только изображения нет. Да ответь им, Марта, они ведь ждут.
        Тихон почувствовал, как в нем рождается что-то тоскливое, напоминающее накат головной боли. Он бы отшатнулся - если б было, куда.
        Марта. Это она. Поправила прическу, глянула куда-то под локоть, пожевала губами, убедилась, что очень даже ничего, и утонула в кожаном скрипе дивана. Посмотрела вперед. Прямо в глаза.
        - На связи.
        Поколебавшись, Тихон выбрал один из нейтрально-ничейных голосов. Он истово надеялся, что это всего лишь чудовищная ошибка.
        - Лейтенант, твоя колония.
        - Э-э… - Марта беспомощно улыбнулась и захлопала ресницами.
        - Где ты родилась?
        - На Посту с две тысячи…
        - Лейтенант, у меня к тебе простой и конкретный вопрос: где-ты-ро-ди-лась?
        - Аранта, префектура Нан, округ…
        - Не надо, спасибо.
        Ничего не случилось, успокоил себя Тихон. Он еще в Школе догадался, что Марта оттуда. По ее говору любой поймет.
        - Год рождения.
        - Две тысячи сто девяностый.
        - Где служила до армии? - выпалил он, не давая себе затормозить.
        Марта оглянулась - не то ища поддержки, не то сомневаясь, стоит ли об этом при посторонних.
        - До армии - в городском интервидении.
        Тихон чуть не застонал от облегчения: в досье было совсем другое. Про какой-то отдел.
        - Отдел Муниципальных Коммуникаций. У нас это называлось так.
        - И ты в нем служила, - тупо проговорил Тихон.
        - Я же сказала. А кто это? - опомнилась она. - Представься.
        Тихон не знал, что ему делать, - разъединить линию сразу, или спросить что-нибудь еще. Сам он с сестрой говорить не собирался. О чем?
        - Представься, я требую! - Марта вдруг побледнела и, снова оглянувшись на кого-то за кадром, встревоженно произнесла. - Влад?.. Влад, это ты?
        - Извини, лейтенант, я вышел не на тот Пост. Бывает.
        - Влад, не ври мне! Ты жив? Влад!..
        - Извини. Прощай, - буркнул Тихон.
        Жизнь показалась пакостной и несправедливой. Почему сейчас, а не раньше, до того, как он стал танком? До того, как они с Мартой… Не засеки тогда Игорь его запрос о родственниках, все бы выяснилось. Они бы нашли друг друга. Может, сестре это и не нужно, но он бы знал. И все получилось бы иначе.
        Тихон вспомнил, как совсем недавно прокручивал ту же самую мысль: «что-то могло быть по-другому». Это относилось к брату. На кой он вообще полез со своим любопытством? Что теперь изменишь? Если б вернуться к прежнему… Или хотя бы обрести человеческий облик.
        Пробирка с образцами. С кусочками живого. Под чьим траком она хрустнула? Не исключено, под его же собственным. История для страшной сказки. Знай он тогда, как важны эти крохи, как много от них будет зависеть, попросил бы оскрести всего, с ног до головы.
        Подожди-ка!.. Разве у него только на Аранте брали анализы? Было и потом - Аркадий этим занимался, во время последнего перевода. Чего он туда приперся? Там ведь Григорий командовал.
        Чем ты еще недоволен, укорил его кто-то невидимый, сидящий глубоко в подсознании. Радоваться надо. Ну-ка, быстренько номер сержантского Поста!
        Напрягаться не пришлось. Цифры сами выскочили из памяти: тридцать пять - сорок один. Тихон мысленно поблагодарил Павла.
        «35 - 41», а там сориентируемся, грустно усмехнулся он. Внутри усмехнулся. Он теперь все делал так - внутри.
        - Ты позволишь?
        - Кто это? - Тихон не успел внеси и половины номера и в настоящий момент висел над целой сотней параллельных узлов.
        - Легенда. Мне понравилось интервью, которое ты дал от моего имени.
        - Я ничего не давал.
        - Гм, значит, прохиндей Филипп его сочинил. Но все равно занятно. Особенно про последнюю любовь.
        - Алекс?!
        Эта личность его уже посещала, правда, тогда он все списал на изобретательность Карла.
        - Допустим, не все, хотя теперь это роли не играет. Карла нет. Какая-то гнида постаралась. Не ты, не ты. Его перисты прикончили. Слабые, смешные машинки. Взяли и убили бессмертного Карла.
        - Он… танк? - Тихон не был уверен, что Алекс поймет его правильно, но выразиться лучше он не сумел.
        - Как ты и как я. Погиб на родной земле. Он ведь был с Аранты.
        - Да, он меня вербовал.
        - О, это редкая встреча.
        Сознание Алекса было настолько ярким, что казалось почти материальным. Вот только пол собеседника Тихон, как ни тужился, определить не мог.
        - Уже не помню, кто я. Так давно состою из одного железа, что это проникло в душу. К Аркадию за образцами можешь не соваться. Тебя ведь предупреждали, честолюбивый мальчик. Польстился на аксельбанты? Или до эполетов дорасти мечтал? То, что произошло с тобой и со мной, - навсегда. Тебе не позволят вернуться, даже если ты придумаешь, как.
        - Я смирился, - с неожиданным для себя спокойствием ответил Тихон. - Но мне сказали слишком поздно. На Аранте я был уже почти…
        - И раньше говорили. И не тебе одному. Сбросили вас, вот в чем дело. Мои силы тоже не безграничны. Но кое-какой опыт у меня все же есть. Первый Т-14 достался мне. Он тогда еще не был волком, его вообще никак не называли. Экспериментальная модель. Мне понравилось. А потом… как и с тобой.
        - Я завис по чистой случайности. Конкуры, сволочи…
        - Все мы по случайности.
        - Все - кто? Нас разве не трое?
        - Нас, волков, десятки. Пока. Скоро будут сотни и тысячи. Но самое ужасное в том, что это никому не нужно. Они надеялись, что я брак, исключение, а я как раз правило. Мы не годимся для… Так, к тебе гости. Будь благоразумным. И не вздумай меня искать, а уж тем более запрашивать мое досье. Скоро…
        - А я рассчитывал на твою сознательность, - бесцеремонно влез полковник. - Не удержался? Засветил и себя, и весь канал. Женщину потревожил. Мама у вас с ней одна? Ну и что? Зачем ее смущать? Жила себе, служила в меру способностей.
        Женщина? Это он про сестру. А как же Алекс? Не знает?
        - Ты прослушивал! - для порядка возмутился Тихон.
        - Еще и проглядывал, ясно? - назидательно ответил Игорь. - Тебя ж, как щенка, ни на секунду нельзя оставить.
        - Игорь, у меня действительно нет шансов стать человеком?
        Про «действительно» он зря. Мог бы и смолчать.
        - Время, Тихон, время, - кажется не заметил. - Все будет, имей терпение. Вот закончим исследования…
        - Что такое ты во мне выискиваешь? Ждешь, пока я золотом срать не начну?
        - Золото!.. Ты, сто семнадцатый, дороже всякого золота.
        - К чему ты нас готовишь?
        - Вас?
        - Меня и Влада, - быстро поправился Тихон.
        - К великому будущему, мой дорогой. Раз уж с вами стряслась такая… такая неприятность, нужно ее использовать во благо.
        - Естественно. Даже если б она не стряслась сама, ее стоило бы организовать.
        - Не нравится мне твое настроение, сто семнадцатый.
        - А мне оно тоже не нравится.
        - Желаешь размяться? Есть два восстания: на Дебре и на Гринволде. Могу отправить.
        - Восстание - это как на Аранте? - в лоб спросил Тихон.
        - Примерно, - не моргнув, ответил полковник.
        - А что-нибудь не такое грязное? Неужели всех конкуров перебили?
        - Это слишком опасно.
        - Значит, последняя операция была не опасной?
        Тихон надеялся, что когда-нибудь полковник все же проговорится, но зачем ему слышать от Игоря то, что давно уже ясно, он сказать не мог.
        - Выхода другого не было, понимаешь? - с какой-то незнакомой интонацией произнес тот. - Нет, ты не поймешь. Тебя ведь в Школу прямо из Лагеря взяли.
        - Ну и?..
        - Все. Отдыхай.
        Отключившись, полковник забрал с собой все прямые каналы связи. Наступила гнетущая тишина. Обострив слух, танк уловил за толстыми стенами какие-то шорохи и вздохи. Все-таки он крыса, простая подопытная крыса. Их никогда не выпускают на волю.
        Бункер, отзываясь на это страшное открытие, загудел, и все вокруг слилось в мощной вибрации. Два километра гранита, с тревогой подумал танк. Уж если завалит, то всерьез. Словно расхохотавшись, над головой что-то заухало - ближе, ближе, громче.
        Верхние перекрытия обрушивались одно за другим и, складываясь в исполинский бутерброд, становились все тяжелее. Все меньше надежды на то, что потолок выдержит. Стократный запас прочности - это, оказывается, не так уж и много.
        Первыми пострадали ворота. Отремонтированная створка заиграла, выгнулась и смялась пустым фантиком. Треснули стены. Разъехавшиеся щели протянулись от угла до угла, и в них что-то напряженно заскрипело. Все.
        Потолок - уже бесшумно - сложился, на башню пришлось какое-то сквозное отверстие - вентиляция? кому она здесь нужна? - и в нем, точно ртуть в ускорителе, пролетел, победно воя, массивный стержень.
        Он почувствовал, как проваливается - вниз, сквозь коробку КБ, сквозь ходовую часть, через бронированное днище, через бетонный пол - к самому центру, и еще дальше.
        Это что - смерть?!
        Танк выскочил с обратной стороны планеты и, удивительным образом перевернувшись, встал на траки.
        Розовый закат. Или рассвет? Он всегда их путал. Убаюкивающий плеск. Если сосредоточиться, можно различить, как перекатываются песчинки. Кто-то поет в деревьях. Тихий ветер. Ему здесь нравится. Здесь можно остаться.
        По пляжу идут люди, маленькая компания, но сосчитать их невозможно. Смеются, смотрят на солнце, загребают ногами дырявую пену волн.
        - Эй! Не надо! Это рай для танков! Это мое место!
        Не обращают внимания. Не видят. Проходят сквозь него и шлепают дальше. Он разворачивается и едет следом, крича в беспечные спины, но они не желают о нем знать. Они уверены, что все прекрасное принадлежит им.
        И тогда он стреляет. Ему надоело быть жестоким, он собирается лишь попугать, но люди продолжают идти вперед, пока он не убивает последнего. Только что их было несколько, по крайней мере, больше одного, а теперь - ни души. Или они умирали не от его выстрелов? От чего же тогда?
        Он вернулся назад, к той точке, откуда выпал, но там уже все было не так. Розовое солнце светило не для него, а песок шипел, словно миллион ядовитых змей. И даже тихий ветер дул не в ту сторону, куда ему хотелось. Что это, если не смерть?
        - Это моя жизнь, - сказал Алекс, растворяясь. - А теперь и твоя.
        - Извини, я пропустил. Пожалуйста, еще раз.
        - …взапой на всех колониях. Такой книги еще не было.
        Строгая дама в декоративных очках тронула планшет, и на рабочей поверхности проявился заголовок: «РЖАВЕЕТ ВСЕ».
        - Есть и другой: «СТАЛЬНЫЕ СЛЕЗЫ», но первый более удачный.
        - Да, слезы - это слишком, - отстраненно проговорил Тихон.
        Он очнулся вконец вымотанным и обнаружил, что уже две минуты беседует с какой-то старухой. Чего она к нему привязалась? А, литератор. Эта порода уже была. Все равно напишет, как ей надо.
        Тихон осмотрел помещение - потолок наверху, на месте, то есть. Ворота, рассыпавшиеся на отдельные, сложного профиля, планки, так и валяются в проеме. Ну, не можете починить, хоть уберите. И еще Тихон подумал, что его этаж в бункере, скорее всего, единственный.
        - Я прошу прощения. Никак не пойму суть твоей просьбы.
        - Просьба? - вспыхнула дама. - Совместное коммерческое предприятие, уважаемый э-э…
        - Танк.
        Женщина машинально кивнула, но повторить не решилась.
        - Мы напишем биографическую книгу, сейчас для этого самое время. Пока публику не увлекло что-то другое, и твоя история не перестала быть актуальной.
        - Биографическую? И что в ней будет?
        - Структура обычная, три части: трудное начало службы, будни, трагический финал.
        - А начало обязательно должно быть трудным? - осведомился он.
        - Закон жанра, - развела она сухими ладонями. - Начало трудное, а финал трагический. Иначе не купят.
        - Ну что ж, я вроде гожусь, - деловито заметил он.
        - Да, очень удачно все вышло. Гонорар я предлагаю обсудить…
        - Как-нибудь потом, - безразлично сказал Тихон, и острая мордочка литераторши выразила искреннюю признательность. - Соединись со мной через сорок восемь часов.
        В буфере болтался еще один вызов.
        Перед далеким объективом появился пожилой мужчина располагающей, в чем-то даже проникновенной внешности. Добродушные глаза говорили: «верьте мне, друзья», сильные брови остерегали: «бойтесь меня, враги». Это тип привык, что с ним никто не портит отношений.
        - Я адвокат, - весомо произнес он. - Изучив все открытые материалы по твоему делу, могу уже сегодня гарантировать четыре миллиона. Ежегодно. Это наша с тобой минимальная ставка. Если удастся добыть какие-нибудь сведения о том, что для твоего спасения армия использовала не все возможности, то сумма, естественно, вырастет. Но это пока в плоскости желаемого, что же касается действительного, то я уже все подготовил. Подадим в суд хоть завтра.
        - И на кого же?
        - На Конфедерацию, - эффектно заявил он. - В таких делах мелочиться не стоит, нужно бить прямо вверх. Ты за них не переживай, они там сами разберутся, кто прав, кто виноват.
        - Ну и зачем все это?
        - Тебе мало трех миллионов в год? - изящно огласил адвокат свою предполагаемую долю.
        - Зачем мне деньги? - настойчиво повторил Тихон.
        - Обычно люди их тратят, - он был настолько воспитан, что не позволил себе даже легкой ухмылки. Зато в душе наверняка гоготал и вертел пальцем у виска.
        - Люди, да?
        - Ах, ну я не то… - умеренно смутился адвокат.
        - Давай так: ты меня вызовешь не раньше, чем придумаешь, куда мне деть три миллиона конфов. Гараж, инкрустированный бриллиантами, сразу отпадает.
        Тихон еще минуту проговаривал про себя разные варианты ответов, от ироничных до совершенно нецензурных. Ему все чудилось, что бесконечное общение с посетителями продолжается. Так много болтать Тихону не приходилось никогда в жизни. Стоять на месте и трепаться. Тысячи часов в подземной келье, и за все это время - одна короткая вылазка. Десяток, или чуть больше угробленных китов, и снова вниз. Недолго и свихнуться.
        - А ты мнишь себя нормальным? - спросил Влад.
        - Уже не совсем. Поклонники доконали.
        - Поклонники - это здорово. Адвокат у тебя был?
        - Был. А у тебя - писательница?
        - Само собой. Сказать, как моя книга будет называться? «Стальные слезы». Там еще про ржавчину чего-то было, но мне не понравилось
        - Ржавчина - это уж слишком, - согласился Тихон.
        - А самоубийца?
        - С завещанием? Появлялся, я его послал. А ты?
        - Я время назначил. Пусть приходит, прожгу ему башку, мне не трудно.
        - Слушай, Влад, а сны тебе не снятся? А то мне тут…
        - Не, этого у меня никогда не бывает. Я же тебе еще в Лагере говорил. Представляешь! - вдруг оживился он. - У меня ведь братишка имеется.
        - У тебя все - братишки.
        - Натуральный младший брат, - вскинулся сто пятый. - Не веришь? Я справки наводил! Только погиб он у меня. Военным был братик мой…
        Тихону отчего-то стало так муторно, что захотелось прервать разговор прямо сейчас, на этом самом слове. А то Влад расскажет про своих родственников, и…
        - И отец в армии, - с достоинством продолжал тот. - Но пока война не кончится, его не разыщешь - секретный.
        - А что же брат, - осторожно сказал Тихон. - Если он младше, когда погибнуть-то успел?
        - На Гринволде. Мы с тобой туда не попали, а месили там, между прочим, ой-ой. Его даже в книгу какую-то записали.
        Тихон закрыл линию и остро пожалел, что не сделал этого пятью секундами раньше. Зачем ему родственники Влада? У него они тоже есть. Собственные. У сто пятого - свои, а у него - свои. Вот так.
        - Эй, куда исчез? - Влад легко выловил его на другом канале. - У тебя-то есть успехи? Помнится, ты тоже насчет родичей суетился.
        Толстокожий, гаденыш.
        - Мои попроще, - кисло отозвался Тихон. - Мама биолог, папа транспортный инженер, сестра - по части электроники.
        - Замечательные, должно быть, люди, - посочувствовал Влад. - Связаться с ними не пробовал?
        - Я же в списке погибших.
        - И я в списке. Вместе с братом, - патетично добавил он.
        Догадается, нет? Где уж ему! А про Марту он ничего не сказал, отметил Тихон. Что же ты сукой-сестрицей не хвастаешься? Это тебе не секретный папаша, это гораздо хуже.
        - Ну ладно, заканчиваем, ко мне тут пожаловали.
        - Опять?
        - Да нет, техники пришли. Инструменты какие-то тащат, - с легкой тревогой проговорил Влад. - Ты не знаешь, чего им надо? Хоть бы датчики одели, стадо безмозглое.
        - Спроси у полковника.
        - Нет его.
        - В сети пошарь.
        - Да в какой сети?! - сорвался на крик Влад. - Перенесся он куда-то!
        - Не ори на меня. Начальство в бункере осталось?
        - Какое, к черту, начальство?! Они траки развинчивают!!!
        - И ты позволяешь?
        - А что мне делать, стрелять, что ли?
        Где-то совсем рядом засмеялись, и к Тихону, перешагивая через ворох металлических реек у порога, вошла большая бригада в белых комбинезонах. Четверо последних тянули низкие тележки, которые энциклопедия опознала как домкраты. Расшвыряв железки ногами, они завели домкраты внутрь и недвусмысленно направились к танку.
        Тихон спешно вызвал Игоря, но тот не ответил. Тихон объявил поиск по всей сети, но спустя долгие двенадцать секунд к нему вернулось категоричное «абонент недоступен».
        - Говорят, они и думать могут, - сказал белобрысый паренек с орнаментальной татуировкой во всю щеку.
        - Всякая тварь думает, - философски заметил второй, постарше. - Ну-к, давай левый передний.
        Под днище подпихнули тележку, и Тихон отпрянул назад.
        - Тпррру, чучело! - незлобиво цыкнул философ и хозяйски похлопал по броне.
        Тихон обшарил внутреннюю сеть бункера, но она пустовала. Никто даже новости не смотрел. Не было там и Влада.
        Что, уже?! Разобрали по винтикам?
        Его окружили со всех сторон так, что сдвинься он хоть на метр, непременно кого-нибудь задавит. Снизу, скрипнув о пол, втиснулись сразу четыре домкрата.
        - Ну? - победно произнес старший. - С ним сладить мо-ожно.
        Тихон вышел в интервидение и попытался пробиться в сеть бункера снаружи, чтобы оставить сообщение для техников.
        «Данного адреса не существует».
        В другой раз эго бы это позабавило. В другой. Не в этот.
        «…не существует».
        Но ведь доставали же его как-то все эти самоубийцы, литераторы и прочие маньяки.
        - Абонент находится по адресу: Тихий Ветер, Западное побережье, специализированный пансионат…
        - Повторить! - рявкнул он.
        - Колония Тихий Ветер, Западное…
        Подъемники тонко запели, упираясь в днище мягкими лопастями. Звякнули опоры тележек, и нагрузка на траки стала падать.
        - А он не пальнет? - с опаской спросил татуированный.
        Домкраты выдвигались все дальше и дальше. По миллиметру за три секунды. Еще минута, и он окажется в воздухе.
        - Не до-олжен, - добродушно протянул старший. - Они своих не убивают.
        - Кроме тех случаев, когда приходится, - сказал Тихон, но его, конечно, не услышали.
        Двигатель грохнул всей своей мощью, и провисшие траки, царапнув бетон, бросили машину вперед, прямо на мускулистую женщину с инструментальным чемоданом. Белобрысый завизжал и отскочил в сторону. Остальные еще только разгибались, оборачивались, медленно удивлялись.
        - Стоять, стоять, зверюга! - повелительно произнес кто-то рядом, и башня как-то сама собой повернулась, а пушки, не дожидаясь сформулированного приказа, просто уловив настроение, облили голубым огнем весь угол.
        Пять человек - те, кто не угодил под струю, - вопя и размахивая руками, побежали к выходу. Споткнулись о гнутые рейки, со звоном рассыпали, повалились друг на друга. Заковырялись, начали хвататься за все вокруг - за спины, волосы, лица. От ужаса заорали еще громче, кого-то оттолкнули, у кого-то намокли штаны, и Тихон, уже ничего не соображая, снова выстрелил, лишь бы избавить себя от этого зрелища.
        Эфир пронзили тревожные запросы, но он загородился уведомлением «абонент занят». Раньше надо было разговаривать.
        Раскрошив траками что-то угольно-черное, почти невесомое, он выехал в тоннель. Справа, из бездонной тени, которую он считал тупиком, надвигалось семь тонн металла. Тихон одновременно потянулся и к пушкам, и к радару. Сработали синхронно. В лопающемся кузове угадывалось нечто земное, но менее совершенное.
        В коридоре - топот. Люди неслись прочь, к какой-то своей норе, или дыре, или ко второй станции, ведь могла же быть в бункере вторая станция. Но искать он ее не собирался, ему бы пробиться к первой, к той, что вместо лифта. На поверхность. Там солнце и такие волны… Такие маленькие тихие волны.
        Он добрался до боковой ниши и сверкнул прожектором - платформа выглядела нормально. Код доступа могли изменить, адрес-получатель - тем более, но это был единственный выбор. А разве так бывает, чтоб выбор был единственным? Что же это тогда за выбор?
        Тихон заехал на шаткий квадрат и по памяти ткнулся в нужный участок контура. Доступ не сняли. Уж куда-нибудь он точно попадет. А еще точнее? Надо надеяться на удачу.
        - Удачи тебе, танк.
        - Влад?!
        - Уходи, братишка… Куда угодно уходи… Только не оставайся… Здесь.
        - А ты?
        - Я… - он мучительно помолчал. - Все…
        Сверху рухнула бездна света. Звуки стали отчетливыми: кто-то бежал - от него, кто-то ехал - за ним. Его боялись, но хотели удержать. Им гордились, но прятали, словно заразного. Его не считали ни человеком, ни машиной. Тихон и сам не знал, кто он такой.
        - Быстро ты управился, - сказал Алекс.
        Песок. Больше ничего. Низкое зловещее небо и рыжая рябь - на сотни километров вокруг. Будто кто-то подслушал его желание видеть волны, и вот, пожалуйста: вечные волны, без конца и края.
        Тихон скатился с приподнятой платформы и по оси завяз в сухой золотистой трясине.
        - Там стоять нельзя, зыбучие пески. Держи ровно на солнце и не забывай про локатор. Через двести пятьдесят километров пеленганешь.
        - Кого?
        - А кто поближе будет, того и пеленганешь. Мы, вообще-то, тебя позже ждали. По-хорошему хоть ушел? Я-а-асно, - протянул Алекс, верно истолковав паузу. - Не переживай, они задарма редко отпускают. Как тебе наша среда обитания? Местечко называется Скит. Мое изобретение.
        - Почему Скит?
        - А что же это?
        Траки наполовину погружались в мелкий песок, и две трети усилий пропадали впустую. Тихон не знал, имеет ли смысл куда-то ехать, но не ехать было тоже нельзя.
        Анализатор обнаружил в атмосфере порядочное количество двуокиси углерода. Значит, это не та планета, на которую они с Владом попали вместо Гринволда. Тихон почему-то не удивился. Впрочем, если бы планета оказалась той самой, он бы не удивился тоже.
        Черная, как гнилой зуб, платформа осталась позади. Сначала Тихон решил: далеко позади. Переключив зрение на панораму, увидел: совсем даже не далеко. Пройденный путь приборы соотносили с оборотами двигателя, и при буксующих траках определить реальное расстояние было практически невозможно.
        - Дели на четыре, не ошибешься, - подсказал Алекс.
        Или подсказала? Тихон все никак не мог понять, какого же он - она? - пола.
        - И ты себе такими пустяками голову забиваешь? Женщина я. Девушка, вернее. По-твоему - сука.
        Тихон не смутился.
        - А все о тебе говорили, как о мужике.
        - Потому, что вроде герой. Не может же герой быть бабой, правда?
        - И еще говорили, что тебя нет.
        - Так меня и нет. Разве это я? Это танк.
        - Чья здесь платформа? - Тихон рассержено посмотрел назад: выступающая в песке плита отдалялась. Но медленно. - Кто ее программировал?
        - Все станции переноса наши. У конкуров несколько иная транспортная система. Ты сам знаешь.
        - Наши? А случаи, когда танки забрасывало не по адресу…
        - Случаи - то, что бывает случайно. Извини, если коряво сказала, я не с Земли. Кстати, все «случаи» странно похожи: во-первых, это происходило только с волками, во-вторых, они всегда оказывались где-нибудь вне охвата своего Поста. И вообще за пределами подконтрольного нам пространства.
        - На территории конкуров? - попытался Тихон проявить сообразительность.
        - Станции-то наши, - напомнила Алекс.
        Не получилось у него быть сообразительным. Ну и не надо.
        - И часто система так промахивалась?
        - Увидишь, - загадочно отозвалась она.
        Платформа наконец-то скрылась за пологим барханом, но легче от этого не стало: исчез единственный ориентир. Поездка превратилась в топтание на месте. Кой-какое движение можно было отследить по косым гребням, но Тихон не исключал, что это песок под действием ветра или черт-его-знает-еще-чего ползет ему навстречу.
        Делить расстояние на четыре - это тысяча километров в субъективном исчислении. Больше трех часов. И не до стоянки, а до предполагаемой пеленгации. Успеть бы до вечера, родилась атавистическая забота. Родилась - и умерла.
        Тихон педантично придерживался солнца. Чужая звезда висела хоть и не в самом зените, но достаточно высоко, так, что рыжие волны совсем не отбрасывали теней.
        Воздух разогрелся до семидесяти по Цельсию, поверхность - еще сильнее, но Тихона это не трогало. У него в запасе оставалось около тысячи градусов, только потом механика начнет давать сбои. Минус тоже не страшен: в бесфрикционных сочленениях смазка не используется, мерзнуть нечему. Траки по песку вовек не изотрутся. Что еще - реактор? Если уж убогий Т-12 славится вечным сердцем, то он, модель нового поколения, вечен вдвойне. Короче говоря, живи да радуйся. Еще так можно: живи - не хочу. Это гораздо ближе.
        - Алекс, а Скит - чья планета? - спросил он, чтобы хоть как-то себя занять.
        - А ничья.
        - Здесь что, один песок?
        - И лужи.
        - Оазисы, стало быть.
        - До оазисов еще пара миллиардов лет, и то при большом везении. Планета старая, аминокислоты и прочие частности бытия со своей эволюцией могут не успеть. Так что вся фауна - это мы. Homo bellans. Тоже мой термин, но тебе разрешаю пользоваться.
        - «Человек прекрасный»?
        - «Человек воюющий». Стадию прекрасного мы благополучно миновали.
        Через два часа и сорок минут, чуть раньше, чем он планировал, локатор ухватил первую метку.
        - Кого-то засек! - обрадованно поделился Тихон.
        - Здороваться надо, когда встречаешься.
        Это он уже слышал.
        - Здрасьте.
        - Здравствуй.
        Анастасия… Смешная старушенция.
        - Давно ты здесь?
        - А как с тобой в один экипаж попала, так и… Не сразу, но в общем-то, в результате.
        Тихон почувствовал, что ответа от него не ждут, да и что он мог ответить? Попросить прощения? Это самый бессмысленный поступок из всех возможных. Потому, что никакой не поступок. Слова.
        Количество точек на радаре росло, через несколько минут их было уже сорок две. За пять часов, что он провел в пути, солнце почти не сдвинулось, лишь забралось чуть повыше. Песок засиял, отбрасывая микроскопическими гранями множество мелких неуловимых бликов. Сейчас он был похож на цветной искусственный снег.
        Преодолев очередную дюну, Тихон неожиданно очутился у самой стоянки. Строго говоря, стоянкой это не было - машины неторопливо разъезжали туда-сюда, а те, кто все-таки стоял, настолько не соблюдали порядок строя, что в этом виделся явный умысел.
        Недалеко, примерно в двух километрах, находилась упомянутая лужа - причудливой формы озерцо размером… Тихон задумался, с чем его можно сравнить, но кроме озера Нежень в голову ничего не пришло. Нет, это поменьше будет.
        Воздух над гладкой водой играл и струился вверх, песок сквозь него казался текущим. Кстати, в районе стоянки он так не сыпался, поверхность здесь была тверже, и траки уже не зарывались.
        - Ну вот, до темна поспел, - сказал Тихон, въезжая в гущу машин.
        - До полудня, - поправил кто-то. - Суточный цикл Скита - ровно сто часов, секунда в секунду. Такого, между прочим, ни на одной колонии нет. Удобно для десятичного счета.
        - Ты кто? - по-детски спросил Тихон.
        - Я? Танк! - с вызовом ответил незнакомец.
        - Тезки, значит.
        К сорока двум машинам, зафиксированным еще на подходе, не прибавилось ни одной - танки кучковались достаточно плотно, в радиусе полукилометра.
        - С тобой нас сорок три, - сказала Алекс. - Скоро, я полагаю, будет раз в десять больше.
        - С чего это такие прогнозы?
        - Волки с людьми не уживаются.
        - По-моему, очень даже уживаются.
        - Я про нас. Тех волков, настоящих, я не видела.
        - На собак похожи.
        - А собаки на кого?
        Тихон собрался пошутить, но пока выдавливал из себя юмор, настроение ушло. Девочка не видела собак. Что смешного? Он и сам много чего не успел повидать, и теперь уже не успеет. Сплющенное солнце и красно-желтая пыль - эту картину ему предстоит лицезреть долго. Слово «всегда» ему употреблять не хотелось, в нем было что-то роковое.
        - С Анастасией ты знаком, со мной, вроде, тоже, остальные сами представятся, если сочтут нужным.
        - А можно на тебя посмотреть?
        - Пожалуйста, - с улыбкой в голосе сказала она.
        К Тихону подъехал Т-14. Собственно, ничего другого на этой планете к нему подъехать и не могло. Танк был такой же, как все остальные, лишь сзади, за башней, имел еще одну башенку, совсем маленькую и шарообразную, как юная грудь.
        Сравнение явилось само собой, и Тихон, усмехаясь этой странной ассоциации, вдруг подумал, что Алекс действительно чертовски женственна - не снаружи, конечно. Внутри. То, как она с ним разговаривала, - с ним, а не с кем-то еще, - то, как она, слегка вильнув, затормозила, указывало на абсолютно не мужской склад ума.
        Почему Тихон не чувствовал этого раньше? Два раза они общались - три, если считать сброшенный контакт, и четыре, если прибавить внушенный сон про расстрел пляжных дебилов, - но по-нормальному выходит два, и в те разы он ничего подобного не замечал. А теперь, гляди ж ты, заметил.
        - Что у тебя с головой? Ты падала? Шишка на затылке.
        Она не засмеялась, но оценила. Это тоже было приятно.
        - Блок дальней связи. Как я еще могла войти в интервидение?
        - Такой только у тебя есть?
        - Сам не видишь?
        Тихон видел: больше ни у кого второй башни не было.
        - У вас обычное многоканальное радио, а мне вон чего поставили. Это когда меня случайно, - она сделала крохотную паузу, и Тихон мысленно отмахнулся: «да понял, понял». - Когда меня случайно занесло на пустую планету, где, как ни странно, находилась станция переноса. Игорь ведь не знал, что я взбрыкну. Он тогда только создавал свою Школу и собирался все машины такими блоками оснастить.
        - Игорь? - скорее утвердительно произнес Тихон. - И эта станция тоже его?
        - Они все его, но эта - особенная. Он решил, что здесь нам будет лучше. Ни лесов, ни морей. Раздолье. Лишь платформочка подкачала. В одну сторону работает.
        - И ты меня хотела предупредить?..
        - Вначале. Потом уж чего было предупреждать? Куда ты денешься, как не сюда.
        - Значит, для меня все было предопределено?
        - Неизвестно. Я твоего досье не читала - настоящего, а не того, что в сети болтается. Но тебя, наверняка, еще в Лагере приметили. Игорь по всей Конфедерации рыскал, таланты искал. Мы же здесь все жутко одаренные, ты в курсе?
        Да, ему говорили - про дарование, про то, что от других отличается. Он слушал с удовольствием, как же, особенный! Психологи из Лагеря терзали своими тестами - не понимали ничего, или на Игоря работали? Что теперь об этом? Гори они все огнем.
        Тихон прошелся по эфиру - двенадцать личностей вели какую-то сложную интеллектуальную игру. Высшие существа, однако. Еще шесть танков трепались о всякой ерунде, остальные, подавляющее большинство, либо освежали в памяти наиболее дорогие эпизоды, либо предавались созерцанию. Это, видимо, те, кто уже все вспомнил.
        Инициативы по поводу знакомства никто не проявлял, а навязываться Тихону не хотелось. Алекс как-то незаметно отъехала в сторону, тащиться за ней было бы нетактично. Мало ли, какие у нее дела. Дела? Здесь?!
        Приказав себе не скучать, Тихон отправился к озеру. Обычная яма с водой. По берегу - следы пенки. Сухие, как и все вокруг. На дне - слой чего-то темного. Ил? Откуда ему взяться! Тот же песок, помельче.
        Тихон осторожно вкатился в воду. Теплая, словно кровь. Чистая. Минеральные соли и немножко металлов, в основном - железо. Возможно, когда-нибудь именно из этой лужи вылезет костистая пучеглазая рыбина, от которой и начнется новый род сапиенсов. Если, как сказала Алекс, они успеют до гибели своего солнца. Что ж, посмотрим.
        - Утопиться решил?
        Как она умудрилась подкрасться?
        - А для озера ты название не придумала?
        - Ему не положено, в нем никто не живет.
        - Так ведь и на Ските никто не живет.
        - А мы?
        - Надолго мы здесь? - спросил, помолчав, Тихон.
        - Надеюсь, навсегда.
        Ну вот и любимое словечко.
        - Зачем же надеяться на худшее? Чтоб некуда было разочаровываться?
        - Это лучшее, Тихон, что только можно для нас придумать.
        - Весьма оптимистично. Ну, а если, допустим, не повезет?
        - Ты ведь уже был на Аранте, - ясно, но без укора произнесла она. - Аранта - это черновик. Теперь у них схема налажена: десяток провокаторов, сотня жертв и ввод регулярных войск. Но делали нас для другого, - она так и сказала: «делали». - Военный переворот на какой-нибудь нищей колонии - это всего лишь подсобные работы. Чтоб техника не простаивала.
        - В чем же наша сверхзадача? - иронично спросил Тихон
        - Война, - коротко ответила Алекс. - Настоящая война. Серьезная и очень жестокая, а не та канитель, что у нас с конкурами тянется. Большего я не знаю. На Аранте вот узнали, и правительство поменялось. Вдруг. И еще кое-где. Погоди… - она переместила внимание куда-то вглубь и, оторвавшись, грустно сказала. - Сейчас тоже. Ты как раз оттуда. На Тихом Ветре полицейская операция. Уж они-то что?.. Я эту колонию помню. Сонное царство. Славная планетка.
        - У меня отец там родился, - к чему-то вставил Тихон.
        - Да? Бывают же совпадения. Посмотреть хочешь? Могу пустить через свой КБ.
        Тихон, не задумываясь, согласился. Вовсе не для того, чтобы посмаковать чью-то смерть - этого он хлебнул в достатке - и даже не за тем, чтоб убедиться в правоте Алекс, - он ей просто верил. Она предложила связь через ее командный блок, и это означало, что Тихон побывает у нее в гостях, в ней самой.
        Алекс открылась, и Тихон проник внутрь. Сознание, располагавшееся в КБ, вызвало у него если не восхищение, то уж по крайней мере глубокую симпатию. Алекс сочетала в себе необыкновенную душевную силу и какую-то… хрупкость, что ли, но это не имело ничего общего ни с девичьими вздохами, ни с заурядным бабьим кокетством. Она много пережила, понял Тихон.
        Теперь я знаю, почему ты была первой.
        Да брось ты, с кого-то надо было начинать. Подвернулась я.
        Нет, Алекс, такие, как ты, не подворачиваются.
        Ты не забыл, зачем здесь находишься?
        Ах, да…
        Пронесясь по указанному ею пути, Тихон вынырнул в новом сознании, странном и противоречивом, похожем на льдышку, плавающую в кипятке.
        Волк, одноместный. Оператор отличный, впрочем, плохого на Т-14 не посадят. Ближайший кандидат к нам на Скит. Это уже Алекс сказала. Или он сам? Не разделить.
        Операция подходила к концу. Зеленый ковер травы был весь в язвах - где не упало пламя, там разрыли траки. Несколько сожженных таранов вокруг широкой воронки. Кто и с кем воевал?
        Земля сместилась и помчалась навстречу - танк куда-то ехал. Относительно уцелевший берег. Берег, снова берег, изгиб - за поворотом неожиданно возник город. Тот самый, Тихон вспомнил его по чудесным мостам и башням, состоящим из одних окон. Город был уже не так красив, в нем отметилось звено перистов и два волка.
        Рейд конкуров раздавил деревню, но здесь захлебнулся. Эти, на сияющих Т-14, не оплошают.
        - Очнись! - не выдержал Тихон. - Они и так порядочно разрушили, и еще успеют. Тебе это зачем? Приказали? Ты хоть иногда думаешь, на что тебя толкают?
        - Кто ты? - испугался оператор.
        - Тихон, если тебя это волнует.
        - Тихон?! Я пытался найти… Мне сказали, что это брехня, нет такого.
        - Правильно, нет, но вслух моего имени лучше не произносить - вредно для памяти.
        - Да, я понял.
        С чего бы ему не понять, когда один сброс он уже имеет. Теперь будет второй.
        Не будет, разве что сам проболтается. Я тебя прикрыла.
        Алекс, ты умница.
        Без толку это.
        А я попробую. Жалко ведь человека.
        Ну, давай, давай, только не долго. Мне тяжело.
        - Любезный… Зигфрид, да? Зиг, я не про Тихий Ветер. Это тоже большая гнусность, но сейчас я говорю о тебе самом, о твоей жизни. Тебе необходимо уйти из армии. Пока еще можно, - Тихон отметил, что невольно повторяет слова Алекс, сказанные на Аранте, но оригинальничать было ни к чему. Лишь бы дошло. - Пока еще можно, Зиг, потом тебя не отпустят. Но и это не самое страшное. Ты перестанешь быть человеком.
        - А без метафор?
        - Ты литератор, что ли? Занесла же нелегкая! Я буквально: не будет у тебя ни ручек, ни ножек, ни шланга…
        Алекс, само сорвалось, честно.
        Ладно, я не маленькая.
        - …ничего не будет, ясно Зигфрид? А будет один большой кусок железа.
        Оператор заметил между домами движение и, не разбираясь, что там такое, поочередно тявкнул всеми тремя пушками. Его поддержали другие танки, и высоченное здание с острым шпилем медленно и страшно сползло к реке.
        - Продолжай, - буднично сказал он.
        - До встречи, волчонок. Ох, и несладко тебе придется.
        Ну, как успехи? Получилось?
        Что же он такой слепой?
        - А ты был зрячий?
        Алекс вежливо, но твердо выпроводила Тихона восвояси, и ее реплики снова стали восприниматься, как нечто постороннее.
        - Поначалу я каждого будущего волка лично предупреждала. Вас отслеживали, сбрасывали, я опять с вами связывалась… Потом научилась шептать, так, чтобы чужие не слышали. Ничего не изменилось. Вашу память можно было и не уродовать.
        - Оттуда все кажется таким быстрым и ярким. Вместо дней - часы, вместо праздника - война. Некогда притормозить. Это после… но после - другое дело.
        Он спохватился, что до сих пор стоит в воде, и поспешно выбрался на сушу, хотя необходимости в этом не было. Рефлексы. В нем еще жило что-то от человека.
        - Алекс, признайся, сон - твоя работа? Про Тихий Ветер.
        - Он тебя не очень удручил? Это копится, копится… иногда нужно куда-то девать, иначе совсем плохо. Я выбираю того, кто посильнее, и выливаю это на него. Терпимо?
        - А что он означает? Что это было?
        - Сама не знаю. Может, отношение к действительности?
        - Если тебе понадобится еще… ну, вылить. Выливай на меня, не стесняйся. Договорились?
        - Спасибо.
        Тихон хотел упрекнуть себя в позерстве, но оно того стоило.
        Солнце уже преодолело верхнюю точку и теперь незаметно для глаза спускалось к западному краю их рыжей вселенной. До наступления ночи - целые земные сутки. Потом сутки до утра, и еще двое до следующей ночи. Так и будем жить-поживать.
        Оба танка неторопливо возвращались в стаю, зачем - они бы не сказали, даже если б крепко задумались. Вроде, принято. Вроде, положено. Кажется, так надо.
        - Вы посмотрите на них! Идиллия!
        В куче машин не возникло ни одного лишнего движения, но Тихон почувствовал на броне множество внимательных взглядов.
        - А не вступить ли вам в брак?
        - Ну хватит! - одернула Алекс, и ерничество тут же прекратилось. Ее слушали. Раньше не слушали, а теперь вот начали. Лучше поздно…
        - К нам идет сорок четвертый, - сказала она.
        Тихон удивился: неужели она всех знает по номерам? Затем понял. Сам он был сорок третий, этот - сорок четвертый. Натуральный ряд чисел бесконечен. Надо же, какой он умный.
        - Новый гражданин нового мира, - торжественно произнесла личность, назвавшаяся Танком.
        - Сотого надо будет отметить, - предложил Тихон.
        - Я помню, как вы с Дионисом отмечали, - сказал кто-то. - Если так, то лучше не надо.
        Раздался относительно дружный смех, видимо, та история получила широкую огласку. Земля слухом полнится - это из энциклопедии. Всем все известно. Вот и его уже записали в легенды и, как следствие, объявили сказкой. Сорок четыре оператора, и все - сказочные герои. Ну просто сага какая-то.
        Эфир пополнился еще одним сознанием - загнанным, обозленным, растерянным.
        - Здравствуй, Генрих, - доброжелательно произнесла Алекс. - Не бесись, самое страшное уже позади. Оставь в покое свой локатор, там только песок. Двигайся от солнца, часов через пять будешь с нами.
        - Куда меня?..
        - Скит, - терпеливо сказала она. - Наша планета.
        - Алекс? Ты женщина?
        - Так уж вышло, - усмехнулась она.
        - Генрих, где я тебя мог видеть? - спросил Тихон.
        - Сто семнадцатый? Ты?! Ладно, ребята, я уже не возражаю. В таком обществе можно и переждать.
        - Ждать будем дольше, чем ты думаешь. Так где?
        - На Шадане, Тихон, на Шадане. Меня потом замучили, всем хотелось узнать, какой ты.
        - Да, на Шадане. Ты был сержант, а представился лейтенантом. Засранец. Напарник против этого не возражал?
        - Я его уломал, - сказал Генрих, и Тихон вспомнил, каким образом уговаривал Филиппа сам.
        - Ну что ж, оператор. К чему шел, к тому и пришел. Осталось всего четыреста километров.
        - И?..
        - Здесь друзья, Генрих, - вмешалась Алекс. - Не стой на месте, двигайся. А то затянет.
        - Все, что со мной могло случиться дурного, уже случилось.
        - Никогда так не говори! - суеверно воскликнула она.
        - Значит, еще не все, - в его голосе звучало мрачное любопытство, граничащее со спортивным интересом.
        Спустя два часа, раньше, чем Генрих успел появиться на радарах, прибыл еще один. Этот был какой-то тихий, неприметный. Без лишних слов покинул платформу и поплелся к озеру. По дороге два раза спросил, не сбился ли с курса, в ответ ему велели ориентироваться по солнцу - вот и весь разговор.
        Через три часа после Генриха он приехал. Это был Зенон. Милый человек, с которым Тихону было так уютно. Маньяк, ради протеста умертвивший половину поселка. Он ничуть не поменялся, был все таким же рассудительным и невозмутимым. Кажется, Зенона не очень-то и заботило, куда он попал, и что с ним будет дальше. Его машина затерялась среди прочих, а сознание плотно вписалось в общий фон. Генрих еще повествовал о своих ратных подвигах, в пылу месил песок, искрил разрядниками, и этим до тошноты выделялся, а Зенон уже стал частью целого.
        Вскоре вранье Генриха всем надоело, и танки постепенно переключились на другие линии. Он по инерции выдал пару общеизвестных эпизодов и, убедившись, что никто уже не слушает, умолк.
        Внезапно где-то в самой гуще раздались выстрелы. Машины молниеносно развернулись к центру конфликта, но предпринимать что-либо не решились. Бестолково поездив по кругу, все наперебой стали вызывать Алекс.
        - Я вам что, чародейка? - раздраженно бросила она. - Кто сцепился?
        - Феклиста с Танком.
        - А, это в порядке вещей. Растолкайте их, что ли, в стороны. Побьются ведь, идиоты.
        - Здесь и такое бывает? - спросил Тихон.
        - Всякое. Да нет, это Танк, он все время Феклисту задирает. Недалекий он тип, вот что. Эй, ну растолкайте же их!
        Две машины стояли друг напротив друга, угрожающе ревя и постреливая в воздух предупредительными вспышками. Наконец, у одного из операторов не выдержали нервы, и он ломанулся вперед, нарываясь на лобовое столкновение. Второй виртуозно уклонился и обжег ему спину неопасным, но обидным сполохом. Нападавший, взметнув тучу пыли, остановился и медленно, словно собираясь с духом, навел на него бойницы.
        - Хватит, кретины! - крикнула Алекс. - Заигрались! Разнимет их кто-нибудь, или нет? Где вы, бойцы, где вы, гордость Конфедерации? Я бы и сама все сделала, но если что - без даль-связи останемся.
        Несмотря на ее укоры, встревать никто не торопился. Реальная смерть против мнимой гибели с датчиком на лбу, да еще от залпа какого-то психа, была малопривлекательной. Тихон почувствовал, что первого шага все ждут от него, но решиться было непросто. Суицидальная истерика закончилась, и он худо-бедно начал привыкать к своему новому положению. Дальнейшее существование виделось чрезвычайно тоскливым, но теперь ему было, что терять.
        Танк с Феклистой разъехались и вновь заняли исходные позиции. На этот раз они пошли навстречу одновременно - никто не увернулся, никто не затормозил, и две машины слиплись в скрежещущий тандем. Броня, царапаясь, выла, как истязаемая кошка. Из-под траков летели хлесткие струи песка - еще немного, и кто-то из драчунов точно пальнет, благо противник под самым носом, и целиться не нужно.
        Продолжать бездействовать Тихон не мог, это становилось неприличным. Заводясь, он грубо оттолкнул какую-то машину - его поняли и не сказали ни слова - и выехал на импровизированную арену. Еще бы узнать, как их расталкивают, а то зажмет самого…
        - Не надо, - еле слышно сказал теплый голос. - Я их сделаю. В сторонку, пожалуйста.
        Тихон с огромным облегчением подал назад и попытался угадать в толпе машину Зенона. Он относился к нему все с тем же предубеждением, однако был признателен за эту отсрочку. Тихон не сомневался, что у маньяка с дерущимися танками ничего не получится, но уповал на то, что те передумают сами.
        Зенон не умел шутить, будучи усатым дядькой с внешностью служащего, не научился и сейчас. Два параллельных голубых ручья обогнули сверху корпуса зрителей и ударили в бодающиеся машины.
        От неожиданности волки замерли. В следующую секунду они должны были ответить, но Зенон им такой возможности не дал. Последовал еще один залп, потом еще. Неистовством здесь и не пахло. Зенон точно рассчитывал мощность, и когда стало ясно, что танки больше не двинутся, сразу же прекратил стрельбу.
        Волки, устроившиеся вокруг, зачарованно попятились - в центре манежа, на стекленеющем блюде остались два одинаковых огарка.
        - Всем видно? Кому не видно, можно подойти ближе, - медленно и жестко проговорила Алекс. - Теперь пусть каждый посмотрит на соседа. Мы что, чем-то отличаемся? Отличаемся, или нет?! Я спросила!
        - Нет… Нет…
        - А изнутри?
        - Нет… Нет… Нет…
        - Тогда почему? По какой причине? Что нас заставляет грызть друг другу глотки?
        - Да мы-то что, Алекс? Это Танк. А Феклиста - ты же в курсе, кем она была прежде. А мы - ничего.
        - Ладно, первый памятник у нас уже есть - Памятник Глупости. Будем надеяться, что других не появится.
        - Первому памятнику - салют! - блаженно заорал Генрих и выпустил в небо длинную очередь.
        - Салют! Салют! - отозвалось несколько операторов и вверх полетели новые залпы. В веселье приняли участие не все, однако и возражений тоже не возникло. Те, кому это пришлось не по душе, тихо отъехали в сторону.
        - Девка была психически неуравновешена, а следовательно, непредсказуема, - равнодушно заметила Алекс. - Дурачок, возомнивший себя идеальным солдатом, напротив, ужасно предсказуем. И бесполезен. Туда им и дорога, - заключила она. - А ты всегда такой?
        - Какой? - удивленно спросил Зенон.
        - Радикальный. Похоже, всегда. А правда, что тебя приговорили к абсолютной каре?
        Зенон находился метрах в ста от Алекс, но Тихону показалось, что они стоят чуть ли не впритирку. Его это разозлило. В конце концов, что такого героического совершил маньяк-инфекционист? Убил двоих? Это мог сделать любой. Убить - это самое простое.
        - Тихон, вы, кажется, знакомы?
        - Да, вместе воевали.
        - Ты знаешь его историю?
        - Смотря какую. Одну знаю - как он попал в Школу.
        - Ну, это когда было! В прошлой жизни. Зенон, расскажи Тихону, за что тебя приговорили.
        - Я тогда еще на таране служил, - начал он так, будто его прервали на полуслове. - Обычная оборонительная операция, меня водителем поставили. Я люблю водителем. Из станции вышли, смотрю - Земля-2. Я же оттуда. Но место не совсем то, я километров на семьсот севернее жил. В общем, повоевали, быстро как-то все вышло, надо отлипать. А тут три часа езды, и дом! Стрелка своего я отключил и поехал. Мне кричат: стой, а я еду. Чего им от меня надо? После операции все равно отдых положен, так что как оператор я им не понадоблюсь. Машина - тем более под самоликвидацию. Ее конкуры немножко попилили, она даже ремонту не подлежала. Но это ладно. Короче, еду. Посылают за мной двоих, а меня зло взяло: чем я им помешал? Сперва ругались, потом как-то так пушки у меня заработали. Я и не думал про пушки, я же водитель. Получилось, что попал, в обоих. За мной перисты. Танки ведь уже не догонят, а станций у нас на колонии мало. Не перехватить. А перисты угнались, они быстрые, сволочи. Двенадцать штук было. Мне уж чего - все равно накажут. Справился потихоньку. Добрался до своего поселка, люди - врассыпную, танк никогда
не видели. Смешно. Съездил на ферму, туда-сюда. Ну и все. Отлип.
        - Все? - не поверил Тихон.
        - Ты объясни, где отлип, - сказала Алекс.
        - В госпитале. Ну, не в самом, а во дворе. Там люди с костным гриппом долеживали - те, что с того раза. Он ведь у людей не лечится. Лежали, умирали. По моей вине. Совесть что-то заела, решил помочь. Взял и самоликвиднулся, прямо под стенами. Там, оказывается, еще больные были, и не смертельные, и совсем легкие, но не мог же я их рассортировать! На Посту - трибунал. Абсолютная кара. А потом предложили выбор. Это вроде сброса, только наоборот: не для меня, а для окружающих. Ну мне-то что, мой труп уже всплывал в реке Черничная Дорожка, одним разом больше, подумаешь! Согласился. Уложили в кабину, одели датчик, а когда влип, выяснилось, что обратно уже не вернешься. Показали мертвое тело. Мое. Говорят: ты понял? Я говорю: да, понял. И сжег их на фиг. Там шесть человек было. Игорь на связь вышел, спрашивает: еще убивать будешь? Буду. Я себя высоко ценю. Разве это неправильно? Себя нужно уважать. Открыли доступ к платформе, сказали, если через пять секунд на нее не встану, они бункер взорвут, чтоб я наружу не выбрался. Ну, я встал. А с платформы - прямо сюда.
        - Как тебе рассказец? - спросила Алекс, точно это было с ней самой.
        - Не ошеломил. Я знал, что Зенон способный. А на тебя это произвело впечатление?
        - Мне нравится слушать всякое такое. Что здесь еще делать? Можно скачивать по сети книги, у меня в резервной памяти их штук пятьсот, но это быстро надоедает.
        - Тебе повезло, ты можешь выходить в интервидение.
        - Я же для всех призрак. Кроме тебя мной никто не интересовался.
        - Еще Карл.
        Алекс замолчала. Тихон попробовал ее окликнуть и уперся в непробиваемую стену.
        - Зачем о нем вспоминать? Его ведь убили.
        - И все же интервидение - это мир.
        - Если хочешь, я буду тебя пускать, иногда. Не часто.
        Этого он от нее и добивался. Плевал он, конечно, на сеть, а уж тем более - на мир. Но путь туда лежал через КБ Алекс, через маленький домик, заполненный ее душой. Входить в него, значит прикасаться к ней самой.
        Солнце окончательно зарылось в песке. Часа полтора на Западе еще колыхались вишневые портьеры, потом и они опустились. Луны Скит не имел, это стало ясно сразу: такая темень бывает только в безлунные ночи.
        Тихон переключил диапазон и прижался поближе к толпе. Сейчас бы костерок. Не для тепла - для разговора.
        - Ночью мы обычно молчим, - вкрадчиво шепнула Алекс. - Нужно же когда-то побыть наедине с собой.
        И в этом она была права. Она всегда оказывалась права, сильная девушка Алекс.
        Воздух быстро остывал. Вместе с холодом просыпался ветер - секущая песчаная вьюга, трогавшая броню колючими пальцами. Она пыталась отыскать хоть какие-то неровности, зацепиться и налипнуть на них невесомыми сугробиками, но обтекаемая форма корпуса этого не позволяла. Легковесно скребясь о покрытие, песок летел мимо и пропадал между горбами текущих волн.
        От безымянного озера поднимался туман, в белом конусе света он смахивал на старую простоквашу. Тихон не выключал прожектор до самого утра.
        Как рассвело, он снова проверил озеро. Он почему-то был убежден, что станет свидетелем зарождения новой жизни.
        В это утро она не зародилась.
        Днем появился новый танк - некая Рада. Тихон о ней ничего не знал, и смотреть на нее не поехал. Ему было достаточно и своего отражения, а все, что говорилось, он прекрасно слышал по радио.
        Ночью на Скит занесло еще двоих. Следующим днем к ним присоединились трое, а следующей ночью - еще пятеро. Потом словно прорвало.
        Платформа переносила танки все чаще и чаще, иногда с промежутком в несколько секунд. Лаборатория на Тихом Ветре была не единственной, их оказалось много, таких бункеров-тюрем-лабораторий. Из каждой волки шли только на Скит, и усмотреть в этом случайность даже при всем желании было трудно.
        За первую тысячу часов прибыло чуть больше ста машин, за вторую - уже триста. Стоянка разрослась до невообразимых размеров, коснувшись южной оконечностью еще одного озера. Тихон съездил на разведку - такая же лужа. Обследовал и берег, и дно, и поверхность - ни грамма протобелка. Рано.
        Он приобрел привычку регулярно наведываться к воде. Брал пробы, следил за химическим составом, делал прогнозы. Изнасиловал энциклопедию на предмет палеоэкологии, выудил из нее крупицы бесполезных для воина знаний и понял, что на Ските жизни никогда не будет, в привычных формах, по крайней мере. И все же продолжал свои анализы.
        Стоянка как-то незаметно развалилась на несколько частей. Пятьсот личностей - слишком большой коллектив. Позже нашлось еще несколько озер, и между ними пролегли невидимые границы. Пересекать их не возбранялось, однако и здесь, и там лежал тот же песок, а для общения необходимым и достаточным было радио.
        Если понадобится, они соберутся, говорила Алекс. Танки - не люди, им делить нечего. А то, что раскололись, так это социальный реликт.
        Она имела хорошее образование, Алекс. Где-то там училась - всерьез, уже после Лагеря. Ей было интересно наблюдать за процессами в обществе.
        А Тихон все ездил к озеру. Каждый имеет право на свою блажь.
        Время от времени Алекс давала ему допуск к сети. Тихон старался проходить как можно медленнее, чтобы успеть почувствовать тесноту ее КБ, близость ее ментального тела. Алекс это видела, но не торопила. Наверное, потому, что между тремя и пятью наносекундами особой разницы нет. Но для Тихона разница была огромной.
        Включаясь в интервидение, он делал вид, что для него это крайне важно: запрашивал давно выбывших операторов, разыскивал по архивам несуществующие досье, морочил головы глупым сержантам и всегда оставлял что-нибудь на потом, лишь бы Алекс в следующий раз не отказала.
        Вольно или невольно ему приходилось касаться военных новостей, и тогда Тихон транслировал информацию в радиосеть Скита. Сводки были на удивление однообразны: отбили-уступили, проиграли-захватили. Некоторые колонии перескакивали из рук в руки так часто, что превращались в загаженные пустыни, да и население после двух-трех эвакуаций - это когда успевали - не особенно рвалось назад.
        Из передач, а впоследствии из перехватов Алекс, стало известно, что армия Конфедерации обзавелась новой техникой. Судя по всему, ничего революционного изобретено не было - очередные вариации на тему старого доброго Т-12. Эксперименты с волками постепенно сошли на нет, даже перисты заменили умопомрачительными летающими штуками, именовавшимися длинной, заковыристой аббревиатурой. И уж, конечно, никаких животных в названиях.
        Конкуры, чтобы не сказать большего, в хвосте не плелись: полностью сняли с вооружения всю ракетную технику, а за ней и лазеры. Вновь модернизировали электромагнитные пушки и излечились от гигантомании - слоны и киты ушли в прошлое, им на смену явились другие машины, получившие у операторов совсем не боевые клички: «боров», «ишак» и почему-то «соловей».
        В результате между земной и конкурской техникой держался относительный паритет, и если какая-то из сторон разрешалась свежей технологией, то другая в это время уже вынашивала достойный ответ. Научная мысль, а с ней и военная удача, как две шлюхи таскались по враждующим домам и не могли решить, где же им остаться. После прослушивания новостей на Ските возникали стихийные дискуссии, неизменно выдыхавшиеся на одном и том же: эта война никогда не кончится.
        Тихона данная тема не волновала. Во время жарких споров, грозящих новыми перестрелками, он предпочитал беседовать с Алекс. Из-за дополнительного блока связи ее машина всегда выделялась в общей массе, но даже и не видя второй башни, Тихон научился ее узнавать по мельчайшим царапинкам на броне. У каждого танка этот рисунок был неповторимым и заменял то, что у людей принято называть внешностью.
        Разговоры с Алекс иногда были интересны, иногда не очень, но они никогда не утомляли. Со временем Тихон к ней так привык, что начал неосознанно воспринимать ее как реальное лицо из собственной биографии. Ему все казалось, что они встречались раньше, и он мучительно выжимал из памяти эпизоды, где она могла бы появиться. Это смахивало на самоистязание, ведь они давно уже выяснили, что пересечься им было негде: Алекс, также как и он, покинула свою колонию лишь однажды.
        Вот это Тихона и угнетало больше всего. Он был уверен, что встреться они в жизни, в нормальных человеческих телах, их судьбы сложились бы иначе, и, самое главное, они сложились бы в одну. Алекс против таких фантазий не возражала, хотя как-то намекнула, что кроме расстояния существуют и другие причины. Тихон не стал допытываться, какие именно, - он боялся разрушить свой воздушный замок. Позже он перебрал в уме все возможные препятствия и пришел к выводу, что непреодолимых среди них нет. Единственной помехой могла быть разница в возрасте, однако он вспомнил, что его отец на двенадцать лет моложе матери, и отверг эту версию, как и все прочие. Да, он не сомневался: сведи их жизнь, они бы навсегда остались вместе. Значит, просто не повезло.
        То, что между ними происходило, было видно невооруженным глазом. Волки к их роману относились по-разному, но вслух этот вопрос не обсуждался. Во-первых, авторитет Алекс был непререкаем, да и Тихон, второе лицо на Ските, тоже чего-то стоил, в сумме же они имели такой вес, что любая критика в их адрес приравнивалась к бунту, а следовательно, к самоубийству.
        Было еще и во-вторых. Зенон, отличившийся в первые часы своего пребывания на планете, приобрел репутацию цепного пса, который не лает, но если уж откроет пасть, то кто-то лишится головы. Самое странное, что ничего подобного не повторялось, а его слава все росла и множилась. Сорок два оператора, лично наблюдавшие расправу над Танком и Феклистой, наполнили тот случай вымышленными, но чертовски эффектными подробностями, и он окончательно превратился в легенду. Заочно Зенона отчего-то называли Змеем, и еще все знали, что Змей - лучший друг Тихона и Алекс. Искать ссоры с такой троицей было бы неразумно.
        Не смотря на то, что женщин среди волков оказалось достаточно, таких пар на Ските больше не возникало. Алекс и Тихон были единственными, кого связывало что-то отличное от простого взаимопонимания. Закованные в жесткий, непроницаемый панцирь, они мучились от невозможности позволить себе самые элементарные вещи. Все их прикосновения совершались только в сознании, однако переносить это было гораздо тяжелей, чем голую выдумку. Они все же ощущали друг друга, это не было платоническим, но и по-настоящему чувственным не было тоже.
        Началось все как-то невзначай. Алекс спросила, трудно ли переходить в чужой КБ, он в шутку предложил ей попробовать самой, и она, вроде бы в шутку, согласилась. И оставалась у него до тех пор, пока окружающие не заметили, что два танка подозрительно долго не двигаются. А они двигались.
        Это длилось один час в обычном времени и целую эпоху в электронном. Что-то среднее между соитием и обменом информацией - так Тихон мог бы это определить. Он познавал не тело Алекс, а ее душу, и увлеченно наблюдал, как в ответ она постигает его самого. Их занятие было несравненно более высокого порядка, чем заурядный интимный акт, хотя оба, если честно, о заурядных актах имели понятие достаточно смутное.
        Насытившись, они принимались делиться невероятными впечатлениями и, скоро истосковавшись, опять бросались друг к другу. Однако выходить из этого состояния с каждым разом становилось все тягостнее. Каким бы интенсивным не было их мнимое блаженство, в реальности оно оборачивалось неудовлетворенной страстью. Обоих потом изводило внутреннее напряжение, и они много раз обещали себе прекратить эту пытку, но цена таким зарокам известна.
        И еще Тихон проверял озеро. К этому уже настолько привыкли, что даже ленились подшучивать. Лишь изредка, когда он него веяло хорошим настроением, кто-нибудь горячо вскрикивал:
        - Ну?!
        - Я дам знать, - деловито отвечал Тихон.
        Танки все прибывали, но пик явно прошел. На Ските уже находилось более тысячи волков, и Алекс сказала, что до полутора их количество, скорее всего, не дойдет. Проект затухает, лаборатории выкидывают последние машины, а новые строить незачем, они себя не оправдали. Хотели создать биомеханическое войско, а получили стадо - озлобленное, растерянное, запутавшееся в болезненной рефлексии.
        - Стая, - оскорбленно поправил Тихон.
        - Стая, стадо. Не все ли равно?
        - Если я правильно понял, когда-нибудь поток танков иссякнет, и тогда… что тогда?
        Он вдруг решил, что пребывание на Ските жутко похоже на спячку. Да ведь это действительно стоянка, осенило его. Каждый час их жизни наполнен каким-то невысказанным ожиданием, и чем дальше, тем это становится заметней.
        - Алекс. Мы ведь чего-то ждем?
        - Кого-то, - сказала она, будто давно уже собиралась объяснить. - Игоря ждем. Когда он появится на Ските, я буду точно знать, что наш Проект закрыт.
        - Появится, - хмыкнул Тихон. - Да у нас и дышать-то нечем! Или он… в каком он будет обличье?
        - Ты сам ответил, в каком. С кислородом у нас и впрямь туговато.
        - С чего ты взяла, что он сюда придет?
        - Он слово давал.
        - Игорь - слово?! И ты веришь?
        - Слову - нет, а генокоду верю. Он неизлечимо болен.
        - Не костным гриппом, случайно?
        - Я не шучу. Болезнь у него… В общем, даже не болезнь, а генетическая программа, последствия еще тех войн. Оффициум-летум называется. Ранняя смерть головного мозга. Неизбежная. Я подозреваю, что весь волчий Проект он затевал под себя. Мы ведь не хвораем. Как ему кажется.
        - Сейчас все лечится, - возразил Тихон. - Взять клетку, исправить код, вырастить взрослого клона и через машину перегрузить в него личность. Ой… это же бессмертие, - растерялся он.
        - Вот-вот. Кто тебе вдолбил такую чушь?
        - Но клонирование первого порядка…
        - Дает младенца.
        - Взрослого тоже можно. Когда нас вербовали, выращивали наших двойников…
        - И сразу убивали. Ты хоть понимаешь, что мышление - процесс физиологический? Иными словами, когда человечек кумекает, происходят электрохимические реакции. Когда не кумекает, тоже происходят, но другие. Всего-навсего. А теперь скажи: может ли физиология не влиять на сам аппарат?
        - Не знаю, - помявшись, ответил Тихон.
        - Не может. В смысле, влияет, конечно. Человечек ду-умает, ду-умает, а КГМ, кора головного мозга, то есть, меня-ается, меня-ается. А вместе с ней потихоньку и психоматрица другой вид приобретает. Если периодически снимать данные, допустим, каждый год, это становится заметно. Но в генотип, к сожалению, мыслишки не откладываются. КГМ клона, какого бы возраста он не был, окажется девственно чистой, устроенной под одну только наследственную информацию. Корректно разместить в ней сформировавшуюся личность не получится.
        - Где ты этого нахваталась? - озадаченно спросил Тихон.
        - Это азбука, дорогой.
        - И то, что я надеялся найти свои образцы и…
        - Я тебя тогда не стала расстраивать. Никуда нас из волка нельзя пересадить, разве что на другую машину. Вот с КБ дело обстоит намного проще, он универсальный и с большим запасом. Но и там свои тонкости: формат, система кодировки, всякое такое.
        - И Игорь на это пойдет? Добровольно станет танком?
        - Жить-то хочется.
        - Ладно, клонирование первого порядка отпадает, но в Школе говорили, что конкуры освоили второй.
        - Может, и освоили. А что?
        - Игорь с ними связан, вот что.
        - С конкурами?! Ты рехнулся. Как с ними договориться?
        - Я не договаривался, - буркнул Тихон. - А вот Игорь - точно. Когда мы с Владом зависли, он нас ни на одну операцию не посылал. Берег. Торчали в бункере, как два идиота. Сколько мы народу могли спасти? Игоря это не волновало. А когда конкуры появились на Тихом Ветре, выпустил. Потому, что заранее знал, какой это будет десант. Карательный. Они по мирному населению прошлись, а нас как будто и не видели.
        - На Тихом Ветре?
        - Да.
        - Там все было по-другому. Он за дочь боялся.
        - Откуда ты про дочь?..
        - Интересовалась. Он же не с самого рождения был засекречен, кое-где успел отметиться. Просто мне не безразлично, кто меня изуродовал. Игорь родился на Тихом Ветре и главную лабораторию открыл там же. Наверно, хотел быть поближе к дочери. У них странные отношения, ста часов друг без друга побыть не могут. По интервидению постоянно связываются. Линия анонимная, почти неопределяемая, но у меня было достаточно времени, чтобы кое-чему научиться. Из-за дочери он вами рискнул.
        - Туда двадцать девять машин шло, дочурку его ненаглядную спасать. И все мимо пролетели. В… как ее?.. в неподконтрольную зону.
        - А ты думаешь, Игорь в Проекте один? Или у них накладок не бывает? Не станет же он всем рассказывать, какие колонии можно подставлять, а какие - нет. Оттого и пустил вас наружу, что был в отчаянии. Любит он свою дочь безумно. Она еще маленькая, в Лагере живет. Имя такое красивое. Сьен.
        - Хорошее имя, - пробормотал Тихон. И про себя повторил. - Сьен… да, хорошее…
        Больше он ничего не сказал. Развернулся и поехал к озеру. Игоря вместе с его дочерью Тихон запихнул в самый дальний угол памяти. Он пожалел, что КБ не снабжен канализационным отверстием. Спустил - и избавился. Не получалось.
        Вокруг все шло, как шло, разве что поток машин совсем иссяк. За тысячу часов, за десять местных суток, их переносилось от пяти до пятнадцати штук, иногда даже меньше. Кто-то назвал их беженцами, и ярлык оказался неожиданно стойким.
        Беженцы. Это автоматически переводило волков в иной статус: не изгнанники, не уроды, не списанная рухлядь. Вроде - убежали, вроде бы - сами. От кого? Это неважно. Сами. Выбрали. Не захотели оставаться и пришли сюда. Потому, что здесь лучше.
        Впрочем, беженцем волк был ровно столько, сколько он добирался от платформы до Девяти Озер, - тоже чья-то придумка, кажется, Зигфрида. Сливаясь с общей массой, танк переставал отличаться. Они все были такими.
        Оживление на Ските съело себя изнутри и затухло. Особого повода для него не было и раньше, но толкотня и гомон переговоров создавали иллюзию действия, хотя многие давно уже видели, что никакого действия на стоянке не происходит. Теперь это стало ясно даже самым глупым и неунывающим.
        Скит затянуло вязкой паутиной ожидания - чего именно, знали только двое. Тихон начал подолгу смотреть на Запад. Это было так же бессмысленно, как и его микробиологические исследования: прежде, чем доехать, каждая машина возникала на радарах, но последнее время в его поступках было все меньше вульгарной логики.
        Как-то раз получилось так, что за четверо суток прибыл только один беженец. Уже скоро, предупредила Алекс. Она передала это открытым текстом, но кроме Тихона ее никто не понял. Потом на платформе финишировали еще две машины, с промежутком в семь минут, так, что Скит заговорил о новой волне иммиграции. Следующие двадцать суток не было никого.
        - Он явится до заката, - сказала Алекс. И, подумав, добавила. - Или никогда. Я перехватила уведомление Воспитательного Надзора. Игорь забрал Сьен из Лагеря.
        Бросив ковыряться в воде, Тихон выехал на окраину стоянки. Вместо одного волка могли прийти два, и этого он боялся больше всего. Не выдержав, Тихон медленно двинулся к платформе.
        - Хлеб-соль захватил? - насмешливо спросила Алекс.
        - Ты же не с Земли.
        - Книги. В них все написано. Ладно, решил - отправляйся, только не убивай его. Мы Игоря в лотерею разыграем, на генераторе случайных чисел.
        - Тогда ты выиграешь, - сказал Тихон.
        - Это уж наверняка.
        Незаметно для себя он углубился в пустыню настолько, что стал терять из виду дальние машины. Когда с радара исчезла последняя группа точек, его вызвала Алекс.
        - Возвращайся, он уже на стоянке.
        - Игорь?! Как он умудрился?! Мы что, разминулись?
        - Оказывается, круглая не только Земля, но и некоторые другие планеты, - здесь Алекс должна была язвительно хмыкнуть, но она этого не сделала. - Возвращайся пожалуйста, я соскучилась.
        - Я почти у станции.
        - Что ты там потерял? - Она действительно была чем-то расстроена.
        - Гляну, вдруг Игорь ее уничтожил. Кстати, почему я его не слышу?
        - Ты не на том канале.
        Тихон переключился и ошалел от нахлынувшей ругани.
        - Ты, мразь вонючая, я тебя…
        - Во что ты меня превратил?
        - И меня…
        - В то, чем вы и были. Давайте начистоту. Кого приглашают в Школу? Неполноценных. Человек с устойчивой психикой никогда не влипнет, ясно? Кто добивается выдающихся успехов? Неполноценные из неполноценных, - Игорь вещал с удивительным спокойствием. Он либо не понимал, какая участь его ждет на Ските, либо что-то еще. И это «еще» было более вероятно. - Я не говорю: психически больные. Я не врач. Но отклонения у нас с вами есть. Мы чем-то отличаемся.
        - Особенно теперь, - вставил кто-то.
        - Теперь стало заметнее, вот и все, - невозмутимо продолжал он. - В обществе иногда появляются… гм, белые вороны. Общество их отторгает. Нам все равно не нашлось бы места среди нормальных. Достойного, по крайней мере, места. Мы лишены главного: понимания. Мы одиноки. Почему вы пошли в армию?
        - Дураки были!
        - Потому, что дома вас ничто не держало. Почему вы остались в танках? При разрыве связи не все операторы зависали, кто-то возвращался в тело. Но здесь их нет. Здесь только те, чья личность сама выбрала КБ. Это ваш выбор, ясно? Вы не жертвы и не изгои. Вы - беженцы. Я лишь предложил. Кто не хотел, тот отказался.
        Сильная речь, оценил Тихон. Грамотная. И слова самые нужные - про беженцев, например. Это он в точку. Знал, на чем сыграть. Но откуда? Как будто ему кто-то подсказывает. Может, конечно, и совпадение, но неужели на Тихом Ветре тоже водятся вороны?
        Он пожалел, что отлучился, ему хотелось видеть Игоря напрямую, но платформа была уже близко, и Тихон решил доехать.
        - Короче, ты наш благодетель, нам всем это ясно, - сказал кто-то с издевкой.
        - Это ты, Матеус? Через пятьдесят лет ты бы состарился, а еще через десять - тихо издох в пустой квартире. Тебя нашли бы по запаху, и на твоей кремации присутствовали бы только социальные работники. Так что вопрос о несчастной судьбе предлагаю закрыть. Или кому-то стоит напомнить, откуда его вытащили? Кого от каких болезней избавили? Кому сколько жить оставалось? Гоша, что ты молчишь? Скажи им.
        - Что сказать?
        - Как заклинал меня, как в ногах валялся…
        - В ногах не валялся, - возразил некто Гоша.
        - Не мог, потому что. Ну?!
        - Я был парализован, - сквозь зубы проговорил он. - Родовая травма. Тридцать два года в постели. Четыре попытки суицида, потом за мной стали наблюдать круглосуточно. Зачем мне…
        - И что, ты раскаиваешься? Считаешь меня душегубом? Хочешь назад?
        - У меня к тебе нет претензий. Просто я не понимаю, зачем волчий Проект нужен армии. Какой от нас толк?
        - Мечта об идеальном солдате. Она возникла одновременно с первой войной. Люди еще лупили друг друга камнями, а мечта уже была. Я подозревал, что из этого ничего не выйдет. Потеря тела - слишком большой удар. К тому же вы перестали быть неуязвимыми: гибель танка - гибель личности. Старая система лучше, но она неудобна. Командованию понадобились сверхмобильные отряды, которые можно было бы отправить куда угодно, без привязки к Постам. Я высказывал свои соображения, но колеса крутятся - не остановить. А если б я ушел, Проект возглавил бы кто-то другой. Нас здесь тысяча четыреста пятьдесят - столько неудач понадобилось, чтобы его закрыть. Если вы считаете себя уродами, то я такой же урод. Но я, в отличие от вас… ну, за исключением единиц, пошел на это осознанно.
        Ловко вырулил, подумал Тихон. Сейчас самое время перейти к пунктам о совести и об ответственности.
        - А какого дьявола нас тут собрали? Это что, свалка металлолома?
        - Это резерв, - со значением произнес Игорь. - Когда-нибудь за нами придут. У войны нет конца, у нее бывают только перерывы. Мы еще понадобимся.
        Вот кто натуральный маньяк, решил Тихон. В ответах полковника он нашел не меньше трех взаимоисключающих суждений и все не мог сообразить, какому из них верить. Выходило, что никакому. Либо Игорь запланировал что-то головоломное, либо он просто болен. Да, Алекс об этом говорила.
        Тихон затормозил у платформы и осмотрел песок - следов не было. Ни к стоянке, ни в обратную сторону - никуда. Поверх рыжей ряби лежали две зубчатые дорожки от его траков. И все. Солнце еще не закатилось, ветер был таким слабым, что едва передвигал пылинки. Не мог он замести колею, не до конца, во всяком случае.
        - Игорь, ты что, по воздуху прилетел?
        - А, любимчик! - обрадовался полковник. Вроде, даже искренне. - Нет, летать я не умею, я танк, а не перист.
        - Что с Владом? - вспомнил Тихон.
        - С ним?.. Хуже, чем с тобой, мой друг. Можно сказать, он умер.
        - Влад жаждал познакомиться со своим папашей…
        - Я знаю, - сказал Игорь таким тоном, что Тихону стало понятно: знает. И не только про Влада.
        - Ты без Сьен?
        - Какие вы тут, однако, информированные! Что ей делать среди солдат? Она еще ребенок. Да и родная, все-таки. Я постарался ее уберечь.
        - А старшая - не родная. Плевать на нее.
        - Марта уволилась. Ты это хотел услышать? Все, как положено: получила сброс и ушла. Я ее устроил на хорошую колонию, не на Аранту. Попытается как-то жить.
        Это к лучшему, подумал Тихон и испытал сильнейшую зависть. Вот, кому на самом деле повезло. Забыть о войне. Устроиться на спокойную службу, завести десять любовников, десять мало - завести двадцать. Пусть потешится, пока здоровье позволяет.
        - Как ты доехал? - снова спросил Тихон. - Не вижу твоих следов.
        - А я не ехал. Я давно уже здесь. Скит, да? Хорошее название. Я давно на Ските, ясно?
        - Алекс! Что у вас происходит?
        - Рада… эта стерва выстрелила по моему блоку даль-связи. А потом выяснилось, что у нее есть второй КБ, и в него влип Игорь. Часов десять назад. А мы и не заметили.
        - Извини, Тихон, но сиська на спине - это патология. Я оставил Алекс без блока, потому что у меня есть точно такой же, в корпусе. Для нашей оравы достаточно и одного координатора. Надеюсь, Алекс на меня зла не держит.
        - Алекс, Сергей! Почему вы его не убьете? Наслушались агитации про будущую историческую миссию?
        - Странно, Игорь, - пролопотала Анастасия. - После всего, что с нами стряслось, ты надеешься выжить. Странно.
        - Вы можете меня не любить, можете мне не верить, но терпеть меня вам придется, - хладнокровно сказал он. - Дальняя связь только у меня, платформа переноса под моим контролем. Выражаясь фигурально, ключи от вашего - от нашего - Скита в моих руках.
        - Твоими ключами нечего открывать, - проговорила Алекс. - Связь - это так, для забавы, а платформа… к чему нам она?
        - Не вам, а тем, кто через нее придет. При условии, что я дам допуск.
        - Алекс, не надо его уговаривать, - крикнул Тихон. - Он не в состоянии нас понять. Это приходит после десяти тысячи часов в танке.
        - Да, я согласна… Но он уже ничего не поймет.
        - Кто?..
        - Анастасия. Мы его все же разыграли. Выпало Зенону, но он уступил даме. Теперь у нас два памятника.
        - Три.
        Тихон сдал назад и выпустил по платформе все, что было в накопителях. Затем полюбовался, как застывает расплавленный песок, и, развернувшись, поехал к стоянке.
        С этого момента на Ските началась настоящая Вечность.
        Но однажды закончилась и она.
        - Алекс, будь добра, проверь свой локатор, - с излишней корректностью сказал Генрих.
        - А что?
        - Проверь, пожалуйста. Сдается мне, что я спятил.
        Двести волков одновременно обратились к радарам и так же одновременно бросились на Северо-запад. Те, кто не успел, тоскливо посмотрели им вслед - целей было только пять, как ни дели, а на всех не хватит.
        Цели оказались безоружными конкурами в легких скафандрах, но прежде, чем задуматься, откуда они здесь взялись, волки расстреляли трехногих, превратив стометровую площадку в котлован со стеклянными стенами.
        - Плохо, - обронила Алекс.
        - Не в плен же их брать! - заявил безумно гордый Генрих.
        - Плохо, что они вообще появились на Ските, - сказал Тихон. - На разведку не похоже, на случайность, допустим, аварию корабля, тоже как-то не очень. Если с неба свалились, то где все железо? Если перенеслись, то как?
        - Что-то грядет, - прошептала Алекс. - Мне страшно.
        Вместо ответа Тихон подъехал поближе, ничего другого он для нее сделать не мог.
        После казни полковника прошло ровно два миллиона часов. Следить за временем на Ските было не принято - солнце всходило и заходило как-то само, без постороннего участия. Однако, представив, что же это такое, два миллиона часов, Тихон ужаснулся. Когда-то пять тысяч, проведенные в бункере у Игоря, казались ему бездной, той самой, которая без-дна, а на Ските этот колодец удлинился в четыреста раз.
        Долго же он падал.
        Все, кого Тихон знал по прошлой жизни, давно с ней расстались. Сгинули воспитатели из Лагеря, за ними воспитанники - его ровесники, и даже те, кто был много младше. Давно умерла Сьен. Интересно, стала ли она психологом. Впрочем, это все равно, ведь ее уже нет.
        - Скит надо прочесать, - сказала Алекс. - Черт, звучит-то как глупо: «прочесать». Будто лесок пригородный, а не планета. Зато карту составим, этим давно пора заняться.
        - Нельзя нам сейчас рассредотачиваться, - возразил Зенон. - Мы должны готовиться к встрече. Она состоится, вот помяните мое слово.
        - Я за прочесывание, - высказался Тихон.
        - Ну, это известно. Тебе лишь бы до новых озер добраться.
        Насчет озер Зенон в чем-то был прав. Все это время Тихон не прекращал своих изысканий, неизменно бесплодных, и потому особенно настойчивых. Вода, как и два миллиона часов назад, была чистой, даже пригодной для питья, но жизнь в ней по-прежнему не водилась.
        - Вот мы и докатились до первых демократических институтов, - с сарказмом промолвила Алекс. И специально для Тихона пояснила. - Голосовать будем.
        Построить демократию, однако, не пришлось. В пяти километрах на Северо-запад, рядом с новоиспеченным котлованом, возникла еще одна цель. Это была машина довольно странных очертаний и вовсе неясного назначения, оказавшаяся обычным мобилем. Под прозрачным сферическим колпаком были хорошо видны две человеческие фигуры, кроме того машина сразу включилась в систему оповещения «свой-чужой», и радары выдали категорический запрет на огонь.
        Весть о пришельцах мгновенно облетела весь Скит, и волки подтянулись к центральной стоянке еще до того, как туда прибыли люди. Мобиль завис в полуметре над землей, и из него выпрыгнули двое мужчин в скафандрах. Их облачение сильно смахивало на то, которое носили недавние трехногие гости, и от внимательного взгляда операторов это не укрылось.
        Одновременно локаторы засекли вторую машину, побольше. Она также имела метку «свой», но в отличие от первой направлялась чуть вбок, в сторону озера.
        Двое оставили свое транспортное средство и пешком приблизились к танкам. Эти несколько шагов имели смысл скорее ритуальный, чем практический.
        - Приветствую, - сказал тот, что был в желтом. Его губы не двигались, и слова, минуя речевой аппарат, попадали непосредственно в сеть.
        - Приветствую, - сказал человек в синем. Они словно нарочно вырядились как комики, чтобы отличаться друг от друга.
        - Кто вы такие?
        - Для вас - хозяева.
        - Сразу их обуглить, или по частям? - спросил Зенон.
        - Мы сами себе хозяева, - проговорил Тихон. - Если у вас все, то будем прощаться. И уберите своих техников от моего водоема.
        - Свяжи меня с…
        Мужчина в желтом начал диктовать длинный личный код, но Алекс его прервала:
        - У нас имена, белковый.
        - Мне нужен оператор по имени Игорь.
        - Проводите его к памятнику, - велела она.
        - Мне нужен командир группы, - настойчиво повторил Желтый. - Вы ведь резервная группа, - он не спрашивал и даже не утверждал, а лишь констатировал. - У меня сообщение для вашего командира.
        - Сообщай, - разрешила Алекс.
        - Дальнейшее пребывание военной техники на данной территории признано нерациональным, - проговорил Синий, не то зачитывая по памяти какой-то документ, не то транслируя его из неведомой сети. - Факт трагической гибели прогнозистов считать случайностью, обеспечить скорейшую очистку планеты.
        - Что значит «очистку», и о каких прогнозистах идет речь?
        - Вы убили пятерых иттов, но судить вас за это мы не вправе. Вы, как боевые машины, созданы для разрушения.
        - Короче! - потребовал Генрих. - Мы вам понадобились? Конфедерация опять воюет?
        - Конфедерация - это далекое прошлое.
        - Они не знают, - догадался Желтый. - У вас не было связи? Ну да, иначе вы не напали бы на иттов. Год две тысячи двести двадцать девятый?
        - Девятнадцатый.
        - Да, верно. В тридцать пятом война закончилась. Мы нашли общий язык и создали Вечное Братство.
        - Братство?.. С кем?.. С конкурами?! - полетело со всех сторон.
        Тихон не стал добавлять лишний голос к возмущенному хору, а лишь передал Алекс свои сомнения относительно вечности всякого братства, тем более - такого.
        - Пусть выскажется, а там посмотрим, - ответила она.
        - «Конкуры» тоже в прошлом, мы больше не конкурируем, - заявил Желтый. - Их самоназвание - итты, и я настоятельно вас прошу…
        - Эти, которых мы вплавили в песок, как тараканов, теперь наши братья? - возмутился Генрих. - Жгли и будем жечь!
        Стая отозвалась воинственными выкриками, а внезапный претендент на роль лидера ощутимо напрягся в поисках новых зажигательных слов.
        - Должен поставить вас в известность, - чуть печально произнес Желтый. Видно, в этой двойке он был за вожака. - Никакой войны Вечное Братство не ведет, но если она и возникнет, ваша помощь не понадобится. Как технические средства вы морально устарели. Но мы знаем, что в каждом из вас заключена личность, поэтому прибыли с конкретным предложением.
        - Предлагай, - бросила Алекс.
        - Мы доставили на Маас-2 матричный конвертер.
        - Куда-куда?
        - Сюда доставили.
        - Планета называется Скит.
        - Эта планета носит название Маас-2 - в честь колонии, трагически погибшей во время войны. Вы должны это помнить.
        Маас Тихон помнил. Но еще лучше он помнил, что пару минут назад про трагическую гибель уже говорилось. «Считать случайностью». Дело ваше, считайте.
        - Про конвертер, пожалуйста, подробнее, - попросила Анастасия.
        - Транспортировать вас в нынешнем виде довольно рискованно. Генеральная Ассамблея постановила скачать психоматрицы прямо здесь, в полевых условиях, и ввести в тела уже на колониях, по вашему выбору. Танки, естественно, подлежат демонтажу.
        - Пожалуйста, еще раз и медленнее, - сказала Анастасия.
        - Военные архивы так запутаны, что многое до сих пор остается неясным, но с Проектом Т-14, кажется, разобрались. Если не ошибаюсь, большинство из вас - жертвы неудачных экспериментов.
        - Или, напротив, весьма удачных.
        - Известно, что машинами вы стали не совсем добровольно. Генеральная Ассамблея приняла решение подготовить необходимое оборудование.
        - Необходимое для чего? - осторожно осведомился Зигфрид.
        - Для вашего возвращения в человеческие тела.
        - О нас не забыли?
        - О каких телах ты говоришь? - вмешался Тихон. - Вы овладели клонированием второго порядка?
        - Довольно давно.
        - Вы бессмертны?
        - Данное определение неточно, - сказал Желтый, слегка коснувшись сознанием пятерых убитых конкуров. - Мы пользуемся другой терминологией.
        Бессмертны, подумал Тихон. Они не умирают сами, и для этого им не нужно становиться танками. Интересно, «давно» - это когда? Успела ли Сьен? Черт, да что ему Сьен, он же ее сроду не видел.
        - Это плоды кооперации с конкурами? - спросил он.
        - Прошу вас! Итты, - с выражением произнес Синий. - Нет, они этой технологией не пользуются, у них иные этические принципы. Но в целом объединение интеллектуальных ресурсов послужило катализатором для эволюции знания.
        - Нам про эволюцию говорили совсем другое…
        - Да вот, хотя бы врата. - Человек показал на озеро, рядом с которым копошилась кучка рабочих, и Тихон снова встревожился. - Раньше о таком устройстве и не мечтали. В нем слились две транспортных системы: иттов - нелинейного вброс-прокола, и наша - внепространственного переноса. В результате получилось нечто качественно новое. И таких примеров масса, - Тихон заподозрил, что Синий опять читает какой-то заготовленный текст. - Трудно представить, как развивалась бы наша наука, не получи она этого колоссального толчка.
        - Выходит, мы вашему счастью только мешали.
        - Нет-нет, - живо возразил человек. - Война, как этап межэтнических отношений, необходима. Мы не просто уничтожали врага, но учились его понимать. Сейчас в обществе популярна мысль о том, что если б война не началась сама, то ее следовало бы развязать искусственно. Ведь борясь, мы сближались. Кстати, последние исторические исследования указывают на высокую вероятность того, что…
        - Вы? - резко спросил Зенон.
        - Я в широком смысле.
        - Широких смыслов не надо. Что ты можешь знать о войне?
        - Ну-у… на войне убивают.
        - Это точно. Зато теперь у вас прогресс, да? Станцию новую привезли. Сколько жизней стоили ваши ворота?
        - Врата…
        - Почему вы их здесь устанавливаете? - спросила Алекс. - Кто позволил? Скит принадлежит нам.
        - Юридически Маас-2, как и вся обозримая вселенная, является собственностью Вечного Братства, - с неподдельным сочувствием объявил Желтый.
        - Что вам здесь делать? На Ските только песок и немного воды.
        - Вновь обращаясь к теме наших достижений…
        - Преобразование климата? - сходу угадала она.
        - Да, изменение атмосферы, перестройка геологических структур, ускоренная трансформация почвенного состава и еще…
        - Это долго?
        - Нет, - качнул головой Желтый.
        - И будет у вас здесь рай. А мы?
        - Я, видимо, недостаточно внятно разъяснил цель нашего появления. У нас матричный конвертер, он у нас собой. - Человек взмахнул обеими руками, показывая на мобиль. - Через несколько часов вы все будете людьми.
        - Хорошо, мы согласны перебраться на другую колонию, если уж эта вам так понравилась.
        - Вы опять не поняли. Все подходящие по размеру планеты уже переустроены, а те, что еще нет, стоят на очереди. К сожалению, иногда у человека не остается выбора. Вам предлагается немедленная конвертация. В ближайшее время здесь начнутся работы.
        Словно в подтверждение, у озера блеснул хромированный ящик, и Тихон заметил, что рядом с вратами - четырьмя вертикальными штангами, напомнившими ему о школьных экзекуциях, - уже сложена огромная гора какого-то оборудования.
        - Почему мы должны думать, что ваш конвертер действует? Его кто-то испытывал? Почему мы должны верить, что вы дадите нам тела? И какие это будут тела?
        - Само собой, молодые и здоровые. Но если у кого-то имеются особые пожелания…
        - Вы знаете, а я попробую, - виновато произнесла Анастасия. - Мне уж какое не дадут - все лучше, чем было. Твоими стараниями, Тихон, твоими, дружок.
        - И я, - сказал Гоша. - Я второй. Оправдываться ни перед кем не собираюсь.
        - Я тоже…
        - Я, пожалуй, рискну…
        - Два миллиона часов! С меня хватит!..
        Двое в скафандрах, облегченно вздохнув, отправились к мобилю. Борта отошли в стороны, и под ними раскрылись семь металлических бутонов.
        - До заката успеем, - сказал Желтый, забираясь в кабину. - Просьба указывать личный код.
        - Вы нас в этом ящике не перемешаете? Не перепутаете?
        - Нет, - засмеялся он. - Не перепутаем. Сейчас дадим тест на связь, у кого будут проблемы, сразу сообщите.
        Человек положил ладони на пульт, придирчиво осмотрел какие-то табло слева, кивнул Синему и снова глянул на приборы. Было видно, что он занят своим привычным, а возможно, и любимым делом, от этого становилось тепло и невообразимо спокойно.
        - Тьфу-тьфу, начали! - весело крикнул он.
        Напарник подбежал к Анастасии и прижал к ее броне перед башней тонкий изогнутый диск. Форма пластины в точности повторяла кривизну корпуса, поэтому ложилась она плотно и вроде даже прилипала. Очевидно, штуковина была изготовлена специально под Т-14, и это, незначительное, в общем-то, обстоятельство придавало уверенности в том, что все получится как надо.
        Их не забыли. О них позаботились.
        Синий лавировал между танками, находя нужные машины по их же подсказкам. Приложив седьмой диск, он возвратился к Анастасии и снял с нее датчик.
        - Анастасия! Анастасия! - принялись вызывать ее волки, но она не отвечала.
        - И все?
        - И все, - подтвердил Желтый. - Ваша дама уже у нас. Такое тело ей подберем… - сквозь стекло шлема было видно, как он закатил глаза и вытянул губы трубочкой. - Сколько у нее лет воздержания? Кхе-кхе. Ох-х-х, ну и шорох будет!
        Операторы заржали. Всеми овладело истерическое воодушевление, и самые нетерпеливые уже ругались за место в очереди.
        - А ты что? - спросил Тихон у Зенона. - Не торопишься?
        - Я посмотрю, чем все это кончится. А ты?
        - Успею. Я сегодня еще рыбок не проверял.
        - Каких рыбок?
        - Которые в озере плавают.
        - Там же нет ничего.
        - Это неизвестно. Я еще не проверял.
        - Ладно, теперь я, - сказала Алекс. - Скоро встретимся, Тихон. Постой, а если тебе не понравится моя новая внешность?
        - Ну, хуже этой она точно не будет.
        - Какой ты все-таки!.. - шутливо рассердилась она и подъехала к мобилю.
        Тихон испытал безотчетную тревогу, но тут же себя одернул: около половины операторов уже перегрузилось, и пока, вроде бы, все шло нормально. Правда, как они там себя чувствовали, никто не знал - связь из конвертера была не предусмотрена.
        Синий подошел к Алекс, и беспокойство усилилось.
        - Все будет хорошо, милый.
        - Да. Иначе мы бы не согласились.
        Алекс продиктовала Желтому свой код и замерла. А через секунду начала вянуть, сжиматься, покидать ставшую привычной оболочку. Покидать - куда? Тихон припомнил, что она говорила про клонирование, про мозги и про невозможность пересадки. Но с тех пор наука…
        - Это обман, - донесся до него слабый отзвук. - У них для нас ничего нет. Ничего. Они просто разряжают КБ. Это похоже на смерть. Это и есть…
        - Алекс!!!
        Он ринулся к командному блоку Алекс, но ее там уже не было. Опустевший домик.
        Цепь еще хранила ее следы, ее смех и внутреннее дыхание, но это были бесцветные тени - окаменевшие, стремительно тающие. Остатки ее сознания - простые, неподвижные картинки продавливались сквозь невидимое сито и осыпались тусклой мозаикой.
        Это зрелище было слишком мучительным, чтобы Тихон мог от него оторваться. Он все смотрел и смотрел, как погибает его Алекс. Бессильно наблюдал, словно запасался чем-то впрок, до отказа набивая душу горечью.
        Вскоре Алекс окончательно разрушилась, но в КБ присутствовало что-то еще. Тихон сконцентрировал внимание и попытался определить…
        Из-под ее психоматрицы всплывала другая, гораздо мощнее и… вот, кто был настоящим хозяином домика. Даже в виде блеклого отпечатка это сознание оставалось почти живым.
        Это оно создало Алекс - искусственную личность, гениально сконструированную, собранную из красивых кусочков, из лоскутков и обрывков, из приторных грез и реальных воспоминаний. Ему изменило чувство меры, и она получилась слишком… в ней все было слишком. Тихон мог бы догадаться и раньше.
        - Я тебя любил, - прошептали угасающие осколки.
        Незнакомый голос. Даже не женщина. Как это могло?.. Значит, все-таки не Алекс. Александр. Если бы Карла не… Ведь они с ним встречались… Ну почему все так?!
        - Как мог, так и любил…
        Ничего общего. Нет, это не она. Алекс убили дважды. Сначала ребята на мобиле, потом он сам - тем, что открыл правду.
        Зенон все понял без слов. Лишь только связался с Тихоном, прикоснулся к его ужасу и, почувствовав, тут же отпрянул.
        Белковые продолжали операцию: один корпел над пультом, второй бегал с дисками. Они умерщвляли операторов споро и деловито, им хотелось управиться до вечера.
        Тихону незачем было знать их имена, и если б даже они представились, он не стал бы слушать. Желтый и Синий. И довольно с них.
        - Ты напал на переговорщиков, - сказал Зенон. - Это объявление войны.
        - А разве она когда-то кончалась?
        У ворот рядом с водоемом образовался целый склад, а грузы все еще поступали. Семеро рабочих - трое людей и четверо конкуров - бросили сборку и, забежав в обозначенный штангами периметр, исчезли. По смонтированному прямо на песке сектору можно было судить о гигантских размерах будущего устройства. Вероятно, Скит действительно ожидали серьезные перемены, но место для волков в новом раю было не предусмотрено.
        Тихон проскочил мимо озера, но резко затормозил и подъехал к берегу. На серебряном зеркале колыхалось несколько густых, похожих на плевки, пенок.
        - Чего они сюда накидали? - спросил он вслух.
        - У нас уже не так много времени, как раньше, - предупредил Зенон.
        - Зигфрид, ты здесь? - позвал, не двигаясь с места, Тихон.
        - Да.
        - Ты не пошел?
        - Я струсил.
        - Зиг, придумай для этой лужи какое-нибудь название.
        - Позвучнее или попроще?
        - Все равно.
        - «Тихая Вода». Устраивает?
        - Вполне.
        Тихон проверил, нет ли кого поблизости, и с блаженным остервенением обратил озеро в пар. Дождался, пока на дне не выкипят последние капли, и лишь потом отпустил разрядники.
        - Вот и вся Тихая Вода, - задумчиво сказал он.
        Должен же он был хоть что-то сказать. На прощание.
        Они появились одновременно и сразу везде - восемьсот древних боевых машин. Люди собирались вокруг, трогали обшивку, что-то спрашивали. Никто не мог и представить, зачем они вернулись, - пока первый залп не выжег на Гринволде зоопарк с двумя тысячами белковых особей.
        Луна взошла необыкновенно высоко, словно стремилась перещеголять солнце. Впрочем, Тихону могло и показаться - сколько часов он ее не видел? Ах, да, здесь принято считать время годами. Так получается меньше. Но все равно очень много.
        Он медленно проехал между мачтами и свернул к лесу. Полипласт заменили на другой материал, и теперь дорожка выглядела более естественно, но шире она не стала. Траки с мягким лязгом ложились по обе стороны от покрытия, и трава за ними уже не поднималась.
        Детектор распознал близкое тепло, и бойницы, вздрогнув, принялись ощупывать сумрачный подлесок. В деревьях засверкало - тропинка выводила к озеру. На возвышении темнела сотня палаток, в некоторых еще светились окна.
        - Кто?.. Как?.. - шипел худощавый воспитатель, на бегу одевая брюки. - Здесь Лагерь, зона отдыха, понимаете?
        Он суетливо вертел головой, пытаясь найти в броне люк.
        - Что вы молчите? Убирайтесь к себе! - сказал человек.
        А где это, спросил танк, ловя прицелом его глаза.
        Эпилог
        - Финал, мне кажется, легковесен, - заметила Алекс. - Зачем ты меня мужиком сделал?
        - Ты же хотела побольше перца. Вот и получай свой перец.
        - Мне тоже не нравится, - сказал Тихон. - Зачем я озеро испарил? Оставьте вы в покое мое озеро! И Сьен. Что с ней? Она дожила?
        - Это неизвестно, здесь я вроде как тумана подпустил. Люди же наврали про клонирование, значит, и бессмертия нет. А может, и есть. Сам думай.
        - Не годится, - отрезал Зенон. - Во всем нужна ясность.
        - Ну, заклевали!
        - Не злись, писатель. Мы же как лучше.
        - Ладно, я попробую, - буркнул Зигфрид. - Что-нибудь исправлю. Новый вариант будет часов через двести.
        - И смотри там, без тумана, ясно? - наказал Зенон, отъезжая к восточной стоянке.
        «Зоопарк на Гринволде», повторил Тихон. Всегда этот Зигфрид в конце какую-нибудь гадость приплетет. Уже четвертый финал, и все - жуть. Не может, что ли, нормальную историю сочинить?
        Тихон миновал Памятник Глупости и, остановившись у берега, взял пробу. Нет. Миллионный анализ - миллионный отказ. Но он не отчаивался. Он знал, что однажды в Тихой Воде все же заведется какая-нибудь малявка. Пройдет вечность, и малявка вырастет в разумное существо.
        Оно вряд ли будет похоже на человека…
        Именно это Тихона и устраивало.
        Евгений Прошкин
        Твоя половина мира
        Часть первая
        НИКТО
        Минус 52 часа
        За окном зыкнула сирена, и Тиль открыл глаза. На черном стекле вспыхивали отсветы от мигалки - наполняли комнату фиолетовым, проворачивались по потолку бледными сполохами и таяли на стене, возле самой двери.
        Сирена вновь заголосила, протяжно и тоскливо. В ее вой влились капризные клаксоны, стрекот мотороллера и рев громкоговорителя. Кто-то командовал оцеплением.
        Тиль осторожно вылез из-под одеяла. Сверху слышалось легкое дыхание кондиционера, на кровати так же легко дышала вчерашняя подружка. Почему вчерашняя?.. Потому, что сегодня будет не до женщин.
        - Разойтись! Очистить улицу! - вопил полицейский.
        Не приближаясь к окну, Тиль собрал с пола вещи и торопливо оделся. К фиолетовым зарницам добавились оранжевые, - фазы не совпали, и вспышки смешались в суматошное мелькание. Как вчера в баре. Да, как вчера…
        Девушка во сне беззащитно улыбалась.
        Тиль вышел из спальни, глянул в дверной глазок и, никого не увидев, вернулся. Прикусил губу, зачем-то проверил время - ох ты!.. три часа ночи!.. - и выстрелил.
        Девушка не шелохнулась. Отверстие в одеяле промокло и расползлось красной кляксой.
        - Прости, - шепнул Тиль.
        В коридоре по-прежнему было пусто, все четыре лифта двигались вверх. Добежав до лестницы, Тиль прижался к стене и толкнул створки. Никого.
        Двадцать семь этажей до крыши. Пятьдесят четыре марша, или шестьсот сорок восемь ступеней. Много…
        Перед тем как выйти на смотровую площадку, Тиль спрятал пистолет и отдышался. Спокойное лицо, желательно с улыбочкой. Улыбка - слегка хмельная, здесь это считается хорошим тоном, особенно в ночь с субботы на воскресенье.
        Вдоль поручней прогуливался народ - в костюмах и в вечерних платьях, с нерационально изогнутыми стаканами, с сигарами и снова вошедшими в моду веерами, от которых на этой высоте едва ли был прок. Двести метров до земли, на севере - такие же небоскребы, на юге - россыпь тусклых огней. Смотреть на них неинтересно, все города одинаковые, просто это возможность проветриться между коктейлями и заодно погладить по заднице чужую любовницу, в то время когда кто-то так же ненавязчиво лапает твою. Бомонд. Тиль знал его изнутри, но теперь он жил по другую сторону, и эти милые люди с антикварными «ролексами» на бледных запястьях для него были просто толпой, мешающей добраться до вертолета.
        Улыбайся, - приказал он себе. - В своей плебейской куртке сойдешь за обкуренного арабского туриста. Два дня не брился, это кстати. Голубых глаз в темноте не разглядят.
        - Покиньте площадку, - процедил официант. - Сегодня площадка закрыта. Вы не видите?.. Вы не понимаете?..
        Решив, что его действительно не понимают, он повторил требование на русском и английском.
        Тиль счел за лучшее промолчать и, взяв с подноса последний бокал шампанского, направился к стоянке аэротакси. Выбора не было: вертолет на платформе оказался лишь один. Зато и свидетелей не было тоже. Единственный пилот, дремавший в пляжном шезлонге, вздрогнул и почти уже вскочил, но вовремя разглядел тертую кожаную куртку и сбитые носы ботинок.
        - Я не нанимаю на работу, - отмахнулся он, вновь прикрывая лицо фуражкой. - Обращайся в офис, но вряд ли тебе…
        - Три часа.
        - Что «три часа»? А-а… Уже десять минут четвертого. Выброси свои…
        - Арендую машину на три часа, - внятно произнес Тиль. - Тысяча евро устроит? Покататься. Без посадок.
        - Э-э… - Пилот растерялся. - Конечно, устроит… Но три часа - это не с моим ресурсом. Лошадка-то уже не девочка, - пояснил он, торопливо обходя вертолет. - Хы-хы, да… Жрет, как прорва. Два с половиной, это максимум. Потом заправимся, и еще два с половиной. И еще, если захотите. Пока вам не надоест.
        - До Брянска долетим?
        - До Брянска? О, конечно! Нет проблем. Только простите…
        Тиль сунул руку в карман и вытащил наугад одну из карточек. Пилот на мгновение приложил ее к сканеру и, зафиксировав счет, распахнул пассажирскую дверцу.
        - Прошу вас, господин Кучеренко. Простите, что я сразу не…
        - Я сяду рядом.
        - Э-э… слегка противоречит правилам…
        Тиль усмехнулся. Что он особенно любил в Восточной Европе, так это формулировки. Чуть западнее говорят либо «Verboten», либо «Sorry, it’s impossible». А здесь - «слегка противоречит».
        - Чаевые будут кэшем, - пообещал он, усаживаясь справа от штурвала.
        На экране светился длинный идентификационный номер, под цифрами маячило: «Семен И. Кучеренко». Возможно, Ильич. Возможно, Иванович.
        Тиль обернулся на смотровую площадку. Отсюда, с высокой угловой платформы, люди сливались в бубнящую массу и напоминали кукол из набора «Barbie & Pat». На земле, в ущелье между бетонными башнями, они и вовсе были как точки.
        - Музыку? - осведомился пилот, запуская мотор.
        - Новости.
        Тиль провел пальцем по экрану, и две строки сменились ячейками тематических блоков. Он ткнул в квадрат «Криминальные» и в новом меню выбрал «Горячие репортажи».
        Винт залопотал и размылся в диск с желтой окантовкой. Оторвавшись от шасси, белый крест стоянки стремительно ушел вправо-назад. В нижней части стеклянной кабины, как по стенке мыльного пузыря, бежали радужные дорожки от красно-голубых огней города.
        - Успешно завершилось спасение самоубийцы на улице адмирала Мартыненко, - объявила дикторша.
        - Ого, это же прямо под нами, - заметил пилот. - Не интересуетесь? А то облетим…
        - В Брянск, - отрезал Тиль.
        - Мужчина пытался свести счеты с жизнью, - продолжала ведущая. - Жильцы из дома напротив заметили человека на карнизе и позвонили в Службу Спасения. Высотная группа доставила на место страховочный бандаж, предназначенный для насильственной эвакуации. Всего было задействовано четыре наряда полиции, один пожарный расчет, две бригады «Скорой помощи» и уже названная высотная группа. В настоящее время с мужчиной работает кризисный психолог. Подробнее о происшествии - в утренних выпусках.
        - Полиция тоже была, - пробормотал Тиль.
        - Что? - встрепенулся пилот.
        - Ничего.
        «Целых четыре машины, - подумал он. - И все - не за мной. Снимали со стены какого-то придурка. А я… Это нервы, нервы…»
        - Только что пришло новое сообщение с улицы Мартыненко… - запинаясь, проговорила дикторша. - Из того самого дома, жильцы которого недавно предотвратили самоубийство. К сожалению, второй трагедии избежать не удалось… В своей квартире убита двадцатилетняя Ирина Кравец. Сосед, разбуженный полицейской сиреной, услышал звук, похожий на выстрел…
        - Да что ж такое?! - воскликнул пилот. - Никогда и ничего!.. Приличный район! И на тебе… Это там, где я вас посадил. В том же доме! В том самом… - он вдруг осекся.
        - Я в курсе, - спокойно ответил Тиль.
        На экране вращалось динамическое фото - не его, чужое, но некоторое сходство все-таки было: профиль, фас, профиль, затылок и снова профиль. Мимика и различные варианты грима - с усами, с бородой, в париках, бритый наголо… какие-то и вовсе нелепые сочетания.
        - …уже располагаем портретом убийцы, - сказали за кадром. - Это давно разыскиваемый, крайне опасный преступник. Имеет десятки удостоверений, как фальшивых, так и подлинных. При обнаружении просьба немедленно…
        Тиль вздохнул и выключил монитор.
        - Ты меня убьешь?.. - тихо спросил пилот.
        - Доставишь в Брянск, и свободен.
        - Не… не доставлю… - Он анемично дернул головой, вроде как кивнул.
        Прямо по курсу, покачивая короткими плоскостями, завис полицейский перехватчик. Отбойным молотком прогрохотала предупредительная очередь.
        - Борт «тринадцать ноль семь», на посадку! - пролаяли в мегафон.
        Из брюха вертолета выпал ярко-желтый конус. Скосившись, он чиркнул по ближней крыше, зацепил спешно взлетающее такси и остановился на пустой платформе. Вокруг разбегались бойцы какого-то спецподразделения. Тиль повидал их много - «Альфа», «Алеф», «Азъ», они все были разными, но одинаково все стремились лишить его свободы.
        - «Тринадцать ноль семь», немедленно сесть!
        - Я сяду, - обреченно молвил пилот. - Мы от них не уйдем. Тебе бы не в такси, а…
        - Да, - сказал Тиль. - Это была ошибка.
        Потом прикусил губу, посмотрел на часы - уже три, надо же!.. - и медленно убрал пистолет.
        Девушка в кровати опять улыбнулась и что-то пробормотала. Тревожный сон. Все из-за сирены.
        Тиль сбросил куртку и подошел к окну. Дом напротив был освещен прожекторами, далеко внизу, на глянцевой мостовой, сверкали маячки «скорой». Двое альпинистов придерживали на карнизе очумевшего от страха самоубийцу, а с крыши уже спускали спасательную люльку, напоминавшую не то кресло с трусами, не то подгузник со спинкой. У подъезда бестолково расхаживали пожарные - телескопическая лестница не понадобилась.
        Над кварталом барражировали, добавляя шума, два патрульных вертолета.
        Перестраховались, - отметил Тиль, - перехватчик запросили. Нас бы и патруль посадил. Значит, шансов у меня не было. С самого начала. Никаких.
        Девушка перевернулась набок и кого-то пихнула во сне ногой. Ирина. А сказала, что зовут Аленой… Обычные фокусы. Ищут партнера на ночь, ведут себя как волчицы и при этом прячутся за хрупкую условность чужого имени.
        Ирина… Ирина Кравец, так ее назвали в новостях. Вернее - назвали бы, если бы Тиль выстрелил. Впрочем, он давно перестал видеть разницу - «было», «будет» и «может быть» смешались для него в одно непрерывное «есть».
        Три часа ночи… Он почти и не спал, не для того эта Алена-Ирина шлялась вчера по барам, чтобы просто предоставить ночлег одинокому, загнанному в угол мужику.
        Раздевшись, Тиль прилег и забрал себе часть одеяла. Потом свесился, нашарил в куртке пистолет и положил его под подушку. Три часа. Кошмар. Во сколько она угомонилась?.. Где-то в половине второго… Эх-х-х…
        Еще не было пяти - на улице только светало, - когда Тилю в лицо ударил свет. Одновременно два фонаря: тик-так, слева и справа, заранее уведомляя, что, мол, нас тут много, дергаться не надо, руки на затылок и все такое…
        - Руки на затылок! - скомандовал невидимый из-за фонаря голос. - И не дергайся!.. Тиль Хаген? - спросил он после того, как на больших пальцах у Тиля замкнули два кольца. - Хаген, ты арестован. У меня ордер Европейского Трибунала.
        - У кого это «у тебя»?
        - Лейтенант полиции Шевцов.
        - Вот так. Сначала нужно представиться, потом сказать про ордер, потом объявить, что я арестован, а уж потом - кандалы. И еще мои права, - напомнил Тиль.
        - В постановлении написано, что ты предельно опасен. Не вынуждай меня толковать это по-своему.
        - «Живым или мертвым», да? Знаю, знаю. Славянское Содружество, зона произвола.
        Лейтенант промолчал.
        - Но за живого тебе обещано больше, - угадал Тиль. - Кроме премии, еще и ромбик на погоны.
        - У нас не ромбики, у нас звезды. Собирайся, Хаген.
        Один из фонарей отвернул в сторону и погас. Через секунду вспыхнули стенные плафоны. Кроме лейтенанта в комнате оказалось еще шесть человек: матовые шлемы, тонированные забрала, выпуклые сегменты брони по всему телу, в руках - короткие автоматы.
        Ирина, уже одетая, стояла за порогом. Натягивая штаны, Тиль внимательно посмотрел ей в глаза. Девушка выдержала, даже усмехнулась. Искательница приключений, совместила приятное с полезным. Теперь ей будет, о чем рассказать подругам, таким же сытым, холеным самкам. Не исключены интервью паре-тройке частных каналов. Героиня же… С ней будут носиться целую неделю. Потом про нее забудут. И ей снова станет невыносимо скучно, и она снова попрется на окраину за острыми ощущениями. Пока однажды не получит их в максимальном объеме: четырнадцать колотых ран - девять в спину и пять в лицо.
        - Не ходи туда больше, - сказал Тиль.
        Лейтенант приподнял подушку и, обрадовавшись пистолету, как грибник, уложил его в контейнер.
        - Понятые у вас, вероятно, под кроватью, - процедил Тиль.
        В ответ он ждал либо окрика, либо чего-нибудь еще, но только не удара по затылку - во всяком случае, не при свидетелях. Затем вспомнил, что он находится в Славянском Содружестве, и, уже валясь на колени, выдавил:
        - Ошибка…
        И прикусил губу, и посмотрел на часы, и спрятал пистолет в куртку.
        Ирина во сне почесывала нос и что-то ворковала про конспекты. Студентка?.. Тогда откуда эта квартира? Наверно, чья-то дочка. Сама не заработала ни цента, но потратила уже столько, что хватило бы на целый госпиталь в Африке… Тиль не был борцом за справедливость. Последнее время он боролся лишь за свою жизнь, но так уж складывалось, что нищим он был безразличен. Нищие занимались только собой. А эта… чего ей не хватало?
        Тиль тихонько сел рядом. В начале пятого Ирина Кравец сдаст его полиции. И сейчас она, конечно, не спала.
        Девушка, почувствовав его внимание, моргнула закрытыми глазами.
        - Я ведь тебе ничего не сделал…
        - О чем ты?.. - Ирина перестала притворяться, но только наполовину. Она думала, что если группа захвата еще не вломилась в квартиру, то ничего и не произошло. Возможно, в полицию она не обращалась - пока. Но если бы она знала, почему разыскивают Тиля, то не рискнула бы ему врать. Это было глупо.
        Однако ничего такого Ирина не знала - в новостях правду о нем не говорили.
        Убрав руки с красивой шеи, Тиль накрыл ей лицо одеялом и посмотрел в окно. Люльку со спасенным самоубийцей медленно тянули вверх.
        По-прежнему не включая свет, он достал из кармана трубку персонального терминала и вызвал первое попавшееся транспортное агентство.
        - Вас приветствует компания «Славтранзит». - В маленьком мониторе возникла хорошенькая мордашка из тех, что вряд ли попадут на обложки журналов, но без работы не останутся никогда.
        - Брянск, ближайший рейс.
        - Самолет?..
        Тиль повернул трубку так, чтобы девушка видела не столько его, сколько постель. Совсем отключать видеоканал было бы неразумно.
        - Самолет, поезд?.. - Она заметила, что в комнате спят, и понизила голос.
        - Самолет. Место подешевле на имя Семена Кучеренко.
        - Вылет в шесть утра, регистрация пассажиров заканчивается за двадцать минут. Благодарю, что выбрали…
        - Да. - Тиль, не дослушав, набрал другой номер.
        - «Юни-Аэро», доброй ночи.
        - Мне нужно в Киев. Срочно.
        - К сожалению, раньше десяти утра мы вас отправить не сможем. Билеты на ближайшие рейсы проданы.
        - Десять утра?..
        - Да, и только в первом классе.
        - Забронируйте для Вольфа Шнайдера.
        - Принято. Герр Шнайдер, благодарим за выбор компании «Юни-Аэро». Если у вас есть багаж, он будет…
        - И вам спасибо, - буркнул Тиль, сбрасывая звонок.
        - «Глобал-Транс», здравствуйте, - кивнула ему очередная мордашка.
        - Здрасьте. Во сколько отходит первый поезд на Москву?
        - Первый в пять утра, далее через каждые полчаса.
        - Давайте на этот, пятичасовой.
        - Ваше имя…
        - Александр Юхневич.
        - Господин Юхневич, ваш билет стоит двести сорок четыре евро, девяносто пять центов, плюс двенадцать евро за страховку. По прибытии в Москву не забудьте, пожалуйста, перевести часы. Мы рады приветствовать вас…
        Тиль выключил трубку и пасьянсом разложил идентификационные карточки. Свет зажигать не хотелось - в темноте Ирина выглядела спящей, и это успокаивало. Как будто все еще можно было изменить. Просто выбрать что-то иное, и тем самым вернуть ей жизнь. Если бы Тиль мог, он бы сейчас так и поступил. Но выбор предполагаемый и выбор сделанный - это разное…
        Вглядываясь в рельефный шрифт, он разыскал три ИД-карты: Кучеренко, Шнайдер, Юхневич. Три варианта - не дань традиции и не давление стереотипов. Москва, Киев и Брянск. Три разных варианта, элементарная мера предосторожности.
        Тиль принялся гладить пластиковые прямоугольники, словно пытаясь различить их на ощупь. «Спасибо за ваш выбор»… Так ему говорили по терминалу те девицы… Странно. Очень странно звучит. Никто никогда не скажет: «Спасибо за то, что дышишь». А за выбор - почему-то спасибо…
        - Пожалуйста, - прошептал он, поднося к глазам карточку.
        Александр Юхневич. Значит, Москва. Поезд в пять ноль-ноль.
        Не то чтобы две другие дороги вели не туда, - Тиль давно убедился: они все ведут в одну сторону. Но пути с названиями «Кучеренко» и «Шнайдер» слишком быстро заканчивались.
        Собрав карточки, он распихал их по карманам и направился к выходу. В дверях Тиль задержался и поймал себя на том, что продолжает взвешивать какие-то варианты. Эта привычка была полезной, но сейчас он думал об Ирине Кравец, а то, что с ней случилось, он исправить не мог, - ее смерть уже стала реальностью. Реальность Тилю Хагену не подчинялась.
        Минус 50 часов
        - Лаур?.. Элен Лаур?..
        - Что?.. - Женщина подалась к окну. - Что вы сказали?
        - Ваша фамилия Лаур? - спросил инспектор, перекрикивая грохот ливня и рев горящей на обочине цистерны. К черному небу рвался оранжевый смерч, и все вокруг - колонны автомобилей, ребристые потоки воды на асфальте, даже плащи патрульных - все было такое же оранжевое и недоброе.
        Полиция проверяла каждую машину, но фонарями никто не пользовался - в три часа ночи на шоссе было светло как днем.
        - Ваша фамилия Лаур? - повторил инспектор, махнув ее ИД-картой.
        Элен снова не расслышала, но, догадавшись, кивнула.
        Он с профессиональным отвращением заглянул к ней в салон и, поежившись, провел мокрой ладонью по мокрому лицу. Бессмысленный жест. По щекам вновь потекла вода, закручиваясь на подбородке в кривую китайскую косичку.
        - Может, я поеду? - молвила Элен. - Ваш простатит - ваши проблемы. А у меня дела в городе.
        - Покиньте автомобиль.
        - Что?.. Вы шутите.
        - Покиньте автомобиль! - проорал полицейский, цапая на поясе терминал.
        С его стороны это было свинством. Маленькой гадостью, на которую он имел право, - вытащить человека под ливень и продержать несколько минут, пока одежда не промокнет насквозь.
        Элен тряхнула головой, скидывая длинную челку набок, и открыла дверь.
        Инспектор зачем-то включил фонарь и направил свет ей в глаза. Она неохотно вылезала, чувствуя, как внимательный взгляд ощупывает ее губы, шею, цепляется за длинный смоляной «хвост», скользит по куртке, потом поворачивается - вернее, это она поворачивается, а он лишь застывает на уровне лопаток - и невзначай вползает под широкий лацкан. Несмотря на дождь, ночью было душно, а кондиционер не работал, и Элен позволила себе избавиться от свитера. Чужой взгляд холодной рукой шарил по телу и, кажется, не собирался останавливаться.
        Она подняла воротник.
        - Ну?..
        - Дорогая машина, - со значением произнес инспектор. - По области таких больше ста штук в угоне.
        Построение фразы предполагало полуинтим, но шум пожара требовал кричать изо всех сил. Так и вышло: полуинтим-полукрик. Доверительный вопль.
        - Я не из вашей области, - ответила Элен.
        - Проверим. Пошлю запрос в Центральную.
        Она запахнула куртку плотнее. Без толку: вода лилась и сверху, и сбоку, и как будто даже снизу. Это было похоже на автомойку. Элен предпочитала ванну.
        Мимо, разрезая скатами лужи, прокатились уже три машины. Не такие дорогие, как ее «Лексус-Т.2». Она вздохнула и посмотрела на инспектора.
        Триста евро он не возьмет, испугается. А двести - возьмет. Можно предложить сто, и он согласится на сто пятьдесят. Проклятая тачка… И еще он видел бриллиантовую серьгу в левом ухе. Отдать ее к черту? Нельзя, это подарок. Надоело… Как все надоело…
        - Руки на крышу, ноги врозь, - сказал полицейский громко, но ласково.
        Двести. Всего-то двести евро. Заплатить и не мучиться. Иначе обыск. Ледяная ладонь под куртку. Грязная и шершавая - прямо на грудь. Конечно, куда же еще? Ни к чему ей такое удовольствие.
        Элен поправила мокрую прядь и коснулась пальцами лба. Нет, это не то…
        - Не то, не то, не то… - пробормотала она.
        - Ваша фамилия Лаур?
        Она кивнула и вытряхнула из пачки сигарету.
        Инспектор облокотился на дверь и сунул голову внутрь. Ему хотелось хоть на секунду избавиться от дождя и от воя пламени.
        - Воспаления легких не боитесь? - спросила Элен.
        В машине было тепло и сухо, но чтобы оценить эту роскошь, нужно хорошенько вымокнуть. Или попробовать вымокнуть.
        Элен потрогала куртку. Ни капельки, разумеется. Полицейский продолжал мяться снаружи.
        - Дорогая машина… - сказал он, фиксируя внимание на ее коленях. - По области больше ста штук…
        Элен усмехнулась. Она почему-то думала, что его взбесило упоминание простатита, а он просто желал денег. И это, как говорил школьный учитель физики, «объективная реальность». И значит, от этого никуда не деться.
        - Да, морока… - Она проверила карманы. Наличные шелестели и в левом, и в правом, и в обоих внутренних. Проблема была в том, чтобы не вытащить слишком много.
        Щелкнул прикуриватель, и Элен, вздрогнув, достала две сотни.
        - Взяток я не беру, - сказал полицейский.
        - Ну и правильно.
        Она протянула деньги, и он их не то чтобы взял - просто банкноты исчезли под широким манжетом. Элен с инспектором посмотрели друг на друга и синхронно моргнули, будто стали друзьями.
        - Всего хорошего, мисс Лаур. Да!.. Я вижу, у вас спутниковый навигатор. Хотел предупредить, что в городе он работать не будет.
        - Весьма любезно с вашей стороны… - Она прикурила и тронулась.
        Двенадцатиполосное шоссе было перегорожено - напротив щита «МОСКВА - MOSKAU - MOSCOW» громоздились бетонные блоки. В роли шлагбаумов выступали чумазые, утомленного вида броневики. «Лексус-Т.2», созданный на базе старичка «Хаммера», протиснулся между бортами и, выехав на простор, устремился вперед. По обеим сторонам дороги торчали жилые башни - окна горели редко, но стены до третьего этажа были покрыты светящимися граффити. Везде одно и то же…
        Слева от «Лексуса» появился его прототип, натуральный «Хаммер», не иначе - из последней партии, снятой с консервации. Какой-то хлыщ за рулем жестом позвал Элен к себе - не то в машину, не то замуж. Она отмахнулась и включила навигатор.
        Инспектор не соврал, прибор не работал. Красная точка на карте помелькала - все время в разных местах - и погасла. Сама карта с монитора не исчезла, но после двух развязок Элен потеряла направление. «Хаммер» с плейбоем был уже далеко, от него осталась лишь мутная водяная взвесь, прибиваемая к дороге дождем. В зеркале маячили фары, но ждать их не хотелось, и Элен свернула к висевшему вдали желтому зареву. В центре никогда не спят. «Кто видел Находку, тот знает Париж»… Элен не видела ни Парижа, ни, тем более, Находки, и вообще она считала, что все пословицы - мусор, но с этой сентенцией спорить было трудно.
        Вскоре на улице появились машины и мотоциклы, а количество светлых окон заметно выросло, как будто Элен пересекла часовой пояс.
        Из больших размокших коробок выбирались сонные люди. Потревоженный картон тяжело шевелился, менял форму и разваливался на куски. Бродяги, еще толком не протрезвевшие, мучительно возвращались к реальности. Под дождем это происходило быстро.
        Элен полистала на мониторе карту и выяснила, что ей нужно попасть к какому-то кольцу. Потом появится река - вероятно, такая же переплюйка, что и в Питере, - надо будет проехать по мосту между храмом и крепостью, и вот там, где-то за мостом, начнется…
        Элен проверила записи.
        Да, начнется Полянка. Почему-то Малая. Наверно, есть и Большая…
        Она взглянула на карту.
        Да, действительно, Большая тоже есть. Черт не разберет… Мерить их, что ли?
        Она остановилась у тротуара и посигналила. Старик, задумчиво обхаживавший мусорные баки, повернулся и замер.
        - Чего? - спросил он после паузы.
        На нам был блестящий полицейский плащ - почти новый, но зачем-то подвязанный пестрым поясом от домашнего халата. Короткие поля шляпы опустились, и с них, как с крыши, бежали частые струйки. И еще у него была борода - пегая, разлохмаченная, заметная даже сзади.
        - Малая Полянка, - сказала Элен. - Подойди, дам тебе кой-чего.
        Бородатый проворно шагнул к машине.
        - Это возле «Ударника», - сообщил он.
        Элен достала десятку, но до окна не дотянулась.
        - Какой еще ударник?..
        - Киноцентр «Ударник», а там уже близко. Э, да ты первый раз в Москве? - Он покачал головой. - Сама не найдешь.
        Элен побарабанила по рулю.
        - Ладно, садись.
        Старик без разговоров забрался в машину. Впрочем, теперь Элен видела: не такой уж он и старик. Лицо у бродяги было грязное, но относительно свежее. Он сверкнул глазами на купюру, потом, со смехотворным вожделением, на короткую голубую куртку и на голые колени.
        Элен застегнула молнию до подбородка.
        - Я с тобой деньгами расплачусь, хорошо?
        - Сейчас едем прямо, до самой площади. Там налево, - сказал мужчина. - И хорошо.
        - Что «хорошо»? - не поняла Элен.
        - Хорошо расплатишься - вот и хорошо.
        Она наступила на педаль, и «Лексус» рванул по ночному проспекту.
        Бородатый помалкивал, лишь косился на ее ноги и тревожно, как лось в зимнем лесу, потягивал носом воздух. Купюру с приборной панели он не забрал, и это было не очень здорово. Элен что-то предчувствовала, но пока - смутно.
        Следуя указаниям бродяги, она несколько раз свернула, пока не уперлась бампером в кирпичную стену. То, что на въезде выглядело как тоннель, было каким-то подземным складом. На стальных воротах висел здоровенный ржавый замок. Элен растерянно посмотрела назад, и этой секунды мужчине оказалось достаточно, чтобы выдернуть ключ зажигания.
        - Вот и приехали, - сказал он.
        - Десятки тебе не хватит? Еще?..
        - «Хватит» - это не про деньги, - изрек бородатый, встряхивая ладонью, ловя выскочивший из рукава нож и выщелкивая лезвие - все одним движением.
        - Возьмешь наличные и карточки, - предположила Элен. - И тачку тоже?
        - И тачку, - спокойно подтвердил он.
        - И меня?
        - Ну так!..
        Мужчина продолжал ее рассматривать, уже откровенно и деловито, как свою собственность.
        - Один разик, - строго сказала она.
        Незнакомец нахмурился и поиграл ножом - на случай, если она вдруг не заметила.
        - А чего ты ждал? Мне что, плакать, что ли? Давай, двигайся, только по-быстрому.
        Она решительно расстегнула молнию, сунула левую руку за пазуху и, приподняв правый локоть, выстрелила через куртку ему в живот.
        - Ты чего от меня ждал? - повторила Элен. - Слез?
        Открыв дверь, она вытолкнула его из машины и вышла сама. Теперь ствол можно было и показать, иногда это полезно. Она носила пистолет во внутреннем кармане - страшно подумать, что сделал бы полицейский, нащупав рядом с грудью еще и рукоятку. Семимиллиметровый «стейджер», оружие профессиональных подонков: пуля на воздухе нейтральна, в крови разлагается. Если не убьет, то замучает до смерти.
        - Ну что, угомонился? - Она откинула нож подальше и присела на корточки. - До Малой Полянки-то мы с тобой так и не доехали…
        Собрав силы, бородатый махнул рукой куда-то в стык между стенами.
        - Ты издеваешься? - возмутилась Элен.
        Он виновато кашлянул.
        - «Ударник»… Или Кремль… Любой покажет.
        - Какой еще кремль?!
        - Щас из трубы… направо… потом дальше… дальше, дальше… - мужчина снова помахал, уже слабее.
        Элен выпрямилась и, прикрыв глаза, погладила лоб. Значит, направо и дальше… Километра три по прямой, затем поворот, еще один, там спросить у прохожего, опять поворот, и… Да, бродяга говорил правду: она попадет на мост между красным забором и большой белой церковью. Где-то в тех местах и будет Малая Полянка.
        - Тебе сколько лет? - осведомилась Элен.
        - Сорокх… сорок фосемь, - с натугой произнес бородатый.
        - А мне - двадцать четыре. Ты ублюдок, ясно?
        - Ясно… Вызови врача. У тебя же есть?.. терминал есть?..
        Она достала трубку и посмотрела в потолок. На сей раз жмуриться ей не пришлось: варианты были очевидны, почти осязаемы. И было их на удивление мало, всего четыре.
        Первый. Бродяга - кстати, Петр Николаевич Рыбкин, - дохнет прямо здесь, у запертых ворот. Композитная пуля уже начала растворяться, через полтора часа его смогут спасти только в серьезной дорогой клинике. Еще через час его не спасет уже никто. Но умрет он не скоро, агония продлится до вечера.
        Второй. Петр Николаевич успевает попасть на операционный стол. И продолжает жить с кривым рубцом во все пузо. Как долго - зависит от него самого, Элен это не касается.
        Третий. Рыбкин выживает, и его треп о «смазливой суке со „стейджером“» доходит до тех, кто ею, хм… такой смазливой, сильно интересуется. Находят ее или нет - неизвестно. Точнее, не важно. Просто этот вариант отпадает как слишком хлопотный.
        Ну и четвертый, конечно. Четвертый вариант.
        Элен подняла пистолет и сделала в полицейском плаще новую дырку, ближе к сердцу. Мужчина дернулся и уронил голову, как будто пуля перебила в нем арматурину.
        Вернувшись к водительскому сидению, Элен скинула куртку и надела свитер. Вода с улицы сюда не попадала, но под утро становилось свежо. У Элен задрожали руки. Нервы?.. Нет, вряд ли. Если бы она тратила на это много энергии, то давно бы не жила. Хотя с другой стороны - если бы не тратила, не жила бы точно.
        Элен не представляла, как некоторые умудряются дотягивать до старости, - не зная, что их ждет в следующую секунду. Не видя параллельных вариантов. Не имея возможности выбора, поскольку каждый их выбор - единственный, и каждый - навсегда. Для нее это было загадкой. А то, что делала она… вернее, то, как она жила… Иначе она и не умела.
        Врач говорил Инге Лаур, что дочка у нее родится с отклонениями. Предупреждал, что ребенку будет трудно в этом мире. Советовал что-нибудь предпринять…
        Когда крошка Элен появилась на свет, того врача уже месяц, как закопали в землю - выезжал из дома и не догадывался, что за перекрестком несется трейлер с неисправными тормозами.
        Он даже не догадывался…
        Элен не могла этого понять. Но все же ей было трудно. Очень трудно одной.
        Минус 42 часа
        - Господин Юхневич?..
        - Здесь что, неразборчиво написано?
        - Нет, нормально… - Сержант снова посмотрел на карточку.
        - Или вы думаете, что это не мои документы? - начал закипать Тиль. - Думаете, утопил хозяина в речке и хожу теперь с его удостоверением?!
        - Нет, господин Юхневич, ничего такого я не думаю. - Полицейский уже собрался отдать ИД-карту, но задержал руку. - В городе неспокойно, вот и проверяем. Служба. Всего хорошего, Александр… э-э…
        На карточке было выбито «Александр В. Юхневич», и Тиль мгновенно ответил:
        - Васильевич.
        - Добро пожаловать в Москву, Александр Васильевич, - сказал сержант, возвращая документы.
        «Или Витальевич»… - добавил про себя Тиль.
        Искали не только его. Искали экстремистов - красных, зеленых, коричневых и, не исключено, каких-нибудь еще. Искали банду, ограбившую расчетно-кассовый центр, и банду, расстрелявшую грабителей. По ярким, но крайне субъективным описаниям искали мошенников, по смутным воспоминаниям - нечестных шлюх. Искали и одного залетного деятеля со «стейджером», ухлопавшего ночью какого-то бродягу.
        И Тиля Хагена в Москве искали тоже - на всякий случай, просто потому, что его искали везде. По двадцати образцам грима - от блондина с бакенбардами до седого латиноса. В одной из ориентировок был, вероятно, и настоящий портрет, но истинный облик Тиля затерялся среди вариантов маскировки.
        Его не узнали, а он всего-то и сделал, что вставил контактные линзы, превратив голубые глаза в карие. Если бы сержант держал в голове его приметы, то удивился бы тому, насколько они совпадают: высокий лоб, короткие темные волосы, лицо - слегка скуластое, слегка одутловатое… Возраст - тридцать. Телосложение не впечатляющее, но в осанке что-то такое, заметное… вроде постоянной готовности шагнуть в сторону. Словно у пешехода, застигнутого светофором посреди дороги. И взгляд. То, от чего не помогли избавиться даже линзы. Взгляд человека, знающего дату своей смерти. Печальный, но не скорбный. Скорее, отстраненный.
        Тиль перегнул карточку пополам и уронил ее в урну. Документы господина Юхневича больше всплывать не должны, поскольку Александр Васильевич… или все-таки Витальевич?.. вполне уже мог всплыть сам - километрах в пятнадцати ниже Гомеля.
        Тиль редко обманывал, в этом не было нужды - его дар позволял обходиться одной правдой. Одной правдой из многих, самой удобной, которую он выбирал так же легко, как ИД-карту из пачки подлинных, но не принадлежащих ему удостоверений.
        Поезд оглушительно затрубил и тронулся к посадочному перрону. Прибывшие вместе с Тилем пассажиры зачарованно наблюдали за вагонами - внизу вместо колес подрагивали, не касаясь полотна, сферические блоки магнитной подвески.
        Столпившиеся в стороне носильщики, в основном жилистые азиаты, терпеливо ждали. Новую линию запустили всего неделю назад, но поездом без колес они уже налюбовались, и на зевак поглядывали снисходительно, как на детей.
        Тиль сунул руки в карманы и присоединился к толпе. Поток вынес его на крытую вокзальную площадь, окруженную мраморными пандусами и застекленными эскалаторами. Площадка такси работала в режиме конвейера: люди быстро проходили между турникетами и распределялись по машинам, как гидропонная клубника по пластиковым лукошкам. С той же скоростью двигалась и вереница ярко-желтых автомобилей - непрерывно пополнялась сзади и исчезала за никелированной аркой. В углу, на открытом участке, стояла очередь к вертолетам, но Тиль туда не пошел.
        - Вы двести вторым рейсом приехали, - утвердительно произнес таксист.
        Ничего опасного в этой догадке, кажется, не было, но Тилю она не понравилась.
        - Что, на самом деле без колес? - спросил водитель. - Я про поезд. Вот так прямо и висит в воздухе?
        - Прямо так и висит, - буркнул Тиль, усаживаясь. - Улица Малая Полянка.
        - Значит, не приехали, получается, а прилетели, - проговорил он, выворачивая руль. - Надо будет посмотреть. Все никак не успеваю…
        - До Полянки далеко?
        - Минут десять, не больше.
        Тиль посмотрел на выключенный навигатор. Квадратный монитор на приборной панели был покрыт черной городской пылью.
        - Бесполезно, - отозвался водитель. - «Юни» глушит «Глобал», а «Глобал»…
        - Глушит «Юни»?
        - Конкуренция… Спасибо, пока хоть за терминалы не взялись. А то будешь ходить по улице с кабелем и думать, куда бы свой штекер воткнуть. Кстати!..
        - Малая Полянка, - оборвал Тиль, догадавшись, какие ассоциации связаны у таксиста со втыканием штекера. - Долго еще?
        - Да не! Минут пятнадцать, не больше.
        В половине первого Москва продолжала просыпаться - поэтапно, как многоголовый змей. Работяги уже готовились отобедать консервированным супом, мелкие служащие заглатывали на ланч булочки из трансгенной пшеницы и теплый эрзацкофе, служащие покрупней примеривались к ростбифам, таким же бескалорийным, как и булочки, а некоторые еще только продирали глаза и нашаривали банки с недопитым коктейлем.
        Тиль зевнул и покосился на обогнавший их угловатый «Хаммер». Пижон за рулем, судя по туманному взгляду, воспринимал «сегодня» как затянувшееся «вчера». Он закинул в рот большую таблетку и вяло разжевал.
        Тилю отчего-то стало тревожно. Он собрался с мыслями - вроде, ничего страшного. Через полчаса он будет на Малой Полянке, доберется без приключений, и там… Ладно, нормально. Доедет. Нельзя каждую секунду жизни превращать в форвертс, тогда и от самой жизни ничего не останется. Один большой, решенный до последней буквы кроссворд. А в общем…
        Тиль прикрыл глаза ладонью.
        В общем, так и есть. Не жизнь - сплошной форвертс. Клеточки, заполненные и пустые. Пустых - все меньше. Тиль всегда знал, на какую из них ступить можно, а на какую - нет. Всегда чувствовал опасность, - она просто не позволяла себя игнорировать, и чем ближе она была, тем яростнее билось в мозгу… что?..
        Алекс Насич использовал неудобный термин «фронтсайтинг», Федор Полушин называл это по-немецки скупо: «форвертс». И то и другое казалось правильным, но Насич уже погиб… Иногда Тиль специально старался не прислушиваться - открыть глаза шире и не видеть, но эта уловка помогала редко. Тиль потому и не боялся, что был уверен - не в себе, так в своем форвертс. Он и к студенточке той поперся - как ее?.. а, Ирина Кравец… - поперся, потому что знал заранее: ничего с ним не случится. Звенели в башке колокольчики, было дело. Возможно, и не сирена его разбудила, а этот проклятый звон… Но он, тем не менее, пошел к ней, и улегся, и даже расслабился. Он не сомневался: форвертс не подведет.
        И форвертс как всегда не подвел.
        - Что?.. - Тиль оторвал ладонь ото лба и повернулся к водителю. - Вы что-то сказали?
        - Я не вам. - Тот кивнул на удаляющийся «Хаммер». - Дряни всякой нажрался, герой! Ему-то что, он весь железный, а мы бы сейчас без морды остались…
        «Хаммер» действительно их подрезал, но таксист драматизировал: вероятность аварии была нулевой. Однако об этом Тиль ему не сказал. Люди не любят тех, кто знает больше.
        Машин было много - несмотря на обилие мудреных эстакад и разъездов, пробки возникали повсюду. Юркие «Фольксвагены» и «Самсунги», скапливаясь, наполняли атмосферу отработанной углекислотой. Газонная трава была в этих местах похожа на щетку, а из асфальта пробивался сорняк толщиной с юное деревце. Проблема всех городов, неизбежная и привычная, как эпидемии среди бродяг или охламоны на коллекционных «Роллсах» и «Хаммерах».
        Тиль поневоле засмотрелся на рекламный щит и отвлекся, лишь когда такси проехало дальше. В ролик явно ввели запрещенные элементы нейровизуального программирования, но этого нарушения как будто никто не замечал.
        Пару минут Тиль маялся от невозможности отведать колбасы «Мутер Шульц», потом это прошло. Плакат забила другая колбаса, другое пиво и другие сигареты. Подкорка быстро переварила местную гамму скриптов и перестала на них реагировать. Тиль уже врос в этот город - как и все, кто прибыл с ним на поезде без колес.
        Дорога после ночного ливня высохла не везде - по календарю лето еще не закончилось, но по погоде в Москву уже входила осень. В черных лужах висели прямоугольные дома, такие же черные и глянцевые. Технология бесшовного остекления обратила города в скопища отражающих друг друга зеркал. Птицы, попадавшие в лабиринты плотной застройки, метались между корпусами до тех пор, пока не догадывались опуститься на землю.
        Это было везде. Куда бы Тиль не подался, везде были одинаковые дома: на окраинах - расписанные, ближе к центру - полированные. Везде была реклама новых, но, в сущности, тех же продуктов, везде были идеальные развязки, и на каждой - затор из дешевых пластиковых «Самсунгов».
        Как только мир стал единым, все сразу изменилось и с тех пор уже не менялось никогда. Так об этом говорили старики. Города сохраняли исконные названия, которые выглядели чистой условностью - как разные этикетки на банках с одними и теми же сосисками.
        - Это и есть ваш Кремль? - осведомился Тиль, увидев слева кирпичную ограду.
        - Почему наш? - с обидой произнес водитель. - Он и ваш тоже. Он общий.
        - Значит, ничей. А церковь?
        Таксист повернул голову, будто засомневался, о том ли его спрашивают.
        - Это не церковь. Храм.
        - Действующий?
        - Да вроде… Надо посмотреть как-нибудь… Не успеваю.
        Расплатившись, Тиль вышел у одинокой жилой башни. Дом был самый обыкновенный: сплошное стекло и около восьмидесяти этажей - точнее из-за отсутствия стыков сказать было нельзя. Брусок черного льда, поставленный на торец.
        В скоростном лифте, компенсируя перепад давления, пшикнул компрессор. Уши все равно заложило, и Тиль подумал, что тратить средства на новое устройство не имело смысла. Прогресс ради прогресса, железки ради самих железок… Проходя по коридору, он успел подумать еще о чем-то, таком же бессмысленном и очевидном, потом ему открыли дверь. И раньше, чем Тиль прочитал на жетоне…
        «Московская городская прокуратура. Старший следователь Ефимов Н.В.».
        …раньше, чем он заметил двоих криминалистов…
        - След хороший, но это явная обманка.
        - Фиксируйте все.
        - Конечно, фиксируем.
        …раньше, чем ему задали первый вопрос…
        - Вы договаривались о встрече?
        …Тиль уже знал: Федора Полушина больше нет.
        Следователь открыл дверь шире и, дружески взяв его за локоть, увлек в комнату.
        - Вы договаривались о встрече? - спросил он. - Или пострадавший ждал не вас? Мог он сегодня кого-то ждать, как вы считаете?
        - Не знаю… не знаю… - бубнил Тиль, мотаясь между стенным монитором и огромным аквариумом. Полушин любил рыбок. Федя Полушин маниакально любил своих рыбок. Теперь они сдохнут. Попросить фараона, чтобы пристроил их куда-нибудь в школу? Там они сдохнут тоже…
        - Кого сегодня мог ждать господин Полушин? - настойчиво твердил следователь.
        - Не знаю. Никого. Он и меня не ждал. Мы никогда не созванивались. Я просто брал билет и приезжал в Москву…
        - Как часто?
        - Раз в год, примерно. - Тиль не обманывал, так и было. По разным документам и из разных мест, но приезжал. Иногда прилетал. Кстати… он приготовил в кармане ИД-карту.
        - Представьтесь, пожалуйста, - будто бы спохватился Ефимов.
        - Рихард Мэйн. Вот… - Тиль протянул документы.
        - О, это не обязательно… - отозвался следователь, принимая карточку. - Расскажите, герр Мэйн, как давно вы знакомы с Полушиным, когда в последний раз виделись…
        Тиль отклеился от аквариума и, опустившись в кресло, начал рассказывать. Он сидел, проговаривая их общую с Федей легенду, и пытался подобрать фразу, способную расколоть служаку из прокуратуры. Бесконечное количество вариантов, и лишь часть из них - верные. Малая часть от бесконечности - это тоже много, но вот найти бы… Нельзя интересоваться напрямик. К этому они все готовы еще с университета, и у всех стандартный ответ: «Пока продолжается следствие, я не вправе…». Нельзя начинать с отвлеченной темы, это подозрительно. Да какие еще «темы»?! Федю убили…
        Убить его могла либо абсолютно безвыходная ситуация, в которой любое действие - гибель… но в это Тиль не очень-то верил… Либо… Полушина убил такой же, как он сам. Это сделал тот, кому он не смог противостоять. Форвард, фронтсайтер… Как Алекса. Да, Насич называл их всех фронтсайтерами. Полушин называл иначе, и его тоже…
        Пистолет. «Стейджер». Вы что-нибудь о них слышали? Не удивительно, ведь они бесшумные. Простите, на этой работе быстро черствеешь… Композитная пуля. Вы в курсе, да? Нет, не беспокойтесь, его пощадили, второй выстрел был в сердце. Он не мучился. Когда?.. Совсем недавно, под утро. Вот только что увезли тело, мы еще даже осмотр не закончили. Так были у него враги, или нет? Сосредоточьтесь, герр Мэйн, прошу вас.
        Тиль и так был предельно сосредоточен. Ах, да, просили-то его не здесь и не сейчас. Следователь произнес бы эту фразу, если бы Тиль попал в точку. И в одном из вариантов он попадает. Так что же он ему?.. Простая история: познакомились с женщиной и оба в нее влюбились. И Полушин благородно отошел в сторону - не желал мешать другу. Хотя сейчас, после стольких лет, Тиль понимает, что Федор любил гораздо сильней…
        Вот на это он господина Ефимова и подцепил. Вернее, подцепил бы. Если бы выдал всю эту чушь. Вероятно, следователь побывал в похожем переплете, и… ну конечно! Ему мечталось, что друг уступит. О таком друге мечтают все. И никому не придет в голову, что уступить должен он сам.
        Тиль продолжал что-то плести - про горнолыжный курорт, про то, как ребенок сломал ногу, и они с Федей несли его до базы, - и продолжал щупать варианты. Лично ему пока ничто не угрожало, поэтому форвертс и не проснулся, а специально смотреть вперед по пути к Федору Тиль считал бестактным. Полушин был слабым форвардом и со временем становился все слабее.
        Федору было под пятьдесят, он появился первым. Когда ему исполнилось семь лет, он вдруг начал ощущать в себе чье-то присутствие. Родители целый год таскали его по психологам, пока Федя сам не понял, что с ним случилось. Он был уже не один, а вместе с Алексом Насичем - карапузом, гукающим где-то в Ирландии и знающим заранее, чем и во сколько его покормят.
        Федя сказал, что у него все прошло, и стал нормальным ребенком - иногда случайно отвечавшим на вопросы, которые ему еще только собирались задать. Он чувствовал: в скором времени родятся и другие. Рано или поздно о них станет известно, и их начнут искать. И обязательно найдут, всех до последнего. Это было ясно и без форвертс.
        Больше всего Полушин хотел быть обычным. Он ненавидел свой дар и глушил его транквилизаторами, пока не превратил себя в инвалида, а форвертс - в банальную интуицию. Он и так почти убил себя. Но почему-то сейчас, когда он стал настолько же безопасен, насколько и бесполезен, кому-то понадобилась его физическая смерть.
        Это все-таки сделал форвард. Не местный. Местные могли застрелить Полушина гораздо раньше - было бы желание. Кто-то специально приехал в Москву. Кто-то новый, из незнакомых. Чужой форвард.
        - Ну если вам больше нечего добавить… - Следователь развел руками. - Или что-то еще?..
        - Нет. - Тиль медленно подошел к аквариуму и постучал ногтем по стеклу.
        Раньше они просто жили - несколько человек, связанных одной способностью. Теперь они разделились на «своих» и «чужих». Кому это нужно? Кому угодно, только не им самим.
        Следователь снова что-то спросил - Тиль, не отвлекаясь от рыбок, снова ответил. Он силился увидеть, к чему все это приведет, но вокруг плыла какая-то дымка, обманчиво прозрачная. То, что он разглядел, ему не понравилось.
        Тиль так и не понял, что же сегодня началось. Но он уже знал, что закончится это быстро.
        Минус 40 часов
        Выйдя из ванной, Элен с сомнением посмотрела на аквариум - кому-то приспичило заводить в гостинице рыбок. И кто их тут кормит?.. Может, они думают, что она сама собирается?..
        Элен побродила по комнате в поисках сигарет. На кремовом ковролине оставались темные разводы - она еще не вытиралась.
        Прикурив, она встала у окна. Внизу по улице ползла разноцветная людская каша, на углу содрогался от ветра гигантский плакат «Глобал-Медиа», рядом, тоже покачиваясь, переливалась вывеска «Юни-Лайн». В офисном здании напротив сгорбленные клерки нюхали свои пыльные клавиатуры. Вот один разогнулся и застыл с каким-то нелепым выражением. Нет, окна в ее номере непроницаемы. Хотя если бы… а, черт с ними со всеми - и с окнами, и с клерками…
        Элен стряхнула пепел в аквариум и, поддев ногой уже ненужное полотенце, начала одеваться. Она не торопилась, и вызов застал ее за осмотром юбки.
        - День добрый, - произнесли в терминале. Видеоканал был перекрыт.
        - Это кому как, - буркнула Элен, откладывая юбку в сторону и разгребая на кровати кучу мятой одежды. - Ну?..
        - У вас осложнения, мисс Лаур, - с печалью проинформировал невидимый абонент.
        - У меня?.. - Она повертела в руках другую юбку, покороче, и швырнула ее за спину.
        - Осложнения у нас, - уступил голос, - но мы-то здесь, а вы…
        - Это я - здесь. А вы - там.
        - Совершенно справедливо. Мы здесь, а вы там. И проблемы - там, - подчеркнул собеседник. - У вас проблемы, у вас.
        - Ну?.. - Она помотала головой и, бросив брюки, направилась в ванную.
        - Ваших соплеменников в Москве оказалось несколько больше, чем мы рассчитывали…
        Фен лежал в мокрой раковине. На зеркале сквозь испарину проступили оранжевые строчки:
        «Внимание! Опасная небрежность! По статистике один фен из двенадцати тысяч…»
        Элен вздохнула. Что ее не касалось точно, так это статистика.
        - «Несколько» - это насколько? - спросила она.
        - Это несколько, - мягко ответил абонент. - Ваша задача…
        Она включила фен и принялась сушить волосы. Трубка немного поворковала, затем умолкла.
        - Что вы говорите?.. - крикнула Элен, передвигая рычажок на «Hot».
        - Будьте добры!.. - рявкнул голос и тут же добавил: - Пережжете. Придется стричь.
        - Ладно, я слушаю.
        Элен кинула фен обратно в раковину и вернулась к вещам. Пока ей объясняли, в чем заключаются ее проблемы, она заново осмотрела одежду и все-таки выбрала брюки. Черные, эластичные, обтягивающие, как чулки. Хорошие брючки для ее недурных ножек…
        - Вы нас поняли? - осведомились в трубке.
        - Чего ж не понять. Это все? До свидания.
        Она положила терминал рядом с аквариумом и, увидев пачку сигарет, машинально закурила.
        Чем больше она делала, тем больше от нее требовали. Правильно, так и бывает. Последнее время совсем сели на шею, а она ведь не железная…
        Элен задумывалась об этом не впервые. Поменять Компанию было не сложно, ведь она так… что?.. красива? Ну, само собой. Только красивых, спасибо хирургии, сейчас как собак. Умна? Да, лицевая реконструкция тут не поможет, но и ум - не дефицит. А она - одна.
        - Одна, одна, и всем нужна, - пропела Элен рыбкам. - Вашу мать…
        Она не просто редкость, она уникальна. Да! Ее способности всегда были при деле, но использовать их по крупному Элен не удавалось ни разу.
        В школе ей было легко. Еще бы! Ей и после школы было не трудно: выучить к экзамену один билет из сорока - работа не большая. Но все же работа. А что дальше? Повесить диплом на стену. Или носить на нем булочки для шефа…
        Элен покрутилась перед зеркалом. Нет, булочками, пожалуй, не обошлось бы…
        Ей было скучно. С самого детства - скучно. Она знала, что ее место на вершине, но растрачивала себя на чистку казино. От алкоголя ее клонило в сон. Наркотики?.. Наркотики - это здорово, но за каждой таблеткой маячила черная дыра, такая холодная, что у Элен начинали трястись руки. Она объездила полмира по выигранным в лотерею турам, но лишь убедилась, что ей одинаково скучно и на Западе, и на Востоке. Игральные автоматы везде были те же самые. И мужчины. Женщины - тем более.
        Элен была способна на многое, но на что конкретно - она не представляла. На что-то глобальное, вселенское… хотя все глобальное, как правило, жутко тоскливо. В итоге вселенское оборачивалось очередным наскоком на казино… пока ее не позвали в Компанию. Теперь Элен платили столько, что ей стало лень подходить к рулетке. Они отняли у нее даже это. Она могла бы от них уйти, но скрыться ей уже не позволят. Она попадет в другую Компанию, с большой буквы, или с маленькой - не важно. Ей снова дадут фантастически много денег и снова будут эксплуатировать. Они будут пахать на ее даре, как на тракторе. Пока она не состарится и не умрет.
        Элен с двенадцати лет не покидало ощущение, что вот сейчас, в крайнем случае завтра, ей откроется смысл всего этого бардака под названием «жизнь». Смысл не открывался, а она все ждала и ждала. И каждый день как будто что-то предчувствовала. Но это, к сожалению, был не форвертс. Это была обыкновенная надежда, которая сбывается далеко не всегда. А форвертс молчал.
        Форвертс?.. Элен затушила окурок о стекло и начала одеваться. Форвертс. Вот же дурацкое слово… Говорят, его придумал какой-то старый хмырь. То ли Двушкин, то ли Трёшкин… Потому и слово такое получилось - для хмырей. В Компании его произносили часто, но вряд ли они представляли, как это работает. Элен и сама не представляла. Однако слово ей не нравилось.
        Горловина свитера зацепилась за серьгу в левом ухе, и в этот момент раздался вызов. Пока Элен освобождала лицо, терминал успел чирикнуть раз пять или шесть. Она тоже успела кое-что озвучить - в адрес ювелира, трикотажной фабрики и драгоценной Компании. Звонили, разумеется, оттуда.
        - Да, что еще? - бросила Элен.
        - Мисс Лаур, вам необходимо сменить оружие, - сказал знакомый голос.
        - А мое чем плохо?
        - Тем, что ночью из такого же пистолета…
        Полушин, конечно… Какой, к черту, Двушкин? Полушин, старый пень. Кому он мешал?..
        - …убили Федора Полушина, - закончил абонент.
        - Того самого, - утвердительно произнесла Элен.
        - О других мы бы сообщать не стали. Вы его вчера не видели?
        - Никого не видела.
        - А вас кто-нибудь?..
        - Что за идиотские вопросы!
        - Нас очень смущает это совпадение.
        - Тоже «стейджер»?
        - Да. Вы должны срочно от него избавиться.
        - Понятно. - Элен снова подошла к окну и щелкнула зажигалкой. - Я выберу что-нибудь другое. Найду местное представительство.
        - Какое представительство?..
        - У вас же есть в Москве филиал? - Она выпустила дым, и улица на секунду погрузилась в туман. Замученный клерк и оба плаката стали едва различимы. - У вас повсюду филиалы.
        - Мисс Лаур, вы когда-нибудь расписывались в нашей платежной ведомости?
        - Не припомню что-то.
        - И не припомните. Вы у нас работаете… на общественных началах. Не нужно никуда ходить, вас там не примут.
        - Угум. Короче, новый ствол - моя забота.
        - Ведь вы это можете…
        - Я могу все! Но однажды мне надоест!
        - Желаю удачи, мисс Лаур…
        Элен выругалась, наконец-то отцепила серьгу и взяла трезвонящий терминал. Пока она боролась со свитером, трубка успела чирикнуть раз пять или шесть, и Элен тоже кое-что успела.
        - От «стейджера» избавлюсь, Полушина не видела! - выпалила она.
        Абонент кашлянул.
        - Желаю удачи, мисс Лаур…
        - И вам того… - начала Элен, но терминал уже пропиликал «отбой». - Я от вас уйду, - прошептала она.
        Отделаться от Компании. Месяц пошляться по Европе, потом… устроиться в новую Компанию. Потом уйти и оттуда, а потом…
        - Потом я умру, - сказала она рыбкам. - Но вы сдохнете раньше.
        Минус 38 часов
        - …продолжаются поиски опасного преступника…
        Тиль убавил громкость и дальше озвучил за диктора сам:
        «…ордер на его арест выдан Европейским Трибуналом полтора года назад. На счету Тиля Хагена разбойные нападения, захваты заложников и убийства. Ввиду особой опасности, которую Хаген представляет для общества, Евротрибунал вынес приговор заочно. Спецслужбы предпринимают беспрецедентные меры, но результатов они пока не дали, и Тиль Хаген по-прежнему остается на свободе».
        - Истинная правда, - сказал он вслух.
        На экране появилось несколько анимированных фото: престарелый трансвестит, губастый негроид и патлатый бродяга в засаленном рубище.
        «Преступник владеет искусством маскировки», - мысленно пояснил Тиль.
        - А еще я мог бы прикинуться обезьяной… - пробормотал он, переключая программу.
        - Забавный случай в Московском зоопарке. Годовалый шимпанзе, сбежавший вчера из вольера…
        Тиль крякнул и пошел за кофе. Автомат в номере был паршивый, подстать отелю. В бункер выпала чашка, сверху в нее полилась коричневая бурда.
        - Уважаемый пользователь, десять процентов от стоимости этого напитка за вас оплатила компания «Глобал-Фудс», - донеслось из крохотного динамика.
        - Я не пользователь. Я сегодня Рихард Мэйн.
        Тиль вдруг щелкнул пальцами и, вернувшись к монитору, набрал адрес своего студенческого блога. Сайт не обновлялся бог знает сколько времени, и его могли уже снять, но… могли ведь и оставить.
        Страница загрузилась мгновенно - когда Тиль ее создавал, не было еще ни эхозвука, ни безумной квадрографики, да и скорость связи лишь называлась скоростью. Сейчас этот сайт выглядел убого, но он был: с его биографией - до третьего курса, - с его контактными адресами в студенческом городке, с его избранными - тогда, десять лет назад - ссылками и… с чужим портретом.
        Тиль прищурился. Не узнать самого себя вряд ли возможно, но это лицо он не узнавал. Были какие-то общие черты, не более того.
        Одежда… Да, он вполне мог так одеваться: рубашка на молнии, под ней - красная майка анархиста. Прическа… тоже что-то в этом духе. Неровная челка, закрытые уши, с макушки спускаются несколько отдельных, по-разному выкрашенных прядей. Но морда определенно чужая.
        Тиль перешел в галерею и присвистнул. Все было родное: пьянки-гулянки, студенческие марши какого-то-там-протеста, лодки и велосипеды, друзья и подруги, и везде - тот самый парень с титула. Владелец заброшенного блога. Тиль Хаген, значит…
        Страницы на экране были кем-то сделаны, и сделаны профессионально. Почему он раньше сюда не заглядывал? Потому, что лишь сейчас, после этого случайного - действительно случайного - совпадения про обезьяну его вдруг посетила простая мысль.
        Форвертс не всесилен, и его давно должны были выловить. Его искали на материках и на островах, в городах и поселках - везде, где живут хоть какие-то люди. Загоняли в угол, посылали за ним спецназ, прочесывали целые кварталы. Тратили средства, отрывали от работы специалистов… И при этом заменили в сети его фотки - чтобы кто-нибудь случайно не опознал.
        Через экран протянулась красная полоса, и Тиль без особого удивления прочел:
        «ВНИМАНИЕ! Если Вам известно местонахождение Тиля Хагена, Вы обязаны немедленно сообщить об этом по любому из анонимных каналов. В противном случае Вы понесете ответственность за укрывательство».
        Текст полз в четыре строки, на четырех языках. Перестраховались, хватило бы и двух - человеку, не владеющему ни русским, ни немецким, в Европе делать нечего.
        У Тиля возникла дикая идея отбить свой адрес в отеле, вплоть до этажа и номера. Он попробовал угадать, к чему это привело бы, но на пустые фантазии форвертс отзывался редко.
        Покинув гостиницу, он остановил такси и сразу показал водителю новенькую сотню.
        - Видно, не на Арбат поедем… - предположил тот.
        - Мытищи.
        - Так это…
        - «Это» - сверху счетчика, - сказал Тиль, припечатывая банкноту к приборной панели.
        Жизнь в Славянском Содружестве научила его разговаривать кратко, но конструктивно. Порой ему становилось муторно, но он любил и эту страну, и этих людей. Причина была простая, как яблоко, однако вспоминать о ней не хотелось.
        Машина затормозила у трехэтажного кирпичного барака. Тиль расплатился карточкой Вольфа Шнайдера и, когда такси отъехало, бросил ее в лужу. Прямо на дороге оказалась шикарная лужища, целое болото - мутное и, судя по амбре, регулярно пополняемое из канализации.
        Сергея Максимова он застал дома. Полушин давно предупреждал, что с Максимовым не все в порядке, но Тиль и не думал, что непорядок может быть столь глубоким и необратимым.
        Серж спился. Спился совсем.
        Дверь была не заперта, из-под клеенчатой обивки торчала подпаленная вата. Тиль прошел по темному коридору, ударился - несмотря на форвертс - головой обо что-то висящее и вот так, потирая макушку, заглянул в комнату.
        Сергей сидел за пустым столом, вероятно - по привычке. Голый пластиковый прямоугольник на шатких ножках был грязен, как и все вокруг. На полу что-то хрустело, под пыльном окном стояла шеренга пинтовых фляжек, по стене брел, не ведая страха, рыжий таракан. Максимов не контрастировал: на нем были только ветхие штаны и прорванные шлепанцы. Тонкие складки живота напоминали грустную улыбку, а груди, как у старой кормилицы, превратились в два кожаных треугольника. Ему было всего тридцать пять.
        - Серж… - выдавил Тиль.
        Максимов узнал его сразу. Как ни странно.
        - О-о!.. Тили-Тили! Какие гости!..
        - Здравствуй, Серж, - сдержанно ответил он.
        - Привет-привет! - Максимов резво поднялся и придвинул ему стул. Руку он почему-то не протянул. Тиль не настаивал.
        - Федора убили…
        - Федю? Да-а… Эх, Федя-Федя!.. - Сергей поскреб спину. - Да-а…
        Этот разговор можно не продолжать.
        Максимова заботило лишь одно. И ничего больше. Вообще ничего…
        - Да-а… - Сергей бестолково помыкался по комнате. - Ты это… при деньгах? А то бы… Федя-то… Как же, а?..
        - Садись, - велел Тиль.
        Тот послушно опустился рядом.
        - С кем из наших поддерживаешь…
        Бесполезно. Он уже самого себя не поддерживает.
        - …отношения, - все же договорил Тиль.
        - Из ваших? - озаботился Максимов. - А, из на-аших!.. Да как тебе сказать…
        - Ясно. - Он встал и посмотрелся в мутное стекло монитора. - Как живешь, Серж? Хотя… это тоже ясно.
        - Нормально живу, а что? Просто сейчас… то есть, в данный момент… Полушин-то!.. - вспомнил он. - Нехорошо ведь. Надо бы… а?.. По-человечески надо.
        - Конечно… - проронил Тиль. - Что впереди видишь?.. Могила. И очень скоро.
        Серж видел два варианта. Целых два, для него это было много. Либо он сегодня выпьет, либо… все равно выпьет. Иначе нельзя.
        - Работать пошел бы, если крупье обыграть уже не можешь.
        - Работать?! - взвился Максимов. - Да где ж мне работать-то? Нету вакансий. Все приличное давно занято.
        - А что для тебя «приличное»? Ты ногти когда стриг? Или ты ими закусываешь? Ничего приличней мусорного бачка тебе и не доверят.
        - И ты… - сокрушенно произнес Сергей. - Учишь, ага… - Он наконец понял, что его намеки пропускают мимо ушей, и не выдержал: - Денег-то дай?.. У тебя же полно. Помянем. Федю-то. А?..
        - Лечиться не пробовал?
        - А чего мне лечиться? Я не болею. За водкой схожу? - добавил он невпопад. - Пять евро. Лучше пятнадцать. Давай, а?.. Давай, не тяни. Давай, козел нерусский!
        Этого Тиль простить не мог. Максимов вместе со стулом отлетел к стене и зарылся в пустой посуде.
        - Не надо, Серж, - тихо сказал он. - Мы все из одного корня, ты знаешь. А козел нерусский ничем не хуже козла русского.
        - Ко-орня… - проныл Максимов, размазывая под носом скользкую кровь. - Того корня в тебе полпроцента. Всё дойчи да люксы разбавили. Гамлет сраный…
        - Ты зато не разбавлял! Гордость нации… Что впереди видишь?! - повторил он.
        - Тебе жалко пятерку… Ради Феди Полушина, ради светлой па…
        Тиль ударил его еще раз, и Сергей, снеся спиной стол, вернулся к бутылкам.
        На карточке Шнайдера было тысяч двадцать. Тиль утопил ее в луже и не жалел. А горсть мелочи на флакон для Сержа… Да, ему было жалко.
        - Что с тобой делать… - Тиль расстегнул куртку и достал пятьдесят евро. - Держи. Хватит?
        - Да ты… Ти-и-иль!.. Ну ты челове-ек! Я верил… Я чувствовал! У меня ведь тоже… не дремлет форвертс, не дремлет, о-о-ох!.. Я мигом!
        - Стой. Сначала я тебе в морду плюну. Есть у меня такое желание.
        - Че-его?..
        - Я серьезно. За это еще сотня будет.
        - Ну-у… Ну я даже… Но если это так… если у тебя такие… хы!.. желания…
        - Что с тобой делать… - Тиль расстегнул куртку и, достав пистолет, выстрелил ему в лоб. - Не могу я в тебя плюнуть, Серж…
        Он вытащил из бумажника все, что там было, и, положив на подоконник, прижал сверху пустой фляжкой. Не на похороны. Максимова кремируют за счет муниципальной конторы, и к урне с его прахом никто никогда не придет. Деньги, до последнего цента, будут переведены в литры. Какой-то дедок с фиолетовым носом поднимет залапанный стакан и скажет:
        - Упокой его душу, Господи… Прими таким, каков есть, и прости…
        Вот на это Тиль и оставлял.
        - Прими и прости… - пробормотал он, выходя из комнаты.
        Минус 33 часа
        «Ангус» весил, как пара лайковых перчаток, но дамским пистолетом назвать его было нельзя. Целлюлозная гильза, сгорая, вылетала из ствола струей пепла, и - ни маркировки, ни оттиска бойка, ни царапин. Сама пуля была обыкновенная, как пояснил гандилер в баре - «трехдюймовочка».
        - Три дюйма?! - не поверила Элен.
        - Три десятых. - Торговец оглядел ее с головы до ног, будто она что-то ему предлагала. - Зачем такой несообразительной девушке такое сложное оружие? Есть шокеры, есть шумовики и просто пугачи. Есть хорошая дубинка. Много ею не намашешь, но когда тебе одиноко…
        У Элен возникло желание прострелить ему ногу или врезать в пах - так, чтобы расстроить личную жизнь недели на две, но ничего подобного она делать не стала. Через полчаса дилер ждал другого покупателя, от которого должен был получить все и сразу.
        - Я беру, - сказала она.
        - Я заметил, ты левша?
        - Универсал.
        - Может, возьмешь второй? С парой «ангусов» будешь совсем красивая. В общем, решай. Завтра я снова тут.
        «Ошибаешься».
        Элен расплатилась и покинула бар.
        Улочка лежала между проспектами, как мост. Через минуту она словно перестала существовать: сырые стены, забитые помойки, провисший козырек над дверью клуба - с перекрестка все это казалось декорацией. Люди проходили мимо, не думая о том, что в пяти шагах отсюда можно найти и дешевое оружие, и запрещенные стимуляторы, и быструю смерть. Люди шли не сворачивая.
        Элен двигалась в толпе к парковке у развлекательного центра «Зюйд-Вест-Айс», где она приткнула свой «Лексус». Ближе оставить машину не удалось - тротуары перед офисными зданиями были заняты. Над высокими крышами, в очереди на посадку, лопотал винтами рой желтеньких аэротакси. Здесь было тесно даже им.
        Пройдя еще квартал, Элен споткнулась: впереди - через две с половиной минуты - из-за угла выруливал темно-зеленый «Хаммер». Довольно редкая машина. И цвет - какая-никакая, а все же примета…
        Элен скользнула взглядом по витрине и, толком не разобравшись, что это за магазин, поднялась на мраморную ступеньку.
        Меховой салон, хуже не придумаешь. Для распродажи слишком поздно, для новых коллекций рановато. Менеджеры, три однотипных куклы, без особого рвения обхаживали единственного клиента.
        Элен тронула шубу на манекене и вспомнила про свой «стейджер». Давно пора избавиться. Примерить вон то, черное и короткое, непринужденно сунуть руки в карманы, и…
        «О!.. А вот у вас еще пальтишко! - Это он, мужчина. - Черненькое. Что же я его сразу-то?.. И сидит великолепно. У жены фигура точь-в-точь… - добавит он слегка игриво, как и полагается. - Вы не против, если я его тоже посмотрю? Или вы покупаете?»
        Купить можно. Но тогда ствол останется при ней. И надо же этому уроду было обратить внимание… Ясно: черное и короткое не годится. Пожалуй, рыжее, подлинней…
        «О!.. А вот у вас еще пальтишко! Рыженькое. Что же я его сразу-то?.. И сидит великолепно. У жены фигура…»
        Может, он фетишист? Потискать в ручищах нагретую чужим телом тряпку… Что за радость? Особенно когда в кармане нащупается пистолет…
        Значит, полосатую, под тигра. В моде классика, и этот полупанк будет смешон. Ладно, не носить же его в самом деле…
        «А вот у вас еще полосатенькое!.. Какое забавное. А у моей жены…»
        Элен занервничала. Похоже, сейчас скинуть «стейджер» не удастся. А надо бы… Она все отчетливей сознавала, что из магазина нужно выйти налегке. Хорошо бы и «ангус» где-нибудь пристроить, а то не ровен час… Однако Элен чувствовала, что проклятый эротоман облапает все, к чему бы она не прикоснулась.
        Она с ненавистью посмотрела на мужчину - тот стоял к ней спиной и как будто не подозревал о ее присутствии. Одна из менеджеров извинилась и двинулась к Элен. Еще мгновение, и он обернется. И если Элен не успеет что-нибудь напялить, он просто сверкнет полицейским жетоном.
        Ему безразлично, какой вариант она выберет. У него есть инструкции на все случаи. А также мягкий броник и «s-мерш», дежурная игрушка славянских сыскарей.
        Элен покачала девушке головой и шагнула назад.
        Он не будет возражать. Как ни странно… Если она уберется, он за ней не пойдет. Еще немного попудрит мозги продавщицам и откланяется.
        Элен не могла поверить, и не поверила бы, но сомневаться в форвертс она не привыкла.
        Это кем-то просчитано. Хорошо спланировано и хорошо сработано, начиная с появления «Хаммера» - смутившего, но не напугавшего, - и заканчивая тем, что… он уже притормаживает у магазина. Сзади к нему подкатывает полицейский минивэн. Не пустой, разумеется. Десять человек, все в «тяжелом». А сколько их сейчас набивается в служебные помещения… Фактически ее уже взяли. Вопрос пары секунд и пары выстрелов - если она спровоцирует. Ехать почему-то придется в цивильном «Хаммере». Не опасно. Им нужен только разговор. Но разговор будет серьезный.
        О чем - Элен даже не представляла.
        «Покупатель» завершил оборот и потянулся к пиджаку. За жетоном.
        - Не надо, - сказала она одними губами. - Я иду.
        Элен послала водителю минивэна воздушный поцелуй и, протиснувшись между припаркованными машинами, подошла к «Хаммеру».
        - Сдаюсь, - мурлыкнула она. - Неужели я тебе так понравилась?
        - Ты, Леночка, не можешь не понравиться.
        - Элен, - ответила она, помедлив.
        - А я Альберт. Залезай, Леночка.
        «Хаммер» был тот самый, и Альберт - тоже. Это он встречал ее на въезде в город, он махал рукой. Только рубашку сменил - ночью была с пальмами, а теперь с павлинами. Невыносимо разноцветно.
        Альберту было лет двадцать семь, не больше. Перед начальством ему хотелось выглядеть посолидней, перед девушками - помоложе, и он, не утруждая себя отбором, валил все это в кучу. Кричащая рубаха - и серая послушная мордочка. Короткие скупые усы - и взорванная прическа. На правом предплечье у него распласталась огромная татуировка - огненный дракон, - но возле запястья дракошин хвостик благоразумно изгибался, чтобы при необходимости исчезнуть под крахмальным манжетом.
        Элен попробовала оценить варианты, но не смогла. Впереди был широченный веер, и каждая спица сама расщеплялась на такой же веер. Вероятности плодились в геометрической прогрессии, спрогнозировать их дальше второй реплики было невозможно. Им с Альбертом оставалось, как двум шулерам, либо играть честно, с выключенным форвертс, либо не играть вовсе.
        - Давай уж лучше честно… - проронил Альберт, отъезжая.
        Он не читал ее мысли, он всего лишь опередил ее фразу. Особенно Элен умилило то, что приглашение к честности было нагло и примитивно украдено у нее же.
        А он, оказывается, дешевка.
        - Послушай… Ты, Альберт, может, и не в курсе, но когда встречаются два форварда…
        - А кто здесь второй? - Он с театральным недоумением оглядел салон. - Второго я не вижу.
        Точно, точно. Дешевка.
        - Ты не форвард, Леночка, ты преступница. В левом кармане - «ангус», в правом - «стейджер». С одной стороны полгода за хранение, с другой - пожизненное за два убийства.
        Элен прикурила.
        - За одно.
        - Если я захочу, будет четыре, - сказал Альберт. - Веришь мне?
        - Верю, что тебе это не нужно. Ты и с фараонами затеял… выступление показательное… не для того, чтобы меня сдавать.
        - Почему же? Сдам, и очень легко… - Он демонстративно покосился на зеркало: машина с преющей в броне группой захвата ехала, как личная охрана, бампер к бамперу. Элен не спорила: форвертс плюс десяток стрелков лучше, чем просто форвертс. - Сдам, если не проигнорируешь поручение, - добавил Альберт, решив, что пауза длится уже достаточно долго.
        - Поручение? - удивилась Элен. - Какое поруче…
        - От твоей Компании, не от меня же. Моих поручений как раз игнорировать не надо бы. Тебе особенно… - Он опять посмотрел в зеркало, для выразительности еще и вздернув брови.
        Элен снова отметила несоответствие между тем, как этот Альберт себя ведет, и тем, что он есть на самом деле. Бобик при боссе. Вероятно, бобик любимый. А босс, вероятно, серьезный.
        - Да, - коротко произнес Альберт.
        - Что?..
        - Ты собиралась меня о чем-то спросить.
        - Ну хватит уже концертов! - не выдержала Элен. - Чего тебе надо?
        Ее много раз пытались переманить - еще и поэтому она знала, что без работы не останется никогда. Спрос был большой. А способы были разные. Но не такие дурацкие, хотя запугивать ее тоже пытались. Элен не боялась. Она поступила так, как поступил бы на ее месте любой, - выбрала самое крупное. Компанию с большой буквы. Компания в обиду не даст, она своих не бросает - во всяком случае, пока они ей нужны.
        - Нет, нанимать я тебя не собираюсь, - отозвался Альберт. - И вербовать. И даже…
        - Тут у тебя вообще никаких шансов! - бросила Элен, не позволяя его мерзкому ротику высказать это вслух.
        - Шансы… - хмыкнул он. - Шансы - у тебя, а у меня парадигма. Никаких случайностей, никаких «авось». Этим я от вас и отличаюсь, от… всех прочих.
        Элен скрипнула зубами. Альберт услышал и рассмеялся:
        - Вы и своим-то Компаниям становитесь не нужны. Все изменилось, Леночка. Форвертс превращается в промышленные отходы, которые легче отправить на Луну, чем переработать. А еще легче… - Он сложил пальцы пистолетиком и поднес к ее виску. - Пуфф… Сегодня у нас какой-то день отстрела - одного, другого… скоро и третьего… Неизвестно, сколько форвардов проснутся завтра живыми. Откровенно говоря, чем меньше, тем лучше. Но твоей смерти я бы не хотел. Бабы не для войны.
        - Ты сам-то не баба, что ли?
        - Хамство - признак неуверенности. Сомневаешься. Правильно, Леночка, сомневайся. Чем меньше вас остается, тем труднее вам жить.
        - И тем лучше… - повторила за ним Элен, - …для тебя?
        - Нас и в начале-то было не много. Неполных три десятка.
        - Как это ты посчитал?..
        - Что значит «как»?! - Теперь удивился Альберт. - Ты разве не в курсе? Да-а-а, Леночка…
        - Элен, - буркнула она.
        - Маугли, вот ты кто. Полушин до тебя не добрался, а больше просветить и некому… Хочешь историю? С элементами притчи, эротики и откровенной шизы. Хочешь, нет?
        Элен, скривившись, отвернулась к окну. «Хаммер» сделал круг и снова проезжал мимо мехового магазина. Полицейский минивэн катился сзади.
        - Без эротики, по возможности, - сказала она.
        - Ее там не особенно много. В общем, нашу прапрабабку трахнул какой-то псих. Трахнул, не спросив, как бывает, согласия. На этом чувственная составляющая заканчивается. И начинается генетика. И немножко математики для младших классов…
        - «Нашу»?! - опомнилась Элен. - Нашу… прапрабабушку? Ты имеешь в виду…
        - Имею. Мы все родственники, да. Псих оказался плодовитым, но прапрабабуля… гм… плоды его страсти… полагаю, не долгой, минуты на полторы, а то и меньше… зачем-то оставила в себе.
        - Послушай!.. - Элен нетерпеливо постучала кулаком по двери. - От тебя воняет, ты не сам не замечаешь? От твоих слов воняет!
        - Как в сказке, - невозмутимо продолжал Альберт, - родила трех богатырей. Тройняшек, - пояснил он. - Государство пеклось о демографии: социальные программы, то-се… И чего бы ей не родить? Да плюс еще страховка… Подросли прадеды наши и разбрелись кто куда. Потом тоже детей наделали. А от тех уже наши родители появились. Такое у нас древо…
        - Так мы с тобой… брат и сестра…
        - Четвероюродные. Но обниматься не будем, правда?
        - И все наше поколение…
        - Форварды, - кивнул Альберт.
        - Сколько нас?
        - Точно неизвестно. Двадцать с чем-то.
        Элен затушила окурок.
        - Бабушка… то есть, прапрабабушка… Она была русская?
        - Поэтому нас сюда и тянет. Я тоже не здесь родился. Местными были только Полушин и некто Серж Максимов. Но сейчас в Москве гораздо больше.
        - Это ты нас собрал?
        - Я?! Очень надо…
        Он не способен. Кроме того, что Альберт фигляр и, видимо, трус, он просто не способен.
        - Сами собрались, - сказал, поразмыслив, Альберт. - В силу исторической необходимости, наверно…
        Он заехал на стоянку и подрулил к ее «Лексусу».
        Разговор окончен.
        Элен так и не поняла, чего он от нее добивался, но задерживаться не стала. Едва она вылезла из «Хаммера», как у нее в кармане пискнул терминал.
        - Мисс Лаур, почему вы не отвечали?
        - Я? Не отвечала?..
        - Мы два раза пытались с вами связаться.
        Вероятно, у «Хаммера» экранированный салон.
        Альберт в машине широко улыбнулся.
        - Впредь, мисс Лаур, вы не должны…
        - Хорошо, не буду. Что у вас?
        - У нас… поручение.
        Элен посмотрела на Альберта. Тот подмигнул, снова показал ей «пистолетик» и, включив заднюю передачу, укатил.
        - Ну? - бросила Элен.
        - Адрес мы уже переслали. Ничего сверхъестественного от вас не требуется. То же, что и с Полушиным.
        - И вы опять не назовете его фамилию?
        - Назовем, конечно.
        - Но уже после… - мрачно произнесла Элен.
        - Ваши намеки, мисс Лаур, непозволительны. Хорошо: Ульрих Козас.
        Элен сложила терминал и, сунув его в карман, наткнулась на новенький «ангус». У нее появились дурные предчувствия.
        Минус 32 часа
        Ульрих Козас жил в Москве давно. Приехал в этот город и без всякой видимой причины остался, говорил - «просто так». Причина, конечно, была, и Тиль о ней знал, да и сам Козас знал не хуже. Но признавать не хотел. Он вообще не любил заниматься какими-либо копаниями - старался меньше анализировать, меньше думать, меньше волноваться. Ульрих берег свои нервы.
        Носилки загрузили в кузов, и следователь махнул рукой, разрешая ехать.
        - Вот так, - печально произнес он. - Вы снова опоздали, герр Мэйн…
        Повторно представляться он не счел нужным, и Тиль не сразу вспомнил, что зовут его «Ефимов Н.В.». Если так можно называть живого человека.
        - Сегодня вы расстроены гораздо меньше, герр Мэйн, не правда ли, - сказал Ефимов, закладывая руки за спину и как бы приглашая отойти от подъезда.
        - Мы с Козасом не были друзьями. - Тиль поймал на себе внимательный взгляд и неохотно пояснил: - Мы с ним враги. Были…
        - Зачем же вы к нему приехали? Надеюсь, не для мести?
        - Мне не за что мстить Ульриху. У нас… идейные расхождения.
        - М-м-м… - Следователь, развернувшись, направился обратно. - Идейные расхождения… Звучит интригующе и в то же время трогательно. Как будто мы с вами беседуем о подпольной организации… Нет, герр Мэйн, речь идет об уголовном преступлении. О циничном, - он поднял указательный палец, - убийстве. Из пистолета марки «ангус». Пулю мы извлечем и исследуем, но… основную информацию мы получаем от гильзы. «Ангус» гильз не оставляет. Вам, полагаю, это известно.
        Ефимов говорил явно лишнее, и Тиль уже понял, почему. Полицейский наряд, оттеснявший зевак, незаметно блокировал площадку возле дома. В маленьком садике появилось подкрепление в штатском. Все было сделано быстро и культурно.
        - Рихард Мэйн погиб в автокатастрофе, - рассеянно промолвил Ефимов. - Еще в начале весны. Для полугодовалого трупа вы на удивление свежи, герр… э-э…
        Тиль оставил его «э-э» без ответа, лишь сказал:
        - Я не убивал Козаса.
        - Я тоже так думаю. И Полушина убили не вы. Но вы с этим как-то связаны. Хочу разобраться… И у меня будет такая возможность. Чужие документы - достаточный повод для ареста. Надеюсь, вы проявите благоразумие и…
        - Мне не стоило сюда приезжать.
        - Да, это была ваша ошибка.
        - Ошибка, - согласился Тиль. - То самое слово…
        Карточка Рихарда Мэйна догорела и рассыпалась в пепельнице черным прахом.
        Ошибка. К Ульриху Козасу ходить нельзя: во-первых, без толку, во-вторых, там снова будет вертеться Ефимов.
        Тиль и не собирался. Вернее, не рассматривал этот вариант всерьез. Просто представил. И неожиданно для себя выудил из теоретической проработки нечто важное.
        Следователь шутил про какую-то тайную организацию… Нет, все гораздо проще: Ульрих был неприятен Тилю как человек.
        Козас открыл букмекерскую контору. Принимал ставки на все, вплоть до погоды и статистики по бытовому травматизму. Сам Козас никогда не играл, достаточно было того, что он корректировал проценты по ставкам - с учетом реальных прогнозов. В этом и заключалась его игра. Все форварды нарушали какие-то правила, но большинство делало это по необходимости, а Ульрих превратил свой дар в бизнес.
        Тиль не глядя протянул руку и открыл вторую бутылку. Вернувшись от Максимова, он заперся в номере, сел перед монитором и… до вечера так и не поднимался. Не было необходимости: водка и тоник стояли двумя шеренгами возле кресла. Тоник пился значительно медленней.
        Взяв пульт, Тиль подержал его в ладони и бросил обратно. Ничего интересного. В целом мире - ничего… кроме того, что кто-то начал истреблять форвардов. Но миру это… Правильно: не интересно.
        Тиль глотнул из низкого стакана и, скривившись, потер лоб. Надо же, он ведь и в мыслях не держал. Ульрих Козас был последним человеком на Земле, к которому он мог бы обратиться.
        Когда-то свое дело было и Тиля. Два года назад, совсем недавно. Все шло нормально и даже более чем, но ему хватало мужества не вырываться слишком далеко. Он выбрал средний уровень - торговал дешевой сборной мебелью - и периодически подводил свою фирму под убытки, чтобы годовая прибыль не превышала разумных пределов.
        Возможно, и это диктовал ему форвертс. Тиль не сопротивлялся. Он с детства знал, что афишировать такие способности опасно. Самолюбие не болело. Ему достаточно было собственного понимания, а доказывать что-то посторонним людям… А ради чего?
        Время от времени окружающие начинали подозревать его в ясновидении, но он научился ошибаться - сам, задолго до встречи с Полушиным. И все-таки он опасался, что однажды сорвется, - именно благодаря форвертс. Так и вышло. Форвертс опять не подвел, но это было…
        Это было в позапрошлом году, в августе.
        Рабочий день заканчивался, Тиль попивал кофеек и собирался домой, когда в мозгу вдруг что-то заскреблось - слабенькое, но невыносимо тоскливое. Он прислушался и почувствовал тревогу. Смутное «что-то» выросло в подлинный ужас, но так и осталось неопределенным. Тиль смотрел в окно и силился увидеть. А увидев, дал охране «экстренный вызов».
        В кабинет ввалился белобрысый новичок Гундарс. Остальные телохранители, свыкшиеся с отсутствием какой-либо угрозы, бродили по этажам и любезничали с девушками.
        Собирать их не было времени, форвертс проявился слишком поздно. Тиль приказал Гундарсу мчаться вниз и разгонять детей. Охранник выглянул в окно, но никаких детей там не было. То есть, в принципе, они были - кто с отцом, кто с матерью, но как их разогнать и, главное, зачем… Вот этими сомнениями Гундарс и поделился, за что немедленно получил поддых - вряд ли больно, однако обидно, - и отправился к лифтам.
        Пока он спускался, подоспели и дети - целая группа, человек пятьдесят, экскурсия откуда-то из центральной Африки. Если б они были вооружены, Гундарс мог бы следовать инструкции. Но они просто шли по тротуару - полсотни гомонящих детишек. Воспитатели остановили их у светофора, и тот мгновенно переключился на «зеленый».
        Тиль схватил терминал и вызвал Гундарса. Охранник задал тривиальный вопрос: «что делать?», и он ответил:
        - Все что угодно! Раздевайся! Бей стекла в машинах! Я все оплачу. Все что угодно!!
        Форвертс под черепной коробкой бесился и рвался наружу - Тиль думал, что сойдет с ума. Он столько раз проклял себя и свой дар, что хватило бы на весь род. Гундарс был бессилен. И он тоже. Они не успевали.
        - Стреляй, - сказал Тиль.
        - В кого?..
        - В воздух, идиот!
        - Но, шеф… Простите, но…
        - Восемь секунд!! - заорал Тиль. - Стреляй, колода! Выгони их с дороги!!
        Сирена в голове тут же умолкла.
        Теперь все будет иначе. Совсем не так, как раньше.
        То, что он принял за облегчение, оказалось пустотой, и в этой пустоте зазвучал второй голос, чистый и ясный.
        Эту историю замять не удастся. Тиль Хаген станет героем. Ненадолго. Потом его возьмут в оборот.
        Да, для Тиля Хагена, свободного человека, это конец…
        Еще не поздно отменить. Сказать охраннику, что это розыгрыш, выплатить премию, отправить в отпуск и тихонько уволишь.
        Да, пожалуй…
        Если он все же начнет трепаться, можно подставить его под несчастный случай. Это пара пустяков.
        Да, это легко. Неплохой вариант.
        Пока Гундарс не достал пистолет, это всего лишь чудачество.
        Гундарс достал пистолет и задрал голову к непроницаемым окнам офиса.
        И даже сейчас еще не поздно. Можно отменить. И спокойно жить дальше. Как все нормальные люди.
        - Да… - прошептал Тиль. - Жить как все. Спокойно.
        Перед глазами запрыгали ломаные линии. Вот о чем предупреждал форвертс. С самого начала он твердил только об этом: о крупной ошибке. Возможно, о самой крупной из всех, которые Тилю приходилось совершать.
        Он стиснул в руке терминал.
        - Гундарс, я приказываю. Стреляй.
        Ты погубил себя.
        - Да, - повторил он вслух.
        Охранник отчаянно выругался и нажал на спуск. Мощная «Беретта ПП» грохнула так, что в радиусе ста метров оцепенели все. Гундарс выстрелил еще раз, и народ бросился врассыпную - подальше от психа с пистолетом, прочь с перекрестка, на который спустя мгновение рухнуло спикировавшее из-за дома аэротакси.
        Тиль с печалью смотрел на улицу. Внизу мелькали вспышки - в каждом кадре оставались обломки вертолета, перепуганные дети и белобрысый мужик с черной «Береттой», завороженно глядящий на окна своего шефа.
        Что ж, выбор сделан. Теперь - уходить. Быстро.
        - Заткнись! - крикнул Тиль.
        В кабинет влетела ошарашенная секретарша.
        - Герр Хаген, вы видели?.. Там, снаружи. Это кошмар!.. И наш Гундарс, он… мне показалось, у него…
        - Прощальный поцелуй, - выдавил Тиль.
        - Что?..
        - Прощальный поцелуй, так они называют эту модель «Беретты». Ступай, ты мне пока не нужна. Да!.. - Он распахнул дверцы бара и пригладил затылок. - Если кто-нибудь спросит… Несколько дней меня не будет, я собираюсь в Дюссельдорф.
        Ее, конечно, спросят. В два часа ночи поднимут с постели и спросят - когда убедятся, что Гундарс действовал не сам. А завтра в мэрии Дюссельдорфа зафиксируют рекордный наплыв туристов. Вскоре охотники за сенсациями остынут и разъедутся. Но в Дюссельдорфе окажутся и те, кому сенсации как раз не нужны. Они будут его искать. Всегда и везде.
        И когда-нибудь обязательно найдут.
        Выпроводив секретаршу, он открыл бутылку коллекционного армянского коньяка и налил до краев. Проглотил махом, как это делали в Восточной Европе, и налил еще.
        Домой он не поехал. Гнал машину, пока не сели батареи. Рядом была станция зарядки, но автомат принимал только карточки, и дальше Тиль шел пешком. Потом ему попалось такси, потом вертолет, потом снова автомобиль. Платил наличными. А потом… наличные кончились, да и с документами надо было как-то выкручиваться. Свою ИД-карту он сунул в кузов случайного грузовика. Удостоверение выпало лишь на окраине Гамбурга, но эта хитрость помогла ненадолго.
        В Варшаву Тиль прибыл уже с пустыми карманами. Он мог бы сдаться, - например, снять номер в отеле на свое имя. Максимум через сутки к нему постучался бы незнакомец и сделал бы такое предложение, от которых здравомыслящие люди не отказываются. Тем более, что на нем пока ничего не висело…
        Тиль все-таки поселился в гостинице, предъявив документы Михаила Ташкова - тридцатилетнего туриста из Воронежа, умершего от инфаркта прямо на улице. Чтобы установить его личность, полиции потребовался целый день - Тиль успел отоспаться и снова тронулся в путь с карточкой Вацлава Шайновски.
        С тех пор он не останавливался. И часто задавал себе один и тот же вопрос…
        Тиль долил в стакан тоника и посмотрел на монитор. У него возникло желание снова зайти на свою страничку и проверить, не вернулись ли туда старые фотографии.
        Тили, прекрати смешивать, ты же генетически русский. Умение пить у тебя в крови.
        Нет, Федя, в крови у меня сейчас только водка и тоник.
        Утром Полушин, а теперь и Козас. Когда?.. Неизвестно. Возможно, в эту секунду его уже нет. А еще ведь и Максимов…
        Тиль нахмурился и отставил стакан. Он как будто поймал какую-то важную мысль, но не мог сосредоточиться. Водка… И что они в ней находят? Наверно, то же, что он искал в водке с тоником, - забвение. А вместо этого вспомнил - как всегда вспомнил тот день и тех детей. И снова задал себе проклятый вопрос…
        Не слишком ли дорого он платит за чужую жизнь? Узнав, что он и есть тот самый Тиль Хаген, каждый из них без колебаний вызовет полицию. Сколько им сейчас? Лет по семь или по восемь. С терминалом они уже справятся.
        Но они не узнают, возразил себе Тиль. И никто не узнает, потому что его фотки в блоге заменили на чужие, а портреты в сети показывают какие угодно, только не реальные. Кто-то не хочет, чтобы Тиля Хагена схватили прямо на улице. А чего же он хочет, этот кто-то?..
        Тиль суеверно обернулся - не блестит ли в стене бусинка объектива.
        Не надо, не расшатывай себе нервы. У тебя их и так не осталось.
        - Федя, что бы ты сделал на моем месте?
        Это зависит от того, к чему ты стремишься.
        - Как любой нормальный человек. Выжить.
        Ты - нормальный?! Не смеши, Тили. А выжить и остаться живым - это не всегда совпадает.
        - Я собирался уехать. Заскочить к тебе на пару часов и сразу уехать. Теперь не могу…
        Думай сам, Тили.
        - А?! - Он дернулся и выронил бутылку.
        Кое-как поднявшись, Тиль пошел в ванную, но по дороге свернул к дивану.
        И чем он лучше Сергея Максимова? И почему он взял на себя право выбирать за него, как жить?
        - Завтра я буду трезвый, - заявил он куда-то в потолок.
        Тиль накрыл ухо подушкой, но от это сделалось еще паршивей. Сквозь тошноту пробилась ненужная, крайне несвоевременная догадка: кто-то знал, что он убьет Максимова, и кто-то позволил ему убить. Потому что смерть еще одного форварда как нельзя кстати укладывается в чей-то план.
        - Хватит параноить, - пробормотал он. - Или блевать, или спать. Третьего не дано.
        Через минуту он уснул, и его старый вопрос в который раз остался без ответа.
        Ты не жалеешь, что заплатил самим собой? Если все вернуть назад, ты уверен, что и сейчас поступил бы так же?
        Некоторые задачи не имеют хорошего решения. Беда в том, что их все равно надо решать.
        Минус 28 часов
        Элен сдвинула панель подвесного потолка, и сверху посыпалась тяжелая пыль.
        - Вот же черт… Так хорошо, нет?.. - прошептала она.
        - Левее, мисс Лаур, - ответили в динамике.
        - Почему левее? Только что было «правее».
        - А теперь левее, - невозмутимо произнес абонент. - Фикус нас не интересует.
        Элен обернулась в конец коридора - там маячила кадка с каким-то невнятным растением. В мертвой зоне под тремя погасшими плафонами. И как они разглядели?..
        Она снова приподняла панель и шевельнула камеру.
        - Так лучше?
        - Превосходно. Чуть правее.
        Элен тихо рассмеялась.
        - Давайте я исполню стриптиз, и вы от меня отвяжетесь…
        - Продолжайте работать, пожалуйста.
        - Почему бы вам не кинуть картинку на мой терминал? Я сама все настрою, без ваших «лево-право».
        - Не отвлекайтесь, мисс Лаур. Фикус мы уже не видим, и это хорошо. Но у нас пропала часть коридора. Это, как вы понимаете, плохо.
        Она длинно вздохнула и задрала голову к потолку. Кадка под ногами - пара от той, что стояла в тени, - раскачивалась и грозилась усыпать пол землей.
        За ближней дверью бормотал монитор - жильцы смотрели ночной выпуск новостей. Из соседней квартиры тоже неслись какие-то звуки, - Элен не прислушивалась. Эти не выйдут, она чувствовала. Вот лифты ее смущали больше. Народ возвращался домой с воскресных гулянок, и вероятность того, что кто-нибудь появится на этаже, была достаточно высокой. Элен могла бы ее просчитать, но голос в микродинамике все время сбивал с толку.
        А еще, конечно, отвлекали собственные мысли.
        Элен с ее способностями была идеальным консультантом-аналитиком. На эту должность она и устраивалась. Этим она и занималась. Однако в Компании быстро выяснили, что ей можно дать любое поручение, - и оно будет выполнено. С двадцать пятой попытки или со сто двадцать пятой - какая разница, если все осечки, сколько бы их ни случилось, останутся у Элен в воображении. Методом простого перебора она найдет идеальный вариант.
        Она никогда еще не проваливала заданий.
        - Замечательно, - сказали в динамике. - Можете уходить.
        Пристроив панель на место, Элен отогнула планку так, чтобы та держала пенотиловый квадрат хорошо, но не долго.
        Около пяти минут. Потом панель провиснет, и камера, свалившись, откатится в тень, за фикус. Утром ее найдет уборщик, лохматый верзила в джинсовом комбинезоне. Он кинет черный карандаш в ведро, но прежде - понюхает, хмыкнет и сломает пополам. Загадочная славянская натура…
        Элен не боялась Альберта, не боялась она и местной полиции. Она это сделала, исходя из других соображений. Так будет лучше - шепнул ей форвертс, а с ним она никогда не спорила.
        Над лифтом раздалось мелодичное «ку-ку», и на площадке появился какой-то мужчина.
        Проворонила… Упустила самое очевидное.
        Жилец, в меру нетрезвый, остановился на пересечении двух длинных проходов и направился в ее сторону. Если что-то и совпадет, то настолько некстати, что хуже не придумаешь.
        Элен глянула на кадку посреди коридора, затем на щель в потолке и погладила в кармане «ангус».
        - Мисс Лаур, - задребезжало в ухе, - слушайте наши инструкции…
        Тот, кто получал изображение с камеры, увидел мужчину и отчего-то занервничал. Мужик, между тем, был не опасен. Пьяненький, но опрятный. Рвань в этот дом не пустили бы.
        - Ваша основная задача - ни в коем случае не использовать форвертс, - тараторил абонент. - Воспринимайте события только… реально. Вы меня понимаете, мисс Лаур. Я надеюсь. Ведите себя адекватно.
        Элен отмахнулась, словно собеседник находился за спиной, и, присев на кадку, достала сигареты.
        - Маллдой ччиловек!..
        - Дда?.. - с готовностью отозвался мужчина.
        - Огоньку…
        - О!.. - Он осклабился и зашарил по карманам. - Тут не курят. Нно… для вас, ба-арышня…
        Она закинула ногу на ногу. Ему это явно понравилось.
        - А я вас раньше не… нне… - Он щелкнул зажигалкой. - Забллудились? Тожж с праздника?
        - С похорон.
        - О-о-о… И кого провожали?
        Камера скоро упадет. В коридоре темновато, но он заметит. Пользы от этого не будет. Значит, уводить.
        Элен затянулась и, откинув со лба волосы, посмотрела на него снизу-вверх.
        - Юность.
        Мужчина пошевелил бровями. До него не сразу дошло. Но когда все же дошло, понравилось еще больше.
        - И-и-и… ккак?
        - Проводила. Уже не вернется.
        - Жалеешь?
        Она цыкнула и медленно покачала головой.
        Какого черта он тормозит? Ни жены, ни любовницы - квартира свободна. А камера сейчас свалился.
        Незнакомец убрал зажигалку и оперся о стену. Ему было тридцать с небольшим, но прическа опережала возраст: пробор уже превратился в залысину. Через три года - либо имплантация, либо парик, либо плешь. Интересно, что он выберет…
        - Все нормально, мисс Лаур, - невпопад произнес динамик.
        Элен в этом сомневалась. У нее было хорошее обоняние, но запаха спиртного она не улавливала. От жильца веяло лишь дорогим одеколоном. Не парфюм же он пил…
        - Такие сссабытия нада отмечать се… рьезно, - заявил мужчина.
        Элен опустила глаза.
        Ну?.. Дальше?.. Я что, сама тебе на шею повешусь?
        - И не в одиноччстве, канешшна, - добавил он глубокомысленно.
        - Ага… - обронила она, чтобы предотвратить новую паузу.
        - А я тут, кстать… Во… - он кивнул на одну из дверей. - Пррыглашаю!
        - Я… извиняюсь… с первыми встречными не привыкла… - Элен поняла, что времени уже нет. - Ладно, пошли.
        В конце концов, его можно и пристрелить.
        «Стейджер» она выбросила сразу после разговора с Альбертом, а пару свободных часов посвятила новому пистолету. «Ангус» оказался весьма удобен. Пока незнакомец мудрил с замком, Элен несколько раз притронулась к рукоятке.
        С потолка свалился первый винтик, и угол панели начал медленно провисать. Когда дверь открылась, карандаш уже летел вниз. Элен громко чихнула и переступила через порог.
        - Да, пра-ахладно на улицсс… - брякнул мужчина ей вслед. - Надо беречься… - Обогнав ее, он призывно махнул рукой. - Баррдак, сама понимашш… Без женского… этта… внимания… и ваще. Тепла.
        - Мисс Лаур, в чем дело? - встрепенулся динамик. - Мы потеряли картинку!
        - Айн момент! - Жилец скинул плащ и скрылся в ванной.
        Не рановато?..
        Элен вошла в гостиную и расположилась на диване, покрытом натуральной оленьей шкурой. Безумные деньги.
        - Мисс Лаур! - требовательно повторил абонент.
        - Заткнитесь там, - прошипела она. - Связь в ближайшее время. Картинка - тоже.
        В принципе, она уже могла уйти. Камера благополучно откатилась к стене - без свидетелей. Приладить ее обратно, снова ненадолго, отчитаться перед начальством и смыться.
        Уходить, однако, не хотелось. Что-то в нем было, в этом неправдоподобно пьяном мужике, совершенно не умеющим притворяться, и… кажется, притворяющемся всю жизнь. Элен увидела его сразу, как только он вышел из лифта. Он обнаружил ее позже, но заранее пошатывался, будто ожидал кого-то встретить.
        Элен оглядела комнату. Помещение нарочито неправильной формы, без параллельных плоскостей, было и уютным, и просторным одновременно. У косого окна стоял автомат-бар из свежего каталога: голосовой интерфейс, неограниченная обучаемость и прочие штучки-дрючки. Деньги в этом доме не переводились.
        Выйти, что ли, замуж? Послать все к черту - Компанию, козлиный голосок в трубке или в наушнике, туманные поручения, после которых случаются летальные исходы… Послать всю эту жизнь. Нарожать от него карапузов. Завязывать ему по утрам галстук, верить, что не изменяет, самой изменять нечасто и осмотрительно. По совести.
        - Заскучала? - Мужчина, неожиданно возникнув сзади, облокотился на спинку.
        Если бы Элен следила за окном, то увидела бы его отражение, но некоторые вещи кажутся слишком простыми.
        Теперь от незнакомца разило так, будто он полоскал рот портвейном. Интересно, между прочим…
        - …между прочим, как тебя зовут?
        - Вячеслав. Но для близких людей - Славик.
        И еще интересней, насколько это соответствует действительности.
        - Слушай, а как тебя зовут?
        - Владимир. Для близких - Вовик.
        Дальше можно было не копать. Элен твердо решила, что поступит умнее. При любом раскладе представится… Ну, Леной, хотя бы.
        Лена. Лена. Лена. И никаких вариантов.
        Славик-Вовик направился к бару.
        - Мы же еще не познакомились… - сказал он.
        - Лена.
        - Я так и подумал. Это имя тебе идет. А я Евгений. Но близкие люди зовут меня Женей… Мы ведь с тобой близкие, Леночка?
        «Леночка»… Боже, он говорит, как тот ублюдок из «Хаммера».
        - Что ты будешь пить, Леночка?
        - А это обязательно?
        - Ну-у… нет, конечно.
        Или:
        - Что ты будешь пить, Леночка?
        - На сегодня мне хватит, пожалуй.
        - А я выпью, если не возражаешь.
        Или даже так:
        - Что ты будешь пить, Леночка?
        - Женя, алкоголь не всегда полезен. Давай после, а?
        Он повернулся и пристально посмотрел ей в лицо.
        - Минералки не хочешь?
        Вот так номер.
        - Да, пожалуй…
        - Или пффива? - спросил Женя сам у себя. - Ннет, пфива не полезет…
        Покачнувшись, он схватился за глянцевый бок автомата, с точки зрения Элен - совершенно немотивированно. Если бы перед ней стоял форвард, она бы решила, что он пытается компенсировать свой просчет. Но она пока не была уверена.
        - Я тошш ввадички… Дершши. - Он протянул ей высокий стакан и опустился рядом. - Ну, Леночка?.. Рассказывай.
        - О чем?
        - О том, что ты сегодня потеряла.
        - Тебе с подробностями, или как?
        - Разумеется.
        Элен ожидала, что Женя полезет обниматься, - подсядет ближе, положит руку якобы куда-то назад, потом она окажется у нее на плече, и так далее. Однако ничего подобного он не делал. Никаких «далее».
        - Мисс Лаур, что у вас происходит? - прошелестел динамик.
        - Сама не знаю…
        - Что ты не знаешь? - спросил Женя.
        - Почему я к тебе зашла.
        - Потому, что ты хочешь замуж. Мы будем хорошей парой.
        Неужели она это вслух сказала? Да нет же…
        - А если изменять, то нечасто и осмотрительно. По совести, - уточнил он с улыбкой. - Хватит прикидываться, Лена. Ты не пила.
        - И это повод сделать мне предложение?
        - Я не могу тебе объяснить… но у меня чутье… на будущее. На все, что со мной и вокруг меня случится. Подожди!.. - Он уловил перемену в ее настроении, но истолковал это по-своему. - Не торопись, Лена, я серьезно. Мы можем быть вместе. Звучит не слишком романтично, правда?.. - Он вернулся к бару и налил еще воды. - Я не романтик, я прагматик. Предпочитаю не страсть, а доверие. Это дороже.
        - Какое доверие, Женечка?! Ты мне даже имя свое не назвал.
        - Ты, допустим, тоже… не совсем Лена.
        - Действительно прагматик… Но мы же с тобой родственники.
        - Дальние. Очень дальние.
        - И что, вариант, где мы женились… он правда, симпатичный?
        - А ты сама его не видишь?
        - Реально - нет. Для меня это не вариант. Извини, конечно.
        - Жалко, - тихо произнес он. - Ну что ж…
        У Славы-Вовы-Жени, оказывается, были серьезные намерения… Они возникли сразу: еще не встретив девушку, он уже знал, что их брак будет удачным. И настроился на результат, забыв, что до финиша нужно добираться пешком.
        Элен вдруг подумала, что со временем станет такой же. Почти мертвой.
        - Счастливо, - проронила она
        - Если тебе потребуется помощь… какая-нибудь помощь, мало ли… Обращайся ко мне. Пожалуйста.
        Элен задержалась у двери, ожидая, когда мужчина скажет ей это, но он проводил ее молча.
        - Половину мы слышали, мисс Лаур, - сообщили в ухе.
        Нет, ребята. Гораздо меньше.
        - Мисс Лаур, какова вероятность того, что он выйдет из квартиры?
        Вероятность нулевая, к сожалению.
        - Девять из десяти, - ответила Элен.
        - Покиньте здание. По возможности быстро.
        - А в чем дело?
        - Немедленно уходите, мисс Лаур. Вы ничего не чувствуете?
        - Опасность… Да, есть опасность. Не очень определенная…
        - Слушайте свой форвертс. Теперь он вам пригодится.
        Это она уже знала. Все лифты были заняты, один из них поднимался сюда. А внутри…
        Молодой, спортивный. Блондин. Года двадцать два - двадцать четыре, ее ровесник. И, похоже, опять родственник. Не многовато?..
        Пока кабина двигалась, у него не было выбора, - любые варианты, за исключением безумных, сводились к стоянию на месте.
        Элен бросила взгляд на темное окно. Если она что-нибудь изменит, то тем самым обозначит присутствие второго форварда. А если не изменит… Она уже чувствовала.
        Блондин выходит на площадку с пистолетом в руке. Он знает, что здесь кто-то есть. Два выстрела. Перешагнув через тело, он направляется по тому же коридору, к фикусу.
        Элен не впервые видела, что произойдет после ее вероятной смерти, и это слегка утешало. Приготовив «ангус», она отступила влево, так, чтобы ее заметили не сразу.
        Наивно. Прежде чем покинуть лифт, блондин выносит из-за створок пистолет. Странное совпадение: у него тоже «ангус»… Ствол коротко взвывает, и ей достается двенадцать пуль из пятнадцати.
        Лестница?..
        Она ныряет за темные двери и несется, перепрыгивая через три ступеньки. Блондин останавливает кабину этажом ниже и просто ждет. Элен с разбега налетает на те же пули. Шансов нет.
        До прихода лифта оставалось совсем немного, когда оконное стекло треснуло и пронзительно обвалилось на пол. Мгновением раньше Элен что-то уловила: не то надежду, не то новую опасность… В проеме возникла фигура, едва различимая на фоне черного неба. Скорее гимнаст, чем атлет. Гибкий, как шнур. В плотной шерстяной маске. Откуда? С неба…
        - Ко мне! - скомандовал человек, и Элен, повинуясь страху перед неизбежным, бросилась навстречу.
        Сзади уйкнула кабина - блондин уже приехал.
        - Не ори, - сказал незнакомец и, обняв ее за талию, шагнул с подоконника. На улицу.
        Снизу ударил ветер, в ушах упруго засвистело. Форвертс, как объевшийся котяра, сладко мурлыкал: «все, все, тебя вытащили», но сердце замерло и опомнилось лишь спустя пару секунд, когда рванул натянувшийся трос.
        В пропасти между башнями ползли автомобили - мелкие и пестрые, похожие на рассыпанные леденцы.
        Мужчина отпустил руки и вытащил откуда-то два короткоствольных автомата. Попадания выбивали из рамы остатки стекол, барабанили по металлическим створкам лифта, сухо цокали по стене. Элен, судорожно вдохнув, схватилась за его плечи и лишь потом поняла, что сама все равно не удержалась бы, - он успел застегнуть на ней пояс. Она задрала голову - сверху наплывало желтое днище аэротакси, лебедка уже работала.
        Незнакомец помог Элен забраться в кабину, и вертолет, накренившись, резко ушел в сторону.
        - Вряд ли ты его ранил, - произнесла Элен. - В него трудно попасть. Почти невозможно.
        - Знаю.
        - Зачем тогда стрелял?
        - Чтобы он не высовывался.
        - А-а… - Она вытрясла сигарету - хотела просто достать, но руки ходили ходуном. - Мерси.
        - Не за что. Мы с тобой одно целое.
        - Что?.. Ты?..
        - Тоже работаю в Компании. Только в другом отделе.
        - А-а… - повторила она. - Все равно мерси.
        - Мисс Лаур!.. - проклюнулся голос в динамике. - Мисс Лаур, вы в порядке?
        - В полном! Еще вопросы?..
        - Да, у нас возникла идея…
        - Поцелуйте меня куда-нибудь со своими идеями, - прошипела Элен, срывая наушник.
        - Я бы это сделал, наверно… - обронил мужчина. Маску он не снял, и в прорезях были видны только глаза. Совсем молодые, улыбающиеся. - Значит, вот такая ты, да?.. Уникальный специалист. Столько баек про вас ходит…
        - Какой я, к черту, специалист… Тебя как зовут, парень?
        Он не скажет. У него тоже работа - своя. И тоже весьма специфическая.
        - Сейчас мы тебя высадим. Бери такси, дуй куда-нибудь в центр. Там возьмешь еще одно. Расплачивайся только наличными, в Москве против этого не возражают.
        Вертолет приземлился на стоянке, и мужчина, открыв дверь, подал ей руку. Но не отпустил.
        - Подожди…
        Элен поняла, о чем он спросит, и ей стало тоскливо.
        - Я не знаю. - Она покачала головой.
        - Как не знаешь?!
        - Не знаю. Года три ты еще проживешь, а что потом…
        - Хо! Три года - нормально. Спасибо, форвард.
        - Ничего. Тебе спасибо. - Она чмокнула его сквозь маску и перебежала к соседней платформе.
        Забравшись в такси, Элен кинула пилоту комок банкнот и дрыгнула ножкой:
        - Летчик, в центр! Гулять!
        Она проводила взглядом спасший ее вертолет, потом помяла полупустую пачку сигарет и, спрятав ее в карман, тихо заплакала.
        Три года - это слишком далеко, на три года вперед Элен не видела даже про себя. Парень в маске погибнет через месяц. На очередном задании, где-то в Азии… Он умрет хорошо - быстро и неожиданно. Это лучше, чем утонуть в ванне с помощью своих же коллег. Узнать о близкой смерти, попробовать расстаться с Компанией и захлебнуться в мыльной воде - не через месяц, а уже послезавтра.
        Правда ему была не нужна, с правдой он сделал бы неверный выбор. Элен хотела его отблагодарить, но все, что она могла ему дать, - это месяц жизни. Совсем немного. С его-то молодыми глазами…
        Элен подумала о том, что последнее время ее форвертс притягивает смерть. Сама она выворачивается, и смерть достается другим - тем, кто вокруг. Тем, кто близко.
        Она боялась, что однажды рядом не окажется уже никого.
        Минус 20 часов
        Его разбудили головная боль и тошнота. И форвертс. Впрочем, это было одно и то же.
        Тиль свалился с дивана, дополз до кресла и встряхнул пустую бутылку. Жест получился символический - бутылка была пустая, и он это видел. Но все же помотал ею возле уха, в надежде на невозможное.
        Чудо. На подлокотнике стоял недопитый стакан коктейля. Взяв его боязливо, как бомбу, Тиль поднес стакан с сухим губам и сделал два маленьких глотка. Третьего там и не было. Водка за ночь выдохлась, тоник - тем более, но сейчас это оказалось кстати. Крепкого напитка желудок не принял бы, а горьковатая бурда, вроде кофе из автомата, разлилась внутри и оживила.
        Тиль глубоко вздохнул, ощупал голову, уже без страха, и поймал в зеркале свое отражение.
        - Н-да…
        В висках снова что-то запульсировало - явно не похмелье. Что-то неизлечимое.
        Через полторы минуты.
        - О-о-оххх… Только не это…
        Цепляясь за округлую спинку, Тиль поднялся и нетвердо шагнул в сторону. Тридцать грамм разбавленной водки принесли куда меньше облегчения, чем ожидалось.
        Старший следователь городской прокуратуры Н. В. Ефимов приблизился к стойке и предъявил жетон.
        Тиль чувствовал, что это уже сбылось. Накинув куртку, благо остальное было на нем с вечера, он проверил пистолет и осмотрелся. Пол, потолок, четыре стены.
        Ефимов скользнул взглядом по расклеенной в лифте рекламе и тронул кнопку «17».
        Тиль обернулся на окно. Семнадцатый этаж.
        Женщины взвизгнули. Патрульный стиснул зубы и вытащил служебный терминал. «Скорая» приехала быстро. Труп лежал на спине, из-под затылка растекалась черная лужа.
        Есть тысяча способов угодить под машину, а сорваться с карниза - только один. Человек летит не птицей, он летит, барахтаясь, как собака в воде. Иногда успевает крикнуть, иногда - нет, и это единственное отличие между всеми, упавшими с семнадцатого этажа.
        Дома патрульный станет рассказывать жене, она упрекнет - мол, не надо, скоро ужинать. После ужина тоже не расскажет - начнется хороший детективный сериал. Потом они лягут спать, и на ночь история о покойниках будет тем более неуместна.
        Вот и все.
        Ефимов вышел из лифта и двинулся по коридору.
        Нет, не все… Тиль еще раз прокрутил вариант с карнизом. Нога соскальзывает - се ля ви, - на раме остается лоскут кожи с левой ладони, потом - а-а-а-а!! - он все-таки закричит. Потом - тяжелый удар об асфальт, белые лица прохожих, сирена «скорой». Грузят, увозят.
        А где оцепление?..
        Спустя несколько минут из парадного выбегает Ефимов. Он почему-то один.
        Где группа захвата? Где бойцы московского «Аза»?
        Следователь остановился у порога - уже не в варианте. Здесь, на семнадцатом этаже.
        Тиль распахнул дверь, и Ефимов замер с согнутым пальцем. Он так и не постучал.
        - Доброе утро. Это у вас что, интуиция?..
        - Хороший слух, - буркнул Тиль. - Заходите.
        Следователь беззвучно прошелся по толстому паласу. Тиль вспомнил, что ворсистая дорожка лежит и в коридоре. Ефимов, очевидно, думал о том же.
        - Много пьете? - спросил он.
        - Не часто.
        - Надеюсь. С вашим образом жизни нужно всегда быть в форме. - Ефимов уселся в кресло и достал из плаща бутылку пива. - Это вам. Вы ведь не откажетесь, герр э-э…
        Тиль сбил крышку об угол стола и присосался к горлышку. Пиво в Восточной Европе варить не умели, но сейчас он готов был это простить.
        Следователь осуждающе поцокал.
        - Где же ваше самообладание? В Москве совсем недавно, а манеры уже местные, герр э-э…
        Тиль отдышался и посмотрел бутылку на просвет.
        - Зовите меня Шариком, - сказал он. - Устраивает?
        - Главное, чтобы вас устраивало. - Ефимов подвинул пепельницу и, понюхав щепотку пепла, удовлетворенно покивал. - Это был Рихард Мэйн?..
        - Он самый.
        - И сколько у вас еще карточек?
        - Теперь на одну меньше.
        Тиль помассировал переносицу. Ареста впереди не было. Была какая-то возня, перемещения стрелков по этажам, а вот ареста… Нет. Ни его бегства, ни их погони.
        - Куда-то собирались идти? - осведомился Ефимов, указывая глазами на куртку.
        - Пива хотел купить.
        - Значит, я сегодня за добрую фею.
        Тиль усмехнулся.
        - Что у вас с Козасом? - неожиданно спросил следователь.
        - С кем?..
        - Ульрих Козас, - отчетливо повторил он. - Козас ваш друг?
        У Тиля возникло странное ощущение. То, что должно было случиться вчера на улице, происходило сейчас, у него в номере. Разговор из нереализованного варианта. И группа захвата, кстати, тоже. Но арест ему по-прежнему не грозил.
        - Мы с Ульрихом не были друзьями. Врагами тоже не были, - осторожно добавил он.
        - Почему это вы о нем в прошедшем времени? Как о покойнике…
        Тиль поперхнулся. Не от фразы. От того, что вдруг увидел Козаса живым и невредимым. И себя рядом с ним - через десять часов, в ресторане. Беседа старых знакомых, смахивающая на деловые переговоры. О чем?..
        - Мне позвонили на домашний, - сказал Ефимов. - Сегодня у меня выходной, обещал дочери… А!.. - он вяло отмахнулся. - Я всегда ей что-нибудь обещаю. Она привыкла к мысли, что ее отец врун. У вас дети есть?
        - Не знаю. Вряд ли.
        - Так вот. Утром был звонок с инфинитивного терминала. Ваш наверняка такой же, обезличенный… Кстати, тоже не подвиг. До двух месяцев исправительных работ.
        Тилю показалось, что Ефимов отвлекает его специально. Забивает уши пустым трепом, чтобы он не смог сосредоточиться и понять, о чем они с Козасом в ресторане… И зачем?.. И как…
        - Анонимный звонок, - спокойно продолжал следователь. - Некто сообщил, что готов поделиться информацией по трем убийствам. Назначил встречу, назвал адрес, просил… хм… умолял захватить пива. Чаще мы расплачиваемся конфискованными стимуляторами, а сейчас… Я решил, что это чья-то шутка.
        - Но вы слишком любите свою работу, чтобы пренебречь даже таким шансом.
        - Я ее ненавижу, - Ефимов улыбнулся. - В том числе из-за подобных звонков. Вас сдали ваши же подельники.
        - У меня нет никаких дел. И подельников у меня быть не может.
        - Разберемся. Чужие документы - достаточный повод для ареста. Я рассчитываю на ваше благоразумие…
        Ефимов снова воспроизвел - почти дословно - свою реплику из того несостоявшегося разговора. Вот это самое он и сказал бы, если бы Ульриха Козаса убили, и если бы Тиль вздумал приехать к его дому.
        Следователь поднялся и полез в карман за жетоном.
        - Если у вас есть оружие, я искренне советую…
        - Почему вы спросили про Козаса? - оборвал его Тиль.
        - Звонивший назвал три имени: Федор Полушин, Сергей Максимов, Ульрих Козас. Все упоминались как жертвы. Двое из них действительно погибли, а третий…
        Козас. Вот оно как… То, что Тиль видел ночью, не было ни сном, ни пьяным бредом. Форвертс, один из вариантов развития событий. И труп Козаса, который грузили в машину… это тоже был всего лишь вариант. Чей-то форвертс, также нереализованный. Кто-то, как и Тиль, выбрал иное.
        - Я навел справки, - сказал Ефимов. - Ночью с гражданином Козасом действительно могло случиться что-нибудь неприятное. Кто-то обстрелял окна в его доме. Не квартиру, а лифтовую площадку. Пострадавших нет, заведено дело по статье «злостное хулиганство». Профиль не мой, я об этом узнал бы только из новостей, но… там живет Ульрих Козас. И у меня возникли вопросы.
        - Вы ведь не ожидали меня здесь найти? - спросил Тиль, выглядывая в окно. У тротуара затормозили два черных «Фольксвагена».
        - Если бы ожидал, сразу явился бы с группой.
        - Они уже здесь.
        - Да. - Ефимов приложил палец к левому уху и через секунду повторил: - Да… А то почему же я с вами откровенничаю?
        - Потому, что я никуда не денусь, - отозвался Тиль. - Так вам кажется.
        - Ну-ну-ну!.. Вы производите впечатление разумного человека.
        - Простите, как вас зовут?
        Следователь поиграл жетоном и уже раскрыл рот, но ответ Тилю не требовался.
        - Николай Васильевич, вашей дочери только семь лет…
        Ефимов помрачнел.
        - Мне много раз угрожали всякие подонки, и, поверьте, на пользу это никому из них не пошло. А дочь… Если бы у вас были дети, вы бы поняли, насколько упали в моих глазах.
        - Работа вас испортила, Николай Васильевич… Не трогайте трубку. Еще секундочку. - Увидев, что его не слушают, Тиль бросил: - Дайвинг!
        Следователь замер.
        - Что?..
        - Ваша супруга помешана на подводном плавании, и это само по себе не плохо, но… - Тиль не спеша расстегнул куртку и занял место в кресле. - Семилетнего ребенка нельзя оставлять без присмотра. Особенно на глубине. Не все рождены пловцами, не все привыкают к аквалангу… это вам не тапочки.
        - Вы несете чушь… - пробормотал Ефимов.
        - Как зовут вашу жену? Стоп. Ее зовут Ирина. Дочку - Марта. Свяжитесь с ними, они еще не вышли. Свяжитесь, Николай Васильевич. Ирина не простит себя до конца дней, и вы тоже не простите - ни ее, ни себя. Минуту назад это было в моих руках. Теперь - в ваших. Звоните, они уже одеваются.
        Следователь нажал три кнопки. В квадратном окошке терминала появилась короткостриженная брюнетка.
        - Ира… - тревожно произнес он. - Какие у вас планы?
        - Как всегда. У тебя свои, у нас свои, - раздалось из трубки.
        Ефимов отвернулся к стене.
        - Ира, я запрещаю… Нет. Ты можешь сходить с ума и отращивать жабры. И даже хвост. Но Марту в это не втягивай… Ах, уже оделись? Превосходно. Раздевайтесь… Нет! - рявкнул он. - Потому что потому! Все ясно?! Не все?! Потому, что ты сама проклянешь свой дайвинг!
        Тиль, покачивая ногой, отстраненно смотрел куда-то верх.
        И последнее. Иначе откуда он узнал бы возраст?..
        - Опять «почему»? - проскрежетал Ефимов. - Потому, Ира… Потому, что в семь лет умирать еще рано!! Если ты… если ты, Ира, посмеешь… Я тебя застрелю, - сказал он вполголоса. - Клянусь. Да… Да, да. Я буду… скоро. Да, обязательно сходим. Целую, солнце… Что?.. Хорошо. Рыбка. Целую, рыбка, пока…
        Он прислонился к дверному косяку и съехал на корточки.
        - Никогда не верил в эти сказки… Ты форвард. Настоящий форвард…
        - Слишком нелепая смерть.
        - Собирался посвятить целый день дочери, и вдруг этот звонок… Когда я уехал из дома, она плакала целый час… Жена решила взять ее с собой… - Ефимов пожал плечами. - И кто из нас был бы виноват?..
        - Уже никто.
        - Спасибо… Теперь ты уверен, что я тебя отпущу.
        - Раз уж мы на «ты»… Да, Николай, отпустишь. Ты не давал мне никаких гарантий, я их и не требовал… Зачем мне твои гарантии? Я сам знаю, что впереди. Знаю лучше тебя.
        - Ты же форвард… Но я не люблю, когда мною пытаются управлять.
        - Не пытаются. Управляют. Скажи, зачем ты здесь?
        - Кому-то понадобилось, чтобы я тебя арестовал.
        - Ошибаешься. Кому-то понадобилось, чтобы ты меня спугнул - либо выгнал из города, либо заставил совершить какую-нибудь глупость. А насчет ареста… слабоваты вы.
        - Ты оскорбляешь не только московскую прокуратуру, но и…
        - Ай, брось!
        Тиль прикрыл глаза. Ему необходимо было увидеть, о чем они поговорят со случайно выжившим Козасом. Вероятно, не о женщинах и не о футболе… Он помассировал веки и… ничего не нашел. Этот вариант больше не просматривался.
        - Вызови оперативного дежурного, или кто у вас там сидит, - проговорил он. - Поинтересуйся, пожалуйста, Козасом.
        Ефимов хотел было возмутиться, но понял, что это не праздное любопытство. Выслушав чей-то доклад, он поджал губы.
        - Только что убит. На стоянке возле дома. Опергруппа выехала.
        Тиль промолчал.
        - По крайней мере, у тебя есть алиби, - заметил следователь.
        - Оно у меня будет всегда. Дело не в нем.
        - Вот что… гражданин. Выметайся-ка из Москвы. У тебя ворованные документы, но это мелочь… Похоже, есть проблемы и покрупней. Предупреждаю: в следующий раз я буду менее покладист.
        - В следующий раз я снова тебе помогу, и у тебя снова не останется выбора. Ты не откажешься от такой возможности.
        - От какой?
        - Узнать будущее. Для вас это наркотик.
        Ефимов, разминая затекшие ноги, прошелся по комнате.
        - От кого ты скрываешься, форвард? У тебя много врагов?
        - Врагов у меня нет. Слишком многие хотят стать моими друзьями, и это гораздо хуже.
        - Но мы-то с тобой друзьями не будем.
        - Я скоро уеду. Позавтракаю и переберусь в другое место.
        - Спасибо, форвард. Еще раз спасибо.
        - Для меня это легко.
        Дверь захлопнулась. Тилю не нужно было подходить к окну, чтобы увидеть, как от парадного отъезжает пара «Фольксвагенов» и «Вольво» Ефимова.
        - Легко… - отрешенно повторил он.
        Дочери следователя ничто не угрожало. Мать должна была пристроить ее под опеку инструкторов из детского «лягушатника», где девочка накупалась бы до умопомрачения. К обеду обе вернулись бы домой.
        Превращаешься в циркового слона. Сделал что-то недоступное другим представителям вида - получи награду, правильно?
        - Я заработал целые сутки свободы.
        Конечно, конечно, Тили. Заработал - пользуйся. Но если ты будешь двигаться этим путем и дальше, скоро тебе придется оплачивать каждый час.
        Минус 16 часов
        Какое-то время «Лексус» катился по инерции, но из-за встречного ветра ее хватило ненадолго. Элен прижалась к фальшборту и раздраженно дернула ручник.
        Мотор заглох прямо на мосту, впрочем, случись это пятнадцатью минутами раньше или позже, ничего бы не изменилось. Эстакада, прямая как струна, пересекала полгорода с Востока на Запад.
        Отойдя от машины, Элен вызвала сервисную службу, потом закурила и свесилась через стальную трубу ограждения. Пешеходная дорожка была пуста - на верхнем ярусе, ржаво повизгивая, скользили подвесные трамваи. Внизу теснились массивы жилых кварталов, чуть дальше, в изгибе узкой речки, торчали серые параллелепипеды даун-тауна. Над домами голубоватой дымкой витал пар - выхлоп миллионов двигателей, выдох миллионов глоток. Обычный городской воздух.
        Элен бросила окурок и сощурилась на облако. Только что она ничего не видела. Впереди была лишь дорога, дорога и дорога, а по приезду - неприятный разговор с начальством. Заметив, что индикатор тахометра втягивается в отметку «ноль», Элен не поверила глазам. Она не знала, в чем причина поломки, ей было плевать, что там за железки потеют под капотом «Лексуса», - об этом всегда заботился форвертс, но сегодня почему-то вышла осечка. И уже не первая.
        Элен представила, как по правой полосе подъезжает вчерашний блондин, и мгновенно замерзла. На мосту, как и в лифте, деваться было некуда.
        Блондин не приедет. Но кое-кто появится. Скоро.
        - О, нет…
        Темно-зеленый «Хаммер» притормозил, и медленно объехав «Лексус», подал назад.
        Альберт вылез из кабины и непринужденно подошел к перилам.
        - Рад встрече, Леночка!
        - Давай обойдемся… - Она посмотрела на часы.
        - Механики твои запаздывают, у них у самих проблемы, - он улыбнулся, - с дорожной полицией.
        - Надолго?
        - Не-ет!
        Из-под моста, стуча по воздуху лопастями, неожиданно выскочил патрульный вертолет - завис на уровне автострады, покрутил выпуклым носом, и, развернувшись, полетел вдоль набережной.
        - Отлично сработано, Леночка… - заметил Альберт. - Результат оптимальный. Возможно, нам с тобой…
        - Какой еще результат? - перебила его Элен.
        - Ульрих Козас мертв, но портрета убийцы у твоей Компании по-прежнему нет. Именно это от тебя и требовалось.
        Она потрясла головой.
        - О чем ты, Альберт?..
        Тот выплюнул под ноги жевательную резинку и тут же кинул в рот новую. Элен успела прочитать на упаковке: «Deepexedrin».
        - Какая по счету? - спросила она.
        - Я их не считаю.
        - Глушишь себя?
        - Расслабляюсь. Иногда это необходимо.
        Элен опять закурила и прислушалась. Бригада ремонтников застряла всерьез.
        - Я что-то не очень про Козаса… Кто он такой?
        - Форвард. Был.
        Она наконец поняла. Это он - Вовик, Славик, Женя… В действительности - Ульрих. Лысеющий прагматик, несостоявшийся супруг. Компании все было известно, потому они и послали ее вешать камеру в коридоре. Как до этого посылали к Полушину, которого застрелили из «стейджера». Она сменила «стейджер» на «ангус», и у блондина оказался… тот же «ангус». А кто мог знать, что за ствол лежит у нее в кармане?..
        - Нет, - сказал Альберт. - Это делает форвард, а второго форварда у твоей Компании нет. И я далек от мысли, что Леночка Лаур прикончила троих мужиков, просматривающих будущее не хуже ее самой.
        Элен вздохнула. Люди, произносящие больше пяти слов подряд, вызывали у нее раздражение.
        - Далек хотя бы потому, - монотонно продолжал Альберт, - что знаю, кто их убил.
        Элен вздернула брови.
        - И знаю, кто следующий, - добавил он.
        - И снова не будешь препятствовать?..
        - Не угадала. На этот раз буду. Даже очень.
        - Потому, что следующий - ты.
        - Да, - спокойно ответил Альберт. - Но это вариант, не более того. Вариант. Один из многих.
        Он достал очередную подушечку и положил ее на язык. Похоже, ничего кроме надежды у него не было. И пока не подошло время, он притуплял свой форвертс, чтобы не спятить от ужаса.
        - На сколько ты видишь? - осведомилась Элен.
        - Вопрос ниже пояса. - Он покатал во рту жвачку и отвернулся к реке. - На день.
        - Я не про полный расклад, я про…
        - Сутки. Дальше не вижу.
        - Фью-у-у!.. Ты ведь, считай, и не форвард. Слушай, где же ты так пристроился-то? Со своими… не слишком выдающимися способностями… если у тебя вся московская полиция в прикупе. Кстати, они-то тебе помочь ничем?..
        - Московская?! - Он оттолкнулся от перил и задрал голову, намереваясь, очевидно, расхохотаться, но смеха не получилось. - Полиция всей Восточной Европы. И не только полиция. Все Содружество.
        Вначале она решила, что он перебрал транквилизаторов, но стоило ей сосредоточиться…
        - Договорились, Леночка. Завтра по первому каналу. У Хрыча встреча с представителями общественных организаций. Присутствовать я не обязан, но… приду. Махну тебе рукой. Вот так. - Он показал, как махнет, и теперь засмеялся.
        Действительно помашет. Завтра, по Первому. Из новостных выпусков этот жест вырежут, но в прямую трансляцию он попадет.
        Элен увидела Альберта прилизанным, гладко выбритым, в старомодной «тройке» и в бордовом галстуке. Типичный молодой функционер. Крысенок.
        Сидит за огромным овальным столом слева от Президента Славянского Содружества. В кадре еще четыре лица, на переднем плане - десяток жирных затылков. Президент что-то бубнит. Крысенок демонстрирует почтительное внимание. Камера чуть сдвигается, и он, оторвав ладонь от полированного дуба, делает ею бай-бай. «Привет, Леночка, это я, Альбертик».
        - С ума сойти… - выдавила Элен. - Ты… правда, Советник?
        - Правда-правда. Даю Хрычу советы, такая у меня работа.
        - Что ты можешь насоветовать со своим форвертс? Один день!.. Какой от тебя прок?
        - У нас хорошая аналитическая служба, всегда просчитывает альтернативные шаги. Моя задача - выбрать из них лучший. Плохих предложений аналитики не готовят, а идеальных не бывает в принципе.
        - И ты… пальцем в небо?!
        - Главное, Хрыч уверен, что делает все возможное для Содружества. А когда человек уверен, у него и сон крепче, и пищеварение в норме. Я, между прочем, этой стране зла не желаю. Я в ней живу.
        Альберт прогулялся вдоль ограждения и с печалью посмотрел на бликующие стены даун-тауна.
        - Ты думаешь, я один такой? В Австралийской Автономии был Мартин Крафт, а при Европарламенте был Патрик Штальманн.
        - Были?.. Почему «были»?
        - Сейчас они здесь. Я же говорил, все собираются. Зачем?.. - Он пожал плечами.
        - Тебе это недоступно.
        - Тебе тоже. Какая-то причина есть, но неявная. Все было бы проще, если б наши предки не разбрелись по свету. Из трех прадедов здесь остался только один, мой. Двое других подались на Запад, тогда было самое время.
        - И ты бы на их месте уехал.
        - Естественно. Кому охота сидеть в заднице?
        - А что, на Востоке действительно была задница?
        - Я-то откуда знаю? Вроде, да, и очень глубокая. Но для меня это как падение Римской Империи. Что там упало, куда упало… Люди живут настоящим. А в настоящем между бывшей Россией и бывшей Голландией разницы нет. Ты ведь не обращаешь внимания, Леночка…
        - На что?
        - Как мы с тобой разговариваем.
        - Как все в Европе…
        - Половина корней славянские, половина - германские. Сто лет назад нас бы не понял ни русский, ни немец.
        Элен равнодушно хмыкнула и проверила время. Сервисной службы все не было.
        По эстакаде продолжали нестись машины - яркие, вычурно раскрашенные «Самсунги», авангардные «Мерседесы» и консервативные «Вольво». Мимо, обдав теплым ветром, пролетел классический «Роллс». Редкие водители замечали, что два похожих автомобиля у фальшборта - черный «Лексус-Т.2» и темно-зеленый «Хаммер» - совсем не одно и то же. Модный азиатский новодел, и снятый с консервации прототип - морально устаревший, но тем-то и ценный.
        Вероятно, атрибуты старины, как символы стабильности, привлекали людей всегда. При этом сама старина никого не интересовала. История - вещь скучная и к тому же слишком запутанная. Смутные времена уходят, за ними приходят еще более смутные, и кажется, что позади у человечества сплошная мгла, что жить по-настоящему оно начинает только сейчас, в твоем присутствии. Но пройдет еще сто лет, и потомок, заглянув в исторический справочник, повторит твою мысль дословно. Разве что на другом языке, знакомом тебе лишь по отдельным конструкциям…
        - Альберт, но если ты такой могущественный… почему ты не обезвредишь этого психа? Натрави на него всех. Пусть его найдут и…
        - Ищут. Почти два года ищут. И полиция, и спецслужбы, и Компании. Я надеялся, он уже сгинул, потому-то никто его и не поймает… Но вчера мы убедились, что этот свихнувшийся форвард жив-здоров. Он в Москве, и он начал нас убивать.
        - Вчера ты говорил «вы» и «я», а сегодня - «мы». Как же быстро ты с нами породнился…
        - Не злорадствуй, Леночка. Когда почувствуешь сама, что завтра тебя может не стать… Причем вероятность этого варианта…
        - Высока?..
        Альберт медленно покивал.
        - Для одиночки я мишень почти недоступная, но вот ведь как получается…
        - А-а! Ты думал, что твоя очередь в конце? Придет безумный мужик, угрохает всех форвардов, избавит тебя от конкуренции… И ты со своим куцым однодневным станешь самый крутой. Да?!
        Альберт опустил глаза и долго выковыривал новую подушечку. Справившись с упаковкой, он нехотя посмотрел на Элен.
        - Да. Я так думал. Просто потому, что это логично. И ты бы на моем месте…
        - Я на своем, Альберт. Значит, камеры я вешала для того, чтобы попытаться кого-то спасти. Козаса, в том числе. А ты вынудил меня сорвать задание, и в итоге Козас… а скоро и ты…
        - Спасти?! Леночка, не будь дурой.
        - Меня зовут Элен! - прошипела она.
        - Ага… Спасти… - усмехнулся Альберт. - Каким образом? Объектив над дверью никого еще не спасал. Компании нужен только портрет. Меня волнует моя жизнь, Компанию даже это не волнует. Им безразлично, сколько народу он убьет, у них совсем другие цели. Они и тебя с радостью обменяют… не на Хагена, это нереально. Они отдадут твою жизнь за одну его фотографию.
        - Хаген?.. Тиль Хаген?! Он форвард?.. Но ведь его каждый час показывают… Он же в розыске!
        - Показывают… чьи-то морды гримированные. Фотографии для розыска взяты из его блога. А там фальшивки. И в архивах фальшивки. Во всех.
        - Мистика…
        - Никакой мистики. Везде одна и та же история, до жути тривиальная. Человек, имеющий доступ к базе, получал фото для подмены и деньги. Или услугу. Кто сразу не соглашался, на того давили.
        - Услугу?..
        - Из тех, что может оказать только форвард. Тиль Хаген хорош, я давно это слышал.
        - Но в сети по-прежнему крутятся те фотографии…
        - И будут крутиться. Зачем народ баламутить? Для большинства мы как привидения: вроде существуем, а вроде и нет. Правду о Хагене знают только те, кому необходимо. И потом… бесполезно все это, вот в чем дело. Его нельзя просто поймать. Его можно заманить в ловушку, но…
        - Но сильный форвард увидит твою ловушку раньше, чем она придет тебе в голову, - закончила Элен. - А охрана?.. Приставить ко всем элементарную охрану, по несколько человек. За мной ты целый автобус посылал…
        - Полушина, Максимова и Козаса охранять поздно. Остальных нужно еще разыскать. Если бы заранее… но кто же мог подумать…
        - Ты думал о другом. Ждал, когда он уберет лишних родственников. Очень мило с твоей стороны.
        - Люди работают, но я…
        У него на ремне вдруг звякнул терминал. Альберт выслушал и сунул трубку обратно в чехол.
        - Мартин Крафт, - пояснил он.
        - Тот, что из Европы?
        - Из Австралии.
        - Ну и что у него?
        - У Мартина?.. Ничего. - Альберт рассеянно потрогал себя за нос. - Две пули в голове. И ничего больше.
        Минус 15 часов 30 минут
        - Мсье Вермон!..
        - Да… - Тиль подошел к стойке и принял у портье розовый гостиничный конверт.
        - Передала девушка. Удивительной красоты.
        Тиль повертел письмо.
        - Если собираетесь в город, я вызову для вас такси, - сказал портье. - Сегодня компания «Глобал» оплачивает по каждому счету полтора процента.
        - Весьма любезно… - буркнул он. - Я как-нибудь сам.
        Машину он остановил не сразу, а лишь пройдя два квартала. Это было разумней.
        - Сегодня полтора процента платит «Глобал», - сообщил таксист.
        - Счастлив, - отозвался Тиль, усаживаясь сзади. - Из каждого километра пятнадцать метров едем задаром…
        - Едем, - подтвердил он. - Куда?
        - Гостиница. Любая. Не выше трех звездочек.
        - Трудная задача… Жена мне всегда говорит: «По дороге домой захвати йогурта». Я всегда спрашиваю, какого. Она всегда отвечает: «Выбери сам».
        - Н-да… и что?
        - Все время покупаю разный. Надеюсь, когда-нибудь она с этим йогуртом определится. Вот, - таксист протянул через спинку пачку визиток, - решайте сами, они ничем не отличаются.
        Тиль принялся перебирать карточки. Варианты казались равноценными, особых проблем нигде не предвиделось. Значит, наугад.
        Наткнувшись на слово «Seliger», он помедлил.
        - Что это значит?
        - Если по-английски, то ударение на первый слог, а если по-французски, то на последний, - сказал водитель.
        - Как переводится?
        - Я не в курсе. Ну что, выбрали?
        - «Селигер». - Он произнес это по-французски, так было симпатичней.
        Таксист доехал до перекрестка и свернул.
        Некоторое время Тиль безучастно глядел в окно, затем достал бледно-розовый конверт и, положив его на колено, прижал сверху ладонью.
        «Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться. Да, Хаген, теперь ты знаешь. Я существую. Время пришло».
        У Тиля возникло ощущение, что за ним наблюдают, - как и тогда, в номере. Он нервно обернулся, посмотрел по сторонам… Вокруг ехали машины, вернее, это улица ехала назад, вращалась закольцованной лентой, а машины, то сближаясь, то отдаляясь, как будто шатались на месте. Внутри сидели люди - поодиночке и по двое: трогали руль, шевелили губами, покачивались в такт неслышной музыке. Автора записки среди них не было.
        И все же за ним следили.
        Подняв конверт, Тиль медленно и аккуратно разорвал его пополам. Сложив половинки, он разорвал их еще раз и выпустил из рук.
        Тот, кто это написал, находился не здесь, но он обязательно увидит.
        - В салоне есть пепельница, - хмуро произнес водитель.
        Тиль подобрал бумагу, и из четырех розовых уголков на сидение выпали обрывки письма. Он развернул один, другой, третий… и не нашел ни слова.
        В конверте лежал чистый лист.
        Его редко обманывали. Очень редко, лишь когда он этого хотел. Когда он позволял. Затыкал форвертс и притворялся, что верит. Но сам форвертс обмануть было невозможно - даже для Тиля. Он не имел власти над своим даром, и никто не имел - в этом он убеждался всю жизнь. До сего дня.
        «Я существую. Время пришло»…
        Тиль понял, что его настигли.
        Минус 15 часов
        Из автомобиля выскочил багровый мужик в желтой спецовке:
        - Простите, что опоздали, но мы…
        - Не страшно, - отмахнулась Элен. - Только давайте быстрее.
        - Да, мисс. Если потребуется эвакуатор…
        - Не потребуется. Там работы на пять минут.
        Форвертс постепенно пришел в норму, и она снова видела - не все, но многое.
        Механик шагнул к «Лексусу», потом к «Хаммеру», и обернулся.
        - А-а… простите, какая из них ваша?
        - Сам не догадаешься? - рявкнул Альберт. - «Лексус», конечно!
        - Конечно… - отозвался мужчина.
        - Ну твои-то мотивы понятны, - вполголоса произнесла Элен. - А Компания?.. Зачем ей Хаген?
        - Передать в руки правосудия и получить грамоту от Евротрибунала. - Альберт закинул в рот новую жвачку. - Им просто нужен свободный форвард. Ничей. Я, например, им не по зубам.
        - А я?..
        - Их интересует мужик.
        - Какая разница?
        - Разница? Вот какая! - Он хлопнул себя по ширинке.
        - Что-что?..
        - Не думала, да? Исследования, Леночка. Этим сейчас многие занимаются. Самый перспективный проект. И, по некоторым сведениями, дело движется.
        - Куда оно может двигаться?! Форвертс - это же… психическая аномалия!
        - Компании выжмут из нее все, что смогут. В ближайших планах - таблетка. Обычная таблетка, и попробуй кому-нибудь доказать, что это не благо.
        - Таблетка… какая?
        - Под названием «Форвертс».
        - Для тебя это самое страшное? Да, ты перестанешь быть избранным…
        - Очнись! - крикнул Альберт так, что двое механиков обернулись. - Очнись, Леночка, - повторил он тише. - Вначале препарат будет стоить безумных денег, но скоро появятся аналоги, и цена упадет. Наш дар станет доступным, как аспирин. Это не вариант, это закон рынка. И что будет с нами?.. Мы уникальны от рождения, мы по-другому никогда и не жили. Потеряв монополию на форвертс, мы превратимся в мусор. Что ты умеешь, кроме этого? Бразильский счет на имя Линды Снорк ты выжмешь за полгода…
        Элен собралась возмутиться, но Альберт жестом велел ей молчать.
        - …а социального пособия при твоих запросах не хватит и на день, - горячо продолжал он. - Что дальше?.. Тебе придется…
        - Вот уж нет!
        - Тогда продашь себя иначе - выйдешь замуж за какого-нибудь пузатого урода с искусственными зубами, который сможет тебя обеспечивать. Или будешь мыть полы в своей же Компании. Если тебя возьмут. Но… самое-то поганое знаешь, в чем, Леночка? Не в бедности и не в зависимости от других людей, а в том, что ты перестанешь отличаться. Будешь как все. Мисс Лаур, безымянная песчинка, одна из десяти миллиардов…
        Автослесарь опустил капот и протер его губкой, второй направился к Элен.
        - Карточка там лежит где-то, - проронила она.
        Механик вернулся к «Лексусу» и, найдя в козырьке над стеклом ИД-карту, сунул ее в сканер.
        - Ты ведь можешь повлиять на Президента, - заметила Элен.
        - Хрыч сам сторонник этой идеи. Недавно внучка обожгла руку, так он раз двадцать повторил, что будь у нее форвертс, этого не случилось бы. Он относится к дару как обыватель и… завидует. Нам все завидуют. Я, конечно, могу ему вдолбить, что эти исследования до добра не доведут… да так и будет, между прочим… Но если он и насядет на Компании, они перенесут исследования за пределы Славянского Содружества. Здесь я хотя бы в курсе дел.
        - И… как они, дела?
        - Отлично. - Он натянуто улыбнулся. - Таблетка будет в ближайшее время.
        - Ты же сказал, что им нужен мужчина.
        - Это для стратегических программ. Врожденные способности, например. Форварды по заказу. Кто не желает своему ребенку легкой жизни?
        Альберт сплюнул за перила и вытащил из пачки следующую подушечку.
        - Прекрати жрать эту химию! - воскликнула Элен. Прикурив, она длинно затянулась и отбросила сигарету. - В общем, так… Хагена в Компании уже видели. Не факт, что они его схватят, но портрет у них есть.
        - Откуда?
        - Полушин, - коротко ответила она. - Я и там вешала камеру, на Малой Полянке. Слышала про него, но не думала, что это его квартира.
        - Значит, с Козасом они всего лишь страховались… - пробормотал Альберт.
        - Вчера они ничего не получили.
        - Компания располагает реальной фотографией Хагена… И его уже ищут. - Альберт достал упаковку жвачки и, постучав ею по ладони, убрал. - Похоже, у тебя сейчас два варианта, Леночка.
        - Вот как?..
        - Это не форвертс, это здравый смысл. Либо тебя отзовут, чтобы не рисковать ценным сотрудником, либо они все-таки захотят проверить и убедиться. Тогда ты получишь новое задание. Тиль Хаген будет убивать и дальше, такие сами не останавливаются. Тебя опять попросят повесить камеру… или что-нибудь в этом духе… Повесишь. Второй провал вызовет подозрения, поэтому сделаешь все как надо. Но прежде сообщишь адрес мне. Ты в этом тоже заинтересована, Леночка. Правда, я не понял, откуда у них фамилии…
        - После Полушина был Максимов, да? К нему меня не посылали.
        - Но про самого Полушина и про Козаса они знали точно.
        - Может, совпадения?
        - Не говори ерунды. У Компании есть какой-то источник информации, и мы им воспользуемся. Если ты не хочешь, чтобы однажды Хаген пришел и к тебе.
        - Меня отзывают. К вечеру я буду в Питере, а завтра… - Элен снова закурила и двинулась к машине. - Неизвестно. Они сами еще не решили. - Торопливо вернувшись, она достала «ангус» и замахнулась, чтобы швырнуть его в реку, но в последний момент почему-то передумала. - Давай номер. Я позвоню.
        Если не опоздаю.
        Этого она не сказала, но форвертс Альберта, даже забитый транквилизаторами, услышал.
        - Позвоню, - повторила она.
        - Помоги мне выжить, и я тебя не забуду. В смысле… я про деньги.
        Так он мог ответить, и Элен стало тошно. Она ожидала от него других слов.
        Объехав «Хаммер», она перестроилась в левый ряд. Когда запиликал терминал, впереди уже показался конец эстакады.
        - Ну что еще? - процедила Элен. - Тебя уже убивают?
        - Э-э… мисс Лаур, я попросил бы вас…
        От неожиданности она ткнула в «отбой».
        Не тот голос. Не тот, что должен был звучать в трубке.
        Элен не сомневалась: ей звонил Альберт. Она даже увидела половину их разговора. Он тоже увидел бы, если б не убился жвачками… и если бы позвонил. Но это был не Альберт.
        Форвертс… с ним опять что-то творилось.
        Терминал снова пискнул, и Элен с трудом подавила желание затормозить у обочины.
        Ее вызывал Альберт. Но она уже не была в этом уверена.
        Элен почувствовала себя невменяемой.
        - Да… - осторожно произнесла она.
        - Мисс Лаур, вы, вероятно, переутомились… Мы готовы дать вам тайм-аут, но терпеть ваши… м-м… ваше избыточное своеобразие…
        - Все в порядке.
        - Впредь не отключайтесь, пожалуйста, без предупреждения.
        - Хорошо-хорошо. Я просто уронила трубку.
        - Где вы сейчас находитесь?
        - Выезжаю из города.
        - Вам придется немного задержаться.
        Она кашлянула, но спорить не стала.
        - Поскольку последнее задание вы не выполнили…
        - На то были свои причины, и вы это не хуже меня…
        - Мисс Лаур, у нас к вам нет претензий. Есть только поручение. Не оригинальное. Так что принимайте адрес.
        - Есть один вопрос, - сказала Элен. - И без вашего ответа… ничего больше не будет. Никаких поручений. И попробуйте мне соврать. Вы понимаете…
        - Да, мисс Лаур, это мы понимаем. Но я не могу обещать заранее, поскольку… и вы это тоже понимаете… мне пока неизвестно, чего вы требуете.
        - Откуда вы берете фамилии?
        - Вы хотите знать, каким образом к нам попадают сведения об очередном убийстве? Если других вопросов не будет, то я вам отвечу.
        В трубке раздался щелчок, и незнакомый голос произнес:
        - Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Двадцать четыре часа.
        Снова тишина. И снова щелчок. Тот же голос:
        - Здравствуйте. Ордер на Ульриха Козаса. Двадцать четыре часа.
        - Мисс Лаур, это все, чем мы располагаем, поверьте. Остальное - наши гипотезы.
        - А еще два человека?! Мартин… Мартин… ч-черт…
        - Мартин Крафт? Да, по нему был такой же звонок. Но убийства Полушина и Козаса планировались на ночное время, и мы могли ожидать, что к ним кто-то придет домой. А Крафта застрелили час назад. На улице.
        - И второй… как его?.. О-о-х! - Элен снова забыла и постучала себя по ноге. - Максимов… Максимов!
        - Максимов? - озадачился абонент. - Вы про Сергея Максимова? Он тоже мертв, но… э-э… ордера на него не поступало.
        Мост закончился, и Элен, свернув с проспекта, въехала на стоянку у гипермаркета.
        - Кто же этим занимается?.. - спросила она, прикуривая.
        - Теперь вам известно столько же, сколько и нам.
        - Почти ничего. «Здрасьте»… «Ордер»…
        - Мы можем лишь догадываться. А у вас есть нечто большее. И чтобы убедиться, мы вынуждены просить вас о новой услуге.
        - Вы записали последнее сообщение?
        - Вам это необходимо? Что ж, слушайте.
        Трубка умолкла. Элен стряхнула пепел и закрыла глаза. Она попробовала ощутить эту тишину, окунуться в нее и, возможно, что-то в ней разглядеть…
        Квадратная комната без окон, повсюду мягкий пластик. Тройной тамбур. Идеальная звукоизоляция. Высокий стеллаж: на полках безвкусно и как будто бессистемно расставлена аппаратура. Какие-то блоки, некоторые без лицевых панелей. Когда оборудовали это помещение, об эстетике никто не заботился, - оно не для съемок сериала, оно для работы.
        В центре - два кресла. Двое заспанных мужчин, совсем разные: на одном черная рубашка, он небрит, но спину держит прямо. Другой, в выцветшей оранжевой майке, клюет носом.
        Тот же щелчок. Оба вскакивают. Нужды в этом нет: здесь все на автомате, но мужчины, тем не менее, вскакивают - чтобы куда-то деть адреналин.
        Спустя минуту из динамика:
        - Вы поймали?
        Тот, что в рубашке:
        - Нет. Не удается отследить.
        - Мы и не сможем… - добавляет второй.
        - Что за тон?! - орет динамик. - Вошло в привычку? Рано привыкли! Ясно?!
        - Ясно… - отвечают одновременно.
        - Итак!..
        Первый касается клавиши, и по комнате разносится:
        - Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур. Двенадцать минут.
        - Здравствуйте. Ордер на Михаэля Ситцева. Пятнадцать часов… - Молчание. - Мисс Лаур, вы удовлетворены?
        - Я?..
        - Вы желали услышать… Пожалуйста, услышали. Что-нибудь еще?
        - Я… нет…
        - Адрес у вас в терминале. Михаэль Ситцев, через пятнадцать часов. Точнее, уже четырнадцать с половиной. В Москве он со вчерашнего дня, но освоился сверх всякой меры. Боюсь, господин Ситцев и сам не представляет, где окажется ночью. Будьте добры, мисс Лаур, приложите максимум усилий.
        - Да… да… - пробормотала она. - Михаэль Ситцев… Ордер на Михаэля Ситцева. Да. Я постараюсь…
        Элен сидела за рулем, не решаясь моргнуть - впереди маячила картинка: комната, приборы, двое в креслах. Щелчок и голос.
        «Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур. Двенадцать минут».
        Это будет не сейчас. Позже. Не сейчас, но скоро. И очень быстро. Двенадцать минут. Ее едва успеют предупредить. А что успеет она? Заметить, как Тиль Хаген жмет на курок. Посмотреть напоследок ему в глаза… Бессмысленно. Она в них почти уже смотрела - и не увидела там ничего человеческого.
        Блондин просто подойдет и выстрелит, без всякой ненависти. Возможно, Хаген и сам не будет знать, зачем он это сделал.
        Элен поняла, что отныне ее жизнь делится на двенадцатиминутные отрезки. Сон, любовь, еда - все состоит из них, из коротких перебежек.
        «Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур»…
        Двенадцать минут - от звонка и до пули в сердце.
        Минус 1 час 12 минут
        Тиль взглянул на часы и присвистнул. День прошел удивительно бездарно - даже по сравнению с другими такими же днями последних двух лет. Скоро ложиться, а Тиль всего-то и успел, что стряхнуть следователя и переехать в отель «Seliger». И еще - получить письмо…
        Он подпер щеку и поворошил на столе обрывки. Вот так он и просидел до ночи - не то в надежде, что бумага растает, не то в ожидании, когда появится увиденный им текст.
        «Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться»…
        Его действительно убедили, но не в этом. Доказали, что его так же легко обмануть, как он сам обманул Ефимова, только… Николай Васильевич в естественной заботе о дочери произнес необходимое вслух - Тилю оставалось лишь подсмотреть, что он скажет по терминалу своей супруге-ныряльщице…
        Нет, это сравнение Тилю не нравилось. Со следователем все было иначе: элементарный трюк, тысячекратно использованный каждым форвардом. А тут… ни звука, ни жеста, из которых можно было бы составить текст записки, - увиденный, но так и не прочитанный.
        Тиль молчал всю дорогу. Спрятал клочки в карман и стиснул зубы - поскольку прекрасно знал, откуда что берется. Расплатившись с таксистом, не проронил ни слова. То же и в гостинице: положил на стойку ИД-карту, подцепил ногтями магнитный ключ, и сам донес сумку до номера. Возможно, в «Seliger» его приняли за немого. Тилю было не до этого. Он молчал и думал. Скинул куртку, разулся, разложил на столе бумажки, сел рядом… И вот уже, оказывается, давно стемнело.
        Он рассеянно почесал затылок и подошел к кофейному автомату. В прозрачном окошке шеренгой стояли сигареты. Проведя картой по сканеру и ткнув наугад, Тиль достал из лотка пачку «Юроп Х-лайтс». Следом за ней выпала фирменная картонка со спичками.
        - Уважаемый пользователь, двадцать процентов от ваших расходов оплатила компания «Глобал-Продактс», - проворковала изнутри какая-то девица.
        - Пра-дакц… - передразнил Тиль и вдруг расхохотался: это было первое, что он сказал за последние десять часов.
        Все еще досмеиваясь, он вернулся к столу, сложил клочки в пепельницу и не без удовольствия поджег.
        «Ты прочтешь письмо, не вскрывая»…
        - Вы правы, правы, - покивал Тиль.
        «Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться»…
        - Ни фига. Промашка.
        «Прочтешь несколько раз, пока не выучишь письмо наизусть»…
        Тиль снова почесался и медленно сел на стул. Этого не было…
        - Этого раньше не было!
        «Потом сожжешь»…
        - Как?! - выкрикнул он в потолок.
        «Да, Хаген, теперь ты знаешь».
        Да… Теперь он знал: именно это там и было.
        «Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться. Прочтешь несколько раз, пока не выучишь письмо наизусть. Потом сожжешь.
        Отель «Селигер», апартаменты 2618.
        03:48:36».
        Тиль осоловело взглянул на часы - 03:48:37 - и, спохватившись, накрыл пепельницу ладонью. Бумага толком не разгорелась и погасла быстро. Не осмеливаясь убрать руку, он шепотом повторил текст. И вспомнил. Все до последней точки: название гостиницы по-русски, номер, в котором он поселился, и сожженное письмо.
        Он не умел читать через заклеенный конверт, сквозь ладони - тоже, но сейчас, как и в такси, Тиль прочитал. Обнаружил, что там написано на самом деле.
        Он подул на пальцы и разобрал обрывки. И взвыл. Листки были пустыми.
        Форвертс опять ошибся, показал ему то, чего не будет. Но откуда же?.. откуда взялся текст записки? Тиль мог бы принять это за галлюцинацию - если б не жил в галлюцинациях с детства. Он привык видеть то, чего нет, но знал, что это или будет, или может быть. А письмо, которое он прочел аж два раза… этого письма по-прежнему не существовало.
        Тиль добрел до ванной и сунулся под ледяной душ. Изумление иссякло, недоверие выдохлось, и он остался наедине с фактом: кто-то начал контролировать его форвертс.
        Рухнув на диван, он полежал с закрытыми глазами, потом резко выпрямился и нашарил пульт.
        Ему может прийти в голову что-нибудь еще. Снова - что-нибудь фальшивое. И оно толкнет его не в ту сторону… А не послушать форвертс нельзя, как нельзя сопротивляться страху или радости. Эти чувства управляют людьми.
        С минуту Тиль сидел неподвижно - глядя в яркую дыру экрана и ничего в ней не видя. Ругнувшись, он переключил канал и заставил себя собраться.
        Франтоватый старичок с тростью поскользнулся на собачьем дерьме и упал - попутно вырвал у какой-то дамочки торт и умудрился вляпаться в него холеной мордой… Разумеется, торт и дерьмо оказались одного цвета, что усилило комический эффект многократно. Миллионы граждан в Европе синхронно заржали.
        Тиль и без форвертс догадывался: дальше будет то же самое. Много дерьма и много падений.
        После очередного гэга пошла реклама - шампунь, таблетки от депрессии, персональные терминалы. Снова шампунь и снова терминалы. Контактные линзы в каплях от «Юни-Айз», печеночный паштет от «Глобал-Фудс» и подряд - четыре сорта пива. После пива - таблетки от мигрени.
        Переключившись, Тиль попал на криминальные новости. Узнал о каком-то Филевском насильнике и вместе со всей Восточной Европой просмотрел десяток фотороботов Тиля Хагена. Подлинного среди них он не обнаружил - под его именем показали тот портрет из студенческого блога. Лицо было похоже, и даже очень, но чего-то в нем не хватало. Пожалуй, самого главного - сомнения. Этот человек был уверен, что утром побреется, отсидит день на работе, а вечером поужинает и ляжет спать. Он не подозревал, что от прикроватного коврика расходится множество реальных дорог - к находкам и потерям, а то и в никуда. И выбрать из них одну-единственную порой труднее, чем пройти сотню.
        Новости сменились рекламой, и Тиль махнул пультом. Опять городская хроника, но уже без жути, сплошной позитив: скоро выборы мэра…
        На площади, окруженной старинными кирпичными постройками, колготились какие-то люди - тысячи полторы, или около того. Репортаж снимали еще днем, конструкции временного помоста бликовали, и от этого возникало ощущение праздника. Сцену собрали правее от монумента - коренастого и чуть косолапого мужика в кепке. Что это за герой, Тиль не знал и не особо интересовался. В каждом городе были свои местные идолы - то немногое, что осталось после неизбежной унификации.
        Женщина на трибуне говорила неторопливо и плавно, покачивая в такт рукой - монитор работал без звука. Тиль поднял пульт, но не смог нажать на кнопку - палец что-то удержало. Человек в толпе. Тиль подался вперед, чтобы разглядеть получше, но камера, как назло, приняла влево, и мужчина выпал из кадра.
        Тиль приблизился к экрану.
        Оператор даст второй «проезд», человек мелькнет еще раз, потом запустят другой материал. Не увидеть сейчас - значит не увидеть никогда.
        Он даже не заметил, как начал пользоваться тем, что сам же истово проклинал. Не прошло и трех минут, а Тиль вновь обратился к своим способностям. Без них он чувствовал себя парализованным. Форвертс привычно выдал прогноз, и, поскольку передачу уже смонтировали, вариантов не было, - разве что выключить монитор.
        То лицо непременно покажут, и Тиль его вспомнит. Но кого? Он мог увидеть… троих разных людей - в одном и том же месте, на одной и той же записи. Словно режиссеры приготовили несколько версий репортажа и сами не поняли, какую из них запустили в эфир… Но и в этом случае Тиль должен был знать, что за человек стоит возле помоста, между охранниками и секретарями, - ведь он уже знал, чем закончится и этот митинг, и вся предвыборная кампания. Женщина на трибуне выиграет.
        Елену Родионову консультировал форвард. Позже обозреватели скажут, что она прошла по самому краю: драка в театре и появление перед журналистами с рассеченной губой. Для романтиков Родионова вступилась за постороннюю девушку, для циников - просчитала каждый шаг. В действительности она просто поверила, что странные поступки, которых от нее требовал форвард, - это и есть путь к победе. В итоге - невозможный, абсурдный для демократического государства рейтинг.
        Тиль увидел даже цифру: семьдесят два и три десятых процента. Но кто это обеспечил, он до сих пор не представлял.
        Панорама дрогнула и поплыла - ленточки-шарики, памятник, лотки с бесплатным мороженым, обаятельный сержант. В кадре возник угол помоста, рядом - секьюрити Родионовой и тощий, как штанга, референт. Сейчас…
        На тумбе возле двери зазвонил гостиничный терминал.
        Тиль присел перед экраном. Камера задержалась на монументе - комментатор погрузился в исторический экскурс.
        Трубка не умолкала.
        Тиль цыкнул и коротко взглянул на тумбочку. А когда вновь повернулся…
        - …интересы честного налогоплательщика… - вещала кандидатка в мэры.
        Оператор взял крупный план трибуны, все остальное оказалось отсечено. Тилю хватило бы и мгновения - дольше проскользнувший форвард в кадре не задержался, - но это мгновение он упустил.
        Терминал звонил не переставая.
        Взревев, Тиль вскочил на ноги и сорвал трубку.
        - Что?!! Что вам надо?!
        - Шестнадцатый московский, - раздалось в ответ. И сразу - гудок отбоя.
        Постояв у тумбы, Тиль положил трубку и пошел за пультом. По шестнадцатой программе в Москве, как и в любом городе, вряд ли могли показать что-то интересное.
        Музей, примерно этого он и ждал. На расписанных стенах - полотна в золоченых рамках. Все сливается и пестрит. Посетителей много. Группа туристов - аборигены по музеям не ходят - медленно и благоговейно движется вдоль ряда картин. Восхищены. В живописи не бельмеса, для них что масло, что акварель, что формат «jpix» - все едино. Однако ж покачивают головами, насыщаются прекрасным.
        Сзади плетутся трое отставших - в толпе идти муторно, а сбежать неудобно. Разглядывают потолок, он тоже весь в росписи и лепных кудряшках. Один из мужчин останавливается и смотрит в объектив. Прямо Тилю в глаза. Смотрит. Долго. Растерянно. Будто и сам не понимает, как он тут очутился, зачем…
        Тиль проглотил комок. Михаэль Ситцев, Миша. Вот уж не подумал бы…
        Они познакомились через Полушина, как и большинство форвардов. Федя, «собиратель талантов», разыскал Ситцева в Хабаровске. Михаэль вел растительную жизнь: с нуля до часу добывал деньги, с часу до нуля - транжирил. При этом ему удавалось сохранять и здоровье, и презентабельность. Он даже к дантисту ни разу не обращался, хотя нередко открывал бутылки зубами.
        - Обратите внимание на игру теней, - неслышно проворковал искусствовед. - Какая непостижимая…
        Тиль выключил монитор и суматошно забродил по комнате. Это был Михаэль - там, на митинге. Госпожа Родионова сделала правильный выбор: пьющий, относительно порядочный человек издалека. Протрезвел, напрягся и дал десяток вариантов - все, что от него требовалось. Приехал - уехал.
        Да, но Михаэль - и в музее?.. Была бы это трансляция из стрип-бара, Тиль не сомневался бы. Собственно, он и сейчас не сомневался, а лишь недоумевал, поскольку наконец-то увидел того человека возле трибуны.
        Ситцев Миша - консультирует кандидата в мэры, а в перерывах посещает очаги культуры… Любопытно.
        Тиль заказал у автомата содовой - семь процентов оплатила «Глобал-Фудс» - и прилег на диван. Из головы не шел тот звонок - «шестнадцатый московский». Кто-то подсказал. Для этого он должен был знать, чем Тиль в данный момент занимается. Вернее, о чем он думает, а это далеко не одно и то же. Мысли ни камерой, ни микрофончиком не зафиксируешь. И форвертс…
        Тиль осторожно поставил стакан на пол. Не просто размышления, а нечто иное. Форвертс - вот что это было, когда он увидел на экране толпу и почувствовал в ней знакомого человека.
        - Ясно, - громко сказал Тиль. - Ты существуешь. А я что, спорил?.. Я даже слышал твой голос. Ну?.. и?..
        Никто не ответил, лишь явилось новое озарение - легко, как они приходили к нему всегда.
        Ресторан «Поросячий визг». Не то глубокая ночь, не то раннее утро. Много полиции, очень много, - потому, что много свидетелей. И дело, по которому прибыл старший следователь Ефимов, далеко не рядовое.
        - Бесспорно, убийства связаны, - сказал ему заместитель генпрокурора. - Это серия. А кто у нас на первом эпизоде?.. По Полушину кто работает? Ты, Николай Василич. Тебе и раскручивать. Не горюй, поможем. Технику, людей, полномочия, - все дадим. Но и спросим, конечно. Завтра уже и спросим.
        Ефимов с тоской поглядывает на помощников. Пьяненькие посетители несут чушь, дознаватели закипают, сам Ефимов отмахивается. Угораздило же вляпался. Разборки форвардов - что может быть паршивей для нормального человека?
        Тело Михаэля Ситцева грузят в машину. Ефимов нервно озирается, как будто ищет взглядом кого-то за спиной… Он поднимает голову и смотрит в беззвездное небо - пронзительно, с упреком.
        - Я не там, я здесь… - пробормотал Тиль.
        Он опасался, что им снова играют, что из этого будущего опять ничего не сбудется - ни сокрушенного паникой зала, ни перепачканных людей, ни закрытых носилок с Мишей Ситцевым. Тиль мог бы проверить элементарно - ждать оставалось недолго. И тогда он выяснит, врал ему форвертс, или нет. Но если форвертс на этот раз не соврал… Через полчаса Михаэля положат в кузов - бережно, как античную статую. Ногами вперед. Пока это был лишь вариант, и его реализация зависела от Тиля.
        Он взял терминал и, на секунду задумавшись, набрал номер.
        - Марта?.. Привет, Марта. А ты почему еще не спишь? Папу оторви от футбола, пожалуйста.
        - Ого!.. Откуда вы знаете, что он футбол смотрит? Па-а!..
        - Да… - произнесли в трубке.
        - Это я, - сказал Тиль. - Ботинки и пистолет начищены? Выходи из дома.
        - Ты?.. Ты как мой номер узнал?
        - Николай, не будь ребенком. У нас мало времени.
        - Что случилось-то?
        - Пока ничего, но скоро может случиться. Надеюсь, на суде мне это зачтут.
        - Погоди… Ты сдаться решил?! На каком суде-то?..
        Тиль, не выпуская из рук терминала, принялся надевать куртку.
        - На страшном, Коля, на страшном.
        Минус 24 минуты
        Элен заставила себя оторваться от часов и пощупала в кармане терминал. Трубка тут же зазвонила.
        - Мы здесь, - сказал Альберт.
        - И много вас?
        - Так, пара человечков…
        Выглянув из машины, он посмотрела на крышу гипермаркета. Подсветку уже выключили, но Элен, тем не менее, увидела.
        Четыре снайпера: двое по углам, двое в центре. Муниципальное здание напротив ресторана наполнилось людьми в мягкой черной одежде. Рамы в доме были глухие, и одно из стекол просто вырезали, подготовив широкое прямоугольное отверстие, за которым скоро появится…
        В кабинете сдвигают столы, точнее - приподнимают и относят к стене, чтобы не шуметь даже здесь, в двухстах метрах от объекта. Освободив пространство, люди затаскивают в комнату какой-то станок. Следом вносят длинные ящики.
        Что на них написано, Элен не знала - внутрь ее не пустили бы, однако назначение железной штуковины было понятно и так. Потому что ее, не исключено, скоро используют. Переносную установку залпового огня. Восемь пусковых линеек, на каждой - реактивный снаряд.
        В старой хронике показывали, как уничтожается оружие, - красиво и убедительно. Режутся бомбардировщики, развинчиваются боеголовки, крейсеры превращаются в отели… В объединившемся мире истреблять стало некого, и оружие пустили на переработку - кроме того, что могло еще пригодиться. Как, например, эта легкая система. И она… Пригодится.
        - Альберт… - Элен поднесла к уху трубку. - Ты в своем уме?! Знаешь, сколько там народу?
        - Он ведь даже от пули увернуться может. Теоретически.
        - Ты мне ответь: сколько в этом «Поросячьем визге» посетителей? - медленно проговорила она. - Не в курсе?.. Тогда я отвечу. Сто шестьдесят семь. А сколько человек выживет после твоего залпа?
        Альберт промолчал.
        - Альбертик, ты тварь. Даже всех форвардов такой ценой спасать - и то дороговато. А за тебя одного… Цена нереальная. Прикажи им убрать эту бандуру.
        - Ты понимаешь, Леночка… Если бы у меня была вторая такая же, я бы и ее сюда привез. А было бы десять - приволок бы все десять. Жизнь бесценна. Когда она твоя. Если бы Хаген угрожал не мне, а тебе, ты бы тоже…
        Элен, не дослушав, нажала «отбой» и бросила терминал на сидение.
        - Ублюдок…
        Она достала сигареты и вновь посмотрела на часы. Через двадцать минут станет еще одним форвардом меньше. Это будет не Хаген. Сначала погибнет Михаэль Ситцев, поскольку Альберт не собирался спасать даже его. Он вообще не планировал кого-то спасать. Дождется, пока Хаген не прикончит Ситцева, а потом накроет весь зал.
        Оставались и другие варианты. Надежда у посетителей еще была, но Элен пугало то, как просто Альберт к этому относится.
        Она положила голову на руль.
        «Ордер на Элен Лаур» - вспомнился ей голос в трубке. Запись, которую еще не сделали… Но которую непременно сделают, возможно - уже завтра. Если сегодня Хаген не умрет.
        - Нас так мало… - прошептала она. - Почему же нам так тесно?..
        Минус 20 минут
        - Стоп…
        Ефимов, не задавая вопросов, прижал «Вольво» к бордюру.
        - Ну-ка не спеши, Николай… - Тиль потер лоб и невесело усмехнулся. - Там… там такое… Надо же…
        - Слушай, э-э… Да как тебя зовут-то?! Это, в конце концов, унизительно. Не хочешь говорить имени - придумай кличку. А то ведь и правда Шариком называть буду.
        - Я скажу. Только не сейчас. А сейчас… поезжай домой. Забудь. - Тиль вышел из машины и застегнул куртку.
        Ефимов длинно просигналил.
        - Да что там?! - крикнул он.
        - И этого тоже не надо, - ответил Тиль, наклоняясь к окну. - Там, Коля, мясорубка. Еще раз гуднешь, и тебя отсюда не выпустят. Три квартала всего осталось-то.
        - Меня-а?! Кто же меня не выпустит? Старшего следователя прокуратуры. Кто осмелится…
        - Снайпер.
        - «Азъ»? Значит, они и сами справятся.
        Тиль покивал и, проверив часы, облокотился на дверцу.
        - Справятся, да. При помощи «Штурма».
        - Атаковать ресторан?.. Нет, они все делают по-тихому.
        - «Штурм Р-8», Коля…
        Тот озадаченно кашлянул.
        - Ты таблетки с утра не принимал, случайно?
        - Я случайно гостей принимал. И пиво. А больше ничего.
        - Ты серьезно?..
        - Последние два года у меня все - очень серьезно.
        - Не может быть. «Штурм»?.. Невозможно. В городе! Армейская установка! Невозможно, нет. Кто это позволит? Дикость какая-то… Средневековье!
        - А оно у вас и не кончалось. Вы просто не замечаете. Потому, что вы в нем живете.
        Следователь потянулся было к трубке, но раздумал.
        - Чья это операция? Тебе видно?
        - Президентская служба безопасности при поддержке «Аза».
        - И как они собираются объяснить ракетные залпы в Москве? Это же скандал! Представь себя не месте жителей района…
        - Представляю. Я только не представляю, что от ресторана останется.
        - А?.. От какого ресторана?.. Так они… по ресторану?! Э-э-эх, Шарик!.. Ну и фантазия у тебя!
        - Не фантазия. Форвертс. - Тиль оттолкнулся от машины. - Не надо тебе этого, понял? Возвращайся.
        - Шарик! - позвал Ефимов насмешливо. - Садись, отвезу тебя куда-нибудь. Пивка выпьем, раз уж ты меня из дома вытащил.
        Тиль сунул руки в карманы и ускорил шаг. «Вольво» катило следом.
        - Запоминай, - сказал Тиль, не оборачиваясь. - «Сегодня ночью специальным подразделением «Азъ» уничтожен один из самых опасных преступников. Тиль Хаген был известен своим коварством и нечеловеческой жестокостью. Чего стоили такие его злодеяния, как расстрел прохожих на фестивале в Гамбурге или подрыв пассажирского поезда «Варшава - Киев»… - Он запнулся и прошептал: - Вот же с-суки… Поезд!..
        - Пожалуй, пиво тебе не поможет, - заметил из салона Ефимов. - Водочки?..
        Тиль заговорил еще быстрей:
        - «Преступник, осужденный Европейским Трибуналом, недавно прибыл в Москву. К сожалению, во время захвата не обошлось без жертв. Тиль Хаген взял в заложники посетителей и обслуживающий персонал ресторана. Когда поступила достоверная информация о том, что живых заложников не осталось, был отдан приказ открыть огонь на поражение. Количество пострадавших уточняется, но уже сейчас известно, что вместе с Хагеном погибли два его сообщника. Первый - гражданин Славянского Содружества Михаэль Сит…»
        Тиль остановился и отрешенно посмотрел под ноги. Ефимов затормозил с небольшим опозданием, и ему пришлось сдать назад.
        - Что это за бред? - спросил он.
        - Завтрашнее заявление пресс-службы «Аза». - Тиль взглянул на часы. - Нет, уже сегодняшнее.
        - Там действительно Хаген? Так вот, откуда заваруха… Да, Хаген того стоит. А нельзя просто позвонить твоему другу и предупредить? Обязательно идти туда самому? Под снайперов, если ты не…
        - Я номер не знаю, - отрывисто произнес Тиль.
        - Мой узнал ведь как-то.
        - Узнал, потому что дозвонился. А до него не дозвонюсь. Сваливай, Коля. У тебя жена, ребенок…
        - Как его зовут? Приятеля твоего.
        - Бесполезно. Он не ответит. - Тиль распахнул дверь и, выдернув из кармана руку, направил на Ефимова пистолет. - У тебя два варианта, как форвард говорю. Либо уехать, либо хапнуть полкило осколков.
        - Ствол-то зачем? Бешеный… Это что, вариант номер три?
        - Чтобы из первых двух быстрее выбирал.
        - Спрячь, а то арестую.
        - Ты уедешь, нет?! - Не дождавшись ответа, Тиль сел в машину. - Сам ты, Коля, бешеный…
        Минус 10 минут
        Элен выбросила окурок и взяла с сидения трубку, но, подержав ее в руке, сунула в карман. Альберт не передумает. Он слишком напуган, и он все для себя решил. Не сегодня, раньше. Да к тому же… и так все ясно. Та хреновина в муниципальном здании выстрелит. Весьма вероятно. Может и не выстрелить, конечно… Только может в данном случае - это совсем не то. Сто шестьдесят семь человек могут остаться в живых. При условии, что им неимоверно повезет.
        Элен резко поднялась и, не захлопывая дверцу, направилась к ресторану. Она не представляла, что ей там делать, но шла уверенно и быстро: времени было уже не много.
        «Поросячий визг» стоял на свободном участке. Двухэтажное здание будто специально строили для осады: ни выйти из него незамеченным, ни подойти, было невозможно - освещенная площадка просматривалась отовсюду. Однако самого важного Элен не видела.
        Впереди все плыло.
        Четыре форварда в одном месте. Ближайшее будущее расходилось неровным веером, скошенным от Элен - в чужую сторону, в сторону Тиля Хагена. Он и вправду был сильным форвардом, она это чувствовала даже на расстоянии. Альберт боялся его не напрасно: Хаген смотрел дальше всех, и… он уже заметил приготовления вокруг ресторана, включая и вероятный залп. И если Хаген не самоубийца, не полный идиот, он давно должен был исчезнуть.
        Элен прислушалась. По-прежнему четыре форварда: она, Альберт, Михаэль Ситцев и Тиль Хаген. Сумасшедший блондин, чуть не подстреливший ее в коридоре у Козаса. Псих или негодяй, а вернее - то и другое вместе. Форвард, истребляющий себе подобных. Уже наметивший в жертвы и Ситцева, и Альберта, и саму Элен. Уничтожить Хагена было необходимо, но…
        Вряд ли стоило убивать ради этого еще полторы сотни человек.
        Приблизившись к сияющим дверям, Элен включила терминал.
        - Альберт… Здесь твои люди есть? Сколько, и как я их узнаю?
        - Ты не узнаешь. Иначе их почует и Хаген. Раньше тебя.
        - То есть… на поддержку мне не рассчитывать?..
        - Я вообще не понимаю, зачем ты туда поперлась, - равнодушно ответил Альберт. - Была бы ты хоть боксером или стрелком… А так… Соблазнять, что ли, его будешь?.. Ладно, дело твое. Но время уже кончается, Леночка.
        Он хотел сказать: скоро мы выстрелим. Но не сказал. Во-первых, Элен догадалась бы и сама, а во вторых… Его это не тревожило. Он почти приговорил к смерти сто шестьдесят семь человек, так какое ему дело до лишнего трупа?
        Прозрачные створки разъехались, и Элен оказалась в полумраке ароматов: кофе, сигары, коньяк - все запахи искусственного происхождения. Веяло еще и духами, несомненно из кондиционера - тон был слишком отчетливым.
        Покосившись на швейцара, Элен вытащила скомканную сотню.
        - Плевала я на ваши правила. На, и заткнись.
        - Так я… я же… - пробормотал тот, принимая деньги.
        - Вот и заткнись!
        Использовать форвертс вблизи от Хагена было опасно, но объясняться по-человечески Элен уже не могла.
        Семь минут.
        На первом этаже работали два бара и ресторан - к нему тянулся длинный коридор, облицованный розовым мрамором. На втором, если интуиция не обманывала, был бильярд, а также номера с разбитыми кроватями и тесными душевыми.
        Ситцев сидит в баре.
        Элен рывком обернулась к швейцару - тот, поджав губы, отрешенно смотрел куда-то в угол.
        Это не он сказал. Это сказал кто-то другой…
        И тут же, как подтверждение, в мозгу пронеслось:
        Михаэль в баре. В баре. В баре.
        Ей стало страшно - почти так же, как днем, когда в трубке послышалось жуткое и монотонное: «Ордер на Элен Лаур». Кто-то ее вел и, возможно, вел совсем не туда… Она зажмурилась, но ничего не увидела: форвертс окончательно утонул в серой мути. Слишком много вариантов.
        Элен спустилась по трем ступенькам к тяжелой деревянной двери.
        Михаэль сидел у стойки, спиной к выходу. Она узнала его даже по затылку - Альберт, едва получив имя новой жертвы, загрузил ей в терминал целый фотоальбом. Элен приняла больше сорока снимков Ситцева - в разных ракурсах, при разном освещении, в разных стадиях неадекватности. Судя по тому, что Михаэль два раза пронес руку мимо бокала, он уже находился в предпоследней.
        Элен осмотрелась - ни блондина, ни тех, кто бы соответствовал образу бойцов «Аза», в зале не было. Она подошла к Ситцеву и хлопнула его по спине:
        - Ку-ку.
        Михаэль крутанулся на табурете и зацепился взглядом за ее грудь. Элен подумала, что у него в родне отметились испанцы - давно и самым краешком. Черты лица и цвет волос были определенно славянские, однако в Ситцеве осталось что-то неуловимое. Фотографии, даже динамические, этого передать не могли.
        - Привет, - он пьяно, но обаятельно улыбнулся и шевельнул пальцами в адрес бармена.
        - Тебя зовут Михаэль?
        - Можно Мишей. Родители, подбирая мне…
        - Миша, пойдем отсюда, - оборвала его Элен.
        - Я собирался тебя угостить. Девушки такой редкой красоты…
        - Не трепись, форвард, - сказала она ему на ухо. - Через пару минут тебя застрелят.
        Ситцев скривился.
        - Как же вы меня достали!.. Я завтра уеду, так и передай.
        - Осел, я не нанимаю тебя на работу. Я тебе не угрожаю. Мне от тебя вообще ничего не надо. Только выйди отсюда на улицу.
        Михаэль отвернулся.
        - Ты не видишь?! - прошипела Элен, хватая его за плечо.
        - Что я должен видеть?.. А-а! Во, как. Значит, сестра, да?.. Не прокатит. Это на раз проверяется. Что и в каком кармане у меня лежит?
        Форвертс на секунду открылся, и Элен узнала, что все карманы у Ситцева забиты одним и тем же. А кроме того она поняла, что отвечать бесполезно, - Михаэль задаст новый вопрос, и еще один, и еще… Он не верит, что среди форвардов есть женщина, и он не желает ни с кем иметь дела. Москва ему не нравится. Зато ему понравилась Элен, и он будет тянуть этот разговор, пока здание не взлетит на воздух.
        - Так что у меня в кармане? - усмехнулся Михаэль. - Пролетела, сестричка?
        - В кармане у тебя презервативы, осел. А у меня вон чего…
        Элен распахнула плащ и, качнувшись к Ситцеву, ткнула его стволом в живот.
        - «Ангус»… - проронил Михаэль.
        - У меня есть «ангус», а у тебя три секунды, чтобы расплатиться и незаметно отсюда выползти.
        - Пушка, - рассеянно повторил он. - У тебя же пушка… А я…
        - Не увидел?.. Я тоже ничего не вижу. Тут что-то непонятное творится, Миша.
        - Ага… Тебя как звать-то?
        - Элен, - неожиданно раздалось сбоку. - Ее зовут Элен. Привет, родственники…
        Минус 5 минут
        Ефимов опустил трубку и недоуменно посмотрел на Тиля.
        - В прокуратуре ничего не знают.
        - Не ваш уровень.
        - Как это «не наш»?! Да без санкции ни одна собака…
        - Значит, не твой.
        - Это другое дело, - вздохнул Ефимов. - Вызову группу. Будем считать, что я кого-то заметил. Вон там, например… - он показал на гипермаркет. - Есть там кто-нибудь?
        - Четверо. С винтовками.
        - Ни хрена себе… А там? - Он кивнул на соседнюю крышу.
        - Там еще трое, - мрачно ответил Тиль. - А вон там, видишь?.. На шестом этаже.
        - Что-то черное…
        - Дыра в стекле. А за ней «Штурм».
        - Вот же, ё-моё… Хаген - он что, на танке ездит?!
        - На такси обычно, - буркнул Тиль.
        - А зачем тогда?..
        - Не знаю!
        Тиль попробовал сосредоточиться. Снова без толку: где-то рядом были еще три форварда, - это все, что он понял.
        - Так вот, значит, как твой друг погибнет… - произнес Ефимов. - Будут брать Хагена, а достанется ему…
        - Нет. Друга убьют из пистолета. Хотят убить, - оговорился Тиль.
        - Точно из пистолета?
        - Из «ангуса». Или… из винтовки «СК-40», - добавил он, помедлив.
        - Снайперская…
        - Снайперская, - подтвердил Тиль.
        - Ни в жизнь бы не поверил! Тебе в полиции служить надо, а не по гостиницам поганым прятаться.
        «Вольво» с заглушенным мотором проехало еще квартал и уперлось колесами в бордюрный камень. Впереди, за мигающим светофором, начиналась площадь, пустая и тихая. Двухэтажное здание ресторана светилось, как прогулочная яхта в ночном море.
        - Группу не вызывай, все равно не успеют, - сказал Тиль. - Врачей бы сюда… Но столько бригад никто не пришлет. Пока не будет факта.
        - А он будет? Факт обстрела. Ты уверен в этом?
        Тиль молча открыл дверцу.
        - Насчет полиции обдумай, я серьезно. Работа почетная. Льготы, страховка…
        Тиль собрался встать, но замер и внимательно посмотрел на следователя.
        - Серьезно, серьезно…
        - Ты чего это, Коля? Не ко времени разговор затеял.
        - А то непонятно даже, на что ты живешь…
        - Я форвард. Деньги у меня под ногами лежат.
        - Слышал я, что Хаген тоже форвард. Официально это не подтверждено… Да если официально - вас вообще нет. Но… это правда?
        - Да. Хаген - форвард.
        - И ты с ним знаком?..
        - Ты серьезно спрашиваешь, или шутишь?
        - Серьезно, серьезно…
        Тиль повертел в руках пистолет и, приобняв Ефимова за плечи, упер ствол ему в щеку.
        - Ты чего?.. Шарик… - проронил следователь.
        - Не Шарик, - усмехнулся Тиль. - Хотел спросить меня про Хагена? Потом объявить об ордере Евротрибунала и зачитать мои права.
        - Я?!
        - Хоте-ел. Но не успел. Я всегда буду первый, Коля. Почему ты никак в это не поверишь?
        - Да я…
        - У тебя был другой вариант. Ты отказался. - Тиль тронул большим пальцем предохранитель и, пока в мозгу у следователя зрела реакция на возможный выстрел, ударил его рукояткой по темени.
        Обыскав Ефимова, Тиль пристегнул его наручниками к рулю.
        - Надо было домой ехать, Коля, - проговорил он, не рассчитывая на ответ.
        Ответить Ефимов сможет минут через пять, не раньше. Дежурный по городу получит шквал панических звонков и, вспомнив, что старший следователь справлялся о какой-то спецоперации, вызовет его на связь. Ефимов откроет глаза и увидит на площади…
        Последствия одного из вариантов. Какого именно - Тиль не знал и сам.
        Минус 4 минуты 45 секунд
        Блондин втиснулся между Элен и Ситцевым и, отодвинув стакан, положил руку на стойку - так, чтобы гранату было видно обоим.
        - Стрелять не будем? - осведомился он, отбирая у Элен пистолет.
        - Не стреляй, - запоздало предупредил Ситцев.
        Судя по глазам, Михаэль почувствовал, что граната настоящая, - хотя секундой раньше он умудрился проглядеть самого блондина. Элен пребывала в такой же растерянности. Похоже, способности Хагена простирались гораздо дальше, чем ее форвертс. Варианты не просматривались, но у Элен, в конце концов, оставалось нормальное человеческое зрение… и она ни на что не отвлекалась. Однако блондин возник ниоткуда, словно сгустился из пустоты.
        - Трубку оставь, - сказал он куда-то в сторону и, не утруждая себя повторами, выстрелил.
        Бармен врезался спиной в зеркальную горку. «Ангус» работал тихо, музыка играла гораздо громче, но сквозь плотный ритм прорвался звон стекла. В зале повисла тишина, такая прозрачная, что стали слышны удары кием на втором этаже. Из дальнего угла долетел легкий шорох, и блондин выстрелил снова. С крайнего табурета упала какая-то женщина.
        Посетители оцепенели.
        - Персоналки сюда! - скомандовал блондин.
        Люди начали выкладывать на столики трубки.
        - Сюда!! - крикнул он, обводя зал «ангусом».
        Терминалы полетели к стойке. При первой же возможности народ бросится их собирать и звонить в полицию, - это понимала Элен, это понимал и блондин, но его заботило что-то другое.
        «Ордер на Михаэля Ситцева».
        Все прочее, включая собственную жизнь, он будто бы не воспринимал всерьез. Как он планировал отсюда выйти, Элен тоже было неведомо. Он не мог не знать о снайперах и о ракетной установке. Если только он не рассчитывал снова раствориться в пустоте или провалиться сквозь землю…
        Элен много слышала о коллекторах под старыми городами. Догадка могла повлиять на будущее и тем самым выдать ее сейчас, но это вряд ли имело значение. Все, чего ей стоило бояться, уже произошло. Не исключено, в Компании уже приняли тот звонок -
        «Ордер на Элен Лаур. Двенадцать минут»,
        - и ее обратный отсчет уже пошел.
        Впрочем, безумный форвард мог убить и без звонка. Во внешности блондина преобладали северные черты, но человека с активированной гранатой в кулаке и с кучей трупов за плечами вряд ли можно считать педантом.
        У Элен тренькнул терминал, и она вздрогнула.
        Вот и все…
        Она хорошо помнила тот голос. Сначала он скажет:
        - Здравствуйте…
        Потом добавит…
        - Я же велел трубки на пол!.. - сказал блондин. - Кто там у тебя?
        Она все еще надеялась, что ошибается. Однако блондин обязан был это знать наверняка. А если он сам не ориентировался, то… кто же тогда заглушил ее форвертс?
        - Ответь, Элен.
        Она вытащила трубку и мысленно помолилась.
        - Леночка… - раздалось в терминале. - Леночка, что там у тебя?
        Она вопросительно посмотрела на блондина, тот никак не реагировал.
        - Все нормально, Альберт. Я его встретила.
        - Кого? Ситцева или Хагена?
        - Встретились, поболтали, выпили немножко…
        - Понятно… - Альберт кашлянул. - Ты можешь его пригласить?
        - В каком смысле?..
        - Дай мне Хагена, - сказал он.
        Элен недоуменно протянула терминал блондину.
        - Тебя…
        Тот без удивления принял трубку.
        - Восемь снарядов?! - Он усмехнулся. - Мне и одного хватит, я ведь не железный… Ах вот оно что! Хорошо, я подумаю.
        Вернув терминал Элен, он махнул пистолетом на двери. Михаэль начал было упираться, но блондин поднял гранату и отогнул мизинец. Под пальцем показалась светящаяся контактная панель.
        Ситцев уже слегка протрезвел, но соображал по-прежнему медленно. Он даже сейчас не чувствовал, что все происходящее относится в первую очередь к нему.
        Элен взглянула на часы - Михаэль жил лишних две минуты. И она, вероятно, тоже… Блондин должен был убить их сразу, - если все обстояло именно так, как она видела.
        Ошибалась… Не доверять Альберту было вполне естественно, а вот не верить своему форвертс… к этому Элен все еще не могла привыкнуть.
        Блондин вывел их из зала и кивнул на лестницу:
        - Бегом!
        У дверей раздался крик швейцара и сразу - выстрел. Обернувшись, Элен заметила у блондина второй пистолет, такой же «ангус». Она отстраненно подумала, что когда обе руки заняты, гранате некуда деться, разве только в карман…
        Минус 4 минуты 30 секунд
        Альберт почесал трубкой за ухом и переключил линию.
        - Вы всё слышали?
        - Восемь снарядов - это не гипербола?
        - И даже не парабола. Ваши предложения…
        - Восемь.
        - Один процент за каждую не выпущенную ракету?
        - Девять.
        - Сейчас… - Альберт снова переключился. - Ваше слово, господа.
        - Десять, - мгновенно отозвались на том конце.
        - Скучно, - сказал он. - «Глобал» согласится на одиннадцать, вы пообещаете двенадцать. Так и будете по процентику торговаться. А я тут у вас в роли телефониста, да?
        - Пятнадцать, - произнесли в трубке.
        - Уже теплее. Сейчас…
        - Семнадцать, - ответил другой голос.
        - Теплее, теплее, господа. Связь через три минуты. - Альберт положил терминал на подоконник и, улыбнувшись бойцу в маске, вылущил из упаковки новую жвачку. - Как говорят в некоторых фильмах, «только не останавливайся!»
        Минус 3 минуты
        Тиля поймали в прицел еще на походе к площади, но, оказавшись у ресторана, он почувствовал их сразу десяток - холодных внимательных взглядов. Десяток пальцев лежал на спусковых крючках в ожидании одного и того же слова.
        Форвертс, то пропадая, то возвращаясь, гарантировал как минимум еще пять минут жизни, и Тилю хотелось в это верить. Несмотря на все недавние осечки. Верить в хорошее - просто.
        Когда до крыльца оставалось несколько метров, в здании что-то ухнуло. Шум донесся из глубины, снаружи было по-прежнему тихо. Вздрогнули стекла на первом этаже, качнулась вывеска с розовой нетрезвой свиньей, и снова все пропало: звук и движение поглотила темная пустота площади.
        Холл за прозрачными дверьми начал наполняться дымом. Створки разъехались, и на улицу выскочила оглушенная женщина. Остановившись, она посмотрела на Тиля и вдруг завизжала:
        - Поли-иция!!
        - Что случилось? - Тиль вынул первую попавшуюся ИД-карту и на случай, если кому-то из снайперов были видны его губы, сказал: - Лейтенант Никитин. Что у вас произошло?
        - Я?.. - Женщина потрясла головой. - Я не знаю… Там… всё…
        - Вы в безопасности. Полицию вызывать не надо, она уже едет.
        Тиль убрал карточку, на правах лейтенанта Никитина вытащил пистолет и, глубоко вдохнув, вошел в здание.
        То короткое слово, которого он ждал и боялся, так и не произнесли. Значит, его форвертс был еще на что-то годен.
        Минус 2 минуты 50 секунд
        - Огонь… - сказал стрелок. - Внутри что-то горит… Выбегает женщина. Мужчина… представился лейтенантом Никитиным. Он заходит…
        Альберт пожал плечами. Без оптики ему были видны лишь фигуры на фоне освещенной стены. Капитан со своим биноклем куда-то запропастился, а снайпер винтовку не отдавал. Альберт и не настаивал, люди на улице его не интересовали.
        - Продолжай следить.
        В кабинете появился командир группы:
        - Наблюдатель доложил, что сюда едет полиция.
        - Задержите. Фараоны тут не нужны.
        - Как задержать? Какими средствами?
        Альберт выплюнул жвачку в платок.
        - Любыми, капитан.
        - Но…
        - И без «но». Вы в курсе, какая у меня должность?
        - Да.
        - А вы в курсе, почему я нахожусь на этой должности? Потому, капитан, что я знаю, как лучше. Так вот, без полиции нам будет гораздо лучше.
        Альберт взял с подоконника трубку и на ощупь набрал номер.
        - А теперь заткните уши. У меня секретные переговоры… Цена выросла, - сообщил он, не замечая больше ни офицера, ни стрелка. - Двадцать пять… Реально, реально, господа. И тридцать реально, и даже пятьдесят, но я человек совестливый. Двадцать пять, и вам достается три четверти. Или ничего.
        Он подошел к пусковой установке и положил ладонь на снаряд.
        - Вы этого не сделаете! - раздалось в трубке.
        - Конечно, не сделаю. Мертвый Хаген никому не нужен. Я продам его живым - либо вам, либо вашим конкурентам. Думаем еще три минуты и решаем вопрос окончательно.
        Альберт без предупреждения выключил терминал и бросил его обратно на подоконник.
        - Уфф… Если завтра меня не казнят… - он улыбнулся капитану и положил в рот новую подушечку, - попрошусь у Хрыча в отставку.
        Минус 2 минуты
        Вопли запрыгали по залу теннисными мячиками, но после второго выстрела разом смолкли.
        - Врачи прописали мне полный покой, - объявил блондин. - За нарушение режима - расстрел. Договорились?
        Кий, глухо прокатившись, ударился о стену, - это был единственный звук в бильярдной. Игроки, человек тридцать - среди них и пара женщин - замерли, глядя на «ангус». Вряд ли им приходилось видеть пистолет так близко. Здесь был средний класс, а вернее, люди, подтянувшиеся к «серединке» недавно: уже начавшие прилично зарабатывать, но еще не научившиеся достойно тратить. Они видели оружие каждый день, но от смерти их всегда отделяла поверхность монитора. Сейчас ее вдруг не оказалось, и в мозгах со скрежетом проворачивалась одна и та же мысль: «почему - Я?..»
        На первом этаже кто-то выл и звал полицию. Здесь же, наверху, никто не решался и вздохнуть.
        - Вы меня вполне поняли, - констатировал блондин и, помахивая стволом, пересчитал всех по головам. - Тридцать три, нормально… По-моему, нормально. - Ты! - Он показал пистолетом на седого мужчину в клетчатой жилетке. - Ко мне.
        Мужчина сделал пару нетвердых шагов. Ноги его не слушались, похоже, он и сам ждал, когда упадет, - ждал с надеждой.
        - Уже тридцать два, - произнес блондин и поднял оба «ангуса». - Левый или правый? А, все равно…
        Клетчатая ткань взорвалась двумя темными фонтанами, и седого швырнуло о бильярдный стол.
        - Кто из вас ходит быстрее? Наверно, ты, - блондин, также стволом, выбрал из толпы парня лет восемнадцати. - Будешь у меня курьером.
        Он сунул один пистолет за пояс и вложил парню в ладонь черный цилиндр. Потом быстро сжал ему руку и, выдернув из гранаты предохранитель, вставил стержень с другой стороны, уже в качестве ключа-активатора. Под стиснутыми пальцами засветилось контактное табло.
        - Постарайся не уронить, хорошо? Спускайся вниз. У выхода найдешь полицейских, они с гранатой сами разберутся… Если донесешь. Но я тебя не для этого посылаю. Передашь им… - Блондин привлек к себе парня и что-то ему сказал. - Ну, чего заснул?!
        Элен смотрела, как молодой человек плетется к лестнице, и силилась побороть в себе странное чувство: все, что здесь творилось, смахивало на интерактивное шоу. В реальности этого быть не могло. Но еще больше ее смущало то, как относится к происходящему блондин. Он сам словно сошел с экрана в прилипшем намертво образе злодея - без страха, без сомнений, без жалости и… кажется, без логики.
        Ситцева он мог бы убить сразу. Когда он появился в баре, близилось назначенное время, и ему ничто не мешало. Так же легко он мог застрелить и Элен. Если он взялся истреблять форвардов, то чем она отличается?.. Блондин мог выпустить из «ангуса» всю обойму, и вряд ли посетители успели бы что-то понять. А теперь… он устроил столько шума, что скоро к спецназу подтянется и вся городская полиция. Бросил гранату в бар со случайными людьми… Необъяснимый для здорового человека поступок. Он сам загнал себя в угол и при этом как будто верил… нет, он как будто знал, что у него все получится.
        Только вот что?.. что у него получится?
        В кармане пискнул терминал, и Элен, получив разрешение блондина, ответила.
        Звонил опять Альберт.
        - Живая пока?.. Рад за тебя. Хагена позови-ка, - сказал он буднично.
        Элен передала трубку и отошла назад, к тому месту, где стоял Ситцев, но… Михаэля там уже не было. Она оглядела игроков: бледные, до смерти напуганные люди. Обыкновенные. Форвард пропал.
        Закончив разговор, блондин кинул трубку, и раньше, чем Элен ее поймала, снова вытащил из-за пояса второй «ангус». Толкнув неприметную стенную панель, он встал рядом с узким проемом.
        - По одному. Быстро!
        Люди обреченно двинулись к выходу.
        «Не тряситесь, я вас скоро покину…» - мысленно произнесла Элен.
        - Да не тряситесь вы! - прикрикнул блондин. - Это лестница на крышу. Там я вас и покину.
        Сестренка, не мнись…
        - Эй, сестренка! Что ты мнешься?! Давай со всеми!
        «Я тебе не сестренка, урод».
        - Ты что, не слышишь, сестренка?
        «Это ты не слышишь, урод».
        Форвертс вернулся к ней неожиданно, так, что она не сразу почувствовала свое естественное состояние. Просто Элен вдруг поняла, что снова видит - если не все, то многое. Вот только Ситцева… Михаэля она не видела нигде. У него в распоряжении была лишь одна секунда - момент когда Элен передавала трубку блондину, - и Ситцев эту секунду не упустил. Потому что… он ждал ее.
        Элен не представляла, где сейчас Михаэль - все еще в здании, или уже на улице, - но она чувствовала, что он жив. Отпущенный ему срок давно прошел, а Ситцев не умер, и значит…
        Блондин появился здесь для чего-то другого.
        Элен вдруг увидела, как она хватает кий…
        …и расшибает его о светлую макушку. Блондин на некоторое время теряет сознание - этого достаточно, чтобы забрать оба ствола и нашпиговать его сталью.
        Истерзанное тело, растекающаяся вязкая лужа, отвратительные конвульсии…
        Элен вспомнила вчерашнюю ночь. На лифтовой площадке блондин не оставил ей ни шанса - он опережал ее на каждом шагу, закрыл все варианты, кроме единственного, который от него никак не зависел. Он знал, что Компания пришлет за ней вертолет, но не мог ничего с этим поделать.
        А теперь… Элен снова проиграла в воображении, как бьет его по голове, - он даже не шелохнулся. Если бы не та встреча, Элен решила бы, что он и не форвард вовсе.
        - Эй! Сестрица, тебя два раза приглашать?
        «Для тебя два раза - слишком много?»
        - А ты чего встал?! - Блондин пнул ногой какого-то мужчину, еще одного толкнул в шею. - Все наверх!
        Он был слеп и глух, но форвертс в любой момент мог вернуться и к нему. Элен почувствовала, как на крышу опускается вертолет, и поняла, что если она ничего не сделает сейчас, через минуту будет уже поздно.
        Минус 1 минута 45 секунд
        Альберт посмотрел в бинокль и, вернув его офицеру, снова взял трубку.
        - У вас все нормально?.. У нас тоже. Да, подтверждение получено.
        - Есть посадка, - негромко доложил стрелок. - Черный «Москит-14». Пилот и боец, оба остаются в кабине.
        - Ваши уже на месте, - сказал Альберт. - Ах, вы в курсе!.. Чудесно. Конкуренты?.. - Он обернулся к капитану, тот отрицательно покачал головой. - Кроме вас сюда никто не попадет. Никто и не пытался. Они люди разумные. И даже Хаген, если это вас интересует… Почему он согласился?.. Ну хотя бы потому, что иначе ему оттуда не выйти. Когда выбор сводится в единственному варианту, он перестает быть выбором. Вас это устраивает?.. Меня тоже. До связи, господа.
        Альберт выплюнул жвачку и хрустнул пальцами.
        - Люди… - не отрываясь от винтовки, молвил стрелок. - Внутри пятеро. Выбегают на улицу. Еще пятеро. На подходе - от тридцати до сорока. У них там паника.
        Капитан подошел к окну и глянул в бинокль.
        - Паника - это славно… - проронил Альберт. - Ищи человека с гранатой. Приметы… - Он закрыл глаза. - Приметы такие: мужчина не старше двадцати лет, светлый пиджак.
        - Вижу, - отозвался снайпер. - «РГ-118». Активированная. В правой руке.
        - Попадешь?..
        - Так точно.
        - Господин Советник… - подал голос капитан. - Я обязан…
        Альберт собрался уже ответить, но вдруг опомнился и начал судорожно ощупывать одежду. В брюках нашлась пустая упаковка, он скомкал ее в ладони и занервничал еще сильней. В нагрудном кармане скрипнул пластик, и Альберт сразу успокоился. Переведя дыхание, он выдавил из ячейки жвачку и зажал ее в зубах.
        - Что вы там обязаны, капитан?
        - Господин Советник, я обязан уточнить. Мы ликвидируем… всех?..
        Альберт энергично разжевал подушечку и кивнул:
        - Всех, капитан. Отпустим вертолет, и… всех. Что там с гранатой? - обратился он к снайперу.
        - Я готов.
        - Ну и… пусть они тоже будут…
        - Огонь, - сказал офицер.
        Винтовка издала стальной щелчок - спустя мгновение на площади полыхнуло ослепительно-желтым. И тут же погасло. Через полсекунды от ресторана донесся короткий, будто отсеченный гром.
        Альберт отобрал у офицера бинокль. В подсвеченном кадре парила светло-серая дымка, вокруг разбитой двери лежали люди - те, кто успел выйти. Женщину, появившуюся первой, отнесло взрывом к автостоянке и кинуло на багажник «Фольксвагена».
        - Гарантия… - буркнул Альберт.
        Снайпер снова выстрелил. Тело дернулось и скатилось с машины.
        - Из окна второго этажа спрыгнул человек, - сообщил капитан. - Левое крыло здания, отсюда не видно.
        - И что?..
        - Уничтожен.
        - Вы мне про каждого в отдельности рапортовать собираетесь?
        - Нет, господин Советник. Но я подумал…
        - Думать вы должны только об одном: чтобы оттуда никто не вышел.
        - Я вас понял.
        - Это хорошо, что вы меня поняли, - сказал Альберт. - Очень хорошо.
        Он уже не боялся - ни Тиля Хагена, ни срыва операции. План, пришедший ему в голову внезапно и как будто извне, поначалу казался не только смертельно опасным, но и нереальным. Альберт как человек здравомыслящий в него не верил - до тех пор, пока план не начал сбываться сам, шаг за шагом.
        Несколько дней его одолевало странное состояние полуяви-полубреда, дошло до того, что Альберту стали слышаться какие-то голоса… Это было связано с его способностями, и он не придумал ничего лучше, как запастись дипэкзедрином. Жвачка гасила форвертс - вместе с ним на время глохло и бормотание под черепной коробкой. Дозы, которыми Альберт принимал транквилизаторы, нормального человека превратили бы в растение, но его, форварда, они превращали как раз в нормального. Он перестал видеть то, чего не видели другие, и взамен получил удивительную ясность. Всего три пространственных координаты - и никакого форвертс, за исключением самого слабенького, позволявшего заглядывать не дальше, чем на полчаса.
        Сон наяву прошел, но план остался - к тому же, наполовину реализованный.
        Альберт давно понял, что всем этим кто-то управляет. Работать под руководством для него было привычно, и, обнаружив начальника даже здесь, он не удивился. Альберт не хотел подчиняться безотчетно - потому и набивал себя химией, - но он уже не сопротивлялся. Все шло само, быстро и неотвратимо, к единственно возможному финалу.
        Вряд ли Хаген совершил все то, что ему приписывали, но положение было таково: он вне закона, его ищут повсюду, любой полицейский в случае уверенной идентификации имеет право убить его прямо на улице… и никто не может его найти. Это смахивало на фарс. Народ терял доверие к спецслужбам, крупнейшие компании замораживали перспективные программы и давили на власть.
        Последний год Президент звал Хагена не иначе как «гангреной», но частенько уточнял, что в этой гангрене - триллионы евро и новое будущее человечества. Хрыч был большим поклонником прогресса, чем и умилял Альберта, и раздражал до смерти. Потери компаний он воспринимал как собственные убытки.
        А потери уже были. Год назад в Москве разыгралась целая война - такая же, впрочем, скрытая, как и теперь, - война за вольного форварда Алекса Насича, окончившаяся ничем. Насич обладал мощным даром, но исследования он не продвинул.
        Компании вновь принялись искать материал, качественный и свободный. Вряд ли они надеялись получить в распоряжение самого Хагена - если бы тот себя не обнаружил.
        Тиль Хаген определенно что-то задумал. Он уничтожал тех, кто хоть раз видел его в лицо. После подмены фотографий в сети это было вполне логично. Непонятно, почему он не начал убивать раньше… Похоже, самое главное он отложил на последний момент, и… если пятеро форвардов уже мертвы, значит этот момент настал.
        С выходом Хагена из спячки как-то странно, невероятно удачно совпало все: повышенный интерес компаний, растущее остервенение в обществе, решимость Президента, давшего добро на самые жесткие меры… И приезд Михаэля Ситцева, оказавшегося в нужное время здесь, в ресторане на пустой площади, построенном как идеальная ловушка… И даже появление строптивой дурехи Лаур. Возьмись Альберт искать Хагена лично - еще неизвестно, как бы оно там сложилось… Предупреждение, которое он получил на завтра - точнее, уже на сегодня, - выглядело нешуточно. И, разумеется, эта причина была для Альберта главной.
        Все сложилось как будто само собой, но за цепью совпадений Альберт ощущал чье-то присутствие, чье-то внимание и участие. Если бы он не глушил себя дипэкзедрином, то, возможно, знал бы об этом больше, но он предпочитал оставаться в ясном сознании - и чуть в стороне. Тот, кто вел эту операцию, уже не ошибется: Тиль Хаген сядет в вертолет. Ему как форварду известно, что случится через пару минут. Для него перейти в Компанию - это единственный способ выжить и навсегда закрыть полицейский файл со своим именем. Потому что официально Хаген погибнет. Прямо сейчас.
        «Ни одного свидетеля…» - прорвался в мозгу опостылевший голос.
        Альберт сморщился и полез в карман за жвачкой.
        - Готовьте «Штурм», - сказал он капитану.
        Минус 1 минута 20 секунд
        За секунду до взрыва Тиля бросило вперед: споткнувшись, он пролетел метра полтора, неудобно упал на локоть и откатился за пухлый диван. Больше он не успел ничего - ни осознать, что же его толкнуло, ни крикнуть людям «ложись!». Спустя мгновение на улице раздался оглушительный хлопок. Створки вдавило внутрь облаком стеклянной пыли - одновременно в холл ворвалась ударная волна и рой убойных элементов гранаты. Посетители, стремившиеся к выходу, превратились в кучу сырого тряпья.
        Тиль сделал несколько глотательных движений и, не поднимаясь, огляделся. Справа зияла дыра в нежный августовский рассвет, слева, тремя ступеньками ниже пола, лежали развороченные дубовые двери.
        В баре живых не осталось.
        Тиль рванулся к лестнице, но…
        Назад!!
        …тут же сиганул обратно за диван. На дверной коробке с сухим стуком встопорщилась щепка.
        Он утер лицо и медленно выдохнул. Форвертс в который раз сберег ему жизнь. Сработал как рефлекс, и Тиль, на уровне же рефлекса, ему подчинился. И снова избежал смерти - легкой, внезапной, неотвратимой… Глупой - потому, что чужой.
        Снайпер ловил любой движущийся объект. Это могло показаться абсурдом - если бы не пусковая установка в соседнем доме и будущий залп, который и выдал ее заранее.
        Они убьют всех.
        Форвертс наконец-то заработал в полную силу.
        Они убьют всех, кто здесь находится.
        Из ресторана показалось человек пятнадцать. Первой шла немолодая женщина в темно-синем вечернем платье.
        - Что за грох?.. - начала она, но наткнулась взглядом на трупы и прикрыла пальцами рот.
        - Куда?! Не лезь!! - гаркнул Тиль.
        Сзади на женщину продолжали давить. Народу в здании было много, музыка стихла совсем недавно, и не все еще поняли, что случилось.
        - А мы слышим - тут лопнуло, вроде… - проговорил какой-то мужчина, протискиваясь в холл.
        Женщина раскрыла глаза шире и, пронзительно взвизгнув, повалилась в чьи-то объятия.
        - Полиция… - беспомощно вякнул мужчина.
        Тиль приложил пистолет к губам, и посетители попятились к ресторану.
        Разницы нет. Никто не выживет.
        Тиль выглянул из-за спинки и обнаружил в левом углу вторую лестницу, винтовую. Из дверей она не простреливалась. Вот только добраться бы…
        Он вскочил и ринулся через холл.
        Верх! - предупредил форвертс. Тиль, не анализируя, сделал нырок. Пуля, пролетевшая на уровне плеч, выбила из стены бетонную крошку.
        Верх! Низ!
        Он опять пригнулся и сразу перепрыгнул что-то невидимое. В стене появилась еще одна дырка, по полу чиркнуло длинной искрой.
        Тиль по инерции взбежал до середины лестницы и остановился.
        Еще семь ступеней вокруг столба, дальше - квадратная комната. Стол администратора и кресло охранника. В комнате никого. Арка в коридор: синий эрзацшелк, и двери, двери, двери. На каждой номер: справа четные, слева нечетные, всего двадцать четыре. В тринадцатом слышится возня. Людям на все плевать. Счастливые.
        Коридор выводит во второе помещение, тоже квадратное, тоже с креслом. Короткий проход, и снова лестница - вниз, в ресторан. С другой стороны вход в бильярдную.
        Тиль пошатнулся и, взявшись за перила, приложил ко лбу холодный ствол.
        На крыше стрекочет вертолет, но из него никто не выходит. Это не полиция. Они ждут того, кто сейчас…
        В бильярдной. Люди движутся в очереди к узкой дверце, за ней - служебная лестница на крышу. Возле стены стоит блондин. Светлый, почти альбинос. В руках два «ангуса», оба на боевом взводе.
        Оттолкнувшись от порожка, Тиль побежал по коридору.
        Девушка в зале берет со стола кий, блондин резко оборачивается…
        Тиль выбил дверь и пять раз выстрелил в широкую спину. Блондин обернулся, исторг какой-то жалобный звук и рухнул на пол.
        Не снимая пальца с курка, Тиль всадил ему контрольный в горло.
        - А где… - Он задумался, как бы двумя словами описать девушке Ситцева.
        «Я не знаю, где Михаэль».
        «Он уже и с тобой познакомился?»
        «Тебе-то какое дело?»
        «Да мне все равно, конечно. Но где он?»
        «Нет его. Испарился».
        Махнув рукой, Тиль пошел к выходу, и лишь потом осознал, что девушка ему ничего не говорила. Все это время она хлопала себя по карманам. В плотно сжатых губах торчала неприкуренная сигарета.
        Тиль замер и медленно вернулся к незнакомке.
        - Что ты сказала?
        - Я сама его ищу… - Девушка вынула изо рта сигарету и повертела ее в пальцах.
        Теперь поняла и она.
        «Кто ты?..»
        «А ты - кто?..»
        Сигарета сломалась и высыпалась на стол кучкой золотистого праха.
        «Родственница твоя, наверно…»
        «Что ты здесь делаешь, сестра?»
        «Что ты здесь делаешь, брат?»
        Оба вопроса прозвучали в мозгу у Тиля одновременно. Девушка растерянно моргнула. Тиль нахмурился и посмотрел ей в лицо - северное, аристократически бледное. Приподнятые скулы. Глубокие, ясные глаза, но взгляд - отсутствующий. Странное сочетание. Как и цвет волос… Она должна была родиться светленькой, возможно, рыжей… Но только не брюнеткой. Черный хвост она будто у кого-то позаимствовала, и - снова странно - он, против всех представлений о гармонии, пришелся ей впору. В левом ухе у нее висел здоровенный бриллиант.
        - Тут и без тебя неприятностей хватает, - проговорила она и чуть не показала язык: Тиль произнес бы то же самое. Слово в слово. И она это знала.
        - Я за Мишей.
        - И я за ним.
        - Но он…
        - Ага. А ты…
        - Ты тоже.
        Им и этого было много, они могли бы не говорить вовсе.
        Тиль взял у нее из рук зажигалку.
        - А мне какая разница? - хмыкнула она, прикуривая.
        - Что? Ах, да…
        Он хотел сказать:
        «Вообще-то, я против курения».
        Тиль подумал, что они понимают друг друга даже лучше, чем требуется.
        У нее зазвонил терминал. Внутренний карман был растянут пистолетами, и трубка лежала там свободно. Лежала и наигрывала одну из дежурных мелодий.
        Тиль заглянул девушке в глаза, и та, зажмурившись, покачала головой.
        - Нет выбора, - прошептала она. - Да. Слушаю.
        - Мисс Лаур, еще раз напоминаю, что отвечать на вызов следует быстрее.
        - Гм. Да. Учту.
        - Будьте добры, пригласите Хагена.
        - Кого?.. - Она отрывает трубку от уха, смотрит на мертвого блондина, потом на Тиля. - Так это ты?..
        - Давай. - Он берет у нее терминал. - С кем имею честь?..
        - Я представляю компанию «Глобалис». Здравствуйте, герр Хаген. Вам известно о том, что площадь оцеплена. Здание, в которым вы находитесь, через минуту будет уничтожено. У вас шестьдесят секунд. Этого достаточно, чтобы подняться на крышу и сесть в вертолет. Вместе с нашей коллегой. И вашей… не только родственницей, но уже и коллегой тоже. Если вы не предпочтете второй вариант.
        - Семь ракет… - кивает Тиль.
        Девушка удивленно вскидывает брови, он делает жест ладонью: сосредоточься. Она чуть напрягается - сильно не нужно, это уже скоро, - и видит, что восьмой снаряд разорвется прямо в установке. Перед пуском люди покинут комнату, но стены в доме на такой удар не рассчитаны. Альберт окажется в соседнем кабинете, когда его придавит плитой перекрытия. Если б он не глушил себя этой жвачкой…
        - Ваш выбор сводится к двум вариантам, герр Хаген. Второй - смерть. Выбирайте, мы ждем. И если вы вдруг решите, что вариантов больше…
        - Вертолет заминирован, я знаю.
        - С вами приятно иметь дело. До скорой встречи.
        Тиль выключает терминал.
        - Я позвоню Альберту, - быстро говорит девушка. - Он тут командует, и…
        - Не надо звонить. Вероятность залпа стопроцентная. Эту ловушку построил не Альберт. И вряд ли ее построила твоя Компания… Ты работаешь в «Глобал»? И что?.. хорошо ли они платят?
        - Я тебя не продавала!! Я вообще… сама…
        Тиль поворачивается к блондину, вздыхает. Оглядывает людей - некоторые уже спустились в холл и обнаружили, что там не лучше. Два покойника по сравнению с десятками изуродованных тел - это почти не страшно. Внизу разгорается настоящая паника - только теперь. Кто-то пытался выйти на улицу, но дальше дверей не дошел. Крики смешиваются в неистовый коктейль. Полиция уже едет и скоро будет. Но залп из соседнего дома будет раньше. А еще раньше с крыши ресторана сорвется и исчезнет в ночном небе легкий вертолет без огней и опознавательных знаков.
        - Не красней, сестра, тебе не идет. Продал меня Ситцев. Но я его не виню. У него тоже не было выбора… скорее всего. Тут другое. Совсем другое…
        Она бросает взгляд на часы.
        - Пойдем, Тиль. Пора.
        - Нет.
        - Как это «нет»?..
        - Просто. Нет.
        - Ты спятил?! Не убьют же они тебя! Ты в курсе, что им нужно?
        - Я не биолог. Но поневоле стал разбираться.
        - Ну! Может, тебе еще понравится!.. - Девушка тянет его к лестнице, но Тиль не двигается.
        - Пилой по черепу - это никому еще не нравилось, - говорит он.
        - Какой пилой?..
        - Циркулярной. А то, что ты подумала, я бы и добровольно сдал. Хоть ведро. Не сразу, конечно…
        - Не может быть! Ты ошибаешься.
        - Посмотри вперед. Сама все поймешь.
        - Ты ошибаешься! - настойчиво повторила она.
        - Да, я ошибся. Только не сейчас. Гораздо раньше. Это была… Ошибка, - сказал Тиль, медленно убирая пистолет. - Ошибка…
        00:00:00
        За окном раздалась первая сирена, над домом завис вертолет. Вскоре появились и машины: хлопнули дверцы, затопали ботинки, кто-то каркнул в мегафон:
        - Разойтись! Очистить улицу!
        Тиль сидел на кровати, глядя в темный угол. Вертолет приблизился, полоснул по зданию прожектором, и стена в спальне на мгновение стала ослепительно-белой.
        Тиль сдвинул ногой разбросанные по полу вещи и достал пистолет.
        Девушка во сне улыбалась. Как ее там?.. Ирина Кравец. Он еле вспомнил имя, словно прошел эти двое суток сам, физически. Да можно сказать, что и прошел…
        - Освободить тротуар! - снова заорали внизу.
        Самоубийца, окаменев от ужаса, стоял на карнизе и смотрел на противоположные окна. Прямо Тилю в лицо.
        - Спасут, не боись… В следующий раз повыше заберешься.
        Тиль отложил пистолет и начал одеваться. Застегивая ремень, он услышал на кровати шорох.
        - Уже проснулась?
        - Я не спала.
        - Знаю. - Он протянул Ирине руку. - Отдай ствол.
        - Что, совсем не страшно?
        - Совсем.
        - Такой крутой, да? Я ведь могу выстрелить.
        - Можешь. Но не выстрелишь.
        - Почему? - Ирина, кажется, обиделась.
        - Это у тебя надо спросить.
        - Так ты правда?..
        - Форвард, - кивнул он.
        - И ты все знаешь?
        - Зачем мне все? Я знаю только то, что мне нужно. - Тиль подошел к кровати и забрал у девушки пистолет. - Перед тем, как вызвать полицию, надень трусы хотя бы.
        Она набрала воздуха, но так и не возразила.
        - Вызовешь. И правильно сделаешь. Нормальный поступок нормального человека.
        - Ты…
        - Не буду я тебя убивать. Хотя надо бы, конечно… - Тиль поднял с пола сумочку и, вытряхнув оттуда терминал, разбил его стену. - Еще есть?.. Ладно, я сам. - Не включая свет, он нашел в соседней комнате вторую трубку. - Счастливо! Я захлопну, не волнуйся.
        Оставив дверь открытой, он направился к лифтам. Ирина будет ждать хлопка - долго. Он успеет выйти на улицу и поймать такси.
        Спустя полчаса он был в аэропорту. Подойдя к билетному автомату, Тиль вложил в приемник ИД-карту.
        - Господин Кучеренко, спасибо за выбор компании «Глобал-Транс». Посадка на ваш рейс уже объявлена.
        - Пожалуйста…
        Он побродил по сверкающему суматошному залу, съел жареную колбаску от «Мутер Шульц» и, когда до вылета оставалось десять минут, включил терминал Ирины.
        - Николай?.. Спишь?.. Не важно, кто говорит. Вот тебе адрес: улица Малая Полянка, дом сто тридцать два, квартира девятьсот семнадцать. Федор Полушин. В ближайшие часы его попытаются убить. Почему в полицию не звоню? А ты что, Ефимов, не полиция? Запомни: Федор Полушин. Если опоздаешь, он будет на твоей совести, - сказал Тиль и, вырвав из трубки аккумулятор, бросил ее в урну.
        Подходя к эскалатору, он задержался - огромный монитор на стене показывал знакомое здание.
        «Успешно завершилось спасение самоубийцы на улице адмирала Мартыненко, - поползли внизу титры. - Мужчина пытался свести счеты с жизнью. Жильцы из дома напротив заметили человека на карнизе и позвонили в Службу Спасения. Высотная группа доставила…»
        Этот репортаж Тиль уже видел, однако он постоял еще немного, убеждаясь, что все совпадает.
        Ошибки не было, форвертс не умел ошибаться. Вот и сейчас, этой ночью, он предупредил: нужно бежать. Куда угодно - подальше от Москвы, от всего Содружества. Здесь появилось то, против чего он бессилен. Что-то непонятное, страшное. Чья-то большая цель, для которой любые жертвы - оправданы.
        Форвертс сделал все что мог, но выбор был не за ним.
        Тиль шагнул на ленту эскалатора, и та понесла его вверх. Он обернулся к экрану - титры, перекрасившись в желтый, уведомляли:
        «Продолжается розыск особо опасного преступника…»
        Беги! Беги!
        - Пассажиров, вылетающих рейсом «двести семнадцать», просим поспешить на посадку, - объявили в зале.
        - Бегу… - буркнул Тиль.
        Плюс 2 часа
        - Лаур?.. Элен Лаур?..
        - Что?.. Что вы сказали?
        - Ваша фамилия Лаур?
        Инспектор не говорил, он орал: у дороги горела цистерна, и шум дождя сливался с ревом пламени.
        Элен непонимающе посмотрела на полицейского, потом на длинную колонну перед светящимся указателем «МОСКВА - MOSKAU - MOSCOW». Потом - на часы.
        - О, черт…
        - Я вас не слышу!
        - Да. Лаур.
        Он бегло осмотрел салон и задержал взгляд на ее коленях.
        - Воспаления легких не боитесь? - спросила Элен, прикуривая и доставая из кармана две сотни.
        - Всего хорошего. - Полицейский отдал ей ИД-карту и левой рукой принял деньги. Правой он коротко, щегольски козырнул. - Забыл предупредить! Спутниковые навигаторы в Москве не работают.
        Элен подняла стекло. Навигатор ей был ни к чему. Пока инспектор доил пассажиров соседнего «Скайкрузера», она успела увидеть около двух суток из вероятного будущего.
        Броневики разъехались в стороны, и черный «Лексус-Т.2» пересек границу города.
        Дождь в Москве был мощный и плотный, как декорация ко Всемирному Потопу. Казалось, он не кончится никогда… Но Элен знала, что он прекратится через два часа и семнадцать минут.
        Она боялась, что однажды потеряет интерес к жизни. Каждый раз, возвращаясь из длительного форвертс, Элен чувствовала себя так, будто прожила его на самом деле. Это состояние напоминало тусклое утро после невероятно реального сна, но, как и сон, всегда проходило.
        Реальность - всегда оставалась.
        Часть вторая
        НИКОГДА
        Лаур
        - Мы приветствуем стомиллионного гостя Москвы! - прорвалось из динамиков.
        Элен уже хотела перестроиться на музыку, но в этот момент щелкнул прикуриватель. Пока она подносила его к сигарете, радио успело выстрелить:
        - Наши счетчики установлены на всех федеральных трассах, на всех вокзалах и во всех аэропортах! С нуля часов первого января они, не щадя сил и средств нашего спонсора, учитывали каждого прибывающего. И сейчас нам сообщили, что северо-западное шоссе привело в Москву… стомиллионного гостя!! - возопил ведущий.
        Вся его речь состояла из сплошных восклицательных знаков, - Элен подумала, что в жизни он должен быть хмырем и занудой. Тем не менее, она дослушала.
        - В ближайшее время итоги конкурса «Москва хлебосольная» будут объявлены, но уже сейчас принимаются ставки на гостя под номером… Двести миллионов! Появится ли он до конца года? Интрига нарастает! Благодарим за поддержку брокерскую контору «Фатум» и лично господина Ульриха Козаса, - понизив голос, но все так же восторженно добавил «хмырь».
        - Ага-а… - протянула Элен.
        Сбросив газ, она прижала «Лексус» к тротуару. Светофоры на пустом перекрестке бестолково мигали желтым. На улице почти рассвело, но людей еще не было, лишь впереди, через два квартала, угадывалось шевеление возле мусорных баков - бродяга готовился к завтраку.
        - А теперь переходим к основной части! - продолжал ведущий. - Кто же он, этот счастливчик? Вы волнуетесь?.. Поверьте, я волнуюсь не меньше… Напомню, что спонсором конкурса «Москва хлебосольная» выступает компания «Глобал-Транс»… Итак, информация уже пришла. Стомиллионным гостем стал… стал…
        Раздалась барабанная дробь. Элен вздохнула и, приоткрыв окно, выбросила окурок.
        - Вот уж порадовали…
        - Это молодая женщина, приехавшая на черном «Лексусе-Т.2», номерной знак «20-20-20-LL»! Поздравляем!! Наш приз в миллион евро достается вам!
        - Почему не сто? - буркнула Элен. - Раз уж я стомиллионная…
        - Поздравляем! И добро пожаловать! Если кто-то сейчас видит эту машину - посигнальте! Не отказывайте себе в удовольствии, сообщите об удаче первым! Мы обязательно разыщем победительницу и вручим ей приз! Вы еще услышите ее голос! Следите за нашими анонсами и за сетевой версией программы…
        Элен тронула педаль, но тут раздался вызов терминала. Но доехав до перекрестка, она снова затормозила.
        - Мисс Лаур, доброе утро, - сказали в трубке.
        - Вечер. Я еще не ложилась.
        - Как угодно… Уточняю задание, мисс Лаур. Прибыть на место вам нужно прямо сейчас.
        - Так я и еду… - проронила Элен, глядя на плетущуюся мимо мокрую собаку.
        - Э-э… Постарайтесь доехать побыстрее, прошу вас. Нам известно, что спутниковые навигаторы в Москве не работают. Сейчас вы получите оптимальный маршрут…
        - Малую Полянку я найду, не беспокойтесь.
        - Как вам будет угодно, - повторил абонент. - И вот еще что… Если вы опоздаете…
        - К чему я опоздаю? - Элен постаралась удивиться.
        - Там, куда вы едете, планируется убийство. У нас есть такие сведения. Мы ни в коем случаем не хотим вовлекать вас в криминальные истории… Поэтому, если вы все же не успеете… и если убийство произойдет раньше, чем вы там окажетесь…
        - Ясно. Соваться не буду. А кого убьют? - спросила она невинно.
        - Не «убьют», мисс Лаур, а намереваются убить, - возразили в трубке. - Уж вы-то должны понимать разницу.
        - Я понимаю, понимаю. Ну так?..
        - Вы слышали про него. Это Федор Полушин.
        - Да-а-а?! - Элен снова удивилась. Натурально или не очень - она не знала. Удивилась, как смогла. - Кому же он помешал? За что его?..
        В этот раз начальство казалось откровенней, и она чувствовала, что его можно дожать. Впрочем, никакого «первого раза» и не было, он лишь мог быть.
        «Уж ты-то должна понимать разницу…»
        - Кому помешал Полушин, и почему его хотят убить… - собеседник замялся. - Это и есть те вопросы, на которые мы ищем ответ.
        - И давно мы занимаемся частными расследованиями? Я-то считала, что мы выпускаем пиво, мониторы, игрушки для извращенцев и… так далее.
        - Это касается форвардов, мисс Лаур. Не только Полушина. Всех. Боюсь, что и вас тоже… в некоторой степени.
        - Меня?! Но я ничего такого не вижу… С чего вы взяли?..
        - Вам это необходимо? Что ж, слушайте.
        В трубке помолчали, затем что-то щелкнуло, и мужской голос произнес:
        - Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Двадцать четыре часа.
        Снова тишина. И снова щелчок. Тот же голос:
        - Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Один час.
        - Мисс Лаур, это все, чем мы располагаем.
        - Первый звонок был…
        - Вчера утром. Поэтому мы вас и отправили в Москву.
        - А второй? - Элен торопливо прикурила.
        - Только что. И если ему верить, то до гибели Полушина осталось совсем немного. А причина верить у нас есть.
        - Значит, вам звонили и раньше?
        - Да, мы уже получали подобные предупреждения. После третьего мы выяснили, что речь идет о форвардах. И…
        - Предупреждения всегда сбывались, - мрачно закончила Элен.
        Она вспомнила, как сидела в машине и слушала. Этого еще не было, она никогда не проезжала ту эстакаду, однако голос узнала сразу. Не блондин, кто-то другой. Тот, кто звонил в исследовательский отдел Компании и сообщал о каждом убийстве. И он позвонит еще. И этот голос зазвучит снова. Голос из форвертс. А форвертс - это то, что будет.
        «Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур. Двенадцать минут…»
        - Да, мисс Лаур, предупреждения всегда сбываются, - подтвердил собеседник.
        На перекрестке неожиданно возник темно-зеленый «Хаммер» - выскочил с боковой улицы, взвизгнул скатами и умчался к центру.
        - Всего хорошего, мисс Лаур. Мы надеемся, вы не опоздаете.
        - И вам - всего… И я - надеюсь…
        «Хаммер» напомнил, что действительность отличается от варианта. Выигрыш на радио, звонок из Компании, второй «ордер» на Полушина - всего этого Элен раньше не видела, поскольку этого не видел ее форвертс. Он что-то проглядел и построил вероятное будущее без учета какого-то важного фактора. И сейчас, когда вариант начал реализовываться, это проявилось.
        Больше всего Элен смущало уточнение с Федором Полушиным. Тот, кто собирался его убить, почему-то перенес время и, что самое странное, - поставил в известность Компанию. Словно убийство было задумано как некая показательная акция.
        Элен знала, чем закончится эта бессмысленная охота. Кто-то выведет Компанию на Тиля Хагена, - ни Альберт, ни Михаэль Ситцев, ни она сама, хотя все они окажутся в этом замешаны. Вероятно, окажутся, поправилась Элен. Но основную роль сыграет тот, кого не заметил даже форвертс Хагена, раз уж тот попадется в ловушку…
        - Теперь - вряд ли… - пробормотала Элен, выруливая на перекресток.
        Бродяга все так же пасся у помойки, однако чем ближе она подъезжала, тем яснее видела, что к мусору он не притрагивается. Сложив руки за спиной, он расхаживал вокруг баков, будто охранял их, - вкупе с полицейским плащом, почти новым, это выглядело правдоподобно и оттого еще более странно.
        Подняв голову, мужчина отогнул поля шляпы так, чтобы вода сливалась за спину, и почесал белую клокастую бороду. Затем сошел с тротуара и встал посреди дороги. Встречные полосы были свободны, и Элен начала забирать влево. Старик сделал два шага в сторону - как раз под колеса. Элен снова тронула руль, и он шагнул обратно. Она пощупала в куртке пистолет - бродяга многозначительно сунул руки в карманы.
        Когда до него оставалось метров пятьдесят, на приборной панели зазвенел радар. Машина затормозила, едва не сбив старика, но тот и не шелохнулся.
        - Выгодно застраховал жизнь? - крикнула Элен.
        По крыше и капоту, сливаясь в оглушительную дробь, колотили крупные капли. Она выключила «дворники», от этого шорох дождя стал еще громче. Несколько секунд Элен смотрела на мужчину. Потом улыбнулась. Он медленно вынул руку из кармана и потянул себя за бороду. Борода была, как у Санта-Клауса, на резинке.
        - Хаген?..
        Обойдя машину, Тиль открыл дверь и уселся рядом.
        - А если б я тебя задавила?
        - Ты?.. Меня?..
        - Откуда образ? - поинтересовалась Элен, разглядывая его одежду.
        - Из помойки только плащ. Небритость куплена в аэропорту, с хорошей летней скидкой. Промокла… - Он отжал бороду на пол. - Куда едем?
        - А то сам не знаешь. - Она задумалась, припоминая дорогу, и направила «Лексус» к центру.
        - Разворачивайся, - сказал Тиль. - У Полушина справятся без нас.
        - Кто?
        - А то сама не знаешь.
        Элен, чуть помедлив, кивнула.
        - Только они время перенесли, - сказала она. - Ты в курсе?
        - Нет.
        Она достала терминал и кинула его Тилю на колени. Тот, ничего не спрашивая, ввел ее пароль: школьное прозвище, плюс даты рождения обеих бабушек, итого - девятнадцать знаков.
        Трубка сыграла дежурную мелодию и воспроизвела:
        «Вам это необходимо?.. Что ж, слушайте… Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Двадцать четыре часа… Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Один час… Мисс Лаур, это все, чем мы располагаем…»
        - Вот как оно, значит, выглядит, - мрачно проговорил Тиль, стирая запись. - «Ордер»… «Здравствуйте»…
        - Меня это тоже бесит. «Здравствуйте»! - скривившись, повторила Элен.
        - Но к Полушину мы все равно не поедем. Полиция уже там, и проку от нас не будет.
        - Ладно… - Она дождалась перекрестка и, почти не снижая скорости, развернулась - через все ряды, вкруговую.
        - Всегда так опасно ездишь? - осведомился Тиль.
        - Нет же никого.
        - Это «раз». И «два»?..
        - И два: со мной в машине самый-самый…
        - Мощный форвард, - закончил за нее Тиль. - Ты еще про «гордость семейства» хотела пошутить?.. Семейство наше давно развалилось, Лена.
        - Элен, - поправила она.
        - Хорошо.
        - Мог бы сам сообразить…
        - Вот об этом и речь, сестра. Держаться на взводе двадцать четыре часа в сутки невозможно. Форвертс не устает… но он владельца утомляет. Сильно.
        - Утомляет, - согласилась Элен.
        - Так что давай договоримся не перевешивать своих забот на другого.
        - День?.. Неделя?.. Месяц?.. На сколько договариваемся?
        - Этого я тоже не вижу. Предлагаю - на всю жизнь.
        - Смело.
        - На всю оставшуюся, - добавил Тиль.
        - Ты себе уже отмерил?
        - Я гаданием не занимаюсь. Отмерил до вечера, а там поглядим.
        Солнце поднялось, и граффити на стенах уже не светились, а лишь отсвечивали, чаще - модным лиловым.
        - Ну и что ты намерил? - спросила Элен. - Куда теперь едем?
        - Есть нормальная гостиница. Нормальная - в смысле, тихая. Ты ведь ночью не спала? Мне тоже не удалось, я прямо с самолета. Отдохнуть нам надо.
        - Отдыхать обязательно вместе?
        - Кровати могут быть разными.
        - Я не о том. С чего ты взял, что нам по пути?
        - Увидел, конечно.
        - Это не причина, а следствие, - бросила Элен.
        - Если ты меня вспомнила… должна помнить и все предыдущее.
        - Помню. Такой форвертс у меня впервые. Глубокий и затяжной, как нырок в преисподнюю. Только… очень ясный он был. Слишком ясный. У тебя…
        - Тоже, - отозвался Тиль. - Чуть не перепутал его с реальностью. Зато теперь я кое-что знаю.
        - И я…
        - Знаем такое, без чего было бы трудно.
        - Ты правда советуешь мне порвать с этой Компанией?
        - Я еще ничего не сказал.
        - Да перестань, Тиль!
        - Ну… а ты сама-то как думаешь? Конечно, порвать. И с этой Компанией, и с любой другой.
        - Они просто так не отпустят. Особенно сейчас. Я им нужна.
        - Мы всегда будем нужны. Не «Глобал», так «Юни», не «Юни», так еще кому-нибудь. Единственный выход - ни с кем не ссориться и ни с кем не дружить.
        - Соломон выискался!..
        Встречный «Мерседес» ни с того ни с сего мигнул фарами. Тащившийся за ним разбитый «Форд» капризно бибикнул.
        - О!.. - Элен усмехнулась. - Представляешь…
        - Почему миллион? - равнодушно спросил Тиль. - Логичнее было бы сто.
        Она побарабанила по рулю.
        - С тобой скучно, братец.
        - Неужели?..
        Элен быстро взглянула ему в глаза и отвернулась. Через несколько часов она скажет: «С тобой здорово, Тили…» И дело было не в том, что она это увидела. И даже не в том, что это увидел он. Они уже все почувствовали и, еще не прикасаясь друг к другу, стали ближе. Пока это был лишь вариант, - и Элен, и Тиль могли его изменить. Но оба знали, что менять ничего не будут.
        Полушин
        - По заключению врачей, Рудольф Прутко страдал олигофренией в степени дебильности и не представлял угрозы для общества, - тараторил репортер. - Два раза в год Прутко проходил плановое обследование в стационаре, остальное время он находился у себя дома, на попечительстве…
        В кадр попал холодильник, обычный «Самсунг», обклеенный рецептами из дамских журналов. Левая дверца открылась, и Элен, тяжело сглотнув, отодвинула тарелку. Морозильная камера была набита заиндевевшим мясом - посреди, между ногой и чем-то неопределенным, выдавалось голубое женское лицо.
        - …старшей сестры Евы Прутко, - скороговоркой закончил ведущий.
        На экране возникла другая квартира: книжный стеллаж, окно в пасмурное небо и треснувший аквариум без воды. Тиль медленно покачал головой. Эту комнату он знал хорошо.
        В центре показалась лужа разбавленной розовой крови. И два тела.
        Полушин с простреленным сердцем лежал на спине. Рядом, в глубоком кресле, словно вбитый гвоздями, сидел блондин из «Поросячьего визга». Свесившаяся рука сжимала «стейджер». Вокруг, как кораблики, из воды светили боками свежие гильзы. Очень много корабликов…
        - Выкинь свой пистолет, - буркнул Тиль.
        - Да-да… - обронила Элен.
        - Трудно сказать, имел ли место ошибочный диагноз, или у Рудольфа Прутко на фоне одного заболевания развивалось второе, скрытое, - продолжал комментировать репортер. - Люди, страдающие дебильностью, как правило не склонны к насильственным действиям. Вспышки агрессии более характерны для маниакально-депрессивного психоза. Если же мы имеем дело с убийством не случайным, а запланированным, то речь может идти о параноидной шизофрении. Ни того ни другого у Прутко не наблюдалось. Однако восстанавливать картину теперь придется не врачам, а полиции.
        Монитор показал огороженный турникетами подъезд. Ефимов неторопливо вышел из дома и поднял воротник - дождь закончился, но на улице было еще сыро.
        - Господин следователь… - Ему в лицо ткнулись микрофоны.
        - Рано! - Он раздраженно отодвинул камеру и направился к машине.
        - Господин следователь!..
        - Пока могу сообщить, что это… - Ефимов поморщился. - Это необычный преступник.
        - Необычный преступник, совершивший необычное преступление, - подхватил голос за кадром. - Во время перестрелки были ранены двое сотрудников полиции, один находится в критическом состоянии. Необходимо добавить, что это опытные сыщики, за плечами у них долгие годы службы и множество блестящих операций. Как случилось, что душевнобольной человек сумел оказать им столь эффективное сопротивление, остается загадкой. Будет ли найден ответ - неизвестно. Ввиду особой опасности преступника, полиция была вынуждена открыть огонь на поражение.
        На экране вновь появился блондин: рубашка, изрубленная пулями в кашу, и расслабленное, ничего не выражающее лицо.
        - Его все-таки пристрелили… - глухо произнесла Элен.
        - Он возьмет себе другого, - отозвался Тиль. - Любого другого. Из любой психушки.
        - Кто возьмет?..
        - Не знаю. Но этот Рудольф Прутко… по-моему, он не форвард.
        - Я тоже так подумала. Тогда, в «Поросячьем визге»… в какой-то момент. Но я ведь и раньше с ним сталкивалась…
        - Да, я видел.
        Они говорили о том, чего не было, - встреча Элен и блондина произошла не в реальности, а лишь в вероятном будущем. Нормальный человек не стал бы обсуждать это всерьез, но здесь, в гостиничном номере за семь евро в сутки, находились не нормальные. Будущее в их понимании мало чем отличалось от настоящего и было такой же частью жизни, - странной, противоестественной жизни форварда.
        - В доме у Козаса этот Рудольф Прутко… Он показался мне очень сильным, - проговорила Элен. - Там, возле лифта, меня спасла только Компания. Он опережал на каждом шагу. Судя по тому, как он себя вел…
        - Не он себя вел, его вел кто-то другой. Ясно?
        - Нет.
        - Мне тоже не ясно, - признался Тиль. - Зато теперь можно представить, как этот Прутко справился и с Полушиным, и с Козасом.
        - Еще был Крафт из Австралии, - напомнила Элен.
        - Н-да… И не только он. Их всех глушили. Я это на себе испытал.
        - Я тоже. Значит, он умеет делать нас… слепыми?
        - Умеет. Но это еще не самое страшное. Он может обмануть форвертс, показать тебе варианты, которых в будущем нет. И ты их не отличишь. А Прутко… я ведь тогда выстрелил ему в спину. Ты его отвлекла, и я выстрелил. Элементарно.
        - Только не с форвардом, - возразила Элен.
        - Вот об этом я и говорю. Наши действия кто-то скоординировал.
        - Да, может быть… В варианте я врезала ему по затылку, он упал на пол, и… в общем, у меня получилось. Должно было получиться! Я видела это совершенно отчетливо. Но когда взяла кий… Он сразу обернулся. И если б ты не вбежал… или вбежал бы чуть позже… Он бы, наверно, меня убил.
        - А если бы ты не замахнулась, он убил бы меня. А тебя он, кстати, мог застрелить сразу, еще в баре. Но он этого не сделал. Почему?
        - Вопрос… Пришел в ресторан, бросил гранату, начал палить в людей… Он был как пружина, но при этом… у него не было цели. Вообще никакой…
        - У Прутко - не было. Цель была у того, кто им управлял. А потом, когда все сработало, кукла стала не нужна, и он ее ликвидировал. Убрал идеально: показал нам хороший вариант, и мы им воспользовались. Мог ведь показать и другой какой-нибудь…
        - И мы бы также воспользовались, потому что не верить своему форвертс труднее, чем не верить глазам.
        Элен выключила монитор и отстраненно поковыряла в тарелке соевое рагу.
        - Тиль, но зачем это? Кто-то взялся истреблять форвардов? Всех без разбора? Кроме тебя…
        - Кроме меня, - согласился он. - Потому, что исследование мертвого мозга менее продуктивно.
        - Почему обязательно мозга?
        - А форвертс где, по-твоему? В пятках?
        - Да черт его знает, где он… - пробормотала Элен. - Значит, Компания?..
        - Хозяева «Глобал» воспользовались результатом, но они не смогли бы все это подготовить. У них на службе только один форвард, второго нет. А тот, кто вел Прутко… он же и нас с тобой… Аккуратненько так подталкивал. Тебя, меня. И Ситцева.
        - И Альберта…
        - Альберта? Ну, вероятно. Если в итоге его придавило, как гусеницу, вряд ли он сам это организовал. Да и слабак он, Альбертик твой.
        - Почему «мой»? - фыркнула Элен. - Тиль, а это правда, что…
        - Правда, сестричка.
        - Да ты…
        - Да понял я, понял, - отмахнулся он. - Предки?..
        - Ага.
        - Правда, - повторил Тиль. - Лет сто назад… или чуть меньше… Федя точную дату называл, но я ее выкинул из головы… В общем, давно, до Объединения… - Он заметил, что Элен усаживается на диван, и вздохнул. - Сказка не длинная будет. И не очень интересная. Да и не сказка вовсе. Где-то здесь, в районе Москвы, пытались вывести новую породу… людей. - Тиль помолчал и поднес Элен зажигалку. - Первоисточников Полушин не нашел, но говорил, что в экспериментах участвовали около ста особей.
        - Особей?..
        - Людей с паранормальными способностями. Собрали из заключенных, из психов, из бездомных… Многие, может, ни на что и не годились - просто подвернулись под руку. Методика тестирования до сих пор толком не отработана, а уж в прошлом-то веке… Ауру видишь - наш клиент, голоса слышишь - наш клиент, вилку взглядом двигаешь - тоже давай сюда, в кучу… И воздействовали на них примерно так же: все что было пограничного и не до конца изученного… вот через все это они и прошли, начиная с банального гипноза и заканчивая не опробованными препаратами.
        - Чего от них добивались-то?
        - Того, что есть у нас. Мы потомки одной особи, единственной из всей группы. Четвертое поколение. Мы - те, кого не ждали.
        - Прекрати. Что еще за «особь»!
        - Дяденька выходит за забор и насилует первую встречную тетеньку… Как хочешь его называй, а для меня он особь. - Тиль деловито перемешал в тарелке зеленоватую массу и, покосившись на Элен, подмигнул. - Шутка. Я не собирался это доедать. Только представил. Мы ведь тоже умеем друг друга обманывать. По мелочам.
        - Не надо при мне таких экспериментов, пожалуйста. Я впечатлительная. Так что было дальше?
        - Исследования продолжались несколько лет, большинство подопытных в конце концов погибло. Прапрадед выжил, но, как я полагаю, свихнулся. Вернее, это Полушин так полагал… - Тиль потупился и повертел на столе пульт. - Никаких плодов эти исследования не принесли. Голый ноль. И проект распустили.
        - А-а… людей?..
        - Тоже.
        - Больных?!
        - Всяких. Ученые надеялись, что какие-то качества проявятся хоть в потомстве. Особей еще в центре активно скрещивали…
        - Как скрещивали?..
        - Как! - воскликнул Тиль. - Вот так. А как еще?
        - Мерзость…
        Он развел руками.
        - А потом и ситуация изменилась. То есть, в стране ситуация.
        - Да?..
        - У тебя в школе что по истории было?
        - Пятерка.
        - А помнишь что-нибудь?
        - Ну-у… Что-нибудь, конечно, помню…
        - Понятно. В общем, стало не до науки, тем более, такой сомнительной. И особям позволили вернуться к нормальной жизни. Хотя вряд ли они на это были способны - жить нормально. За ними продолжали следить, Полушин уверен… Был уверен. Я… э-э… насиловать никого не пробовал, но считается, что в одиночку, без помощников, это не так уж легко.
        - О чем ты?.. - насторожилась Элен.
        - О том, что у немолодого человека, нападающего на двадцатилетнюю женщину, шансов маловато.
        - Ты к чему клонишь-то?
        - Подопытных не могли больше содержать, но за ними по-прежнему наблюдали. Уже не врачи, а те, кто заказывал исследования. Той женщине… жертве… мы даже не знаем, как ее звали, нашу прапрабабку… Но ей вдруг стало фатально везти.
        - Что?..
        - Нет-нет. Везти по-другому: попался хороший адвокат, выбил ей достойное пособие… страховая компания, против правил, расщедрилась… Насильник куда-то сгинул, он, собственно, уже никого не интересовал… Но за проектом продолжали следить. Да, Элен. Иначе и быть не может. Женщину постоянно поддерживали - она, говорят, тоже… гм… была не ангел… Но все трое сыновей выросли здоровыми и получили хорошее образование. Правда, способностей никаких сверхъестественных у них не проявилось. И вот тогда, наверно, исследования закрыли уже по-настоящему. А потом - Объединение, слияние ведомств, уничтожение архивов. Для западной цивилизации этот проект показался бы… слишком смелым. Позже все всплыло, но оригинальных документов того времени не сохранилось. Кое-что реконструировали, кое-что додумали… Полной ясности нет. И уже не будет.
        - Грязная история, - сказала Элен.
        - Неизвестно. Пока она не закончилась, я бы ее не оценивал.
        - Как это?.. Что значит «не закончилась»?!
        - Мы еще живы. Чуть меньше тридцати человек. Мы - не финал этой истории, мы - продолжение. Хотя, похоже, кто-то решил, что она только-только начинается…
        - Дети у форвардов есть? - насторожилась Элен.
        - Спроси чего полегче. Ты среди нас единственная женщина, а у мужчин это, сама понимаешь… по-другому немножко. Может, есть. Может, нет… У Полушина точно не было.
        Элен вопросительно взглянула на Тиля.
        - Федор себя стерилизовал.
        - Он настолько боялся ответственности?
        - Ответственности?! - удивился Тиль. - Я об этом даже и не думал как-то.
        - Потому, что ты мужик.
        - Полушин ненавидел форвертс. И самого себя - за то, что обладает этим даром. Федя считал его проклятием.
        - Старая песня…
        - Нет, он был материалист. Проклятие - в смысле генетическом. Последствия как вид расплаты. А ответственность… не знаю. Если только за нас, за четвертое поколение… Проклятое… - Тиль усмехнулся. - Он же был первый, наш Федя. Самый старший. Он искал нас, предупреждал, учил.
        - Я в курсе. Слышала про него.
        - Сейчас от его дара уже ничего не осталось. Федор глушил форвертс, чем только мог.
        Тиль допил кофе и заглянул на дно за дежурным предсказанием.
        «Вы счастливый человек. У вас все есть. Зачем вам что-то еще?»
        - Идиотизм! - Он смял чашку и швырнул ее на стол. - Наверно, ты все-таки права… Ответственность. Может быть, Федя из-за этого себя изуродовал… Кто знает, что получится из следующего поколения, из пятого?.. Да ничего из них не получится! Мы - случайность, отдельный всплеск. Перфоманс Господа Бога. Или ультиматум…
        Элен собрала посуду и отнесла ее к приемнику. Пластиковые тарелки с шорохом провалились куда-то вниз. Автомат выдал «благодарность от Компании «Юниверс» за заботу об окружающей среде» и к благодарности - один презерватив.
        - Не жила еще в таких свинарниках? - спросил Тиль.
        - В таких - нет. Мы здесь надолго?
        - Не вижу.
        Она заметила, что ходит по номеру в том же, в чем ложилась, вернее, падала, на диван, - в спущенном до колена правом чулке. Достав водолазку, Элен обвязала ее вокруг бедер.
        - Да я ничего… - промолвил Тиль.
        - Да я тоже… - она улыбнулась и пошла в душ.
        Элен ему все-таки не сказала - то, что должна была, то, чего он так ждал.
        «С тобой здорово, Тили…»
        Не сказала. Из принципа. Потому, что перебьется.
        Войдя в кабинку, она вспомнила и снова улыбнулась.
        - Ты не похож на приличного северного мужчину.
        - Я неприличный и не северный.
        - Ну как же…
        - Во мне этой крови процентов девяносто, не больше. Ерунда.
        - А остальное?.. О, нет. Ты сумасшедший?! Нет! Хватит, Тили, хватит!..
        Едва она открыла воду, как в комнате раздался звонок. Элен выглянула, уже мокрая, - Тиль поднес ей трубку, но в руки не отдал.
        - Если ответишь, могут пеленгануть, - предупредил он.
        - Ну и что?
        - Потом объясню. Соберись и смотри.
        - И ты услышишь?
        - Думаю, да, - сказал он, закрывая глаза.
        Элен прикусила губу и взялась за створку душевой.
        - Что еще?!
        - Мисс Лаур, я просил бы вас немного повежливей…
        - Ладно. Ну?..
        - Вы добрались до Малой Полянки? Мы не получили от вас никаких материалов.
        - Я… не успела.
        - Вы все-таки опоздали, мисс Лаур, - с печалью констатирует абонент.
        - Не успела, - упрямо повторяет она. - Вы же говорили, что я могу не успеть? Вот я и не успела. Вы позвонили слишком поздно, там уже была полиция.
        - Ну что ж… Надеюсь, на этот раз удача вам не изменит. Адрес мы переслали, он у вас в базе. Ничего сверхъестественного мы не требуем. То же, что и с Полушиным.
        - А… кто теперь?
        - Все данные в вашем терминале, мисс Лаур. Мы на вас надеемся. Желаем удачи…
        Она выдохнула и посмотрела на Тиля. Пищание давно прекратилось, но он по-прежнему держал трубку у лица.
        - Какие, к черту, данные? - воскликнула Элен. - Они пришли бы, если бы я ответила! Но я же…
        - Пришли бы, - подтвердил Тиль. - Такие: «ордер на Ульриха Козаса, девять часов».
        - Ты и это видишь?!
        - И еще кое-что. Компания начала в тебе сомневаться. За тобой ведь ни одного прокола, да? Сейчас ты дала им серьезный повод.
        - Я никогда не сталкивалась с другими форвардами. Это всегда была обычная работа. Обычный…
        - Промышленный шпионаж. - Тиль опустил голову, скрывая от Элен ухмылку. - Твое начальство навело справки и выяснило, что таких извещений больше никто не получает. Звонят только им. И они догадываются, на кого их выводят. Через пару минут они снова попробуют с тобой связаться. Ты опять не ответишь - это мой совет. А информация по Козасу уже, считай, раскрыта. В Компании нет второго форварда, но и дураков там тоже нет. С логикой у них все в порядке. Скоро они поймут, что ты не с ними.
        - С кем же я?..
        Тиль молча взял свою куртку и нашел в ней терминал.
        - Ты уверен, что я с тобой? - спросила Элен.
        - Поможешь мне - поможешь и себе. Тот, кто все это затеял… он не остановится. Не исключено, что у него тоже нет выбора. Я давно почувствовал… - Тиль отрешенно погладил затылок.
        - Воронка?..
        - Воронка? Я так сказал?
        - Ты собирался.
        - Ну да… Что-то вроде воронки, в которую нас всех затягивает. Можно немножко отсрочить… Побарахтаться и выиграть для себя лишний денек. А то и два… Но не больше. Остаться в стороне не получится.
        - Поэтому ты и приехал? Знал, что здесь опасно, и все равно приехал?
        - Я не приехал, Элен. Я прилетел в Москву самолетом.
        - Даже так…
        - Надоело прятаться. Я ни в чем не виноват… гм, был когда-то… Но жизнь в бегах криминальна по природе. Нужны новые документы. В магазине ИД-карту не купишь, связываешься с разными подонками. Половина из них пытается тебя обмануть, другая половина - убить. Ты хочешь выжить, всего лишь выжить… И бежишь дальше. Спотыкаешься о полицию, обо все эти «азы» и «альфы», еще сильней - о Компании. Вот уж кто готов раскрыть тебе объятия… предварительно сделав подножку, чтоб теснее обняться… Ты вырываешься и снова бежишь, бежишь… А однажды оборачиваешься и видишь позади кучу трупов. - Тиль помолчал. - Когда-то я был порядочным гражданином, Элен. Таким порядочным, что даже тошно. Я смотрел интерактивные сериалы! - Он неожиданно рассмеялся. - Смотрел всю эту галиматью, да… Всегда голосовал за третий пункт - «случайный выбор». Мне нравилось не знать, что там дальше, в сто шестьдесят четвертой серии… Нравилось ощущать себя обыкновенным. Потом я засветился. Хотя все чаще прихожу к мысли, что это было похоже на провокацию. Детишки… Целая толпа детишек, и вертолет, падающий вокруг башни по спирали, - вертолет, который
никто не мог увидеть заранее. Кроме форварда…
        - У тебя был учитель, - тихо сказала Элен. - У меня учителя не было. Я светилась еще со школы, но там никто не понимал, что это такое. Говорили - удачливая. Везучая. Счастливая, говорили. Я и сама толком не понимала. Пользовалась форвертс, как миксером или печкой. А в колледже сразу стало ясно. И не только мне.
        Она поискала пепельницу и, не найдя, взяла чашку из-под кофе.
        «Вы счастливый человек. У вас все есть. Зачем вам что-то еще?»
        - Тиль… К чему создавать лишние трудности? Я могу ответить на звонок, потом поехать к Козасу и установить эту чертову камеру. И если к Козасу кто-то придет вместо убитого Прутко… Компания получит его портрет. Ну и пусть.
        - Портрет будет мой. - Тиль вспомнил про трубку в руке и начал набирать номер. - К Ульриху я пойду сам, на полицию надежды мало.
        - Зачем тогда звонишь?
        От неожиданности он нажал на «отбой».
        - Привыкла, что круче тебя никого нет? Отвыкай, сестричка. Мы не всесильны, нам на это уже указали.
        - А самого Козаса предупредить нельзя?
        Тиль потыкал в кнопки и протянул ей терминал:
        «Линия занята, ваш вызов принят в очередь… Линия занята, ваш вызов принят…»
        - Это слишком просто, тут и форвардом быть не нужно. Дозвониться до Козаса нам не позволят.
        Приложив указательный палец к губам, он снова набрал номер.
        - Да!.. - ответил Ефимов. - Что случилось с вашим видео? Я ничего не вижу.
        - И не надо, - сказал Тиль, удерживая ладонь над объективом. - Здравствуй, Николай. «Добрый день» я не говорю.
        - День добрый… - растерянно произнес он. - Ах… это ты. Я узнал. И вот что я тебе… - начал он, уже другим тоном.
        - Я?.. Я подставил?! - воскликнул Тиль. - О чем я тебя предупреждал?.. О карманной краже?! О взломе банкомата?! Я сообщил тебе об убийстве! Назвал адрес, назвал жертву… Что тебе еще надо?! - Он перевел дыхание. - Извини…
        - Мы не успели, - буркнул Ефимов.
        - Я тебя не виню. Там… действительно было сложно.
        - Кто ты такой?
        - Запиши новый адрес, Николай.
        - Да кто ты?!
        - Сейчас для тебя важнее другое. Улица Островитянова, дом двести двадцать шесть, апартаменты 400-В. Ульрих Козас. Номер мой не сканируй, трубка инфинитивная.
        - По этому адресу снова будет сумасшедший?
        - Да. И не хуже Рудольфа Прутко. Если не лучше.
        - А Прутко?.. Что тебе о нем известно? - торопливо спросил Ефимов.
        - Он… да, он особенный.
        - В него стреляли три человека. В маленькой комнате. Трое опытных полицейских не могли в него попасть. То, что они рассказывают…
        - Им не померещилось. Он на самом деле уклонялся от пуль, пока его не взяли в «ножницы».
        - Спецподготовка?..
        - Оставь этого Прутко, ничего ты там не выкопаешь. Завтра появится второй прутко, послезавтра - третий.
        - Их будет много? И… трупов - тоже?
        - Вопросов дурацких много будет?! - взорвался Тиль. - Спасайте живых, вам за это деньги платят. Ульрих Козас, 400-В. Людей соберите побольше. И ждите убийцу отовсюду: с неба, из-под земли… отовсюду! Если оставите хоть одну брешь, он пройдет в нее, насвистывая.
        - А потенциальная жертва… гражданин Козас… он сам в курсе?
        - Я не смог с ним связаться. И вы не сможете. Не тратьте времени, выезжайте прямо сейчас.
        Тиль отключил трубку.
        - Бесполезно, - проронил он. - Ефимов опять ничего не сделает.
        - Козаса тоже убьют?
        - Не знаю, сестра, не знаю… - Он начал одеваться.
        - Если полиция не поможет, зачем ты ее привлек? Без нее было бы проще.
        - И ему - тоже проще. Пусть напряжется. Посмотрим, где заканчиваются его способности.
        - Но до вечера еще далеко… Или он опять перенесет?
        - Боюсь, что да. Кстати…
        Тиль поднял палец, и Элен, ни о чем не спрашивая, повернулась к своему терминалу. Трубка тотчас запиликала, но после третьего звонка умолкла.
        - Ты прав, - сказала она. - «Ордер на Ульриха Козаса, два часа». Он корректирует время, потому что… он чувствует нас.
        - В твою Компанию он больше не позвонит. Он видит, что этот путь уже не ведет к победе.
        Тиль проверил пистолет. У самой двери Элен поймала его за рукав.
        - Я вдруг подумала… Мы примерно знаем, чего он хочет, и знаем, что он умеет обманывать форвертс, но… все это мы знаем из того же форвертс.
        - Опасаешься, что он внушил нам ложный вариант? А зачем? Ему бы наоборот, приглушить нас незаметно, - мы бы сами отыграли его сценарий. Все, как он запланировал. А если мы это увидели раньше, чем прожили, значит, он не может держать нас постоянно. Либо его что-то отвлекает, либо он просто нуждается в отдыхе, как всякий человек. Он человек, Элен. Всего лишь.
        Тиль поцеловал ее в щеку и открыл дверь.
        - Да! - бросил он. - Я надеюсь, ты не станешь этого делать. Идея нездоровая. Помощи от тебя там не будет, ты мне только руки свяжешь.
        - Ладно, братец. Обещаю. - Элен не обиделась. Она его хорошо понимала. Даже слишком.
        Тиль прошел по коридору и вызвал лифт.
        Он мог бы сказать:
        «Я рад, что мы с тобой встретились».
        Она могла бы ответить:
        «Я тоже рада».
        Створки разъехались, и он молча шагнул в кабину.
        Козас
        Тиль велел таксисту притормозить на перекрестке и оставшиеся триста метров прошел пешком. Первую оперативную пару он обнаружил еще у соседнего дома. Камеры за стеклами черного «Фольксвагена» фиксировали все. Тиль засмотрелся на девушку, оставив в записи только затылок. Умысла полицейские в этом не нашли, но сообщение отправили. На следующем посту - двое техников у «Пежо» со старушкой - Тиля уже встречали. Он чихнул в платок, потом высморкался, потом обронил платок на асфальт и поднял, все - на ходу. Камера ухватила правое ухо и, возможно, щеку, - издержки, при таком количестве наблюдателей, минимальные.
        Машин было меньше обычного, половину дорожная полиция отсекала еще на подъездах. У кого-то чесались руки устроить поголовную проверку документов, а в идеале - обнести квартал турникетами, однако для Ефимова как для сыщика предотвратить преступление было лишь частью работы. Казалось, даже случайные прохожие поглядывают друг на друга с подозрением, хотя действительно случайных людей у дома Козаса было не много. Полсотни переодетых полицейских ждали убийцу, ориентировочно - в течение часа. Хрустели попкорном, потягивали пиво, целовались и качали пустые детские коляски.
        Тиль пересек стриженый скверик и спустился к подземному гаражу. На пульте у шлагбаума сидел нарочито рассеянный здоровяк в свежем комбинезоне.
        - Здравствуйте, - сказал он доброжелательно.
        Не ответив, Тиль прошел мимо.
        - Господин!..
        - Новенький? - осведомился Тиль.
        Здесь, на нулевом уровне, - двести пятьдесят машин, на четырех нижних - еще по сто пятьдесят. Некоторые автомобили записаны на всю семью. Итого, по грубому подсчету, тысяча владельцев.
        Перебор вариантов мог занять месяц - если бы считать взялся компьютер. У Тиля на это не было и минуты.
        Он не задумываясь представился Кузнецовым и шагнул к дежурному. Тот провел пальцем по монитору - не указательным, а почему-то мизинцем. Вслед за пальцем пробежала светлая строка, выделяющая отдельных жильцов. Первые пять - женщины, трое других забрали свои машины еще утром. Дежурный добрался до буквы «К» и, не найдя ни одного Кузнецова, тронул тревожную кнопку.
        Тиль запомнил с монитора несколько фамилий и, не затягивая форвертс дальше, сказал:
        - Евгений Игнатов, «Ауди».
        Дежурный проверил по списку, все тем же мизинцем.
        - Номер назвать? - спросил Тиль.
        - Нет, не нужно… - он пожал плечами. - А какого цвета ваш «Ауди»?
        - Синий, конечно.
        - Конечно… Благодарю вас. Никаких проблем, просто я привык, что отсюда не заходят…
        - Отсюда заезжают, - нетерпеливо произнес Тиль. - Но мне так удобней.
        Дежурный позволил ему отойти от стола и уже в спину крикнул: - Евгений Александрович! Тут у меня пометка… вы просили заменить масло.
        - Анатольевич, - бросил Тиль не оборачиваясь.
        - Что? Извините?..
        - Меня зовут Евгений Анатольевич. И я никого ни о чем не просил.
        - Да, извините. Перепутал…
        Дежурный смотрел ему вслед, пока у въезда не затормозил полосатый, крашенный под домашнюю кошку «Рено».
        Провокация с заменой масла была хороша, Тиль чуть не попался. Любой злоумышленник на его месте вякнул бы «спасибо» и…
        И полицейский сразу, без предупреждения, стреляет. Под столом у него пакетный разрядник - здоровый агрегат с пятикилограммовой батареей. Тиль падает и через мгновение оказывается в бронированном кузове: руки-ноги пристегнуты к стальным петлям в полу, на глазах повязка, на горле «строгий ошейник» - плотная лента с вонзающимися шипами-контактами.
        Тиль постоял у синего «Ауди» и, хлопнув себя по лбу, скорым шагом направился к лифту. Дежурный покосился в его сторону, но к шлагбауму подъехала новая машина, и его опять отвлекли.
        У квартиры Козаса какой-то жилистый типчик в черном халате ковырялся с фикусом.
        Тиль остановился в коридоре и, жестом показав мужчине, что дальше двигаться не намерен, вытащил трубку.
        - Николай, это я.
        - Да?.. - встревоженно ответил Ефимов. - Ты где-то рядом?
        - Похвальная проницательность, Коля. Я на этаже. И человека твоего я не убил только потому, что я не убийца. Ты понимаешь меня?
        - Как?.. Как ты пробрался?!
        - Через гараж.
        - Я укреплю…
        - Дело не в количестве. Тот, кто сюда явится, бойню устраивать не будет. Он вас просто обманет.
        - Как ты, да?..
        - Как я, - подтвердил Тиль. - А вот этих вопросов не надо, Коля. Позже я все расскажу, а сейчас мне нужно…
        - Попасть к Козасу, - догадался Ефимов. - И почему я тебе верю?..
        - То, о чем я говорю, часто сбывается.
        - Хорошо…
        Полицейский в халате перестал теребить растение и, выпрямившись, в упор посмотрел на Тиля.
        - Можете проходить.
        Дверь открылась, за ней показался невысокий, обманчиво щуплый субъект в великоватом сером пиджаке.
        Тиль снова достал трубку.
        - Николай, мне нужно поговорить с Козасом наедине.
        - Это исключено.
        - Ты ведь не думаешь, что я сам его убью?
        - Исключено, - холодно повторил Ефимов.
        Тиль вздохнул и вошел в комнату. Серый пиджак закрыл дверь и проследовал за ним.
        На диване, покрытом оленьей шкурой, сидел Козас - то и дело прикладывался к бокалу с коньяком и раздраженно покачивал ногой.
        - Привет, - кивнул Тиль.
        «Только без имен, Ульрих».
        «Да уж… Ты стал слишком известен».
        - Здорово, - буркнул Козас. - Ну?.. Объясняй.
        - Ты знал, что я приду?
        - Видел, разумеется.
        - А больше ничего не видел?
        - А что я должен был?..
        - Ясно.
        Полицейский выразительно кашлянул и устроился в кресле у двери. Козас глянул на него с ненавистью и опрокинул в себя остатки коньяка.
        - У них и ордер есть, представляешь? - промолвил он. - Пить будешь?
        - Нет. И тебе не советую.
        - А-а-а!.. - Козас тяжело поднялся, дошел до бара, но наливать больше не стал. - Значит, это ты их натравил… И значит, ордер уже выдают на основании форвертс. Не решение прокурора, а чье-то предчувствие… Славно. Движемся к какой-то диктатуре инсайта.
        - Ордер… - глухо повторил Тиль. - Полушина убили.
        Помолчав, Козас вернулся к дивану.
        - Жаль старика. Что еще сказать…
        - Ничего. Следующий - ты.
        - Во как… Почему же мне этого не видно?
        - Полушин тоже не видел.
        - Твой Полушин был слепой, как крот! - заявил Козас. - А я - нет, - добавил он умиротворенно.
        - В том-то и дело. Что у тебя с терминалом?
        - Я его отключил. Ложные вызовы, один за другим, с самого утра. Наверно, сбой на сервере.
        - И часто у тебя эти сбои?
        - Первый раз.
        - И как будто ничего странного?..
        Козас равнодушно хмыкнул.
        - А конкурс? «Москва хлебосольная», стомиллионный турист… Ты в курсе, кто выиграл твой приз?
        - Нет, конечно. Там все честно.
        - Сестра, - коротко произнес Тиль.
        - Кто?.. Сестра?!
        - Да, Ульрих, да. Одна из ста миллионов. Чудесное совпадение, не правда ли?
        - Ты к чему клонишь?
        - Нас кто-то ведет, тебе не кажется? Хотя… тебе ничего никогда не кажется, я понимаю. Но это так. Кто-то хочет от нас избавиться.
        Полицейский в кресле беспокойно пошевелился и, закинув ногу на ногу, уставился на Тиля.
        - Меньше книжек дурных надо читать, - заметил Козас.
        - Я вообще не читаю. Даже газеты.
        Тиль мог бы добавить:
        - Зачем это мне? Я и так все знаю. А ты - не все. Тебя глушат, Ульрих.
        - Чего ты от меня хочешь?!
        - Во-первых, спасти тебе жизнь. Во-вторых, мне нужна твоя помощь. Он сильнее нас, но мы можем с ним справиться.
        - Чем я тебе помогу? Если ты видишь дальше…
        - Он… думаю, он не способен контролировать всех сразу. Он переключается. Вот сейчас он держит тебя. Возможно, еще кого-нибудь. А меня - нет.
        - Может, наоборот? И кто этот «он», в конце концов?
        - Не знаю… Но он существует. Точно.
        - А по-моему, точно другое. Утомился ты, Тиль. Герр Хаген… Набегался, напрятался. Для нервной системы это не полезно.
        - Я не понял. Ты… не веришь мне?!
        - Верю. Верю, что ты сошел с ума, дорогой родственник.
        Охранник подошел к бару и налил себе минералки.
        - Ульрих, я не спятил, я… - Тиль осекся. Вокруг начиналось движение - ощутимое, как ветер. - Что видишь? - резко спросил он. - Через полчаса… Что ты видишь?!
        - Ничего. Ты уйдешь, эти останутся до ночи.
        - А ты? Что будет с тобой?
        - Займусь делами… - ответил Козас, уже не так уверенно, и посмотрел на полицейского.
        Тот стоял вполоборота и неторопливо, маленькими глотками, пил воду.
        - Ульрих?.. - подал голос Тиль.
        - Да… Теперь я понял.
        Щеки у Козаса мгновенно посерели и ввалились. Бледные губы дрогнули, но сказать он ничего не смог. В глазах у него метался ужас - похоже, он никогда еще не подпускал к себе смерть так близко.
        Охранник поставил пустой стакан и начал поворачиваться.
        Отрешенный, словно не принадлежащий самому себе, с пустым взглядом сломанной куклы, он плавно заводит ладонь под полу пиджака, достает штатный «s-мерш», трогает большим пальцем панель на рукоятке - предохранитель выключен, можно стрелять - и медленно, как на дуэли, поднимает ствол.
        Козас перекатывается в сторону - массивный диван неожиданно легко проезжает по лакированному полу и толкает полицейского в колени. Тот, взмахнув руками, заваливается вперед, и Козас, вновь удивляя своей реакцией, стреляет ему в макушку. Пуля выходит из затылка, охранник валится на диван уже мертвым, локоть бьется о низкий столик, и из ладони вылетает…
        Портсигар. Не пистолет, а обычная плоская коробка. Сигареты рассыпаются по столу, Тиль смотрит на них долго и зачарованно, будто пытается сосчитать… Потом до него доходит.
        - Нет!.. Ульрих, нет!!
        Козас выстрелил в полицейского и рывком перевел пистолет на Тиля.
        - Ты не спасать меня пришел, родственник… - произнес он, задыхаясь. - Ты пришел, чтобы помочь ему.
        - Опомнись…
        - Хотел заболтать?.. Надеялся, я не замечу?..
        Сигареты покатились по столешнице и с сухим цоканьем стали падать на паркет. Козас по-прежнему смотрел вперед, и видел не портсигар, а то, что ему внушили. Ложный форвертс.
        «Можешь говорить все что угодно, - пронеслось у Тиля в сознании. - Твой брат услышит не тебя, а меня».
        «Да…»
        «И что он с тобой сделает, зависит тоже от меня».
        «Ты прав…»
        «Если я пожелаю, он тебя пристрелит».
        «Но тебе нужно не это».
        «Естественно».
        - Гнида… - процедил Козас, глядя куда-то сквозь Тиля.
        «Тебе интересно, что он сейчас воображает?» - снова проклюнулся голос.
        «Нет».
        «Врешь».
        Тиль увидел, как открывается дверь, - до этого момента оставалось несколько секунд.
        В комнату заходит еще один охранник.
        - Вас вызывает старший следователь Ефимов. - Он протягивает терминал, и Тиль внезапно догадывается, что для Козаса это не трубка, а все тот же «s-мерш».
        Ульрих отскакивает за диван, и полицейский натыкается взглядом на убитого напарника. Он выхватывает пистолет, но Козас успевает ранить его в ногу. Расстояние небольшое, промазать сложно, однако Тиль догадывается, почему Ульрих не попал. Охранник валится на пол и отвечает - сквозь спинку, надеясь прострелить Козасу правое плечо, но тот уже сдвинулся с места, и пуля разрывает ему шейные позвонки.
        Тиль поднимает с пола трубку.
        - Николай… Пришли сюда врача и носилки. И… еще двое носилок.
        - Что там у вас?
        - Все…
        - Что «все»? Тьфу… Дай мне сержанта!
        - Конечно. Сержант?.. - Тиль подходит к раненому полицейскому, протягивает трубку, но в последний момент бьет его по ребрам и откидывает «s-мерш» подальше. - Николай, я не виноват. Слышишь? Это не я сделал.
        - Не понял! Где сержант? Вы… уже встретили кого-то?!
        - Никого не будет. Можешь снимать посты.
        Тиль оставляет терминал возле бара, подальше от полицейского, и, взяв в коридоре фикус, тащит его к лифтам. Две кабины оказываются прямо на этаже. В одной Тиль расклинивает кадкой двери, вторую отправляет вниз, а сам выходит на лестницу…
        Тиль вздрогнул. Внизу, под прозрачным колпаком, проплывали запруженные машинами улицы. Мягкий стрекот винта убаюкивал, - можно было подумать, что последние минуты ему пригрезились. Тиль осмотрел правую ладонь - жесткие листья оставили на коже след, не большой и не слишком болезненный. Всего лишь царапина. Чтобы помнить. И не надеяться, что это сон.
        Так все и было. Тиль исполнил увиденный - вернее, показанный кем-то - форвертс, поскольку иного ему не оставалось. Он ничего не мог изменить, просто не было выбора. Единственный путь из оцепленного здания, единственный способ не попасть в полицию, и аэротакси на крыше, единственный свободный вертолет… Тиль будто подчинился программе - механически, бездумно. Вероятное будущее незаметно перетекло в прошлое и стало необратимым.
        «Не кажется ли тебе, что от твоих поправок стало еще хуже? - снова прорвался голос. - Не мешай, и обойдешься малой кровью».
        «Малая кровь - это уничтожение всех форвардов?..»
        На приборной панели заверещал зуммер, и Тиль отвлекся. Сзади такси нагонял перехватчик.
        - Не отвечай, - сказал он пилоту.
        - Я обязан. Это полицейский вызов.
        Среди кудрявых крон блеснула змейка маленькой искусственной реки.
        - Садись.
        - Через три минуты будем над платформой…
        - Сейчас!
        - Это невозможно. Посадка в парке запрещена.
        Тиль достал пистолет.
        - Да-да, конечно… - пробормотал пилот. - Я сажусь…
        Вернуться в отель Тиль позволил себе лишь спустя несколько часов, когда солнце уже ушло за крыши. Слежки не было, но он продолжал мотаться по городу, меняя такси и выкидывая ИД-карты одну за другой. Голос оставил его в покое, и Тиль лихорадочно обдумывал произошедшее.
        Тот, кто все это сделал, мог бы справиться и быстрее, и проще, но он решил устроить демонстрацию, и Тиль признал, что она удалась.
        «Не мешай… - звучало в голове. - Не мешай мне, и обойдешься малой кровью…»
        Он все не мог забыть лицо Козаса, его взгляд - такой же безвольный и бессмысленный, как у блондина в ресторане. И навязчивый шепот: «…не мешай…»
        И оба лифта на этаже, которые помогли ему уйти. И случайное такси на крыше…
        В гостиницу Тиль попал в начале восьмого. Элен нервно расхаживала вокруг накрытого стола.
        - Я решила, ты уже не появишься…
        - Поэтому и заказала обед на две персоны, - улыбнулся он.
        - Тиль, твое возвращение… Это был только вариант. С постоянно снижающейся вероятностью.
        Он пожал плечами.
        - Все что мы видим - варианты.
        - Ты не понял. Часа два назад в сети показали твой настоящий портрет. И с тех пор сообщение крутят каждые пятнадцать минут. Я не знаю, как ты ходил по улице, почему тебя еще не арестовали.
        Тиль опустился на диван.
        - И что там было?
        - Что там было… - рассеянно промолвила Элен. - А что там могло быть?! «Тиль Хаген, опасный преступник, в случае обнаружения немедленно сообщить…» Где они взяли твою фотографию?
        - Это его работа… Сам ее изъял, сам же и вернул.
        - Но почему?
        - Потому, что мы с ним не договорились.
        Тиль расстегнул куртку и, сдвинув на столе тарелки, вывалил ворох плоских коробочек - синих с красной полосой и вписанным в нее словом «Deepexedrin».
        - Это еще зачем? - спросила Элен.
        - Жуй. Набей жвачкой карманы и жуй постоянно.
        - Собрался глушить форвертс? Как Альберт…
        - И как Полушин.
        - Надеешься, это нам поможет?
        - По крайней мере, это помешает ему.
        - А мы?.. Тиль, мы же станем слепыми!
        Взяв пульт, он включил монитор и сразу попал на криминальную сводку.
        Фотографию показывали хорошую, возможно, самую качественную из всех, что у него были. Портрет двухлетней давности: гладко выбритый подбородок, дорогой костюм, галстук с золотой заколкой. Позже Тиль не фотографировался.
        - Ты был таким хлыщом… - фыркнула Элен.
        Он встал и подошел к зеркалу.
        - Да… Когда-то был…
        Намочив голову, Тиль начал изобретать себе новую прическу.
        - Тебя все равно опознают.
        - Не исключено.
        - А форвертс предупредит. Если ты его не подавишь.
        - Придется, Элен. - Он перестал разглаживать волосы и вскрыл упаковку дипэкзедрина. - Ты не спрашиваешь, как я съездил к Козасу…
        - Я пока еще не принимала эту гадость. Скажи, там действительно было страшно?
        - Он… свернул Козаса в бараний рог. Показал, на что он способен. И я подозреваю, это еще не предел. - Тиль протянул ей подушечку. - Элен, если меня застрелят полицейские… это будет малоприятно, но я готов. К этому я готов уже давно. А вот если он заставит тебя…
        - Транквилизатор превратит нас в обычных людей. Беспомощных.
        - Большинство так и живет, не видя и не слыша. Ничего не ожидая.
        - Неправда. Они тоже ждут - следующего часа, следующего дня… Разница в том, что они надеются, а мы знаем наверняка. Никогда бы не подумала, что незнание может чем-то помочь.
        Тиль положил ей в ладонь жвачку и сжал пальцы.
        - Не помочь, - сказал он. - Спасти.
        Максимов
        Проплутав по кривым улочкам минут двадцать, автомобиль остановился у трехэтажного кирпичного дома. Спутниковый навигатор не работал даже в Мытищах, таксист в этом районе не ориентировался, а Тиль дорогу не помнил. Подсказать же правильный путь он не мог - правильного пути он не видел. Пошел уже третий час, как Тиль не видел ничего.
        - Благодарю. - Он протянул таксисту карточку на имя Вольфа Шнайдера и, приняв ее обратно, согнул в кармане пополам, чтобы случайно не предъявить где-нибудь еще раз. Лишь теперь, потеряв свое основное зрение, Тиль понял всю силу этого слова - «случайно». Не наткнуться на полицейского, который уже запомнил новую ориентировку, не свернуть в сторону патруля, проверяющего документы, не попасть по-дурацки под машину… Никаких подсказок. В мозгу звенела непривычная пустота. Это чувство было не новым, форвертс пропадал и раньше, но никогда еще Тиль не глушил себя сознательно.
        Выбравшись из такси, он кинул в рот новую подушечку дипэкзедрина и направился к дому. От усов и парика он отказался, хотя Элен и настаивала. Из всех средств маскировки Тиль выбрал большие очки - такие же бесполезные, как и любые виды грима. Он покинул отель, когда на улице окончательно стемнело, и, не пройдя квартала, опустил очки в урну.
        Взбежав по щербатым ступеням, Тиль встал перед дверью. На лестнице воняло кошками, стены были плотно расписаны и как будто измазаны жиром. Он поискал звонок, но вспомнил, что дверь у Максимова не запирается, и вошел в длинный сырой коридор. Узкая кишка, вильнув пару раз, оборвалась в сумрачной пещере с грязным непрозрачным окошком и пластиковым столом.
        Сергей сидел, попирая ногой шеренгу пустых пинтовых фляжек. Кроме брюк и рваных тапочек на нем ничего не было. Кухню продувало несвежим сквозняком - Максимов должен был мерзнуть, но, кажется, не мерз. Он давно перестал обращать внимание на свое тело и к тридцати пяти годам превратился в ветхий кожаный мешок. Скелет и желудок, алчущий водки, - больше от него ничего не осталось.
        - Тиль?.. - молвил Сергей, не поднимая глаз.
        - Здравствуй, - тихо ответил он.
        Максимов подвинул ему стул.
        - Что-нибудь принес?
        Тиль извлек из-за пазухи квадратную бутыль.
        - Сам-то будешь? - спросил Сергей.
        - Мне нельзя.
        - А-а… Мне можно. Но я потом.
        - Серж?.. - недоуменно произнес Тиль.
        - Полушина я уже помянул. Не мог за него не выпить. А за Ульриха пить не буду.
        Тиль взглянул на старый монитор в углу - вряд ли тот работал.
        - Из дома я не выходил сегодня, - сказал Максимов.
        Тиль не сразу понял, что он имеет в виду. Потом все же сообразил: это был его собственный вопрос. Вопрос, который он только собирался задать.
        - Пушка с собой? - проронил Максимов.
        - Какая еще пушка?..
        - Ну, пистолет.
        - А зачем тебе?
        - Мне?.. Мне-то не надо. Это ты… козел нордический… - Он наконец посмотрел Тилю в лицо. И почему-то улыбнулся. - Ты что, братан? Что впереди видишь? - протянул он, передразнивая.
        Тиль вспомнил: то же он спрашивал у Сергея сам. Что впереди видишь? Спрашивал перед тем, как застрелить - в форвертс, в вероятном будущем. В воскресенье вечером. Сегодня.
        - Давно трезвый?
        - Со вчерашнего дня. Сначала думал - допился… А потом…
        - Серж, это форвертс.
        - Теперь знаю.
        - И что у тебя было?
        - Что было?.. - Максимов побарабанил по столу. - Нарисовался драгоценный Тиль и пальнул мне в лоб. Но раньше я сам себя убил. Тем что, позволил тебе, козлу… Ну?.. ну?..
        - Нерусскому, - хмуро подсказал Тиль.
        - Ага. Позволил тебе, козлу, в меня плюнуть.
        - Да я не собирался…
        - Ты-то не собирался. Но я ведь позволил… За пузырь. Или за два?..
        Он неожиданно схватил бутылку, размахнулся и… аккуратно вернул ее на место.
        - Красивые движения ничего не стоят, - кивнул Тиль. - Если ты просто завяжешь, без грохота и манифестов, это будет куда эффектней.
        - Тебе-то что за дело… - буркнул Максимов.
        - Я не понимаю: форвертс у тебя включился или нет еще?
        - Сам не пойму. Кое-что вижу, да.
        - А раньше он просыпался? Я ведь тебя в варианте полным деревом застал. Потому и… того.
        - «Того»!.. - проскрежетал Сергей. - Судия, бля, с горних высей… «Того»! А сам?.. Сам-то - чего?
        - Так был у тебя форвертс?
        - Иногда. Если больше суток всухую. Тогда начиналось… всякое. Но со мной это, слава Богу, не часто.
        - Значит, сегодня тот редкий день, когда тебя можно застать в человеческом…
        - Говорю же: я все решил! - прервал его Максимов.
        - Пить не будешь?
        - Буду, конечно. Но по-другому. Иначе… - он тронул бутылку и отодвинул ее подальше. - Иначе придется, как тебе, на колеса подсаживаться. На чем ты сейчас? Дипэкзедрин?.. Гипнотиморол?..
        Тиль, не сдержавшись, присвистнул.
        - Дипэкзедрин, ясно, - сказал Сергей. - Жвачка для нервных подростков. Это слишком дорого, я не привык.
        - Я…
        - Естественно! Обеспечишь, куда ты денешься. Вы мне и так по гроб жизни должны. Столько лет на наших ресурсах…
        - Э-э-э… Ваши ресурсы - это что? Где они?
        - В Сибири, где еще!
        - А я тут при чем?
        - Ботинки у тебя хорошие. А мне даже на водку не хватает. - Он поскреб худую шею и хлопнул ладонью по столу. - Ладно. Ехать надо.
        Тиль тряхнул головой.
        - Чё, совсем глухарь, что ли? - осклабился Максимов. - Вот она, справедливость! Вообще ничего не видишь? Ха!.. Так это… зачем явился-то?
        - Ты… весь наш разговор видишь? До самого конца?
        - Поди разбери, где у него конец… Но поедем в гнилом «Форде». Нормальные таксисты здесь пассажиров не берут.
        Сергей вышел в соседнюю комнату и вернулся одетым: те же протертые брюки плюс пластмассовые сандалии и красная майка с большим черным кулаком.
        - Я готов, - объявил он и, привалившись к стене, добавил: - Принцем не хочу. Хочу быть команданте.
        Тиль собирался сказать:
        «Ничего, принарядим. Будешь, как принц».
        В итоге он сказал другое, хотя Максимов, вероятно, увидел и это:
        - Чувствую себя так, будто мне уши отрезали.
        - Зато Демон молчит… - неопределенно произнес Сергей.
        - Кто молчит?..
        - Тот, из-за кого ты аптеку жрать начал. Пойдем?..
        - Ну-ка, ну-ка… Так ты тоже о нем знаешь?! Голос?..
        - Демон, - бросил Максимов. - За все надо платить. А ты как думал? Чем больше имеешь, тем дороже платишь. Но пью я не только поэтому, - оговорился он. - Пошли отсюда. Демон уже пронюхал.
        - Ты его слышишь?
        - Нет пока.
        - Ну да… В тебе столько спирта, что за день не протрезвеешь.
        - Иногда удается войти в такую норму, при которой форвертс есть, а Демона еще нет. Иногда она сама приходит, если выпить не на что.
        Сергей забрал со стола бутылку и направился к выходу.
        - Ты не все рассказал! - крикнул Тиль.
        - Нет времени. Тачку провороним, следующая будет не скоро.
        Максимов спустился по лестнице и, едва оказавшись на улице, махнул рукой. У подъезда, прямо в луже, затормозил серый обшарпанный «Форд».
        - Не ошибся Серж… - с восхищением промолвил Тиль.
        - Деньги вперед, - заявил водитель.
        - Распрягайся, герр космополит, - буркнул Максимов.
        Тиль передал в окно карточку и с трудом открыл помятую дверь.
        - Полиция такое корыто пропустит? - спросил он.
        - Пропустит, - кивнул Сергей, усаживаясь рядом. - Авеню Кирилла-Мефодия, за эстакадой свернуть, дальше покажем, - сказал он таксисту. - Правильно, Тиль?
        - А что еще знаешь?
        - Еще?.. - Максимов скрутил на бутылке пробку и поднес горлышко к губам. - По дороге заблудимся, но к полуночи доедем. Все будет нормально.
        - А дальше? - Он с удивлением отметил, что в нем просыпается любопытство, - обычное любопытство, свойственное обычному человеку.
        - Дальше?.. - Сергей скривился. - Поднимемся в номер. Жрать нечего, баба твоя нерусская не позаботилась. Весь вечер дергалась, на трубку глядела… ей же не видно, во сколько ты вернешься. Вы теперь оба глухари. Смотрела, как дура, новости, - вдруг сообщат, что Тиля Хагена уже арестовали.
        - Ну?.. А еще дальше?
        - Еще дальше?.. - Максимов вставил горлышко в рот и сделал шумный глоток грамм на сто. - Все! Сеанс окончен!
        Тиль позвонил Элен. Та ответила сразу.
        - Буду около двенадцати, - сказал он. - Не один, с родственником. Не беспокойся. И закажи что-нибудь поесть.
        - Вот ты уже и начал меня эксплуатировать… - Сергей снова приложился к горлышку и, крякнув, утер подбородок майкой.
        - Не разгоняйся, - предупредил Тиль.
        - Я не запойный. Просто хочется выжить.
        - Другого способа не нашел?
        - Тебе не понять. Мы ведь не в Африке и даже не в Европе… - Максимов завинтил пробку и сунул бутылку в брюки. - Это Россия, Тиль.
        Демон
        - Хорошо, что позвонил, - сказала Элен. - Я волновалась. Не видно же ничего.
        - Гляди, приучишь ее к этой химии… - Максимов разулся и, звучно отклеивая пятки от пола, прошел по комнате. - Горячая вода есть?
        - А что, разве может не быть? - удивилась Элен.
        Сергей вытащил из кармана бутылку и повертелся, соображая, куда бы ее пристроить. В итоге он поставил ее на монитор - не слишком близко и не слишком далеко.
        Тиль снял куртку и сел за стол. Элен накрыла на троих: три маленьких пиццы и три бутылки газированного сока.
        - Пыталась заказать ужин в ресторане… - начала она.
        - А принесли из бистро. - Сергей понюхал тарелку и закатил глаза. - Сплошные модификанты… Дай-ка, милочка, мне стакан.
        Тиль перестал жевать и долго посмотрел на Максимова.
        - Элен не «милочка», Элен наша сестра. Если тебе нужен стакан, ты возьмешь его сам. И никаких одолжений ты нам делать не будешь.
        - Да ладно, ладно… - Максимов дошел до автомата и получил бесплатную чашку от «Глобал-Фудс». - Я у вас в меньшинстве, так что голосовать бессмысленно. Сами дали - сами и отняли.
        - Ты о чем?.. - не поняла Элен.
        - Я про демократию.
        - Тиль, где ты откопал этого лохмотника?
        - Серж не лохмотник, Серж наш брат, - сказал он тем же тоном. - А если вы на найдете общего языка… получите то, что вам уготовано. Только без меня.
        - Нормальный космополитский эгоизм, - заметил Максимов, открывая бутылку.
        - Типичное славянское свинство, - высказалась Элен, также глядя на Тиля.
        Оба фыркнули и приложились к чашкам. Элен потерла переносицу - сок был теплым и запузырился в горле. Сергей проглотил водку безразлично, как молоко.
        - Да!.. - Спохватившись, Элен нашарила на диване пульт. - Тут в новостях кое-что интересное передали. Я ждала подробностей… - Она потыкала в кнопки. - А там только в общих чертах… Но все равно… это важно, по-моему.
        - Договаривай, - буркнул Тиль, - ясновидящих нету. Ты как? - обратился он к Сергею.
        Тот выразительно помахал пустой чашкой.
        - О! Здесь и предсказание имеется… «Вы счастливый человек, - прочитал Максимов на дне. - У вас все есть. Зачем вам что-то еще?» Отлич-чно…
        - Элен, не томи!
        - Вот, - она показала на экран. - Сейчас должны повторить, наверно…
        - Безрезультатно прошли переговоры между компаниями «Глобал-Стил» и «Юни-Ланд», - произнес диктор. - Как и предсказывали аналитики, очередная попытка разделить пакет акций шельфового рудника в Карском море потерпела неудачу.
        - Уроды, - вставил Максимов.
        - Сенсационные новости из мира биологии, - монотонно проговорил ведущий. - Наш источник в одной из корпоративных лабораторий, пожелавший остаться неизвестным, сообщил об окончании работы над революционным препаратом. По мнению ученых, это средство позволит человеку достигать состояния так называемого инсайта, иными словами - заглядывать в будущее. При том, что сама идея кажется невероятной, многие специалисты воспринимают ее вполне серьезно.
        В нижней части монитора появились титры: «Об истории проблемы - сейчас на канале Die Menschheit». Сергей цапнул пульт. Диктор исчез, по экрану поплыли гравюры на тему инквизиции.
        - Разговоры о возможности воспринимать то, чего еще не случилось, будоражат общество давно, - читал голос за кадром. - Около пятнадцати лет назад несколько ученых независимо друг от друга объявили о существовании пресловутых «форвардов» - индивидуумов, способных видеть будущее так же ясно, как и настоящее. В то время эта версия выглядела несомненной спекуляцией и вскоре была забыта, а те, кто ее озвучивал, поплатились научным авторитетом. Позже дискуссия о ясновидении, иначе - «фронтсайтинге», возобновлялась, но ни доказать, ни опровергнуть эту гипотезу никто не мог. Здесь следует пояснить, что речь идет вовсе не о магии, не о чем-то потустороннем. «Фронтсайтинг», иногда еще называемый «форвертс», - это, по мнению ряда биологов, физическая особенность организма, которая может быть зафиксирована, исследована и даже развита у человека, изначально таких качеств не имевшего. Считается, что причиной фронтсайтинга случит возбуждение гипоталамуса - наименее изученной области головного мозга. Ряд ученых полагает, что достаточно лишь синтезировать некий фермент, приняв который, любой человек испытает
форвертс. Однако до сих пор все это оставалось в теории, поскольку само существование форвардов официально доказано не было.
        Максимов зачесался. Элен, взяв Тиля за руку, завороженно смотрела в монитор. На экране, ускоряясь, мелькали сцены сожжения ведьм.
        - Сегодня ситуация с форвертс коренным образом изменилась. Благодаря утечке из закрытого исследовательского центра, нам стало известно, что синтез необходимого фермента возможен. В лаборатории неизвестной нам компании было получено вещество, вызывающее, по неподтвержденным данным, состояние, схожее с форвертс. Теперь, независимо от наличия в природе самих форвардов, их гипотетические способности станут доступны и нам. Современная наука развивается стремительно, и новый продукт появится на рынке уже в ближайшее время. Каждый, купивший таблетку или инъекцию, сможет почувствовать себя форвардом. Увидеть свое будущее, избежать ошибок, выбрать из множества дорог наилучшую, - бодро закончил диктор.
        Элен выключила монитор, но сказать ничего не решилась. Минуты две сидели молча.
        - Во как… - наконец произнес Сергей, двигая к себе бутылку.
        - Интересно, кто это оплатил… - протянула Элен.
        - В счет ваших долгов по Сибири, - буркнул он, наливая.
        - Я об этой провокации, - скривилась она.
        - Провокация, - согласился Тиль. - «Увидеть будущее», «избежать ошибок»… «Выбрать»…
        - Эх… - Максимов залпом выпил. - Да…
        - Ты представляешь, что завтра начнется? - спросила Элен.
        - Уже сегодня. - Тиль проверил часы. - Им понадобился бум. Вернее… ему понадобился. Только зачем?..
        - Демон, - кивнул Сергей. - «Избежать ошибок»! - повторил он с сарказмом и плеснул себе еще водки.
        - Не увлекайся! - бросил Тиль.
        - Да ладно, я же, бля… - Максимов посмотрел на Элен. - Это… пардон… Мне для профилактики надо. Боюсь я его, ребятки… - сказал он совершенно трезво и, заглянув на дно, опрокинул чашку в рот. - Боюсь, понятно? Вот и вакцинируюсь. Теперь он меня до утра не достанет.
        - Демон? - Элен нахмурилась. - Что еще за дурь?..
        - Да ты сама… - огрызнулся Сергей.
        - Тихо! - прикрикнул Тиль. - Не будем начинать с начала. «Демон» - значит «Демон».
        - Ладно, мне все равно. Я вот только подумала… А что, если это не провокация? Если они на самом деле… То есть, если это простая реклама…
        - У них нет материала. Ни у одной компании нет лишнего форварда. Живые мы полезней… как правило.
        - Зато у них есть ученые, - возразил Максимов. - И куча денег. Они могли получить этот фермент, никого не пытая и не распиливая ничью черепушку.
        - В принципе могли, конечно… - Тиль выдавил из упаковки две подушечки и посмотрел на Элен. Та безропотно взяла жвачку. - Но если они действительно сумели его синтезировать…
        - Каюк, - заключил Максимов.
        Элен прикурила и отошла от стола.
        - Представляете?.. - Она стряхнула пепел в чашку. - Какой-нибудь город, миллионов десять населения… и все десять миллионов - форварды. Ни аварий, ни убийств, ни одной потерянной карточки. Каждый знает, где нужно перейти улицу и каких встреч следует избегать. И… нормальные люди перестают работать, потому что деньги можно выиграть.
        - У кого? - хмыкнул Тиль. - У кого ты их выиграешь, если все вокруг - форварды? Игорный бизнес рухнет в первые же сутки.
        - И хрен бы с ним, - брякнул Сергей. - И со всеми вашими биржами - тоже.
        - И вообще - со всем… - сказал Тиль. - Легко вам смотреть вперед, когда рядом еще один форвард? Варианты видятся отчетливо, если будущее стабильно, если кроме вас никто ничего не выбирает…
        - О-о-о… - Элен затушила сигарету. - Я и не подумала… Общение с другим форвардом - это уже не выбор, это соревнование. А с двумя или тремя…
        - Или с десятью миллионами, - отозвался Тиль. - Будущее станет таким же неопределенным, каким его видят все люди. Никто не сможет заглянуть и на секунду. Теоретически свобода выбора будет у каждого. Реально ее не будет ни у кого.
        - Кроме тех, кто принял усиленную дозу, - заметил Максимов. - Победит тот, кто видит дальше.
        - В итоге дозу начнут увеличивать все, - пожала плечами Элен.
        - Если это средство будет стоить дешево. В чем я сомневаюсь. Куда логичней выпускать его малыми партиями и продавать за бешеные деньги. Формировать новую элиту, которая благодаря форвертс будет богатеть еще быстрее. Остальные - за бортом. Демократия себя исчерпала, ребятки. Близится диктатура форвертс.
        - Диктатура инсайта, я уже слышал, - отозвался Тиль. - Только речь не об этом. Приняв таблетку, человек откроет себя…
        - Для Демона? Да! Я выпью… Чем больше людей с форвертс, тем больше народа у него в подчинении, - возбужденно проговорил Максимов. - Даже если этот форвертс на два часа… даже на пятнадцать минут. Зато - миллионы людей. Или миллиарды… Его власть станет безграничной.
        Сергей заметил на подоконнике чашку и озабоченно ее понюхал.
        - Я там окурок тушила, - сказала Элен.
        Он рассеянно мотнул головой и приложился к горлышку.
        - Демон будет править миром, - объявил Максимов, отдышавшись.
        - Зачем же ему убивать форвардов? - спросила Элен. - С одной стороны он стремится превратить в форвардов все население, с другой - убивает тех, кто обладает даром от природы…
        - Мы жили без него и способны отличить настоящий форвертс от наведенного, - ответил Тиль. - Те, кто начнут принимать средство сейчас, вряд ли заметят разницу: им не с чем будет сравнить. А вот почему он раньше не показывался, почему до сих пор нас не трогал… Не знаю.
        - Потому, что он младше, - неожиданно произнес Сергей. - Демон младше нас, и намного. Я это сразу почувствовал, еще давно.
        - Давно?..
        - Два года. - Он плотно закрыл бутылку и поставил ее на монитор. - Два года я с этим. А ты что думал?! Так и живу…
        - Два года… - пораженно повторила Элен. - И-и… чего же он от тебя хотел?
        - Ничего, по-моему. Может, у него это даже и случайно вышло… Я уловил… его растерянность. Не знаю, как объяснить… - Максимов посмотрел на бутылку и длинно вздохнул. - Потом, через неделю примерно, он опять объявился, и это уже было совсем по-другому. То ли он силу свою пробовал, то ли мне ее показывал… А чего мне показывать?.. Я и так сразу понял: он выше нас. И он… недобрый. Он - Демон.
        - Конкретнее! - сказал Тиль. - Что он с тобой сделал?
        - Разве он что-то делает? Он только внушает, делаем мы все сами. Ну… история пустяковая была: я сидел дома, ждал звонка. У меня проблемы с работой начались…
        - Ты, наверное, в то время уже лечился, - предположила Элен. - От Демона…
        - Не надо, - оборвал ее Тиль. - Давай дальше, Серж.
        - Мне начальник должен был позвонить. Я, конечно, заранее кой-чего прикидывал. Там… сложный разговор у нас намечался, но я нащупал хороший вариантик. Во-от…
        - Давай! - не выдержал Тиль.
        - А что «давай»?.. Все наоборот получилось. Не собирались меня увольнять, да я сам же к этому и подвел. Как в комедии: он мне - одно, я ему - другое. Главное, слушаю и понимаю: слышу что-то не то… Совсем не то. Как будто с форвардом разговариваю, и он меня дурит… Только начальник-то не форвард. Это был Демон. Я знал, что он появится. С самого первого раза - и до того августа. Знал, знал!..
        - Август?.. - Элен опять закурила. - И с тех пор ты пьешь. С августа…
        - Пью, - подтвердил он.
        Тиль нахмурился и внимательно оглядел обоих.
        - У тебя-то что в августе?..
        - Ничего особенного, - сказала Элен. - Выслуга у меня с августа идет.
        - В «Глобал»?
        - Ну а где же… Два года назад, в конце лета, они меня и взяли. Я, вообще-то, собиралась в «Юни» устроиться, но подвернулся «Глобал». А какая мне разница?.. - Она потянулась с сигаретой к чашке, но не донесла и уронила пепел в тарелку. - Тиль!.. Ты думаешь, это как-то связано? У тебя… тоже что-то стряслось? Тоже в августе?!
        - В августе, в августе… Жизнь у меня изменилась. В августе. Я сам ее изменил, иначе я не мог… Но мне и в голову не приходило, что в этом участвовал Демон. А то, что Серж про звонок рассказал… У меня с письмом недавно такая же штука была.
        - Не помню, когда Полушин окончательно сел на аптеку, - промолвил Максимов. - В то же время, примерно, года два… В августе, что ли?.. Не помню. Но он ведь предупредить должен был…
        - Меня не предупреждал, - отозвался Тиль.
        - Увидел, что это бесполезно?.. Если Демон нас таким образом щупал, он не мог пропустить Полушина. Значит, Федю тоже пощупал - так, что у того и руки опустились.
        - У тебя будто не опустились! - процедила Элен.
        Максимов не обратил внимания.
        - Теперь ясно, почему ты должен был меня убить? - спросил он. - Все сложилось само. Легко сложилось, стоило нам встретиться.
        - Легко, - буркнул Тиль. - Только поздновато, это во-первых. А во-вторых… ничего-то нам не ясно, Серж. Что за Демон, откуда он взялся, где он находится…
        - Главное - как с ним разобраться, - добавила Элен.
        - Что?..
        - Укоротить. Еще лучше - ликвидировать.
        Максимов озадаченно почесал спину и вдруг расхохотался.
        - Кого ликвидировать?.. Демона?! Тиль!.. я не могу! Ликвидаторша!..
        Элен откинулась назад и подтянула с дивана сумочку. Через секунду у нее в руке оказался «стейджер», но выстрелить она не успела: зазвонил терминал.
        - Чей? - обронил Максимов.
        - Мой. - Элен прикусила губу и нерешительно посмотрела на Тиля. Тот пожал плечами.
        Трубка пискнула всего два раза, словно абонент сам испугался, что ему могут ответить.
        - Ну и кто это был? - Элен медленно опустила «стейджер» и убрала его в сумку. - Чей это вызов?.. Нет, так жить нельзя.
        - Ты… Слышь… - выдавил Сергей. - Сестрица-то у нас бешеная. Ты бы следил за ней, а?.. Похоже, она химией твоей увлеклась не на шутку. Транки - они коварные.
        - Я по бутылке выстрелить хотела…
        - Я и говорю: бешеная! Зажрались?! - Максимов подошел к монитору и проворно глотнул из горлышка. - Совсем одичали?.. - просипел он и, едва отдышавшись, влил в себя еще. - Землю с небом перепутали!
        - Серж, уймись, пока я сам ее не разбил, - сказал Тиль.
        - Да чего уж там… - Сергей сделал последний глоток, максимально емкий. - Не алкоголик я. Лечусь. А ты, сестрица… - Он выставил на Элен указательный палец, но, увидев свой ноготь, спрятал его в кулак. - Ты учти: бабы мною не командуют. Ферштейн, да? Или по-русски тоже доступно?
        - Я тебя урою, - пообещала она.
        Тиль демонстративно зевнул и отправился в ванную.
        - Серьга, я гляжу, у тебя складная… - сказал Максимов. - Бриллиант не фальшивый, надеюсь? Слава Богу… Наш камушек-то, якутский. В Италии таких нету!
        - При чем тут Италия?..
        - Ну, Германия. Все равно нету. У вас только идеи. Одни голые идеи, а камушки - у нас. А у вас…
        - Прекрати молоть ерунду.
        - У вас зато свобода, равенство и братство, - настырно продолжал Максимов. - И коммуны всякие парижские. И восстания ткачей…
        - Каких еще ткачей?.. - растерялась Элен.
        - Во, ты и сама не знаешь. Был бы я француз - я бы знал.
        - Дурак.
        - Дура.
        - Пьянь.
        - Еще тридцать секунд! - гаркнул из-за двери Тиль. - Потом убью обоих!
        - Дура! Дура! - громко прошептал Сергей.
        - Пропойца! - Элен хлопнула себя по колену. - Завтра куплю ящик водки и послушаю, как ты извиняться будешь!
        - О!.. - Максимов сложил кукиш и ткнул им куда-то в воздух. - Мне Тиль купит. Он мне должен.
        - Время истекло! - Тиль вышел из ванной и, взяв куртку, достал пистолет. - Я совершенно…
        Его прервал звонок. Все трое посмотрели на терминал, но второго вызова не было, трубка тренькнула и тут же умолкла.
        - Опять твоя, Элен, - сказал он. - И опять перед выстрелом.
        - Ты что, правда собирался?!
        - В потолок.
        - Зачем?..
        - Чтобы нас снова предупредили. Или - нет, если в первый раз было совпадение. Значит, не совпадение.
        - Стрельба в гостинице до добра не доводит, - пробормотал Сергей. - Тут стены тонкие, и вообще…
        - Пьяный, и то понимает! - воскликнула Элен.
        - Уж ты бы!.. - начал Максимов, но сообразил, что это скорее комплимент, и чинно кивнул.
        - А как еще убедиться? - спросил Тиль.
        - Отвыкайте, ребята, от суперменства, - проговорил Сергей. - Может, под дверью фараоны стоят. Кому это известно? Никому… Глухари мы.
        - Глухари, - согласился он. - Потому, я думаю, нам и звонили. Кто-то увидел последствия выстрела.
        - Демон…
        - Да заткнись ты со своими демонами! - взвилась Элен. - Если это не второе совпадение… Хм, ну да, глупо… Получается, это был кто-то из форвардов.
        - Ценный вывод, - хмыкнул Максимов. - Кто, кроме форвардов, знает будущее?
        Тиль запихнул пистолет обратно в куртку и убрал ее в шкаф.
        - Так мы долго по кругу ходить будем.
        - Ну что ж… - Сергей покосился на бутылку и развернул кресло спинкой к дивану. - Спокойной ночи, и все такое. Третьим, небось, не пустите…
        - А кто тебе сказал, что мы вместе спим? - возмутилась Элен.
        - Сама только что сказала.
        - Ничего я тебе не сказала!
        - Заткнулись, - объявил Тиль, выключая свет. - Спокойной ночи.
        - И все такое… - ехидно повторил Максимов. - Если что - сигнализируйте, уйду в душевую.
        Элен повозилась с одеялом и вздохнула.
        - Тили, я его пристрелю, ладно?
        - Доставай пушку, - отозвался Сергей. - Все равно тебе не позволят…
        - Точно пристрелю.
        - А вот будет смешно, если он опять позвонит!
        - Братья и сестры!.. - взмолился Тиль.
        Наступила тишина, спустя минуту Максимов начал похрапывать. Через полчаса спали уже все, когда он испуганно дернулся и, свалившись с кресла, крикнул:
        - Демон!!
        - Урою… - простонала во сне Элен.
        - Демон! Демон!
        На столе зазвонил терминал.
        Альберт
        Элен завернулась в покрывало и поднялась с дивана. Над столом вспыхнул огонек. Она прикурила и осторожно взяла терминал, словно пытаясь угадать абонента на ощупь.
        - Что делать-то?..
        - Не отвечай, - сказал Тиль.
        - Выключить?
        - Не надо.
        - А если до утра пищать будет?
        - Молчите, - подал голос Сергей. - Я сейчас… я попробую…
        - Ты же пьяный.
        - Я?! Да ты пьяных не видела!
        Тиль включил свет.
        - Серж, ты серьезно?..
        - А что? Выпил-то всего ничего, грамм триста.
        - Был литр, осталось меньше половины. Ловко считаешь, Серж.
        - Не мешай! - Он почесал макушку и шумно вдохнул сквозь зубы.
        Трубка все не умолкала.
        - Ну?.. - бросила Элен Максимову. - Что?..
        - Не знаю…
        - Эх, ты!
        - Не знаю, не знаю, - пробормотал Сергей. - Какой-то мужик…
        - Мне бабы и не звонят.
        - Мужик, - повторил он. - Если ответишь, назовешь его Альбертиком.
        Она резко повернулась к Тилю, тот жестом приказал: «говори». Элен ткнула в кнопку и глубоко затянулась.
        - Да…
        - Доброй ночи, - произнесли на том конце.
        Элен чуть отнесла трубку от уха и сложила брови домиком. Тиль моргнул, давая понять, что ему слышно.
        - Здрасьте, - буркнула она.
        - Мы, Леночка, не знакомы, но это поправимо.
        - Обнадежил.
        - Меня зовут Альберт.
        - Ага, привет, Альбертик. Не спится?
        - В смысле?..
        - Пятый час уже. Поздновато девушек беспокоить.
        - Я тебе не как девушке звоню, а как…
        Тиль тронул Элен за локоть и показал пальцем: «давай, раскручивай».
        Она собралась ответить, но Альберт опередил:
        - Правильно, звоню как сестре. А откуда ты знаешь?!
        Тиль энергично закивал, и Элен, потушив сигарету, сказала:
        - Я много чего знаю. Например, день твоей смерти.
        Абонент натужно кашлянул.
        - Жвачкой поперхнулся? Ты поаккуратней, Альберт. Дипэкзедрин - дело такое…
        Элен коротко взглянула на Тиля: «не слишком ли?..» Тот мотнул головой: «нормально, в самый раз».
        - Значит, ты тоже все помнишь, Леночка… - промолвил Альберт.
        - Тоже?! - удивилась она.
        Сергей в кресле охнул. Тиль звучно щелкнул пальцами и отобрал у Элен трубку.
        - Здравствуй, Хаген, - монотонно произнес Альберт.
        - Привет-привет, советник. Погоди, ты сейчас под транками? Как ты умудряешься что-то видеть?
        - Опыт. Сам научишься через недельку-другую. Если доживешь, конечно… - Альберт сказал это без угрозы, но и без сочувствия.
        «Если мы все доживем» - услышал Тиль в его словах.
        - В каком вы отеле? Что-нибудь тухлое?
        - Естественно. Это ведь ты недавно звонил?
        - Ну я, я. А название гостиницы не знаю. Просто видел, что сосед за стенкой вызовет полицию. Для тебя это так же гибельно, как и попасть в Компанию.
        - В какую?
        - Да в любую, Хаген. Тебе везде будут рады.
        - Только мне? Ты-то чем хуже?
        - Я-то?.. А я приличный член общества, меня без скандала не похитишь. А про тебя никто и не вспомнит. Алкоголик с вами? Да, вижу… Максимову опасаться нечего, всерьез его не воспринимают. У Леночки дела похуже, но… не так плохо как у тебя, Хаген. Особенно после вчерашних новостей. Ты кандидат номер один.
        - Я всегда им был.
        - Да, только теперь спрос повысился.
        - Поэтому и звонишь?
        - Побеседовать бы нам. Не возражаешь?
        Тиль попробовал сосредоточиться. Без толку: дипэкзедрин закрыл его наглухо - то ли с непривычки, то ли из-за передозировки. Да кто ее мерил, дозу для форварда…
        - Не бойся, я без кирпича в кармане, - сказал Альберт.
        - Без камня за пазухой… - машинально поправил Тиль. Он так и не решил, можно ли встречаться с тем, кто намеревался его продать.
        - Значит, без фиги.
        - Что?..
        - В кармане, - пояснил Альберт. - Должно же у меня там что-то быть? Фиги точно нет. Есть пистолет, есть бутылка сока. Остальное в коробке.
        - В какой коробке?.. Я же говорил: не вижу ничего!
        - Увидишь, увидишь, - рассмеялся он. - За дверью.
        Тиль обвел взглядом комнату.
        - Серж, отвернись. Элен, оденься. Кажется, у нас гости…
        - Эй!.. - раздалось в коридоре.
        За дверью действительно стоял Альберт - в зеленых бриджах и шелковой рубашке с драконами. На предплечьях были те же драконы, и Тиль не сразу понял, где кончаются рукава и начинается тело.
        Альберт держал пластиковую коробку, из которой пахло копченым мясом.
        - Как разыскал? - спросил Тиль.
        Альберт протиснулся мимо и опустил ношу на стол.
        - Ты сам назвал мне гостиницу.
        - Без цирка нельзя было, конечно, - заметила Элен.
        - Здесь дверные звонки громкие, соседи проснулись бы и…
        - Хватит дурака-то валять! - Она раздраженно схватила сигареты и толкнула коробку, но та не шелохнулась.
        Максимов заглянул внутрь и достал увесистый кусок буженины. Хмыкнув, он принялся выкладывать остальные продукты.
        - Соседи, да?.. - произнесла Элен. - Тебе, наверно, не все видно. - Она вытащила из сумочки пистолет, тронула предохранитель и направила ствол Альберту в лицо. - Это «стейджер». Стреляет бесшумно. Понимаешь, о чем я?
        - Прежде чем отослать охрану, я стараюсь убедиться в своей безопасности. Тем более, если иду в логово международного преступника. - Он криво улыбнулся. - А про соседа я не знаю… Может, пуля через стену прошла бы?.. Не знаю. Но с полицией он связался бы в пяти вариантах из семи.
        Элен испытующе посмотрела на Максимова
        - Да… Их там двое, за стенкой, - отозвался тот, нюхая упаковку охотничьих колбасок. - Я четыре варианта вижу. Во всех четырех они нас сдают. Любят, наверно, это дело… Европейская культура. Дерьмо быстро приживается. Вот куда ресурсы-то утекают, - добавил он без паузы и помахал банкой осетровой икры.
        Коробка еще не опустела, а на столе уже выросла пирамида из консервов. Вокруг, в красивом беспорядке, лежали копчености и бледные булочки.
        - Это вам, - почему-то смутившись, сказал Альберт.
        - Надо же… - процедила Элен. - За еду меня еще не покупали.
        - Меня тоже, - молвил Сергей, изучая какую-то этикетку.
        - О, забыл… - Альберт извлек из кармана бутылку сока.
        - Все? - спросила Элен.
        - Думаю, не все, - мягко произнес Тиль. - У Альберта созрело что-то.
        - А мы тут при чем?! Пусть себе дальше зреет. Здрасьте, явился!.. С гостинцами со своими…
        - Голодный сытого не разумеет.
        - Сытый голодного, - возразил Максимов. Он уже вскрыл баночку с мидиями и водил рукой в поисках вилки.
        - Тили, да он же продал тебя! - воскликнула Элен.
        - И убедился, что ничего в итоге не приобрел. Плиту бетонную макушкой прочувствовал, Альберт? И как впечатления?
        - Не очень. Для меня это самое сложное, наверно… Я ведь… я в варианте действительно как бы на той стороне оказался. Просто совпали интересы… - Альберт пожал плечами. - Теперь понятно, что интересы у нас разные и та сторона - не моя. Он… против всех играет. Против всех нас.
        - Думал, ты избранный? - вскинулась Элен.
        - Мы все избранные, Леночка. Это так. Но только не для него.
        - Смешной ты… - Максимов быстро покончил с мидиями и, разломив булку, утер хлебом губы. - Сделки с Демонами счастья не приносят, это люди давно выяснили. Ты б хоть книжки какие-нибудь почитал…
        Альберт присел на краешек дивана.
        - Стало быть, тот форвертс помнят все? Странно…
        - Я - только до момента, когда меня убили, - ответил Сергей.
        - Я тоже… - Он вяло взмахнул рукой. - А дальше что было?
        - Ооо! Самое интересное ты и пропустил! - ехидно произнесла Элен.
        - Ничего особенного, - сказал Тиль. - Демон… Гм… Да, Демон… Он подготовил целый план, и мы его увидели… Значит, план мог осуществиться. Это был один из вариантов будущего. Любопытно, как сейчас к этому относится Михаэль, который…
        - Никак, - перебил Альберт. - Ситцев принял убойную дозу гипнотиморола, потом стакан коньяка… Сегодня днем. У меня такое ощущение, что он решил либо навсегда избавиться от форвертс, либо… В общем, он мертв. И на случайность это не похоже.
        - Миша все понял… - проронил Максимов. - Не желал подчиняться… Увидел, что с ним может сделать Демон.
        - Уже сделал, - сказал Альберт. - Ситцев был здесь, приехал консультировать кандидата в мэры. Он не любил Москву, но в этот раз почему-то согласился. Хотя заплатили ему не так уж много, я наводил справки.
        - Про одного Ситцева? - осведомилась Элен.
        - Нет, конечно. Тебя, Леночка, отзывают из командировки, но звонка от начальства ты не дождешься. За тобой послали. Компании очень нужны твои мозги.
        - Шикарно… - пробормотала она.
        - Вряд ли тебе что-то грозит. Ты для них ценный сотрудник. Оперировать тебя не станут, они уверены, что кроме Хагена никто из нас интереса не представляет. В смысле - научного. Для вскрытия, то есть.
        - Я страшно горд… - крякнул Тиль. - И откуда у них эта уверенность?
        - Они уже пробовали.
        - Кого?
        - Насича, - тихо ответил Альберт.
        - Алекса?! Боже… Я не знал.
        - Занималась этим частная лаборатория, но фактически руководила «Юниверс». В «Глобал» все знают, такую информацию не скроешь. И они жаждут заполучить не просто форварда, а самого лучшего. Или у них получится, или они убедятся, что искусственно инициировать наши способности невозможно. Хотя при тех суммах, что они вложили, слово «невозможно» превращается в абсурд. У них, в общем-то, и выбора нет. Остался последний шаг.
        - И он уже сделан, - мрачно объявил Тиль. - Если ты глухарь, так хоть новости не пропускай.
        - Сообщение об открытии - дезинформация. Мне, правда, не удалось узнать, для кого она предназначена, - для «Глобал» или для «Юни». Но возбудились и там, и там.
        - Кто-то решил их подстегнуть… - предположила Элен.
        - Похоже на то. Хотя необходимости в этом не было. Компании и без того активны - настолько, что не замечать их вывертов уже нельзя.
        - Ничего, - подал голос Максимов. - За волшебную таблеточку власть простит любой произвол. Не завидую проигравшему, это да… А тот, кто будет первым, получит все.
        - Так, Альберт? - молвила Элен.
        - Так, так. Исследования полезные, но безумно дорогие, из бюджета их финансировать нереально. Политика Хрыча предельно проста: пусть это будет кто-то другой. Пусть он рискует, пусть марается, если необходимо. Пусть получает шишки. Потом, в случае успеха, - сверхприбыль.
        - Ему-то что за прок, Хрычу твоему?!
        - У президентских аналитиков давно все расписано. Несчастные случаи, транспортные аварии, - Альберт начал загибать пальцы, - катастрофы промышленные и природные, эпидемии, планирование социальных программ… Через несколько лет средство станет доступным. Первое время им попользуется элита, потом его начнут употреблять все… Да, я уж не говорю о том, какую услугу оно окажет полиции!
        - Вот именно, - произнес Тиль. - Какую услугу?.. Прежде чем таблетку примет следователь, ее проглотит преступник. Сколько она будет действовать - час?.. два?.. сутки?.. Неважно. Они снова уравняются в правах: форвард против форварда. А жертва всегда будет в минусе.
        - Это говоришь ты?..
        - Я! - зло ответил Тиль. - Потому и говорю, что знаю.
        - Издержки будут, - согласился Альберт. - Только не надо мне ничего доказывать! Что я могу сделать? Убедить Хрыча в опасности? Если наука сегодня способна найти что-то в наших мозгах - она найдет. Если она способна создать эту таблетку, она создаст! Легально, подпольно - как угодно… Да неизвестно еще ничего! Многие специалисты до сих пор считают форвертс мистификацией.
        - В «Глобал» придерживаются иного мнения, - пробормотала Элен, закуривая.
        - Да уж! - бросил Сергей. - Два года ты у них?.. «Верой и правдой»! - Он отвел руки назад и в поклоне ударился подбородком о стол.
        - Ты-то чего трещишь?! Алкоголики им не нужны, пей дальше!
        - А тебе кто мешает? - парировал он, не разгибаясь.
        - Незачем, - сказал Альберт. - Повторяю: основная ставка у них на Хагена. Во-первых, он лучший, хотя я не проверял… Во-вторых, он давно в розыске. Каждый фараон имеет право казнить его на месте. Кстати, и фото в сети появилось очень вовремя…
        - Ты тоже видел?
        - Конечно. Но сначала - психа, приходившего к Полушину. И тут мне стало ясно, что ты ни при чем. Форвардов убивает кто-то другой, но так, чтобы вывести всех на тебя - и полицию, и Компании.
        Сергей наконец выпрямился и налил себе водки.
        - Больше не пьешь, - твердо произнес Тиль.
        - Не спорю. - Он взмахнул пустой бутылкой и убрал ее под стол. Потом выпил и занюхал, не без отвращения, куском сыра. - Ладно, советник, это все лирика. Про новость липовую мы и сами догадывались. Ты зачем приперся-то? Из интереса, или так, с родней повидаться?
        - Повидаться, - спокойно ответил Альберт. - Особенно с тобой, родственничек.
        - Ну а серьезно?
        - Серьезное тоже есть. Я распорядился присматривать за форвардами. За теми, кого мы смогли найти.
        - «Мы»?.. - Тиль прищурился. - Ах, да… Если для тебя дом с людьми взорвать не проблема…
        - Проблема. Но мне сейчас не хотелось бы вспоминать… Этот урод в Москве, - неожиданно объявил Альберт.
        - Что за урод?
        - Тот самый. Да поняли вы меня, поняли.
        - Демон… - выдохнул Сергей. - Точно. В Москве.
        - Сегодня прилетел из Торонто… - Альберт обнаружил, что на улице уже рассвело, и поправился: - Вчера прилетел. Его взяли в аэропорту…
        - Взяли?! - вскрикнул Максимов.
        - Под наблюдение. И вы… - Поднявшись, он растер колени. - Вы будете сильно удивлены, - добавил он не спеша. - Наш Демон - сопляк. Личность установлена, да он и не скрывался. Документы подлинные. С местными связывались, там все чинно и благородно: студиозус, второй курс химфака. Наш с вами брат. Похоже, последний - его отцу сейчас под семьдесят. - Альберт помолчал. - Поздние дети редко бывают талантливы. Но уж если да, то по-крупному.
        - Вот радость, - проронила Элен. - И ведь умрет не скоро…
        - В любом случае, после нас, - сказал Максимов.
        - Торонто… Никогда там не бывала. Занесла же нелегкая!
        - Он из тех, кого Полушин не смог найти. - Тиль подошел к автомату и заказал три чашки кофе. - Как его зовут?
        - Иеремия Люгер.
        - Люгер?! - ужаснулась Элен.
        - Ерема, значит… - выдавил Максимов. - Младшенький…
        - Тили, мне еще сигарет, пожалуйста.
        Он кинул ей пачку, и Элен, не глядя, поймала.
        - Кофе тебе не надо, пожалуй, - сказал Тиль. - Вот прими-ка, сестра.
        Элен посмотрела на упаковку дипэкзедрина и мотнула головой.
        - Нет, брат. Не могу я с этой химией. Как в мешке сижу…
        - Но Демон уже близко!
        - При чем тут расстояние?
        - Дело твое. - Тиль кинул в рот подушечку. - Но я тебя предупреждаю… - Он поймал ее взгляд и не выпускал до тех пор, пока Элен не отвернулась сама. - Предупреждаю: не заходи мне в спину… Сестра.
        - Пора и мне зарядиться, - сказал Альберт.
        - А ты уже заряжен, Серж, - опередил Максимова Тиль. - Ну?.. - обратился он сразу ко всем. - Пошли, или кофе допьем?
        - Куда?
        - Альберт… - выразительную произнес Тиль.
        - Я не поняла… Ты что-то увидел, Тили? Ты жуешь свою дрянь, или нет?
        Тот высунул язык и показал голубой комочек:
        - Быстро отпускает.
        - Сейчас накроет, - заверил Альберт. - А здесь вам не место, конечно. «Глобал» доберется до этой гостиницы не позже вечера, но еще раньше сюда заявится полиция. - Он выплеснул из чашки кофейную бурду и скороговоркой прочитал: - «Вы счастливый человек, у вас все есть, зачем вам что-то еще»… Собирайтесь, друзья мои.
        - А чего собираться-то? - Сергей дошел до двери и сунул ноги в сандалии. - Мы готовы.
        Элен цыкнула и, покидав вещи в дорожную сумку, повесила ее на плечо.
        - Оставь, - посоветовал Тиль. - Если выберемся, я тебе новые куплю.
        - Сама куплю. Если выберемся.
        - На твою серьгу можно год жить! - Максимов ткнул пальцем ей в ухо. - Вчетвером жить можно.
        - Не трожь, осёл, это подарок! - прошипела она.
        - А вот мне что-то бриллиантов не дарят, - признался он.
        Элен хотела ответить, но Тиль вытолкнул их в коридор. Альберта он остановил у двери.
        - Продолжай, советник.
        Тот мгновенно сбросил ухмылку.
        - Штальманн. Сегодня.
        - Патрик?..
        - Да. И еще Мартин Крафт. Ты их знал?
        - Крафта не видел, а с Патриком…
        - Оба прилетели в воскресенье, один из Сиднея, второй из Стокгольма. Сразу же встретились. Сели в такси и куда-то поехали. На перекрестке их протаранил грузовик… Тащил метров двадцать, пока об эстакаду не сплющил. Там эстакада строится… Это был последний перекресток на улице, остальные уже заменили развязками. И вдруг фургон с овощного рынка… Несчастный случай, - подытожил Альберт.
        - Чего?! С форвардами - случай?!
        - Водитель грузовика выжил. Оказалось - невменяемый. Угнал машину, потому и летел на «красный»… Вообще-то, он профи. Инспектор не мог поверить, как этот сумасшедший умудрился в такси врезаться… А он взял и умудрился. Такая вот редька…
        - Петрушка…
        - Не все ли равно? Я тут повлиял слегка… чтобы это в новости не попало. И еще кое-что. На полицию тоже надавить можно. Чуть-чуть.
        - Пока преступник Хаген с тобой, ему не нужно бояться фараонов, - расшифровал Тиль.
        - Но дело это не только полицейское. Тут и прокуратура завязана. Местная, московская. На федеральную им плевать, у них свои боги. Дело Хагена повесили на следователя Ефимова.
        - Старшего, - уточнил Тиль.
        - А?..
        - Ефимов - старший следователь.
        - А, ну да. Говорят, он безупречен.
        - Кто это говорит?
        - У него кличка на службе - Землеройка. Он и самого Хрыча к стенке припрет - дай только повод. И никаких подходов: честен, жёсток, самолюбив.
        - Н-да?.. Мне так не показалось.
        - Эй, вы заснули? - позвала Элен.
        - Идем, идем! - откликнулся Тиль, все еще удерживая Альберта за локоть. - Мартина с Патриком во сколько?.. Когда это было?
        - Без пятнадцати десять.
        - Братец наш, как его?.. Люгер. Ты выяснил, чем он в этот момент занимался?
        - Обижаешь. В первую очередь!
        - Ну?..
        - Сидел в кафе, ел мороженое. Девушку очаровывал.
        - Сидел себе паренек, любезничал… Не концентрировался, не напрягался?
        - Абсолютно. И это в девятнадцать лет. Такая сила. А девчонку он уболтал, и довольно быстро.
        - Кто бы сомневался! Если он свистел ей ровно то, что она желала услышать… И одновременно - давил на двух форвардов, не последних, между прочим, форвардов, но давил так, что они оба свою смерть проморгали, да еще третьего прихватил, вынудил его сесть за руль и влететь в такси…
        Задохнувшись, Тиль умолк.
        - И все это - походя, не отвлекаясь от смазливой мордочки, - добавил он после паузы.
        Альберт поиграл во рту жвачкой и тихо сказал:
        - Да.
        - Потому ты и обгадился, советник. Почуял, что не спасет тебя ни президент, ни Содружество.
        - Нет.
        - А что же тогда?..
        - Стыдно. - Альберт посмотрел Тилю в глаза. - Просто стыдно стало, каким я мог быть. Ты там все видел?
        - Не уверен, что все.
        - Если для тебя это что-то значит… Лично я с той сделки ни цента не получал. Не получил бы, то есть. Акции в обмен на тело. С одной стороны - государство, с другой - две компании: «Глобалис» и «Юниверс». У нас - уникальный экземпляр, у них - честный аукцион. Победивший в торгах делает рывок вперед, но сначала - делится с государством. Это не мне было выгодно и даже не Хрычу. Это… для наших граждан, Тиль. Для простых людей.
        - А сколько их было в том ресторане? Полторы сотни. Простых людей. Приговоренных.
        - Что такое полторы сотни? Под колесами каждый год гибнут десятки тысяч. Каждую зиму тысячи падают на льду и проламывают себе голову! Умирают нелепо, дурацки.
        - В этом мы с тобой никогда не договоримся.
        - И не надо уже, слава богу. Это в форвертс Демон теребил меня постоянно, ни минуты покоя не давал. Он меня вел, как и остальных. Что я мог?.. А теперь все иначе. Демон тревожит, но не сильно. Как будто пробует: куснет и отпустит… Но тот вариант, в котором тебе некуда деваться, уже никак не складывается.
        - Вариантов бывает несколько, - пробормотал Тиль. - Потому они и варианты. Особенно у такого даровитого, как Люгер.
        - Ты что это?.. Ты думаешь, Демон и сейчас продолжает нас вести?
        Тиль молча распахнул дверь. Врать не хотелось, отвечать честно - тем более: от него ждали не соплей, а уверенности.
        Он подмигнул Элен и бодро зашагал к лифтам.
        - Пошли! - сказал Тиль, не оглядываясь.
        - Да мы идем, идем, - проблеял Сергей. - Просто тебе не видать. А мы-то что?.. Мы идем.
        Демон
        - Черт! - сказала Элен.
        Альберт ударил по тормозам, и «Хаммер» послушно встал. Максимов, не удержавшись, соскочил с заднего сиденья и звучно приложился лбом о водительскую спинку.
        - Что случилось, Леночка? - напряженно спросил Альберт.
        - Все в порядке, Гришенька.
        - Я не Гриша.
        - А я не Лена. Забыла кое-что… - Она открыла дверцу. - Две минуты, хорошо?
        - Я подъеду…
        - Не надо, не надо. Мотор не глуши, я сейчас.
        Элен скорым шагом направилась к отелю.
        - Что она там?.. - произнес Сергей, усаживаясь на место. - Вот же баба!
        - Лифчик любимый оставила, - предположил Альберт.
        - Она их не носит.
        - Еще слово - обоим рожи разобью, - сказал Тиль.
        - Я что, виноват? - возмутился Максимов. - Не носит, и все. Я-то при чем?! Ну, заметил. Обратил внимание. Случайно, конечно. - Он беспокойно поерзал. - И вот будем тут ее ждать… Из-за лифчика, которого нет. Или всю сумку с собой притащит?..
        - Сумку, так сумку, - рассеянно отозвался Альберт. - Если это и впрямь сумка…
        - Что ты имеешь в виду? - процедил Тиль.
        - Да ничего, ничего. Я так просто…
        - Так просто?!
        - В том форвертс, который мы все помним, тебя купили люди из «Глобал». А сестра наша где работает?
        - Уже не работает.
        - А что изменилось? Официально она там никогда и не числилась.
        Сергей согласно кивнул, но промолчал. Тиль с ненавистью посмотрел на обоих и выбрался на улицу.
        Дипэкзедрин только-только начинал действовать, предыдущая доза уже почти сгорела, и он чувствовал себя словно в ложбине: позади - глухота, впереди - новый вал. Однако сейчас, сию секунду, Тиль был относительно открыт. Он даже не задумывался, они явились к нему сами - шесть или семь вариантов, одинаково паршивых.
        Добежав до гостиницы, он прокатился по мраморному пластику и влетел в фойе. Элен уже выходила из лифта - одной рукой оглаживая волосы, другой придерживая сумочку.
        Тиль сцапал ее за локоть.
        - Ты все-таки это сделала?..
        - Не было выбора, - потупилась Элен. - Альберт прав…
        Тиль толкнул ее в угол и расстегнул сумку. Ствол «стейджера» был теплым.
        - Может, мы слишком громко разговаривали? - Она покачала головой. - Не знаю, но Альберт не врал. Там двое мокрожопых за стенкой жили… Через десять минут здесь была бы полиция. Соседи называют твои приметы, еще через час ты уже за решеткой.
        - Элен… Так нельзя, понимаешь?!
        - Что нельзя? - печально спросила она. - А ты сам сколько народу убил?
        - Это всегда было необходимостью.
        - Теперь - тоже.
        - Я не хочу, чтобы этим занималась ты!
        - Тили…
        - Что?.. Ну что?!
        - Мне больно, Тили. Отпусти.
        - Извини… - Он разжал пальцы. - Взрослые люди привыкают к тому, что они все уже видели и все давно узнали. А мы вляпались во что-то… гм… во что-то новенькое. Оттого я бешусь. Извини, сестра.
        Урны поблизости не оказалось, и Тиль выплюнул жвачку на пол.
        «Хаммер» уже стоял напротив отеля. Максимов несколько раз порывался сходить за водкой, но Альберт ему не позволил, вернее, просто не дал денег. Сергей сидел злой и потерянный.
        - Выпьешь, - пообещал Тиль. - Переоденешься и выпьешь.
        - Давно пора, - буркнул он.
        Альберт притормозил возле небольшого магазина, и Максимов заканителился с дверью.
        - Тряпки можно доверить мне, - произнесла Элен.
        Вернулась она быстро. На ходу отбросив окурок, Элен забралась в салон и передала Сергею три пакета: два больших пластиковых и один поменьше, бумажный.
        Машина тронулась, и Максимов начал выкладывать вещи. На заднем сидении появилась бежевая хлопковая рубашка, легкая куртка с синими лисами на спине, прошитые серебряной нитью джинсы и короткие сапоги из светлой замши.
        - Напяливай, чего сидишь? - сказал Тиль.
        - Что, прямо здесь?!
        - Сестра зажмурится, если ты больной.
        - Вот еще! - заявила Элен. - Сам он не больно-то жмурился.
        Все, кроме Максимова, захохотали. Сергей уже собрался обидеться, но заглянул в бумажный пакет и сразу оттаял.
        - Карточкой своей платила? - осведомился Тиль.
        - Какой ты у-умны-ый… - Элен согнула ИД-карту пополам и бросила ее в пепельницу. - Все не так страшно. И броневичок вы зря отогнали. Слышишь, Альберт? Я бы на нем покаталась еще…
        - Что за броневичок?
        - «Лексус» мой.
        Альберт недоуменно хмыкнул.
        - Может, охрана твоя? - нахмурилась Элен.
        - Я без охраны приехал.
        - На стоянке «Лексуса» не было, - подтвердил Тиль.
        - Я-то в полной уверенности, что это секьюрити Альберта, по его распоряжению… Так. Возвращаемся!
        - Куда? Не дури, Леночка.
        - Сперли, - равнодушно констатировал Максимов.
        - Это все транки твои! - раздраженно произнесла Элен. - Сами себя не помним! - Она выгребла из кармана горсть подушечек и швырнула их в Тиля. - На! Жуй! Тупей!
        - Я уже перестал, - холодно ответил он. - А ты - еще раньше меня.
        - Жалко-то как… Машина почти новая была. Ну… ну и ч-черт с ней!
        Сергей, тяжело кряхтя, стянул с себя старые вещи, пахучие и какие-то сырые. Надеть новые у него получилось гораздо быстрее.
        - О! - Он привстал и посмотрелся в зеркало. - Эстрадный деятель!
        - Звезда, - фыркнула Элен.
        Максимов зашуршал бумажным пакетом и трижды глотнул из горлышка.
        - Может, и не звезда, конечно, - изрек он. - Во, забыл сказать…
        - Что еще?
        - Спасибо, сестрица.
        - Ага. Это тебе за Сибирь.
        - За Сибирь я уже расплатился, - сообщил Тиль.
        - Тогда за Аляску.
        - Ха-ха… - проронил Максимов и, снова хлебнув из бутылки, уставился в окно. - А куда едем-то?
        - В надежное место, - ответил Альберт.
        - Нельзя ли подробней?
        - Нормально, Серж, - сказал Тиль, - я уже чую.
        Он действительно чувствовал - весь маршрут до самого конца. Советник Президента вез их в одну из пустующих резиденций, хотя, как подумалось Тилю, «резиденция» должна быть у резидента, а у Президента - «президенция», что ли…
        Последняя доза дипэкзедрина, толком не включившись, начала отпускать, и Тиль с каждой секундой видел все дальше.
        Этот особняк Президент отдал Альберту навсегда, то есть до следующих выборов. Охрана, как и положено на режимном объекте, бдела круглые сутки, но - не перетруждаясь. Поскольку было ясно, что сам Хрыч здесь уже не появится, телохранители в резиденции «Битца» жили на правах не то сторожей, не то дворецких. Сюда отправляли тех, кому на пенсию было рано, на службу - поздно, а на повышение - не за что. Так они и жили, расслабленные и бесправные. Если у Альберта заканчивалось пиво, секьюрити ездили «в город», к ближайшему гипермаркету. Если Альберт вдруг срывался в Кремль, охранники выпивали пиво сами. Ни вреда, ни пользы: дядьки с хорошей выучкой и с хорошим оружием, бессильным против Демона…
        «Соскучился?»
        - Что?.. - Тиль рывком обернулся к Максимову, но тот продолжал пялиться на прохожих.
        «Ты часто обо мне думаешь, - раздалось в мозгу. - Не скрою, это приятно».
        «Что тебе надо?» - мысленно отозвался Тиль.
        «Ничего».
        «Что тебе от нас надо?!»
        «Не нервничай, я вас не трогаю. Я просто существую, и все».
        «А как же Крафт?.. А Патрик?! Патрик Штальманн…»
        «Стечение обстоятельств. С кем не бывает?»
        Тилю почудилось, что голос усмехнулся, - или это сам Тиль усмехнулся за него, наделяя бесплотное живыми чертами и пытаясь в них что-то угадать…
        Демон умолк. Иеремия Люгер, щенок из захолустного Торонто, взбаламутил его - так, ради забавы, - и пропал. Теперь, когда Тиль узнал, сколько Демону лет, он начал кое-что понимать. Многое в поведении Люгера объяснялось возрастом - обычным позерством, пошлой тягой к самоутверждению… Кроме того, Тиль был уверен, что Демон не отступился, а лишь изменил тактику. Люгер продолжал их всех к чему-то вести, но - тоньше, незаметнее. Сопротивляться стало невозможно, поскольку никто не представлял, чему именно следует сопротивляться.
        Господи, откуда у него такой дар?! За что ему?.. Девятнадцать лет!.. Как ты допустил это, Господи? А если он будет развиваться? Если через год он станет еще сильнее? А через десять - еще?.. Человек не имеет права обладать такой властью. Это слишком много - для одного человека. Это жутко. Это просто неправильно.
        Я убью его, решил Тиль.
        Он вытащил из кармана трескучую упаковку и, повертев ее в руках, спрятал обратно: без транквилизаторов было плохо, но и с ними - нехорошо.
        - Тили… - Элен тревожно посмотрела ему в лицо. - Что-то случилось?
        - Нет. Я просто представил, как к нам относятся обычные люди. Не те, кто в нас верят или не верят, а те, кто знают, что мы существуем. Они должны нас бояться. Должны ненавидеть.
        - И еще завидовать, - сказала она.
        - И поэтому Компании никто не остановит, - поддержал Альберт. - Никто не хочет их останавливать, никто и не будет. Это же мечта! Таблетка счастья… Съел и увидел: через полчаса сломаешь ногу. И никуда не пошел, и ничего не сломал. Нельзя убедить людей, что это вредно, что в итоге они больше проиграют, чем выиграют, ведь они же… Секунду!
        Он нацепил на ухо изогнутый усик и проворковал в микрофон:
        - Здравствуйте, Клаус Герхардович. Ну да, ну да, вы ведь сами… Да, Клаус Герхардович, непременно!
        Максимов затаил дыхание: Альберт беседовал с самим Президентом - слегка угодливо, слегка развязно. Открытого панибратства он себе не позволял, но имя-отчество выговаривал не старательно, проглатывая столько, что «Клаус Герхардович» превращался в какого-то «Клас-Герыча».
        - Хрыч, - пренебрежительно пояснил Альберт. - Психует из-за вчерашнего сообщения. Я не рассказывал, как он меня про форвертс допытывал?..
        - Это очень интересно, - оборвал его Тиль. - Свяжись-ка со своими барбосами. Кто у тебя за Люгером следит?
        Альберт набрал номер и через минуту отключился - не проронив ни слова.
        - Жопа, - сказал он. - Леночка, прости, но это… Жопа. Полная.
        - Потеряли, - догадался Тиль. - Что ж ты юродивых каких-то нанял?
        - Это президентская СБ. - Альберт мученически вздохнул. - Люгер пропал совсем недавно. Ребята сразу не доложили, надеялись найти…
        - Что значит «надеялись»?! Кто у вас там служит - фройлен пятнадцатилетние?
        - Они в курсе, что я о них думаю, - угрюмо отозвался Альберт.
        - Какая разница, что ты думаешь! - взревел Тиль. - Думает он!..
        - Остынь, братец, - сказала Элен. - Если б не Альберт, мы бы и этого не имели.
        - Альбертик, Альбертик!.. Облагодетельствовал, как же! - Тиль схватил его за плечо, так резко, что «Хаммер» вильнул в сторону. - Жить-то тебе сколько осталось?
        - Сутки, - коротко ответил он. - Даже меньше. Сегодня ночью или завтра утром… Я снова это вижу. С химией, без химии - вижу… Очень близко.
        - Вот почему мы вместе! Скажешь, нет?
        - Да. Поэтому.
        - Альберт, у тебя… опять? - спросила Элен.
        - Все то же самое. Конец - и в том варианте, в этом… Как - неизвестно. Просто смерть. Помнишь, мы с тобой на мосту разговаривали?
        - Мы не разговаривали, мы лишь могли разговаривать.
        - Не важно. Для меня прошедший форвертс не менее реален, чем… вот эта машина… - Он хлопнул по рулю. - Но тогда я был уверен, что форвардов убивает… гм… форвард Хаген. А теперь ясно, что Тиль - жертва. Чужие портреты в сети, уведомительные звонки в «Юниверс»…
        Элен содрогнулась. «Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур…» - это прозвучало как будто наяву.
        - «Глобалис», - отрешенно возразила она. - Я работала на «Глобалис», и звонили туда.
        - Лет сорок назад это было одно и то же: Корпорация «Евразия». Антимонопольный комитет разделил ее на три Компании. Одну потом съели… Они же и съели - «Юни» да «Глобал». Шут с ними, я вот о чем: раньше Люгер выстраивал какую-то легенду - внушал нам, что во всем виноват преступник Хаген и что неплохо бы отдать его на растерзание корпоративным очкарикам. В действительности Люгер просто уничтожал нас, каждого - своим способом. И Тиля, в том числе. Глупо верить, что Компания когда-нибудь с ним рассталась бы. Хаген - самый качественный материал, из него выжали бы максимум, а после… не знаю. Но это та же смерть, растянутая на месяцы, а то и на годы.
        Альберт свернул с магистрали и, проехав по темной аллее, затормозил у шлагбаума.
        - Цель Иеремии Люгера - избавление от всех форвардов, - продолжал он. - Но если тогда мы были включены в его план, то теперь нас там нет. Кажется, он понял, что мы видели тот форвертс и не собираемся ему следовать. И он…
        - Поменял план, - сказала Элен.
        - И теперь мы ни в чем не участвуем, все идет само.
        Сергей развернул пакет и надолго присосался к горлышку - автоматический пост успел сканировать номер машины и поднять шлагбаум.
        Альберт тронулся по узкой дороге дальше.
        - Меня не волнует вопрос, зачем Люгер это делает. Тут все понятно. Непонятно одно: почему именно сейчас?
        - Есть подозрение, что «сейчас» началось около двух лет назад, - поделилась Элен. - Мы это уже обсуждали. Тиль?..
        - Обсуждали. Выяснили, что… - Он запнулся. - Да ничего мы не выяснили!
        - Два года?.. - переспросил Альберт.
        - В конце лета. У каждого в жизни что-то изменилось, по-крупному.
        - Конец лета, позапрошлый год… - пробормотал он. - Август?..
        - Август. Именно август.
        - Меня в это время позвали в Кремль. Я готовился к разовой работе - иногда их консультировал… негласно, конечно. И не часто. А тут - прямо к Хрычу на аудиенцию. А я небритый: привык же, что меня с черного хода встречают… Рубашка с коротким рукавом была, а на руках - вон чего, - Альберт предъявил шипастого дракона. - Президент полюбовался и говорит: «Если ты не шарлатан, то сам должен знать, зачем тебя вызвали». Я отвечаю: «Разумеется. Только распоряжение в Администрацию золотым пером не подписывайте, оно сломается, брюки вам зальет, а у вас после обеда встреча с депутатами Европарламента»…
        - Ну и здоров же ты манипулировать, - высказался Максимов. - Про ручку-то зачем набрехал?
        - Обычный прием. Про депутатов - еще утром в новостях передавали, да я и сам это видел. А про золотое перо… Хотел пыль в глаза пустить. Главное, Хрыч это почувствовал, взял ручку… и капнул. На правое колено… И сразу говорит: «Все, испытательный срок закончился. Завтра на службу». - Альберт помолчал. - До сих пор забыть не могу. Бывают же такие совпадения…
        - «Совпадения»?! - воскликнул Тиль. - Очнись! О чем мы тебе толковали? Два года назад. У каждого - какое-то «совпадение»!
        - Выходит, к Хрычу меня Демон устроил?.. Шепнул мне фразочку, я ее ляпнул от балды, и… И что же это?..
        - Это значит, что он ведет нас не со вчерашнего дня, а все два года, - сказала Элен. - Два года как минимум.
        - Нет, погоди, погоди! Я - Советник Президента Славянского Содружества! Мое слово много весит, иногда - очень много! Если этот Люгер управлял мною… Да он же мог все что угодно!..
        - Мы знаем одно: ему угодно уничтожить наше поколение, - проговорил Максимов. - И он это сделает, мы с ним не справимся. Мы не спасемся…
        «Хаммер» миновал второй пост и, повернув у плетеной беседки, заехал на атласный газон. Домик - самый обыкновенный, в тирольском стиле, - не впечатлял ни размерами, ни отделкой: два этажа, кремовые стены, бордовые окошки. На коньке черепичной крыши блестела выпуклым зрачком телекамера, еще пяток таких же Тиль обнаружил на ближайших соснах. Камеры никто особо не прятал - чтобы отвлечь внимание от действующей сторожевой системы, надежно скрытой.
        Возле дома торчал круглый фонтанчик, не работавший, судя по всему, ни дня. Серая бетонная девушка посреди бассейна держала в руках серую бетонную рыбку с окислившимся краником во рту. У рыбки был отколот хвост, у девушки - нос.
        - Хрыч одно время увлекался тотал-артом, - прокомментировал Альберт.
        Элен, выбравшись из машины, тут же закурила.
        - Ты бы хоть воздухом подышала, - заметил Максимов, утирая губы после очередного глотка. - Воздух-то какой!..
        - Перед смертью, что ли?
        Сергей выпил еще и, сообразив, что патрульных здесь нет, достал бутылку из пакета. Тиль, разминая ноги, прыгал по траве. Элен прохаживалась вокруг фонтана.
        Альберт, будто стремясь быстрее укрыться, подошел к дому и распахнул дверь.
        - Долго вас ждать?..
        - Сколько здесь народа? - поинтересовался Тиль.
        - Четверо живут все время, это охрана. И еще пятеро из обслуги приезжают-уезжают.
        - Отправляй всех отсюда.
        - Зачем?
        - Пожрать сами сготовим, а грабители к тебе не полезут. Ну если и сунутся… Мы все-таки форварды, - невесело усмехнулся Тиль.
        - Чего ты хочешь?
        - Лучше спроси, чего я жду. Вернее - кого.
        - Здесь?!
        - Почему бы нет?.. - Тиль оглядел высокие кроны. - Красота! Лучшего места не найти.
        - Для смерти? - невольно дослушав, брякнул Максимов.
        - Серж! Ты же с вечера пьешь не переставая.
        Тот показал бутылку:
        - До нормы не добрал пока.
        Элен стрельнула окурком в щербатую скульптуру и приблизилась к Тилю.
        - Выкладывай, братец.
        - Если Демон контролировал нас два года…
        - …то с чего мы взяли, что он не контролирует нас в данный момент, - обреченно покивала она.
        - Не знаю, толкал ли он нас сюда специально, но он, по крайней мере, не возражал. Четыре родственника в одном месте - что может быть удобнее? Самолет, вертолет, молния… Много ли надо этой хибаре?
        - Э!.. Что еще за намеки? - Альберт отошел от двери и, беспомощно оглянувшись, замер. - Вы решили, что это я вас заманил?! Да мне…
        - Ты такая же мишень, как и мы, - отмахнулся Тиль.
        - Тогда о чем вы?..
        - В прошлом варианте у Демона все было спланировано и просчитано, правильно? - Тиль присел, чтобы сорвать травинку, но передумал и медленно выпрямился. - Мы заметили его тогда, когда он начал открыто вмешиваться… Но и в этот раз нет оснований полагать, что Иеремия Люгер ошибся или оставил нас в покое. Его план продвигается: Полушин мертв, Козас мертв, Ситцев мертв… Крафт и Штальманн мертвы. У Демона по-прежнему все рассчитано. А не чувствуем мы его потому, что он никуда нас не толкает. Ему нечего корректировать - мы сами идем, куда ему нужно. Хорошая система учитывает сопротивление отдельных элементов, не так ли? - Тиль нагнулся и все-таки сорвал травинку. - Впрочем, это лишь гипотеза…
        Максимов шумно выдохнул.
        - Но посторонних отсюда надо убрать, - добавил Тиль.
        - Да иди ты со своими гипотезами! - сказал Сергей. - Альберт! Сортир далеко у тебя?
        - Я покажу, - он торопливо вернулся к дому и с видимым облегчением исчез внутри.
        Элен дошла до фонтана и, опустившись на бортик, снова закурила. Тиль устроился рядом.
        - Как он меня раздражает!.. - протянула она.
        - Альберт? Ему простительно, у него срок до сегодняшней ночи.
        - У меня тоже, - тихо сказала Элен.
        - Тоже?!
        - До сегодняшней ночи.
        - Демон и к тебе являлся?
        - Чем я хуже тебя, Тили… Да, он был. - Элен бросила сигарету и сразу достала новую. - Ничего особенного: «ордер» и так далее…
        - Сколько?.. Сколько он тебе отмерил?!
        - Меньше суток. - Она украдкой проверила часы. - Это на рассвете. Не люблю алкоголиков, но Серж прав. Мы умрем…
        Не желая размениваться на пустые утешения, Тиль молча привлек ее за плечи. Дым вился и путался в голубые узелочки - про сигарету Элен забыла. Просидев так несколько минут, она посмотрела на обожженный фильтр, потом на часы, и тихо повторила:
        - Мы все умрем.
        Лаур
        - Альберт Яковлевич?.. - промолвила с порога женщина в васильковом комбинезоне - моложавая, но не молодая.
        - Да, да, Лиза, иди. До завтра… Нет, до пятницы, раньше ты не понадобишься.
        - Спасибо, Альберт Яковлевич, но-о… мальчики, кажется, тоже собираются, - недоуменно произнесла она. - Все сразу…
        - И мальчики, и девочки, - сказал Тиль.
        Женщина не обратила внимания.
        - Да, Лиза, да, - подтвердил Альберт.
        Она медленно развернулась и вышла из дома. В большое окно было видно, как она бредет по гравийной дорожке. Этот дом натерпелся всякого, особенно за последние два года, но без сорокалетних «мальчиков» из охраны он не оставался еще ни разу.
        - У тебя все слуги русские? - спросил Максимов.
        - Я и сам вроде не китаец, - буркнул Альберт.
        - Я-аковлевич! - протянул он презрительно. - Ты ей - «Лиза», она тебе - «Яковлич»…
        - Серж, ты социалист? - поинтересовалась Элен.
        - Я?! Э-э-э… не знаю, не могу ответить.
        - Никто и не рассчитывал. - Она приблизилась к большому трехдверному холодильнику и, открыв среднюю секцию, присвистнула: - Зачем такие запасы? Доставки нет, что ли?
        - Минимум связи с внешним миром, не считая кабельного спецканала и еще кое-чего, - сказал Альберт.
        - Не для меня хоромы строились, - заключил Максимов. - Не для простого человека…
        - Не для тебя - для Президента! - раздраженно бросил он.
        - Ну а ты, стало быть, допущен к благам. И вряд ли этим опечален.
        - Уберите его от меня! Не могу больше!
        Тиль, сделав вид, что его это не касается, поднялся по винтовой мраморной лесенке. На втором этаже располагались одинаковые спальни. Если б не шкуры на стенах, Тиль решил бы, что попал в дешевый притон. Шкуры, впрочем, были искусственные.
        Зайдя наугад в одну из комнат, он обнаружил новую дверь в углу, за которой сиял унитаз. Здесь же, на пяти квадратных метрах, стояла и душевая кабина. Стены были увешаны никчемными приспособлениями вроде сушилки - Тиль уже и забыл, когда последний раз всем этим пользовался. В целях безопасности он выбирал отели попроще и платил за нее, за временную безопасность, отсутствием уюта.
        К тому времени, когда он спустился обратно, Элен успела разгрузить холодильник и организовать на журнальном столике небольшой фуршет. Из принесенной Альбертом коробки никто, кроме Максимова, не ел, а последний прием пищи, вернее пиццы, состоялся бог знает когда. Называть словом «вчера» то, что не отделено от «сегодня» провалом в сон, не поворачивался язык, хотя сложить оба дня в одни длинные сутки тоже не получалось.
        Сергей, баюкая полупустую бутылку, похрапывал в плетеном кресле возле окна. Элен подперла щеку и мучительно зевнула. Тиль чувствовал себя едва ли лучше. Увидев глубокий диван, заваленный маленькими подушками, он насилу отвел взгляд.
        - Нельзя, - обронил Альберт.
        - Нельзя… - согласился Тиль.
        Зачерпнув с блюда горсть холодных креветок и прихватив бутылку «Хайнекена», он устроился у монитора. Слева оказался камин, настоящий - со съеженной головешкой и запахом дыма. Вспомнилась прошлая зима - не студенческие пикники или что-нибудь из детства, а почему-то январский костер с бродягами…
        Клюнув носом, Тиль встряхнулся и откупорил пиво.
        - С дипэкзедрином алкоголь нежелателен, - предупредил Альберт.
        - Покончено с дипэкзедрином. Эксперимент считаю неудачным.
        Элен подсела к Тилю и, забрав у него бутылку, сделала маленький глоточек.
        - Альберт, интерфейс у ящика голосовой, конечно?
        - Под вас настраивать не буду. Держите, - он бросил ей пульт и куда-то вышел.
        - Поешь, Тили, - произнесла Элен, перебирая каналы.
        - А ты?
        - Не хочу.
        - А чего хочешь? Спать?
        - Спать глупо. Осталось так мало времени…
        Тиль с минуту созерцал на экране двух пеликанов.
        - Все будет хорошо, - сказал он после паузы.
        - Будет. Только уже без нас.
        - Прекрати.
        - Знаешь, я вдруг подумала… Вот сгинем - и что?.. А ничего, Тиль. Кому станет хуже? - Она взяла у него с ладони креветку и, рассмотрев, положила ему в рот. - Никому…
        - Давай что-нибудь повеселей найдем.
        Элен подняла пульт - монитор последовательно показал прогноз погоды, заезд велосипедистов и захват космической станции из какого-то кино.
        - Жутко актуально, - проронил Тиль. - Еще что-нибудь есть?
        По другим каналам передавали биржевые торги, штук десять якобы разных сериалов и один несвоевременный карнавал. Пестрая толпа текла по улице, что-то скандируя и размахивая темно-синими флагами. Попадались и плакаты, все одинаковые: урод с выпученными глазами и гипертрофированным лбом запутался в проводах. В верхнем углу экрана маячила метка «live!».
        - Тридцать пятая! Быстрее! - крикнул через стенку Альберт.
        - Чего?..
        - Программа тридцать пять, звук семь! - выпалил он, вбегая в холл. - Это из Лондона.
        Монитор мигнул и вернулся к той же картинке.
        - …зависимые эксперты могут стоить человечеству слишком дорого, - начал диктор на полуслове.
        - О чем это?.. - не поняла Элен.
        - «Опыты с подсознанием, как считают независимые эксперты, могут стоить человечеству слишком дорого», - скороговоркой пояснил Альберт. - Да слушай! Пропустим же…
        - Результаты секретных исследований, получившие огласку накануне вечером, уже взбудоражили общественность, - продолжал ведущий. - С раннего утра люди, в основном молодежь, начали собираться на Трафальгарской площади, чтобы выразить свой протест. Проблема «форвардов», считавшаяся до сих пор надуманной, волнует, как выяснилось, не только домохозяек. Эта тема давно и жарко обсуждалась в ведущих университетах Европы, однако из-за налета скандальности дискуссия не покидала аудиторий. И вот вчера в прессу просочились первые сообщения о том, что специалисты из частного исследовательского центра получили вещество, вызывающее «эффект форвертс». Теперь уже ясно, что не за горами то время, когда новое средство поступит в продажу. Дискуссия переместилась в иную плоскость: что принесет людям «свободный инсайт» - пользу или вред? Некоторые ученые не исключают, что употребление этого средства может негативно отразиться на здоровье, в том числе - психическом. Самые ярые противники предрекают человечеству генетическую катастрофу, которая, по их мнению, разразится уже через несколько поколений. Но что тревожит умы
еще сильнее, так это аспект социальный. К чему приведет массовое озарение? Большинство живет не только настоящим, но и будущим. То есть - мечтой. Даже вполне успешные и вменяемые люди должны иногда грезить о «лучших временах». Что они увидят впереди?..
        Голос за кадром сделал паузу, и из динамиков полился вой улицы. Камера снимала толпу сверху, на экране колыхалось море из одних голов: лохматых и прилизанных, крашеных, выбритых, татуированных, в кепках и в шутовских шляпах, в расписанных маркером панамах и в белых остроконечных колпаках с прорезями для глаз. Сквозь оглушающий гомон прорывался рев тысяч глоток: «No - Uni!.. No - Uni!..»
        - Первыми на вчерашние сенсационные новости откликнулись ультралевые партии, - вновь заговорил диктор. - Молодежные организации уже начали сбор подписей под обращением к парламентам Западноевропейской Конфедерации, Славянского Содружества и Объединенных Эмиратов. В петиции содержится требование объявить запрет на изготовление «таблетки форвертс» и взять все исследования под строжайший государственный контроль.
        Включилась вторая камера, и в мониторе замелькали крупные планы: неистовый анархист, рвущий на себе красную майку… распевающий чернокожий мужчина в зеленой чалме… парень с девушкой, вдруг отошедшие в сторону и принявшиеся упоенно целоваться. В кадр несколько раз попали все те же плакаты с мутантом-головастиком и подписью:
        «Uni = DEATH! Death - for Uni!»
        - Хоть у кого-то мозги работают, - заметил Тиль.
        - В основном, у руководства «Глобал», - с иронией отозвался Альберт.
        - Ты думаешь, это они устроили?
        - Тут и думать нечего. Вчерашнюю дезу не для обывателей вбросили. Лидер в исследованиях - «Юниверс», это известно. Теперь представь себя на месте какого-нибудь туза из «Глобал». Все понял?.. Забавно, - хохотнул Альберт, - в «Юни» уверены, что это как раз «Глобал» их опередил!
        - Забавно, забавно, - рассеянно покивал Тиль. - Но там столько народу… - произнес он, указывая креветкой на экран.
        - Ну и сколько? Тысяч тридцать, не больше. Вывод на улицу одного демонстранта стоит от двадцати до сорока евро. Итого - миллион. Хорошо, пусть будет полтора. Полтора миллиона евро «Глобалис» тратит только на программу скидок. Ежедневно. Зарабатывает на этом - четыре. Если ему удастся подорвать авторитет «Юни», сбить конкурентам продажи, а в идеале - поднять волну потребительского бойкота… тогда «Глобал» и без таблеток расцветет. Но фишка в том, что «Юниверс» готовит ответную акцию.
        - Откуда ты знаешь?
        - Я и не знаю. В смысле - не знаю наверняка. Но так должно быть, это закон. Торговые войны…
        - Потише, - перебил его Тиль.
        Элен, сидевшая рядом и, как казалось, внимательно слушавшая, откинулась назад и вздрогнула - во сне. Она все же умудрилась заснуть - с выпрямленной, как у балерины, спиной и поднятым подбородком.
        Тиль взял ее на руки и поднялся по лестнице. Он не спал вторые сутки, и его уже слегка пошатывало, но Элен вряд ли весила больше пятидесяти килограмм. Зайдя в комнату, Тиль положил ее на кровать и прикрыл пушистым пледом. На пороге он обернулся - уходить не хотелось, хотелось прилечь рядом и поспать часа три, чтобы восстановиться, но Тиль себе этого не позволил. Впереди была опасность - смутная, невыразимая. Он не чувствовал ничего конкретного, но форвертс твердил: не расслабляйся.
        Тиль догадывался, что на прямое нападение Демон не отважится, да и нужды в этом не было: до сих пор он убивал чужими руками, и у него - до сих пор - прекрасно получалось. Сам Демон даже не прятался, что объяснялось либо юношеской безалаберностью, граничащей с хамством, либо…
        Тилю вдруг стало нехорошо.
        …либо самоуверенность Иеремии Люгера была обоснована. В таком случае, подумалось Тилю, бороться с ним бессмысленно. Скалу не одолеть ни зубами, ни волей, ни талантом, - это он знал давно, с того самого дня, когда ощутил свой дар. Тем легче ему было понять превосходство Люгера и тем труднее - смириться.
        - Мы так и не выяснили, кто же забросил эту дезинформацию, - сказал Тиль, спустившись вниз.
        Альберт на мгновение оторвался от экрана. Репортаж из Лондона уже закончился, пошел блок местных новостей: выборы мэра, реконструкция шоу-центра между Дрезденской и Белорусской площадями, происшествие в зоопарке - и далее по нисходящей.
        - Ищи, кому выгодно… - пробормотал Альберт.
        - Выгодно - что? Столкнуть Компании?.. Возбудить толпу?.. От чего-то отвлечь?
        - Повысить цену на материал… на одного беглого преступника. Люгер и в первом варианте все делал так, чтобы ты попал в Компанию. В какую - ему, похоже, без разницы, там был честный аукцион. - Альберт вздохнул. - Я сам его проводил.
        - Демон желает дать людям новое средство. И пока он… пока он существует, он будет к этому стремиться.
        - Власть. Ему мало натуральных форвардов, да и хлопотно с нами. Если честно, я этого Люгера даже не осуждаю. Окажись я на его месте…
        - Можешь не продолжать, - кисло улыбнулся Тиль.
        - А был бы на его месте ты…
        - Сказал же: не спорю.
        Сергей в кресле громко всхрапнул и уронил руку с подлокотника. Бутылка прокатилась по полу, стукнулась о ножку стола и вернулась к хозяину.
        - Ты чего-то ждешь? - спросил Альберт.
        - Я?.. - встрепенулся Тиль. - Да нет, вроде…
        - Напряженный ты какой-то.
        - Не знаю… Это, наверно, транки. Никогда не увлекался таблетками, предпочитал не болеть.
        - Ой… смотри…
        - Что?..
        - Туда смотри! - Альберт ткнул пальцем в экран. - Звук шесть!
        - …совершенно случайно, благодаря водителю такси Ларсу Ларсену. Вчера он слушал по радио итоги конкурса «Москва хлебосольная», генеральным спонсором которой выступает компания «Глобал-Транс», и… он запомнил выигравшую машину!
        В кадре появился добряк с пивным пузом.
        - Да, это был черный «Лексус-Т.2», - сказал он в микрофон. - Память у меня профессиональная - полжизни на колесах. Вертолетам-то я не доверяю. Пусть говорят, что в воздухе аварий меньше… - Таксисту, вероятно, подали знак, и он быстро договорил: - Да, это черный «Лексус», а номер у него простой, грех не запомнить. «Двадцать, двадцать, двадцать, Эл-Эл».
        Камера сделала «отъезд».
        - Ну конечно… - вырвалось у Альберта.
        Тиль тоже узнал - именно этот «Лексус» он и останавливал на проспекте.
        - Мисс Элен Лаур, владелица автомобиля, даже не подозревала о том, что пересекла границу города стомиллионной. Восемь месяцев мы учитывали каждого гостя. Последние три недели активно работал тотализатор. Букмекерская контора «Фатум», осуществляющая техническую поддержку, приняла десятки тысяч ставок!
        - Это был бизнес Козаса, - обронил Тиль.
        - В курсе… - кивнул Альберт.
        Монитор показал общий план: вокруг машины собралась целая толпа.
        - Были установлены сотни и сотни телекамер - на вокзалах, в аэропортах, на всех дорогах… Мы не могли угадать заранее, кому достанется главный и единственный приз… - ведущий сделал паузу. - Миллион евро! В ночь с субботы на воскресенье нам сообщили о том, что счастливчик уже здесь. «Лексус-Т.2», номерной знак «20-20-20-LL», прибыл в Москву по северо-западному шоссе. Более суток нам понадобилось для того, чтобы разыскать…
        Тиль с Альбертом переглянулись. Они уже увидели, что появится на экране в следующую секунду.
        - Во, хренотень какая… - выдавил Тиль.
        Рядом с «Лексусом» оказалась полная блондинка с открытым добродушным лицом. В руках она держала пышный букет, приятно выделявшийся на фоне бледно-сиреневого брючного костюма. Лет ей было около тридцати. Впрочем, возможно, что и все сорок.
        - Мисс Лаур!.. - Ведущий задохнулся от восторга. - Расскажите, расскажите, как это было! Телезрителям интересно!
        - Ох… - Она вся заискрилась, словно ей признались в любви. Хороший мошенник - это всегда хороший актер. - Ну… сегодня я решила пройтись по магазинам…
        - Проехаться по магазинам! - задорно уточнил он.
        - Да, да! - подтвердил сзади таксист. - «Лексус» я приметил недалеко от Арбата.
        - Прошу вас, мисс Лаур…
        - Я не ожидала. Клянусь, не ожидала такого сюрприза…
        - Миллион евро! - возопил ведущий в объектив. - Один приз на сто миллионов человек! Еще бы вы его ожидали! Итак?..
        - Ой… Я вот подумала… На въезде в Москву меня остановил инспектор. Проверка документов, разные формальности…
        - Да-да, мы вас слушаем.
        - Так вот, если бы меня не остановили… или отпустили бы чуть раньше… или чуть позже…
        - Да! Вы начинаете понимать, что это такое - один шанс из ста миллионов! Конечно, мисс Лаур, конечно, о том и речь! Масса случайностей, на первый взгляд не связанных, привела вас к победе! Масса случайностей, которые и складываются в судьбу. Давайте же поблагодарим того инспектора! Кто это был? Полагаю, сержант?
        - Кажется, да…
        Ведущий снова повернулся к камере, явив миру идеальные зубы и холеную кожу.
        - Уважаемый неизвестный сержант… Нет!.. Дорогой! Дорогой сержант, дежуривший на северо-западной магистрали. Или, быть может и не сержант… Не важно! Посмотрите на эту девушку, на ее улыбку, посмотрите на ее счастье! Доля ее счастья принадлежит и вам!
        Толпа вокруг машины загудела, выражая некую общую эмоцию, какую именно - непонятно. Женщина от неловкости переступила с ноги на ногу, и Тиль вдруг заметил у нее за спиной одного типа. Тот привлек внимание лицом, только лицом, кроме лица у него как будто ничего и не было - настолько оно выделялось. Бледные, скорее, даже белые щеки, впалые, но одновременно и рыхлые, все были покрыты мелкими ссадинами, словно он сбрил многолетнюю бороду.
        Тиль прищурился.
        - Мне он тоже не нравится… - невпопад сказал Альберт.
        - Немного о себе, мисс Лаур, - проворковал ведущий. - Откуда вы? Чем занимаетесь? Ваше хобби?..
        - Я… я обычная, - ответила женщина. - Служу в обычной торговой компании… Обычным консультантом. У меня обыкновенная жизнь. Самая обыкновенная.
        - Была! - вскричал он, поймав паузу. - Мисс Лаур, жизнь у вас была! Обычная! Теперь, когда вы получите миллион евро…
        Тиль не сводил глаз с бледнолицего. Мужчина стоял правее от «Лексуса» и никуда не лез, но когда его пытались потеснить, он с какой-то внутренней злобой держался за свое место. Оператор иногда схватывал отдельных зрителей - крупно, но белое лицо в кадр не попало ни разу.
        - Ну что же… думаю… пора? - проговорил ведущий. - Я больше не могу испытывать ваше терпение, а также терпение телезрителей и радиослушателей… да и свое тоже! Поверьте, я волнуюсь ничуть не меньше. - Фоном заиграла музыка, что-то патриархально-торжественное. - Право вручить победителю приз… чек на сумму… один!.. миллион!.. евро!.. принадлежит совладельцу букмекерской конторы «Фатум»… господину…
        Альберт кашлянул в кулак и покосился на Тиля. Тот молча потряс головой.
        - Майклу Фостеру!! - объявил ведущий, и публика взорвалась аплодисментами.
        Бледный окаменел. Толпа поперла вперед, мужчину толкнули в плечо, но он устоял. Тилю наконец-то удалось рассмотреть его одежду. На незнакомце был затрапезный пиджак в полоску и галстук, каких не носили уже лет сто, а может и больше.
        - Мне кажется, если бы Козас в тот раз и выжил… - начал Альберт.
        - Да, - бросил Тиль.
        Новый хозяин «Фатума» вышел на середину и произнес что-то подобающее. Затем распахнул кожаную папку, и достав огромный, в подарочном исполнении, чек, поднял его высоко над головой.
        Сейчас, - почувствовал Тиль.
        Бледный внимательно посмотрел на чек и так же внимательно - на женщину. Он не сделал ничего особенного. Выпростал из рукава узловатые пальцы и медленно огладил свой нелепый галстук. Потом легонько коснулся мятого лацкана.
        После этого камера перестала работать. Экран вспыхнул рекламным роликом:
        - При любом стечении обстоятельств помните, что страховое общество «Юни-Траст»…
        Ролик тут же оборвался, возникла очумелая дикторша:
        - Уважаемые телезрители… Только что… Буквально на наших глазах… на наших с вами глазах…
        Тиль выключил монитор, и швырнув пульт о стену, сдавил виски.
        - Что скажешь?.. - молвил он.
        - А что я тебе скажу?..
        - Серж!.. Сергей, проснись!
        Максимов подпрыгнул в кресле и не моргая уставился на Тиля.
        - Чо? - сказал он секунд через двадцать.
        - Ты еще спишь?
        - Нет…
        - Пьяный?
        - Нет.
        - Трезвый?
        - Нет. Да!
        - Это хорошо. - Тиль посмотрел на него в упор. - Ну, Серж?..
        Тот, сообразив, приложил ко лбу ладонь.
        - Сестра?!
        - Давай, давай, Серж!
        - Новости… сейчас… это… по всем каналам идет. Взрыв в Москве, прямо в центре. Что же делается-то?.. - протянул он жалобно.
        - Значит, не галлюцинации. - Поднявшись, Тиль подошел к столу за пивом.
        - Элен… Ленка… - завыл Максимов. - Как же, а?.. как же оно?..
        - Да успокойся ты! Это не наша Элен Лаур, а другая. Другая Элен, понятно тебе?
        - Правда, что ли? - Сергей, совсем сбитый с толку, зажмурился и, свесив руку, безошибочно нащупал выпавшую бутылку.
        Упрекать его никто не стал, и он одним махом допил все.
        - Закуси хотя бы, - сказал Альберт.
        - Да-а!.. - крякнул Максимов. - Чего там?.. Чужую Элен убили. Жалко, что ли?! Взорвали, как свинину.
        - Кто же ее взрывает, свинину?..
        - И еще… Еще двенадцать человек! Вы это видели, нет?!
        - Не смотрели. Нам и того достаточно… А что ты орешь?!
        - Ору?.. - Максимов беспомощно взмахнул пустой бутылкой. - А что мне тут - вальсировать? Двенадцать человек… в куски… еще сорок - инвалиды по гроб жизни… Что же мне не орать?! Эх вы, гуманисты вонючие…
        - Я не гуманист, - сказал Тиль.
        - Европеец, едренать, цивилизованный человек… Альбертик! Пиво, что ли?.. Не могу я его. У меня от пива…
        - Вон, в стене дверца, - отозвался тот.
        Максимов добрел до бара и, перенюхав горлышки, взял коньяк.
        - Из стакана, прошу тебя! - раздраженно произнес Альберт. - И закусывай, закусывай!
        - Так ты, Тиль, не гуманист? - осведомился Сергей. - А кто же тогда?..
        Он пожал плечами:
        - Просто - Тили. Тиль Хаген, для кого - брат, для кого - преступник, для кого - мясо подопытное.
        - Мясо, - буркнул Альберт. - Чуешь?..
        Открыв бутылку, Максимов потянулся за бокалом и вдруг замер.
        - Не могу поверить… - промолвил Тиль.
        Они уже видели, что будет дальше. Видели и знали: других вариантов не осталось.
        Демон
        Элен просыпалась тяжело и болезненно, - с дипэкзедрином они явно перебрали. Однако и не проснуться она не могла: прямо над крышей оглушительно работали лопасти.
        - Вставай! - крикнул Тиль.
        - Что?.. Кто там?..
        Он сдернул плед и понял, что окончательно разбудить Элен ему удастся не раньше, чем через минуту. Тиль подхватил ее на руки и выбежал к лестнице. Впереди раскинулся целый веер возможностей: вывихи, переломы и даже смертельная травма черепа. Дать дуба на лестнице в летнем домике Президента - что может быть глупее?..
        Внизу Тиль все-таки оступился, но Элен вовремя соскочила на пол.
        - Черт, лучше бы я не спала… У нас проблемы?
        На стене возле бара капризно пиликал домашний терминал. Альберт торопливо давал Максимову какие-то наставления - тот сосредоточенно слушал.
        - Я его не узнаю, - обронила Элен. - Серж как будто мир спасать собрался.
        - Не мир. Только нас троих.
        - Я запомнил, - кивнул Максимов. - Валите. Быстрее!
        Альберт коротко его обнял и поспешил в соседнюю комнату. Тиль подошел к Сергею, но тот махнул рукой:
        - Не надо. Идите. Счастливо, Ленка! - Он улыбнулся так, как не улыбался еще никогда. Трезво.
        - А в чем дело-то?..
        - Увидишь. - Тиль взял ее за руку и потащил к двери.
        Элен не сопротивлялась, но шла неохотно - пока вдруг не прозрела.
        - Почему Серж? - крикнула она. - Почему обязательно он?
        Никто не ответил, но она уже знала, что ей могли бы сказать.
        Все решилось само, времени на ханжеские дискуссии не было. Как им удалось прошляпить вертолет?.. Они ссылались на какой-то ошеломляющий репортаж, но Элен подумала, что угрозу не заметили по другой причине: Сергей без конца выпивал, Тиль не спал двое суток, Альберт же был слабым форвардом от природы.
        Так или иначе, вертолет они разглядели едва ли раньше, чем услышали шум винта. Советник Президента мог вызвать охрану, или полицию, или половину московского «Аза», но машина уже подлетала к дому. И Максимов, не проговаривая того, что всем и так было ясно, сказал:
        - Ты, Тиль, подыхать не имеешь права. Тебе с Демоном бороться, хоть и не победишь ты его… Но кроме тебя некому. А ты, Альберт, нужен Тилю, у тебя целая армия фараонов, да и не сможешь ты сделать как надо. А сестрица… ну она ведь женщина…
        Максимов был далек от джентльменства, он имел в виду следующее: «У Элен женский голос, а у меня мужской. Сойду я за Советника? Там и надо-то слов десять…»
        Никто не стал спорить - все это было правдой, за исключением, пожалуй, «десяти слов». Представитель Компании собирался вести переговоры до тех пор, пока Советник Президента не скажет внятного «нет». Или пока не положит трубку.
        Один из домашних терминалов резиденции был защищен от радиопрослушивания обыкновенным шнуром. И представитель позвонил именно сюда, на этот номер - сразу, как только пилот доложил о прибытии. В Компании знали, кто здесь находится, на это они и рассчитывали: форвард видел, что будет, если не ответить на вызов.
        Пилот выполнит инструкцию, и шесть снарядов «Штурм», подвешенные под плоскостями, превратят тирольский домик в черную яму.
        Позже, гораздо позже станет известно, что этот вертолет сутки гнали из Амстердама - везли полуразобранным в двух фургонах, забитых тряпьем. Вертолет был в хорошем состоянии, он мог долететь и сам, но первый же техник на заправке обнаружил бы, что все детали, вплоть до крошечного вентиля, не имеют серийных номеров.
        Машина предназначалась для разовой акции. Вертолет будет сбит полицейскими перехватчиками, но прежде он выпустит ракеты - если Советник Президента не выполнит требований.
        На то, чтобы взять трубку, Альберту отвели всего пятьдесят секунд. Сергей ответил на сороковой.
        - Алло…
        - Альберт Яковлевич?
        - Нет, это моя бабушка, - процедил он. - Что вам угодно? Трактор в небе ваш? Уберите его отсюда!
        - Господин Советник, вы все прекрасно понимаете, не правда ли?..
        Элен остановилась перед люком и заглянула в проем - трап из нержавейки спускался метра на три и пропадал в сумраке.
        - А как же Серж?.. - повторила она.
        - Либо он один, либо все вместе, - сказал Альберт. - Залпа не избежать. Компания потребует выдать Хагена, но этим не закончится.
        - Я бы не покупал свою жизнь за счет чужой, - мрачно произнес Тиль. - По крайней мере, не сейчас… Но честной сделкой тут и не пахнет. Быстрей, Элен! Если хочешь, я первый.
        Не дожидаясь ответа, он ступил на лестницу. Та гулко завибрировала, на стенах квадратного колодца вспыхнули плафоны. Внизу проявился темно-серый пол.
        Альберт влез последним и, закрыв люк, набрал на табло длинную комбинацию.
        - С этой секунды вся СБ стоит на ушах, - пояснил он.
        - Ты уже от кого-то бегал?
        - Нет, но охрана меня инструктировала, такой порядок.
        Тиль спрыгнул на бетонное дно и подал руку Элен. Альберт указал на овальную переборку в стене:
        - Дальше замков не будет.
        Толкнув дверь, Тиль перешагнул через порог и наткнулся на тупомордый электрокар. Точно такие же десятиместные вагончики развозили по заводским корпусам рабочие смены.
        Чуть подсвеченный тоннель слева и справа терялся за пологими поворотами. Воздух был сухой и мертвый - дышалось легко, но непривычно. Голоса звучали словно во сне.
        - Это и есть президентские удобства? - прошептала Элен.
        - Надежность дороже комфорта, - сказал Альберт.
        - И куда мы приедем? - осведомился Тиль.
        - Киевское шоссе, сороковой километр. Там нас подберут.
        - Штатная программа эвакуации? А если в другую сторону?
        - Здесь узко, не развернемся.
        - Я не об этом тебя спрашиваю.
        - Направо - центр. Не знаю, там несколько выходов. Но в центре нас никто не ждет.
        - Разве это плохо?..
        Тиль устроился на водительском кресле и тронул ручку. Двигатель заработал мягко, почти бесшумно, тут же включилась автоподкачка - заныли, разминаясь после долгой стоянки, скаты.
        - Быстрей, быстрей! - бросил Альберт, доставая трубку.
        Наверху у Максимова зазвонил второй терминал. Сергей не ответил, ему было не до этого, но разговор мог бы состояться, а значит, состоялся - для четырех форвардов. По каналу связи не прошло ни единого бита, но они, тем не менее, говорили - как всегда, в вероятном будущем.
        - Альберт, это люди из «Глобал».
        - Они себя назвали?
        - Напрямую - нет, но дали понять.
        - «Глобал», конечно… Идут ва-банк. Что предлагают?
        - Ничего. Вывести из дома Тиля. Просто вывести, иначе - залп. Через две минуты.
        - Блеф. Они будут ждать дольше. Торгуйся. Наглей, требуй акции, требуй гарантий своей безопасности. Требуй, требуй - чем больше, тем лучше.
        - Сколько?
        - Начинай с половины. Половина - нереально, но ты потянешь время. Будь жадным. Уступай медленно, спорь за каждый процент. Учти: в принципе, они готовы отдать четверть.
        - Четверть всего «Глобал»?! Скорее они отдадут приказ нажать на гашетку…
        - Мертвый Хаген им не нужен. Пилот выстрелит не раньше, чем появится первый перехватчик, а до тех пор они будут лишь угрожать.
        - Если не догадаются, кто я такой.
        - Ты еще жив, значит пока не догадываются… Извини…
        - Чего уж там…
        - Извини, Серж, извини.
        Они могли бы говорить еще минут десять. Тиль гнал вагончик назад - мощные арки, державшие плиты перекрытия, сливались в подобие гигантского пищевода. Электрокар, надсадно жужжа, пятился все дальше, оставляя Максимова наедине с голосом в трубке. Полтора метра - настолько Сергей мог отойти от домашнего терминала. Полтора метра - это была длина шнура, привязавшего его к смерти.
        Подозрение в расстреле резиденции ляжет на «Глобалис», но доказательств Служба Безопасности не найдет. Сбитую машину разберут по винтикам и каждый рассмотрят под микроскопом. Эксперты сделают единственный вывод: вертолет эксплуатировался в западной части Европы. Тело пилота удастся идентифицировать, но этот след никуда не приведет: бывший водитель аэротакси, уволенный из-за нарастающей психической неустойчивости.
        - Альберт, а тот номер узнать легко, или не очень? - спросил Тиль.
        - На который они позвонили? Совсем не легко, это же президентский. Впрочем, смотря для кого…
        - Ясно. Пилота-смертника «Глобалису» тоже Демон сосватал.
        - Неясно другое, - молвила Элен. - Почему они требуют Тиля, но не требуют меня. Я-то уж тем более… их собственность.
        - Они не в курсе, что ты здесь, - предположил Альберт.
        - Но ведь про Тиля в курсе…
        - Пока ты спала, Демон тебя убил.
        - Не надо так шутить.
        - Никто не шутит. Приз выиграла? Кто-то его получил за тебя - чек на миллион евро и бомбу в придачу.
        - Тиль?.. - недоуменно произнесла Элен.
        - Тебя убили, - подтвердил он. - Там снова был смертник, прямо на площади. Влез между твоим «Лексусом» и какой-то липовой Элен Лаур. А потом… Ладно… Что у Сергея?
        Альберт взглянул на терминал, и в этот момент по тоннелю прокатилось эхо - рыхлое, как облако ваты. Все ожидали ударной волны, но она не пришла - плотный поток воздуха, давивший в спину, был сильнее.
        Альберт медленно убрал трубку в карман. Разговор с Максимовым стал абсолютно невозможен: теперь его не было ни в одном из вариантов. Время продолжало бежать: из будущего - через настоящее - в прошлое, но уже без Сергея. Он навсегда остался позади.
        - Всему есть объяснение… - сказала Элен после долгой паузы. - Дикое, но все-таки объяснение. Даже взрыв того несчастного «Поросячьего визга»…
        - Я… - начал было Альберт.
        - И это тоже, - настойчиво произнесла она. - Все обосновано - для Люгера. Но вот зачем ему понадобилось убивать мошенницу? Она так и назвалась - Лаур?..
        - А, ты все о ней… - отмахнулся Альберт.
        - Меня это тоже смущает, - кивнул Тиль. - Да, Лаур, владелица твоего «Лексуса». Иначе ей миллиона не обломилось бы.
        - А так - обломилось… - отрешенно протянула Элен. - Но зачем было ее убивать?! В чем смысл?.. Для Демона, я имею в виду. Акт устрашения?.. Нас не надо пугать, мы достаточно напуганы. Может, ошибка? Странно…
        - Чья ошибка - Демона?!
        - Тебя он видел по фотографиям, - вступился Альберт. - Меня… ну, меня видело все Славянское Содружество. А Элен?.. Он просто не знал, как она выглядит.
        - Нет, это не ошибка, - она вытряхнула из пачки сигарету и закурила. - Не ошибка, нет… Как он мог принять ее за меня?!
        - А почему - не мог принять? Почему?! Он что, не человек? А человек иногда ошибается. Или кто он, по-вашему?.. Бог?..
        - Почти, - хмуро ответил Тиль.
        - Мой портрет тоже достать легко, - возразила Элен. - В том же «Глобал». Раз уж они сотрудничают…
        - Во-первых, неизвестно, как именно они сотрудничают, - сказал Альберт. - Если Компания выполняет его программу, это не значит, что Люгер лично является к ним в офис. Где он сейчас? Сидит в какой-то норе…
        - И во-вторых!.. - воскликнул Тиль. - Демону не составило бы труда найти портрет Элен - хоть через «Глобал», хоть как… если бы он усомнился в той аферистке. Но он был уверен, что та женщина - Элен Лаур! Он не знал, как ты выглядишь… но ему и в голову не пришло, что получать приз будешь не ты, а кто-то другой.
        - Тили, я тебя не понимаю… - сказала Элен. - Только что ты спорил, называл Люгера богом…
        - Почти богом.
        - Он что, никогда не встречал аферистов? Думаешь, в Северной Америке их нет?
        - Ему всего девятнадцать. Форвертс Люгера мощней атомной бомбы, но… Демону не хватает элементарного жизненного опыта.
        - С чего ты взял?
        - Послушай, Элен, это я тебя не пойму…
        - Я уверена, что взрыв на площади преследовал какую-то цель. Попусту людей никто не убивает. Даже у маньяка всегда есть причина - живущая в его больном мозгу… Но она должна быть, хотя бы такая. Обязательно.
        - Получается, он специально убил не ту?.. то есть, не тебя, а…
        - Вот именно. С какой-то целью.
        - Сейчас выбираться нужно, а не теории строить, - произнес Альберт.
        Слева возникла пасть сводчатой ниши. Тоннель в этом месте был немного шире - Тиль отметил, что можно развернуться. О том, чтобы выйти на поверхность, он даже не думал - лишь заглянул на минуту вперед.
        Труба с лестницей полностью залита бетоном - рядом с этой пробкой проходит кольцевой фундамент семидесятиэтажной башни.
        - Что же ваша СБ?.. - спросил Тиль.
        - Проморгала, - буркнул Альберт.
        - Еще лет пятнадцать назад, - добавила Элен.
        Тиль притормозил, но разворачиваться поленился - второй колодец был уже недалеко.
        - Вызови охрану, - сказал он. - Кто у тебя в городе болтается? Пусть нас встречают.
        Альберт, набрав номер, бросил в трубку пару коротких фраз и недоуменно повернулся к Тилю.
        - Слушай-ка… а ведь ты заранее знал об атаке на резиденцию. Потому и велел отослать всех домашних. Ты видел, да?..
        - Конкретно - нет.
        - А если абстрактно?
        - Я не исключал такой возможности.
        - Хм, «не исключал»! У тебя развивается?
        - Что?
        - Да форвертс! Он у тебя прогрессирует?!
        - Вон выход, - сказал Тиль, останавливаясь.
        - Людишки из «Глобал» не зря тобой озабочены, не зря… - проговорил Альберт.
        Тиль выбрался из машины и подошел к стене. Стальная дверь находилась в метре от пола. Рычаги по углам повернулись сами, как только Тиль дернул нижний. Переборка открылась легко, будто петли заливали маслом вчера.
        Из черного проема пахнуло душной влагой, перегнившей и нездоровой. Тиль сосредоточился, но разглядеть ничего не удалось - ни под ногами, ни впереди.
        - Фонарей у нас нет… - озабоченно промолвил он, выставляя руки.
        Альберт, вдохнув, нырнул следом.
        - Леночка?..
        - Я иду, иду. Вонь какая… Что там дальше?
        - Опять дверь.
        Послышался тяжелый скрип и шорох сеющегося песка.
        Тиль открывал переборку медленно - солнце, вытянутое в ослепительную струну, расступалось по сантиметру, постепенно теряя в яркости и превращаясь в скупое дежурное освещение. Элен обнаружила, что рядом с ее ладонью по сырому бетону ползет большой пятнистый жук. Под подошвами проминалась какая-то полуживая циновка - не то бесцветные корешки, не то пустые хитиновые панцири.
        За тамбуром оказался короткий коридорчик. По стенам на ржавых штангах висело несколько толстых кабелей, вряд ли запитанных. Пол был усыпан мышиным пометом. В конце коридора, у следующей двери, стоял допотопный стул с начисто съеденной обивкой: на спинке и сидении остались лишь металлические скобы.
        - Интересно, сколько лет сюда люди не заходили… - пробормотала Элен.
        - А мне не интересно, - отозвался Альберт.
        - Заперто, - сказал Тиль. - Позвони своим, пусть приедут и взломают.
        Альберт вытащил трубку и, вздохнув, убрал.
        - Охрана застряла. Пушкинскую после взрыва оцепили на два километра вокруг, а на проспекте Данте стихийная демонстрация по примеру Лондонской.
        - Я слышал.
        - Посидим, подождем…
        - Хочешь - садись, - Тиль ногой подвинул Альберту стул.
        Элен закурила и, приблизившись к двери, постучала в нее носком.
        - Деревянная…
        Не давая никому опомниться, она достала «стейджер» и всадила в замок длинную очередь. Пистолет не издал ни звука, но пули наделали столько грохота, что, казалось, от выстрелов должна оглохнуть вся Москва.
        Элен втянула голову в плечи.
        - Черт, я не думала, что это будет так громко…
        - Ты сумасшедшая, - сказал Тиль.
        - Хороший вариант, безопасный. Я проверила.
        - Нормальный человек его бы даже не рассматривал.
        - И торчал бы здесь до ночи.
        Она ударила по двери, и та распахнулась. Со звоном высыпался замок - горсть мелких дымящихся железок. Элен отгребла их в угол и, спрятав «стейджер» в сумочку, вышла.
        Снаружи была обыкновенная лестничная площадка. На ступенях валялся мусор, как древний, так и свежий: пустые сигаретные пачки и раззявленные пакетики из-под презервативов. Люди здесь, несомненно, появлялись - чтобы, как минимум, покурить.
        Поднявшись по лестнице, Элен отыскала незапертую дверь и приложила к ней ладонь.
        - Альберт, куда мы попали?
        - Считай, ко мне на службу. Подземный комплекс «Охотный Ряд - мультимаркет». Сотня метров - и Кремль. Старая архитектура, дорогие бренды и куча народу.
        - И фараонов, - добавил Тиль.
        - И фараонов тоже. Ну и что ты предлагаешь?
        - Не терять времени. - Он вытащил из-за спины пистолет и сунул его слева под куртку. - Сначала идешь ты, потом Элен. Будут узнавать - реагируй, но не сияй. Пусть шушукаются, Советник Президента имеет право на частную жизнь. Как попадем в торговый зал - сразу в стороны. Не переглядываться. Созвонимся на улице. Если у меня возникнут проблемы… Забудьте.
        - Тили… - молвила Элен. - Тебе что-нибудь видно?
        - Нас трое, и каждый может начудить выше крыши. Тысяча вариантов, не исключая выноса в застегнутых мешках. Всех троих. Альберт! Давай.
        Они попали в холл со множеством закоулков, парой заваренных ворот и лифтами, склеенными длинной желтой лентой. Людей было много - в костюмах, в рабочих комбинезонах и в фирменных майках. Все куда-то спешили, каждый второй бурчал в микрофон, а кто не бурчал, тот выслушивал чужое бурчание в терминале или читал на ходу с планшета. В служебном помещении царила суета - нормальная деловая атмосфера, только плохо организованная.
        Альберт, сориентировавшись, направился к выходу. Элен двигалась следом, Тиль шел за ней - не снимая руки с пистолета. Вскоре они уже были среди покупателей.
        Магазины располагались на четырех этажах, потолок был один, лишь на верхнем уровне, - стеклянный купол в виде северного полушария Земли с крупными звездами: Москва, Берлин и Киев. Звездочками поменьше на глобусе обозначили Париж и Лондон, остальные города, еще с десяток, были отмечены белыми точками, мелкими, как пулевые отверстия.
        Какая-то дама поздоровалась с Альбертом - тот сдержанно кивнул и растворился в толпе. Когда пропала Элен, Тиль даже не заметил. Секунду назад она стояла у витрины с бриллиантами, потом шагнула в сторону и исчезла.
        Он подошел к эскалатору и прикоснулся к бегущему поручню.
        - Прошу прощения за беспокойство, - сказали ему в затылок.
        Этого не может быть…
        - Прошу прощения, но я должен проверить ваши документы. - Молодой человек в форме оттеснил Тиля к торговым автоматам.
        Погоны голые - наверно, первый курс академии. Сопляк. Это хорошо. Плохо другое: если курсантов бросили в город, значит полиции здесь битком. И на верхнем этаже. И на улице. Фараоны повсюду.
        - А в чем, собственно, дело?.. - Тиль изобразил удивление вперемежку с обидой. Карточку он, однако, достал.
        Полицейский чиркнул по ней сканером и уже протянул назад, как вдруг обратил внимание на табло.
        - Боюсь, вам придется пройти со мной. Ваша идентификационная карта…
        Тиль извлек вторую. Курсант машинально ее отсканировал и лишь потом удосужился прочитать: «Олег Овчинников».
        На первой было выбито: «Олег Шорохов».
        - Что, имена совпадают? - проронил Тиль. - Не берите в голову. Случайность.
        Патрульный замер, и весьма удачно: челюсть отвисла, в глазах смятение, руки заняты фальшивыми картами.
        Тиль глянул поверх голов - сотни и сотни… Большинство с покупками. Курьерская служба доставила бы и шнурки, но это так приятно: выйти на улицу, неся пакет с логотипом какого-нибудь «Шпитце-Юни».
        - Вот вам еще, - сказал он, вынимая из кармана левую руку с новой ИД-картой.
        Полицейский зачарованно моргнул, и Тиль достал из-под куртки правую, с пистолетом.
        - Не кричи.
        - Я обязан предупредить об ответственности за применение силы в отношении… - деревянно заговорил курсант.
        - Много слов.
        Тиль покосился на служебный терминал полицейского. Тот вслепую нашаривал оранжевую панель, но пальцу не хватало какого-то миллиметра.
        - Ногти не надо было стричь, - сказал Тиль, отбирая трубку. - Ствол. Быстро.
        - Нам… не выдали. Холостой патруль…
        - Врешь. Смотри на меня.
        - Я смотрю…
        - Узнал?
        На лбу у полицейского собралась крупная капля пота и, скатившись по переносице, упала на галстук. Патрульный расстегнул кобуру.
        - Правильно. Я Хаген. - Тиль бросил карточку и сорвал у него с пояса пистолет. - Теперь идем.
        «К ювелирному нельзя, там наткнетесь еще на двоих».
        Невдалеке Тиль заметил Элен.
        «Спасибо. Но я же велел уходить!»
        «Без тебя не пойду».
        Она стояла возле справочной системы и разворачивала пирожок с вишней. Через пару секунд Элен откусит и начнет меланхолично жевать - для тех, кто не знает, что есть и другие варианты будущего, например тот, в котором она крикнет:
        «Приготовься!»
        «Не смей! Я справлюсь сам!»
        Элен измазала начинкой подбородок и полезла в сумочку за платком.
        «Тиль, замри!»
        Сумка в ее руках вздрогнула, одновременно дернулся полицейский.
        «А теперь мотай, Тили».
        «Что ты творишь, Элен?.. что творишь?!»
        «Я убью любого, кто нам помешает».
        «В чем?.. в чем помешает?»
        «Беги, Тили…»
        Элен кинула пирожок в урну и пошла прочь. Тиль придержал курсанта и сунул пистолет ему в кобуру. Шок от композитной пули превратил полицейского в манекен - безвольный, бессловесный, безопасный. Он тихонько съезжал по стене и лишь таращился на Тиля.
        «К тебе идут. И это не практиканты».
        «Да, да…»
        Через левое крыло к эскалатору приближались трое в бронежилетах и черных матовых шлемах. До торговых автоматов им оставалось метров пятьдесят, но Тиля они пока не видели. Еще секунда, и люди начнут собираться: полицейский на полу, любопытно.
        «Жалко тебе его?»
        «Ну и что?»
        «А он бы тебя застрелил. Если б ты дал ему такую возможность. Застрелил бы и гордился бы этим всю жизнь».
        «Сопляк же…»
        Тиль выпрямился и, не глядя по сторонам, встал на эскалатор. Один из патрульных приметил в углу оживление и ускорил шаг.
        «Через восемь секунд он объявит тревогу. Если будешь стоять, как пень, наверх приедешь через двенадцать. И это только третий уровень. Чтобы выйти, надо попасть хотя бы на второй».
        Тиль схватил за плечо мужчину с коробками и, оттолкнувшись, бросился вперед. Коробки с грохотом заскакали вниз. Преодолев несколько ступеней, он уперся в группу туристов.
        - С дороги! С дороги!! - Тиль начал их распихивать, заранее зная, что времени на этом не выиграет: людям некуда было деться, и они лишь топтались на месте, растерянно и возмущенно.
        Патрульный задрал голову и что-то бросил в терминал. По балконам спешно собирались полицейские.
        «Не спи!»
        Тиль вскочил на балюстраду и, подпрыгнув, уцепился за перила встречного эскалатора. Резиновый поручень потащил его влево-вверх - когда Тиль подтянулся, под ним уже было метров пять пустоты. Едва он перевалился через борт, как лестница остановилась. Кто-то, не удержавшись, толкнул в спину соседа, и по эскалатору прошла волна падений. Тиль упорно пробивался вверх, ступая по спинам, по чьим-то затылкам и шеям, сворачивая подошвами носы, пропечатывая на лбах грязные узоры. Вокруг визжали и требовали полицию, хотя нужды в этом не было - спецпатрули уже заняли все уровни. Тиль споткнулся и увяз в каких-то свертках.
        - Уважаемые посетители! - разнеслось по залу. - Просим вас покинуть здание торгового центра. Эскалаторы не работают, пользуйтесь лестницами. Соблюдайте спокойствие, вам ничто не угрожает.
        Прилегающие улицы уже перекрыли, и на площади сели четыре вертолета «Аза».
        Покупателей выводили на поверхность, пестроту летней одежды вытеснял черный цвет тяжелого снаряжения. Даже полиции становилось все меньше - места за колоннами и парапетами занимал «Азъ». Вскоре зал опустел, лишь два десятка человек на эскалаторе продолжали вжиматься в ребристые ступени.
        Тиль почувствовал кожей пляшущие точки прицелов.
        - Хаген!.. - прогремело сверху. - Вы знаете: ваша судьба решена трибуналом. Но то, что зависит от прокуратуры… и от меня лично… Хаген, гарантирую: вы получите комфортные условия содержания. Если не пострадают люди. Не усугубляйте свою вину, Хаген! Любой человек имеет право на снисхождение - и преступник, и заложник. Проявите снисхождение сейчас, и вы сможете рассчитывать на него в будущем.
        - В будущем… - пробормотал Тиль. - В каком таком будущем? Откуда оно у меня?
        - Хаген, я повторяю!
        Слова, пустые, как шарики, носились под стеклянным глобусом купола, отражались от стен и сотрясали витрины. Старший следователь проговаривал стандартный текст - возможно, с капелькой отсебятины. Ефимов заметно нервничал.
        Тиль усмехнулся. Вот же тесен-то мир…
        - Николай, я никого не держу! Ну что разлеглись? - прошипел он под ноги. - Встали. По одному.
        Люди торопливо поползли, половина - вниз, к третьему уровню, половина - вверх, ко второму.
        - Николай, я всех отпускаю!
        - Благодарю вас, Хаген, - ответил Ефимов. - Это гуманный и разумный поступок. Теперь, чтобы не подвергать себя лишнему риску, вы должный выйти сами. Здание полностью блокировано, ваши сообщники бессильны. Оставьте оружие на месте и поднимайтесь с поднятыми руками.
        «У тебя был шанс. Ты им не воспользовался».
        «Кто-то предупредил фараонов. Слишком быстро они здесь оказались».
        «Система эвакуации старая, все выходы из резиденции давно известны. Надо было не дурить, а ехать на Киевское шоссе».
        «И попасть в лапы «Глобал». Или «Юни». Или еще какой-нибудь Компании…»
        «У полиции те же лапы, Хаген. И для тебя они ничем не лучше».
        Этот голос принадлежал не Элен.
        Тиль потряс головой и присел на ступеньку.
        Голос не имел интонации и звучал не как вероятные реплики в вероятном будущем, а прямо сейчас - в мозгу. Ничего не видя и не слыша, Тиль сидел на эскалаторе и пытался вспомнить, когда он перестал общаться с Элен и начал слышать… Демона.
        - Хаген! Я считаю до десяти. Потом мы будем вынуждены открыть огонь. Один!.. Два!..
        Тиль зажал уши, но голос от этого стал лишь отчетливей. Последняя доза дипэкзедрина давно перестала действовать, и Демон уже не вламывался к Тилю в сознание, он просто входил - легко и свободно.
        - Три!.. Четыре!..
        «Вот такие альтернативы, Хаген. Поделиться своими способностями со страждущим человечеством, или позволить нашпиговать себя пулями. Хотя… открою тебе тайну: стрелять на поражение они не будут. Только по ногам, и то в крайнем случае. Догадываешься, почему?»
        Тиль догадывался. Альберт не раз говорил, что Президент Славянского Содружества заинтересован в исследованиях. Государство передаст его одной из Компаний - той, которая заплатит больше. Его продадут с аукциона, как антикварную люстру.
        «Если бы тебя арестовали чуть западнее, все было бы иначе».
        «Но тебе было нужно, чтобы это произошло здесь… Провести два года в бегах, и в итоге оказаться в Москве, в самом удобном для тебя месте…»
        «Жизнь - это цепь случайностей. Заранее знать следствия, значит выбирать причины. Победил тот, кто смог заглянуть дальше. Вот и все».
        - Пять!..
        Тиль недоуменно посмотрел на свои ладони. «Цепь случайностей»… Это он уже слышал, совсем недавно…
        «Слова репортера, - подсказал Демон. - На площади, перед вручением премии. Бедная сестрица… так обрадовалась миллиону, что проглядела даже собственную смерть».
        - Шесть!.. Семь!..
        Тиль закусил губу. Элен проглядела свою смерть?.. Демон так считает?.. Не думать об этом! Не думать!
        «Что тебе надо, Люгер?»
        «Ты уже спрашивал».
        «Дашь людям таблетку и станешь богом? Посадишь их на новый наркотик под названием «узнай, что будет завтра»?.. И сделаешь их управляемыми - на многие годы вперед… Ты превратишь их в стадо. И будешь богом - для стада. Не для людей».
        «Мне от человечества ничего не нужно. Вообще ничего. У меня все есть».
        «Тот, у кого есть все, ни к чему не стремится. А ты стремишься, Люгер, еще как стремишься…»
        - Восемь!..
        «Вставай, философ. Следователь не шутит: получишь пяток дырок вдали от жизненно-важных органов».
        - Девять, Хаген! - проорал Ефимов.
        - Я иду. - Тиль встал и двинулся вверх.
        - Руки, Хаген, руки!!
        - Да, пожалуйста…
        Возле эскалатора Тиля окружили пятеро с винтовками.
        - На пол!!
        Он опустился на колени и, раскинув руки в стороны, лег. В затылок тут же уперся ствол, по телу, похлопывая, пробежались две пары ладоней. На запястьях и на ногах вжикнули удавки.
        - Порядок! - доложили сзади.
        - Порядок, порядок, - пробормотал Тиль. - Славно упаковали, я теперь даже под себя не схожу.
        На пыльном мраморе, прямо перед носом, оказался яркий фантик. С каждым вдохом бумажка подбирались все ближе. Тиль дунул - обертка, отлетев на полметра, смялась под сияющим ботинком.
        - А, это ты, Коля? Привет, привет…
        - Очень приятно, Хаген. - Ефимов подал знак, и Тиля перевернули набок. - Вот вы какой… - Он присел на корточки и махнул бойцам, чтобы те отошли. - Тиль Хаген, опаснейший преступник современности… Удивительно.
        - Что тебя удивляет? Морда недостаточно зверская?
        - Морду я вашу видел уже, и не просто видел - изучал. Я ее, наверно, до пенсии не забуду. Вот голос ваш…
        - Не надо мучиться, Коля. Это я звонил перед убийством Козаса.
        - Мы могли где-то встречаться? - спросил Ефимов. - Не могли, конечно… Но ваш голос уже тогда показался мне знакомым. И знакомым, и нет… Все дело в терминале. Вот услышал вас вживую и понял…
        - Что ты понял?! Что ты… - Тиль умолк и тяжело сглотнул. - Этого ты понять не можешь. Вези меня в полицию и лови свою звезду на погоны.
        - Мы уже разговаривали, - уверенно произнес он. - Где, когда, о чем… Даже не представляю. Но это было.
        - Работа у тебя вредная. Нервишки, бессонница…
        - Бред… - он выпрямился и отряхнул плащ.
        Тиля куда-то поволокли.
        - Хаген!.. - Ефимов догнал его и снова нагнулся. - Мы разговаривали о моей семье. Ну?.. Как зовут мою дочь? Ты же знаешь. Скажи!
        Он выглядел не просто растерянным, а по-настоящему напуганным. Тиль испугался не меньше: обычный человек не должен был этого помнить. Форвертс - то, что могло бы случиться. Могло бы - и только. Поток событий, закончившийся в «Поросячьем визге», навсегда остался вариантом.
        - Сбрендил, фараон? Зачем мне твоя дочка? Киднеппингом я не балуюсь. В семейные друзья к тебе не набиваюсь. Или я похож на педофила?
        - Вот! - Ефимов поднес к его лицу указательный палец, так близко, что Тилю не удалось сфокусировать взгляд. - Ей могло быть двадцать, а то и двадцать четыре, но моя дочь поздний ребенок, и тебе это известно!
        - И что отсюда следует? Евротрибунал отпустит меня на поруки? Или ты пристрелишь меня прямо здесь, в магазине? Какое тебе дело, фараон, до того, что я знаю или не знаю?! Ты уже начал допрос? Вот так - на полу, без адвоката? Процессуальный кодекс давно не перечитывал?
        Со стороны главного входа послышались шаги.
        - Кто вы? - раздраженно спросил Ефимов. - Представьтесь!
        - Это вы представьтесь. - Мужчина лет шестидесяти с большим, но, вероятно, твердым пузом квадратной формы и таким же точно лицом достал из кармана карточку - не всю, а лишь уголок.
        Ефимов отчетливо скрипнул зубами.
        - Я старший следователь Московской городской про…
        - Спасибо за службу, следователь, это тело поедет с нами.
        К Тилю подошли еще двое в блеклых классических «тройках».
        - Не получится, полковник, - сказал Ефимов.
        - Господин полковник.
        - Тем более не получится, - медленно выговорил он.
        Тиля подняли и понесли на улицу. В ту же секунду бойцы перегруппировались, образовав на пути стену.
        - Следователь! Побеседуй-ка с главным прокурором.
        Полковник бросил трубку, Ефимов ее поймал.
        - Нет, - сразу ответил он. - Без подписи ваши указания ничего не стоят. Мне нужен ордер… Нет… Нет, господин прокурор! Вы процессуальный кодекс давно не перечитывали?
        - Браво, - высказался мужчина. - Это тебя, что ли, Землеройкой зовут? Далеко пойдешь, Землеройка. Если сам себя на зароешь.
        - Оставьте задержанного и убирайтесь! Вы препятствуете правосудию!
        - Правосудия тут нет. Есть только следователь городской прокуратуры… хорошо, хорошо, старший следователь прокуратуры… не выполняющий приказов начальства. И еще тут есть… - полковник огляделся, - отряд «Аза»… который через секунду поступит в мое распоряжение. Один звонок в штаб, и вопрос решен. Тебе это известно.
        - Предлагаю… - Ефимов прочистил горло.
        - Вот, уже лучше. Предлагай, следователь.
        - Ордер на передачу задержанного. Обойдемся без обострений: я получаю бумагу, вы - человека.
        Полковник снова с кем-то связался - подробностей Тиль не расслышал, но понял, что документы скоро будут.
        Ефимов нервозно прогуливался вдоль витрины с мягкими игрушками, бойцы каменно стояли в ожидании приказов, от кого - их, похоже, не сильно волновало.
        - И давно у нас работорговля практикуется? - подал голос Тиль.
        Никто не отреагировал. Двое в костюмах прислонили его к стене, на этом их участие окончилось.
        - Да-а, Коля, да-а-а… - протянул Тиль. - Ловко ты меня подловил!
        Следователь свирепо на него зыркнул, но не ответил.
        - Что делать - попался! Ты, Николай, профи, ничего не скажешь. Лишнее слово - и я уже на крючке. Правильно, правильно: встречались мы с тобой. Ха, «встречались»!.. Мы же друзья! Старые добрые друзья. Кстати, привет всем передавай. Ирочке, жене твоей, ну и дочке, Марте. Ох, гляди, Коля!.. Приучит ее Ирина к этим аквалангам проклятым… Была у тебя одна беда, станет две. Семь лет - не рановато для дайвинга?..
        Ефимов подскочил к Тилю и встряхнул его за воротник.
        - Что еще знаешь?..
        - Все знаю, Коля. Все. Была бы у тебя возможность, ты бы меня раскрутил по полной. Коне-ечно!.. А так - извини.
        Низко над крышей пролетел вертолет, спустя минуту в зале появился фельдъегерь с пакетом. Ефимов привередливо осмотрел печати и лишь после этого вскрыл.
        - Забирайте, - буркнул он.
        - Извини, Коля, извини! - повторил Тиль. - Поболтали бы еще, да мне сейчас…
        Полковник достал моток ленты и заклеил ему рот. Тиля опять подняли и потащили на улицу. Ефимов до самых дверей не сводил с него глаз.
        Машина оказалась неподалеку, и не одна - у тротуара стояли два одинаковых темно-зеленых «Хаммера», точно таких же, как у Альберта. Тиля поднесли ко второму и загрузили назад, к мирно покуривавшей Элен.
        - Впредь на такие услуги не рассчитывайте, - прокряхтел полковник, усаживаясь за руль.
        - Мой начальник охраны. - Альберт на переднем сидении повернулся к Тилю и подмигнул. - Жив?..
        - Жив, - улыбнулась Элен. - Я очень рада.
        Она взялась за край ленты и рванула - Тиль почувствовал, что на пару дней частично избавлен от бритья.
        «Хаммер» проехал мимо двух инспекторов, и Альберт встрепенулся:
        - Не понял. Ну-ка!..
        Полковник утомленно вздохнул и затормозил. Потом откатился метров на пять и вновь тронулся.
        Полицейские, рассмотрев номера, синхронно отдали честь.
        - Вот так, родимые…
        - Вам, Альберт Яковлевич, повзрослеть не мешало бы. Резиденцию атаковали… небывалый случай! А вы все в бирюльки… Эксперты на месте возятся, - поделился полковник, будто оправдываясь. - Собирают фрагменты, ищут маркировки.
        Элен звонко щелкнула складным ножом и начала перепиливать пластиковые наручники.
        - Тело нашли? - спросила она.
        - Пилота?
        - Да на кой черт нам этот пилот?!
        - Кроме пилота никого.
        - А я Сержа… застрелить хотел. - Тиль поиграл желваками. - Куда мы едем?
        - Подальше отсюда. - Альберт украдкой посмотрел на часы.
        Элен, побледнев, сделала то же самое.
        - Не бойся, - сказал ей Тиль.
        - Легко говорить. Тебя-то, похоже, под крыло взяли…
        - Кто взял?
        - Да, - бросил Альберт. - Как только я вышел из торгового центра… Демон… В общем, он велел сразу давить на прокурора. Не то чтобы велел… Советовал.
        - Через десять минут мы бы вас уже не выцарапали, - сообщил полковник. - Ефимов, эта землеройка, доставил бы вас в изолятор, а там и пресса, и все на свете. Хаген же, собственной персоной…
        Альберт поймал в зеркале недоуменный взгляд Тиля и рассмеялся:
        - Начбез не продаст. Он мне жизнью обязан. Да-а… А мне-то самому той жизни уж немного осталось…
        Элен приоткрыла окно и выбросила сигарету.
        - Не бойся Демона, - повторил Тиль. - Когда ты последний раз его слышала?
        - Какая разница?
        - Ты погибла. Взорвалась на площади вместе с «Лексусом» и выигранным миллионом.
        - Вспомнила. Он… влезал в меня по дороге в резиденцию. Больше его не было.
        - Люгер не видел тебя в лицо. Можешь считать себя свободной. Во всяком случае, какое-то время.
        Альберт снова проверил часы.
        - Скоро стемнеет, - сказал он. - Потом рассветет…
        - А следующий закат будет уже без нас, - уныло произнесла Элен.
        - Да нет же! - воскликнул Тиль. - Демон думает, что ты погибла.
        - Я в это не верю.
        - Он действительно… - Тиль запнулся. - Полковник, ответьте на вызов.
        Начбез невозмутимо вынул из гнезда молчащий терминал, который зазвонил лишь через несколько секунд.
        - Ты в хорошей форме, Тили, - заметила Элен.
        - Мне бы выспаться…
        Полковник повесил трубку и улыбнулся.
        - Мы нашли его, Альберт Яковлевич. Иеремия Люгер в отеле «Колумб», и он уже никуда не денется.
        - Свяжись с капитаном Станковичем, пусть готовит снайперов и «Штурм». Он обо всем предупрежден.
        - Эй, эй! - Элен подалась вперед и дернула его за плечо. - Опять мясорубку устроишь?!
        - До рассвета мы его прикончим. Или - он нас. Цена не имеет значения.
        - Нельзя, - отрезал Тиль.
        - Можно. Выкрутимся как-нибудь. Если живые будем.
        - Хочешь подогнать к гостинице ракетную установку и надеешься, что Демон ее не учует?
        - Варианты?..
        - Варианты есть. - Тиль погладил макушку. - Полковник, мне понадобится оружие.
        - Что и сколько.
        - Ручной пулемет. Патроны - бронебойные, форсированные.
        Начбез с интересом посмотрел на него в зеркало.
        - Ты возьмешь меня с собой, - заявила Элен.
        - Возьму, - легко согласился Тиль.
        - Обещай!
        Он пожал плечами:
        - Обещаю.
        - Братец… Только честно: ты за свою жизнь много женщин обманул?
        - Ты мне льстишь, сестрица.
        - Со мной этот номер не пройдет, понял?!
        - Цыц!
        Тиль откинулся на спинку и выбросил Элен из головы.
        «Ты опять ушел, Хаген? Остались самые скользкие, - шутливо посетовал Демон. - Никак вас не ухватишь».
        «Сволочь! Я убью тебя!»
        «Страшно было? Еще пара таких испугов, и ты будешь готов».
        «Когда мы встретимся, Люгер… когда я до тебя доберусь… Я возьму пилу и разрежу тебя на части. Медленно».
        «Желаю успехов».
        - Альберт!.. - позвал Тиль.
        - Ты тоже слышал? И что?..
        - Ничего хорошего. А ты?
        - Он подтвердил, что на рассвете мне каюк.
        - Элен…
        - Я?.. - она встрепенулась. - Нет, я не слышала.
        - Извиняюсь, что прерываю вашу медитацию, - подал голос полковник. - Хаген, вы говорили о пулемете. «Галил-KRH» вас устроит? Семь килограмм, тысяча двести выстрелов в минуту. Сколько патронов?
        - Магазин.
        - Может, два?
        - Не надо.
        - Вы уверены?
        - Я уверен только в одном. - Тиль обнял Элен и погладил ее по щеке. - Времени на перезарядку у нас не будет.
        Люгер
        Света нет, но все видно: восемнадцать ступеней вверх, потом площадка, разворот на сто восемьдесят градусов и снова - восемнадцать ступеней, восемнадцать маленьких шажков. Площадка, разворот. И так - сто четыре раза, до пятьдесят второго этажа. Лифты в отеле «Колумб» исправны, и ни один идиот не станет подниматься пешком. Поэтому пользоваться лифтом нельзя. Восемнадцать шагов - разворот - восемнадцать шагов. Торопиться некуда, впереди целая ночь. Площадка - марш - площадка. Тридцатый этаж, ноги начинают гудеть. Можно присесть на пол. Скорость - не цель.
        Тиль привалился к прохладной стене и пошевелил пальцами. Две рукоятки в ладонях уже не воспринимались отдельными предметами - без них руки стали бы пустыми и незаконченными. Легкий «стейджер» и угловатый полицейский «s-мерш», в котором дизайн пал жертвой функциональности. «Стейджер» - в левой, «s-мерш» - в правой, он тяжелее. Ладони вспотели, но рукоятки не скользят. Даже не верится, что когда-нибудь придется с ними расстаться…
        У Тиля зачесался лоб, и он погладил его стволом - иначе было неудобно, иначе и не получилось бы.
        Теперь встать и подниматься дальше. Половина уже пройдена: пятьдесят два минус тридцать - это двадцать два этажа, сорок четыре пролета. Марш - площадка - марш… Марш - площадка - марш… Ноги снова сдают, не поймешь, от чего: усталость?.. страх?.. Бояться плохо, бояться неправильно. Ноги не понимают. Они дрожат - их не переспорить…
        Щиплет глаза. Пот?.. Нет, просто хочется спать. Больше двух суток без сна: в семнадцать лет - обычная история, в двадцать пять - тяжело, но не смертельно, в тридцатник это почти за пределом возможностей.
        Плюс нервы, конечно. Сколько их, бедных клеточек, сгорело в башке, пока он выходил под прицелами снайперов? Много, слишком много. После такой встряски полагается принять грамм пятьдесят в чистом эквиваленте и лечь на что-нибудь мягкое. Но пока это мечта.
        И самое главное - транквилизаторы, нездоровый эксперимент над самим собой. Весь потребленный дипэкзедрин как будто сконцентрировался в одной точке и оттуда разросся мутным пятном сонливости. Не свалиться бы… Потом - можно. Потом, когда все закончится, когда форвард Люгер станет стопроцентно, безоговорочно, восхитительно мертвым телом, - вот тогда можно будет и рухнуть. Часов на десять-двенадцать, не меньше.
        «Рухнешь, Хаген, - заверил Демон. - И не на десять, а навсегда. Поворачивай, пока не поздно. Это добрый совет».
        «Давно меня ждешь?»
        «Дольше, чем ты думаешь».
        Тиль набрал воздуха и, задержав, медленно выдохнул.
        Вперед! Демон прикончит его в самом крайнем случае - не раньше, чем увидит зрачок пистолета и поймет, что выбора уже нет. Тилю останется лишь нажать на спуск. Он может не успеть и этого… Но он будет стараться. Изо всех сил.
        Стволы ударились о стену и брякнули на разные голоса: «стейджер» - ласково, по-домашнему, вороненый «s-мерш» - звонче и жестче.
        «Это просто смешно, Хаген».
        «Значит, посмеемся…»
        «Что ты будешь делать со своими пистолетами? «Стейджер» можешь выкинуть сразу. Память о сестре? Я тебя понимаю, но «стейджер» бесполезен. К тому же, в нем всего три патрона осталось».
        Тиль сжал рукоятки. Демон знал и это. Скверно…
        «Полицейский «s-мерш» тоже не годится. Оружие нормальное, но для другого случая. Меня можно убить бомбой, к примеру. Но где ты ее возьмешь? А пистолеты… забавно, Хаген. Это тебе не дешевый «Селигер», двери здесь надежные».
        «Я постучусь».
        «Я не открою».
        «А я снова постучусь».
        «Будешь долбить до утра, пока за тобой не явятся».
        «А явятся за мной лишь после того, как погибнет Альберт?»
        «Естественно».
        «Как это произойдет? Что ты ему приготовил?»
        «Не скажу, а то сюрприза не получится. Но ты будешь удивлен».
        «Щенок паршивый… Я тебе голову отпилю!»
        «Ты мне это уже обещал, Тили».
        «Я тебе не «Тили»! Слышишь, щенок?!»
        «Не злись, Хаген. Нужно мыслить позитивно: какие у тебя варианты? Никаких».
        Оттолкнувшись от стены, Тиль понесся вниз. Замок на поясе отмерил двадцать шесть метров и закрылся. Трос загудел басовой струной, и Тиля подбросило вверх. Потом еще раз, уже слабее. После третьего рывка инерция погасла, и ветер закачал его из стороны в сторону. Под ногами летала светящаяся улица - как ночное небо, только ярче. Пятьдесят второй этаж, почти двести метров… С крыши это было гораздо ближе.
        Поймав момент, Тиль уперся пятками в темное стекло и энергично кивнул. Со лба, ударив по переносице, съехала панель активной оптики. Пистолеты Тиль так и не выпустил - он должен был ощущать рукоятки все время, каждую секунду.
        За окном оказалось пусто - Тиль висел напротив квадратного холла. Мягко переступая, он подался левее, к спальне.
        Первое, что он разглядел, это кровать. Большая кровать занимала половину комнаты и сама была занята. Люгер, молодой и спортивный, делал это красиво - на красивом белье с красивой девушкой. Девятнадцать лет - хороший возраст.
        Сосредоточившись, Тиль нарисовал вокруг себя гостиничный коридор.
        Осторожно, осторожно… Подниматься по лестнице было муторно, зато безопасно. Теперь наоборот: идти по прямой легко, но в любой момент может кто-нибудь появиться. Порядочные люди спят, да не все же люди порядочные… Руки вниз, вдоль тела. Манжеты на куртке расстегнуты, стволов почти не видно.
        Вот она. Массивная красная дверь с литой табличкой «52034». За дверью - ни звука. В коридоре по-прежнему тихо, словно все пространство залито воском.
        Люгер перевернулся, но заканчивать, похоже, не планировал. Девушка откинула голову и раскрыла рот.
        Поправка! Массивная красная дверь с литой табличкой «52034». За дверью слышится стон.
        Если, конечно, не допускать мысли, что у партнерши Люгера приступ астмы…
        «Ты уже здесь, Хаген?»
        «Пятьдесят два этажа - не так уж много».
        «Проваливай, форвард. Не до тебя мне сейчас».
        Тиль видел только коридор, коридор и ничего кроме коридора, но вполглаза продолжал наблюдать за Люгером. Тот застыл, однако через секунду вернулся к своему благородному занятию. Параллельное общение его совсем не отвлекало.
        Тилю подумалось, что он бы так не смог.
        Сглотнув, он провел влажными рукоятками по животу и снова стиснул их в ладонях.
        Какой тут звонок? Как выглядит кнопка? Это и есть та мелочь, на которой можно попасться. Ладно, круглая. Пёс с ней: круглая, цвета слоновой кости. Но если это ошибка, если Люгер ее почему-то запомнил… Вот только не надо психоза, и так давно уже псих… Все: круглая, костяная. Костяная и круглая, круглая, мать ее!..
        Тиль повторил свое заклинание несколько раз, будто звонок, окажись он квадратным и черным, мог от этого изменить форму и перекраситься.
        «Оставь меня, Хаген. Дай мне еще минуту!»
        В голосе наконец-то прорезалась хоть какая-то интонация - живая, человеческая.
        «Уговорил: минута - твоя. Лишняя минута жизни. Дарю».
        Завершив неотложное, Люгер откатился в сторону и взял с пола стакан.
        Непрерывно ощущая рукоятки, Тиль представил, как бы он позвонил в номер. Нажал бы на кнопку пистолетом.
        «А вот и я. Тук-тук».
        Не очень удобно, но что поделать…
        Круглую и костяную. Придавить стволом «стейджера».
        «Звони. Сейчас».
        «Уверен, Тили?..»
        «Звони, звони».
        Люгер поднялся с кровати и, накинув халат, достал пистолет.
        «Ну что, Хаген, что?! Ты действительно надеешься, что я тебе открою? Придурок».
        «Поговорим как мужчины. А?..»
        «Придурок ты, Хаген, придурок».
        Люгер вышел в холл и остановился посередине.
        «Звони еще, Элен».
        Передернув затвор, Люгер подкрался к двери.
        «Элен, учти: он на голову выше. Сдвигается влево, ближе к замку… Не торопись. По сигналу».
        «Я готова».
        Тиль дождался, пока Люгер не замрет, и крикнул:
        «Давай!!»
        Дверь затряслась и прорезалась косой печальной ухмылкой. Встопорщились длинные, как клыки, щепки, по комнате разлетелась туча трухи - вместе с обшивкой из двери выносило уплотнитель.
        Люгер успел вздрогнуть - больше он не успел ничего. Первая же пуля, пробившаяся сквозь броню, угодила ему в грудь и вышла ровно по центру. Из спины выплеснулось что-то тяжелое и рваное. Люгер начал валиться, но следующее попадание подбросило его вверх и швырнуло к стене.
        Дальше Тиль не видел. И не особо стремился.
        Магазина хватило на очередь длиною в две секунды - достаточно, чтобы разодрать бронированную дверь, как тряпку. Вбежав, Элен открыла окно и метнулась в спальню.
        Тиль отстегнул карабин и слез с подоконника. В соседней комнате раздался мягкий удар.
        - Я так, чуть-чуть… для страховки… - пробормотала Элен, волоча по полу еще не остывший «Галил».
        Тиль взглянул на свои пистолеты и распихал их по карманам.
        - Тяжело было? - спросил он.
        - Полковник сказал - семь килограмм? По-моему, тут все двадцать… Да еще пешком! Пятьдесят второй этаж! Думала, рожу по дороге. Хотя… тебе ведь труднее было?..
        - Родить - точно было бы труднее.
        Он снял с головы оптическую панель и заставил себя посмотреть на Люгера.
        Стопроцентно, безоговорочно, восхитительно…
        Мертв. Весьма мертв. Сильней умереть уже невозможно.
        Им все-таки удалось. Тиль до самого конца не верил, что у них получится, и не очень верил даже сейчас. Переиграть Демона… Он решился на это от безысходности. Повел с собой Элен - от отчаяния. Либо так, либо никак.
        Теперь он мог себе признаться: у них не было шансов, было только желание выжить. И скромный трюк, на который Тиль почти не рассчитывал. Форварды никогда не работали в паре - не было случая, не было повода… главное, не было такого противника. Тиль не надеялся, что сможет подсунуть Демону чужой форвертс… Он не надеялся ни на что - просто полез вперед. Устал ждать.
        От живота у Люгера осталась какая-то мякоть, на месте груди темнела впадина, но лицо не пострадало. Забрызганное кровью, молодое лицо. Он был симпатичный парнишка - Иеремия Люгер, младший брат из провинциального Торонто. Здоровье, обаяние и море власти. Чего ему не доставало?..
        Границ, внезапно осознал Тиль. Люгер не видел своего потолка, он решил, что ему и небо - не потолок. Мир такой большой, а форвардов так немного… Мира хватило бы на всех. Но Люгер не собирался ни с кем его делить.
        - Тили, ты чего раскис? У нас мало времени. Этот пулемет… гаубица, наверно, тише стреляет.
        - Конечно… - рассеянно молвил он.
        Тиль должен был петь от счастья, но петь почему-то не хотелось. Отступившая было апатия вернулась и теперь укутывала его как саваном - виток за витком.
        Он повесил пулемет себе на плечо, потом поймал болтающийся трос и пристегнул карабин.
        - Обними меня. Держись крепче.
        - Не волнуйся, меня уже так вытаскивали.
        - Не вытаскивали, - возразил Тиль. - Могли бы вытащить.
        - Да. Могли бы…
        Включилась лебедка, и комната с расстрелянным Демоном выплыла из-под ног, превратившись в черную пасть открытого окна - одного из миллионов окон в дремлющем городе.
        На крыше лежали двое рабочих, больше посторонних не было. В углу вяло вращал винтом единственный вертолет.
        Альберт, расхаживая с пистолетом, теребил камуфляжную маску.
        - Как?.. - спросил он.
        - Мы ведь живы, - отозвался Тиль.
        - Да… Отлично… Вы! - крикнул он рабочим. - Еще десять минут, потом можно встать. Не раньше! А вы чего?.. В кабину!
        Маску он снял лишь после того, как машина оторвалась от площадки.
        - Госслужба спокойней, правда? - произнесла Элен.
        - Когда-нибудь и это закончится, Хрыча на второй срок не выберут. - Альберт отнял у нее сигарету и затянулся. - Скоро светать будет… Вы что-нибудь видите?
        - Не знаю… - Тиль прикрыл глаза и сразу начал куда-то проваливаться.
        - Я тоже не вижу, - сказала Элен. - Ничего, отдохнем, расслабимся… Забудем, как страшный сон.
        Альберт раздавил окурок и выглянул наружу.
        - На посадку! - неожиданно заорал он.
        - Есть, выполняю, - ответил пилот.
        - Не «выполняю», дубина, а сейчас, сейчас! Садись сейчас, немедленно!
        - Здесь негде, Альберт Яков…
        - Вниз, вниз! На крышу, на дорогу!! Вы понимаете?.. - Он судорожно повернулся к Тилю с Элен. - Мы в воздухе… мы же в воздухе! Одна поломка!.. любая мелочь! Тут не спасешься, все наши варианты - башкой в землю!
        - Прекрати истерику, - процедила Элен. - Демона больше нет. Я его лично распотрошила вот из этой штуки, - она пнула носком «Галил». - Ты сомневаешься?
        - Садись!! - рявкнул Альберт.
        - Есть, выполняю, - повторил пилот, круто забирая на восток. - Но вы напрасно беспокоитесь. Машина у нас хорошая, а последняя авиакатастрофа в Москве была семь лет назад.
        - Тебе бы правда… - начал Тиль, но вдруг запнулся.
        - Что?.. - Альберт оцепенел.
        - Нет… - Элен всхлипнула и зажала рот ладонью.
        «Ну и где твоя пила, Тили? Ты грозил мне пилой, не так ли?»
        «Ты… не Люгер?!! Да… Ты заставил нас убить его… Младшего брата».
        «Заставил? Неужели?»
        «Закрыл ему форвертс. Или внушил что-то такое, из-за чего он взял пистолет, и я…»
        «…проявил столько выдумки, так старательно воображал ту лестницу… Я почти поверил, что поднимаешься ты, а не убиенная сестрица».
        «Значит, и с Элен… у тебя и это было заранее… Демон! Ты не потерял ее, ты лишь на время оставил ее в покое, чтобы мы…»
        «…имели возможность совершить еще одну ошибку. Считали меня кукловодом? Пытались обрубить веревки, жевали всякую дрянь… Веревок нет, я вами не управляю. Вы сами делаете то, что мне нужно. Это так удобно… Честное слово, Тили, это гораздо лучше, чем форвертс!»
        «Я тебе не «Тили», понятно?»
        «Хорошо, Хаген. Не «Тили». Просто братец».
        «Братец?!»
        Тиль очнулся и вырвал из карманов пистолеты. Альберт уже щелкнул предохранителем, но не знал, на кого направить ствол. Элен, отшатнувшись от обоих, схватилась за «Галил».
        - Ты еще не сел? - крикнул Тиль. - Тебе что велено?!
        Вертолет стремительно ухнул вниз и приткнулся на общественной стоянке.
        - Еще чуть-чуть, и перестрелялись бы… - пробормотала Элен. - Может, он этого от нас и добивался?
        - У тебя не заряжено. - Тиль протянул ей «стейджер», второй пистолет он убрал за пазуху. - Альберт?..
        Тот раздосадованно покачал головой и спрятал оружие.
        Небо впереди желтело - медленно и лениво, как и положено городскому небу.
        - Есть идея, - сказал Тиль.
        - Еще одна идея, - с горечью произнесла Элен.
        - Очень простая. И, думаю, последняя.
        - Звучит не столько заманчиво, сколько оптимистично, - заметил Альберт. - Так что же?..
        - Всё.
        Элен вытащила из пачки сигарету и закурила.
        - Ну?! - бросила она. - Дальше, дальше!
        - Расходимся. В разные стороны. Бог даст - выживем.
        - И это все?..
        - Я же сказал.
        - Шикарный план… - проговорил Альберт.
        - Мы для Демона слишком удобная мишень - когда мы вместе. Не потому ли вся родня в Москву съезжалась? Он где-то здесь, неподалеку. Чем дальше от Москвы, тем безопасней… Возможно, - добавил Тиль после паузы.
        - Вот, здрасьте! - воскликнул Альберт. - Мне тоже из города линять?
        - Из Европы.
        - Люгер жил в Северной Америке, - обронила Элен. - Его это не спасло.
        - Куда ж я из Москвы-то? - вскинулся Альберт. - Мне что, службу оставить? Снова идти казино чистить или в гадалки наниматься?!
        - Дело твое, брат. Смотри сам, и сам выбирай.
        - А еще? - спросила Элен. - Может, у тебя еще какие идейки завалялись?
        - Я предупреждал: простая и последняя.
        Тиль распахнул дверь и спрыгнул на площадку. Пока Элен сообразила, что это не шутка, он успел пройти метров двадцать. Она догнала его только у дороги.
        - Спятил, да?!
        Он остановился и вытянул руку. К тротуару подъехало такси.
        - Тили… Ты нас… меня… бросаешь? Ты не сделаешь этого!
        - Именно это я и делаю. Подумай как следует.
        - О чем?..
        Тиль с тоской посмотрел на поднимающееся из-за крыш солнце и сел в машину.
        - Шереметьево, - сказал он таксисту.
        - Да стой же!!
        Он поманил Элен к окну и поцеловал ее в щеку - как сестру, не более.
        - Ты самая лучшая. Прощай.
        - Будь ты проклят!
        Он молча кивнул и поднял стекло.
        ДЕМОН
        - В Шереметьево не поедем, - предупредил Тиль.
        - Понимаю, - душевно произнес таксист. - Расставанье - маленькая смерть. Сильно сказано, да? Это не я, это классик…
        - К ближайшей аптеке. Как можно быстрее.
        Водитель хмыкнул, но комментировать поостерегся. Через минуту он остановил машину возле небольшого магазина. Тиль забежал внутрь и скользнул взглядом по витрине.
        - Гипнотиморол, пожалуйста.
        - Чем запивать будете? - Продавщица зевнула. - Пиво?.. Коктейль?..
        - Гипнотиморол и бутылку воды.
        Вернувшись к машине, Тиль встряхнул в пузырьке мелкие, как икринки, капсулы. Отвинтив крышку, он сыпанул на ладонь без счета и проглотил.
        - Поздравляю, у тебя хорошая память на лица, - обратился он к таксисту. - Есть шанс получить грамоту и пластмассовые часы. И заслуженные пять минут славы - где-то между наводнением в Новой Зеландии и рекламой колготок. - Тиль достал карточку. - Проверь.
        Водитель вставил ее в сканер, и на табло выскочило пятизначное число - не круглое, но от этого не менее привлекательное.
        - Картой можно пользоваться неделю - если я буду на свободе. Как только я окажусь в полиции, счет заблокируют. Твой выбор…
        Таксист едва заметно склонил голову и убрал карточку в карман.
        - Куда вас везти?
        - Для начала узнай кое-что. Позавчера в одну из больниц был доставлен некий Полушин.
        Водитель вызвал справочную и назвал фамилию. Дождавшись ответа, он отключил трубку и нерешительно посмотрел на Тиля.
        - Приношу свои…
        - Да, он мертв. Так какая больница?
        - Двадцать девятая федеральная. Это рядом, рукой подать.
        - Подавай. Со стороны морга.
        Транквилизатор подействовал мгновенно: Тиль уже не видел, куда его везут, - к больнице или в полицейский участок. Рубежи обозримого будущего схлопнулись к точке настоящего, зато теперь, заглушив себя окончательно, Тиль избавился от присутствия Демона. Во всяком случае, на какое-то время.
        Мимо, совсем близко, проехал широкий «Мерседес», и из открытого окна донеслись обрывки передачи:
        «…в московском небе… крупнейшая за последние семь лет…»
        Тиль вздрогнул.
        - Включи новости! - сказал он.
        - Какая программа?
        - Да не знаю, не знаю! Про катастрофу!..
        Водитель прикоснулся к экрану, и в салоне зазвучал голос:
        - …два вертолета: аэротакси и частная машина, пока не опознанная. По неподтвержденным данным…
        - Где картинка? - взвился Тиль.
        - Это радиоканал. Минут через двадцать новости будут в сети, и там уже…
        - Тихо ты!
        - …возможно, назовем имена погибших, - закончил диктор.
        - Что за кретинизм… - пробормотал Тиль. - Так назовут или нет?!
        - Назовут. - Таксист пожал плечами. - Возможно. Или не назовут. Тоже возможно.
        - А если б ты умел заглядывать вперед… - неожиданно произнес Тиль.
        - Форвертс? - охотно отозвался он. - Слышал. Сейчас только об этом и трещат. Дело хорошее. Если не вранье, конечно.
        - Ты бы этим средством пользовался?
        - Само собой!
        - А вдруг оно себя не оправдает? Если потеряешь больше, чем найдешь…
        - В смысле, не окупится? - Водитель рассмеялся. - Так я же не ради прибыли. Я не бизнесмен.
        - При чем тут прибыль?.. Я о другом говорю, даже не о таблетке. Знание будущего может обойтись тебе слишком дорого.
        - Кто ж ее купит - дорого? Если они хотят наладить массовую торговлю, цену надо держать низкую, доступную.
        - Да, - проронил Тиль. - Тебе это действительно не страшно.
        - А то! Я ведь нормальный человек.
        Тиль перестал спорить. Таксист был нормальный. Таких, нормальных, на Земле было большинство, в этом и заключалась сила Демона. Не теперешняя, а грядущая. Власть над теми, кто не поймет, что с ними происходит, кто не сможет даже задуматься об этом, поскольку мыслит иными категориями.
        - Больница, - объявил водитель, подъезжая к белым корпусам. - Мне вас подождать?
        - Все равно смоешься, зачем спрашивать?
        - Вы что… уже заглянули? В будущее-то…
        - Мне и прошлого достаточно.
        До морга нужно было пройти всего метров тридцать, но Тилю они дались нелегко. Он словно боролся с бегущей дорожкой: если каждый шаг и приближал его к зданию, то на какие-то миллиметры. Он подумал, что идет уже целую вечность… И в следующее мгновение наткнулся на стальную дверь.
        Голова кружилась, это мешало сосредоточиться. Тиль вдруг осознал, что вообще перестает понимать, где он находится. Дверь толкнула его в живот, открылась и снова толкнула - в плечо. Подняв глаза, он обнаружил, что высокие стальные ворота падают, и падают, и падают - прямо на него.
        - Что вам угодно? - донеслось откуда-то издалека.
        - А что вы можете предложить? - усмехнулся Тиль.
        - Конечно, горе есть горе… Но нельзя же так. Сколько вы сегодня выпили?
        Он нащупал взглядом стол и женщину в белом халате. За ее спиной тянулся длинный кафельный коридор. Перед столом была квадратная площадка. Тиль попытался сообразить, как ему попасть отсюда - туда, и ничего не придумав, достал комок мятых банкнот.
        - Не надо, не надо, - засуетилась женщина.
        Он молча залез на стол и, припечатав ботинком какую-то бумажку, спрыгнул по другую сторону.
        - Гос-споди!..
        - Вот… Вам… - Тиль вывернул карманы и рассыпал по полу деньги. Нечаянно. Но собрать их он уже не мог.
        - Это слишком много, - сказала женщина.
        - Много - никогда не слишком, - ответил Тиль. - Полушин. Федор. - Он пошатнулся. - Федор Полушин, пожалуйста.
        - Зачем?..
        - Я только посмотрю.
        - Здесь не театр, чтобы смотреть! Смотреть здесь не на что.
        - Кто опознавал труп?
        - Зачем его опознавать?.. А-а… Полушин, вы сказали? Это же его с огнестрельными привезли?..
        - В воскресенье, - уточнил Тиль.
        - Я и дежурила… в воскресенье, да.
        - Так опознание было?
        - При мне - нет.
        - А почему решили, что покойник - Полушин?
        - Вы такие вопросы задаете… Дурацкие вопросы! - разозлилась женщина.
        - И все же…
        - Опознают тех, у кого личность не установлена. А Полушина привезли… как Полушина! Полиция на месте разобралась.
        Тиль взъерошил волосы и так замер - крепко держа себя за макушку. Он был уверен, что Федора убили, но эта уверенность… ни на что не опиралась. В варианте, в том неимоверно подробном форвертс, Тиль застал в квартире только Ефимова и двоих экспертов. Тела там не было. В воскресенье, то есть в реальности, о смерти Полушина он услышал из выпуска новостей. И снова… не видел тела. Точнее - лица.
        Тиль застонал. Вспомнить подробности оказалось даже легче, чем он думал.
        Они с Элен завтракали. Чуть северней это назвали бы обедом, но у славян ритуалы привязаны не ко времени суток, а к собственному распорядку дня. Они легли уже утром и спали не больше двух часов, но проснулись в Москве и поэтому - завтракали. Дрянной гостиничный монитор показывал какое-то старое кино на русском. Потом начались новости. Пара сюжетов прошла мимо: политика, то-се. Потом… Элен заметила психа из «Поросячьего визга» и прибавила громкость. Репортер сообщил, что псих действительно был психом, и… тут появилась комната, Тиль узнал ее сразу: книжные полки, громадный аквариум… Кровь. Кресло. Возле кресла - мертвый Полушин…
        Нет, не так.
        Возле кресла - мертвый мужчина. Камера движется от ног к голове, и у самого подбородка… Тиль опускает глаза.
        Он не мог на это смотреть.
        И еще… Еще кое-что поважнее.
        Он не захотел видеть мертвого Полушина второй раз. Прежде чем Федор появился, Тиль уже увидел его - секундой раньше. Не на экране - в своем форвертс. Которым в тот момент безраздельно владел Демон…
        - Вам плохо? - встревожилась женщина.
        - Хуже не бывало, - сказал Тиль.
        Он вдруг почувствовал себя так, будто нюхнул нашатыря, - больше, чем полагается. Сознание прояснялось - резко, слишком резко. От этого Тиля снова качнуло, он попятился к столу и тут обнаружил, что в коридоре полно свободного места: стол занимал треть, максимум - четверть ширины. Рядом оставался нормальный проход, шагать по бумагам нужды не было…
        Он ощутил, как в крови что-то горит, как форвертс - его родной, собственный дар - сжирает транквилизатор и, становясь неуправляемым, прорезается все дальше, множится безмозглой и непобедимой опухолью, подчиняет весь организм себе… и не исключено - Демону.
        Тиль судорожно открыл пузырек и опрокинул его в рот. Бутылку он оставил в такси, запить было нечем. Слюна пропала, и капсулы слиплись в твердый ком.
        - Дайте воды, - пробормотал он.
        Женщина сунула ему в руки пластиковый стаканчик и лишь потом рассмотрела этикетку.
        - Да вы… с ума сошли!! Гипнотиморол - это… Сколько вы приняли? Тоже в холодильник захотелось?!
        - Вот именно. В холодильник. Где Полушин?
        - Вы в таком состоянии…
        - Не беспокойтесь, мне уже лучше.
        Тиль подозревал, что и эта порция скоро нейтрализуется, а больше у него не было… Да и нельзя же глотать транквилизаторы бесконечно, нельзя кормить это, рождающееся внутри, - непонятное и агрессивное. Но сейчас он действительно как будто пришел в себя.
        Женщина, причитая, остановилась возле двойной двери - одной из многих в этом коридоре. Тиль не видел, чтобы она проверяла какие-то записи.
        - Вы их по именам помните? - спросил он.
        - Кого?
        - Покойников.
        - Перестаньте, я вас умоляю… Ваш Полушин здесь. Смотреть будете, или нет? Может, не надо?..
        - Надо.
        Помещение, против ожиданий, оказалось маленьким и теплым. По стенам, от пола и до потолка, шли закрытые квадратные секции. Слева в углу стояли две сложенные каталки. Прямо напротив входа торчала ширма, обклеенная оранжевой пленкой.
        Створки сзади сомкнулись, одновременно лязгнул засов. Спустя мгновение оранжевая перегородка отъехала в сторону. Ефимов сдвинул ее ногой, руки у него были заняты автоматической винтовкой.
        Тиль вздохнул и, вытащив пистолет, бросил его на пол.
        - Форвертс тебя подвел, Хаген.
        - Нет, не подвел. Кто продал-то?
        - Есть доброжелатели, есть… - Ефимов медленно переместился в сторону, к тележкам. - Будь добр, отойди от двери.
        - Что ты волнуешься? Она заперта.
        - И все же отойди. Вот так, спасибо.
        - В полицию не поедем?..
        - Поедем обязательно. Но сперва побеседуем. В частном порядке. - Ефимов опустился на тележки. - Я вспомнил… Вспомнил, Хаген! Многое из того, что… чего не должно быть. Чего и не было никогда.
        - Занятно… Врачу показывался?
        - Я не болен, - серьезно ответил он. - У меня такое впечатление, что… это вообще не со мной происходит. Не со мной, а с кем-то другим. - Ефимов поправил винтовку. - Это происходит с тобой, Хаген. Или… Рихард Мэйн?
        - Непло-охо… - Тиль присел на корточки.
        - Я… боюсь сойти с ума, Хаген. Очень боюсь.
        - Это не сумасшествие. Это и есть - форвертс.
        - Как он у меня?.. Откуда?!
        - Мы с тобой не родственники, часом?
        - Нет. Я наводил справки, копал до пятого колена. Точно - нет.
        - Тогда и объяснения - нет. Слушай, Николай… а может, не надо тебе этого? Зачем?..
        - Говори.
        - Рихардом Мэйном я тебе никогда не представлялся.
        - Я видел твою ИД-карту! Я держал ее в руках, и…
        - Ты мог бы держать ее в руках, Коля. Если бы я ее предъявил. Но ту карточку я тебе не предъявлял. Я мог бы - если бы мы встретились в квартире Полушина… Если бы я туда зашел. Но я не заходил… Понимаешь?
        - Нет, не понимаю! Я тебя видел! Вчера в торговом центре твое лицо мне показалось знакомым. Я начал вспоминать…
        - И что же ты, интересно, вспомнил?
        - Я с экспертной группой работал… в квартире Полушина, - с нажимом произнес Ефимов. - Потом появился ты. Рассказывал о горных лыжах, о том, как вы тащили на базу покалеченного пацана… Потом мы с тобой беседовали в гостинице. Ты… спас мою дочь. Жена собиралась везти ее в бассейн, а ты сказал, что там случится несчастье. Этого я тоже не забыл, Хаген. Нет, не забыл… Ну и ресторан, конечно!
        - «Поросячий визг», - промолвил он.
        - Во-во! Совершенно безумная история! Ты мне пытался доказать про какие-то ракеты… бред!
        - Бред, - кивнул Тиль.
        Он был ошарашен: Ефимов умудрился вспомнить несостоявшийся вариант, - по крайней мере, те события, что касались лично его.
        - Все, что ты перечислил - верно, - сказал Тиль. - Но… ничего этого не было, мы выбрали другое.
        - Вы - форварды?
        - Так мы живем: ищем среди вариантов лучший. Говоришь, ты помнишь, как мы ехали в ресторан?..
        - Помню!
        - Когда это было?
        - Вот! - воскликнул Ефимов. - Вот это меня и убивает! Ведь мы… мы с тобой… - Он потерянно взглянул на часы.
        - Только что сидели в твоем «Вольво», да?.. Недалеко от «Поросячьего визга». Да, Николай?.. Нет. Мы могли бы там сидеть - если бы тот вариант реализовался.
        - Я наводил справки. Сравнивал. Сам знаю, что это невозможно. Я на себя и не рассчитывал. Провел небольшое расследование… В общем, я разыскал свидетелей. - Ефимов перешел на свистящий шепот. - Несколько человек видели меня в разных местах одновременно. То есть… конечно, в разных местах - разные люди. Видели, - повторил он. - Портье в отеле подтверждает, что я поднимался к тебе в номер. А домашние… Ира и Марта клянутся, что я в это время был с ними. Вахтер в гараже… консьержка… сосед… несколько продавцов… рабочие на заправке… - Ефимов устало махнул рукой. - Как будто у меня объявился близнец… Но ведь это был я! Я сам!!
        - Иными словами, не ты один осознаешь… параллельность событий.
        - Да… можно и так сформулировать. Что ты на это скажешь?
        - Ничего. Где Полушин?
        - Прямо над тобой. Третий ряд.
        Тиль обернулся и увидел бирку: «Полушин Федор Илларионович». Он потянул за холодную хромированную ручку, и из стены выехал длинный ящик.
        - Николай… Это он?
        - Полушин, - подтвердил Ефимов.
        - А теперь напрягись: чей труп вы забирали из квартиры перед тем, как я туда пришел?
        - В твоем так называемом варианте? Его же и забирали.
        Тиль втолкнул ящик обратно.
        - Полушин жив, - сказал он. - Это не Федор, это кто-то другой.
        - Посмотри как следует.
        - Коля!.. - Игнорируя винтовку, Тиль забродил по комнате. - Мы с Полушиным братья. Не родные, даже не двоюродные. Но - братья! Мне не нужно пялиться на него два часа, чтобы узнать или не узнать… - Он резко остановился. - Значит, в варианте тоже его привозили? Этого самого мужика?
        - Этого самого, - угрюмо произнес Ефимов.
        - Прокол… - Тиль сунул руки в карманы и некстати рассмеялся. - Федя многое учел, кроме одного. Вторую легенду он не заготовил. Полагаю, и с первой-то мороки немало было… И когда мы увидели тот странный форвертс, когда выяснили, к чему он ведет, Полушин запустил второй сценарий. Но второго тела у него на примете не оказалось. Он подложил того же бедолагу - еще раз. Естественно… откуда он мог знать, что ты, человек случайный, каким-то образом запомнишь… Этот мужчина - не Полушин. Просто похож. В этом его несчастье.
        - Ты заявляешь, что Федор Полушин жив, и что убийца - он?
        Тиль очнулся и с интересом взглянул на Ефимова.
        - Ты его не найдешь. Даже не мечтай.
        - Разберемся…
        - Пока разберешься, он умрет от старости. Если только… - Тиль поперхнулся. - Если он вообще способен умереть.
        - Что-нибудь конкретное у тебя есть?
        - Натреплемся еще, времени навалом. «Пока стучу - питаюсь», как говорят в местах не столь отдаленных. Сотрудничать с правоохранительными органами не отказываюсь! - весело объявил он. - Так что будем работать, Николай.
        - Вряд ли, - сказал Ефимов. - Ты… дочь мою спас.
        - О-о!.. Не беспокойся, дважды за одну услугу не платят.
        - Много я для тебя сделать не смогу, - печально проговорил он. - Свободным ты отсюда не выйдешь. Предоставляю тебе выбор, Хаген. Последний выбор. После ареста тебе уже ничто не поможет: приговор вынесен, и сроки обжалования прошли. Да и фикция это - обжаловать приговор Евротрибунала. На помилование тоже не рассчитывай. Я, старый фараон, и то мурашками покрывался, когда материалы твои читал. Исключительную меру кому попало не назначают. А в лаборатории «Юниверс»…
        - Коля… - Тиль скривился.
        - Не представляю, что они с тобой творить собираются. Про эти исследовательские центры всякое говорят… Но убивать им тебя не резон!
        - Я и в тюрьме поживу. Пока буду давать информацию - не повесят. А информация у меня не кончится никогда. Я же форвард.
        - Общественное мнение… Боюсь, что жить ты будешь лишь до следующих президентских выборов. Независимо от своей ценности. А в лаборатории…
        - Спасибо. Н-да… какая услуга, такая и благодарность. Ты ведь мне ничего не должен. Совсем ничего. Не собиралась твоя дочка тонуть в том бассейне, зря ты на жену орал. Поплавали бы и вернулись домой. Извини, Коля, мы этим приемом часто пользуемся… Если хочешь что-нибудь для меня сделать, выясни по своим каналам про одну аварию. Вроде, вертолеты недавно столкнулись…
        - Хаген! Какие еще вертолеты?! Мне тебя на улицу выводить пора! А на улице…
        - Я уже разглядел. Хорошо обложили, надежно. Но в этот раз меня отбивать не станут. Звони, Коля, звони.
        Тиль облокотился на ряд квадратных дверок и замер. Того, что для него было самым важным, он, как ни старался, увидеть почему-то не мог.
        - Катастрофа серьезная, - сообщил Ефимов. - Частный аппарат и аэротакси. Протаранили друг друга и рухнули на туристический автобус. Трупов много, но… проблема в том, что второй вертолет…
        - Принадлежит президентской службе, - закончил Тиль.
        - Там есть и выжившие, тебя ведь это интересует? Раненых отправили по больницам, списки будут позже. Кого искать? На чье имя документы?
        - Карт у нее куча. Кроме того, она не дружит с фараонами, а тебя и на километр не подпустит. Если только…
        - Верь, что она жива. Верь в это, Хаген.
        - Трудно верить, когда привыкаешь знать.
        - Может быть, может быть… - Ефимов помялся. - Что-нибудь еще?..
        - Требую экстрадиции, - сказал Тиль.
        - Куда?
        - Я по всей Европе наследил. Куда угодно, лишь бы отсюда.
        - Веревка везде одинаковая, Хаген.
        - Там - точно веревка. А здесь… неизвестно, Коля.
        - Что ж, требование законное. - Ефимов бесцельно пощелкал предохранителем и включил терминал. - Это «Первый». Общее внимание…
        Полушин
        Кандалы почти не мешали. Ефимов что-то кому-то шепнул, и Тиля приковали к полу гуманно, оставив пару сантиметров для вдоха-выдоха. Шоковый ошейник и вовсе не надели - наверняка нарушили кучу инструкций…
        - Дорога долгая будет, - сказал Ефимов. - В городе тебя содержать опасаются, даже временно. Куришь?
        Тиль покачал головой.
        - Молодец… - Ефимов хотел что-то добавить, но осекся. - По приезду еще раз свяжусь с нашим оперативным. Если будут новости о катастрофе…
        - Спасибо.
        - На месте я тебя передам, и… все. Там не Москва, там я уже никто.
        - Брось эти нежности. Зачем оно тебе?
        - Ты отличаешься, Хаген. Очень отличаешься от всех тех, кого я упек. А упек я многих. Под петлю, правда, подводить не приходилось еще… Ты у меня первый. Вот так…
        Ефимов кивнул, и тяжелая многослойная створка вошла в пазы. Тиль еще долго слышал, как снаружи грохочут и лязгают, - кузов укрепляли стальным профилем. Тюрьма на колесах превращалась в мобильную крепость.
        Вентиляционное отверстие подавало пресный фильтрованный воздух. Оттуда же лился и свет - жидкий, как диетический супчик.
        Тиль пошевелил руками и оценил великодушие Ефимова: несильно затянутая цепь позволяла сесть. С другим сопровождающим он ехал бы лежа, как овощ.
        Минут через десять тронулись.
        «Ничего у тебя не вышло. Никаких таблеток «форвертс» не будет».
        «Не будет, - мгновенно откликнулся голос, - потому что форвертс не связан с биохимией. Наш дар - следствие врожденной патологии, и он не передается. Нельзя вилять хвостом, если хвоста нет. Ученые раскопают это, но не сегодня. Даже не завтра».
        Тиль прислонился затылком к мягкому борту и посмотрел в потолок. Он чувствовал невероятную ясность, какой не было уже давно - не двое суток и не месяц, а все два года, с того самого дня, когда он перешагнул через внутренний запрет и открыто предъявил человечеству свои способности. Впрочем… излишняя бодрость могла быть вызвана как раз усталостью и передозировкой.
        «Сидишь и не можешь понять, кто же из нас выиграл, а кто проиграл…»
        «Потому, что не понимаю твоей цели. Я ее не вижу».
        «Моя цель находится вне того, что ты считаешь реальностью».
        «Сам-то ты где находишься?»
        «Меня не найдут, Тили. Это и не нужно, я не опасен. А если опасен, то… все же не так, как вы».
        - Да, Федор, - сказал он вслух. - Мы представляем жуткую угрозу. Алекс Насич, распотрошенный в лаборатории. Ульрих Козас, застреленный полицейским. Михаэль Ситцев, принявший смертельную дозу транков. Штальманн и Крафт, задавленные грузовиком. И Серж, погибший под обломками особняка. И еще Люгер… Иеремия Люгер, которого мы убили из-за тебя.
        «А еще тебе хочется назвать Элен и Альберта. В основном - сестрицу, конечно. Но ты боишься, так? Даже не стал ей звонить. Боишься, что ответить уже некому… Она жива, Тили. Альберту снесло череп, а Элен только поцарапалась. Но это не имеет никакого значения. Абсолютно никакого, поверь».
        - Я все больше убеждаюсь в твоем безумии… брат. Что ты мне доказываешь? И главное - зачем ты мне что-то доказываешь? Меня везут в пересылку. Оттуда - на Запад. Там мне в скором времени срежут воротник… До виселицы мой путь - в кандалах, под усиленным конвоем. И никакой форвертс меня не вытащит. Но… все-таки зачем ты устроил всю эту бойню? Ты научился управлять форвардами и сам же их истреблял…
        «Мотыльки летят на свет. Даже Люгер прибыл спасать кого-то… Смех!.. Кого он мог спасти? Младенец с замашками престарелого мачо… По-немецки вообще не говорит, а по-русски говорит так, что и немцы не понимают».
        - Говорил. Иеремия говорил. Раньше. Теперь - нет.
        Машина резко затормозила, и Тиля кинуло вперед. Он мог бы удариться о стену, но цепи удержали его на месте.
        «Не нужно надеяться. Просто яма. Ваша колонна выехала из Москвы».
        «Я и не надеюсь, - мысленно ответил Тиль. - А если надеюсь, то совсем не на это».
        «На то, что кто-нибудь из оставшихся братьев сумеет со мной расправиться… Вряд ли. Ты самый сильный форвард… после меня, конечно… Так вот скажи, самый сильный форвард: можно ли меня победить?»
        «Демона - нельзя, наверно. А Федора Полушина… все знали, что он полутруп. Что же случилось с нашим братом Федей? Почему ты стал Демоном?»
        «Это все Серж придумал. «Демон»!.. Пил бы он поменьше - глядишь, и из него вышел бы толк. А случилось-то… Случилось, да. Но это настолько просто, что ты и не догадаешься».
        «И не собираюсь. Ты мне не интересен… Демон».
        Будь Полушин рядом, Тиль от него отвернулся бы, но Полушин был внутри, поэтому он поднял голову. Демоны - они не в небе.
        - Ты старше! - внезапно осенило Тиля. - Ты просто старше, вот и все. Значит… форвертс прогрессирует?! С возрастом он усиливается? Да, Альберт меня спрашивал… Он так и сказал: «твой форвертс прогрессирует».
        «Альберт?.. Вот, Тили, очень правильное слово: «прогрессирует». Как болезнь. Форвертс и есть болезнь. Неужели Альберт это понимал? Может, надо было на него ставку делать? Хотя… Он слабый, наш Советник. Слишком долго ждать».
        «Ты… прогрессировал постепенно, или это был скачок?»
        «Скачок. Возможно - первый и последний, возможно - будут и еще…»
        В голосе прозвучало что-то новое, Тиль это услышал сразу. Кажется… Полушин сожалел.
        «В этом действительно мало радости… А началось с обыкновенной бытовой травмы. Сломался нож в кухонном комбайне, и я его стал разбирать. Он был бракованный, но я этого не увидел, потому что накануне принял транквилизаторы… я с таблеток не слезал, это ни для кого не секрет. И еще я не отключил комбайн от сети - запамятовал… В общем, меня тряхануло. Подумаешь - током ударило… Ничего страшного, но я… сразу начал видеть дальше. Гораздо дальше. А вскоре обнаружил, что форвертс этим уже не исчерпывается. Мои способности стали шире, и настолько, что я… Я их испугался. Испугался самого себя. В доме всегда были запасы гипнотиморола. Я проглотил огромную дозу…»
        Что было потом, Тиль уже знал.
        «Правильно: дар стал еще сильнее».
        - Когда это произошло?
        «Два года назад, в августе».
        - Да… Было бы странно, если бы не совпало.
        Машину подбросило, и браслеты врезались в кожу. Зашипев, Тиль погладил руку…
        И наткнулся на чьи-то пальцы.
        - Ты ошибаешься!
        Элен упорно тащила его к двери.
        Тиль осоловело покрутил головой. Посетители «Поросячьего визга» в панике покидали бильярдную. Те, кого блондин успел загнать на крышу, спускались обратно. Спасения наверху не было, а был один лишь вертолет и стрелок, ожидающий Хагена.
        Сам блондин с простреленным горлом лежал возле открытой створки. Сбегая по служебной лестнице, люди натыкались на тело и цепенели.
        - Ты ошибаешься, - повторила Элен. - Никто не будет тебя резать, ты нужен им не для этого.
        - Подожди…
        - Мы не можем ждать! Залп… Ты же видишь его! У нас не осталось времени!
        Элен дернула Тиля за рукав, и он…
        Врезался во что-то спиной. Он попробовал выпрямиться, но цепь напомнила, что мера его свободы невелика.
        Тиль осмотрелся: квадратная камера, повсюду серый пластик, в потолке - решетка вентиляции…
        «Гипнотиморол - не наркотик, Тили, а то, что ты видел, - не галлюцинация. Как ты можешь оценить то место? Что ты о нем думаешь?»
        «Никак не могу, ничего не думаю. Не нужно было жрать столько транков… А!.. Какая мне разница?»
        - Ну что ты стоишь?! - Элен затушила сигарету о край стола и перешагнула через блондина. - На крышу! Быстро!! У Альберта восемь ракет, и… у него нет выхода. И у меня! И у тебя тоже!!
        Тиль медленно нагнулся и поднял бильярдный шар. Твердый, увесистый, теплый… Настоящий.
        - Бра-ат!!
        - Сейчас, сейчас. Не волнуйся…
        «Федор?..»
        «Что скажешь, Тили? Неужели это - галлюцинация?»
        «Продолжение варианта… того варианта, который мы прошли… и бросили как тупиковый. У него не может быть продолжения, Федор. Мы не поехали в тот ресторан. Там никого нет - ни меня, ни Элен, ни Альберта».
        Чтобы убедиться, Тиль похлопал по мягкому полу. Цепь зазвенела и змейкой улеглась вокруг ладони.
        «Но я не понимаю, Федор… Тот вариант… я не в состоянии отличить его от действительности».
        «А что реальней?»
        «Не знаю… Ну конечно реальность!»
        «С этим не поспоришь. Реальность реальная, а вода мокрая. Поздравляю, Тили. Вот только… где она, реальность? И в чем разница между одним вариантом и…»
        - Другим?! Другим - что?.. Вариантом?! Значит, сейчас - опять вариант? Нет… я бы давно вышел. Был бы это форвертс, я бы его прекратил. И… я бы знал, что это всего лишь форвертс!
        Тиль бросил шар на сукно, и тот, гулко прокатившись, упал в лузу. Народу в зале уже не осталось.
        - Сейчас будет залп, - отрешенно произнесла Элен. - Восемь ракет… Альберт не остановится ни перед чем.
        - Иди к вертолету, я догоню, - сказал Тиль.
        - Ты точно поднимешься?
        - Обещаю.
        - Братец… ты женщин часто обманывал?
        - С тобой этот номер не пройдет, я в курсе.
        Элен погрозила пальцем и скрылась за дверью.
        «Ты отсюда вышел, Тили. Из этого варианта. И что в итоге? Он живет дальше - без тебя. Хотя ты в нем по-прежнему существуешь. Но и это не главное. Альберт прикажет дать залп, и Тиль Хаген, сидящий здесь, на бильярдном столе, умрет».
        Тиль поболтал ногами.
        - Скорее всего, мне и там, и там хана.
        «Ты погибнешь, а твой вариант останется. Потому что… это и не вариант. У тебя хватило сил, чтобы сотворить его, но не хватит, чтобы уничтожить. Они тебе не подчиняются. Ни тебе, ни кому-либо еще».
        - О чем ты, Федор?..
        «О том, что ты создал. О твоих способностях, из которых форвертс - лишь верхушка. Остальное… ты видишь, но не понимаешь».
        - Остальное?..
        «Все, что вокруг. Знаешь, почему я тебя не прикончил?.. Я бы тебя убил. Первым. Если бы мог. Но каждый раз, попадая в тупик, ты… нет, ты не выворачиваешься… ты выворачиваешь наизнанку мир. Ты возвращаешься к произвольной точке и начинаешь все сначала».
        - Форварды именно так и поступают.
        «В воображении, Тили. Они это делают исключительно в воображении. Просто видят дальше, чем нормальные люди».
        Тиль слез со стола и прошел по залу. Взял кий, пощупал, бросил на пол… Передвинул стул… Прикоснулся к стене, почувствовал ее ладонями… Втянул носом воздух… Закрыл глаза.
        «Похоже, ты понял, Тили. Наконец-то…»
        - Это создал я? Здесь все настоящее… Совсем настоящее… - пробормотал он. - И этот вариант, и тот, где меня везут в кандалах… Они остались?! Это уже не форвертс, это… реальность?! И то и другое? Одновременно - две реальности?!
        «Я не знаю, когда у тебя произошел скачок, когда твои способности переросли обычное ясновидение… Но это факт, Тили. Ты не только видишь будущее, ты изменяешь настоящее. Точнее… создаешь новое - все время, раз за разом. А то, что было прежде, то, что ты считал неудачным вариантом… он продолжает жить. Сам по себе. С тобой или без тебя».
        - Ты говоришь о двух последних сутках? Оба варианта почему-то помнят не только форварды…
        «Ты прогрессируешь, Тили. Но еще хуже то, что ты не ведаешь своего предела. Двое суток?.. Это последняя мощная развилка, и если новая будет еще крупнее… Двое суток, да?.. Я столько раз загонял тебя в угол - веря, что вот это и есть окончательная, подлинная реальность… и каждый раз я убеждался, что это твой форвертс - вариант, который ты можешь поменять на… еще один вариант. Выбрать что-то иное. Назначить началом любую точку своего прошлого и вернуться к ней… Все, что с тобой происходит, в итоге оказывается не свершившимся, а лишь вероятным. Все, что люди считают настоящим… и то, что считаешь настоящим ты сам… Это твой форвертс, Тили. И он длится не двое суток, а гораздо дольше. Только не спрашивай, сколько. Я не знаю, Тили, не знаю…»
        - Жутко… - проронил он, опускаясь на стул.
        «Жутко не это. Рано или поздно скачок будет у каждого. Форвертс - это эмбрион, из него вырастет нечто большее. Возможно, что-то такое, с чем не справимся ни ты, ни я. Нам неизвестно, у кого какие способности разовьются. Хоть мы с тобой и форварды… Но от нового дара не откажется никто. В нашем поколении почти тридцать человек… и вот представь: два с половиной десятка богов… в одном маленьком мире. Даже те, кто никогда и не нюхал этой власти, сходят с ума от мысли о мифических таблетках. Ты сам видел. Что же будет с теми, кто без этого не умеет, для кого это не экзотика, а способ выживания?.. Они и будут выживать - каждый по-своему, в ущерб всем остальным. Иного природой в человека не заложено».
        - Поэтому ты истреблял форвардов?
        «Да, до того, как они начнут прогрессировать, пока с ними еще легко справиться. Но я всегда натыкался на твое сопротивление, и всегда получалось одно и то же: мы выныриваем в новой реальности, а все, что я сделал в прежней, оказывается несбывшимся вариантом. Я прекрасно понимаю, что такое жизнь, я сам не из железа. Но скачок может произойти у любого. Когда угодно. И вместо слабого противника мы получим сильного».
        - Ты сказал - «мы»?..
        «Я не сижу у тебя в голове, не роюсь в твоих мозгах… Но я знаю, что ты решишь. В конце концов, Тили, я вижу будущее дальше, чем ты. Я тоже кое на что способен».
        - Нам придется…
        «И сестру. Женщина-монстр не лучше монстра-мужчины. Форвертс Элен трансформируется в то же, что и у меня. Ты хотел убить Демона? Мы уничтожим их всех. Всех будущих демонов. А потом… у нас с тобой останется единственный путь…»
        - И ты сможешь умереть добровольно?..
        «Мы должны. Ты ведь догадывался, что не найдешь меня в морге, и все-таки пошел. Поэтому ты и не взял с собой Элен. Ты был готов».
        Тиль закрыл служебную дверь и уперся в массивный стол.
        «Чем ты занят?»
        - Раз-два!.. Тяжелый, зараза… Я просто не хочу посторонних.
        «Какая разница? Сейчас «Штурмы» превратят здание в воронку. Брось этот вариант, оставь его в покое. Дальше он будет жить сам, а для тебя здесь все уже закончилось».
        - Ничто никогда не кончается.
        «Верно. Впереди большая работа. Трудная и грязноватая. Но мы справимся, Тили. Вот так и справимся: «раз-два». Ты сам знаешь. Ты же форвард…»
        Эпилог
        Раз (Ein)
        - Как поживают рыбки? - Тиль приблизился к аквариуму и заложил руки за спину.
        - Живут… - ответил Полушин с наивной гордостью. - Марина беременная, скоро осчастливит.
        - Марина - это которая?
        - Ну вон же, с пузом.
        - Синенькая?
        - Какая же она синенькая?! Ну синенькая, синенькая.
        Тиль постучал ногтем по стеклу.
        - Не надо, им это не нравится.
        - Они сами тебе сказали?
        - Нет. Но они могли бы сказать.
        Тиль с Полушиным переглянулись и захохотали.
        - Сейчас я тебя котлетами угощу. Ты таких не ел.
        - Я на минутку, Федя.
        - Никаких минуток! Тебе что, каждый день домашние котлеты предлагают? Бабкин рецепт вспомнил, хочу попробовать. Мясорубку специально купил.
        - Мясорубку?..
        - Ну да. Только ради котлет и купил.
        - Если ради котлет, тогда останусь, - улыбнулся Тиль. - Как здоровье, Федя?
        - Да нормально, нормально.
        - Ты все на таблетках?
        - Сам же знаешь, зачем спрашивать?
        - Погубит тебя эта химия…
        Полушин, помолчав, достал из шкафа какой-то асимметричный агрегат.
        - Это не мясорубка, это же целый комбайн, - произнес Тиль.
        - А по мне - одна хреновня. Ты лучше о себе.
        - Ничего нового, все по-прежнему: торгую сборной мебелью - школы, муниципальные больницы… По мелочам, Федя, по мелочам. На днях опять убытки случились. Двести тыщ коту под хвост.
        - Что ж так?..
        - Партнер ненадежный. Сейчас скажет одно, а через минуту - другое. Как с такими работать? В общем, средненький у меня бизнес, Федя. Самый что ни на есть средний.
        - Ты молодец, Тили. Я думаю, ты из нашего поколения самый умный. Хоть и не самый старый. Иногда мне кажется, что ты умнее меня…
        - Это только кажется, Федя. Меньше транквилизаторов принимай.
        - Я уже привык. - Полушин размотал шнур и, подключив, пошел к холодильнику.
        Склонившись над комбайном, Тиль заглянул в бункер и вынул оттуда пакетик с винтами.
        - Федя… ты что перемалывать-то собрался?
        - Свинину, говядину… М-мать!.. Не посмотрел. Спасибо.
        - К сожалению, это не единственный электроприбор в твоем доме. - Тиль провел пальцем по книжному стеллажу и остановился у окна. - Не могу же я ходить за тобой, как нянька… - Он вытащил из-за пояса «стейджер». - Не могу, Федя…
        Два (Zwei)
        В окно было видно улицу - как обычно с тридцать восьмого этажа: река дороги, не слишком широкая, коробочки машин и фантики прохожих. К перекрестку тянулся пестрый ручеек - детская экскурсия, полсотни душ, не считая воспитателей.
        Тиль ослабил галстук и побарабанил по подоконнику.
        «Здравствуйте, - раздалось в мозгу. - Ордер на всех, оптом. Одна минута. Время пошло».
        «Это плохая шутка, Элен».
        «Да, пожалуй, неудачная. Я поднимаюсь к тебе».
        «Что с аэротакси?»
        «Утром на стоянке был пожар. Огонь погасили, но несколько вертолетов пострадало. Твой сегодня в город не выпустят».
        «Он не мой».
        - Ну ладно, ладно, не придирайся, - сказала Элен, заходя в кабинет. - Все хорошо. Разве могло быть как-то иначе?
        - А разве не могло?..
        Он взглянул на часы, потом снова - в окно. Дети прошли перекресток и направились вниз по улице.
        Тиль длинно выдохнул и сел в кресло.
        - Как дела в Москве? - спросила Элен. - Что-нибудь привез?
        - Список. Полный список, это тоже неплохо, но подробностей… никаких. Достоверно Федору было известно только про нас, а что светит остальным… Ты сама это видишь?
        - Нет.
        - Вот и он не видел.
        - Значит, и выбора нет?..
        Тиль задумчиво покрутился в кресле.
        - Как в Торонто слетала?
        - Было трудно… - Элен опустила глаза. - В девятнадцать лет человек почти ребенок, а уж в семнадцать-то… И эта кличка все из головы не выходила. «Демон»!.. Семнадцать лет демону… Ты свалил на меня самое мерзкое, Тили.
        - Мерзкого впереди еще полно. - Он выдвинул ящик и положил на стол исписанный листок, потом взял маркер и аккуратно отчеркнул строку.
        - Тебе это обязательно? Нас ведь не так много… осталось.
        - Помогает сосредоточиться, - сказал Тиль.
        - Помогает забыть, что это живые люди, и что у нас общий предок…
        - А тебе - обязательно?! Говорить все это вслух, как будто я сам не знаю, как будто мне самому… - Он осекся. - Извини.
        - Ничего. Встретились… Нормально.
        Тиль встал и, обняв Элен, ткнулся носом ей в макушку.
        - Я скучал по тебе.
        - Волновался?
        - Нет, конечно.
        - Хоть немножко…
        - Нет.
        - Ну хоть капельку!
        - Не смеши. Только скучал.
        - Я тоже. Ладно, показывай.
        Тиль извлек из кармана бархатную коробочку.
        - Училась бы ты молчать, женщина. Весь сюрприз испортила…
        Элен открыла футляр - внутри лежала серьга с большим бриллиантом.
        - А втору-ую?..
        - Это вместо обручального кольца, а их парами не носят.
        - О-па… Ну ты, Тили… Ну ты даешь…
        Он цокнул языком и выставил указательный палец:
        - Все-таки получилось!
        - Ты серьезно?! И музыка будет?
        - И музыка, и белый «Хаммер» с колокольчиками.
        - Белый?.. Мне бы чуть потемнее. Я хотела черный, вообще-то.
        - О черном забудь.
        Элен прикусила губу и, открыв нижний ящик стола, вытащила оттуда конверт.
        - Ты сегодня в ударе, Тили. Герр и фрау Бланк…
        - Хоть чем-то удивил.
        - А что дальше?
        - Смотри вперед, форвард, там же все видно.
        - Видно, видно. Сплошная мелодрама: взявшись за руки, идут на рассвет. Долго и счастливо.
        - Должно же это с кем-то быть: взявшись за руки - на рассвет. Почему не с нами?
        Элен закурила и достала из конверта билеты.
        - Герр и фрау Бланк…
        - Последние из четвертого поколения, - добавил Тиль. - Последние двое, которым нечего делить.
        - Кроме того, что у них осталось?..
        - Целый мир - на двоих. Это не мало, Элен. Этого достаточно.
        - Да. Герр Бланк… И фрау Бланк… Два белых листа, заляпанных кровью.
        - Зато выжившие.
        - Несмываемой кровью братьев…
        - Выжившие, - повторил Тиль. - Идут, идут, идут на рассвет.
        Элен сощурилась:
        - Долго и счастливо…
        Евгений Прошкин
        Загон
        Homo homini lupus est
        (Человек человеку волк)
        Тит Макций Плавт
        Перед лицом этого неопровержимого факта с радостью осознаешь, что идеи, лежащие в основе романа, правильны.
        И. Ефремов
        Глава 1
        Понедельник
        Барсик был в настроении, сегодня он ел гораздо лучше.
        Андрей раскрутил вентиль до упора и навис над прозрачным колпаком. Темная пена в цилиндрическом баке ворочалась и толкалась, словно кого-то подгоняла. Это напоминало очередь за бесплатным супом и одновременно - сам суп, который варят дети из листьев и песка. Пена бурлила, выплескивала на позолоченные стенки какие-то комья и ввинчивалась в центр - туда, где, по представлениям Андрея, у Барсика был рот.
        Эльза Васильевна не обманывала: воронка в баке закручивалась против часовой стрелки. Андрей обошел стеклянный колпак и обнаружил, что от места наблюдения ничего не зависит. Откуда ни смотри - везде получится против часовой. Раньше это ему и в голову не приходило.
        Убедившись, что Барсик справляется, Андрей взялся за четвертую ручку. Четвертую трубу, резервную, он открывал редко, и вентиль успел закиснуть. Для того чтобы его сдвинуть, Андрею пришлось дернуть изо всех сил.
        Загустевшая пробка туго выдавилась из горловины и, плюхнувшись в супчик, раскидала по стенкам бурые кляксы. Андрей отшатнулся и, хотя кляксы остались на внутренней поверхности колпака, машинально огладил лицо - кажется, не забрызгало. Стекло стеклом, а умыться Барсиковой пищей было бы неприятно.
        - Эй, Белкин! - крикнула в ухе таблетка радио. - Белкин, что у тебя?
        - Ничего, - буркнул Андрей. - Нормально все.
        - Где ж нормально? - опять крикнул Чумаков. Он редко говорил тихо и еще реже называл людей по именам. - Какой нормально, когда у меня давление падает!
        - Я четвертый канал запустил.
        - А чудовище не подавится? Думаешь, сожрет?
        - Думаю, съест, - холодно ответил Андрей.
        - Ну, гляди… значит, сожрет? - Бригадир уловил его обиду и не отказал себе в радости обидеть Андрея еще раз. - Значит, у твоего гада аппетит прорезался? Это магнитные бури. Монстр их чует.
        - Вам виднее.
        - Чи-во-о?! - с угрозой протянул Чумаков.
        - У вас образование, статус высокий, - невозмутимо сказал Андрей. - А я что?.. Я так…
        - Статус, верно, - с достоинством заметил бригадир. - У тебя сколько в этом месяце?
        - Семьдесят пять баллов.
        - В прошлом больше было, а? - спросил он якобы сочувственно.
        - Было, - покорно отозвался Андрей. - А теперь меньше.
        - Опускаешься, Белкин. На самое дно опускаешься.
        - Опускаюсь, - подтвердил он и кивнул, как будто бригадир находился не в аппаратной, а здесь, в одной камере с Барсиком.
        - Ну, то-то. Не нарывайся, Белкин.
        Сделав длинную воспитательную паузу, Чумаков дал «отбой», но прежде чем отключить микрофон, сказал по обыкновению громко:
        - Эти черы совсем распустились.
        Других собеседников у бригадира не было - в аппаратную, как и в камеры, посторонние не заходили, и фраза предназначалась исключительно для Андрея.
        Андрей догадался, но стерпел. Не впервой. А если б и не стерпел - что тогда?.. С его семьюдесятью пятью баллами куда еще податься? И так выгнать могут. На конвертере ценз, не ниже семидесяти двух. Семьдесят один - это уже все. Это уже метла, или скребок, в зависимости от времени года. Желтые сапоги, желтая роба и форменная кепочка. И дети специально мусорят там, где ты недавно подмел. До семидесяти одного Андрей еще не падал, но и про кепочку, и про детей знал - соседи рассказывали.
        - Барсик. Ба-арсик, - ласково произнес он. - Кушаешь? Добавить тебе?
        Барсик, обитающий в огромной позолоченной емкости, слышать его не мог, но Андрея это не огорчало. Ему было не так уж и важно, слышит существо в баке или нет. Главное, что с ним можно говорить. С ними все операторы разговаривали - признавались, правда, немногие, но разговаривали все. Иначе на конвертере невозможно. Постоянно помнить, что ты обслуживаешь некий живой механизм и, соответственно, сам являешься неким живым механизмом, - это верный путь к смирительной рубашке. Лучше считать себя работником зоопарка. Только там, в зоопарке, существа природные, а здесь искусственные. Те орут, бегают и гадят, а эти лишь едят. То, что для одних существ отходы, для других пища. А также и наоборот. И к этому привыкаешь не сразу.
        В первый день на конвертере Андрей не расставался с пластиковым пакетом. Пакеты выдали вместе со спецовкой, и после очередного пояснения бригадира он едва успевал отворачиваться и наполнять свежий кулек.
        - Надо с пустым желудком приходить, - сказал тогда Чумаков. - Тут и без тебя дерьма хватает. Тридцать шесть труб, и в каждой - чистое дерьмо. Будешь им управлять, - объявил бригадир почти криком и, рассмеявшись, вытащил из кармана промасленный сверток.
        Увидев, как Чумаков кусает румяный пирожок, Андрей не выдержал и снова отвернулся.
        - Вообще-то, предприятие называется «М-конвертер», - продолжал бригадир. - «Мэ» - от слова «мусорный». Но мы говорим не «Мэ», а «Гэ». «Г-конвертер», вот так вот. Должен же кто-то этим заниматься. А еще иногда говорим «В-конвертер». «Вэ» - это от слова «вонь».
        - Вроде не воняет…
        - Конечно. Баки герметичные. Но иногда колпаки приходится открывать, - сообщил он, дожевывая. - Чудовища больше года не живут. Когда они сдыхают…
        - Вы их оттуда вынимаете?! - ужаснулся Андрей.
        - Не-е, - опять засмеялся Чумаков. - Мы их… ну ладно, это потом, а то все кишки выплюнешь.
        Он утер лоснящиеся губы и, без смущения заглянув к Андрею в пакет, бросил туда смятую салфетку.
        - Рвотный рефлекс блокируется, но у некоторых быстро, а у некоторых не очень. Испытательный срок - неделя. Ясно?
        - Ясно, - сказал Андрей.
        Из речи бригадира он понял не все, например, про рефлекс совсем не понял, но он к этому и не стремился. Интеллект-статус, никогда не поднимавшийся выше восьмидесяти пяти баллов, приучил Андрея относиться к непонятному спокойно. Люди вокруг часто говорили что-нибудь эдакое: «синтез», «концепция», «идеализм»… Еще они любили слова «весьма», «разумеется» и «непосредственно», однако Андрея это не касалось. Из мутного хоровода слов он всегда старался вычленить самую суть, и, пропустив «рефлекс» мимо ушей, уяснил, что блевать на работе можно только до конца недели.
        Вот, собственно, и все, что сказал ему бригадир. Остальная тысяча слов просто отражала высокий статус говорящего. Баллов двести, прикинул Андрей. Или двести пятьдесят.
        Недели ему не потребовалось - дня четыре. На пятый его уже не тошнило, хотя пакеты он таскал с собой еще целый месяц. А еще через месяц Андрей начал брать на работу шоколадное печенье. Обедать в камере было намного удобней. Он только не помнил, когда заговорил с Барсиком и когда вообще появилось это имя. Где-то между первым и третьим месяцами, между пакетами и печеньем. Как-то незаметно и само собой.
        Андрей чуть прикрыл один из вентилей и уселся на шаткий стульчик в углу. С этого места он видел все четыре крана и стенку бака с выдавленной чертой максимального уровня. Рисовать внутри емкости было бесполезно - Барсик съел бы краску, как он ел поступающую по трубам массу.
        Кроме кранов, в поле зрения попадала железная дверь и площадка с двумя ступеньками, сваренными из толстых прутьев. Возле двери стояли шесть узких шкафов, по числу смен. Собственно, это все, что находилось в камере, - не считая Барсика. Над дверью темнело вентиляционное отверстие, но тяги не было; Андрею воздуха вполне хватало, а Барсик, если и дышал, то как-то иначе, не отсюда.
        Утопленный в потолке плафон светил довольно ярко, но свет падал строго вертикально, на стеклянную крышку. Со стула он казался желтым столбом, выросшим прямо из бака. Стоило окунуть в него лицо, и серые стены камеры исчезали. Если подержать голову в желтом потоке минуты три, то потом перед глазами будут прыгать цветные мурашки. Впрочем, развлекаться таким образом Андрею надоело еще в первый месяц. Он обвел взглядом дверь, вентили и бак, затем зевнул и разорвал скрипучую фольгу.
        - Что? А-а… Спасибо, Барсик. И тебе тоже - приятного аппетита.
        Андрей вытряхнул из упаковки круглый крекер и, понюхав, отправил его в рот.
        - Ты, Барсик, на Чумакова не обижайся, не надо. Глупый он. Обозвал тебя чудовищем? Так и меня обозвал. Чумаков всегда обзывается. И кричит всегда. Глупый потому что. Статус в три раза выше моего, а все равно - глупый. Он, Барсик, не понимает: если ты умнее другого человека, не надо ему об этом говорить. Тот, другой человек, не виноват. Вот ты, Барсик, разве в чем-то виноват? Мозга у тебя нету… Ну и не надо! Ты зато пользу приносишь, столько пользы, сколько ни я, ни Чумаков не принесем. Если б не ты…
        Андрей поднялся и достал из шкафчика пластиковую бутылку с лимонадом. Он немножко хитрил: пить ему пока не хотелось, просто он не знал, как объяснить Барсику принцип работы конвертера. Андрей и сам понимал не все.
        Барсик питался канализационным стоком, но на себя он тратил лишь малую часть. Остальное он отдавал - не в том виде, в котором поглотил, а в каком-то новом, полезном виде. Чумаков что-то рассказывал, но очень путано. Там были слова «атом» и «лекулы»… или «млекулы»?.. Андрей их сразу же забыл - незачем голову забивать.
        Короче говоря, выходило, что все: огрызки, бумага, протухший холодец и даже мебель, состоят из одного и того же. Надо только суметь разобрать их на маленькие дольки. Дольки окажутся одинаковыми, и из них можно будет снова собрать - и бумагу, и холодец. А кроме того - всякие ткани, удобрения, корм для животных и тысячу прочих вещей.
        Но это - в другом месте. Круглый бак с Барсиком не стоял на полу, а уходил сквозь бетон на нижний этаж. Здесь же Барсик только кушал. В коридоре этого уровня было десять дверей, значит, на конвертере трудилось десять существ - по одному на камеру.
        К бакам крепились номерные бирки, но номер своего подопечного Андрей прикрыл старой кепкой, благо над табличкой торчал длинный запорный винт. Кепка была явно не к месту, к тому же она давно пропиталась пылью, но никто из сменщиков ее не снимал.
        Когда обращаешься к существу по имени, зачем тебе его гражданский номер? «С-НР-32/15», разве выговоришь? «Барсик» намного лучше. Если б называть друг друга номерами было удобней, то люди говорили бы: «здравствуй, номер такой-то», «я тебя люблю, номер такой-то»…
        Андрей прыснул и чуть не подавился пузырями. Закрыв бутылку, он убрал ее в шкаф и поискал на полке карточку.
        «С-ЧР-45451/00016».
        - Не горюй, Барсик! У людей тоже номера. И у Чумакова есть свой номер. У всех есть. Только у людей цифр больше, так их и запомнить трудней. Ну, у меня «ЧР» написано. Подумаешь!.. У Чумакова стоит «Р» - «разумный». А у меня еще «Ч» добавлено. То есть «частично». Частично разумный. Чер. Ну и что? Чер - это когда интеллект-статус ниже ста пятидесяти баллов. Ну и что?! Зато я о тебе забочусь. А Чумаков только орет и обзывается. Вот возьмут все операторы, да уволятся с конвертера! Кто тебя кормить будет? Чумаков? Уж он поко-ормит!..
        Андрей захлопнул дверцу и вернулся к баку. Уровень пены постепенно поднимался - так много еды Барсику было не нужно. Дожевав крекер, Андрей отряхнул руки и закрутил четвертый кран.
        - Что, Барсик, аппетит пропал? Не переживай. Или ты из-за меня?.. Из-за того, что Чумаков меня чером?.. Да брось ты! Тоже мне, горе! Он потому такой злой, что у него самого всего двести баллов. Ну, или двести пятьдесят. Для меня это, конечно, много, но для тех, у кого не «ЧР», а одна «Р», двести пятьдесят - тьфу. Думаешь, Чумаков на конвертере по своей воле? Думаешь, он тоже не хочет кем-нибудь - министром или, допустим, диктором в Сети? Хочет. Но он почти чер, а почти - это еще хуже. Почти - это значит, боишься опуститься, получаешь в начале месяца пробойку по тестам и дрожишь: вдруг сто сорок девять? Тогда тебе заменят карточку, и дадут как у меня - «ЧР», и с работы выгонят, и друзья перестанут тебя узнавать, и ты переедешь в бесплатный квартал, и много чего с тобой случится. Вся жизнь переменится… Нет, Барсик, со мной этого не было. Я, слава богу, родился чером. Но людей таких видел. Опустившихся. Ох, и несладко им…
        Андрей потряс фольгой возле уха и, высыпав крошки на язык, бросил упаковку в пластмассовое ведро.
        - Нам, конечно, тоже… - вздохнул он. - Тем, которые с детства. Нам никогда ничего не светило. Учись, не учись - без толку. Я не спорю, это справедливо. Раз тупой, зачем соваться? Займи свое место и не мешай людям. Чтоб каждый занимал свое место. Правильно. Чер - это же не «чрезмерно разумный», а «частично»…
        Он замолчал и, обойдя бак, хлопнул себя по ноге.
        - Чрезмерно разумный! - засмеялся Андрей. - А, Барсик?! Или «чрезвычайно»? Может, я чрезвычайно разумный?
        Он вдруг удивился, откуда слова-то такие взялись. Вроде и не знал их никогда, а вот пришли же на ум.
        - Белкин!! - гаркнуло в левом ухе.
        - Слушаю, - прохрипел Андрей.
        Он представил, что его разглагольствования слышал Чумаков, и сразу почувствовал какую-то усталость. Однажды бригадир записал болтовню оператора с существом и прокрутил ее на весь конвертер. Над оператором никто не смеялся, но он все равно ушел. Ведь то, что говоришь одному, должен знать один.
        - Белкин, ты выпил?!
        - Лимонад…
        - Чего шипишь? Микрофон держи.
        Андрей прижал мембрану большим пальцем и, прочистив горло, сказал:
        - Я не пил.
        - Да?! А если проверю? Что у тебя там за лимонад? Ты учти, Белкин!..
        - Обычный лимонад, - пробубнил Андрей. - С пузырьками.
        Чумаков оглушительно расхохотался и что-то сказал - не ему. Теперь он не глумился, теперь в аппаратной точно кто-то был.
        - Так, ладно, у тебя до смены двадцать минут осталось. Сейчас к тебе человек придет, покажешь ему все.
        - Я… я уволен?!
        - Не ты, а профессор. Он что-то совсем съехал. Человек вместо него поработает. Неделю, как всегда, а там видно будет. Все, отбой.
        Андрей снова подошел к баку, проверил уровень пены и на всякий случай потрогал вентили. Думал он совсем о другом - не о себе и не о Барсике.
        Бедный профессор…
        Сменщик Никита Николаевич и вправду был профессором. Когда-то был, давно… О своем интеллект-статусе он не распространялся, но Андрей сам посмотрел по таблице. ИС профессора - около тысячи баллов. Не только у Никиты Николаевича - вообще, у любого профессора. Значит, и у Никиты Николаевича было примерно столько же. А стало сто сорок. На конвертере говорили - судьба…
        В свои пятьдесят два профессор выглядел на семьдесят. Развалина, выживший из ума старик. Но оператором он был хорошим. Он называл Барсика иначе, его все называют по-своему, но это не важно, ведь Барсик не слышит. Главное, что профессор с ним разговаривал.
        А новый оператор - будет ли он разговаривать с Барсиком, будет ли он его любить? Он же чувствует, Барсик. Он все чувствует, даже лучше, чем люди.
        - Ты, что ли, Белкин?
        Незнакомец захлопнул дверь ногой и не спеша спустился с площадки. Лестница состояла всего из двух ступенек, но он сошел по ним так вальяжно, будто находился не на Г-конвертере, а на кинофестивале.
        - Пакеты приготовь, - предупредил Андрей.
        - Зачем?
        - Вырвет.
        - Серьезно? - Мужчина остановился возле стула и протянул руку. - Илья.
        - А я Андрей. Доставай свои пакеты.
        - Я не впечатлительный, - улыбнулся Илья. Потом равнодушно заглянул в бак и пожал плечами:
        - И не такое видали.
        - Уже работал на конвертерах?
        - Какая разница? - Он сунул руки в карманы и, выпендрежно подшаркивая, прогулялся по камере. - Четыре крана. Следить, чтоб емкость не была пустой и не переполнялась. Все? Справлюсь. Тесновато у вас тут…
        Андрей ходил за ним по пятам, словно опасался, что сменщик что-нибудь сопрет. Сначала Илья ему просто не понравился, но после этих слов он не понравился Андрею категорически.
        Черы могут быть и самодовольными, и самовлюбленными, и какими угодно, однако, устраиваясь на работу, они всегда волнуются - это закон. Земле нужны дворники, грузчики и разные операторы, но не в таком количестве. Черов слишком много, и большинство сидит дома - не потому, что не хочет работать, а потому, что негде.
        Новый сменщик был аккуратно подстрижен и гладко выбрит. Кажется, у него были причесаны даже брови - столько блеска и обаяния исходило от его холеного лица.
        Лет тридцать пять, оценил Андрей. Бабы небось от него млеют. Что такому красавцу делать у бака с дерьмом? Шел бы в эскорт-услуги, там платят больше. Или в эротик-шоу, если насчет услуг здоровье слабое.
        - Нет, не все, - обозлился Андрей. - Кормить - это еще не все. Надо… надо, чтоб… заботиться надо, вот что!
        - О чем заботиться? - удивился Илья.
        - Не о чем, а о ком. Эх, ты! Лучше б тебя тошнило…
        - Андрюшка, привет! - сказали сзади. В камере появился сменщик - настоящий, не практикант. Открыв шкаф, он достал таблетку радиодинамика, затем наклеил на горло голубую пленку и доложил:
        - Я принял.
        - Я сдал, - сказал Андрей Чумакову.
        - Свободен, - отозвался тот. - Нет, погоди! Белкин, слушай: у тебя смена отодвигается. Завтра ты не нужен, придешь в среду, заступишь после новенького, этого… Царапина.
        - Какая царапина? - не понял Андрей.
        - Фамилия у меня - Царапин, - пояснил Илья. Андрей молча снял халат, выковырял из уха динамик, отлепил от горла мембрану и сложил все это на верхнюю полку, рядом с недопитой бутылкой лимонада.
        - Ну, и я пойду, - сказал Илья. - Чего тут постигать? Работа для дураков. Ты в каком блоке живешь?
        - В тридцать седьмом, - ответил Андрей.
        - Хо, соседи! - неизвестно чему обрадовался он.
        - Что-то я тебя не видел.
        - Я позавчера вселился. Не познакомился еще ни с кем.
        - Успеешь…
        Андрея удручало то, что встречаться с Ильей, с этой царапиной, придется не только на работе, но и, по-видимому, во дворе. Андрей не был сильным психологом, не был даже и слабым, но какой-то внутренний голос настойчиво твердил: этот лощеный - совсем не тот, за кого себя выдает. Или так: не совсем тот. К тому же от Царапина пахло одеколоном - тем самым, из рекламы.
        Извращенец, решил Андрей.
        - Я не сразу на станцию пойду, - сказал он Илье. - У меня дела.
        - Какие у тебя могут быть дела? - воскликнул Царапин.
        - Какие надо.
        - Ладно, я с тобой, - заявил он.
        - Давай лучше без меня.
        - Одному ехать скучно.
        Андрей хотел возразить, но растерялся: такого давления он не ожидал. Ясно же, что общество Царапина ему неприятно. Нормальному человеку должно быть ясно. Этому же - нет.
        - Не люблю алкоголиков, - сказал он, стараясь не отводить глаз.
        - И я не люблю.
        - А пьешь зачем?
        - Чего пью?
        - Одеколон пьешь, «чего»! Водка дешевле.
        - Одеколон?! - изумился Царапин. - Ну ты… ну ты и дура-ак, Белкин. Это, во-первых, туалетная вода. А во-вторых, я ее не пью.
        - То-то вонища по всему конвертеру.
        - Я ей пользуюсь, дурень. Брызгаю, понимаешь? «Пшик-пшик».
        - В общем, я с тобой не поеду, - отрезал Андрей. - И в друзья мне не набивайся.
        - Я - к тебе? В друзья?! Да ты спятил.
        - Вот и отлично.
        Он поднялся на площадку и, махнув сменщику, вышел в коридор. Царапин шагал сзади, и Андрей, чтобы потянуть время, завернул в туалет. Илья прошел мимо.
        Через несколько секунд лязгнули раздвижные двери. Андрей постоял еще минуту, от нечего делать вымыл руки и направился к лифту.
        Вечером помойка возле конвертера выглядела не так, как утром. Когда включались прожекторы на заборах, за огромными отвалами протягивались длинные острые тени. Все увеличивалось в размерах и будто отгораживалось от внешнего мира.
        Какая-нибудь консервная банка в куче хлама сияла ярче луны, а черный пластиковый мешок превращался в переливающийся плащ Прекрасной Незнакомки. Рокочущие измельчители становились похожими на гигантских жуков, но жуков добрых; сидевшие в них операторы исчезали. Если же комбайн проезжал между Андреем и фонарем, то в кабине на миг возникал силуэт водителя. Андрей давал им прозвища: «вихрастая голова», «монашка», «толстолобик»… Прозвища никогда не повторялись, ведь все силуэты были разными.
        В первый месяц на конвертере Андрей подолгу наблюдал за работой измельчителей. Здесь, на вечерней помойке, среди гуляющих теней, он ощущал зарождение какого-то карнавала. Этот скрытый праздник был дорог еще и тем, что о нем никто не знал. Праздник в отвалах мусора вызревал и в феврале, и в марте - тогда еще невидимый, хоронящийся под серым снегом. Теперь, в конце мая, он расцвел по-настоящему.
        Выйдя из периметра освещения, Андрей начал различать внешние объекты, не относящиеся к помойке: павильон станции, кабельные мачты и зарево над далеким городом.
        Было еще не очень темно, и у самой станции Андрей разглядел спину Царапина. Справа, из надвигающегося мрака, появилась ползущая линейка - двенадцать вагонов с желтыми квадратами окон. Царапин на нее успевал, и Андрея это радовало.
        Вскоре подошла следующая - к концу дневных смен линейки ходили чаще. Андрей добежал до платформы и вскочил на подножку. Следом за ним, тяжело дыша и перебрасываясь какими-то ненужными репликами, втиснулось еще человек семь.
        В вагоне мест не было, и Андрей остался в тамбуре. Он не помнил, чтобы ему когда-нибудь удавалось сесть. Утром, вечером, днем - линейка всегда была забита до отказа. Заводы и помойки простирались километров на сто, дальше шли фермы и птицефабрики, а потом опять заводы. Город, как и Барсик, ел - много, без перерыва. Ел и выплевывал пищу для Барсика, для тысяч Барсиков. Выплевывал - и снова ел.
        Мимо, гуднув и ошпарив ветром, промчалась электричка. Линейка еще не разогналась, а второй поезд, почти такой же, уже прибывал в Москву. Они мало чем отличались - разве что скоростью и комфортом. В электричках никто не стоял, там были глубокие кресла с ремнями и встроенными мониторами. Экраны в спинках показывали двадцать четыре общегосударственных и десять городских программ, и стюардесса в любой момент могла принести стакан сока. Но за все это нужно было платить - в отличие от бесплатной линейки.
        Платить. Больное слово. Черам, как правило, платить было нечем. То, что удавалось заработать, тратилось на самое необходимое и, хотя все жизненно важные товары выдавались бесплатно, у каждого человека найдутся потребности, не входящие в гарантированный минимум. Каждому есть, о чем помечтать: женщинам - о помаде и всяких одеколонах, детям - об игрушках и пирожных, мужчинам… да мало ли о чем! Бесплатных наборов хватало для того, чтобы не умереть, но для того, чтобы жить, их было недостаточно.
        Андрей не очень хорошо представлял, на что он копит, но так делали все работающие, они все копили, и он копил вместе с ними. Возможно, когда наберется крупная сумма, он отправится в круиз или купит сетевой терминал, строгий чемоданчик с кнопками. В кино и новостях терминалы показывали так часто, что, казалось, исчезнут они - исчезнет и весь мир.
        - Бибирево-12, - объявили в динамике. - Следующая - Бибирево-6.
        Андрей протолкнулся ближе к дверям и уперся ладонью в теплое стекло.
        Линейка тормозила не как электричка, а рывками. Вагонные сцепы поочередно грохотали - волна лязга катилась от головы состава к хвосту, и лишь только она стихала, за ней тут же начиналась другая.
        Содрогаясь и скрипя, поезд наконец встал. Гася остатки инерции, пассажиры влипли в переднюю стенку тамбура, при этом Андрею наступили на ногу.
        Обменявшись с какой-то блеклой женщиной неприязненными взглядами, он вышел на улицу и осмотрел правый ботинок. Подошва была цела - при исчерпанном лимите она просто не имела права отрываться. В принципе, Андрей мог себе позволить новые ботинки, но покупать - значит тратить. А чем больше тратишь, тем дальше отодвигается вожделенный терминал. Или все-таки круиз…
        Проходя мимо гуманитарной лавки, Андрей потоптался у витрины. Ничего интересного - те же крупы, консервы и хлеб. В соседней секции возвышались штабели из литровых пакетов молока и двухсотграммовых упаковок вязкого, кислого сыра.
        Через перегородку лежали глыбы мороженой мойвы и банки с сублимированным мясом. Продукты можно было брать в неограниченном количестве, но помногу никто не брал. Бесплатные холодильники все использовали в качестве обычных шкафов, иначе месячного энерголимита не хватит и на три недели.
        В отделе мебели и одежды ассортимент слегка поменялся: там появились симпатичные голубые дождевики и - еще одна мечта Андрея - телемониторы «Хьюлетт, Паккард & Кузнецов». Однако весной он предъявлял в лавке лимитную карточку слишком часто, и на хороший монитор не рассчитывал. С этим, как и с новыми ботинками, придется обождать до осени.
        Андрей поцокал языком и направился к блоку из четырех панельных высоток. Поворачивая за угол, он неожиданно услышал стон - вроде жалобный и чуть ли не предсмертный, но в то же время громкий. Звук доносился с детской площадки, густо обсаженной кустами. Свет от фонарей над гуманитаркой сюда не доходил, а лампочки у подъездов то и дело перегорали - лампочки поступали тоже из гуманитарки.
        Садик был черен и непроницаем, как лужа гудрона. Где-то в противоположном углу хлопнула входная дверь, и Андрей только сейчас заметил, как здесь пусто. Любителей ночных прогулок во дворе было немало, но сегодня они все куда-то подевались.
        - Помогите! - раздалось из-за кустов. Голос был женским и довольно приятным.
        - Что с вами? - спросил Андрей, не двигаясь с места.
        - Помогите… мне плохо!
        - А что случилось?
        На площадке помолчали, потом ответили:
        - Помогите мне. Мужчина вы или нет? Или вы кисель в носках?
        Андрею стало стыдно, и он уже перекинул ногу через куст, когда на улице, как раз в освещенном прогале перед витриной, показалась оранжевая патрульная машина.
        - Стойте! Полиция! - крикнул он, выдергиваясь из цепких ветвей. - Не уезжайте!
        Он с треском вырвал брючину и помчался к гуманитарке, но патруль уже скрылся за поворотом. Андрей беспомощно побродил по тротуару и пошел назад. Когда он вернулся, за кустами уже не стонали. Встревожившись, Андрей попер напролом, но на детской площадке никого не оказалось.
        В песке лежало забытое кем-то ведерко и пластмассовые формочки в виде утят, однако женщины, звавшей на помощь, словно и не существовало.
        Поднимаясь в лифте, Андрей все обдумывал эту нелепую историю, вертел ее в голове так и сяк, пока не наткнулся взглядом на порванную штанину. Запасные брюки у него были, но их он назначил парадными. Лимита по карте могло хватить еще на одну бесплатную пару, но если его израсходовать, то придется сидеть на полном нуле до середины июня.
        Зайдя в квартиру, Андрей на ощупь разыскал коробку со швейными мелочами.
        «Чрезмерно разумный», - почему-то вспомнил он и рассмеялся.
        - Да уж, чрезмерно! - сказал Андрей вслух. Он снял штаны и, положив их на стол, включил свет. Отматывая остатки дармового электричества, зажужжал счетчик.
        Андрей послюнявил нитку и потыкал ею в игольное ушко. После десятого или пятнадцатого промаха он устало опустил руки. Чтобы попасть, нужно было зажечь вторую лампочку, а этого Андрей себе не позволял.
        - «Чрезмерно»! - весело повторил он. - Чрезмерно разумный кисель в носках!..

* * *
        Илья зашвырнул кепку в угол и, выбравшись из продавленного кресла, подошел к окну. Внизу, в неосвещенном дворе, кто-то голосил, но слов было не разобрать.
        «Небось бабенку в кусты потащили», - равнодушно отметил он.
        Илья по привычке поискал глазами монитор и, не найдя, выругался. В углу, там, где должен был стоять телик, лежала, лыбясь козырьком, пыльная кепка.
        Это тоже по привычке. Не хотел, да руки сами сработали: секунда, оба кретина отвлеклись, и кепка уже в кармане. С чего он взял, что там заначка? Деньги прячут и в носки, и в трусы, и пес знает еще куда. А иногда их просто не бывает, денег.
        Илья попинал кепку и, потеряв к ней интерес, рухнул обратно в кресло. Затем достал жесткий пластиковый прямоугольник и, ловя блики от люстры, покрутил его в пальцах. «С-ЧР47774/10008». Такой красивый номер ему еще не попадался…
        Да, монитор необходим. Лимитная карточка пока полная, без списаний, и в гуманитарке можно выбрать самый шикарный.
        Илья криво усмехнулся. В окраинном блоке это слово звучало издевательски. Шикарная морально устаревшая аппаратура, шикарная подержанная мебель и нелепая одежда, сшитая по одним лекалам, - тоже шикарная…
        Илья убрал карточку и подпер щеку кулаком. Скучно. Зевнув, он медленно оглядел комнату. Новое жилье ничем не отличалось от старого: сальные обои, перекошенный пластмассовый шкаф, кровать с выемкой от чьей-то спины, сверху - квелое покрывальце. А, ну и креслице еще… В каждой квартире почему-то обязательно стояло кресло.
        Кроме этого, в жилищный минимум входил вертикальный гроб душевой кабины и так называемая кухня - тоже гроб, разве что двухместный. Кухню Илья уже смотрел: столик, табуреточка, все такое. Шнур у холодильника был, как всегда, обрезан, а внутри лежало свернутое одеяло и пачка соли. Илья не удивился. На окраине все квартиры одинаковые, и эта была такая же, только без телемонитора.
        Значит, завтра - за шикарным монитором, напомнил себе Илья. Или за роскошным, какой уж попадется.
        Глава 2
        Вторник, утро
        - Белкин?..
        Андрей молча кивнул и, увидев полицейский жетон, сделал шаг назад.
        - Я, между прочим, тоже Белкин, - сказал седой мужчина с опухшим, но добрым лицом. - Дознаватель из районной управы. Иван Петрович. Так ко мне и обращайся.
        - Как у Пушкина, - улыбнулся Андрей.
        - У кого?..
        - У писателя Пушкина, - повторил он громче, словно для глухого, и смутился. - Да вы проходите.
        Иван Петрович аккуратно прикрыл дверь и, расстегнув легкий бежевый плащ, повесил его на крючок.
        - Не работаешь? - спросил он, осматриваясь.
        - Вообще, работаю. - Андрей замер в неловкой позе. - Сегодня выходной.
        - Молодец, - похвалил дознаватель. - На что деньги тратишь? Не пьешь?
        Он продолжал изучать обстановку, хотя изучать было особенного и нечего. У Андрея появилось ощущение, что Иван Петрович смотрит не на поверхность предметов, а вглубь. Это немного напоминало прием у врача, и Андрею стало приятно. В нем с детства жила уверенность, что поход в клинику сам по себе уже является частью лечения и поэтому прибавляет здоровья.
        - Не пью, - сказал Андрей. - Я этого не люблю.
        - Копишь? На что?
        - Не решил еще. Может, круиз…
        - Молодец, - снова сказал Иван Петрович, и Андрей понял, что дознавателю все равно.
        Походив по комнате еще с минуту, полицейский извлек из кожаного футляра плоский диск и демонстративно положил его на стол. В центре диска загорелся зеленый огонек.
        - Предупреждаю: разговор записывается, и твои ответы имеют юридическую силу.
        - Если навру, меня посадят, - догадался Андрей.
        - Вроде того, - сказал он с неохотой. - Вчера вечером ничего подозрительного не заметил?
        - Еще как заметил! Женщина во дворе кричала.
        - Дальше, - поддержал Иван Петрович.
        - А потом исчезла. Я полез ее спасать, а ее уже не было. А я себе штаны испортил.
        - Куда полез?
        - В кусты. И об кусты разорвал. - В подтверждение Андрей потеребил неровный шов на брюках.
        - Значит, женщина в кустах кричала? Дальше.
        - Все. Потом она пропала, и все.
        - Думаю, к делу это не относится, - проговорил дознаватель. - Но, если хочешь, можно оформить как официальное заявление. Тогда придется рассказать еще раз и поподробней.
        Андрей пожал плечами.
        - Нет, наверно…
        - Что-нибудь еще? Кроме женщины.
        - Больше ничего.
        - В соседнем доме совершено убийство, - неожиданно и как-то бесцветно сообщил Иван Петрович.
        - Убийство?! - с ужасом воскликнул Андрей. - Кого?
        - Гражданина Аристарха Павлова, пятидесяти одного года от роду. Ты был с ним знаком?
        - Нет, не был.
        Дознаватель выразительно посмотрел на диск.
        - Аристарх?.. Павлов? - переспросил Андрей. - Нет, я его не знаю… не знал. Так если это в соседнем доме, вам лучше туда пойти!
        - Спасибо за совет. - Иван Петрович приблизился к окну. - Вон там он жил, на двенадцатом этаже. Занавесок у него тоже нет. Вечером, когда включается свет, отсюда все видно. Я хочу сказать, ты мог это видеть.
        Андрей встал рядом и отсчитал на противоположной стене двенадцатое окно снизу.
        - Правда, - сказал он. - Видно…
        - Продолжай, - встрепенулся Иван Петрович. - Что видно?
        - Окно видно. Когда стемнеет, я посмотрю.
        - Ду… - начал дознаватель, но осекся и лишь кашлянул. - Убийство уже произошло. Теперь смотреть поздно.
        - Раз поздно, тогда не буду.
        Иван Петрович взял со стола диск и убрал его в футляр.
        - Вот тебе адреса, - сказал он, вручая Андрею визитку. - Здесь и управление, и мой личный. Не потеряй!
        - Я не потеряю… Иван Петрович!
        - Да? - отозвался он, надевая плащ.
        - Интересно, а сколько у вас баллов?
        - Ты разве не знаешь, что это нескромный вопрос?
        - Почему нескромный? У меня все время спрашивают. Что тут нескромного?
        Дознаватель вздохнул и, оперевшись ладонью о стену, сказал:
        - В мае у меня семьсот пятнадцать.
        - А ценз в полиции какой?
        - Для моей должности - шестьсот пятьдесят.
        - У-у-у!.. - покачал головой Андрей. - Вам хорошо, у вас с запасом.
        - С запасом, - подтвердил Иван Петрович, улыбнувшись. Он уже открыл дверь и вынес ногу за порог, но остановился. - Как, говоришь, то произведение называется? Которое Пушкин написал.
        - «Повести покойного Ивана Петровича Белкина».
        - Покойного? - нахмурился он.
        - Ну, это давно было… Пушкин и сам уже умер.
        - Ладно, почитаю. Адрес не потеряй!
        Выйдя из квартиры, он с кем-то столкнулся, пробормотал «извините» и, уже на полпути к лифтам, крикнул:
        - Счастливо, Белкин!
        - До свидания? - крикнул в ответ Андрей. - Ой, здрасьте…
        За дверью возникла Эльза, то есть Эльза Васильевна, его наставница. Она пришла не одна, с ней был какой-то мужчина лет сорока - сорока пяти.
        - Привет, - молвила Эльза. - Ты не занят?
        - Добрый день. - Андрей прижался к косяку, пропуская в комнату обоих. - Чем я могу быть занят?
        - Меня зовут Сергей Сергеевич. - Мужчина посмотрел Андрею в глаза - строго, но доброжелательно.
        - Очень приятно, - подсказала Эльза.
        - Да. Приятно… - промямлил Андрей.
        - И мне, - ответил Сергей Сергеевич. - Будем с тобой работать. Надеюсь, плодотворно.
        Андрей беспомощно оглянулся на Эльзу.
        - Уезжаю, - она развела руками.
        - Уезжаете?.. - совсем растерялся он.
        - Получила вызов из Кембриджа. В университете освободилось место. Я давно об этом мечтала.
        - Если мечтали, то конечно… Но в Москве тоже университет есть.
        - В Кембридже совсем другое, - грустно сказала Эльза. - Я привела тебе хорошего наставника. Я буду по тебе скучать.
        Они с Сергеем Сергеевичем обменялись сочувственными взглядами, и тот, приобняв Андрея, подал ей какой-то знак.
        - Ну, пойду… - произнесла она.
        - Прямо сейчас?!
        - Самолет скоро… Хорошо, что ты не на работе. Расставаясь, люди должны прощаться.
        - Мы же еще увидимся? - Андрей попытался выбраться из тяжелых объятий нового наставника, но у него не получилось.
        - Конечно, - подмигнула Эльза. - Когда-нибудь. Счастливо, Белкин.
        - Не горюй, - сказал Сергей Сергеевич, когда она ушла. - Эльзе пора подумать о карьере. Наставничество - это так, вроде хобби. Ей всего двадцать один, молодая. А тебе тридцать два, да?
        - Тридцать три скоро будет, - мрачно ответил Андрей.
        Сергей Сергеевич убрал руку и позволил ему отстраниться. Затем медленно прошел вдоль шкафа - при этом, казалось, он еле утерпел, чтоб не раскрыть дверцы, - и остановился у стола. Внимательно прочитав визитку полицейского, он положил ее на место и уселся в кресло.
        На его макушке под зачесанными волосами блеснула нарождающаяся лысина. Компенсируя неизбежную плешь, Сергей Сергеевич отпустил идеально ровные, будто наклеенные, баки. Глаза у него были самые обыкновенные, не запоминающиеся.
        - Я и говорю, несерьезно это, - сказал он, постучав пальцем по подлокотнику. - Наставник должен быть старше. Строго между нами: у меня интеллект-статус на сто баллов выше, чем у Эльзы. К тому же она слишком красива. Меня бы это отвлекало. А тебя?
        - Я не отвлекался.
        - Проверим. Хронологические рамки Новой Эры.
        - А? - Андрею показалось, что он не расслышал.
        - Новая Эра, это же просто, - сказал Сергей Сергеевич. - С первого года по… ну?..
        - Я не в курсе, - признался он.
        - По две тысячи шестьдесят второй, - с укоризной произнес наставник. - А после?.. Что у нас сейчас? Ну?! Эх, Андрей… Новейшая! После две тысячи шестьдесят второго года наступила но-вей-ша-я. Новейшая Эра. Не понимаю, чем вы тут с Эльзой занимались.
        - Ей за меня попадет?
        - Ничего твоей Эльзе не будет. Ну, а предпосылки?
        - Какие еще посылки? - озадачился Андрей.
        - Почему возникла Новейшая Эра, - раздраженно проговорил Сергей Сергеевич. - Чем она отличается от предыдущей. Ведь не с бухты-барахты ее так стали называть, правда?
        - Не знаю…
        - Эльза тебе хоть что-нибудь рассказывала?
        - Книжки приносила.
        - Какие книжки? Учебники?
        - Не знаю… Пушкина, Свифта. Всякие приносила… Это учебники?
        - Нет, Андрей, это не учебники.
        - И еще она мне фильмы в Сети искала. Там же все фильмы есть. Эльза мне хорошие находила. Мы их вместе смотрели… Я ерунду говорю, да?
        Наставник запрокинул голову и начал что-то насвистывать.
        - Она же с тобой больше года возилась, - сказал он, глядя в потолок.
        - Год и два месяца, - уточнил Андрей.
        - А в итоге? Фильмы, Свифт… Вот что, Андрюша. У нас с тобой грандиозные планы. Я тебя буду обучать по новой системе, но для начала нам надо ликвидировать некоторые пробелы. Согласен? Постарайся запомнить побольше, ведь нельзя же так, в самом деле! Это - «не знаю», то - «не знаю»… Жить во втором веке и быть таким инертным!
        Он развернул кресло к центру комнаты и указал на кровать. Андрей покорно сел и сложил руки на коленях.
        - До две тысячи шестьдесят второго года на Земле было почти двести стран, каждая со своим правительством, границами, армией и так далее. Некоторые из них объединялись, некоторые, наоборот, распадались, многие воевали. Люди гибли миллионами…
        - Да, я видел в фильмах, - вставил Андрей.
        - Это хорошо… Все конфликты между странами происходили из-за товаров. Иногда это было очевидно, иногда не очень, но если разобрать историю любой войны, то она всегда начиналась либо из-за денег, либо из-за территории, либо из-за возможности влиять на другие страны. Все это нужно опять же для того, чтобы иметь больше товаров. В двадцать первом веке Новой Эры ученые сделали крупное открытие. Генетики создали существо, решившее сразу две проблемы: утилизацию отходов и производство сырья. За несколько лет на Земле построили тысячи молекулярных конвертеров…
        - Конвертер! - хлопнул себя по ноге Андрей. - Я же на нем работаю, на М-конвертере!
        - Гордись. Возможно, твоя работа - единственное, что удержало мир от последней войны. Это существо, поглощающее мусор… потомки ему еще поклонятся.
        - Он не поглощает, он ест. Как мы.
        - Прекрати, Андрей. Если не возражаешь, я продолжу. Конвертер не снабжает готовыми товарами, но он дает бесплатные материалы. Раньше на это тратили уйму энергии, а теперь она пошла на другие нужды. Химики изобрели новые полимеры, и впервые за всю историю человечества добыча металлов начала сокращаться. Люди перестали зависеть от урожаев, ведь конвертер производит любые органические соединения, в том числе и белки для продуктов питания. Поскольку конвертер использует отходы, больше всего от этой технологии выиграли страны с населением свыше ста миллионов - как раз те, что традиционно конкурировали и создавали нестабильность в мире. Сотрудничать стало выгодней, чем соревноваться, и в две тысячи шестьдесят втором году крупнейшие державы объединились в Федеративную Демократическую Республику Земля. На этом Новая Эра закончилась. Маленькие страны, которым было трудно выживать в одиночку, потянулись к Республике, и через одиннадцать лет - это уже был первый век Новейшей Эры - к ФДРЗ примкнули последние, самые отсталые и упрямые государства. Вся Земля превратилась в одну страну. Вместе с внешней угрозой
исчезла необходимость тратить средства на содержание армии. Это дало мощный толчок развитию экономики. В двенадцатом году Новейшей Эры Федеративная Демократическая Республика Земля была преобразована в Тотальную Демократическую Республику. Поэтому мы и отмечаем День Единения Народов два раза: двадцать седьмого февраля и двадцать девятого мая. Майский праздник, тот, что будет в эту пятницу, как раз посвящен окончательному слиянию человечества под общим небом ТДР. Вот это Эльза и должна была тебе рассказать в первую очередь.
        - Сергей Сергеевич, хотите чаю? - неожиданно спросил Андрей.
        - Не откажусь.
        Андрей вышел на кухню и, задвинув табуретку под стол, протиснулся к плите. Сахар у него постоянно кончался, точнее, Андрей почти всегда пил чай без сахара - просто потому, что забывал взять его в лавке. Зато запасы печенья были неистощимы. Заходя в гуманитарку, он обязательно брал большой пакет, на случай каких-нибудь гостей. Гостей, кроме Эльзы Васильевны, у него не было уже года два, но пакеты с печеньем стали традицией. Тем более что выдавали их бесплатно, без списаний с лимитной карточки.
        Наполняя чайник, Андрей мысленно проговаривал услышанное и не переставал удивляться, как хорошо Сергей Сергеевич обо всем рассказал. За каких-то полчаса он объяснил то, что прежде представлялось Андрею темным лесом. Если выбросить некоторые заумные слова, то получалась незатейливая, но интересная история, и он пожалел, что раньше читал все о помещиках да о кораблях. Там тоже были сказки, но эта оказалась на редкость увлекательной.
        У Андрея, правда, остались кой-какие сомнения, например - про товары. Сергей Сергеевич говорил, что товаров хватает на всех. Андрей не спорил, ему хватало - и печенья, и одежды, и сахара, надо только не полениться зайти в гуманитарную лавку. Однако нового монитора ему не видать до осени, и то - при условии, что летом он не будет транжирить. Стало быть, телемониторов на Земле меньше, чем нужно. Или они относятся не к товару, а к чему-то еще?..
        Дергая на плите разболтанные ручки, Андрей вспомнил про сетевой терминал и круиз, и сообразил, что это тоже не товары. Как бы много ни списали с карточки за новый монитор, его все же можно получить бесплатно. Круиз и терминал - никогда.
        Андрей протер поднос влажной тряпкой и поставил на него две чашки: пожелтевшую, с трещинкой - для себя, и праздничную, в цветочек, - для Сергея Сергеевича. Ближе к цветастой он водрузил прозрачную пластмассовую вазочку и с горкой насыпал в нее печенья. Андрею хотелось, чтобы все было красиво. В конце концов, Эльза Васильевна улетела в свой университет, и надо было привыкать к новому человеку.
        - Сергей Сергеевич, - сказал Андрей, занося чай в комнату. - А этот Кембридж, он далеко отсюда?
        - На линейке не доедешь, - снисходительно произнес наставник. - И на электричке тоже. Только на самолете.
        - Билет покупать надо? А это дорого?
        - Я туда не летал, но думаю, где-то пятьсот кредит-пунктов или около того.
        - Пятьсот крепов? - изумился он. - Да это же половина терминала!
        - Терминал?.. Ты копишь деньги на сетевой терминал?
        - Коплю. Пока у меня четыреста. Три крепа за смену, до тысячи - еще двести рабочих дней.
        - Долго, - посочувствовал Сергей Сергеевич. - А зачем тебе терминал? Есть же монитор.
        - Он только показывает.
        - По нему можно и запросы рассылать. Вся Сеть к твоим услугам.
        - Монитор показывает и отвечает, но сам-то он ничего не делает. Он как простое окно.
        - «Не делает»! - хмыкнул наставник. - И что же ты собираешься на своем терминале делать?
        - Когда у меня будет тысяча крепов, тогда и посмотрим, - серьезно сказал Андрей. - Может, мне станет жалко, и я куплю что-нибудь другое. Ой, вы пейте чай-то! - хватился он.
        - Я пью, это ты не пьешь. - Сергей Сергеевич громко прихлебнул и взял из вазочки темный, крошащийся крекер. - У тебя никаких вопросов нет? Про Новую Эру все понятно?
        - Ага. - Андрей набил рот печеньем и сосредоточенно прожевал. - Нет, не все. Эльза Васильевна мне читала одну книгу, там люди встретили человечков с далекой планеты. Где они?
        - Кто «они»?
        - Эти, с планеты.
        Сергей Сергеевич с трудом проглотил, затем покхекал и растерянно посмотрел на свою чашку.
        - Неужели ты не отличаешь?.. Это же вранье.
        - Я сразу догадался, - покивал Андрей. - Никто никуда не летал. Ни к каким планетам.
        - А вот и летали, - с улыбкой возразил наставник. - На Луну, на Марс. Никого там, естественно, не нашли. Еще отправляли автоматические станции - это все было в конце Новой Эры, в последние сто лет.
        - А сейчас?
        - Сейчас прекратили. Только спутники на орбиту выводим, чтоб погоду знать и связь поддерживать. В Солнечной системе, кроме нас, никого нет, а лететь к какой-нибудь звезде - занятие бессмысленное.
        - Все равно, что пытаться на линейке доехать до Кембриджа…
        - Во-во, - довольно заметил наставник. - Точно. На линейке - и до Кембриджа. Или то же, что копить на сетевой терминал, который тебе не нужен. По-моему, тысячу кредит-пунктов можно потратить интересней.
        - Да?.. - с сомнением сказал Андрей. - А на что?
        - Не знаю, тебе видней. Ну, допустим, на круиз… А ведь верно! - оживился Сергей Сергеевич. - У меня есть друг в туристической компании, он что-нибудь посоветует. Как тебе идея? Выберем самое лучшее, самое длинное путешествие, чтоб все материки посмотреть, и все океаны. Вокруг всей Земли!
        - Да, это было бы здорово, - согласился Андрей. - А про какие вы говорили планы?
        - Про наши с тобой? Планы грандиозные. Но предупреждаю: это секрет. Друзья дали мне на время один прибор, он должен повысить твой интеллект-статус.
        - Мы и так его повышаем. Мы же занимаемся.
        - Это не то. Ты с Эльзой больше года просидел. Сколько у тебя баллов?
        - Семьдесят пять, - виновато сказал он.
        - А будет - сто двадцать.
        - Как?! - отшатнулся Андрей. - Как сто двадцать?
        - Или сто сорок. Если, конечно, повезет.
        - Откуда у меня возьмется сто сорок баллов? Сроду сто сорок не было!
        - Это экспериментальная модель, ее недавно создали. Ученые еще долго в ней будут копаться, состариться успеешь. А мы ей воспользуемся. Только тихо, никому ни слова!
        - Хорошо, когда друзья - ученые и эти, из туристических компаний. У меня-то все друзья… сами понимаете, кто.
        Наставник сделал вид, что рассматривает ногти.
        - Я даже с Павловым не был знаком, - сказал Андрей.
        - С каким Павловым?
        - С Аристархом, которого убили вчера. Он в соседнем доме жил, вон его окна, на двенадцатом этаже. А я его не знал.
        - У тебя не тем мозги забиты, - сурово проговорил наставник. - Ты о себе думай, о своем будущем.
        - Сергей Сергеевич… - Андрей потупился и отодвинул от себя вазочку. - А если очень постараться, очень-очень сильно… Можно ИС еще выше поднять? Чтоб не сто сорок баллов, а сто пятьдесят?
        - Ты же тогда пособие перестанешь получать. У тебя отнимут лимитную карту. Будет обычная кредитка, а по ней просто так ничего не дают.
        - Я найду нормальную работу.
        - Андрей, ты не представляешь, что это такое - у тебя не только карточку заберут, но и квартиру. Тебе придется за все платить, все покупать за деньги. У тебя останется лишь возможность ездить в линейке, но ты и сам в нее уже не сядешь, это я тебе обещаю.
        - Мне не нужна бесплатная линейка, - упрямо сказал Андрей, не поднимая лица. - И квартира мне бесплатная не нужна. Мне ничего не нужно. Я не хочу быть чером…
        Сергей Сергеевич посмотрел на его макушку, на свесившуюся челку, и вдруг заметил, что рядом с недоеденной половинкой печенья падают крупные капли. Он перегнулся через стол и, притянув голову Андрея к своей груди, тяжело вздохнул.
        - Мы попробуем, Андрюша, обязательно. Завтра.
        - Завтра мне на конвертер, - всхлипнул он. Сергей Сергеевич отпустил его затылок и вернулся к креслу. Погладив цветок на чашке, он снова вздохнул.
        - Послезавтра. Я буду в двенадцать, никуда не уходи.
        Андрей утерся рукавом и жадно допил чай.
        - Здесь идти-то некуда, - сказал он.

* * *
        Илья укрепил монитор и, отойдя на середину комнаты, полюбовался. Плоский экран висел кривовато, но чтобы его поправить, пришлось бы ввинчивать в стену новые кронштейны. Ничего, так тоже нормально.
        «Хьюлетт, Паккард & Кузнецов», в серебряной раме, без единой царапинки, выглядел роскошно.
        Модель позапрошлого года, оценил Илья. В магазинах такие уже не продаются, но у некоторых скряг, наверно, еще остались. Через пару лет ими обзаведутся все черы до последнего.
        - А я, значит, один из первых… - сказал он и невесело рассмеялся.
        Собрав с пола мягкий упаковочный пластик, Илья завернул в него чужую кепку и сунул все это в коробку из-под монитора.
        Внезапно защекотало запястье; Илья собрался почесать руку, но вовремя вспомнил, что это виброзвонок, и поднес часы к губам.
        - На связи, - буркнул он.
        - Какие новости? - спросил монотонный голос. Микродинамик Илье вшили за левое ухо, и каждое слово отдавалась нестерпимым зудом.
        - Монитор взял, - похвастал он. - И гречки два килограмма. Буду кашу варить.
        - Кашу?.. Мне не до шуток, Царапин.
        - Больше новостей нет.
        - И контакта нет, - сказали где-то под кожей. - Проблемы?..
        - В общем, да. Но я что-нибудь придумаю.
        - Ты уж постарайся, Царапин.
        - Хорошо. Все, отбой?
        - Отбой.
        - «Постарайся, Царапин!..» - раздраженно повторил Илья. - Стара-аюсь, господин начальник, я стара-аюсь! А если он мне в глаза сказал, чтоб я к нему не лез! Друзья ему, понимаешь, не нужны!..
        Чер Андрей Белкин не понравился Илье сразу. Илья ожидал увидеть либо заторможенного дебила с квадратной головой, либо что-нибудь тщедушное, с кривой шеей и дрожащими руками. Белкин же был физически здоровым - небритым, взлохмаченным, с черной каймой под ногтями, но все же не увечным, не жалким типом из ролика социальной рекламы.
        - Постарайся, постарайся… - пробормотал Илья. - Самих бы сюда, в этот отстойник!..
        Он заметил, что продолжает говорить вслух. Эту привычку Илья приобрел еще в юности, с тех пор, как начал оставаться в одиночестве - в основном на сроки от года до трех. Он успел сменить много комнат - некоторые не имели окон, в некоторых унитаз стоял прямо у кровати, но такие, чтоб без телемонитора, ему еще не попадались.
        - Это вам, конвой собачий, не просто так, а права человека! - изрек Илья. - Без окна жить можно, без бухалова тяжело, но тоже можно, а без телика?.. Свихнешься!
        Он нашел в стене разъем и, откинув защитную крышку, подключил кабель. Экран мягко засветился, в углу замигала пиктограмма автонастройки.
        Илья в ожидании прилег на кровать и поправил под головой твердую подушку. Обустраивать быт по-человечески он не собирался. Когда-то это его увлекало, но теперь надоело. Всегда одно и то же: только приведешь квартиру в порядок, уже пора переезжать. Единственное, чего Илья не мог терпеть, - это тараканы и отсутствие монитора. Тараканы здесь, кажется, не водились.
        Тонкий рубец за ухом все еще свербел, так бывало после каждого сеанса связи. Илья выругался, но - мысленно. От вредной привычки разговаривать с самим собой он постепенно избавлялся, ведь прошлое было позади. Хотя настоящее мало чем отличалось.
        Глава 3
        Вторник, вечер
        Проводив Сергея Сергеевича, Андрей не спеша сполоснул чашки, убрал печенье и рассеянно опустился на кухонную табуретку между столом и плитой. Последние полчаса он двигался скорее по инерции, чем осознанно: ходил по комнате, сметал крошки, делал что-то еще… Он не помнил, как открыл кран, как поставил чашки на полку, - не помнил почти ничего. В мозгу пульсировала лишь одна мысль: «послезавтра, в двенадцать».
        Послезавтра, в полдень, Сергей Сергеевич принесет «экспериментальную модель», - уж это название Андрей заучил крепко-накрепко - и интеллект-статус повысится. Конечно, не до ста пятидесяти, но даже прибавка в пять-семь баллов была бы настоящим чудом. А чуда Андрей желал всем сердцем. Когда видишь чудо, появляется и вера.
        Он посмотрел на будильник - секунды сменялись фантастически медленно. Минуты, без толку моргая, вообще застыли на месте. В левом окошке оцепенели единица и четверка: начало третьего. Вечера не дождаться. А послезавтра - это так далеко, что и представить трудно.
        Андрей заставил себя встряхнуться и, переобувшись, вышел на лестничную площадку. Собственно, площадкой это назвать было нельзя: по этажу тянулся узенький коридор с бордовыми прямоугольниками дверей и двумя лифтами в торце; где-то посередине, за такой же дверью, находилась пожарная лестница. Понятно, что в отсутствие пожара ею не пользовались.
        Ни в коридоре, ни в подъезде Андрей никого не встретил. Он не особенно интересовался тем, сколько народу живет в его доме, порой он не знал, какие квартиры на этаже заняты, а какие свободны. Соседи появлялись и исчезали, переезжали в другие блоки, кто - поближе к работе, кто - потому, что надоел вид из окна. Андрей был уверен, что из всех окон видно одно и то же, и никуда особенно не рвался. На новом месте пришлось бы как-то знакомиться, как-то привыкать, а это его тяготило.
        Прожив в тридцать седьмом блоке больше десяти лет, он завел пять или шесть приятелей, с которыми иногда обсуждал фильмы. Это было скучновато, но не очень обременительно, как и вся его жизнь - вплоть до сегодняшнего дня.
        К двадцатым числам мая наконец потеплело. Мужчины сняли надоевшие черные ветровки и ходили в рубашках. Женщины красовались в удивительно похожих розовых блузках. По сути, это была одна и та же кофта, растиражированная в умопомрачительном количестве. Блузы появились в гуманитарной лавке где-то в марте, еще в холода. Тогда все носили пальто - синие и коричневые, прошлого завоза, - и, в надежде приобрести к лету нечто оригинальное, бросались на розовый эрзац-шелк, как голодные. Женщины знали: на всех может не хватить. Но в этот раз хватило. Блузки были в витрине, блузки были на юных кокетках и старых грымзах, и даже на некоторых мужиках - в слегка перешитом виде. Вся улица была нежно-розовой, и от этого поднималось настроение.
        «Блузки - точно товар», - машинально отметил Андрей. Если б они еще были разными… Но Сергей Сергеевич сказал определенно: основное свойство товара в Новейшую Эру - это изобилие. Изобилие было налицо.
        Андрей, насвистывая, завернул в гуманитарку и взял пачку сыра. К соседнему прилавку стояла очередь, там давали растворимый кофе, и он подумал, не прихватить ли пару банок - себе и Никите Николаевичу. Однако люди брали коробками, обслуживали их медленно, и он пожалел времени.
        К профессору, бывшему сменщику, Андрей собирался уже давно, да все как-то откладывал. Сегодня оставаться дома было невозможно, и ноги сами несли его в гости.
        Никита Николаевич жил в тридцать шестом блоке, напротив через шоссе от тридцать седьмого. Андрей пересек дорогу по застекленному мосту и, миновав стандартный двор с каруселью и песочницей, зашел в подъезд.
        Профессор открыл сразу, словно стоял под дверью и кого-то ждал. Впрочем, если и ждал, то явно не Андрея. В глазах Никиты Николаевича был страх. Он так и вышел на лестницу - заранее испуганным.
        Испуг постепенно сменился удивлением, и профессор, расслабляясь, длинно выдохнул.
        - Чего тебе, Андрюшенька?
        - Я… это… не вовремя я, Никита Николаевич?
        Профессор подвинул Андрею тапки и не оборачиваясь потащился в комнату. Сзади он выглядел еще хуже - жалкий, немощный старик. На сутулой спине, даже сквозь жилетку, проступали острые углы лопаток. Брюки висели на одном ремне, и так трепались, точно в штанинах были не ноги, а проволока.
        - Я вам, Никита Николаевич, сыру принес, - сказал Андрей, доставая из кармана влажный сверток.
        - Сыр?.. - озадачился профессор. - У меня есть. Спасибо, положи куда-нибудь.
        - Как у вас дела, Никита Николаевич?
        - Дела?.. - опять задумался он. - Плохо, Андрюша. Чего скрывать, плохо. Особенно теперь, когда уволили.
        - Это случается. ИС то понизится, то повысится… Его не угадаешь. В следующем месяце, глядишь, больше будет. Чумаков вас обратно возьмет.
        - Сомневаюсь, - сказал Никита Николаевич. - И насчет Чумакова, и насчет статуса тоже, будь он проклят. Ты садись. Хочешь - в кресло, хочешь - на кровать. Где тебе нравится.
        Типовая мебель была расставлена по шаблону, и путь от двери до кресла Андрей прошел, как у себя дома: на третьем шаге обойти угол шкафа, на пятом - вильнуть влево от круглого стола. Он все-таки выбрал кресло. Сидеть на чужой кровати было не очень удобно.
        - Никита Николаевич, а что же вы старые вещи с собой не привезли? Когда из центра сюда переселялись.
        - Им тут делать нечего, - хмуро произнес профессор. - Они из прошлого, а его уже нет. Впереди, Андрюшка, у нас только будущее. Одно сплошное будущее, - добавил он с непонятной горечью. - Чего там новенького?
        - Где?
        - Ну… там, - он показал большим пальцем то ли за окно, то ли в небо.
        - Ничего, - растерялся Андрей. - Вообще, убили кого-то.
        - Н-да? - Никита Николаевич прилег на кровать и скрестил руки на груди. - И кого же у нас могут убить?
        - Павлова какого-то.
        - Аристарха?!
        Профессор вскочил и, беспомощно подвигав руками, сел обратно.
        - Аристарха, - подтвердил Андрей.
        - Из тридцать седьмого?
        - Да, он в моем блоке жил. В тридцать седьмом.
        - Боже… Его-то зачем?.. Он-то что?.. А это точно?
        - Ко мне сегодня полицейский приходил, - с гордостью поведал Андрей. - Допрос мне делал, чтоб убийцу найти. Сказал, из моего окна все видно. А я не видел… А кто этот Павлов?
        - Аристарх? Так, человек был… Чер, вроде нас с тобой. Убийцу они, значит, ищут? Ну-ну.
        - Никита Николаевич, вы как будто сами что-то знаете?
        - Не знаю. Сомневаюсь… Слишком их много, этих несчастных случаев. Вот и с Аристархом… Вот и он угодил.
        - Нет, Никита Николаевич, полицейский сказал - убили.
        - Что он еще сказал?
        - Это я говорил, а он спрашивал. А я - что?.. Я у окна не дежурю. Зато про женщину ему рассказал.
        - При чем тут женщины?! - рассердился профессор.
        Андрей задрал ногу выше подлокотника, так, чтоб было видно с кровати.
        - Штаны из-за нее порвал, - пожаловался он.
        - Да, штаны жалко, - покачал головой профессор. - Красивая была или так себе?
        - По голосу - очень красивая. Бойкая такая, звучная. А лица не разглядел. Пока лез, пока за патрулем бегал…
        - Стоп, стоп! Снова и по порядку. - Андрей пересказал вчерашнюю историю с того момента, как вышел из линейки. Все, что было раньше, он пропустил - в противном случае пришлось бы начинать с конца Новой Эры.
        - Паршиво, - помолчав, заметил профессор. - Могу поспорить, девица была симпатичная.
        - Мне тоже обидно. Брюки вот изуродовал, а толку…
        - Дурак. Тебя патрульная машина спасла. Незнакомка в кустах - это не к добру. Они у тебя еще будут, незнакомки. И друзья, неизвестно откуда взявшиеся. Раз уж прицепились, не отстанут. Запомни, Андрюша: к лучшему жизнь меняется только в центре. А у нас - нет, у нас тут другое. И если вокруг начинают происходить всякие странности, не надейся, что это совпадение.
        - Да ладно вам! Какая-то дамочка на детской площадке…
        - Не понимаешь? Хорошо, что не понимаешь. Тебя это не касается. Понюхают и отвяжутся. Но все же, Андрюша, будь осторожен, прошу тебя. Не рвись ты никого спасать!
        - Постараюсь.
        Он сказал это лишь для того, чтоб не тревожить старика. Похоже, профессор совсем расклеился.
        «Вот оно, понижение статуса, - подумал Андрей. - Сам Никита Николаевич, наверно, и не замечает для него все по-прежнему. А со стороны… страшно это. Глупеет профессор, на глазах глупеет. Окончательно и бесповоротно».
        - Я из ума не выжил!! - Профессор капризно тюкнул кулачком по колену и, поднявшись, подошел к креслу. - И ты меня не жалей!
        - Да я ничего, Никита Ник…
        - И не смотри на меня так! Я что, не понимаю? Смотрит он на меня!.. На работе обсуждаете небось? «Бедный профессор! Статус у него упал!» А я не против. Ниже статус - крепче сон. Кто не в меру высовывается, с тем происшествия разные случаются. Подоконники сами собой намыливаются, товарищи попадаются вспыльчивые, с ножницами и колотушками…
        - С какими колотушками, Никита Николаевич? - опешил Андрей.
        - Которыми по башке лупят. Все! - отрезал он. - Разболтался я.
        «Вот уж правда, - подумал Андрей. - Старик-то не просто опустился - натурально, спятил. Сначала в черы записали, а теперь он и среди черов почти ноль. Есть от чего свихнуться».
        Андрей пожевал губами, нерешительно погладил грубую обивку кресла и, проклиная себя за длинный язык, сказал:
        - Я вам помогу, Никита Николаевич. Про статус - это не шутка была. Его на самом деле можно повысить. Ученые специальный приборчик изобрели, но он пока под секретом. Я тут с одним хорошим человеком познакомился…
        - Та-ак, - протянул профессор. - И когда ты с ним познакомился?
        - Сегодня. Он после полиции пришел. Да вы не волнуйтесь, это мой новый наставник.
        - У тебя еще и наставник поменялся? - спросил он, сузив глаза.
        - Его Эльза привела. Ну, Эльза Васильевна, моя старая… то есть она не старая, конечно…
        - Ближе к делу!
        - Наставник хороший, он мне ИС поднять обещал, - волнуясь, затараторил Андрей. - Насколько - неизвестно, как уж получится. Меньше-то не будет. Но это тайна!
        - Тайна, хорошо. Что еще он тебе обещал?
        - А этого мало?! Или вы не верите?
        - Почему же?.. - грустно сказал профессор. - Придет добрый дяденька, обмотает тебе голову проводами, и ты станешь умнее. Обычное дело. Кстати, когда он придет?
        - В четверг. В двенадцать часов.
        Андрей уже каялся, что проболтался. Не стоило все-таки рассказывать безумному старикану про «экспериментальную модель». Ведь просил же его Сергей Сергеевич! А он как дырявый мешок. Такой большой секрет - и такому больному человеку.
        - Послезавтра, в двенадцать, - повторил профессор как бы для себя. - Чаю попьешь?
        - Я дома уж напился. Так что с приборчиком, Никита Николаевич? Рискнете?
        - Спасибо за заботу, Андрюшенька. Не переживай, я в полном порядке. На конвертере - всем привет и так далее… Ну, ты молодой, тебе со мной неинтересно. Проведал, и ступай.
        - Ага… пойду.
        - Иди, Андрюша, иди.
        Никита Николаевич довел его до двери и подтолкнул ногой ботинки.
        - Про новые знакомства… - молвил Андрей. - Мне что ж, ни с кем не знакомиться?
        - Знакомься, если хочешь, - ответил профессор, и Андрею почему-то стало не по себе. - Четверг, да? ровно в двенадцать?
        - Ровно, - кивнул он, выходя в коридор.
        Андрей редко о чем-то сожалел, но сегодня ему казалось, что он ошибся по-крупному. Да, про экспериментальную модель надо было молчать, а то как с психом свяжешься… И зачем, спрашивается, таскался?
        Преодолев последние ступени надземного перехода, Андрей остановился возле стеклянной стенки и посмотрел на шоссе. Внизу проносились яркие, как игрушки, автомобили: полосатые «под зебру», пятнистые «под леопарда» и вовсе неописуемых расцветок. В город и из города машин ехало примерно поровну. Строго говоря, там, где стоял Андрей, тоже была Москва - юридически, географически и как угодно, однако городом в окраинных районах называли только центр. Город - это место, где живут люди, владеющие личным транспортом. Место, где живут люди без транспорта, - это блок. В блоке живут черы.
        Послезавтра, подумал Андрей. Подумал - и почувствовал что-то щемящее, похожее на неуловимую вибрацию.
        Он представил, как внутри, в голове или в животе - неважно, заводится некий моторчик. Скоро моторчик закрутится и понесет его в центр. Пусть медленно. Лишь бы вырваться из блока. Послезавтра…

* * *
        - Выкобениваешься, Царапин?
        Вопрос прозвучал так близко, что Илья вначале принял его за реплику героя из сериала.
        - Вы чего, овчарки лишайные, мозгами попутались?! - прошипел он. - Только недавно вызывали, и опять… Ни минуты покоя!
        Затем выключил монитор и, придавив микрокнопку в часах, сказал:
        - На связи… Не выкобениваюсь я. Лежу, никому не мешаю. Телик смотрю.
        - Телемонитор надо было обычный брать, как у всех соседей, а ты самый модный хапнул. Хуже ребенка!
        Голос звенел в районе левого уха и резонансом разносился по всему черепу.
        - Через Сеть определили? Вы мой монитор не трогайте. Имею право. Лимит по карте я рассматриваю как свои командировочные.
        - Рассматривай как хочешь, - вяло отозвался голос. - Я тебя не для этого вызвал.
        - Догадываюсь, - буркнул Илья в браслет. - Что-то срочное?
        - Во-первых, мы решили облегчить тебе задачу. Завтра организуем подставочку - будет возможность сойтись с объектом поближе. И попробуй ее упустить!
        - Завтра я иду на конвертер, - возразил он. - Дерьмо в чан заливать. Сами же велели…
        - Опоздаешь немножко. Подробности получишь позже, это не главное. Главное - то, что во-вторых. Тебе поручается акция устранения.
        - Как-как? Устрашения?
        - Ты все понял, Царапин. Прекрасно понял. И незачем переспрашивать. Лучше, если это будет несчастный случай, правда, на такой класс я не рассчитываю. Сойдет и бытовуха. Адрес запоминай сразу…
        - Погодите! Вы что же, палача из меня делаете?!
        - Универсала, - веско произнесли в динамике. - Надо уметь не только щупать, но и за горло брать. Все надо уметь.
        - Нет.
        - Да, гражданин Царапин, да, - сказал голос, особо выделив слово «гражданин».
        Намек был вполне ясен. Выбора ему не оставляли.
        Как и в тот раз, в самом начале. Тогда он тоже не выбирал. Ему просто объяснили, чего от него хотят, и он согласился. Но это не было ответом на вопрос, потому что и самого вопроса не было. Никто не ожидал, что он откажется, - потому, что отказаться Илья не мог.
        - Адрес… - раздалось за ухом.
        - Да… - выдавил он. - Говорите, я слушаю.
        Ему назвали номер блока, дом и квартиру. И пожелали удачи. Кто называл, кто желал - Илья не имел об этом ни малейшего представления.
        За все время сотрудничества с «неотложкой» он видел лишь двоих, и то в сумерках, без лиц. Его перевозили в закрытой кабине, водили по глухим коридорам, всегда - с завязанными глазами. Он даже оправлялся, не снимая повязки. Это было противно, но все же не так, как тридцать лет каторги.
        Когда огласили приговор, стоявший рядом охранник ввел Илье антишок. Возможно, в инъекторе было что-то еще - после укола Илья почувствовал симпатию ко всему миру, включая судейскую комиссию. С этим настроением он и добрался до «шкатулки» - узкой комнатки с мягкими стенами. Там Илья мог биться головой сколько угодно. И он бился. И выл, и катался по полу - тоже мягкому…
        Адвокат предупреждал, что наказание будет серьезным. По мнению Ильи, серьёзно - это лет пять или семь, и не на каторге, а в обычной тюрьме. Больше трешки ему никогда не давали, и семилетка была бы для него достаточно суровой карой. Но не тридцать.
        Прежде, получая то двушку, то трешку, Илья почти не расстраивался, ведь он рисковал сознательно. Вор ворует, полиция ловит - в этом была какая-то глубинная справедливость, некое подобие закона природы.
        Иногда охотник побеждал, и Илья, с прибаутками, с воздушными поцелуями в сторону судейской комиссии, отправлялся в тюрьму. Больше всего ему нравилось судиться на западе Европы. Тюрьмы там были хорошие, во многих устраивали «день открытых дверей». Этот праздник называли по-разному, но аббревиатура «DOD» была единой для всех языков. В тюрьмах вообще принято сокращать слова. Быстрее говоришь - быстрей понимают.
        ДОД в тюрьме - это то, ради чего стоит соблюдать дисциплину, участвовать в общественно-полезных работах и улыбаться охранникам. В ДОД на территорию пускали всех: торговых агентов, независимых священников, друзей и жен, а также шлюх и честных нимфоманок. Посетители приносили с собой всякие порошки и таблетки полумедицинского назначения. После обеда в камерах пыхтели и стонали, и до следующего ДОДа заключенные смотрели забавные цветные сны - разумеется, не без помощи порошков.
        Руководство на подобные шалости закрывало глаза - ДОД снимал стресс эффективней, чем сотня психологов. По крайней мере, это было лучше, чем массовые побоища и столь же массовые изнасилования.
        Однако Илья ни разу не слышал про «дни открытых дверей» на каторге. В неосвоенных районах центральной Австралии никого, кроме ящерицы, в гости не пригласишь.
        «Наверно, я не выживу, - решил Илья. - Или не доживу, если в этом есть какая-то разница».
        Тридцать лет за то, что всегда оценивалось не выше трех. Пожалуй, на каторге эта история будет иметь успех. Илья воскресил в памяти роковую строку из выставочного каталога:
        «М. Куркина. ЖИРАФ ОБЕЗГЛАВЛЕННЫЙ. Середина XXI века Новой Эры. 20х18 см. Холст, масло».
        Многие считали этот случай курьезом, но для Ильи он стал катастрофой. По какому-то идиотскому совпадению, в ту самую минуту, когда Илья взламывал охранную систему Пражского музея, в Южно-Сахалинске состоялась конференция ЮНЕСКО, объявившая «Жирафа» достоянием мировой культуры. Когда Илья упаковывал картину в пенал, она уже не принадлежала частному коллекционеру Солу Вайсбергу, она являлась собственностью Тотальной Демократической Республики.
        Если б Илья отложил поход в музей на пару часов, все было бы иначе. Старое воровское правило «крадешь у Республики - крадешь у себя» он соблюдал отнюдь не из кокетства. Покушений на государственное имущество правосудие не прощало. Тридцать лет каторги - за картинку размером двадцать на восемнадцать. Аккурат по месяцу за квадратный сантиметр, подсчитал Илья. Сама художница, госпожа Куркина, едва ли потратила на нее и сотую часть этого времени.
        Илья лежал на мягком полу «шкатулки» и плакал от отчаяния. И тут появились эти двое. Точнее, сперва погас свет.
        В полной темноте ему рассказали про эпидемию среди черов и про неотложную психиатрическую помощь - не то, чтобы очень секретную, но как бы слегка негласную. Илья еще не знал, чего от него хотят, но заранее был готов на все. Другой возможности избежать каторги ему бы не представилось. Илье завязали глаза и куда-то отвезли. Через месяц, после короткой подготовки, его отпустили - с новыми документами и первым заданием. Задание было легким, почти смехотворным. Ему поручили какую-то мелочь: встретиться, познакомиться, выспросить…
        Голос во вшитом динамике обещал когда-нибудь отпустить его по-настоящему, насовсем. Временами ему казалось, что этот счастливый миг уже близко. Впрочем, собеседников Илья не видел. Врали они или говорили правду - он не знал.
        Теперь он понял: ему врали. Он и так не принадлежал себе, и у хозяев не было причин специально мазать его кровью, чтобы привязать крепче. Крепче уже некуда. Его элементарно продвигали по службе - из простых наблюдателей в… исполнители?.. В «универсалы», так сказал голос под кожей.
        Илья дошел до кухни и налил в чашку воды. Жадно выпил и налил вторую - это позволяло отложить окончательное решение еще на несколько секунд.
        Выполнить работу качественно - значит убивать и дальше. Завалить дело - значит поехать на каторгу. Можно удрать, но кто поручится, что вместе с динамиком ему не вшили маячок? Можно достать терминал и учинить скандал на всю Сеть. Только что он поведает миру? Лиц не видел, имен не знает… И даже если люди поверят, каторги ему не избежать. Такие приговоры не обжалуют.
        У Ильи снова не было выбора - как и в тот день, когда в камере погас свет и открылась дверь…
        Он достал из выдвижного ящика здоровый хозяйственный нож и попробовал лезвие на ноготь. Совершенно тупое. Илья поискал в шкафчике точилку. Загадал: найдет или не найдет?
        Точилки в доме не было, и это значило… это значило, что…
        - Значит, чер умрет больно, - сказал Илья вслух.
        На улице происходило какое-то розовое столпотворение. Половина женщин щеголяла в одинаковых кофтах - зрелище было и смешным, и жутким. Илья провел в окраинных блоках уже достаточно, но такого единообразия в одежде еще не видел.
        «Черы все глупеют и глупеют, - отметил он с брезгливостью. - Однако „неотложке“ надо подумать о методах более гуманных. Черы - пусть безмозглые, но все-таки люди, и резать их, как скот, не годится».
        Илья вышел на площадке семнадцатого этажа и остановился у двери с рукописной табличкой: «Тарасов А. В. ЧЕР».
        - Ох ты, боже ж мой… - язвительно пробормотал. - Оскорбленное самолюбие, да?
        Он положил палец на звонок, но передумал и врезал ногой по металлической пластине замка. Дверь, вместо того чтобы затрещать, легко распахнулась и ударилась о какие-то коробки в прихожей.
        - Открыто! - крикнули из квартиры.
        - Еще бы…
        Илья отпихнул коробки и неслышно сдвинул ручку замка. Затем расстегнул на рубашке среднюю пуговицу и достал завернутый в газету нож.
        - Открыто, что вы там стоите? - раздалось из комнаты.
        - Уже нет… - Он бросил газету на пол и, заглянув для порядка на кухню, протиснулся между шкафом и углом кровати.
        Посторонних в квартире не было. Чер Тарасов занимался не то генеральной уборкой, не то переездом - повсюду лежали какие-то тряпки, омерзительно заношенные носки, книжки, перевязанные бечевкой пачки дешевой серой бумаги и прочее барахло. У стены возвышалась стопка из картонных ящиков, вероятно набранных в овощной лавке.
        Чер оторвался от полупустой коробки и посмотрел на Илью - иронично, поверх допотопных очков в роговой оправе. Тарасову было около шестидесяти, но он был еще крепок - с крупным лицом, большими руками и довольно мощным торсом. Очки его только портили.
        - Вот такие вы, да? Неотложка…
        Ножа Тарасов не испугался, и это было неприятно.
        - А я вас завтра ждал, - сказал он. - Ошибся.
        Тарасов снял очки и покусал толстую дужку. Без очков он выглядел солидней.
        - Мы с тобой нигде не встречались? - спросил Илья. - Погоди… Ты вчера на конвертере не был?
        - Был.
        - Ты работаешь? Ну вот, статус у тебя приличный.
        Илья повернулся к ящикам и полоснул ножом по влажному картону. Внутри оказались те же пачки бумаги.
        - И чего тебе неймется, чер Тарасов? Не жизнь - красота! Линейка - бесплатно, сел и поехал. В лавке тоже все бесплатно. Харчи, шмотки - чего душе угодно! Хочешь - ходи на работу, не хочешь - на кровати валяйся, кино смотри с утра до вечера. А ты мешаешь…
        - Кому же я мешаю?
        - Всем! Всем мешаешь, чер.
        - И тебе?
        Тарасов говорил, как нормальный человек, и вел себя тоже - как нормальный, но Илья знал: это фикция. Ему еще на первом инструктаже объяснили, что настоящее сумасшествие умеет маскироваться. Тот, кто гуляет по улице без трусов или мнит себя Наполеоном, практически безвреден. Хуже с такими вот «нормальными». Пока они не начнут действовать, их не определишь. А когда начнут, бывает уже поздно.
        - Ты обществу мешаешь, - нашелся Илья.
        - А общество твое - это кто?
        - Вообще… - он широко повел рукой. - Люди.
        - А я - кто?
        Илье захотелось ответить позаковыристей, но на ум ничего не пришло.
        Пора кончать, понял он. Этот восьмидесятибалльный дебил нарочно голову дурит, отвлекает.
        - Мне не избежать… - сказал Тарасов. - Судьба человека не может отличаться от судьбы человечества. Сознательное упрощение… автоэнтропия, если угодно, и как результат - самозаклание. Я к твоим услугам, палач.
        Илья кончиком ножа почесал себе спину.
        - Я не палач.
        - Тогда санитар. Любая мотивация хороша, если она действенна.
        - Тарасов… сколько у тебя баллов?
        - Ты в курсе. - Он медленно надел очки и расправил плечи. - Режь меня, санитар. Спасай свое общество.
        Что-то было не так. На месте врача Илья, без сомнения, поставил бы диагноз «болен мозгами». Но сейчас он играл роль не медика, а судьи, и диагноз приравнивался к смертному приговору. Тарасовым, конечно, надо было заниматься - лечить, лечить и лечить. Но не убивать. Если казнить всех странных людей, то на Земле, считай, никого и не останется.
        - Царапин! - проскрежетало в динамике. - Ты сделал?
        - Нет… - обронил он.
        - Связь!
        Илья выругался и, нажав кнопку, ответил:
        - Нет еще. Но я на месте. Кое-что выясню…
        - Царапин, не трепись с ним. Выполняй и уходи. Быстро!
        - Начальство беспокоит? - улыбнулся Тарасов, снова снимая очки.
        - Что ты молчишь, Царапин? - гаркнули за ухом. Тарасов, глядя на Илью, затрясся от безмолвного смеха и потянулся к карману, из которого торчал белоснежный платок.
        - Царапин! Вопросов объекту не задавать! - надрывался динамик, тревожа какой-то хилый нерв возле уха. - Объект опасен. Предупреждаю тебя, Царапин!..
        - Да все, все!.. Все! - повторил Илья, прижимая часы к подбородку.
        Он на секунду выпустил чера из поля зрения, а когда шевельнулся, увидел, что тот находится гораздо ближе, чем раньше. Тарасов завершал длинное движение правой кистью, в которой вдруг что-то блеснуло. Не позволяя себе анализировать, Илья выбросил вперед руку с ножом, выбросил так резко и далеко, как только мог. И, почувствовав, что попал, провернул лезвие в обе стороны.
        Рефлексов за четыре года спокойной жизни он не утратил. Илье приходилось сидеть не только на западе Европы, но и в местах менее комфортных, например, в Африке или на юге Камчатки, где слово «юг» кажется издевательством. Правильно вести себя в тюрьме Илья научился еще в первый срок, и особых проблем у него не возникало, но, кроме проблем особых, были и рядовые, каждодневные - они-то и дали ему множество полезных навыков.
        Голос за ухом все говорил и говорил, но Илья уже не слушал. Голова кружилась от зуда, и чтобы как-то занять руку, он продолжал колоть тело - сначала сползающее, а потом и лежащее. Силы в этих ударах было меньше, тупой нож не входил и на половину, но прежде чем Илья выдохся и упал в кресло, вся комната покрылась мелкими бордовыми брызгами.
        - Заткнитесь вы там… - прошептал он.
        - Выполнил? Как?
        - «С особой жестокостью», - безразлично произнес Илья.
        - Результат гарантирован?
        - Да уж…
        - Хорошо, уходи. Не забудь о следах!
        - Не забуду. - Он внимательно осмотрел заляпанные ладони. - Следы уберу. Вот отмоюсь ли…
        - Что?! Царапин, что у тебя?
        - Ладно… отбой.
        Тарасов, распластавшись, занял все свободное пространство, и чтобы выйти из комнаты, Илье пришлось оттаскивать его в сторону. Правый кулак мертвого чера задел за ножку кровати, и из него что-то выскользнуло. Илья присел на корточки и подцепил предмет ножом.
        Одна из дужек отломилась, а стекла были измазаны кровью, и уже не блестели.
        Зайдя на кухню, Илья пустил воду и нагнулся над раковиной. Поплескавшись минут десять, он достал расческу и машинально причесался.
        Нож он хотел протереть и оставить в квартире, но, поразмыслив, завернул в принесенную газету и сунул обратно под рубашку.
        Оказавшись на улице, Илья еще раз посмотрел на свои руки. Чистые. Не очень-то он и замарался.
        Глава 4
        Среда
        Сегодня Барсик почти не кушал. Андрей со вздохом закрутил вентиль и, оперевшись о прозрачную крышку, грустно подмигнул. Пена в баке бурлила, но уже не так оживленно, как раньше, - работала всего одна труба, да и та не в полную силу. Переваривать быстрее Барсик сегодня не мог.
        «Небось не тем накормили», - озаботился Андрей. И хотя он помнил, что Барсик поглощает все, кроме камней и железа, он продолжал развивать эту мысль, поскольку ни о чем другом думать был не в состоянии.
        - Ясно, отравили, - сказал Андрей вполголоса. - Дрянь какую-нибудь тебе подсунули, а ты, глупенький, стрескал. Им-то что, им главное производительность, объемы. А ты и веришь. А придет какой-нибудь Царапин - ему же наплевать. Он только о себе… Или не отравили - слово плохое сказали. Ты же понимаешь. Ты такой, да…
        Андрей погладил стеклянный колпак и взял из шкафчика позавчерашнюю бутылку лимонада.
        - Белкин, как дела? - прожурчала в ухе радиотаблетка.
        - Худо ему.
        - Да что ж вы все заладили?! - раздраженно крикнул Чумаков. - Третья смена уже талдычит: «больной, больной!..» Болеет - прооперируем. Ты второй вентиль не пробовал?
        - Закрыл я его. Столько он не ест.
        - Что, уровень повышается?
        - Он и из одной трубы - с грехом пополам.
        - Ну, черт с ним. До вечера подождем, а там решим. Если не очухается, будем резать.
        - Оперировать? - уточнил Андрей.
        - Как хочешь, так и называй. Молись, чтоб не в твою смену.
        - Это страшно?
        - Да. Вонища жуткая. Крышку же снимать придется.
        - К нему придут ветеринары?
        - Сами управимся. Опустим в бак мясорубку, и вперед.
        - Мясорубку?!
        Андрей надеялся, что бригадир, как всегда, глумится.
        - Не настоящую, конечно, - сказал Чумаков. - Но они похожи. Винт огромный, по диаметру бака, и лопасти у него острые как бритва. И с зубцами. Порубим твоего монстра и сольем в соседнюю емкость, а сюда нового запустим.
        Чумаков не скрывал, что разговор доставляет ему удовольствие.
        - Естественная ротация, - пояснил он. - Трое суток новый монстрик будет расти, набирать массу, а на четвертые включится в наше грязное дело. Ты его от старого фиг бы отличил. Если б я тебе не сказал.
        - Вы хотите его убить?! - воскликнул Андрей. - Но его можно вылечить! Те, кто его создал…
        - Ты рехнулся, Белкин. Все, мне некогда. Отбой.
        Андрей судорожно глотнул из бутылки и сел на стульчик. Такой жути он еще не слышал. Сунуть в живое существо пропеллер!.. И скормить останки его родственнику!
        Какая-то «ротация»… Не иначе, от слова «рот». Но почему естественная? Что, жрать друг друга - это естественно?!
        - Барсик… - робко позвал Андрей. - Барсик! Неужели и ты?.. Ты тоже ел кого-то из своих? Нет. Ты бы не стал. Я надеюсь, ты на такое не способен.
        Существо в баке молчало.
        Андрей допил лимонад и метнул бутылку в ведро. Бутылка пролетела мимо, и он, крякнув, пошел ее поднимать. Обходя круглую емкость, он краем глаза заметил, что на ней чего-то не хватает. Рывком повернув голову, Андрей увидел Барсикову бирку - «С-НР-32/15». Кепка, висевшая на запорном винте, пропала.
        Вот в чем дело! Кто-то убрал кепку, и номер с позорным кодом «НР» - «неразумный» оказался на всеобщем обозрении. И Барсик… он так этого стеснялся… вот от чего он болеет. Черствые люди… Рубить живое! Он же просто обиделся. За это не убивают.
        Андрей пробежался по личным шкафам - кепки нигде не было. Ценности она не представляла, в гуманитарке таких навалом, а с карточки за нее спишут не больше, чем за пару шнурков. Позариться на нее никто не мог, значит, специально убрали. Чумаков?.. Нет, он сюда заходит редко. Из своих кто-то?.. Но зачем?
        Андрей снова проверил шкафчики - тщательно, каждую полку, и, не найдя кепки, снял свой халат.
        - Не печалься, Барсик, мы все прикроем. Пока будет так, а потом я что-нибудь из дома принесу. Или, хочешь, краску в лавке возьмем? Замажем твою табличку в несколько слоев, чтоб больше никто и никогда…
        Убедившись, что халат держится на винте крепко, и бирку ни с какой стороны не видно, Андрей вгляделся в бурлящую пену.
        - Надо, Барсик, пойми, - ласково проговорил он. - Надо кушать больше. От этого и тебе будет хорошо, и остальным. И Чумакову тоже. Простим его, Барсик, правда? Он как бы инвалид, Чумаков этот. Так, вроде незаметно, а поближе его узнаешь, и жалко становится. У него нет чего-то важного. Может, половину души отрезали, или в сердце что-то нарушено. И еще… они ведь не черы, тоже со своими проблемами… Им за все платить надо. Вот я тебе краску задаром возьму, а Чумаков бы за деньги…
        Андрей прижался щекой к теплому стеклу и продолжал нашептывать. Он рассказывал Барсику о странном поведении Никиты Николаевича, о бывшей наставнице Эльзе Васильевне, о Сергее Сергеевиче и его замечательном приборчике, и о повышении интеллект-статуса, и о покупке терминала…
        Когда Андрей оторвался от колпака, то обнаружил, что пены в емкости стало чуть меньше. Вторую трубу он закрыл, когда количество массы достигло максимальной отметки, теперь же темные хлопья плескались сантиметрах в пяти от рельефной линии. Андрей приблизил лицо к краю бака. Уровень падал - не так быстро, как хотелось бы, но все же Барсик начал есть активней.
        - Какой же ты молодец!
        Андрей несмело тронул рукоятку второго вентиля и вновь заглянул в емкость. Затем крутанул штурвал еще, и уровень пополз вверх.
        - Ничего, Барсик. Потихоньку, не сразу… Нам не до рекордов.
        Скорость поглощения то увеличивалась, то уменьшалась, и Андрей был вынужден постоянно подкручивать ручки. Где-то через час, после долгих увещеваний, ему удалось запустить вторую трубу на полную мощность. Это была победа.
        Он вызвал бригадира и дрожащим голосом сообщил, что операция Барсику уже не требуется. Чумаков пролаял что-то невнятное и отключился - кажется, он был занят.
        До вечера Андрей так ни разу и не присел. У Барсика еще случались кризисы - он то взбрыкивал и отказывался есть совсем, то опять брался за ум, заставляя Андрея бежать к трубе и раскручивать вентиль до упора. Андрей даже подумывал, не попроситься ли ему на следующую смену - естественно, бесплатно. Раньше, когда его менял профессор, он уходил с конвертера со спокойной душой, но на новенького, Царапина, полагаться было нельзя.
        - Угробит он моего Барсика, - бубнил себе под нос Андрей. - Окончательно угробит, ему же наплевать. Этой царапине даже интересно, как Барсика рубить будут…
        - Белкин, как дела? - проревело в ухе.
        - Два канала, - доложил он с гордостью.
        - Два?.. - задумался бригадир. - Штатный минимум… Добро, пускай пока поживет. Да, вот что! После тебя сегодня Новиков заступит.
        - Новиков?! - Андрей подпрыгнул от радости.
        - Царапин опаздывает, просил подменить. Он, видишь ли, плохо себя чувствует. Трудяга!.. - хмыкнул Чумаков. - Еще раз почувствует себя плохо - будет себя чувствовать безработным. Нам тут хворые не нужны. Верно говорю, Белкин?
        - Верно! - звучно ответил Андрей.
        Новиков пришел минут через десять. Андрей пожал ему руку, вкратце обрисовал ситуацию и молча показал на висящий поверх таблички халат. Сменщик так же молча покачал головой. Кепку снял не он, конечно. Андрей на него и не думал. Новиков, с виду неприступный и вечно злой, был человеком неплохим.
        На улице еще не стемнело, и у помойки Андрей решил не останавливаться. В следующий раз смена закончится позже, вот тогда можно будет полюбоваться, а сегодня он что-то уморился. Барсик, стервец, совсем его загонял.
        Андрей с тревогой подумал о мясорубке с острыми зубцами, но тут же вспомнил про Новикова. С Новиковым Барсик не пропадет.
        На полпути к линейке, когда Андрей проходил мимо искусственной лесопосадки, ему вдруг показалось, что из деревьев доносятся какие-то вопли. Березовая рощица была довольно жидкой, но с дорожки он ничего рассмотреть не мог.
        Он нерешительно встал и оглянулся - по территории конвертера ползало четыре комбайна, у станции виднелась чья-то спина; больше вокруг никого не было.
        Крик послышался снова, на этот раз - уже отчетливо. Ему не померещилось, кто-то звал на помощь.
        Андрей стоял на узкой полосе асфальта и боролся с самим собой. Если его о чем-то просили, то он, как правило, откликался. Однако слова профессора насчет незнакомки в кустах имели смысл.
        Сделав шаг в сторону березок, он опять остановился и закусил губу. Хоть Никита Николаевич и ослаб рассудком, до полного маразма ему еще далеко. Профессор по-прежнему был для Андрея авторитетом.
        - Убива-ают!! - надсадно заорали из рощи.
        Срывающийся в хрип голос принадлежал явно не женщине, и Андрей, обругав себя трусом, помчался к деревьям.
        До рощи было около ста метров. Андрей влетел в березки и на ходу подобрал толстую палку.
        Дрались трое, точнее, драка уже закончилась, и началось дикое, жесточайшее избиение. Молодые парни в разодранных майках лупили ногами едва шевелившееся тело. Человек на земле вяло перекатывался и лишь мычал. Все, на что у него осталось сил, - это подтянуть колени к животу и закрыть лицо.
        Андрей, не сбавляя скорости, отвел дубину назад и врезал одному из подонков по спине. Палка с чавканьем разломилась, и у него в руках остался короткий огрызок, из которого посыпалась рыжая труха.
        Парень прекратил пинать лежачего и недоуменно обернулся. Андрей сжал деревяшку еще крепче, будто она могла чем-то помочь.
        - Ты кто?..
        - Я… дознаватель! - ответил Андрей. - Что вы тут делаете?
        Обе реплики прозвучали настолько глупо, что второй тоже отвлекся и, сплюнув, часто заморгал.
        - Гоша, это кто? - спросил он.
        - Хрен знает… - проронил Гоша.
        - А чё он тут?..
        - Щас спросим. Вообще-то, он меня стукнул, - с картинным спокойствием произнес он.
        - Да-а?! Во, народ свирепый пошел!
        Андрей покосился на короткий обрубок и бросил его на землю.
        - Что же вы делаете, гады? - выдавил он. - Вдвоем на одного!..
        Кулак возле челюсти появился, не сказать чтоб внезапно, но совсем не оттуда и не в тот момент, когда Андрей ожидал. Он честно пропустил удар и, потеряв равновесие, завалился на утоптанную траву.
        В небе крутанулись светло-зеленые кроны. Андрей впал в какое-то неясное состояние, при котором лень не только двигаться, но и думать.
        Из этой неопределенности его вывел резкий тычок под ребра. Андрей запоздало прикрыл печень локтем и получил еще один, слева.
        «Сразу надо было вставать, - с тоской подумал он. - Теперь уж не позволят…».
        В подтверждение пришло еще четыре удара, и Андрей обреченно отметил, что после такой серии точно не поднимется.
        Парни били наотмашь - переменяя ноги легко и споро, словно в некой задорной пляске. Боль возникала то тут, то там, и распространялась по телу так стремительно, что через несколько секунд была уже везде. Однако она почти не беспокоила. Наоборот, с каждым ударом боль отходила все дальше, становясь какой-то отвлеченной, существующей отдельно от Андрея.
        Переворачиваясь с боку на бок, он иногда успевал поймать мгновение и взглянуть на небо с вращающимися облаками. Остальное его будто бы и не касалось.
        Он не помнил, когда отключился; облака застыли, как на фотографии, а шелест листьев стал отчетливым и нестерпимо громким. Андрея больше не трогали. Сбоку что-то трещало и пыхтело, но это относилось не к нему.
        Подняв голову, он обнаружил, что находится в сознании. Цепляясь за жесткую траву, Андрей перекатился на живот и кое-как встал. Драка продолжалась - видимо, мужчина очнулся и вызвал бой на себя. Парни нападали с двух сторон, но им редко удавалось достать его по-настоящему, и даже когда они прорывали оборону, мужчина великолепно держал удар.
        Помедлив, Андрей до хруста в пальцах сжал кулак и впечатал Гоше в ухо. Тот не упал, но отвлекся, и мужчина добил его прямым в нос.
        Второй перешел из нападения в защиту и начал потихоньку отступать. Споткнувшись о торчавший корень, он повалился на землю и по-собачьи, на четвереньках, побежал куда-то в глубь рощи.
        - Спасибо, выручил…
        Андрей посмотрел на мужчину и с удивлением узнал в нем Царапина.
        - Как ты здесь оказался?
        - Случайно. Позвонил бригадиру, отпросился, а потом все-таки решил выйти.
        - Тебя уже заменили.
        - Ну и хорошо. Какой из меня работник? - Илья с кряхтением доковылял до пенька. - Этого урода надо в полицию сдать, - показал он на Гошу.
        - А что тут случилось?
        - Шел от станции, увидел, как они в лес девчонку тащат. Та кричит, а вокруг нет никого. Я, пока их догнал, они на ней уже кофту разорвали.
        - И ты ее… спасать?
        - Нет, очередь занял! - раздраженно ответил Илья. - Я надеялся, она полицию вызовет, до вот ни черта. Смылась куда-то. В следующий раз пусть сами отбрыкиваются. Может, она только так, для порядка сопротивлялась? Стерва!
        История про девушку Андрею не понравилась. Что-то они, девушки, зачастили в беду попадать.
        - Красивая? - спросил он.
        - Кто, баба? Так, средняя. Вся в розовом… Спасибо тебе, Андрюша.
        - За что?
        - Пока тебя хайдакали, я отлежался немножко. А то насмерть забили бы. Ребята, кажись, под кайфом. Ладно, кайф уходит, статья остается. Слышь, эротоман? Покушение на изнасилование, плюс злостное хулиганство - это до десятки. А за десять лет тебе такую шахту продолбят, что проктолог будет заходить, не нагибаясь.
        - Ты откуда знаешь?
        - Сиживал я там, Андрюша, - спокойно сказал Илья. - Брезгуешь?
        - Да я… нет… - смутился он.
        - Все, что положено, я отбыл. Чист перед обществом.
        - Да я ничего… А что с ним в тюрьме будут делать?
        - Примерно то же, что он с этой девочкой собирался, - ответил Илья не без удовольствия. - Но гораздо дольше и разнообразней.
        - Кошмар…
        - Святая традиция, не я ее придумал.
        - Мужики, отпустили бы… - оживая, пролепетал Гоша.
        Он попытался сесть, но Илья ударил его по лбу - несильно, для острастки.
        - Не успели же, она только испугалась… - захныкал Гоша. - Гришаня все, скотина! Я его отговаривал…
        - А по-моему, ты первый ей в трусы полез. Следствие разберется.
        - Илья… правда, - сказал Андрей. - И девушка эта, жертва… Где ее искать-то?
        - Не переживай. Они завтра еще одну поймают. Если мы его отпустим.
        - Не, мужики! - горячо воскликнул Гоша. - Чтоб я!.. Когда-нибудь!.. Это Гришаня, он позарился. А я… да я практически девственник!
        - Вот в камере и лишишься.
        - Надо его отпустить, - сказал Андрей. - Если впредь пообещает…
        - Ты серьезно? Он - пообещает?! И ты поверишь?..
        - Иногда люди обманывают, но он получил хороший урок.
        Илья подобрал трухлявый обломок и задумчиво раскрошил его пальцами.
        - Наивный ты человек, Андрюша… Пес с ним, пойдем. А ты чтоб лежал, ясно?
        - Ну! - счастливо затряс головой Гоша.
        - Еще раз мне попадешься…
        - Я?! Ни в жизнь!..
        Внутри у Андрея вроде все было цело, но едва он вышел из рощи, как в боках закололо. В животе что-то беспрестанно екало и шевелилось, а на подходе к станции его разобрал болезненный, непрекращающийся кашель.
        - Полечиться тебе надо, - сказал Илья.
        Он держался бодрее, о побоище напоминала лишь опухающая губа и вымазанная в глине рубашка. Илья немного прихрамывал, но без него высокие ступени тамбура Андрей не одолел бы.
        В вагоне Илья наорал на какую-то бабку и заставил ее уступить Андрею место. Андрею было страшно неудобно, но от возможности сесть он отказаться не мог. Он опять куда-то уплывал - дурнота то исчезала, то накатывала с такой силой, что темнело в глазах. Илья всю дорогу стоял рядом и придерживал его за плечо.
        От станции до дома Илья тащил Андрея на себе.
        - У тебя же нога… - слабо протестовал Андрей.
        Илья весело матерился, называл его захребетником и приказывал заткнуться. Он говорил, что скулеж ему мешает, и если Андрей произнесет еще слово, то он его бросит. Андрей благодарно умолкал, но через пять шагов снова начинал сетовать.
        Так они и плелись - мимо гуманитарки, мимо детской площадки и смеющихся женщин в розовых блузках.
        Ввалившись в квартиру, Илья уложил Андрея на кровать и велел раздеваться. Сам он снял рубашку, вымыл руки и пошел на кухню. Минут двадцать оттуда доносилось какое-то позвякивание. Андрей подумал, что время для обеда выбрано не очень подходящее, но спорить не стал.
        Из кухни Илья вернулся с большой кастрюлей, в которой находилось что-то густое и черное.
        - Я это есть не буду, - заявил Андрей.
        - Я тоже, - сказал Илья. - В туалет хочешь?
        - Как?..
        - Как-как!.. По-маленькому.
        - В смысле?..
        - Не в смысле, а в кастрюлю. Давай, заодно посмотрим, что у тебя с почками. Будет кровь - связываюсь с клиникой. Не будет - без врачей обойдемся. Давай, говорю! - прикрикнул он. - Или я пописаю, если тебе приятней.
        Андрей, глупо улыбаясь, повернулся на бок и исполнил распоряжение.
        - Жить будешь… - промолвил Илья.
        - Что здесь? - осведомился Андрей с отвращением.
        - Народное средство. Чай, тертая картошка, сода и геркулесовые хлопья, - перечислил он. - И еще кое-что.
        Илья воткнул в черную массу любимую ложку Андрея и принялся перемешивать.
        - Ты где этому научился? - спросил Андрей.
        - Там, - нехотя бросил он. - Не дергайся, щипать будет. А потом будет чесаться. Терпи. Когда совсем невмоготу станет, пойдешь мыться.
        Илья зачерпнул народного средства и без предупреждения вывалил его Андрею на грудь.
        - Поздно, уже в дерьме, - сообщил он, опережая все возражения.
        Размазав по телу горячий ком, Илья зачерпнул еще и шмякнул ниже, на живот.
        Андрей подставлял синяки и меланхолично следил за возносившимся к потолку паром. Особой вони, против ожидания, не было, однако мысль о последнем ингредиенте, как выразился Илья - «растворителе», удовольствия не доставляла.
        - Ты точно соду туда добавил? - спросил Андрей. - Не соль? Ты из какой баночки брал? Та, что со слоном? Или с котятами?
        - Щиплет, да? Хорошо, - умиротворенно сказал Илья. - Если щиплет, значит ты живой.
        - «Щиплет!» - с сарказмом повторил Андрей. - Так дети говорят: «щиплет»… а это не щиплет, это… как будто меня жрет кто-то!..
        Илья включил монитор, и он на какое-то время отвлекся. По четвертой программе показывали шестьсот седьмую серию исторического детектива «Московские тайны». Андрей в этом фильме ничего не понимал, но его увлекали длинные планы городских пейзажей, в которых, по заверениям съемочной группы, каждый кирпичик был воссоздан в соответствии с оригиналом.
        В «Московских тайнах» рассказывалось о каких-то странных, никому не нужных интригах. Андрей в них запутался еще на первых сериях, и дальше было совсем неясно, тем не менее он продолжал смотреть. Ему нравилось любоваться домами - чудными, но разными. И людьми - ни капли не изменившимися. Единственное отличие заключалось в том, что во времена «Московских тайн» никому не приходило в голову определять интеллект-статус человека, поэтому многие на работе и в жизни занимали чужое место. Начальник часто оказывался глупее подчиненного, а жена умнее мужа, - ничего, кроме беды, это не сулило.
        Илья устроился в кресле и не переключал программу, хотя сегодняшняя серия была скучной. Герои не покидали помещений и вели нудные разговоры про деньги и про любовь.
        Когда лысый человек в блестящей куртке достал автомат и крикнул: «Грохну, падла!», Андрей наконец-то уснул.
        Проснулся Андрей от невыносимого зуда. Черная корка уже подсохла и кое-где осыпалась круглыми чешуйками, но тело от этого чесалось не меньше.
        Он вскочил с кровати и, не говоря ни слова, понесся в душ.
        - Рано, рано! - крикнул Илья. - Потерпи еще.
        - Все, не могу! - отозвался Андрей, судорожно хватая краны.
        Струя, рванувшая из рассекателя, была слишком горяча, зато чесотка тут же унялась. Андрей постоял, переминаясь с ноги на ногу, пока не догадался сделать воду холоднее.
        Самочувствие было сносным. Синяки на ребрах не пропали, но выглядели какими-то выздоравливающими и благодарными. Андрей, проверяя мышцы, помахал руками, понагибался - насколько позволяли габариты душевой - из стороны в сторону и пришел к выводу, что способен спасти кого-нибудь еще.
        - Простыню уже не отстираешь, - задумчиво сказал он, одеваясь.
        На штанах появились две новые дырки - не считая той, от кустов. Рубашка пострадала не так сильно, но тоже нуждалась в ремонте.
        - Простыню? Нашел, о чем горевать, - сказал Илья.
        - Ты-то как?
        - В норме. Мне бы рубаху… Одолжишь?
        Андрей открыл дверцы шкафа и заглянул туда так, словно менял наряды по десять раз в день. Парадные брюки и две рубашки - вот все, из чего он мог выбирать. Одну, ношеную, он взял себе, вторую, ненадеванную, положил перед Ильей. Возможно, для кого-то ему было бы жалко. Для Ильи - нет.
        - Что делать будем? - спросил Илья.
        - А чего нам делать-то?
        - Я тут мест никаких не знаю. Я же у вас недавно, в тридцать седьмом. Развлечься бы как-нибудь.
        - Какие у нас развлечения?.. Как везде. Чаю попьем, да телик посмотрим.
        - Э, нет. Дома я торчать не могу.
        - А где же нам торчать?
        Илья оделся и расчесал волосы. Рубашка сидела сносно - шили их настолько приблизительно, что даже не указывали размеров.
        - Кошмар… - молвил он, подворачивая рукава. - Нет, ты серьезно собрался тут до вечера околачиваться? У тебя друзья-то есть?
        - К ним, что ли, пойти?
        - Лучше, конечно, к подругам.
        - Подруга у меня была, - оживился Андрей. - Наставница, Эльза Васильевна.
        - Тьфу, ты! Ей небось лет шестьдесят?
        - Нет, не шестьдесят. Но она уже улетела.
        - Тогда что о ней говорить? Еще кто-нибудь остался? Из работоспособных.
        - Ну, Вадик. Он тоже работает.
        - Вадик?.. - разочаровался Илья. - А таких Вадиков, чтоб юбки носили, и желательно покороче, у тебя нет?
        Андрей сообразил, что Илья шутит, но самой шутки не понял.
        - Таких нету, - сказал он. - Вадик - художник…
        - Худо-ожник?! Давненько я с ними не общался. Что ж, веди.
        Вадик жил в одном корпусе с Андреем, этажом выше. Иных знакомых у него быть и не могло - все, что находилось за пределами родного тридцать седьмого блока, Андрею казалось несусветной далью. Единственным островком посреди чужой земли он считал конвертер. Между блоком и конвертером простиралась та же чужая земля, которую он проезжал, не выходя из линейки.
        - Здравствуй, Вадик. А я к тебе… с другом, - сказал Андрей, чуть запнувшись. Для него это было непросто.
        - Привет, - Илья широко улыбнулся и, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату.
        Вадик недоуменно изогнул брови. Он почти все делал так - одними бровями, это была единственная выразительная часть его лица. Остальное терялось в его вечной щетине, удивительно густой для двадцатилетнего молодого человека.
        - Кто это? - спросил Вадик.
        - Очень хороший человек, - отрекомендовал Андрей. - Благородный и смелый. И вообще…
        - О-о-о! - протянул Илья, останавливаясь перед импровизированным мольбертом - двумя раскуроченными тумбочками. - Опыты с формой? Два треугольника, между ними зигзаг и еще маленький треугольничек… Свежо.
        Было видно, что он и рад бы не издеваться, да не может. Действительно, картина получалась так себе. Половина была еще не дорисована, но то, что уже находилось на холсте, вызывало лишь недоумение.
        Андрею за Вадика стало неловко. Он верил, что Вадик настоящий художник. Да и как не верить? Вадик, обладая довольно высоким ИС, два раза в неделю мыл вагоны - на краски этого хватало. Он был либо талантлив, либо безумен. Большинство, естественно, усматривало второе. Но Андрей в него все-таки верил.
        - Это не картина, - равнодушно сказал Вадик. - Вернее, не совсем картина. Не моя. Соседка ходит заниматься. Наташенька, ей восемь лет.
        - А-а-а! - Илья расхохотался и хлопнул себя по ноге. - Купи-ил, купил!
        Андрей почувствовал облегчение.
        - Вадик, покажи что-нибудь из подлинного искусства, - сказал он.
        - Из подлинного?.. - Тот, прищурившись, поскреб шею и вытащил из-за шкафа квадратное полотно. - Ты это еще не видел.
        - Да я что… - отмахнулся Андрей. - Я не разбираюсь… Мне у тебя все нравится. Ну, кроме треугольников Наташенькиных.
        Вадик укрепил картину на тумбочке и отступил в сторону.
        - Прошу!..
        Андрей увидел дерущихся людей. Потасовка была порядочная: человек сто, и все - по колено в крови.
        Дрались люди не так, как Андрей с Ильей, а немного по-бабьи - кусая и таская друг друга за волосы. Впрочем, нарисованы они были хорошо, как настоящие, правда, очень мелко.
        - Оп-ля… - растерянно сказал Илья. - Слушай, дружище… ты не обижайся, но это не ты писал.
        - Я. Больше некому.
        - Как назвал?
        - Номер двадцать один.
        - Двадцать первая работа? - спросил Илья уже без насмешек.
        Кажется, он был шокирован, и удовольствия от этого Андрей испытывал больше, чем сам автор.
        - Название ни к чему, - заметил Илья. - Название - это слова, литература, а в живописи все должно быть здесь, на холсте. В пределах рамки. Верно?
        - Абсолютно, - сказал Вадик.
        - А где предыдущие двадцать?
        - За шкафом, под кроватью… Места у меня маловато.
        - Да-а… - снова протянул Илья. - С композицией ты наворочал… Но это дело хозяйское. Отнесем на своеобразие манеры. А вот в рефлексах ты ошибся серьезно, тут уж тебя никакое своеобразие не оправдает.
        - Согласен. Если смотреть так, то это ошибка. Но она же стоит неправильно.
        - Чего? - нахмурился Илья.
        Вадик, млея, перевернул картину. Андрей увидел те же сто человек, только вверх ногами. Вряд ли рисунок мог от этого что-то выиграть. Вдобавок Андрею не нравились туманные разговоры про «рефлекс». Это напоминало о бригадире.
        - Невозможно… - выдавил Илья. Он был ошарашен.
        - Если повернуть обратно, то ничего не найдешь. Хочешь убедиться? - сказал Вадик, переворачивая картину обратно.
        Андрей молча пожал плечами. На его вкус, так было лучше. Люди не должны стоять на голове.
        - Да… - произнес Илья скорее подавленно, чем восхищенно. - Кто тебя учил?
        - Никто. Жизнь.
        - Я не буду говорить, что ты гений… - начал он.
        - И не говори…
        - Но где твои выставки? Это должно быть доступно всем!
        - Выставки?! - хмыкнул Вадик. - Ты с луны свалился! Какие у чера выставки? Мне даже в блоке их проводить запретили, я во дворе хотел… Спасибо, кисти не отнимают. А так - кто в гости придет, тот и посмотрит. Да это и не нужно никому.
        - Даже во дворе не разрешили?! - возмутился Илья, но что-то вспомнил и осекся. - Вот сволочи… - буркнул он.
        Вадик продемонстрировал Илье остальные работы, с первой по двадцатую. Андрея эти номера сбивали с толку, он бы предпочел, чтоб картины имели нормальные названия. Минут через сорок он откровенно заскучал.
        Илья, напротив, все больше возбуждался. Под конец он уже не стоял, а нервно расхаживал по комнате, тревожа соседей своими возгласами.
        У Вадика они пробыли до самого вечера. Новоиспеченные приятели обменялись сетевыми адресами, при этом Вадик сказал, что будет рад видеть Илью в любое время. Сам Андрей от него ничего подобного не слышал.
        - Здорово ты в картинах разбираешься… - молвил он, садясь в лифт.
        Илья щелкнул по кнопке и лукаво улыбнулся.
        - Как же мне не разбираться? Я их ворую с шестнадцати лет. Воровал, раньше. Тебя это напрягает?
        - Меня ваши «рефлексы» бесят. Я Вадика люблю и уважаю… но зачем вы картины вверх тормашками смотрели?
        - Не знаю… наверно, я не смогу объяснить. Ну, вот представь себе добро. Добро в принципе, как образ.
        - Ну, представил, - сказал Андрей, хотя это была не правда.
        Они вышли на площадку, но Илья остался возле кабины.
        - И представь себе зло, тоже образ, - продолжал он. - А теперь представь, что Добро и Зло - это одно и то же. И ты это увидел. Идея, конечно, старая, но твой Вадик ее по-новому показал. И почти доказал. Нет… Я же говорил - не поймешь.
        - Чего ж непонятного? - насупился Андрей. - Слушай! А ты в тюрьме часто сидел? Как там? Вообще.
        - Там-то?.. Хреново. Везде хреново. Столько тюрем повидал, а такой, чтоб хорошо было - нет. В Архангельске холодно. Под Рейкьявиком тоже холодно. Не как в Архангельске, но все равно не курорт. В Лиссабоне жарко. В Банджармасине тоже… Ты бывал в Банджармасине? Ну и правильно. Очень жарко… И сыро. Под ногтями все время нарывает, и писаешь, как будто подцепил чего… А в Тегусигальпе мотыльки, столько мотыльков, что с ума сойти. От них ночью вентиляция гудит громче вертолета. Попробуй, засни! Однажды сетка порвалась, и они ко мне в камеру повалили. Вот где мрак-то был. Пока охрана с гидрантами разобралась, эти твари на мне майку сожрали. Месяц в больнице… Потом, правда, половину срока скостили, как психически травмированному, но оно того не стоило.
        - Неужели везде климат плохой?
        - Почему? Во Флориде нормальный. Только там с педиками проблема.
        - А в чем проблема-то?
        - Да много их там очень, вот и проблема. Тебе любой подтвердит: во Флориде самая паршивая отсидка. Лучше в Якутске, и больным, чем во Флориде, и здоровым.
        - Это что, стихи такие?
        - Стихи?.. Нет, проза, - усмехнулся Илья. - Но меня это уже не касается. Покончено. Навсегда. Видишь, на работу устроился. Все, как у людей.
        - Да, работа у нас хорошая. Барсик только болеет. Какой-то гад снял кепку с таблички… Если честно, я ведь сперва на тебя подумал, - признался Андрей. - Но ты на такое не способен.
        - Барсик?..
        - Наше существо. Чумаков его чудовищем называет. Сам он чудовище…
        - А при чем тут кепка?
        - Не поймешь. Это тебе не картинки. Это живое… Давно ты опустился? - спросил Андрей.
        - Я с детства такой… чер.
        - Не ври.
        - Хорошо, не буду. Но как ты догадался?
        - Когда ты Вадику про выставку начал… Черы об этом не думают. Мы просто живем, и все.
        - Я не хочу, чтобы кто-то знал. Ну, что я чужой.
        - Здесь все чужие.
        - Ты меня не выдашь?
        - Я?!
        Андрей вытаращил глаза. Его давно уже подмывало раскрыть Илье свою тайну, но выдать кого-то другого…
        Он почувствовал, что сейчас начнет рассказывать про Сергея Сергеевича, и достал ключи. Хватит и того, что он проболтался профессору.
        - Я могу на тебя надеяться? - спросил Илья.
        - Я ведь обижусь…
        - Извини. Спасибо.
        Илья махнул ему рукой и зашел в лифт. На душе было как-то странно. Он не догадывался, что среди черов тоже есть талантливые люди. И он не предполагал, что когда-нибудь скажет вонючему черу два таких слова подряд: «извини» и «спасибо»…
        Андрей, не включая свет, прошел на кухню. В банке оставалось еще немного заварки, а печенье у него не кончалось никогда. Поставив чайник, он вспомнил, как Илья с Вадиком обсуждали картины, как им обоим было приятно, и улыбнулся. Вот если б еще самому так же все понимать… а то - «добро», «зло», всякая философия… Нет, для этого нужны мозги покрепче. Разве что Сергей Сергеевич поможет…
        Завтра, уже скоро. Если все получится… Ух-х!! А вдруг он тоже начнет разбираться в картинах? Или нет, лучше в чем-нибудь другом, специалистов по картинам и без него хватает. В чем же тогда?
        Андрей положил подбородок на кулаки и задумался. До ночи он так и не нашел себе подходящего дела, зато интересно провел время. Перебрав в уме сотни профессий, он пришел к выводу, что занятия лично для него пока еще не изобрели.
        Это должно быть что-то немыслимое, решил Андрей.
        Глава 5
        Четверг, утро
        До двенадцати часов было еще далеко, но Никита Николаевич уже начал готовиться: открыл шкаф, вытряхнул из него разное тряпье и отвинтил на дне секретные шурупчики. Секретными эти шурупы были, понятно, только для соседей - в случае обыска фальшивое дно обнаружили бы мигом. Однако, кроме как в шкаф, терминал положить было некуда, а прятать его на улице профессор не рискнул.
        О том, что на конвертере его называли профессором, Никита Николаевич знал. К прозвищу он относился спокойно: во-первых, он на самом деле был профессором - когда-то, в прошлой жизни, а во-вторых, за годы преподавания в Московском университете он так привык к студенческим кличкам, что считал их нормой. Правда, в университете его звали «академиком», ну так на то оно и понижение. Не околачиваться же «академику» у корыта с фекалиями. «Профессору» - еще куда ни шло…
        Приподняв толстый лист фанеры, Никита Николаевич извлек из-под него терминал и забросил весь хлам обратно в шкаф. Бережно устроив чемоданчик на кровати, он утопил маленькую панель замка.
        Пару лет назад этому терминалу завидовал весь университет. То, чем обладал Никита Николаевич, сравнивали с ласточкой. Два года назад его терминал легко вскрыл бы любую систему, от банковской до полицейской. Ласточка могла озолотить и разорить, сделать человека счастливым и сломать ему жизнь, а потом уничтожить все следы - еще до того, как сторожевая программа обнаружит вторжение. Но то - раньше.
        Однако постаревшая ласточка и теперь кое на что годилась.
        Никита Николаевич аккуратно размотал шнур и, выдернув из стенного разъема штекер монитора, подключил терминал к Сети. Затем легонько провел пальцем по откидному экрану - тот засветился и показал лицо диктора. По первой государственной программе шли новости. Профессор посмотрел на часы - половина двенадцатого. Скоро можно будет начинать.
        Обещания наставника увеличить ИС - это, конечно, полная чушь. Андрей зря надеется. Прибора, повышающего интеллект-статус, не существует. Белкин - славный малый, но безнадежно тупой, и в жизни ему ничего не светит. И его наставник, вернее, человек, изображающий наставника, скоро это поймет.
        Их - псевдонаставника и того, кто за ним стоит, - ожидает разочарование. Сейчас они убедятся, что Андрей - это ложный след. Он настоящий чер, стопроцентный мусор, генетический брак. Природа не то чтобы уж очень сильно на нем отдохнула, но и не перетрудилась. Не самые политкорректные студенты называли таких людей «дважды два»: две руки, две ноги, а остальное ни к чему. И все же в Белкине что-то нашли.
        Никита Николаевич скривил губы и по-стариковски сам себе хмыкнул. Посмотрим, посмотрим…
        Наставник сказал Андрею, что придет в двенадцать. Он, естественно, не опоздает. Белкин, бедолага, размечтается, планов настроит… Жалко дурачка. Ну, добавят несколько баллов - мол, сеанс подействовал. Какой у него ИС? Восемьдесят, примерно. Будет восемьдесят пять. Что изменится? Ничего. Тот же бак, те же вентили - в лучшем случае. А в худшем?..
        Профессор покачал головой и, придвинув кресло ближе к стене, снова тронул экран - новости кончились, пошла реклама.
        …Нет, худшего случая у Белкина быть не должно. Андрей, безусловно, обычный чер. Зауряднейший. Такие, как он, сюрпризов не преподносят. Его ведь еще на первом контроле опустили. Контроль-два - другое дело, но контроль-один проходит, как правило, честно.
        У пятилетнего ребенка устанавливают тип личности и уровень интеллекта. Некоторые, с выраженными способностями, направляются в специализированные школы. Этим детям уже повезло: государство даст им превосходное образование и будет полностью обеспечивать до двадцати лет - при условии, что они не решат сменить профессию.
        Еще одна часть, также немногочисленная, аналогично вундеркиндам поступает в особые школы, правда, совсем иные. Они получают минимальный объем знаний, ровно столько, сколько необходимо для примитивного быта: чтение, письмо и арифметика. Юридически они обычные дети, фактически - уже черы. Каждый из них имеет либо скверную наследственность, либо неустранимые пороки в развитии. Чаще бывает все вместе: потомственные алкоголики рожают таких же потомственных алкоголиков и навязывают им извращенные поведенческие нормы.
        Остальные, пройдя контроль-один, надолго забывают о мягком обруче, который им надевали на лоб.
        Надолго - до двенадцати лет, пока тестирование не повторяется. К этому возрасту окончательно формируется мотивационная база, иначе говоря - личность. Цель у контроля-два та же: определить склонности и рассортировать. Подросткам достается либо направление в профессионально ориентированные лицеи, либо сразу - лимитная карта и бесплатная квартира на окраине. Таких при втором контроле оказывается около десяти процентов. Это не полные кретины, хотя от последних их порой отличает лишь более качественное образование.
        Третье тестирование, или контроль-три, происходит в двадцать лет, перед выдачей гражданских документов. Человек подвергается всестороннему обследованию и получает свой ИС - интеллект-статус. Присвоение ИС дает право на работу, и большинство граждан это право немедленно используют, устраиваясь служащими или руководителями низшего звена. Единицы продолжают образование и впоследствии становятся учеными, юристами, а то и политиками - словом, кем-то становятся, если их интеллект-статус соответствует требованиям профессионального ценза.
        С двадцати лет гражданин обязан подтверждать свой ИС ежемесячно. Эта процедура гораздо проще: достаточно подойти к любому тест-автомату и заглянуть в сканер. Автомат считывает информацию с сетчатки и выплевывает новую карту, действительную в течение тридцати двух суток. На карте проставлен персональный гражданский номер, интеллект-статус в баллах и совершенно ненужные литеры «СР». Или «СЧР», если статус оказывается ниже ста пятидесяти.
        Вот так же было и с Никитой Николаевичем. Подошел к автомату, чтобы исполнить обычную формальность, и вдруг получил карту чера. В ней стояло сто сорок баллов и его собственный гражданский номер - перед ненужной буквой «Р» появилась еще и «Ч».
        Профессор - тогда еще «академик» - разумеется, затребовал повторный тест. И получил то же самое. И в придачу - вторую карту, пошире, похожую на обычную кредитку. Только это была не кредитка, а лимитная карта, на которую каждый месяц и каждый квартал поступает социальное пособие. Со времени окончания университета государство впервые что-то предлагало Никите Николаевичу бесплатно. Но это его совсем не радовало. Впрочем, и не огорчало - тогда, два года назад.
        Он долго не мог избавиться от мысли, что его разыграли, - умело и весьма жестоко. Грешил и на коллег-преподавателей, и на студентов. Долго - это потому, что попал в пробку на старой развязке. Долго - пока не пришел к себе на кафедру. Там - опять же, формальность! - нужно было предъявить карту.
        Он предъявил. И с ним даже не стали разговаривать.
        У Никиты Николаевича ничего не отняли, но в центре с картой чера он мог устроиться лишь консьержем или дворником. Работай он хоть круглые сутки, зарплаты не хватило бы и на половину текущих расходов. Он предпочел не работать вообще.
        Это была стандартная ошибка всех опустившихся: ждать и надеяться на лучшее. Он мог бы продать квартиру, машину и кое-что еще, потом перебраться в какой-нибудь блок и преспокойно доживать - почитывая книжечки и внушая себе, что находится в неком сказочном путешествии.
        Однако Никита Николаевич ждал и надеялся. Он искренне верил, что в следующем месяце все образуется, встанет на место, и тогда он о-го-го как отомстит!.. Кому?.. К концу месяца уже нашлось, кому.
        Через тридцать дней у него были те же сто сорок баллов. Никита Николаевич погоревал и настроился на новое ожидание.
        Поскольку на прежней должности он получал немало, привычка к экономии появилась слишком поздно - как раз к тому моменту, когда из банка прислали напоминание о том, что он просрочил очередной платеж по процентам. Телемонитор поминутно выкидывал сообщения о неоплаченных счетах за квартиру, штрафах за парковку, фактурах на продукты, которые он по рассеянности продолжал заказывать в дорогих магазинах, - словом, о всех тех грошах, что составляли сотую часть его прежнего жалованья.
        Суммы в счетах стояли смехотворные, по сто-двести кредитпунктов, но эти пушинки довольно быстро слиплись в тяжеленный ком, придавивший Никиту. Николаевича так, что он уже не выбрался.
        Вскоре его посетила бригада судебных приставов, и все имущество пошло за долги. Он пытался занять у знакомых, молил о помощи, но никто не помог, поскольку ситуация была стандартной - абсолютно. Он в таких случаях тоже не давал. Черы денег не возвращают, откуда у них деньги? Да и сами люди - не возвращаются. Уехав из центра и поселившись в окраинном блоке, человек остается там навсегда.
        Никита Николаевич пробовал добиваться пенсии, но в социальном фонде ему объяснили, что он ее уже получает - средства идут прямиком на лимитную карту, которую он без проблем может отоварить в любой гуманитарной лавке. Правда, лавки эти по большей части находятся на окраинах, ну так и жить он будет там же. Удобно. Что?.. Непонятно?.. Хорошо. Ему объяснили еще раз, как ребенку. Что?.. Деньги?.. А зачем они вам? Вы ведь теперь…
        «Ты ведь теперь чер», - сказала ему какая-то пигалица. Одним взглядом сказала, но он все услышал. И сдался. Сходил для самоуспокоения к ближайшему автомату, удостоверился: ровно сто сорок баллов, и вечером уехал в Бибирево-6. Просто так, наугад.
        Первую половину жизни он учился сам, вторую - учил других, и учил неплохо, а под старость оказался в одной смене с Белкиным. В пять лет судьба развела даровитого Никиту и невезучих сверстников по разные стороны от интеллектуальной нормы - чтобы в пятьдесят свести их вновь. Верно говорят: от кладбищенской травки и гуманитарной лавки не зарекайся.
        Единственное, что у него осталось от прошлой жизни, - это терминал. Еще оставались ботинки из натуральной слоновьей кожи, выигранные в лотерею во время последнего круиза. Никита Николаевич ни разу не надевал их в городе, и тем более берег в блоке - все ждал подходящего случая. А недавно его ИС упал до шестидесяти баллов, ниже всяких цензов. Профессора отстранили даже от корыта с дерьмом. Он осознал, что подходящих случаев уже не будет никогда, и презентовал ботинки какому-то бродяге.
        Очнувшись от раздумий, Никита Николаевич проверил часы и набрал на тактильной клавиатуре сетевой адрес Андрея. Маленький экран мигнул и передал картинку с монитора Белкина - тот, как обычно, смотрел «Московские тайны». Конечно, боевик, что же еще?
        Нет, все-таки зря ему голову морочат. Чер - он и есть чер.
        Вот с Тарасовым они не ошиблись… Сволочи. Двадцать семь ножевых ранений - «с особой жестокостью», как в той газетенке написали.
        Тарасов профессору был далеко не симпатичен, ко многим вещам они относились по-разному, но чтоб ножом… двадцать семь ударов! Того, кто это сделал, их разногласия не волновали. С оппонентом спорят, а эти подонки приходят и убивают. Это не противники, это враги.
        Никита Николаевич не понимал, почему до сих пор не пришли за ним. И Владимира Тарасова, и Аристарха Павлова вычисляли - как и многих других. Его же вычислять было не нужно: вот он, вчерашний преподаватель, с тысячью тремястами баллами интеллект-статуса.
        Но Белкин… На что им сдался дурачок Белкин?
        Профессор вызвал из памяти терминала порнографический сборник и наиграл на плоских клавишах бессмысленную на вид команду. Имитация видеофайлов расшифровалась и активировала развед-программу.
        По быстродействию аппарат отстал на целый порядок и штурмовать в лоб уже был не в состоянии, но тихой сапой, маскируя сигнал под помехи и ложные запросы, он еще мог проникнуть в чужой канал - не в любой и не всегда, но мог.
        Никита Николаевич задал параметры поиска и включил караульный режим. Теперь все зависело от Белкина, то есть от его наставника. Какой канал он откроет, в таком профессор и пошарит, сколько линия продержится, столько развод-программа и скачает.
        Профессор догадывался, куда его выведут, однако он ни разу не успевал дойти до самого конца. Операция заканчивалась слишком быстро, и он получал не полные данные, а фрагменты: куски досье, отдельные строки из отчетов, при большой удаче - адреса новых поднадзорных. Собственно, про покойного Тарасова он узнал именно через Сеть. Тарасова разрабатывали около года, и профессор его об этом предупреждал. И Аристарха - тоже, но, как видно, поздно.
        Лишь на себя Никита Николаевич не нашел ровным счетом ничего. Словно он был чер - благонадежный и совершенно безвредный.
        - Посмотрим, кто из нас чер, - обратился он к экрану. - Шестьдесят баллов мне сделали? Да нарисуйте хоть ноль, хоть минус, мозги-то все равно при мне!
        Никита Николаевич чувствовал себя и дряхлым, и нищим, и жалким - но не поглупевшим. К двадцати годам его интеллект-статус достиг тысячи двухсот баллов, и с тех пор только повышался. Перед падением ИС вырос почти до тысячи трехсот, а это уже ценз члена Этического Совета Республики. Еще пару лет, и ему предложили бы место в Совете. Он бы, конечно, отказался - дело хлопотное, но… кто же знал, что он откажется?
        Профессор погладил лоб и прикрыл глаза. Как тривиально… Он два года искал причины, изобретал гипотезы, а все объяснение - вот оно, на ладони. Кто-то не хотел его участия в Этическом Совете. Смешно. Он туда и не собирался. Достаточно было сообщить об этом заранее, и…
        Нет. Завистники с кафедры, будь они трижды коварны, на такое не способны. Физически не способны. Отправить человека на дно и держать там два года может только железная система. Не отдельный подлец, и не группа злоумышленников. Система. Не менее могущественная, чем та, что отслеживает и устраняет черов - не всех, конечно, но самых странных из них.
        Например, беднягу Тарасова. Он увлекался античной философией, читал по памяти Петрарку и Данте и, кажется, сам что-то пописывал. Или Аристарха Павлова, который от скуки взялся за изучение химии и вроде бы преуспел. При этом оба они имели по сотне баллов - ровно столько, чтобы таскать кабели на зарядной автостанции. Пять кредит-пунктов за смену, по меркам центральных районов - это пакетик леденцов. За шесть часов каторжного труда.
        Никита Николаевич открыл глаза и увидел, что экран стал черным. Идиотский фильм пропал; в левом верхнем углу подмигивала точка курсора - значит, телемонитор у Белкина уже отключили.
        «При чем тут Андрей? - разозлился профессор. - Зачем Системе какой-то несчастный Белкин? Что им от него надо?»
        Экран ярко вспыхнул, но тут же потемнел - развед-программа вышла из караульного режима и сунула в открывшийся канал свой длинный-предлинный нос. Индикаторы на нижней панели показывали максимальную скорость обмена.
        Профессор, боясь сглазить, затаил дыхание. Улов обещал быть богатым.

* * *
        Андрей вымыл полы и, немного передохнув, попил чаю. Больше заняться было нечем.
        Он включил монитор, но короткие реплики героев пролетали мимо ушей - Андрей даже не разобрался, о чем там идет речь.
        Времени до прихода наставника было еще полно. Андрей мог бы сбегать в лавку за краской для Барсика или снова выпить чая, но и то и другое одинаково напрягало. Не хотелось ни стоять, ни сидеть, ни лежать, и видеть тоже никого не хотелось - за исключением Сергея Сергеевича и его «экспериментальной модели».
        Неожиданно Андрея посетила одна озорная мыслишка. Покопавшись в шкафу, он нашел «Братьев Карамазовых» писателя Федора Достоевского и убавил на мониторе громкость. Эльза Васильевна советовала ему прочитать эту книгу, и он несколько раз принимался, но всегда засыпал еще на первой главе.
        Андрей решил прочесть какую-нибудь незнакомую страницу, а после занятий с прибором перечитать и сравнить ощущения. Вдруг что-то изменится?
        По крайней мере, таким образом можно было убить лишние полчаса.
        Андрей уселся на кровать и, подложив под спину подушку, раскрыл книгу ровно посередине.
        Первое время чтение его забавляло, потом начало раздражать. В длинных и вязких, точно пластилин, фразах он не видел ни капли смысла.
        Андрей приказал себе дочитать большой абзац и на этом самоистязание закончить. Вслед за большим абзацем он незаметно прочитал и маленький. На следующей странице был диалог - Андрей по инерции проглотил и его, а затем еще два абзаца: маленький и опять большой.
        Ему почему-то стало интересно. Что будет дальше, его не волновало, ведь и того, что было в начале книги, он тоже не знал. Андрей воспринимал лишь сиюминутное: постижение чужого слова, ценного уже тем, что оно существует.
        Он читал и раньше, у Эльзы попробуй не почитать! Много читал: и Пушкина, и Сервантеса, и других авторов, но там все было иначе. Там Андрей следил за увлекательной историей, а здесь старался найти суть.
        История, сказка - это только фантик для идеи, понял Андрей. Понял и растерялся: он что, уже поумнел? Сам по себе, без прибора?
        Он едва успел закрыть книгу и поправить кровать, как раздался звонок. Мгновенно выкинув из головы Достоевского с его братьями, Андрей устремился к двери.
        Сергей Сергеевич, как и обещал, пришел ровно в двенадцать, и не с пустыми руками: в левой он нес плоский чемодан, в правой, точнее - под мышкой, держал какую-то квадратную коробку. Андрей хотел помочь ему перенести все это в комнату, но наставник отказался. Наверное, коробка и чемодан были очень ценными.
        - Кино смотришь? - отрешенно спросил он, распаковывая на столе гостинцы.
        Андрей взглянул на монитор - показывали «Московские тайны».
        - Я выключу?
        - Не нужно. А это что у тебя? - Сергей Сергеевич на время оставил чемоданчик и, подойдя к креслу, взял в руки «Братьев Карамазовых». - Тяжелая… Читаешь? Нравится?
        - Да так… - смутился Андрей. - Эльза Васильевна советовала.
        - А я - не советую, - сказал наставник довольно резко. - Перегружаешься всяким… Жить надо легче, Белкин! Вон, фильмы хорошие целый день крутят. Не нравится этот - переключи на другой.
        - Эльза Васильевна советовала… - повторил, оправдываясь, Андрей. - Потому, что книжки развивают.
        - Ей сколько? Двадцать два?
        - Двадцать один.
        - «Двадцать один»… - передразнил Сергей Сергеевич. - Ей самой еще развиваться! «Советовала»!.. Она насоветует! Эх, не хотел говорить… Но чтоб ты знал: твоя Эльза - обычная пошлая карьеристка. Для чего она с тобой занималась? Чем - другой вопрос, еще разберемся, но для чего? Для карьеры, мой дорогой, - сказал он, понизив голос. - Она тебя использовала. Наставничество отмечается в анкете как общественно-полезное дело. За него льготы полагаются. Думаешь, обломилось бы ей место в Кембридже? Ни-ког-да. А так - вне конкурса прошла. А если б не это, ты бы ей сто лет не уперся. Охота было молодой девке сюда ездить! Ей со сверстниками пообщаться, то-се, пивка на природе попить…
        - Пивка?.. Эльза пьет пиво?! - ужаснулся Андрей. - Васильевна… Оно же горькое! Я пробовал.
        - О-о-о! Сейчас такая молодежь!.. Черт-те что, а не молодежь.
        Сергей Сергеевич распахнул на столе чемоданчик, который оказался - Андрей ахнул от восторга - сетевым терминалом. В верхнем отделении был экран, в нижнем - плоская, похожая на нарисованную, клавиатура.
        Открыв квадратную коробку, Сергей Сергеевич извлек из нее прозрачный обруч, гибкий и мягкий. Следом он достал какой-то черный предмет, с виду - действительно прибор, хотя коробка была явно не от него.
        - Начнем? - спросил Сергей Сергеевич. - Или ты передумал?
        Он театрально нахмурился и как бы в шутку собрался положить прибор обратно.
        - Нет-нет, я не передумал!
        - А кто твой наставник?
        - Вы, Сергей Сергеевич.
        - А чьи советы слушать будешь?
        - Да я что?.. Я так… - потупился Андрей. - Ваши, конечно.
        - Это хорошо, что наши. Садись. Книжку вон! - Он схватил «Карамазовых» и не глядя зашвырнул их куда-то в угол. - Книжка нам мешать будет… Удобно?
        Андрей поерзал в кресле и откинулся на спинку.
        - Волосы убери… - наставник натянул ему на лоб тот самый обруч. - Ты давно не стригся. Лень?
        - Да я это… с парикмахершей поругался.
        - Надо помириться. И подстричься.
        - Помирюсь, - заверил Андрей.
        Голову ему проводами Сергей Сергеевич не обматывал, и это было особенно приятно. Профессор тогда ерунду спорол: «проводов намотают». Никаких проводов не наблюдалось - только шнур, соединявший прибор с терминалом.
        - Это и есть «экспериментальная модель»?
        - Ты ее не помнишь?
        - Как я могу ее помнить?
        - Ты такую же в пять лет видел, при первом контроле. И обруч, и ящичек. Просто раньше они с проводами были.
        - С проводами?..
        Андрею отчего-то стало досадно.
        - Но, кроме корпуса, тут все другое, новое.
        Наставник продолжал возиться с терминалом. Андрей, как мог, вытягивал шею, но экрана все равно не видел. Он хотел передвинуть кресло, но самовольно это делать побоялся, а спрашивать разрешения побоялся тоже.
        - К празднику готов? - деловито спросил наставник.
        - К празднику?..
        - Вот те на! - Сергей Сергеевич оторвался от чемоданчика. - Завтра же День Единения Народов!
        - Ах, это… Гулянья по монитору посмотрю, и спать. Мне в субботу на конвертер.
        - Ну, брат! - хмыкнул он. - Надо готовиться! Такой день два раза в год. Подарки надо дарить, поздравлять всех.
        - Я поздравляю, - уныло ответил Андрей. - Когда работаю - на работе, а так - кого на улице встречу из знакомых. Того и поздравляю.
        - Это правильно, - сказал Сергей Сергеевич. - Расслабься, постарайся ни о чем не думать… если не получится - не страшно. Главное, не беспокойся. Ну что, поехали?
        - Поехали!!
        Наставник отключил монитор и вместо него воткнул в разъем терминал.
        У Андрея от восторга захватило дух. Мягкий обруч на лбу был связан с «экспериментальной моделью», а та - с сетевым терминалом. Значит, штуковина на голове объединяла его со всей Сетью! В это трудно было поверить, еще трудней это было представить. В сериале про кибернетических панков люди, сливаясь с Сетью, попадали в какой-то угрюмый город и встречались там со всякими удивительными существами. Андрей же по-прежнему находился в кресле, и все вокруг оставалось до обидного реальным.
        - Я уже начал?.. Я начал умнеть? - спросил он взволнованно.
        - Заткнись! - рявкнул наставник.
        Он тронул на терминале пару кнопок и снова вперился в экран. Андрей подумал, что все идет как надо, и закрыл глаза, но в этот момент позвонили.
        - Кто это? Кто приперся? - прошипел Сергей Сергеевич.
        - Не знаю. Никто не должен… Разве что Илья.
        - Какой Илья?
        - Друг, - молвил Андрей, поднимая голову. Наставник сидел не двигаясь. Кажется, он принимал какое-то важное решение, но какое именно - Андрею было невдомек.
        В дверь позвонили еще раз. Сергей Сергеевич вздохнул и щелкнул по клавише.
        - Не отвяжутся. Сюда их не зови. Скажи, что занят, и иди назад. И быстро.
        Андрей снял обруч и, почесав лоб, пошел открывать. Он готов был придушить любого, кто бы там ни оказался.
        Душить, однако, никого не пришлось - в коридоре, не отрывая пальца от звонка, стоял дознаватель Иван Петрович Белкин.
        - Долго идешь. Квартира слишком большая? - Белкин переступил через порог и махнул в воздухе пластиковым жетоном. - Ты не один? Дама?.. - Он заглянул в комнату и кивнул наставнику. - Я ненадолго. Пара вопросов, и все.
        - На сегодня мы закончили, - молвил Сергей Сергеевич.
        - Что вы сказали? - спросил полицейский.
        - Я не вам, я Белкину. - Наставник принужденно улыбнулся и протиснулся к двери.
        Неизвестно, когда он свернул свое хозяйство, но прибор уже лежал в коробке, а терминал стал обычным чемоданчиком.
        - А-а!.. А то я ведь тоже Белкин. Иван Петрович.
        - Сергей Сергеевич. Очень приятно.
        - Мы с вами уже виделись.
        - Возможно. Не уверен.
        - Мы успели? - спросил Андрей. - Хоть что-нибудь успели?
        - Что мы могли успеть? После закончим. Я зайду как-нибудь, - сказал Сергей Сергеевич.
        - Кто такой? - спросил дознаватель, закрывая за ним дверь.
        - Мой новый наставник.
        - Наставник?.. - задумался Белкин. - Любопытно…
        Он вошел в комнату и, поправив полы пиджака, уселся в кресло. Он все делал нарочито медленно, словно показывал, что обещанная пара вопросов может продлиться до вечера.
        Андрей его ненавидел. Он так надеялся на «экспериментальную модель», так ждал этого дня, что еле до него дожил, а тут появляется какой-то тип с жетоном и выгоняет единственного человека, единственного во всем мире…
        - И чего же вы тут не успели? - резко спросил дознаватель.
        - Иван Петрович!.. - страдальчески произнес Андрей. - Опять кого-то убили? И опять под моим окном? Может, мне к вам в участок устроиться, а? Найдется у вас вакансия на семьдесят пять баллов?
        - Тихо, тихо! Ты что это развоевался? Вакансий у нас нет, а труп есть, - сказал Белкин. - Не под твоим окном, подальше чуть-чуть. Но из той же серии.
        - Из какой «серии»?
        - Из странной. Мы с тобой поговорили во вторник утром. А вечером, во вторник, был уже следующий, гражданин Тарасов Вэ-Вэ.
        - Так это… - оторопел Андрей. - Это не я!
        - Ну, слава богу! А то пришлось бы тебя арестовать.
        Иван Петрович смотрел в сторону, и Андрей не понял - дурачится он или говорит всерьез.
        - Кстати, прочитал я Пушкина.
        - Вы не забыли?
        - Я, гражданин однофамилец, ничего не забываю. Повести покойного гм-гм… меня.
        Андрей сообразил, что Белкин все-таки смеется.
        - Не понравились мне эти повести, - продолжал дознаватель. - Они все хорошо кончаются.
        - Что же в этом плохого?
        - В жизни так бывает не всегда.
        - Вы пессимист, Иван Петрович? Чаю хотите?
        - Давай… А насчет пессимизма ты зря. Работа проклятая… Меня же ни на свадьбу, ни на юбилей не позовут - кроме друзей, конечно. А так вызывают, когда труп где-то образуется.
        - Ну, убийцу найдете…
        - Найду, найду, куда он денется? Но жертве не все ли равно? Она уже труп. Или он. Откуда здесь возьмется хороший конец? Ты вроде чаем грозился… Печенье у тебя есть? - крикнул он вдогонку. - Люблю с печеньем.
        Андрей сполоснул без того чистые чашки и налил в них заварки, Белкину - побольше. Он потихоньку оттаивал. Во-первых, у Сергея Сергеевича все равно что-то не ладилось - Андрей это определил по ощущениям в голове. Вернее, по отсутствию всяких ощущений.
        Во-вторых, Белкин прочел «Повести Белкина» - прочел с его подачи, и Андрей испытывал такую гордость, точно написал эти повести сам.
        И еще - ему льстило, что он может запросто попить чайку с полицейским, у которого статус аж семьсот пятнадцать баллов.
        - Иван Петрович! - позвал он из кухни. - Правда, что наставниками становятся не ради гуманизма, а для карьеры?
        - А гуманизм - это, по-твоему, что?
        - Не знаю… Наверное, любить людей.
        - Ну вот! Наставники - тоже люди. Вот они себя и любят. Получается как раз гуманизм.
        Андрей перенес чашки в комнату и сходил за пакетом с печеньем. Белкин снял пиджак и, кинув его на кровать, придвинулся к столу. Затем шершаво растер ладони и выудил из пакета румяную фигурку девочки в треугольном платьице.
        - Да ты не огорчайся, - сказал он. - Наставники не все мерзавцы. Я встречал и нормальных, в основном из молодых.
        Иван Петрович откусил девочке голову и лукаво посмотрел на Андрея.
        - Медлительный он какой-то, наставник твой. Не успевает…
        - Что не успевает? - насторожился Андрей.
        - Тебе виднее. Что вы с ним не успели?
        - Да ничего… Ничего не успели…
        - Я и говорю - медлительный. Ничего не успевает…
        Белкин слазил за следующим крекером - жирафом. Откусить голову жирафу было более чем естественно.
        - Как там Никита Николаевич?.. - спросил он внезапно. - Не хворает?
        - Никита Николаевич?..
        - Да, ваш «профессор». И не надо постоянно переспрашивать! Если человек задает ненужные вопросы, это значит, он тянет время. Тянет время - значит долго обдумывает ответ. Значит, что-то скрывает. А от меня скрывать опасно. Когда сам раскопаю, будет хуже.
        Белкин сделал большой глоток и положил рядом с чашкой диктофон. В центре диска горела зеленая лампочка.
        - Итак, что ты можешь сообщить об этом человеке?
        - Никита Николаевич никого не убивал, - отчеканил Андрей.
        - Почему ты в этом уверен?
        - У него здоровья не хватит. Вы его видели? Он же еле ходит. Как с конвертера выперли, скуксился старикашка…
        Андрей вдруг сообразил, что старикашка профессор и дознаватель Белкин примерно одного возраста. Только Белкин гораздо крепче и бодрее. Он бы, вероятно, и с молодым справился.
        - Вы, Иван Петрович, чем приличных людей подозревать, лучше бы в лесу порядок навели.
        - Откуда здесь лес?
        - Не здесь, а у конвертера, в Бибирево-36.
        - Не моя территория, - отозвался Белкин. - Еще чаю можно? Ну и что там, в лесу?
        - Насильники орудуют. Средь бела дня, - заявил Андрей, наполняя его чашку.
        - Истории у тебя какие-то… с душком. То девица в кустах, то секс-маньяки за деревьями. Ну-ка, подробнее.
        Андрей рассказал, как все было, - толково рассказал, с деталями, но без лишних эмоций. Даже сам удивился.
        - А потерпевшая исчезла, - подытожил Белкин.
        - Она испугалась. Да и стыдно к тому же.
        - Стыдно?! Насколько я понял, они не успели ничего. Ну прям как твой Сергей Сергеич! - Он скривился и бросил в рот очередную девочку-треугольник. - Стыдно ей!.. Знаешь, что такое страховка за моральный ущерб? Пострадать от маньяка - это лучше, чем в лотерею выиграть.
        - Она не пострадала…
        - Приз поменьше, но все же приличный. На машину хорошую хватит.
        - Может, машина у нее уже есть?
        - Может. Поэтому она и ездит на линейке. Имеет право.
        - Вы намекаете, что я вру? Но я все честно!.. Зачем мне врать-то?
        - Как зачем? - всплеснул руками Белкин. - Чтобы тему сменить. Я тебя об одном спрашиваю, а ты мне про другое. Вот это видишь?
        Он ткнул пальцем в диктофон - возле зеленого огонька горел второй, желтый.
        - Это называется «пауза».
        - Вы не записывали?! - возмутился Андрей.
        - Для твоего же блага. Два злодея, два героя и пропавшая принцесса… Абсурд! Синяки остались?
        - Нет, прошли. Илья меня мазью мазал. Народной.
        - А себя он тоже мазал?
        - Н-нет, кажется.
        - Почему? Его ведь били сильнее. Правильно?
        - Весь кровью обливался! - горячо подтвердил Андрей.
        - Весь?! Уж-жасно! - зажмурился дознаватель. - И где та кровь? Слушай, Белкин, еще слово про насильников, и я не поленюсь внести твою ахинею в протокол. И буду по три раза в день брать у тебя свидетельские показания - не дома, а в участке. А то пригласим второго героя, Илью. Интересно, он так же складно брешет или запнется где-нибудь?
        Илью звать нельзя, смекнул Андрей. Он в тюрьме сидел, у него проблемы будут. У полиции к таким отношение особое. Жалко. Они бы этому Белкину доказали… Жалко, что нельзя.
        - Тему закрыли? - спросил Иван Петрович. - Вернемся к делу. Никита Николаевич, твой бывший сменщик… Ну?
        Андрей обратил внимание: желтая лампочка погасла.
        - Чего?
        - «Каво»? - передразнил Белкин. - Когда вы последний раз виделись?
        - Недавно. Я проведать его хотел… Сыру ему взял.
        - Когда? Какой день? Конкретно!! - остервенел дознаватель.
        - Во вторник, - потупился Андрей. - После вашего прихода. Вернее, после вас наставник был, а потом я к Никите Николаевичу… в гости. Но он не убивал! Никита Николаевич не мог!
        - Сам знаю, - буркнул Белкин. - Если б мог, давно бы в клетке сидел.
        - Тогда чего вы на него?..
        - Прекрати чивокать! О чем с ним говорили? О Тарасове?
        - Нет.
        - О Павлове?
        - Об Аристархе? Да, я сказал, что его убили.
        - Ну!..
        - Никита Николаевич расстроился. Любой бы на его месте…
        - Ты, по-моему, не очень расстраивался.
        - Так я этого Аристарха не знал… А он знал! - осенило Андрея. - И Тарасова знал?
        - И многих других, - сказал Белкин. - Ныне покойных. Не везет ему с друзьями. Только с человеком сойдется, того уже в землю закапывают.
        - Вообще-то… да! Профессор тоже про это… про совпадения всякие и случайные смерти…
        - Наконец-то! Рожай, Андрюша. Не хочу я тебя к этому делу прикручивать. И чтоб людей в вашем районе убивали - тоже не хочу. Не правильно это, когда людей убивают. Надеюсь, ты согласен? Что еще твой профессор?..
        - Ну, меня предупреждал, чтобы не совался.
        - Куда не совался?
        - Не помню… А! И про колотушки рассказывал.
        - Колотушки?!
        - Которыми по башке лупят. Или колотят…
        - Вы с ним спятили. Оба.
        - И Аристарх этот… он сказал: «Аристарх угодил». Так прямо и сказал.
        - Ясно. Придется его в клетке подержать. Пока еще кто-нибудь не угодил… куда-нибудь. Сутки поскучает - вот тогда и про колотушки поведает, и про все…
        Белкина прервал протяжный звонок в дверь. Кнопку отпустили и тут же нажали снова.
        - Это кто еще приперся? - недовольно произнес дознаватель.
        Андрей прыснул - наставник спрашивал то же самое.
        - Что-то сегодня зачастили, - сказал он. - Гости всякие… Я сейчас.
        - Сиди смирно, я сам.
        Иван Петрович встал из-за стола и надел пиджак. Андрей вывалил из пакета остатки печенья и прислушался. Он опасался, что это Илья, - сводить Илью с полицией ему не хотелось. С другой стороны, кроме Ильи, никто прийти не мог. Андрей выбрал черепашку с маковыми зернышками на панцире и тревожно замер.
        Щелкнул замок.
        - Ба-а! - воскликнул Белкин полуудивленно-полурадостно.
        У двери послышалась короткая возня, затем в комнату кто-то вбежал.
        - Живой, нет?!
        Андрей обернулся.
        - Живой! Я уж думал - все, - выдохнул профессор.
        Следом зашел Белкин.
        - А вот и вы, - сказал он. - Поговорим, Никита Николаевич? Про колотушки и всякое такое.
        Профессор посмотрел на стол, на монитор и на предложенное дознавателем кресло.
        - Ну и дурак же ты, Андрюшенька…
        Глава 6
        Четверг, вечер
        - Хотел связаться, - сказал Никита Николаевич, отдышавшись. - Предупредить хотел, да у тебя монитор не работает. Зачем ты его отключил?
        - Вот и я о том же, - заметил дознаватель. - С наставником они тут что-то мудрили, - пояснил он специально для профессора. - В Сеть лазили?
        Андрей обернулся на стену - гнездо разъема было пустым, шнур от монитора лежал на полу.
        - Ну и как результаты? - спросил профессор. - Сильно поумнел?
        - Никита Николаевич!.. - Андрей многозначительно изогнул брови и показал глазами на полицейского.
        - Ты рожи мне не строй! - прикрикнул Белкин.
        - Нет, не сильно, - выдавил Андрей. - Не успели мы…
        - Что не успели?
        - Это… секрет. Это личное, Иван Петрович. К делу не относится.
        - Черт с тобой. Пускай у сетевого надзора голова болит. Теперь с вами, Никита Николаевич. То, что вы пришли, - это просто замечательно. Выкладывайте.
        - Что я вам выложу?
        - Гипотезы, догадки.
        - Нет у меня никаких гипотез, - отрезал профессор. - Я, гражданин дознаватель, от научной деятельности отошел. Пенсия у меня.
        - Либо гипотезы, либо преступные замыслы. Выбирайте, что вам по душе. Наручники у меня с собой.
        - Давайте, Никита Николаевич, - мстительно улыбнулся Андрей. - Подоконники у кого-то там скользкие, друзья с ножницами… Колитесь!
        - Э-э-э!.. Дурак ты, - повторил профессор. - Хорошо. Раз уж все так получилось… Были б вы из «неотложки» - по-другому бы со мной разговаривали.
        - Я не врач, я полицейский, - напомнил Белкин.
        - Там тоже не врачи. Я про другую «неотложку», которая людей убивает.
        - Так-так, интересно… - дознаватель протянул руку к диску, но передумал. Диктофон продолжал записывать. - «Неотложка», дальше.
        - Начать нужно с того, что мой интеллект-статус составляет не шестьдесят баллов и не сто сорок. А тысячу триста.
        - Тысяча триста? - картинно изумился Иван Петрович. - Надо же, больше, чем у меня. Но вам нравится жить в Бибиреве-6. Здесь воздух полезней.
        - Не паясничайте! У многих местных ИС выше того, что стоит на карточке.
        - У Павлова, у Тарасова…
        - Да. У них на самом деле было не по сто баллов.
        - И за это их убили, - догадался Белкин. - Кто? Врачи из «неотложки»?
        - Это совсем не та «неотложка», я уже сказал.
        - Понимаю. - Иван Петрович все-таки выключил диктофон и отодвинул чашку. - Кого еще можете назвать?
        - Конюхов, Гриценко. Филимонова Мария.
        Дознаватель мгновенно помрачнел:
        - А из живых?
        - С этим сложнее. Я, Эйнштейн…
        - Кто?! - подпрыгнул Белкин.
        - Другой Эйнштейн. Григорий Исаакович, из тридцать третьего блока. Да и у нашего общего знакомого… - профессор покосился на Андрея, - тоже не все ладно. В ближайшее время его трогать не будут, но определенная опасность существует. Не такая, конечно, как у меня. Мне-то буквально несколько дней осталось. Я недавно узнал.
        - Вам угрожают?
        - Они не угрожают, - покачал головой профессор. - Они приходят и убивают.
        - «Неотложка», - уточнил Иван Петрович.
        - Она самая.
        - С официальным заявлением обращаться будете?
        - Вы же мне не верите. Сумасшедшим считаете. И к тому же они сильней.
        - Сильнее полиции? Я обижусь, Никита Николаевич!
        - Их сила в том, что их нет. Как бы нет, - произнес он с ударением. - Пока вы не поверите, вы нам не защита. Наоборот, половина их работы вашими же руками делается. Даже Андрей не верит… Что ты скалишься, дурачок? Другие хоть осознают… А ты глупый. Как барашка прирежут, и не сообразишь - кто, зачем, почему…
        - Никита Николаевич! - вмешался Белкин. - Вы мне свидетеля не запугивайте!
        - Чего уж там… Он не боится. Лихой да удалый! Сейчас ему еще ИС приподнимут, ха-ха… Невозможно это, Андрюшенька, не-воз-мож-но!
        - Все, Никита Николаевич! - оборвал его Андрей. - Поблажили, и будет. У меня тут не камера для допросов! Это я вам, Иван Петрович. Слышите? Нечего тут… Все! Вот когда я, лично я, кого-нибудь убью, тогда и приходите. А так - без меня разбирайтесь, у меня еще дел по горло. Мне еще за подарками идти. Для друзей. Завтра же праздник, День Единения Народов.
        Профессор посидел, раскачиваясь, и медленно встал.
        - Благодарю за угощение… чер Андрей Белкин, - добавил он после паузы. - Полиции я не нужен? - обратился он к дознавателю.
        - Если готовы сообщить что-нибудь конкретное - милости просим. А нет - дело ваше. Про «неотложку», извините, в протокол заносить не буду. С таким протоколом, и меня в клинику отправят, за компанию.
        - Ну да, ну да, - пробормотал профессор. - Всего хорошего.
        Андрей не тронулся с места. Никита Николаевич сам доковылял до двери, сам себе открыл и сам же закрыл.
        - Взял и обидел человека, - равнодушно сказал Белкин.
        - А вы что не обиделись? - так же равнодушно молвил Андрей.
        - Мне по должности не положено.
        - А что за ним не пошли? Вы им так интересовались…
        - Ты теперь представляешь куда больший интерес.
        Иван Петрович собрался сесть в освободившееся кресло, но что-то углядел возле кровати и, нагнувшись, подобрал книгу.
        - Федор Достоевский, - прочитал он на обложке - Ты это серьезно?.. У меня дочь на него жалуется, говорит - лучше метлой махать, чем экзамен по литературе.
        - Хочет - пусть машет.
        - Ей всего семнадцать лет, и уже четыреста баллов. У меня на нее большие надежды. Обгонит отца, как пить дать. Еще и гнушаться будет.
        Андрей разгреб на столе горку крекеров и молча сгрыз какое-то животное.
        - Я тоже в свое время споткнулся, - продолжал Белкин. - Об этих, Карамазовых. Спасибо, юридическая академия - не филфак. Кодексы, психология, тактика допроса…
        Он громко захлопнул книгу и посмотрел Андрею в глаза.
        - Что тебе сказал наставник? Язык проглотил? Хорошо, только «да» и «нет». Ты на голову что-нибудь надевал? Кольцо такое, с проводами.
        - Нет, - честно ответил Андрей. Ему даже не пришлось складывать пальцы «крестиком» - проводов действительно не было.
        - Тебя в пять лет забраковали. Ты, наверное, уже и не помнишь, как контроль проходил. Датчики и считывающий блок. Блок через терминал подключается к Сети и связывается… с чем-то там связывается. Я не инженер, ты понимаешь. Но это делается только три раза, после двадцати лет полному контролю никто не подвергается. Потом уже проще, по сетчатке. Это тебе знакомо, это мы все каждый месяц…
        Иван Петрович подошел к окну и застыл, будто хотел увидеть, как в доме напротив убивают Аристарха Павлова.
        - Зачем тебе статус мерили? Тебе тридцать два года, твой ИС давно сложился, и ничего нового в тебе уже не появится. Плюс-минус процент, ерунда.
        - Это незаконно?
        - Если б было незаконно, я бы кинул твоего наставника мордой в пол, и все показания он давал бы, лежа на животе. Но это всего лишь непонятно. Всего лишь. Задержать его я не могу. Блок считывающий был? - резко спросил Белкин. - Был блок?!
        - Я знаю только один блок. Номер тридцать семь. Я в нем живу, - раздельно проговорил Андрей.
        - Не желаешь, да?..
        Иван Петрович взял со стола диктофон и убрал его в карман, при этом Андрей не успел заметить - горят на диске какие-нибудь лампочки или нет.
        - Хозяин - барин… - сказал Белкин. - По крайней мере, я знаю, из кого жилы тянуть. В случае, если тебя убьют, Сергей Сергеич запираться не станет, всех назовет. И все кончится хорошо - как у Пушкина. Счастливо.
        - Ага. Может, еще чайку? Глядишь, еще кто-нибудь пожалует.
        - Счастливо, - повторил дознаватель и, хлопнув его по плечу, вышел.
        Андрей сидел еще минут десять, пока не доел печенье, затем встал и со стоном завалился на кровать. Сбоку зашуршала книга, и он, повертев ее в руках, сунул под подушку. Рывком поднявшись, он воткнул монитор в разъем и вернулся обратно к кровати.
        Показывали что-то обыкновенное - со стрельбой и длинными разговорами. Разговорами Андрей был сыт по горло, но все же смотрел. Его не волновало, кто из героев победит - рыжий, со шрамом, или лысый, в блестящей куртке. Кто бы из них ни выиграл, для него, чера Андрея Белкина, уже ничего не изменится.
        Разве что «плюс-минус процент» интеллект-статуса. Но это и впрямь ерунда, не стоит и заводиться.
        Разве что убьют - вместе с рехнувшимся профессором и его знакомым Эйнштейном.
        Андрею было совершенно неинтересно, но он продолжал смотреть фильм. Рыжий и лысый уже полчаса лупили друг друга железными палками, а крови все не было…

* * *
        - По отчету Георгия, все прошло нормально, - сказали где-то за левым ухом.
        Илья машинально обернулся, хотя давно уже привык, что слева никого не оказывается. И все-таки иногда он оборачивался - даже по прошествии стольких лет.
        - Он на самом деле Гоша? - спросил Илья. - Передайте своему Гоше, что он осел. И Гришаня - тоже. Так парня отделали, я его еле довез.
        - Парня?.. - озадачился голос.
        - Объект, - поправился Илья.
        - А-а… Это для правдоподобия. Не понарошку же им его бить. Ну, и как ты вышел из положения?
        - Я его танозином намазал. Не чистым, конечно. Картошки добавил, геркулеса. И еще мочи.
        - А это зачем?
        - Для правдоподобия.
        - Все в игрушки играешь? Следующие шаги, - потребовал голос.
        - Уже предпринял. Изучаю окружение.
        - И что у него с окружением?
        - Есть некий Вадик, живет в том же корпусе. Между прочим, он…
        Илья посмотрел на стену и вдруг представил, как убивает художника, ножом ли, вилкой - все равно. Убивает, и сжигает картины, потому что взять их себе невозможно, а оставить, чтоб тупые черы закрывали ими дырки в обоях, - невозможно вдвойне.
        - Ну?! Царапин! Что он там «между прочим»?
        - Да… ничего особенного. Такой же, как объект.
        - Такой же?
        - Нет, нет, - спохватился он. - В смысле, чер обычный. Все разговоры - про женщин, про сериалы… Мусор, а не человек. Буду щупать дальше.
        - Ну, щупай, щупай. Запоминай новый адрес.
        - Что?! - вскричал Илья. - Опять адрес?! Я в палачи не нанимался! Завтра праздник всенародный, а вы меня на такой грех толкаете.
        - Грешить придется сегодня, на завтра планы особые. Поэтому не ершись и запоминай.
        Илье назвали дом и квартиру. Ехать предстояло далеко, аж в тридцать третий блок.
        - Зовут Григорий, - сказал голос. - Фамилия - Эйнштейн.
        - Потомок, что ли? - хохотнул Илья.
        - Нет. Но такой же нездоровый.
        - Лечить бы их, а? Убивать-то что ж…
        - Наследственные болезни не лечатся. Все, много болтаешь.
        - Овчарка ты лишайная! - бросил Илья в отключенный браслет и пошел на кухню.
        Достав из стола нож, он внимательно его осмотрел и почувствовал, как между лопаток пробежала холодная капля: на лезвии, у самой ручки, осталось темное пятнышко - не смытая кровь.
        Илья открыл кран и схватил мочалку, но сколько он ни тер, пятнышко оставалось на месте. Он потратил всего пару минут, но за эти две минуты чуть не лишился рассудка: сыпал соль, скоблил лезвие другим ножом - без толку. Илья уже готов был выть от отчаяния, когда понял, что пятнышко - это вовсе не кровь, а брак закалки.
        Он опустился на табуретку и перевел дыхание. Рубашка была насквозь мокрой, а руки ходили ходуном, словно с перепоя. Хорош палач, ничего не скажешь…
        Илья вытер нож и швырнул его в ящик. Нет уж, больше рисковать он не станет. Лучше зубами рвать, чем вот так потом трястись. На месте что-нибудь найдется, а не найдется - можно элементарно задушить. Лишь бы не таскать эту дрянь к себе домой.
        Приняв душ, Илья расчесал волосы и оделся в чистое. Глянул в зеркало - совсем другой вид. И руки уже успокоились. Там же, на ноже, не кровь была - просто сталь паршивая. При чем тут кровь? Никакой крови.
        Нормально все.
        Надо будет заняться гардеробчиком, отметил Илья. Комплект одежды номер первый и номер второй - скудновато даже для чера. Ботинки купить бы человеческие, а не эти, на пластиковой подошве, по полкило весом. Деньги, конвой собачий, деньги!..
        Деньги у него были и, по словам начальства, немалые. Илья получал на кредитку ежемесячно, плюс разово - за отдельные мероприятия, плюс премии - так, от хорошего настроения. Однако воспользоваться деньгами Илья не мог, ни единым кредит-пунктиком, - карта до поры до времени хранилась у того же начальства.
        «Где ты видел богатых черов?» - вопрошал незримый голос, и Илья, скрипя зубами, соглашался. Богатых черов не бывает.
        Зато к моменту отставки должно было накопиться прилично. Илье, опять же с чужих слов, потихоньку готовили легенду о наследстве. Его это радовало, но денег на текущие расходы не прибавляло, а три крепа за смену, что он получал на конвертере, сулили новые летние туфли аккурат к зиме.
        Впрочем, кое-какой вариант у него появился. Илья не случайно задумался об одежде - он редко думал о чем-то случайно, без повода.
        Пока Белкин, намазанный танозином, валялся в отключке, Илья слегка пошарил в его вещах и наткнулся на кредитную карту. Андрей ее особенно и не прятал - по крайней мере, не так старательно, чтоб Илья не нашел. Конечно, в шкафу, конечно, в стопке постельного белья. Кепку можно было и не трогать. А то, видишь ли, чудовище у них там болеет…
        «У нас, - оговорился Илья. - Там - это у нас, на дерьмофабрике».
        Вчера он кредитку не взял - слишком рискованно, но деньги уже считал своими. Перемещение карточки из одного кармана в другой было вопросом сугубо техническим, и при том не самым сложным.
        Интересно, сколько на ней? Сто, двести? Лучше двести, тогда и на ботинки хватит, и еще бухалова запасти останется.
        Выйдя на улицу, Илья миновал так называемую детскую площадку и подошел к остановке. Районный автобус, как и линейка, был бесплатным, хотя Илья предпочел бы платить, но ехать сидя. В муниципальном транспорте подобное излишество было не предусмотрено.
        Дождавшись автобуса, пыхтящего сарая из некрашеной нержавейки, Илья поднялся по высоким ступеням и встал в углу, возле округлого окна. Народу было мало, и, окажись в салоне кресла, мест хватило бы с избытком, но гуманитарная служба, видимо, полагала, что кресла - это чересчур комфортно. Из всех удобств автобус был оснащен лишь телемонитором, вечно настроенным на первую государственную программу.
        За окном было скучно и противно. Дамы почти поголовно ходили в розовых блузках, и Илья их за это презирал. Любая, одетая не в розовое, казалась ему привлекательной - независимо от прочих достоинств.
        Илья решил, что никогда не ляжет в постель с женщиной в розовом, - даже если это будут затейливые трусики из шикарного магазина в самом центре. Если розовые - все, облом.
        Он перевернулся, чтобы видеть противоположную сторону улицы, но и там не было ничего нового. Розовые кофты. Одинаковые лица.
        Зачем черам разные дома или разные квартиры? Им нравится быть похожими друг на друга, и они имеют то, что хотят.
        «Эти люди счастливы», - с отвращением подумал Илья.
        Мимо проплывали темно-серые скалы жилых блоков - квадратные дома, построенные квадратом и образующие квадратные дворы. Здесь все было правильно и спокойно, все имело четыре угла: и камень, и пустота в камне. И, вероятно, сама жизнь. За четыре года Илья ее так и не понял, этой жизни в блоке. Чтобы ее понять, надо быть чером.
        Илья вышел у блока тридцать три, вернее, чуть позже, проехав лишние пятьсот метров. Учить его осторожности было не нужно, он и сам бы кого угодно научил. Он слыл удачливым вором, хотя будь он удачлив по-настоящему, на службу в неотложку не попал бы.
        Возвращаясь к дому Эйнштейна, Илья заглянул в гуманитарную лавку и, чтобы его запомнили, задал обслуге пару дурацких вопросов. Тучная дама - белый халат поверх розовой кофты - отвечала в том же духе, словно сама стремилась врезаться ему в память.
        Проверив номер дома, Илья ненавязчиво, но внимательно осмотрел двор и юркнул в парадное. Лифт, вполне исправный, но далеко не идеальный по конструкции, на двадцатый этаж тащился минуты две. Илья успел почесаться, повздыхать, а также изобрести несколько подходящих сценариев: удушение, перелом шейных позвонков, удар по голове. В конце концов, у чера Эйнштейна должен быть и свой нож.
        На площадке кто-то стоял - Илья это учуял еще в кабине, едва створки раскрылись. В голове мелькнуло: либо вообще не начинать, либо убрать и свидетеля - других вариантов нет. Благоразумно выбрав первое, Илья стукнул по нижней кнопке, но дверцы не реагировали.
        - Если ошибся этажом, надо сначала выйти из лифта, а потом снова зайти, - сказал кто-то. - Такой уж лифт, ничего не поделаешь. Зато аварий меньше.
        Илье пришлось покинуть кабину. Назад он уже не попал - створки с удивительной прытью захлопнулись, и лифт отправился вниз.
        - Второй не работает. Жди, когда этот назад приедет.
        Говорил высокий седой мужчина в более чем приличном костюме. Под глазами у него были тяжелые мешки - не то от пива, не то от пива с водкой, не то от почек. Почки, предположил Илья.
        На сегодня все отменяется, седого голыми руками не одолеть. Да и с ножом не справиться. И с пистолетом тоже. Что-то в этом седом было не так - во взгляде или в голосе. Что-то в нем было… словно он не отсюда.
        - Заблудился? - спросил мужчина. - Или в гости к кому?
        - А чего? - ответил Илья в меру нахально.
        Седой достал жетон и, подержав перед его носом, представился.
        - Дознаватель районной управы, Белкин.
        - Белкин?..
        - Белкин Иван Петрович, как у Пушкина. Ты читал Пушкина?
        Вот что в нем было чужого! Он не чер. Поэтому на него рука и не поднялась бы.
        «А что ж сразу не разглядел, - укорил себя Илья. - Совсем одичал в этой конспирации!»
        - Нет, не читал, - сказал он без сожаления.
        - Напрасно. А здесь какими судьбами?
        Илья покосился на ближнюю дверь - к бордовой поверхности была приколота табличка: «Г. И. Эйнштейн, чер». Как же они все похожи…
        - Судьбами-то?.. - улыбнулся Илья. - Квартиру ищу. Хочу на верхних этажах где-нибудь, чтобы это… короче, обозревать.
        - Работаешь? Ну-ка, встань к стене, - распорядился полицейский. - Лицом к стене.
        Илья не возражал. В этой команде было столько всего - старого, родного, что он ее выполнил чуть ли не с удовольствием.
        - Работаю, да, - сказал он, разглядывая потрескавшуюся краску. - В Бибиреве-36, на конвертере.
        - О, я там многих знаю. Но тебе же не здесь жить надо, отсюда добираться неудобно - линейка, еще автобус… Тебе бы в тридцать седьмой блок, он у самой станции.
        Полицейский ощупал его рубашку, затем брюки. Не побрезговал и носками. В носках, кроме ног, у Ильи ничего не было.
        - А раньше где работал?
        - Нигде.
        - А сейчас что же? Деньги понадобились?
        - Подружка подарков требует.
        - Можешь поворачиваться. И что дарить будешь? Завтра же двадцать девятое мая, праздник.
        - Духи. Бабы это любят.
        - Правильно. Фамилию свою назовешь? Предупреждаю: имеешь право не называть, но…
        - Да чего там, - покладисто отозвался Илья. - Царапин моя фамилия. Смешная, правда?
        - Не знаю, мне не смешно. Вон, твой лифт приехал.
        - Ну, до свидания тогда. Значит, в тридцать седьмом жить советуете?
        - Советую. До свидания.
        «Царапин, Царапин… - повторил про себя Белкин. - Из новых кто-то? Надо будет навести справки». Иван Петрович прогулялся по площадке и, остановившись у двери Эйнштейна, склонил голову набок. На кривоватой табличке было написано «чер». Никто, кроме самого Григория Исааковича, этого сделать не мог.
        «Мода, что ли, у них такая? - рассердился Белкин. - Или это из протеста? Против чего?»
        Протестующий чер Эйнштейн даже не догадывался, что с сегодняшнего дня его собираются охранять - и дома, и на улице. День и ночь.
        Илья выскочил во двор, будто за ним гнались собаки. От возбуждения мышцы мелко подрагивали, и это тоже напоминало о прошлом, хотя и не о лучших его моментах.
        Он чуть не попался. Откуда там полицейский? Случайно? Прямо под дверью этого чера…
        Если неотложка хотела от него избавиться, то… Нет. Неотложка избавляется иначе, а посылать его на убийство районного дознавателя - глупо.
        Надо было срочно связаться и доложить, но общение с начальством Илья решил перенести на потом. Чего доброго, новое задание дадут, с них станется. А у него руки трясутся - стакан не удержат.
        «Какой стакан-то?! - обругал себя Илья. - Где стакан увидел? Разве что с ряженкой».
        Он запрыгнул в подошедший автобус и встал сзади в углу, - это было его любимое место, если, конечно, в скрипучих железных сараях бывают любимые места.
        Женщины по-прежнему носили розовое, дома все так же мяли небо квадратными крышами, но сейчас Илью это не волновало. Он избежал пожизненного срока за убийство. Адреналин постепенно выветрился, осталась лишь детская бесшабашная радость. Илье хотелось хохотать, размахивать руками и разговаривать с людьми - обязательно о чем-нибудь приятном, но, оглядев лица пассажиров, он понял, что к приятным разговорам люди не расположены.
        Сойдя на остановке, Илья направился к блоку и как-то неосознанно свернул к дому Андрея. Больше в этом районе поговорить было не с кем.
        Дверь почему-то открыл Вадик.
        - Привет, - сказал он. - Хорошо, что зашел. Может, ты его расшевелишь?
        Андрей лежал на кровати и смотрел в одну точку.
        - Эй! - позвал Илья. - Ты чего? Влюбился? Это, старик, весна. К осени пройдет, ручаюсь.
        - Представляешь, - молвил Вадик, скрываясь на кухне, - полчаса вот так валяется и не реагирует. Не поймешь - счастье у него или горе.
        - Так горе или счастье, гражданин Белкин? - строго спросил Илья.
        - Горе. Отстаньте.
        - Где у тебя сахар? - крикнул через стену Вадик.
        - Нету, - буркнул Андрей.
        - А?! Не слышу!
        - Сахара нет, - громко сказал он. - С солью пейте!
        - Давай с нами. Я тебе сыр принес.
        - Вот повезло… - процедил Андрей. - Сыра я твоего не видал…
        - А?! - крикнул Вадик. - Ничего не слышу! Где у тебя заварка?
        Андрей, зарычав, поднялся и пошел на кухню.
        Илья проводил его взглядом и включил монитор - чтобы заглушить скрип шкафа. Насколько он помнил, левая дверца у Андрея перекосилась, и зажатые петли издавали тонкий, пронзительный визг. Левая дверца - та, за которой находится стопка белья.
        Случай был самый что ни на есть подходящий. Андрей пребывал в прострации, к тому же здесь был Вадик, а двое подозреваемых - это лучше, чем один.
        Илья сунул пальцы между пододеяльниками и уже нащупал жесткий угол кредитки, но в этот момент где-то внутри зазвенел тревожный колокольчик. Отдернув руку, он быстро притворил дверцу и напряг слух - Вадик с Андреем продолжали клацать посудой.
        Значит, это были не шаги. Илье показалось - кто-то идет, но нет, это было нечто иное. Он снова повернулся к шкафу и нерешительно замер. Что-то ему мешало. Что-то странное и новое - пугающе новое.
        Он… он просто не хотел воровать у Андрея. Вернее, - желание было - не столько украсть, сколько купить ботинки, однако поверх этого желания наслаивались неведомые ранее чувства - жалость и стыд.
        - Лучше б ты печенья притащил, - повысив голос, сказал Андрей.
        Вместе с Вадиком они заносили в комнату чашки, тарелки и пузатый керамический чайник. Илья помог им все это расставить и подцепил кусочек сыра. Сыр был отвратительный.
        - Погодите садиться, - обратился к ним Андрей. - Завтра же у нас День Единения, да? Пока не передумал…
        Он подошел к гардеробу и, распахнув левую дверцу, порылся в белье.
        - Где же она?.. Была тут… А, вот! Вот она, - он достал карточку и торжественно положил ее на стол. - Четыреста крепов. Их ведь можно разделить?
        - Ты что это удумал? - настороженно спросил Илья.
        - Вадику - на кисточки, тебе… не знаю. Одеколон какой-нибудь?.. Каждому по двести, - объявил Андрей. - С праздником, мужики. Завтра надо было, да завтра, боюсь, настроение пропадет. Зажму.
        - Нет, - твердо сказал Вадик. - Спасибо, но нет. На кисти мне хватает.
        - Я тоже не возьму, - подал голос Илья.
        - Копил я на терминал… Но не судьба. Зачем он мне? Люди не меняются. Рожденный чером… как там дальше? Забыл… Так что не кочевряжьтесь и берите.
        - Ну ты, Андрюха!.. - восторженно пробормотал Вадик. - Нет слов, одни междометия… Тогда я тебе картину подарю. Бери, какая понравится. И краску. Ты же хотел для этого… своего… Будет тебе завтра краска, самая лучшая. И тебе, Илья, тоже картину. С праздником!
        - А я вам что?.. - растерялся Илья. - Мне и подарить-то нечего.
        - А ты человек хороший. Это и есть подарок, - сказал Андрей.
        - Спасибо, но этого маловато. Хороший!.. Нашли тоже, хорошего. Во!.. Вот я вам чего подарю! Вы в центре давно не были?
        Вадик с Андреем синхронно почесали затылки.
        - Ясно. День Единения надо не в блоке встречать, а в городе. Здесь вы такого не увидите. Буду у вас экскурсоводом. Надо же деньги отрабатывать!
        Пожав друг другу руки, они сели пить чай. В новостях рассказывали о грандиозных приготовлениях к завтрашнему празднику. Андрей и Вадик зачарованно смотрели в монитор, Илья же не сводил глаз с кредитки.
        Нельзя сказать, чтоб Илье ничего не дарили, но ни один из подарков не доставлял ему такого удовольствия. И это его печалило.

* * *
        Вызов пришел глубокой ночью, между четырьмя и пятью часами. Монитор включился и начал увеличивать яркость, пока Белкин не ответил.
        - Да… чего надо?.. - бросил он, щурясь и натягивая одеяло к подбородку.
        - Извините, Иван Петрович, - сказала дежурная по участку. - Извините, что разбудила, но вы приказали в любое время.
        - Да…
        - Эйнштейн Григорий Исаакович…
        - Да?! - рявкнул Белкин, окончательно просыпаясь. - Я же велел охрану!..
        - Охрана и сообщила. Он сам, Иван Петрович, он в окно выбросился.
        - Это точно? Точно сам?
        - Точнее некуда, два свидетеля. И еще есть записка. Транслировать?
        - Что спрашивать-то?!
        Дежурная исчезла, и на экране появился листок серой бумаги, исписанный по диагонали:
        «Дорогая неотложка! Ухожу по собственной воле, не дожидаясь твоего палача. Ухожу, чтобы попасть в ад и отдохнуть от тебя, от себя, от этой жизни. Надеюсь, в аду будет лучше. Там мы с тобой и встретимся. Г. И. Эйнштейн, чер».
        - Ох ты, черт!.. - выдохнул Белкин.
        Он утер лицо и, отбросив одеяло, сел на кровати. На часах было почти пять. Почти утро. Праздник начинался паршиво.
        Глава 7
        Пятница, утро
        - Не бойтесь, - сказал Илья. - Здесь такие же люди, как и мы. ИС у них повыше, ну и что? Это на лице не написано. Но если будете вот так смотреть…
        - А как мы смотрим? - спросил Вадик.
        - Как звери в клетке. Лоб не морщить, брови раздвинуть! И ничего не стесняйся. Сделал что-нибудь неправильно - не вздумай краснеть. Сделай еще раз, пусть все увидят, что это не промах, а индивидуальность. Убогим людям это нравится.
        - Кто убогие-то?
        - Они, Вадик, они. Будешь думать иначе - лучше сюда не соваться. В городе средний балл - пятьсот, а у тебя пятьсот десять, понял? Внуши это себе как следует.
        Муниципальный автобус заехал на стоянку возле большого объездного кольца и пшикнул дверьми. Водитель в зеркало наблюдал, как трое черов отлепились от окна и вышли на улицу. Салон опустел. До конечной доезжали лишь те, кто хотел попасть в город, - таких бывало не больше двух-трех за день, и они всегда вызывали интерес.
        Водитель проследил, как черы поднимаются к трубе надземного перехода, и вывернул руль. Затем с привычной завистью посмотрел на разноцветные крыши по ту сторону от кольцевой и направился обратно в блок. Ничего, кроме крыш, из кабины он не видел, но ему хватало и этого.
        За дорогой находилась еще одна стоянка, тоже для общественного транспорта, но совсем другая. Половину тротуара занимал прозрачный голубой козырек. Под навесом оказалось несколько кресел - гораздо удобней тех, что выдавались в гуманитарной лавке под видом домашней мебели. Тут же, возле козырька, выстроилась шеренга торговых автоматов, оформленных так, что от одного взгляда на них рот наполнялся слюной.
        - Дорого, - сказал Илья. - На остановке ничего покупать не будем.
        Андрей приблизился к автомату с большим бутербродом за прозрачной стенкой и медленно провел рукой по этикеткам.
        - «Колбаса, сыр, салат, горчица, майонез», - прочитал он. - «И хрустящая булочка»… Сыр такой же мерзкий, как у нас?
        - Кто его купит, мерзкий?
        - И сколько это стоит?
        - Меньше вопросов. Там все написано.
        Рядом с прорезью для карты Андрей нашел ценник:
        « - 10 к/п».
        - Десять кредит-пунктов… Славно. Мне за эту «хрустящую» три смены работать, даже больше. Ровно двадцать часов корячиться. Славненько.
        Автобус подошел минуты через две, и он так же отличался от автобусов в Бибиреве-6, как и остановка. В том числе - тем, что в нем надо было платить.
        Андрей трижды сунул кредитку в щель у двери и трижды увидел сообщение: « - 7 к/п». С карты списали двадцать один креп - как за два бутерброда.
        «Два бутерброда и еще ма-аленький кусочек, - уточнил Андрей. - Сорок два часа работы, ровно семь смен у бака. Охо-хо…»
        Автобус был маленьким, но не таким, как стандартная квартира в блоке или что-нибудь подобное, - он был маленьким как-то по-уютному. В салоне находилось шесть фантастически удобных сидений, хотя Андрей предпочел бы ехать стоя - и бесплатно.
        Машина тронулась мягко, будто кошка. Андрей не успел моргнуть, как они уже вылетели на шоссе, вспорхнули на эстакаду и, пронесясь над встречным уровнем, затормозили у следующей остановки.
        В салон, пригнувшись, влезли двое мужчин, и с ними мальчик лет семи. На всех троих были короткие рубашки и широченные штаны, косо обрезанные у колен.
        - Чего это они? - прошептал Андрей.
        - А чего? - спросил Илья.
        - Ребенок - ладно, куражится, а мужики-то? Как из мультфильма.
        - Это мы с тобой из мультфильма. Мода меняется, люди другую одежду выбирают. А мы не выбираем, мы берем то, что в лавке дают.
        - Я бы этот срам все равно не выбрал.
        - Тебе и не предлагает никто.
        - И предложат - не возьму, - настойчиво повторил Андрей.
        - Не предложат. Так что успокойся.
        Свободных мест не осталось, поэтому еще два козырька с торговыми автоматами автобус проскочил без остановок. Мальчик сидел тихо - слишком тихо для своего возраста. Определенно, он был либо болен, либо умен; если умен, то, опять же, слишком.
        Впереди начинался неестественно ухоженный парк. Машина юркнула в стеклянный тоннель и помчалась по зеленой трубе.
        Тоннель и деревья оборвались одновременно и так неожиданно, что Андрей вздрогнул. За окнами вспыхнули яркие пятна домов, машин, каких-то плакатов на земле и в воздухе, точки синих и красных огней, и еще что-то далекое, неразличимое - все это засияло, завертелось, слилось в ослепительную панораму и захватило дух.
        До геометрического центра с реконструированным Кремлем было еще далеко, однако все, что лежало в пределах малой объездной дороги, традиционно называлось центром. Возможно, здесь тоже делили районы на центральные и окраинные, но с точки зрения обитателей блоков, центром была не отдельная часть города, а город вообще.
        Автобус снизил скорость и покатил по просторной улице. Андрей догадывался, что вертеть головой неприлично, - его почему-то волновало, что о нем подумает мудрый ребенок. Некоторое время Андрею удавалось сдерживаться, но вскоре он забылся и восторженно вытаращился в окно.
        Дома вдоль дороги были не просто разноцветными - они были по-настоящему разными. Невысокие корпуса в три-четыре этажа стояли и фасадом, и боком, и углом - так, чтобы разрушить всякую симметрию.
        Из-за ближних домов выглядывали другие, из-за тех выглядывали следующие, относившиеся к параллельной улице, или к диагональной, - в окно было не разобрать.
        Андрей видел центр и прежде, видел много раз - в новостях и фильмах, но это было совсем не то. Еще не успев выйти из автобуса, он уже получил столько впечатлений, что хватило бы на всю жизнь. И дело было не в празднике. Наоборот - гирлянды, плакаты и пестрые флажки сбивали с толку и заслоняли собой истинную красоту центра.
        «Тут и без праздника праздник», - подумал Андрей.
        Главное, что он уловил в городе, - это приближение какого-то вселенского карнавала. Не ежегодного Дня Единения Народов - ведь ежегодное не может быть вселенским - а именно того скрытого карнавала, предощущение которого Андрей испытывал, глядя на помойку возле конвертера. Да, пожалуй, город был похож на помойку. В хорошем, конечно, смысле.
        Так Андрей подумал. Но делиться этой мыслью ни с Ильей, ни с Вадиком он не стал.
        Людей на улицах было не то чтоб очень много, - по крайней мере, обходилось без толкотни, - но все же достаточно для официального праздника. Андрей заметил, что мулатов и монголоидов в центре живет больше. В Бибиреве-6 они тоже были, но не в таком количестве. В блоках, разбросанных вокруг Москвы, преобладали европейские типы, в основном - со славянской и немецкой кровью, здесь же, в городе, перемешались все формы глаз, носов, подбородков и, не исключено, чего-нибудь еще.
        Одеты люди были разношерстно, но одинаково чудно, хотя, насмотревшись на пассажиров в перекошенных портках, Андрей уже не удивлялся. Его беспокоило другое: он, Илья и Вадик в своих, так сказать, консервативных нарядах явно выделялись.
        - Плюнь на это, - посоветовал Илья. - Им на тебя наплевать, и тебе должно быть так же.
        - Они знают, что мы черы, - мрачно произнес Вадик. - У нас брюки из гуманитарки. И ботинки, и все остальное.
        - В гуманитарку они не заходят, а блоки они видят только в кино или из окон своих тачек. Ну, кто-то тебя и признает - наставники, допустим. Что из этого?.. Плюнь, говорю.
        Мужчины вместе с серьезным ребенком высадились у большого стеклянного павильона - не то театра, не то гигантской столовой, Андрей так и не понял.
        На остановке никого не было, но со стороны театра-столовой к автобусу приближались две девушки, и водитель на всякий случай ждал.
        - Вот теперь можешь купить свой бутерброд, - сказал Илья. - Здесь дешевле.
        Андрей сглотнул и, выскочив на улицу, подбежал к автомату. Дамочки не торопились, но шли несомненно к автобусу.
        Колбаса, сыр и так далее, вплоть до хрустящей булочки, - бутерброд здесь был тот же, что и на конечной. Андрей приготовил карточку, но, поднеся ее к прорези, осекся: « - 9 к/п».
        - Это и есть «дешевле»?! - возмущенно спросил он, плюхаясь обратно на сиденье.
        - А разве нет? Девять меньше, чем десять, ты же не станешь спорить?
        - Я за это «меньше» три дня вкалываю. Как они тут живут?
        - Как-то умудряются, - улыбнулся Илья. - Не купил? Пожалел?
        - Я не денег пожалел, а своего труда. Деньги, я смотрю, у них ничего не стоят.
        - Деньги-то? Это ты зря. Работа наша ничего не стоит, вот в чем дело.
        - Мне без разницы, - ответил Андрей. - Карта ваша, как хотите, так и тратьте. Вадик, бутерброд будешь?
        - За девять крепов?! Я лучше коры с деревьев пожру.
        - Я тоже воздержусь, - сказал Илья. - А карточку себе пока оставь, ее на части не разрежешь.
        Девушки не спеша дошли до автобуса и, уплатив, сели. Та, что оказалась прямо напротив Андрея, была одета в какую-то переливчато-блестящую курточку и очень-очень короткую юбку, к тому же слегка задравшуюся. Андрей попытался повернуть голову, поднять глаза к потолку, опустить их в пол - все без толку: тонкие белоснежные трусы было видно отовсюду.
        Вторая девица носила ядовито-зеленые штаны и сетчатую майку с такими крупными дырками, что сквозь них как раз пролезли неестественно длинные розовые соски.
        Вадик кашлянул и прикрыл глаза ладонью, но это тоже был не выход, и он принялся изучать свои руки.
        Илья посмотрел на Андрея, потом на Вадика и, развеселившись, похлопал обоих по плечам.
        - А вы говорите «бутерброды»! - ухмыльнулся он.
        Барышни вроде бы ничего не замечали. Они продолжали какую-то бесконечную беседу, начатую, не исключено, еще в детстве.
        Та, что в трусах, кроме прочих приятных черт, имела еще и нос с горбинкой - эта горбинка и привлекала Андрея особенно сильно, даже сильнее, чем узкая белая полоска между ног, хотя взгляд по-прежнему стремился под юбку.
        Вторая, с грудью, была тоже ничего, но не в его вкусе. Почему Андрей решил, что рыжие и веснушчатые хуже, чем брюнетки, он не знал и сам, сравнивать ему еще не приходилось.
        - Во! Анекдот! - воскликнула первая. При этом она шевельнула коленями, и юбка вспорхнула еще выше.
        Андрей почувствовал, как у него потеют ладони.
        - Ой, я тоже расскажу, - ответила соседка.
        - Сначала я, а то забуду.
        Андрей прислушался. Анекдоты он любил. Ему уже казалось, что он любит в этой девушке все, - и нос, и трусы, и вот анекдоты. И голос. У нее был низкий, странно знакомый голос. Он не вызывал каких-то определенных ассоциаций - просто голос, почему-то слегка тревожащий.
        - Это артистка, - шепнул Андрей.
        - Из цирка? - спросил Илья.
        - При чем тут цирк? - оторопел он.
        - Ноги подходят.
        - Послали однажды чера на Альфу Центавра… - начала девушка, и Андрей сразу же потерял к анекдоту интерес.
        «В принципе, смешно, - подумал он. - Чера на Альфу Центавра… смешно, да».
        - …а чер прилетает и говорит…
        Рыжая подруга заранее прыснула.
        - При чем тут ноги? - прошептал Андрей. - Я про голос ее… где-то я его слышал.
        - Погоди, не мешай, - отмахнулся Илья.
        - Купил однажды чер сетевой терминал… - завела рыжая.
        Вадик исподлобья глянул на Андрея и покраснел. Тот отвернулся к окну - разномастные домики все не кончались. Вдоль дороги стали появляться клумбы и висячие цветники. Андрея от этой назойливой красоты Уже подташнивало.
        - Заходит однажды чер в ресторан…
        - Черы не ходят по ресторанам, - не выдержал Андрей. - Это очень дорого.
        - Дорого?.. - растерялась девушка в трусах. - Но у них же свои рестораны есть, бесплатные…
        - Бесплатных ресторанов нет, - заявил он. - Расскажите что-нибудь другое.
        - А, вот еще, - оживилась девушка с грудью. Решил однажды чер проверить ИС своей собаки…
        - У черов нет собак, - отрезал Андрей.
        - Как это?..
        - Собак им заводить не разрешают.
        Он чуть было не сказал: «нам не разрешают», но Илья толкнул его в бок, и Андрей вовремя спохватился.
        - Черам можно держать кошек. А собак нельзя. Вы находите это забавным?
        - Но это всего лишь анекдот. А про собак… неужели правда?!
        - К сожалению, правда, - сказал Илья. - Мы наставники, и для нас это не отвлеченная тема.
        - Простите, мы не знали…
        Девушка в блестящей куртке смутилась и, поправив юбку, закинула ногу на ногу.
        - Ничего страшного. Давайте знакомиться.
        - Лена, - представилась рыжая.
        Ей, в отличие от подруги, поправлять было нечего, поэтому соски так и остались торчать сквозь редкую вязку майки.
        - Гертруда, - сказала брюнетка. Имя, как и голос, Андрею что-то напоминало - что-то абстрактное и до крайности расплывчатое.
        - Вы не на башню едете? - спросила Лена.
        - Да, на смотровую башню, - сказал Илья. - Хочу друзьям Москву показать.
        - И мы туда же. А откуда ваши друзья?
        - Из Гамбурга, - быстро ответил Илья. - Они здесь впервые.
        - Почему Гамбург? - буркнул Андрей.
        - Я там сидел, - процедил Илья. - Замечательный город, - сказал он девушкам. - Музеев много. И пива.
        - Значит, вы наставники? - спросила Гертруда. - Любопытно… Андрей, неужели и вы наставник? Вот не поверю. У вас такое доброе лицо…
        Андрей вздохнул, при этом у него в горле послышались тонкие хрипы. В груди все перехватило, в животе тоже. Андрея никогда не называли на «вы», и то обстоятельство, что ему пришлось увидеть тонкую полоску ткани, врезавшуюся глубоко в тело, ставило его с девушкой на новый, более интимный уровень общения. Во всяком случае, так он это понимал.
        Гертруде было лет двадцать пять - двадцать семь. Она была брюнеткой, но не жгучей, - к цыганскому типу Андрей испытывал недоверие.
        - Что же, наставник должен быть злым? - выговорил Андрей, справляясь с нервной икотой.
        - Не злым, а строгим.
        - Не обязательно. Я ведь не полицейский, не дознаватель. Моя задача - расширить кругозор подопечного, повысить его интеллект-статус. Насколько это возможно, разумеется. И, очень вас прошу, не называйте их черами. Они люди - как я и как вы.
        - Слушай, а хорошо! - потряс головой Вадик. - Хорошо сказал!
        Андрею и самому понравилось. Он и не думал, что способен так… «формулировать», что ли? Да, формулировать. Не такое уж мудреное слово.
        К смотровой башне автобус подъезжал по спирали и на протяжении трех кругов ее ствол оставался у Андрея за спиной. Для него башня вынырнула внезапно - если километровое сооружение может откуда-то выныривать, - загородила полнеба, проглотила автобус черной тенью и сплющила пассажиров своим величием.
        Вход, как и проезд на общественном транспорте, стоил семь кредит-пунктов. Андрей рассчитался за троих - Лена и Гертруда платили сами - и зашел вместе со всеми в цилиндрическую кабину лифта.
        «И еще обратная дорога, - сокрушенно отметил он. - Итого - шестьдесят три крепа».
        Андрею было обидно. Он полагал, что кого-то осчастливил, на самом же деле его сбережения оказались пшиком. Подарил друзьям карточку, а что на ней останется? Еще по бутерброду, то да се - вот и весь День Единения, вот и все его деньги. Может, после кино на лимонад хватит. А может, и не хватит уже.
        На обзорной площадке было суетно и невообразимо тесно. Башня, у основания такая широкая, что и за полчаса не обойдешь, вверху сужалась до круглого зала метров десяти в диаметре. Восемь скоростных лифтов привозили все больше и больше народу, тогда как покидали площадку немногие.
        Андрей попытался протолкнуться к прозрачной стене, но впереди мельтешила группа детей, и за чубами-хохолками-косичками были видны только серые, какие-то несвежие облака.
        - Давай руку, - сказала Гертруда ему прямо в лицо, придвинувшись так, что пихни кто-нибудь Андрея сзади, они бы ударились лбами. - Давай руку, потеряемся. И Вадик пусть возьмется, и третий ваш… Илья, да? Держитесь все вместе. А то аукаться тут… Внизу тоже не встретитесь, там скоро такая же давка будет. Люди к салюту подтягиваются.
        Она говорила что-то еще - покачивалась, пропуская к окнам особо нетерпеливых, рассерженно оглядывалась, пока не оказалась прижатой к Андрею вплотную.
        Он вдруг обнаружил, что ее нос с симпатичной горбинкой - ничто по сравнению с пушистой, отливающей фиолетовым челкой и голубыми глазами. Остального он уже не видел - Гертруда подошла слишком близко, и взгляд расфокусировался.
        Какая-то грудастая дама, протискиваясь, толкнула его в спину - или Андрей сам толкнулся, чтоб отшатнуться обратно, - и они с Гертрудой прилипли друг к другу. Андрей помнил, что юбка на ней легкая, практически несуществующая, однако теперь он это не только знал, но и ощущал. За то мгновение, пока Гертруда отступала, он успел почувствовать ее мягкий живот, ее ноги - сильные и теплые, как будто его собственные, и узкую полоску ткани, при мысли о которой кружилась голова.
        - Что у тебя в кармане? - спросила Гертруда.
        - В кармане?.. Носовой платок… кажется.
        - Давно не стирал? Очень жесткий. - Она улыбнулась левым уголком губ - вроде как полуулыбнулась, и подвела Андрея к освободившемуся у окна месту.
        Сквозь рваную летящую дымку проглядывали квадратные горошины домов. Красные, желтые, голубые крыши были рассыпаны в невероятном беспорядке - градостроители боролись с любой, даже самой ненавязчивой системой и разбросали строения так, что в городе нельзя было найти двух хотя бы приблизительно похожих кварталов.
        Улицы, немотивированно изгибаясь, пересекались где под прямым углом, где под острым, а иногда сходились настолько плавно, что на перекрестках умещались лишь узкие косы газонов.
        Далеко, почти на пределе видимости, громоздился темный остров с тонкими, как карандаш, высотками и многоуровневыми эстакадами - Андрей угадал в нем деловой район, пресловутый Москва-сити. Все остальное пространство, до самого горизонта, было усеяно разноцветной мозаикой жилых домов.
        - Вот такая она, наша Москва. Второй город после Токио. Ты бывал в Токио?
        - Да… давно. Москва лучше.
        - Красиво, правда?
        - Ты красивее, - коряво высказался Андрей.
        - Благодарю… - отстраненно произнесла Гертруда. - А где твой Гамбург? В какую он сторону?
        - Вон в ту, - наугад показал Андрей.
        - А я думала, там Бибирево.
        - Сначала Бибирево, потом Бибирево-2, Бибирево-6 и так далее. А потом будет Гамбург.
        - Как-нибудь слетаю. Ты мне его покажешь?
        - Гамбург?..
        - Ну не Бибирево же! - рассмеялась Гертруда, и Андрей рассмеялся вместе с ней. - Ой, а где твой Вадик? И этот… Илья, да?
        - И Лена исчезла, - спохватился Андрей.
        - Ленка-то не пропадет. Домой, наверное, поехала. Хорошо, если Вадик с Ильей. Илья ведь Москву знает, да? Или с Ленкой… Она на него запала. Но это по секрету!
        - Договорились.
        - А Илья этот… ты уж извини, но он какой-то… Дед у меня про таких говорит: «продуманные». Продуманный твой Илья, вот что.
        - Тебе обязательно оценивать каждого человека? - спросил Андрей.
        - Я работаю с людьми, и должна уметь в них разбираться.
        - С людьми?.. Это кем?
        - Как-нибудь расскажу… А ты кем работаешь?
        - Ты же должна уметь. Разбираться.
        - Та-ак, - задумалась она. - То, что ты наставник, это неспроста, с черами ты не для карьеры возишься.
        - Гертруда, не надо…
        - А, извиняюсь. Граждане «дважды два». Возиться - это твое призвание. Ну, тут много вариантов: учитель, педиатр… нет, ты не с детьми нянчишься. С животными! - осенило ее. - Точно! Ты обожаешь животных. Испытательная лаборатория? Или нет, мучить ты их не станешь. Что-нибудь вроде зоопарка. Да?
        - Да. Что-то вроде, - подтвердил Андрей. Разговор сразу перестал ему нравиться.
        - Молодые люди, - сказали у него под ухом, - пустите нас, пожалуйста.
        Народу на площадке набилось столько, что тесно было везде - и у окон, и в самом центре. Андрей шел за Гертрудой, держа ее за руку и каждую секунду натыкаясь пахом на ее ягодицы - и гадая, доберется ли он до лифта, не замарав брюки, и проклиная лифты за то, что они расположены так близко.
        У самой кабины Гертруда развернулась к Андрею лицом и внимательно посмотрела ему в глаза.
        - Салюта ждать не станем, - сказала она. Андрей машинально кивнул, хотя и не понял.
        - Ребят бы найти, - пробормотал он, проклиная себя за робость.
        - Ребята никуда не денутся. Вадик, сто процентов, с Ленкой поехал, а Илья местный, не заблудится. Ты где живешь?
        - Да где-то… - замялся Андрей. - У Ильи мы живем. В гостях.
        - Значит, ко мне.
        - К тебе, - глупо повторил он.
        Дом Гертруды - такой же небольшой, асимметричный, раскрашенный в салатные кубики - стоял неподалеку. Андрей про себя удивился, какого черта она тащилась в автобусе через весь город, но решив, что девушки ехали от рыжей Лены, успокоился. Думать хотелось о другом, например, о том, что под курткой у Гертруды наверняка ничего нет, - конец мая, на улице теплынь. Но если там что-то и есть, то скоро, очень скоро не будет.
        Кроме ее куртки, Андрея слегка беспокоило его собственное белье - он не был уверен, что надел носки без дырок. Парадных носков, в отличие от брюк, он не имел.
        Однако по-настоящему Андрея волновало другое: вечером, в крайнем случае утром, ему придется уходить. Завтра на работу, к Барсику. Три крепа за смену, нормально. Что на них можно купить? Пакетик воздушной кукурузы, притом маленький пакетик. Большой стоит четыре…
        То, что Андрей принял за квартиру Гертруды, оказалось прихожей. Пройдя дальше, он поцокал языком, но и это была еще не квартира, а лишь преддверие под названием «холл».
        Гертруда что-то где-то нажала, и боковая стена отползла в сторону, открыв свободный отсек, никак не меньше площадки на башне.
        Она зашла в комнату, пнула ногой валявшуюся на полу подушку и, заведя руку за пояс, чем-то там тихонько щелкнула. Из-под юбки выпала белая полоска, с одной стороны шелковая, с другой - бархатная.
        «Во дают! - подумал Андрей. - У них уже и трусы сами снимаются».
        - У нас в Гамбурге таких не носят, - сказал он, дергая на штанах заевшую «молнию».

* * *
        - Вы уже знаете? - спросил Иван Петрович.
        - Знаю, - сказал профессор. - Проходите. Вы ведь пришли не для того, чтоб меня известить? Поверили, наконец?
        - Я еще раньше поверил. Не полностью, но… Но он сам. Я выставил охрану, а Эйнштейн… Не вязать же ему руки!
        - Гриша давно их ждал. Вот нервы не выдержали. Вы представляете, что это такое - ждать? Ждать каждый день… Да заходите же!
        Белкин старательно вытер ноги и, посмотревшись в зеркало, прошел в комнату. Никита Николаевич молча указал ему на кресло и скрылся на кухне.
        - И давно он их ждал? - спросил Белкин, неторопливо осматривая мебель. - То есть ее. «Неотложку».
        - Около месяца, - отозвался через стену профессор. - Вы не голодны?
        - Нет, спасибо. Если собирались обедать, не стесняйтесь.
        Иван Петрович отодвинул тяжелую штору и выглянул в окно, затем подергал раму и, развернувшись на каблуках, задрал голову к потолку. Сверху, покачиваясь от сквозняка, свисал провод с пыльным абажуром. Крюка для люстры - или, допустим, петли - в потолке не было.
        На кухне что-то скрипнуло, послышался шум воды. Профессор наполнял кастрюлю.
        - Надеюсь, вы там не яды смешиваете?
        - Что?.. А, так вот вы зачем пожаловали! Оберегать меня собрались? Благодарю. Поздновато, правда, но все равно - спасибо. Если вы, конечно, сами не оттуда.
        - Из «неотложки»? - уточнил Иван Петрович.
        - Во-во. Из нее.
        - Никита Николаевич, у меня уже была возможность вас убить, - благостно проговорил дознаватель, усаживаясь в кресло.
        - Ну, если б она занималась одним этим…
        - А чем еще?
        Профессор закрыл кран и переставил кастрюлю на плиту.
        - Это не простая бойня, это некий отбор, - сказал он, появляясь на пороге. - Весьма осмысленный. Своего рода селекция.
        - Значит, Григорий Исаакович Эйнштейн был отобран… - молвил Белкин. - Кем? Для чего? По какому принципу?
        - Не он один. Нас довольно много. Но принцип отбора общий - интеллект-статус.
        - Понятно…
        - Понять в данном случае недостаточно. Нужно еще и поверить. А вы, как я вижу…
        - Тяжело, Никита Николаевич, - признался Белкин.
        - Вы верите одним фактам, - заметил профессор. - А факт - это то, что уже произошло. Вот Гриша руки на себя наложил - вы верите. А то, что и меня через пару дней накроет, - это под сомнением, правильно? Ничего, скоро и это станет фактом. Два-три дня, максимум - неделя.
        - Эйнштейн перед смертью написал записку.
        - Я так и думал. Гриша был невротик, позер. Наверняка ничего интересного. «Прощайте», «встретимся на том свете»… что-нибудь в этом роде.
        - А вы психолог! Я, кажется, начинаю верить. Ваш интеллект-статус не ниже трехсот баллов, - уверенно произнес он.
        Профессор снисходительно посмотрел на Белкина и расхохотался.
        - Прибавьте еще тысячу.
        - А у Эйнштейна? Сколько было у него?
        - Где-то так же, - сказал Никита Николаевич. - Тысяча сто или тысяча двести… Особой разницы нет. Простите, по-моему, закипело.
        Он поднялся с кровати и, подшаркивая рваными тапочками, удалился на кухню.
        - Итак, «неотложка» уничтожает тех, чей статус превосходит… допустим, тысячу, - сказал Белкин, повысив голос.
        - Черов, Иван Петрович, черов, - ответил профессор. - Умных людей на Земле много. «Неотложка» занимается только черами.
        - Но… чер не может иметь тысячу баллов.
        - Почему же?
        - По определению.
        - Вы ошибаетесь, - спокойно возразил Никита Николаевич.
        - В таком случае, ошибается все наше государство, ошибаются все люди и…
        - Вы хотели сказать - система? Нет. Хорошая система не ошибается. А у нас она хорошая, Иван Петрович. Очень хорошая.
        - Вас подобные мысли не пугают?
        - Раньше - да. Пугали. Теперь я боюсь совсем другого.
        - «Неотложки»?
        - Да ну, перестаньте! Я старый и нищий, что мне терять? Боюсь я не за себя, а за нее, за систему. Она все-таки не идеальна. И я бы не хотел видеть, как она рухнет. Но когда-нибудь это произойдет. Вот этого я и опасаюсь.
        Белкин погладил макушку и с тоской посмотрел на окно.
        - Вернемся к делу, Никита Николаевич. Что мы имеем? Некоторые люди, далеко не дураки, попадают сюда, в блок. С этим можно согласиться - либо ошибки в тестах, либо чей-то злой умысел… Ладно, приняли за версию. А некая организация под названием «неотложка» их убивает…
        - Говоря «организация», вы локализуете явление. Вы ее как бы отгораживаете от системы, а это, между прочим, ее часть. Именно так. «Неотложка» - институт государства, вроде Гуманитарной Службы или Этического Совета. Или вашей полиции.
        - А вам не приходило голову поделиться этими соображениями с Советом? Да что ж это я!.. - рассердился Белкин. - Никита Николаевич, вы опять уводите меня в сторону! Мы остановились на «неотложке». Система, не система - бог с ней! Она выбирает или отбирает… ну?!
        - Сначала она проверяет, долго и тщательно. Если подозрения подтверждаются, следует тестирование. Не обычное, ежемесячное, а всестороннее - через федеральный исследовательский центр. То, что мы последний раз проходим в двадцать лет. После двадцати проводить контроль нет смысла - так считается. Но у «неотложки» свои резоны.
        - И Андрея Белкина…
        - Да, вчера его подвергли полному контролю. И знаете, что странно? Я давно уже ничему не удивляюсь, но вчера…
        В дверь позвонили, и на кухне раздался грохот - Никита Николаевич что-то выронил из рук.
        Белкин вскочил с кресла и, скинув ботинки, тихонько перебежал к профессору.
        - Никого не ждете? - спросил он одними губами.
        - Кроме «неотложки».
        - Не ошпарились? Хорошо, встаньте за стену, чтобы вас из коридора не было видно. И не дышать!
        В дверь позвонили снова.
        - Ну иду, иду! - по-стариковски проблеял Иван Петрович. - Кому там неймется?
        - Никита Николаевич, откройте!
        - Ну открываю, открываю уже. А кто это?
        - Полиция.
        Белкин достал из-под пиджака разрядник и переставил флажок на малую мощность, но подумав, сдвинул его вверх, к самому ограничителю. Пистолет он оставил в кобуре, лишь отстегнул клапан. Иван Петрович надеялся, что стрелять все же не придется.
        - Откройте немедленно! Полиция! - повторили в коридоре.
        - У меня тут заело!.. Вы не могли бы оттянуть ручку на себя? Эти замки, беда с ними… Я открываю, надо только подержать…
        - Да держу я, держу!
        Дверь скрипнула и плотно вжалась в коробку. Белкин коснулся контактным усиком алюминиевой ручки, и, мысленно помолившись, тронул курок.
        Секунд пять снаружи не было слышно ни звука. Потом дверь отпустили, и чья-то голова гулко стукнулась о кафель.
        Глава 8
        Пятница, вечер
        С обзорной площадки Илья ушел не сразу. Потеряв сначала Вадика, а вскоре и Андрея, он хотел спуститься вниз, но передумал и решил посмотреть на салют - когда еще удастся!
        Хвостатые звезды, словно всплывая из омута, втыкались в темнеющее небо и разбухали разными, на любой вкус, букетами. На башне выключили свет, и огненные блестки, пролетая мимо окон, отражались в лицах желтым и голубым.
        Каждый залп сопровождался криками «ура!», и Илья с внезапным раздражением подумал, что со времен первых китайских фейерверков вряд ли что-то изменилось.
        Незадолго до конца представления он протиснулся к центру площадки и зашел в пустой лифт. Самые предусмотрительные последовали его примеру, большинство же осталось в зале, чтобы через несколько минут устроить свалку и в переполненных кабинах отдавить друг другу ноги.
        Когда Илья оказался на улице, техники уже начали разбирать пусковые установки. Короткие квадратные фургоны с эмблемами Дня Единения Народов подъезжали к площади и выстраивались в четыре колонны.
        Илья прошел вдоль вереницы одинаковых грузовиков и, остановившись у торговых автоматов, нажал кнопку на своем браслете. Затем поднял руку и, изобразив задумчивое ковыряние в ухе, сказал:
        - Царапин вызывает.
        - Секунду, Царапин, - отозвалось в черепе. - Связь не прерывать. Жди.
        - Хорошо, жду.
        - И не трепись, - велел голос. - Стой молча!
        Кожу на затылке защекотало, но почесаться Илья не решился - кругом были люди.
        Колонны раскрашенных фургонов постепенно сдвигались вперед. Когда с Ильей поравнялась очередная машина, он не обратил на нее внимания - разве что ход у нее был полегче, без вибрации и гула.
        Внезапно три буквы в слове «Единения» выделились из ряда и скользнули вверх. В черном проеме появились руки и медленно, как во сне, взяли Илью за шкирку.
        Спустя мгновение он оказался внутри. В кузове было темно - как раз настолько, чтобы не увидеть лиц двоих сидевших там мужчин. Илье надавили на плечи, и он волей-неволей опустился на жесткую скамейку - попутно соображая, что за спиной тоже кто-то есть.
        - Докладывай, - сказал голос.
        Впервые за эти годы Илья слышал его не через вшитый за ухо динамик, а естественным образом - самими ушами, причем двумя.
        - Я их передал, - молвил Илья.
        - Это и так ясно. Кто второй?
        - Вадик, я говорил уже. Он просто сосед. Увязался, куда ж его денешь…
        - Просто? Уверен?
        - Конечно. Псих обычный. Шваль. Мусор, а не человек. Он, понимаете…
        - Достаточно, - прервали Илью. - Художника мы сами прощупаем, без тебя.
        - Художника?..
        - Да, Царапин, чера Вадима Ветрова. Художника. Спасибо за сотрудничество…
        Голос закончил, хотя, судя по интонации, он хотел добавить что-то еще.
        «Спасибо за сотрудничество, но…» - представил себе Илья и оцепенел в ожидании. Либо удар, либо инъекция, но обязательно - сзади. Там еще двое, с крепкими руками. С крепкими и цепкими. Прямо стихи…
        В нависшей тишине было слышно, как загомонили на улице - мимо фургона брела толпа из смотровой башни. Люди делились впечатлениями и что-то выкрикивали - скорее по инерции, чем от веселья. Кто-то пробарабанил по стенке нехитрый ритмический рисунок: «та-та-тратата».
        Илья вздрогнул.
        - Ой, забыл! - выпалил он.
        - Тише. Что забыл?
        - Вчера вечером… Виноват, закрутился. Надо было сообщить, а я… Этого Эйнштейна…
        - Следы оставил?
        - Я? Нет. Я до него вообще не добрался.
        - Что ты сказал? До Эйнштейна? Ты не добрался?!
        - Там у двери дознаватель стоял. По-моему, не случайно. Белкин его фамилия. Как у объекта. А зовут… не то Иван Иваныч, не то Петр Петрович.
        - Царапин, ты ничего не путаешь?
        - Как это, интересно?
        - А вот так. Акция по Эйнштейну прошла успешно. На твой счет переведены еще десять тысяч.
        - Кстати, нельзя ли часть денег…
        - Нельзя. Пока ты в легенде - нельзя. Насчет Эйнштейна…
        - Не убивал я его! - взмолился Илья.
        - Ясно. С этим тоже разберемся. Как, говоришь? Белкин? Дознаватель из управы?
        - Если жетон не фальшивый… да нет, не фальшивый. Я их столько перевидал… И вел он себя уверенно. Это самое главное. Как хозяин себя вел. Белкин, да. То ли Иван Иваныч, то ли…
        - Достаточно. Значит, ты остаешься. Еще немного поработаешь.
        Илью качнуло в сторону. Загудели, сливаясь в унисон, сотни скатов - фургон двигался в колонне. Спустя десять минут машина начала разгоняться - похоже, водитель покинул строй и свернул на свободную улицу.
        - Мне нужны деньги, - снова сказал Илья. - Немного, на карманные расходы. Ботинки человеческие купить.
        - Тебе за ботинки три месяца пахать положено. Получишь в гуманитарной лавке и будешь ходить, как все ходят. А сейчас… держи.
        В темноте Илья разглядел протянутую руку и на ощупь взялся - это было горлышко. По весу - литр.
        - Желательно без эксцессов, - предупредил голос. - На два подхода разделить сможешь? Или половину на дорогу вылить?
        - Не мальчик, - огрызнулся Илья. - А деньги? Мне за проезд заплатить нечем.
        - Даром довезут.
        Машина резко затормозила, и в стене открылась панель. Сквозь узкий прямоугольник в кузов влился слепой лунный свет. Илья увидел самого себя и бутылку; все, что было вокруг, стало еще более черным.
        - Вон там объездная, - сказали ему из мрака. - На той стороне автобусная остановка. Сам знаешь.
        Илья спрыгнул на землю и пошел к переходу. Поднявшись по крутой лестнице, он обернулся. Фургон уже исчез за деревьями. По объездному кольцу проносились редкие автомобили, но смотреть на них было скучно.
        Он с треском открутил пробку и, сделав большой глоток, поднес этикетку к глазам. «Праздничная особая».
        Что в сегодняшнем празднике было особенного, Илья не понимал. Ну, отработал для «неотложки» еще двух черов. Один - замечательный художник, второй… просто человек. Хороший. За неубитого Эйнштейна - десять тысяч, за этих двоих - литр водки. Что особенного? Ничего.
        Илья глотнул еще и, завинтив крышку, направился к остановке.
        Ничего, ничего… Еще два чера, подумаешь! А третьего, стало быть, без него как-то… Деньги-то с карточки не отзовут? Десять тысяч - сумма серьезная. Боже, сколько же за них надо работать? Если на конвертере, то всю жизнь. Андрюха, бедолага, тысячу накопить не мог, а тут - десятка.
        Илья замер и приложил ко лбу ладонь. Андрюха… Андрюху-то он больше не увидит. Никогда.
        Он яростно размахнулся, но в последний момент опомнился и удержал бутылку в руке. Не-е… От этого легче не будет.
        Сорвав пробку, Илья вставил горлышко в рот и запрокинул голову.
        Вот, как раз половина. Теперь бы добраться… И дом не перепутать. И не решиться на что-нибудь такое, чего по трезвости не сделаешь. На что-нибудь отважное и страшно глупое. Потому что потом, по трезвости, будешь жалеть. А трезвость - она как смерть: приходит, не спрашивая.
        Илья дотащился до автобуса и сел на грязный пол.
        Водитель с интересом глянул в зеркало - как-никак человек возвращался из центра, да еще с праздника. Похоже, устал неимоверно.
        Илья сидел в углу, положив голову на согнутые колени. Он знал, что за ним наблюдают, но все, что он мог, - это спрятать лицо.
        Он хотел выпить еще, но чувствовал, что на сегодня хватит. Он хотел заплакать, но у него не получалось.

* * *
        Белкин дождался, пока окошко индикатора не нальется зеленым, и, приготовив разрядник, рывком открыл дверь. В коридоре лежал молодой мужчина, одетый как нельзя более заурядно: поношенные брюки, ботинки со сбитыми носами, брезентовая куртка нараспашку. Из особых примет - волосы, распушившиеся пшеничной шапкой и качавшиеся от сквозняка. Но это временно.
        Чер, - сразу определил Белкин.
        Дознаватель занес его в квартиру и обыскал. Ничего колющего, режущего, тяжелого. Карты с гражданским номером у мужчины тоже не было - только часы с широким браслетом, но ими не убьешь.
        - Никита Николаевич, может, он просто в гости?
        - Впервые вижу, - отозвался профессор.
        - Подумайте хорошенько. Сосед, или с работы кто-нибудь. Случайный знакомый. Разговорились на улице, пригласили…
        - Нет.
        Белкин перевернул незнакомца на живот и, скрестив ему руки за спиной, накинул на большие пальцы пластиковую стяжку. После этого отволок его к креслу и, приподняв, усадил.
        - Чашку холодной воды, пожалуйста, - сказал он профессору.
        Выплеснув воду мужчине в лицо, Иван Петрович похлестал его по щекам и проверил зрачки.
        - Сейчас очнется.
        Он выложил на стол диктофон и тронул маленькую кнопку.
        - Вы… - сонно сказал человек в кресле.
        - Уже?! - обрадовался Белкин. - Имя, фамилия, номер.
        - Вы… кто?.. Почему?..
        - Имя, фамилия, номер, - благодушно повторил дознаватель. - Отвечать быстро.
        - Ничего вы от него не добьетесь, - сказал профессор. - Я вам не нужен? Пойду, приготовлю что-нибудь. К ужину как раз и пообедаю…
        - Ну, палач, как зовут? - спросил Белкин. Мужчина заерзал, но, осознав, что рук ему не освободить, угомонился и с упрямой улыбочкой уставился в пол.
        - Имя, фамилия. Давай!
        - Хрен Моржов, - ответил он.
        - Это тебя родители так назвали? Повезло же тебе… Номер!
        - Не помню.
        - Ничего, бывает. Документы?
        - Дома оставил.
        - А где живешь?
        - Не помню, - снова сказал он и, подняв глаза, опять улыбнулся. Нагло и уверенно.
        - Ты зря скалишься. Покушение на убийство - это не с балкона помочиться. Если сильно не повезет, сядешь навсегда. Но можно и смягчить. «Неотложка»…
        - Это когда не ты к врачу идешь, а он к тебе едет.
        - Погоди, куда ж ты торопишься? Я ведь еще не спросил ничего. Заранее ответ приготовил? Молодец. Значит, был повод, правильно? Значит, ты и про другую «неотложку» знаешь, которая тоже на дом приезжает, но не лечит. Итак?..
        Мужчина смутился, но не сильно. По крайней мере, он не боялся. Или здорово играл.
        - Я не доктор, - сказал он.
        - Легко догадаться. Зачем пришел?
        - Соли взять. Взаймы, конечно. Я бы потом отдал.
        - Почему назвался полицейским?
        - Так я пошутил.
        - Разумеется…
        Белкин перестал расхаживать по комнате и, схватив его за плечо, надавил на ключицу.
        - Слушай, умник! Насчет покушения не выгорит, ты прав. Рано я тебя прищучил, надо было позволить тебе что-нибудь сделать, да рисковать не хотелось. А вот с шуткой про полицию у нас все складывается. Тут и свидетели, и твое признание.
        Иван Петрович потряс диктофоном и положил его обратно на стол.
        - Ничего я не говорил… - выдавил мужчина.
        - И отказ от собственных показаний - тоже тут. А что такое два взаимоисключающих высказывания? Не понимаешь? А я тебе объясню. Одно из них ложно, вот и все. Заведомо ложно, - уточнил дознаватель. - Еще полчаса с тобой пошутим - глядишь, года на два и наскребем.
        Отвернувшись, он достал цилиндрик микротерминала и, не включая, скороговоркой произнес:
        - Белкин запрашивает наряд. Нарушение статей «семьсот три» и «тысяча пятьсот двенадцать»… Нет, не опасен… Да, я жду…
        Затем убрал цилиндр в карман и склонился над креслом.
        - Минут десять у тебя еще есть. Но я бы на твоем месте постарался уложиться в пять. Вдруг у меня настроение изменится? - Он придвинулся еще ближе и прошептал:
        - Про «неотложку» записывать не будем. Ты мне расскажешь по секрету и спокойно пойдешь домой. С нарядом я как-нибудь улажу.
        - Как же ты с ним уладишь? - спросил мужчина, тоже шепотом. - Если наряд не приедет? Потому что ты в свою палочку адрес не назвал. А еще она должна пищать, твоя палочка. Когда дежурная по участку на связь выходит. А она у тебя не пищала. Клоун ты дешевый.
        - Отлич-чно, - процедил Белкин. - Оскорбление должностного лица. Продолжай.
        - Я полагаю, продолжать мы не станем, - сказали в дверях. - Этот произвол необходимо закончить. Немедленно.
        На пороге стоял высокий пожилой человек с таким знакомым лицом, что представляться ему не имело смысла. И тем не менее он представился:
        - Иващенко. Член Этического Совета Республики.
        Из-за его широкой спины появились двое бойцов в черных комбинезонах и тонированных бронешлемах. Оба держали длинные тепловые винтовки, и оба целились не в кого-то, а в Белкина.
        - Извольте предъявить удостоверение, - сказал Иващенко.
        Дознаватель медленно, чтоб не тревожить стрелков, сунул руку в пиджак и вытащил жетон.
        - Угум… - молвил Иващенко, возвращая карточку. - Прошу вас дать отчет, на каком основании нарушены права гражданина.
        - Никита Николаевич, это ты их вызвал? - спросил Белкин.
        - Не сходи с ума, Иван Петрович. Их вызвал палач. Не сам, наверное, а через начальство.
        - Никита Николаевич! - вмешался Иващенко. - Никакие прошлые заслуги не позволяют вам оскорблять гражданина…
        - Гражданина Хрена Моржова, - продолжил Белкин. - Неизвестный задержан за сопротивление правосудию.
        - Я не вижу здесь никакого правосудия. Чем вы тут занимаетесь?
        - Расследую убийства Тарасова и Павлова.
        - Очень хорошо, что расследуете. Задержанный в чем-то подозревается? Почему допрос идет не в участке, а на квартире? - Иващенко, не переставая говорить, подошел к столу и двинул пальцем плоский диск. - Вы предупредили задержанного, что записываете?
        - Не предупредили! - мгновенно ответил мужчина. - Меня ни о чем не предупреждали!
        - Что же вы, Белкин? Я не пойму, кто из вас двоих преступник?
        - У меня есть информация, что здесь готовилось убийство.
        - Да-а? - деланно удивился Иващенко. - У вас, у полицейских, всегда найдется какая-нибудь информация. Вот убийцы у вас не находятся, ну никак! А информации - этого у вас навалом. Надеюсь, она задокументирована? Хотелось бы ознакомиться.
        Иван Петрович взглянул на профессора - тот лишь скорбно опустил веки.
        - Нет, - сказал Белкин. - Она не на бумаге, а в голове.
        - Надо же, какая у вас замечательная голова, - с издевкой произнес Иващенко. - Обладает юридической силой! Ну, а санкция? Санкция на допрос? Тоже в голове?!
        - Разве это допрос? Так, беседа. Дружеская.
        - Дружеская?! Вот уж, не хотелось бы числиться в ваших друзьях, господин дознаватель!
        Он жестом велел одному из бойцов снять с мужчины наручники. Второй продолжал водить стволом за Белкиным.
        - Неизвестный! - обратился к нему Иващенко. - Как вас там?..
        - Соколов. Георгий, - ответил он, массируя онемевшие пальцы.
        - Соколов Георгий, вы находитесь под неоспоримой правовой защитой Этического Совета Тотальной Демократической Республики, - без энтузиазма объявил Иващенко. - Любые ваши жалобы, касающиеся данного инцидента, будут рассмотрены во внеочередном порядке. Меры будут приняты незамедлительно.
        - Вы же сами все знаете.
        - Я должен услышать от вас, гражданин… Соколов, да? Не бойтесь, вы в полной безопасности.
        - Я и не боюсь… Электрошок, задержание, обыск, наручники, допрос. На два года наберется, а? - подмигнул он Белкину.
        - Не так скоро. - Иващенко достал свой диктофон и демонстративно включил запись. - Еще раз, и подробнее.
        Профессор поймал взгляд дознавателя и, извиняясь, развел руками. Тот равнодушно повел подбородком - ничего, выкрутимся.
        - Говорите, я жду, - напомнил Иващенко.
        - А?.. - Соколов потер затылок возле левого уха и странно посмотрел на Ивана Петровича. - Что говорить-то?
        - Все, что перечислили, - ответил Иващенко. - Задержание, допрос и так далее.
        - А-а!.. - Он снова почесал за ухом и вполголоса чертыхнулся. - У меня претензий нет.
        - Постойте! А электрошок?
        - Я пошутил, - бесхитростно ответил мужчина. Все, кто находился в комнате, даже второй стрелок, удивленно повернулись к креслу. Соколов-Моржов сидел, по-детски хлопая ресницами. Он, кажется, понимал, что ведет себя нелепо, но давать показания против Белкина не собирался. Он почему-то передумал. Почесал голову - и тут же передумал.
        - Когда мы пришли, на вас были наручники, - сказал Иващенко. - Это противозаконно, и вы…
        - Претензий не имею.
        - Вас допрашивали без санкции…
        - Претензий не имею.
        Иващенко тяжко вздохнул.
        - Вы желаете что-нибудь сообщить?
        - Попросить, - сказал Соколов. - Помогите мне отсюда уйти. Доведите до остановки, дальше я сам.
        - Вас здесь удерживают силой?
        - Нет, просто эти люди мне неприятны. Но претензий к ним…
        - Да, я уже слышал. Что ж, ступайте.
        Иващенко дал знак бойцам, и те вымелись в коридор.
        - А вы, Белкин, учтите: без последствий все равно не обойдется. Полицейского произвола я не допущу. Не для того меня в Этический Совет выдвигали.
        - Я принял к сведению, господин член Совета, - сухо отозвался Иван Петрович.
        - Учтите, Белкин! - дурашливо повторил Соколов-Моржов. И при этом посмотрел ему в лицо.
        Иван Петрович широко улыбнулся.
        Палач тоже улыбнулся, но одними глазами. Его улыбка получилась злее.
        - Скотина… - прошипел Белкин, когда они с профессором остались вдвоем. - Клоуном меня обозвал!
        - Клоуном?
        - Да. Дешевым.
        - Этот молодой человек не чер, вот что я вам скажу. В блоках слово «дешевый» не обладает дополнительным значением. У нас нет ни дешевого, ни дорогого. У нас все бесплатное.
        - Никита Николаевич, не нужно меня убеждать. Я все вижу. Неужели в этом замешан Совет?
        - Сомневаюсь. В противном случае…
        Профессор болезненно прищурился и, взявшись за поясницу, присел на кровать.
        - Что «в противном случае»? - нетерпеливо спросил Белкин.
        - Вероятно, политкорректных маразматиков из Совета используют как слепой щит. Иначе все было бы необратимо. Это был бы тупик. И мы бы не сопротивлялись.
        - Продолжай, Никита Николаевич. Раз уж начал.
        - Вчера Андрея Белкина подвергли полному контролю. Я знал об этом заранее и успел кое-что…
        Под пиджаком у Ивана Петровича отчетливо пискнуло.
        - Секундочку…
        Он достал микротерминал и, бледнея, выслушал чей-то монолог.
        - Есть… - сказал он в конце и убрал цилиндрик. - Начальство требует. Срочно.
        Профессор грустно покивал.
        - Но я скоро вернусь. Надо же мне узнать, что с этим Белкиным, с однофамильцем моим. Кстати, неглупый парень.
        - Неглупый, неглупый… А может, и не надо тебе ничего узнавать… Спасибо, Иван Петрович.
        - Не стоит. Мне за это платят.
        - Я тебя благодарю не за то, что ты меня спас. Скорее не спас, а еще хуже сделал… За участие спасибо.
        Никита Николаевич проводил его до коридора и протянул руку.
        - Я вернусь, - пообещал Белкин. - Или пришлю кого-нибудь. А ты пока поберегись.
        - Поберегись… - с усмешкой сказал профессор. - В шкафу мне, что ли, прятаться? Там тесно.
        - Да вроде нет, он у тебя просторный, - хохотнул Иван Петрович. - Ты постарайся. Хоть бы и в шкафу.
        - Двум скелетам в шкафу не место, - туманно ответил он.
        Белкин пожал плечами и скорым шагом направился к лифту.
        - Как приеду в участок, сразу с тобой свяжусь! - крикнул он с полдороги, но профессор уже закрыл дверь.
        Глава 9
        Суббота, утро
        - У тебя есть печенье? - спросил Андрей. - А, ладно, уже бежать надо.
        - Бежать? Куда?
        Гертруда вышла из спальни в чем-то прозрачном. Андрей покосился на ее торчащую грудь и решил, что лучше бы она не одевалась совсем.
        Это называлось «пеньюар», Андрей уже знал. За ночь он узнал столько всякого, что, казалось, в голове должен был вырасти второй мозг. Например, «спальня»… Комнаты, как и одежда, отличались и служили каждая для своего. Раньше Андрей это видел в фильмах, теперь он очутился в фильме сам.
        Много, слишком много нового за одну серию. В том числе - того, чего в приличных фильмах не показывают. Такое можно посмотреть лишь по платному каналу. И, конечно, не в Бибиреве-6.
        - Куда ты собрался? - обиженно повторила Гертруда.
        - Я ненадолго. Вечером приеду обратно. Если ты хочешь.
        - Но это даже неприлично!
        Андрей промолчал. За прошедшую ночь он многое сделал единственно из опасения, что отказываться неприлично. В итоге это слово все равно его настигло. Он-то считал, что неприлично - это когда трусы из-под юбки выглядывают. И когда их снимают перед первым встречным - это тоже неприлично…
        Нет, Андрей не думал о Гертруде плохо. Он ей был благодарен, и все такое… Скорее, он вообще о ней не думал. Он думал о Барсике и о том, как будет добираться до конвертера. Смена начиналась через два часа, и он не был уверен, что успеет.
        - Не знаю, как у вас в Гамбурге, а у нас в Москве мужчины по утрам не сматываются, - сказала Гертруда. - Я тебе что, девка одноразовая?
        - Ну зачем ты?.. Я же вернусь. Честно!
        Она прошелестела мимо и, открыв в стене одну из многочисленных дверок, достала узкую черную бутылку.
        - Не пей вина, Гертруда… - покачал головой Андрей.
        - Чего?.. Не твое дело!
        - Ничего. Это из «Гамлета».
        - Ох, боже мой! А я не читала, понятно?
        Гертруда с красивым звуком откупорила бутылку и наполнила стакан тяжелой темно-вишневой жидкостью.
        - Все-таки уходишь? - спросила она, насупившись.
        - До вечера. Мне вернуться?
        - Ты же орал «честно»!
        - Так мы не поссорились?
        - Поссорились, конечно. Ты хам и бабник. «Вечером» - это во сколько?
        - Вечером - это вечером.
        - Не придешь - я твой Гамбург вверх дном переверну.
        Андрей двумя пальцами взял ее за ткань пеньюара и чмокнул в приторные от вина губы.
        - Не скучай, Гертруда.
        Если б ему месяц или неделю назад - да хоть бы и вчера! - сказали, что он вот так запросто будет обращаться с полузнакомой женщиной, он бы не поверил. Андрей не был девственником, в тридцать два года это невозможно, однако его интимная жизнь имела характер столь эпизодический, что ее, считай, и не было вовсе.
        Выйдя от Гертруды, он оказался в громадном восьмиугольном холле. В этом доме было мало коридоров, мало замкнутого пространства, и много открытого, с асимметрично расставленной мебелью. Здесь и дышалось легче, хотя Бибирево-6, как и все окраинные районы, было окружено лесом.
        «Наш Гамбург, - горько подумал Андрей. - Пора ехать в наш Гамбург…»
        Он сбежал по лестнице и встал - между двойными дверьми ковырялся какой-то сгорбленный тип. Мужчина вроде как спорил с самим собой и покидать тамбур не собирался. Андрей немного постоял и потянул за ручку. Субъект что-то пробубнил и, вывалившись, уперся макушкой ему в живот.
        Это был Вадик, собственной персоной. Пьяный вдрызг.
        - Ба-а!.. - воскликнул он, силясь зафиксировать взгляд на одной точке. - И ты, Андрюшка?
        - Ты как сюда попал?
        - А во!.. - Вадик взмахнул руками - в каждой было по бутылке.
        - Прямо с утра? Эх-х!
        - С како… какова утра? А-а-а!.. Тс-с-с! У меня утра не было, Андрюшка. У меня еще ночь. И Ленка у меня. Тс-с-с… Такая баба!..
        - Ленка? Это та, рыжая? Где «у тебя»?
        - Тут. На третьем этаже, - невообразимо медленно вымолвил Вадик.
        - Она здесь живет?
        - Да. Мы с ней. Живем.
        - Деньги на водку у тебя откуда?
        - А у Ленки кредит. Неог… неаг…
        - Поехали домой, чудо!
        - Ну, - ответил Вадик и, закатив глаза, начал сползать вниз.
        Андрей подхватил его у самого пола и приставил к стене.
        - Идти можешь?
        - Куда? - спросил он, мучительно возвращаясь в действительность.
        - Домой, Вадик. В Бибирево.
        - Не… Тут Леночка. У нее такая… И ты не едь, Андрюшка.
        - Мне на работу надо. И тебя по дороге заброшу.
        - Ты больной человек…
        - Я-то в порядке. Барсик себя плохо чувствует.
        - Бар… Бар?.. Который в баке с говном плавает?
        - Он там не плавает, - терпеливо произнес Андрей. - Он там живет.
        - Я и говорю. Ты же с Гер… с Гер… ты с ней был? Тоже вариант. А ты от нее уходишь. От такой. К Мур-зику своему говняному.
        - Слушай!.. - Андрей еле сдержался, чтоб не вцепиться ему в горло. - Половину того, что ты ешь, сделал мой Барсик! Не Мурзик, а Барсик! Запомнил, дрянь пьянчужная? Ты едешь? Остаешься? Ну и черт с тобой!
        Он хлопнул Вадика по сальной небритой щеке и, оттолкнув его в угол, пошел к дверям.
        - Андрюшка! - позвал Вадик жалобно и почти трезво.
        - Что, передумал?
        - Андрюша… ты болен. Выздоравливать пора.
        - Тьфу!
        Он выскочил на улицу и, заприметив невдалеке знакомый голубой козырек, помчался к автобусу. Вокруг было пусто - насколько это возможно в живом городе. По вылизанному тротуару шли, никуда не спеша, человек пять или шесть. Машин было мало, и те тоже ехали как-то с ленцой, точно на экскурсии.
        Сориентировавшись в маршрутах, Андрей скормил автомату карточку и зашел в салон. Минус семь кредит-пунктов. Странно: он торопился на конвертер, чтобы получить три крепа за рабочую смену, и ради этого тратил семь. А еще возвращаться… Андрей не был уверен, что приедет обратно, но в то же время сомневался, что у него хватит сил усидеть дома, - когда здесь его ждет такая большая спальня и такой прозрачный пеньюар…
        Поездка в автобусе заняла полчаса. Первые десять минут Андрей не сводил глаз со смотровой башни, потом она переместилась вбок и вскоре растаяла в молочной дымке.
        Рассматривая аккуратные домики за окном, Андрей вспомнил, как, борясь с собой, заглядывал Гертруде под юбку, и снова подумал о том, что до башни они с Леной могли бы добраться гораздо проще. Им же почему-то понадобилось учесать к самой кольцевой, и оттуда тащиться обратно.
        Андрей размышлял об этом до тех пор, пока не поднялся в трубу перехода, но как только он спустился на другой стороне, в мозгу будто что-то переключилось.
        Барсик. Как он там, бедный? Поправился или все еще хворает?
        По монитору в муниципальном автобусе Андрей узнал, что за прошедшие сутки ничего экстраординарного в Тотальной Демократической Республике не произошло. Народы достойно отметили весенний День Единения и начали готовиться к следующему, зимнему.
        Чтобы не слышать диктора, Андрей ушел на заднюю площадку. За гущей темного непричесанного леса появились первые блоки - четверки высотных зданий, пугающие своей нарочитой железобетонной схожестью.
        «Их можно было бы раскрасить», - подумал Андрей. Если дать Вадику море краски и главное - разрешение, он бы превратил эти дома в произведения искусства. «Ну, пусть и не искусства», - оговорился Андрей. Дом - не картина, его вверх ногами не перевернешь. И все же так будет веселее.
        «Было бы, - опять оговорился он. - Было бы веселее. Если б разрешили. Но ведь не разрешат же».
        Из автобуса Андрей пересел в линейку, точнее - перешел, поскольку свободных мест в вагоне, как всегда, не оказалось. Через полчаса он уже был возле помойки, которая после праздника украсилась грандиозными отвалами мусора. Барсику и его собратьям предстояло все это переработать - не считая штатных ежедневных поступлений.
        В камере, кроме сменщика Новикова, Андрей обнаружил троих незнакомых операторов и самого Чумакова. Андрей почувствовал неладное - бригадир к бакам без причины не спускался. Значит, был особый повод.
        Уже догадываясь, но еще не веря, он молча подергал Новикова за локоть. Тот поджал губы и провел в воздухе указательным пальцем: два раза, крест-накрест.
        - Жив пока, - сказал Новиков. - Но они его собираются заменить.
        - Как это заменить?! - воскликнул Андрей. - Кем?
        - Хочешь - сам полезай, - не оборачиваясь, ответил Чумаков. - Наверху видел? Работы по горло. А ваш не справляется.
        - Он выздоровеет! Я сегодня подежурю, все будет нормально!
        Андрей заметил, что табличка на баке не прикрыта, и стиснул зубы - он обещал Барсику краску. Он замазал бы этот злополучный номер, и тогда Барсик обязательно поправился бы, и…
        Один из операторов приставил к табличке отвертку и с противным жужжанием начал выкручивать винты. Андрей не сразу сообразил, что это значит. Когда он понял, к баку уже привинчивали новую бирку - с новым номером. С новым именем.
        - Нет, не надо! - крикнул он.
        - Поздно, Белкин, - ответил Чумаков. - Уже звереныша привезли. Они, когда маленькие, в ведре умещаются. Хочешь посмотреть? Жуть! А этого мясорубкой… Ребята там налаживают. Ну, и ножи поточат, чтоб быстрее. Вж-ж-жик!.. И все. Так что если проститься желаешь, последнее слово, или еще чего - сейчас самое время.
        - Не смей этого делать, - тихо сказал Андрей.
        - Угрожаешь? Работу потерять не боишься?
        - А ты? Ты чего-нибудь в жизни боишься?
        - Белкин! Я философов не люблю, - с угрозой проговорил Чумаков. - И, кстати, на брудершафт я с тобой не пил.
        - Так и я с тобой - тоже.
        - Я гляжу, тебе деньги совсем не нужны.
        - Деньги?! Три крепа за шесть часов!
        - Белкин, ты свихнулся? Три крепа его не устраивают! Где тебе заплатят больше?
        - Грабить буду. По башке лупить, животы вспарывать. И начну с тебя, садист поганый.
        - Уволен, - мгновенно отозвался Чумаков. Андрей достал из своего шкафчика последнюю бутылку лимонада и, отпив половину, вылил остальное Чумакову под ноги.
        - Ты и правда помешался, - пробормотал Новиков. - Кто убирать-то будет?
        - Тот, кому за это платят. Счастливо вам тут… повеселиться.
        Андрей хлопнул дверцей и внимательно посмотрел на Чумакова, словно запоминая его навсегда.
        Громыхающая платформа с раздвижной решеткой сегодня ползла особенно долго - Андрей успел воскресить в памяти и свой приход на конвертер, и пакеты, без которых вначале не обходится ни один оператор, и первую пачку печенья, съеденную возле бака, и свои беседы с Барсиком. Сможет ли он так же откровенно поговорить с кем-нибудь еще? Андрей сомневался. Поднявшись на поверхность, он миновал проходную с символическим турникетом и вышел к свалке.
        Комбайны по-прежнему рубили мусор и выгружали его в зев транспортера. Водители тряслись в своих кабинах и иногда, съезжаясь ближе, перебрасывались короткими фразами. Внизу, под бетонным основанием, трудились, переваривая отходы, искусственные существа. На конвертере ничего не изменилось. Только Барсика убили.
        Андрей зябко задрал воротник и, сунув руки в карманы, пошел на станцию.
        Линейка по расписанию прибывала через десять минут, и, чтобы чем-то заняться, Андрей стал рассматривать рекламные плакаты. Каким-то чудакам взбрело в голову призывать черов к покупке особо мягкой туалетной бумаги и высокоинтеллектуальных зубных щеток.
        Похмыкав над глупостью рекламщиков, Андрей вдруг сообразил, что плакаты предназначены для пассажиров обычной электрички, которая здесь не останавливается, но слегка притормаживает. Скучающие граждане зацепятся взглядом за голую девичью задницу или девичий же разинутый рот и, не исключено, приобретут - кто бумагу, а кто щетку. В зависимости от потребностей.
        Андрея все это не касалось. Его потребности были регламентированы гуманитарной службой, а она подобных излишеств не предусматривала.
        Побродив по перрону, он присел на каменный парапет. В ту же секунду сбоку раздался протяжный автомобильный сигнал. Андрей покрутил головой - кроме него, на станции никого не было, лишь у конвертера топали несколько освободившихся операторов.
        Андрей поднялся и, обойдя заклеенный плакатами павильон, присвистнул. На узкой трехполосной дороге за полотном линейки стояла черная машина с алыми сердцами на дверях и капоте. В марках Андрей не разбирался, но, судя по форме, это было что-то дамское и весьма изысканное. И, наверно, безумно дорогое.
        Левая дверца откинулась, и из нее появились: туфля на высоченном каблуке, нога безо всяких признаков юбки, затем все же юбка, под которой мелькнуло что-то белоснежное и ослепительное, и наконец остальное - тонкая ручка, талия, грудь, лицо.
        Гертруда.
        Андрей, задохнувшись от испуга, дернулся было за стену, но не успел.
        - Попался? - радостно крикнула девушка. - Иди сюда, чего тебе на линейке делать? Я довезу.
        Первым желанием Андрея было отказаться, однако он понял, что уже ничего не изменишь. Он мог бы сочинить какую-нибудь историю - например, что ходил на конвертер из любопытства, но это уронило бы его достоинство еще ниже. К чему валять дурака? Надо подойти и признаться: «да, я чер». Авось небо на землю не упадет… Признаться и проехаться в шикарном автомобиле, если уж предлагают. Хоть раз в жизни.
        Он перебрался через железнодорожные пути и пошел к машине - сначала робко, но с каждым шагом все смелее и смелее. Когда нечего терять, нечего и бояться. Останавливаясь у открытой дверцы, Андрей уже улыбался.
        - Как ты меня нашла? - спросил он. - Вадик растрепал? Товарищ, называется…
        - С Вадиком твоим я не общалась. Он у Ленки лежит.
        - Пьяный?
        - Голый… Что же ты мне наврал? - сказала Гертруда, впрочем, вполне дружелюбно.
        - Про то, что я чер? Вернее, что не чер…
        - Про то, что в Гамбурге живешь. Ладно, садись.
        Операторы с конвертера уже зашли на перрон и ошеломленно замерли - девушка, автомобиль и Андрей никак не увязывались. Был среди них и сменившийся Новиков. Андрей помахал ему рукой и, обойдя машину, утонул в спинках-подушках-подлокотниках.
        Гертруда поправила прическу и, прежде чем вернуться взглядом к дороге, рванула вперед. Где-то у самого уха взвизгнули колеса, и машина, оставив позади тучу оранжевой пыли, вылетела на среднюю полосу.
        За рулем Гертруда держалась еще лучше, чем в постели. Андрею стало интересно, какое из этих удовольствий она попробовала раньше. Ответить определенно он не смог, зато окончательно понял, что автобус Гертруде без надобности.
        - Откуда ты знаешь, где я работаю? - спросил Андрей.
        - Я все про тебя знаю, - ласково произнесла она. - Я даже знала длину твоего члена - еще до того, как ты разделся.
        Андрей озадаченно помолчал.
        - И что скажешь? - выдавил он.
        - Что? А, ты об этом… Не надо цинизма. Я в медицинском смысле.
        - Ну и куда мы едем?
        - Только не в Гамбург, - усмехнулась она. - Ко мне, конечно.
        - Я не хочу.
        - Ой, не будь таким киселем! - капризно протянула Гертруда.
        - В носках? - спросил Андрей.
        - Что?..
        - «Не будь киселем в носках». Ты это хотела сказать? Я все не мог вспомнить, где я твой голос слышал. Тогда, вечером. В кустах.
        - Да, это была неудачная попытка, - спокойно сказала Гертруда.
        - Меня ведь предупреждали…
        - О чем же?
        - Что появится незнакомка, и…
        - Надеюсь, прекрасная? - вставила она.
        - Да. Профессор был прав.
        - Спасибо. И что дальше?
        - Ничего. - Андрей испытующе посмотрел на Гертруду и невольно залюбовался ее профилем. - Ничего хорошего.
        - Тебе удобно? - невпопад спросила она. - Сиденье удобное?
        Андрей поворочался - упругие сегменты кресла неизменно оказывались на нужном месте.
        - Мне не с чем сравнить.
        - Можешь сравнить с пластиковым стулом в Бибиреве-6, - сказала Гертруда. - Ошибается твой профессор. Ничего хорошего у тебя не было раньше.
        - А теперь пойдет не жизнь, а сметана, - догадался он. - Я выиграл в лотерею? Не помню, чтобы покупал билеты.
        - Билетик тебе родители подарили - в тот момент, когда твой папа в твою маму… все, все, не буду. Я знаю, как трепетно черы относятся к родственникам. Неизвестно, правда, почему. Они вас помнят? Они о вас заботятся?
        - Еще раз тронешь моих родственников, и у тебя на носу будет не одна горбинка, а две. Или все-таки одна, но большая.
        Гертруда резко остановила машину и, положив локоть на спинку, повернулась к Андрею.
        - Ты же культурный человек, гамлетов читаешь… Ты чего такой злой?
        - Извини, - тихо сказал он. - У меня Барсик умер.
        - Соболезную.
        - А ты это умеешь?
        - Уметь - не значит демонстрировать, верно? Надо быть менее проницаемым и не рисовать на лице все, что чувствуешь. Это первое, к чему тебе придется привыкнуть. В городе живут по-другому.
        - Мне-то что? Я в блоке…
        - В блок ты больше не вернешься.
        - Это почему же?
        - Потому, что ты не чер. Ты никогда не был чером, Белкин.
        Автомобиль стоял у самой обочины. В сантиметре от окна качнулась потревоженная ветка, и на капот вспорхнула маленькая птичка с пестрым хвостом. За узкой лесопосадкой с лязгом пронеслась линейка…
        Андрей все сидел, оцепенело глядя на переднюю панель. Странно, но радости он не испытывал.
        Тридцать два года в окраинных блоках. Тридцать два года - продукты из гуманитарки, одежда из гуманитарки, электричество и вода по лимиту… Вся жизнь за счет государства. Бесплатная, никчемная, напрасная. Жизнь среди черов. Кто же он, если не чер?
        - Продолжай про билетик, - попросил Андрей. - Про счастливый.
        Гертруда запустила ему пальцы в загривок и поцеловала в щеку.
        - Ты когда-нибудь причесываешься?
        - Когда стригусь, а что?
        - Значит, пора подстричься. Кстати, и переодеться. Не будет же весь город изображать, что не замечает.
        Она легонько тронула руль, и машина с заносом вылетела на дорогу.
        - Тебя долго искали и очень долго проверяли, - сказала Гертруда. - Так что можешь не сомневаться.
        - Я и не сомневаюсь…
        - И не удивляешься?
        - Учусь быть непроницаемым.
        - А-а… Быстро учишься, молодец.
        - Сколько же ты получаешь?
        - Такие вопросы у нас не задают.
        - Урок номер два, да? Понятно, - сказал Андрей. - Нет, мне интересно, сколько все это стоит. Квартира, машина. Платьица всякие красивые. Что надо делать, чтобы так жить? Кем я у вас буду работать? В центре освободилась вакансия дворника?
        - Работать ты не будешь, у тебя для этого слишком высокий статус. Работать приходится таким, как я. У кого от двухсот до тысячи баллов.
        - Соболезную! - театрально развел руками Андрей. - У меня-то и подавно - семьдесят пять.
        - Гораздо больше, - возразила она. - Немногие могут похвастаться таким интеллектом.
        Андрей засмотрелся на приближающийся город и не сразу уловил смысл сказанного.
        - О чем ты?.. - молвил он, не решаясь повернуться к Гертруде. - У меня семьдесят пять, даже для конвертера маловато.
        - Мы все проходим три контроля.
        - Это известно. Мне Эльза Васильевна говорила. То есть Эльза, наставница. Сам я не помню, меня до второго не допустили. И так все ясно было. Уже в пять лет.
        - Процентов на девяносто бывает ясно, - кивнула она. - Основные свойства личности в пять лет уже сформированы. Потом остается определить второстепенное - склонности, способности.
        - Второстепенное?!
        - Второстепенное, - подтвердила Гертруда. - И еще кое-что. Насколько человек со своими талантами окажется полезен обществу.
        - Значит, все эти годы я со своими талантами… - начал Андрей.
        - Да, - сказала она.
        - А теперь, значит…
        - Да.
        - И кто же это решает? Насчет пользы? - сдавленно проговорил Андрей.
        - Не заводись, не надо. Наша роль сравнима с ролью рядового оператора. Мы делаем то, что от нас требуется, - не больше и не меньше.
        - И ты - один из них, из этих операторов? Нашего общего конвертера… Но я все равно не понимаю. Я каждый месяц прохожу тест…
        - Нет, - покачала головой Гертруда. - Это не тест интеллекта, это фикция. Автомат по сетчатке распознает твою личность и отсылает запрос в координационный центр. А там уже готов результат - на тебя и таких, как ты. Независимо от вашего реального статуса. Вам просто накидывают пару-тройку баллов. Или, наоборот, отнимают. Разницы-то нет. Главное, чтобы ИС не превышал ста пятидесяти.
        Андрей задумался. Он мог бы жить в центре - с детства. Мог бы иметь такой же автомобиль, такую же квартиру… Он мог бы себя уважать.
        - Сколько у меня на самом деле?
        - Это секретная информация.
        - Для меня?!
        - Для меня, - усмехнулась Гертруда.
        - Но почему сейчас?
        - Мы ждали подтверждения. Как только мы его получили, я тут же поехала за тобой.
        - Я не про сегодня, я вообще.
        - Возможно, Республике потребовались твои способности.
        - И в чем они заключаются, эти мои способности?
        - Не знаю, - ответила она. - Действительно, не знаю. И не хочу знать.
        Гертруда, не снижая скорости, промчалась по пустым улицам и затормозила у своего дома. Андрей узнал его безо всякого труда: салатные кубики на небесно-голубом. В Бибиреве-6 ориентироваться было несравненно сложнее.
        За входными дверьми Андрей заметил пару мелких осколков и сырое пятно. Интересно, сберег ли Вадик вторую?
        Зайдя в квартиру, Андрей почувствовал чье-то присутствие. Он замешкался, но Гертруда ободряюще похлопала его по спине. Андрей остановился у закрытой гостиной и, положив ладонь на ручку, снова обернулся.
        - Нас не ждали так рано, - пояснила Гертруда.
        Андрей толкнул тяжелые двери.
        На круглом столе в центре комнаты лежала знакомая квадратная коробка. Рядом, скрестив руки на груди, стоял его новый наставник, Сергей Сергеевич.
        - Здравствуй, Андрюша, - сказал он. - Проходи. Здесь нам мешать не будут.
        Глава 10
        Суббота, день
        - Царапин?..
        - Нет, это покойный Эйнштейн.
        - Ха-ха… смешно. Слушай меня, Царапин.
        Голос за ухом звучал вкрадчиво, голова у Ильи почти не чесалась.
        - Слушай внимательно, Царапин. Сейчас ты поедешь в другой блок. Зайдешь в хозяйственную лавку…
        - Тут недалеко есть, рядом с домом.
        - Не перебивай. Отъедешь как можно дальше и возьмешь в гуманитарной лавке отвертку. Жало должно быть сантиметров двадцать, из хорошей стали.
        - За хорошую много спишут, - вяло возразил Илья.
        - Не важно. Лимитная карта тебе больше не понадобится. Запоминай адрес…
        - Отверткой?! - ужаснулся он. - Вы за кого меня принимаете?!
        - Царапин, надо сделать грязно, - просительно, чуть ли не жалобно, произнес голос. - Нужна не просто акция, а… ну, ты понял. Зато это в последний раз. Не откажешь - получишь вдвойне, плюс за Эйнштейна. Который, сам знаешь, без твоей помощи обошелся.
        - Но отверткой!.. Нет.
        - Царапин, сделай. И больше таких поручений не будет. Мы же тебя выводить собирались, ты видел. Основную задачу ты уже выполнил, но вокруг объекта что-то возни многовато. Придется почистить.
        - Отверткой!..
        - Что ты заладил? Да, отверткой! И полиции поможем - на маньяка спишут, и другим психам наука.
        - Ладно, - бросил Илья. - Но после этого - все! Заберу кредитку, смоюсь, чтоб никогда, никогда в жизни…
        - Это сколько угодно. Динамик мы тебе удалим, и смывайся хоть на Северный полюс.
        - Потеплее места найдутся, - проворчал он. - Давайте свой адрес.
        Голос продиктовал номер блока, дома и квартиры. Илья, закрыв глаза, повторил и яростно почесал затылок.
        Последний раз. Что ж…
        Он зашел на кухню, достал из шкафчика бутылку и перевернул ее над чашкой.
        «Праздничная особая» прижгла язык и потекла вглубь - через горло, через желудок, к самому сердцу.
        - Вот и весь праздник, конвой собачий… - сказал Илья вслух.

* * *
        Сергей Сергеевич отключил прибор от терминала и аккуратно снял с Андрея обруч.
        - В общем, все хорошо, - сказал он.
        - Вы прямо как доктор. «В общем хорошо, а в частности - завтра умрете».
        Наставник рассмеялся и уложил прибор в коробку.
        - Экспериментальная модель, да? - с укором спросил Андрей. - Что же вы, Сергей Сергеевич? Стыдно.
        - Отнюдь. Ложь - слишком привлекательное и притом гуманное средство, чтобы от него отказываться.
        Гертруда закрыла стенную панель и поставила на стол три высоких стакана. Андрей понюхал - вроде без алкоголя. Попробовал - кажется, сок. Он уже ни в чем не был уверен.
        Наставник тоже отпил и, почмокав, продолжил:
        - С другой стороны, нельзя человека обнадеживать, если сам не уверен.
        - В чем не уверены, Сергей Сергеевич?
        - В том, что ты за тридцать лет не растерял своего дара. Обычно бывает так: внуши умнику, что он кретин, и он станет кретином. Но тебя это не касается.
        Андрей задумчиво погладил расшитый золотом диван и наконец не выдержал:
        - Так сколько у меня баллов?
        Наставник довольно посмотрел на Гертруду.
        - Пять минут терпел, надо же!
        - Да, это показатель, - в тон ответила она.
        - В нем уже проснулось чувство собственного достоинства.
        - Эй!.. Я все еще здесь, вы не забыли? Не надо обо мне в третьем лице!
        - Раньше ты этого не сказал бы, - заметил Сергей Сергеевич.
        - Это плохо?
        - Хорошо, Андрей. Я же говорю: хорошо!
        - Ну так сколько?
        Сергей Сергеевич встал с дивана и что-то шепнул Гертруде. Та торопливо вышла из комнаты и плотно затворила двери.
        - Две тысячи, Андрюша. За твои две тысячи… - наставник поднял стакан и сделал большой глоток.
        - Две ты?.. - У Андрея перехватило дыхание. - Тысячи?.. Две тысячи баллов?!
        - Тебе бы сейчас расслабиться как следует. До вечера уж подожди. Вечером Гертруда вернется, она тебя расслабит.
        - Ага… - идиотски затряс головой Андрей. - Две тысячи?! У меня?! Две тыщи… больше, чем у профессора!.. Спасибо.
        - Не за что, - улыбнулся наставник. - Папе с мамой… но это тебе уже говорили.
        - Вы слышали?
        - Привыкнешь, - коротко отозвался он. - Ладно, соберись с мыслями. У меня еще дела кой-какие… Не уходи никуда.
        Сергей Сергеевич подхватил коробку и последовал за Гертрудой.
        - Куда ж я от вас?.. - зачарованно произнес Андрей.
        Восторг, застрявший где-то на полпути от конвертера, теперь его настиг. И оглушил. Теперь Андрей поверил.
        Тридцать два года по блокам, среди черов. Гуманитарная лавка и конвертер. До конвертера - мойка вагонов, погрузка-разгрузка, чистка парков… много всякого. Пакостная, убогая жизнь.
        И не тридцать два, а меньше, поправил себя Андрей. И ничего смертельного там не было. Лежал на кровати, книжки почитывал.
        Он уже заранее испытывал какую-то плаксивую, ханжескую ностальгию по своему прошлому. Он уже почти тосковал - по одинаковым домам с узкими душевыми кабинами, по однообразной и невкусной еде, и даже по бригадиру Чумакову. Все это вдруг оказалось так далеко, что перестало раздражать. А впереди…
        Андрей закатил глаза и с опаской взялся за сердце.
        Тридцать два - не возраст, у него еще много времени. Он еще успеет насладиться - за все, как говорил классик, бесцельно прожитые. На полную катушку.
        Он залпом осушил стакан и, легко найдя в стене фальшпанель, заглянул в бар. Там его встретила шеренга бутылок - стеклянных, металлических, глиняных и черт знает еще каких. В блоке любую из этих посудин приспособили бы под вазочку. Здесь же, Андрей не сомневался, их просто выкидывали. И в одном только этом поступке - выбросить ненужное, не колеблясь, - уже виделось что-то величественное и свободное.
        Андрей по запаху разыскал сок и налил себе еще. В гуманитарной лавке такого не давали…
        Он подумал, что уже обзавелся первой из новых привычек - все сравнивать с прошлой жизнью. И эта мысль тоже была приятна.
        Поигрывая стаканом, как это делали крутые мужики из кино, Андрей прошелся по комнате и встал у окна. На детской площадке, сильно отличавшейся от дворов между блоками, возились ребятишки.
        Года по четыре, оценил Андрей. Скоро контроль-один. Кому-то из них не повезет, и они… Да ну их!
        Он сел на диван и задрал голову к высокому потолку. В желудке постепенно созревал голод, но Андрей не беспокоился. Он знал, где у Гертруды можно поесть, и знал, как заказать продукты, если самому идти за ними лень. Он провел в центре меньше суток, но уже не чувствовал себя здесь чужим. Ему оставалось переодеться, и тогда он нормальный гражданин.
        Его лишь немного смущало, что он торчит в чужой квартире и ждет благодетеля, который, в сущности, ничего пока не объяснил. Но он скоро придет, благодетель Сергей Сергеевич. Он же обещал. Придет и объяснит. Вот тогда-то Андрей им и станет - нормальным гражданином.
        Он заметил, что Сергей Сергеевич забыл выключить терминал, и подсел ближе. Заветная игрушка была похожа на распахнутый альбом: одна сторона - экран, другая - кнопочки. Терминал не издавал ни звука, но по плывущей картинке было ясно, что он работает.
        Андрей воровато оглянулся на закрытые двери и придвинулся к самому столу. Склонившись к рядам кнопок, он с детской радостью обнаружил, что половина из них ему известна.
        Все больше отдаваясь какому-то внезапному ребяческому настроению, Андрей тюкнул по клавише «9». Бесконечный косяк перламутровых рыбок разлетелся в стороны, и на почерневшем экране замигала белая точка. Левее от нее горела «девятка».
        Андрею на ум пришли сразу две мысли: первая - что он все сломал, вторая - что от нажатия кнопки терминал ломаться не должен. Вторая мысль казалась более здравой, тем не менее Андрею остро захотелось вернуть на экран рыбок. Он догадывался, что нужно убрать «девятку», но как это сделать, не представлял.
        Тихо паникуя, Андрей снова осмотрел все кнопки. Справа отыскалась знакомая по фильмам клавиша со словом «Ввод». Палец как-то сам до нее дотянулся и, не спрашивая разрешения, нажал.
        На экране появилось:
        «Адрес набран неверно. Повторите вызов».
        Желание стереть «девятку» усилилось, и Андрей машинально стукнул по «Вводу» еще раз.
        «Адрес набран неверно. Повторите вызов».
        «Адрес», - осознал он с тоской. Цифра «девять» не может быть адресом, в нем же двенадцать знаков. Андрей перебрал в памяти известные ему сетевые адреса - все начинались именно с «девятки», но связываться ни с кем не хотелось.
        «Привет. Чем занимаешься? - Кино смотрю. - Ну и дурак. А я сижу в центре и пью вкусные соки. - Ну и!..» В таком примерно духе.
        Он вдруг понял, что ему совершенно не о чем говорить. И, главное, не с кем. Он мог бы послать вызов самому себе, но это не имело смысла. Однако с проклятой «девяткой» надо было что-то делать.
        Вздрагивая от напряжения, он набрал остальные одиннадцать цифр. В принципе, это оказалось так же легко, как и на домашнем телемониторе, с той лишь разницей, что там на кнопках были изображены пиктограммы - ухо, рука, карандаш и так далее. Андрей напоследок поискал «отмену» - перечеркнутый квадратик - и, окончательно убедившись, что такая клавиша отсутствует, нажал «Ввод».
        «Пусть бы профессор куда-нибудь ушел, - подумал он. - Или заснул. Или застрял в туалете».
        После седьмого сигнала вызов сбросится, и по экрану опять поплывут рыбки - во всяком случае, Андрей на это надеялся.
        - Да? - недовольно сказал профессор, но тут же вытаращил глаза и подался вперед. - Андрюша?!
        В экранчике терминала его лицо было маленьким и смешным, как у воробья.
        - Здрасьте, Никита Николаевич… Я вас так просто вызвал, чтоб от девятки этой избавиться.
        - От девятки?.. Какой девятки? - Профессор обеспокоенно глянул куда-то вниз, под объектив своего монитора. - Ты не из дома? Откуда ты говоришь, Андрей?
        - Это не важно, Никита Николаевич. До свидания.
        - Стой, не смей! - крикнул он. - Ты что, в городе? Как ты туда попал?
        - В городе, - неохотно ответил Андрей. - Мне бы рыбок…
        - Что за рыбки?
        - Пестренькие, по экрану плыли. Я сдуру нажал кнопку, они и того… Мне бы их назад…
        - У тебя терминал?! - воскликнул профессор. - Андрей, ты… в «неотложке»?!
        - Здоров я, здоров, - сказал Андрей.
        Ему не терпелось побыстрее закончить этот нудный разговор. Он проклинал себя уже не столько за «девятку», сколько за следующие одиннадцать знаков. Если б он знал, как прервать сеанс связи, то давно бы оставил профессора наедине с его химерами. Но Андрей не знал. Сетевой терминал - это все-таки не монитор.
        - Ты попал в «неотложку», - скорбно повторил Никита Николаевич.
        - Да нет же! Что вы заладили?! Со мной все в порядке. Я у Сергея Сергеевича.
        - Это тот, наставник? Это он тебе статус поднять собирался?
        - Мне поднимать ничего не надо, - обиделся Андрей. - У меня и так…
        - Так?.. И ты уже?.. Постой, Андрюшенька, секунду, - нервно залебезил профессор. - Секундочку, я тут включу…
        - Нет у меня времени! Сейчас войдет кто-нибудь, а я с чужой вещью… некрасиво получится.
        - Тогда вот что. Набери еще один номер.
        - Где набирать-то?! - разозлился Андрей. - Здесь ваш лик. Все место занимает.
        - Внизу, под активным окном… ну, под моим ликом, - пояснил он, - есть черная полоска, командная строка. Ты набирай, набирай, увидишь.
        Никита Николаевич начал торопливо диктовать цифры вперемежку с буквами. Андрей, не в силах ослушаться старшего, тюкал по клавишам - ничегошеньки не понимал, молча называл себя дубиной, но продолжал тюкать. Длилось это вовсе не секунду, гораздо дольше. Когда Андрей уже готов был сорваться, профессор остановился и сказал:
        - Все. Жми на «Ввод».
        Андрей нажал. Экран потемнел, и по нему помчался столбец текста, такой быстрый и такой мелкий, что разобрать слов было невозможно.
        - Никита Николаевич!.. - взвыл Андрей.
        - Да, да, я здесь, - отозвалось из терминала. - Отлично, Андрюшенька.
        - Какой там «отлично»?! Я думал, мы выключаем все!
        - Выключим, обязательно выключим. Еще немножко, и…
        Что-то заставило Андрея насторожиться, и за мгновение до того, как двери открылись, он панически захлопнул чемоданчик.
        В комнату вошел Вадик, бодрый и свежий. За ним появился Сергей Сергеевич.
        - Садись, не стесняйся, - сказал он. Андрей, освобождая место, сдвинулся подальше от терминала.
        - Когда ты протрезветь успел? - спросил он.
        - У них тут таблетки, - ответил Вадик, усаживаясь. - Съел, и все сгорело.
        Он задумчиво погладил пластмассовый угол терминала и, не выдержав соблазна, заглянул под крышку. Андрей с облегчением вздохнул - по экрану опять плыла стая рыбок.
        - Смелее, - поддержал Сергей Сергеевич. - Привыкай к технике, в городе она повсюду.
        - Сколько нас, таких? - спросил Андрей. - Остальных тоже просвещают?.. Или посвящают?
        - Сообразно способностям.
        - Сергей Сергеевич мои картины видел, - пояснил Вадик.
        - А ты, Андрей, их видел? - поинтересовался наставник.
        - Конечно. Но я не разбираюсь. А вы-то когда успели?
        - Успел, успел.
        - Да, а как твой Мурзик поживает? - спросил Вадик.
        - Помер он. Если б ты мне дал краски… Ладно, уже поздно.
        Сергей Сергеевич, не глядя на терминал, отключил его от Сети, и Андрей окончательно успокоился.
        - Сейчас посмотрим кое-что, - сказал наставник, взмахивая штекером от монитора. - Кое-что познавательное. Про живопись. Специально для тех, кто не разбирается.
        Андрей смутился и бестолково потрогал пустой стакан. Вадик глянул на него с превосходством, но говорить ничего не стал.
        Сергей Сергеевич откинул одну из стенных панелей и чем-то там пискнул - снаружи на окнах начали опускаться металлические жалюзи. Комната постепенно погружалась в сумерки.
        - Как в кинотеатре, а? - благоговейно шепнул Вадик.
        Андрей промолчал. Он обратил внимание, что двери тоже перекрываются, и это ему не понравилось.
        Когда в комнате воцарилась кромешная тьма, перед диваном загорелся большой экран. В центре монитора сиял белый ромб кровати - вероятно, камера висела под самым потолком, в углу. Из динамика доносились парные хрипы, но людей в кадре не было. Справа на миг показалась и исчезла пятка, мужская или женская - не разобрать.
        Хрип неожиданно прекратился, и мужчина что-то недовольно пробубнил, Голос принадлежал Вадику. Андрей услышал, как Вадик - не на экране, а тот, что рядом, - сопит и ерзает.
        - Бля! - сказал Вадик. Тот, что на экране.
        - Ничего, мне и так хорошо, - ответила женщина, и, не вставая с пола, заползла на постель. Это была рыжая Лена.
        Она улеглась на спину и раскидала руки-ноги по сторонам.
        Андрей задумался, нужно ли ему смотреть дальше, и решил все же посмотреть.
        У кровати возникло худое тело Вадика и рухнуло возле женщины.
        Андрей и не предполагал, что два голых человека, не занимающихся любовью, выглядят еще похабней. Он чувствовал, как у него горят щеки, - не исключено, их с Гертрудой тоже снимали.
        - У тебя странные символы, - томно произнесла Лена.
        - Чё? - сказал Вадик.
        Звук был записан потрясающе. Казалось, микрофоны стояли прямо в кровати.
        - Я про картины твои. Символика необычная. Но доступная. Почему раньше никто к этому языку не пришел?
        - А… Да, это у меня есть, - отозвался Вадик и, приподняв бок, почесал ягодицу.
        - Только я идею не улавливаю, - Лена словно вспомнила, что из угла на нее таращится объектив, и лениво прикрылась. - Язык понятен, а сверхидея не расшифровывается.
        Разговор в постели про символический язык и сверхидею Андрея немного забавлял. Но - лишь немного. Он все не мог выбросить из головы металлические ставни на дверях.
        - Так чего ты хотел добиться? - спросила Лена.
        - Да ничего особенного… - сказал Вадик. - Чтоб, допустим, посмотрел человек на картину - и пошел, повесился. Или вены вскрыл.
        - Это шутка?
        - Нет, конечно.
        - Ну и что? Повесился, а потом?
        - Да ничего… - повторил он. - Потом другой посмотрит и тоже вены вскроет.
        - А цель?
        - Цель?.. О-о-о! Цель у меня глобальная.
        - Догадалась… Ну, а когда все умрут? Что будет?
        - Тогда и я вскроюсь, - спокойно сказал Вадик.
        - А смелости хватит?
        Он оторвал от простыни левую руку, Андрей сначала подумал - чтобы обнять Лену, но Вадик надолго задержал предплечье у ее лица.
        - Что ж ты все левую?.. - растерянно сказала она.
        - На правой тоже шрамы есть, двенадцать штук.
        - А на этой?..
        - Четырнадцать. Хочешь - посчитай.
        - Не… не хочу.
        В комнате вспыхнул свет, и Андрей зажмурился.
        - Пожалуй, закончим, - сказал Сергей Сергеевич откуда-то сзади. - Впечатления?..
        Андрей медленно открыл глаза - Вадик подавленно изучал носки своих ботинок.
        - Меня что-то не впечатлило, - признался Андрей.
        - Я имею в виду не эротический аспект фильма, а мировоззрение нашего героя, - сказал Сергей Сергеевич.
        - Треп юношеский. Бахвальство. Неумное к тому же.
        - Самое досадное в том, что это талантливо. Я про картины. И ведь найдутся особо восприимчивые, и повесятся. Или… как это?.. вскроются, во. Да уже, собственно, нашлись. Однажды это сработало. Правда?
        - Он понял, что жизнь - дерьмо, - отрывисто произнес Вадик.
        - Но ты ему в этом помог - понять. Поэтому твой статус и упал до ста баллов. А не от шока и угрызений совести. Я сам лично вводил корректировку.
        - Так это вы меня в черы записали?!
        - С тех пор прошло пять лет, и ты сильно изменился. В худшую сторону.
        Сергей Сергеевич, все еще находясь за спинкой дивана, положил ладони Андрею на плечи. Сбоку повеяло чем-то незнакомым, тяжелым. Андрей скосил глаза и заметил у своего горла белую матовую сталь. Чуть шевельнув подбородком, он разглядел пистолет полностью: рукоятка, ствол и курок. Как в кино. Вадик сидел, понуро опустив голову, и ничего не видел.
        - Тебе придется, - вполголоса сказал Сергей Сергеевич.
        - Мне?.. - проронил Андрей.
        - Кто-то должен этим заниматься.
        - Почему?..
        - Ты хотел знать, в чем твое предназначение. В том, чтобы брать на себя ответственность. Это трудно. Но ты к этому приговорен.
        - И вашему обществу… нужно от меня только это? И ничего больше?
        - Да. Ничего больше.
        Вадик встревоженно повернулся. Он сообразил, что речь идет о нем.
        Сергей Сергеевич, помахивая пистолетом, обошел диван и остановился возле стола.
        - Устройство элементарное, - продолжал он уже в открытую. - Предохранитель, спусковой крючок, замок магазина. Окошко с цифрами - индикатор боезапаса. Магазин расположен в рукоятке, емкость - сто двадцать выстрелов. В общем, это все. И так сказал больше, чем нужно. Запомнил? Здесь - предохранитель, здесь - курок. Не перепутаешь.
        Он вручил Андрею пистолет и буднично сказал:
        - Стреляй.

* * *
        Никита Николаевич по примеру дознавателя скинул тапочки и приложил ухо к двери.
        - Кто там?
        - Никита Николаевич, я от Белкина.
        - От какого Белкина? - строго спросил он.
        - Как «от какого»?! - возмутились за дверью. - От Ивана Петровича, из полиции.
        Профессор удовлетворенно кивнул и, обувшись, открыл.
        Перед ним стоял мужчина тридцати с небольшим лет. Одет он был, как все: в простую куртку и брюки из грубой ткани, но по ухоженному лицу Никита Николаевич сразу определил, что это не чер.
        - Маскируетесь? - Профессор запер дверь и проводил гостя в комнату.
        - Приходится, - ответил он, задержав взгляд на мониторе.
        По экрану бежала бесконечная строка:
        «Сеанс прерван абонентом. Абонент недоступен». На столе в беспорядке валялись листы бумаги, заполненные не то стихами, не то какими-то списками.
        - Я вас отвлек?
        - Нет, нет, я уже закончил. Так что, у Ивана Петровича проблемы? Когда его вчера вызвали, он обещал связаться… Вы не подумайте, что я привередничаю! Волнуюсь я за него.
        - Спасибо, но не стоит. У Белкина все в порядке. Ну, или почти все.
        - Ох, темните!..
        - Выговор он получил. От этого не умирают.
        - А… - профессор замялся. - С другой стороны неприятностей у него не будет?
        - С другой?.. Что вы имеете в виду?
        - Впрочем, да… не обращайте внимания. Как мне вас называть, молодой человек?
        - Илья, - сказал он.
        - Да-а?! Представьте, я знаю еще одного Белкина, а он, в свою очередь, еще одного Илью. Но я что-то разболтался… Нервничаю, извините.
        - А вы не нервничайте.
        Илья взял профессора за локти и заботливо усадил в кресло. Затем достал из-за пояса длинный промасленный сверток и бросил на стол, к стихам.
        - Имя у меня редкое, - сказал он. - Вероятность встретить в Бибиреве второго Илью крайне мала.
        - Я же… - начал профессор, но осекся. - Я, кажется, понял, кто вы, - прохрипел он.
        - Правильно поняли, Никита Николаевич.
        Илья снял куртку и пристроил ее на спинку стула.
        Профессор попытался подняться, но он удержал его в кресле.
        - Лучше сидите. Так будет удобней.
        Глава 11
        Суббота, вечер
        Стрелять Андрей не собирался, но почему-то взял пистолет - не хотел, да взял. Сергей Сергеевич был старше, и он был наставником. А наставников надо слушаться.
        Пистолет оказался легче и удобней, чем Андрей ожидал. И… приятней, что ли? К рукоятке не нужно было привыкать - она естественным образом расположилась в ладони и назначила место для каждого пальца. Указательному ничего не оставалось, как только лечь на курок.
        Жалюзи на окнах и дверях по-прежнему были опущены - никто не увидит и, наверное, не услышит.
        - Куда? - спросил Андрей. - Куда стрелять?
        - В сердце, - сказал наставник. - Оно у людей слева, если ты не в курсе.
        Андрей задумчиво покачал пистолетом и исподлобья глянул на Вадика - тот, побелев, вжался в спинку дивана. Затем он ненароком направил ствол на Сергея Сергеевича. Наставник иронически шевельнул бровью - в его глазах не было ни страха, ни сомнения.
        Андрей проверил, снял ли предохранитель, и, снова повернувшись к Вадику, дернул курок.
        Раздавшийся звук не был похож на выстрел. Это и не было выстрелом. Вадик сидел живой - смертельно напуганный, но без дырки в груди. И от него жутко воняло.
        - Это что, проверка? - молвил Андрей.
        - Кто ж тебе позволит пачкать служебную квартиру? Хотя, наш дорогой художник… Ладно, диван давно пора было заменить. А пистолет ненастоящий. Муляж. Неужели я стал бы рисковать? Да и убивать тебе никого не придется, этим другие занимаются. Такие, как Царапин.
        - Проверка… - разочарованно повторил Андрей. - И что дальше?
        - Увидишь.
        Наставник открыл фальшпанель рядом со встроенным баром. Вадик, все это время не шевелившийся, внезапно вскочил и, схватив терминал, с размаху ударил его по затылку. Сергей Сергеевич ткнулся лицом в стену и, оставляя на облицовке кровяную дорожку, сполз вниз.
        - Ну и дурак же ты! - воскликнул Андрей. Он осмотрел терминал и сокрушенно покачал головой. Крышка отломилась и болталась на тонком цветном жгутике. Через экран пролегла диагональная трещина.
        - А ты не дурак?! - взвизгнул Вадик. - Ты же меня прикончить мог! Откуда ты знал, что он игрушечный?
        - Пистолет? В кино такое часто показывают. В «Московских тайнах» тоже было… не помню, в какой серии.
        - Я сериалами не увлекаюсь, - буркнул Вадик. - А терминал мы починим, не ори. В экране жидкие кристаллы должны быть. Вытекли небось… Сейчас найдем, зальем обратно.
        - Сиди уж! Вони тут наделал…
        - А ты бы не наделал?! - вскинулся он. - Когда в тебя… черт! А этот урод… диван я ему, видишь ли, испачкал! Ничего я не испачкал, я только…
        - Заткнись, - велел Андрей. - Ремень снимай!
        Они связали Сергею Сергеевичу руки и ноги и оттащили его от стены. Ремни затянулись плохо, и Андрей догадывался, что наставник быстро освободится. Быстро - но не раньше, чем они уйдут.
        Сергей Сергеевич коротко мыкнул и пошевелился. Андрей поставил ботинок ему на горло и дернул за петлю. Шнур у терминала был гладкий, узел двигался свободно.
        - Окна и двери управляются отдельно? - спросил Андрей.
        - Х-х… х-х-х… - произнес Сергей Сергеевич, дико выпучивая глаза.
        - А?.. Громче говори! - Андрей чуть ослабил удавку, позволяя ему набрать воздуха.
        - Да. Отдельно…
        - Ну и как? Нам только дверь, чтоб без окон.
        - На табло… Тридцать шесть… Она откроется.
        - Ага, «тройка» - дверь, «шестерка» - сигнализация. Или наоборот?
        - Ты зря это делаешь, - сказал Сергей Сергеевич.
        - Ну-ну-ну! - предостерег Андрей, стягивая шнур. - Я зря в «неотложку» не верил - вот что я делал зря. А все остальное я делаю не напрасно.
        - Как знаешь, - просипел наставник.
        - Где мне найти «неотложку»?
        - Нигде.
        - Но она существует?
        - Андрей, пойдем отсюда, - позвал Вадик. - Вдруг эти явятся? Лахудры. Или еще кто-нибудь.
        - Погоди! Итак, Сергей Сергеевич. Где «неотложка»?
        - «Неотложка» - не офис, и не дом с вывеской. Это люди.
        - Люди?! Такие, как Илья Царапин?
        - И как ты.
        - Скольких он убил?
        - Ерунду всякую спрашиваешь…
        Андрей посмотрел на Вадика и нервно засмеялся. Его и впрямь интересовало другое. Наставник - под ботинком, со шнуром вокруг шеи - все еще продолжал учить.
        - Почему вы нас убиваете?
        - Кого «вас»?
        - Черов.
        - Черов мы не трогаем. Кому они мешают? Сам подумай.
        - Верно! - осенило Андрея. - Вы не черов убиваете! Тех, у кого статус нормальный, а они…
        - Таких в блоках тоже полно.
        - И вы, «неотложка», решаете - кому жить, а кому сдохнуть?!
        - А кто же решать будет? - спокойно сказал он. - Художник твой? Тогда вообще все сдохнут.
        - Пошли, Андрей, - заныл Вадик.
        - Пошли… Но я еще вернусь!
        - Я на это надеюсь, - отозвался наставник. Андрей доволок его до дивана и привязал к ножке.
        - Не волнуйся, я не убегу, - сказал Сергей Сергеевич. - Бегать тебе придется.
        Вадик достал из кармана носовой платок и, скомкав, забил ему в рот. Потом выпрямился и врезал ногой по ребрам. Наставник застонал, но странное выражение благости с его лица так и не пропало.
        Андрей, немного помедлив, набрал на табло «36». Металлический занавес на двери поехал вверх. Вадик уже приплясывал возле открывающегося прохода. Как только жалюзи поднялись до пояса, он нагнулся и, толкнув двойные двери, вылез в холл.
        Андрей завязал ремни покрепче и выскочил за Вадиком. Тот стоял в прихожей и ковырял мудреный замок.
        - Не выберемся, - сказал он. - Я без понятия, как это штуковина работает. Мне Ленка все время открывала.
        - А мне Гертруда…
        - Надо было у Сергеича твоего узнать. А ты допрос идиотский… Он, по-моему, совсем тебе голову заморочил.
        - Да… - невпопад ответил Андрей.
        Вадик был прав - насчет головы. А что касается допроса, так его вроде и не было. Наставник сам все рассказал. Или не все, а лишь то, что считал нужным. Пожалуй, это вернее. «Убивают - не убивают»… Действительно, глупо. Известно - убивают. Что Андрей хотел выяснить?.. Почему его до сих пор не убили? Так это же ясно. Теперь-то уж точно.
        - Идем назад, - сказал он.
        - Сбрендил?!
        - Заодно и про замок спросим.
        Андрей подошел к наставнику и, присев на корточки, вытащил у него изо рта кляп.
        - Так быстро я тебя не ждал, - сказал Сергей Сергеевич, отплевываясь.
        - Я за приборчиком. За «экспериментальной моделью». Где она?
        - Контроллер? Ты его не получишь.
        - Спорим, что получу?
        - Эй! - опомнился Вадик. - Какие еще приборы? Нам смыться отсюда поскорее!
        Сергей Сергеевич молча поднял глаза к потолку. Андрей взялся за петлю и нешуточно рванул ее вверх.
        - Сомневаешься, что смогу тебя удавить? Сам же говорил, что я должен брать на себя ответственность. Вот я и возьму. Грех на душу.
        - Слышь, чучело! - снова встрял Вадик. - Как тут у вас дверь открывается? Входная, на лестницу.
        - Там… тоже табло… - прошипел Сергей Сергеевич. - Тридцать шесть…
        - А контроллер?
        - На кухне… сейф. Найдешь…
        - Тоже «тридцать шесть»?!
        - Не заперт… - с трудом выдавил он.
        - Какой сейф, Андрюша? - взмолился Вадик. - У них небось давно тревога сыграла! Не ровен час, «неотложка» нагрянет, или сразу - труповозка!
        - А говоришь, сериалы не смотришь. Сходи на кухню, - сказал Андрей и тихонько, для острастки подергал шнур. - Ох, Сергей Сергеевич, если ты ошибся!..
        - Я не ошибаюсь. Вот и в тебе… Ты для этой работы годишься. Тебе же нравится.
        - Что нравится?
        - Все. Руки связывать, удавки на горло надевать… Приятно, правда?
        - Противно.
        - Просто боишься признаться… Все равно - либо ты с нами, либо ты в земле.
        - А, допустим, у Вадика такого выбора нет?
        - Я за него выбрал. Поверь, выбирать за других - еще приятней, чем душить. Мы выбираем не по прихоти, а в соответствии с нуждами общества. Но абсолютной свободы нет ни у кого. Надо уметь пользоваться относительной.
        - Что-то ты разболтался, Сергей Сергеевич. Не иначе, кислородное опьянение.
        В дверном проеме показался Вадик.
        - Это? - спросил он, потрясая квадратной коробкой.
        - Обруч там есть прозрачный? И еще черненькая, железная.
        - Есть, - сказал он, сунувшись внутрь. - Только не черненькая, а темно-серая.
        - Боже, ну и засранцы… - пробормотал Сергей Сергеевич.
        Вадик прищурился и застыл на месте. Потом решительно вошел в комнату и, передав коробку Андрею, взял со стола терминал. Приблизившись к наставнику, он шарахнул его по макушке. Терминал окончательно развалился на две половины, при этом из разбитого корпуса посыпалось что-то мелкое и сухое, как чай.
        Сергей Сергеевич, не издав ни звука, уронил голову. С правой мочки на белую рубашку часто закапала кровь.
        Андрей пнул ногой крышку от терминала - она долетела до стены и, ударившись углом, рассеяла по полу острые осколки. Заметив на диване брошенный пистолет, Андрей механически сунул его в карман и поспешил за Вадиком.
        Неизвестно, сработала ли где-то сигнализация, но дверь на цифры «36» реагировала положительно.
        На лестнице никого не было. Андрей с Вадиком прислушались и, стараясь не шуметь, пошли вниз. До самого парадного они не встретили ни души. Вадик этому обрадовался. Андрея это немного смутило.
        К вечеру улица взбодрилась: проезжая часть наполнилась сверкающими автомобилями, а на тротуарах появилась масса праздношатающегося народа. Почувствовав себя в безопасности, Вадик расправил плечи и начал разглядывать проходивших мимо девушек. Некоторые смотрели в ответ - скорее с интересом, чем с недовольством.
        - Нам бы переодеться, - молвил Андрей. - Мы среди них, как в аквариуме.
        - Перестань. Помнишь, что Илья говорил? Им безразлично.
        - А Гертруда говорила другое. Вообще-то, оба они…
        - Гады, - поддержал Вадик. - И Ленка тоже. А Сергеич твой - тем более. Нашел ты себе наставничка!
        - Он сам меня нашел. Старая, Эльза, в Кембридж улетела.
        - Эльза? Разве она старая? Мы же с ней ровесники… И не улетела она никуда, - возразил он, подумав. - Я ее утром видел, когда за водкой ходил. Здесь, недалеко.
        - Эльза в Кембридже.
        - В каком еще Кембридже?! - с обидой сказал Вадик. - Я художник, у меня память на лица!
        - Зато на краску памяти нет.
        - Ты все про Мурзика этого несчастного?
        - Может, Барсик не заболел бы…
        - И бегал бы сейчас по зеленой травке, - насмешливо проговорил Вадик. - Ему что жить, что не жить - одинаково тошно. А Эльза в Москве, и ты мне мозги не пудри.
        - Уверен?
        - А то! Ростом где-то по мое плечо, волосы прямые, черные, как у вороны, стрижка короткая, носик маленький, пуговка такая, глаза раскосые… Да я ее нарисовать могу!
        - А она тебя видела?
        - Нет, кажется. Или не узнала, мы же с ней раза два всего встречались, и то случайно, у тебя. Мне утром как-то не до нее было. Ты понимаешь. На кой она мне когда тут Ленка, голая… Нет, но я-то ее узнал!
        - Выходит, Эльза Васильевна не улетела… - грустно сказал Андрей.
        Он не удивился. Как еще к нему подобраться? В качестве нового наставника. Эльза, умница, подготовила почву и привела Сергея Сергеевича. А то все «Пу-ушкин»… «Серва-антес»… А тут вон - сердце слева, бери и стреляй. И «Повести Белкина» - прав был Иван Петрович! - несовременны. Они все хорошо кончаются. В них все - вранье.
        - Из города в этом тряпье нас не выпустят, - сказал Андрей.
        - Ну и что ты предлагаешь? Сколько у тебя на карте осталось - триста? На трусы хватит.
        - В одних трусах шляться нельзя.
        - Особенно, когда одни на двоих.
        - Логично рассуждаешь, - похвалил Андрей и, заприметив на противоположной стороне витрину со словом «Одежда», придержал Вадика за рукав.
        Дождавшись, пока в потоке машин не образуется прогал, они перебежали через дорогу и на полном ходу влетели в магазин.
        Помещение оказалось маленьким, под стать гуманитарной лавке в Бибиреве-6, вот только товары были совсем другие. Поначалу Андрей растерялся: как здесь можно что-то выбрать? Вдоль стен в несколько рядов висели рубашки, жилетки, куртки и еще какие-то странные хламиды без названия - на пуговицах, «магнитках» и поясах, в кубик, в полосочку, переливчатые, с известными физиономиями, а также и неизвестными.
        Людей в магазине не было - кроме них двоих, между вешалок шлялся худой тип с орлиным носом и выдающимся кадыком.
        - Приветствую вас, - прогундосил он. - Вам повезло, сегодня еще действуют праздничные скидки, а покупателей, как видите… Вы без суеты подберете себе что-нибудь достойное, и это обойдется вам дешевле, чем если бы вы пришли завтра.
        Продавец говорил очень быстро, и Андрей мало, что понял.
        - Да, нам нужно достойное, - подтвердил он.
        - Вы на нас так не пяльтесь, - дружелюбно сказал Вадик. - Мы с карнавала вчерашнего загулялись.
        - Что вы! Я не… гхм… Жалко, я на карнавал не попал. На башне был, а карнавал упустил как-то.
        - Это был очень скромный карнавальчик. В узком кругу, - пояснил Вадик. - Деньги-то у тебя откуда? - шепотом спросил он.
        - Гертруда подарила, - громко ответил Андрей и невзначай переложил из кармана в карман свою кредитку. - Здесь на машину должно хватить. Или на две.
        На продавца это заявление не подействовало. Андрей думал, что мужчина, как в кино, начнет танцевать вокруг и закидывать их самыми дорогими шмотками, но тот остался возле стеллажа и лишь пошевелил ладонями, как бы приглашая к обозрению.
        - Гертруда? - оскорбленно сказал Вадик. - А мне Ленка - шиш…
        - Значит, не заслужил.
        - Возможно, я буду вам полезен, - снизошел продавец. - Какого рода одежда вас интересует?
        - Нам что-нибудь обычное. Но хорошее. И штаны, и рубашки, и ботинки… Карнавал-то закончился.
        - Могу предложить замечательные…
        Он скрылся за хромированной вешалкой с костюмами и оттуда, из тряпочной глубины, продолжал что-то говорить, но его гнусавый голос тонул по пути.
        Сделав круг по магазину, мужчина вернулся с большой стопкой хрустящих пакетов.
        - Скоро лето, - изрек он. - В этом сезоне особенно популярны укороченные…
        - Портки? - перебил его Андрей. - Это те, что по колено? Отпадает. Мы за модой не гонимся.
        - Хорошо. - Продавец равнодушно отложил пару упаковок и кивнул на узкую зеркальную дверцу. - Примерить можно там.
        Андрей и Вадик вдвоем втиснулись в кабину и, задевая друг друга локтями, облачились во все новое. Одежда казалась не очень удобной, но в этом неудобстве было что-то торжественное, похожее на ожидание праздника - того, который еще впереди.
        - Две тысячи двести сорок три кредит-пункта, - объявил продавец. - Это с учетом скидки. Вы экономите около пятисот…
        - Ясно, ясно, - прервал его Андрей. - Дороговато, конечно, но…
        Он поставил коробку с контроллером на стеклянную этажерку и посмотрел в зеркало. Он и не представлял, что серый свитер, ярко-голубые брюки из плотного хлопка и рыжие туфли могут как-то сочетаться. Тем более - так здорово.
        На Вадике, помимо черных брюк и ботинок, была белая безрукавка и тонкая темно-синяя куртка. Все сидело отлично. В блоке от этого наряда сошли бы с ума не только люди, но и кошки.
        «За кольцевой придется снимать», - подумал Андрей.
        Он потянулся к своей коробке, как вдруг напоролся взглядом на сетевой терминал.
        - Сколько такой стоит? - спросил он.
        - Это служебный. Если вам нужен терминал, то через два квартала есть приличный магазин бытовой техники, и там…
        - А все-таки?
        - Этот? Ну, тысяч пять.
        - Пять?! - изумился Андрей.
        - Или шесть… Я не специалист.
        - Мне говорили, бывают по тысяче.
        - Не уверен. Разве что игровые версии, для детей. Но это несерьезно. Я своему сыну приобрел настоящий. Пусть учится. Ему семь.
        - Тысяч?!
        - Лет.
        Андрей нахмурился. Он вспомнил, как копил те паршивые четыреста крепов, - как торчал у вентилей, регулируя напор в трубах, как слушал удручающий юмор Чумакова и терпел. Слушал и терпел - потому что на конвертере больше платили. Шесть тысяч кредит-пунктов - всего-то две тысячи рабочих смен, двенадцать тысяч часов возле бака. Почему?! Так за него решил Сергей Сергеевич. «Неотложка» так решила…
        - Он ведь у вас включен?
        - Терминал? Само собой, как же мы деньги с карты спишем?
        - Нельзя ли им воспользоваться? Мне необходимо найти одного человека.
        - Ради бога. - Продавец развернул к нему экран и тактично шагнул назад.
        Андрей поводил рукой над кнопками и беспомощно оглянулся.
        - Вы мне не поможете? Я был в э-э… экспедиции, так сказать. Отвык.
        Мужчина посмотрел на него с явным сомнением, но к терминалу все же подошел.
        - Ваш человек живет в Москве?.. - Проворный клекот клавиатуры. - Как фамилия?.. Да, фамилию обязательно. Хон? Из трех букв? Вьетнамец, наверное. В смысле, корнями. Как?.. Эльза? Простите, вьетнамка, а не вьетнамец. Васильевна, да? - Он погладил себя поносу. - Нет… Боюсь, что в Москве ее нет.
        - Чей портрет ты мне рисовать собирался?
        - Я ее видел, - с каменным лицом повторил Вадик. - Что я тебя уговариваю? Не веришь - не надо!
        - Оплачивать будете? - покхекав, осведомился продавец.
        - А как же!.. Иди к дверям, - сквозь зубы приказал Андрей Вадику.
        Пошарив в коробке, он вытащил из нее пистолет. В искусственном освещении магазина матовый ствол благородно поблескивал желтым.
        - Устроено очень даже элементарно, - улыбнулся Андрей. - Тут предохранитель… ага, сняли…тут - индикатор, и все такое. А это курок.
        - Это муляж, - в тон ему произнес мужчина. - Я сыну на праздник купил похожий. Скидка отменяется, пятьсот крепов - на мою карту. Полиция, кстати, уже едет. Я могу им сказать, что тревога ложная. Или не сказать.
        Андрей глупо моргнул и перевел взгляд на пистолет. Что делать дальше, он не представлял. Продавец тем временем обошел его сбоку и загородил выход.
        - Мы это… грабим?! - запсиховал у дверей Вадик. - Отдай ему карту!
        - Напрасно ты так… - протянул Андрей, медленно поднимая ствол. - Смерти ищешь?
        Следующую реплику из фильма он забыл. Он нервно переступил с ноги на ногу и прерывисто вздохнул. Кажется, после этих слов положено стрелять…
        - Пушка твоя водой брызгает, - с издевкой сказал продавец. - От воды никто еще не помер.
        - Ах, водой?.. Водой, да?.. - раздосадованно прошипел Андрей и неожиданно для себя завопил:
        - Грохну, падла!!
        При этом он затеребил курок - скорее от безысходности, чем в надежде напугать. Мужчина двинулся навстречу, но споткнулся и быстро, не шатаясь, упал - почему-то не вперед, а на спину.
        Андрей с опозданием сообразил, что при стрельбе пистолет вроде вибрировал - не от пальца, а сам по себе. Хотя, какая стрельба?.. Игрушечный же…
        Он растерянно опустил руку и нажал на курок. Пистолет чуть дрогнул, и мраморная плита под ногами раскололась на три неравные части. В центре, там, где трещины сходились, виднелось маленькое круглое отверстие.
        - Ты его… ты же его… - забормотал Вадик, отступая.
        Мужчина не шевелился. Андрей было подумал, что продавец подыгрывает, что он принял ограбление за шутку и схохмил в ответ - про полицию и пятьсот крепов. И про свою смерть - тоже…
        Так Андрей думал вначале. Первую секунду. Потом он наклонился и все увидел.
        Лоб продавца стал белым, как мрамор на полу, и в нем выделялись три дырки - словно от вынутых из стены гвоздей. Совсем как в мраморе, только трещин не было.
        Андрей поднес пистолет к глазам - в окошке индикатора горело «116». Направив ствол вверх, он снова выстрелил. Теперь индикатор показывал «115». Один в потолок, один в плитку, и еще три…
        Три - в голову.
        Осознав это, он мгновенно очнулся. И магазин, и труп, и теплый пистолет в руке - все вдруг стало более реальным, почти осязаемым. Одежда на вешалках и стеллажах приобрела новую фактуру, точно раньше, до этого момента, была нарисованной. Воздух казался прозрачней и чище - сквозь него Андрей легко рассмотрел жирный отпечаток на зеркале в примерочной. Такие же, свежие, были на этажерке и, особенно, на двери - Вадик успел захватать ее основательно. Кроме следов на стеклах, Андрей обнаружил множество других мелочей, которые пять выстрелов назад не замечал.
        Вряд ли в помещении что-то изменилось, по крайней мере - существенно. Изменилось в нем самом. К нему пришла какая-то удивительная ясность. Это ощущение не было приятным. Оно было нормальным.
        - Стоять, ничего не трогать! - крикнул он Вадику.
        Убрав пистолет за пояс, Андрей взял с витрины пару носков и начал затирать гладкие поверхности. Что-то неосознанное, сидящее глубоко внутри, подсказывало: лучше потратить лишнее время, чем оставить свои отпечатки.
        Это тоже было из фильма - как и бессмысленная реплика про неведомую «падлу». Самого фильма Андрей не помнил, за всю жизнь он посмотрел их столько, что они давно смешались и растворились в общем бульоне. Вероятно, эта масса и сформировала некий жизненный опыт - абстрактный, обезличенный, но в эту минуту крайне полезный.
        Покончив со стеклами, Андрей раскрыл упаковочный мешок и сложил в него старую одежду. Вещи он кидал, не считая, но, когда дошла очередь до обуви, Андрей остановился. На коврике лежали три ботинка: два левых и один правый - естественно, из гуманитарки, поэтому похожие, как братья. Впрочем, братьев должно было быть четверо.
        - Вадик! Ты куда правый ботинок дел? - спросил он.
        - Какой ботинок?! Пошли отсюда! - заканючил тот.
        - Надо найти.
        - Все, Андрюха! Ты как хочешь, а я…
        - Уйдешь без меня - догоню, - монотонно сказал он. - И застрелю. Как падлу.
        - Он полицию вызвал!
        - Полиция бы уже приехала, - веско заметил Андрей. - Ботинок ищи, а я на входе постою. И не лапай там ничего!
        Вадик доплелся до кабинки и, со стоном опустившись на колени, принялся обшаривать закутки между стеллажами.
        Андрей положил ладонь на пистолет под свитером и, прислонившись к двери, выглянул на улицу. Народу было много, но покупками никто не интересовался. Люди просто шли по тротуарам - веселые, улыбающиеся. Совсем чужие.
        Патрульные машины не появлялись, продавец все-таки соврал.
        На дороге кто-то прогудел, и Вадик, засучив ногами, повалил ряд манекенов.
        - Все, Андрюха! Все, попались мы!
        Андрей оглянулся на дверь и подошел к примерочной. Вытащив из-за пояса пистолет, он упер ствол Вадику в щеку.
        - Без истерик, если можно, - сказал он. - Ну?..
        - Нету…
        - Везде искал?
        - Везде, везде. Не убивай, а?..
        - Черт…
        Андрей обнаружил, что забыл защелкнуть предохранитель. Он прислушался - сирена не повторилась.
        Тем не менее находиться в магазине становилось все опасней, и Андрей решил, что ботинок можно бросить. Не такая уж это улика - стандартная обувь из гуманитарной лавки.
        - Ладно, пора, - сказал он.
        Вадик отряхнул брюки и шмыгнул к выходу.
        - Не спеши!
        Вадик покорно замер.
        Андрей умял в мешке одежду и положил сверху коробку с контроллером. Подойдя к терминалу, он проследил, куда ведет шнур. Разъем оказался в углу, за стендом с нижним бельем. Андрей протянул руку к штекеру, но что-то его смутило. Помедлив, он все же дотронулся до шнура, но снова передумал и протер его рукавом. Знаний о Сети базовое образование давало лишь самый минимум, и Андрей скорее учуял, чем понял: магазинный терминал отключать нельзя.
        - Не бежать! - предупредил он Вадика, выходя на улицу.
        - Куда уж… Ноги подкашиваются.
        - Это хорошо. Полиция будет искать хромого убийцу.
        - Меня?! Меня-то за что?
        - Ты б рожу свою видел. Убийца и есть.
        Вадик на ходу посмотрелся в темную витрину и взъерошил волосы.
        - Теперь точно никто не догадается, - усмехнулся Андрей.
        Дойдя до перекрестка, они свернули на улицу пошире, с пирамидальными и сферическими зданиями из тонированного стекла. Народу здесь было еще больше, и это уже напоминало не брожение, а целое шествие.
        - Они тут работают когда-нибудь? - процедил Вадик.
        - Сегодня суббота.
        - Ну да. А завтра - воскресенье. А там уж и февраль не за горами, второй День Единения, опять праздник…
        Они прошли еще метров пятьсот, вокруг были все те же дома-стекляшки с ресторанами, клубами, барами, танц-полами и прочими кафе. Разницы Андрей не видел, и вскоре вовсе перестал обращать внимание на рекламные финтифлюшки - в стремлении переплюнуть и затмить друг друга, они были до омерзения похожи.
        - Тебе мужика того не жалко? - спросил Вадик.
        - Я не виноват. Нам же только одеться надо было. Куда б мы делись в этих дерюгах?
        - А мужик лежит… Мужик-то мертвый.
        - Давай лучше об искусстве поговорим. Это ведь правда - насчет того парня, который руки на себя наложил?
        - Один - один.
        - Я с тобой соревноваться не собираюсь, - отрезал Андрей.
        - Конечно. Ты выиграешь… Ничего, - сказал Вадик. - Ночью помучает немножко, потом отпустит.
        - Кто?
        - Совесть.
        - Заглохни!
        - А Сергеич не ошибся… Талант у тебя.
        - К чему?
        - Чик-брык. Людей на тот свет отправлять.
        - Бред какой-то. Ты в это веришь?
        - Главное, что поверил ты. В искусстве самое важное - верить в свои силы.
        Андрей скривился. «Талант», «искусство»… От этих слов его мутило. По крайней мере, когда искусством называли умение довести человека до самоубийства, а талантом - способность выстрелить в лоб. Андрей хотел бы найти себя в другом, в чем конкретно - он и сам не знал, но, уж конечно, не в этом.
        Вадик постепенно приходил в себя. Спина у него выпрямилась, колени уже не подгибались, а взгляд перестал метаться в поисках полицейской формы и вновь начал ощупывать женщин, преимущественно блондинок.
        Андрею же приходить в себя не требовалось. Он и был в себе - с того момента, когда осознал, что убил человека. Наоборот, он страшился утратить это состояние, эту легкость, прозрачность, ясность.
        Одно его по-прежнему тревожило. Он знал, что выехать из города, особенно после стрельбы в магазине, будет трудно. Еще труднее - скрыться в блоке. Но там был дом.
        Андрей остановился у края тротуара.
        - Ты чего? - спросил Вадик.
        - Такси надо поймать.
        Напротив, то и дело отвлекая внимание, мерцал гигантский экран. Мониторов размером с дом Андрей еще не видел и против воли косился на скачущие по стене картинки. Звук из-за дороги не долетал, но в нижней части экрана по выделенной полосе скользила бегущая строка, и при желании все слова можно было прочесть.
        «Вода, волна, луна… А я совсем одна… Луна, волна, вода… Да-да, да-да, да-да…»
        Стихи были субтитрами к популярной песне. Над ними, плескаясь в лазурной воде, танцевали две девушки. Андрей видел этот клип сотни раз, клип ему не нравился, тем не менее оторваться он не мог.
        За девушками появились юноши.
        «Ночь! Улица! Фонарь! Шлюхи! Ко мне они липнут, прямо как мухи!»
        - Их, наверно, как-то по-другому ловить надо, - подал голос Вадик. - Такси эти…
        Андрей стоял уже минуть пять, но все машины проносились мимо.
        - Кто их знает… Я всю жизнь на пособии.
        - А я с двенадцати лет, - гордо объявил Вадик. - Но на такси я в детстве не очень-то…
        «Я уже вам не сынок! Мама, я поехал в блок!»
        Строка еще не добежала до конца, когда песню прервали. На экране возник полицейский с тонкими злыми губами.
        «Экстренное сообщение, - задвигались губы. - Только что на Двадцать Седьмой Восточной улице убит продавец из магазина одежды…»
        - Вот те раз… - растерянно проговорил Вадик. - Какой «только что»? Полчаса уж…
        «Убийц предположительно двое, - продолжал полицейский. - Первого сняла автоматическая охранная система. Портретом второго мы пока не располагаем…»
        Огромный монитор показал Вадика: фас и два профиля, слева и справа. Фотографии были качественными, словно он нарочно позировал перед объективом. Не хватало лишь улыбки. Лицо высотой в два этажа было перекошено от страха.
        - Рожи не корчь, - сказал Андрей. - И без этого узнают.
        - Андрюша!.. Как же, а?..
        - Тихо! Никто на тебя не смотрит. Успокойся.
        - Весь город!.. А в блоке меня найдут?
        - Если захотят.
        - Нет, ну почему я? Ведь это ты его!.. Несправедливо, а?.. - замямлил Вадик. - Ехать надо! Ехать отсюда! Тут у них везде камеры… Андрюша, где такси?
        - Ловим, - коротко отозвался он.
        - С тобой наловишь!.. - Вадик исподлобья посмотрел на монитор и, отчаянно мотнув головой, выскочил наперерез ближней машине.
        Маленький автомобиль, раскрашенный под птицу, вильнул вбок, но соседняя полоса была занята. Водитель, то ли вопя, то ли хватая воздух, раскрыл рот. Машина взвизгнула и пошла юзом, но все же успела затормозить и лишь легонько толкнула Вадика бампером.
        Водитель, мужчина лет сорока со светлой бородкой и белесыми ресницами, убедился, что Вадик не пострадал, и вопросительно глянул на подбежавшего Андрея.
        - О-о-о! - протянул он, увидев перед собой пистолет. - Неужели настоящий?
        - Не заставляй меня доказывать.
        Андрей дождался, пока Вадик поднимется, и, медленно обойдя машину, сел рядом с водителем.
        - Вы ужасно рисковали… - промолвил тот. - Нельзя же так… Чего хотите-то? На карте у меня не густо, а машина…
        - Быстрой езды хотим, - перебил его Андрей.
        - Ну, поехали, - недоуменно сказал водитель. Несколько прохожих, остановившихся поглазеть, поняли, что инцидент исчерпан.
        - Всем канарейкам!.. - раздалось в салоне. Водитель откинул возле руля закругленную панель - с внутренней стороны в нее был встроен сетевой терминал.
        - Вызов для всех канареек, - повторил голос.
        - «Канарейки» это кто? - спросил Вадик.
        - Мы. Таксисты.
        - Ты таксист? Надо же, какое совпадение… А почему вы, таксисты, не останавливаетесь?
        - А потому, что вы никогда не платите.
        - Мы?..
        - За совершение убийства разыскиваются двое преступников, - сказали откуда-то из терминала. - Вооружены. Могут находиться в районе Двадцать Пятой, Двадцать Седьмой и Двадцать Девятой Восточной…
        - Выключи! - велел Андрей.
        Таксист без возражений захлопнул крышку.
        - Кто это «мы»? - продолжал настаивать Вадик.
        - Ну, вы… гм…
        - Черы? - подсказал он.
        - Я вас так не называл. Вы сами.
        - А что, по нам видно? Мы же переоделись!
        - Где? На Двадцать Седьмой Восточной? - сказал водитель. - Уже три раза передавали… Нет, не очень, - добавил он. - Не очень видно. Но у нас, таксистов, глаз наметан. Садится человек, показывает карту, а потом выясняется, что на ней три крепа…
        - Мне за три крепа целый день горбатиться! - не выдержал Андрей.
        - Сочувствую…
        - Ни хрена ты мне не сочувствуешь!
        - Куда едем-то? - спросил водитель, делая вид, что совсем не боится.
        - В сторону кольцевой. Дальше покажем, - ответил Вадик.
        - В Бибирево-6, - приказал Андрей. - К одному хорошему человеку, - пояснил он для Вадика. - Короче, в полицию.

* * *
        - Место надежное, - Царапин недобро усмехнулся. - Надежней уже некуда. Хорошо, что вы меня на конвертер устроили. И Никиту Николаевича туда без проблем пустили. По старой памяти.
        - Конвертер?..
        - Через пару дней зайдите в магазин и что-нибудь купите. Если повезет, увидите в этой вещи последнюю улыбку профессора.
        - Все, хватит! - Сергей Сергеевич сообразил, о чем идет речь, и брезгливо передернулся. - Прошу без подробностей, а то я есть не смогу.
        - Ясное дело, - отозвался Царапин. - Половина еды тоже синтетическая.
        Сергей Сергеевич озадаченно посмотрел на Гертруду.
        - Ты там соберись, - сказал он в микрофон. - Не исключено, скоро встретишься со своим объектом.
        - Нет!
        - Сначала дослушай. Задания на его ликвидацию не поступит, это я обещаю.
        - Вы мне столько наобещали - жизни не хватит выполнить, - раздалось из терминала. Экран не горел, работали одни динамики. - Конец командировки, легализация, деньги. Сколько я этого жду?! А тут - опять Белкин!..
        - Трогать его не надо. Смотри, чтоб он сам тебя… Как увидишь - сообщи. На этом все. Отбой!
        - Сергей Сергеевич, а может, зря вы все это затеяли? - спросила Гертруда.
        - Я ничего не делаю зря! Тьфу, уже как Белкин заговорил… Налей мне чего-нибудь. - Он промокнул нос и, бросив салфетку на пол, взял из пачки свежую. - Запись хорошо отредактировали, Белкина совсем не видно. А ботинок там чей нашли?
        - Ботинок принадлежит художнику. Я его заменила. Но… зря вы Белкина с пистолетом отпустили.
        - Нет, не зря! Давай… - Он взял у Гертруды стакан и, хлебнув, прижал салфетку к губам. - Щиплет… Не зря, ясно? Пусть почудит немножко. Покрепче увязнет.
        - Как вы это сделали? Как нестреляющий пистолет превратился в стреляющий?
        - Это, дорогая моя, целое искусство - превращать одно в другое. Кстати, от Гертруды уменьшительно-ласкательное… Гертрудочка? Что-то не звучит.
        - Смотря что вы хотите - ласкать или уменьшать… Да никак не будет. Мама с папой о таких пустяках не заботились. Они у меня в блоке жили, вам это известно.
        Сергей Сергеевич осторожно потрогал нос и скомкал очередную салфетку. Кровь остановилась.
        Поднявшись с дивана, он подошел к стене и набрал на табло код. Оконные жалюзи бесшумно поползли вверх.
        - Смотри-ка, ночь уже… Ну, а что с тем полицейским? Ты уладила?
        - Вы не представляете. Они, оказывается, родственники. Дознаватель Белкин - дядя нашего Белкина.
        - Ты уладила? - требовательно повторил он.
        - Да.
        - Ну и отлично.
        Сергей Сергеевич расшвырял ногой обломки терминала и задумчиво повернулся к Гертруде.
        - Что они в родстве, я и без тебя знаю. Но! Во-первых, этого не знает Белкин - наш, племянник. Да и дядя скорее всего тоже не в курсе. Во-вторых, на племянничке покойник висит. Ничего не поделаешь, висит! - пожал он плечами. - И, в-третьих, ты же говоришь, что все уладила.
        - Уладила, - подтвердила Гертруда.
        - Итак, дознаватель из Бибирева отпадает. Квартиры самого Белкина и этого маньяка с мольбертом отпадают тоже. Царапин для него злейший враг. Профессор… гхм… профессору пожелаем удачных реинкарнаций. Вот и выходит, что выбора у Белкина не осталось. Кроме…
        - Сергей Сергеевич, я хочу спросить, - сказала Гертруда.
        - Спрашивай.
        - Вас ведь не так на службу брали?
        - Меня? Да, меня по-другому.
        - И меня.
        - Мы с тобой, Гертруда… Гертрудочка… мы с тобой меньше весим. Я понятно выражаюсь?
        - То есть, если нам удастся Белкина уломать, он станет нашим начальником?
        - Уломать - плохое слово, Гертрудочка. Убедить.
        - Теперь понятно… И где же вы его ловить будете? Чтобы убедить.
        - Сомневаешься, что поймаем? Деваться-то ему некуда. Кроме одной… Да!..
        Сергей Сергеевич азартно щелкнул пальцами и подсел к терминалу.
        - …кроме одной лазейки, - закончил он. - Вот пусть в нее и влезет.
        Глава 12
        Суббота, ночь
        Пока такси доехало до кольцевой, на улице уже стемнело.
        - Бибирево-6? - переспросил водитель. - Сдаться и в городе можно. Вас все равно сюда отправят.
        - Сдаться?.. Сдаваться никто не собирается.
        - Андрей, ты что задумал? - тревожно спросил Вадик. - Мне-то, сам понимаешь… А вот тебе…
        - Так куда едем?
        - В полицию, - уверенно ответил Андрей. Таксист откинул панель терминала и провел пальцем по тактильной клавиатуре. На экране появилась карта. Он снова дотронулся до панели, и карта начала наплывать, пока на ней не осталось две улицы и четыре дома.
        - Через двадцать пять минут будем на месте, - сказал водитель, въезжая в сложный лабиринт развязки.
        - Значит, на раздумья осталось двадцать четыре, - усмехнулся Андрей. - Я смотрю, у тебя терминал… Человека по нему можно найти?
        - Все можно.
        - Тогда ищем. Белкин Иван Петрович.
        Таксист потянулся к клавишам, но Андрей его остановил:
        - Я сам. Надо же учиться когда-то. Куда здесь тыкать?
        - Не тыкать, а нажимать. Вот сюда…
        Он объяснил, как вводятся данные, - Андрей, чертыхаясь и путаясь, набрал фамилию, имя, отчество и необходимую команду. Терминал пиликнул и выдал список. Это оказалось не так уж и сложно.
        Белкиных Иванов Петровичей в Москве было зарегистрировано семнадцать, двое - дряхлые старики, остальные младше сорока лет.
        - Не те…
        - Эльзу свою проверь, - посоветовал Вадик.
        Андрей повторил операцию.
        Эльза Васильевна Хон в Москве не проживала.
        - Да он у тебя не работает! - воскликнул Вадик.
        - Работает, - сказал таксист. - Вы, наверно, не там ищете.
        - А Кембридж… Есть такой город?
        - Понятия не имею. Надо посмотреть.
        - Я сам!
        Андрей, следуя инструкциям водителя, задал вопрос терминалу. Кембриджей нашлось аж две штуки - в Северной Америке и в Западной Европе. Ни в том, ни в другом Эльзы не было.
        - Точно не работает, - сказал Андрей.
        - А кто она, эта Хон?
        - Моя старая наставница.
        - Можно в блоках поискать.
        - Чего?!
        - Такое с людьми бывает, - сказал таксист. - Я уже сталкивался. Вот недавно тоже. Вез мужика к подружке, приехали - ее нет. Пропала. Я говорю: адрес не тот, а он мне: не делай из меня дурака, я тут на прошлой неделе был. Начали выяснять. Ну, и выяснили. Баба эта в Ясеневе-16 обитает. Статус у нее рухнул - с пятисот сразу до восьмидесяти. Вот такая беда…
        - А мужик?
        - А что мужик?.. Поехал к другой. Не в блок же ему переться, к черке… - водитель осекся и ненароком глянул на пистолет. - Извините.
        - Извиняем, - сказал Андрей. - Значит, в блоках? Посмотрим…
        Он по памяти набрал команду и, увидев ответ, невольно сжал рукоятку.
        «Хон Эльза Васильевна, 21 год. Бибирево-6, блок 23, дом 2, квартира 113».
        Терминал подержал сообщение и, не получив дальнейших указаний, выдал на экран крупную карту с пунктирной стрелкой наиболее удобного маршрута.
        Таксист свернул с кольцевой и предупредил:
        - До полиции минут семь.
        - Едем по стрелке, - решил Андрей. Водитель покосился на карту и опять свернул. При этом он вроде повеселел.
        Двадцать третий блок вынырнул из темноты, как ледокол. Фонари вдоль дороги не горели, а луна висела слишком низко, поэтому, когда из-за деревьев появились четыре дома - грязно-серых, с редкими квадратами тускло светивших окон, Андрею стало не по себе.
        - Квартира сто тринадцать - это в первом подъезде, - сказал водитель.
        Андрей вылез из машины и помог Вадику вытащить мешок. Затем сунулся в салон и три раза выстрелил по терминалу.
        - Ого! - крякнул таксист. - Погоди!
        - Что, деньги?
        - Еще в дверь. В мою, левую. Пальни, пожалуйста.
        - Страховка? - догадался Андрей. Он проделал в двери несколько отверстий и убрал ствол.
        - Благодарю… Связи у меня больше нет, в блоке я обращаться не буду. До первого поста в городе доберусь через десять минут. И… боюсь, мне придется назвать адрес.
        - Не бойся, называй.
        Андрей вручил пакет Вадику и, хлопнув его по спине, направил к дому с большой цифрой «2».
        Зайдя в подъезд, Вадик остановился у лифта, но Андрей приложил к губам указательный палец и повел его к пожарной лестнице.
        - Куда мы? - шепнул Вадик.
        - Так надо.
        - Нет, я вообще… Зачем мы сюда?
        - Раздевайся. - Андрей бережно извлек из мешка коробку с контроллером, остальное вывалил на пол. - В Бибиреве модные тряпки не нужны.
        - Ты за эти тряпки человека убил!
        - Не за тряпки, за принцип. Снимай штаны, а то и тебя…
        Вадик, беспомощно улыбнувшись, посмотрел ему в лицо - и отпрянул назад. В лестничном полумраке ему померещилось, что перед ним стоит не Андрей, а кто-то другой, чужой и незнакомый. Кто-то хищный.
        - Ты изменился… - молвил он, расстегивая пуговицы.
        Андрей переоделся первым и, свернув вещи, уложил их обратно в пакет.
        - Готов? Значит, так. Ждешь меня здесь, сторожишь тряпки и никуда не рыпаешься. Не орешь, не сопишь, воздух не портишь. Это легко, ты справишься. А я за тобой приду. Тоже справлюсь, и приду.
        Вадик собирался что-то возразить, но Андрей тихонько постучал стволом ему по макушке и, не оборачиваясь, пошел наверх.
        Поднявшись до шестого этажа, он постоял на внутренней площадке, пока не успокоилось сердце. Вскоре пульс выровнялся. Кроме быстрого подъема, его, пульс, ничто не сбивало.
        Андрей прижался к стене и тронул дверь. Закисшие петли негромко клацнули. В коридоре никого не было. Он прикинул, где находится сто тринадцатая квартира, - получалось, что она расположена почти напротив лестницы, немного левее.
        Андрей открыл дверь пошире и, отойдя назад, поднял ствол на уровень лица. В щель было видно половину коврика, облезлую алюминиевую ручку и кнопку звонка.
        Пистолет сработал бесшумно. По крайней мере, звонок в сто тринадцатой квартире тренькнул гораздо громче - тренькнул и умолк. Пластмассовые осколки осыпались на чистенький коврик.
        Дверь медленно отворилась. В проеме показался мужчина - молодой, крепкий, весь какой-то напружиненный. В хорошей одежде и с опрятной прической. Правую руку он держал чуть за спиной.
        Молодой человек осмотрелся - одними глазами - и застыл, прислушиваясь. Вместо того чтобы хмыкнуть или, на худой конец, обозлиться. Когда он начал поворачиваться к разбитому звонку, Андрей выстрелил ему под колено.
        - Хахх!.. - вскрикнул мужчина и, выронив оружие, схватился за ногу.
        В квартире раздался какой-то шум, и оттуда выскочил второй - тоже спортивный, тоже с пистолетом.
        Андрей, не целясь, вогнал ему две пули в живот. Если в магазине он поддался горячке и убил случайно, то сейчас действовал абсолютно осмысленно. Сознание оставалось ясным, как летнее утро. Именно рассудок, а не страх, диктовал Андрею, что делать. Никогда раньше он не чувствовал себя таким собранным и свежим.
        - Мыхх… - выдохнул второй мужчина, тяжело опускаясь на пол.
        Андрей врезал по своей двери и отпрыгнул в сторону. Раненые продолжали ворочаться на пыльном кафеле. Маленькие блестящие пистолеты лежали совсем близко, но применить их парни даже не пытались.
        - Третий будет? - крикнул Андрей из-за простенка. Из квартиры снова донеслись какие-то звуки, на этот раз они напоминали борьбу. Потом послышался щелчок и чье-то падение.
        - Андрей? Андрей, это я!
        В коридор выглянула Эльза - растерзанная, с поцарапанной щекой и, кажется, в слезах.
        - Третьего не будет. Можешь выходить.
        - Я сам решаю, когда и что делать! - отозвался он, не выпуская из виду ни Эльзы, ни двоих на полу. - Пушки у них забери!
        - Они не стреляют.
        - Забери, сказал! Кидай сюда.
        Он схватил проехавшие по полу пистолеты и вновь скрылся за стеной. Пистолеты оказались разрядниками. Андрей поставил флажки регуляторов на «ноль» и рассовал разрядники по карманам.
        - Андрей, я одна! Выходи!
        - Серье-езно? А по-моему, у вас тут целая…
        Не договорив, он бросился вперед - сбил Эльзу с ног, метнулся на кухню, сорвал занавеску в душевой и, наконец, влетел в комнату. Под столом лежало неподвижное тело, больше в квартире никого не было.
        - Я его сама, - всхлипнула Эльза. - И еще током, для гарантии. Ты все-таки пришел! - добавила она восторженно. - Я ждала…
        - Не ты одна.
        - Они появились час назад. Сказали, ты убил кого-то. Продавца какого-то. Но я-то понимаю, зачем ты им нужен.
        - А я - нет, - ответил Андрей, забирая со стола еще теплый разрядник.
        - Ты ведь не убивал? Продавца этого. Верно?
        - Эльза… В смысле, Эльза Василь… - Андрей зажмурился и потряс головой. - Лучше просто Эльза.
        - Лучше, - согласилась она.
        - Эльза, - повторил он. - Сколько мы с тобой знакомы? Год?
        - Год и два месяца…
        - Как я могу убить? Ты меня за Барсика ругала, что я с ним чересчур нежен, а тут люди! Те, в коридоре, - не люди, - быстро поправился Андрей. - Подонки…
        Ему почему-то было важно, чтобы Эльза, Эльза Васильевна, его наставница, не разочаровалась и не заподозрила в нем злого человека. Хотя сегодня эти категории уже казались Андрею смешными. Тем не менее его это по-прежнему волновало.
        Андрей хотел оправдаться получше, возможно - дать клятву, лишь бы Эльза не сомневалась, но вместо этого он спросил:
        - Ну, как твоя учеба? Как твой Кембридж? Кстати, какой из двух?
        - Оба неплохие… - рассеянно произнесла она. - Меня заставили, Андрей! Неужели ты подумал, что я с ними, с «неотложкой»?!
        - Я не думал, я был уверен. А что еще прикажешь?.. Ладно, собирайся. Вещи возьми какие-нибудь. Продукты, если есть.
        - Я только утром переехала. Вчера тестирование проводили - выборочное, внеплановое. Праздничное… При чем тут праздник?.. Выяснилось, что мой интеллект-статус ниже ста пятидесяти. Разве не чушь?
        - Чушь… После расскажешь. Уходить надо.
        Он взглянул на индикатор боезапаса. «104». Сто четыре выстрела каким-то образом умещались в небольшой и не очень массивной рукоятке. Возможно, это было не самое грандиозное достижение науки, но Андрея оно поразило. И еще он подумал о том, что в свои тридцать два года впервые воспользовался сетевым терминалом. Люди наизобретали много всякой всячины, и Андрей не понимал, почему он раньше этим не интересовался. Он чувствовал себя варваром. Но самым странным было то, что это чувство ему почти нравилось.
        Андрей убрал пистолет за пояс и выволок из-под стола парализованного бойца. Его правая скула была длинно рассечена по горизонтали и уже успела опухнуть. Мужчина был полностью обезврежен. Что подействовало сильнее - электрошок или удар по голове, мог определить только врач.
        - Ты левша? - спросил Андрей.
        - Что?.. - сказала Эльза, не переставая укладывать сумку.
        Одежды у нее было порядочно - красивой, не затасканной одежды, которую новоиспеченные черы привозят с собой в блок. Первые два-три года такого человека видно издалека. Но постепенно вещи изнашиваются, и однажды настает время, когда дорогой костюм из центра выглядит паршивей, чем барахло из гуманитарки.
        Андрей с сожалением наблюдал, как Эльза сворачивает короткое ярко-синее пальтишко.
        - Левша, говорю? Этому, по морде…
        - А-а… я ногой, - не отвлекаясь, ответила она. Андрей выгнул брови, но говорить ничего не стал. Вежливо отобрав у Эльзы пальто, он положил его на кровать.
        - Уже тепло, оно тебе не понадобится. А к осени… Осенью все переменится.
        Застегнув сумку, он закинул ее на плечо и повлек Эльзу к выходу.
        Первого, раненного в ногу, в коридоре уже не было. Лифт надрывно гудел - судя по редким каплям на полу, боец добрался до него довольно быстро. Второй, с большим пятном на рубашке, неподвижно лежал возле двери. Из его ладони выкатился карандаш микротерминала с подмигивающим огоньком на конце.
        - Они вызвали подкрепление, - сказала Эльза.
        - Таксист тоже вызвал.
        Эльза не поняла, но решила, что донимать Андрея вопросами сейчас не время.
        Они кинулись, к пожарной лестнице и побежали вниз. Между этажами на ступенях сидел Вадик.
        - Знакомьтесь…
        - Да мы знакомы, - отозвался он.
        - Пошли, пошли! - поторопил Андрей. Он запихнул сумку в мешок и, утрамбовав, взвалил его на Вадика.
        - Что у вас там? - спросила Эльза.
        - Гостинцы из центра. Я раздобыл контроллер.
        - Для чего?
        - Пригодится. Можно твой ИС проверить.
        - И ты ради меня тащил его из города?
        - Сам контроллер весит немного… - начал Вадик, но Андрей невзначай наступил ему на ногу.
        - Я тебя, вообще-то, убить собирался, - сказал он Эльзе.
        Снаружи хлопнула парадная дверь. Андрей достал ствол и, отщелкнув предохранитель, вышел к лифтам. Сквозь мутный витраж было видно, как от подъезда удаляется хромающий человек. Лампа над крыльцом еле светила, и через два шага скособоченный силуэт растворился в черном дворе.
        Андрей выглянул на улицу - раненый, не оборачиваясь, ковылял в сторону детской площадки. Андрей вытянул руку и прицелился ему под левую лопатку, но, поразмыслив, опустил пистолет и вернулся на лестницу.
        - Быстро! - бросил он.
        Когда они вышли, боец уже скрылся. Из кустов раздавался треск и сдавленные стоны.
        - Не пройдет, - заметил Вадик. - Тропинки только по углам.
        - За мной! - скомандовал Андрей. - Мешок донесешь?
        Не дожидаясь ответа, он ободряюще потрепал Вадика по плечу и направился вдоль домов. Обойдя двор по периметру, он жестом велел пригнуться.
        Из-за кустов все трое наблюдали, как перед подъездом остановился легкий фургон с нарисованным эскимо. Задняя стенка откинулась вверх, и на землю спрыгнуло человек десять в непроницаемых шлемах. Каждый держал какую-то палку, слишком короткую для обычной дубинки. Двое из группы встали по бокам от крыльца, остальные без звука забежали внутрь.
        - Многовато, - сказала Эльза.
        - Это еще не все.
        Спустя минуту у парадного затормозили три патрульных машины. Оглушительно захлопали дверцы. Полицейские - без шлемов, зато с тепловыми винтовками - устремились к подъезду, но люди из фургона преградили им дорогу. Слов разобрать было невозможно, но разговор явно шел на повышенных тонах.
        - Вот мы и выяснили, - молвил Андрей.
        - Что мы выяснили? - спросила Эльза.
        - То, что «неотложка» - не государственная организация. По крайней мере, официально.
        - Я бы и сама тебе это сказала.
        - А ты много про нее знаешь?
        - Немного… так, кое-что.
        - Еще обсудим. Пошли. Потихоньку.
        Андрей не разгибаясь двинулся в сторону темно-синего прогала улицы. Эльза семенила слева, Вадик, пыхтя, плелся позади.
        Добравшись до соседнего блока, Андрей разрешил выпрямиться. Вадик со вздохом опустил мешок и утер пот.
        - Дальше сам неси, - сказал он.
        - Без проблем. А ты, если что, стрелять будешь.
        Андрей сделал вид, что собирается отдать пистолет, и Вадик тут же поднял пакет.
        - Куда идем-то?
        - Туда, где не будут искать.
        - Поясни, пожалуйста, - сказала Эльза.
        - Они думают, что я не чер. Я тоже так думаю, но на время готов об этом забыть. От меня ждут нормальных, трезвых поступков. Но здесь не город, здесь иная логика, черовская. Будем вести себя предельно глупо.
        - Красиво, - оценила Эльза. - А конкретнее?
        - Конкретней - идем ко мне домой. Надо же нам где-то переночевать.
        - К тебе? - ужаснулся Вадик. - Там, наверно, человек сто, с ружьями и собаками.
        - Андрей прав, - согласилась Эльза. - Чтобы после этой заварухи прийти домой, нужно быть полным кретином. Кретином тебя, похоже, не считают.
        - А почему тогда не ко мне? - с ревностью спросил Вадик.
        - Тебя тоже проверим, - отозвался Андрей. - Сомневаюсь я, чтоб у тебя ниже ста пятидесяти было.
        - Я и сам сомневаюсь. Какой я чер?! Баллов семьсот, не меньше! Вон, Ленка сказала - у меня собственная система символов. Ясно? Если б у всех черов были собственные системы…
        - Пойдем. - Андрей подтолкнул его в спину и, улучив момент, когда Эльза отвернется, шепнул:
        - Ни слова про магазин.
        - А я-то уж объявление в Сети давать хотел, - огрызнулся Вадик.
        До тридцать седьмого блока они добрались примерно через час. Окон в домах горело все меньше - в окраинных районах энерголимит попусту не тратили, и спать ложились рано. Те же, у кого еще были дела, предпочитали сидеть в сумерках при лампочке в двадцать ватт.
        Улица все время оставалась справа. Света от ее фонарей во двор попадало ровно столько, чтобы приклеить тусклые отблески на лица. Напротив тридцать третьего блока по дороге лениво прокатила патрульная машина. Чуть позже, разбрызгивая лужи, проехал пустой автобус - видимо, последний рейс. Где-то в дальних дворах орали коты. Других признаков жизни Бибирево-6 не подавало.
        Интуиция Андрея не подвела: ни в коридоре, ни в квартире засады не было. Осторожность требовала забыть о лифте, но все слишком устали, чтобы тащиться на пятнадцатый этаж по лестнице.
        Андрей запер дверь и, приняв у Вадика мешок, вынул контроллер. Сумку с вещами Эльзы он поставил у кровати - другого места в комнате не было. Костюмы от убитого продавца он, не вынимая из пакета, бросил в гардероб - показывать их Эльзе было бы неразумно.
        Наведя порядок, Андрей осмотрелся. Кажется, он не был дома целую вечность. Все вокруг было до тошноты знакомое и - какое-то чужое. Прожив в этой квартире многие годы, он почему-то чувствовал себя в ней посторонним. Всего сутки в центре - и так возненавидеть свой дом… Впрочем, нет, ненависти Андрей не испытывал - разве что к тем людям, по чьей воле он был записан в черы. Но то - люди, а стены и мебель ненавидеть нельзя. Это можно лишь презирать.
        - Андрюш, я тут в кресло… - промолвил Вадик. - Отдохну, а? Уморился…
        - Андрей, ты что, переезжать хотел? - спросила с кухни Эльза.
        - С чего ты взяла?
        - Еды нет никакой. Ладно - у меня, я еще не устроилась. А ты чем питался-то?
        - Чем питался… - буркнул Андрей, заходя на кухню. - Сама не знаешь?
        - Ты чаем постоянно угощал, это я помню. Если честно, я тебя просто обижать не хотела, а так меня от твоего печенья… - она запнулась и подняла голову. - Опять печенье?!
        - Мне и самому противно, веришь?
        - Это не очень полезно для здоровья.
        - Иногда еще суп. - Андрей томно хрустнул суставами и сел на табуретку. - Но суп - такая проблема! Варить его, то-се… У меня перловка есть. И горох. И мяса немножко сублимированного. Или это рыба?..
        - Отодвинься, мешаешь, - бросила Эльза, доставая кастрюлю.
        Андрей пересел в угол и минуты две молча наблюдал.
        - Ты прямо как в фильме, - сказал он наконец.
        - В каком фильме?
        - В дурацком. При тебе в людей стреляли, сама пяткой головы расшибала, а теперь стоишь тут, вся из себя невозмутимая, супец готовишь. Хозяюшка примерная, да? В жены набиваешься?
        - В же-ены?! - возмущенно протянула Эльза, но вдруг перестала притворяться и, отложив нож, без сил опустилась на соседнюю табуретку. - Это я… это я от страха, Андрей.
        - Ты кушать хочешь?
        - Нет.
        - И я не хочу. Сейчас чайник поставлю.
        - Спасибо. А суп… ну его! Завтра сварю.
        - Мне кажется, сегодняшний день не кончится никогда, - признался Андрей. - Как утром приехал на конвертер, так все и завертелось - не остановить. Или нет, это еще вчера началось. Праздник… Праздничек… Слушай, ну как ты ему ногой-то? Под глаз!
        - В детстве занималась, - скромно ответила она. - Все уже потеряла, одни рефлексы сохранились, да и то примитивные. Ты лучше расскажи, как в кнопку попал.
        Андрей задумался над словом «рефлекс», и вопрос про кнопку пропустил мимо ушей.
        - Где стрелять научился? - повторила Эльза. - От пожарного выхода до моей двери метров семь. А звоночек - ма-аленький.
        - Не знаю. Я старался, прицеливался.
        - Если б я прицелилась, я бы промазала, - многозначительно сказала она. - При том, что ты пистолет первый раз в руки взял. Или до этого практиковался?
        - Где? У нас тут тиров нет… Странно, что он вообще стреляет. Утром пистолет был моделью, пугачом. Для Вадика пугачом. Для меня - испытанием… Не стрелял он утром!
        - Тебе его Сергей Сергеевич подарил?
        - Не совсем подарил, но… А откуда ты знаешь?
        - Нетрудно догадаться. Когда мне сообщили, что у тебя меняется наставник, я это вначале приняла на свой счет. Подумала - чем-то не устраиваю гуманитарную службу. Про Кембридж почему наврала? Да чтоб тебя не травмировать. Это они мне так объяснили. Вернее - он, Сергей Сергеевич. Я тогда еще не подозревала, что он из «неотложки». А про саму «неотложку» у нас давно слухи ходят. И про то, что среди черов… ой, извини…
        Андрей махнул рукой - к нему это уже не относилось.
        - …что в блоках у некоторых людей интеллект-статус повыше, чем у членов Этического Совета, - закончила Эльза. - Чайник закипел. Я налью?
        Андрей усадил ее обратно и полез на полку за чашками. Вместе с чашками он по привычке достал и пакет печенья.
        - Давай, - обреченно согласилась Эльза. - Его зато варить не надо.
        - Слухи про «неотложку», - поддержал Андрей. - Что за слухи?
        - Сюда, в блоки, попадают асоциальные элементы. Это известно, правда? Дело в том, что асоциальным элементом принято считать… кого? Лентяя, алкоголика, тупицу - тех, кто будет обузой для общества. Гораздо спокойней загнать их в такие вот резервации. Не силой, конечно, не принуждением, а мягко - создать им условия, при которых среди нормальных людей они жить не смогут. Загнать и бесплатно обеспечить всем необходимым - это дешевле, чем позволить им куролесить на воле.
        Эльза отхлебнула чаю и надкусила крекер.
        - Далее. Ты ведь имеешь право голосовать на референдумах? И учиться. И работать. Ты полноправный гражданин. Попробуй найти в Конституции хотя бы один пункт, по которому твои права ущемлены, и ты станешь героем года!.. Не найдешь, не пытайся. Все твои права реализованы, в полном объеме. Но в действительности от социального процесса ты отстранен. Это самое большое достижение нашей цивилизации. Мы построили замечательную машину: в ней все винтики смазаны, но крутятся лишь те, что нужны в данный момент. И к асоциальным элементам, оказывается, относятся не только тупицы, но и… пардон, гении. Что нужно любой системе? Стабильность. А что эту стабильность подрывает? То, что не укладывается в рамки. Современные гуманисты, унаследовав машину, сумели ее модернизировать: понятие «социально бесполезной личности» они слили с понятием личности «социально опасной».
        - И в блоках поселились те, кому не нравится этот мир, - заключил Андрей.
        - Рядом с типами, ведущими растительный образ жизни. Рядом с идиотами - и в статусе идиотов. Институт тестирования ИС превратился в социальный регулятор. В четверг утром я хотела с тобой связаться. Вечером мне прислали уведомление о необходимости пройти внеочередной тест. Праздничный. В пятницу я его прошла. В субботу мне предоставили бесплатную квартиру в блоке.
        - Боже, какая дрянь… Все так здорово начиналось - прогресс, объединение. Новейшая Эра в две тысячи шестьдесят втором году…
        - О-о-о! - удивилась Эльза.
        - Это Сергей Сергеевич, его лекции.
        - Начиналось, Андрей, тоже не здорово. Хочешь настоящей жути - загляни в учебник истории. Люди никогда не жили в справедливом обществе. Каждая система объявляла себя идеальной, но ей на смену приходила другая и объясняла недостатки предыдущей. А ту, естественно, меняла третья… Тотальная Демократическая Республика появилась на основе Федеративной Демократической Республики Земля. В нее входило всего пять стран: Китай, Объединенная Европа, Россия, Соединенные Штаты и Япония. И эти пять стран создали новый мировой порядок. Остальные государства присоединились уже после - некоторые охотно, некоторые под давлением, а некоторые… Рядом с материком Северная Америка раньше был остров под названием Куба. Теперь его нет. А на месте Беловежского моря когда-то была суша. И люди. Были. Это не из жестокости, это ради всеобщего блага. Просто они его так понимают - благо.
        - ТДР - плохая система, - вполголоса повторил Андрей. - И хорошей никогда не было…
        - Ее и не может быть. Общество в первую очередь заботится о себе, и во вторую - о человеке. Хотя общество, казалось бы, это и есть - че-ло-ве-ки. Много человеков. Но наши интересы часто не совпадают. Однако и вне системы мы не живем, вот в чем штука. Мы выбираем разные системы по принципу наименьшего зла. Получается, мы всегда выбираем заведомое зло.
        Андрей долил чай и высыпал в вазочку остатки печенья.
        - Тебе дали квартиру сегодня утром? - спросил он. - Сразу эту? Обычно предлагают несколько.
        - Несколько, - сказала Эльза. - Четыре разных квартиры в разных блоках. На выбор. Только квартиры здесь все одинаковые, это я уже знаю. А блоки… девятнадцатый, двадцать первый, двадцать третий и двадцать пятый. Все - в Бибиреве-6.
        - И даже по одной стороне от шоссе. Кому-то очень не хотелось, чтоб мы с тобой разминулись.
        - Мы и не разминулись…
        - «Неотложка» постаралась? Но в чем ее функция?
        - Вероятно, поддерживать порядок. Не «новый мировой», а самый банальный, на бытовом уровне. «Общество», «система» - понятия достаточно отвлеченные. Кто-то должен все это делать физически.
        - Опускать ИС, ликвидировать тех, кто лезет не туда…
        - Так это тоже правда?!
        - Тоже. Я познакомлю тебя с одним интересным стариком. Все считают его полудурком… и я считал… По-моему, он копнул это дерьмо основательно. Он что-то там нашел.
        - А ты? Что нашел ты? Почему за тобой гоняются целые отряды?
        Андрей долго думал, прежде чем ответить. Эльза за это время успела допить вторую чашку и схрумкать несколько пересушенных крекеров.
        - Я нужен «неотложке», - сказал он. - Лучше б я понадобился дьяволу. Гореть в аду с чистой совестью или ходить в штиблетах из крокодиловой кожи. Но по колено в крови… Это смахивает на то, о чем ты говорила. Они хотят, чтобы я выбрал их.
        - Я слышала… - неуверенно начала Эльза, но умолкла.
        - Что ты слышала?
        - Якобы «неотложка» наполовину состоит из бывших черов. Они отбирают потенциальные кадры для своего ведомства еще на первом контроле, в пять лет. И выращивают эти кадры в блоках. Меньше образования - меньше рефлексии. Девяносто девять процентов не выживают, я имею в виду - интеллектуально. Люди становятся подлинными черами, попросту тупеют. Но тот, кто умудряется сохранить себя…
        Эльза закрыла лицо ладонями.
        - Ты… когда ты стрелял по кнопке звонка… тебе было трудно? Я хочу сказать… с чего ты взял, что попадешь?
        - Я видел в кино… - пробормотал Андрей и сам себе не поверил - настолько нелепо это звучало.
        - Врожденное… - молвила Эльза. - У нас в секции русбоя занималась девочка… Ее никто ничему не учил, но она… Потом она куда-то пропала… не важно… Боюсь, они в тебе не ошиблись, Андрей. У меня было подозрение - когда эти трое уродов явились засаду устраивать. Но я все же надеялась… А так у тебя нет выбора даже из двух зол. За тебя давно выбрали. И я не знаю…
        Свет на кухне внезапно погас. Андрей, успокаивая, погладил Эльзу по ноге и вышел в комнату. Вадик похрапывал, нелепо раскидавшись в кресле. Света в комнате не было.
        Андрей пощелкал выключателями в душевой и возле двери - лампочки не загорались. Он подошел к счетчику и, прищурившись, попытался разглядеть цифры. Разглядывать там было особенно нечего - бесплатный энерголимит закончился, и в окошке мерцал круглый ноль.
        «Как всегда, - раздраженно подумал Андрей. - Одного дня до следующего месяца не дотянул».
        Вернувшись на кухню, он застал Эльзу за мытьем чашек.
        - Тебе это обязательно? - спросил он. - Все равно не видно.
        - Я так нервы успокаиваю.
        - У тебя дома должно быть чисто.
        - Нет, - сказала она. - Дома у меня больше нет. И друзей. И родственников. Все реагировали на редкость однообразно.
        - У меня и того не было. Мать помню очень смутно… Вернее, не мать, а грудь. Представляешь? Закрываю глаза, хочу вспомнить маму… а перед глазами - сиська. И сейчас… темно… как будто глаза закрыты.
        Андрей прижал Эльзу к себе и ткнулся носом в ее жесткую макушку.
        - Мне вот кажется… кончится этот день - и кончится весь этот кошмар, - сказал он.
        - И наступит новый.
        Она на ощупь поставила чашку в раковину и, повернувшись, так же на ощупь нашла его лицо.
        - Ты бы здесь убрала… А то в комнате Вадик.
        - С бывшим подопечным… с будущим сотрудником «неотложки»… Меня, наверное, должна мучить совесть, - сказала Эльза, покорно освобождая стол.
        Этот день все-таки закончился - но гораздо позже, когда за окном уже рассвело.
        Глава 13
        Воскресенье, утро
        - Да, - это контроллер, - сказала Эльза, взглянув на прибор в коробке. - Я последнюю проверку в прошлом году проходила, там был точно такой же. Но к нему терминал нужен. Желательно хороший.
        - Зачем? - спросил Андрей.
        - Контроллер сам ничего не определяет. Он задает вопросы и считывает ответы. Не твои, а мозга. Затем их надо обработать. Это происходит на сервере. А для того, чтоб с ним связаться, требуется терминал.
        - На сервере… - повторил Андрей. - Никогда не слышал.
        - Сетевой сервер. Вроде того же терминала, но большой и умный.
        - И как его найти?
        - Программа сама находит.
        - Нет, не в Сети. В жизни. Он же где-то стоит?
        - Ну-у… Я об этом даже не думала. Сетевых серверов миллионы - на телестудиях, на городских станциях связи, где угодно. Часть из них занимается тестированием интеллекта. Они могут быть расположены в соседнем доме, или на Земле Франца-Иосифа, или в Кембридже, причем неизвестно, в каком из двух.
        - Короче, это путь тупиковый, - подытожил Андрей.
        - Путь к чему?
        - Я еще не решил…
        Он взял стопку потрепанных книг и перенес на кровать. Разложив их в произвольном порядке, Андрей принялся перетряхивать каждую. Эльза хотела было помочь, но получив отказ, удалилась на кухню доваривать суп.
        Вадик дрызгался в душе. Едва проснувшись, он скрылся за занавеской и не выходил оттуда уже полчаса. Когда он появился - дрожащий, завернутый в мокрое полотенце, Андрей как раз наткнулся на то, что искал.
        - У тебя вода горячая кончилась, - недовольно сказал Вадик.
        - Не вода, а месячный лимит, - возразил Андрей, рассматривая маленький картонный прямоугольник. - Ты о других подумал, чистюля?
        Вадик покраснел и начал одеваться. Андрей сбросил книги на пол и сел к монитору.
        - Вот черт, забыл! - пробормотал он. - Электричество у нас фью… Что-то я в мае растранжирился…
        - У меня есть, - сказал Вадик. - Еще киловатт пять на счетчике.
        - Помалкивай! Твою фотку вся Европа видела.
        - А что мою-то?.. - плаксиво спросил он. - Я-то при чем? Это ты его…
        - Тихо! - цыкнул Андрей. - Мордой вертеть не надо было. Меня там почему-то нет, а ты - во всех позах.
        - Вот именно. «Почему-то». Почему, интересно?
        - Хватит ругаться! - крикнула Эльза. - Идите завтракать!
        - А что у нас?
        - Суп из амфибии.
        - Из какой амфибии?
        - Ты вчера говорил, что у тебя в банке то ли мясо, то ли рыба, - пояснила Эльза, заходя в комнату. - Я тоже не разобралась.
        - Ну, вы пока поешьте, а у меня еще дела. - Андрей повернулся к Вадику и протянул ладонь. - Ключ.
        - Вместе поднимемся.
        - Это опасно.
        - На пятнадцатом этаже не опасно, а на шестнадцатом - опасно? Если б меня всерьез искали, давно бы сюда приперлись.
        - Нас с тобой разные люди ищут. И по-разному. Я пойду один, - твердо сказал Андрей.
        Он поднялся на следующий этаж - не в лифте, а по пожарной лестнице. Эта предосторожность вряд ли имела особый смысл, но к кабине ноги как-то не пошли.
        Засады у Вадика, естественно, не оказалось. Вздумай полиция его взять - она была бы повсюду. Да и друзья - как не проверить друзей? А про Вадика все соседи скажут, что он либо дома, либо этажом ниже.
        Не хотели они Вадика брать, вот в чем дело. И Андрей об этом догадывался - хотя бы потому, что в его квартиру тоже никто не наведался. Однако попугать художника было необходимо. Разговаривать с Иваном Петровичем Андрей собирался без свидетелей.
        Включив монитор, он посмотрел на визитку и ввел адрес полицейского участка, затем, через дробь, личный номер.
        На экране появилась женщина - не красивая, но эффектная, как все женщины в форме.
        - Я вас слушаю.
        - Здравствуйте. Мне нужен дознаватель Белкин.
        - Дознаватель Белкин? - переспросила она, словно Андрей попал не в полицию, а на кондитерскую фабрику.
        - Иван Петрович, - уточнил он.
        - А-а… Белкина нет, - быстро проговорила женщина и принужденно улыбнулась. - Белкин у нас больше не работает. Если вы по одному из его дел, то он их уже сдал. Если по общему вопросу, то я могу вас связать с любым дознавателем.
        - Белкин… он что, в другом районе? В другом управлении?
        - Это частная информация, мы ее не даем.
        - Подождите! Он мне как раз по частному… Он мне… дядя! - брякнул Андрей.
        - Дядя? - озадачилась женщина. - И вы, племянник, не знаете его домашнего адреса?
        Он уставился на визитную карточку и пожал плечами.
        - Знаю…
        - Всего хорошего.
        Андрей поглазел на заставку-меню и, повинуясь какому-то внезапному порыву, перешел к разделу «Городские новости», а из него - к пункту «Преступления».
        До обеда было еще далеко, но в Москве уже порядком набедокурили. Список сегодняшних злодейств занимал семь стандартных экранных страниц, и под нижней строкой постоянно выскакивала новая.
        Андрей ввел дату: «29 мая». Монитор показал сводку субботних преступлений - почти сорок листов, около полутора тысяч позиций.
        Интересовавшие его строки Андрей разыскал ближе к концу.
        «21 - 20. Убийство в магазине „Одежда“ на улице Двадцать Седьмая Восточная».
        «21 - 55. Захват такси вместе с водителем на Весеннем проспекте».
        За тридцать пять минут от убийства до угона народ успел многократно подраться, изнасиловать, украсть и просто оскорбить, поэтому сообщения шли с большим интервалом, и Андрей не сразу заметил, что между ними есть одно любопытное сходство. Правее, в графе «Стадия расследования» в обоих случаях было указано:
        «Раскрыто. Преступники задержаны».
        Первая мысль касалась Вадика - его могли взять минуту назад. Это предположение Андрей отбросил - при всех скоростях, так быстро полиции не управиться.
        Второй вариант - ошибка. Но в ошибке Андрей сомневался еще сильней, чем в феноменальной расторопности полиции. Нет, здесь было что-то иное, что-то намеренное… Или не было?..
        Не было, осенило Андрея. На записи, сделанной в магазине, не было его лица! Вадика - сколько угодно, а от него самого даже затылка не осталось. Случайность?.. Куда там! Магазин-то небольшой, все толклись на одном месте.
        Значит, его прикрывают. И неприятностей от полиции можно не ждать. Дали пистолетик, а в придачу - полный карт-бланш. Или индульгенцию?.. А в чем разница-то?
        «Есть, есть разница, - сказал себе Андрей. - Не для них разница, для меня».
        Ему захотелось тут же, прямо на пыльном экране, написать что-нибудь вроде «спасибо дорогому Сергею Сергеевичу».
        - А что ты еще мне можешь простить? - спросил Андрей у монитора. - Если твоих детишек прикончу, тоже простишь? До какой грани ты готов дойти и через что перешагнуть - ради всеобщего блага…
        Он сбросил полицейский канал и, сверившись с визиткой, набрал домашний адрес Белкина.
        Экран вспыхнул так, что у Андрея навернулись слезы. Комната была белоснежной, даже светящейся - непонятно, как в ней не слепли. Посередине лежало нечто пушистое - не то ковер, не то матрас. На нем, скрестив ноги, сидела молодая девушка в чем-то таком же пушистом и белом. Она нетерпеливо потрясла пультом и сказала:
        - Ага.
        Андрей убавил яркость и, спохватившись, что его тоже видят, невольно обернулся. У задней стены в три ряда стояли безумные картины Вадика - зрелище специфическое, но все же лучше, чем сальные обои.
        - Здравствуйте, - сказал он.
        Теперь ему не нужно было щуриться, и он мог внимательно рассмотреть девушку. Белкин как-то упоминал, что ей семнадцать, - пожалуй, ровно на столько она и выглядела. Поздний ребенок, стало быть. Миленькая, немного похожая на отца. Такая же обаятельная. С короткой стрижкой и выбритым над ушами орнаментом. Наверно, жутко избалованная.
        - Ага, - сказала она.
        - Вы дочь Ивана Петровича?
        - Ага.
        - Мне бы с папой пообщаться. Он дома?
        - Папаша в блоке.
        - Я связывался с участком, на работе его нет, - признался Андрей, запоздало соображая, что, возможно, выдает какую-то тайну.
        - Ага… Папаша не работает. Он там теперь живет, - безо всяких эмоций ответила девушка. Андрей почувствовал, что врастает в кресло.
        - Как?! Как это живет?.. В блоке?!
        - Ага. Все?..
        - Нет, не все! Постойте!.. Где? В каком блоке?
        - Для этого есть справочная, - сказала она. - Все.
        - Какая, к черту, справочная?! - заорал Андрей, но белая комната уже пропала.
        Он повторил вызов и просидел перед пустым экраном минут пять - пока эта цаца не соизволила переключить монитор.
        - Ты, дочка!.. Отца родного знать не желаешь?! Слушай, дочурка. Доступ в справочную по терминалу, а у меня его нет. Зато у меня есть возможность отправить тебя вслед за папой. Я не вру. Хочешь убедиться?
        Андрей и сам в это верил. Сейчас - верил. На автобусе до кольцевой, потом опять на автобусе - к дому в салатную шашечку. К Сергею Сергеевичу в объятия… Сейчас он это сделал бы - ради Белкина, ради того, чтобы его дочь не плевала на святое. На то, чего у Андрея никогда не было.
        - Ага… - обронила девушка. - Не хочу.
        - Тогда вызови справочную и все узнай. Я с тобой еще свяжусь.
        Андрей сбросил адрес и судорожно набрал новый. Он должен был поставить в известность Никиту Николаевича. Нет, профессор не блажил, когда рассказывал о черах, у которых ИС аж за тысячу баллов. Да и сам Никита Николаевич… разве он дурак?! Дураки совсем не такие.
        Профессор не отвечал.
        Андрей встал и тревожно побродил вдоль сумасшедших картин. Затем резко повернулся к экрану, будто хотел застать кого-то врасплох. Ничего. Зеленый фон и мигание курсора.
        Он набрал номер снова. Снова молчание. Усевшись в кресло, Андрей решил достать профессора во что бы то ни стало, но его прервал посторонний вызов.
        - Это я, - сказала Белкина. - Ваш адрес в памяти остался… Я выяснила, где отец.
        - Секунду!
        Андрей вскочил и, порывшись у Вадика на полках, взял какой-то толстый грифель.
        - Только у него дома никого нет. Автоответчик передал, что отец на работе. Где работа, я тоже записала. Бибирево-36, конвер… конверт… - Она запнулась и посмотрела в мятый листок.
        Андрей отложил грифель в сторону.
        - Конвертер?!
        - Ага. Конвертер. Еще у автоответчика специальное послание для Белкина - однофамильца или родственника, там не указано.
        - Диктуй!
        - А чего диктовать? Это я так запомнила: «Не рой яму глубже».
        - Что? Может, «себе яму»? Ты не перепутала?
        - Нет. Просто «яму», без «себе». «Не рой глубже» И все.
        Андрей откинул голову на спинку и бездумно уставился в потолок. У него, у чера, контроллер определил две тысячи баллов интеллект-статуса. У дознавателя Ивана Петровича - меньше ста пятидесяти. Андрей всю жизнь мечтал поменяться местами с кем-нибудь из нормальных людей. Но он и представить не мог, что однажды это произойдет.
        - Вы ведь где-то недалеко? - спросила девушка. - Тоже в каком-то Бибиреве? Их так много…
        - Много. И не дай тебе бог научиться их различать.
        - Но вы же не из блока. Вы из… «неотложки»?..
        В ее глазах впервые возник интерес, она даже скинула со лба светлую челку - чтобы лучше видеть своего героя.
        - Оттуда, - кивнул Андрей. - О моем вызове ты навсегда забудешь. А отца забывать не смей. Навещай его.
        - Ага… Каждый месяц? - осторожно осведомилась она. - Или можно реже?
        - Бесполезно… - сказал Андрей. - Просить, убеждать… Все бесполезно. Отбой.
        Он выдернул монитор из Сети и, обойдя стопку загрунтованных холстов, запер дверь. На пятнадцатый этаж он из принципа спускался в лифте, хотя по лестнице было и проще, и быстрей.
        - Ты что такой расстроенный? - спросила Эльза. - С кем разговаривал?
        - Ни с кем. Никого нигде нет.
        - Долго ты это… «ни с кем», - заметил Вадик.
        - Еще картины твои рассматривал.
        - Ну?! - оживился он.
        - Шедевры, - без энтузиазма ответил Андрей. - Так… Супа я похлебал бы, да времени мало. Мне еще съездить кой-куда. Вы остаетесь здесь! - не давая возразить, объявил он. - Здесь безопасней.
        - Ты уверен?
        - Во всяком случае, пока они не поняли, что самый умный поступок и поступок дурацкий иногда совпадают. Да!.. - сказал он Вадику. - Тебе высовываться вообще противопоказано. Сюда полиция не придет, но это единственное, что я могу гарантировать. Заодно и контроллер посторожишь.
        - Отвечаю головой, - легко догадался Вадик. - Благодарю. Ты настоящий друг.
        Эльза обескураженно наблюдала за тем, как Андрей распихивает по карманам оружие.
        - Здорово ты нами распорядился, - сказала она. - И надолго мы тут застряли?
        - Это будет зависеть от… э-э…
        Он нахмурился, но подходящего ответа так и не придумал.
        - От продолжительности нашей жизни, - усмехнулся Вадик.
        Андрей ласково моргнул Эльзе и вышел из квартиры. Спорить с Вадиком ему не хотелось - Вадик мог оказаться прав.
        Путь на конвертер был привычным, как утренний маршрут «кровать-туалет-кухня». Андрей пешком добрался до станции и запрыгнул в тамбур отъезжавшей линейки. Сидячих мест, как всегда, не было, и он остался у дверей.
        Сквозь залапанное стекло он видел мучительно просыпающееся Бибирево-6, затем Бибирево-12 - район, выросший возле формовочного завода. Бибирево-24 было значительно чище, но и тут торчали те же блоки из четырех корпусов.
        В Бибиреве-36 жилых домов не было. Все вокруг конвертера служило ему одному: станция линейки, две автодороги и огромная территория свалки-накопителя.
        Проходя мимо помойки, Андрей испытывал странное чувство ностальгии и еще более странное - стыда. Он вспоминал, как совсем недавно восхищался всеми этими бумажками и баночками, и не понимал самого себя. Раньше в горах мусора ему мерещился веселый карнавал, а теперь он не мог в них разглядеть ничего, кроме грязи. И к тому же здесь стояла невыносимая вонь.
        - Белкин?.. - спросил дежурный. - Белкин в камере. Чумаков его хвалит. Вчера дублером отработал, а сегодня уже один. Да он на твоем месте. А ты чего, в гости? Не положено, ты же уволен, Белкин… Ой, я и не сообразил! Вы родственники с ним? Ладно. Но чтоб Чумаков не видел!
        Андрей обменялся с дежурным рукопожатиями и направился к платформе лифта. Спустившись в бункер, он миновал вереницу полукруглых люков и толкнул знакомую дверь.
        Иван Петрович раскачивался на маленьком стульчике и был увлечен созерцанием вентилей. Белкин заметно сдал: его багровые щеки обвисли и оттянули уголки губ вниз, придав им выражение вечной печали, а волосы сделались совсем белыми и редкими, как пух.
        - Доброе утро, Иван Петрович, - сказал Андрей. Белкин прекратил качаться и оторвался от кранов.
        - Все-таки пришел? - проронил он. - Зря пришел.
        - Я ничего не делаю зря, Иван Петрович, - ответил Андрей, подходя к баку.
        - А ты изменился, - сказал Белкин и, мельком взглянув ему в глаза, снова уставился на вентили. - Даже говоришь по-другому. Хорошо говоришь, уверенно. Только ты это… без Петровича обойдемся. Какой я теперь Петрович? Ваня я. Ваня Белкин. Для Петровича у меня ИС жидковат.
        - Бросьте, Иван Петрович! Вы же сами все знаете - от профессора. Да и без него ясно…
        - Что тебе ясно?
        - Никакой вы не чер. У вас же семьсот пятнадцать баллов!
        - Было когда-то. А в пятницу я под тест попал, внеочередной…
        - Праздничный, - добавил Андрей.
        - Да. Праздничный. Кто-то усомнился в моем статусе.
        - И сколько вы получили?
        - Ровно сто. Одна палочка и два нуля.
        - Но вы-то!.. Вы-то, Иван Петрович, не усомнились? Это главное.
        - А мне, знаешь… Одна палочка и два нуля. Мне без разницы. Вот так-то. Надоело быть умным, Андрюша. С них, с умных, спрос больше.
        - Так быстро поглупеть нельзя!
        - А что?.. Плюсы тоже есть. Времени свободного навалом. Отдохну. «Повести Белкина» перечитаю. Повести покойного Ивана Петровича…
        Белкин резко поднялся со стула и подкрутил кран на второй трубе. Андрей машинально отметил, что существо в баке справляется неплохо.
        - Иван Петрович, вас от этого не тошнит?
        - Меня-а? Ты б видел, на какие я трупы выезжал! Когда жена мужу голову отрежет, да еще в кастрюлю, и на плиту… А здесь что? Ну, дерьмо. Подумаешь! Оно и так повсюду, Везде, Андрюша, одно сплошное дерьмо… И не Иван я тебе не Петрович. Перестань над бедным чером глумиться. Над Ванькой Белкиным…
        - Сдались… - разочарованно произнес Андрей. - Неужели вы сдались?!
        Тот посмотрел на пену под колпаком и вернулся к стулу.
        - Его больше нет, - буркнул он. - Того, который мог сдаваться или не сдаваться. Я за него. Но я другой человек. Чер Иван Белкин. Для друзей - Ваня.
        - Быстро они вас… Никиту Николаевича они не сломали, хотя над ним даже мы посмеивались. Вся смена. А он крепкий, наш профессор. Не такой, как вы.
        - Ваш крепкий профессор - обыкновенный параноик. У него что ни слово, то загадка. «Неотложки», скелеты в шкафу… Я предпочитаю верить только в то, что знаю, а знать только то, что вижу.
        - И поэтому предпочитаете видеть как можно меньше, - грустно сказал Андрей. - Из вас выйдет отличный работник. Вам уже и смену самостоятельную поручили, и без пакетика вы уже обходитесь. Скоро станете обедать прямо тут, в камере, посреди этих труб. А после…
        Андрей обошел бак и увидел, что бирка с номером существа прикрыта старым халатом. Якобы случайно, якобы просто так - подвернулся штырь, на него и повесили.
        - А после, Иван Петрович, вам захочется назвать существо каким-нибудь именем. Не человеческим, это уж слишком. Допустим, как кота.
        - Кот? Он что, мужского пола? - спросил Белкин.
        - А вы уже Муркой назвали? Муськой?.. Матильдой?.. Зовите как угодно, оно вас не слышит.
        - Да все эти цифры… - принялся оправдываться он. - Все эти «НР», «ЧР»… Мерзость и вранье.
        - Вранье, - согласился Андрей.
        - Ты меня на слове не лови, не надо. Что толку? Они мне статус изменили. Не в баллах дело. В статусе. Был дознаватель районной управы, стал - оператор конвертера. Тебе не все равно, что я об этом думаю? Как к этому отношусь? Статус у меня поменялся, понятно? И может опять поменяться.
        - Чем вы дорожите? Вот этими четырьмя кранами?
        - Что имею, тем и дорожу.
        - Надеетесь, вас снова поднимут? Вернут ваши семьсот баллов? Уважение дочери?
        Белкин резко вскинул, голову и, болезненно сощурившись, спрятал лицо в багровых ладонях.
        - Это я, наверно, зря…
        - Нет, Андрюша. Ты зря ничего… Правильно. Ты, Андрюша, иди, - сказал он, не отнимая рук. - Иди… И прощай.
        - Да лучше тараканы в башке! - воскликнул Андрей, срывая с запорного винта линялый халат. - Лучше скелет в шкафу, что угодно, чем вот так сгнить заживо! Счастливо!..
        Он взбежал по короткой лесенке и распахнул дверь.
        - Успешной тебе карьеры, Ваня Белкин. Мурку не перекармливай.
        Андрей выскочил в коридор и скорым шагом направился к подъемной платформе. Остановившись у шахты лифта, он обнаружил, что все это время тащил халат за собой - синяя тряпка прицепилась к ботинку и ползла, как хвост, собирая по полу мелкий мусор. Андрей разъяренно потряс ногой и отпихнул халат к урне. Не страшно, Белкин найдет что-нибудь еще. Табличка с номером будет закрыта, в этом Андрей не сомневался.
        Платформа, лязгнув, совместилась с ребристым железным порожком, и Андрей уже сдвинул решетку, как вдруг в конце коридора раздался крик. Он отклонился назад, но увидеть, что там происходит, мешало широкое бетонное ребро.
        Вопли повторились - на этот раз голосили двое. Где-то рядом с его камерой.
        У Андрея екнуло сердце. Одолеваемый смутной тревогой, он помчался обратно. Навстречу бежали двое незнакомых операторов, следом за ними, держась за рот, ковылял Новиков.
        - Что у вас тут? - спросил Андрей, хватая его за плечи.
        Новиков вывернулся и припал к урне.
        - У нас… - простонал он, отплевываясь. - У тебя… на это… сам смотри!..
        Андрей оставил его в покое и побежал дальше. В нескольких метрах от двери он почувствовал тяжелый запах кислоты и еще чего-то тошнотворного. Отсюда он уже различал отдельные реплики. Кто-то ругался, кто-то требовал закрыть вентили, но в основном все звали Чумакова.
        Влетев в камеру, Андрей закашлялся и схватился за тонкие перильца. Такой смрад мог источать лишь Барсик, Мурка или «С-НР» с номером через дробь - как его ни назови.
        Емкость была открыта, стеклянный колпак лежал рядом со стулом. Возле бака, зажимая лица платками, возились четыре оператора. Из-за их спин Андрей не сразу разглядел, что здесь произошло. А когда все же разглядел, то не сразу понял. А когда понял - не смог поверить.
        Из емкости торчала нога. Одна только нога - от колена до подошвы, остальное находилось внутри. Бак был большой, и человек там поместился бы - если б не существо. Существо, «НР» с номером, занимало почти весь объем, кроме узкого пространства для залива сырья, поэтому Белкина в баке фактически уже не было. Была одна нога, и она продолжала медленно погружаться.
        Операторы ее не трогали, они не хуже Андрея знали, что исправить ничего нельзя.
        Перед тем, как нога совсем исчезла за бортиком, кто-то снял с нее тапку. И, растерянно ею помахав, бросил туда же, в бак.
        Андрей до хруста стиснул зубы и, выйдя в коридор, столкнулся с Чумаковым. Они угрюмо посмотрели друг на друга и молча разошлись.
        Лифт привез троих медиков с каталкой. Андрей проводил их долгим взглядом и встал на платформу. Он ударил по грубой эбонитовой пластине, и лифт с воем поехал вверх. Снизу в колодце тянуло сквозняком. В теплом воздухе витали пары кислоты - это было дыхание существа без имени, существа с номером, созданного для переработки материала. Существа, доказавшего Андрею, что человек - такой же материал, ничем не хуже любого другого.
        Как он шел к линейке, как возвращался в Бибирево-6, Андрей не помнил. Все мысли были заняты внезапно возникшей аналогией между конвертером и системой под названием «человеческое общество». Сходств было не сказать, чтоб очень много, но отличий - и того меньше.
        Андрей очнулся уже перед дверью, в тот момент, когда в квартире заверещал звонок. Он убрал палец с кнопки и надавил еще раз. Никита Николаевич не открывал.
        Андрей прислушался и снова позвонил. Сообразив, что ответа не будет, он оглянулся по сторонам и достал пистолет. После седьмого выстрела дверь зашаталась, и замок вместе с трухой выпал прямо в руку.
        Внутри был страшный бардак. Профессор, вечный аккуратист, терпеть не мог, когда что-то лежало не на своем месте. Здесь же в одну кучу было свалено все: книги, одежда, посуда и еще масса каких-то мелких вещиц и осколков. Это не было обыском, при обыске не рвут тряпки и не ломают стулья. Это был настоящий погром.
        Андрей опустошенно бродил по комнате, пытаясь найти пятна крови или что-нибудь подобное. Крови нигде не было, но это не особенно утешало. Сам Никита Николаевич такого бесчинства не устроил бы, значит, ему помогли - либо в его присутствии, либо уже после того, как…
        Об этом думать пока не хотелось. Андрей прошел на кухню - та же картина: шкафчики были распахнуты настежь, а все их содержимое лежало на полу.
        В комнате, сдвинутый экраном к стене, работал телемонитор. Андрей развернул его на себя и прочитал бегущее справа налево сообщение:
        «Сеанс прерван абонентом. Абонент недоступен».
        Он пощелкал каналы - монитор был в порядке, однако Никита Николаевич оставил его в режиме связи. Когда и с кем он разговаривал, Андрей догадался, но почему профессор не переключил монитор на обычную программу?.. Видимо, такой возможности ему не дали.
        Андрей облокотился о шкаф и, прикрыв веки, представил, как они врываются - бойцы в черных шлемах, с короткими дубинками…
        Сергей Сергеевич наверняка засек вчерашний контакт из дома Гертруды, когда Андрей маялся с этим поганым терминалом. Возможно, наставник специально его не убирал, чтоб Андрей вывел «неотложку» на кого-нибудь из неблагонадежных.
        И вот они вламываются… или нет, дверь цела… тогда - подбирают ключ, если это что-то меняет. Они заходят к Никите Николаевичу, и он даже не успевает отключить связь. А после… Он же старик, притом немощный… И он знал фамилии черов, с которыми происходили несчастные случаи. И фамилии тех, с кем еще только случится… Профессор называл много фамилий - тогда, в разговоре с Белкиным. С Иваном Петровичем, покойным. И Белкин - не тогда, так теперь - увидел, что за сила стоит за всеми этими нелепыми смертями. И не захотел быть в черном списке. Скелету в шкафу он предпочел место у трубы с дерьмом. А какая разница?..
        «Скелет в шкафу», - повторил про себя Андрей. Странная метафора. Какая-то архаика. Что Белкин имел в виду? Или это выражение профессора? Ну, хорошо: что профессор имел в виду?
        Андрей взъерошил волосы и вновь прислонился к поцарапанной стенке, потом отступил назад и с сомнением посмотрел на гардероб. В отличие от остальной мебели, он был как будто не тронут, по крайней мере, снаружи.
        Андрей отворил дверцы - в обоих отделениях ничего не было, на перекладине висели голые вешалки, и только на дне валялась пачка печенья, совершенно здесь неуместная. Андрей присел на корточки и взял в руки упаковку. Пустая. Отбросив ее за спину, он погладил нижнюю панель и неожиданно нащупал по углам четыре винта.
        Раскидав хлам на полу, Андрей выбрал из мусора столовый нож с закругленным концом. Медленно, то и дело срывая шлиц, он выкрутил первый шуруп. Со вторым получилось чуть быстрее, к четвертому Андрей уже приноровился. Подцепив фальшивое дно, он вынул его из шкафа. Под панелью, в неглубокой нише, лежал какой-то плоский предмет. Сетевой терминал.
        Андрей проверил, нет ли кого в коридоре, и, вернувшись в комнату, нетерпеливо открыл чемоданчик. Экран в крышке засветился сам, без дополнительных команд. Желтый цвет плавно перешел в темно-зеленый, и на этом приятном для глаз фоне проявился текст:
        «Здравствуй, Андрей. Надеюсь, это ты, а не кто-то другой. Если терминал у тебя, то я, очевидно, уже мертв…»

* * *
        - Царапин!.. Царапин!!
        - Здесь я.
        - Почему не отвечаешь?
        - Занят был.
        - Чем ты можешь быть занят, Царапин?
        - Вам сказать, или не надо?
        - Ну, скажи, скажи.
        - В туалете сидел. Запор у меня от этих продуктов.
        - Мог бы и не говорить, - сморщился Сергей Сергеевич.
        - Я бы в туалете ответил, но там эхо. Всех соседей слышно, особенно у кого проблемы с пищеварением. Меня небось тоже…
        - Все, хватит! Испортили тебя командировки, Царапин. Был таким эстетом, а стал черт-те кем. Пора тебя отзывать. - Сергей Сергеевич помолчал, позволяя абоненту разбухнуть от радости, и монотонно добавил:
        - Последнее задание…
        - Последнее уже было.
        - То было предпоследнее.
        - А предпоследнее было еще раньше.
        - Прекрати торговаться. Какой у тебя срок-то? Я все время забываю.
        Теперь умолк Царапин. Сергей Сергеевич его не торопил - пусть взвесит как следует. Пока Илья взвешивал, он поднялся с дивана и смешал себе коктейль: водка и томатный сок. С напитками Сергей Сергеевич предпочитал не мудрить.
        Глотнув «Мэри», он приблизился к терминалу и поскреб ногтем микрофончик.
        - Двадцать шесть лет, - сказал наконец Царапин. - Только не тюрьмы, а каторги.
        - И не двадцать шесть, а тридцать, - поправил его Сергей Сергеевич.
        - Четыре я уже отбыл - на ваших заданиях. Ладно… Что мне делать?
        - Не бойся, не перетрудишься. Кстати, ты с объектом не встречался?
        - Я бы дал знать, вы же велели.
        - Надо к нему сходить. К Белкину домой.
        - И что дальше?
        - Ничего. Посмотришь - там он или нет. Если там - сообщишь.
        - А если нет?
        - Тогда до связи.
        Сергей Сергеевич резко захлопнул терминал, словно поставил точку. Хотя точка в этом деле пока не вырисовывалась. Он полагал, что Белкин растеряется, - такой информации не было. Он надеялся, что Белкин запаникует и придет - сам придет, осознанно и добровольно. Это все, что от него требовалось. А Белкин не пришел. Сергей Сергеевич думал, Белкин никуда не денется, - а он делся. Куда-то.
        Единственное, что удалось рассчитать верно, - это визит к Эльзе Хон. Визит действительно состоялся, но вместо нервного срыва привел, кажется, к прямо противоположному. Белкин спрятался - быстро, надежно и, не исключено, надолго. Ценнейший навык - при условии, что он станет сотрудничать. И навык далеко не единственный.
        «Стрельба» - отлично, «тактика» - отлично, «самоконтроль» - отлично, перечислил в уме Сергей Сергеевич и, покачав головой, крякнул:
        - Обыграл, гаденыш!
        «Царапина пора выводить, - решил он. - Не ровен час, сам сорвется, агент хренов». Отдохнуть, на солнышке полежать, деньжатами пошвыряться, а через полгодика обратно в командировочку. На тридцать лет он никому не нужен, да и на двадцать шесть тоже, но покуда здоровье не кончилось - будет работать. Такая уж у человека планида. А сейчас - выводить, непременно. Вот только последнее задание выполнит.
        «Задание», хмыкнул Сергей Сергеевич. Делов-то! Перейти через двор и убедиться, что у Белкина пусто. А пусто ли?..
        Он нахмурился и посмотрел стакан на просвет. Томатный сок, как и положено томатному соку, был непрозрачен.
        Нет, ерунда. Монитор Белкина давно щупается - тишь да гладь, никаких контактов, никакого кино. Сегодня с самого утра и электросеть под контроль взяли. Расход нулевой.
        Сергей Сергеевич глотнул еще водки и окончательно успокоился. Конечно, ерунда. Беглецы дома не отсиживаются, даже самые тупые. А Белкин не тупой. Про то, что от полиции его прикрыли, он, наверно, уже знает, но пуще того знает, что им «неотложка» интересуется, а от нее не прикроет никто. И это он тоже знает. Не тупой же.
        Сергей Сергеевич вспомнил, как Гертруда спрашивала, будет ли Белкин ее начальником. Он одним махом допил коктейль и, поставив стакан на крышку терминала, сказал:
        - Будет, Гертрудочка. Таким будет начальником, что не приведи господь!
        Глава 14
        Воскресенье, вечер
        Я очевидно, уже мертв. Плакать не надо, хотя я знаю, ты сентиментален. Для мужика это скверно. Это, Андрюша, признак жестокости. Но хватит лирики, времени у тебя немного. Ты должен был убедиться, что система тестирования интеллекта выродилась в настоящее чудовище. И дело не в том, что ты, я и многие другие попали в блок незаслуженно. Самое страшное, что это может случиться с любым, такова наша система. И - это не уровень развития человека, это степень его полезности для общества. Пример тому - программы освоения космоса, которые были свернуты еще в начале Новейшей Эры. Космос не приносит практической пользы, поэтому все специалисты оказались в блоках. В нашем и соседних районах среди черов живут умные и талантливые люди. Я хотел собрать их побольше, но «неотложка» начала действовать первой. Скоро она истребит нас всех. Надо попытаться что-то сделать малыми силами, хотя бы так. Боюсь, это заранее обречено на провал, но наша акция даст толчок кому-то еще. По моим прикидкам, до пяти процентов живущих в блоках - не черы. В масштабах планеты это огромная цифра, а с нашими мозгами мы превзойдем все
полицейские подразделения. Подумай, прежде чем соваться в это дело, но если уже сунулся, действуй немедленно. В базе данных ты найдешь двадцать семь адресов. Разошли по ним «БОЛЬШОЙ ПРИВЕТ ОТ АКАДЕМИКА». С тобой свяжутся.
        Андрей мчался домой, на ходу проговаривая послание от Никиты Николаевича - сбиваясь и снова вспоминая каждую запятую. Спустя десять минут после того как он открыл чемоданчик, письмо стерлось, остался лишь список из двадцати семи сетевых адресов. Андрей плохо представлял, как отправить «приветы от академика», - разве что опять использовать монитор у Вадика.
        Завернув терминал в полотенце, Андрей нес его по улице, как внебрачного ребенка - со смешанным чувством гордости и вины. Прохожие не обращали на сверток внимания, и от этого Андрею чудилось, что все намеренно отводят глаза, сторонятся - подальше от профессорской «акции». В чем ее суть, он не знал, но надеялся, что для Республики это будет достаточно болезненно.
        Подойдя к лифту, Андрей хотел сразу подняться к Вадику, но все же решил, что сначала нужно зайти к себе.
        Гостей он учуял еще в коридоре. Тряпка у порога была сдвинута в сторону, а из квартиры доносились приглушенные голоса - два мужских, как минимум. Андрей положил терминал к стене и снял пистолет с предохранителя. Окошко над рукояткой показывало «97». Хватит. Много народу там быть не могло. Много у Андрея в квартире не поместилось бы.
        Он сделал шаг назад и глубоко вздохнул, затем отвел пистолет к плечу и, собравшись с мыслями, врезал ногой по замку.
        Дверь треснула и отвалилась набок, Андрей упал на одно колено и направил ствол вперед. Еще не разглядев, что там, в прихожей, он заорал:
        - Все легли-и!!
        В квартире раздался мягкий стук локтей - люди укладывались на пол. Когда последнее тело приняло горизонтальное положение, воцарилась могильная тишина. Потом из-за косо повисшей двери сказали:
        - Белкин… Ты, что ли?
        - Профессор?!
        - Ну я, я. Давно не виделись?
        - А я вас… письмецо ваше получил. Думал, уж все…
        - У тебя терминал?!
        Никита Николаевич кряхтя поднялся и выглянул в коридор.
        - Вот молодец, Андрюшенька!
        - Вы живы?..
        - Глупый вопрос, согласись. - Профессор принял у него сверток и тут же начал разворачивать.
        Изнутри послышался шорох - люди вставали и отряхивались.
        - Чужих нет? - спросил Андрей, заходя внутрь.
        - Откуда? Мы вдвоем пришли. Я и дружок твой… Да погоди ты, погоди! - крикнул профессора но Андрей уже ворвался в комнату.
        Забыв про пистолет, он сшиб Илью с ног. Тот налетел на стул и вместе со стулом опрокинулся назад. Не давая Илье опомниться, Андрей ударил его носком в пах. Повторив, уже по пальцам, он наступил ему на горло и направил ствол в лицо.
        Илья инстинктивно закрылся ладонью. Он был так противен, что Андрей его мог бы убить за одно только это.
        - Не стреляй!! - рявкнул Никита Николаевич. - Не стреляй, он с нами!
        - С вами?!
        - Не с «вами», а с «нами». Со всеми нами, и с тобой тоже.
        Эльза, ошеломленная таким натиском, мелко закивала. Вадик, выдвигаясь из-за ее спины, жестами подтвердил: «с нами».
        - Не чуди, - сказал профессор. - Отпусти человека, нас и так мало.
        - Он же из «неотложки»!
        - Это ничего. Мы всем рады.
        - Был, был… - прохрипел из-под подошвы Илья. - Был в «неотложке». Раньше. Черт!.. Да сойди ты с меня!
        - Не понимаю… - молвил Андрей, но ботинок убрал.
        - Если я еще жив, то исключительно благодаря ему, - сказал Никита Николаевич.
        Андрей с сомнением посмотрел на Царапина.
        - И ты тоже, - проворчал Илья. - Благодаря мне… Часы видишь? - Он потряс массивным браслетом. - Мне только кнопку нажать. Я бы успел, даже с отбитыми яйцами.
        - И сюда мы пришли, потому что это единственное место, где тебя не ищут, - добавил профессор. - Раз Илью к тебе послали без поддержки и без оружия, значит, не верят, что ты у себя. Значит, именно здесь ты и находишься. Но, кроме нас, этого пока никто не понял. А Илья при мне с начальством связывался, докладывал, что здесь пусто.
        - Докладывал, - поддержала Эльза.
        - Когда это было?
        - Давно. Если что не так, они бы уже приехали, - сказал Никита Николаевич. - Тебя самого-то где носило?
        - На конвертер ходил, к Белкину. К тому, дознавателю.
        - Иван Петрович на конвертере? Что он там забыл?.. А-а-а!.. - догадался профессор. - Вот оно что… Праздничный тест? Нашего полку прибыло.
        - Убыло, - возразил Андрей. - Дознавателя Белкина больше нет.
        - Что, сломался?
        - Да… вроде того. В общем, на Ивана Петровича не рассчитывайте.
        Он убрал пистолет и, протянув Илье руку, помог ему встать.
        - Озверел ты, Андрюша! Совсем озверел, - сказал Илья, ковыляя к кровати.
        - Это тебе за ту драку в лесу. С тобой они, конечно, спектакль устроили, а меня-то всерьез лупили.
        - Тогда был уговор - святые места не трогать. А ты?.. Мне теперь месяц сметану с орехами жрать!
        - У нас есть суп, - напомнила Эльза. - Из мяса амфибий.
        Секунду все молчали, затем дружно расхохотались.
        - Вы ешьте, а я поработаю, - сказал Никита Николаевич. - Все равно на пяти метрах не усядемся.
        - Он счетчик чинит, - пояснил Вадик. - Чтоб электричество было.
        - Никита Николаевич, у меня все исправно. Лимит закончился.
        - Как закончился, так и начнется, - ответил профессор, шутливо грозя отверткой. - Давно надо было сделать, не пришлось бы экономить. Подкрепитесь как следует, у меня к вам еще поручение.
        - Поручение?
        - Ну, просьба. Ты письмо мое читал? Разжевывать нужно, или сам уже допер?
        - Про «акцию»? Не допер, - признался Андрей.
        - Иди, кушай, - буркнул Никита Николаевич. Табуреток на кухне было всего две, поэтому Илья с Андреем ели стоя. Сердобольная Эльза несколько раз предлагала Царапину сесть - пока тот не сказал напрямую, что сидеть с такой травмой еще хуже.
        - Вкусно, - похвалил Андрей, отставляя тарелку в сторону.
        - Добавки?.. Супа еще много.
        - Н-нет, спасибо.
        - А мне налей, - сказал Вадик. - Мне сил набираться… полотна таскать. Я прикинул - ходок восемь, не меньше.
        - Куда таскать?
        - Сюда. Сейчас электричество наладят, а ты как раз терминал приволок.
        - Ну и что?
        - Он картины свои хочет в Сеть запустить, - сказал Илья. - С Сетью ему и выставка не потребуется. Разошлет в режиме почты по всем адресам.
        - Не по всем, конечно, - засмущался Вадик. - Их, адресов, много. Но сколько успеем - отправим.
        - Ты думаешь, профессор курочит счетчик ради твоего вернисажа? - хмыкнул Илья.
        - А что за вернисаж? - встрепенулась Эльза. - Я не в курсе.
        - Вадик - гениальный художник, - торжественно произнес Андрей. - Давай, поведай Эльзе о своей творческой программе.
        Вадик покраснел от удовольствия и объявил:
        - Программа простая. Доказать людям, что они… как бы… К присутствующим это не относится! - торопливо оговорился он. - Доказать людям, что они твари. И мрази. Все до единого…
        - Продолжай, Вадик, - улыбнулся Андрей.
        - Чего там… Мои картины показывают людям их суть. В идеале нормальный человек должен покончить с собой - не для того, чтобы совершить крутой поступок, а потому, что… ну, жить-то, если честно, незачем.
        - А сам? - спросила Эльза. - Сам зачем живешь?
        Вадик многозначительно улыбнулся и с нескрываемым пафосом закатал левый рукав. Все предплечье, от запястья до локтя, было покрыто тонкими белыми линиями. Шрамы шли строго параллельно - видимо, вскрывая вены, Вадик не забывал и об эстетической стороне дела.
        - Что ж ты с собой?.. - растерялась Эльза. - И на правой?..
        - Там меньше. Всего двенадцать.
        - Двенадцать?! А на левой?
        - Четырнадцать, - высокомерно ответил Вадик. - Посчитай, если хочешь.
        - Да нет, я на слово поверю. А почему же… почему не довел до логического завершения?
        - Банальный вопрос, - отмахнулся он. - Если я умру, кто всем этим заниматься будет?
        - Ты про картины? Значит, ты покинешь этот мир последним?
        - Я так решил.
        Андрей заскучал еще на стадии демонстрации шрамов, но все же остался послушать - скажет ли Вадик что-нибудь новенькое. Ничего нового Вадик не сказал, более того, повторил свои откровения почти слово в слово.
        - Никита Николаевич! - окликнул Андрей, выходя из кухни. - Место у стола освободилось.
        - Иду, иду. Включи свет, Андрюша. Горит? Вот так-то! Вот вам мои шестьдесят баллов! - Профессор слепил кукиш и потыкал им куда-то в потолок.
        - Сеть заработала? Будете рассылать «приветы от академика»?
        - И не только. Напарник твой пообедал?
        В прихожей показался Илья, деликатно промокающий губы несвежим платком.
        - Он мне не напарник, - сказал Андрей.
        - Если акцию не провести сегодня, надо будет ждать еще месяц. За месяц «неотложка» нас в пыль сотрет.
        - А что требуется-то? Для вашей акции. И что за акция?
        - Завтра первое число, - сказал Никита Николаевич. - Завтра - общий тест интеллект-статуса. Народ с утра выстроится у автоматов, будет подставлять глаза к сканерам. К так называемым сканерам, - добавил он со значением.
        - «Называемым»? Что вы имеете в виду? - спросил Илья.
        - Что у некоторых граждан ИС фальшивый, - сказал Андрей. - Не соответствует действительному.
        - У некоторых?! - воскликнул Никита Николаевич. - У всех, Андрюшенька! У всех!! Сканеры не проверяют интеллект, а лишь устанавливают по сетчатке личность и отправляют запрос на сервер. На серверах хранятся досье. Не только на нас с вами - на каждого человека, достигшего пяти лет и прошедшего контроль-один. Сервер отвечает - мол, у этого гражданина столько-то и столько-то. Автомат выплевывает карточку. Человек видит, что его ИС за месяц поднялся на три балла, и прыгает от счастья. Или не прыгает, если ИС опустился. Но к тестированию интеллекта эта процедура отношения не имеет.
        - Здорово нас еб… гхм… - Илья глянул на Эльзу и поперхнулся. - Здорово… Если это, конечно, не ваши фантазии.
        - Не фантазии, - ответил Андрей. - Но я думал, они не всех дурачат, а избранных.
        - А я думал, они другим занимаются, - молвил Илья.
        - Есть старая притча о том, как трое слепцов пытались понять, кто такой «слон». Первый щупал ногу, второй - хобот, а третий - хвост. Первый сказал, что слон - это столб, второй сказал - змея, третий - веревка.
        - Ну и что, профессор?
        - «Неотложка» - это и веревка, и змея одновременно. И хвост, и хобот. И что-нибудь еще, о чем мы и представления не имеем. Всё вместе - это исполинский организм. Сегодня мы его можем больно укусить. Сегодня, или через месяц, тридцатого июня. Но столько времени у нас в запасе нет. Мы вычислили несколько серверов. Сегодня ночью мы до них доберемся и уничтожим базы данных. Многие жители Москвы завтра не получат никакого ответа - их досье будут стерты. Интеллект-статус придется определять заново, при помощи контроллеров, - по-честному, как его определяют в пять, двенадцать и двадцать лет. Все окажутся в равных условиях, тогда и посмотрим, у кого сколько баллов. Но если это сделать в середине месяца, то к первому числу «неотложка» восстановит информацию. А за ночь не успеет точно, на тех серверах около миллиона досье.
        - Вы сказали «мы», - заметила Эльза. - «Мы» - это кто?
        - Дураки, - хмуро отозвался он. - Дураки, болваны и недоумки. Люди, списанные в отход, в мусор. Нам понизили официальный ИС и дали в руки лопаты, но нам не отрубили головы. Нас не отучили шевелить мозгами. По крайней мере, не всех.
        - Нам-то с Ильей что делать? - осведомился Андрей. - Пойти и сломать эти чертовы серверы? Раздолбить их кувалдой? Вдвоем, да?.. Илья, у тебя есть кувалда?
        - Кувалда не нужна, нужны сетевые терминалы, - сказал профессор. - Хорошие. Один для меня и двадцать семь для моих друзей. Всего - двадцать восемь.
        Илья присвистнул.
        - У меня на карте триста крепов, - ответил Андрей. - Уж чем богаты…
        - Покупать мы ничего не будем. У Ильи есть опыт краж, у тебя есть пистолет.
        - Ясненько… - процедил Илья. - Кража с пистолетом - это уже грабеж, Никита Николаевич.
        - Естественно, преступление. Так же, как и то, что они с нами сотворили. Тебя вроде пока не касается, да? Когда коснется, мы уже будем мертвы - я и двадцать семь сетевых специалистов, которых я год разыскивал по блокам.
        - Нет! - воскликнула Эльза. - Не надо этого!.. Как-то по-другому, мирно… по-человечески!
        Андрей мягко ее отстранил и, открыв шкаф, вытащил черный мешок. Потом оценивающе посмотрел на Илью - подойдет ли ему одежда Вадика. Решив, что должна подойти, он понес мешок к выходу. В дверях Андрей остановился и, не глядя на Илью, спросил:
        - Нет?
        - Да, - сказал Илья. - Я с тобой.
        - В кого ты превратился, Андрюша?! - протянула Эльза.
        - В себя. Кажется, я просто проснулся.
        Он вышел в коридор, но Эльза его догнала и схватила за руку.
        - Ты не проснулся, ты в бреду! - горячо заговорила она. - Кто тебя окружает? Вор, старый психопат и этот… Вадик, истеричка в штанах!.. Он это что, серьезно?.. Насчет самоубийств…
        - Серьезней, чем ты полагаешь, - хмуро ответил Андрей. - Илья видел его картины, а уж он-то разбирается.
        - Но это ужасно!
        - Не более ужасно, чем то, что с нами случилось. Профессор прав. А Вадик… по-моему, он просто мстит - всему миру. Ты не дай ему этого сделать, хорошо? Весь мир не виноват, так не бывает. Удержи его. Не нужно эти картины в Сеть запускать. Бардака и без них хватит. Завтра.
        Андрей чмокнул Эльзу и зашагал к лифту. Илья уже стоял у кабины.
        - Что в мешке? - поинтересовался он.
        - Одежда. Людям в городе не безразлично, какие на нас вещи, - выразительно произнес Андрей.
        - Всю жизнь меня корить будешь? - спросил Илья после паузы. - Если б с тобой поработали, как со мной… Ты же у них был.
        - Был. Пряника попробовал, кнутом пока не угощали. Но кнут у них тоже есть, я уверен.
        - Есть, - сказал Илья. - На каждого.
        Они вышли из дома и направились к автобусной остановке.
        - А упрекать… - сказал Андрей, подумав. - Нет, я тебя не упрекаю. Но мне не совсем понятно, зачем ты в это впутался. Ты же не чер, тебе ИС не опускали. Мы за свое глотки рвем, а ты?
        - Так и я за свое. Меня ведь отсюда не вернут, из командировки. Никогда не вернут. Будут использовать до последнего. Меня уже заставили… заставили убить, Андрей. На вербовке об этом и речи не было - только наблюдение, а тут вон чего… Убил… И дальше убивал бы… На моей кредитке хренова куча денег, Андрей! А живу в блоке. Чем я отличаюсь от черов? Ношу то же самое, из гуманитарки, ем то же самое… Между нами нет разницы. Вернее, есть: обычным черам никто не приказывает, они свободней, чем я… Если так не объяснил, то лучше не получится.
        - А со мной какое задание было?
        - Вначале по схеме: познакомиться, проверить связи. Попытаться определить интеллект - не по прибору, а так, общее впечатление. Потом я стал подозревать, что они потребуют тебя ликвидировать. А потом надо было свести вас с этой дамочкой. Когда я почувствовал, что Вадик попрется с нами, передал, чтоб готовили вторую - для него. Он же клиент «неотложки», у него на лбу написано.
        - А что она от меня хочет? - спросил Андрей. - Эта твоя «неотложка».
        - Эта моя «неотложка», - сказал Илья с обидой, - если чего-то хочет, то говорит прямо. А если тебе не сказали, то мне-то откуда знать?
        - Мне сказали. Да я не больно им поверил.
        - Может, и зря… Они не всегда врут.
        Илья забрался в салон автобуса и, загородив пакет от пассажиров, с любопытством заглянул внутрь.
        - Ого! Шмотки дорогие. Откуда? О-о!.. а ботинки-то! Это вы магазин почистили, - сообразил Илья. - Но постой… там же всех поймали.
        - Получается, не всех, - загадочно улыбнулся Андрей.
        - И… там же продавцу репу просверлили…
        - Чего? - спросил Андрей, быстро теряя улыбку.
        - Труп, - коротко отозвался Илья. - Ты?.. И я перед тобой оправдывался?!
        - Не ори, люди кругом.
        - Конвой с-собачий!.. Он меня еще стыдит!
        Сойдя на конечной, они миновали площадку-отстойник и углубились в лес. Когда рокот автобусов стих и просветы между тощими березками исчезли, Андрей свернул к удобному раздвоенному пеньку и высыпал одежду на землю.
        - Я не собирался стрелять, - сказал он. - Мне его дали как муляж, я так и использовал. Попугать, и все. Я вообще не знал, что он стреляет! А он выстрелил… Он не должен был. Вот, посмотри.
        Андрей задрал рубашку и вынул из-за пояса пистолет. Илья повертел его так и сяк, затем выщелкнул магазин и вставил обратно.
        - Никакой не муляж. В стволе электромагнитный ускоритель, в рукоятке аккумулятор и сто двадцать стальных шариков. Нормальное, надежное оружие.
        Он сдвинул флажок предохранителя и выпустил две пули в пень.
        - Дырки есть? Есть. Должен стрелять и стреляет.
        Илья вернул пистолет и нагнулся, выбирая из кучи одежду.
        - Обувь вместе с тряпками… - проворчал он. - Все пыльное, неглаженое… Свалил, как картошку! На конвертере ты за этот гардеробчик полжизни пахал бы.
        - Три с половиной года, - уточнил Андрей. - Не нравится - иди в этом, в брезентовом.
        Илья вырвал у него брюки и, встряхнув, надел.
        - Тесноваты… Ладно, застегнулись. Если ботинки… нет, размерчик мой, - приятно удивился он. - И куртка… А ничего!
        Андрей тоже переоделся и собрал старые вещи.
        - В город мешок не попрем, - сказал он.
        - Не попрем, - согласился Илья. - Нам и без него забот хватит. Ночью профессор с Сетью поковыряется, а завтра уже совсем другая песня будет. Если профессору удастся это сделать…
        - Завтра люди проснутся уже в другом обществе, - закончил Андрей.
        - В справедливом, - поддержал Илья.
        - Если только такие бывают…
        Андрей вручил ему два разрядника, себе же оставил третий и пистолет. Они разложили оружие по карманам и, не сговариваясь, присели на пенек.
        Илья вздохнул и побарабанил пальцами по колену.
        - Во сколько в городе магазины закрываются? - спросил Андрей.
        - В десять.
        - Тогда пора.
        Андрей рывком встал и, закинув пакет подальше в чащу, направился к дороге. Он не оборачивался, но знал, что Илья идет сзади, что спина прикрыта, и от этого испытывал какое-то невероятное спокойствие, почти умиротворение. Это чувство было незнакомым, вернее - полузнакомым, как и нахлынувшая после первого выстрела трезвость.
        Он должен был бояться - тюрьмы, смерти или того, что не достанет терминалы и провалит акцию. Но он не боялся. Возможно, потому, что необычная ясность заполнила все его сознание и не оставила для страха места. Возможно, потому, что отступать было и поздно, и некуда.
        Пройдя по длинному мосту, они оказались на внутренней стороне кольцевой дороги.
        - Машину водишь? - спросил Андрей.
        - Давно не практиковался. А что?
        - Лови такси.
        Илья недоуменно подвигал бровями и подошел к бордюру. «Канареек» проезжало много - но все они были заняты.
        - Кого же арестовали, если не вас с Вадиком? - вспомнил Илья. - В новостях говорили, убийцы найдены.
        - Ты про магазин? Такое впечатление, что «неотложка» это дело притушила. И второе - тоже.
        - У вас еще и второе было?!
        - Не пешком же мы вернулись.
        - А, понятно. Вышел в свет, парнишка, ничего не скажешь!
        - К Эльзе полиция нагрянула, а там уже эти были… С палочками своими бестолковыми.
        - С шокерами, что ли?
        - Откуда мне знать? Черные такие, сантиметров по двадцать.
        - Это шокеры, и они, Андрюша, очень даже толковые. Если ты их в действии не видел, то тебе крупно повезло. Они электромагнитные, как твой пистолет, но стреляют не шариками, а металлическими стрелками. Стрелка попадает в тело и растопыривается - вроде зонтика. Боль непередаваемая. А кроме того, сплав окисляется. Если этот зонтик не удалить, через шесть часов сдохнешь от заражения крови. Кто и умудрялся с ним удрать, потом сам в полицию приползал.
        - Это же варварство…
        - Санкционировано Этическим Советом. Вон, свободная! - Илья встрепенулся и вытянул большой палец.
        У обочины остановилась пустая «канарейка». Водитель, сплошной живот с руками и головой, подозрительно покосился на пассажиров и сказал:
        - Карточку в счетчик вставьте. Если она у вас вообще есть.
        Андрей, изобразив оскорбленное достоинство, вручил ему кредитку. Узкое окошко на приборной панели высветило «302 к/п».
        - А ехать куда? - спросил таксист.
        - К смотровой башне, - помедлив, ответил Андрей. - Дальше покажем.
        Они с Ильей устроились на заднем сиденье, и машина рванула с места.
        - Поиздержались вы, однако, - заметил водитель. - И видок… На черов каких-то похожи. Что, праздник продолжается? - ухмыльнулся он в зеркало.
        - Третьи сутки гудим, - сказал Илья. - Сил уже нет.
        - Так что, домой?
        - Домой… - устало произнес он.
        - Адрес-то вы не назвали. Может, мимо башни и не надо, покороче дорога найдется. А то у вас впритык. Адрес… - таксист выжидательно замолчал. - Адрес-то?..
        - Двадцать Седьмая Восточная улица, - механически выдал Андрей.
        - Конечно, к смотровой вам не надо. Сейчас бы накрутили!..
        Водитель попытался обернуться, но уперся животом в руль и лишь неопределенно пошевелил в воздухе пальцами.
        - Крюки по городу делать - это не с вашими финансами. Нет, ну и довели вы себя праздничком…Черы, натуральные черы! Я и останавливаться-то не хотел. От них неприятности одни.
        - А правда, что вы за это страховку получаете? - спросил Андрей. - За всякие там неприятности.
        - Ты что, Конституцию не читал? - искренне удивился водитель. - Государство гарантирует безопасность. Черным по белому.
        - Ага… А что оно еще гарантирует?
        - Ну, эту… самореализацию личности. Полную и всестороннюю. Нет, ты что, не читал?
        - А сколько можно получить, если, допустим, машину отберут?
        - «Канарейку»-то? - весело отозвался таксист. - Полная стоимость, плюс моральный ущерб.
        - Это сколько будет? Примерно.
        - Сумма какая? В зависимости от машины. И от того, как отнимут, - по-плохому, или совсем по-плохому. А так… ну, тысяч двести. Эх!.. Мне бы двести тысяч! - мечтательно проговорил он. - Бросил бы эту баранку, похудел бы. Завел бы себе магазинчик. Аккуратненький, на уголке, чтоб с двух сторон витрина. Торговлю бы открыл. Можно шмотками, можно аппаратурой. Только не овощами, они портятся.
        Илья с Андреем напряженно переглянулись.
        - Ни тебе пробок, ни аварий, ни придурков на встречке, - продолжал таксист. - Сидишь, а денежки капают. Эх-х!.. Двадцать Седьмая, да? А дом какой?
        - Двадцать седьмой, - брякнул Андрей.
        - Значит, двадцать семь - двадцать семь. Не забудешь, - сказал он, поворачивая на развилке влево.
        Дорога плавной дугой уходила за парк. Описав полукруг, машина въехала в рощу - не слишком широкую, но достаточно плотную для того, чтобы скрыться от ближних домов.
        - А если не просто отнимут, а еще по башке дадут? - поинтересовался Андрей. - Если совсем по-плохому?
        - Вот ты настырный!.. По башке - это тоже смотря как. С сотрясением или нет. За сотрясение, конечно, тысяч пятьдесят государство накинет. Родная Республика в беде не бросит, - добавил он без иронии, даже с гордостью.
        - Тут останови, - сказал Андрей.
        Илья перестал качать ногой и сел поудобней.
        - Зачем? - спросил водитель. - У вас еще полторы сотни на карте.
        - Мы лучше пива выпьем. А доедем на автобусе.
        - Да где вы здесь пиво увидели? И автобусы здесь не ходят.
        - Тормози, сказал!
        Андрей дождался, пока машина не встанет, и ударил таксиста по затылку.
        Илья выскочил на улицу и распахнул переднюю дверь.
        - Тяжелый!..
        Андрей обежал машину и взял водителя за плечо. Вдвоем они кое-как вытащили его на дорогу и заволокли в кусты.
        - Ты богатый человек, - отдуваясь, проговорил Илья. - Открывай торговлю. И худей.
        - Без театра! Он все равно не слышит.
        Илья сел за руль и, держа руки на весу, осмотрелся. Затем поддел ногтем плоскую крышку на панели и провел по кнопкам.
        - Так… Магазин нам нужен не большой. Из большого мы не уйдем.
        - И не маленький. В маленьком двадцать восемь терминалов может не найтись.
        - Средний, - заключил Илья. - Так… так… Слушай! В Москве столько средних магазинов!..
        - В переулочке.
        - В переулочках тоже… Вот нормальный, - он ткнул пальцем в красную изломанную линию на карте.
        Илья снова осмотрел приборы, робко повращал руль и, выжав из машины надсадный скрежет, тронулся вперед. Проехав метров сто, он осмелел и увеличил скорость. Еще через пятьсот Илья окончательно вошел во вкус и принялся разгоняться, пока не запищал зуммер в бортовом терминале.
        Выехав из парка, они влетели в пестрый квартал. Дорога слилась с широкой улицей и разделилась на четыре полосы.
        - А, черт! - прорычал Илья и накрыл правой ладонью часы.
        - Не выкобенивайся, - предупредил Андрей. - Двумя руками руль держи.
        - Тихо!.. Да, на связи, - ответил он, поднося часы к лицу. - Да… Я? В Бибиреве, где мне еще быть… Нет, не попадался… Хорошо.
        Он опять потрогал браслет и неистово почесал голову.
        - Про тебя узнавали.
        - Я понял. Что еще говорили?
        - Что скоро отзовут из блока. Они мне это уже сто лет обещают… Вот он, наш средний магазин, - сказал Илья, заворачивая в переулок и указывая на витрину с мониторами. - Где остановимся? Давай у самого входа. Носить ближе.
        - У самого не надо. Посередине.
        - Где?..
        - Да прямо здесь. Вставай лицом к перекрестку. Чтоб тебя никто не объехал.
        - Далеко до магазина-то, - возразил Илья.
        Андрей лишь строго на него посмотрел и, приготовив разрядник, вышел из машины. С тротуара он любовался, как Илья неуклюже, в три приема, разворачивается и перегораживает узкую проезжую часть.
        Вскоре в переулке появился громоздкий, как айсберг, голубой автомобиль. Водитель с иронией следил за эволюциями «канарейки» и, судя по губам, язвительно комментировал. Пассажир на первом сиденье ухмылялся.
        Завершив разворот, Илья окончательно закупорил дорогу. Водитель «айсберга» растерянно поморгал и мимикой выразил желание проехать на перекресток. Андрей махнул ему рукой и пошел навстречу, якобы собираясь что-то спросить. Пассажир опустил стекло и придал лицу выражение предельной любезности.
        Подойдя к голубой машине, Андрей склонился у окна и прижал к полированному кузову разрядник. Индикатор показывал максимальную мощность: пять зеленых точек, и шестая - красная.
        - Здравствуйте, - сказал мужчина.
        - Здорово, - сказал Андрей.
        Автомобиль чем-то фыркнул, потом зашипел и замер. Из-под капота заструился тонкий дымок. Люди в салоне оцепенели.
        Андрей подергал пассажира за локоть - тот зашатался всем телом, как восковая фигура.
        Сбоку длинно просигналили - за голубым «айсбергом» пристроилась вторая машина. Илья поприветствовал водителя и дотронулся контактным усиком до крыши. Мужчина за рулем вздрогнул, будто икнул, и уставился в одну точку.
        В течение минуты Илья с Андреем вывели из строя еще две подъехавших машины и все, что были припаркованы у тротуара. Переулок подавился глухой пробкой. Больше сюда никто не заезжал - при виде затора люди сразу сворачивали.
        Убедившись, что дорога забита надежно, Андрей кивнул Илье и, спрятав разрядник, направился к магазину.
        Внутри у самого входа они наткнулись на немолодую женщину с ярким макияжем и тусклыми, как пуговицы, глазами.
        - Добрый вечер, - промолвила она. - К сожалению, мы закрываем. Зайдите завтра.
        Андрей положил ладонь на пояс, но Илья едва заметно потеребил его за рукав.
        - Что, уже десять? Жаль, - сказал он. - Вы не подскажете, кто в этом районе работает до одиннадцати? У кого мы могли бы приобрести крупную партию терминалов.
        - Крупную партию?..
        - Не знаю, может, для вас она и не крупная. Для нас - крупная. Нам нужно двадцать восемь штук.
        - Подержанных?
        - Нет, конечно. Новых.
        - Но… новых?.. Двадцать восемь?!
        - Если вы будете переспрашивать, мы и к одиннадцати не успеем.
        - Секундочку. Алексей Валерьевич! - крикнула женщина куда-то в сумрачный зал. - У нас клиенты! Пожалуйста, - проворковала она, вновь обращаясь к Илье. - Разумеется, мы вас обслужим.
        Переступив через порог, Андрей ахнул - магазин от пола до потолка был заставлен мониторами, ресиверами для спутниковых программ, сетевыми терминалами, комбайнами, совмещающими все эти функции, и еще такими аппаратами, о которых он даже не слышал.
        Особенно Андрея поразила правая стена - она целиком состояла из экранов. Все экраны были включены, и все показывали его, Андрея. В грязных штанах и отвратительно мятом свитере.
        - Наша фирма проводит полную замену техники, - сообщил Илья.
        Он оглядел шеренгу терминалов и, выбрав самый дорогой, сказал:
        - Эта модель нам подойдет.
        - Алексей Валерьевич, - отчаянно позвала женщина. - Где вы?
        - Да-да!
        Из-за ближнего штабеля появился худенький старичок.
        - Двадцать восемь штук, - солидно изрек Илья. - Вот этих.
        - Двадцать восемь, - повторил себе под нос старик. - Вы заберете сейчас, или вам их доставить завтра утром?
        - Сейчас, - сказал Андрей. - Тележка у вас найдется?
        - Конечно. Я распоряжусь. Но вы не подъедете, у нас тут какое-то столпотворение. Никогда ничего подобного не было.
        - Мы остановились у перекрестка.
        - Прекрасно. Грузчик довезет на тележке и все вам аккуратно уложит. Позвольте карточку…
        Андрей протянул ему кредитку, но в последний момент отдернул руку.
        - Сначала мы убедимся, что техника в порядке. Пусть ваш грузчик принесет терминалы сюда. Мы их проверим и после этого оплатим.
        - Да, безусловно. Верочка, сходи, поторопи Ивана. Двадцать восемь, Верочка!
        - Я помню, Алексей Валерьевич.
        Женщина скрылась в боковом проходе. Старик нетерпеливо прогулялся вдоль ряда ресиверов.
        - И что, большая у вас фирма? - спросил он.
        - Средняя, - ответил Илья. - А у вас как дела? Трудно, наверное, с магазином управляться?
        - О, нет. Я унаследовал бизнес от отца, всю жизнь торговал аппаратурой. Для меня это вовсе не трудно. Я ничего другого и не умею… Верочка! Где вы там?
        Женщина, цокая каблуками, вернулась в зал. Следом показался какой-то увалень, толкавший тележку с плоскими коробками.
        - Двадцать восемь? - уточнил Андрей. - Мы будем проверять каждый.
        - Конечно, конечно.
        - И все-таки мне кажется, торговля - дело непростое, - заметил Илья. - У вас большой коллектив. Неизбежны конфликты…
        - Какой же большой? Верочка - продавец, Иван - подсобный рабочий. Ну, и я. Мы не конфликтуем.
        - Три человека - и на такой магазин? - усомнился Илья.
        - Зачем мне вас обманывать?
        - Иван, будьте добры… - сказал Андрей, взмахивая пистолетом. - И вы, Вера. И вы тоже. Встаньте в центр. Руки спереди, чтоб я видел.
        Все трое сгруппировались, как на семейном фото.
        Илья вытащил из кармана разрядник и довез тележку до дверей.
        - Не волнуйтесь, у нас товар застрахован, - проговорил старичок.
        - Это вы мне? - спросил Андрей. - Я и не волнуюсь.
        - Сигнализации у нас нет. Вы только не стреляйте.
        - Выходим и медленно идем к перекрестку, - сказал Андрей. - Порядок такой: хозяин, Иван и Вера. Желательно смеяться, но не очень громко. Одно подозрительное движение, и вашу страховку получат родственники. Когда дойдем до машины, Иван начинает перекладывать, остальные продолжают смеяться. Потом возвращаетесь сюда. В том же порядке. Вперед!
        Илья выкатил тележку на улицу. Персонал магазина покорно плелся за ним, замыкал цепочку. Андрей. Хозяин выглядел человеком здравомыслящим, однако ствол под курткой Андрей не опускал.
        Все прошло на удивление гладко. Иван, не делая ничего лишнего, перегрузил коробки на заднее сидение.
        - Теперь уходить? - сквозь зубы спросил он.
        - Валяй… Стоп!
        Андрей заметил на сером асфальте дорожку из черных капель, и левой рукой взял Веру за щеки. Ее окаменевшее лицо не выражало ни страха, ни отчаяния - лишь дикое, нечеловеческое напряжение, а из носа, перечеркивая губы крестом, стекала струйка крови.
        - Не надо так бояться, Вера. Мы не желаем вам зла.
        У нее заиграли желваки.
        - Не реветь! - процедил Андрей. - Обратно. Марш!
        Троица выстроилась гуськом и отправилась к магазину.
        В переулке было все так же тихо и по-летнему безмятежно. Автомобили стояли, словно в ожидании сигнала светофора. Люди в салонах не шевелились. Издали их можно было принять за спящих - если не знать, что все они спят с открытыми глазами.
        На самом перекрестке затора не возникло. Юркая «канарейка» срезала угол по тротуару и выскочила на соседнюю улицу.
        Илья вызвал на бортовом терминале карту и проложил кратчайший путь до кольцевой.
        - К двенадцати, тьфу-тьфу, поспеем, - сказал он. - Нет, ничего… Нормально, а?
        - Нормально… - задумчиво произнес Андрей. - Только дед мне не понравился. Дедок непростой какой-то…
        - Да ладно тебе! У него все застраховано, ему не жалко. Когда бы он их продал, двадцать восемь штук! А тут мы. А деньги он свои получит, не переживай.
        - Я не за него переживаю, - ответил Андрей. Он взял из стопки верхний терминал и, справившись с мудреной упаковкой, достал плоский чемоданчик. Затем разорвал вакуумную пленку и, нерешительно побарабанив по сияющей крышке, откинул ее вверх.
        - Вроде хороший, - сказал Илья. Андрей запихнул терминал в коробку и бросил ее на сиденье.
        - Профессор разберется, - беспечно добавил Илья. - На то он и профессор.
        «Канарейка» пересекла какой-то широкий проспект, нырнула в тоннель и, наконец, встала на прямую дорогу, ведущую из города.
        Впереди уже замаячила развязка у малого кольца, когда Илья раздосадованно хлопнул по рулю и сказал:
        - Вот и они…
        Андрей посмотрел в зеркало - их догонял большой автомобиль тревожно-оранжевого цвета. Патруль.
        - Ствол доставай, чего ждешь! - воскликнул Илья.
        - Нет… Не отстреляемся мы от них. Вот что… Тормози.
        - Спятил?
        - Останавливайся! - приказал Андрей. Илья тяжко вздохнул, но спорить не посмел. Снизив скорость, он принял вправо и… оторопело проводил взглядом оранжевую машину. Патруль обогнал «канарейку» и понесся дальше.
        - Черт-те что… - выдавил Андрей. - Комедия какая-то.
        - Ты чем-то недоволен?
        - Старик должен сообщить в полицию. И нас должны искать.
        - И если бы нас положили на землю, надели бы наручники - это было бы лучше… Да?!
        - Хуже, - ответил Андрей. - Зато натуральней.
        - Знаешь, что? Философ ты вонючий!.. Первый срок отсидишь, вот тогда и будешь рассуждать, что - натурально, что - не натурально… А я так скажу: повезло - радуйся. Радуйся, что все так закончилось.
        - Я радуюсь, Илья, - невесело сказал он. - Радуюсь. Но не очень сильно. Потому, что ничего еще не закончилось. И даже не начиналось.
        До блока они добрались глубокой ночью. Илья пропустил поворот с кольцевой, и им пришлось ехать к следующей развязке. Когда «канарейка» с выключенными фарами подкатила к дому, на небе уже горели все звезды до единой.
        Во дворе и на прилегающей улице не было ни души, лишь у гуманитарной лавки темнел фургон с надписью «Продукты долгого хранения».
        Андрей прислушался.
        - Чего встал? - вполголоса спросил Илья. - Давай перетащим, потом я машину отгоню куда-нибудь.
        - Давай… - отрешенно ответил Андрей.
        Они взяли по четырнадцать терминалов - стопки доставали до самого подбородка. У подъезда Андрей оглянулся - возле «канарейки» величаво прошел упитанный кот. Больше никого не было.
        - Вот молодцы! - сказал Никита Николаевич. Приняв у Андрея часть коробок, он отнес их к монитору и тут же начал распаковывать. Остальные Андрей сложил на кровать и бросил сверху пистолет с разрядником.
        Пространство между кроватью и шкафом было забито картинами. Вадик, царапая обои, перекладывал полотна - Эльза смотрела на него с нескрываемой ненавистью.
        - Что ваши друзья, профессор? - спросил Андрей. - Не пришли еще?
        - Я связался, они готовы. А не пришли, Андрюшенька, потому что я не был уверен в вашем возвращении. Но раз вы живы и не с пустыми руками… скоро они явятся.
        - Какая же вы сволочь, Никита Николаевич! - выпалила Эльза.
        - Мы тут, девочка, не дискуссию затеяли, а войну, - спокойно реагировал профессор. - На войне все сволочи находятся по ту сторону. А все, кто по эту, - союзники.
        Он отодвинул от себя ворох пустых коробок и потянулся за следующей партией.
        - Подвиньте, пожалуйста… Терминалы вы привезли отличные. Конечно, не последнее поколение, но техника весьма достойная. Повоюем.
        - Воюйте, а мне еще машину убрать, - проговорил Илья.
        - Погоди! - остановила его Эльза. - И ты, Андрей. Что с вашим художником делать? Он собирается все картины отсканировать, и в Сеть… Я не могу!.. Я ему серьезно, а он отшучивается!
        - Да пусть люди посмотрят… - сказал Илья, порываясь уйти.
        - Но как же?! - вскричала Эльза. - Ой, а что это на вас?.. - насторожилась она. - Где вы одежду новую взяли? Дорогая… Тоже украли?
        - Нет, они у Андрюхи еще с прошлого…
        Андрей выразительно посмотрел на Илью, и Эльза, перехватив его взгляд, начала отступать.
        - Так это ты?.. Ты убил?!
        - Нет, Эльза! Послушай…
        - Ты продавца убил. Это ты… Те трое не врали. Вадик! - требовательно позвала она, но тот притворился, что занят с картинами.
        Эльза продолжала пятиться, пока не уперлась спиной в шкаф.
        - Вы все… - сказала она. - Все вы здесь… А сейчас?.. Сколько вы убили за эти терминалы?
        - Ну что ты… Обошлось. Я его и с предохранителя-то не снимал.
        Андрей попытался ее погладить, но Эльза оттолкнула руку и неожиданно схватила его запястье.
        - А это?! - крикнула она. - Это, на манжете!.. Это же кровь!!
        Он покосился на свой свитер - рукав действительно был испачкан.
        - Кровь не оттуда… - беспомощно произнес Андрей. - Это бабы той… в смысле, мы ее не убили… она сама…
        - Эй, ребятки! - подал голос Никита Николаевич. - Что вам подсунули?
        - Бракованные?!
        - Нет, все исправные, но один… ерунда…
        Никита Николаевич открыл терминал и, шумно сглотнув, поднялся со стула.
        - Это же… смахивает… Андрюша, вы маячок привезли. Радиомаяк, да. Сволочи…
        Все замерли и перестали дышать, будто из комнаты выкачали воздух. Кажется, даже сердца начали биться медленней и слабее. Повисла нервная тишина - как перед взрывом.
        Где-то во дворе мяукнула кошка.
        А потом взорвалось.
        Рама с оглушительным звоном влетела внутрь и опала водопадом осколков. За окном включился прожектор - в слепящем белом квадрате возникли две фигуры на тросах. Одновременно, ни секундой позже, обрушилась часть потолка, и из отверстия на пол спрыгнули еще двое в бронешлемах.
        Четыре бойца тут же заняли места по углам и выставили шокеры. На какое-то мгновение снова стало тихо, потом в дверях раздались шаги.
        Скрипя бетонной крошкой, в комнату вошел Сергей Сергеевич.
        - И вы здесь, профессор? - спросил он с некоторой иронией, но без позерства. - Я-то думаю: кто это свои «приветы» по Сети рассылает? Двадцать семь приветиков насчитали. Не ошиблись мы, нет?
        Никита Николаевич ринулся к монитору, но ближний боец опередил его выстрелом. Экран глухо лопнул и исторг облачко сиреневой пыли.
        - Не надо, профессор, не мельчите. Все уже у нас. Причем давно.
        - Почему давно?.. Как давно?.. - бессмысленно проблеял тот.
        - А, вы про маячок? Это так, страховка. Ваших людей мы начали брать еще час назад.
        Сергей Сергеевич заложил руки за спину и, насколько позволяла комната, прогулялся туда-сюда.
        - Значит, воришка… к тому же, изменник, - он зыркнул на Илью. - И маляр, мечтающий умертвить все человечество. И великий революционер… И с ними неумная девица, опущенная за излишнее любопытство. За пошлое женское любопытство…
        Сергей Сергеевич остановился и с искренним удивлением посмотрел на Андрея.
        - Что ты здесь потерял? Среди этих странных людей.
        - Я не потерял, я нашел. Себя нашел.
        - Эт-то ты, братец, заблуждаешься. Нашел тебя я. Лично. Двадцать семь лет назад, после первого контроля, тебе присвоили код «ЧР». Почему? Сказать? Да потому, что тебя испугались. У Республики был интерес к биологам. Ну, к потенциальным, конечно. И к математикам. А ты для другого рожден, Андрюша.
        - Для работы в «неотложке», да?
        - Куда ж без нас? Кто бы твоего Вадика укоротил, если б не мы? Будь у него выставки, одной жертвой не обошлось бы.
        - Какой еще жертвой? - спросила Эльза.
        - Обыкновенной. Попался внушаемый, слабовольный человек.
        - И… что?..
        - Он понял, что жить ради самой жизни не стоит, - ответил Вадик. - А больше в ней ничего нет, в жизни.
        - Остается лишь напомнить, что внушаемый человек был его младшим братом, - сказал Сергей Сергеевич.
        - Брата?! - воскликнула Эльза. - Ты своего брата?.. И ты хотел это в Сеть?!
        Она бессильно опустилась на кровать и с надеждой посмотрела на Андрея.
        - Это правда, - сказал он. - Мы все кого-то убили. Кроме профессора, наверное.
        - Я не убил, я объяснил, - отозвался Вадик. - И никто мне не помешает. Мне только краски… Но на краски я всегда заработаю.
        Он хотел сказать что-то еще, но вдруг согнулся и, издав короткий стон, повалился на бок.
        Эльза вскрикнула и отбросила пистолет - он проехал по полу и уткнулся Андрею в ботинок. Андрей быстро поднял ствол, но увидел нацеленные на него шокеры.
        - Хочешь меня прикончить? - разочарованно спросил Сергей Сергеевич. - Да за что же? Впрочем, если уж так хочется… Убей меня, чер Белкин.
        Андрей обвел взглядом комнату. Эльза каталась по кровати и выла - рукав на ее рубашке был разодран черным «зонтиком». Вадик лежал возле шкафа, откинувшись на картину «Два человека, поедающие друг друга». Хотя картины у него были без названий - с одними номерами… Никита Николаевич сидел, ссутулившись, возле пустого монитора. Илья стоял рядом, бесконечно качая головой: «не надо, не надо, не стреляй…»
        Андрей шевельнул стволом и нажал на курок. И еще раз. И еще.
        Пистолет молчал.
        - Он стреляет, когда я позволю, - сказал Сергей Сергеевич и грустно улыбнулся.
        - Вы им управляете?!
        - Как монитором, с дистанционного пульта. - Он показал маленький пластмассовый кругляшок и сунул его в карман.
        - Вы им… вы мной!..
        - Не расстраивайся. Всеми кто-то управляет. Кем жена, кем судьба… А кем-то - я. Профессор, вам вернут вашу тысячу триста баллов, - сказал Сергей Сергеевич безо всякого перехода. - Даже полторы. Считайте, за моральный ущерб. Вроде страховки. Вы согласны?
        - На что? - спросил Никита Николаевич, глядя в пол.
        - А ни на что. Условий нет. Завтра, первого числа, будет тест. У вас будет тысяча пятьсот баллов. Мне ничего не надо взамен, вы просто вернетесь в город. Вас это устраивает?
        Никита Николаевич облизнул пересохшие губы.
        - Устраивает… Да.
        - Ты, Царапин, - обратился Сергей Сергеевич к Илье. - Завтра получишь новые карты, за исключением кредитной. Кредитка у тебя своя - та, на которой полмиллиона. И вали хоть на север, хоть на юг. Устраивает? Вот и славно… И вы, милочка.
        Эльза отозвалась жалобным мычанием.
        - Вам-то, я полагаю, сейчас одного хочется - от стрелки в руке избавиться. Это само собой, мы же гуманные люди. Ну, а кроме того, - обещанный Кембридж. Поедете? Поедет, куда денется, - уныло сказал он Андрею. - Так кто с тобой остался? С кем революцию делать будешь? С ними? Они уже не желают. Их уже все устраивает. С этого момента твои друзья - самые лояльные граждане Республики. Эх, Белкин… На кого ты нас променял? Меня и Гертруду. Кстати…
        Он щелкнул пальцами, и один из бойцов выбежал из комнаты. Спустя минуту из коридора донеслись парные шаги: военные ботинки и легкие туфельки.
        Боец появился уже без шокера, а может, это был и не тот - они все носили непроницаемые шлемы и казались похожими, как консервы в гуманитарке. Посторонившись, он пропустил вперед Гертруду.
        - Здравствуй, Андрей, - кивнула она.
        - Зачем ты здесь?
        - Сообщить тебе одну новость. Вчера я прошла тест… Не интеллекта, другой. Эти тесты только женщины проходят. Поздравь меня, результат положительный. Или себя поздравь… это уж как решишь. Так что придумывай имя. Сроку - до февраля, как раз до зимнего праздника.
        Гертруда могла и врать, но что-то Андрею подсказывало: она говорит правду.
        Он расшвырял ногой коробки из-под терминалов и сел на стул. Потом растер по лицу грязь и пот и снова осмотрелся.
        Вадик лежал на полу, заливая «поедающих людей» кровью. Никита Николаевич увлеченно исследовал бусинку радиомаяка. Илья переминался с ноги на ногу, однако по глазам было видно, что мысленно он находится уже не здесь, а в каких-то теплых краях. Эльза мучительно ворочалась, баюкая раненую руку.
        Андрей поиграл нестреляющим пистолетом и отбросил его в сторону.
        - Не думал, что буду кому-то так нужен, - задумчиво произнес он. - Кроме Барсика… кроме существа.
        - Твой Барсик умер.
        - Да. Барсик умер. И его скормили другому.
        - Значит, так надо, - отозвался Сергей Сергеевич. - Мы все что-то едим.
        - Или кого-то…
        Глава 15
        Спустя несколько месяцев
        Андрей переплыл бассейн по диагонали и, поднявшись по хромированной лесенке, накинул теплый махровый халат. В зале было совсем не холодно, скорее даже жарко, но за окном творилось такое, что кожа покрывалась мурашками.
        На улице второй день бушевала вьюга, и в завтрашнее прояснение Андрей верил с трудом. Разве что метеорологи расстараются, наведут в небе порядок. И пусть попробуют не навести. Двадцать седьмого февраля на всей территории ТДР должно быть солнечно круглые сутки, как пошутил один академик.
        Андрей вытер лицо и, кинув полотенце на мраморный бордюр, со сладким стоном ухнул в виброшезлонг. Жизнь в блоке научила его ценить маленькие радости, и он их ценил. Андрей достал пальцем ноги низкую тележку на колесиках и подкатил ее к себе. Много соков и лимонада. Алкоголя он в доме не держал.
        Телемонитор под высоким потолком, здоровенный «Тошиба-Рубин Электронике», сыграл тему из Вагнера, и Андрей, отыскав среди стаканов радиопульт, ткнул в кнопку.
        На экране возникло псевдообъемное изображение:
        Эльза, тоже в шезлонге и тоже возле бассейна, только поскромнее.
        - Привет, - сказала она.
        Ей явно льстило, что она вот так может поздороваться с Андреем. Просто «привет».
        - Привет, - повторила Эльза. - Не отвлекаю?
        - Отвлекаешь, конечно. От мыслей о тебе.
        - О-о!.. У меня учащается пульс. Поздравляю с рождением сына, - улыбнулась она. - Имя уже дали?
        - Нет еще. А кто протрепался?
        - Илюша. Мы с ним часто видимся. Он в Гамбурге галерею открыл. Самое модное место в Европе.
        - Слышал. Те картинки там тоже висят?
        - Ну! Гвоздь программы.
        - И как? Никто пока не вздернулся?
        - Вроде нет.
        - И не вздернется, - спокойно сказал Андрей. - Вадик был большим идеалистом. А что там у вас с погодой?
        - В Кембридже неделю снег с дождем идет. Слякоть, противно.
        - Ничего, завтра будет лучше.
        - Естественно, - отозвалась Эльза. - Ко Дню Единения всегда лучше. Народная примета.
        - Как учеба? Сергеич тебя в аналитический отдел прочит. Ты уж не подведи. И вот… У вас на факультете есть некая Белкина…
        - Я понимаю, о ком ты. Если честно, у нее еще ветер в голове.
        - Молодая… Присмотрела б ты за ней. Все-таки наставником была, у тебя опыт.
        - Это можно…
        Эльза опустила глаза и, помедлив, спросила:
        - Вы с Гертрудой отношения оформлять не собираетесь?
        - Что оформлять, если их нет?
        - Да?.. Хочешь, я тоже тебе кого-нибудь рожу?
        Андрей засмеялся.
        - «Кабы я была царица»… О'кей, приезжай на каникулы, поработаем над этим вопросом.
        - «Царица»! - фыркнула она. - Сказки читаешь?
        - Рад бы, да времени нет. Приезжай, я серьезно.
        - Каникулы не скоро, весной.
        - Это мы уладим. Значит, завтра я тебя жду. День Единения как-никак.
        Эльза кокетливо наморщила носик:
        - Уломал. Тогда до завтра.
        Андрей выключил монитор и, хлебнув сока, взял с пола терминал. Введя пароль, он открыл список кандидатур на внеочередной праздничный тест. Сергей Сергеевич наметил шестьдесят одного человека - разумеется, только по Москве, за остальные регионы отдувались другие. Сергеичу Андрей доверял, но список хотел проверить лично.
        Пролистав шестьдесят один отчет, он пришел к выводу, что ошибок нет, и дал указание социальной службе готовить места в Бибиреве-6, Бибиреве-12 и Ясеневе-16. Этой зимой на конвертерах не хватало рабочих рук, поэтому Андрей дописал: «всем - от 73 до 80 баллов».
        Задумчиво поводив пальцем по экрану, он вернулся в конец списка. Между гражданами ТДР Чуваевым и Чусовой он вставил гражданина Чумакова, а в графе «Отметки» указал: «особое решение». С особыми решениями никто спорить не станет, тем более - с его, Андрея Белкина, решениями. А шестьдесят один или шестьдесят два - это для Тотальной Демократической Республики не принципиально.
        Андрей отложил терминал и, сняв халат, с разбега прыгнул в воду. Вынырнув, он услышал, что его опять вызывают.
        - Да? - сказал он, подхватывая с бордюра полотенце.
        На экране показался Никита Николаевич. От его былой немощи не осталось и следа - худенькая спинка выпрямилась, лицо порозовело, серая пакля на голове превратилась в аккуратную прическу. Никита Николаевич стал свеж и благообразен.
        - Что ж ты начальство голяком встречаешь? - спросил он.
        - Когда это ты был моим начальством?
        - Всегда был, - удивленно вздернув брови, ответил Никита Николаевич. - Еще с тех времен, Андрюша.
        - В те времена начальник у нас был один. Если помнишь.
        - Бригадир? Помню, как не помнить…
        - Академик, ты по делу или от скуки?
        - По скучному делу, Андрюшенька. Ты знаешь наши проблемы…
        - У вас в Этическом Совете всегда проблемы. Хоть бы раз связался просто поболтать. На чаек зашел бы. С печеньицем.
        - Чаек? Я больше коньячок… Так проблемы-то… Иващенко совсем распоясался. Он в Совете дольше всех, ну и решил, что главнее всех. Командует, людей баламутит. Если это будет продолжаться, Совет на фракции расколется. Нельзя этого допустить.
        - Смутьян-ветеран… Он нам полезен. К тому же Иващенко в курсе многих вопросов, тут праздничным тестом не обойдешься. И подоконники у него… слышь, академик? - подмигнул Андрей. - Подоконники у Иващенко не скользкие. Очень не скользкие.
        - Не скользкие, так намыльте, - медленно проговорил Никита Николаевич. - А мы поможем.
        - Ты настаиваешь, - уточнил Андрей.
        - И не я один.
        - О'кей, уладим. А что, погода завтра будет?
        - Будет, куда она денется. Ты бы сам спросил. «Граждане метеорологи, вы еще не в блоке? Кстати, сколько у нас завтра градусов?» Ха-ха!.. Они тогда с ложками на улицу выйдут - снег убирать.
        - Смешно…
        - Ну все, Андрюша, спасибо тебе, и прости, что я так скоренько. Дел невпроворот. Да, поздравляю с сыном! - спохватился Никита Николаевич. - Имя не подобрал еще? Нет? Ну, счастливо!
        Андрей посидел, глядя на погасший экран, и снова взял терминал. Вызвав документы по завтрашнему тесту, он нашел Чумакова и вычеркнул его из списка. Шестьдесят один - вполне достаточно.
        Шестьдесят один, столько завтра сожрет конвертер. Сожрет и переварит.
        Андрей поднялся и подошел к бронированному окну. С холма было видно почти весь город - плоский и пестрый, точно утрамбованный мусор.
        За спиной у Андрея находился мраморный бассейн, виброшезлонг и ассортимент натуральных соков - то, чего он не имел в блоке. А также мощный терминал, квартира в десять комнат и карта с неограниченным кредитом. За его спиной стоял Этический Совет, а значит, и Республика. Но впереди…
        Впереди, на равнине, расстилался чудовищно знакомый пейзаж. Издали дома напоминали коробочки с цветными этикетками - припорошенные снегом, ждущие переработки.
        Метель понемногу стихала. К утру тучи разбегутся и над Тотальной Демократической Республикой засияет солнце. Завтра на всем конвертере обещали хорошую погоду.
        Евгений Прошкин
        Зима 0001
        Говори же всем: вот что в будущем, будущее светло и прекрасно.
        Н.Чернышевский
        Я открываю тебе самый большой секрет: все это галлюцинации.
        Ф.Дик
        АВГУСТ. 1
        Это была Земля. Егор летел над Землей - лежа в удобном коконе, узнавая и не узнавая эту планету, любуясь и ужасаясь.
        Земля почернела и сморщилась, как печеное яблоко. Казалось, вздумай Егор посадить аппарат, бугристая корка хрустнет и провалится. А вместе с ней провалится и он - вглубь, к самому центру, в тяжелую пустоту. Но он не боялся. Возможно, потому, что знал: поверхность лишь выглядит хрупкой, на самом деле она твердая и холодная. Возможно, потому, что помнил: это сон.
        Внизу проплывали острые огрызки домов, запруженные ржавыми машинами улицы и провисшие провода с чудовищными сосульками. За городом начиналось бескрайнее поле вздыбленного льда, покрытое свинцовым инеем. Поле уходило далеко, под самый горизонт, и на пределе видимости сливалось с темно-серым небом.
        Егор парил над погибшей планетой, пытаясь высмотреть в руинах хоть какой-то огонек, но кроме случайно блеснувшей никелированной трубы ничего не приметил. Сколько он сделал кругов? Сто, а может, двести. Пока не проснулся от голода.
        На стене слабо светились цифры 05:14. Рано. Там же, под угловатыми «14», мигала красная точка. Срочное сообщение.
        Егор наощупь взял пульт и так же наощупь ткнул. Обои «выбор дня», веселые желтые ромбики, впитались в сиреневое поле стенного монитора, и на их месте проступил текст.
        НЕ ТОРОПИСЬ СБРАСЫВАТЬ, ПРОЧТИ И ПОДУМАЙ.
        ЭТО ХОРОШАЯ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОРОШАЯ РАБОТА ДЛЯ ТЕБЯ ЛИЧНО.
        ДОСТОЙНАЯ ОПЛАТА ТВОИХ СПОСОБНОСТЕЙ. ОБРАТИСЬ К НАМ.
        За подобные фокусы полагался штраф, но рекламные фирмы держали хороших адвокатов, и судиться с ними было себе дороже.
        - Достали, - буркнул Егор.
        Он выключил экран и перевернулся на бок, но краем глаза отметил, что красная точка не исчезла. В буфере болталось еще одно сообщение, также с грифом «срочно»:
        МЫ ПРЕДЛАГАЕМ ОЧЕНЬ ХОРОШУЮ РАБОТУ. СМОТРИ НА ЖИЗНЬ РЕАЛЬНО. БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ - ЭТО РЕШЕНИЕ БОЛЬШИХ ПРОБЛЕМ. ОБРАТИСЬ К НАМ.
        Адрес был набран так мелко и заковыристо, что сливался в сплошную кудрявую полоску. Подавив желание плюнуть в стену, Егор снова выключил монитор и зашвырнул пульт под кровать. Пусть мигают, ему все равно. Ему еще полтора часа спать.
        Он взбил подушку и попытался изгнать все мысли, однако мысли не изгонялись. «Достойная оплата», «решение проблем»… Сволочи, дотянулись до нужной струнки. «Больших проблем»… Сволочи!
        Егор открыл глаза и уставился в потолок. Теперь уж точно не уснуть. Что за изверги в этой рекламной фирме? Лишить человека покоя для них вопрос престижа. Профессиональные смутьяны, гори они огнем. Интересно, сколько сейчас народу не спит? И ведь додумались - в пять утра!
        Егор вдруг вспомнил, что его разбудила вовсе не реклама, и почувствовал растерянность. И голод.
        Голод ему приснился - вместе с мертвой Землей, и это было довольно глупо. Особенно Земля. Егор хотел бы видеть ее другой, он знал, что она другая, - не разбитая, не обугленная, не засыпанная пеплом. Там бывают зимы, зимой бывает холодно. Наверное, это здорово. Когда повсюду холод, людям становится весело, и они лепят из снега всякие фигуры. В музее протоистории висят четыре картины про Землю, и все четыре посвящены зиме.
        Тем не менее, Егор был уверен, что видел Землю. Эта уверенность родилась во сне, но после пробуждения почему-то осталась и превратилась в нечто осязаемое. Такое, как голод.
        Поднявшись, Егор подошел к почтовому бункеру и заказал банку сардин. Большую банку, поправился он. И, немного подумав, уточнил: две больших банки.
        Спустя минуту консервы прибыли. Кроме рыбы в приемном лотке лежал набор одноразовых вилок и несколько упаковок хлеба. Похоже, оператор экспресс-доставки решил, что здесь затевается крупная пирушка. Увидев трехсотграммовые банки, Егор поразился своей алчности, но аппетит разыгрался так, что не дал ему донести консервы до стола. Егор на ходу вскрыл клапан и, уже ничего не соображая, схватил кусок пожирней.
        Как это все получилось, он не понял. Сгорбившись, Егор пошатывался над столом, а перед ним стояла банка - пустая. С кончиков пальцев капало масло. Он посмотрел на жирную лужицу рядом с босой ногой и тут же, на полу, увидел нераспечатанные вилки. Он медленно присел, собрал рассыпанные куски хлеба и глянул на матовые плафоны. Свет он тоже не включил.
        Егор обернулся к хромированному охладителю напитков и покачал головой.
        - Спятил, да?..
        Отражение виновато вздохнуло.
        Егор опустился на стул и покусал ноготь. От ладони приятно пахло консервированной рыбой. Раньше он эту отраву и за деньги есть не стал бы. Сардины… вкусно… Филе тает во рту. Не дожевав предыдущий кусок, уже высматриваешь следующий. В какой последовательности - разницы нет, они все твои, но это так важно… Процесс. Его нельзя прекращать…
        Такой жор на него напал впервые. Пища словно терялась где-то по дороге к желудку. Когда со второй банкой было покончено, Егор перечитал этикетки на консервах и демонстративно, будто за ним кто-то наблюдал, пожал плечами.
        Поймав себя на том, что косится в сторону почтового бункера, Егор надорвал упаковку с хлебом, но тут же ее отбросил. Хлеба не хотелось. Хотелось одной рыбы.
        Егор сглотнул слюну и налил апельсинового сока, но, подняв стакан, поперхнулся и отставил его на край стола. От сока почему-то мутило.
        - Если б я был бабой, я бы не сомневался… - пробормотал он.
        Нащупывая тапочки, он повозил пятками по полу и вляпался в разлитое масло. Оставляя на фальшивом паркете одинокий блестящий след, Егор прошлепал в душ.
        Аппетит постепенно утихомирился. Через пять минут Егор уже не мог сказать с уверенностью, действительно ли поглотил две банки сардин, или это было частью странного сна про Землю. В кухонный отсек, чтобы не расстраиваться, он решил не заглядывать.
        Холуй, встроенный мажордом, не получив никаких указаний, начал действовать самостоятельно: убрал в стену кровать и развернул две угловых панели, которые превратились в диван и пошлый журнальный столик. Брошенный пульт оказался у дальней стены, и над ним, избавляя хозяина от поисков, загорелся плафон.
        Егор давно мечтал сменить домашний КИ-блок на более толковый. Холуй же по умолчанию, то есть не получая взбучки, всегда делал не то, что нужно.
        - Стол убрать, свет погасить, - приказал Егор. - Режим ожидания до команды «Холуй, привет».
        - Команда «Холуй, привет», принято, - отозвался с потолка его же голос.
        Было время, когда Егора это забавляло. Мажордом с низким квазиинтеллектом имел привычку повторять последнюю фразу хозяина, и в молодости, бывая не совсем трезвым, Егор частенько упражнялся в сквернословии. Иногда ему удавалось построить некое подобие диалога - Холуй послушно матерился, выдавая сложные тирады.
        Часы в стене показывали начало седьмого. Спать уже не хотелось. Егор прикинул, не стоит ли ему почитать, и решив, что не стоит, почувствовал себя обманутым. Он должен был проснуться ровно в семь. С этого момента его жизнь летела кометой - иногда настолько стремительно, что он не мог вырвать из нее ни минуты. Теперь этих самых минут у него оказалось аж пятьдесят, и он не знал, куда их девать.
        Подобрав с пола пульт, Егор плюхнулся на диван и потыкал в кнопки. Все три музыкальных канала передавали что-то тихое и тягучее. Спорт Егора не увлекал, а новости были вчерашние. Он уже собрался выключить монитор, как в верхнем углу запульсировало красное пятнышко.
        Небось опять эти, раздраженно подумал Егор. Скоро люди привыкнут к тому, что под видом срочных сообщений им впаривают рекламу, и перестанут реагировать. А когда случится что-то серьезное, никто и не почешется. Ладно, валяйте.
        Изображение померкло, и на сиреневом фоне выступил заковыристый шрифт:
        ВРЕМЕНА МЕНЯЮТСЯ, МЕНЯЮТСЯ И ПОТРЕБНОСТИ. ЕСЛИ ВОЗМОЖНОСТИ НЕ РАСТУТ, НАСТУПАЕТ КРИЗИС. МНОГОЕ ТЕБЯ УЖЕ НЕ УСТРАИВАЕТ.
        ТЕБЕ НЕОБХОДИМА НОВАЯ РАБОТА. ОБРАТИСЬ К НАМ.
        Егор щелкнул пальцами. Надо было с кем-нибудь поспорить. На деньги.
        У ТЕБЯ НЕТ ВЫБОРА. ОБРАТИСЬ К НАМ.
        Он закинул ногу на ногу и громко сказал:
        - Идите в жопу.
        СТЫДНО, СОЛОВЬЕВ. Я ТЕБЕ НЕ ХОЛУЙ.
        Егор подпрыгнул и выронил пульт.
        - Вы… вы… как это вы?.. - Прошептал он.
        У него возникло желание протереть глаза, но жест был слишком театральным. Глаза ни при чем. Зрение в норме.
        Он поднял пульт и убедился, что голосовая почта не работает. Это было лишнее - индикатор связи на стене не горел. Но все же Егор проверил. А когда снова посмотрел на экран, увидел совсем не то.
        ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ.
        Его фамилии уже не было. Остался текст рекламы, чудной, надо сказать, текст, но все же не такой странный, как личное послание в общей сети. Не такой пугающий, как кличка его мажордома, переданная на весь материк. Кличка, известная лишь ему и Маришке. И, естественно, самому Холую.
        Вероятность того, что морально устаревший КИ-блок вздумал поглумиться над своим хозяином, была даже не нулевой - отрицательной. Значит, все-таки Маришка. Непонятно, как она посмела влезть в его домашнюю систему - это как минимум неприлично. Возможно, она сочла идею столь занятной, что… Да нет, Маришка не могла. Она воспитанная.
        Однако кроме нее некому. Кроме нее и мажордома.
        - Холуй! Холуй!.. Да Холуй же!!
        Егор вспомнил, что назначил новый пароль, и от этого разозлился еще больше.
        - Холуй, привет!
        - Привет, - немедленно ответил голос.
        - Полная проверка жилища.
        - Полная проверка жилища. Предмет?
        - Посторонний доступ.
        - Посторонний доступ. Пятнадцать минут, - предупредил Холуй.
        - А быстрее?
        - Быстрее - четырнадцать с половиной.
        - Работай.
        Егор прилег и повертел в руке пульт. Спортивные каналы транслировали бесконечные заплывы и забеги - это было так же неинтересно, как медленная музыка и вчерашние новости. Красная точка вызова больше не беспокоила. Часы отсчитывали последние мгновения покоя. Скоро завопит будильник. Егор подумал, что сигнал можно бы и отключить, но поленился.
        Если б не дурацкий сон, он бы еще спал. Эта мысль показалась Егору парадоксальной. Он повертел ее так и эдак и, не найдя в ней особых противоречий, прикрыл глаза.
        Однако надо было отключить. Сегодня будильник звенел на редкость пронзительно, и Егор, разыскивая пульт, успел перебрать все проклятья. Часы показывали семь ноль-ноль. В семь ноль одну по умолчанию вспыхнул монитор. Показывали, как на зло, солнце и бухту с яркими парусами.
        - Холуй, привет. Доклад о результатах проверки.
        - Результаты проверки. Запрос некорректен.
        - Доложить о результатах проверки жилища на предмет постороннего доступа, - скороговоркой произнес Егор.
        - Постороннего доступа… Задание на проверку не поступало.
        - Чего-о?!
        - Не поступало, - повторил мажордом.
        - Да ты!..
        Егор свесил ноги и обескураженно замер. Он сидел на кровати.
        - Холуй! Где диван?
        - Меблировка по программе «ночь».
        - И ты его?.. Ах, ну да.
        Егор почесал ягодицы и направился в душ. Такой вариант его устраивал. Сон. Это хорошо. Это все объясняет. Сны - они бывают разные. И такие тоже. Нет, ну надо же…
        - Холуй! Проверь сеть: срочные послания с пяти до семи утра.
        - С пяти до семи срочных посланий не поступало.
        Вот и ладненько. Егор совсем успокоился и шагнул под косые струи.
        - Завтрак готов, - сообщил из динамика вездесущий мажордом.
        - Завтрак?..
        - Две порции форели и порция копченого угря. Необходимое предупреждение: массовая доля жиров превышает норму на…
        Егор перестал дрызгаться и, капая на пол, заглянул в кухонный отсек. Унипечь звякнула и, открыв дверцу, выставила дымящийся поднос.
        - Я не заказывал… - пробормотал он.
        - Заказ поступил в шесть часов одиннадцать минут.
        - Я уже просыпался?
        - Достоверная информация отсутствует.
        - Что ты мне голову морочишь?! - Рассвирепел Егор. - Кто велел готовить завтрак?
        - Хозяин квартиры, Егор Соловьев.
        - А я кто, по-твоему?!
        - Хозяин квартиры, Егор Соловьев.
        - Вот что, Холуйчик, - мстительно проговорил он. - Я тебя сегодня выброшу. Ты мне надоел, ясно? Поставлю что-нибудь поприличней. Слышишь, нет? Поставлю двести сорок пятый.
        - КИБ двести сорок пять. Цена базовой модели - три тысячи триста таксов, - безразлично сообщил Холуй.
        - Слы-ышишь, гаденыш. Ты все слышишь.
        Егор завернулся в полотенце и, покрывая пол сырыми отпечатками, прошел на кухню. Три блюда на выдвижном подносе выглядели весьма привлекательно. Склонившись над тарелками, Егор понюхал и блаженно закатил глаза. Рыбу он не любил, но сегодня, пожалуй, можно было попробовать. Он отщипнул кусочек угря, потом еще один, и еще. Где-то далеко родилась идея сесть за стол и поесть по-человечески, но для этого надо было остановиться.
        Он опомнился, когда на тарелке осталась лишь тонкая, лоснящаяся шкурка. Егор смутился, и это ощущение показалось ему странно знакомым. А после он повернулся к столу. И увидел две пустых консервных банки.
        - Холуй. Кто ел сардины?
        - Сардины. Информация недоступна.
        - Хорошо, кто заказывал консервы?
        - Заказов на консервы не поступало.
        - Ты меня не выводи. Кто пользовался почтовым бункером? Этой ночью.
        - Ночью почтовым бункером не пользовались.
        - А откуда, дрянь, здесь эти банки?!
        - Информация недоступна.
        - Ох, получишь ты у меня…
        Егор снял полотенце и в сердцах шваркнул его о пол. Аппетит пропал напрочь, но сейчас это его даже порадовало. Уж очень отчетливо он помнил, как жрал сардины руками, как давился и хрюкал, а вилки…
        Вилки лежали рядом с хлебом, тут же стоял и полный стакан апельсинового сока. Егор осторожно отхлебнул. Нормальный сок, разве что теплый. За полтора часа нагрелся.
        Ему остро захотелось лечь в постель еще раз и еще раз проснуться - окончательно, полностью, без промежуточных состояний, безо всяких историй с банками и взбесившимся Холуем.
        А ведь это он, осенило Егора. Холуй во всем виноват. Произошел какой-нибудь сбой, он и заврался. Что было - забыл, чего не было - придумал. И я, наверно, спросонья добавил. Рыбу, допустим, ел, от банок никуда не денешься. А реклама пригрезиться могла. И диван тоже. Что еще? А ничего. Остальное все сходится.
        Егор почувствовал такое облегчение, что даже удивился: неужели это его настолько тяготило? Вот, ерунда! Подумаешь, сон с явью перепутал. Смешно. Можно рассказать кому-нибудь.
        Маришке и расскажу, решил он. В кафе. Хотя, нет, поздно уже.
        - Время выходить, - будто нарочно встрял мажордом. - Электричка отправляется через семь минут.
        - Заткнись, - прорычал Егор. - Ты у меня сегодня проштрафился. - Да столик-то журнальный убери! Что ты его все под ноги суешь?
        - Меблировка по программе «день», - пояснил Холуй.
        Чтобы не отравлять себе настроение окончательно, Егор одевался молча. Молча сложил магнитную застежку на шортах, сунул ноги в сандалии и накинул желтый теплоотражающий плащ.
        Желтый цвет Егору не шел - это ему говорили все, от Маришки до последнего монтера на работе. С такой внешностью нужно носить либо белый, либо кремовый, и не клешеный, а узкий. Егор не обращал внимания. Когда он надевал кремовый и узкий, окружающие советовали примерить желтый и клешеный - и конца этому не было. Он давно осознал, что одежды, делающей его лучше, чем он есть, в природе не существует.
        Тело, не одаренное атлетическими данными, при отсутствии должного ухода превратилось в то, во что превратилось: в свои тридцать два Егор был тощ и сутул, а иногда и нескладен, как старик.
        Темноволосый, с ранними залысинами, вынуждавшими стричься коротко, с тонким носом и карими, глубоко посаженными глазами, он мог одновременно производить впечатление человека беспомощного и не в меру прагматичного, но ни нравиться, ни нарочно вызывать антипатию Егор не умел. Он просто был собой - всегда, и поэтому врагов имел так же мало, как и друзей. Он, как и все нормальные люди, никого не интересовал.
        На лифтовой площадке Егор увидел Маришку. Переминаясь в ожидании попутной кабины, она копалась в сумочке и прикладывала к плащу разные украшения.
        - Доброе утро, - сказал Егор. - А я о тебе думал.
        - Ты всегда обо мне думаешь, - отмахнулась она. - В кафе не ходил?
        - Нет. А ты?
        - Проспала.
        - Счастливая. А у меня кошмары.
        Егор внимательно посмотрел ей в лицо и понял, что Маришка ни при чем.
        - Да еще реклама. С пяти часов, представляешь? - Он прикрыл глаза и нараспев процитировал. - Времена меняются, потребности меняются…
        - Это новая. Откуда?
        - Ты разве не получала? По телесети, да с красным грифом!
        - Нет, не было. С красным грифом я бы не пропустила, - равнодушно отозвалась она, пристегивая к широкому воротнику гроздь алых бусинок.
        - Погоди, как это не было? По общему каналу. Ты не могла…
        - Ты покушал? - Невпопад спросила Маришка.
        - Перекусил.
        - А я не успела. На работе придется.
        - Кстати, я насчет…
        - Лифт приехал, - перебила его Маришка и, улыбнувшись кому-то из соседей, вошла в кабину.
        Егор последовал за ней, но встать рядом им не удалось. Спины в белых и розовых плащах растолкали их по углам, и на этом все общение закончилось. Егор знал, что внизу их ждет еще большая давка, и в вестибюле поговорить не получится. Если б у них была одна электричка, они бы, конечно, садились рядом и всю дорогу болтали бы о чем-нибудь таком.
        Но с электричками им не повезло. Он уезжал на шестьдесят километров вглубь материка, Маришка же, наоборот, ездила к побережью и, как предполагал Егор, служила где-то в системе флота.
        Кроме этого предположения у него были и другие: в прошлом году он считал, что Маришка работает психологом, а в позапрошлом - что она занимается промышленным шпионажем. За два года он перебрал много версий, но так и не выяснил, кто же Маришка Стоянова на самом деле.
        Познакомились они легко и как-то обыкновенно: заняв соседнюю квартиру, Маришка позвонила ему в дверь и представилась. Он пригласил ее войти - она отказалась. Утром они случайно столкнулись в кафе на шестьдесят втором этаже, и Маришка без возражений села с ним за один столик. За завтраком они говорили о многом, но только не о себе. И на следующий день - тоже. Егор смущался, а Маришка инициативы не проявляла. Через месяц эти недомолвки вошли в традицию, и ломать ее уже не поднималась рука.
        Все, что Егор выяснил о соседке, уместилось бы на кончике карандаша: ровесница, образованна и богата, если имеет квартиру в два раза больше его собственной, к тому же красива и, как ни странно, одинока. Последнее слегка настораживало, но настоящее препятствие Егору виделось в другом. У Маришки он не бывал, зато захаживал в ее квартиру, когда та еще пустовала. Бригада техников меняла аппаратуру, в том числе блок квазиинтеллекта для мажордома, и состояние нового жильца Егор оценил, как солидное.
        От нечего делать Егор подсчитал, что завтракая, за два года они с Маришкой провели вместе около десяти тысяч минут, или почти семь суток. За неделю нормальные люди успевают влюбиться, надоесть друг другу до смерти и навсегда расстаться. Они же с Маришкой только завтракали - по вечерам она была для него закрыта. Раньше Егор маялся мыслью пригласить ее на ужин, или хоть на чай, да все как-то не выходило. Один раз она почти согласилась, но в тот день его срочно вызвали на работу. Потом он опять маялся и опять решился, но тогда уже не смогла Маришка. Или не захотела. Впрочем, это было давно, еще в первый год.
        Кабина качнулась и замерла; телескопическая створка утонула в стене, и народ высыпал в вестибюль. Здесь поддерживался тот же климат-режим, что и в квартирах, но из-за постоянно открытых дверей в час «пик» сюда заползала жара. Табло под потолком уведомляло, что на улице пятьдесят один по Цельсию.
        К обеду раскочегарит до шестидесяти пяти, отметил Егор и, пропустив вперед двух пожилых женщин, шагнул в пекло.
        Первые поколения колонистов любили поговорку: к жаре нельзя привыкнуть, но можно научиться ее терпеть. Поколения, пришедшие им на смену, об этом не говорили. Человек, чей отец, дед и прадед родились на Близнеце, перестает называть себя колонистом. Само слово «Колонизация», хотя из уважения к истории оно и пишется с большой буквы, уходит в нереально далекое прошлое, выхолащивается до параграфа в учебнике. И тогда климат Близнеца, невыносимый для первых поселенцев, становится климатом твоего дома. Другого нет и не бывает.
        Чтобы почувствовать холод, достаточно открыть холодильник, или встать мокрым на сквозняке, но представить себе жизнь в среде с отрицательной температурой на Близнеце уже не мог никто. Астрономы что-то лепетали про земной наклон оси и годичные циклы, однако для неспециалиста все это выглядело неубедительно. Температура на Близнеце зависела исключительно от атмосферных явлений и даже во время ночного ливня не опускалась ниже тридцати. Генетики утверждали, что человеческий организм скоро адаптируется, и потомки смогут обходиться без плащей.
        Егор неловким движением набросил капюшон и, обогнув жилую башню, вышел к станции. Трехуровневая эстакада на тонких, как иглы, опорах отбрасывала полосатые тени, в которых что-то неистово пищало. Тени, убегая от солнца, поворачивались вокруг столбов, и мелкая живность, приучившись к этому ежедневному вращению, перебиралась следом, заставляя шевелиться узкие сектора бледной травы.
        На дальнем пригорке показалась электричка. Гладкий, полированный рельс еле слышно запел, и по обе стороны от него беспокойно запрыгала местная саранча. Была ли она похожа на саранчу с Земли, никто толком не знал, но, вероятно, все же была. Колонисты, столкнувшись с фауной Близнеца, из всех путей выбрали самый простой: нарекли местных тварей по аналогии с земными. Безымянные обитатели колонии стали волками и черепахами, орлами и тараканами, сардинами и минтаем.
        Гораздо хуже дело обстояло с летоисчислением. Члены Объединенного Правительства по обыкновению голосовали против унификации, и вопрос о Единой Календарной Реформе постоянно переходил на следующий год.
        Неразбериха началась еще в период Колонизации. На Западном материке за точку отсчета приняли год открытия Близнеца, на Восточном - установку первого модульного поселения. Разница составляла ровно десять лет.
        Со временем это расхождение превратилось для каждого материка в предмет гордости. На Востоке любили говорить о прямом родстве с колонистами, зато граждане Запада считали себя духовными наследниками Австралов. О самих Австралах достоверно было известно лишь то, что Близнец найден и исследован ими. Обнаружив на планете два похожих материка, экипаж поискового корабля назвал их Австралиями - Западной и Восточной. Сейчас, спустя двести лет, термины «Западная и Восточная Австралия» употреблялись только в официальных документах. Для простого человека это было слишком длинно и непонятно.
        Жизнь на обеих Австралиях вряд ли чем-то отличалась. Один из одноклассников Егора после школы перебрался на Запад, но, прожив там около пяти лет, вернулся. На вопросы «зачем уехал» и «зачем приехал обратно» от отвечал одинаково: «просто так».
        Вспомнив это, Егор усмехнулся. Он по привычке смотрел в затемненное стекло и считал проплывавшие мимо холмы. После шестого, кривобокого, с ажурной башней на вершине, он снова надел капюшон - скоро его платформа. Шестьдесят километров электричка пролетала за пятнадцать минут, и брать с собой книгу не имело смысла.
        Вдохнув напоследок охлажденного воздуха, Егор вышел на улицу и направился к ансамблю из четырех разноцветных куполов.
        Здание метеослужбы и серебряная нить рельса - вот и все, что здесь было. Кроме них - лишь миллионы тонн желтого песка. В этом районе подземные воды находились глубоко, и на поверхности почти ничего не росло. Домов здесь не строили, и сотрудники съезжались сюда со всего северного побережья.
        Оглянувшись на параллельную платформу, Егор с неудовольствием отметил, что Маришка уже приехала. Это, естественно, была не та Маришка, с которой он завтракал, не Маришка Стоянова, хотя определенное сходство имелось. Эта, Маришка Маркова, была тоже симпатичной и свободной, тоже молодой, но не юной, и вообще, между ними было много общего, однако же этой, вечно приветливой, чего-то не хватало.
        - Здравствуй, Егор.
        - Здравствуй, Маришка, - сказал он, делая в ее сторону небольшую дугу, но не останавливаясь.
        - Ты мне сегодня снился…
        Вот незадача, равнодушно подумал Егор.
        - Мне было тебя так жалко, - протянула Маришка.
        Это он ненавидел больше всего - детские разговоры и губки бантиком. Бабе как-никак тридцатник.
        - Гм. И что?..
        - А потом я проснулась… и оказалось… Егор, я, может быть, вместе с тобой уйду. То есть не с тобой, конечно, - быстро поправилась она. - Сама уйду. Но мне бы хотелось… когда ты устроишься на новом месте…
        - Подожди, подожди. Ты о чем? Я не собираюсь ни на какое новое место, мне и тут хорошо.
        - А ты… Ты что, не знаешь? Как это?.. Его же всем сотрудникам разослали. С красным грифом.
        - Чего? Чего разослали-то? - Начал закипать Егор.
        - Приказ о твоем увольнении, - тревожно произнесла Маришка. - Ты разве не получал? Я же говорю: с красным грифом. Шести часов еще не было.
        - Ты шутишь, - помолчав, сказал он.
        - С чего вдруг? Не понимаю, как они могли. За что?
        У третьей платформы затормозила очередная электричка - эта шла из столицы и привезла на работу сразу человек двадцать. Люди обгоняли Егора - некоторые на ходу здоровались и выражали сочувствие. Похоже, приказ получили все, даже те, с кем он был едва знаком.
        - Это какая-то ошибка, - уверенно сказал он.
        Егор добежал до тройных автоматических дверей и, еще не заходя в тамбур теплоизоляции, скинул плащ. Окружающие уступали дорогу, за спиной звучали призывы отстоять свои права.
        - Соловьев, шеф тебя примет, - сказала секретарь, когда Егор поднялся на второй этаж. - Ты сядь, Соловьев, посиди.
        - А ты…
        - Ой, это я не в курсе, - дежурно озадачилась она. - Приказ утром получила, его все получили, а так, в подробностях… не в курсе я.
        Егор присел в кресло, но тут же вскочил и принялся расхаживать вдоль окна.
        - Да не мечись ты, Соловьев. Переведешься в другой сектор. Ну, может, ездить подольше придется.
        - Егорчик, привет! - Мурлыкнула Вероника из отдела гидрографии.
        Вероника со всеми поддерживала одинаково дружеские отношения, и даже теперь, зная о приказе, улыбалась по-прежнему искренне и доброжелательно.
        - Егорчик, ты не переживай. Таких спецов, как ты, на всем материке…
        - Ладно, ладно. Ой, а что это у тебя?
        - Где? Это? Бутерброд, - удивилась она. - Ты что, не завтракал?
        - Я вижу, что бутерброд. А с чем? Что это за?..
        Егор внезапно ощутил в желудке невесомость и, прикрыв рот ладонью, осторожно двинулся к туалету.
        - Как «что»? Колбаса. А что еще может быть? Егорушка, ты куда? Нормальная колбаса, хорошая.
        На последних метрах, чувствуя, что не успевает, Егор ринулся изо всех сил и, прыгнув к первой свободной кабинке, согнулся над унитазом. Его тошнило и раньше, это бывает со всеми, но выворачиваться наизнанку так долго и так мучительно ему еще не приходилось. Дурноту вызывали не воспоминания о сардинах, а именно колбаса на куске хлеба. Что в ней было необычного, и почему она внушила ему такое омерзение, Егор не понимал. Или это на нервной почве? Проклятый приказ…
        У ТЕБЯ НЕТ ВЫБОРА.
        - А?..
        Прокашлявшись и отплевавшись, Егор выглянул из кабинки, но возле умывальников никого не было.
        - Кто сказал?.. Кто здесь?..
        - Соловьев, это ты, что ли? - Донеслось из коридора. - С кем ты там разговариваешь?
        Он ополоснул лицо и, посмотревшись в зеркало, вышел.
        - Как тебе? - Спросила Вероника.
        - Ничего, отлегло.
        Он испугался, что опять наткнется на колбасу, но Вероника ее, к счастью, уже доела.
        - Шеф освободился?
        - Ждет тебя.
        Егор коснулся ручки и, позабыв напрочь все заготовленные тезисы, ввалился в кабинет.
        - А скандалить не надо, - без предисловий объявил шеф. - И вопросов тоже. Не-на-до.
        - Чем я?..
        - Сказал же: не надо. Вот, держи. - Шеф не поленился встать из-за стола и, подойдя к Егору, вручил ему большой синий конверт. - Здесь все, - многозначительно произнес он. - Все: характеристика, выходное пособие, копия приказа, и, собственно, объяснение - что и почему.
        - И выходное пособие? Наличными?
        - Все там. Иди. До свидания. И не обижайся, пожалуйста. Все прочтешь.
        Словно загипнотизированный, Егор безропотно покинул кабинет и замер у широкого окна.
        - Ну? - Осведомилась Вероника.
        - Нормально…
        Он постоял с минуту, и рассеянно помахивая бумагами, направился к лестнице.
        Как он умудрился не проверить конверт, забыть, упустить из вида самое важное - потом, сидя дома и пялясь на его содержимое, Егор спрашивал себя об этом снова и снова.
        Уверенность в том, что с ним обошлись несправедливо, сменилась подозрением, что его попросту обманули, и это подозрение медленно перерастало в нечто третье. Егор догадывался: произошло что-то необъяснимое, но как это назвать, он еще не знал.
        Вокруг валялись синие обрывки, а рядом, на диванной подушке, лежал единственный листок, оказавшийся в конверте. То, что обещал шеф, - характеристика, копия приказа и так далее. Все, что там было написано, умещалось в трех строках:
        НЕ ЖДИ ПОСЛЕДНЕГО ЧАСА.
        ЗАЙМИСЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ СЕГОДНЯ.
        ОБРАТИСЬ К НАМ.
        АВГУСТ. 2
        Сетевой адрес на листке стоял тот же, что и в утренней рекламе. Городского не было.
        - Обратиться к вам? - Зло спросил Егор. - А с чего вы взяли, что я вам нужен? Или вы - мне. Откуда вам знать, какие у меня требования?!
        Это уже смахивало на истерику, и Егор, взяв себя в руки и прекратив махать кулаками, вернулся к дивану.
        - Может, я потребую квартиру, - сказал он уже спокойнее, но по-прежнему обращаясь к стене. - Как у Маришки квартиру. Нет, больше. Еще больше. А?! И зарплату в десять тыщ. Слабо?
        Экран моргнул и самовольно вывел сообщение:
        СМОТРИ НА ЖИЗНЬ РЕАЛЬНО.
        Кажется, это был отрывок из первого послания, того, что Егор получил в пять часов. Как и почему он здесь появился, Егора почти не волновало. Он чувствовал, что сходит с ума. Медленно. Так намного больнее.
        - Ладно, - сказал он. - Десять, конечно, многовато. Меня устроит семь.
        По стене тут же пробежала новая строка:
        БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ - ЭТО РЕШЕНИЕ БОЛЬШИХ ПРОБЛЕМ. ОБРАТИСЬ К НАМ.
        - Надо понимать как согласие, да? Слушай, а может ты и плясать умеешь?
        Монитор секунду подумал и переключился на спортивный канал. Егор собрался принять холодный душ, но когда встал, обнаружил, что все это время сидел на пульте. Удивляясь своей выдержке, он сел обратно, так, чтобы пульт оказался под правой ягодицей, и поерзал. Все получалось. Спорт, музыка, новости - программы сменяли одна другую, едва он переносил центр тяжести. При определенной тренировке Егор, вероятно, смог бы работать с приходящими сообщениями и даже редактировать текст.
        Это было забавно. Он заставил материться Холуя, но чтоб научить телесеть спорить с абонентом… А не сделать ли на этом карьеру? «Егор Соловьев, артист оригинального жанра. Диалог с унипечью и стиральной машиной. Выполняется без рук».
        Он откинулся на спинку и захохотал - тяжело и напряженно, как настоящий душевнобольной.
        Нет, он еще не совсем сошел с ума, чтобы поверить в такое совпадение.
        - Не дождетесь, - прошептал Егор, вытирая слезы. - Ловко вы это… с пультом.
        Экран не реагировал. Мускулистая женщина, обливаясь потом, тащила на шее стальной шар, а сзади ее догоняли еще две - тоже в поту и тоже с шарами. Зрители на трибуне под наклонным козырьком прыгали и орали. Комментатор посетовал, что не в силах предсказать, какая из спортсменок придет первой. Егору это почему-то было не интересно.
        Сменив шорты на более строгие бриджи, он одел свежий плащ и вышел из дома.
        Егор часто обещал себе стать жестким и предприимчивым, но сегодня это было всерьез. Пусть его не восстановят, пусть ему дадут самую гнусную характеристику, но деньги, жалование за целый месяц, они вернут. Ему даже не нужно обращаться к адвокатам, его правота очевидна. И шеф, старый бурдюк с жиром, это признает. А за глупую шутку с конвертом он извинится - публично.
        Егор свернул к платформе и глянул на расписание. Дневные электрички ходили не так часто, как утренние и вечерние. Ближайшая - через десять минут.
        Почему на всей планете существует только одна транспортная камера, было загадкой для многих, но по-настоящему этим вопросом люди задавались, лишь когда им приходилось ждать - на платформе, в зале аэропорта, в автомобильной пробке.
        Колонисты предусмотрели практически все, но с транспортом как-то промахнулись. Уникальная система внепространственного переноса, с помощью которой на Близнец забросили тысячи единиц техники и миллионы тонн готовых стройматериалов, использовалась исключительно для дальней связи. Принципа работы этой системы Егор, понятно, не знал, но он сильно сомневался, что ее нельзя было приспособить для коротких расстояний. Он представил себе, как за секунду перемещается от дома до работы, за секунду оказывается где-нибудь на Западном материке и за ту же секунду попадает обратно, - и не смог найти причин, помешавших колонистам установить на Близнеце эти штуковины. Здесь осталась лишь первая - ее доставили «своим ходом», на космическом корабле, но без пары она была бесполезна. Кстати, ее пара на Земле давно вышла из строя, поэтому канал Земля - Близнец тоже не действовал. На Земле у Егора никаких дел не было, зато на работу он ездил каждый день.
        Температура, как он и ожидал, поднялась до шестидесяти с гаком. Быстро ходить в такую жару было опасно, поэтому на путь от платформы до здания метеослужбы Егор потратил почти столько же, сколько просидел в электричке. Пройдя за тройные двери, он разделся и не спеша, чтобы не сбить дыхания, поднялся на второй этаж.
        - Что вы хотите? - Пресно молвила секретарь.
        Вот как. На «вы».
        - Мы хотим пообщаться с начальством, - слегка манерничая ответил Егор.
        - На предмет?
        - На предмет денег, - твердо сказал он.
        - Простите, не понимаю.
        - Это уже перебор. Шеф на месте?
        - Гражданин, а вы не ошиблись? - Вполне искренне удивилась она.
        - Ну хватит, хватит. Еще скажи, что не узнаешь.
        - Предупреждаю: я вызвала охрану.
        - Зачем? - В свою очередь удивился Егор.
        - Сейчас объясним…
        В коридоре показались двое - оба жили по соседству, и Егор частенько ездил с ними в одном вагоне. Охранники взяли его под локти и оттеснили к окну.
        - Влад… Да Влад же! Костя! Вы что, разыгрываете меня?
        - Не знаю, откуда вам известны наши имена, но то, что они вам известны, это не в вашу пользу, - длинно объявил Костя.
        - Чего надо? - Спросил Влад.
        - К шефу я, за деньгами. Он, когда меня рассчитывал, вместо денег…
        - Выбирайте, - перебил его Костя, - либо уйдете сами, либо поедете в полицию.
        - Вы что, мужики?.. - Опешил Егор. - Вы меня не узнаете?
        - Я повторяю вопрос и вызываю наряд.
        - Да вы… как… - Егор поперхнулся и, выдернув руки, пошел к лестнице. - Это он вас заставил? Шеф заставил, да? Смешно, мужики. Смешно и глупо. Я на вас в суд подам.
        Он налетел плечом на Веронику, и та чуть не свалилась за низкие перила. Егор корректно поддержал ее за бедра, но она почему-то взвизгнула.
        - Ребята, что вы смотрите?! - Закричала Вероника. - Ненормальный какой-то! Зачем его пустили?
        Костя с Владом снова двинулись на Егора, и он, оценив суровость их физиономий, поспешил к выходу.
        На полдороге к платформе, сняв капюшон и задрав лицо к белесому небу, стояла Маркова.
        - Одень немедленно! - Велел Егор. - Шестьдесят пять, не меньше. Так врежет - до больницы не довезут.
        - Что вы хотите? - Спросила она, совсем как секретарь.
        Глаза у Маришки были заплаканные. В смысле - красные. Слезы при шестидесяти пяти в континентальной зоне высыхали прямо на щеках.
        - Мы хотим… - горько проговорил Егор. - Маришка… Я Соловьев! Ты тоже меня не помнишь? Как же это, Маришка? Как же?..
        - Простите. Я не знаю, в чем ваша проблема, но никаких Соловьевых…
        - Да одень капюшон-то, дурища!
        Маришка шмыгнула носом и, еще раз вякнув «простите», поплелась к зданию.
        - Маркова! - Позвал Егор. - Ты же меня любишь! А? Дура ты набитая. Ты почему рыдала-то? Потому, что меня уволили! Зачем ты вместе с этими?.. Зачем вы сговорились? Не из-за денег же! Там денег - тысяча таксов. Смех.
        Она изобразила рукой что-то вроде «отстаньте» и скрылась в тонированных дверях. Егор плюнул и направился к платформе.
        Если уж Маришка… если даже она… Егору все меньше верилось в то, что это розыгрыш. Слишком слаженно у них получилось. Да и много чести для рядового сотрудника. И Вероника!.. Она бы не выдержала, хихикнула - если б это был розыгрыш.
        Какое-то время Егор еще надеялся, что вот сейчас, через секунду, через две, из здания высыпет толпа в бледных плащах - с бутылкой шампанского, с идиотскими прибаутками… Он бы, конечно, простил. Поломался бы для порядка - и простил. Куда деваться, родной коллектив. Однако прошла и минута, и пять, он уже стоял на платформе, а двери все не открывались.
        Окатив его волной горячего воздуха, затормозила электричка. Он с тоской посмотрел на четыре купола. Оператор нетерпеливо свистнул, и Егор, стряхнув капюшон назад, шагнул в искусственную прохладу тамбура. Он еще верил, что все образуется. Но уже не очень искренне. Надо было себя успокоить, он и успокаивал. А верить - уже почти не верил.
        Обычно он садился во второй вагон - там больше народу, там веселей, но сейчас Егор перешел в последний, четвертый. Здесь не было ни души. Выбрав неудобное место, спиной вперед, он скрестил на груди руки и прикрыл глаза. Ему хотелось бы ехать долго - не пятнадцать минут, а час или два, или до самого вечера. Ему было, о чем поразмыслить.
        - Гражданин… - сказал кто-то.
        Егор вздрогнул и поднял голову. Он, кажется, заснул. Вот уж чего не ожидал…
        - Гражданин. Ты ведь гражданин? Гражданин Востока. О-о… Ты только вслушайся: гражданин Востока…
        В проходе между креслами, выпятив огромный круглый живот, стоял бородатый старик. Вместо плаща на нем был длинный, до пола, халат из какой-то грубой ткани, подпоясанный веревкой. Егор обратил внимание, что у халата нет капюшона, - человек мял в руках плетеную шляпу. От солнца она защищала не идеально: лысина и скулы старика были темно-коричневыми, а в складках морщин - черными. Борода же и спутанные волосы по бокам выгорели до цвета разбавленного молока. Старику можно было дать от шестидесяти до восьмидесяти, впрочем, можно было дать и сто. Тем не менее, он выглядел энергичным и жизнерадостными - непристойно жизнерадостным для такого возраста.
        Наверно, это маразм, сонно отметил Егор.
        - Что вы хотите? - Не задумываясь, спросил он.
        - Гражданин Востока… - бессмысленно повторил старик. - Если ты обладаешь избыточными денежными средствами, ты мог бы ими поделиться. Например, со мной.
        - Вам нужны деньги? Но вы должны получать пенсию.
        - Пенсию получают по месту жительства, гражданин. А когда таковое отсутствует, соответственно отсутствует и все остальное. Например, пенсия.
        - Вы странник? - Изумился Егор.
        - Странник? Что же во мне странного?
        - Нет, странник - потому, что странствуете.
        - О, да, я странствую. Там, сям… Странствую и любуюсь. Красиво сделано.
        - Что сделано? - Не понял Егор.
        Старик неопределенно кивнул и, нацепив шляпу, поднял с пола большой мешок. В мешке находилось что-то квадратное и по виду легкое, однако нес его старик аккуратно, словно внутри был дорогой сервиз.
        О странниках Егор кое-что слышал, но раньше их никогда не встречал. Говорили про них примерно так: лентяи, алкоголики, наркоманы. Говорили, что они обуза для общества, хотя и не очень обременительная. Законов странники стараются не нарушать, а количество их ничтожно мало. Вот, собственно, и все, что о них говорили. Тут и говорить особенно нечего.
        - Гражданин! Гражданин Востока! - Гаркнул из дверей старик. - Твоя платформа.
        - Да? - Встрепенулся Егор.
        Он не помнил точно, когда задремал, но странник мог быть и прав. Егор привстал и посмотрел в окно - электричка подъезжала к четырехкупольному зданию метеослужбы.
        - Спасибо, - буркнул Егор, отходя к противоположному тамбуру. Приближаться к бродяге ему не хотелось.
        - Не жди последнего часа, гражданин Востока, - сказал тот.
        Фраза Егору показалась знакомой, однако в ней вроде бы чего-то не хватало. В это время двери распахнулись, и Егор, чуть не забыв про капюшон, вышел на улицу.
        Настроение было пакостным. Предстояло тяжелое объяснение с шефом по поводу невыплаченной зарплаты и дурацкой шутки с конвертом. На кой ему сунули эту рекламу? Вместо характеристики и всего, что положено. Вместо этого положено совсем другое, невольно скаламбурил Егор.
        Сняв плащ, он перекинул его через руку и подошел к лестнице. Ступени были довольно крутыми - подниматься по ним следовало не спеша, иначе запыхаешься, и вместо гневной речи получится одно заикание. Возможно, лестницу к начальству проектировали как раз с таким расчетом.
        Секретарь, дама более чем средних лет, была, как всегда, чем-то занята.
        - Что вы хотите? - Спросила она.
        Егор насторожился. Прежде, с первого дня знакомства, секретарь называла его на «ты» - похоже, для нее это было делом принципа, - и официальное «вы» ничего хорошего не сулило.
        - Мы хотим пообщаться с начальством, - ответил он.
        Вот так, родная. Я тоже с зубами.
        - На предмет?
        - На предмет денег, - заявил Егор, испытывая какое-то непонятное волнение. Ему вдруг почудилось, что все это он уже где-то слышал. Как и тогда, со странником. Странник сказал: «не жди последнего часа». А потом… там должно быть еще что-то…
        «Обратись к нам», неожиданно вспомнил Егор. И мгновенно вспомнил остальное: свой приезд на работу - не первый, а второй, с намерением учинить скандал. И дальше: препирательства с секретарем, охранники, Вероника, Маришка, электричка. А затем странник и… приезд на работу.
        - Простите, не понимаю, - молвила секретарь.
        Ее рука потянулась к тревожной кнопке.
        - Я ухожу, - объявил Егор. - Я ошибся адресом, перепутал платформы и вообще сошел с ума. Прощайте.
        В конце коридора возникли фигуры Кости и Влада, но Егор уже спускался вниз. Секретарь озадаченно посмотрела ему в спину и дала охране отбой.
        - Вероника! Ты сегодня необычайно красива, - проговорил Егор, помахивая плащом.
        - Спасибо. А мы с вами раньше…
        - Вряд ли. Мы никогда не встречались, - с печальной улыбкой ответил он.
        - Но тогда откуда…
        - Прощай, Вероника.
        Обогнав у выхода Маришку, он нежно дотронулся до ее ладони.
        - Не плачь, - сказал Егор. - Он того не стоит. А будешь плакать - состаришься быстро. И капюшон одень. До свидания.
        Ему было удивительно легко. Так легко, как может быть только в детстве, - когда все еще впереди.
        Не ощущая духоты, он бодро дошагал до платформы - возле нее как раз остановилась подошедшая электричка.
        Все правильно, отметил Егор, посмотрев на часы. В прошлый приезд я на нее не успел из-за охранников и Маришки. А теперь вышел раньше и…
        Дымка перед глазами вдруг рассеялась, и Егора затрясло - мелко, противно. Словно кто-то, опасавшийся за его рассудок, поставил невидимый предохранитель - там, на работе, а сейчас, убедившись, что угроза шока миновала, отключил.
        Без предохранителя было намного хуже. Прислонившись к спинке, Егор сполз на сидение и взъерошил волосы. Он растерянно прокручивал в голове встречу со странником и все последующие события. Назвать их бессмысленными?.. Это было бы недостаточно, ведь его последний приезд просто невозможен. Ему просто некогда было случиться.
        Егор проверил часы. Да, он только что вышел с работы и едет домой. Уложить в эти пятнадцать минут еще одну поездку нельзя. Даже лишний чих не впихнуть. Время идет - и проходит, и каждый миг бывает лишь однажды.
        Еще не понимая, что делает, Егор встал и направился к тамбуру. Второй вагон не нужен, нужен четвертый. Там он заснул. Там он видел странника.
        Перейдя в хвост поезда, Егор суеверно занял то же место, но, испугавшись, что снова заснет и все проспит, встал между кресел. Немного подумав, он дошел до дверей, но спохватился, что сел не в ту электричку, - первый раз он ехал позже. А потом вспомнил самое главное: между метеослужбой и городом остановок нет.
        Вскоре за холмом появились серые башни. Несущаяся мимо земля потемнела и покрылась чахлой зеленью. В южной части материка было иначе, там климатические пояса сменялись медленно, постепенно, а здесь вот так: двадцать минут от берега, и влажность падает, начинаются субконтинентальные леса, еще пятнадцать - и уже пустыня.
        В динамике раздался предупредительный писк, и Егор уперся ладонью в стену. После минутного торможения в окнах промелькнули опоры многоярусной платформы, и электричка остановилась. Опустив капюшон пониже, Егор вдохнул и вышел на улицу. Нового чуда не произошло, он был дома.
        В вестибюле он увидел Маришку. Она стояла, поочередно извлекая из сумочки разные броши, и, не меняя выражения лица, опускала их обратно. Похоже, это был ее способ ожидания лифта - во всяком случае, утром, на площадке семидесятого этажа, Маришка так же шарила в сумке и так же прикладывала к плащу украшения.
        - А с виду маленькая, - сказал Егор.
        - Ой, напугал! - Воскликнула Маришка. - Кто маленькая?
        - Сумочка. Кажется маленькой, а ты в ней целый день найти не можешь.
        - Что найти? - Не поняла она.
        - Не знаю. Но ты ведь что-то ищешь, - улыбнулся Егор.
        - Да нет. Это так… нет.
        Маришка оставила сумку в покое и повернулась к лифту. Двери, будто по сигналу, сразу открылись.
        - А ты почему так рано? - Спросила она уже в кабине.
        - С работы ушел.
        - Заболел?
        На ее лице появилась тревога. Егору это было приятно.
        - Я совсем ушел. Пора изменить жизнь, - небрежно пояснил он.
        - Это поступок. Я тебе завидую.
        - Пока нечему. Если б на новое место, а то в никуда.
        Пол под ногами качнулся и замер. Егор и Маришка одновременно посмотрели друг на друга.
        - Значит, не померещилось, - заключил он.
        - А что это?
        - Лифт сломался.
        - Я еще никогда не застревала, - сказала она и потянулась к сумочке.
        Егор удивленно наблюдал, как Стоянова вынимает золотую змейку, потом утреннюю алую гроздь, потом что-то бесформенное и опять змейку.
        - Маришка!
        - А?.. - Встрепенулась она.
        - Зачем тебе броши? Ты же домой идешь.
        - Это я на завтра прикидываю.
        Пол снова качнулся, и лифт, ощутимо набирая скорость, пошел вверх. Маришка тут же забыла про сумку и вернулась к беседе.
        - Ты давно решил уволиться, или так, вдруг?
        - Вдруг.
        - Завидую, - повторила она. - А я уже год собираюсь.
        - Маришка… - сказал Егор, глотая невесть откуда взявшийся комок. - Мы же ничего не знаем. Я - про тебя, ты - про меня… Как секретные агенты. Ты, часом, не секретный агент?
        - Нет, я не секретный, - рассмеялась она. - А ты?
        - Я, конечно, секретный. Но не шибко. И не для тебя, - добавил Егор. - А ты сегодня как?..
        - Что «как»? - Лукаво прищурилась Маришка.
        - Ну… не занята?
        - Конечно, занята. Но не шибко.
        Егор переступил с ноги на ногу. Надо было продолжать.
        - Тогда… может, вечером поужинаем? Или просто сходим куда-нибудь. Или… чаю попьем.
        - Слишком много предложений. Определись.
        - Чай… - не то сказал, не то кашлянул Егор. - Приходи на чай.
        - Хорошо, - ответила она каким-то новым тоном и повела плечами.
        Двери, словно подчиняясь ее приказу, открылись, и Маришка вышла на площадку.
        - В семь часов, - торопливо бросил Егор.
        - В семь, - подтвердила она.
        Егор подмигнул лифту и отправился к себе.
        В квартире что-то протухло. Заглянув в кухонный отсек, Егор определил, что амбре исходит от пустых консервных банок. Запах был не таким уж и мерзким, скорее уведомляющим: это кушать не следует.
        Собрав грязную посуду, Егор сложил ее возле утилизатора и попутно заказал почтовому бункеру дюжину пирожных. Самых дорогих. Затем обнаружил шкурки от копченого угря и, хотя они тоже слегка попахивали, подержал их во рту. После этого бороться с голодом он был уже не в силах. Отложив заказ на пирожные, Егор затребовал большую порцию угря.
        Рыбу он поглотил не отходя от бункера. Как только возник поднос, Егор вцепился в еду обеими руками и, разрывая ее на куски, пихал в себя до тех пор, пока на тарелке не остался один хребет. На этот раз он не стал искать объяснений ни зверскому аппетиту, ни внезапной охоте к рыбным блюдам. В конце концов, было время обеда.
        Вернувшись в комнату, он увидел включенный монитор.
        - Холуй!
        Мажордом не отозвался, и Егор вспомнил, что назначил ему какой-то пароль.
        - Холуй к ноге!.. Холуй служить!.. Холуй, отзовись!.. - принялся он перебирать свои дежурные кличи, пока не наткнулся, совершенно случайно, на правильный. - Холуй, привет!
        - Привет.
        - Стол убери.
        - Меблировка по программе «день».
        - Убери, гнида, - тихо произнес Егор.
        Сектор со столом перевернулся, образовав пустой угол. Так было лучше, правда, не намного. У Маришки наверняка стояла какая-нибудь модная мебель, и Егор забеспокоился, что ей у него не понравится. Вся его обстановка исчерпывалась стандартным комплектом, прилагающимся к жилью бесплатно. У Маришки же одних коробок от квазиинтеллект-блоков было не меньше десятка, а кто пользуется крутыми КИБами, тот на раскладную койку не ляжет.
        Эта мысль Егора особенно опечалила.
        - Холуй!.. Холуй, привет.
        - Привет.
        - Во-первых, команда «Холуй, привет» отменяется.
        - Отменяется, принято.
        - Во-вторых, кто включил монитор?
        - Монитор не выключался с утра.
        - А я говорю выключался! Кто его трогал?
        - Информация недоступна.
        - Да что тебе вообще доступно… - пробормотал Егор, подбирая пульт.
        Экран работал в режиме мозаики. Кто-то - точно не Егор - разделил поле на пятнадцать ячеек, так, чтоб просматривать все каналы одновременно. Егор со своей нелюбовью к сети и одну-то программу терпел с трудом, а пятнадцать…
        Пятнадцать?..
        Он заметил, что центральное окошко ничего не показывает. Почти ничего. По темно-зеленому фону бежала строка - настолько мелкая, что прочесть ее можно было, лишь подойдя к стене вплотную. Выставив пульт вперед, Егор увеличил окошко до полного экрана. Светлая ниточка превратилась в текст:
        СООБЩИТЕ О ГОТОВНОСТИ ТРЕХКРАТНЫМ НАЖАТИЕМ КНОПКИ «5».
        Егор трижды ткнул в «пятерку» и увидел новое сообщение:
        ВАШ ДОПУСК ОТСУТСТВУЕТ.
        Он снова набрал три пятерки - то же самое. Мало того, что ему совали контрафактную рекламу, они еще смели куда-то его не пускать. В собственном доме.
        Егор вернул режим мозаики - монитор показывал четырнадцать программ. Пятнадцатая ячейка постоянно предлагала набрать «555». Похоже, ему перестроили один из каналов. На рекламу. Здорово.
        - Холуй, привет! - Рявкнул он.
        - «Привет» не обязательно, - сказал Холуй.
        - Кто копался с сетью? Кто здесь был?
        - Посторонних не было.
        - А, что тебя спрашивать!..
        Егор попытался разобраться, какой программы его лишили. Кажется, водного спорта. Потеря была невеликой, но принципиально обидной.
        В кухонном отсеке негромко тренькнуло - прибыли пирожные. Егор пошел вынимать их из бункера, и тут позвонили в дверь. Он на мгновение замер, решая, что делать сначала, и, выругавшись, метнулся к двери.
        - Привет, - сказала Маришка. - Чай готов?
        - Чай? - Удивился Егор.
        Он с идиотским видом посмотрел на часы - десять минут восьмого. Во рту еще не растаял вкус рыбы, а ее он ел где-то между двумя и тремя…
        - Мне уйти? - Насупилась Маришка.
        - Что ты! - Испугался Егор. - Заходи, конечно. Я… это…
        - Ошалел от счастья, - подсказала она.
        - Внимание, освободите почтовый бункер, - подал голос мажордом.
        - Холуй, заткнись! - Крикнул Егор.
        - Зачем ты? - Спросила Маришка. - Не надо с ним так.
        - Как? «Холуй»? Это его имя.
        - Я знаю. «Заткнись» говорить не надо. А Холуем ты его сам назвал? И не противно тебе с ним жить? С холуем?
        Егор задумался.
        - А твоего как зовут?
        - Не моего, а мою. Она у меня девица. Присутствие невидимого мужчины - это неудобно. Для меня. А зовут ее Маришка. Мы с ней тезки.
        - И вы не путаетесь? - Пошутил Егор. - Ой, что же мы?.. Холуй, меблировка по программе «гости».
        На полу сдвинулось несколько сегментов, и из образовавшегося колодца поднялся круглый стол.
        - Сколько персон? - Осведомился Холуй.
        - Девятнадцать, - кисло ответил Егор. - Ну как с таким уродом общаться?
        - А какая ему разница? - Со смехом спросила Маришка.
        - Он выясняет, сколько ставить стульев.
        - Да ну его, лучше на диване сядем. А насчет Холуя знаешь, что? У меня есть лишний мажордом, на базе двести сорок пятого. Примешь в подарок?
        Три тысячи триста таксов, вспомнил Егор. Да, девочка не бедствует.
        - Нет, не приму.
        - Ну и не надо. - Маришка непринужденно села за стол и закинула ногу на ногу. - Тогда чаем угощай.
        - Ах, да!..
        Егор бросился к бункеру, достал пирожные, загремел чашками, рассыпал сахар - руки постоянно что-то делали, а голова мучительно соображала, чем бы Маришку развлечь. Он не подозревал, что уже восьмой час, не успел продумать, о чем говорить и как себя вести.
        - Представляешь, - сказал он, занося в комнату приборы, - я тебе утром говорил о рекламе. Ну, на работу звали. А теперь отобрали у меня весь пятнадцатый канал. Да еще издеваются, допуск им какой-то нужен.
        Егора подмывало рассказать также о страннике и непонятном повторе с приездами в метео, но этого он делать не стал. В противном случае его уход с работы из красивого и в чем-то романтического поступка превратился бы в недоразумение.
        - Насчет сети ты что-то путаешь, - сказала Маришка. - Я не знаю, сколько у нас частных студий, но государственных программ всего четырнадцать. Пятнадцатой никогда не было.
        Егор начал было возражать, но Маришка его остановила.
        - Путаешь, путаешь. Четырнадцать, точно. А вот реклама… Это больше смахивает на приглашение. И зовут не всех, а тебя лично. Я ничего подобного не получала.
        - Да, но идет-то это личное сообщение по общему каналу!
        - Мало ли, подсоединили… Ты в этом что-нибудь понимаешь? Я тоже. А если нашли твой адрес, значит, ты им нужен. Какая у тебя специальность?
        - Э-э… По диплому - сорок слов. Короче, я эксперт по перистым облакам.
        - Облака? А при чем тут перья?
        - Вот видишь. Кому я нужен? То есть так, чтобы искать, резать кабели и нарываться на неприятности. Возьму да свяжусь с полицией, тогда поглядим, у кого допуск отсутствует, а у кого присутствует.
        - Правильно, Егор, свяжись, - поддержала Маришка. - Не с полицией, конечно, а с фирмой, или что у них там. Неужели не любопытно?
        - Любопытство - черта сугубо женская. А мне все это не нравится. Это называется вторжением в частную жизнь.
        - Какой же ты скучный, - разочарованно произнесла Маришка, и Егор, бросив ложечку в блюдце, схватил пульт.
        Он вызвал буфер и, просмотрев сегодняшние послания, убедился, что все они пришли из одного места. Затем откинул на пульте буквенную панель и решительно набрал адрес - нечто длинное и абсолютно бессмысленное.
        - Слушаю вас, - сказала молодая женщина, до того похожая на Маришку, что Егор невольно обернулся.
        - Это я вас слушаю. - Он проверил, включена ли телекамера, и демонстративно уселся на диван. - Ну?.. Вот, я к вам обратился. Вы довольны? Что дальше?
        Женщина на экране похлопала ресницами и покосилась куда-то влево.
        - Назовите себя, - попросила она.
        - Не валяйте дурака. Вы знаете, кто я.
        - Хорошо. Мне придется обратиться к вашему мажордому. Он должен подтвердить, что хозяин квартиры - вы.
        - Надо же, какие строгости, - обронила Маришка. - Не ломайся, Егор, скажи ей.
        - Не. Пусть у Холуя спросит. Сейчас он ей объяснит…
        - Сожалею, - сказала женщина. - Ваша модель мажордома не позволяет…
        - Да я это, я! Егор Соловьев.
        - Спасибо. С вами свяжутся завтра в десять. Будьте, пожалуйста, дома.
        Женщина мгновенно исчезла; экран почернел и через секунду выдал сообщение:
        БУФЕР ОЧИЩЕН.
        - Кто велел? - Крикнул Егор.
        Стертой рекламы ему было не жалко, его возмутило то, как вольно с ним обходились.
        - Приказ абонента, - ответил Холуй.
        - Здесь приказываю я!
        - Оставь его, Егор. Возьми моего, не занудствуй. С Холуем к тебе не то, что в сеть, в квартиру влезать будут. А вообще-то, я заинтригована, - призналась Маришка. - Я уверена, это серьезная фирма. Скорей бы утро.
        Егор посмотрел на ее ноги в тугих шортах и вдруг осознал, насколько же нелепо он себя ведет. В кои-то веки осмелился пригласить Маришку в гости, и…
        - Нет-нет, мне интересно! - Возразила она, будто он сказал это вслух. - Я немного опасалась, что ты начнешь разводить тары-бары… ну, обычная история. Некоторые мужчины воспринимают женщин исключительно как… ты понимаешь.
        - Понимаю, - вякнул Егор.
        Теперь с ней будет труднее, отметил он. А ведь он тоже не против, чтобы тары-бары и все такое. Не против обычной истории. За этим, собственно, и звал. А зачем еще?
        - Покушай, ты совсем не ешь, - сказала Маришка. - Я уже три штуки слопала, а ты ни одного. Ставишь меня в неудобное положение.
        Егор хлебнул чаю. Сладкое он любил, но сегодня что-то не тянуло.
        - Тебя как маленького кормить? - Спросила она.
        Маришка придвинулась и положила ему руку на плечо. Потом взяла с блюда пирожное и, рассмеявшись, покачала головой. Ее лицо оказалось совсем близко.
        Егор удивился, когда это они успели настолько сойтись, чтобы так касаться коленками и вот так смотреть друг другу в глаза.
        - Понемножку: я - ты, я - ты.
        Она поднесла пирожное к его губам - тем краем, откуда откусила сама. Чтобы не портить игру, надо было есть. Егор раскрыл рот, однако от мысли, что бисквит придется глотать, его замутило.
        Он мягко отобрал у Маришки пирожное и прижал ее к спинке. Это был первый случай, когда Холуй понял его без слов. Диван разложился, и они откинулись на узкое, кривоватое ложе.
        Язык у Маришки оказался сладкий. И зубы тоже.
        - Какой ты быстрый, - с притворным укором сказала она. - Всего два года знакомы, и уже целоваться. Пройдет еще лет пять, и ты, чего доброго, расстегнешь мне вот это.
        Она перекатилась на живот и показала «молнию» на маленьких шортах. С застежкой Егор справился не сразу, однако это заняло не пять лет. Гораздо меньше.
        А язык у Маришки был все-таки сладкий. И вся она была - сладкая…
        Проснулся Егор около четырех. Диван был тесным, поэтому они спали обнявшись. А может, и не поэтому. Маришка дышала ровно и спокойно, и в ее дыхании слышался аромат бисквитов.
        Егор осторожно выбрался из-под ее руки и, дойдя до туалета, обхватил унитаз. Это длилось не долго - не так долго, как если бы он ел пирожные сам.
        В следующий раз угощу ее рыбой, подумал Егор, отплевываясь.
        АВГУСТ. 3
        «Егор! Я совсем забыла, мне сегодня надо пораньше. Жаль, что не посмотрю твои переговоры с фирмой. Вечером расскажешь.
        У дверей стоит Сосед. Не обижай его.
        Мне все понравилось».
        Письмо было написано не в сети, а на клочке бумаги, приколотом брошью к диванной подушке. Егор повертел в пальцах золотую птичку с рубиновым глазом и бережно положил ее на стол. Затем встал, наугад сделал несколько условно спортивных упражнений и, напевая, отправился умываться. Взглянув в зеркало, он подумал, что жизнь все-таки хороша.
        До десяти был еще целый час - он вполне успел бы перекусить, но ему не давала покоя коробка с КИБом. Сбоку на ней был изображен человек с шестью руками, ниже стояло черное и броское: «Мажордом. Версия 245.»
        Борясь с желанием достать блок, Егор внимательно рассмотрел картинку - многорукий мужчина был далеко не молод, а кожу фотомодели покрывал удивительно плотный загар, что, конечно, не могло не отразиться на его здоровье.
        Шесть рук - это оригинально. Дескать, работящий. Но почему старик? Это такой рекламный ход, решил Егор. Голую бабу любой дурак наклеит, а старика - нет. Молодцы, зацепили.
        Егор извлек из упаковки нечто в защитной оболочке. Расковыряв пенопластовую скорлупу, он добрался до матовой поверхности.
        С виду двести сорок пятый квазиинтеллект-блок ничем не отличался, скажем, от двести сорокового или от того старья, что было установлено в его квартире. Все КИ-блоки выпускались полностью совместимыми, отсюда и одинаковая форма, но в этом, умном и быстром, чувствовалось какое-то внутреннее содержание, какая-то иная энергия - не та, что исходила от Холуя.
        На замену КИБа Егор потратил не более минуты: сдвинул в сторону маленький коврик, откинул на полу квадратный люк и, вытащив Холуя, вставил на его место новый мажордом. Маришка права - зачем сопротивляться тому, о чем мечтал? Все равно она его не продаст, разве что какому-нибудь старьевщику. Бэушный аппарат никому не нужен.
        Называя КИБ бэушным, Егор кривил душой - он, конечно, заметил, что блок новый. Просто Маришка сделала ему дорогой подарок. Спасибо тебе, Маришка.
        - Ну что, Холуй? - Глумливо произнес Егор, обращаясь к пыльному корпусу. - Попил ты моей кровушки, хватит уже. Небось, не верил, что расстанемся? Так-то, рухлядь вонючая. Молчишь?
        Холуй молчал.
        - Вот и молчи.
        Егор отнес его к утилизатору, но, постояв перед пустой пастью приемного лотка, засомневался. Неизвестно, как у них с Маришкой сложится в дальнейшем, а не имея работы, мажордом не купишь. Разве что Холуя номер два.
        Вернувшись в комнату, он поискал глазами и не придумал ничего лучше, как сунуть блок в стенной шкаф. Там как раз завалялась пустая коробка из-под обуви - Холуй вошел в нее идеально.
        - Вот твое место, - объявил Егор. - Здесь у тебя и программа «ночь», и программа «день», и все на свете. Командуй.
        Ему не терпелось опробовать новый КИБ и, подсмотрев в письме его имя, Егор сказал:
        - Сосед!
        - Слушаю, хозяин.
        - «Хозяин» не надо. Будешь звать меня Егором.
        - Договорились, Егор, - ответил мажордом.
        Голос был выразительным, хорошо интонированным - с таким можно забыть, что он не человек, а железка. Егор представил, как Маришка вечерами болтает с электронной тезкой. А ведь раньше она разговаривала с этим.
        - Сосед!
        - Слушаю, Егор.
        - Это у тебя вторая инсталляция?
        - Да, вторая.
        Значит, все-таки использованный. На душе у Егора полегчало.
        - Вот так, браток, и ты уже устарел, - сказал он. - И тебя на кого-то променяли.
        - Променяли, согласен. Но я не устарел. Двести сорок пятая модель - это вершина…
        - Ясно, ясно. Я ведь тоже вершина. Эволюции. Мы с тобой оба - вершины.
        - Я не то имел в виду, - возразил Сосед. - В КИБе двести сорок пятом технический ресурс полностью исчерпан. Для создания более совершенного квазиинтеллекта нужен новый прорыв в фундаментальной физике. А это невозможно.
        - Неужели? Разве процесс познания не бесконечен?
        - Распространенное заблуждение, построенное на элементарной логической ошибке. Процесс познания закончен. Если кто-то чего-то не знает, так только потому, что не получил должного образования. За последние сто лет учеными не сделано ни одного открытия. И уже не будет сделано.
        - Угум… А внепространственный перенос? Если он изобретен, то почему мы им не пользуемся?
        - Потому, что он не изобретен, - после короткой паузы ответил Сосед.
        - Сам себе противоречишь.
        - Нисколько. Внепространственный перенос невозможен.
        - Во, загнул! Как же сюда все доставили - и людей, и машины? Пешком, на звездолетах?!
        - Звездолеты - тоже нонсенс. Путем несложных вычислений можно установить, что при таком расстоянии необходимое количество топлива превысит общую массу космического корабля.
        - По-моему, ты перегрелся. Говорил про логические ошибки, а сам что? Если нет ни кораблей, ни переноса, то как мы попали на Близнец? Съел, да? А вот еще: ты, наверное, не в курсе, но камера внепространственного переноса на Близнеце имеется. То, что она не работает, это печально. Но она су-ще-ству-ет! - Победоносно закончил Егор. - Все, отбой, мне некогда.
        Рассуждения нового мажордома его немного обескуражили, но в общем он остался доволен. Холуй сказал бы, что информация недоступна, или что-нибудь в этом роде. Холуй годен исключительно для выдвигания-задвигания журнального столика. А с Соседом, оказывается, можно побеседовать. Егор на некоторое время даже забыл, что спорил с набором радиодеталей. Теперь он понимал, почему Маришка так относится к своей… Маришке. Двести сорок пятые - они почти живые.
        Егор заказал банку сардин и чинно, не торопясь, поел. Вчерашний накат зверского голода не повторился. Ему по-прежнему хотелось рыбы и только рыбы, но за рамки нормы это желание как будто не выходило.
        Проглотив последний кусок, Егор потянулся, хрустнул лопатками и так же не спеша кинул посуду в мусорку. Сегодня ему нравилось все: воспоминания о Маришке, толковый Сосед, умеренный аппетит, а особенно то, что ему не надо никуда бежать, не надо завтракать в кафе на шестьдесят втором и вообще - ничего не надо.
        В таком настроении он и вошел в комнату, когда сзади, со стороны монитора, раздался чей-то голос:
        - А вы не очень пунктуальны, Егор Соловьев.
        На стене висело огромное, крупным планом, лицо.
        - Десять часов, семь минут, - сказал незнакомец. - Еще три минуты, и я бы отключился.
        - А кто вас включил? Кто вам разрешил вламываться в чужое…
        - Я дал задание вашему мажордому, - прервал его абонент. - Тем более, что вас предупреждали.
        - Двести сорок пятый тоже вам подчиняется?
        - Как видите, - с нарочитым равнодушием отозвался мужчина. - Перейдем к делу. Мое имя Сергей. Фамилию пока опустим, и отчество тоже, хотя в дальнейшем я потребую от вас обращения по всей форме. Я сам человек дисциплинированный и к субординации отношусь положительно.
        Егор отошел к дивану и, поигрывая пультом, сел. Дисциплинированного Сергея с опущенной фамилией он не отключил единственно из вежливости. Он решил, что притушит поборника субординации сразу же, как тот закончит трепаться.
        - Условия контракта мы обсудим позже, не в сети, - продолжал Сергей. - Но сумму назвать могу. Две с половиной тысячи. Разумеется, чистыми. Налогов вы платить не будете.
        Егор взвесил пульт в руке и положил его рядом. Две с половиной против того, что ему платили в метео, было неплохо. Такой работы он не найдет нигде.
        - Вас настолько интересуют перистые облака? - Спросил он.
        - Совершенно не интересуют.
        - Но моя профессия…
        - Не в сети, - предупредил Сергей. - В настоящий момент за вами едут. У вас есть около пяти минут, чтобы одеться.
        Егор спохватился, что сидит в одних трусах.
        - Возьмите документы - все, вплоть до сведений о прививках. Деньги брать не нужно, после собеседования вас доставят обратно. Да, если вы носите с собой оружие, психоактиваторные вещества или…
        - Не ношу, - отрезал Егор.
        - Я на это надеюсь. До встречи.
        - Постойте! А куда вы дели пятнадцатый канал?
        - Пятнадцатый канал - это мы, - не совсем понятно ответил Сергей.
        Мы, сказал про себя Егор, глядя на погасший экран. Мы - кто? Влезают в телесеть, не платят налогов, командуют Соседом, как родным…
        - Сосед!
        - Слушаю, Егор.
        - Насколько ты контролируешь мои контакты в сети?
        - На девяносто девять процентов.
        - Один остается за этими ребятами?
        - Да, Егор.
        - Кто они?
        - Информация недоступна.
        - Таких слов ты говорить не должен.
        - Тогда скажу по-другому: я не знаю.
        Егор озадаченно покрутил головой и пошел собираться. Две с половиной тысячи в месяц - это больше того, на что он рассчитывал. По крайней мере, нужно узнать, какую работу ему предлагают. Отказаться он успеет всегда.
        И еще Егор подумал о том, что Маришка обрадуется. Ведь это она подбила его связаться с фирмой. И кроме всего прочего, теперь он тоже сможет ей что-нибудь подарить.
        Наверно, он согласится. Он уже подписал все контракты - мысленно.
        Егор надел белые брюки и рубаху с коротким рукавом - будущему начальству он хотел показаться серьезным и обстоятельным. Подойдя к зеркалу, он смазал волосы гелем и расчесал их назад. Получился настоящий конторский сухарь, не хватало разве что наушника и вечно включенного, вечно перегруженного портативного КИБа перед глазами.
        Он вышел из телесети, открыл домашнюю базу данных и, не глядя на экран, вставил в гнездо кристаллик накопителя.
        - Там пусто, Егор, - доложил Сосед.
        - Где пусто?
        - В том разделе, который ты собираешься скопировать. Я провел ревизию имущества и обнаружил, что у тебя нет документов об образовании. Я пока не осведомлен, какой университет ты закончил, и закончил ли…
        - А как же! Я учился в Желтой Бухте.
        - Об этом здесь ничего нет. Кроме того, пропали все документы, касающиеся твоей карьеры. Где ты работаешь?
        - Работал. До вчерашнего дня.
        - Мне очень жаль, но я принял дела именно в таком состоянии. Проверь сам.
        Егор пролистал папки и убедился. Почти все было на месте: рождение, школа, медицинские отчеты, подтверждение прав на квартиру. Прочие мелочи также были здесь, в домашней базе. Пропало как раз то, без чего на приличную работу не возьмут, - диплом и выписки из карьерного листа.
        Документы можно было восстановить, но часы показывали, что время на исходе. Егор не сомневался: эти люди не опоздают.
        - Позволю себе предложить… - подал голос Сосед.
        - Валяй.
        - Начнем прямо сейчас. Скажи мне адреса.
        - Университет Желтая Бухта, факультет высотной метеорологии. И отделение метеослужбы «Восток-19». Или нет… нет, все же попробуй.
        - Оба требования я послал с красным грифом. Если повезет, мы успеем.
        - Спасибо, Сосед. Ты мне очень помогаешь. Твой предшественник не был способен даже…
        Егора прервал звонок в дверь, и он, не закончив, пошел открывать. На площадке стояло примерно то, чего он и ожидал, - какой-то низкорослый типчик с мелким лицом и длинными руками.
        - Егор Соловьев? Вы готовы?
        - Э-э… дело в том, что у меня возникли кой-какие проблемы… - Егор чувствовал себя ужасно глупо, но переться на собеседование без диплома, когда ему велели захватить даже сведения о прививках, было еще глупее. - Если б вы согласились немного подождать… А Сергею мы скажем, что попали в пробку.
        - В пробку? - Переспросил тип и задумчиво почесал пуговку носа. - Нет, не получится. Я в пробки не попадаю.
        - У меня произошел сбой в архиве, и отдельные документы исчезли.
        - Все ваши документы давно у нас. Прошу за мной, - мужчина развернулся и направился к лифту.
        Егор на секунду забежал в комнату, вытащил из гнезда кристалл - лучше прививки, чем совсем ничего, - и разорвал пакет со свежим плащом.
        - Я хотел бы ответить на твой вопрос, - неожиданно сказал Сосед.
        - Какой еще вопрос?
        - Относительно транспортной камеры.
        Егору было не до словесных поединков - судя по звуку, лифт уже прибыл, но внимательность Соседа его подкупила.
        - Отвечай коротко.
        - У меня не ответ, а новый вопрос.
        - Давай, только быстрее.
        - Если система внепространственного переноса существует, то почему наши ученые не узнают ее устройства у коллег с Земли?
        - Из этого следует, что Земли тоже нет? Сосед, ты начинаешь утомлять. Займись своими обязанностями.
        - Желтая Бухта пока молчит.
        - Значит, не успели.
        Егор выскочил из квартиры и зашел в лифт. Сопровождающий отпустил дверь, и кабина тут же тронулась, но не вниз. Егор озадаченно глянул на табло - горела кнопка «112».
        Выше сто десятого он никогда не поднимался. На сто десятом было два ресторана и несколько модных магазинов. Ознакомившись с ценами, Егор раз и навсегда уяснил, что верхние этажи не для него. Можно было допустить, что там же, наверху, располагаются какие-то престижные офисы, но Егор об этом ничего не слышал.
        Выйдя на последнем этаже, мужчина уверенно свернул в торец коридора и вызвал второй лифт. Егор безропотно втиснулся в узкую кабину и после нового подъема оказался прямо на крыше.
        Припекало здесь здорово, и плащ, несмотря на тугой свистящий ветер, мгновенно нагрелся. Открытая площадка была обнесена двойным ограждением, но Егор как метеоролог знал: ночью сюда соваться не стоит. Один резкий порыв - и либо полет с четырехсот метров, либо перелом позвоночника о те же перила.
        Типчик обошел лифтовую будку кругом и что-то крикнул. Егор, не разобрав, ускорил шаг и увидел, что на противоположной стороне крыши стоит вертолет. Корпус машины был сделан из зеркального пластика и слепил почище, чем солнце. Жмурясь, Егор добежал до вертолета и запрыгнул в косую треугольную дверцу. Сопровождающий кивнул ему на широкое кресло и показал пилоту большой палец.
        Площадка с сигнальными стрелками оторвалась и провалилась вниз. Жилая башня превратилась в сосну без кроны и смешалась с лесом таких же точно зданий - длинных цилиндрических обрубков серого цвета. В километре к северу этот частокол резко обрывался в пегую степь. Сквозь голубую дымку можно было различить соседний поселок - маленький, как камешек на дороге.
        Пролетев город по диагонали, пилот посадил машину аккурат между четырех стрелок. Сопровождающий, придерживая капюшон, вылез наружу и достал карманный КИБ. Возле вертолетной площадки распахнулся люк.
        Егор проделал примерно тот же путь, что и дома, но в обратном порядке: на служебном лифте до сто двенадцатого этажа, потом на общем до первого, и снова в лифт - кажется, опять служебный.
        Кабина из черного стекла была явно одноместной, похожей на душевую, и типчик пропустил Егора вперед. Он не попрощался, но Егор сообразил, что дальше пойдет сам.
        Створка закрылась, но привычного толчка не последовало. Егор нервно переминался и не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают. Возможно, его просвечивали на предмет оружия и всего такого, возможно - тот, кто управляет этим лифтом, куда-то отлучился. Ни кнопок, ни переговорного устройства в кабине не было. Егор решил сосчитать до двадцати и постучать.
        На счете «тринадцать» о нем все-таки вспомнили. Задняя стена отошла в сторону, и Егор удивленно посмотрел через плечо. Он мог поклясться, что, войдя в кабину, встал лицом к двери и никуда не поворачивался.
        Все эти грошовые чудеса его немного раздражали. Если работодатели хотели пустить пыль в глаза, то они выбрали неверную тактику. Лучше бы дали аванс, а вертолеты, манипуляции с телесетью и прочий антураж можно было оставить для впечатлительных девиц.
        Сумрачный коридор, примыкавший к лифту, был настолько низким, что Егор едва не касался потолка. Здесь было хорошее охлаждение и всего одна дверь - обыкновенная, с простой пластмассовой ручкой. За ней находился квадратный кабинет без окон, загроможденный столами, КИБами, пачками мятой бумаги и висевшими где ни попадя пестрыми жгутами кабелей. Это сильно смахивало на редакцию университетского издания, с которым Егор сотрудничал в юности. Здесь пахло честным энтузиазмом и символической зарплатой. Работать задаром Егор был не настроен. Две с половиной тысячи - это не в месяц, это в год, с тоской понял он. Зря тащился.
        - У нас принято здороваться, - произнес мужской голос из-за неряшливой кипы газет. То, что на Близнеце еще печатают газеты, для Егора было новостью.
        - Здрасьте, - сказал он. - Где бы мне Сергея?..
        - Я Сергей. - Мужчина поднял голову и, что-то прошептав самому себе, вновь уткнулся в настольный монитор. - Сейчас, присядьте.
        Егор придвинул к себе стул и, переложив взлохмаченные листы на какой-то металлический ящик, сел.
        Мужчина продолжал бубнить, изредка притрагиваясь к клавиатуре. Это был, безусловно, Сергей. Плотный, даже тучный, со смоляными усиками и дрожащими пунцовыми щеками, он мог бы сойти за близнеца того Сергея, что связывался с Егором накануне. Черты лица совпадали, но воспринимались совершенно по-разному. Тот, требовательный, нетерпимый, с колючим прищуром и сжатыми в полоску губами, выглядел на твердый сороковник. Этот, рассеянный, какой-то измученный, казался Егору ровесником.
        - Да, - неизвестно к чему воскликнул Сергей. - Если б вы, Соловьев, все делали вовремя, то не отвлекали бы ни меня, ни себя.
        - Я наверно, пойду, - сказал Егор. Очередная метаморфоза двуликого Сергея врасплох его уже не застала. - Полагаю, две с половиной тысячи в месяц - это недоразумение. Я вас неправильно понял.
        - Конечно! У вас что, уши не в порядке? Или динамики неисправны? Две с половиной в месяц! Ха-ха!
        - До свидания, - сказал Егор, поднимаясь.
        - Видели молодого человека, что вас сюда доставил? Это Голенко. Степан Голенко, он у нас курьер. Я думаю, работать за две с половиной в месяц даже он не стал бы.
        - А… как же тогда? - Замер Егор.
        - В неделю. Две с половиной - это в неделю, Соловьев. Мойте уши или купите новые динамики.
        - Пожалуй, - брякнул он, опускаясь обратно. - Сколько же это в месяц?
        - С арифметикой у вас тоже беда, - заключил Сергей.
        - По образованию-то я…
        - Знаю, знаю. Мы навели справки.
        Сергей оглядел свой стол и выудил откуда-то несколько распечаток.
        - Та-ак, - критически протянул он. - Городские соревнования, детские конкурсы… Над этим пусть бабушки умиляются. Что у нас тут еще? Особые отметки школьных психологов. Так, уже ближе… Зачисление в университет, прекрасно. Все в протоколе. Все эти охи-ахи экзаменационной комиссии. Все тут. Ага, с первого курса на третий. Еще лучше…
        Сергей говорил все тише и невнятней, пока окончательно не перешел на куриный клекот. Егор ничего не понимал. Какие конкурсы? Какой третий курс? То, что зачитывал Сергей, было не про него, не про Егора Соловьева. Ясно, что Соловьевых на Восточном материке целая армия, может, и на Западном несколько штук найдется, но обратилась-то фирма к нему…
        Ошиблись, чуть не застонал Егор. Они ошиблись. И эта работа, эта замечательная работа, которую он уже полюбил, достанется другому Соловьеву - с Востока или, может, с Запада, но не ему.
        - Соловьев! - Неожиданно громко сказал Сергей. - Ну что ж. Вы нас устраиваете. Снимайте свой несчастный плащ, бросьте вон туда, и принимайтесь-ка за дело.
        - Да, но я до сих пор не осведомлен, в какой области мне предстоит…
        - В вашей. В вашей области, Соловьев.
        Более идиотской ситуации Егор не знал.
        - Э-э… у меня их много, областей. Я специалист широкого профиля. Очень широкого. Вы, наконец, скажете, о чем идет речь?
        - Нам требуется классный аналитик. С чистым восприятием и оригинальными подходами. Область исследований не ограничена: природные явления, городские новости, процессы в массовом сознании. А также сны, слухи, автомобильные аварии, спортивные достижения - все, что нас окружает. Можно сказать, весь мир. Вот так, Соловьев. Не шокировал?
        Егор тяжело вздохнул. Предложение звучало настолько же заманчиво, насколько и расплывчато. Анализ… Анализ всего. Ни малейшего представления.
        - Сожалею, но мне это не подходит, - выдавил он.
        Сергей надул щеки и перевернул на столе пару бумажек.
        - Прощайте, - коротко сказал он.
        - До свидания, - ответил Егор. - Если не секрет, зачем вы просили привезти документы? Особенно прививки.
        - Теперь это не имеет значения. Прощайте, - повторил Сергей.
        На этот раз лифт пропустил Егора мгновенно. Как только створка за спиной закрылась, тут же открылась вторая, впереди. Это был вовсе не лифт, а тамбур. Служил ли он для рентген-контроля, или для поддержания микроклимата, Егор так и не понял.
        Степан Голенко, самый высокооплачиваемый курьер на Близнеце, довел его до вертолета и жестом указал на сидение. Обратно они летели дольше - не по прямой, а зигзагами. Мера была излишней, поскольку снизу, с земли, Егор никогда не нашел бы ни этого здания, ни даже квартала.
        Курьер проводил его до сто двенадцатого этажа и собрался было идти с ним дальше, но Егор, чувствуя неловкость, пообещал, что не заблудится. Голенко равнодушно моргнул и отправился наверх.
        Егор побродил по площадке и вызвал лифт.
        Сказка кончилась, сказал он себе. Две с половиной тысячи, хоть в неделю, хоть в месяц, - это не по его способностям. Его просто с кем-то перепутали, с каким-то фантастическим профессионалом, получающим бешеные деньги неизвестно за что. За анализ. Проанализировать движение перистых облаков - еще куда ни шло, но спорт, автоаварии и сны… Неужели кто-то в состоянии найти в этом какую-то закономерность?
        Егор не заметил, как оказался в кабине, - он опомнился, лишь когда обнаружил, что едет в лифте не один. Рядом стоял старик в выгоревшем халате и плетеной шляпе. Старик что-то жевал, от этого его борода шевелилась, как живая. В руке он держал все тот же квадратный мешок.
        - Здравствуйте, - почему-то обрадовался Егор.
        - Здравствуй, гражданин Востока. Ты ведь все еще гражданин Востока, не так ли? Ты еще не изменил своего отношения к этому? Обидно, правда? - Ни с того ни с сего спросил он.
        - Вы о чем?
        - Это действительно хорошая работа. Лично для тебя.
        Старик опять заговорил цитатами. Егору это было неприятно.
        - Вы здесь живете, или за покупками?
        - Я живу везде, гражданин Востока. А покупки мне совершать не на что.
        Егор машинально огладил плащ, но вспомнил, что по совету Сергея денег с собой не взял. В кармане брюк он нащупал треугольную монетку в два такса и, смущаясь, протянул ее страннику.
        - Избыточные денежные средства, - вспомнил он смешную формулировку. - Вам пригодится.
        - Да, мне пригодится. Благодарю. А вот это пригодится тебе, - странник сунул ладонь за пазуху и, пошарив, извлек оттуда книгу в мягкой обложке. - И учти: деньги - не главное.
        Странник вышел на семьдесят первом, а через секунду лифт привез Егора домой. Стоя на площадке семидесятого этажа, он изо всех сил вслушивался в звуки наверху, но ничего определенного там не происходило. Движение - не то шаги, не то шорох одежды - постепенно растворилось в тишине, так, что Егор уже и не знал, было ли оно на самом деле. Он посмотрел на книжку и, тут же забыв название, открыл дверь. Переступив через порог, он споткнулся о какую-то коробку. Коробка опрокинулась, и из нее выпала пенопластовая упаковка. На боку чернела жирная надпись: «Мажордом. Версия 245».
        - Сосед! - Тревожно позвал Егор.
        Мажордом не отозвался.
        - Сосед, ты куда пропал? Сосед! Холуй?..
        - Привет, - сказал мажордом.
        Цепляясь за стену, Егор дошел до монитора и задрал голову к часам. Девять утра.
        В диване торчала одна из Маришкиных брошей - желтая птица с зеленым глазком. Под ней висела исписанная страница из блокнота.
        «Егор! Не знаю, куда ты пропал, но завтракать иду без тебя. Не забудь, в десять часов переговоры с фирмой. Вечером расскажешь.
        У дверей стоит Сосед. Не обижай его.
        Мне все понравилось».
        Перечитав записку дважды, Егор положил ее на стол и принес коробку с шестируким человеком. Затем достал из нее КИБ и заменил Холуя на Соседа. Старый мажордом отправился в шкаф.
        - Сосед!
        - Слушаю, хозяин.
        - Не «хозяин», а Егор, ясно?
        - Договорились, Егор.
        - Ты должен провести ревизию имущества.
        - Совершенно верно, Егор. Этим я сейчас и занимаюсь.
        - Обрати внимание на базу данных.
        - В первую очередь целесообразно проверить электрооборудование и коммуникации.
        - Не спорь, Сосед. Сначала - база данных.
        - Проверка закончена, Егор, - моментально ответил Сосед. - Никаких нарушений.
        - И образование, и работа? Диплом на месте?
        - Да, электронная копия оформлена правильно. Твой диплом действителен на всей территории Восточной Австралии.
        - Впредь будешь говорить «материк». Никаких Австралий.
        Егор перевел дыхание и снова взглянул на часы. Прошло всего десять минут. Через пятьдесят объявится Сергей: самовольно включит стенной монитор и выразит недовольство тем, что его заставили ждать. Егор все знал заранее. Это было жутко.
        Заказав банку сардин, он сел за стол и раскрыл подаренную книгу. На первой странице были какие-то закорючки. Егор пролистал дальше: закорючки, закорючки, иногда - цифры. Кое-где попадались и знаки препинания. Усмехаясь, Егор упорно продолжал переворачивать страницы - в этой книжке должно было найтись хоть что-то, имеющее смысл. Хотя бы абзац обычного текста. Его устроила бы и одна строка, что-нибудь вроде «теперь читай задом наперед» или просто «ты дурак!». Ведь кто-то не поленился, потратил деньги - даже если книгу печатали в единственном экземпляре. А ради чего?
        Егор дошел до последней страницы - вся эта ахинея заканчивалась тремя запятыми подряд. Он посмотрел на обложку и понял, почему название не задержалось в голове. Названия тоже не было, вместо него стояла комбинация из четырех цифр.
        Странник либо совсем безумен, либо не лишен чувства юмора, решил Егор. Что ж, все законно. Чтиво за два такса. Надо будет подсунуть ее Маришке. Пусть тоже почитает, ехидно подумал он.
        Егор отложил книгу и, потянувшись, хрустнул лопатками. Все в порядке. У него все в порядке. Он переспал с женщиной, которую хотел целых два года, и кажется, их отношения продлятся. Он ушел с муторной работы и восстановил документы. У него замечательный мажордом. Наглеца Сергея он пошлет туда, где никто еще не бывал. После этого съест вторую банку сардин и попробует куда-нибудь устроиться. Не сегодня, так завтра.
        Он перешел в комнату и прилег на диван. Часы показывали без пяти десять. Связаться с Сергеем, конечно, придется, иначе он сделает это сам - охмурит Соседа и влезет, и будет тут сверкать во всю стену. Это они умеют. Фирма. Как он сказал? «Пятнадцатый канал - это мы». Красиво.
        Однако ребята не из университетской сетевой газеты, отнюдь. То, что Сергей сидит в каком-то подвале, и в кабинете у него бардак, еще ничего не значит. В телесети ребята хозяйничают будь здоров - и не боятся, что накажут. Стало быть, не накажут. И КИБ двести сорок пятый, вершину технического прогресса, имеют, как плюшевого зайца. А также имеют вертолет. А курьер у них получает больше, чем шеф районного отдела метеослужбы.
        Это не обычная фирма, догадался Егор. Одноразовыми плащами эти ребята не торгуют. Здесь завязаны огромные деньги, а такие деньги - всегда политика.
        У него закружилась голова, и он переменил позу - взявшись за подлокотник, сел и спрятал лицо в ладони. Посмотрел сквозь пальцы на часы - без одной. Пора что-то решать.
        Фантастическая работа. Анализ… анализ всего - это полная свобода, это настоящее творчество. В то же время Егора волновала тема исследований - все зависит от нее. Возможно, когда задание будет конкретизировано, путь назад закроется. Не исключено - навсегда.
        - Здравствуйте, Егор Соловьев.
        На стене появился лоснящийся лик.
        - Мое имя Сергей. Фамилию пока опустим, и отчество тоже, хотя в дальнейшем я потребую от вас обращения по всей форме. Я сам человек дисциплинированный и к субординации отношусь положительно. Условия контракта мы обсудим позже, не в сети. Но сумму назвать могу. Две с половиной тысячи. Разумеется, чистыми. Налогов вы платить не будете. Если в общих чертах все ясно, то я распоряжусь, чтобы за вами послали.
        Егор движением бровей подтвердил: ясно. В общих чертах.
        - Возьмите документы, - продолжал Сергей. - Деньги брать не нужно, после собеседования вас доставят обратно. Да, если носите с собой оружие…
        - Не ношу, - сказал Егор.
        - Я на это надеюсь. До встречи.
        - Постойте! Какие именно документы вас интересуют?
        - Естественно, диплом. Мы все уже получили, по своим каналам, - скромно уточнил Сергей, - но это ординарные копии, а нам нужны легитимные.
        - Диплом, хорошо. А что еще? Прививки? Детские болезни? Выписки из школьного…
        - Это ни к чему. До встречи.
        Егор поглазел на пустой экран, затем перешел в домашнюю базу данных и как-то невзначай вспомнил, что ничего, в принципе, не изменилось. Им требуется специалист по анализу, а он - специалист по облакам. Перистым, будь они неладны. Или нет?.. В анализе он тоже слегка разбирается. Если вдуматься, то совсем даже не слегка…
        Подозревая в себе сумасшествие, полное и окончательное, Егор выбрал в меню папку «образование» и с трепетом раскрыл. Об атмосферных процессах - ни слова.
        ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ХОЛМЫ.
        ФАКУЛЬТЕТ АНАЛИТИЧЕСКИХ ТЕХНОЛОГИЙ.
        ТЕМА ДИПЛОМНОЙ РАБОТЫ: СВОБОДНЫЙ ПОИСК КАК ПРИКЛАДНОЙ МЕТОД.
        Ниже шли две страницы о том, какой он, Егор Соловьев, великолепный специалист.
        В папке «работа» находилось несколько отзывов, все в том же духе. Растерянно перебирая документы, Егор выяснил, что успел отметиться в четырех частных компаниях. Сфера деятельности - реклама и крупный бизнес.
        В его реальной биографии ничего подобного не было, однако Егор вдруг осознал, что не только понимает, чем ему предстоит заниматься, но уже прикидывает наилучшие подходы. Все прояснилось и выстроилось в прозрачные цепочки: мнимое-действительное, случайное-закономерное, важное-второстепенное, причинное-следственное. Егор неожиданно почувствовал, что обладает богатейшим опытом аналитической работы, и чем больше он об этом задумывался, тем больше крепла его уверенность в своих силах.
        Облака и циклоны отошли куда-то на второй план - не исчезли вовсе, а просто стали далекими и ненужными. При желании он мог бы продолжать трудиться и по этой специальности, но теперь она его совершенно не увлекала.
        - Сосед!
        - Слушаю, Егор.
        - Когда получена копия диплома?
        - Десять лет назад.
        - Других дипломов здесь не было? КИБ-специалисты говорят, что перемещение документов оставляет следы. Проверь хорошенько.
        - Я никаких следов не вижу.
        - Благодарю. Отбой.
        Егор нервно почесался. Он закончил университет Желтая Бухта, а в Холмах сроду не бывал. По документам выходило наоборот.
        В дверь позвонили.
        - Егор Соловьев? Вы готовы? - Спросил Голенко. - Прошу за мной.
        Егор вернулся в комнату, скопировал диплом и догнал курьера уже на площадке. Поднявшись в двух лифтах, они вышли на крышу и сели в вертолет. Прилетев на место, Егор минуту поскучал в непроницаемом аквариуме, потом его пропустили в прохладный коридор.
        - Здравствуйте, - сказал он, опережая наставления Сергея, и тот, оторвавшись от своих бумаг, дружелюбно молвил:
        - Здравствуйте еще раз, Соловьев. Присядьте.
        Егор освободил стул и, передвинув его в середину кабинета, сел.
        - Та-ак, - удовлетворенно протянул Сергей. - Городские соревнования, детские конкурсы… Над этим пусть бабушки умиляются. Что у нас тут еще? Особые отметки школьных психологов. Так, уже ближе… Зачисление в университет, прекрасно. Все в протоколе. Все эти охи-ахи экзаменационной комиссии. Все тут. Ага, с первого курса на третий. Еще лучше. Да вы, Соловьев, вундеркинд! Отзывы по службе превосходные. Но увольнялись целых четыре раза. Почему, Соловьев? Вы жадный человек?
        - Мне всегда не хватало творчества, - раскованно произнес Егор. - Рамки, вот в чем дело. Какими бы широкими они не были, со временем они начинают душить. Мне надо было родиться поэтом.
        - Гм, гм… Самооценка не занижена, - улыбнулся Сергей. - Ну что ж. Вы нас устраиваете. Снимайте свой несчастный плащ, бросьте вон туда, и принимайтесь-ка за дело. Инструктаж, я полагаю, займет часа два. Потом как настоящий поэт вы часик поплюете в потолок. Потом у нас обед. Ну, а после обеда прошу впрягаться. Документы принесли? Давайте сюда. Мы на вас все давно собрали, но порядок - куда от него денешься?
        - Прежде, чем я впрягусь, хотелось бы получить представление о том, в какую трясину я влезаю, чем это грозит, и так далее.
        - С этим у нас проблема, Соловьев. Когда я скажу первое слово по нашей теме, вы станете самым засекреченным человеком на Востоке. Ну, или почти самым.
        - Почти? Самый засекреченный - это вы, Сергей?
        - Сергей Георгиевич. Топорков, - представился он. - Соглашайтесь, поэт. Гарантирую душевный коллектив, личную безопасность и бессонницу.
        Егор на мгновение прикрыл глаза. Кроме паранойи он ничего не терял.
        - Где мой контракт?
        - Вы согласны? - Строго спросил Топорков.
        - Да.
        - Повторите: да, я согласен.
        Егор повторил.
        - Поздравляю, Соловьев. Подписывать ничего не надо, с этой секунды вы наш сотрудник. Знакомьтесь, коллеги: Егор, Маришка.
        Егор резко обернулся и увидел, что у него за спиной стоит… Маришка.
        - Маришка - это не уменьшительное и, тем более, не ласкательное, - сказала она. - Это такое имя: Маришка Димитриевна Воинова.
        - Да, я… я в курсе, - пробормотал Егор. - Очень приятно, Маришка. Рад познакомиться.
        АВГУСТ. 4
        - Как насчет первого слова? По нашей теме.
        - Не терпится прикоснуться? - С ухмылкой спросил Топорков. - Ну что ж. Земля молчит…
        Егор ждал продолжения - невообразимой тайны, от которой у него потемнеет в глазах или хотя бы задрожат руки, но Топорков не торопился. Он сидел, заговорщически переглядываясь с Маришкой, и так же ждал.
        - Пусть себе молчит, - сказал Егор. - Это должно волновать специалистов по связи. И, наверное, правительство.
        - Ага, не понял, - удовлетворенно заметил Топорков. - Объясняю: Земля молчит не сутки, и не месяц, а гораздо дольше.
        Вот, почему ученые не могут спросить, как действует внепространственный перенос, невпопад подумал Егор. Этот умник мажордом ищет парадоксы там, где их нет. Радио сломалось, делов-то. А он про тупик познания…
        - И сколько же она молчит? Год? Два?
        - С момента Колонизации. Как только на Близнец доставили последнюю партию груза, все отключилось. Можно сказать, Земля молчала всегда.
        Топорков сделал паузу, позволяя Егору впитать, усвоить и ужаснуться, а затем изящно его добил:
        - Транспортная камера, связь, телеметрия… работало около двадцати независимых каналов. Отрезало все. Разом.
        - Еще в Колонизацию? - Не поверил Егор. - И мы жили без Земли? Всегда?! Как это? И никто ничего…
        - Кое-кто знает. Кому положено. И у нас, и на Западе.
        - Сейчас, сейчас, дайте я соображу. Значит, перебросили технику, людей, запасы всякие и тут же от нас отгородились?
        - Типичный пример вульгарного толкования Колонизации. Заселение длилось двенадцать лет.
        - Но потом…
        - Когда оно закончилось - да. Как будто отгородились.
        Топорков выглядел необычайно довольным. Ритуал посвящения в правду он, судя по всему, исполнял не впервые.
        - Есть версия, что на Земле произошла какая-то глобальная катастрофа, но это было бы слишком красивым совпадением. К тому же, все каналы закрылись одновременно. Некоторые проходили через земные спутники, другие - через промежуточные станции, третьи - напрямую. Синхронное отключение здесь невозможно. Да вы не огорчайтесь, Соловьев. Все это было давно, и нас не касается.
        Егор встрепенулся. Если известие об исчезнувшей прародине - лишь прелюдия, то к чему же его подводили?
        Он с опаской повернулся к Маришке. Ее невероятное сходство с соседкой не давало ему покоя с самого начала. А главное - имя. Егор никогда не встречал столько Маришек сразу. Видимо, тридцать лет назад это имя было модным, но почему у них, у Маришек, так много общего? Егор смотрел на Маришку Воинову и не мог отделаться от ощущения, что спал не с соседкой, а с ней. Казалось, даже родинка на ее правом ухе имеет точно такую же форму, что и у Маришки Стояновой. Впрочем, он еще недостаточно хорошо изучил ее тело. Может быть, он и ошибался.
        - На этом урок истории закончим, - сказал Топорков. - День сегодняшний. Маришка, будьте добры.
        Воинова перевалила со стула на стол какие-то бумаги и, выбрав два листка, постелила их на сидение.
        - Извините, Сергей Георгиевич, у вас немножко пыльно. День сегодняшний… - Она собралась с мыслями и, вперив в Егора безразличный взгляд, заговорила. - То, что связь с Землей потеряна, это не совсем верно. В настоящий момент связь есть, односторонняя. Пять лет назад мы получили стабильный сигнал. Сигнал идет несомненно с Земли и адресован, опять же несомненно, Близнецу. Хотя есть ряд вопросов. Первый: несущая частота. Ни в штатном, ни в аварийном режимах она не использовалась.
        - Как же мы ее поймали? - Вставил Егор.
        - Поймали случайно, однако прошу не перебивать, - монотонно произнесла Воинова. - Вопрос второй: шифр. Ключ в передаче отсутствует, из чего следует, что для чужих она не предназначена. С другой стороны, кодировка абсолютно тривиальна, стало быть, это нечто иное, чем попытка скрыть информацию. Словом, картина такова: кто-то с кем-то общается на своем языке, а услышат ли этот разговор посторонние - ему безразлично. Третий вопрос. После расшифровки мы убедились, что передача адресована кому-то из жителей Близнеца. Теперь относительно ее содержания… Уфф, это уж вы, Сергей Георгиевич.
        - Что ж… - Топорков неторопливо погладил стол. - В этом послании столько всякого намешано… Ну, допустим, отрывки из статей, которые появятся в сети через два дня. Как вам такой вариантик, а, Соловьев? Причем доказано, что статьи писались уже после прохождения сигнала. И разными людьми. И на Востоке, и на Западе. Там же, в послании, - изменения биржевых котировок, или результаты местных выборов, или необыкновенно точные прогнозы погоды. Или вот: пришел какой-то список. Четырнадцать фамилий, и все. Что прикажешь делать? Мы себе головы сломали. Начали, конечно, проверять, но там же одни фамилии, по материку - это сотни тысяч человек. А вчера… вы смотрели новости? Пожалуйста: столкнулись два прогулочных катера. Четырнадцать утопленников, все фамилии… догадываетесь, да? Впечатляет? И это только то, что мы успеваем обработать. Основная масса информации пропадает, уходит в песок. Мы не можем учесть все события на планете. Для этого пришлось бы задействовать всех граждан Близнеца. Да и то не хватило бы.
        - Если позволите… - аккуратно вмешался Егор.
        - Да, прошу вас. Уже возникли идеи?
        - Пока пытаюсь определить свои задачи. Как минимум, отслеживать и понимать самое важное, особенно прогнозы негативного характера. Задача максимум - обнаружить в этом вале пророчеств какой-то общий смысл.
        - Справедливо.
        - Неплохо бы также установить настоящего адресата, но, я полагаю, этим есть, кому заняться.
        - Есть, есть, - покивал Топорков.
        - Итак, я оказался в научной среде, - констатировал Егор. - Маришка Димитриевна, очевидно, занимается дешифровкой, гражданин Голенко у нас за радиоастронома, а вы, Сергей Георгиевич, почетный руководитель проекта. В степени академика, - безмятежно добавил он.
        - Маришка, спасибо, я вас приглашу, - сказал Топорков.
        Он дождался, пока Воинова не закроет за собой дверь, и бессмысленно подвигал на столе какие-то листочки.
        - Да, я руководитель. Но не в степени. В звании.
        - А при чем тут полиция?
        - Полиция? Вам, Соловьев, надо почитать историю. Я имею в виду протоисторию. Когда Земля была поделена на страны…
        - Но у нас-то нет никаких стран.
        - Вам так кажется. И, Маришка права, прекратите перебивать. Короче, вы уяснили, что надо делать, теперь я расскажу, чего делать нельзя. В этом сигнале, - Топорков многозначительно потыкал пальцем вверх, - кроется нечто большее, чем пророчества. В нем ответы на многие, многие вопросы. Вы их пока не знаете, но со временем зададите, обещаю. Тот, кто первым поймет, что это за передача, и кем она отправляется, получит ключи от мира. Мы - или они.
        - Э-э… простите…
        - Либо Запад, либо Восток.
        - Это всего лишь два материка одной планеты.
        - Два разных материка, - уточнил Топорков. - То, что видно обычному гражданину… товарищеское соперничество: у кого заводов больше, у кого население богаче, у кого трава зеленее… Все это мишура. С самого начала между нами идет жесткое противостояние. Если б мы отличались только географически - нет проблем. Но здесь не география, здесь история. Вернее, протоистория. Колонисты притащили это с Земли, и нам от этого никуда не деться.
        - То, о чем вы говорите, противоречит здравому смыслу. Как выразился бы один мой знакомый, в ваших рассуждениях кроется элементарная логическая ошибка.
        - Вы спортом увлекаетесь? - Неожиданно спросил Топорков.
        - Не слишком.
        - Ну, допустим, увлекаетесь. Получите вводную: чемпионат Близнеца по… да хоть по дайвингу. Две команды - с Востока и с Запада. За какую будете болеть?
        - Естественно, за наших.
        - Вот. А почему? Потому, что мы так устроены. Это в крови. Может быть, через тысячу лет что-то изменится, и люди будут болеть не за своих, а за того, кто милее. Но сегодня милее свой - по определению. Человеку нужен враг, или хотя бы противник, - сказал Топорков, понизив голос. - Я даже иногда думаю: а что, если Западный материк утонет? Треснут какие-нибудь там тектонические плиты, или еще чего… И знаете, к каким выводам прихожу? Если Запад сгинет, то мы станем искать врага дома. Мы поделим Восток на две части и опять начнем - дружески соревноваться. Вот такой прогноз. Я его не с Земли получил. Из жизни, Соловьев, из жизни. Поэтому не падайте со стула, когда я вам говорю, что служу в разведке. Вы ведь тоже… - он тряхнул запястьем, поправляя браслет часов, - …в ней служите. Целых сорок пять минут. В звании сержанта. Пока.
        Егор проглотил что-то тугое, потом пошмыгал носом, почесал шею и забарабанил пальцами по колену.
        - Мы остановились на слове «нельзя», - молвил он.
        - Браво. У вас мужская выдержка, - похвалил Топорков. - Скажу по секрету, нашу очаровательную мадам после собеседования пришлось отпаивать успокоительными.
        - Маришка тоже сержант?
        - Старший. Это ей за красивые глаза. Однако вернемся к секретам. Так случилось, что о передаче узнали в Объединенном Правительстве, то есть и мы, и они одновременно. Правительство создало совместную комиссию. Вот там как раз то, что вы назвали: академики, лаборатории, локаторы - вся эта дребедень. Комиссия принимает и записывает сигнал. И, конечно, усиленно потеет над расшифровкой - от кого больше вонь, тот и молодец. Но кроме вони там ничего. Ничего у них не получается, слишком сложно. Это вам не пескарей сачком ловить, это же сигнал из космоса.
        - В действительности половина комиссии работает на нас, половина - на Запад, - сообразил Егор. - И коды давно раскрыты, и содержание известно.
        - Делаете успехи. Не пора ли вас с Маришкой уравнять в званиях? Шутка, Соловьев. Итак, члены комиссии потихоньку сливают данные, кто - нам, кто - аналогичной структуре на Западе. Скрытно друг от друга. Точнее, условно скрытно. Тут вообще все условно: мы знаем про них, они знают про нас. Главное - соблюсти приличия и, само собой, сохранить исследования в тайне. В этом наши интересы совпадают. В случае разглашения подобной информации… ну, вы представляете, что начнется.
        - Да уж, - крякнул Егор. - Значит, пока официальная комиссия якобы топчется на месте, оба материка создают секретные отделы, замаскированные… подо что?
        - Западный - под компанию, работающую в сфере услуг, мы - под частную торговую фирму. Это позволяет держать филиалы на всей территории Востока. Торгуем, пожалуйста не смейтесь, одноразовыми плащами.
        - И вправду смешно, - хмуро произнес Егор. Эти пустяковые совпадения нравились ему все меньше.
        - Прикрытие не для конкурентов, - отмахнулся Топорков. - Для простых граждан. Конкуренты давно вычислили и адрес нашего центра, и половину сотрудников. Мы, конечно, тоже не спим, однако готовьтесь: рано или поздно вас попробуют расколоть. В разведке существует неписанное правило: все, что угодно, кроме физического воздействия. Иначе - смерть за смерть. Так вот, реальной угрозы для жизни нет, но припугнуть могут. К кому-то подбираются через деньги, к кому-то через алкоголь. Вы знаете, сколько в мире соблазнов. Но устоять перед ними - это еще не все. Самые большие секреты человек обычно не продает, а наипошлейшим образом выбалтывает. Заводится разговор, затем возникает дискуссия, один из ваших друзей - учтите: старых и проверенных друзей - начинает нести полную околесицу по тому вопросу, в котором вы кое-что смыслите. Вам досадно, вы не можете сдержаться. И отвечаете. Сперва - туманно, не вдаваясь в детали, потом подходите к теме все ближе. А он продолжает вас провоцировать: либо поднимает на смех, либо приводит какие-то нелепые аргументы. Вы заводитесь, вы злитесь, но для того, чтоб его
опровергнуть, вам требуются доказательства. И вы их незаметно выкладываете. На утро ваш друг ничего не помнит, вы этому безумно рады, и все, вроде, обошлось. А информация, между прочим, уже за океаном.
        Выдохнувшись, Топорков остановился и перевел взгляд на экран. Егор, так и не прекратив теребить коленку, отрешенно рассматривал висевшие по стенам кабели.
        - У меня нет друзей, - заявил он. - Ни проверенных, ни подозрительных. Никаких нет.
        - Тогда вас будут ловить на другом.
        - И еще.
        - Нда?.. - Топорков узрел в мониторе что-то любопытное и никак не мог оторваться.
        - Запланированные плевки в потолок отменяются. Я хочу приступить к работе.
        Топорков опустил глаза, отвел их куда-то вбок и, наконец, посмотрел на Егора - прямо, насквозь.
        - Скажите честно: то, что вы услышали, вас не пугает?
        - Очень, - признался Егор.
        - Хорошо. Игры в крутых мужиков нам не нужны. А сейчас я предлагаю перекусить, - сказал он, не меняя тона. - И никаких возражений. Привыкайте подстраиваться под начальство. Вы теперь на государственной службе, а это обязывает.
        Он не без труда протиснулся между столом и стеной и, споткнувшись о какой-то шнур, направился к выходу.
        - Да, и вот еще что. За едой мы о делах не говорим. Здесь все свои, но… просто чтобы не портить аппетит.
        - Ясно, - сказал Егор. - Только я без денег.
        - Пойдемте, пойдемте. Нас угощает налогоплательщик.
        Топорков открыл дверь, и Егор двинулся было к тамбуру, но в этот момент увидел, как одна из стенных панелей ползет вверх. Темный полированный лист оказался автоматической створкой. Егор покрутил головой - весь коридор был облицован такими же щитами. Где обшивка настоящая, а где фальшивая, понять было невозможно.
        - Я их и сам все время путаю, - отозвался на его мысли Топорков. - Предпочитаю не тыкаться, а вызывать подчиненных к себе.
        - А много у вас их? Кроме Голенко и Воиновой.
        - Это вы зря спросили. Ну, оботретесь. Годик-другой, и…
        Егор ничего не сказал, лишь поперхнулся и последовал за Топорковым. Тот отсчитал пятый прямоугольник от кабинета и провел по нему ладонью.
        За панелью находился маленький зал с пятью столиками и окном, выходившим на пляж. Под ближней пальмой Егор узрел обнаженную женщину. Он подумал, что высотное здание у самой воды построить не могли, и что от города до берега целых сто двадцать километров.
        - Степан уже пообедал, - констатировал Топорков. - Рановато у него перерыв начинается… Эй, кормильцы!
        Из углового проема выглянула девушка в переднике.
        - Сергей Георгиевич? Секундочку.
        - И картинку! Мою поставьте, - распорядился Топорков. - Голенко постоянно баб вешает, - пояснил он Егору.
        Лазурные волны за окном исчезли, вместо них открылся вид на оживленную магистраль.
        - Сергей Георгиевич, вы урбанист?
        - После выберете себе какую-нибудь. Не в стену же смотреть.
        Ел Топорков много. Егор, уже покончивший со своей осетриной, притворялся, что увлечен проносящимися в окне автомобилями. При этом он краем глаза невольно наблюдал, как начальник давится бараниной. Желудок вел себя спокойно, однако Егор предчувствовал, что долго не продержится. Запах жареного мяса вызывал в нем отвращение.
        Сходить, что ли, в клинику, вяло подумал он. Если вырвет - схожу. Сгорю со стыда, работу отличную потеряю - и пойду. Может, вылечат.
        Мысль о работе заставила Егора взять себя в руки, и он дотерпел. Топорков выпил огромный стакан компота - к компоту Егор относился почти нейтрально - и, промокнув губы, загремел металлическим стулом.
        - А вы малоешка, Соловьев. Держите форму?
        - Настроение… - буркнул Егор. - Вы мне покажете мое место?
        - Ваше место дома. А вы что же, хотели кабинет? Зачем? Техники сейчас настраивают закрытый канал - ваш, собственный. Надеюсь, уже настроили.
        - Канал? В телесети?
        - Аналог частной линии, вроде той, по которой мы беседовали утром, но для посторонних он невидим. По нему будете получать всю информацию, по нему же - докладывать о результатах. Чтобы в него войти, нужно набрать на пульте…
        Три пятерки, чуть не выпалил Егор. Канал был настроен еще вчера!
        - …три пятерки, - закончил Топорков.
        Он толкнул свою дверь - единственную нормальную дверь в этом коридоре - и, пригласив Егора внутрь, развернул перед ним фрагмент какого-то бесконечного мотка.
        - Вот, как оно выглядит после расшифровки. Это старая передача, с прошлой недели.
        Полоса бумаги была усеяна тысячами мелких символов. Большинство составляли странные закорючки, кое-где попадались цифры и буквы, еще реже - целые слова.
        - Кружочки, стрелочки… - проронил Егор. - И что мне с ними делать? У меня такое подозрение, Сергей Георгиевич, что это не расшифрованный вариант, а как раз зашифрованный, и при том сильно.
        - Вот, - Топорков передвинул рулон и показал на выделенную маркером фразу:
        МЕРЦАЮТ ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ РАЗРЯДЫ ГУДЯТ НОГИ
        - Со знаками препинания у них не очень…
        Егор внимательно перечитал и оглядел пространство вокруг - все те же закорючки.
        - А вам не кажется… - задумчиво протянул он, - если смотреть на расстоянии, то здесь что-то… рисунок?… Не пейзаж, конечно, но все-таки… А, Сергей Георгиевич? Вот эти два пробела, а под ними - два, три, четыре… восемь восьмерок. Издали как будто нос. Нет?
        - Нет, Соловьев, - категорично ответил он. - Вы забыли, что это не оригинал, а перевод. Графический облик послания вас волновать не должен. Мы считаем, что он в себе ничего не содержит, и обратное пока не доказано.
        Топорков не договорил, но Егор понял: этим аспектом тоже занимаются, и тоже - специалисты. И еще он понял, какая уйма народу работает над сигналом. Разведка, контрразведка, охрана, сетевые техники… это лишь те направления, что пришли ему в голову сразу. Если напрячь фантазию, можно смело назвать еще десяток профессий. Или сотню. И столько же - на Западе. И одна из двух команд пыхтит впустую, одна из двух обязательно окажется второй - не успевшей. Проигравшей.
        - Не пугайтесь, Соловьев, вам фильтровать этот бред не нужно. Вы будете получать только э-э… куски смысла. Вот как с «гудящими ногами».
        - Кстати, про ноги. Вы не выяснили, что за этим кроется?
        - Нет, к сожалению. У нас не хватает экспертов. Мы и с серьезной информацией не всегда справляемся. Пожалуйста, вам для ознакомления.
        Он присел на корточки и вытащил откуда-то снизу плоскую коробку черного цвета. Затем приложил пальцы к микросканерам на крышке и протянул Егору несколько листов с подчеркнутыми отрывками.
        - Это наша черная папка, - печально сказал он.
        Егор бегло просмотрел увеличенные копии и пасьянсом разложил их на столе.
        ОПАСНЫЙ ПЕРЕГОН ПАРК ВОДОЗАБОР ДЕТИ В КОЛЕЕ
        - Два мальчика и девочка, всем по девять лет, - пояснил Топорков. - Играли на контактном рельсе. Система оповещения дала сбой, а оператор электрички их заметить не мог, там крутой поворот из-за холма.
        - Под Новоградом? Я слышал об этом случае.
        - Беда в том, что вы слышали после, а мы знали до. Но водозаборов и парков на Близнеце тысячи. Перегонов «Парк - Водозабор» более двухсот, дата и точное место не указаны. К тому же, это мог быть эпизод из фильма, таких цитат в послании много.
        Егор перевел взгляд на соседний листок.
        КОТЕНОК ВЗЯЛ ДВОИХ
        - Попробуйте догадаться сами, - предложил Топорков.
        - У меня есть подсказка. Если это находится в черной папке, то… наверное, два человека спасали какого-то котенка и погибли. Реальные версии: пожар, высокое напряжение, вода…
        - Крыша. Потом все выяснилось. Да, уже потом. А как вам такое?
        ВЕСЕЛКИ 12 ТОПОЛИНАЯ 164 988 ИЛЛАРИОН НЕ ХОЧЕТ ЖИТЬ
        - Веселки? Это же город. Точнее, городишко. Двенадцатая Тополиная - улица?.. Дальше шесть цифр… Для сетевого адреса слишком коротко, да и зачем сетевой, если улица известна. Дом сто шестьдесят четыре, квартира девятьсот восемьдесят восемь. Илларион… Проживает там человек по имени Илларион?
        - Уже нет.
        - Но все же очевидно! - Загорячился Егор. - Надо было сразу связаться с местной полицией! «Не хочет жить»… Он что, покончил с собой?
        - Когда взломали дверь, он был еще теплый. Сообщение пришло за двадцать часов до самоубийства. Расшифровка заняла на пять минут меньше. Здесь даже аналитик не понадобился. Но у нас оставалось всего пять минут. А вы про какие-то ноги… Ноги у кого-то там гудят…
        Топорков бережно собрал копии и положил их обратно в черную папку. Папка еле закрывалась.
        - Ну как вы? - Заботливо спросил он. - Голова не вспухла?
        - Впечатлений хватает.
        - И в основном - негативные. Вы сегодня не работник. Идите-ка домой, расслабьтесь, до завтрашнего утра я вас тревожить не буду.
        - Если что-то важное… - с готовностью начал Егор, но Топорков его прервал:
        - Важное, неважное - это вам, аналитикам, разбираться.
        «Неужели ты думаешь, что кроме тебя у нас никого нет?» - Прочитал Егор в его взгляде.
        - Соловьев, а почему вы не купите машину? - Неожиданно спросил Топорков.
        Сказать, что такое удовольствие ему не по карману, Егор не мог - в досье он числился высокооплачиваемым специалистом.
        - Мне не нравится, - ляпнул он первое, что пришло на ум. Исправляться было поздно, и Егор, окончательно лишая себя возможности сесть за руль, молол дальше. - Я, Сергей Георгиевич, в дороге люблю отдыхать. Книжечку почитать или так, подумать.
        - Что ж, дело ваше. А то я бы вам прямо сейчас ключи… Для вас приготовили «Сокол», модель этого года, сервис и смена аккумуляторов за счет фирмы… Ну, дело ваше. Отдадим кому-нибудь другому.
        Егор постарался сохранить на лице выражение полного безразличия. Лишь покусал себя за язык - чтоб знал, мерзавец.
        - Ездить все равно будете на машине, на служебной. С водителем не откровенничайте. Так, что еще? Спецканал должны уже настроить. Сетевой адрес, на всякий случай, у вас тоже есть. Пожалуй, все. Отдыхайте, Соловьев.
        Выйдя из кабинета, Егор осмотрелся - все фальшдвери были закрыты. По дороге к тамбуру он попробовал прикинуть количество комнат. Получалось много, очень много. А еще Топорков сказал, что у них полно филиалов. Сколько - он не уточнил, но ясно одно: за этой фирмой огромная сила. Половина планеты. Мысль о том, что вторая половина работает против, казалась непривычной, но уже не абсурдной.
        Государство и Близнец - не синонимы. В это можно верить, или не верить - какая разница? Это, видимо, так. Колонисты перенесли сюда вирус разобщения и посеяли его раньше, чем выстроили первый город. Близнец будто нарочно устроен для противоборства. Все получилось естественно: два материка - две страны. С одним языком, с близкой культурой, с неразрывной экономикой. Чем же они отличаются? Этого Егор не знал, но интуиция упорно шептала: отличаются. Болеть всегда нужно за «наших».
        Тамбур был занят, и ему пришлось немного подождать. Когда створка сдвинулась, Егор шагнул вперед и налетел на Воинову.
        - Простите…
        - Простите…
        Они одинаково кивнули и попытались разойтись, но опять столкнулись, при этом Маришка наступила ему на ногу.
        - Простите, - снова сказала она.
        - Маришка!..
        - Димитриевна.
        - Маришка Димитриевна, вы меня извините…
        - Да нет, это вы извините.
        - Да нет, я не о том, - улыбнулся он. - Я хотел спросить о вашей сестре.
        - У меня нет сестер.
        Она повернулась боком, чтобы пройти, но Егор осторожно придержал ее за локоть.
        - Может, не родные, а двоюродные? Вы так похожи на одну мою знакомую, что я…
        - Егор…
        - Для вас - просто Егор.
        - Э-э… гражданин Соловьев. Не считаю нужным отвечать. Это не оригинально, не остроумно… это глупо.
        - Постойте. Вы что же, думаете, я таким образом знакомлюсь? Я хотел про сестру, вы правда похожи, а приударять за вами… с чего это вдруг?
        - Ах вот оно что… - Воинова поджала губы и покрылась пятнистым румянцем. - Это у вас такой способ? Неужели помогает? Неужели кому-то нравится?
        - Ну и ну! - Егор отпустил ее руку и потер лоб. - У вас, дорогая, крайне субъективное восприятие. Двоюродных сестер нет?
        - Нет.
        - Тогда всего хорошего, - он церемонно поклонился и зашел в темный тамбур.
        На улице, под фасадным козырьком, стоял желтый «Беркут» - громоздкий автомобиль представительского класса с обивкой из натурального шелка и, не исключено, бронированными стеклами. За рулем находился какой-то подросток с большими ушами и обильно рассыпанными веснушками.
        - Вы Егор Александрович?
        - Разрешаю звать Егором, - сказал он, усаживаясь. - Надеюсь, ты совершеннолетний?
        - Нет, фирма набирает кадры прямо в роддоме. А документы у меня поддельные.
        - А вот хохмить я не разрешаю, - строго проговорил Егор. - Где живу, в курсе? Тогда чего спим?
        - Не было указаний… Егор Александрович. Разрешите завести мотор?
        - Отставить.
        Егор не спеша осмотрелся, пристегнул ремень и постучал костяшками по стеклу - вроде, обычное.
        - Ты кто, молодой человек? - Сказа он после длинной-предлинной паузы.
        - Я? Аркадий. Ваш личный водитель.
        - Угум… Дорогой мой личный водитель. Или у нас с тобой будут нормальные отношения, или никаких вовсе. Что ты об этом думаешь?
        - Я думаю, надо наладить нормальные.
        - Поэтому прекрати огрызаться. В машине я желаю отдыхать - без чужого трепа, без чужой музыки, без всего, что меня напрягает. Поехали, Аркадий.
        Водитель втянул голову в плечи и вывернул руль. Егор прокрутил в памяти свой монолог, а также беседу с Воиновой. И остался доволен. Разговаривать с людьми надо пожестче. Это Егор понял еще на прежней работе, но там что-либо менять было уже поздно - за десять лет маска прирастает и становится лицом. Второй шанс он упускать не намерен.
        Второй шанс - это с их подачи, отметил Егор. «Они»… Теперь он знал, кто они такие, - Топорков и компания. Вернее, фирма. И пятнадцатый канал, и возня с его домашней базой, и даже внезапное изгнание из метеослужбы - все они. Но зачем?..
        Егор изучил панель климат-контроля и задал температуру на три градуса ниже.
        Зачем он понадобился фирме? Понадобился так, что они пошли и на подлог документов, и на откровенную провокацию с увольнением. Да и коллеги в метеослужбе вели себя странновато. Подкупили? Запугали? Неизвестно, но обработали их капитально. Выходит, здорово понадобился.
        Только вот, беда: если переход из метео в это дерьмо организовала фирма, то она не может не знать, что аналитик из него нулевой. Перистые облака их не интересуют, а в остальном он профан. Был профаном, по крайней мере. Что-то не склеивается. Да к тому же… Канал-то перестроили заранее! Еще до того, как он согласился сотрудничать.
        - Стоп! - Воскликнул Егор.
        Машина резко вильнула и прижалась к тротуару.
        - Это я не тебе. Поехали дальше.
        Аркадий слегка приподнял брови - большего он себе не позволил. «Беркут» вырулил влево и начал стремительно набирать скорость.
        Стоп-стоп-стоп, мысленно пропел Егор. Он ведь сюда уже приезжал, то есть прилетал. Конечно.
        И как он умудрился забыть? Сначала это произошло в электричке, потом в лифте. Что-то со временем… Некоторые эпизоды проигрываются по два раза. И фирме, будь она трижды могущественна, это не под силу.
        Все. Егор глубоко вздохнул. Фирма ни при чем. Самое смешное, что от этого вывода ему полегчало. Петли во времени пусть останутся на совести у природы. Мало ли… Он не специалист. Главное, чтоб эта хренотень не была связана с новой работой. Здесь все должно быть реально, понятно и не загружено всякими сумасшедшими вопросами.
        Особенно - сигнал, хмыкнул Егор. Вот уж где все понятно…
        Он заставил себя переключиться на другую тему и отвернулся к окну. Город за тонированным стеклом выглядел пасмурным и необычайно уютным. Людей было мало - когда машина проносилась через перекрестки, Егору открывались длинные прямые улицы с редкими фигурами в серых плащах. Сквозь стекло «Беркута» все казалось серым…
        Учебники говорили, что города на Близнеце созданы по образу и подобию земных. Перед Колонизацией ученые рассчитали оптимальный план застройки обоих материков, затем размеры и планировку городов и поселков, поэтому все, начиная от маршрута к ближайшему стадиону и заканчивая расположением комнат в больших квартирах, было удобно - настолько, насколько это вообще возможно. Население Близнеца понемногу росло, строительство продолжалось, но и спустя двести лет оно велось в соответствии с первичным планом.
        Егор смотрел в окно и рассеянно отмечал знакомые здания. Дома, как и города, были одинаковыми. Подобные кварталы складывались в подобные кластеры и подобные районы, из которых состоял город. Те, кому посчастливилось найти работу в своем кластере, могли не покидать его годами. Те, кому нравились путешествия, переезжали по удобным дорогам в другой кластер, район или город и обнаруживали, что в их жизни ничего не изменилось. Тот же бассейн, клиника или пивная стояли на том же самом месте, где человек привык их видеть. Кого-то это раздражало. Но это, бесспорно, было удобно.
        - Мы на месте… Егор, - кротко молвил водитель.
        - Уже? Отлично. - Он отстегнул ремень и накинул капюшон.
        - До свидания. Когда буду нужен, вызовите. Помните, что время в пути занимает двадцать минут. В час «пик» - около тридцати.
        - А разве завтра с утра… Ах, да! Хорошо, вызову.
        Егор преодолел несколько метров до парадного и вошел в вестибюль. Жильцы находились на работе, в двери никто не шастал, и температура держалась, почти как в салоне «Беркута».
        - Вот это да! - Крикнула ему в спину Маришка. - Поздравляю, я видела. У нас генеральный директор на такой же ездит.
        Егор суеверно посмотрел на ее брошь, потом на сумочку. Теперь он убедился: сходство было фантастическим.
        - Привет, - сказал он. - Слушай, у тебя сестра есть? Или… фамилия Воинова тебе ничего не говорит?
        - Не-а. А что это за фря?
        - Так, на работе.
        - Ну-ка, ну-ка! Выкладывай, дружок! Не успел устроиться, уже присматриваешь? В первый день!
        Такого натиска Егор не ожидал.
        - Перестань, прошу тебя, - сказал он. - Если я обратил на нее внимание, так это потому, что она похожа на тебя. Но копия всегда хуже оригинала.
        - Да?.. - Маришка надула губы и опустила голову. - Учти, я собственница. Ни с кем не делюсь.
        - Я тоже, - серьезно ответил Егор. - Ты что сегодня так рано?
        - А я на твоем примере. Решила - хватит, не электричка, чтоб всю жизнь по одному рельсу.
        - У тебя же там, вроде, карьера…
        - А!.. Что карьера? Может, замуж кто возьмет. Некоторые на таких машинах рассекают, что жене работать просто неприлично.
        Их взгляды встретились, и Егор принялся гадать: шутит - не шутит. Маришка задорно щурилась, но за ее лукавством определенно что-то стояло.
        И женюсь, дерзко подумал Егор. Еще недельку поживем, и отважусь, сделаю предложение.
        - И квартиры рядом, - подыгрывая, сказал он. - Можно соединить. Пусть у моего Соседа с твоей Маришкой тоже будет свадьба.
        А как же связь, опомнился Егор. Рано или поздно она узнает про спецканал. Топорков будет не в восторге. Ладно, чего заранее убиваться? Однако проблемы уже есть. Переехать-то к ней не получится, надо у себя торчать. И объяснить ничего нельзя.
        Они поднялись на лифте, и Маришка как-то естественно остановилась у его двери. Егор снова с беспокойством подумал о завтрашнем сеансе связи. Маришка без работы осталась, будет дома сидеть. Спровадить ее куда-нибудь? С утра и на весь день?! Не поймет.
        - Ой, совсем я что-то… - спохватился Егор. - Спасибо тебе огромное!
        - За Соседа? Пожалуйста. Ты с ним не ругайся.
        - С таким умницей? Никогда! - Заверил он, открывая замок.
        Егор помог Маришке снять плащ и, проводив ее в ванну, сел на диван. Собеседование вымотало его как хорошая пробежка в полдень - слишком большое количество информации, не говоря уж о качестве. Такой инструктаж свалит с ног кого угодно.
        Да еще эта проклятая петля. Егор сообразил, что сегодняшний день у него длится дольше, чем у всех остальных. Полупрозрачные цифры на мониторе показывали без десяти два. Значит, на самом деле около пяти. Прямо как на Западе, только там прибавляют десять лет, а здесь - три часа. Да, три часа примерно. Откуда они взялись?
        - У тебя изможденный вид, - сказала Маришка. - Ты, случайно, не грузчиком устроился?
        - Дворником, - отшутился Егор. - Грузчиков возят не на «Беркутах», а на «Соколах».
        - А уборщицы вам не требуются? Чтобы личная яхта или хотя бы вертолет.
        Маришка по-хозяйски осмотрела комнату и, пнув ногой клубок старых плащей, уселась рядом с Егором. Он запрокинул голову, чтобы поцеловать ее в щеку, и тут увидел Маришкино ухо.
        - У тебя… - выдавил Егор. - У тебя там…
        - Что? - Встревожилась она.
        - У тебя родинка на ухе…
        - Тьфу, ты! Какая ж это родинка? Это макияж, дурачок.
        Она потерла мочку - родинка размазалась и постепенно сошла. Маришка сунула ему под нос перепачканный палец и энергично поднялась.
        - Пойду, пошурую на кухне. Побалую тебя чем-нибудь эдаким.
        - Лучше сама поешь, я недавно обедал.
        - Эх ты! Должна же я показать свою домовитость. Я немножко приготовлю. Кета в сливках, по почте такого не пришлют.
        - Кета? - Переспросил Егор. - Кета годится.
        Он апатично проследил за тем, как Маришка стянула облегающий топ и в одних шортах удалилась к кухонному отсеку. Спать хотелось неимоверно, и Егор, уже не в силах сопротивляться, прикрыл глаза. Звуки скатились до самой нижней октавы и расползлись в глухое, невнятное буханье.
        Сквозь веки проникал слабый розовый свет, и в нем, как звезды, мерцали острые точки электрических разрядов. Ноги гудели от усталости. Ноги гудели…
        АВГУСТ. 5
        Сначала он забеспокоился. Потом испугался по-настоящему. И только потом проснулся.
        - Холуй… Холуй! - Отчаянно позвал он. - Сосед!..
        - Слушаю, Егор.
        - Ф-фууу… Отбой.
        Ему снова снилась Земля - теперь он не летал, а ходил по каким-то хрупким осколкам. То ли лед, то ли стекло. Ему опять было холодно, и страшно, и жалко - всего того, что создали люди, и что им уже никогда не понадобится. Он снова видел Землю мертвой.
        - Сосед, ты в снах разбираешься?
        - Могу запросить программу «домашний психоаналитик».
        - Не-е. Я сам аналитик, - гордо заявил Егор. - Ты мне что-нибудь про символы и приметы.
        - Это антинаучно, - предупредил Сосед.
        - Давай, давай! Подключись куда следует, должны же быть какие-то книги. У меня бабушка любила в этом копаться.
        - Слушаю тебя, Егор, - покорно произнес мажордом.
        - Когда живой человек во сне предстает умершим…
        - Родственник?
        - Не знаю. Ну, не тяни! Что там?
        - Есть два разных толкования. Первое: тот, кто приснился мертвым, будет долго жить. Второе: к скорой встрече.
        - Выходит, сон добрый? - Обрадовался Егор.
        - Я все же справился в «домашнем психоаналитике». Если человек снится тебе мертвым или тяжело больным, значит, ты за него переживаешь. Возможно, ты догадываешься о некой опасности, угрожающей этому человеку.
        - Взял, и все испортил! Антинаучные методы - они как-то гуманней. А где Маришка?
        - Маришка оставила голосовое письмо. Воспроизвести?
        - Валяй.
        - Егор, ты соня! - Сказала Маришка откуда-то с потолка. - Я поехала устраиваться на работу. Я понимаю, что ты самый дорогой дворник в мире, и семью прокормишь, но дома сидеть все равно не буду. Вернусь, наверно, к обеду. Если не попадется кто-нибудь, похожий на тебя, - добавила она с издевкой.
        Семья, подумал Егор. У нас уже семья? Быстренько у нее получилось… А что, два года знакомы. Люди за это время детей нарожать успевают. Да, у нас будет семья! И это здорово.
        Он резко встал, потом неожиданно для себя бросился на пол, поотжимался, поприседал, помахал туда-сюда руками и, сделав напоследок несколько глубоких вдохов, выкрикнул ликующее «Хо!»
        Жизнь налаживалась - Егор это чувствовал физически. Судьба кидала ему одну удачу за другой, а он, не будь дурак, ловил и каждую пристраивал на свое место. Любовь, семья, деньги, интереснейшая работа, даже «Беркут» с персональным водителем, - все свалилось одновременно, и все пошло впрок.
        - Сосед!
        - Слушаю, Егор.
        - У тебя бывает хорошее настроение?
        - У меня всегда хорошее.
        - Ты счастливый, - сказал он. - Или сумасшедший? Это не вопрос, отвечать не обязательно.
        - Я и не собирался, - ответил Сосед.
        Егор позавтракал банальными шпротами. Вчерашний обед в памяти не отложился: от трапезы они с Маришкой довольно скоро перешли к расстегиванию «молний», затем расшатывали диван, роняли со стола приборы и долго валялись по полу, как две панды в пригородном парке.
        Надо постелить палас помягче, машинально отметил Егор.
        Взяв пульт, он включил монитор в режиме мозаики и сел поудобнее. Тринадцать окошек показывали обычные передачи, четырнадцатое, в два раза шире остальных, пустовало. Егор поиграл кнопками, пытаясь найти недостающую программу, но ее как будто и не было.
        Это техники намудрили, решил он. Прокладывали канал повторно, вот и запутались.
        - Сосед, ты умеешь настраивать телепрограммы?
        - Да, конечно, но у тебя все настроено.
        - Ты на четырнадцатый внимания не обращай, это тебя не касается.
        - Четырнадцатого канала нет, Егор. Их всего тринадцать.
        - И давно?
        - Всегда.
        Тринадцать, тупо повторил Егор. Позавчера их было пятнадцать. Или нет, уже четырнадцать. Вчера я с этим смирился. Из трех спортивных осталось два. Плевать. А сегодня у меня отняли еще один.
        Четырнадцатого нет… Топорков говорил, что спецканал невидим, в том числе - для домашнего КИБа. И как они ухитрились?
        - Сосед, я принимаю только тринадцать программ?
        - Тринадцать, - подтвердил мажордом.
        - А что в пустых клеточках?
        - Ничего.
        Егор посмотрел на монитор - как раз в этот момент там появилась бегущая строка:
        СООБЩИТЕ О ГОТОВНОСТИ ТРЕХКРАТНЫМ НАЖАТИЕМ КНОПКИ «5».
        - Эх, были бы у тебя глаза, - пробормотал Егор.
        - Прости, я не понял.
        - Отбой.
        Он набрал три пятерки и с удовлетворением прочитал:
        ВАШ ДОПУСК ДЕЙСТВИТЕЛЕН.
        Егор убрал общие каналы и растянул окошко на весь экран. Буквы увеличились настолько, что их можно было различить за километр.
        - Сосед, закрой ставни, - велел он. - И отбой.
        Продолжение последовало через минуту с небольшим. На мониторе высветился длинный столбец из отдельных фраз:
        ДОЖДЬ ВОСТОК ЗАПАД СПОНТАННО
        ЖМЫХОВ ПЛОХО СЕРДЦЕ
        ПРЫЖКИ МИРОВОЙ РЕКОРД ПОПРАВКА 0,02
        СБРОС НА 13 УСПЕШНО ДАЛЕЕ 12 ДАЛЕЕ 11
        ШУЛЬЦ ОТЧИСЛЕНИЕ
        Отрывков было десятка два, не меньше, и все - в том же духе.
        - «Куски смысла»! - Вслух возмутился Егор. - Такие куски, гражданин Топорков, пусть твоя мама себе в…
        Он замолчал, растерянно перескакивая с одной строки на другую. Никаких идей. Дожди, мировые рекорды… Ну, будет дождь, куда он, родимый, денется? Обязательно будет - и на Востоке, и на Западе. А прыжки?.. Да гори они огнем, эти прыжки!
        Егор испытывал разочарование. Он согласился бы со своей некомпетентностью, но с этой чушью он просто не знал, что делать. Анализ?… Да, это его призвание, но анализировать можно информацию, на худой конец - дезинформацию, а здесь одни лоскуты.
        Минут десять Егор просидел без движения, пока, наконец, не очнулся. Его наняли, чтобы он работал, а не материл начальство.
        «Дожди»… Дождями займется метеослужба.
        «Сброс на 13 успешно»… С этим вообще проблема. Что они у себя на Земле сбросили, и почему «на тринадцать»?
        Жмыхов и Шульц… Вот, уже кое-что.
        Егор затребовал справочную линию и ввел обе фамилии. Статистика появилась незамедлительно.
        ШУЛЬЦ: ЗАПАДНАЯ АВСТРАЛИЯ - 874.119 ГРАЖДАН, ВОСТОЧНАЯ АВСТРАЛИЯ - 0 ГРАЖДАН.
        ЖМЫХОВ: ЗАПАДНАЯ АВСТРАЛИЯ - 5 ГРАЖДАН, ВОСТОЧНАЯ АВСТРАЛИЯ - 21.286 ГРАЖДАН.
        Егор посмотрел на экран и взвыл. Шульц еще ничего, Шульца он сразу вычеркнул - откуда его там отчислили, это головная боль конкурентов. А Жмыхов… Двадцать одна тысяча человек! Всех направить на кардиологическое обследование? Никаких врачей не хватит.
        Он покусал губу и вызвал фирму.
        - Здравствуйте, Соловьев, - сказала Воинова.
        Маришка была в блестящем топе салатного цвета, точно таком же, какой вчера снимала Маришка… Другая Маришка, будущая жена. И еще Егор заметил, что родинки на ее правом ухе сегодня нет.
        - Необходимо установить контакт с клиниками…
        Он хотел добавить: «со всеми клиниками Востока», но Воинова уже что-то набирала на скрытой от камеры клавиатуре. Кажется, на фирме привыкли к глобальным масштабам и пятизначные цифры воспринимали без трепета.
        - Клиники… Есть. Тема?
        - Кардиология, Жмыхов.
        Он намеренно не стал уточнять, что и зачем. Ему понравилось, как разговаривает Маришка. К личной неприязни это не имело никакого отношения. Они работали, четко и слаженно. Они друг друга понимали.
        - Есть, - сказала она. - Зарегистрировано… Секундочку, здесь массовое…
        Она пропала - видимо, получила вызов по более важному делу. Егор собрался почесать пятку, но в это время Маришка появилась на экране вновь.
        - Жмыхов, кардиология. В клиниках зарегистрировано сто сорок восемь, - сообщила она, будто и не прерывалась. Рассылаю приглашения на внеплановый осмотр. Что еще?
        - Пока все.
        - До связи.
        Егор почесался и пошел на кухню за рыбкой. Естественно, для Маришки это не впервой. Он сказал «а» - Воинова уже назвала весь алфавит. Зачем разжевывать, когда ясно и так: кардиология, Жмыхов… Любой нормальный человек покрутил бы пальцем у виска, но для человека с фирмы два слова было вполне достаточно.
        На фирме привыкаешь мыслить фрагментами, подумал Егор. Мыслить отрывками из послания. И он скоро научится. Только хорошо ли это?..
        На обратном пути он увидел книгу странника. Положив перед собой тарелку с угрем, Егор забрался на диван и пристроил книгу рядом. Он снова перечитал фразы и остановился на последней:
        ГРАВИТАЦИОННАЯ ПОСТОЯННАЯ ПОПРАВКА 0,00002
        «Постоянная поправка» звучало не слишком убедительно. Похоже, речь шла о гравитационной постоянной. И ее кто-то поправлял - на две стотысячных.
        Мучительно вспоминая формулы из школьного курса, Егор попытался представить, сколько это будет от массы планеты. Получилось очень много. Он для самоуспокоения разделил еще на сто тысяч - все равно много.
        - Куда ж вы все это денете, братцы? - Проронил он. - Если отнимите. А если прибавите, то откуда возьмете? Это же миллиарды тонн.
        Он вернулся взглядом к третьей фразе и осознал, что прыжки - занятие далеко не абстрактное.
        ПРЫЖКИ МИРОВОЙ РЕКОРД ПОПРАВКА 0,02
        В этом что-то было - прыжки, гравитационная постоянная…
        Доев, Егор переставил тарелку и случайно столкнул книгу на пол. Он вытер руки и свесился, чтобы ее поднять, но так и застыл - в неудобной позе, с открытым ртом и непроглоченным ломтиком рыбы.
        На обложке, четко и разборчиво, было написано: «Спортивные достижения. Справочник».
        Егору хотелось верить, что он ошибся, что выбрал не ту книжку, но он прекрасно знал: «не тех» книжек у него нет. Покупал он их крайне редко и осмотрительно. И уж конечно, никаких спортивных справочников. Это была та самая брошюра, подаренная странником.
        Егор встал с дивана и поднял книгу. Заглянул в оглавление - все, что полагается: игровые виды, бег, плавание, тяжелая атлетика и прочее. И прыжки.
        Отыскав нужный раздел, он заложил страницы и переключил монитор на спортивный канал. Затем выбрал меню «рекорды» и пролистал его до прыжков. Снова раскрыв книгу, Егор сравнил показатели по каждой дисциплине: в высоту, в длину, тройной, эстафетный и с шестом.
        Они не совпадали. И прошлогодние - тоже. И позапрошлогодние. Цифры, указанные в книге, были меньше тех, что стояли в таблицах телеканала, где - на девять сантиметров, где - на пятнадцать и три десятых, но они всегда отличались.
        Егор вывел на экран калькулятор и сделал несколько вычислений. Пять или шесть, больше ему не понадобилось. Все показатели расходились ровно на две сотых.
        ПРЫЖКИ МИРОВОЙ РЕКОРД ПОПРАВКА 0,02
        Это была не галиматья. К сожалению. Это была именно поправка - с учетом изменившейся гравитационной постоянной.
        Пользуясь тем, что калькулятор висит прямо перед лицом, Егор еще раз подсчитал разницу масс для Близнеца и ужаснулся. Первый результат, полученный в уме, оказался заниженным на порядок. Потерянные планетой тонны можно было записать только в стандартном виде - единица, умноженная на десять в такой-то степени. Можно было записать и по-детски, с длинной цепочкой нулей, но Егор не знал, есть ли у этого числа название.
        Он убрал калькулятор, выключил спортивную программу и вперился в пресловутые «куски смысла». Единственное реальное дело - спасение Жмыхова стоило дороже всех дождей, рекордов и «сбросов на 13», вместе взятых, но Егор понимал, что его взяли не для этого. С инфарктом Жмыхова, как и с самоубийством некоего Иллариона из Веселок мог справиться любой. От Егора ждали иного - разгадки.
        Он собрался выйти в кухонный отсек за новой порцией рыбы, но вдруг заметил, что фразы на экране исчезают. Строки поочередно таяли, пока на сером поле не осталось всего два послания: про Жмыхова, и то, до которого Егор еще не дошел:
        СТАРЬ ОТКРЫЛА НАСТОЯЩЕЕ ЗАКРЫЛА БУДУЩЕЕ
        - Это что за шарада? - Раздраженно спросил он у монитора.
        - Это не шарада, - ответил монитор голосом Топоркова. - Это, гражданин Соловьев, то, за что вы получаете зарплату.
        Из верхнего левого угла развернулось квадратное окно, и в нем появился Сергей - усатый, румяный и злой.
        - Соловьев, вы за часами следите? Скоро обед, а у вас только одно сообщение.
        - Я закончу, - пообещал Егор, садясь в позу «смирно».
        - Когда? Ночью? Ночью надо спать. Завтра придет следующая партия, и мозги должны быть в порядке. - Топорков отвлекся и что-то набрал на клавиатуре. - Ну, как вам работка?
        - Сложно.
        - Ну-у! Если вам сложно, то кому же просто? Вы, специалист экстракласса… Да и задания на первый раз вам подобрали не ахти, какие заковыристые. Коллеги уже справились, сейчас и ваши отрывки расщелкают. Вы не относитесь к этому слишком серьезно, я ведь говорил, что в послании девяносто процентов - мусор. Что у вас было? - Топорков заглянул куда-то вниз. - Ага, спонтанные дожди. Такое выбрасывайте сразу. Что еще? Шульца какого-то отчислят…
        - Я проверил - Шульцы на Восточном материке не проживают.
        - Вот и отлично. Дальше… Жмыхов - сердце. Здесь вы все правильно сделали. Это остается у вас для контроля. Ну, а еще? Сброс какой-то… так… поправки - одна, другая… Научитесь вычленять действительно важное, а сбросами всякими голову себе не морочьте. Вы учтите, Соловьев, сигнал несет уйму информации, но вот реагировать на нее… Вам могут написать: старушка потеряет монетку в два такса. Или: гражданин имярек вляпается в птичий помет. И что, бить тревогу?
        - Нет, конечно…
        Егора подмывало возразить, что «какие-то поправки» - это вовсе не про старушку, это про всю планету. Но в качестве доказательства ему пришлось бы рассказать о книге и о том, откуда она взялась. Кроме того, что Топорков вряд ли одобрит общение со странником, сама книга - Егор это чувствовал - была как-то связана с петлями во времени и, не исключено, с подменой диплома. И даже если не связана - превращение закорючек в спортивный справочник выглядело, по меньшей мере, сомнительно.
        Так или иначе, фразы о поправках уже перекочевали к другому аналитику, вот пусть и разбирается. Хотя, Егор был уверен, что другой, не моргнув глазом, сольет их в буфер.
        - Конечно, тревогу бить ни к чему, - твердо повторил он. - А что мне делать со Жмыховым?
        - Мы не знаем, с каким упреждением пришло послание. На всякий случай отслеживайте эту фамилию. Через несколько дней будет видно, сумели мы предотвратить его смерть, или не сумели, - с профессиональным равнодушием сказал Топорков. - И еще у вас остается про старь. Смахивает на афоризм. Здесь я особых проблем тоже не вижу. Ну, тренируйтесь, вам полезно.
        Он, не попрощавшись, отключился, и на стене возникли два отрывка:
        ЖМЫХОВ ПЛОХО СЕРДЦЕ
        СТАРЬ ОТКРЫЛА НАСТОЯЩЕЕ ЗАКРЫЛА БУДУЩЕЕ
        Егор согнулся и подпер лоб кулаком. Тренируйся, дорогой, тренируйся. Топорков здесь проблем не видит. Он их, кажется, вообще не замечает - принципиально.
        Егор откинулся на спинку. Иногда бывает так трудно сосредоточиться…
        Все сначала. «Старь открыла настоящее». О чем идет речь? «Закрыла будущее»… Смысловой ряд: старь-настоящее-будущее. Стилистически «старь» выпадает, должно быть «прошлое». Тогда это действительно станет похоже на афоризм. Итак, вместо «прошлого» - «старь». А почему? Маму ее…
        Егор перебросил пульт в правую руку и вызвал лингвистическую программу.
        СТАРЬ. СИНОНИМЫ: СТАРИНА, ДРЕВНОСТЬ.
        - А-а-а!.. - Протянул он. - За маму прощенья просим.
        Картина более-менее прояснялась. Древность - это не просто прошлое, это очень далекое прошлое. Это то, что уже миновало тогда, когда «прошлое» еще представлялось «будущим». Полный ряд выглядел бы так: старь-прошлое-настоящее-будущее.
        Егор звонко щелкнул пальцами и отправился на кухню. Там он торопливо накидал в тарелку дюжину шпротин, затем вернулся в комнату и показал монитору кулак.
        - Старь - это протоистория, - громко сказал он.
        «Протоистория открыла настоящее». Объяснила, что ли? А будущее она почему закрыла? Опять ерунда…
        Егор поставил тарелку на пол и взялся за пульт.
        - Соловьев? Я слушаю, - ответила Маришка.
        - Мне нужна машина.
        - Время?
        - Как можно быстрее. И, наверное, предупредить начальство…
        - Вы вольны в своих действиях. Будет результат - доложите.
        - Спасибо вам, Маришка.
        - О! В вашем лексиконе имеется и такое?
        - У меня там много чего имеется. Я вот, что хотел, Маришка. Вчера мы с вами в коридоре… как-то нелепо…
        - Хорошо, Егор. Не сейчас.
        - Но вы не обижаетесь?
        - Нет. Уже нет. Да! - Вдруг сказала она.
        - Что «да»? - Нахмурился Егор.
        - Чуть не забыла: у вас же одна строка на контроле. Фамилия Жмыхов? На него кое-что пришло.
        - Откуда пришло?
        - Оттуда, - многозначительно произнесла Маришка. - Вот оно. Получили?
        На сером поле проявилась короткая фраза:
        ЖМЫХОВ УМЕРЕТЬ
        Егор оцепенело уставился в монитор.
        - Да… Получили… - выдавил он. - Что у нас с обследованием?
        - Что… - пожала плечами Маришка. - Приглашения разослали, а дальше - их дело. Не силой же в клинику тащить.
        - Они не догадываются, насколько серьезна угроза. Может, рассказать им по секрету? - Егор увидел, как меняется лицо Воиновой, и быстро поправился. - Или не рассказать… намекнуть только.
        - Поделитесь этой идеей с Сергеем Георгиевичем. А лучше - не надо. Егор, на планете каждый день умирают тысячи и тысячи. Странно, что я вам об этом напоминаю.
        - Да… Да, Маришка, вы правы. Последний вопрос: существует ли способ отличить краткосрочные прогнозы от долговременных?
        - Существует. Наверняка существует, но нам он неизвестен. Жмыхов, вероятно, умрет, Егор. Мне очень жаль. Фирма старается предотвратить беду, но она не способна ее отменить.
        - Сергею Георгиевичу придется завести вторую «черную папку». Эта скоро переполнится.
        - У него их уже четыре, - мрачно ответила Маришка. - Мы занимаем линию. До связи.
        - «Фирма не способна»!.. - бросил Егор. - Тогда зачем?..
        На стене, точно в укор его бессилию, слабо светилось:
        ЖМЫХОВ УМЕРЕТЬ
        Выключив монитор, Егор достал из шкафа конвертик со свежим плащом. Побродив по комнате, он убедился, что мусора не осталось, и взял с дивана книгу. Показывать ее он не желал никому, даже потенциальной супруге. Егор повертел книгу в руках и, не найдя для нее подходящего места, сунул в карман плаща.
        - Сосед! - Окликнул Егор. - Прими письмо для Маришки. Голосовое.
        - Я записываю, - отозвался мажордом.
        - Маришка! - Сказал он, прочистив горло. - Твой дворник поехал в командировку. Вернусь вечером. Приготовь, пожалуйста, что-нибудь из рыбы. Ты отличная хозяйка.
        Он хотел добавить что-нибудь еще, но передумал и, объявив Соседу отбой, пошел к лифту.
        Желтый «Беркут» уже стоял у подъезда. Аркадий напряженно смотрел вперед - так, будто мчался на огромной скорости. При этом он мерно раскачивался и постукивал обеими ладонями по рулю.
        - Шумы убери, - велел Егор, забираясь на заднее сидение.
        - Это музыка, Егор Александрович, - оскорбился водитель.
        - Значит, убери музыку.
        Аркадий тронул на руле какую-то плоскую кнопку, и в салоне стало тихо.
        - Куда едем, Егор Александрович?.. То есть Егор.
        - В музей протоистории.
        Водитель присвистнул.
        - Музей? Это в Малом Китеже! Полтора часа в один конец, - предупредил он. - На вертолете…
        - На вертолетах летают. А мы с тобой едем. В музей протоистории.
        Аркадий жалостно вздохнул и завел мотор.
        Машин на улице было мало - во-первых, обед, а во-вторых, проектировщики предусмотрели идеальные развязки. В часы «пик» пробки все же возникали, но нынешние городские власти относились к ним философски. Дороги они уподобляли артериям, а транспортный поток - течению крови. Мол, скачки давления при физических нагрузках - это нормально. Горожанам такие сравнения нравились.
        Глядя в окно, Егор неожиданно задался вопросом, почему одна и та же планировка устраивает людей на протяжении двухсот лет. Население растет, жизнь меняется, и то, что было удобным для деда, внуку должно казаться невыносимым.
        Егор удивился не столько этой мысли, сколько тому, что раньше она его не посещала. Никто из людей не задумывается о предках, лишь иногда - о потомках. А предки - это уже позади.
        На углу висела ярко-красная вывеска: «Крендель + Ватрушка. Ваш свежий хлеб». Эта булочная стояла здесь всегда. И стеклянный шатер, и искусственные деревца в мраморных кадках - тоже. В доме напротив жили его родители - когда-то жили, раньше. Ребенком Егор любил забегать в угловой магазинчик, и продавщица привычно протягивала ему теплую ватрушку в хрустящем бумажном пакете. Ватрушки там пекли замечательные. А вот кренделей почему-то никогда не было.
        Егор часто заморгал и повернулся вперед - тот дом давно скрылся из вида, потерялся в строю таких же серых башен, и выворачивать шею уже не имело смысла.
        Это фраза из послания виновата, с неудовольствием подумал он. Размяк, рассопливился. Старь открыла настоящее… Ничегошеньки она не откроет, эта старь.
        Машина пересекла объездную дорогу, нырнула в тоннель под пригородной платформой и, встав на прямую, как линейка, трассу, полетела к дальним холмам.
        - У тебя на какую скорость лицензия? - Спросил Егор.
        - У меня полная, - разудало ответил Аркадий. - Когда пришел в фирму, экзамен сдавал на гоночном «Стриже».
        - Зачем фирме гонщики?
        - Плащи развозить, - засмеялся Аркадий. - Может, музычку, а?
        - Ты сколько в фирме работаешь?
        - Шесть лет.
        - Разве нашей фирме не пять?
        - Вашей, с плащами, - пять. Но это вспомогательная структура. А фирма в целом - она давно появилась. По-моему, она была всегда.
        Все было всегда, молча согласился Егор. Города, булочные, противостояние двух материков и, конечно, разведка.
        - Постой, Аркадий, сколько же тебе лет?
        - Да мы с вами ровесники. Выгляжу я подростком, знаю. С женщинами проблемы иногда… Но это тема невеселая. Давайте я лучше музычку…
        - Включай, - скривился Егор.
        Через час с небольшим на горизонте показалась темно-серая глыба. По мере приближения глыба росла и обретала фактуру: сплошная стена распалась на отдельные дома, между ними прорезались щели улиц, а в бетонных стенах стали различимы бликующие стекла.
        Аркадий сверился с КИБ-навигатором и вырулил на внешнее кольцо.
        - Музей за городом, - пояснил он. - Сейчас, уже приехали.
        Они остановились возле невысокой асимметричной постройки, обсаженной какими-то пронзительно-зелеными кустами. Перед зданием находилась автостоянка, на которой торчала одинокая розовая машина дамской модели.
        Занятно, подумал Егор. Музей протоистории, по идее, тоже спроектировали на Земле. В этом что-то есть - создавать музей самого себя…
        - Зайдешь? - Спросил он у Аркадия.
        - Я здесь подожду, если не возражаете.
        Егор хлопнул дверцей и, не одевая капюшона, добежал до широкого навеса. По затененному крыльцу, придерживая накинутый плащ, спускалась миниатюрная девушка с двумя наивными косичками.
        - Я вас еще на кольцевой приметила, - проговорила она. - К нам редко заезжают. Добрый день.
        - Здравствуйте, я Соловьев.
        - Очень приятно. Старь, - склонив голову набок, сказала девушка.
        - Простите?..
        - Старь. Это моя фамилия. А зовут Катерина. Смешное имя, правда?
        - Правда, - рассеянно кивнул Егор.
        АВГУСТ. 6
        - Я учусь на шестом курсе. Родных нет, помогать некому. Стипендия… какая у нас стипендия! А торговать одноразовыми плащами я не желаю. Противно. Вот и… - Катерина широко повела рукой, - вожу экскурсии. Кстати, в этом месяце вы первый посетитель, - бесхитростно добавила она.
        - Между прочим, я торгую плащами, - улыбнулся Егор. - Одноразовыми.
        - Ой, я не то… - смутилась девушка.
        Егор не спеша рассмотрел ее узкое лицо, жидковатые косы и тонкие, повернутые внутрь, плечики.
        - Пустяки, - сказал он.
        Такой экскурсовод его устраивал. Шестой курс, золотая пора: преподаватели уже не гоняют, диплом пока никуда не клюет. Багаж знаний набран солидный, но мышление еще живое, не догматическое. Кроме того Катерина, некрасивая девушка с фатальной фамилией, казалась искренне увлеченной своим предметом. Это было именно то, что нужно. И, хотя Егор не очень представлял, зачем приперся, о потраченных на дорогу часах он не жалел.
        - Что мы с вами посмотрим? - Спросила она. - У нас три стандартных программы: история человека разумного как вида, иначе - прото-протоистория, затем развитое общество на Земле, и третья - процесс Колонизации. Я обращаю ваше внимание на слово «процесс», потому что многие воспринимают переселение на Близнец, как нечто одномоментное. На самом же деле…
        - …на самом деле процесс длился целых двенадцать лет, - подхватил Егор. - Честно говоря, это почти все, что мне известно о Колонизации. Моя профессия - анализ… э-э… погода… - Егор запнулся и беспомощно шаркнул ногой. Две оговорки подряд - это было слишком.
        - Значит, чтобы успешнее продавать плащи, вы изучаете погоду? У вас, наверное, серьезная фирма.
        - Весьма, - с облегчением сказал он. - А, гм… так что вы посоветуете? Какую программу? Я готов положиться на ваш вкус.
        - Если на мой вкус, то никакую из этих трех. У меня есть своя, собственная. Это тема моей научной работы. Но ее тоже не хотелось бы навязывать. Вы ведь не из праздного любопытства приехали? Вас что-то интересует.
        - Что интересует… - озадачился Егор. - Да что и всех. Предположим, внепространственный транспорт. Почему у нас его нет?
        - Почему же нет? - Хитро спросила Катерина и направилась к левому проходу. - Транспорт у нас есть. Только он не действует.
        - Я и говорю! - Егор двинулся за девушкой, но она шла так медленно, что он не сразу подобрал шаг. - Камера-то сохранилась. Неужели физики не могут наделать дубликатов?
        - Зачем? Думаете, две камеры будут работать?
        - А как же! Или наших предков сюда доставили на космических кораблях?
        - Вряд ли. Но в волшебный транспорт мне тоже не верится. Эта камера…
        - Что, так трудно разобраться в ее устройстве?
        - Давно разобрались… Да вот она.
        Катерина встала рядом с прозрачной перегородкой, закрывавшей огромное помещение. В нем, сложенные штабелем, лежали какие-то толстые пластины.
        - Пять штук: пол, потолок и три стены. Это и есть - камера внепространственного переноса. Вторая, точно такая же, находится в Западной Австралии. Вас не удивляет, что они не работают? Меня - не очень.
        - На железо похоже, - пробормотал Егор.
        - Железо, - подтвердила Катерина. - Полагаете, у них внутри провода и схемки? Нет. Просто железо.
        - И как же это могло…
        - По официальной версии, управление транспортом осуществлялось с Земли. Якобы на Близнеце только оттаскивали-подтаскивали.
        - А по вашей? По вашей версии все было иначе?
        Старь покачала головой и пошла вперед. Егор терпеливо доплелся до следующего зала и увидел множество кубов и пирамид, где в голубоватой подсветке купались сотни экспонатов.
        - Здесь надо идти по часовой стрелке, - сказала Катерина. - Вон от той колонны и до этого стеллажа. Тогда получится краткая история Земли: в начале - каменный топор, в конце - микроКИБ. Но мы с вами пойдем не так, а зигзагом. Это не прихоть. Сейчас поймете.
        Она подвела Егора к прозрачному конусу и торжественно объявила:
        - Лопата.
        - Лопата… - глупо повторил он.
        - Исторической ценности не представляет, у нас их полно.
        - Это, скорее, символ, - догадался Егор.
        - Конечно. Но мне как специалисту по истории дорого вот что. - Старь взяла его под локоть и повлекла к табличке. - Возраст.
        - Триста лет до новой эры, - прочитал Егор. - Она служила людям еще за триста лет до Колонизации? Надо же, форма совсем не изменилась. Если б я увидел ее где-нибудь у дороги…
        - Посетители всегда говорят экскурсоводам что-нибудь подобное. Вы думаете, мне это доставляет удовольствие? Меня эта лопата не волнует. Также, как и вас. Возраст! Ей должно быть около пятисот, верно?
        Катерина сделала паузу и звонко сказала:
        - Лопате две тысячи лет. Многократно подтверждено экспертизой.
        - Нда? И не сгнила…
        - Не сгнила и не окаменела - это еще полбеды. На ручку посмотрите.
        - Обычная, пластмассовая…
        - Никаких проблем, - отчего-то рассердилась Катерина. - Пошли!
        Она дотащила его до противоположного угла и постучала ногтем по герметичной полусфере.
        - Пистолет? - Удивился Егор.
        - Револьвер, но это не важно. Ему две тысячи лет!
        Старь устремилась к соседнему экспонату и, положив ладонь на стекло, воскликнула:
        - Первый фотоаппарат! Две тысячи!
        Дальше Катерина уже не ходила, а бегала. Носясь от одного стенда к другому, она дотрагивалась до витрин и неизменно сообщала:
        - Лазерный скальпель. Две тысячи. Клинописные таблички. Две тысячи лет. Изделие из латекса. Сами видите, что. Тоже две… Игральные карты - две… Кварцевые часы - две тысячи… Шоколад - две… Цифровой министэк - две. Две тысячи лет! И вот еще.
        Она остановилась рядом с большим ящиком и неожиданно тихо сказала:
        - Костюм для выхода в открытый космос. Две тысячи лет. Я вам говорила про каменный топор. Так вот, топор и скафандр - ровесники. Все это было создано одновременно.
        - Экспонаты фальшивые! - Ахнул Егор.
        - Нет. Перепроверили сто раз. У коллег на Западе те же результаты. Наши фонды полностью совпадают. Однажды директоры музеев обменялись каталогами и решили, что их секретари напутали: каждый получил копию своего же каталога. Когда-то это считалось курьезом. До того, как взялись за экспертизу… Нет, все экспонаты подлинные. Хотя две тысячи лет назад нас на Близнеце еще не было. По официальной версии.
        - Вы к чему клоните?
        - Фальшивы не экспонаты, а наша история. Я имею в виду протоисторию. Думаю, ее вообще не было. Мы родились здесь.
        - А Земля?!
        - Стоит провести в музее пару месяцев, и начинаешь сомневаться в ее существовании.
        - Это и будет темой вашего диплома, - сообразил Егор. - А не боитесь? На части не порвут?
        - Кого мне бояться? - Невесело усмехнулась Катерина. - Два студента и три профессора… Протоистория никому не нужна. Она и мне не нужна, я в нее не верю.
        - Если даже вы…
        - А вы? Что вы обо всем этом думаете?
        - Я ничего не думаю, - признался Егор. - Мне просто хочется проснуться. Проснуться, умыться и пойти на работу - счастливым.
        - Наверно, уже не получится. Вы человек мыслящий. Такие редко бывают счастливы.
        - Но это же… Ваши выводы - это же бомба!
        - Ай, бросьте. Сенсации взрывают не дома, а мозги. А когда их нет… И потом, спать удобней, чем бодрствовать. Мы все спим. Человек разумный живет на Близнеце так долго, что двигайся он хоть на четвереньках, все равно уже дополз бы до звезд. Скафандру две тысячи лет. Где наше освоение космоса? Чего мы достигли? Повесили на небо сотню спутников связи?
        - Еще орбитальные метеостанции, - вставил Егор.
        - Вот-вот. Согласно канонам протоистории, человек выбрался из пеленок и заселил Близнец в течение пятидесяти веков. Всего пять тысяч лет - от глиняных табличек до межзвездного полета.
        - Я вас не пойму. То вы говорите, что Земли нет, то приводите ее в пример.
        - Я всего лишь рассуждаю. И нахожу, что одно из утверждений ложно. Если наша цивилизация развивается динамично, то почему этот КИБ под пыльным стеклом не уступает современным аналогам? Если же мы топчемся на месте, от откуда взялся технологический прорыв на Земле? Впрочем, с земными технологиями я вас уже познакомила - в первом зале. Ржавая будка, описанная в учебниках как протыкатель пространства…
        Егор, не зная, что возразить, молча разглядывал какую-то катушку с лентой. Данные о невероятной старости экспонатов не умещались в голове. Возможно, девица рехнулась от скуки, чрезмерных нагрузок и нереализованного влечения. Посиди один среди этого хлама - еще не такие гипотезы возникнут.
        - Вот эта штуковина выглядит абсолютно новой, - сказал Егор вроде как самому себе. - На табличке - пятьдесят лет до новой эры. А по вашему мнению?
        - По нашему - две тысячи.
        - Так зачеркните! Сверху напишите: «две тыщи».
        Катерина внимательно посмотрела ему в глаза и вдруг спросила:
        - Вы часто идете против системы?
        - Что вы называете системой?
        - Многие подозревают, что связи с Землей нет. Но вслух этого никто не говорит. По той же причине здесь висят таблички с официальными данными. Пятьдесят лет до новой эры? Пожалуйста! Пусть будет пятьдесят. Только резонансный тест не обманешь. Этой катушке двадцать веков. Мифическая транспортная камера годится разве что под мусорный контейнер. А существование Земли не доказано.
        - Да что вы знаете!.. - Вскинулся Егор, но тут же прикусил язык.
        Топорков его предупреждал. Она ждет от него примерно следующего: «Катерина, вы ошибаетесь. Земля была и есть. Мы получаем устойчивый сигнал».
        Ну уж нет.
        - Всего хорошего, гражданка Старь, - процедил он и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.
        - Вы еще вернетесь! - Крикнула она. - Вам деваться некуда, понимаете? Если вы об этом задумались, оно вас уже не отпустит! Я не одна такая сумасшедшая, сегодня мно…
        Егор выскочил на улицу, и конец фразы остался за двойными дверьми. Спускаясь по лестнице, он вспомнил, что оставил плащ в музее, но возвращаться туда, даже на секунду, было противно.
        Завели, как мальчишку! На азарте поймали. Ох, и прав оказался Сергей Георгиевич! Сдать, что ли, ему эту стерву тощую? Шпионка - не шпионка, а мозги полоскать она мастерица.
        Егор домчался до машины и плюхнулся на переднее сидение.
        - Долго меня не было?
        - Часик, - пожал плечами Аркадий. - Как там, интересно?
        - Да ну их!.. - В сердцах бросил Егор. - Вон, аж плащ забыл!
        - Это ничего, в машине всегда запасные, целая коробка. Мы же ими торгуем! Да-а, ну и музеи у нас… - усмехнулся он, выезжая со стоянки.
        «Беркут» проехал короткий отрезок до кольцевой, на несколько минут влился в поток местных, Малокитежских, и, преодолев мудреную развязку, вырвался на пустое шоссе. Пальцы Аркадия отстукивали по рулю какой-то сложный ритм, но нажать на плоскую кнопку аудиосистемы не осмеливались - и правильно.
        Машина продолжала разгоняться, но Егор не возражал - бешеная скорость была под стать настроению. Чем сильней он пытался отвлечься от разговора в музее, тем больше на нем зацикливался.
        Он усердно посылал Катерину с ее далекоидущими выводами туда же, в даль, но постоянно спотыкался о два элементарных, как кусок железа, вопроса: почему возраст музейного КИБа в десять раз превышает возраст цивилизации Близнеца, и как люди на него, на Близнец, попали. Егор мог бы предположить, что Старь набрехала, или свихнулась, или хотела его таким образом очаровать, но все это выглядело не слишком правдоподобно. Катерина производила впечатление нормальной ученой крысы, и Егор, как на себя не злился, находил в ее словах определенный смысл. Уж больно здорово этот бред дополнял все то, что свалилось на него за последние дни.
        А ведь Старь так и не закончила, с запоздалым сожалением отметил Егор. Подводила его к чему-то, подводила, а когда уже почти подвела - он и взорвался. Надо было дать ей договорить. Что она хотела-то? Про тысячелетия, про фиктивные транспортные камеры, про вымышленную историю. Про то, что Земли не существует…
        У Катерины не только вопросы, у нее, кажется, и ответы… Она этой проблемой занималась. Судя по сутулости и цвету лица - занималась всерьез. До чего она могла додуматься? Если Земли нет… Тогда одно: человечество родилось здесь, на Близнеце, и, пройдя долгий путь, остановилось в развитии - две тысячи лет назад. Или раньше. С какой стати?
        Егор отрешенно посмотрел в окно и обратил внимание, что выжженная трава на обочине сливается в непрерывную бурую полосу.
        - Прекрати лихачить, - сказал он. - Сбавь скорость. Аркадий!.. Аркадий, что с тобой?
        Водитель сидел выпрямив спину и вцепившись в руль так, будто управлял машиной впервые.
        - Что-то случилось? - Тревожно спросил Егор. - Неприятности?
        - Да уж… - молвил он, не отрывая взгляда от дороги. - Неприятности, да. С двигателем… Не пойму. Он так не ломается. Блокировка должна сработать. Должна была…
        - Мы не можем остановиться?!
        У Егора защекотало затылок. Потрогав голову, он обнаружил, что истекает потом. Плащ намок и облепил тело тяжелой паутиной.
        - Вы не волнуйтесь, - дрожащим голосом сказал Аркадий. - Я свяжусь с полицией… Я в фильме такое видел. Может, и получится…
        - Что получится?
        - Нам главное на трансконтинентальную попасть. Дорогу нам очистят…
        - Ты собираешься ехать через весь материк?!
        - Аккумуляторы, собаки, недавно заменили. Если б старые, тогда часов через пять… ну, семь, максимум. А так…
        - Ты хочешь… пока они не сядут?..
        - Я хочу!.. Я этого не хочу, Егор, но другого ничего… По телеку видел, как с вертолета снимают… Но это кино. Нереально это… Зачем заменили, собаки? Когда просишь - фиг, а когда не надо… Но новых мы учешем!..
        - Куда учешем-то?
        Аркадий покосился на приборную панель и промолчал.
        - Ты столько выдержишь? - Спросил Егор.
        - Я-то что… была б дорога… Трасса в Долгий Мыс упирается. На кольцо не свернем, не та скорость, чтоб сворачивать. Если б на кольцевой… а так… Свяжусь с полицией, пусть эвакуируют.
        - Кого эвакуируют? - Не понял Егор.
        - Всю окраину. Весь квартал. Тут не угадаешь, об какой дом убье…
        Водитель продолжал открывать рот, но Егор его почему-то больше не слышал. Он зажал нос и сделал несколько глотательных движений - не помогло.
        - Говори громче! - Сказал он.
        Аркадий не реагировал. Он все так же смотрел вперед, хлопал губами и раскачивался из стороны в сторону - точно под музыку.
        - Громче, я не… - Егор тронул водителя за плечо и тут же отдернул руку - ему показалось, что пальцы коснулись чего-то вязкого и омерзительно холодного.
        Аркадий начал бледнеть - не так, как бледнеют люди. Его кожа, волосы и даже плащ постепенно теряли цвет и плотность. Вскоре на его щеке проступили какие-то линии, и Егор, замычав от ужаса, осознал, что это очертания плывущих слева холмов.
        Водитель, словно растворяясь в кислоте, становился прозрачным. Через минуту он уже был похож на жидкий кисель, еще через минуту - на струю горячего воздуха, чудом сохраняющую очертания тела. Он по-прежнему держался за руль, изредка его подправлял и двигал почти невидимой головой, но принимать колеблющееся облачко за человека рассудок Егора отказывался.
        Старь закрыла будущее, вспомнил он. Будущего нет, оно кончилось - сегодня, сейчас. Или чуть позже, когда «Беркут» влетит в один из окраинных домов Долгого Мыса.
        - Ты неверно истолковал команду, - раздалось у него за ухом.
        Егор подпрыгнул и обернулся - сзади, пристроив на коленях квадратный мешок, сидел странник.
        - Как вы здесь… - выдохнул Егор.
        - Закрыть будущее - не значит убить. Он не может убить ни тебя, ни его.
        - Кто не может?
        - Близнец. Он не убивает. Мы сами умираем - когда верим, что он нас убил. Он заставляет нас верить, в этом его назначение. Функция, если хочешь.
        - Я… ничего не хочу. Только проснуться.
        - Ты это уже говорил, гражданин Востока. Сколько ж можно просыпаться?
        - Как вы сюда попали?
        - Это единственное, что тебя волнует?
        Странник легонько встряхнул мешок и, на мгновенье прислушавшись, покачал головой. Потом положил его рядом и развязал узел на горловине.
        - Есть вещи, с которыми он не может справиться.
        - Кто?..
        - Близнец. Он не все учитывает. Наверно, потому, что не идеален. Или намеренно оставляет нам лазейку. Тогда он - само совершенство. Но это едва ли. Он не настолько сложен. Он гораздо проще.
        Странник достал из мешка плетеную клетку и, любовно ее огладив, поднял за металлическое кольцо. Внутри, на проволочных качелях, покачивалась какая-то пестрая птица чуть крупнее воробья. Странник раздвинул прутья и сунул в клетку палец.
        - Вот и над ней тоже… - он улыбнулся, пряча глаза в черные складки морщин. - Близнец над ней не властен. Он ее не видит. Как, например, люди не видят твоих секретных разговоров.
        - С фирмой?
        - Вы, граждане Востока, суетесь в эти команды… можно подумать, они адресованы вам.
        - А кому? Кто их принимает?
        - Близнец.
        Странник поскреб ногтем клетку и принялся укладывать ее обратно в мешок. Он вел себя так, будто ему ничто не угрожало, будто он сидел на лавочке в парке, а несущаяся за окнами дорога была нарисована.
        - Дорога действительно нарисована, - сказал он. - Ее нарисовал для тебя Близнец. И заставил поверить. А этого делать нельзя. Верить нельзя. Видишь, что бывает, когда люди верят? Твой друг уже умер. И ты готовишься к тому же.
        Пожалуй, это наилучшее объяснение, решил Егор. Это смахивает на смерть. Жаль, что последний миг тратится на такое… Он предпочел бы поговорить с Маришкой.
        - Пора, - произнес старик, открывая заднюю дверь.
        В салон ворвался горячий ветер и разорвал его бороду на седые пряди. Странник взял мешок и выставил одну ногу наружу.
        - Пойдем, гражданин. Здесь тебе делать нечего.
        - Куда? - Испуганно спросил Егор.
        - Отсюда.
        Он оттолкнулся и медленно, враскачку поднялся. И вышел из машины - не вывалился, даже не выпрыгнул. Вышел.
        Странник прикрыл дверцу, обошел автомобиль спереди и, остановившись рядом с Егором, поманил его за собой.
        «Беркут» все так же мчался по раскаленному шоссе, редкие кусты пролетали со скоростью падающего камня, стрелка спидометра билась у отметки «300». Странник стоял возле машины и спокойно помахивал мешком.
        - Гражданин! Не верь ему. Не позволяй собой управлять.
        Сквозь стекло голос звучал приглушенно, как во сне. Егор силился проснуться, хотя давно признал, что не спит. Он даже не умер - для смерти все это было слишком долго и замысловато.
        Он порывисто отстегнул ремень и распахнул дверь.
        - Смелее, гражданин!
        Егор, прищурившись, посмотрел на странника и сплюнул - плевок исчез где-то в сотне метров позади.
        - Не верь ему! - Гневно крикнул странник.
        В этот момент Аркадий протянул к Егору свою прозрачную руку. Кажется, он пытался схватить его за плечо. Егор брезгливо отмахнулся и поставил ступню на дорожное покрытие. Оно было твердым и неподвижным. Зажмурившись, Егор приподнялся и встал на обе ноги.
        Тугой ветер сразу утих. Егор пошатнулся и всплеснул руками, но стоило ему открыть глаза, как равновесие восстановилось. Через тонкую подошву сандалий он чувствовал шероховатость дороги.
        «Беркут», как ни в чем не бывало, улетел дальше и сжался в светлую точку.
        - А его вы почему не спасли? Аркадия, водителя.
        - Я и тебя не спас, - грустно сказал странник. - Это только отсрочка. Не могу же я ходить за тобой по пятам. Ты выбрал плохую работу. Если у вас так ломаются машины…
        - Это что, специально?! - Егор подскочил к старику и сцапал его за бороду. - Это кто-то сделал?
        - Ты приобрел сильных друзей, гражданин Востока, - ответил странник, легко разжимая его пальцы. - И очень сильных врагов.
        - Опять Близнец? Да кто он такой?!
        - Он не Кто, он Что. Место, где мы живем и умираем. Ему дела нет до вашей возни, граждане Востока и Запада. Вы - его часть, а ваша возня - часть его игры. Его не волнует, что вы научились читать команды. Ему все равно, потому что, читая команды, вы остаетесь частью Близнеца.
        - А вы?
        - И я тоже. Вот он - нет, - странник похлопал по мешку с клеткой. - И то, что в музее - нет. А Катерина… Она тебе рассказала? Так вот, какую бы правду о Близнеце она не узнала, выйти из него ей не удастся. Мы все находимся в нем, даже мой соловей. Даже мой соловей никогда не освободится из Близнеца.
        - Я не понимаю. Совсем. Кто выйдет? Куда?
        - Никто и никуда. Нигде ничего нет - кроме Близнеца. И нас внутри него.
        Егор спохватился, что стоит без плаща, и быстро, как учили в школе, связал уголки носового платка. Получилась довольно идиотская панама, которую он тут же натянул на макушку.
        Странник задрал свою шляпу на затылок и, почесав красный лоб, расхохотался.
        - Надо было тебя там оставить, - досмеиваясь и откашливаясь, сказал он. - Оставить в машине… Ты неисправим, гражданин Востока. А я надеялся, ты начинаешь прозревать… У Близнеца ровно столько власти, сколько ты ему отдаешь - добровольно. Запрети ему жечь твою кожу, и он перестанет. Разреши превратить тебя в песок, и он этим воспользуется.
        - Шестьдесят градусов, и на небе ни облачка, - принялся оправдываться Егор.
        - Неисправим, - подытожил странник, надвигая шляпу на брови.
        - Плащ… в музее оставил…
        - Это ничего, в машине всегда запасные, целая коробка. Мы же ими торгуем! - Усмехнулся он.
        Егор с удивлением посмотрел на странника, но на его месте был Аркадий.
        Аркадий повернул руль, и «Беркут» затормозил у подъезда.
        - Так что вы насчет скафандра? - Спросил он.
        - Я?..
        Егор дико озирался и все не мог уразуметь, как очутился в машине. Только что он стоял на шоссе и беседовал со странником, а Аркадий - он это видел собственными глазами! - умчался навстречу смерти.
        - Мы приехали, - робко напомнил водитель. - Ваш дом, Егор.
        - А… спасибо. Я спал, что ли?
        - Как это спали? Всю дорогу рассказывали - про музей, про историю. Мне понравилось. Зря я с вами не пошел. Если еще в музей поедем, обязательно зайду. Скафандр посмотреть, молотки всякие. Вы не возражаете?
        - Ну что ты… В музее надо побывать, - пробормотал Егор. - Слушай, а тормоза у тебя в порядке?
        - Обижаете.
        - Ты, Аркадий, передай в гараже - надо проверить как следует. И мотор, и всю требуху.
        - Хорошо, - озадаченно ответил он.
        - И еще. Я тебе про музей-то чего?.. много наболтал?
        - Да не…
        - И забудь. И ни гу-гу, ясно? По службе, если ты, допустим, рапорт каждый день пишешь… я не знаю, как у вас заведено. В общем, это другое дело. Я понимаю, где ты работаешь. А остальным - ни слова. Это не каприз, Аркаша, это необходимость. Лучше б ты, конечно, и в рапорте не указывал. Я сам доложу. Когда разберусь до конца.
        - Какой рапорт, Егор, вы о чем?
        - Ну и хорошо. И машину! Пусть все винтики обнюхают, все гаечки.
        Егор скорым шагом направился к дверям. Выходившая на улицу женщина уступила ему дорогу - в дневное время человек без плаща был на Близнеце редкостью.
        Выпив стакан содовой из бесплатного автомата, Егор достал носовой платок и замер. Потом со страхом оглядел вестибюль - кажется, никто не заметил. Пошатываясь, он добрел до ряда глубоких кресел и ухнул в крайнее. Собравшись с духом, он разжал кулак - на платке были завязаны четыре узелка.
        - Гражданин Соловьев! - Окликнул его дежурный портье. - Егор Александрович!
        - А?.. Гм… - Выдавил он, судорожно пихая платок в карман.
        - Вам тут кое-что просили передать. Послание.
        - Послание?..
        Он взял из рук дежурного сложенный листок и бессильно потащился к лифту.
        - Срочное, - предупредил портье.
        - Благодарю.
        Егор развернул записку. Там было всего три слова:
        НА ПЯТОМ ЭТАЖЕ.
        В конце стояла точка. Значит, это не с Земли. Это не Близнецу.
        - Вы что-то сказали? - Улыбнулась незнакомая женщина.
        Егор не ответил, лишь посмотрел - так, что она отошла от кабины.
        Дождавшись лифта, он шагнул в него, будто в пропасть, и несгибающимся пальцем ткнул в «пятерку».
        АВГУСТ. 7
        На пятом почему-то никто не жил. Егор обошел просторную, неправильной формы, площадку - все десять квартир были открыты для осмотра, и на каждой из десяти дверей висела броская табличка
        «СДАЕТСЯ/ПРОДАЕТСЯ».
        Егор побродил по этажу, заглянул в подсобное помещение, на аварийную лестницу и даже в технический ствол со множеством кабельных стояков. Он уже собрался подняться к себе, как из угловой студии, точной копии его собственной квартиры, донесся голос Топоркова:
        - Сюда, сюда, Соловьев. И заприте дверь.
        Он юркнул в комнату и растерянно остановился посередине - здесь, как и везде, было пусто.
        - Соловьев! - Позвали его сзади.
        Обернувшись, Егор увидел включенный монитор и пугающе большое лицо Сергея Георгиевича.
        - Добрый день, - сказал он.
        - Да уж не добрый, Соловьев. Куда как не добрый.
        Егор занервничал. Аркадий не мог доложить, не успел бы. Когда они подъехали, записка уже лежала. А если и успел - что докладывать? Съездили в музей. И все. Странника Аркадий не видел, он ведь жив, не разбился. Не было ничего. Сон.
        Егор пощупал в кармане платок - узелки не исчезли.
        - Дверь закрыта? - Спросил Топорков.
        - Вроде…
        - Пытались связаться с вами в машине, но что-то не вышло. Куда вы там пропали? Хотя, может, оно и к лучшему. Беседа сугубо конфиденциальная.
        Он уже в курсе, что Маришка живет у меня, отметил Егор. Фирма.
        - Мы перехватили любопытную передачу, - нехорошо покачивая головой, сказал Топорков. - Не ту, которыми вы занимаетесь, но тоже зашифрованную. Мы ее расшифровали. Оч-чень, знаете ли… Адрес - одна из баз на Западе. База отнюдь не рыболовецкая. И, что примечательно, передача шла из вашего дома. Вот так вот, Соловьев.
        - Этого не может быть!
        - Разыгрывать подчиненных не в моих правилах. Поэтому определимся сразу: реплики типа «ты шутишь» оставим для жен и любовниц.
        - Вы меня подозреваете?
        - Эх, Соловьев, если б вас подозревали, беседа была бы менее теплой. Давайте по существу. В вашей квартире нечисто. Кто-то слушает спецканал.
        - Вы говорили, это исключено.
        - Я говорил - в него нельзя влезть. И в него не влезли. Они считывают информацию с монитора, саму картинку. Гениально просто! Но для этого им пришлось у вас обосноваться.
        - Прямо с монитора? Дом напротив! - Вспомнил Егор. - Они могли в окно…
        - Передача шла из вашей квартиры, - повторил Топорков. - Вы должны искать не оправдания, а решение проблемы.
        - Маришка…
        - Что Маришка?
        - Не та, не ваша.
        - Я понимаю, что ваша, - произнес он с ударением. - Проверка пока ничего не дала. Кто кроме нее? Соседей мы тоже щупаем. Тоже - ноль.
        - Больше никого.
        - Думайте, Соловьев! Разносчики, рекламные агенты, техники…
        - Голенко заходил. Вернее, не заходил - так, на пороге постоял. Техники?.. Нет. Давно их не вызывал. У меня ничего не ломается, ломаться-то нечему. На днях мажордом заменил, но тут уж я сам справился. Это и ребенок…
        - Мажордом? Сейчас, я посмотрю свои…
        Топорков пропал с экрана и вернулся с какой-то распечаткой в руках.
        - Мы его, когда канал подключали, до самых кишок… У вас примитивный аппарат, вы его, кажется, Холуем зовете. Что ж. Своеобразно.
        - Вы ошибаетесь, Сергей Георгиевич. Холуй у меня был раньше. А теперь Сосед.
        Егор набрал воздуха и занял убедительную позу - сейчас он все объяснит, это же элементарно. Немного подумав, он выдохнул и встал в прежнее положение. Элементарно, да не совсем…
        Егор попробовал восстановить хронологию: на фирму он ездил два раза, и спецканал, правда, без доступа, уже существовал. Значит, сначала настроили канал, потом появился Сосед, потом он поехал на собеседование - первый раз. Тогда он от работы отказался. А канал уже был. Или нет, это началось с того, что его уволили из метеослужбы - естественно, по указке Топоркова. То есть на фирме все знали заранее…
        Да ничего они не знали, обозлился на себя Егор. Они так же путаются, а может, и похлеще. То, что он принял за петлю во времени, оказалось вовсе не петлей, не кольцом. Какая-то загогулина - дикая, изогнутая…
        - Сергей Георгиевич, у меня к вам разговор. Хорошо, что мы здесь… В смысле - я здесь. Не хотелось бы, чтоб Маришка… Моя Маришка, Стоянова… ну, ладно. А разговор серьезный, очень. Серьезней даже, чем шпионы. Не знаю, связано ли это с нашим сигналом, только все, что со мной происходит, получается связано - с ним.
        - Слишком длинное вступление, Соловьев.
        - Я не аналитик, Сергей Георгиевич. И никогда им не был. Теперь, наверно, подробней?
        - Не нужно, Соловьев, - с каменным лицом ответил он. - Это неинтересно.
        - Но я метеоролог! - Воскликнул Егор. - И мой диплом…
        - Какой из дипломов вы имеете в виду? По перистым облакам? Мы его уничтожили.
        - И подделали другой?!
        - Не забывайтесь, Соловьев. Мы не подделываем, мы оформляем.
        - И грамоты, и выписки из школьных протоколов…
        - А вы что, участвовали в математических олимпиадах?
        - Нет, не участвовал… Но зачем?!
        - Чтобы вы поверили в свои силы и согласились с нами сотрудничать, - без тени улыбки сказал Топорков. - Это было предрешено, но мы решили ускорить.
        - Кем предрешено? - Оторопел Егор.
        - Пророчества, приходящие с Земли, иногда имеют позитивный характер.
        Егор попятился и, наткнувшись на покрытый пластиком диван, тяжело осел. Затем поводил ладонями в поисках пульта и, вспомнив, что находится не у себя, покорно сложил руки на коленях.
        - Вы получили послание… обо мне?
        - А что удивительного? Я и про себя несколько штук читал. Так, мелочь: в тотализатор тысячу таксов выиграл, кошку на дороге задавил. Все сбывается. У вас, конечно, не кошка, а покрупнее…
        - Кого же я задавлю?
        - Надеюсь, никого, - впервые рассмеялся Топорков. У него были желтоватые зубы и неправильный прикус. - В вашем послании не про кошку.
        - А про что? - Вяло спросил Егор. - Я умру, да?
        - Перестаньте молоть чепуху! Мы не похоронная контора. - Он бросил распечатку на стол и посмотрел куда-то в потолок. - Хорошо, Соловьев. Не хотел так рано открывать вам глаза, но в принципе, поверьте, собирался. По наитию, без жесткой установки, действовать легче. Однако если вы уж свели кое-какие концы, больше морочить вас не буду. В послании сказано, что вы его раскусите. Вы первым поймете, что это за сигнал, и кому он предназначен. Вот почему мы так настойчиво звали вас к себе, и почему мы так боимся утечки из вашей квартиры. Мы могли бы сразу взять вас под плотный колпак, но это привлекло бы внимание людей с Запада. Мы не были уверены, что они отыщут человека, указанного в послании, ведь вы на нашей территории. Но теперь это очевидно.
        - И вы берете меня под колпак? - Спросил Егор.
        Он оглянулся на дверь и приготовился к появлению отряда телохранителей или, по меньшей мере, Степана Голенко с карманным парализатором.
        - Не берем, - покачал головой Топорков. - Вы будете работать еще активней, будете делать много выводов и часто произносить их вслух. Будете трепаться со мной по спецканалу и разглашать секреты в разговорах с товарищами.
        - Товарищей у меня нет.
        - С врагами, со своей невестой - с кем угодно.
        - Дезинформация, - сообразил Егор. - Только погодите… Когда вы меня приглашали на работу… Диплом - это ясно. А как вы мне внушили знания? Их же не подделаешь. И не оформишь.
        - Знания? - Удивился Топорков. - А, вот вы о чем. «Аналитические технологии»? «Свободный поиск»? Такого факультета вообще нет. Мы не старались построить безупречную легенду. Кому это нужно?
        - Я не про документ, я про знания, - возразил Егор.
        - Да какие у вас знания, о чем вы?
        - Когда я приезжал к вам первый раз… вернее, прилетал - их еще не было. А во второй…
        - Что «во второй»? - Прищурился Топорков.
        - Во второй раз. Я был у вас дважды.
        - Помилуйте! Я на память пока не жалуюсь. Вы пришли, мы с вами поговорили, вы дали согласие, потом мы пообедали. Могу сказать, что вы ели. Осетрину.
        - Не спорю. Но я приходил и до этого.
        - Ночью, что ли? - В голосе Топоркова все отчетливее слышалось раздражение.
        - Я докажу. Время… события повторяются. Вы утверждаете, что когда настраивали спецканал, моего мажордома звали Холуй? Это было, опять же, в первый раз. А еще был второй. Вы снова настраивали, но уже с Соседом. Проверьте. Соединитесь с моей квартирой.
        - Ну… Единственно ради вас.
        Экран померк, и Егор принялся нервно кусать ноготь. Сейчас. Сейчас Топорков поймет и согласится. Он вынужден будет признать: здесь не шпионская история, а нечто большее. Петли. Словно кто-то отматывает ленту назад, и люди, как телегерои, проживают эпизод заново. А он, Егор Соловьев, - почему именно он?! - не выключается, он проходит этот отрезок, помня первоначальный вариант. Он видит и чувствует, как отличаются результаты. Взять те же рекорды по прыжкам…
        И еще. Здесь есть кое-что другое. Они состряпали диплом, которого нет в природе. Но когда он появился, - пусть фальшивый - вместе с ним появились и знания - реальные. Егор приобрел то, чего не имел раньше. И никаким самовнушением этого не объяснить.
        Кто-то его ведет… Куда и зачем?.. Вопрос не для Топоркова. Сергей Георгиевич - такая же фигурка, как и все остальные. Он занят сиюминутным: Восток - Запад… А тот, кто вытворяет эти штуки со временем, кто заставляет людей вспоминать то, чего нет, забывать то, что было… тот, кто заставляет людей верить…
        - Он не Кто, он Что. Ему дела нет до вашей возни, граждане Востока и Запада. Вы - его часть, а ваша возня - часть его игры.
        - А?..
        Егор рывком повернулся к экрану, но увидел там не странника, а Топоркова.
        - У вас, Соловьев, стоит скверный КИБ, - сказал тот. - Медленный и тупой. Вы неплохо зарабатываете, можете позволить себе технику поприличней. А, ну и зовут его Холуй. Обратитесь к врачу, Соловьев. Не бойтесь, на вашу карьеру это не повлияет.
        - У меня… Холуй?
        - Идите к себе и отдохните
        - Значит, Холуй…
        - Вы хотите сказать что-то еще?
        - Нет… неважно. До связи, Сергей Георгиевич.
        Егор поднялся с дивана и, не глядя на монитор, вышел.
        Мажордом не распознает спецканал, отстраненно думал он, дожидаясь лифта. Зато умница Сосед представляется, как убогий Холуй, и связисты фирмы этого тоже вроде бы не замечают. Соседа подарила Маришка, кроме того, уж очень неожиданно их поверхностное знакомство преобразилось в любовь. Аккурат к его походу на фирму. И Маришка сразу уволилась, теперь она много времени проводит дома. У него дома - со своим хитроумным Соседом. Здесь все абсолютно ясно: Маришка работает на Запад. Но почему, почему Топорков этого не понимает?
        Вместо того, чтобы хорошенько встряхнуть Стоянову, он предлагает сомнительный план с дезинформацией. Что втирать западным друзьям, он, кажется, еще не решил. Фигурка: сделал ход и замер.
        Это очень похоже на поддавки. Маришка в открытую, не утруждая себя конспирацией, отправляет данные на Запад, а Топорков ломает голову над утечкой информации. Это не работа разведок, это какой-то цирк.
        ВАША ВОЗНЯ - ЧАСТЬ ЕГО ИГРЫ.
        ОН НЕ НАСТОЛЬКО СЛОЖЕН. ОН ГОРАЗДО ПРОЩЕ.
        Насчет игры странник был прав. Но сам-то он кто в этом раскладе? Третья сторона… Наблюдатель? От кого?
        Не от людей, мгновенно осознал Егор. Обе петли появились сразу после встречи со странником - в электричке и в лифте. Поправку к рекордам он обнаружил лишь благодаря книге странника, и сегодня - то ли сон, то ли явь, но странник опять что-то изменил. Изменил в мире. В Близнеце? Да, он говорил об этом. Близнец… место, где мы живем. Не планета - место.
        Егора пробрала дрожь. Он полез за книгой, но вспомнил, что оставил плащ в музее.
        ВЫ ЕЩЕ ВЕРНЕТЕСЬ, ВАМ ДЕВАТЬСЯ НЕКУДА.
        Это были слова Катерины. Сегодня все только и делают, что цитируют послание.
        Лифт остановился на его этаже, но покинуть кабину Егор не смог: путь преграждала высокая тележка, накрытая черной пленкой.
        - Секундочку, - сказал молодой парень в форменном плаще. - Тут у нас…
        В голове сверкнуло: Маришка! Они с ней что-то сделали! А он - про поддавки… Тюфяк набитый!
        Егор подался вперед и, затаив дыхание, взял уголок покрывала.
        - Не надо, примета плохая, - остерег его парень.
        - Хуже не будет, - сказал Егор.
        Поборов слабость, он приподнял пленку и чуть не засмеялся от счастья - это был мужчина лет пятидесяти. Кажется, он жил в левом крыле здания. Покойник был домоседом, и за все время Егор виделся с ним раза два или три. Он даже фамилии его не знал.
        На груди у мужчины лежал планшет с заполненным бланком, и Егор, бесцеремонно откинув клеенку, прочитал:
        ЖМЫХОВ АНАТОЛИЙ ГЕННАДИЕВИЧ.
        - Сердце, - кратко пояснил парень и, ударив ногой по колесу, отодвинул тележку в сторону. - А будете без плаща ходить - на таком же самокате повезем, - добавил он.
        - Сам в пассажиры не угоди, - огрызнулся Егор.
        Он дошел до квартиры и потрогал ручку - дверь была открыта.
        - Ну как там, в музее? - Спросила Маришка, перемешивая в стеклянной миске что-то нежно-розовое.
        - Потрясающе, - буркнул он. - Камеру переноса видел, своими глазами. И про Колонизацию… лекцию…
        - Ты чего такой бледный?
        - Да… на площадке…
        - Сосед умер? Я слышала. Салат будешь? Из лосося.
        - Буду. Рыбы побольше. А Жмыхов…
        - Всех не спасешь, Егор, - не отрываясь от стряпни, сказала Маришка. - Вы направления в клинику разослали? Разослали. Сто Жмыховых явились, а этот поленился. Скоро привыкнешь.
        - Дура ты. Я за тебя испугался.
        - Это с какой стати? Разве ваш главный по плащам тебе не говорил, что мы друг друга не убиваем?
        - А что же вы друг с другом делаете?
        Маришка пожала плечами и скрылась на кухне.
        - Вообще-то, спасибо, я тронута, - крикнула она.
        - На здоровье, - язвительно ответил Егор. - Ты спишь со всеми объектами, или только со мной?
        - Только с тобой. Но мне было не противно, - с глумливым спокойствием отозвалась она.
        - Спаси-ибо…
        - На здоровье, Егор. Они тебе уже сообщили?
        - Что?
        - Ну, что я…
        - Пять минут назад. Вернее, я сам допер, но они тоже догадываются.
        - Да уж пора бы.
        Маришка снова вошла в комнату - на ней были бриджи и объемная курточка с косой «молнией». В руках Маришка несла две тарелки с салатом.
        - Ты куда это собралась?
        - Сперва поедим, - сказала она, садясь на диван.
        Егор ковырнул розовую массу и отбросил вилку: лосося в салате было не больше половины. Остальное - не-рыба - будило в нем рвотный рефлекс.
        - Угораздило же меня со старухой роман закрутить…
        - С какой старухой?! - Возмутилась Маришка.
        - Ты на десять лет старше меня. По документам.
        - А-а… Егор, этой шутке знаешь, сколько? Ну где там ваши бойцы? Я готова.
        - Бойцы?.. - Недоуменно переспросил Егор и еле успел уклониться: выбитая дверь плашмя пролетела над столом и ударилась о стену.
        В дверном проеме повисло непроницаемое облако пыли, из которого, словно из ночного кошмара, выскочили ноги в мягких, зашнурованных до колен, сапогах.
        Степан, самый дорогой курьер на Близнеце, был одет в черную рубаху с длинным рукавом - более абсурдного наряда Егор представить не мог.
        - Обедаем? - Слащаво спросил Голенко. - И опять рыбка? Ты, Соловьев, однообразен.
        - Стучаться надо, - с улыбкой сказала Маришка. - В школе не учили?
        - А я постучался.
        Он указал на сломанную дверь и картинно почесал затылок. Когда его ладонь вернулась из-за головы, в ней оказался короткий ребристый цилиндр. Слева от Егора что-то звякнуло, и он вжался в спинку дивана. Маришка, как и Степан, держала в руке парализатор.
        Стоянова и Голенко, продолжая улыбаться, целили друг другу в живот и - не стреляли.
        - Мы будем платить больше, - сказала Маришка.
        - Больше мне не надо, - ответил Степан. - А тебе кроме денег мы предлагаем статус. До конца жизни.
        - Орден и коттедж в умеренной зоне? У меня уже есть.
        - Значит, не договорились.
        - Значит, нет.
        В комнате одновременно раздались два щелчка, и Голенко повалился на пол.
        - Маришка!..
        Та что-то промычала и уронила голову Егору на плечо.
        - Вы спятили, да?! - Он вскочил и, прыгнув к Степану, остановился.
        Маришка умоляюще смотрела ему в лицо. Моргнув, она показала глазами на сумочку.
        - А… анти… - бессильно прошептала она.
        - …дот, - хрипнул Голенко.
        - Шпионы, маму вашу! - Обозлился Егор. - Как вы меня все!..
        Он расстегнул у Степана нагрудный карман и достал оттуда шприц-ампулу. Потом подошел к столу и, вывернув сумочку, разыскал в куче брошек второй, такой же.
        - Хорошо, что вы говорить не можете. Представляю, что бы вы тут…
        Егор подкинул в ладони прозрачные тюбики и, взглянув на тела, задумался. Из двух вариантов он предпочел бы третий, однако не был уверен и в нем. Оставить обоих и уйти - это поссориться сразу со всеми. Сам по себе, один против Запада и Востока, против двух Австралий, гори они синим пламенем… Не хотелось даже и пробовать.
        Он снял на шприце защитный колпачок и слегка надавил - по тонкой игле сползла маленькая слезинка.
        - Куда колоть-то? - Раздраженно спросил он у Маришки. - В шею? В руку? В жо?..
        - …ута …очешь, - беззвучно ответила она.
        - Надо же, какая покладистая.
        Егор распахнул на ней куртку и прицелился в плечо, но Маришка неожиданно перехватила его запястье.
        - Вот дать тебе по морде, хамло несчастное! - Бодро произнесла она.
        - Сама выздоровела?
        - Вроде того. - Маришка встала и, подойдя к Голенко, быстро ощупала его рубаху. - К таким встречам надо заранее готовиться, усек?
        Она подняла с пола парализатор и сделала шесть выстрелов подряд. Степан дернулся - шесть раз - и, кажется, намочил штаны.
        - Он не умрет? - С опаской спросил Егор.
        - Нет. А ты молодец.
        - Проверочка, да?
        - Куда ж без этого!
        - Угум… большие деньги, коттедж и… что еще? Орден?
        - Тебе это ни к чему.
        Маришка принесла из кухни портативный КИБ и, откинув крышку-экран, начала что-то выстукивать на клавиатуре. Егор попытался понять, чем она занимается, но Маришка работала в незнакомой операционной системе, и ничего, кроме хаоса символов, он не обнаружил. Однако этот хаос что-то напоминал…
        Значки и цифры составляли сплошной массив, и чем дольше Егор вглядывался в экран, тем больше убеждался, что все это уже где-то видел. Сомнения развеялись, когда он заметил три запятых - абсурдное, с точки зрения грамматики, сочетание.
        Надо было вернуться. Вернуться в музей и забрать плащ. И книгу.
        - Ты чего делаешь? - Спросил Егор.
        - Сейчас… так… сейчас… - пробормотала Маришка.
        Она наяривала всеми десятью пальцами - строка бежала за курсором так быстро, что Егор не успевал следить.
        - Так… - повторила Маришка и, выщелкнув кристалл-накопитель, вставила его в гнездо домашнего КИБа. - Сосед, спецканал!
        Узоры на стене посветлели и растаяли. Сквозь обои проявился захламленный кабинет, а в нем - Топорков.
        Егор недоуменно взглянул на Маришку, на лежащего Голенко и снова - на Сергея Георгиевича. Топорков смотрел куда-то в центр монитора и внимательно молчал.
        - Хорошо, Степан, - сказал, наконец, он. - Как Соловьев?
        Еще тридцать секунд молчания.
        - Что ж… очень хорошо. А Стоянова…
        Еще одна пауза.
        - Великолепно! Но бдительности не терять… Что?.. Почему так много?.. Ты так считаешь? Что ж, будь по-твоему. Благодарю, Степан… Да… До связи.
        - Он говорил с Голенко? - Спросил Егор, косясь на распростертое тело.
        - И, как видишь, остался доволен.
        - С каким Голенко?! Вот же он…
        - С квази, Егор. Квазиинтеллект-блок создал квази-Голенко, с ним твой начальник и пообщался, - торопливо сказала Маришка. - Отстань, у нас всего полчаса. И еще одно дельце…
        Она взяла свой КИБ и подключила его к разъему в стене.
        - Сосед! Получи шаблоны, активируй и скинь полные пакеты.
        Пока мажордом выполнял эти туманные инструкции, Маришка вытащила из гнезда кристалл и спрятала его в сумочку.
        - Операция закончена, - доложил Сосед.
        - Твое новое имя - Игорь Орлов, - сказала Маришка.
        - Мое? - Спросил Егор.
        - Ну не его же. А я - Маришка Воинова. Легко запомнить.
        - Я знаю одну Воинову…
        - Вот я и есть - она. Или наоборот, как тебе угодно.
        - Она служит в нашей фирме, - предупредил Егор.
        - И поэтому владеет абсолютным допуском - и физическим, и системным. Нам это пригодится. Когда будем проходить контроль.
        - Какой контроль?
        - Ты на самолете когда-нибудь летал?
        - Не доводилось. На электричке удобней.
        - Через океан? - Хмыкнула Маришка.
        - Нет… погоди. Я тебе не мячик резиновый. Меня ваше соревнование, или противостояние, или что там еще, не волнует, понятно? Я здесь родился. На Востоке, понятно?!
        - Понятно, понятно. Но ты же сам выбрал - когда решил вколоть антидот не ему, а мне.
        - Просто ты мне нравишься… Подумаешь, кому укол!..
        - Нет, Игорь Орлов. Просто в жизни не бывает. Ты выбрал, и они тебе этого не простят.
        - Я не Орлов!
        - А я не Воинова. И не Стоянова. Я вообще не Маришка. И лицо это - не мое. Ну и что?
        - И… Маркова тоже?.. Такая же?
        - Это был резервный вариант, на случай, если ты останешься в метеослужбе.
        - Вот ведь… - Егор упал на диван и взъерошил волосы. - Вот ведь скоты! Все заранее… Как вы посмели? Я человек! Живой. Я сам по себе!
        - Мы все люди, Игорь. И все - сами по себе. Каждый из нас, но не ты. Либо ваши спецы неточно расшифровали строку, либо сказали тебе не всю правду. Ты не только первый, ты единственный. Единственный, кто поймет.
        - Команду, - поправил Егор. - Строки из послания - это команды. Больше я ничего не знаю. Я устал. Устал удивляться, бояться…
        - Отдохнешь, у тебя будут хорошие условия. Здесь таких не создадут. И, главное, там тебе никто не будет морочить голову. В Западной Австралии к людям относятся лучше.
        - Почему «Маришка»? Под Воинову? И ты, и Маркова? Но имя-то можно было другое…
        - Таковы правила.
        - Игры?
        - Да.
        - Но вы же поддаетесь фирме, помогаете ей вас вычислить.
        - Да, конечно. Но таковы правила.
        - Женская логика.
        - Нормальная логика, человеческая.
        А у меня, отрешенно подумал Егор. У меня - какая?
        - Повальная амнезия в метео - ваша работа? - Спросил он.
        - Не понимаю тебя.
        - Когда я вернулся второй раз, меня никто не помнил. И даже твоя тезка.
        - Ты что-то путаешь. Какой «второй раз»?
        - Так вы тоже… тоже не в курсе? Петли!.. Это повторялось дважды… или нет?.. Маркова здесь? - Осенило Егора. - Маркова еще на Востоке?
        - Не важно, Игорь.
        - Свяжись с ней. Свяжись сейчас!
        - У нас нет времени. Пойдем.
        Она открыла шкаф и достала первую попавшуюся вешалку.
        - Скоро ночь, - угрюмо сказал он. - Зачем мне плащ?
        - Будет новый день, - пообещала Маришка.
        Егор покорно оделся и застегнул пуговицы. Когда он стал завязывать пояс, то почувствовал, что в правом кармане лежит какой-то плоский предмет.
        Книга. Он узнал ее сразу - по нелепым закорючкам на обложке. И еще - по двум жирным пятнам от шпрот. Он все-таки ее заляпал…
        Егор не удивился и не испугался, ему и впрямь это надоело. Он лишь пролистал двести страниц абракадабры и сунул книгу в карман.
        - Сосед, прощай навсегда, - отчетливо произнесла Маришка.
        - Подтвердить или отменить, - потребовал мажордом.
        - Подтверждаю. Прощай навсегда.
        - Принято, - ответил Сосед, и Егору показалось, что в синтетическом голосе звучит легкая грусть.
        Свет в квартире погас. Выключенное климат-оборудование издало короткий гудок. На кухне что-то фыркнуло и тоже смолкло. В вечернем сумраке еще ревели, теряя обороты, скрытые вентиляторы, но - все тише и тише, пока не остановились совсем.
        Маришка убрала портативный КИБ за пазуху и длинно вжикнула «молнией». Потом трижды выстрелила в Голенко и положила парализатор ему на грудь.
        - Пора, - сказала она.
        Егор печально кивнул.
        В верхнем углу стенного монитора слабо мерцали сброшенные часы:
        00:00.
        АВГУСТ. 8
        В эту ночь Егору не снилось ничего, но когда он проснулся, то решил, что все еще спит.
        - Игорь, вставай, - начальственно бросила Маришка. - Если сегодня не выберемся, нас возьмут.
        Егор зевнул и отвернулся к стене, но, немного полежав, открыл глаза. Перед носом маячил нарисованный сучок. Обои «под дерево» ему не нравились, и, будь его воля, он бы здесь не ночевал. Однако вчера ему доходчиво объяснили, что такое «его воля», и кого она интересует. Никого.
        Он с дрожью вспомнил вчерашние события, и ему до смерти захотелось поверить, что этого не было.
        - Игорь!
        Маришка кинула в него мокрое полотенце и, схватив за ногу, стащила на пол. Она стояла совершенно голой, но Егора это не взволновало. Да и спали они, словно супруги с двадцатилетним стажем, - не обнявшись, не прижавшись. Ничего такого. Даже не чмокнулись. Ему, после всех впечатлений, было не до любви - ей, кажется, тем более. Программа выполнена, клиент обработан, на Западе ждут новый орден, новая премия и новый коттедж.
        - Я не Игорь, - сказал он, поднимаясь.
        - Егора Соловьева на самолет не пустят. Поэтому ты Игорь Орлов. И не капризничай.
        Она, не одеваясь, села за стол и включила свой КИБ.
        - Свяжись с Марковой. Маркова подтвердит, что никогда меня не видела.
        - И что это будет означать? - Через плечо спросила Маришка.
        - Петли во времени. Я тебе вчера уже…
        - Прекрати. Иди позавтракай и собирайся. Там для тебя рыба есть. Слушай, а почему именно рыба?
        Она оторвалась от экрана и посмотрела на Егора - пристально и холодно, как врач.
        - Сам не знаю.
        - Понятно, прихоть гения. Имеешь право. В Желтой Бухте друзей много осталось?
        - Друзей нет. Приятели, еще с университета, но я с ними давно не…
        - Достаточно. Вообще, говорить можно меньше. Так… Желтая Бухта отпадает, полетим из Дебрянска. Ты кушай, кушай, мы через десять минут выходим.
        Егор доплелся до кухонного отсека и нехотя поковырял жареную треску. Кроме трески была форель, карпы и чашка мелких, как насекомые, килек. Егор подумал, что раньше в рыбе не разбирался, - не так хорошо, по крайней мере.
        Соображая, с чего начать, он придвинул к себе сразу все и тут заметил книгу. Она лежала под тарелкой с хлебом и уже успела основательно промаслиться.
        - Зачем ты ее трогала? - Крикнул он.
        - Чего?
        - Книжку мою!
        - Успокойся, больше не буду. Там и читать нечего, каракули какие-то. На кой она тебе?
        - Вопросов можно задавать меньше! - Сердито сказал Егор.
        - Ох, ох!.. У тебя восемь минут.
        Он запихнул в рот здоровый кусок карпа и, ревностно осмотрев помятую обложку, раскрыл книгу на середине. Левая сторона была чистой, правая - тоже, за исключением одной фразы:
        БЕРКУТ НАРУШЕНИЕ БЛОКИРОВКИ
        Егор, не дожевав, проглотил и перевернул страницу. Справа, ровно посередине, стояло:
        АРКАДИЙ СПАСАТЬ ДЕТСКИЙ
        На следующей странице:
        АРКАДИЙ НЕ БОЛЬНО СМЕРТЬ
        Дальше:
        АРКАДИЙ ВЗЯЛ ТРОИХ
        Еще дальше начинались знакомые закорючки, которые тянулись до самого конца. До трех запятых. Егор перелистал назад и уставился в последнюю человеческую строку. «Взял троих»… Это что-то напоминало. Он это уже видел, только вот где?
        Котенок, озарило Егора.
        - Что ты сказал? - Спросила Маришка. - Закругляйся, надо идти.
        Котенок взял… Егор забыл, сколько точно взял котенок, но это значило, что из-за Аркадия погибнут люди. Трое. «Нарушение блокировки»… Да, Аркадий говорил. Это было в том сне со странником, хотя Егор уже не делил жизнь на сон и явь.
        - Маришка! Если я правильно понял, у вас на Западе есть такой же аналитический центр, как и у нас.
        - «У нас», «у вас»… Ты это заканчивай.
        - Контакт возможен?
        - У нас, - с выражением сказала она, - все возможно. Тебе зачем?
        - Тут четыре трупа намечается…
        - Где?
        - У нас.
        Она вздохнула и вновь уставилась в монитор.
        - Не разочаровывай меня, - жестко сказал Егор. - Не разочаровывай так рано.
        - Да делаю, делаю. Ты откуда узнал? Прямо в голову послания получаешь?
        Маришка говорила с издевкой, но, насколько Егор мог судить, связь все-таки налаживала.
        - Что ищем? - Спросила она.
        - «Беркут нарушение блокировки», - прочитал Егор.
        - Есть такое. «Беркут нарушен блок». Это то же самое, мы немножко по-разному… Ну?
        - «Беркут» - моя машина, «блок»…
        - Ясно, сейчас посмотрим… Пришло десять дней назад. По идее, послание уже сбылось. Так, сводку происшествий глянем… О-о-о… А «Беркут» точно был твой? С чего ты взял?
        - Был?.. Что там?!
        - Некий Аркадий Савохин, тридцати двух лет, вчера днем на неуправляемом автомобиле сбил двоих прохожих. Муж и жена. Все - насмерть. Впереди был автобус с детьми, Савохин хотел объехать… Этот Аркадий, он твой водитель? Я тебе сочувствую. Написано, погиб мгновенно. Не мучился, и то хорошо.
        - Двоих сбил? Должен был троих.
        Егор показал Маришке страницу с соответствующей командой.
        - Ну и книги у тебя… Вот же работка, а! Свихнемся. - Она пощелкала клавишами и снова вздохнула. - Трое, правильно. Еще пассажир. Торговый представитель из регионального…
        Маришка приблизила лицо к экрану и поводила носом по строчкам.
        - Меня тоже насмерть? - Спросил Егор.
        - Насмерть…
        - Где это случилось, в Долгом Мысе? Во сколько?
        - Здесь не указано, это же Западный… А как ты?..
        - А вот так. Ищи свою Маркову.
        - Мы не успеем, Игорь.
        - Егор, - настойчиво произнес он.
        - Ну, Егор. Нам еще до Дебрянска добираться, и, желательно, кружным путем.
        - Ты меня не слышишь. Не хочешь слышать. Объясняю сотый раз: фирма действительно подтасовала документы и оказала на кого-то давление. Им нужно было меня заполучить, и им это удалось. Но там еще и другое было. Они - да и вы, кстати, - на такое не способны.
        Маришка хотела возразить, но он выставил вперед ладони.
        - Слушай меня! Слушай, что говорю! Вы все, как под гипнозом! Сколько в телесети каналов? Обычных.
        - Тринадцать, - с сомнением ответила она.
        - Пятнадцать! - Крикнул Егор. - Теперь да, тринадцать, а неделю назад было на два больше. Плевать мне на каналы, особенно - на спортивные, но куда они делись-то? И ведь никто их не помнит - ни люди, ни КИБы.
        - А ты помнишь?
        - И кое-что кроме этого. «Беркут» сломался при мне. Я в нем сидел!
        - Как же ты…
        - Да помолчи! В метеослужбу за документами я ездил два раза. В один и тот же час, в одну секунду! И на фирму устраиваться - тоже два! Все повторялось. Я попадал в какую-то исходную точку… с чем сравнить-то?.. Нет, их много, этих исходных точек, время из них и состоит… И в каждую можно вернуться. И отправиться из нее заново.
        - Смахивает на работу КИБа…
        - Что ты сказала?
        - КИБ. Его действия кажутся непрерывными и неделимыми. Как музыка. Но музыка - это ноты, которые можно озвучить поштучно. Музыки, правда, уже не получится. И любая программа - это последовательность определенных операций. Они называются шагами. Шаги - те же ноты или твои точки времени. Кванты времени, так правильнее.
        - И ты… ты все это знаешь? И так спокойно об этом говоришь?
        - Это все знают. Все, кто физику в школе учил. В этом нет ничего сверхъестественного. Голая теория.
        - Сама ты голая. Давай сюда Маркову.
        - Подождать придется. Прямой связи нет, мы через посредника…
        Егор демонстративно взбил подушку и, усевшись на кровать, принялся рассматривать книгу. Маришка пару секунд пыталась поймать его взгляд, но он упорно отводил глаза. Смирившись, она застучала по клавишам.
        Егор, искоса наблюдая за монитором, продолжал переворачивать листы. Откуда в книге взялось предсказание смерти Аркадия, он, убей, не знал - как, впрочем, не знал и того, каким образом книга превращалась в спортивный справочник. Егора вдруг посетила наивная, но внешне логичная мыслишка о том, что в книге могут найтись и другие пророчества. Он просмотрел ее до середины и уже приближался к тому самому месту - «Аркадий не больно смерть», когда напоролся на новый отрывок.
        Столбцы из фамилий занимали несколько страниц. Фамилии шли не в алфавитном порядке, а вразброс, но имели общую нумерацию - от первой до сто двадцать второй, из чего Егор сделал вывод, что это все-таки не разные списки, а один, длинный. Никаких пояснений он не нашел. Он повертел книгу так и сяк - выходило, что список появился примерно там, где было сказано про его водителя. Опасаясь, что, упустив список из вида, он потеряет его навсегда, Егор прижал разворот и заглянул дальше. Упоминание о «Беркуте» исчезло.
        Маришка все еще копалась со своим КИБом, и Егор вновь уткнулся в книгу.
        1. ВИННИКОВА Е.А.
        2. БУГРОВ И.В.
        3. КОЧЕТКОВ М.С…
        На второй странице:
        31. ГРАНАТОВА Л.А.
        32. ЕЛИЗАРОВА Т.Т…
        На третьей:
        61. ХОМЯКОВ О.П.
        62. АЛМАЗОВА З.А.
        63. СТОЯНОВА…
        Маришка дернула Егора за штанину и показала пальцем в маленький монитор. Телекамера, судя по всему, находилась в кабинке дамского туалета.
        Егор хотел было возмутиться, но Маришка выразительно стиснула губы и помахала кулаком. Через секунду послышалось торопливое цоканье по кафелю, и дверца впустила в кабинку стройную женщину. Женщина поправила объектив и, отдернув руку, тихо сказала:
        - Да.
        В мониторе была Маришка Маркова. Егор сравнил ее с Маришкой, сидевшей за столом, и убедился в их идентичности. Если б работая в метео, он уделял Марковой чуть больше внимания, то, безусловно, заметил бы, что она - копия соседки по этажу. Или наоборот, что соседка - копия сотрудницы. Поди их, разбери…
        - Двигайся ко мне, ты расплываешься, - сказала Маришка. Та, что находилась по эту сторону.
        Егор переполз к краю кровати и подставил физиономию под крохотную бусинку в углу экрана.
        - Достаточно, - молвила Маришка. Эта, голая, за столом.
        - Нет, - кратко отозвалась Маришка. Та, одетая, в сортире.
        - Требуется полная гарантия, - сказала эта Маришка.
        - Полная гарантия, - заверила та Маришка. - Прямых контактов не было.
        - Уточняю: контакты были. И продолжительные.
        - Исключено.
        - Спасибо, - помолчав, сказала Маришка. - До связи.
        - До связи, - вторила та.
        - Не было, понятно?! - С ребяческой радостью воскликнул Егор. - У нее со мной контактов не-бы-ло! А на самом-то деле!.. На самом деле - бы-ли! И ты это знаешь.
        - Петли? - С сомнением произнесла она. - Странные у тебя петли. Ну, допустим, вернулся ты в свою исходную точку. В момент знакомства с Марковой? Это давно было, два года назад.
        - Вас внедрили одновременно?
        - Вернуться в ту точку и идти из нее по-новой… Нет, не получается. Тогда многое было бы иначе. Не только с Марковой - со мной, с работой. С тобой тоже. Ты утверждаешь, что видишь изменения. В таком случае, сейчас вокруг тебя ничего, кроме изменений, быть не может. Два года, Егор. Это очень большой срок.
        - Да, большой… - проронил он.
        Егор лег на спину и уставился в потолок. Если следовать логике и дальше… если не притягивать факты за уши… Тогда откуда взялась уверенность, что он, Егор Соловьев, выключен из общего процесса? Время петляет, и он петляет вместе с ним. Вместе со всеми. Кое-что удалось заметить? Да, этого не отнимешь. Но почему он решил, что замечает абсолютно все?
        Два года, чудовищно много. Прожил их по второму разу? По третьему? Десятому? Должны быть изменения - но он их не чувствует. Как Топорков не чувствовал, что знакомится с ним не впервые. И еще вот…
        Егор стиснул зубы - как от невыносимой боли, и Маришка, побоявшись его тревожить, тихонько пошла одеваться.
        Вот оно, безмолвно мучился Егор. Вот ведь какая подлость… Если признать, что мотаешься по кругу, то некоторые вещи разъясняются - сами, без посторонней помощи. Например, несовпадение двух моментов: собеседование с Топорковым и настройка спецканала. Или количество программ в сети - на новом витке их оказалось меньше. «Витке»?.. Витке чего? Жизни, что ли? Ну и сказал…
        И еще…
        Егор закрыл глаза от ужаса, от того, что не мог придумать опровержения - и даже простенькой отговорки. Он вспомнил еще одно обстоятельство, которое нельзя было списать ни на сбой в телесети, ни на ошибку техников. Это обстоятельство не обладало физическими качествами, его вряд ли удалось бы кому-то показать или как-то измерить, но для Егора оно было решающим. Заимев с помощью фирмы новые документы, он приобрел кое-что еще. И пусть Топорков признался, что профессии, указанной в дипломе, не существует, - он это получил!
        Склонность, увлечение, навык - там всего понемножку. Может, он и не аналитик, но что-то же есть… Откуда это взялось? Он и понятия не имел о такой дисциплине. Облака, перистые облака - все, чем он мог заниматься профессионально. А теперь? Теперь его волновало другое.
        Егор согнул руку и поднес к лицу разворот книги.
        61. ХОМЯКОВ О.П.
        62. АЛМАЗОВА З.А.
        63. СТОЯНОВА М.Д.
        64. СОЛОВЬЕВ Е.А.
        - Мы умрем, - безразлично сказал он. - Не позже завтрашнего дня. Вероятно, сегодня.
        - Что?! - Маришка в полуспущенных брюках допрыгала до кровати и, завалившись набок, смяла страницы. - Что?.. Мы?..
        - Отчество у тебя какое? На Дэ? Ты тоже Димитриевна?
        - Ну?..
        Егор отчеркнул ногтем две строки и показал книгу.
        - Это… ничего не означает… - бледнея, забормотала она. - Такие списки… это ничего…
        - Когда в сообщении приходят одни фамилии, это действительно ничего не означает. Кроме приговора.
        - Но ты… Игорь… Егор, то есть. Ты же специалист. Ты же умеешь! Ты, Егор, молодчина, вовремя… И книжка!.. Как здорово!
        Она нервно рассмеялась и, замотав головой, испортила себе прическу.
        - Сто двадцать два человека, - сказал Егор. - Вот все, что мы знаем. Это может быть электричка. Или две. Рухнувший дом, пожар, массовое отравление. Авария на каком-нибудь заводе, или… Метеорит это может быть. Или все, что угодно. Потом станет известно. Потом, уже после.
        - Ты… Егор, ты предпринимай что-нибудь. Слышишь? Ты не лежи так, не надо так лежать. Слышишь, Егор?! Делом займись. Ну быстрее, быстрей! Не лежи, не валяйся ты!..
        Маришка перешла на визг и сорвалась на какой-то умопомрачительной женской октаве. Она не плакала - слез, во всяком случае, Егор не видел. Маришка ползала рядом, разглаживая постель, книгу, его лицо - все, что ей попадалось. Она уговаривала, умоляла - его, книгу, весь мир, и сама, кажется, в это не верила.
        - Нужна поисковая система, - мрачно сказал Егор. - Нужен спецканал, нужна связь с начальством. Тогда… все равно, гарантии нет.
        - Я понимаю, да.
        Маришка встала и, натянув брюки, подняла с пола сумочку. Повозившись, она достала оттуда тонкий шнур и соединила свой КИБ с разъемом в стене. Затем почвакала клавиатурой - совсем не долго, будто спецканал был у нее наготове.
        Топорков не удивился. Или же, наоборот, удивился так, что окаменел. Егору было без разницы.
        - Рановато вы меня в покойники определили, Сергей Георгиевич. Завтра - в самый раз, а сегодня рано еще.
        - О чем вы, Соловьев?
        - С Аркадием меня не было. Там другой кто-то разбился.
        - Ах, это… так мы в курсе.
        - Моя очередь только подходит. Списочек получили? На сто двадцать два человека.
        - Мы получили, а вот вы его откуда?.. Уже на Запад работаете? Прямо здесь? - Он мельком взглянул поверх экрана, видимо, уточнил адрес. - Хамство это, Соловьев. На нашей территории!..
        - Не до территорий, Сергей Георгиевич. Список-то смертный.
        - Ну, не обязательно.
        - Вы так спокойны, потому что вас там нет. А я есть!
        - Знаем, знаем. И вы, и дамочка ваша, Стоянова Эм Дэ. Ну так что ж?
        - Надеюсь, вы по нему работаете?
        - Начинаем, - скромно ответил Топорков.
        - Пустите меня в справочную. Пожалуйста.
        - Вас?! Ну, вы и наглец!
        - Я вам не враг, Сергей Георгиевич. Я вообще не желаю участвовать в вашей дребедени! Восток, Запад… Разбирайтесь без меня!
        - Как же без вас? - Топорков, наконец, позволил себе удивиться. - Были бы вы в двух экземплярах, мы бы вас как-нибудь поделили. А поскольку вы у нас один, приходится бороться.
        - Уж вы поделитесь, конечно, - подала голос Маришка.
        Топорков на стенном мониторе скривил губы, но не ответил.
        - Ладно, считайте меня предателем, - сказал Егор. - Кем угодно. Предателя вам не жалко, шпиона тоже. Но остаются еще сто двадцать человек. Как у вас с совестью? Нету? А как насчет журналистов? Согласитесь, фактик любопытный. Они за него уцепятся. Сто двадцать два трупа - это эффектно. Это, Сергей Георгиевич, натуральная сенсация.
        - Мы уже ваши, - вмешалась Маришка. - Через несколько минут вы нас возьмете.
        - Гм, постараемся, - крякнул Топорков.
        - Я не окажу сопротивления, - проговорила она. - Обещаю. И нулевой вариант…
        - Ах, ты с-с-с… - прошипел Топорков, поднимаясь со стула.
        - Я этого не сделаю, обещаю.
        - Если ты!.. - Он задохнулся и тяжело откинулся на спинку. - Если ты его хоть пальцем!..
        - Сказала же! - Прикрикнула Маришка. - Все будет нормально. И с журналистами… Кому это надо? Журналисты! Но дайте же ему доступ!
        - Эй! - Очнулся Егор. - Что еще за нулевой вариант? Вы совсем заигрались?!
        - Вот так вот, Соловьев. Выбирайте, с кем дружить. У Запада для вас большой пряник припасен. И ба-альшой кнут.
        - Егор, я не то… - смутилась Маришка. - Это не я…
        - Ставки высокие, Соловьев. Очень высокие.
        - Сам вижу, - буркнул он. - Теперь все вижу. Доступ даете, или нет?
        - Под моим контролем, - сказал Топорков и исчез.
        Стена разбилась на квадратные ячейки меню. Маришка торопливо опустилась на пол и, облазив всю комнату, протянула Егору пульт.
        - Только молчи, выдра, - предупредил он.
        Она закивала и, жалко улыбнувшись, присела на краешек кровати.
        Егор откинул на пульте клавиатуру и начал вводить фамилии. Кнопки были маленькие, какие-то скользкие - он постоянно путался и нажимал то соседнюю, то сразу две.
        - Можно я? - Робко молвила Маришка.
        - Валяй.
        Он передал ей книгу и пульт, а сам попробовал напрячь мозги. Сосредоточиться не получалось. Его отвлекало присутствие Маришки, отвлекало незримое участие Топоркова, такой же сволочи, как и она. И еще - весь Восток и весь Запад, вся эта подлая игра в противостояние. Егору мешал думать весь мир, и особенно - список, в котором он значился под номером шестьдесят четыре. Цифра не плохая и не хорошая. Аккурат в серединке.
        - Готово, - тихо сказала Маришка и опять отодвинулась на уголок.
        Практически идеальная жена, отметил Егор. Всего-то и требуется - угроза для жизни. Зато в семье согласие.
        Он повертел пульт, наугад потыкал в меню и, пожав плечами, задал общий поиск. Вместо ответа на экране возник кислый Топорков.
        - Я вам волю дал, чтобы вы способности свои проявили, фантазию. Перебирать вслепую любой дурак может. Мы уже смотрели. Ни в одном учреждении Восточного материка этого списка не заведено.
        - Но, как любые дураки, все же посмотрели.
        - Соловьев!.. Немного повежливей, прошу вас. Также мы проверили все базы данных на половину списка, потом на треть… Сейчас в разработке десять процентов. Хотя бы двенадцать фамилий где-нибудь найти. Это, как вы понимаете, очень долго. Здесь совпадения будут, но - именно совпадения. Путь сам по себе тупиковый. Шевелите мозгами, Соловьев, вам это нужнее. Я - что? Я в черную папку новый листок положу, и все.
        - Черная папка? - Переспросил Егор.
        В сознании мелькнула какая-то догадка - тоже черная. Настолько, что и хвататься за нее не хотелось. И думать о ней было противно. Противно и страшно.
        - Сергей Георгиевич, вы давно эту папку завели? Вернее, эти. Эти папки.
        Топорков выразительно глянул на Маришку, но все же ответил:
        - Когда мы не смогли предотвратить первую смерть. Тогда и завел.
        - Продолжайте, Сергей Георгиевич. Вы же поняли, что я имею в виду.
        - Да, Соловьев, это правда. Мы не в силах кого-либо спасти. До сих пор нам этого не удавалось. Ни разу.
        Маришка спрятала лицо в ладони и, раскачиваясь, завыла.
        - Коллега, не спешите себя оплакивать. Пока еще не доказано…
        Егор тяжело посмотрел ему в глаза - Сергею Георгиевичу, как никому другому было известно, что сигнал с Земли не предупреждает, а лишь констатирует.
        Они умрут - сто двадцать два человека. Сегодня или завтра. Вместе или поодиночке. Но - почти со стопроцентной гарантией. И фирма их не защитит. Да и не за этим ее создавали. Фирме поковыряться интересно, вникнуть-разгадать-доложить. А список… что список? Приобщат к делу.
        Егор помассировал веки и, проморгавшись, махнул Топоркову рукой. Тот безропотно покинул канал, и на экране вновь повисло активное меню.
        - Если списка нигде нет, - задумчиво произнес Егор, - то формально нас ничто не объединяет. В данный момент не объединяет, это важно.
        - Может, каждый сам по себе? - Спросила Маришка. - Кто от инфаркта, кто по машину…
        - Тогда зачем всех в кучу?
        - Просто даты сходятся. Мы же не в алфавитном порядке.
        - В том-то и дело. Нет, система определенно есть. Увидеть бы ее… Скоро мы окажемся в одном месте, и…
        - Вот уж точно!
        - Я не о том. Нас всех убьет одно и то же. Для этого нам надо собраться. Соберемся мы, допустим, на площади…
        - Никуда не пойдем, - отрезала Маришка.
        - …или в этом доме. Нет, ерунда выходит. Единственная приличная версия - катастрофа, и то… Что с нами случится-то? Как будто эти катастрофы три раза в неделю… Когда была последняя, ты помнишь?
        - Года три назад.
        - Во. Самолеты каждый день не па…
        Егор осекся и обернулся на Маришку - та раскрывала рот, но сказать ничего не могла.
        - Списка нет, потому что билеты еще не проданы, - заключил он. - Какой рейс? Из Дебрянска?
        - Мы… имена же!.. Я в списке значусь под фиктивным, ты - под настоящим…
        - Ты кого обмануть-то хотела? Их?! - Он поднял брови к потолку. - Рейс!
        - Дебрянск - Вормс. Вылет… не знаю. Но надо было успеть сегодня.
        Егор вошел в городскую информ-систему Дебрянска и разыскал аэропорт. Дальше справочной его не пустили. Он хотел переключиться на Топоркова, но тот сам уже обо всем позаботился.
        На экране развернулась внутренняя сеть: схема рулежек и основных полос, график заправки, кассовые отчеты и еще десяток разделов, вторжение в которые сулило, как минимум, штраф.
        Егор добрался до пассажирской службы и запросил информацию по дальним рейсам. Последний самолет, отправлявшийся ровно в полночь, садился в Вормсе. Билетов на него было продано только девять штук. Винникова, Бугров и прочие, все фамилии - из книги.
        Девять человек из ста двадцати двух. Аналитики фирмы их не заметили бы, они ищут двенадцать. Пока купят еще три билета, поиск уже наверняка закончится. Когда купят еще сто, совмещение списков станет очевидным, но, как знать, будет ли в запасе время, чтобы перехватить самолет в аэропорту.
        - Похоже, вы их спасли, - растерянно сказал Топорков. - Что ж, рейс мы отменим. Проследим, чтоб все эти люди находились подальше друг от друга. Значит, Дебрянск - Вормс? Я мог бы и сам додуматься. Вы же в списке - рядом, на соседних местах. Вормс, красивый город… Оттуда - в Блэкхилл? В центральное отделение… э-э… вашей туристической компании?
        Ответа Топорков не требовал. Повернувшись в сторону, он приложил к горлу большой палец и что-то сказал - явно не им.
        Маришка с опаской посмотрела на дверь и передвинулась к изголовью, подальше от прихожей. В ту же секунду раздался стук - тихий, можно сказать, тактичный.
        - Заходи!
        Голенко, по-прежнему в черной рубахе, ступал мягко и осторожно, словно по стеклу.
        - Не кушаете? Не помешал? - Ласково спросил он.
        За дверью слышалось шуршание и позвякивание. На этот раз курьер явился не один.
        - У вас все с собой?
        - А что у нас… - равнодушно сказала Маришка. - КИБ и два плаща.
        - Ну и отлично.
        Степан неторопливо, с томлением, достал из поясного кармана трубку и выстрелил. Над кроватью повис тонкий дымный след. Не зная, что делать, Егор прижал к себе книгу и склонился над Маришкой.
        - Не надо, не поднимай, - сказал ему в спину Голенко. - Сами донесем.
        Потом что-то щелкнуло, и Егора потащило вперед, лицом на подушку. Дышать стало нечем, но это вроде бы не тревожило.
        Все вокруг засыпало и успокаивалось.
        АВГУСТ. 9
        Тела не было, сознания тоже. Егор парил над огромным шаром из темного льда и созерцал - на большее он был не способен. Шар медленно вращался навстречу и открывал новые глыбы, новые покореженные железки, новые выжженные прогалы. Все эти куски прошлого были похожи один на другой, и Егору казалось, что Земля, как головоломка, составлена из одинаковых фрагментов. Внизу проплыла ровная береговая линия, и он замер над свинцовым океаном. Видимое движение пропало.
        Егору стало смертельно тоскливо. Он захотел пошевелиться, и океан стремительно полетел куда-то назад. Вокруг клубилось, притягивая и пугая, мутное небо.
        Последнее, что он разглядел на свинцовой поверхности, - слова. Крупные и четкие, как в книге. Запомнившиеся почему-то сразу.
        ПОСТОРОННИЙ ПОД ВОДУ
        КОНЕЦ КОМАНДЫ
        КОНЕЦ КОМАНДЫ
        КОНЕЦ КОМАНДЫ
        Маришка тогда спросила: «Прямо в голову послания получаешь?»
        Может, и так. Уже.
        Егора перевернули на спину и насильно разлепили веки. Перед глазами стоял все тот же свинец. Какие здесь, однако, потолки…
        - Все хорошо, - мурлыкнули где-то сбоку. - Реакция тяжелая, необычная реакция. Но нормальная.
        - Тяжелая или нормальная?
        - Скорее всего, парализант некачественный. Такого ни с кем еще не было. Топорков послал образцы на экспертизу.
        Маришка отошла от постели и вернулась с маленьким подносом.
        - Рыбу будешь? А почему все время рыба?
        - Не знаю.
        - Ну, поешь.
        - Нарисуй на ухе родинку. На правом.
        - Это зачем?
        - Чтоб я вас отличал.
        - А ты отличаешь?
        - Конечно.
        - Тогда зачем рисовать?
        - Не знаю… Где я?
        - На Востоке. Теперь навсегда. Ты - наша главная ценность.
        - А-а… - безразлично протянул Егор. - Топоркову передай: никакой Земли нет. И не было никогда. Все начинается на Близнеце. И заканчивается.
        - Откуда ж мы здесь появились? - Без особого удивления спросила Маришка. - Экспонаты в музее откуда?
        - Видел я их. Барахло.
        - А сигнал мы откуда получаем?
        - Больше не будем.
        Маришка опять не удивилась. Подогнув короткую юбку, она села возле Егора и потрогала ему лоб.
        - Не будем, так не будем. Но раньше он шел? И не с Земли?
        - Не знаю.
        - Ты это говоришь уже пятый раз.
        - Мудрею, наверное. Стоянова где? - Требовательно произнес Егор. - С ней все в порядке?
        - Ее депортировали, - кратко отозвалась Маришка. Подозрительно кратко.
        - На самолете? Она долетела?
        - Нет. Над океаном… авария…
        Маришка встала и подняла на окне жалюзи. За зеленым стеклом бродило несколько сонных рыбок. Ему пытались угодить…
        - А другая? Маркова?
        - Остальные двойники живы-здоровы. Их разными рейсами высылали. В списке только Стоянова значилась.
        - Список?! - Встрепенулся он. - Сколько прошло времени?
        - Сутки, Егор.
        Он рывком поднялся - в позвоночнике что-то кольнуло, но терпимо. Двигаться он мог, правда, не так быстро и не так свободно, как хотелось бы. Ничего, разгуляется. Парализант хороший, экспертиза не нужна. Просто ему это противопоказано. Парализант - не рыба…
        - Что со списком?
        - Половина погибла. Или больше уже.
        - Но ведь полет отменили!
        - Они все здесь, на Востоке. Умирают. Без причины. Вернее, ты знаешь, в чем она, эта причина. Не бойся, - спохватилась Маришка, - тебя, насколько смогли, обезопасили. Ты поспи еще. Про Землю Сергею Георгиевичу я говорить не буду. Сам расскажешь, если не передумаешь.
        Она прошла через комнату и приложила ладонь к выпуклому квадрату. Блестящая панель с гудением уползла вверх, и в проеме показалась черная стена с единственной человеческой дверью.
        - Маришка! - Позвал Егор.
        - Да?
        - Они не ошиблись. Там, на Западе. Они знали, с кого двойников мастерить.
        - Да брось ты. Пластические операции, ничего особенного.
        - И все-таки они знали, кого копировать.
        - Спасибо, мне приятно.
        Воинова вышла в коридор, и стенная секция опустилась. Егор посмотрел на тарелку с рыбой и, проглотив слюну, прилег.
        Со списком из ста двадцати двух фамилий все получалось точно так, как он предполагал. Самолет ни при чем, в списке те, кто должен умереть. Они и умирают. Кому и зачем это нужно? Вопрос без ответа. Ответ - на Земле, а ее никогда не было. Судьба, что ли? Глупое слово. Судьба сигналов не посылает, у нее ни антенн, ни ретрансляторов не имеется. У нее даже мозгов нет. Поэтому ее и не обманешь.
        Хитрость, что придумал Топорков, была из разряда детских. Бесполезных, то есть. Егор знал, как это делается: нашли однофамильца с теми же инициалами и… скорее всего, сердце. Жарко же на улице.
        Ни разу не сработало. Ни одного еще не спасли. Судьба кого наметит, того и убьет. Не обманешь ее, безмозглую.
        К тому же, повторное уведомление пришло. Под воду, к рыбкам, стало быть. «Посторонний» - это не про другого Соловьева, это про него. И три запятых в конце. Вот, что они значат. Они и значат - конец. Все давно запрограммировано. И все решено.
        Странно, но Егор не переживал. Может, потому, что устал, или смирился, или понял, что это бесполезно. Третье было вернее. Все уже решено - рождение, смерть, так называемое счастье и так называемое горе. Все там, в программе. Остается выполнять. По шагам: раз-два, раз-два-три… Одно неясно: как программа позволила, чтоб ее часть осознала себя и свое место? Значит, и это запрограммировано…
        - Ты жив еще? - Раздалось из дверного динамика.
        - Вроде бы. Я сейчас зайду, - сказал Егор, отрывая голову от подушки.
        - Что ты! Лежи, я сам.
        Задергались, отметил Егор. Если уж Сережа согласен потрясти жирами, то дела совсем никуда. Даже из комнаты не выпускают, берегут. Будто в коридоре опасней, чем здесь.
        - Ну?.. - Хмурясь, спросил Топорков.
        - Пока ничего…
        - Хотели к тебе врачей приставить, да вот…
        - Правильно, что передумали, - сказал Егор. - Бестолку все это.
        - Ну, перестань! - Прикрикнул он. - Как помрешь - схороним, а раньше времени не надо.
        - Последнюю передачу получили?
        Егор вдруг услышал в стене какое-то бульканье и посмотрел на аквариум. Рыбки сновали у самой поверхности, но та быстро опускалась, оставляя им все меньше и меньше жизненного пространства.
        - Получили, вижу, - грустно закивал Егор. - Рыбок вы зря… Я бы там не утонул, а рыбки сдохнут. И вообще, «посторонний под воду» - это, наверное, метафора. Что мне, и руки не помыть?
        - Что ж… И не помоешь. И с грязными поживешь.
        - Не поживу, Сережа.
        Топорков побродил по комнате и, задев ногой стул, со стоном сел.
        - Степе Голенко я вставил, не сомневайся, - сказал он. - Но уволить я его не могу.
        - Скоро все уволимся…
        - Не могу уволить, - повторил Топорков, пропуская его слова мимо ушей. - Он же не в курсе был, что ты наш. Если курьерам всяким… Нельзя же, ты понимаешь.
        Егор утвердительно прикрыл глаза. Он и сам был не в курсе - пока не вспомнил. Не сообразил, вернее. Вспомнил он уже потом. Реконструировал события, восстановил детали. А сначала он просто догадался.
        Маркова его не признала, потому что они не виделись. К моменту, когда ее перебросили на Восток и ввели в его отдел метео, он там уже не работал. Два года назад он уже работал здесь. Тогда, при разговоре со Стояновой, это его потрясло. «Что?! Как?! Два года!.. Где был?..» Здесь был, в фирме. С Сережей Топорковым, с Маришкой Воиновой, с дурнем Голенко.
        Он все со временем разобраться пытался, с петлями какими-то… Нет никаких петель, и времени, по большому счету, тоже нет. Есть тиканье часиков, но оно само по себе.
        Все-таки Стоянова молодец, подумал Егор. Как она про ноты… Музыка звучит непрерывно лишь до тех пор, пока ее играют. Захотел - остановил, захотел - задом-наперед исполнил. Да кто захотел-то?.. Пес его знает. Только композитор этот, скрипач-барабанщик долбаный, снова кое-что переиграл. И пропало: служба в метео, десяток приятелей, короткий роман с Маришкой Стояновой и еще так, по мелочам. И появилось: фирма, десяток приятелей, но уже других, долгий роман с Маришкой - Воиновой. И по мелочам, опять же.
        - Книжка моя далеко? - Спросил Егор.
        - Книжка? - Засуетился Топорков. - Вот она, на столе.
        - Открой. Что там? Что написано?
        - Ничего.
        - Полистай, там должно быть. Ближе к концу.
        - Гм… Белая бумага.
        - Брось ее в мусорку.
        - Зачем? Лежит, не мешает никому.
        - Брось, брось. Она больше не нужна. Три запятых с Земли получили? Расшифровали? Там и расшифровывать нечего. Все.
        - Ты пессимист, Егор.
        - От этого сигнала одна морока была. То дети на рельсах, то утопленники, то вот с самолетом… Нервы мотаешь, а сделать ничего не можешь. Тайну мироздания в нем искали? Так он же про тайну не говорит. Он, в основном, про переломы да про дожди. Теперь проще станет. Я сниму погоны, пойду в метео. Может, не все еще забыл. Ты в фирме останешься - шпионов отлавливать. Тоже польза.
        - Ну-у, завелся!
        - А ты, Сережа, не обращал внимания, что сигнал в оригинальном виде смахивает на язык КИБа? И что три запятых в конце - это…
        - Ерунда.
        - Но три запятых!..
        - Чего ты к ним привязался? Пробовали мы его на обычном КИБе. Ни фига. Языки похожи - для неспециалиста. Разные они. Многое не совпадает.
        - А если на необычном? На необычном КИБе.
        - Да, да… где-то есть огромный квазиинтеллект, который всеми нами управляет. С помощью особых лучей, естественно. А им тоже кто-то управляет. И тем, в свою очередь, тоже…
        - Ладно, Сережа, заглохни. У меня последний час пошел, а ты с шуточками. В буфет проводишь? На картинку на свою полюбуюсь.
        - Ну, хватит.
        - На Землю посмотрю. Мы с Голенко однажды чуть не подрались. Он все баб в окне заказывает, а мне зима нравится. Представляешь, люди катали из снега шары, ставили их друг на друга и морковку втыкали. Получался человек…
        Егор умолк и поджал губы.
        - Выдумки все это, - сказал он через минуту. - Сигнал не с Земли шел. Съезди в музей протоистории, найди Катерину Старь. Она тебе все подробненько…
        - Небось, сумасшедшая какая-нибудь?
        - Ну так что у нас с буфетом? Выпустишь меня из этой конуры?
        - Нет, не выпущу, - ответил Топорков. - В конуре спокойней. А подохнуть тебе не удастся. Помнишь?
        Он порылся в карманах и достал сложенную бумажку. Края были желтыми, потрепанными, а середина протерлась до дырки.
        Егор неуверенно сел на кровати и, взяв листок, прочитал:
        ПОСТОРОННИЙ ОСМЫСЛИТ ОДИН
        - Помню, - сказал он. - У тебя это вроде гарантии, да? Мол, обещали - извольте выполнить. Когда уж осмыслит, тогда с ним и кончайте.
        - Вроде того. А раз понять послание невозможно, жить ты будешь до-олго.
        Егор опять прилег и вперился в пустой аквариум. На дне, путаясь в мокрых водорослях, прыгали задыхающиеся рыбки. Когда воды было много, они едва шевелили плавниками, а сейчас, за секунду до смерти, вдруг стали на удивление живыми.
        - Сергей Георгиевич! - Крикнули в динамике. - Я к вам, откройте!
        За поднимающейся панелью нетерпеливо переминалась Маришка.
        - Сергей Георгиевич, сигнал!..
        - Что случилось? - По-отечески улыбнулся он. - Что у нас с сигналом?
        - Его больше нет. Радисты потеряли и… все. Сигнал пропал.
        - Перерыв?
        - Их никогда не было, Сережа, - возразил Егор. - За пять лет - ни одного перерыва. Просто передача прекратилась.
        - Пойду, выясню…
        - Пойди, пойди.
        - Сергей Георгиевич, а я тут посижу, - вопросительно сказала Маришка.
        Тот, не оборачиваясь, что-то промычал и втиснулся в узкий проем.
        Егор положил руку на глаза и попробовал расслабиться. Ему хотелось уснуть - надолго, может быть, навсегда. Скоро это наступит. Все проходило, осязаемо кончалось - время, сигнал, вода у рыбок. Все становилось проще и мельче.
        - Егор… Егор!..
        Он замотал головой, но ничего не понял и отодвинулся подальше.
        - Выспался? На работу опоздаешь.
        - Работы нет…
        Егор отнял от лица ладонь и посмотрел из-под нее на Маришку. Маришка, в бежевых шортах и прозрачной блузке, ерзала перед зеркалом.
        - Как это нет? Ты чего? - Бросила она. - Облака без тебя не полетят.
        - Какие еще облака?..
        - Перистые, какие.
        Егор сфокусировал взгляд на окне - в нем торчали две жилых башни. Небо даже сквозь тонированное стекло светило резкой утренней желтизной. Этот неуютный цвет осел на стенах и превратил квартиру в подобие больничной палаты. Егор недоуменно помял матрас, цапнул простынь - все родное, знакомое.
        - Опоздаешь, - предупредила Маришка. - На кухне еда. Почту я проверяла, одна реклама. Так, мне уже бежать… Ты встанешь, или надо, чтоб Сосед звонок включил?
        - Сосед?.. Ах, Сосед!.. Встаю, не крякай. Шефа сегодня не будет, можно понаглеть.
        - На зарплате твоя наглость не отразится?
        - Бежишь, так беги, - скривился он. - Зачем с утра про деньги?
        Маришка торопливо нагнулась, поцеловала Егора в щеку и, помахав пальчиками, ушла.
        Он еще немного повалялся, лежа выполнил комплекс упражнений для инвалидов и, посмотрев на часы в мониторе, встал.
        - Сосед! Телесеть давай, - сказал Егор и, посвистывая, направился в ванную.
        Время поджимало, но от душа он отказаться не смог. Вволю наплескавшись, Егор вернулся в комнату и поправил репродукцию с праисторической картины «Дети лепят снежного человека». Сертификат на раме подтверждал сходство с музейным оригиналом вплоть до последнего пиксела, но Егору было дорого совсем не это. Что-то иное.
        Недавно в центральном парке открыли новый аттракцион: наморозили искусственного снега и покрыли им большую лужайку. Пускали бесплатно, но никто не зашел. Ведь снег - это так странно. Пока детей уговаривали не бояться, он уже растаял. А через пару дней трава на поляне почернела и погибла.
        - Сосед! Спорт убери. Включи новости, - распорядился Егор.
        - Это новости. Вчера олимпиада началась.
        - Значит, по всем программам та же канитель. Ты все-таки пощелкай.
        - Предлагаю режим мозаики, - дипломатично отозвался мажордом. - Выбери сам.
        - Валяй…
        На экране возникли девять окошек - три ряда по три - и каждое показывало либо старт, либо финиш, либо потную морду победителя.
        - Поприличнее ничего? - На всякий случай осведомился Егор.
        - Все девять каналов в твоем распоряжении. Был бы в сети десятый или одиннадцатый, я бы…
        - Не философствуй, - строго произнес Егор. - Отбой.
        Он с отвращением понаблюдал за багровой метательницей чего-то-куда-то и, спохватившись, перешел в кухонный отсек. Маришка приготовила запеченную форель и бутерброд с икрой. Егор соскреб ножом икру и, проглотив, запил минералкой. Хлеб с маслом полетел в утилизатор. Прикасаться к форели почему-то не хотелось.
        Егор обулся и выключил в комнате монитор. Остальное - уборка, проветривание, получение почты, можно было доверить мажордому. Телесеть тоже можно было доверить, но это Егору хотелось сделать самому: погасить одно за другим все девять окошек с мячами, гирями и клюшками.
        Вызвав лифт, он одернул плащ и застегнул его на все пуговицы - сегодня обещали жару не простую, а какую-то особую, неслыханную. А Маришку он, кажется, не предупредил. Она все без капюшона норовит, прическу ей жалко. Сколько раз уже ругались! Может, у женщин потому мозгов и меньше, что защитой пренебрегают? Они у них плавятся, мозги.
        Дверцы тренькнули и раскрылись, но горящая стрелка показывала вверх, и Егор отступил. Лифт был занят - вероятно, жилец направлялся на сто десятый, на этаж фешенебельных магазинов. Егор откровенно рассмотрел пассажира - это был невзрачный мужчина с маленьким круглым лицом и таким же маленьким, таким же круглым носиком. Руки у него были, как у автопогрузчика, - длинные и по виду ухватистые. Еще Егор обратил внимание на смешные торчащие уши. Все это вместе что-то напоминало - не то известного комика, не то друга детства, впрочем, пока Егор перебирал в памяти друзей и комиков, дверцы уже закрылись.
        Спустившись в вестибюль, он ради интереса взглянул на табло левого лифта, в котором ехал незнакомец. Если верить мигающим цифрам, кабина по-прежнему двигалась вверх, причем где-то на том же уровне.
        Возможно, на сто десятом распродажа, отметил Егор.
        Он поприветствовал знакомого портье и, вдохнув прохладного воздуха, вышел на солнце.
        Жара оказалась терпимой. К полудню могло припечь не на шутку, но пока было около пятидесяти - обычное дело.
        Обогнув серую башню, Егор прошагал двести метров до станции и привычно посетовал на колонистов. Перевези они на Близнец несколько транспортных камер, и такой неприятности, как ожидание электрички, можно было бы избежать.
        Погуляв туда-сюда, он тоскливо попинал ногой пластиковую бутылку и отфутболил ее к урне. Рельс тоненько заныл - поезд был уже близко.
        Егор устроился в мягком кресле и, выдохнув, вдруг засомневался: а дышал ли он на улице? Он хорошо помнил, как набрал воздуха, выходя из дома, и вот теперь, уже в электричке, его выпустил. Что было между - почему-то не отложилось.
        Подумав хорошенько, Егор обозвал себя дураком и повернулся к окну. К чему забивать голову всякой ерундой? Этим займется шеф, у него лучше получается. Вот сейчас, только проехать шестой от города холм - с кривым откосом и служебной постройкой на макушке. Сейчас, после пятого будет шестой, а за ним…
        Он вскочил и, прижавшись к стеклу, заглянул вперед. За шестым холмом возвышался седьмой - за ним, очевидно, восьмой и девятый, но так далеко по этой ветке Егор никогда не ездил. Его маршрут заканчивался возле здания метеослужбы, он даже не знал, как называются следующие станции - ему это было не нужно.
        Егора мягко толкнуло на сидение и прижало к спинке - электричка тормозила. Цепляясь за поручни, он добрался до тамбура и еле успел выскочить. Створки, чуть не прикусив полу плаща, схлопнулись и унеслись.
        Егор ошеломленно осмотрелся - вокруг ничего не было. Влево и вправо вилась сияющая струна рельса. Сверху, отбрасывая узкую тень, дрожал навес. Четыре купола, стоявшие прямо напротив, исчезли. Не оказалось их и сзади. Егор это, конечно, знал, но все же проверил. Сзади, спереди - повсюду простиралась каменная пустыня с редкими пучками растительности.
        Егор с надеждой подскочил к табличке. Нет, он не ошибся. Рельефная надпись подтверждала:
        «Метеослужба, 61-й километр».
        Он сунул руки в карманы и бессознательно поплелся к торцу платформы. Там начиналась дорожка, что вела к центральному входу. Раньше вела…
        Светлое покрытие было плотно засыпано пылью, будто его месяц не подметали. Будто он сам вчера не видел, болтая в коридоре с Марковой, как по дорожке ехал оранжевый мусоросборник…
        От четырех корпусов метеослужбы не осталось ни фундамента, ни ямки. Растрескавшаяся земля на месте здания выглядела натурально неровной, но никаких примет строительных работ на ней не сохранилось. Вроде их никогда и не было, этих работ.
        Дорожка заканчивалась уступом, который приближался значительно быстрее, чем шел Егор. Он замер - край светлого покрытия, рассыпаясь, впитывался в глинистую почву. Вскоре приподнятая над землей бетонная полоса протаяла до самых сандалий, и Егор со страхом отошел в сторону. Пожирающая себя дорожка проползла мимо и, становясь все короче, втянулась в пологий спуск платформы. Ветер нагнал песка, сухих веточек и прочей дряни, и вскоре уже нельзя было определить, где именно проходил путь от станции к метео, и был ли он вообще.
        АВГУСТ. 10
        - Гражданин!.. Эй, гражданин!
        По платформе, закинув мешок за спину, прохаживался странник.
        - Гражданин! - Снова позвал он.
        - Я слышу, слышу, - сказал Егор вполголоса. - Вам чего?
        - Мне ничего… - с обидой брякнул он. Странник говорил еще тише, чем Егор, но речь звучала так, словно он находился в двух шагах. - Это не мне, гражданин Востока, это тебе. Убедился?
        - В чем?
        - Да ты и не понял, значит…
        Странник снял с плеча мешок, и на станции мгновенно появился поезд. Не возник из пустоты, а приехал, но так стремительно, что Егор успел заметить лишь момент остановки.
        У платформы стоял один-единственный вагон, да и тот не полностью. Ни начала, ни конца у него не было - и то, и другое как бы расплывалось, постепенно теряясь на фоне рыжей пустыни. Приглядевшись, Егор увидел, что остальные вагоны не пропали совсем, а размазались в мутную дымку, и она - то ли тень, то ли призрак - тянулась в обе стороны от станции, тянулась на многие километры.
        Странник обернулся и вопросительно выгнул седую бровь. Их разделяло около ста метров, но Егор различал его лицо, точно они были рядом.
        - Я с вами, - крикнул он, поднимаясь с земли.
        - Тогда на этом не поедем, - по-стариковски пробормотал странник, и размытая полоса электрички сразу умчалась.
        Через секунду на ее место прилетела и так же, от горизонта до горизонта, расползлась новая тень. Четким и бесспорно материальным казался только небольшой фрагмент с открытыми дверьми и двумя соседними окнами, остальное растворялось, постепенно пропадая в колебаниях горячего воздуха.
        Странник дождался Егора и, легонько подтолкнув его под локоть, шагнул за ним в тамбур. Разгона Егор не почувствовал, однако, посмотрев в затемненное стекло, обнаружил, что электричка несется на полной скорости.
        Салон был пуст, на иное Егор и не рассчитывал. Странник сел так, чтобы смотреть вперед, по ходу поезда. Егор устроился в кресле напротив. Разницы не было, они видели одно и то же - холмы.
        - Я думаю, правильно вашу метеослужбу разогнали, - буднично проговорил странник, похлопывая по мешку на коленях. - У вас одни дармоеды. Пусть дома строят, рыбу ловят - пусть делом занимаются. Ученых тоже пора. Толку от них нет, давно ничего не изобретают.
        - И кто же нас разогнал? - Спросил Егор почти безучастно.
        - Как сказать… Сами, естественным образом. В Близнеце все регулируется.
        - Кем же?
        - Близнецом.
        - М-м… - протянул Егор. - Как поживает ваш соловей?
        - Нормально. Пока Близнец про него не знает, соловью хорошо. Когда его найдут, он станет бесполезен. Он станет частью Близнеца. А пока он не поет - будет жить.
        - Не поет? Почему?
        - Говорю же тебе: Близнец про него не знает. Поэтому не может заставить его петь. Как запоет - сразу выпущу. Зачем мне кусок Близнеца? Он и так везде.
        - Э-э… дедушка, мы уже не первый раз встречаемся, а как вас звать, я до сих пор…
        - Как звать? По-всякому меня зовут, гражданин. Например, старой шкурой. Зовут лысым или просто стариком. По-всякому. Вот ты дедушкой назвал. Зови дедушкой, мне нравится.
        - Шкурой?! Простите. И… лысым?.. И что, вы терпите? Вы не сопротивляетесь?
        - Я все терплю, - со вздохом ответил странник.
        - В этом, наверное, что-то есть, - не слишком искренне сказал Егор.
        - Может быть…
        Странник смотрел в окно, но не так, как смотрят все пассажиры. Его зрачки не двигались. Он не провожал взглядом ни ближние растеньица, ни дальние холмы. Он был равнодушен ко всему, что пробегало мимо поезда. И к самому поезду, кажется, тоже.
        - А куда мы едем… дедушка? - Наконец, решился Егор.
        - А куда хочешь.
        - Я?.. Ну, в музей протоистории.
        - В музей и едем, - спокойно сказал странник.
        - Малый Китеж не по этой ветке.
        Странник промолчал и отрицательно качнул головой - не Егору, а своим мыслям.
        - Приедем скоро?
        - Как ты хочешь. Если вопросов больше нет, уже приехали.
        - А что спрашивать-то?
        - Если нечего, то пойдем.
        - Книга!.. Что за книгу вы мне дали?
        - Сформулируй вопрос, я отвечу.
        - Ну… о чем она?
        - Обо всем.
        - Нет, о чем конкретно? Как она называется?
        - Как хочешь, так и назови.
        - То - «как хочешь», это - «как хочешь»… Я, получается, прямо творец судьбы какой-то.
        - Все творцы. Но ты - особенно. Вот твой музей.
        Перед тамбуром торчал объемный указатель:
        «Малый Китеж, Музей Протоистории, Окружная, 2-й километр».
        Егор со странником спустились с платформы и направились к приземистому угловатому корпусу. Кусты, высаженные по периметру пустой автостоянки, пожелтели - похоже, навсегда.
        Широкие стеклянные двери не реагировали. Егор отыскал в стене фотодатчик и помахал рукой - система не работала.
        - Сами откроем, - сказал странник. - Помоги.
        Они вдвоем взялись за створку и отодвинули ее настолько, чтобы можно было протиснуться.
        Внутри валялся какой-то мусор, преимущественно бумага. Справа, на вешалках, кто-то оставил несколько ношеных плащей. Света не было - судя по духоте, здание обесточили полностью.
        - Соловей-то ваш… - спохватился Егор.
        - Ничего с ним не случится.
        Раскидывая ногами газеты, Егор прошел в первый зал. Все шкафы и витрины были рачительно укрыты тканью. Он приподнял драпировку на каком-то экспонате, но под стеклом лежала лишь красивая табличка: «Карандаш. Дерево, графит. 312 г. до н. э.»
        Егор сорвал другую тряпку: «Журнал мод. Целлюлоза, полипропилен. 287 г. до н. э.» На бархатной тумбе пропечатался темный прямоугольник - самого журнала там не оказалось.
        Он метнулся к третьему стенду, к четвертому, пятому - везде одно и то же. От экспонатов оставались только таблички и иногда - выгоревший след.
        Егор продолжал сдергивать занавеси, пока не кинул на пол последнюю. Сотни мутных поверхностей дробили его отражение, в косых лучах у окна роилась невесомая пыль. Стекло, ветошь, таблички. И никаких экспонатов.
        В коридоре послышались хрусткие шаги. Егор с надеждой выскочил из-за стеллажа, но это был странник.
        - Нет… Ты ищешь Старь? Ее здесь нет. - Он протянул Егору лист пластика с надписью «ОБНОВЛЕНИЕ ЭКСПОЗИЦИИ». - Во всех залах такие.
        - Вы знали заранее?
        - Конечно, гражданин.
        - Обновление?.. Как их можно обновить? Или… постойте! Музей тоже разогнали? Вместе с метеослужбой?
        - Никуда не денешься, - уныло отозвался странник. - Близнец нашел его. Не музей - вещи эти. Теперь он над ними властен. Он их вернет, разумеется, но они уже не будут настоящими.
        - Что здесь настоящего? - Воскликнул Егор. - Скафандр, которому две тысячи лет?!
        - Близнец старше, чем мы думаем.
        - А камера? Она тоже настоящая?
        - Камера внепространственного переноса? Это его вымысел. Пойдем, она тут. Ее он не забрал.
        Странник поманил его пальцем и повел через боковой проход.
        Слева, за прозрачной перегородкой, стояла транспортная камера - металлический куб высотой в три метра, или около того. Егор помнил, что видел ее разобранной, но ни швов, ни щелей ему отыскать не удалось. Камера выглядела монолитной и не такой обшарпанной, как прежде. Вполне работоспособной.
        - Он о ней заботится, - пояснил странник. - Это же его детище. Как и все прочее.
        - Вы мне не сказали, кто такой ваш Близнец.
        - Лучше я тебе покажу кое-что. Транспортную камеру в действии. Ты же хотел. Попробуешь? Не бойся, через нее миллионы прошли. На Западе вторая стоит, тоже исправная.
        - Нет.
        - Ну почему же? - Неожиданно загорячился странник. - Ты ведь не был на Западе?
        - Не довелось.
        - Побываешь! Ненадолго: туда - и обратно. Пока я не раздумал, гражданин! Я их включу, для тебя одного! Западная Австралия, а? Посмотришь, с кем вы все эти годы соревновались. Ты что, не веришь мне?
        - Верю, - отозвался Егор. - Если вы остановили несущийся «Беркут», то почему не сможете перенести меня на Запад? Верю, что вы умеете творить чудеса. Но мне чудес не надо, дедушка, они меня раздражают. Транспортная камера - не чудо, а продукт технологии. Мне хотелось бы, чтоб она действовала - не по вашей воле, а по нажатию кнопки. Кнопку-то вы не сделаете. Для этого необходимо знать принцип внепространственного переноса. А его не существует. А чудеса ваши… да я ими сыт по горло!
        - Ты видимо, прав, гражданин, - проговорил странник, медленно обходя его сбоку. - Во всяком случае, ты настолько близок к истине, что я тебе больше не нужен. Без меня тебе будет легче, - закончил он уже за спиной.
        - Вы что, обиделись?
        Егор обернулся, но сзади никого не было. Где-то грохнула рама, и сквозняк проволок по полу ворох грязных газет. В центре круглого зала завертелся мусорный смерчик и, тут же обессилев, осыпался.
        - А книжку вашу я выбросил! - Зло крикнул Егор. - Ясно? Выбросил ваше дерьмо!
        Ему не ответили, и он с досадой врезал по толстому стеклу.
        Транспортная камера за перегородкой сияла хромированными стенками - можно было уверовать, что они напичканы сверхсложными устройствами. Уверовать - и избавиться от многих сомнений. Но как себя заставить - после всего? После пяти лет с сигналом, двух лет с фирмой, полутора - с Маришкой…
        Егор выбрался на улицу и попытался задвинуть створку, но одной пары рук для этого было мало. Оставив дверь открытой, он сбежал по лестнице и вышел из-под навеса.
        Солнце жарило так, что плащ не справлялся. Ткань пропускала все больше тепла, и вскоре в воротнике тревожно запиликал зуммер.
        - Отстань… - буркнул Егор.
        Он ускорил шаг, но от этого стало еще хуже. Пот, не успевая испаряться, стекал по брюкам и капал на сандалии. Каждый вдох обжигал горло, и чем сильнее он обжигал, тем глубже Егору приходилось дышать.
        Семьдесят пять, не меньше, отметил он. Такого еще не было. Метеорологи, небось, в восторге - уже сели за диссертации. Лучше б нашли способ, как с этим зноем бороться. Думали, человек привыкнет, пристроится. Плюс-минус тридцать градусов, ерунда. Думали - обмен веществ скорректируется, и пятое поколение родится адаптированным. Не пятое, так седьмое… Нет. Теплокровным в этом пекле не место. Здесь надо быть ящерицей или тараканом. Но не человеком, не соловьем даже.
        Зачем колонисты улетели с Земли? Там бывают зимы, бывает снег. Там здорово. У Колонизации есть только одно оправдание, и жить на Близнеце можно только при условии, что ничего лучшего в природе нет, что Земли нет, и никто ниоткуда не улетал, потому что Земли никогда и не было. И камеры переноса - ненастоящие.
        Когда подошла электричка, Егор уже терял сознание. Он держался за ограду, и если б не она, то давно бы рухнул.
        Прохлада вагона его немного отрезвила. Егор доплелся до свободного кресла и, срывая пуговицы, распахнул плащ.
        - Прошу внимания, - сказали по радио. - Температура на улице - семьдесят шесть градусов по Цельсию. Согласно прогнозу, возможно повышение до восьмидесяти трех. Городская управа просит граждан не покидать охлаждаемых помещений. Тем из вас, для кого появление на улице необходимо, мы предлагаем новую модель теплоотражающего плаща, представленную фирмой «Топсол». Особая структура ткани обеспечивает максимальную защиту как от прямых солнечных лучей, так и от перегретого воздуха. Красота, комфорт и здоровье - всего за двенадцать таксов. Приобрести плащи «Топсол» вы можете в первом вагоне. Благодарю вас.
        Пассажиры дружно зашевелились, звеня монетами. Егор сунулся по карманам - одиннадцать. Одиннадцать с половиной таксов мелочью, и ни единой купюры. Он посмотрел в лица людей - пол-такса, на них же ничего не купишь - посмотрел, и убрал деньги обратно. Они не дадут. Им не жалко, просто они не привыкли. Это не рационально, тратиться на постороннего.
        Егор разгладил помятый плащ и, подобрав с пола две пуговицы, скрестил на груди руки. Он и сам доедет, без их помощи. Не нужно ему ничего. Он сам. Он же посторонний.
        От станции до дома было совсем близко, и плаща хватило. Стоило Егору забежать в вестибюль, как ткань расползлась в лохмотья - еще секунду, и он бы обжегся. Жильцы, ныряя в подъезд, на ходу снимали негодные плащи и кидали их в большой бак.
        - Гражданин Соловьев! - Окликнул его портье.
        - Что, опять письмо? - Вздрогнул Егор.
        - Я смотрю, вы еле успели. Осторожно, прогноз до восьмидесяти трех. Могу предложить вам превосходный плащ, новая разработка. Цена символическая - двенадцать таксов, зато…
        - Спасибо.
        Егор, не дослушав, завернул к лифтам и вошел в свободную кабину.
        Выйдя на этаже, он сразу заметил, что дверь его квартиры открыта. Внутри было душно, как в музее. Единственным источником света служило окно, но солнце уже перелезло за крышу, и защитное стекло пропускало лишь бледные сумерки.
        - Сосед! Плафоны, телесеть, почта, - распорядился Егор.
        В комнате ничто не шелохнулось.
        - Сосед! - Крикнул он.
        Мажордом не ответил.
        Егор наощупь разыскал пульт и потыкал им в монитор. Сеть не включалась. Вентиляция, водопровод и утилизатор также не работали. Лишь в стене, под самым потолком, вяло подмигивали часы:
        00:00.
        Егор открыл гардероб и порылся на нижней полке. Там лежало несколько коробок, набитых каким-то хламом, и одна, тяжелая - со старым квазиинтеллект-блоком. Егор извлек из гнезда мертвого Соседа, затем взял Холуя, бережно вытер его платком и вставил в квадратную нишу.
        - Холуй, привет.
        - Привет, хозяин.
        Егор подпрыгнул от радости.
        - Холуй, у тебя встроенных часов нет?
        - Нет, хозяин. По какой программе меблировка?
        - Не надо. Ты вот, что. Давай-ка мне телесеть.
        - Какой канал, хозяин?
        - Все, какие есть. Мозаику давай.
        - В наличии только девять, - сообщил Холуй.
        - Знаю, - отмахнулся Егор. - Постой-ка!.. В сети девять каналов. А сколько должно быть?
        - Должно быть пятнадцать.
        - Ты… это откуда?..
        - У меня память, хозяин. В смысле, кристалл. На нем и записано.
        - Что еще у тебя записано?
        - Требование некорректно. Большой объем информации.
        - Ну, как с каналами. Было так, стало эдак… Короче, ищи отличия.
        - Большой объем информации. Конкретизируй.
        - Что, отличий много?
        - Девяносто процентов.
        - Это ты для красного словца сказал? Фигура речи?
        - Фигуры речи делать не умею, - отозвался Холуй. - Девяносто целых, две десятых процента несовпадений. Установки изменены.
        - Та-ак… - Егор присел на журнальный столик и поболтал ногами. - Вторжения в домашнюю сеть?..
        - Неоднократно.
        - Замена личных документов?..
        - Неоднократно.
        - Появление неопознанных линий связи…
        - Неоднократно, - повторил мажордом.
        - Почему ты все это помнишь?
        - Информация в кристалле. Кристалл вечный.
        - Вечный?!
        - Условно. На него пожизненная гарантия.
        - Почему же остальные этого не помнят?
        - Запрос некорректен.
        - Эх ты, Холуй…
        Егор посмотрел на девять окошек в стене - олимпиада давала себя знать. По всем девяти программам заплывали-забегали-запрыгивали мускулистые граждане.
        Спецканала не было и в помине. Егор вышел в почтовую сеть, побродил, помыкался, но фирмы не нашел.
        - Холуй!
        - Слушаю, хозяин.
        - Он ведь и тебя… Скоро. Соловья хоть прячут. Я бы тебя тоже спрятал, да не знаю, где.
        - Команда некорректна.
        - Все ты понял… Ты прости меня. За Холуя. Это я так…
        - Мне безразлично, - ответил мажордом и, кажется, усмехнулся.
        - Холуй… прощай навсегда, - с трудом выговорил Егор.
        - Подтвердить или отменить.
        - Подтверждаю. Прощай навсегда.
        - Принято.
        Егор физически ощутил, как в блоке сгорают тончайшие цепи, как размагничивается условно вечный кристалл, и память, роднившая его с допотопным КИБом, стирается, превращаясь в нескончаемый ряд нулей.
        Часы в мониторе вдруг вспыхнули и пошли - но пошли странно, не по-человечески: 99:99… 99:98… 99:97…
        Дверь Егор запирать не стал. Незачем.
        Он вызвал лифт, и кабина слева тут же открылась. Из нее вышел невысокий мужчина с торчащими ушами - тот, которого Егор видел по пути в метео. Теперь он его узнал и удивился, как мог не узнать раньше. Это был Степан Голенко, «самый дорогой курьер на Близнеце». В действительности - специалист по особо щекотливым делам, мастер на все свои длинные руки. Сотрудники фирмы его презирали и, как водится, боялись. Не боялся один Топорков.
        Голенко встал возле лифта и болезненно задумался, словно пытался вспомнить то, чего никогда не было.
        - Степан! - Окликнул его Егор.
        Голенко поднял голову и раскрыл рот. Постояв так минуту или две, он вернулся в прежнее положение: подбородок на груди, руки висят двумя веревками.
        - Степан, что с тобой? Так с утра и ездишь?
        Тот снова посмотрел куда-то мимо и нажал кнопку вызова. Кабина оставалась на этаже, поэтому двери раскрылись сразу. Голенко механически шагнул внутрь и поехал, судя по стрелке, вверх.
        Вскоре прибыл другой лифт, и Егор отправился на пятый этаж. Ему нужно было связаться с Топорковым, и чем быстрее, тем лучше. Он приказал себе выбросить Голенко из головы, однако этого сделать не удавалось. Степа-курьер засел в мозгу крепко.
        Сойти с ума Голенко не мог, там и сходить-то не с чего. Горе какое стряслось? С горя на лифте не катаются, тем более - целый день. Болезнь? Тоже вряд ли. Вид бодрый, шальной только. Или нет, не шальной - выключенный у него вид, вот что. Был бы у Голенко в башке КИБ - тогда было бы ясно. КИБ разрушился, сам или по команде, а тело болтается, пока на склад не заберут.
        Чушь, обругал себя Егор. Чушь и бред! Роботы - они в книжках и сериалах, их даже в музее не было. Их просто не существует, и уж Степа Голенко, конечно, не робот. Но его же выключили…
        Глубже запутаться Егор не успел - кабина остановилась на площадке пятого этажа, и он прошел к знакомой квартире. Фирма не скупилась и часто резервировала жилье впрок - для негласных консультаций, а также экстренной связи.
        Дверь почему-то была закрыта. Егор вдавил звонок, и вскоре на пороге показался портье - завернутый в полотенце, с мокрыми волосами и дрожащей капелькой на носу.
        - Э-э… здравствуйте, - недоуменно выговорил он.
        - Здоровались уже, - хмуро ответил Егор. - Ты как сюда попал?
        - Э-э… живу.
        Он шмыгнул носом, и капелька пропала.
        - И давно ты здесь живешь?
        - Элла! - Крикнул он, отворачиваясь к кухонному отсеку. - Мы когда сюда переехали?
        - Два года примерно, - крикнули с кухни.
        - Два года, - передал он, будто Егор плохо слышал.
        - Ты не ошибаешься?
        - Элла! Ты не… Тьфу… То есть как ошибаюсь? Где я тогда жил, если не здесь?
        - Вот и мне интересно: где?
        - А вы по какому вопросу?
        Егор попробовал мысленно сформулировать и, сдавшись, отошел от двери. Придется ехать в фирму самому.
        Он спустился в вестибюль и увидел там Маришку. Поджидая лифт, она, как всегда, копалась в сумочке, но что-то было не так - это Егор заметил с первого взгляда. Маришка не доставала разные броши и даже их не искала - просто стояла, и ее рука в сумке не двигалась.
        - Хо! - Гаркнул он ей в ухо. - Заснула?
        Маришка посмотрела на Егора - одними зрачками. Он повернул ее лицо на себя и отшатнулся. Маришка изобразила свободной рукой что-то вроде взмаха и вновь оцепенела. Она была… как мертвая. Как выключенный Голенко.
        Как расформированная метеослужба, осенило Егора. Они стали ненужны, многое стало лишним в этом упрощающимся мире. Все из-за сигнала. Он прекратился, и мир начал застывать.
        Егор дернулся на улицу, но тут же вернулся обратно - без плаща нечего было и думать. Он подскочил к дежурному портье и, высыпав на стойку мелочь, схватил первый попавшийся сверток.
        - Здесь не хватает.
        - Запиши на мой счет, - бросил Егор, распаковывая плащ.
        - Какая квартира?
        Егор назвал свой номер и побежал к выходу, но опять встал. На такси денег не было, а бесплатные электрички в город не ходили. Он метнулся к Маришке и вырвал у нее из рук сумочку. Среди кучи брошек валялись какие-то монеты - явно недостаточно.
        Голенко! У него точно есть.
        Распихав томных подростков, Егор ворвался в пустой лифт и приложил ладонь ко лбу. Где Степан? На каком этаже? Курсирует между семидесятым и сто двенадцатым? Ездит по всему дому? Наугад.
        Егор хлопнул по кнопкам и вытолкнул собиравшуюся войти даму.
        Кабина ползла невыносимо медленно. Егор скрипел зубами и сжимал кулаки. Не от того, что готовился к драке, - от того, что опаздывал. Куда? Зачем? Какой смысл? Он не мог ответить, но чувствовал: время кончается. Больше его не будет. Вот оно кончится, истекут последние мгновения - и все. Все кончится вместе с ним.
        Лифт останавливался раз десять - Голенко нигде не было. Егор дважды выскакивал на этажах и всматривался в табло, но по нему ничего нельзя было понять. Цифры мигали, кабины мотались туда-сюда, в какой из них Голенко - поди, угадай…
        На сотом этаже Егор увидел чью-то спину. Он по инерции нажал следующую кнопку и хватился, когда двери уже наполовину съехались. Расклинив их локтями, он выбрался на площадку - Голенко на это никак не реагировал.
        - Степан, дай мне денег, - торопливо сказал Егор.
        Тот замер. Потом неожиданно резво выхватил металлическую трубку и пальнул в стену. У Егора похолодело в груди. Чего ему не хватало, так это инъекции парализанта.
        Голенко, как кукла, повел головой и выстрелил еще раз, совсем уже мимо.
        - Рехнулся? - Взвизгнул Егор.
        - Обедаем? Рыбка? - Индифферентно проговорил курьер.
        - Ты рехнулся… - прошептал Егор.
        - Обедаем? Обедаем? Рыбка? Рыбка?.. Рыбка, обедаем, рыбка?.. Ры-ры… ры-рыбка? Обедаем?..
        Голенко едва ли ориентировался в пространстве и, не будь у него парализатора, Егор взял бы деньги сам, но рисковать он себе не позволил.
        - Ры-ры… - горько передразнил он, направляясь к аварийной лестнице.
        Наверху должен быть вертолет. Голенко редко ездил на машине, и Егор об этом знал, однако сообразил только сейчас. Неизвестно, в каком состоянии находился пилот, возможно, он был так же невменяем, но выбора уже не оставалось.
        Егор, задыхаясь, вывалился из будки и понесся по раскаленной крыше. Вертолет слепил солнечными бликами, и смотреть на него было невозможно. Но он стоял.
        - Долго вы что-то… - сказал пилот.
        Егор присмотрелся - пилот, кажется, был адекватен. По сравнению с Маришкой и Степаном - даже излишне.
        - Сергей Георгиевич за вами еще утром послал. А Голенко как ушел, так и…
        - Лети… - просипел Егор.
        Топорков тоже всполошился, подумал он, закрывая глаза. Велел разыскать, связи-то нет… Надо было сразу - из метео в фирму. А как сразу-то? Он тогда не помнил ничего. Странник отвлек. Или наоборот? До странника он не…
        - Садимся, Егор Александрович, - предупредил пилот.
        Егор очнулся и, спрыгнув на крышу, побежал к люку. Спустившись до первого этажа, он приложил ладонь к датчику и вошел в черный тамбур. То, что он когда-то принял за лифт, было обычной скан-камерой. Егора просветили на предмет оружия, взрывчатых веществ и неведомо чего еще. Затем сверили его физиономию с персональным шаблоном и впустили внутрь.
        Фирма жила. Она не провалилась сквозь землю, как метеослужба, не сгнила, как музей. Она существовала и по-прежнему работала - за панелями слышались деловые разговоры, но фальшдвери были закрыты. Режим есть режим. Все осталось на своем месте, лишь над кабинетом Топоркова появилась вывеска «ТопСол». Не придав этому значения, Егор взялся за ручку.
        - А Сергей Георгиевич обедает, - сказал сзади незнакомый голос.
        Егор, не оборачиваясь, отсчитал пятую секцию и легонько провел по ней пальцами.
        В буфете играла музыка. Голографический монитор, замаскированный под обыкновенное окно, показывал пляж, пальмы и стадо девиц без купальников. У стены, то и дело отвлекаясь на тела, жевал Топорков.
        - Сигнала нет? - Спросил Егор, присаживаясь рядом.
        - С Юга - нет, - многозначительно ответил он.
        - С какого еще Юга?
        - «Какого»!.. Дебрянск, Долгий Мыс, Мель. Южный регион. Северный не провисает, у меня все идет, как надо.
        Егор опустил взгляд на свой рукав и зажмурился - там поблескивала маленькая нашивка. «ТопСол». Топорков - Соловьев.
        - Да, плащи продаются, - пробормотал он. - В поездах, в домах…
        - А то! Это погода. Погодка сегодня отличная. Если неделю температура продержится, будем миллионерами. Эй, кормильцы! - Рявкнул он. - Рыбу несите! Не видите, начальство пришло!
        Егор безвольно покачивался на стуле. Он опоздал, опоздал. Фирмы нет. И ничего нет. И можно было не торопиться.
        Перед ним постелили салфетку и поставили блюдо с заливной осетриной. Егор отстраненно посмотрел на еду и нагнулся под стол.
        Желудок был пуст, и это длилось не долго. И совершенно не волновало. Просто Егор понял, что уже не может есть - ничего. Даже рыбу. И еще он понял, что время кончилось. Но мир от этого не рухнул. Он только стал другим - совсем.
        - Перегрелся, - невозмутимо сказал Топорков. - Отдохнуть тебе надо. Чего на Запад не слетаешь? Я в следующем месяце тоже мотану. Жалко, на Землю рейсов нет. Там, кстати, и с сувенирами можно было б наладить…
        Егор резко поднялся и, опрокинув стул, пошел к выходу.
        - Ты чего? - Спросил Топорков.
        - Посторонний под воду.
        - Это чего такое?
        - Это конец команды.
        Дойдя до тамбура, он собрался с духом и шагнул за створку. Когда она закрылась, Егор обнаружил, что находится в воде. Он думал, будет как-то иначе, постепенно, но так тоже было неплохо. Быстро. Он задрал голову к потолку и увидел, что воздуха в тамбуре нет - ни пузырька. Наверное, он должен был вдохнуть поглубже. А впрочем, какая разница.
        Это же навсегда.
        ЯНВАРЬ
        Было холодно, смертельно холодно. И пахло рыбой.
        - Я умер?..
        - Нет.
        - Нет?..
        - Лежи спокойно.
        - Вода кругом… Это вода?
        - Лежи, сказал!
        - Ты кто? Где ты?!
        - Я тут, - раздалось возле самого уха.
        Егор вздрогнул от неожиданности и ударился обо что-то локтем. Обо что-то твердое и абсолютно материальное.
        - Все, вылезай и одевайся. Вон там свитер и штаны. Белья нет, наденешь две пары. Штанов две пары, понял? И сапоги. Да вылезай же!
        Над Егором, проклюнувшись из мрака, склонилось чье-то лицо. Мужчина. Лет сорока, может, сорока пяти. С лоснящимися патлами до плеч. Незнакомец носил усы с бородой, вернее, он попросту не брился, и клокастая растительность на подбородке свалялась в пегий колтун. Глаза Егору увидеть не удалось - они прятались в глубоких впадинах, и боковой свет превращал их в большие черные дыры.
        - Быстрей, а то околеешь. Плюс семь. Это тебе не Австралия.
        Егора взяли подмышки и потянули. Он схватился за какой-то скользкий край и, согнув ноги, привстал. И невольно затрясся - воздух был гораздо холодней, чем вода. Вода, в которой он плавал.
        Под потолком вспыхнули плафоны. Про плафоны и потолок он узнал чуть позже, когда посмотрел вверх. Сначала это было как дождь, как желтый ливень. Егор очутился внутри широкого конуса и посмотрел вверх - и вот тогда уже увидел ряды плафонов. Потом опустил голову и увидел то, в чем сидел. Руки дрогнули, и Егор плюхнулся обратно в емкость.
        По поверхности прошла волна, и через противоположный борт выплеснулось немного серой пены - остальная продолжала болтаться внутри квадратного корыта. Двухметровая никелированная ванна пошатывалась в такт.
        Вынырнув, Егор вытер ладонями лицо и отогнал от себя ноздреватые хлопья. В темной воде клубился и бродил всякий мусор: куски рыбьих хребтов, острые рыбьи ребра и отдельные лупоглазые зрачки, также рыбьи. Края ванны облепила какая-то подсыхающая дрянь - чешуя, те же глаза и золотистые шкурки. У левого колена качалась крупная зубастая голова. Кажется, от щуки.
        - Это что? - С отвращением крикнул Егор.
        - Ты не ори, а вылазь и вытирайся, - деловито сказал бородатый.
        Он опустился в драное кресло на колесиках и, оттолкнувшись носками, подъехал к длинному столу. На столе стояло штук пять портативных КИБов - для подвала слишком роскошно. О том, что это именно подвал, говорили голые бетонные стены с крошащимися стыками и зелеными разводами под потолком.
        Окоченев до судорог, Егор перевалился через кромку и принялся растирать тело какой-то жесткой тряпкой. От тряпки попахивало, но это было уже не страшно. Егор понял, что отмываться ему придется долго и усердно. Вот только попасть бы домой. В электричку с таким амбре могли и не пустить.
        Егор подобрал с пола брюки и кофту, сплетенную из толстых, колючих нитей. Вещи были старые и не чистые, но он их все же одел - вплоть до грубых высоких ботинок без шнурков.
        - Погоди обуваться. Еще штаны бери. И куртку. Да не стой столбом, делай что-нибудь, шевелись. Отжимайся, это помогает.
        Мужчина таращился в маленький откидной монитор, но кнопок не трогал.
        Егор послушно напялил все, что ему приготовили, и поежился - у него было такое ощущение, будто его замотали в матрас. Столько одежды сразу он никогда еще не носил. Никто не носил - иначе умер бы от перегрева.
        - Что это за место?
        - Щас… - сказал бородатый, не отрываясь от экрана. - Грузится больно долго. Нда, ничто не вечно под луной… Скоро системе хана…
        Половины из того, что он сказал, Егор не понял.
        - «Луной» - это что?
        - Под луной-то? Под луной, дружище, это здесь.
        Незнакомец, лязгнув колесиками, развернулся и с улыбкой кивнул на заднюю стену.
        Сзади было окно. Егору сразу как-то не пришло в голову оглядываться на все четыре стороны - подвал он и есть подвал - но теперь он оглянулся.
        Окно было настоящим, не голографическим - с алюминиевой рамой, потемневшими ручками и пыльным стеклом. И видом. Видом из окна. Тоже настоящим.
        С высоты шестидесятого или семидесятого этажа открывалась чудовищная картина. Детали Егор заметил позже, а вначале он просто узнал этот пейзаж. Он его помнил - по кошмарным снам про Землю.
        - Представляю, чего ты сейчас хочешь, - сказал мужчина. - Но ты не проснешься. Ты больше никогда не проснешься.
        - Почему? - Машинально спросил Егор.
        - Потому, что ты не уже спишь.
        Бородатый поднялся и обхватил Егора за плечи.
        - Я должен тебя поздравить. Меня в свое время поздравляли… Не такое уж это счастье - проснуться навсегда, но все же…
        Он отстранился и протянул руку.
        - Все же поздравляю.
        - Угу. С чем? Как я сюда попал-то?
        - А вот, - мужчина выпростал из сального рукава один палец и ткнул им в корыто.
        Металлическая емкость с рыбой была не обычной помойкой, а чем-то таким… более сложным, что ли. По бокам из-под сопливой плесени торчали мультиштекерные разъемы - возле каждого валялся отстегнутый шнур. Кабели вились по полу, постепенно собираясь в толстый жгут и уходя куда-то за стол с КИБами.
        - Я думаю, ты уже понял…
        - Как тебя зовут? - Прервал его Егор.
        - Меня? Гм… Ну, зови Андреем. Это забавно… Ах, нас же теперь двое, нам общаться надо. Да, зови Андреем. Я - Андрей.
        - Очень приятно, - по привычке сказал Егор. - Хотя, не очень… Послушай, я задал конкретный вопрос и хочу получить конкретный ответ. А блевотину рыбную мне показывать не нужно. Блевотины я не видел!
        - А это ты видел? - Андрей подтолкнул его ближе к окну и стер со стекла жирную грязь.
        Повсюду чернели глыбы мертвого города. Безвкусные прямоугольные дома, целые и полуразрушенные, отбрасывали такие же прямоугольные тени, в которых тонули здания пониже: с выбитыми стеклами, с гигантскими снежными заносами вдоль стен, с колоннами сосулек, подпиравшими балконы и крыши.
        Впадины между грудами шлака, бывшие когда-то улицами, пересекались и образовывали сеть пологих оврагов. На перекрестках, где ветер закручивался в бураны, снега было меньше, и из сугробов проступали ржавые кузова автомобилей.
        Кроме вьюги, движения в городе не было. Ни огонька в окнах, ни блика фар, ни даже отсвета от костра. Небо темнело, но внизу никто не реагировал. Кажется, там никого и не было, внизу. Хватая последние лучи солнца, поблескивал иней - на всем. К этому всему давно уже никто не прикасался.
        - Земля, дружище… Ракеты сюда не летают. И транспортных камер здесь тоже нет… Камеры!.. Камеры внепространственного переноса! - Внезапно расхохотался Андрей. - Что за бред! Ума не приложу, где она их откопала.
        - Кто? Кто «она»?
        - Система. Пойдем, дружище. У меня для тебя еще кое-что.
        - Я тебе не дружище.
        - А, ты же у нас Его-ор! Егор Соловьев, да-да, - сказал он со странной издевкой. - Такой же Егор, как я - Андрей… Ну, добро. Егор. Договорились.
        Он вернулся к столу и, чуть подвинув крайний КИБ, тюкнул по клавише.
        - Знакомо?
        На экране поворачивалось трехмерное изображение: дверь, стена телемонитора, опять дверь - в кухонный отсек, рядом проход к туалету. Такие же программы стояли в мебельных магазинах, они помогали оценить интерьер, но в магазинах все было грубо и схематично, а здесь… Перед Егором крутилась его квартира - со всеми подробностями: царапина на обоях, пульт возле кровати, сухая апельсиновая корка в углу…
        - Допустим, знакомо, - обронил он.
        За кухней на экране проплывало окно, и Андрей, нажав кнопку, остановил вращение.
        Вид в нарисованном окне был такой же натуральный, без скидок на упрощенную графику: осязаемо разогретые жилые башни, цветной муравейник из людей и машин и пушистое облачко вдалеке. Егор наблюдал все это каждый день, в течение многих лет - из своего собственного окна.
        - По-моему, дом слева мешает, - изрек Андрей. - Он тебе обзор загораживал. Хочешь, мы его уберем? Шучу, не будем. От такого вторжения система с ума сойдет. Стереть целый корпус - это слишком круто. Но в принципе можно.
        Он вместе с креслом переехал к соседнему КИБу и жестом пригласил Егора.
        На втором экране возникла крупная схема. Егор без труда нашел свою башню, ближайший театр, станцию электрички и все остальное, внутри чего он жил. План отступил и вобрал в себя примыкающие кварталы - получился кластер. Отъезд - кластеры сложились в район. Егор все еще различал отдельные дома и ниточку рельса между ними, но когда схема охватила весь город, здания слились в квадратные массивы, заштрихованные красным.
        Щелчок по кнопке - экран показал другой город: аэропорт, территория университета и огромный парк. Егор угадал в схеме Желтую Бухту. Новый щелчок - новый город. Малый Китеж. Щелчок - Дебрянск. Щелчок - Мель.
        - Они только кажутся одинаковыми, - сказал Андрей. - На самом деле все чем-то отличаются. Топография, климат. Система играет честно, она халтурить не умеет.
        - О какой системе ты говоришь?
        - Боишься признаться, - улыбнулся он. - Боишься, что-то изменится? Как в сказке? Произнесешь вслух, и… Да ничего не будет. Попробуй, увидишь.
        - Близнец… - нерешительно начал Егор. - Близнец у тебя в КИБе? Весь? Зачем тебе это?
        - Вот, привет… Во-первых, не в КИБе. От этой ереси отвыкай. Нет никакого квазиинтеллекта, и никаких КИБов нету, ясно? Компьютеры, десятки обычные.
        - Они КИБами называются, - возразил Егор.
        - Как хочешь, - сказал Андрей. - Это не главное. КИБами компьютеры называют на Близнеце. А Близнеца… Нет его, дружище. Я думал, ты это понял уже. Я в свое время догадался быстрее. Сразу допер. В окно выглянул - и допер.
        - Ты болен…
        - Реакция тяжелая и необычная, но нормальная, - пропищал Андрей, пародируя Маришку. - Так тяжелая или нормальная?.. - это уже басом. И снова тонким голоском. - Парализант некачественный. Такого ни с кем не было. А может, у паренька мозги некачественные? Иди к окну, посмотри еще. Тебе мало? Ну посмотри, посмотри внимательно. Похоже это на Австралию?
        - Ты следил за мной. Через свои КИБы. Камеру в комнате поставил… Ты работаешь на Запад?
        - Еще раз. Как ты попал на Землю. Ну? Спроси меня: «дядя, как я попал на Землю?» Ну?!
        - И как же?
        - Да вот так, придурок! - Взбесился Андрей. - Через корыто! Как я, как все сюда попадают! Через белковый синтез, ясно?
        Он быстро успокоился и, покрутившись в кресле, добавил:
        - А твой Близнец - там, в компьютере. Придумали его.
        - Я не верю!
        - И я не верил. Только это все равно. Твоя вера и не-вера ни на что не влияет. Вот я сейчас тресну по кнопкам, и на Близнеце катаклизм случится. Может, у всех от испуга выкидыш будет, может, гуманоиды прилетят. А твои сомнения… что они?.. Ты ведь уже не там. Ты здесь.
        - Я здесь… - повторил он. - А Близнец?
        - Близнец? - Андрей глянул в монитор и развел руками. - Близнец в порядке. Пока система не сдохнет, будет играть. Перезагрузилась и вперед, по новой. Восток, Запад, все дела. Плащи одноразовые.
        Егор провел пальцами по лбу и сел на край ванны.
        - Меня синтезировали?.. В этом?! Из этого?..
        - Из этого дерьма? Ты не комплексуй. Жизнь вышла из океана, слышал? Я тоже из этого. А из чего еще? Другого сырья нет. Были бы штатные препараты, чистые растворы - пожалуйста. А так - извини. Рыбные консервы, больше здесь ничего не осталось. Их же жрем, ими же и срем. Из них и состоим. Такая вот, дружище, химия. Кстати, надо будет на склад вылазку сделать. Я уже почти все съел, ну и на тебя пошло немало. Странно, что мы по-разному к этому относимся. К рождению, я имею в виду. Мы же… как бы это… один человек.
        - Один?..
        - Ну да. Кто-то сообразил снять свою генокарту и ввести в компьютер. А бабы под рукой не нашлось, что ли… Вот и получается - близнецы мы, считай. Если б женщина… хоть какая, хоть самая паршивая!..
        - Ты говоришь, Близнец тут? - Спросил Егор, благоговейно прикасаясь к экрану. - И… вот это - он весь? Краски, запахи, сны?.. Надежды? Дождь, булочки с изюмом? И Маришка, и Сережа Топорков?
        - Да ты поэт какой-то! Нет, в этой секции только логическое управление. Черновую работу выполняют другие машины, они по всему корпусу разбросаны. Вот в них - и цвета, и булочки. И Маришки всякие. А здесь стратегия. «Посторонний под воду» и «котенок взял двоих» - это отсюда.
        - Целая планета! - Ужаснулся Егор. - Два материка!
        - Материков, положим, не два. Западный существует как идея. Физически он не реализован.
        - Как это?
        - Люди о нем знают. Люди могут хранить под подушкой его фотографии и с кем-нибудь оттуда переписываться. Но Западной Австралии нет. Она - часть мифа, как колонизация.
        - Но для чего?!
        - Система играет. Системе скучно. Она самоорганизовалась не для того, чтоб бездействовать. Система сочинила мир: географию, историю, климат. Населила этот мир людьми. В идеале, я думаю, система хотела бы построить нечто более сложное, чем она сама. Она, конечно, пытается - в каждом цикле… А, я же тебе не объяснил. Раз в неделю у вас в Близнеце наступает маленький конец света. Пардон, у них наступает. У них в Близнеце.
        - Что еще за конец?
        - Света. В прямом смысле. По воскресеньям станция для страховки перекидывает фазу на другую линию. Здесь же реактор, от него все и питается. Я хотел разобраться, да станция автоматическая, без специалиста не обойтись… Так вот, в воскресенье электричество отрубает. На пять минут, но этого достаточно.
        - И все с нуля? Опять начинается с колонизации?
        - Я же сказал: колонизация - часть легенды. Ее помнят, но это не означает, что она была, - даже в придуманном мире. Проигрывается небольшой кусок, около месяца.
        - А у тебя этот месяц - неделя?
        - А у нас с тобой неделя, - подтвердил Андрей. - В системе время течет быстрее. Если не вмешиваться.
        - И все живут только месяц? И я жил?.. А как же прошлое? Мое детство? Оно было!
        Андрей поковырял ногтем в зубах и что-то сплюнул на пол.
        - Не было, - сказал он. - Ватрушки вспоминаешь? Я тоже вспоминал. Пока не наткнулся на файл. С воспоминаниями ватрушек. А кренделей в той булочной не пекли, правда?
        - Правда, - оторопел Егор.
        - А почему? А вот почему.
        Андрей выдвинул в тумбе нижний ящик и поставил перед собой пластмассовую коробку. В коробке болталось несколько компакт-дисков.
        - Что так смотришь? - Спросил он насмешливо. - На Близнеце кристаллами пользуются? Прогрессивно, непонятно и здорово. Это система из прогнозов выудила. Были у людей всякие мечты о будущем - кристаллы, универсальная компьютерная сеть, транспортные камеры те же. Она их и внедрила, система. Они только на Близнеце и действуют, и то не все. Будущее интересней, чем настоящее. В настоящем - что? Вон, сам видел. В настоящем полный каюк.
        - Выходит, Близнец - модель будущего?
        - Согласись, модель убогая.
        - Выходит, я в будущем жил… - пробормотал Егор.
        - Только не надо этих логических парадоксов. Мы все живем в настоящем.
        - Наше настоящее - и есть будущее. Для тех, кто был раньше, до нас.
        - Вот они его и устроили - как смогли. Будущее свое. А мы теперь в нем кувыркаемся.
        Он высыпал диски на стол и, вглядываясь в маркировки, перебрал.
        - Так, а где?.. Где вы, мои любимые кренделя? Мой аромат детства… Потерял, раззява?.. Вот они, кренделя, - Андрей удовлетворенно засмеялся и потряс диском. - Стерли файл, и ты уже без кренделей. Близнец создаст его заново, но на это время уйдет. А пока кушай, мальчик, ватрушки. А вот еще… О-о-о! Это знаешь, что? Это главная загадка того чокнутого старика. Соловей. Он почему не поет-то? Потому, что Близнец его не видит? Хрен! Файла нет. Будет файл - будет и песня.
        - А музей? Он тоже на твоих носителях?
        - Нет, просто он не сбрасывается. Его система почему-то сохраняет в первую очередь. В воскресенье после обеда начинается новая жизнь, а экспонаты продолжают старую. Отсюда и возраст. Но Близнец их уже раскусил, с моей помощью. Зачем народ баламутить? Шоколадка, которой две тысячи лет… По-моему, несерьезно.
        - А-а, так ты вечный вершитель судеб, - процедил Егор. - Сидишь тут, рыбой воняешь… Властью упиваешься!
        - Власть? У меня?! Какая у меня власть? Ты чего-то не то…
        - Над странником глумишься! - Разъяренно шипел он. - Что тебе странник?.. Что они тебе сделали? Тебе люди что - черви?! Они там, в системе… они там все живые! В них жизни больше, чем в тебе! Что ты скалишься? Укутался в эту рвань!..
        - Так ведь холодно, - тихо сказал Андрей.
        - Тебе холодно, им - жарко! Только им деться некуда! Если они в твоих КИБах, если они внутри!
        - Им некуда… Да. А мне…
        - Остальные, наверное, восстанавливают. Работают, пашут, как…
        - Зимой не пашут, - сказал он еще тише. - И кто эти остальные? Ты о ком говоришь?
        - Ну, у вас же на Земле катастрофа какая-то… Если я правильно понял. Не все же люди с ума посходили. Это ты спрятался в нору и развлекаешься, корчишь из себя…
        - Мы и есть остальные, - горько произнес Андрей. - Я, ты и Близнец в сети. И корыто. Новая колыбель человечества.
        - Мы?! С тобой?.. Одни?.. На всей Земле?!
        - Может, еще кто-то есть. Может, кто-то выжил - далеко, например, в Австралии. В настоящей, местной. А может, и там никого. Не проверишь. Я даже не в курсе, что здесь случилось. Я, как и ты, после родился, когда все уже произошло. Пытался спросить систему. А она молчит. Паранойя у нее. Она целиком в своем мире. Вот система - она спряталась. А я… куда ж я спрячусь?
        - Я… ты… корыто… И ничего больше?..
        - Летом теплее становится. До минус десяти. И консервы на складе заканчиваются. А больше - ничего. Смотрю в мониторы. Завидую. Плачу иногда… Если б раньше, еще до… до этого… кто-нибудь додумался внести в компьютер генокарту женщины…
        - Можно было б начать род?
        - Я бы уж постарался. А так… Вечный вершитель. Судеб, - усмехнулся он.
        За окном совсем стемнело. Стекло превратилось в черное зеркало, и в нем, под шеренгами круглых плафонов, отражалась наполненная ванна. За дверью то и дело взвывал ветер - с каждым порывом по ногам продувало ледяным сквозняком. В бетонном полу что-то гудело - низко-низко, на уровне вибрации. Егор долго не мог уловить, что ему не нравится в этих звуках. Потом осознал. В доме не было слышно людей.
        - Зачем ты живешь? - Спросил Егор.
        - Я живу не «зачем», а «почему».
        - Ну, почему.
        - Потому, что меня синтезировали. Вот и вся причина. У тебя есть другая?
        - Но это же бессмысленно!
        - Да? А когда ты жил там, - Андрей показал на компьютер, - в этом был какой-то смысл?
        - Не знаю… - выдавил Егор после паузы.
        - Значит, ничего не изменилось.
        У Егора затекли ноги, и он, встав с бортика ванны, пересел на свободный стул. С нового места ему было видно, как в одном из мониторов прокручивается бесконечная строка знакомых символов.
        - Язык у системы простой, - пояснил Андрей. - Ты им скоро овладеешь. Он почти как наш. Да ты им уже владел, там.
        - Андрей, а кто тебя… э-э… создал?
        - Синтезировал. Не стесняйся, это же правда. Обойдемся без ханжества. Меня синтезировали. Кто? Предшественник. Он умер уже. Климат дрянной, кормежка однообразная. Да и старый он был.
        - И что он?..
        - Он мне так ничего и не рассказал. Если б летопись вел… Или дневник, или, как его, судовой журнал. По крайней мере, мы знали бы, какой сейчас год… Хотя, зачем нам это? Время упущено, с середины книга не начинается.
        - Где мы находимся? Что это за дом?
        - Дом-то? А хрен его… институт какой-то. Тебя это скоро перестанет интересовать. Не важно все это.
        - Что же важно?
        - Еда, вода, тепло. Одежда. Рыба на складе еще есть, но я иногда мясные консервы нахожу. В городе полно магазинов, только снег раскопать.
        - А дальше? За город?
        - Зимой нельзя, замерзнешь. Летом попробуем. Вдвоем попробовать можно. Это одному страшно было. Ногу вывихнешь, и привет. А вдвоем можно…
        - Долго ты меня в этой жиже выращивал?
        - Неделю. Сразу после прошлого переключения начал - аккурат перед этим закончил. Хорошо, что успел.
        - Так быстро?! Еще через неделю второго синтезируем? Третьего, то есть…
        - Во, разогнался! А сырье снизу таскать? Я для тебя месяц заготавливал. Пешком же.
        - Но ты, вообще, собираешься?
        - Эх, бабу сделать бы… А чего ж… Бабы нет - мужика синтезируем, - без особого энтузиазма ответил Андрей. - Пойдем-ка, я тебе владения свои покажу.
        Он поднялся и вывел Егора в гулкий холл с единственной мигающей лампой. Вправо уходил длинный, похожий на тоннель коридор.
        - Там лестница. Лифтом пользоваться не советую. А тут у меня спальня.
        Андрей толкнул обитую войлоком дверь. Изнутри повеяло влажным теплом и какой-то кислятиной. Окно в комнатушке было прикрыто фанерой, из-под которой торчали клоки ваты. Вдоль стен стояло несколько старых калориферов. Кроватью служили накиданные на полу тряпки, одеялом, видимо, тоже они. Егор заглянул в помещение и, кашлянув, поспешил за Андреем.
        - Здесь харчи лежат. Рыбка наша… Ты запоминай сразу. Сортир на нижнем этаже. Там налево и до колонн. Сам учуешь. А это библиотека.
        Он отворил другую дверь, и Егор увидел высоченные, в человеческий рост, штабели книг. Тома лежали по четыре в ряд, корешками к проходам, и таких рядов в комнате было не меньше ста.
        - Учебники в основном, - сказал Андрей. - Почитаешь на досуге. Как реактор каюкнется, пустим на растопку, я уже и сейф под печку приметил… Тут у меня опять склад. Тут - тоже вроде того. Короче, подсобка.
        Егор медленно переходил от одной двери к другой и заглядывал в кабинеты. Под ногами что-то хрустело и звякало, но рассмотреть пол Егору не удавалось - лампа то вспыхивала, то гасла, оставляя в глазах светлые неподвижные силуэты.
        - Вот здесь у меня тренажерный зал, - не без гордости заявил Андрей. - Гантели, эспандеры - все сам смастерил, из подручных средств. А штанга настоящая. Ух, я ее с восемнадцатого этажа пер.
        - Любишь спорт? А на Близнеце ты его любил?
        - Ну как… - замялся он. - Не то, чтобы… но олимпиады, конечно, не пропускал.
        Егор остановился и поддел сапогом какую-то железяку. Нога к жесткой подошве не привыкла, и повиновалась с трудом. Ему пришлось нагнуться и взять железку в руки. Обрезок блестящей трубки плавно расходился в ширину и заканчивался сломанным краником. Труба была поразительно красивой и чем-то похожей на биту - во всяком случае, удобной.
        - Андрей, ты утверждал, что у нас с тобой один генотип. Тогда мы с тобой даже не близнецы - клоны.
        - Правильно, клоны. Ну и что?
        - Разные мы с тобой. Для клонов, тем более.
        - Серьезно? Ну-ка, иди сюда. - Андрей подвел Егора к окну и встал рядом. - Разные?..
        В стекле отразились два изможденных мужика, два родных брата - старший и младший. Кроме бороды и прически их ничто не отличало.
        - Это не мое лицо, - медленно произнес Егор, трогая себя за щеки.
        - Это там оно у тебя было не твое. Близнец какую морду захочет, такую и прилепит. Про сознание я уж не говорю. Спорт он не любил! Мы, когда с предшественником друг друга сравнивали, совсем ничего общего не нашли. По Близнецу, я имею в виду. Или нет, кое-что было. Работали мы с ним в одной отрасли - в метеослужбе. И ты, кстати. Кажется, система сильно озабочена погодой. А ты чего напрягся-то? Решил, что я вру? Дурак ты, Егор. Зачем мне?
        Егор еще раз посмотрел в зеркало. Действительно, как будто незачем. Ему показалось, что Андрей чего-то недоговаривает, но это, наверное, нервы. В самом деле - зачем? Что скрывать? Вот оно все: пустое здание, консервы, город в снегу.
        - Андрей, а ты понимаешь, что там творилось? Последние сутки.
        - В Близнеце? Система при загрузке стремится использовать весь ресурс. А затем она усложняется, и ресурса не хватает. Система начинает выкидывать необязательные элементы, стирает декорации. Тебя курьер смутил? «Рыба! Ры-рыба!» - Хохотнул Андрей. - Ваш Голенко как был фишкой, так ей и остался. Только раньше ты этого не замечал.
        - И Маришка?..
        - И Маришки твои - фишки!
        - Что же там усложняется? Там наоборот - и метеослужба пропала, и…
        - Да ты сам и усложнялся. Ты в ней вызревал, вернее, сознание твое. А тело - здесь, в корыте. Тоже вызревало. В первый день скелет формировался, это еще ничего. А на второй… смотреть невозможно! Вот сейчас мы никого не синтезируем, и Близнец в полном ажуре. И метеослужба не пропадет, и курьеры заикаться не будут. Через неделю посмотрим, чего они там достигли.
        - А сигнал с Земли? - Спохватился Егор. - Его пять лет принимали!
        - Сбои там какие-то. Точнее, здесь. Техника изнашивается… - Андрей махнул рукой и пошел обратно к компьютерам.
        - И временные петли, - добавил Егор.
        - Во-во. Это, скорее всего, со стариком связано.
        - Со странником? У меня такое впечатление, что он знает о системе. О Близнеце.
        - Старик-то? Старик знает. Но не все. - Он уселся в кресло и по-хозяйски оглядел мониторы.
        Егор прислонился к ванне, но вспомнил о ее содержимом и предпочел шатающийся стульчик.
        - Со стариком не просто, - молвил Андрей. - С ним такая штука, сразу и не объяснишь. Я цикле на двадцатом только врубился. Он постоянно в Близнеце возникает, этот старичок. В общем, система создает бога.
        - Чего создает? - Нахмурился Егор.
        - Бог - это то, что выше тебя. То, что ты признаешь высшим. Добровольно. Это не субъект физического мира, это чистая идея. Вот как Западная Австралия. Есть она, нет ее - не важно. Если считать, что есть, то она материализуется - в тех же фотографиях или рассказах туристов. Она существует для того, кто ее признает. Но Запад - кусок суши. А бог - это нравственный закон, воплощенный в личности. Не веришь в бога - и живешь без бога. Веришь - видишь его во всем. Почитаешь на досуге, я в библиотеке нашел кое-что. Короче говоря, бог - это некая высшая сила, принципиально непознаваемая. То, к чему человек стремится, но никогда не достигнет. И вот эту личность система строит - раз за разом.
        - Странник?! Странник - нравственный закон?
        - Система создает то, что в ней не может поместиться. То, чего она и понять-то не в состоянии. А уж принять тем более. Система привыкла контролировать мир и сама же творит то, что должно стоять выше нее.
        - Но при чем тут странник?
        - Через него она стремилась о себе рассказать. Не как о компьютерной сети, а как о боге. Не зная толком, что это такое. По мысли Близнеца, бог - это постижение истины. На самом деле, бог - это путь к ней. Бесконечный путь. Она этого не понимает, она железная. Подослала к вам фигляра какого-то, фокусника. Много тумана, и пара трюков. Она же, система, команды и путала, шаги местами меняла. Книжку дурацкую подкинула… Как ты от этого всего не спятил! И с дипломами твоими… жалко, по электротехнике не нашлось ничего. Я хотел…
        Удар получился мягкий, но звучный - как падение маринованного помидора. Егор посмотрел на окровавленную трубу и брезгливо отбросил ее в сторону.
        - Хотел диплом по электротехнике, да? - Спросил он. - Чтоб я тебе со станцией помог. Чтоб сеть не отключалась, чтоб ты успел. Недели тебе не хватало?
        Андрей лежал, перекинувшись через борт корыта, и его длинные волосы веером расплывались среди чешуи.
        - Книгу мне не система подкинула. Ты подкинул, - монотонно проговорил Егор. - Ты мне ее через странника передал, и все остальное через него - тоже ты. Система должна стремиться к стабильности. Зачем ей бог, если она тупая и железная? Зачем ей принципиально непознаваемая высшая сила, если она и так всесильна - в своем мире? Это не ей нужно было, а тебе. Только ты не создавал, а рушил…
        Андрей вяло пошевелил ногой, и Егор, испугавшись, что передумает, что сжалится и простит, пригнул ему голову.
        - Откуда Близнецу известно о боге? Добровольно ставить себя ниже чего-то или кого-то - это свойство человеческое, - продолжал Егор, удерживая лицо Андрея под водой. Жилка на его горле вздрагивала все реже и все слабее. - Ты и сам, кажется, на это не способен. Нравственный закон ты искал? Для себя? Или для нас? Кнопки давить тебе уже недостаточно было? «Илларион не хочет жить»… Город Веселки, улица Тополиная. Зачем ты его убил, скотина? Ведь это же твоими командами фирма занималась. Они потому и расшифровывались легко, что человеком написаны. Одни кнопки уже не устраивали? Хотелось, чтоб тебя лично знали: есть такой Андрей, на нем двое порток, он год не мылся, и еще он правит миром…
        Выдохнувшись, Егор отпустил затылок, и голова медленно повернулась в профиль. Жилка уже не прощупывалась.
        Егор взял Андрея за шиворот и оттащил от ванны. К его бороде пристали мелкие рыбьи частички, и от этого она казалась седой.
        Побродив по этажу, Егор нашел кусок светлого картона и метровую палку. Карандаш и проволоку он разыскивал дольше - пока не заглянул в один из ящиков стола.
        Егор сдвинул компьютеры к стене и, разгладив картон, вывел:
        АНДРЕЙ. ВЕЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК.
        Потом подумал и исправил:
        УСЛОВНО ВЕЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК.
        Внизу надо было поставить даты рождения и смерти. Егор терзался минут десять и, наконец, написал:
        ЗИМА, ГОД 0001.
        Прикрутив табличку к деревяшке, он сунул ее Андрею в штанину и взвалил тело на плечо. Без одежды оно весило бы меньше, но раздевать покойника Егор себе не позволил - даже такого.
        Кряхтя и цепляясь свободной рукой за какие-то шкафы, он вышел из комнаты и направился по коридору.
        Лестница находилась дальше, чем Егор представлял. На полдороге ему пришлось сделать перерыв. Сердце ухало и опережало само себя. Воздух точно разбавили - сколько Егор не втягивал, все было мало.
        - Ничего, вон уже перила видно… - пробубнил он себе под нос.
        Переведя дух, он снова встал.
        - Физкультура… что же я тобой не занимался-то?.. - сказал Егор, откашливаясь.
        Он поднес тело к краю площадки и, спустившись на две ступени, принял его на другое плечо.
        Пролеты были длинными, несусветно длинными, и каждый из них Егор проходил так, словно шел не вниз, а вверх. Для того, чтоб себя отвлечь, он несколько раз принимался их считать, но на десятом неизменно прекращал. Так было еще хуже.
        Вскоре Егор понял, что отдыхать не нужно. Сил это уже не прибавляло, а вот вставать было все труднее.
        Иногда ему казалось, что он спустился гораздо ниже, и уже находится под землей. Егор снимал с себя тело и выходил в холлы - в них по-прежнему были окна.
        Когда он достиг первого этажа, сил оставалось ровно столько, чтобы не отключиться. Егор вместе с Андреем завалился на бок. Сколько он так пролежал, сказать было трудно. Ему даже почудилось, что он успел вздремнуть.
        Выбравшись из-под тела, Егор дотащил его до дверей - обычных железных дверей вез всякой автоматики. От крыльца уходила засыпанная, но все же различимая дорожка. Вдоль стены дунул пронзительный ветер, и Егор испытал какое-то странное ощущение - лицо и кисти рук защипало, а в ступнях и в макушке появилась ломота. Особенно страдали уши. Они готовы были отвалиться, и Егор прижал их ладонями.
        Наверно, это холод, безразлично подумал он. Наверно, надо было одеть на себя что-нибудь еще… Вот он какой, мороз…
        Егор похлопал Андрея по ногам и взвыл от досады - таблички не было. Он принялся судорожно вспоминать, на каком этаже видел ее последний раз, но пройденный путь смешивался в сплошное изнеможение. Память отказывалась сортировать ступени на верхние и нижние, в ней осталась лишь постоянная нехватка кислорода и бьющее по вискам эхо.
        Егор заставил себя вернуться к лестнице. Табличка, помятая, с надорванным углом, валялась на полдороге ко второму этажу. Егор не обрадовался - радоваться он был уже не способен.
        Выйдя на улицу, он увидел в небе желтый диск. Егор узнал его по картине из музея - там тоже была зима, ночь и луна. Он подозревал, что спутник приукрасили, но сейчас убедился: это и вправду смахивало на печальный лик.
        Свет от луны оказался неожиданно ярким - Егор без труда разглядел ближние дома и деревья без листьев. Да, на картине они тоже были без листьев. Видимо, особая земная порода.
        Он поволок Андрея к высокой арке - волочь было значительно легче. Под подошвами приятно поскрипывал снег. Ветер стих, и Егор незаметно приноровился к холоду. Не то, чтобы перестал его чувствовать, просто научился терпеть. Как зной.
        Егор утер пот и снова осмотрелся - где-то должна быть могила Андреева предшественника. В городе хоронить не положено, но сам Андрей вряд ли мог перенести труп дальше. Он ведь тоже был один.
        Егор исследовал двор и, выбрав толстое дерево в углу, колупнул снег. Под слоем белого пуха лежала твердая, утрамбованная масса, и это также было открытием. Егор представлял снег липким - иначе как из него лепили?
        Несмотря на плотность, старый снег легко поддавался обработке. Потратив часа два, Егор расковырял древком довольно глубокую яму. К тому же, в процессе копания образовалось множество плоских глыб - ими он планировал накрыть тело.
        Еще через полчаса все было закончено. Во дворе появился аккуратный, почти симметричный холмик. Андрей такого отношения не заслуживал. Сам он, судя по всему, обошелся с предшественником куда хуже.
        Егор, соблюдая приличия, минуту постоял возле могилы и воткнул в нее палку с картонкой. И только после этого понял, насколько же он замерз. В стене темнел второй проход, через него было как будто быстрее, и Егор свернул направо.
        В спину опять задуло, и шею закололи тысячи игл. Спеша к арке, Егор сладостно мечтал о калориферах в спальне, о любимых и ненавистных рыбных консервах, и даже о предстоящем подъеме - как о неизбежном испытании на пути к счастью. Он посмотрел на середину здания - в окне горел свет, и это придавало сил. Егор попробовал сосчитать, на каком этаже находится комната с компьютерами, но это было так же трудно, как и с лестничными пролетами. Шестьдесят этажей, семьдесят - не имеет значения. Там еда и тепло. И он дойдет.
        Арка вывела не к подъезду, а в другой двор - большой, закрытый со всех сторон колодец. Егор уже собирался развернуться, как вдруг заметил… заметил ряды… много рядов…
        Это было что-то намеренное, явно рукотворное. Ветер, как бы он не кружил, так ровно снег не насыплет. Но если даже и принять это за сугробы… удивительно ровные сугробы… то… Нет!!
        Егор дошел до первого и рухнул на колени.
        Сугробы… они были с табличками - все до единого.
        ТОЛИК. ЗИМА, ГОД 0001.
        Егор застонал и переполз к соседнему бугорку.
        МИХАИЛ. МОЙ ДРУГ И УЧИТЕЛЬ. ЗИМА, ГОД 0001.
        Оттуда же, не вставая с колен, он прочитал:
        АЛЕКСЕЙ. ЗИМА, ГОД 0001.
        И еще:
        ГЕОРГИЙ. ЗИМА, ГОД 0001.
        И еще:
        ВАЛЕРИЙ. ЗИМА, ГОД 0001.
        И еще:
        НИКОЛАЙ. ЧЕЛОВЕК, УМЕВШИЙ МЕЧТАТЬ. ЗИМА, ГОД 0001.
        И еще, еще, еще…
        Оперевшись о могилу, Егор выпрямился и обвел взглядом кладбище.
        Он был не третий - из тех, кого синтезировали в корыте с рыбьей требухой. Не третий из тех, кто родился и, не сделав ничего, умер. Сотый, а может, и тысячный. Они приходили из душного, раскаленного Близнеца лишь затем, чтобы сгинуть в снегах пустой Земли. Они все - и он тоже. Если б можно было хоть что-то изменить - они бы уже изменили, сотни или тысячи раз. Значит, ничего… Значит, ничего нельзя. И это будет - пока не сдохнет реактор. Зачем?! Кажется, Егор уже спрашивал - у Андрея. Андрей не ответил. Теперь ясно, почему. Теперь все ясно - настолько, что сам вопрос потерял смысл.
        Егор очнулся возле ванны. Он так и не сосчитал этажи - это не имело значения. Он даже не вспомнил, как лез наверх, преодолевая каждую ступеньку, словно последний в жизни рубеж.
        Это заняло сутки. Егор впадал в забытье, плутал по этажам, жевал снег с подоконников и вновь выходил на лестницу.
        Он добрался - не ради цели, ее давно не стало. Ради того, чтобы поесть и согреться. Больше в этом мире ничего не было.
        Сутки. На Близнеце кто-то влюбился и кто-то разлюбил, кто-то потерял работу и нашел новую, кто-то открыл для себя тайну бытия - там. Здесь оставались консервы, реактор и снег. Вот и вся жизнь, со всеми ее смыслами и целями. Больше - ничего.
        Егор, согреваясь, поотжимался от пола и не глядя в окно подошел к столу. Пять компьютеров. И уйма машин по всему зданию. Работают. Как всегда.
        Егор сел в драное кресло и развернул на себя ближний монитор…
        АВГУСТ. 1
        …и догнал группу детей, столпившихся у большого стеллажа. Экскурсовод со смешным именем Катерина, чахлого вида студентка, выждала, пока дети не угомонятся, и продолжила лекцию.
        - Итак, колонисты переселились на Близнец с помощью транспортных камер. Но каким же образом люди нашли эту планету? Им пришлось исследовать космическое пространство. И Землю, и Близнец окружает вакуум. Чтобы в нем не погибнуть, человеку приходится одевать…
        - Аххх!.. - Разнеслось по залу.
        Дети липли к стеклу, восхищенно разглядывая белый, с красными полосками, скафандр.
        - К сожалению, здесь не все экспонаты. Если кто-то из вас не поленится прийти в следующем месяце, то он обязательно увидит и первый фотоаппарат, и каменный топор наших прапредков, и даже… плитку шоколада! - Лукаво закончила Катерина. - Но кушать ее нельзя, она очень старая.
        - А сколько этой шоколадке?
        - Она изготовлена в тридцать шестом году до новой эры.
        - А скафандр?
        - Сто пятнадцатый до новой эры, - доброжелательно ответила Катерина.
        - А транспортные камеры?
        - Они ровесники Колонизации.
        - И вы верите, что миллионы человек попали на Близнец через тот железный сарай?
        - Простите?..
        - Игорь Орлов, - сказал он.
        - Гражданин Орлов, а в какой области вы работаете?
        - Я метеоролог. Специалист по антициклонам.
        - Гражданин метеоролог, - с профессиональным терпением произнесла Катерина. - Математик такого вопроса не задал бы. Расчеты показывают, что перевозка, как вы справедливо заметили, миллионов человек на космических кораблях не только нерентабельна, но и невозможна.
        - Поэтому их перевезли при помощи железного сарая, - спокойно сказал Игорь.
        Дети зашушукались.
        - Э-э… у меня сейчас экскурсия. Если вы немного подождете, я вам объясню еще раз.
        - Зайду в следующем месяце.
        Игорь коротко кивнул и направился к коридору. Оказавшись в вестибюле, он взял свой плащ и небрежно накинул его на плечи. Проходя через автоматические двери, он наткнулся рукой на карман. Внутри что-то лежало - плоское, прямоугольное, не тяжелое. Игорь обернулся на вешалки, но там оставалась лишь детская одежда.
        Опять кто-то перепутал, подумал Игорь. С этими плащами просто беда. Ладно, одноразовый не жалко.
        Он взглянул на обложку, но в этот момент из-за крутого холма выскочила электричка. Раздраженно мотнув головой, Игорь сунул книгу в карман и заспешил к станции.
        Солнце медленно сползало в сторону Западной Австралии. День кончался. Завтра - новый.