Нерушимый 6 Денис Ратманов
        Нерушимый #6
        В детстве мне искренне хотелось играть в футбол, но от мечты пришлось отступиться.
        И вот мне снова восемнадцать, я начал жизнь заново в новом теле, с новыми талантами и в новой стране - альтернативном СССР.
        У меня много дорог, но сперва я сделаю то, о чем мечталось - выведу нашу сборную в финал чемпионата мира по футболу.
        Цель близка как никогда: мне открывается Европа. Вот только готов ли я заплатить за это тем, что действительно дорого?
        Денис Ратманов
        Нерушимый 6
        Глава 1
        Доктор, что со мной?
        Мысли пронеслись стремительно. Кажется, это со мной уже было, только без зажравшегося генерала, намекающего на какое-то предложение. Сука, генерала, который сломал игру - то ли чтобы власть свою показать, то ли просто не счел нужным меня замотивировать. Приказали - исполняй, смерд. Как бы то ни было, такое отношение симпатии ему не прибавило.
        Меня охватил злой азарт, желание ударить в ответ, пусть и с запозданием. Наверняка генерал наплевал и на то, что у меня личные счеты с «Динамо» и полное непонимание с тренерским составом. Не мог ради приличия другую команду предложить? Или просто коллектив «Динамо» легче контролировать?
        Я ядовито улыбнулся и сказал:
        - И что, это место вратаря в основном составе? Или на скамейке буду мозоли на ягодицах насиживать?
        - Вопрос решаемый. Я постараюсь договориться с тренером…
        Постарается он. Мне главное - играть, им - чтобы я поехал в Европу, и на меня вышли западные спецслужбы, а потом я тут ловил крыс. Если это так важно, пусть на чемпионат меня берут, потерпят годик. Да и что мне тот Ахметзанов сделает? Начнет душить команду? Ну, может, пару недель побесится, потом забудет.
        - Знаете что, - проговорил я, останавливаясь возле машины, - мой ответ - нет. Нет, нет и еще раз нет! А товарищу Ахметзянову передайте, что с таким отношением к подчиненными… - Я заставил себя замолчать, чтобы не наболтать лишнего.
        Почуяв мою злость, Ковалев отступил на шаг и примирительно поднял руки.
        - Не горячись и не спеши с ответом. Время на обдумывание есть до следующего заявочного окна. Ты пойми, это ж в первую очередь не генералу выгодно, а тебе. Деньги, слава - мировая, а не в пределах города. Все это будет тебе доступно. Поиграешь нормально, а не будешь тянуть на себе бездарей.
        - Что ж. Я рассмотрю предложение, если «Динамо» возглавит… Романцев. С Марок… с Костенко я работать отказываюсь. Точка.
        Романцев «Динамо» не возглавит, потому что у него должность поинтереснее.
        Не прощаясь с Ковалевым, я плюхнулся на заднее сиденье, сказал таксисту адрес и задумался о том, что тюрьма и правда меняет человека. За месяцы, проведенные в СИЗО, я стал резче и рискованней, рубанул, вот, с плеча. А что, если Ковалев не так уж неправ?
        Мысли завертелись вокруг Лизы и нашего возможного ребенка. Я обещал, что мы не будем нуждаться, но если «Титан» и дальше продолжит тонуть - еще как будем. И плюс ко всему - прощай, чемпионат мира, карьера футболиста быстротечна, десять-пятнадцать лет - и вот ты никому не нужен.
        Как-то безрадостно стало от таких мыслей, и я отогнал их. Посмотрим, как все сложится. Если и правда команда разбежится, то выбор будет сделан за меня.
        Я повертел в руках телефон, открыл объявление о своей продаже машины. Нет, отменять продажу не стану. Все равно прямо сейчас в «Динамо» меня не возьмут в основной состав. Время подумать есть. Лизе ничего не скажу, да и не до того ей сейчас, а вот Димидко поставлю в известность.
        На тренировку я опоздал, парни уже вовсю разминались. Димидко увидел меня и зашагал навстречу.
        - Нерушимый, а не охренел ли ты? Думаешь, раз незаменимый такой, то можно приходить, когда хочется?
        Он, конечно, прав. Но и неправ тоже. Мы остановились друг напротив друга. Я бросил взгляд на вратарей, которых тренировал Альберт Бойков, длинный, нескладный и молчаливый.
        - Фамилия Ковалева тебе о чем-нибудь говорит? - сразу перешел к делу я.
        - Алан? - уточнил Сан Саныч и помрачнел.
        - Он самый. В «Динамо» звал.
        - А ты?
        - Видишь: я здесь. Пришлось потратить на него несколько минут, потому и опоздал.
        - У меня хорошая новость: директор завода Самойлов вышел. Пока за начальника команды я, удалось выбить три тысячи зарплаты, три - премии за выигрыш. И все. Без Шуйского и Витаутовича сложно, разбаловали нас наградами. Как бы пацаны разбегаться не начали.
        - Тоже этого боюсь, - кивнул я. - А что Левашов?
        - Говорят, бухает.
        Я спросил:
        - Ты к нему не ходил?
        Димидко виновато потупился.
        - А что я скажу? Выходи, ты нужен нам как запасной? Я не могу его в основной состав поставить, ты же видел, что он не справляется.
        - Воропай с Тишкиным ненадежны, - констатировал я. - Мы без подстраховки остались. Если кто травмируется - дыра.
        - Давай разминаться, - махнул рукой Димидко. - Мне еще думать, как всех удержать и чем замотивировать.
        - Я, кстати, Тирликаса видел в Москве, - вспомнил я. - Скоро он не вернется, у него мозги поплыли. Хорошо если вообще вернется таким, как был. Придется самим справляться или нового начальника искать.
        - Такого хрен найдешь, - вздохнул Димидко.
        - У меня к тебе будет просьба, - наконец перешел к сути вопроса я. - Мне нужно отлучиться на обеденный перерыв и задержаться на час. Жизненно необходимо просто.
        Объяснять, что отлучаться я собрался в больничку, искать врача для Лизы, который выписал бы направление на кровь, я, конечно, не стал.
        Сан Саныч посмотрел укоризненно:
        - А если все так делать начнут?
        - Не начнут. У меня ж дача показаний и всякое такое. Я честно сказал, заметь, хотя мог сослаться на это.
        - Даю добро. Но парням не болтай, что я дал добро.
        Я пожал его руку и рванул к воротам, где тренер Бойков объяснял новому вратарю Саенко, как не отбить руки. Ну зачем было этого мальчишку брать? Первая лига же, мастерства у него ноль. А тренера вратарей нужно увольнять - в целях экономии бюджета. То, что он рассказывает, я и так знаю, и даже Саенко, наверное, знает. Без креатива мужик, в результате не заинтересован, просто отбывает срок.
        Вся первая половина дня была посвящена тренировке выносливости: Димидко понял, что ее футболистам и не хватает. Сперва кросс с чередованием видов бега, а в спортзале вместо таскания тяжестей мы занимались кросс-фитом, причем я как обленившийся в СИЗО издох первым, аж руки и ноги дрожали к концу тренировки.
        На обеденный перерыв я бежал в числе первым. Проверил телефон, оставленный в раздевалке: там было аж три пропущенных от Лизы. Прежде чем переодеваться, набрал ее. Ответила она сразу же радостным и бодрым голосом:
        - Сашечка, привет! Мне срочно в Москву надо, меня в универе восстановили, представляешь? Реабилитировали! Причем в качестве компенсации предложили перевестись на переводчика-синхрониста!
        Я сел на лавку, хлебнул воды.
        - Круто. Погоди, а кровь?
        - Я в Лиловске сдам. Есть надежная медсестра. Да и рано или поздно пришлось бы матери говорить.
        Новость отозвалась в душе недовольством. Это сколько еще мучиться в неведении? Или просто Лиза так боится, что оттягивает неизбежное?
        - Завтра же сдай, - посоветовал я. - Нужно знать наверняка. Вдруг тебе можно шампанское? Отметишь с девчонками зачисление.
        - Конечно! Все равно анализы берут рано утром, и сегодня не получилось бы. Так что все хорошо! Просто замечательно! Жизнь налаживается!
        Ее радость передалась и мне, я заулыбался, слушая, как она щебечет. И правда ведь все худшее позади, теперь - лишь мелкие неурядицы, и - только вперед!
        В раздевалке столпился народ, и я вышел в коридор, чтобы позвонить Семерке и кое-что прояснить.
        Но когда увидел Димидко в компании длинноволосой брюнетки, стоящей спиной, забыл, зачем вышел. Сам Саныч приосанился, вид стал иметь важный и степенный. Увидел меня, кивнул - что, мол?
        Брюнетка обернулась. Лет тридцать. Яркая, чернобровая, миниатюрная, лицо сердечком.
        Я хотел сказать, что мне не надо отлучаться, но передумал. Сгоняю-ка в яхтклуб, кажется, я придумал, как сделать Лизе предложение так, чтобы она запомнила его на всю жизнь. Еще кольца куплю и подвеску.
        Вслед за мной из раздевалки вышел Клыков. Увидел Димидко и оторопел, залился краской. Да что это с ним?
        - Рома! - улыбнулась брюнетка. - Как успехи? Что-то ты звонить перестал.
        Клыков не только покраснел, но и одеревенел. Я считал его желания: стыд потеряла… позорит… Мать? Вот эта женщина, даже скорее девушка - мать Клыкова, у которой с Димидко роман? Или там только намечается роман?
        Вспомнился «Горячий пирог» и мать одного из героев, которую… Вон, как Синяк пялится, слюни до земли. И Гусак аж рот разинул, Клыка по плечу хлопнул, и тот бочком ретировался в раздевалку.
        Гусак растянул огромный рот в улыбке и шепнул мне:
        - Кажется, я знаю, чего у Клыка нет бабы. Он любит свою мать. Эх, я б тоже такую любил!
        На обед Димидко и мама Клыкова пошли вместе, никак не демонстрируя отношения, но лишь едва касаясь друг друга руками, а я на обед забил и рванул в яхтклуб, благо был он неподалеку - минут десять быстрым шагом.
        На его территории располагались баня, рестораны, плавучая гостиница-дебаркадер, и вход был свободным. Кивнув сторожу на проходной, я попал в микромир, существующий отдельно от города.
        Многочисленные причалы и причальчики, жмущиеся друг к другу прогулочные катера и недавно спущенные на воду яхты, яхточки и катерки. Мне нужна небольшая яхта, желательно двухмачтовая, большую я не потяну.
        Например, вон та белая красавица, «Элоиза», вполне подойдет. Я походил вокруг, за ограждение прыгать не рискнул, позвал капитана, но никто не откликнулся. И где его искать? Вон в том двухэтажном здании с балконами и столиками на улице? Очевидно, эти апартаменты принадлежат владельцами яхт. Все прям как в моей реальности. Интересно, есть тут что-то государственное, кроме больших прогулочных катеров?
        Побродив вокруг «Элоизы» и никого не найдя, я перелез ограждения и направился к яхте, озираясь. Когда попытался залезть внутрь, меня наконец окликнули:
        - Эй, ты кто? Тебе чего?
        Я завертел головой и заметил мужика на небольшом баркасе.
        - Здравствуйте. Мне нужен капитан «Элоизы». Где его искать?
        Мужик почесал в затылке, подумал и позвонил, видимо, капитану. Сказал буквально пару слов и обратился ко мне:
        - Скоро будет. Минут пять. Жди.
        - Спасибо, - поблагодарил я.
        Капитан не заставил себя долго ждать. Это был лохматый и бородатый байкер в косухе с заклепками и кожаных штанах. Ну, или скорее корсар, серьга, вон, в ухе и перстень в форме черепа.
        - По какому вопросу, - буркнул корсар, придирчиво меня оглядывая.
        - Я бы хотел арендовать вашу яхту на несколько часов. Сколько стоит час?
        Корсар глянул на мои простенькие шузы, на куртку, пожевал губами, ища компромисс между жаждой наживы и возможностями «этого юнца».
        - Пятьсот за час, - наконец озвучил цену он.
        - Хорошо, меня устраивает, - кивнул я. - А паруса можно будет установить декоративные красные? За дополнительную плату, конечно.
        - Пятьсот рублей сверху. Материал твой. Размеры скажу, с формой помогу определиться.
        - Вы можете их потом выкупить, - улыбнулся я. - Это сделает «Элоизу» более привлекательной для эээ… романтичных граждан.
        - Подумаю, - кивнул корсар и протянул руку. - Меня зовут Андрей.
        Я пожал ее.
        - Саша.
        - Тебе на какой день нужна яхта?
        Я прикинул наши с Лизой возможности, учитывая новые вводные: она снова студентка, так что это лишь выходные. Примерив на «Элоизу» алые паруса, я представил, как приглашу Лизу на свидание на набережную на какой-нибудь пирс. Она не любит опаздывать и придет вовремя, а меня все нет. И тут плывет эта яхта, разворачивает паруса. Все люди смотрят, Лиза, конечно, тоже, и тут парусник берет курс на пирс, где она стоит, пришвартовывается. Зеваки начинают фотографировать яхту, и тут по трапу схожу я и беру девушку на борт, где преподношу кольца и делаю предложение.
        Да, то, что нужно. Осталось со временем и датой определиться. Сегодня двадцатое апреля, суббота. Повестка в суд у меня на двадцать шестое, это пятница. Игра у нас двадцать седьмого со старым знакомцем - латвийским «Целтниексом», тоже вышедшим в Первую лигу. Проходить игра будет дома, и я железно буду на воротах.
        Итак, у нас есть послезавтра, но я не успею купить ткань, или следующие выходные. Закралась мысль, что вдруг Лиза не беременна, но почему-то я был уверен, что стану отцом, а интуиция в последнее время не подводила.
        Но откуда тогда ощущение, будто что-то пойдет не так?
        - Что там насчет дня? В будни - четыреста в час, - напомнил о себе корсар Андрей.
        - Секундочку, позвоню своей девушке.
        Отойдя в сторону, я набрал Лизу, она как раз была на вокзале - доносился голос диспетчера и гул пассажиров.
        - Что случилось? - спросила она.
        - Свободна ли ты на следующие выходные? Подумай хорошо, это важно.
        - Да, в субботу и воскресенье я с тобой.
        - Железно? - уточнил я.
        - Да. А что такое?
        - Есть одна интересная задумка. И еще. Завтра обязательно сдай кровь.
        - Но результат будет в понедельник, как я его… Хотя попрошу Машу, ну, медсестру, его сказать, и все. И будем знать.
        - Обещай сделать завтра.
        - Да что такое? - встревожилась Лиза.
        - Хочется определенности.
        - Обещаю. Все, спускаюсь в метро. Целую!
        Корсар Андрей терпеливо ждал. Наконец я закончил и сказал:
        - Воскресенье, с часу до трех, итого два часа. Предоплату внесу во вторник, двадцать четвертого. Дайте свой номер, созвонимся.
        Капитан протянул визитку и поинтересовался:
        - Помолвка?
        - Ага, - кивнул я.
        - Красиво придумал, - оценил капитан. - Она оценит. Девушки такое любят. Насчет ткани для паруса. Тут в принципе хватит и трех парусов, а то разоришься. А так расправим этот, он указал на натянутые канаты, и два на мачтах, смотреться будет хорошо. Позвони мне, чтобы твой номер остался, размеры я тебе в Комсети пришлю, сейчас сходу и не вспомню.
        - А где покупать? И есть ли нужный цвет?
        - В ЦУМе магазин тканей, там огромный выбор. Не будет цвета - покрасим, - воодушевился капитан. - Мне принесешь раскроенные, я сам их покрашу. А потом выкуплю у тебя паруса.
        - Ага, на выпускные и свадьбы озолотитесь. До скольки работает магазин?
        - До семи или восьми.
        Ага, значит, успеваю после тренировки в любой день. Но лучше не откладывать и сделать все сегодня, еще ж в ателье нужно раскроить их по размерам.
        Мы пожали друг другу руки, и я не спеша направился в спорткомплекс, по пути подкрепившись в кафе - обед-то я прогулял, а сил потратил много. Вспомнил про Семерку, набрал ее еще раз - теперь она ответила:
        - Привет, Нерушимый! Чего это ты меня вспомнил?
        Я остановился, сформулировал мысль:
        - Помнишь, ты говорила, что нас нельзя заставить работать против воли, но можно вынудить. Как думаешь, насколько далеко они готовы пойти?
        - Хм. Что такое?
        - Мне велят перейти в «Динамо», где еще то болото, чтобы… Короче, им так выгодно. А у меня от одной мысли об этой команде рвотный рефлекс. Как думаешь, они будут открыто прессовать?
        - Хм. - Семерка ненадолго замолчала. - Скорее станут мотивировать и мягко подталкивать. С нами насилие не прокатывает.
        - И не успокоятся, пока своего не добьются?
        - Скорее успокоятся, если увидят обратный результат своих действий. Не дрейфь, насильно тебя никто никуда не потащит.
        Подумалось, что так-то оно так, но ведь несложно сделать, чтобы «Титан» разбежался: урезать финансирование, переманить сильных игроков в другие команды. Как ни крути, Шуйский много сделал для «Титана», и без него положение стало шатким.
        - Прикинь, меня на область хотят поставить, - похвасталась она. - А Первого вообще в Якутию посылают.
        - Секретарем обкома? - удивился я.
        - Меня - нет, просто приглядывать. Ну какой из меня секретарь? - Донесся ее смешок. - А Первого - да.
        - При том, что ему нет тридцати?
        - В качестве эксперимента. Все, Санек, сеанс окончен, мне надо работать. - Она прервала связь не прощаясь.
        Я глянул на часы на экране телефона: до тренировки - полчаса, нормально успеваю, вот Димидко обрадуется!
        Он и правда обрадовался, мы, как и прежде, разбились на две команды и начали гонять двусторонки. Димидко учил нас импровизировать, следить за ситуацией в поле и под нее подстраиваться.
        Я играл за запасных, покрикивал на защитников и наконец ощущал себя на своем месте. Жаль, что в прошлой жизни не удалось прочувствовать, какой же это кайф!
        Основной состав прессовал наших. Особенно выделялись Погосян и… Микроб. Последний так вообще феерил, демонстрируя чудеса скорости. Стартовал с места ракетой, бил четенько по углам, и у него выходили совершенно непредсказуемые крученки. Я целых два мяча от него пропустил и вдруг заметил, что он быстрее меня! При том, что моя реакция превосходит реакцию простого человека во много раз!
        Вот Микроб бежит, бежит, потом ускорение - обвод соперника, пас назад себе же, удар! Я прыгнул в левый угол - отбил. Во Микроб заиграл! Трепещи, соперник!
        Но в течение получаса у него села батарейка, он принялся зевать и ползать - выдохся парень. А на разборе полетов заснул и был разбужен тренером и публично отчитан за слишком бурную интимную жизнь.
        Бледный как мел Микроб непонимающе хлопал глазами, и на его лице читалось единственное желание - еще минутку сна! Я сосредоточился на его желаниях. Пожрать. Есть во сне. Понять, как это контролировать.
        Что - «это»?
        Как-то странно. Микроб всегда играл хорошо: отличная стартовая скорость, выносливость, реакция. Но то, что он демонстрировал на последней игре и сегодня на тренировке - нечто запредельное. Такое не прокачивается в момент, результат виден постепенно, а тут ему как будто обновили программу…
        И тут меня осенило. Неужели… Хотелось спросить прямо сейчас, но такие вопросы задаются только наедине, слишком уж они… интимные - говорить о подобном в этом мире не принято.
        Глава 2
        Народятся новые люди на земле
        Я дождался, пока Димидко нас распустит. Сел рядом с зевающим Микробом и сказал:
        - Федор, ты стал запредельно крут. Как тебе это удается?
        Погосян, стоящий чуть в стороне в одних трусах, встрепенулся и ткнул в меня пальцем:
        - Завидно, да, скажи? Что ты не один теперь звезда.
        Я пожал плечами.
        - Не, я рад за него. К тому же мы - команда, единое целое.
        - А мне завидно, - вздохнул Мика.
        И потопал в душ, сверкая белыми труселями с фаллическими морковками. Микроб привалился к стене и пожаловался:
        - Меня словно высосал вампир. Руку поднять не могу, и кажется, домой не дойду. И жрать хочется зверски.
        Погосян зажурчал водой в душе, остальные были далеко, и я спросил:
        - Когда у тебя это… игровое озарение - что ты чувствуешь? Есть такое, как будто солнце за грудиной и - огонь по венам?
        Микроб распахнул глаза, проснулся и закивал.
        - Да. Откуда ты знаешь? Это вообще что?
        Я покосился на греющего уши Клыка и кивнул на дверь. Микроб поднялся, пошатнулся, но устоял, побрел за мной. Едва закрылась дверь и он привалился к стене, я прошептал:
        - Это, Федор, дар.
        Микроб захлопал глазами.
        - Не понял.
        - Про одаренных знаешь? - прошептал я, оглядываясь - еще не хватало, чтобы кто-то услышал.
        - Ну…
        - Так вот ты - одаренный.
        Микроб мотнул головой.
        - Чушь! Дар Горский раздает своим… подданным.
        - Так раньше было. Теперь дар самозарождается у молодых людей, и его нельзя забрать.
        Микроб запрокинул голову, стукнулся затылком о стену и выругался.
        - Так что, мне теперь нельзя играть?
        Интересная реакция. Другой бы от счастья прыгал: теперь я порабощу мир! Я молча смотрел на него, и до Федора наконец дошло.
        - Подожди-ка… И ты? Ты - тоже? Черт, как играть-то теперь?
        - Как играл, так и играй. Пока дар пробуждается, энцефалограмма фиксирует его только в моменты озарений. Меня проверяли на наличие дара - ничего не нашли.
        - Офигеть! - Микроб провел ладонями по лицу и уставился жадно: - Расскажи, что знаешь.
        В коридор высунулся Погосян, присвистнул, увидев нас.
        - Вы че это тут голубеете?
        - Засохни, Мика! - отмахнулся Федор.
        Мы молча вернулись, чтобы не возникало вопросов, друг за другом отправились в душ. Микроб снимал отдельную квартиру и жил с Лерой, ему с парнями, Клыком и Погосяном, было не по пути, а я на вопросительный взгляд Клыкова сказал, что мне нужно в магазин, сделать подарок Лизе.
        И вот мы остались вдвоем с Микробом, вышли на улицу и только тогда начали разговор. Но прежде чем перейти к теме, я сказал:
        - У меня сегодня машину покупают в семь, потом надо в ЦУМ, давай - к машине, она во дворе, потом поедем в центр, по дороге все и расскажу.
        Пока мы шли, я попросил убрать телефон подальше и вполголоса рассказал все, что знал, и про одаренных, и про пробуждение дара, а также, что он может как утихнуть, так и убить, если его не развивать. Потом - про самородков. Не удержавшись, Микроб пропел:
        - Народятся новые люди на земле. Молодые модные, головы холодные. Это как у Стругацких, что ли? А сколько нас таких всего?
        - Тише! Тех, что на учете, 487, наверное, столько же недиагностированных. Как только о тебе узнают, сразу попытаются в БР завербовать или еще куда припрячь, так что не светись.
        - Всего-то около пятисот? А тебе кто все это рассказал?
        - Я не имею права говорить.
        Я подошел к своей машине, открыл ее, погладил руль, и проснулась жаба, заквакала - ради чего, мол, от такой красоты избавляться, у тебя ж никогда такой не было! Никто даже спасибо не скажет! И Лизка еще преподнесет сюрприз, вот увидишь! Можно еще включить заднюю, никто ж задаток не вносил.
        Написав покупателю, что еду, я повернул ключ в замке зажигания, и проснулась магнитола:
        - Ду-ух огня! Начни игру, нам не начать без тебя!
        Я чуть убавил звук. Если Лиза в положении, деньги понадобятся. Да и команде понадобятся, и это будет правильное вложение: с двумя одаренными «Титан» будет рвать всех в клочья.
        Бросив сумки назад, я вполголоса сказал:
        - Если научишься пробуждать огонь, ты сможешь быстро восстанавливаться после травм, наращивать мышечную массу…
        Микроб хлопнул себя по лбу:
        - Вот ты как быстро перелом зарастил!
        - Но не злоупотребляй, чтобы никто ничего не заподозрил и ты не прокачался раньше времени.
        - А ты что умеешь?
        - Есть псионики - телепаты всякие, суггесторы, есть сенсорики - те, кто творит чудеса со своим телом, я то и другое, но потом нужно будет выбрать направление. Я умею считывать желания, но не мысли. А есть вообще телепаты.
        Микроб глубоко задумался, помрачнел и молчал, пока мы не приехали на место.
        Покупатель, средних лет мужчина в дутом пуховике и джинсах, уже ждал, узнал свою будущую машину и помахал мне папкой с документами.
        Когда я припарковался, он сразу же сел за руль, осмотрел педали, сиденья, открыл капот, завел мотор и восхищенно глядел, как бьется механическое сердце машины. Покачал головой и прошептал:
        - Надо же, не соврал: новая тачка! Не бита, не крашена!
        Потом он долго обшаривал корпус - искал следы повреждений и сколы, затем мы поехали на диагностику, и подтвердилось, что пробег - чуть более двух тысяч километров - честный, машина не бита, не крашена.
        Микроб все это время таскался за нами с унылым видом, и я не мог понять, что его расстроило. Тачку мою было жалко? Или он отказывался быть одаренным? Так ведь дар не спрашивает.
        Когда с осмотром машины было покончено, мы с покупателем засели в кафе, я внимательно ознакомился с договором купли-продажи и после того, как деньги капнули мне на счет, подписал его в трех экземплярах. Процедура напоминала аналогичную в нашем мире, даже договор был похожим.
        Довольный покупатель поблагодарил меня и ушел, и я с неким сожалением наблюдал за удаляющейся своей бывшей машиной. Жалко, что уж говорить.
        Но гораздо больше было жаль продавать свою первую тачку - старенький «крайслер-вояжер», который выпил мне всю кровь и опустошил кошелек, потому что ломался каждый месяц, как старые «жигули», но запчасти стоили дурных денег.
        И все равно первая машина - это как первая женщина: не всегда удачно, но всегда незабываемо.
        Пока я занимался документами, Микроб навернул два огромных стейка и гору картошки. И куда в него столько лезет? Хотя после того, как с даром переусердствуешь, всегда пробуждается голод. Но тему мы больше не поднимали.
        Вспомнилась миниатюрная гимнасточка Лера, и я спросил у Микроба:
        - Лерка тебя не потеряла?
        - Она у родителей в деревне, у нее мать заболела, - проговорил Микроб и добавил: - Но мне теперь кажется, что она мне врет. Я чую ложь. Обрывки мыслей, что ли. Думал - параною, а теперь не знаю даже. Что, если у нее и правда кто-то есть?
        - Вы отличная пара, - сказал я то, что он хотел услышать. - Ты - точно сенсорик, и вряд ли смог бы прочесть ее мысли. Вы же уже год вместе, а за это время страсть утихает, наступает кризис в отношениях. Людям больше хочется проводить время по отдельности, это нормально.
        «Наверное», - подумал я. Нам с Аленой не хотелось, с каждым годом мы все больше прорастали друг в друга. А теперь она прорастает в Звягинцева. Вспомнились его фото в Комсети: он похудел, подтянулся, глаза его заблестели. Порой собственник во мне скрипел зубами - это ведь моя девочка! Но разумом я понимал, что Алену нужно забыть, оставить только воспоминания, как фотографию на память, у меня теперь Лиза.
        - Мне нужно в ЦУМ, - сказал я и подумал о том, есть ли смысл покупать ткань сейчас, вдруг беременность Лизы не подтвердится. Не правильнее ли отложить все до вторника?
        - Я с тобой, - привязался Микроб. - Зачем тебе туда?
        Посвящать его в детали своей личной жизни не хотелось, я поглядел на часы.
        - Да, в принципе, и незачем уже. Опоздал. Пойдем с парнями футбол смотреть, - предложил я. - А прикинь, как мы теперь играть начнем? С двумя-то одаренными в команде!
        Микроб кивнул и задумчиво проговорил:
        - Это нечестная игра.
        - Ну так сдайся в Безопасность Родины. Будешь заниматься интересными вещами типа политики и шпионажа.
        Сплюнув, он покачал головой.
        - Вот уж спасибо!
        Вспомнилось про патологическую честность самородков. Все подтверждается. Вот только одно непонятно: почему именно Микроб? Совпадение? Вероятность, что два самородка появятся на одной территории, чрезвычайно мала.

* * *
        Все выходные, включая воскресенье, мы тренировались не покладая ног, вечером приходили в квартиру ветеранов и смотрели интересные матчи, анализировали, предлагали стратегии, а на следующий день осуществляли это все на поле. Но вещи, очевидные в теории, оказывались труднореализуемыми на практике.
        Микроб на поле не феерил: у него не получалось разжечь внутренний огонь. Впрочем, мне поначалу тоже было трудно, и все-таки мой дар несколько другого рода. Но мои советы ему помогали, потому он максимум времени старался проводить со мной.
        Вспоминались слова Семерки про кураторов - одаренных, которые выявляли самородков и помогали им встать на ноги. Я сам еще, можно сказать, ползаю на четвереньках - ну какой из меня куратор? Как же не хватает Льва Витаутовича! Теперь-то понятно, почему он проявлял такую заинтересованность.
        В понедельник отзвонилась Лиза, что сдала кровь, и, казалось, весь мир замер в предвкушении. Завтра утром все станет ясно! И понесутся приятные хлопоты, и приплывут за Лизой алые паруса. Хоть одна девушка их дождется. Я решил, что даже если мы ошиблись, все равно сделаю ей предложение таким способом, она тоже натерпелась и заслужила немного счастья.
        Кстати, о Тирликасе. Вечером я хотел связаться с врачихой, но трубку она не сняла, тогда я написал Витаутовичу на его личный номер, не рассчитывая на ответ:
        «В „Титане“ нас таких уже двое. Выздоравливайте. Вы нам нужны».
        Но ответ я все-таки получил, правда ближе к ночи: «Динамика положительная. Будем жить». Вот так новость! Он восстанавливается! Нам его не хватало не только как куратора, но и как гениального начальника команды, который может выбить любые средства.
        Вторую радостную новость я получил утром от Лизы, мы как раз шли на тренировку. Я отошел в сторону, чтобы Погосян не паясничал. Моя девушка была напугана еще больше, чем когда приезжала ко мне, - она плакала.
        - Любимая, жду тебя в субботу, - попытался ее утешить я. - Все будет хорошо. Обещаю.
        - Мне так страшно, Саша!
        - Приезжай. Успокою.
        Погосян поглядывал на меня и показывал неприличные жесты. Я еще немного отстал от команды, чтобы не мешали и уши не грели.
        - Я не могу, - всхлипнула она. - Меня ж восстановили, причем я теперь переводчик-синхронист, а там программа сложнее. Так сложно, что моих знаний не хватает…
        - Не беда, подтянем твой английский - вместе. Потом уйдешь в академотпуск.
        - Я не потяну…
        - Наймем няню, денег хватит.
        Лиза немного помолчала и ответила:
        - Спасибо. Мне так страшно, что я не справлюсь.
        - Лиза, не «я», а «мы». И мы - справимся. Веришь мне?
        - Верю, - ответила она не задумываясь. - Можно я буду тебе звонить?
        - Ну что за вопрос! Я с тобой. Каждую минуту. Все мои мысли с тобой.
        Она позвонила в обед - все такая же напуганная. И вечером - целых три раза. Я подбадривал ее как мог, и Погосян с Клыком заподозрили неладное, но я ничего им не рассказал. Еще рано. Вот после помолвки, когда определимся с датами, и приглашу всех на свадьбу.
        В среду я купил самые красивые обручальные кольца, надеясь, что угадал с размером. Если нет, продавщица обещала поменять на нужный. После затарился тканью для парусов по размерам, которые скинул капитан «Элоизы». Нужного цвета не нашлось, и я отнес их ему же на покраску.
        Лиза звонила меньше, была тиха, молчалива и задумчива. Рассказывала в основном про новую группу и преподов. Восхищалась полиглотами. Жаловалась, что тут еще и немецкий, который на ее потоке преподавали спустя рукава. Зато хоть успокоилась.
        В четверг она написала лишь сообщение, что очень меня любит и рада, что я у нее такой надежный и обязательный. Вечером мы созвонились, но проговорили недолго, она сказала, что устала и кружится голова. А потом писала два часа подряд.
        Вот уж правда у беременных настроение меняется по десять раз на день! А ближе к десяти, когда я уже готовился ко сну, зазвонил телефон. Я думал - Лиза, уставился на экран и оторопел: Лев Витаутович Тирликас. Улыбаясь, я ответил:
        - Здравствуйте! Как же я рад вас слышать! Просто не представляете!
        - Ты… новости… смотрел? - говорил он тяжело, с огромными паузами между словами.
        Да какие тут новости, когда - игра на носу, Микроб - одаренный, а у меня вот-вот помолвка с любимой девушкой!
        - Нет, не до того было.
        - Посмотри. - Он надолго замолчал и, будто бы набравшись сил, спросил: - Кто?
        Я не сразу понял, о чем он, и завис.
        - Кто… еще? - добавил он.
        И тут до меня дошло, что он спрашивает, у кого проснулся дар.
        - Федор Хотеев.
        Последовала пауза, после чего Тирликас выдохнул: «Ясно» - и отключился. Лев Витаутович восстанавливается - это очень хорошо. Но я совсем выпал из жизни, а команда не интересовалась политикой и новостями, телек никто не смотрел. В общественном транспорте мы не ездили, чтобы получать информацию из чужих разговоров.
        А ведь и правда, что случилось в стране? Вынесли приговоры обвиняемым по «Делу тринадцати?» Так у меня еще суд завтра, я - пострадавший, свидетель обвинения.
        Я залез в Комсеть. Новости пестрели заголовками:
        «Вынесены приговоры предателям!»
        «Враг под сердцем».
        «Шесть секретарей обкомов дождались приговоров».
        И ни одного спойлера! Придется читать. Я открыл первую попавшуюся статью «Комсомольской правды», пробежался глазами по тексту: «сотрудничество с иностранной разведкой, промышленный шпионаж, убийство трех и более лиц… Все обвиняемые приговариваются к расстрелу. Приговор будет приведен в силу 9 мая 2024 г. Подробности не разглашаются».
        - Мика, Рома! - крикнул я.
        Погосян с Клыковым вылезли из комнат, а также показался рыжий наш вратарь Семен Саенко, которого взяли как запасного, на случай если Васенцов травмируется.
        - Че орешь? - спросил Погосян и зевнул.
        - Шуйского и остальных заговорщиков расстреляют девятого мая, - сказал я.
        - Все-таки расстреляют, - мрачно проговорил Клыков и снова исчез.
        Мика проводил его взглядом, подошел ко мне и поделился:
        - У его маман с Санычем шуры-муры! Клык бесится. Ревнует?
        - А у тебя с Дариной как? - сменил тему я, чтобы не сплетничать при Саенко, которого не считал своим.
        Мика махнул рукой и выдохнул:
        - Да никак! Я ее - и в ресторан, и в кино, и на параплане летать… На параплан пошла, но сама заплатила. - Он приложил руку к груди и горячо заговорил: - А я люблю ее ну просто не могу. Столько уже… больше года! Точно ведь люблю.
        - А по бабам с Колесом ходишь, - наябедничал из-за двери Клыков.
        Погосян развел руками.
        - Ну, хожу, потому что мне надо. Вот если бы Дарина ответила, всех баб забыл бы, мамой клянусь! Даже на самые большие сиськи не смотрел бы! Потому что второй такой больше нет. - Он принялся загибать пальцы: - Спортсменка! Комсомолка! Красавица! И умная - просто жуть!
        Н-да, политически озабоченными парней точно не назовешь. Тут - событие вселенского масштаба, а они все о женщинах!
        - Вот ты можешь на нее повлиять? - Он заискивающе заглянул в глаза.
        Я усмехнулся, представив ситуацию.
        - И что я ей скажу? Рина, люби Михаэля? Как ты себе это представляешь? Любовь - это иррациональное чувство, сердцу не прикажешь.
        - А ты волочиться за ней перестань, - сказал из-за двери Клыков, - тогда она, может, осознает, что теряет.
        - Ты вообще молчи, девственник-эксперт! - огрызнулся Погосян.
        - Он, между прочим, дело говорит, - встал я на стороны Клыкова. - Как раньше гусары соблазняли дам? Каждый вечер в течение нескольких недель присылали розу в определенное время - у дамы вырабатывалась зависимость от приятного. А потом вдруг раз - и прекращали. И у дамы паника: а где? А что случилось? И все, она завоевана.
        Погосян почесал в затылке, и на его лице отпечаталось: «А что, так можно было?» - и он удалился в задумчивости. Не удивлюсь, если возьмет совет на вооружение. А Клыков выглянул и спросил:
        - Как думаешь, хоть «Целтниекс» мы обыграем? А то что-то не идет у нас.
        - Пойдет еще и как! - сказал я то, что думал.
        С двумя-то одаренными в команде! Жаль, Микроб «Лучшего в мире» включать не умеет. Завтра у меня суд, осталось дожить до субботы, и покажем всем! Уверен, в этот раз получится феерия!
        Глава 3
        Жизнь - не игра, ее жить приходится
        - Легкой игры не ждите! - пугал нас Димидко на планерке. - Да, мы подняли мастерство, но и они на месте не сидели! У них обновился состав, половина игроков незнакомые. Не стоит недооценивать соперника!
        - Да мы как бы и не… - попытался сказать Жека, но Сан Саныч его грубо перебил:
        - Че ты такой расслабленный, а? Видел, где мы в турнирной таблице? На дне! Если сейчас проиграть, это будет гвоздь в крышку нашего гроба. Назад во вторую лигу захотели? Со всеми причитающимися понижениями в зэпэ? Так для это не обязательно проигрывать, скажите, я вас сам туда сплавлю! В какой-нибудь «Актюбинец»! Будете в степи пылить и кумыс пить, мать вашу!
        Все молчали и слушали его. Если опять что-то не заладится, включу «Лучшего в мире вратаря» и вытяну. Но поначалу воздержусь, вдруг сами справимся? Тем более что у нас теперь есть в арсенале блинкующий Микроб.
        Не знаю как у кого, у меня настроение было приподнятым в предвкушение грядущей помолвки. Алые паруса уже были готовы и ждали своего часа - капитан заверил, что все будет на высшем уровне, он безумно хотел посмотреть на девушку, ради которой я это все затеял. Кольца куплены. Суд состоялся, и я больше не понадоблюсь ни как свидетель, ни как потерпевший. Жизнь и свобода! Осталось до завтра дотерпеть. И даже мысли не проскальзывало, что Лиза откажется стать моей женой.
        - Мужики, время! - гаркнул Димидко. - Все - в поле.
        - Красивое слово - «Целтниекс», - сказал Колесо, направляясь к выходу.
        - По-моему, звучит, как лекарство, - не согласился Микроб.
        - А на самом деле - «Строитель»! - блеснул эрудицией Погосян, но это мы и так знали.
        Потому что вместе вышли из Второй лиги в Первую, провели две игры, манеру и тактику их мы тоже отлично помнили, как и их нападающих, да и кто на что способен. Но сейчас думалось, что раз обыграли их в прошлом году, то в этом - и подавно… разорвем. И это грозило серьезной недооценкой.
        Короче, вопреки стараниям Сан Саныча, на поле выходили со смехом, по-доброму поглядывая на идущую параллельным курсом команду соперников. Крупные пацаны. Прибалтийские игроки всегда высокие, мощные, неуступчивые. И футбол у них типа английского - навесы, прострелы, удары головой. Ну а как еще играть при таком-то росте нападающих и защитников, приходящих на угловые? «Ми эстонские риба-а-к-и-и», - вспомнился анекдот из той жизни, где Союз распался, а прибалты разом разучились говорить по-русски.
        Вместе с этим вспомнилось, как как-то романцевский «Спартак» против высоких и мощных соперников поставил юрких и быстрых невысоких нападающих. И выиграли! Не поднимали мяч, крутили по траве, играли квадратами и треугольниками - на третьего. Стенки, забегания, а самое главное - не стоять в схеме! Знаешь свое место - и хорошо. Но если видишь прореху, если можешь - нужно бежать! Чтобы растянуть оборону, создать численное преимущество и давить! То есть не давить в прямом смысле слова, этих верзил хрен продавишь, а обязательно с хитринкой. Например, пас в касание - очень помогает. Или внезапная пяточка. Но - внезапная! В лучших традициях Титова-Тихонова-Аленичева и моего персонального любимчика Кечинова. Вот бы нам таких… Эх…
        Прежде чем встать на ворота, я окликнул Микроба, стараясь перекричать рев трибун:
        - Федор!
        Парень обернулся. Я продолжил:
        - Дай пять! - Ладонь шлепнула о ладонь. - Помни, что я тебе говорил.
        Микроб кивнул и потрусил прочь. Я посмотрел на соперников: здоровые лбы, улыбчивые, спокойные, много незнакомых молодых игроков. Ничего, у нас на их высоту есть своя мелкота. Сейчас мяч в ноги, голову вниз - и как сквозь кусты акации…
        Прозвучал свисток. Время пошло. Замелькали спины защитников, закрывая обзор. Я напрягся, вытянул шею, следя за ситуацией на поле. Мяч летал туда-сюда, и приходилось перемещаться. Главное - не увлечься. Если начнешь не играть, а болеть, разинув рот и отвесив челюсть, засмотришься, могут и за шиворот навесить. Болеть надо вон, на трибунах. Сидел я там, когда ключицу сломал… Красиво. Но на поле интереснее.
        Буквально на первых пяти минутах полузащитник противника сделал пас нападающему, а тот не стал прорываться к воротам, а с середины нашей половины поля как дал! Мяч полетел чуть выше и правее моей головы. Я отбил его на газон, поднял вторым касанием. Вот это сила удара - чуть руки не отсушил!
        - Мужики, теснее с ними! - крикнул я защитникам. - Не давайте бить! Бросайтесь под мяч! Из пяти таких ударов один точно залетит!
        - Да знаем! - рявкнул Колесо не оборачиваясь.
        Наши защитники и так были в мыле, хоть игра только началась. Прав был Сан Саныч: легкой победы не будет. С такими танками игра - единоборство сплошное. Латыши просто продавливали, толкали плечо в плечо - и наши отлетали в сторону, если были не готовы. А если готовы и плечо выставляли заранее, латыши проваливались мягко в сторону, вот как сейчас. И защитник в сторону, и опять удар…
        Я прыгнул в правый верхний угол.
        - Мой!
        Взял. Все-таки удары с дальней дистанции предсказуемы: моя бешеная реакция помогает среагировать, но все же вычислить траекторию полета будет получаться не всегда. Иногда так крутят, что хрен угадаешь.
        Я постучал по мячу, помял его в руках, чтобы наши хоть немного отдышались. Нашел взглядом Микроба, который будто мысли мои прочел и рванул к воротам противника. А я замахнулся, словно собрался пасануть Бураку на другую сторону, а сам бросил Микробу.
        Федор взял мяч, и к нему бросились сразу два полузащитника, зажали его. Он катнул мяч назад Лабичу, белорус передал его Жеке, тот рванул вперед, на миг их закрыли спинами, а в следующий момент Жека уже катился по траве, а здоровенный полузащитник разводил руками.
        Неужели травма? Черт! Заменить-то его некем, Левашов так в команду и не вернулся. Наши набежали на судью, типа нарушение было, но тот развел руками: дескать ничего криминального, рабочие моменты. Колесо полез быковать на судью, но Матвеич и Думченко его оттащили.
        Микроб, который тоже что-то доказывал и интенсивно жестикулировал, вернулся на свою позицию, сжал кулаки.
        Злись, Федор, давай! Хорошенько разозлись и дай миру огня! А то опять игра на нашей половине поля, и это какой-то позор!
        Жека, слава богу, поднялся, поковылял, подволакивая правую ногу, потрусил на позицию, чуть прихрамывая. Сможет нормально играть? Посмотрим.
        Похоже, у Федора получилось пробудить внутренний огонь, он принял мяч на грудь, опустил, катнул чуть в сторону Лабичу, делая немыслимый рывок вперед, а Лабич не пожалел и в касание отдал пас обратно. И Микроб оказался вдруг перед защитником один на один. Федор не останавливаясь рванул влево - уперся шипами. Рванул вправо - уперся…
        Это как хоккеисты рубят лёд, чтобы резко остановиться. Где-то я такое видел… Во! Марадона!
        Надо будет Микробу новую кликуху…
        А-а-а! Надо будет!
        Он, как хоккеист, вбивая шипы в газон, раз свернул, два свернул, три… И прошел защитника! И не стал обыгрывать вратаря, а пыром - в мяч. И как в биллиарде - в лузу.
        Взревели затаившие дыхание трибуны. Болелы повскакивали, флагами замахали, задудели. Завизжали девушки. Я прищурился, силясь разглядеть среди них Лизу - где уж там!
        А Микроб раскинул руки в стороны и побежал, покачиваясь. Самолетик сделал.
        - Марадона! - ору. - Давай еще!
        Нашим сразу стало легче. Гол забит, времени еще много. Можно просто упереться и катать мяч туда-сюда, можно попытаться сделать красиво и неординарно. Конечно, главное - победа, но футбол - это не просто спорт. Это игра, а игра должна быть красивой.
        На подъеме после забитого мяча наши побежали, побежали… Ну, блин… Все побежали, и первая же потеря мяча (а не Погосян ли там пытался пяткой сыграть, чтобы Микроба превзойти?), выдала глупейший обрез. Вся команда - впереди, а мяч позади них. И двое здоровяков понеслись на мои ворота. Давай-давай… Ну…
        Вот же. Я дождался последнего момента, выкинулся на того, кто с мячом. Руки в стороны, ноги в приседе, ворота закрыты - ну, вдарь, вдарь прямо в меня!
        А он не пожадничал. Он гладко так катнул соседу, а тот - сбоку и по земле… Черт! Не успел.
        Тьфу! 1:1. Я обругал себя последними словами, нашел взглядом Димидко, закрывшего рукой лицо.
        Вынув мяч из ворот, я передал его прибежавшему Думченко, пробурчав:
        - А чего вы двоих отпустили? - И еще добавил, уже в спину: - Спокойнее, ребята! Спокойнее! Дышите глубже!
        Ну ладно. Полтайма пролетело, а как будто вся игра опять с самого начала идет. Счет ровный. Они мощны и крепки. Мы - хитры и быстры.
        Микроб сегодня просто все свои рекорды бил. Он оббегал противников, как стоячих. Он принимал и на грудь, и даже, кажется, на спину. Он у лицевой линии стучал, чеканил мяч. Раз, два, три - спиной оттирая защитника. И вот так, не опуская на газон, отправил мяч в штрафную через себя.
        А там наши боролись. Опять красиво, но не то. Их защитники мощнее - не побороться, плечо в плечо не пойти. Стоило нашим ринуться вперед, и они тут же отпрыгивали, как от стенки.
        Но и на мои ворота никто не шел. Вся их команда была на своей половине. Прижались к линии штрафной, и волны наших атак разбивались о них, как о прибрежные утесы.
        Наши паслись вдоль линии обороны. Быстро паслись, потому что мяч иначе не удержать, его моментально выбьют, отберут, кинут вперед - и в атаку!
        - Ма-ра-до-на! - поддержал я Федора. - Хотеев - Марадона!
        Микроб не отдал пас Клыкову. Они уже трижды с фланга на фланг обменивались короткими передачами… А Микроб вдруг не отдал пас, которого все ждали, а просто и без затей влупил по воротам, примерно как латыши сделали в самом начале. Увидел дырку, почуял просвет, и со всей силищи как ударит!
        Мяч еще и закрутился красиво - сегодня всё у нас красиво - залетел в правую девятку, на сантиметр буквально обогнув вытянутые руки вратаря.
        И снова рев трибун. Наши налетели на Микроба и давай его подбрасывать! Федор купался в лучах славы и махал болельщикам, но каким-то непостижимым образом я считывал, что да, он рад, но все равно ему почему-то грустно. Не потому ли, что Лера не пришла на игру?
        Ай да Микроб! Он точно герой сегодняшнего дня, а начальники других команд и тренеры, которые смотрят эту игру, наверняка сгрызли руки по самые локти, думая, как заполучить такого игрока.
        Замельтешили спины на поле. Прозвучал длинный свисток, и я встал на цыпочки, силясь разглядеть, что случилось. Пенальти?
        Нет, конец тайма. Время пролетело незаметно.
        В раздевалке я подошел к Микробу, хлопнул по плечу, поднял его руку, как судья - боксеру, и торжественно произнес:
        - Марадона! Видишь, все получается.
        Глаза Федора лучились и горели, он весь был будто наэлектризован. Казалось, его энергии хватит, чтобы осветить полгорода.
        - Заиграл Федор! - констатировал Димидко, который был доволен не меньше Хотеева.
        Только Погосян дулся, старался улыбаться, но получалось не очень. Мика думал, что удача ему изменила с Федором, и ревновал. Хорошо, что он не знает, насколько они с Микробом теперь в неравном положении.
        И стали мы слушать Саныча, который теперь просто успокаивал и хвалил. Всех, кроме меня. Потому что, пусть хоть вся команда вражеская на меня одного побежит, все равно в голе виноват вратарь. Забили тебе? Вот и молчи в тряпочку, деньги и слава - победителям.
        Второй тайм пошел так, как заканчивали первый. Опять наши прижали латышей к воротам, опять следовал пас за пасом вдоль штрафной, снова - попытки прибалтов выкинуться на мяч, перехватить, пасануть вперед… И видно было, что они готовы бежать хоть всей командой, но наши не давали.
        А еще Саныч все же защитникам хвоста накрутил, когда мы уже выходили. Вон, Матвеич с Колесом дежурят в центральном круге. Они, конечно, могут и в нападении играть, но сейчас мячи забивать - не их дело. Зато если вдруг прорвется враг…
        Накаркал!
        Очередной пас вдоль линии штрафной, внезапно выставленная нога защитника, перехват, удар по скачущему мячу вперед, и здравствуй, атака. Как же они быстро выбегают! Если бы не Матвеич с Колесом в центре - мог быть и гол. Но Колесо подставил спину, Матвеич махнул ногой, как косой, тупо отправляя мяч на трибуну. И правильно. Тут не красота уже важна. Важно не пропустить.
        Из аута латыши тоже кидали опасно - метров на двадцать сразу. Теперь уже мы отбиваемся. Почти вся команда выстроилась в две линии вдоль штрафной.
        А почему две? А потому что вон наши Микроб с Погосяном неспешно прогуливались у центрального круга, отвлекая чужих защитников. «Только дай пас, - говорил их вид. - Только нам кинь мяч - и гол обеспечен!»
        Дальний удар в ворота я принял в руки, тут же на инерции развернулся и отправил мяч к центральной линии. А нате! И вся команда противника рванула за мячом. Но там же наши двое. Микроб понесся вперед боевым конем, он взбрыкивал от радости скорости и от счастья, что все получается. И тут наперерез выскочил защитник, Микроб в него врезался, отлетел на газон, потому что легче, и остался лежать неподвижно, словно его убили.
        Исчерпал ресурс, внутренний огонь угас, и он теперь - сдутый шарик, пользы от него ровно столько же.
        Димидко как раз пробегал недалеко от бровки и от моих ворот зверем на ловца, и я крикнул:
        - Саныч, меняй Хотеева!
        - Чего это? - насупился он.
        - Просто слушай меня, я знаю, что говорю.
        Игру остановили. К валяющемуся Микробу подбежал врач. Сан Саныч же послушал меня, снял Микроба. «Наелся» наш Марадона сегодня. Это сколько он рывков метров по сорок-шестьдесят сделал за игру? Его тело пока не приспособлено к таким нагрузкам.
        Зевая, Микроб поплелся к нашей скамейке и, молодец, сразу же что-то съел, восстановил силы. Вот и еще минута честно выиграна. Все отдышались. А выпустил Саныч не нападающего Синяка, а второго опорника, Гребко. Понятное дело: счет комфортный, игра, считай, сделана. Осталось красиво удержать.
        Последние пятнадцать минут играли на удержание. И хорошо играли! Ударов по моим воротам практически не было. А те, что были - были на удобной высоте и с удобной для меня силой. Трибуны уже посвистывали, но счет-то в нашу пользу!
        В последние пять минут «строители» поняли, что матч проигран, и навал прекратился. А может, они просто устали. Отыгрываться - это очень энергозатратно, никакой выносливости не хватит. Дополнительные три минуты им не помогли, зато Погосян, которому в этой игре не удалось отличиться, чуть не забил. Опасный был момент, но их вратарь справился.
        И вот финальный свисток. Под крики трибун: «„Титан“ - чемпион!» - мы удалились с поля и собрались в раздевалке.
        - Ну что я вам скажу, - добро ухмыльнулся Димидко. - Это было круто! Можете же, когда захотите. Так чего бы всегда так не играть? Умно, красиво. Смотреть одно удовольствие. Следующая игра у нас третьего мая в Фергане с «Нефтяником». Я очень надеюсь на такой же результат.
        - Мужики, кто со мной по бабам? Мика?
        - Пора по бабам-пам! - ответил Погосян нараспев и покосился на Димидко. - Бухать не будем, мамой кля-я-нусь! Но пар спустить надо, начальник!
        Саныч только рукой махнул.
        Я покосился на Микроба. Он устал, да, но не совсем помирал, как в прошлый раз. И все-таки прежде, чем уйти к Лизе, я решил за ним понаблюдать, а то еще свалится под лавку и уснет. Но нет, после душа взбодрился, держался молодцом.
        Я проверил телефон и обнаружил сообщение от Лизы:
        «Молодцы. Красивая игра. Жду в столовой. Нехорошо мне».
        Можно ли буквами передать состояние? Можно. Я почувствовал, что ей и правда нехорошо. Но это ведь бывает: тошнит, голова кружится, настроение скачет. Женщина может накрутить себя и обидеться. Может просто затосковать, потому я быстренько принял душ, оделся и рванул к ней, перекинув через плечо сумку с вещами.
        Весь недолгий путь до столовой я представлял, что будет завтра. Вот Лиза стоит на пирсе, ждет. Возможно, злится, потому что я опаздываю. Вокруг серо, серое тяжелое небо, серая гладь реки, и вдруг ярким пятном - алые паруса. Лиза, конечно, смотрит на них, примеряет на себя, думает, вот кому-то повезло, и тут эта яхта приплывает к ней!
        До закрытия столовой был еще час. Прежде чем открыть дверь, я заглянул в окно и увидел Лизу: плечи и голова опущены, взгляд направлен в одну точку, на столе лежит телефон.
        Да что ж такое? Я распахнул дверь и зашагал к ней. Она встрепенулась, но вместо привычной радости от встречи на лице был страх.
        Глава 4
        Маленькая ложь рождает большое недоверие
        Лиза поднялась навстречу, я прижал ее к себе. Она обняла меня, притиснула, словно боясь потерять, и так мы простояли с минуту. Потом я отстранился, посмотрел на нее. Она была белее мела, под покрасневшими глазами - черные круги.
        - Что случилось? - спросил я.
        Отводя взгляд, она немного помолчала и наконец нашла в себе силы ответить:
        - Беременность… сорвалась.
        Ее желания считались сами собой: «Только бы поверил! Он не простит, если узнает».
        Я закрыл глаза, подавляя острое желание оттолкнуть ее, но вместо этого прижал девушку к себе еще сильнее и с кайфом мазохиста сосредоточился на ее желаниях. Она хотела, чтобы я верил в ее ложь во благо и вроде бы начала успокаиваться, думая, что я это съел.
        - Ты плохо себя чувствуешь? - подыграл я. - У врача была?
        Она закивала, промокнула слезы салфеткой.
        - Тебе взять что-нибудь? Я себе закажу белковый коктейль, а то еле на ногах держусь.
        - И мне! - почти радостно сказала она.
        Так ли надо реагировать? Чего она от меня ожидала? Следовало начать ее успокаивать? О, скольких усилий стоило, чтобы в голосе не прозвучала сталь.
        Взяв два стакана коктейля, я посмотрел на один, на другой и снова подавил желание - расхерачить оба об стену. К черту! Ощущение было, словно меня ткнули лицом в дерьмо. Я отказываюсь играть по этим правилам!
        Я сел на место. Лиза перестала выглядеть напуганной овечкой, она была довольна. Маленькая ложь… Такая уж и маленькая? Неужели она думала, что я настаивал бы на ребенке, если она этого категорически не хочет? Как там феминистки из нашего мира говорят? «Мое тело - мое дело». Ну да, мне было бы неприятно… Но так было бы правильнее, чем провернуть все втихаря у меня за спиной. И как теперь жить дальше: я, она и ЭТО между нами.
        Все, красивое сломалось.
        Был у меня приятель: идиллия в семье и две любовницы. Он с гордостью говорил: «Я своим не вру, только жене» - а я все думал, на хрена так жить, ведь тогда сам смысл семьи теряется, а получается потребительство и пищевые цепочки. Зачем строить уродство вокруг себя, когда его и так с избытком вокруг? Нет, не хочу.
        Лиза накрыла рукой мою руку, погладила ее.
        - Я понимаю, ты расстроен…
        В ее голосе проскользнули интонации, как когда психиатр разговаривает с больным.
        - Конечно расстроен, - кивнул я, ненадолго замолчал и решил внести ясность: - Лиза… зачем было так делать? Неужели ты думала, что я совсем не считаюсь с твоими желаниями и заставил бы тебя рожать? Нужно было просто озвучить свое решение, а не делать медикаментозный аборт у меня за спиной и выставлять меня…
        Девушка распахнула глаза и попыталась сыграть в непонимание.
        - О чем ты говоришь? Какой аборт! Ты не представляешь, как я испугалась, когда проснулась ночью от боли… - В ее глазах заблестели вполне искренние слезы.
        Звягинцев бы поверил. Да и я поверил бы, если бы не долбанная «эмпатия».
        - Я все знаю, Лиза, и это не блеф.
        Ноздри ее раздулись, она подобралась, как кошка перед прыжком, и прошипела:
        - Ты за мной слежку установил? У тебя свои методы? Ну-ну. И что мне было делать, когда я пыталась тебе донести, что не готова! У меня - учеба, какие могут быть дети? Ты меня слышать не хотел: «Вытянем, справимся». Может, ты вообще специально сделал, чтобы это случилось!
        - Надо было просто ясно озвучить свое желание, а не врать, - по возможности спокойно ответил я. - Я никогда сознательно не сделал бы тебе плохо. И если тебя не учили просто доверять…
        Лиза уронила голову на руки и разрыдалась. У нее была своя правда, имеющая право быть. Она считала, что я не простил бы ее решение и попыталась таким способом спасти ситуацию, да просчиталась.
        - Мне мама сказала, что я не дочь ей, если… - всхлипнула она, поднимая голову и опираясь на спинку стула.
        Я слушал ее, отхлебывая коктейль и не чувствуя вкуса, а перед глазами плыл корабль, сворачивающий алые паруса. Лиза к своему коктейлю так и не притронулась, смотрела молча в одну точку.
        - Думаешь, мне - легко? - прошипела она с вызовом. - Если бы ты предохранялся нормально…
        - Это манипуляция, - отрезал я. - Хватит. Никто не виноват. Все.
        - Манипуляция? Так, значит? Вся вина - на мне? - Она поднялась, пошатываясь. - Доверять, да? Доверилась, и вот результат! Рожать-то - мне, не тебе. И тянуть все это, потому что у тебя - соревнования, командировки, бабы! Как будто я не знаю, как футболисты отмечают победы! Доверяй, а ты за мной - слежку!
        - Лиза, успокойся…
        - Успокойся? Да иди ты! - Она швырнула стакан с коктейлем о стену - брызнули осколки. - Это ты меня подставил, а не я тебя! Я твой косяк исправила, и ты не представляешь, через что мне пришлось пройти! Что выслушать! Сам следишь, а я - доверяй?
        Будь мне, как ей, девятнадцать лет, я бы тоже орал и до хрипоты доказывал, что не верблюд, но мне было вдвое больше, и я понимал, о чем она. И понимал, что никакие слова ее не успокоят, она в состоянии аффекта, и ни в коем случае нельзя оставлять ее одну в такой момент, чтобы она не натворила беды. Кто-то должен быть взрослым.
        Девушка схватила плащ и рванула на улицу. Я бросил на стол сотенную купюру, чтобы сотрудники не предъявили за разгром, и рванул за ней. Догнал на улице, схватил, прижал к себе. Она билась и орала:
        - Отпусти, козел! Ненавижу! Я еще и виновата! Люди-и, помогите!
        Прохожие оглядывались. Два мужчины остановились, думая, что совершается насилие.
        - Все в порядке, - сказал я им. - Истерика.
        - Не в порядке, - орала Лиза, вырывалась, царапалась, пыталась лягнуть, а я всеми силами старался ей не навредить. - Не трогай меня, мудак! Мама была права, зря я с тобой связалась! А я тебя защищала, не слушала их!
        Мужчины остановились, но пока не вмешивались.
        - Вызовите милицию! - разорялась Лиза.
        - Лучше такси, - спокойно сказал я и потащил ее к желтой «волге», стоящей неподалеку.
        Мужчины двинулись за нами, один достал телефон. Я открыл заднюю дверцу машины и затолкал туда Лизу, сразу же свернувшуюся на сиденье калачиком. Мне навстречу выскочил маленький круглый таксист, злой, как лангольер, я сунул ему пятисотенную.
        - Командир, отвези девушку в Лиловск, адрес она скажет.
        - Чтоб ты сдох! - всхлипывала она.
        Таксист почесал в затылке, поглядел на меня, на нее, кивнул.
        - Присмотрите за ней, пожалуйста, - сказал я уже шепотом. - Чтобы глупостей не натворила.
        - Присмотрю, - кивнул таксист, отсчитывая сдачу. - Красивая была игра, спасибо.
        Узнал во мне Нерушимого, пожал руку, сел за руль. Машина тронулась. Двое мужчин, собравшихся спасать Лизу, ушли. Сотрудники столовой, наблюдавшие шоу на улице, вернулись на рабочие места.
        Ничего другого на ум не приходило. Поступи я иначе и продолжи разборки, эти двое вызвали бы наряд милиции, Лиза убежала бы в ночь, и непонятно, что с ней было бы дальше, а меня отвезли бы в участок.
        Я побрел прочь и лишь спустя время заметил, что так и сжимаю сдачу в кулаке. В душе было пусто и грязно, как в зале после вечеринки. Колыхались занавески, сквозняк гонял по полу обертки от конфет и мишуру. Достав телефон, я написал хозяину яхты: «Назавтра - отбой». Отправил сообщение. Подумал немного и написал еще одно: «Переноса дат не будет. В принципе отбой».
        Как все некрасиво закончилось!
        А закончилось ли? Лиза через несколько дней остынет и… И я остыну. Начнется переписка с извинениями. Лучше бы не начиналась! Все-таки я люблю ее. Люблю, хотя понимаю, что все сломалось, разлетелось на кусочки, как тот стакан, оставив жирное пятно с потеками. Простить-то можно: девочку переубедили родители, внушили, что зять никчемный, гулящий, ей нужно сперва встать на ноги, а потом заводить детей. Она-то меня тоже любит. Вот только нас учат выживать, а не любить. Одна, вторая, третья ложь - и все, коррозия разъела все то, что было настоящим. И все то, что было хорошего, замарано и помножено на ноль.
        Я сел на скамейку в каком-то дворе, огляделся, не понимая, где нахожусь. Посмотрел свое местоположение на карте и написал Колесу: «Вы где гуляете?»
        Ответил он сразу же: «Караоке-бар, Ленина, 26. Ждем Нерушимого!»
        Все-таки досуг в этом мире мало отличается от того, что в нашем, и это хорошо.
        Я потер саднящую щеку и нащупал глубокую царапину, усмехнулся и вызвал такси. А в голове крутилась песня «Би-2», которую очень хотелось бы спеть в том караоке, но она вряд ли есть в этом мире.
        «Мой близкий враг родней чужих, исподтишка летят ножи, и увернуться невозможно. Но как словами передать, что пустоту нельзя предать, а вот любовь - совсем несложно».
        Дальше я помнил урывками. Извивающиеся девушки на танцполе. Колесо и Погосян, яростно орущие: «Мой фантом стрелою белой на распластанном крыле с ревом набирает высоту!» Шампанское. Еще шампанское. «Не найдется ли „Кристалл?“».
        - У фарцовщиков большие семьи. Иначе как такое заведение тянуть? - Погосян.
        - Коллективное хозяйство! - Колесо.
        - Ни хрена себе колхоз! - я.
        Две длинноногие брюнетки за нашим столиком. Одна повисла на Колесе, вторая - на мне, а после переметнулась к Погосяну.
        Потом - «Все идет по плану».
        «Гони, Валентина, гони!»
        Одну из брюнеток зовут Валентина. Обидевшись на распустившего руки Колесо, она гладила мое лицо и вроде бы целовала царапину, оставленную Лизой. А потом я увидел Лизу: длинные светлые волосы, царская стать. И вздрогнул. Понимая, что ей неоткуда тут взяться, все равно рванул за этой девушкой, отпрянул, когда она обернулась. Не она, конечно. Игры воспаленного разума.
        Вспышки стробоскопа, превращающие тела на танцполе в черные отпечатки негатива. Вроде бы под конец веселья появился Микроб и узурпировал микрофон.
        «Снова брошен в окна лунный свет».
        «Я так одинок в этот час, что хочу умереть».
        «И черный кабинет. И ждет в стволе патрон…»
        - Гуляем, мужики! - выпуклый вопль Колеса поставил точку на ясности восприятия.
        Вроде бы я куда-то ехал и рядом кто-то был, реальность то накатывала, то отступала. Руки, губы, объятия…
        И темнота, в которой - калейдоскоп осколков.

* * *
        В воспаленный разум острым шурупом ввинтился звонок. Я застонал, разлепил веки, пытаясь встать, и уронил голову на подушку. Кто-то положил телефон рядом. Чуть хриплый женский голос сказал:
        - Тебе звонят.
        Не поднимая головы, я притянул телефон к себе. На экране высвечивалось: «Саныч». При мысли, что надо отвечать, затошнило. Да и в принципе тошнило. Дождавшись, пока Димидко сбросил, я написал: «Живой. На треню не приду. Убьешь - потом».
        Все так же лежа, я восстановил цепочку событий и понял, что знатно нажрался вчера в караоке, а после уехал с женщиной. Вот только с какой? С Валентиной?
        Такой вот «урал»-байкер-блюз!
        - Зачем же так пить? - проговорила женщина где-то вдалеке.
        Я повернул голову и увидел в дверном проеме Семерку в неглиже. Протер глаза, думая, что допился до чертиков… то есть до бээровцев. Как я тут очутился? Позвонил Юле и согласился на ее предложение? Видимо, она прочитала мои мысли и ответила:
        - Увидела тебя в клубе, где мы отдыхали. Ты хорошо пел. - Она усмехнулась, закурила, и от сигаретной вони, остро напомнившей СИЗО, к горлу снова подкатил ком. - И не только пел. Одаренный во всех смыслах молодой человек!
        - Что я наболтал? - Я сел в кровати, обнаружил, что тоже голый.
        На полу валялась моя одежда и надорванная пачка резиновых изделий.
        Семерка пожала плечами, выпустила облачко дыма.
        - Да ничего. Страдал молча.
        - Можешь не курить? А то… - Я потер горло. - Сама будешь виновата.
        - Да без проблем!
        Ничуть не стесняясь наготы, она ушла на кухню и закрыла дверь. Тело у нее было мускулистым, поджарым - не женственным, но все-таки чертовски привлекательным. Рьяный боец мне сразу же сообщил, что он - пионер. То есть всегда готов.
        Вернулась она в белом шелковом халате, со стаканом, где была жидкость, похожая на шампанское, протянула его мне.
        - Вот, выпей. Отпустит.
        - Что там?
        - Приворотное зелье. Шучу. Всего лишь димеркаптопропансульфонат натрия плюс кальция пантотенат. Ну и витамины.
        Я выпил, но мгновенного облегчения не почувствовал.
        - Как только сможешь выговорить «димеркаптопропансульфонат» - станет легче.
        Семерка села на кровать, обнажив белоснежное бедро, и добавила, проведя пальцем по простыне:
        - Жаль, что ты ничего не помнишь. Если бы помнил, может, не стал бы уходить так быстро.
        - Мне кажется, или читать мысли человека без его согласия неэтично? - с упреком спросил я.
        - Ну, прости. Вчера читать было нечего, ты не мыслил связно. Я поняла, что ты с девушкой поссорился, и то благодаря этому. - Семерка провела по своей щеке, намекая на царапину. - Зато действовал о-очень связно…
        Она мечтательно закатила глаза. Моя рука, повинуясь совету рьяного бойца, легла на ее бедро, и я убедился, что хороший секс и правда избавляет от многих недугов. И даже разоряющийся телефон не помешал.
        Потом Семерка сделала мне массаж - со знанием дела, не обойдя вниманием даже стопы, и я улетел, растворился в ощущениях, забыв обо всем. А когда спустился на землю, снова повторил ночной подвиг.
        Взмыленная Семерка, откидываясь на спину, прошептала:
        - Александр Нерушимый награждается орденом Первой степени за заслуги перед Брайшиц Юлией! Это полный улет!
        Некоторое время мы лежали молча. Тикали настенные часы, показывая полпервого дня. Понемногу возвращалось восприятие реальности, а вместе с ней - понимание, что Димидко меня распнет. Ну и хрен с ним! Горит сарай - гори и хата!
        Я потянулся к телефону, глупо надеясь на сообщение от Лизы, но обнаружил два - от Димидко, которые не стал читать, и одно - от хозяина яхты: «Мне очень жаль. Деньги за паруса перевел на твой счет».
        Вот так просто - «мне очень жаль». Я невольно скрипнул зубами. Посмотрел на блаженно улыбающуюся Семерку. Она ощутила мое внимание и прошептала:
        - Нет-нет, ты не обязан на мне жениться, не переживай… А вообще, не хочешь рассказать о том, что у тебя случилось? Говорят, после этого отпускает.
        Да, я хотел, безумно хотел избавиться от дерьма в душе, но не стал - незачем выносить сор из избы, пусть она и разрушена. И закрыл мысли.
        - Спасибо за заботу, но нет.
        - Мужик! - оценила Семерка и перевела тему: - Телефон убери. Поговорим о нашем, о необычном.
        Я отнес трубу в кухню, все равно ожидая весточку от Лизы, рассказал про генерала Ахметзянова и что послал начальника «Динамо».
        - Дважды мужик, - кивнула Семерка. - А теперь, как награда за заслуги перед Юлией Брайшиц, я научу тебя прятать мысли так, чтобы этого не заметил даже бээровец. - Она села и лукаво улыбнулась. - Просто представь белый пакет и положи туда нежелательную тему. Завяжи пакет и думай о другом. Ты все делал правильно, загоняя мысли в тень, но оттуда они все равно выглядывали, и при должном умении их можно вытащить.
        - И все? - усмехнулся я.
        - Ну, я знаю, что ты так умеешь, и могу их вытащить. А кто думает, что ты простой смертный, не будет пытаться…
        В кухне снова зазвонил телефон, и я потопал туда. В этот раз звонил Колесо, и я решил узнать, в чем дело, обстановку разведать и понять к чему мне готовиться: к колесованию или четвертованию.
        - Ты чего не отвечаешь? - выдохнул Колесо не здороваясь.
        - Не в кондиции, - ответил я.
        - Микроб с тобой? Тоже не в кондиции?
        Я посмотрел на Юлю. Нет, это точно не Микроб.
        - Нет. Я с дамой. А что случилось?
        - Пропал, сучок! Ну ладно ты, с телкой посрался, но он-то чего? Дома его нет, на звонки не отвечает. Хрен знает, что думать. Димидко от злости у себя все волосы выдрал, в том числе на груди и заднице.
        - Может, Микроб уснул где-то, - предположил я. - Он с женщиной уехал?
        Память подсунула песни, которые Федор пел в караоке: тоска и смерть. Шевельнулось нехорошее предчувствие.
        - Ну не в ментовку же обращаться! И не в морги же! Нет, не с бабой. Просто свалил в ночь, никому ничего не сказав.
        - Я попытаюсь его поискать… через свои источники. Но, скорее всего, он, как и я, где-то вырубился. Он вчера пил? Не помню. Вообще все помню только урывками.
        - Полбутылки водки усосал, но на ногах стоял и выглядел трезвым, - отчитался Колесо. - Ты уж постарайся, может, у тебя получится.
        Я прервал связь и набрал Микроба, но его телефон был выключен.
        - Юль, - позвал я из кухни. - У нас проблемы. Поможешь найти человека?
        Глава 5
        Хьюстон, у нас проблемы!
        Потянувшись, Семерка пришла из ванной, вскинула белую бровь.
        - Какого человека?
        - Игрока нашей команды. Зовут Федор Хотеев. Вчера с нами гулял, невысокий такой, молодой. Пропал. Парень этот гиперответственный, он не мог вот так просто исчезнуть с радаров, как бы не случилось чего.
        - Кавказец или мелкий, который тоскливые песни выл?
        - Второй. Меня его репертуар насторожил, хотя… он всегда такое любил.
        - Ох, Саша. Только расслабилась! - Она закурила, а я не стал возражать или уходить. - Вот только выдохну и попытаюсь помочь, а ты фотографию его пока поищи. Сейчас большинство проходит генную идентификацию, так что найду быстро. Но лучше бы не нашла. Потому что, если найду - значит, он труп.
        Что обычно делают родственники пропавших? Сперва звонят друзьям, потом - в милицию и лишь затем - в больницы и морги. В ментовке они обычно получают отворот, там заявления принимают по истечение трех дней с момента пропажи человека, если, конечно, не обнаружен труп.
        - Ты ж понимаешь, я тебе помогу, только если парень мертв и его тело нашли. По больницам сам бегай. Не знаешь, проходил он генную идентификацию? Хотя сегодня это мало что даст, результаты проверки будут в лучшем случае через сутки.
        Пока она курила, я скинул ей две фотографии Микроба, и она принялась обзванивать милицию. Ушло у нее на все минут пять. Я наблюдал за ней и не мог прочесть по лицу, какие вести она получила.
        Наконец Семерка закончила и посмотрела на меня.
        - Новостей по сути-то и нет. Есть один похожий труп, молодой парень без документов и телефона, множественные ножевые, лицо изуродовано. Нашли его утром в парке. Требуется опознание.
        Она вывела фотографию умершего на экран телефона и показала мне, но его лицо и правда было так изуродовано, волосы на голове слиплись, что я не понял, Микроб ли это.
        - Трудно сказать, - ответил я.
        Я сжал челюсти. Только не Микроб! Он же мне как брат! Из всех титановцев Федор мне наиболее близок, хоть он от нас и отдалился, когда переехал к гимнастке Лере. Одаренный, футболист с большим будущим. Как же так?
        Семерка положила руку мне на плечо.
        - Не расстраивайся раньше времени. Вдруг не он? Собирайся, я тебя отвезу.
        - Спасибо. Поехали так.
        Хрен с ним, с душем и завтраком! Мне. Нужно. Знать.
        Сидя на переднем сиденье машины Семерки, я изо всех сил старался не думать о том, что Микроб мертв, но противный голос в голове шелестел: «Беда не приходит одна». А еще я думал о том, кто родители Микроба, почему он о них никогда не рассказывал. Вроде он не детдомовский. Есть ли кому его похоронить и оплакать?
        Ехали мы минут десять, а казалось - целую вечность. Потом Семерка долго уговаривала пропустить ее машину на территорию Первой городской больницы, где расположен морг, и пока ксиву не предъявила, дежурный на воротах не сдался.
        Мы медленно покатили по территории больницы. Я крутил головой, рассматривая белоснежные корпуса, разноцветные дорожки в разбитом между ними парке, выключенный на зиму фонтан в окружении гипсовых статуй. Ближайшая к нам, судя по крылышкам на сандалиях, была Гермесом. Но весь пантеон греческих богов был одетым.
        Морг располагался в самом конце парка, и когда буйствовала зелень, она скрывала это приземистое здание цвета лежалого трупа. Теперь же оно выделялось, поглядывало черными глазницами окон на парк и резвящихся там богов и напоминало о бренности бытия.
        Мы остановились рядом с катафалком, куда как раз кого-то грузили. Семерка вышла и закурила, а я не спешил, потому что не решался принять правду. Старался отсрочить миг опознания, ведь пока я не вижу труп, Микроб для меня жив. Пусть живет дольше!
        - Дрейфишь? - спросила Семерка и не стала меня торопить. - Понимаю. Скажи, когда будешь готов.
        Она щелкнула зажигалкой, закурила, отвернулась.
        Юля скурила две сигареты, пока я решился. Вышел из машины, уставился на здание морга, как на заклятого врага.
        - Идем.
        - Держись! - Она сжала мое плечо, и мы направились к двери.
        Семерка подергала ручку, постучала, нашла камеру под козырьком и развернула ксиву, показывая невидимому наблюдателю:
        - КГБ. Откройте, пожалуйста. Мы на опознание.
        Щелкнул замок, высунулась востренькая мордочка сотрудника, похожего на Гитлера, только без усов и в медицинском колпаке.
        - Здрасьте, - заискивающе кивнул он, посторонился, пропуская нас внутрь. - Вы на утреннего трупа?
        В тесном предбаннике стоял острый химический запах, мгновенно пробудивший похмельный синдром и тошноту, я потер горло.
        - Да. Ведите, - распорядилась Семерка.
        Патологоанатом открыл перед нами дверь, словно швейцар, и мы очутились в просторном помещении, где справа и слева от нас на стальных столах лежали накрытые простынями трупы, некоторые столы пустовали. Все тела были повернуты к нам босыми ногами с бирками. Невольно пришли думы о бренности бытия: вот ты - живой человек, мыслишь, дышишь, к чему-то стремишься, а потом раз - и тело с биркой на ноге.
        Я сглотнул и двинулся за патологоанатомом в конец помещения. Он остановился возле предпоследнего стола справа, и мое сердце ухнуло в пятки, прошиб холодный пот. Семерка нащупала мою руку, переплела пальцы и сжала.
        А я смотрел на бледные стопы и молился: только бы не Микроб! Только бы не он!
        Патологоанатом подошел к изголовью, взялся за простыню. Семерка расплела пальцы и легонько толкнула меня в спину. Я сделал два шага вперед, чтобы увидеть лицо покойника.
        Казалось, воздух загустел, и преодолевать его стало чертовки трудно. Патологоанатом отодвинул простыню, и я с трудом сдержал желание отвернуться. Смерть этого парня была ужасной, кости лица деформировались, нос был размозжен.
        Я помотал головой.
        - Неузнаваем. Откройте, пожалуйста, все тело.
        В конце концов, я много раз видел Микроба в раздевалке и не ошибусь.
        Простыня соскользнула полностью…
        - Не он! - радостно воскликнул я. - Федор гораздо худее и не так волосат! Да и мельче.
        - Слава богу! - выдохнула Семерка.
        Я обернулся к ней.
        - Спасибо!
        - По крайней мере он не мертв, - улыбнулась она. - Дальше сам ищи.
        Мы обнялись, вышли и распрощались. Семерка уехала, а я уселся в парке напротив Диониса, кормящего вакханок виноградом, набрал Димидко, выслушал его недовольство нашим поведением и отчитался, что милицию пока тревожить не надо: среди мертвых Федора нет.
        - Молодец, - процедил Сан Саныч, - а о твоем загоне мы завтра поговорим.
        - Вы куда обращались, чтобы не делать одну и ту же работу?
        - Ментов теребили. Сейчас по больницам звоним. Хотеева нигде не было!
        А меня вдруг осенило. Если у Микроба и правда вчера случилось что-то такое, из-за чего он решил суициднуть, он в дурдоме - такие пациенты обычно содержатся там. Если их спасают, конечно.
        Распрощавшись с Димидко, я собрался звонить в психдиспансер, как телефон запиликал прямо у меня в руке. На экране высветилось: «Микроб».
        Ну стервец, закопаю! Я его уже похоронить успел и оплакать, а он, наверное, дрых промеж буферов какой-то дамы. Ответил я незамедлительно. Незнакомый голос подростка сказал:
        - Здравствуйте. Я нашел этот телефон, он был разряжен. Зарядил и хочу найти владельца. Вы первый в списке контактов…
        - Спасибо. Это телефон моего друга. Где ты его нашел?
        - На дороге возле Успенского собора.
        В телефоне Микроба может быть ответ, что с ним стало, потому я сказал:
        - Сколько тебе лет? Ты где находишься? Можешь привезти телефон к Первой городской больнице? Такси туда и обратно я оплачу.
        - Мне четырнадцать, я - Кирилл. Да, привезу, я недалеко.
        - Спасибо, Кирилл, жду тебя.
        Собор - в нескольких километрах от бара, где мы пили. Что понесло туда Микроба? Вряд ли он решил покаяться или исповедаться. Там поблизости и увеселительных заведение нет, холм, на котором красивая церковь, ночью будто парящая в голубоватом свете, дорога, мост…
        Мост, твою мать! Неужели этот придурок сиганул в реку? Вода-то там ледяная. Если так, вряд ли он выжил. Или выжил, одаренный все-таки. Дар не даст себя так просто погубить. Или не сигал он, а это все домыслы?
        Итак, я хотел позвонить в дурку и сразу же набрал приемный покой. Ответили мне мгновенно бодрым девичьим голоском. Я изложил суть проблемы и спросил, не поступал ли им светловолосый молодой человек невысокого роста с нервным срывом и попыткой суицида. Зовут парня Федор Хотеев, на вид 17 - 20 лет, спортивное телосложение, особых примет нет.
        - Это ж молчун! Есть такой! - обрадовалась девушка. - Ночью из реки достали. Разговаривать отказывается, имя свое не называет. Вы приедете на него посмотреть? А то уже в милицию хотели обращаться, его же кто-то ищет!
        Неужели он? Живой! Все вроде совпадает.
        - Приеду, - сказал я. - Скоро буду.
        Осталось дождаться Кирилла с телефоном Микроба. Но я и без дополнительного расследования предполагал, что случилось с Федором: он понял, что любимая девушка ему лжет. Душу царапнуло - будто гвоздем по стеклу провели. Но не как мне лжет, а попросту использует, имея интрижку на стороне.
        Кирилл, долговязый веснушчатый парнишка, приехал через пять минут, отдал телефон и денег не взял, попросил автограф и заселфился с Нерушимым.
        - Пацаны от зависти полопаются! Круто!
        И убежал с таким видом, словно сорвал джекпот, а я подумал, что теперь «Титану» нужно выигрывать любой ценой, уж слишком велико народное доверие. Вот только какой будет игра без Микроба? Как быстро он придет в норму, когда даже с врачами на контакт не идет?
        Скоро узнаю. Вот посмотрю на него, тогда и буду думать, что делать. Вдруг «молчун» этот - вовсе не он?
        Чем мне нравится Михайловск - город вроде большой, пятьсот тысяч, но до чего же компактный! Обычно психоневрологические диспансеры располагаются за городом, здесь же до него всего десять минут езды - долго не мучиться неведением, Микроб ли тот несчастный суицидник или нет.
        Звонкоголосая девочка из приемного отделения, которая со мной разговаривала по телефону, оказалась жизнерадостной толстой теткой под шестьдесят. Обрадовалась мне, как родному, расщебеталась:
        - С моста прыгнул, представляете? И ни документов, ничего! Если бы водитель не увидел подозрительного парня на мосту и не позвонил в милицию, не спасли бы. И так чудом достали! Уже думали все. Сейчас я врача позову, чтобы тебя проводила. А ты кем ему приходишься?
        - Работаем вместе, - уклончиво ответил я. - А про родственников его не знаю ничего, он о них молчал.
        Толстушка позвонила по внутренней связи и прокричала в трубку:
        - Анна Ивановна! Тут пришли к молчуну вашему… Ну и ладно, пусть посмотрит на него. Что? Ждем вас. - Она перевела взгляд на меня: - Присаживайся, врач сейчас придет.
        Лечащим врачом предположительно Микроба оказалась огромная суровая женщина неопределенного возраста, похожая на Петра Первого, с черными глазами навыкат и пушком над губой.
        - Здравствуйте, - пробасила она, окинула меня неприветливым взглядом. - Марья Никитична, выдайте товарищу халат и бахилы.
        Медсестра засуетилась, достала один из шкафа, а бахилы я взял сам и, надевая их, представился.
        - Пациент спит. Надеюсь, нам удастся установить его личность, - сказала Анна Ивановна-Петр Первый.
        - Что с ним? - спросил я, запахивая халат и следуя за ней.
        - Ты сперва посмотри, тот ли это человек, которого ты ищешь, - ответила она.
        Мы по пустынной лестнице поднялись на второй этаж, и железная дверь с окошком напомнила СИЗО.
        По коридору отделения ходили психи, мужчины всех возрастов, некоторые выглядели нормальными, некоторые горбились и кукожились, один парнишка уставился на меня, улыбнулся и пустил слюну. Все двери были полностью прозрачными, современными, видимо, из противоударного стекла. В палатах, больше напоминающих комнаты, жили по двое, условия были вполне нормальными.
        Микроба я узнал раньше, чем врач остановилась. Он спал на спине, раскинув руки и запрокинув голову. Живой!
        - Это он, - улыбнулся я и объяснил свою радость недоуменной врачихе: - Я сегодня ездил опознавать труп, потому очень рад, что Федор жив. Когда с ним можно будет поговорить?
        - Все зависит от динамики его состояния. Скорее всего, через месяц.
        - Что?! - не сдержал удивления я.
        - Ему прописана полная изоляция, - ответила врач и поинтересовалась: - Ты очень поможешь, если вспомнишь, было ли у него подавленное состояние, суицидальные мысли, апатия?
        - Не было, - мотнул головой я, глядя на Микроба. - Он довольно жизнерадостный парень. Скорее всего, суицидальный эпизод спровоцировала какая-то дурная весть.
        Месяц! Месяц его будут пичкать транквилизаторами, он выпадет из тренировочного процесса и атрофируется. И Ахметзянову стараться не надо, чтобы «Титан» опустился на дно рейтинга, все происходит само собой, хотя…
        Хотя если я включу лучшего, скажем, психотерапевта, то, возможно, получится прочистить Микробу мозги, и обойдется без антидепрессантов. Осталось дождаться, когда он проснется, и поговорить с ним. Вот только позволят ли?
        - А теперь, если не затруднит, давай пройдем в мой кабинет, и ты расскажешь все об этом парне, - предложила врач.
        Отказываться я не стал.
        Глава 6
        Восточный колорит

1 мая 2024 г., Шереметьево
        «Жадно так глотает солнце два серебряных крыла», - пел Микроб в моей голове, а я сидел возле иллюминатора и смотрел на мелькающие плиты взлетно-посадочной полосы. Мы всей командой летели в Фергану. Везли туда гимн «Титана» и десяток болельщиков, включая фотографа Олега, но автора текста с нами не было.
        Рядом со мной зажмурился Гусак и беззвучно шевелил губами - видимо, молился.
        Погосян, сидящий позади нас, не выдержал, сунул голову между спинками кресел, ударил Гусака с двух сторон по плечам да как гаркнет:
        - Падаем! Помогите!
        Гусак заорал, попытался ударить локтем Мику, но тот успел отшатнуться, заливаясь от хохота.
        - А-ха-ха!
        - Ну ничего, вот приземлимся… - прошипел Гусак, поглядывая на стюардессу.
        - Если! Если приземлимся, - не унимался Погосян.
        - Мика, ну зачем? - возмутилась Дарина, которая выучилась на спортивный массаж и теперь ездила с нами и, на счастье Погосяна, имела доступ к нашим телам.
        - А ну прекратили! - рявкнул впереди сидящий Матвеич, вспомнив, что он капитан команды. - Что за детский сад!
        Самолет вздрогнул, отрываясь от земли, и Гусак вцепился в подлокотники, втянул голову в плечи. А мне нравилось летать. Нравилось смотреть, как кары и самолеты превращаются в крошечные игрушки, дома - в коробочки, дороги - в серые нити.
        Особенно нравилось лететь в облаках, похожих на кораллы, но сегодня самолет нырнул в серую муть, а когда вынырнул из нее, внизу расстилалась светлая безбрежность туч.
        Смотреть не на что, оставалось только думать. А думалось об одном.
        Вот спроси любого, хочет ли он читать мысли, большинство ответит - да. Сколько романов писано-переписано на эту тему. Телепатия дает могущество, власть… и обрекает на одиночество, потому что все врут и лицемерят. Врут грязно, бессовестно, без оглядки на близких, чтобы выгородиться, обелиться, а порой - и без «чтобы», а просто так. Иногда проще не знать, что окружающие думают, особенно - в моменты гнева.
        Но вкусив красную таблетку, расстаться со знанием сложно. Но вдвое сложнее найти человека, заслуживающего доверие.
        Как я и думал, Микроб прыгнул с моста из-за Леры, правда, подробностей никто не знал. Мне было очевидно, что, когда у Федора пробудился дар, он научился считывать намерения, примерно как я, а может, у него вообще склонность к телепатии. Вот и открылся наивному мальчику мир во всей его красе.
        Погосян, разгневанный поступком Леры, горел желанием стереть ее в порошок и принялся ей наяривать и угрожать. Гусак с радостью присоединился. В итоге девушка перестала отвечать на звонки и, кажется, вовсе уехала из города - опасалась, что мы устроим травлю.
        Мне было все равно, что с ней. Главное, чтобы Микроб в себя пришел и не потерял жажду жизни. Казалось, что я могу ему помочь, правда, осуществить задумку было сложно: Федора вырубили транквилизаторами, потому что его реальность превратилась в кисель, и он мирно пускал слюни в своей палате.
        Даже если меня к нему пустят, не факт, что он будет в состоянии воспринять то, что я ему скажу. Когда он придет в себя, договорюсь с заведующим о визите. Если не договорюсь по-хорошему, подключу Семерку, у нее есть ключ от всех дверей - ксива.
        Вернуть в строй Микроба нужно побыстрее, чтобы команда поднялась со дна рейтинговой таблицы, потому «лучшего в мире» я берег для Федора. Звонил в больницу и интересовался его состоянием, но ничего утешительного мне не говорили.
        Лиза не писала, я не писал ей. В преддверии матча с «Нефтяником» мы убивались на поле, и силы оставались, только чтобы доползти до кровати. Поначалу Лиза мерещилась повсюду, руки сами тянулись к телефону, чтобы написать ей, - но смысл собирать и склеивать осколки?
        Она считает, что я виноват перед ней. Что ж. Выходит, у нас разная правда, а если так, правильнее стиснуть зубы и перетерпеть. Но было тяжко. Если бы не адские физические нагрузки, точно сорвался бы.
        Стоило увидеть высокую девушку с длинными русыми волосами, и разум накладывал на нее образ Лизы - я вздрагивал, но гнал прочь мысли о ней, чтобы быстрее заросла пустота, которая осталась на ее месте.
        Я снова глянул в окно. С одной стороны, прекрасно, что из серой промозглости мы попадем в цветущий ферганский май, но с другой - это стресс для организма. Потому мы летели на день раньше, чтобы привыкнуть к перепаду температур.
        Самолет «Москва - Фергана» в пути чуть больше четырех часов. В Средней Азии мы с Аленой… черт! Мысли о ней вызывают застарелую боль. Она была искренней и честной, и таких женщин больше нет.
        Зато у меня есть футбол, а топор, воткнутый в спину, рано или поздно попадает в руки и становится оружием.
        В общем, с Аленой мы в Средней Азии так и не побывали, хотя планировали. Так что, можно сказать, я закрываю гештальт, но - в одиночку.
        Через три часа полета тучи рассеялись. Внизу простиралась пустынная местность с редким вкраплением сел, а на подлете к Фергане открылся вид на горную гряду. Да, я не рассчитывал на буйство красок, но эти горы были совсем лысыми, и вообще, если сверху смотреть, то все здесь как-то скудненько.
        А прямо под нашим самолетом раскинулся город. С такой высоты я не мог оценить восточный колорит, просто знал, что он там есть.
        Когда стали снижаться, город начал махать нам алыми знаменами - Первомай ведь! Мы самое интересное пропустили. Наступали вечерние часы, когда после демонстрации люди расходятся на пикники, гуляют, поют песни.
        Здание аэропорта было небольшим, ухоженным, и даже более советским, чем все те, что я видел в этой реальности раньше. А когда мы, сняв куртки, в которых взмокли за столь короткий путь, уселись в автобус и покатили в город, я и вовсе удивился.
        Ощущение было, будто мы попали в советский южный город, причем перенеслись во времени в восьмидесятые - никакого ожидаемого восточного колорита! Привычные сталинки, билборды с ударниками труда, улыбающиеся чернобровые женщины.
        Да, я знал, что Фергана - город относительно молодой, основан в девятнадцатом веке Скобелевым, а расцвет его пришелся на советское время, когда тут было построено множество заводов. В моей реальности почти все они закрылись с развалом Союза, а здесь их сохранили и модернизировали, и население этой Ферганы вдвое превосходило количество жителей той. Но ведь должно же быть тут хоть что-то национальное!
        Пока ехали до гостиницы, находящейся недалеко от центрального стадиона «Фергана», единственное восточно-колоритное, что я увидел, это мечеть.
        Прямо разочарование. И это при том, что я знал историю Ферганы. А простой обыватель, направляясь сюда, вот, как Гусак, будет ерзать и спрашивать, где верблюды и женщины с закрытыми лицами. Единственное, что радовало - солнце, от которого с непривычки болели глаза, теплый и густой воздух и зелень. Не только сосны и туи, но и лиственные, многочисленные каштаны, которые уже выбросили свечки, но еще не расцвели.
        Да и среди людей, которых удалось рассмотреть из окна автобуса, было много славян.
        - Я думал, тут девчонки в тюбетейках и с косичками, - выказывал недовольство Гусак. - Так посмотреть хотел! А они - обычные.
        - Ты поди тронь такую обычную, - делился опытом Колесо. - Родственники набегут, женилку оторвут. С бабами тут надо - аккуратнее.
        - Это вам в Ташкент надо, - сказал Матвеич, который много где побывал. - В Фергане ничего нет, что вы хотите, за таким в кишлаки ехать надо. Там вам и ослы, и верблюды, наверное. А вот рынок, - он мечтательно закатил глаза, - я б туда пожрать сходил. Вот сколько ездил - нет ничего вкуснее среднеазиатской уличной жратвы.
        - Это да, - закивал Колесо. - Гастрономический оргазм!
        - И что, даже на рынок мы не попадем? - заныл Погосян.
        - И я бы сувениров купил, - поддержал его Бурак.
        - Значит, быстро заселяемся, и - в город, - резюмировал Сан Саныч, глядя на часы. Сейчас полпятого, рынок до шести. Пошли, пошли на выход!
        Автобус припарковался возле типичной советской гостиницы: внизу колоннада, сверху - ну просто какая-то общага, и мы не пошли - ломанулись на выход.
        Некоторое время потребовалось, чтобы нас зарегистрировали в гостинице и выдали ключи. Потом - бегом на второй этаж, бросить вещи и - наслаждаться местным колоритом. Уж рынок-то должен удивить!
        Мы с Погосяном, с которым меня поселили, выбежали первыми. Мика аж пританцовывал от нетерпения, вертел головой, жадно втягивал теплый воздух. Казалось, он его ест ртом и носом. Мы даже толстовки не надели, и после плюс пяти для нас это был температурный шок.
        - Тепло, как дома, - грустно сказал Мика. - Но у нас лучше. Такие горы! А тут - унылые…
        Погосян, глядящий на выход из гостиницы, вдруг замолчал, глаза его сделались бархатными, он заулыбался. Вскоре стала ясна причина его радости: к нам вышла Дарина. С сомнением посмотрела на свое отражение в стекле, огладила длинную серую юбку ниже колен.
        - Как думаете, так не сильно откровенно? А то я прочла, что у мусульман нельзя короткое, прозрачное и брюки.
        - Мы тебя защитим от похотливых узбеков! - пообещал Погосян.
        Я кивнул на проходящую мимо узбечку в коротком сарафане.
        - Посмотри. Мы находимся в советском городе, тут нормальные советские люди. Откуда у тебя такая информация?
        - Подруга рассказывала, как съездила в Азербайджанскую ССР, и ее там чуть не…
        - А нечего по аулам лазать, - сказал из-за ее спины подошедший Матвеич. - Там можно нарваться, да. Еще не повывели предрассудки. А в городах - нормальные продвинутые люди.
        Дарина обернулась, встала между мной и Погосяном.
        - Уж поверь, мы много где побывали. - Колесо проводил взглядом ту самую узбечку, вздохнул: - Какая! Восточные красавицы - моя слабость. Глаза у них черные, глубокие, падаешь и тонешь, тонешь…
        К Дарине все привыкли и воспринимали ее как своего парня, да и она пообвыклась, не тушевалась при ветеранах, хоть и обращалась к ним на «вы».
        - Василий, - она взглядом указала на грудастую даму, направляющуюся к гостинице, - посмотри, какие г… глаза! Точно четыре карата, а то и пять!
        Погосян хохотнул. Дама яркая, ничего не скажешь: белая кожа, миндалевидные глаза, правильный овал лица. Не узбечка, скорее крымская татарка, их депортировали сюда после войны, и они прижились, не все уехали на историческую родину, когда стало можно. Даже Клыкова дама заинтересовала - он аж рот открыл.
        - Давайте Роману скинемся на одноразовую подругу? - предложил Колесо.
        Клыков одарил его недобрым взглядом и промолчал.
        Не прошло и десяти минут, как у входа в гостиницу собрались все. Я думал, мы поедем на том же автобусе, что нас привез и стоял неподалеку, но Матвеич хлопнул в ладоши и объявил:
        - Ну что? Пошли?
        - Пешком? - удивился Гусак. - А по центру пошариться?
        - Мы и так в центре, болван, - осадил его Думченко.
        - Нам только парк пройти - и будет рынок, - объяснил Матвеич и зашагал прочь, возглавив стадо.
        В парке пахло шашлыком, гуляющие пели песни, бегали друг за другом детишки с красными флажками - только и мелькали белые, черные, рыжие макушки. Детей развлекал робот в костюме из коробок, покрашенных серебрянкой.
        Вдоль дорожек стояли столики с пирожками, самсой, чебуреками и даже - передвижные мангалы, где шашлыки с шипением роняли сок на угли. От ароматов кружилась голова, желудок ревел, перекрывая музыку.
        Насколько Рига отличалась от привычных городов, и до чего-же все понятно здесь! Хотя казалось бы - Узбекистан! Но тут почти как дома, только теплее.
        В стороне от торговцев едой бил фонтан, оккупированный детьми и старушками, что кормили голубей, а на газоне, завидев добычу, притаился матерый рыжий котяра, которого наш фотограф заприметил и стал на него фотоохотиться.
        Из всех гуляющих только старухи и были в национальной одежде: цветастых рубахах до колен и такого же цвета брюках. В тени платана дремал сидящий в тачке старик в тюбетейке.
        Парни сразу же налетели на еду, набрали пирожков и принялись на ходу жевать, а Погосян восхищался:
        - По пятьдесят копеек! Ваще даром! А вкусные, что капец!
        - Не нажираться! - орал Димидко, осознавший свою ошибку. - А то завтра на унитазе будете сидеть!
        - До рынка потерпите, - уговаривал всех Матвеич.
        Гребко вспомнил старинные приключения:
        - А помните, как мы в Тбилиси всем основным составом вот так же обожрались, а потом в больничку угодили? Я, пожалуй, воздержусь.
        Димидко взбледнул, сглотнул слюну, но голодающие уже дорвались до еды. Оставалось надеяться, что все обойдется. Даже мне как-то тревожно стало.
        Рынок был огромен. Но вместо базара с коврами, котлами и фруктами нам предстал обычный советский рынок под крышей на опорах, и с бетонными прилавками. На периферии громоздились лавки с едой, фруктами, мясом, в том числе - свининой, и кафе. Но больше тут было уличных торговцев, которые готовили под открытым небом. Покупатели рассаживались за столики, в изобилии расставленные вокруг, и из картонных одноразовых тарелок уплетали плов, шашлык, чебуреки, какие-то котлеты, которые жарились прямо на шампурах.
        Погосян остановился возле прилавка и вытаращился, открыв рот, на деревянные тарелки. Когда я подошел поближе, то понял, что это не сувениры, а лепешки - огромные, с золотистой корочкой, чуть присыпанные кунжутом и украшенные разным орнаментом.
        - Какие… - умилилась Дарина, - я б такую есть не смогла, на стену повесила бы.
        Продавщица-узбечка улыбнулась и принялась нахваливать свой товар. Ее пытался перекричать парень, у которого лепешки такие же красивые, но дешевле на целых две копейки! Завидев толпу голодных футболистов, рынок всполошился, и каждый торговец пытался соблазнить нас скидками.
        Гусак купил лепешку и принялся хрустеть не запивая. Дарина и себе взяла такую, уставилась на нее, не решаясь разрушить красоту. Обратилась к продавщице:
        - До чего же красиво! Никогда такого не видела.
        Фотограф Олег сновал между рядами и без устали фотографировал. Вот мы с лепешками. Вот мы - с улыбчивыми узбеками в тюбетейках.
        Вот мы ужинаем на столиками под открытым небом. Я взял плов, остальные предпочли шашлык, Димидко с Матвеичем - те самые котлеты на шампурах. Потом на моем столе, который я делил с Погосяном, Клыковым и Дариной, появились овощи, жареные на гриле, огурцы-помидоры и горы зелени.
        Это было божественно! Колесо прав - истинный и многократный гастрономический оргазм.
        Из-за столов мы не вышли - выкатились. Не удержались, набрали с собой еды и еще лепешек и переместились к сувенирным лавкам, где продавался чай, чайная посуда, посуда ручной работы и - наконец-то! - хваленые узбекские ковры, тюбетейки и национальные наряды.
        И опять фотосессия, а потом - покупка сувениров.
        Думченко приобрел глиняного улыбающегося узбека, больше похожего на украинского казака, раскрашенного в стиле гжель. Погосян соблазнился тюбетейкой, Гусак тоже не удержался. Гребко купил чайный сервис - его жена любительница чаепитий. Матвеич набрал магнитов и раздал нам. Гусаку подарил тот, что был с верблюдом.
        - Ты горбатого хотел? Вот тебе.
        Дарине достался магнит с руинами древнего города, возле которого построили Фергану. Мне - Омар Хайям. Вспомнился Микроб, поэт наш, и я купил такого же для него.
        Погосян раскошелился на кальян и принадлежности.
        - Давайте сегодня подымим, приглашаю! - радостно воскликнул он, глядя в основном на Дарину.
        - Я тебе подымлю! - погрозил пальцем Димидко.
        После рынка мы, навьюченные едой, решили посидеть в пригламуренном кафе, в котором обнаружился банкетный зал с огромным столом, где мы поместимся всем составом.
        На стене висела плазма, где футбольный эксперт, то ли русский, то ли татарин, говорил:
        - Я уверен, что участь гостей предрешена. У нас сильная команда, им не выстоять…
        Скривившись, Димидко взял пульт и вырубил телек.
        - А мы возьмем и выстоим, - уверенно сказал он и уселся во главе стола.
        Вокруг него сосредоточились ветераны. Мы, молодняк, оккупировали другой конец стола. Мика не упустил возможности поухаживать за Риной, согнал Клыкова и услужливо отодвинул стул, предлагая ей усесться рядом с собой.
        Рома покраснел от возмущения, а Рина проявила с ним солидарность и заняла свободное место возле меня.
        Злобно зыркнув на Погосяна, Клыков переместился к ветеранам. Мика с ненавистью уставился на меня, подающего Рине меню, встал.
        - Что-то есть расхотелось. Пойду домой. - Он сгреб пакеты с покупками и направился к выходу.
        Я поймал его взгляд, полный злости.
        - Чего это он? - удивилась Рина. - Он некрасиво поступил с Ромой, я не могла туда сесть!
        Больше никто не заметил потери бойца.
        - Надеюсь, хоть он не нажрется и не побежит прыгать с моста, - прошептал я.
        Подошли официанты. Мы заказали разные чаи с восточными сладостями, и когда все загудели, разбившись по компаниям, я взглядом указал Рине на выход. Она поняла. Мы вышли на порог кафе, и я сказал:
        - Мика тебя любит.
        Рина фыркнула:
        - Это потому, что не может затащить в постель. Как только, так вся любовь и пройдет. Знаю я таких.
        - По-моему, у него к тебе серьезно.
        Рина деланно рассмеялась.
        - Не смеши мои тапочки! Он же пользует все, что движется, даже старушек! - Она посмотрела серьезно, сказала с некой обидой: - И не надо мне тут рассказывать про темперамент! Такие не меняются, и мне оно не нужно.
        Мы ненадолго замолчали, и я не удержался, спросил:
        - Рина, а ты не знаешь, все ли в порядке с Лизой?
        Если не у нее, то у кого еще узнать? Но это было стратегической ошибкой, Рину перекосило, и она ответила, глядя в сторону:
        - Мы с этой стервой не общаемся!
        Донеслись хлопки в ладоши, мы синхронно повернули головы и увидели Мику, сидящего на скамейке напротив.
        - Что, интересно, он о нас подумал? - сказал я.
        - А и пофиг, - фыркнула Дарина, резко развернулась и исчезла в кафе.
        Вот только разборок с приятелем не хватало! Оставив пакеты, Мика подошел и прошипел, сжав кулаки:
        - Вот так, значит? А я тебе доверял!
        - Между прочим, я ей о тебе говорил, - сказал я.
        - Ага. Постель после Лизки еще не остыла, хочешь ее оприходовать?
        - Остынь, Мика. У меня нет на нее планов.
        - Расскажи! - вызверился он.
        - Шарик, ты - балбес, - сказал я и вернулся в кафе.
        Рина тоже почему-то обиделась и отсела от меня к Клыкову. Ну и ладно, ну и не очень-то и хотелось. Главное, чтобы этот конфликт на ровном месте не сказался на завтрашней игре.
        Беспокоясь за Мику, я раньше других вернулся в отель, но его там не обнаружил. Пришел он за полночь, злой, но трезвый. Со мной он демонстративно не разговаривал. Глупый - потому что неопытный.
        Глава 7
        Медведь и шершни
        Утром Погосян вел себя как ни в чем не бывало, только спросил будто бы ненароком:
        - Слушай, брат, а ты правда не имеешь на Рину планов?
        Я улыбнулся и мотнул головой.
        - Нет.
        - И правда ей тогда про меня говорил? Что?
        - Ей не понравилось, как ты обошелся с Клыковым, вот и все, - съехал с темы я.
        - А она про меня что говорила?
        - Что ты бабник и никогда не изменишься, - не стал врать я.
        Мика тяжко вздохнул, скомкал салфетку и бросил в стену.
        - Хреново. Но ведь мы не вместе, и я… - Он смолк, задумавшись. Вскинул голову. - Думаешь, она изменит мнение, если я завяжу с бабами?
        - Вряд ли. Это не твой человек, Мика. Если она тебя не полюбила, то уже и не полюбит, каких бы высот ты не достиг. Зачем тебе неискренний человек рядом?
        Погосян ударил кулаком по столу.
        - Нужен! Ты не понимаешь. Окружу заботой, засыплю подарками, и она поймет!
        - Что ей с тобой выгодно. Ты ее купишь, понимаешь? А потом она найдет того, кого полюбит, и уйдет. Зачем тебе это? Пойдем лучше завтракать.
        Я поднялся и направился к выходу, опасаясь того, что кого-то пробрала вчерашняя жирная пища, и он будет не в состоянии играть. Сегодня Димидко строго-настрого запретил питаться на рынке, хотя чего душой кривить - очень хотелось вчерашнего божественного плова, и шашлыков, и чебурек. Наш самолет сегодня в полдвенадцатого ночи - насладиться восточным гостеприимством мы уже не успеем.
        Завтракали мы в спортивной столовой, примерно такой же, как есть при нашем спорткомплексе. Наедаться перед игрой было нельзя, и мы налегли на легкое, но калорийное: молочные коктейли, белковые каши - все жидкое, ничего жареного, даже творожную запеканку Димидко запретил, потому что нам надо быть максимально быстрыми.
        После завтрака повисло напряжение - нам предстоит адски тяжелый матч: мало того, что в непривычной обстановке, да еще и без Микроба, и команда нам противостоит серьезная, богатая, прокачанная. Потому, пообедав, мы отправились в спорткомплекс - больше размяться, изматывать себя тренировками никто не собирался, хотя конкретно я посмотрел бы, как мой организм будет себя вести на такой жаре.
        Казалось, ферганцы заплатили кому-то наверху, чтобы солнце врубили на максимум, и оно нас поджарило. Воздух был плотным и горячим, голова - тяжелой, руки-ноги - еще более тяжелыми. А привыкшим к теплу местным, наверное, все нипочем.
        Проскальзывали мысли, что надо включить «лучшего в мире футболиста» - только так можно избежать разгрома, но я берег способность для Микроба: врачиха написала, что наконец ему подобрали схему лечения, и он пошел на контакт, правда, о своих родных так ничего и не сказал. Возможно, мне удастся с ним встретиться в ближайшее время и прочистить мозги. А если врублю способность, потом надо неделю ждать, пока она откатится.
        В общем, посмотрю по ситуации.
        Дарине пришлось сегодня напрячься: кому икроножную размять, кому коленки к нагрузке подготовить. Жека во время прошлого падения, похоже, повредил связки и жаловался на боль в суставе, но на скамейку запасных садиться категорически отказывался.
        Но Рина выдюжит, она девушка крепкая, в боях без правил участвовала и, пожалуй, с легкостью отправила бы в нокаут любого из парней. Но все равно было больно смотреть, как она такая маленькая и на первый взгляд хрупкая крутится вокруг здоровенных лбов и обливается потом. Все ей по очереди сочувствовали, а она отшучивалась:
        - Это мне вместо спортзала. Как у нас на курсах массажа говорили: кто самый здоровый среди футболистов? А?
        - Вратарь! - крикнул Гусак, пока она занималась Игнатом.
        - Защитник! - предположил Думченко.
        - Массажист! - отшутилась она.
        Парни по очереди говорили, что после всего, что между ними было, ведь и ягодичные мышцы тоже приходилось разминать, они обязаны на ней жениться, но девушка отмахивалась, что всех не потянет, а выбрать будет сложно.
        За час до игры мы собрались в раздевалке, расселись, и Димидко принялся ходить взад-перед, заведя руки за спину. То на одного посмотрит, то на другого.
        - Все в кондиции? - спросил он. - Если нет, будем думать о замене.
        - Не то чтобы совсем хреново, - проговорил Синяк, - но тело как ватой набили, в голове кисель.
        - Это из-за смены климатического пояса. У кого еще?
        - Да нормально все, вытянем, - успокоил его Матвеич и добавил: - Постараемся. Только жара…
        - Это вам не Поволжье. Это Узбекистан, - сказал очевидное Димидко.
        - Так всего второе мая же! - возмутился Гребко.
        - И что? Тут зимы, считай, не бывает. Три урожая - легко. Хорошее место, богатое.
        - А еще нефть, - напомнил Матвеич и добавил: - Кстати, по-местному они называются «Нефтчи». А то мы привыкли - «Нефтяник».
        «Нефтяник»! Приедь они в Михайловск, бегали бы в гостевой зеленой форме, мимикрировали бы под газон, а тут будут как рассерженные шмели - желто-черные. Даже скорее не шмели - осы.
        - Значит так, пацаны… - Сан Саныч прошелся взад-вперед. - За бортом температура под тридцать. Солнце садится поздно. Будет не жарко, нет. Будет очень жарко. И отсюда возникает простой вопрос: как играть по такой жаре? Что мы знаем о противнике?
        - Выносливые, быстрые, юркие… - ответил Матвеич, скрестив руки на груди.
        - Еще?
        - Как все южные команды, у которых трава зеленая весь год, они очень техничные, - продолжил я.
        Димидко кивнул:
        - Все так. Помните, как с прибалтами играли? Так вот теперь мы - прибалты. А они - мы. Поняли меня? Они сейчас на технике пройдут любую оборону и накидают нам гостинцев, невзирая на нашего гениального вратаря. Или все же - взирая? А, Александр?
        - Ну что сразу - накидают-то? - по возможности бодро сказал я. - Ну, один… Ну, два, ладно. Но ведь и у нас не статисты в поле!
        - Вот. Не статисты. В общем, что я вам скажу: нам тут не выиграть…
        Он смолк, все зашептались, и Матвеич выразил всеобщее негодование:
        - Что за фигня, тренер? Что за упадничество? А мы вот возьмем и выиграем! Да, парни?
        - Костьми ляжем! - ударил себя в грудь Гусак…
        - Тише-тише! - вскинул руки Димидко. - Чего разбушевались, я не о том. Нам не выиграть, если играть, как привыкли. Вон и Хотеева нашего нет. Помните, как играть с очень сильным соперником? Сегодня главные - форварды. На наше счастье все здоровенькие. В общем: держать позицию, играть зонально, не рисковать с искусственным офсайдом, судья, узбеками прикормленный, скорее всего, свистеть будет в их пользу. Помогать друг другу и в первую очередь защите, а вы, защита, берегите Саню. Ясно?
        - Ясно, - закивала защита.
        - Ну и молодцы. А впереди расчет на стандарты, угловые и вообще навесы с флангов. Хватит работать ногами - пора работать головой! Вот и думайте.
        Смешная установка. И, наверное, правильная, но, как обычно у Саныча, осторожная и минимально-рисковая.
        - Ну, что - в поле? - В его голосе звякнул металл.
        Колесо вскинул кулак и воскликнул:
        - По коням, артиллерия!
        - Дадим стране огня! - Погосян ударил кулаком о кулак.
        Этот слоган, стал, похоже, нашей визитной карточкой.
        Под свист и вой трибун, поддерживающих «Нефтчи», мы вышли в поле. Я потрусил к воротам. Вроде и не напрягался, и не вспотел, а весь липкий. Если верить прогнозу погоды, завтра ожидается гроза, поэтому так жарко и душно, как в парной. Дышишь ртом - на языке вкус этого воздуха.
        Прозвучал свисток - игра началась, и «нефтяники» рванули в атаку - они же дома играют, им просто положено бежать. И юркие какие! Я приготовился, напрягся. Снова промелькнула мысль включить «лучшего», но я ее отогнал. Попытался разжечь внутренний огонь, но после того, как перепсиховал из-за Лизы, получилось не очень - он вспыхнул и сразу погас, а сосредоточиваться на внутренних ощущениях было нельзя - это здорово отвлекало от игры.
        Правильно Сан Саныч предупреждал, правильно!
        Ощущение, что это мы на игру вышли, а они уже играли и даже не заметили смены составов - рванули без раскачки. Вот мяч вошел в игру, вот пас назад, пас вперед, обводка, вторая, двое в одного, пас-пас-пас… Движется желто-черная волна, обтекает наших защитников.
        - Не спать, мужики! - крикнул я, заметался в воротах.
        Черт, кого держать?
        И опять - пас-пас-пас, два ферганца рванули прямо на меня. За одним - Думченко, за вторым - Колесо. Я думал, вон тот здоровяк, похожий на индейца, будет бить, сосредоточился на нем, а он - пас крайку, выскочившему чертом из табакерки. Удар - я бросился на мяч, а он каким-то немыслимым образом сместился вбок…
        Твою мать! Гол. Позорный, в общем-то, гол. Мог же взять! Затупил, блин. Злись, Нерушимый. Пробуждай дар! Но то была неправильная злость, потому огонь за грудиной так и не разгорелся.
        Взревели трибуны. Ферганцы вскочили, замахали руками и флагами. Запрыгали взявшиеся за руки девушки. Тут болеть умеют и любят, и своих превозносят, примерно как михайловцы - «Титан».
        Соберись, Саня!
        Я встал, нашел глазами Димидко, который грозил кулаком Матвеичу и показывал, что шею ему свернет. Так что вышло-то? Просто не успеваем. Я крикнул центральным:
        - Мужики! Мяч - подальше от ворот. Все мячи - туда, вперед, за центральную линию.
        Сегодня они должны играть как положено, а не убегать вперед для поддержки нападения, нам бы как-то продержаться. Еще и я не в ресурсе, не получается пробудить дар. Только огонь по венам потечет, и словно на плотины натыкается.
        Наши замельтешили. Я встал на цыпочки, силясь разглядеть, что там в поле. А там - вторая желто-черная волна. Черт, игра напоминает битву медведя со стаей шершней. Вспомнилось, как мы прибалтов раскатали. Нужно не допустить…
        И еще удар - издали, наудачу. Я принял. Швырнул мяч Лабичу, тот катнул Бураку, краек побежал вперед, но на него вышли двое, зажали. Подбежал опорник, отнял мяч и устремился на наши ворота. Пас форварду, пас обратно, пас на фланг. Снова удар!
        Отбил!
        Да что такое? Я напихал защите, обложил их с головы до ног и закончил:
        - Да блин, мы и так проигрываем - вам мало? Могло бы быть уже 3:0! Домой вернемся - что народ скажет?
        Мужики не огрызались, понимали, только Матвеич косился с недовольством, что его, матерого волчару, учит какая-то футбольная личинка.
        А на поле - сплошное желтое и черное. Их больше, что ли? Все время двое «нефтяников» на одного нашего при приеме мяча. Вот приема и нет. Второго даже паса нет, не то что последнего, предголевого! Второго - нет! Накидываются, заставляют ошибаться, отнимают…
        Удар! Я прыгнул и чуть не дотянулся.
        И снова в створ. Повезло. С рук я тут же подал мяч за центральную линию, Клыку - авось зацепятся. Авось продержатся…
        Фиг вам! То есть нам. Сразу отняли. Наши большие на их фоне какие-то неповоротливые, медленные. Даже Погосян с его стартовой - медленный. И все взмыленные, пот льет градом.
        Снова удар, и опять в створ. Видно, что «нефтяники» торопятся, понимают, что есть преимущество, и стараются забить, причем каждый сам за себя. Это хорошо.
        Кидаю мяч на край, слежу.
        Бросив свое место, наш Бурак понесся вперед. Ну а что? Есть свободная зона - беги! И добежал же до лицевой, и даже пас попытался вымучить из последних сил. Пас не вышел.
        Зато вышел угловой.
        Во-во-во! Вперед! Насытить штрафную нашими высокими! Все вперед! Ну? Лабич! Рябов… Столб наш понесся в атаку - пер, как как шар боулинга, а «нефтяники» от него кеглями разлетались.
        Но как же долго он готовится к удару! Как присматривается, поправляет мяч, кивает арбитру, что мол не нарочно затягивает. Так и хочется подбежать да как придать ускорение пинком под зад…
        Разбег… А-а-а! Молодцы какие! Не удар, а пас открывшемуся Погосяну. И уже Мика, когда рассыпалась оборона, когда все кинулись - навес в центр штрафной. Четко на точку пенальти. А кто это там? Жека! Ай, молодец!
        Удар! Гол! Все четко. Все в касание!
        Трибуны возмущенно засвистели, а наши набежали на Жеку и образовали кучу-малу. О, как же хотелось разделить с ними радость!
        1:1, но облегчения нет, ведь преимущество все равно у них. А у наших ноги свинцовые, рты раскрыты - дыхалки не хватает. И добежавший до лицевой Бурак встал мертво возле угла моей штрафной. Наелся. Один кросс - и всё.
        Но все же - сравняли ведь счет, смогли же раз!
        Погода и на меня влияла, грядущий дождь гасил мой внутренний огонь, и ноги казались мягкими, пластилиновыми.
        Прозвучал свисток, знаменующий конец первого тайма.
        Ну наконец-то! Нам жизненно важно отдышаться.
        В раздевалке Сан Саныч внимательно вглядывался в наши лица. Самых бледных заставил попить побольше.
        - Вы как? Кто сдох - лучше сразу говорите.
        Матвеич, лежащий на лавке, помотал головой - все знали, что более-менее толковая замена есть у Лабича - Гребко, ну и Синяк вместо Рябова, который выдохся. Гусак вместо Бурака - не самое лучшее решение. Жеке с Игнатом и вовсе замены нет, ветеранов «Титана» даже с собой не брали - толку от них против такой команды?
        Дарина принесла витаминные коктейли по типу энергетиков - с кофеином и витамином С. Или показалось, или и правда, когда выпил такой, глазоньки открылись.
        - Трудно, да? - сказал Димидко с сочувствием. - А что вы хотели? Теперь - только терпеть. Терпеть и искать свой момент. Гол был хорош, Воропай так вообще красавчик - но ведь мы и наигрывали такое. И надо бы еще. Уже май, и каждое очко на счету. И на весу. Давайте, парни, поднимайтесь. Соберитесь - и вперед!
        И мы пошли, и вроде даже взбодрились. А ферганцы опять ринулись в атаку, навалились всем аулом! И снова гол. 2:1 в их пользу. Да уж… Я почувствовал себя новичком, сел, сжав голову. Как пацана развели!
        Вот как это у них так выходит, что в начале тайма сразу придавливают? Вот и опять - разыграли, обыграли… Самое противное было, что и меня положили. А потом издевательски оббежали и завели мяч в ворота. Вот же… Эх.
        - Собрались! - орал Сан Саныч. - Взялись! Не раскисать!
        Да мы поняли уже, поняли. Только вот счет - не наш.
        Пошли замены: Лабича, опорника, - на Синяка, который больше в атаке. Смелый шаг. Смелый и отчаянный, Синяку за сорок, потянет он такую нагрузку? Посмотрим. Лабич-то точно сдулся. Раз уж и так проигрываем… Ну пропустим не два, а пять - и что? Все равно ноль очков. А вот если ребята впереди все же заиграют, прижмут, забьют - тогда очко. А вдруг два забьют?
        Пока же моя работа - прыгать и отбивать. Закрывать угол и ловить. Ногой отбивать, кулаком, двумя руками. Переводить мяч через перекладину кончиками пальцев. То ли коктейль Дарины подействовал, то ли что-то изменилось в атмосфере, но мне наконец удалось перейти в боевой режим. Зрение стало четче, реакция еще больше усилилась. Я был уверен - нам больше не забьют. Но вот отыграемся ли?
        Стадион выл в экстазе - местные выигрывали. На каждый удар - болелы вставали и рукоплескали.
        А я - брал. И отбивал. И снова брал.
        Два паса вышло: я кинул крайнему, он переправил в центр полузащиты, а там Игнат хорошо подставил спину и красиво упал. Чистый штрафной.
        Противник выстроился желто-черной стеной. Игнат примерился к мячу. Далековато все же. Разбежались… Пробежал Рябов, Погосян, а Игнат, стоящий у мяча - ударил. И не верхом - вверх прыгнула короткая стенка «нефтяников» - а запулил прямо под ними. Не сильный, но точно посланный мяч, касаясь штанги, закатился в ворота.
        Есть! 2:2! Ничья! Теперь - терпеть изо всех сил!
        - Терпеть! - крикнул я своим.
        - Красавцы! - заорал тренер, вскинув кулак. - Так держать!
        Услышали? А то ор поднялся - барабанные перепонки лопаются. Стадион вскочил и заорал в полный голос, подталкивая своих к активным действиям.
        И они есть, действия. Я вертелся, как карась на сковородке. Отбивал всеми частями тела. Ловить просто не успевал, да и били сильно - опасно ловить. Если бы не дар, как минимум два мяча пропустил бы. Наверное, зрители думали, что в меня многорукий Шива вселился, или, берите выше, сам Лев Яшин!
        - Терпеть! - снова крикнул я защитникам. - Играть!
        Мокрый, как только вышедший из душа, Матвеич свалился с судорогами. Не прошло и десяти минут, как та же участь постигла Бурака, но Матвеич, похоже, симулировал, а с Бураком все серьезно. Димидко нехотя поменял его на Гусака - тот вприпрыжку, как восторженный щенок, рванул на поле, всем своим видом говоря: «Только дайте мяч, ух, я вам покажу, где гусаки зимуют!»
        И снова начались ферганские кружева. Распасы. Мяч гулял слева направо и обратно. Я уже вдоль ворот набегал, наверное, как полузащитник какой. Пот лился по лицу, спине, ногам…
        И тут у того самого длинного узбека-индейца выдержка кончилась. Он вдарил сильно, но предсказуемо, мяч полетел по дуге и легко попал в мои руки, собранные корзинкой.
        Сходу я кинул его так, чтобы он упал за центральной линией. Нападающие, Синяк и Погосян, заждались - рванули вперед. А ферганская защита, подтянувшаяся за всей командой на нашу половину поля, упустила буквально мгновенье. То самое мгновенье, которое требуется, чтобы развернуться и броситься назад.
        А нашим разворачиваться не надо. Вот и разница. Что, гоняли меня вдвоем? Укладывали на поле? Теперь сами такое попробуйте.
        Понеслись мои красавчики! На пределе возможностей понеслись, передавая мяч друг другу. Вратарь в воротах заметался, сделал шаг вперед… А без толку! Еще пас. Еще. И последний пас был уже вдоль лицевой линии - Рябову. Ему требовалось просто подставить ногу.
        Ну-у-у!..
        И подставил. И забил. ГОЛ! 2:3 в нашу пользу!
        Погосян упал, сделав немыслимый марш-бросок. Сдох.
        Но получилось же!
        Димидко не выдержал, принялся бить себя в грудь, как Кинг-конг, и орать:
        - Да! Молодцы! Не останавливаться!
        - Терпеть! - силясь перекрыть рев трибун, завопил я.
        Вытерпели! Смогли!
        Со свистком почти все попадали - руки врозь и дышать, дышать, дышать. На ногах остались я, Синяк да Гусак. А ведь еще один подряд такой матч - и всё. Команда поломается. Ну не железные мы!
        Будто последние выжившие на поле брани, мы принялись поднимать павших товарищей, направлять к раздевалке. В голове пел Микроб слова из песни «Оргии праведников»: «И я трублю в свой расколотый рог боевой, я поднимаю в атаку погибшую рать. И я кричу им: „Вперед!“. Я кричу им: „За мной!“ Раз не осталось живых, значит, мертвые - встать!»
        Микроб… Хочется верить, что получится увидеться с ним в ближайшее время, чтобы применить талант и помочь ему, а потом использовать «лучшего в мире» только в самых сложных матчах.
        Глава 8
        Кто заказывал скорую психиатрическую помощь?
        На самолет мы сели в тот же день, он отправлялся в полдвенадцатого ночи. Мы все, включая Димидко, напоминали зомби: шли молча, синхронно, покачиваясь. Только фотограф Олег был живой и Дарина, но она так за нас болела, так кричала, что сорвала голос.
        Рассевшись в креслах, мы сразу же вырубились. Потом, приземлившись в четыре утра в «Шереметьево», вырубились уже в автобусе, а дома досыпали, причем, хоть была пятница, учитывая наши заслуги, Димидко дал нам выходной. Но проклятый организм, привыкший вставать рано, дрыхнуть до обеда отказался, и я восстал в девять, ощущая себя вареным кабачком.
        На кухне сидел такой же вареный Клык, тупил в телефон, беспрестанно зевая. А поскольку это вещь заразная, мы стали зевать хором.
        - Про нас опять пишут. - Клыков был как всегда многословен.
        - Кинь ссылки на интересное. - Я рухнул на диван и уставился в экран.
        Дзынь! Дзынь! Дзынь! - пришли от него сообщения. На прежде, чем открыть их, я прочел более ранние - одно от Витаутовича, поздравившего с победой и отчитавшегося, что ему лучше. Второе - от Семерки. Она писала, что скоро уезжает в Москву, и если нужно ее содействие во встрече с Микробом, то сегодня - последний день. Ясно, нужно дернуть психиатршу, похожую на Петра Первого Анну Ивановну, и попытаться договориться о встрече по-хорошему. Я набрал ее, но она не ответила.
        Значит, можно спокойно читать сообщения от Клыка и чесать тщеславие. Я пробежался по заголовкам. «Триумфальное возвращение Нерушимого» - и я, в полете ловящий мяч. «Футбольный клуб из Михайловска снова всех удивил». «У футбольных болельщиков „Титана“ сегодня праздник».
        - Вот ихняя статья, - сказал Клык, и последовал «дзынь» еще одного сообщения. - Ну, узбекская.
        - Возле магазина хозтоваров была задержана пьяная учительница русского языка, которая пыталась исправить слова «обои» на «оба», - вспомнил я бородатый анекдот, но судя по недоуменному взгляду, Клык его не понял, ну и ладно.
        «Нефтяник» и «Торпедо» были фаворитами сезона. Ферганцы писали о том, что, если бы не вратарь, то есть я, «Титан» и во второй лиге не удержался бы. Они были так уверены в победе, что никак не могли с ней расстаться и брызгали ядом, пророчили мой скорый уход в более перспективную команду, и вот тогда…
        Я вспомнил ферганское солнце, каштаны, розы, вкуснейшую еду, улыбчивых продавцов, и даже совестно стало, что мы так обидели хозяев поля.
        Из спальни выполз зевающий Погосян, похромал в ванную, зажурчала вода. Потешив тщеславие и поискав свои фотографии, я некстати подумал, а видит ли их Лиза? Или - с глаз долой, из сердца вон?
        Вот это - правильно. Долой и вон. Но она все равно лезла в мысли, слишком мало времени прошло с момента расставания. В юности, когда муки неудачной любви терзают душу впервые, кажется, что это боль не закончится никогда. Микробу, наверное, тоже так думалось.
        Я же знаю, что все проходит, и это пройдет.
        Спустя полчаса зазвонил телефон - Анна Ивановна обнаружила пропущенный и в свойственной ей манере, не здороваясь, отчиталась:
        - Состояние пациента стабильное. Все в порядке. Извини…
        Пока она не прервала связь, я проговорил:
        - Мне нужно увидеться с Федором Хотеевым. Он воспринимает реальность?
        - …но мне некогда, - закончила она, словно не услышав меня, и отключилась.
        Я громко и многоэтажно выругался. На мой голос из ванной вылез вытирающий голову Погосян.
        - Ты чего?
        - К Микробу не пускают, - отчитался я. - Почти неделя прошла, неужели он до сих пор в бессознанке?
        - Значит, так положено, - буркнул Клыков, все так же глядя в телефон.
        Пришлось опять обращаться за помощью к Семерке. Как я и полагал, после того, что между нами произошло, она вела себя, как заправский ловелас: словно ничего и не было, будто мы пару раз сходили в спортзал. Но другого мне было и не нужно. Я слышал, что бывают такие женщины, но вживую увидел впервые.
        - Лады, прессанем врачиху, - пообещала она. - Через час заеду, адрес только напиши.
        Приехала она минута в минуту. В салоне машины до тошноты воняло сигаретами, но я промолчал. Если удастся прорваться к Микробу, если он в состоянии воспринять реальность… Сколько «если»! Вот если совпадут все эти условия, включу «лучшего в мире психотерапевта». Авось получится прочистить его мозги и вернуть ему жажду жизни. Прямо сейчас использовать талант не было смысла, тем более что тогда Семерку начнет ко мне тянуть, а этого сейчас совсем не нужно.
        В приемном покое психоневрологического диспансера дежурила уже другая медсестра, тихая и серая, похожая на моль, с накинутым поверх халата пушистым вязаным платком, тоже серым.
        - Здравствуйте! - Семерка показала ксиву - моль перестала дышать и моргать, казалось, она оцепенела и сейчас окуклится и брякнется на пол. - Мне нужно поговорить с заведующим отделением.
        С полминуты моль сидела неподвижно. Немного оттаяв, дрожащими пальцами набрала его по стационарной связи.
        - Степан Александрович, тут к вам пришли, - она скосила взгляд на Семерку, шумно сглотнула и добавила шепотом: - Из КГБ.
        Семерка подошла к столу и протянула руку, намекая, что ей нужна телефонная трубка. Медсестра сказала врачу:
        - Да. Сейчас, - и торопливо отдала трубку.
        Семерка улыбнулась, кивнула мне и сказала:
        - Здравствуйте. Меня зовут Юлия Брайшиц. Мне необходимо поговорить с пациентом, который находится у вас на лечении. Его имя…
        - Федор Хотеев, - сказал я, она повторила.
        - Нам бы с ним с глазу на глаз побеседовать, Степан Александрович.
        Что он говорил, я не слышал, но видел, что Семерка удовлетворена. Вот бы мне где-то такую ксиву достать! Девушка передала трубку медсестре, та поднесла ее к уху, кивнула и обратилась к нам:
        - Сейчас мальчик вас проводит.
        Она выглянула из кабинета и прокричала:
        - Антон! Иди сюда.
        Не прошло и минуты, как появился высокий очень худой печальный парень. Я читал, что постоянные пациенты дурки работают тут санитарами. Так вот этот парень как раз-таки тихого психа и напоминал.
        - Проводи к Копылову, пожалуйста.
        Когда мы покинули приемный покой, мне показалось, что донесся протяжный выдох.
        Кабинет заведующего находился недалеко. Дверь была приоткрыта, и по помещению сновал мужчина в халате и колпаке, из-под которого выглядывали русые кудри. Вид заведующий имел лихой и придурковатый. «Профдеформация, - подумал я. - Или просто такой человек быстрее найдет общий язык с психами».
        - Здравствуйте, - Семерка предъявила документ, и мы заняли диванчик в его кабинете.
        Сам врач взял стул и уселся напротив нас.
        - Здравствуйте, - кивнул он, - чем обязан?
        - Надеюсь, можно устроить свидание с Хотеевым в ближайшее время, - сказала она с нажимом, - от этого зависит его жизнь и здоровье.
        - Да-да-да, - он закивал часто и мелко, как собачка с головой на пружине, каких раньше ставили на торпеду авто, - я уже договорился.
        - Он в адекватном состоянии? - спросил я.
        - На окружающую обстановку реагирует адекватно, но замкнут и весьма подавлен.
        - Это нестрашно, - сказал я и поднялся. - Проводите меня к нему, пожалуйста.
        - Надолго? - поинтересовался Копылов.
        - Коллега, попытайся управиться быстро, - сказала Семерка.
        Вот это она зря. Анна Ивановна-то меня раньше видела и знала как друга Микроба, если она придет, то обман может вскрыться.
        - Я подожду здесь, - сказала Семерка.
        Мы с Копыловым поднялись на все тот же второй этаж. Микроб по-прежнему был в комнате один. Он стоял у зарешеченного окна и смотрел на улицу. Когда открылась дверь, даже не обернулся.
        - Федор, - окликнул его Копылов.
        Микроб среагировал с промедлением, помрачнел, увидев меня. Копылов ретировался за дверь, предупредив:
        - Я буду наблюдать за вами через стекло. Пожалуйста, помните, что Федор в крайне неустойчивом психическом состоянии и постарайтесь его не волновать.
        - Привет, - сказал Микроб и уселся на койку.
        Я занял пустующую и пожелал: «Хочу быть лучшим в мире психотерапевтом». Поможет ли это? Посмотрим.
        Вытащив из сумки сырную нарезку, купленную по дороге, я вскрыл упаковку, взял кусок и отправил в рот. Точнее руки сами его взяли, и только после этого я протянул сыр Микробу, он повторил мой жест и принялся жевать.
        - Прикинь, мы с Лизой расстались, - слова сами легли на язык, я просто говорил то, что в голову приходило, понимая, что нужно как-то расположить Микроба, расшевелить. - Она забеременела, я яхту нанял с алыми парусами, кольца купил, а она…
        Я в красках принялся рассказывать то, что чувствовал в тот момент, выворачивать душу наизнанку. Никогда и никому я бы этого не сказал, а сейчас просто знал, что именно такие слова нужно услышать Микробу, потому что никакой он не псих, а просто мальчик с тонкой душевной организацией, который впервые столкнулся с предательством.
        Микроб слушал, жевал, и я видел, как блестят его глаза, а на щеки возвращается румянец. Я понимал, что бдящий Копылов нас не слышит, но все равно, когда говорил о способностях, переходил на шепот. Потом я затронул тему семьи, как это для меня важно, поведал о том, как сложно быть одному в трудный момент, про обманутое доверие, и тут Микроб сморщил нос, и его прорвало:
        - Да я, считай, как ты, сирота, хотя мать жива, но мы, - он передернул плечами, - не общаемся…
        Воцарилось молчание, хотелось спросить почему, но я знал, что лучше выждать, он сам все расскажет, когда будет готов. Отметил только, что его речь немного заторможена - видимо, из-за таблеток.
        - Отец от пьянки помер, мне десять лет тогда было. Через год мать замуж выскочила, забеременела. Ну а отчиму зачем чужой ребенок? Они подумали-подумали и сдали меня в спортивный интернат. К дебилам! Я один там нормально учился. А я мечтал стать музыкантом.
        - Тебя там дети обижали? - спросил я, уже зная, что нет.
        - Не-е, у нас своя банда была, таких же брошенных, - говоря последнее, он скривился. - Нормально было, правда - строгач, все по расписанию. А на лето меня сплавляли в лагеря, и опять строгач, только по воскресеньям домой. Ну, когда учился. Потом во мне разглядели талант и пригласили в спортивную школу «Динамо», вот там я и выдохнул. А дальше ты знаешь. Ну и с матерью, как мне восемнадцать исполнилось, я не общаюсь.
        Я принялся рассказывать, как мы поехали в Фергану и выиграли вопреки прогнозам, стал пророчить нам великое футбольное будущее, деньги, машины, квартиры, интересные поездки.
        - Короче, заработаешь, мир посмотришь, и пойдешь играть в рок-группе. А нет… Тебе ж футбол тоже нравится.
        Он немного помолчал, я прямо слышал, как тяжело ворочаются мысли у него в голове.
        - Нравится, - кивнул он и сказал: - как нас одновременно девки кинули! Точнее меня Лерка не кинула, она бы меня до старости не оставила, потому что… - Он покусал губу, взвешивая, говорить или нет, и начал буднично, словно рассказ в школе пересказывал. - Короче, у нее дочь есть, годик ей, ее мать воспитывает. Я это знал, но то ладно. В общем, она от женатого старика, девочка эта. Старик тот Лерку сразу после школы соблазнил, ну и вот. У него своя семья и двое детей. Не фигня, что Лерка продолжала с ним мутить, потому что - любовь! А у меня деньги, да и не так обидно ей, что он с женой, а она типа одна. И когда она типа у матери больной была, сама с ним кувыркалась. Я и выставил ее за дверь. Как она врала! Как выкручивалась, ты бы видел! В ноги падала. Тьфу. Ты меня понимаешь!
        - Все беды от баб, - сказал я, - на хрен их.
        - А еще знаешь что? Я ее ненавижу, но вот тут что-то прям сжало, - он сдавил пальцами горло, - хочется ее простить. Поверить хочется. Но я ж слышу, что она обо мне думает. Не хочу, а слышу. Ну и чувство такое, словно полголовы у тебя отрезали… или две руки… Или сердце из груди вырвали, и это все болит. Так тошно, что…
        - Понимаю, - кивнул я, - хочется, чтобы это прекратилось вместе с тобой… Мне тоже хотелось. Знаешь, что такое дофамин?
        - Наркота какая-то. Или лекарство, - предположил Микроб.
        - Да, наркота, но - эндогенная, которая выделяется в мозгу, например, на человека. Организм чувствует, что вот с этой самкой неплохо бы размножиться, и начинает на нее вырабатывать наркоту, так возникает страсть. Потом, когда страсть гаснет, вырабатывается серотонин с окситоцином - так формируется привязанность. Причем она формируется всегда и ко всем. Даже к моральному уроду - может.
        - Фига се, - криво усмехнулся Микроб.
        Оказывается, ему нужны были гарантии, что его душевные страдания закончатся.
        - Ну да, мы ж от зверей недалеко ушли, но всему придумываем амуров и прочее волшебство. Ну, короче, когда разрыв с дорогим человеком - наркота не выделяется, и организм требует дозу, как у обычного торчка. Наступает ломка, тоска, депресняк. Главное три дня переломаться, потом полегче. А через две недели отпускает. Точно говорю, - я щелкнул пальцами, как когда был гипнотизером, - три дня прошли, все, тебе должно быть уже нормально. Теперь две недели - и совсем отпустит. Всего две недели.
        Кажется, я понимал, что делал: программировал его, говорил определенным тоном, с определенной периодичностью, забивал слова в его разум, как гвозди.
        - Так она ж не просто врала, - все так же буднично констатировал Микроб. - Я ей доверял, а она меня использовала, как… как клещ. Как глист. Развела, как лоха! Или я и есть лох, раз со мной так можно?
        - Глисту пофиг, кого сосать, для него все - еда, - ответил я. - А теперь представь, что ты ничего не узнал сейчас. Она тебе второго родила - уже от тебя, и первого подсунула - содержи, а сама - налево, и опять, и снова, и уже с другим. И выяснишь ты это лет в пятьдесят, лысый, старый и хромой. Как перспектива?
        Он повел плечами.
        - Ну а так за тобой «Титан», вот выпустят тебя из застенок - как сыграем! Мир вздрогнет. Так что пусть валит! Пусть смотрит, сколько бабла потеряла, и локти грызет.
        Микроб вздохнул, а я показал ему статьи про нашу игру, в том числе - ферганскую, где писалось, что только я в команде хорошо играю.
        Интересно, что с Микробом делали местные психотерапевты? Парню всего-то поговорить надо было. Или не «всего-то», и найти подход к незнакомому человеку не так-то просто, проще его транками накачать? Впрочем, неважно, важно, что он оживает. Я хлопнул его по плечу.
        - Так что все худшее позади. А теперь делай, как я.
        Я встал с сосредоточенным видом. Он повторил. Я поднял руку, он сделал так же. Я шумно выдохнул, роняя руку с возгласом:
        - На хрен!
        Микроб повторил и вяло улыбнулся, покосился на Копылова, недоуменно наблюдающего из-за стекла. Только бы они сообразили, что Федору больше не нужны транквилизаторы, острая фаза миновала, и теперь он сам справится - при поддержке друзей. Прямо хоть сейчас его домой забирай.
        - Пойду-ка, с врачом побеседую. А то они здесь тебя месяц мариновать собрались. Или тебе тут нормально?
        Он задумался, подбирая слова.
        - Мне тут никак. Сплю все время, таблетки жру. Хренотень смотрю по телеку. Ваще все пофиг. Да и сейчас.
        Как лучший в мире психотерапевт я был уверен, что Микроб справится с проблемой и без транквилизаторов, и его отсюда нужно вытаскивать, потому сказал:
        - Если хочешь домой, не отмалчивайся, потом поговори с врачами, но не рассказывай, почему ты прыгнул с моста. Говори - права не имею, тайна и так далее. Понял? Они должны убедиться, что ты в норме. Первое время будешь жить в нашей трешке, в той квартире тебе лучше не появляться.
        - Понял, - кивнул Микроб. - Сделаю.
        - Сейчас мы с одной дамой из органов разыграем небольшой спектакль, не удивляйся, просто поучаствуй.
        - А о чем речь? - не понял Микроб.
        - Просто подыграй.
        Очень надеюсь, что получится вытащить отсюда Микроба. Но есть вероятность, что задумка провалится, причем вероятность эта ненулевая: если Семерка взбеленится, узнав, что я придумал, и если Копылов пойдет на принцип.
        Глава 9
        Как тебе это удалось?
        Я направился к двери из палаты Микроба. Копылов сразу же мне открыл, я вышел, и он заговорил заискивающе:
        - Как вам это удалось? Хотеев очень неохотно шел на контакт, отвечал односложно. Сядет, смотрит в одну точку. Прикажешь есть - жует, отвернулся - он опять замер.
        Я вопрос проигнорировал. Нужно и дальше давить, гнуть свою линию.
        - Пригласите, пожалуйста, Юлию Брайшиц. Ко всему она - психотерапевт. Пусть побеседует с Хотеевым и сделает заключение.
        Копылов вскинул бровь, подумал немного, и через минуту слегка удивленную Семерку привел санитар. Я посмотрел на нее в упор и потер пальцем висок. Она кивнула - поняла, мол, - и принялась читать мои мысли.
        «Я сказал, что ты - психотерапевт. Теперь твоя задача - типа осмотреть парня и сказать, чтобы его отпустили на дневной стационар и отменили транквилизаторы или уменьшили дозу. Ему и правда незачем тут находиться, отвечаю. И еще, ко мне близко не подходи - будет крыть».
        Семерка сжала челюсти и посмотрела злобно, ноздри ее раздулись.
        - Ну спасибо! - процедила она, и я подумал - сейчас обматерит меня и откажется помогать, она-то на такое не подписывалась. - За бдительность, доктор, - закончила она, с ехидцей наблюдая за моей реакцией. - Теперь мы бы побеседовали с пациентом.
        Фух, не слилась. Но весь ее вид кричал: «А с тобой мы побеседуем позже, и беседа не будет приятной».
        «Юль, если ты ничего не понимаешь в психиатрии, я буду тебе подсказывать телепатически. Сейчас не пускай в палату Копылова и делай вид, что разговариваешь с Хотеевым, просто неси чушь, за пределами палаты ничего не слышно».
        Подумав немного, Семерка сказала Копылову:
        - Этот молодой человек проходит по важному уголовному делу, и нам он необходим для дачи свидетельских показаний. Сейчас мне нужно проверить, в состоянии ли он нам помочь.
        Открыв дверь, врач собрался идти с нами, но Семерка остановила его, выставив руку и качнув головой.
        - Извините, но нет.
        Копылов вытаращил глаза, разозлился - он находился в своем ведомстве и имел полное право не пускать нас к Микробу и вообще выставить за дверь, но у нашего народа слишком велик страх перед правоохранительными органами, которые по щелчку пальцев могут превратиться в карательные, и он не стал нам препятствовать. Заведующий, наверное, ничего бы не сделал, даже если бы мы забрали Микроба прямо сейчас, но я читал, что дозу транков надо снижать постепенно и желательно - под присмотром. Так что пусть несколько дней побудет здесь.
        Семерка села на пустующую кровать, я спиной подпер стену подальше от нее. Юля окинула палату взглядом и сказала:
        - Привет, Федор. - Микроб кивнул. - Я - Юля и типа врач, потому сейчас мы будем беседовать. Этот хренов манипулятор, - она недобро глянула на меня, - подписал меня тебя вытаскивать. Наверное, он думает, что одноразовый секс к чему-то обязывает. Но я помогаю ему по другой причине, хотя ничего не смыслю в психиатрии… Потому мы с тобой с умным видом будем травить байки и рассказывать анекдоты.
        - Давно ничего веселого не слышал. А на самом деле вы кто? - спросил Микроб, и она улыбнулась, ответив на его вопрос не сразу и - издалека:
        - Заинтересованность в окружающем есть! Может, ты и правда здоров. На самом деле, Федор, я - страшный человек, лучше тебе не знать.
        Она помолчала немного, сосредоточенно глядя на Микроба - читала его мысли. Потом перевела взгляд на меня.
        - Ты прав. Он не повторит попытку. Будем вытаскивать. Так… Значит, анекдоты. Только громко не ржать. Давай, Саша, ты первый.
        Я рассказал анекдот про русичку, который утром не понял Клыков. Микроб оценил бы, не будь он заторможенным, Семерка лишь улыбнулась и предложила:
        - Играем в «Кто рассмешит Федора, тот получит миллион!»
        - Ха-ха-ха, - сказал Федор голосом робота Вертера.
        - Записываем: атрофии чувства юмора не наблюдается, - кивнула Семерка.
        В словесный пинг-понг мы играли минут десять. Потом Семерка поднялась и пожала руку Федора.
        - Приятно было познакомиться, товарищ.
        Она обратилась ко мне, приподняв уголок рта:
        - Хороший парень. Наш. - Последнее слово она выделила интонацией. - Ты прав: суицидальных намерений нет.
        Неужели Микроб думал о своем даже, а она прочитала это? Я на всякий случай спрятал мысли о Микробе, как она учила, в белый мешок, и телепатически передал, что ей следует сказать Копылову.
        Не сговариваясь, мы обернулись к стеклянной двери.
        - Сделаю, - ответила она и направилась к выходу, где завотделением, как какой-то мальчик на побегушках, дежурил под дверью, привлекая внимание шатающихся вокруг психов.
        - Давайте пройдем к вам в кабинет и все обсудим, - предложила Семерка, выходя из палаты. - Не здесь же разговаривать.
        Через пару минут мы сидели в кабинете Копылова, который, будто секретарша, скакал вокруг нас, предлагая кофе, чай, конфеты, коньяк. Наблюдать было неприятно, Семерка от всего вежливо отказалась и проговорила:
        - Мое заключение: острая фаза психоза миновала, Хотееву нужна помощь психолога - и не более. Селективные ингибиторы обратного захвата серотонина в данном случае вряд ли показаны. Показана выписка на домашний стационар с ежедневной явкой в диспансер. И то эти меры - для вашего успокоения. Вы же видите, как вел себя пациент в беседе со мной. Он вполне контактен и заинтересован в происходящем вокруг. Таковы мои рекомендации.
        - Но… как вам это удалось? Вы так молоды… - растерянно захлопал ресницами Копылов. - Никогда бы не подумал, что вы…
        - Так что вы мне скажете? Мои рекомендации будут соблюдены? - с нажимом поинтересовалась Семерка.
        - При положительной динамике Федор будет выписан шестого мая. Нам нужно уменьшить дозу препаратов и понаблюдать за ним.
        Седьмого у нас игра с «Геологом», Димидко вряд ли Микроба в поле выпустит, но ничего, и без него справимся.
        Семерка грациозно поднялась с кресла и поблагодарила Копылова:
        - Степан Александрович! Огромное спасибо за понимание и сотрудничество со следствием!
        Когда Копылов пожимал руку Семерки, на его лице читалось облегчение, как у человека, который долго хотел в туалет и наконец добежал.
        За дверь я вышел первым. Когда порог переступила Семерка, сделал четыре шага назад.
        - Чего ты шарахаешься? - прошептала она. - Бить не буду.
        - Поспарринговать с тобой было бы интересно, но дело не в том. Просто если ты приблизишься, тебя начнет крыть, как тогда, когда я из СИЗО сбежал.
        Глаза девушки вспыхнули, она приблизилась рывком и отшатнулась, потрясла головой, глаза ее осоловели.
        - Оу! Похоже, планы на день я отложу.
        Возле машины я притянул ее к себе и прошептал в ухо:
        - Но это будет уже многоразовый секс.
        - А и пох! Поехали ко мне!
        Домой я вернулся затемно. Парни, как всегда, смотрели футбол. Я хлопнул дверью и торжественно произнес:
        - Парни! Радостную весть принес я вам! - Все замерли, Погосян убавил звук и открыл рот.
        - В понедельник Микроб будет с нами! - объявил я.
        Мика взревел, вскочил и запрыгал на одной ноге по комнате. Обычно сдержанный Клыков исполнил какой-то брачный танец бабуинов. Рыжий Саенко и тот за компанию возрадовался. Конечно, против «Геолога» во вторник, Федора вряд ли выйдет, но вот на следующую игру - вполне.
        - Ну и прицепом. Если у вас есть какие-то психологические проблемы, давайте поговорим об этом. Мика?
        В самом деле, зачем таланту пропадать? Надо использовать его по максимуму.
        - Да иди ты нафиг! Нет у меня проблем, - отмахнулся Погосян.
        И тут меня осенило: Левашов! Вот кому действительно нужна психологическая поддержка и промывка мозгов! Вместо того, чтобы развиваться и выигрывать, он пошел гайки выпиливать, гордый потому что, обидчивый. Нужно отправиться к нему и попытаться убедить в том, что ему нужно вернуться в команду. Если уж и постигнет меня жестокий откат завтра, не так обидно будет, что, будучи по сути волшебником, скульптором душ, я не использовал талант по максимуму.
        Поделившись радостью с парнями, я спустился к Санычу и, едва он открыл дверь, прокричал, чтобы все слышали:
        - Мужики! В понедельник к нам возвращается Микроб… То есть Хотеев.
        Из гостиной донеслись аплодисменты, высунулся Матвеич. Димидко же смотрел молча, но его глаза разгорались и разгорались. Я продолжил:
        - Левашова нужно возвращать? Сегодня я это, наверное, смогу.
        Сан Саныч погрустнел.
        - Каким образом? Я к нему два раза ходил - без толку, даже в квартиру не впустил. Его решение железобетонно.
        - А вот и нет. Но если у меня получится, завтра на тренировку могу не прийти, - предупредил я.
        - Напьешься? - Сан Саныч свел брови у переносицы.
        - Нет. Буду восстанавливать израсходованный резерв душевных сил. - Я улыбнулся. - Ну знаешь же, что я не стану бухать, ширяться или что-то еще. Просто дай добро на завтрашний отгул. Саенко, вон, пусть вместо меня на воротах стоит, учится.
        Саныч проворчал:
        - Научится он, ага, мечтай!
        - А ты вспомни Гусака. В прошлом году был, как бородавка на теле команды, а в этом - красачик! Ну что, добро?
        - А хрен с тобой. За Хотеева спасибо. Если, конечно, так и будет, а то мало ли.
        Он пожал протянутую руку, назвал адрес Левашова, и я отправился к Димону, очень надеясь, что он дома, а не куда-то умотал.
        Жил Левашов в старом спальном районе. Когда я приехал туда, это место мне напомнило район, обсмеянный в фильме «Ирония судьбы»: типовые советские многоэтажки, но уже битые временем, тополя и липы во дворах, на клумбах - заросли сирени. В каждом городе есть такой, и через один он называется микрорайоном Строителей.
        Было восемь вечера, почти стемнело. Дома ли Димон? Я посмотрел на сотни золотых окон - люди вернулись с работы и включили свет.
        Отыскав нужный дом, в лифте-кошмаре клаустрофоба я поднялся на восьмой этаж и по коридору, где мешались ароматы борща, котлет и какой-то сивухи, протопал в самый конец.
        Нужная квартира была слева: подранная дерматиновая дверь, каких уже не сыскать, заляпанная жиром стена. Я вдавил кнопку звонка и прислушался к голосу футбольного комментатора, доносящемуся из-за двери. Кто-то прошаркал открывать. Щелкнул замок, и выглянула женщина неопределенного возраста, красномордая, сизоносая, с отеками под глазами.
        - Ты кто? - просипела она.
        Меня обдало густым алкогольным духом. Это - мать Димона? И тут я понял, что ничего не знаю о парнях, сегодня - день откровений. Микроб оказался сиротой при живой матери. Я думал, Левашов - гопник-дурачок средней одаренности, а вон оно как. Хорошим манерам взяться у него неоткуда. Хорошо вообще не сел и не спился.
        - Здравствуйте, я к Диме. Позовите его, пожалуйста.
        Женщина посторонилась, открывая живописнейший вид: обшарпанные обои, серый от сигаретного дыма потолок, почерневшее зеркало в старинной раме и шкаф без одной дверцы.
        - Димка! - крикнула она, обернувшись. - Вот стервец!
        Димон в своей комнате и там смотрел футбол и не слышал ее, хозяйка квартиры постучала сперва рукой, потом ногой. Обматерила сына, добавив, что к нему пришли. В ответ он наорал на нее. Дверь распахнулась, и оттуда донесся рев комментатора:
        - Опасный момент! Удар! Го-ол!
        Димон вышел из комнаты, вызверился на мать, но увидел меня, напрягся, быстро спрятал за спину забинтованную руку.
        - Уходи, - крикнул он.
        При этом больше всего на свете ему хотелось, чтобы я остался.
        - Димон, что за детсад? - Я переступил порог. - Я пришел к тебе и никуда не уйду, пока мы не поговорим.
        - Я все уже сказал Санычу, - уперся он.
        Опухшая мать Левашова ушла в соседнюю комнату, донесся ее ор и детский плач. Я зашагал к Левашову, взял его шею в захват и потащил парня прочь из квартиры, в коридор. Пока он сообразил, что надо вырываться, я уже отпустил его, толкнув к стене.
        - Что происходит? - прорычал я. - Микроб суициднул, ты медленно себя убиваешь. На хрена?
        Глаза Левашова полезли на лоб, новость о самоубийстве Микроба отбила у него желание скандалить.
        - Микроб - что?
        - С моста спрыгнул. Чудом из реки достали. А ты что творишь! - Я кивнул на его перебинтованные пальцы. - К сорока годам обрубком останешься. Инвалидность полторы тысячи, жирная жена, потому что на фиг ты кому нужен обрубком. Еще нравится быть токарем? Палец-то хоть цел, или совсем отпилил его?
        Опустив голову, Димон сказал:
        - Ну как цел… Сказали, будет плохо гнуться.
        - А вернешься в команду - деньги, поездки, девочки. Мы недавно из Ферганы приехали.
        - Я смотрел игру. Круто вы их, узбеков этих!
        - Тебя не хватает. Вот реально не хватает.
        - Лучше быть худшим из лучших, чем лучшим из худших, - проворчал Левашов.
        - Так стань лучшим! Ты с Воропаем в неравных условиях, он-то мяч с детства профессионально гоняет, школа «Динамо», лучшие тренеры. Он не круче тебя, он просто раньше начал забег, сечешь? Ты за год реально вырос. Так жалко, что ты талант закапываешь.
        - Ты в натуре так считаешь? - Димон неверяще посмотрел на меня.
        - Как? - не понял я.
        - Что… талант? - последнее слово он прошептал.
        - Конечно. Стал бы за тобой Димидко бегать! Тебе просто надо немного прокачаться, и на скамейку сядет Воропай. Дай пять!
        Я замахнулся, Димон - тоже, но вспомнил о порезанном пальце и ударил левой ладонью по моей правой.
        - Короче, - сказал я, - хватит мять титьки, пойдем к пацанам футбол смотреть и жрать. И вообще, переезжай к нам, койка свободная есть, потому что это, - я кивнул на дверь его квартиры, - разве жизнь?
        Левашов погрустнел и качнул головой.
        - Не могу, пацанов жалко.
        - Каких?
        - Ну, братьев. Киря и Колян, им по семь лет. Близнецы.
        До меня дошел весь трагизм положения Левашова, но психотерапевт-манипулятор во мне не дал отрефлексировать и сразу подхватил тему:
        - Бабла заработаешь, квартиру купишь, опеку над ними оформишь, она ж бухает по-черному. В спортшколу устроишь, тоже мяч гонять будут, ну?
        Он расправил плечи, почесал свои белые кудри, улыбнулся от уха дор уха. Есть! Получилось, Левашов с нами!
        - Так а сейчас-то футбол смотреть пойдешь? - продолжил я. - Сан Саныч от счастья… ну ты понял.
        - Он не злится на меня?
        - Да он прыгать будет до потолка, отвечаю!
        И Димон пошел. В чем был - в растянутых спортивках и свитере, только куртку накинул. Он тарахтел всю дорогу, как заведенный, планы строил. Всего-то человеку нужно было понять, что он нужен команде. Но почему столь прозрачные вещи раньше были неочевидными?
        На сообщение Димидко «Как дела» я отвечать не стал. А когда пришли домой, мы с Левашовым поднялись на лифте не к пацанам, а к ветеранам.
        - Постой пока здесь. Сюрприз Санычу будет. И сам увидишь, злится он или нет.
        Левашов кивнул и заговорщицки улыбнулся, спрятался за стену. Я нажал на кнопку звонка. Открыл мне Саныч, спросил с порога:
        - Ну что? Тебя тоже послали?
        Вместо ответа я крикнул:
        - Мужики, встречайте! Знаменитый атакующий полузащитник, Дмитрий Левашов!
        Димидко уронил челюсть, увидев выходящего из укрытия Димона, который менжевался, как нашкодивший щенок.
        - Охренеть! - выпучил глаза выглянувший из квартиры Колесо. - Димон! - Он заметил забинтованную руку Левашова и наигранно возмутился: - Неруш, ты по-хорошему не мог договориться? На фига пацану пальцы сломал?
        Подоспевший Матвеич и Гребко грянули смехом. Левашов заулыбался, почесал в затылке.
        - Так это… Руки в футболе только мешают.
        - Иди сюда, брателло! - Колесо раскинул руки, сграбастал Левашова, похлопал по спине и затащил в квартиру.
        Димидко, наоборот, вышел в коридор, подождал, когда захлопнется дверь.
        - Знаешь, я готов поверить, что ты ему пальцы сломал, чтобы притащить сюда. А если серьезно, как тебе это удалось?
        Кажется, этот вопрос я сегодня слышал дважды и снова не ответил честно.
        - Просто раньше он не осознавал ошибку и был не готов. Теперь я его лишь немного подтолкнул. Хвали его побольше, Саныч. Он тогда не просто превзойдет Воропая - горы свернет, костьми ляжет.
        - Хм… С чего такие выводы?
        - Ты ж видел, как он живет.
        - В смысле?
        - Ну, квартиру, мать.
        Димидко покачал головой.
        - Мы в коридоре разговаривали, дома у него я не был.
        - Это сипец! Думаю, его никто никогда не хвалил, - сказал я и объяснил: - У него мать-алкашка, совсем конченая уже, и мелкие братья, которых он растит.
        - Поэтому, видимо, он меня и не пускал внутрь. - Димидко ненадолго задумался и продолжил: - Но после такого перерыва я его в основной состав не поставлю!
        - Он все понимает. И готов работать до кровавого пота.
        - Это хорошо. А вот Воропай, похоже, не готов, расслабился гаденыш, и здоровая конкуренция пойдет ему на пользу. Спасибо, Саня. Идем, что ли, праздновать! Отмечать возвращение блудного сына.
        - Но ты ж помнишь, что завтра я могу не прийти на треню…
        - Помню, - помрачнел Димидко, а потом сразу воспрянул: - Ты видел, что про нас журналюги пишут?
        - То ли еще будет! Впереди вышка и чемпионат мира! - сказал я, ничуть не сомневаясь в своих словах.
        Мечты сбываются, прошлое сжирает все то, что было плохим, и остается только настоящее, когда вся жизнь впереди, и от открывшийся перспективы кружится голова.
        Осталось пережить завтрашний откат. В дрожь бросало от мысли, каким он будет. Надо предупредить всех, что могу впасть в неадекват.
        Глава 10
        Принес посылку для вашего мальчика
        Проснувшись вместе со всеми, я поначалу не понял, что со мной не так и в чем я худший. Прислушался к себе: страха нет, злости и раздражительности тоже.
        Клык, предупрежденный о том, что сегодня я могу слегка сойти с ума, заметив, что я проснулся, бросил заправлять свою кровать и напрягся.
        - Ты как? - спросил он.
        - Да вроде норм.
        Я поднялся, попытался встать с кровати, но запутался в одеяле и упал. Выставил руки, но они разъехались, и я припечатался лицом к полу. Выругался, вытер кровь, бегущую из разбитого носа, и понял, что сегодня я - худший в мире ловкач. То есть я буду спотыкаться на ровном месте. Как бутерброд, - падать маслом вниз, а также биться об углы и выпадать с балкона.
        Клыков помог мне подняться. Я уселся на кровать, запрокинул голову, ощупал нос: вроде не сломал. Теперь надо в туалет. Мой поход туда будет напоминать попытку вдребезги пьяного одолеть Эверест, о тренировке и речи нет, так что придется целый день лежать и смотреть сериалы.
        - На тренировку сегодня не пойду, - ответил я на немой вопрос Клыкова, заглядывающего в лицо, - ноги не держат.
        Если бы моим соседом по комнате был Погосян, он бы уже душу вымотал: а почему, а как, а что теперь, Клыкову же если и было интересно, то он молчал.
        - Рома, попрошу тебя о неприличном: проведи меня, пожалуйста, в туалет. Точнее, я пойду сам, а ты, если что, лови.
        Посидев еще немного и подождав, когда прекратится кровотечение, я поднялся, держась за спинку кровати, и медленно, скользя стопами по полу, двинулся из комнаты. Клыков, готовый меня ловить, дышал в затылок. Ноги подгибались и норовили подвернуться, тело казалось мешком с картошкой.
        В туалете тоже не все прошло гладко. Не упал, не убился, и на том спасибо. Душ принимать не рискнул, умылся, во время чистки зубов расслабился и травмировал десну. Пьер Ришар с его невезением нервно курит в сторонке.
        Выйдя, опять же под присмотром Клыка, отправился завтракать. Сегодня дежурным по кухне был Погосян, любящий кулинарные изыски, и нас ждала долма - голубцы в виноградных листьях.
        - Че с тобой? - вытаращил глаза Мика.
        - Ноги не держат, - повторил я для всех, - предупреждал же: когда переутомляюсь, меня на следующий день может срубить.
        Я потянулся к чайнику, но Клыков за мной поухаживал, плеснул чаю в чашку. А вот есть было страшно: вдруг подавлюсь? Может, ну его, и правильнее сегодня голодать?
        Взревевший живот со мной не согласился, и я принялся медленно и очень осторожно, маленькими порциями жевать.
        За пять минут до выхода к нам заглянул Димидко - поинтересоваться, как я. Неодобрительно покачал головой, но обвинять в том, что я наркоман, как во время прошлого отката, не стал. Видимо, решил, что гениальность граничит если не с безумием, то с некоторыми странностями.
        Потом Клыков принес мне в комнату воду, недоеденную еду, и все ушли, оставив меня одного, и я впервые в жизни на своей шкуре испытал, как же тяжело инвалидам и всяким парализованным!
        Но у меня был телефон, и я смотрел сериал про футбольного тренера, который с нуля поднимал команду. И поднял! Все почти как у нас, даже трикстер есть, на Гусака похожий. Но был нюанс: я постоянно ронял телефон и, переворачиваясь с боку на бок, умудрялся биться о стену локтями или коленями. Представляю, как бы мне было весело, если бы такой откат догнал меня после матча в гостях, когда куда-то надо ехать. Тащили бы меня на себе по очереди, а потом - статья в прессе: «Посмотрите, как Нерушимый нажрался, празднуя победу».
        В общем, день прошел, а ты все жив.
        Вечером парни принесли вести, что Левашов влился в коллектив, скорее нет, Димон вел себя так, словно от нас и не уходил, правда, его появление расстроило Жеку. Пока они ужинали и до отбоя я читал новости, дабы потешить тщеславие. Журналюги как-то прознали про Микроба, правда, тему не раздули: промелькнула новость в заголовках и стухла. Не хватало еще, чтобы Федора в прессе полоскали!
        Что ж, мы становимся знаменитыми, нужно привыкать. А еще, кроме меня и Погосяна, стали писать о таланте Димидко. Риторика резко изменилась, теперь нам пророчили не вылет во Вторую лигу, а вышку - с таким-то тренером!
        Но больше меня удивило не это, а фотография Дарины, разворачивающей параплан, и заголовок: «Люди-птицы». В статье писалось о парапланерном спорте и о том, что небо - это любовь с первого полета и навсегда.
        Выходит, пригласив Дарину полетать, Мика подарил ей небо? Сам слился, а ей понравилось, и она подсела на парапланеризм?
        Следующий день, воскресенье, прошел обычно: ушатывание - обед - двусторонки. Левашов выскакивал из штанов, доказывая, что он велик. Жека пытался выпендриться, что он круче. В двусторонках их поставили в разные команды, меня - с Левашовым, и мы выиграли со счетом 1:0 - больше благодаря мне, конечно. Гол забил Гусак, которого готовили как замену Микробу.
        А вечером, помимо того, что, когда мы придем домой, там будет Микроб, меня ждал сюрприз.
        Мы с парнями выползли полуживой вялой толпой и с максимальной скоростью устремились домой, к Микробу, который уже, наверное, заждался, и тут меня окликнули знакомым женским голосом, от которого по позвоночнику прокатился холод. Я обернулся и заметил высокую девушку в длинном сером плаще.
        Я отстал от парней, махнул остановившемуся Погосяну, чтобы уходил. Увидев Лизу, он набычился и сплюнул, но послушался, потрусил прочь.
        Мы с Лизой замерли друг напротив друга.
        - Привет, - сказал я.
        Лиза ринулась навстречу, обняла меня. Я так и остался молча стоять. Что это? Зачем? Я сосредоточился я на ее желаниях: обнять и не отпускать. Больше всего на свете она хотела, чтобы я был в ее жизни.
        - Прости меня, - всхлипнула она.
        «Бог простит», - подумалось мне, но я промолчал.
        Она прижалась тесно-тесно.
        - Я… не могу без тебя.
        Я осторожно взял ее за руки, отстранился и сказал:
        - Можешь, Лиза. Мало того, тебе без меня будет лучше, и ты сама это понимаешь. Вот сейчас перетерпишь - и все наладится.
        Ненавижу женские слезы! Но Лиза избавила меня от них, посмотрела с тоской, обняла взглядом.
        - Я тебя… Люблю. Я осознала, какую совершила ошибку.
        Вот теперь - мне бы не сорваться, не сграбастать ее и не уволочь в пещеру, как первобытный человек. Она ведь не лжет. Вздохнув, я по возможности спокойно прочел ей лекцию об эндорфинах, что они заставляют влюбляться людей, которые совершенно друг другу не подходят, и, если не идет, правильнее переломаться на начальном этапе отношений, чем мучиться всю жизнь.
        Только бы она не начала канючить и истерить!
        Не начала, опустила голову, убрала руки в карманы, скривилась. Она злилась, что ее отвергли, но, когда ехала сюда, не исключала такой вариант и была более-менее готова. Сейчас больше всего на свете ей хотелось врезать мне за пережитое унижение. Это хорошо, это правильно. И ничего она не осознала, и не раскаялась, а просто хотела, чтобы было хорошо, как раньше.
        - Езжай домой, Лиза. Все кончено. Я не держу на тебя зла.
        Я развернулся и зашагал прочь. Хотелось бежать от своих желаний, чтобы не проявить малодушие, все-таки мало времени прошло, и не заросли те места, откуда я с мясом вырывал узы, нас связывающие.
        Парней я догнал, когда они входили в квартиру. Все налетели на Микроба, жали ему руку, подбадривали и, предупрежденные мной, не расспрашивали о личном, вели себя так, словно он не прыгал с моста и в дурке лежал, а просто болел. Федор ждал меня, пожал руку, и мы вышли на балкон.
        - Ты как? - спросил я.
        - Да рубит еще от транков.
        Я подробно описал, как лечиться с помощью внутреннего огня, Микроб прямо здесь попытался его разжечь, но лишь вспотел. Видимо, те же транквилизаторы не давали душе развернуться, и так быстро их из организма не выведешь, они накопительного эффекта.
        - Мне Погосян донес, что к тебе Лизка приехала, - сказал Микроб. - Надеюсь, ты не помирился с этой дрянью?
        Я мотнул головой.
        - Нет, держусь. И не помирюсь.
        - Ломает? - грустно констатировал Микроб.
        Кивнув, я подумал, что вот еще одно подтверждение наркоманской природы любви: переломался, вроде отпустило, увидел объект привязанности (получил дозу) - и снова больно. И не в силе/слабости духа здесь дело - в зависимости от существа. «Чингиз-хан и Гитлер купались в крови, но их тоже намотало на колеса любви». Хотелось нажраться, но делать я этого не стал, а просто завалился спать, благо после адских нагрузок спать хотелось всегда.

7 мая 2024 г, Михайловск
        Перед выходом на поле Димидко увидел, что мы расслабились, и устроил нам прокачку, напоминая матч с «Нефтяником», когда противник нас недооценил.
        А я это еще с прошлой жизни помню, джиу-джитсер наш, тренер Ризваныч, все время напоминал, что даже самый захудалый противник может держать козырь в рукаве.
        Но парни слушали да ели, многие били копытами - в поле рвались, уверенные в быстрой победе.
        О, как нас встречали трибуны, когда мы выбегали в поле! Давно такого беснования не видел. Все-таки мы выросли в глазах болел, одолев превосходящую в мастерстве команду, да без одного из лучших игроков. Сегодня Микроб тоже не вышел, но я был уверен, что Гусак справится, уверенности и безбашенности ему было не занимать.
        Когда начали выбегать тюменцы в традиционной для гостевых матчей форме - черных трусах, черных футболках с эмблемой на груди, наши болелы даже их не освистали, чтобы силы не тратить. В этой реальности команда звезд с неба не хватала, но все-таки уверенно держалась в Первой лиге.
        Черный цвет визуально уменьшает предмет, а когда и сами футболисты не великаны, то выходило, что наши в бело-серебристом по сравнению с гостями - просто богатыри.
        И то ли показалось, то ли так и было, но гости будто заранее смирились с поражением. Они, конечно, не сели на траву в ожидании конца матча, но и не рвали жилы и не особо огорчались, когда пропускали мяч. А мы дома и правда хорошо рубились. И болельщики на трибунах - наш двенадцатый игрок на поле. В общем, было у нас очевидное преимущество.
        И стало понятно, почему Саныч нас накачивал на установке. Он боялся, что парни будут лениться, не добегать, не доигрывать эпизод, не биться за мяч. Мол, ну отдали мяч, ну ошиблись - сейчас без нервов и всякого напряжения вернем его, исправимся. Не попали по воротам - забьем в следующий раз.
        Не знаю, как это было видно с трибун, но я видел так, и этот нездоровый пофигизм передался мне.
        Подобрав медленно катящийся к воротам мяч, я сделал пас левому крайнему, Гусаку. Он остановил мяч, пропустил мимо очередного «геолога», изящно переправил круглого на другой фланг. Причем делал он это без напряга, играючи, будто танцуя.
        Еще два таких точных паса, и вот уже почти все наши вблизи их штрафной площади. Но вместо игрового азарта они начали лениво перепасовываться, лишь изредка выстреливая собой в промежутки между защищающимися, а потом возвращаясь в линию. Даже Погосян тормозил! А ведь никакой жары, как в Фергане перед дождем!
        Димидко бегал туда-сюда вдоль стадиона и орал, махал руками. Я крикнул защитникам, чтобы хоть они показали класс, и Матвеич с Колесом побежали, Думченко рванул следом.
        У нас в центральном круг остался один Клыков! У него вообще импровизировать получалось не очень, но на своей позиции он отыгрывал отменно.
        Защитники наши почувствовали слабину противника и устремились в атаку, чтобы забить редкий для них гол. Матвеич и Колесо так вообще были напами и молодость вспомнили, утирая носы молодняку. Еще в центр сместился скоростной Бурак. Что ему делать в толкучке у ворот? А вот если вдруг мяч отскочит и тюменцы попытаются устроить быструю атаку, как когда мы забили третий гол в Фергане, так Бурак как раз догонит мяч, отберет, а в крайнем случае дернет за футболку или просто завалит противника подножкой. Ну и пусть желтая карточка, зато опасности нашим воротам не будет.
        Опасности и не было, и я чувствовал себя зрителем.
        Наши прошли по флангу, выбили мяч на угловой. Тут же разыграли, кинули верхом в штрафную… Погосян! Удар…
        Трибуны взревели, предвидя гол. Но нет, мимо - мяч пролетел в метре от штанги.
        Теперь тюменцы подавали от ворот. Но только выбили - тут же Матвеич с Колесом кинулись на одного, стиснули в коробочку, мяч отобрали, и снова все наши впереди пытались взломать оборону.
        Удар издали! Ну? Я вытянул шею, но не увидел, что там.
        Штанга, черт! Мяч отлетел в поле, и снова началось плетение футбольного кружева со смещением, сменой мест, рокировками всякими, с крестным ходом с оставлением мяча… О, уже и пяточки пошли.
        Вальяжный футбол, блин, и академики с тросточками!
        Правильно тренер на нас собаку спустил. Правда я ни при чем, потому что в воротах. Или мне тоже вперед пойти? Типа создать численное преимущество на локальном участке поля? Димидко оглянулся, ткнул пальцем мне в грудь, напоминая об опасности счета, и что если вдруг кто ошибется, то последний - я. Погрозил кулаком для острастки.
        - Игра заканчивается, когда свистнет арбитр, - орал он. - Так что не дай вам футбольный бог расслабиться на последних минутах! Ой, что я тогда устрою…
        Выходили на второй тайм под редкий свист, гул и нестройные кричалки «Нужен гол! Нужен два! Нужен Кубок УЕФА!» А то мы не знаем, как нужен гол! Или два! Дома же играем, тут сам бог велел, преимущество тотальное, а мяч в ворота не идет. Бывает такое, потому что мяч круглый, а поле прямоугольное, а в воротах еще огромный парень с длиннющими руками. Кажется, если раскинет их - от штанги до штанги достанет.
        Но накачка, как обычно, чуток помогла. Наши забегали резвее. Резко активизировались фланги. И как бывает в такой игре - наши забили внезапный гол. Пяти минут не отыграли - а уже гол! Причем все было стандартно. Защитник кинул мяч направо, несущийся во весь опор правый крайний, Бурак, тут же переправил налево, а левый краек, Гусак, еле догнав мяч у самой лицевой линии, не глядя пульнул его в центр штрафной площади, где набегающий наш «столб» Рябов просто подставил голову. Гол! Классика! Ну наконец-то! 1:0, мы повели!
        И сразу все успокоились. «Геологи» решили, что они уже проиграли, и теперь главное - красиво отбиваться от сильного соперника. А наши будто поняли, что игра закончилась, счёт в нашу пользу, и можно опять не напрягаться.
        Только не все успокоились. Вон, как ломится вперед Жека с мячом в ногах - доказывать, что он круче Левашова. Как это его упустили? Обычно же вдвоем наперерез кидаются. Сколько там от центра поля до штрафной? Секунды три?
        Бух! - выстрелил Жека.
        Бум! - попал в перекладину мяч. Наши обстучали уже и обе штанги, и перекладину. Заколдовали, что ли, их ворота?
        Вон снова выстроились наши вдоль штрафной и принялись обстреливать издали. Получилось что-то вроде тренировки для их вратаря. А он неплох! Или просто поймал кураж, бывает такое. Я даже укол профессиональной ревности ощутил: отбивает, ловит, выкидывает в поле, снова ловит. За какие-то пять минут раза три он отбил, раз пять мяч угодил в створ. Черт, да по закону вероятности как минимум дважды должны были попасть!
        И тут после очередного удачного вроде удара под перекладину, самыми кончиками пальцев вратарь вынес мяч на угловой…
        Ха… Я глянул на Саныча. Он раздраженно махнул рукой - мол, сам думай. Ну, я подумал. И рискнул - побежал в штрафную создавать массу и преимущество. Тут уже быстрый розыгрыш не нужен. Тут надо долго прицеливаться и прикидывать, какой удар будет лучше.
        В штрафной началась толкотня. Арбитр свистнул, делая замечание, чтобы - без рук.
        Мяч откатился ко мне, я разбежался, ударил… Мяч, провожаемый взглядами сцепившихся в клинче игроков, перелетел штрафную площадь…
        Всё? А нет, не всё. Он четко пошел на голову Матвеича. А он не стал бить по воротам, но это и не его дело, в конце концов. Его дело - защищать свои ворота. Потому он ударил головой в мяч и вернул его чуть ли не через всю штрафную площадь.
        От боковой линии вдруг рванул к мячу правый защитник, Думченко, и лупанул головой в противоход рванувшемуся навстречу вратарю. Гол! Красивый! Трудовой! Первый гол Думченко за все время в нашей команде!
        На трибунах грянули смех и аплодисменты - им красиво и необычно, потому что поучаствовали защитники. Да еще и вратарь не просто постоял в центре штрафной, но и начал голевую комбинацию!
        Думченко вдохновил нападающих и полузащитников на подвиги. Наши нападалы и полузащи поняли, что можно пополнить личный счёт, задавили попытки противодействия, заперли противника на линии штрафной, и давай и так изгаляться, и эдак. И удары, и обводки, и разные стеночки.
        Красиво. Даже издали - красиво. Надо будет потом еще посмотреть повторы.
        И… Что? Свисток? Вроде не было нарушений?
        А-а-а… Конец матча.
        Поле я покидал со странным ощущением. Выиграли мы достаточно легко, красиво. Но казалось, что где-то недоработали.
        А Сан Саныч в раздевалке обозвал нас академиками с тросточками. Спрашивал, не мешали ли цилиндры бить головой…
        - Саныч! Мы выиграли! - не понял его придирок Погосян.
        - Да вы должны были десять забить! Полный стадион болел, а эти тут тренировки организуют, в квадраты играют, стеночки показывают… Был проход с паса пяткой? Не было. Был гол после стеночки? Не было.
        - Тренер, мяч не шел… Но выиграли же! - поддержал Погосяна Колесо.
        - Выиграли, выиграли… Но с другой стороны - это как поглядеть. Мы же не только за голый результат, правда? Мы же еще и за красивый футбол! А что мы сегодня видели на поле? Помните мультфильм «Как казаки в футбол играли»? И там такие джентльмены в цилиндрах и с тросточками красиво передвигались и изящные позы принимали. Это вам просто повезло, что казаков не было.
        Казаков не было. Были «геологи».
        Домой пришлось прорываться сквозь поджидающую нас толпу болел. Нам жали руки, тянулись, чтобы до нас дотронуться, кто-то сунул мне шоколадный батончик «Спорт», с машинкой на этикетке. Стало тепло и уютно - детство вспомнилось.
        Мы улыбались, останавливались, чтобы ответить на рукопожатия, расписывались на футболках и плакатах с нашими физиономиями. Кто, интересно, подсуетился и напечатал их? Или фарца поняла, что на этом можно заработать?
        О, а вот и я ловлю мяч в полете. Расписываюсь на нем мальчишке лет десяти и думаю, что, надо же, - мои фото дети вешают на стены, я - пример для подражания.
        - Саша, я люблю тебя! - донесся хриплый женский вскрик - не Лиза, просто какая-то фанатка.
        - Хотеев, когда в поле? - обратились к шагающему с нами Микробу.
        - Скоро, - обнадежил он и ответил, вскидывая кулак: - Дадим миру огня!
        - Ог-ня! Ог-ня! - скандировала толпа.
        Взмыл и затрепетал на ветру флаг с Прометеем.
        В общем, домой мы добрались после девяти не то чтобы усталые, но точно не бодрые. Позавтракали и завалились спать.
        Восьмое мая обещало быть обычным тренировочным днем. Мало того, мы и девятого вместо парада планировали тренировку, потому что Левашова нужно вливать в коллектив, Микроба реанимировать, ведь десятого игра нам предстояла сложная - с московским «Торпедо», фаворитом сезона. Год назад они вылетели из вышки и теперь рвали жилы, чтобы попасть обратно. Надо отдать должное, успешнее нас. Из семи проведенных игр у них четыре победы, две ничьи и один проигрыш, итого 10 очков. У нас же - перенос игры в первом туре, три поражения, три победы, 6 очков.
        Вообще сложно придется наверстывать, Микроб-то с «Торпедо» играть еще не выйдет, он тупит знатно из-за таблеток, ему неделю с них соскакивать, и никак не помочь, сам себя лечить он не может - по той же причине. Так что, возможно, мы продуем - «лучшего»-то я могу использовать только одиннадцатого.
        Вспомнился тренер «Торпедо», в нашем мире покойный Юрий Тишков, который приглашал меня в команду в прошлом году. Вот и…
        Мы все сидели за столом, завтракали, когда заверещал дверной звонок. Погосян аж чаем подавился. Клыков, сидящий с краю, потопал открывать.
        - Опять мужики весь сахар сожрали? - предположил юный вратарь Саенко, который понемногу начал вливаться в коллектив. - Просить пришли?
        - Саня, это тебя, - сказал Клыков, и его интонация мне не понравилась.
        - Кто? - спросил Микроб.
        Я поднялся и зашагал к выходу.
        На пороге стоял мужик средних лет в камуфляжной форме, с капитанскими погонами.
        - Здравствуйте, чем обязан? - спросил я, и в душе шевельнулось неприятное предчувствие.
        - Военный комиссар Иван Зябликов, - представился он и протянул листок бумаги. - Ознакомьтесь, пожалуйста, и распишитесь…
        - Повестка в военкомат?! - Я вытаращился на документ, где были вручную вписаны мои данные. - Это какая-то ошибка! У меня отвод по указу товарища Горского!
        - Ознакомьтесь, распишитесь. Если произошла ошибка, это выяснится в военком комиссариате.
        Глава 11
        Без меня меня женили
        Я прочел повестку внимательнее. Да, это я, Александр Нерушимый, адрес тоже мой.
        «Приказываю вам явиться 08. 05. 2024 г. к 15.00 в Михайловский военный комиссариат к начальнику 3-й части по вопросу воинского учета. При себе иметь: воинский документ и паспорт. За неявку без уважительной причины или уклонение от явки будете привлечены по закону».
        Странно. И весенний, и осенний призыв прошли. Обычно вызывают за три дня, чтобы призываемый мог скорректировать свои планы. Я имею полное право оспорить правомерность этой повестки. Но были и положительные моменты: недолго мучиться неведением, все прояснится уже сегодня.
        Военный комиссар повторил содержание повестки вслух и протянул ручку:
        - Распишитесь.
        Оставляя подпись, я уточнил:
        - Это ведь еще не отправка на службу? Просто сверка данных?
        - Именно так, - кивнул комиссар, протянул планшет, где я оставил отпечаток пальца на странице с фотографией повестки. - Всего доброго.
        Я уставился ему в спину, не решаясь войти в квартиру. Но осмыслить происшедшее мне не дали, высунулся Погосян и спросил:
        - Чего надо этому черту?
        - Это военный комиссар, принес повестку для вашего мальчика, - криво усмехнулся я.
        Клыков, который стоял под дверью и все слышал, возмутился:
        - Бред! Бардак и бред! Есть же указ, где черным по белому написано, что футболисты приравниваются к студентам и освобождаются от воинской службы! - Он сразу же нашел указ в Комсети и протянул телефон мне.
        Я отлично помнил тот указ, но для приличия еще раз прочел, вернул мобильный Клыку.
        - Да забей, - успокоил Погосян, - че-то там напутали, мы ж все токарями-слесарями на заводе числимся. Сходишь, они убедятся, что накосячили, и дальше продолжишь играть.
        На самом деле все может быть гораздо хуже, потому что таким способом ЦСКА брали в команду лучших игроков, если те не хотели оставлять свои команды по-хорошему. Вдруг это не просто ошибка, а генерал Ахметзянов руку приложил? Генерал генералу глаз не выклюет, а ЦСКА и «Динамо» - дружественные команды.
        Или я зря себя накручиваю, и Погосян прав? И ведь я ничего не смогу сделать, если меня захотят забрать! Раньше Тирликас прикрывал, а теперь… Черт, черт, черт!
        Хотелось кого-нибудь ударить.
        - Пойдем жрать, - предложил Погосян. - Скажи спасибо, что сегодня уже все узнаешь.
        Мика вернулся за стол и возмутился:
        - Прикиньте, Неруша в военкомат вызвали! Охренели совсем.
        - Тогда нас всех должны вызвать, - сказал Микроб, - или кто-то из вас уже служил? Почему именно его?
        - Может, потому что он совсем неместный, из Кунашака, - предположил Саенко. - Напутали что-то.
        - Вот и я говорю: напутали! - провозгласил Погосян и шумно отхлебнул чай из чашки.
        А в моем сердце поселилось дурное предчувствие: нет, все не просто так. Конечно, Семерка уверяла, что вряд ли меня будут заставлять делать что-либо против воли, но прослеживалась слишком явная заинтересованность мной.
        На тренировку я все-таки пошел и сегодня впервые не сдох - наконец восстановил форму после месяцев в СИЗО, потом погонял молодняк, Васенцова и Саенко, - тренера для вратарей Саныч уволил. Вдруг мне придется оставить команду, и как они без меня? Ясно как - проигрывали все время и теперь проиграют. Или Микроб, как в себя придет, спасет ситуацию?
        Вряд ли, он еще не умеет удерживать внутренний огонь, да и главный наш козырь - моя способность «лучший в мире», а она больше никому не доступна.
        А после обеда я отвел в сторону Димидко и молча предъявил повестку. Саныч вытаращился на нее и выругался. Еще выругался, сжал кулаки, перевел взгляд на меня.
        - Что это значит?
        - То и значит. Скорее всего, ошибка, но после того, как на меня пытались повесить заговор, я ничему не удивлюсь.
        С минуту мы стояли молча. Димидко раздувал ноздри и аж покраснел от ярости, но ни он, ни я не могли как-то повлиять на ситуацию.
        - Без тебя мы провалимся, - сказал Димидко.
        - Не факт, - парировал я. - И не факт, что меня загребут, указ-то…
        - Срали они на тот указ! У каждого такого указа по десять подпунктов, которые не афишируются, и их можно как угодно крутить в свою пользу.
        В нашем мире такое часто практиковалось, особенно - в последнее неспокойное время.
        - Короче, поучи еще вратарей. Перед смертью не надышишься, но… - Он вздохнул и добавил почти жалобно: - …вдруг и правда ошибка.
        Васенцова и Саенко я гонял с особым остервенением, жалея, что не могу им передать часть своей силы. Бедолага Саенко через час отработок падений лег на газон и простонал:
        - Не могу больше.
        До трех дня оставался час. Я без спешки принял душ, потом позвонил Семерке, чтобы спросить, что происходит и к чему готовиться, но трубку она не взяла. И через пятнадцать минут, и за пять минут до визита к военкому тоже не взяла.
        Что ж. Наполненный гневом праведным, я отыскал кабинет начальника с табличкой «Кубиков Н. И.», постучал. Из-за двери донесся зычный бас:
        - Входите!
        Я переступил порог, остановился в середине комнаты и отчеканил:
        - Нерушимый Александр прибыл по врученной сегодня повестке.
        Помнится, в юности нас гонял в военкомат военрук, проинструктировав, как вести себя перед комиссией. Стоишь ты в одних трусах посреди комнаты перед незнакомыми людьми, точно раб на невольничьем рынке. Ошибешься в формулировке - «Пошел вон!» Не можешь сказать, в каких войсках хочешь служить - опять «Пошел вон» - и жди полчаса.
        Сегодня все было не так, неправильно, без комиссии. Майор Кубиков, осмотрев меня с головы до ног, не спешил что-либо говорить. А на языке вертелось: «Надо было войти в трусах»?
        Наконец майор набрал кого-то по внутренней связи и сказал:
        - Антон Иосифович, зайдите, пожалуйста. - А мне кивнул на стул напротив своего стола. - Присаживайся.
        Даже так?
        - Позвольте поинтересоваться…
        Прервав меня, отворилась дверь, и в кабинет вошел еще один майор - низкорослый, круглолицый и кряжистый. Чуть раскосые глаза, нитка плотно сжатых губ. Кубиков глянул на меня, все так же стоящего посреди кабинета, и удалился.
        Вошедший воцарился за столом, открыл лежащую на нем папку - вероятно, мое личное дело. Чуя неладное, я сосредоточился на его желаниях и услышал уже знакомый белый шум. Твою мать, бээровец! Черт побери! Я засветился при побеге, и теперь скрывать способности нет смысла.
        Это что же, конец моей футбольной карьеры?
        - Присаживайся, - сказал теперь уже этот майор, как бы намекая, что разговор пойдет в неофициальной обстановке, почти на равных. - Александр Нерушимый, 2004 года рождения.
        - Позвольте поинтересоваться, - сказал я теперь ему, - существует указ товарища горского от 24 февраля 2023 г, что в связи с участием нашей сборной в чемпионате мира по футболу, футболисты Высшей, Первой и Второй лиг освобождаются от несения воинской службы. Опираясь на этот указ, я смею предположить, что произошла ошибка.
        Теперь уже ясно, что ошибки нет, но как-то же надо свои права обозначить.
        - Никакой ошибки нет. - Он протянул мне распечатку какого-то документа. - Вот этот указ, ознакомьтесь внимательно.
        Я уже примерно знал, что там увижу. Скользнул взглядом по знакомому тексту и остановил его на подпунктах, которых не было в общем доступе.
        «Действие закона не распространяется:
        на время проведения военных действий, в случае чрезвычайных происшествий, гражданских волнений в стране, а также любых событий, угрожающих безопасности и стабильности Родины;
        на граждан категорий А1».
        - Предвидя твой вопрос, вот, - сказал майор и положил на стол еще документ.
        «Положение о статусе граждан категории А1».
        Я прочел его. Гражданами категории А1 являются люди со скрытыми или явными способностями, пока не подтвержденными наукой, будь то физические или психические возможности, в разы превосходящие таковые у обычных граждан. Далее следовал список умений, явно не полный, потому что заканчивался он «и так далее».
        Место на столе занял следующий документ, содержание которого майор воспроизвел по памяти:
        - В виду опасности, которую вольно или невольно способны представлять граждане категории А1, данные призывники, вне зависимости от пола и прохождения воинской службы ранее, призываются исключительно в специально адаптированные спецподразделения, где проходят подготовку и инструктаж.
        Я не чувствовал касания к своему разуму, но на всякий случай спрятал мысли о Микробе, своих талантах и Семерке, которая меня кое-чему научила, в белый мешок, - не хватало еще друзей подставить!
        - Я не считаю себя гражданином категории А1, - спокойно сказал я.
        Майор пожал плечами.
        - Ты слишком много наворотил дел, чтобы отрицать очевидное. Есть закон, граждане обязаны его исполнять. Уклонение от призыва карается.
        «На то особый отдел, на то особый режим, на то особый резон», - крутилось в голове.
        - А что за специально адаптированные спецподразделения? - спросил я.
        Представилась воинская часть, находящаяся далеко от мира и обнесенная высоким забором, где подобные мне содержатся примерно, как в тюрьме.
        - Это секретная информация.
        Антон Иосифович принялся заполнять, похоже, другую повестку, говоря:
        - Прежде чем получить к ней доступ, ты должен пройти освидетельствование и подписать ряд документов. Все это произойдет по прибытии на место.
        Я скрипнул зубами и по возможности спокойно сказал:
        - Я отказываюсь становиться гражданином данной категории и считаю, что гораздо больше пользы принесу обществу, будучи на своем месте. А мое место - на воротах.
        Напротив меня легла повестка. Мне надлежало прибыть сюда же 10. 05. 2024 в 9.00 с личными вещами и документами.
        И что делать? Не подписывать? Не явиться, сославшись на занятость? Так под белы рученьки доставят. Надо предупредить Микроба, чтобы не злоупотреблял умением, а то и его постигнет та же участь.
        Черт, черт, черт! Только из одной неволи вырвался, выдохнул, расслабился - и вот опять, теперь уже навсегда.
        - Я не готов распрощаться с карьерой футболиста, - сказал я. - И подписывать ничего не буду, потому что не согласен с вашим вердиктом. Я - обычный человек, а не то, что вы мне приписываете!
        Пусть доказывают. Если не докажут - обязаны будут вернуть в команду.
        Майор вскинул бровь, сощурился и объяснил:
        - Освидетельствование - не просто энцефалограмма, а вердикт компетентной комиссии. Поверь мне как ее председателю, тебя признают гражданином категории А1.
        Хотелось передать привет генералу Ахметзянову, точно ведь его рук дело! Майор сверлил меня взглядом, я смотрел на него и чуял, что он не все сказал, есть у него какой-то козырь в рукаве, и в мыслях все вертелись слова Семерки о том, что к самородкам не применяют насилие. Но если вот это - не насилие, тогда что?
        - В одном я с тобой согласен, - наконец снизошел до ответа Иосифович, - гораздо больше пользы Родине человек принесет на своем месте и занимаясь любимым делом.
        Злой полицейский - добрый полицейский… Развел меня, как мальчишку! Кажется, я знаю, что он мне сейчас предложит, рассчитывая, что, напуганный перспективой службы в БР, я буду до потолка от счастья прыгать.
        - В «Динамо» не пойду, - отрезал я. - Упекайте в эти ваши лагеря.
        Майор снисходительно улыбнулся.
        - Я хочу предложить кое-что поинтереснее.
        Глава 12
        Мяч на футбольном поле
        - И что же вы мне предложите? - поинтересовался я, опять вспомнив слова Семерки о ненасилии и думая, что начался торг.
        - Я хочу попросить тебя об услуге, и если согласишься нам помочь, то через месяц-полтора, в зависимости от того, насколько успешно пойдут дела, вернешься в свою команду… если захочешь.
        - И меня потом, как не стану нужен, не отправят в эти ваши специально адаптированные подразделения?
        - Нет, - улыбнулся Антон Иосифович, - слово офицера! Ты будешь более полезен на своем месте. А обучение пройдешь уже потом, если появится необходимость или если захочешь. Ты согласен с нами сотрудничать?
        - С нами - это с кем? - уточнил я. - И как я могу ответить утвердительно, не зная, на что подписываюсь?
        - Кстати о подписи, - майор протянул ручку. - Расписаться в повестке нужно вне зависимости от твоего решения, но что-то мне подсказывает, оно будет правильным.
        Не хотелось этого делать, но выбора у меня не было. Обложили так обложили. Будь ты хоть патриархом всех одаренных, как Горский, тебе не выстоять против системы, упереться - сделать себе хуже, все равно меня теперь в покое не оставят. Я поставил подпись в повестке и откинулся на спинку стула.
        - Слушаю вас внимательно.
        - Ты будешь играть в «Динамо»…
        - Пакуйте в лагеря, - твердо заявил я.
        Майор примирительно поднял руки.
        - Ты умный парень, Александр. Зачем разбивать голову назло главврачу?
        - Для меня главное в жизни - «Титан». Что так, что этак играть в команде я не смогу. Смысл мне помогать тем, кто лишил меня выбора?
        - Выгода, Александр. Мы это учли, твою любовь к команде, но с тобой не получилось договориться по-хорошему. Тише! Дослушай. Ты поедешь в Великобританию только на несколько игр, дальнейшее решение будет за тобой. Приживешься - останешься в «Динамо», нет, тебя и в ЦСКА ждут, а условия там куда более выгодные, чем в «Титане» - все-таки высшая лига. Ну, или вернешься в «Титан».
        Я усмехнулся.
        - Кажется, я понял, к чему вы клоните. Я буду живцом?
        - Какой догадливый молодой человек. Слишком догадливый для девятнадцати лет.
        - Детдом - суровая школа жизни, - парировал я.
        Майор припечатал обе ладони к столу.
        - Ладно, начистоту так начистоту. Ты сам недавно убедился, что запад не дремлет, их агенты даже среди одаренных. Отчасти благодаря тебе мы выявили некоторых, но далеко не всех! А тут, представь, за границей появляется молодой человек, гонимый режимом…
        - И как же они об этом узнают? О том, что я гоним режимом.
        - О-о-о, ты сам об этом всем расскажешь. Журналисты уже проинструктированы. Скоро разразится настоящий скандал: талантливого футболиста, сироту, коварные «динамики» вынуждают бросить команду, которая заменила ему семью. Какая трагедия…
        - Какой цинизм, - сказал я, стараясь повторить его улыбку.
        - И ведь даже врать не придется! Когда журналисты к тебе обратятся, не скрывай эмоций! Все, что думаешь, то и говори. Поверь, до кого надо, весть дойдет очень быстро.
        - Полагаю, вы заранее все спланировали, раз уже сделали мне загранпаспорт и внесли в заявку? Что за матчи хоть? Насколько я помню, наших клубов в еврокубках не осталось?
        - А о них и речи нет. Англосаксы решили сделать жест доброй воли в честь нашего возвращения в международные состязания - напомнить своим болельщикам, что такое советский футбол. На всем, гады, делают бизнес и политику, даже на такой светлой памяти, как турне «Динамо» по Великобритании 1945 года. Помнишь?
        - Помню, - кивнул я. - В ноябре 1945 года московское «Динамо» сыграло с сильнейшими профессиональными клубами Англии, Уэльса и Шотландии.
        - А с кем играли, помнишь? Ассоциация футбола Англии пригласила чемпиона Советского Союза на Британские острова, чтобы те провели товарищеские матчи с лучшими клубами своей страны. Вот и сейчас будут играть с лучшими - «Манчестер Сити», «Ливерпуль», «Рейнджерс» и «Кардифф Сити». И тебе, Нерушимый, должно быть за радость защищать честь страны на той же позиции, что и великий Яшин.
        - Гениально, - выдохнул я. - Вот только неприятно себя чувствовать мячом на футбольном поле, который гоняют туда-сюда.
        - Но ты ведь именно об этом мечтал! - Майор подмигнул, как старому приятелю. - Нет, не быть мячом. Защищать честь Родины, выигрывать, показывать красивый футбол. О тебе узнает весь мир, Александр! Сегодня вечером выйдет статья, что ты переходишь в «Динамо», и начнется шум. Говори журналистам, как есть. Чем хуже будешь отзываться о новой команде, тем лучше. Тебя вынудили, призвали в армию, хотя права не имели, и так далее. Ты и подумать не мог, какой беспредел творится у нас в стране!
        Он подвинул мне повестку.
        - Отдашь в отдел кадров, тебя рассчитают и выдадут зарплату. Берешь самое необходимое и прибываешь сюда в назначенное время, в детали тебя посвятят уже на месте. И, да, главное.
        Майор не торопясь извлек из папки еще один документ.
        - Ты парень неглупый, и понимаешь, что наш разговор не должен выйти за пределы этого кабинета. Потому прочитай и распишись. А потом вот сюда, - он кивнул на планшет, - поставишь отпечаток пальца.
        Я принялся читать свод законов, запрещающий обсуждать с посторонними граждан категории А1, разглашать определенную информацию (список) и демонстрировать принадлежность к группе граждан категории А1. Теперь понятно, почему разговоры об одаренных под таким запретом: в случае нарушения - тюремный срок до десяти лет.
        Впрочем, я мог и сам догадаться, почему в этом мире об одаренных говорят только шепотом, и простые люди не знают подробностей.
        Военкомат я покидал в полном раздрае. Да, Иосифович прав, я мечтал доказать всему миру, что в России… то есть в СССР есть футбол, и вот мне преподнесли мечту на блюдце. Даже не пробившись в вышку, я еду в Европу! Но не так это должно было случиться!
        Но что меня ждет в новой команде? Как без меня справится «Титан»? Только сейчас я понял, что не мыслю жизни без своей команды, где все парни мне как братья. Но ведь, в конце концов, не понравится - вернусь, мне слово офицера дали, и это не мое решение, я не по своей воле бросаю команду. Только бы успеть сказать парням, что мне предстоит. Будет совсем некрасиво, если они из газеты узнают о моем уходе, а не от меня.
        Команду я перехватил на выходе из стадиона. Меня сразу же окружили, со всех сторон посыпались вопросы - что, мол, и как. Я молча вручил Санычу повестку и вдруг понял, что не могу откровенно ответить на безмолвный вопрос в его взгляде, потому сказал частичную правду:
        - В долбанном указе есть подпункты, по которым я попадаю под призыв. Мне поставили условие: армия или «Динамо».
        Все помрачнели. Димидко потупился, протянул руку:
        - Поздравляю, это огромный шаг в твоей карьере.
        Погосян и Микроб смотрели под ноги. Ветераны стояли молча. Только на лице Жеки читалась неподдельная зависть.
        - Я не хочу уходить из команды, - сказал я, наблюдая, как меняются лица парней, в глазах загорается надежда, - и сделаю все возможное, чтобы как можно быстрее вернуться.
        Димидко грустно улыбнулся.
        - Два года тебе «служить» - что ты сделаешь?
        - Сделаю. Как умудрился сделать, когда сидел в СИЗО, а там ситуация была куда более безвыходной.
        На Жекином лице проступило непонимание: как же так - не хочет? Вот я - хочу! Вот бы мне на его место!
        Я уточнил:
        - Обещаю сделать все возможное, чтобы вернуться в команду ко второму кругу.
        Мне никто не поверил. Но им нельзя было знать того, что знаю я.
        Увлеченные раздумьями, мы не заметили подошедших телевизионщиков. Обернулись на звонкий девичий голос:
        - Здравствуйте!
        Ярко накрашенная брюнетка, стриженная под мальчика, держала в руках микрофон и смотрела на нас, круглый невысокий оператор устанавливал камеру.
        - Как здорово, что я застала «Титан» полным составом! Можно задать пару вопросов и прояснить ситуацию?
        Димидко вскинул руку и отвернулся.
        - Потом.
        Оператор направил камеру на меня, а журналистка словно не услышала Сан Саныча, обратилась ко мне:
        - Меня зовут Ольга, первый михайловский канал. Сегодня появилась информация в «Советском спорте», что Александр Нерушимый переходит из «Титана» в «Динамо». Как вы это прокомментируете?
        «Оперативно сработано, - подумал я, снова ощутив себя мячом на футбольном поле. - И правда ведь врать не придется». Теперь из меня будут делать жертву режима. Что ж…
        - Это беспредел, - сказал я, вытащил из сумки повестку, приблизил к камере. - Вот снимайте. Я перехожу в «Динамо» не по своей воле. Мне поставили условие: или два года в армии, или - «Динамо».
        Журналисты принялись радостно снимать, парни оживились, столпились за моей спиной - прямо маленький митинг получился. Я продолжил:
        - До сегодняшнего дня я думал, что живу в свободной стране, где соблюдаются законы, но это - настоящий беспредел. Они даже не попытались со мной договориться по-хорошему, поставили перед фактом! Хотя весенний призыв давно закончился.
        - А если попытались бы договориться, каковым было бы ваше решение? - спросила журналистка.
        - Я бы отказался, потому что «Титан» - не просто команда, это моя семья. Я хочу обратиться к болельщикам «Титана»: ребята, вы лучшие болельщики на земле! Все наши выигрыши - благодаря вашей поддержке. Десятого мая мне надлежит явиться в военкомат. Обещаю сделать все возможное, чтобы поскорее вернуться в команду! Я верю, что справедливость восторжествует. С вашей поддержкой, с поддержкой честных журналистов, надеюсь, мы победим генеральский беспредел!
        Димидко позади меня зашипел:
        - Что ты несешь? За решетку захотел?
        Я обернулся и сказал:
        - И вы не молчите! Пока все молчат, будет твориться такое в стране!
        Вперед выступил Левашов и, сверкая глазами, на полном серьезе воскликнул:
        - Свободу Нерушимому! Нерушимого - назад в Титан!
        Димон может поднять волну среди болел. Эх, знали бы «титаны», что сейчас они невольно разыгрывают сценарий тех самых генералов!
        - Мы этого так не оставим! - вскинул голову Микроб. - И добьемся правды!
        - Да! - поддержал его Погосян и добавил: - О каком честном футболе после всего случившегося может идти речь?
        Димидко, хоть был с ними полностью согласен, подошел к журналистам, буквально грудью на камеру кинулся, как на амбразуру.
        - Пожалуйста, уходите! И не пускайте это в эфир. Парни молоды, горячи, в них говорит обида.
        - Нет! - вскинулся Микроб. - Мы будем говорить!
        К нему подошел Матвеич, отвел в сторону и что-то зашептал на ухо.
        Ожил Федор, и это хорошо.
        Ветераны, у которых были семьи, нас поддерживали молча, но ничего не говорили - и правда боялись репрессий.
        Раскинув руки, Димидко погнал нас прочь, как пастух - стадо. Оператор снимал не переставая, журналистка что-то говорила в микрофон.
        Чуть отойдя, Димидко высказал свое мнение:
        - Цензура не пропустит этот репортаж, а вот нам ваши слова могут аукнуться: «Титан» начнут топить.
        - Не начнут, - не согласился я. - Вот посмотрите. Да поймите вы, что общественное мнение - единственное, что поможет мне вернуться!
        Было тошно, потому что стало видно, насколько же просто управлять людьми, а они и не будут догадываться, что исполняют заранее прописанные роли. А что происходит на самом деле, я сказать не могу.
        - Ох, Саня, вроде ты умный парень, но какой же дурак! - покачал головой Димидко.
        - А что мне делать? Смиряться? Спасибо, нет.
        - Поддерживаю! - сказал Погосян. - Будем гнать волну. Может, до самого Горского дойдет!
        Матвеич осадил его:
        - Горский в принципе за красивый футбол, что ему какой-то «Титан»? В его представлении у Сани в «Динамо», наоборот, больше перспектив. Да вообще никто нас не поймет! Все спят и видят себя в вышке, а тут, ты посмотри - Нерушимый недоволен. Даже болелы вряд ли поймут. Команда - как семья… Да так никто не мыслит…
        - А ты? - оборвал его Матвеич.
        Димидко потупился и вздохнул.
        - А я - старый дурак. И если бы мне предложили место… да хоть в «Спартаке» или ЦСКА том же - тоже отказался бы. Потому мне никогда олимпийских высот не достичь, а вы - можете.
        - Мы вместе сможем, - поддержал его я. - И в следующем году поедем в Европу, вот увидите.
        - Саня, ты - идеалист, - резюмировал Димидко.
        Дальше мы шли молча. Потом молодняк, кроме Жеки с Игнатом, собрался у нас, даже Левашов пришел, и все с радостью разобрали уготованные им роли. Революционное движение возглавил Микроб, похоже, он нашел, чем заполнить пустоту в душе.

* * *
        Девятого мая мы не праздновали, потому что День Победы оборачивался днем поражения для нашей команды. Пока весь Союз отмечал, на центральных улицах городов царила восстановленная техника тех времен и люди в форме солдат Великой Отечественной, мы пришли на стадион гонять двусторонки, готовиться к предстоящему матчу с фаворитом сезона - «Торпедо».
        А вечером парни устроили мне проводы в армию: Погосян наготовил стейков, пришла Дарина с бутылкой безалкогольного вина и стопкой газет.
        - Вы видели, что пишут? - проговорила она, сбрасывая кроссовки.
        Прошла в гостиную, где мы расселись, раздала газеты.
        - Во всех газетах Саша. И в спортивных, и во всяких «Известиях».
        Погосян и Клыков одновременно вскочили, уступая ей место. Она заняло то, где сидел Мика. Мы разобрали газеты, и мужики загудели, удивленные тем, что вчерашний материал не просто пустили в печать, а и растиражировали. Скопирайтили.
        Микроб забегал по гостиной туда-сюда с газетой в руке.
        - Вот, Сан Саныч! И не зря все было! Видите, люди на нашей стороне!
        Интересно, на их месте я заподозрил бы неладное или тоже радостно все это проглотил?
        - Я же говорю: не все потеряно, - попытался их обнадежить я.
        Но судя по вздувшимся желвакам, Димидко был недоволен прочитанным, отбросил газету на край стола.
        - Они написали слово в слово, как ты говорил, и про беспредел, и про нечестное переманивание игроков. Уму непостижимо! Как это пропустили? У меня жена журналистка, - он покосился на Клыка и добавил: - Бывшая жена. Выпусти она такой материал - как минимум увольнение за клевету! А тут все как с цепи сорвались. Не иначе копают под какого-то генерала. - Он улыбнулся. - А если это тот генерал, что забрал у нас Неруша - то да! Надежда есть, что его вернут. Так что каюсь, был неправ.
        Все ободрились, и проводы из унылых превратились в жизнеутверждающие. Погосян забрал у Дарины бутылку, налил всем по три капли и сказал тост:
        - Саня… Александр Нерушимый. За твое скорейшее возвращение! - Он поднес стакан ко рту, но я его остановил:
        - Стой! Дайте я скажу. Друзья! Я не лукавил, когда говорил, что вы - моя семья. Спасибо, что вы есть. У меня к вам будет просьба: не опускайте рук! Не покладайте ног!
        Левашов захохотал и хлопнул себя по ляжке, поймал неодобрительный взгляд Матвеича и смолк, а я закончил тост:
        - И все у вас… У нас получится. Я скоро вернусь. Мы будем в вышке и на чемпионате мира! Ура!
        - Ура! - грянули мужские голоса, в которые вплелся тонкий девичий.
        Зазвенели бокалы, стаканы и чашки, где было по три капли имитации вина. Вот теперь, воодушевленные мнимой народной поддержкой, все поверили, что у меня получится вернуться.
        В назначенное время я прибыл в кабинет Кубикова, где меня передали бээровцу Антону Иосифовичу, и я сразу же сказал:
        - Видел статьи в газетах. Оперативно сработали. Это вселяет мысли о том, что вы сдержите обещание, что в «Динамо» я проведу не больше двух месяцев, но мне хотелось бы письменных гарантий…
        Майор хмыкнул и развел руками:
        - Придется поверить на слово! Такой документ незаконен и не будет иметь юридической силы.
        - Как и то, что по сути граждане категории А1 - вне закона, для них отдельный свод правил.
        - Именно! - воздел перст он. - С тобой интересно беседовать, Александр, но у меня миллион дел. Распишись, что прибыл по повестке, - он положил на стол листы бумаги, - и вот сюда поставь отпечаток пальца. Можешь не спешить, читай внимательно.
        Документ был чем-то типа игрового контракта, по нему я проходил альтернативную воинскую службу в составе московского «Динамо», вот только сроки были - с марта 2024 по март 2026. В конце концов, если захотят меня кинуть, я стану худшим игроком и повисну камнем на шее команды, они и сами об этом знают. А так постараюсь выложиться на этом товарищеском матче, если, конечно, позволят. Да, я терпеть не могу «Динамо», но все-таки они - наши советские граждане, а не буржуи проклятые, которые нам козни строят.
        Подумав пару минут, мысленно повертев этот по сути игровой контракт туда-сюда, я не нашел подводных камней, кроме дат, и расписался.
        Чтобы найти хорошее в происходящем, даже стараться особо не надо. Я никогда не был в цивилизованной Европе, Кипр и Греция не в счет, да и не тянуло особо, а теперь такой шанс там побывать! Наверняка нам шикарный прием устроят, чтобы пустить пыль в глаза. Это во-первых.
        Во-вторых, мое имя прогремит на всю страну, а со знаменитостью принято считаться. Больше никто не посмеет обращаться со мной, как с мячом.
        И в-третьих, могло быть гораздо хуже. Так-то меня не особо прессуют, договориться пытаются, не упуская своих интересов, конечно. Поиграй, мол, и вернешься в свой «Титан», если захочешь. Может, они просто уверены, что не захочу, вкусив красивой жизни?
        Глава 13
        Новая старая жизнь
        Я думал, меня погрузят в какую-нибудь тарантайку типа автозака и повезут в Москву, или вообще придется самому добираться, ан нет. Мне подали правительственную «чайку» с проблесковыми маячками! На такой, наверное, сам Горский разъезжает. Я погладил блестящий черный капот и с трудом удержал мальчишеское желание сделать селфи - ни разу на такой крутой тачке не катался, даже не свадьбах приятелей, им было не по карману арендовать лимузины.
        Будь я звездой, водитель открыл бы передо мной заднюю дверцу, этот, конечно же, не стал.
        Сзади была настоящая комната с кожаным диваном, столиком и холодильником. Наглеть так наглеть! Я открыл его, обнаружил початую бутылку выдержанного белого сухого вина «Жемчужина», недоеденную сырную нарезку, три стеклянные бутылочки яблочного сока, сграбастал одну, выпил, заедая сыром, и развалился на диване.
        В полпервого дня машина остановилась недалеко от стадиона «Динамо», но теперь я приехал сюда не просителем, а скорее победителем. Тренеру некуда от меня деться, он получил распоряжение свыше, и я могу как угодно наглеть и качать права.
        Я вылез из салона, перекинул через плечо дорожную сумку и увидел идущего навстречу начальника «Динамо», Алана Георгиевича Ковалева, которого в прошлый раз я мягко послал. Одет он был так же: черное пальто, шляпа. Этакий мелкий итальянский босс.
        Я пожал протянутую руку и сказал:
        - Для более плодотворного сотрудничества давайте забудем о наших разногласиях.
        Ковалев изобразил удивление.
        - А что, разногласия были? Вы совершенно правильно отстаивали свою позицию, я понимаю. Давай сразу - на ты?
        Я пожал плечами, провожая глазами «чайку». Вот сколько ни убеждал себя, что все эти понты никому не нужны, а все-таки в салоне ощущаешь себя по-другому.
        - Не возражаю.
        - Вот и отлично. Идем, поселю тебя в твою квартиру, заодно и поговорим.
        Я сосредоточился на желаниях Ковалева, чтобы понять, и правда ли он не держит камня за пазухой, и не уловил никакой обиды или злости. Он ничего конкретного не хотел, в желаниях проскальзывали непонятные мне рабочие моменты - и все. Как сказали бы в нашем мире, Алан Ковалев стрессоустойчив и клиентоориентирован.
        - Скажи, Алан, откуда решение взять меня в команду?
        Он ответил то, во что его посвятили:
        - Начальство всерьез взялось за «Динамо», хочет, чтобы команда не ударила в грязь лицом в Англии. Согласись, если мы будем проигрывать, да еще и с разгромным счетом, это позор для Родины. Потому уж постарайся, я видел, на что ты способен.
        - Спасибо за высокую оценку.
        - Ты тоже не держи обиду на Костенко. Когда приехал в первый раз, согласись, ты недотягивал, да и, спасибо, благодаря тебе вскрылись недостатки работы тренера «Динамо-2», и Кирюхин уволен. Ты и сам это знаешь. А Максим Романович Костенко, согласись, обошелся с тобой справедливо.
        - Попытаюсь начать с чистого листа, - пообещал я. - Только проведите работу с командой, чтобы парни не восприняли меня в штыки.
        Мы обошли сталинку, где в цоколе располагались кафе и магазины, а подъезды были во дворах, поднялись на третий этаж. Ковалев отпер дверь, отдал мне ключ и сказал, будто извиняясь:
        - Квартира небольшая, бывшая коммуналка, но все свое: душ, кухня…
        - Ерунда, - отмахнулся я, переступая порог и оглядываясь. - Все равно будем в разъездах…
        А ничего так студия: трехметровые потолки, навесные, разноуровневые, белоснежный кухонный гарнитур, откидной столик и белые стулья, как в баре. Бескаркарсный диван, тоже белый. А вот шкаф - темно-коричневый, почти черный, во всю стену, будто бы раздвигающий пространство. Темно-зеленые шторы, пушистый ковер на полу в тон и такого же цвета пальма в горшке. Прямо квартира с рекламы дизайнерского ремонта!
        Та, в которой жили мы с Лизой, была больше, но куда скромнее.
        - У хозяина был вкус, - сказал я. - Мне нравится.
        Разувшись, я заглянул в ванную: новенькая душевая кабинка, качественная сантехника, медные краны, на стенах - белая плитка, на полу, как и в комнате - темно-коричневая.
        Ковалев снял плащ и шляпу, сразу как-то уменьшился и стал на голову ниже меня. Он протопал в кухню распахнул холодильник, откуда выглядывали многочисленные пакеты, блестящие крышечки на бултылках кефира, зелень.
        - Тут есть все необходимое на первое время.
        Надо же, как он пытается меня расположить, и ведь нет в его намерениях двойного дна! Ковалев хочет показать, что в «Динамо» - хорошие парни, и рассчитывает, что я останусь после поездки на товарищеский матч в Великобританию.
        - Когда я буду знакомиться с командой? - поинтересовался я, наливая себе и Ковалеву сок.
        - Завтра утром. Сегодня ты наверняка захочешь посмотреть, как «Титан» сыграл с соперником. Телевизора тут нет, но вон, на столике твой ноутбук.
        Ну надо же, какая забота! Интересно, а если я попрошу проституток - вызовут? Так и подмывало это спросить, но я решил не портить отношения с Ковалевым, нам еще вместе работать.
        - Кстати, твоя премия за участие в товарищеском матче - пятьдесят тысяч за каждую игру…
        - Даже если посадят на скамейку? - вскинул бровь я.
        - Да. Ничья - сто, победа - сто пятьдесят.
        - Неплохо.
        - Я бы так жил! - сказал Ковалев, не сдержав зависть. - Четыре игры, Нерушимый! Даже если опозоритесь, это двести тысяч. А если хотя бы две победы? Представил?
        Четыреста. Если конвертировать в привычные рубли, получится больше четырех миллионов. Российские звезды футбола зарабатывают куда больше, но и такая сумма для меня - нечто фантастическое. Это ж квартиру можно купить, причем хорошую! «Или лимузин, - квакнула жаба, которой понравилось кататься. - Квартиру тебе и так дадут».
        Вспомнились слова Антона Иосифовича про разбить голову назло главврачу. Ведь я и правда баран - чуть не уперся и не загремел на два года «в лагеря», где меня бы прокачали как одаренного - и конец карьере. А так можно считать мое отсутствие командировкой. Вернусь в «Титан» - наверстаем во втором туре.
        Ковалев посидел со мной до двух дня и откланялся, а я сразу же позвонил Димидко, рассказал, как расположился, упустив момент, что меня тут облизывают с ног до головы - не хватало ему волноваться о том, что переманят. Пожелал удачи в игре. Димидко отчитался, что с ним связался Тирликас, пообещал через две недели, как окончательно поправится, приступить к своим обязанностям.
        - Еле языком ворочает, а решил вернуться, - закончил Сан Саныч. - И ведь футболом он особо не интересуется. Странно это все.
        - Может, привык, - сказал я. - Он-то один живет, а у нас команда душевная, коллектив сплоченный. Знаешь, Саныч, что я заметил? Что коллектив подбирается под начальника или тренера. Нормальный начальник - и окружение такое же, и коллектив годами неизменен, все улыбаются. А если гнилье какое - такие же и вокруг собираются, текучка бешеная. Замечал?
        Он усмехнулся.
        - Это ты к тому, что я - хороший человек?
        - Да, и тренер тоже великолепный.
        На самом деле Тирликас возвращается из-за меня и Микроба, он обязан за нами приглядывать. Потом мне позвонил Погосян, передал трубку Микробу, который отчитался о проделанной работе:
        - Саня, тут все болелы уже в курсе, они читали прессу, и за нас! Мало того, в других городах поднимаем волну протеста против беспредела! У тебя много поклонников во всем Союзе, оказывается.
        - Круто! - поощрил его я. - Все у вас получится, я же говорил. Только, пожалуйста, сосредоточься на игре. Вам сейчас важно не напропускать. Мы не на самом дне, в середине турнирной таблицы, но если расслабитесь, то пролетим, и даже я не спасу, а нам надо в вышку - кровь из носу.
        - Саныч меня не выпустит в поле, - пожаловался Микроб. - Сказал, что только через неделю, и то не факт.
        - Саня - русский Че Гевара! - донесся голос Левашова.
        - Но пассаран! - это Гусак.
        А мне подумалось, что все идет именно так, как обещал бээровец, а значит, после волны, которую они сами же подняли, меня обязаны отпустить в «Титан». И даже если мне понравится (что вряд ли), и я захочу остаться в «Динамо», то уроню лицо и подведу тысячи болельщиков.
        После того, как распрощался со своими, я провел ревизию холодильника, нашел яйца, ветчину, сыр и пожарил себе омлет, присыпал его укропом, как мама делала в детстве.
        А потом включил ноутбук, чтобы просмотреть последние матчи «Динамо», а то перестал за ними следить. Лица в поле мелькали все те же, что были, когда меня проверяли, а некоторые игроки, например, Кокорин, были известны из прошлой жизни.
        В этой реальности это был совершенно другой человек, ведь, рожденный в 1991, он не вкусил дикого капитализма, не участвовал в мордобитиях и вел себя скромнее, яхтами Абрамовича не восхищался, но все равно то часы швейцарские у него мелькнут по цене квартиры, то шмотка гламурная забугорная - и советский народ, живущий в достатке, но не избалованный роскошью, начинал бурлить.
        Перебирая статьи о светской жизни футболистов, я откопал свеженький скандал - у центрального нападающего застарелый конфликт с капитаном команды, опорным защитником.
        И с этими людьми мне предстоит играть!
        За час до начала игры я открыл ноутбук, минут пятнадцать разбирался с интерфейсом, потом - искал канал, где будет прямая трансляция матча. Нашел, послушал футбольных экспертов, пророчащих нам проигрыш с разгромным счетом, они даже поговорили о том, что меня перевели в «Динамо», и лизнули тем, кто это устроил - типа порадовались за меня и поверить не могут, что вратарь из захолустной команды не хочет в вышку.
        Потом показали битком набитый стадион, бело-серые знамена, немного торпедовских болел, сбившихся в тихую кучку. Просто какой-то выставочный матч! Вспомнилось, что накануне весь город был обклеен афишами. Димидко сказал, что все билеты проданы.
        Камера крупным планом приблизила девушек, развернувшим плакат с моим изображением. «Свободу действий - Александру Нерушимому» - было написано внизу.
        У нас в гостях легендарное «Торпедо». Черно-белые, быстрые и опасные. А я не могу помочь им в трудный час, смотрю матч по телевизору, слушаю комментаторов. Подумалось, что если бы мы играли в вышке и в Москве со «Спартаком» или ЦСКА, то комментарии вовсе были бы в одну сторону. Есть такое у наших телевизионщиков: сразу видно, за кого болеет комментатор, кому преимущество отдает заранее. Видно, как чуть не каждое касание мяча москвичами - ура и супер! А о любом движении наших говорилось снисходительно, через губу, словно мы - детская команда. Мол, ну ошибаются, молодые еще.
        Хотя дело не в комментаторах. Просто наши сегодня оказались явно слабее, Микроба Димидко не выпустил, вместо него отдувался Гусак, плюс сработал эффект яркой формы. Черно-белых на поле как будто было больше. На каждого нашего все время бросались их двое. Где мяч - там везде преимущество торпедовцев. Можно было бы сказать, давят массой, но ведь масса-то одинаковая: команды в равных составах!
        Снова и снова приходили мысли о том, что если бы не долбанная повестка, я был бы сейчас на поле… И что? Наши лучше бы играли?
        Сиди уж, Нерушимый, смотри. Представь себя болельщиком. Вон, можешь вместо пива баночку сока выпить или кефира, он вроде как даже алкогольный.
        А наши стараются, стараются - и всё никак. Вот и доигрались уже до первого пенальти. Это я еще подумал - первого. Потому что торпедовцы раз за разом оказывались в штрафной, били по воротам из ее пределов, обстучали все штанги, и гол назревал. А наши, раз не получается, раз все время москвичи быстрее, начинали грубить. Пусть не откровенно, не кулаком в лицо, не локтем в шею, не прямыми ногами в колено…
        - Колесо! Да что ты творишь? - Я аж подскочил, ударив себя по бедрам.
        Показали повтор. Нападающий в черных трусах и белой футболке чисто обошел Лабича, влетел в штрафную - и получил сзади по ногам от Колеса. Чистый пенальти. А все оттого, что опаздываем. Скорости не хватило, Колесо кидался в подкат уже вдогонку - а вышло не в мяч, а в ноги.
        Глядя, как Васенцов заметался в воротах, я зажмурился. Недовольный вой трибун, диссонирующий с радостным голосом комментатора, сообщил мне, что - гол. Не справился Васенцов.
        Показали повтор: разбегается их нападающий, явно метя в правый угол… Слишком явно. Замах - Васенцов ведется и прыгает вправо, а мяч летит прямо, низко над травой.
        Я бы отбил, считал бы намерение противника и спас команду, но простому человеку было не угадать.
        Прошла лишь половина первого тайма. Мы проигрывали, но вот наши собрались и рванули в атаку. Лабич - пас Гусаку - пас Жеке - рывок вперед - пас Погосяну…
        Как только болельщики сидят на трибунах и смотрят?! Как терпения хватает? Я не смог. Вскочил, навис над экраном.
        - Ну? Больше огня!
        У нас же выходило раньше, пропустив, тут же кинуться вперед и отыграться. Вот как сейчас… Пас Рябову - удар!..
        Радостный вой трибун…
        Ну? Гол? Гол, да? Комментатор смолк, пытаясь разобраться, что там.
        Судья махнул на бокового. Боковой стоял с флажком, указывающим линию офсайда. А ведь мяч-то закатили в ворота соперника! То есть это возможно. Осталось повторить чисто, без «вне игры».
        Когда прозвучал свисток, знаменующий конец тайма, я принялся мерить шагами свою студию, представляя, что сейчас говорит Саныч. Наверняка не орет - наши-то выкладываются - а дает советы, пытается ободрить. Посмотрим, получится ли, ведь вера в победу - это уже половина победы.
        Но второй тайм мало отличался от первого. Торпедовцы были явно сильнее и вели себя с нами, как учителя с учениками, расчерчивали поле красивыми точными передачами. И в обводке были сильнее. И вообще…
        А наши пытались на «своих» мячах, на подаче от вратаря выскочить, оторваться от технарей, добежать, забить… Но никак не выходило.
        Но счет пока 0:1, не в нашу пользу, но туда-сюда, когда все может быть. Саныч рискнул, выпустил Микроба, потом - нападающего Синяка, который играл хорошо, но быстро дох. Ага, как я и думал - укреплялась линия атаки. Правильно. Все равно проигрываем. И если матч закончится 0:1 или они нам еще пять напинают - так все равно ноль очков. А вот если получится сравнять счет - тогда совсем другое дело.
        И нападающие рвали жилы, полузащитники тоже пытались пробиться вперед. Наши кидались за каждым мячом, из последних сил бросались в атаку, старались, обливались потом, никто не ленился…
        И все равно ничего не выходило, потому что выше головы не прыгнешь - это если без шеста, а тот шест - я. И теперь еще Микроб, но судя по тому, что он чудес не творил, а играл средне, внутренний огонь Федор применять еще не научился.
        В одну из таких смелых атак наши попали в ловушку. Не в офсайдную. В контратаку попали, примерно, как ферганцы, когда мы забили решающий гол.
        Наши бежали вперед, когда мяч уже был потерян.
        - Резкий поворот игры! - крикнул комментатор. - Пас через половину поля, двое в одного… Малышев открыт! Пас Малышеву! Удар! Го-ол!
        И крупным планом - улыбающийся Тишков показывает «класс».
        Ну, да. Красиво, четко, профессионально. Двое одного обязаны переигрывать, если они мастера. Вот - мастера.
        Ноль-два, черт!
        А потом торпедовцам осталось красиво перепасовываться, иногда выдергиваясь вперед, красиво лупить издали.
        Хорошо бьют! В створ ворот чаще, чем мимо. Но и Васенцов молодец, вырос как профи, три мяча отбил, причем один раз - очень сложную крученку.
        У наших же запал кончился. Очень непросто пытаться отыграться с сильным противником. Фиг тут отыграешься - чаще себе привезешь.
        Но что интересно, трибуны не свистели, не полоскали наших. Потому что видно же: стараются «титаны». За какой-то год они все здорово прокачались. Просто сложно, перескочив на следующую ступеньку и чувствуя себя победителем, сталкиваться с теми, кто тебя матерее и опытнее. У нас же времени толком не было на прокачку, и соперника превосходящего не было.
        Игра закончилась, и снова крупным планом - довольный Тишков жмет руку Сан Санычу, мимо проходит Погосян, смотрит злобно, на носу повисла капля пота.
        Ничего, парни, уж продержитесь месяц, а там я вернусь, и будет проще. Но получится ли у них?
        Глава 14
        Слона-то я и не заметил!
        Встречаться с динамовцами было волнительно, учитывая, как они меня встретили в прошлый раз. Ощущение, как когда собираешься в крокодиляриум, но не просто смотреть на рептилий, а плавать с крокодилами.
        Ехать никуда не было нужно - перешел дорогу, и вот он спорткомплекс. Намного ближе, чем от нашей ведомственной квартиры до стадиона. Ну еще бы! «Динамо» играет в высшей лиге, а учитывая личную заинтересованность Горского, правительство не скупится на поощрения для футболистов.
        Ковалев встречал меня у входа на стадион - в своем традиционном образе итальянского мафиози. А может, так он просто компенсирует недостаток роста.
        Увидев меня, он помахал рукой, сделал приглашающий жест.
        - Доброе утро, Александр!
        - Доброе, - ответил я.
        Начальник команды отчитался:
        - В полдевятого у команды пятиминутка, но прежде с тобой хотел поговорить Максим Романович, чтобы ввести в курс дела. Ну и от себя предупреждаю: они на тебя злы.
        Мы направились в тренерскую, по дороге Ковалев говорил:
        - Форма и бутсы ждут тебя в раздевалке. Если ты в чем-то нуждаешься, сразу говори.
        - Спасибо, все есть, - ответил я, а сам подумал, что, видимо, Ковалев меня считает блатным, потому заискивает.
        Плохо, если меня начнет выделать Марокко - футболисты окрысятся. Впрочем, они и так окрысились: какой-то выскочка занял место их приятеля. Наверняка запасной вратарь очень расстроился, что не поедет в Великобританию.
        Вспомнилась тренерская, где мы встречались с Марокко в прошлый раз - обычная, заваленная хламом, то ли кабинет, то ли маленький актовый зал. В этот раз мы шли в другое место.
        В коридоре первого этажа сотрудники приветствовали Ковалева, причем радовались ему совершенно искренне, а футболисты не только демонстративно отворачивались, но и уходили, резко развернувшись.
        Остановились мы напротив двери с табличкой «Костенко М. Р.». Начальник команды открыл дверь.
        Кабинет преобразился. Если бы не многочисленные награды, загромоздившие полки и шкафы, можно было бы сказать, что здесь заседает большой начальник: кожаный диванчик и пара кресел под пальмой, журнальный столик. Из-за двери слева высунулась брюнетка средних лет в сером брючном костюме, с длинными волосами, собранными на затылке в хвост.
        - Доброе утро, Карина, - улыбнулся Ковалев, набрал себе воды из кулера. - Вот, Александр Нерушимый собственной персоной.
        Женщина подарила улыбку теперь уже мне.
        - Максим Романович вас уже ждет, проходите, Александр.
        В моем мире штат сотрудников футбольного клуба составлял около пятидесяти человек: совет директоров, различные помощники, менеджеры, пресс-атташе. А в мире, где кулер - даже не диспенсер, а просто водник, все куда скромнее. И несчастная эта Карина наверняка выполняла функции троих, а то и четверых человек.
        Я вошел в кабинет главного тренера «Динамо» - уже знакомого Марокко, похожего на лысого очкастого филина.
        Увеличенные линзами глаза казались огромными.
        - Доброе утро, - сказал я и уселся на стул, когда тренер кивнул на него.
        - Здравствуй, Саша, - сказал Марокко, потарабанил пальцами по столешнице. - Не думал, что встречусь с тобой при таких обстоятельствах.
        Единственным желанием Марокко было - чтобы черти утащили в ад этого блатного, то есть меня.
        - Аналогично, - честно ответил я. - Давайте сразу внесем ясность, чтобы между нами не было недомолвок. Я здесь не по своей воле и строить карьеру в «Динамо» не планирую. Мало того, я буду вам признателен, если вы поможете мне вернуться в «Титан».
        Марокко подвигал бровями, пожевал губами, но перебивать не стал, я продолжил:
        - Но раз уж так сложилось, меня призвали в армию, - я пальцами изобразил кавычки, - на альтернативную службу в «Динамо», если это потребуется, я выложусь по максимуму на товарищеском матче в Англии.
        Чтобы не выдать неприязнь, Костенко на меня не смотрел, скользнет взглядом - и сразу отворачивается. Отвечать он тоже не спешил, хотя мое признание его удивило. Пришлось пояснять:
        - Повторяю: строить карьеру в «Динамо» я не планирую, мое будущее - с «Титаном». Но, видно кто-то наверху посчитал, что со мной у команды больше шансов достойно провести товарищеские матчи.
        Теперь Марокко хотел вытолкать наглеца взашей. Бедолага, откуда такая ненависть? Впрочем, понятно: второй раз навязывают выскочку.
        - Нам друг друга навязали, Максим Романович, - сказал я другими словами. - И мне это не нравится так же, как и вам. И я понимаю, что не получится играть в команде, где мне мягко говоря не рады. Но я не имею права избавить вас от своего присутствия, увы.
        «Как и вы меня - от своего», - додумал я. Вопреки ожиданиям, правда привела Марокко в полную ярость, он сдерживался с трудом. Уязвило, что я нем не заинтересован? Или он рассчитывал, что этот щенок будет заискивать и вилять хвостом? А может, его взбесило, что я ворочу нос от такого подарка судьбы?
        - Ты всерьез считаешь, что способен помочь команде? - скорее прошипел, чем прошептал он. - Не слишком ли ты самоуверен? То есть ты уверен, что справишься лучше нашего Игоря Полозенкова? Который, между прочим, скорее всего войдет в сборную СССР.
        - Я просто уверен в своих возможностях.
        Марокко с трудом сдержал злую улыбку, откинулся на спинку стула, качнулся пару раз. Считывать, чего он хочет, я не стал - и так все ясно.
        - Что ж… Я смотрел несколько твоих игр. Это неплохо. Для Первой лиги - даже очень хорошо. Но - не для высшей. Я не знаю, кто захотел, чтобы ты был в «Динамо», но этот человек слабо разбирается в футболе, скорее всего, его решение продиктовано общественным мнением. Что уж говорить, ты популярен. - Он злобно сверкнул глазами. - Знаешь притчу про воробья, корову и кошку?
        - Нет.
        - Январь. Минус двадцать. Воробей замерз, упал на землю, околевает. Мимо проходила корова, уронила на него лепешку. Воробей отогрелся, высунул голову из кучи, расчирикался. Рядом оказалась кошка, цапнула воробья и съела. Мораль притчи такая: не всякий, кто опустил тебя в дерьмо, твой враг. Не всякий, кто тебя из дерьма вытащил, твой друг. И раз уж попал в дерьмо, сиди и не чирикай!
        Захотелось съязвить, что еще это к деньгам, но Марокко припечатал ладони к столу и как заорет:
        - Какого хрена ты расчирикался?! Какого хрена «Динамо» теперь журналисты полоскают? Мы устали отбиваться! Хочешь посмотреть, что мне пишут? - Он развернул ко мне ноутбук. - Читай!
        Все как всегда: «Свободу Нерушимому», «Верните Нерушимого болельщикам», «Чтоб ты сдох, лысый черт», «На пенсию, старый пердун!» - и куча других оскорблений от болел.
        Меня словно ледяной водой облили. Слона-то я и не заметил!
        Промашка вышла. Гнев, который должен был быть направлен против генералов, обернулся против главного тренера «Динамо» и самой команды, которая в общем-то ни причем. Теперь ярость Костенко понятна. Представляю, как ребята на меня злы - я невольно их подставил, не рассчитал последствия поднятой шумихи.
        С минуту мы молчали, поглядывая друг на друга. Молчание нарушил я:
        - Приношу свои извинения.
        - Парням это скажешь, - мрачно сказал Марокко.
        Н-да, «Динамо» и так не самая популярная среди болел команда, а теперь они получили повод для травли.
        - Я готов исправить недоразумение.
        Марокко перекосило, он тряхнул брылами и процедил:
        - Недоразумение? Это не недоразумение, это полный…
        Надо отдать ему должное, сквернословить он не стал, сдержался.
        - Повторяю: я готов загладить свою вину, если вы мне поможете.
        Тренер нервно засмеялся, плеснул себе воды, выпил залпом. Я продолжил:
        - Как вы понимаете, я не могу просто развернуться и уйти. Давайте сделаем так: вы собираете журналистов, а я говорю, что недоразумение разрешилось. Я согласен отыграть товарищеские матчи в Великобритании и защитить честь нашей Родины, после чего вернусь в «Титан». Как вам такой вариант?
        Марокко впервые посмотрел на меня без ненависти.
        - А согласятся те, кто тебя сюда… присватал?
        - Скандал никому не нужен, - пожал плечами я. - Думаю, с этим проблем не возникнет, буду проходить службу в другой команде, вот и все.
        - Хотелось бы верить, что получится так просто. Карина!
        Похоже, Марокко начал успокаиваться. В кабинет заглянула брюнетка, Марокко распорядился:
        - Организуй нам с Нерушимым пресс-конференцию. В ближайшее время, желательно вчера. Пригласи всех, кто будет свободен, особенно интересует «Советский спорт» и «Первый спортивный канал».
        Ну вот, похоже, больше не стоит вопрос, а не кинут ли меня с возвращением в «Титан».
        Итак, сегодня одиннадцатое мая. Первая игра «Динамо» в Англии - второго июня. Потом - по игре в неделю, последняя - третьего июля. Первая игра во втором круге у «Титана» второго августа - я захватываю даже последние игры первого круга.
        Как же хорошо, что я не стал разбивать голову назло главврачу, очень ведь хотелось. Вот если выживу после встречи с динамовцами, на которых из-за меня обрушился шквал негатива, значит, все сложилось наилучшим образом.
        - Если честно, - признался смягчившийся Марокко, - мне страшно тебя представлять команде.
        Он вздохнул, задумавшись, что же делать.
        - Давайте сразу с извинений начну, - предложил я. - Сперва вы скажете, подготовите их, потом я. А там как пойдет. Поверьте, мне не впервой решать конфликты.
        - Хорошо, давай попробуем. Информация о туре в Англию еще не анонсировалась в прессе, но наши ребята, конечно, о нем знают. Похоже, пришла пора удивить общественность, - кивнул Марокко и снова крикнул: - Карина!
        Женщина появилась сразу же, натянула на лицо улыбку, которая вполне сошла бы за искреннюю. Тренер глянул на часы, поднялся с кресла не грузно, а изящно, как молодой.
        - Ровно через десять минут сопроводи, пожалуйста, Александра в тренерскую. Посмотрев на меня с осуждением, он мотнул головой. - Натворил же ты делов… Саша. Не советую тебе без сопровождения заходить в раздевалку - порвут.
        «Разве что если всей толпой навалятся», - подумал я.
        Тренер удалился. Что ж, его реакция понятна и объяснима, я создал проблемы, причем немалые, и мне предстоит веселый месяц в окружении людей, которые меня ненавидят и вряд ли переменят мнение.
        Карина повела меня в тренерскую уже через пять минут. Застыла под дверью, смотря по телефону трансляцию с камер. В зале стол гвалт, отдельных слов было не разобрать. Я подпер стену, скрестив руки на груди. Наконец Карина потянулась к ручке двери, глянула на меня с сочувствием:
        - Ну, с богом!
        Я вошел, и сразу поднялся ор и свист.
        - Козлина! - крикнул кто-то на галерке.
        - Проваливай в свою дыру, - громко сказал Кокорин, сидевший в первом ряду.
        Марокко посторонился, уступая мне место на трибуне, я только открыл рот, как футболисты принялись кто хлопать, кто - свистеть, кто - шлепать себя по ляжкам.
        Марокко свистнул в свисток, призывая к тишине. Я пробежался взглядом по лицам, и мороз продрал по спине. Никогда и нигде меня не ненавидело столько людей разом. Если бы взгляды убивали, меня давно рассеяло бы на атомы.
        Что бы я сейчас ни сказал, все будет обращено против меня. Но раз уж вызвался, надо пройти этот путь.
        - Товарищи…
        Грянул дружный смех. Поднялся футболист, знакомый из той реальности, Игорь Денисов. В этой он тоже отличался несдержанностью, но более-менее научился усмирять гнев. Это благодаря ему «Динамо» провело тот блестящий матч со «Спартаком», закончившийся ничьей.
        - Нерушимый, ты - мудак, - сказал он. - Тебе не место в нашей команде. И хоть Максим Романович уверяет, что ты нас покинешь в июле, бегать с тобой по одному полю мне не улыбается.
        Его поддержали аплодисментами. Следующий оратор, невысокий узбек, похожий на перуанца, Тимур Исаматов, играющий на позиции Микроба, проговорил:
        - Вот сожрешь то дерьмо, что на нас из-за тебя вылилось, тогда и приходи.
        Снова свистнув, Марокко сказал:
        - Сегодня вечером планируется пресс-конференция, где будет анонс нашей грядущей поездки…
        Встал вратарь, двухметровый детина с маленькой головой и руками, как у гиббона, Игорь Полозенков и, ядовито улыбаясь, перебил тренера и предложил:
        - Раз уж ты такой крутой вратарь, вызываю тебя на вратарскую дуэль. Отобьешь больше мячей, чем я - и никто тебе не будет мешать находиться на поле.
        - Что за самодеятельность? - возмутился Марокко.
        Полозенков по прозвищу, естественно, Полоз, вскинул гиббоньи руки.
        - Никакой самодеятельности, Максим Романович. После того, как тренировка закончится, в ворота встану я, потом по воротам ударит каждый - и основной состав, и запасные. Затем мое место займет Нерушимый. Только, товарищи, - он снисходительно улыбнулся, - пожалуйста, без поддавков!
        - Справедливо, - кивнул Марокко. - Даю добро. Нерушимый, иди переодеваться и - в спортзал номер один. Твой шкаф - тридцать шестой, там форма и обувь.
        Он предусмотрительно отправил меня в раздевалку, когда все футболисты ушли на тренировку, и она опустела.
        Я быстро переоделся в черную форму и отправился в спортзал номер один, рассчитывая увидеть привычные тренажеры, каково же было мое удивление, когда я обнаружил тут только маты, фитболы и гантели. Словно на женский фитнес попал.
        Динамовцы косились на меня, но молчали. Особая душевная теплота исходила от вратарей, хотя Полоз поглядывал снисходительно, уверенный в своем преимуществе. И оно у него было: более высокий рост и более длинные руки, а еще - поддержка команды, которая на дуэли точно будет бить вполсилы, когда на ворота встанет он, а меня попытается закопать. Запасной вратарь, Красницкий, тоже здоровенный лось, и вот он больше всех агрессировал: казалось, вот-вот кинется и в горло зубами вопьется, ведь я типа на его место мечу.
        Сказали же им, что я - временный пассажир, нет, бесятся. Или просто им нужно с кем-то бороться? Ничто так не сплачивает коллектив, как общий враг.
        Когда в зал вошла миниатюрная блондинка в лосинах и топе, обтягивающем грудь, и встала у зеркала к нам лицом, я и вовсе обалдел. Тренировка у «Динамовцев» начиналась не с обычно разминки, как у нас, а с некого подобия пилатеса. Наклоны, растяжка, выпады и растяжка в планке. Давно не чувствовал себя такой корягой! Хотя правильно все это, хоть и непривычно: хорошая растяжка предотвращает травматизм, нужно будет и в «Титан» пригласить фитнес-инструкторшу.
        Растягивались мы чуть меньше часа, после чего последовала стандартная пробежка. Ко всяческим махам и захлестам добавились скручивания. В отличие от Димидко, Марокко не делал упор на тренировке выносливости. А может, кроссы и прочий ад «динамики» прошли раньше, тренер был уверен в физических возможностях своих футболистах и теперь сделал упор на упражнениях, которые пригодятся в игре.
        Когда немного разогрелись, Марокко поставил на одни ворота Полоза, на другие - запасного вратаря, Красницкого, совсем мальчишку, нескладного и мосластого, как наш Васенцов, только двухметрового, и началась отработка ударов - сперва прямых, потом били по углам - сначала в правый, затем в левый.
        Меня то ли проигнорировали, то ли оставили на закуску, и я наблюдал за местными голкиперами. Что сказать, Полоз был крут: отменная реакция и прыгучесть. Если растопырится в воротах, так, казалось, всю площадь занимает. И ловит хорошо, и отбивает, в том числе ногами. Да и Красницкий молодец.
        Пока длилась экзекуция над вратарями, я пытался разжечь внутренний огонь, который даст мне преимущество. Потому что они играют дома, а я, считай, в гостях. Но только он разгорался, как тут же гас - видимо, волнение мешало.
        Отсидеться, точнее отстояться, не получилось.
        Тренер вратарей, которого все называли Никитой - средних лет мужчина, рыжий, с короткой бородкой и дредами - указал на меня.
        - Теперь ты, Нерушимый.
        - Что-то подсказывает, не доживешь ты до дуэли, - ехидно улыбнулся проходящий мимо Денисов.
        Его ненависть сработала бензином, брызнутым в костер, и по жилам растеклась расплавленная магма. Все, кто был в поле, стянулись посмотреть, как «Динамо» будет расстреливать из пушки виновника всех своих бед. Наверняка бить будут так, чтобы травмировать.
        Самодовольно улыбнувшись, Полоз скрестил руки на груди. Давай, мол, выскочка, покажи «класс».
        Я неспешно пошел в ворота, разминая кисти рук и концентрируя внутренний огонь в пальцах и запястьях. Связки я прокачал и раньше, но сейчас меня ждал натиск, с каким раньше сталкиваться не приходилось, так что укрепить их не помешает.
        Отрабатывали угловые удары. Первым бил капитан команды, тот самый Денисов. Пас от Марокко, удар… Я прыгнул… Отбил! Хрена се силища! Я потряс руками, размял запястья, направил туда жидкий огонь. Покосился на тренера вратарей, поглядывающего с любопытством. Это-то наверняка смотрел мои игры, анализировал.
        Вторым ударил Кокорин, тоже в левый угол. И снова я отбил. Не особо напряжно, когда все предсказуемо. После них попытался забить гол Исаматов. Бум по мячу!
        Отбил!
        И так двадцать раз подряд. Каждый вкладывал в удар всю свою ненависть ко мне. Не отбей я его, такой мяч, наверное, и сетку пробьет, как пушечное ядро. Другой на моем месте отсушил бы руки. Что ж, пусть думают, что я - Железный человек.
        Затем на одни ворота поставили Полоза, на другие - Красницкого и стали отрабатывать квадраты, добавив игровой элемент: время. Сперва «оранжевые» владели мячом и били по воротам, а вторая команда, «синие» пыталась мяч забрать. Потом команды менялись местами. Выигрывали те, кто владел мячом дольше. Хорошее упражнение, добавляет азарта, нужно будет взять на вооружение.
        А дальше все было стандартно, как и у нас на тренировках. Я смотрел на футболистов, сравнивал с «титанами». Да, «Динамовцы» техничнее, но ведь, если сравнивать с нашим молодняком, у них в сотню раз больше так называемых летных часов, то есть игрового опыта. Хорошо играть можно научиться только в поле, и то, когда хорошо чувствуешь команду, тут важно взаимопонимание, и это наша суперсила.
        Затем был обед. Я сидел за отдельным столиком, как прокаженный. Так и подмывало подсесть то к одним, то к другим, посмотреть, как они будут шарахаться. Вроде взрослые люди, а ведут себя, как подростки.
        После обеда - перерыв. Затем - спортзал, под конец - двусторонки. На ворота меня, естественно, никто не поставил, так и просидел все время на скамейке, наблюдая за игрой. Чую, и в Англии так же просижу. А так хотелось бы поиграть, включить «лучшего» и показать англосаксам кузькину мать! Я ведь реально могу быть полезен команде.
        Или, может, в Марокко патриотизм возобладает над упрямством, когда он посмотрит, как я сегодня буду отбивать пенальти? Уверен, что превзойду Полоза. Если, конечно, не начнутся поддавки. Осталось надеяться, что тренер не допустит нечестной игры, он не маразматик, как Кирюхин, а значит, должен увидеть свою выгоду.
        Глава 15
        Дуэль? Что, со всеми сразу?
        Все, кто был на поле, собрались смотреть дуэль вратарей. Я чувствовал ту же зрительскую ненависть, как когда играешь в гостях, а команда хозяев проигрывает. Пожалуй, нечто похожее было с лиловским «Динамо», только накал страстей поменьше, потому что ненависть размазывалась на всех, а тут доставалась мне одному.
        Футболисты жали руку Полозу, хлопали его по спине, подбадривали, на меня же вообще не смотрели.
        Я читал, что бывает, когда дрожат ноги или руки от страха. Сейчас меня трясло от злости. И это хорошо. Злость - топливо для внутреннего огня. Я пытался не успокоиться, а еще больше себя накрутить.
        Типа я виноват в том, что меня запёрли сюда. Типа я напрашивался. Да в гробу я видал вашу Англию с вашими шпионскими играми! Да еще и в «Динамо» подход не профессиональный, а какой-то «пацанский». И уважения, мол, ты не заслужил. А давай, мол, забьемся. А докажи, мол…
        А вот и докажу! Хорошо, что будут пенальти, когда можно считать намерения. Да, читерство. Но как бороться с читерами, если не их же методами? Власть - тоже своего рода читерство. Как бороться с власть имущими простому смертному?
        Еще ощущалось всеобщее презрение: типа ты кто такой? Приехал тут деревенщина, выпендривается, и сейчас мы тебя будем тыкать носом в самоуверенность, как нашкодившего котенка.
        Ну, есть у вас в составе несколько звёзд или звёздочек, так это в любой команде из первых десяти в лиге. Но вратари - всегда особая каста. И отношение иное, и тренировки свои, и прислушиваются - нам же из ворот многое виднее! Да и вратари обычно постарше остальных игроков. Я не про Акинфеева и его старт, да и не про себя. В «Динамо» же Полозу двадцать шесть, Красницкому, как и мне.
        В этой реальности в 2015 г. динамовский вратарь Шунин долго восстанавливался после травмы, и его место занял молодой и перспективный Полозенков. Когда вернулся на поле после реабилитации, Антон отказался сидеть на скамейке, ушел в ЦСКА.
        Ко мне подошел тренер для вратарей Никита, протянул кулак с двумя зажатыми спичками.
        - Вытянешь длинную - пойдешь на ворота первым.
        Пожалуй, он единственный относился ко мне адекватно. И я вытянул.
        - Длинная! - объявил Никита.
        И вот я стою в воротах, а весь состав на игру, то есть вся команда, первые номера и запасные, весело переговаривается на линии штрафной площади. У них задача - потренироваться, а заодно поставить на место новичка.
        У вратарей есть своя тактика. Можно дожидаться удара и потом прыгать туда, куда летит мяч. Для этого нужна бешеная реакция и прыгучесть. Другая тактика - гадать, куда он полетит, и прыгать одновременно с ударом по мячу.
        Когда смотришь футбол по телевизору, бывает, вратарь раз за разом прыгает в одну сторону, а мяч аккуратно вкатывается в другой угол. Вратарь начинает прыгать туда, куда ему забили, а забивают в другую сторону. И из десяти - десять голов.
        В принципе, любой пенальти при нормальной силе удара и четком исполнении - чистый гол. Если вратарь поймал или отбил за сезон пять-шесть раз - это уже праздник для него и команды.
        Хотя… Сегодня другой коленкор, сегодня команда будет радоваться всем забитым мне голам, ведь я - не свой. Я - так, странное приобретение, которое еще и кусается. Поучить молодого! Ну, учите, учите…
        Мароко тоже подошел, напрягся. А за арбитра - помощник тренера, юркий и незаметный мужичок, который почему-то появился только после обеда, и нас так и не представили друг другу.
        Установили мяч. К нему подошел Денисов, примерился.
        Разбег, бесхитростный сильный удар…
        Взял!
        Денисов скривился, пнул кого-то воображаемого и зашагал прочь.
        - Он сдвинулся до удара! Правда ведь, сдвинулся? - попытался быковать Полоз.
        Но помощник тренера лишь пальцем ему погрозил и снова установил мяч на точку.
        - Следующий! - объявил Марокко.
        Динамовцы чуток сдулись и стали осторожничать. Вышел Кокорин - бравируя, самодовольно так, вальяжно, с высокомерием поглядывая и на меня, и на Денисова.
        Его намерение я считал четко: он решил на хитрость пробить. Разбежался, замахнулся, а ударил вполсилы, да еще прямо по центру ворот. Если бы я сдвинулся в любую сторону - вот и гол. А я не дернулся и просто принял в руки. Два в мою пользу.
        Во всех командах есть штатные пенальтисты. Выдавая указания на игру, тренер обязательно продиктует, кто бьет пенальти, кто второй, кто третий - если первые двое не смогут или будут не в силах. В «Динамо» эта тройка, похоже, - Денисов, Кокорин… Кто третий?
        И опять мяч на точке. К нему вышел Исаматов.
        Узбек разбежался не по прямой, а сбоку - я считал намерение бить влево. И поэтому, как только его нога коснулась мяча, я полетел рыбкой в левый угол. И не достал! Мяч чиркнул о штангу и залетел в ворота. Сильный и точный удар - тут никакая реакция не поможет. Эх, мне бы гиббоньи руки, как у Полоза!
        Динамовцы, кроме тренеров, зааплодировали, принялись жать ему руки. А тренеры заинтересовались мной. Даже у Марокко изменилось выражение лица, словно он смотрел детектив, угадал убийцу, а тут - непредсказуемый сюжетный поворот! Никита так и вовсе глаз с меня не сводил.
        - Следующий! - объявил он.
        Этот мяч я отбил. «Динамики» попытались, как в игре, подхватить выбитый мяч и закатить в ворота, но помощник тренера свистнул, укоризненно покачал головой - мол, тут не игра. Тут зарвавшегося выскочку учат.
        Ха-ха, а выскочка из четырех уже три взял.
        В общем, лотереи не получилось. Конечно, сильный и точный удар, да особенно в верхний угол - это чистый гол. И тут уже ничего не сделаешь. Просто не дотянуться в самый уголок. Времени на шаг не хватает, надо лететь, а там как раз место для мяча - между крестовиной ворот и пальцами во вратарских перчатках.
        Лотерея не получилась, но одиннадцать мячей я отбил. Самодовольство облетело с лица Полоза, как лепестки сакуры под порывом ветра. Как туман с горных вершин. Он побледнел, не веря своим глазам, и в ворота не спешил. Красницкий, наоборот, покраснел, и казалось, скоро начнет изрыгать огонь.
        - Ну? - обратился я к Полозу. - А ты хотя бы десять из двадцати - сможешь? Только честно давайте, а не пас в руки, потому что все свои и вась-вась!
        Он махнул рукой и встал в ворота, бурча что-то вполголоса. Больше всего на свете он хотел не ударить в грязь лицом. Нервничал, как перед матчем со «Спартаком», ну, или киевским «Динамо» - в данном случае «динамик» «динамику» глаз выклюет, да еще как!
        В общем, у меня злость прошла. Это потому что хорошо сделал свою работу. Марокко, который болел, конечно же, за Полоза, предупредил:
        - Парни, напоминаю: бьем честно. Замечу поддавки - засчитаю гол. Все поняли? - Он обратился к Кокорину: - Саша, ты первый.
        Полоз встал в ворота, покрутил головой, разминая шею - словно без разогрева вышел.
        Кокорин посмотрел на мяч, на Полоза, снова на мяч, разбежался и тупо несильно пнул во вратаря. Тот, конечно взял. Побагровевший Марокко дунул в свисток и объявил:
        - Гол!
        - Это чего это?! - возмутился Полоз и напрягся, подался вперед.
        - Потому что, твою мать, бьем честно! - рявкнул Марокко, и помощник тренера робко объявил:
        - Гол значит гол.
        Кокорин побагровел и крикнул:
        - Давайте перебью.
        - Ногу себе перебей, - криво усмехнулся Денисов. - Дебил.
        - Честно! - напомнил Марокко. - Или вы докажете, что яйца выеденного не стоите.
        Денисов хотел и ударить красиво, и чтобы Полоз взял. Разбег, удар! Полоз угадал, прыгнул в правый угол и даже коснулся мяча, но тот скользнул в сетку.
        - Гол, - объявил помощник виновато. - 2:0, выходит?
        - Входит! - проворчал Марокко. - Гарик, соберись!
        Полоз собрался и отбил два честных мяча. Конечно, били не в полную силу, жалели своего, но и подставлять боялись.
        - 2:2, - объявил помощник.
        Настал черед Исаматова. Разбежался он нормально, но перед ударом снизил скорость, скосил глаза вправо, указывая вратарю направление полета мяча, и вправо же легонько катнул круглого. Полоз, конечно же, взял его, подержал в руках и, глядя на багровеющего Марокко, выругался и бросил вперед.
        - Одно из двух, - сказал я, - или Тимур случайно попал в вышку, или это поддавки.
        - Гол, - констатировал Марокко, кося на меня глазом, и разразился гневной тирадой: - Вы совсем охренели? Или Исаматов русский язык забыл и не понял, что я сказал?
        - Русский - мой родной, - огрызнулся узбек.
        Марокко покраснел еще больше.
        - За идиота меня держишь? Ты своего товарища только что подставил! Сказано же - нормально бить! Я обещал судить честно, значит, все будет, как надо. Следующий.
        Больше никто не халтурил, били честно, но не в полную силу. В итоге Полоз отбил десять мячей из двадцати. Если бы старались его закатать, как меня, пропустил бы гораздо больше.
        Огонь за грудиной все полыхал, рвался наружу. Я вдохнул, выдохнул, пытаясь его погасить - какой там! Щеки горели, чесались ладони, энергия бурлила и требовала активных действий. Еще вдох и выдох. А ни хрена!
        - Ну что, мужики, слово держать будете? - спокойно поинтересовался я и получил в ответ угрюмое молчание.
        Победа в дуэли, конечно, не добавила мне любви «динамиков», но я четко обозначил свое место в пищевой цепи и показал, что меня сюда командировали не просто так. Тренер вратарей так вообще зауважал меня. Все вроде хорошо, если бы не этот внутренний пожар. Раньше такого не было. Раньше, стоило перестать думать о солнце за грудиной, как оно гасло. Сейчас же словно ядерная реакция вышла из-под контроля, все нарастала, нарастала и грозила закончиться большим взрывом. Что же делать?
        Вспомнились слова Семерки о том, что дар может как угаснуть, так и убить одаренного. Нет, подыхать я точно не собираясь. Но как же погасить огонь? Принять ледяной душ? Но уходить, пока вся команда на поле, я не стал - это восприняли бы как бегство.
        Денисов не упустил возможности наехать на Кокорина - мол, что, нормально симулировать не мог? Тот начал огрызаться, а я смотрел на них и думал, что они похожи, как старший и младший брат. Косясь на них, Марокко свистнул, пресекая конфликт, и объявил, глядя на часы - сразу видно, позолоченные, подарочные:
        - Времени - полседьмого. В восемь у нас пресс-конференция, расскажем о товарищеском турнире в Англии. Нерушимый, Денисов, ждем вас в конференц-зале.
        В раздевалку я пошел вместе со всеми, ожидая подначек, но мужики слово держали и делали вид, что меня для них нет. Вспомнились бои без правил, где мне в перчатки подсыпали щелочь. Надеюсь, обойдется без гвоздей в бутсах или слабительного в питье.
        Я залез в душевую кабинку, включил холодную воду. Брызнули ледяные струи, и, кажется, я зашипел и пустил пар, но огонь и не думал гаснуть. Черт! Что же делать? Звонить Семерке? Так по телефону нельзя обсуждать дар, а я документ о неразглашении подписал.
        Тирликас?
        Нет, буду стоять под холодной водой, пока не посинею, авось поможет. Если не погашу огонь - что будет? Инфаркт? Инсульт?
        Сперва от холода онемели руки, потом я перестал чувствовать стопы, а за грудиной все полыхало.
        Вдох. Выдох. Представить, как солнце бледнеет, уменьшается… Вроде получается. Еще бледнеет. Есть! Как только оно погасло, обрушилась усталость и пробудился нечеловеческий голод. Сейчас поужинаю и - спать…
        Какой там спать! Меня ждет пресс-конференция, где надо держать лицо, не зевать. Надеюсь, Марокко вызовет огонь на себя.
        Из душа я вылез, когда все уже разошлись - синий, в мурашках, переоделся и побежал в столовую, где навернул двойную порцию овощного рагу, дополнительно заказал стейк и две чашки ядреного кофе. Вроде полегчало.
        Только сейчас, когда угасла паника, пришли мысли о том, что это было. Дар развился до такой степени, что стало сложно его контролировать, и применять его больше не стоит? Или просто я перенервничал?
        Подумаю об этом после, пока ведь все обошлось. Погруженный в мысли, я вздрогнул, когда ко мне обратились, поднял взгляд. Передо мной стоял тренер для вратарей Никита с подносом.
        - Можно к тебе? - не дожидаясь разрешения, он занял стул напротив, поставил на стол овощное рагу, тарелку с хлебом и компот.
        Некоторое время он молча ел, я допивал вторую чашку кофе, а когда его осталось на донце, Никита не удержался, сказал:
        - Я наблюдал, как ты работаешь. Такое впечатление, что ты знал, куда они будут бить. Ни разу в другую сторону даже не дернулся. А вообще результат впечатляет!
        «Надо быть осторожнее», - подумал я.
        - Еще в детстве тренер заметил, что я способный, - уклончиво ответил я.
        - Вот я бы рискнул, поставил тебя вместо Гарика против англичан и посмотрел, что получится.
        - Ты, наверное, недавно тут, - предположил я. - Командным духом не проникся.
        - Да полгода уже. Полозенков, конечно, молодец, но ты - просто феномен. Нужно быть полным ослом, чтобы не видеть этого. Если тебя натаскать как следует, ты ж второй Яшин!
        - Спасибо за высокую оценку, - кивнул я и встал. - Увидимся завтра, мне нужно переодеться во что-то более приличное.
        - Не заморачивайся. Ты ж футболист, а не оперный певец, я вот так и пойду.
        У меня оставалось полчаса до начала, я позвонил Димидко и рекомендовал купить шампанское и смотреть прямой эфир. Как он ни пытался вытащить из меня подробности, я молчал. Потом позвонил Тирликасу, он не ответил, и я написал сообщение.
        Ну вот и все, отчитался, теперь можно идти в конференц-зал.
        Конференц-зал находился на втором этаже. Чтобы не пришлось отбиваться от журналистов, поднимался я не на лифте, а по лестнице. В коридоре прошмыгнул мимо стаи репортеров. Зал был небольшим, но и не маленьким. На спинке крайнего стула был номер 171. Первые три ряда были заняты, операторы устанавливали камеры в проходах, царил мерный рокот голосов.
        Вместо трибуны установили сдвинутые столы, завесив их баннером с логотипом команды. Денисов развалился на стуле, заведя руки за голову. Начальник команды, Ковалев, в этот раз оделся не как мафиози, а в обычный черный костюм. Марокко стоял, его секретарь Карина расставляла бутылки с водой и стаканы. Судя по количеству стульев, предполагалось пять спикеров. Денисов подвинулся, и я занял крайнее место справа.
        В зале наблюдались Кокорин, Исаматов, Никита. Карина, расставив воду, проверила микрофоны, пропустила Марокко в середину и села с краю.
        Ровно в восемь вечера слово взял начальник команды, Ковалев: представился, рассказал, как «Динамо» в сорок пятом году поехало в Англию, как наши показали красивый футбол и разгромили «Кардифф» со счетом 10:1. Журналисты, ожидающие другое заявление, взволнованно загудели. Подогревая их интерес, Ковалев прервался, чтобы сделать глоток воды, и продолжил:
        - Вы первые, кто слышит эту новость. В этом году, в июле, мы рассчитываем повторить легендарное турне и так же, как тогда, провести четыре товарищеских…
        Голос Ковалева утонул в щелчках фотоаппаратов и взволнованном гуле собравшихся. Мужчина в клетчатом пиджаке поднялся и зааплодировал, но его никто не поддержал. Дав публике успокоиться, начальник команды наклонился над микрофоном.
        - Товарищеских матча с теми же командами. Поскольку наш нападающий Егор Лапиков получил серьезную травму и не сможет участвовать, команда усилена игроком ЦСКА Антоном Дако и восходящей звездой советского футбола Александром Нерушимым, который находится за этим столом.
        Я помахал публике, подавляя желание зевнуть. Вспомнилось, что Антон Дако - темнокожий улыбчивый парень, его мать русская, а отец - из ЦАР. Ну вот, и у нас в команде будет цветной игрок. Интересно, в этой реальности западный мир тоже повернулся на толерантности и секс-меньшинствах? Никакой информации в Комсети об этом не было.
        Слово взял Марокко, рассказал о датах проведения матчей и о том, что команда будет усиленно готовиться к предстоящим испытаниям. Наступила очередь журналистов задавать вопросы, и вверх взметнулись руки. Кто будет отвечать, выбирала Карина, которая, как я предположил ранее, выполняла роль пресс-атташе.
        Поднялась ухоженная дама лет пятидесяти.
        - Лидия Каган, «Спортивная Москва». Вопрос Александру Нерушимому. Александр, недавно вы говорили, что вас вынудили покинуть михайловскую команду «Титан» весьма нечестным способом. Поскольку вы присутствуете здесь, означает ли это, что вы согласны играть в «Динамо»?
        - Вы совершенно правы. Мне пришла повестка в военкомат, хотя весенний призыв уже закончился, и было предложено либо служить, либо играть в «Динамо». «Титан» - это команда, которая росла и развивалась вместе со мной, «титаны» мне как братья, и я команду менять не планировал. Но раз уж так случилось, мы с Максимом Романовичем договорились, что я поеду в Англию в составе «Динамо», а потом вернусь в «Титан».
        Представив, как «титаны» сейчас скачут от радости, я улыбнулся и добавил:
        - Огромное спасибо Максиму Романовичу за понимание.
        Дама села. Карина дала слово тому самому мужчине в клетчатом пиджаке.
        - Георгий Якушев, «Футбольный курьер». Вопрос Александру Нерушимому. Александр, не считаете ли вы свое поведение неспортивным? «Динамо» открывает куда большие перспективы, чем провинциальный футбольный клуб.
        - Хороший вопрос, Георгий. Я в первую очередь человек и только потом вратарь. Так что нет, не считаю.
        - Второй вопрос. Ожидать ли вас в основном составе во время турне по Англии?
        - Это решение зависит не от меня.
        Карина подняла руку, веля ему молчать.
        - Достаточно. Следующий. Вы, молодой человек.
        Поднялся длинноволосый парень.
        - Кирилл Смирнов, «Комсомольская правда». Вопрос Александру Нерушимому. Известно, что вас ошибочно привлекли по «Делу тринадцати». Считаете ли вы справедливой высшую меру наказания для преступников?
        - Извините, вопрос не имеет отношения к теме нашего сегодняшнего разговора.
        Карина благодарно мне кивнула и дала слово девушке в оранжевом платье.
        - Наталья Щапова, «Известия». Вопрос Александру Нерушимому. Как вы оцениваете шансы «Титана» выйти в высшую лигу? Пока команда показывает средние результаты.
        Да что ж вы ко мне пристали, я спать хочу!
        - Вы правильно сказали: «пока». Думаю, у нас все впереди.
        Следующий вопрос опять задали мне, я поймал полный профессиональной ревности взгляд Денисова.
        - Как вы оцениваете шансы «Динамо» на победу?
        - Я не футбольный эксперт и не тренер. Думаю, Максим Романович более компетентен в этом вопросе.
        Марокко ответил. Потом спрашивали Денисова, как он себя чувствует и не повлияет ли на игру его конфликт с Кокориным. У него же поинтересовались, как он оценивает появление нового вратаря. Денисова перекосило, но он ответил, как надо, а не как считал на самом деле: чем больше сильных игроков, тем больше у команды шансов.
        Когда иссякли вопросы по теме, посыпались политические: «Считаете ли вы допуск на международные соревнования ослаблением железного занавеса?» «Стоит ли нам переживать о том, что начнется новая Перестройка?»
        Длилось мероприятие до десяти вечера, выполз я выпотрошенной тушкой, прочитал кучу сообщений от парней - что они не верили в мое возвращение, а теперь ну просто счастливы. Тирликас тоже написал, что собирается возвращаться в «Титан» через неделю и желал мне удачи.
        Засыпал я с улыбкой, ведь все складывалось наилучшим образом, и если Тирликас снова будет начальниом команды, значит, вопрос с финансированием можно считать закрытым. Да и мне предстояло интересное приключение: защищать честь Родины в стране, которая веками вставляла нам палки в колеса.
        Вот только дадут ли мне поиграть? Посмотрим.
        Глава 16
        Небо Лондона
        В Лондон мы летели спецбортом из «Шереметьево» тридцатого июня. К этому моменту полностью утрясли все организационные моменты с принимающей стороной. Первая игра с «Челси» планировалась второго июля, конечно же, в Лондоне. Затем девятого нам предстояло выйти в поле против «Кардифф Сити» в валлийском Кардиффе. Семнадцатого июля - опять в Лондон, сойтись на поле брани с «Арсеналом». И, наконец, двадцать пятого июля нам предстояло провести заключительный матч с «Рейнджерс» в шотландском Глазго.
        Затем - ночь на то, чтобы порадоваться победе или залить поражение виски, и в десять утра - обратно в Москву.
        Самолет разогнался, вздрогнул, отрываясь от взлетки. Блеснуло отраженным солнечным светом серебряное крыло, и мы начали набирать высоту, а я погрузился в воспоминания…
        В прошлом остался месяц изнуряющих тренировок. Тренер вратарей Никита всерьез за меня взялся, и оказалось, что физически я прокачан односторонне и коряво - по меркам Высшей лиги, разумеется. Да и не было у нас соответствующих тренажеров. Мне недоставало гибкости, прыгучести и координации. Конечно, я смотрел видео и пытался повторить те же упражнения, но это было совсем не то.
        Теперь я смогу не только быть вратарем, но и - каскадером, и в космос летать. В спорткомплексе имелся тренажер типа как для космонавтов: вращающиеся кольца. Тренируемого фиксируют между ними и раскручивают в разных направлениях. Поначалу я выползал оттуда, не понимая, где верх, где низ, и ощущал себя лягушкой в Кузинатре, у которой единственная задача - не блевануть. Но постепенно привык, хотя это оставалось для меня самым сложным.
        Если у нас я тренировался вместе со всеми, то здесь подготовка напоминала извращенный кросс-фит с упором на координацию: вращения, кувырки, подпрыгивания, преодоление препятствий. На первый взгляд простейшее упражнение с прыжками по разноцветным фишкам, которые в зависимости от цвета должны оказаться справа, слева или между ногами, а потом - то же самое с подключением рук. Красная - правая вверх, синяя - левая вверх, зеленая - скрестно на груди. Казалось бы, ерунда, а поди повтори.
        Кроме того, несколько раз Никита приглашал каскадеров, которые учили правильно падать и группироваться. И йогов приглашал, чтобы мы учились слышать собственное тело.
        В общем, новые умения стоили того, чтобы постоянно чувствовать косые взгляды. Из всей команды со мной общались только Никита, нападающий Антон Бако - улыбчивый чернокожий парень, который от матери-европейки не взял ничего, разве что научился говорить по-русски; начальник команды Ковалев и иногда - Марокко.
        Простой человек вряд ли освоил бы все это за месяц с небольшим, я - справился, ночами наращивая мышечную массу и укрепляя связки. Даже если в Англии поиграть не дадут, я приобрел ценнейший опыт, который понесу в «Титан».
        На момент, когда меня забрали в «Динамо», «Титан» провел семь матчей, и в рейтинговой таблице занимал пятнадцатое место, что никак нельзя было назвать успехом, и я боялся, что без меня ребята опустят руки, и команда начнет проигрывать. Но опасения были напрасными.
        Хотя Микроб пока не показывал чудеса на поле, а может, просто использовал мой совет и не особо светился, девятый и десятый туры - с «Буковиной» и «Зимбрулом» - провели вничью, а в одиннадцатом Микроб наконец включился, Погосян с Рябовым выложились по максимуму и разгромили «Текстильщик» со счетом 4:0.
        Потом Микроб подвернул ногу, пропустил две игры, где наши продули «Факелу» и «Котайку», но он быстро восстановился, и ситуация наладилась. В итоге после шестнадцати туров «Титан» с пятнадцатого места поднялся на десятое, заметно укрепив позиции. Я бы, конечно, предпочел видеть его в первой пятерке, а лучше - тройке, но, во-первых, одну нашу игру перенесли, а во-вторых, парни заметно прогрессировали, особенно наши нападающие, да и Васенцов подрос. Я тогда думал, что если наши выиграют отложенную игру - взлетят в десятку лучших.
        Если рассматривать ситуацию в целом, то «Нефтяник» не оправдал возложенные на него ожидания - видимо, потому что не нашлось достойной замены травмированному нападающему. Однако узбеки не ударили в грязь лицом и обосновались на третьем месте, правда, это был клуб из Намангана, «Новбахор». Зато «Торпедо» предсказуемо занимали вторую строчку, а на первом месте оказались ростовчане. На четвертом - «Буковина», на пятом - «Динамо» из Сухуми.
        За последние места соревновались рижская «Пардаугава» и армянский «Котайк», а в номинации «Крутое пике» выиграл «Геолог», рухнувший с двенадцатого на двадцатое место.
        Самолет набрал высоту, нырнул в кучевые облака, и ненадолго я ощутил себя внутри субмарины, оказавшейся в сказочном мире облачных кораллов. Было так красиво, что я не удержался и сделал несколько фотографий. Сидящий рядом Антон Бако просто смотрел. Высшая лига привыкла к перелетам, в то время как мы летали только на дальние расстояния, а так перемещались все больше на поездах.
        В разрывах туч мелькали коробочки высоток, серые нити трасс, зеленые латки лесов и парков. До свидания, Россия! Точнее, пока, СССР, и здравствуй, Англия, где я не был никогда, а потому было боязно.
        Судя по разговорам, остальные члены команды боялись больше, потому что английским владел только я и Денисов, у остальных он был уровня «фейсом об тейбл».
        Помимо основного состава и запасных, с нами был переводчик-синхронист, начальник команды, естественно, Марокко и Карина.
        Самолет сделал вираж над Москвой и устремился на запад, оставляя в прошлом старые проблемы и нереализованные желания.
        За три дня до отлета мне пошли навстречу и отпустили в Михайловск к парням. Эти садисты превентивно потаскали меня за уши, ведь день рождения, седьмого июля, я буду праздновать за границей. Я увиделся с Львом Витаутовичем, который немного подтормаживал, но оставался тем же хищным вараном, поговорил с Микробом, научил его лечиться с помощью внутреннего огня и просил сдерживаться на поле, чтобы и его в БР не загребли, ведь неизвестно, чем мне эти шпионские игры мне аукнутся.
        По сути для меня главное - не спасать «Динамо», а болтаться там и сям и ныть, как у нас в стране все плохо, чтобы на меня поскорее вышел координатор. Но это мне было неинтересно, я все-таки рассчитывал показать англосаксам кузькину мать, ведь если «Динамо» проиграет, это будет не просто проигрыш команды, которую я не люблю, а наш национальный позор. Ну и «Динамо» - все-таки не самая сильная команда СССР, лидирующие позиции занимают столичный «Спартак» и киевское «Динамо».
        Ходили слухи, что в УССР есть негласная договоренность между клубами: все лучшие игроки едут в Киев, в то время как московские «динамики» и тот же «Спартак» все больше обходятся собственными силами, разве что ЦСКА забирает игроков, как меня - типа на альтернативную службу, и попробуй только дернуться! Потому их не особо любят болелы.
        Я глянул в иллюминатор и подумал о том, что жизнь в этом СССР отличается от жизни в привычной России, она проще; если ты работаешь хоть уборщиком, то ты никогда не будешь нищим. Не хочешь работать в системе - иди в фарцовщики, но даже если там тебе удача не улыбнется, никто не мешает сдать фарц-билет и пойти на завод, а во время трудных времен перекантоваться в гостинице для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию. И с голоду умереть никто не даст, потому что есть столовые для бедных.
        Интересно, насколько Англия этой реальности отличается от той, о которой я столько читал и смотрел? Знаю только, что здесь конфликт с Ирландией не сгладился, эти две страны на ножах, и до сих пор бывают теракты в метро.
        Итак, первая игра у нас с «Челси», не знавшей Абрамовича. Мне прям аж захотелось найти советского гражданина Романа Абрамовича. Кто он? Фарцовщик? Мелкий клерк? Нет, скорее директор мелкого заводика. А может, он, как и в нашей реальности, предал босса и подвергся негативному естественному отбору?
        А Березовский? Вдруг жив?
        Раз «Челси» никогда не принадлежал Абрамовичу, эта команда имеет другой состав, да и стадион отличается от того, что в нашей реальности. По идее, нас должны поселить в один из отелей, который есть на территории спорткомплекса, а питаться мы будем в ресторане - все расходы на себя взяла принимающая сторона.
        В тысяча девятьсот сорок пятом году наши футболисты согласились питаться только в посольстве, что было объяснимо - мало ли что в еду подложат. И везли с собой своего арбитра - Латышева. Сейчас судить будут нейтральные арбитры: испанцы и бразильцы.
        По прибытии мы должны пройти медицинское освидетельствование, в том числе энцефалограмму, чтобы хозяева поля убедились, что среди нас нет одаренных. Причем они делали вид, что ничего не знают об одаренных, а мы притворялись, что не догадываемся о том, что они знают и пытаются таковых вычислить и выбраковать как шизофреников, потому что энцефалограммы похожие. В понедельник планировалась экскурсия по Лондону и встреча с журналистами, и во вторник - собственно сама игра.
        Четыре подряд игры в гостях. В сорок пятом году «Динамо» выиграло два матча, два закончились ничьей - это феноменальный результат, учитывая, что страна была больше обескровлена войной, чем Великобритания.
        Как получится в этот раз? У них в командах легионеры, у нас - только советские граждане, в том числе один цветной и один условно одаренный, то есть я.
        Всего нам лететь четыре часа, и сейчас под нами - Литва, точнее Литовская СССР. Было облачно, и картинку скрывали облака. Зато Балтийское море, ослепительно-синее, раскинулось от горизонта до горизонта.
        Команда шумела, перешучивалась, уверенная, что мы надерем англосаксам задницы, а я был в этом очень не уверен. Антон задремал и проснулся только, когда миленькая молодая стюардесса принялась раздавать сок. Футболисты стали соперничать за ее внимание и осыпать девушку комплиментами.
        Только Денисов молчал. Как и в той реальности, он был многодетным отцом и примерным семьянином, а вот Кокорин развелся и не обзавелся детьми.
        Наконец самолет пошел на снижение. Мы приземлялись в аэропорту Хитроу, он ближе всего к стадиону «Стэмфорд Бридж», где нам предстояло обитать, но увидеть Лондон с высоты птичьего полета не удалось: туманный Альбион встретил нас плотной облачностью.
        Когда самолет приземлился, взволнованный Марокко поднялся и сказал:
        - Товарищи, еще раз напоминаю правила поведения: от коллектива не отбиваться, с журналистами не общаться - на то будет отдельный день. Спорткомплекс не покидать. Кто нарушит режим - будет мгновенно дисквалифицирован. Не забывайте, что мы находимся на территории недружественного государства. Если на связь с вами выйдут подозрительные личности - сразу же сообщайте.
        Первым на выход направился начальник службы безопасности, за ним - Марокко, и уже потом - все остальные. Я думал, нас будет ожидать толпа журналистов, от которых придется отбиваться, но недалеко от трапа стоял автобус, возле которого дежурили четверо полицейских, двое в штатском и два человека с камерами, которые сразу же начали снимать.
        Ну а сам аэропорт в месте приземления самолетов мало отличался от наших советских, а вот дальше высилось прозрачное стеклянное здание, унизанное эстакадами и тоннелями.
        - Приветствую дорогих гостей! - воскликнул пожилой мужчина в белой футболке с логотипом «Челси» и джинсах, второй мужчина сразу же перевел. - Меня зовут Эрик Вуд, я буду вашим сопровождающим. Любые вопросы, просьбы, пожелания - через меня. Если будут какие-то более… деликатные просьбы, не стесняйтесь. Все выполнимо, вы не в Советстком Союзе… - Он усмехнулся.
        Колесо бы непременно воспользовался его предложением.
        Видя, что нас снимают, мы помахали руками. Кокорин на ужасном английском воскликнул:
        - Хэлло, Ингланд! Хав ар ю дуин?
        Ковалев и Денисов на него одновременно цыкнули.
        Мы набились в автобус и поехали проходить таможенный контроль, после чего получили багаж, и Вуд объявил:
        - Сейчас мы поедем в гостиницу, вы пообедаете, после чего мы отправимся в медицинский центр. Приносим извинения за неудобства, но медосмотр обязателен.
        Посмотреть здание аэропорта и сравнить с нашими не получилось: нас повели обводными путями, объясняя это изобилием журналистов, караулящих снаружи.
        Вышли мы с торца здания. Увиденного хватило, чтобы понять: этот аэропорт больше напоминает оранжерею без растений, в то время как наши более монументальны. Причем таких длинных зданий-оранжерей несколько.
        Выходили мы группами по семь человек, к нам подъезжали микроавтобусы с тонированными стеклами. Первые отъезжали, освобождая место следующим, ехать мы должны были колонной.
        Отсутствие автобуса сопровождающий объяснил все тем же журналистами, которые могут его заблокировать.
        Я уселся в третий микроавтобус. Семь минут - и в сопровождении полицейской машины мы покатили по запруженным автомобилями улицам. Все прилипли к окну и изучали окрестности, я смотрел на до боли знакомые марки машин. Вон старенький «пыжик-207», а вон «Баян-икс5». Выходит, для так называемого цивилизованного мира толком ничего не изменилось? СССР окуклился, изолировался, развился, а тут даже машины такие же…
        А нет, вон «мерс» странный, больше похожий на крайслер, в нашем мире такого точно не было. И малолитражка-букашка… Что это? «Опель». Нет, все-таки изменения есть.
        Внимание привлекли биллборды с рекламой. Найк, трусы от «Кельвин кляйн» - как мостик в старую привычную реальность, аж ностальгией повеяло. А что все по-английски, так в России испокон веков обезьянничали: сперва французам поклонялись, потом - культуре США. В теперешнем Советском Союзе все надписи - или по-русски, или в республиках - на национальном языке.
        Микроавтобусы прибыли к гостиничному комплексу, примыкающему к стадиону - трем бело-желто-бежевым зданиям. И вообще, стадион был безвкусным и аляповатым, тут словно скрестили два уродских архитектурных решения двухтысячных: синий металл и пластик, и вот эти домики. Архитектору - двойка. Наш стадион «Северный» в Михайловске хоть и победнее будет, но чувствуется единый стиль.
        Тут-то нас и атаковали журналисты, благо что многочисленные полицейские разогнали толпу и ощетинились щитами, предоставляя нам проход. Впереди бегали два своих телевизионщика и наш и репортеры из «Советского спорта» - ну а как без них? Кто повезет материал на Родину? Событие ведь наверняка войдет в историю, как и турне сорок пятого года.
        - Парни! Парни! - прицепилась к нам молоденькая журналистка. - Кто-нибудь из вас говорит по-английски? У меня очень важный вопрос!
        Поймав мой взгляд - а симпатичная, фигуристая, на бразильянку похожая, - она широко улыбнулась и протянула микрофон, спросив:
        - Есть ли в вашей команде геи?
        А вот и любимая ими повесточка. Я пожал плечами и ответил на английском:
        - Не уверен насчет команды, но… - Я присмотрелся к ее бейджу, - Энн, в СССР у нас есть геи. У нас свободная страна, каждый может быть хоть кем. Хоть космонавтом, только учись.
        - Э… Вы наверное неправильно поняли мой вопрос, мистер…
        - Нерушимый. Алекс Нерушимый.
        - Мистер Ньерусчимий… Я спрашивала вас о…
        - Содомитах. Мужчинах, которые предпочитают мужчин, я понял. Так вот, ответственно заявляю, что геи у нас только в среде арбитров и среди младшего состава дорожной полиции.
        Оставив ее недоуменно хлопать глазами, я пошел за своими, часть парней тут же набросилась на меня и начала спрашивать, о чем мы говорили. Я им сказал, что девушку интересовало, есть ли педерасты в «Динамо».
        - Странный вопрос… - почесав голову, удивился Марокко. - А ты что ответил?
        - Что у нас нет, потому что все геи пошли работать футбольными арбитрами и гаишниками.
        Взрыв хохота советской команды сопровождался вспышками фотокамер.
        В гостинице, самой, кстати, обычной, нас зарегистрировали, раздали ключи - хоть на отдельные номера не поскупились, и мы оккупировали второй этаж.
        В полседьмого в дверь постучали, и я открыл парню в белой рубашке и жилете, с желтыми волосами, зачесанными, как у Гитлера.
        - Добьи вечеа, - улыбнулся он. - Минья зовут Пол. Иа волонтеа. Ужин гуатов. Идьемте со мной, пожалуиста.
        Вечер выдался довольно прохладным, на накинул футболку и пошел за волонтером. Оказалось, к каждому был приставлен такой мальчик, худо-бедно говорящий по-русски. Пол заговорил со мной, рассказал, что он в колледже изучает русский язык, потому что его прабабка была русской, а дед - немцем, и ему очень нравится Лев Толстой. Спросил, все ли у него хорошо с произношением, узнал, что нет, и, краснея и бледнея, взмолился, чтобы я научил его правильно произносить «р».
        Неужели это и есть координатор? Англосаксы уже и детей привлекают? Но помочь ему я согласился: чем раньше на меня выйдут, тем меньше головной боли. Тем более что медосмотр перенесли на утро.
        К моему сожалению, парнишка оказался обычным студентом-ботаником, повернутым на всем русском, и около часа мы рычали: сперва я, потом он пытался воспроизвести звук, и если бы кто-то подслушивал под дверью, наверняка подумал бы, что в номере обращается оборотень, причем не все у него идет гладко.
        Когда он стал расспрашивать, как и что у нас в СССР, проснулись мои подозрения, но опять зря, это оказалось любопытство.
        - А правда, если поругать Горского, то отправят на Север в ГУЛАГ? ГУЛАГ - это не тюрьма, а управление? И сейчас его уже нет? А нам говорят, что есть. И геев у вас не расстреливают? Плохо, я думал, хоть у вас, вот у нас один препод был… Посадили бы? Это правильно, а у нас творил, что хотел. Что - балалайке предпочитают гитару? Ну прямо разочарование. А водку ты пьешь? И никто из «Динамо» не пьет? Не модно быть алкоголиком? Ну надо же.
        И дальше в том же духе. Еле выпроводил его, откупившись обещанием завтра еще пообщаться. Ну действительно, где парню найти носителя языка, когда СССР - закрытая страна?
        Завтра у нас день на знакомство с Лондоном. Послезавтра - подготовка к игре, и во вторник - матч с одной из сильнейших команд Англии. Пол сказал, что будет за нас болеть, и после того, как узнал, что у нас квартиры дают просто так - за то, что ты будешь работать на определенном предприятии или в определенном ведомстве - спросил, как стать гражданином СССР.
        Глава 17
        Место твое… на скамейке!
        В моей реальности, видимо, существовали две альтернативные Англии. Одни люди попадали в светскую страну, где полицейские разговаривают с бомжами, как с лордами, все блестит чистотой, каждый камень дышит историей, и, если присмотреться, возле одного из старинных зданий можно увидеть Шерлока, раскуривающего неизменную трубку, строгих подтянутых леди и джентльменов с тросточками, да-да, тех самых.
        Другим везло меньше, они оказывались в сырой и душной стране, где женщины сплошь страшные и с лошадиными лицами, царит высокомерие, парки оккупировали бомжи, а некоторые граждане не стесняются справлять нужду прямо на улице. В этой Англии, если присмотреться, можно увидеть черный смог, заморенных рабочих и синюшных туберкулезных женщин, харкающих кровью.
        Красота в глазах смотрящего.
        Нам строго-настрого запретили отбиваться от коллектива и бродить по Лондону самостоятельно, а значит, прочувствовать город не получится, ведь его душа - это не парадный мундир центра, а улочки и переулки изнанки, куда не ходят туристы. Это все равно, что увидеть разнаряженную женщину на вечеринке и сказать, что ты познал ее, в то время как дома без прически и косметики, в скромном халатике это совсем другой человек.
        Медосмотр одаренного во мне не выявил, я был допущен к игре и вместе со всеми отправился на экскурсию.
        В одном все наши туристы, посетившие Англию, были солидарны: тут все адски дорого. Я купил кружку с Тауэрским мостом по цене трех фарфоровых столовых наборов. А магнитик стоил, как мой рабочий день в «Титане», так что, набрав сувениры ребятам, я спустил целую месячную зарплату. Хорошо, кормили тут бесплатно, а то, чую, премия за участие вся ушла бы на пропитание.
        В общем, парадный мундир, то есть исторический центр мне понравился. Чисто, мужчин в джинсах почти нет, все одеты элегантно, очень много индусов и мусульман, что ожидаемо.
        Для нашей команды выделили отдельный даблдекер - двухэтажный автобус, до неприличия розовый, и повезли нас по городу. Жадные до нового «динамики», которые в СССР видели если не все, то очень многое, прилипли к окнам и жадно фотографировали. Представляю, какой фурор произведут мои фото, когда я выложу их в Комсети. Вот мы всей командой возле даблдекера. Вот я на фоне Биг Бэна. Вот красное здание с лепниной. Вот мы кормим белок в парке возле Букингемского дворца, и еще чудесное фото - за маршевым караулом идет вереница гусей. Вот мы облепили телефонную будку. Вот мы в окружении школьниц, узнавших гостей из СССР.
        Когда проходили мимо торгового центра, Кокорин настоял на шоппинге, прибарахлился так, что еле унес мешки со шмотками, а Денисов набрал вещичек своим детям.
        К вечеру от впечатлений кружилась голова, в черепной коробке звенел голос экскурсовода. Утомленные, мы поужинали, разбрелись по номерам, и я собрался упасть замертво, но пришлось вспомнить вчерашнее обещание и уделить полчаса волонтеру Полу, дорвавшемуся до носителя языка.
        Чего не хватало - Комсети, в Англии мы были полностью изолированными и не могли поделиться с близкими. Проскользнула мысль о Лизе, которая мечтала побывать в Лондоне, и растаяла. Ни тоски, ни сожаления не осталось, словно и не было этого года, проведенного вместе.
        А утром Марокко погнал нас на прокачку, ведь сегодня матч с «Челси», когда мы должны не ударить в грязь лицом, не опозорить честь Родины.
        Я-Звягинцев за границей был неоднократно, но страны-лидеры ЕС и Англия меня не привлекали: знал, что не по карману они мне. А вот Греция и Кипр - вполне.
        И вот я в Англии, а «динамикам» предстоят красивые выставочные товарищеские матчи. А раз я теперь с ними, то и мне - тоже. В заявку меня включили вторым вратарем. Это значит, придется матч за матчем сидеть на скамейке, киснуть там и кваситься, посматривая на поле. Киснуть - это если наши выигрывают. Все-таки, хоть и не люблю «Динамо», они представляют мою Родину, а значит, я за них, какая бы кошка между нами ни пробежала.
        А если проигрывают… Я ж все волосы повырываю, от стыда сквозь землю провалюсь. Нельзя нам проигрывать, потому что за нами - Москва и Советский Союз.
        Посматривая на нас, Марокко уже не в первый раз процитировал Валерия Лобановского:
        - Тренер не может формировать схему игры, исходя из имеющихся футболистов. Это бессмысленно и бесперспективно. Прогресс футбола возможен только тогда, когда тренер заранее представляет модель игры и сознательно подбирает под нее исполнителей.
        Мол, играем не так, как вы умеете и можете, а так, как сказал тренер. А вы уже тянитесь и старайтесь.
        Ну и продолжил:
        - «Динамо» в мире знают. «Челси» нас опасается. Не боится, конечно, но - опасается. Тактика их нам известна. Расстановка в последнее время всегда одна: 3?4 - 3. Не пять в защите с тремя центральными, а именно три защитника, а края подключаются, конечно, но основное у них - атака.
        Марокко окинул взглядом «динамиков», молчаливых и сосредоточенных, и сказал:
        - А у нас традиционно - 4?3 - 3. Вот и посмотрим. Нападение наше посильнее будет. Саша Кокорин на острие - это почти гарантия гола. Потому что трое нападающих против трех защитников, да на ходу… Один-в-один должны обыгрывать! В средней линии у них на одного человека больше. Но у нас есть капитан.
        - Тут я, - поднял голову Денисов, до того внимательно рассматривающий пол.
        Он этих установок наслушался за свою жизнь выше крыши.
        - Вот он и должен их численное преимущество сгладить, а то и вовсе - прихлопнуть, - констатировал Марокко, блеснув линзами очков. - При твоей моторности и спортивной злости центр поля должен быть выжжен. Ну и по обороне. Их защитников по схеме трое, наших - четверо. При подстраховке друг друга на любую попытку прохода должно получиться двое против одного. И - не пройдут. Так?
        - Но пассаран! - радостно воскликнул Антон Бако, единственный наш темнокожий игрок.
        - Так, - кивнул Марокко. - Вратарям ничего говорить не буду. Задача вратаря одна: не пропустить. В общем, план такой: прижать сразу. Высокий прессинг. Отбор. Бегать, бегать, бегать! По силовой подготовке советские команды всегда сильнее. Задавим физикой! Сдохнут, лягут, прижмутся. Ясно всем?
        Футболисты закивали, я, проникнувшись командным духом - тоже, только Денисов буркнул:
        - У них там почти вся команда - негры. Здоровые! Крайки - хоть щас на марафон! Эти сами кого хочешь загоняют!
        - Всё. Выходим, - распорядился Марокко, оставив реплику капитана без внимания.
        И мы вышли под свист и улюлюканье трибун. В моей реальности английские болелы - ну просто эталон выдержки и пример достойного поведения. После пятилетней дисквалификация была проведена большая работа, а здесь…
        Здесь тоже. Песни, вон, поют, никаких фаеров. Ну и славно.
        Сидеть на скамейке «Стэмфорд Бридж» было, как в канаве - ниже уровня поля. Если откинуться на спинку, прилечь - не видно ничего, кроме ближнего плана и бутс. Чтобы видеть хоть что-то, приходилось сидеть на краешке кресла. Еще и Марокко метался передо мной, закрывая обзор - как будто места ему мало.
        И на поле происходило не то, чего ждали: у наших не получилось сразу забрать мяч, прессануть, заставить противника сидеть у своей штрафной. Похоже, лондонский тренер предвидел наши планы и предупредил своих. И по форме лондонцы были, прямо как наши. Такое ощущение, что шла тренировочная двусторонка - они в синем, наши в белом… Если бы не черные кудрявые и лысые головы легионеров «Челси», вполне можно было бы так подумать.
        Только синие давили. Центр поля с ромбом, когда четвертый «лишний» должен поддерживать нападающих и все время вылетать из-за спин нападающих, создавая перевес на локальном участке поля. И еще у них очень быстро ходил мяч. К тому же поле свое, родное, привычное. А то бывает, что даже размеры разные и высота травы тоже решает. Ну и акклиматизацию никто не отменял. Короче, «динамики» бегали, как раки вареные, пришибленные и доселе неведомой атмосферой, и ответственностью, и сменой часовых поясов и климата.
        В общем, очень быстро стали уже синие давить белых. Как первая команда - вторую на двусторонке. И мне казалось, что основная проблема была в наших нападающих. Они четко выполняли установку, перли в отбор, пытались прессинговать и просто не успевали в защиту.
        Оп-па… Я закрыл лицо руками. 1:0 в пользу «Челси». Где-то в параллельной реальности обрадовался Абрамович. Впрочем, владелец клуба там тоже уже не Абрамович. Продал, гад, клуб, купленный на наворованные деньги, и отдал их Украине.
        Сколько минут прошло? Десять? И уже гол. Нам гол! Опять наши попытались прессануть, опять - длинный пас, и понеслись их трое на наших четверых. И вроде бы у нас преимущество, но тут выскочили два их крайка. Вот противников и пятеро. А еще из-за спины центрального нападающего вылетел полузащитник - вот их и шесть, да на ходу, да быстро. То ли не разобрались, то ли не разобрали игроков, то ли… В общем, хозяева поля тупо продавили - их больше! И распасовали, расчертили штрафную площадь. Последний пас набегающему полузащитнику - гол, и длиннющие руки вратаря не дотянулись до мяча. 2:0, англичане ведут.
        Черт, это какой-то позор. Полоза тут ругать не за что. Пропустил - но тут не каждый спасёт. Я чувствовал в себе бурлящую энергию, помноженную на уверенность в собственных силах. Я - смог бы!
        Я покосился на тренера. Нет, не видел меня Марокко в основном составе. Даже не оглядывался, не спрашивал, готов ли - махал руками, гонял «динамиков». Подозвал капитана, что-то передал. Денисов рыкнул на поле, передавая дальше.
        Понятно, продолжать так же, долбиться впустую и втупую, бесполезно. Тем более мы уже проигрывали. А если проигрывать на чужом поле - это потом фиг отыграешься.
        Напрягшись, я подался вперед. Что-то вроде пошло. Даже за мяч наши стали цепляться, переведя игру в более спокойное русло. Скорость нам самим оказалась не выгодна: на скоростях лондонцы как бы не лучше выглядели. Ну конечно, у них - легионеры, лучшие из лучших. Половина состава цветных.
        Вот уже минут пятнадцать шла равная игра в центре поля. Отборы, пасы, отборы, пасы… Денисов и правда выжигал. Он бороздил поле от края до края, подчищая и подбирая - просто мотор какой-то, и это при том, что по футбольным меркам он уже пенсионер. Два сердца у него, что ли? Или две пары легких. Он носился и носился. И смело шел в контакт. Не только плечо в плечо, но и делал опасные подкаты. Одним словом, мастер.
        Правда, говорили, что пас у него не очень…
        Ого! Пас не очень? Денисов распластался на поле, перехватил острый пас лондонцев, тут же кинул его вперед точно на ногу Исаматову… Есть! Есть провал у «Челси»! Двое убежали на вратаря, который метался в штрафной, не понимая, на кого выкидываться. А они перепасовывались культурно, как надо, всегда чуть назад. За Денисовым - толпа. Ну точно паровоз в данже собрал! Но толпа отставала. И вот уже Кокорин с мячом почти на лицевой метрах в трех от правой штанги. Вратарь ринулся к нему…
        - Пас! - крикнул Марокко и аж побагровел.
        - Пас! - заорал я вместе с запасными, вскочив со скамейки.
        Вон же набежал на пустые ворота наш чернокожий Антохе в белой футболке. Катни в ногу - и всё…
        Но Кокорин рискнул, ударил с острого угла. Ахнули трибуны. Вратарь без труда отбил…
        Тьфу!
        Прозвучал свисток. Судья как будто ждал, когда закончится момент. Бригада арбитров сегодня бразильская, а у них дают преимущество нападающим, стараются не обрезать атаку свистком. Защитники - это важно, конечно. Но выигрывает тот, кто идет в атаку.
        Поднимаюсь, шагаю на поле. За мной тянутся запасные. Сейчас постучим мячом, чуток пошевелимся, пока время есть. Я обернулся на шум.
        Да ладно! Денисов дал подзатыльник Кокорину, даже не войдя еще в тоннель. На виду. А когда тот обиделся и попытался на него рыпнуться, прихватил за шею и поволок в раздевалку. Ну а что? Напортачил Санёк? Напортачил. Если не капитан, то кто ему скажет, чтобы проникся? Марокко? У тренера свои задачи, да и его замечания Кокорину об стену горохом. А вот капитан… Как бы драки в раздевалке не случилось, Кокорин-то тоже не пальцем деланый, а Денисов имеет слишком уж взрывной нрав, за что в нашем мире и поплатился.
        Запасные играли в квадрат, и последний ударил по воротам. Я отбил, а сам подумал: что бы я сделал на месте Марокко? Что сказал бы? Худшее, что сейчас можно сделать на месте тренера, это усилить накачку: страна смотрит! Товарищ Горский смотрит! За нами Москва!
        Нет, от этого еще больше зажмутся. Неслучайно Кокоша не забил с позиции, с которой на тренировке сто из ста забивает! Тут бы наоборот, расслабить парней, пошутить, посмеяться, показать им, что негры эти лондонские - такие же люди из плоти и крови, и что их можно бить и побеждать!
        Тем временем перерыв закончился как-то слишком быстро, я даже разогреться не успел.
        Ну, посмотрим, что там будет дальше. Хотя по телевизору легче смотреть, чем из ямы.
        Наши стали играть строже. Прекратились попытки высокого прессинга с опасностью упустить за спину быстрых нападающих «Челси». Но выигрывать-то как с такой стариковской тактикой?
        Игра шла ровно. Фифти-фифти, как говорят англичане. Вот только в счете они вели, им такая игра более выгодна.
        А еще они четче перестраивались и меняли тактику. Раз нельзя убежать, поймав на встречном ходе, нужно использовать сильные удары. Вообще-то это как раз классический английский футбол: удары с любой дистанции и навесы в штрафную на стоящего там «столба». Вот и посыпалось. Удар, еще удар, еще. Все очень издалека, но - точно в наши ворота. Не сказать что опасно, наш вратарь все берет, но вот сейчас если бы было касание или мяч скользнул чуть левее по траве - и всё.
        А вот и угловые пошли. Угловые обычно чаще бьет атакующая команда. То есть хозяева потихоньку выдавили наших к воротам, стали оббивать все углы дальними ударами и заставлять вратаря отбивать. Стандартно у них всего два варианта: или прямой навес с углового на голову высокого игрока, или розыгрыш от углового флажка ближе к углу штрафной - и там уже пас, как правило, на дальнюю штангу. Вроде стандартно все, только они головами получше наших играют.
        Понятное дело, Полоз бесился, гонял защитников, слюной брызгал, чтобы отодвинули игру…
        И вдруг тут он ошибся. Да так, что просто никуда… Англичане или кто там они на самом деле, опять разыграли угловой, мяч снова пошел к углу штрафной площади, а оттуда - резко на дальний угол. Полоз шагнул вперед, чтобы отбить или поймать, а мяч красиво закрутился ему за спину и опустился в ворота. Красивый гол. Мастерский. В наши ворота, блин! 3:0. Игра сделана, можно расслабиться.
        Было так неожиданно, что наши на пару мгновений будто окаменели. Да и вратарь же - надежда и опора.
        На Марокко я не смотрел, страшно было. Даже жалко стало его: пожилой человек, на котором такой груз ответственности! Тут старые схемы не работают, тут надо креативить и отжигать, как мы в «Титане» практиковали, когда, казалось бы, нет надежды. Тут вратаря менять бесполезно, надо было как-то отыгрываться. И ведь, что обидно, все для этого есть! Одного не хватает - огня!
        А наши, начав с центра, продолжая ругаться и махать руками, тут же отпустили мяч, пропустили за спину…
        4:0!
        Да что же это такое? И до конца игры почти ничего…
        Опять - игра с центра поля. Теперь даже Денисов таранил, наклонив голову, пер на всех защитников противника, собирая паровоз… Но нет, он вовремя сориентировался, отдал пас открывшемуся Кокорину! И тот в касание, как у него иногда получается, справа - ударил в левый верхний угол ворот.
        Гол! 4:1!
        Есть! Размочили! И Кокоша чуток исправился, хотя и получит еще на разборе.
        Пошла игра. Наших как наскипидарили. Удар! Штанга. Противник вяло ринулся в атаку, Денисов перехватил мяч - пас Исаматову - удар! Вратарь отбил - прямо на Кокорина. Удар! Взял…
        …И всё.
        Атака захлебнулась. Англичане красиво перепасовывались и не шли к нашим воротам. Динамовцы слабо выскакивали, пытались отобрать мяч, но даже с Денисовым, сместившимся к их линии штрафной, не могли. Старались, силы еще были - но все вхолостую. Тут бы перехватить… Пусть бы они бы по воротам саданули - тогда вратарь мог отдать пас… Эх… Не идет.
        Зато сразу видно - они нас опасались, даже по воротам не били, чтобы не давать преимущество.
        Так вот и продули. Стыд да и только, ведь не намного они сильнее! Я бы сказал - мы равны. А продули. Видимо, Марокко все же переусердствовал с накачкой.
        Вот так бесславно начался тур по Англии. Мог бы я помочь команде? Наверное, если бы включил «лучшего в мире вратаря». Но главная проблема в другом: позволят ли мне спасти ситуацию?
        Время покажет. Нужно поговорить с Марокко и попытаться его убедить, ведь отчасти этот позор и на моей совести.
        Глава 18
        Мы не имеем права рисковать!
        Я поднялся со скамейки запасных и смотрел, как лондонцы чествуют победителей, как футболисты машут им, купаются в лучах обожания, а наши понуро плетутся прочь. Марокко так и вовсе был чернее тучи, орал, чуть ли подзатыльники всем раздавал. Это он зря. Парни переживают не меньше него.
        Носятся вдоль поля фотографы, которым так и подмывает показать средний палец. Зло берет. Но ведь лондонцы честно выиграли, арбитры все правильно судили, а что наши не вытянули - на то множество причин от высоты травы до акклиматизации и разнице во времени. Да и ощущение, что ты шпион в стане врага, здорово деморализует.
        Один фотограф подбежал ко мне, принялся щелкать, но быстро потерял интерес, начал фотоохотиться на наших футболистов.
        Поле я покидал одним из последних - не хотелось погружаться в атмосферу уныния. Но, подходя к раздевалке, услышал не назидательный тон Марокко, а гвалт, как на птичьем базаре.
        - Охреневший ленивый мудак! - донесся голос Денисова, когда я распахнул дверь.
        На меня никто не обратил внимания, и я остался у стены, наблюдая за разворачивающейся сварой.
        - Да хоть трижды мудак, - орал Кокорин, которого держали два защитника. - Но ты мне за это ответишь, понял?
        - Он сделал все, что мог, - поддержал приятеля Исаматов.
        Денисов вывернулся из объятий держащего его Полозенкова. Огладил футболку.
        - Его вон, держите, обиженного.
        Марокко, стоящий между ними, резюмировал:
        - Игорь, его просчет, кстати, не такой уж фатальный, не дает тебе права выносить сор из избы. Ты что на поле устроил? Представляешь, как это буржуи раздуют: капитан «Динамо» избивает футболистов! Дикие нравы, дикая страна!
        Денисов был не согласен с претензией.
        - Не в косяке дело! Я его предупреждал, что так и будет. Не фиг было на тренировках спать! Да и сейчас - собраться, а то плавает по полю, лебедь, блин, белый! Все, блин, на удачу! - Он встал, как статуя на постаменте и сказал, кривляясь: - Посмотрите на меня! Я - красавчик. - Денисов глянул на меня. - Красавчик, ага. Нерушимый неправильно про геев ответил. Вот у нас явный претендент…
        Кокорин рванулся к нему, но динамовцы не пустили.
        - Ты ведь не за лень меня ненавидишь, - прошипел он. - А за то, что твое время прошло, хоть ты раком встань! Ты старый, Игореша! Ты сдаешь. Да и не Моцарт ты. Как ни играй - не Моцарт. А Сальери всегда так. Завидуют. И если ты думаешь, что я забыл твои загоны - нет, не забыл. Просто я не бык, как ты! - Он ткнул в Денисова пальцем.
        Больше всего на свете Кокорин хотел втащить обидчику. Ненависть застилала разум. Причем он был уверен, что победит в драке. Хотя это вряд ли: Денисов, хоть и был ниже и легче, в этой реальности занимался боксом и пахал, как трактор, в отличие от Кокорина. Скорее всего, поединок закончится тем, что оба не смогут играть, а без них команде хана.
        Марокко свистнул так громко, что аж в голове засвербело, и прорычал:
        - Только попробуйте подраться! Вы не просто вылетите из команды, вы у меня сядете! Оба. Игорь. - Тренер остановил взгляд на Денисове. - Где ты, там вечно споры и дрязги. Еще хоть слово в сторону Кокорина - и команда с тобой расстанется.
        - Да и насрать. - Денисов ударил кулаком по ладони. - То, что вы сегодня устроили - говно! Кто так играет?
        - Один, блин, ты играешь, - прошептал Кокорин, сделал вид, что успокоился, сел и принялся переодеваться.
        В намерениях его по-прежнему преобладало желание втащить Денисову - и плевать на последствия.
        Мне подумалось, что таки да, отчасти Кокорин прав: играл в основном Денисов. Он, наверное, как тот мертвый негр, и мертвым будет играть в футбол.
        - Прекратить! - рявкнул Марокко, брызнув слюной, как Смоллет из мультфильма.
        Денисов успокоился первым и отправился в душ, а Марокко завел песню о том, как важен командный дух, порой даже важнее мастерства. Он был, конечно, прав. И как тренер отлично понимал, чего не хватает команде и что сделать, чтобы победить, вот только как заставить разных людей стать единым целым, он не знал - сам был психологом мягко говоря хреновым.
        Больше всего на свете он хотел, чтобы команда начала выигрывать, и если до первого матча был уверен, что все получится, сейчас очень сомневался. Что творилось в его голове, я примерно представлял: ну все, хана, башка с плеч, пенсия и пожизненный позор.
        Интересно, готов ли он поступиться упрямством? Я решил подождать, когда все разойдутся, и попытаться взять его горяченьким, но мне не везло: возле тренера постоянно кто-то крутился.
        Зато озлобленный Кокорин остался один, старался выглядеть спокойным, но все равно раздувал ноздри, глаза кровью налились. Он твердо решил вечером проучить капитана команды, причем без разговоров. Хотел ввалиться в номер да как втащить! И был отчасти прав: Денисов повел себя паршиво. Но я ничего с собой поделать не мог, моя симпатия была на стороне Игоря.
        Допускать рукоприкладство было нельзя, как и нельзя стучать на Кококрина тренеру. Потому, чую, придется мне вечером караулить, чтобы Кококша не натворил беды.
        В нашей реальности про Денисова говорили разное: и что гнать надо из спорта этого гопника, и что это не только мастер своего дела, но и вечный борец за справедливость, а поскольку российский футбол знатно подгнил, у Денисова был широкий фронт работы. Ну да, палку он перегибал, зато не был терпилой.
        Примерно через полчаса команда отправилась в гостиницу в сопровождении волонтеров и под пристальным контролем Марокко, расстроенного и бледного, похожего на сдувшуюся резиновую игрушку. Я незаметно следовал за ним.
        Когда он подумал, что все разошлись, то позволил себе не держать лицо, опустил уголки рта и отправился в бар, а не в столовую вместе со всеми. Уселся за столик в дальнем темном углу, повернулся спиной ко входу, что-то себе заказал и ссутулился, сжался.
        Я подошел к его столику, откашлялся. Марокко вздрогнул, обернулся, поправил очки с толстыми линзами, глаза его блеснули гневом:
        - Почему не со всеми?! - рявкнул он.
        Я сел за столик, не спрашивая разрешения. Демонстративно не заметил виски со льдом, что принес официант, заказал себе кофе.
        - Разговор есть.
        - На ворота не поставлю, - отрезал Марокко. - Я не могу так рисковать.
        - Вы видели меня в деле.
        Он вскинул кустистую бровь, почесал за ухом.
        - Ты о пенальти? Так вы с Полозенковым были почти равны.
        - При неравных условиях, - криво усмехнулся я. - Но спасибо вам за честное судейство.
        Поначалу он хотел меня пинками выгнать, теперь же порция лести немного его расслабила. Я продолжил:
        - Понимаю, что рисковать опасно. Но… - мысли пронеслись вихрем - о том, что он безнадежно отстал от жизни, не умеет импровизировать, а потому шампанское не пить ни ему, ни нам, но сказал другое: - Я очень хочу, чтобы мы выиграли, и в этом наши цели совпадают, так?
        Марокко мрачно молчал, вертел стакан с виски, не стесняясь пить при мне.
        - Максим Романович, предлагаю сделку. Вы ставите меня на ворота, и если я не пропускаю ни одного мяча, вы ничего не теряете, правда? А если пропускаю, то весь мой гонорар ваш, и вопрос о моем участии в игре больше не стоит.
        Марокко покраснел, поднялся и тряхнул брылами, указывая на выход:
        - Вон!
        - И не подумаю, - спокойно ответил я. - Просто проанализируйте, что вам дороже: Полоз на воротах или победа нашей команды? Я знаю, что говорю, и уверен в своих словах. Как и те, по чьей воле я здесь, уверены в моих возможностях. Не стоит упускать шанс. Мое предложение насчет гонорара в силе. Спасибо, что выслушали.
        Я положил на стол пять фунтов - за кофе, который так и не дождался - и удалился, потому что ощутил, как накопленный Марокко гнев - на ситуацию, кривоногих футболистов, здоровенных негров в команде соперника - готов обратиться против меня. Вот теперь мне захотелось втащить старому маразматику. И как его еще держат? Наверное, чей-то родственник, хотя… как теоретик он силен, вот только креативить не умеет.
        - Совсем охренел, - донеслось в спину.
        Да, охренел. И останавливаться не намерен, потому что не хочу, чтобы сотни миллионов советских граждан смотрели, как позорится команда, на которую возлагали столько надежд и даже Антоху из ЦСКА дернули, вот только реализовать себя ему не дают.
        Итак, тренер меня не услышал. Никита, тренер вратарей, права голоса не имеет, на его помощь рассчитывать не приходится. Что ж, есть еще один авторитетный человек, который должен понимать, что к чему: Игорь Денисов.
        Подумать только, я в команде со звездами - с Денисовым и Кокориным! Мог ли я раньше мечтать о таком? Вряд ли. Правда, равным они меня не считают, но от мысли, что я делю с ними поле, начинала чесаться голова - корона прорезалась.
        Запоздало поужинав, я отправился к Денисову в номер, постучал.
        - Кто? - донеслось из-за двери.
        - Нерушимый, разговор есть. Открой.
        Денисов - парень простой, потому высунулся из номера и отрезал:
        - Чего тебе?
        Я распахнул дверь и вошел без приглашения, рассчитывая, что напор не покажется Игорю чрезмерной наглостью.
        - К тебе вопрос, Игорь. Знаю, что ты ответишь честно. - Я сел в кресло, закинув ногу за ногу. - Ты ж видел, каков я на воротах. Что скажешь?
        Он усмехнулся, потер подбородок, посмотрел так, словно видел впервые.
        - Честно?
        - А ты по-другому умеешь? - деланно удивился я.
        - Ты, как Кокорин: талантливый сучонок. Но - как бы сказать - неограненный. Техники тебе не хватает, хотя везет чертовски. Если потренироваться год, цены тебе не будет.
        - То есть на ворота ты бы меня не поставил.
        - Рано еще, - ответил он.
        - А если я гарантирую, что не пропущу ни одного мяча?
        - Как гарантируешь? - усмехнулся он. - Расписку напишешь? Понимаешь, мы не имеем права рисковать.
        - Вот уж не ожидал это услышать от тебя, - сказал я и добавил, когда Денисов выпучил глаза: - Только что мне Марокко то же самое сказал. Ну, ему-то простительно… в силу возраста. А ты-то прогрессивный талантливый игрок.
        - Но не тренер, - скрипнул зубами он.
        Разозлился - это хорошо. Не понравилось, что его сравнили с престарелым Марокко.
        - И как тебе результат этого вашего «не имеем права»? - продолжил я, надеясь до него достучаться. - Если на ворота пойду я, счет будет 0:0. А если вы заиграете, то победим. Мне ведь тоже проигрыш не нужен.
        - Я не принимаю таких решений, - отрезал он. - Ты пришел не по адресу. Но мне, хоть я и не тренер, ясно, что ты - карьерист, потому готов на все. Только поэтому ты сидел бы у меня на скамейке.
        На языке вертелось: «Ты же видел меня в деле - и не сделал выводов?» - но я смолчал.
        - Когда нет шансов, все, что остается - рисковать. Подумай над этим, Игорь… Пожалуйста.
        Я поднялся, чтобы уйти. На душе было гадостно. Ну как им донести, что я могу спасти ситуацию? Ногу Полозенкову сломать? Морду разбить, чтобы у Марокко не осталось выбора, и он выпустил меня?
        Вспомнилась щелочь в перчатках. Нет, я так не играю. Но и мириться с позором не собираюсь. Когда я потянулся к ручке двери, в номер настойчиво и нервно постучали. Я остановился, обернулся к Денисову.
        - Сговорились, что ли, - проворчал он. - Кто еще?
        Ручку подергали, но дверь была заблокирована. Уверенный, что это Кокорин, я, не дожидаясь, пока хозяин номера расчехлится, убрал электронный ключ из разъема и открыл дверь.
        Внутрь ломанулся Кокорин, прошипел:
        - Получи, сука!
        Я чуть сместился в сторону, уходя от удара. Перехватил его руку, заломил за спину, повалил Кокошу, от которого разило спиртным, и оседлал раньше, чем он сообразил, что быканул не на того. Обалдевший тезка завозился на полу, тщетно пытаясь освободиться из захвата, увидел Денисова, растерянно стоявшего у кровати, и замер.
        - Что за нахрен?! - воскликнул Денисов.
        - Ты, сука, меня на весь мир опозорил! - В голосе Кокорина клокотала ярость. - Тебе повезло, падла ты замшелая! Еще одно оскорбление во время игры - и я тебя по газону размажу, понял? У всех на глазах!
        - Отпустить его? - спросил я у Денисова.
        Мой вопрос привел его в замешательство, и я принял решение сам.
        - Саня, я не позволю вам друг друга покалечить, понял? Кто начнет бычить, того придушу.
        - Да кто ты такой, мелкий говнюк… - возмутился Кокорин.
        - О, по части бития морд и удушений, поверь, он мастер, - хохотнул Денисов.
        И тут я не выдержал, сидя верхом на Кокорине, обложил обоих так многоэтажно, что они рты разинули, не рискуя слово вставить. Если опустить мат, я говорил о том, что мелкий говнюк вынужден успокаивать двух великовозрастных дебилов, которые попутали берега. Помолчав немного и дав им время на осознание, я сказал спокойно:
        - Саня, попустись. Давай без глупостей, да? - И поднялся.
        Кокорин вскочил, как на пружинах, уставился на Денисова, и его аж перекосило от ненависти.
        - Мужики, это несерьезно, - сказал я. - Давайте мы вернемся в Москву, и вы дома силой богатырской померяетесь. Здесь - не надо. Здесь у нас общий враг, а он только чего-то эдакого и ждет.
        - А ты вообще заткнись, сопляк, - вызверился на меня Кокорин, в то время как Денисов был спокоен.
        Я проигнорировал оскорбление и обратился к Денисову:
        - Игорь, представь, что Марокко тебя так с поля утащил - за шкирку, как щенка. Как бы ты себя повел?
        На лице капитана команды недоумение сменилось возмущением.
        - Это другое! Я бы ему врезал.
        - Да нет, «это другое» называется двойными стандартами. Например, Марокко уверился, что ты неоправданно рискнул, и распустил руки. Вот и ты так же сделал. А Саня руки в ответ не распустил, не опозорил Союз. Вот честно, не уверен, что я сдержался бы. Так что молодец в этой ситуации он.
        На Кокорина я не смотрел, но буквально видел, как растет шкала репутации с ним, и продолжил:
        - Саня честно рискнул, и у него не получилось. Команда так же честно не рисковала, и тоже не получилось. Короче, Игорь, ты неправ. Знаю, нужно мужество, чтобы признавать свои ошибки. Это сложно. А ты, Саня, неправ, что сюда пришел. И вообще тебе бухать нельзя, потому что планка падает.
        Я взял Кокорина под руку и вывел из номера. Он немного остыл, покосился на дверь и сказал:
        - Спасибо, брат. Я бы его…
        - Верю - укокошил бы.
        Запрокинув голову и захохотав, он освободил руку и поплелся к себе, а потом вдруг развернулся и блеснул глазами.
        - Но если он еще раз…
        - Игорь все понял.
        Кокорин протянул руку, я пожал ее. Надо же, как все обернулось! В той реальности мне казалось, что Кокоша - гнилой понторез, а Денисов - Д`Артаньян, а на деле с Саньком оказалось гораздо проще договориться, и он первый динамовец, который вот так искренне протянул мне руку. И вообще, Кокорин - довольно искренний парень, его беда лишь в том, что он никак не может повзрослеть что здесь, что там.
        Денисов тоже понял, что накосячил, но ошибку свою вряд ли признает.
        В коридоре мы с Кокориным разошлись, я направился в свое крыло и обнаружил толкущегося под дверью волонтера Пола. Он помахал мне и сказал по-русски:
        - Жаль, что вы пыииграли, я за вас болел. Жаль, тебе надо завтыа уезжать. Поговорим? - Он потряс бумажным кульком, где что-то шуршало. - Кукис из мой любимой кондитерской. Кто не ел кукис, не понять Англия!
        Я заглянул в кулек, там было печенье, напоминающее овсяное с вкраплениями шоколада и, похоже, цукатов. И пахло оно сногсшибательно.
        - Ты пьешь чай? Приглашаю пить чай, с чай - хорошо, - уверил Пол и протянул упаковку чая с Биг Беном. - Подарок. Идти в кафе?
        - Правильно - пойдем, - поправил его я, достал печенье и сжевал одно, зажмурившись от удовольствия. - М-м-м, сногсшибательно!
        - Что с ноги? - не понял Пол и напрягся.
        - Сног-сши-ба-тель-но - значит очень хорошо.
        Пока мы шли, Пол пытался выговорить «сногсшибательно» и ворчал по-английски, какой же сложный русский язык, какие же дурацкие окончания, а падежи - так вообще глупость несусветная, вот зачем их шесть, когда спокойно можно обойтись тремя?
        - В СССР есть народ - дагестанцы, говорят они на табасаранском языке, так вот там падежей как минимум тридцать пять.
        - Таы-баы… Тарр-бар-р, - пытался выговорить новое слово англичанин, в итоге расстроился и плюнул, заключив: - Понять падежи умеет только ыу… р-русский.
        А мне подумалось, что если Марокко выпустит меня на поле, то это будет диверсия, комментаторы сломают языки, выговаривая мою фамилию.
        В кафе было полно народа. Туда-сюда сновали официанты с серебристыми многоэтажными подносами - разносили сладости и чай в непрозрачных металлических заварниках.
        - Пол, выбери на свой вкус, я не очень разбираюсь в чае, - признался я. - Предпочитаю кофе, но чай - это часть традиций, я должен его попробовать.
        Волонтер подозвал официантку - азиатку, похожую на мальчика - и заказал чай с молоком и по йоркширскому творожному торту. Ждали мы где-то полчаса, все это время Пол делился впечатлениями: он думал, что русские злые и дикие, а они оказались нормальными.
        Я рассказал ему несколько анекдотов и попытался считать намерение меня завербовать - нет, Пол просто хотел подольше пообщаться и записывал на диктофон все, что я говорю.
        Чай оказался насыщенней нашего. Меня поразили эти непрозрачные заварники - непонятно, что внутри, непривычно. Да и чай со сливками - странный все-таки, а вот творожный торт с изюмом - очень вкусный. Когда почти доел его, к нам за столик сел Кокорин и принялся кормить доверчивого Пола байками, что у нас в школе есть особый предмет - балалайковедение, и каждый школьник должен научиться усмирять медведя и выгуливать его без намордника. Свой рассказ Кокорин то и дело прерывал на селфи.
        Пол обман быстро раскусил, но косил под дурачка, чтобы с ним подольше поболтали. В итоге спать мы легли в одиннадцать, ведь сразу после завтрака нас повезут в столицу Уэльса - Кардифф, где девятого июля предстоит играть с местной командой, в которой в основном здоровенные темнокожие легионеры.
        Кокорин предложил пропустить по шоту, а я отвел его в сторонку и спел песенку Слепакова «Мне пить нельзя». Отсмеявшись, Санек еще раз пожал мне руку и сказал:
        - Ты крутой на воротах. Правда крутой. Будь я тренер, тебя бы поставил, и плевать на этих замшелых пердунов. - Он сделал зверское лицо и передразнил то ли Марокко, то ли Денисова: - «Мы не имеем права рисковать». Тьфу, дегенераты! Карпина бы нам тренером!
        «Или Димидко, - подумал я. - Он ведь отлично справляется».
        Если так пойдет и дальше, то усилиями Марокко мы покажем, что в Союзе самый беззубый в мире футбол, и нас болелы шапками закидают. Да и не для того я в футбол пошел, чтобы вот так позориться при том, что можно было бы играть и выигрывать. Потому сделаю все возможное, чтобы изменить ситуацию, правда, пока не знаю как.
        Глава 19
        Победи себя - и выиграешь тысячи битв
        Кардифф, как много в этом звуке для сердца кельтского слилось!
        В автобусе я по обыкновению сидел рядом с Антоном, но в этот раз он занял место у окна и жадно смотрел на проплывающие за окном холмы и поселки, иногда делая фотографии. Лишенная Комсети команда скучала, а я думал о «Титане». Может, и хорошо, что я не знаю, как у них дела. Вдруг они без меня проигрывают? А «Динамо» позорно продувает здесь, и я не могу участвовать ни там, ни тут, что ужасно бесит. Пятьдесят тысяч за участие - это практически годовая зарплата учителя, но так себе утешение для меня.
        К обеду мы прибыли на стадион «Кардифф Сити», где нам предстояло готовиться к игре, которая пройдет на самом большом стадионе в мире, вмещающим под восемьдесят тысяч болельщиков, в этой реальности он носил старое название - «Миллениум».
        Сине-белый «Кардифф Сити» был поскромнее, и, если посмотреть на него сверху (я помнил из статей), он напоминал угловатый белый ноль.
        Автобус сразу же окружили журналисты.
        Этот стадион был меньше предыдущего, не таким помпезным и больше походил на наши привычные. Полицейские вяло сдерживали журналистов и местных болел с оскорбительными плакатами. Нам предлагалось убираться к себе в тайгу, убрать руки от свободной Болгарии, освободить политзаключенных и прекратить притеснять ЛГБТ-сообщество.
        Полицейских было всего шестеро, и когда журналисты поперли на нас, они не особо усердствовали, просто следили, чтобы нас не помяли. К нам потянулись микрофоны. Один ткнулся прямо мне в лицо и, интенсивно работая локтями, ко мне прорвалась необъятная чернокожая женщина с тройным подбородком.
        - Как вы считаете, есть ли свобода в СССР? - пробасила она.
        - Ее примерно столько же, сколько у вас, - ответил я по-английски. - По-настоящему свободен разве что Будда. Был.
        Тетка не унималась:
        - Как лично вы относитесь к оккупации Болгарии Советским Союзом?
        Я кивнул на болел.
        - Они предлагают нам убрать руки от Болгарии. Не находите, что призыв не по адресу? В футболе не приветствуется использование рук.
        Она растерянно захлопала ресницами, когда толпа заколыхалась, и к нам прорвались сопровождающие: высокая брюнетка и десять абмалов, которые вместе с полицейскими взяли нас в коробочку, оттеснив журналистов.
        - Здравствуйте, - поприветствовала брюнетка на отличном русском. - Меня зовут Энн, я ваш сопровождающий. Пожалуйста, со всеми вопросами обращайтесь ко мне.
        Брюнетка вышла из-за спин амбалов, и мне показалось, что я слышу удивленный вздох «динамиков». Даже Марокко вытаращился на эту красавицу. Она была совершенна от макушки до черных туфель на невысоком каблучке. Ярко-голубой костюм подчеркивал синеву глаз, и даже пиджак не скрывал роскошную грудь, а юбка по колено - безупречность длинных ног.
        - У вас отличный русский, - белозубо улыбнулся сделавший стойку Кокорин.
        Девушка, на вид ей было не больше двадцати пяти, ответила улыбкой.
        - Спасибо за высокую оценку, Алекс! Надеюсь, вам всем понравится в Кардиффе. А теперь я провожу вас в гостиницу, где ждут волонтеры. Вы расположитесь, а потом жду вас в конференц-зале… Нет-нет, никаких журналистов! Мы просто скорректируем график нашего сотрудничества.
        Гостиница находилась в парке через дорогу, и она обманула мои ожидания. Простенькая с виду, она внутри оказалась уютной, стилизованной под старину: деревянная стойка, администраторы в белых рубахах и жилетках, люстры в виде фонариков, только дерево и металлическая ковка, никакого пластика. Волонтеры, разноцветные мальчики и девочки лет по шестнадцать-семнадцать, развели нас по номерам, которые открывать пришлось огромным, как из «Буратино», ключом.
        Мне достался волонтер-индус Ник, не говорящий по-русски. Узнав, что я владею английским, он спросил, насколько я знаменит, расстроился, услышав, что запасной, но на всякий случай взял автограф и сфотографировался со мной, рассказав, что все волонтеры - футболисты, а он играет на позиции защитника.
        Номера тоже были оформлены в стиле ампир: зеркала в массивных рамах, ванна на гнутых ножках, медные краны, стулья-троны и картины на стене.
        Такая красота, что уходить не хотелось, единственное, что влекло - красавица-Энн, которая ждала в конференц-зале, тоже стилизованном под старину, и я ощутил себя на светском приеме у какого-то лорда.
        Энн еще раз нас поприветствовала, уточнила, когда бы нам было удобно прогуляться по городу, и сказала, что в нашем распоряжении стадион «Кардифф Сити», на том, где пройдет игра, тренируется футбольный клуб «Кардифф». Было решено идти на экскурсию сразу после обеда, и я полагал, что причина кроется в самой Энн - парни соскучились по женскому вниманию, а тут вдруг такая красота.
        Когда пришел черед задавать вопросы, они касались в основном самой Энн.
        - Вы замужем? - поинтересовался Кокорин.
        - Где вы научились так хорошо говорить по-русски? - Исаматов.
        - Можно ли пригласить вас на рюмку чая? - наш опорный защитник Егор Угнич, похожий на былинного богатыря.
        Энн была не замужем, русской по происхождению, ее предки-графья переехали в США после революции, а потом эмигрировали в Великобританию.
        В общем, в начале экскурсии, больше напоминающей собачью свадьбу, достопримечательности интересовали разве что Денисова, поскольку ему нельзя в Бельдяжки, он женат, и Марокко - в силу возраста. Остальные роились вокруг Энн, которая вызвалась нас сопровождать, и оберегали от домогательств большеглазую симпатичную экскурсовода в клетчатом брючном костюме.
        Я молча наблюдал за этим цирком и улыбался, представляя, как на Энн отреагировали бы «титаны». Наверняка Погосян с Колесом сразу распушили бы хвосты, а Клыков краснел и бледнел под ее взглядами, которыми она щедро одаривала всех нас.
        Кардифф показался мне более спокойным, чем Лондон, и если где-то и был дух Англии, то здесь, пусть это и Уэльс. Старина тут так же контрастировала с модерновыми зданиями: вот дом, похожий на замок, а рядом блестящая водонапорная башня и офисный центр; было меньше женщин в мусульманских одеждах, да и вообще праздно шатающихся было мало, и казалось, даже время текло медленнее.
        Город был настолько непохожим на наши, что вскоре я забыл про Энн и просто наслаждался прогулкой, иногда останавливаясь и делая фотографии.
        Первым делом мы посетили Кардиффский замок, где, казалось, ничего не изменилось за сотни лет и вот-вот с охоты вернется хозяин с добычей. Экскурсоводу, смуглой глазастой девушке, напрягаться не приходилось: мы получили аудиогиды и бродили в свое удовольствие, Марокко только и успевал всех собирать. Сфотографировались с красным драконом в центре замка - символом города. На фоне готических шпилей. В сторожевой башне.
        Бродили по замку часа три, а потом нас повели в национальный музей под открытым небом. И опять фотографии: в пещере с мамонтом, со скелетом лося с гигантскими рогами, ставшим объектом шуток, с бакланом, с Исаматовым, баклана изображающим.
        В общем, еле выгнали нас из того музея и, урча желудками, мы предпочли набережную ужину. Залив напоминал большое озеро, но все равно было красиво, пахло морем, по асфальту бродили наглые здоровенные чайки, которых запрещалось кормить, чтобы не приваживать и они все не загаживали.
        Энн сказала, что в получасе езды от Кардиффа есть великолепные песчаные пляжи. Марокко зыркнул на нее недобро и проворчал, что не позволит отвлекаться от тренировок, Денисов попытался убедить его, что кросс по песку отлично прокачивает выносливость, а купание в ледяной водичке стимулирует на подвиги. Команда радостно его поддержала.
        После ужина я свалился в кровать. Стоило закрыть глаза, и перед сомкнутыми веками возникали дома, шпили, башни, мамонты и расправивший крылья баклан. На тренировках мы убивались гораздо больше, но тут, видимо, нас добило изобилие информации и впечатлений. В десять вечера я уже дрых.
        А с утра начались тренировки, где я рвал жилы, чтобы показать, на что способен, но Марокко старательно делал вид, что ничего не замечает. А вот Денисов замечал, я то и дело ловил его заинтересованный взгляд.
        На пляж Марокко все-таки дал добро, и мы погоняли мяч по песочку за два дня до матча.
        И вот настало девятое июля.
        Мы, как обычно, собрались на прокачку в раздевалке и слушали Марокко, который в сотый раз рассказывал, что «Кардифф» - команда сильная, но не ловкая, и форма у них того же оттенка, потому мы должны быть внимательными. Можно подумать, нам тут попадались слабые. Все-таки родина футбола!
        - А чего они все под нас маскируются? Я уже путаюсь, где наши, а где их, - пробурчал из своего угла Денисов.
        - Игорь, ну ты не начинай только! Такой у нас тур, такие команды. Не я их выбирал!
        - Да я - что? Я просто заметил. Странное совпадение. Не нравится мне это.
        - Им, наверное, тоже не нравится, - сказал Марокко. - А ты по цвету кожи ориентируйся.
        - Угу, угу, - проворчал Антоха Бако, единственный наш темнокожий игрок.
        Второй матч в Англии - и снова команда в синей форме, и опасение, что мы, не провалившие, но все же проигравшие предыдущую игру…
        Футболисты - суеверные люди. Я тоже футболист. Хоть и вратарь, хоть и форма у меня не такая, как у всех. Получается, мы были в белом, лондонцы в синем, и мы проиграли. И опять - мы в белом, а хозяева в синем. Правда, «Кардифф Сити» - не «Челси». Но опасения возникали.
        - «Кардифф» - не «Челси»! - повторил мои мысли тренер. - И кстати, тут вам не Англия. Тут - Уэльс. Тут будет другая игра. И я скажу какая.
        И сказал. Успокаивая, заявил, что традиционно у «Кардиффа» нет своей тактики. Они играют так, как позволяет соперник, в отличие от нас. При этом валлийцы - традиционно очень заряженная на игру команда, очень злая, жесткая, неуступчивая. И сильная. А их главный центральный защитник-нигериец - вообще зверь. Это не футболист, а просто штангист какой-то. Плечо ставит - и от него все отлетают, как от скалы.
        Поэтому надо перетерпеть первые минут двадцать. Они дома, в себе уверены, а потому давят и жмут. Скорость, скорость, скорость. Плотные и точные удары издали. Ну и навесы со стандартных… Угловые очень опасны. Штрафные удары с флангов - еще опаснее. Валлийцы, точнее их легионеры - высокие и атлетичные, хорошо играющие вверху.
        - Я уверен, что мы выиграем. - Марокко очень старался, но как раз-таки уверенности в его голосе было немного, мало того, он нервничал так, что дергался уголок глаза. - Да, «Кардифф» даже Кубок УЕФА брал, но это было так давно, что уже просто исторический факт - ничего больше. У нас, я считаю, состав в среднем сильнее - не физически, а технически. Наш средний может обыграть один-в-один. Вот только они не будут давать такой возможности. Сильные и выносливые, постараются кидаться на каждый мяч, прессинговать, не будут давать продвигать, пасовать, разыгрывать. Но если перетерпеть, если закрыть спиной мяч, если потом кинуть его туда, где дыра - а тактически, я надеюсь, - он обвел всех взглядом, как опытный учитель - класс. - Тактически вы подготовлены лучше. И знаете друг друга, чувствуете своих. Так что не смотрите вы на форму! Сегодня светлый луч в этом темном царстве - вы. Те более в белой форме.
        Похоже, его волнения никто не заметил. Посмеялись, выслушали еще раз состав, двинулись к выходу. Я оказался среди запасных. Выходил последним, но у дверей меня встретил Денисов. Капитан похлопал по плечу, посмотрел в глаза:
        - Вот есть у меня какое-то предчувствие, парень. Не подведи.
        И зацокал шипами, побежал к команде, уже выстроившейся перед выходом.
        Странно… Чего тут - подвести? Я же в запасе! Или он обо мне поговорил с Марокко, недаром ведь присматривался на тренировках.
        Стадион подавлял размерами. Сколько он вмещает? Я читал еще в той реальности - чуть менее восьмидесяти тысяч. Обалдеть! Это ж небольшой город. И этот город, состоящий из болельщиков, орал, ревел и бесновался, ненавидел нас, поддерживал своих.
        Неприятно, ничего не скажешь. Одно радовало: места запасных - не в траншее! Всё будет видно.
        Прозвучал гимн команд. Я улыбнулся, представив гимн «Титана». Затем свисток оборвал рев трибун, и понеслась…
        Это не футболисты - это какие-то качки! Здоровенные, но при этом быстрые. Быки… Бизоны, и цветом кожи такие же. Как нажали, как поддавили, как зажали наших. И пошла типичная игра в британский футбол. Распасовка вдоль выстроившихся в оборонительных редутах наших, удар издали. Отбитый мяч - угловой. Угловой - опасность у ворот, удар, вратарь. И снова. И еще.
        Вот это навал! Давят и давят!
        Но вроде закончилась эта волна. Уже и у наших мяч остается не на один-два паса, и к центру сдвинулись. Уже срабатывает белая форма, и временами кажется, что футболистов в белом больше. Хотя это не показатель. Счет, как говорится, на табло: 0:0.
        Сглазил!
        Одна ошибка Исаматова в атаке, и резким пасом отрезано две трети команды, а на наши ворота понесся высокий центральный нападающий «Кардиффа», размером не уступающий тому самому нигерийцу, которым пугал Марокко. Тут надо бы одному защитнику подкат исполнить, а второму - подстраховать, да замешкались наши, и нападающий воткнулся ровно между ними. Ну точно - бизон! От него кеглями отлетели двое - судья-испанец руки в стороны раскинул: все в порядке, он видит, нарушения нет. В принципе, да. Это было плечо в плечо. И получилось, будто они его встречали, да не получилось…
        Последовал пушечный удар прямо по центру ворот. Стоял бы вратарь - снесло бы, наверное. А Полоз сделал пару шагов вперед, сократил площадь ворот своей фигурой, раскинул руки, присел - и мяч чуть не со свистом полетел между ног. «В домик». Как есть косяк! Опять проигрываем, валлийцы на трибунах скачут и поют, дуют в дуделки.
        Я скосил глаза на Марокко, потупившегося и потирающего подбородок, на его щеках расцветали алые пятна. Только бы старика кондратий не хватил!
        И только разыграли - снова валлийцы отобрали мяч и ринулись в атаку. Опорник наш не успел, приложился сзади по ногам нападающего. Тот, лоб здоровенный, покатился по траве, разлегся, страдая. Симулянт! Его ж бульдозером не сковырнешь, а тут смотри - упал бедненький!
        Желтая карточка, штрафной. Соловьем залился комментатор, трибуны повскакивали, предвкушая гол.
        Но наши отбились, и тут - снова похожая атака. Как под копирку: перехват мяча, резкий пас за спины, рывок нападающего. И снова их нападающего свалили, только ближе к штрафной. Всё. Следующий такой забег - точно пенальти будет.
        Завелись наши защитники. Я прямо видел, как они на этого хмыря толпой накинутся, в ноги, в туловище, куда угодно врежутся… И что? Пенальти и гол. На Полозе, вон, лица нет.
        Я принялся сверлить взглядом Марокко. Он глянул на меня и тут же отвернулся, пожевал губами.
        - Я. Нужен. В поле, - крикнул я, перекрывая комментаторов и рев трибун.
        Марокко сделал вид, что не услышал. Козел! Замшелый - как говорил Кокорин. Я посмотрел на поле. Глаза бы не глядели!
        Всё, как я думал: рванули вперед, убежали, кто-то впереди отпустил мяч, и - перехват, точный пас за спины защитникам, рывок таранного центрального нападающего… И сбили! Вот как чувствовал - сбили, в этот раз жестко! Ему и сзади досталось по пяткам, и спереди. Угнич, богатырь динамовский, рванулся в подкате, да мимо мяча - прямо в ноги. А не на линии ли это было? Хотя если на линии - это уже пенальти. Линия входит в площадь штрафной.
        Арбитр побежал, держа руку вперед, свистнул… Всё видел, не сомневается нисколько. Пенальти.
        Я вскочил, встал напротив Марокко и проговорил:
        - Если не выпустишь меня, этот проигрыш на твоей совести.
        Тренер посмотрел в упор. На меня. На поле. На меня. У него есть пара секунд, чтобы принять решение. Упрямство или здравый смысл. Гарантированный проигрыш - или риск…
        - Хрен с тобой, - шепнул он, вскочил и закричал на английском, делая характерный жест, словно наматывал провод на катушку: - Рефери! Рефери! Сабститьют у нас! Замена, говорю! Меняем номер уан на номер твенти фо.
        Запасной рефери посмотрел, кивнул и рванул к бровке, набирать на электронном табло номера игроков.
        Глава 20
        Англичанка гадит
        Выбегая на поле, я ушам своим не поверил. Казалось, это сейчас не болелы свистят, а раки на горе. Полчища, тьма раков, а наша… да, в данный момент - не «Динамо», которое я терпеть не могу, а наша советская команда замерла в недоумении.
        Полоз, приготовившийся отбивать мяч, уставился на меня, топающего к воротам, то ли с возмущением, то ли с надеждой. Я заметил, что у него подрагивают руки. Не отбил бы мяч, как пить дать накосячил.
        Думал, Полоз вспыхнет, распсихуется, но нет, протянул гиббонью свою ручищу, и я ударил кулаком о кулак - будто грехи ему отпустил.
        Я встал в воротах, попрыгал, присел пару раз. Хочу быть лучшим в мире вратарем, и черт с ним, с откатом!
        Зрение стало четким, казалось, я научился слышать каждую клетку своего тела, а шум на стадионе отошел на второй план.
        Гора ответственности не придавила меня к земле, как Полоза - напротив, дала возможность оттолкнуться и взлететь, будто на параплане, и поймать восходящий воздушный поток. Ведь и эти восемьдесят тысяч валлийцев, и Советский Союз - да бери выше, весь мир сейчас смотрит на меня, в моих руках - их надежда.
        - Не расслабляться, мужики! - крикнул я защитникамм. - Собраться, мать вашу! Ща пойдет жара!
        Чего хотел валлийский нигериец (какой оксюморон!) было не разобрать - нигерийского-то я не знал, но не запаниковал, доверился своему телу и разбуженному таланту. Нигериец разбежался, размахнулся и коварно ударил в левую девятку - планирующий такой мяч вышел, почти «парашютик».
        Я прыгнул. Дернулся в полете. Достал мяч одной рукой, перехватил, прижал к себе, не стал падать и красиво лежать, а сходу метнул по центру - точно в капитана, в Денисова.
        Трибуны разочарованно взвыли, комментаторы разразились воплями, что это невозможно! Такой красивый удар - это чистый гол, и почему тренер держал такого демонического вратаря в запасе? Как там его Нье-уы… Нье-уи-счи-и-ми-ий!
        Йес, вам по ЕС, получите гранату! Ломайте языки!
        Игорь в одно касание передал мяч дальше. А там вдруг, рисуясь и будто танцуя, выскочил вперед Кокорин. А вот и вам молниеносная контратака!
        Ну, Саня! Давай, Саня, жми!
        Я и раньше замечал - на свободных мячах Кокорин просто бог. Красиво бежит - просто стелется по траве. Мяч, как привязанный к ноге. Удар!
        - Го-ол! - Я не заметил, как ору во всю глотку.
        1:1!
        Наши налетели на Кокошу, подхватили и давай качать!
        Валлийцы, как тот бык, получивший кувалдой по голове: пенальти не забит, в свои ворота пропущен мяч… Поэтому разыграли они мяч неудачно.
        Перехват, вертикальный пас вперед - кто это сделал, кто? Прямо под ногу Антохе Бако. Черная молния метнулась вперед, двое поддерживали атаку с флангов, и можно было распасовать, разыграть, и валлийские защитники уже колебались - на кого выбрасываться не знали.
        А Антон, не входя в штрафную, выстрелил. Вот ударище у него! Обводящим ударом мяч мимо здоровенного центрального защитника отправился по снижающейся траектории точно в нижний угол ворот. Вратарь «Кардиффа» упустил момент удара, опоздал с броском, лег вдоль линии ворот, почти уткнувшись пальцами в штангу. А сзади него в сетке трепыхался мяч.
        1:2!
        Свисток к окончанию тайма прозвучал в тишине - болелы не верили собственным глазам. Засвистели они, только когда мы начали уходить с поля - сплотившись, толпой. Я показал Кокорину «класс» и сказал:
        - Гол в раздевалку - ваще пять!
        - Пять! - Кокоша хлопнул меня по ладони, довольный, как слон. - Ты демон! Такой удар отбил! И мы начнем второй тайм, уже выигрывая.
        Игорь поступился принципами и тоже дал нам «пять», приобняв, повел меня в раздевалку.
        - Я чувствовал! Молодца! Даёшь второй тайм!
        Остальные, кроме Антохи, по-прежнему относились ко мне не очень, только теперь ненависть перековалась в неприязнь.
        В раздевалке творилось нечто невообразимое: все чествовали Кокошу, подбадривали друг друга, а Марокко молчал, искоса на всех поглядывая - догадывался, что нам больше ничего от него и не нужно. Во мне клокотала энергия, и я не выдержал, напившись воды, поднялся и воскликнул:
        - Ну, видите, прав Максим Романович: мы не слабее! Да мы ваще демоны! Боги! Саня - просто Гермес от футбола, ловкий и изворотливый. Игорь - зевс-громовержец. Антон - Арес…
        - А ты, блин, Харон! - хохотнул Угнич. - Не пускающий мяч в Аид.
        - Мне Прометей больше по нраву. Дадим стране огня! - Я вскинул руку и издал боевой клич.
        Кокорин и Антоха повторили, к ним присоединились остальные, и вот уже все орут, кроме Полоза, тихо сидящего в углу, и Денисова, который считал, что такие игры ему не по возрасту и не по статусу. Ну и Марокко, конечно. Победа его не очень-то радовала, он чувствовал себя оскорбленным - как человек, не умеющий признавать свои ошибки.
        Когда страсти поугасли, слово взял Марокко, объявил замены и объяснил цель-задачу - так уныло, что Кокорин аж зевнул и подмигнул мне.
        Тут понятно. Раз самые опасные атаки шли через центр, значит, надо центр усиливать. Марокко решил выпустить второго опорника и перейти на трех защитников, выдвинув крайних аж к центру поля. Расчет был понятен: раз за целый тайм «Кардифф» атаковал одинаково и шаблонно - так, значит, будет и во втором. Вот только, может, не будет? Наши ведь еще не включались по-настоящему в атаку!
        Второй тайм начался неважно. То есть наши-то выбежали на поле и принялись рвать соперника, но испанская бригада арбитров как будто перестала видеть нарушения на наших игроках. В первом тайме примерно поровну было. А тут свисток за свистком - и все не в нашу пользу. При этом наших вовсю валяли - и уже наши начинали звереть.
        А Денисов кидался то к главному арбитру, то к линейному - куда ты флажком машешь?
        И тут вдруг отрыв, наши двое убежали…
        Свисток. И снова поднят флажок и показывают офсайд, хотя никакого вне игры и близко не было! Это они у нас чистый гол, считай, отобрали. Игорь не стерпел, рванул к арбитру, чуть ли лбом в него не уперся, проорал что-то, пальцем показал, постучал себя по голове, а потом сделал себе «очки» пальцами - мол, судья, надень очки! Арбитр только этого и ждал, поднял красную карточку. Денисов - на выход!
        Твою мать! Я провел ладонями по лицу. Начало тайма, а мы - в меньшинстве. Но ничего, мы ведем, забить я не дам. Но, блин, обидно же! Даже болелы видят, что нас топят, а когда такое творится, стыдно. Или только у русских обостренное чувство справедливости, и мы отворачиваемся от своей команды, когда так происходит?
        Нет, валлийцы, кельты, блин, - тоже люди. Кто-то возмущенно свистнул, пробежал ропот по рядам. Ну явное же превышение полномочий!
        Хрена вам, уроды! Я подбодрил защей:
        - Мужики, не ссать! Прорвемся!
        Опять у нас остался один опорник, да не Денисов, который просто монстр. Опять команда прижалась к воротам. Удар! Мяч у меня, тело само знало, что делать.
        - Вперёд, вперёд! - прокричал я крайкам. - В атаку!
        Сделал пас ногой - на фланг. Мяч в секунду перелетел середину пол, а там Кокорин красивым финтом убрал «сторожа», рванул к воротам, но сам бить не стал, а изящно пяткой остановил мяч, катнул набегающему полузащитнику, сам смещаясь вправо. За ним дернулся защитник в синей форме, и открылась дыра в обороне. Полузащитник мощным ударом, чуть не постригая траву, вложил мяч в правый нижний угол.
        3:1! Да!!!
        Судьи принялись совещаться, но тут ничего не сделать. Гол забил футболист, в атаке до того не участвовавший. В положении вне игры никого не было.
        И снова мяч в центре.
        Свисток, розыгрыш, заброс вперед и забег их центрального. Наши в меньшинстве, я должен подбодрить их, создать преимущество… Можно ли? Я прислушался к ощущениям: можно - и рванул далеко в поле и успел перехватить мяч.
        - Господи, что он делает? - разорялся комментатор.
        Я опять пасанул на фланг, только на другой теперь. На правый. Прямо в ногу бегущему крайнему защитнику, и принялся спиной ретироваться. Он добежал почти до линии ворот. Не притормаживая, просто четко поставил ногу перед мячом, и тот отскочил назад, в поле. Наш с сопровождающим на полных парах убежали в рекламу. А Кокоша сделал финт, второй, сместился к углу штрафной площади и внезапно ударил.
        Трибуны ахнули.
        Мяч красиво поднялся в воздух, сделал дугу над головами защитников, и мимо пальцев вытянувшегося в струнку вратаря ударился о штангу и рикошетом влетел в ворота. Кое-что я видел, кое-что понял из слов комментатора.
        Когда осознал, что это гол, запрыгал на месте.
        1:4, и наши нападающие жаждут крови. У них пошла игра. Они поняли противника.
        Что там судьи, кстати? А ничего. Они свое дело сделали, вывели из себя капитана, уменьшили состав команды… И что? Второго с поля снимете? Сколько еще? Но ничего, гол признан забитым по правилам.
        Пошла вязкая игра с нашими регулярными «выстрелами», забегами чуть не всей командой в чужую штрафную, перемежающаяся свистками. А нет, не спят враги народа. По-прежнему в их пользу свистят вдвое чаще - англичанка гадит!
        А время шло, и счет не менялся. Вон он, на табло!
        Шесть минут до конца игры.
        И тут Кокорин принял мяч в центре поля и сам рванул вперед. Перед ним не торопясь отступали защитники. Он не стал их обводить, не стал кидаться на защитную «стенку», резко сместился вправо и ускорился, опережая на полкорпуса защитника, пробежал метров пять и резко прострелил вдоль ворот - на набегающего Антона. Тот уже и головой «клюнул», обозначая удар. И вратарь-то среагировал именно на это движение. А мяч от ноги защитника отлетел в противоход - точно в угол опять. Автогол!
        Обиженно взвыли трибуны. 1:5! Не 1:10, как в сорок пятом, но тоже неплохо.
        Еще минута, еще две…
        Напоследок англичанка не могла не подгадить, и арбитры дали пять минут добавленного времени, но это валлийцев не спасло.
        Финальный свисток! Хозяева поля попадали кто где стоял. Вратарь так вовсе сел на четвереньки и, будто совершая намаз, принялся биться головой о траву.
        А-а-а! В меньшинстве разгромили «Кардифф». Победа, да какая! Ай да мы! Просто триста спартанцев! Смотри, мир! Ликуй, Советский Союз!
        Вся команда выбежала на поле, принялась обниматься, Кокорин встряхнул бутылку минералки и откупорил, разбрызгивая на манер шампанского. Даже мне досталось похлопываний по плечу и радостных улыбок.
        Марокко в кои то веки был доволен, улыбался, махал руками. Бегали журналисты, ловили удачные кадры, и теперь объективы были направлены на меня.
        В раздевалке атмосфера была, как на Новый год, когда каждый мальчик получил по крутому велосипеду. Круче - по мопеду. Я поймал исторический момент и запечатлел телефоном: Денисов пожимал руку Кокорину. Только один человек не разделял общего ликования: вратарь Полозенков. Он не злился на меня, понимал, что не вытянул бы, и это его угнетало так, что хоть с моста в реку прыгай…
        Что? Где-то я такое уже видел. Я прислушался к намерениям Полоза: нет, он просто сокрушается над сломанной карьерой, уверенный, что я останусь в «Динамо». Я сел рядом и сказал:
        - Помнишь, я говорил, что проведу в составе «Динамо» четыре игры, а потом вернусь в свою команду?
        Полоз вскинулся, глянул злобно, готовый услышать, что ему конец.
        - Так вот… Мои слова в силе, не расстраивайся.
        Хлопнув его по спине, я отправился в душ. Когда все переоделись, Марокко, как цыплят, погнал нас к автобусу, где ждали волонтеры и Энн, точнее Анечка.
        Эх, хорошо было в Кардиффе, но завтра мы уезжаем.
        Мой волонтер Ник подбежал вприпрыжку, сияя, как медный пятак, попросил расписаться на футболке, в тетрадке, в книге, на билете и вот на этом листке с каракулями.
        - Ты гений! - восторженно сказал он. - Скоро ты станешь суперзнаменитым, и я разбогатею, продав несколько автографов.
        Энн проводила его взглядом и улыбнулась.
        - Ты красиво сыграл, вдохновил команду.
        - Считаешь? - спросил я, глядя, как наши грузятся в автобус.
        - Уверена. Это твоя победа.
        Она посмотрела пристально, и я отчетливо считал желание остаться со мной наедине.
        - Одно непонятно, почему тебя не пускали играть раньше? Тогда вы точно не проиграли бы.
        Рьяный боец сказал, что он не против компании Энн, то есть полностью разделяет и поддерживает мое желание побыть с девушкой наедине.
        - Ты едешь с нами? - спросил я. - Может, разделишь с нами победу? Тренер разрешил отпраздновать в пабе, но под его присмотром.
        - С великим удовольствием! - Ее радость была вполне искренней. - И за паб не волновайся, там мои люди все контролируют - вас не отравят.
        Я пропустил Энн вперед и уселся с Антоном, который тоже сегодня отличился и был счастлив. Игроки перешучивались, переговаривались, каждый старался расположить девушку к себе, но я то и дело ловил ее заинтересованный взгляд, адресованный мне.
        Меня же больше волновало другое: как «титаны» восприняли нашу победу? Как и во всем Советском Союзе, у них тоже праздник, или они переживают, что я не вернусь? А еще запоздало пришла мысль, что я сегодня заработал сто пятьдесят тысяч рублей, а Марокко лишился двухсот. Но это, похоже, его заботило меньше всего: тренер наконец договорился с собой и был счастлив. Ведь если бы команда показала такой результат, как в игре с «Челси», он получил бы пинок под зад.
        Наверняка он сделал выводы, и в следующей игре на воротах буду я.
        Вот только как быть с откатом? Если меня накроет, как в прошлый раз, то можно и в больничку загреметь, и тогда следующая игра под вопросом. Ладно, завтра посмотрим - вдруг ничего страшного? А если расплющит, попрошу Денисова меня подстраховать.
        После ужина в специально выделенном для нас кафе, где динамовцы и раньше столовались, мы веселой гурьбой отправились в паб, расположенный неподалеку. Времени Марокко нам выделил до двенадцати ночи и велел много не пить. Я и не собирался.
        Мне думалось, что бар тоже закроют на специальное обслуживание, и там будем только мы, гости из СССР, но, кроме обслуживающего персонала, там оказались несколько журналистов и просто море женщин модельной внешности, в коктейльных платьях, да и не бар это был - роскошный ресторан со сценой и музыкантами. Причем женщин внутри находилось больше, чем футболистов.
        Гудя и пуская слюну на девушек, динамовцы начали рассаживаться за столики по четверо. Я сел с возбужденным Антоном Бако, который, хлопая себя по ляжкам, что-то напевал.
        Марокко, наша репортерша, которая смотрелась на фоне моделей, как лошадь-тяжеловоз среди породистых скакунов, врач и Денис, тренер вратарей, сидели за центральным столиком, откуда было проще всех видеть и контролировать, чтобы никто не напился.
        - Дамы и господа! - разнесся по залу волнующий женский голос, и я повернул голову к сцене, где стояла синеглазая брюнетка Энн.
        На ней было красное платье, вроде бы скромное, но выгодно подчеркивающее высокую грудь, и талию, и совершенную линию бедер. Длинные волосы рассыпались по ее плечам черным водопадом. Она ненадолго замолчала, покосившись за барную стойку. Оттуда тотчас высыпали официанты с бутылками шампанского, лежащими в ведерках со льдом, и закусками, засуетились, накрывая на стол.
        Антоха сразу же схватил бутылку, как и Кокорин, чтобы ее открыть, но я на него цыкнул:
        - Спокойно, они все сделают сами.
        - Товарищи! Поздравляю вас с заслуженной победой! - Энн подняла бокал с шампанским. - За вас, товарищи, за ваши грядущие победы! Ура!
        Официант виртуозно справился с пробкой, налил нам шампанское. А вот Кокорин официанта отогнал, потряс бутылку и, открыв ее, разбрызгал содержимое по залу, а потом воздел над головой.
        - За победу! - воскликнул он.
        Пена шампанского стекала по его руке под мышку, но Кокоше было плевать. Заиграла ненавязчивая музыка, Энн спустилась в зал и, покачивая бедрами, направилась к нашему столику.
        - Можно мне присесть?
        Антон среагировал первым, вскочил, отодвигая стул. Энн воспользовалась помощью и посмотрела на меня, покачивая бокалом:
        - За вас, парни! Это была великолепная игра. И… - она многозначительно улыбнулась и добавила: - За тебя, Александр!
        Я вытаращил на нее глаза, она продолжила:
        - Я не верю в то, что это просто подарок от мироздания. Ты талантлив. И пусть этот матч станет трамплином для твоего взлета.
        И тут до меня дошло. Какой же я осел! Хотелось ударить себя по лбу. Совершенно забыл, что девятое июля - день рождения Александра Нерушимого. То есть так написано в паспорте, и этому телу исполняется двадцать лет. Может, отчасти поэтому Марокко выпустил меня в поле. Он не мог не знать, а забыть - не имел права. И Денисов, конечно, знал, нашептал обо мне тренеру.
        - Эй, ты чего? - Антон ткнул меня кулаком в бок. - Вот скотина, и молчал, что у тебя днюха! Партизан, да?
        - Да! - закивала Энн.
        Мы чокнулись. Рьяный боец, заскучавший без женского внимания, тотчас отреагировал. Будь мне двадцать лет, мозги растеклись бы киселем, потому что от Энн исходила какая-то животная сексуальность. Все ее слова, жесты, даже то, как едва заметно движется ее грудь при дыхании - все это излучало необъяснимый магнетизм. А направленный на меня носок туфельки, взгляды недвусмысленно показывали, что я ей интересен.
        Но ее внимание не кружило голову, а отрезвляло. Что ей нужно?
        Я ведь - ни разу не знаменитость. Сосредоточившись, я попытался считать, чего она хочет больше всего на свете… Уединиться. Вот так номер! Почему я, когда вон он, Кокорин - звезда, красавчик и вообще харизма на ножках? Или Угнич с его былинной наружностью… Антон извинился и ломанулся прочь, а потом на сцену вышел Марокко.
        - Товарищи, прошу внимания! - все затихли, уставились на него, он крякнул, замялся и торжественно произнес: - Сегодня среди нас именинник. Этот человек всколыхнул трибуны, отбив пенальти, и одной своей фамилией заткнул комментаторов. И у него юбилей. Двадцать лет! С днем рождения, Александр Нерушимый!
        Собравшиеся захлопали, включая журналистов и женщин у барной стойки.
        - За Нерушимого! - Заорал Кокорин. - Саня, ты велик!
        Я встал, кивком поблагодарил его и поднял бокал. Зал наполнился звоном. Энн коснулась моей руки, чуть сжала пальцы - от ее прикосновения меня словно током ударило, и рьяный боец восстал, заявил, чтобы я использовал шанс.
        А меня волновало другое: что стоит за ее желанием уединиться?
        Глава 21
        Вот ты какая, Анечка
        Сколько я ни пытался считать главное желание Энн, получалась непонятная мешанина: она хотела сладкого, захмелеть, меня, славы и денег, много денег. Деньги и я показались вещами несовместимым, ведь мой заработок - по местным меркам это даже не пособие безработного, хотя если… Я снова сосредоточился на ее желаниях, и опять ничего конкретного. Это не был белый шум, как у одаренных, она то ли специально путала мысли, то ли и правда в ее голове мешанина, примерно, как у Насти, когда она решала, быть со мной или отказать.
        Ну и конечно, я помнил, зачем здесь - бээровцы рассчитывали, что на меня выйдут спецслужбы и попытаются переманить. Эта вечеринка - повод более чем удобный: все расслаблены и открыты, а одна из самых эффективных разведок - постельная. Не удивлюсь, что эти женщины - не просто эскортницы, а специально обученные агенты, и наших парней ждет испытание мнэ-э-э… звездами.
        На сцену вышел Денисов, коротко поздравил меня с днем рождения, а выпить предложил - за победу. Вскоре обо мне забыли, футболисты выходили по очереди и признавались в любви к команде и коллегам, единодушие царило, как у нас в «Титане», и впервые за долго время на душе стало тепло.
        Помня, как на меня действует алкоголь, я пил крошечными глотками, даже скорее губы мочил, что не ускользнуло от внимания Энн.
        - Вижу, ты наконец нашел понимание с коллегами, - проговорила он и кивнула официанту, замершему возле нашего столика, на бутылку, тот принялся наливать, и девушка замолчала, поглаживая мизинцем запястье.
        - В натуре, - сказал Антон, уплетающий креветки за обе щеки, - братишка, чего бы тебе не расслабиться?
        - Мне противопоказан алкоголь, я слетаю с катушек.
        Он понимающе закивал.
        - А-а-а, как Кокорин?
        - Хуже. Я зверею и могу разрушить паб, так что, - я в упор посмотрел на Энн, - лучше не надо.
        Н-да, тело преподносило странные сюрпризы, и мне в этой реальности не хватало спиртного. В той жизни я не злоупотреблял, но приятная расслабленность прочно ассоциировалась с любым праздником. Здесь же, если переберу, вообще не помню, что говорил выпивший, а я какой-никакой, а разведчик, потому лучше воздержаться.
        - Как жаль, - Энн провела ноготком по моей руке, - ты лишен приятных вещей.
        На сцену вышли музыканты, и заиграла музыка. Веселье нарастало, гул голосов - тоже, парни начали приглашать девушек на танец, а я подумал, что по возвращении бээровец-телепат должен проверить каждого. Ну, я бы так сделал.
        К нам подсела экскурсовод, что знакомила нас с Кардиффом, но теперь на ней был не клетчатый брючный костюм, а темно-зеленое платье с открытой спиной. Поддатый Антон ею сразу же заинтересовался и распушил хвост.
        Зазвучала мелодия из «От заката до рассвета», и почти все девушки отправились танцевать, да как! От такого зрелища у любого здорового мужчины управление телом перехватит нижняя голова.
        Только Марокко сидел мрачнее тучи, а Полозенков тихо надирался за опустевшим столиком Кокорина, источая ауру безнадежности. Возле него лежала стопка местных газет. Похоже, он и сам понимал, что уступает мне, оттого ему становилось еще хуже.
        Заиграла песня, которую я пел Лизе - «I do it for you», и я подумал, что валлийцы отлично подготовились и включили в программу песни, который мы точно знаем. Организацию сопровождения в я оценил бы на десять из десяти.
        - Пригласишь меня на танец? - Энн протянула руку.
        Я поднялся, чуть склонился, протягивая свою, и проговорил по-английски:
        - Мисс, позвольте вас пригласить. Но предупреждаю, что я не силен в танцах. Как говорят на Родине, виноват тот самый медведь, он мне на ногу наступил.
        - Не беда, - улыбнулась Энн, прижимаясь ко мне.
        Мы закружились в танце. Ну как закружились - принялись топтаться в ритм, как на деревенской дискотеке. Половина футболистов танцевала так же, а вот Денисов выдавал класс - кружил невысокую фигуристую негритяночку, пару раз даже поддержку сделал. Однозначно ему ничего не мешает, и он не перестает меня удивлять. Интересно, потащит ее в номер примерный семьянин и многодетный отец?
        А вот Кокоша явно не удовлетворился своей пассией и то и дело поглядывал на нас - ему Энн в душу запала. Мне, конечно, льстило ее внимание, но больше интересовало, насколько она искренна.
        - Как тебе у нас? - промурлыкала она в ухо.
        - Я бы здесь жил, - закинул удочку я, стараясь сделать голос восторженным.
        - С твоим талантом ты стал бы миллионером! - поддержала меня она. - Знаешь, сколько зарабатывают наши легионеры?
        - Примерно, - уклончиво ответил я, представил собственный остров, собственный лимузин, толпы поклонниц и вздохнул.
        - У вас же там все государственное, да? Интересно, как это работает с футболистами.
        - Ну, вот эти все ребята числятся полицейскими, я - то ли токарем, то ли слесарем.
        - А зарплата? - возмутилась она. - Гроши?
        Я снова вздохнул.
        - Не имею права разглашать. С голода не умираем, но…
        - А представь, какие у тебя перспективы, если границы откроют! - дохнула она мне в ухо.
        Я напрягся - специально, и ответил шепотом:
        - За такие разговоры меня могут посадить. Все равно Европа для меня - недостижимая… мечта.
        - Никто не услышит. - Энн прижалась теснее. - А я - не расскажу. Веришь?
        Вот теперь считалось ее желание расспросить меня подробнее. Клюет? Подсекать? Похоже, да.
        Песня закончилась, мы отлипли друг от друга, и мою даму перехватил Кокорин.
        - Анна, подарите мне этот танец!
        Девушка посмотрела на меня, я кивнул и вернулся за столик, чтобы все обдумать. Ну да, вот и ответ, почему я - она тот самый агент. Если бы не получилось у нее, подослали бы кого-то другого. Посадить меня на крючок не получится, ведь я сирота, некем шантажировать, а вот если я - обиженка, почему бы этим не воспользоваться?
        Надо отдать должное Кокорину, танцевал он куда лучше меня, а Энн кокетничала с ним, пытаясь вызвать мою ревность. Хорошо, что иноагенты мысли читать не умеют. Я сделал вид, что злюсь, а когда она перекочевала за его столик, надулся. Надеюсь, выглядит достоверно.
        Что мне подобает делать по ее сценарию? Наверное, пытаться вызвать ответную ревность, потому я зашагал к стойке, заказал сок со льдом и был атакован фигуристой блондинкой в синем блестящем платье. Девушка по-русски не говорила, мы общались на английском, и я чувствовал себя волонтером Полом, коверкающим слова. Словарный запас у меня был богатейший, но произношение - так себе.
        Без десяти двенадцать на сцену вылез Марокко и объявил, что пора уходить. По залу пронесся возмущенный вой. Марокко пригрозил дисквалификацией, вернулся за столик и стал надзирать. Команда потянулась к выходу, причем некоторые парни взяли с собой девушек. Денисов что-то долго объяснял своей пассии и пошел в гостиницу один.
        Ай да выдержка у него! Я так понял, девушек разрешалось брать с собой, об этом Марокко с Энн договорились. Странно, что она все это время одаривала вниманием Кокорина. Поняла, что я ее раскусил? Или просто я ошибся?
        Рьяный боец поник, оставшись без сладкого.
        В отель она шла вместе с Марокко, и они о чем-то мило беседовали. Тренер то и дело оглядывался на парней, возвращавшихся кто в одиночестве, но все больше - парами, Угнич так вообще двоих снял: темнокожую девушку и блондинку, и обе были не против провести с ним ночь, висли на нем, дразнили.
        Я вспомнил о завтрашнем откате, догнал Денисова, окликнул. Он остановился, посмотрел вопросительно.
        - Спасибо, - сказал я. - Это ж ты убедил Марокко поставить меня на раму?
        Он пожал плечами.
        - Его невозможно убедить, но говорил о тебе, да. И не прогадал.
        - У меня к тебе огромная просьба.
        Мы пропустили Кокорина и Исаматова, под руки тащивших пьяного в дребадан Полозенкова, и я продолжил уже на ходу:
        - Есть у моего организма странная особенность. Когда я сильно выкладываюсь на играх, наутро мне может быть очень плохо, причем каждый раз по-разному: то язык заплетается, но ноги не держат, а иногда вроде и ничего…
        - А я тут при чем? - удивился он.
        - Ты самый адекватный, поэтому именно тебя прошу: если меня завтра раскатает, не удивляйся, просто всех убеди, что это скоро пройдет, а то в больницу положат. Еще я могу на людей кидаться, грубить, в общем, всякое бывает. Поможешь? Подстрахуешь?
        Он почесал голову, будто стимулируя извилину, и уточнил:
        - То есть ты не знаешь, что будет? Странно.
        - Димидко, тренер наш, не верил поначалу, в наркоманы записал. А сегодня я выложился так выложился. По-любому завтра накроет. Такой вот выверт организма и обратная сторона таланта. Поможешь?
        Он окинул меня взглядом, помолчал некоторое время. Ему хотелось спать, моя участь его не волновала. Однако, подумав, Игорь кивнул:
        - Ладно, постараюсь. В конце концов, сегодня ты принес каждому из нас неплохую сумму.
        - Спасибо, - я пожал его руку, и он ускорил шаг, намекая, что моя компания ему неинтересна.
        В номере я принял душ, а когда вышел, обмотанный полотенцем, обнаружил сидящую в кресле Энн, тарелку с фруктами и бутылку шампанского.
        - Привет, не ожидал, - сказал я, взъерошивая волосы полотенцем. - А как же товарищ Кокорин?
        Энн рассмеялась, указала на меня пустым бокалом.
        - Не ревнуй! Я должна была так сделать: профессиональная этика… Ты сейчас, как Аполлон!
        - Мне полагается покраснеть? - отшутился я и сгреб с кровати скинутую одежду.
        - Не парься! - улыбнулась она. - Мне нравится.
        - Если я останусь раздетым, то, чтобы уравнять положение, тебе тоже придется снять одежду, а это будет напрягать. Так что предпочту облачиться.
        На одевание у меня ушла минута, из ванной я выходил полностью одетым, откупорил шампанское, налил ей и себе - совсем немного. Рассмотрел бутылку и решил удивить девушку.
        - Надо же, знаменитый брют «Империал», «Моэт и Шандон», купаж Пино Венье, Шардоне и Пино Нуар. Никогда не пробовал, только читал о нем. Должно быть интересно.
        Энн изобразила удивление.
        - Надо же, разбираешься в вине? Вот уж не думала.
        Хотелось сказать: «А что ты думала? Что мы шагаем строем под речевки и вместо отпуска сидим в тюрьма, по улицам у нас медведи с росомахами бегают, а Горский пьет кровь младенцев, потому так молодо и выглядит? Приезжай и посмотри, у нас не хуже». Но пришлось пересиливать себя и говорить другое:
        - У меня абсолютная память, что видел раз, остается в голове навсегда, - поделился я. - Да и интересуюсь виноделием.
        - То-то смотрю, ты слишком взрослый для своих лет, - сделала комплимент она, подразумевая мою память. - Мне-то больше лет, чем тебе, но иногда кажется, что старше - ты.
        И опять вертится колкость: «Это потому, что воспитатель был злой, вколотил тягу к знаниям».
        - Так давно мечтал попробовать подобное шампанское, - проговорил я мечтательно, - что даже выпью полбокала. У нас ведь такого нет. Другие сорта, да и терруар другой. Мы ограничены в выборе. За тебя, Энн, за твою красоту.
        Бокалы соприкоснулись, мы ненадолго замолчали, смакуя напиток.
        - Это глупо, закрываться от мира, - закинула удочку Энн, причем она искренне считала, что мы, граждане СССР, этим себе вредим.
        Я не стал говорить, как считаю на самом деле. Как же тяжело дается лицемерие! Внутри словно что-то скребется, а язык становится неповоротливым!
        - Да. Честно говоря, и в футбол пошел, надеясь посмотреть мир, а тут такой подарок - приподняли железный занавес! Может, получится увидеть Париж… И не умереть. - Я вздохнул. - Все равно туризм - не эмиграция.
        Совершенно неожиданно Энн припала к моим губам, а потом молча схватила меня за руку, потащила в ванную, закрыла дверь и включила воду.
        - Нас могут прослушивать. А ты хотел бы переехать? - прищурилась она, ее теплый взгляд стал льдистым, змеиным.
        Змея сделала бросок, думая, что жертва ей по зубам. Ну-ну.
        - Это невозможно, - грустно прошептал я. - Кому я тут нужен?
        - Себе! Футболу. У тебя будет все: деньги, слава, самолеты, пароходы! А я… попытаюсь договориться с каким-нибудь футбольным клубом. У меня влиятельные друзья!
        - Зачем тебе это?
        И снова ее глаза заблестели, в них разгорелся огонь, и она выпалила:
        - Я не могу смотреть, как талантливые земляки себя губят, гниют заживо! Русские достойны лучшего будущего, чем прозябание под гнетом тирана и полицейский беспредел!
        - Это да… - протянул я.
        - Ты ведь сам от него пострадал и чуть не был приговорен к расстрелу. Подумать только - есть страны, где существует расстрел!
        - Но ведь все обошлось…
        Она взяла мои руки в свои, сжала их, с надеждой заглянула в лицо.
        - Саша! Я могу тебе помочь, но только если ты поможешь себе. И не только себе, но и всем русским, и другим порабощенным народам, живущим в стране-тюрьме.
        Что забавно, Энн не была хладнокровным агентом, она искренне верила в свои слова. Ей казалось, что она собирается не разрушать мой мир, а спасать.
        - Правда? - Я изобразил заинтересованность.
        - Да, - закивала она. - Я постараюсь, чтобы тебе дали гражданство и обеспечили защиту.
        - Вот так просто? - вскинул бровь я.
        Она виновато потупилась и прошептала:
        - Придется немного поработать. Ты согласен?
        - Стать английским шпионом? - шепнул я.
        - Нет… да… ненадолго. К тебе подойдет человек и скажет: «Я от Энн» - верь ему. Это все, что я знаю, и чем могу помочь… А потом ты переедешь сюда, в Англию! Да любой клуб тебя сразу же выкупит! Ты станешь миллионером, и мы… - Она сделала вид, что осеклась.
        «Мы» - ага! Я ощутил себя ослом, перед мордой которого вешают морковку, и не одну, причем тот, кто цепляет ту морковку, считает, что это для блага не только отдельно взятого осла, но всей популяции. А если что-то пойдет не так - осла не жалко.
        Теперь надо подостоверней сыграть в наивного идиота.
        - Это было бы здорово! Америка, Франция, Мексика… такой огромный и разнообразный мир!
        Я мечтательно закатил глаза, и в этот миг Энн опять накрыла мои губы своими - чуть не вздрогнул, на мгновение замер. Странное ощущение: как будто девушка, с которой ты не против покувыркаться - твоя строгая начальница. Нет - паучиха, готовая тебя в любой момент сожрать.
        В моей практике, надо отдать должное, небогатой, такого не было, и осознание здорово приземляло. Осталось надеяться, что Динамовцы больше искушены женщинами и не поддадутся на провокации. Денисов, вон, вообще железный человек, а Кокоша может и растечься. Надо их собрать и поговорить о постельной разведке - вдруг особисты не предупреждали парней перед поездкой?..
        Нет, не стоит, чтобы самому не засветиться, а то еще до Энн дойдет информация. Пусть верхними головами думают. Да и велика вероятность, что телепат их все-таки проверит, а если выявит потенциального перебежчика, бээровцы не закроют его, а попытаются разыграть втемную.
        Странные, однако, приходят мысли в преддверии хорошего секса. Постепенно они отошли на второй план, осталась только Энн, ее умелые губы и руки, податливое тело. Надо отдать ей должное, отыгрывала она мастерски: и вздохнет к месту, и глазки закатит, и страсть изобразит.
        Я не стал считывать, играет она или нет, чтобы не портить впечатление.
        И не ошибся - секс оказался на уровне, если говорить о механике. Но когда мы лежали, обнявшись, вместо душевной теплоты, как с Лизой, которая была гораздо менее умелой любовницей, я ощущал пустоту.
        Уснули мы вместе, а посреди ночи проснулся я один, нашел на столе пачку газет и записку:
        «Саша, ты невероятный! Я должна идти, но это не последняя наша встреча.
        P.S.: Глянь газеты, о вас пишут».
        «Ты ушла рано утром, чуть позже шести», - крутилось в голове. Не совладав с любопытством, я включил торшер и просмотрел газеты. Во всех пяти писали о товарищеском матче в Кардиффе и в один голос вопили о судейском беспределе. Посыл был такой: приехали русские, такие несчастные, обиженные и голодные из страны-тюрьмы, и вместо того, чтобы показать, как хорошо в свободной Англии, арбитры демонстрируют, что здесь так же, если не хуже, бедных русских тут не любят и не ждут.
        Хорошо. Очень хорошо! Значит, в игре с «Арсеналом» открыто гадить побоятся.
        И лишь засыпая второй раз, я подумал о том, в чем же я сегодня худший…
        Ответ пришел быстро: я - худший в мире переговорщик. Что ж, не фатально. Просто надо весь день молчать.
        Глава 22
        Что у нас в арсенале?

17 июля 2024 г.
        Накануне матча мы, взвинченные и напряженные, собрались в раздевалке. С утра моросил дождь, потом он прекратился, но тучи не разошлись, а будто бы затаились и копили силы, чтобы обрушиться и смыть нас со стадиона вместе с болельщиками. Влажный горячий воздух, казалось, лип к коже. Шаг ступил - уже мокрый, липкий.
        Такая же погода была в Фергане в мае, но там она переживалась труднее - отчасти усилиями Анжелики, которая подсыпала нам в питье тормозящее зелье, и из-за акклиматизации, ведь на все про все у нас было два дня. Здесь же мы за три недели акклиматизировались и были с гостями в равных условиях.
        День, когда я был худшим переговорщиком, прошел более-менее спокойно благодаря тому, что динамовцы меня по-прежнему не очень жаловали и не приставали с разговорами. Денисову я написал на листке, что мне безумно хочется с кем-то поругаться, потому я закрываю рот на замок, и ко мне лучше не лезть. Он кивнул и удалился.
        Как назло, вечером пристал Марокко с расспросами об Энн, но я усиленно молчал. Хотелось трехэтажно его обложить, но я лишь написал, что не могу говорить. Марокко взбеленился, думая, что над ним издеваются, но на следующий день мы все вроде уладили.
        Правда, при заселении в Лондоне я чуть не поссорился с персоналом гостиницы.
        Весь день так и подмывало сказать кому-нибудь гадость, но я дотерпел до отбоя.
        Потом - шесть дней тренировок, когда Никита упорно делал из меня каскадера, и вот, наконец, матч, к которому мы так долго готовились. В основной состав меня Марокко опять не поставил, зато Полозенков расцвел и бил копытом. А еще мне отчасти стало ясно, почему Денисов так за меня топит: команда делилась на два лагеря: одни с Денисовым, другие с Кокориным. Полозенков был с Кокошей.
        Сидя в своем привычном углу на предыгровой установке я думал о том, что сегодня у «Динамо» трудный день, ведь «Арсенал» - сильная команда.
        Красно-белые, как московский «Спартак», всегда бегущие в атаку, разносящие с большим счетом своих противников. Пять голов, семь голов - это у них не редкость. Правда и сами пропускают, но все равно в итоге выигрывают. Не чемпионы, но близко. Веселая команда.
        Некоторые думают, что футболисты работают исключительно из-за денег. Это заблуждение. Деньги решают многое, тут не поспоришь, но футболисты играют в футбол, потому что они любят играть в футбол. И я хотел на раму, хотел участвовать и спасать. Пусть даже вот за это «Динамо», но - играть. А меня снова усаживали на скамейку.
        - Как в прошлый раз уже не будет, - вещал тренер. - Явную ангажированность судей видели все. И футбольная общественность Великобритании была возмущена. «Выигрывать надо честно» - так можно перевести множество публикаций. И сегодня канониры будут доказывать болельщикам и всем остальным, что английский футбол - это круто.
        О! Это он мои мысли повторяет буквально теми же словами!
        - Что это значит? - продолжил Марокко. - Будет вам легче? Нет! Как бы не труднее на самом деле.
        Он расставлял фишки, рисовал стрелки на доске, но меня это не касалось. Сегодня на «Эмирейтс» я не выйду в стартовом составе. Хотя я и в прошлый раз не выходил, но там тренер, почувствовав что-то - а это и есть главная фишка хорошего тренера: чувствовать - выпустил меня буквально перед назревающим пенальти. Но тут пенальти - вряд ли. «Арсенал» давит скоростями и техниками. Двое на трое, трое на четверо - они проходят. Не горячий нож в масло, конечно, но все же, все же, все же…
        - Первые минут пятнадцать… Ну, может, все тридцать, они будут давить. Но давить вечно невозможно. Не надо ввязываться в борьбу, поберегите силы для контратаки. Мяч - он все равно быстрее человека. Пас, пас и пас… Стеночки и забегания. Ну и крепкая оборона во главе с нашим вратарем.
        - А если… - начал Денисов.
        - Никаких «если», Игорь! Нам сказали, что всё будет честно - без подлостей и пакостей.
        - А если? - не унимался капитан, поглядывая на меня, но Марокко лишь рукой махнул, глянул на часы и скомандовал:
        - Время! На поле!
        И динамовцы пошли на поле, а запасные и я - на скамейку.
        Стадион подавлял масштабом, он был побольше, чем у «Челси», и голова кружилась от мельтешения и ора болельщиков на трибунах. Просторнее, выше, объемнее. Крыша над трибунами. И места для запасных не в яме. Очень хорошо тут, удобно.
        На нос сорвалась крупная капля дождя. Ну точно ждал нас ливень! Болелам хорошо, а игрокам - ну просто «не взлетим, так поплаваем». Впрочем, может, обойдется? Еще две капли ударили по макушке, словно говоря: и не надейся! Впрочем, мне-то что? Скамейка-то под навесом.
        Я устроился с краю и, едва прозвучал свисток, уставился на поле. И тут как хлынуло! Дождь падал не просто каплями - длинными нитями, и нюансы на поле разглядеть было невозможно, только по цвету формы ясно, где наши, где лондонцы, и то непонятно, что это за игрок.
        Ясно только, что красно-белые с первых минут мощно и умело пошли вперед. Видимо, «канониров» накачали, объяснили, что надежда только на себя, что судьи не будут специально подыгрывать и посвистывать.
        Ну а наши, как в такой ситуации понятно, были вынуждены откатиться и встречать противника почти на линии штрафной площади. Напряжение росло. Гол, как говорится, зрел, зрел и созрел. Опять вышла чисто английская игра. Пас вдоль бровки, кросс крайнего защитника, навес в центр штрафной площади, голова… Это голова - кого надо голова! Он там не просто так стоит. От него защитники отлетают - вот же моща! И с поворотом - удар головой.
        Гол? Гол.
        1:0 не в нашу пользу.
        Марокко вскочил, рванул к воротам, разевая рот и потрясая кулаком. Полоз накосячил? Ни черта не разглядеть из-за ливня. Я встал, будто это поможет лучше видеть. Наши защитники медленно вставали. Это же неспроста!
        Но арбитр, нисколько не сомневаясь, четко указывал на центр поля. Значит, нарушений не было.
        И пошла заруба. Такого я давно не видел. Не футбол, а хоккей или регби. Лондонцы перли напролом, сбивали наших, толкались, и динамовцы не отставали. Даже в штрафной то один упадет, то второй. Такое ощущение, что все просто забыли о тренерской установке. Как будто главной целью стало не забить гол, не выиграть, а так толкнуть соперника в ходе игры, чтобы вылетел с поля. И без нарушения чтобы. Нет, это не хоккей, а какой-то чемпионат сумо!
        Арбитр задолбался свистеть, но хорошо хоть карточек пока не показывал. А ведь можно было, потому что не в мяч играют - в игрока! И жутко бесит дождь, льющий стеной. Хоть игру останавливай.
        Только я об этом подумал, как вдалеке громыхнуло, и ливень превратился в обычный нудный дождь. Ну хоть так.
        Но игру ливень перепортил знатно. Представляю, каково играть, когда форма липнет, под бутсами хлюпает, если резко затормозить, вот как Угнич сейчас, так прям фонтан из-под ног…
        Второй гол пришел совсем просто и без изысков. Просто распасовка, просто раздергали защитников, просто влетел их центральный защитник в свободную зону… Ну кто там за ним смотрит, конечно! И просто сильный и точный удар в правый угол, Полоз мог бы дотянуться, но он долго менжевался и дернулся, когда мяч уже был в сетке.
        Марокко два раза сделал фейспалм, сурово глянул на меня, на Полоза, сжимающего голову, снова на меня. Если бы не шелест дождя и ликование болельщиков, услышал бы, как трещат шестеренки в его голове. Сложное решение. Если сделает правильно, то получится, что он не хозяин своему слову. Но что поделаешь, когда Полоз - дырка? Он хороший вратарь, я видел его в деле. Но очень уж нервный, его просто сбить с настроя, а когда он в раздрае, то пропускает мяч за мячом. А тут дождь еще - поди скользкий мяч удержи в руках, даже если поймаешь.
        Наконец Марокко решился и ткнул пальцев в меня, указал на поле. И что? Опять раки свистеть будут? Включать лучшего в мире вратаря или повременить, авось своими силами справлюсь… А если не справлюсь, не видать мне рамы до возвращения домой.
        О как. В первом тайме меняют вратаря. Видимо, сильно припекло у руководства команды. Жареным так и пахнет.
        - Давай, показывай, - проворчал Марокко. - Ты же хотел доказать? Ну, докажи.
        Да не так уж и хотел, в принципе. Я и вовсе у вас - только потому что заставили.
        Но такое кокетство - для девочек. А пока крутые канониры гоняют русских мишек по полю. Это надо прекращать.
        В этот раз мне Полоз руку не подал, зыркнул злобно из-под мокрой, прилипшей ко лбу челки. А я потрусил на поле, медленно промокая под моросью. Встал на ворота, огляделся: нормальная видимость. Справлюсь своими силами, в конце концов, моя реакция превосходил обычную… Или не рисковать, все-таки я не супермен?
        Начал я игру с того, что попытался отбить мяч, летящий в верхний левый угол. Прыгнул, вытянулся и понял, что не успеваю. Время будто поставили на паузу, вот крутящийся мяч проходит в пяти сантиметрах от моих пальцев… Ударяется о штангу…
        Повезло. Хочу быть лучшим в мире вратарем! Да, опять. Потому что это сто пятьдесят тысяч каждому и огромный плюс к престижу Советского Союза.
        А дальше как по маслу пошло, я отбил подряд три мяча, шедших в створ ворот. То есть оборонительная линия совсем про ворота забыла.
        - Харэ устраивать сумо! - проорал я защам, но они даже не обернулись, ведь я для них не авторитет.
        Дебилы, блин.
        - Зону держите! Следите за мячом! - все равно крикнул я - авось дойдет.
        Не дошло.
        Четвертый мяч я уже не отбивал, а поймал, хоть и отсушил ладони - крепко приложился нападающий лондонцев. И, привычно не останавливаясь и не затягивая время, послал мяч на фланг в район линии центра поля - Исаматову. И получилось, он рванул вперед! Слишком канониры привыкли, что у них бесспорное преимущество. Слишком расслабились.
        Наш краёк Исаматов пронесся метров тридцать, смещаясь к центру, передал мяч на другой фланг, оттуда в одно касание отфутболили уже в штрафную площадь, и уже наш центральный нападающий, обойдя сторожа, ударил по мячу. Гол?
        Взвыли трибуны.
        Гол! Ай да я, ай да мы! 2:1!
        Я покосился на судью, он показывал на центр. Всё было по правилам.
        И тут начался полный треш, а не игра. Англичане как будто забыли про футбол и вообразили себя шарами для боулинга, а нас - кеглями. Схватки начались по всему полю. Толчки, подкаты, дергание за футболку, за руку, мелкие фолы. Казалось, над полем зависло облако нервозности, готовое разразиться молниями.
        Свисток за свистком. Только свистки не разбавляли атмосферу, а будто бы еще сильнее ее накаляли. Вот Угнич принял мяч, а здоровенный полузащитник выставил голень, и богатырь наш распластался на поле. Подножка же чистая!..
        Свисток! И всё. Никаких устных предупреждений, никаких карточек. Угнич вскочил, перепачканный грязью, ругается, руками машет. Ох, заведутся сейчас все! Я сам завелся, куда судья смотрит?
        А вот теперь наш защитник поставил подножку их крайку, Коулу. В моем мире было несколько известных футбольных Коулов, но об этом не слышал - Майкл Коул.
        Судья заметил его перфоманс, свистнул. Но хоть не обидно, что свистят только в нашу сторону. Или расчет на то, что красно-белые здоровее, и шанс травмироваться у них ниже?
        Теперь ушибленный и измазанный грязью Коул истерил, руками махал. И лондонцы не стерпели такой несправедливости - меня, конопляного муравья, да копытом в лоб? И кто?!
        Крупный совершенно черный афроангличанин, или как его по-толерантному назвать, взял на бедро нашего капитана. Денисов упал, тут же подскочил, ринулся к нему и давай орать. Мол, что творишь? Это не война, ниггер, это просто игра! А может, он просто обложил негра факин шитами - с английским-то у Игоря все в порядке. Негр набычился, рыпнулся на него, толкнул в грудь… Даже скорее ударил, а не толкнул. Денисов, конечно, не стерпел и прописал двоечку по корпусу здоровяку - не в полную силу, так, обозначил удары. А вот негр ударил со всей дури - Денисов уклонился.
        Завопили болелы. Судья свистнул, но его уже никто не слышал, потому что понеслась!
        Команда кинулась вступаться за капитана, запасные выскочили на поле, пошло общее махалово. Я тоже потрусил к месту схватки. Драться я не собирался, но если понадобится нейтрализовать самого агрессивного - это пожалуйста. А вон и их вратарь, белый лысеющий мужчина средних лет, уже в центральном круге. Пойду-ка я с ним побеседую… ну, или просто шугану.
        Конечно же, арбитр свистел, но его никто не слышал, такой стоял гвалт. На поле выскочили и помощники, и запасные, и вообще все. Уже и доктора-массажисты пытались успокаивать игроков. Обнимали, оттаскивали. Похоже, судье досталось от кого-то, и как бы не с обеих сторон.
        Вратарь увидел меня, неспешно трусящего в его сторону, и стал так же неспешно отходить к своим воротам и уже там напоказ поплевал в перчатки, похлопал кулаком в ладонь. Ну-ну. Я оскалился и поманил его, он, естественно, с места не сдвинулся.
        И вдруг всё закончилось.
        Игроков растащили под свист трибун.
        Только тренеры орали друг на друга - интересно, на каком языке? Ага, понятно, на каком наш - х… обложил так, что даже тренер их понял. А тренер-то у них тот еще лигнвист! Мама не горюй, это же Жозе Моуриньо! «Сама иди туда!» - крикнул португалец. Ух!
        Марокко побагровел, вены вздулись, слюна изо рта так и летела. Арбитр подошел к ним и свистнул чуть ли не в ухо португальцу. Тот тряхнул головой и попятился.
        Началась раздача слонов. Раз - красная карточка Денисову. За что, блин? Два - красная негру-провокатору. Ну, справедливо! Три красная - нам, четыре красная - им! И желтые, похоже, - всем остальным. Такое ощущение, что только вратари остались без наказания. Ну так мы и не успели никому и ничего.
        Сколько-сколько карточек?
        Прозвучал свисток на перерыв.
        - Так сколько же? - спросил я у афрорусского Антохи, он пожал плечами.
        Мы собрались в раздевалке, где мерил шагами помещение Марокко, похожий на разъяренного филина. Подождав, пока мы рассядемся и переоденемся в сухое, он сказал:
        - Ну что, герои… Козлы вы, а не герои! Вот на хрена было кулаками махать, а? - Он посмотрел на Денисова, который молчать не стал:
        - А ты видел, что он сделал? А потом сказал - завали хлебало, свинья!
        - Ты его, естественно, назвал гориллой, - вставил шпильку Кокорин. - И послал на… на пальму.
        - Заткнуться! - рявкнул Марокко. - Подеритесь еще вы!
        Он перевел дыхание и продолжил уже спокойнее:
        - Карточек поровну, и это плюс. На разреженном пространстве наши бегунки будут чувствовать себя лучше, чем в первом тайме. Задача осталась прежней: проигрывать нельзя. Мы и так проиграли первый матч. Поэтому играем как играли. Вернее, так играет нападение. Новая, так её, система. Три-два-три. Поняли? Ну не могу я совсем без защиты оставить ворота. Пусть там стоит наш гений пенальти, но пенальти-то нет и не предвидится.
        Тренер опять расставлял фишки, тыкал пальцем в игроков и давал каждому установку. Кроме меня. Вратарь - он и есть вратарь. Задача: не пропустить, потому что пока счет вполне терпим, а с точки зрения возможностей так и вовсе хорош. Разница в один мяч отыгрывается с любым соперником. А когда отыгрыш пройдет, тогда начнется наша игра. Даже интересно, что придумают англичане против нас во втором тайме.
        А ничего не придумали. Они играли в свою игру. Правда, привычные забросы и резкие переводы с фланга на фланг перестали находить адресатов - нет людей! Поле стало просторное-просторное. И тут как побежали наши, как понеслись!
        Раз выбежали втроем на двоих… Два выбежали, да атака захлебнулась. А на третий раз все же обыграли. Нестандартный ход, пас пяткой Антону, удар по воротам сходу - есть! Сравняли!
        2:2!
        Плетутся по полю лондонцы, трибуны вяло посвистывают. Зато наши ликуют, обнимают Антона.
        - Не останавливаться! - крикнул я.
        Да только и канониры не спали. Их вратарь прыгал у кромки поля, покраснев от натуги и крика, раздавал мотивирующие пендели.
        Лондонцы тоже даванули. Пусть из последних сил, пусть не хватало привычных позиций, но мастерство так просто не пропить.
        И… Угнич сбил нападающего. Склонился над рыжим парнем, подтягивающим колено к животу, развел руками. Удалят? Нет? Марокко схватился за голову, а Моуриньо коршуном спикировал на бокового требовать пенальти.
        И выпросил-таки. Главное не поспоришь. В штрафной? В штрафной. В ногу? В ногу. Валяется-катается? Еще и кричит, как раненый бизон…
        Я приготовился отбивать, превратившись в натянутую струну. Или сжатую пружину. Или в змею, готовую к броску.
        Установили мяч на точку. Хорхе Маркос - латинос с длинными волосами, облепившими лицо, напоминающий Габриэля Батистуту, отошел, прищурился. Черт, опять его намерения неясны. Все-таки «эмпатия» с иностранцами работает хуже. Ну что, талант, выручай! Я сосредоточился.
        Даже дождь притих. И игроки стали медленные. И судья медленно указывал на ворота и свистел. Бей, мол!
        Латинос медленно разбежался, приостановился слегка, но не до конца, не нарушил… И ударил точно и сильно. Да только я видел, как он бьет и куда идет мяч. И самое главное - мяч для меня летел медленно. Красиво летел, вращаясь и отблескивая мокрыми боками. Я прыгнул, вытянувшись в струнку, достал мяч кончиками пальцев, перевел через перекладину, а сам рухнул в грязюку, извалявшись в ней по самые уши.
        - А-ах! - Многоголосый вздох будто бы снял время с паузы.
        Стадион взорвался возмущенным свистом. Ко мне бросились наши и принялись обнимать, лупить по плечам, по спине. Денисов со скамейки показал «класс». Марокко вытянулся, как сурикат, и будто бы даже подрос.
        - Матч не закончен! - крикнул я защитникам. - Пять минут до конца. Нам нужна победа!
        И вот он, момент. Чисто английская подача в центр штрафной. Я выпрыгнул с диким криком:
        - Я!
        Мои расступились.
        Мяч - четко в руках. И тут же я послал его обратно, как на тренировках. Четко в левую ногу левого крайнего, Исаматова. Что у нас в «Титане» на этой позиции отменный игрок, что в «Динамо», и особо думать не надо. Исаматов принял, пробросил вперед, а сам уже рванул за мячом.
        Успеют забить гол, или - ничья? Давайте, парни, поднажмите!
        - За нами Москва! - заорал я во всю глотку.
        Так мы уже выигрывали, и не раз. Например, в Фергане, когда на последней минуте забили «Нефтянику» - ровно та же ситуация была: защитной линии арсенальцев надо сначала повернуться, а потом догонять. Пара секунд, но Исаматов здорово оторвался от них.
        Параллельно Исаматову бежал Кокорин, рукой показывая: на ход, на ход мне!
        Исаматов, на которого ринулись двое, чуть замешкался, оттягивая их на себя, и сделал пас открывшемуся Кокорину, он принял мяч и сразу же - удар по воротам со всей дури, потому что никого нет между ним и вратарем «Арсенала». И-и-и? Черт, не видно!
        В один миг затихли трибуны, повисла мертвая тишина, потом из слов комментатора я узнал: правый нижний угол.
        2:3! И это выигрыш.
        Наши, с головы до ног перепачканные грязью, давай скакать и обниматься. Гордый Кокоша в порыве страсти сунул пальцы в грязь, нарисовал на лице полосы и взревел, сделав зверское лицо.
        Только наши, как почуявшие кровь хищники, снова пошли в атаку, а лондонцы приготовились держать оборону, прозвучал финальный свисток.
        Денисов дождался, когда я поравняюсь с ним, и пожал руку.
        - Выложился? Завтра опять расплющит? В тот раз ты Марокко знатно выбесил.
        Я пожал плечами.
        - В этот раз будет что-то другое.
        Интересно что? И могут ли дебафы повторяться?
        Глава 23
        Жизнелюбивые, но гордые шотландцы
        Что было хорошо в Кардиффе - так это Энн и ее профессиональная команда. В Лондоне такой культурной программы у нас не было, и динамовцы праздновали победу в номерах: потому что подходящих заведений в спорткомплексе не нашлось, а в город Марокко не отпустил. Меня никто из команды не позвал праздновать в свою компанию, ну и ладно.
        Поскольку в Лондоне все было немыслимо дорого даже для футболистов, волноваться о том, что кто-то напьется, Марокко не пришлось: фунты закончились даже у Кокорина. Потому парни разбились на два лагеря: Денисовцы и Кокоринцы, пошумели немного, а в полночь уже воцарилась тишина, одному мне не спалось: во что я превращусь завтра?
        В прошлый раз было терпимо - худший переговорщик. А теперь?
        Когда засыпал, перед глазами возникла рулетка, где вместо цифр на делениях - дебафы. Где остановилась стрелка, я не увидел.
        Проснувшись по будильнику в семь, пару минут я собирался с мыслями. В чем я сегодня худший? Непонятно… А, нет понятно: худший в мире юморист.
        Я выдохнул облегченно и пошел в душ, глянул на закрытое полотенцем зеркало. Как ни старался, преодолеть страх так и не получилось, и зайди кто в гости, наверняка подумает, что в доме покойник.
        С дебафом опять повезло. Я не убьюсь в душе и не буду шарахаться от каждой тени, да и разругаться со всеми вдрызг не грозит. Главное - не забывать, что у меня сегодня прободение чувства юмора. Да и если ляпну глупость, это будет не фатально.
        Сразу после завтрака нас на автобусе повезут в аэропорт, а оттуда - спецбортом в столицу Шотландии, Глазго. Чуть более часа - и мы на месте. Здравствуйте, новые люди и новые места!
        Все-таки много позитивного в этой поездке: если бы не футбол, я никогда не побывал бы в Англии, а так столько интересного увидел и услышал! Еще и заработаю как минимум четыреста тысяч, и Никита меня здорово прокачал. Даже если «Титан» опустился в рейтинговой таблице, я успею к окончанию первого круга, а дальше мы быстро все наверстаем, и «лучшего» включать не надо, новых умений будет достаточно.
        Одно осталось незакрытым: завербовали меня как-то половинчато, человек от Энн так и не появился. Возможно, он ждет меня в Глазго.
        Завтракал я, как обычно, с Антоном, который тоже был чужим в команде. Он все не мог успокоиться, фонтанировал эмоциями, что теперь богат и его девушка не откажется выйти замуж. А она у него о-го-го! Актриса. Правда играет в эпизодах, но так ведь это только начало!
        - Прям как в стишке похабном: футболисты дураки, а актрисы - б**ди! - сперва ляпнул я, а потом подумал.
        Увидев, как позеленел Антон, я прикусил язык.
        - Я не то хотел сказать.
        - Она нормальная. Порядочная, - мрачно проговорил он и надолго замолчал.
        А мне подумалось, что вот оно как работает: мои шутки сегодня необязательно тупые, они по большей части неуместные, и надо очень следить за языком, чтобы никого не обидеть.
        В автобусе Антон от меня отсел. Ну вообще замечательно! Интересно, он надолго надулся?
        Мысли прервал Марокко, сказавший в микрофон экскурсовода:
        - Товарищи футболисты! Прошу минутку внимания!
        Все затихли, было слышно лишь, как рокочет мотор автобуса.
        - Про нас опять пишут. В руках у меня стопка газет, прошу ознакомиться, а потом вернуть, и мы это обсудим. Забегая вперед скажу: Денисов у нас нетолерантный расист! Бако - притесняемое меньшинство. Так-то.
        - Антоха, кто тебя так притеснил? - пошутил Кокорин. - Покажи, уж мы его!
        - Мы ж не поймем ни хрена в тех газетах! - возмутился кто-то с галерки. - Там же по-английски все. Вы переведете?
        Марокко крякнул и засопел.
        - Могу пересказать. Мне ж тоже переводчик помогал, а сейчас его нет, следующий появится только в самолете, и он же будет нас сопровождать. Кто может по-ихнему? Нерушимый!
        Он нарушил правило не вставать во время движения автобуса, поднялся и протиснулся к моему четвертому ряду, отдал микрофон и газеты.
        - На. Переводи.
        Этого только не хватало! Вот уж я сейчас наперевожу! Точнее, с этим проблем не будет, но могу ведь ка-ак съязвить.
        - Не уверен, что справлюсь…
        - Справишься, - припечатал Марокко и удалился.
        С первой полосы верхней газеты на меня смотрел… я, в прыжке отправляющий мяч за перекладину, чуть ниже - фотография поменьше, где я отбиваю пенальти в игре с «Кардифф Сити».
        - Тут про меня, - озвучил заголовок я. - Вряд ли это кому-то…
        - Брехня! Интересно! Читай! - крикнул Исаматов.
        - Ладно, - кивнул я и зачитал: - Молодой вратарь Нерушимый отбил два пенальти подряд, что это: везение или… - Там было написано «гениальность», но я прочел: - Мастерство. Как бы то ни было, Нерушимый очень талантлив. Поставят ли его в основной состав против «Рейнджерс»? Будет ли ему так же везти?
        - Гонишь! Нет там такого! - возмутился Угнич.
        Я швырнул в него газету.
        - Сам смотри. Читаю дальше. О, это про Игоря. Капитан «Динамо» - расист, во время матча он оскорбил игрока из Ганы. Требуем извинений и санкций в отношении Игоря Денисова!
        - Тьфу, суки! - прорычал он. - Он первым меня…
        - Чтоб тебя, Игорь! Надо быть умнее! - заорал Марокко. - Если бы ты не велся на провокации, цены бы тебе не было.
        - И что - обтекать? - в голосе Денисова заклокотала ярость.
        - Это международный скандал! Да поймите же вы, что мы - это лицо Советского Союза, а они тут черных и голубых в очко целуют…
        - Че, и нам целовать? - возмутился Антон, хотя сам был если не черным, то коричневым.
        - Нет, но…
        - Правильно Игореха сделал, - перебил Марокко Угнич. - Пусть знают, что русские не позволяют вытирать о себя ноги!
        Денисов поднялся и ткнул вперед пальцем.
        - Вот пусть лучше напишут, что мне ниггер этот сраный говорил. Жалею, что морду ему не расквасил! Гнида.
        - Это была бы дисквалификация! - Марокко тоже встал, повернулся к капитану. - А ты - один из лучших игроков, и нужен команде!
        - Товарищи, хватит! - гаркнул обычно тихий и молчаливый врач.
        Удивительно, но его послушали, замолчали, и я продолжил пересказывать ту же статью:
        - Дальше пишут, что в СССР толпы националистов могут побить на улице за то, что ты черный.
        - Ну не уроды, а? - Денисов скрестил руки на груди. - Вот твари! Что там еще?
        - Все, - соврал я и оставил эту газету, а то Денисов сам переведет, заведется, - я пересказал в общих чертах. Вот еще статья: «Драка на поле между командами „Арсенал“ и „Динамо“ стала самой массовой за последнее время. Что случилось и кто виноват?» На фото негр толкает Игоря. Пишут, что драку спровоцировал негр, кстати, его зовут Джон. Нормальная адекватная статья. - Я передал газету дальше, а ту, где поносили нашего Денисова, вернул Марокко. - Еще про драку, тут все нейтрально. О, а вот опять про расизм в СССР.
        - Мой отец с этим бы поспорил! - сказал Антон. - Пусть меня спросят!
        - Придется делать еще одну пресс-конференцию, - безрадостно заключил Марокко.
        - Пусть спросят мать Антона, - начал я и прикусил язык, понимая, что собираюсь похабно пошутить.
        Кокорин попытался разрядить обстановку:
        - Народ, как думаете, шотландцы нас в юбках встретят и с волынками?
        - Главное - не с волынами, - подхватил шутку кто-то.
        - Не встретят, мы ж сказали, что у нас в команде нет геев.
        И опять слова сами легли на язык:
        - По их статистике десять процентов мужчин гомосексуальны. То есть у нас в команде два… - Я смолк, понимая, что снова накаляю атмосферу.
        - Сто пудов Игореха! - радостно подхватил Кококша. - Такую цыпу отправил, когда она была готова на все! Я бы вдул! Неспроста ведь. Наверное, приглянулся какой волонтер…
        Донеслись смешки.
        - Завали хлебало! - рявкнул Денисов.
        - Слушайте анекдот про шотландцев! - постарался предотвратить ссору Угнич. - Когда завоевывали Шотландию, мужчин убивали, а женщин насиловали. С тех пор жизнелюбивые, но гордые шотландцы стали носить юбки.
        Грянул смех. Меня так и подмывало пошутить, но я понимал, что даже если шутка будет остроумной, она сто процентов кого-нибудь обидит.
        В аэропорту нас встречал парень лет двадцати пяти, в сером костюме, со львиной гривой и белокожий, с зелеными кошачьими глазами в оранжевую точку.
        - Привет! Меня зовут Аксель, я ваш сопровождающий, - представился он на отличном русском, кокетливо завел за ухо выбившуюся из прически прядь волос и улыбнулся.
        Денисов напрягся, ноздри его раздулись. Марокко тоже напрягся, зыркнул на Денисова. А мне подумалось, что, может, Акселя к нам приставили, чтобы опять кого-нибудь спровоцировать, а потом написать: вы только посмотрите на этих дикарей, они на людей бросаются! А может, он и не гей вовсе, нам всем показалось.
        В самолете Марокко встал там, где обычно стоят стюардессы, проводящие инструктаж, воздел руки, призывая к тишине - словно заклинание вершил, и сказал:
        - Товарищи! Прошу, не поддаемся на провокации. Ведем себя спокойно и дружелюбно. Видите, этот самолет полностью в нашем пользовании! Спасибо принимающей стороне. - Он неискренне, даже скорее злобно улыбнулся. - Вспомните, что о нас написали из-за какой-то потасовки!
        - Как они задрали, - проворчал сзади запасной полузащитник, - хорошо, что я тут не живу.
        Марокко обратился к сопровождающему:
        - Аксель, сколько нам лететь?
        - Один час двадцать минут, - ответил он. - Жить вы будете в гостинице при спортивном комплексе. Экскурсия по Глазго - тоже за счет принимающей стороны. Когда скажете, тогда и проведем.
        Газету, где писали обо мне, я взял себе - для истории, и тщеславие потешить. Теперь Марокко точно никуда не денется и включит меня в основной состав.
        - И еще, Аксель, нам нужно как можно быстрее провести пресс-конференция, чтобы разрешить некоторые недоразумения.
        Денисов деланно-громко вздохнул. Он терпеть не мог встречи с журналистами.
        - Пойдут Нерушимый, Денисов и Бако.
        - Может, лучше я? - вызвался Кокорин.
        - Нет, - рявкнул Марокко.
        А я подумал, что мозги у тренера точно есть, и участников он выбрал правильно: Денисов расскажет, как все было на самом деле, Бако - что африканцев в Союзе не притесняют, я… а я просто про запас - раз обо мне написали, значит, есть вероятность, что будут что-то спрашивать. Плохо, что могу не сдержаться и пошутить, например, про свободолюбивых, но гордых шотландцев, которых мы идем завоевывать.
        - Я понял, - кивнул Аксель, - время пресс-конференции скажу вам по прилету. В воздухе невозможно ни с кем связаться и обговорить детали.
        Летели мы, как и говорил Аксель, час двадцать, и прежде чем приземлиться, сделали круг над городом, который называют английским Детройтом.
        С высоты птичьего полета Глазго напоминал причудливую микросхему, расчерченную извилистым руслом реки, с вкраплением озер и прудиков. То и дело самолет нырял в облака, и видимость пропадала.
        В аэропорту нас встречали журналисты, но тут работа полицейских была на высоте: к нам никого на пушечный выстрел не подпустили. Мы погрузились в автобус и покатили к стадиону. Обычно матчи проходили вечером, но двадцать пятого июля игра с «Рейнджерс» была запланирована на странное время: 14.30.
        Пока мы ехали и рассматривали окрестности, Аксель с кем-то переписывался и не отрывал взгляда от смартфона. А я глядел в окно и думал о том, что все-таки Шотландия - не Англия. Глазго отличался от Лондона и Кардиффа, и порой казалось, что это Чикаго: очень мало исторических построек, все относительно современное: построенное в Викторианскую эпоху или в прошлом веке, ну и, конечно, модерновые здания из стекла и пластика, которые не смотрелись тут так чужеродно. А еще - город казался менее ухоженным, не таким пафосным, как Лондон, и не настолько вычурным, как Кардифф. Ну точно Чикаго или Детройт в его лучшие времена. Я там ни разу не был, но почему-то казалось, он должен выглядеть именно так.
        Аксель посовещался с Марокко и наконец объявил:
        - Итак, планы на ближнее время: обед, экскурсия по стадиону «Айрбокс», ужин в 18.30, в 19.00 - пресс-конференция. Прогулка по городу будет завтра с десяти утра.
        Возле стадиона нас уже ждали, но по-прежнему полиция работала исправно и держала живой щит. Болелы освистали наглых гостей, журналисты пытались прорваться сквозь живое оцепление, я оглядывался и чувствовал себя звездой. Вряд ли на родине даже вокруг «Спартака» такой ажиотаж. Ну точно мы, как «битлы» или еще какие рок-звезды.
        Ну а сам стадион мне напомнил вокзал: с одной стороны - трехэтажное здание из красного кирпича, узкие арочные окна, блестящая металлом крыша с синими железными конструкциями, зачем-то в нее вмонтированными. С другой - тоже кирпичное здание, но квадратное, похожее на промышленный ангар какого-то завода. Два этих элемента соединяло совершенно чуждое стилю сооружение из стекла и пластика.
        Сперва мы отправились на заселение в гостиницу при спорткомплексе. Номера были стандартные, простые, в стиле лофт.
        Потом по расписанию был обед в банкетном зале спортбара, куда имелся отдельный вход, а дверь в основной зал закрывалась. Помещение было рассчитано человек на тридцать, и мы заняли все столики.
        Официанты сразу же принесли что-то типа сырного супа, хлеб. Суп оказался рыбным, очень странным, но вкусным. Наблюдавший за нами Аксель объяснил, что мы вкушаем традиционное блюдо шотландской кухни - каллен скинк.
        На второе нам принесли баранью ногу со странным гарниром - картофельным пюре, перемешанным с обжаренными луком и капустой. Это тоже оказалось национальное блюдо - румбледетамбс. Кокорину, сидевшему за соседним столиком спиной ко мне, слово понравилось, и он учился его выговаривать, толкнул Полоза в бок.
        - Звучит, как заклинание. Язык сломаешь.
        - Угу. Румбле-детамбо.
        - А теперь, - объявил Аксель, - национальное блюдо шотландской кухни номер один: хаггис.
        - Подгузники! - ляпнул я и мысленно выругался.
        В СССР такой торговой марки быть не могло, и динамовцы не оценили шутку, а вот Аксель сбился и побледнел. Благо что он не увидел, кто это сказал. Черт, надо всеми способами отмазаться от пресс-конференции, там журналисты будут сверкать остроумием, и я в ответ так сверкну, что все ослепнут.
        Официант принес блюдо, напоминающее зельц, но очень уж пузатый. Антон подвинул хаггис к себе, разрезал, и оказалась, что текстура у него зернистая. Он осторожно поддел содержимое, отправил в рот и принялся жевать.
        - Странный вкус, ливер, но жирнее. В общем, есть можно.
        Я тоже попробовал - да, штука странная. Вообще шотландская кухня - это крестьянская еда, изобретенная по принципу «голь на выдумки хитра» - взяли что есть, порубили, перемешали - и вуаля!
        Аксель объяснил:
        - Бараньи потроха: сердце, легкие, печень, лук, сало. Все сварено в бараньем сычуге.
        У меня в голове крутилось: «Полипропилен. Внутренняя прокладка из нетканых материалов. Суперабсорбент, распушенная целлюлоза, полиэтилен, полиэстер. Все это оставит кожу вашего ребенка сухой».
        После обеда Аксель повел нас на экскурсию по стадиону, рассказывал он сам, по-русски, иногда коверкая слова, но смысл был ясен.
        Старейший стадион, построенный аж в 1899 году. Почему такое название? Потому что так назывался парк, где он основан. Один из самых больших стадион в Шотландии, рассчитанный на 50000 человек, но были времена, когда он вмещал и 118000 во время товарищеского матча «Рейнджерс» со своим извечным конкурентом «Селтиком». Эти команды прямо как наши «Зенит» и «Спартак»! А в 1917, когда у нас назревала революция, стадион посетили король Георг Пятый и королева Мария - поблагодарить горожан за помощь в Первой мировой войне.
        Про обрушение конструкций в 1902 и 1971 он ничего не сказал, ну как же, в Багдаде все спокойно и руки не рубят.
        Аксель был отличным рассказчиком, мы слушали, разинув рты. Ощущение было, что он пытается нам внушить, что, играя с местной святыней, мы просто обязаны проиграть. Желания его настораживали: он очень хотел, чтобы 25 июля, которое по майанскому календарю - день вне времени, было солнечно, ведь шотландцы приготовили нам пару сюрпризов.
        Что за сюрпризы такие? Готовятся вражины, трепещут, коварные планы лелеют. Слабительное подмешают в еду? Но при чем тут солнце?
        А здесь у них Зал трофеев, где столько кубков и наград, что даже моя память все не уместит. Ну точно мы обязаны проиграть! Но главное - в каждом его слове сквозила любовь и невольно передавалась нам, заставляла проникаться историей легендарного клуба.
        Судя по рассказу Акселя, в этой реальности в начале двухтысячных клуб не столкнулся с грандиозными финансовыми проблемами и не вылетел в четвертый дивизион. Владельцем клуба был не южноафриканец Дэйв Кинг, а некто Джим Маккол.
        Экскурсия длилась больше трех часов, под конец парни, у которых оперативка поменьше, чем у меня, начали зевать, глаза у них остекленели. Аксель уловил это и быстренько свернулся.
        Я на время выдохнул, потому что отпала необходимость бороться с желанием вставить свои пять копеек.
        Когда все закончилось, я подошел к Марокко, отвел его в сторону и сказал:
        - Максим Романович, у меня к вам огромная просьба.
        Он напрягся, словно я был для него чем-то опасен, и проворчал:
        - Что еще? По поводу состава - думаю.
        Я качнул головой.
        - Нет. Мне лучше не участвовать в пресс-конференции. Потому что у меня сегодня ядовитость повышена, и я могу наболтать лишнего.
        - Что за чушь! Состав участников утвержден. Точка. Даже Денисов будет участвовать.
        - Это правда очень серьезно. Я могу навредить. Пусть Кокорин вместо меня идет, ему только в радость.
        Марокко прищурился:
        - Если сольешься - об основном составе забудь.
        Глава 24
        Как на войне
        Небольшой зал был полон. За длинной трибуной расположились Марокко, я, мрачный Денисов и Антон Бако, единственный цветной динамовец. Переводчиком-синхронистом был Аксель, стоявший возле Марокко. До начала пресс-конференции осталось две минуты, зал гудел, щелкали фотоаппараты, переругивались операторы, деля территорию.
        «Не болтать. Не язвить. Отвечать односложно», - программировал себя я.
        Надеюсь, я не буду интересен журналистам, пусть Антон и Денисов отдуваются. Хотя за Игоря я тоже переживал: он не привык лицемерить.
        Мой взгляд скользил по лицам, надолго ни на ком не задерживаясь, пока в последнем восьмом ряду с краю я не обнаружил Энн, которая улыбнулась, когда поняла, что замечена, и помахала рукой. Сердце пропустило удар, как будто мне было не все равно. Или это от предчувствия того, что меня вот-вот будут вербовать?
        - Здравствуйте, дамы и господа! - чуть ли не прокричал в микрофон Аксель по-английски, и воцарилась тишина.
        Денисов немигающим взором уставился в зал, напрягся, как боксер перед поединком. Антон, напротив, был расслаблен, глаза его горели.
        - Всем известно, что 25 июля состоится главное спортивное событие месяца. Сегодня у нас в гостях «Динамо», легендарная команда из СССР, которая проведет товарищеский матч с нашими «Рейнджерс». Присутствуют: главный тренер «Динамо» Максим Романович Костенко…
        Марокко встал, кивнул - зал зааплодировал.
        - Вратарь команды Александр Нерушимый.
        Я поднялся и поприветствовал собравшихся, подняв руку.
        - Капитан «Динамо», опорный полузащитник Игорь Денисов.
        Громыхнув стулом, Игорь встал, кивнул. Зал загудел, аплодировали ему нехотя.
        - И нападающий Антон Бако!
        Антон белозубо улыбнулся, помахал рукой, сорвал аплодисменты и заулыбался еще шире - парню вскружило голову внимание.
        - А теперь вопросы!
        Вверх взметнулись десятки рук. Аксель указал на молодого араба в самом конце зала.
        - Айвон Джонс, - представился он. - «Гринок Телеграф». Вопрос Игорю Денисову. Что вы такого сказали Джону Задзисаю, что спровоцировало драку.
        Денисов сжал челюсти, покосился на Марокко и процедил:
        - Сейчас и не вспомню. Это было сказано в порыве гнева после того, как Джон применил по отношению ко мне грубое физическое воздействие.
        - Джон уверяет, что вы назвали его грязной тупой гориллой и ниггером.
        Денисов закатил глаза и развел руками.
        - А он вам не сказал, каким эпитетом наградил меня первым? А то я не помню - в порыве гнева такое случается.
        Вопрос загнал араба в тупик, он смолк, и право слова перешло к молодой журналистке.
        - Игорь, считаете ли вы себя расистом?
        - В СССР нет расизма, - ответил Денисов. - Мы не делим людей на расы, только на хороших и плохих.
        Он злился, очень злился, хотелось отодвинуться от него, чтобы ненароком током не ударило.
        - Я беседовала с Джоном. Он сказал, что вы назвали его грязным ниггером.
        - Молодой человек утверждает, что - гориллой, - парировал Денисов. - Спросите у Антона Бако, есть ли у нас расизм или нет.
        Антон потер руки и с радостью разразился спичем, что его все любят, у нас в стране нет гетто для цветных, иностранцев и бездомных и все равны, чем заставил зал ненадолго замолчать.
        Аксель передал слово толстой негритянке:
        - Мистер Нерушимый, а что ты скажешь о расизме?
        - Скажу, что ваш брехливый Задсисян и есть расист, - брякнул я и, сообразив, что меня несет, быстро переключился, спросил у женщины уже по-английски: - А лично вам приходилось сталкиваться с расизмом здесь?
        Она разинула рот и растерянно захлопала глазами. Энн эмоций не выказала. Вот же твари лицемерные! Марокко кашлянул и глянул злобно. Ну, я предупреждал!
        Слово взяла похожая на моль женщина средних лет, седая, коротко стриженная, в сером костюме.
        - Александр Нерушимый, будете ли вы играть в основном составе?
        - Да, - кивнул я, - надевайте килты и готовьтесь к завоеванию.
        Черт! Хорошо, они не знают этот анекдот. Или знают, вон как лица вытянулись? Марокко побагровел, я наклонился к нему и шепнул:
        - Перехватывайте слово.
        Но, слава богу, меня больше ни о чем не спрашивали.
        Когда все закончилось, в коридоре Марокко прижал меня к стене и прошипел, не стесняясь посторонних:
        - Ты что это устроил?!
        - Я предупреждал. Это нервное и не специально, - ответил я.
        - Накрыло, да? - поинтересовался проходивший мимо Денисов - я кивнул, и он обратился к Марокко: - Он и правда не виноват.
        Больше тренер ничего слушать не стал, поджал губы и попыхтел прочь.
        - До завтра я неадекватней… - чуть не ляпнул «тебя». - В общем, неадекват. Больше ни о чем не спрашивай.
        Капитан кивнул и потопал прочь, поравнялся с идущей навстречу Энн, что-то сказал и указал на меня кивком. Наверное, посоветовал держаться подальше.
        Девушка выглядела обеспокоенной, подошла ко мне.
        - Что-то случилось?
        - Тебя так впечатлила моя постельная техника, что… - я еле заставил себя смолкнуть. - Прости. Я сегодня несу чушь…
        - Чушь не чушь, но наглую журналистку здорово осадил. И Задсисян… это было забавно.
        - Если тебе нравятся шутки худшего в мире юмориста, значит, с юмором у тебя беда.
        Ну вот опять! Другое же хотел сказать! Я взял ее руки, чуть сжал.
        - Мне лучше закрыться в номере и сегодня никому не показываться на глаза. Завтра пройдет. Это от утомления, как… приступ эпилепсии, только не эпилепсия.
        Она кивнула, отступила на шаг.
        - Тогда до скорой встречи.
        Я не удержался, считал ее намерения: она хотела со мной уединиться. Причем хотела - как женщина, а не как агент. Я ей действительно нравился.
        Закрывшись в номере, я лег спать в полдесятого. А утром проснулся нормальным человеком, готовым покорять Глазго, и вместе со всеми отправился на экскурсию.
        В той реальности, я читал, рассвет города пришелся на середину двадцатого века, потом начался упадок. Здесь же, похоже, промышленный город чувствовал себя получше.
        На стадион мы ехали минуя центр, потому первое впечатление о городе сформировалось ложное. Да, это не вполне Англия, точнее, совсем не Англия, а какая-то Скандинавия, если судить по центру, а точнее, главной пешеходной улице Бьюкенен-стрит. Белых домов практически нет, все они из сероватого камня или красного песчаника, украшены башенками, шпилями, угловатыми колоннами, лепниной. На первых этажах - кафе, магазины, сувенирные лавки, причем почти все они гармонично вписаны в старинные здания. Вспомнился центр Михайловска: все гораздо проще, но душевнее, там тепло, в то время как здесь красота чуждая, готическая. Правда, чужим я себя ощущал меньше, чем в том же Лондоне.
        Когда-то здесь ходили двухэтажные трамваи, жаль, они сохранились только в музее.
        Эта часть города чем-то напомнила Ригу, только улицы пошире. В Глазго было много арабов, куда больше, чем выходцев из Африки, а еще мы встретили русское кафе «Beryozka», и Штирлиц понял, что его рвет на родину. Точно, понял, что не смог бы никуда эмигрировать - ностальгия бы замучила.
        По городу мы бродили до вечера. Сфотографировались возле университета Глазго, который сошел бы за магическую академию. Побродили возле здания горсовета, монументального и напыщенного, украшенного сусальным золотом и драгоценными камнями. Библиотека Митчелла напоминала Пентагон. И вообще, в этом городе все что-то напоминало.
        Особенно меня впечатлил Народный дворец - добротное квадратное здание из красного кирпича, с традиционно квадратными колоннами, куполом со шпилем. Смотришь на него и ощущаешь основательность, монументальность. А с другой стороны к нему прилепилось сооружение воздушное и эфемерное - Зимний сад из стекла на металлическом каркасе, выкрашенном в белое. Точно - утес и тучка.
        В музей мы не пошли, потому что устали к тому моменту, а сад посетили.
        Последним пунктом был мост Клайд-Арк, который не впечатлил. Наверное, он здорово смотрится в темноте, но она тут наступит далеко за полночь.
        Может, я извращенец, но Глазго мне понравился больше Лондона. Ощущение, что приходишь в гости не к жеманному аристократу, а к торговцу или рабочему, пожимаешь мозолистую руку, он хлопает тебя по спине и говорит: «Пойдем, братишка, покажу, чем богаты». И угощает хаггисом.
        С удовольствием побродил бы по улицам, чтобы лучше прочувствовать его душу, но начиналась неделя подготовки к соревнованиям. В принципе, «Рейнджерс» - команда послабее предыдущих, но меня очень настораживала уверенность Акселя в том, что сюрприз подействует.
        Вечером ко мне в номер постучала Энн, и мы провели еще одну ночь, теперь уже симпатия была взаимной, но в глубине души я помнил, что нахожусь в постели с врагом. Мной овладел чисто спортивный интерес, кто в ней победит: женщина или агент. Она ведь убеждена, что у нас в СССР страх и ужас, и намерения ее чисты, а по факту у нас совсем не хуже ведь! А что если как-то ее вызвать, чтобы посмотрела и сама убедилась? Или бесполезно - свинья везде грязь найдет?
        А еще Аксель оказался нормальной ориентации, и у него была девушка.
        На третий день нашего пребывания в Глазго он постучал в мой номер, вошел и, не ожидая приглашения, сел в кресло, по пути мгновенно преобразившись из плюшевого мишки в росомаху.
        - Я от Энн, - сказал он, потарабанил пальцами по столу и положил сложенный листок. - Она сказала, что не сможет прийти.
        - Очень жаль, - пожал плечами я, развернул листок.
        Там было одно-единственное слово: «Березка». Ясно. Это позывной. Я разорвал листок на мелкие кусочки и спустил в унитаз.
        - Спасибо, все понял, - я протянул руку, Аксель пожал ее и удалился.
        И это все? Ну а чего я ожидал? Ни Аксель, ни тем более Энн не знают человека с позывным Березка. Или это не человек, а просто слово, которое могут использовать разные люди, чтобы показать, что они свои?
        Потянулись тренировки, где мы, изучив тактику противника, отрабатывали взаимодействие, и когда наступил час икс, мы сидели в раздевалке, считая, что готовы ко всему и размажем противника по полю тонким слоем. И если проанализировать нашу игру, то да, так и должно быть. Но не давал покоя сюрприз, проскользнувший в желаниях Акселя. Он должен сработать при солнечной погода, а она таки солнечная! Облачка по кругу над стадионом летают, и не факт, что закроют солнце.
        - И снова синее и белое, - сказал Денисов. - Братья, считай!
        - У них гетры черные, - подал голос Антон.
        - И морды, - сострил Кокорин.
        - Так это только дома. А так-то - почти как у нас, - продолжил Денисов.
        - Игорь, ты опять?
        - Молчу-молчу! И вообще - чо сразу я-то? Чо сказал-то? Ну, форма как наша, да. Как у этих, и у тех тоже. «Арсенал» только отличался. Как специально, чтобы мы пас не своим давали. Все-все! Молчу!
        Игорь, улыбаясь во весь рот, сел в угол. Команда была готова к накачке. И все тоже улыбались. А что такого? В целом мы серию эту выиграли. И даже у грозного «Арсенала» вырвали победу…
        - Скотланд! Скотланд! - это вдруг Кокоша выступил.
        Саня тоже веселится. Сейчас сыграем, премиальные, все дела - и отпуск.
        - Александр, может, ты и установку проведешь? - грозно проговорил Марокко, шевеля бровями.
        В принципе, видно, что он доволен, ведь команда «живая», никто не спит, не деревянный… Но и дисциплина должна быть.
        На эту игру я выхожу в основном составе. Денисов подмигнул - наверняка он тоже поучаствовал, но решение выпустить меня на раму ожидаемо - что ни говори, я два пеналя взял с игры и предголевые пасы имею в послужном списке.
        Марокко напомнил, что «Рейнджерс» - чемпионы, пусть и не самого сильного чемпионата. Чемпионат Шотландии что-то на уровне нашей первой лиги. Пусть игра у них и простая, но это не мальчики для битья. Во-первых, они все «силовики». Очень мощная команда, плечистые мускулистые качки. Да еще и скоростные, их конек - удары издали. Это в мою сторону кивок. Я поднял руку: услышал, понял, учел. Да и хватит, что ли… Последний матч. Пошли уже.
        - Команда, на поле!
        Стуча шипами, мы потянулись к выходу, выстраиваясь привычно: капитан первым, вратарь за ним, все остальные дальше. «Лучшего» я решил придержать, испытать себя и справиться собственными силами.
        Построились. Сначала прозвучал гимн СССР, и стадион засвистел, заулюлюкал, застучал каблуками по полу. Мы же стояли, закрыв глаза, и пели: «Союз нерушимый…»
        Потом стадион хором спел свое, мы пожали руки друг другу, арбитрам, и началось.
        А началось все жестким прессингом противника и грязной игрой. И кажется, я понял, почему Аксель надеялся на ясный день - солнце светило мне в лицо и слепило.
        И судьи, снова испанцы, были явно не за нас, ведь кто девушку, то есть арбитров, угощает, тот их и танцует. Денисов опять быканул на судью, когда Антона сбили - и получил желтую карточку. И ведь не скажешь, что совсем уж незаслуженно. Вроде арбитр реагировал на все нарушения, свистел, и боковые четко флажками работали, вот только явно же - в одну сторону! У шотландцев пропускали моменты с грубостью, показывали падающим нашим: вставай, вставай, ничего не было.
        Потому что, если выигрываем мы - это чистый выигрыш всего тура. Проигрываем - так на так. Вот шотландцам и надо авторитет островного футбола подкреплять.
        Блеснуло солнце. Луч ударил по глазам, вышибая слезу - я сморгнул слезы, и вдруг - радостный рев трибун и вопль защитника:
        - Нерушимый, какого хрена? Ты уснул или примерз?!
        - Один - ноль! - заорал комментатор на английском.
        - Тукан! - подбежавший защитник постучал себя по лбу.
        Стоп! Как это?
        Я обернулся и обнаружил мяч за спиной. Твою ж… А я даже не дернулся, проспал - так думают все. Но как? Удар издали, это понятно. Пушка сумасшедшая…
        И тут до меня дошло: болелы меня слепят лазерными указками. Вроде просто яркие пятнышки по рекламе скользят, а когда прямо в глаза посветят… Вот я и не увидел момент удара. Да плюс солнце напротив и, похоже, еще применяются зеркала и солнечные зайчики.
        - Парни, меня слепят! - крикнул я.
        Вот же хоббиты хитрозадые! За такое вообще-то наказывают. Потому я помахал рукой арбитру, показал на свои глаза и крикнул по-английски, что меня слепят. Как он разулыбался! Тут же подбежал и - желтую карточку мне. Типа, это я судье показал, что он крот слепой. Ну крот, да. Только я же о другом! Я о помехе! Так же вообще травмировать могут!
        - Меня слепят! - повторил я, а он пожал плечами и будто не понял.
        Так, значит. По-честному с вами хотел, с уродами. Что ж, хочу быть лучшим в мире вратарем! Последовал уже знакомый прилив энергии, кулаки сжались. Ну теперь попробуйте забить!
        Подбежал Денисов, посмотрел тревожно, голову вскинул - мол, что-как-почему?
        - Игорь, раз-два-три! В глаза светят! Я слепой совсем! Тут даже если кепку яшинскую надеть - не поможет!
        Денисов потряс головой и беззвучно выругался, ему на судью бросаться нельзя. У него уже есть желтая. Все, что он мог - всем показывать на трибуну. Не средним пальцем - не дай боже. Не кулаком. Просто ладонью обводил противоположную трибуну - и ладонью закрывал глаза.
        Такое ощущение, что арбитр и не в курсе был. Ага, крот слепой.
        Началась толкучка. Шотландцы напористые, и фланги у них крепкие. Налетают - и навес. С другой стороны - и снова навес. И еще. И еще. А когда я шагал вперед - лазеры в глаза. Раз отбил. Два отбил. А третий не смог, потому что ослеп, блин!
        2:0!
        Сколько там времени до перерыва? Сколько? Нет, не продержусь. Вернее, уже не продержался, мы проигрываем в ноль и ничего не можем организовать. И не потому что впереди не выходит, а потому что я пропускаю! Я - причина поражения! И ни черта не радует, что раз я пропустил, значит, никто не смог бы работать в таких условиях.
        Оставалось прикрывать глаза ладонью, смотреть сквозь раздвинутые пальцы и работать ногами, выпинывая мяч подальше. Даже сумел увидеть удар издали и взял мертво, упал, прижав мяч к газону.
        А вокруг меня коршуном закружил их нападающий, пытаясь мяч выковырять, отобрать, пнуть. Да что за дела? Я лежу, ёшкин же кот! С мячом лежу! Так и подмывало вскочить и отоварить его по полной.
        Донесся свисток - все же в нашу пользу.
        Я поднялся, попытался с рук подать - и тут луч прямо в глаза, да не один, десятки. Перед глазами не поле с игроками, а будто засвеченная пленка. Но я помнил, где стояли наши, бросил туда и вскоре понял, что - не своему! Похоже, прямо на ногу скинул. И он просто и легко, в обход меня, зажмурившегося от острых лучей, закатил нам третий мяч.
        Наверное, со стороны это смотрелось так, словно на воротах слепой котенок. Неужели арбитр ничего не видит? Ни в жизнь не поверю. Твари продажные!
        Один мат на языке, но нельзя, тут же удалят. И так плохо, а будет еще хуже. Боковым зрением я заметил, как Марокко что-то втолковывает судье, на трибуны машет. Как бы не заменил меня старый хрыч.
        Свисток на перерыв я принял как избавление, побежал в раздевалку впереди всех. А там уже доктор с ватными тампонами, чаем пропитанными. Все всё видели. Никто ни слова плохого мне не сказал, только Полоз злорадствовал, хотя все понимал. Он хотел, чтобы я пропускал снова и снова, тогда он будет отмщен.
        Я сел, закинув голову и сомкнув веки, на глаза мне положили чайные компрессы. Прохладные, приятные.
        - Ты как? - прогудел над ухом Марокко.
        - Хреново. Слепили.
        - Продержишься? Перед вами была фанатская трибуна, на второй тайм она останется сзади. И вряд ли с другой стороны будут светить лазерами.
        - А что судья?
        - Что судья. Г***он судья, - не сдержал эмоций тренер, и столько в его голосе было праведного гнева, что аж меня пробрало.
        Что слепить не будут - огромный плюс. Потому что наши все на нервах, и если дать им надежду на то, что сзади стена, опора, так ведь сокрушат шотландцев, задавят, сомнут! Только дай им эту опору.
        - Точно смена не нужна? - поинтересовался теперь Денисов.
        - Конечно нет. Вдруг пенальти? Вон же как судят.
        - Ладно, - буркнул Марокко.
        Так что остаюсь на поле, и замен не сделали никаких. Потому что все в силах и все в злости. И пусть мы проигрываем, но это нечестно. А вот сейчас - посветите мне в затылок, ну!
        Ха-ха! Так ни мне, ни нападающим нашим - ни посветить, ни поморгать! Выходя на ворота, я поблагодарил тучу, закрывшую солнце и не собирающуюся его выпускать. Спасибо тебе, футбольный бог!
        Только вышли на поле, наши как понеслись, как придавили, и вот он сразу - гол! Есть! Есть надежда на ничью хотя бы. Тогда и не стыдно в Москву возвращаться.
        1:3!
        И вдруг бегущий с мячом Антон Бако за голову схватился, остановился, а с трибун посыпались пивные стаканы, до меня долетела зажигалка - мелочь, конечно. А вот кроссовкой по голове получить - это уже серьезно.
        И вот тут арбитр свистнул и указал командам - с поля!
        Он увёл команды - отреагировал, как положено! Все же не до конца они конченные…
        Под свист и крики мы ушли в подтрибунное. И пока наши восстанавливали дыхание, радостный Марокко сказал:
        - Видите? Если не мешают, так вы - сильнее! И техника есть, и сил хватает. И вообще, братцы, не за себя же играем, за страну.
        Пафос, да? Но всё верно говорит, с каждым словом согласен!
        - Прямо сейчас мы представляем страну. И матч - последний. И мы проигрываем, но мы же сильнее… Сильнее, да?
        - Да! - блеснул глазами Кокорин.
        Уж очень у него триггерит, когда наших бьют.
        Доносился голос диктор, но акцент у него такой, что через слово понятно. Он говорил, говорил, успокаивал трибуны. Тренер «рейнджеров» тоже обращается к болелам, к фэнью, говорил что-то о правилах и чести. «Онор» - честь, это я понимаю. Все-таки забавный у скоттов акцент, окают и рэкают.
        Пятнадцать минут мы сидели в раздевалке. Наконец к нам постучали, выясняя, не против ли мы продолжить игру. А мы не можем отказаться, потому что проигрываем и надо отыграться.
        И рванули отыгрываться.
        Болелы выли и свистели, шотландцы, они же не англосаксы, воинственные и эмоциональные. У них тоже «наших бьют». Спасибо не кидаются ничем.
        И если «рейнджеры» слегка успокоились, то обозленные наши - наоборот, как даванули!
        А вот и Кокорин вырвался вперед. Ну как же он красиво бежит! Мягко стелется над травой, мяч как к ноге приклеенный, ведет, ведет… Ну куда ты, куда? Увел уже к лицевой недалеко от правой штанги. За ним двое. А он ровно между ними пяточкой аккуратно так - назад. И набегающий Антон не стал бить по воротам, а щечкой отправил мяч к левой штанге…
        А там - никого. То есть не было никого, но набежал, как носорог, наш капитан. Зверь! Всех снесет! Он в упор ка-ак запулил! Я боялся лишь, что промажет. Нет! Точно в ворота, аж сетка взметнулась. И нет положения «вне игры». И нет нарушений никаких. Есть гол!
        3:2. Не в нашу пользу, но время еще есть! Этак мы не только вничью можем!
        Я включился на полную, стоял, как на пружинах, реагировал на любой удар.
        Есть удар! Мощный, из-под защитника. Я выхватил мяч из воздуха и тут же отправил в центр поля. А там так же сходу погнали его направо, на крайнего, разогнавшегося, как паровоз. И он не повел вперед, не попытался обыграть, а перекинул через штрафную площадь. Кто там? А вот! Наш левый вингер не пасанул в центр, как положено по-шотландски, не стал искать мячом голову высокого центрального нападающего. Он сделал два шага вдоль линии штрафной площади и послал мяч над всеми по дуге четко в правый верхний угол ворот.
        ГОЛ!!!
        Так это - что? Ничья?
        3:3! Начинаем все сначала! Сколько там осталось? Минут шесть с добавленным.
        Но мало, мало! Если бы шотландцы вели себя по-человечески, мы согласились бы с ничьей, теперь же каждому хотелось восстановить справедливость, взять свое, наказать.
        Только ввели мяч с центра, наши придавили прессингом. Кинулись вдвоем на одного, прижали, заставляя противника отступать все дальше и дальше, вжиматься в штрафную.
        Шотландцы встали, выстроились. С нашей стороны пошла распасовка и попытка удара. Раз удар. Вынесли. Наш подбор - обратно в переднюю линию. Два удар…
        Зреет, зреет гол. Сколько времени осталось? Три минуты. Давайте, парни, жмите!
        Трибуны орали, свистели и изрыгали проклятья. Тренер их носился по бровке, махал руками. Передо мной остался всего один защитник - мало, не по правилам, но я спасу, если что. Я смогу!
        Ожидался удар издали, потому что плотно стояли шотландцы. А наши сыграли в какой-то гандбол. Есть такая тактика, когда кружат вокруг вставших забором и кидаются спиной на противника. Падают спиной в объятия защитников - делают бреши в стене. И в такую брешь скользнул, как на коньках, перебирая ногами на вираже, Кокорин. А мяч ему накинули черпачком. И он принял, как на тренировках - мягко-мягко, точно на подъем. И не опустил, а с ходу - на! Вратарь кинулся к нему, но мяч по немыслимой траектории пошел в дальний верхний угол.
        3:4! Мы повели!
        Только разыграли мяч, как прозвучал свисток. Да! Да! Да! Игра окончена! Мы выиграли!
        Саня Кокорин подбежал к камерам и как заорет:
        - Скотланд! Х… вам! - и пальцем в ворота тычет и в трибуну, в ворота - и в трибуну. - Х… вам, поняли?!
        И ржёт, как ненормальный. А нет, уже и не ржёт. Уже нет его - накрыла героя волна наших, образуя кучу-малу!
        Свистка не было слышно, а ведь это свисток об окончании игры.
        Да! Мы смогли!
        Глава 25
        Наидостойнейший из достойных
        После победы над «Рейнджерс» в раздевалке было светопреставление. Все скакали, орали, поздравляли друг друга, только у меня осадочек остался. Все-таки по моей вине нам закатили, и как ни убеждал себя, что с ситуацией не справился бы даже лучший в мире вратарь, не помогало. Это были минуты моего позора. Зрители ж не знали, в чем дело, они видели, что Нерушимый ведет себя на воротах, как слепой котенок. Наверное, обзывали, проклинали, как обычно это делают болелы, когда их фаворит косячит. Надеюсь, в СССР не будет прямого эфира, и наши комментаторы расскажут, как все было на самом деле.
        А еще глаза пекли огнем и холодом по позвоночнику прокатывалось осознание, что завтра меня ждет откат. Два раза подряд они были безобидными, по теории вероятности должно жестко накрыть.
        Переоделся я первым - динамовцы все ликовали и обменивались впечатлениями, желали арбитрам и фэнью всего хорошего. Марокко светился, как сегодняшнее солнце, аж глаза болели от него. Когда вошел расстроенный Аксель, тренер отвел его в сторону и принялся предъявлять претензию - что поведение фанатов было недопустимым, и их надо призвать к ответу. Аксель что-то сказал, и Марокко свистнул в свисток, привлекая внимание собравшихся.
        Все притихли, повернули головы. Заговорил Аксель:
        - Господа…
        - Товарищи, - поправил его Марокко. - Господ мы давно повывели.
        - Товарищи, - сказал сопровождающий. - Сейчас по улицам рыщут разъяренные фанаты, которые устраивают погромы. Привлечены полицейские. Во избежание неприятностей, огромная просьба не покидать пределы стадиона, ужин в банкетном зале отменяется, потому что помещение повреждено. Еду вам принесут в номера. Отправление в аэропорт, как и запланировано, завтра в 10.00. Спасибо за понимание!
        - Не удался сюрприз, да? - не сдержал эмоций я, ведь сопровождающий был в сговоре с болелами, из-за него я пережил полчаса позора, и глаза болели.
        Он удивленно вскинул брови и сделал вид, что не понял, о чем я.
        - Какой сюрприз?
        - С солнечными зайчиками, - ядовито улыбнулся я и посмотрел в упор, Аксель отвел взгляд.
        Наши все притихли, уставились на него.
        - Не понимаю, о чем ты.
        Справедливо было бы уличить его во лжи, но что я ему предъявлю? Обвинения покажутся голословными, потому развивать тему я не стал, а наши потеряли к нему интерес и продолжили общаться друг с другом.
        Как только он удалился, вошел наш врач, закапал мне глаза какой-то щипучий раствор, и я ощутил легкое прикосновение к разуму. Ха, вот и бээровец-телепат! Открыв сознание, я принялся думать о прелестях Энн и о том, что неплохо бы с ней снова провести ночь, поговорить и убедить в том, как хорошо в Советском Союзе.
        Бээровец оставил меня в покое, а я подумал о том, что, похоже, он не в курсе того, что перед ним агент. Ну а что, логично проверять парней прямо здесь, так сказать, в процессе вербовки, а не на месте. И на чемпионате мира к командам приставят по бээровцу, потому что спортсмены - цель номер один для вражеских спецслужб, причем работу они начнут задолго до вербовки и на территории СССР.
        Мои познания о работе агентов ограничивались прочитанным в прошлой жизни: они собирают компромат на кандидата или его близких, а потом угрожают его обнародовать. Этот товарищеский матч прошел можно сказать спонтанно, и не было времени подготовиться, а до чемпионата больше года.
        - Вот уроды, - возмутился Исаматов. - Сами ж играли нечестно, еще и быкуют! Максим Романович, а можно их как-то наказать?
        Марокко сказал:
        - Если бы мы проиграли, был бы смысл бодаться, но нам завтра домой, весь мир и так все видел. И нечестное судейство на предыдущих играх, и то, что было сделано сегодня. Англичанам с шотландцами за это отвечать и краснеть, не нам.
        Тренер остановил взгляд на мне, как раз когда я протирал глаза.
        - Саша, ты держался как настоящий боец. Спасибо от нас всех. И от всех болельщиков Советского Союза, которые смотрели трансляцию.
        От неожиданности я аж онемел. И совсем обалдел, когда Денисов захлопал в ладоши, и к нему присоединились остальные, даже Полозенков аплодировал, правда, делал это неохотно. Я сосредоточился на Марокко: убедившись в том, что я и правда талантлив, он очень хотел такого вратаря в команду.
        - Пятьсот тысяч! - сверкая глазами, воскликнул Антон Бако, наконец переставший на меня злиться. - Я богат! Мы все богаты!
        - Я куплю «Волгу-кросс-спорт», - мечтательно закатил глаза Кокорин.
        - А я - квартиру, - улыбнулся Антон. - И женюсь!
        Марокко погрозил пальцем Кокорину:
        - Не будет тебе этой машины, ты ж убьешься к чертям! И как без тебя команда?
        - Имею право! Я заработал! - уперся Кокоша.
        - Купишь - на скамейку сядешь. Вот пойдешь на пенсию, тогда покупай хоть виселицу.
        Пока они пререкались я думал о том, какой праздник сейчас в Михайловске. Наверное, как когда наши выиграли у Испании, пусть тогда и говорили, что этот матч - договорняк.
        Когда все переоделись, Марокко велел идти организованной толпой, от стаи не отбиваться - во избежание неприятностей. Выйдя в коридор, я услышал приглушенный вой сирен и вопли разгневанных болельщиков. Это ж позор: врагу дома, на родине футбола, продуть, да вопреки всем их стараниям!
        Сейчас бы напустить на них полицейских-болельщиков «Селтика», те выполняли бы свои обязанности с радостью.
        По пути в номер я вертел головой, надеясь увидеть Энн, но ее нигде не было. И правда, что она тут забыла, функция-то ее выполнена, она меня завербовала.
        - Ну блин, говорят, в Шотландии виски крутой! - канючил Кокорин, шагающий позади. - Максим Романович, неужели мы не заслужили? Может, пацана этого, Акселя, заслать за горючим?
        - Да, мы заслужили, - поддержал его Полозенков. - Я бы домой взял пару бутылок, на подарки.
        Уже в коридоре гостиницы, прежде чем динамовцы разошлись, Марокко собрал нас и объявил:
        - Внимание! Признаю, вы заслужили, чтобы расслабиться…
        Его голос утонул в многоголосом вопле радости. Тренер подождал, пока все успокоятся, и продолжил:
        - Виски вам будет, но немного. Подарочные бутылки останутся у меня. В одиннадцать отбой. Все, кто берет на подарки - сдавайте деньги под запись.
        - Отбой - в двенадцать! - принялся торговаться Угнич, но Марокко зыркнул на него так, что он замолчал.
        - Двадцать три ноль-ноль. Точка. Нас будут встречать, как героев: и в аэропорту и, подозреваю, на стадионе. Пресс-конференция тоже состоится, боюсь, что и не одна. И на телевидении придется выступить, нужно быть свежими и полными сил.
        В итоге еду нам разносили по номерам вместе с горячительным.
        Меня наконец-то приняли в команду, и, подкрепившись и заправившись, мы с Антохой отправились по номерам: посетили денисовцев, затем - кокоринцев. Я не пил, а вот Антон медленно, но верно надирался, как и все остальные.
        Марокко носился взбудораженной наседкой, контролировал, чтобы процесс не вышел из-под контроля, а я думал, как же здорово, что у нас в «Титане» сухой закон!
        И вообще, загостились мы, хочется домой. Особой разницы в уровне жизни я не заметил, а ощущение, что я здесь чужой, было неприятным.
        Как там наши? Как Микроб, научился ли пользоваться внутренним огнем? А Лев Витаутович пришел ли в норму? Но главное, сдержат ли обещание бээровцы, отпустят ли меня в «Титан»? Стоило подумать об этом, и настроение портилось. А вдруг нет? Вдруг по требованию руководства пропишут меня в «Динамо» основательно? Да, в этой команде оказалось не так ужасно, как думалось поначалу, меня приняли в коллектив, удалось добиться признания, но все равно это не мой проект, мое место в «Титане».
        Каждый раз мне пытались налить, хотели, чтобы я выпил, и, устав бороться, я вернулся к себе, Антоха остался веселиться. А вот укладываться спать я не спешил, потому что завтра меня ждет сюрприз в виде дебафа, и, если он связан с коммуникативными функциями, я могу начудить, ведь придется много общаться.
        С такими мыслями я лег, прислушался к взрывам хохота, что доносились то с одной, то с другой стороны, попытался закачать в купленный в Англии планшет «Людей Икс», «Матрицу», смекнув, что нашим будет интересно это посмотреть, но ничего не получилось: и за скачивание, и за просмотр надо было платить. Только я закрыл глаза, как в дверь требовательно постучали.
        - Тут нет алкоголя, - крикнул я, думая, что это парни все выпили и рыщут в поисках спиртного, но стук повторился, и я спросил: - Кто?
        Ответа не последовало. Что за шуточки? Пришлось вставать. Глазка тут не было, я открыл дверь и на всякий случай прижался к стене - мало ли.
        В номер скользнула Энн с двумя бутылками шампанского и виски, улыбнулась.
        - Что ж ты такой пугливый. - Она поставила бутылки на прикроватную тумбочку. - Не смотри так, это я тебе сувениры взяла, у вас-то такого нет, угостишь друзей, день рождения с ними отметишь.
        - Спасибо, - улыбнулся я и протянул планшет. - Если не трудно, закачай мне «Людей Икс» и «Матрицу», а то за все хотят денег.
        Даже если не будет подключаться к нашему вай-фаю, оставлю как телевизор.
        - Ты этим удивлен? Ну, что за фильмы надо платить? - Она присела на краешек кровати, углубившись в процесс. - Их создавали люди, вкладывали деньги. Логично же!
        - Я знал, что у вас так, но, когда сталкиваешься впервые, удивительно. У нас заходишь и скачиваешь, фильмы-то заказывает государство и дарит своим гражданам.
        - Странно это все. - Энн положила планшет на прикроватную тумбу. - И нехорошо, потому что государство - монополист. Нет выбора, что смотреть. А когда смотришь одно и то же, и это пропаганда, думаешь, что так правильно.
        Хотелось поспорить, что везде так, привести в пример ту же повесточку, которую на западе натягивают на любой сюжет, как резиновое изделие, но я типа не люблю свою страну, потому пришлось подняться и спросить:
        - Зачем ты здесь? - Я кивнул на бутылки. - Зачем это все?
        Не дожидаясь приглашения, Энн села на кровать, закинув ногу за ногу.
        - Мне хочется сделать тебе приятное, а это, - Энн кивнула на бутылки, - поверь, для меня ничего не стоит.
        Оставшись стоять, я объяснил:
        - Ты мне очень нравишься. Но я завтра уезжаю навсегда, мы больше не увидимся, потому что граница закрыта. Зачем привыкать, привязываться?
        Девушка тяжело вздохнула и опустила голову. Черные волосы скрыли лицо. Больше всего на свете она хотела… поехать со мной! А вот что тому причиной - непрошенное чувство или любопытство - я не понял. Погрустив немного, она вскинула голову и ответила:
        - Ты мне тоже очень… интересен, Саша. Честно, не хочу тебя отпускать…
        - Но вам я полезен там, - сказал я, стараясь, чтобы яд не просочился в голос.
        Энн поднесла палец к губам.
        - Я приеду к тебе. Сейчас ведутся переговоры, чтобы какую-нибудь команду отправить к вам и провести товарищеские матчи.
        - Вот пусть «Джерсы» приезжают, а мы им в глаза посветим.
        - Ты не рад, что я приеду? - удивилась она.
        - Пока это вилами по воде писано. К тому же я все время буду играть в разных городах, не факт, что мы пересечемся.
        Я взял шампанское: то самое, что мы пили в Кардиффе. Поставил его на пол, сел рядом с Энн и взял ее руки в свои.
        - Есть наши желания, а есть реальность. Так вот, в реальности мы не встретимся, как бы нам этого ни хотелось.
        Энн упрямо вскинула голову, потащила меня в душ, включила воду.
        - Ты эмигрируешь в Англию, и все будет хорошо.
        Я криво улыбнулся, стараясь не глядеть в зеркало, повернул к нему Энн.
        - Посмотри на себя. У тебя много поклонников? Молчи. Их не может быть мало, потому что ты прекрасна. Ждать меня несколько лет глупо, ты помучаешься немного и забудешь. И это правильно.
        - Будущего нет, - шепнула она, придвигаясь ко мне. - Есть только сегодня. А сегодня вот ты и вот я.
        Она встала на цыпочки и поцеловала меня. Черт-те что! Неужели она и правда так запала? Как не хватает Семерки! Мысли-то я читать не умею.
        Поцелуй длился и длился, кружил голову, вытеснял тревожные мысли. Пусть будет приятное приключение, привязаться я точно не успею и в зависимость не впаду.
        Приключение и правда было очень и очень приятным, и я не просто понимал - ощущал, почему футболисты не спешат обзаводиться семьями. Вспомнился детский прикол: пейте томатный сок, томатный сок - это здоровье, здоровье - это спорт, спорт - это победы, победы - это слава, слава - это деньги, деньги - это женщины…
        Пожалуй, в этом месте пора рвать логическую цепочку.
        Мы лежали обнявшись, опустошенные и расслабленные, торшер давал приглушенный золотистый свет, и наша тень, отпечатанная на стене, напоминала диковинного зверя. Энн водила ноготками по моей груди и шептала:
        - Вот скажи честно, ты хочешь возвращаться… - ее голос изменился, - туда?
        - И да, и нет, - ответил я уклончиво и то, что она хотела услышать. - Да, в Союзе не так хорошо, как здесь, но там - мои друзья, места, к которым я привык.
        - Но там же… ужасно!
        - Энн, ты говоришь, что приедешь - приезжай. Я не обещаю, что буду ждать, потому что не очень верю, что у тебя получится. У нас даже письма слать друг другу писать не получится! Но помнить я тебя точно буду. И покажу тебе свой город, а ты сама сделаешь выводы. Давай закроем тему - во избежание. Хорошо?
        Она кивнула, прижалась теснее и мерно засопела. Я подумал, что девушка отлежит мне руку, потому надо бы лечь поудобнее, но и меня вскоре сморило, а проснулся я один с осознанием, что сегодня я - худший в мире альтруист. То есть сегодня мне выпала участь быть нарциссом и сволочью, я могу подставлять, кидать, лгать, обещать то, чего не смогу исполнить.
        Помнится, в юности мне очень хотелось хоть на минуту влезть в разум морального урода и понять, что им движет. Получите - распишитесь. Веди, Саня, мемуары. Двадцать шестое июля: «Как я был мудаком». Вот как не наломать дров? Главное - помнить о дебафе, каждое слово контролировать.
        Хорошо, что Энн ушла…
        Нет, хреново, что она ушла, потому что нет ничего лучше утреннего секса с такой красоткой. Я скрипнул зубами. Это что же, у меня раздвоение личности? Нужно постараться, чтобы временная личность сегодня не вытеснила настоящую.
        Спустившись на ресепшен, я попросил лист бумаги и ручку. Сотрудница скользнула по мне равнодушным взглядом. Не узнала, сучка.
        Сев на диван, я аккуратно разорвал листок на две части и написал: «Игорь, что бы я сегодня ни сделал, не обращай внимания и всем скажи, это не я. Заранее прошу прощения». И вообще, с чего мне перед ними отчитываться? Это они должны быть мне до конца дней благодарными, я им в одно лицо по пятьсот тысяч заработал. Хм… Справедливо было бы взять процент с каждого, так ведь не то что не дадут, даже не признают, что обязаны мне.
        Подавив желание разорвать записку, я отправился в номер Денисова, постучал. Он открыл, смерил меня взглядом, развернул протянутый листок, прочитал и спросил:
        - Что сегодня?
        - Сегодня я моральный урод. Следи, чтобы кого-нибудь не прибил. - Я протянул ему телефон. - Забери, пожалуйста, и отдай только завтра, что бы я ни говорил, какие аргументы бы ни приводил.
        - У меня дети, не хочется, чтобы ты свернул мне шею, когда я попытаюсь тебе помешать.
        - Я могу, да, - кивнул я, сунул ему телефон и удалился.
        На завтраке мне не понравилось, что для меня не забронировали лучшее место - я ведь больше всех отличился. И вообще, на меня не обращают внимания, когда на руках носить должны.
        Автобус, на котором нас везли в аэропорт, был отвратительным - колени упирались в кресло, стоящее впереди.
        Марокко взял микрофон и рассказал, что будет дальше: в Москве нас сперва везут в спорткомплекс, потом развозят по домам на такси - чтобы фанаты не затискали насмерть, и ночь все проводят с семьями; завтра утром в девять - раздача слонов, встреча с партийными лидерами, потом - пресс-конференция, но нам надлежит явиться в восемь, дабы подготовиться. Кто опоздает или не придет, тот лишится премии.
        В аэропорту каждого обыскивали минут по десять, так и подмывало сказать, что они - ничтожества, не понимающие, с кем имеют дело. Неужели «Динамо» пригласили для того, чтобы вот так мариновать? Где гостеприимство?
        Я старался ни с кем не разговаривать, но с ужасом отмечал, что с каждой минутой все тише звучал голос здравого смысла. Только бы он не смолк окончательно, когда мы приземлимся! Я забьюсь в свою квартирку и буду молчать, пока не засну. Или в самолете попытаться поспать, авось поможет?
        Так я и сделал. Немного посмотрел на Глазго сверху, простился с городом, закрыл глаза и принялся считать. Помню, что досчитал до пятисот, а потом вырубился. Проснулся, когда стюардесса просила пристегнуть ремни перед посадкой, и с радостью обнаружил, что я - все еще уверенный и знающий себе цену мужчина, а не слизняк, которым был еще вчера.
        В Шереметьево наш спецборт встречали: едва подали трап, к самолету хлынула толпа телевизионщиков, журналистов и просто высокопоставленных зевак обоих полов, желающих приобщиться к великому. Хлынула - и разбилась о живое оцепление ОМОНа, обтекла его. Выходили мы в бело-голубой форме, чтобы было видно: это герои-футболисты, а не какие-то черти непонятные.
        Я спускался по трапу вслед за Марокко, махал журналистам, посылал воздушные поцелуи.
        - Саня! - крикнула, какая-то девушка, взметнулись в воздух цветы.
        Правильно, встречайте своего героя…
        - …Кокорин наш герой! - продолжила та же девушка, и к ней присоединился хор голосов: - Он в целом мире один такой!
        Безумно захотелось развернуться и как-ак вмазать Кокоше! Он воровал мою славу. Да, он забивал, на его счету наибольшее количество голов, но без меня они все равно продули бы, как этого можно не видеть?!
        Десятки журналистов и блогеров вели репортажи, над нами жужжали дроны. Я шествовал медленно, расправив плечи и выпрямив спину, чтобы подать себя в лучшем свете, замирал и позировал, с моих губ не сходила улыбка.
        Уходить не хотелось, чувствовать себя голливудской звездой было приятно, а осознание, что завтра мое фото появится на первых полосах газет, поднимало самооценку до небес. Да, это именно то, к чему я стремился! Еще бы денег побольше!
        Получив багаж, мы погрузились в автобус. Я сперва пропустил команду, и лишь потом погрузился сам. Оглядел салон: все ближние места у окна были заняты.
        - Кто-нибудь, - сказал я, - уступите мне место у окна.
        - С хера ли? - возмутился Исаматов. - Ты беременный?
        Грянул хохот. Хотелось сказать, что это лишь малая плата за то, что благодаря мне они победили, но я нашел в себе силы промолчать, потому что ссора мне не нужна. Эти лицемерные ничтожества никогда не признают очевидного. Пришлось боком протискиваться в самый конец автобуса, а он еще и тронулся раньше времени - я чуть не упал.
        - Эй, - крикнул я водителю, - ты там за баранкой не офигел ли? Не дрова везешь!
        Денисов высунулся в проход и посмотрел с осуждением. Так и подмывало показать ему средний палец. Старый пердун, ну, продержится он еще год, а потом начнет сдавать - и откуда столько самоуверенности?
        Возле спорткомплекса нас тоже встречали - и журналисты, и болелы, орущие «Динамо - чемпион». Ко мне подошел начальник команды, похожий на итальянца Алан Георгиевич Королев, теперь в белом костюме и белой же шляпе. Думает, что выглядит стильно, на деле же клоун клоуном.
        - Саша, у меня к тебе дело. Зайди-как в мой кабинет.
        - Пожалуйста, - сказал я и, уловив его недоумение, объяснил: - Нужно говорить «пожалуйста», я не мальчик на побегушках.
        Он проигнорировал мою реплику, пожал всем руки, поприветствовал журналистов и болел, и увел меня к себе. В кабинете кивнул на стул напротив стола, уселся за стол.
        - Ты хорошо себя проявил, - сказал он, подвигая ко мне какие-то документы.
        - И все? - спросил я. - Ничего, что тренер еле пустил меня на ворота? А ведь команда проиграла бы, если бы не я.
        - Ознакомься, - он кивнул на распечатку. - Это контракт. Бесспорно, ты истинный самородок, и должен играть в высшей лиге. Только благодаря тебе «Динамо» способно войти в тройку лидеров. Основной состав я тебе гарантирую. Читай условия.
        Закинув ногу за ногу, я углубился в чтение. Я был обязан играть в «Динамо» три года. Моя ежемесячная зарплата составляла десять тысяч, премия за каждый выигрыш - тоже десять. За победу команды - однокомнатная квартира в Москве, район - на выбор.
        Глаза мои округлились, я сглотнул слюну. Деньги - именно то, чего мне не хватало! Слава - дело наживное, в вышке я быстро сделаю так, что обо мне узнают все.
        - Если заинтересован, - улыбнулся Ковалев, - поставь свою подпись.
        Я потянулся к ручке.
        Глава 26
        Метаморфозы
        Итак, десять тысяч - это немыслимая сумма, мало кто в Союзе столько получает. За выигрыш еще десять. В год мы проводим примерно сорок матчей. Выигрышей будет, скажем, тридцать. Умножаем на десять, получаем триста тысяч, да плюс сто двадцать - четыреста двадцать в год. В пересчете на привычные рубли чуть больше четырех миллионов.
        Это много лучше, чем копейки, которые платят в «Титане», да и за выход в вышку бороться не надо. Но достаточно ли этого для уникального вратаря? В моем мире зарплаты топовых футболистов исчисляются миллионами долларов.
        Может ли быть такое, что в ЦСКА или Спартаке мне предложат больше? Вполне. Так что спешить с ответом не стоит, надо поторговаться, а параллельно обзвонить начальников других команд и поинтересоваться условиями. Сейчас полдень, времени еще вагон и маленькая тележка, только вот незадача - телефон-то я отдал Денисову.
        - А ничьи? - поинтересовался я. - Как оплачиваются ничьи?
        Ковалев развел руками.
        - Никак. Нам нужны только победы.
        - Даже в «Титане» за ничьи платили половину премии, - привел аргумент я.
        - И эта премия равнялась десяти тысячам? - усмехнулся он.
        - Но тогда не всем было понятно, что на данный момент я - лучший вратарь если не в мире, то в мире, то в СССР.
        - А теперь - всем понятно? Например, мне - не очень, - парировал Ковалев и его темные глаза, казалось, стали черными, под цвет зрачка.
        - Советую пересмотреть игры, проведенные в Англии, - сказал я и дополнил: - Внимательно пересмотреть.
        - Будешь подписывать? - спросил Ковалев раздраженно.
        Больше всего на свете он хотел врезать зазвездившемуся молокососу, и плевать, что он, то есть я, боец, зато на профессиональную этику - не плевать.
        Идиот! Любой человек должен знать себе цену и требовать справедливую оплату своего труда. Хватить себя недооценивать! Я имею право собой гордиться больше, чем кто-либо другой.
        - Мне нужно время до вечера.
        - До шести я здесь, - стараясь на меня не смотреть, сказал Ковалев.
        - Впишите, что за ничью - пять тысяч, и мне гарантируется место в основном составе, и я приду в семь.
        - В шесть, - прошипел Ковалев, и я понял, что права качать бессмысленно, а злить его - глупо.
        - Как вы получили такую должность, когда вас раздражают очевидные вещи? - безо всякого злого умысла спросил я.
        Ковалев уперся в стол и подался ко мне.
        - Очевидные, это что у тебя корона появилась и ты стал неадекватным?
        - Нет. Я просто честен с собой.
        - Честен. - Он то ли фыркнул, то ли хмыкнул.
        - Именно. Хотите и с вами буду честен? Вы все - просто стая паразитов, что живут за наш счет. Думаете, я не знаю, куда пойдут сэкономленные деньги?
        - Пошел вон! - Покрасневший от злости Ковалев указал на дверь.
        - Значит, в шесть, - сказал я, встал и направился к выходу.
        Уже в коридоре вспомнил, что отдал телефон Денисову, выругался и бросился искать Игореху, надеясь, что он еще не уехал. В тренерской столкнулся с Марокко, поедающим печенье с чаем.
        - Где Денисов?
        Тренер чуть не подавился, салфеткой промокнул губы и ответил:
        - Дома, с семьей, сегодня все с семьями, завтра с утра награждение, пресс-конференция, как и договаривались, со всего Союза журналисты приедут, даже из…
        Я выругался, ударил стену.
        - Мне нужен адрес Денисова, у него мой телефон!
        - Что с тобой, Нерушимый? Ты белены объелся?
        - Мне. Нужен. Адрес. Денисова!
        - Не скажу, - спокойно ответил Марокко. - Мне не нравится твое состояние.
        - Нормальное состояние. Где остальные?
        - Говорю же, все дома, иди и ты.
        Я снова выругался. Ладно, найду способ выяснить, как связаться с начальниками ЦСКА и «Спартака».
        Пришлось возвращаться домой за деньгами, покупать планшет, заходить в Комсеть, выписывать интересующие телефоны, а потом звонить из автомата. В этом мире сим-карта привязана к владельцу. При утрате телефона нужно заблокировать предыдущую, синхронизировать старую с новой - чтобы звонки переадресовывались на новый номер, и только тогда выдадут другую.
        В итоге я дозвонился только до начальника ЦСКА, который даже половины моей речи не выслушал, сказал, что Акинфеев их устраивает и другие вратари им не нужны. Что ж, нет так нет, и так все неплохо складывается. Буду подписывать контракт с «Динамо».
        Без пятнадцати шесть я распахнул вошел в кабинет Ковалева, не постучав, уселся на стул и скрестил руки на груди, наблюдая, как вытягивается лицо начальника «Динамо».
        С вами, крысы, только так! А то вздумал бюджет экономить за мой счет!
        - Надумал? - по возможности спокойно спросил он.
        - Мне предложили похожие условия, но плюс по пять тысяч за ничью, - блефанул я и принялся загибать пальцы, - служебную машину, гарантированное место в основном составе.
        С каждым выдвинутым условием улыбка Ковалева становилась все шире, он щурился и кивал.
        - Похоже, договор придется откорректировать, - наконец сказал он, взял оба договора, пробежался взглядом по тексту. - Еще я предлагаю тебе разовую путевку на курорт, где не каждый бывает.
        - На Сейшелы? - поинтересовался я.
        - Нах… - все так же улыбаясь, произнес он, разорвал договор, потом еще и еще раз, швырнул обрывки мне в лицо. - Не понял? Пошел отсюда нах…!
        - Как знаете, - сохранив лицо, сказал я. - Вы об этом пожалеете!
        - Ага, уже начал.
        Когда я потянулся к ручке двери, Ковалев меня окликнул:
        - Нерушимый, а ты точно не упоролся ничем? Или ты на учете в дурдоме стоишь, и у тебя раздвоение личности? - Он щелкнул пальцами. - Точно! Нормальный же парень был…
        Дослушивать этого идиота я не стал, хлопнул дверью, вдохнул, выдохнул, сжал кулаки. Хотелось убивать. Неужели это он серьезно? Нет конечно. Вот завтра остынет, и все подпишем. А пока - домой.
        По пути я заглянул в газетный ларек, купил шесть газет со своей фотографией и восемь - где писали про матч с «Джерсами». С Кокориным брать не стал - тоже мне герой, ему просто везет.
        Дома попытался найти адрес Денисова в Комсети. Нашел, поехал на Рублевку, чтобы забрать свой телефон, но дома Игоря не застал. Черт, только время зря потратил! Домой вернулся в восемь, подключился к Комсети, пересмотрел матч с «Рейнджерсами», выматерился - я выглядел, как идиот! Хорошо хоть наш комментатор сказал, что меня слепят. А что, кстати, об этом пишут газеты? Англичане писали, что применят санкции к болелам. Наши просто ругали негостеприимных шотландцев и жалели нас.
        А вот обо мне: «Молодой вратарь из Михайловска удивил англичан». «Нерушимый завоевал победу». «Тот самый Нерушимый».
        Удобно расположившись в кресле, я читал статью за статьей о себе, и в душе делалось тепло и радостно. Прочитав газеты по два раза, я нашел повтор матча с «Кардиффом», когда Марокко наконец поставил меня на ворота, смотрел на себя и любовался. Хорош, ой хорош! И все это понимают, просто многие завидуют.
        Так и уснул, и сон снился, что меня награждает сам Горский.
        По будильнику я проснулся, уставился в потолок, памятью отмотал события на день назад и сжал голову руками. Вот это я выдал! Надо будет перед Ковалевым извиниться. Черт! Хорошо, что все игроки разошлись по домам, и я никого не застал, а то бы Денисова прихлопнул. Или, того хуже, позвонил «титанам» и сказал бы, что они неудачники… Как предусмотрительно я отдал телефон! С утра еще более-менее вменяемым был, а после обеда впал в неадекват!
        Кстати, как там «Титан»? Это ж надо, позавчера первым делом собирался посмотреть, на каком они месте в рейтинговой таблице, а потом стало все равно. Я глянул на часы: семь утра. Времени вагон, успею.
        С десятого места они поднялись на седьмое! Зря, выходит, волновался - и без меня команда отлично справляется. Ощутив укол ревности, я устыдился. Вдвойне устыдился, когда кое-что осознал.
        Наверняка «титаны» ждали от меня известий, не дождались и решили, что я променял их на высшую лигу. Ничего, Денисов отдаст мне телефон, и я исправлю ошибку.
        Потому на стадион я примчался раньше всех, ворвался в тренерскую, где беседовали Марокко и Ковалев.
        - А вот и наш красавец, - проговорил начальник команды.
        Наверняка он все рассказал Марокко: тренер смотрел с сочувствием. Видимо, посовещавшись, они решили, что я псих.
        - Нерушимый, ты в конференц-зал не пойдешь, - припечатал Марокко. - А то еще ляпнешь чего, а мне краснеть.
        - Алан Георгиевич, вчера я вел себя неадекватно, приношу свои извинения. Больше такого не повторится, сегодня я в порядке. И вы, Максим Романович, простите мне вчерашнюю вспышку агрессии.
        - Вот, теперь он нормальный, - сказал Ковалев.
        - Не уверен, что тебе можно доверять, - проворчал Марокко. - Ты не в первый раз ляпаешь недопустимое.
        - Тебе к врачу бы, - посоветовал Ковалев, но смолк, потому что открылась дверь, и вошел Денисов.
        Поздоровавшись, он вручил мне телефон, я кивнул и сразу же уселся на стул, чтобы написать Сан Санычу Димидко. Но что писать? Что не мог связаться? Это какая ж должна быть причина? Черт!
        И не виноват же ведь ни в чем, а ощущение, будто накосячил.
        «Сан Саныч, привет. Вчера связаться не смог, приеду - объясню. Вернусь сегодня вечером или завтра - нужно подтянуть хвосты».
        Отправив сообщение, написал Витаутовичу:
        «Доброе утро, Лев Витаутович! У вас все хорошо? Прилетел вчера, но не мог связаться. Буду завтра или ближе к ночи».
        Рядом уселся Денисов, я шепотом поблагодарил его, принялся писать парням. Сперва Микробу - что все у меня отлично. Потом Погосяну. Клыку. Левашову. Гусаку. Ветеранам «Динамо». Белорусам. Возрастным «титанам», перекочевавшим в запас. Сообщения не повторялись, я пытался сделать так, чтобы сообщения отличались.
        Увлекшись, не заметил, как тренерская наполнилась, и Марокко поделился, что нас ждет приветственная речь генерала Ахметзянова и раздача слонов в присутствии репортеров центральных каналов. Продлится действо не дольше получаса, после чего начнется пресс-конференция.
        Когда он смолк, Ковалев провел инструктаж, что можно говорить, чего нельзя. Можно - правду о матчах, включая нечестное судейство. Нельзя - превозносить Англию, шутить, потому что велика вероятность пошутить тупо, жаловаться друг на друга. И телефоны следует оставить в раздевалке - не дай бог начнут пищать!
        В общем, все ясно: надо вести себя корректно.
        - Ну что, товарищи, - Ковалев потер руки, - ходу!
        Динамовцы поднялись и направились к выходу, я - тоже, но у самой двери меня перехватил Марокко, заглянул в лицо.
        - Нерушимый, ты остаешься. Язык твой - враг твой. И наш.
        Проходивший мимо Денисов остановился, прислушался к разговору.
        - Обещаю не говорить лишнего.
        - Ты уже много раз нас подвел. Сперва из-за тебя нам фанаты травлю устроили. Потом в Шотландии натрепал глупостей. Вчера так вообще самого себя превзошел.
        - А сегодня будет не так, - отрезал я, и тут в разговор вмешался Денисов:
        - Он меня предупреждал. Я предупредил вас, но вы не послушали. Он нужен на пресс-конференции, чтобы расставить все точки. - Денисов встретился взглядом с Марокко и с минуту они играли в гляделки. - Под мою ответственность.
        Игорь положил руку мне на плечо и продолжил:
        - Если он не придет, будут вопросы, на которые вы не сможете ответить, а его журналисты все равно достанут.
        Скривившись, Марокко махнул рукой:
        - Ладно. Ему-то все равно, он от нас уходит, а вот с тебя - спрошу!
        - По рукам!
        Мы поднялись в конференц-зал, где в проходе слева настраивали камеры телевизионщики, проход справа пустовал - видимо, его приготовили для высоких гостей. На месте трибуны полукругом выстроили двенадцать стульев, где стояли таблички с фамилиями - для основного состава и меня. Скраю слева уселся Марокко, справа - Ковалев. На нем были белые брюки, черная рубашка с короткими рукавами, черные туфли и белый галстук. Со шляпой он расстался.
        Марокко ерзал и поглядывал на часы. До начала торжественной части оставалось пять минут. Ковалев тоже нервничал, вскочил, закружил по залу и включил кондиционер, потому что духота стояла несусветная - и это основная часть журналистов еще не пришла!
        Меня больше волновало, что мне ответили парни и сдержат ли обещание, отпустят ли меня в «Титан». Пусть только попробуют кинуть!
        Наконец время пришло, Марокко взял микрофон и проговорил:
        - Доброе утро, товарищи! Меня зовут Максим Романович Костенко, я главный тренер московского «Динамо»… - Он рассказал о поездке «Динамо» в Англию в сорок пятом году и добавил: - Как и тогда, команда провела серию товарищеских матчей в Великобритании с теми же соперниками и вчера вернулась с победой, на родине футбола мы выиграли три матча из четырех! И все это - силами наших талантливых футболистов.
        Он представил каждого, начиная с Полозенкова, рассказал о позиции и достижениях, а закончил Антоном и мной:
        - Помимо Антона Бако, команда была усилена молодым вратарем из михайловского «Титана» Александром Нерушимым. - Я поднялся, обозначая себя, и сразу же сел. - Было бы нечестно умолчать об огромнейшем вкладе Александра в нашу общую победу. Кто-то знает этого молодого человека, потому что следит за стремительным взлетом «Титана», команды, которая в прошлом году из Второй лиги вышла в Первую и теперь движется вверх в турнирной таблице. А кто видит его впервые - запомните. Уверен, что скоро о нем заговорит весь мир. Слово предоставляется начальнику команды Алану Ковалеву.
        - Как уже было сказано, матчи в Англии - товарищеские. Имиджевые. Мы играли за границей впервые за десять лет, и все это время на западе говорили, что футбола в СССР нет. А теперь благодаря нашим парням все узнали, что - есть! И мы непременно закрепим эффект, когда поедем в Европу! - Он взял паузу, хлебнул воды и продолжил: - Конечно же, главное спортивное событие не осталось без внимания, и у нас есть почетные гости. Приглашается Олег Самирович Ахметзянов, генерал-майор МВД.
        Воцарилась звенящая тишина, я напрягся, глядя, как распахивается дверь и к нам направляется мой давний знакомый, генерал-лев. Теперь он был в форме, с орденами, а львиную гриву спрятал под фуражку. И хоть лет ему было около шестидесяти, передвигался он пластично, словно… лев.
        - Доброе утро, товарищи! - поздоровался он голосом Левитана - все замерли, вытянулись, а дальше генерал продолжил в два раза тише голосом бархатным, располагающим к беседе: - Здравствуйте, наши герои-динамовцы! Как каждый гражданин нашей Родины, я смотрел ваши поединки с англичанами с замирающим сердцем, задыхался от возмущения. Вы не ослышались, это были именно поединки, и вы мужественно сражались - не ради себя, вы представляли Советский Союз.
        Он приложил руку к груди и склонил голову.
        - Спасибо вам от имени всех граждан нашей необъятной Родины!
        Вот дела! Мне кажется, или этот одаренный особенно постоянно поглядывает на меня? Пару месяцев назад я хотел его убить, а теперь понимал, что все вышло очень даже неплохо, хорошо не уперся тогда, когда меня призвали.
        Ахметзянов продолжил:
        - Имею честь озвучить пожелание товарища Горского. Футболисты, которые нанесли сокрушительное поражение англичанам, должны носить офицерское звание. Отныне каждому из присутствующих будет присвоено звание лейтенанта.
        Я понятия не имел, что делать в таких случаях, и окаменел. Все-таки отдавать честь надо с покрытой головой. Просто благодарить? Пока все думали, ситуацию исправил Марокко:
        - Спасибо, Олег Самирович, это большая честь!
        Ахметзянов еще нас поблагодарил, пожелал успехов и передал слово Второму секретарю Московского обкома КПСС. Это был носатый невысокий мужичок, которому огромных усилий стоило не перейти на скороговорку.
        Этот сказал, что в течение получаса на наши банковские карты поступят премиальные, еще раз поблагодарил.
        Все полчаса от нас требовалось сидеть прямо и изображать заинтересованность, пока сильные мира сего на нашем фоне пиарятся. Потом Ковалев объявил перерыв, и все выдохнули, но ненадолго: помещение начало набиваться журналистами.
        За последнее время я столько провел подобных встреч, что уже и не волновался - тем более заранее предполагал, что будут спрашивать конкретно у меня. И не ошибся.
        Планирую ли я вернуться в «Титан» или продолжу карьеру в «Динамо»?
        Понравилось ли мне в Англии?
        Где я научился так играть?
        Дам ли я интервью такому-то каналу?
        Как я прокомментирую игру с «Рейнджерс»? Почему арбитры не пресекли ослепление?
        Одни и те же вопросы задавали разным футболистам, в зависимости от личных симпатий, потому пресс-конференция затянулась аж на три часа. Под конец изрядно утомленный Ковалев отклонял дублирующиеся вопросы.
        Распустили нас в начале первого, я ломанулся в тренерскую - прочитать, что написали «титаны», осуждают меня или поздравляют. Мне ответили все - что ждут, спрашивали, когда буду. Я ничего не ответил. Если сейчас распрощаюсь с динамовцами, пока соберусь, как раз к вечеру и приеду, ворвусь в раздевалку, устрою им сюрприз. Да, так и сделаю.
        Только сейчас понял, как я по ним всем скучал. Все-таки мы бок о бок провели больше года, сроднились.
        Последним я прочел сообщение Тирликаса: у него все в порядке, он в норме. Микроб, слава богу, догадался о способностях не писать, но обмолвился, что, увы, я с ними ненадолго, а большего он говорить не имеет права.
        Когда раздевалка набилась футболистами, я встал, откашлялся и проговорил, хлопнув в ладоши:
        - Народ! Внимание! - Все повернули головы. - Как и обещал, я вас покидаю. Не скажу, что было приятно с вами работать, особенно поначалу, но это был полезный опыт. Спасибо, что дотерпели до конца, а не закопали где-нибудь в Англии.
        - Тебя закопаешь, - проворчал Денисов.
        - Ой, да ладно тебе, - Кокорин подошел ко мне, пожал руку и сделал селфи. - Прикинь мы круты! Нормальный ты пацан.
        Динамовцы стали подходить по очереди, только Полоз мрачно сидел в углу. Но и он нашел в себе мужество пожать мою руку.
        - Нерушимый… я одно хочу сказать: не хотел бы против тебя играть, честно.
        Мы обнялись, распрощались, и я побежал к Никите, поблагодарил за науку. Затем нашел Марокко, сказал спасибо за то, что поверил в меня и сделал шаг, который требовал огромного мужества. Поднялся к Ковалеву, начальник команды сказал, что если передумаю, то меня всегда ждут в «Динамо», ведь текст договора сохранен в электронном виде.
        В общем, это сотрудничество с «Динамо» оказалось не таким уж скверным, мало того, оно было насыщенным положительными эмоциями.
        А вот квартирку было жаль, привык к ней. Но ничего, я теперь богат, и сниму в Михайловске роскошные апартаменты.
        Сюда я ехал с одной сумкой, а возвращался с двумя, причем во второй были подарки из Англии, газеты, шампанское и виски. Ну и буржуйский планшет с фильмами. Осталось пережить встречу с «титанами» и не прослезиться. Ну, и, надеюсь, товарищи генералы неприятных сюрпризов мне не приготовили. А то каждый раз, когда расслабляюсь и думаю, что жизнь наладилась, случается что-нибудь плохое. Уж очень настораживает сообщение Микроба, что я с ними ненадолго.
        Эпилог
        Домой! Позади ночная брань чужих городов…
        Родиной Звягинцева был Саратов, а моей стал Михайловск, ведь дом - это место, где ты счастлив и куда хочется возвращаться. Я мог бы остаться в «Динамо», но возвращался я в «Титан».
        Впервые казалось, что экспресс «Москва-Михайловск-Лиловск» идет недопустимо медленно. Я сидел у окна и смотрел, как мелькают швы ограждения, и от этого клонило в сон.
        Никто не ждал меня так рано, но зачем тянуть с приездом? В Москве все дела сделаны, военком, который должен был меня демобилизовать, находился в Михайловске, и к нему я пойду в понедельник.
        Сегодня у меня в планах сделать парням сюрприз, а потом - отмечать победу нашей команды над англичанами и мое возвращение. Как все-таки здорово - когда тебя ждут.
        Больше всего мне хотелось увидеть Тирликаса и Микроба, в основном для него я вез планшет с фильмом «Люди Икс» - ведь он немного про нас. Приехать я рассчитывал полшестого, в шесть войду в раздевалку и застану всех врасплох. Будет фейерверк эмоций!
        Наконец экспресс начал сбавлять ход, и объявили остановку. Я первым рванул к выходу.
        Подумалось о том, что на моем банковском счету чуть больше пятисот тысяч рублей. Память прошлой жизни нашептывала, что нужно срочно вкладывать деньги, а то мало ли, но я понимал, что в этой реальности все стабильно, и деньги не обесценятся.
        А квартиру покупать… Ну да, была детская мечта маленького Саши о своей комнате, но сейчас-то мы с парнями живем душа в душу, и не чувствуется, что тесно. Да и вообще футболисту квартира не особо-то и нужна, как и машина - вся жизнь в разъездах: автобусы, поезда, самолеты, гостиницы.
        Экспресс остановился, я выскочил на перрон и поспешил на стадион. Пока шел, представлял, как все обалдеют, и улыбался, своей радостью притягивая взгляды прохожих.
        А еще я только сейчас понял, как скучал по старинным русским домам, по березам и этой тишине, по легкой небрежности и привычно одетым предсказуемым людям.
        Идти было всего ничего. Я скользнул в ворота и чуть ли не столкнулся с нашим фотографом, Олегом Лютиковым. Парень отрастил волосы, сменил спортивный костюм на джинсы и футболку - и не узнать в нем прежнего гопника.
        - Нерушимый, - пробормотал он, словно призрака увидел, схватился за фотоаппарат, начал пятиться и лихорадочно снимать.
        Щелк, щелк, щелк! Словно хотел застрелить меня из фоторужья.
        - Олег, иди обниму!
        Парень оцепенел, я похлопал его по спине.
        - Как вообще обстановка? - спросил я, поглядывая на часы: в раздевалку лучше идти ровно в шесть, чтобы не засветиться раньше времени и не испортить сюрприз.
        - Нормально обстановка, - наконец оттаял и улыбнулся Олег, попятился, присел, прицеливаясь.
        Щелк!
        - А как Англия?
        - Вот это ты правильно сказал: каканглия!
        Олег потупился и сказал, будто извиняясь.
        - Мне идти надо, девушка ждет.
        - Дай пять! Красавец! - я хлопнул его по ладони и побежал в раздевалку.
        Судя по гомону, все уже были там. Что-то громко рассказывал Погосян, Микроб ему возмущенно возражал, доносился бас Матвеича и гнусавое гудение Синяка.
        Я тихонько отворил дверь и замер. Несколько секунд меня никто не замечал. Гусак, выматерившись, швырнул тапкой в Левашова, тот рванул к выходу, нос к носу столкнулся со мной и выпучил глаза.
        - Народ! Встречайте! - крикнул он и скользнул в сторону. - Призрак Яшина, в натуре!
        Все повернулись, увидели меня и замолчали, лица у них стали такими, словно они и правда увидели призрака. Неожиданный прием.
        - Что? - спросил я.
        Микроб покосился на Матвеича, выступил вперед и сказал:
        - Тебе пришел…
        Клыков толкнул его в бок, Федор зашипел.
        - Зовите Саныча, - проговорил Матвеич похоронным голосом. - Пусть он скажет.
        Меня будто обдало ледяной водой. Кто пришел? Зачем? К чему эта таинственность? Все хотели одного: сказать мне первыми и чтобы я не уходил из команды.
        - Что за новости? - снова спросил я, уже понимая, что они будут молчать, пока не дождутся Димидко.
        Я аж взмок, пока ждал. То спецназ вламывается и крутит руки за спиной, то Лиза делает бросок через бедро, то менты задалбывают повестками. Что на этот раз?! Пришествие марсиан? Нужно сразиться с Бэтменом? Только бы не мобилизация в секретное подразделение БР!
        Да где же шляется Сан Саныч?!
        Наконец дверь распахнулась, и в раздевалку широким шагом вошел Димидко с листком, сложенным вдвое. Посмотрел на меня, отвел взгляд, ноздри его раздулись.
        - Александр, - торжественно произнес он. - Поздравляю тебя с триумфальным восхождением на Олимп!
        «Титаны» по-прежнему молчали и переглядывались. Я не выдержал, качнул головой:
        - Саныч, не маринуй. Что случилось?
        Он показал мне листок:
        - Тебе пришел вызов в национальную сборную.
        Я уронил челюсть и онемел. Чувства пронеслись вихрем: радость, сомнение, недоверие, злость. Меня разводят? Совсем офигели? Это ж как голодающего поманить пирожком, а потом его сожрать.
        - Что за дурацкий розыгрыш?! За такое можно и в рожу…
        Димидко протянул мне листок, а парни начали аплодировать - сперва робко, потом все яростней. Дверь распахнулась, и ворвался фотограф Олег, закружил вокруг меня, делая снимки. Я одновременно показал ему кулак и развернул лист.